Александр Мазин Мы платим железом
Глава 1 Замковый остров. Свеи идут!
Они пришли за три недели до Йоля. Аккурат с началом календарной зимы. Пришли, чтобы нас уничтожить.
Нельзя сказать, что я их не ждал. Ждать неприятностей от соседей – это нормально для любого ярла. Тем более – такого, как я. То есть получившего землю и подданных не в наследство или в подарок, а заплатившего за ярлство, как здесь говорят, железную цену. То есть волшебной силой оружия превратившего чужое в свое. Собственно, всё, что было у меня, Ульфа Хвити, которого не так давно звали Ульфом Черноголовым, а еще раньше, в прошлой, считай, жизни – Николаем Григорьевичем Переляком, всё, что я нажил и чего достиг, всё это я добыл с помощью доброго клинка франкской работы по имени Вдоводел. Ну и благодаря моему умению им пользоваться. Хотя и возможности моего интеллекта отрицать не стану. Того самого, который нынче дал сбой и уверил меня, что в ближайшее время опасности не предвидится. Враг придет, это понятно. Не тот человек шведский король, а по здешнему – свейский конунг Бьёрн, чтобы еще разок не попытаться вернуть кирьяльскую провинцию. Конечно, свеи придут. Потом. Когда-нибудь. Весной. И не ранней, а ближе к лету. Когда сойдет лед, дороги подсохнут и откроется новый сезон морских и сухопутных походов.
Но уж точно не в канун Зимнего Солнцеворота, когда мои скандинавские соратники и вся прочая общественность активно готовятся к грядущему празднику, радуются хорошему и мечтают о лучшем. Радовался жизни и я, их ярл по законному праву. Ну да, разве право силы – это не главный здешний закон? Охота, подводная рыбалка, мужские игры на свежем воздухе…
Что еще надо человеку, чтобы чувствовать величие бытия?
Любимая женщина? Так у меня их имелось сразу две, причем одна, юная и пылкая, – непосредственно под боком.
Верные друзья? Да у меня, считай, целый хирд верных друзей!
Благосостояние? Ну так я оч-чень богатенький буратина по здешним меркам.
Короче, у меня было всё, что требовалось для счастья. И я был счастлив ровно до того момента, когда мой дренг Тулб Огонек не открыл предо мной нерадужную перспективу:
– Свеи идут!
Ворвавшийся среди ночи в мой закуток молодой варяг был настолько возбужден, что даже на прелести Зари свет Труворовны не глянул.
– Сколько? Как далеко? – Я уже был на ногах и искал глазами портки. О, нашел!
– Много! В трех переходах!
Рубаха, штаны меховые (чай, не лето), носки, сапожки…
– Кто весть принес?
– Артельщики кирьяльские! Со всех ног бежали!
Могу поверить. С кирьялами у меня дружба, переходящая в восхищение. Дани я с них не беру. Всё честно покупаю, пусть и по сильно заниженным ценам. И товарами нужными снабжаю. По ценам сильно завышенным. Но это если считать по свободно-рыночным меркам. А поскольку до ближайшего свободного рынка – километров двести, да и там обобрать неопытного человека могут ну совершенно запросто, то получается, что цены мои – очень даже справедливые. И демократичные. Даже самый дикий лесовик получает топор по той же цене, что и житель поселка. Три пачки элитных шкурок – и топор твой. Ну да, где-нибудь в Европе за каждую из шкурок дадут дюжину таких топоров, но у нас же не Европа, верно?
Зато я их не граблю. И девок кирьяльских не порчу. Ни я, ни люди мои. А если по взаимному согласию, так это ведь совсем другое дело. И в этом мое существенное преимущество перед свеями, которые и грабят, и насилуют, и живьем жгут, если решат преподать урок покорности. И перспектива получить подобный урок превращает кирьяльских лесовиков в моих преданных союзников. Что очень кстати, учитывая мой малочисленный гарнизон.
– Поднимай наших, – скомандовал я Тулбу. – Всех. И сюда, ко мне. И успокойся. Мы свеев били, бьем и будем бить!
Только так. Командир должен вселять уверенность в сердца подчиненных. Даже если у самого ее нет.
Уверенности нет. Но есть надежда. Что-то мне подсказывает, что сейчас именно тот момент, когда пушистый пипка уже дышит в затылок. Следовательно, вероятность благорасположения госпожи Удачи максимальная.
После того как Свартхёвди Медвежонок отплыл домой, в моем распоряжении осталась весьма скромная команда. Если бы не перешедшие ко мне бойцы из бывшего хирда Ульфхама Трески, ситуация была бы вообще грустной. Даже приличный строй не собрать.
Но с этой шестеркой стало повеселее. Трое – дренги из разных областей Скандинавии: рыжий Мёрд Красная Шапочка, Лут Ручища и Сёльви Краденая Лепешка. Все с неплохой начальной подготовкой и перспективой вырасти в настоящих бойцов. Если выживут, понятное дело. Остальные из тех, что уже выросли. Ко мне присоединились трое матерых вояк, каждый из которых украсил бы хирд любого успешного конунга. Так что я был польщен тем, что эта тройка выбрала меня.
Первым из них был мой старый знакомец Витмид, переметнувшийся еще до того, как Заря развалила голову его непосредственному начальству.
Вторым – хитромудрый, чернявый, как и я, дан Вифиль по прозвищу Прощай. Была, как мне сказали, у него такая привычка: напутствовать этим словом своих оппонентов перед тем, как прикончить.
А третьим, к моему немалому удивлению, оказался Оспак Парус.
У меня были сомнения – стоит ли вообще его брать? Опасался, что лучший друг убитого Трески хочет отомстить за его смерть, потому ко мне и просится. Но Медвежонок убедил меня, что всё чисто. Оспак еще простодушней моего давнего друга здоровяка Стюрмира. Ульфхам шел за Рюриком-Хрёреком, Оспак шел за Ульфхамом. А теперь он – мой.
– Не сомневайся, брат! Парус теперь наш! – заверил меня Свартхёвди.
Мнению моего побратима я доверял. И Оспак стал нашим. Завидное приобретение. В бою Оспак стоил минимум двоих. И места в строю занимал столько же.
Медвежонок хотел забрать Оспака с собой, но я воспротивился. Хватит того, что он увел от меня всех варяжат, исключая Тулба Огонька, прикипевшего к Буре. Варяжата, кстати, переметнулись ко мне прямо из-под крыла Трувора.
И он это принял. Знал, что должен. Ведь именно на него Ульфхам намеревался свалить убийство меня и его дочери. План Трески провалился – и Трувор сохранил честь. И жизнь, потому что Медвежонок в запале его бы точно прикончил. Жнец, конечно, крут, но последействие дряни, которую ему подсыпал в пиво Ульфхам, сделало его никудышным бойцом минимум на сутки…
В общем, мы с Трувором не то чтобы помирились, но отношения стали скорее нейтральными. Более того, он фактически дал добро на наш будущий брак с Зарей. И она осталась со мной. Но скорее всего просто потому, что у Трувора не было физической возможности забрать ее с собой. После устроенного Ульфхамом покушения среди воинов Рюрика, посланных по мою душу, царил полный раздрай. И даже у собственных бойцов он не нашел бы поддержки. Да какая поддержка! Трувор Перуном клялся, что ни мне, ни кому-либо из моих не причинят вреда, если я впущу их в крепость. И вот тебе, дедушка, сковородкой по щам!
В целом очень удачно получилось. Не думаю, что Рюрик еще раз попробует меня прищучить. Ну и хорошо. Мне, собственно, и свеев более чем достаточно для остроты ощущений. Вот что им до весны не сиделось!
Глава 2, в которой становится понятно, что расклад не просто хреновый, а намного хуже
– Надо уходить!
Эту невеселую мысль первым высказал Витмид.
Мол, шансов у нас никаких. Совсем. Да и умирать особо не за что. Дикий край. Дикие земли. Добро бы – тыща гектар плодородной пашни, тогда другое дело. А тут… Этаких чащоб на здешней земле больше, чем воды в море.
Мы собрались в большом зале длинного дома, способного вместить две сотни пирующих. Здесь особенно хорошо было видно, как нас мало.
Плодородные пашни… Ну-ну. Мне их тоже когда-то предлагали. Ивар Бескостный. Причем вместе с работниками. Правда, не сразу, а в перспективе. Не очень отдаленной. Сразу после завоевания Англии. Может, и впрямь ну ее на фиг, эту Кирьяльщину? Когда еще она станет частью Ленинградской области? Опять-таки по-английски я говорю значительно лучше, чем по-кирьяльски.
«Уходить!» – настаивал Витмид. Никто не возражал. Мои хускарлы: Гуннар Гагара, Стюрмир, Бури, Оспак Парус, Виги-Вихорёк, Тьёдар Певец, Кёль Длинный, братья Крумисоны, Витмид и Вифиль Прощай, – молча глядели на меня. Так же, как и присутствующие здесь Заря и отец Бернар. Никто не спешил оспаривать предложение Витмида, даже мой сын Вихорёк.
Две сотни свеев. Полный хирд, причем большой хирд. Этого хватит на команды для четырех драккаров. Полностью укомплектованные команды.
Две сотни свеев, а нас и двух десятков не наберется.
Поэтому мы должны уйти в изгнание, в заснеженные зимние леса, ночевать в сырых землянках и питаться всякой дрянью, в то время как победители будут наслаждаться теплом и уютом, пить наше пиво, лопать наши припасы и валять на наших постелях наших женщин… Очень, очень не хочется такого исхода. Да, эта мысль отчетливо читалась в глазах моих людей. Однако какая альтернатива? Стать кормом для воронов?
Что бы сказал сейчас мой брат Медвежонок?
Да он, собственно, уже высказался по данному поводу. Лучше умереть ярлом, чем сдохнуть бродягой. У меня другое мнение. Я предпочту ярлом – жить. И на этой горке для меня свет клином не сошелся. Потому в тот, прошлый раз, я сумел его переубедить. Но тогда судоходство еще не закрылось, и мы могли уйти на кораблях, прихватив большую часть добычи. Сейчас же «Северный Змей», законсервированный на зиму, ждёт в уютном сарае следующего сезона… И если мы свалим, то он тоже достанется победителям.
Мой драккар! Свеям! Не хочу! Не позволю!
Однако две сотни – это две сотни. Они вынесут нас из крепости вместе со стенами, если потребуется. Ну вот же… ситуация!
А я так надеялся, что до весны нас никто не тронет! А весной подтянется Медвежонок с командой, может, и наш новый союзник Ольбард Синеус тоже подкинет людей…
Я надеялся.
Не сбылось.
– Они нас не оставят, – затянувшееся молчание нарушил Кёль Длинный. – Если мы уйдем отсюда, они будут нас искать, пока не найдут, ярл! – мрачно заявил он.
Черт! А ведь он прав, этот двухметровый сутулый похититель чужих невест. Мы очень сильно обидели их конунга. И заняв крепость, они точно не успокоятся. Начнут прочесывать леса сами и при помощи кирьялов, которые пока что за нас, но когда мы сбежим, вряд ли станут противодействовать своим прежним хозяевам, зная, как те жестоки к непокорным.
Бодрости реплика Длинного нам не прибавила.
Перспектива зимовать в лесу сама по себе не радует, а если тебя при этом будут гонять, как лису охотничья свора…
И на две сотни кэмэ вокруг никого, кто мог бы предоставить нам кров, не говоря уже о силовой поддержке. В общем, засада.
Я посмотрел на Бури. Азиат, пожалуй, самый уважаемый мною человек в нашей команде.
Бури спокойно выдержал мой взгляд. Потом достал из сумки полоску вяленого мяса и принялся не спеша жевать. Демонстративно. И все перестали глядеть на меня как на волшебника, который должен достать из шляпы наше спасение. Все уставились на плосковатую смуглую физиономию снайпера-стрелка. А тот прожевал не спеша, обтер ладони о штаны и произнес негромко, ни к кому вроде бы не обращаясь:
– Две сотни, значит… Семь-восемь колчанов… Так, Виги?
Мой приемный сын буквально расцвел.
Новые правила счета так и сияли в его глазах. Не двести вражеских воинов, а двести метких выстрелов. Он на тренировке делает больше.
Правда, остальные хускарлы его оптимизма не разделяли, однако и они взбодрились. После реплики Длинного стало ясно: никуда мы не побежим. Потому что догонят. Значит, придется драться. Смерть в бою – это лучше, чем умереть затравленной лисой. В Валхаллу берут воинов, а не зайцев.
Но драться без шанса на победу… Как-то не очень.
Бури молодец. Напомнил: шанс есть всегда. Не в первый раз мне принимать бой при таком скверном раскладе. И я всё еще жив. И, как уже не раз отмечено, удачлив. Причем удача моя такого сорта, что подключается только при самом скверном обороте событий. Вернее, до сих пор было так, а что в будущем – неизвестно.
Однако пассивно ждать, пока нагрянут вороги, и мужественно взойти на крепостные стены – не мой вариант. Госпожа Удача приходит к тем, кто не стоит на месте. Так что ждать мы не будем. Будем действовать. Предложим что-нибудь остренькое нашим незваным гостям. Что-нибудь вроде стрелы в горлышко.
Но для начала поговорим с очевидцами.
– Виги, позови-ка сюда кирьялов, что принесли весть.
К сожалению, ничего позитивного кирьяльские охотники не сообщили. Наткнулись они на свеев случайно, однако заметили вовремя, потому что те, собственно, и не скрывались, шли без опаски. Шли на лыжах и волокли с собой санки с припасами. Вооружены справно. Мечи у многих, если не у всех, меч же – характерный признак воина-профессионала.
Развеяли кирьялы и мою надежду на то, что у страха глаза велики. «Две сотни» возникли не с потолка. Охотники не поленились: посчитали рейдеров. В палочках. Две длинных, две средних и одна короткая. Двести двадцать один боец. Шли свеи без спешки, но и не медлили. Охотники прикинули их скорость, сопоставили с собственной и с пройденным расстоянием и сделали вывод, что опередили врагов примерно на трое суток. Я, однако, полагал, что можно смело прибавить еще день, потому что на подходе свеи наверняка притормозят: озаботятся разведкой.
А наша задача – притормозить их еще больше. И превратить беспечную прогулку по зимнему лесу в нечто совсем противоположное.
Кирьялов я наградил и отослал, предупредив, чтоб не уходили и не напивались. Они мне еще понадобятся.
Затем собрал свой хирд уже целиком, включая весян, которых за последние месяцы Бури удалось прилично подтянуть в стрелковом искусстве.
– Что к нам идут свеи, вы уже знаете, – сообщил я рассевшемуся на лавках хирду. – Их много, и мне это не нравится. Потому я хочу сделать так, чтобы часть из них до нас не дошла. Для этого нам понадобится человек пять лучших стрелков и два-три хускарла в прикрытие. Обязательное условие: все должны отменно ходить на лыжах. Бури, твое слово!
– Стрелки: Виги, Огонек, Лосенок, Комар, Сорока! – не колеблясь выбрал Бури.
Себя он в список не включил, поскольку лыжник из него еще хуже, чем из меня.
– Я тоже на лыжах хорошо бегаю! – немедленно заявила Заря, но я ее возглас проигнорировал.
В Вихорьке и Тулбе я не сомневался, а вот трое весян…
Лосенок и Комар – братья. Их Бури выделил с самого начала. А вот Сорока… Нет, хоть он и Сорока, но смотрит соколом. Польщен, что наставник определил его в лучшие.
– Добро. С ними пойдут Гуннар, Оспак и Сёльви. Старшим – Гуннар.
Эх, как хотелось самому… Но здесь я со своим тамошним лыжным разрядом – натуральный тормоз.
– Заставьте их понервничать. Убейте, сколько сможете, но при этом – зря не рисковать. И еще: Гуннар, будет славно, если они останутся без припасов.
Зима на дворе. И в лесу – тоже. Охотиться зимой труднее, а вот кушать надо хорошо. Потому что холодно.
– Постарайтесь вернуться в том же составе, что и ушли.
Всё.
Вопросов никто не задавал. Новоиспеченные рейнджеры отправились собираться, а я подозвал Повторюху, дренга из весян, и велел смотаться в селение и привести сюда старосту из поселка. Пора выяснить, могу ли я рассчитывать на серьезную поддержку местного населения. Склонен думать, что при желании аборигены способны выставить нам в поддержку не меньше чем полтысячи ополченцев. Понятно, что бросать их в рукопашную на свеев – всё равно что кусок мяса отправить в мясорубку. Даже дистанционно они вряд ли нанесут значимый ущерб бронированным хирдманам. Но летучие партизанские отряды могут изрядно снизить свеям уровень комфорта.
Староста примчался задолго до полудня. Он уже был в курсе главной новости и здорово переживал.
В прошлый раз свеи обошлись с ними беспощадно. Едва сойдя на берег, тут же принялись хватать и вязать. Собственно лишь благодаря свейской торопливости староста и выжил. И он, и большая часть его родовичей. Даже скот в лес угнать успели, пока свеи грабили дома побогаче и сторожевой пост. К сожалению, грабежом свеи не ограничились. Сожгли несколько домов. Но и это ладно. Но то, как они обошлись с пленными…
Через день после того как Ульфхам Треска едва нас не убил, я оставил гостей и сплавал к селению.
И так вышло, что опередил спасшихся кирьялов. Они появились позже, когда мы уже собрали убитых. Собрали по частям и начали обкладывать дровами.
В общем, на тризне, которую справляли вечером, я попросил Трувора уступить мне единственного уцелевшего свейского хольда. Жнец как-то почувствовал, что для меня это важно, – и отдал мне священный поединок.
– Зачем? – спросил я его перед тем, как убить.
– Когда овца отказывается давать шерсть, с нее сдирают шкуру, – ответил свей. Белокурый красавец с мужественным профилем. Он почти не пострадал в бою. Сначала шлем сорвало, потом прилетело чем-то тупым по затылку.
Меня он всерьез не воспринял. Браслеты я снял, цепь тоже. И никто не сказал ему, что я и есть тот самый ярл, который захватил их территорию.
– Они-то при чем? – спросил я.
– Забыли, кто их хозяин. Теперь запомнят. Жаль, много их сбежало.
– А вот ты не сбежишь, – пообещал я. – Ты получишь то же, что и они, а потом отправишься прямиком к Хель, а мясо твое сожрут раки.
– Я умру в бою! И уж точно не от твоей руки, мелкий! – самонадеянно заявил хольд. – Хорошо, что вы, воры из Гардарики, такие дураки. Попадись ты мне в руки, ты умирал бы долго!
– Вообще-то я не из Гардарики, – сказал я. – Я из Сёлунда. Я бы отрубил тебе большие пальцы, чтобы те, кто пирует в чертогах Одина, знали, что ты не достоин зваться свободным человеком. Но думаю, что быть рабом в Валхалле все же лучше, чем в Хельхейме.
– Твоя болтовня утомляет, мелкий, – заявил свей и атаковал. Но дрался он плохо. Для хольда. Наверное, после удара по голове он был не в лучшей форме. Мне было не трудно выполнить свое обещание. Я не стал сдирать с него кожу. Я не умею, да и противно мне делать такое. Но я отрубил ему руки и ступни, а потом схватил за шкирку и утопил в заливе. Труп утопил, потому что он истек кровью раньше, чем захлебнулся.
По правилам свей должен был лечь в ногах уходящих в Ирий варягов, но Трувор не стал меня упрекать. По-моему, он сделал из моего поступка какие-то собственные выводы и, похоже, уважения ко мне у него прибавилось. И не только у него.
К зиме поселок отстроился и выглядел даже лучше, чем прежде. Убитых, понятно, не воскресишь, но жизнь продолжалась, и ко мне хитрован староста относился теперь прям как к отцу родному.
А я-то в свое время раздумывал, как бы его к нам привязать: силой, хитростью, подкупом… И вот.
– Будь зрав, Сохрой! – поприветствовал я старосту.
Тот в ответ одарил меня земным поклоном:
– И тебе здравствовать, господин!
По-скандинавски староста болтал свободно.
Мы сели за стол. Я вел себя демократично, но староста сам держал дистанцию. И первым делом поинтересовался, какие у нас планы в связи с надвигающейся бедой.
– Мы не уйдем, – веско ответил я. – Это не первые свеи, которых мы будем бить. И не последние, к сожалению.
– А сможете? – всё-таки усомнился староста. – Их намного больше, как мне сказывали.
– Мы будем драться.
Староста покивал, отпил предложенного пива, а потом сам перешел к вопросу, ради которого я его и позвал:
– Мы с тобой, ярл. Чем можем помочь?
– Ты говоришь только от своей родни или от всех кирьяльских родов? – уточнил я.
– Я говорю голосом всех кирьялов ближних вод! – торжественно произнес староста. – Чем мы можем помочь? Скажи, ярл, и мы все сделаем!
Глава 3 Бей и беги!
– Сильные воины, – отметил Оспак, разглядывая свейский лагерь. – И много.
– Много – это хорошо, – отозвался Вихорёк. – Проще цели выбирать.
– Помолчите оба, – велел Гуннар.
Он думал.
Свеев они обнаружили незадолго до темноты. Ну как обнаружили… Те особо не прятались. Разбили лагерь, разожгли костры. Приняли, конечно, меры, чтоб дым рассеивался, а не поднимался над деревьями, однако двести человек не спрячешь. Видно и слышно издалека.
И стражу свеи держали не очень старательно. Гуннар заметил троих внизу и двоих, в секретах, – на деревьях. Последних – потому что внизу на снегу остались следы, которые никто не потрудился как следует замести.
Пусть сидят. Гуннар и не собирался ничего делать, пока светло. Сейчас главное понять, что, кто и где. Вот эти сани в центре наверняка с провизией, поскольку к ним наведываются те, кто куховарит. А вот на этих, упакованных особенно тщательно, скорее всего, оружие. А этот шатер посреди лагеря, надо думать, принадлежит старшему. Ярлу небось. Обычный вождь не стал бы тащить с собой этакий шатрище. Вернее, заставлять своих людей его тащить, поскольку ни лошадей, ни собак, ни оленей что-то не видно, а любитель уюта вряд ли тащит шатер сам.
Гуннар мрачно ухмыльнулся. Он не любил родовитых. Спесивых, надменных, полагающих, что они по праву рождения могут поплевывать сверху на таких, как он, Гуннар.
Хотя как знать, если ярлу не изменит удача, то и Гуннаровы сыновья тоже будут расти в холе. А уж он, Гуннар, постарается, чтобы они поняли, что настоящее богатство и славу берут мечом, а не по праву рождения.
– Расстояние хорошее, выцелишь? – спросил норег у Вихорька.
– Для меня и Тулба – да, а Комару и Сороке – лучше поближе. У них луки слабее, – добавил он, чтоб не подумали, что он хочет обидеть весян.
– А вот оттуда? – Гуннар показал на засыпанные снегом кусты шагов на полсотни ближе к лагерю.
– Оттуда хорошо, – согласился Вихорёк. – Но-чью, да?
– Соображаешь, – одобрил Гуннар. – Оспак, что скажешь?
– Хорошо бы сани поджечь, Гагара, – сказал дан. – У них там бочонок с жиром вроде. Я бы взялся. Если вот с той стороны, то можно тихо зайти. Я бы взялся запалить, если они костры на ночь не потушат.
– Вдвоем сделаем. – Гуннару мысль понравилась. – Расспросим кирьялов, что тут вокруг и куда бежать, если что. Снегопада не ожидается, так что проследить нас – как яйца почесать. А потом пожрем и спать. До срока.
– А эти не учуют? – озаботился Оспак.
– Разве что ты захочешь горячего, – усмехнулся Гуннар.
Впервые с начала этого похода у него было хорошее настроение. Не думал он, что свеи окажутся такими беспечными. Понятно, что против них здесь равной силы нет, но всё же не к родне на хутор идут – воевать. И что это значит?
Гуннар был далеко не дурак. Дураки не выживают там, где он выжил. А еще у него был изрядный опыт. Побольше, чем у того же Оспака, за которого всё время решал кто-то другой. И этот опыт подсказывал норегу: раз свеи идут, как охотники по тюленьему лежбищу, то не знают, на что способен Ульф-ярл и его люди. И они заплатят за свою наглость.
Снег – это хорошо. Гуннар любил снег. Он родился зимой. И снег был первым, что он увидел, когда родился. Правда, сам он этого не помнил. Но и его первым воспоминанием тоже был снег. Какой он мягкий и как приятно щиплет ладошку.
Гуннар оглянулся. Для этого ему пришлось немного привстать.
Белый, время от времени смещающийся бугор позади – укрытый накидкой Оспак. Он ползет по снегу совсем неплохо для дана.
Немного в стороне и подальше – Виги. Дерзкий мальчишка. Гуннар ухмыльнулся. Виги ему нравился. Он всем хускарлам по нраву. Это ж какую удачу иметь надо, чтобы трелю-пастушку сыном ярла стать! И в бою такой счастливчик лишним не будет точно. И надежный он. Из тех, что один на пятерых бросится, чтобы друга защитить. Даже такого старого зверюгу, как он, Гуннар. Нет, хорошо, что ярл доверил ему своего сына. Да еще такого, которому и сам Гуннар может довериться.
А вот лесовики… Всё, на что можно надеяться, – что не побегут раньше времени. Для этого с ними Сёльви Краденая Лепёшка. Вот не повезло молодому с прозвищем. Теперь придется показать себя героем, чтобы заполучить новое, получше.
Но Сёльви храбр, он настоящий дренг. Так что за весянами приглядит. Сбежать не даст и прикроет, если понадобится.
Четвертого стрелка, Тулба, Гуннар со своего места не видел. Но в нем норег тоже не сомневается. Тулб, как и сам Гуннар, рожден для войны, а не для мира.
Норег осторожно двинулся дальше. Ползти по снегу легко. Он мог бы намного быстрее. Но нельзя. Дозорные свеев расположились толково, в тени, спинами к костру. Могут заметить движение. Поэтому двигались плавно, неторопливо, каждое движение – отдельно. Так рысь подкрадывается к добыче. Чтобы достать и убить наверняка.
Однако Гуннару с Оспаком убивать дозорных самим не понадобится. Как только норег окажется в одном броске от цели, Вихорёк выстрелит. И Тулб, который укрылся с другой стороны лагеря, выстрелит тоже. В своего дозорного.
А потом они покажут свеям, чем война отличается от охоты на тюленей.
Гуннар всё очень хорошо продумал.
И убедился, что его бойцы знают, что им делать.
Если всё пойдет как задумано.
Но поскольку в бою редко всё получается как задумано, то и на этот случай Гуннар подробно растолковал бойцам, что делать каждому, если что-то пойдет не так.
Гуннар знал, как огорчается ярл, если кто-то из своих отправляется в Валхаллу, а норег огорчать ярла не будет. Постарается привести обратно всех, даже пугливых лесовиков.
Впрочем, страх – тоже неплохо. Тем более эти трое пока что не настоящие воины. Без опаски пропадут. Однако убивать они уже умеют. Поэтому всё, что требуется от Гуннара, – это придумать для них подходящее место в предстоящей схватке. Такое, чтобы они могли убивать, а их – нет.
Гуннар слышал, как сзади передвигается дан. Гуннар знал, как и кого слушать. Дозорные не слышали ничего. И один из них, тот, что поближе, кажется, дремал.
Нет, зима – это хорошо. Холод усыпляет. Так сладко спать на постели из лапника, завернувшись в меховое одеяло и повернувшись так, чтобы тепло костра грело лицо. А вот вскочить по тревоге за пару ударов сердца зимой намного труднее, чем летом. Практически невозможно.
Звук попавшей в цель стрелы будто подбросил Гуннара. Белая накидка упала на снег (норег запомнил, куда именно), а сам он стремглав бросился к шатру и сильным толчком, с разбега, опрокинул его.
Внутри заорали, задрыгались, пытаясь выбраться из-под тяжелой ткани. Гуннар ударил мечом туда, где ворочалось живое. Ударил дважды, наугад, потом бросился на свеев, которые спали снаружи, и зарубил еще двоих. Затем подхватил чей-то щит, зачерпнул им углей из костра, подбежал к ближайшим саням, разрубил укрывающую их ткань и щедро сыпанул углей в нутро. А остатки метнул в лицо подскочившего свея. Тот отшатнулся и заорал. Второго свея, вознамерившегося убить Гуннара, зарубил возникший у свея за спиной Оспак. Следующим движением дан метнул кувшин. Туда, куда Гуннар отправил угли.
– Масло! – крикнул он радостно.
Вокруг саней, которые поджег Оспак, суетились свеи, пытаясь сбить пламя. Вот только вряд ли это у них получится. Огонь уже набрал силу. Вот-вот перекинется на вторые сани. Гуннар увидел, как свей, попытавшийся их отволочь, упал со стрелой в спине. А потом еще один получил стрелу в голову и рухнул прямо в огонь.
– Бежим! – крикнул Гуннар и бросился наутек, попутно подрубив ногу еще одному свею и вырвав у него из рук щит. Щит норег тут же забросил на спину, левой рукой, на бегу, подхватил сброшенную перед атакой накидку.
Быстрей, быстрей…
Гуннар слышал, как позади, понемногу отставая, топочет Оспак.
Гуннару было немного стыдно, что его радует то, что Оспак отстает и что дан такой большой. Когда в них начнут метать копья, первые достанутся дану.
Гуннар хорошо относился к Оспаку, но к себе самому он относился еще лучше. Ему нельзя умирать раньше, чем он увидит своего новорожденного сына. Гуннар был последним в роду и очень надеялся, что сына он увидит.
Копья полетели в них, когда норег уже добежал до чащи, обернулся и разом оценил происходящее.
Оспак отстал ненамного, шагов на тридцать. Десятка полтора свеев, бросившихся за ними в погоню, были примерно на таком же расстоянии от Оспака. Кое-кто из них уже метнул копья, но они поторопились, и ни одно не попало в цель. Самые прыткие из свеев бежали явно быстрее Оспака, хотя тот спешил изо всех сил.
Ну да, дан слишком тяжел, чтобы быстро бегать. К тому же он в броне и с оружием, а свеи мчались налегке, без броней. Вдобавок двое из них бежали по уже утоптанному Гуннаром и даном снегу.
А в свейском лагере всё обстояло как нельзя лучше. Подожженные сани пылали двумя веселыми кострами. Потушить их уже не пытались. Там по-прежнему царил беспорядок. Никто не пытался организовать правильную погоню. Кроме тех, кто сейчас преследовал Оспака.
Но догнать дана свеям было не суждено. Гуннар тщательно всё продумал и знал, куда посадить весян.
– Бей! – закричал Гуннар, перекрывая шум и вопли, доносившиеся из лагеря, и азартные крики гнавшихся за ними свеев.
Как верно заметил Виги, луки у весян были послабее, чем у них с Тулбом. Но по меркам Севера, это были очень хорошие луки. И с пятидесяти шагов посланные ими стрелы разили неплохо. Самых прытких свеев уложило одним залпом. Второй, направленный на тех, кто подальше, был не так удачен, а остальные стрелы и вовсе пропали впустую, потому что свеи показали себя хорошими воинами, в считаные мгновения собрав строй и развернув его в нужную сторону – туда, где укрылись весяне.
Дальше эти свеи не сунутся. Сразу. Они сообразили, что в лесу могут прятаться и другие враги. Гуннар хорошо их понимал, поскольку на их месте тоже опасался бы засады, которую норег непременно бы устроил, будь у него больше людей.
Но тогда бы весяне не начали стрелять, останавливая погоню. Тогда бы он подождал еще немного, пока охваченные азартом свеи окажутся как можно ближе к лесу и дальше от возможной подмоги, а потом ударил бы внезапно и убил их всех.
Но для отряда из восьми бойцов они и так потрудились на славу. Хотелось бы, конечно, узнать, удалось ли завалить любящего удобства свейского вождя.
И норег узнает. Со временем. А пока – всё по плану.
Тяжело дышащий Оспак уже пристраивал к ногам лыжи. Гуннар последовал его примеру, потом накинул на плечи и голову накидку, завязал шнурок…
И они затерялись в ночном лесу. Сёльви Лепешка и весяне ушли, лишь немного их опередив. В том, что Виги и Тулб тоже ушли, Гуннар не сомневался. Этой ночью удача, определенно, была с ними.
Глава 4 Огонь и железо
У меня было мало воинов, зато целая прорва ополченцев. И я их задействовал в полной мере. Одни занимались доставкой припасов в крепость, другие старательно превращали склоны в ледяной каток. Третьи…
Для третьих у меня было особенное задание. Но сначала надо опробовать мою оборонительную идею.
– Ха!
Деревянная колода, еще недавно заполненная медом, взмыла вверх и, описав красивую дугу, треснулась оземь, разбрызгав в разные стороны растопленный жир.
Мастер метания тяжестей Стюрмир, как всегда, оказался на высоте. Куда целил, туда и попал.
И тут же вслед за ней ушли три горящие стрелы, посланные кирьяльскими охотниками. Одна – мимо, зато две другие упали на орошенный жиром лед. Загорелся, однако. Не бензин, конечно, но худо-бедно занялось.
– Ха!
И Вифиль показал, что он тоже умеет швырять предметы. Вторая отметка, располагавшаяся, правда, метров не десять поближе, была поражена. Подожженные от факела стрелы ушли в цель, и на льду образовалась еще одна коптящая огненная лужа.
Мои живые «метательные машины» не подвели. Это радовало. Так же как и то, что горючих материалов у меня полно. Ворвань, смола и даже льняное масло. От таких подарков не спасет ни одна кольчуга, а вылить на голову врагу ковш горячей смолы в состоянии и мальчишка.
Мое настроение заметно улучшилось. Опять-таки и стрелкам-охотникам применение нашлось. Против тяжелой скандинавской пехоты их луки, которые Бури презрительно называл палками, не годились, а вот кидать горящие стрелы – запросто.
В общем, если сила – в правде, но наша правда – просто огонь!
* * *
Их не преследовали. Сразу. Но Гуннар всё равно сделал всё, чтобы уйти от погони. Они наматывали петли до самого рассвета, который встретили в прибрежных скалах. Здесь ветер с моря был достаточно сильным, чтобы сдувать снег с камней, которые неплохо защищали от ветра. И с контролем местности все хорошо. Достаточно было подняться наверх, чтобы увидеть дорогу. Если свеи двинутся дальше, наблюдатель их обязательно увидит.
Здесь хирдманов уже ждали двое проводников-кирьялов, которых Гуннар с собой брать не стал. Он и без них всё что надо запомнил.
Зато кирьялы выспались и караулили потом, пока викинги отдыхали.
А спали они долго. До полудня. День ожидался трудный. И ненастный.
«Если начнется снегопад, придется подойти ближе к дороге», – подумал Гуннар.
Он отхлебнул горячий взвар и сунул котелок сидящему рядом Вихорьку. Тот отпил и передал дальше, Сёльви.
– Когда снова нападем? – спросил он азартно. – Ночью?
– Ночью нельзя, – покачал головой Гуннар. – Теперь они будут настороже. Расставят секреты, подготовят нам ловушку.
– Ага, – согласился Оспак Парус. – Я бы точно так сделал. Они теперь знают, сколько нас…
– Откуда знают? – влез весянин Сорока. – Они ж только вас и видели!
– Следы, дурень! – Лосенок, один из братьев-лесовиков, пихнул Сороку в бок.
– Они знают, сколько нас и могли бы отправить погоню. Пары десятков было бы довольно. Но не отправили.
– А может… – начал Сорока.
– Рот закрой, молодой! – оборвал его Вихорёк. Он был на два года младше Сороки, но возраст не имел значения. Он хускарл, а Сорока… Его даже дренгом язык не повернется назвать.
– Поясни им, – велел Гуннар. Он видел, что остальные дренги тоже не поняли.
– С той скалы, – Вихорёк кивнул на камень, на котором сейчас пристроился караульщик Тулб, – видна вон та проплешина на берегу, где мы две петли намотали. Думаю, ты, Гуннар, нарочно нас по ней дважды провел, верно?
– Так и есть, – подтвердил Гуннар. Молодец Виги. Наверняка и родной отец у парня был воином не из последних… Из природного раба даже такие наставники, как Ульф и Свартхёвди, доброго хускарла не воспитают.
– А раз погони не было, – продолжал норег, – значит, ловить они нас будут ночью.
– Да уж, – снова поддакнул Парус. – Они такого не спустят. Не успокоятся, пока не отомстят.
– Так и есть. – Гуннар, взяв котелок, снова поставил его на угли. Взвар остыл. – Потому мы ночью их трогать не будем. Зачем их беспокоить, если они и так будут спать вполглаза. А нападем мы, когда надо будет. А сейчас мы с Лепешкой сбегаем да глянем, как да что.
– А я? – жалобно перебил Вихорёк. – Я тоже с вами!
– А ты, хускарл, здесь останешься! – отрезал Гуннар. – На лыжах ты бегаешь не очень-то, а твой лук нам не нужен. Мы не убивать, а поглядеть идем. Бдите!
– Я за ними пойду! – мрачно заявил Вихорёк, когда белые фигуры соратников потерялись в лесу.
– Сиди, – рыкнул Оспак. – Гуннар велел…
– Гуннар ушел! – перебил Вихорёк. – Теперь я – старший!
– Это почему это? – изумился Оспак. Он даже меч полировать перестал – от удивления.
– А потому, что я лучший! – заявил Вихорёк.
– Да ну? – ухмыльнулся Оспак. – А с чего ты взял, малыш?
– Ты скольких вчера положил, Парус?
– Троих – точно, – сказал он.
– А я десятерых, самое меньшее! – гордо заявил Вихорёк. – И отец мой – наш ярл!
Оспак задумался. Последняя фраза сбила его с толку. Он-то считал, что Гуннар оставил старшим его. Это ведь как бы само собой подразумевалось. Для Оспака. Но Гуннар же ничего не сказал. А Виги и впрямь сын ярла…
Пока он раздумывал, Вихорёк уже подтянул ремни, надел налуч и колчан.
– Остаешься за старшего, Парус! – произнес он уверенно. И запрыгал вниз по камням, лыжи в левой руке, копье – в правой.
Оспак поглядел ему вслед, пожал широченными плечами, пробормотал:
– Сын ярла, да… – И вновь взялся полировать меч, клинок которого и без того выглядел безукоризненно. Но Оспаку нравился сам процесс.
Гуннар и Сёльви смотрели на лагерь свеев с расстояния полета стрелы. Обычной стрелы. Той, которую посылают обычные северные луки. То есть свеи располагались примерно в ста шагах.
Они остались на месте скорее всего потому, что свеи решили не брать тела с собой, а похоронить павших прямо здесь. Ну да. Спешить им некуда. Раз противник уже знает о приближении отряда, внезапного нападения не получится.
Гуннар заметил и того, кто, похоже, был свейским вождем. Он сидел на обрубке бревна, прислонившись спиной к дереву. Доспехи у свейского ярла были замечательные, а двигался он не очень уверенно. Гуннар определенно его достал, пусть и не слишком серьезно.
Тела убитых были сложены рядом со штабелем свеженарубленных дров. Убитых было на удивление много. Не меньше двух десятков. Гуннар пихнул Сёльви в бок и показал жестом: мы молодцы. Сёльви заухмылялся. Он тоже сосчитал трупы. И неважное состояние свейского вождя оценил. А ведь еще раненые есть…
– К похоронам готовятся, – прошептал Сёльви. – Лося жарят.
Ну да. Разрубленная на части туша была насажена на несколько вертелов, уложенных на вбитые в землю рогатки. И еще в котлах что-то варилось.
И пара бочонков, порядком обгорелых. С пивом, надо думать. Гуннар надеялся, что эти бочонки – единственное, что уцелело. Жаль, что бочонков только два, а не сотня. Если бы свеи напились, можно было бы куснуть их еще раз. Еще больнее.
Что ж, Гуннар увидел, что хотел.
– Уходим, – шепнул он Сёльви.
– Погоди, воин!
Гуннар вскинулся… и уперся в наконечники копий.
Восемь свеев. Все – бывалые. Старший – с запекшейся бурой отметиной на щеке. Свежей.
Ждали, мгновенно понял Гуннар. Выбрали место, с которого удобней всего наблюдать за свейским лагерем – и обложили. А хорошо они спрятались. Уж какой у Гуннара глаз острый, ведь ни за что не зацепился.
Мысль эту норег произнес вслух. Признал правду.
– Ты тоже был хорош ночью, – сказал свей с раной на щеке. – Едва не отправил меня в Асгард.
– Еще отправлю, – проворчал Гуннар, хотя уже понял, что его путь славы скорее всего закончится здесь, в этом лесу. Оставалось лишь надеяться, что Гуда уже носит в чреве сына. И что у друзей будет возможность позаботиться, чтобы род Гуннара не угас.
Свей засмеялся.
– Я Хейтир, – представился он. – Хёвдинг Сигстейна-ярла, что служит конунгу свеев Эйрику. И он оказался прав, когда сказал, что вы непременно захотите посмотреть на то, что сделали. – А кто ты, воин в доспехах вождя?
– Гуннар, – проворчал норег. – Этого довольно. Асы знают, кто я.
– Пожалуй, – согласился Хейтир. – Уверен, что ты будешь молчать, даже когда я вырежу твои глаза. А вот твой друг не кажется таким крепким.
– Даже не надейся! – процедил Сёльви. – Я еще удивлю тебя, свей! Очень сильно удивлю!
Хейтир усмехнулся. И норег его понимал. Потому что не раз делал то, что собирался сделать с ними этот хёвдинг. Сёльви Краденая Лепешка уже сейчас сказал слишком много. Для того, кто намерен молчать. Гуннар не сомневался: если бы допрашивал дренга он, Гуннар, Сёльви недолго бы упрямился.
Оставалось надеяться, что этот свей не столь искусен. Потому что у Гуннара не было ни малейшей возможности убить Лепешку раньше, чем тот заговорит. Да и самому броситься на копья не получится. Его вмиг зажмут и свяжут.
Гуннар поглядел на темное небо в просветах между соснами. Погода определенно портилась. Если они не вернутся вовремя и у Оспака хватит ума увести остальных к крепости, то свеи их след точно не отыщут. Жаль только, что ума Оспака не на многое хватает. Гуннар тоже усмехнулся. Свейский хёвдинг принял эту усмешку на свой счет.
– Надеюсь, ты будешь так же улыбаться, когда я сожгу твои губы месте с усами! – посулил он.
И Гуннар понял, что спокойствие свея – фальшивое. Хейтир его ненавидел.
Это хорошо. Чтобы не дать врагу умереть быстро, палач должен быть спокоен.
– Вяжите их! – распорядился свей.
Рука Гуннара легла на рукоять меча. Губы, которые ему пообещали сжечь, искривила ухмылка.
И никто из свеев почему-то не спешил выполнять команду. Нет, копья по-прежнему были направлены на норега и Сёльви. И убить их могли достаточно быстро… Чего, собственно, Гуннар и добивался. Умереть в бою с мечом в руке куда приятней, чем сдохнуть у пыточного столба. Зря свейский командир разболтал, что их ждет, если сдадутся. Зря не сумел скрыть свою ненависть…
– Вязать их, я сказал! – рявкнул свей.
– Ага! Давай сам попробуй! – предложил Гуннар, прикидывая, сможет ли он достать свея. Нет, не получится. Сразу три копья ему не сбить.
Но зато он сумел стать правильно: спиной к спине Лепешки.
– Что застыли, как пни на корчевке! Давите их щитами! – рыкнул свей, сбрасывая свой с плеча на руку.
Но взять щит свей не успел. Глаза его выпучились и налились кровью, а сам он начал заваливаться на спину. Черенок стрелы с черным оперением торчал у него изо рта.
Свеи растерялись. Всего на миг, ведь они были опытными бойцами.
Но Гуннар этого мига не упустил: одно копье сбил ногой, еще одно, перехватив, рванул на себя, а второе, одновременно, толкнул назад, тут же выпустил оба, выхватил из-за пояса топорик (для меча слишком тесно) и сунул его острым краем в шею свею, ухватившему норега за бороду.
Свей бороду тут же выпустил и попытался зажать ладонью рану.
За спиной Гуннара пронзительно вскрикнул Сёльви, а самого норега с изрядной силой ударило между лопаток, швырнув вперед, на свея, который, радостно ощерясь, сунул копьем Гуннару в живот. Норег извернулся, сам не поняв, как это ему удалось, и железо копья лишь скрежетнуло по кольчуге. Гуннар боком упал в сугроб, перевернулся на спину. Как раз вовремя, чтобы двумя ногами оттолкнуть еще одного копейщика, вознамерившегося пришпилить Гуннара к земле.
Боковым зрением норег засек еще одного врага, перехватившего меч двумя руками, острием вниз. И острие это должно было…
Но стрела ударила свея под мышку, и Гуннар остался жив. Более того, он даже сумел встать на ноги, подхватить выпавший меч и отбить им сначала копье одного, а потом меч другого свея. А затем оценить происходящее и удивиться, как мало свеев осталось на ногах. Всего четверо. Нет, уже трое. Один из тех, что спешили на помощь насевшей на Гуннара парочке, споткнулся, потому что из бедра у него высунулся острый граненый клювик бронебойной стрелы. А еще Гуннар увидел Виги Ульфсона, который, не прячась, стоял между деревьями и накладывал на тетиву новую стрелу. И попала она в спину свея, который наседал на Гуннара, очень стараясь его убить. Свея выгнуло назад, и он раздумал убивать Гуннара.
Второго свея, того, что с копьем, норег прикончил сам, воспользовавшись тем, что врага отвлек растерявший боевой пыл приятель.
Последний свей успел развернуться лицом к стрелку и даже принять на щит стрелу. Что, впрочем, не спасло его от меча, всаженного в спину. В отличие от Гуннара, на котором была дорогая кольчуга двойного плетения, броня свея представляла собой всего лишь кожан с нашитыми на него колечками. Клинок пробил ее насквозь, вошел на ширину ладони и увяз.
Гуннар не стал его выдергивать, а просто извлек из ножен собственный меч, которым и добил свея, раненного в бедро. Еще один свей сидел на снегу и пытался обломить черенок стрелы, воткнувшийся в правую руку.
Черенок он обломить успел. Успел даже вскочить и отбить щитом первую атаку Гуннара…
И умереть от новой стрелы.
Гуннар опустил оружие. Спина болела, но терпимо. И кровь вроде не текла. Это хорошо.
А вот то, что убили Сёльви, это плохо.
Хотя, если подумать, умереть должны были они оба. И это в лучшем случае. В худшем, их взяли бы живыми, и они всё равно умерли бы, но медленно и неприятно.
– Видишь, Гарага, мой лук все-таки пригодился!
Виги подошел.
Улыбается во весь рот.
Ну да. Он нарушил приказ. Но Гуннар теперь обязан ему жизнью.
Норег оглядел поле боя.
– Клянусь молотом Тора, ты убил семерых хускарлов! – потрясенно проговорил Гуннар.
– Шестерых, – поправил Вихорёк. – Вот этого тоже убил ты.
– Я его только прикончил. – Гуннар снял с пояса одного из свеев веревку и принялся обвязывать тело Сёльви. Надо забрать его с собой. Вряд ли свеи, придя сюда, позаботятся о нем, как о своих.
Вихорёк тоже времени не терял: вырезал стрелы и попутно освобождал свеев от кошелей и украшений.
– Глянь, что у меня со спиной, – попросил Гуннар.
– Да я уж глянул, – бросил Вихорёк, не повернув головы. Он был занят: сдирал бронь с хольда, который сулил Гуннару неприятную кончину. – Это топором тебе приложили. Бронь цела, и спина, думаю, тоже. У тебя ж под бронью прослойка, как у кабана, не меньше. Подкольчужник, поддевка меховая… Я бы, может, и пробил, а эти – куда им! Слушай, а ты Лепешку один утащишь? А я тогда добычу в плащ заверну и тоже волоком. А то много получается.
– Я справлюсь, – Гуннар соорудил из лыж Сёльви и пары свейских подобие санок, закрепил на них тело. – Давай побыстрее. А то как бы к свеям подмога не прибежала.
– А пусть! – отозвался Вихорёк. – Их тоже убьем!
Гуннар хмыкнул, уловив в голосе парня знакомые интонации. Точь-в-точь Свартхёвди Медвежонок. Что ж, таким сыном можно гордиться. Гуннар бы точно гордился, будь у него такой. А может, еще и будет…
Глава 5 Отрезаны
Хреново, когда драка проходит без тебя. Если бы не это, я бы сказал, что должность ярла-землевладельца мне нравится. В частности, возможность усилиться с помощью ополчения – это круто. Три сотни бойцов привел ко мне Сохрой. Ну как бойцов… охотников. В чистом поле их разогнал бы вдесятеро меньший отряд викингов. Но в поле я их гнать не стану. А вот в лес – это запросто. Вреда особого они свеям причинить не смогут, но комарами поработать – вполне. Ущерб от комаров невелик, но спать они мешают.
Примерно сотня кирьялов этим и займется, когда свеи подойдут к крепости. Остальных – на стены. Метать стрелы, швырять камни, потчевать кипяточком. Кипяточек – он в зимнее время очень хорош. Но не наружно.
А еще мы уже двое суток старательно поливаем склоны водичкой. Мороз небольшой, но ночью достаточно холодно, чтобы прихватило. Скандинавы – большие умельцы штурмовать такие вот небольшие крепости. Обледеневшие склоны их не остановят, а охотничьи стрелы против больших щитов и бронных воинов малоэффективны. Но у меня ведь не только охотники имеются. У меня есть Бури, чьи стрелы не держит даже кольчуга. И Стюрмир, способный метнуть не только копье, но и камешек весом пудика в три – на очень приличное расстояние. И еще несколько парней, способных драться со свеями практически на равных.
Опять-таки госпожа Удача, я надеюсь, сыграет на моей стороне.
Нет, грядущий штурм меня тревожит значительно меньше, чем несколько дней назад. Конечно, две сотни свеев – это огромная сила. Воинство какого-нибудь английского тана или французского барона такой хирд способен пустить на рагу, почти не вспотев. Но если мои диверсанты отработают по максимуму и оставят свеев без запасов провианта, то мне надо будет продержаться всего лишь несколько дней. А потом суровый дядька Голод скажет свое веское слово, потому что вся имеющаяся в окрестностях жратва свезена моими друзьями-кирьялами сюда, в крепость. Можно, конечно, рыбку ловить и дичь промышлять, но двести рыл щедротами зимнего леса не особо прокормишь. Ну и опять-таки придется выбирать: либо крепость штурмовать, либо на охоту ходить. Причем группами, потому что одиночек те же кирьялы самих в дичь превратят.
Главное – выдержать пару-тройку штурмов. А это мы, я думаю, сможем. Что меня действительно беспокоит, так это отсутствие Гуннара и его команды. Три дня прошло, а они так и не вернулись. И свеи, что характерно, где-то потерялись, хотя по прогнозам должны были появиться либо вчера вечером, либо сегодня утром. Но не появились.
А у меня появилось время выполнить свое обещание.
Я уже догадывался, что Заря – неплохой материал для ковки фехтовальщика, и убедился, что не ошибся. Скорость, ловкость, выносливость, даже сила у нее – очень ничего. Даже без поправки «на девичество». Если в случае с Гудрун я ставил на внезапность, скорость и точность, то здесь можно было мыслить шире. С упором скорее на саблю, а не шпагу, если оперировать категориями моей спортивной юности. Если не торопиться и не ошибаться, то эта девушка далеко пойдет. Тем более что нет необходимости делать из нее универсала. Ставить ее в строй вообще не придется. Ее боевая «конфигурация» – стрелок. Так что затачивать будем исключительно на поединок. Ну, может быть, еще простейшие навыки метания ножей добавить. Еще Заря меня приятно удивила понятливостью. Базовые движения ловила едва ли не с первого раза. Меч, который я ей подобрал из трофеев, лег в ее руку как родной. Впрочем, я тоже молодец. Не знаю, кому принадлежал раньше этот клинок, но качество у него было отменное. И вес идеальный – около килограмма. Осталось только немного укоротить эфес.
Так что с первого же урока она начала работать собственным оружием. И потратил я этот урок на то, чтобы очистить ее моторику от прошлых косяков. Тот, кто учил Зарю держать меч… Я б ему сказал пару ласковых. Хорошо хоть у нее почти не было практики. Но ломать вредные навыки все равно пришлось. И к концу тренировки Заря уже держала меч более-менее толково и смену позиций тоже выполняла пусть медленно, но правильно.
Но завтра я у нее меч заберу. Рано. Ей еще часиков тридцать-сорок тренироваться до следующего урока с настоящим оружием. И еще полгода минимум самой ближней дистанцией боя для Зари будут сорок шагов. Надеюсь, я сумел донести до нее эту мысль. В некоторых вещах ее упорство граничит с упрямством. Но с этим я справлюсь. Если, конечно, нам удастся справиться с нашествием свеев. Хотя строить планы на случай нашего поражения я не собираюсь. Да и какие могут быть планы у покойников?
Мне бы узнать, как дела у моих рейдеров. Но увы. До появления мобильников больше тысячи лет.
* * *
– К крепости нам не пройти, не пустят, – с сожалением признал Гуннар.
Оба проводника-кирьяла были с ним полностью согласны. Маленький отряд уже второй день уходил на восход. Бежал на восход. Со всех ног. А на хвосте у него висели десятка три разъяренных свеев. Они тоже бежали, не щадя сил. Если бы не кирьялы, то нас бы уже нагнали. Но и теперь это лишь вопрос времени. Следы в снегу замести – большая проблема. Болотными тропами тоже не уйти. Замерзли болота.
Тело Сёльви пришлось оставить в первый же день бегства. Как и трофеи. Но свеи всё равно настигали. По проторенной дорожке бежать – не по целине.
– Надо их задержать! – заявил Вихорёк.
– Да ну? Расскажи как, – скептически произнес Гуннар. – Нам с Парусом заслоном встать? Так тут узких проходов нет. Оставят десяток, чтобы нас порешить, а остальные даже и не замедлятся.
– Кто говорил о вас? – удивился Вихорёк. – Я останусь.
– Ага! А ярл потом нас не куски нарубит! – вмешался Оспак.
– Не ярл, – буркнул Гуннар. – Свеи. Когда догонят.
– А давайте мы останемся! – предложил Комар. – Засядем сбоку да закидаем их стрелами!
– Толку от ваших стрел! – пренебрежительно бросил Тулб. – Им с пятидесяти шагов портки свейские не пробить. Я останусь!
– Про штаны ты верно сказал, – согласился Вихорёк. – Чтобы от таких стрелков, как вы, толк был, надо шагов с тридцати бить. А с тридцати шагов свей такого стрелка сам на швырковое копье насадит. Да и ты, Огонек, один много не настреляешь. А вот если вдвоем… Хотя… Гуннар, они ведь нас точно догонят. Не сегодня, так завтра. А от крепости нас уже отрезали. Так может, дадим им бой прямо сейчас?
– Ну, за сутки многое может случиться. Например, снег пойдет.
Все с надеждой глянули на небо.
Небо не радовало: являло взгляду дивную синеву.
– Здесь селение неподалеку, – сообщил один из кирьялов на плохом скандинавском.
– И что в нем толку? – хмыкнул Вихорёк. – Помочь они нам не смогут. Выйдет так, что свеи не только нас убьют, но и ваших. И припасами вдобавок разживутся. Гуннар! Давай подеремся! Уверен, не меньше десятка с собой заберем, пока они нас в Валхаллу отправят.
– Ладно, бой, – неохотно согласился Гуннар. – Но – по-умному. Выберем место, придумаем ловушки.
– И нападем! – азартно подхватил Вихорёк.
– И нападем, – вновь согласился Гуннар. – Угадаем так, чтобы ближе к вечеру вышло. В темноте хоть кто-то уйти сможет.
– А смысл бежать? – усомнился Вихорёк. – На следующий день ведь всё равно догонят.
– Ну это смотря как повоюем, – сказал Гуннар. – Если их заманить туда, где место открытое, но особо не побегаешь, то вы с Тулбом сможете их безбоязненно стрелами бить. Хоть по ногам, к примеру. Если у свеев много раненых будет, то им придется и помощь оказывать, и двигаться помогать. На это тоже время требуется. Так что можем и оторваться. Главное – правильное место найти. Виги, помоги мне растолковать этим, – кивок в сторону кирьялов, – что нам требуется.
Нужное место нашлось. И сравнительно близко. Норег остался доволен. Проход к берегу замерзшего озера. С одной стороны – пологий холм, заросший старыми соснами, с другой – отвесные скалы, у подножия которых – нагромождение здоровенных обледенелых камней.
– Может, други, мы и не умрем сегодня, – обнадежил Гуннар. И рассказал, что задумал.
Обсуждение не заняло много времени. Как раз успела дозреть похлебка и допечься в углях подбитые кирьялами тетерева. Торопиться и прятаться теперь ни к чему.
Глава 6 На живца
Когда свеи вышли на берег, бледный круг солнца почти касался верхушек деревьев.
Ровно тридцать воев.
Вихорьку будто кто-то ледяными пальцами вдоль хребта пробежался. Тридцать хирдманов. Издали они казались мелкими, не опасными. Но Вихорёк знал, что если им вздумается спуститься сюда, к краю каменной осыпи, то ему конец. Двух-трех он, скорее всего, успеет положить, а потом его убьют. Или, что еще страшнее, возьмут живым, как недавно едва не взяли Гуннара.
Тогда Вихорёк и виду не подал, как ему было страшно выйти из укрытия и начать стрелять. Гуннар, наверное, решил, что Вихорёк вообще страха не знает. Как Медвежонок.
Но Вихорьку было очень-очень страшно. И в бой он вступил – даже сам не понял как. Услышал, что свей сулит Гуннару, встал и начал стрелять.
Вихорёк выдохнул медленно раз-другой, успокаивая дыхание и сердце. Тогда он действовал без раздумий. Но сейчас-то у них всё продумано. И очень хорошо. Нет, не побегут к нему свеи все сразу. Если выйдет по-ихнему, свеи вообще не побегут. Не получится. А раз так, то что такое три десятка? Подумаешь! Стрел-то у Вихорька сорок шесть. Каждому ворогу хватит и еще останется.
Да и удар его в этой игре не первый. Враг далеко, а он – высоко. И он не кто-нибудь, а Виги Ульфсон, сын ярла!
– Вы начнете, когда я рукой махну, – в который уже раз повторил Гуннар. – Метнете пару стрел каждый – и сразу бежать. Все поняли?
Весяне и кирьялы дружно закивали.
Задача у них простая: привлечь внимание и изобразить это самое бегство. Гуннар не думал, что они смогут нанести свеям существенный вред. Стрелять они станут шагов с сорока, а на таком расстоянии звук спущенной тетивы опытное ухо легко поймает. Если подранят одного-двух ворогов – уже хорошо. Зато отвлекут внимание от Гуннара. А уж он возьмет не меньше двоих.
– Куда бежать, помните?
Снова закивали.
Ну и хорошо. Часть погони на себя оттянут. А там уж как повезет. Они – налегке. Без броней, без щитов. А еще с ними Оспак пойдет. Если надо, Парус сможет и в одиночку придержать двоих-троих, выиграть время для лучников Пора. Гуннар пристроился за камнем и мысленно еще раз прикинул свой будущий путь. В уме получалось складно, а как на деле выйдет?
Раньше норег так по-хитрому думать не умел. Бил по-простому. Раньше он простым хирдманом был. А теперь он – старший. Хольд, а может даже и хёвдинг. Значит, думать теперь по-другому надо. За всех. Самому решать, когда и с кем драться. И где. И как. Вот Гуннар и решал. И получалось.
Свеи шли точно по следу, который хорошо заметной тропкой прочерчивал поросший редкий лесом склон. Держались парами, шли цепочкой. Если что, могли по-быстрому строй собрать. Шли хорошо. Сразу видно: опытные. Но не родня. Потому что по-волчьи шли. У волков как? У них матерые никогда впереди не бегут. Впереди – молодняк. Те, кого не жалко, если на опасное нарвутся. Вот и у свеев так же. Дренги впереди. А те, на ком броня получше, те в серединке. Со своими бы так не обошлись.
Но что плохо для свейских дренгов, то хорошо для лесовиков, устроивших засаду. Молодые и среагируют позже, и стрелы весянские для них опаснее.
Гуннар видел, что свеи не особо сторожатся. Видят, что след не такой уж свежий: где ветром припорошило, где зверек перебежал. По сторонам они, конечно, смотрят, но так, по привычке. Расслабились. Тем более что идти по утоптанному – удобнее. И озеро впереди опять же. Там открытое пространство. Всё видно. Видно и как след вправо уходит.
Но не видно, как он загибается петлей, а чуть дальше от него еще один в сторону отходит. Не видно потому, что там, дальше, тростник из-подо льда торчит. Невысокий и редкий. Человеку не укрыться, а вот лыжню прячет.
Гуннар усмехнулся. Ловко он всё продумал. И легко. Всё будто само придумывалось. Деталь к детали. Точно удача на их стороне.
Свеи прошли под Гуннаром в каких-то сорока локтях. Двое переговаривались негромко, остальные молчали. Увидеть Гуннара они не могли. Услышать – тоже. Дышал еле-еле, не выглядывал, слушал только.
Прошли. Гуннар выпрямился, приготовился: одно копье – в правой руке, два – в левой.
О! Начали лесовики. Защелкали тетивы, заорали свеи. Причем кое-кто – от боли. Молодцы лесовики! Ну да сейчас свеи еще и не так заорут.
Гуннар толкнулся и поехал вниз. И сразу увидел спины врагов. Свеи собрали строй быстро и умело. Но развернули его, как и рассчитывал Гуннар, в ту сторону, откуда летели стрелы.
Гуннар развернулся круто, взметнув снежный веер, и метнул копье в ближайшую бронную спину. И тут же – второе копье. В другую. Оба пришли в цель. Что не осталось незамеченным. Соседи подбитых тут же совершили поворот – щитами к новой опасности. И один из них запутался в лыжах, потерял равновесие…
Рука Гуннара будто сама метнула третье копье. Прикрыться свей не смог – копье угодило ему прямо в глупо раззявленный рот.
А Гуннар уже мчал вниз по склону, разгоняясь и умело огибая древесные стволы.
Эту часть своего пути он тоже наметил заранее, поэтому не боялся врезаться ни в куст, ни в камень. Один раз он даже рискнул оглянуться и увидел, что в погоню за ним пустилось никак не меньше полутора десятков. И трое уже выбыли из гонки, налетев на прикрытые снегом препятствия.
Опередив погоню самое малое на пятьдесят шагов, Гуннар пронесся через ложбину, затормозил боком у каменного завала, сорвал с ног лыжи, вспрыгнул на первый камень, с него – на другой.
Это был опасный миг. Как бы ни был норег ловок, но, не успей он отойти от ложбины хотя бы на сорок – сорок пять локтей, копья свеев его бы непременно достали.
Но Гуннар успел. То есть пару копий в его сторону все-таки метнули, но скорее от злости, чем надеясь поразить врага.
Кирьялы всё сделали как надо. Норег – тоже. Теперь пришло время выполнить главную часть Гуннарова плана.
Тулб Огонёк не боялся. Он знал, что свеи до него не доберутся. Между ним и свеями – каменный завал шириной больше тридцати саженей. А потом еще и скала высотой саженей в шесть. Правда, и завал, и скалу можно обойти слева. Но там – Виги. Сначала ворогам придется пройти мимо сына ярла…
Тулб видел, как остановилась цепочка свеев. Видел, как из-за деревьев появился Гуннар, метнул копья и заскользил вниз, ловко петляя между камнями и редкими деревьями. Свеи тут же устремились за ним, но не так отважно и не так лихо. Двое из них упали, отстав еще больше, но остальные, числом семнадцать, успешно скатились в ложбину – и отстали еще больше, потому что Гуннар с разгона пролетел по снежной целине до самых камней, а свеям не хватило скорости. Половина так вообще увязла в рыхлом снегу.
Те девять, что были попроворнее других, тоже опоздали. Гуннар уже был почти на середине каменного завала. Прыгал с камня на камень, будто кот. Совсем не боялся поскользнуться или промахнуться.
Тулб в который уже раз поблагодарил богов, что привели его к этим нурманам. Он не верил, что когда-нибудь сможет стать таким, как Бури или Свартхёвди, но очень надеялся, что сумеет сравняться с Гуннаром или Виги. Стать таким же бесстрашным и таким же грозным. Чтобы вот так же, как только что Гуннар, бросить три копья и поразить трех врагов. И не кого-нибудь, а таких же, как он, матерых бронных нурманов. Тулбу было видно, что все трое неподвижно лежат на тропе. И броня не спасла.
Девять свеев взобрались на каменную россыпь. Пятеро запрыгали не хуже Гуннара, четверо двигались осторожнее. Особенно один, большой и толстый свей, казавшийся еще крупнее из-за мохнатой шубы, надетой поверх брони. Этот не прыгал, а перелезал через камни, опираясь на копейное древко.
«Ты, главное, не поторопись, – наставлял Тулба Гуннар. – Пусть доберутся хотя бы до середины осыпи».
Норег не подумал о том, что часть свеев отстанет. Первые уже достигли этой самой середины, а трое одолели – примерно треть, один, толстый, сажени три, еще девять только-только добрались до камней, а самый последний вообще прекратил погоню: сидел на снегу и что-то кричал оставшимся на тропе. Наверное, ногу повредил, когда упал.
Гуннар между тем достиг скалы, подпрыгнул, уцепился двумя руками за трещину, толкнулся ногой от уступа и довольно быстро полез наверх. Но не так быстро, как надеялся Тулб. Всё же скала была крутая и местами обледенела. Свеи завопили все разом. Тулб не мог разобрать, что они орут. Он пока что не очень хорошо понимал по-нурмански. Да и неважно. Зато он видел, что они делают. Самые быстрые запрыгали по камням еще быстрее, явно надеясь выйти на бросок копья раньше, чем Гуннар заберется наверх. Те, кто только-только подоспел к осыпи, разделились. Пятеро из них побежали на лыжах влево, в обход, остальные тоже полезли на камни.
Гуннар велел Тулбу сначала бить тех, кто подальше от скалы. Чтоб не сбежали. Но Тулб увидел, что самый быстрый из свеев остановился и раскачивает копье, примериваясь, и выстрелил сначала в него. И попал свею прямо в середину груди. Тулб счастливо улыбнулся. Он знал, что сделал хороший выстрел. До свея было не так уж далеко, но стрелять сверху – надо уметь. И угадать с ветром тоже. Стрела пробила бронь и вошла в свея на треть длины. Тем не менее копье он метнул. Тулб видел, как оно ударило в камень в пяди от руки Гуннара и улыбнулся еще шире. Он надеялся, что его стрела сбила свею бросок.
Три ближайших свея, которые тоже собирались метнуть копья, моментально присели и прикрылись щитами. Тулб даже удивился, как быстро это у них получилось. Раз – и вместо людей круги щитов с выступами умбонов посередине. Вот теперь можно пострелять и по тем, что дальше. Что Тулб и сделал: встал во весь рост (в первого он стрелял с колена) и послал еще три стрелы, две из которых поразили цель. Правда, уже не так точно: оба раза – в ногу.
Теперь уже все свеи спрятались за щитами.
Кроме того отряда, что пустился в обход.
Гуннар взобрался наверх, хлопнул Тулба по плечу, похвалил:
– Воин!
Затем схватил один из камней, которые они натаскали сюда заранее, примерился и метнул в щит одного из свеев внизу. Попал. Основа щита звонко треснула, правое плечо свея открылось.
И Тулб немедленно всадил в него стрелу. Свей закричал и снова спрятался за подпорченным щитом. Добивать его норег не стал. Выбрал другую цель. И камешек покрупнее.
Промахнулся. И со второго раза – тоже. Зато третий камень угодил точно в цель. Щит отбросило в сторону, полностью открыв спрятавшегося за ним свея. И на этот раз промахнулся Тулб. Вернее, угодил в шлем. Но – крепко. Даже сверху было слышно, как лязгнуло по шлему острие, а свея шатнуло назад, и прикрыться от новой стрелы он не успел. И получилось не хуже, чем в самый первый раз. Стрела пробила кольчугу и всё, что под ней на целую пядь.
А потом Тулб увидел, как упал первый из тех, кто побежал в обход.
Всего пятеро, подумал Вихорёк. Да уж. Всего. Сойдись они врукопашную, Вихорёк простоял бы оч-чень недолго.
Но сейчас свеям его не достать.
А Вихорьку их – легко. Он вспрыгнул на плоский камень. Больше не опасался, что его заметят. Это всё равно случится, когда он начнет убивать.
Вторая стрела ушла, когда первая ударила в цель – в просвет между нижним краем шлема и краем щита, висевшего на спине возглавлявшего группу свея. Вторая – в бок другому. Свей упал, и даже сумел откатиться за камень. Но Вихорёк знал: рана серьезная.
Оставшаяся тройка показала себя опытными воями. Тут же сбросили щиты на руку и присели. Впрочем, один укрылся недостаточно быстро, словил стрелу в колено и не сдержал вопля. Стрела в колено – это очень больно.
– Эй вы, зайчишки! – крикнул Вихорёк двоим, сохранившим боеспособность. – Сегодня вы отправитесь к Хель! Там у вас уже немало друзей! Я постарался. Передайте привет Хейтиру и скажите, что скоро он увидится со своим ярлом!
– Ты, ссыкливый волчонок! Выйди и сразись как мужчина! – заорал один из свеев.
– Вот он я! – крикнул в ответ Вихорёк. – Я не прячусь! Это ты сидишь там и в штаны гадишь! Дрожи, зайчишка! Вон уже бегут сюда те, кто похрабрее!
Свей наверняка и сам видел, что еще четверо свеев спешат к ним.
Пусть бегут. Вихорёк знал: бегут они не сюда, а оттуда. Потому что испугались стрел Тулба.
Смешно. Они не знают, что Вихорек стреляет лучше Огонька. И спасти свеев от его стрел может только правильно собранная стена щитов. Да, он не высоко на скале, как Тулб. Однако между Вихорьком и врагами – огромная куча обледенелых камней. В правильном строю по таким не побегаешь.
А быстро бегут свеи. А теперь еще быстрее побежали! Потому что Тулб – молодец! Еще одного достал. Этот больше не бежит, а ползет. Со стрелой между лопаток.
Вихорёк отвлекся… и едва не оплошал. Один из свеев нашел в себе мужество: вскочил и метнул копье без разбега на сорок шагов.
Стрелу Вихорёк выронил. Иначе не успел бы правой рукой перехватить копье. И даже метнуть обратно. Зря ловил. Не добросил.
Свей захохотал.
Но смеялся недолго. Он не знал, как быстро Вихорёк умеет стрелять. Теперь знает. Вернее, знал.
Теперь один остался. И этот сидит, не высовывается. Ждет подмоги.
А подмога уже близко.
И, похоже, эта тройка думает, что здесь их не убивать, а пивом угощать будут. Ишь, как торопятся. Надо притормозить.
Вихорёк метнул пару стрел. Обе угодили в щиты. С семидесяти шагов попасть в хорошего воина, который тебя видит, очень трудно. Однако и бежать, прикрываясь щитом, тоже непросто. Тем более по глубокому снегу.
И это хорошо. А что плохо – что с тропы по склону спускаются еще семеро. И тоже нацелились на Вихорька. Хотя могло быть и хуже. Если бы они сразу двинулись в обход, чтобы зайти с тыла.
Свей из первой группы, всё это время успешно укрывавшийся за щитом, совершил ошибку. Ему бы подождать еще немного, пока соратники добегут, но он решил отступить. Сбросил лыжи и начал пятиться. Щитом он прикрывался умело. Но кое-что забыл. Например, что снежок в локоть глубиной, конечно, может прикрыть ноги почти до колен, но защитить от стрелы – нет. Так что теперь на счету Вихорька уже два разбитых коленных сустава.
Вихорёк мог бы добить подранков, но – зачем? Да, в сагах воины сражаются даже с отрубленными ногами. И в это даже можно поверить. Иногда. Если речь идет о таких, как Свартхёвди Сваресон. Но куда чаще такие раненые лишь смущают соратников стонами и становятся обузой для тех, кто цел, если надо идти пешком.
Тройка добежала. Без потерь. Потому что Вихорёк больше не стрелял. Стрел осталось маловато, немногим больше десятка. Потом какое-то количество можно будет вырезать из мертвецов, но это требует времени и аккуратности. В бою – не получится.
Оп-па. Два свея подхватили щиты убитых. Что ж, разумно. Парой щитов можно прикрыться, даже полностью выпрямившись.
И что теперь? Они стоят. Он тоже стоит. Им не достать. И Вихорьку – тоже.
Но время – на их стороне. Ждать – нельзя.
– Эй, зайчишки! – крикнул Вихорёк, приплясывая на камне, чтобы отогреть замерзшие во время ожидания ноги. – Вас трое, а я – один! Пока вы там прячетесь и слушаете, как вопят ваши дружки-зайчишки, которым я повредил лапки, я успел целую драпу сочинить! Вот мой стих о том, как бородатые свейские зайцы испугались безусого сёлундского дана!
Покажите мне свои мечи, крикнул им дан!
Покажите мечи, которые вы зачем-то носите!
А лучше сразу отдайте их мне, трусливые псы!
Женовидным больше подобает прялка!
Женовидные…
– Заткнись! – яростно завопил один из свеев. – В твоих стихах поэзии меньше, чем в хрюканье свиньи!
– Но намного больше, чем у вас – храбрости! – крикнул Вихорёк. – Я был не прав. Обидел собак. Вы не псы, вы – бурундуки в норках! Мелкие дристливые бурундучки!
– Сам ты… – начал один из свеев, высунувшись из-за камня.
Вихорёк тут же выстрелил, но свей был готов и успел сбить стрелу краем щита.
А потом всё трое разом бросились вперед.
Вихорёк успел выстрелить пять раз. Два раза – впустую. Еще два – получше. Первому зацепил ногу, второму плечо. А последняя стрела вошла совсем хорошо. Третьему – в живот, заодно сбив бросок копья, который наверняка снес бы Вихорька с его камня.
Потом лук пришлось оставить и взяться за мечи, свеи – уже рядом.
Двое. У одного стрела торчала из голенища сапога, у второго – из правого предплечья.
Что не мешало второму держать топор, а первому – более-менее уверенно опираться на раненую ногу. Однако перепрыгнуть на плоский камень, облюбованный Вихорьком, свей не рискнул. Зато, сбросив щит на плечо, он освободил левую руку и швырнул в Вихорька метательный нож. Вихорёк отбил его мечом, но потерял мгновение, что дало возможность второму перемахнуть на камень Вихорька и сразу ударить топором понизу справа, и тут же – щитом слева.
Если бы Вихорёк подпрыгнул или отскочил назад, щит снес бы его с камня.
Но Вихорёк уклоняться не стал: изо всех сил рубанул мечом по бронзовой оковке топорища. Клинком остановить топор практически невозможно, но Вихорёк по замаху угадал, что рука у свея подпорчена стрелой сильнее, чем тот хотел показать. Так что Вихорёк рискнул. И получилось. Оружие свей не удержал. Топор улетел, а щит оказался в слишком неудобном положении, чтобы защитить хозяина от клинка в левой руке Вихорька.
И не защитил.
Зато второй свей – решился. Он прыгнул. И даже сумел не упасть. Вернее, превратить потерю равновесия в толчок, который сбросил-таки Вихорька с камня.
Упал Вихорёк крайне неудачно: спиной – на острый гребень. Кольчуга, поддевка и толстая зимняя одежда защитили. Но удар всё равно был так силен, что перехватило дух. Но хуже всего было то, что, скатившись с гребня, Вихорёк угодил в щель между камнями. Да еще головой вниз. И вдобавок врезался лбом в валун. Не совсем лбом, понятно, налобником шлема. Но удар получился жесткий. Будто дубиной приложили.
На несколько мгновений Вихорёк вообще потерял ориентацию: судорожно дергался и дрыгал ногами. В этот момент он был совершенно беспомощен, но свей этим почему-то не воспользовался.
Приступ паники прошел, Вихорёк выпустил мечи (иначе никак), уперся двумя руками, с натугой выпихнул себя из щели. И сразу понял, почему свей его не прикончил, пока Вихорёк пыхтел и сучил ногами. Свей хотел взять врага живьем. Но прыгнуть вслед за Вихорьком опасался. Из-за раненой ноги.
Однако когда Вихорёк выпростался из щели, свей медлить не стал.
Раз – и на Вихорька упала веревочная петля, которая затянулась на шее раньше, чем Вихорёк успел подсунуть пальцы под веревку. Всё, что он смог – это прижать к груди подбородок.
В следующий момент свей дернул, но Вихорёк успел вцепиться в веревку и, воспользовавшись рывком, он едва не выбрался наверх…
Почти. Хитрый свей ослабил веревку, и Вихорёк снова опрокинулся на камни.
Однако на этот раз упал значительно удачнее. Да и веревку не отпустил, так что, когда свей снова ее рванул, Вихорёк сделал то же самое. Причем ухватившись за веревку уже двумя руками и упершись ногой, что совсем нетрудно, когда ты лежишь на спине между камней.
И теперь уже свею не повезло. Свободный запас веревки был выбран полностью, а отпустить ее свей не мог, потому что второй ее конец привязал к поясу. Да и раненая нога подвела – не смог упереться как следует.
Результат: свей сверзился с камня. Чем Вихорёк не преминул воспользоваться. Толчок, прыжок, и теперь он наверху, а свей барахтается под ним.
Только поразить его Вихорьку нечем. Мечи остались в щели, из оружия – нож на поясе да стрелы в колчане. А лук… А лук – вот он. Висит, зацепившись тетивой на соседнем камешке.
И это очень хорошо, что на соседнем, ведь к Вихорьку со всех ног бегут еще семеро свеев. И явно не для того, чтобы похвалить за доблесть.
Вихорёк успел дотянуться до лука и отправить его в налуч, раненый свей – встать на ноги. Вернее, на ногу. И тут же атаковал: метнул аж четыре ножа. Один за другим. Быстро и точно. Два – в лицо, два – в ноги. Ошибся. Начинать следовало с ног. Тогда, может и попал бы, потому что первого замаха Вихорёк даже не увидел. Только блеснувшую в воздухе железную рыбку. Наклон головы – и швырковый нож всего лишь чиркнул по шлему. Второй нож разминулся с целью уже на добрую пядь, а третий и четвертый – и того больше. Вихорёк отпрыгнул вправо, потом – вниз. Туда, где торчала из щели рукоять оставленного меча.
Уклоняясь, свей не удержал равновесия на обледеневшем камне… Что подарило ему сломанный палец и несколько секунд жизни. Вихорёк перевел меч в обратный хват и ударил, будто осетра острогой.
Свей еще содрогался в агонии, когда Вихорёк уже стоял на «любимом» камне, сменив меч на лук.
Семерка врагов как раз успела добежать до каменного завала… И остановиться.
Потому что побоище, учиненное Вихорьком, производило очень серьезное впечатление.
Четыре мертвеца и четверо недобитков, стонущих и вопящих. И Вихорёк с луком в руках, в одиночку победивший эту восьмерку. Восьмерку матерых хускарлов. А эти семеро, судя по скромным доспехам, были не из самых лучших бойцов свейского хирда.
Вихорёк ждал, раненые страдали, семеро никак не могли решиться… Если бы они знали, сколько стрел осталось у Вихорька, то действовали бы смелее. И возможно, всё обернулось бы не лучшим образом для сына ярла. Однако недостаток храбрости – существенный недостаток для воина.
Пока семерка топталась на месте, Гуннар уже прикинул расклад и начал спускаться со своей горки.
А Тулб, поверху, поспешил влево. Туда, откуда он мог бы достать стрелами замешкавшихся свейских дренгов.
А сверху, с тропы, прямо по оставленному Гуннаром следу уже катился Оспак Парус, а за ним, немного отставая, весяне с кирьялами.
– За нами увязались трое, – рассказывал мне Оспак, запивая баранью уху горячим киселем. Уха была соленая, кисель – приторно-сладкий от избытка меда, но Оспака такое сочетание вкусов не смущало. – Мы отвели их шагов на триста, а потом я их убил. Это было нетрудно: наши молодые успели как следует подырявить им ноги. – Ложка Оспака заскребла по дну миски. Он разочарованно вздохнул и поглядел на тридцатилитровый котел, в котором тоже было пусто. Вернувшиеся разведчики соскучились по горячему.
– Там для вас еще свинью пекут, – утешил я дана и остальных. – Ты продолжай.
– Так всё уже почти, – сообщил Оспак. – Вышли на тропу – там один раненый, а остальные – всё. Раненого добили, спустились вниз, а там Виги с Тулбом по кучке уцелевших из луков садят. Четверых положили, а трое – бежать. А за ними Гуннар. Я за ним, но разве ж за норегом на лыжах поспеешь. Он всех троих и зарубил. Одного за другим.
– Последнего еле догнал, – уточнил Гагара. – Такой прыткий оказался. Если бы лыжей за камень под снегом не зацепился, мог бы и уйти. Ну, потом трофеи собрали – и сюда.
– Это было весело! – резюмировал мой сын. – Побили их как соколы – цапель!
Я поймал взгляд Гуннара и прочитал в нем прямо противоположное. Легко не было. Они прошли по ниточке. Тактический талант норега плюс невероятное везение. Ну и то, что свеи их чудовищно недооценили.
Однако об этом я не скажу ни слова. Напротив, буду всячески поддерживать версию сына. «Как соколы – цапель!»
Потому что лагерь этих «цапель» – в опасной близости от нашей крепости. И всякий может видеть, что это очень серьезные воины. Мои рейдеры задали им жару и наваляли куда больше, чем я мог надеяться. Но свеев по-прежнему до фига, и это еще мягко сказано. Причем они очень серьезно настроены. А мой хирд, несмотря на всю нашу доблесть, им на один зуб. Что же до союзников-кирьялов, то лесовики их откровенно боятся. И вполне заслуженно. Потому что это – викинги. А без поддержки кирьялов у меня нет шансов удержать крепость. Так что я сделаю всё, чтобы поддержать их боевой дух. И мои рейдеры в этом помогут. Особенно весяне и кирьяльские проводники. Пусть хвастаются и врут напропалую. Лишь бы видели в свеях не скованные из железа машины убийства, а всего лишь людей. Таких же, как они. И даже слабее. Пусть смотрят на бронных викингов и думают не о том, как те лихо управляются с оружием, а о том, как бы это оружие пригодилось им самим. Пусть видят в них не собственную смерть, а кучу трофеев, которую можно поделить после победы. И тогда у нас есть шанс. Примерно такой же, какой был у Гуннара с остальными. Но они это сделали, значит, и мы сможем. Хотя если бы свеи развернулись и отправились домой, я бы сплясал от радости. А почему бы и нет? Припасов у них – чуть, а настроение после полученной взбучки наверняка не радужное. Так что давайте, ребята: чемодан – вокзал – Свеаленд.
Мечты, которым не суждено было сбыться.
Глава 7 Штурм
Они рискнули. И, похоже, даже не колебались, сразу взялись за дело. Со стен было прекрасно видно, как они готовятся к штурму: рубят деревья и сколачивают из них штурмовое оборудование.
Что радовало: свеям пришлось трудиться самим. Когда они вышли к замерзшему заливу, все местные жители успели уйти. Ну, кроме тех, кто сидел сейчас внутри крепости и готовился отбивать штурм вместе с моей маленькой дружиной.
Впрочем, свеи неплохо справлялись и без рабского труда. И поторапливались. Зима на дворе, а зимой воинам надо кушать особенно хорошо. Учитывая же, что большая часть их провианта сгорела…
Я ожидал, что свеи отправят в лес охотничьи партии, которые, стоит им отойти подальше, будут встречены недружественно настроенными кирьялами.
Но свейский ярл, похоже, решил все силы сосредоточить на штурме крепости. Он даже не отправил никого в селение у входа в залив.
А жаль. Сделай он так, я попробовал бы перехватить эту группу и еще немного уменьшить численность врага.
Сейчас же подобраться к свеям – нереально.
От той высокомерной беспечности, которая пригодилась команде Гуннара, не осталось и следа. Враги четко контролировали территорию на добрых полкилометра вокруг своего лагеря. Сторожа на ключевых точках, наблюдатели на вершинах деревьев, лыжные патрули, сновавшие по замерзшему заливу и речке…
Это то, что я видел. Наверняка были и те, кого не разглядеть не только с моей горки, но даже с десяти шагов. Никто больше не подберется к свейскому лагерю ни днем, ни ночью. Это викинги, а они даже на чужой территории на уровень выше тех же кирьяльских охотников, заточенных на четвероногую, а не на двуногую дичь.
И числом тут не возьмешь. Тут другая арифметика. То есть двум-трем воинам пара дюжин лесовиков еще могут доставить кое-какие неприятности, но уже десяток свеев легко выстоит против сотни кирьялов. А если свеев будет сотня, то численность лесовиков уже не имеет значения. Тысяча, две, десять – перемелют всех.
Я, однако, надеялся избежать мясорубки. Ведь у меня есть снайперская команда. И моя удача, на которую я так надеюсь, ведь сейчас самая благоприятная ситуация, чтобы она сработала. Потому что мы все – в глубокой… яме.
Однако гарнизону своему я демонстрировал не туманную надежду, а твердую уверенность.
Мои люди, особенно ополченцы, должны видеть, что их ярл в победе не сомневается.
Иначе нам хана.
Свеи пошли на штурм ближе к вечеру. Я, честно говоря, не ожидал. Скандинавы предпочитают биться в светлое время суток. Чтобы боги сверху видели, какие они молодцы.
Эти решили обойтись без божьего присмотра.
Тяжелые щиты, которые викинги двигали перед собой, весили, наверное, по полтонны каждый. Но свеи – парни здоровые, а лед в заливе крепок. К сожалению.
Я очень надеялся, что хоть обледеневший склон задержит наступающих. И он задержал. Но не остановил.
Со стены я смотрел, как медленно ползет вверх то, что мои предки называли гуляй-городом. Только у этого вместо тележных колес – свейские конечности. Ходячий забор полз вверх по холму с черепашьей скоростью. Я не видел, что происходит по ту сторону щитов, но мог догадываться. Сначала – подготовить надежную опор для ног, потом разом сдвинуть деревянную стенку сантиметров на тридцать-сорок. И повторить.
Медленно, зато безопасно. Свейский ярл оценил моих лучников и принял меры. Увы, моим стрелкам эти примитивные, но надежные конструкции оказались не по зубам. Даже Бури не выстрелил ни разу. Полная защита.
Мы попробовали их остановить: пара кувшинов масла, пяток зажигательных стрел… И – полное фиаско. Промерзшая древесина гореть отказывалась категорически.
Ладно. Когда они доберутся до стен, ситуация изменится. Смола уже кипит.
Увы! На стены они не полезли. Сосредоточились на воротах. Собрали этакую бревенчатую коробочку, крышу которой еще и мокрыми шкурами накрыли для надежности, подошли вплотную и принялись долбить наши ворота.
Понятно, что мы тоже не дремали. Забросали эту конструкцию разными тяжелыми предметами, щедро полили смолой и маслом и развели на ходячем сарае нехилый такой костерок.
Однако крыша у боевого сарая оказалась крепкой. Проломить ее и поджарить тех, кто внутри, нам никак не удавалось. Гравитация не успевала разогнать наши булдыганы, ведь между горящей крышей и краем стены – меньше двух метров.
Пока свеи добирались до наших ворот, совсем стемнело. Однако костер, разгоревшийся на боевом сарае, неплохо освещал окрестности. Куда лучше, чем луна.
Коптящее пламя полыхало не только на крыше осадного устройства. Пылали и стены боевого сарая, и земля вокруг. Склонен думать: свеям внутри приходилось нелегко. Даже нам наверху было жарковато и дышать трудно. А уж двум сотням бойцов…
Двум сотням!
До меня вдруг дошло: это ведь совсем не обязательно, что весь свейский хирд сейчас собрался в этом здоровенном сарае.
– Вихорёк! – гаркнул я по-словенски. – Бегом на вышку!
Сын понял меня с ходу. Слетел со стены и уже через пару минут сверху раздался его крик:
– С захода! Много!
Мы успели буквально в последний момент. Спасло то, что свеи слишком долго выжидали. Надеялись, что всё наше внимание сосредоточится на воротах и они смогут просочиться в крепость без потерь.
Но моя удача опять мне подыграла, и даже то, что я, тормоз, сообразил, что нас отвлекают, только в самый последний момент, тоже сыграло в плюс. Появись мы на стене раньше, вряд ли свеи были бы так неосторожны.
Но они видели, что стена пуста. И не так уж высока, чтобы не взять ее с разбега, построив живые пирамидки. Мы появились как раз тогда, когда первый из атакующих уперся руками в стену, подставив спину следующей «ступеньке». Удачно получилось.
Защелкали тетивы, и минимум десяток свеев потеряли активность. Мгновение замешательства стоило им еще десятка. Бури остался с той стороны, где ворота, но со мной были все – Вихорёк с Тулбом, все весяне, с десяток кирьяльских ополченцев и Заря. Последняя – вопреки строгому приказу не появляться на стене.
Еще одно мгновение – и еще с полдюжины свеев полностью или частично выведено из строя. И это всего-то секунд за десять.
Потом они собрали строй и прикрылись щитами. Но урон мы им успели нанести солидный. Это ж хирдманы. Каждый боец – продукт многолетней подготовки. А тут – хоп! Венчик перьев, торчащий из ключичной впадины – и этот продукт, великолепная боевая машина, корчится на земле, готовясь предстать перед Высоким[1].
К нам подоспела подмога – еще с десяток кирьялов и два полноценных бойца: Витмид и Вифиль Прощай. Первый приволок горящий факел, второй – кожаное ведро, которое он и метнул во вражеский строй раньше, чем я успел возмутиться нарушением светомаскировки. В ведре оказался жир. Причем, судя по воплям свеев, довольно горячий. И он стал еще горячее, когда туда же полетел факел Витмида. Не скажу, что это нанесло свеям серьезный урон. Так, пара-тройка обожженных. А вот то, что «черепаха» из щитов распалась и наши мишени оказались очень удачно подсвечены, это было просто замечательно.
Тетива Вихорькова лука защелкала со скоростью счетчика Гейгера на развалинах Чернобыльской АЭС. Тулб и Заря тоже расстарались. Причем все трое били не просто по доступным целям, а избирательно. Секунд десять, и вместо организованного строя – одиннадцать практически отделенных друг от друга воинов, укрывшихся под грибными шляпками щитов. Только в одном месте еще с десяток ухитрился сохранить единую «крышу», но – новая порция горючего, еще один костер и…
Кто-то истошно завопил по-кирьяльски.
Смысл вопля дошел до меня и без знания языка.
– Вифиль, со мной! – крикнул я, спрыгнул с заборола и помчался вдоль стены – на звук.
И опять успел вовремя. Ну почти. Увидел, как разъяренные свеи лезут через стену, а те, что уже перелезли, скидывают со стены неумех-ополченцев.
Самое время подключиться оперативному резерву. В роли которого, как обычно, выступал я сам.
С десяток плавных движений, начинающих то, что Бури поэтично определил как танец пятого небесного стража фейцуй, растворяющего малые врата, мир заискрился, и мой Волк скользнул между домом и внешней стеной, разминувшись со спрыгнувшим свеем. Зато со мной свей не разминулся. Ни со мной, ни с моим мечом.
А вот следующий свей ухитрился сигануть мне прямо на плечи. Я проглядел его, потому что махнул вниз он не со стены, а уже с крыши дома.
Однако мой Волк был со мной, и я сумел не только удержаться на ногах, но и отбить копье, которое свей жаждал воткнуть в мой загривок.
Звонкий удар – и живой груз покинул мои плечи. Я знал, чья стрела его сбила. Заря. В обычном состоянии я бы разозлился. Сказано же было: не суйся в бой! Но сейчас, когда мой мир искрился и сиял, для страха места не было. Так что мне было не жаль поделиться с любимой радостью битвы.
Плотная застройка – не самое удобное место для того, чтобы развернуться такому плясуну, как я. К счастью, лишь несколько свеев успели пройти дальше стены. Кирьялы задержали. Пусть всего лишь на один-два удара меча, но этот временной выигрыш был очень кстати. Потому что я опять оказался на забороле и заплясал на узеньком помосте, плетя стальной узор в обе стороны и смеясь от нестерпимого счастья.
На этот раз я не торопился. Чтобы чиркнуть перышком-клинком по руке, лицу или горлу, много силы не требуется. Только точность. Я возникал сбоку от перевалившегося через зубцы свея, делал короткий росчерк, высекая черные брызги, и прыгал к следующему…
Когда сквозь вату боевого танца до меня донесся низкий жуткий вопль множества глоток, я отметил своей сталью восьмого.
«Это у ворот», – возникла в мозгу отстраненная, будто чужая мысль, когда Вдоводел оставил росчерк сначала на предплечье, а потом на шее девятого. Я вовремя пригнулся – над головой басовито прогудело копье. Второго копья я тоже благополучно избежал, отстраненно отметив, что оно вошло в черный зубец на всю длину наконечника и что такого удара моя кольчужка, пожалуй, не выдержала бы. Десятый свей перемахнул через стену, успел увидеть меня и шарахнуться в сторону. Удержаться на узком помосте ему не удалось, и он рухнул вниз, так энергично замахав руками, будто собирался взлететь. Но ни топора, ни щита, надо отметить, из рук не выпустил. Спрыгивать за ним я не стал, потому что через стену лез еще один враг, а рукомаха внизу встретил Вифиль Прощай и размашистым ударом избавил душу свея от бремени грешного языческого тела.
Одиннадцатого свея я успел встретить на полпути. Расширил его оскал вдвое горизонтальным хлестом клинка и спихнул вниз ударом рукояти по налобнику шлема. А сам устремился вверх, в два прыжка взлетев на зубец.
И тут инстинкт, повелевший мне быть как можно выше, меня подвел.
Топор прилетел не снаружи, а изнутри. Я его почувствовал, но всё, что смог сделать, это в полуповороте встретить его скрещением клинков. Но даже невероятная ловкость режима «открытых врат» не смогла компенсировать законы физики. Лязг металла – и я уже лечу со стены.
Кое-как извернувшись уже в полете, я ухитрился приземлиться не затылком, а боком. Причем первым с твердью встретился меч в моей левой руке. Несмотря на отменное качество, клинок такого обращения не выдержал и обломился. Я же треснулся оземь, чудом не надевшись на торчащий из земли обломок, и кубарем покатился по ледяной горке. Последняя мысль – о Заре. Что теперь с ней…
Глава 8 Кошмар, ставший реальностью
…Раскрыв глаза, увидел немного. Отблески огня, что-то серое – над головой.
Что-то не так.
То есть всё не так. Но что-то – особенно.
Может, время? Когда я так неудачно свалился со стены, в небе была луна. И звезды. Ну, вполне возможно, что их успело затянуть тучами. У нас это запросто. Что еще? Черт! Да я же голый! И лежу на чем-то твердом… На камне, как подсказало мне осязание. А еще здесь воняет, подсказало обоняние. Зато ничего не болит, сообщил организм. Ну и что я в таком случае разлегся? Подъем!
Но попытка не удалась.
Стоило мне сесть, как меня долбануло в спину. Будто конь лягнул. И я опять в горизонтальном положении.
Ах ты ж!.. Вскакиваю на ноги уже рывком, с одновременным разворотом.
Пинок под зад – и я влетаю во что-то меховое и вонючее.
Что-то, вернее, кто-то разражается хриплым басовитым хохотком и отпихивает меня. С медвежьей силой, потому что мои пальцы соскальзывают с его засаленной меховушки.
Отлетая, я успеваю развернуться…
Опять они. Гориллоподобные дикари из моего летнего сна.
Получается, я сплю?
Додумываю мысль я уже на полу. Хорошо, что успел прийти на руки, а не физиономией.
Рывок за ногу переворачивает меня брюшком кверху.
Сознание фиксирует: на ноге – ремешок, который держит в лапе один из волосатых амбалов.
Перекат с попыткой ухватить ремень заканчивается очередным позорным фиаско.
Еще один рывок, меня протаскивает по камню метра три – силища «горилл» не уступает их быстроте, пальцы-крючья вцепляются мне в волосы, вздергивают в вертикальное положение, и новый толчок швыряет меня в весельчака.
Тот (я и пикнуть не успеваю) хватает меня за горло и гогочет хриплым басом. Ростом этот гад сантиметров на десять ниже меня, зато раза в два шире. Густющие патлы, редкая поросль на щеках и массивном скошенном подбородке. Местный подросток, что ли?
Нет. Не подросток.
Засаленная шкура свисает с одного плеча. Второе плечо, размера этак шестидесятого, голое и грязное. И здоровенная сиська – такая же голая и грязная. Самка!
Встречаюсь с ней взглядом и понимаю, что зла она ко мне не питает. Скалится во всю ширь здоровенной пасти. И глаза у нее… Я как-то сразу понимаю: это не зверь. Человек.
И еще ко мне вдруг приходит понимание, на кого она похожа. Мощные плечи, могучая грудная клетка, волосы белокурые, если их как следует отмыть, желтая поросль-бородка, широкий нос-картофелина и синие глаза, спрятанные под мощными надбровными дугами…
Да это же мой братец Свартхёвди! Бородка эта юношеская, какая была у него три года назад, ну точь-в-точь. Ну да, мой братец на четверть метра повыше, и сисек у него нет, но надень на эту бабу его любимый доспех, ну, или такой же, но чуток пошире, и поставь бородатую дамочку на табуретку, сходство будет удивительнейшее.
Нет, ну что за дурацкий сон! Я не выдержал и рассмеялся.
И сисястая двойница моего братца тоже загоготала диаконским таким баском. И игриво шлепнула меня по щеке ладошкой, отчего голова моя мотнулась, а в ухе загудело, цапнула за бороду, нагнула и шумно обнюхала мою голову.
– Беленький… – проворчала она. – И пахнет почти как мы.
Я ее понял. Ну да, понятно. Это же сон.
– Гладкий, как детеныш, – меня больно ущипнули за живот.
Я дергаюсь, пытаюсь вывернуться, оттолкнуть, но вторая лапища защемляет мне шею, и я замираю, понимая, что дергаться бессмысленно.
– И вкусный, как детеныш! – раздается у меня за спиной.
– Не твое! – Этот рык – угроза или у нее просто голос такой?
И, воркующе, на ухо:
– Мы с тобой одной крови, хрупкий. Не бойся. Они тебя не съедят.
И могучим рывком бросая меня себе за спину:
– Беги!
И я бегу. Со всех ног. А потом твердь обрывается синевой, я отталкиваюсь от края, взлетаю, падаю и качусь вниз по заснеженному склону…
И просыпаюсь.
Я лежу в снегу. Надо мной – небо. Синее. Значит, уже день. Я жив. И цел.
Или – нет? Тела я не чувствую. Но голова работает четко. Мысли не путаются.
Что ж получается? Я полсуток провалялся в снегу? Переохлаждение стопудово. Небось и обморозился? Моя боевая экипировка – не спальный мешок из гагачьего пуха.
Пробую пошевелить пальцами. Ноль реакции. Открыть-закрыть рот тоже не получается. И говорить. Нечем. Повинуются только глаза. Могу мигнуть, подвигать влево-вправо глазными яблоками. В памяти тут же всплыла подсказка: типичные симптомы перелома позвоночника.
Усилием воли я давлю приступ паники. Это холод. Я просто замерз, окоченел. Шутка ли – столько времени в снегу пролежать. По сравнению с переломом позвоночника обморожение – пустяк.
Я вижу, живу, дышу. Это уже кое-что. И тут же – сомнение: дышу ли? Ведь я ни хрена не чувствую. Нет, дышу точно. Без воздуха человек умирает, а я живой и мыслю ясно. Следовательно, кислорода мозгу хватает. А что у нас с обонянием? Ничего. Ноль. А слух? Тоже ничего. Стоп. Так не бывает. Даже если уши заткнуть, всё равно что-то слышишь… Нет, ничего. Ладно. Значит, бывает и так. Воспользуемся глазами. Скосить вправо – снег. Слева тоже снег. Ну да, я же в сугробе. А прямо надо мной – кусок удивительно синего неба и…
Черт!
Это была гора. А видел ее не всю, только верхнюю часть. И она впечатляла. Сразу становилось понятно, что – это здоровенная гора. Я из своей снежной дырки мог видеть только часть ее. Верхнюю. Черные угловатые склоны и острый, немного изогнутый белый пик.
Что-то знакомое… Не вспомнить. Но одно я знал совершенно точно. На территории будущей Ленинградской области ничего подобного быть не могло…
И как только я это осознал, мое бренное парализованное тело воспарило и стремительно понеслось в еще более стремительно темнеющее небо. А потом полет сменился не менее стремительным падением во мрак…
И закончился тоже во мраке.
И я опять не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но зато теперь у меня были руки и ноги! Я их ощущал. Мне было больно! Как это здорово! Боль!
Радость моя была невыразима. Вернее, выразилась в невнятном мычании, потому что во рту у меня была какая-то твердая хрень со вкусом деревяшки. О да! Я ощущал вкус. И запах. Вернее, вонь, в которой преобладал оттенок прогорклого жира и копоти.
Я попытался поднять руку…
Не получилось. Зато я осознал, что лежу на чем-то мягком и вполне могу управлять собственной шеей. Правда, поворот головы ничего нового не дал. Ну, кроме того, что я смог ее повернуть.
Я попытался перевернуться набок… Неудачно.
И тут до меня дошло: я же связан! А та штуковина, которая мешает мне закрыть рот, – это же кляп!
Вот теперь я испугался по-настоящему. Потому что наконец-то включилась обычная логика, и я понял простую вещь: моя крепость пала. А сам я жив и в плену у врага.
Я стиснул зубами деревяшку. Нет, перекусить ее мне не удастся. Да и что это мне даст? Какой смысл орать, если крепость захвачена?
Стоп! Но если крепость захвачена, зачем тогда враги заткнули мне рот? Связали – да, понятно. А рот зачем? Помешать мне произнести какое-нибудь предсмертное проклятие? Сомнительно.
Ладно. Рано или поздно меня навестят. И моя скорбная участь прояснится. А пока не худо бы протестировать организм.
Организм оказался в относительном порядке. Где-то что-то болело, но не критично. Мышцы напрягались и расслаблялись, как положено. Кости проворачивались в суставах. Ну, насколько позволяли мои узы. Наблюдались некоторые неудобства. Допустим, было бы неплохо отлить. Но в собственной боеспособности я мог не сомневаться. Если меня развяжут и дадут оружие, то, скорее всего, в грязь лицом ударю не я, а мой противник. Но, боюсь, личное мужество мне придется доказывать по-плохому, то есть не на поле боя, а на пыточном столбе. Ну что ж… Бывало и похуже. Опять-таки я человек не бедный, а господа викинги вряд ли ненавидят меня настолько, что откажутся от денег. А их должно хватить не только на мой, но еще на добрых полсотни выкупов. Вот именно в такие моменты и понимаешь: деньги – это свобода.
Эк я, однако, размечтался.
Но – полегчало.
Теперь – ждем.
Глава 9 Pater noster, qui es in caelis…
Ожидание не затянулось. Прошуршала дверная завеса, мелькнула серая тень.
Я напрягся.
И зря.
– Милый, милый, милый… – шершавая ладошка на моем лбу. – Матушка Мокошь, верни мне моего мужа! Патер ностер, кви эс ин челис…
Я офигел. «Отче наш» на латыни из уст моей любимой поразил меня едва ли не больше, чем деревяха во рту.
– Развяжи меня! – потребовал я.
С палкой во рту получилось – не очень. Большие проблемы с дикцией.
Но смысл дошел. Зарёнка пискнула радостно, и через мгновение я обрел способность говорить. Частично. Но девочка у меня сообразительная. Сразу же поднесла мне чашку с теплым молоком. Даже голову мою приподняла заботливо. Напоила и быстренько распустила узлы на ремнях. Что ж, во всяком случае, связали меня грамотно: ничего не затекло. Вот только зачем? Я в плену у свеев?
– Да нет же! – радостно засмеялась Заря. – Всё хорошо, любимый! Мы отбились!
И поведала мне то, что я пропустил.
В общем, нам повезло. Ворота оказались крепче, чем «крыша» над свеями, которые их ломали. Когда очередная колода проломила эту самую «крышу» и внутрь посыпались горящие угли, приправленные горящей же смолой, свеи вынуждены были отступить.
Вернее, бежать со всех ног, потому что наши стрелки щелкали тетивами, а не клювами.
Атака с тыла тоже потерпела фиаско. Основную группу мы выбили, а тех, кто всё же успел перебраться через стену, оказалось совсем немного. И побили их даже не мои бойцы, а мирные жители. Ну не то чтобы побили, но, скажем так, обнаружили и связали боем, пока не подоспели мои бойцы. Так-то с шестью свейскими хирдманами в условиях «городского» боя и сотне кирьялов не совладать.
А еще у нас обнаружилась «пятая колонна».
Семеро свейских вдов решили выступить на стороне своих соплеменников.
Пятерых вдовиц порешили кирьялы прямо на месте. Двоих повязали мои воины и до суда сунули в погреб. Решить их участь предстояло уже мне.
По мнению Зари, предательниц следовало раздеть, выпороть и бросить в лесу. Волкам. По ее словам, именно так поступали варяги с плохими женщинами.
Рассказывала мне всё это Зарёнка очень эмоционально. Причем эмоции ее совершенно не касались преступниц, а были направлены исключительно на мою персону, и выражались не только словесно, но и телесно, то есть Заря скинула одежку и забралась ко мне под одеяло.
Нет, ничего страстного. Только тепло и нежность. И безмерная радость, что я не помер и не сбрендил.
А мог бы, потому что падение со стены на каменистый склон – это не шутка. Я ведь сначала свалился с порядочной высоты, а потом катился практически до самого берега. И то, что я ничего не сломал и не отбил, за это спасибо моим доспехам и, наверное, Белому Волку, который поспособствовал тому, что моя тушка упала правильно, а не как мешок с брюквой. Ну, наверное. Последнее, что я помнил: это как сломался мой меч для левой руки.
В снегу я лежал недолго. Вифиль видел мое падение и, как только наши разобрались со свеями, они быстренько нашли своего ярла и оказали ему посильную помощь.
А вот сам ярл, как оказалось, повел себя весьма странно. Несмотря на отсутствие серьезных повреждений, в сознание не пришел, а, будучи в состоянии бессознательном, вдруг стал биться и метаться, издавая невнятные вопли и пуская слюни не хуже профессионального берсерка или ульфхеднара.
По распоряжению отца Бернара меня быстренько зафиксировали и сунули в зубы крепкую деревяху.
Монах сообщил окружающим, что я, видимо, солидно приложился башкой о твердое, душа моя грешная ослабла, и теперь ее терзают бесы. И пока процесс не прекратится, развязывать меня нельзя.
Не знаю, приняли ли наши язычники идею с бесами, но поскольку авторитет в области медицины у нашего лекаря был весьма высок, спорить с ним не стали и занялись более насущными проблемами. Равно как и сам лекарь, который велел Зарёнке сидеть со мной и читать единственную известную ей молитву, а сам ушел пользовать других раненых.
Заря предписание выполняла ревностно, позволяя себе лишь небольшие перерывы на еду и прочие телесные надобности. А поскольку латинянская молитва радикального действия не оказала, то где-то через сутки моя девушка решила дополнительно воззвать к более привычным защитникам.
Уж не знаю, кто из них мне помог, но сейчас чувствовал я себя относительно неплохо. Настолько неплохо, что даже начал правильно реагировать на близость юной красавицы. Которая, однако, решительно отказала мне в близости.
И более того, при первых же поползновениях с моей стороны выскользнула из-под одеяла и заявила, что сначала меня должен осмотреть медик. А потом, даже в случае положительного отзыва, мне следует не сексом заниматься, а сначала пожрать, а потом вернуть в свои руки бразды правления. Ибо Гуннар, конечно, правильный лидер, но ярл – я. И Заря, как моя жена, просто обязана мне это напомнить.
М-да. Нелегкая это участь – быть правителем. Но кто посмеет сказать, что я не справляюсь?
И кто бы мне еще сказал, что это за сны такие дурацкие ко мне приходят? А главное – зачем?
Глава 10, в которой Ульф-ярл готовит сложную тактическую операцию
Сигстейн-ярл ушел к кирьяльскому селению.
Вернее, отошел, потому что бойцов у него было всё еще намного больше, чем у нас. Не меньше сотни. При прямом столкновении хирдманы Сигстейна размазали бы нас по снегу ровным слоем фарша. Наверное, свеи бы и крепость смогли взять, если бы атаковали, не считаясь с потерями.
Но подобное отношение – не в традициях викингов.
– Сигстейн уже положил половину хирда, – ухмыляясь, заявил Тьёдар Певец. – Если он еще раз уполовинит своих бойцов, кто тогда станет звать его ярлом?
Логично. Воины – главная ценность здешних вождей. После удачи. Хотя удача – важнее. Потому что если удача покидает вождя, то воинов у него вскоре не остается. Кто не помрет, тот сбежит. Или сам займет перспективное место лидера. Поэтому ни один скандинавский вождь не бросит своих в слепую атаку и не станет заваливать противника трупами соратников. Каждый хирдман – на вес если не золота, то уж серебра точно. Хирдман – это ведь не только выучка и опыт. Это продукт жесточайшего отбора. Далеко не каждый из дренгов доживает до звания хускарла. И далеко не каждый хускарл способен пройти сквозь кровавую молотилку виков и стать хольдом. А затем – вождем-хёвдингом.
А ведь Сигстейн-ярл потерял не только молодняк. Пострадала и его элита. Это, черт возьми, обидно, когда гибнут воины, прошедшие через десятки настоящих сражений, не говоря уже о сотнях мелких стычек. Причем обидно и больно не столько самим погибшим (им легче, они сразу в Валхаллу), а их друзьям-соратникам. Только серьезная добыча может облегчить викингу боль от гибели товарищей. Возьми Сигстейн-ярл нашу крепость, никто не усомнился бы в его удаче. Конечно, самое дорогое забрал с собой мой братец, но ценного имущества у нас оставалось выше крыши. Свейский ярл скорее всего был не в курсе нашего истинного благосостояния, но рассчитывал на серьезную добычу. Он точно знал, что мы несколько месяцев «играли в таможню». И знал, что нам досталась казна прежнего держателя крепости. И даже об имуществе ярла Бьёрна Красное Копье, которое мы приобрели с помощью всё того же железного эквивалента, Сигстейн тоже мог быть осведомлен.
Уверен, что мысль обо всей этой здоровенной куче добра наверняка грела сердца Сигстейна и его воинов, когда ярл принял поручение своего конунга и двинулся нас изничтожать. Я уже достаточно хорошо изучил скандинавов, чтобы понимать, что ими движет. Месть, честь и корысть. Причем корысть – на первом месте, если речь не идет о мести кровной. Без этих стимулов ни один викинг задницу от скамьи не оторвет. Причем мои – такие же. Даже с мешком золота за плечами не погнушаются отнять у слабейшего пару серебрушек.
Так что я примерно представляю, что сейчас творится в поредевшем отряде Сигстейна. Гнев, разочарование, упадок дисциплины. Свеям наваляли, причем забесплатно. И это очень солидно долбануло по авторитету их вождя.
А уж если добавить то, что сообщили мои разведчики, а именно – про аристократические замашки ярла, вроде привычки почивать в личном шатре, то можно было надеяться, что опасная щель между лидером и его подчиненными вырастет в настоящую пропасть.
Нет, отступил ярл правильно. Крыша над головой – это неплохо. Особенно зимой. Однако жрать хочется и в тепле, а склады и амбары в кирьяльском селении пусты. Жители успели вывезти все сколько-нибудь ценное или съедобное.
Так что свеям остается только охота и рыболовство. Ну можно, конечно, по огородам пошариться: вдруг под снегом сыщется забытая брюква?
Та еще перспективка для прирожденных победителей.
Вывод? Рассиживаться на месте они не станут. Залижут раны, отдохнут и предпримут новую попытку.
Надо это мне? Нет! Следовательно, пядь железа им в печень, а не полноценный отдых и спокойный сон.
Я кликнул подвернувшегося под руку дренга, коим оказался Мёрд Куница, и велел собрать старших на совет.
Собственно, советом это только называлось. Я уже всё решил единолично. Осталось лишь поставить в известность всех участников будущего мероприятия.
Я поглядел на Сохроя.
В отличие от моих, которые сияли, как бронзовый шлем новобранца в летнее утро, кирьяльский староста был грустен. Если из моих бойцов ни один даже серьезного ранения не получил, то кирьялов в заварухе полегло немало. Что ж, это война. Жертвы были и будут.
– Сколько хороших стрелков у тебя осталось, Сохрой?
– Четыре десятка наберу, – без энтузиазма ответил староста.
– Пусть готовятся, – распорядился я. – Как только стемнеет, отправь их к селению.
Староста набычился. Явно собрался возразить, но я ему не дал:
– В бой не лезть! Только беспокоить. Стрельнули через ограду – спрятались. Если наружу полезут – сразу бегите. Не получится стрельнуть, пусть просто кричат. Хоть камнями кидайтесь, но спать свеи не должны, пока не зайдет луна!
Сохрой кивнул. Этот вариант его устраивал. Ну и ладушки.
Луна по моим прикидкам зайдет часа в три ночи.
И тогда я дам свеям передышку. Примерно на час. Чтоб расслабились и разобрались по койкам.
А потом ими займемся уже мы. И по-взрослому.
Такой вот незамысловатый план.
Не будь я уверен, что свейское воинство порядком деморализовано, я бы не стал рисковать. Это большая оплошность: считать противника глупее себя. Но тяжелый бой, полученные раны, уменьшенный паек и пошатнувшаяся вера в лидера должны сработать. Поубавить викингам хитрости и бдительности. Ну а если окажется, что я не прав, то всегда можно отступить. Рисковать своими хирдманами я уж точно не стану. Если у Сигстейна всё же хватит авторитета и сил, то это проявится сразу, во время беспокоящих атак кирьялов. Их мне, конечно, жалко, но свои – дороже.
Впрочем, Сохрой тоже не дурак. Лезть на рожон не станет. А вот насколько свеи бодры, установить будет можно.
Пока я разбирался с Сохроем, в моих собственных рядах образовалась оппозиция.
– Может, не стоит тебе самому к свеям лезть? – громогласно усомнился Гуннар. – Ты же, ярл, только на ноги встал. Давай лучше я.
И поглядел на отца Бернара, ожидая поддержки.
Не получил. Монах осмотрел меня сразу после того, как я очнулся, и не нашел ни признаков сотрясения мозга, ни иных повреждений. Ушибы и ссадины к последним не относились.
– Стоит, Гагара! Но спасибо за заботу.
На этот раз я намерен провести операцию сам. А он останется на хозяйстве.
– Со мной пойдут Стюрмир, Витмид, Тьёдар, Мёрд, Лут Ручища, Бури, Виги и братья Крумисоны.
Братья во время штурма показали себя неплохо. При зачистке каждый из них положил по свею. Не поглядели, что те соплеменники.
Хотя кто их знает, эти скандинавские национальные отношения? Вон взять сконцев и их соседей сёлундцев. И те и другие формально – даны, но если что-то и может помешать им резать друг друга, то не эта «формальность», а возможный гнев Рагнара-конунга, недавно подгребшего территорию Сконе под свою волосатую задницу.
Мои дренги Лут и Мёрд при штурме не оплошали, так что их я тоже возьму. Посмотрим, как покажут себя в ночном бою.
Особая статья – стрелки. Кажется, ночью в темноте от них проку немного. Но не от этой парочки. Бури, как мне кажется, бил бы без промаха и в абсолютной темноте. И Вихорёк в последнее время наловчился лупить на звук с отменной точностью. Бури сказал, что у моего сына развито чувство направления. Мол, когда открывается такая фишка, то глаза уже не нужны, потому что стрелой управляет воля стрелка.
Звучало неубедительно, с точки зрения законов физики, но поскольку физический урон от «волевых» стрел нисколько не уступал обычным попаданиям, я объяснение принял и порадовался. Стрелки – страшная сила. Я бы даже сказал – главная. Неудавшийся штурм тому доказательство. И замечательный поединок Гуннара, Вихорька и Сёлви против Хейтира хёвдинга и семерки его бойцов. Когда я слушал эту историю, то буквально за горло себя держал, чтоб не высказаться по поводу такой авантюры. То, что Вихорёк и Гуннар выжили, иначе как чудом не назовешь.
Но, во-первых, победителей не судят, а во-вторых, мой сын проявил нешуточную храбрость, что однозначно требовало похвалы, а не порицания. И еще это очередное наглядное доказательство того, что такое хороший лук в умелых руках. Особенно если его использовать против тех, кто лучников традиционно недооценивает.
Так что Бури и Вихорёк – точно со мной. А вот Вифиля и Оспака я решил оставить Гуннару.
И Кёля Длинного, который ухитрился вывихнуть ступню, свалившись со стены.
Зарю я тоже не взял. И в качестве компенсации мне пришлось потратить еще часа два, доказывая, как я ее люблю. Опять-таки и сам я убедился, что мой организм в порядке, поскольку к постельному марафону он отнесся вполне позитивно.
Правда, после него я уснул и проспал до полуночи, пропустив суд, который свершил Гуннар над вдовами-предательницами.
Одну из них Гуннар казнил. Собственноручно. А вторую отпустил. Вообще без последствий. За подсудимую вступилась Гуннарова жена Гуда. Определенно, женитьба существенно снизила кровожадность моего хольда.
Конечно, сыграло роль и то, что помилованная никого не успела убить, потому у пострадавших от вдовьего предательства кирьялов личных претензий к женщине не было.
Разобрались, и ладушки. У меня были дела поважнее. «Полопали и потопали», как говаривала моя бабушка.
Глава 11 Смерть во тьме
Когда мы подошли к селению, кирьялы уже отступили. Свою задачу они выполнили. В минимальном формате. Никого не убили, но и сами все остались целы. Мои опасения по поводу засады оказались излишними. Свеям было не до военных хитростей. Они заняли два больших дома и, по словам старосты, время провели насыщенно: весь вечер ругались и ссорились. Но железо не звенело, так что до настоящей драки дело не дошло. И, судя по запаху жареного мяса, вытекавшего из продухов вместе с дымом, какая-то жратва у них еще оставалась.
Свеи продолжали ругаться и после захода солнца, а когда наконец угомонились, за дело принялись мои кирьялы. Часть из них перелезла через частокол, который никем не охранялся, и немного постреляла по окнам. Когда же свеи решили сделать вылазку, лесовики поступили разумно: сразу удрали.
После этого демарша свеи наконец-то вспомнили, что они на войне, и выставили дозорных. Коим лесовики старательно докучали всё остальное время: стреляли, шумели, делали вид, что собираются проникнуть внутрь ограды.
Что ж, мои не платящие дани подданные сделали свое дело. Теперь наша очередь.
Силуэты на фоне звезд…
Мне их практически не различить, но у моих лучников ночное зрение получше. Две стрелы сорвались с тетив одновременно. Минус два.
Живая «пирамида», и я, как самый легкий, первым оказываюсь на той стороне. Замираю. Жду, когда «переправятся» остальные.
Всё.
Бури и Вихорёк остаются на стене. Наша снайперская поддержка. На острия частокола наброшены веревки, спущенные внутрь. Наш путь к отступлению.
Стюрмир и Витмид обухами топоров вбивают распоры, заклинившие вратный засов. Теперь быстро скинуть его не получится. Удары почти не слышны. Подложенный войлок скрадывает звук.
Мы выдвигается к домам, занятым свеями.
Их дворы, считай, рядом. У главного, того, который в свое время занимали мы сами, оградка приличная. И ворота тоже.
Вокруг второго забор чисто символический. Чтоб скотина не разбегалась.
Была у меня мысль повторить то, что сделал когда-то хёвдинг Хальфдана Черного со злыми берсерками: заклинить двери и поджечь дома.
Но я эту мысль отбросил. Не та у здешних изб конструкция. Да и имущество портить не хотелось.
И не получилось бы, потому что двери оказались сняты. Вместо них, по-летнему – завесы из кожи. Тоже понятно. Хоть какая-то вентиляция.
И нам опять-таки проще.
Задача бойцам поставлена.
Витмид, Стюрмир, Тьёдар и Лут Ручища вламываются в дом поменьше, а мы с братьями Крумисонами и вьюношем Мёрдом кошмарим основное строение. Дренга оставлю караулить ворота. Чтоб под раздачу не попал. Да и не хотелось бы, чтоб нас во дворе заперли.
План действий прост, как пинок под зад. Врываемся и рубим всё, что шевелится или собирается шевелиться. Рубим ровно минуту. Потом, по моему сигналу, быстро сваливаем со двора и бежим к стене. Улица тут более-менее прямая, так что снайперская группа нас прикроет от самых проворных свеев.
Это, так сказать, первый акт нашего балета.
Мной запланирован еще и второй. Но пока – гипотетически. Это зависит от того, как «зрители» примут первый.
Во двор мы проникли без помех: Мёрд перемахнул через забор и вынул засов.
Я договорился с Витмидом, что они начнут, как только досчитают до ста. Думаю, нам этого времени тоже хватит.
Крадемся вдоль сарая к дому. Снежок под ногами здесь уже не так бел, как снаружи. От стены сарая воняет мочой. Свеи уже успели превратить двор в один большой сортир.
Вход в дом прикрыт кожаным пологом.
Раз, два… Пошли!
Я отбрасываю завесу и ныряю в вонючую тьму. Видимость – ноль. Однако по слуху вполне можно ориентироваться. Кто-то храпит, кто-то стонет…
Свеи лежат вповалку на полу и на лавках. На лавках, скорее всего, раненые. Места ближе ко входу – козырные. Тут воздух посвежее. Правда, и попрохладнее.
Ближайших я не трогаю. Ими займутся Крумисоны. Их задача: не дать заблокировать выход. Мёрд – на подхвате. Снаружи. Если кто-то полезет через продух, парень даст знать.
Всё остальное сделаю я. Но не сразу. Сначала – тихое проникновение. То есть иду в глубину дома, никого не трогая. Просто иду к печке, перешагивая через тела.
Здесь, у печки, вообще элитное место. Очень надеюсь, что именно здесь расположился свейский ярл.
Задеваю кого-то ногой. Недовольное ворчание. А вот у меня за спиной кто-то встал. Но это не тревога. Это мужику приспичило. Неудачно получилось. До печки я еще не дошел и уже не дойду. Придется начинать прямо сейчас.
Ну, понеслась!
Я втыкаю оба клинка в мягкие, не защищенные ничем, кроме одеял, тушки.
Выдергиваю и повторяю операцию, но уже с другими неудачниками.
Ориентироваться легко. Откуда сопение, там и голова.
На третьей паре становится сложнее. Двое уже вопят, причем очень характерно. Сразу всем понятно, что их убивают.
Вокруг меня вскакивают и мечутся свеи. Я хлещу клинками во все стороны и с максимальной скоростью рвусь к выходу. Я не берсерк. Случайное попадание – и я труп.
У входа меня едва не зажали. Не специально. Просто большая часть свеев инстинктивно ломанулась к выходу.
И на пути у них встали братья Крумисоны, перекрыв проход щитами.
Понятно, что у этих щитов тут же образовалась давка.
За моей спиной вспыхнул огонь. Кто-то поджег факел от печных углей.
У меня секунда, чтобы вырваться.
Толчок, удар… Я вспрыгиваю на содрогающееся в агонии тело, ору что есть мочи:
– Это я! Я! Ульф!!!
Крумисоны, сориентировавшись, делают шаг вперед, внутрь помещения, и разводят щиты, создавая мне щелку, в которую я и вкручиваюсь, не забыв на развороте хлестнуть тех, кто пёр за мной.
– Отходим!!!
Мы втроем срываемся с места.
Втроем! Мёрд Красная Шапочка остался в воротах. Не иначе, решил в одиночку прикрыть нас от серых свейских волков.
Когда я услышал за спиной лязг стали и обернулся, было уже поздно.
Первого свея Мёрд зарубил, а вот второй сумел уклониться и хватанул моего дренга секирой по руке. А третий всадил тесак в живот. А потом четвертый свей швырнул нам вдогонку факел, и еще один метнул копье. Оно ударило в щит Траусти Крумисона, висевший у того на спине, и в нем застряло.
Траусти бросило вперед, но на ногах он удержался, сбросил щит и понесся еще быстрее. До стены оставалось всего ничего. Наши из команды Витмида уже карабкались наверх.
А я вот приотстал и ухватился за веревку последним, уже чувствуя копейное железко между лопатками…
Но взбежать по стене мне не дали: могучим рывком вздернули наверх. Я встал рядом со Стюрмиром (это он мне помог), глянул назад – и понял, почему свеи не смогли до меня добраться.
Потому что попрятались. Мои снайперы били с винтовочной скоростью. И даже не на слух, потому что пространство перед стеной очень удачно подсвечивал брошенный мне вслед и воткнувшийся черенком в снег факел.
– Уходим! – крикнул я и первым сиганул со стены наружу, в сугроб.
– Уходим!!! – Я сунул ноги в ремни первых попавшихся лыж и припустил вдоль стены по нашей старой лыжне. Ну, понятно, что первым я не был. Но на этот раз и не последним. Сразу за мной Вихорёк, а за ним Бури.
Обогнув селение, мы побежали к лесу. Я попытался сосчитать, сколько людей впереди, но не получилось. Темно.
Ладно. Кто не успел, того уже не вернуть. На стене точно никто не остался.
На опушке я остановился и оглянулся.
Не увидел ничего, кроме смутных очертаний поселковой стены.
– Погони нет, – немедленно сообщил мне Вихорёк, тоже остановившийся.
Я наконец-то пересчитал людей. Восемь человек, не считая меня. Одного не хватает. Мёрда. И это моя вина. Надо было вбить парню в голову, чтоб не геройствовал.
Но свеи мне за него ответят.
– Погони нет, – согласился я.
Это объяснимо. Я бы тоже на месте свеев гнаться за нами не стал. Фора у нас приличная, так что к острову своему мы всяко успеем раньше.
– Погони нет. А время до рассвета есть. Веревки все забрали?
– Все, – доложил хозяйственный Стюмир.
– Это хорошо. Они нам скоро пригодятся.
Глава 12 Смерть во тьме (продолжение)
Я рассуждал так: что бы сделали нормальные викинги после такого свершения, пусть и не принесшего добычи, но уж точно славного?
Отправились бы домой пить пиво и рассказывать о собственных подвигах.
Однако будь я на месте свейского ярла, я непременно отправил бы кого-нибудь проверить, действительно ли мы ушли. Кого-нибудь с хорошим ночным зрением и развитыми навыками разведчика. Просто на всякий случай.
Один разведчик – это не проблема. У меня в отряде тоже есть «совы», и уверен, они такого разведчика засекут.
А если разведчика не будет, что тогда?
Тут возможны варианты.
Наилучший: свейский лидер решил, что этой ночью можно спать спокойно.
Менее удачный: Сигстейн-ярл решил поставить капкан на охотника. В который мы и попадемся, если нападем снова.
В аналогичную засаду как раз и угодили Гуннар и Сёльви.
Сёльви это стоило жизни, однако свеям военная хитрость обошлась намного дороже.
Как поступит ярл сейчас? Кто его знает. Но я рискну. Моя интуиция говорит: делай.
Или это не интуиция, а желание отомстить за Мёрда Красную Шапочку?
Ну, поглядим.
Спустя примерно два часа мы опять подобрались к деревенской стеночке. Часовых не обнаружилось.
– Засада? – едва шевеля губами, поинтересовался Витмид, когда мы уже взобрались на стену.
Умный, собака. Почти как я.
Слишком умный для среднестатистического дана. Хотя дан ли он? Надо будет потом уточнить.
– Сходи проверь, – полупопросил-полуприказал я.
Витмид бесшумно скользнул вниз и тут же потерялся во мраке.
Рядом со мной присел Бури. Лук его в налуче. Это успокаивает. У азиата слух – как у летучей мыши. В обоих смыслах.
Витмид отсутствовал недолго.
– Спят, – сообщил он. – Мертвецов сложили перед большим домом. Их много, мертвецов. Десятка три – за одного нашего. Удачлив ты, ярл!
Это да. Особенно, когда припрет.
Я задумался. Повторить то, что мы уже провернули, понадеявшись на беспечность свеев? Завалить еще два десятка – и считай, Сигстейн-ярл уже две трети хирда потерял. А если это всё-таки засада?
– В домах тихо? – уточнил я.
– Ага. Ни звука. И дозорных нет. Что скажешь, ярл?
И хочется и колется. Если мы убьем еще десяток, то получится, что Сигстейн-ярл положил уже две трети хирда. Причем за просто так. Я слыхал: вожди переставали быть вождями и за меньшее.
Но что-то смущает…
Надо самому глянуть, а то как-то неспокойно.
Сам-то сам, но ко мне, по собственной инициативе, присоединились Витмид с Тьёдаром.
Действительно, всё тихо. На первый взгляд.
Я осторожно просочился во двор. Благо, затворить ворота никто не потрудился. Темно и тихо. И мертвецы. Здоровая куча. Да тут не три, а все четыре десятка. Неужели мы столько успели побить? Это ж какие мы крутые парни, оказывается!
От покойничков пованивало. Не мертвечиной, для этого рановато. Морозец хоть и несильный, но всё же минус. Недавней насильственной смертью.
Далеко от ворот я отходить не стал. Присел у забора и прислушался. Ну да. Тихо. Относительно. В доме кто-то стонет. Больно бедолаге. Ну что ж поделаешь. Его сюда никто не звал. Как говорится, с чем к нам придешь, с тем и…
Нет, что-то мне стрёмно. Чуйка свербит. Что-то не так в здешней картине мира, нашептывает мне подсознание. Что-то не так. Что?
Ворота не заперты? Нет, этого недостаточно. Наоборот, если бы засада, их стоило бы прикрыть. А так все вроде на виду. Мертвецы, сарай… А там, подальше, вход в дом. Мне отсюда не видно. Но вход точно есть. Дом… Что дом? В доме тихо. Но не слишком. Можно уловить и похрапывание, и стоны. Умаялись и спят? Если бы ругались, было бы лучше? Вряд ли. Спят. Это же хорошо для наших целей. Что же мне не нравится?
А мне не нравится определенно. Чувство неправильности никуда не подевалось. Моя чуйка дергала изнутри всё сильнее: валил бы ты отсюда, хозяин!
Эх! Мне бы сейчас то зельецо, которым меня когда-то попотчевал папаша Быськи и Квашака. То, что резко обостряет ночное зрение. Жаль, что папаша помер, не поделившись с детьми секретом средневековой алхимии.
Что это? Скрип? Еле-еле слышный, однако мой подстегнутый беспокойством слух его засек. Был бы ветер, тогда понятно. Но ветра нет. Что скрипнуло? Двери сарая? Возможно. Звук – оттуда.
Всё-таки засада.
В уме тут же выстроилась схема: группа в сарае. Еще одна – где-то снаружи, чтобы вовремя закрыть ворота. И крысоловка захлопнется.
Надо бы как-то дать знать Витмиду и Тьёдару. Та группа, которая снаружи, может оказаться у них за спиной.
Но хирдманам всё равно проще. Они снаружи, а я уже внутри. Можно сказать: одной ногой уже в мышеловке.
Заметили ли они меня? Ну, если я прав и это засада, то наверняка.
Вопрос: нападут ли? Или не станут выдавать себя из-за одной-единственной мышки? Понадеются, что я приведу остальных?
Я очень осторожно попятился к воротам. Да, я ничего не видел. Но слух у меня обострился – почти до уровня среднестатистического викинга.
Шажок, еще шажок…
Тени метнулись ко мне, откуда не ожидал. Не от сарая, а от штабеля мертвецов.
Вот блин! Оказывается, далеко не все мертвецы – мертвецы!
И со стороны ворот тоже бежали. И это были не Витмид с Тьёдаром. Свеи.
Я попался!
Но пока еще не совсем. Мир заискрился и даже как-то посветлел. Мой Волк метнулся светлой тенью и одним высоким прыжком перемахнул через двухметровый забор.
Я следом. Пять прыжков – и я у забора. И тотчас присел, пропуская над собой копье, с хрустом воткнувшееся в промороженное дерево.
Присел – и сразу подпрыгнул по-звериному, ухватился рукой за край частокола, толкнулся (копье послужило ступенькой) и оказался снаружи. Очень вовремя. Помедли я хоть полсекунды – и еще два копья пригвоздили бы меня к ограде.
Витмида и Тьёдара снаружи не оказалось. А мне сейчас как-то не до них. Из ворот выскочило не меньше дюжины свеев.
И еще столько же, причем часть – с факелами, вопя, неслись ко мне по заснеженной улице. И явно не для того, чтобы пожелать мне доброй ночи.
А что особенно обидно: эта вторая дюжина отрезала мне путь к отступлению.
Времени на раздумья не было. Да оно и не понадобилось. Мой Волк махнул через очередной забор. Я за ним, потом галопом по сугробам через чей-то огород, снова через забор и в узенькую щель между двумя бревенчатыми стенами. Оп! Выскочив из щели, я оказался на той самой площади, с которой только что сбежал.
Причем как-то сразу – в гуще врагов.
Сюрприз для меня. И такой же – для них. Страха – ноль. Чего бояться, если мой Волк со мной. Вдоводел рисует красивые кривые, три тела валятся на снег – и путь свободен.
Я вижу стену и моих людей наверху.
А еще – с десяток свеев, прикрывшихся щитами у ворот. И еще одну группу – с копьями наготове. Последние – под прикрытием какого-то сарая, так что со стены их не разглядеть. Зато свеям отлично виден я. И можно не сомневаться: их копья полетят, как только дистанция обеспечит гарантированное поражение цели. То есть меня. И сманеврировать уже не удастся, потому что улочка узкая и ни одной подходящей щелки.
Надежда только на скорость.
Я бросил меч в ножны и помчался так, как никогда раньше не бегал. Я не бежал – летел длинными прыжками.
И точно так же летел над заснеженной улочкой кирьяльского селения мой Волк.
Те, что у ворот, тоже меня увидели и устремились наперерез. Не так быстро, как я, но им и не надо. Чтобы отрезать меня от стены, им надо пробежать шагов двадцать, не больше.
А копья уже летели. Два – слишком рано, еще одно – слишком поздно, но остальные – в самый раз. Шесть копий, и уклониться от всех было невозможно. Одно-два я мог бы сбить щитом, если бы он у меня был. Но я шел на разведку, а не сражаться, поэтому щита у меня не было. Да он бы и не спас. С пяти метров среднестатистический викинг попадает копьем в бегущую лису. А я, даже сейчас, точно не быстрее. Зато гораздо крупнее.
Но как раз это и помогло мне выжить.
Потому что я превратился в лису.
Фигурально выражаясь.
То есть нырнул ничком на утоптанный почти до состояния льда снег и заскользил по нему на брюхе. Викинги же целили не в лису, а в человека, и потому все копья прошли надо мной. Даже седьмое, запоздавшее.
И я, человек-лиса по прозвищу Белый Волк, выкатился буквально под ноги тем, кто отрезал мне дорогу к стене.
Стояли они грамотно. Одна половина прикрывала щитами вторую половину.
А те, кого прикрывали, встретили меня во всеоружии. Но самую малость запоздали.
Психология.
Увидели, как я упал, и решили, что со мной – всё.
А вот и нет. Я прыгнул по-звериному. Как недавно прыгал через забор. Метнулся вперед и вверх, оказавшись между двух копий, толкнулся от них руками, будто от брусьев, и бросил свою тушку на щиты над головами свеев.
Скандинавы – сильные ребята. Удержали и копья и щиты. Рефлекс сработал.
Ну а я, оттолкнувшись, прыгнул с их щитов на стену. Как кошка.
Правда, у меня ни за что не получилось бы зацепиться за обледеневшие бревна. Но и не потребовалось. Стюрмир с Тьёдаром, свесившись вниз, на лету ухватили меня за руки и вздернули на забороло.
А Бури прикрыл, подстрелив свея, вознамерившегося швырнуть в меня топор.
– Я знал, ярл, что ты вывернешься, – радостно заявил Витмид.
Но, по-моему, ему было немного стыдно, что они с Тьёдаром меня бросили.
Хотя не представляю, чем они могли бы мне помочь против нескольких десятков врагов.
А потом мы дали деру. И на этот раз свеи за нами погнались, но гнались недолго.
Пока Бури не подстрелил самого прыткого.
И тогда они отстали.
На время.
Глава 13, в которой Ульф переоценил собственные силы
Светлое солнышко взошло и даже успело перевалить через зенит, когда весь свейский отряд, пусть изрядно поредевший, но по-прежнему внушительный, явился к нашему острову.
Нет, не штурмовать. Ратоборствовать. Вернее, единоборствовать.
То есть для разминки они поорали некоторое время на тему «выходи на честный бой, чтоб расстаться с головой», но исключительно для разогрева связок. Численность нашу они во время штурма наверняка прикинули, а интеллект оценили еще по дороге сюда, так что вряд ли рассчитывали, что мы выйдем всем нашим невеликим составом на лед, чтобы биться стенка на стенку.
Ответить на риторическое предложение взялся Гуннар. Он встал на стену и в художественной форме изложил, как именно он намерен пользовать свейских неудачников и куда именно они должны его целовать в знак благодарности. И в качестве иллюстрации к сказанному продемонстрировал слушателям морозоустойчивую норегскую задницу.
Слушатели речь оценили и в свою очередь разразились воплями и угрозами. Оставаясь, впрочем, на приличной дистанции, что существенно снижало силу акустического удара.
Отыграв положенную увертюру, свеи перешли к первой части сегодняшней развлекательной программы: сделали нам ну очень заманчивое предложение: их боец против нашего бойца. Суть его: кто победит – тому и тапки.
То есть контроль над крепостью и всё, что к этому прилагается.
«А вот это уже любопытно», – подумал я.
Нет, не передача крепости победителю, а хольмганг как таковой. Потому что мне видится в нем отличная перспектива: прекрасная возможность отправить свеев по правильному маршруту. То есть отсюда и подальше.
А потому следующий этап переговоров я возьму на себя.
И никаких «боец против бойца». Будем решать вопрос радикально. Только лидеры, только хардкор.
– Я – Ульф Хвити, ярл этой земли! – проорал я, забравшись на стену. – Я владею этой землей по железному праву, и я всегда плачу железную цену! А ты, Сигстейн-ярл, осмелишься ли выйти и встать против меня или, как обычно, спрячешься за спинами настоящих воинов?
Это называется «сделать предложение, от которого нельзя отказаться».
Учитывая уровень авторитета Сигстейна после всех тех трепок, которые мы ему задали, выйти ему придется.
Или у его хирда появится новый ярл. Из «настоящих воинов».
– Я, Сигстейн-ярл, принимаю твой вызов!
Сработало. Как и ожидалось.
Ворота мы открывать не стали: я воспользовался веревкой.
Со мной спустились Стюрмир с Оспаком.
Не столько для защиты, сколько для солидности.
Настоящее мое прикрытие осталось на стене. Бури, Вихорёк, Заря и Тулб Огонек. Хотя, думаю, хватило бы и одного Бури.
С ярлом Сигстейном на место будущего хольмганга выдвинулись аж четверо.
Серьезные вояки. Я бы не отказался видеть таких на своей стороне.
Сигстейн-ярл тоже выглядел внушительно. А мне почему-то казалось, что он должен быть юнцом. Этаким представителем «золотой молодежи». Ну а кто еще отправится в боевой поход с персональным шатром? Только сопляк с недетскими понтами. С таким бы я разобрался в считаные секунды.
Но не с этим.
В Сигстейне-ярле с первого взгляда чувствовался настоящий герой. В его изучающем прищуре, в медвежьей грации… Ну да, той самой, которая превращает косолапого в самого опасного хищника животного мира.
Копье, щит, меч. Ах да! Еще секирка за поясом. Ну и бронька очень приличного вида.
А шлем – открытый. Что в сочетании с физиономией без единого шрама внушает уважение.
И всё же я надеялся управиться с ним без «открывания врат». Не то чтобы мои особые возможности представляли собой великую тайну, но зачем светить их лишний раз? Да еще перед публикой, которая после поединка заберет эту информацию с собой.
Конунг свеев – не тот человек, которого можно запугать всякими берсеркскими навыками. А об этом бое ему наверняка расскажут, причем с подробностями. Вот и не будем светить козырями. Их у меня итак дефицит.
Я копья не взял. Копьеметатель из меня – так себе. А вот второй меч на пояс повесил. Будет, что взять в руку, если щит развалится.
Условий окончания поединка не оговаривали. Равно как и правил замены поврежденного «оборудования».
Копье мой оппонент метнул с разбега. С приличной еще дистанции. Вероятно, ожидал, что я перехвачу и отправлю обратно. А он, в свою очередь, поймает и пошлет в мою тушку уже с по-настоящему опасной дистанции.
Но я поломал хитрый план, попросту уклонившись.
А потом мы сошлись.
На мою пробную атаку свей отреагировал как-то чересчур заполошенно.
Я удивился. Атаковал еще раз, понаглее.
Опять та же реакция. Он что, меня боится?
Как-то не укладывалось подобное в голове. Он же викинг. Вдобавок ярл. Этот сорт людей чувством страха не оснащен. Вместо него у таких жажда славы установлена.
Мою третью атаку ярл ловко принял на щит. Но опять не контратаковал.
Нет, он не боится. Ждет. Интересно чего?
Тут уж я насторожился.
И решил форсировать процесс: провел довольно красивую связку, которая должна была закончиться ранением правой руки противника.
Однако противник ранить себя не дал. Умело развалил комбинацию в самом начале…
И опять не контратаковал.
Я остановился.
Что за дела?
Нет, вокруг вроде ничего подозрительного. Спутники ярла в процесс вмешиваться не собираются. Остальные свеи – далеко.
В чем подвох?
Ну, выбора у меня особого нет. Буду зондировать оборону ярла и думать. Вернее, анализировать.
Выпад с подшагом.
Реакция Сигстейна – слишком быстрый уход. С запасом.
Еще разок. И опять ярл отреагировал с упреждением. То есть четко и эффективно. Но – неоптимально. Как будто мой клинок – на полметра длиннее. Или выпад быстрее.
О! Наконец-то сам ярл решил перейти к делу. Стремительная атака – и еще более стремительный отход, когда я сделал встречный «жест».
Не понимаю. Боец его уровня уже давно должен был меня оценить и перестать осторожничать. Я, конечно, классный фехтовальщик, но без Волка мой уровень вполне сравним с уровнем Сигстейна. Чего он опасается?
Моя атака – и он опять разорвал дистанцию.
– Не запыхался бегать? – поинтересовался я.
– А ты не устал меня дразнить? – рыкнул Сигстейн в ответ.
Дразнить?
Не понял. Но ладно. Я тоже умею бегать.
Еще одна атака – и на этот раз я не остановился. Действовал по максимуму. Ну, с учетом того, что на серьезный риск не шел. Сдерживало непонимание ситуации.
Сигстейн отбивался вполне уверенно. Пару раз очень эффектно сработал щитом. Но не допускал ни малейшего риска. Уходил, уклонялся. А ведь мог бы врезать в ответ. Я выделил по крайней мере три момента, которые свей должен был бы развить. А он ограничивался обороной. Ну, в основном обороной. Хитрит? Ожидает, пока я раскроюсь?
Так и есть. Чуть меня не подловил. Вдруг будто взорвался: сфинтил клинком и одновременно долбанул щитом в щит со всей энергией тяжелой весовой категории.
Меня отнесло метра на три. Я устоял, но заскользил по утоптанному снегу, и коварный ярл тут же повторил прием. Вернее, сымитировал и на этот раз рубанул по моей ноге по-настоящему. Я парировал щитом и попытался достать свея Вдоводелом, но Сигстейн без проблем принял удар на щит, коим еще и засадил мне по локтю, одновременно цепляя мою ногу собственной.
Но здесь уже я оказался молодцом. Потому что, поняв, что всё равно не устоять, сам опрокинулся на спину и перекатом встал на ноги, изрядно противника удивив.
И выиграв нужные полсекунды.
Снова при своих.
Наверное, мне всё же стоило позвать Волка, а не надеяться обойтись без него. Может, зря я рискую?
Может, и зря.
Свей будто проснулся. И он был хорош. Сам плел рисунок боя и навязывал его мне. Вдобавок он был сильнее и быстрее.
Зато я – техничнее. И подловить меня снова ему никак не удавалось.
Однако он продолжал пробовать. Причем на высочайшем уровне. Том, когда успех определяется не скоростью и силой, а правильным стартом атаки.
Мы наворачивали круги, пытаясь добиться позиционного преимущества. И я даже начал получать удовольствие от этой игры, потому что люблю, когда поединок складывается умно, а не «кто кого пересилит-перехитрит».
Свей отрабатывал короткие связки и в ближний бой больше не лез. У него было небольшое дистанционное преимущество, и он его вовсю использовал. А еще мне нравилось, как он работал щитом. Прямо загляденье. Жестко атаковал краем и елманью в мой щит и в корпус, норовил ткнуть в лицо… А вот клинок Вдоводела встречал почти с нежностью, сводя удар в скольжение, причем по нужному ему вектору. Я несколько раз специально пробил именно по щиту в полную силу. И каждый раз свей превращал мой удар в безвредное поглаживание.
Мечом свей тоже работал неплохо, но именно что неплохо, а не виртуозно. Так что и я вполне успешно «вязал» его удары. Правда, моему щиту доставалось побольше. Я его и не жалел. Я вообще отбросил бы и взялся за второй меч. Но хотелось сменить оружие не просто так, а с каким-нибудь бонусом, хотя бы тактическим.
А потом я ошибся. Ну не то чтобы ошибся. Он атаковал, я отступил и… оступился.
Не упал, конечно. Просто на долю секунды потерял равновесие.
И Сигстейн второй раз сбил меня с ног. И опять – ударом щита. И тут же его ребром по ноге. Попал бы – вполне мог сломать голень. Однако я успел поджать ногу, и щит с размаху впилился в снег. И приколоть меня мечом у ярла тоже не получилось. Хотя он был близок.
Секунды три, пока мне не удалось удачно пнуть Сигстейна в щиколотку, я вертелся опрокинутым на спинку жуком и активно сучил лапками. За эти секунды ярл успел раза два поцарапать мне кольчугу и попортить рукав куртки. Ну и мы оба осознали: если так пойдет дальше, то мне кирдык. Сигстейн сильнее. И, что особенно важно, выносливее. Поэтому, когда я наконец-то сумел встать, на физиономии ярла уже сияла торжествующая улыбка.
Он больше не осторожничал. Бил с двух рук, снес мне край щита, задел шлем. Вскользь, но звук получился мощный. А еще он практически оттеснил меня в сугроб.
Как только он лишит меня маневра, всё закончится очень быстро. Мы оба это знали, когда я метнул свой щит ярлу в лицо. Сигстейн без труда уклонился и проскочить мимо себя не позволил. Второй клинок, к сожалению, не дал мне перевеса. Отчасти потому, что левая рука слушалась так себе. Прилетело щитом по локтю. Так что идея «связать» меч Сигстейна вторым клинком полностью провалилась. Блин! Не хотелось бы сдохнуть из-за собственной самонадеянности!
Еще один удар по шлему, от которого голова мотнулась, как у тряпичной куклы, победоносный рык свея…
И вот он. Наконец-то!
Мир вспыхнул и обрел дивную четкость. Счастье наполнило меня изнутри и хлынуло наружу.
Я рассмеялся и изящным полуповоротом разминулся с падающим клинком. И столь же легко ушел от удара щитом.
Трудно поверить, что мгновение назад ярл казался мне стремительным и непредсказуемым. Сейчас я совершенно точно знал, что он будет делать и как. Я мог запросто нарушить рисунок его атаки, но зачем? Куда проще оказаться вне ее.
Потерявший меня ярл взмахнул щитом, отражая предполагаемый удар, и закричал, когда Вдоводел прошил кольчужную сетку, меховой подкольчужник и правый бок ярла. Я выдернул меч, шагнул назад и поглядел свею в глаза. Мы оба знали, что он – не жилец.
– Это всё-таки был ты! – прохрипел ярл. – Там, в доме…
А потом кровь из пробитого легкого забулькала у него в горле, и наш поединок закончился.
Я не стал его добивать. Дал ему минуту, чтобы подготовиться к смерти. Ну и меч тоже забирать не стал. Сигстейн дрался честно. Более того, он предполагал, с кем будет сражаться. Потому и осторожничал поначалу. Делал поправку на моего Волка.
Что ж, если он видел меня в формате «открытых Врат», то должен был понимать, что у него никаких шансов. И всё-таки вышел.
Что ж, ты был храбрецом, Сигстейн-ярл. Жаль, что мы оказались по разные стороны. И спасибо тебе за то, что напомнил мне о разнице между Ульфом Черноголовым, очень хорошим, но отнюдь не элитным бойцом, и Ульфом Хвити, Белым Волком. Больше я такого риска не допущу.
Наверное…
Глава 14 Зимние развлечения
Трайн. Хёвдинг. Так он представился. Он теперь старший над свейским рейдом. И главный переговорщик с их стороны.
Нет, от обязательств по результату нашего с ярлом поединка Трайн не отказывался:
– Ты удачлив, Ульф Хвити! Я думал, Сигстейн-ярл тебя прикончит.
Я в ответ ухмыльнулся. Удача – атрибут вождя. И она покруче умения управляться с оружием. Потому что означает: на стороне везунчика играют высшие силы.
Ну, во всяком случае, Трайн так считал. Радует, что ни он, ни остальные свеи не заметили моего перехода в суперрежим. Слишком долго их ярл со мной возился, а вот убил я его одним-единственным ударом. Чистая удача, с точки зрения стороннего наблюдателя. А раз моя удача «съела» удачу Сигстейна-ярла, то удачу Трайна она схавает с еще большей легкостью. Потому продолжать войну он не собирался.
Но уйти просто так тоже не мог. Свеям предстоял серьезный переход. У них было до хрена раненых и совсем мало провизии. Да и морозец, похоже, крепчал, так что ночевать в лесу и здоровому будет грустно, а для раненых – просто капец.
Так что первым делом Трайн, пусть с большим чувством собственного достоинства, но все же не потребовал, а попросил им помочь. Снабдить их провиантом, теплыми вещами и оборудованием для транспортировки. Не за так, понятное дело.
Я отреагировал позитивно, Мол, готов принять деньгами или натурой.
Мы немного поторговались, потому что ценник я сознательно загнал под облака, но в конце концов пришли к компромиссу.
Впрочем, прайс услуг по-прежнему оставался грабительским, и мы оба понимали: это не честная торговля, а выкуп с проигравшего.
Также Трайн и его команда принесли торжественную клятву, что не поднимут на нас оружие в течение трех лет. Гарантом клятвы выступал бог Тор.
Под это дело Трайн попытался выпросить у меня разрешение пожить немного в кирьяльском селении, но тут я отказал категорически. Ибо не фиг.
У свеев будет еда, меха для сугрева и шкуры для шатров, если случится метель, а она случится непременно.
Еще они получат десять волокуш из качественного материала и запас охотничьих стрел. А при таком обеспечении я не вижу проблем для зимнего перехода.
Трайн вынужден был согласиться. Не то чтобы его это обрадовало. Но куда деваться? Необходимость отдать за «зимние наборы» все наличное серебро и сверх того шесть кольчуг и три меча франкской работы тоже не привела свеев в восторг. Однако разошлись без эксцессов.
Недурно получилось. Мы в очередной раз избежали гибели. Более того, подняли неплохую добычу, которой я, не скупясь, поделился с кирьялами. Пусть прочувствуют разницу между свеями, которые гребут под себя, и щедрым мной.
В общем, день завершился неплохо. Пирушкой.
А потом Сохрой со своими отбыли на место постоянного проживания.
Мы же занялись текущим ремонтом и подготовкой к празднику. До Йоля, главного праздника Зимы, осталось всего ничего. А это ведь не просто набивание брюха и пьяные оргии. Это – священнодействие. Ну и много-много всяких развлекух – от перетягивания каната и катания на бревнах до вполне взрослых ритуальных поединков.
Это днем. Главное же – когда стемнеет.
Гигантские костры, отпугивающие всякую кровожадную нечисть, которая так и норовит просочиться через источившуюся грань между мирами.
Ритуальное колдовство, гадания и чарования, которые непременно сбудутся, если всё сделать правильно.
Вещие сны, которые тоже следует правильно подготовить, и всевозможные клятвы-гейсы, приносимые в обмен на сверхплановую удачу в следующем году, и которые куда легче исполнить, если они даны в эти тринадцать дней.
Ах да! Еще свадьбы. Всё, что будет свершено в Йоль, пользуется особым покровительством свыше. И брака это тоже касается. А я-то думал, отчего Хальфдан-конунг в свое время так торопился со свадьбой.
Я подумывал, не воспользоваться ли мне случаем и бракосочетаться с Зарёй? Вот и Гуннар намекнул: не худо бы. Даже предложил себя в качестве посаженного отца невесты. Правда, Гуннар не сам к этой мысли пришел – супруга подсказала. Не исключено, что с подачи моей пока еще гражданской жены.
Однако я торопиться не стал. Причем не столько из-за себя, сколько как раз из-за моей преданной подруги. Свадьба для девушки – важнейшее жизненное событие. Так что отыграть его надо так, чтобы – ух! Да и не хорошо как-то – с посаженным отцом при живом папе. Нет, повременим. Тем более что нам с Зарёй есть чем заняться и без свадебных торжеств.
Например, к весне поднять ее квалификацию до уровня «умелый поединщик». Причем не только в постели, но и с оружием.
Да и мне самому тоже стоит поднять квалификацию. Например, поднатаскаться в языках и местной медицине.
Мой мозг, повзрослевший во времена информационного взрыва, настойчиво требовал знаний. Языки, кстати, пошли у меня удивительно легко. Даже диковатый кирьяльский. А латынь прям-таки как родная всосалась.
С медициной было потруднее.
Квалификации отца Бернара мне не достичь никогда. То есть нехитрый операционный инструментарий я освоил легко, но отвары, мази и прочие средневековые лекарства – только на уровне применения. Отличить одну сухую траву от другой я был способен разве что по запаху. А что касается более углубленных познаний, например, как отличить правильную консистенцию барсучьего сала от неправильной, то это моей распознавалке было уже не под силу.
Зато Заря оказалась отменной ученицей. Отец Бернар, которому лишь табель о рангах мешал озвучить глубину моей беспросветной тупости, девушку только нахваливал.
А я нахваливал его самого. Преподавателем монах был превосходным и деятельным. И готов был учить нас круглые сутки, за вычетом недолгого сна и обязательных молитв. Ну и погода настраивала его на работу в помещении: грянувшие морозы франк переносил хуже остальных и без необходимости носа на улицу не высовывал.
А вот кирьялам и скандинавам мороз, по моим прикидкам переваливший за двадцать, особых неудобств не доставлял. Они жили по известному принципу: не бывает холодной погоды, бывает неподходящая одежда.
С одеждой же здесь всё было путем. Страна мехов, как-никак.
И мехов этих самых нам вскорости навезли целую огромную кучу. Причем по таким расценкам, что даже неудобно. За наконечник для охотничьей стрелы, к примеру, – кипа беличьих шкурок. Ну, я понимаю, что белок в здешних лесах – как тараканов в бомжатнике, но всё же…
Я тоже разок развлекся благородной барской охотой: вывели меня на медвежью берлогу.
Ну да, вывели-то меня, а вот убил зверушку Гуннар. Пока я готовился принять косолапого на рогатину, проворный норег вышмыгнул сбоку, сунул мохнатому мечуган в ребра – и конец развлекухе.
А лишивший меня статусного развлечения Гагара еще и недовольство выразил: мол, у него дома мишки покрупнее и пошустрее. Тех в одиночку взять практически нереально. А этот, мой, какой-то тормоз.
Ну лично мне потапыч ни мелким, ни тормознутым не показался. Ну да, может, так и есть. Не успел, бедолага, как следует проснуться, а тут мы.
Мелкий, мелкий, а шкуру Гуннар тщательно выделал и на стенку повесил. Вместе с башкой.
Так, в делах приятных и полезных, прошел месяц.
А потом к нам опять заявились гости. И опять – во всеоружии.
Глава 15 Нежданные гости, правила выплаты верегельда и сила поэтического слова
О том, что по нашу душу движется очередная компания головорезов, мне сообщили загодя. Край вокруг дикий, лесной и малонаселенный. Тем не менее проникнуть к нам и остаться незамеченным чрезвычайно трудно.
Эти, впрочем, и не прятались. Чесали по зимнику, который сами же и прокладывали.
Лошадки, сани, а главное – около полусотни людей, оружных и суровых.
Касательно их происхождения мнения кирьяльских охотников разделились. Одни полагали – нурманы, а другие – варяги. Разница между теми и другими, с точки зрения лесовиков, была невелика. Первые говорили по-скандинавски, вторые – по-словенски. Ну а связываться и с теми и с другими – себе дороже. В лучшем случае, просто ограбят. В лучшем случае.
Я снова собрал военный совет. Как и при появлении свеев. Моя боевая дружина с тех пор уменьшилась на две единицы. С нами больше не было Мёрда Красной Шапочки и Сёлви Лепешки. То есть нас осталось неполных два десятка. Однако если пришельцев действительно около полусотни, то смертельной опасности я не вижу. Хотя бы потому, что запросто могу сейчас собрать ополчение – сотни две кирьялов. А с такой командой на стенах – нехай штурмуют. Замаются покойников оттаскивать.
Поэтому высылать, как в прошлый раз, диверсионную группу я не стал. Опять-таки мы не знали пока, кто эти вояки.
Да и вояки ли? Вдруг это купеческий обоз? Да, до сих пор зимних караванов не было, но почему бы и нет? Обоз – это вообще хорошо. С купцами мы не воюем. Отщипнем свой кусочек за безопасность. И еще один кусочек – за удобный ночлег и дорожные расходники, если понадобятся. Может, и сами купим чего…
Мы ж по сути мирные люди. Да и татуированного «бронепоезда» у нас нынче нет. Ушел, так сказать, на запасные пути. В Сёлунд, к родичам.
Бойцы полностью разделяли мою позицию. А Тулб с Зарёй даже оптимизм проявили. Вдруг это и впрямь варяги, которые им – родня, а нам не враги.
«Ждем и готовимся», – решил я.
И поставил задачу соответствующим «службам»: проверить «госпитальное оборудование», обновить заливку склонов, проветрить боекомплекты и приготовить смолу для сугрева гостей, буде таковые окажутся недостаточно позитивными.
Словом, всё как обычно.
К тому моменту, когда гости появились в пределах обзора крепостной вышки, мы подготовились в полном объеме.
Было странников около полусотни, причем большинство щеголяло в посверкивающих на солнце шлемах. Впереди – лыжники, торившие путь. С последнего серьезного снегопада прошла неделя, так что тропа на льду уже была натоптана достаточно, чтобы мохнатым лошадкам не пришлось перенапрягаться. Но, видимо, незваные гости не хотели нарушать обычный порядок.
То, что они двигались открыто, радовало. А вот то, что саней у них было всего восемь, настораживало. Пропорция воины – имущество была не в пользу торговой версии. Вдобавок больше половины бойцов – верхами.
Впрочем, долго терзаться раздумьями не пришлось.
Один из передовых задрал кверху копье, и студеный зимний ветерок немедленно подхватил привязанное к нему знамя. С Красным Соколом.
Во как. Неужели сам ладожский князь к нам припожаловал? Или опять, как летом, подручных заслал?
Нет, всё-таки сам. Лично. Но – с ансамблем. И снова – красавец. Смотрится бодрячком, не хуже, чем до того, как схлопотал в туловище Сигурдово копье. С коня спрыгнул упруго, и шаг уверенный. Восстановился, выходит, князь-конунг. И приоделся. Кольчужка сияет серебром, плащ роскошный: снаружи – алый шелк, изнутри, насколько я могу судить, мех соболий. И шапка такая же, роскошная, не железом, а каменьями да вышивкой «усиленная». К варяжским длинным усам прибавилась борода, раскрасневшееся от мороза лицо пышет агрессивным весельем.
Это настораживает. А вот то, что спешился, наоборот, успокаивает. И люди его агрессии не проявляют. Встали, ждут.
Похоже, драки не будет. Ну да я особо и не опасаюсь. На стенах крепости – мои люди. Хирдманы и ополчение. А дистанция такова, что при конфликте стрелами забросаем на счет раз.
Что ж, побеседуем.
Ростом Рюрик существенно выше меня, но мы на склоне, так что в кои веки я смотрю на него сверху вниз.
– Здравствуй, князь, – произнес я. Как равному. Я дома, и он для меня больше не старший.
– Здравствуй и ты, островной ярл.
Надо же, как подколол. Есть ярлы настоящие, есть морские, а я, получается, где-то посередке.
– Почему же островной? – демонстративно удивился я. – Здесь всё мое, – я широким жестом обвел залив, реку и заснеженные леса вокруг.
– А мне сказали: дань с кирьялов ты не берешь, – заметил Рюрик.
Надо же. Навел справки.
– А зачем мне что-то брать? – Я усмехнулся. – Много мне не надо, а что надо, они и сами принесут. Да еще и поблагодарят, что я подарки принял. Я же не свейский конунг. Хирд у меня невелик. А вырастет, так я викинг. У нас не как у вас. У нас конунг воинам оброк не платит. Потому что он тоже воин. Такой же, как они. Только лучше!
Обидно сказал. И точно в цель. Рюрик сумел удержать лицо. Вывод: он уже не чувствует себя инвалидом.
Тем не менее этот раунд – за мной.
– Ну и хорошо, коли так. – Рюрик одарил меня ослепительной улыбкой. – Рад, что ты в добром здравии и достатке, Ульф-ярл. Примешь гостей?
– Гостей почему ж не принять, – ответил я осторожно. – Тех, кто с миром к нам пожаловал, почему бы и не принять?
– Мы с миром, ярл, не… – чуть не прибавил «не бойся», но придержал словцо. Не рискнул обидеть. – Не обессудь, что не послали вестника. Не был уверен, что гонец тебя застанет.
– Мог бы и не застать. – Я предлагать гостеприимство не спешил. Приглядывался. И не столько к князю, сколько к его бойцам, лица которых были мне по большей части незнакомы.
Нет, не похоже, что они настроены на драку. Но береженого Бог бережет, а не береженого воронье, как говорится…
– Мог бы и не застать. Гости у нас были. Незваные. Пришлось им втолковывать, чья в лесу дичина.
Покивал как бы с пониманием. Даже не спросил, что за гости. Хотя вижу: ух как ему любопытно. Всё. Больше тянуть неприлично.
– Пойдем в дом, князь ладожский, – пригласил я. – Будь моим гостем. Выпей, поешь, в баньке погрейся. Путь небось неблизкий.
– Путь не близкий, но не тяжелый, – отозвался Рюрик. – Метель мы у волока переждали. Однако за гостеприимство благодарю и приглашение принимаю.
Еще бы ты не принял! Сколько они отмахали? Километров триста? Четыреста?
Но заветная формула произнесена. Теперь они – гости, а мы – хозяева. Кто обычай нарушит, тому боги бяку сделают.
Я махнул своим: открывайте ворота.
Этот вариант тоже был проговорен. Где и как людей и лошадок разместить, намечено заранее. Пусть видит князь ладожский: порядок у нас и дисциплина.
– Хочу, чтоб ты знал, ярл: я больше не ладожский князь, – произнес Рюрик, уже откинув дверную завесу большого дома. – Ладога теперь за Гостомыслом. Ну да поговорим еще.
И вошел, оставив за собой последнее слово.
За Рюриком последовали дружинники. Не все. Десятка два. Половина – варяги. Из них я тоже почти никого не знал даже в лицо. Я оценил и то, что Рюрик не потянул за собой всю дружину. Больше половины осталось снаружи. Эти займутся лошадьми. А мы поможем, чем сможем. С провиантом, в частности. И кормить этих гостей тоже я буду. Думаю, заодно с кирьяльской «элитой». Рулить этим процессом поручу Сохрою. Этот справится.
В главном помещении моего большого длинного дома могло запросто разместиться человек сто. Нас намного меньше, так что расположились свободно.
Стол накрыли вмиг. Вино, пиво, медовуха, даже крепкая двадцатиградусная «выморозка», которую тут называли зимним пивом. Всё горячее, щедро приправленное медом. Самое то с мороза.
За столом особо не говорили. И на питье не налегали. Мы с Рюриком. Остальные – по-разному. Мои не то чтобы нервничали, но были настороже. Нас всё же меньше. Да, законы гостеприимства действуют в обе стороны, однако пожелай Рюрик их нарушить, проблем у нас будет много.
Особенно, к моему удивлению, нервничал Вихорёк. Улучив момент, я перекинулся с ним парой слов и выяснил, что он, в отличие от меня, был знаком кое с кем из Рюриковых новобранцев.
– Этот Стег Измор раньше у Ольбарда в хирде был, – сообщил мне Вихорёк. – А к нему откуда-то с юга пришел. Очень опасный!
– Это он с Анудом на поединке дрался? – уточнил я.
История похождений моего сына в Изборце была мне известна.
– Он. Только тогда на нем одежка поплоше была. Такая, что не всякий отрок наденет. А сейчас – сам видишь.
Я видел. И бронька, и пояс, и гривна серебряная.
– А еще говорили: он нас, северян, очень не любит. Меня убить хотел, но Ольбард запретил нам драться.
Нурманов не любит, а пошел на службу природному дану. Интересно. Хотя…
Все в этой жизни, как и в той, где «…рейтинг сексуальных возбудителей в этом году, как и в прошлом, с большим отрывом возглавил «шестисотый» «Мерседес». А что может быть возбудительней для воина, чем качественное снаряжение?
Смотрелся Стег Измор орлом. И команда его тоже. А что команда именно его, а не Рюрика, очевидно. Эта четверка на своего князя и не смотрит. Только на Стега. Они теперь тоже недурно оборудованы и выглядят, я бы сказал, опасно. А сам Стег…
Чем-то он мне Ольбарда напоминает. Харизма и угроза. Вдобавок видно, что старшие дружинники Рюрика на него стараются не пялиться. Да, интересный персонаж.
– Ульф! Ты задремал?
Надо же. Рюрик мне что-то такое вещает, а я – мимо ушей. Нехорошо.
– Прости, князь. Задумался.
– Я спросил: где твой брат Свартхёвди?
– Домой ушел, – ляпнул я, не подумавши.
Рюрик тут же напрягся. Аж жилка на виске запульсировала.
Боится, сокол наш краснокрылый. Узнает Сигурд Рагнарсон, что его обидчик выжил да еще и драккар у него спер, уж он и расстроится. Сигурд Змей-в-Глазу не тот человек, чтобы праздно копить печальку.
– Свартхёвди будет молчать! – попытался я его успокоить.
– А остальные?
– Они тоже, – заверил я. – Это мои люди, и я им верю!
А кому верю еще не вполне, как, например, свеям-перебежчикам, так те не в курсе, что Хрёрек и Рюрик – одна и та же персона.
Нет, не успокоился. Ворочает желваками. Но убивать меня сейчас – никакого смысла. Если утечка информации произошла, она уже произошла. А если меня убить, то братец наверняка захочет отомстить.
Ну и понятно, что будет дальше.
– Трувора дочь? – сменил тему Рюрик, кивнув в сторону рулившей челядью Зари.
– Да. Жена моя, – уточнил я на всякий случай.
Пусть Трувор наш «гражданский» брак не благословил. Но ведь и не проклял. Оставил, так сказать, вопрос открытым. Всё-таки он молодец, Трувор. Выдержка и стратегическое мышление. Мне бы стоило у него поучиться. Например, сегодня.
– Князь, ты зачем приехал? – спросил я напрямик.
– Если скажу: поглядеть, как ты тут устроился, не поверишь?
Я покачал головой.
– А если – с враждой нашей покончить?
– Это допускаю, – согласился я. – Но сначала проясни: что тебе от меня надо?
Рюрик засмеялся:
– Ульф, Ульф! Ты уж и ярлом стал, а всё такой же дерзкий!
– Дерзким я был, когда в хускарлах ходил. А теперь я не дерзкий, а резкий! – внес я смысловую поправку.
Если он, мать его в бабушку, опять строить меня вздумал…
– Князь Улеб умер, – сказал Рюрик.
М-да. Умеет он тему разговора сменить.
– И кто теперь в Беловодье? – спросил я.
– Ольбард Синеус.
Я почему-то совсем не удивлен.
– Трувор?
– В Изборце. И Плесков теперь тоже, считай, под ним.
Рокировка, выходит. Постой, постой… Ольбард – в Беловодье, Трувор – в Изборце, Гостомысл – в Ладоге…
– А ты…
– А я – в Новом Граде!
Не похоже, что он опечален. Скорее, наоборот.
– А старый что же?
– Мой лучше. Стоять будет на реке, на двух берегах разом. А между ними – мост. А крепость свою я поодаль поставил: на самом истоке Ольховой[2], чтоб всё вокруг видеть.
Вот как. Крепость уже построил, а города пока что нет. Но у них это быстро. Чай, всё деревянное, а деревьев вокруг навалом. Вон Водимир свой град за пару лет возвел.
Ну да пусть строит. Его дело. От меня-то что нужно?
– Ты удачлив и умом быстр, – похвалил меня Рюрик, когда я снова озвучил основной вопрос. – Новый Град – это начало. Как закончу его, укреплюсь, дальше пойду.
– Смоленск? – предположил я.
– И Смоленск. И Киев…
И смотрит на меня внимательно, за реакцией следит.
Краем глаза уловил еще одного, внимательного. Нурманского недоброжелателя, Стега Измора. Ну да пусть. Если кошке можно смотреть на короля, то почему бы чужому гридню на меня, удачливого, не полюбоваться?
А ты, однако, размахнулся, князь теперь уже не ладожский! Киев!
Но мысль интересная.
И надо же как совпало: загадочные южные варяги теперь в его дружине. Не оттуда ли ветерок?
Хотя там наоборот, я думаю. Сначала самому Рюрику о Киеве возмечталось, а потом полезных людей – под крылышко. И меня туда же.
Ну я бы до Киева прогулялся… раньше. А теперь у меня – ярлство мое. Крепость на горе…
– Остров ты не удержишь, – произнес князь с отеческой прям-таки заботой. – Я свейского конунга знаю. Он своего не отдаст. Те свеи, которых ты с Трувором и Ульхамом стравил, не последние. Еще пришлет.
– Уже, – усмехнулся я. – О Сигстейне-ярле слыхал?
– Лично не знаю, но имя знакомо. Изрядной славы воин и крови благородной. С таким я бы схватиться не хотел, – приложился к кубку.
Ну как приложился, усы смочил. Уровень в сосуде практически не изменился.
– Иногда приходится делать и то, что не хочется, – сказал я, отзеркалив процедуру питья. – Кольчужку на Гуннаре видишь?
– Да. Знатная кольчужка. От такой и я бы не отказался.
Намек, что ли? Не фиг. Обойдешься.
– Это я Гуннару подарил, – сообщил я князю. – А прежде ее как раз Сигстейн носил.
– Продолжай.
– А что тут продолжать? Нет больше Сигстейна. Ни его, ни его хирда. А хороший хирд был. Две сотни отменных бойцов. Сам бы от таких не отказался.
– Хочешь сказать, что ты их побил? – Рюрик недоверчиво прищурился.
– Почему – хочу? Говорю. Не сам, конечно. – Рюрик тут же навострил уши. – Кирьялы мои помогли немного. – Я ухмыльнулся.
– Кирьялы? – Эк его перекосило, приятно посмотреть. – Две сотни свейских воев?
– Не то чтобы две ровно, чуток побольше, – недоверие Рюрика доставляло. – Но честно признаюсь: побил не всех. Восемь десятков я отпустил. Клятву с них взял, что больше сюда не придут, выкуп кое-какой – и отпустил. Мне их кровь не нужна. – Я цапнул с блюда рыбную филейку. – Я человек мирный.
Рюрик захохотал. Да так громко, что все на него уставились.
– Ярл Ульф Хвити, – проговорил он, отсмеявшись, – ты умеешь шутить. И удивлять тоже умеешь. Но ты мне должен.
– Да ну? – Я напрягся.
– Ульфхам. Я хочу получить верегельд за его смерть.
– А ответить за то, что он сделал, не хочешь? – огрызнулся я.
– Я не велел ему тебя убивать, – возразил Рюрик. – Он был сам по себе.
Ага. Значит, Рюрик в курсе. Ну кто бы сомневался.
– Сам по себе, но ты хочешь верегельд. – Я глянул на князя в упор. – Ты уж определись, князь, кем был Треска: сам по себе или твоим человеком.
– Он был моим братом, – спокойно ответил Рюрик. – И верегельд я требую не за хёвдинга, за брата.
В принципе, он прав. За брата вроде бы положено. Независимо от обстоятельств. Но учитывая эти самые обстоятельства, а именно то, что Ульфхам пытался убить меня и Зарю самым коварным образом, вдобавок будучи моим гостем, учитывая все эти нюансы… Возможны варианты.
– Боги дали нам закон, – озвучил я общеизвестное. – И по закону за кровь брата положено платить. Но надо ли платить за того, кто оказался вне закона? Разве родня вправе требовать за кровь того, кого тинг объявил вне закона?
Я заметил, что к нашему разговору прислушиваются, и заговорил громче. Мне скрывать нечего. И Рюрика я не боялся. Он, конечно, хитрован, но вряд ли заявился сюда исключительно ради верегельда. Не поверю. Что-то он задумал. И сейчас старается меня нагнуть. Ну-ну.
– Тинг? О чем ты, Ульф? – удивился Рюрик. – Тинг не изгонял Ульфхама. Да и нет тинга на этой земле.
– Не буду спорить, – согласился я. – Тинга на моей земле нет. Но это не значит, что нет закона.
– Хочешь сказать, что закон здесь ты? – процедил Рюрик с легкой угрозой, повысив голос. Он тоже заметил, что народ за столом притих и греет уши.
– И это тоже, – подтвердил я. – Но ты сейчас пытаешься выдать за правителя его отражение в воде. Тинг не есть закон. Тинг всего лишь определяет: что есть преступление против закона, данного нам богами. Если нет тинга, это не значит, что закона не существует. Если ты не видишь отражения конунга на озерной глади, это не значит, что и конунга не существует.
– Славно сказано! – воскликнул Тьёдар. – Славно и верно!
Его поддержали одобрительными возгласами. И не только мои, что характерно.
– К чему ты клонишь, Ульф-ярл? – Рюрик был спокоен, и это меня немного напрягало. Он – сильный игрок. Лучше меня. Так что я предпочел бы вывести его из равновесия.
– Ульфхам Треска был моим гостем. Он пил и ел за моим столом. А потом пробрался в мою спальню, чтобы зарезать во сне. Разве этого недостаточно, чтобы объявить его вне закона?
– Конечно, нет! – парировал Рюрик. – Может, это сами боги повелели ему! Те, кто знали Ульфхама, подтвердят: он всегда чтил закон. Если он так поступил, значит, на то была важная причина! Почему не воля высших?
Ну да. Причина была. Желание угодить своему молочному братцу. Тебе, Рюрик.
– Потому что высшие явили свою волю! – парировал я. – Да так, чтобы всем было понятно: Ульфхам Треска нарушил закон и понес заслуженное наказание!
– Неужто сам Один явился тебе, ярл, и сообщил это?
Так, а это кто там вякает? Рожа незнакомая и явно просит кирпича. Но не уверен, кто понесет больше потерь при их встрече.
– Не надо говорить с богами, чтобы видеть их волю, – тоном доброго дядюшки, поучающего туповатого недоросля, ответил я. – Всем ли известно, как умер Ульфхам?
Нет, не всем. Не всем гостям. Мои-то в курсе.
– Ну так я вам поведаю. Его убила женщина! Моя жена Заря, дочь Трувора! – Я сделал паузу, чтобы прониклись. И добил: – И в час смерти оружия не было у него в руках!
Умному достаточно. Бесчестная смерть. Славный воин Ульфхам Треска никогда не попадет в Валхаллу.
– И что с того? – воскликнул в наступившей тишине всё тот же тупица.
– А то, дурень, что боги дали Треске пинка! – опередил меня Тьёдар. – И, клянусь золотым кубком Браги, такому, как Ульфхам, надо было очень сильно набедокурить, чтобы Один не захотел его видеть за своим столом. Ну да что говорить попусту? Я написал об этом славную песню! Хотите услышать?
Конечно, хотим, дружно заорало всё застолье. Хорошая песня, это для пира, как… В общем, даже интереснее, чем драка.
Даже Рюрик, затеявший этот разговор, был не против.
Но его косой взгляд, брошенный в мою сторону, говорил: не расслабляйся. Тема осталась открытой.
Тьёдар спел. Об Ульфхаме Треске, доблестном воине, допустившем бесчестье и павшем от женской руки.
Потом о другой женщине, моей Гудрун, которую захватил бесчестный ярл Мьёр и предложил выбрать между смертью и ролью наложницы. И Гудрун выбрала смерть. Но не свою, а коварного ярла.
Далее следовало художественное описание великолепного удара, который нанесла беременная женщина в домашнем платье полностью вооруженному ярлу.
И отдельный зонг о том, с каким наслаждением клинок Гудрун пронзал тело врага и обагрялся его кровью.
И о великой храбрости и великом гневе моей жены, который был так заразителен, что даже тихая рабыня прониклась им, схватила топор и пошла крушить направо и налево.
И о том, как эта чудная парочка перебила половину Мьёрова хирда. А потом пришел наш братец и (вот подхалим этот Тьёдар) оприходовал вторую половину хирда. Я тоже был упомянут, но как-то вскользь. На моем счету числилось от силы десятка два свирепых сконцев.
Зато в следующей песне, свеженькой, по горячим следам, я разил врагов беспощадно, по две штуки зараз. И остальные, включая самого певца, тоже зверствовали не по-детски. В частности, стрелы Бури прошибали насквозь щиты и доспехи и, не утратив убойной силы, поражали следующую цель.
Слушатели впечатлились. Особенно те, кто непосредственно участвовал в отражении штурма. И нашу ночную диверсию Тьёдар тоже не забыл: воспел по всем художественным правилам здешнего творчества. Мы стригли головы врагов, как сенокосилка – газон, и даже боги завидовали нашей доблести.
«Всё-таки хорошо иметь собственного скальда», – подумалось мне.
Но жизнь немедленно вернула меня в реал. Восхищенная публика потребовала «Сагу о Волке и Медведе», и я, не выдержав, смылся.
Во дворе тоже кипела жизнь.
Шестеро представителей прибывшего с Рюриком молодняка, покинув пиршественную зону номер два, нахально приставали к моей челяди женского пола. Челядь воспринимала ухаживания позитивно: пищала и хихикала.
Идиллия была нарушена, когда на крылечко вышла Заря и весьма неприятным тоном посулила обслуживающему персоналу свирепую порку, если за хозяйским столом закончится спиртное.
Кто-то из отроков вякнул, что, мол, негоже лишать их общества прелестниц. Негостеприимно.
Заря, опередив меня, парировала: ну, раз такое у бойца мнение, то она прямо сейчас пойдет и сообщит о нем князю Рюрику. Мол, неким отрокам срочно взбрендилось потискать холопок, и они просят передать, что он, князь, может и с пустым кубком подождать ради такого важного дела.
Молодец, девушка. Я бы рычать и рявкать начал, а она – ласково, чисто по-женски…
Отроки тут же испарились, челядь вернулась к работе, а Заря подошла ко мне, потерлась щекой и сообщила:
– Вот и обо мне песню придумали. Тебе больше не стыдно познакомить меня с женой?
Глава 16 Состязание
Вихорёк подошел к нему сам. Дождался, когда тот будет отдельно от своего князя, и оказался рядом.
– Помнишь меня?
Варяг кивнул. Даже не кивнул, качнул головой, скептически поджав губы. Вроде как слов не удостоил. Кивнул и отвернулся.
А вот спутник его, тоже варяг и тоже из тех, что пришли с юга, отворачиваться не стал. Уставился на Вихорька с неприкрытой угрозой. Пугал.
– Я смотрю, ты стал дружелюбней к нам, нурманам, Стег Измор.
Варяг глянул, чуть склонив голову, свысока, хотя ростом они были примерно равны. Подумал немного… И все же снизошел до ответа:
– Когда нурманы убивают нурманов, не вижу причины им мешать.
– Или когда нурман дарит тебе обновки получше тех, что я видел на тебе в прошлый раз, – насмешливо произнес Вихорёк.
Стег жестом остановил своего спутника, вознамерившегося ответить.
– Я гость твоего отца, – сказал он. – Обычай не велит мне отвечать на обидные слова как должно. Но сказать, что твой отец дурно тебя воспитал, обычай позволяет. Тем более что это так и есть.
– Обычай не остановил тебя, когда ты вызвал на поединок Ануда, – напомнил Вихорёк. – Может, дело не в обычае, а в том, что Ануд слабее?
– Ты тоже, – с тем же непоколебимым спокойствием ответил Стег.
– Что я?
– Слабее. – Варяг усмехнулся и вдруг подмигнул. – Поборемся?
Хорошо так предложил. По-доброму. Как своему.
– А может, постреляем? – в свою очередь предложил Вихорёк. Он вдруг осознал, что варяг ему симпатичен. Злости не было. Только азарт.
– А давай! – Стег усмехнулся еще шире.
И спутник его тоже заухмылялся и неожиданно хлопнул Вихорька по плечу:
– Меня Ябирь зовут. А ты дерзкий, нурманчик! Хочешь коренного черниговца перестрелять? Ну-ну!
«Почему черниговца?» – подумал Вихорёк. И тут же спросил простодушно:
– Так вы не варяги, что ли?
– Почему это? – Ябирь даже обиделся немного. – По-твоему, Перуна чтят только здесь, на севере?
– Да я спросил просто, – вроде как извинился Вихорёк. – А когда сразимся?
– Да хоть сейчас! – ответил Стег.
Поглядеть на состязание собрались все, включая мирное население.
Я, в общем-то, не сомневался в успехе сына. Бури его поднял до очень приличного уровня, а этот свеженанятый Рюриком варяг был явно заточен на ближний бой.
Однако вел себя так, будто победа у него уже в кармане. Хотя лук у него, к моему удивлению, оказался неплохой.
К дистанции примерно в сотню метров Стег отнесся совершенно спокойно, хотя я бы в предложенную мишень, учебный щит полуметрового диаметра, вряд ли попал.
О, да он вообще полон сюрпризов! Взял да и нацепил специфическое колечко на большой палец правой руки. А интересное, кстати, колечко. Костяное, с золотой гравировкой. Сразу видно – неординарное.
– Начинай, – предложил он Вихорьку.
Этак свысока. Как старший младшему.
Вихорёк отреагировал для меня вполне ожидаемо:
– Ты гость. Тебе честь – начать!
Варяг спорить не стал. Занял позицию и…
Отличный выстрел. Стрела легла сантиметрах в пяти от центра. То есть, будь это не щит, а чья-то голова, ее носителю мало бы не показалось.
Народ одобрительно загомонил. Особенно Рюриковы. Ну да. Выстрел снайперский, по здешним меркам. Если бы я не встретил в свое время Бури, решил бы, что передо мной великий мастер. На этом уровне стреляли мои англичане, мир их праху. А они были изрядными лучниками.
Вихорька, впрочем, успех гостя не смутил. Он вынул свой лук из чехла и, в отличие от Стега, решил стрелять обычным способом, тремя пальцами. Хотя колечко лучника у него тоже было, хоть и не такое понтовое.
О! Знай наших! Вихорёк-то сделал надменного варяга! Точь-в-точь в центр, насколько мне позволяет судить мое посредственное по здешним меркам зрение.
– Попробуй еще разок! – великодушно бросил он сопернику.
Ага, наш-то гость рассердился. И, похоже, он моложе, чем мне показалось вначале. Это манера держаться у него такая, что кажется, будто ему минимум тридцатник. Ну команда у него – из матерых, которые смотрят на него как на признанного вождя, что тоже сбивает с толку. Однако сейчас, когда Вихорёк утер варягу нос, стало заметно, что Стег вряд ли старше Медвежонка.
Хотя утер ли?
Варяг стер с лица кривую ухмылочку, взял новую стрелу с ярко-красным оперением, сосредоточился… и – есть! Точно в десятку.
Я поглядел на Бури: как он отреагирует. И успел засечь поощрительный жест, предназначенный моему сыну: продолжай.
– Прибавим? – бросил Вихорёк сопернику.
– А то! – отозвался Стиг Измор.
Установили новую мише́ньку. На той стороне протоки. По моим прикидкам, дистанция метров сто пятьдесят. Насколько мне известно, для моего сына это предельное расстояние. И заодно – пристрелянная точка. Именно с этой позиции и как раз в такую мишень Вихорёк отрабатывал дальние выстрелы. Не совсем честно по отношению к сопернику, но я не стану его за это упрекать. Тем более что щит вешал не он, а помощник. И место выбрал просто по привычке.
– По три стрелы? – предложил Вихорёк.
Стег кивнул. Выражение лица – отрешенное. Надо полагать, целиком сосредоточился на задаче. Ну, еще бы. Для меня так это вообще неактуальная дистанция. Я на такую могу стрельнуть. Из хорошего лука и в безветренную погоду, примерно такую, как сейчас. Но куда-то попасть… Да я в целый хирд не попаду, не то что в такой щит.
На этот раз первый Вихорёк. Вижу: он хотел тоже надеть колечко, но увидел, что Бури качнул головой, и оставил его в кармашке налуча. Вынул из колчана три стрелы, оглядел внимательно, две аккуратно воткнул в снег, третью наложил на тетиву…
Оп! Возникший из ниоткуда порыв ветра сбил траекторию. Мимо. То есть совсем в никуда. Даже щит не зацепил.
Вихорёк расстроился, закусил губу. Но второй выстрел сделал уверенно. И на этот раз поразил цель. То бишь щит. Правда, не в самый центр, а так, на четверочку. А вот третью послал совсем замечательно. Считай, в десятку.
Настала очередь его соперника. Тот тоже торопиться не стал: целую минуту присматривался, примеривался, ловил состояние. И наконец, начал. Три стрелы, одну за другой, причем последняя ушла раньше, чем первая ударила в щит.
Прекрасные выстрелы. И всё же поторопился наш гость. Все три стрелы легли кучно: в пятно размером с ладонь. Но в стороне от центра щита. Вот не торопился бы, внес поправку… Но в целом он, пожалуй, моего сына обошел. По совокупности.
Впрочем, повел Стег себя очень правильно. Повернулся к Вихорьку и склонил голову:
– Не ожидал здесь на севере такого мастера встретить, – сказал он моему сыну. – Не хуже хузарина или пацинака.
Вихорёк зарделся от похвалы, а я поглядел на Бури. Тот стоял во вторых рядах. Лицо – непроницаемое. Не поймешь, доволен результатами ученика или нет.
– А ловок твой сын с луком! – дружелюбно произнес Рюрик. – И хольду моему урок. Он себя выше звезд держать привык, а тут вьюнош ему укорот дал. Да еще дан. Хотя, сдается мне, сын твой – такой же дан, как и ты.
– Ну, может, и получше меня, – парировал я. – Никто не знает, кем был его кровный отец.
– Кем бы он ни был, но точно не из пахарей. – Рюрик одобрительно прищелкнул языком. – Природу не скроешь.
– А Стег этот, он кто? – поинтересовался я будто бы невзначай.
– Веришь, не знаю, – пожал плечами Рюрик. – Но, похоже, вождем он был, и не простым. И мир повидал тоже. По-ромейски говорит, как ты по-нашему, а по-нашему – как природный северянин. Стреляет – сам видишь как. И на мечах еще лучше, причем не только пеше, но и конно. Думаю, не хуже, чем какой-нибудь франкский шевалье. И те, что с ним, тоже хороши. Повезло мне с ними.
– Ну так и ты не поскупился. Сын сказал: они у Ольбарда чуть не в обносках ходили, а ты их вон как приодел.
Вот. Вроде и польстил. А заодно напомнил, как он с нами обошелся.
Рюрик подтекст наверняка уловил, но сделал вид, что не понял.
– Да, одарил, – согласился он. – Но уже после того, как они мне присягнули. И не по обещанию, а потому, что для таких воинов дорогой брони не жалко. В бою вернут сторицей. И ко мне они не за доспехом пришли, а за славой.
– Да ну? – усомнился я. Слава – оно, конечно, слава, однако…
– Ольбард теперь – князь варяжский. Будет не воевать, а княжить спокойно. А у меня большие планы. И я их не скрываю. Пойдешь со мной на юг, Ульф Хвити?
– Подумаю, – уклонился я от прямого ответа.
Да, юг – это заманчиво. Киевская Русь опять-таки. Но Рюрик… И память прошлого-будущего мне вроде подсказывает: не доберется Рюрик до Киева. Если, конечно, это те самые Рюрик и Киев.
Опять-таки вопрос: хочу ли я служить тому, кто меня однажды кинул?
– Ты возьмешь меня, когда пойдешь с Рюриком? – спросила меня Заря ночью.
– Если, – ответил я.
– Что?
– Не когда, а если я с ним пойду.
Заря приподнялась на ложе. Ее пушистые волосы упали на мою грудь.
– Ты ему не доверяешь? Не знаешь, что он задумал?
– Что он задумал, как раз понятно, – я провел ладонью по гладкой спине, которая тотчас выгнулась, отвечая на ласку. – Мне непонятно, с какими силами он собирается завоевывать юг. Стега Измора с четверкой бойцов для такого похода как-то маловато. Как он тебе, кстати?
– Стег? Я ему понравилась! – Я почувствовал, что Заря улыбается.
– Ты раньше о нем что-то слышала?
– О нем – нет. Но я знаю, что немало наших, варягов, живет на юге. И дальше – тоже. Даже в землях ромеев. Там наших варангами называют.
– А откуда вы вообще взялись, варяги? Откуда пришли? – задал я вопрос, который уже давно напрашивался.
Но ответа я не получил.
– Это тебе не у меня, а у старших спрашивать надо, – уклонилась Заря. – Или у наших песенников. Хотя они вроде ваших скальдов. Им всё равно: правда или ложь, лишь бы красно пелось. А я знаю лишь, что отец мой княжьего рода, а мать – боярского. А муж у меня – герой и ярл! И мне довольно! – произнесла она с гордостью. И поинтересовалась деловито: – Любить меня будешь сегодня или спать?
– Спать, – решил я, поскольку отношение Зари было обозначено самим вопросом. Иначе она бы и спрашивать не стала.
– Тогда закрой глаза, любый… – пушистая головка вновь устроилась на моем плече: – Сокол, сокол, сокол ясный, не труди ты крыл напрасно, в день холодный, в день ненастный не видать дорог. Там внизу во тьме беззвездной, там скрипят и стонут сосны, сокол, сокол, дай се роздых, сядь на локоток…
И я сам не заметил, как уснул.
Глава 17, в которой решается вопрос повышения обороноспособности «королевской горки»
Рюрик прогостил у меня неделю. Его братва подъела мои запасы и ополовинила кубометр пива, но я не жалел. С Рюриком было весело. Вдобавок он был настоящим кладезем информации. И о моем нынешнем оппоненте, конунге свеев, он тоже знал немало. В частности, от него я узнал, что Эйрик Эймундсон не является единовластным конунгом всех свеев, а делит власть и территорию со своим братом Энундом. И с последним Эйрик не очень-то ладит. В частности, именно Энунд контролирует такой важный город, как Уппсала, расположенный на противоположном берегу Балтийского моря. Его отношение к брату можно было понять хотя бы из того, что он не так давно пытался захватить принадлежащий Эйрику город Бирку. Причем даже привлек для этого дела союзников-данов, чуть ли не кого-то из Рагнарсонов. Бирку союзники не взяли. Энунд удовольствовался выкупом, а даны… А данов послали в свободное морское плавание. Так что насчет Рагнарсонов – это вряд ли. Они не из тех, кого можно кинуть и потом жить припеваючи.
Еще у братьев были разногласия по поводу христианства и его адептов. Эйрик их привечал, позволял строить церкви и проповедовать, а Энунд – резал. Были у Эйрика и другие недоброжелатели среди соседей. Да и внутри страны. Скажем так, на тинге его однажды чуть не лишили власти. Но Эйрик в короткой, но решительной битве прикончил демократически избранного соперника, и вопрос был закрыт.
В общем, можно было надеяться, что Эйрик-конунг не рискнет обрушиться на меня всей своей мощью, поскольку во время его отсутствия кто-то из конкурентов вполне способен захапать трон.
А всяким ярлам, вассалам Эйрика, как показывает опыт, можно навалять.
В общем, я немного успокоился. Вряд ли Рюрик мне врал. Преуменьшать силу свейского конунга не в его интересах. В его интересах – уговорить меня бросить мою горку и отправиться вместе с ним отжимать Смоленск.
Надо сказать, как ярл-правитель я неплохо устроился. Ближними делами, включая хозяйственные и даже судебные разборки внутри нашей, скажем так, общины, занимался Гуннар.
Связями с моими кирьяльскими если не подданными (дани они мне не платили), то союзниками, занимался Сохрой. Когда мне понадобилась их поддержка, в крепость подтянулось несколько команд из одного-двух десятков ополченцев-родовичей под предводительством племенных лидеров. Когда необходимость в поддержке ушла, ополченцы разошлись по домам, прихватив с собой причитающуюся долю добычи.
И всё. В принципе, это довольно удобно, поскольку о собственном хирде следует заботиться постоянно, а такое ополчение – оно самодостаточно.
Удобно, но только до тех пор, пока я со своим хирдом не вздумаю куда-то отлучиться. Потому что, если я уйду из крепости по личным делам, а в это время сюда заявится неприятель, то мое королевство на горе тут же перестанет быть моим. Так что, если я не хочу всю жизнь торчать на острове (а я не хочу!), отбивая атаки конкурентов, надо что-то придумать. Что-то такое, что позволит моим союзникам держать оборону и в мое отсутствие. Тем более что я в некотором роде за них отвечаю. Мы же союзники.
В общем, думал я думал над решением этой стратегической задачи и нашел решение, которое показалось мне перспективным.
И первым его этапом стал созыв полномочных представителей главных кирьяльских племен. Я озадачил этим Сохроя, подчеркнув, что я не в гости их приглашаю, а для обсуждения крайне важного для всех вопроса. Вроде как на тинг собираю.
Через две недели они пришли. Старейшины родов, местные жрецы-шаманы (как же без них), военные вожди и просто авторитетные мужики, которым общество доверило представлять их интересы.
Толпа набралась – под сотню. Однако кормить их не пришлось. Все взяли своё. Заодно – подарки для меня, хорошего. И товар для торговли. В общем, подошли к делу комплексно.
Устроились на площади повыше пристани. Там и места довольно, и пищу есть где приготовить.
Размещали их Гуннар с Сохроем. И не обошлось без споров, хотя, с моей точки зрения, все места равноценны. Учтя это, я прихватил с собой на совещание не пару дренгов, как планировал сначала, а целую пятерку, и для внушительности – Стюрмира и Оспака.
Мне нужен порядок, а не межродовые разборки. Ну и отца Бернара пригласил. Этот средневековый лингвист уже болтал по-кирьяльски на вполне приличном уровне. А если этого уровня не хватит, то рядом имеется Сохрой.
Чтобы было понятно, что я не какой-нибудь мелкий вождь, а настоящий ярл, мои ребята постелили на землю здоровенный кусок войлока, сверху водрузили кресло, на которое, в свою очередь, водрузился я.
Засим благосклонно принял подарки. И отдарился по мелочи, чтоб не обидеть.
А затем наконец озвучил то, ради чего их позвал.
Начал не с главного, потому что знал: объяви я сразу о своем желании, воплей и протестов будет – аж до елочных макушек. Ну примерно как если бы в страду я потребовал половину мужиков на строительство укреплений. Так что начал я издалека, причем говорил по-кирьяльски. Так доверительней. Речь подготовил заранее и ознакомил с ней отца Бернара, который выполнял роль суфлера.
Для начала я напомнил, что до сей поры не брал с них дани.
Народ насторожился.
Пояснил: дань мне не нужна. Воины мои с меча кормятся, а не щедротами населения, так что у нас – всё путем.
А вот у них, почтенных кирьяльских старейшин, не всё так радужно. Потому что будущей весной я уйду в вик, оставив в крепости минимальный гарнизон. Минимальный, потому что и хирд у меня небольшой, так что иначе никак. Потому есть у меня серьезное опасение, что если к нам заявятся нехорошие гости, оставшиеся бойцы вряд сумеют удержать крепость.
Такие дела.
Моя речь собрание не порадовала. Шум поднялся изрядный. Перспектива снова оказаться под свеями народ не воодушевляла.
Покричав какое-то время и побрызгав друг на друга слюной, уважаемые люди сформулировали предложение, которое выглядело так: «А давай мы будем платить тебе дань, а ты наберешь дружину, и все будет ладно».
Нет, не ладно, возразил я. Потому что дань эта может выйти побольше, чем та, что вы платили свеям. И не потому, что я жадный, а потому, что свеям надо было всего лишь держать в подчинении вас, а мне понадобится еще и от их конунга отбиваться.
Ну насчет дани – это не совсем правда. Хотя бы потому, что свеи большую часть дани и таможенных сборов отсылали конунгу, а я, понятно, этого делать не буду. Но ради общей пользы можно кое о чем умолчать.
Народ приуныл. Некоторые даже закричали, что ни я, ни крепость им не нужны. Мол, леса густы и обширны. Пусть вороги их там ищут, если делать нечего.
Более здравомыслящие возразили: торговать всё равно надо. А в лесах с этим – проблема.
Кто-то вспомнил, как пару лет назад, как раз зимой, злые свеи прошлись гребнем по кирьяльским чащам, и очень многим селениям пришлось раскошелиться. Причем этот сбор дани был больше похож на грабеж. Вернее, на разбой, поскольку свеи не церемонились: брали, что видели, включая понравившихся девок, резали скотину, которой у местных и так немного, и всячески безобразничали. И никакой возможности припрятать ценное имущество не было, поскольку свеи брали заложников и грозили всех убить, если не получат требуемое. И скрыться от них было нельзя, потому что проводниками у них были те же местные, которые указывали дорогу к соседям не только под пытками (с этим у свеев тоже было запросто), а просто из желания наконец избавиться от безжалостных грабителей. Ну и недружественным соседям подгадить заодно, как же без этого.
Я подождал, пока народ поспорит и поорет всласть, переберет старые обиды, нанесет новые (драки пресекались моими дренгами, взятыми как раз на этот случай), и наконец, примерно часа через два, собравшиеся обратятся ко мне с правильным вопросом: скажи, господин, что же нам делать?
– Обедать! – заявил я. – А после обеда я скажу вам, как избежать беды!
Когда я вернулся на свой ярлский стул, народ уже покушал и ждал моего откровения.
– Двести молодцов! – провозгласил я. – Две сотни лучших охотников, молодых, дерзких, а главное – метких. Лучше из тех, кто уже побывал в бою. Вы пришлете их через седмицу, а я уж постараюсь, чтобы свеи больше вас не грабили!
Тут же поднялся ор. Большинство, забыв о нарисованных мной перспективах, выражали бурный протест. Забрать две сотни охотников, причем лучших, в самый сезон! Это невозможно! Это просто гибель!
Дав им повопить, я кивнул Стюрмиру, и тот рявкнул по-скандинавски:
– Чтоб вас тролли сожрали! А ну молчать!
Вряд ли большинство присутствующих поняло точный смысл сказанного, но акустический удар сделал свое дело. Галдеж прекратился.
Чтобы говорить дальше, мне пришлось прибегнуть к помощи Сохроя.
– Гибель, – сказал я, – это когда придут свеи и сдерут с вас шкуры, как с куниц.
О! Теперь наступила настоящая тишина. Все поняли, что это не художественный образ, поскольку знали, как обошлись свеи с пленниками этой осенью.
– Я возьму у вас двести охотников и научу их, как бить свеев! – заявил я собравшимся. – А они, если захотят, научат других. И тогда всякий, кто захочет вас обидеть, жестоко об этом пожалеет.
Идею не восприняли. Сразу несколько человек закричали, что, мол, простому охотнику никогда не победить викинга. Мол, стрелы от них отскакивают, а людей они убивают так же быстро, как ласка хватает мышь.
– Спроси их, Сохрой, есть ли здесь те, кто стоял со мной на стенах, когда мы надрали свеям холки?
Таких оказалось немного. Всего четверо. Двоих я даже помнил.
– Вы видели, как умирают воины, – сказал я «ветеранам». – Точно так же, как и другие люди. Достаточно одной метко пущенной стрелы.
– Но тогда рядом с нами был ты, ярл, и твои люди! – возразил мне один из «ветеранов». – И вы убили куда больше, чем мы. Не будь вас, мы бы все погибли!
– Это потому, что вы не умеете сражаться! Видите этих четверых? – Я указал на дренгов-весян. – Еще летом они были такими же охотниками, как и вы. Теперь они воины. Да, не такие сильные и умелые, как он, – я кивнул на Стюрмира, – но случись им драться четверым против одного, я бы поставил на них.
Стюрмир хмыкнул. Ну да, я немного преувеличил. Хотя совсем немного. В четыре лука они всё же создали бы дану очень серьезные проблемы.
– Дайте мне две сотни своих парней, и я сделаю из них воинов! – провозгласил я. – Мне неважно, из каких родов они будут. Хоть все из одного или двух. Но после моего обучения в этих родах появятся настоящие воины. Да, эти роды набьют за эту зиму немного меньше пушного зверя, но тем, кто силен, не обязательно бить зверя. Воинам добычу дарят люди, а не лес.
Задумались. Переглядываются. Народ здесь простой и думает не быстро. Но мои слова, уверен, запали в каждое сердце. И каждый представил, что будет, если у кого-то в роду окажется много воинов, а у кого-то – ни одного. Тут даже к гадалке ходить не надо, чтобы понять, кто кого построит. Без всяких свеев, что характерно.
– Думайте! – сказал я и ушел, предоставив кирьялам самим принять решение, которое я знал заранее.
Нет, совещались они долго. Местные шаманы тоже не остались без дела: стучали, пели, плясали, пускали дымы. В общем, активно общались с непредсказуемыми потусторонними сущностями.
Однако в итоге получилось именно так, как я и ожидал. Вовсе не угроза свейского нашествия оказалась самым действенным аргументом. Люди везде одинаковы. Внешний враг – он и есть внешний. Куда важнее, чтобы сосед не стал круче, чем ты.
Так что через семь дней я получил своих рекрутов. Плюс двухмесячный запас питания на каждого из них.
А как иначе? Это ж не мои люди. Довольно того, что я буду их учить, а кормежка – это не моя забота. Пока. Ну а если кто-то проявит большие способности и пожелает пойти по пути воина и дальше, то почему бы и нет? В моем хирде много вакантных мест.
Глава 18 Дела ополченческие
Выглядели мои новобранцы не особо боевито. Хотя укомплектованы были полностью. Если бы мне нужно было сделать недельный марш-бросок по зимнему лесу, с такими парнями – без проблем.
Неплохо у них обстояло и с маскировкой. Охотники же.
А вот луки у всех – весьма посредственные. И стрелы тоже. Половина вообще с костяными, а не металлическими наконечниками.
Ну да. Белке, кунице или собольку[3] хватает. Но даже те, что с железными, не впечатляют.
Подстрелить зайца? Не вопрос. А вот вывести из строя бронированного мужика – вряд ли. Разве что в ногу попасть метров с пятнадцати-двадцати. Однако на такую дистанцию еще подобраться надо. И так, чтобы этот викинг тебя не заметил. Не то швырнет копье – и нанижет стрелка, как свинью на вертел. Да что копье. Тот же Стюрмир может нашего охотничка положить простой каменюкой. А на приличном расстоянии такая стрелка даже меховые штаны просечет разве что самым кончиком и не остановит ворога, а только разозлит.
Кроме луков часть новобранцев приволокла с собой копья (вот молодцы!), кое-кто приоделся в местной работы нагрудники из толстой кожи. А с десяток побогаче даже нашили на шапки металлические полоски. Нагрудники я сразу велел снять. Толку от них против настоящего оружия – ноль, а подвижность снижают. То же и с головными уборами. Я вызвал одного их таких, заставил чуток попрыгать, и наголовное защитное сооружение тут же съехало герою на глаза.
Проведя это показательное выступление, я объявил, что те, кто покажет себя крутыми парнями, получат настоящие шлемы. Если захотят.
Надеюсь, не захотят. Для той стратегии, которую я для них приготовил, защитное вооружение не понадобится.
А вот их стрелковые качества поднять можно и нужно.
С типично охотничьими луками я ничего поделать не могу. Может, Бури что-то подскажет. А вот со стрелами разобраться реально. Древки они сами сделают. Наши спецы подскажут, как и из чего. А наконечниками мы их снабдим. Железа до фига, и кузнецы тоже имеются. Выкуют по форме, закалят и будут у кирьялов весьма опасные жальца. Останется только приучить их работать на дистанции вдвое большей, чем привычная. И обучить хотя бы первичным навыкам тактики и слаживания. А также выбить из них родоплеменные привычки, приучив к воинской дисциплине.
Последним я занялся лично. Оглядел толпу, уже разделившуюся на кучки по родоплеменным признакам, и скомандовал построиться в три шеренги. А чтоб процесс не занял полдня, велел моим дренгам оказать лесовикам практическую помощь.
Они и оказали. Активным физическим воздействием, время от времени даже пуская в дело древка копий.
Кому-то, ясное дело, такие методы не понравились, и в результате недовольным прилетело тройной мерой. Нескольких орлов, попытавшихся вступиться за родню, выдернули из строя, и Стюрмир при помощи переводчика Сохроя донес до них простую мысль: если кто не хочет стать воином, пусть так прямо и скажет. И отправляется домой – стрелять белок. И что на первый раз за протест никто наказан не будет, а в дальнейшем нарушители будут биты очень, очень больно.
Тут подключился я и заявил: всем, кто не готов терпеть сопутствующие обучению суровости, выйти из строя и двигать по месту жительства.
Никто не вышел. Ну, кто бы сомневался. Их выбрали старейшины. Оказали честь. И теперь свалить домой?.. Это значит и род подвести, и слабаком себя показать.
Нет, в процессе обучения наверняка кто-то отсеется. Но не сегодня.
Следующий пункт: разбить новобранцев на команды. И так, чтобы никакой семейственности.
Чтобы понять, кто с кем дружит, я предложил им разбиться на группы самим.
И они разбились ожидаемо. По родственному признаку. В результате получились кучки, во-первых, разной численности, во-вторых, с традиционно установившимися лидерами. Но польза от первого построения была несомненная. Теперь я знал, кого и с кем ставить нельзя. Вдоль самоорганизованного строя прошлись мои хускарлы и старательно перемешали новобранцев, разбив на три группы по тридцать отделений в каждой. По семь человек в каждом отделении.
Сначала я хотел сделать традиционные десятки, но подумал, что семь – тоже хорошее число, и остановился на нем. Тем более что точное количество новобранцев было двести тринадцать. Так что одна семерка все же стала десятком. Временно.
Потом мы провели стрельбы. И по результатам оных в каждой семерке был назначен лидер.
Затем этих лидеров собрали отдельной кучкой, и с каждым из тридцати победителей была проведена беседа. Цель: определить трех будущих командиров «подразделений». Понятно, что командиру одной меткости уже недостаточно. Так что мы втроем с Бури и Гуннаром устроили каждому небольшой экзамен и определили наиболее подходящих кандидатов.
Велев Лосенку добить «похудевшие» семерки до полного комплекта за счет троих из десятка, я построил будущих командиров в коротенькую шеренгу и некоторое время молча на них глядел, нагнетая напряжение.
Парни занервничали. Всё же непонятно, что сделает с ними грозный ярл. Но никто не запаниковал. Умение держать чувства в узде было одним из качеств, по которым выбрали именно их.
– Вы займете места вождей, – наконец порадовал я тройку успешно прошедших собеседование. – Так что отныне забудьте ваши старые имена, – объявил я будущим лидерам. – Первый, Второй и Третий. Так мы вас будем звать. У каждого из вас будет в подчинении десять семерок. А над каждым из вас будет стоять мой хирдман. Он будет говорить вам, что нужно, а вы будете его слушать и учиться. И если он скажет, что вы не годны для такого дела, то вы отправитесь командовать семерками, а на ваше место встанет другой. Всем всё понятно?
Да, им было понятно. Все трое, молодые крепкие парни, не лишенные интеллекта, отваги и честолюбия, так и лучились радостью. Еще бы: их сделали старшими.
– И вот вам первое задание: назначьте старших в семерках, в которых вы стали лучшими в стрельбе. И не ошибитесь. Если ваша замена окажется негодной, то вы сами встанете на их место, а главными вожаками станут другие. Действуйте!
И новоиспеченные лидеры умчались выполнять задание.
После чего я собрал своих и поставил задачу уже им.
Пункт первый: традиционная физическая подготовка молодняка. Довольно простая задача, потому что красться и прятаться они уже умеют, и физическая форма у них вполне приличная.
Пункт второй: работа с оружием и работа в строю – для общего развития.
Пункт третий: собственно стрельба из лука.
Пункт четвертый и главный: залповая стрельба по заранее намеченной цели. Цель намечает лидер семерки, следовательно, с ними надо провести отдельную работу по приоритетам. Также – передвижение группами и взаимная подстраховка.
В целом же картина боя должна выглядеть так. Сначала стреляют все вместе, потом, если противник не уничтожен и не обратился в бегство, а наступает, – все отходят. Но отходить нужно грамотно, семидесятками, по очереди, прикрывая друг друга и заранее определяя новую позицию. А в том случае, если атака врага остановлена нашими тяжеловесами, то не отходить, а обходить с флангов и стрелять во вражеские спины. В общем, маневренный дистанционный бой, заточенный как раз против тяжелой скандинавской пехоты и использующий преимущества стрельбы из лука перед копьеметателями.
Убедившись, что Бури, Гуннар, Тьёдар и Вифиль задачу поняли, я предоставил им полный карт-бланш, а также Тулба, Лосенка и Комара в качестве дублеров Первого, Второго и Третьего. Дренги авторитетом нажмут и личным примером, а главное – сами потренируются в руководящей работе.
Напутствовав учителей и учеников бодрым «Работайте!», я по утоптанной тропинке через реку отправился на остров. Тренировать себя. В мои тридцать с хвостиком, чтобы поддерживать себя в форме, надо регулярно грузить тушку. Ну и с «открытием Врат» тоже стоит попрактиковаться. Как знать, может, чем чаще я буду окунаться в искрящийся мир моего Волка, тем легче будет у меня получаться. Ну и не буду врать: нравилось мне это дело. Такой кайф!
Вечером я устроил совещание. Световой день к этому времени давно закончился, новобранцы поели и распределились на ночлег. Гуннар разместил их вне крепости: в просторном доме, разделенном на клети, который обычно использовался под склад, и в двух пустых корабельных сараях. Не скажу, что в этих помещениях было тепло, но всяко лучше, чем на улице. Хотя и снаружи мороз был вполне терпимый: в районе минус пяти по моим ощущениям. Если температура упадет, надо будет что-то придумать с обогревом, но пока сойдет и так.
Совещался я, понятно, только с «инструкторами». За ужином, который и так для нас задержался.
Первым высказался Гуннар. В целом он оценивал ситуацию позитивно, но отметил, что у кирьялов – повышенный уровень внутрисоциальной агрессии. Постоянно задираются к представителям других родов. И внутри семерок тоже климат напряженный. Как с этим бороться, он не знал. У викингов обычно обучают бойцов по-другому: разбавляют молодняком опытных бойцов.
Потом выступил Бури и сообщил, что стрелять умеют все (что понятно), но неправильно, так что придется переучивать.
Остальные присоединись к мнению Гуннара, и все вместе сделали общий вывод, что сформировать боеспособное соединение за пару месяцев точно не удастся.
– Что значит, не удастся? – возмутился я. – Есть такое слово «надо»! Что делать, чтобы отбить у них желание межродового соперничества, я вам скажу. А что касается переучивания, то, Бури, не надо переучивать всех. Выбери тех, кто сможет стать нашим дренгом, таким, как Комар и Лосенок. Вот с ними работай отдельно. А остальные пусть учатся стрелять залпами в определенную цель и правильно перемещаться. И не надо им стрелять далеко. Меня устроит, если большинство из них будет уверенно поражать цель с шестидесяти-семидесяти шагов. С их луками можно что-нибудь сделать?
Бури покачал головой:
– Только выдать им новые. А новые сделать не из чего.
– Может, просто сделать их подлиннее? – предложил я, вспомнив английские луки.
– Я же сказал: не из чего! – фыркнул Бури, но потом все же вспомнил о субординации и добавил: – Ярл.
Ну да. Что-то я туплю. Тут нужна специальная древесина, высушенная и выдержанная определенным образом. Ладно, это не моя компетенция.
– Пусть стреляют из своих, – решил я. – А по поводу драчек – наказывайте. В первую очередь зачинщиков, а еще лучше – всю семерку.
Коллективная ответственность – рулит.
– Не бейте, а… – я задумался. Бегать и отжиматься? Так снег вокруг. – Надо что-нибудь на выносливость. К примеру, держать лук выпрямленной рукой, пока старший не скажет: хватит. В общем, придумаете что-нибудь. И устройте состязания между семерками. Призы лучшим и наказание – худшим. А победителям – по серебряному дирхему.
– Не многовато? – усомнился Гуннар.
– В самый раз. И сразу объявите: победителям – серебро, трем лучшим – ведро пива, а проигравшим – неприятная хозяйственная работа. Допустим, дерьмо из выгребных ям вычерпывать и по огородам раскидывать.
– Рабская работа, – проворчал Гуннар.
– Вот и хорошо. Тем больше будет желание победить.
Когда твой родович пиво пьет, а ты дерьмо черпаешь, это малость ослабляет семейные связи. Кнут и пряник.
– Бури, по стрельбе. Семерка, которая хуже всех, а также те, кто ленится или прекословит, отправляются на следующий день на охоту. Пусть лосей бьют, пищу добывают.
– Думаешь, ярл, это будет наказанием? – усомнился Бури.
– Будет, – заверил я. – Потому что мы назовем это наказанием. И посулим, что самых упертых вообще отправим домой. Кто не хочет стать воином, недостоин им быть. Как весяне справляются?
– Неплохо, – ответил Гуннар. – Не церемонятся.
– Многие им завидуют, – заметил Тьёдар.
– Вот и хорошо. Напоминайте почаще, что они еще полгода назад были такими же, как кирьялы сейчас. И, Бури, я, пожалуй, готов отправиться за хорошими луками. Что скажешь?
– Скажу, что далеко идти придется. Ближе Чернигова ты хороших луков не найдешь.
– Ладно, пусть не хороших, но получше, чем у наших кирьялов.
– Ну, такие и в Ладоге купить можно.
– Что ж, тогда в Ладогу мы и отправимся, – сообщил я. – Дней через пять.
– Я – с тобой! – немедленно заявила Заря, когда узнала о моем плане.
– Ясно, что ты со мной, куда ж мне без тебя, – вздохнул я.
– Ты не рад? – поинтересовалась девушка, ухватив меня за прилегающие к бороде бакенбарды.
– Бунт? – нахмурил я брови. – Нападение на ярла?
– Ага! – охотно согласилась Заря, опрокидывая меня на спину. – Сдавайся, Волк, ты побежден!
– Сдаюсь, – согласился я. – Пользуйся, победительница!
И она воспользовалась.
Но это уже личное.
Глава 19 Ладога, Гостомысл и превратности геополитики
Волхов не замерз. Вот это сюрприз! Середина зимы, а он течет как ни в чем не бывало. Разве что у берегов прихватило ледком.
Это что ж получается? Конец нашей роскошной ледяной трассе?
Нет, дорожку вдоль берега мы нашли. Не мы одни тут ходили. И даже наши сани не цеплялись о деревья. Почти. Но лошадкам стало труднее, несмотря на то что снег был утоптан лучше, чем это делал лыжами мой внушительный эскорт. Оспак, братья Крумисоны и Кёль Длинный как представители тяжелой пехоты. Вихорёк, Тулб и Заря в качестве снайперской группы. Витмид в качестве универсальной военной силы, а также человека, который достаточно долго прожил в Ладоге в составе Рюриковой дружины. Ну и весянин Повторюха в роли дренга на побегушках.
При таком раскладе к нам не только ни один разбойник не сунется, но и в самой Ладоге никто не рискнет говорить со мной с позиции силы. Ну а чтобы выглядеть настоящим ярлом, я прихватил с собой дюжину кирьялов обоего пола, не отличавшихся боевыми качествами, зато прекрасно ходивших на лыжах и занимавшихся всякими хозяйственными делами, вроде обустройства лагеря, приготовления пищи и ухода за лошадьми.
Формально мы отправились за луками. Однако Бури, главного специалиста, я не взял. Поскольку Бури заявил, что мой сын и сам вполне справится. Не взял я и других «тренеров» кирьяльского ополчения. Коней на переправе не меняют. А крутизны нам и без них довольно.
Дорога вдоль Волхова оказалась людной: небольшие обозы, отдельные сани с разным грузом на конной и человеческой тяге и просто путники. Мы, как правило, обгоняли тех, кто двигался в попутном направлении. Но иногда обгоняли нас.
Дорогу нам уступали все. Большая часть даже поклоны била. На всякий случай.
А я всё ждал, когда же нас встретят те, кому положено оберегать безопасность Ладоги. Незнакомые вооруженные люди – это ведь потенциальная угроза.
Но ладожские власти, видимо, решили, что торопиться не стоит, и боевой отряд возник на нашем пути, только когда лес раздвинулся, уступив место возделанным землям, а впереди показалась собственно ладожская крепость.
Нас уважили. Выслали аж три десятка конников.
Я сделал знак своим: всё спокойно, и поприветствовал главного:
– Здорово, Бобрёнок! Как здоровье дядюшки? Я его просил за двором моим присмотреть? Всё хорошо?
– Ага! – осклабился Гостомыслов дружинник.
Он узнал меня и явно испытал облегчение. Десяток нурманов, возникших неизвестно откуда, – это напрягает. Могут таких дел натворить…
– После того как вы ушли, Сырога хотел землю снова себе забрать, но дядя поговорил с князем, и ничего не тронули.
– Вот и хорошо, – одобрил я. – Будет, где голову преклонить.
– А с чем приехали, Ульф-хёвдинг? – осведомился Бобрёнок.
Мы теперь ехали в окружении Гостомысловых дружинников, но угрозы с их стороны не чувствовалось. Скорее, любопытство.
– Я теперь ярл, Бобрёнок! – сообщил я. – Отбил крепость у свеев и держу ее. И земли вокруг. Неужели Трувор не рассказывал?
Бобрёнок покачал головой. Из уважения ко мне он спешился и пошел рядом, ведя коня на поводу. Хорошо, что я не убил его при нашей первой встрече. Нормальный парень.
Приятный сюрприз. Мое подворье на ладожском берегу было в полном порядке и вид имело обжитой. Из продуха шел дым, на самом подворье убран снег, дрова под навесом аккуратным штабелем.
Едва открылись ворота, как из дома выскочила Быська. Сердитая. Но мгновенно сменила гнев на благоговение, согнулась в поясе:
– Господин! Как мы рады!
Ну-ну.
Похлопал ее по жирной спине, скинул лыжи и вошел в дом.
О как! Мужик. И это не мой холоп Квашак. Незнакомая рожа. Еще пара девок на периферии, но они не в счет. Обслуга. А мужик не из холопов. Важный, осанистый.
– Ты кто? – осведомился я.
– Зимовод. – Мужик поднялся. С достоинством. – А ты?
Дерзко! Я шагнул вперед, взявшись за рукоять Вдоводела.
Но тут же ее отпустил. Не царское это дело – собственноручно мужичье карать. Тем более что за моей спиной уже нарисовались братья Крумисоны.
– Трюгви, вытряхни этого из штанов и спусти ему шкуру с задницы! – произнес я по-скандинавски.
Понял мужик или нет, но перепугался неслабо. Глазки забегали в поисках выхода, но выход был перекрыт, и мужик принял храброе решение: схватился за нож.
Трюгви ухмыльнулся и вытащил мечуган.
– Не калечь, – предупредил я, а то с него станется: отрубит руку и всё тут кровищей забрызгает. А пол чистый.
– Господин!!! – просочившись мимо моих бойцов, вперед просочилась Быська. Бухнулась на колени: – Не убивай, господин! Он хороший! Муку привез! Два мешка! В подарок!
Муку, значит. Не будем уточнять, откуда такая щедрость. Тем более ответ интуитивно понятен. Стоит взглянуть на телосложение Быськи и вспомнить о ее любвеобильности.
– Трюгви, повремени пока, – произнес я на языке викингов. И по-словенски, обращаясь к мужику: – Ты угрожаешь мне оружием в моем доме?
Мужик поспешно спрятал нож. Назвать эту зубочистку оружием – преувеличение. Но угрожал ведь.
– Прости меня, господин…
– Ярл! – перебил я его. – Так ко мне обращаться.
– Прости меня, ярл! Не знал, что это твой дом! Я не хотел…
– А теперь хочешь! – перебил я его снова. – У тебя, значит, лишняя мука есть? Ну так с тебя двадцать мешков, и будем считать, что ничего не было.
На бородатой морде выразилось явное облегчение. Легко отделался. Но я нынче добрый:
– Быська! Мы с дороги и голодны!
– Сейчас, мой господин, мигом!
– А ты, Зимовод, бегом за мукой! Пропустите его.
Скинул шубу, шлем с меховым подшлемником, положил на лавку. Эх, сейчас бы в баньку да пивка… Но рано.
– Витмид, Вихорёк, Оспак, Трюгви, Траусти – вы со мной. Заря – ты здесь хозяйка. Если что надо, Кёль и остальные тебе пособят.
Я поскреб шевелюру и вновь нахлобучил шлем.
Пора нанести официальный визит князю Гостомыслу.
О, совсем забыл! Подарочек. Насколько я помню, князь любит холодное оружие. В свое время я ему подарил кинжал. Нынче, пожалуй, меч преподнесем.
– Вихорёк! Принеси мне пяток приличных трофейных мечей из тех, что на продажу.
Клинки у всех – выше среднего. Качество одинаковое: хорошая скандинавская работа. Выбрал тот, у которого ножны не затертые. Вот теперь можно и прогуляться.
Первое, что бросалось в глаза при взгляде на ладожскую крепость – явные следы ремонта. И ворота выглядели посерьезнее, чем раньше. Ладожский князь сделал правильные выводы из прошлогодних событий.
У ворот нас встречали. И не кто-нибудь, а сам княжий боярин воевода Бобр.
– Здрав будь, Ульф-ярл! – добродушно пробасил он. Выходит, просветил его племянник насчет моего нового статуса. – Рад тебя видеть!
– И я, боярин! Здравия тебе! Спасибо за то, что приглядел за моим домом!
– Пустое, ярл. Так по правде. – Типичная варяжская поговорка, однако. – Князь зовет тебя в трапезную. Пойдем!
В трапезную? Как удачно. Братья Крумисоны очень оживились, когда Витмид перевел им краткую речь боярина. Качественно пожрать с дороги – что может быть лучше!
Да, мы как раз к обеду.
Сам Гостомысл восседал на председательском месте и питался. Пара знакомых бояр, два десятка полузнакомых дружинников, за женской частью стола – пяток особ слабого пола, оценить качество которых непросто, так как одежек на них – как листьев на капусте, а головные уборы примерно как у монашек. По закрытости, а не по роскоши.
Место справа от Гостомысла было свободно. Неужели для меня?
Гостомысл приветливо помахал мне рулькой:
– Ярл!
Ага. Этот тоже в курсе.
Той же рулькой обозначил своим дружинникам: освободить места повыше для почетных гостей. Те сдвинулись, не забыв прихватить посуду.
Мои, все, кроме Вихорька, немедленно метнулись за стол и, не дожидаясь, пока им принесут посуду и инструменты, принялись жрать и выпивать прямо из здоровенной емкости.
Нет, ну что за манеры!
– Позволь вручить тебе скромный подарок! – Я кивнул Вихорьку, и он поднес Гостомыслу меч. Тот обтер руки о шерсть тусовавшегося рядом пса и принял подарок. Вынул из ножен, одобрительно хрюкнул, повесил на спинку кресла, похлопал по скамье: мол, присаживайся.
Я отказываться не стал. Вихорёк вписался между Траусти и Оспаком. Места между ними не было, но Оспак чуток сдвинулся вправо, и место образовалось. Что характерно, потесненные Гостомысловы дружинники протеста не выразили. Вероятно, были знакомы с Парусом в те времена, когда тот служил Рюрику.
А приведший меня Бобр похлопал по плечу боярина, восседавшего ошуюю от князя, и обозначил жестом: освободи плацкарту. Боярин восторга не выразил. Я вроде помнил его рожу: один из тех, кто когда-то на совете, во время войны с Водимиром, больше всех орал, что плевать на Ладогу, а надо брать и грабить Водимиров град, пока хозяин в отлучке.
Бобр еще раз хлопнул боярина по плечу. Поувесистее. И, наклонившись, шепнул тому что-то на ухо. Боярин скривился так, будто вместо вина мочи глотнул. Но освободил место, которое немедленно занял Бобр.
– С чем прибыл в мой город? – поинтересовался Гостомысл.
– Купить кое-что надо. И продать, – пробормотал я с набитым ртом. Тоже ведь проголодался.
– А что сам?
– Так скучно на месте сидеть. – Я пригубил то, что налили в кубок. О, винище! Самое то к жареному поросенку.
– А я слыхал, неспокойно в твоей новой вотчине. Свеи к тебе наведались.
– Как пришли, так и ушли. Кому я позволил. Больше не сунутся. А мне в крепости сидеть скучно. Я привык… путешествовать.
Гостомысл кивнул понимающе:
– С Рюриком, слыхал, помирился?
– Вроде того.
– Это хорошо. Когда такие люди, как вы, обиду друг на друга держат – это неправильно. Рюрик большое дело затеял. Те, кто с ним, большую славу обретут.
– Знаю я это дело, – кивнул я. – Хочет взять торговый путь на полдень и под себя подмять.
– И не только, – строго произнес Гостомысл. – Не только путь, но и все земли окрест. Сумеет – великим князем станет.
– Это да, – не стал я спорить, налегая на поросенка. – Мне тоже пригодится.
– Верно, – согласился князь. – Через кирьялов по озерам идти не хуже, чем по Неве. Но я знаю тебя, ярл. Ты на своем острове сидеть не станешь. Не таков ты. Вон сюда сам пришел, хотя мог бы человека прислать. С Рюриком тебе – самое место.
Я посмотрел на князя в упор:
– Можно спрошу тебя напрямик?
– Спрашивай, – кивнул князь.
– Зачем ты за Рюрика ратуешь? Что тебе в этом проку? Вы не соправители больше, а соседи, насколько я знаю. Дружить – это понятно. Но остальное – зачем?
Если он пытается спровадить опасного соседа, то напрямик об этом не скажет. Но я догадаюсь.
Вопреки ожиданиям, Гостомысл ответил прямо:
– Он зять мне. Его дети – мои внуки.
Исчерпывающе.
Поговорили немного о жизни. О политике тоже.
По косвенным признакам становилось понятно: не все у Гостомысла так гладко, как он хочет представить. Ладожское княжество здорово уменьшилось в размерах. Часть данников отжал себе Рюрик, но это Гостомысл принял спокойно. Однако варяги тоже его теснили. И Трувор, практически узурпировавший Плесков и окрестности, и Ольбард, постепенно бравший под контроль весян, подогнувший под себя здоровенный кусок Ладожского озера. Ольбарда понять можно: ему нужен свой личный выход на Балтику. Нужны опорные пункты на морском берегу. «Грозить шведам» и прочим скандинавам. Без моря варяжское сообщество превратится в одно из многочисленных здешних племен вроде тех же кривичей[4].
Гостомысл, далеко не дурак, понимал: если варяги станут главной силой на Ладожском озере и, более того, укрепятся на Балтике, то при желании они вообще смогут закрыть доступ к Волхову и, собственно, к Ладоге.
Меня это, кстати, тоже касалось. Путь «из выборжан в греки», частично контролируемый мной, тоже выходил на Ладогу. Впрочем, с Ольбардом мы как-нибудь договоримся. Может, и со свеями он мне подмогнет. Мой залив ведь тоже к морю открывается.
А вот с Гостомыслом Ольбарду договариваться не о чем, да и незачем. Нищает старая Ладога. Ожидаемым крахом закончился их бизнес со стеклянными бусинами в качестве платежного средства. Бусины стали просто украшением, а за дары леса теперь приходилось платить нормальными монетами. Да, у Ладоги оставался частичный контроль над Волховом и ладожским волоком. Но когда с одной стороны сей речной путь будет контролировать Ольбард, а с другой – Рюрик, с таможенными пошлинами особо не разбежишься. Вот такая нынче не радужная перспектива у князя, чьи владения когда-то доходили аж до Чудского озера.
– Что закупить-то хочешь? – спросил Гостомысл.
– Луки нужны хорошие. И стрелы.
Князь удивился. В его понимании мы, нурманы, больше по части колоть-рубить.
– Кирьялов моих вооружить хочу, – пояснил я.
– Рискуешь, ярл, – покачал головой Гостомысл. – Не боишься, что эти стрелы в тебя же и полетят?
Я пожал плечами. Акул бояться – в море не купаться.
– Ты у нас недавно, – заметил Гостомысл. – Кирьялов не знаешь. Их князья – зубастые. И не только в своих лесах. Уж поверь мне: я с ними бодался. А будет у них и оружие доброе, запросто могут тебя с твоего островка скинуть.
Ну-ка, ну-ка! Первый раз слышу, что у моих кирьялов, оказывается, и князья имеются.
Гостомысл с охотой дал пояснения. Оказывается, земли кирьяльские куда просторней, чем я полагал. И князья у них да, имеются. Но – много. И меж собой не сильно дружат. Ну да, что-то такое я уже видел на примере своих новобранцев. Объединяются же кирьялы исключительно при внешней угрозе.
– Что ж они тогда со свеями не разобрались, если такие грозные? – спросил я.
Оказалось, пытались. Но потом свейский конунг пришел сам и привел с собой хирд почти из тысячи бойцов. И влупил кирьялам в их кожаных доспехах и домотканых портках по самое… В общем, крепко влупил. После чего кирьяльские вожди рассорились, упрекая друг друга в разгроме, и уступили свеям кусок территории. Который и достался мне по праву сильного.
Да, напрягает. Я не свейский конунг. Выставить тысячу хирдманов – это не про меня.
Я пригорюнился. Но ненадолго. Подумал: если мои кирьялы будут на моей стороне, то у остальных вроде как нет повода меня свергать. А если придут свеи, то сначала им придется пройти через меня. Значит, я могу стать этаким буфером между главной частью кирьяльского народа и свейским конунгом. Так что всё не так страшно.
В общем, всё шло хорошо до появления «ансамбля». Мне уже доводилось послушать придворный шоу-коллектив Гостомысла, и желанием повторить я не горел. Так что, сославшись на то, что устал с дороги, я покинул пиршество. Со мной отправился верный Вихорёк. Прочие остались. Настоящий викинг на пиру ест, пока влезает, и пьет, пока не польется наружу.
Глава 20 Дела торговые и прочие
Гостомысл отдарился. Утром прислал мне пару вполне приличных луков и пригласил в гости. На обед.
Что ж, я не против. Но до обеда еще далеко, так что после завтрака я взял свою банду, и мы в полном составе отправились на торг.
Пусть земли у ладожского князя существенно убавилось, но на рынке это не сказалось. Торговые ряды занимали изрядное пространство. И кишели народом. Отроки Гостомысла, следившие за порядком, салютовали мне копьями. Уважают. Вспомнилось, как полгода назад я повстречался здесь со своим обидчиком Задореем и как он удирал от нас голышом. Презабавнейшее было зрелище, однако если бы я его тогда не отпустил, а по-честному вызвал на хольмганг и насадил на меч, это избавило бы меня от многих проблем. Тем не менее нет худа без добра: не окажись я в Задореевых лапах, не повстречал бы Зарю.
Рынок поражал разнообразием. Особенно по части мехов. Но меня интересовало оружие. И вот тут выбор был не очень. Не по количеству – по качеству.
Мечи местного производства. Примерно такие ковал мой холоп Квашак.
Копья, ориентированные в основном на охоту.
Топоры из сырого железа, годные для лесоруба, но не для воина. Парочка, впрочем, была ничего. Неплохое железо, подходящий вес, красивый узор. Однако ценник – заоблачный. И это хорошо. Поскольку я приехал не покупать, а продавать.
С броней, кстати, дела обстояли еще хуже, чем с атакующим оружием. Кольчуг не было вовсе, шлемы только самые простые. Или тяжеленные, или такие, что первый же приличный удар развалит на составляющие, поскольку клепка оставляла желать лучшего. Самым симпатичным был шлем из темной бронзы, отполированный так, что сиял на солнышке червонным золотом. Кабы под этой бронзой была добрая стальная основа, я бы его даже купил. Понтовая вещь. Но – увы. Этакая штука годна исключительно для парадов.
Мои разошлись по рынку. Заря убежала к украшениям. С ней увязались Тулб и Кёль. Один за подарочками для жены, другой – за компанию. Вихорёк тоже хотел, но я его притормозил. Мне нужен был спец по лукам. Свеи с Витмидом в качестве толмача двинули к продуктовым рядам, поскольку там было больше всего женщин. Думаю, они найдут свое счастье. Такие красавцы! И не набедокурят. Я строго-настрого предупредил: никакой крови. Если возникнет конфликт – вразумлять по-хорошему. Оспак Парус остался со мной. Решил поработать моим телохранителем. Что ж, я не против. Хотя не представляю, кто здесь рискнет поднять на меня хвост. Даже как-то неинтересно.
Нет, серьезные парни попадались. Я еще вчера заметил, что на берегу под наскоро сооруженными навесами зимует пара кнорров. А раз так, то и их команды здесь, в Ладоге. Опять-таки рядом со мной щупали железо двое варягов с длинными усищами и суровыми физиономиями. Мазнули по мне взглядами – и отвернулись. Мы были незнакомы.
Я двигался вдоль рядов, брал товар получше, осведомлялся о ценах, временами даже торговался, стараясь сбить по максимуму. Мне ведь нужен настоящий прайс, а не заряженный.
Наконец добрались до луков, и я уступил место Вихорьку.
Тот без восторга изучил предложение одного купчика, потом другого. Больше подобного товара никто не предлагал. Да и эти двое, судя по всему, работали в одну корзинку.
– Десятка два отобрать можно, – сообщил он мне. – Остальное – просто дрова.
– Спроси насчет цены. – Я кивнул на того, у кого было больше пригодного товара.
– Гривна за всё! – бухнул он, явно загнув цену вдесятеро.
Вихорёк скривился. Я поглядел на второго:
– А у тебя?
– Полгривны!
Я молча повернулся и двинулся прочь.
– Эй, нурман! Погоди! – заголосили мне вслед оба торговца.
Обернулся не я – Оспак. И не только обернулся.
– Господина звать – ярл! – прорычал он, нависая над ближайшим. – Смерти ищешь, смерд?
Тут уж и я обернулся, с удовольствием поглядел, как затрясся хапуга.
– Убей его, Оспак, – небрежно бросил я, – а мы пойдем. – И тут же добавил по-скандинавски: – Убивать не надо, просто попугай.
Оспак ощерился, потянул из ножен мечуган. Очень медленно потянул, чтобы торгаш проникся.
Купчик рухнул на колени:
– Смилуйся, ярл! Не убивай! Пощади! Луки так забирай, бесплатно! В дар! Только не убивай!
– Эй, ярл! Ты что это разошелся на чужой земле!
Варяги. Решили вступиться за хапугу.
Я сделал знак Оспаку и Вихорьку: не вмешивайтесь.
– Сами – чьи? – спросил я с максимальной надменностью.
– Не твое дело, нур… ярл! – парировал один из них. – Это наша земля! Нечего здесь людей убивать.
– Что-то я вас у Гостомысла на пиру не видел, – произнес я, прищурившись.
Оба смутились. Переглянулись. Пришлые?
– Вы – Ольбардовы или Труворовы? Кому служите?
– Никому, – буркнул первый.
Значит, точно пришлые. О! Мои подтянулись. Витмид и братья. Хороший у них слух.
Теперь расклад: шестеро против двоих. Хотя сдается мне, на них и одного Оспака хватит.
Стоят, молчат. А ничего так парни. Прикинуты справно по здешним меркам. Не трусы. Стоят спокойно. За оружие не хватаются. Понимают: в драке им ничего не светит. Однако – в готовности. Без боя убить себя не позволят.
– Я Ульф-ярл, сын Вогена! – представился я.
Правила хорошего тона требуют ответа.
– Я Истр, – пробормотал один. За поясом у него даже не меч – секира.
– Синько Быстрый, – задрал подбородок второй.
У этого как раз меч. Но бронька такая же скромная.
– Сами откуда?
Переглянулись. Отвечать явно не хотелось, но при таком раскладе – придется. Я уже обозначил, что близко знаком с ладожским князем. А они – нет. Если я их убью, отделаюсь вирой. Небольшой, поскольку они здесь действительно чужие.
– Из Полоцка, – нехотя проговорил Истр.
– А что ушли?
– С воеводой не поладили, – это снова Истр.
– А воевода – варяг?
– Да если бы! – с горечью воскликнул Синько. – Воевода Андот – нурман! Из свеев!
Похоже, серьезные у них терки с бывшим начальником. И понятно, откуда такая неприязнь к людям Севера.
– Здесь зачем?
– Так вышло.
– А подробнее?
– А тебе зачем знать? – опять повысил голос Синько. Не знаю, насколько он быстрый, но дерзкий это факт.
– Ладно, меня не касается, – ослабил я вожжи. – А в спор наш зачем влезли?
– Не по Правде человека за простое слово убивать! – опять Синько. Смелый. Мне он уже нравится.
– А гривну серебром за четырнадцать луков лупить – это по Правде?
– Это смотря какие луки, – рассудительно произнес Истр. – За иной и за один гривны не жалко.
– А ты глянь, какие, – предложил я и сделал знак своим, чтоб пропустили варяга.
Тот посмотрел.
– Ну, что скажешь?
– По дирхему за штуку – хорошая цена, – сказал варяг, бросив на торговца укоризненный взгляд.
Так и есть. Цену задрал вдесятеро. Ну, наглец.
– Отсчитай, – велел я Вихорьку. – И второму по той же цене. И объясни ему, куда принести. А ты, – я даванул торговца взглядом, – если еще раз словчишь, вот он, – кивок на Паруса, – кишки из тебя вынет и псам скормит. А ты на это глядеть будешь, пока не сдохнешь.
Впечатлился. Закивал мелко-мелко. Не удивлюсь, если в штаны напрудил. Может, я с ним и жестковато обошелся, но – не люблю жулье. Поднял бы вдвое от базовой цены, мы бы поторговались немного, и всё было бы мирно. С другой стороны, я бы тогда с этими двумя правдолюбцами поближе не познакомился.
– Так за что вас полоцкий воевода выгнал?
Ага. В точку попал. Не ушли, выставили их.
– Я ему перечить стал, – буркнул Синько. – Он меня и погнал. А Истр – со мной.
– Друзья мы, – подтвердил тот. – Как иначе?
– И что потом было?
– К Рюрику мы пошли, – на этот раз не стал упираться Истр. – Слыхали: он большую дружину набирает.
– Так и есть, – подтвердил я. – И что ж он вас не взял?
– Как узнал, за что нас воевода Андот выгнал, сразу отказал, – с обидой проговорил Синько. – Даже не проверил, что можем. Сказал: мне дерзкие не нужны.
– Что ж, правду сказал, – согласился я. – Ты и есть дерзкий. А в бою – такой же?
– А ты проверь!
Ух и нахальный этот усач! Что ж, сам напросился.
– Мне тебя проверять – чести много. С сыном моим попробуй.
Синько уставился на Вихорька… с сомнением. Ну да, тот смотрелся не опытным бойцом, а мальчишкой.
– А если зашибу? – с опаской поинтересовался варяг.
Мои заржали, Синько покраснел. Обиделся, похоже.
– Вихорёк, ты его пощупай сначала, – негромко произнес я. – Если негодный, выдай ему как следует, только не калечь.
– А если годный?
– Тогда я его к нам возьму. Так что тем более не калечь.
– Понял.
Вихорёк шагнул вперед и вынул мечи. Мои разошлись, образовав круг. Тут же стали подтягиваться зрители. Подошли и Гостомысловы отроки. Я сделал им знак: мол, всё в порядке. Поверили или нет, но вмешиваться не стали.
Синько шагнул навстречу. Меч у него был один и, увидав, что противник – с двумя, он осознал, что легко не будет.
Легко и не было. Было больно. Вихорёк гонял его в кругу, как лису по псарне. Ни мгновения передышки. Щит ухитрился вышибить где-то на второй минуте. И принялся лупить по рукам, по ногам. Всё – плашмя, но всё равно больно.
Варяг и впрямь оказался быстрым, но моему сыну проигрывал вчистую. И практически сразу это понял.
Но не сдавался. Оборонялся, как умел. Со стойкостью у него всё в порядке. И вспыльчивость свою он тоже оставил за кругом, что радовало. Пожалуй, он мне пригодится.
– Довольно! – скомандовал я, и Вихорёк мгновенно отступил. В отличие от Синько он даже не запыхался.
– Теперь ты, – я указал на Истра.
– Мне зачем? – набычился тот.
– Боишься?
– Так он всё равно меня побьет!
– А в бою ты тоже так? – прищурился я. – Если враг сильнее, сразу бежать?
– Так то в бою.
– В круг! – рявкнул я. – Живо!
И варяг подчинился.
И избиение повторилось. С такой разницей в классе – не удивительно. Однако, на мой взгляд, и этот вполне тянул на дренга. С топором управлялся более-менее прилично. Хотя на таком уровне уже меч положен. Меч, помимо всего прочего, еще и статусное оружие. А топор – скорее вспомогательное. Минус для обоих – возраст. Под тридцать.
Но не будем придираться. Обученные бойцы мне очень нужны.
– Значит, так, – сказал я, оглядывая потирающих ушибы сконфуженных варягов. – Я готов вас взять. Обоих. Дренгами. Это отроки по-вашему, только лучше. Ты, – взгляд на Синько, – будешь очень старательно следить за языком. Иначе отрежу. Времени на раздумья не дам. Согласны?
– Да! Да! – тут же ответили оба, даже не спрашивая о прочих условиях. Похоже, мой сын их впечатлил. Да и остальные тоже. Сразу видно – элита.
Когда мы вернулись в мое «поместье», там уже дожидался боярин Бобр.
– Погоди, – остановил я его, прежде чем он успел что-то сообщить. Изложить. – Подарок тебе! – И я вручил ему заранее припасенную кольчугу из просторных. Не скажу, что хорошую, но по здешним меркам вполне годную. Из тех, что я привез на продажу. Подороже меча, которым я одарил Гостомысла. Ну да тот отдарился еще скромнее.
Бобр проникся. Обниматься полез. Ну да, щедрый подарок.
– Для друга не жалко! – объявил я, чем растрогал боярина до слез.
Потом мы отправились в дом. Выпить по чарке. Но перед этим я кликнул братьев и велел проверить, как новички работают в паре.
Пиво нам подала Заря лично. Бобр ее узнал, поздоровался вежливо, а потом поинтересовался тихонько: в каком качестве здесь находится дочь изборского князя?
– Хозяйка, – кратко ответил я, и больше мы эту тему не затрагивали.
Боярин уже знал, что мне требуются луки, и намеревался продать партию. Но теперь, когда оказалось, что мы друзья, он заявил, что вручит мне их в подарок. Я согласился, но предупредил, что возьму не больше трех. А остальные – по бартеру. То есть – обменяемся подарками.
Потом мы вышли прогуляться по Ладоге. Я с Вихорьком и Кёлем Длинным и Бобр с парой собственных дружинников.
Городок уже отстроился после летних невзгод, и жизнь в нем кипела вовсю. Ремесленники ремесленничали, торговцы торговали. Волхов не замерз (Бобр сказал, он вообще зимой не замерзает), но санный путь по берегу функционировал, и караваны пусть и не часто, но приходили.
Я осведомился насчет застрявшего на зимовку кнорра и получил ответ, что парни из солнечной Норвегии припозднились и решили не испытывать судьбу. А, может, хотят стать первыми на весеннем рынке. Квартировали они у одного из местных, арендовав на зиму дом. Было их десятка полтора и проблем они, как сообщил Бобр, не создавали. А создадут – тем хуже для них, заверил меня боярин. Ну да. С полутора десятками норегов Гостомысл как-нибудь управится.
– А какие у меня планы, – поинтересовался боярин. – Куплю, что нужно, – и обратно?
Я пожал плечами. Если откровенно, возвращаться на остров мне не хотелось. Может, пробежаться к Белозеру? Или по окрестностям. Имеется у меня тут одно незавершенное дельце, о котором я Бобру говорить точно не стану.
– А к тестю в Изборец? – уточнил боярин.
– Это вряд ли, – ответил я. – У нас сложные отношения.
– Не простил? – проницательно предположил Бобр.
– Простить-то простил. Но только потому, что обстоятельства так сложились.
– Ну-ка, ну-ка! – оживился боярин.
Оказывается, он был не в курсе замечательного рейда Ульфхама Трески и Трувора, который для последнего окончился так себе, а для первого вообще летально.
Я рассказал. В подробностях. А почему бы и нет? Об этой битве знает не так уж мало народа.
Бобр слушал весьма эмоционально. Вскрикивал, хлопал себя по бедрам, хохотал…
Особенно ему понравилось, как я подставил Рюриковых парней под удар свеев, нарисовав красного сокола на парусе. И то, что Ульфхама убила Заря. Не любил он, оказывается, этого дана. Тот его то ли унизил, то ли обманул. Но свести счеты с ближайшим помощником Рюрика было трудновато. На поединок не вызовешь: Треска стоил троих таких, как Бобр, а жаловаться… Жаловаться ему, целому боярину, стыдно. Да и бессмысленно.
А я спросил напрямик:
– Скажи, что будешь делать, когда Гостомысл потеряет власть?
– Думаешь, он ее потеряет? – насторожился боярин.
– Его теснят, сам видишь.
– Зять заступится, если что, – не слишком уверенно проговорил Бобр.
Я поднял бровь:
– Рюрик? Он заступится. Проглотит и облизнется. И будет Гостомысл при нем… тестем. У тебя с Рюриком вообще как?
– Не враждуем, – буркнул боярин.
– Тогда, может, он тебя и не тронет. Пока.
– Пока мои земли не приглянутся кому-то из его приспешников, – проворчал Бобр.
Он знал, как в этом мире делаются дела.
– Знаешь, – сказал я, – к себе я тебя звать не стану. У меня тоже всё непрочно. Но если окажется так, что тебе понадобится помощь, я смогу ее оказать, можешь на меня рассчитывать.
– А ты – на меня! – твердо произнес боярин.
Всё же классный он мужик. Твердый, верный и честный. И с ним мне намного приятней, чем с Гостомыслом.
Однако надо идти. И именно к Гостомыслу. От княжеских предложений не отказываются.
По пути заглянул к себе.
Проверка варягов закончилась. Видно было: досталось им неслабо. Но резюме братьев Крумисонов оказалось благоприятным. В строю стоять могут и с копьями управляются неплохо.
– Что ж, – решил я, – надо вас тогда приодеть. Витмид, поищи им кольчужки по размеру из тех, что мы привезли. Мои бойцы в чем попало не ходят. Потом серебром отдадите. Когда будет. А этому, – кивок в сторону Истра, – меч. Как, управляться умеешь?
Варяг активно закивал:
– Был у меня меч. Продать пришлось.
– Сейчас-то деньги есть?
– Есть чуток.
По лицу видно, что именно чуток.
Я полез в кошель, отсыпал на ладонь немного и протянул Истру:
– Мои хирдманы бедными не бывают. А меч больше не продавай. Никогда. С мечом будут у тебя и деньги, и слава, а без него ты – никто. Сейчас двигайте за вещами и сюда. Здесь жить будете. Долг за обновки вернете с первой добычи.
– С первой? – влез Синько. – А если не хватит?
– Хватит, – заверил я. – Я же сказал: у меня бедных хирдманов нет. Догадываетесь почему?
– Надеемся, – осторожно ответил Истр, заработав еще один балл к репутации. – И слово даем: долго в должниках твоих ходить не будем.
Как в воду глядел. В темную, к сожалению.
Гостомысл на сей раз принял меня лично. Без посторонних, если не считать отрока, подливавшего в кубки. Жаль. Пожрать бы я не отказался.
– Слыхал, у тебя есть оружие на продажу?
– Есть, – не стал отрицать я.
– А откуда, не скажешь?
– Железом поторговал.
Не понял.
– Свеи принесли, – пояснил я. – И мне оставили. В Валхалле им другое дадут.
Не сей раз дошло.
А он, похоже, опять болеет. Но на этот раз я ему ничем помочь не могу. Отца Бернара я оставил на острове.
– Продашь?
– Мне деньги не нужны.
– Луки? – догадался он. – Много?
– Сотни полторы. И хороших.
– У меня столько нет, – признал Гостомысл. – Знаешь же: товар неходовой. У нас с луками больше охотники играют.
Да, я в курсе. Подготовить по-настоящему хорошего стрелка не проще, чем дружинника. И это при том, что будет кому учить.
– Хороших десятка три в оружейной есть, наверное, – продолжал Гостомысл. – Пришли своего человека, пусть выберет. А ты сам прикинь, что взамен.
– Мечи у меня. И копья. Шлемов с десяток хороших. Еще бронь. Обычная пластинами. Этой десятка два. И четыре кольчуги. Что больше нужно?
– Кольчуги и мечи! – мгновенно ответил Гостомысл. – Нурманской работы. Есть такие?
– Найдутся. Шлемы, кстати, тоже хорошие. И ценой подешевле кольчуг, – я усмехнулся.
– Тогда так: глянь на мои луки и сам потом реши, чего и сколько за них отдашь.
Хороший ход. Без торговли. На честность. Знает, что я не обжулю.
– Договорились.
– И еще вот что: если ты тут задержишься на пару недель, я попробую тебе луков еще добыть.
Было видно, что Гостомыслу очень не хочется упускать мой товар. Скандинавы, конечно, везут в Ладогу оружие, но цены ломят – только держись. А я не буду.
– На месте сидеть не обещаю, но еще пару недель домой не пойду, – ответил я.
Знаю, где он луки будет брать. В том же Новом Городе, например. Я бы и сам мог, но не хочется лишний раз с Рюриком пересекаться, да и нет у меня нужных торговых связей.
А у Гостомысла – есть.
– Ну и славно. А теперь пойдем потрапезничаем, – сказал князь, тяжело поднимаясь со стула.
Кто бы отказался.
Глава 21 Дела торговые и прочие (продолжение)
– Значит, так, – сказал я бойцам, когда все имеющиеся в запасниках Гостомысла приличные (Вихорёк выбирал) луки перекочевали в мою кладовку. – Быть нам здесь еще две недели. Но не всем. Шестеро из вас отправятся со мной в недальний поход.
Заинтересовались. Очень. Не стал их мучить неизвестностью.
– Со мной пойдут Вихорёк, Витмид, Оспак и братья.
– А я? – тут же вскинулась Заря.
– А ты, услада моего сердца, останешься здесь хозяйкой. Кёль! Помогаешь моей жене во всем. Если кто из воинов или холопов забалует…
– Понял, ярл! Шкуру со спины полосками срежу.
Викинг – это пожизненно.
– Шкуру не надо, а вот наказать строго – непременно.
Длинный кивнул.
– Дренгов гонять, баб не портить. Без их согласия. Если с местными нелады будут, обращайтесь к боярину Бобру. Мы друзья, он поможет. Заря, ты старшая. Что не так – с тебя спрошу!
Зарделась. Ей семнадцать, а уже поставлена старшей не над холопами, а над воинами. Польщена. Ничего. Пусть привыкает. И теперь точно обиды не затаит, что с собой не взял.
А с собой я никого из словенского корня брать не хочу. Для такого дела лучше скандинавы. Ну и Вихорёк. Потому что у него главный бог – это я.
– На лошадях пойдем, – сообщил я. – В седле все держатся?
Пять кивков. Викинги верхом – прилично. Точно лучше меня до того, как меня взял в обучение французский шевалье. Ездят, но не воюют. Ну как не воюют… Когда надо, и копье с седла метнуть могут, и мечом рубануть. Просто на своих двоих в строю им надежнее.
– У нас всего три лошади, – напомнил Витмид. – Может…
– Не может, – перебил я. – Надо купить еще четыре. Нет, лучше пять.
Лучше перестраховаться.
– Кто разбирается?
– Мы, – к моему удивлению, хором сообщили братья.
– И я, – присоединился к ним Вихорёк.
– Вот вы и займитесь. Берите таких… неприхотливых. Чтобы могли и снег копытить, и ночью не мерзли. Овса тоже возьмите, сколько надо. Мы уходим примерно седмицы на две. Большей частью – по дорогам, но и по лесам тоже придется. Так что готовьтесь. Заря, Витмид – это на вас. Если чего нет, покупайте. Не хочу, чтобы кто-нибудь что-нибудь отморозил. Вы мне все целыми нужны. Всё. Действуйте.
Пока мои готовились к походу, наведался к Квашаку.
Обустроился мой холоп, прибарахлился. Подворье просторное, кузня, служебные постройки. В одной увидел с десяток криц из сырого железа: сырье.
Сам Квашак работал. Лупил молотом по заготовке, которую вертел клещами помощник. Второй подмастерье качал меха.
Увидав меня, Квашак работу прекратил, поклонился в пояс.
По нашей предварительной договоренности ему пахать на меня еще полгода. Но я не буду его отпускать. Со мной ему лучше. Оброком я не изнуряю, а считаться моим человеком ему на пользу. Мало кто рискнет обидеть. Тем более, в случае чего, Квашак может у меня в доме ночевать и еще какими-нибудь преимуществами холопства воспользоваться. В частности, меньше вероятность, что его кинут здешние торгаши. Это ж фактически не его, а меня.
– Как дела идут? – поинтересовался я.
Квашак понял по-своему. Метнулся в пристройку, что при его габаритах выглядело забавно, и вернулся с увесистым кошелем:
– Твое, господин!
Ну да, моя оговоренная долька от его дохода. И солидная такая долька, граммов на двести тянет.
Я вернул кошель обратно.
– Работой отдашь. Мне нужны наконечники для стрел. Граненые, иголки и топорики.
– Топорики – это как? – Квашак почесал черную от сажи грудь.
Я нарисовал на снегу. В фас и в профиль. В натуральную величину.
Квашак повторил рисунок угольком на кусочке кожи.
– Зачем они, господин? – уточнил он.
– Щиты колоть.
– Ага. Значит, хвостовики трубкой делать.
Он туповат, Квашак. Все бытовые решения, подозреваю, за него принимает сестра Быська. Но когда дело касается работы, мозги его начинают шевелиться бодрее.
– Топориков сотню, остальных – сколько успеешь. Железа хорошего прикупить надо?
– Не. У меня есть! – Квашак осклабился, явно довольный своей рачительностью.
– Молодец! – похвалил я. – Жениться не надумал?
– А зачем? Ко мне бабы сами лезут! – Он заухмылялся еще шире.
Ну да. Парень молодой, здоровенный, да и собой хорош. По местным меркам.
– А Быську – замуж? Я б и приданое дал…
Ухмылка стала кривой:
– Дык, приданое у нас есть. Не хочет она, тетёшка![5]
– А поучить не пробовал?
– Дык… Жалко.
Ладно, всё понятно с этой семейкой.
У меня к ним особое отношение. Как-никак, первые люди, которых я встретил здесь. Так что давить не буду. Тем более пользы от них немало. Хотя и им от меня – тоже. Прошлым летом я их из трюма работорговцев вынул.
– Князю долю платишь?
Помотал головой:
– Я ж твой, господин.
Ах да, верно. За холопов налог платит хозяин. Что ж, с Гостомыслом мы как-нибудь сочтемся.
– Ну, будь здоров, Квашак! Иди работай!
Еще один визит: к Дедяте. Когда-то он и его артель были рядными[6] холопами князя Водимира. Теперь свободны. Во время набега на Ладогу водимировцев они как раз строили мой дом и дернули из него на моем «Северном Змее». То есть фактически уберегли мне корабль. Ну и себя заодно, потому что водимировские с беглыми церемониться бы не стали. Но за драккар их уже вознаградил, так что мы в расчете.
Дедята, определенно, поднялся. Двор как стадион, домина больше моего. Ну да, мастер он классный и заказов у него после всех ладожских бедствий было выше крыши. Не удивлюсь, если крепость тоже его команда ремонтировала.
Дома мастера не оказалось, но шустрый паренек из дворовых охотно вызвался проводить.
Артель, к моему удивлению, занималась не профильным строительством, а осваивала новую специальность. Кораблестроение. В большом сарае сверкал белизной отполированных шпангоутов «скелет» будущего судна.
– Хёвдинг! – обрадовался мне Дедята. – А мы тут, вишь, кнорр ладим!
Ух ты! Не какой-нибудь насад, а всамделишный кнорр. Неслабо.
– Вот он помогает. – Дедята показал на плечистого мужика с заплетенной в косицы бородой. Судя по одежде и роже, типичный скандинав. – Не за так, понятно. Мы им дерево хорошее дали для починки их корабля. А теперь по договору кормчий ихний нас учит.
А нормальный ход. Если Дедята научится строить не только дома, но и корабли по типу скандинавских, это ж будет настоящий прорыв местного судостроения. Корабли викингов – это настоящий шедевр своего времени. Высокие технологии Средневековья. Вот только успеют ли они достроить до весны?
– Нет, до весны не успеем, – ответил Дедята. – Но мы его кораблик видели, что к чему он рассказал… Разберемся и сами.
Я подошел поближе. Да, стройка в самом начале, насколько я могу судить. Народ прилаживает шпангоуты к цельному дубовому килю.
Норег-консультант глянул на меня настороженно: кто это здесь такой важный?
– Ульф-ярл из Сёлунда, – вежливо представился я, позабыв уточнить, что ярлство мое отнюдь не во владениях Рагнара, а совсем в другом месте. Впрочем, среди норегов титул ярла не редкость. У них и конунгов, пожалуй, раза в два больше, чем во всей остальной Скандинавии. Хотя тесть моего побратима Медвежонка, похоже, уверенно ломает данную традицию.
– Мелькольв из Упплёнда.
Занятно. Упплёнд – столица Хальфдана Черного, объединителя норегов. Хотя этот процесс скорее следует назвать поглощением, как правило, силовым и иногда весьма кровавым. Впрочем, есть и исключения. Например, область Хрингарики конунг приобрел в результате удачного, пусть и немного насильственного брака. Чему я был не только свидетелем, но и лично поучаствовал в освобождении невесты из лап свирепого берсерка.
– Вот как! И как поживает ваш конунг?
Мелькольв метнул в меня подозрительный взгляд.
– Я потому спрашиваю, что брат мой на его дочери женат, – пояснил я как можно более добродушно. – И с конунгом вашим мы добрые друзья. Гостил у него два года назад. Йоль вместе праздновали.
Не верит. Хальфдан Черный – это не какой-нибудь конунг из Нищефьорда. Он подгреб под себя здоровенный кусок будущей Норвегии и на достигнутом останавливаться не собирается. Не удивлюсь, если свободных фюльков в будущей Норвегии скоро не останется. А тут какой-то незнакомец утверждает…
– Не веришь, – диагностировал я. – Ну дело твое. Хотя в Упплёнде меня многие знают, а уж брата моего младшего Свартхёвди, который на Фрейдис женился, у вас, думаю, знают все. Посмотреть, как он бился с Хареком Волком небось весь Упплёнд собрался. Сначала они, а потом Фрейдис с Игге Хитрым. Ну да твое дело. – Я собрался вернуться в Дедяте, но Мелькольв меня окликнул:
– Погоди, ярл!
– Прости меня! – повинился он, когда я обернулся. – Трудно поверить, что здесь, в Гардарике, можно встретить друга нашего великого конунга. Но теперь я вижу: ты человек благородный!
– Я бы не назвал себя другом конунга, – уточнил я. – Сам знаешь, друзей у конунгов, особенно у таких, как Хальфдан, не бывает. Но мы знакомы, за столом вместе сиживали, подарками обменивались, а если я когда-нибудь загляну в Упплёнд, то мы наверняка попируем вместе. Но всё же не друзья, нет.
– Ты не только благородный человек, ярл, но и мудрый, – почтительно произнес кормчий. – Позволь пригласить тебя и твоих людей в гости! Уверен, мои сопалубники будут рады такому человеку.
– Что ж, отказываться не буду, – отозвался я. – Но не сегодня. И не в ближайшие дни. Дела, Мелькольв. Такие дела, что откладывать не стоит.
И которые явно не стоит откладывать ради очередной пьянки. Вот вернемся, тогда другое дело.
– Мы здесь до весны, – сказал кормчий. – И всегда будем рады родичу самого Хальфдана!
Вот и договорились. Я кивнул и подошел к Дедяте. Собственно, тоже попрощаться. Дел к нему у меня не было. Просто хотел убедиться, что человек, которого я когда-то взял под опеку, в порядке.
Глава 22 Три дня спустя. Крученая дорога и еще более заковыристые сны
Черт! Вернее, проклятый Локи! Я был уверен, что помню дорогу. И я бы ее вспомнил, будь дело летом. Но сейчас всё в снегу, и где та тропа, по которой мы срезали путь так, чтобы пройти подальше от Водимирова, а теперь Рюрикова Нового Города?
Надо было Квашака с собой взять в качестве следопыта. Я б ему производственные потери компенсировал. Однако теперь поздно. Ну не назад же возвращаться, в самом деле?
Нет, можно, конечно, пойти и простым путем. То есть подняться по берегу Волхова до Ильменя, а потом спуститься по заветной речке, которая, я полагаю, замерзла, как и положено нормальной речке зимой. Но есть большой риск напороться близ Ильменя на кого-нибудь из Рюриковой команды. И услышать естественный вопрос: а куда это я намылился? А ответить на него правду я никак не могу.
Кроме того, если я не найду этот чертов путь, то обратно придется возвращаться по тому же маршруту, через Ильмень-озеро.
Что совсем нехорошо.
Я, конечно, помнил кое-какие приметы начала тропы. Ну, типа, камешки особые. Однако главной приметой была сама тропа. Вот она действительно приметная. И я очень надеялся, что ею пользуются.
Но – увы. Ничего.
Своим я пока не говорил, только Вихорьку. Хотя сынишка и без моих слов тоже ее искал.
И тоже – ничего. Он не следопыт и не охотник, мой Вихорёк. Эту науку в него вложить забыли. Только общих основ нахватался. Со следа не собьется, но чуять нутром – нет, не его.
По моим прикидкам, мы уже должны были дойти до нужной точки. В свое время за двое суток добрались без проблем, а ведь с нами и женщины и дети были. А сегодня – уже третий день пути, так что даже с поправкой на зиму мы должны были уже добраться до поворота на лесную дорожку.
Я остановил коня. Слева от меня – стылый Волхов, справа – заснеженный лес. Я попытался «увидеть» нужное место. Вроде помню. Зрительная память у меня хорошая. Но вспоминать по зимнему пейзажу летний – все равно что лицо узнавать по черепу.
Понятно, что путь где-то близко. И, склонен думать, мы его уже прошли. Пропустили. Вернее, я пропустил.
Теперь два варианта: возвращаться обратно или идти мимо Рюрикова города.
Оба не годятся.
Требуется срочное обострение памяти и интуиции.
Я сдвинул меховую шапку и почесал затылок… Стоп! А если попробовать…
– Траусти, подержи-ка мой плащ и дай свое копье. Постой, шубу и шапку тоже возьми!
По опыту знаю: замерзнуть в моем волшебном танце невозможно. С такой-то физической активностью.
Через несколько минут двигавшиеся по дороге смерды, сопровождающие воз мерзлой репы, могли наблюдать престранную картину: по дороге проворно бежал нурман весьма авторитетного вида с копьем наперевес, а за ним рысили верхом еще пятеро крутых воинов-северян.
Впрочем, глазеть мужики не стали: еще заслышав топот, быстренько сместились к обочине и согнулись в поклоне.
А мне было хорошо. Рядом длинными прыжками мчался мой Волк, кося глазом в сторону леса. Как и я.
«Ищи, брат, ищи!» – просил я его мысленно в те мгновения, когда радость бытия чуть-чуть отпускала и я вспоминал, зачем я здесь.
Всё-таки Волк нашел раньше. Свернул и прыгнул прямо в сугроб. Вернее, не совсем в сугроб. Свернул и умчался по насту в глубь леса, оставляя на его поверхности тающие световые пятна, и там пропал.
А я очнулся.
Дальше – как всегда. Даже хуже, потому что ноги подкосились, и я рухнул на дорогу. Сил не осталось совсем. Исподнее промокло от пота и прилипло к телу…
И это ужасное ощущение, будто в мире отключились цвета, а в жизни не осталось ничего, кроме тоски по ушедшему. Такой вот у моей нирваны отходняк. Но ничего, пройдет.
Мои спешились. Подняли меня в четыре руки. Кто-то нахлобучил шапку на влажные волосы, кто-то надел шубу, потом плащ. Позаботились.
– Ну, батя, ты и бежал! – по-словенски с восхищением проговорил Вихорёк. – На рысях еле за тобой поспевали. И долго бежал. Вода в котелке закипеть бы успела…
– Я нашел, – перебил я его. – Вот она – дорога.
Ну конечно. Теперь я узнал ее с первого взгляда. И приметы нужные нашел, вроде кучки из пяти камней на берегу Волхова и упавшего дерева чуть поодаль. Да, и камни и дерево были припорошены снегом, но угадать было можно. А главное, сама дорога была видна совершенно ясно: этакая ложбина в лесном сугробе, уходящая в чащу. И просвет между деревьями тоже заметен. Под определенным углом.
Что ж, лесовик из меня – не очень, а вот лидер неплохой. Я ведь ее нашел, дорожку к нашим сокровищам.
Дальше – просто. Нарубили лапника, который привязали к седлу одной из лошадок. Она пойдет последней, и лапник не то чтобы скроет следы, но сделает их более незаметными, а после первого снега и вовсе ничего не останется. Потом мне помогли взгромоздиться на лошадь. Братья Крумисоны встали на лыжи и побежали вперед, Оспак, спешившись, тоже надел лыжи, взял за повод первую лошадь, и мы двинулись.
Снега на дороге было значительно меньше, чем в лесу. Вероятно, дорогой всё-таки пользовались и зимой. Но всё равно лошадям почти по колено, так что каждые полчаса приходилось производить ротацию, ставя первую в хвост. Хорошо еще, что наст был не очень прочным, и не было риска, что лошади ноги повредят.
На обед не останавливались, стараясь выгадать светлое время, так что до вечера отмахали километров двадцать. Совсем неплохо.
С едой тоже определились: Трюгви Крумисон ухитрился копьем завалить оленя, а Вихорёк с седла подбил стрелой зайца.
Так что и поужинали роскошно, и на завтра прилично осталось.
Лошадей напоили растопленным снегом и задали немного овса.
Спали тоже в снегу, вернее, на лапнике.
Обогревались с помощью нескольких пар положенных друг на друга бревен, работавших не хуже тепловых панелей, так что замерзнуть не было никаких шансов. Затем определились с караулом, и на боковую. Во всяком случае я. Сегодняшний бег с моим Волком вымотал изрядно. Настолько, что я даже исключил себя из караульного расписания.
Но спокойно выспаться мне не дали.
Около полуночи в гости пришли волки. Видать, почуяли кровушку.
Нас было поровну: серые – звери умные и на шестерых мужчин точно нападать не станут. Тем более в лесу полно добычи попроще, чем мы.
Ну да драться с нами они и не собирались. Они учуяли лошадей и затеяли концерт специально для них. Да еще и зашли с наветренной стороны, чтоб и запашок тоже дошел. Надеялись, видно, что какая-нибудь из лошадей порвет привязь и рванет в лес. Где и станет для серых поздним ужином.
Лошади у нас были привязаны на совесть, да и присматривали за ними. Однако и нам, и лошадкам завтра предстоял тяжелый рабочий день, так что концерт следовало прекратить.
Что и сделал Вихорёк, подстрелив двоих.
Стая тут же свалила. Что характерно, стрелял мой сын практически на звук, однако попал четко. Одного – насмерть, второго – смертельно ранил. Зверь свалился, не пробежав и ста метров. Вихорёк его нашел по кровавому следу, чтобы вырезать стрелу. Но это было уже утром.
Ночь прошла интересно. Ко мне опять пришел Волк, и мы с ним шлялись по каким-то дремучим лесам, загоняли и убивали дичь обсидиановым ножом. Точнее, я убивал. В этом сне я был просто недетски крут. Бегал прямо как олень: перепрыгивая через завалы, ныряя под нависшие на уровне пояса хвойные ветки и просачиваясь через кустарник без единой царапины. И это при том, что на мне был всего лишь обрывок шкуры, перехваченный на поясе ремешком. Мы лопали парное мясо, пили из реки и были совершенно счастливы, пока мне в спину не воткнулось копье. А потом прилетевший камень расколол мне череп. А я так и не увидел, кто меня убил.
Несмотря на печальный конец моего сна, за ночь я полностью восстановился. Голод, правда, проснулся, хм… волчий. Умял не меньше килограмма разогретой на углях оленятины плюс две медовые лепешки и запил полулитром травяного чая с горстью сушеной малины. Порция, достойная моего братца Свартхёвди.
Теперь – в путь.
Еще одна ночь в лесу. И опять интересный сон. Ну как интересный… Кошмар. Но интересный.
Меня опять поймали. Те же волосатые квадратные кривоногие чудища с непомерной силой, широченными рожами и мясистыми носярами. Мне они уже снились когда-то. Тогда я от них удрал. А вот нынче вряд ли. Я, голый, валялся на подмерзшей земле, в каком-то дерьме (возможно, в моем собственном), рычал от ярости, но, увы, это всё, что я мог: рычать, дергаться и биться о землю головой. Мои руки и ноги были очень качественно спутаны ремнями. И, что особенно огорчительно, достоверность потрясающая. Какой, к чертям, сон! Самая что ни на есть реальность.
В те моменты, когда я прекращал бессмысленные попытки порвать путы, я видел вполне уютную (с точки зрения меня связанного) пещерку и костерок, вокруг которого собрались пятеро… «Широколицых», всплыло в памяти слово. Над костром на вертеле жарился… больше всего это было похоже на кусок толстенной змеи. Пахла «змея» обалденно. Я буквально захлебывался слюной. И от этого еще больше бесился.
Сколько это длилось, сказать трудно. Но хватило, чтобы мясо дошло и широколицые приступили к трапезе.
Выглядело это так: каждый отхватывал ножом приличный кусок, потом стискивал его зубами, и тем же ножом отсекал схваченное у самых губ. И старательно пережевывал. Похоже, мясо было не из нежных.
Я наблюдал за процессом, примерно как пес из своего угла смотрит на семейный обед.
Нажрались. Четверо, отдуваясь и поглаживая животы, улеглись. В отличие от меня, не на голую землю, а на кипы шкур. Пятый отсек от остатков «змеи» кус размером с мой кулак, поднялся и подошел ко мне.
От широколицего воняло мокрой шерстью и еще чем-то… Плевать! Всё затмевал дух жареного мяса. Я опять задергался. Это было инстинктивное. Я не мог с этим справиться.
Широколицый пихнул меня ногой, опрокидывая и наступая на грудь. Ступня у него была раза в полтора шире моей. Нет, не у него. У нее. Хотя если бы не первичные половые признаки, я бы никогда об этом не догадался. Такой же широкий, волосатый торс, светлая поросль на тяжелом скошенном подбородке.
Мясо оказалось на расстоянии ладони от моего носа. Черная корочка снаружи, сочная розовая мякоть – внутри. Я почти чувствовал, как мои зубы впиваются в него, и горячий сок, еще более вкусный, чем свежая кровь, наполняет рот. Я дернулся, пытаясь ухватить.
Не получилось. Широколицая отодвинула кусок, фыркнула. Потом убрала ногу и уселась мне на грудь. Тяжеленная. Мне стало трудно дышать, но ее это не беспокоило. Скорее, наоборот. Она взяла меня за горло, сдавила. Легонько. Я знал: сделай она это в полную силу – смяла бы мое горло, как птичье яйцо. Придавила, придушила, а потом наклонилась и заглянула в глаза. А я – в ее. В синие, как небо, озерца с черными дырами зрачков, спрятанных в ямах-глазницах. И мне стало так страшно, будто я завис над бездной. Я забыл о том, как пахнет мясо. И о том, что еле дышу. Что-то ужасное медленно погружалось в мой мозг. Будто нож входит в живое мясо. Прорывает кожу, выдавливая алые капельки крови, и медленно-медленно погружается в плоть. Боли не было. Так бывает во время боя. Сначала – не больно. Ты смотришь на торчащий из твоего тела хвостовик стрелы, понимаешь, что ранен, но тебе не больно. Пока не больно.
Я захрипел, задергался, но я ничего не мог сделать. Даже умереть…
Проснувшись, я некоторое время судорожно вдыхал холодный воздух, приходя в себя и постепенно понимая: это был кошмар. Просто кошмар. Я в порядке. Всё хорошо. И когда я наконец-то понял, что да, всего только сон, не реальность, то испытал такое облегчение, что даже рассмеялся, поймав удивленный взгляд караульщика Стюрмира.
Я – здесь. В этом прекрасном мире. Рядом – мои соратники. Рядом – мой Вдоводел, которым я запросто перебил бы всех, как их там… широколицых. Я жив и счастлив. Мне тепло и уютно в меховом спальнике. Тем более рядом – средневековый «калорифер», и мое лицо согревает жар, испускаемый огнем, тлеющим между двумя сосновыми стволами. Надо мной, в просвете между ветвями, черное звездное небо. Я слышу, как поскрипывают стволы, как падает с ветки снежный сугроб…
Я вздохнул, завернулся в спальник и попробовал уснуть.
И у меня получилось.
Глава 23, в которой Ульф заглядывает в прошлое и находит искомое
На следующий день, ближе к полудню, мы вышли к останкам торгового поста, который сожгли прошлым летом. Пост так и остался разрушенным. Восстановлением никто не озаботился. Тоже понятно. Водимиру было не до того, а у Рюрика, надо полагать, еще руки не дошли. Но дойдут. Не тот он человек, чтобы такое удобное место не застолбить.
Всё. Теперь нам придется пройти километров семьдесят вниз по реке и найти вторую реперную точку.
Идти было легко. Прямо по озеру пролегал санный путь. Пользовались им, однако, не часто. Снега накидало – сантиметров двадцать.
День, кстати, выдался прекрасный. Солнышко, умеренный, градусов восемь-десять морозец.
Мы сразу взяли хорошую скорость и держали ее до самого истока речки, уходившей в сторону Ильмень-озера.
Я немного опасался, что крепость, взятая нами когда-то и блокировавшая выход из озера, вновь восстановлена, но зря. От нее остался только частокол. Большая часть находившихся внутри строений была даже не разрушена, аккуратно разобрана. И я догадываюсь, кто эти рачительные люди, не позволившие пропасть качественной древесине.
Ну да пусть с ними Рюрик разбирается. А нам – дальше. По санному пути вниз по речке.
До вечера отмахали изрядно, но до нужной точки не добрались. Однако переночевали под крышей. Хозяин хутора с готовностью предложил нам кров, стол, фураж и даже своих женщин. От женщин мы отказались, а вот остальное приняли с удовольствием. И надо было видеть, каким счастливым было лицо хозяина, когда утром мы отправились восвояси, ничем не подтвердив жуткие слухи, распространяемые о нурманах.
* * *
И вот наконец-то! И сам берег, и это подворье я узнал безошибочно, хотя с тех пор прошел не один год, и вырвался отсюда я тоже не зимой, а летом.
Ведя лошадей на поводу, мы взобрались на крутой берег и подошли к воротам.
Здесь уже кипела жизнь: двое мужчин чинили сани, скрюченная старуха стояла рядом и давала им ценные советы. Мужчин я знал. Их звали Первак и Третьяк. Когда-то они планировали подменить мной третьего брата, Вторяка, которому выпал жребий стать гонцом в чертоги Сварога. То бишь быть принесенным в жертву одноименному идолу.
Братья презрели священные законы гостеприимства, коварно меня вырубили и привезли на капище в качестве замены Вторяку.
Тамошний лидер, однако, по непонятным, но крайне приятным для меня причинам, замену отверг, и меня, по-прежнему связанного, выкинули за пределы священного места.
Откуда я и сбежал на «братской» коняшке.
Правда, руки развязать мне не удалось, так что бой с местными женщинами, среди которых была и деловитая бабка, оказался не таким уж легким. Однако я победил. Потом дождался братьев, вернул свое имущество и покинул негостеприимный кров. Не думал, что когда-нибудь сюда вернусь, но вот вернулся.
И, понятное дело, не ради братолюбивых Первака с Третьяком.
О! Нас заметили! Бабка. Охнула и села на снег. Как бы инфаркт не схлопотала.
Тут и братаны обернулись…
Лица персонажей на картине Репина «Не ждали» на порядок проигрывали братанам по уровню эмоциональности. А потом на них проступило то обреченное выражение, которое в народе используют с прилагательным «полный».
Меня они не узнали, но нурманы на пороге, да еще и в отсутствие какой-либо власти, – это что-то вроде локального Апокалипсиса с надругательствами, пытками и мучительной смертью.
Но я не собирался их пытать. Разве что они будут упорствовать в предоставлении информации. Но это вряд ли. Братаны не отличались стойкостью.
– Ты! – Мой указующий перст прицелился в Первака. – Ко мне!
Подошел. На полусогнутых. Эк его колбасит.
– Я тебя не убью, – сообщил я.
Не поверил. Я бы тоже не поверил. Слова – не более.
– Я никого не убью, если ты, смерд, покажешь мне дорогу к Сварогову капищу.
Ну да. Как несложно догадаться, это и есть моя главная цель. Кажется мне, что те изделия желтого металла, которые я видел на идоле и главном служителе его культа, больше подходят мне, свободному ярлу, чем им.
На морде Первака – ужас, смятение и лютое борение чувств. Видно, что Сварога он боится до поноса.
Это ничего. Меня он боится больше. Сварог, он где-то там, а я – вот он. И всякому в здешних землях известно, что по части пыток нурманы – большие искусники.
Я кивнул Оспаку, тот взял смерда за овчинную безрукавку и, глядя ему в глаза, разорвал одежку пополам.
Мужик затрясся и обделался. Ну да, Оспак Парус – не юная красотка.
– Я-я-я покажу, покажу… – заблеял Первак, глядя на руки моего хускарла, в каждой из которых болталось по куску овчины.
– Тогда бегом переодеваться! – рявкнул я, и Первака будто сдуло.
– Сейчас пойдем? – поинтересовался Вихорёк.
– Да. Тут недалеко.
Первак торопился. Я сказал ему, что, как только увидим капище, тут же его отпустим. Не знаю, поверил он или нет, но позади ехал Оспак, поигрывая копьем, так что выбора у братана не было.
Еще у Первака были занятные лыжи: очень короткие и широкие. В таких, наверное, удобно бегать по местным болотам. Но смыться он вряд ли рискнет. Равно как и завести нас в трясину. Кишка тонка.
О! Мы на месте. В прошлый раз дорога показалась мне длиннее. Правда, в тот раз я кулем висел на лошадиной спине, с седла же всё видится иначе.
– Свободен! – бросил я Перваку, который тут же бросился наутек.
Я, однако, выезжать из-под прикрытия кривых болотных осинок не спешил. Присматривался.
Капище за эти годы практически не изменилось. Те же черные столбы, увенчанные разнообразными черепами, и торчащая над ними верхушка идола. К сожалению, сейчас она не была украшена короной. Жаль. Это облегчило бы дело.
– Что ж, вперед! – скомандовал я, и мы двинулись к тяжелым воротам.
Подъехали. Я кивнул Оспаку, и тот заколотил в ворота тупым концом копья.
– Живо открывайте своему господину! – закричал я, когда стало ясно, что открывать нам никто не собирается.
– Нет у нас господина, кроме Сварога Могучего Солнцеподобного! – проорал с той стороны хриплый бас. – Убирайтесь прочь!
А вот это уже невежливо. И немного смешно. В смысле, смешно думать, что нас остановит забор в три метра высотой.
Я сделал знак братьям. Секунда – и две секирки с бородками зацепились за верх частокола. Еще пять секунд – и с той стороны раздался короткий вяк, а потом дубовые врата распахнулись перед победителями.
Я вошел первым. Мельком глянул на лежащее тело. Крови нет. Похоже, братья осознали мой наказ: не убивать без необходимости.
Суровый идол глядел на нас сверху. Угрожающе. Черная деревяха с грубо вырезанными деталями. Но эмоция передана неплохо. К сожалению, никаких ценных предметов. Ни на главаре, ни на его свите. Деревях поменьше было пять. Резчик постарался придать каждой индивидуальность. У него получилось. Но я бы предпочел, чтобы им придали что-нибудь драгметаллистое.
Ага! Уже бегут. Впереди с десяток звероватых мужиков, за ними еще пара десятков – помельче.
О! У них, оказывается, и женщины в наличии. Вывалили из дверей, смотрят…
Всё, уже не бегут. Увидели нас, оценили – и притормозили. Правильное решение: бычьё с дрекольем против воинов… Даже бычьё сообразило, что пахнет не дракой, а скотобойней.
А вот и он. Тот самый, что меня забраковал когда-то. А колоритный дед. Короны на нем на сей раз нет. И вместо посоха с золотым навершием – простая палка. Ну как простая: резьба весьма искусная и блестит, точно лакированная. А вот шуба у дедушки знатная. Попушистее моей.
Ты гляди, и волчишки при нем. Тоже распушились по зимнему времени. Красавцы.
– Прочь, кощуны!
Ни здрасте, ни до свидания, а вот так сразу. Невежливо.
– Прочь!
Волки прянули вперед, оскалились угрожающе.
Нет, ну несерьезно как-то. Будь мы голые и связанные – другое дело, а так…
Жалко зверушек, однако.
Мне вспомнилась пара волков Стенульфа, с которыми я когда-то охотился. Нет, ну разве звери виноваты, что хозяин у них – долболоб?
Я шагнул вперед. Мысленно представил рядом моего Волка, потом заглянул каждому из зверей в глаза, вспоминая, как я без слов общался с волками Стенульфа. Нет, для тех я не был вожаком. Их вожаком был сам Стенульф, Каменный Волк.
Но в нашем общении я был бетой, а они – буковками помладше.
Не знаю, как, но получилось. Зверушки перестали скалиться и отступили.
А жрец-то растерялся! Думал нас смутить тем, что повелевает дикими хищниками, а вот, облом. Я тоже так могу.
Грозный дед воздел свой лакированный костыль:
– Прочь! Прокляну!
Я обернулся к своим: нет, не смутились. Даже Витмид и Оспак, которые отлично знают словенский.
На лице Вихорька знакомая предвкушающая улыбочка. Давай мы всех убьем, говорит она.
Однако, чем черт не шутит, когда Бог спит. Проклятия в этом мире – не пустые слова, так что мне стоит принять огонь на себя и прикрыть своих людей. Я же вождь как-никак.
И я выдвигаюсь навстречу жрецу. Нельзя сказать, что я абсолютно уверен в своей неуязвимости. Но это мой долг.
– Попробуй, – предлагаю я спокойно.
Грозный старец глядит на меня с высоты своего изрядного роста. Буравит взором. Глаза у него пронзительно-синие, с черными дырочками зрачков. Я в курсе, что он – гипнотизер. Но в прошлый раз у него со мной не вышло, хотя я был в куда более плачевном состоянии.
Глядит.
А я ведь могу его просто убить. Один взмах – и всё.
Но я этого не делаю. Не знаю почему, но мне это кажется неправильным. Может, вспомнилось популярное у скандинавов мнение о том, что мертвый колдун опаснее живого?
Играем в гляделки. Жрец давит. Волей. И еще непонятно чем. Неприятное чувство, будто что-то пытается внедриться ко мне в голову. Я сопротивляюсь. Смутное ощущение: со мной это уже было, причем недавно.
Искушение: попробовать позвать Волка. Нет, это будет неправильно. А что правильно?
И тут я вспоминаю свой кошмар.
И усевшуюся на меня восьмипудовую волосатую бабу.
И ощущение чужеродного, входящего в мозг.
Похоже?
Пожалуй. Но расклад теперь совсем другой.
Я не связан по рукам и ногам, так что могу в любой момент прекратить гляделки.
Но так – неправильно. Это будет означать, что я проиграл. И тогда нам придется убить всех. Невзирая на мертвых колдунов и множество жизней, отнятых ни за что.
Давление немного ослабло. Жрец почуял что-то или я научился сопротивляться? Последнее – вряд ли. И мы не закончили. Щупальца по-прежнему тычутся в мою голову, ищут слабину…
Слабину… Как там у Сун-Дзы. «С сильным будь слабым…»
«Отче наш, иже еси на небесех…»
Этот голос сам возник в моей голове. Я его не звал, не вспоминал, не думал. И так же не думая, я открылся.
Незримые щупальца рванулись внутрь, в сердцевину.
И тут же отпрянули и спрятались. Жрец тоже отпрянул. Теперь он смотрел на меня по-обычному. Я видел, что он здорово напуган. И он больше не выглядел могучим старцем. Обычным стариком, в дециметре от которого секунду назад со страшной скоростью пронесся грузовик.
Я не знаю, что он высмотрел во мне на этот раз, но результат очевиден. Никого убивать не придется.
– Ты все еще думаешь, что я боюсь твоего проклятия, старик?
– Кромешник… – вместо сочного баса жалкое сипение.
– Не совсем. Хочешь, чтобы я ушел?
Кивок. Веко его дергается, руки дрожат, даже посох трясется.
– Выкуп, – произнес я жестко. – Золото, серебро. Всё остальное оставьте себе. И не вздумай меня обмануть, старик. Иначе все здесь умрут. И это будет не самое страшное. Самое страшное наступит потом. Ты понимаешь, о чем я?
Чистой воды блеф, но он купился. А может, знал то, чего не знаю я.
Примерно через полчаса перед нами лежала не слишком большая, но очень заманчивая кучка. Здесь были большая и малая короны, посох с солнечным диском, золотой пояс, который я видел на идоле в прошлый раз. И еще много интересных вещиц. Нет, конечно, эта добыча не сравнится с той, что мы брали во французских монастырях, но там нас были тысячи, а здесь – всего шестеро. И что самое приятное лично для меня: мы вообще никого не убили.
Стюрмир первым делом ухватил золотой пояс идола, который, по моим прикидкам, должен был весить никак не меньше двух пудов…
Но весил куда меньше. Стюрмир очень огорчился. Колупнул одно из звеньев. Фальшивка, однако. Деревяшка, завернутая в то-оненький слой золотой фольги.
А вот корона оказалась полноценной. Обе короны. Интересно, откуда у лесного капища такая роскошь?
– Она была всегда, – мрачно ответил главный жрец. – Сама появилась, когда пращуры наши бога поставили.
Послать меня он не решался. Вдруг обижусь, передумаю и пущу весь жреческий состав на бастурму? Или хуже того.
Ну, в самозарождение золота я как-то не верю, иначе оно не стало бы универсальным платежным средством, однако вывод ясен: украшению никак не меньше сотни лет. А может, и пятисот.
Ну да мне без разницы.
А вот что меня действительно удивляет, так это то, что у меня в голове вдруг возникла главная христианская молитва. Откуда? До прихода христианства на эти земли еще лет сто как минимум. Так что пока здесь рулят совсем другие божественные лидеры: Перуны, Свароги, Дажьбоги и еще черт в ступе. Ну или Баба-яга. Сколько племен, столько и богов. Боги кирьяльские и суомские, об имена которых язык сломаешь, боги скандинавские… Ну эти-то мне знакомы, и не только теоретически, боги лугов и болот, озер и чащоб… Их тут десятки. И все, что характерно, хотят жрать. Только Иисус не вымогает жертв и подарков. Ему нужен ты сам. Что, пожалуй, куда дороже прочего. Но пока что я видел лишь двоих христиан в здешнем магическом мире: отца Бернара и Зарю. Хотя насчет Зари я как-то не уверен. Можно бы добавить и меня, если мое Крещение во времени, которого еще нет, идет в зачет.
Хотя тут всё непросто. Иначе с чего бы отец Бернар, готовый окрестить любого язычника, мне, своему ярлу, отказал.
В общем, есть о чем подумать. Но не сейчас.
– Грузите и поехали, – сказал я своим. – Здесь всё.
Судя по лицам моих викингов, они бы охотно остались: поваляли бы баб, убили бы десяток слуг божьих – чисто для развлечения…
Но я – ярл. А в этих богатствах есть и их немалая доля. И это изрядно способствует дисциплине. Так что – по коням.
Глава 24 Самое ценное
Неладное я заподозрил еще до того, как мы подъехали к Ладоге. Дымком потянуло. Причем нехорошим таким дымком. От сжигаемых трупов.
Точно. На отшибе – штабеля приготовленных дров. И смертные ложа, объятые пламенем.
Много. Не меньше двадцати.
Но сам город цел. Внешне. И крепость не пострадала, а над главной башней по-прежнему Гостомыслово знамено.
Вопрос: откуда столько трупов? Мор у них, что ли, случился? Хотя с чего бы? Зима же. Движение на дорогах минимальное. Да и сколько времени нас не было? Двенадцать дней?
В общем, ерунда какая-то.
– В галоп, – скомандовал я, и мы помчались к моему подворью.
Меня терзали мрачные предчувствия. И не зря.
Первое, что я увидел: двое подручных Дедяты ладили новые ворота. Старые, разбитые, валялись во дворе.
Когда мы влетели внутрь, навстречу нам выбежали несколько холопов, которые приняли коней, а потом на крыльцо вышел Тулб Огонёк.
И по его лицу я сразу прочитал: самые скверные предчувствия меня не обманули.
* * *
Они напали ночью. Обрушились на Ладогу, как снег на голову. Вернее, как цунами.
Может, их было пять сотен, может быть, целая тысяча. Но скорее всего, значительно меньше, чем говорили потом перепуганные ладожане и княжеский гарнизон, поспешно запершийся в крепости.
Они даже не особо грабили. Так, прихватывали то, что плохо лежит. Зато они убивали. Всех, кто оказывался у них на пути. Протыкали копьями, рубили в куски. Пленных не брали. За исключением одного. Вернее, одной…
– …Взяли врасплох, – рассказывал мне Тулб. – Я схватил лук и выпрыгнул в окно. Мне повезло. Никого. А Заря не успела. Они уже окружили дом, вломились внутрь. Истра и Синько зарубили насмерть. Кёлю проткнули копьем руку и раскроили голову. Может, и выживет, не знаю. Повторюху копьем насквозь, холопов побили шестерых, остальные успели попрятаться. Товар наш забрали почти весь, только луки не тронули. Деньги, правда, не нашли. И еще… – Тулб замялся.
– Говори! – рявкнул я.
– Ярл, они забрали Зарю, – пробормотал он, не поднимая глаз.
– Это точно?
Хотел бы думать, что жива – это главное. Но есть участь похуже смерти. И я знаю Зарю: в неволе она жить не станет.
– Я видел, как ее выносили из дому, ярл. Ну, ее саму не видел – скатку из одеял в сажень длиной. Но я потом весь дом обыскал. Не было ее нигде. Так что никто, кроме нее, это быть не мог.
– И ты просто смотрел? – процедил я, еле сдерживая ярость.
Тулб перепугался, отшатнулся даже, но справился со страхом.
– Их было два десятка, ярл, – пробормотал он. – Все бронные. Начни я стрелять, меня бы убили, и некому было бы рассказать.
Я тоже постарался взять себя в руки. Парень ни при чем. Более того, он прав. Единственный свидетель, который всё видел. Холопы не в счет. Эти сразу забились по щелям. И правильно сделали. Кто не спрятался, того убили.
– А Быську они не нашли, – сказал Огонек. Просто чтобы не молчать. – Она на чердаке в сено зарылась. Ярл, накажи меня, если я не прав. Только не гони!
– Твоей вины тут нет, – успокоил я парня. – Ты всё сделал правильно.
Огонек выдохнул облегченно. До последнего момента боялся, что я спрошу с него за жену.
А спрашивать надо не с него – с меня. Если бы я не ушел, забрав с собой лучших хускарлов, хрен бы они справились! А я за золотишком погнался. Зачем, спрашивается? Мало у меня богатств?
Нет, всё. Боржом пить поздно. Зарю забрали. Живой, что радует. Вопрос: зачем? Нет, не так. Главный вопрос: кто? И где его найти?
Нет, ну что у меня за судьба такая. Гудрун украли. Теперь Зарю. Будто сглазил кто. Опять, что ли, кого-то убил неправильно и попортил карму?
На подворье и в доме уже навели порядок. Мертвых убрали, кровь смыли. Кстати, чужих среди мертвецов не было. Не верю, что наши никого не достали. Значит, забрали с собой.
Кёль Длинный лежал наверху. Действительно, длинный. На ложе еле поместился.
Он был в сознании. Рука обработана и перевязана. Голова тоже. Как выяснилось, Гостомысл подсуетился, лекаря прислал. Лучше бы он дружину из крепости вывел – город свой защищать, трус поганый!
– Ярл, их было много, и они очень хорошо дрались, – чуть слышно проговорил свей. – Как викинги. Мы тоже хорошо дрались, но их было слишком много, очень много. А мы без брони. Я зацепил одного, а потом меня свалили.
– Ты славно сражался. – Я погладил Кёля по здоровой руке. – Поправляйся быстрее.
– Лекарь сказал: он выживет, – сообщил мне Тулб. – Копье ему только мясо на руке пробило. И череп цел.
Ну да, головы у скандинавов крепкие. Сотрясение, конечно, имеет место, да и крови потерял немало, но если заразы в ранах нет, через месяц оклемается.
Надо бы князю благодарность выразить за заботу, но сегодня я к Гостомыслу не пойду. От греха подальше. Слишком на него зол. Вот что за князь такой… мышевидный! Чуть что – забьется в нору и сидит. А его подданных тем временем на фарш пускают.
Я велел Витмиду и Вихорьку разобраться со взятыми на капище ценностями, а сам ушел наверх. Думать.
О том, как отыскать мою Заренку. Информации-то ноль. Тулб сказал: в городе никто не знает, кто напал. Ладожане оплакивают близких.
Что еще? Нападение произошло в тот самый день, когда мы грабили капище. Проклятие жреца всё же сработало?
Не знаю. Но знаю, что теперь я буду потрошить эти чертовы языческие молельни при каждом удобном случае. Особенно Свароговы. Пусть знает, как мне гадить!
Что я знаю? Кёль сказал: двадцать бойцов уровня викингов. Минимум двадцать. И это только на мой двор, далеко не самый богатый в Ладоге.
Сколько ж их тогда было? Действительно пять сотен?
Не может быть! С такой силищей они бы и Гостомысла вышибли из его норы. Но не стали. Просто ушли, хотя именно в ладожской крепости – главные вкусные плюшки. Нет, не может быть, чтобы их было полтысячи. Даже две сотни умелых бойцов – это до фига. Это уровень конунга. Причем не «морского», а настоящего.
Не понимаю.
В общем, я сидел и думал думы. Тяжкие. Мои бойцы ко мне не совались. Северяне к подобным вещам чуткие. Даже не подумаешь, глядя на их суровые физиономии.
Прошло, наверное, уже часа два, когда мое уединение нарушил Вихорёк.
– К тебе какой-то вестфолдинг, – сообщил мой сын. – Назвался Мелькольвом. Впустить?
– Давай, – разрешил я. Вдруг что интересное расскажет. Как-то мне не кажется, что он пришел на пир звать. Какие сейчас пиры…
– Ярл!
– Мелькольв.
– Сочувствую твоей утрате.
– Ты знаешь?
– Все в городе знают. Мне Дедята рассказал. Возможно, у меня есть новость, которая тебя порадует…
Я ошибся, когда думал, что нападавшие забрали всех своих. Не всех.
Глава 25, в которой Ульф в который уже раз жалеет о своем неуместном человеколюбии
Норегов тоже застали врасплох. Те только и успели, что похватать оружие.
Однако ж они были не мирными ладожскими обывателями, а настоящими северянами, вестфолдингами. Другие по морю не ходят. И для них «врасплох» означало, что не все успели надеть брони, а только половина. Зато вооружиться успели все. И вломившаяся к ним во двор банда наткнулась не на перепуганных гражданских, а на сплоченный хирд, пусть и совсем маленький. Всего из двенадцати бойцов. Однако нападавших было еще меньше. Они проводили зачистку и врывались во дворы сравнительно небольшими группами. И вот такая группа натыкается на ощетинившийся копьями хирд. Нореги вломили нападавшим по полной программе. Восьмерых положили насмерть.
А одного – не насмерть.
Причем специально.
Сами нореги в стычке не потеряли ни одного человека. Даже серьезно раненных не было. Но вмешиваться в общую драку они тем не менее не стали. Сами отбились, а гражданская оборона – не их дело. На то у ладожан князь имеется.
Мертвецов хозяйственные нореги ободрали догола и выкинули за ворота. А живой сидел сейчас у них в подвале и ждал худшего.
А именно – меня.
– Слушай, а они хорошо дрались, эти чужаки? – спросил я.
Девять против двенадцати – не лучший расклад для боя, но опытные хускарлы не продали бы свои жизни так легко. Да и не кинулись кучей на стену щитов. Не складывается.
– Какой там, – махнул рукой Мелькольв. – Немногим лучше бондов. Это было легко.
Совсем не складывается. Кёль определил нападавших как опытных викингов. А Мелькольв говорит: чуть лучше ополченцев. Я верю обоим. И что это значит? Что на мой двор заявилась элита. То есть острие удара было нацелено на меня? Вот только меня там не оказалось, и они прихватили Зарю. Чтобы шантажировать?
Что ж, если я прав, то это хорошая новость. Если Заря – заложник, то ее уж точно не продадут каким-нибудь византийским извращенцам. Вопрос: что им от меня надо?
А вот это мы попробуем выяснить прямо сейчас.
– Пойдем-ка к вашему пленнику, Мелькольв, – сказал я. – Очень хочу с ним поговорить.
– Не сомневаюсь, – кивнул норег. – Пойдем потолкуем, пока он не сдох.
Пленник сидел в подвале, и едва оказавшись там, я понял, почему норег сказал «пока не сдох». Специфический запах гниющего мяса перебивал даже вонь испражнений.
Я присел на корточки напротив. Когда-то это был красивый парень лет двадцати пяти, сильный и удачливый, судя по богатой вышивке на замызганной рваной рубахе. Несколько дней назад его удача кончилась.
– Как зовут? – спросил я.
– Чаян.
– Чей ты?
– Смоленского воеводы отрок. Попить дай.
Я сделал знак пришедшему с кормчим мужчине, и тот поднес с губам раненого флягу.
Тот пил долго и жадно. Оторвавшись, облизнул губы. Глаза его немного прояснились.
– Это смоленский воевода вас привел?
– Зачем мне отвечать? – вопросом на вопрос ответил Чаян.
Угадав по интонации, что пленник упрямится, пришедший с Мелькольвом норег достал нож, но я остановил его жестом.
Я не хотел пытать парня, который уже одной ногой стоит по ту сторону. Он не виноват, что командир привел его сюда. Однако у него есть нужные сведения, которые я должен получить. И получу.
– У меня украли жену, – сказал я. – Я хочу знать, кто это сделал. Это бесчестно: красть жену, когда мужа нет рядом. И ты в этом участвовал, Чаян. Ты потерял честь и вскоре потеряешь жизнь. Жизнь тебе уже не вернуть, но вернуть честь ты можешь.
– Я ничего не знаю о твоей жене, – проговорил Чаян. – Нам сказали: идите с этим человеком и делайте, что он скажет. За это каждый из вас получит по четверти гривны серебром. Можно еще воды?
Напившись, парень продолжил:
– Еще воевода сказал: князю Диру любо, если мы покажем себя хоробрыми.
Князь Дир. Я уже слышал это имя. Тот самый, что выгнал Бури из дружины только потому, что тот, защищая свою честь, убил обидчика.
– Нам сказали: врывайтесь во дворы, в дома. Убивайте всех, берите, что хотите, но нигде не останавливайтесь надолго, а когда позовет рог, бегом на корабли.
– Вы пришли на кораблях?
– Да. Три лодьи.
На кораблях зимой? Это… неожиданно. Волхов, конечно, не замерзает, но только он. Значит, корабли были где-то спрятаны. Хотя мне ли не знать. Сам в протоке прятался. А таких мест на Волхове хватает.
– Кто еще с вами был? Сколько, какого племени?
– Наших, смоленских, было полсотни. Еще столько же – чужие. По языку вроде ливы. Хорошие воины. Чьи – не знаю. Они с нами не очень. А остальные не наемные, Водимирова гридь.
– Что?!
– Я говорю: его собственная дружина. Их сотня, пожалуй. И хороших воинов в ней немало.
– Значит, вас Водимир привел?
– Ага. Я же сказал.
Чаян, похоже, вот-вот потеряет сознание. Еле держится.
– А где он может быть, Водимир?
– Того не ведаю. – Парень облизнул потрескавшиеся губы. – А раны уже не болят, – вдруг сказал он. – Но это ж не потому, что заживают, да?
– Да, – сказал я. – Ты был честен. Чего ты хочешь?
– Убей меня, – шепнул Чаян. – А потом сожги. В Ирий хочу.
– Сделаю, – пообещал я. Взял у норега нож и вбил парню в грудь. В сердце.
Мы с Мелькольвом поднялись наверх.
– Мы за него выкуп хотели взять, но какой за мертвеца выкуп… А потом о твоей жене услышали и решили не убивать: приберечь для тебя.
Я стянул с руки одно из золотых запястий, протянул норегу, но тот отодвинул мою руку:
– Не надо. Это ж по дружбе.
– Бери, бери, – настоял я. – Это тоже в знак дружбы. Ты мне очень помог, Мелькольв. Ты указал мне курс.
– Ты ее найдешь, ярл! – Мелькольв сжал мое предплечье. – Я уверен.
Я тоже уверен. Я ее найду. А Водимир, гадина ядовитая, он заплатит! Сторицей! Блин! Я же держал его жизнь в своих руках! Что стоило добить? Любой из здешних добил бы. И только я, со своей вывернутой моралью человека из будущего, проявляю гуманизм, когда надо просто выпустить кишки.
Ну да сделанного не воротишь. И теперь у меня есть нить, за которую я буду тянуть, пока не вытащу Зарю и не прикончу эту сволочь. Потому что теперь я почти уверен: тварь пришла не грабить Ладогу. Она пришла бросить мне вызов. И я его принимаю.
– Это был Водимир, – сказал я.
– Откуда ты знаешь? – вскинулся Гостомысл.
– Знаю! – отрезал я. – А еще они забрали мою жену.
– Это мне ведомо, – кивнул ладожский князь. – Что я могу для тебя сделать?
– Ты мог бы дать отпор!
– Не мог, – покачал головой Гостомысл. – Их было слишком много. Что я могу сделать для тебя сейчас?
Да, совесть у него есть. Жаль, храбрости не хватает. Хотя в принципе он прав. Его дружина и числом поменьше, и качеством. Но для меня это невеликое утешение.
– Ты знаешь, куда он ушел?
– Водимир? Понятия не имею. Может, к родичам? Его дядя по матери, Клек-конунг, в большой силе человек. Хотя если Водимир сейчас снова в силе, прятаться он не станет.
– Прятаться – да, но скрываться – запросто. Вопрос – где?
– Ответить на твой вопрос я не могу, ярл, – покачал седой головой Гостомысл. – Могу дать совет.
– Слушаю тебя.
– Иди к Трувору, ярл! – порадовал меня ладожский князь. – У него сильная дружина, и он много знает. Варяги – они теперь везде. – По лицу ладожского князя скользнула тень. Вездесущесть варягов его не радовала. – И твоя жена – его дочь. Он поможет. Вы же с ним вроде помирились.
Тут уж скривился я. Помирились, ага. Вроде.
Но по сути Гостомысл прав. Какими бы ни были наши отношения со Жнецом, Зарю он любит. И захочет помочь если не мне, то ей.
Был еще, правда, Ольбард, который нынче – главный варяжский князь. И с ним у меня отношения вполне дружеские.
Но Трувор всё равно подходит больше. И, по совести, я обязан сообщить отцу о случившемся с дочерью. Как бы неприятно мне это ни было.
Решено. Мы идем в Изборец.
– А я тебе луки нашел, – попытался утешить меня Гостомысл. – Пять десятков. Хочешь – в дар возьми. Слыхал, налетчики у тебя весь товар забрали.
– Я куплю твои луки. – Мне от него подачки не нужны. – Но не сейчас. Не до того.
– Понимаю, – кивнул Гостомысл. – Удачи тебе, ярл Ульф! Дать тебе проводников до Изборца?
– Сам дойду, – отказался я. – Но спасибо. Будь здрав, князь!
– И ты, ярл.
Глава 26 Обширные планы князя Водимира
В Изборце я раньше не бывал, но ожидал увидеть именно что-то подобное. Недурная крепость в стратегически правильном месте, посады вокруг, толковая система дозоров, которая обнаружила нас еще на подступах.
Впрочем, мы и не скрывались, однако если бы и скрывались, скорее всего, нас бы всё равно обнаружили. Витмид сумел заметить один-единственный секрет, расположившийся в приозерных камнях. И вряд ли секрет был один.
Меня признали и сопроводили сначала внутрь крепости, а потом на княжеское подворье, которое варяги называли Детинцем.
А я, пока мы ехали, пытался догадаться, от кого Трувор так стережется. Понятно же – не от случайных путников.
Всё было ожидаемо, пока мы с Трувором не встретились и он не поинтересовался: за каким таким хреном к холодцу я сюда явился?
И пришлось мне сообщить ему то, что я намеревался рассказать тет-а-тет в присутствии его гриди, каких-то гражданских и любопытствующих холопов.
Причем в положении «снизу вверх», поскольку сам Трувор стоял на верхней ступени лестницы, а я у ее подножия.
Пока я говорил, Жнец молчал. И судя по тому, как наливалось краской его лицо, постепенно зверел. Тем не менее дослушал он до конца, а потом спрыгнул с лестницы, махнув сразу через десяток ступеней, и приземлился в шаге от меня, что демонстрировало: мой тесть в отличной спортивной форме. Пожалуй, выхвати он на лету меч, вполне мог бы снести мне голову.
Голову он мне не снес, но…
Нет, я ждал, что Трувор не обрадуется моему появлению. А новости, которую я ему принес, – уж точно.
Чего я не ожидал, так это того, что он реально слетит с катушек.
– Ты притащил ее сюда! – рычал Жнец, нависая надо мной и брызжа слюнями в лицо. – Из-за тебя она оказалась у Водимира, и теперь этот сын змеи не попросит, а потребует от меня союза. Или союз, или я никогда не увижу свою дочь! И это всё из-за тебя, наглый волчишка! Ты приволок ее в Ладогу! Ты сбежал, когда должен был быть рядом! Ты…
Минут пять орал. Безостановочно. Я ждал. Долго. Надеялся, выплеснется и успокоится.
Нет, не унимался. Выискивал новые уничижительные эпитеты и обрушивал на меня. Практически не повторяясь.
Наконец мне это надоело.
– Заткнись! – рявкнул я. – И отодвинься. Хватит брызгать слюной. Всего уже заплевал! – Я демонстративно вытер лицо рукавом. – Думаешь, чем громче ты будешь орать, тем скорее мы вытащим Зарю из лап Водимира? И вообще – почему ты орешь на меня? Я оставил ее не в чистом поле и не в лесной избушке. Я оставил ее в Ладоге. А там, напомню, имеется крепость и Гостомысл со своей дружиной. Но он даже не пытался защищать город. Закрылся в крепости и наблюдал, как режут его людей. И как крадут Зарю!
Вот! Вижу, успокаивается понемногу. Плеваться перестал и нависать надо мной тоже.
Что ж он так сорвался? Тем более не наедине, а публично. При своих людях, которые, как я вижу, этим взрывом чувств весьма удивлены.
– Ты сказал: их было две сотни? – процедил Трувор. – Гостомыслу с ними не совладать!
– А мне? – спросил я. – Мне – совладать?
Молчит.
– А скажи мне, Трувор, скажи как князь и защитник: если бы в твой Изборец ворвались враги, ты бы тоже отсиживался за стенами и глядел, как убивают твоих смердов?
– То я, а то – Гостомысл, – буркнул Трувор. – Я варяг, а он ободрит. Сравнил тоже. Пойдем, зятек, горло промочим. В глотке пересохло.
– Еще бы – так орать, – пробормотал я, но Трувор сделал вид, что не услышал. – Людей моих вели разместить, – сказал я погромче. – И пойдем думать, как нам скормить Водимиру его собственные яйца. Но для начала я хочу знать, что он тебе предложил…
Изборск. Месяцем ранее
– Безмерно рад видеть тебя, Трувор Жнец!
Он почти не изменился, князь Водимир, после своего разгрома и потери земель, которые он так старательно собирал. Те же по-павлиньи пестрые одежды, та же густая грива, ниспадающая на широкие плечи. Вот только вместо шитой бисером шапочки главу князя ныне венчал круглый шлем с золотым покрытием, а грудь украшала того же металла цепь в гривну весом. А вообще же на Водимире драгметаллов было чуть ли не четверть пуда, если считать богатое золотое шитье и бляшки на широченном поясе и ножнах короткого широкого меча. И свита при нем подобающая: полсотни всадников, по которым сразу видно: гридь.
– Безмерно рад! – провозгласил Водимир и распахнул объятия, будто желал обнять сразу полдюжины девок.
Трувор обниматься не стал. Произнес строго:
– Хотел бы и я сказать тебе то же, Водимир, да не могу. Чего ты хочешь?
– Дружбы! – с широкой улыбкой заявил Водимир. – Дружбы и справедливости!
– Ты о чем? – Трувор нахмурился.
Когда он со мной спорил, то, вероятно, полагал, что разгромленный князь Водимир вряд ли вернет себе прежнюю силу. Теперь Трувор осознал, что ошибся. И дело не в роскошном облачении самого Водимира, а в его дружинниках. Эта полусотня не более чем знак. Статус, вроде золоченого шлема. А это значит, что выброшенный с корабля князь не только выплыл, но и сумел обзавестись новым драккаром и по-прежнему представляет угрозу. Серьезную угрозу.
Водимир будто угадал его мысли:
– Мы не враги с тобой, Трувор Жнец! Напротив, мы природные союзники. А враг у нас один. Общий враг.
– И кто же этот враг?
– А ты сам не видишь? – делано удивился Водимир. – Ты по праву должен был стать князем варяжским, но тебя оттеснил Ольбард. Синеус теперь правит и Белозерьем, и вашими приморскими землями, а тебе достался этот город с кучкой данников и малая доля окрестных лесов. Погоди! – остановил он попытавшегося возразить Трувора. – Хочешь сказать, что и Плесков почти твой, и еще пяток селений, да? Но тут ты ошибаешься! К ним уже протянул руки еще один твой родич – Рюрик. У него дли-инные руки! Они и к Полоцку тянутся, и даже к Смоленску. И ты не первый, к кому я пришел, Трувор Жнец. Князь смоленский Дир уже готов меня поддержать.
– В чем? – хмуро спросил Трувор.
– В том, чтобы обрубить эти руки! – Водимир упер кулаки в бедра, расправил плечи. – Что тебе Рюрик? Ты спас его, ты оберегал его, без тебя он уже давно был бы мертв! А чем он отблагодарил тебя за помощь? Бросил тебе Изборец, как псу – кость? Ты ничем ему не обязан, Трувор Жнец! А он тебе обязан всем! И он знает, что ты – лучший из варягов.
– Чего ты хочешь? – перебил Трувор. – Говори прямо!
– Я сказал: будь моим союзником. Ты, я и Дир.
– Хочешь, чтобы я убил того, кто столько лет был моим вождем? – Трувор нахмурился еще больше.
– Зачем убивать? – пожал плечами Водимир. – Мы лишь воздадим ему должное. Вернем туда, откуда он пришел. Пусть правит Ладогой вместе с Гостомыслом и забудет о большем. А мы разделим то, что он захапал. И ты получишь настоящее княжество, а не этот жалкий огрызок.
– А что получишь ты?
– Новый Город! И все земли близ него! Это справедливо, согласись, ведь это и было мое. А если тебе мало, то давай возьмем еще и Полоцк! Когда я стану новогородским князем, нам с тобой будет нетрудно его заполучить.
– Когда ты станешь новогородским князем, Водимир, ты постараешься подгрести под себя всё, – возразил Трувор. – Так же, как ты делал это раньше. Я тебе не верю!
– Вот это ты напрасно сказал, – покачал золоченым шлемом Водимир. – Не торопись с решением, Трувор Жнец! Я не требую от тебя ответа немедленно. Подумай, как тебе лучше: быть моим союзником или врагом?
– Мы уже побили тебя однажды, – напомнил варяг.
– И что с того? – Водимир усмехнулся. – Думаешь, я от этого стал слабее? Нет, Трувор Жнец! Я стал умнее. Больше меня врасплох не застанут.
– Что с того? – пожал плечами Трувор. – Мое слово: нет. И это слово – окончательное.
– В мире нет ничего окончательного, – с легкой угрозой произнес Водимир. – Даже твое слово. Это значит лишь то, что мне не хватило доводов, чтобы добиться своего. Но я найду, чем тебя убедить. Но это будет разговор долгий и непростой, а я устал с дороги. Не пригласишь меня к столу, князь Изборский?
– Нет! – отрезал Трувор.
– Нехорошо отказывать гостю, – с той же легкой угрозой проговорил Водимир. – Богам это не любо!
– Ты мне не гость! – Трувор положил ладони на рукояти мечей. – Ты – как нурманский Локи! Ты пришел, чтобы поднять меня против родни! Убирайся!
Он шагнул вперед. Водимир попятился.
Трувора не зря прозвали Жнецом, и Водимир вовсе не жаждал испробовать на себе его силу.
– Что ж, я уйду, – сказал он. – Но я вернусь. И ты убедишься, что у меня есть доводы, которым ты внемлешь.
Он повернулся и пошел к своим. И он заметно прихрамывал. Раньше этого не было.
Глава 27 Удача как аргумент
Наша беседа затянулась. До полуночи. Причем рабочая идея возникла у меня сразу же, как только Трувор поведал мне суть своих переговоров с Водимиром. Но высказывать ее я не торопился.
– Думаешь, Заря и есть его довод? – спросил я.
– А что же еще?
– Допустим. Сколько у тебя людей?
– К чему тебе это знать? – насторожился варяг.
– К тому, что если их мало, то надо немедля послать к Ольбарду. Он нам не откажет.
– А почему не к Рюрику? – спросил Трувор. – Рюрик ближе.
– Потому, Жнец, что Рюрик непременно захочет что-то выторговать за свою помощь, а Ольбард просто поможет.
– Это так, – согласился варяг. – Но речь идет о моей дочери! Я готов заплатить.
– Рюрик захочет не денег. Он потребует преданности. Подчинения. Ты это понимаешь? Сколько у тебя воев, Жнец? Я должен знать, насколько мы сильны?
– У меня двести тридцать девять воев, – сказал Трувор. – Но гридней, хускалов по-вашему, всего три десятка. Этого хватит для боя, но слишком мало, чтобы спасти мою дочь.
– И мою жену! – напомнил я. – Поэтому у тебя не три десятка хускарлов, а четыре. Вместе с моими.
– Ты смеешься надо мной? – Изборский князь насупил брови. – Тут не десяток нужен, а сотни две. Да и то не уверен, что будет довольно. Чтобы спасти Зарю, нам недостаточно быть вровень с Водимиром. Мы должны быть намного сильнее! Ведь даже если мы разобьём его дружину, кто помешает ему убить Зарю?
– Никто, – согласился я. – Поэтому честного боя между нами не будет.
– Ты о чем? – Трувор глянул исподлобья.
– Нас приперли к стенке, Трувор, – сказал я. – Но не ты ли когда-то говорил: если тебя приперли к стенке, то оттолкнись и ударь сильнее!
– При чем тут…
– Трувор! – Я накрыл ладонью его отягченное браслетами запястье. – Послушай меня! Я не первый раз оказываюсь в безвыходном положении. И у меня однажды уже украли жену! Но я ее вернул, а моего врага съели крабы на дне фьорда. Я верну и Зарю! Клянусь! И я сделаю это с тобой или без тебя! Но с тобой мне будет легче! С тобой нам будет совсем легко!
– Рассчитываешь на свою удачу? – Трувор стряхнул мою руку.
– И это тоже. Но еще я кое-что придумал!
– Пустое! – буркнул варяг. – Ты даже не знаешь, где он, Водимир. И где он прячет Зарю, ты тоже не знаешь.
– Я и не собираюсь его искать. Зачем? Если ты прав и Водимир намерен использовать Зарю как довод, который заставит тебя к нему присоединиться, то нам и не придется его искать. Водимир сам придет к нам.
– Но вряд ли он привезет с собой Зарю.
– Наверняка не привезет, – согласился я. – Это так же верно, как и то, что он не придет к тебе со всем своим войском. Сколько, говоришь, с ним было людей в прошлый раз?
– Полусотня гриди. К чему ты клонишь, ярл?
– Он пришел к тебе с полусотней. Достаточный довод, чтобы убедить тебя в его силе. А теперь у него в руках Заря. И он наверняка уверен, что и ты теперь у него в руках. И пока он так думает, он точно не сделает Заре ничего худого. Ведь ты ему нужен.
Правда, я не уверен, что он не захочет сделать гадость мне. Например, пожелав взять Зарю замуж. И оставив ее при себе в заложниках навсегда.
Но Трувору я о такой возможности говорить не стал. Он достойный человек, Трувор Жнец, но политик. И вполне может счесть, что как зять Водимир перспективнее меня. И при таком раскладе набег на Ладогу с целью захвата Зари не просто взятие заложницы. Водимир – хитрая гадина, и он наверняка продумал всё на несколько ходов вперед. Да и Ладога для него – открытая книга. Раньше у него там было полно соглядатаев. Наверняка и теперь остались, так что он ничем не рисковал. Точно знал, что меня в городе нет, и действовал наверняка. Так что Трувор тоже прав. Я бросил Зарю, чтобы отправиться за Свароговым золотом, и Водимир этим воспользовался. Ведь будь я в городе, он бы Зарю так запросто не захватил. Возможно, тогда и Гостомысл действовал бы поактивнее. Но об этом я тоже не стану говорить Трувору. Зачем ослаблять свои позиции, ведь его и так будет непросто убедить.
– Водимир вернул себе силу и сумел добиться цели: взять в заложницы твою дочь, – сказал я. – У него немаленькая дружина, в союзниках ливы и князь смоленский. Готов биться о заклад: Водимир уверен, что сейчас и боги и сила на его стороне. И ты будешь делать то, что он пожелает, чтобы спасти дочь. Но мы испортим ему праздник.
– Говори! – потребовал Трувор.
И я сказал.
– Это бесчестно! – мгновенно отреагировал изборский князь.
– А красть женщин – это, по-твоему, достойный поступок? – парировал я.
Но Трувор уперся. И хотя он упирал больше на честь воина, но я догадывался: его куда больше смущают наши сомнительные шансы на успех. Он помнил, насколько грозно выглядела в прошлый раз свита Водимира. И как опытный воин, Трувор отлично знал: в бою не все идет по плану. Более того, всё, что может пойти не так, непременно не так и пойдет.
Я убалтывал изборского князя со всей мощью моего натренированного в последние годы красноречия. Упирал на то, что во время войны нет такого понятия, как бесчестные действия. Тем более по отношению к столь бесчестному врагу. Ну а успех зависит исключительно от четкости наших действий. И всё получится.
– Трувор! Ты вспомни, как вы воровали драккар у Сигурда? Неужели никто из вас не думал, что будет, если вас застукают? Это был огромный риск, верно? Но вы просто делали то, что надо. И у вас получилось. И сейчас получится!
Но Трувор продолжал сомневаться. Он уперся, и мне было его не сдвинуть. И наконец мне это осточертело.
– Знаешь, Жнец, – заявил я, – не ты ли мне говорил, что я удачлив? И сколько раз ты мне это говорил? И не только ты. Так что хватит! Я – удачлив! Боги меня любят! И меня, и твою дочь тоже. Это ж сколько ей понадобилось удачи, чтобы прибить такого йотуна, как Ульфхам Треска? Водимир думает, что поймал нас в ловушку? А вот хрячий хрен ему в глотку! Это мы его поймали! Поймали его в ловушку его собственной наглости и самоуверенности! Так что даже и не думай, что удача на его стороне! Даже и не думай! Моя удача сожрет Водимирову так же просто, как волк глотает мышь! Даже не сомневайся! Просто делай, что надо. Как тогда, в логове Сигурда!
Возможно, этот аргумент был решающим. А может быть, Трувор устал спорить и, что еще более вероятно, не видел лучшей альтернативы.
Но он принял мой коварный план, а это главное.
И мы наконец-то отправились спать. Устал, как берсерк после доброй драки.
Глава 28 Когда кошка становится мышкой
Три дня я мучился неизвестностью. И убеждал себя, что мои расчеты не попытка выдать желаемое за реальность. Но Госпожа Удача вновь меня не подвела. Любит она дерзких.
Да, я оказался прав.
Водимир пришел.
Вернее, приехал. На этот раз с ним не было пятидесяти гридней – только двадцать четыре. И это уже был настоящий подарок. Теперь я практически не сомневался в успехе.
Водимир тоже. Он был абсолютно уверен в себе. С таким-то козырем.
Они въехали в Детинец, будто господа во двор, полный холопов. Так и сочились спесью.
Холопов в Детинце не было. Ни одного. Только три десятка Труворовых дружинников, которые при виде чужаков тут же отступили к терему.
Они встали так, как им было сказано, но выглядело, будто они уступают двор пришлым.
И эта деталь тоже прибавила пришельцам наглости.
Водимир спешился в центре двора и уверенно зашагал к лестнице. Один!
– Без обид, Трувор, – заявил Водимир после формального обмена приветствиями. – У меня твоя дочь, и я взял ее не ради дурного. С ней обращаются как с княжной, и ей это нравится. Я забрал ее, потому что хотел, чтоб ты увидел, как я могу поступать. И как я достигаю цели.
– Воруя чужих жен? – спросил Трувор, старательно и не слишком умело изображая смятение.
– Добиваясь цели! – с нажимом произнес Водимир, судя по всему, упивавшийся собственной крутизной. – Я верну ее тебе, как только мы принесем клятву верности. Заметь, не мне, а мы. Я уважаю тебя, Трувор Жнец! А что касается ее мужа, то ему повезло. Окажись он тогда в Ладоге, и ты мог бы искать другого зятя. Жаль, что я не смог оказать тебе эту услугу, ведь я слыхал, вы не очень-то ладите. А твоя дочь достойна куда лучшего мужа, чем этот нурман.
Ну, я как в воду глядел. Эта сволочь точно на мою жену глаз положила. Точнее, на ее папу.
Не дожидаясь приглашения, Водимир поднялся на верхнюю ступень лестницы, встав рядом с варягом. Они были примерно одинакового роста, сложения и возраста. Правда, сойдись они в поединке, я бы уверенно поставил на Трувора.
Но в поединке они не сойдутся. Не они.
Я шагнул из полутьмы терема на свет зимнего солнца.
– С чего ты решил, что мы не ладим, Водимир? – поинтересовался я. – Тебе твои соглядатаи нашептали? Мог бы уже знать: нельзя доверять крысам. Хотя о чем я? Ты и сам крыса.
Водимир сделал шаг назад. Напрягся. Спесь и самоуверенность слетели с него, как пыль с мусорной кучи.
– У меня твоя дочь! – напомнил он Трувору.
Но я не позволил перевести стрелки:
– У тебя моя жена, ты, кусок дерьма! Думал, это сойдет тебе с рук?
Водимир оглянулся. Уверен, в этот момент он пожалел, что с ним две дюжины людей, а не две сотни.
– Хольмганг! – потребовал я. – Прямо сейчас!
– Трувор! Твоя дочь! – воззвал Водимир к изборскому князю.
Но тот лишь пожал плечами:
– Это его право, – сказал он. – Пусть боги решат, кто из вас прав!
– При чем тут боги? – взвыл Водимир. – Речь идет о власти над всеми этими землями!
– Боги всегда при чем, – заметил Трувор. – Ты принимаешь выбор – или струсил?
– Ну гляди! – угрожающе бросил Водимир. – Райн, Армас! – Он обернулся к своим. – Скачите домой и скажите, что меня подло убил Трувор изборский!
Двое из Водимировой гриди тут же развернули лошадей…
Но это все, что они успели.
Пропели две стрелы, и один из них уткнулся лицом в конскую гриву, а второй вообще вылетел из седла. Пущенная с десяти метров стрела из сильного лука – это немногим слабее, чем удар копьем.
Мгновение – и выход перекрыт стеной щитов, собранной гриднями Трувора. Хорошо так перекрыт, в три шеренги.
А из терема выступило еще человек сорок. И все – в полном боевом.
Ну и для полного комплекта – десятка два лучников на стенах.
Ловушка захлопнулась.
Надо отдать должное дружинникам Водимира, они среагировали правильно: тут же спешились и собрали круговой строй. Храбрецы. Понимали, что им ничего не светит.
– Так ты будешь драться или просто сдохнешь? – лениво процедил я.
Приврал немного. Я не собирался убивать эту гадину. В поединке не собирался. Я его когда-то отпустил, суку, а он мне в печень нож отравленный воткнул. Фигурально выражаясь. Так что заплатит он по полной.
Водимир оскалился и достал меч.
Я тоже. Два.
– Щит ему дайте! – крикнул я.
Это по-любому игра в одни ворота, но сохраним видимость честного поединка.
Щит Водимиру дали.
А пока он ждал, я выполнил с десяток движений, выполняя свой замечательный танец «открытия малых небесных врат».
Больше никаких «сам управлюсь». Водимир – боец очень серьезный. Я с ним уже сталкивался.
Появившийся Волк присел в сторонке и вывалил язык. Мы оба знали, что сейчас будет.
Водимир шагнул вперед.
Я тоже. Но в три раза быстрее. Уклонился от толчка щитом и оказался у него за спиной. Хлест Вдоводела – и с моим врагом случилось то же, что сделал жестокий конунг Нидуд с мифологическим кузнецом Вёлундом, когда тот попал к конунгу в лапы. Рассечение связок.
А поскольку, в отличие от Нидуда, мне профессиональные качества Водимира были совсем неинтересны, то, когда мой враг упал, я всадил Вдоводел ему в правый локоть. Вошло неглубоко – кольчуга защитила. Да и кость, она твердая.
Но неважно. Он всё равно до конца жизни не сможет пользоваться правой рукой.
Хотя сколько ему той жизни осталось?
Падение Водимира было сигналом, по которому наши разом накинулись на его гридней.
Учитывая, что нас было втрое больше, да и мы с Трувором не остались в стороне, всё закончилось в считаные минуты. Одиннадцать трупов и тринадцать пленников разной степени потрепанности. Проще было бы положить всех, но гриди изначально была дана команда: не добивать.
Для реализации второй части плана нам нужны были собеседники.
Глава 29 «Если он сдохнет раньше восхода…»
Несмотря на то что идея была моя, сам участвовать в процессе я не стал. Только попросил пока не трогать самого Водимира. Ну как не трогать, раны прижечь, воды дать и привязать к столбу так, чтобы видел, что делают с его людьми. Однако так, чтобы они при этом его не видели. А то мало ли… Вдруг их преданность вождю окажется сильнее боли.
Сам я ушел, делегировав полномочия Витмиду с Оспаком. Пусть развлекутся, а заодно проследят, чтоб Трувор, который разместился посреди пыточной в удобном княжеском кресле, ничего не утаил.
Хотя это вряд ли. Трувор – мужик честный. Вернее, князь честный. Довольно необычное сочетание – честный князь. Но Жнец именно таков. И в этой эпохе подобных ему немало. Вот одна из причин, почему мне здесь так нравится.
Пленники держались стойко, так что первая информация появилась только через час. Как оказалось, покойный смоленский отрок малость напутал. С Водимиром пришли не ливы. Эсты.
– Их вождь – родич Водимиру, и он очень богат, – рассказывал мне примерно через час Трувор.
От изборского князя воняло гарью, кровью и паленым волосом, но он не обращал на это внимания. Я тоже. Мне было важно, что он узнал.
– Его зовут Клек-конунг, и я слышал это имя. – Трувор хлебнул пива, громогласно рыгнул и продолжил: – Клек – храбрый викинг и стяжал железом немалые богатства. Теперь он стар, но всё равно жаждет эти богатства приумножить. Он ссудил деньгами Водимира и помог ему людьми под обещание закрыть долг в течение года и сверх того отдать ему половину добычи.
– И он не боится, что Водимир его обманет? – удивился я.
Если бы план Водимира удался, то он стал бы хозяином изрядной территории и вполне мог послать кредитора к воронам.
– У Клека сейчас живет семья Водимира, – сказал Трувор.
Что ж, тогда понятно. Заложники.
Оказалось, нет, не заложники. Храбрый и богатый эстский викинг приходится Водимиру родным дядей по матери. Более того, пестуном. Так что там – чисто родственные отношения. Которые, впрочем, не помешают дяде еще немного разбогатеть, если его племяш добьется своего.
Стоп! А Заря? Она тоже у этого дядюшки?
– Нет, Заря не у Клека. Водимир занял городище в пяти днях пути отсюда. Помнишь речку, по которой мы спускались после того, как вернули Плесков Гостомыслу? Это на ней. Шестеро пленных с радостью согласились отвести нас туда, если мы сохраним им жизнь. Желающих было больше. Это только те, кто может ходить и сидеть в седле. Они расскажут и покажут всё. Водимиру они ничего не должны. Они не его люди. – Трувор снова приложился к кувшину. В горле у него громко и аппетитно забулькало.
– Пленные сказали: с Зарёй обращаются хорошо, хотя она убила одного из них, когда ее брали, – продолжил Трувор через некоторое время. – Так велел Водимир. А еще он предупредил своих: если с ним здесь что-то случится, ее убьют. И смерть эта будет страшной.
«Вот же гад!» – подумал я.
Что ж, он сам определил свою судьбу – очень и очень почетной. В скандинавском понимании. То бишь у него будет возможность в полной мере проявить мужество и пренебрежение к земным страданиям.
– Он предусмотрителен, Водимир, но всё вышло, как ты сказал, – одобрительно произнес Трувор. – Ему следовало подумать о том, что мы будем решительны. Но он всегда упивался властью. И ему везло. Пока твоя удача не съела его удачу. Что дальше, Волк? Мы пойдем и освободим Зарю?
– Да, – подтвердил я. – Но нам надо подготовиться, чтобы ударить внезапно и сокрушительно. Чтобы они не успели убить Зарю. Допустим, надеть их доспехи и сесть на их коней.
– Я тоже думал об этом, – отозвался Трувор и снова рыгнул. Несколько литров пива пузырились у него в желудке. – Уверен: бронь Водимира мне вполне подойдет. Моя лучше, но на такое дело я готов и в одной рубахе пойти!
– В рубахе не надо, – улыбнулся я. – Зима, холодно.
Мы засмеялись.
– А не пойти ли нам в баньку? – предложил мой тесть.
– Охотно! Но сначала я наведаюсь в твою пыточную. Попрошу кое о чем моих людей. Жаль, Гуннара нет. Вот кто бы сейчас пригодился. Но, думаю, Оспак с Витмидом тоже справятся.
– А я пока велю привести в порядок трофейную броню, – сказал Трувор, поднимаясь. И, помедлив, торжественно: – Благодарю тебя, Ульф-ярл!
– А я тебя, Трувор-конунг!
Варяг кивнул и вышел.
А я спустился в провонявший болью и смертью подвал.
Мои были здесь. Оспак мыл руки в кадушке. Витмид, голый по пояс, хлебал медовуху прямо из кувшина. Вид у обоих был довольный. Как у футболистов после победного матча.
Водимир, ободранный догола, привязанный за шею и за уцелевшую руку, злобно зыркал из своего угла.
Увидав меня, захрипел от ненависти. Говорить он не мог, потому что во рту его сидела деревянная груша с дыркой.
– Витмид, Оспак, – сказал я. – Возьмите этого человека и дайте ему возможность проявить всё свое мужество. И я буду огорчен, если он сдохнет раньше восхода. Если устанете…
– Мы не устанем, ярл! – тут же заверил меня Оспак.
– И будь уверен: его мужество иссякнет раньше, чем мы возьмемся за него по настоящему! – подхватил Витмид.
– Он будет визжать как свинья, пока его глотка онемеет! – пообещал Оспак. – Только ты, ярл, скажи, чтоб нам пожрать принесли.
– И пива, – добавил Витмид. – А то у меня от этой сладости уже язык к нёбу прилипает.
Глава 30, в которой сначала всё идет по плану, а потом – нет
Частокол умеренной высоты. Наблюдательная вышка. Заснеженные крыши. От открытых ворот к реке – утоптанная тропа. Местами в ней даже ступеньки вырезаны. Внизу – большая прорубь, к которой время от времени спускались женщины с ведрами. Еще несколько прорубей поменьше, у которых торчали рыбаки.
Над ограждением вышки маячила пара голов, и поблескивали на солнце наконечники прислоненных к оградке копий.
Мы наблюдали за городищем с противоположной стороны реки. Мы – это я, Трувор и еще шестеро наших. Дорога пролегала по самой реке, но мы заранее поднялись на другой берег.
– Что думаешь? – спросил я Трувора.
– Внутри их восемь десятков, – напомнил он полученные от пленных сведения. – Ну и местные, но они не в счет. Восемь десятков мы раздавим. Особенно если они сами откроют ворота. Но…
Жнец не договорил, но и без того было понятно. Мы ведь не городок брать пришли, а освободить Зарю.
– Тогда ночью? – предложил я. – Наденешь доспехи Водимира, возьмешь с собой две дюжины гридней. Ворота точно удержишь.
Ну да. Особенно если подмога заранее поднимется на берег и укроется в лесу рядом с городищем.
– Ворота удержу, – согласился Трувор. – С Зарёй что?
– С Зарёй я сам. Когда ты подойдешь к воротам, я со своими зайду с другой стороны.
– А если заметят?
Если заметят, тогда скверно.
– Значит, не должны заметить. Или у тебя есть другие мысли?
Я знал, что других предложений не будет. Трувор – умный, опытный, надежный, как корабельный киль из сёлундского дуба. Он видит то, чего я не замечаю. Но внезапные озарения – это про него.
– Ты не беспокойся, князь, не в первый раз, – заверил я.
Молчание.
– Трувор! Это моя жена! Неужели я позволю ее обидеть?
– Уже позволил, – пробурчал варяг.
И я понял: мой план одобрен. Что ж, теперь надо озадачивать моих.
Примерный план городища у меня был. Подарок от пленных, которые вчера отправились на встречу со своим богом. Да, они надеялись, что их оставят в живых, но у нас нет возможности выделить людей для охраны пленников. Опасных пленников. Но главное, больше не нужных. Свою роль они выполнили: рассказали, показали, привели. Дальше мы сами.
Я знал, что в центре городища большой дом, облепленный со всех сторон вспомогательными помещениями.
Но Зарю держали не там. В домике поменьше, который располагался как раз у противоположной воротам стороны городища. Потому через стену мы полезем именно в этом месте.
Важный момент: в тот момент, когда мы полезем на стену, Трувор в облике покойного Водимира должен подойти к воротам, что наверняка отвлечет внимание дозорных. Главное, действовать синхронно.
Я примерно прикинул, сколько нам потребуется времени, чтобы подойти к частоколу. И сколько займет проникновение внутрь. С учетом снятия охраны на забороле.
Первый этап не проблема. В том, что нас не заметят с вышки, я был практически уверен. Заснеженное поле мы преодолеем в маскировочных накидках из белёного полотна, которые я на всякий случай прихватил в Изборце. Потом мы окажемся в тени стены, где нас точно не увидят, но могут услышать, потому что абсолютно беззвучных штурмов не бывает. Непременно что-то цокнет, стукнет или хрустнет. Так что отвлечение внимания охраны на этом этапе тоже будет нелишним. Но настоящее прикрытие понадобится, когда мы переберемся через стену и начнем действовать. И оно у нас будет, если как раз в это время к воротам городка подъедет псевдо-Водимир со свитой.
В общем, всё просто. В теории.
– Витмид и Оспак идут первыми, – инструктировал я свою команду. – Потом я, потом Крумисоны. Виги, Тулб, вы держите стену снизу. Если кто-то появится на забороле, бьете. Потом поднимаетесь наверх и держите уже двор. А мы входим в дом. Тихо входим! Убиваем лишних. Тихо убиваем! Это главное! Тихо! Аккуратно! И забираем Зарю. Всем понятно?
Понятно было всем.
– Дальше. Зарю надо переправить через стену и увести подальше. Тулб, это на тебе. Как только вы уйдете, мы больше не осторожничаем. Хоть кричите, хоть пойте. Если кто из ворогов заорет, пусть. Убиваем всех, кто не спрятался. Повеселимся!
Если мы благополучно дойдем до последнего этапа, то – уже можно. Цель достигнута.
– А если Заря не захочет уходить? – спросил Тулб.
Ну да, Заря может. И Тулбу ее точно не переспорить.
– Тогда залезаете на любую крышу и делаете, что можно. Лук ей отдашь свой, ясно?
– Угу. Ярл?
– Что?
– А если ее там не будет?
Правильный вопрос. И я такой вариант учитываю. Вряд ли пленники нам наврали, но варианты всегда возможны. И именно поэтому мы будем соблюдать режим тишины, пока Заря не окажется с нами. Во всяком случае, постараемся соблюдать. А вот планировать что-то для этого варианта сейчас я точно не стану. Если что-то пойдет не по плану, будем импровизировать. Не впервой.
Пока главное – синхронизация действий с Трувором. Ну и стоит помолиться о том, чтобы на забороле не оказалось чересчур бдительных караульщиков. Если тревогу поднимут раньше, чем мы зачистим стену, всё существенно осложнится. Возможно, радикально.
Но будем надеяться на лучшее. И готовиться к… ко всему. Мы начнем, когда лже-Водимир со спутниками покажутся из-за речной излучины. Пока они будут неспешно ехать по санному пути, мы должны скрытно добраться до стены. А когда у ворот поднимется шум, мы эту стену форсируем. В это же время из леса выдвигается группа поддержки, которая рванет вперед, едва Трувор со своими заблокируют ворота. Но это – их задача. Наша – вывести из-под удара Зарю.
Мы были в готовности, когда на санном пути показался первый всадник.
На фоне снега он был отлично виден, хотя затянутое тучами небо скорее поглощало свет, чем отдавало. Виден и нам, и тем, что на вышке.
Я рванул первым. Остальные – за мной. И тут же меня обогнали. Как всегда.
Но это было неважно, потому что вот мы уже под стеной. И никаких признаков того, что нас засекли. Теперь – ждать.
– Открывай, дурная голова! – наконец донеслось со стороны ворот. – Не видишь, кто приехал!
Изнутри что-то крикнули в ответ… по-эстски!
Но Трувор, оказывается, был к этому готов. Снаружи ответили на том же языке…
– Давай… – прошипел я, и крючья полетели вверх.
И стрела. Вихорёк с тридцати шагов, в полной тьме сумел кого-то углядеть. Хруст впившихся в дерево крючьев совпал со звуком падения. Достаточно тихим, чтобы понять: подстреленный со стены не свалился.
Витмид и Парус взлетели на стену в три секунды. И сразу разбежались в стороны.
Моя очередь.
Получилось не так ловко, как у скандинавов, но всё же я взобрался быстро и почти так же тихо. Внизу теплились огоньки. Я нашел широкое светлое пятно нужной нам крыши.
До ворот отсюда метров двести. Там было шумно, но пока это просто шум, не драка.
Витмид и Оспак вернулись и застыли в ожидании команды. Значит, стену они зачистили.
Всё. Последняя пара, Крумисоны, наверху. Вихорёк и Тулб разошлись, чтобы контролировать как можно большее пространство. Как они ухитряются что-то видеть в этой темени?
Пора. Вот-вот наших раскроют, и начнется заварушка. К этому времени я должен вытащить Зарю.
Прыжок в сугроб с полутора саженей – это запросто. Мои посигали со мной. Сугроб для смягчения понадобился только мне.
Выкарабкавшись из снега, я побежал к дому. И едва не наткнулся на человека, выскочившего из дверей.
Слишком далеко, чтобы достать его, прежде чем он заорет.
Я не успевал… Но успела стрела. Человек опрокинулся на спину, а я скользнул в уже открывшуюся дверь. Остальные – за мной.
Внутри было светло и тепло. Пятеро сидели за столом. Двое играли в хнефатафл[7], остальные болели. И так увлеклись, что среагировали на наше появление с фатальным для себя опозданием. Иначе говоря, никто и пикнуть не успел.
Я кинулся в глубину дома, в клеть.
Зари там не было. Только перепуганная до икоты женщина, собравшаяся завизжать, но я вовремя успел зажать ей рот.
– Не ори, и будешь жить, – сказал я по-словенски. – Поняла.
Кивок. Глаза, как плошки.
Я убрал руку.
– Где княжна?
– Ее в большой дом увели, – пискнула женщина. – Снедать. Еще не вернулась.
Не поздновато ли для ужина?
Во мне закопошились нехорошие предчувствия.
– Сидишь тихо, как мышка! – рыкнул я. – Нет, лучше лезь под лавку!
И не дожидаясь исполнения команды, кинулся обратно.
– Она в большом доме! – бросил я своим. – Бегом!
Я чуял, что таймер отсчитывает последние секунды.
И не ошибся. Едва мы вылетели за дверь, как у ворот началась буча. Звон железа, вопли. Отовсюду бежали люди покойного Водимира. Некоторые – с факелами. Даже тесно как-то стало. К счастью, на нас никто не обращал внимания. В темноте и не разберешь, кто чей. Никто не ожидает увидеть врагов среди толпы своих. А человек, как известно, видит то, что хочет. Как правило.
Мы ворвались в большой дом после того, как из него вывалилась очередная пачка бойцов.
Я был в такой ярости, что отшвырнул и опрокинул сразу троих, хотя каждый из них был наверняка крупнее меня.
А потом ко мне пришел Волк, и всё остальное стало неважно.
Кроме Зари, которую двое уродов пытались уволочь куда-то за фигуры домашних идолов. Заря отбивалась, как могла, но уроды были в бронях и раза в полтора крупнее.
Увидев нас, один тут же прижал к ее горлу кинжал и что-то заорал.
Я не понял. Я вообще плохо понимаю слова, когда Волк со мной.
Зато я очень быстро двигаюсь.
Вспрыгнув на стол, я промчался по нему раньше, чем кто-то из врагов сумел среагировать, прямо со стола махнул на помост и хлестнул Вдоводелом по руке урода.
Обрубок руки с кинжалом ударился о черную рожу идола и упал на пол. Туда же повалился и сам урод, когда я разрубил ему рожу. Второй выпустил Зарю и попытался закрыться рукой. Я засмеялся и кольнул его в горло повыше кольчуги.
Потом развернулся и… выдохнул, расслабляясь.
Когда мы вошли в дом, там оставалось примерно с десяток ворогов. Мои уже успели прикончить всех. Парус встал в дверях, готовый рубить любого, кто сунется.
За спиной его устроился Тулб, готовый стрелять в упор, а Вихорёк, с наложенной стрелой (когда они только успели к нам присоединиться?), держал под контролем зал.
– Ты пришел! – взвизгнула Заря и повисла у меня на шее.
И тут я краем глаза увидел, что Вихорёк рвет тетиву и стрела летит прямо в меня.
Я оцепенел, вмиг осознав, что ничего не успею…
Но стрела в меня не попала. Пропела совсем рядом, едва не задев оперением лицо и ухо, и с хрустом вошла в лоб бойца, который, подонок, как раз собрался зарубить. Причем не меня, а Зарю.
Мое сердце пропустило удар. Я осознал, что если бы не сын…
Зарю тоже пробрало. И она вспомнила, что тоже воин, отпустила меня и подхватила с пола чей-то меч.
А снаружи кипел бой.
– Будь здесь! – велел я. – Вихорёк, Тулб! Вы с ней. А мы пойдем порезвимся!
Порезвились мы славно. Вырезали бывшую Водимирову дружину почти в ноль. Из восьмидесяти двух осталось девятнадцать.
Трувор потерял шестерых отроков, и еще человек тридцать были ранены.
Мои вышли из боя целехонькими. Уровень есть уровень.
Трувор был доволен. Заря счастлива, а я… Я продолжал корить себя, что едва не потерял мою девочку из-за собственной глупой беспечности. Если бы не стрела Вихорька…
Трупы сложили штабелем и велели местным готовиться к пиру.
Сурова жизнь простых средневековых смердов. Сначала Водимир по ним проехался, теперь мы.
Народ, однако, зашустрил, изо всех сил надеясь ублажить новых захватчиков. Они только что полюбовались, на что мы способны, и очень боялись испробовать остроту наших мечей.
А мы делили добычу. И добыча – была.
Помимо доспехов, оружия и коней с полной сбруей, нам досталась почти половина займа, который был выделен Водимиру на покорение будущей новгородской земли и прилегающих к ней территорий.
Расщедрившийся Трувор выделил мне десятую часть добычи, и ее совокупная стоимость перекрыла цену взятого нами на капище.
Мои хирдманы сияли едва ли не ярче Зари, невероятно счастливой не только из-за того, что ее вынули из лап похитителей, но и потому, что мы с ее отцом помирились.
– Хорошо ли с тобой обращались? – с отеческой строгостью поинтересовался Трувор, закончив с главным: распределением трофеев.
– Сначала очень плохо! – Заря сделала круглые глазищи. – Напали прямо в опочивальне, завернули в какую-то вонючую парусину! – И тут же похвасталась: – Их было много, и все в бронях, но я всё равно одного достала! Надеюсь, что насмерть.
– Насмерть, насмерть, – порадовал я мою красавицу.
По глазам Трувора я видел, что ему не очень нравится дочь в ипостаси воительницы. Но я бы претензий не принял. Он сам вырастил ее такой. Я лишь отшлифовал драгоценный камень.
И вообще: я теперь ее муж, и мне решать, с какой стороны она будет есть лепешку. Хочет воевать? Пусть воюет. А я прикрою, если что.
Глава 31 Пиры и праздники, нынешние и грядущие
Гости появились, когда варяги со всей обстоятельностью готовились к поминальной тризне.
Собственно даже не гости, а хозяева. Пожаловал местный князек с дружиной и ополчением. Навскидку – копий четыреста. Серьезная сила.
Но не для нас.
Князек тоже это понял и сменил гнев на милость прежде, чем дошло до драки.
Сговаривался ли он раньше с Водимиром или нет, неизвестно, но сейчас князек охотно принял версию о том, что мы освободили его данников от злых дядек.
И столь же охотно присоединился к тризне.
Потом, как обычно. То есть – по обычаю. На штабели бревен возложили тела погибших – с оружием и подарками для усопших предков. Только наших, разумеется. Врагов пусть местные хоронят.
Потом поочередно вывели в круг и убили пленников. Формально это был поединок, но по сути именно убийство. Во всяком случае, это касалось тех восемнадцати, которых нашинковал Трувор лично. Девятнадцатого, вернее, первого, он в знак особого расположения предложил кончить мне, но я отказался в пользу сына.
Вихорёк, надо отдать ему должное, кого послабее выбирать не стал, а взял самого здорового: и в смысле ран, и в смысле силы. Так что ему потребовалось минут пять, чтобы отправить эста в Ирий, или куда они там улетают. Но это был единственный более-менее зрелищный поединок.
Когда в круг встал Трувор, начался конвейер. На мой взгляд, ему стоило бы брать сразу по трое. Быстрее бы закончил.
Убитых избавили от имущества и бросили на дрова пониже мертвых варягов. Трувор сунул факел в политые жиром сучья, и мы отправились пировать.
Вместе с князьком и его малахаистой ратью. Хороший пир лучше смертоубийства, да и нашим после вчерашнего адреналина хватило.
А уж как были рады ополченцы! Вот уж у кого не было иллюзий по поводу несостоявшейся драки. Это дружину вождь бережет, а ополчение в поле – просто мясо, которое отправляют под нож, чтобы добиться тактического преимущества.
Так что, поглядев, как Трувор приходует воинов, они живо представили, что было бы, если…
Перепились и обожрались все, уничтожив подчистую всё, припасенное жителями городища на зиму.
Ну да не мои проблемы. У них вон свой вождь есть. Пусть он и заботится.
Хотя этот позаботится, как же! Перекинувшись парой слов с Трувором и убедившись, что тот драться не намерен, князек зацапал двух девок посочнее и уволок за кулисы. Ну и шут с ним.
На пиру мы с Трувором очень толково пообщались. Я напомнил ему, что есть еще один персонаж, который нам должен. Князь смоленский Дир. Он поддерживал Водимира в его начинаниях, в частности в набеге на Ладогу. Как-то мне сразу не поверилось, что отроки перекочевали под крыло Водимира без санкции батьки. Да и сам Водимир утверждал, что с Диром у него, типа, союз. А у кого с нашим врагом союз, тот нам точно не друг.
Трувор задумался. Сказал, что тут всё непросто, потому что Дир – варяг, а его побратим Аскольд – вообще мировой парень. Аскольда, правда, сейчас в Смоленске нет. Ушел куда-то на юг, но, в случае чего, за побратима точно впишется. И что касается Смоленска, то этот кусок нам не по зубам. Там и дружина мощная, и стены в две сажени, да не частокол какой-нибудь, а правильной сборки. То бишь в основе – подогнанные друг к другу дубовые клети, засыпанные изнутри землей.
– А если я приведу с собой сотню лучников? – поинтересовался я.
– Всё равно, – мотнул головой варяг. – Не сдюжим.
– Предлагаешь простить? – прищурился я.
Трувор глянул на меня свирепо, потом отбросил чашу с медовухой, вскочил на лавку, водрузил ногу на стол и рявкнул:
– Клянусь не ходить на медведя до той поры, пока князь Дир не ответит за помощь в похищении моей дочери! Перун мне свидетель!
После чего уселся обратно, опростал новую чашу, вложенную ему в руку обслугой, обтер усищи и гордо глянул на меня.
Я заценил. Если кому-то кажется, что не охотиться на мишек – пустяковый гейс, то он глубоко ошибается. Истребление косолапых, желательно с помощью одного кинжала, – любимейшее развлечение варягов.
– Рюрик, – сказал Трувор, закусив вяленой рыбкой. – Он пойдет с нами.
Я удивленно поднял бровь:
– Он с нами или мы с ним?
– Или мы с ним, – согласился варяг. – Он тоже будет не прочь взять Смоленск. И с ним у нас получится.
– Уверен? Когда он успел обзавестись сильным хирдом?
– Это Рюрик, – Трувор поднял руку с чашей, чтобы ее вновь наполнили. – Он умеет ладить и с северянами, и со словенами с заката, и с нами, варягами. Некоторые думают: он вообще один из нас, потому что отпустил усы, носит знак Перуна и вечно ссылается на Правду.
– Многие, но не ты?
– Я его знаю, – пожал плечами мой тесть. – Он родовитый дан, инглинг и таким останется. А еще он умен, хитер и когда-то с ним было весело! – Трувор хлопнул меня по плечу. – Так-то, ярл! А еще он мой родич, и я тебе точно скажу: подлости в нем нет, так что зла на него не таи. Когда-то он тебя недооценил, но теперь всё будет по-другому. К тому же ты скоро будешь моим зятем, а это не просто слова. Ты же меня знаешь?
– Буду? – Я вновь приподнял бровь.
– Будешь. И скоро. Вот вернемся в Изборец, соберем гостей и устроим вам настоящую свадьбу! Тем более что гости уже едут.
– То есть? Как так? – Вот теперь он меня действительно удивил.
– Так я гонцов разослал перед тем, как мы сюда отправились, – ухмыляясь, сообщил варяг.
– А ты не боялся?.. – начал я, но он меня перебил:
– А ты?
Я помотал головой. Умом я допускал, что всё могло случиться. И чуть не случилось. Но в душе и мысли не мог допустить, что нам не удастся спасти Зарю.
– Когда? – спросил я.
– Через три седьмицы.
– Не пойдет, – покачал я головой. – Мне надо будет вернуться на остров.
– Зачем?
– Я ярл, – напомнил я варягу. – И я хочу, чтобы все видели это.
– Годится, – тут же согласился Трувор.
– И еще у меня есть одно условие. По поводу Рюрика.
– Да? – насторожился варяг.
– Если он опять что-нибудь учудит, ты будешь на моей стороне, а не на его.
– Я и так на твоей стороне, – проворчал Трувор.
– Нет уж! Поклянись: если Рюрик снова начнет хитрить, если нарушит договоренности, то ты поддержишь меня, а не его!
Молчит. Вижу, как ему не хочется давать такую клятву. Что ж, придется ударить ниже пояса.
– Трувор, друг мой, – говорю я проникновенно, заглядывая ему в глаза. – Если бы ты прошлым летом был со мной, а не с ним, то не Синеус, а ты стал бы править варяжской вотчиной. Ты это понимаешь?
– Ольбард – добрый князь, – уклоняется от прямого ответа Жнец.
– Ты был бы не худшим. Но ты сыграл за Рюрика и потерял большую часть своего поля[8].
Молчит. Мрачнеет.
– Жнец! – Вот же упрямый тур. – Я стану твоим зятем! Мы теперь точно на одной стороне поля. Клянись – и хватит об этом!
– Чего в тебе нет, Волчок, так это сыновней почтительности, – проворчал Трувор. – Ладно, твоя взяла. – Он положил руку на меч, который как глава имел право не оставлять у стены. Впрочем, никто из наших не расставался с оружием. Мы же не одни на этом победном пиру. Мало ли что.
– Клянусь, что, если между Ульфом-ярлом и князем Рюриком возникнет спор, я буду с Ульфом! Перун меня слышал! – Теперь доволен? – зыркнул он на меня из-под насупленных бровей.
– Теперь да! – заявил я, поднимая чашу и повышая голос так, чтобы его услышали все: – Здравия и славы лучшему из нас! Нашему князю Трувору!
Гридь немедленно поддержала, а мужественная физиономия Трувора посветлела.
Мне не жалко. Я получил даже больше, чем хотел.
Мы выпили. И еще раз. За мою славу. Всё-таки хорошо, что здесь не Тьёдара. Тот бы непременно завел свою «О Волке и Медведе».
Хотя – без разницы. Я всё равно сразу ушел.
– Свадьба! – Заря обрадовалась. – Волчок! Я тебя так люблю!
И немедленно взялась это доказать.
Девушка у меня изумительная. Фигурка гимнастки, ножки бегуньи, грудка… Что-то неописуемое. Кожа безупречная, если не считать шрамов, а пахнет!.. Так пахнут только настоящие блондинки. Что-то феерическое. Личико… Представьте семнадцатилетнюю девушку, ведущую абсолютно здоровый образ жизни, с глазищами, как озера, щечками цвета кровь с молоком… Нет, не так. Вернее, не в этом дело. Это восхитительно – просто смотреть, как меняется это лицо вместе со сменой настроений. Если задумчивость – писаная русская красавица, если гнев – глаза сужаются и мечут искры, пухлый ротик оскаливается белыми зубками или сжимается в ниточку, кожа розовеет, бровки хмурятся грозно… На самом деле, разгневанная Заря – это довольно страшно. Потому что это не сердитая девушка. Это – боль, кровь, смерть. И я сделаю всё, чтобы пауза между этим гневом и гибелью обидчика была минимальна. Тут по-другому нельзя. По скандинавским понятиям, женщина с оружием – уже не женщина, а воин. Со всеми вытекающими. Враг, а не добыча. Добычей Заря не будет уже никогда. И это такая же аксиома, как и то, что невозможно сделать воина покорным холопом. А раз так, то пусть будет таким врагом, от которого надо бежать без оглядки.
Да, Заря в гневе мне тоже нравится. А уж когда она счастлива… Тогда она счастлива. Описать это невозможно – только любоваться.
Эта смена обликов-настроений завораживает. А как она двигается! Особенно в бою. Медленно, плавно, а потом – стремительный бросок. Те, кто видел, как большая кошка подкрадывается к добыче, поймут, о чем я.
А уж любить такую… Никогда не угадаешь, кем она будет: ласковой кошечкой или яростной всадницей. Мы с ней вместе полгода, и она продолжает меня удивлять. И восхищать.
А еще мы можем любить друг друга часами, неустанно и не повторяясь. Мы и любим. Хотя…
Никогда у нас с Зарёнкой не будет такого слияния, как с Гудрун.
Не знаю, хорошо ли это, плохо ли… Знаю: так правильно.
Возвращаться со мной на остров Заря отказалась. Осталась в Изборце. Готовиться к свадьбе. Еще бы! Важнейшее событие в жизни каждой девушки. А если ты княжна и на свадьбу ожидается куча гостей, важных и неважных, а у тебя нет княгини-матери, которая взяла бы на себя львиную долю работы, то это уже чистый трэш. Классическая языческая свадьба и так не самый простой обряд, а тут еще политика добавляется. Не хватает только еще и христианское венчание к этому действу добавить. В принципе, это было бы правильно, Заря теперь христианка. Кстати, оповести она народ о своем крещении, никто ее не осудит. Правда, многие удивятся. Здесь о христианстве имеют самое смутное представление. Специфическое. Особенно у тех, кто с этой религией сталкивался в Европе. В голову сразу приходят набитые богатствами монастыри и нищие крестьяне, чьи женщины в двадцать пять выглядят на пятьдесят.
Нет, христианского венчания у нас не будет. Да и не станет отец Бернар венчать нас с Зарей – меня-то он считает закоренелым язычником. И не без оснований.
Так что свадьба наша пройдет по заповеданному пращурами канону. Обряды, религиозные церемонии, жертвоприношения…
Только вспомню, как бракосочетание проходило у нас с Гудрун, так сразу хочется сказать: «А нельзя ли, ребятки, всё то же самое, но без нас».
Однако не получится. Так что придется мне честно отработать женихом, принять свадебные дары, прихватить приданое от папы, если даст, конечно, забрать красавицу-жену и отбыть на место постоянной дислокации, то бишь на Замковый остров.
К которому мне следует двинуть, не откладывая. Четыре недели – это не так много для того, чтобы дважды пройти такую дистанцию. А если метель или еще какая гадость?
В общем, на следующее утро я собрал своих бойцов, взял проводника, которого мне выделил заботливый Трувор, и мы поскакали. Ну, или побрели – там, где скакать не получалось.
Даже Ладогу по пути навещать не стали. Вот когда я двинусь обратно во главе собственной маленькой армии, тогда и заглянем. И сокровища заберем заодно. И луки.
А сейчас – время не ждет.
Глава 32, в которой есть зимняя дорога, приятные встречи, не менее приятные проводы, новое войско, старые друзья и никакой войны, что особенно приятно
Мы успели вовремя. Погода благоприятствовала. Метель, правда, разок случилась знатная, но так совпало, что мы уже были на острове, и пока свирепствовала непогода, спокойно собрались в дорогу.
Из двух сотен с хвостиком кирьялов к моему возвращению осталось сто восемьдесят семь. Остальные – кто сломался, кого выгнали за бестолковость.
Тем не менее мои хирдманы, надо отдать им должное, сумели сколотить из оставшихся вполне приличное войско. Причем человек сорок показывали прямо-таки отличные результаты. С поправкой на время обучения.
Ну и с родовыми терками мастера-инструкторы тоже разобрались. Строго по моим рекомендациям. Эх, погонять бы новобранцев еще полгодика… Но – некогда. Поощрим лучших, чтобы мотивировать остальных – и в бой. Обкатаем новичков, так сказать, танками. Двуногими.
Так я и поступил. Отличников поощрил лично. Парни должны знать, кто их кормит. Потом объявил, что предварительное обучение закончено, но самое интересное, как водится, впереди, поскольку лучшие сто двадцать парней отправятся со мной на войну. То есть сначала на мою свадьбу, потом – за славой и добычей. Ура! Уже можно. Я был уверен, что парни не сольются в первом же бою. Тем более мы ж не с матерыми викингами драться собираемся, а с противниками пожиже. И не в первых рядах, а в качестве группы огневой поддержки.
Ну, это я так планировал. В жизни вышло иначе, но на то она и жизнь. Естественный отбор в действии.
Как только метель утихла, мы загрузили припасы и солидной походной колонной отправились в путь.
Не попавшие в список лучших кирьялы остались на острове. Главным над ними я оставил Гуннара. Тот, кстати, с нами и не рвался. Должность коменданта ему нравилась. Да и жена у него ждет ребенка. В помощь Гуннару оставался Лут Ручища.
Я еще Тьёдара попытался оставить, но скальд уперся и ни в какую. Как же! Впереди свадьба, на которой он блеснет! И дальнейшие подвиги, которые следует воспеть. Да и доля в добыче лишней не будет. В общем, избавиться от «Песни о Волке и Медведе» у меня не получилось.
Ладога сюрпризов нам не преподнесла. Жила она со времени Водимирова набега мирно, а добрый Гостомысл даже выдал некоторым из пострадавших компенсацию. В том числе и мне. Луками, которые немедленно взялся изучать Бури.
Кёль за время нашего отсутствия почти поправился. Рука, правда, еще оставалась на перевязи, но всё остальное – в норме. На лошади держаться сможет.
Пока мои восстанавливали припасы, я посетил Гостомысла.
Тот был несколько обеспокоен размерами моей новой дружины, но держался дружелюбно и даже предложил разместить часть бойцов в крепостных «казармах». После того как Рюрик ушел в собственное плавание, свободного места там было в избытке.
Я отказался. Мне уже сделал аналогичное предложение Бобр, и я его с удовольствием принял.
В Ладоге мы задержались всего лишь на сутки. Передохнули немного – и в путь.
Перед этим я посетил Квашака, забрал у него готовые наконечники, велел присматривать за домом и особенно за Быськой. А то тащит в мои ладожские хоромы кого ни попадя.
Быське тоже вставил фитиль. В переносном смысле. Предупредил: будет баловать – продам.
Девушка прониклась. Только вот надолго ли?
Под конец я все-таки решился и пригласил Гостомысла на свадьбу в Изборец. Да, он мне не особо нравится, но князь всё-таки. И я еще помнил, как увидел его впервые. Вот тогда он был настоящим князем, а Ладога – городом, в котором жизнь била ключом. В общем, пригласил. Но, как оказалось, он уже получил приглашение от Трувора. Однако то, что к нему прибавилось и мое, Гостомысла порадовало.
Да, еще взяли добытое на капище. Вернее, каждый участник антиклерикального акта взял свою часть. То есть я забрал две трети, а остальное раздал соратникам. Те остались довольны. Я – ярл. Ну и наводка тоже моя. Всё справедливо.
В сказках свадьбой всё заканчивается. В жизни – наоборот. Только начинается.
Мы приехали за два дня до назначенного срока, тем не менее снег в окрестностях Изборца уже был утоптан до каменной твердости, берег озера пестрел шатрами, а народу было – как на большой ярмарке.
Собственно, ярмарка тут тоже имелась. Местные торговцы не могли упустить такой случай.
Да и неместные тоже. Я заметил даже ромея, опознанного мной по типичной внешности и характерной одежке.
Шатров у нас с собой не было, и будущий тесть освободил для нас здоровенный дом рядом с Детинцем. В самом доме поместилось человек пятьдесят, остальные заняли вспомогательные помещения.
Была здесь и конюшня, в которой разместили лошадей, и баня, из продуха которой уже поднимался дым. Челядь, выделенная нам Трувором, времени не теряла.
Впрочем, мне в этом доме жить не пришлось. Князь изборский забрал меня к себе под крыло, предоставив нам с Зарёй роскошные палаты на втором этаже княжьего терема, состоявшие аж из двух комнат: немаленькой гостиной и спальни, которая по размеру почти не уступала гостиной. В спальне имелась кровать, накрытая балдахином, хотя приставленный к нам слуга заверил, что в «крыше» над постелью нет необходимости. Клопов в доме не водится.
Зарю я увидел мельком: подбежала, чмокнула в губы и убежала. Вся в хлопотах. Трувор познакомил меня с полоцким княжичем Честой, симпатичным парнем лет восемнадцати, с пушком на верхней губе и гордо выпяченным острым подбородком.
Честа тут же извинился, что приехал он, а не папа. Мол, папе нездоровится. Видно было, что врет, но я не стал докапываться до истины. Нет так нет.
Мы с Трувором выпили очень качественного пива, под которое я выслушал немало приятных слов о моем резко увеличившемся хирде. А когда я к этому хирду вернулся, то оказалось, что в доме их уже нет.
Бури увел кирьялов испытывать новые луки, а остальные бойцы разбежались кто куда.
Остались лишь челядь да отец Бернар, который, типа, присматривал за выздоравливающим Кёлем.
Я поглядел минут пять, как они отрешенно переставляют по доске костяные фигурки, понял, что делать мне совершенно нечего, и пошел спать. До вечера.
Потому что вечером я планировал оказаться в одной постели с Зарёнкой, где нам уж точно будет не до сна.
Глава 33, в которой Ульф получает предсвадебный инструктаж и серьезный повод для беспокойства
Самые главные гости, как водится, приехали в последний день. Главные лично для меня: Рюрик и Ольбард. Были, понятно, и другие князья. Гостомысл, к примеру. Но эти – самые важные.
Сначала я пообщался с Ольбардом. Варяжский князь цвел и пах. Властью и силой. Он даже будто в плечах раздался. Поздравил меня, как говорится, от всей души.
А уж как обрадовался Вильд! Размолвка с отцом его крепко задела. Но теперь всё будет хорошо. Причина раздора исчезла.
А вот с Рюриком общаться было сложнее. Нет, он вел себя чрезвычайно радушно. Лучший друг, не иначе. В прежние времена я бы плясал от счастья, видя такое отношение, но теперь воспринимал всё, что он говорит, через плотный фильтр недоверия. Что бы ни утверждал Трувор, уверяя, какой Рюрик правильный, есть вещи, которые трудно забыть. Да и есть у меня ощущение, что рана, нанесенная моему бывшему вождю копьем Сигурда Рагнарсона, поразила не только тело, но и дух. А такие раны не заживают. Никогда.
Разошлись мы, впрочем, вполне доброжелательно.
Потом меня взял в оборот Труворов дядька.
Настоящий это был дядька или названный, не знаю, но мужик очень конкретный. Трувор попросил дядьку проинструктировать меня по грядущим свадебным процедурам. Что, когда, зачем и даже почему.
Во-первых, мне не следовало в ночь накануне свадьбы быть с невестой. То есть секс до свадьбы – не вопрос. Он даже учитывался в предписанных ритуалах. Будь дело летом, нам выделили бы один шатер на двоих. Однако невеста, винная она или невинная, по-любому должна была пройти обряд предварительного очищения в местной баньке, что и произойдет будущей ночью. А после очищения меня с ней рядом быть не должно. До момента, когда я ее украду.
– Чего-чего? – изумился я.
– Украдешь, – подтвердил дядька, и морщины на его лице образовали улыбку. – А как – ты сам решишь. Свадьба у вас зимняя, волчья, стало быть, свадьба, но тебе подойдет!
И сообщил подробности. Мне с друзьями и соратниками с рассветом надо выдвинуться к дому ее отца. То есть к Детинцу. Там, уже не всем кагалом, а с группой доверенных лиц проникнуть внутрь, преодолеть сопротивление «группы поддержки невесты», состоящей из специально назначенных юношей и девушек, отбить у них эту самую невесту и вывести ее на солнечный свет. Во двор то есть. А затем сорвать с нее девичье белое покрывало и надеть на нее новый головной убор-диадему, который мне выдадут…
– Не надо выдавать! – перебил я. – У меня свой имеется.
Я уже знал, что это будет.
– Нет так нет, – не стал возражать дядька и принялся объяснять, в чем смысл обряда, а заодно насколько они, варяги, превосходят всех прочих язычников. А то вдруг я спутаю истинно варяжскую символику со всякой неваряжской фигней, вроде условной смерти невесты и ее нового рождения в новом роду.
– Нашим пращурам отдать девушку за славного воина не жалко. А ты такой и есть. Опять же хоть и жили вы вместе, а живот девка прежде времени не нагуляла, молодец, знает нужные травки. Так что будет вам и от пращуров полное благословение.
Травки, значит? Ну-ну. Не предполагал, что у местных имеются оральные контрацептивы растительного происхождения.
– Потом на капище поедем, – завершив очередной экскурс в область сакральных знаний, сообщил дядька. – Благословение Мокоши она без тебя возьмет, а к Волоху – уже вместе. Он вас тоже очистит и соединит. Потом – домой, а потом – пир будет, подарки станете принимать-дарить, а потом к Перуну пойдем. И там самое главное будет. Эй, ты не бойся! – сказал дядька, заметив мое беспокойство. – Благословение Перуна не смерть, а честь!
Ох, терзают меня сомнения насчет этой чести. Он же Молниерукий. А я как вспомню Одинова идола, который меня током долбанул, да так, что я из этого ритуального сарая на четвереньках еле выполз… Тот идол всего лишь метрового росточка был, а тут Трувор себе забабахал кумира в два с половиной человеческих роста. Молниерукий опять-таки…
Успокаивало одно: ни разу не слыхал, чтобы на варяжской свадьбе жениха убило молнией. А случись такое, это непременно стало бы достоянием общественности.
Расспрашивать дядьку о подробностях Перунова благословения я не стал. Надо – сказал бы сам. Выслушал еще раз основные инструкции, подтвердил, что всё помню (если что забуду, соображу по ходу), и дядька объявил, что инструктаж окончен.
– И что мне делать теперь? – спросил я.
– А что хочешь, – великодушно разрешил дядька. – Главное, с утра за невестой не опоздай!
Волчья свадьба. Офигеть! Медвежонок кольчугу на себе голыми руками порвет, когда узнает, что он пропустил.
Вечером я собрал своих и поставил перед ними задачу: организовать торжественную процессию жениха.
В качестве стороннего консультанта привлек Харру Стрекозу. Напомнил, что надо купить подарки и всё остальное, что потребуется. Арендовать лошадей, сани.
В общем, пусть развлекаются. Сам же прикинул, что напялить на себя завтра, и пошел в баню. Провести свое личное очищение. В смысле помыться, попариться и подумать о вечном.
Радовало, что нам не придется ритуально совокупляться в окружении друзей и родственников.
Огорчала неизвестность по поводу благословения Перуна.
Ничё. Прорвемся.
Глава 34 Волчья свадьба
Вереница саней, украшенных лентами, бубенцами, хвойными ветками и прочей мишурой двигалась к Детинцу. В санный поезд загрузили меня и основной состав команды. Тех, кто будет моей поддержкой в «захвате» невесты. В моих санях возничим оказался Вихорёк.
За санями двигались кирьялы. В боевом облачении. Человек тридцать – верхами, прочие пешком. Стройными рядами. Любо-дорого посмотреть. Перед санным поездом, тоже верхами, Бури, Витмид и Харра Стрекоза, который для надежности решил поучаствовать в процессе лично. Несмотря на раннее время, народ на улицах уже скопился. Простой люд. Зеваки.
А вот и Детинец. Ворота закрыты, но это предусмотрено церемонией.
Стрекоза подъехал, покричал что-то бодрое, Бури с Витмидом, не сходя с седел, уперлись в створки копьями, и ворота открылись.
А во дворе – целое столпотворение. Девки и парни вперемежку. Целая толпа. И все разом завопили, заулюлюкали, заверещали. Не успели мы въехать, как на конях уже повисли, вцепились в сани…
– Стеной! – взревел за моей спиной Вифиль, и кирьялы, выстроившись колоннами по двое, очень деликатно оттерли щитами толпу молодежи. Я видел: в толпе полно дружинников, причем не только Труворовых, но никто не пробовал сопротивляться. Позволяли себя отодвинуть. Им было весело. Все смеялись, пели, кто-то приплясывал, вертя над головой полушубок.
Вихорёк бросил вожжи, выдернул из-под себя что-то вроде мехового плаща, набросил на плечи, застегнул пряжкой.
Вифиль толкнул меня в спину, протягивая такой же.
Ага. Две волчьи шкуры, сшитые вместе. И капюшон-маска с дырками для глаз.
Харра, облачившийся в такую же штуку, соскочил с седла и завыл. Мои подключились. Толпа визжала и вопила, имитируя ужас.
Ну, теперь моя очередь!
Я слетел с саней и рванул к крыльцу. Хирдманы на бегу выстроились в клин, и в двери мы ворвались уже в боевом построении. Только на этот раз у нас не было оружия. И те, кто нас встречал, тоже были безоружны. Но то были крепкие парни, и они уперлись как следует, чтобы не дать нам протиснуться внутрь.
Как бы не так! Я сдвинулся назад, уступив место Оспаку и Стюрмиру, уперся в спину Паруса плечом, а в меня, в свою очередь, уперся Вифиль…
И мы выдавили защитников, как газ выдавливает пробку от шампанского. Сначала медленно, а потом взрывным толчком. Несколько парней в расшитых праздничных рубахах даже на полу оказались.
Я не знал, где прячут Зарю, но предполагал, что не на первом этаже. В нашей спальне?
Я рванул наверх. Мои – следом.
Коридор и галерея были пусты.
– Ищите! – крикнул я, устремляясь к спальне. Мои спутники разбежались в разные стороны. Со мной – только Вихорёк.
В спальне оказалось пусто.
– Сюда! – по-скандинавски закричал Вифиль.
Ответвление. На полу – явный след. Вернее, подсказка. Кто-то рассыпал крупу. Привет от мальчика-с-пальчика?
Я пронесся через узкий коридор, плечом распахнул дверь… и оказался к курятнике.
Целая куча девчонок набросилась на меня, повисла, вереща в уши, хватая за нос, пытаясь содрать волчью шкуру.
Позади захохотал Стюрмир. Я вывернул голову из-под чьей-то цепкой лапки и увидел, как викинг с хохотом сгреб сразу троих девиц и точным броском отправил их Витмиду и Тьёдару.
– Выкуп! Выкуп! Выкуп! – верещали мне в оба уха. На голову упала какая-то тряпка, лишив меня обзора. На мне висело уже не меньше пяти девок, и я был на волосок от того, чтобы упасть. То есть я мог бы стряхнуть их одним движением, но – нельзя. Правила игры.
Они бы и завалили меня, если бы не помощь соратников.
– Я заплачу! – крикнул я, сдергивая с головы тряпку. Рванул с пояса заранее припасенный кошель, развязал и махнул рукой, словно сеятель. Серебряные дирхемы покатились по полу. Я не мелочился. Девки попадали на четвереньки и принялись собирать добычу. Мои с гоготом хватали их за задницы. Девки визжали, но поиск не прекращали. Две даже подрались!.. Я перепрыгнул через них и увидел Зарю.
Она стояла в самом углу, прижимаясь к стене, и смотрела на меня не отрываясь. Красное платье из тяжелой даже на вид ткани, схваченной на руках тонкими золотыми браслетами. Серебряные мониста на шее – несколькими рядами, серьги… Никогда раньше не видел на ней сережек. Белая ткань, на манер хиджаба укутывающая ее голову поверх высокой шапки. Не отрывая от нее взгляда, я подхватил ее на руки. И так же, глядя только на нее, понес к выходу.
Она была тяжеленькая, моя невеста, но так крепко держала меня за шею и так близко приникла ко мне, что казалась удивительно легкой.
Так, в окружении хирдманов, я вынес ее из терема и поставил на снег.
Наступила тишина.
Мы смотрели только друг на друга.
– Плат, – напомнил мне Харра.
Да, да. Я сорвал с ее головы белую тряпку. Вихорёк вложил мне в руку золотую корону, снятую со сварга, и я осторожно водрузил ее на головной убор Зари. Так-то она была бы великовата, но на шапку пришлась в самый раз.
Кто-то пронзительно свистнул, и толпа взорвалась криками. Я усадил Зарю в сани, накинул соболий плащ, но она сбросила его, сорвала с шеи серебряные мониста и, размахнувшись, метнула в толпу.
Вихорёк вспрыгнул на сани, завыл по-волчьи, жутко. Мои подхватили. Испуганные кони разом сорвались с места и понесли. И мы помчались по прямой, как стрела, улице к городским воротам. Народ прыскал в стороны, морозный ветер бил нам в лицо, а мы с Зарёй целовались исступленно, упав на дно саней, которые мотались из стороны в сторону и высоко подпрыгивали на ухабах.
Оторвались друг от друга, когда наш санный поезд уже был в добром километре от города и мчал по озерному льду. Впереди, припав к гривам, скакали Харра, Бури и Витмид. Позади и вокруг – кирьялы. Только всадники. Пешим за нами даже на лыжах не поспеть.
Так, на полном скаку, мы вылетели на берег, а потом на холм, на макушке которого стоял характерный частокол, украшенный черепами. На сей раз – только звериными.
Нас ждали.
Трувор с двумя десятками воинов из старшей гриди и обслуживающий персонал очередного здешнего бога, волосатого Волоха.
Санный поезд въехал внутрь. Кирьялы остались снаружи. Служки тут же раскатали на снегу две полотняные дорожки.
Я сошел на одну, Заря – на другую, опершись на руку отца. Тот передал ее главному жрецу-волоху, крупному, еще нестарому мужику, увешанному оберегами, а ко мне, тряся космами и голыми сиськами, попробовали подобраться какие-то бабы в распахнутых звериных шкурах. Закаленные, или дури нахватались.
Мои бойцы шуганули их и встали вокруг, свободно, но скинув на руки щиты.
Это в сценарий не входило, но и о безумных тетках мне тоже никто ничего не говорил. Дядька сказал: стоять, ждать.
Я так и сделал, заодно изучая обстановку и прикидывая, не потенциальные ли это наши клиенты?
Нет, не наши. Никаких драгметаллов ни на идоле, ни на жрецах. Кости, кожа и дерево. Я знал, что Волох[9] – бог сельского хозяйства и, на пару с Мокошью, плодородия. А еще он даровал силу, в частности, мужскую, и много других полезных в жизни качеств. Варяги ему не кланялись, но чтили. Собственно, всё.
Главный жрец и Заря задерживались. Я уже начал беспокоиться и даже хотел поинтересоваться у Трувора: что происходит. Но тут моя невеста и главный жрец волосатых вернулись.
Жрец передал девушку отцу, а сам встал у деревянного бога, собрал подчиненных, и они разом принялись петь, скакать и всячески демонстрировать безудержную радость. Косматые тетки тоже присоединились к общей пляске, и мои бойцы сняли охрану.
Я поймал взгляд Трувора, похлопал по кошелю на поясе: надо?
Изборский князь мотнул головой: оплачено.
Поплясав и повопив, жреческая братия рассыпалась, а главный сделал нам знак: встаньте рядом.
Давно пора.
– Чего он от тебя хотел? – спросил я тихо. – Переживал, что ты не девица?
Заря засмеялась:
– Не знаешь ты наших богов, Волк. Это же Волох. Они тут на праздниках как раз этим самым и занимаются. Нет! – Она посерьезнела. – Он на мне мертвых духов увидел. Тех, кого я убила. Сказал, что на сей раз Волох меня от них избавит, а вот потом…
Казалось бы, смешно – бояться мертвых духов. Но я вспомнил, как меня Рунгерд из полосы неудач вытаскивала. И как раз из-за этих бестелесных гаденышей. То есть вопрос серьезный. Но решаемый. Разберемся. Придется. Заря не из тех, что после свадьбы домохозяйкой станет.
Пока я размышлял, нами занялся волох. А непростой такой дядька. Сначала я его недооценил. Думал, клоун в отрепьях. Однако нет. Не бывает клоунов с такими глазами. Не скажу, что мне понравилось, как он меня разглядывал. Словно что-то у меня в голове высмотреть пытался.
Но, так или иначе, а брачный обряд он над нами совершил. Не рискнул самовольничать в присутствии князя. Но по физиономии видно: очень ему хочется поглядеть поближе на моих тараканов.
Перебьется. Я и сам с ними слабо знаком.
Сам обряд был длинным и скучным. Нам говорили разное назидательное, чем-то посыпали, давали испить, откусить и потрогать. Призывали на нас благословение волосатого бога и велели непременно произвести на свет толпу потомков. Склонен думать, что за последним дело не станет. Теперь Заре предохраняться незачем.
Всё. Мы опростали на двоих финальный рог, слопали пополам медовый коржик с подозрительным вкусом и запахом, а потом, осыпаемые со всех сторон зерновыми, уселись наконец-то в сани и двинулись обратно. Пировать. И на этот раз впереди уже были не мои сани, а Труворовы.
И не потому что папа, а потому что – князь.
– Помнится, Ульф Вогенсон, я задолжал тебе свадебный подарок… – Рюрик был последним из поздравляющих, так что куча свадебных презентов была уже высотой со стол. Подарок Заре Рюрик уже вручил: золотую гривну граммов на триста с россыпью алых самоцветов. Не рубинов, но тоже не стекляшек. – Я не мог достойно одарить тебя в тот раз, и ты знаешь почему.
Да, я знал. Даже позволь ему здоровье, на Сёлунде к нему сразу придет пушистый северный лис. В облике разгневанного Рагнарсона.
– Но теперь – прими!
Ого! Нечто, завернутое в шелк и бархат, которые сами по себе – уже неслабый подарок.
Я развернул. Вот сукин сын! Знает путь к сердцу мужчины. Меч. И судя по ножнам, рукояти и потрясающей красоты наборной гарде, не простая поделка.
Я вытянул его из ножен – и онемел.
Брат-близнец моего Вдоводела! Причем старший брат. Тоже «ульфберт». Знаменитое клеймо, само по себе гарантирующее отменное качество. Но это явно не рядовой образец. Настоящий шедевр подлинного мастера. Штучный экземпляр. Я сразу в него влюбился. Провел рукой по безупречно гладкому металлу, взялся за жало и рукоять, поднапрягся и согнул его подковой, потом резко отпустил, глянул вдоль лезвия. Впрочем, я знал, что это безупречная сталь. Легкая и смертоносная. Рукоять малость великовата для моей ладони, но в перчатке будет в самый раз.
Я поглядел на Рюрика. Тот улыбался. Знал, что угодил. Да еще как. Вся обида, вся злость, которая копилась во мне на этого человека, пропала. Если он и ущемил меня в чем-то когда-то, то этот меч с лихвой покрывал все долги. Даже на родине его мастеров он стоил минимум два своих веса золотом. А то и три. Вот только такие мечи не продаются. Они бесценны.
– Откуда? – спросил я севшим голосом.
– Для тебя – нашлось, – ответил мой бывший конунг. – Ее зовут – «Последняя Слеза». – Имя он произнес по-франкски, но я понял.
Сказал и скромно отошел, оставив меня в шоковом состоянии, с лицом, на которым крупными буквами было написано: «Неужели это – мое?»
– Можно? – попросила Заря, протягивая руки.
Я передал ей меч. И видит Бог, это движение далось мне нелегко. Я даже на минуту не хотел выпускать из рук такое чудо.
– Какой красивый! Он дорогой, да?
Красивый? Хм-м… Интересно, есть в этой зале кто-то, кроме меня и Рюрика, способный понять, что это такое?
Да, есть. Трувор буквально пожирал глазами клинок, но попросить подержать в руках не рисковал. Это ведь такое чудо, что настоящий воин кого угодно убьет, чтобы его заполучить. Так что я с этим мечом – тоже приз.
Но я такой приз, который любого чемпиона на голову укоротит. Этот меч – мой!
Я отстегнул свой леворучный меч и прицепил к поясу ножны «Слезы». Я был счастлив!
На этом процесс дарения закончился. Рюрик был предпоследним, а последним должен был стать Трувор. И от него уже не подарок – приданое.
Собственно, по здешней традиции, размер приданого положено оговаривать заранее, но я не стал.
Трувор никогда не отличался жадностью, так что я вряд ли останусь в обиде.
Особенно теперь, когда он увидел подарок Рюрика. Интересно, что он мне предложит? Землю? Но что я с ней буду делать? Особо ценное оружие? Но Рюрика ему точно не переплюнуть.
Трувор поднялся, взял со стола кубок. Народ притих.
– Мне говорили, – сказал он, – что моя дочь слишком похожа на мужчину. Должно быть, в этом есть и моя вина, ведь она росла без матери. Мне говорили: такую девушку никто не возьмет замуж, ведь какой мужчина захочет, чтобы его жена билась с врагами как воин. Но то были лишь пустые слова. Сегодня Заря обрела мужа, достойного мужа! А я вернул себе друга! – Он поднял кубок повыше, обозначив, что именно мне адресованы его слова. – Это счастливый день для меня! Ульф-ярл! Я вручил тебе свою дочь! Я знаю, что она будет рядом с тобой и в мире и в битве. И знаю, что ты сумеешь ее оборонить! Она теперь не в моей власти, но в знак того, что я принимаю ее такой, какой она выросла, я хочу подарить ей вот это! – По его знаку на стол перед Зарёй положили сверкнувший черным лаком лук. – Мне сказали, что когда-то это оружие принадлежало сыну печенежского хана. Теперь он твой!
Вот теперь уже у Зари – офигевший вид. Такой же, как у меня пару минут назад. И она так же трепетно берет лук в руки, гладит изогнутую спинку и не может оторваться.
– Выбрать для тебя подарок было легко. – Трувор смотрит на дочь и ласково улыбается. Потом переводит взгляд на меня: – С тобой, мой зять Ульф-ярл – труднее. У тебя есть и земли и богатства. Есть храбрость и удача, которые их приумножат. Трудно сделать достойный подарок тому, у кого всё есть. Однако я нашел то, от чего ты не откажешься, Белый Волк. Я знаю: тебе нравятся мои отроки, – он ухмыльнулся. – И не удивительно, ведь мы, варяги, лучшие из воинов по эту сторону моря. И я дарю тебе то, что наверняка придется тебе по душе. Борич! Влиск, Ангвлад, Искуси!
Названные поднялись. Я знал их всех. Видел в бою. Хорошие парни. Не скажу, что лучшие из Труворовых отроков, но уж точно не худшие. И очень перспективные. Настоящие варяжата.
– Теперь вы – дренги Ульфа-ярла! – провозгласил Трувор.
Четверка поднялась и переместилась на мою сторону стола (им уступили место), не забыв по пути мне поклониться.
Я был удивлен. Мягко говоря. Не тем, что Трувор вот так запросто подарил мне четверых свободных. Наверняка каждый из них дал свое добро на такой «перевод». Однако отдать своих воинов, главное сокровище каждого вождя, другому… Это как сыновей в другую семью передать.
И тут же – следующий сюрприз! Как будто изборский князь мысли мои прочитал. Причем заранее.
– И еще, – продолжил он торжественно, – я отдаю под твое знамено своего сына Вильда!
Охренеть.
Я поглядел на Ольбарда Синеуса, чьим отроком до сегодняшнего дня считался Труворыч. Тот кивнул: согласовано.
Довольный Вильд тут же перебрался ко мне поближе, пристроившись справа, сразу за Вихорьком.
Да. Выкрутился Трувор Жнец. Одарил по чести.
Чем только теперь отдариваться?
Но об этом можно подумать завтра. Сегодня – гуляем!
И всё бы хорошо, но в голове занозой сидела тревожная мысль. Имя ей было – Перун.
Глава 35 Перун!
Как только стемнело, вся толпа дружно покинула пиршественные столы и двинулась на Перуново капище.
Капище было новенькое, что называется, с иголочки. Раньше я здесь не бывал, лишь наблюдал издали мощную фигуру варяжского бога. Такое трудно не заметить.
Обустраивал ритуальное место еще Ольбард. До того, как передал Изборец Трувору. И от Сварогова капища место сие отличалось кардинально.
Никакой ограды. Это ж Перун. Бог воинов. Это не он боится, это его боятся.
Никаких освобожденных должностей жрецов. Главный жрец – главный воинский вождь. В данном случае сам Трувор. Служители – все варяги. Воины-варяги. Каждый из них точно знал всю обрядовую часть. И сами обряды тоже творили воины. Без штатских.
И сейчас на холме, на просторной площадке, открытой с трех сторон, а с четвертой примыкавшей к дубовой роще, были только воины.
Здесь отправляли в Ирий героев.
Здесь приносили клятвы и жертвы. Человеческие, к сожалению. Время такое.
Здесь отмечали всякие значимые события, вроде свадьбы княжьей дочери.
Прочая публика тоже могла наблюдать за праздником, не возбранялось, но – издали. Снизу. Сейчас эти наблюдатели запрудили подножие холма и озерный лед перед ним. Хорошо, что мороз, а то такую толпу лед мог бы и не выдержать.
Простой народ радовался княжьему бракосочетанию шумно и искренне. В городе для простолюдинов накрыли столы и выставили вдоволь бесплатной выпивки. Для местных и для тех, кто прибыл с гостями. За порядком следили отроки Трувора, которые ухитрились проштрафиться. Сердитые и суровые. Так что порядок наличествовал.
Антураж на холме был что надо. Костры в два человеческих роста, четырехметровый идол Перуна из свежего, еще не потемневшего дерева, истукан с золочеными усами по пояс и настоящими двухметровыми мечами, вложенными ему в условные руки.
А рядом с идолом – Труворовы отроки, обнаженные по пояс, каждый с парой мечей в руках, выстроившиеся двумя шеренгами друг напротив друга.
Начали!
Всё ускоряющийся грохот бьющих в щиты ладоней накрыл низкий утробный рев рога, и зазвенела сталь.
Сначала мне показалось: все очень круто. Отблеск пламени на клинках и обнаженных, смазанных маслом (от холода, надо полагать) телах, искры вьющихся снежинок.
Но потом…
Потом я почувствовал: что-то не так.
Я не понимал, что именно, потому что не знал, как должно быть, в чем смысл обряда, но чуйка говорила: не то!
Я оглянулся на Зарю. Та была в восторге. Глаза ее сияли, губы дрожали, руки в белых меховых варежках хлопали друг о друга, отбивая общий ритм. Как и руки многих других.
А вот Рюрик, стоявший слева от нее, был к пляске равнодушен. Вернее, безразличен.
Я посмотрел налево, на Трувора. Ага. Челюсти сжаты, брови сошлись к переносице. Я прав. Что-то не так.
Разбившиеся на пары варяги кружились у подножия идола. Кое-где на белых телах появились кровавые полосы, в свете костров казавшиеся черными…
Блин! Я понял, что не так. Плохой танец! Не настоящий. Постановка. Парни не отдаются движению. Они играют в него. Причем очень осторожно, больше всего заботясь о том, чтобы не задеть друг друга, хотя всё равно задевают время от времени. Потому что они не верят, что Перун ведет их!
Руки Трувора теребили пряжку пояса. Широкую, золотую, с искусной чеканкой, которая изображала некую битву, осененную Святым Духом. Наверняка предмет из французской «коллекции», взятой во время похода с Рагнаром.
А остальные зрители… Мои стояли отдельной кучкой. Братья Крумисоны переговаривались, Оспак и Стюрмир выпивали и закусывали от общей бараньей ноги, которую передавали друг другу…
Хускарлы не впечатлились. Смердов и женщин игра огня и смертоносной стали завораживает сама по себе. Воины на фальшивку не купятся.
Во мне вскипела волна возмущения. Пусть Перун и не мой бог, но это же моя свадьба. Это же нас с Зарёй вроде как благословлять должны на совместную счастливую жизнь. И на радость битв в том числе. Что за профанация, мать их всех обратно в бездонную мертвую бабушку!
Колорит – великолепный. Вихрь мелких снежинок в красном пламени завораживает. Но самое-то главное фальшь!
Да ну их всех! Не могу я это терпеть! Я скинул с плеч дареный полоцким княжичем плащ, потянул через голову кольчугу…
А мой Волк уже вертелся у ног, поскуливал и рвался туда, к кострам.
Нательная рубаха полетела в общую кучу. Заря обернулась, приоткрыла удивленно рот.
Но я уже сорвался с места. Оба меча, Вдоводел и подаренная Рюриком Последняя Слеза, пели на бегу, рассекая воздух. Рядом мчался Волк, взвизгивая от нетерпения.
Мы ворвались в круг, будто тут было пусто. Мои мечи отбросили лишнее бестолковое железо, и внутри сразу стало свободно. Клинки запели, сплетаясь и расходясь. Догоняя друг друга, но не соприкасаясь. Снежинки завивались вокруг меня маленькими вихрями, громада Перуна отодвинулась в сторону, зато звезды повисли над самой головой. Я мог бы достать их мечами, если бы захотел…
Еще пара клинков вплелась в мою вязь. О! Эта сталь знала, что такое Танец, и я завопил от радости и восторга.
Мы кружились, не касаясь друг друга, то отталкиваясь, то сближаясь, а наши мечи пели и пели. Как в великую ночь Творения. Как в последний раз…
Всё оборвалось внезапно и без моей на то воли. Ну да, будь моя воля, я танцевал бы так вечно.
Напротив меня стоял Трувор с мечами в опущенных руках. По его раскрасневшемуся торсу струился пот, петляя между буграми мышц.
И мы были не одни. Вот Ольбард Синеус, вот Харра Стрекоза, жадно ловящий ртом морозный воздух, а напротив него – незнакомый мне варяг с двумя мечами, лежащими на плечах, в облаке морозного пара. А вот и мои братья Крумисоны: тоже потные, но с сосульками в бородах. На красных мордах – полное счастье.
Трувор бросил мечи в ножны, шагнул вперед, сгреб меня в охапку. Горячий, как печка. Я и сам, наверное, такой же.
– Ты – истинный варяг, Белый Волк! – воскликнул он, стискивая меня, как медведь – бочку с медом. – Ты, варгов нурман, но Молниерукий любит тебя! Любит! – Он разжал захват, отодвинул меня и долбанул кулаком в грудь: – Варяг! – рявкнул он с такой силой, что мне показалось: пламя костров вздрогнуло. – Перун!!!
– Перун!!! – взревели сотни глоток. – Слава!!! Любо!!!
Я запрокинул голову и увидел пару воронов, кружащих над светлой головой кумира.
Я не умею гадать по полету птиц, но сейчас точно знал: это отличный знак. Один тоже наблюдал за мной. И он не обижался. Потому что на этот раз всё было правильно.
Глава 36, в которой Рюрик, Трувор и Ульф образуют тройственный союз во имя мести, корысти и великих свершений
– Смоленск, – сказал Рюрик. – Мы возьмем его, и трофеи поделим по чести, но город будет моим.
– Годится! – немедленно отозвался Трувор.
Ну да. Рюрик только что официально уступил ему Плесков. И еще пару городков поменьше.
Я возражать не стал. Их дело. На поясе у меня висит Последняя Слеза, а Смоленск в собственность мне точно не нужен. Зато должок вернуть – надо. Нечего было поддерживать наших врагов!
– На мне – припасы, – заявил Рюрик.
И опять нет возражений.
Войско у нас набирается приличное. Кормить надо. Я же от своей «базы» отрезан. А у Трувора сильная дружина, но не слишком обильная земля, которая досталась ему сравнительно недавно и особых богатств пока не принесла. Рюрик же – олигарх по местным понятиям. Он подмял под себя и даже успел развить отнятую летом у Водимира территорию. Потом прошелся частым гребнем, примучивая окрестные племена. Кого-то одаривал по мелочи, но в основном обирал. Обчистил мерян, весян и прочих лесовиков. И не гноил дань на складах, а тут же пускал в оборот. А еще он за несколько месяцев практически с нуля выстроил город. Новый Город. Причем не сам, а силами будущих горожан. А затем, тоже в кратчайшие сроки, создал что-то вроде северо-западной промышленной базы, переманивая откуда можно мастеров и купцов и обещая им невероятные льготы и столь же невероятную свободу.
Более того, он даже базу свою основную разместил вне города. То есть в городе у него тоже было обширное подворье и крепкий терем, возведенный на правильном месте, но сам он обычно жил не там, а в крепости, возведенной на берегу озера Ильмень, у истока Волхова. То есть как бы продемонстрировал: Новый Город – вольный. А он, князь, просто гарант его свобод. Правда, небескорыстный, но возводившие и заселявшие город торговцы были готовы платить за безопасность. Причем щедро. И, похоже, не осознавали, что Рюрик держит их за горло, поскольку со своей позиции контролирует и Волхов и Ильмень, а учитывая, что и Ладога когда-нибудь достанется ему, то, при желании, ему ничего не стоит заблокировать сей вольный город сразу с двух сторон и перейти от демократии к абсолютной тирании.
Ну а если, скажем, придут в Гардарику серьезные враги, вроде того же Сигурда Рагнарсона, то сначала они окажутся у стен Нового Города, а уж потом выйдут к Рюриковой базе.
И у Рюрика будет достаточно времени, чтобы принять решение: драться или удрать. Но это – теоретически. Практически же бывший конунг данов получил богатейшего из данников Северо-Запада. И даже трудно представить размер его дохода, когда поток торговцев хлынет на юг и обратно. Это не мой крохотный островок в выборгском заливе, который, по сути, держит некий альтернативный путь в Ладогу. Это, блин, алмазная шахта в средневековом варианте. А если смотреть вперед, то ведь далеко не все купцы, дойдя до верховьев Волхова, решат двигаться дальше. А вот торговцам Нового Города никто не помешает уйти с их товарами дальше: по Ильменю – в Ловать, потом волоком в Западную Двину, а оттуда в Днепр.
Где они обязательно встретятся со смоленскими ребятами. Которых наш предприимчивый князь намерен включить в собственную вертикаль власти. А это значит, что под ним автоматически окажется еще один эффективный торговый маршрут. Тот, который ведет от будущего Рижского залива по Западной Двине, а потом, волоками и промежуточными водными путями, в тот же Днепр. То есть мимо Смоленска – никак. Так что он молодец, Рюрик. И планы у него грандиозные. Но это опять не мое дело. Я просто хочу наказать всех, причастных к похищению Зари. И накажу.
– Выходим через три дня! – решительно заявил Рюрик. – Ульф, тебе хватит, чтобы собрать своих?
Вот. Он снова в ипостаси лидера.
Я усмехнулся:
– Хоть завтра!
– А с молодой женой побыть?
– А что нам быть? Мы же не расстаемся. Вместе пойдем.
Рюрик глянул на Трувора. Тот оставался невозмутим.
– Три дня, – повторил Рюрик. – Мои уже в пути и всё нужное везут. Послезавтра будут здесь, передохнут немного – и в поход.
И махнул рукой: все свободны.
Вот же гад. Но харизматичный, не отнимешь.
Хотя сколько бы он там ни махал руками, а дружина у него послабей, чем даже у одного Трувора. Не количественно – качественно. Так что мы ему нужны. Очень.
– А что твой брат-князь? – спросил я, когда мы покинули шатер Рюрика.
– Ольбард не пойдет, – покачал головой Трувор, сообразив, о ком я. – Ему с Рюриком не по пути.
Ну да, у него они свои. Синеус сейчас прокладывает путь в Балтийское море. И один из вариантов очевиден: по Онеге в Ладожское озеро. Есть и другие варианты. В частности, мой выборгский залив тоже годится. Со мной-то Ольбард всегда сможет договориться, а вот с Гостомыслом да Рюриком – не факт. Тем более что варяги с Ладогой традиционно в соперниках: как-никак одних и тех же лесовиков потрошат.
Нет, Ольбарду сильный Рюрик не нужен. Мог бы и не спрашивать.
– Пойдем клинками поиграем, – предложил мой тесть. – Любо мне это.
А уж мне как любо!
– Давай, – согласился я.
И мы пошли.
И всё-таки не верю я Рюрику. Пусть и одарил он меня знатно, и на словах у него всё выходит просто шоколадно, а вот всё равно подсознательно жду от него подлянки. И ничего мне с моим бдительным подсознанием не поделать.
Глава 37, в которой нарушаются обещания и делаются неожиданные предложения
Ждал, ждал – и дождался.
– Что это? – осведомился я у тестя. – Уверен, что этот город – Смоленск?
За дорогой я не следил, но одного взгляда на лежавший впереди населенный пункт было достаточно, чтобы вызвать очень серьёзные сомнения.
В Смоленске я был всего один раз, но отчетливо помнил, что местность там довольно холмистая. А этот городок хоть и тоже стоял на реке, вернее, на слиянии двух рек, побольше и поменьше, но уж точно не на холмах располагался. Возможно, за прошедшие века рельеф изменился, но вряд ли настолько. Кроме того, то, как мне описывали смоленские стены, вызывало представление о чем-то могучем. Здесь же ограда не круче, чем в Изборце или Ладоге.
– Смоленск?
– Нет, – буркнул Трувор. – Это не Смоленск. Это Полоцк.
У меня в голове мгновенно нарисовалась карта. А на карте – тот самый путь от Ладоги до Смоленска. И Западная Двина, один из важнейших его этапов. И Полоцк, который контролирует сразу два балтийских направления – от двух заливов, которые в будущем назовут Финским и Рижским.
«Вот же сука хитрожопая! – не мог не восхититься я. – Нашими руками решил сразу всех конкурентов зачистить».
Ну да, Рюрику не жаль уступить Трувору какой-то там Плесков, который и так, считай, под изборским князем, вдобавок лежит в стороне от ключевых направлений. А вот Полоцк – совсем другое дело.
Мне вспомнился полоцкий княжич Честа, приехавший к нам на свадьбу. Классный парень. Не спесивый, с уважением к старшим. Вдобавок отличный фехтовальщик. Плащ мне подарил недешевый, а я ему в ответ – какую-то мелочь. Но он не обиделся, только посмеялся.
– Скажи мне, Трувор Жнец, у тебя есть обида на полоцкого князя? – поинтересовался я.
Трувор мотнул головой.
Ему тоже не понравилась ситуация. То есть он-то знал, куда мы идем, но ожидал, что мы свернем к реке, минуя город. А мы вышли прямо к нему. Да еще и скрытно.
– Поехали к Рюрику, – буркнул он, поворачивая коня. – Может, мы ошибаемся.
Нет, мы не ошибались. Хитро вывернутый сукин сын привел нас к Полоцку не в гости.
– Такого уговора не было, – сурово процедил Трувор.
По дороге я попытался просветить его насчет контроля над торговыми путями, но оказалось – зря я волновался. Жнец и сам всё прекрасно понимал, поскольку не дурак, и местную геополитику представлял лучше, чем пришелец из непонятной эпохи.
Однако похвалил меня (!) за сообразительность. И чтобы я осознал глубину собственного невежества, изборский князь тут же перечислил три варианта дороги на юг, каждый из которых шел в обход полоцких владений. Причем один вообще пролегал мимо Западной Двины. Перечислил, дал мне почувствовать себя невеждой, а потом заявил, что все эти альтернативные маршруты – неэффективны. Обойти Полоцк можно без проблем, но не всем и не всегда. Например, если ты идешь без груза, то да, запросто. А вот если тебе надо переправить в Днепр груженые корабли, то придется сначала всласть попетлять по озерам, речкам и протокам. А потом всё равно понадобится вытаскивать суда и волочь их по суше, причем куда дальше, чем на основном пути. И если на последнем имеются качественно оборудованные волоки, бычьи упряжки и расторопные смерды, готовые оказать любую посильную помощь – от ремонта до доступных девочек, то на альтернативных путях ничего подобного нет, и бедным, вернее, богатым путникам придется волочь и корабли, и груз на собственном горбу. Вдобавок по сложной пересеченной местности. Вот и выходит, что обходные пути вроде бы и есть, но на самом деле правильная дорожка только одна. И как раз мимо славного городка, что стоит сейчас перед нами.
Рюрик нас ждал. И он тоже был верхом, так что спешиваться не пришлось.
Рядом с хитроумным князем отирался знакомец Стег Измор, кивнувший мне весьма доброжелательно. Я заметил, что конь его не чета нашим с Трувором мохноногим лошадкам. Породистый, длинноногий. И у Рюрика – такой же, так что смотрел бывший морской конунг на нас сверху вниз.
– Не было уговора? Ну, так давай договоримся! – обаятельно улыбнулся он, когда Трувор озвучил ему наши претензии.
Изборский князь мотнул головой.
– Мы поворачиваем на Смоленск! – заявил он.
– Сначала – Полоцк. Нельзя оставлять врага за спиной.
– Полоцкий князь мне не враг! – возразил Трувор.
– Может, и так, – не стал спорить Рюрик. – Но и не друг. Трувор, друг мой, что тебе в полоцком князе? Он ведь даже не варяг! А Полоцк – город небедный. Возьмем его и поделим добычу по справедливости.
– А давай! – неожиданно вмешался я.
Трувор посмотрел на меня непонимающе. Мы вроде бы согласовали действия, и тут – такой финт с моей стороны. Что же делать, если идея пришла мне в голову спонтанно.
Рюрик посмотрел на меня с подозрением. Почуял подвох.
– Добыча – пес с ней, – махнул я рукой. – Можешь мою долю себе забрать. Отдай мне сам Полоцк!
Рюрик уставился на меня. Так, наверное, смотрят на лошадь, которая внезапно заговорила человеческим голосом.
– Что не так? – изобразил я удивление. – Я же тебе не враг, князь. В спину не ударю. А место здесь хорошее, получше моего. Да и земля вокруг побогаче.
Рюрик молчал долго. Потом просто развернул коня и отъехал. Ничего не сказал.
Даже Трувора это шокировало. И оскорбило.
– Ты его обидел, ярл, – сообщил мне Стег. Судя по выражению лица, он не особо переживал. Наоборот, забавлялся.
– Обидел зайка лисичку, – проворчал я. – Не дал себя скушать.
– И кто из вас зайка?
– Довольно балаболить! – рыкнул Трувор. – Ульф, мы уходим!
Рюрик проявил неуважение. Крайнее неуважение. Думаю, не со зла. Просто растерялся. И отреагировал, как большой босс. А с нами так нельзя. Ни со мной, ни с Трувором. С Трувором – особенно. Он ведь столько лет под Рюриком ходил и теперь наверняка особенно дорожит новым статусом, пусть даже и обретенным не без участия Рюрика.
И не дожидаясь моего «да», изборский князь развернулся и поехал обратно, к своим. Вернее, к нашим.
– Ты тестя своего придержи, ярл, – посоветовал Стег. – Рюрик покипит-покипит и придет мириться. Без вас ему даже Полоцка не взять, не то что Смоленска.
Он, может, и придет, а вот мы – вряд ли.
– Скажи мне, Стег, а почему ты, варяг, насколько я вижу, – с Рюриком? Почему не с Трувором или Ольбардом?
– Ольбарду я уже служил, – напомнил Стег. – Да только скучно у него. И неприбыльно.
Я глянул на загадочного варяга оценивающе. Нет, неправду ты мне сейчас втюхиваешь, Стег Измор. Не в скуке дело. А в чем? И не стоит ли мне попробовать залучить Стега к себе? И его, и его людей. Ежику понятно: нет в нем преданности Рюрику. Просто совпали интересы.
– Знаю, нурманов ты не любишь… – начал я.
– Не таких, как ты! – мгновенно отреагировал Стег.
– Так, может…
Измор покачал головой, угадав вопрос.
– И почему? – поинтересовался я. – Со мной воевать весело и очень прибыльно. Можешь людей моих расспросить.
– Я знаю.
– Так в чем же дело?
– Мне на юг надо, – решился на откровенность загадочный воин. – У меня там… дела не законченные.
Судя по выражению его глаз, «дела» эти ходили на двух ногах, и как раз это Стега и не устраивало. То, что они ходили, а не кормили червей.
– А если я пойду на юг? Ты со мной?
Задумался. Но снова покачал головой.
– У тебя – не выйдет. И у Трувора не выйдет. Слабые вы. А у Рюрика может получиться.
– О чем ты? Ты же сам сказал: без нас ему даже Полоцк не взять.
– Это сейчас, – возразил Стег. – А через год-два кто знает. Рюрик – сильный князь. Умеет править. Через год-два станет еще сильнее.
– Через год-два, может, и я стану посильнее.
Загадочный варяг пожал плечами. Не впечатлился.
У меня было много вопросов к нему, но я знал: отвечать он не станет. Однако один я всё-таки задал:
– Сколько тебе лет, Стег Измор?
И он ответил:
– Двадцать три.
Так я и думал. Он не простой воин. Не из низов поднимался, хорошую базу в детстве получил. Боярский сын, княжич из побочной линии?
– Что ж, увидимся, Стег!
– Увидимся, Ульф-ярл. Надеюсь по одну сторону стены щитов.
Я кивнул и собрался отъехать, но Стег меня окликнул:
– Ярл! Я видел среди твоих человека… не из ваших. Если это тот, о ком я слыхал… Будь осторожнее.
Я кивнул еще раз. Да, с Бури надо быть осторожным. Предельно осторожным. Но не мне.
Глава 38 Зимняя дорога
Возможно, Рюрик и пришел бы мириться, но только мы его не дождались. Трувор действовал быстро и решительно. Развернул наше воинство, прихватил с собой ту часть саней с провиантом, которая предназначалась непосредственно нам, и мы, не откладывая, двинулись вниз по замерзшей Западной Двине.
Смоленск нам отныне не по зубам. Взять его и вместе с Рюриком было нелегкой задачей, а без него – и вовсе не решаемой.
Зато был еще кое-кто, кому Трувор жаждал вернуть долг чести: конунг Клек. Тот самый дядюшка, что финансировал военную кампанию Водимира, но так и не дождался дивидендов. Это его эсты составляли ударную часть Водимировой дружины. И они участвовали в нападении на Ладогу.
Вряд ли этот Клек отдал Водимиру последние деньги. И совсем уж маловероятно, что эсты Водимира, которых мы отправили, пользуясь местной терминологией, за Кромку – вся боевая сила Клека.
Но нас почти три сотни бойцов, и с нами была Госпожа Удача. Что еще надо для победы над каким-то эстским властителем?
Мчать по речному санному пути – одно удовольствие. Мы проходили в день никак не меньше шестидесяти километров. Могли бы и быстрее, но часть времени уходила на традиционное увеселение викингов: экспроприацию чужой собственности.
Мы начали развлекаться разбоем и грабежом, как только вышли за пределы полоцкого княжества.
Грабили не всех. Подданных наших союзников, включая купцов из Нового Города, а также тех, с кем Трувор не хотел портить отношения, не трогали.
А вот остальных трясли в свое удовольствие. Не до нитки, конечно. Только самый дорогой и удобный в транспортировке товар. Ну и деньги, конечно. И, само собой, фураж с провиантом. По тому же принципу обходились и со встречными поселениями. Этакий местный вариант страндхуга[10].
Никто не рыпнулся. Местным вождям мы были не по зубам. А их князьки-конунги, которые могли бы нам навешать, не посчитали нужным пускаться в погоню, чтобы отомстить за пяток даже не сожженных, а просто обобранных деревенек. Тем более что двигались мы весьма проворно.
Притормозили только непосредственно перед будущим Рижским заливом.
Нужный нам персонаж обитал в северной его части, ближе к выходу. Земли у него были относительно небольшие, ну да ему и не нужно было много. Дядюшка Водимира жил не с земли, а с моря. И разбогател отнюдь не на торговле рыбой. Клек никому не подчинялся, включая эстского главного князя, но с соседями не ссорился. То есть дома он не гадил. Гадил вне дома.
Эти сведения мы добыли от одного встреченного купца. В дополнение к нескольким килограммам янтаря. Прочий товар, включая жизнь и свободу самого купца и его спутников, пообещали оставить в неприкосновенности, если купец будет разговорчив. И купец заливался соловьем.
По его словам, дружина у Клека была чуть ли не в тысячу человек, кораблей не счесть, стены крепости – в три человеческих роста, а сам Клек – человечище саженного размера. В ширину.
Вот что значит – настоящий авторитет.
Хотя о Рагнаре никто подобных баек не рассказывал. А стен в Роскилле не было вообще.
Ну да неважно, сажень там или не сажень. Большую тушу и рубить легче, решили мы с Трувором. На месте разберемся.
И вот мы на месте. Почти. Перед нами – Рижский залив. В далеком будущем. До основания Риги еще целая куча веков. Но залив – имеется. Замерзший, понятное дело.
Трувор здесь уже бывал. Правда, заходил со стороны моря. По его прикидкам, до нужного места мы добрались бы дня за два, если бы двигались с прежней скоростью. По тому же санному пути. Более того, двигаться быстрее было в наших же интересах. Быстро и никого не трогая, чтобы не привлекать внимания. Не нарываясь. До сих пор мы шли по территориям ливов, которые пусть и были довольно многочисленны, но особой воинственностью не отличались. А вот эсты, которые обитали с северной стороны Рижского залива, как раз отличались отменной свирепостью. И разборки с ними были традиционным развлечением и Гостомысла, и варягов. Даже Ольбард во время своего недолгого правления успел с ними схлестнуться. Да я и сам помнил, какие они энергичные. Примерно в этих местах они попытались нас ограбить. Еще в ту пору, когда я, совершеннейший зеленый новичок в этом мире, ходил под знаменем Хрёрека-ярла. Ну а потом несколько эстов оказались в нашей же команде и очень неплохо себя проявляли в бою. Пока были живы.
По скоростной снежной дороге, которая лежала перед нами, двигались люди и сани. Некоторые – на человеческой «тяге». Не скажу, что трафик был бурным, но путешественников хватало.
Справа от нас располагался холмистый берег, поросший лесом. По нему тоже шла дорога, пусть и не такая натоптанная и куда менее оживленная.
А вот поселений на берегу не наблюдалось. Во всяком случае, поблизости.
Трувор колебался. Туда или туда? Пойдем по льду, будем у всех как на ладони. Пойдем берегом – серьезно потеряем в скорости.
– Встаем на ночь! – так ничего и не решив, объявил варяг.
Да темноты оставалось еще часа три по моим прикидкам, но, пожалуй, он прав. Немного передохнуть нам не помешает.
Ночь была прекрасна и полна очарования. Свет костров рисовал подвижные узоры на «крыше» нашего маленького шатра.
Шатер подарил мне Гостомысл. Отличный подарок молодоженам, которые отправляются в зимний поход. Мы с Зарёй валялись голые на покрывалах из мягкой шерсти, брошенной поверх оленьих шкур, которые в свою очередь накрывали толстый слой хвойного лапника, уложенного на прогретую костром землю.
Кто-то из моих позаботился о том, чтобы ярлу и его жене было комфортно.
На этот раз победил я. Заря первой попросила пощады. Хотя допускаю, что она поддалась, не стала изнурять меня перед завтрашним днем. И это было правильно. Я еще в молодости заметил, что спортсменок бурный секс стимулирует, а спортсменов – наоборот. Видно, так природой заложено: мужик свое дело сделал и отвалил, предоставив с дальнейшим разбираться женщине.
– Волк, расскажи мне о своей жене, – попросила Заря.
Вот же! Только расслабился.
– Она красивая, – сказал я. – И храбрая. И я ее люблю.
Заря засмеялась:
– То же ты и обо мне мог бы сказать!
Иногда трудно поверить, что со мной – семнадцатилетняя девчонка. Хотя это и не удивительно, если вспомнить, что на войне – год за три, а война для нее началась со смертью матери. Сколько ей тогда было? Лет девять? Так что по жизненному опыту и по тому, что пришлось пережить, Заре сейчас уже хорошо за тридцать.
– Мог бы. Но не скажу.
– Это почему же? – Заря ухватила меня за ухо. Больно. Пальчики у нее тонкие, но сдается мне: она ими гвоздики из доски выдирать может. Без клещей.
– А зачем болтать, если можно…
– Эй, довольно! – отпихнула меня девушка. – Не хочешь говорить, так и скажи. А мне выйти надо! – накинула рубаху, натянула сапожки на босу ногу, дернула шнуровку и голышом шмыгнула на мороз, обдав меня струей холодного воздуха.
Вернулась через пару минут, затянула вход и улеглась рядом.
– Жду не дождусь, когда ее увижу, – пробормотала она и мгновенно заснула.
Глава 39 Зеленые начинают и выигрывают
Как прекрасен этот мир. Заснеженный лес тихий-тихий. Кажется, что даже звук пухлой сугробины, сброшенной с прогнувшейся ветки, разносится на сотни шагов. Кони хрупают копытами по дороге, выдыхая густой белый пар. Утреннее солнце висит низко-низко. Горит желто-оранжевым шаром меж розовых стволов. И небо меж хвойных верхушек такого цвета, что хочется кричать от восторга.
Я скашиваю глаз на Трувора. Знаю, что он тоже умеет прочувствовать красоту.
Но не сейчас. Сейчас его взгляд обращен не наружу, а внутрь. Он размышляет об том, что произойдет через несколько часов. Когда дорога выведет нас к полям, окружающим вражеский городок. Там мы уже не сможем оставаться незамеченными, да и сами наконец увидим крепость, о который рассказывали языки.
Вчера у нас был разговор о том, стоит ли атаковать ночью.
Поразмыслив, от ночного штурма отказались. Во-первых, мои кирьялы заточены под дистанционный бой и не пригодны к рукопашке. Им нужен свет. Во-вторых, есть надежда, что удастся выманить гарнизон наружу. Возраст у Клека немалый, но нрав, говорят, всё такой же резкий. Если его грамотно спровоцировать…
Со своей позиции я видел только часть нашей колонны: человек тридцать. Остальных скрывал холм, через который переваливала дорога. Полагаю, колонна растянулась на добрый километр, если не больше.
Впереди, как водится, лучшие. Расслабленная посадка, короткие взблески солнца на шлемах и бронях. Мы на вражеской территории, пусть даже пока никого не трогаем. Да сейчас и доспехи не внапряг. Это летом уже через полчаса исподняя рубаха – хоть выжимай.
Заря в шестой паре, вместе с братом.
А Вильд хорош. Я его приодел. Всё самое лучшее. И пусть Трувор, полагающий, что воин должен всё добыть сам, фыркает, сколько хочет. Его сын теперь мой хирдман, и, по здешним понятиям, его папа теперь я, а не он. Вильд, правда, тоже упирался. Насчет брони. Не хотел огорчать родителя. Но я заявил, что германский меч, «унаследованный» от Водимирова гридня, идет только в комплекте со всем остальным. И обучать я его буду жестко, поэтому без хорошей брони ему конец. Гонять я буду своего малолетнего деверя так, что он сто раз пожалеет, что попросился ко мне в хирд.
Парень только ухмыльнулся. Ему пятнадцать. Габариты как у взрослого мужика. Ростом повыше папаши, а Трувор отнюдь не коротышка. Да и меч парень взял в руки годиков так в пять.
Однако после первой же тренировки лыбиться Вильд перестал. Парой учебных железяк я отлупил его как сидорову козу. Без брони ребра бы точно парню переломал. Хотя без брони я бы так и не лупил, понятное дело. Выбивал оружие, сшибал с ног, пинал под зад и тыкал лицом в снег. При этом еще и унижал парня словесно. Примерно как сержант из учебки поносит только прибывших новобранцев. Мне надо было довести его до уровня «всех убью». И надо отметить: парень продержался до конца. То есть до того момента, когда попытка самостоятельно встать превратилась в слабое подергивание конечностями.
Сами понимаете, как я был удивлен. И как зауважал парня. С помощью Вихорька мы отволокли его тогда в баню, разоблачили и уложили в корыто – отмокать в горячей воде.
И уже там я поведал Вильду, как тот крут. Какая у него безупречная выдержка и как я им доволен. Кстати, помимо выдержки, у братишки моей жены оказалась и очень неплохая подготовка и стиль один в один папин. Что не удивительно, ведь обучал их один и тот же пестун (мое ему уважение), да и папа тоже приложил к воспитанию обе руки.
В общем, порадовал пацана. И оставил наслаждаться болью, покоем и гордостью.
Впрочем, как я впоследствии узнал, покою он радовался недолго. Как только я ушел, Вихорёк сбегал за девками и… В общем, понятно.
Так что спустя полдюжины занятий я попросту назначил Вильда спарринг-партнером Вихорьку. Ну, или Вихорька – Вильду. Потому что, судя по всему, у моего сына появится достойный соперник за звание «лучшие мечи среди юниоров».
Вот так, наслаждаясь полнотой жизни и великолепием зимнего леса, мы и доехали до владений Клека.
А между тем приближался первый акт срежиссированного мной и Трувором спектакля, который назывался «Потыкать палкой в берлогу».
Прием, который мы применили, чтобы выманить медведя из берлоги, был древним, как само человечество. Ловля на живца. А чтобы живец был достаточно живым, мы поставили ему задачу хватать и тащить, что получится. В роли шустрого живца выступили кирьялы. Пешие.
Короткий марш-бросок на лыжах, чтобы зайти во фланг, а потом «явление неприятеля эстам». Парни выбежали из леска, метнулись заснеженными огородами к крепости, закидали стражу стрелами. Те, от неожиданности, видать, дерзкого противника испугались и бросились затворять дубовые врата. А кирьялы тут же, с радостным визгом, принялись грабить предместья.
На глазах у охреневшей эстской общественности.
Ну еще бы: чуть больше полусотни лесовиков-охотников напружили хвост аж на целого местного князя! И не какого-нибудь, а заслуженного викинга. Что это с ними? Озверина накурились, мухоморов нажрались?
А эсты определенно расслабились. Чтобы собрать отряд быстрого реагирования, им потребовалось целых четверть часа. И еще минут пять, чтобы отпереть ворота.
За это время кирьялы успели пристрелить с дюжину слишком резких смердов, набить полные мешки, снова встать на лыжи и дать деру сразу же, как только тяжелые крепостные врата снова пришли в движение. И что характерно: рванули они не обратно в ближайший лесок, а почесали через заснеженные поля напрямик к дороге.
Точно без грибочков не обошлось, подумали эсты, коих было примерно столько же, сколько и налетчиков. Заорали, засвистели и радостно устремились за безобразниками. Во весь опор.
Опор, правда, получился так себе. Но снежному полю, в которое превратилось поле сельскохозяйственное, коням было не разогнаться, так что налетчики на лыжах всадникам в скорости не уступали.
А местами даже и превосходили. Это когда путь преграждала изгородь, за которой часть лесовиков притормаживала, выжидала, когда конница подойдет поближе и тоже притормозит, выискивая проход, и закидывала преследователей стрелами. Причем грамотно, как учили, то есть не кто во что горазд, а пакетно обрабатывая одну и ту же цель. И настолько успешно обрабатывали, что в половине случаев даже лошадку не задевали, всё доставалось всаднику. Серьезно так доставалось. Хороший наконечник с пятидесяти шагов уверенно прошивает зимнюю одежку и кожаный жилет даже из слабого охотничьего лука. А ведь почти у всех парней были улучшенные модели.
Выведя из строя пару-тройку всадников, кирьялы прятали луки, подхватывали мешки и чесали дальше.
Надо ли говорить, что дружинники, потеряв примерно с дюжину корешей от рук каких-то смердов, рассвирепели не на шутку.
Перед изгородями они больше не останавливались. Передовые начали сшибать хилые оградки на скаку.
Не лучший вариант.
Лошадки ушибались, упирались, спотыкались и даже падали, перекрывая проходы. А в это время другая группа стрелков…
В общем, примерно через километр неторопливой гонки численность преследователей сократилась почти вдвое.
Мы с Трувором и главной ударной силой тихонько сидели в засаде между деревьями и с удовольствием наблюдали, как зеленое ополчение бьет профессионалов. Причем с сухим счетом.
Хотя насчет профессионалов я чуток загнул. Настоящие профи не отдали бы противнику все козыри. А эти – выступили верхом против пеших стрелков. Причем в заведомо проигрышных условиях. Эсты передвигались едва ли не медленнее, чем кирьялы, и лишились при этом главного пехотного козыря: сплошного строя. Ну не идиоты ли?
Впрочем, я всё равно гордился. Мои лесовики дрались против настоящих воинов в соотношении почти один к одному и уже взяли половину врагов, не потеряв ни одного своего. Просто потому, что уходили вовремя, не подпуская противника даже на бросок копья.
А луки те взять не позаботились. Да и с луками я бы всё равно поставил на моих. Стрельба с седла – это точно не для викингов.
Но вот первые кирьялы добрались до дороги. И встали.
Сложили мешки с награбленным в кучу, разобрались по семеркам, взяли луки и застыли в ожидании.
Через минуту к ним присоединились и остальные.
И все вместе дали пару залпов, после которых эсты, потеряв разом еще два десятка бойцов, шарахнулись на безопасное расстояние.
Этот вариант нами предусмотрен не был, но Тулб Огонёк, поставленный мной над отрядом провокаторов, удачно сымпровизировал. Нанес удар в слабое место любого воина. Прямо в чувство законной гордости и осознание собственного превосходства.
Это было весело.
Кирьялы в несколько десятков глоток завопили разные слова, донельзя обидные. А поскольку языки у эстов и кирьялов были похожи, то смысл возгласов оказался эстам вполне доступен. А для просвещения тех, кто не понял, использовалась наглядная агитация, как то: демонстрация задниц и международные жесты типа «я твоя вертел на моя, как твоя моя хотел».
И поскольку видимость нынче утром была изумительная, а крепость Клека стояла на холме, который господствовал над местностью, то с крепостных стен провокационное кирьльское шоу могли смотреть все желающие с острым зрением. А таких здесь, в мире без книг, компьютеров и прочих пособников развития близорукости, было большинство.
Глава 40, в которой Ульф на себе познает ужас священной ярости
Тем не менее ждать второго акта нам пришлось довольно долго. Целых полчаса прошло, пока из ворот не выступила эстская группа поддержки. Хорошо укомплектованная пехота. Учли, значит, печальный опыт предыдущей команды. Вышла, построилась и неторопливой рысцой по снежной утоптанной дорожке двинулась к нам.
Купились, голубчики.
– Отход! – по-кирьяльски закричал Бури, и примерно половина наших стрелков сделала вид, что удирает с награбленным по дороге. Поскольку дорога сначала шла вверх, то бегство можно было видеть и с полей.
Эстская пехота прибавила темп. Кучка оставшихся не впечатляла. Эстов было раза в четыре больше. И еще с дюжину всадников.
Всё шло по плану. Трувор уже набрал в грудь воздух, чтобы дать гридням команду «встречный удар», когда из рядов свеев вырвался здоровенный маньяк-убийца с еще более здоровенным щитом и огромными прыжками понесся к нашим.
Трувор сообразил быстрее меня:
– Гридь, строй!!! Ульф! Берсерк! Держим! – заорал он, срываясь с места.
За миг до рывка я успел услышать, как Бури ругнулся по-своему. Две его стрелы угодили в щит так же, как и кирьяльские, коими щит берсерка уже был утыкан так, что походил на спину взбешенного дикобраза.
Трувор успел встать на пути берсерка буквально за секунду до того, как тот добрался до моих кирьялов. Еще через три секунды берсерк отшвырнул Жнеца ударом щита, опрокинув на снег.
Но тут уже включились мы. Я и мой Волк.
Берсерк был красив. Лицо его отливало алым, с меча летели искры, длинные волосы стояли дыбом, будто львиная грива, делая священного безумца, и без того немаленького, еще больше.
Я полушагом-разворотом ушел вправо, пропуская его меч. Слеза вычертила сияющую дугу, которая должна была пройти через его обнаженное плечо, но берсерк качнулся, и дуга его не задела.
Зато теперь он забыл о Труворе и смотрел только на меня. Рот священного безумца широко открылся, испустив низкий гул, от которого завибрировали мои кости. Следующий удар берсерка был очень, очень быстрым. Таким быстрым, что мог бы достать меня, но нанесен он был почему-то не мне, а моему Волку.
Тот успел отпрыгнуть, но меч всё же его задел. Самым кончиком. Я увидел, как полетели клочки шерсти. Белые, будто электрические искры.
Впервые за всё время, что я провел в состоянии «открытых Врат», искрящаяся радость покинула меня. Радость, но не скорость.
Я увидел, как длинный меч промахнувшегося берсерка тонет в снегу за долю мгновения до того, как это произошло. И, опережая, с разворота ударил сразу двумя клинками. Слезой – в кисть правой руки, Вдоводелом снова, в то же ничем не защищенное плечо.
Кисть я не достал, а вот плечо – да, рассёк. Рваная рана. Белая кожа разошлась, открывая яркое красное, тоже вскрытое и как будто разорванное, а не разрезанное. На сантиметр в глубину, не более. На задворках сознания всплыло: удар такой силы незащищенную руку просто отсекает.
Будь я в обычном мире, а не в этом, я бы, наверное, удивился. Причем последний раз в жизни, потому что рана не только не кровила, но даже не стеснила движений безумца.
Но здесь таких чувств, как удивление, попросту не существовало.
Меч прогудел подо мной, лишь чуть-чуть запоздав. Я успел подпрыгнуть, иначе остался бы без ног. Берсерк на развороте ударил меня щитом и отбросил так же, как недавно Трувора. Вот только я не упал. И достать себя тоже не дал: затанцевал, уходя от пусть и быстрых, но легко читаемых атак и выискивая брешь в обороне великолепного противника.
Брешь, которой не было. Я знал, куда он ударит, как защитится, предугадывал каждое его движение. Но не видел ни единой лазейки. Священный безумец был безупречен.
А потом прямо в лоб берсерку ударила стрела. Ударила с такой силой, что всклокоченную голову аж запрокинуло. Но при этом смертоносная стрела с узким граненым наконечником, прошивавшая любую броню с дистанции до сотни метров, лишь скользнула по кости, пропахав во лбу неглубокую бороздку, вырвала клок волос и ушла в никуда.
Зато она дала мне возможность ударить. Один раз. Но – прямо в горло. Вернее, в бороду, которая это горло прикрывала.
Последним ударом Слеза срезала большую часть неопрятной бороды и всё-таки достала до плоти. Я видел, как бритвенно острый клинок ударил прямо в горло…
И не разрубил!
Будто это был не клинок, а железная палка.
Впрочем, как железная палка он тоже проявил себя неплохо. Смял хрящ трахеи.
Такой удар тоже смертелен и убивает почти так же быстро, как вскрытое горло.
Но не в этом случае.
Берсерк смертельное повреждение проигнорировал. И снова долбанул меня щитом.
В последний раз.
В игру включился Трувор. И сплеча рубанул по подколенному сухожилию безумца. Не разрубил!
Но заставил пошатнуться и отвлек внимание от меня. И я этим воспользовался.
Сдвоенный удар в то же место: рану на плече. Сначала скользящий Вдоводелом, потом – размашистый, с доворотом, хлёст Слезой.
Зацепил самым кончиком, но дернуло так, будто долбанул топором по середине клинка. Еле удержал.
Зато результат – замечательный. Трицепс пропороло практически до кости.
Крови по-прежнему не было, но обычной физики никто не отменял. Может быть, волшебство и делает священного безумца твердым как корабельный киль, но с прорубленной мышцей мечом не помашешь.
Хотя безумец всё равно пытался. Рыкал на меня инфразвуком, взмахивал раненой конечностью, даже инстинктивно пытался компенсировать поражение разгибателя с помощью инерции. Но это уже было неэффективно. А тут еще и новая стрела угодила ему в надбровье и засела в кости.
Изо рта берсерка полезла пена. Он пошатнулся и удержался от падения только потому, что оперся на щит, а потом ноги его подогнулись, он ничком повалился на снег, и я увидел, что из его затылка торчит еще одна стрела.
И тут же вместо пены изо рта безумца хлынула кровь. И из его ран – тоже. Он забился в судорогах, но высшая сила его уже покинула. Теперь это была просто агония.
А через миг я увидел надвигающуюся на меня стену щитов.
С берсерком – всё, да, но собственно битву никто не отменял.
Впрочем, это был самый обычный смертельный бой, такой знакомый и радостный. Мне снова стало легко и весело. А летящие в меня наконечники копий плыли ко мне не спеша, как сонные блестящие рыбины.
Я просто поднырнул под них и ударил Слезой пониже пестрой стены щитов.
Стена эта тут же начала оседать, а я, распрямившись, прыгнул через нее, отбил по пути пару металлических рыбин, крутнул мечи, переходя на обратный хват, ударил вниз, коротко и неглубоко, только чтобы оттолкнуться, перелетел еще пару голов, еще в воздухе сыграл кистями, возвращаясь к прямому хвату, приземлился в низкую стойку и в длинном развороте снова ударил понизу, невозможно счастливый от того, что мой искристый мир снова стал моим и ничто не может остановить полет моих рук.
А затем строй, который я вскрыл, разошелся совсем, и в прорыве я увидел знакомые лица Труворовых гридней. А потом и самого Трувора, вернее, его мечи, которые взлетали и падали в двадцати шагах от меня, высекая красные брызги…
И всё закончилось.
Волк исчез. Мир стал обычным. Вокруг стонали, выли, корчились, истекая кровью, бились в предсмертной агонии…
Это те, кто был не способен бежать.
Те, кто мог, удирали во всю прыть, закинув на спину щиты.
Далеко обогнав пеших, скакали к крепости всадники.
Мимо меня пробегали наши. Кровь на руках, перекошенные яростью рты. Победный волчий вой летел над полями. Самые быстрые догоняли самых медленных и рубили их. Обгоняя их всех, скакала по снегу наша конница. Я увидел, как Вихорёк, поравнявшись с бегущими, роняет поводья, привстает на стременах, на скаку бьет из лука. И попадает, что особенно удивительно!
Да, круто! Надо думать, Бури научил. Но не это сейчас главное.
Крепость – вот задача номер один. Вернее, как сделать ее нашей. Сработает ли последняя часть плана?
Общая картина: вражеский отряд бежит, теряя на ходу боевое снаряжение и жизни. Попыток остановиться и дать отпор не наблюдается. Как только все побежали, единство разрушилось. Теперь каждый сам за себя. Наши висят на хвосте. Их не так уж много. От силы полсотни. Меньше, чем бегущих. И со стен крепости это видят. На это тоже был расчет. Получится или нет?
– Ярл! – Один из кирьялов сует мне в руку вожжи.
Я прыгаю в седло и тут же посылаю коня в галоп. Так быстрее и куда приятнее, чем рысью. Рысь у этих мохнатых пони средневекового розлива – как на газике по камням пилить. Всё нутро растрясешь, как ни упирайся.
Так, вижу. Есть! Эсты не закрывают ворота. Они выходят и строятся. Прославленный морской конунг в очередной раз купился.
А они все выходят и выходят. Навскидку десятков шесть-семь. И на всех блестит бронька. Сколько ж у него бойцов, у этого Клерка, тьфу, Клека? А это ведь не все. Еще на стенах сидят. Тоже небось дистанционники.
Мой конь постепенно догоняет бегущих и скачущих. То тут, то там на снегу темными кучами лежат убитые. Хочется верить, что только чужие.
Строй эстов начал движение. Навстречу бегущим.
Ну да, я поступил бы так же. Пропустить своих и принять в копья разрозненную толпу преследователей. И сразу расклад изменится в твою пользу. Одиночки если и рулят против плотного строя, то только такие, как с таким трудом заваленный нами берсерк. Ну или мы с Трувором, на худой конец.
Так или примерно так должен думать лидер эстов.
Но мы тоже всё продумали. Причем заранее.
Трувор, который рулил погоней, отреагировал точно и своевременно. Только что я видел спины бегущих, наших и чужих, и… оп! Теперь я вижу лица. Разворот – и гонщики превратились в беглецов, так и не столкнувшись с шеренгами эстов.
И заодно не угодив под обстрел со стен.
Кажется, Джек Лондон писал: ничто так не привлекательно для своры, как задница и мелькающие ноги удирающих.
Эсты не оказались исключением. Они бросили город с воротами нараспашку и устремились в погоню.
Надо отметить, что у них были неплохие шансы на успех: со свежими-то силами. Тем более что бежали они отлично. В четком строю, лишь немного растянув шеренги.
Впрочем, и наши удирали не в разные стороны, а относительно компактной группой. И оторвались совсем недалеко: метров на двадцать пять – тридцать. Совсем ненамного дальше, чем бросок копья. Но всё-таки чуть дальше.
А вот всадники наши ушли в стороны, и достаточно далеко.
Вроде бы зря. За ними на своих двоих и так не стали бы гнаться. Уходили хаотично и порознь. Так, чтобы казалось: бегут с перепугу, куда глаза глядят.
Я остановил лошадку. Потому что знал: до меня враги точно не добегут.
Как только опорные шеренги отдалились от ворот метров на двести, прогудел рог Трувора и вступил в действие наш «засадный полк»: три десятка отборных бойцов, в число которых вошли мои хирдманы, и сорок восемь лучших кирьяльских стрелков.
Со стен новых противников увидели, как только те показались из леса. И заорали.
Но увлеченные погоней защитники их не услышали. Вопли потерялись в топоте, грохоте, пыхтении и воплях, которые издает почти сотня бегущих строем бойцов.
Эстская группа преследования остановились, когда со стороны крепости надрывно заныл рог и раздался частый звон медного била.
Но они были далеко, а наши конники уже вышли на дистанцию опасной стрельбы. Кто-то спешился, но большая часть начала, как и Вихорёк, стрелять прямо с седел. Молодец Бури-мастер, что тут скажешь.
С незначительной задержкой к стрельбе присоединились пешие кирьялы.
Не знаю, насколько эффективна была такая стрельба, но лучники на стене попрятались, и силовая группа добежала до ворот без потерь. Более того, в поднятые над головами щиты не вонзилась ни одна стрела.
Добежали вовремя и попытку защитников закрыться пресекли на корню.
Эсты-преследователи остановились в замешательстве. Защитить город они уже никак не успевали. Строй смешался…
И наши тут же эти воспользовались.
Перекрывающий все прочие звуки рык Трувора – и толпа беглецов превращается в ударный клин со Жнецом во главе. И клин этот врезается в эстов, половина из которых глядит в противоположную сторону, несмотря на громкие вопли наиболее толковых хольдов.
Я дал лошадке шенкеля, снова посылая в галоп. Давай, лохматая! Не то всё веселье без нас пройдет!
Глава 41 Как сломать викинга
Хороший дом у князя Клека.
Хотя нет, теперь это у нас хороший дом.
Теперь тут всё наше. Включая и самого князя.
Он, конечно, орел. Для своих преклонных лет – так особенно. И держится с достоинством, хотя догадывается: хорошего ждать не стоит. И он, и его семья – в нашей полной власти. Захотим – будем их всех мучить долго и разнообразно. Захотим – убьём сразу и безболезненно. Его. И тех членов семьи, которым не повезло. Те, кому повезло, погибли в сегодняшнем бою.
Это касается мужчин.
Женщинам еще хуже: двум женам Клека, одна из которых с виду младше Зари, пятерым дочерям и целому выводку внучек, в интервале от взрослых дам до грудных младенцев. Вот кому совсем худо будет. Мы викинги. Что делают с женщинами викинги, Клек знает. Сам такой. Но держится морской конунг. Цедит слова через разбитую губу, глядит на нас, как спутанная и подвешенная на шест зверюга.
– Дурак ты, старик! – сообщаю я ему. – Куда тебе до настоящих пахарей моря! До нас, данов и варягов! Вспомни, старик: сегодня утром ты сидел в своей берлоге и хирд у тебя был побольше нашего. Но ты оказался никудышным вождем!
Я щедрой рукой посыпаю солью его душевные раны. Не жаль ничуть. Старая сволочь перебила столько народу, что хватило бы на небольшой город. И эта тварь причастна к похищению Зари, к гибели моих людей. Это его люди убили моего весянина Повторюху, мальчишку пятнадцати лет. Так что нечего глядеть на меня зверем, эст. Я тебя сломаю о колено, как гнилую палку. Я заставлю тебя просить!
– Ты никудышный хёвдинг, старик. Уж не знаю, выжил ли ты из ума или просто таким уродился. Погляди вокруг. У тебя больше нет ни дома, ни хирда. А всё потому, что ты – дурак. Ты забыл свое место. Место плешивого старого пса в мире настоящих охотников Лебединой Дороги. Ты поднял свой облезлый хвост на повелителей моря. Ты послал против нас своего никчемного племянника! Против нас, старик! Это была самая большая глупость в твоей бесполезной жизни. Ты мог жить, мирно и тихо стареть. Но ты решил нагадить в хозяйскую миску. Я скормил дерьмовые кишки твоего племянника псам. Так же будет и с тобой, никчемный старый хряк. Но в этом не будет веселья. Что проку в смерти того, у кого и так скоро полезут изо рта опарыши, даже если они полезут поглядеть, что же такого интересного мы делаем с твоими потомками.
Взгляд старика невольно устремляется к кучке этих самых потомков. Я на них не смотрю, а вот Трувор – да. По глазам деда сейчас можно догадаться о том, кто из многочисленной родни для него важнее.
Именно для этого и предназначен весь словесный понос, которым я орошаю Клека. Старик ведь превосходно понимает язык Севера и верит каждому слову. Он сам не раз проделывал подобное со своими пленниками. У него в городке и сейчас полно рабов, половина которых мечтает отдать обе руки, лишь бы Клеку воздалось за то, что он натворил с ними и их родней. Мечтала бы и вторая половина, но они раздавлены и унижены настолько, что позабыли, как это – мечтать.
А еще старик уже в курсе, что мы здесь не для того, чтобы просто так пограбить. Что у нас к нему – личное. А значит…
Старик слизывает кровь с разбитой губы.
– Чего ты хочешь, дан? – говорит он.
На меня он не смотрит. Ему нестерпимо видеть торжествующего врага.
– Ты ничего не можешь мне дать, – насмешливо говорю я. – Всё твое и так наше. А если ты думаешь, что мы не найдем сами твои схоронки, то это даже как-то обидно. Ты ведь знаешь, что мы даже не будем их искать?
Он решается взглянуть мне в глаза… И тут же отводит взгляд.
Как-то ему совсем хреново. Не окочурился бы раньше времени.
– Да, – бормочет он. – Вы найдете. Но это потребует времени. – Клек снова глядит на меня, и на этот раз – секунд пять. Хочет понять: дошло до меня или нет?
Это – чужая территория. Как бы ни конкурировали меж собой местные вожди, но когда они узнают о нас, то забудут о распрях. И вдарят так, что мало не покажется.
– Возможно, – беспечно отвечаю я. Я нахальный и самоуверенный дан. Всякие там эсты, шместы, курлы и куры для меня – недочеловеки. Пища. – Возможно, старик, мне будет скучно пытать твоих сучат. Тех, кто посимпатичнее, я отдам моим хускарлам. Пусть позабавятся. А остальных – твоим трэлям. О! – Я демонстрирую оживление: – Так выйдет даже лучше, чем скормить твое потомство псам.
– Не всех, Ульф-ярл! – подает голос Трувор. – Вот эту я заберу себе! А этих двоих можно продать на юг. Степняки любят такое мясо!
И мы оба внимательно следим за выражением лица старика. Бессильная ярость. Тоска и безысходность. Проблеск надежды. Снова ярость. И снова – горечь и бессилие.
Мы его ломаем. И у нас получается. Чем больше он осознает, что та дыра, в которой он оказался сам и в которую уволок близких, – его собственных рук дело, тем ему хуже. Пытать таких физически – бесполезно. Резать у него на глазах его собственных внучек… Я бы такого никогда не допустил, но даже и это бесполезно. Его гордость – выше сосновых вершин. Он не сломается.
А вот если дать ему понять, что всё это происходит, потому что он облажался… Вот это разнесет его гордыню вдребезги.
И, кстати, Трувор угадал. Названные особи – не только самые симпатичные, но и самые ценимые дедушкой-головорезом.
Такая уж душа у здешних феодалов. Чужих могут стругать живьем, как шаверму, а в своих души не чают.
А с трэлями я ловко придумал. Рабы – такие забавники, когда им предоставляется возможность отомстить своим рабовладельцам. А если добавить, что для местных секс с рабом – сродни зоофилии…
– Чего ты хочешь, дан? – бормочет дед уже без всякого вызова. – Я сделаю всё, что ты хочешь. Не я велел Водимиру красть твою жену. Я не знал об этом…
– На колени, – велю я. – Нет, не передо мной, перед ним, – я киваю на Трувора. – Ты сейчас чувствуешь то же, что и он – недавно. Моя жена – его дочь. Моли о пощаде, старик! И помни: что бы он ни решил, ты сам всё равно умрешь. Но если он будет щедр, то один из твоих внуков, может быть, поживет еще немного.
Вот так. Много унижения – и чуть-чуть надежды. Как говорится, дубиной и добрым словом. Главное, в каждом случае соблюсти правильные пропорции.
Теперь пусть ведет переговоры с «добрым» Трувором, а злой я – ухожу. И ухожу красиво.
Оценивающий взгляд на кучку несчастных, жутко перепуганных женщин и детишек. Вот! Эта пара глаз глядит не с ужасом, а с мольбой и надеждой. Тебе повезло, красавица. Для тебя всё закончится прямо сейчас.
– Ты идешь со мной, – говорю я по-скандинавски, уверенный, что она поймет, даже если не знает языка.
Так и выходит.
– Займись ею, – сказал я Заре, кивнув на девушку.
– Кто это?
– Дочка Клека.
– Я его внучка, – еле слышно проговорила та.
– Хочешь ее в постель? – деловито поинтересовалась Заря на языке викингов. – Ты здорова? Девственна?
– Да…
– Нет, – вмешался я в процесс. – В смысле, в постель не надо. Будет тебе пока помощницей в доме. Покажет, где что.
– Поняла.
– Вот и отлично!
А я отправился заниматься настоящими делами. В чем Клек был прав, так это в том, что нам надо убраться отсюда как можно скорее. Таймер тикает. Надо успеть сбежать до того, как Клековы соседи соберутся грозной толпой и придут нам навалять. Как это происходит, я уже видел однажды на Сёлунде. Когда довольно-таки мощный хирд вестфолдингов решил покуситься на меня самого. Несколько часов – и это уже не мощный хирд, а кучка чужаков в окружении подавляющего большинства моих разгневанных соседей.
Здесь, думаю, времени на сборы уйдет побольше, и до завтрашнего утра убивать нас никто не придет, но и работы полно. Нелегкое это дело – полностью обнести этакую крепость. А ведь награбленное надо еще упаковать в дорогу, и с транспортом вопрос решить.
А бойцы у меня молодые, горячие, у них после хорошей драки только три желания: бабы, жратва и выпивка. Грабеж, конечно, тоже отличное развлечение, но добычу потом всё равно на всех делить будут, а по этим пунктам что ухватил, то твое.
Старый Клек сдал почти всё. Почти, потому что, уверен, кое-что он утаил, дабы его наследники вконец не обнищали. Однако увозили мы прямо-таки огроменные кучи всякого добра. Включая и сотню пленников.
Правда, из Клекова рода среди них не было никого. Заложников мы тоже взяли, но они были именно заложниками, а не рабами. С нами поехали два старших сына нового держателя территории, которого выбрал среди прочих своих отпрысков сам Клек. Трувор дал ему такой бонус. Новоиспеченный князь, не вставая с постели (у него были две серьёзные, но не смертельные раны), признал Трувора старшим и обещал кланяться данью. В чем и поклялся тремя местными богами.
И уже через пять минут он официально вступил в права владения, потому что Клек покинул бренный мир. Быстро и легко, как ему и было обещано.
А еще через час целая вереница саней, сопровождаемая победителями, канула в лесной чаще. Вернее, ушла по неезженой в зимнюю пору лесной дороге прямиком к Изборцу. Трувор был уверен, что не заблудится. Да и выбора особого у нас не было. Путь вверх по Двине был для нас закрыт, ведь именно там нас бы и стали ловить.
А мы ловиться не собирались.
Глава 42 «Мы, варяги…»
Наши пути разошлись на льду Чудского озера. Трувор ушел в Изборец, а я со своими – в сторону будущего Финского залива.
Расстались тепло. Мы ведь теперь не просто друзья – родичи.
На прощанье Трувор заверил: если будет нужда, Изборец всегда открыт для меня, а его дружина встанет рядом с моим хирдом. Напомнил: хочу я того или нет, но я теперь тоже варяг. И так считает не только он, но и Ольбрад Синеус, так что ярл Ульф Хвити при желании может называть себя не только ярлом, но и князем и рассчитывать на поддержку братства.
Именно так. Братства. Потому что все варяги суть братья друг другу. И наконец-то мне приоткрылась великая тайна: откуда есть пошло великое варяжское племя[11].
– Мы, варяги, живем здесь не так давно, – рассказывал Трувор. – Прадед моего прадеда родился здесь и поклонялся Перуну, как и мы. Однако старые люди из тех, что платят нам дань, говорят, что мы пришлые, и называют нас роутси, что значит: дружина на воде. Это потому, что предки наши пришли сюда на кораблях.
– А почему вы называетесь варягами? – спросил я. – Что вообще значит это слово?
– Не могу тебе ответить, – покачал головой мой тесть. – Я слышал от свеев, что это переиначенное «варг», что значит «волк». Однако волк особый, волшебный. Ты понимаешь, о чем я, если слыхал о Фенрире…
– Слыхал, – ответил я, припоминая увлекательные рассказы Стенульфа, коих я наслушался в первую мою зиму на Сёлунде. Фенрир – чудовищное порождение скандинавской мифологии. – Фенрир и его сыновья…
– Да, – подтвердил Трувор. – Варги.
Он помолчал немного, пропуская меж пальцами длинные усы и глядя куда-то сквозь меня, будто вспоминая что-то важное.
Однако я знал: он не вспоминает, он помнит. Здешние запоминают такие вещи накрепко. Слово в слово. И потом так же, слово в слово, рассказывают детям и внукам. Это единственный способ сохранить прошлое тем, у кого нет письменности. И надо отметить, способ замечательный, потому что я не раз слышал истории тех же данов о своих прапрапрадедах, рассказанные так, будто это происходило совсем недавно. Мелочи забывались, а вот настоящие деяния – никогда. И человек благородного происхождения, вроде того же Рюрика, к примеру, запросто мог перечислить две дюжины своих предков вплоть до божественного прародителя Фрейра-Ингве.
Нет, Трувор не вспоминал: он переживал прошлое. А заодно выбирал, какими из родовых тайн стоит поделиться со мной.
– Варги, – повторил он. – Божественные волки, которые когда-нибудь зададут жару вашим нурманским богам! – Трувор засмеялся. – Но так говорят свеи, – продолжал он. – А вот мой дед рассказывал, что его отец вместе с братьями несколько лет служили за золото императору ромеев, и там таких, как они, называли варангами. То есть чужеземными стражами. Но дед не помнит почему. Может, это и есть варяги, переиначенные на ромейский лад. Я тоже знаю об этом только то, что в Миклагарде[12] нас по-прежнему называют варангами. Да и важно ли, почему мы зовемся варягами? – Трувор поглядел на меня, но я молчал.
Не мог же я сказать: мне просто любопытно. Я ведь знаю, что значит для Трувора память предков, память, которая хранит хорошее и плохое, победы и поражения, славу и позор, всё, что потом обеспечит бессмертие деяний самого Трувора в памяти потомков.
– Почему меч зовется мечом, а смерть – смертью? – задумчиво произнес Трувор Жнец. – Может, в нас и течет кровь Фенрира, но нам нет нужды оборачиваться волками, чтобы сражаться с вашими ульфхеднарами – волкоголовыми. Перун Молниерукий дарит нам силу. Этого довольно. Перун щедр. Он щедр к нам, природным варягам, и к тем, кто готов поклониться ему. Тот, кто принесет ему клятву и станцует на его празднике, может надеяться, что Перунова сила войдет в него, когда придет время настоящего Перунова танца, танца битвы. Ты танцевал для него, брат мой и муж моей дочери! Ты танцевал лучше, чем рожденные природными варягами, ведь Перун позвал тебя, и ты пришел. И ты встал в круг, и я до сих пор помню, как струилась по нашим клинкам его Сила. И мы еще спляшем вместе, зять и брат мой Волк! И в бою, и на празднике. Боги войны ревнивы, но они расположены ко всем нам, к тем, кто живет с клинками в руках. Когда я ходил по северным морям под знаменем Хрёрека, я временами обращался и к вашим богам, ведь они сильны на Северном Пути. И потому говорю тебе: когда ты здесь, то ничто не мешает тебе призвать Силу Перуна Молниерукого в твои руки и твои клинки. Ты славный воин, и крови врагов, которую ты пролил и прольешь еще, хватит на всех богов Валхаллы и Ирия!
Я не стал спорить. Трувор прав. А мое отношение ко всем этим языческим богам трудно назвать верой, но учитывать их присутствие и возможные бонусы и минусы этого присутствия мне придется. Да и Перун в моем понимании ничуть не хуже Тора и гораздо, гораздо лучше Одина. Хотя бы потому, что он не требует от последователей украшать дубы «желудями» из человеческих тел. Так что спорить с Трувором я не буду. Я слишком дорожу его дружбой, а он – моей. И он доказал это, выбирая между мной и Рюриком.
– Да, – сказал я. – Ты прав. Мы еще встанем с тобой в один строй, Трувор Жнец! И – горе тогда нашим врагам!
– Так и будет, брат! – отозвался Трувор, обнимая меня на прощанье. – Они увидят наш гнев!
«Смоленск!» – мысленно произнес я.
«Смоленск!» – так же мысленно подтвердил Трувор.
Но вслух мы не сказали ничего. Чтоб не спугнуть.
Глава 43 Три месяца спустя
Весна пришла внезапно. Только что везде лежал снег – и вдруг всё потекло и затрещало. Первым поддался лед в заливе. Еще недавно мы гоняли на лыжах по зимним дорогам, а уже плывут по черной воде ноздреватые льдины, а сама вода ползет вверх, поднимаясь все выше, заливая сушу и пристани, отрезая друг от друга берега и разрывая связь между человеческими поселениями.
Братья Крумисоны говорили, года два назад вода в заливе поднялась так высоко, что по крыши залила склады и корабельные сараи на торговой площади, и плескалась чуть ли не в двух саженях от крепостных стен.
Надеюсь, этой весной до такого не дойдет, но меры мы приняли. Склады освободили, а готовить корабли к новым походам начали загодя.
Большая часть моих боевых кирьялов разъехалась по домам. Незваных гостей от свейского конунга можно было не ждать по крайней мере пару месяцев. До окончания ледохода морские пути закрыты. А сухопутные будут непроходимы минимум до середины мая. Так что я лесных стрелков не удерживал. Пусть насладятся заслуженной славой в кругу близких. Пусть похвастаются добычей, которая прочим лесовикам даже не снилась. Пусть покрасуются в новых доспехах и продемонстрируют соплеменникам воинские навыки. Я сделал для них то, что никогда не рискнет сделать ни один феодал. Я сделал из смердов воинов и позволил им вернуться к своему племени. Теперь они больше никому не позволят стричь себя как овец. Для того, кто правит силой, это конец власти. Для того, кто правит, опираясь на дипломатию, это надежная опора в будущих битвах.
Да и не всех я отпустил. Четырем десяткам лучших было предложено войти в мой хирд на постоянной основе. И тридцать шесть из них согласились. Так что у меня теперь есть свое стрелковое подразделение. И уж этих я вооружил как следует. Лучшие луки, лучшие доспехи, равные права с остальными дренгами, то есть доля в добыче, а не «сколько ярл от щедрот отмерит». Эти тридцать шесть по праву гордились и важничали. Они ведь и впрямь были лучшими.
Другая важная новость: скоро у меня будет еще один наследник. Заря утверждала, что непременно сын, и я с ней не спорил. По местным представлениям, сын поднимает статус матери, а дочь – наоборот. Так что пусть заранее не расстраивается.
На темпераменте и здоровье Зари беременность не сказалась никак. Она по-прежнему тренировалась с полной загрузкой и у меня, и у Бури. И в обоих направлениях делала успехи.
В общем, в этой части моей семейной жизни все было здорово.
Прекрасно себя чувствовало и мое ярлство. Дани я не собирал, но подарков, что мне надарили местные, как мне кажется, было ничуть не меньше, чем налогов, которые снимали с них свеи. Не говоря уже о том, что мне несли лучшее. Более того, за эти подарки даже отдариваться не пришлось. Сохрой заверил меня, что это они, кирьялы, отдариваются. И титул у меня среди лесовиков не ярл, а Друг. Даже не так: Старший Друг. Причем не только у тех, с кем я контактировал непосредственно, но и у совсем дальних. А еще меня очень активно приглашали в гости и каждый раз норовили подложить под бок какую-нибудь местную красоточку. Причем – юную и невинную. Как разъяснили мои кирьялы, если первым мужчиной у девушки будет такой супергерой, как я, то, даже если она от него и не родит, все ее будущие дети становятся носителями его геройской «отметки».
Вот такие у них представления о наследственности и евгенике.
Как только я просек этот генетический посыл, то дружественные визиты резко ограничил. А чтобы не было обид, отправлял вместо себя Вихорька в сопровождении трех-четырех молодцев, одним из которых был, как правило, Вильд.
Мой сын крепко сдружился с юным Труворычем, причем был в этой паре абсолютным лидером. И для Вильда, и для остальных варяжат. Как-то так получалось, что он не только мгновенно находил с ними общий язык, но и автоматически оказывался в позиции старшего по званию. Впрочем, он и был старшим, хускарлом среди дренгов. С его подачи все мои варяги теперь активно упражнялись не только в канонических искусствах – работе в строю, поединках, метании копий и т. п., но и в стрельбе из лука. И благодаря унаследованным от родителей воинским способностям довольно быстро прогрессировали, легко сравнявшись по уровню с лучшими из кирьялов. А ведь последние и обучение начали раньше, и охотничьи навыки имели в базе.
Все же грустно, что Бури отказался учить меня. Вот было бы славно, если б я овладел стрельбой хотя бы на уровне Зари!
Впрочем, пару-тройку простых вещей мой азиат всё же до меня довел, так что я всё равно улучшил свои показатели процентов на тридцать и вполне мог потягаться с каким-нибудь ярлом в искусстве охоты на зайцев, к примеру.
А я не раз вспоминал крылатую фразу одного моего тренера по стрельбе из короткоствола: «Настоящий мастер – мастер во всём».
Наверное, я пока не настоящий мастер. Но если им стану, то непременно включу стрельбу в список мастерских достижений.
Лед сошел, море расчистилось, и я снова начал высылать наблюдателей на скалы у входа в залив. Теперь ничто не мешало свеям еще разок попытаться спихнуть меня с «королевской» горки. И будь я на месте их конунга, сделал бы это непременно. Причем сразу, пока ко мне нет доступа возможным союзникам. И – всей силой, чтобы решить вопрос раз и навсегда.
И когда я увидел сначала поднимавшийся над скалами дым, а потом – спешащую к крепости лодку, то приготовился к очень плохим вестям.
Глава 44 Снова вместе
Приготовился, да. Но, как оказалось, волновался зря. В залив вошли всего два корабля: кнорр и драккар. Они прошли, не задержавшись, мимо Сохроева городка и, лавируя между редких льдин, нацелились прямо на наш остров.
Едва мне сообщили об этом, я поспешил к стене и, оказавшись наверху, тут же опознал оба корабля.
Первым шел «Клык Фреки», за ним – кнорр, который забрал с собой Медвежонок.
А сам Медвежонок балансировал на борту драккара и приветственно махал рукой.
Он тоже меня увидел.
– Как я рад, братец, что враги не отправили к воронам твою мелкую тушку! – рычал Свартхёвди, лупя меня лапами по спине.
– И ты, медведь волосатый, решил сделать то, что не удалось свеям! – проворчал я, выворачиваясь из дружеского захвата.
– Я не медведь, я – Медвежонок! – внес поправку Свартхёвди и захохотал.
И я тоже рассмеялся. Этой зимой нам здорово не хватало друг друга.
Мне – его поддержки, ему – наших проблем.
С момента нашего расставания жизнь моего названного брата текла на удивление гладко. Ему ни разу даже не удалось толком подраться. Разве что зимой сбегал на лыжах в хорошей компании на «большую землю» и ободрал пару деревенек. Исключительно для развлечения.
Историю наших разборок со свеями Свартхёвди слушал, выпучив глаза и завистливо облизываясь. Он уже пожалел, что уехал.
– Сколько, говоришь, их было?
– Двести двадцать один.
Не верит.
– Медвежонок! – укорил я. – Ты сомневаешься в моих словах?
– Нет, но…
Он в одиночку способен завалить десяток и больше. При благоприятных обстоятельствах. Но это сложная арифметика. Двадцать берсерков создадут серьезные проблемы двумстам викингам. Но если те в строю, то я бы точно поставил на них, а не на детишек Одина.
– Двести двадцати один. Больше половины – опытные хускарлы.
– Но как?
– С помощью головы. И луков.
Я рассказал об использованной рейдерской тактике. Не забыв упомянуть эпизод, когда Гуннара и Сёлви Лепёшку прихватили восемь свейских ветеранов. Да, Лепешка при этом погиб, но Гуннар и Вихорёк положили всех, хотя минимум половина из семи была ничуть не хуже моего норега, а может, и получше.
Свартхёвди лишь головой мотал. Не верить мне он не мог, но в его понимании лучники – это так, вспомогательные войска, не способные по-настоящему влиять на победу. Ее определяет тяжелая пехота.
Однако мой побратим хоть и выглядит тупым громилой с медвежьими глазками, мясистым носярой и мощной волосатой челюстью, но соображает отлично. И это даже без поправок на молодость.
– В этом что-то есть, – проговорил он. – Помню, помню, как ты гонял дренгов с луками. Поначалу выглядело неплохо. Но то были наши, сёлундские парни, а это же лесовики. Даже лучшие их них – смазка для киля[13].
Я усмехнулся:
– То – я, а то – Бури. Хочешь увидеть разницу?
– Шутишь? Еще как хочу!
– Тогда пойдем.
– Ого! А ты их неплохо приодел! – одобрил Медвежонок, когда наш кирьяльский отряд выстроился для «инспекции».
– Они сами приоделись, – возразил я. – Помнишь Водимира?
– Еще бы!
– А теперь забудь.
– Ты его убил?
– Можно сказать и так. Урод украл Зарю.
Историю наших ладожских приключений я приберег для вечернего пира.
– Я многого не знаю, – заметил Медвежонок. – Но, думаю, ты расскажешь. Потом. Что ты мне хотел показать?
– Видишь ту мишень? – Я показал на бурдюк из кабаньей шкуры, набитый соломой и прикрытый учебным щитом-деревяшкой.
– Вижу. Хочешь сказать, что они в него попадут? И что? Я и сам в него попасть могу. Тут шагов шестьдесят всего.
– Конечно, можешь, – согласился я. – Выбери троих.
Медвежонок прошелся вдоль строя:
– Ты, ты и ты!
Поскольку мое знание местного языка было еще хуже, чем их знание – скандинавского, то я прибег к помощи командира-посредника:
– Тулб, скажи им: по три хорошие стрелы – в ту мишень. Пусть не опозорятся. Мой брат будет смотреть.
Парни прониклись. Я понял это по тому, как долго и тщательно они выбирали стрелы.
А вот отстрелялись быстро. Пять секунд – и девять стрел прошили центр учебного щита в том месте, где у обычного – умбон. Разброс от центра – сантиметров пять, не больше.
– Неплохо! – одобрил Медвежонок.
– Отлично! – возразил я. – Пойдем-ка, глянем, что получилось.
– Ну, ты так можешь? – спросил я, когда Свархёвди заглянул за щит и увидел привязанный к нему бурдюк. Все девять стрел пробили не только щит, но и бурдюк, а две так даже прошили кабанью шкуру дважды и показали жала с той стороны бурдюка.
Медвежонок почесал бороду в задумчивости. Он знал прочность кабаньей шкуры. И ответил честно:
– Нет, брат, так я не могу. Но разве враг станет ждать, когда его подстрелят?
Я мог бы возразить: мол, в строю особо не побегаешь. Или напомнить, с какой скоростью стреляли парни. Но решил: пусть прочувствует на своей шкуре. Так будет доходчивей.
– Сейчас они возьмут учебные стрелы и будут стрелять в тебя, – сказал я. – Та же тройка, которую ты выбрал. И я прикажу им стрелять вполсилы, потому что даже учебная стрела в ногу – это неприятно.
– Пусть сначала попадут! – самонадеянно заявил Медвежонок и заорал: – Эй, дренг! Дай-ка мне свой щит! – И снова мне: – Я побегу, когда они начнут стрелять. И пусть приготовятся. Будет больно!
Бежал Медвежонок классно. Контролируя стрелков и мгновенно меняя траекторию, как только те спускали тетиву. И это несмотря на то, что парни стреляли вразнобой.
Часть стрел, от которых не получалось уклониться, Медвежонок сбивал щитом, и пока он не пробежал половину дистанции, казалось, пытаться попасть в него – пустой номер.
Но метрах на двадцати пяти его достали в первый раз. Сначала в голень, потом влепили в наличник шлема и снова в голень, ухитрившись даже сбить с шага и выиграть лишнюю секунду. И наконец, в последний раз попали практически в упор – в предплечье руки, воздевшей меч над головой ближайшего стрелка.
Надо отдать должное Медвежонку: он сдержал удар. Практически остановил, легонечко тюкнув по макушке шлема. А вот второго пихнул щитом так, что тот отлетел на третьего, и оба они повалились на землю.
А Медвежонок бросил щит Тулбу и захохотал!
Поднявшиеся на ноги кирьялы переглядывались недоуменно. Остальные тоже не понимали такого приступа веселья.
А вот я понимал.
Медвежонок радовался. Искренне. Потому что мой хирд – это и его хирд. И сойдись он с кирьялами в настоящем бою, они бы его остановили! Три вчерашних лесовика – настоящего матерого викинга!
Я, конечно, понимал: войди мой брат в боевую ипостась, ни одна стрела в него бы не попала. Добежал бы и порубил всех. Однако он ведь и на обычном уровне был очень, очень хорош. Три вчерашних лесовика «свалили» самого Свартхёвди Сваресона. А тут таких – тридцать шесть. И это если не считать весян.
Каких-то десять секунд работы нашего стрелкового отряда – и минус дюжина хускарлов врага.
– Они все такие? – уточнил брат у меня.
– Такие – все, – подтвердил я. – И это еще не всё, что они умеют. И учти: это здесь их три больших десятка. А всего мы обучили почти две сотни.
– Будем надеяться, что они не станут стрелять в нас, – проворчал Медвежонок на языке франков. – Но ты ведь знаешь, что делаешь?
– Конечно, – подтвердил я.
– Тогда пойдем пить пиво и говорить! – заявил он. – А этим троим… Подари им что-нибудь. Всё же они победили. Меня! – И снова захохотал.
Глава 45, в которой Ульф получает действительно уникальные дары
– А вот эти подарки – только для тебя! – сказал Медвежонок спустя полтора часа и ведерка пиво на двоих.
Ну не совсем на двоих, поскольку к нам чуть позже присоединились Вихорёк, Гуннар, Стюрмир, Тьёдар, Скиди, Хавур, Бури, отец Бернар и Заря. В общем, вся старая гвардия. Но ведь и ведро было не единственным.
– Это только тебе, брат! На вот.
На стол легли три серебряные коробочки. Каждая размером с пудреницу примерно.
– Открой.
Изрядно заинтригованный, я так и сделал.
В каждой лежала прядь волос. Совсем светлая, потемнее и рыжая.
Я поднял на Медвежонка вопросительный взгляд.
Его маленькие глазки, упрятанные под мощными надбровными дугами, хитренько поблескивали.
– И что это?
– Как что? Это твое, маленький братец.
Доволен аж до…
– Поясни!
– Вот это, – толстый палец Медвежонка указал на светлый локон, – твой приемный сынок Хельгу. От моей матушки подарок. Вот это, – палец сместился к локону потемнее, – от сестрицы моей. Радуйся, братишка! – Медвежонок привстал и от души долбанул меня кулачищем в грудину. Не будь на мне кольчуги, мог бы и сломать что-нибудь. – Первенец у тебя родился! Пляши и пой!
– Первенец? – Я был малость ошарашен. Потом сообразил, что Хельгу не в счет. Он же официально – сын неведомого бога. Вернее, официально-то он как раз мой, но, согласно народной версии, я его лишь усыновил по доброте душевной.
– Ну ты и отупел от радости! – заржал Медвежонок. – Гудрун родила тебе сына! Здоровенный парень! И чернявым будет, как ты. Так что с тебя пир и много-много пива!
– Будет тебе и пир и пиво, – пообещал я. Интересно, много-много – это как? А сейчас что было – мало-мало?
И тут наконец-то сногсшибательная новость дошла до моего заторможенного сознания. ГУДРУН РОДИЛА МНЕ СЫНА!
И сразу же тревожная мысль:
– А сама она как?
– Здоровехонька! У меня, брат, родня крепкая! Да и о матушке моей не забывай. Она мальца сама принимала! Злые духи к твоей жене и на сто шагов небось подступить боялись. Радуйся, брат, какая у тебя родня!
– Я радуюсь, – отозвался я с облегчением. – И горжусь. Всеми вами горжусь, здоровенный ты медведь!
– Я – Медвежонок! – в очередной раз внес поправку братец, сгреб меня в охапку и с удовольствием потрещал моими нежными ребрами.
– Слушай, – сказал я, когда братец наконец-то позволил мне подышать, – а в третьей – чей волос?
– Это Бетти, – пояснил Медвежонок. – Я, знаешь, не хотел брать. Сестрица настояла.
– И кто? Тоже мальчик?
– Нет, девчонка, – с сожалением произнес брат. – Мать говорит, здоровенькая, но не знаю, примешь ли ты ее?
– Конечно, приму! – воскликнул я. – Что ж мы, нищета какая-то, чтоб своих детей не принимать! Небось прокормим! – Я засмеялся. Вот настоящая шутка в духе северян.
– Да Бетти ее и сама прокормит, – заверил меня Медвежонок. – Гудрун ей четыре марки серебром подарила из твоей доли добычи, которую я привез. А твоя наложница на эти деньги наторговала пятерых тир, тоже англичанок, и теперь они не полотно ткут, а кружева. Да не простые, а с обережными рунами. Да еще с наговором от матушки. Она же им руны и показала, а уж Бетти их плести сама наловчилась и рабынь своих научила. Теперь за этими кружевами к матушке – целая очередь. Нет, брат, ты, верно, с Удачей в постельке покувыркался. Ублажил ее как следует, и теперь она за тобой хвостом ходит. Это ж надо: рабыня, тихоня, замухрышка, сначала хускарла в броне простым топором зарубила, а потом такую штуку придумала, что жены сёлундские в очередь стоят, чтоб серебро ей отдать.
М-да. Мне самому удивительно. Но я рад. Так рад, что прям сердце заходится от желания оказаться дома.
Заря взяла очку с прядью нашего с Гудрун сына, понюхала:
– Ребеночком пахнет, – проговорила она с застенчивой, почти детской улыбкой.
Я тоже улыбнулся ей ласково: всё у нас будет хорошо, Зарёнка. Не сомневайся.
– Пиво! – провозгласил братец, постучав в пустой кувшин. – И много! Ты обещал! А потом ты снова расскажешь, как вы с Трувором помирились. И хочу услышать, как вы знатно погуляли на свадьбе.
– Так ты не в обиде, что я тебя не дождался? – уточнил я.
– А чего мне обижаться? – пожал плечами брат. – То была их свадьба! А будет еще наша! Когда мы вместе вернемся домой. Еще и Ивара пригласим. Он о тебе спрашивал.
– Только обо мне? – насторожился я.
Свартхёвди угадал причину моего беспокойства:
– Не тревожься. О Хрёреке они ничего не знают. И никто из наших не проболтался. Просто Ивар тебя помнит, брат.
– Я тоже не забуду, что он для меня сделал, – произнес я очень серьезно. – Он собирается в большой вик?
– Не этим летом. Думаю, через год. Ты сам с ним поговоришь. Теперь-то уж точно у тебя есть повод побывать дома.
Ага. Повод. Как будто мне нужен был повод, сукин ты сын. Можно подумать, я остался исключительно потому, что мне не хватило повода.
Меня вдруг скрутило, словно от физической боли. Так нестерпимо захотелось увидеть Гудрун. Ощутить ладонями ее тепло, уткнуться лицом в ее волосы, вдохнуть глубоко…
Я закрыл глаза. Сжал кулаки. Она звала меня, моя самая прекрасная на свете! Почему она – там, а я – здесь? Зачем? Деньги? Добыча? Да я мешок серебра готов отдать, только бы услышать ее голос!
Я сжал кулаки еще сильнее. Что будет, если я сейчас встану, хлопну Медвежонка по плечу и скажу:
– Теперь моя очередь, брат!
И уже через час «Северный Змей» понесет меня домой.
Это было тяжко. Как будто две разные личности внутри меня стали друг напротив друга: я, тот, что пришел из будущего, и я, выросший здесь за эти суровые годы. У каждой личности – свои жизненные приоритеты. И каждая была уверена в своей правоте. Иногда верх брала первая. В основном когда речь шла о моральных ценностях. Например: нельзя убивать детей. Но в глобальных решениях обычно доминировала вторая. И я понимал почему. Я хотел встроиться в этот мир. Стать в нем своим. Хотел, чтобы люди, которые мне дороги, считали меня своим. И не просто своим – лучшим. Героем.
Первой личности, к примеру, было наплевать на Замковый остров. Ну, взяли по приколу шведскую крепость. Неплохое приключение вышло. Но теперь-то на фиг она мне сдалась? Сплошные хлопоты.
Вторую же приводило в восторг словосочетание «Ульф-ярл». Она понимала, как это круто, и упивалась этим. Нет, не так. Не упивалась, а радовалась заслуженной победе. И не собиралась никому уступать звание победителя. А если ради этого надо брать на себя множество сложнейших обязательств и решать неразрешимые проблемы… Ну так в этом и смысл славной битвы: сойтись с тем, кто сильнее – и победить. Вот высшее наслаждение воина-викинга. И той, первой, было очень трудно противостоять второй здесь, в мире, где отказавшийся от «правильной» системы приоритетов рано или поздно потеряет все. Имущество, друзей, семью, жизнь.
А ведь был еще третий, тот, который открывал Врата в сияющий мир. Этот вообще ни о чем не думал…
Я открыл глаза.
– …Рагнар собирает поход, – продолжал свою речь Свартхёвди. – На англов.
– Когда? – спросил Стюрмир. Все, кроме монаха и Зари, оживились.
– Ближе к осени. Но… – Медвежонок поднял руку, останавливая общее воодушевление, – нас он не примет. Сам идет. Даже без сыновей. Только своим хирдом. Сказал: старый кабан хочет сам поглядеть, насколько крупные желуди растут на английских дубах. Посмотрит и потом решит, кого мы отправимся стричь первыми – этих или франков. Так что спешить некуда. Этим летом мы вполне можем повеселиться и в Гардарике.
«Есть, есть куда спешить! – закричала моя душа. – Гудрун!»
Но я стиснул ее в кулак и заставил замолчать.
Я – ярл. И жизнь здесь – это не добропорядочное бытие цивилизованного мира. Здесь можно убивать из-за любви. И завоевывать царства. А вот покидать из-за любви строй – нельзя.
Пир удался. Я был щедрым. Мы все были щедрыми. Припасов оставалось навалом. Пива впрок наварено (спасибо Гуннару!) кубометра три.
Столы накрыли внизу, у самой водной кромки. Пригласили всех обитателей острова, даже ограниченных в правах.
Позвали Сохроя с односельчанами, народ из соседних селений. Последние, как тут заведено, явились со своим угощением и с подарками. С ними пришло несколько десятков моих бывших лучников. Шестеро, пообщавшись со своими коллегами, уже принятыми в хирд, решили присоединиться. Я не возражал. Но предупредил: пока будут волонтерами. То есть без права на дольку. Вот покажут себя, тогда будет им счастье. Кандидаты условие приняли.
А еще я ввел прицельную стрельбу в число обязательных праздничных игр и соревнований. С хорошими призами. А главному победителю, который оказался кирьялом, присудил даже почетное прозвище Меткий. Ну это помимо большой серебряной ложки с гравировкой в виде стрелы. С последним помог Гуннар, оказавшийся, помимо прочего, специалистом-татуировщиком. Так что с рисунком на ложке он справился легко.
Мой личный праздник, связанный с возвращением брата, плавно перетек в местный: праздник прихода весны. То есть что-то вроде нового года по здешним традициям. На острове места уже не хватало, так что народ размещался на берегах. Приезжали издалека. Причем семьями. Тут же игрались свадьбы, тут же стихийно образовалась ярмарка. Тем более что по Вуоксе как раз пришла первая флотилия: шесть кораблей с южными товарами. Которые были проданы здесь же. Все. Причем бартером, в обмен на меха. А купцы на ходу изменили дальнейший маршрут, потому что везти меха свеям было нерентабельно, а вот в Германию…
Впрочем, купцы тоже не торопились. Выставили угощение и включились в общее веселье.
И снова: костры, песни-пляски (ритуальные и так, от избытка чувств), пьянство, обжорство, групповые игры на свежем воздухе – днем и парные игры в помещениях и шатрах – ночью…
Закончился «праздник первенца» только через неделю. К этому времени вода поднялась еще выше, а вот снег практически сошел, сохранившись лишь в самых тенистых чащах.
И пришло время определиться с нашими дальнейшими планами на жизнь.
Чем мы и занялись, собравшись старшим составом в большом доме.
Я, Медвежонок, Гуннар, Бури, Витмид, получивший наконец-то официальный статус хольда, Стюрмир, тоже повышенный в звании, и «простые» хускарлы Скиди, Остпак, Вифиль Прощай и Вихорёк. Первые трое – просто из уважения, второй – как мой, вернее, наш со Свартхёвди, родич и вдобавок признанный лидер дренгов-варягов, которых у нас теперь был целый десяток.
Для начала определились с силами.
В ядре-основе из данов нас было десятеро. Вспомогательный блок из тех же данов включал Хавура Младшего в звании хускарла, Лута Ручищу и еще троих: Хрондю Мачту, тощего и костлявого вьюношу ростом под стать Кёлю Длинному, Стурлу Подкидыша, приземистого тинейджера с телосложением борца-тяжеловеса, молчаливого и флегматичного в противоположность собственному имени[14], и Торве Закрой Рот, ровесника моего Вихорька, но зеленого, как сопля, и болтливого, как оскорбленная белка.
Эту троицу привез с собой Медвежонок, заверивший меня, что парни не только наши родичи, но и храбры и умелы не по годам. Я поверил брату на слово. Он их привез, он за них и отвечает. Пройдут профессиональный отбор – добро, нет – умрут воинами, что по скандинавским понятиям тоже неплохо. Всё в мире меняется. Даже мое гуманистическое мировоззрение.
Еще у нас был отряд из шестерых свеев – братьев Крумисонов, братьев Варгдропи, Торнюра и Вилмара, Льотольва Кто-То-Умрет и Кёля Длинного.
Плюс упомянутые выше дренги-варяги, уже проверенные: Вильд, Тулб, Ануд, Вузлеб Меченый, Хутин, Куци и Егри. Последняя пятерка, сходив на Сёлунд и обратно, решила, было, что они теперь – настоящие викинги, но Вихорёк быстренько вернул их в берега.
Плюс «подаренные» Трувором новички: Борич, Влиск, Ангвлад, Искуси, которые неплохо проявили себя при захвате базы Водимира и крепости Клека, но никаких суперспособностей я пока за ними не заметил. Хотя на уровень дренга тянули все четверо.
Еще было трое весян: Комар, Лосенок и Сорока, а также наша основная по численности группировка – кирьяльские стрелки. Общим числом сорок два человека.
Этим подразделением руководил непосредственно Бури с помощью Тулба Огонька и чемпиона по стрельбе среди «юниоров» Меткого. Не знаю, как они покажут себя в качестве моряков, но вряд ли будут хуже, чем я поначалу. А привыкнуть к румам и веслам возможность у них будет. Потому что в ближайшие месяцы нам предстоит вдоволь походить по здешним рекам. По морю же плыть куда веселее, чем против течения той же Невы. Особенно в верховьях.
Начало совета. Медвежонок в своем репертуаре.
– Я хочу – на Смоленск! – решительно высказался он. – Я его не видел, но слышал, что город богатый. Трувор, как ты говоришь, готов присоединиться. Хрёрек – тоже. Так что всё будет хорошо. Но на трех драккарах мы всё не увезем. Потому предлагаю взять с собой и оба кнорра. Нас почти восемь десятков. Рук хватит.
– Нельзя уходить всем! – забеспокоился Гуннар. – Вдруг свеи придут?
– Ярл сказал: вы обучили две сотни кирьялов. Думаю, они сумеют защитить нашу крепость.
– Кто-то должен остаться! – набычился Гуннар.
В принципе, я его понимаю. У него здесь жена. И не только у него, кстати. У Кёля, например, тоже. И у Крумисонов. Это я забираю Зарю с собой, а правильный викинг женщину в вик не потащит. Я бы, кстати, Зарю тоже оставил, будь моя воля. Но на такое моей воли точно не хватит.
– Вот ты и оставайся! – немедленно предложил Свартхёвди.
– И Кёль Длинный с тобой, – внес предложение я. – У него рука еще не зажила достаточно, чтобы грести, а тебе проще будет. Что же до доли в добыче…
– Не надо мне! – попробовал отказаться Гуннар, но тут вмешался Медвежонок и велел норегу не болтать глупости. Если уж тот вынужден будет сидеть в крепости вместо того, чтобы развлекаться грабежами и убийствами, то мы просто обязаны это компенсировать. Так что двойная доля хольда – его. И Кёлю тоже что-нибудь отстегнем.
Гуннар протестовать не стал. Я видел, что в поход он не особо рвется, но Медвежонок прав: Гуннар – наш брат по палубе. Ему не жалко. Да и мне куда спокойней, если в крепости будет сидеть опытный воин, а не какой-нибудь кирьяльский вождь. Опять же Гуннара Гагару очень уважают.
Решено. Гуннар и Кёль остаются. И через Сохроя объявляют частичную мобилизацию. Думаю, если посадить в крепость десятка три стрелков, то для таможенного контроля и решения мелких конфликтов этого хватит. А если опять заявится дружина какого-нибудь свейского ярла, то они успеют подтянуть еще сотню лучников. Да и прочие кирьялы прятаться не станут. Они уже попробовали свободу, поверили в то, что свеев можно бить. А раз можно, то – будут.
Ну а если сюда заявится сам свейский конунг Эйрик Эймундсон, то вряд ли мы сможем с ним совладать, даже если всем хирдом останемся в крепости. На этот случай Гуннар должен будет подготовить пути отхода и увести в леса всех жителей и, по возможности, увезти всё имущество. В принципе, часть можно и на кораблях вывезти. Благо, у них останутся два кнорра и один вполне приличный драккар. Четвертый из нашей флотилии. Ну да, хорошенько поразмыслив, мы решили идти на трех кораблях: «Северном Змее», «Клыке Фреки» и большом свейском, взятом во время осеннего сражения «против всех». У этого имени пока не было, но зато было аж двадцать румов, приличная вместимость и такая же приличная осадка. Поменьше, чем у кнорра, но побольше, чем у среднестатистического драккара. Ну и трюм у него был тоже побольше, так что я решил: для добычи нам и трех кораблей хватит. А не хватит, так досюда можно и на насадах дойти, а потом перегрузиться. Было бы куда.
В нашей маленькой каморке позади пиршественного зала нет ничего, кроме пары ларей и постели. Зато здесь тепло и уютно. И мы здесь одни, что большая редкость в моей нынешней жизни.
Луна глядит в горизонтальную щель под крышей, и кожа Зари кажется голубой, а светлые волосы – белыми крыльями за ее спиной. Голова ее запрокинута, плечи напряжены. Наши пальцы переплелись, тела двигаются, плывут, выгибаются… Вот, вот оторвутся от поверхности, тело Зари – парус, наши руки натянуты, как бакштаги летящего над водой корабля…
Наша последняя ночь перед долгой дорогой, последняя ночь – в тепле, уединении, безопасности. И мы не потеряем ни одного ее мгновения. Ни за что!
Глава 46 Неудачный день
Сегодня у нас будет удачный день. Так решил Медвежонок. А решил он так, потому что на пятый день путешествия поймал местного жреца. Причем так удачно получилось, что селение не было кирьяльским. Здесь жили весяне.
Собственно, мы прошли бы мимо селения, и не заметив его, если бы не жрец. Служитель культа выбрался на скалу, нависавшую над озером, и кружился в танце, размахивая горящими вениками. Настолько увлекся, что не обратил внимания на наши скромные корабли.
А вот Медвежонок, шедший кормчим на «Клыке Фреки», служителя культа не упустил: велел поворачивать к берегу и не поленился лично сбежать по веслу, чтобы изловить танцора.
Не один, впрочем, а в компании с тремя варяжатами.
Поскольку «Клык» затормозил, нам тоже пришлось встать на якоря и высаживаться. Останавливать Медвежонка я не стал. Может, это и негуманно, но душевное равновесие брата мне дороже, чем жизнь и здоровье здешних лесовиков.
Жреца к этому времени поймали, селение нашли и страху на лесовиков нагнали. Последнее вышло естественно. Озеро лежало на популярном водном пути, и викингов местные уже видели. Лично не сталкивались, но от других слышали… много интересного.
– На кой он тебе? – поинтересовался я у братца, который держал жреца за шкирятник и время от времени встряхивал, как фокстерьер крысу. Припасов у нас хватало, а деревенька выглядела нищей: покосившиеся избенки, коровки такие мелкие и тощие, что на Сёлунде в иной козе больше мяса, чем в этаком недоразумении.
– Капище! – азартно воскликнул Медвежонок.
И я всё понял. Золотая корона, снятая мной с идола, поразила его в самое сердце.
– Давай сюда Комара с Лосенком! Пытать этого будем!
Я был убежден, что ничего интересного из служителя культа нам не выбить, но не отказывать же брату в такой малости.
Пытать бедолагу не пришлось. Как только появились наши переводчики, жрец охотно выложил всё, что знал, и с готовностью согласился нас проводить к «священному месту».
Которое оказалось настоящим гадючником. В прямом, а не переносном смысле. Змеюк были сотни. Под каждой корягой и за каждым пеньком. А уж на главном идоле, который тоже изображал чешуйчатую гадину, и в его окрестностях ядовитые твари лежали и висели целыми клубками.
Мы были поражены, а жрец решил этим воспользоваться и попытался смыться под прикрытие пресмыкающихся.
Не вышло. Наша молодежь расчистила путь к столбу-кумиру древками копий, а Свартхёвди посулил средневековому серпентологу вскрытие брюшной полости с извлечением внутренностей и заполнением образовавшейся пустоты столь любимыми служителем культа гадами. Если тот немедленно не внесет за себя и пресмыкающихся выкуп, достаточный, чтобы компенсировать людям войны потраченное на него время.
Жрец впал в отчаяние и попытался покончить с собой с помощью змеиного яда.
Пришлось вмешаться мне.
– Комар! – сказал я. – Спроси его: сколько людей служит его ядовитому богу?
– Все, сколько есть, – перевел мне его ответ Комар.
М-да.
– А сколько таких, как он, имеет право проводить обряды вроде того, который он совершал сегодня?
Жрец приосанился. Оказывается, он был единственным.
– А сколько ему заплатят за обряд?
За этот – мешок репы, был ответ. И он готов прямо сейчас отдать нам половину. Отдал бы все, но ему и его помощнику тогда будет совсем-совсем нечего кушать. Потом будет легче, да. Всю весну и лето жреца будут снабжать мясом, а осенью он получит по одной мере с каждых тридцати, что соберут на освященном им поле. Но за это ему придется еще не раз погонять злых духов и попризывать добрых. И особо попросить своего покровителя, чтобы тот послал своих детей пожрать на деревенских полях всех грызунов, но людей при этом не кусать. Вот этой добычей он тоже готов с нами поделиться. И поделится, если мы его не убьем. Так что убивать его не в наших интересах, ведь тогда мы с него вообще ничего не получим, кроме мешка репы.
По мере того как служитель культа доводил до нашего сведения стоимость своих услуг, лицо Медвежонка теряло и оптимизм, и надежду на легкое обогащение.
Что ж, теперь самое подходящее время для того, чтобы вывести деревенского служителя культа из-под удара разгневанного братца.
– Знаешь, брат, это хорошо, что здесь только наши люди, – шепнул я ему на ушко. – Будь здесь кто-то из Рагнарсонов, как бы тебе не пришлось сменить прозвище.
– Это еще на какое? – буркнул Медвежонок.
– Мешок репы, – шепнул я и хихикнул.
Брат глянул на меня, как старина Тор – на инеистого великана.
– Только скажи это громче, и я тебя задушу, – процедил он.
И забыв о жреце, зашагал обратно в селение.
Я опасался, что он захочет сорвать гнев на местных жителях, но на берегу нас ждал сюрприз: еще один драккар. Большой драккар. И этот славный корабль на всех парусах, вернее, на всех веслах летел к берегу, а на носу его, попрятавшись за щитами, теснилась целая куча воинов. Полсотни минимум. И все они – явно не робкого десятка, потому что наверняка видели три наших боевых корабля.
Что ж, кто ищет смерти, тот ее находит.
Наши кирьяльские стрелки быстренько распределились по лесной опушке, с которой отлично простреливался берег, а мы, пехота, приготовились к внезапному удару. Когда эти храбрецы начнут высадку, то сначала их встретят стрелы, а потом – сплоченный строй викингов. В общем, кем бы они ни были, я им не завидую.
Я покосился на Медвежонка. Тот прям-таки слюни пускал от желания подраться. Пока – фигурально выражаясь. Но очень скоро они и впрямь потекут в самом прямом смысле. Берсерк в бою – малопривлекательное зрелище.
Спас наших противников их собственный страх. То есть не то чтобы страх, но желание себя немного подбодрить перед явно неравным боем. И таким бодрящим средством стал для них боевой клич. Чертовски знакомый не только мне, но и почти всем моим бойцам, включая кирьялов. Звук, от которого непривычному человеку сразу становилось не по себе. Этакий инфернальный волчий вой. Так, должно быть, будут выть Гарм и его сыновья варги в час Рагнарёка.
В общем, мне тоже стало нехорошо. Но совсем не потому, что я испугался. То есть я испугался, но совсем не того.
– НЕ СТРЕЛЯТЬ!!! – заорал я поочередно на трех языках: северном, словенском и кирьяльском. – НЕ СТРЕЛЯТЬ!!!
Я успел. Наверное, потому, что не я один был ошарашен. Стрелы не полетели. Я успел крикнуть. А вот Медвежонок успел сделать. Спрыгнул с невысокой кручи на каменистый пляж, бросил наземь щит, сдвинул шлем на затылок, раскинул руки и заорал:
– Рулав!
Как он ухитрился узнать среди столпившихся на носу и прикрывшихся щитами «десантников» нашего бывшего сопалубника, я не знаю. Просто узнал – и всё.
И всё.
В смысле, всё хорошо оказалось.
– А я думал – сегодня в Ирий! – сказал мне позже Харра Стрекоза. – Увидел, что у берега не два драккара, а три, и решил – конец нам. Ну сам дурак. Мог бы и признать твоего «Северного Змея».
– Не ты один, – успокоил я. – Да и не на драккары вы все смотрели. Но я вот чего не понимаю: почему вы не сдали назад. Могли бы затабанить и оторваться, пока мы, то есть не мы, а враги загружались да разгонялись.
– Не могли, – покачал головой Харра. – Это же наши данники. Одни из наших данников здесь. Им только покажи слабость, и потом по новой примучивать придется. А сразись мы за них, все их роды потом за наши смерти выкуп Ольбраду платили бы. Ну и сам знаешь: ратная слава выше жизни. И что это за жизнь, когда ты осрамился? – спросил он и вдруг заулыбался: – Ты меня дразнишь ярл, да?
Пришлось кивнуть. И тоже ухмыльнуться. Хотя я бы на их месте точно попытался свалить. Или – нет? Если бы на месте этих весян были мои кирьялы?
А черт его знает. Хорошо всё, что хорошо кончается.
– Куда шли-то? – спросил я.
– А к вам. Ольбард сказал: если вы в вик пойдете, так и мы с вами. Ты ведь не отказался бы?
– Нет, конечно.
Шесть десятков варягов. Еще бы я отказался! Да и сейчас не откажусь.
– Кто у вас старший?
– Руад. А мы с Рулавом – старшая гридь. Хольды по-вашему, – добавил он не без гордости.
– А пойдем-ка к нему, – предложил я, поднимаясь.
Как говорит мой братец: никогда не откладывай то, что можно съесть прямо сейчас.
– Пойду! – мгновенно отреагировал на мое предложение компании Руад. – А на кого?
– Не на кого, а на что, – поправил я. – На Смоленск!
И сразу скепсис на усатой физиономии. Не понял.
– Ты ведь не был в Смоленске, – осторожно поинтересовался варяг.
– Не был. И что с того? Дорогу найдем как-нибудь.
– Дорогу я знаю, – произнес Руад еще задумчивее. – И даже не одну. Но полутора сотнями Смоленск не взять. Даже такому удачливому ярлу, как ты, Ульф. У Дира одна только дружина под три сотни. А еще ополчение. И стены у Смоленска – ого-го!
– Так не мы одни пойдем, – успокоил я. – Трувор тоже пойдет. И Рюрик со своими.
Руад сразу повеселел.
– Тогда ладно, тогда возьмем! А Рюрик точно пойдет?
– Думаешь, без него не справимся? – подколол я.
– Ну с Трувором, может, и справились бы, но что Рюрик пойдет – это совсем хорошо. Он хитрый, Рюрик. И загребущий. Мало того что всех ладожских данников под себя тянет, так еще и к нашим присматривается. Уйдет – Ольбарду посвободней будет.
Посвободней, значит? А поподробнее?
– К вашим данникам или к тем, кого вы только собираетесь наклонить? – поинтересовался я.
Руад засмеялся:
– Да какая разница, если Рюрик на юг уйдет. Жаль, пиво кончилось! Даже чашу нечем наполнить, кроме сока этого.
– А мне нравится, – возразил я.
А что? Березовый сок, чуть подбродивший, отлично освежает.
– Пойду брата порадую, – сказал я. – А то у него день сегодня был неудачный. Ни добычи, ни драки…
– Да, печальный день, – согласился Руад. – Но точно не для нас!
И мы дружно засмеялись.
Я действительно удачлив. И Медвежонок оказался прав: это был и впрямь очень удачный день.
Глава 47 Два месяца спустя. Велик и грозен град Смоленск
Мы у стен города Смоленска. И чем дольше мы здесь, тем сильнее ощущение, что моя Удача отправилась в бессрочный отпуск. Мы торчим здесь уже неделю. «Мы» – это Трувор, Рюрик и я. С примкнувшими к нам союзниками.
У нас изрядное войско, даже, я бы сказал, огромное войско, по здешним меркам: почти тысяча бойцов. Две трети из них – Рюриковы. Мой бывший конунг оказался превосходным организатором и политиком: воодушевил на южный поход многих. В том числе и полоцкого князя, которого он зимой так мечтал завоевать.
Полоцк представлял уже знакомый мне княжич Честа. И куда менее симпатичный воевода Андот, полностью соответствующий своему имени[15], если это, конечно, имя, а не прозвище. Обожженная, в грубых шрамах морда, изрисованная красными и синими татухами. Не лицо, а маска ярости.
Увидев его в первый раз, мой братец здорово развеселился и громогласно заявил, что не прочь познакомиться с тем, кто так мастерски поработал с внешностью свея. И тут же уточнил, что говорит не о цветных узорах, а о художественной росписи острым железом.
Воевода от «комплимента» побагровел, став еще уродливее, но тоже углядел кое-какие татухи, в частности, вытатуированные медвежьи лапы на ручищах Свартхёвди… и быстренько сменил вектор настроения: осклабился с показным добродушием, мол, отличная шутка. И этим напряг уже меня, потому что умная и осторожная зверюга намного опасней, чем просто свирепая.
В общем, постарался Рюрик, привел к Смоленску изрядные силы.
Но недостаточно изрядные.
Когда я увидел эти стены, то сразу понял: будет непросто. Собственно, здесь, в Гардарике, я еще не видел ничего подобного. Обычной городской оградой был частокол. Он мог быть весьма высоким. Мог быть двойным с засыпкой между двумя рядами столбов, но с фортификационной точки зрения вполне преодолимым. Нашими силами.
А здесь была именно стена. Пусть тоже деревянная, но очень, очень внушительная. Конечно, я видел стены и покруче. Тот же Йорвик в Англии. Или Тур в стране франков. Или Париж.
Видеть-то я их видел, но прекрасно помнил: мы их так и не взяли. И Париж не взяли бы, если бы Карл Лысый не отдал его сам. А ведь в сравнении с той армией, которую привел во Францию Рагнар Лотброк, наше сборное воинство – детишки, которые топчутся вокруг огороженной бетонным забором песочницы.
В общем, мне как-то сразу стало ясно: взять Смоленск штурмом нам не удастся.
А где-то через недельку стало понятно, что измором его тоже не взять. Июнь – прекрасный месяц в этих краях. Всё цветет и пахнет, жизнь бьёт ключом, трава из земли так и прет, так что в фураже для лошадей нет никакой необходимости.
А вот нам, людям, сложнее. Мы щипать траву не умеем. Нам зерно надо, мясо, фрукты-овощи тоже не помешают.
Зерна в окрестностях не было совсем. Его скушали за зиму. А что не скушали – посеяли. Скот… Скота тоже не было. Скот был либо заныкан в лесах, либо отогнан под защиту тех самых смоленских стен. В общем, из провизии у нас было только то, что привезли с собой.
И так было не только в Смоленском княжестве. Так было везде. Сезон такой. Неудачный для сельскохозяйственных сборов.
Нет, мы с голоду не умирали: охоты и рыболовства никто не отменял, но можно было не сомневаться – за городскими стенами кушают не хуже, чем мы. И взять их измором никак не получится.
Ясно сие было всем, вплоть до самых зеленых отроков. А потому моральный дух нашей разношерстной армии падал, как давление перед грозой. Провести лето в бессмысленном стоянии под Смоленском – не тот тип развлечения, который по вкусу бравым воякам. У некоторых даже возникла идея: пограбить тех, кто движется вверх-вниз по Днепру.
Но рогом уперся Рюрик: не дам!
И правильно. Человеку, который желает взять под контроль торговый путь, не стоит портить себе репутацию.
Время шло. Настроение в лагере, вернее, в лагерях осаждающих портилось…
А между тем приближался главный летний праздник. Солнцестояние. Самая короткая ночь в году. Языческие обряды, пиры, танцы с бубнами, мечами и девками.
Все наше войско пришло в возбуждение уже за неделю. Даже Трувор не преминул напомнить мне, что из-за меня они пропустили прошлогоднее веселье. А это мало того что минус большой праздник, так еще и пренебрежение традициями пред лицом богов.
А я, в свою очередь, напомнил, что устроил им развлечение покруче: хорошую драку и отменную добычу. И вообще, кем они с Ольбардом были прошлым летом? Хольдами при ладожском князе-соправителе. А теперь они сами – князья. И после этого Трувор смеет утверждать, что боги им недовольны?
Крыть моему тестю было нечем. Да он и не собирался. Его бойцы уже подыскали подходящую дубовую рощу и пустили один из дубов под топор, предназначив ему роль деревянного вместилища божественной силы, и порубав еще кучу деревьев на дрова для священных костров, которые зажгутся в великий праздник. А мне было просто объявлено в ультимативном порядке: будешь плясать, когда и где скажут. Точка.
Ладно, если понадобится, – зажжем и спляшем. Не вопрос. Есть проблема поважнее. Пока местные язычники готовились к празднику, а я напряженно размышлял, как нам взять Смоленск.
Осадные машины? Дальше таранов мое воображение не шло. Но, насколько я знал, таранить здешние ворота, коих в городе имелось аж двое, было не то чтобы невозможно, но… бессмысленно. Поскольку ворота были не только низкие и узкие, но выходили не в крепость, а в узенькие коридорчики между двумя высокими стенами, взобраться на которые – никак, вести обстрел снизу – тоже проблематично. А вот скидывать с них тяжелые предметы и лить кипяток со смолой – идеально. Так что, проломив внешние ворота, мы тут же оказывались в ловушке. Это же просто мечта осажденных: собрать всех врагов в тесном тупичке (внутренние ворота еще сломать надо) и оприходовать их всех сразу с помощью гравитации и высокой температуры.
Черт! Что я знаю об осадных орудиях? Много знаю. Названия помню, картинки в исторических книгах. Катапульты, требушеты, онагры. Осадные башни с выдвижными мостиками. Насыпи, траншеи, сапы, те самые, от которых произошло слово «сапёр». Слова знаю. И картинки видел. Слова. И картинки. Но о том, как укреплять подземный ход, я знаю не более чем о том, как собрать баллисту.
Нет, если бы мне дали время и людей, чтобы потренироваться…
А еще лучше – подогнали настоящего специалиста. В этом мире такие есть, я точно знаю. В Византии, к примеру, унаследовавшей знание древнеримской эпохи.
Но это сродни моему знанию о динамите. Или о порохе. Что толку в информации, не подкрепленной опытом и практикой? Я очень много знаю о том, как Бури стреляет из лука. Но это не делает меня суперстрелком. О порохе же я знаю значительно меньше. И это такие же бесполезные знания, как, скажем, устройство атомной бомбы.
И вот я, весь такой информированный, сижу на теплой земле, глажу ладонью зеленую мягкую травку и лелею заветную мысль: может, ну ее на фиг, эту осаду? Взять с собой пяток хирдманов, Зарю, сесть на лошадей, отъехать хотя бы вот туда, под кручу, на которой половчане с дружным хеканьем опускают в яму основание своего собственного идола, пойти да и поплавать вволю в речной теплой водичке?
Мне что, больше всех надо? Праздник же скоро! Весело будет! Вон, варяжский молодняк уже обшаривает частым гребнем окрестности в поисках девок. И эти – найдут. Так что следующей весной в этой местности народится немало маленьких внеплановых варяжат.
Я, прищурясь, смотрю на неприступную крепость. Там тоже наверняка готовятся к празднику. Пусть официально «большого водного перемирия» никто не объявлял, но обе стороны знают друг друга достаточно, чтобы забить на войну и вволю повеселиться.
Рядом присаживается Свартхёвди. От него несет потом. И ему тоже наверняка хочется искупаться…
Но смотрит он не на реку. Сначала на крепость, потом – на меня:
– Ты тоже об этому думаешь? – интересуется он.
Я киваю, потому что полагаю, что речь идет о том, чтобы освежиться.
А вот и нет!
– Они будут праздновать! – говорит Медвежонок. – Говорить со своими духами и богами. Кормить своих альвов. Им будет не до нас! – И он улыбается во все зубы, а я вспоминаю добрую традицию северян: нападать на врагов как раз в такие замечательные дни. Во время свадеб, похорон, рождений первенцев и в годовщины смертей заклятых врагов. В праздники личные и праздники общенародные. Когда воины пьяны и добры, а их оружие сложено вдоль стен.
Братец шумно чешется под рубахой и ухмыляется.
Крепость не в стенах, а в людях. Если люди беспечны, стены – не преграда. Лестницы, крючья, живые пирамиды… Есть множество способов взобраться на стену, если наверху недостаточно бдительны.
Да, такая попытка – немалый риск. Если на стенах не спят, а ждут, то одного ведра правильно вылитого кипятка хватит на пятерых, а умело сброшенное бревно, которого не ждут, уничтожит и лестницу, и всех, кто на ней. И никакие доспехи, никакая даже самая могучая шея не выдержит пудового камня, свалившегося на макушку шлема с четырехметровой высоты.
И я почти собрался сказать Медвежонку, что готов рискнуть, но тут меня осеняет.
– Брат, – говорю я, – а ведь нам не понадобится лезть на стены…
Ночью мне опять снилась какая-то хрень. Непонятная, но до жути реальная. Единственное, что хоть как-то могло сойти за позитив, – что не было ни могучих носатых уродов, ни таких же могучих волосатых баб. Зато всё остальное…
В общем, хрень. Однако я чувствовал: есть в этих кошмарах некий сакральный смысл.
Но от этого они не переставали быть кошмарами.
Эти уроды из сегодняшнего сна были отнюдь не медведеобразными мохначами с бледной кожей и светлыми до прозрачности глазами.
Они были тонкокостные гладкокожие и смуглые. Темные, почти как индусы.
Их коричневая кожа, того оттенка, которого не даст ни солярий, ни тропическое солнце, а только генетика, весьма странно смотрелась на фоне звериных шкурок, сырой пещеры и коптящего костра, гарь от которого органично вписывалась в ароматы давно не чищенного зверинца.
Ах да, и еще снег снаружи. Ну да, в Индии тоже бывает снег. В Гималаях, к примеру. Но эти смугляки точно не заблудившиеся альпинисты.
А еще они были высокими. Тот, что стоял напротив меня, – почти на голову выше. Он потянулся ко мне, и я инстинктивно перехватил его руку. Эта рука не была слабой, но он даже не пробовал вырваться. Мы оба знали, насколько я сильнее, хотя мое предплечье было не намного толще, чем его. Но у него оно было белым. Ну как белым – ничего патологического, обычная кожа, поросшая светлыми волосками, испещренная шрамами и не отличающаяся особой чистотой. Нормальная кожа белого человека зимой.
Я разжал пальцы, и нависший надо мной «индус» тут же сделал шаг назад. И что-то прочирикал.
Несмотря на изрядный рост, голос у него был писклявый и резкий. К моему удивлению, я понял, чего он хочет. Вернее, чего боится.
Он опасался, что его съедят. И его, и остальных. И он предлагал мне немедленно уйти. А в качестве бонуса прихватить с собой пару детишек, таких же смуглых, тощеньких и жутко перепуганных.
«Индус» стоял теперь в паре метров от меня, однако изо рта его воняло так сильно, что вонь эта перебивала общее амбрэ помещения.
Я шагнул вперед и пихнул «индуса» в узкую грудь. Как-то само вышло.
Толчок получился отменный. «Индуса» отшвырнуло метров на пять.
Ему не понравилось. Щербатый оскал был явно угрожающим…
Но я не испугался. Мне было плевать на его злобу, хотя выглядел «индус» достаточно опасно: тощий, да, но жилистый и ловкий. Вон как легко удержал равновесие после моего толчка. Но в общей вони я чуял его особенный запах. Я чуял его страх. Я видел, что ему очень хочется напасть. Расколоть мне голову, вспороть живот и сожрать вырванную печень. Я слышал его мысли почти как свои.
Но знал: он не нападет. Не посмеет.
Так и вышло. Не напал. Снова закричал тем же злобным птичьим голосом.
Я опять не понял слова, но понял их смысл.
«Индус» объявлял меня чужим и требовал, чтобы я убрался. И в качестве бонуса предлагал мне уже трех детишек. Двоих побольше я отдам широколицым, а третьего, поменьше, я могу съесть сам. Этого мне хватит на целых три дня. А взамен я уведу широколицых с собой.
Такой у него план. И он почему-то был уверен, что я приму предложение.
Я смотрел на «индуса» как будто двумя разными взглядами.
Один видел высокого худого мужика средних лет, примерно около сорока, в грязных шкурах, подвязанных ремнем, на котором висели какие-то костяные штуковины. Тощая шея «индуса» была замотана шарфом из еще одной шкурки и обременена бусами из всякой всячины. В черной клочковатой бороде и неопрятной курчавой гриве изрядно седины, туловище немного скособочено, на левой руке на хватает мизинца и половины безымянного…
Жалкое зрелище.
Второй мой взгляд говорил, что «индус» старый. Именно так – старый. Его руки казались мне хилыми, а шея – тонкой. Я знал, что намного сильнее. Что могу убить его ударом кулака. Но всё равно убить его будет непросто. Потому что этот мой второй взгляд видел, что опасность в другом – не в мышцах, не в наборе костяных ножей, что висели на поясе старика. Угроза была в его бусах. В этой неопрятной коллекции всякой дряни, нанизанной на кожаный ремешок. Мой второй взгляд упирался в бусы и только в них видел препятствие, мешавшее выполнить главное желание: убить старика. Этот взгляд буквально осязал тощее горло «индуса» под заячьей шкуркой. Чувствовал, как течет кровь по яремной вене, и ощущал, как эта жаркая кровь уже наполняет рот…
Белый Волк толкнул меня в бедро. Я улыбнулся ему, моему лучшему и единственному другу. И прыгнул.
«Индус» ждал моего прыжка и встретил меня в готовности. Но обточенная кость не смогла разорвать двойной слой медвежьей шкуры на моем животе. Она застряла. А вот мой нож, хороший нож из черного острого камня, враз распорол и заячью шкурку, и то, что под ней.
«Индус» еще трепыхался, но я не обращал внимания. Он опоздал, старый и неловкий, и никак не мог помешать мне прижаться ртом к ране и глотать, глотать жизнь, утекающую из него, слабого, чтобы я, сильный, стал еще сильнее.
Когда я насытился, глаза «индуса» уже помутнели. Никто из остальных не вмешался. Никто не посмел мне помешать и потом, когда я стащил с отдавшего мне силу старика ожерелье духов, надел на себя и оглядел свою добычу: шестерых мужчин, семнадцать женщин и дюжины три детей. Теперь все они принадлежали мне. Я заглянул в глаза каждому. Все были покорны. Я чувствовал, что они рады моей победе, потому что теперь они принадлежат более сильному, а значит, сами тоже стали сильнее.
И они все, даже мелкие детеныши с карими глазами оленят, верили мне. Верили, что я сумею сделать то, с чем не мог справиться мой предшественник.
Я не позволю им стать едой широколицых. Я уберегу их, ведь я унаследовал от отца моей матери не только светлую кожу, но и многое другое. И пусть мне никогда не сравниться с широколицыми силой, но прятаться, охотиться и убивать я умею не хуже, чем они. А еще у меня есть мой Волк…
– Мы его нашли, – радостно сообщил Вильд.
– Он нашел! – уточнил Ануд.
Не зря Заря говорила, что у брата чутье волчье. Мои варяжата отыскали-таки предсказанную мной брешь во вражеской обороне.
– Всё, как ты и говорил. Тропки в одно место сходятся, а по ним шастают эти. Туда с грузом, обратно – налегке. Близко мы не подходили, чтоб не спугнуть, но оно точно там.
– Молодцы! – похвалил я. – При дележке по лишней доле – вам.
– Да мы не для того, ярл… – смутились оба.
– А я – для того. Вильд, к отцу сходи. Ничего не говори, только что я зову и что разговор будет тайным.
Это у меня с конфиденциальностью строго, а у Трувора не личный шатер, а проходной двор какой-то. Опять-таки не знаю, несколько он проникнется моей идеей. Может и отказать. Заявить, что не позволит снова испортить праздник. И это будет нехорошо. Мы, скорее всего, и сами справимся, но крови точно будет больше, а добычи, той, которая, как я надеялся, поможет вскрыть оборону противника, меньше.
– А ты, Ануд, двигай к Руаду. Его тоже ко мне. И тоже не объясняй ничего. Скажи: важное дело.
К моему удивлению, Трувор появился раньше Ольбардова воеводы.
– Зачем звал? – проворчал он вместо «здрасте».
– Сядь, – предложил я, подсовывая ему свернутый в рулон войлок. – Сейчас Руад подойдет, всё расскажу.
И я рассказал.
– Да уж, Волк! Опять ты нам праздник рушишь! – буркнул Трувор, выслушав мое предложение.
– Эй, князь! Ты это о чем сейчас? – удивился Руад. – Сам же всегда говорил, что Перуну бой краше любых игрищ!
– Говорил, – не стал спорить Трувор. – Но если бы всё сразу…
– Не выйдет, – сказал я.
– Не выйдет, – согласился Трувор. – Но праздник…
Достал.
– Ты со мной или нет?
– Ясно, что с тобой. Чтоб я такое веселье пропустил! – Варяг привычным движением огладил подсиненные к празднику усы. – Сам пойду и еще десяток возьму.
– Только десяток? – уточнил я.
– Остальные пусть пляшут, – ответил Трувор. – Не то эти, в крепости, могут нехорошее подумать. И половчанам – ни слова. Они же тоже Сварогу кланяются, пусть Волоха и повыше ставят. И Рюрику – не надо. С ним тоже сварожичей немало. Могут обидеться.
– А так – не обидятся? – уколол я.
– А и пусть! – ухмыльнулся изборский князь. – На ободранного кабана шкуру обратно не натянешь.
Глава 48 Праздник, праздник!
Говорят, в такую ночь Грань между мирами истончается, и духи с нежитью с той стороны активно просачиваются в наш мир. А всякие колдуны да ведьмы, те вообще могут по той стороне, как куры по двору, гулять.
Стенульф, учитель берсерков, рассказывал, что храбрый и любознательный человек в эту ночь может к костру и кого-нибудь потолковее пригласить. Аса или вана. Или альва какого-нибудь суперразумного, который языку зверей и птиц выучит, к примеру. Ну или черного альва-цверга, которые, говорят, большие спецы по всяческим кладам.
Ну а народ попроще искренне полагает, что в эту летнюю ночь боги склонны куда более охотно внимать их просьбам, а действие обычных законов не то чтобы прекращается, но здорово ослабевает. Поэтому можно и чужую жену под кустиками уестествить, и давнему врагу люлей накидать. А потом через костры попрыгать, в водичку прикорм для русалок-водяных покидать – и ладушки. Всё прощено.
А еще можно по папоротникам пошарить и волшебный цветок поискать. Только непременно голышом, иначе не покажется. И говорят, находил кто-то. Ну как кто-то… Одна девушка сказала, что у ее дядюшки была тетушка, так у этой тетушки прапрадед был лично знаком с тем, у кого в соседней деревне жил дедушка, который собственными глазами видел того, кто видел того, кто этот цветок нашел и жил потом припеваючи. Ну, или типа того. Хотя мне почему-то было легче в лешего или цверга поверить, чем в магическое цветение сего дальнего предка голосеменных.
Ну да, мы, викинги, такие: нам для поиска кладов волшебная ботаника ни к чему. У нас другие инструменты.
Впрочем, на этот раз мы эти инструменты старательно попрятали под плащами. И лица – тоже. Зимние плащи с длинными трубообразными капюшонами подходили для этого как нельзя лучше.
Как я и надеялся, в волшебную ночь врата Смоленска приотворились. Немного. И из врат этих потянулась к лесу вереница истинно верующих… извращенцев.
Разумеется, это произошло только после того, как десятка два разведчиков, спущенных со смоленской стены, наитщательнейшим образом проверили окрестности и убедились, что осаждающие тоже оставили посты и полностью отдались религиозным действам согласно конфессиям и пристрастиям.
Нас вражеская разведка не обнаружила. По очень простой причине: мы были от Смоленска далеко.
А вот от заветного места – близко. Сидели тихонько и ждали, когда по тайным тропам потянутся к культовой точке добрые прихожане.
А когда потянулись, то к ним подтянулись уже и мы. И не все разом, а небольшими порциями человек по семь-восемь, стараясь особо не выделяться в общем потоке паломников.
Нашу группку возглавляли мы с Зарёй. Она настояла, что тоже будет участвовать. Я позволил себя уговорить.
И мы едва не спалились.
Вошли себе тихонечко внутрь, по сторонам не зыркая, а глядя исключительно вперед…
И наткнулись на проверяющих – или выбирающих: двух мордатых жрецов из младшей группы жреческого «сада». Мордачи сортировали прихожан и развлекались тем, что скидывали с оных капюшоны, а иных, в основном женщин, судя по вспискиванию, хватали за интересные места. А кое-кому даже помечали одежку какой-то цветной гадостью.
Вернее, хватал и помечал один, а второй предлагал испить из тазика.
Испить никто не отказывался. Видимо, порядок был всем знаком и привычен.
За спинами мордатых маячили их друганы. Двое с факелами на длинных ручках, двое с дубинками, усиленными, насколько я разглядел, звериными зубами.
А тут мы с Зарей.
Мордатый с кистью тут же протянул лапу:
– Погоди, красава!
Заря увернулась, но мордатый, сука, ухитрился сдернуть с нее капюшон и радостно загоготал:
– А и впрямь красна! – И полез пятерней, но тут уж я вклинился и пресек поползновение со всей возможной деликатностью.
Мордатый загоготал еще громче. Ну натуральный свиномордый хряк! И попытался стащить капюшон уже с меня, решив, видимо, что я не друг, а подружка. Рост у нас с Зарей почти одинаковый, а телосложение под плащом не особо разглядишь даже при факельном освещении. Я сунул ему локтем в бок. Аккуратно, но сильно.
Свиномордый хрюкнул и враз покривел и рыльцем и осанкой.
И обиделся: замахал ручкой дружбанам, которые с дубинками. Те сделали грозные лица и выдвинулись вперед, блокируя нам путь.
Но тут вмешался другой мордатый, который с тазиком, что-то сказал приятелю – и свиномордый сразу успокоился. И снова заулыбался. На редкость паскудно. А потом лихо мазнул кистью по моему плащу, а затем попытался проделать то же самое с шелковым платочком Зари, но та успела увернуться. А вот свиномордый нет. И опять получил локтем в ребра.
– Я вас запомню, телочки! – просипел паскудник.
– А я тебя, телок! – засмеялась Заря и попыталась прошмыгнуть мимо контролеров, но те снова решительно заступили дорогу.
– Испей, женщина! – Подскочивший свиномордый сунул ей не тазик, как прочим, а большую глиняную кружку.
Вернее, собрался сунуть. Но я аккуратненько подбил ему ножку.
Чтобы удержать равновесие, жрец взмахнул руками, выплеснув содержимое кружки в мохнатую рожу кореша с дубиной. Пока тот обтекал, Заря уже шмыгнула в толпу, а я цапнул тазик у второго жреца, пискнув сиплым голосочком волка, соблазняющего козлят:
– А мне испить, красивый?
В тазике плескалось какое-то слабоалкогольное пойло, от которого шибало целым букетом запахов, среди коих явственно прослеживалась абсентовая отдушка.
Пить это я, разумеется, не стал, да меня никто и не контролировал. Все внимали облитому пойлом бородачу, излагавшему подлинную родословную свиномордого. Не слишком высокохудожественно, зато эмоционально и познавательно. В частности, он подтвердил мою гипотезу, что в предках у данной особи свиньи тоже наличествуют, причем не абы какие, а страдающие целым букетом неприятных наследственных заболеваний.
Под этот монолог проскочил фейсконтроль и я.
Со следовавших за мной Медвежонка, Оспака и Стюрмира никто капюшоны сдергивать не стал. Может, потому, что сразу была видна их гендерная принадлежность, а может, из-за того, что не дотянуться.
В общем, мы без потерь прошли первый этап: проникли в священное место.
Там оказалось тесновато. Притом что здешнее капище было попросторнее того, где мы так удачно разжились «священным» золотишком.
К сожалению, на голове здешнего древня-кровососа золотой короны не наблюдалось. Черную лопоухую башку украшал не конвертируемый в валюту растительный венок размером с похоронный, а что там ниже, на шее и на тулове, мне отсюда не было видно.
Народ вокруг бурчал и бормотал. И были это не обычные разговоры. Каждый, похоже, был сам себе и дирижер и собеседник.
В центре заголосили. О, кажется, начинается!
Я пихнул Стюрмира, показал знаком: выдвигаемся. Стюрмир поднял руку над головой: дважды сжал и разжал кулак. Как там остальные бойцы, я не видел – не с моим росточком. Однако я надеялся, что сигнал принят и понят. Ничего. Скоро и мне откроется вся диспозиция.
Наша восьмерка разделилась.
Свартхёвди, Оспак, Стюрмир и Вифиль надавили, раздвигая толпу, и направились к центру сборища.
Я, Заря и братья Крумисоны взяли чуть в сторону – к намеченной заранее крыше.
Пение стало громче, а толпа – плотнее. Мы раздвигали ее не без труда. Не то чтобы нам оказывали сопротивление. Просто тесно. А также душно, дымно и как-то гнетуще. Рычание сотен голосов давило на психику. Да и дымок, похоже, не совсем простой. Что-то здешние служители культа в него намутили. Но хочется надеяться, не особо убойное, и нам удастся сохранить контроль над собственными мозгами. Тем более все наши прекрасно понимали: мы – на вражеской территории. Значит, ничего не есть и не пить. Это у всех здешних – в подкорке. Принял что-то: воду, кусок лепешки – и ты уже гость. Со всеми вытекающими.
А мы сюда не в гости пришли. Волки в овчарню не в гости ходят.
Наши действия со всеми возможными вариантами были проговорены заранее. Один отряд блокирует ворота, другой занимает господствующие высоты, остальные действуют в толпе. Задача – взять под контроль жреческую верхушку и начать фильтровать народ. При сопротивлении реагировать жестко. Местных с дубинками всерьёз можно не принимать, но в толпе могли быть не только смерды, но и профессиональные бойцы-дружинники. Причем вооруженные. И в непонятном количестве. Ведь здесь, навскидку, никак не меньше тысячи человек. Нас же чуть больше полусотни. Для овчарни – более чем достаточно. Но при наличии сторожевых псов придется поработать клыками.
Крумисоны вывели нас правильно – к глухой стене бревенчатого строения неподалеку от полянки идолов.
Рев толпы внезапно усилился. Очень кстати. Из-под плаща Трюгви появилась бородатая секирка с узловатым ремнем. Наработанный бросок – и один Крумисон уже карабкается наверх, а второй согнулся в пояснице, упершись руками в стену, ему на спину вспрыгнула Заря, ухватилась за ремень. Влезший на крышу Трюгви помог ей вскарабкаться. Ремень упал – за него ухватился Траусти.
Я оглянулся. На нас вроде никто не обращал внимания. Народ полностью погрузился в процесс.
Ремень снова скользнул вниз по стене, я, подпрыгнув, ухватился за него, уперся ногой в щель между бревнами…
И тут меня мощно рванули за вторую ногу. Да так, что я вынужден был выпустить ремень, чтобы не сдернуть с крыши Трюгви.
Опаньки! Да это же наш жречонок свиномордый. Вцепился, аки клещ, в мой замшевый сапожок и не отпускает. Кабы не моя растяжка и развитый вестибулярный аппарат, валялся бы я сейчас на земле.
– Красава! – осклабился свиномордый…
И тут наконец-то разглядел мое лицо.
И оно настолько ему не понравилось, что он даже ногу мою не удержал. Тем более что я подшагнул на опорной и надавил весом.
– Ты чё… – свиномордый попробовал вступить в диалог, но тут его макушку с хрустом проломила стрела.
Вот это зря. Я бы его сейчас тихонько отключил.
А может, и не зря. Всё равно никто ничего не заметил.
Певучий рокот толпы вдруг прорезал женский крик, полный боли и отчаяния…
И тут же утонул в радостном реве народа.
А я наконец-то оказался на крыше и теперь видел всё.
И увиденное не обрадовало.
Кровь в красноватом свете костров казалась черной. И крови было много. Кучка жрецов у столбов-идолов была заляпана ею по уши. Идолы – тоже. И те, кто стоял в первых рядах.
И бойня, похоже, только набирала обороты.
Труп вскрытой от горла до лобка женщины жрецы швырнули к ногам идола поменьше и взяли в оборот еще одну жертву. На этот раз мужика.
Этот умер почти беззвучно. Его ухватили в восемь рук, расположили горизонтально, после чего палач-ритуалист взмахнул серпом и вскрыл мужику глотку до позвоночника. Кровь хлынула в подставленную емкость из желтого металла. Все заорали, но даже сквозь ор я услышал, как один Крумисон спросил у другого:
– Как думаешь, это золото или медь?
– Думаю, медь, – ответил второй. – Слишком здоровая.
Еще одну девку вытащили к идолам. Голую и, похоже, одурманенную. Голова у нее болталась, как у тряпичной куклы. Девку подняли и усадили верхом на деревяху, изображавшую, надо полагать, идолов детородный инструмент.
Жрец с наиболее массивным головным убором задрал на себе рубаху до пупа и закрепил ее веревкой. Его собственный инструмент топырился под солидным брюхом.
Публичного изнасилования не случилось. Произошло худшее: ублюдок всадил в низ живота девки метровой длины тесак и принялся ворочать им у несчастной внутри. Та даже не вскрикнула. И дернулась только один раз. Хочется верить, что ублюдок убил ее первым же ударом.
– Ты глянь-ка, Трюгви! Этот колдун кончил! – раздался надо мной возглас Траусти Крумисона.
Всё. Мое терпение тоже кончилось.
– Милая! – Я коснулся плеча жены. – Сможешь воткнуть стрелу ему в брюхо?
– В ухо? – не расслышала Заря.
– В кишки! – крикнул я. – Пусть тоже повеселится!
Загудела тетива – и жрец сложился пополам.
– Один! – заорал я во всю мочь по-скандинавски. – Тебе, Один!
Это был сигнал. Перекрывая рев толпы, ночь разорвал леденящий души рык. Наш главный воин Одина перешел в боевое состояние и, расшвыряв языческих прихожан, вырвался на освещенную площадку, устроив там реалити-шоу «Полетели клочки по закоулочкам».
Олухи с дубинками кинулись на помощь служителям культа, но были перехвачены отрядом варягов Трувора. И вмиг превращены последними в кровавое рагу.
Перун и Один сегодня действовали заодно.
– Лечь! Всем лечь! – заревел я, добавляя в голос накопившуюся ярость.
– Лечь! Лечь! – подхватили наши. – Перун!!!
Команду выполнила лишь часть толпы. Многие остались на ногах – и не по собственной воле. Слишком тесно.
Ну да сейчас станет попросторнее.
Толпа отхлынула от идолов. Те, кто был в задних рядах, не все, только наименее одурманенные, кинулись к выходу. Впереди – местный младший персонал, оказавшийся к воротам ближе всех.
Но – облом. Ворота блокировал строй моих исполнительных дренгов. Стена щитов, ощетинившаяся копьями.
Служки кровожадных столярных изделий притормозили, набираясь храбрости…
И тут щитоносцы разом присели, а в дело вступили кирьялы.
Залп – и подмастерья навсегда лишились возможности стать мастерами.
А до прихожан наконец-то начало доходить, что дело скверно пахнет не только для несчастных жертв, но и для них самих.
Наиболее сообразительные попадали на колени, воздев руки к звездам.
У стены дома, на крыше которого мы обосновались, бурлила толпа. Некоторые пытались проникнуть внутрь здания, но двери оказались заблокированы. Надо думать, теми, кто сидел внутри.
– Успокойте их! – велел я братьям.
Крумисоны прыгнули с крыши прямо на головы обезумевших участников праздника и сразу взялись за работу. У них была четкая инструкция: убивать только тех, кто окажет вооруженное сопротивление.
Таковых оказалось двое. Остальные вняли голосу разума и железа, проворно исполнив команду «ложись». Неорганизованно, вповалку, на кого-то наступив, кого-то придавив, но очень, очень быстро. Потому что мечи были лишь вспомогательным средством вразумления. Основным же аргументом оказались стрелы, которые летели в замешкавшихся. Пусть стрелки и старались не убивать, а ранить, но всё равно это была сильная аргументация.
Нельзя сказать, что сопротивление было совсем незначительным. В одном месте, на козырной площадке рядом с идолами, нашим дали отпор. Никак не меньше десятка паломников проворно расхватали копья и дубинки, оброненные жреческой стражей, построились клином и попытались пробиться к выходу, безжалостно расшвыривая толпу и топча тех, кто по собственной или чужой воле выполнил команду «лечь».
Если бы им удалось дойти до ворот, там бы они все и легли: балахоны паломников – неважная защита от стрел.
Но Трувор среагировал вовремя. И, главное, вовремя же сообразил, что у нас есть шанс обзавестись очень интересными заложниками.
– Брать живыми! – заревел он и первым кинулся на перехват боевитого десятка.
Щитов у наших не было – только атакующее вооружение и броня. Но у многих с собой имелись крючья на веревках, предназначенные для быстрого преодоления заборов, стен и прочего. Такой крюк, брошенный опытной рукой, прекрасно цеплялся и за одежду, и за небронированные части тела. Оставалось только «подсечь» и выдернуть орущую рыбку из косяка.
Меньше минуты – и группа прорыва разобрана на составляющие тушки, связанные по всем правилам боевого искусства.
Разобравшись с теми, кто «праздновал» на открытом воздухе, мы занялись захватом строений. Ну как захватом… Это перед паломниками можно закрыть двери. Когда за дело взялись наши, запершиеся внутри быстренько отперлись и приняли позы покорности.
Пока младший состав нашего войска сортировал заложников и распределял их по подсобным помещениям, хускарлы, или по-здешнему гридь, занялись самым интересным. Трофеями.
И тут сразу стало ясно, на чьей улице нынче праздник. Трофеев оказалось – море. Тут и серебро, и золото, и дорогие ткани. И оружие, кстати. Вот зачем, интересно, «мирным» сваргам с шипованными дубинками доспех византийского всадника?
Но лежащее по ларям, подвалам и чердакам – это было далеко не всё. Главное, как всегда, – в схоронках.
Взятые в разработку старшие служители культа поначалу повели себя вполне достойно. Продержались куда дольше, чем те же франкские архиереи. Однако перед мастерством профессионалов устоять не смогли: выдали не только те тайники, которые были устроены непосредственно на капище, но и лесные «кладовки».
Их опустошали уже под утро, когда к нам подтянулись варяги, честно отплясавшие танец Перуна в мирном варианте.
Предпоследними (и это радовало!) о нашей акции узнали Рюрик и его ближайшие приспешники, а последним – симпатичный мне черниговский княжич Честа.
Княжич был возмущен, обижен, оскорблен и заявил, что он нам теперь враг навеки. И поставленный надзирать за ним полоцкий воевода Андот был с ним полностью солидарен. Но не потому, я думаю, что переживал по поводу осквернения святыни. Ему, скандинаву, на обидки местных богов начхать. А вот то, что полоцких не допустили к дележке, было обидно.
К моему немалому удивлению, Рюрик отнесся к нашей ночной акции вполне лояльно. И даже принял на себя весь гнев полоцких, ни словом не обмолвившись о том, что сам – ни сном ни духом.
Желаете расторгнуть союз? Да не вопрос. Топайте домой. Меньше народу, больше кислороду. Добычи то есть.
Вот чем я не могу не восхищаться, так это политической гибкостью этого дана. И его умением мгновенно оценить ситуацию и принять правильное, то есть наиболее прибыльное решение.
Стоило Рюрику мельком глянуть на наших лучших пленников, как он тут же одобрил наше самоуправство. И даже дольку от награбленного не потребовал. Зачем ему долька от нашей дольки, когда мы только что буквально на блюдечке принесли ему ключи от Смоленска?
Как я и предполагал, повязанная нами языческая паства на девять десятых состояла из смольнян. И не последних по статусу. Значительная часть городской верхушки плюс члены их семей. Зажиточные горожане, то бишь местный средний класс. И опять-таки члены их семей, которые, поглядев на развлечения викингов со служителями культа и примерив эти острые ощущения на себя, были готовы отдать всё, включая исподнее, только бы никого из них не привязывали к пыточным столбам.
Воинское сословие тоже было представлено неслабо. Восемьдесят три дружинника, причем почти все – элита. И все, отмечу, живы, хотя и не все – целы. Нам невероятно повезло, что они были под кайфом. За что отдельное спасибо сваргам. Большая удача! И дело даже не в том, что они сейчас сидят связанные в сарае, а не стоят на смоленских стенах. Это ж гридь князя Дира. А князь для своей дружины, как папа – для любимых сыночков. Так что это не просто заложники. Это, считай, мы лично Дира взяли за гениталии. Он просто обязан в лепешку расшибиться, а своих бойцов выручить. В противном случае прочая гридь огласит ему вотум недоверия, примерно как я недавно – Рюрику, и пойдут искать другого князя.
Ну и кто после этого скажет, что я не молодец?
Глава 49 Дипломатия князя Рюрика в действии
Полоцкие не ушли. Однако из нашего союза их исключили. Рюрик преподнес это так, что они «уволились по собственному желанию». Полоцкий княжич обиделся еще больше. На всех, включая меня. Страшный воевода – тоже. Но конкретно на Рюрика. Вызвал его на хольмганг. Как викинг викинга.
Кто из них сильнее, я мог только предполагать. Когда-то Хрёрек был грозным бойцом. Покруче Трувора. Но насколько Рюрик восстановил форму после ранения, оценить было трудно. С тех пор я ни в бою, ни в поединке князя не видел.
И не увидел. От хольмганга князь отказался. Мол, негоже ему, большому и важному, рубиться с каким-то там заштатным воеводишкой.
Выйти вместо князя тут же вызвался наш знакомец Стег Измор. Но тут уж Андот отказался. Сплюнул и обозвал Рюрика лужей свиного дерьма, от которого так и смердит трусостью. Рюрик оскорбление проигнорировал, и грозный свей отправился восвояси. То есть в свой лагерь.
А примерно через часок с зеленой веткой переговорщика к нам пожаловал смоленский князь Дир.
Смотрелся смоленский лидер серьезно. Могучий вояка в полном расцвете сил. Причем не из тех, которые только и знают «бей-убивай». Интеллект явно в наличии. Равно как и чувство собственного достоинства, чтоб не сказать – важности. Роль просителя подходила ему примерно как фата невесты – берсерку. Дир смирил гордыню ради общего блага и сразу сообщил: сдавать город он не собирается. Проигравшим себя не считает, но мы коварно захватили целую толпу тех, кого он обещал защищать, и он готов обсудить размер выкупа. Да побыстрее, потому что нехорошо, когда эти самые подзащитные страдают во вражеской неволе.
Прибывшие с Диром уважаемые граждане города Смоленска поддержали сие заявление одобрительными возгласами. Надо думать, упомянутые смоленским лидером подзащитные были и им не чужими.
С нашей стороны переговорщиком выступил Рюрик. Мы с Трувором скромно стояли у него за спиной. Мой тесть убедил меня (и это было несложно), что как переговорщик Рюрик даст нам сто очков форы и всё равно обгонит в первой трети дистанции.
Рюрик, следует отдать ему должное, проявил себя настоящим гроссмейстером, удивив всех с первого же хода, когда вот так сразу взял и заявил: Смоленск ему не нужен. Подождал, пока окружающие осмыслят заявление, выдержал еще полминуты театральной паузы и озвучил желаемое.
Нужна же Рюрику, как оказалось, лишь добросердечная дружба уважаемого Дира и благополучное разрешение всех образовавшихся между потенциальными друзьями недоразумений.
Дир слегка опешил от такой доброжелательности. И поинтересовался: а как же все наши предшествующие действия? Осада, кощунственные действия, захват заложников? Как-то всё это далеко от предложения дружбы.
Иногда старшему брату стоит показать силу, чтобы младший брат осознал свое место, сообщил смоленскому князю Рюрик. Что же касается кощунственных действий в отношении местных богов, захвата заложников, грабежа и надругательств над служителями культа, то он готов поклясться всеми богами, включая пострадавшего Сварога, что сие произошло без его, Рюрика, ведома, и никто из его личной дружины в данном беспределе участия не принимал.
Изложено это было несколько другими словами, но смысл подразумевался именно такой, и главное смоленский князь уловил на лету.
То есть, предположил он, уважаемый собеседник желает стать ему, Диру, старшим братом? И всё?
Именно так, подтвердил Рюрик. И ему, и его брату Аскольду, к которому он, Рюрик, тоже расположен весьма благожелательно, поскольку абсолютно уверен: втроем они способны на воистину великие дела, в масштабах которых осада Смоленска – это сущая безделица. Так что ему, Рюрику, нет никакого смысла на этот самый Смоленск претендовать. И он, как было сказано ранее, и не претендует.
То есть, уточнил смоленский князь, если он, Дир, сейчас признает Рюрика старшим братом и сделает то же от лица Аскольда, то конфликт между ними и Рюриком будет исчерпан?
Так и есть, охотно подтвердил Рюрик.
И незаконно захваченных граждан Смоленска немедленно освободят?
Освободят, подтвердил Рюрик. После того как будет согласован размер компенсации.
И снова рассыпался в комплиментах собеседнику и заверениях, что лично он, Рюрик, никаких выкупов-шмыкупов за пленных требовать не станет. Ему нужно лишь официальное признание его, Рюрика, старшим братом Аскольда и Дира. Но поскольку некоторое недопонимание между всеми нами имело место и, более того, принесло определенные убытки, материальные и моральные, то было бы справедливо выплатить некую компенсацию. Восполнить, так сказать, потери.
Тут уж Дир совсем расцвел, а я едва не вмешался в процесс переговоров, но Трувор положил мне руку на плечо и шепнул:
– Не мешай. Пусть поклянется.
И, завороженный Рюриковым красноречием, Дир – поклялся. Перед богами своими и чужими. В присутствии как нашем, так и представителей смоленской аристократии, князь Дир от собственного и Аскольдова имени взял да и признал отныне и вовеки старшинство князя Нового Города и его окрестностей Рюрика со всеми вытекающими из этой клятвы обязательствами.
Рюрик же, в свою очередь, поклялся Перуном, Тором и Одином, что принимает на себя обязанности старшего брата в отношении Дира и Аскольда. Тоже со всеми вытекающими.
После чего торжественно принял из рук Дира его меч (неплохой, но с моей Слезой и даже с Вдоводелом – никакого сравнения) и не менее торжественно вернул его Диру с соответствующими пожеланиями.
А я, наблюдая за всем этим спектаклем, в очередной раз убеждался: хитровывернутый князь опять меня кинул.
Тем временем новоиспеченные «родичи» обнялись, и все вокруг (кроме меня) разразились приветственными возгласами.
Нет, понятно, что настоящими братьями Рюрик и Дир не стали. Это мы с Медвежонком – братья. А это так… вассалитет. Но тоже обязывает. Одних – подчиняться, других – повелевать и защищать.
Кошусь на Трувора. Мой тесть непроницаем. Но не мрачен. А ведь это и его, получается, кинули. Теперь мы с ним – с одной стороны пирога, а Рюрик с Диром – с другой. И есть серьезное подозрение, что их сторона сейчас будет кушать пирог в одно жало. Вернее, в два.
– А теперь, брат мой, хочу представить тебе моих союзников! – торжественно провозглашает Рюрик. – Ульф-ярл! Тот самый, что избавил нас от князя Водимира! Скажу тебе, он из тех ярлов, что охотно берут золото и серебро, но сами платят только железом! – и засмеялся.
Дир уставился на меня мрачно и недоуменно. Я прям-таки читал его мысли: что это еще за союзник такой… бескомпромиссный?
Я одарил его хмурым взглядом, подобающим тому, кто «платит железную цену».
– А это его родич… и мой тоже. Трувор Жнец, князь изборский. Ну да ты его знаешь.
Да, Дир моего тестя, несомненно, знал. И, похоже, не с лучшей стороны, потому что улыбнулся ему довольно кисло.
– Твой союзник? – процедил он. – А мне говорили…
– Мой верный союзник! – с нажимом произнес Рюрик. – У меня много верных союзников, младший брат! Но я подумал: ты захочешь поближе познакомиться именно с этими славными воинами. Ведь именно они прошлой ночью повеселились на соседнем с твоим городом капище. Решили, понимаешь, узнать, чьи боги сильнее: наши или местные? – Рюрик снова засмеялся, и Трувор его поддержал. А мы с Диром – нет. У Дира было лицо трубача, нечаянно откусившего пол-лимона, я же просто не понимал, к чему клонит Рюрик.
– Кто же мог подумать, брат Дир, что кто-то из твоих дружинников тоже окажется на том капище? – Рюрик похлопал смоленского князя по плечу.
– У каждого в дружине есть сильные и слабые воины, – пробасил Трувор. – Но всё же я не понимаю: зачем держать в дружине настолько никчемных. Ни один из них даже не смог погибнуть с честью. Нас было меньше, но мы повязали их, будто неуклюжих смердов. Даже как-то неудобно просить за таких никчемных выкуп, как за настоящих воев. Верно, Ульф-ярл?
– Они плохие воины, но сильные мужчины, – подхватил я эстафету. – Думаю, их можно выгодно продать людям с восхода, тем, кто сажает на румы рабов.
Смотреть на Дира – одно удовольствие. Лицо побагровело. Рот открывается и закрывается. Беззвучно. Как бы удар мужика не хватил? Хотя вряд ли. Здоровья у такого – на троих.
– А вот по остальным хочу с тобой посоветоваться, князь, – деловито произносит Трувор, игнорируя состояние смоленского вождя. – Многие из наших пленных явно не из бедных родов. Как думаешь: если мы попросим за всех сразу тысячу марок серебром, нам заплатят?
– На рынке в той же Бирке мы смогли бы выручить больше! – возражаю я. – Там есть красивые женщины, а многие мужчины наверняка владеют ремеслами. Его город, – кивок в сторону впавшего в ступор Дира, – славится своими умельцами.
– Так до Бирки их еще довезти надо. Часть наверняка умрет по дороге, – не соглашается Трувор. – Опять-таки на кормежку расходы.
– Это да, – соглашаюсь я. – Хорошо кормить – большие расходы. Плохо кормить – будут умирать. А это тоже расходы. Но тысячи, я думаю, маловато. Две тысячи – хорошая цена.
– Да, две лучше, чем одна. Но заплатят ли? Что скажешь, князь?
Дир смотрит на Рюрика. Тот ласково улыбается. Нам. И Диру. Точь-в-точь заботливый папочка, наблюдающий за играющими детьми.
– Князь! – не выдерживает Дир. – Что я слышу? Ты же обещал! Ты сказал: мне заплатят за обиду!
– Брат мой, разве я такое говорил? – Рюрик демонстрирует искреннее непонимание. – Я сказал: меня это не касается. Меня не было на том капище. Я сказал, что не потребую выкупа за ваших пленных. Да и как я могу его требовать, если это не мои пленные? – Рюрик шевельнул бровями, изображая удивление. – Я сказал, что лично мне ничего не надо, и это слышали все, и мои люди, и твои. И сейчас с тобой говорю не я, а мои уважаемые союзники. Это их добыча, их трофеи. Они вправе распорядиться ими, как пожелают. Да и что тебе до их пленников? Если в плен угодил кто-то из твоих младших дружинников, то, я думаю, тебе следует поблагодарить Ульфа и Трувора за то, что они избавили твою дружину от слабых, а родичей горожан пусть выкупают сами горожане. Пусть договорятся о размере выкупа, а уж я, как твой старший брат, готов поручиться, что обмен пройдет честно. И еще вот что, я сказал: от тебя мне ничего не нужно. Ты – мой брат. Но было бы правильно, если бы твой город преподнес мне подарок. Всё же я многое сделал для нашей дружбы и расходы понес немалые.
– Верни мне мою клятву! – прорычал Дир. – Или…
– Или – что? – согнав с лица добродушную улыбку, перебил Рюрик. – Ты стал моим младшим братом только что – и уже забыл об этом? Грозишь мне! Грозишь богам, которыми ты клялся! И даже забыл о том, что это ты пришел ко мне! И сейчас лишь закон, оберегающий посланников, защищает тебя от моего гнева. Закон, данный нам богами, гнев которых, как я вижу, ты тоже ни во что не ставишь. Скажи мне, брат Дир, ты действительно хочешь нарушить данную клятву?
Вот она, настоящая средневековая дипломатия. В такие минуты понимаешь, что значит отвечать за свои слова. Особенно когда все козыри у противника, включая и главный – тебя самого.
– Нет, – выдавил смоленский князь. – Я верен своему слову.
– Вот это речи великого вождя! – мгновенно подобрел Рюрик. – Я рад, что не ошибся в тебе, брат! Будь же моим гостем сегодня! – провозгласил он, вновь распахивая объятия. Да так, чтобы сразу было понятно: жест символический. Обнимать он больше никого не собирается.
А я начал кое-что понимать в той самой средневековой дипломатии, образец которой только что увидел. Рюрик прекрасно понимал: после такого грандиозного обмана Дир никогда не станет его другом. И союзником Рюрика он будет только до тех пор, пока шипы надетого «старшим братом» ошейника упираются в горло. Он изо всех сил будет искать возможность сбросить этот ошейник и отомстить. Рюрик только что заполучил смертельного врага. Сомнительный повод для радости. Однако… Однако Дир и раньше уж точно не был ему другом. И то, что теперь для враждебного отношения к Рюрику у Дира появились личные причины, это скорее плюс, а не минус. Ярость полезна в бою. В дипломатии личные причины мешают объективности. Следовательно, Рюрик только что получил позиционное преимущество. Вдобавок к материальному и моральному выигрышу. Пусть зверюга ревет и бесится. Ни ошейник, ни шипы ей не по зубам. И она, кстати, об этом знает, что тоже неплохо. Ненависть и страх – отличные рычаги управления.
– Будьте моими гостями и вы, жители града Смоленска! – провозгласил Рюрик. – Отныне и до тех пор, пока наши мелкие разногласия не перейдут в настоящую дружбу!
Да, прав был Трувор. Рюрик – мастер. Вот так вот, без единой капли крови взял в заложники и смоленского князя, и всю городскую верхушку. Высший пилотаж.
Хотя меня от таких воздушных фигур малость подташнивает.
А Дира, будь моя воля, я бы просто убил. Это ведь он «продал» воинов Водимиру для набега на Ладогу. Сам. Лично. Причем он прекрасно знал о намерениях Водимира. И узнал это, так сказать, из первых уст. От того самого воеводы, который и отдал приказ смоленским гридням поступить в распоряжение Водимира.
В общем, я немного покривил душой, когда сказал, что все люди Дира сидят у меня в плену. Один уже не сидел. Лежал. На дне Днепра. С камешками во вскрытом чреве. Это чтоб не всплыл. И этот один был не кем-нибудь, а Дировым персональным воеводой…
Когда-то он был сильным и уверенным в себе и своем статусе мужиком. Вернее, мужем. Возможно даже – доблестным. Но теперь, после того как с ним полночи поработали умельцы, это был просто говорящий кусок истекающего кровью мяса. И лгать он был не способен. Даже для того, чтобы вымолить послабление от муки. Отучили.
Так что нам с Трувором вести допрос не понадобилось. Только выслушать исповедь. Всё и обо всём.
Нас, однако, личные тайны смоленского воеводы не интересовали. Равно как и закулисье смоленской политики. Мы уже знали, что именно князь Дир одобрил передачу воинов Водимиру. Ни один воевода не осмелится на такое самоуправство. Сейчас нас с тестем интересовал всего один вопрос: знал ли смоленский князь, передавая Водимиру своих дружинников, о планах последнего по пленению Зари и последующему шантажу Трувора?
Знал, сука. Более того, именно этот план и убедил Дира, что поддержать Водимира стоит. Убедил в эффективности и перспективности Водимира как союзника. Даже сам Водимир не знал об этом нюансе их отношений, а вот воевода был в курсе. Секретов от него у князя смоленского не было.
И не будет. Разве что там, по ту сторону Вечности.
У Трувора руки чесались немедленно отправить Дира вслед за воеводой. Но он умел справляться с эмоциями, пусть даже ему это было потруднее, чем мне. Злодей Дир ведь тоже варяг. Можно сказать, сородич.
А еще он дурак, смоленский князь. Правда – она ведь частенько наверх всплывает. А такое – не прощается. Особенно между своими. И теперь, когда Трувор поделится информацией (а он непременно поделится) со своим родичем Ольбардом, Дир стопроцентно потеряет поддержку соплеменников. И тогда останется только один вопрос: кто его съест первым – Рюрик или Трувор? Но кто бы это ни был, я очень хочу поучаствовать в процессе. Только не этим летом. Сейчас я просто постараюсь до минимума сократить общение со смоленским князем. Пусть поживет.
Пока.
А моему зятю тем временем придется обойтись без медвежьей охоты. Гейс есть гейс.
Переговоры о выкупе нашей части военнопленных я поручил Медвежонку. По-словенски братец изъясняется не слишком бегло, но не беда. Язык викингов здесь знают неплохо. Вот князь Дир, к примеру, болтает на нем не хуже меня.
Свартхёвди сказал: это хорошо, что я не участвовал в торгах, поскольку смоленский князь активно пытался сбить цену и ссылался, что характерно, как раз на меня. Я же определил пленников как «никчемных». Ну и выкуп за них соответственно…
«Ничего не знаю!» – открестился Свартхёвди.
Мол, с высоты его мастерства все здешние воины никчемны. И поиграл берсерочьими татушками. У него, Медвежонка, другой отсчет. По оружию, которое сняли с пленных. Вот этот меч, к примеру, соответствует…
– Ничему он не соответствует, – запротестовал Дир. – Мало ли откуда этот меч взялся?
– Хочешь сказать, что я лгу? – с легкой угрозой осведомился Медвежонок.
– Я сказал то, что сказал!
Татуировки класса «берсерк» смоленскому лидеру были явно знакомы, но не испугали. Даже берсерк не станет набрасываться на гостя. Без серьезной причины.
Наезжать Свартхёвди не стал. Внес новое предложение: за каждого пленника с мозолями от оружия – полуторная миклаградская цена галерного раба.
– Почему же – полуторная? – возмутился Дир. – Правильней было бы – половинная, ведь до ромеев еще плыть и плыть!
– Так они ж тебе не чужие, конунг, – резонно возразил мой братец. – Что подумают твои люди, когда узнают, что ты своих на галеры продаешь?
– Это ты их продать угрожаешь! – запротестовал Дир. – А я, наоборот, выкупить хочу!
– Но не выкупаешь же! – ухмыльнулся Медвежонок. – А значит…
В общем, обе стороны получили от торговли немалое удовольствие. Обе, потому что Дир, как позже выяснилось, выкупал своих бойцов не на свои кровные, а на средства городского совета.
Так завершился смоленский поход. Я считал, что неплохо. Что же до братца, то он поворчал немного, мол, грабеж Смоленска был бы выгоднее, но это так, для проформы.
Потому что даже если бы нам удалось взять город, вряд ли навар превзошел бы добычу с капища и выкупные, которые по факту распилили только мы с Трувором. Ну и Рулафу, понятно, тоже отстегнули дольку.
А при захвате города пришлось бы делить на всех. Включая и отмежевавшихся половчан, и, главное, Рюриково воинство.
Впрочем, Рюрик всё равно в огромном плюсе. Заполучил в вассалы Дира с Аскольдом, да еще и вытряс из Смоленска компенсацию расходов.
Я предполагал, что он сразу двинет дальше, к Чернигову. И уже приготовил соответствующую речь, почему не могу к этому перспективному походу присоединиться.
Но Рюрик меня в очередной раз удивил. Решил остановиться на достигнутом и укрепить вертикаль власти на уже освоенной территории.
– Он всегда был осторожен, – сказал мне Трувор. – Теперь – особенно. В Чернигове мы с ним бывали. Да и в Киеве тоже. Но с тех пор там многое изменилось. Надо сначала разведать, и конунг это понимает.
– Князь, – поправил я.
Но уже без уничижительного подтекста. Рюрик проявил уважение и щедрость. И не высказал никаких претензий по поводу той зимы, когда мы бросили его под Полоцком.
Впрочем, теперь Полоцк у Рюрика почти в кармане. С Диром-то в союзниках.
В общем, никаких обид. У меня.
Но был один человек, которому сдержанность Рюрика пришлась не по душе. Стег Измор.
– Ты тоже не пойдешь на юг, – это не вопрос, утверждение. – Не этим летом.
Стег Измор – крут. Я с удовольствием принял бы его в свой хирд. Вместе с его друганами. Вот только вид у него такой, будто не я его, а он меня в свой хирд принять хочет.
– А если я заплачу?
Смешно. Совсем недавно у него даже собственной брони не было.
– Думаешь, я нищий? Есть у меня деньги. Но далеко.
– Ужель в землях ромеев? – уколол я наугад.
И, похоже, на сей раз зацепил. Дернулось личико.
– Нет, ближе. На юге. Золото. Много.
– Думаешь, мне оно надо, золото? – Я покосился на своих, деликатно отошедших в сторонку. Но наблюдающих. Причем у Бури – очень характерный прищур. Как щелка в башне старого танка. Бахнет пушка – и сложится подозрительный домик.
– Ты викинг, – пожал мускулистыми плечами Стег. – Что еще вам надо, кроме золота.
Нет, не любит он скандинавов. Кто-то из наших ему изрядно подгадил.
– Дом, – сказал я. – Семья. Верные друзья рядом.
– Всё это можно получить, если у тебя есть золото. Много золота!
Нет, дорогой. Может, ты и умеешь искушать – в принципе. Но не меня.
– Тебя обманули, Стег Измор. Друзей за золото не купишь. Только союзников… Таких, как ты.
Лицо по-прежнему невозмутимое, но кадыком-то дёрнул. Сглотнул. Была бы борода, не заметил бы. А тут подбородок бритый да усы по бокам.
– И любви не купишь. Женщину – да. Но не такую, что за тебя умрёт. А ты – за нее. Так что не поведу я тебя на юг, Стег, – заключил я. – Не этим летом. Может, в следующем году. Может быть. Ты найди меня тогда и спроси снова. Может, порадую тебя.
– Может, – уронил загадочный варяг. Развернулся и пошел.
Нет, остановился. Обернулся и бросил через плечо:
– Доброй дороги, ярл!
– И тебе, – благожелательно отозвался я.
– За что он тебя убить хочет? – спросил меня Бури пару минут спустя. – Чем ты его обидел?
– В поддержке отказал, – предположил я.
– Нет. Другое. И лучше бы тебе с ним дел не иметь. Он опасен.
Я хмыкнул:
– Знаешь, о тебе он то же самое сказал.
Азиатская дубленая маска пошла добродушными морщинами:
– Он видит, – удовлетворенно проговорил мой верный спутник.
– Или знает? – не удержался я от небольшой провокации.
– Или знает, – с невозмутимым видом согласился Бури.
Вот же… Сколько загадок на мою чернявую макушку!
Ну и ладно. Пусть хоть все здешние тайны разом посулят открыть. Я. Всё равно. Иду. Домой!
Глава 50 Остров Сёлунд. Дома!
Паруса упали. Красавцы-корабли синхронно развернулись. Три драккара и два кнорра. Мои корабли. Мои корабли, входящие в мою бухту. И эта толпа на берегу, все эти люди, мужчины и женщины, они тоже мои. Здесь мой настоящий дом. Потому что здесь – Гудрун. И Рунгерд. И мои дети, которых я еще не видел. Кроме Хельгу.
«Северный Змей» шел первым. Не самый большой из моих кораблей, но он – флагман. Потому что на нем я. Ярл.
И он первым коснулся причала. Так мягко, что можно было бы обойтись и без набитых шерстью мешков-кранцев, сброшенных с борта. Витмид, стоявший у кормила, не оплошал. Я бы и сам, наверное, причалил не хуже, но я – ярл. Мое место сейчас рядом с оскаленной мордой дракона.
И я же первым ступил на берег. Вернее, спрыгнул, не дожидаясь, пока уложат сходни.
Спрыгнул – и остановился. Я – ярл. Мне положено шагать с достоинством.
А вот Гудрун – побежала. Со всех ног. С младенцем на руках. Выскочила на причал… и остановилась.
Выражение безмерного счастья слетело с ее лица.
Гордость, высокомерие, превосходство. Вот что оно выражало теперь.
Это она увидела сходящую с корабля Зарю.
Улыбка сбежала и с моего лица.
Я тысячу раз представлял эту встречу… И вот.
– Здравствуй, Зарра, дочь ярла! – чопорно произнесла Гудрун, остановившись шагах в пяти от меня. – А ты красивее, чем мне говорили.
Сомнительный комплимент. Двусмысленный. И – провокационный. «Дочь ярла». Сама Гудрун – дочь обычного воина. Ну как обычного… Сваре Медведь, чтобы жениться на ее матери, прибил не только ярла, задолжавшего кровь семье невесты, но и значительную часть его хирда. В одиночку, что характерно.
«Дочь ярла». Ну да. Гудрун должна быть в курсе. Братец просветил, что у меня теперь – вторая жена. И кто она, тоже поведал. И он даже передал нечто вполне позитивное, высказанное по этому поводу Гудрун. Формально позитивное. По здешним законам Гудрун должна принять мою волю и не чирикать. Но это в теории. А на практике она только что бросила Заре перчатку. «Красивее, чем я думала». И если дочь Трувора тоже проявит характер, рванет – мало не покажется.
– Здравствовать и тебе, госпожа.
Заря спокойна. Тоже остановилась в пяти шагах от меня. И тоже полна достоинства. Я даже не ожидал, что она может держаться так… аристократически. И так высокомерно бросить:
– Не могу сказать того же о тебе, госпожа.
Пауза. Весьма и весьма напряженная.
Гудрун нахмурилась. Самую малость. Уж в чем в чем, а в собственной красоте она уверена.
– Ульф-ярл говорил мне, что прекрасней тебя нет никого, – ровным голосом продолжила Заря.
Я такое говорил? Что-то не припомню… Хотя, может, и говорил.
– …И он был прав. С твоей красотой может соперничать только твоя слава! И я рада, старшая…
– Мой братец всегда норовит заграбастать самое лучшее!
«Клык Фреки» как раз пришвартовался, и оказавшийся на причале Медвежонок безжалостно разрушил торжественность момента: сграбастал сестру вместе с младенцем-племянником и принялся тискать. Младенцу это не понравилось, и он немедленно заревел. Басом…
А в следующую секунду нас захлестнули две волны: прибывших и встречающих.
Но я все же успел отобрать жену и сына у названного братца и…
Зря я так напрягался. Они поладили, моя старшая и младшая жена.
А сынишка и впрямь оказался на меня похож.
И дочка – тоже.
А потом был пир, который продолжался три дня. И еще три дня расходились собравшиеся на него гости. А на седьмой обе мои жены отправились в Роскилле. За покупками.
Собственно, поехать мы должны были все вместе, но я утонул в болоте хозяйственных дел, которые требовали моего, и только моего решения. Опять-таки Рунгерд и Медвежонок решили познакомить меня с уже приобретенными территориями и обсудить дальнейшее расширение наших фамильных лесов и пажитей.
Я остался, и мои жены отправились вдвоем. Ну не то чтобы вдвоем – с прислугой. Но без меня. Правда, на полпути они должны были встретить Скиди с женой и двинуться дальше уже вместе, но не сложилось.
И все эти отдельные нестыковки привели в результате к таким последствиям, из-за которых я вынужден был отправиться…
Впрочем, не стоит опережать события, которые еще не наступили.
Глава 51 «Я требую суда Рагнара-конунга!»
– Какая красавица! – Асгисль Рябой даже облизнулся от восторга. – Хочу ее! И возьму!
Три дня назад Асгисль стал хирдманом самого Рагнара Лотброка. И все три дня чувствовал себя так, будто весь мир целиком принадлежит только ему. И все женщины Роскилле – тоже.
– Погоди, Асгисль! – Спутник счастливого хирдмана ухватил его за рукав. – Нельзя трогать свободную женщину на земле Закона!
Спутника звали просто Гислем, он был младшим братом Рябого, и хёвдинг, набиравший воинов под знамя Ворона, даже проверять его не стал. Сказал: мелкий.
Это была правда. Гисль был на пядь ниже старшего брата и на пядь уже в плечах. Но при этом – ничуть не худшим воином, чем брат.
Однако с хёвдингом Рагнара Лотброка не спорят. Так что придется Гислю вернуться домой или искать место на палубе другого вождя.
– Кыш! – Асгисль стряхнул руку брата. – Закон здесь – Рагнар Лотброк! А я его хускарл. Значит, я и есть Закон!
– Эй, красотка! А ну постой!
Заря обернулась. Перед ней стоял, вернее, над ней возвышался здоровенный нурман в черненой броне, с большим красным камнем на рукояти меча. Борода у нурмана была желтая и клочковатая, а на лице будто горох лущили. От нурмана несло псиной и прокисшим пивом.
– Ты мне нравишься! – без обиняков заявил нурман и ухватил Зарю за плащ.
Девушка рванулась, плащ затрещал…
И это остановило Зарю. Плащ был новенький, дорогой, белый, как снег, а главное, подаренный ей Гудрун, которая собственноручно вышила на нем знаки рода.
Если он порвется, не будет ли это дурным знаком? Заря оглянулась…
Гудрун рядом не было. И это было плохо. Заря не знала, как следует себя вести здесь, на земле данов. Может, здесь такое в обычае? И что следует говорить таким наглецам?
Заря растерялась. Но уже через мгновение растерянность сменилась злостью. Никто не смеет так обращаться с женой Ульфа-ярла!
Нурман хохотнул:
– Так-то, рыбка! От меня не уплывешь! Не знаю, если ли у тебя мужчина, но…
– Если ли у меня мужчина? – перебила Заря звонко и сердито. – А ты что же, отбить его у меня хочешь? Так даже не старайся. Он не из мужеложцев!
Многие из тех, кто услышал Зарю, а таких было немало, засмеялись.
А все, кто был рядом, уставились на дерзкую женщину. Так оскорбить воина со знаком Рагнаровой дружины на шейной цепи – это… смело.
Гудрун с трудом удержалась, чтобы немедленно не кинуться на выручку Зарре. Даже она не бросила бы такое в лицо хирдману сёлундского конунга. Она бы назвала себя, воин смекнул бы, что покусился на чужое, и принес извинения. Возможно, деньгами, если бы она потребовала. А она потребовала бы. Схватить свободную женщину, да еще из хорошего рода, за одежду – за это положено платить. Хирдман, скорее всего, пьян, но не настолько, чтобы совсем ничего не соображать. Но после таких слов примирение уже невозможно.
Гудрун должна была вмешаться. И знала, что должна. Она старшая жена. Ее долг – оберегать жену младшую, так же как долг младшей – повиноваться. Тем более что Зарра носит в чреве ребенка их мужа.
Но Гудрун медлила. Она понимала, насколько это рискованно, но ей очень хотелось поглядеть, как поступит сама Зарра.
Гудрун много слышала о ее храбрости, но бывает так, что в основе храбрости лежит отвага и честь, а бывает – дерзость или глупость.
Асгисль опешил. Даже плащ выпустил от удивления. Он не сразу понял, что ему сказали. Его удивил сам факт, что овечка, которую он собирался изжарить и съесть, вдруг выразила протест.
А потом до Асгисля дошла суть сказанного, и он взъярился.
Будь перед ним мужчина, Асгисль разрубил бы его от макушки до пупка, но перед ним была женщина. А женщину после таких слов совсем не обязательно убивать. Довольно обойтись с ней как с женщиной.
Вот этот прилавок – подойдет. Асгисль смел с него то, что лежало, какую-то утварь, одарив торговца таким грозным взглядом, что тот не посмел протестовать.
– За такие слова мне следовало бы проткнуть железом твоего мужчину, – сообщил Асгисль, – но я сделаю лучше. Я проткну тебя! Прямо здесь! – Он стукнул по прилавку мозолистой ладонью. – Клянусь мошонкой Фрейра, копье у меня не хуже, чем у него, и пронзит тебя насквозь. А если ты будешь правильно вилять попкой, я сочту это подходящим выкупом за твои поносные слова! – Асгисль задрал кверху бороду и гордо глянул на брата. Слышал ли тот, как он красиво сказал? Однако дерзкую красотку Рябой тоже держал в поле зрения: вдруг та попытается удрать? Глупо надеяться женщине убежать от воина, но дурочка может попытаться…
Нет, она не стала убегать.
Смотрела на него и ждала. Может, совсем перепугалась и не понимает, что от нее требуется? Ну так Асгислю нетрудно самому задрать ей подол. Он шагнул вперед, протянул руку… И замер.
Кто-то из женщин в окружившей их толпе ахнул.
Под плащом у дерзкой оказался меч. И сейчас его острие было направлено на вершок пониже края короткой Асгислевой кольчужки, то есть на то самое копье, которым только что хвастался Рагнаров хирдман.
– Видишь мое оружие? – спросила Заря. – Думаю, оно подлиннее твоего. И уж точно потверже.
Она больше не волновалась. Спокойствие снизошло на нее. Если ей придется сражаться, значит, она будет сражаться. Именно этому и учил ее муж. И она не уронит его честь. И свою тоже. Жаль, что Гудрун где-то потерялась и не увидит…
Асгисль нахмурился. Женщин убивать неправильно. Женщина – это добыча. Особенно красивая женщина.
Но женщина с оружием, тем более – с оружием воина, это уже не добыча. Это враг. По тому, как красотка держала меч, по тому, как она стояла и как глядела, Асгисль понял: кое-что она умеет. Но уж точно не так хороша с железом, как он, Асгисль. Его ведь не зря приняли в хирд самого Рагнара. Жаль, что не удалось обойтись с девчонкой по-доброму. Но по глазам видно: она лучше умрет, чем позволит Асгислю себя отпахтать.
Мелькнула мысль: жаль убивать такую. Может, найти ее мужчину, мужа или отца и потребовать выкуп за оскорбление? Вот ее в качестве выкупа и потребовать!
Мысль пришла и ушла. Раньше надо было. Если он не разберется с ней прямо сейчас, кто-то может подумать: Асгисль испугался женщины. С такой репутацией в хирде Рагнара ему места нет. Прощай, слава и богатство! Нет уж!
Асгисль потянул из ножен меч… и жутко закричал.
Заря ждала. Ульф учил ее тому же, чему когда-то обучал Гудрун. Твой шанс – это твоя слабость, говорил он. Тебе вряд ли удастся выстоять против опытного воина, потому что он управляется с железом намного лучше. Твой шанс в том, что ему тоже известно, что он – лучше. И в этом его уязвимость. И это даст тебе миг. И этого мига тебе должно хватить на один точный удар.
Вот только сейчас Заря знала: одного точного удара будет мало. Потребуется как минимум два.
Асгисль всё-таки успел вынуть меч из ножен. Больше он не успел ничего. Узкий и острый клинок, выкованный франкскими мастерами, угодил туда, куда и целила Заря. Снизу вверх. Безукоризненный по скорости и точности выпад, укол, поворот – и назад, а дальше…
Удар Гудрун предвидела. И оценила. Сама она не смогла бы лучше. А вот то, что случилось дальше – летящий в спину Зари топор, – оказалось для Гудрун полной неожиданностью…
Но не для Зари. Она успела заметить связь между этими двумя. И даже их сходство, хотя второй был поменьше ростом и не рябой. Увидела, как они переглянулись, и ждала от второго подвоха. И дождалась.
Топор прилетел, когда она уже начала оборачиваться. Заря уловила его боковым зрением и откинулась назад, прогнувшись настолько сильно, насколько позволял округлившийся живот. И брошенный в нее топор прогудел мимо цели.
Но совсем без добычи не остался, долбанув обухом в переносицу скрючивающегося от боли Асгисля, да так сильно, что рябой опрокинулся на спину. Метатель же застыл с открытым ртом: он явно ожидал другого результата. И этого, еще одного подаренного ей мгновения Заря не упустила. Метнулась атакующей змеей и вонзила меч прямо в разинутую пасть, вложив в укол всю массу разогнавшегося тела. Слишком сильно. Меч прошел насквозь и, пробив всё, включая позвоночник, на полпяди вышел с той стороны шеи. И увяз.
Заря рванула раз-другой, но клинок застрял, а убитый повалился на спину, и Заре пришлось выпустить меч, чтоб устоять на ногах.
Заря осталась без оружия. Одна. Вокруг – нурманы. Мужчины. Молодые и старые, в богатых одеждах и в простом, но все – чужие. У Зари горло перехватило: ни слова не вымолвить.
И тут, решительно оттолкнув двоих хмурых бородачей, вперед протиснулась Гудрун.
Дочь Сваре Медведя увидела летящий топор и поняла, что дочь ярла из Гардарики не родит сына ее Ульфу. Топор ударит Зарру в спину, не защищенную ничем, кроме легкой ткани. Ударит точно между лопаток. Гудрун понимала, что не успеет предупредить, но все же крикнула:
– Берегись!
Зарра почуяла смерть раньше ее крика и увернулась.
А топор полетел дальше, угодил пяткой в лицо раненного Заррой хирдмана и проломил тому переносицу. Хирдман упал, а Зарра метнулась волчицей к тому, кто бросил топор, и ударила снизу, как волчица бьет в горло оленю. Только не клыками, а мечом. Гудрун увидела, как выскочил из шеи кончик клинка, а потом люди вокруг разом прянули вперед. Какой-то разряженный бонд оттеснил Гудрун, заслонив место боя. Дочь Сваре Медведя ухватила бонда за пояс, дернула в сторону…
Бонд оглянулся и, увидев красивую женщину в богатой одежде, проглотил гневные слова и подвинулся, позволив Гудрун пробиться в центр и встать рядом с Заррой, положив руку ей на плечо.
Успела! Трое Рагнаровых хирдманов из молодых, которым нынче было поручено присматривать за порядком на рынке, как раз протолкались через быстро увеличивающуюся толпу, увидели на Асгисле тот же знак, что украшал и их одежду, и зашарили глазами, выискивая виноватого. Правда, Зарры в числе главных подозреваемых не было. Было двое покойников: один с кровавой ямой на лице, другой – с мечом, торчащим изо рта.
– Кто убил? – строго спросил тот, кто был в дозоре старшим, окидывая собравшихся недобрым взглядом. А двое других уже взялись за мечи, готовые немедленно покарать убийцу или убийц.
– Вот она, вот эта девка в белом плаще! – тут же крикнул кто-то.
– Она, она! – тут же поддержали крикуна. – Она обоих убила! Сначала вот того, Рагнарова, а потом этого!
Хирдманы уставились на женщин. На обоих, поскольку они обе были в белых плащах. И обе такие, что легко верилось: запросто могут сразить красотой любого воина. А вот железом… Сомнительно.
– Я Гудрун, дочь Сваре и Рунгерд, жена Ульфа-ярла по прозвищу Хвити, принимаю на себя всё, что свершилось, и по праву старшей требую суда конунга! – воскликнула Гудрун звонко, перекрывая шум толпы.
– А ну тихо всем! – рявкнул один из хирдманов. И когда стало потише, потребовал: – А что случилось, женщина? Давай-ка выкладывай!
– Ты, молодой, повежливее! – растолкав народ, в круг выбрался рыжий здоровяк с убранной в косицы бородой, в которую были вплетены золотые кольца. И вообще золота на нем было столько, что хватило бы на полцены драккара. А вот рукоять меча у него была совсем простая, потертая, с простым оголовьем, набранным из меди и серебра. А если кому-то всего этого было бы недостаточно, чтобы сразу зауважать воина, на шее у него, среди прочих оберегов и украшений, посверкивал серебром и золотом знак с таким же вороном, как и на знаке убитого. Правда, с небольшой поправкой – с маленьким лучником внизу, означавшим, что этот воин не из Рагнарова хирда, а присягнул его сыну, Ивару Бескостному.
Невелика разница. И для друзей, и для врагов Рагнар и его сыновья были – одно.
– Эта женщина, – лениво пояснил рыжий, – жена уважаемого ярла, и если кто слышал сагу о Волке и Медведе, так для тех я скажу: это та самая, о которой говорится в саге.
Лица у Рагнаровых хирдманов подобрели: сагу они слышали.
– Благодарю, Давлах, за поддержку, – проговорила Гудрун.
– Да что там, – пожал плечами рыжий. – Я мимо проходил, тебя услышал.
– Гудрун, та самая… Отец у нее берсерком был. И брат тоже… А мать… – вокруг снова стало шумно.
– А еще она убила в бою сконского ярла! – громко произнес кто-то в толпе.
– А этого – за что? – спросил еще кто-то.
– Так это не она, вторая.
– Ага! Он только меч вытащил, а она – раз…
– Не, убила не она! – возразил еще кто-то очень авторитетно. – Это топор его убил! А топор вон тот бросил, а уж его – она…
– Да ты не видел ничего! – напустились на авторитетного сразу несколько человек. – Этот, Рагнаров, обесчестить ее хотел…
– Ага! Ага! Это он сам всё! – громче всех завопил торговец, чью утварь смахнул Асгисль. – Товар мой попортил! А ей велел юбки задрать и на стол мой пристраиваться! Ссильничать ее хотел, а она не далась!
– Так и было? – спросил Давлах Гудрун вполголоса и, получив утвердительный кивок, произнес уже погромче, обращаясь к хирдманам-дозорным: – А этот человек, он точно Рангаров? Вы его знаете?
Те глянули и одновременно покачали головами.
– На нем знак Рагнара, – с сомнением произнес старший. – Значит, наш.
Ну да. Кто рискнет объявить себя человеком конунга ложно? Тем более Рагнара. Тем более здесь, в Роскилле.
– Ты просила суда конунга, госпожа, – очень вежливо произнес старший из дозорных. – Тогда пойдем к нему. – И погромче: – Мы идем на суд конунга! Кто что видел – присоединяйтесь.
И они пошли. Прихватив с собой покойников.
От рынка до конунгова большого дома – десять сотен шагов. Но пока их прошли, толпа увеличилась вчетверо. И полнилась слухами, как сеть – идущими на нерест лососями.
– Ничего не говори, – наставляла Гудрун Зарю. – Ты всё сделала правильно. И очень хорошо. Я горжусь тобой, Зарра. И Ульф скажет так же. Рагнар-конунг знает нашего мужа. Его многие знают, и слава его велика. И уважение к нему – тоже. Рагнар, конечно, рассердится, ведь его человека убили. И убила его женщина, так что он может назначить большой выкуп. И серебра у нас хватит на сотню верегельдов, и еще останется, так что отдавать его не жалко, а с честью – не так. Потеряешь – не вернешь.
Заря слушала и кивала. И успокаивалась. А еще она перестала чувствовать себя чужой в этой стране. Да и не было этого. Она – часть рода. И род ее здесь ничуть не слабее, чем был там, дома.
Конунг Рагнар Лотброк был страшен. Не ликом: с виду – обычный муж средних лет, даже не слишком крупный. Видала Заря воев и покрупнее.
Но когда Заря встретилась с ним взглядом…
Будь она водой – замерзла бы вмиг. И сейчас как будто окаменела. Это был не взгляд человека. Может быть, бога. Очень недоброго бога.
У Зари язык примерз к нёбу.
А еще вокруг были воины. Много. И все – страшные, как сам Перун. И гул голосов. Негромкий, но грозный, недобрый, как рокот дальнего шторма.
Счастье, что Заре не нужно было ничего говорить. Гудрун говорила за обеих. И что удивительно: она не боялась. Была почтительна, но не более. И не забывала о собственном достоинстве. У Зари колени подгибались, а Гудрун стояла, прямая и прекрасная, и слова лились из нее так легко, будто она не с конунгом говорила, а, допустим, с братом:
– Мне жаль, что этот человек был твоим хирдманом, Рагнар-конунг! Но младшая жена моего мужа не из данов. Зарра – дочь ярла из Гардарики и не умеет читать наших знаков. Поэтому, я надеюсь, ты простишь ей резкие слова, которыми она отвечала на его домогательства. Ведь для нее он был всего лишь воином, который схватил ее и порвал ей одежду.
Тут она умолкла, чтобы все вокруг обдумали ее слова.
Схватить свободную женщину, вдобавок хорошего рода – это уже непростительно. А порвать ей одежду… За такое положено платить немалый выкуп. Более того, никто не удивится, если одного лишь серебра окажется недостаточно.
– Продолжай, – процедил Рагнар.
– Этот человек не мог не видеть, что Зарра – замужняя женщина. Но он сказал, что ему все равно, есть ли у нее муж и кто он. Сказал, что желает ею овладеть, кто бы он ни был. Зарра ответила ему, что ее муж – не из тех, кто… – Гудрун запнулась, подбирая правильные слова, – она сказала: он не из тех, кто пускает на свое ложе других мужчин. И тогда этот человек захотел ее убить. Но потом передумал и пожелал овладеть ею прямо на рынке. Опозорить ее при всех. Она не согласилась, и тогда этот человек достал меч, чтобы ее принудить или убить, но у младшей тоже был меч, и наш муж научил ее с ним управляться. Так что они оба взялись за оружие, и Зарра ранила этого человека. И тогда его брат, который до того времени прятался в толпе, бросил ей в спину топор. – Тут Гудрун снова сделала паузу, чтобы все хорошенько обдумали ее слова. – Не Заря напала на человека из хирда Рагнара. Он сам напал на женщину, которая не поступилась честью. Более того, они напали на нее вдвоем, причем брат – подло, со спины.
Гудрун сдержала улыбку, потому что улыбаться сейчас было бы неправильно, но она видела, что ее слова достигли цели. Теперь даже воины из Рагнарова хирда перестали думать об убитом как об одном из них. Гудрун видела их лица и понимала, что они думают. А думали они о том, какой позор навлек на них убитый.
Гудрун знала: они с Заррой слишком красивы, чтобы настоящие воины обвинили в этом позоре их.
Гудрун знала: никто из них не отказался бы заполучить ее на свое ложе. Но ни один из них не бросил бы ей в спину топор. Это всё равно что сжечь чужой корабль только потому, что он слишком красив.
На сей раз Рагнар не стал ее торопить, и после паузы Гудрун продолжила сама:
– Он бросил топор ей в спину, но промахнулся, попал в своего брата и убил его. Это всё.
О том, что Зарра убила второго, она говорить не стала. Речь сейчас шла только о старшем брате.
Гудрун смиренно склонила голову, ожидая Рагнарова решения.
Она знала, что сказала все правильно. И закончила правильно: тем, что не Зарра убила хирдмана, а его собственный брат.
Конунг молчал. Буравил ее глазами. Если думал смутить, то зря. После всего, что с ней было, у Гудрун остался только один страх: потерять кого-то из родни. Вот Зарру, что стоит за ее спиной. Или ребенка, которого та носит во чреве. Все остальные страхи в ней сгорели, когда она потеряла первенца.
А Рагнар-конунг… Он страшен для врагов, но для Сёлунда он – закон и защита. А еще он умен и чуист. И на войне, и дома. Вот и сейчас безошибочно уловил слабое место в стене щитов, которую выстроила Гудрун.
– Что именно сказала моему хирдману младшая жена твоего мужа, женщина?
– Я не помню точно… – попробовала уклониться от ответа Гудрун.
– Кто помнит? – Рагнар обвел тяжелым взглядом толпу свидетелей.
– Я помню!
– И я!
– Я тоже!
– Ты говори! – Толстый крючковатый ноготь Рагнара указал на первого.
– Он спросил: есть ли у нее мужчина, а она в ответ спросила, не хочет ли он заменить ее на брачном ложе? – радостно сообщил бонд-свидетель.
Взгляд Рагнара вновь уперся во второго:
– Так было сказано?
– Нет! – мотнул головой тот. – Твой хирдман не спрашивал, есть ли у нее мужчина. Он схватил ее и сказал: ты будешь моей. Не знаю, есть ли у тебя мужчина… И тут эта женщина перебила его и сказала: ты что же, хочешь его у меня отбить? Так у тебя не получится. Он не из мужеложцев.
Этот второй был не из бондов. Одет небедно, с хорошим мечом у пояса. Взгляд опытного моряка. Но не викинг. Купец, наверное.
– Продолжай, Облауд, – потребовал Рагнар.
«Конунг знает его, – подумала Гудрун. – Хорошо. И этот Облауд, похоже, на нашей стороне».
– После этих слов твой хирдман отпустил женщину и сказал, что убьет ее мужа за такие обидные слова. Но тут же добавил, что не станет драться с ее мужчиной, если она немедленно ему отдастся.
– Хотелось бы мне взглянуть, как бы этот дурень подрался с Ульфом Хвити! – раздался веселый голос.
Все оглянулись: что за храбрец решил вмешаться в Рагнаров суд?
Ну да. Этому можно. Рагнаров сын Бьёрн Железнобокий. Вместе с другим сыном, Иваром, и несколькими хёвдингами, они вышли из дома поглядеть, что случилось.
Ивар заметил Давлаха и подозвал его: узнать, что происходит. Но чуть раньше он встретился взглядом с Гудрун и кивнул ей.
Вот теперь Гудрун стало совсем спокойно.
– Да что там смотреть! – высказался один из Рагнаровых хёвдингов. – Ульф отрезал бы ему уд и скормил собакам. Вот и весь хольмганг!
– Выбирай слова, Бычья Кость! Ты говоришь о нашем хирдмане! – рявкнул Рагнар.
– Брось, Лотброк! Этот вороний корм стал нашим хирдманом сегодня утром. Я сам принял его в хирд, потому что он был здоровенный и быстрый, так что я подумал: такой нам пригодится, когда мы пойдем потрошить англов.
– То-то мне он показался незнакомым, – проворчал Рагнар. – Но я думал, это потому, что ему морду разворотило. Но ты, Бычья Кость, тоже виноват! Взял под мое знамя человека, который позволил бабе себя убить.
– Ну, положим, убила его не баба! – смело вмешался в разговор Облауд. – Так метнуть топор – это мужская рука нужна. – Но баба тоже молодец! Охолостила его, как поросенка!
– А нечего чужих жен хватать! – поддержал кто-то из хирдманов.
Поднялся шум, но уже не такой, как вначале. Слышно было, что большая часть теперь – на стороне женщин.
– Тихо! – рыкнул Рангар, и шум стих.
– Вас послушать, так это не мне, а я должен верегельд платить, – недовольно проворчал конунг. – Мой человек мертв. И виновны в этом они! – палец Рагнара указал на девушек. – И молчите все! Если бы они шлялись не одни, а со своим мужем, никто бы к ним и не сунулся! А кто моего человека погубил, тот наказания не избежит!
– Знаешь, отец, а мне жаль, что этот болван так легко умер, – задумчиво произнес Ивар. – Он ведь не на жену Ульфа Свити руку поднял. Он на нашу власть посягнул. Разве мы с братом, – он кивнул на Бьёрна, – ходим по Роскилле и хватаем всех девок, что нам понравятся?
– Да тебе б и так никто не отказал! Да и Бьёрну… – начал кто-то, но Ивар глянул на болтуна, и тот осекся.
– И мы этого не делаем не потому, что какой-то там муж может встать у нас на пути, у нас-то на пути никто не встанет, а потому что есть Закон. И Закон этот – ты, отец. И он – с каждым, кто на нашей земле живет и чтит твою власть. Так что если бы этот дурень сделал, что хотел, я бы не отдал его Ульфу Свити. Честь жены стоит дорого. Но честь конунга, твоя честь, отец, моя честь, и его, – кивок в сторону Бьёрна, – она подороже женской. И мы спросили бы за нее полную цену, и преступник не ушел бы в царство Хель раньше, чем заплатил всё сполна.
– Ивар прав! – подтвердил Бьёрн, приосанившись. – Одно дело, когда в бою кто-то на тебя руку поднял. Тогда что? Убил, да и всё. А когда на нашей земле, да еще на жену достойного человека, тогда это уже дело личное. Тут просто убить мало. Тут надо – по-особому. Я б, к примеру, с ног начал. Если…
– Вам бы глашатаями закона на тинге быть, сынки! – перебил Рагнар. – Но здесь не тинг. Здесь мой суд, и я решаю так: я потерял хирдмана, и за него будет назначена цена. Высокая цена. И говорить о ней я буду не с ними, а с твоим, Ивар, любимчиком Ульфом Вогенсоном. Он здесь, в Роскилле, женщина?
– Нет, – качнула головкой Гудрун. – Мы одни приехали.
– Вот! – заявил Ивар. – Это и есть наш закон. Твой закон, отец! Две красавицы с полными кошелями серебра приехали одни! Без страха!
Вообще-то они приехали не совсем одни, а с сопровождающими. И брат был с ними. Но уточнять Гудрун не стала.
– Я говорю, – уронил Рагнар, и Ивар умолк. – И я решаю. А решаю я так: чтобы через четыре дня Ульф Вогенсон стоял здесь. Это всё.
Повернулся, махнул рукой сыновьям и зашел в дом.
– И что теперь? – тихонько спросила Заря.
– Рагнар что-то задумал. – Гудрун нахмурила бровки, но тут же успокоилась и улыбнулась: – Не бойся, Зарра, муж нас в обиду не даст. Он разберется.
Глава 52 «Ты заплатишь мне железом!»
– Одни убытки от тебя моему войску, Ульф Вогенсон, – проворчал Рагнар. – Заметь: это не первый хирдман, которого я теряю по твоей вине. Вот позапрошлой весной Визбура убил.
– Вообще-то, Визбур Морская Крыса не твоим хирдманом был, а Уббы, – вмешался дотошный Бьёрн. – Хороший был хольмганг. Есть, что вспомнить.
– Уббы или мой, а с нами в поход Визбур не пошел, потому что Ульф отрубил ему руки. И добро бы по важному поводу, а то из-за какого-то сконского бонда и его порченой девки! – Рагнар хотел сплюнуть, но плевать в доме рядом с богами – дурная примета, и он удержался. – Что ты сам, что жены твои… Одна славного ярла мечом проткнула, другая – хирдмана моего. С такими женами и хирдманов не надо. Женись еще раз двадцать – и готов хирд!
Рагнарсоны засмеялись. Я тоже. Потому что видел: конунг не сердится. Но что-то задумал. А если Рагнар Лотброк что-то задумал – готовься к проблемам.
Дочь конунга, Рангхильд кажется (я их путал), наполнила наши кубки и присела в сторонке. Слушала, однако, внимательно. Ей можно. А вот то, что нам прислуживает именно она, а не кто-то из челяди, кое о чем говорит. Например, о том, что Рагнар собирается сказать что-то важное. Не для случайных ушей.
– По правде сказать, этот новенький, Асгисль, был не чета Визбуру. – Рагнар отпил из кубка. Мы сделали то же. Посудины у нас у всех были знатные. Даже моя, которая поскромней, из натурального золота. Судя по чеканке – из франкской добычи. Церковная чаша для Таинств. – Дурной, да. Но всё же он мой хирдман. Твоя жена его убила, так что с тебя, Ульф Хвити, верегельд за его жизнь.
– Отец, его убил собственный брат, а не жена Ульфа.
На этот раз за меня вступился Ивар.
– Ты – конунг, – поспешно, опережая недовольство Рагнара, – произнес я. – Раз ты сказал, что его убила моя жена, значит так и есть!
– Вот такие слова мне нравятся! – одобрительно произнес Рагнар. – Верегельд, Белый Волк! Ты мне должен и понимаешь это!
– Понимаю.
Верегельд – фигня. На штрафы денег у меня точно хватит. И вряд ли Рагнар потребует много. Убитый тоже накосячил по полной.
– И долг этот ты мне вернешь! – заверил меня Рагнар Лотброк. – Но заплатишь мне не серебром. Ты, Ульф Хвити, заплатишь мне верегельд железом. Пойдешь со мной в Нортумбрию!
Ивар сжал губы. Он недоволен. Я вроде как его человек, и если отец хочет взять меня в вик, то сначала должен поговорить с ним.
Но Рагнар есть Рагнар. Он решил, все построились и зашагали в указанном направлении.
– Пойти с тобой в поход – великая честь, Рагнар-конунг! – дипломатично произнес я. – Но дело в том, что у меня есть земли в Гардарике, которые…
– Я знаю, что ты теперь ярл, Ульф Вогенсон, – перебил конунг. – Но у тебя земли и здесь, и покуда так, я твой конунг! И я говорю: ты пойдешь со мной в Нортумбрию!
Вот это подстава!
Я молчу. Спорить нельзя. Но соглашаться ой как не хочется.
– Ты мне нужен, Ульф Хвити, Белый Волк, – повторяет Рагнар. – Ты знаешь эти земли, и твоя удача мне тоже пригодится. А что до твоего ярлства, то не беспокойся. Когда Нортумбрия станет моей, ты получишь достаточно, чтобы не горевать о каком-то островке среди диких лесов, на который вдобавок претендуешь не только ты, но и мой родич – конунг свеев.
Вот как! А он, однако, в курсе моих завоеваний. И моих проблем, с ними связанных.
– Ну а если этот островок тебе так дорог, то я позабочусь, чтобы он остался твоим, – пообещал Рагнар. – Этого довольно?
– Да.
Шикарное предложение. И можно не сомневаться: Рагнар за свои слова ответит. И он, пожалуй, едиственный человек здесь, на Севере, с кем не захочет связываться даже конунг свеев. И моя крепость на будущем Замковом острове действительно станет моей. И земли в Англии, если я пожелаю, тоже. Рагнар суров, но щедр. К своим. Когда-то я здорово помог ему с взятием Парижа. И получил за это золотую цепь с конунговой шеи. Тяжеленькую такую цепь. А ведь тогда я не был его человеком. Просто выполнил просьбу старшего союзника. И если я стану воином Рагнара Лотброка, это даже покруче, чем быть человеком Ивара.
Но я почему-то не писаюсь кипятком от счастья. Ну вот не хочется мне идти в этот поход. И не потому, что у меня были другие планы на будущее лето. Как-то мне… неуютно. Логика говорит: идти в вик с Рагнаром – это не только прибыльно, но и безопасно. Во всяком случае, куда безопаснее, чем воевать со свейским конунгом.
Но почему у меня тогда такое нехорошее предчувствие?
– Пей, – скомандовал Рагнар Лотброк, самый страшный из данов. – Это хорошее пиво. Не хуже того, что варит твоя дерзкая жена. Тебе повезло с ней. Такие рожают отличных сыновей. Вот хоть на моих глянуть… Если бы не они, разве я стал бы терпеть выходки их матери?
Сноски
1
Одно из прозвищ Одина.
(обратно)2
Ольховая – еще одно название Волхова. Еще эту реку называли Мутной.
(обратно)3
Это сейчас соболь обретается по ту сторону Уральского хребта, но еще лет двести назад его можно было встретить и в Карелии.
(обратно)4
Напомню читателю: словенское происхождение варягов – не более чем допущение автора. Норманнская теория, несмотря на то, что ее корни тоже тонут в тумане гипотетичности, представляется мне гораздо более вероятной. Так что на экзаменах по истории, особенно в вузах, использовать «словенский» вариант не рекомендую. Лебедев куда убедительнее.
(обратно)5
Тетёшка – гулящая.
(обратно)6
Рядный – значит – «на договоре». То есть по взаимному согласию. Есть еще обельный холоп, который фактически обычный раб.
(обратно)7
Хнефатафл – популярная у скандинавов игра. Правила и пр. желающие могут узнать в Рунете.
(обратно)8
Герой намекает на скандинавскую командную игру в мяч, в которой за удачные броски командам прибавляли размер площадки, а за неудачные – отрезали. В пользу победителей.
(обратно)9
Он же Волос, он же Велес, хотя есть обоснованное мнение, что последнее – ошибочно.
(обратно)10
Напомню: страндхуг – это такой «обычай», когда крепкие парни-викинги совершенно бесплатно изымали у простых бондов провизию и прочие полезные в походе вещи, аргументируя грабеж тем, что они будут сражаться во славу державы, а прочие граждане должны им способствовать. Бонды боролись со страндхугом, как могли, привлекая конунгов, которым тоже не нравилось, что их подданных обирает кто-то другой. Но только если этот «другой» не входил в круг поддержки самих конунгов. Тогда, как и во все прочие времена, не исключая и нынешних, удовлетворенность тех, кого власть полагает своей опорой, для этой самой власти куда важнее, чем довольство или недовольство электората.
(обратно)11
Излагаемая мною сейчас версия является в первую очередь версией литературной. Как историк, я склонен считать так называемый норманнский вариант куда более вероятным. Однако и то, что моему герою рассказывает Трувор (который и сам, вполне возможно, не исторический персонаж, а результат неверного перевода), тоже имеет право на существование, пусть и с куда меньшей долей вероятности. Потому считать сей вариант фантастическим вымыслом автора нет оснований.
(обратно)12
Напомню: это скандинавское название Константинополя.
(обратно)13
Имеется в виду жертвоприношение при спуске корабля на воду. Хотя более близкая идиома: смазка для вражеских мечей.
(обратно)14
Стурла – беспокойный.
(обратно)15
Андот (или Андотт) – ужасный.
(обратно)
Комментарии к книге «Мы платим железом», Александр Владимирович Мазин
Всего 0 комментариев