Стивен Гулд Рефлекс
Steven Gould
Reflex
© 2004 by Steven Gould
© А. Ахмерова, перевод, 2018
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018
Издательство АЗБУКА®
* * *
Эмме и Карите, моим «сиквелам», моим уникальным сокровищам. (Впрочем, Эмма, тебе такое читать рано)
1. «Дэви исчез»
В первый раз было так.
– Никого упрямее тебя я в жизни не встречала!
Очередной раунд ссоры начался в Нью-Йорке, в маленькой кондитерской на Салливан-стрит.
Поначалу Дэви отшучивался:
– Значит, ты напрасно за меня вышла.
– Что поделать, если я так чувствую? – Милли взглянула на него с досадой. – По крайней мере, я наконец-то разобралась в себе. Для меня это прогресс.
Дэви сметал крошки со стола, собирая их в аккуратную кучку. Помощник официанта прислонился к стене цвета лайма и наблюдал за парой последних посетителей – на восточном побережье было почти одиннадцать вечера.
– Ладно, нам пора, – сказал Дэви.
Пробравшись меж крохотных столиков, они вышли на прохладную улицу. Стояла первая неделя марта. Вдали от чужих глаз, в укромной подворотне, попахивающей мочой, Дэви обнял Милли. Раз – и они перенеслись на один часовой пояс западнее, в Стиллуотер, штат Оклахома, в свою двухкомнатную квартирку рядом с клиникой, где работала Милли. Прихватив с собой свою ссору.
В ушах хлопнуло, и Милли машинально сглотнула – к побочным эффектам прыжков она привыкла настолько, что едва их замечала. «Я люблю Дэви, – думалось ей, – но при этом мечтаю дать ему пинка под зад, ну как же так?»
– Так что с моими чувствами? Мне тридцать один год, и хочется завести детей, чтобы успеть вырастить их, пока я сравнительно молода.
Уголки рта у Дэви поползли вниз.
– Вспомни моего отца. Я не знаю, как стать хорошим родителем, достойного примера для подражания у меня не было.
– Пока не попробуешь, не поймешь…
– Гнездо наше вспомни. Для детей это не самое безопасное место.
– Можно жить здесь. И в любом другом месте, если понадобится. Не сказать, что нам это не по средствам.
– А когда начнется детсад? «Крошка Милли, ты сегодня на автобусе приехала?» – «Нет, я телепортировалась вместе с папочкой».
Милли смерила Дэви суровым взглядом, но возражений не нашла. Попросить его больше не прыгать? Или пусть прыгает, но скрывает это от детей? Или пусть дети знают правду, но врут остальным? Что подразумевает последний вариант, Милли понимала отлично. Вот уже десять лет ей самой приходилось скрывать способности Дэви.
– Через десять минут, – он взглянул на часы, – у меня встреча с Брайаном в Вашингтоне. У него для меня новое задание.
Какой удобный предлог! Потом Милли вспомнила, что Дэви говорил об этом накануне, и ей стало стыдно.
– Ты здесь подождешь?
– А ты надолго?
Он пожал плечами:
– Нет, вряд ли.
– У меня клиенты в семь тридцать. Нужно выспаться, – сказала Милли, еще чувствуя досаду. – Лучше в спальню меня перенеси.
«Прыгни со мной в спальню и хорошенько на мне попрыгай…»
– Ладно.
Пока Милли переодевалась в ночнушку и чистила зубы, Дэви мерил комнату шагами. Он смотрел на книги, открывал их и закрывал. Когда Милли собралась, он перенес ее в горное убежище, в их тайное Гнездо среди труднопроходимой пустыни на западе Техаса. Там было прохладно, хотя и не так холодно, как в Нью-Йорке.
Дэви включил лампу на тумбочке, и Милли услышала негромкий гул электрогенератора в дальнем конце выступа. Большая, топорного вида лежанка из сучковатой сосны разительно отличалась от более современной кровати в квартире. Стены, потолок и пол составляли части скалы. Лишь одна внешняя стена была неумело выложена из камней того же цвета и скреплена известкой. Бо́льшую часть стен, и естественных, и искусственной, закрывали книжные полки, тоже сосновые.
Милли присела на краешек кровати и вздохнула:
– Вообще-то мы с тобой говорили об этом, когда поженились.
Дэви поморщился:
– Ты согласилась, что мы немного поживем для себя.
– Прошло десять лет.
– Слушай, – Дэви снова взглянул на часы, – мне пора, не то я опоздаю. Давай лучше…
Милли повернулась к нему спиной:
– Да иди уже!
– Милли…
Она покачала головой:
– Проваливай, черт побери!
Тут же пожалев о своей резкости, Милли повернулась к Дэви, но он поймал ее на слове.
Ушел.
Могла ли она заснуть после такого?
«Когда же я превратилась в придаток? – спрашивала она себя. – Вот цена брака с единственным в мире прыгуном! Чувствуешь себя женой саудита, имеющей право путешествовать только в сопровождении родственника-мужчины. Приложение…»
Милли давно смирилась с этой ролью – давно променяла свою независимость на преимущества телепортации. Но сейчас чувствовала, как что-то в ней отмирает. Если не ноги, то духовные крылья.
Даже саудитки заводят детей!
Винила Милли то Дэви, то себя, изредка – мистера Брайана Кокса из Агентства национальной безопасности. Впрочем, если уж искать по-настоящему виноватых, первый кандидат тут – отец Дэви, испортивший сыну детство алкоголизмом и домашним насилием. Лечение изменило его, и вот уже десять лет он жил брюзгой-трезвенником.
Но сколько ни ищи виноватых, завести ребенка это не поможет. При этом Милли не хотела растить ребенка в одиночку. То есть без Дэви.
В миллионный раз Милли пожалела, что не умеет телепортироваться, как Дэви, чтобы отправиться за ним, довести разговор до конца или хотя бы разрядить обстановку. Если бы они жили в Стиллуотере, Дэви мог бы познакомиться с детьми ее друзей, убедиться, что не все семьи похожи на его несчастливую родительскую семью.
Вместо этого они прыгали туда-сюда – из стиллуотерской квартиры Дэви обычно переносил ее в горное убежище, хотя они подолгу жили в Тонге, в Коста-Рике, а одну чудесную весну провели в Париже. Впрочем, в горное убежище они возвращались всегда: лишь там Дэви чувствовал себя в безопасности.
Убежище Дэви построил незадолго до того, как его вычислило АНБ, и бывали здесь только Милли и он. Другие люди в Гнездо ни разу не заглядывали. Окружала его труднопроходимая местность под названием Эль-Солитарио – крутые горы и пустыня. С тех пор как Дэви впервые попал сюда, район набрал популярность. Штат Техас скупил окрестные ранчо и превратил округу в национальный парк. Однако дом Дэви построил в скалах, на выступе естественного происхождения с навесом на высоте пятьдесят футов над дном каньона.
Милли нащупала очки, поднялась и поставила чайник на пропановую горелку. Пока вода закипала, она растопила печь сосновыми лапами и оглядела полки, выбирая себе книгу. За первые пять лет Дэви закрыл полками стены, позднее добавил отдельно стоящие двухсторонние стеллажи. В последние два года он начал перебирать книги и кое-что отдавал муниципальным библиотекам. Впрочем, купленных, «входящих», по-прежнему было больше, чем «исходящих», и в Гнезде высились целые стопки новых книг.
В три часа Милли проснулась в уголке для чтения. Чай остыл, «Жена леса»[1] упала на колени. Милли сдалась и пошла спать.
Черт, похоже, Дэви сильно разозлился!
В половине седьмого зазвонил будильник, а Дэви еще не вернулся.
Черт! Милли не могла даже отменить прием для супругов, записавшихся к ней на консультацию. Телефона в Гнезде не было – только, на самый крайний случай, индивидуальный спутниковый радиомаяк, подающий сигналы на частоте четыреста шесть мегагерц. Такой используют на кораблях и в самолетах для поисковых и аварийно-спасательных работ. Маяк работает на основе джи-пи-эс, и если включить его – к Гнезду быстро прилетит спасательный вертолет.
Милли и Дэви подумывали завести в Гнезде спутниковый сотовый, но Дэви считал, что такой телефон наведет на Гнездо АНБ. Вместо этого он держал при себе спутниковый пейджер, чтобы Кокс мог отправлять сообщения в любую точку мира, но пейджер работал только на прием.
Если бы Дэви объявился до половины восьмого, Милли успела бы в клинику, хотя рабочая одежда у нее была в стиллуотерской квартире. А здесь у нее, возможно, вообще одежды нет. В итоге Милли натянула фланелевую рубашку и джинсы Дэви, отыскала его кроссовки и несвежие носки.
На тумбочке стояла поляроидная фотография – их с Дэви сняли в ресторане на Таити. Дэви тогда сильно разозлился из-за вспышки и тотчас купил снимок у фотографа. Он не хотел, чтобы его фото болтались где попало, и собирался уничтожить таитянский снимок, но Милли уговорила отдать его ей. Согласился он, лишь когда Милли пообещала хранить снимок в Гнезде.
В пропановом холодильнике еды было немного. Сухой завтрак из пшеничных хлопьев Милли съела неразмоченным и выпила два стакана воды. Керамический бак с водой стоял на холодильнике. Милли взглянула на мерное стекло: он был полон лишь на четверть.
«Ну же, Дэви! Это на тебя не похоже».
Часы показали половину восьмого и пошли дальше.
Милли репетировала гневные речи и била по кровати палкой. Милли читала. Милли мерила Гнездо шагами. К середине дня Милли перестала злиться и встревожилась.
Она боялась за Дэви. Только смерть или серьезная травма могли удержать его вдали от нее. Тюремные решетки для него не преграда, разве что его прикуют к чему-нибудь тяжелому. Да, тогда может получиться. Как-то раз, давным-давно, Милли ради эксперимента приковала Дэви к перилам. Тогда он чуть плечо не вывихнул. Древние кандалы, прикрепленные к стене, с задачей справятся.
Милли содрогнулась.
Чуть позднее она начала бояться за себя.
Милли вышла из убежища и прошагала в конец выступа, к двери, ведущей в отсек с генератором. Аварийный рюкзак на месте. Когда она в последний раз проверяла его? Несколько лет назад.
Милли повернулась к каньону. На юге сплошь скалистые горы и двадцать восемь миль по плохой безводной дороге до перевалочного пункта на ранчо Сауседа. По эту сторону Рио-Гранде растут полынь, кактусы, на удивление много пастбищной травы, а вот деревьев нет в помине. Тень отбрасывают лишь скалы.
По крайней мере, сейчас не август!
В рюкзаке лежали аварийный радиомаяк, несколько бутылок воды с герметичными пробками, сухой паек, легкий спальный мешок, сигнальное зеркало, фальшфейеры и пять тысяч долларов сотенными и двадцатками в полиэтиленовом пакете. В другой сумке хранились восемьдесят метров одиннадцатимиллиметрового троса, беседка и карабины с тормозными блоками.
Милли занесла рюкзак и сумку в убежище.
Завтра утром, если Дэви не вернется, все это ей понадобится…
Он не вернулся.
Черт, от этого Дэви одни проблемы!
Милли выпила почти всю воду из бака, надела белье Дэви, его джинсы и рубашку. Когда она вышла из убежища, было холодно, выступ скрывала густая тень. От стужи в воздухе был виден пар от дыхания, но Милли знала: станет теплее, едва солнце поднимется чуть выше. Поджав губы, она быстро вернулась в дом, взяла с тумбочки поляроидный снимок и сунула в задний карман джинсов.
Во второй раз Милли тщательно закрыла дверь, убедилась, что защелка сработала, и подтащила сумку с тросом к анкерному болту с проушиной. Дэви нашел в скале трещину, вбил болт и для верности зацементировал.
Милли вытащила беседку, пристегнула спереди карабин, двойным булинем привязала веревку к проушине и потянула. Сильно, как и при последнем спуске. В пору после свадьбы они с Дэви совершали тренировочные спуски дважды в год, но уже лет пять, как Милли забросила тренировки. Вокруг зацементированного участка в скале были другие трещины, и Милли подергала за веревку. Болт сидел крепко.
Прицепив рюкзак к концу троса, Милли вперехват опустила его. Хвост веревки свернулся на рыхлом грунте у основания скалы. Это обнадеживало: можно не волноваться, что троса не хватит до земли.
Ощутив трепет, Милли подумала, не страх ли это. Неужели нервы на пределе? Стоило поразмыслить над своими чувствами, и, пожалуй, это было удовлетворение. Впервые за долгое время ей предстояло пройти серьезные, даже опасные испытания без Дэви. Сегодня он не избавит ее от проблем и трудностей.
Ну хоть какой-то плюс в этом есть!
Милли продела трос в карабины, пристегнула тормозные блоки, пустила трос вдоль задней поверхности бедер и зажала его ладонью, обтянутой перчаткой. Она попятилась к краю выступа и медленно отпустила трос.
Путь предстоит долгий. Документы у нее в Оклахоме, без удостоверения личности и машину не арендуешь, и билет на самолет не купишь. Может, немного отойти от Гнезда и включить радиомаяк? Милли стиснула зубы. Нет, сразу она не сдастся.
На краю выступа Милли вздохнула, потянула трос, спустив хвост чуть дальше, и начала двигаться вниз рывками. Черт! Трос оторвал край выступа, окатив Милли камешками, а острый кусок известняка задел ей голень. В глаза попал песок – в лучах утреннего солнца Милли пришлось щуриться.
Вот здорово!
Внутреннему взору невольно представилась стиллуотерская квартира: уютный бардак, никакого песка, в шкафах ее одежда, а в холодильнике молоко.
«Дэви Райс, от тебя сплошной…»
Сверху донесся шорох крошащегося камня, потом громкий треск. Натяжение троса ослабло. Милли упала спиной вниз, с ужасом глядя, как болт вместе с цементной «заплаткой», а с ними и трос отрываются от скалы и падают. С высоты сто семьдесят футов Милли камнем летела вниз, молотя руками и ногами. В ушах свистел холодный воздух, адреналин клинком колол грудь.
Господи, господи, господи…
Скрючившись, она лежала на полу крохотной гостиной в стиллуотерской квартире. Колени и ступни были обмотаны тросом.
Бам! – на ковер упал тяжелый болт с проушиной и комком цемента.
Так было в первый раз.
Милли не заметила, когда начала кричать, но сейчас перестала и сдавленно захныкала. Она попробовала сесть, врезалась спиной в стеклянную крышку журнального столика и повалила стопку книг на ковер.
Она попробовала потереть ушиб на спине. Раз жжет и пощипывает, значит там ссадина. Когда профессиональный психолог испытывает что-то нереальное, он задумывается: вдруг у него психическое расстройство?
По крайней мере, она знала, что телепортация возможна. Дэви в свой первый раз этого не знал.
Дыхание пришло в норму, напряжение немного схлынуло. Милли ощутила слабость и утомление, будто пешком поднялась на высокий этаж.
А что, если телепортироваться может каждый? Вдруг случаев вроде этого целые тысячи?
Милли хотела поговорить об этом с Дэви, но не могла.
Дэви Райс, где ты?!
На автоответчике ждало несколько голосовых сообщений, но все от администратора, который обслуживал Милли и двух других психотерапевтов клиники. Вчера Милли пропустила семь приемов. От Дэви сообщений не было.
Милли позвонила ему на пейджер и набрала 911, что расшифровывалось как «Немедленно возвращайся домой». Дэви не вернулся. Было только полседьмого утра: в долгую дорогу по техасской пустыне Милли хотела отправиться пораньше. Но ведь на восточном побережье уже девятый час.
Милли позвонила в Балтиморский Центр травмы и шока Адамса Коули при больнице Джона Хопкинса. Дэви там не было. Всех пациентов, поступивших за последние сорок восемь часов, зарегистрировали под своими именами. Безымянных пациентов не значилось, как и появившихся неожиданно, при необъяснимых обстоятельствах.
На поиски телефонного номера в старом счете за услуги связи ушло сорок пять минут. Обычно Дэви получал на пейджер сообщение от Кокса и прыгал в Вашингтон. Но однажды он слег с гриппом и, измученный высокой температурой, позвонил со стационарного телефона в квартире.
После пары гудков включился автоответчик: «Это Брайан Кокс. Оставьте сообщение, и я перезвоню вам».
Голос вернул Милли на десять лет назад, когда она единственный раз лично встречалась с этим человеком. На допросе, который Кокс устроил ей, в присутствии судьи, когда АНБ вычислило Дэви. Вскоре после этого АНБ незаконно засадило ее под арест в своей явочной квартире. Милли содрогнулась и едва не забыла наговорить сообщение после звукового сигнала.
– Это Милли Гаррисон-Райс, жена Дэви. Пожалуйста, перезвоните мне, – попросила она, оставила домашний телефон, телефон клиники и нажала на рычаг отбоя, обрывая связь.
Черт! Во что влип Дэви?!
Милли скинула вещи Дэви и встала под душ. Пустила горячую воду, надеясь растопить застывший в груди комок боли, страха и злости. Скоро это пройдет. Сейчас она расслабится – и он растает.
Милли надела рабочую одежду, удобную, но довольно строгую, – это сочетание, как она успела убедиться, говорит клиентам о ее открытости и авторитете. Джинсы, классическая блузка, шелковый пиджак и балетки. Милли поднесла ладонь к окну. На улице было настолько холодно, что она потянулась за пальто, но в последний момент надела старую кожанку Дэви, великоватую ей, но уютную. Запах Дэви приятно гармонировал с запахом кожи…
Внутренний карман что-то оттягивало. Милли проверила его и обнаружила конверт с пятьюдесятью двадцатками. Тысяча долларов. Двадцатки оказались новые, с огромным портретом Эндрю Джексона. Значит, не из старой заначки, не из тех потертых купюр, которые десять лет назад Дэви украл в «Кемикал банк оф Нью-Йорк».
Милли покачала головой. Это шпионский гонорар, малая часть оплаты за задания от Брайана Кокса – за неопасные для жизни, не рискованные переносы. То агента в Пекин забросить, то подложить в Сербию электронный радиомонитор с дистанционным управлением, то вытащить диссидента из Багдада. Дэви выполнял по несколько заказов в месяц, перед Иракской войной работы было больше. Изначально он хотел собрать и вернуть миллион, который украл в банке еще подростком, но не бросил задания, даже когда вернул ту сумму с процентами. Точнее, он не стал возвращать деньги банку, а анонимно пожертвовал ту же сумму десяткам приютов и наркологических клиник по всей стране.
Благотворительностью Дэви занимался и по сей день, но теперь в горном убежище появился шкаф, в котором хранилось три миллиона долларов.
– А чем мне еще заниматься? – спрашивал Дэви. – Садоводством?
Милли положила деньги обратно во внутренний карман. Вдруг они понадобятся для поисков Дэви?
Клиника располагалась в четверти мили от дома, то есть в пяти минутах ходьбы. Милли представила себе кабинет и мысленно перенеслась в него.
Ничего не вышло.
Черт подери! Неужели она все придумала? Неужели так и сидела в квартире?
Трос с проушиной, болт и цементное кольцо так и лежали в углу гостиной, где Милли их бросила.
В клинику Милли отправилась пешком. Она пинала опавшую листву, не в силах наслаждаться нежными оттенками просыпающихся деревьев. Хотелось разыскать Дэви, хоть что-то предпринять. Но Милли не представляла, где может находиться Дэви и как его искать. Дэви вернется к ней, когда сможет.
Хватил ли ей сил?
Ждать труднее всего.
2. «Это не его кровь»
Дэви прыгнул на северо-запад Вашингтона, в проулок, тянущийся за Девятнадцатой авеню, чуть восточнее Университета Джорджа Вашингтона. Стояла прохлада, тротуар блестел от недавнего дождя, но в столице было куда теплее, чем в Нью-Йорке, и подворотни не пахли мочой. С пожарных лестниц и с проводов текла вода. Дэви поднял ворот куртки, пониже опустил голову и свернул к освещенной улице.
Там, где проулок расширялся перед магазином, у стены стояла картонная коробка от холодильника, защищенная от влаги разорванными полиэтиленовыми пакетами. Драное одеяло, служившее дверью, наполовину отодвинули в сторону, и Дэви увидел две пары глаз, в которых отражался свет ртутных ламп. Глаза были детские.
Дэви замер. Дети видели, как он появился? Едва различимые лица отодвинулись от «двери» и исчезли. Дэви вздохнул и, не приближаясь к коробке, опустился на корточки.
– Эй, ребята, где ваши родители?
Ответа не последовало.
Из внутреннего кармана Дэви вытащил фонарик, опустил его и зажег. Двое детей зажмурились от неяркого света. Они оказались чище, чем ожидал Дэви, а спальный мешок, один на двоих, казался новым. В ближнем к Дэви личике легко угадывались черты индейцев майя. Да, глаза темные, блестящие, густые волосы цвета воронова крыла. У другого ребенка кожа светлее, волосы соломенные, но черты лица те же. «Девочки», – решил Дэви.
– ¿Donde está su madre?[2] – попробовал он спросить.
Старшая девочка, наверное лет восьми, неохотно ответила:
– Está trabajando. Una portera[3].
Ясно, для должности вахтера хороший английский не требуется.
– ¿Y su padre?[4]
Девочка лишь покачала головой.
– ¿De dónde es usted?[5]
– Чьяпас.
Ясно, мигранты. Дэви представил себе их поездку. Самым дешевым автобусом по Мексике, нелегально через границу, на пикапе в жуткой тесноте от города в Техасе, вроде приграничного Ларедо, на север.
– Papa fuedes aparecido[6], – вдруг сказала младшая девочка, наверное лет шести.
Исчез… Малышка объявила об этом так спокойно, что Дэви чуть не разревелся.
– ¿Cuándo vuelve su madre?[7]
– Por la mañana[8].
Дэви вытащил из внутреннего кармана деньги на непредвиденный случай, пятьсот долларов двадцатками и еще тысячу сотнями, аккуратно перевязанные резинкой.
– Oculte esto[9], – велел Дэви и изобразил, что прячет деньги под куртку. – Dé esto a su madre. Para la cubierta. Отдай маме. Это вам на жилье.
Девочки непонимающе на него посмотрели.
– Para su propia casa, – пояснил Дэви. «Это вам на собственный дом». Он легонько бросил деньги в коробку, поближе к спальному мешку. Девчонки уставились на наличные так, словно доллары кусались.
– ¡Oculte esto! – повторил Дэви.
Ради таких денег маленьких нелегалок запросто могли убить.
Старшая девочка наконец взяла деньги и сунула под спальный мешок. Дэви выключил фонарик и поднялся. Он уже собрался уйти, но проговорил:
– Buena suerte[10].
Удача им понадобится, даже с деньгами.
Из коробки послышался шорох, но Дэви не оглянулся.
Пробравшись из вестибюля кофейни в боковой зал, Дэви обнаружил Брайана Кокса у переднего окна. Брайан раскрыл газету, но держал ее так, чтобы наблюдать за входом в кофейню. Он явно заметил Дэви первым – вероятно, еще на улице.
Кокс немного отрастил волосы и стал похож на профессора. За десять лет крепкий футболист-полузащитник превратился в полноватого мужчину среднего возраста, предпочитающего твид. Дэви плюхнулся на сиденье напротив и вздохнул.
– Что-то случилось? – Кокс свернул газету и положил на стол.
– Ага. Я только что мило поболтал с двумя малышками из Чьяпаса.
– Так ты прыг… приехал сюда из Мексики?
– Нет, те две девчушки живут в картонной коробке в двух кварталах отсюда. Мама у них вахтер, работает в ночную смену, оставляя крох одних до самого утра. Папа исчез еще в Чьяпасе.
Кокс удивленно на него посмотрел:
– Как ты находишь таких людей?
– Брайан, да они везде! Ты просто глаза открой.
– Может, позвонить в органы детской опеки?
– Нет, черт подери! Чтобы девочек забрали у матери? Разве это поможет? Я оставил им немного денег. Надеюсь, хватит, чтобы уйти с улицы.
Кокс хмыкнул и задумчиво изрек:
– Дэви, всех не спасти.
– Знаю! – рявкнул Дэви. – Просто…
У столика остановилась официантка-блондинка – с сальными прядями, торчащими из-под заколок, с голым животом, с пирсингом на пупке и с жирной складкой, вываливающейся из прорехи на джинсах.
– Чай, пожалуйста, – выдохнув, попросил Дэви. – Травяной. – Он посмотрел на меню. – Вот этот, ромашка-лемонграсс.
Кокс показал на свою чашку:
– Мне еще кофе и кусок яблочного пирога.
Официантка машинально улыбнулась и ушла.
Дэви посмотрел на крышку стола:
– У тебя весь есть дети?
– Двое сыновей, – кивнул Кокс. – И да, я думал о них, когда ты рассказывал про мексиканских девчонок.
Дэви покачал головой.
– Я не об этом. – Он тяжело вздохнул. – Сегодня вечером мы с Милли поцапались. Она готова завести детей.
– Так из-за чего ссора? – Кокс поднял брови. – Ты не готов стать отцом?
– Пока нет.
– Ясно.
– Что тебе ясно? – поморщившись, спросил Дэви.
Кокс невинно заморгал:
– Что она готова иметь детей, а ты нет.
Чай и пирог для Кокса принесла другая официантка – сильно накрашенная брюнетка в черных слаксах и в белоснежной рубашке с туго повязанным галстуком. Волосы у нее были стянуты в строгий пучок. Дэви аж головой покачал: ну и контраст!
– Можно мне еще кофе? – раздраженно попросил Кокс.
– Да, сэр, одну секунду.
Дэви поиграл с чайным пакетиком, окуная его в воду. Кофе он пил в Нью-Йорке лишь полчаса назад и очень надеялся, что его не ждет еще одна бессонная ночь. Он вдохнул аромат лемонграсса, и память воскресила пряные тайские супы, которые он ел в Ча-Аме на береговой дороге в Малайзию, сидя на высоком табурете под тростниковой крышей. Вместе с Милли… Дэви глотнул чай, и боль в горле смягчилась. Надо же, а он и не чувствовал, что горло болит.
– По-моему, Милли неуютно. У нее есть друзья, только по-настоящему дружить Милли не может, потому что не может быть с ними до конца откровенной.
– Знакомая тема, – вздохнул Кокс. – По крайней мере, вы, ребята, друг с другом откровенны. А у меня есть проблемы, которыми я никогда не поделюсь с женой.
Брюнетка принесла кофейник и наполнила Коксу чашку:
– Сэр, вам нравится чай?
– Да, чай отличный. – Дэви сделал еще глоток.
Кокс посмотрел на него, потом вслед удаляющейся официантке.
– Эта одевается куда лучше других местных девушек.
– Наверное, учится на юрфаке в Университете Джорджа Вашингтона. Студентам нужны деньги, учитывая плату за обучение и так далее.
– По-моему, она старовата для студентки, хотя кто знает? – Кокс пожал плечами.
– Брайан, что за задание?
Кокс огляделся и понизил голос:
– Ты ведь в Пхеньяне не бывал?
– Нет, не доводилось. – Дэви покачал головой. – В Южной Корее бывал. У меня есть места для прыжков в Сеуле и в Пусане, а в КНДР я не бывал. – Он снова хлебнул чай.
– Через две недели у нас кое-что намечается. Нужно, чтобы ты освоил место для прыжков возле пхеньянского отеля «Потоньян». Мы посадим тебя на рейс «Эйр Корио», вылетающий из Токио. В КНДР ты отправишься как канадец.
Дэви покачал головой:
– Раз у вас что-то намечается, почему агента не внедрите? За две недели вы и Мадонну незамеченной переправить успеете.
Кокс закатил глаза:
– Тут не внедрение, а эвакуация. Субъект – специалист по тактическому ядерному оружию, занимается геометрией критических масс. Департамент государственной безопасности КНДР следит за ним в оба.
– Я думал, они прекратили разработку. Разве это не часть соглашения?
– Разработка якобы прекращена. – Кокс покачал головой. – Промышленный объект закрыт, но кто знает, остановлены ли исследования.
– Так субъект дезертирует?
– Его единственная дочь сбежала на юг пятнадцать лет назад. С тех пор появились внуки, которых он никогда не видел.
Дэви допил чай.
– Брайан, давай без обиняков. Ваш. Субъект. Дезертирует? Он лично обратился к вам?
– Его дочь обратилась. Впоследствии мы установили непосредственный контакт и выяснили, что он горит желанием.
– Ясно. Я просто хочу убедиться, что это не похищение.
– Нет! – фыркнул Брайан. – Жаль, что ты такой щепетильный. Ты же в этом деле настоящий спец.
Дэви покачал головой:
– Спец не спец, а люди гибнут.
Кокс молча пожал плечами, не настаивая.
– Какая тут срочность? – спросил Дэви.
– Восемнадцатого числа он должен выступить в Пхеньяне на конференции. Мы подумали, что эвакуацию можно провести из номера в отеле.
Дэви размял шею и почувствовал, как расслабляются мышцы. Спина тоже расслабилась, у него даже плечи опустились.
– Ладно. На следующей неделе вылетаю в Токио. Скажи, когда мне забрать билеты и пассспорррт…
Дэви захлопал глазами. Последнее слово так странно растянулось… Губы сами расползлись в улыбке, и он негромко засмеялся.
Кокс вытаращил глаза.
– Дэви! – Он потянулся через стол, поднял Дэви подбородок, потом большим пальцем оттянул ему веко и проверил зрачок. – Черт! Прыгай отсюда! Тебе в чай наркотики подмешали!
Вот так умора! Дэви захохотал еще громче. Прыгнуть? Почему бы нет? Он попробовал представить себе нишу в приемном покое больницы Джона Хопкинса, но не смог. А если горное убежище в Техасе? Не получилось сосредоточиться и на нем.
– Не могу, – объявил он.
Из внутреннего кармана пиджака Кокс вытащил сотовый и нажал на кнопку. Послушав буквально минуту, он проговорил:
– Северо-запад, пересечение Эйч-стрит и Девятнадцатой авеню. Кофейня «Интерробанг». У нас захват.
К кофейне подъехала «скорая» с мигалками, но без сирены. Из кабины выскочили водитель и фельдшеры, из задней двери – еще двое фельдшеров в форме и с каталкой.
Ругаясь, Кокс смотрел то на дверь в кухню, то на фельдшеров, которые уже входили в кофейню через главную дверь.
– Идти можешь?
Дэви захихикал. С какой стати ему куда-то идти?
Кокс вскочил и бросил свой стул в витринное окно. Битое стекло полетело, как снежинки в метель, где-то закричали люди, а Дэви не удосужился даже повернуть голову и посмотреть, в чем дело. Брайан схватил Дэви за полы куртки, рывком поднял на ноги, потом вдруг пригнулся.
Дэви повис у Кокса на плече головой вниз. Мир закружился, и они оказались на улице, хрустя по алмазам на тротуаре. Снова полил дождь, задница у Дэви намокла сквозь джинсы. Потом алмазы кончились, хруст шагов превратился в мерный стук. Кокс постепенно набирал скорость.
Для старика он неплохо бегает…
Дэви видел только ноги Кокса и летящие из-под них брызги от луж на тротуаре. В ушах застучало, потому что кровь прилила к голове. Только ведь это мелочь, очередная неважная мелочь.
Да и что вообще важно?
Что-то вонзилось в тротуар рядом с бегущими ногами Кокса, каменные осколки царапнули Дэви по лицу. Сзади грянул выстрел, и поза Дэви неожиданно изменилась. Голова теперь болталась по широкой дуге, ведь Кокс резко свернул за угол и побежал быстрее, стуча ногами по лужам так, что грязь брызгала Дэви в лицо.
Дэви то хихикал в такт шагам Кокса, то ловил воздух ртом. Голова болталась маятником, и он видел куски перевернутой улицы то слева, то справа. А, это же Девятнадцатая авеню! По ней он пришел в кофейню.
Кокс споткнулся, и тут же Дэви услышал выстрел. Брайан сделал еще три шага, потом упал, уронив Дэви в лужу. Дэви покатился по воде и остановился у защитной решетки магазина, спиной к витрине, лицом к Коксу и к улице.
Брайан попробовал встать, но снова упал, крича сквозь стиснутые зубы. Лужа и темнота помешали Дэви разглядеть, куда ранили Кокса, но на правую ногу он наступать точно не мог. Застучали торопливые шаги – за Коксом и Дэви бежали несколько человек.
– Ты меня слышишь? – спросил Кокс.
Дэви слабо кивнул.
– Если не выберусь из этой передряги, скажи Синди: она лучшее, что случилось в моей жизни. Она и мальчишки.
Кокс перевернулся, поднял голову, чтобы посмотреть назад, и полез во внутренний карман пиджака.
Тут в него попало несколько пуль, Кокс снова упал, вытянув руку, сотовый покатился по тротуару.
На темной улице появилась официантка из кофейни с коротким пистолетом наготове. Строгая прическа растрепалась, мокрые от дождя пряди выбились из пучка, тушь ручьями текла по щекам, словно глаза кровоточили, зато галстук даже не ослаб, а шаги звучали твердо.
Кокс застонал, захрипел, и девушка, быстро шагнув вперед, всадила пулю ему в голову.
Что-то обрызгало Дэви лицо. Дождь? Нет, брызги были теплыми.
За официанткой подоспели еще трое мужчин – бригада «скорой». Один склонился над Дэви:
– Боже, он ранен?
– Нет, это не его кровь, – заверила официантка с пистолетом.
Подъехала «скорая», яркий свет ослепил Дэви, превратив «фельдшеров» в темные силуэты. Они подхватили его под мышки и поволокли через грязь и лужи к задней двери «скорой». Вдали завыли сирены, звук неуклонно приближался.
– Ну, поехали!
У «скорой» возникла заминка: один из «фельдшеров» открывал дверь, и Дэви, безвольно опустивший голову, уловил какое-то движение в начале проулка. Крошечная фигурка… Ребенок подглядывал, прячась за мусорным баком. Да, это же тот самый проулок.
Дэви ничком бросили на пол машины, и та мгновенно набрала скорость. Чьи-то пальцы ощупали ему запястье, в левую ягодицу что-то вонзилось, и боль едва не вывела его из транса. В памяти мелькнула Городская библиотека Станвилла, штат Огайо…
«Скорая» повернула раз, другой, третий. Она вертелась юлой, и свет погас окончательно.
3. «Где ваш муж?»
– Я знаю, Джо меня любит, но, господи, порой он такое устраивает! Вчера вечером закатил скандал из-за белья.
Милли работала в обеденный перерыв, стараясь провести как можно больше приемов, пропущенных накануне. На самом деле ей хотелось бегать кругами и кричать. Что, что ей делать в такой ситуации?
У тридцатипятилетней Шейлы Макнил возникли проблемы с мужем после пяти лет брака. Судя по тому, что последние два месяца слышала Милли, проблема в основном заключалась в Джо: из страха перед близкими отношениями он поочередно склонялся к сближению и к избеганию. Нынешней стратегией Милли было развить у Шейлы навыки приспособления, чтобы она не зацикливалась на действиях мужа, а разбиралась с собственными.
– Да? – Милли кивнула, побуждая пациентку продолжить.
– Получилось, как вы предупреждали. Я снова попыталась вызвать Джо на откровенность. Мол, почему бы ему не обратиться за квалифицированной помощью, и, бац, получила скандал. Проблема в том, что я не выгрузила белье из стиральной машины и за два дня оно начало плесневеть.
Милли кивнула:
– И как вы с этим справились?
– Я пообещала заняться бельем, но сказала, что настоящая проблема в другом.
– И что?
– Джо бросился прочь из комнаты и давай стирать сам.
Ладно хоть дома остался… В первые годы их совместной жизни Дэви во время ссор прыгал прочь за тысячи миль от дома.
– Как вы на это отреагировали?
– Разозлилась. Обиделась. Взбесилась. Потом стало смешно, но я решила, что хохот делу не поможет.
– Вот это уже лучше! – улыбнулась Милли.
– Ага, в сто раз лучше чувства вины.
Зазвонил телефон внутренней связи, и Милли нахмурилась.
– Простите, Шейла! – она подняла трубку. – Да, Лорен!
– Извините, что прерываю вас, но пришли агенты ФБР. Они настаивают на встрече с вами.
Из-за Дэви? Милли посмотрела на часы:
– Вы объяснили им, что у меня прием заканчивается через пять минут?
– Да, конечно.
– Тогда скажите, что я знаю об их приходе и выйду к ним через пять минут.
Остаток времени Милли пыталась сосредоточиться на Шейле, но получалось с трудом.
– Жду вас через неделю в обычное время. Только позвоните предварительно, хорошо? А то у меня что-то суматохи прибавилось.
Милли проводила Шейлу в приемную. Там дожидались четверо мужчин в костюмах. Старший из них посмотрел на Милли, проигнорировав Шейлу, – стало быть, знал, как она выглядит.
Шейла, вытаращив глаза от удивления, медленно надевала пальто.
– Пожалуйста, пройдемте в кабинет, – предложила Милли.
Трое мужчин воспользовались приглашением, а четвертый задержался на пороге, пропуская Милли.
Это из вежливости или они опасались, что она сбежит?
Милли села за рабочий стол.
– Добрый день, миссис Райс, – проговорил мужчина, которого Милли «назначила» старшим.
Точно, он ее знает.
Старший был с сединой на висках, ростом чуть ниже своих спутников и, в отличие от них, не казался перекачанным качком. Обращение «миссис Райс» обычно раздражало Милли, но сейчас лишь напомнило ей о Дэви.
– Не уверена, что сегодняшний день добрый. Кто вы такой?
– Я агент Андерс. Можете сказать нам, где ваш муж?
Ей следует испугаться или вздохнуть с облегчением? По крайней мере, они не говорят, что Дэви найден мертвым. Она видела мужа позавчера ночью, за несколько секунд до того, как его могли засечь в Вашингтоне. Как это объяснить?
– Пожалуйста, предъявите удостоверение.
Милли тянула время, но совершенно не обрадовалась тому, что в ответ на ее просьбу Андерс сделал большие глаза.
– Да, конечно. – Андерс достал бумажник из внутреннего кармана, на миг обнажив плечевую кобуру и пистолет.
Он вытащил удостоверение, но, едва Милли к нему потянулась, отдернул руку.
– Агент Андерс? У меня близорукость, как прикажете читать то, что у вас там написано?
Андерс нехотя придвинул удостоверение. Выдало его не ФБР, а Агентство национальной безопасности.
– Вижу хотя бы, что вас зовут Томас П. Андерс. Том, а кто ваши спутники?
– Они тоже из АНБ, – недовольно ответил Андерс.
– Где Брайан Кокс?
– А вы как думаете? – парировал Андерс. – И где ваш муж?
Вызывающим его поведение не назовешь. Милли вспоминалось отзеркаливание – психотерапевтический прием, нацеленный на то, чтобы разговорить пациента, отвечая на его вопросы вопросами. Спокойный, терпеливый, Андерс напоминал эдакого доброжелательного богомола.
Наверное, люди легко ему открываются. В другой жизни из Андерса получился бы хороший психотерапевт. Милли попробовала снова, воспользовавшись тактикой «ты – мне, я – тебе».
– Мой муж пропал. Где Брайан Кокс?
– Когда пропал?
Хм, опять отзеркаливание.
– Два дня назад.
Никакой конкретики. Если Андерсу неизвестно, что Дэви – прыгун, Милли сообщать ему об этом не собиралась. Следовало обеспечить Дэви время, достаточное для поездки в Вашингтон обычным способом. А уж как она добралась сюда из Техаса, ему точно незачем знать!
Андерс впился глазами в стену, потом кивнул, словно приняв решение, и вытащил из чехла-кобуры сотовый.
– Через секунду я отвечу на ваш вопрос. – Он набрал код ускоренного вызова и проговорил: – Это Андерс. Козырь исчез. Жена два дня его не видела. – Андерс послушал собеседника. – Ладно, – буркнул он и спрятал сотовый.
Козырь? Милли содрогнулась. Это же как вещью Дэви назвать…
Андерс расправил плечи и объявил:
– Брайан Кокс мертв. Его нашли на северо-западе Вашингтона на Девятнадцатой авеню. В него несколько раз стреляли и убили выстрелом в голову с близкого расстояния.
Милли вдохнула через нос, резко и глубоко.
– Ой, бедняга… У него была семья?
– Боюсь, что да, – поморщился Андерс.
«Чувствую, о семье Кокса ты старался не думать. – Милли покачала головой. – Так что с Дэви?»
– Дэви должен был с ним встретиться, – сказала Милли, ведь в АНБ наверняка об этом знали.
– Да. Кокс доложил дежурной своего подразделения. Сегодня утром она прослушала сообщение, которое вы оставили Коксу на автоответчике. Я служу в Оклахома-Сити, поэтому к вам отправили меня.
– Я не видела Дэви с тех пор, как он, ну… отправился на встречу с Коксом.
Заминка не ускользнула от внимания Андерса.
– Джентльмены, оцепить внутренний периметр!
Милли удивленно заморгала. Внутренний периметр подразумевает и наличие внешнего. Сколько же человек они привели?
Другие агенты слегка удивились, но гуськом вышли из кабинета и закрыли за собой дверь.
– Могу я присесть? – Андерс показал на стулья, которые Милли составила вдоль стены для групповой терапии.
Милли кивнула.
Андерс придвинул стул к столу Милли и присел на него. Именно присел, слегка опираясь на край.
– Вряд ли вы меня помните, – начал Андерс, сделав глубокий вдох. – Вы меня видели только дважды. – Он поджал губы и нахмурился. – Десять лет назад я занимался делом Дэвида и был в охранной команде, когда мы взяли вас под опеку.
– Под опеку? – медленно переспросила Милли.
Тогда АНБ похитило ее, чтобы использовать как рычаг для контроля над Дэви.
Андерс потупился и прочистил горло:
– В общем, я вместе с другими охранял вашу студенческую квартиру. Дэвид перенес меня в парижский аэропорт Орли.
Милли решила оставить прошлое в покое. Сейчас оно значения не имело.
– Тогда вы в курсе. Да, Дэви ушел позавчера ночью без пяти одиннадцать по центральноамериканскому времени. Насколько я поняла, встреча с Коксом была запланирована на полночь по восточному стандартному времени.
– Да, – кивнул Андерс, – в кофейне под названием «Интерробанг».
– Название я не знала. На такие встречи мы никогда не ходили вместе, потому что… на мою долю АНБ хватит. Так они встретились? – Милли уже сидела на краешке стула, хотя сама не заметила, как подалась вперед.
– Да. В двенадцать двадцать пять ночной дежурный принял экстренный вызов с сотового Кокса. Брайан объяснил, где находится, и объявил о захвате. То есть о похищении.
– Дэви похитили?
Снова заболел тугой узел в груди.
– Вероятно, да. По словам свидетелей, к двери кофейни подъехала «скорая», четверо мужчин вошли внутрь. Когда они были в фойе, Кокс разбил стулом окно, взвалил своего спутника на плечо и выбрался на улицу.
– Спутником был Дэви?
– Мы показали свидетелям свежие паспортные фото Дэви вместе со снимками других людей. Трое свидетелей опознали Дэви. Несколько человек не опознали.
– Почему Дэви не шел сам? Почему не прыгнул прочь?
– Ему в чай подмешали наркотики. В его чашке наши лаборанты нашли дроперидол и гамма-гидроксибутират. Наверное, препараты начали действовать, и Кокс это заметил, потому и запросил помощь. Официантка, подавшая чай, в «Интерробанге» не работает. За пятьдесят долларов она подкупила администратора, и тот разрешил ей принести заказ Коксу и вашему мужу. Девушка сказала, что хочет пошутить над однокурсниками. Эта же официантка и бригада «скорой» выбежали на улицу за Коксом. Свидетели слышали далекие выстрелы, а наши оперативники по прибытии обнаружили Кокса за полтора квартала от кофейни мертвым. Ваш муж бесследно исчез.
Милли снова откинулась на спинку стула. Если бы Дэви просто хотели убить, то не стали бы подмешивать наркотики в чай. Страх немного отступил, потом нахлынул снова. Перед убийством похитители не остановятся…
– Кто это сделал?
– А как по-вашему?
Ну вот, снова отзеркаливание.
– Если не АНБ, то я даже не представляю.
– Мы не знаем, кто это сделал. – Андерс покачал головой.
Милли выглянула в окно:
– Это люди с доступом к информации. Либо они знали конкретно о той встрече, либо что Кокс – куратор Дэви, и непрерывно следили за Брайаном до самой встречи в кофейне. – Милли задумалась. – Может, это другой разведывательный отдел. Одна из служб, которым Дэви помогал с перемещением. Некто, решивший подчинить его себе.
Андерс нахмурился, начал было говорить, но осекся. В итоге он устроился на стуле чуть иначе и положил руки на колени:
– Вы правы, и эти варианты рассматриваются. Всех сотрудников отделения, где служил Кокс, сейчас допрашивают на полиграфе, к тому же идет масштабная проверка средств электронной разведки.
Милли взглянула на него с непониманием.
– Жучков, перехватывающих устройств. Параллельно мы проверяем членов семьи Кокса: вдруг они кому-то рассказывали о той встрече. Вам я задаю тот же вопрос: вы никому о той встрече не рассказывали?
Милли покачала головой:
– Я узнала о ней за десять минут до отбытия Дэви в Вашингтон. Мы ссо… бурно обсуждали другую тему.
– Какую именно?
– Вас это не касается! – Милли покраснела. – Поверьте на слово: к исчезновению Дэви она никак не относится.
– Хорошо. – Андерс пристально посмотрел на нее и кивнул.
– Как похитители надеются контролировать Дэви? – Милли нахмурилась. – Если лекарства перестанут действовать, он сбежит.
Или даже раньше. В последнее время такого не случалось, а вот в первые годы совместной жизни Дэви снились кошмары. Дэви спасался от мнимой опасности – прыгал за тысячи миль от дома, толком не проснувшись. Если, конечно, его не посадят на цепь. Милли решила не упоминать об этом при Андерсе.
Внезапно у нее появилась совершенно параноидальная мысль. Вдруг цель этой беседы не найти Дэви, а выяснить, как его контролировать? Следующая мысль, тоже параноидальная, осветила другую возможность.
Милли открыла рот, чтобы заговорить, потом снова его закрыла и облизала внезапно пересохшие губы:
– Если подразделение Кокса не вызывает доверия, то и я в опасности. Угрозы в мой адрес – один из способов контролировать Дэви. Поэтому вы приказали оцепить периметр? Вы ждете, что похитители явятся за мной?
Андерс слегка нахмурился и лишь чуть позже обронил:
– Да.
Милли внимательно на него посмотрела, обдумывая ситуацию. Сделанные выводы сильно ее напугали.
– Вам выгодно, чтобы за мной пришли. Если задержите тех, кто попробует меня похитить, то, возможно, узнаете, кто за этим стоит.
Во взгляде Андерса мелькнуло удивление, и на миг Милли подумала, что ошиблась. Потом она поняла, что Андерса удивила не перспектива использовать ее как наживку. Его удивило, что она так быстро раскрыла его карты.
– Я не дурочка, мистер Андерс.
– Конечно нет, – отозвался он с явным уважением. – Мы не собирались говорить вам об этом.
Милли почувствовала, что горбится, что голова опускается на грудь.
– Какая разница? Если это может привести нас к Дэви, нужно попробовать.
Последний пациент отменил прием, Милли могла пойти домой в половине пятого, но ушла лишь в пять. Андерс заранее проверил ее обычный маршрут и соответственно распределил своих людей.
– Если такое продолжится, я начну шарахаться от мужчин в костюмах. Ваши парни сойдут за качков из колледжа, если одеть их правильно.
– Мы не дилетанты, миссис Райс, – с улыбкой заверил Андерс. – Мужчины в костюмах не единственные агенты, присутствующие здесь.
«А-а, внутренний периметр! – сообразила Милли. – Внешний АНБ наверняка оцепило раньше, чем Андерс зашел в кабинет».
– Ясно, что не единственные! – Милли невольно засмеялась. – Но моя фамилия Гаррисон-Райс, и, пожалуйста, называйте меня мисс, а не миссис.
– Хорошо, мисс Гаррисон-Райс. – Андерс наклонил голову и прижал ладонь к уху. Там оказался вкладыш с проводом телесного цвета, змеящимся по шее. – Порядок. Мои люди на месте.
Из кармана пиджака Андерс достал пластмассовый футляр в форме вытянутого овала пару дюймов длиной. Андерс нажал на футляр сбоку, и он открылся. Внутри были электроплата, литиевая батарейка и маленький переключатель, который Андерс сдвинул, прежде чем закрыть футляр. Он коснулся чего-то, спрятанного в пиджаке, и проговорил:
– Локатор включен. Сигнал есть?
Ответ был явно положительный, и Андерс повернулся к Милли:
– Пожалуйста, носите это на себе. Это джи-пи-эс-трекер, аварийное средство на случай, если злоумышленники подберутся к вам и попробуют схватить.
– На себе? – Милли уставилась на трекер. – Звучит неопределенно. То есть не на жакете и не в сумочке?
Андерс слегка покраснел:
– Лучший вариант – это, наверное, бюстгальтер. Положите внутрь, ну, чтобы держался крепко. – Андерс протянул Милли футляр. – Я буду на улице.
Он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Когда Милли осталась одна, комичность ситуации улетучилась и она почувствовал себя маленькой испуганной девчонкой. Под блузкой Милли носила спортивный бюстгальтер. Футляр она засунула посередине. Получилось очень хорошо: сидел он прочно, но не торчал – даже до того, как она перестегнула пуговицы на блузке.
Милли снова натянула кожанку Дэви, но сначала зарылась лицом в подкладку и глубоко вдохнула:
– Ох, Дэви! Во что ты ввязался?!
Андерсу она назвала не обычный свой маршрут, а кружной, в обход детской площадки. Милли задержалась у ограды, наблюдая за матерями с детьми-дошколятами. Одна женщина лежала под деревьями, и девочки-близнецы забрасывали ее опавшими листьями. Все трое бешено смеялись, и Милли улыбнулась, хотя в глазах у нее стояли слезы.
– Ох, Дэви! – снова пробормотала она. – Ну почему ты не сделал мне ребенка до того, как исчезнуть?
Хватит уже! Милли зашагала прочь, отгоняя безрадостную мысль. Но она не просто беспокоилась о Дэви. Она боялась, что никогда не родит от него детей.
Не таясь, Милли огляделась по сторонам, но людей Андерса вычислить не смогла. Она подошла довольно близко к университету, поэтому и прохожих, и транспорта было много.
Сомнения у нее возникли только однажды. Милли обогнал блондин в фирменной толстовке Университета штата Оклахома. Одежда у Пистола Пита, талисмана университета, ярко-оранжевая, значит толстовку ни разу не стирали. Судя по складкам на плечах, толстовка еще недавно висела на кронштейне. Впрочем, решающим доводом стали провода телесного цвета, тянущиеся от правого уха блондина.
«Оранжевый тебе не идет!» – подумала Милли ему вслед.
Милли ожидала встретить Андерса в подъезде своего дома, но его там не оказалось. И на лестнице тоже. И в коридоре. У двери своей квартиры она остановилась. Черт подери, она всегда считала квартиру убежищем. А теперь она стала ловушкой. Милли было отвернулась от двери, но в этот миг та открылась.
– Заходите, мисс Гаррисон-Райс. Здесь все спокойно.
Андерс!
– Вижу, ключ вам не понадобился, – процедила она, сердито на него посмотрев.
Андерс сконфуженно пожал плечами.
Милли протиснулась мимо него. В квартире находились еще двое – один водил коробочкой с антенной вдоль дальней стены, другой стоял у балконной двери и смотрел в щель между шторами.
– Вы поселитесь у меня?
– Нет, мэм. Сейчас мы ищем жучки и составляем план-схему. Этажом выше есть свободная квартира. Ее мы и хотим занять.
Милли огляделась по сторонам. Трос и цементное кольцо из горного убежища так и валялись в углу. Утром, когда она вернулась домой, квартира казалась просторной. Сейчас, в присутствии трех мужчин, стены как будто сдвинулись.
– Мы скоро уйдем. – Андерс явно почувствовал ее настроение.
– И оставите меня одну? – Милли нервно сглотнула.
Нужно определиться, хочет ли она, чтобы они ушли, или нет?
– Мы поставили камеру в подъезде и будем следить за входами в дом. Их ведь три, верно?
– Четыре, – уточнила Милли, покачав головой. – В юго-восточном углу дома есть выход по лестнице из гаража. Есть парадная дверь, дверь черного хода и дверь у бассейна, хотя, чтобы попасть к ней, нужно перелезть через ограду. – Милли задышала ровнее. – Где вы просматриваете записи?
– На улице стоит автофургон. – Андерс перехватил встревоженный взгляд Милли и добавил: – Но я и поближе к дому людей поставлю.
Порадовало это ее или огорчило, Милли не знала.
– Ладно, я иду под душ и переодеваюсь. Вы ведь в квартире камеры не поставили?
– Нет. – Андерс покачал головой – Но вы должны знать… Ну… В трекере, который я вам дал, есть микрофон.
Не дав Милли отреагировать, Андерс добавил:
– Простите, что сразу не предупредил. Понимаю, как бы вы ни относились к вторжению в свою личную жизнь, посягательств на личную свободу пациентов вы не потерпите.
Гнев, захлестнувший было Милли, утих.
– Совершенно верно. Мы обсудим это позже, а сейчас я хочу под душ.
Милли захлопнула дверь ванной, прислонилась к ней спиной и, прижав ладони к лицу, потерла глаза.
Начнем с главного… Милли вытащила трекер-жучок из бюстгальтера, положила его на радиочасы, стоящие на тумбочке, прямо на решетку громкоговорителя, и включила новости. Она понадеялась, ничьи уши не пострадают. Лишь тогда она спокойно отправилась в ванну.
Милли пустила горячую воду и подставила лицо струям. Вода словно лед растопила – со слезами и всхлипами понесся поток боли и страха. Дэви! Дэви! Дэви! Только в беду не попади…
Следующим утром Милли встретилась с Андерсом в гараже и вслед за ним направилась к полноразмерному автофургону. На окнах была зеркальная тонировка, хромированный багажник едва не задевал потолочные балки. Андерс распахнул дверь, и Милли залезла внутрь. Вместо ковров и мягких сидений, которые сулил внешний вид фургона, в суперутилитарном салоне Милли увидела металлические полки с электроникой, мониторами и кабелем.
На вращающемся виниловом сиденье устроился мужчина в футболке и шортах. Андерс подвел Милли к многоместному, обращенному назад сиденью за водительским креслом, сел рядом с ней и захлопнул дверцу. На улице было по-зимнему холодно, а в фургоне – так тепло, что Милли сняла пальто.
Андерс представил мужчину в шортах:
– Его зовут Уотсон. Это имя, а не фамилия.
– Меня назвали в честь трех великих напарников, – с улыбкой добавил Уотсон.
Милли на секунду задумалась, потом проговорила.
– Доктор Уотсон, друг Шерлока Холмса. Еще Уотсон и Крик[11], а кто третий?
– Наверное, самый достойный. Томас Уотсон, ассистент Александра Грэма Белла, беседовавший с ним по телефону в смежной комнате. «Мистер Уотсон, идите сюда, я хочу вас видеть»[12].
Андерс нетерпеливо махнул рукой:
– Ну, выведи жучок мисс Гаррисон-Райс на динамик.
Уотсон сдвинул ползунок вверх – послышался негромкий гул.
– Я могу и соседние вывести, – объявил Уотсон, и эхо его голоса зазвучало из динамика. – Вы можете отключить свой жучок. – Уотсон протянул руку.
Милли вытащила трекер из кармана и вручила ему.
– Разбирается он вот так. – Уотсон нажал на переднюю и на заднюю панели, растягивая их в разные стороны. Панель поднялась, и Уотсон показал на переключатель с нулем на одном конце и двойкой на другом. – На нуле устройство полностью отключено, поэтому так не делайте. В среднем положении это просто джи-пи-эс трекер, а в крайнем правом – трекер плюс жучок. – Уотсон перевел переключатель в среднее положение, и динамик перестал разносить его голос.
Уотсон показал на монитор, на котором загрузилась карта района, где жила Милли. В соответствующем месте мигала яркая точка.
– Сейчас координаты джи-пи-эс не передаются, потому что вы в железобетонном гараже, где спутниковые сигналы не ловятся. Вот выйдете на улицу, там будет по-другому.
Андерс снова включил подслушивающее устройство:
– Мисс Гаррисон-Райс, вы довольны?
– Вполне. На время приемов микрофон я стану отключать. Все остальное время он будет включен, а мне придется следить за тем, что я говорю.
4. «…Такие действия противопоказаны»
Что-то не так – в этом сомнений не было, но что именно? Сквозь опущенные веки Дэви чувствовал свет и знал: нужно вставать, Милли злится, когда он целый день валяется в постели. Вот только сил не было даже глаза открыть, а сесть – и подавно. Может, инфекцию подхватил; может, не хочется снова спорить о детях.
Милли не то смотрела телевизор, не то слушала радио.
– Опа, это похоже на паттерн возбуждения! – бархатным голосом проговорил мужчина в дальней дали.
– Где? – спросили тенором.
Или это контральто?
– Вон же К-комплекс… Еще амплитуда тета-волн увеличивается.
– Значит, снова нужен фентанил внутривенно. Потом увеличь дозу фентанила с мидазоламом в капельнице.
Дэви почувствовал в руке что-то холодное, удивился, что холод внутри руки, а не снаружи, и снова заснул.
Опять телевизор. Похоже на медицинский сериал, который показывают днем.
– …инфекция?
– Видимо, да. Попала либо при внутривенных инъекциях, либо из синусов через катетер, когда мы его интубировали. При столь длительной седации неизбежно поражается иммунная система. Я ввожу ему антибиотики, зивокс и синерцид. Мы сделали ему флюорографию, анализ крови на бакпосев, анализ мочи.
Это мужчина.
– Черт, операция запланирована на сегодняшний вечер!
– И в таком состоянии можно оперировать…
– Да знаю, знаю! Это хирурги артачатся. Собрать их было… нелегко. Если до пяти вечера температура не упадет ниже тридцати семи и пяти, мы все остановим. Что у него с лейкоцитами?
– Лейкоцитов пятнадцать с половиной. Еще у него тромбоцитопения и пониженное содержание железа.
– Ну, он сражается. Эй, тета-волны страшно острые. Какая у него доза фентанила с мидазоламом? Такая высокая?
– Если вводить их дни напролет, естественно, наступает привыкание.
– Нельзя, чтобы он проснулся. Увеличь дозу! Надеюсь, через пару дней эти препараты мы отменим.
– Ладно, увеличиваю дозу до трехсот миллиграммов.
– Если появятся бета-волны, снова вводи фентанил.
– Хорошо… Но он может погибнуть от нежелательного взаимодействия лекарств.
– У тебя есть реанимационный набор. Мы готовы рискнуть. Если ты против, обращайся к ней.
Мужчина откашлялся, но не ответил. Или ответил, но телевизор выключили чуть раньше.
Основным ощущением была боль.
Болела спина, болела голова, болела шея. Губы потрескались, в носу жгло, хотелось есть. Страшно хотелось.
Господи, чем же он занимался вчера ночью?
Вспомнился ужин с Милли, пирожные в Гринвич-Виллидж. Потом он должен был встретиться… Господи, с Брайаном!
В памяти воскресли образы.
Стекло, летящее на освещенный фонарями тротуар вперемешку с дождевыми каплями. Невообразимые виды улицы вверх ногами. Брайан, лежащий на боку в луже. Он просил что-то передать его жене. Пули. Официантка из кофейни с кровоточащими глазами. Она выстрелила Брайану в лицо. Теплые брызги его крови.
Дэви продрал глаза. Иначе не скажешь: веки слиплись. Темно-серую комнату освещал отраженный свет. От его островков на потолке глаза заболели.
Простыню и одеяло ему натянули до самой шеи, под голову подложили несколько подушек или одну очень толстую. Дэви хотел поднять руку, чтобы откинуть одеяло с простыней, но рука словно застряла. Он попробовал поднять другую руку, и какое-то движение получилось, но притянуть руку к себе не удалось. Он попытался сесть, но упал на постель: от плеч растеклась острая боль.
Неужели он настолько слаб?
– Садиться тебе пока нельзя, – проговорил голос, искаженный оцифровкой.
Он напоминал ЭАЛ 9000[13] и стиральную машину в режиме отжима. Доносился голос из колонки, размещенной справа от Дэви, над зеркалом.
«Это просто зеркало? – подумал Дэви. – Вряд ли. За мной следят».
– Кто… – хрипло начал Дэви, а последнее слово получилось совершенно неразборчивым.
Он попробовал откашляться, но горло сильно болело.
– Разговаривать тоже пока нельзя, – предупредил голос. – Еще рановато.
Дверь напротив изножья кровати открылась. Коридор за ней освещался куда ярче комнаты, даже смотреть было больно. Дэви успел заметить стену – верхняя половина покрашена в белый, нижняя обшита деревом. Веки сомкнулись. Когда Дэви снова разлепил их, дверь была закрыта, а в комнате кто-то стоял.
Дэви снова заморгал, стараясь избавиться от послеобраза дверного проема. Сосредоточиться получалось с трудом.
– Ну, глоточек! За маму! – попросил искаженный голос.
Некто направил к губам Дэви соломинку.
Вода со льдом! Глотнув ее, Дэви вдруг понял, что умирает от жажды, словно потерявшийся в пустыне. Он жадно пил через трубочку, потом закашлялся: вода попала в дыхательное горло.
Некто попятился, и наконец Дэви сумел сфокусировать взгляд. Некто оказался крупным мужчиной в синей медицинской униформе, в шапочке, в хирургической маске и в латексных перчатках. Он с тревогой наблюдал, как Дэви кашляет.
Кашлял Дэви чуть дольше, чем было нужно, – он тянул время, чтобы разглядеть особые приметы. У мужчины в униформе кустистые русые брови. В глазах мелькает отражение, значит он в линзах. Уши с большими мясистыми мочками прижаты к черепу.
Дэви перестал кашлять и облизал губы. Так, еще одна шокирующая новость – у него, привыкшего гладко бриться, щетина в четверть дюйма! Давно он здесь?
– Еще, пожалуйста, – слабо просипел он, но на этот раз слова прозвучали внятно.
Мужчина откашлялся, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого поднял руку ладонью к Дэви, беззвучно предостерегая его: «Не спеши». Потом снова протянул Дэви соломинку.
На этот раз Дэви пил мелкими глотками и воду больше не вдыхал. Как ни странно, его радовало то, что похитители старательно шифруются. Это подразумевало, что сразу они его не убьют. А еще, что они его боятся.
Когда Дэви допил, мужчина скрылся за дверью сбоку. Судя по звукам, он там пустил воду. Вскоре он вернулся и поставил пенопластовый стакан на приставной столик.
Дэви вспомнилась кровь Кокса, брызнувшая ему на лицо. Не зря они его боятся. Он хотел прыгнуть прочь сразу, даже под наблюдением из-за зеркала, но решил лишний шум не поднимать.
«Кто знал о нашей с Брайаном встрече? – подумал он. – С АНБ я больше никогда работать не стану».
Потом у Дэви появилась страшная мысль.
– Почему я не могу сесть? – На этот раз голос звучал лучше.
Чуть ниже обычного, но уже не хрипло.
Мужчина в хирургической маске повернулся к зеркалу.
– Покажи ему, – велел искаженный голос из колонки.
Мужчина медленно поднял одеяло и простыню, накрывавшие Дэви.
Дэви был в больничной рубашке, из-под которой торчали голые ноги и тянулась прозрачная пластиковая трубка с ручейками желтоватой жидкости. Господи, мочевой катетер! От перспективы прыгать с катетером Дэви поморщился. Впрочем, сесть он не мог по другой причине.
Итак, простыми реанимационными фиксаторами похитители не ограничились. Манжеты были мягкие, но с краями из нержавейки, а цепи, прикрепленные к ним маленькими замочками, выдержали бы детские качели. Мужчина поднял одеяло и простыню до конца, и на лодыжках Дэви увидел такие же манжеты.
Они знают.
Искаженный голос из колонки подтвердил его догадку.
– К нашему облегчению, выяснилось, что тебя можно сдержать. Ты несколько раз пытался телепортироваться отсюда, пока от анестезии отходил.
Вот почему плечо неподвижно! Дэви приподнял правое колено и поморщился. Коленные суставы тоже максимально обездвижили.
– Чего вы хотите?
Возникла заметная пауза.
– Ну, об этом чуть позже. Пока отдыхай. Тебе нужно как следует восстановиться.
Тут мужчина в хирургической маске снова укрыл Дэви, натянув ему простыню и одеяло до самого подбородка.
– Восстановиться? – Дэви удивленно заморгал. – После чего?
Снова пауза.
– Просто восстановиться.
Через пару часов принесли еду. Одного из пришедших Дэви узнал по толстым мочкам и кустистым бровям. Номер два был женщиной, одетой в такую же униформу и с маской на лице. Сзади звякнули цепи – их удлинили настолько, чтобы приподнять спинку кровати. Теперь руки у Дэви двигались и он ел самостоятельно. Пришедшие не разговаривали. Молчал и «зазеркальный» голос. Это голос другого тюремщика? Или этого мужчины? Или той сучки, которая убила Брайана? Дэви вспомнил бригаду «скорой» и принялся гадать, сколько человек участвует в похищении.
Еда очень удивила. Ему принесли биск из лобстеров, свежевыпеченный цельнозерновой хлеб и салат из молодой зелени. В больнице так не кормят. С другой стороны, приборы были пластмассовые, тарелки – бумажные. Дэви думал, что проголодался, но стоило съесть пару кусочков каждого блюда, и тело сказало: хватит.
– А если я по большому захочу? – вдруг спросил Дэви.
Мужчина поднял руку и вытащил из-под кровати утку из нержавейки.
– Фу-у! Принесли бы биотуалет, поставили бы у кровати. Можно же и цепи удлинить, чтобы я мог пользоваться.
Мужчина посмотрел на женщину, но та лишь пожала плечами, и они оба повернулись к зеркалу.
Искаженный голос снова напомнил Дэви ЭАЛ и стиральную машину при отжиме, но теперь он звучал немного иначе.
– Мы подумаем над этим. Тебе сейчас нужна утка?
«Другая смена», – подумал Дэви, а вслух ответил:
– Нет, не сейчас.
Интересно, ему позволят вытереть попу самостоятельно или кто-то другой поможет? Дэви вздрогнул и попробовал размять затекшую шею. Грудь зудела, он поднял руку, чтобы почесаться, и случайно коснулся места под левой ключицей. Больно!
Дэви оттянул ворот рубашки. К коже прикрепили легкую повязку, квадратик марли размером два на три дюйма. От повязки к левой стороне шеи тянулась красная воспаленная линия, довольно болезненная. Упиралась линия в другую повязку, по сути в большой кусок пластыря, приклеенный справа от трахеи. Дэви потрогал ту повязку и поморщился.
– Не трогай! – велел голос из колонки, и мужчина в униформе аккуратно убрал руку Дэви.
– Что вы со мной сделали?
Подстрелили, когда Брайан уронил его на тротуар? Нет, вскрыли и что-то подсадили внутрь.
Дэви не сдержался. Он знал, что прыгать не надо, что из-за оков ничего не получится, но все равно попробовал – и содрогнулся от боли.
Очень больно! К счастью, трубка катетера оказалась длиннее цепи манжет и пах не пострадал, а вот руки словно с мясом вырвали. «Прекрати! – велел себе Дэви. – Ты даешь им дополнительную информацию!»
Дэви свернулся калачиком, насколько позволяли ограничители, и застонал.
– Можно с уверенностью сказать, что такие действия противопоказаны, да? – спросил искаженный компьютером голос из колонки.
5. «Хочешь сказать, что я снова свихнулась?»
Кризис наступил через девять дней после исчезновения Дэви.
«Следующие три недели меня не будет, – начала говорить Милли пациентам. – Простите, но возникли чрезвычайные семейные обстоятельства. У меня нет выбора». Милли постаралась помочь самым нуждающимся, передала их другим терапевтам клиники, но сомнений не было: часть клиентов она потеряет. Однако сейчас это совсем ее не волновало.
Перед уходом из кабинета Милли включила жучок. «Ну, вещай в лифчик!»
– Андерс, нам нужно поговорить. Я собираюсь домой. Давайте встретимся в гараже.
В тот день Милли села за руль. Приятная весенняя свежесть сменилась снегом и дождем. По дороге домой захотелось газануть и помчаться прочь, лишь бы не сидеть на месте. Милли сдержалась и очень осторожно повела машину по скользким улицам.
Андерс ждал в темном углу, дальнем от лестницы. Пар дыхания облачным нимбом окружал его голову.
– Я собираюсь в Вашингтон, – объявила Милли без всяких предисловий. – Не могу больше сидеть здесь и притворяться, будто ничего не случилось.
– Что вы надеетесь сделать? – Андерс прищурился.
– Больше, чем здесь!
Андерс медленно выдохнул, совсем как делала Милли, разговаривая с возбужденными пациентами. Этот прием позволяет без единого слова напомнить, что главное – спокойствие. Пациенты не раздражаются, зачастую они даже не замечают выдоха. Они подхватывают ритм ее дыхания и, сами того не ведая, успокаиваются.
Милли же это разозлило пуще прежнего.
– Здесь вы приносите пользу, – возразил Андерс. – Помогаете клиентам, а заодно играете роль наживки, на которую клюнут похитители.
– Прошло больше недели. Похитители не клюют, либо они заметили вас и сдрейфили. В Вашингтоне у них будет больше шансов до меня добраться. Поэтому я не прошу у вас разрешения, а ставлю вас в известность, даю время переместить оперативный штаб в Вашингтон или передать меня столичному отделению. Если сочтете нужным, вы подготовитесь, но я в любом случае вылетаю завтра утром.
Милли взяла с собой только одну легкую сумку – белье, туалетные принадлежности и пять тысяч долларов из заначки, которые спрятала в чистые джинсы. Метеорологи обещали в столице холод и сырость, поэтому Милли надела синий плащ с шерстяной подкладкой, а в бюстгальтер спрятала жучок-трекер.
В международном аэропорту Уилла Роджерса клятый жучок зазвонил в металлоискателе, но, когда Милли отправили на проверку «вибратором», он же ручной металлодетектор, секьюрити во всеуслышание объявила, что «у нее просто лифчик на косточках».
Зардевшись, Милли серьезно подумала о том, чтобы выбросить жучок в урну сразу за зоной контроля, но сдержала порыв.
С билетом ей помог Андерс, и Милли полетела рейсом «Дельты», отправляющимся в Вашингтон в 12:40 с остановкой в Атланте. Вылет задержали на пятнадцать минут, потом была задержка в Атланте, и в Вашингтонский национальный аэропорт имени Рональда Рейгана Милли попала с часовым опозданием. Наконец приземлившись в столице, она как никогда высоко оценила все прелести телепортации. В полете Милли пыталась спать, но могла только волноваться. Дэви погиб? Ранен? Где он, черт подери?
Из такси у «Стейт-Плаза-отеля» Милли выползла совершенно без сил. Ей достался номер на седьмом этаже, с окнами, смотрящими на север, прочь от Национальной аллеи и ярко освещенных достопримечательностей – монумента Вашингтону и Капитолия. Зато Милли видела то, что интересовало ее куда больше, – огромный комплекс больницы при Университете Джорджа Вашингтона и улицы вокруг него. Там и похитили Дэви.
Милли заказала легкий салат с доставкой в номер и съела его при раздвинутых шторах. «Завтра», – пообещала она ярко освещенным улицам.
Завтра.
Поиски Милли начала рано, позавтракала наспех – купила кофе, ролл с беконом и яйцом и поела на крыльце печатного салона, в пятнадцати футах от места, где нашли труп Брайана Кокса. Она застала утренний час пик и наблюдала за толпой, стараясь не фильтровать, а непредвзято впитывать информацию. Удивило ее большое число бездомных, клянчащих у прохожих мелочь. Среди них было много женщин.
«А мне казалось, эта проблема решается, – подумала Милли, качая головой. – Ну, может, в Стиллуотере она и решается».
Температура плавно снижалась, на улицы наполз серый туман. Он покрыл влагой тротуар и стены домов, каплями усеял волосы. Прогноз погоды Милли посмотрела заранее, поэтому надела голубой плащ. Сейчас она подняла ворот толстого свитера ручной вязки и втянула голову, чувствуя себя пугливой черепахой. Милли радовалась, что обула хайкеры «Меррелл-хамелеон», хотя в них ноги были как слоновьи.
То и дело она вытирала очки носовым платком.
Поток машин и прохожих постепенно редел, а бездомных становилось больше. Впрочем, Милли подозревала, что их не больше, чем ранним утром, просто меньше «нормальных» людей, за которыми они прячутся.
Прячутся? Вовсе они не прячутся. Просто она смотрела на «нормальных» людей, а не на бездомных.
Милли села ближе к балюстраде, укрываясь за ней от тумана. Она замерзла, но не от низкой температуры.
А как же мерзнут они?
Через дорогу, прижавшись к стене в начале проулка, разговаривали четверо мужчин. У одного за спиной висел потрепанный рюкзак, двое держали под мышками скатки, еще один накинул сразу несколько одеял – точь-в-точь как индеец.
Чувствовалось, что когда-то одеяла были яркими, но давно выгорели, и сочные цвета превратились в нежнейшую пастель. Мужчина в одеялах носил старые кроссовки «Найк», рваные настолько, что в прорехах виднелась грязная кожа. Вот он проводил взглядом яркий «БМВ». Эти люди почти всегда на улице…
Милли вытащила из сумочки фотографию, захваченную в Гнезде, и перешла через дорогу к печатному салону «Кинко». Там она увеличила половину фотографии, на которой был Дэви, до размера восемь с половиной на одиннадцать. Черно-белые портреты получились немного расплывчатыми, но вполне узнаваемыми. Милли собралась распечатать сто копий, чтобы развесить по району, но остановилась. А как же люди с ней свяжутся?
Телефон в номере отеля не подходил, ведь география поиска могла расшириться. Вариант с телефоном местного отделения АНБ Милли тоже отвергла. Они до сих пор не нашли Дэви. Может, им и ответы на звонки доверять не стоит?
– Где тут поблизости продают сотовые? – спросила Милли у администратора.
Сорок минут спустя у нее появились сотовый, пара сотен предоплаченных минут и, самое главное, местный номер.
Возвращаясь в «Кинко», Милли заглянула в хозяйственный, купила скобозабиватель и коробку скоб. Из «Кинко» она унесла сто копий объявления с портретом Дэви, надписью «Пропал человек», номером сотового, датой и местом, где Дэви видели в последний раз.
От кофейни «Интерробанг» Милли двинулась на запад по Эйч-стрит к Университету Джорджа Вашингтона, прикрепляя объявления к телефонным столбам и к деревянным заборам вокруг зданий, если такие попадались. У Двадцатой авеню она сначала повернула на север, дошла до Пенсильвания-авеню, потом повернула обратно, дошла по Джи-авеню, потом повернула на восток и дошла до Восемнадцатой авеню.
Каждому бездомному она давала объявление и два доллара.
– Привет, я ищу своего мужа. Вот его портрет. Ты его не видел?
– Нет.
Следующий бездомный, тот же вопрос.
– Нет.
Маршрут Милли напоминал большой квадрат вокруг «Интерробанга» и места похищения. Милли прошла его почти целиком, с Восемнадцатой авеню двигаясь на запад по Эйч-стрит, когда увидела двоих мужчин, играющих в карты на ящике. Один, явно сборщик утильсырья, прислонился к трем огромным пакетам с алюминиевыми банками. У другого были скатка и бассет-хаунд.
– Нет, я никогда его не видел, – проговорил сборщик утильсырья.
– И я тоже не видел, – проговорил мужчина с собакой, выкладывая карту. – Вист! Спроси у Позданутой Незии. Она все видит.
Он кивнул на другую сторону улицы. У самого тротуара возле стены стояла женщина в бордовом пальто до колен. Голову и плечи женщины скрывала густая тень.
Милли дала картежникам денег и медленно перешла через дорогу. Та женщина явно следила за ней, и, наверное, действительно видела все. Только вот прозвище Позданутая оптимизма не внушало. Приблизившись, Милли заметила, что лицо у женщины ходит ходуном. Она то поджимала губы, то выпячивала, то показывала язык. Брови поднимались, словно в знак постоянного удивления. Женщина мигала, но как-то неестественно – зажмурится и вытаращит глаза, снова и снова, через равные промежутки времени, но большие, чем при мигании.
Блефароспазм! Осененная догадкой, Милли шумно выдохнула. «Позданутая Незия! Ха!»
– Хорошее у тебя пальто, – сказала Милли совершенно искренне.
Пальто из тяжелой шерстяной ткани с большим капюшоном на черной атласной подкладке, казалось, не впитывало влагу, а отталкивало.
– Мне тоже нравится, – ответила женщина.
– Меня зовут Милли, – представилась Милли и протянула руку.
Лицо у женщины перестало ходить ходуном. Она отказывалась смотреть Милли в глаза, но скупо улыбнулась и быстро пожала ей руку.
– Меня зовут Соджи.
– Пожалуйста, прости за любопытство, у тебя ведь поздняя дискинезия?
«Позданутая Незия, ага…»
– Да, она, и очень сильная. А ты доктор, что ли? Большинство людей сбегают, как только увидят меня.
Когда Соджи разговаривала и улыбалась, тик исчезал, а когда слушала ответ Милли, появился снова – дерганый танец нижней челюсти под аккомпанемент причмокивания. Взгляд Соджи скользил по улице за спиной у Милли. Внимательный, сосредоточенный, он совершенно не сочетался с судорожными движениями нижней челюсти.
– Я психотерапевт, – ответила Милли. – Дискинезию мы проходили в университете. Что ты принимала? Какой препарат спровоцировал позднюю дискинезию?
– Меня лечили галоперидолом от параноидной шизофрении.
Таким тоном сообщают: «У меня карие глаза» или «Ростом я пять футов восемь дюймов».
– Меня это не касается, так что можешь послать меня подальше… Ты сменила препарат?
– Нет. – Соджи покачала головой. – Прекратила его принимать. У меня от него бессонница, а еще это. – Соджи показала себе на лицо. – Они говорят, что это может не пройти никогда.
– Кто «они»?
– Доктора из госпиталя Святой Елизаветы. – Соджи высунула язык, потом спрятала, потом изогнула брови. – В том госпитале держат Хинкли, ну, парня, который покушался на Рейгана.
– Чем тебе лечили дискинезию?
– Доктора хотели увеличить мне дозу галоперидола.
Милли содрогнулась. Увеличенная доза нейролептиков временно снимет симптомы, но дискинезия вернется, и в более острой форме.
Соджи заметила реакцию Милли.
– У тебя что, тоже дискинезия?
– Нет. После отказа от лекарств, ну… симптомы усилились?
Соджи несколько раз причмокнула губами, и нижняя челюсть дернулась вправо.
– Ты спрашиваешь, не свихнулась ли я снова? Они появляются и исчезают.
Милли невольно улыбнулась:
– Выражения ты не выбираешь, а, Соджи? Кто такие «они»?
– Ангелы. Ангелы и демоны. Я слышу и тех и других. А иногда я их вижу.
– Что они тебе говорят? – спросила Милли, кивнув.
– Все как обычно. Ангелы называют меня избранной, заступницей людей в войне, которую ангелы и демоны ведут на земле. Демоны напоминают о бывшем муже и велят наложить на себя руки. Слышу я их постоянно, просто есть дни, когда я им верю.
– А сегодня? – не удержавшись, спросила Милли.
– Ну, сегодня хороший день. Они болтают на заднем сиденье, за руль я их не пускаю.
Не разговор о душевном заболевании, а полный сюр, но сюр раскрепощающий. Милли встретила человека, беды которого куда страшнее, чем у нее. Так или иначе Милли свои проблемы решит, а вот Соджи может помочь только чудо – иначе она всю жизнь проживет с шизофренией и поздней дискинезией.
Милли вздохнула и показала Соджи объявление:
– Вряд ли, конечно, ты видела…
Милли ждала очередного «нет», но все равно надеялась. Недаром же те бездомные заявили, что Позданутая Незия видит все. Только Соджи отреагировала совершенно неожиданно – глаза у нее закатились, колени подогнулись.
Выругавшись, Милли бросила скобозабиватель и пачку объявлений, чтобы не дать Соджи упасть. Бедняга оказалась выше и тяжелее нее, и Милли смогла лишь держать ее за голову, чтобы Соджи не ударилась об асфальт.
«Господи, ну в чем дело?» Милли посмотрела Соджи в лицо – как оно изменилось! С потерей сознания поздняя дискинезия отступила. В состоянии покоя лицо Соджи больше не напоминало безумную карикатуру и казалось совершенно нормальным. Да она красавица! Неожиданно Милли захотелось плакать.
За мусорным баком валялась картонная коробка. Милли расплющила ее коленями, примяла свободной рукой и подложила Соджи под голову.
Соджи уже шевелилась. Веки подрагивали, с губ срывался тихий стон. Почему она потеряла сознание? Причин было хоть отбавляй, но Милли подозревала, что это старый добрый обморок.
Дело в портрете Дэви? Что видела эта женщина?
Услышав за спиной шаги, Милли обернулась. Это подошли двое бездомных, сборщик утильсырья и хозяин бассет-хаунда.
– Боже, леди, что вы с ней сделали?
– Она в обморок упала.
Дождь усилился, он лил Соджи на лицо. Милли покачала головой:
– Поймайте такси. Я отвезу ее в больницу.
Бездомные уставились на нее, как на инопланетянку.
– Вы что, не можете? Она промокнет, если останется здесь лежать.
– Леди, для таких, как мы, таксисты не останавливаются.
Милли поморгала:
– Да, ясно. Тогда я поймаю такси, а вы, ребята, ее перенесете.
Милли подняла скобозабиватель и сунула в карман. Листовки она не захватила: половина уже промокла, половина вот-вот промокнет. Невелика беда! В «Кинко» остался оригинал, можно распечатать еще.
Такси Милли ловила минут десять. Дождь усиливался, спрос на такси – тоже. Когда Милли вернулась в проулок, Соджи уже стояла, поддерживаемая двумя бездомными.
Увидев Милли, она вздрогнула и попыталась сбежать, но чуть не упала.
– Не приближайся! – крикнула Соджи.
Тик вернулся – и высовывание языка, и подмигивание.
Милли развела руки в стороны, стараясь выглядеть безобидно.
– Соджи, тебе помощь нужна. Ты потеряла сознание. Давай я отвезу тебя в больницу.
– Ни за что! Просто я очень удивилась. Я не ела сегодня. И не спала – под таким-то дождем.
– Хорошо, тогда просто поехали со мной. Я куплю тебе поесть. Принуждать тебя я ни к чему не стану.
Коридорный в отеле заметно встревожился, когда Милли завела в фойе Соджи. Назло ему Милли захотелось пойти вместе с Соджи в местный буфет, но она решила подняться в номер и заказать еду туда.
– Обслуживание здесь небыстрое, – предупредила Милли. – Не хочешь пока прилечь отдохнуть?
Соджи смотрела Милли через плечо, а услышав вопрос, вздрогнула:
– Извини, что ты сказала?
Милли обернулась. Золотистый кафель и хромированная фурнитура ванной сияли в свете люминесцентных ламп. Милли повернулась к Соджи.
– Или, может, в ванную сходишь?
– Да, да, пожалуйста! – Соджи кивнула. – В приютах только душ. Пока моешься, крадут вещи, на полу четыре дюйма холодной воды, и льется вода в лучшем случае тепловатая.
– Если хочешь, запри дверь, – сказала Милли. – Я не против.
Еду принесли, а Соджи еще мылась. Милли тем временем вытащила жучок и отключила микрофон. Когда Соджи вышла из ванной, еда уже стыла.
Милли понемногу разбиралась в ее мимике, училась отличать хаотические проявления ее недуга от истинных чувств. Глубина эмоций потрясла Милли. Шизофреники отличаются уплощением эмоций – они особо не радуются и слишком не грустят. А вот Соджи, когда вышла из ванной, буквально светилась от счастья.
– Надеюсь, ты не вегетарианка. – Милли показала на еду. – Я заказала курицу.
Соджи резко вдохнула и облизала губы.
– Курица – это здорово, – проговорила она, но замялась.
– Так вперед! Угощайся, прошу тебя!
Соджи набросилась на еду. Милли сидела тихо. Она намазала булочку маслом и ела маленькими кусочками, запрещая себе спешить. Ей не хотелось пугать Соджи.
Вести себя за столом Соджи точно умела – она аккуратно отделила куриное мясо от костей, ела исключительно ножом и вилкой и ежеминутно промокала губы полотняной салфеткой. Милли держала бы курицу руками, не церемонилась бы, хотя голодна не была. Может, это проявлялось обсессивно-компульсивное расстройство, только Милли так не считала. Пока Соджи интенсивно задействовала лицо – откусывала, пережевывала, пила, – случайная активность и тик исчезали, но стоило сделать паузу, как высовывание языка и зажмуривание возвращались.
Когда Соджи взялась за салат, Милли предупредила:
– Я не знала, какую заправку ты любишь, и попросила итальянскую.
Заправкой Соджи не злоупотребляла.
– Итальянская заправка – безопасный вариант. Я люблю сыр с плесенью, хотя у меня легкая непереносимость лактозы.
Милли кивнула. Ее так и подмывало еще раз спросить Соджи о Дэви, но она боялась не только напугать ее, но и услышать очередное «Нет, я никогда его не видела».
Теперь Соджи ела медленно – лук аккуратно откладывала, а с остальным расправилась, даже ловко собрала хлебом куриный жир и заправку.
Когда на тарелке осталась только горка мелко нарезанного лука, Соджи снова промокнула губы салфеткой, свернула ее и положила в центр блестящей тарелки. Потом она вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Ты ведь хочешь о чем-то меня спросить. Это у тебя на лице написано.
Взволнованную, напряженную, сосредоточенную Милли эти слова застигли врасплох. С губ сорвался нервный смешок, впервые со дня исчезновения Дэви ей едва не изменило спокойствие, поддерживаемое с таким тщанием. Милли повернула голову к стене, зажмурилась и глубоко задышала. Порыв прошел, Милли взяла себя в руки, хотя слезы жгли ей глаза.
– Да, я уже начинала спрашивать, но ты упала в обморок, едва увидев его портрет.
Соджи отвела взгляд, потом поджала губы и на миг перестала высовывать язык.
– Ну да, я, конечно же, удивилась. – Соджи поглубже вжалась в стул. – Я думала, это галлюцинация. Меня, наверное, вовсю колбасило, когда он появился. То появится, то исчезнет. – Соджи показала на пальто, накинутое на подставку под багаж у двери в номер. – Это он купил мне пальто. Я дрожала от холода среди снегопада, а через секунду очутилась в «Мейсисе». Причем не в том «Мейсисе», который в Пентагон-сити[14], а в нью-йоркском. Он спросил, какое пальто мне нравится. Продавщицы шарахались от меня, только он твердо решил добиться своего. Я увидела это пальто и с тех пор не расстаюсь с ним. Он расплатился стодолларовыми банкнотами, и мы вышли на улицу. Потом я снова очутилась в Вашингтоне. Ясно, что-то произошло, хотя я уже не знаю, что было на самом деле, а чего не было. – Соджи потянулась к пальто. – Только в нем я уверена. Я ношу его слишком часто, даже в жару, потому что чувствую: скоро оно исчезнет. Бесследно исчезнет, как мой ангел.
– Твой ангел?
– Ну да, а как еще мне его называть?
Милли снова протянула ей листовку с портретом.
– Его зовут Дэви. Он мой муж. – Милли сделала паузу и добавила: – Он пропал.
Перед глазами поплыло. Милли протерла очки, только легче не стало. Она высморкалась, и ее немного отпустило.
– Когда он купил тебе пальто?
– Третьего января. В тот день к нам вторгся арктический циклон. Во Флориде он заморозил все апельсиновые деревья, а в Вашингтоне было минус двадцать. Ты тоже исчезнешь?
Черт, она видела его два месяца назад!
– Почему ты так думаешь?
Тут Милли вспомнила свой прыжок из западного Техаса в Оклахому, и ее замутило. Это вполне возможно.
– Ангел женится только на ангеле, да? – Соджи посмотрела на синий плащ Милли. – Ну, или ты Дама в Синем[15].
– Дама в Синем? – Милли покачала головой и решила не развивать эту тему. – Когда ты в последний раз видела Дэви? В тот день, когда он купил тебе пальто?
– Он навещал меня месяц назад. Спросил, как дела, и оставил денег.
– На прошлой неделе ты его не видела?
Соджи покачала головой.
Уголки рта резко опустились – Милли аж сама удивилась. «А ну соберись! – велела она себе. – Потом поплачешь!»
Милли сделала глубокий вдох и выдохнула через плотно сжатые губы. «Совсем как на курсах Ламаза»[16], – подумала она и снова чуть не расплакалась.
Брови насуплены, глаза прищурены – Соджи внимательно следила за ней.
– Ты зря угостила меня вкусным ужином?
Милли покачала головой:
– Угощение пришлось более чем кстати. – Милли пососала нижнюю губу и посмотрела на Соджи. – По-моему, нам нужен десерт.
Соджи отрыла рот, потом закрыла и, несколько раз высунув язык, сказала:
– Давай!
С десертом они решили не мудрить и заказали яблочный пирог с мороженым и кофе, для Соджи – без кофеина.
– Кстати, Соджи, что у тебя за имя?
– Сокращенное от Соджойны. Мое полное имя – Соджойна Правда Джонсон, только разве ребенку такое выговорить? Меня всегда звали Соджи.
Некоторое время обе молчали, потом Соджи предложила:
– Я могу поспрашивать… обойти приюты, столовые для нищих… Вдруг кто-нибудь что-то видел?
Милли снова почувствовала, как сжимается горло.
– Я буду очень тебе благодарна!
Она вдруг решила высморкаться и схватила салфетку, лежавшую на коленях. Казалось, на душе огромная рваная рана, хотя Милли думала, что держит ситуацию под контролем. Превратности судьбы она стойко переносила, а перед добротой спасовала.
Милли вытерла глаза и перехватила взгляд Соджи.
– Я пойду, тебе отдохнуть нужно.
Милли рассеянно закивала, но потом покачала головой.
– Куда ты пойдешь? Сама же говорила, что не спала сегодня! – Милли многозначительно показала на неразостланную двуспальную кровать.
Теперь чуть не плакала Соджи.
– Ты серьезно?
– Соджи, кровать бездарно пустует. Почему бы тебе не исправить ситуацию? – Милли улыбнулась. – Я кровно заинтересована в том, чтобы ты хорошо отдохнула и помогла мне с поисками.
6. «Теперь ты можешь вымыть пол»
В последний раз он так долго сидел в одной комнате четырнадцать лет назад… Нет, в школу-то он все равно ходил.
Да что там комната – в четырех стенах Дэви проводил куда меньше времени, чем среднестатистические обыватели. В отличие от них, его погода не сдерживала. От дождя, снега и холода он просто прыгал в другое место, обычно в том же полушарии, но не всегда. Когда в Штатах раннее утро, можно прогуляться по набережным Брайтона, графство Суссекс, или по лугам в Кембрийских горах. Когда в Оклахоме поздний вечер, здорово нырять с трубкой на пляже Хамоа и смотреть петроглифы на гавайской равнине Пуако.
Сидя взаперти, Дэви злился. «Злиться сил хватает» – так можно было описать его состояние. Восстановиться после операции непросто, даже если человек не прикован к стене. А уж если прикован, эпитета «злой» для него явно недостаточно. Катетер сняли, биотуалет поставили, откуда-то из-за стены удлинили цепи, и Дэви смог добираться до туалета, до раковины и даже до изножья кровати.
Дэви начал ходить – от стены к изножью кровати, насколько позволяли цепи, потом поворот и обратно. Манипуляции цепями стали привычкой, их грохот и шелест по полу – обычным звуковым фоном.
«Просто зовите меня Джейкобом Марли!»[17]
Плевать, что на нем одна рубашка, – «прогуливаясь», он каждый раз поворачивался и показывал сидящим за зеркалом голые ягодицы. Видимо, прогулки нервировали похитителей.
– Хочешь кино посмотреть? – спросил искаженный голос.
Дэви коротко и невесело хохотнул:
– Ага! Мне, пожалуйста, «Лагерь для военнопленных номер семнадцать», «Побег из курятника», «Алькатрас» и «Большой побег».
Ответа не последовало, и Дэви добавил:
– Еще бейсбольный мяч и бейсбольную перчатку.
Ответа снова не последовало, но вместе с ланчем ему принесли «Графа Монте-Кристо» в бумажной обложке.
Так, у кого-то есть чувство юмора! Дэви открыл книгу. «Двадцать седьмого февраля 1815 года дозорный Нотр-Дам де-ла-Гард дал знать о приближении трехмачтового корабля „Фараон“, идущего из Смирны, Триеста и Неаполя»[18].
Дэви уже читал «Графа Монте-Кристо», и не раз, но сейчас других занятий не было, поэтому он взялся за чтение. Одолел первые три главы и швырнул книгу через комнату в зеркальное смотровое окно.
Дюма он не перечитывал давно, поэтому помнил, что «Граф Монте-Кристо» о побеге из тюрьмы и о мести, но забыл, что месть там оправданна и что в первую очередь это книга о предательстве. Дэви остро чувствовал, что его предали.
Кто-то знал о той встрече. Или знал о его делах достаточно, чтобы следить за Брайаном. И предал его не Брайан. Брайан точно вне подозрений.
Дэви мрачно посмотрел на книгу. Он хотел швырнуть ее подальше, но «Граф» отскочил от зеркала к изножью кровати. Дэви вытянул руку и прыгнул.
Цепи зазмеились по полу, метнулись к стене, потом обратно, больно хлестнув Дэви по лодыжкам и по запястьям, но он оказался у изножья кровати и коснулся книги.
Итак, Дэви по-прежнему мог прыгать, но лишь на длину цепей, рискуя сломать лодыжку или запястье.
Отдельные участки цепей тут же усилили. Укрепили всего несколько футов, но теперь цепи дергали куда больнее. Рядом с грубыми дырами в стене, в которых исчезали цепи, в воздухе вилась пыль штукатурки.
Так, похитители видели прыжок и сделали выводы. На секунду Дэви замер, но из колонки не донеслось ни звука, и дверь не открылась. Дэви поднял книгу. О предательстве он уже прочел, пора узнать про побег.
Двое мужчин в синей униформе и в масках принесли ужин в обычное время. Дэви чувствовал себя не слишком хорошо. Беспокоил послеоперационный рубец в верхней части груди, над ним тоже побаливало. Но сила вернулась, и Дэви сорвал с мужчин маски.
Он якобы читал на кровати, а в следующий миг прыгнул, насколько мог, и схватился за маски, пока отдача цепей не докатилась до запястий. Получилось, что маски сорвали цепи, а не руки Дэви.
Похитители отпрянули, державший поднос с грохотом его уронил. Похитители застыли на безопасном расстоянии от Дэви, изумленные, может даже испуганные.
Дэви казалось, что одного из них он видел в кофейне: мужчина с маленьким подбородком и светлыми, едва заметными бровями приехал туда на «скорой». У другого мужчины был крючковатый нос, кустистые каштановые брови и веснушки. Он был уже немолод – наверное, разменял пятый десяток.
Дэви смотрел на них с жадностью: это враги, но их лица были первыми, что он увидел за несколько дней, а то и недель. Он не представлял, сколько времени провел в наркотическом трансе.
Блондин держался за щеку, по которой текла струйка крови. Наверное, Дэви задел его ногтем.
– Извини! – Дэви показал на царапину, и цепи звякнули. – Я не хотел тебя царапать.
– Джентльмены, выйдите из комнаты! – велел искаженный голос.
Мужчины развернулись и молча вышли.
Дэви вздохнул.
Поднос с ужином лежал вне досягаемости – отбивная, печеный картофель и салат в лужице молока.
Дэви посмотрел в зеркало:
– Поужинать мне можно?
Тишина. Дэви уже подумал, что его игнорируют или что вопрос не услышан, когда искаженный голос ответил:
– Наверное… нет.
Дэви философски пожал плечами и повернулся к кровати. В воздухе появилось больше пыли от штукатурки, на полу – кусочки гипсокартона. Дэви подошел к продырявленному участку стены. Сквозь дыры он видел слабо освещенную комнату, но куда тянутся цепи? Они уходили вниз и исчезали. Дэви потянул за одну – она не поддалась.
Дэви вернулся к кровати и взял книгу.
Утром начались перемены.
Еще до завтрака. Едва Дэви воспользовался биотуалетом, явились трое в униформе и без масок. «Двое бандитов, – подумал Дэви. – Назову их Первый бандит и Второй бандит». Третьей оказалась официантка из «Интерробанга». Убийца Брайана Кокса.
Троица остановилась на безопасном расстоянии от Дэви, причем мужчины – за спиной у девушки. Сперва Дэви подумал, что они опасаются его из-за вчерашнего, но потом понял: дело скорее в расстановке сил.
Девушка солировала, мужчины ее боялись.
Мудро. Очень мудро!
Дэви не знал, на что решиться. Если бы не цепи, он прыгнул бы. Прыгнул бы прочь, и все? Или унес бы девицу на вершину Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы сбросить? А потом поймал бы ее, не дав разбиться?
– Слезай с кровати! – велела девушка.
Дэви повернулся на бок и встал. Впервые за несколько дней он смущался короткой рубашки и голых ягодиц. Впрочем, стоя он чувствовал себя увереннее. Дэви отметил, что волосы у девушки снова собраны в строгий пучок, а макияж снова обилен, только не течет, как в прошлый раз под дождем. «Если она выстрелит, – прикинул он, – я попробую прыгнуть в сторону…»
Цепи загремели по полу: они втягивались в стену, укорачивались. Дэви пришлось пятиться вслед за ними. Цепи остановились, Дэви потянул за них, но они оказались прочно зафиксированы по ту сторону стены.
– Ну, давайте! – скомандовала девушка, но теперь обращаясь не к Дэви.
Первый бандит и Второй бандит отодвинули кровать от стены – подальше от Дэви, – потом разблокировали колесики и откатили ее в сторону. Ситуация Дэви не нравилась, – стоя у стены, он вспоминал, как отец махал ковбойским ремнем с массивной серебряной пряжкой. Подкатила тошнота, и Дэви облизал губы, подсознательно ожидая порки.
Потом натяжение цепей ослабло, и Дэви шагнул вперед, предполагая, что диапазон движений прежний. Вместо этого мужчины и девушка отступили к двери. Цепи не подпустили его к ним буквально на два ярда. Теперь они позволяли ходить по всей комнате, за исключением угла, где находились зеркальное окно и дверь.
– Неси ведро! – приказала девушка, обращаясь опять не к Дэви.
Рыжий бандит с крючковатым носом вышел за дверь, потом вернулся, закатив уборочную тележку. На ней стояло желтое пластмассовое ведро с отжимом для швабры. Из ведра торчала швабра. Дэви услышал плеск воды и уловил тяжелый запах хвойного дезинфицирующего средства.
– Мне пол вымыть? – спросил Дэви, подумав: «со шваброй-то я до вас доберусь!»
– Через минуту вымоешь, – отозвалась девушка, прищурившись, посмотрела на Дэви и повернулась к зеркалу. – Когда будешь готов.
Дэви кашлянул и нахмурился. Он не простудился. Он ничего не ел и не пил. Может, слюной подавился?
Кашель усилился. Горло странно пощипывало. Приступ кашля согнул его пополам. Когда приступ прошел, стало трудно дышать, а ощущение, что в горло что-то попало, не возникло.
– Это все? – спросила девушка, глядя в зеркало.
– Это прикидка, – ответил искаженный голос. – Так, щекотка. Рабочий уровень вот.
Дэви скрутило и сильно вырвало. Не владея собой, он рухнул на пол. Грудь болела, в области сердца кололо, приступы рвоты накатывали снова и снова, хотя после первых, самых сильных, выходили только капельки желчи.
Потом раз – и все кончилось.
Дэви лежал на боку в луже рвоты, испачкавшей лицо и волосы. Он снова чувствовал позывы, но куда слабее недавних извержений. Дэви старался не дышать через нос.
– Боже! – он понял, что из-под контроля вышла и моторика кишечника, причем так же стремительно.
От мерзких запахов опять затошнило, но не вырвало: желудок опустел.
Дэви поднялся. Болели мышцы живота, плечо, локоть и висок, которым он ударился о пол. В груди не кололо, а вот призрак ангины еще чувствовался. Одна рука осталась чистой, и Дэви осторожно ощупал голову. На пальцах появилась кровь.
На похитителей смотреть не хотелось. Дэви понимал: все это с ним сделали они, но тем не менее сгорал от стыда и унижения.
Мужчины-похитители побледнели, белокурый Первый бандит аж позеленел. А вот девушка осталась невозмутимой. Взявшись за ручку швабры, она толкнула ведро туда, где Дэви мог его достать. Девушка отпустила швабру, и ручка трижды стукнулась о пол – бам, бам, бам!
Бандиты проворно вышли из комнаты, а девушка задержалась у открытой двери. Она заправила несколько выбившихся волосков в пучок и улыбнулась:
– Теперь можешь вымыть пол.
Удержаться на ногах получилось с третьей попытки. Дэви был слаб как котенок; стоило ему выпрямиться, как все начинало кружиться перед глазами. Устоять удалось лишь ценой колоссального напряжения.
Хорошо хоть цепи удлинили! Дэви смог войти в ванную, примыкающую к комнате, и залезть в ванну. Вымыться он хотел и до нынешнего случая, но теперь, покрытый физиологическими жидкостями аж трех видов, чувствовал не желание, а острую потребность.
Ванная оказалась такой же, как в обычных квартирах, только большое зеркало над раковиной явно сняли – с силиконовым герметиком отодрали краску и внешний слой гипсокартона, – а на его место повесили маленькое стальное. Дэви разок глянул в него и отвернулся.
С рубашкой Дэви едва справился. Вроде бы одноразовая целлюлозная, но с какими-то волокнами, не дающими ее порвать. Завязки на спине развязать удалось, а вот снять не позволили цепи. В итоге Дэви набрался силы и порвал рубашку в плечах, чтобы содрать с цепи, смял в комок и выбросил в корзину для мусора.
Есть ли в ванной камера, Дэви не знал. Он задернул душевую занавеску, подставил лицо струям воды и дал волю слезам. Дэви очень старался не выдать себя: пусть плеск воды спрячет слезы, но успокоился лишь через несколько минут.
В душе стоял флакон жидкого мыла, и Дэви наносил его снова, снова и снова, пока кожа не заболела. Он понимал, что все смыл, но чистым себя не чувствовал.
Скользкий флакон упал на дно ванны. Дэви застонал, поднимая его, но тут появилась мысль. Он встал спиной к душу, выдавил мыло под наручник на запястье и покрутил рукой, чтобы хорошо распределить.
Дэви дергал и крутил кистью, стараясь расслабить ее, и спустил наручник до основания большого пальца. Прокладка манжет чуть обмялась, но наручник застрял сразу под пястно-фаланговыми суставами. Впрочем, Дэви и не рассчитывал продвинуть его так далеко. Интересно, что получится, если намылить оба запястья и прыгнуть?
Дэви посмотрел на свои ноги. Сколько мыла ни лей, ограничители со стоп не стянешь! Он вздохнул и смыл мыло из-под манжет.
Обсыхая, Дэви глянул в зеркало и вздрогнул. Рубец на груди изгибался дугой на дюйм ниже ключицы. Судя по ярко-красному цвету, он еще не зажил. Прямой рубец поменьше, на той же стадии заживания, краснел посреди шеи слева. Хотелось выдрать из-под кожи то, что туда подсадили, но, судя по виду рубца, часть имплантата находилась близ яремной вены.
Дэви заглянул себе в глаза. Рубцы пугали и сами, и тем, что скрывали, но увиденное в собственных глазах пугало еще больше. Дэви отвел взгляд, собрался с духом и посмотрел снова.
Обернувшись полотенцем, он вышел из ванной и обнаружил на кровати что-то вроде докторской униформы. Внешние швы штанин от пояса до отворотов закреплялись липучкой – таким брюкам цепи не помеха. На рубашке с коротким рукавом липучка была по боковым швам, от пояса до внутренней части рукава. Он мог натянуть одежду через голову и закрепить по бокам.
Снова надеть брюки было здорово, но Дэви не нравилась предусмотрительность тюремщиков. Видимо, в ближайшее время цепи снимать не собирались.
В комнате мерзко воняло, на полу остались лужи, кучи и следы. Как и себя под душем, пол Дэви вымыл с излишним тщанием.
«Дело ведь не в лужах и не в кучах, а, Дэви? – сказал он себе. – Сколько ни намывай полы, что было, то было, этого не сотрешь. И вероятно, не в последний раз…»
7. «Вообще-то, мы планировали немного иначе»
Милли вручила Соджи стопку объявлений, скобозабиватель и привезла на Колумбия-роуд к приюту для бездомных «Крайст-хаус».
– Я здесь поспрашиваю, – пообещала Соджи. – Если что-то выведаю, позвоню тебе.
Милли дала ей мелочь:
– Даже если ничего не выведаешь, позвони часов в пять, ладно?
Соджи почмокала губами и наконец согласилась:
– Ладно, часов в пять.
Милли поймала такси и вернулась на улицу напротив кофейни «Интерробанг». Она перешла через дорогу, свернула за угол и вышла к Отправной Зоне, как теперь называла место, где убили Брайана Кокса и, возможно, в последний раз видели Дэви.
Хотелось думать, что Дэви «отбыл» отсюда не так, как Кокс.
Вообще-то Милли уже позавтракала с Соджи, но вошла в кофейню и попросила столик у окна. У того самого окна…
Окна кофейни были облеплены объявлениями о разных шоу, танцевальных классах, занятиях боевыми искусствами; разные люди искали соседей для съемной квартиры. Даже если объявления сдирали, слои пожелтевшего скотча образовывали рифы и отмели. Только это окно выглядело иначе: в него недавно вставили новое стекло – буквально на днях. Несколько объявлений вокруг него наклеили, но старые следы не просматривались.
Милли заказала кофе, однако пить не стала. Она надеялась, что администрация усилила бдительность и не позволяет посторонним обслуживать клиентов, но сейчас устраивать проверку не желала.
Судя по странноватым ощущениям, сегодня начался новый этап поисков. Накануне Милли высматривала агентов АНБ, но никого не увидела. Она понимала, что они держатся поодаль, ориентируются на жучок и на периодические проверки, рассчитывая, что похитители Дэви на нее клюнут. После недели, прожитой в Стиллуотере под колпаком АНБ, отсутствие слежки ощущалось физически.
Но сегодня у Милли спина зудела от чужих взглядов.
Они здесь!
Милли посмеялась над собой: «У тебя галлюцинации!»
Зуд не утихал, но сколько Милли ни ерзала на стуле, почесаться не получалось.
Из «Интерробанга» Милли зашагала в восточном направлении. На тротуарах было столько народу, что незаметно следить за ней мог любой. Мимо проехало одно такси, второе. Третье Милли остановила и, невольно вспоминая Шерлока Холмса, сказала:
– Национальная аллея, пожалуйста, со стороны Капитолия!
Таксист высадил ее на углу Четвертой и Индепенденс-авеню, и Милли по траве прошла к Восточному корпусу Национальной галереи искусства. Она поднялась на второй этаж, где под крышей из фацетированного стекла парит огромный красно-черный мобиль Колдера. Едва она добралась до верхней ступеньки лестницы, дверцы лифта открылись и вышла женщина с капризным ребенком в коляске. Милли не слышала, чтобы кто-то поднимался за ней следом, однако шмыгнула в лифт. Дверцы закрылись, и она поехала вверх. Когда дверцы открылись, она не вышла, а нажала на кнопку нижнего этажа, спустилась в подземный вестибюль и по траволатору перебралась в старый Западный корпус. С траволатора Милли отправилась в сувенирную лавку и, встав за внутренней витриной, пригляделась к выходящим из Восточного корпуса. Напротив по стеклянной стене кафе «Каскад» лилась вода.
Пролетело несколько минут, и Милли нахмурилась. Она увидела группу японских туристов, семью из пяти человек, трех старушек, которые едва ковыляли, одна на ходунках-опорах, мужчин с мольбертом и с деревянным ящиком с красками. Если АНБ так быстро собрали этот «карнавальный костюм», то она недооценила эту организацию.
Милли почти успокоилась, когда из Западного корпуса вышел мужчина и зашагал вдоль витрины кафе, рассеянно поглядывая на посетителей. Половина мест в «Каскаде» пустовала, и мужчина периодически останавливался посмотреть то на одну группу столиков, то на другую. Он прошел мимо Милли и не заметил ее, потому что она пряталась за витриной. Вот она выбралась из-за витрины и встала так, чтобы глянуть в щель между двумя большими художественными альбомами.
Мужчина был среднего роста с очень короткими светлыми волосами вокруг большой лысины – точь-в-точь как тонзура у монаха, – в синей ветровке и в слаксах.
Он может искать жену. Или детей. Или бабушку.
Милли присмотрелась к позе мужчины и почему-то усомнилась, что он здесь случайно. Она сняла синий плащ, вывернула белой подкладкой вверх и скатала в плотный рулон. Касса освободилась, и Милли быстро подошла туда с шарфом с узором в виде репродукции «Детей, играющих на пляже» Мэри Кассат. Расплатилась она наличными и попросила пакет больше того, что продавщица хотела дать ей под шарф.
– Для плаща нужно, – пояснила Милли с улыбкой.
Продавщица пожала плечами и вручила ей бумажный пакет.
– Спасибо огромное!
«Монах» стоял у кафе, к которому вели все переходы, и смотрел на восточное крыло.
Милли шмыгнула в уборную справа от сувенирной лавки и торопливо повязала шарф вокруг головы. Получился аксессуар в цыганском стиле. Перекрученные и завязанные, «Дети на пляже» превратились в бежево-синюю абстракцию, а розовые щеки девочки стали ярким пятном чуть выше узла. Милли неспешно вышла из уборной и направилась в сторону кафе-мороженого.
Монах так и стоял в конце перехода, но теперь разговаривал по телефону. Так он из АНБ? Обещали ведь не дышать ей в спину!
Милли задрожала и, как сама почувствовала, испугалась, но сбежать ей не хотелось. Хотелось бить и крушить. Она внимательно посмотрела на тонзуру. «Человеческие головы вполне подойдут», – подумала Милли. Борьба или бегство? Она и сама удивилась своему типу реакции на стресс.
Вот бы услышать, что он говорит! Милли бездумно подалась вперед, хотя Монах стоял футах в шестидесяти у другого угла кафе. Она вся обратилась в слух.
– …сквозь землю провалилась, – говорил Монах. – Мы ведем ее от отеля. Она завезла негритянку на Коламбия-роуд, а сама приехала в Национальную галерею.
Выговор у него британский? Нет, скорее, австралийский.
– Гиацинта прошла за ней в Восточный корпус. Ее группа сторожит выходы первого этажа, а я – подземный переход в другой корпус.
Милли чуть не закричала, но с огромным трудом сдержалась. Колени подогнулись, она тяжело повалилась направо и вцепилась в парапет, отделяющий кафе «Каскад» от перехода.
Милли стояла у Монаха за спиной. Она отвернулась от него, тяжело дыша.
Я прыгнула?
Я прыгнула.
Я прыгнула!
Девушка по другую сторону парапета собралась поднять ко рту стакан, но увидела Милли и замерла. Ее спутник, сидевший к Милли спиной, спросил:
– Паола, в чем дело? Ты словно призрака увидела.
Милли попыталась подбодрить девушку улыбкой, но сама еще не оправилась от шока и почувствовала, что улыбка вышла странной. Видимо, так оно и было – девушка вздрогнула и уронила стакан на пол. Среди шума кафе громким звук не показался, но Монах повернулся к Милли в тот самый момент, когда Милли оглянулась на него.
В глазах у Монаха отразилось изумление, но он отвернулся от Милли и как ни в чем не бывало сказал:
– Привет Поршии и ребятам, ладно? Еще передай, что я жду не дождусь встречи. – Он послушал ответ. – Ну конечно.
Не прекращая разговора, Монах зашагал прочь через вестибюль к сувенирной лавке.
Милли поборола желание дать ему коленом под зад, развернулась и быстро-быстро пошла к Западному корпусу. Насколько она поняла Монаха, тот конец перехода никто не сторожил. То есть пока не сторожил. Вдруг этажом выше кто-то уже мчится в ту сторону?
На углу за лавкой Милли повернула на лестницу. Монах поспешил за ней. Он был еще у кафе, но быстро приближался и снова разговаривал по телефону.
Милли побежала вверх по лестнице, но отпрянула от двери в конце пролета. За вестибюлем просматривался Восточный корпус, и Милли увидела, что в ее сторону кто-то несется. Этот кто-то был еще далеко. Милли шмыгнула в зал на верху лестницы и, не в силах сдвинуться с места, замерла перед «Белой девушкой» Джеймса Уистлера.
– Господи! – выпалила Милли.
Девушка в длинном белом платье, стоявшая на волчьей шкуре, была изображена в полный рост. Длина холста немного не дотягивала до семи футов. За спиной у девушки белые шторы, пронизанные светом, под волчьей шкурой восточный ковер. Глаза девушки, темные брови, каштановые волосы, алые губы выделялись среди оттенков белого, поразительно богатых на нюансы. Но остановила бегущую Милли и полностью завладела ее вниманием умиротворенность девушки. Не наигранная умиротворенность, а спокойная поза.
Невозмутимость. Эта девушка невозмутима. Она не убегает неизвестно от кого. Она держится с достоинством.
У нее все получится. Из выреза блузки Милли вытащила жучок-трекер. После разговора с Соджи она отключила микрофон, но сейчас подняла панель и перевела устройство в полнофункциональный режим.
У входа в следующий зал стояла смотрительница, но она наблюдала не за Милли, а за группой детей. Милли отвернулась и непринужденно проговорила:
– Ребята, за мной хвост. Если это не вы, то давайте тащите сюда свои задницы. Я буду в Западном корпусе Национальной галереи, на первом этаже, но собираюсь ходить из зала в зал.
Милли засунула жучок обратно в бюстгальтер, сняла шарф с головы и повязала на шею наподобие галстука. Еще раз взглянула на «Белую девушку», набираясь смелости. «Поделись со мной невозмутимостью, прошу тебя!»
Из восточного фойе за верхней площадкой лестницы послышались шаги, и Милли поспешила в следующий зал, где висело пять картин Уинслоу Хомера[19]. Перед каждой Милли резко оборачивалась. «Успокойся, – велела она себе, – эта просто зал такой». И пошла дальше, стараясь не смотреть по сторонам.
Во многих залах было по несколько дверей, отчего этаж напоминал лабиринт. Милли двигалась к центру корпуса и задержалась в зале номер пятьдесят шесть перед шестифутовым портретом Наполеона в кабинете. В этом зале было четыре двери и двое смотрителей. Милли подумала, что пора остановиться, мол, пусть преследователи ее найдут, но Наполеон смотрел чересчур пристально. Милли обогнула скамью в центре зала и принялась разглядывать «Портрет дамы» кисти Виже-Лебрён – портрет женщины, написанный женщиной. В отличие от «Белой девушки» эта дама не дышала спокойствием, видимо понимая, что ее ждет. На Милли она смотрела как на подругу по несчастью. Милли казалось, что Наполеон критически огладывает и оценивает ее, а эта дама – нет. Сыграла роль и высота «Портрета дамы», лишь три с половиной фута, – он не возвышался над Милли, как портрет императора.
Милли подошла ближе и прочла надпись на карточке: «…после революции едва не попала на гильотину. В 1789 году была вынуждена тайком бежать из Парижа».
«Вот что у нас общего! Тебя тоже преследовали! – Милли облизала губы. – И ты выжила!»
Рядом с «Портретом дамы» висела картина той же художницы – две женщины сидели рядом, к одной льнули мальчики. Милли прочла надпись на карточке: «Маркиза де Пезе и маркиза де Руже с сыновьями». Все четверо смотрели на Милли с симпатией, даже малыш, положивший голову на колени матери.
«Сообщники у меня всюду, – подумала Милли и тихонько засмеялась. Смотрительница зыркнула на нее, а Милли ответила улыбкой и посмотрела вверх на камеру слежения. – И не только на картинах».
Вспомнился прыжок в подземном вестибюле. Тогда ее снимала камера? Если да, то записи просматриваются? Милли покачала головой. Сейчас важнее было другое – разыскивая ее, преследователи прошли мимо множества камер. Милли очень удивится, если АНБ не получит доступ к материалам с них.
Милли кивнула дамам и вышла из зала через западную дверь пообщаться еще с парой соратников – с портретами Гойи, особенно с «Сеньорой Сабасой Гарсией».
Здесь преследователи наконец обнаружили Милли. Монах, не задержавшись, прошагал мимо двери в Восточный зал скульптуры, но вскоре вошла брюнетка в пиджаке, джинсах и ботфортах, с волосами, убранными в тугой пучок, с обильным макияжем. Встав у Милли за спиной, она принялась разглядывать «Натюрморт с инжиром и хлебом»[20].
Милли улыбнулась «Сеньоре Гарсии», вышла через северную дверь и направилась на запад – через главный зал в ротонду, в центре которой стоял бронзовый Меркурий. Она поглядывала на южный выход из галереи, но хотела оставаться под надзором камер слежения и смотрителей – на виду.
Милли вошла в Западный зал скульптуры, свернула во второй левый ряд, потому что там никого не оказалось, за исключением вездесущего смотрителя.
Застыв, Милли удивленно моргала. Почему здесь никого нет? Везде наплыв посетителей, а здесь, в зале Рембрандта, непонятный отлив. В центре зала Милли медленно развернулась и замерла возле портрета очередной союзницы, «Саскии фон Уленбург, первой жены художника». Снова духовное родство, снова те же проблемы, та же внутренняя сила.
В восточную дверь вошла пара и начала осмотр зала с красочного портрета турка в тюрбане и в халате. Милли глянула на них. Выглядели они не слишком естественно. Женщина держала мужчину за руку, но поза их казалась слишком напряженной. Окажись такая пара у Милли в кабинете, она решила бы: «Развод неизбежен, семейный психолог им так, для галочки».
Сейчас заключение получилось иным. «Их текущие отношения не подразумевают телесный контакт. Этот спектакль для меня».
Милли вышла через западную дверь и тут же свернула за угол, чтобы скрыться от этой пары. Она досчитала до трех и снова глянула за дверь. Мужчина и женщина шли за ней, но порознь, не держась за руки. Заметив Милли, они снова потянулись друг к другу, потом застыли у очередного Рембрандта.
Попались!
Милли отвернулась и пошла дальше. Напуганная, она тем не менее улыбалась. Ну, АНБ, давайте! Пора бы вам показаться! Милли перебралась в зал, посвященный творчеству голландских живописцев, за исключением Рембрандта, затем в зал, посвященный фламандцам, главным образом Рубенсу. Она замерла у гигантского полотна – более десяти футов шириной и семи футов высотой.
Ой, вот это слишком болезненно!
Милли стояла у «Даниила во рву со львами». Даниил возвел глаза к небу, а львы, изображенные в натуральную величину, смотрели на Милли с пугающим вниманием.
Помимо двери, через которую вошла Милли, в зале имелась еще только одна. Она привела в зал поменьше, тоже посвященный Рубенсу. За ним был большой зал, а в нем снова Рубенс, «Успение Пресвятой Девы Марии».
Милли остановилась.
«Вот то, что нужно!» – пробормотал она. Ангелы и херувимы несли Марию к небесам, а свидетели взирали с благоговением либо касались упавшей плащаницы. Где же вы, ангелы?
Стараясь глубоко дышать, Милли повернулась к «Маркизе Бригитте Спиноле Дориа», второй из двух картин Рубенса в этом зале. Дама в огромном елизаветинском воротнике смотрела на Милли лукаво, чуть ли не проказливо.
«Ясно, очередная союзница! Раз она способна веселиться в таком воротнике, может, и я сумею расслабиться в этой ситуации».
Милли решила здесь задержаться. Пусть преследователи снова появятся, и ей будет кого показать агентам АНБ, когда они наконец подоспеют. Пятнадцать минут Милли переглядывалась с маркизой, но за это время к ним пришла только женщина с семью девочками лет десяти.
Зазвонил телефон, и Милли чуть не подпрыгнула. Смотрительница воззрилась на нее, и Милли судорожно отключила звонок.
– Алло!
На сотовый звонили впервые, и Милли искренне надеялась, что это по объявлению.
– Милли, вы узнаете мой голос?
Звонил Андерс, агент АНБ.
– Да. Но разве вы не в Штате Землезахватчиков?[21]
– Поболтаем чуть позже. Прямо сейчас, пожалуйста, выйдите из галереи со стороны Шестой улицы и Конститьюшн-авеню. Через северную дверь, единственную, которая не ведет на Национальную аллею, ладно? Там будет ждать белое такси. На водителе красная бейсболка. Это наш человек. Садитесь в машину.
– А как насчет ну… моих спутников?
– Мы будем наблюдать и фиксировать. Положитесь на нас. Это наша работа.
– Хорошо. – Милли снова глянула на лукавое лицо маркизы. – Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– Уже иду.
Милли отсоединилась и сунула телефон в сумочку. Кратчайший путь к северной двери лежал через главный зал и ротонду. Милли шагала быстро, смотрела прямо перед собой, борясь с желанием заглянуть в каждый проплывающий мимо зал. В памяти остались лица союзниц – женщин, портреты которых она увидела.
Невозмутимость, вот в чем секрет!
На улице снова полил дождь, порывистый ветер сразу начал трепать на Милли одежду. Плащ лежал в пакете, но тратить время, чтобы надеть его, не хотелось. Поэтому она подняла пакет над головой и побежала прочь от Национальной галереи.
Такси ждало в условленном месте, но Милли с ужасом заметила, что на заднем сиденье уже кто-то есть. Неужели это такси занято? В такую погоду свободные машины – дефицит. Но пассажир что-то вручил водителю, а едва Милли приблизилась, выбрался из салона, оставив дверцу открытой.
– Спасибо! – поблагодарила Милли и юркнула в машину.
Мужчина проворно зашагал прочь, к галерее. Не успела Милли захлопнуть дверцу, как такси отъехало от тротуара, пересекло два ряда дороги, встав сразу в третий, чтобы свернуть на Шестую улицу. Милли заерзала, чтобы посмотреть на дверь галереи, но обзор загородили сначала припаркованные машины, потом здания, ведь водитель уже выбрался на Пенсильвания-авеню.
– Куда мы едем? – спросила Милли, промокая очки носовым платком.
– На встречу с моим боссом. Но сперва поищем блох, – нехотя ответил водитель.
Он обогнул Зеркальный пруд и влился в кольцо транспорта возле здания Капитолия. Он сделал три круга, потом у Первой улицы свернул на юг, сделал еще два круга и по Мэриленд-авеню направился к южной стороне Национальной аллеи.
От кругов у Капитолия Милли укачало. Она откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и стала глубоко дышать. Когда она открыла глаза, такси ехало по дальней стороне Национальной аллеи, за Аэрокосмическим музеем на Индепенденс-авеню, южнее галереи, которая скрылась из вида.
– Похоже, все чисто, – объявил водитель.
Милли впервые к нему пригляделась. Бородатый, в лице что-то ближневосточное, а выговор чисто бостонский. Даже в серый дождливый день он носил темные очки.
– Совсем скоро мы остановимся. Рядом будет автофургон компании «Веризона». Быстро выбирайтесь из машины и бегом к тому фургону.
Такси резко свернуло на Седьмую улицу, потом снова на север. Автофургон телекоммуникационной компании с оранжевыми конусами спереди и сзади стоял в неположенном месте. Едва такси притормозило, задняя дверца фургона распахнулась, Милли вылетела из одной машины и вскочила в другую. Шины такси завизжали на мокром от дождя асфальте, дверца фургона захлопнулась у Милли за спиной.
В фургоне пахло озоном и плесенью. Внутри этот фургон не отличался от того, который использовали для слежки в Стиллуотере, – металлические полки с электроникой и мониторами, вращающееся виниловое сиденье у пульта. Дверцу для Милли открыл Андерс: это он сейчас двигался в хвост салона, пробираясь меж оператором на виниловом сиденье и боковой дверью. Он сел на многоместное, обращенное назад сиденье и поманил к себе Милли.
Оператор за пультом, женщина с тронутыми сединой волосами, похлопала по виниловому сиденью:
– Присаживайтесь, дорогуша. Сейчас посмотрим фотографии.
Милли опустила пакет с плащом на пол и села на краешек сиденья. В фургоне было тепло, хотя Милли взмокла от пробежки между машинами. Она развязала шарф и накинула его на плечи, словно шаль.
– Это Бэкка Мартингейл, наш партнер из Бюро расследований, – представил Андерс оператора.
– Из ФБР?
– Да, – отозвалась Бэкка. – Занимаюсь контрразведкой.
Вежливый ответ в голову не пришел, и Милли ограничилась усталым кивком. Она посмотрела на Андерса и закусила губу:
– Она полностью в курсе дела?
– Она знает, что Дэви оказывал нам услуги и что его похитили, – осторожно ответил Андерс. – Какого рода услуги он нам оказывал, она не знает.
Бэкка с интересом прислушивалась к их беседе. Продолжения не последовало – она подалась вперед и отодвинула мышку на край узкого стола под мониторами.
– Вот. У нас есть запись вашего выхода из галереи. – Бэкка кликнула иконку, и на крайнем мониторе справа началось воспроизведение в отдельном окне.
Милли увидела себя на ступенях галереи. Вот она бежит по тротуару, держа пакет над головой. Вот шлепает по лужам, которых не помнит. Следующей из-за двери галереи показалась обильно накрашенная брюнетка в ботфортах, которая стояла за ней в зале Гойи. Брюнетка побежала вниз по ступенькам, потом вдруг остановилась и вытащила сотовый. Камера показала ее крупным планом. Брюнетка поговорила по телефону, потом, не отрывая его от уха, скользнула обратно под навес. В кадр попал мужчина: он пришел с улицы, но на крыльце остановился, прижимая к шее ворот твидового пиджака.
– Этот мужчина открыл мне дверь такси.
– Да, верно, – кивнула Бэкка. – А женщина?
– Она была со мной в зале Гойи, но больше я ее не видела. Хотя случилось это уже после того, как меня нашел Монах, поэтому думаю, что он передал меня ей.
– Монах? – переспросил Андерс.
– Блондин в синей ветровке с большой лысиной. – Милли пальцем показала у себя на макушке размер и месторасположение лысины. – Как тонзура у монаха. Однажды я оторвалась от него, потом незаметно вернулась и подслушала разговор по телефону. – Милли зажмурилась. – Монах сказал: «Мы ведем ее от отеля. Она завезла негритянку на Коламбия-роуд, а сама приехала в Национальную галерею. Гиацинта прошла за ней в Восточный корпус. Ее группа сторожит выходы первого этажа, а я – подземный переход в другой корпус». – Милли открыла глаза. – Тут Монах заметил меня и прервал разговор.
Бэкка удивленно посмотрела на Андерса:
– Ты не предупреждал, что она в игре.
– Она и не в игре! – зло парировал Андерс. – Зачем вы так поступили? Зачем подкрались к нему?
Милли покраснела:
– Я хотела убедиться, что меня преследуют.
Судя по выражению лица, Андерс рассчитывал на продолжение.
Милли закусила губу:
– Ну, ситуация была стрессогенная. Я хотела… должна была исключить параноидальные идеи.
Бэкка раскрыла рот – получилось беззвучное «Ах!».
– Вы ведь профессиональный психолог, да? А та негритянка?
– Ну, по-своему она тоже профессиональный психолог. – Милли украдкой улыбнулась. – Она бездомная с психическим расстройством. Знакома с Дэви. В последние месяцы он несколько раз выручал ее. Сейчас эта женщина расспрашивает других бездомных: вдруг в ночь похищения кто-то что-то видел? – Милли показала на экран. – А ваш человек что-нибудь услышал?
– Нет, когда он подошел, брюнетка оборвала разговор, – ответил Андерс. – Но Бэкка ее узнала.
– Вы шутите!
– В контрразведке я работаю всю жизнь. – Бэкка снова закликала мышкой и увеличила другое окно с видео. В нем проигрывалась та же сцена: брюнетка еще ждала на крыльце, – только озаглавили окно иначе: «Прямой эфир А». – Она была фрилансером, то есть сомнительным кадром. Работала я с ней лишь раз, пятнадцать лет назад. Зовут ее Гиацинта Поуп. Такое имя не забудешь. В ту пору она как раз начинала контрактную службу в ЦРУ, но после падения железного занавеса переключилась на частный сектор.
– В каком смысле?
– На корпоративную безопасность и промышленный шпионаж.
– И на похищения?
Бэкка пожала плечами:
– Или на что-то похуже. Но ее никогда ни в чем не обвиняли и даже не уличали. Только ведь эти виды деятельности можно делегировать.
– Вы, ребята, нормальным языком выражаться умеете?
– Это значит, что группа Гиацинты участвовала в задании, но непосредственно похищением занимались другие.
На мониторе Гиацинта Поуп снова вышла из-под крыши галереи. Камера «проводила» ее на улицу, где она села в «додж-караван» последней модели. Камера крупно показала водителя.
– Это Монах, – объявила Милли.
Андерс подался вперед:
– Ага, Паджетт! Ну, это уже кое-что.
– То есть?
– Паджетт работал на «Икзекьютив ауткамс»[22], а сейчас под БИП.
– «Бохстеттлер и партнеры»! – Бэкка аж присвистнула, потом объяснила Милли: – Это «консалтинговая» фирма.
– Чем они занимаются?
– Формально они специалисты по международной торговле. Помогают осваивать и удерживать зарубежные рынки.
– И они помогают?
– Да, помогают, – мрачно ответил Андерс.
Очевидно, недоумение отразилось в глазах у Милли, потому что Бэкка добавила:
– Они просто в средствах неразборчивы. Совсем как «Икзекьютив ауткамс», пока их не ликвидировало южноафриканское правительство. Мы подозреваем, что ради «благоприятного делового климата» БИП даже политический строй в странах меняет. На такое мало кто способен. Еще есть пара подозрительных смертей. Впрочем, обычно они пользуются шантажом и взятками.
– На кого они работают?
– В этом разобраться сложнее. – Бэкка пожала плечами. – У их разнообразных операций, как правило, много покровителей. Когда, невзирая на ущерб, реализуется крупный бизнес-проект, это многим на руку. Их нанимает основная компания? Один из младших партнеров? Местные поставщики товаров? Международные поставщики? Кто-то из местных политиков? Официальный их заказчик – Вашингтонский центр исследования международной торговли, комитет политических действий, спонсируемый несколькими международными компаниями. Основная задача центра – оптимизация международной коммерции, и формально БИП выполняет для них вполне законную работу – обычный пиар, продвижение международной торговли со всеми ее плюсами на уровне правительств целевых стран.
– Про центр я слышала. – Милли медленно кивнула. – «Оптимизировать» – значит отменить как можно больше законов и правовых норм, верно?
– Верно, – отозвался Андерс.
– Почему они не за решеткой? Я о БИП.
Андерс занервничал, Бэкка невесело рассмеялась.
– Главным образом из-за отсутствия доказательств, – ответил Андерс. – Косвенные есть, неопровержимых нет.
– Просто нет резона искать весомые доказательства, – возразила Бэкка. – Дело в экономике, неужели не ясно? От крупных международных сделок наша экономика только выигрывает. Последние несколько администраций ставили их во главу угла. Попытки добыть доказательства активно не поощрялись, особенно после событий одиннадцатого сентября.
Андерс снова занервничал, но спорить не стал.
– А теперь они, возможно, похитили моего мужа, – хмуро заметила Милли. – Или… назову это иначе. Они украли агента разведки США. Это повод для волнения? Похоже, от законных действий против иностранных правительств они перешли к незаконным против своего.
Андерс покачал вытянутой ладонью:
– У нас нет уверенности в том, что похищение – дело рук БИП. Как сказала Бэкка, отдельные виды деятельности легко делегируются. Впрочем, определенная связь налицо.
– Так вы собираетесь заниматься расследованием?
Бэкка и Андерс кивнули.
– О да, – добавила женщина.
Дождь перестал. Белое такси высадило Милли у «Мартиного стола», известной столовой для бедных в северо-западной части Вашингтона, на Четырнадцатой улице. Она прошла мимо желтого фасада дома, мимо длинной очереди желающих поесть и обнаружила Соджи в условленном месте – в конце квартала, у двери магазина с заколоченными витринами.
– Ты что так долго?
– Извини.
Бэкка и Андерс вообще не хотели, чтобы она ехала к «Мартиному столу», и убедительно просили дождаться, когда они «перебросят в тот район подмогу». Милли очень старалась не присматриваться к каждому встречному. По крайней мере, Монаха она пока не заметила.
Но это не значит, что его здесь нет.
– Нам сюда! – Соджи повела Милли на юг. – Я нашла того, кто видел моего ангела в ночь, когда он исчез.
У Милли спина чесалась от враждебных взглядов.
– Это точно был Дэви?
– От Матфея, глава седьмая, стих двадцатый: «По делам их узнаете их»[23].
– По каким еще делам?
– Ну, они сказали: «Un angel nos dio el dinero».
На миг Милли забыла о враждебных взглядах и постаралась направить мысли в другое русло.
– Ангел дал им денег? – спросила она, когда это удалось.
Улыбка у Соджи получилась кривоватой, омраченной какой-то тенью.
– Ага. Похоже, ангелы – это заразное.
– Сколько денег?
– Она не уточнила. Мой приятель Порфиро говорит, что женщина с двумя детьми жила в коробке от холодильника у Девятнадцатой авеню и вдруг сняла комнату у него в доме. Они согласились встретиться с нами в такерии «Эль бурро». В той, что на Пенсильвания-авеню. – Соджи покосилась на Милли. – Платишь ты.
– Да, конечно, – улыбнулась Милли. – Вот только испанский у меня так себе. Ты сможешь переводить?
– Нет. – Соджи покачала головой. – Зато с ними придет Порфиро. Он переведет. Порфиро – самый умный из моих знакомых психов.
– Ясно, а Порфиро – это…
Милли отвернулась: гримасы Соджи мешали ей сосредоточиться.
– Он был со мной в госпитале Святой Елизаветы. У него биполярное расстройство, но соль лития здорово вправила ему мозги. Он старший по дому, в который въехала та семья.
– Как их фамилия?
– Руис.
На Т-стрит Соджи резко повернула на восток, и изумленная Милли бросилась следом. Тут у нее зазвонил сотовый.
– Алло! – ответила она на ходу.
Звонил Андерс.
– Они что-то затевают. Перемещаются большой группой, и мы тоже. Мы тут же вмешаемся, если… если они что-то устроят.
У Милли засосало под ложечкой.
– Вам ведь это и нужно? – спросила она, стараясь говорить спокойно и невозмутимо.
Андерс замялся буквально на миг:
– Вы хотите найти Дэви?
– А… ну, ясно. – Милли облизала губы. – Ладно, давайте!
Она отсоединилась, начала озираться по сторонам, потом подумала: «А как насчет Соджи? Разве справедливо ее в это впутывать?»
– Соджи, я должна кое-что тебе сказать…
Минивэн «додж», который Милли видела у галереи, круто свернул направо в начале проулка футах в двадцати от них и резко остановился, заблокировав тротуар. Водитель потянулся назад и открыл дверцу. Это же Монах!
В это же время с тротуара послышались шаги, и Милли повернула голову. Из мини-маркета выбежали двое мужчин. На проезжей части заскрипели тормоза: через дорогу спешили еще двое. Таксист, которому пришлось тормозить, грозил им кулаком и ругался на фарси.
Самыми проворными оказались двое из мини-маркета: они быстро приближались к Милли и Соджи, держа руки по сторонам. Словно овец загоняли.
Милли двинулась вперед, чтобы заслонить Соджи собой, но та отпихнула ее и шагнула вперед сама. Сжимая что-то в кулаке, Соджи замахала на мужчин из мини-маркета, и те с руганью отпрянули от красного облака.
«У нее газовый баллончик, – догадалась Милли. Лица мужчин покрылись красно-оранжевыми полосами. – Это крашеный перечный газ».
Соджи развернулась и принялась наступать на мужчин, пробиравшихся меж двумя машинами. Шедший первым понял, в чем дело, и замешкался, но второй толкал его сзади, давай, мол, шевелись. Первый нырнул под перечную струю к ногам Соджи. Перечное облако попало второму прямо в лицо, а Соджи навзничь упала на мокрый тротуар: первый мужчина схватил ее за ноги.
«Она меня защищает!» – сообразила Милли и выступила вперед. Мужчина быстро заползал на упавшую Соджи, тянулся к ее рукам, пытаясь отнять баллончик. Получилась жуткая пародия на изнасилование. Всепоглощающий страх Милли вдруг сменился гневом. Сделав еще один шаг вперед, она пнула нападающего в лицо хайкером «Меррелл-хамелеон».
Мужчина повалился на бок, из носа фонтаном потекла кровь, а Соджи, громко ругаясь, прыснула ему в лицо остатки газа.
Выбежавший из мини-маркета упал на колени и захрипел, зато его товарищ со злым красно-оранжевым лицом и слезящимися глазами рванул к Милли. Он налетел на нее, чтобы подтащить к раскрытой двери минивэна, но вдруг повалился на асфальт.
Соджи обеими руками схватила его за лодыжку. Мужчина рухнул на асфальт, лишь немного смягчив падение выставленными руками. Соджи с неистовой бранью навалилась ему на ноги. Мужчина пытался встать, но Соджи вцепилась ему в ремень и толкнула обратно на асфальт. Удерживаясь на одной руке, мужчина поднял другую, чтобы ударить Соджи. Милли с силой наступила ему на растопыренные пальцы опорной руки.
Мужчина закричал. Под ногой у Милли захрустели кости.
Рядом заревели моторы, завизжали шины, застучали шаги.
Отбились?
Монах, сидевший за рулем, судорожно огляделся по сторонам, погнал минивэн в проулок и исчез меж домами.
К месту потасовки бежали люди в бейсболках и ветровках ФБР. Разобраться они хотели не с Милли и Соджи, а с их обидчиками.
Отбились!
Соджи колотила своего обидчика пустым баллончиком, перемежая удары возгласами:
– Ты! Испачкал! Мне! Пальто!
– Ну довольно, подруга! – Милли схватила ее за руку. – Перестань!
Соджи уставилась на Милли, вытаращив глаза. Потом она скривилась, высунула язык, и начался блефароспазм или медленное мигание.
– Ну да. – Соджи оттолкнула своего обидчика и неловко поднялась.
Милли утащила ее в сторону, подальше от здоровенных мужчин с дробовиками.
Из глубины проулка донесся скрип шин, сразу за ним – грохот. Милли поняла, что четверых бандитов в непосредственной близости от нее контролируют, и опасливо глянула за угол.
Цветочный минивэн искореженным лежал в дальнем конце проулка. Лобовое стекло изрешетили пулевые отверстия, из капота валил дым. Напротив него просматривалась еще одна машина.
– Туда не надо, – проговорил кто-то.
Андерс! Он стоял на тротуаре с другой стороны проулка, рядом с ним – Бэкка.
– Почему? – спросила Милли, но за угол смотреть перестала.
В проулке грянуло три выстрела подряд, и Милли отскочила назад:
– Ой!
Андерс, не вняв собственному совету, заглянул в проулок:
– Хм-м, ясно. – Он быстро перешел через дорогу к Милли и глянул на четверых бандитов: их заковали в наручники и обыскивали. – Вообще-то, мы планировали немного иначе. Мы думали – пусть они попробуют вас похитить, тогда мы и подключимся.
– Я сопротивляться не собиралась. Вот только мисс Джонсон предупредить не успела.
Андерс хотел сделать недовольное лицо, но не смог. Он прикрыл рот рукой, потом откровенно расхохотался:
– Думаю, мне понадобится личная копия этой видеозаписи.
– Вы снимали нас на видео? – удивленно спросила Милли и огляделась, гадая, где камера. – Ну конечно снимали.
Бэкка посмотрела за угол, потом стиснула лацканы пиджака и проговорила:
– Да, поняла вас.
Лишь тогда Милли заметила у нее наушник. Бэкка вздрогнула, и глаза у нее чуть не вылезли из орбит.
– Агент подстрелен! – громко объявила она и рванула в проулок, на ходу вытаскивая пистолет. Трое фэбээровцев бросились за ней.
Андерс прищурился, жестом велел Милли и Соджи перейти дорогу и повел их дальше по тротуару:
– Кертис на том же белом такси ждет вас с мисс Джонсон в конце этого квартала. Он отвезет вас на встречу в «Эль бурро».
– Разве нам не нужно сделать заявление?
– Это подождет. Пока хватит видео.
Соджи озиралась по сторонам, губы у нее чмокали, щека дергалась. Услышав свое имя, она глянула на Андерса и спросила Милли:
– Это твои друзья?
Милли помялась, но потом ответила:
– Союзники. – Милли отряхнула Соджи пальто. – Ты как, ничего?
– Мне понадобится новый баллончик.
– Я себе тоже куплю.
Милли взяла Соджи под руку и повела в конец квартала.
– Спасибо, что помогла мне, – сказала она через несколько шагов.
– Тебе помощь не требовалась! – фыркнула Соджи. – Зато она требовалась говнюкам, которые на нас напали. Пусть не пристают ко мне, не то снова задницы им надеру! – Соджи улыбнулась. – Ты саданула того типа в нос. Ты сама круто задницы дерешь.
– Заметано! Ты прижимаешь к стенке, я даю в нос.
8. «Мне нравятся мужчины в цепях»
Первый бандит, светловолосый, с почти незаметными бровями, поставил поднос с ланчем за дверь и пододвинул настолько, чтобы цепи позволяли дотянуться.
Дэви умирал от голода. Он не позавтракал, да еще случилось то незапланированное промывание желудка. Впрочем, ел он медленно. Горло саднило от желчи, и утренние приключения повторять не хотелось, ни с посторонней помощью, ни без нее. Доев все, до последней крошки, Дэви отправился в ванную. Когда он вернулся, цепи снова укоротились.
Вот здорово!
Когда Дэви снова прижали к стене, вернулись похитители – светловолосый Первый бандит, который принес ланч, брюнетка, которая убила Брайана, и крючконосый рыжий Второй бандит.
И что теперь?
Похитители не обращали внимания на Дэви. Брюнетка держала в руках маленький пластмассовый измеритель со штыревой антенной. Она расхаживала по комнате и внимательно следила за цифровой индикацией. В центре, футах в трех от изножья кровати, она присела на корточки и начала водить измерителем из стороны в сторону. В паре мест она пометила пол маркером и, проползав минут десять, подозвала сообщников.
– Сюда! По моим отметкам, давайте!
Первый бандит достал ярко-зеленую клейкую ленту и длинными полосами налепил на пол так, что получился квадрат со стороной четыре фута.
Брюнетка тем временем отошла в сторону и, внимательно глядя на измеритель, делала на полу новые отметки. Едва ее сообщники закончили первый квадрат, она скомандовала:
– Сюда желтую ленту.
На этот раз у бандитов получился желтый квадрат с закругленными углами вокруг зеленого квадрата. Возле Дэви и его кровати они ленту не наклеили. Когда они закончили, брюнетка проверила измерителем внешний и внутренний периметр желтого квадрата, потом снова проверила зеленый.
– Ну вот. Все готово. – Она передала измеритель Первому бандиту и показала на дверь.
Ее сообщники направились к выходу. У самого порога Первый бандит обернулся и наконец посмотрел на Дэви.
– Будь хорошим песиком! – велел он и как-то странно скривил губы.
Когда дверь снова закрылась, брюнетка вышла за желтую ленту. Цепи почти сразу удлинились, и Дэви сел на краешек кровати на самой периферии большего квадрата.
– Здесь ты не задержишься, – объявила брюнетка.
– Отлично! С удовольствием выберусь из этой комнаты.
– Я не об этом, – покачала головой брюнетка.
– Кстати, как тебя зовут?
Брюнетка не ответила.
– Ладно, тогда прозвище придумаю. Самое меткое – Убийца, но оно… Ему чего-то не достает. Пожалуй, я назову тебя Мисс Минчин.
Брюнетка невольно заинтересовалась.
– В честь директрисы «Образцовой школы для молодых девиц», – отозвался Дэви, не уверенный, что этой особе нужно излагать сюжет романа «Маленькая принцесса»[24] и описывать, какой бездушной стервой была мисс Минчин. – Ей тоже нравились клетки, нравилось держать в них людей.
– Любезничать мне некогда. Заходи в зеленый квадрат.
Дэви не шелохнулся.
Брюнетка подняла руку к зеркалу и щелкнула пальцами.
Дэви согнулся пополам и сильно закашлялся. Затошнило, появились позывы к рвоте, лоб покрылся липким потом. Не в силах выпрямиться, он оттолкнулся от кровати и пополз к зеленому квадрату. Кашель и рвотные позывы стихли почти сразу, а стоило переступить зеленую ленту, в горле перестало першить, тошнота исчезла.
– За пределами зеленого квадрата почувствуешь дурноту, – пояснила брюнетка. – За желтой лентой повторится утреннее шоу. Ты ведь помнишь сегодняшнее утро? – Она посмотрела на пустое ведро и швабру в дальнем углу.
Дэви хотелось вытереть пол со лба, но он велел себе замереть и холодно смотрел на Мисс Минчин.
– За желтой клеткой спазмы могут тебя убить.
Клетка, какое меткое слово!
– Вы хотите, чтобы я жил в квадратике со стороной четыре фута? Биотуалет мне снова поставите?
Брюнетка покачала головой:
– Твое тело подскажет, когда нужно быть в том квадрате.
– Если вы включите «подсказку», пока я в ду́ше, я могу упасть, разбить себе голову и умереть. Вы же не хотите, чтобы я умер.
– Милый, смерть – далеко не самое страшное. Ты получишь предупреждение, примерно как в желтом квадрате. Если за две секунды не вернешься в тот большой квадрат, – Мисс Минчин показала на пространство за желтой лентой, – начнется приступ, как сегодня утром или даже хуже. Симптомы, хм, исчезнут, только когда ты вернешься в зеленый квадрат.
– Не зря я назвал тебя Мисс Минчин.
– Я обязательно прочитаю про нее. Зоны останутся включенными еще на пару минут. Когда выходить, поймешь сам.
Брюнетка развернулась и пошла прочь, качая бедрами. Дэви наблюдал за танцем ее ягодиц. У самого порога она остановилась, послала Дэви воздушный поцелуй и захлопнула за собой дверь.
Классные ножки. Приятно будет их сломать.
Дэви вытянул руку за зеленую ленту. Ничего не случилось. Дэви сел и вытянул за ленту обе ноги. Снова ничего. Зоны уже отключены?
Дэви придвинулся к ленте. Едва торс оказался вне зеленого квадрата, началась легкая тошнота, Дэви отодвинулся к центру. Кашель и тошнота отступили. Дэви лег на спину, вытянул ноги за пределы квадрата и пополз в таком положении. Неприятные ощущения появились, когда за лентой оказалась верхняя часть груди.
Удивляться нечему. Шрам здесь, сюда подсадили непонятное устройство. Дэви встал в центр зеленого квадрата.
Дальше он экспериментировал, выбираясь в большой квадрат. Живот поднимался и опускался, сильный кашель мучил, но Дэви преодолел две трети расстояния до желтой линии, прежде чем отступил в изнеможении. В крайнем случае он сумеет пробраться еще дальше, но Дэви понимал, что за ним следят, и не хотел раскрывать карты. Он верил угрозам брюнетки о том, что ждет за желтой линией. Он хорошо помнил, как бился на полу, словно свежепойманная рыба на песке.
Дэви снова пробирался к желтой линии, когда неприятные ощущения – кашель и тошнота – вдруг исчезли, и он чуть не упал. Совсем как если напираешь на заклинившую дверь, а ее неожиданно открывают изнутри.
Хотелось вытереть пот с лица и прополоскать рот, но переступить желтую ленту по дороге в ванную Дэви смог лишь огромным усилием воли.
«Две секунды, – сказал он себе. – Две секунды – это море времени».
Испытания начались примерно через час. Дэви лежал и читал «Графа Монте-Кристо», когда в горле запершило, поднялась волна тошноты, за ней, как обычно, кашель. Потом все исчезло. Может, случайность?
Потом он согнулся пополам, закашлялся и облил постель рвотой. Дэви слез с кровати и дополз до безопасного зеленого квадрата.
Черт! Черт! Черт!
– Мы не шутили насчет двух секунд.
Когда тошнота стихла, Дэви чуть не расплакался, но радовать мучителей очень не хотелось. Он медленно поднялся. Оказывается, брюки испачкались рвотой. Дэви расстегнул швы, скинул брюки, чистым участком вытер рот, потом смял и выбросил в ванную.
Дэви шагнул к краю желтого квадрата, и в горле запершило. К ленте он подобрался настолько, чтобы ухватиться за раму кровати, и, пятясь, поволок ее в безопасную зону. Испачканное постельное белье он снял и тоже бросил в ванную. Чистым пледом он обернул талию на манер саронга.
Он толкнул кровать еще дальше и, когда изголовье скользнуло за зеленую ленту, лег так, чтобы грудь оказалась в безопасной зоне.
Дэви пробовал читать, но не мог сосредоточиться. Тогда он начал медленно отсчитывать до двадцати и переворачивать страницы, как при чтении, – получилась эдакая вызывающая медитация. Потом Дэви демонстративно зевнул, отложил книгу, отвернулся от зеркала и сделал вид, что засыпает.
К добру это не приведет!
Проснулся Дэви от какого-то движения, напрочь сбитым с толку, потому что заснул незаметно для самого себя. Он сел, как раз успев заметить пятящегося Первого бандита. Оглядевшись, Дэви понял, что кровать выдвинули из зеленого круга.
«Зачем это? Ах да! Они не смогут тренировать меня, если в момент включения зон я не окажусь вне желтого квадрата!» Дэви спрыгнул с постели и поволок кровать обратно.
Блондин покачал головой и направился к нему:
– Кровать нужно оставить у стены.
Черт!
Дэви прыгнул, но не к блондину, а к зеркалу, насколько позволили цепи. Почти сразу цепи укоротились, медленно утягивая Дэви обратно: невидимые тюремщики поняли, что он к двери ближе, чем блондин.
Первый бандит испуганно прижал руку к царапине, которую Дэви оставил у него на щеке, когда сдирал маску, и попятился к двери. Но Дэви решил не ждать, когда цепи сократятся, прыгнул ему наперерез и сжался в комок.
Цепи метнулись так быстро, что буквально засвистели в воздухе и хлестнули Первого бандита по голени, колену, бедрам и животу.
Цепи на запястьях и голенях вытолкнули Дэви на пару метров вперед, а вот Первого бандита швырнули через всю комнату. Раздался грохот, в воздухе повисло облако штукатурки. На миг Первый бандит прилип к стене, как герой мультфильма, потом рухнул на пол, а в слое краски и гипсокартона осталась вмятина.
Сокращаясь, цепи тянули Дэви к стене. Ему стало досадно. «Где твой самоконтроль?! – спросил он себя. – Зачем раскрывать карты раньше времени? Козыри нужно выкладывать, когда они помогут тебе освободиться». Когда Дэви отступил к стене, дверь открылась: это похитители пришли за Первым бандитом. Для него принесли спинной щит, шейный воротник и обращались с ним как с фарфоровой статуэткой.
Дэви ждал, что цепи снова удлинятся, но напрасно: их оставили короткими, и он не мог ни добраться до кровати, ни даже просто лечь. Дэви мог только сидеть, подняв руки в манжетах до плеч. Ни до книги, ни до пенопластового стакана с водой не достать. Господи! Дэви потянул за цепи, но они не поддавались. Он застрял у самой границы желтого квадрата, но за его пределами.
Приступы были самыми мучительными и продолжались, пока он не потерял сознание.
Очнулся Дэви в луже рвоты и фекалий. Он так и болтался на цепях. Мисс Минчин стояла рядом с ведром и шваброй и пристально смотрела на него, склонив голову набок.
– Что, повеселился?
Дэви не ответил. Горло саднило от желчи, и, хотя зоны не активировали, его подташнивало.
– Твои фокусы с цепью стоили свеч?
Дэви пристально смотрел на нее, старательно игнорируя лужу и запахи.
Мисс Минчин перестала улыбаться и пригрозила:
– Не шути с нами, не то каждый раз будешь об этом жалеть.
Дэви сплюнул в сторону, стараясь избавиться от мерзкого привкуса во рту.
– Ты про синдром Мендельсона слышала?
– У нас есть аспиратор, антибиотики, кислород. – Мисс Минчин пожала плечами. – Есть даже тележка с реанимационным набором, чтобы перезапустить тебе сердце. Малой кровью не отделаешься. – Она бросила ему швабру. – Теперь убери за собой.
Сначала Дэви сполоснулся под душем, потом обернулся полотенцем, вымыл пол, потом слил воду, вычистил швабру и ведро и сполоснулся снова.
Под душем он дважды кашлянул, и подкатила тошнота. Побежать или пойти в зеленый квадрат Дэви даже не попытался. Прыжок – и он, голый, мокрый, оказался в том квадрате. Дэви сжался в комочек, чтобы устоять на ногах при отдаче цепей.
Эх, надо было хоть полотенце захватить!
Моя полы, Дэви отодвинул кровать – сейчас она стояла на границе желтого квадрата, слишком далеко. От самой перспективы дотянуться до нее вернулась тошнота. Он, как мог, обтерся руками и сел, подтянув колени к груди, чтобы меньше мерзнуть, пока сохнет. Дэви медленно досчитал до ста и двинулся к границам квадрата. Зоны снова отключили.
Дэви заглянул в ванную. Там, где хлестнули цепи, на двери появились глубокие выбоины, на душевой занавеске – бахрома. Дэви вытерся и вернулся в комнату.
Ему принесли чистое постельное белье, а чистую одежду – нет. Когда первый раз споласкивался под душем, Дэви смыл с брюк и рубашки самые мерзкие следы выделений, а теперь поднес одежду к большому зеркалу.
Искаженный голос молчал.
Вот, значит, как?
Дэви налил в ванну горячую воду, вместо порошка – жидкое мыло из дозатора, постирал рубашку и брюки, отжал и вместе с полотенцем развесил на штанге.
Много мелких наказаний подряд не легче серьезных. Вообще-то Дэви сожалел, что напал на Первого бандита, но сожаление таяло на глазах.
От долгих приступов рвоты и кашля пресс болел не слабее, чем от упражнений. Можно и другие мышцы проработать. Следующие полчаса Дэви посвятил легкой разминке и растяжке. Упражнения он делал голым, отвергнув влажное полотенце и тем паче тогу из пледа. Если уж древние греки тренировались голыми…
Дэви не мог не думать о тюремщиках за зеркалом, о ней. Она на меня смотрит? Эротического настроения такая перспектива не создала, зато заставила честно работать. Ни на отжиманиях, ни на глубоких выпадах Дэви не сачковал.
Некоторых упражнений Дэви не делал, потому что они сильно тянули заживающие рубцы. В некоторых слишком мешали крутящиеся цепи. Зато, например, при подъеме ног цепи работали как дополнительное отягощение.
К концу разминки активировали зоны, и Дэви пришлось срочно переместиться на три фута вправо. Он повернул вправо, сделал два шага и, не сбиваясь с ритма, продолжил растягивать задние мышцы бедра. Растянув четырехглавую мышцу в положении сидя, Дэви снова приблизился к краю квадрата. Тошнота явно не проявлялась.
А если так и стоять здесь? Нет, они этого не потерпят. Как же им тренировать меня, если я ничего не почувствую? Дэви зашел в ванную попить воды. Ободранное горло смягчилось, но Дэви невольно подумал: «Рвоты не избежать, но можно ведь пачкать поменьше».
В животе заурчало: Дэви снова проголодался. Интересно, его покормят или он до сих пор наказанный?
Дэви лег на кровать и взялся за книгу.
Во время ужина зоны не активировали. Дэви умирал от голода, но есть с ободранным горлом было больно. Впрочем, маленькие глотки ледяной воды помогли завершить трапезу.
Чистую одежду так и не принесли. Дэви оставил поднос у двери, протолкнув туда, куда не позволяли дотянуться цепи. Брюки и рубашка наконец высохли, влажными казались только швы. Дэви аккуратно сложил их у изножья кровати, устроился рядом и снова начал читать.
Через пятнадцать минут зоны опять активировали, но Дэви понял, что может с книгой расхаживать по квадрату, хоть и покашливая. Через минуту он, как всегда, направился к границе квадрата, но зоны не отключили. Дэви по-турецки сел на голый пол и взялся за книгу. В конце главы он проверил еще раз, но за желтой лентой по-прежнему ждали тошнота и кашель.
От сидения на полу замерзла попа. Дэви отложил книгу и, чтобы согреться, сделал несколько динамичных упражнений на растяжку. Пресс до сих пор болел от рвоты и кашля, но куда меньше вчерашнего. Спасибо растяжке!
Согревшись, Дэви проверил зоны. По-прежнему активированы. Дэви почитал еще немногого, но после каждой страницы вставал и проверял зоны. Закончилась очередная глава, а зоны так и не отключили.
Давайте уж!
Дэви снова сделал растяжку. От холода вода собиралась в почках, Дэви чувствовал тяжесть в мочевом пузыре. Он хотел отлить на пол, но подумал, что уже достаточно повозился с нечистотами.
Пока Дэви был без сознания, кровать отодвинули в угол, за пределы желтого квадрата. Они хотят, чтобы он оделся? Дают понять, что нагишом разгуливать не следовало?
Дэви вдруг почувствовал, что сильно замерз.
Вдруг они включили зоны и ушли? Ну, поужинать отправились? В конце концов, зачем им следить за ним постоянно, если есть такое устройство? Дэви представил, как Мисс Минчин и рыжий Второй бандит навещают раненого блондина в больнице или в клинике, а остальные тюремщики играют в боулинг – команда в синей форме и в масках, член местной лиги…
Он снова проверил зоны – их не отключили.
В следующий раз надо взять с собой плед.
Интересно, что случится, если проскочить желтый квадрат? Он получит двухсекундное предупреждение, если пролетит среднюю зону? Приступ будет такой же, как в самый первый раз? Дэви замер на месте.
За две секунды можно успеть многое…
Вспомнилось, как Мисс Минчин водила датчиком по полу. Дело в силе сигнала. Но что она искала – зону, где он сильный или где слабый? Дэви коснулся груди и подумал: «Мой дружок „щекочет“ меня, когда ловит сильный сигнал или когда его теряет?»
Дэви думать забыл, что мерзнет.
Тюремщикам известно, что он способен телепортироваться, поэтому его и похитили. Значит, поле мощных радиоволн исключается. Если зона покрытия не растянется на всю планету, он легко сможет прыгать в обход нее.
С непонятным устройством в груди он прыгать не может, значит в зеленом квадрате создается слабое магнитное поле. Пока устройство ловит сигналы поля определенной силы, оно не действует. Выходит, в желтом квадрате сигнал слабеет до тех пор, пока не затухает до определенного уровня. Тогда устройство избирает соответствующее наказание.
Что происходит, когда устройство отключено? Когда он может перемещаться в пределах цепи?
Может, подается менее сфокусированный сигнал, покрывающий все помещение, а то и все здание.
«Господи, надеюсь, у них есть резервный аккумулятор!» Дэви представил, как сильная весенняя гроза сносит линии электропередачи и он умирает страшной смертью в луже нечистот.
Дэви снова замерз.
Он наклонился через зеленую ленту.
Зоны отключили. Ну, или просто сигнал усилили.
Дэви сложил одежду и плед в центр зеленого квадрата и встал под горячий душ. Он уже вытирался, когда начался до боли знакомый кашель со сгибанием пополам. С полотенцем в руках Дэви быстро вышел из душа и до конца высушился в зеленом квадрате.
Пока одевался, Дэви думал о предупреждении – о вспышке тошноты и кашля. Устройство реагирует на отсутствие поля или тюремщики резко понижают силу сигнала в большем поле, а через две секунды отключают его полностью?
Если это происходит автоматически, у Дэви появляется поблажка, если, конечно, он сумеет выбраться из цепей. Такой, как Дэви, за две секунды может сделать очень много.
Хотелось поэкспериментировать, проверить свои возможности, но предпочтительно без свидетелей. Зачем демонстрировать тюремщикам свои способности?
Дэви проверил зоны: включены. Значит, он до сих пор «в клетке». Дэви отступил в центр квадрата.
«Граф Монте-Кристо» лежал на кровати, вне желтого квадрата. Если его гипотеза верна, там сигнала нет.
Похитители ищут варианты контролировать его без цепей. Как и АНБ, они хотят использовать его способности, но если спустят с цепи – ничего не получится. Если он прыгнет прочь и устройство заработает в полную силу, велика вероятность того, что они навсегда потеряют и его самого, и его способности.
«За желтой клеткой спазмы могут тебя убить»…
Неужели? А если сразу туда прыгнуть?
Стиснув зубы, Дэви прыгнул к кровати. Цепи запели, рассекая воздух, в горле запершило – на предупредительном уровне, не сильнее. Дэви взял книгу и прыгнул обратно. В общей сложности ушло чуть больше секунды, но это потому, что он задержался у кровати оценить последствия.
Дэви быстро проверил границу зеленого квадрата. Нет, зоны не отключили (или в этой конкретной ситуации не включили поле). Кашель и тошнота чувствовались. А Дэви-то беспокоился, что предупредительное першение в горле психосоматического свойства – он ждет его и дожидается…
Губы растягивались в улыбке, но Дэви ее спрятал – отвернулся от зеркала и сел на сложенный плед. Он притворился, что читает, а у самого мысли мчались наперегонки. Тюремщики видели его эксперименты?
Цепи снова поползли в стену, и Дэви внутренне содрогнулся. Опять наказывают? Прежде чем цепи поволокли его через комнату, он успел проверить зоны: активировали большее поле – и неприятных ощущений не возникло. Дэви двигался вместе с цепями и, когда они втянулись, встал у стены.
Дверь открылась, вошла Мисс Минчин. Следом за ней мужчина в маске, очках и хирургической форме вкатил тележку, на которой стоял компьютер. Он подвез ее к стене и включил компьютер в сеть.
– Вот волшебная палочка, – пока компьютер загружался, мужчина протянул Мисс Минчин нечто вроде телевизионного пульта со шнуром на конце, подсоединенным к задней панели процессора.
Мисс Минчин присмотрелась к пульту:
– Левая сторона, да?
– Да. Мне нужна еще секунда, чтобы загрузка закончилась.
Дэви удивился, что гость разговаривает. Пока он не содрал маски с блондина и с рыжего, при нем тюремщики помалкивали и общались через речевой скремблер. Теперь они его не опасаются? Считают, что контролируют его настолько, что можно больше не бояться?
Мисс Минчин неспешно подошла к Дэви, при каждом шаге хлопая себя пультом по бедру. В метре от Дэви она остановилась и глянула через плечо на техника. Тот не сводил глаз с экрана.
– Ну вот… Мы готовы.
Мисс Минчин вытянула руку с пультом, и Дэви вздрогнул.
– Расслабься, малыш. Захоти мама тебя отшлепать, она отшлепала бы из другой комнаты. Из той, где кнопочка. – Мисс Минчин приложила пульт к левой грудной мышце Дэви – туда, где недавно появился шрам. – Ну как?
– Аутентификация… Соединение установлено, – объявил техник. – Хорошо… Дайте мне минутку загрузить новые параметры.
Мисс Минчин улыбнулась, глядя на Дэви:
– Не спешите. Мне нравятся мужчины в цепях. – Указательным пальчиком она обвела ключицу Дэви.
Дэви посмотрел на нее и серьезно сказал:
– Меня сейчас вырвет.
Мисс Минчин отступила на полшага, слегка встревожившись, и спросила через плечо:
– Он должен что-нибудь чувствовать?
– От устройства – нет, – ответил техник.
– Верно, – подтвердил Дэви. – Тошнит меня не от устройства.
– Ах ты, задира! – негромко усмехнулась Мисс Минчин.
«Если выдрать ей волосы из пучка, мозги полезут? – подумал Дэви. – А это мысль!»
Техник, следивший за монитором, покачал головой:
– Ну во-от… Параметры я изменил. Осталось проверить контрольную сумму, чтобы подтвердить загрузку, и все. – Он нажал еще пару клавиш и подвигал мышкой. – Вот… подтверждено. – Техник забрал пульт у Мисс Минчин, положил на отключающийся компьютер, вытащил провод из розетки и стал его сворачивать. – Вам следует ему объяснить.
Мисс Минчин покачала головой, наблюдая за Дэви.
– Что мне объяснить? – не выдержал тот.
– Мы сократили период отсрочки. – Мисс Минчин показала на желтую линию. – Намного сократили. На твоем месте я не рисковала бы. Никаких больше экспериментов, ясно?
Дэви представил, как бросает ее на дно каньона в Западном Техасе возле Гнезда. В это время года вода в пруду освежающе прохладная, градусов тринадцать. Мисс Минчин не замерзнет насмерть: она быстро выберется, но падение с высоты шестьдесят футов даром не пройдет, и, пока одежда не высохнет, ей будет солоно.
– Что смешного? – спросила Мисс Минчин.
Дэви сделал постное лицо: он и не представлял, что улыбается.
– Ничего. – Дэви покачал головой. – Посмеяться мне не помешает.
Пожав плечами, Мисс Минчин проплыла к двери и придержала ее, пока техник выкатывал тележку.
– Спи спокойно! – пожелала она, и дверь захлопнулась.
Спокойно поспать не получилось.
До завтрака «в клетку» его загоняли более двадцати раз. На восемнадцатом он сбился со счета.
Дэви пробовал спать в зеленом квадрате и устроил постель на полу, но цепи укоротили, вытаскивая его из зоны безопасности. Дэви боялся, что тюремщики не удлинят цепи и отключат поле, что повторят последнее наказание, поэтому до конца тренировок держался у зеленой линии – то в одну сторону качнется, то в другую. Потом наконец рухнул на кровать.
К утру Дэви не мог определить, бодрствует он при включениях или спит. Какая разница, если отдыха все равно нет – один сплошной кошмар.
На время завтрака Дэви оставили в покое, но, когда он стоял под душем, тренировки возобновились. Голый, мокрый, в мыльной пене – Дэви встал в центр зеленой зоны. Там его продержали символические тридцать секунд, потом отпустили домыться. Едва Дэви обсох, интервальные тренировки начались снова и продолжались до самого ланча.
В клетку Дэви прыгал. С укороченным периодом отсрочки рисковать не хотелось. Точнее, не хотелось его телу. Не раз и не два Дэви пытался спокойно вернуться в зеленую зону, но спокойствия не хватало. Каждый раз он дергался, а секунду спустя уже стоял в безопасной зоне и сжимался, готовясь к отдаче цепей.
Оперантное научение. Рефлексная реакция.
Что и требовалось тюремщикам.
9. «У меня до сих пор кровь на сапогах!»
«Эль бурро» вместе с другими ресторанчиками притаился в северо-западной части Вашингтона, на углу Пенсильвания-авеню, в месте, где она огибает пересечение Двадцатой и Ай-стрит. Порфиро и семья Руис ждали через дорогу в треугольном скверике.
Соджи помахала им рукой и велела Милли:
– Займи очередь за столиком, а я их приведу.
Милли послушно встала рядом с ожидающими у двери.
– Они фамилии записывают, – объяснили молодые люди, стоящие рядом.
Милли заглянула внутрь и сказала дерганому парню:
– Столик на шестерых, пожалуйста. Зона для некурящих.
– Хорошо. – Парень взглянул на нее, как на ненормальную, но Милли заметила, что несколько гостей такерии собираются уходить, значит столики освободятся. – Как ваша фамилия?
– Райс.
– Я вас позову.
Когда Милли вернулась на улицу, через дорогу переходила группа: с одной стороны Соджи, с другой – коренастый, усатый Порфиро и Руисы. Две девочки в форме приходской школы льнули к матери, которая торопила их, чтобы пересечь улицу, пока не загорелся красный.
Добравшись до тротуара, Соджи первой подошла к Милли и тихо сказала:
– Девчонки боятся меня – из-за того что лицо дергается.
Милли покачала головой и порывисто обняла ее:
– Нелегко тебе, наверное.
Соджи явно удивилась, а когда Милли разжала объятия, глаза у нее предательски блестели.
– Я просто хотела объяснить, почему они боятся. Может, мне лучше подождать здесь?
– Нет. – Милли покачала головой и повернулась к подоспевшему Порфиро. – Здравствуй, Порфиро, я Милли. – Она протянула ему руку.
– Так я и думал, – с улыбкой отозвался Порфиро, пожал Милли руку и познакомил с Руисами. – Это сеньора Руис и ее дочери, Хуанита и Нук.
У старшей, Хуаниты, были блестящие темные волосы и темно-карие глаза. Чертами лица и разрезом глаз девочки не отличались, только Нук досталась бледная кожа и соломенные, почти белокурые волосы.
Альбиноска…
– ¡Hola! – с улыбкой поздоровалась Милли. – Con mucho gusto! Me llamo Милли[25].
Девочки спрятались за маму, а та чуть заметно кивнула:
– ¿Que soñaste?
Милли наморщила лоб и посмотрела на Порфиро.
– Боюсь, испанский у меня не слишком хорош.
– Это значит… Ну, там, откуда они, это вроде приветствия, – пояснил он.
Милли хотелось заорать: «Что вы знаете о Дэви?!» – но она судорожно втянула воздух, выдохнула и постаралась улыбнуться девочкам, выглядывавшим из-за материнской юбки.
– Gracias por venir. – Милли поблагодарила их за то, что пришли. Слова она подбирала с трудом: испанского, который она учила в Коста-Рике, уже не хватало. – Yo realmente aprecio suayuda. Я очень ценю вашу помощь.
В глазах у женщины мелькнули понимание и боль. «Когда-то ей тоже требовалась помощь, – подумала Милли. – Но она ее не получила».
– Райс! Столик на шестерых!
Милли жестом попросила сеньору Руис и девочек войти первыми.
– ¡Vayamos! Tengo hambre[26], – сказала она и потерла себе живот, потом отвела Порфиро в сторону и тихо спросила: – Что случилось с их отцом?
Порфиро глянул на женщину с детьми, потом снова на Милли, быстро провел большим пальцем по горлу и шепнул:
– Как и большинство жителей их деревни. Их забрали. Тел не нашли, только кровь повсюду. Мать увела девочек в сельву, едва в деревню заехал первый грузовик. – Порфиро скривил рот. – Накануне ей сон приснился.
Милли уставилась на Порфиро в немом изумлении, потом кивнула. Они нагнали остальных.
Двое немолодых мужчин наседали на администратора:
– Мы ждем дольше, чем эти люди!
– Столы у нас большие и маленькие. Только что освободился большой стол. Буквально через минуту освободится столик на двоих, обещаю вам!
Администратор запустил их в такерию, подвел к столику, и Милли услышала, как он бормочет себе под нос: «Столики на двоих нарасхват!»
Им достался стол в огромной угловой будке с многоместными сиденьями с трех сторон. Милли первая скользнула в будку и заняла место в глубине. Таким образом, девочки с мамой сели на одно сиденье, Порфиро и Соджи – напротив них.
При помощи Порфиро как переводчика напитки они заказали довольно быстро. Когда официант ушел, Милли проговорила:
– Насколько я понимаю, вы видели моего мужа. – Она вытащила из сумочки объявление и развернула его.
Сеньора Руис мельком взглянула на объявление, потом на дочек. Те разволновались:
– Si, si, nuestro ángelen la noche! – воскликнула Хуанита.
– Их ангел в ночи, – перевел Порфиро.
– ¿Porqué llámelo eso? Почему ты так его называешь? – спросила Милли себе на удивление.
Испанский вспоминался на ходу.
– Él apareció fueranada, – ответила Нук.
– Говоришь, он появился ниоткуда? – Милли прищурилась. – Когда это?.. ¿Cuándo? ¿Qué día?[27]
– Cincode Marza. Cerca de medianoche[28], – ответила сеньора Руис и взглянула на Порфиро.
– Да, к нам в дом они переехали на следующий день, шестого числа.
Тот самый день. То самое время…
Когда принесли напитки, Милли велела себе набраться терпения и ждать. Когда пришлось заказывать еду, задача усложнилась. Стиснув зубы, она настояла, чтобы Руисы заказали, что пожелают, без оглядки на цену.
Когда официант наконец ушел, Милли сосредоточилась на сеньоре Руис.
– ¿Qué ustedvio? Что вы видели?
– Nada. Noestabaallí. Eran[29]. – Она кивнула на дочерей.
«Вас там не было?» Милли сделала глубокий вдох и постаралась обрести абсолютное, всепоглощающее спокойствие, которым пользовалась на семейной терапии. Она положила одну руку на другую и опустила подбородок на ладони. Ее глаза теперь были на одном уровне с глазами девочек.
– Qué viero nustedes?[30]
Ответ перевел Порфиро. Милли не понимала половины того, что они говорили, и даже Порфиро несколько раз пришлось просить разъяснений у сеньоры Руис. Милли почти не сомневалась: часть слов, которые используют девочки, не испанские.
Рассказывала в основном Хуанита.
– Нам не спалось, – начала она. – Шел дождь, с пожарной лестницы на нашу картонку, на нашу коробку от холодильника капала вода – кап! кап! кап! Рядом никого не было, потом вдруг появился он, как с неба упал или из-под земли вырос. Нук вскрикнула, и он услышал.
– Это Хуанита зашумела!
– Нет, Нук!
– Хуанита!
– Нук!
– No importante, – улыбнулась Милли. – ¿Yent onces?[31]
– Он заговорил с нами по-английски, но мы не ответили. Тогда он наклонился, и из пальцев у него загорелся свет. Он смотрел на нас, но совсем близко не подходил. Он заговорил с нами по-испански. Спросил, где наши родители. Мама не разрешает нам разговаривать с чужими, и я не ответила ему, а вот Нук ответила.
– Враки! Ничего я не ответила!
– Ответила!
– Нет!
– И что же он узнал от той, которая ответила? – спросила Милли.
– Что папа у нас пропал, а мама – вахтер. Что она работает по ночам. Потом он дал нам деньги и велел их спрятать. Сказал, что это нам на жилище. Я не хотела брать деньги, но Нук сказала: «возьми».
– Враки!
– Потом он благословил нас и ушел.
– Он благословил тебя? – прищурившись, уточнила Милли. На Дэви это не похоже. – Что именно он сказал?
– Buena suerte.
– А-а. И как он ушел?
– Просто ушел. Мы слышали, как его шаги стучат по улице. Потом мы выбрались из коробки и спрятали деньги под камень, который вылезает из стены, чтобы никто не отнял.
Какое разочарование! Дать нищим девчонкам деньги – очень в духе Дэви, и Милли радовалась, что услышала эту историю. Вот только поискам она не поможет.
– А после этого вы его видели?
Обе девочки взглянули на Милли как на непроходимую тупицу.
– Еще мы видели, как Ла Йорона забирает нашего ангела и убивает его друга.
У Милли аж челюсть отвисла. Огромным усилием воли она закрыла рот и произнесла:
– Вы это видели. Какой ужас! То есть как прекрасно… Порфиро, не переводи это! Что еще за Ла Йорона?
– Это Плакальщица. Призрак женщины, которая утопила своих детей и теперь на замену им забирает чужих. Иногда ее зовут Кровавая Мэри.
– Почему девочки думают, что это Ла Йорона? Надо рыть в этом направлении. Попроси их рассказать мне, что случилось.
История продолжилась.
– На другой стороне улицы загремели выстрелы. Мы вылезли из коробки и спрятались за мусоркой. Она защищает от выстрелов лучше, чем картон. Потом по улице побежал какой-то дядя. Он держал на руках нашего ангела. За ним гнались другие. Дяде попали в ногу. Он уронил нашего ангела. Наш ангел глаза не закрывал, но и не шевелился. Раненый дядя хотел что-то достать из кармана пальто, но в него снова выстрелили. Он выронил телефон. Он был весь в крови. Потом появилась Ла Йорона. Из пустых глаз у нее текла черная кровь. В руках она держала большое ружье. Я испугалась сильнее, чем в ночь, когда к нам в деревню приехали дяди с ружьями. Я боялась, что Ла Йорона убьет нашего ангела, но она застрелила его друга. Она в глаза ему выстрелила, чтобы он не мог найти ее в загробном мире. Потом приехала «скорая», нашего ангела занесли внутрь и увезли. Его друга оставили лежать на тротуаре.
– Дождь умыл ему лицо, – добавила Нук.
– Потом приехали другие машины «скорой помощи» и полиция. Мы не хотели, чтобы нас нашли, поэтому взяли спальные мешки, деньги и побежали от них по улице.
– Другие машины «скорой помощи»? Какие другие?
– У них не было ангела.
– То есть Дэви, моего ангела?
– Нет, ангела на двери. Un angelito[32].
– Там на двери нарисован ангелочек?
– Да.
– На какой двери?
– На водительской. Может, на другой тоже, но мы не видели.
– Чем-то еще та «скорая» отличалась?
– Может, словами на боку машины, но они были не испанские, и я не знаю.
– А цветом она не отличалась?
– Нет, она была белая с оранжевой полосой. – Хуанита пальчиком прочертила горизонтальную линию. – И со змеей на палочке в синей… – Она макнула пальчик в лимонад и нарисовала на столе X с вертикальной чертой, эмблему службы Экстренной медицинской помощи. – Como un asterisco[33].
Официант и официантка принесли подносы, и Милли откинулась на спинку стула – еду им подали со стандартной присказкой: «Осторожно, тарелка очень горячая».
Милли ела рыбные тако – филе махи-махи в мягких кукурузных тортильях под соусом сальса фреска и с капустным салатом с тмином и лаймом. Руисы – лепешки буррито с мясом.
– Мясо Руисы едят нечасто, – пояснил Порфиро. – Для них это экзотическое лакомство. Они жили около озера, ловили рыбу и держали кур-несушек. Ели главным образом фасоль и кукурузу. Иногда – оленину, чтобы урожай не терять.
В глазах у Милли отразилось недоумение, и Порфиро пояснил:
– Олени поедали урожай, поэтому их убивали, а потом…
– А-а… ¿Está bueno?[34] – спросила Милли, показывая на еду.
– ¡Si! – воскликнула сеньора Руис и жестом предложила Милли попробовать.
Милли отрезала кусок рыбного тако, переложила женщине на тарелку, потом отрезала чуть-чуть от нетронутой стороны мясного буррито и отправила себе в рот.
– ¡Delicioso! Muy sabroso![35] – похвалила она, покачивая ладонью.
Сеньора Руис застенчиво улыбнулась, потом посерьезнела и снова заговорила, жестом велев Порфиро переводить.
– Хорошо, что у вас есть деньги. Женщине, у которой пропал муж, очень тяжело. Если вы попросите вернуть деньги, которые дал нам ваш муж, я пойму. Когда боевики захватили нашу деревню, у нас отняли все, даже кур, и жизнь стала невыносимой.
Милли подняла руки:
– Yo no quiero dinero. Tengo bastantes[36]. – Испанских слов не хватало, и она попросила Порфиро: – Скажи ей, что я просто пытаюсь найти мужа.
Порфиро перевел, и сеньора Руис взволнованно закивала:
– Я знаю, каково это. Надеюсь, Господь вернет вам мужа. Раз у вас есть деньги, пусть уж его освободят за выкуп. В нашем случае боевиков интересовала только земля, и не спрячься мы с девочками в джунглях, наверное, тоже погибли бы.
– Зачем вы приехали сюда, в Вашингтон? Неужели в Чьяпасе вам места не нашлось?
Сеньора Руис склонила голову набок, задумавшись, потом сказала что-то, и Порфиро перевел:
– Я собираюсь к родне в Наху.
Следующую фразу сеньоры Руис Порфиро вообще не понял. Тогда женщина выразилась иначе.
– Господь хотел, чтобы сначала она приехала сюда. По пути, мол.
Порфиро обескураженно пожал плечами, а от следующей фразы окончательно растерялся, но сеньора Руис повторила ее. То же самое она говорила, когда их с Милли только представили друг другу.
– ¿Que soñaste?
– Она спрашивает, какие сны вы видите, – перевел Порфиро. – У нее на родине люди так приветствуют друг друга. – Порфиро нащупал что-то у себя на груди, прямо под рубашкой, и без особой охоты добавил: – Они считают, что сны напрямую связаны с тем, что случится или уже случилось.
Ему это не нравится, отметила Милли. На шее у Порфиро блеснула серебряная цепочка. Он распятия касается?
Милли хотелось подобрать вежливую отговорку, невинную ложь о том, что ей ничего не снится. С тех пор как исчез Дэви, она спала плохо. Накануне в одном номере с Соджи – в кои веки не с Дэви и не одна – Милли ворочалась почти до самого утра.
Впрочем, на заре Милли приснилось нечто странное, и она решила поделиться с Руисами, пооткровенничать в ответ на зацепки, которые они ей дали.
– Я долго не могла заснуть, а когда наконец заснула, то увидела себя: я ворочалась на кровати, то и дело натыкаясь на булавку. Булавка колола меня, я выкидывала ее на пол, только в постели их оказалась целая тьма. Во сне я не могла заснуть, пока не постелила на них красное покрывало.
Порфиро перевел ответ сеньоре Руис. Та попросила уточнить значение отдельных слов, потом взглянула на Милли и задала другой вопрос:
– Какого цвета у вас покрывало? Не во сне, а в реальности?
– В отеле? Зеленое с желтыми орхидеями.
Сеньора Руис кивнула и спросила снова, но Порфиро вопрос не понял, и она его перефразировала.
– Она спрашивает, какой у вас онен. Ну… Какой тотем у вашего рода? Мол, иностранцы часто не знают, какой у них тотем. – Порфиро быстро перекрестился и снова потрогал рубашку.
Милли заморгала:
– Понятия не имею.
Порфиро перевел, и сеньора Руис заговорила снова.
– Она говорит, что для толкования сна полезно знать тотем. Судя по символам в твоем сне, ну, так, как ты описываешь кровь и змей, твой тотем – коата, поэтому ты дальняя родственница ее клана.
– Какие змеи? Какая кровь?
Порфиро спросил сеньору Руис и перевел объяснение.
– Шипы, булавки, иголки, веревка – символы змей. Красное покрывало – кровь.
Милли содрогнулась. Она чувствовала нездоровое очарование рационального человека иррациональным явлением. Есть же вещи, которые она не может объяснить. Взять хотя бы способности Дэви.
– Мой сон что-то говорит о будущем?
Порфиро уточнил.
– Она утверждает, что во сне есть предупреждение. Мол, если вовремя его заметить, можно спастись от беды. Мол, предупреждение – это еще не приговор. Я же говорил, что, когда к ним явились боевики, она с детьми убежала в джунгли? Накануне ей приснился сон.
Сеньора Руис снова заговорила, и Порфиро начал переводить:
– Если ты из клана коаты, значит твой сон говорит, что опасность грозит тебе ночью. Мол, жди беды, когда ляжешь спать.
«С учетом случившегося сегодня, это не такой уж и сюр», – подумала Милли и серьезно спросила:
– И что она мне советует?
– Не спи сегодня в той кровати. Спи в другом месте.
Милли отправила Порфиро и семью Руис домой на такси, заплатив водителю вперед. Перед самым отъездом сеньора Руис сказала:
– Ki’wenentech. Ki’iba’ willik.
Милли озадаченно посмотрела на Порфиро, но тот лишь плечами пожал. Сеньора Руис, увидев их замешательство, пояснила:
– Tenga cuidado para el qué sueña.
Порфиро перекрестился и лишь потом перевел:
– Остерегайся того, что тебе снится.
Такси скрылось из виду, а Милли все смотрела ему вслед.
– Таблетками не закинулась? – спросила Соджи.
Милли встряхнулась:
– Я не на таблетках. Просто растеряна. Очень удивлена.
Соджи оглядывалась по сторонам – то вправо голову повернет, то резко влево.
– Параноидная шизофрения – это и так тяжело, а тут на самом деле преследуют и нападают.
Милли повернула на запад и зашагала по тротуару. Соджи пошла рядом с ней, но то и дело оглядывалась. И пешеходов, и машин на улицах хватало.
– Меня попросили вернуться в Святую Елизавету, – вдруг объявила Соджи. – Наверное, Хинкли по мне соскучился.
– Вернуться? Зачем? Они хотят лечить тебя от шизофрении?
– Нет. Мой психиатр застолбил мне место в проекте по испытанию лекарства от тика. Доктора, – Соджи переключилась на театрально напыщенную речь ученого, – тестируют эффективность комплексного приема витамина В6 и тетрабеназина в лечении поздней дискинезии и других патологических непроизвольных движений лица.
Милли похлопала Соджи по руке:
– Когда тебе нужно в госпиталь?
– Доктор ждет меня сегодня или завтра.
– Ясно. А сама ты хочешь участвовать?
– Ну, большого желания нет.
– Вдруг твое состояние ухудшится? – Милли вскинула брови. – Как насчет дистонии?
При поздней дистонии непроизвольные движения распространятся от лица на все тело.
– Не-ет. Возможные побочные эффекты контролируются уменьшением дозы. В этом плане тетрабеназин безопасен. Просто либо получится, либо нет.
– Если ты не попробуешь, то не получится.
– Ага, – кивнула Соджи. – Но если честно, затея нравится мне все больше и больше.
– Чтобы выбраться с улицы? Или чтобы оторваться от моих врагов?
Соджи снова огляделась по сторонам:
– Поспишь ночку в спокойной обстановке, в нормальной постели, и все мозги набекрень. Как теперь стоя ночевать? Даже в приютах грабят и насилуют. Там тепло, но спать совсем не хочется.
В конце проулка что-то грохнуло, и Соджи подскочила.
Милли посмотрела туда: просто кто-то выносил мусор и хлопнул дверью.
Соджи прижала ладонь к груди:
– Ладно, из-за козлов, которые на нас напали, я тоже нервничаю. Особенно после рассказов о Кровавой Мэри и о твоих снах.
– А-а, ясно. Такое тебе непривычно, да?
Тут у Милли зазвонил сотовый, и она поднесла трубку к уху:
– Алло!
– Мы хотели бы с вами встретиться, – проговорил Андерс.
– Секунду! – Милли посмотрела на Соджи. – Хочешь поехать в Святую Елизавету сегодня?
Соджи кивнула.
– Мисс Джонсон нужно в госпиталь Святой Елизаветы. Я хочу отвезти ее туда на такси, а потом могу встретиться с вами.
– Хорошо, – отозвался Андерс. – Кертис заберет вас. Продолжайте идти, а как увидите, что он едет по улице с вашей стороны, помашите ему.
Милли взглянула на транспортный поток – на неверные тени с ослепительно-яркими фарами.
– Уже темнеет. Узнать нужную машину будет трудно.
– На крыше у него будет зажжена надпись: «Не на службе». Когда приблизится к вам, он мигнет этой надписью, потом зажжет: «На службе».
– Хорошо. Пожалуйста, так и сделайте.
Высадив Соджи у госпиталя Святой Елизаветы, Кертис повел такси кружным путем мимо Смитсоновского зоопарка, потом обратно к Национальной аллее. Милли закрыла глаза и постаралась расслабиться. По крайней мере, на этот раз Кертис не наматывал бесконечные круги по центру.
Наконец такси подъехало к отелю «Уиллард интерконтинентал». Кертис остановился у входа и объявил:
– Они в баре «Раунд робин».
– Что, без опознавательных знаков?
– Да ладно вам! – фыркнул Кертис.
Чувствуя себя замухрышкой, Милли пробиралась меж колоннами и изысканной мебелью в фойе отеля с мозаичным полом и затейливым резным потолком. Андерс в компании незнакомого мужчины сидел за угловым столиком в баре, где, если верить плакату, в 1820-x Генри Клэй[37] впервые представил вашингтонцам мятный джулеп. Когда вошла Милли, оба встали. Андерс выдвинул для нее стул.
– Мисс Гаррисон-Райс, это доктор Анри Готро.
Подошла официантка в сорочке под смокинг с черным галстуком, с камербандом и в мини-юбке.
Милли дождалась, когда девушка приготовит карандаш, и лишь тогда попросила:
– «Гленливет», пожалуйста. Двойной.
– Мне еще порцию «Сэма Адамса», – попросил доктор Готро. Говорил он с легким французским акцентом.
– Я перейду на кофе, – объявил Андерс, а когда официантка ушла, взглянул на Милли, выразительно подняв брови. – Двойной виски?
– У меня был тяжелый день. Вам это прекрасно известно. – Милли посмотрела себе на ноги. – У меня до сих пор кровь на сапогах!
Андерс покосился на доктора Готро и поднял руки в знак капитуляции:
– Ваша правда. Только знаете, это еще не конец.
«В каком смысле? Не конец этому дню или этому кошмару?» – подумала Милли, а вслух произнесла:
– Значит, вам придется охранять меня, когда я буду не в форме. – Она повернулась к другому мужчине и без запинки спросила: – А чем в обычной жизни занимается доктор Готро?
– Я антрополог, – улыбнулся тот.
– Получилось все по чистой случайности, – добавил Андерс. – В нашей группе аналитиков по Мексике есть пара носителей-экспертов по местным наречиям, но лакандонским они почти не владеют. А доктор Готро на этой неделе участвовал в симпозиуме в Смитсоновском институте.
– Руисы говорили на лакандонском? – Милли вскинула брови. – На этом языке были неиспанские фразы?
Доктор Готро кивнул. Он пришел в мятом костюме, а галстук успел снять и запихнуть в нагрудный карман пиджака. Теперь галстук торчал оттуда и напоминал искореженный кочан капусты. Бороду доктор стриг коротко, а дикую копну волос убрал от лица, повязав полоску яркой гватемальской ткани.
– Надеюсь, что смогу помочь. Я не стал бы вмешиваться, не получив гарантий того, что сеньора Руис и ее дети не субъекты расследования, а только свидетели.
– Профессор, я исхожу именно из этого, – заверила Милли и посмотрела на Андерса. – Надеюсь, ФБР не сдаст Руисов Службе иммиграции и натурализации как нелегалов?
– ФБР про Руисов неизвестно. – Андерс покачал головой. – ФБР помогает нам, но не имеет доступа к непроверенным данным нашей радиоэлектронной разведки.
Милли нахмурилась и открыла рот, чтобы заговорить, но Андерс поднял руку:
– Не волнуйтесь. Мы уже передали им информацию об ангелочке на двери скорой, и они ведут поиски. А собственно о Руисах ФБР не сообщали. Они получат лишь нужную информацию.
Милли успокоилась. Ее тревожило именно это.
Доктор Готро нахмурился:
– От народа сеньоры Руис в живых осталось не более пятисот человек. Когда я уезжал сюда, хотел взять ее с собой.
– Пятьсот человек осталось до или после того, как боевики уничтожили их деревню?
– И до, и после. Второй муж сеньоры Руис был не из общины хач-виник, а из общины наха. Боевики уничтожили деревню наха.
– Откуда вы это знаете?
– Я работаю то в Мехико, в Национальном музее антропологии, то в Чьяпасе, где и живу. Мне прекрасно известно о зверствах, которые творятся в Чьяпасе. Я и с Нук лично знаком.
– С младшей дочерью сеньоры Руис, альбиноской?
– Нет, Нук – имя сеньоры Руис. Она из Нахи, северного лакандонского поселения.
– Вы полностью беседу записали? – спросила Милли у Андерса.
– Несколько слов растворились в окружающем шуме. В звоне посуды, в стуке приборов, в разговорах других гостей. Нет, потеряли мы немного. Ну, мы же занимаемся обработкой сигналов.
– Так о чем говорили Руисы, когда переключались на локо… на лакандонский.
– Себя и свой язык они называют хач-виник.
Официантка принесла напитки. Готро дождался ее ухода и продолжил:
– Меня заинтересовала разница между тем, что они говорили, и тем, что переводил вам переводчик.
– Так Порфиро переводил некорректно? Он специально искажал смысл?
– Нет, не специально. В основном на религиозной почве. Например, каждый раз, когда он говорил вам «Бог» или «Господь», сеньора Руис и ее дочери либо называли какого-то лакандонского бога, либо говорили «боги». Любую богиню переводчик – как его, Порфиро? – называл вам Девой Марией, но сеньоре Руис это не понравилось, и они сошлись на Господе.
– Это было, когда она сказала, что Вашингтон по пути в Наху?
– Да. На самом деле сеньора Руис сказала, что ей приснилось несколько снов, из которых следовало: прежде чем вернуться домой, нужно приехать сюда. Мол, другие варианты не годятся. – Готро покачал головой. – Видимо, мне суждено было здесь появиться, – добавил он совершенно будничным тоном.
– Словно она чувствовала, что вы поможете ей вернуться домой? – Андерс фыркнул. – А это уже не слишком?
Милли изумленно посмотрела на доктора Готро, потом поджала губы и напомнила Андерсу:
– Вообще-то это вы говорили о чистой случайности.
Доктор Готро улыбнулся и отхлебнул пива.
– Про Ла Йорону я слышала сама. – Милли снова повернулась к нему. – Это же Порфиро не придумал?
– И да, и нет. Девочки упомянули Ла Йорону, но первой назвали У На-ил Кисин, жену бога смерти и землетрясений. – Доктор Готро засмеялся. – В другой раз их мать предположила, что попала в Вашингтон благодаря вмешательству Хесуклитоса, а Порфиро не понял, что под этим именем в лакандонском пантеоне проходит Иисус Христос. Он считается сыном Акянто, бога чужеземцев, а посему – очень мелким богом. – Антрополог пожал плечами. – К чужим верованиям лакандоны довольно открыты, они почти унитарии Мезоамерики.
«Все это очень здорово, но…» Милли сделала большой глоток скотча и чуть ли не обрадовалась, когда он обжег горло.
– Лакандонские фразы проливают свет на что-то нам неизвестное? На такое, что поможет отыскать моего мужа?
– Хм-м, об этом мне трудно судить. Кое-что из сказанного переведено некорректно. Руисы предположили, что ваш муж – один из помощников Менсабака, бога дождя. Вместе их называют Хаханак-ух, или богами Водного Дома. Руисы почти не сомневались, что ваш муж – Ксаман, который также представляет север. Хаханак-ух вызывает гром, когда Кисин показывает им задницу и злит их. – Готро нахмурился. – Я прожил с лакандонами пятнадцать лет, но ни разу не слышал, чтобы они так говорили о живом человеке.
– Ну, дочери сеньоры Руис – просто дети, – напомнил Андерс, подняв голову.
Доктор Готро взглянул на Андерса спокойно, с некоторым скепсисом.
– За пятнадцать лет с лакандонскими детьми я общался немало, но такие вещи меня удивляют по-прежнему.
Милли покачала головой. Если бы он только знал…
– Кисин? – спросила она. – Разве это не богиня, за которую девочки приняли ту женщину? Ла Йорону?
– Это ее муж. У лакандонов боги как люди. У них есть супруги, дети и один родитель, Какоч, создавший цветок, из которого родились остальные боги. Людские дела богов совершенно не интересуют. Для них существует немало ограничений – таких же, как для людей. – Готро посмотрел себе на растопыренные пальцы. – Хмм… Один штрих к портрету Ла Йороны сделал ее похожей на На-ил Акянто, жену бога чужеземцев. Лакандоны описывают Акянто светлокожим мужчиной, который носит ружье на чужеземный манер. Наверное, пистолет в руках той женщины навел их на эти мысли.
Милли вспомнился еще один «штрих к портрету», который упомянули девочки.
– Девочки сказали, что из глаз у нее текла черная кровь. По крайней мере, так перевел Порфиро. У вас есть догадки на этот счет?
– Девочки сказали именно это, – подтвердил доктор Готро, поджав губы. – В ту ночь шел дождь. Тушь, может быть? – Он прочертил пальцами воображаемые дорожки слез.
– Да, пожалуй.
– Наверное, это та лжеофициантка из «Интерробанга», – сказал Андерс. – Та, что подмешала наркопрепараты Дэвиду в чай. По описаниям это молодая женщина с обильным макияжем. Мы хотели составить фоторобот, но уж слишком разные вещи говорят свидетели. Впрочем, обильный макияж упоминают все.
– Ясно… В описании «скорой помощи» что-нибудь осталось непереведенным? Или в описании людей?
Андерс пожал плечами.
– Факты изложены полностью. Руисы только интерпретировали их по-разному.
Милли покружила в стакане остатки скотча и допила его. Действие алкоголя уже чувствовалось – в животе стало тепло, плечи расслабились.
– Я вот думаю, – начала она, – не спросить ли сеньору Руис, где искать Дэви?
– Ничего не получится, – покачал головой доктор Готро. – В девяноста девяти случаях из ста лакандонское толкование снов не информация, сплошной негатив. Живописание опасностей, болезней, неудач, которые ждут впереди. Предупреждение, как сказали Порфиро и сеньора Руис, – это еще не приговор. Кто предупрежден, тот вооружен. А вот искать людей или вещи не в традициях лакандонов. На прощанье сеньора Руис сказала вам: «Спи спокойно. Остерегайся того, что видишь». Разумеется, она имела в виду сны. Это традиционное пожелание доброй ночи, но в нем чувствуется отношение лакандонов к предсказаниям. Сны о бедах помогают избежать их, но это только один плюс. Лакандоны подразумевают, что контроль своих снов бережет человека от беды.
– Сеньора Руис посоветовала сегодня не спать в моем номере.
– Однажды я рассказал человеку из общины хач-виник свой сон, и он посоветовал не ехать в нужную мне деревню. Время было позднее, и я заночевал у того человека. В деревню я выехал утром и увидел там груду тел. Накануне ночью боевики схлестнулись с сапатистами[38]. – Доктор Готро исподлобья посмотрел на Милли. – Если бы Нук сказала такое мне, я тотчас перебрался бы в другой отель.
Андерс занервничал:
– Я в толкование снов не верю, но, возможно, мысль неплохая. Особенно с учетом того, что мистер Паджетт до сих пор на свободе, а у вас, – он посмотрел вниз, – кровь на сапогах.
10. «Ну, с нервами не совладал»
В конце последней тетради «Графа Монте-Кристо» оказалось четыре чистых страницы. Под покровом ночи Дэви аккуратно их вырвал и сперва спрятал в наволочку. Утром он плотно свернул страницы и спрятал в дозатор туалетной бумаги, затолкав в картонную втулку рулона.
Хотелось раздобыть ручку или карандаш, но в самом крайнем случае Дэви мог сымпровизировать – использовать еду или субстанции, которые в последнее время видел слишком часто.
Ему бы только послать записку Милли. Например, такую: «Дорогая Милли! Меня похитили и подключили к электроприборам. Надеюсь, у тебя все хорошо. Дэви».
Дэви засмеялся про себя, но в глазах защипало, и он сделал судорожный вдох.
О Милли он старался не думать. При первой же мысли о ней возникало слишком много тревожных вопросов.
Сумела она выбраться из Гнезда? Милли знает, что случилось в Вашингтоне, или думает, что он бросил ее после ссоры? Если она слышала, что его похитили, то понимает ли, что он жив? Присматривает ли за ней АНБ и к добру ли это? Разыскивает ли она его и, следовательно, рискует ли попасть в руки к этим психопатам?
Последний вопрос тревожил больше всего.
Ладони заболели, и Дэви удивленно посмотрел на них. Он сам ногтями себя расцарапал! Дэви заставил себя расслабиться. Маникюрные ножницы очень пригодились бы.
Много чего пригодилось бы…
Дэви тряхнул цепями. Например, возможность отсюда выбраться. Возможность осмотреться. Вернуться к Милли.
Дэви почувствовал, как кисти снова сжимаются в кулаки, схватился за цепи и с силой дернул их вверх-вниз. Цепи хлестнули по стене, обдирая краску. Дэви стиснул в руке все четыре цепи и, по-прежнему лицом к стене, прыгнул назад на десять футов – больше цепи не позволяли. Цепи туго натянулись, но стене особого вреда не причинили, а вот Дэви дернуло вперед так, что он упал на колени.
Ой! Дэви замер, глядя на пол. Внезапная догадка осенила его. Не от тоски и не от горечи он старался не думать о Милли и обо всем, чего его лишили.
Все дело в злости.
Дэви прыгнул к двери уборной и машинально сжался в комок: цепи взметнулись и хлестнули стену. Затем он прыгнул в другую сторону, к кровати. От удара цепей гипсокартон потрескался, на пол посыпались хлопья краски. Грохот получился ужасный.
Или прекрасный.
Снова и снова, то в одну сторону, то в другую, для пущего эффекта синхронизируя прыжки с волнами на цепи… Запястья и лодыжки выворачивались. С одной стороны, Дэви чувствовал боль, с другой – она казалась ничтожной. Гипсокартон отваливался от краев пролома. Участки шириной в целый фут растрескались и висели на тончайших волокнах линкруста. От раскрошенного гипсокартона в воздухе повисло облако пыли, танец пылинок разбивали мечущиеся стальные звенья.
Раз – и Дэви замер в центре зеленого квадрата. В горле першило от последствий предупредительного сигнала.
Удивленный Дэви перекатывался с носка на пятку. Разве он кашлял? Может, он не разобрался в реакции организма – от такой пыли кого угодно кашлять потянет! – и прыгнул в зеленый квадрат ошибочно. Но стоило наклониться за зеленую ленту – и вот они, неприятные ощущения. Чувствовались и першение в горле, и начинающаяся тошнота.
Часто моргая, Дэви отступил в центр квадрата. Нос вдруг защипало от пыли. Дэви оглядел комнату. Цепи теперь тянулись из бреши высотой три фута. В ней просматривались дюбели размером два на четыре, а за ними, в другом слое гипсокартона, то есть в стене смежной комнаты, брешь поменьше. В смежной комнате было темно, хотя сквозь расширившуюся щель пробивалось достаточно света, и Дэви очень надеялся рассмотреть, что там, пока пролом опять не закрыли. Стена превратилась черт знает во что.
Хм-м, им это не понравится.
Дэви продержали в клетке несколько часов. Ланч не принесли.
О том, что он больше не в клетке, сообщил искаженный голос:
– У тебя две минуты, чтобы сходить в уборную.
Особого приглашения Дэви не требовалось. Последний час он был готов отлить на пол. Когда закончил, цепи втянулись в увеличившуюся брешь в стене. Дэви сел на корточки и заглянул в отверстие, держась у самого края, чтобы не заслонять свет.
Через минуту глаза приспособились, и Дэви увидел комнатку с кроватью и туалетным столиком, которые поставили к стене слишком близко друг к другу. Казалось, их просто отодвинули, чтобы освободить место для большой барабанной электролебедки, которую болтами прикрепили к полу в центре комнаты.
Дверь открылась, и Дэви отвернулся от стены, вдруг сильно занервничав. Если бы они хотели наказать его, то просто отключили бы поле.
Мисс Минчин привела двух мужчин в форме ремонтной бригады. Оба были в обязательных хирургических масках, как и сама Мисс Минчин. Брюнетка показала на место в желтом квадрате.
– Сюда, наверное. Обязательно расставьте одну из напольных штук. Как их, палок?
Помимо масок ремонтники надели резиновые перчатки.
– Балок, наверное, – предположил один из ремонтников, с грохотом опустив на пол стальную пластину толщиной полдюйма, по форме квадратную со стороной в фут.
– Какая разница?! – рявкнула мисс Минчин и чуть спокойнее добавила: – Маски не снимайте. Заразитесь его болезнью – вам, честное слово, не позавидуешь. Инструменты либо держите в руках, либо оставьте в коридоре. – Мисс Минчин подошла к Дэви и тихо, чтобы слышал только он, проговорила: – Я буду там, – она показала на зеркало. – Палец буду держать на кнопке. Скажешь им одно слово – тут же облюешься и обкашляешься. – Мисс Минчин придвинулась еще ближе. – А еще мне придется убить их. – Она чуть заметно кивнула на центр комнаты. – Расклад ясен?
Может, боднуть ее в нос как следует? Дэви сделал глубокий вдох и тихо ответил:
– Расклад ясен.
Из-за маски Дэви не видел губ брюнетки, но улыбка отразилась в уголках глаз и на скулах.
– Ах ты, солнышко мое! – Она снова повернулась к ремонтникам. – Постарайтесь побыстрее. Через минуту мы протянем вам цепи.
Она вышла из комнаты, ни разу не обернувшись. Едва дверь закрылась, ремонтник, стоявший ближе к ней, процедил:
– Вот что случается, если держать дилдо в холодильнике!
– Не надо. – Его товарищ нервно засмеялся. – Я помогал ставить прослушку в эту комнату.
– А-а, ясно. – Ремонтник начал стучать молотком по разным участкам пола. Туда, где звук был звонче, он положил металлическую пластину. – Ну вот. Другую пластину спусти вниз. Я просверлю отверстия и вставлю болты, а ты гайки закрутишь, ладно? Вернешься – принеси с собой сварочный аппарат. – Ремонтник стукнул по полу. – И на всякий случай огнетушитель.
«Я слышал такой выговор! – отметил Дэви. – Как в Новой Англии, но немного отличается. Я бывал там, где так говорят».
Ремонтник, который остался в комнате, взял дрель с длинным сверлом и просверлил пол, используя отверстия по углам пластины как трафарет. Минут за пятнадцать пластину привинтили к полу и, видимо, соединили с такой же пластиной на потолке этажом ниже. Две цепи с лодыжек укоротили в соседней комнате абразивным колесом, и мисс Минчин принесла их Дэви. Ремонтники измерили расстояние между пластиной и уборной и скорректировали длину цепи.
Один из ремонтников вытащил из кармана п-образную скобу. Ее согнули так, чтобы несомкнутая сторона оказалась под прямым углом к петле. Ремонтник надел на концы последние звенья цепи и начал приваривать к пластине.
Дэви кашлянул. В горле запершило. Прыгнул он, совершенно не раздумывая, но ударился о стену и ушиб плечо.
– Вы отключили поле? – спросил он у Мисс Минчин, глядя на нее во все глаза.
Ремонтники повернулись к нему. Прыжок они не видели, зато слышал, как Дэви врезался в стену.
Мисс Минчин нахмурилась и посмотрела на зеркало.
– Это аппарат дуговой сварки, – пояснил искаженный голос из колонки. – Он мешает сигналу. Если дуга будет меньше секунды, проблем не возникнет.
– Это невозможно, – заявил сварщик.
– Нет, вы нам все настройки собьете. – Мисс Минчин вытащила вилку аппарата из розетки в стене. – Погодите! – Велела она сварщику. – У него электронный протез. Вы убить его можете. – Она выбежала из комнаты.
Одна секунда? Это новый интервал между предупреждением и сильными приступами?
Мисс Минчин вернулась с пластмассовой коробкой, из которой торчала короткая толстая антенна. Она подошла к Дэви и поднесла коробку к его груди. Дэви потянулся было к ней, но Мисс Минчин шлепнула его по ладони.
– Убери лапы, тошнотик! – Она повернула ручку и сказала сварщику: – Ну, попробуйте.
Сварщик поднес электрод к пластине, появилась вспышка, но на этот раз ни першения, ни кашля не было.
– Отлично! – Мисс Минчин подняла большой палец.
Когда сварщик начал варить по-настоящему, люминесцентные потолочные лампы потухли и загорелась маленькая аварийная лампа в углу.
– Черт подери! – выругался сварщик.
– Это просто автоматический выключатель, – ответил его товарищ. – Сейчас включу свет. – Он вышел, оставив дверь приоткрытой.
В коридоре виднелись солнечные блики.
Мисс Минчин отступила от Дэви и взглянула в зеркало.
– В каком состоянии первая зона?
Ответа не последовало.
Хм-м… Там что, тоже все отключилось? Дэви посмотрел на коробочку в руках у Мисс Минчин:
– Если бы не эта штуковина, меня выворачивало бы?
Судя по выражению лица, Мисс Минчин обдумывала вопрос. Раз – и она отключила пластмассовую коробочку. Ничего не изменилось.
– Видишь? Первая зона на резервном аккумуляторе. В зеленом квадрате всегда безопасно.
Свет снова зажегся.
– Автоматический выключатель на тридцать ампер, но в цепи полно другого оборудования. Придется снизить мощность сварочного аппарата.
– Не могут они отключить что-то другое?
– Нет, – отрезала Мисс Минчин и снова включила коробочку.
Сварщик пожал плечами и стал варить на малой мощности. Работа теперь шла куда медленнее.
Мисс Минчин не сводила глаз с Дэви, но немного расслабилась, наклонила вперед руку с пластмассовой коробочкой, и Дэви увидел лицевую панель. Типичный распределительный щит из серой пластмассы, такой легко купить в «Радиошеке»[39]. Этот выделялся только антенной, светодиодным индикатором питания и поворотным указателем с пометками «Выкл.», «2 м», «10 м», «30 м», «100 м» и «500 м», сделанными фломастером. Указатель стоял у отметки «500 м».
Пятьсот метров?
Чтобы пол не загорелся, сварщики поливали пластинку водой. К неудовольствию Дэви, сварка выглядела весьма надежно.
Мисс Минчин отключила коробочку и убрала ее в коридор.
– Сейчас мы принесем фанеру? – у ремонтника получился полувопрос-полуутверждение.
Мисс Минчин кивнула. Едва ремонтники ушли, она, к удивлению Дэви, вытащила из кармана ключ и открыла оба замка на манжетах-ограничителях.
Дэви внимательно посмотрел на ключ.
– Даже не думай об этом. Умрешь в судорогах прежде, чем первый замок откроешь.
Дэви снял манжеты. Красная, воспаленная кожа под ними выглядела ужасно. Дэви осторожно растер запястья, едва устояв перед соблазном расчесать их до крови. Мисс Минчин отошла в сторонку, подальше от цепей, и скомандовала:
– В клетку!
Предупредительного кашля Дэви ждать не стал и тотчас прыгнул. По привычке он сжался в комок, ожидая, что цепи дернут запястья, но цепей больше не было. Не устояв на ногах, Дэви упал навзничь.
Мисс Минчин засмеялась.
Дэви быстро сел, постарался сделать бесстрастное лицо, но почувствовал, что уши краснеют. Мисс Минчин свернула ненужные теперь цепи и манжеты-ограничители и через дыру в стене швырнула в смежную комнату. Вскоре вернулись ремонтники с листом фанеры полдюйма толщиной. Лист они приладили к дыре в гипсокартоне, закрепив двухдюймовыми саморезами на дюбелях.
– Мэм, нам мусор убрать? – Ремонтники показали на обломки гипсокартона, разбросанные по полу.
– Нет.
Ремонтники кивнули и ушли. Мисс Минчин тотчас сорвала маску и повернулась к зеркалу:
– Отпустите его.
Дэви проверил границы зоны и вышел из квадрата. Без цепей руки казались поразительно легкими, зато цепи на лодыжках тянули с обычной силой. Совсем как цепи на душе́. Дэви коснулся рубца на груди. Настоящие цепи здесь.
– Лучше проверь, доберешься ли до уборной.
Вытянув ноги, на унитаз сесть получилось. Дэви попробовал встать под душ.
– В ванной я стоять не смогу.
Цепи оказались слишком коротки. До ванны они дотягивались, но ведь следовало еще через бортик перелезть.
Мисс Минчин зашла в уборную и взглянула.
– Так ванну принимай. Ноги пусть свисают с бортика. – Она отступила к двери. – Ты сам виноват. Ну, с нервами не совладал.
Мусор убрать она не приказывала, но это подразумевалось само собой. На укороченных цепях Дэви не мог дойти до стен, зато мог до них дотянуться. Без ограничителей на запястьях он сумел опуститься на корточки и собрать куски.
За этим занятием Дэви нашел двухдюймовый шуруп-саморез, один из двух, которыми ремонтники закрепили фанеру. Полузарытый в штукатурку, он лежал возле куска гипсокартона.
Дэви накрыл его ладонью и продолжил уборку. Пока ведро наполнялось водой, он справил нужду и сунул шуруп в рулон туалетной бумаги рядом с чистыми листами.
К сожалению, для замков на лодыжках шуруп казался слишком толстым, но Дэви собрался проверить это ночью.
До ужина его десять раз загоняли в клетку, потом несколько раз ночью, причем как-то бессистемно. Как тюремщики выбирают время тренировки? С помощью компьютерной программы, генератора случайных чисел? Или тренировки расписаны на недели вперед? Или они просто ждут, когда он уснет, чтобы застигнуть его врасплох и окончательно испортить отдых?
Дэви представил тюремщиков по ту сторону зеркала. Порой ему казалось, что за ним следят в оба, злорадно скалятся, хохочут, отсылая его в клетку, упиваются его отчаянием. Другой вариант еще ужаснее – скучающий тюремщик смотрит на него вполглаза, читает книгу или журнал, лениво нажимает на кнопку, когда срабатывает таймер. Вот он бросает взгляд в окно, убеждается, что Дэви в квадрате, и снова берется за чтение. И да, он зевает.
Второй образ пугал сильнее, потому что казался вероятнее. Разве человек может так относиться к себе подобному? Только если считает себе подобного тварью. Чувство подразумевает участие. В Мисс Минчин некое участие ощущалось. А как насчет других?
Под покровом ночи Дэви попробовал открыть шурупом замки на лодыжках, но подозрения подтвердились – шуруп-саморез оказался слишком толстым.
Зато он острый… В минуту черного отчаяния Дэви хотел натянуть плед до подбородка и вскрыть себе яремную вену. Тюремщики всполошатся не сразу – когда вздумают посадить его в клетку или когда заметят кровь, капающую под матрас. Нет, всерьез Дэви об этом не думал.
Пока не думал…
Серьезнее он отнесся к мысли о некой хирургической операции – рассечь низ шеи или грудь и попробовать отключить устройство. Острым саморезом, без антисептика, без анестезии. Вот весело-то будет! Дэви сунул шуруп под подушку, повернулся на бок, и матрас заскрипел под его весом.
Однако острым шурупом можно рассечь и другие вещи.
Чехол матраса Дэви рвать не стал. Его план потребует куда больше одной ночи, а еще придется действовать скрытно. Итак, на первом этапе Дэви осторожно распорол нижний шов матраса, тот, что с ближнего к стене угла. Матрас своим весом сдавливал шов, и с аккуратно постеленной простыней дыра не просматривалась.
Это если специально не глядеть.
Саморез Дэви оставил внутри матраса.
Спустя час и два прыжка в клетку Дэви вернулся к работе. Он хотел добраться до спиральной пружины – до внутренней спирали, чтобы края заметно не провисли. Целую ночь он резал меж двумя крайними спиралями, потом в центр внутренней. Чехол не рвался, даже когда образовалась большая дыра. Пришлось перереза́ть нити, тянуть, потом снова перереза́ть.
Работал Дэви одной рукой, без резких движений. Он лежал на животе, зарывшись лицом в подушку, и только одна рука свисала с края кровати.
Потом его отправили в клетку, и в прыжке Дэви чуть не оторвал себе руку, застрявшую между спиралями. В другой раз он не успел отпустить шуруп и едва не выронил его на пол квадрата. Дэви быстро сел спиной к зеркалу и спрятал шуруп на лодыжке между манжетой и стальным ободом.
К утру спираль обнажилась полностью, но верх и низ пружины крепились к раме кровати металлическими зажимами. С первой попытки оторвать пружину не получилось.
Решив, что пока хватит, Дэви оставил шуруп в матрасе. На этот раз он собрался спать.
После завтрака в комнату вошла Мисс Минчин. Она волокла цепь, тянущуюся из-за двери, несла войлочные тапочки и тяжелый банный халат.
– В клетку!
Дэви тотчас повиновался, причем сознательно, а не машинально. Пока он хотел показать мучительнице, что готов слушаться.
Мисс Минчин подошла ближе и остановилась в пяти футах от границы квадрата.
– Ложись на пол, ноги вытяни ко мне.
Дэви снова повиновался – лег так, чтобы верхняя часть груди осталась в зеленом квадрате. Мисс Минчин открыла замок на левом ограничителе, но не сняла его, а лишь сменила цепи, пристегнув ту, что тянулась из-за двери. Потом она открыла замок на правой лодыжке, сняла ограничитель и бросила на пол вместе с открытым замком.
Мисс Минчин выпрямилась и вытащила из кармана приемник, не пластмассовую коробочку, как накануне, а исцарапанную рацию.
– Мы готовы. А вы?
– Подключаю, – сообщили по рации. – Подключено!
Мисс Минчин подтолкнула к Дэви халат и тапочки:
– Собирайся! Гулять!
Дэви поднялся, удивленно глядя на нее.
Мисс Минчин отошла к двери и остановилась.
– Ну, если хочешь, можешь остаться здесь.
Дэви накинул халат и проверил границу зоны. Очевидно, сигнал временно усилили, потому что ни за зеленым квадратом, ни за желтым в горле не запершило. Дэви обул тапки, которые оказались немного велики, и двинулся к двери, на ходу сматывая цепь.
Как странно выйти за порог комнаты, как неожиданно трудно…
Дэви ожидал обстановки учреждения – клиники, например, но таких коридоров в клиниках точно не бывает. Стиль как в особняке – элегантная старина. Резные и лепные украшения на обшитых панелями стенах. Пристенные столики с темной глянцевой поверхностью, а на них – свежие цветы в вазах. В дальнем конце коридора виднелось окно, настоящее окно в обрамлении тяжелых штор. От ярких солнечных лучей, падающих на толстый ковер, у Дэви заслезились глаза.
Внешний мир!
Цепь тянулась в противоположном направлении, прочь от окна и заканчивалась, как заметил Дэви, сразу за коридором. Там стояла тяжелая ручная тележка для мебели, а в ней – высокий цилиндр полтора фута шириной и два фута высотой. Приблизившись, Дэви увидел, что это бетонный цилиндр в железной трубе. Конец цепи крепился к бетону п-образной скобой.
Мисс Минчин подвела Дэви к тележке:
– Тебе придется везти ее.
Дэви посмотрел на цилиндр и постарался вспомнить, сколько весит один кубический фут бетона. Сама труба толщиной как минимум в полдюйма весила прилично и без бетонной начинки. Дэви попытался наклонить тележку назад, но для этого ему пришлось упереться одной ногой и самому податься далеко назад. Если верить пластинке на задней стороне тележки, она предназначалась для груза весом до семисот фунтов. Впрочем, тележка скрипела так, что Дэви почти не сомневался: она перегружена. Он осторожно выровнял тележку, а смотанную цепь повесил на плечо.
«Если бы я прыгнул, – подумалось ему, – то наверняка перенес бы ее с собой, все семьсот фунтов». Он вспомнил, как тягал целые стеллажи с книгами – небольшие, но довольно тяжелые, – а однажды, когда они с Милли купили квартиру в Стиллуотере, – маленький холодильник. До чего довел бы его такой прыжок? До судорог и рвоты? До остановки сердца? А при попытке вернуться обратно в клетку не хватило бы координации перетащить такой вес.
Дэви посмотрел на Мисс Минчин и поднял брови. Она показала вперед, на коридор:
– Там есть лифт.
Они прошагали мимо двери с правой стороны, и Дэви запретил себе обращать на нее внимание. За той дверью наверняка скрывалась комната, из которой за ним наблюдали через зеркало.
Лифт оказался в конце коридора по левую сторону – обшитые деревом дверцы, такая же кабина, вставки из резного стекла, маленькое зеркальце. Мисс Минчин, Дэви и тележка уместились в кабине с большим трудом. Мисс Минчин не упустила случай встать к нему почти вплотную. Дэви непроизвольно отреагировал на ее тепло и запах. И содрогнулся.
«Вспомни Кокса, – велел он себе. – Вспомни, как она прострелила ему голову. И тебе прострелит, если попробуешь ослушаться».
Судя по кнопкам лифта, в здании было четыре этажа – подвал и три надземных. Очевидно, сейчас кабина была на третьем, ведь Мисс Минчин нажала на единицу. Один этаж они проехали, на втором по счету вышли. Снова попали в коридор – роскошнее по оформлению, с потолками выше. Он привел к гостиной размером с фойе отеля, к залу и большой столовой с длинным столом.
Мисс Минчин повела Дэви направо, в коридор поменьше. Они миновали большую кухню, прачечную с множеством стиральных машин и сушилок, гладильню, предназначенную для большого объема работы.
«Это чей-то домина, – решил Дэви, – скорее даже особняк».
– У обслуги сегодня выходной?
Мисс Минчин промолчала, и Дэви сделал вывод, что слуг спровадили задолго до его выхода из комнаты.
Меньший коридор упирался в наружную дверь, белую, с рядами четырехдюймового стекла с фаской. За дверью лежало крыльцо, еще дальше – большой побуревший луг, обнесенный стенами. Дорожка делила луг пополам и убегала прямо к чугунным воротам в дальней стене. Вдоль стены тянулся волнистый бордюр из вечнозеленых растений, угол украшал сухой каменный фонтан. Было холодно, но солнце светило ярко, и стены не пропускали ветер. Дэви потуже завязал пояс халата.
– Направо, – скомандовала Мисс Минчин, шедшая сзади.
Пандус для инвалидных колясок вел от дома к тропке, которая петляла по склону меж клумбами, на зиму укрытыми мульчей. Сквозь солому уже проклевывались первые тюльпаны или ирисы. На склоне тележка слушалась плохо, – лишь полностью сосредоточившись, Дэви удерживал ее под контролем. У крыльца тропка соединялась с основной дорожкой.
Мисс Минчин повела Дэви в центр двора.
– Сюда! – Она показала на яму возле дорожки, размерами примерно как цилиндр.
Встав рядом с Дэви, Мисс Минчин наклонила тележку вперед. Цилиндр тяжело подпрыгнул и упал с глухим стуком. Аж земля дрогнула! Мисс Минчин подкатила цилиндр к яме, толкнула, навалившись всем своим весом, и наклонила вниз.
Чтобы не улететь в яму вместе с цилиндром, Мисс Минчин пришлось быстро отступить, но она сумела, и как раз вовремя.
Чертовски жаль!
Дэви беззвучно отругал себя. Надо было прыгнуть в Балтиморский Центр травмы и шока Адамса Коули! Они и жизнь ему сохранят, и разберутся, из-за чего конвульсии. А теперь цилиндр в яме, его не вытащить.
Мисс Минчин откатила тележку обратно к крыльцу и бросила на бурую траву у ступеней.
Может, он и выжил бы.
Дэви сделал глубокий вдох и прищурился. Море? В воздухе ощущались соленые ноты и терпкий аромат отлива. Словно в подтверждение его мыслей, крикнула чайка. У одной крик навязчиво-щемящий, у целой стаи – пронзительный. Дэви вспомнился выговор ремонтника. Это остров Мартас-Винъярд? Или Нантакет? Дэви не бывал на Нантакете, а вот по Мартас-Винъярду несколько дней катался на велосипеде. Он не жил на острове, а прыгал туда по утрам. Дело было перед самым Днем поминовения[40]. Дэви прыгал на остров и позднее, но там оказалось слишком людно. Местный выговор, услышав однажды, запомнишь на всю жизнь. На Нантакете выговор якобы похожий, только еще характернее. И особняки там есть.
Теперь понятно, откуда столько морепродуктов.
Носком тапка Дэви толкнул бетонный цилиндр. Тот даже не шевельнулся и сейчас напоминал гигантский каменный пласт, горную породу, проступившую из недр земли. Дэви удивился. Цилиндр теперь только краном вытащишь, но, казалось, в яму его уложили намеренно и на долгий срок. Они что, собираются оставить его здесь пастись на травке?
Кирпичные стены высотой не менее восьми футов примыкали к углам дома и окружали двор с трех сторон. Меж перекладин чугунных ворот с дальней стороны были щели, но Дэви разглядел только гараж в обрамлении голых кустов в конце гравиевой аллеи. Как он уже понял в лифте, дом был трехэтажный, но высокие слуховые окна над крышей говорили, что там большой чердак. Подвал тоже однозначно имелся – на него указывали и окна над световыми шахтами, и лестница напротив пандуса для инвалидных колясок, ведущая к двери под крыльцом.
Глаза постепенно привыкали к яркому свету, Дэви посмотрел на небо – безоблачное, ярко-голубое – и сделал глубокий вдох. В небе виднелся инверсионный след, и после недолгих поисков Дэви разглядел низко летящий самолет. В аэропорт Бостон-Логан? Тогда дом на севере, ворота – южнее. Положению солнца это вполне соответствует. Если, конечно, он не ошибся в определении своего местоположения.
Мисс Минчин сидела на крыльце и наблюдала за Дэви. Он решил игнорировать ее. Цепь предоставляла ему свободу в радиусе сорока футов – почти всю траву, за исключением пяти футов до вечнозеленого бордюра у стен и двадцати футов до крыльца и ворот.
Дэви задрожал. Чтобы согреться, он начал ходить по кругу, против часовой стрелки, ведь цепь крепилась к левой лодыжке. «Покружу здесь немного – и на траве появится след, – подумал он. – Я совсем как собака на цепи». Дэви старательно шаркал по короткой траве и махал руками. Его круг увидят с самолета, со спутника. «Как пес на цепи. За него меня и примут с воздуха», – сообразил Дэви и перестал шаркать.
Через пятнадцать минут Мисс Минчин сказала что-то по рации. Дэви услышал треск помех и голос ответившего, но слов не разобрал. Мисс Минчин поднялась и подошла к месту, где окружность, которую протер Дэви, пересекала бетонированную дорожку. Она бросила на землю что-то блестящее. Дэви, заинтересовавшись, подошел посмотреть.
Ключ! Вероятно, от замка на лодыжке. Дэви глянул на Мисс Минчин. Она смотрела на него, держа рацию наготове.
Дэви сел на корточки и поднял ключ, поглядывая на Мисс Минчин. Она ничего не сказала, и Дэви поднес ключ к замку.
– Пора! – объявила Мисс Минчин по рации.
В горле запершило, Дэви кашлянул. Сначала ключ не подошел, но Дэви вставил в отверстие вверх ногами, повернул, и замок со щелчком открылся. Дэви вытащил крючок, расстегнул ограничитель и прыгнул.
Тяжело дыша, он стоял в клетке.
Он хотел прыгнуть в Центр травмы и шока. Он мысленно представил Центр травмы и шока.
А оказался в клетке.
– Надень ограничитель, – велел искаженный голос.
Дэви прыгнул – не в Центр травмы и шока, не в Гнездо, не в стиллуотерскую квартиру. Он прыгнул в коридор, прямо к комнате тюремщиков, и открыл дверь. При прыжке начался кашель, в горле запершило, но Дэви успел на мгновение увидеть троих мужчин в комнате. А потом тело метнулось обратно в клетку.
Дэви закрыл глаза, пытаясь выжать максимум из увиденного мельком. Он видел затемненную комнату, стол у окна из тонированного стекла, микрофон, видеомониторы, видеокамеру и троих мужчин.
Троих испуганных мужчин, которые глянули через плечо, когда дверь распахнулась. От удивления глаза у них были совсем круглые. Дэви увидел Второго бандита, рыжего, крючконосого, и Первого бандита, которого швырнул на стену. В память о последней встрече с Дэви Первый бандит до сих пор носил мягкий шейный воротник. Дэви понадеялся, что от резкого поворота головы к стене шея у него заболела. Третьего мужчину, одетого в белый халат, он прежде не видел. Номер три постарше, у него темные волосы с обильной проседью, очки и длинный тонкий нос. На одном из мониторов отображались ванна, унитаз и край раковины, все очень четко и ярко, хотя свет в ванной не горел, а дверь была закрыта.
Выходит, темнота его не спрячет.
– Хватит фокусов! – проговорил искаженный голос. – Надень ограничители!
Но он же в клетке!
А если ослушаться? Если начнутся судороги и его отправят в клетку, то настройки у них точно собьются. С их стороны это будет большой ошибкой. Впрочем, заставить себя сделать такой шаг Дэви не мог. Пока не мог.
Дэви сел на корточки, надел мягкий ограничитель на лодыжку, продел петлю замка в последнее звено цепи и в крючок на ограничителе. Он подтянул петлю и сделал вид, что защелкнул. На самом деле, Дэви стукнул замком по ободу из нержавейки на ограничителе. Раздался негромкий щелчок.
Вдруг не проверят? В жизни и не такое случается.
Першение прекратилось, Дэви выдохнул и лишь тогда понял, что сидел, затаив дыхание. Проверил границу зоны – он до сих пор был в клетке. Он по-турецки сел на пол, а незащелкнутый замок спрятал под икрой.
В клетке его продержали сорок пять минут. Дэви представил, как тюремщики разговаривают с Мисс Минчин и придумывают ему новое наказание. Хотя лебедку они убрали, вытаскивать его из клетки больше нечем.
Вдруг тюремщики решат использовать физическую силу – например, пошлют к нему Второго бандита? Хотя, наверное, они, помнят, что случилось с Первым бандитом. Дэви глянул на стену: вмятина от плеча просматривалась на ней до сих пор.
Пусть приходят. Безвольной марионеткой Дэви себя не чувствовал.
В комнату вошла Мисс Минчин, и Дэви напрягся. Он мог скинуть ограничитель, прыгнуть ей за спину, бросить ее на дно техасского каньона и вернуться, пока приступы не начались в полную силу.
Но в итоге он снова окажется в клетке.
– Вытяни ногу! – велела Мисс Минчин.
Дэви вытянул ногу без ограничителя.
– Смешно, черт подери! Другую ногу! – Мисс Минчин подняла к зеркалу три пальца.
Вот она поджала один палец, подождала немного и поджала второй.
Дэви неохотно вытянул другую ногу.
При виде незакрытого замка Мисс Минчин вздохнула и многозначительно посмотрела на зеркало.
– Мне нужно делать все? – Она повернулась к Дэви. – Закрой замок, тошнотик!
– Сама закрой! – Дэви сорвал замок с крючка, швырнул через комнату вместе с ограничителем и поднялся.
Здесь он не проиграет! Если тюремщики поторопятся, если приступами загонят его в клетку, то собьют настройки. Готовый к прыжку, Дэви представил себе Центр травмы и шока Адамса Коули.
Мисс Минчин взглянула на замок, на ограничитель, потом снова на Дэви:
– Не зли меня, тошнотик! А то пожалеешь.
Дэви отвесил Мисс Минчин пощечину, замахнувшись еще до прыжка. От удара у нее резко повернулась голова. Мисс Минчин бросилась на него, но Дэви уже стоял в клетке, опустив руку. Подступившие было першение и кашель уже утихали.
Мисс Минчин отпрянула – глаза круглые, руки подняты. Она словно замерла в боевой стойке. На щеке краснел след от пощечины.
– Может быть, – ответил Дэви, имея в виду, что, может, и пожалеет.
Он затаил дыхание, ожидая, что сейчас запершит в горле. Ничего не случилось. Ну что ему еще сделать?
Прыжок – Дэви дернул Мисс Минчин за опорную ногу; не успела она рухнуть на пол, как он уже вернулся в квадрат. Мисс Минчин вскочила и подняла ладонь к зеркалу, словно прося подождать. Снова прыжок – Дэви сильно стукнул ее по затылку. Мисс Минчин ответила молниеносным пинком, но Дэви уже стоял в квадрате, а она балансировала на одной ноге. Мисс Минчин потянулась к дверной ручке, но Дэви налетел на нее и развернул лицом к себе.
Мисс Минчин поднялась. На этот раз она двинулась не к двери, а к Дэви. Борясь с кашлем, он медленно зашагал ей навстречу. Когда она приготовилась к прямому удару ногой, Дэви прыгнул ей за спину и схватил ее за шиворот. Не устояв на ногах, Мисс Минчин повалилась навзничь.
Дэви вернулся в квадрат, но теперь кашлял и там, чувствуя странную смесь облегчения и страха. Он ждал – хотелось, чтобы к концу прыжка конвульсии набрали полную силу. Тогда обратно прыгнуть он не сможет. Если он где и выживет, то в центре травмы.
Дэви… прыгнул.
Он прищурился – освещение изменилось. Скрючившись, он лежал на больничном кафельном полу. Рвота, кашель, дефекация терзали его. Поле зрения сужалось, но Дэви различил, как ноги в форменных брюках поворачиваются к нему. Донесся чей-то голос:
– Какого черта?..
Нет!
Дэви стоял на четвереньках в квадрате, слабый, как младенец. И такой же обосранный. Рвота прекратилась.
Краем глаза он уловил движение и повернул голову в тот самый момент, когда Мисс Минчин пнула его прямо в лицо.
11. Чашка чая
– Выбирайте любой отель, – сказал Кертис. – Почти уверен, хвоста за нами нет. И наш эскорт говорит то же самое.
Милли заморгала и нервно сглотнула. Эскорт?
– Ясно.
Хвост она не высматривала – не хотела терять время. Такси ехало вдоль ряда магазинов и отелей. Милли увидела «Комфорт-инн» с неоновой вывеской «Свободные номера», рядом – круглосуточную аптеку.
– Сюда! – попросила она. – Высадите меня у аптеки. Хочу кое-что купить.
Кертис остановил машину:
– Понадобится помощь – используйте жучок. Ну и когда закончите. Мы будем неподалеку.
– Хорошо, – отозвалась Милли.
А мысленно отметила: «понадобится помощь – я просто поговорю с лифчиком».
В аптеке Милли выбрала себе зубную щетку, зубную пасту, дезодорант и набор хлопкового белья с мультяшными героями. Дэви эти трусики понравятся. Ему будет приятно снять их с нее. Он обожал фразочки вроде «Тот свитер будет классно смотреться… на полу нашей спальни».
Милли стало больно от желания, тоски, злости. «Черт подери, Дэви, возвращайся! Хочу, чтобы ты меня завалил».
В магазине Милли заплатила наличными, потом снова наличными в отеле, указав вымышленное имя на регистрационной карточке. Номер ей достался на втором этаже, к сожалению соседствующий с автоматом с кубиками льда. Оказавшись наконец внутри, она попробовала успокоиться.
Накануне вечером Милли не могла заснуть, потому что в номере была Соджи. Сегодня ей хотелось, чтобы Соджи оказалась рядом. Когда на тебя охотятся в музее и нападают на улице, начинаешь смотреть на вещи совсем по-другому.
Вчера поиски омрачало черное отчаяние: Милли казалось, она ищет иголку в огромном стоге сена. Ее порывы и усилия порождались потребностью делать хоть что-то. Сегодня в безнадежно огромном диапазоне поисков возникла полоса возможностей, эфемерность которой терзала сильнее черного отчаяния накануне.
А ведь отчаяние никуда не исчезло. Милли посмеялась над собой. Ну хоть в чем-то есть постоянство.
Милли залезла в горячую ванну и постаралась расслабиться. Но ничего не получилось, пока она не вылезла и, мокрая, не приставила один из двух имеющихся в номере стульев к двери в коридор, другой – к двери в соседний номер. Разумеется, способных вскрывать замки стулья не остановят, зато хоть шум поднимут.
Милли снова залезла в ванну: пусть горячая вода расслабит шею и верх спины. Через год после свадьбы Дэви закончил шестинедельные курсы массажа. При мысли о его руках, разминающих ей шею и спину, на глаза у Милли навернулись слезы. Она легла поглубже, чтобы вода смыла слезы, но едва выпрямила спину, потекло из носа. Милли смогла дотянуться до рулона туалетной бумаги, но она размокала и липла к влажным рукам.
Пытаясь достать тонкое гостиничное полотенце, Милли услышала грохот тяжелого удара, треск дерева и ругань человека, налетевшего на стул. Потом, судя по звукам, стул пнули прочь от двери, он врезался в столик, а потом…
Получилось все неосознанно. Сердце болезненно кольнуло, в кровь выбросился адреналин, а мгновением позже голая Милли сидела на ковре в гостиной стиллуотерской квартиры. По ковру растекалась целая лужа горячей воды.
Боже милостивый!
Через темную комнату Милли пробралась в свою собственную ванную. Сбитая с толку, она удивилась, обнаружив знакомые полотенца и даже потрепанный махровый халат Дэви. Милли зарылась в него лицом, цепляясь за него, как утопающий – за спасательный круг.
Прыжки…
С ними столько мороки, но, слава богу, они удаются, когда Милли отчаянно в них нуждается. Не когда она их желает – пожелать Милли не успела. Она знала, при каких обстоятельствах способность прыгать прорезалась у Дэви, но сейчас лучше представляла силу его эмоций.
Здесь, на один часовой пояс западнее Вашингтона и чуть южнее, яркий закат еще пробивался сквозь жалюзи, однако в квартире царил полумрак. Милли потянулась к выключателю, но отдернула руку, как от горячего.
«Все думают, что я в Вашингтоне, но это не значит, что в этой квартире не караулят Дэви, – мысленно отметила она. – И не факт, что это его похитители или напавшие на нас с Соджи. Если за квартирой до сих пор следит АНБ, они могут ворваться сюда, приняв меня за похитителя или за вернувшегося Дэви. Тем более АНБ не знает, что я умею прыгать».
Милли сделала глубокий вдох. Жаль, она не захватила с собой ни кошелек, ни сотовый, ни, самое главное, очки, но, слава богу, она в момент прыжка была голой. Клятый жучок не перелетел из столицы в Стиллуотер и не передает свои новые джи-пи-эс-координаты.
Запасные очки оказались в верхнем ящике пристенного стола, хотя искать их пришлось ощупью, то и дело чертыхаясь. Наконец Милли надела очки, и расплывчатые тени превратились в темные, четко очерченные силуэты. Милли взяла с кровати одеяло, обернулась им, не снимая махрового халата Дэви, села на пол у стены в углу спальни.
«Наша спальня, – подумала она. – Осажденная спальня».
Буквально на секунду Милли закрыла глаза, чтобы восстановить дыхание и успокоить бешено бьющееся сердце, но далекий, едва слышный скрип заставил вздрогнуть и судорожно вглядеться в балкон и окна спальни.
Откуда они знают?
Либо, вопреки заверениям Кертиса и эскорта, за Милли следили до самого отеля, либо Кертис отчитался о выполненном задании, и утечка произошла наверху. Время вторжения в «Комфорт-инн» подходило под оба сценария. Милли не хотелось думать, что ее сдал сам Кертис, но паранойя владела ею настолько, что она не исключала и эту возможность.
Нужно бежать отсюда.
Милли подошла к комоду и принялась вытаскивать целые стопки белья, носков, брюк и рубашек. Из кладовки она достала чемодан Дэви, покидала в него одежду, добавила обувь, туалетные принадлежности и старую кожаную куртку Дэви.
«У меня нет ключей, – вспомнила она. – И денег нет».
Милли посмотрела на входную дверь. Бежать нужно другим способом.
Она взялась за ручку чемодана и подняла его.
«И что теперь? Мне поднять кулак и проговорить: „В Гнездо!“? С таким же успехом можно сказать: „В бэтмобиль!“»[41].
Милли постаралась представить ковры из овчины на каменном полу горного убежища, темные углы, грубую мебель из некрашеной сосны. Ножки мебели подпилили соответственно неровностям пола… Милли желала туда перенестись, она стиснула зубы, словно их скрежет мог перебросить ее сквозь пространство и время.
И не сдвинулась с места.
«Черт! Вот что мне сейчас делать, с балкона прыгнуть?» Милли раздраженно повернулась, и чемодан с громким стуком ударился о край стола.
Милли посмотрела на дверь, чувствуя, как бешено колотится сердце. Они слышали?
Секунду спустя она оказалась в полумраке Гнезда на холодной каменной плите.
Абсурд какой-то!
Милли заварила чай.
Воды как раз хватило – больше не осталось ни капли, а для попавшего в сердце горной пустыни это верх расточительства. Милли не могла спуститься даже в местный оазис: трос-то остался в стиллуотерской квартире.
Но чай умиротворяет. Чай успокаивает…
Если у нее получается прыгать, только когда она напугана до смерти, то, наверное, покой-умиротворение не в тему.
Не совсем так. Милли вспомнила, как в Национальной галерее прыгнула, чтобы подслушать телефонный разговор Монаха. Как назвал его Андерс? Паджетт? Тогда она не опасалась за свою жизнь.
Пока чайник грелся на пропановой горелке, Милли бесцельно слонялась по Гнезду.
Но ведь в Галерее о прыжках она тоже не думала. Наверное, в этом дело. Клиенты Милли охотно использовали умствование как защитный механизм. Они изучали проблему под четким фокусом своего ума, расчленяли, анализировали – что угодно, только бы не включать чувства. От чувств порой больно, так ведь?
Так, может, суть именно в чувствах?
Милли почти не сомневалась: если рвануть с выступа и при этом думать: «Только бы попасть в безопасное место!» – то она телепортируется.
А вот пробовать было страшно. Вдруг не выйдет? Ей что, каждый раз жизнью рисковать?
В дальнем конце Гнезда засвистел чайник, и Милли повернулась, чтобы пойти туда, но резко себя остановила.
Нужно докопаться до сути. Вдруг никакой драмы нет и постоянно рисковать собой не придется? Вдруг все просто, как желание подслушать говорящего в другом конце фойе, или… Милли облизала губы и взглянула на горелку. Действовать следовало быстро, пока последняя вода не выкипела. Вдруг все просто, как чашка чая, как желание его выпить?
Прыгнуть Милли не пыталась. Вместо этого она подумала о звуках, которые издает чайник, – о пронзительном свисте, о бешеном танце тысяч пузырьков, которые сотрясают резервуар, заставляя его легонько дребезжать на горелке. Она подумала о том, как ощущается пар, – о тяжелом воздухе, о сильной, почти тропической влажности, которая обволакивает, когда стоишь рядом с кипящим чайником. Она подумала о запахе – о многообещающем аромате черного байхового чая, когда вскрываешь бумажный конвертик; о более душном, тяжелом аромате, когда пакет погружается в кипяток и чай намокает.
И вот она оказалась перед горелкой, переместившись на двадцать футов за одно сокращение сердечного клапана. У Милли волосы встали на затылке, и она отключила горелку. Ничто не сравнится с чашкой хорошего чая.
Похоже, Милли поняла, в чем дело.
Стиллуотерская квартира «срабатывала» на трюмо в большой ванной – попурри запахов от духов до зубной пасты и детской присыпки, ощущение мексиканской плитки под босыми, часто голыми ногами; скрежет зубной щетки по зубам и деснам.
Гнездо «срабатывало» на запахи камня, кедрового дыма, на ощущение толстого ворса ковров из овчины между пальцами ног и надежности, которой у полов стиллуотерской квартиры на втором этаже нет.
Визуализация тоже требовалась, но одного зрительного образа не хватало. Милли следовало подключать другие чувства, воображать себя на месте назначения, погружаться в его атмосферу.
Да, главное – вообразить.
Три быстрых визита в стиллуотерскую квартиру, и керамический бак наполнился. Милли набирала воду из холодного крана в ванной, искренне надеясь, что квартиру не прослушивают.
После нескольких прыжков туда-сюда дело пошло веселее. Запахи, текстуры, цвета теперь всплывали не по отдельности, а целыми блоками сенсорных воспоминаний и мгновенно получали реальное воплощение.
Милли снова наполнила чайник. Чай она так и не заварила и теперь чувствовала, что заслужила не одну чашку, а несколько.
С тех пор как она сбежала из ванны в вашингтонском отеле, прошло всего пятьдесят пять минут. Милли подумала об Андерсе, о ФБР и АНБ.
Произошла утечка информации. Либо благодаря жучку, либо крот постарался. Иначе как ее нашли в новом отеле? Не верилось, что в номер ворвались случайно. Или что предатель – Андерс. Шансов похитить ее у него было предостаточно. Пожалуй, твердо она верила только в это. Андерс, наверное, изволновался.
Милли обхватила себя руками. Клятый чайник не закипал целую вечность, а в Гнезде было холодно. Она растопила дровяную печь – использовала сухие сосновые иголки, смолистые сосновые шишки, кедровые щепки, а сверху положила кривое кедровое полено. Одна спичка – и растопка занялась. Заплясало оранжевое пламя, затрещала, заискрила смола. От печи повеяло теплом, Милли распахнула халат Дэви и впитывала тепло кожей, пока не засвистел чайник.
К горелке она прыгнула. Вообще-то от печи до горелки пять больших шагов, но Милли хотела опытным путем научиться контролировать свои прыжки.
Ополоснув заварочный чайник кипятком, она залила пакетики водой и поставила у печи – пусть настаивается. Молока в Гнезде не было. В прошлый раз, когда Милли застряла здесь после исчезновения Дэви, она обходилась сухими сливками. Сейчас, если наладить прыжки, замена не потребуется. Хотя молока не было и в холодильнике в стиллуотерской квартире. Перед отлетом в Вашингтон Милли отдала все скоропортящееся соседке.
Где достать молоко? Какие магазины она знает настолько хорошо, чтобы прыгнуть? Милли глянула на махровый халат. Пару магазинов она знала неплохо, но явиться туда в банном халате… Если только к маме на кухню. У нее молоко точно есть. Вот только сердце у мамы слабое. Увидит дочь на кухне – и у нее будет инфаркт.
Милли натянула теплое платье с длинным рукавом, которое принесла в чемодане, и обула балетки.
Деньги не проблема. Милли подошла к сундуку Дэви, который назвала рундуком Дэви Джонса[42]. Старый пароходный кофр стоял у изножья кровати, накрытый одеялом. Древний замок проржавел насквозь задолго до того, как Дэви купил кофр. Милли скинула с него одеяло и подняла крышку. Кофр до половины заполняли деньги – в основном стодолларовые купюры, но сверху на маленьком поддоне лежали «карманные деньги» – десятки и двадцатки.
О деньгах думать не хотелось. В последний раз, когда наводили ревизию, они с Дэви насчитали более двух миллионов долларов, а сейчас слой пачек стал еще выше. Милли сняла резинку с пачки десяток и собрала спутанные невысохшие волосы в хвост. Подумав, взяла десятку и закрыла кофр.
Нужно купить молоко, пока чай не стал слишком крепким.
В Гринвич-Виллидж на пересечении Хьюстон-стрит и Салливан-стрит было место, которое Милли хорошо знала. Поблизости там пять отличных ресторанов, и Дэви всегда прыгал к подвальной лестнице церкви Святого Антония Падуанского. Милли вспомнила церковь – влажность старого известняка, вечный аромат мочи, без которого немыслимы темные подворотни Нью-Йорка, пестрый, тоже типично нью-йоркский букет запахов жареного, выхлопных газов, цветущих деревьев, помоев.
В ушах хлопнуло. Милли вздрогнула от удивления, очутившись на подвальной лестнице, и на миг забыла, ради чего вспоминала ее. В Нью-Йорке оказалось темнее, чем она ожидала, сыро и чуть ли не морозно. На Хьюстон-стрит движение было еще плотным, но туман глушил его шум.
На другой стороне улицы, прямо напротив церкви, стоял магазинчик, скорее даже киоск, где продавали сладости и напитки, свежую прессу и лотерейные билеты. Милли купила две квартовые упаковки цельного молока. Она снова повернулась к церкви и в клубах тумана увидела подсвеченную статую святого Антония.
Неожиданно вспомнился стишок, который в детстве Милли переняла от подружки-католички. Милли подумала о Дэви и прочитала его вслух:
– Святой Антоний, святой Антоний, приди! Отыщи мою пропажу, помоги!
– Так во вторник говорят, – заметил продавец магазинчика, итальянец с оливковой кожей. – Вторник – день святого Антония. Может, он и сегодня услышит, но по вторникам шансов больше.
Милли обернулась и кивнула с серьезным видом:
– Буду иметь в виду.
Продавец пожал плечами, явно смутившись.
Милли перешла через дорогу, чтобы спуститься по ступеням, но продавец смотрел ей вслед. Она направилась по улице мимо мясного рынка, потом нырнула в подъезд дома, притаившегося между закрытыми витринами прачечной и магазина воздушных шаров.
Из подъезда Милли прыгнула обратно в Гнездо.
После холодного Нью-Йорка теплый чай и жар печи пришлись очень кстати. Милли протерла очки подолом платья и обдумала события этой ночи.
Как теперь связаться с Андерсом?
Жучок, самый простой способ, остался в отеле. Вполне возможно, его забрали вломившиеся. Сотовый тоже в отеле, значит на него Андерс не дозвонится. С другой стороны, жучок с джи-пи-эс-трекером выдаст ее местонахождение и, как следствие, ее недавно обнаруженную способность. А сотовый почти наверняка не ловит в Гнезде.
Однако Милли хотелось сообщить Андерсу, что у нее все в порядке.
Чай выпит, естественная потребность, возникшая в результате, справлена – Милли натянула старую кожанку Дэви и попыталась решить, как связаться с Андерсом, не подвергая себя риску. Двойному риску.
Во-первых, опасность представляли те, кто стремился ее похитить и, вероятно, использовать для воздействия на Дэви. Милли понимала, что риск нарваться на них довольно велик, но, как ни странно, ее больше пугало другое.
Если выяснится, что она тоже может прыгать, за ней начнут охотиться не только похитители Дэви, но и АНБ. Она станет «запасным агентом». АНБ и поиски Дэви может прекратить, если узнает, что такая способность есть у нее.
Куда прыгнуть?
Все снова упиралось в близкое знакомство с местом назначения. Милли могла вернуться в номер отеля, но побаивалась.
Аптека! Когда покупала белье, дезодорант и зубную пасту в аптеке рядом с «Комфорт-инн», Милли купалась в море запахов из косметического отдела. Она щурилась на ярком люминесцентном свету. У двери там большой половик на резиновой основе. Да, запахи она почувствовала сразу за порогом.
Милли прыгнула туда. Услышала чье-то «Ох!» и сощурилась на ярком свету. Охнула кассирша.
– Я не услышала звон колокольчиков над дверью, – объяснила та, прижимая руку к груди. – Поэтому, когда увидела вас, я… Ну то есть… – Кассирша осеклась. – Очень удивилась.
– Извините, – проговорила Милли.
Дэви рассказывал ей об этом феномене. «Если человек считает что-то невозможным, его не переубедишь. Ты словно из-под земли вырастаешь, а человек смотрит на тебя и выдает „логическое объяснение“, не позволив и рта раскрыть».
Милли оглянулась. На стоянке отеля появилось несколько машин, которых накануне не было, – большой внедорожник и полицейский автомобиль с широкой зеленой полосой на боку, обрамляющей надпись «Полиция Александрии».
– Что стряслось в отеле?
– Агент ФБР заглянул к нам и спросил, не видела ли я чего подозрительного, – кассирша вытаращила глаза. – А сам ни слова не сказал!
– Боже мой! – с улыбкой отозвалась Милли. – Где шампунь?
– В десятом ряду, милая.
– Спасибо! – поблагодарила Милли, стараясь держаться естественно.
На бутылочки шампуня она едва посмотрела и взяла тот, которым обычно пользовалась.
Расплатилась она сдачей с молока, вышла на улицу, через стоянку прошагала к отелю и распахнула дверь.
– Вон она! – воскликнул администратор, тыча в нее пальцем.
Два агента ФБР в ветровках с большими буквами на спине повернули головы в ее сторону.
– Что-то случилось? – спросила Милли, удивленно подняв брови.
Андерс злился на Милли.
Он не поверил в ее байку о том, как она наполнила ванну, потом решила, что крохотный пузырек гостиничного шампуня совершенно ее не устраивает, и вышла на улицу, но взяла только наличные, а телефон, жучок и даже ключи от номера забыла. Потраченное время Милли объяснила тем, что решила прогуляться, развеяться и уже потом идти за шампунем.
Милли в свою очередь злилась на Андерса:
– Кто меня сдал? Как похитители выяснили, где я нахожусь?
Очевидно, похитители ушли сразу же, как сообразили, что Милли в номере нет. Очевидно, они проверили жучок и сотовый, так как ни на том, ни на другом не оказалось отпечатков пальцев даже самой Милли.
– Небось увидели жучок и подумали: это ловушка, – сказал Андерс. – Если, конечно, не догадались, что это за штуковина.
Радовало Милли то, что она вернула себе кошелек и сотовый. От жучка она отказалась.
– Похитителям о нем известно. Данные, возможно, зашифрованы, но вдруг они сумеют его отслеживать? – Милли огляделась по сторонам. – Да и кто сказал, что не жучок навел их на меня?
Разговаривали они в маленькой прачечной отеля. Андерс загрузил в стиралку двадцатипятицентовики и включил пустой, чтобы создать шумовую завесу. Агенты ФБР уже осмотрели номер, и теперь человек Андерса искал в нем жучки.
– Разумеется, здесь вы не останетесь.
– Это вы правильно поняли! – огрызнулась обозленная Милли, и Андерс нахмурился:
– Вопрос в том, что с вами делать.
– Вы, ребята, ничего со мной делать не будете. Вы течете, как краны, и я вам не доверяю.
Андерс поморщился, и Милли уточнила:
– «Вы» – это второе лицо множественное число. В вас, мистер Андерс, я не сомневаюсь. Но в вашей организации что-то не так.
– Защита вам нужна по-любому, – заметил Андерс.
Насчет АНБ он не возразил! Милли прищурилась.
– Конечно нужна, но от кого? – Она облизала губы. – Я под землю ухожу.
– В смысле спрятаться хотите? – хмуро переспросил Андерс. – Одна? Без поддержки?
– А что еще может означать «ухожу под землю»?
– Для разведчиков значение одно. Для собаководов это может означать, что такса или терьер лезет в нору за барсуком или за крысой и будет грызться во тьме.
– Вы в своем уме? Преследовать похитителей? Это ваша работа. Я хочу только найти Дэви. Кстати, есть новости о «скорой» с ангелочком на двери?
– Да, есть, – прищурился Андерс. – Такие машины использует медицинская транспортная фирма неподалеку от Балтимора. Сегодня ФБР выбивает у них отчет о том, где в интересующий нас день находилась каждая машина. – Андерс погладил себя по подбородку. – Может, телефон с собой захватите? Ну, когда уйдете в подполье? Оператор у вас национальный. Я держал бы с вами связь.
– Откуда вам известно, что оператор национальный? Не важно, я не хочу это знать. Я заведу анонимный ящик на «Yahoo». Вы сделаете то же самое. Пусть никто о нем не знает.
– Какие логины возьмем? – хмуро спросил Андерс. – Все мыслимые уже наверняка заняты.
– Раз я ухожу под землю, то буду крысой, rat8765, а вы терьером, terrier8765. По-моему, риска тут нет. Быстрых ответов не ждите.
– Ничего важного по электронке пересылать не хотелось бы.
– Ну, общие фразы о ходе расследования. Некоторые фразы вне контекста вообще бессмысленны. Захотите поговорить – пришлете время и чистый телефонный номер, то есть никак с вами не связанный. Я сотовый отключу. Я наслышана об имитаторах вышек сотовой связи, которые звонить не звонят, но посылают эсэмэски и определяют месторасположение телефона.
– Каким образом вы хотели бы уйти под землю?
Милли пристально посмотрела на Андерса, но не ответила.
Андерс невесело засмеялся:
– Ладно, когда вы хотели бы спрятаться?
Милли начала злиться:
– Вы говорите так, словно это еще под вопросом. В последний раз меня похищали не кто иные, как агенты АНБ! Мне что, снова обращаться к федеральному судье? – Милли шумно выдохнула.
«На этот раз он тебе не враг», – напомнила она себе.
Милли не хотелось, чтобы Андерс заподозрил в ней прыгунью. Может, он и уже подозревал, но представлять ему лишние доказательства она не желала.
– Отвезите меня в аэропорт имени Даллеса и оставьте там. Только вы один. Никому об этом не говорите. Высадите меня и сразу уезжайте.
Андерс снова нахмурился, открыл рот, чтобы заговорить, потом закрыл. На миг он поднял глаза к обшарпанному подвесному потолку, потом сказал:
– Ладно. Будь по-вашему.
Милли удивленно прищурилась. Она не рассчитывала, что Андерс согласится так быстро, и испугалась. Он тоже считает охрану АНБ ненадежной? Милли даже предположила, что и операция, в которой Андерс участвовал десять лет назад, восторгов у него не вызывала.
В Гнездо Милли прыгнула из кабинки женского туалета за зоной предполетного контроля между выходами А и С. После трагедии одиннадцатого сентября аэропорт охранялся так, что камера слежения могла стоять и в туалете, но Милли рискнула.
Растопка в печи догорела, но угольки в золе еще тлели. Милли заложила новое полено, в качестве подкормки насыпала сосновых иголок, закрыла дверцу из закаленного стекла и легла спать.
Постельное белье поначалу было холодным и попахивало плесенью. Впервые со дня похищения Дэви Милли хорошо спала.
Позавтракала Милли в Нью-Йорке. Она прыгнула на ту же подвальную лестницу, что и накануне, оказавшись на Салливан-стрит, в «Вансэпон э тарт» съела огромный имбирно-грушевый маффин и выпила кофе. Вообще-то в столице она пробыла достаточно долго, чтобы жить по местному времени, но проспала настолько, что ресторан порядком опустел.
После завтрака Милли устроила долгую пешую прогулку до пересечения Двадцатой улицы и Шестой авеню, шмыгнула в салон «Кинко» и оплатила доступ в Интернет, чтобы завести почтовый ящик rat8765. Милли залогинилась и отправила тестовое сообщение пользователю terrier8765. Пусть Андерс знает, что аккаунт активирован.
Псина!
Аккаунт активирован. По возможности буду проверять письма ежедневно.
Твоя крысуня.
Милли отправила письмо, просмотрела новостные ленты Си-эн-эн и Эй-би-си и через пятнадцать минут проверила почту: не вернулось ли письмо. Не вернулось.
В Палестине вновь сорвались переговоры. В Индии произошли вооруженные столкновения. В Афганистане страшная засуха сменилась наводнением. Успешно расширена Международная космическая станция. Беспорядки вспыхнули в Зимбабве, Аргентине и Исламабаде. В Багдаде зафиксировано пять случаев подрыва автомобилей, в Фаллудже – два.
Милли снова проверила почту. Ее письмо не вернулось. Более того, terrier8765 прислал ответ:
Дорогая Крысуня!
Есть новости о медтранспорте и о плохишах. Другие новости тоже есть.
Твой Псина.
P. S. 703–345-2818 после семи по восточному стандартному времени.
Перед тем как позвонить, Милли прыгнула в Вашингтон и после недолгих раздумий выбрала проулок у Эйч-стрит, в котором Соджи потеряла сознание под дождем. Спрятавшись за мусорным баком, Милли набрала номер и нажала кнопку вызова.
Фонарь стоял ближе к концу проулка, другая сторона которого освещалась почти полностью, а сторона Милли скрывалась в тени. Пока устанавливалось соединение, Милли подтащила к себе стопку макулатурного картона и села, прижавшись спиной к стене кирпичного здания. Раздался гудок, и Андерс ответил:
– Я восхищен.
По другой стороне проулка побежала не то маленькая крыса, не то крупная мышь. Милль подтянула к себе ноги и исподлобья уставилась на зверька.
– Чем вы восхищены?
– Наши ребята вошли в аэропорт Даллеса следом за вами, но вас не нашли. Они и за наземным транспортом следили, но вы проскользнули мимо них.
Милли замерла.
– У нас же уговор был!
Крыса повернулась к Милли, встала на задние лапки и понюхала воздух.
– Я их не посылал. Очевидно, я не совсем в курсе этой операции. В машину мне поставили маячок. – Андерс сделал паузу. – Меня чуть не уволили за то, что я позволил вам исчезнуть.
– Вот это АНБ, которое я знаю и люблю. Почему же вас не уволили? – поинтересовалась Милли и подумала: «Если эта крыса приблизится хоть на фут, клянусь, я швырну в нее телефон».
– Наверное, потому что я стоял на своем. Заявил, что АНБ явно скомпрометировало себя, что, пока мы не наведем порядок, другому агенту я вас не передам. Так что, если руководство хочет потерять с вами связь, пусть меня увольняют.
Крыса снова повернула к дальней стене и побежала к открытому мусорному баку.
– Вы молодец! Почему ваши люди уверены, что я не вылетела?
– Вы не значитесь в списке пассажиров и ни на одну камеру не попали. Как вы выбрались из аэропорта?
Крыса замерла, потом раз – и прыгнула прямо в бак. От резкого движения Милли вздрогнула. «Я прыгнула совсем как крыса». Милли не представляла, что крысы способны прыгать так высоко.
Ответ на вопрос Андерса она приготовила заранее.
– Через крытую парковку. Я заплатила одной женщине триста долларов за то, чтобы она меня вывезла. Сказала, что меня преследует бойфренд, алкоголик и тиран, и сейчас он караулит стоянки такси и автобусов. Я лежала на полу у заднего сиденья.
Милли закусила губу. Врать она ненавидела. Крыса скрылась из виду, но Милли слышала, как та скребется в баке.
– Отлично! – засмеялся Андерс. – Пожалуй, об этом я докладывать не стану. Вы в безопасном месте? Надеюсь, картой не пользуетесь?
– Доверьтесь мне! В смысле – доверьтесь моему здравомыслию. Какие еще новости?
– При обходе обнаружилось, что мисс Джонсон без сознания – давление низкое, пульс высокий. Ее отправили в Центральную окружную больницу, но она так и не доехала. Только ее увезли на «скорой», как подоспела другая машина, которая ответила на вызов.
Милли тотчас забыла про крысу.
– Соджи накачали наркопрепаратами, а первая «скорая» – фальшивка.
– Да, похоже. Про наркопрепараты мы скоро выясним. Перед переводом в госпиталь Святой Елизаветы у нее взяли кровь на анализ.
– Господи, зачем Соджи похитителям?
Андерс промолчал.
– Отвечайте! – велела Милли.
– Они хотят выяснить, что известно нам. Когда вас пытались похитить, мисс Джонсон действовала так удачно, что похитители могли принять ее за оперативницу, допущенную к конфиденциальной информации. Или они считают ее вашей подругой и хотят через нее манипулировать вами.
Бедная Соджи!
– На двери липовой «скорой» ангелочка не было?
– Никто его не видел. Вызвали вашингтонскую «скорую» – приехала машина соответствующей цветовой маркировки. Люди видят то, что ожидают увидеть.
Милли вспомнился вчерашний разговор с кассиршей в аптеке.
– Это точно.
– Зато в компании «Ангел милосердия» из Элликот-Сити, штат Мэриленд, предоставляющей медицинский транспорт, угнали еще одну машину. Об этой компании я говорил вам вчера. Это у них ангелы на дверях машин.
– Еще одну? Первую угнали в прошлом месяце?
– Именно так. Первая машина обнаружилась на крытой стоянке аэропорта Бостон-Логан через четыре дня после той самой ночи.
– Бостон? Дэви увезли в Бостон?
– Очень сомневаюсь. Похитители не дураки. Впрочем, мы проверяем перемещения мистера Паджетта и его друзей из компании «Бохстеттлер и партнеры».
– Вы писали, что о них есть новости. О Паджетте есть?
– Нет, не о Паджетте. Агент ФБР, которого он ранил, в стабильном состоянии и должен поправиться. Оказывается, ваша подруга по Национальной галерее, которую узнала агент Мартингейл, в прошлом сотрудничала с «Бохстеттлером». Мисс Гиацинта Поуп вылетела из аэропорта Бостон-Логан через два дня после похищения.
– Где она сейчас?
– Мы не знаем.
– Так вы, ребята, не следили за ней от музея?
– Да, но Паджетта преследовала одна машина, а он высадил мисс Поуп, прежде чем напасть на вас с мисс Джонсон. Преследователи выполняли приказы и оставались на хвосте у Паджетта. Так мы и выяснили, что от слежки они перешли к более активным действиям.
– По-вашему, это она бросила «скорую» в Логане?
– Не исключено. Или Бостон-Логан – последний этап длинного путешествия. Потенциальные стыковочные рейсы мы проверили не до конца. Пунктом отправления мог быть город, куда на самом деле увезли Дэви.
– Что АНБ и ФБР делают для Соджи?
– Все, что в наших силах.
Милли лизнула верхнюю губу и, поддавшись порыву, заявила:
– Искренне сомневаюсь, что вы расстараетесь ради душевнобольной бездомной женщины.
Крыса вылезла на край бака и прыгнула в длину примерно фут до соседнего.
Прежде чем ответить, Андерс откашлялся:
– Может, как правило, мы не стараемся ради таких, но не забывайте, что у нас тут шкурный интерес. Похитившие мисс Джонсон похитили и, как вы с полным основанием выразились, агента национальной разведки. К тому же ФБР очень недовольно тем, что ранили их агента, и очень постарается задержать мистера Паджетта.
Милли содрогнулась. Нельзя, нельзя радоваться, что агента ФБР ранили!
Вдоль дальней стены семенили еще три крысы. Ух, пора сматываться!
– Еще новости есть?
– Нет.
– Найдите их! Обоих!
– Мы над этим работаем.
Крысы повернулись к Милли. Одна выбежала на середину проулка.
– Мне пора.
Милли прыгнула, не удосужившись отсоединиться.
– Крысы! Фу, крысы!
Ее голос эхом разнесся по каменным стенам Гнезда. Телефон пискнул, на дисплее высветилось: «Нет сигнала», потом: «Поиск сети». Милли отключила его.
Крысы…
В таком значении «уйти под землю» она воспринимать отказывалась.
12. И снова чашка чая
Казалось, голова выросла в несколько раз. И страшно гудела. Дэви сделал глубокий вдох – начались рвотные позывы. Воняло от него так – букет мерзких запахов уже стал привычным, – что позывы могли оказаться продуктивными.
Дэви попытался сесть, но не получалось – что-то мешало. Правый глаз не открывался, зато левый показывал клетку и наручники на обоих запястьях. Одну старую цепь пристегнули к звеньям между наручниками, другая тянулась к ограничителю, который снова надели на левую лодыжку.
Дэви попробовал сесть, оттолкнувшись обеими руками. В ответ голова загудела сильнее. Дэви коснулся закрытого глаза. На щеке и на лбу появилась опухоль, под рассеченной бровью запеклась кровь.
Ребра тоже гудели. Дэви поднял рубашку и слева на груди обнаружил багрово-синий кровоподтек. Похоже, одним пинком она не ограничилась.
Дэви проверил границу квадрата – зоны отключили. Поднявшись в первый раз, он едва устоял на ногах, но сумел доковылять до ванной, при каждом шаге едва не падая. Наклон вперед на грани падения – шаг, потом снова, снова и снова.
Выяснилось, что с ограничителем на одной лодыжке можно встать под душ, если держать ногу с манжетой на бортике ванны.
Раздеться Дэви попробовал, лишь когда пустил воду, – расстегнул липучку и смыл самые мерзкие загрязнения. Мыться в наручниках оказалось трудно, особенно когда он поднял руки, чтобы сполоснуть лицо и голову. Резкая боль обожгла ребра, и Дэви решил не поднимать руки, а максимально опустить голову.
Когда смылась кровь и удалось разлепить правое веко, глаз стал видеть, хоть и ограниченно. Дэви тщательно вымыл каждый дюйм тела, а одежду оставил на потом. Природная чистоплотность заставляла мыться, мыться и мыться, но голова и ребра такую активность не поддерживали.
Вытирался Дэви очень осторожно, но, как ни старался, полотенце пачкалось кровью. В зеркале он увидел кривое лицо, раздувшееся с правой стороны. От воды вскрылась ссадина под бровью, но кровь из нее едва сочилась. Оторвав туалетной бумаги, Дэви приложил комок к брови, доплелся до кровати и лег.
Он вспомнил про шуруп в матрасе, только как вытащить его в наручниках? Да и какая от него польза?
Ну, можно перерезать себе горло.
Казалось, всякий раз, когда Дэви засыпал, его сажали в клетку. Ребра болели, но Дэви принялся двигать кровать, когда услышал искаженный голос:
– Не надо двигать! Мы не просто так кровать смещаем.
Дэви замер и равнодушно уставился в зеркало.
– Хотим удостовериться, что у тебя нет внутричерепного кровотечения.
– Поздновато вы заботу проявляете.
На миг Дэви стало стыдно, ведь последнюю стычку затеял он. Впрочем, он тут же себя одернул: «Вот не надо так! Затеяли все они, когда украли меня. Когда убили Брайана. Когда подсадили эту штуковину мне в грудь».
– Возможно, – отозвался голос. – Рвота – частый посткоммоционный симптом, поэтому мы беспокоимся.
– После ее пинка меня снова вырвало?
– А-а, так ты помнишь, что она тебя пинала?
– О да! И после того как я потерял сознание, она продолжала меня пинать.
Искаженный голос затих.
Дэви поднял рубашку и показал синяк.
– Да, пинала, – признал голос. – Но не по голове.
– Ваше счастье, что я еще способен телепортироваться. Думайте об этом в следующий раз, когда спустите ее с цепи. Иначе пойдут ваши труды насмарку, так ведь?
Голос затих, а когда зазвучал снова, цифровой скремблер оказался отключен.
– Да, было бы очень досадно. Отдыхай. До утра мы тебя не потревожим, – проговорил баритон. – Пожалуй, пора нам с тобой поболтать.
Дэви принесли чистую форму на липучках, пузырь со льдом, ибупрофен и ключи к наручникам. Когда он переоделся, крючконосый рыжий бандит привел двух женщин и караулил, пока они мыли пол, меняли полотенца и постельное белье. Насколько разобрал Дэви, между собой женщины переговаривались на португальском, и, когда они собрались уходить, захватив грязное белье, в том числе перепачканную одежду из ванной, он поблагодарил единственной известной ему фразой:
– Muito obrigado[43].
Женщины изумленно посмотрели на него.
– Denada[44], – кивнули они в ответ и шмыгнули в коридор.
Рыжий бандит попятился к двери и не сводил с Дэви глаз, пока она не закрылась полностью.
«Смотри, смотри…»
Пол едва подсох, когда дворецкий в черном фраке, сером жилете и брюках в тонкую полоску принес в комнату серебряный чайный сервиз. Две служанки в серых платьях до колен с белыми кружевными воротничками и манжетами внесли стол и накрахмаленную белую скатерть. Когда служанки ушли, два лакея доставили по тяжелому стулу из столового гарнитура. Стол поставили с учетом длины цепи, один стул – в зоне доступа Дэви, другой – за пределами этой зоны.
Уходя, лакеи придержали дверь для некоего мужчины – Дэви его еще не видел.
– Как самочувствие? – спросил мужчина баритоном, который Дэви услышал из колонки, когда отключили скремблер.
Этот голос предложил ему поболтать. Костюм мужчине явно шили на заказ, и Дэви даже не представлял его цену. От белизны рубашки резало глаза. На вид пятидесятилетний, мужчина восхищал физической формой. В ожидании ответа он склонил голову набок, и Дэви сразу подумал: «Стервятник!» На эту птицу незнакомец был похож носом, подбородком и высоким, слегка морщинистым лбом. Впрочем, красоты ему было не занимать. В ответ Дэви коснулся распухшего лица:
– Бывает и лучше.
– Да, понятно. Присаживайся!
Дворецкий придерживал стул Дэви слева, чтобы не запутаться в цепи. Дэви сел, поблагодарил дворецкого и снова посмотрел на мужчину в костюме:
– Ну а вы кто будете?
– Меня зовут Лоренс Симонс, мистер Райс. Этот дом мой.
Дворецкий еще не подоспел, а Симонс уже уселся, поэтому дворецкий начал ставить на стол чашки, блюдца, тарелки из сервиза, раскладывать приборы и полотняные салфетки.
– Мисс Минчин тоже из ваших?
В глазах Симонса мелькнуло удивление.
– А-а, ты о Гиацинте! – Он усмехнулся. – Гиацинта не обрадовалась, когда коллега объяснил, какую роль играет мисс Минчин в «Маленькой принцессе». Мисс Поуп действительно работает на меня. Для отдельных проектов никого лучшее нее не сыскать. Не для всех, конечно, – добавил Симонс, показав на лицо Дэви.
– Она убийца, – напомнил Дэви, прищурившись.
– Ну да, – негромко согласился Симонс, подняв брови. – По-твоему, зачем я ее нанял?
– Чай с лимоном или с молоком, мистер Райс? – без запинки спросил дворецкий.
Дэви застыл в немом оцепенении.
– С молоком, пожалуйста, – ответил он через секунду. – Два куска сахара.
– Можно и больше, а то лицо и ребра тебе на куски порвали! – хохотнул Симонс.
Дворецкий, не уточнив его предпочтения, поставил перед ним чай с тонким ломтиком лимона.
– Что-нибудь еще, сэр?
– Нет, спасибо, Эбни. – Симонс покачал головой.
Дэви прижал ладони к чашке, наслаждаясь теплом. Едва закрылась дверь за дворецким, он спросил:
– Что вам нужно, мистер Симонс?
– Ох, с чего бы начать? – задумчиво спросил тот, потом молниеносным движением облизнул себе губы и снова наклонил голову набок. – Пожалуй, со сконов. – Он взял булочку с нижнего яруса вазы. – Рекомендую к ним сливочный варенец.
Голова у Дэви до сих пор раскалывалась, а вот желудок недавно опорожнился. «Маленький Мистер Булимия!» Дэви попробовал скон без начинки и жевал медленно и тщательно.
– Вообще-то, я не о чае, мистер Симонс.
– Конечно, ты не о чае. Это так, шутка, мне нужны твои услуги. Чтобы свои исключительные услуги ты оказывал исключительно мне.
– Как правило, такие соглашения заключаются посредством гонорара… а не хирургического вмешательства, – заметил Дэви.
– Ты удивишься, мистер Райс, очень удивишься. В моих кругах часто используются другие средства. Манипуляция пристрастием. Страх разоблачения. Ответные услуги. Сексуальное удовлетворение. – Симонс поднял руку и резко повернул ладонью вверх. – Дуло пистолета.
Дэви поставил чашку на стол. Пить и есть ему расхотелось.
– Мы явно вращаемся в разных кругах. Но ведь с деньгами проще и, в конечном итоге, дешевле. Почему вы деньги мне не предложили?
– Причин тут несколько, но, главным образом, я не верил, что это сработает. – Симонс закинул ногу на ногу. – Мне известно, сколько ты получал в АНБ. Вознаграждение приличное, и ты установил очень жесткие рамки услуг, которые согласен им оказывать. У тебя… потребности невелики. То есть невелики материальные запросы. Слишком высокие моральные принципы, слишком маленькая потребность в деньгах. Да и кто помешает тебе заполучить желаемое, с твоими-то способностями? – Симонс мило улыбнулся. – Нам требовались гарантии посерьезнее.
Дэви не ответил. Симонс куда обходительнее Мисс Минчин и куда страшнее.
– Я не веду к тому, что твои услуги не будут вознаграждаться. Разве нужно использовать только кнут? Нет, мы и пряники подключим. – Симонс обвел рукой комнату. – Начнем с бытовых условий. Существует множество вариантов сделать их комфортнее. У нас есть частный пляж. Почему бы тебе им не пользоваться, разумеется, когда мы примем определенные меры?
– Какие еще меры?
– Ну, из-за обилия дел я до сих пор участвовал в этом проекте удаленно. Сейчас участвую в нем непосредственно и думаю, что для реакции на предупреждение тебе нужно не больше двух десятых секунды. Я засекал скорость твоей реакции – много времени тебе не требуется. Не будет лишнего времени – не будет соблазна… пошалить.
– Вы имеете в виду стычку с Мисс Минчин… то есть с Гиацинтой?
– Да, ее зовут Гиацинта. Хотя я имел в виду другую шалость. – Симонс покачал головой. – Та стычка мне понравилась. Она помогла куда лучше разобраться в твоих способностях. Напугать парней в кабинке, – Симонс показал на зеркало одностороннего видения, – вот это шалость. – Он снова посмотрел на Дэви. – Как насчет компании? Если хочешь, устроим тебе свидание с женой.
«А что с моей женой?» Дэви собрался соврать, что никакой жены у него нет, но раз уж Симонсу известно, сколько платило ему АНБ, то наверняка известно и про Милли.
– Нет, не хочу. Вы наверняка уже использовали бы ее как рычаг, если бы добрались до нее. Тут помогать я вам ни за что не стану.
– Замечательно. – Симонс прищурился. – Не поверишь, сколько идиотов мне попадается. Ты приятное исключение. Вообще-то свидание можно устроить и не с женой, а с девушкой, внешне похожей на нее. Ну, или с не похожей. Сколько вы вместе? Одиннадцать лет? Тебе, наверное, хочется разнообразия.
– Я пас.
– Как насчет Гиацинты? Она неровно к тебе дышит.
– Вы слишком любезны! Спасибо, но нет.
– Ладно, – усмехнулся Симонс. – Пожалуй, сексуальные услуги Гиацинты можно использовать скорее как наказание. А вот видео, книги, телевидение – все, что угодно, в разумных пределах, я готов предоставить в обмен на небольшую помощь.
– Что включает в себя эта помощь?
– Для начала тесты проведем. Ничего жесткого и агрессивного. Мы хотим проверить некоторые твои способности. Я, например, знаю, что расстояния для тебя не помеха, – агентов АНБ ты разбрасывал по всему миру. Ты способен перенести все, что сможешь поднять.
Поправлять Дэви не стал. Он мог перенести любой предмет, который сдвинет с места, даже не отрывая от земли.
– Как же мне путешествовать, если это, – Дэви постучал себя по груди, – держит меня здесь.
– Устройство держит тебя там, где хотим мы. Места мы можем выбирать разные, целые области мест.
«Мы? Интересный выбор местоимения. Может, они не вершина местной иерархии».
– Доктор Конли, зайдите к нам, пожалуйста! – громко позвал Симонс.
Из-за двери появился седовласый мужчина в очках, в белом халате и во фланелевых слаксах. Тот самый, которого Дэви мельком видел в смотровой комнате.
Доктор Конли кивнул обоим:
– Добрый день, сэр! Добрый день, мистер Райс!
Ага, он одетым в форму приходил с Мисс Минч… с Гиацинтой, когда перепрограммировали имплантат. Очки те же, голос тот же.
– Доктор Конли хотел бы протестировать твои способности. Как вы называете эти тесты, доктор?
– Бенчмарки, сэр.
– Да, бенчмарки. Ничего особенного в них нет – доктор просто снимет мерки, посмотрит, как ты демонстрируешь свой талант, а взамен я улучшу тебе условия проживания.
У Дэви вдруг заболели глаза, и он заморгал. «Благодарность? – изумился он. – Я испытываю благодарность?!» Он заставил себя вспомнить лицо Брайана под дождем, до ужаса аккуратное отверстие над его правым, навсегда ослепшим глазом. Этот человек направлял Гиацинту так же, как Гиацинта направляла свой пистолет.
Дэви подлил себе чая из чайника и постарался не выдать своих чувств ни судорожным жестом, ни выражением лица. Он добавил в чай сахар, подлил молоко и спрятал стиснутые зубы за скупой улыбкой.
Он не станет убивать ради них и не отдаст других им в лапы. При первой же возможности он уничтожит их и всю их организацию.
Дэви помешал чай в чашке:
– Хорошо, давайте попробуем.
Два часа спустя Дэви почувствовал себя Сарой Кру из «Маленькой принцессы», которая после месяцев рабства у вероломной мисс Минчин просыпается и обнаруживает, что ее холодный, голый, насквозь продуваемый чердак превратился во дворец.
Надо же, сколько суеты из-за этого!
По-прежнему с ограничителем на лодыжке Дэви сидел в сторонке, пока слуги в ливреях убирали больничную койку (вместе со спрятанным шурупом) и заносили двуспальную кровать с четырьмя столбиками. Следом быстро внесли большой турецкий ковер, шкаф, комод с зеркалом, кожаное кресло, элегантный письменный стол и стул. Почти вся мебель была дубовая с глянцевой поверхностью и массивными медными ручками. Переносили ее с явным трудом.
Изголовье кровати и складки балдахина скрыли фанеру, прикрученную к стене. Развлекательный центр и плоский, встроенный в стену телевизор заслонили бо́льшую часть сломанного и погнутого гипсокартона на месте, куда Дэви швырнул блондина. Ковры и кровать в основном спрятали клейкую ленту на полу. Стол освободили от чайного сервиза и вместе со стульями отодвинули к стене у двери в ванную.
Завершили трансформацию четыре репродукции в рамах – два больших пейзажа, акварель Уинслоу Хомера и фоторепродукция «Великой американской обнаженной» Тома Вессельмана на матовой бумаге.
Репродукцию Хомера Дэви прежде видел в художественном альбоме. Эта картина входит в серию, посвященную Ки-Уэсту, на ней трое темнокожих мужчин тянут из воды якорь шхуны, на которой вот-вот поднимут паруса. Оригинал «Обнаженной» из литьевой пластмассы Дэви видел в Национальной галерее. Странная работа – очень небогатой цветовой палитрой изображалась сильно загорелая блондинка. На груди и на бедрах у нее пронзительно-белые участки, соски изображены в двух оттенках, лобковые волосы – небольшим пучком. Пупок чисто символический, голова – простой желтоватый овал, подбородок едва очерчен, красные губы обрамляют непрорисованные зубы.
Наиболее подробно изображены соски, рот и промежность. «Обычно мы закрыты», – красноречиво намекают незагорелые участки тела. Зато ничего похожего на личность, индивидуальность, человечность Дэви не чувствовал.
Великая американка? Точка зрения типичного американского мужчины. Интересно, Вессельман намеренно играет в опредмечивание или демонстрирует свои истинные взгляды? Дэви надеялся, что опредмечивание намеренное, хотя оригинал датируется серединой шестидесятых, когда сексизм цвел махровым цветом.
Едва слуги закончили перестановку, вернулся доктор Конли. Он привез тележку с компьютером, который использовал для перепрограммирования имплантата. Компьютер он поставил в недосягаемой для Дэви зоне и протянул ему пластмассовый пульт на телефонном шнуре.
– Будь любезен, поднеси пульт к… да, правильно. Ты помнишь. – Доктор включил компьютер и стал тихонько насвистывать.
Дэви очень хотелось глянуть на монитор, но, во-первых, его повернули в другую сторону, во-вторых, снабдили фильтром конфиденциальности, благодаря которому информацию на мониторе мог видеть только стоящий прямо перед ним. «Какой у них диапазон параметров? – задался вопросом Дэви. – Могу я настроить период отсрочки так, чтобы прыгнуть прочь отсюда и удалить клятую штуковину в больнице? Где стоит компьютер, когда его отсюда увозят? И где лежит портативный передатчик, который Гиацинта Поуп, она же Мисс Минчин, использовала, когда приходили сварщики?» Заполучив передатчик, Дэви мог отправиться куда угодно.
Доктор Конли завершил настройку, отключил компьютер и забрал пульт у Дэви.
– Секунду, пожалуйста! – попросил доктор и откатил компьютер к двери, где его кто-то забрал.
Доктор Конли вернулся и сел за стол. Дэви сел рядом, демонстративно пиная цепь.
– Раз уж я «на коротком поводке», может, хоть цепь снимете?
Конли посмотрел на часы:
– Через пятнадцать минут.
Дэви нахмурился. Он ожидал «да» или «нет», но не временно́й отсрочки.
– Имплантат не сразу реагирует на настройки?
– Через пятнадцать минут взлетит самолет мистера Симонса, – пояснил доктор. – Человек он весьма осторожный. Когда он в доме, ты будешь носить ограничитель. А еще… – начал доктор, поджав губы, – мы хотим вывезти отсюда того, кто программировал имплантат.
Черт! Дэви откинулся на спинку стула, пытаясь скрыть разочарование.
– И какую отсрочку теперь дает мне говнометр?
Конли опустил голову, молча взглянул на Дэви поверх очков, потом снова поджал губы и сказал:
– Думаю, откровенность в стиле мистера Симонса подойдет и мне. Есть вещи, которые я не могу тебе сказать, но врать не буду. Если не смогу ответить на вопрос, я так и скажу тебе, а сочинять ничего не стану. Я ученый, потому ложь не приемлю.
Наука не знает нравственности. Дэви захотелось спросить Конли, как он относится к вивисекции.
Конли поправил очки и продолжил:
– Во-первых, ты должен знать, что отсрочку я снял полностью. Ты выходишь за пределы зоны – регулятор включается в полную силу без предупреждения, и начинаются конвульсии. Ты показал нам, что способен на многое, даже когда времени мало. Поэтому мистер Симонс и решил удалиться. Он считает опасным находиться в пределах твоей досягаемости, даже если отсрочка снята.
Вот это плохо!
– А вы не боитесь? – Дэви многозначительно улыбнулся. – За себя?
– Если честно, то да. – Конли облизав губы. – Но я готов пойти на риск.
– Из-за денег? Хотя я забыл – мистер Симонс использует разную мотивацию, так? Чем он вас держит?
– Ты прав, дело не в жалованье. Помимо прочего мотивирует огромный шанс, представившийся науке. Дело в феномене: твои способности не имеют прецедента и очень важны для физики.
«„Почему меня это не утешает?“ – спросил подопытный кролик».
– Так ваша религия – физика?
Дэви почувствовал, как просыпается ненужное сейчас любопытство. На тему возможных объяснений телепортации он прочел все, что смог найти. Для явления, которое большинство считает нереальным, литературы попалось поразительно много. Физические открытия последнего десятилетия, в том числе квантовая телепортация, его способности не объясняли. Дэви точно знал – при каждом прыжке он не распадается и не восстанавливается. Иначе ограничители не удержали бы его.
– И что вы думаете об этом феномене?
Конли открыл рот, не издал ни звука, потом закрыл:
– Если коротко, то я не знаю. Зато предполагаю многое. А что решил ты?
– Лучи Бертольда[45], – с серьезным видом ответил Дэви.
– Простого «я не знаю» вполне хватило бы.
– Неевклидовые вселенные Пуанкаре. Вакуумные дыры в нулевой точке. Квантовое туннелирование. Гравитационное искажение звездами из странной материи. Нарушение причинности. Воображаемая масса покоя. Блудницы. Регтайм. Инстинкт убийцы. Массовая истерия.
– Да-да, правильно. – Конли снова глянул на Дэви поверх очков. – Часто несешь такую чушь?
– На безделье всякая дурь в голову лезет, – невозмутимо отозвался Дэви.
– Так как ты телепортируешься? Не с точки зрения физики, а с точки зрения волевого усилия. Что ты делаешь, чтобы переместиться?
«Тебе я точно не скажу», – подумал Дэви и решил соврать:
– Я отчаянно пытаюсь устоять на месте… но у меня не получается.
Конли снова взглянул поверх очков:
– По-твоему, это помощь и сотрудничество?
Дэви немного смилостивился:
– На самом деле я не знаю, как это получается. – Дэви показал на противоположную стену. – Когда идете через комнату к выключателю, вы не размышляете об этом, не продумываете каждое необходимое движение. Если попытаетесь проконтролировать каждую мышцу, то, наверное, упадете. Вы идете, и все, без раздумий. У меня примерно так же.
– Подожди секунду! – попросил Конли, вставая.
Он вышел из комнаты и почти тут же вернулся с ключом к замку, который положил на стол перед Дэви.
– Мистер Симонс уже наверняка взлетел. – Дэви медленно взял ключ.
– Наверняка. Если хочешь, оденься. Мы прогуляемся.
– Одеться? – уточнил Дэви, открывая замок на лодыжке.
Доктор Конли открыл шкаф. В нем висели рубашки, брюки, два костюма. Он подошел к комоду и открыл верхний ящик, продемонстрировав трусы, носки, пижаму.
– Думаю, ты слегка сбросил вес, но если что-то не подойдет, скажи Эбни, дворецкому. Он решит проблему.
– Не мисс Поуп?
Конли покачал головой:
– У Гиацинты особая роль. Как же выразился мистер Симонс? Она – кнут, который, надеюсь, останется неиспользованным. Она сопровождает мистера Симонса по другому делу. – Конли протянул руку. – Ключ, пожалуйста!
Дэви положил ключ ему на ладонь и хотел отдать замок.
– Нет, замок не надо. Оставь его открытым на ограничителе. Он тебе понадобится, хотя, надеюсь, в редких случаях. – Доктор направился к двери. – Десять минут?
Дэви кивнул, и Конли вышел.
Может, снова прыгнуть в Центр травмы и шока? Нет, последняя попытка была еще свежа в памяти, да настолько, что спровоцировала рвотные позывы. Дэви закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Когда тошнота прошла, он сорвал с себя форму и швырнул в контейнер для мусора, который стоял в ванной.
Похоже, комод наполнили из каталога «Лендс энд». В нем обнаружилась пара джинсов, новых, но постиранных несколько раз до мягкости, носки в резинку, трусы-плавки и белая футболка-поло. К этому Дэви добавил объемный темно-синий свитер. Он выбирал между кожаными топсайдерами и белыми теннисками, когда в комнату заглянул Конли – уже без белого халата, с флисовым свитером на руке.
– Куда мы идем?
– На пляж. По дороге устроим эксперимент.
Дэви выбрал тенниски. С размером похитители угадали, даже учли широкую стопу и высокий подъем. У них же есть туфли, которые были на нем в день похищения.
Дэви отвык двигаться без цепей и на пороге помучился. Только доктор Конли не останавливался, и через несколько шагов Дэви его нагнал.
На этот раз Дэви повели прочь от лифта. В конце коридора начиналась широкая, застланная ковром лестница в два пролета, которая спускалась на следующий этаж.
– Для начала я должен кое-что тебе показать. – Конли прошагал к комнате, расположенной прямо под комнатой Дэви.
Доктор распахнул дверь и жестом велел Дэви войти первым.
Пожалуй, когда-то комната была элегантной спальней, но мебель исчезла, а прежде безупречный пол покрылся царапинами и вмятинами. Центральное место занимала бетонная колонна со стороной четыре фута. Серая, шероховатая, она тянулась от пола до потолка.
– Радиопередатчик и резервный аккумулятор внутри колонны, волноводы над ней. Электроэнергию передатчик получает из дома, а радиоуправление ведется из другого места. Если ты нарушишь подачу электроэнергии, через день-два аккумулятор разрядится и твой имплантат активируется. Если ты нарушишь прием или передачу радиосигнала, повредив волноводы, имплантат активируется. Бетон укреплен тройной решеткой из дюймового арматурного стержня, без взрывчатки его не вскроешь. В процессе передатчик наверняка выйдет из строя, и…
– Имплантат активируется. – Дэви почувствовал, как сжимается желудок. Его предварительным планом было разыскать передатчик и сбежать. – Удивительно, что пол выдерживает эту бандуру.
Конли прочертил на полу воображаемую линию:
– Поперечная несущая стена прямо под трубой. Поэтому тебя разместили именно в той комнате. – Конли вгляделся Дэви в лицо. – Не хочу тыкать тебя носом, а просто считаю нужным разъяснить ситуацию, чтобы ты…
– Не наделал глупостей? – подсказал Дэви, и губы у Конли дрогнули в улыбке.
– Не совершал опрометчивых поступков.
Конли первым вышел из комнаты. Они спустились еще на этаж, зашагали по коридору, свернули и мимо кухни и прачечной прошли к внутреннему двору.
Было облачно, и солнечный свет казался пронзительнее, чем в ясную погоду, ведь лучи падали со всех чистых участков неба. Спускаясь с крыльца, Дэви щурился, а сам с упоением вдыхал прохладный соленый воздух. Температура вряд ли превышала пятнадцать градусов.
Цепь никуда не делась. Ее аккуратно обмотали вокруг бетонной опоры, а вот замок и ограничитель исчезли. Дэви не сомневался: они появятся снова, если тюремщики сочтут нужным.
Конли на ходу надел флисовый свитер, распахнул железные ворота в конце двора и вышел за территорию. Дэви следовал за ним. На открытом месте чувствовался свежий ветер.
– Почему вы просто не усилите его? – спросил Дэви.
Конли искоса взглянул на него:
– Ты о радиосигнале?
– Да.
– Мы кое-что изменили. Устройство, которое ты видел у мисс Поуп, мы больше использовать не станем. Без ограничителей ты утащишь его и сбежишь. При этом силу сигнала мы не увеличили. Сигнал – довольно простой цифровой ключ, который передается на трех разных частотах, чтобы минимизировать вероятность его случайной потери. Чтобы ты не сбежал с передатчиком, мы синхронизировали два и разделили ключ между ними.
Дэви увидел гараж, который приметил в прошлый раз, а слева от себя – гравиевую аллею, огибавшую дом. Конли свернул направо, на дорожку, которая от гаража, подъездной аллеи и дома убегала к мосткам, теряющимся в высоких песчаных дюнах.
– Итак, к востоку и к западу от нас по передатчику. – Конли остановился, сошел с мостков и, сев на корточки, нарисовал на песке две пересекающихся окружности, вроде диаграммы Венна. Конли задержал палец на линзовидном участке наложения окружностей. – Мы здесь, в месте, где два сигнала набирают достаточную силу и составляют… – Он переплел пальцы. – Полный ключ. Если ты приблизишься к любому из передатчиков, то попадешь в зону с частью ключа. – Конли убрал руку, а другую оставил с растопыренными пальцами. – Тогда имплантат сработает.
Ясно, об этом плане можно забыть. Дэви невольно восхитился организацией. Его похитители далеко не глупы.
– Откуда вы знаете, что мы вот-вот не войдем в блезону?
– В блезону? – хмуро переспросил Конли.
Дэви демонстративно засунул пальцы в рот.
Уголки рта у доктора Конли дернулись вверх.
– А-а, в блевозону! Наш человек с измерителем поработал здесь и все проверил. Если оставаться на мостках, проблем не возникнет. Когда спустимся на пляж, я покажу тебе пределы и границы.
– Я получу предупреждение, когда окажусь у границы?
– Мы думаем, что да.
На сваях мостки поднялись над дюнами и потянулись через солончаковое болото и открытый эстуарий. Ноги Дэви и его спутника застучали по дощатому настилу.
– То есть мы не уверены, что имплантат среагирует, ведь ты будешь двигаться к зоне более сильного поля в одном ключе, хотя другой будет параллельно слабеть. Впрочем, мы думаем, что ты почувствуешь нарастающую тошноту и, возможно, першение в горле. Мы надеемся, что так выйдет.
– Звучит обнадеживающе! – не сдержавшись, съязвил Дэви.
– Пожалуй, разумнее всего воздержаться от проверок.
Они перебрались на дюну с другой стороны болота. Дэви увидел море, встречный ветер затих. Легкий бриз развевал ему волосы, отросшие впервые за много лет. Дэви огляделся по сторонам. Вдали виднелись дома, но до самого ближнего было полмили.
– Откуда вы знаете? – спросил он Конли. – Ну, про тошноту и першение в горле?
Конли почесал грудь и взглянул на Дэви:
– Думаешь, мы рискнули бы применить к тебе неиспытанные технологии?
– А-а, так испытания проводились. Управление по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами наверняка разрешило их.
Конли молча отвернулся, и Дэви, оставленный на милость своего воображения, вздрогнул. Наверняка испытателей интересовала эффективность, а не безопасность. Если команда Симонса искала верхний предел наказания, то как минимум один человек погиб.
Они прошли последнюю дюну и по невысоким ступенькам спустились на сам пляж. Начался прилив, волны поднимались высоченные. Крупные темные валуны торчали из сырого песка и отправляли неистовые волны прибоя в воздух. До воды было не меньше полусотни футов, но ветер швырял пену Дэви в лицо. Насколько хватало глаз, на пляже никого не было.
– Видишь флажки? – Конли показал на колья, на конце которых трепетали оранжевые куски пластмассы. Колья стояли в песке у дюны, футах в шестидесяти левее Дэви и Конли. – Они обозначают восточную границу. – Доктор повернулся направо и показал на колья с флажками, стоящие примерно на таком же расстоянии. – Вон западная граница. Ты можешь запросто спуститься к океану, только в воду не заходи. Она наверняка ослабит сигнал.
Дэви содрогнулся, на этот раз от ветра и от соленой пены.
– По-моему, больше нужно беспокоиться о переохлаждении.
– Здесь не всегда холодно и ветрено. В разгар лета многие купаются.
«До лета я здесь торчать не собираюсь», – подумал Дэви.
– Может, назад пойдем?
– Да, конечно. Почему бы нам не телепортироваться?
– Этот эксперимент мы имели в виду? – Дэви взглянул на него.
– Да. Я надеялся сделать какие-то выводы на основе собственных ощущений.
– Ладно, – кивнул Дэви. – Берегитесь ярко освещенного туннеля. Если увидите его, к свету не приближайтесь.
– Очень смешно, – отозвался Конли, но при этом выглядел не совсем уверенно.
– Если хотите, можно вернуться пешком.
– Нет, я хочу поэкспериментировать. Что мне…
Дэви прыгнул ему за спину, чуть приподнял и прыгнул в клетку у себя в комнате.
– …делать?
Дэви отпустил доктора, тот пошатнулся, упал на одно колено и схватился за ножку кровати.
Дэви сел за письменный стул, развернулся и рассеянно посмотрел, как встает Конли.
– Ну, видели свет?
Конли поднял голову и смерил Дэви раздраженным взглядом:
– Я хотел включить секундомер.
– Ну, вы наверняка замеряли скорость моих прыжков на видео.
– На такое расстояние не замерял. Вдруг при телепортации часы показывают другое время?
– Вы о расширении времени? – Дэви покачал головой. – Как правило, я ношу часы, и, как часто или как далеко бы ни прыгал, они показывают примерно то же время, что Вашингтонская морская обсерватория.
– Ясно. – Конли посмотрел на зеркало и чуть громче добавил: – С пляжем мы пока закончили. – Он повернулся к Дэви. – Мне нужно сделать кое-какие записи. В пределах этой комнаты и ванной можешь перемещаться свободно, в других комнатах дома включится регулятор. Эбни принесет тебе ужин.
У самой двери Конли обернулся:
– И еще один момент касательно регулятора. – Взгляд у доктора получился странным, почти сочувственным. – Ты должен знать, что регулятор защищен от несанкционированного вскрытия. В нем содержится элемент неизвлекаемости. Попробуешь снять его, то есть вырезать, и он тебя убьет.
13. «Отойдите от края!»
В одном из закоулков Гнезда, в обрамлении набитых битком книжных полок, стояли десятилетний телевизор «Сони», стандартный видеомагнитофон, DVD-плеер и специальный плеер для кассет с восьмимиллиметровой пленкой. Порой Дэви и Милли брали напрокат диск или кассету, однако этот закоулок выполнял особую задачу – в нем хранились видеозаписи мест, куда прыгал Дэви.
В начале карьеры прыгуна Дэви понял: без регулярных посещений он не помнит место достаточно хорошо, чтобы в него вернуться. Воспоминания следовало освежать. В результате появилось несколько полок с кассетами под восьмимиллиметровую пленку. На каждой кассете имелся ярлычок, например: «Нью-Йорк: Сентрал-Парк-Уэст, Музей естественной истории», «Западная Австралия: железнодорожный вокзал Калгурли-Боулдер», «Сан-Франциско: торговый центр „Метреон“», «Москва: Бережковская набережная, д. 28, ночной клуб „Табула раса“».
Милли просматривала записи мест, в которых бывала, особенно в Новой Англии. Вдруг они помогут найти Дэви? В начале каждой кассеты было по несколько минут записи. Дэви не желал перематывать пленку, чтобы вспомнить место для прыжка. Чаще всего попадались кассеты на тридцать минут.
На экране появилось белокаменное здание в стиле греческого возрождения с четырьмя дорическими колоннам. Фриз украшали крупные золотые буквы: «Рынок Куинси». Площадь перед зданием состояла из чередующихся десятифутовых блоков каменных плит и старого кирпича. С одной стороны тянулся ряд ярко-синих рыночных тентов, прохожие щеголяли в шортах. «Рынок Фанелл-Холл, – объявил голос Дэви. – Преобладают ароматы свежевыпеченного хлеба и другой еды, хотя выхлопными газами тоже попахивает».
Этого хватило, чтобы вспомнить последний визит в Бостон – вечернюю прогулку по магазинам и лавкам. Дэви съел печенье в «Кайверт и Форбс», Милли купила восковую свечу в «Янки кэндл». Дело было в сентябре прошлого года, в Бостоне царила прохлада, такая приятная после удушающей станвиллской жары.
Милли остановила кассету и прыгнула. Теперь она стояла за колонной. Из-за угла здания прямо в лицо дул холодный ветер. Яркие тенты убрали до наступления тепла. Милли содрогнулась и поспешила в здание рынка. В «Норт-эндбейкери» она купила кальцоне.
По этому плану и действовала Милли. Сначала смотрела кассету. Когда место вспоминалось достаточно хорошо, прыгала, проводила там какое-то время, чтобы «распробовать» место и закрепить образ в памяти. «Распробовать» частенько подразумевало отведать блюда местной кухни – итальянские в Бостоне, хот-дог с лотка в Нью-Йорке, претцель в Филадельфии, польскую колбасу в Питсбурге.
Как бы ей не растолстеть от такой жизни. На деле еду Милли едва пробовала: откусит пару раз – и «все, больше не могу». Нет, блюда были вкусные, просто, с тех пор как исчез Дэви, у Милли пропал аппетит.
Посетив несколько мест, Милли прыгнула в «Кинко» на Манхэттене и проверила электронную почту. Андерс прислал новое письмо с просьбой позвонить. «С сотового не звоните», – предупредил он и оставил контактный номер. Милли прыгнула в Вашингтон, на Юнион-стейшн, и позвонила с таксофона.
– Вторую «скорую» бросили в Тивертоне, штат Род-Айленд. Этот городишко на берегу реки Саконнет, напротив Портсмута. «Скорая» два дня простояла на стоянке местной больницы. Люди видели ее, но думали, что это машина для трансфера, что она приезжает и уезжает. В итоге патрульный сопоставил номерной знак «скорой» с ориентировкой ФБР и позвонил.
– Снова северо-восток, – отметила Милли.
– Да. Агенты ФБР обыскали машину. Отпечатков пальцев не нашли – только несколько смазанных, оставленных в перчатках. Фельдшеры бригад «скорой помощи» постоянно носят латексные перчатки, поэтому нечеткие пятна особого значения не имеют. Выходящих из машины никто не видел. ФБР расширяет зону поисков – выясняет, не видел ли кто эту скорую в других городах Род-Айленда, но пока безрезультатно.
– «Скорая» опять нашлась на северо-востоке, – задумчиво проговорила Милли. – Как и брошенная в аэропорту Бостон-Логан. Значит, есть основания считать северо-восток хотя бы общим направлением поисков.
– Да, есть, – согласился Андерс. – Только позвонить я просил не поэтому.
– Не поэтому?
– За мной следят – коллеги по АНБ. Кто-то наверху стопорит поиски Дэви. Они перераспределяют ресурсы и противодействуют наблюдению за компанией «Бохстеттлер и партнеры».
– Теперь за вами наблюдают? Нас подслушивают?
– Нет. Это предоплаченный сотовый, который я за наличные купил несколько месяцев назад, когда вел другое дело. Оформил телефон на вымышленное имя, оставил на крайний случай, но так и не использовал. Ваш телефон у АНБ есть. Номер вы указали на объявлении, значит они получат у вашего оператора электронный порядковый номер телефона. Поэтому я просил не звонить с сотового.
– Не ругайте объявления. Благодаря им я встретила мисс Джонсон. Они притянули Паджетта и Гиацинту Поуп.
– Касательно мисс Джонсон я соглашусь. А касательно Паджетта и Поуп уверенности нет. Любой, кто знал о встрече Дэви с Брайаном Коксом, наверняка слышал, что наблюдение за вами перенесено из Оклахомы в Вашингтон.
– У АНБ очередная утечка. – Милли не спрашивала, а констатировала факт.
– Возможно, дело и не в утечке, – тотчас парировал Андерс. – Судя по развитию событий, возможно, мы столкнулись с другим отделением агентства.
– Так Дэви похитило АНБ?
Андерс ответил не сразу:
– Если не они, то кто-то настолько влиятельный, что смог воздействовать на агентство.
Милли вернулась в Бостон, теперь на непримечательный участок мостов к востоку от Старого Капитолия. Видеозапись не потребовалась – место прыжка воскресило воображение, и не столько по его облику, сколько по визуализации события, с которым оно ассоциировалось, – с Бостонской бойней. В детстве Милли читала биографию Гриспаса Атокса[46], а посетив Старый Капитолий вместе с Дэви, запомнила его навсегда.
Милли оказалась в группе туристов посреди экскурсии. Несколько человек охнули, один споткнулся.
– Извините, – проговорила Милли и зашагала прочь.
За спиной у нее раздались голоса: «Откуда она…», но их быстро заглушил шум транспорта.
На такси Милли добралась до Южного вокзала Бостона и села на поезд Транспортного управления залива Массачусетс до Провиденса. В Тивертон она ехать не собиралась. Вслед за Андерсом Милли считала, что в том городишке просто бросили «скорую». Впрочем, мест для прыжков в Род-Айленде у нее не было. У Дэви они имелись, но, не посетив их лично, кассеты смотреть не стоило.
До Провиденса поезд сделал несколько остановок, и в общей сложности поездка заняла час три минуты. Милли могла куда быстрее долететь на самолете или взять напрокат машину, но в обоих случаях потребовалось бы удостоверение личности, а ей хотелось нигде не «светиться». При одной мысли об этом Милли почудилось, что электронные пальцы ощупывают голову и тянут за одежду. Она содрогнулась.
В Провиденсе Милли на такси приехала к набережной и, купив кофе, немного прогулялась вдоль старых зданий в восточной части города. Она нашла проулок, из которого открывался интересный вид на набережную, и выбрала его местом для прыжков. Несколько раз она его испробовала, прыгая в Гнездо и обратно, потом энтузиазм иссяк, и она села на скамейку лицом к воде.
Температура не превышала десяти градусов, зато было ясно и почти безветренно. Милли завернулась в старую кожанку Дэви и стала хмуро смотреть на чаек, в ожидании усевшихся перед ней.
«Что я делаю? – спрашивала она себя. – Разве эта суета поможет? Ну, она поможет мне не сойти с ума».
Милли бросила стаканчик из-под кофе в урну и зашагала вдоль набережной к отелю «Рэдиссон». Из-за угла показался мужчина и побежал прямо к ней. Милли вздрогнула, а потом поняла: это просто бегун.
На миг она подумала… О чем? Что ее узнали, хотя она в городе, где ее не ищут. Если она станет проверять места, где может оказаться Дэви, то АНБ, ФБР или сотрудники «Бохстеттлера» ее опознают. С этим нужно что-то делать.
Милли вернулась в Гнездо и, перебрав кассеты, нашла место для прыжков в Лондоне. Там было четыре пополудни, но на Кенсингтон-Хай-стрит Милли разыскала свободного парикмахера, согласного обслужить ее за американскую валюту.
Через два часа прямые темно-русые волосы длиной до плеч превратились в короткую стрижку «под мальчика» и стали белокуро-пепельными. Молодая стилистка с синими волосами и пирсингом попросила у Милли телефон, а в ответ услышала уклончивое: «Я туристка. Сегодня же возвращаюсь в Штаты».
Милли сдержала слово и прыгнула в Альбукерке, в оптику на пересечение бульвара Юбанк и Команчи-роуд. Это место она знала не по прыжкам с Дэви, а потому что часто гостила у двоюродных братьев, живущих по соседству. Чтобы уши меньше закладывало от перепадов давления, Милли сначала прыгнула в Гнездо, потом в Альбукерке, в миле над уровнем моря.
Хорошо, что Милли прыгнула в зону горного времени. Без предварительной записи ей пришлось ждать приема целый час. Доктор сказала, что перед примеркой контактных линз нужно сузить зрачки, поэтому в приемной Милли сидела с повязкой на глазах.
За последние годы качество линз явно улучшилось. Подростком Милли пробовала линзы, но категорически от них отказалась: надевать долго, носить неудобно.
Теперь линзы надевались за пару мгновений. По совету доктора Милли выбрала временные контактные линзы длительного ношения. Такие две недели не снимаешь ни днем, ни ночью, а потом выбрасываешь. Линзы были зеленые, и, взглянув в зеркало, Милли себя не узнала.
Когда она так сильно исхудала? Последние недели не прошли бесследно. Нет, Милли замечала, что одежда сидит свободнее, но прежде длинные волосы не только обрамляли, но и частично скрывали лицо, а с ним и потерю в весе. Теперь скулы и подбородок заострились, изменились длина и оттенок волос, цвет глаз. Из зеркала смотрела не Милли Гаррисон-Райс, а какая-то ее родственница. Причем дальня.
Тут есть и плюсы, и минусы.
Но эти перемены Милли сочла недостаточными. Следующим этапом стал торговый центр «Ала Моана» в Гонолулу. Милли посмотрела на солнце, ярко сиявшее сквозь пальмовые ветви. К горизонту оно еще не опускалось. Сегодня ей суждено жить исключительно во второй половине дня. Милли покачала головой и зевнула. Она устала, ее организм жил по североамериканскому восточному времени. В Гонолулу было четыре пополудни, а в Вашингтоне – уже десять вечера.
Милли прошлась по бутикам, покупая одежду, которую обычно не носила, – платья, классические юбки с жакетами, брючные костюмы. Она хотела не выделиться, а изменить привычный по Вашингтону стиль.
В «Прическах и париках от Хино» Милли купила темно-русый парик и попросила немного укоротить. В нем она выглядела почти так же, как перед визитом к синевласой стилистке с Кенсингтон-Хай-стрит.
Последней покупкой, сделанной в «Линзмастере», стали безрецептурные очки с экспозиционного стеллажа.
– Понимаю, что звучит странно, но когда я не в линзах, то надеваю эти очки. – Милли показала продавщице свои рецептурные очки. – Пациенты доверяют мне больше, когда я в очках. Сейчас я в линзах длительного ношения. Поэтому нужны очки, чтобы носить поверх них.
Продавщица заверила, что слышала куда более странные причины.
– Есть такие, кто желает выглядеть интеллигентно, но при этом «страдает» отличным зрением. Есть актеры. Есть молодые жены старых мужей. Еще бывают защитные очки…
«Это и есть защитные очки», – подумала Милли, расплатилась наличными, прыгнула в Гнездо и легла спать.
Такси проехало нужный адрес, и лишь тогда Милли попросила ее высадить.
Офис «Бохстеттлера и партнеров» располагался не в самом Вашингтоне, как сначала думала Милли, а в Александрии, в маленьком двухэтажном здании у федеральной автострады триста девяносто пять.
Двухэтажное кирпичное здание окружала высокая стена из такого же кирпича. У ворот дежурила охрана. Словно букеты экзотических цветов, видеокамеры украшали крышу по углам и смотрели вниз на стены с тонких стоек. Узкие окна с зеркальными стеклами и стены напоминали Милли главную башню средневекового замка.
Она снова оглядела здание с крыши шестиэтажного медицинского учреждения в квартале от него.
Милли на лифте поднялась на пятый этаж, на котором, судя по указателю, располагалось терапевтическое отделение, два хирурга-стоматолога, костоправ и иглоукалыватель. Приемные не совмещались, и Милли по знакам выхода без проблем прошла к двери лестничной клетки. На двери на крышу был электрозамок, броская надпись: «Внимание! Установлена сигнализация», а еще зарешеченное окно, позволявшее прыгнуть на крышу, не открывая дверь.
У офисного здания «Бохстеттлера и партнеров» обнаружился атриум, больше, чем должен быть, а узкие окна переднего фасада с лихвой компенсировал задний фасад со стеклянными окнами до самого потолка. С двух сторон здания в ряд стояло девятнадцать машин, в том числе три лимузина.
Здание медучреждения, на крыше которого стояла Милли, было самым высоким в округе, поэтому она чувствовала себя уверенно: ей не помешают. Даже круглое оконце в двери на крышу выходило на машинное отделение лифта. Если в него посмотрят, Милли не увидят.
Милли глянула на солнце. Здание медучреждения на юго-западе от «Бохстеттлера и партнеров», поэтому солнце оказалось у нее за спиной, с правой стороны. Нужен бинокль. Сзади, в машинном отделении, завыли моторы лифта, включились огромные вентиляторы, к счастью установленные в другом конце здания. Кровельный толь покрывал мелкий гравий. И кресло нужно.
В нью-йоркском «Б&Х фото» Милли выложила тысячу двести долларов за бинокль «Кэнон 18×50» со стабилизацией изображения, годный к использованию в любую погоду. Благодаря биноклю казалось, что охранник в далекой стеклянной будке у ворот сидит буквально через дорогу. Стоило чуть подкорректировать призмы с переменным углом – и изображение стабилизировалось, несмотря на то что у Милли дрожали руки. Продавец биноклей, вежливый хасид в черном костюме и в шляпе, с длинными вьющимися баками, предупредил: если батарейки сядут, бинокль нужно держать на штативе, иначе изображение не стабилизируешь. Поэтому в кармане старой кожанки у Милли лежали запасные пальчиковые батарейки.
Коря себя за то, что потратила столько денег на бинокль, зеленое пластмассовое кресло она купила всего за шесть долларов.
Через три часа попа затекла, и Милли пожалела, что не купила кресло подороже.
Милли внимательно следила за солнцем: пока оно высоко и за спиной у нее, подозрительные отражения от линз бинокля ее не выдадут. Устроилась она между краем крыши и большим вентилятором и старалась, чтобы ее силуэт не вырисовывался на горизонте.
В здании «Бохстеттлера и партнеров» был как минимум один подземный этаж. Атриум спускался на один этаж ниже газона вокруг него. Со своего места Милли видела надземные этажи атриума и примерно половину подземного. Черт бы побрал угол обзора! Отражение от стеклянной стены мешало полноценно следить за происходящим в атриуме и не позволяло рассмотреть подземный этаж.
Кто-то подъезжал к зданию, кто-то уезжал. За время слежки припаркованных машин стало на одну больше, число лимузинов не изменилось, хотя один приехал, другой уехал. А как бдительно охраняли «Бохстеттлера и партнеров»! Ворота открывали только после тщательного осмотра пассажиров, а однажды охранник потребовал открыть багажник и лишь после проверки пропустил машину на территорию.
Когда у ворот остановился очередной лимузин, два охранника вышли из будки и встали по разные стороны от машины. Пассажир, довольно высокий мужчина в хорошем костюме, прошагал на территорию быстрее, чем водитель успел выбраться из салона. Водителю осталось лишь захлопнуть дверь и отогнать лимузин на свободное парковочное место.
Милли выругалась: ну почему пассажир не оглянулся, прежде чем войти?! В качестве особой приметы она заметила слегка редеющие волосы на висках и особую элегантность костюма. Охранники, до сих пор следившие за улицей, попятились к воротам. Лишь когда приехавший скрылся на территории, они развернулись и пошли следом.
«Этот тип – большая шишка, – отметила Милли. – Интересно, кто он и что ему известно?»
– Что вы здесь делаете?
Из-за рева моторов лифта Милли не услышала, как открылась дверь, а шорох шагов по гравию уловила одновременно с вопросом.
Милли чуть не прыгнула прочь, но вовремя сдержалась. Если понадобится, прыгнуть она успеет. Она медленно встала, обернулась и увидела троих – высокого мужчину в сером костюме, мужчину постарше в форме ремонтника и чуть впереди них хорошо одетую женщину с короткими, тронутыми сединой волосами.
Это же Бэкка Мартингейл, специалист по контрразведке из ФБР!
Для слежки Милли надела темные очки, бейсболку, джинсы и кожанку Дэви. Она же теперь коротко стриженная блондинка, неудивительно, что Бэкка ее не узнала. Вот и отлично!
«Мне пора», – решила Милли. Отвернулась от агентов, шагнула к футовому парапету и глянула вниз на вечнозеленый кустарник, густо посаженный вокруг здания. Падать до него семьдесят футов. Милли замерла. Отпечатки пальцев! На зеленом пластмассовом кресле наверняка остались отпечатки ее пальцев: она же несла его из магазина.
Бэкка неправильно истолковала ее намерения и сказала:
– Правильно! Туда нельзя! Отойдите от края!
Милли обернулась: от агентов ее теперь отделяло только десять футов. Она скользнула к креслу, рукой подцепила его подлокотники и снова отступила от фэбээровцев.
– Нет! – крикнул темнокожий агент и машинально потянулся к ней.
Милли прыгнула, надеясь перескочить футовый парапет, но кресло нарушило ее равновесие, и каблук чуть не застрял. Вместо того чтобы прыгнуть солдатиком, Милли полетела в пустоту из задней стойки.
Получилось точь-в-точь как во время первого прыжка в Гнезде, когда анкерный болт выскочил из щели и Милли понеслась вниз на камни.
Прыгнула Милли в стиллуотерскую квартиру: от волнения ничего больше в голову не пришло. Кресло врезалось в застланный ковром пол, больно дернув ей руку. Милли громко выругалась, но тут же прикусила язык: вдруг квартира до сих пор прослушивается?
Она надеялась, что ее прыжка никто не видел.
Едва выпустив кресло из рук, Милли прыгнула в Гнездо.
– Что фэбээровцы там делали? – спросила она вслух. – Неужели они меня преследовали?
К зданию «Бохстеттлера и партнеров» Милли приехала на такси из аэропорта имени Даллеса. Вообще-то ФБР могло заметить ее в аэропорту, хотя Милли верилось в это с трудом. Она ведь теперь выглядит совсем не так, как знакомая им девушка.
Зато им известно о «Бохстеттлере и партнерах». Милли кивнула. Вполне вероятно, фэбээровцы поднялись на крышу с той же целью, что и она, – следить за зданием «Бохстеттлера».
Ну, тогда ничего страшного. ФБР просто ведут расследование и выбрали для слежки то же самое место. А Милли-то побаивалась, что агенты ФБР – телепаты…
Получается, дело не закрыто. Неужели ФБР устойчивее к давлению сверху? Либо давят только на АНБ, а ФБР не трогают. Либо… Милли испугалась. Либо дело закрыто, а она сама – объект нового расследования? Нет, это уже чистая паранойя.
Теперь агенты ФБР гадают, что случилось с непонятной блондинкой, сиганувшей с крыши. Милли представила, как они бросаются к парапету, ожидая увидеть и/или услышать, как она падает на землю, но не видят и не слышат ничего. При удачном раскладе они подумают, что тело скрыто кустарником, и потеряют время на поиски.
Если ситуация повторится, нужно будет подбросить им труп…
Через час Милли вернулась в здание медучреждения в длинном рыжем парике и черно-зеленой трикотажной тунике до колен. Рыжий парик отлично сочетался с зелеными линзами, и Милли была уверена, что не напоминает ни себя прежнюю, ни блондинку, спрыгнувшую с крыши.
На шестом этаже принимал детский невролог, и окна его кабинетов смотрели прямо на здание «Бохстеттлера и партнеров». В приемной ждали дети в инвалидных креслах с электроприводом и еще несколько на костылях и в ортезах на суставах ног. Столько боли – Милли чуть не сбежала из приемной, но взяла себя в руки. Боль-то была не в глазах у маленьких пациентов, а в ее реакции.
Некоторые играли в настольную игру, хотя двигали фишки и вращали стрелки на магнитных полях с помощью родителей или сопровождающих медработников. Двое на костылях хихикали в углу.
«Это просто дети! – упрекнула себя Милли. – Даже если они не могут ходить и двигают только шеей, они все равно дети».
В приемной имелось окошко регистратора, но сидевшая там женщина повернулась спиной и разговаривала по телефону, перебирая стопку карточек. Милли отошла в уголок, не видный из регистратуры, и взяла журнал.
К Милли подъехала девочка в коляске-вертикализаторе с управлением на вдох-выдох. До этого она следила за настольной игрой, а тут отвлеклась и остановила коляску в нескольких дюймах от ног Милли.
У девочки были черные волосы, прямая челка до середины лба, огромные голубые глаза и серебристая коляска. Милли сразу вспомнилась картина Маргарет Кин – портрет худенькой большеглазой малышки, выставленный в хромовой раме.
– Привет! – сказала Милли.
Женщина, сидевшая в другом конце приемной, оторвалась от книги.
– Мэгги, отойди от девушки, – попросила она.
– Она мне не мешает, – заверила Милли женщину, покачав головой, потом заговорила с девочкой: – Меня зовут Миллисент. А тебя Мэгги?
– Да, как в песне Рода Стюарта[47]. Хотя головной боли от меня больше, чем от той женщины. И я не цепляю парней моложе себя. – Голова у Мэгги двигалась, а вот безжизненные руки ремнями крепились к подушечкам на раме. – Я вообще ничего не цепляю.
Сначала Милли подумала, что девочке лет семь-восемь, а теперь поняла, что ошиблась в меньшую сторону.
– Почему ты считаешь себя головной болью?
– Ну а вы как думаете?
Милли склонила голову набок, прищурилась, потом сказала:
– Может, ты считаешь, что твоим родителям слишком тяжело помогать тебе. Может, иногда ты злишься и не слушаешь их. Может, иногда ты чувствуешь себя неблагодарной, хотя родители столько для тебя делают. Может, ты считаешь, что никто не в силах понять, каково тебе.
Мэгги перестала улыбаться и помрачнела:
– Вы психолог, да?
– Я консультирую семейные пары, – ответила Милли и, смеясь, добавила: – А ты и впрямь головная боль.
– Вот, говорила же я вам. – Мэгги серьезно кивнула.
– Могу я спросить, сколько тебе лет?
Мэгги задумалась, потом произнесла:
– Да, можете.
Милли немного выждала, потом улыбнулась и спросила:
– Ну, сколько тебе лет?
– Через два месяца исполнится десять. А вам сколько?
– Через месяц исполнится тридцать три.
Биологические часики тикают…
– Мэгги, почему ты на коляске?
– Чтобы не лежать, как половичок.
Милли фыркнула – получилось среднее между смешком и всхлипом.
– Я назвала тебя головной болью? Наверное, я имела в виду другую часть тела!
– Ладно. Бассейн. Нырок. Маленькая глубина. Мне было семь лет.
Милли захотелось плакать, но она ограничилась сочувственным «Ох!».
– Могло быть и хуже. Например, как у Кристофера Рива[48]. Я-то хоть дышу сама.
Дверь в коридор приоткрылась, и в приемную заглянул мужчина. Милли постаралась не замереть, ведь это был темнокожий агент ФБР, поднимавшийся на крышу с Бэккой Мартингейл. Взгляд мужчины скользнул в угол, где сидела Милли, потом дальше и задержался на матери Мэгги: та сидела одна и цветом волос напоминала «натуральную» Милли. Фэбээровец отступил в коридор и закрыл дверь. Милли выдохнула.
– Он вас искал? – спросила Мэгги, внимательно на нее посмотрев.
– Почему ты так думаешь?
– Ну… вы улыбались, а потом затаили дыхание до тех пор, пока он не ушел.
Какая проницательность!
– Вообще-то я не знаю, кого он искал.
А ведь это правда, хоть и неполная.
– Я очень хочу такую дочку, как ты.
– Что?! – изумилась Мэгги. – Всю переломанную?
Милли покачала головой:
– Умненькую. Красивую. Забавную.
Мэгги наморщила нос.
В коридор выглянула медсестра и позвала:
– Мэгги Питерсон!
Мэгги заморгала:
– Мне пора. – При помощи устройства, реагирующего на вдох-выдох, Мэгги развернула коляску.
– Рада знакомству с тобой, Мэгги!
На глазах у Милли девочка подъехала к матери, потом обе проследовали за медсестрой в кабинет. Милли вытащила салфетку, высморкалась, потом тяжело вздохнула и спросила себя, действительно ли ей хочется иметь детей. Да, однозначное да. Пусть даже они будут переломанные.
Милли снова притворилась, будто читает журнал, а сама периодически оглядывала комнату. Одна женщина посмотрела на нее, потом сосредоточилась на играющих в настольную игру. «Простое любопытство», – подумала Милли. Мужчина, сидевший возле детей в ортезах и на костылях, посмотрел на Милли осторожнее – внимание он сосредоточил на ее обтянутых чулками, закинутых одна на другую ногах. Это иной вид любопытства. Явно не тот, из-за которого нужно беспокоиться.
Милли проигнорировала обоих и проверила часы работы лечебницы: они были указаны на табличке у окошка регистратора. Сегодня клиника закрывалась в пять. Если прием будут вести до самого закрытия, то последние пациенты и медперсонал уйдут в шесть, самое позднее – в половине седьмого.
Хотелось дождаться Мэгги, но ведь после приема девочка здесь не задержится. Вместо этого Милли запомнила угол, где сидела, потом выбралась в общий коридор, старательно изображая человека, который ищет уборную.
В семь Милли вернулась, прыгнув в тот угол, где болтала с Мэгги. Свой наряд она отнесла к стилю ниндзя-шик: черные тенниски, черные джинсы, черный свитерок с воротником-стойкой, маска ниндзя из черной футболки – глаза выглядывают из горловины, рукава завязаны за головой.
Милли чувствовала себя полной идиоткой.
«Ну, Шейла, Джо реагирует на вашу просьбу укрепить эмоциональную связь?»
«Нет, не реагирует, и, если честно, мне сложно доверять психотерапевту в маске. Зачем она вам?»
В самом деле, зачем? Из-за камер слежения, разумеется. Вряд ли они установлены здесь, у кабинета невролога. Но судя по тому, что она видела в здании «Бохстеттлера и партнеров», камер в округе было больше, чем вареных футболок на концерте группы «Грейтфул дэд».
С удивлением Милли обнаружила, что в большинстве смотровых нет окон, хотя расположены они вдоль внешней стены. В итоге стеклянная стена обнаружилась в комнате отдыха персонала, и Милли получила почти такой же обзор, как с крыши.
Она поднесла бинокль к глазам.
Картинка не изменилась, но на ней четче проступили камеры. Нет, они не стали заметнее, просто Милли теперь лучше их замечала.
На каждом из внешних углов здания стояло по две камеры. Еще по две – на каждой из четырех опор, установленных по углам территории в восьми футах от стены. Еще две камеры обозревали двор с внутренних углов атриума по контуру свода крыши.
Саму крышу не снимала ни одна.
По крайней мере, из тех, что были видны Милли.
С этим ничего не поделаешь. Чтобы попасть в здание, придется рискнуть. «Они не остановят меня, даже если заметят! – решительно подумала Милли, но тут же велела себе: – Не хорохорься! У Дэви опыта было куда больше, чем у тебя, и его поймали».
От таких мыслей Милли захотелось проверить, нет ли наблюдателей на другой крыше. На той, что прямо над ней. Недаром же фэбээровцы там оказались.
Милли тихо поднялась по ступеням. Дверь на крышу закрыли, оповещение о том, что сигнализация отключена, не вывесили. Маленький светодиодный индикатор ярко горел. Милли прыгнула за дверь и выглянула из-за машинного отделения лифта. На крыше никто не таился, на ее бывшем наблюдательном посту никто не сидел, но что-то там темнело.
Милли подошла ближе и негромко засмеялась.
Водонепроницаемая видеокамера стояла на треноге, закрепленной мешком с песком, и смотрела на «Бохстеттлера и партнеров». Коаксиальный кабель змеился из-под кожуха видеокамеры к коробочке с антенной, стоящей в отдалении от края крыши.
Наблюдение велось. Просто без участия агентов. Буквально через несколько минут Милли увидела в бинокль автофургон «Веризона», который припарковали на маленькой улочке в половине квартала от здания «Бохстеттлера».
Что же делать? Что делать?
Выпрыгнув из-за машинного отделения, Милли попадет в объектив камеры ФБР. На крыше темно, но ведь камера наверняка приспособлена для съемки при слабом освещении. Кого засняли, фэбээровцы не разглядят, но поймут, что кто-то возник на крыше буквально из воздуха.
Милли снова глянула на здание «Бохстеттлера», потом нагнулась и отсоединила кабель от коробочки с антенной.
Фэбээровцы понимают, что камера отключилась, и больше ничего.
Милли прыгнула в густую тень замершего кондиционера и села на корточки. Сидя на мелком гравии, она поворачивала только голову и пыталась определить, направлена ли хоть одна камера «Бохстеттлера» на крышу здания.
У нее как минимум десять минут до того, как фэбээровцы поднимутся на крышу посмотреть, что случилось с камерой. Если им нужно искать человека с ключом, то времени больше.
В приседе, как утка, Милли дошла до края крыши, выходящего на внутренний двор «Бохстеттлера». Ночью в коридорах горел свет, через открытые двери он лился в кабинеты верхнего этажа, и Милли хорошо видела сквозь отражающее стекло. Она выбрала кабинет на этом этаже и внимательно рассмотрела его в бинокль.
Этот прыжок оказался сложнее. Одно дело – прыгнуть с одной посыпанной гравием крыши на другую. Там и ветер, и температура, и слабый запашок выхлопных газов – все такое же. А вот мир по ту сторону тонированного стекла казался каким-то нереальным. В качестве модели безмолвного здания с контролем климата Милли представила свою стиллуотерскую клинику. Там она и оказалась при первой попытке и из своего кабинета услышала, как в другой комнате говорит по телефону администратор, явно работавшая сверхурочно. Милли вернулась на крышу.
Вторая попытка удалась.
Теперь она оказалась в большом кабинете, по форме как буква Г. Кабинет явно занимал кто-то из руководства: в один его конец поставили гарнитур «в самый раз для гостиной», на угол – большой стол для совещаний, в другой конец – массивный тиковый стол. Милли глубоко вдохнула через нос, отметила некоторые части ковра, три абстрактные картины на стене и взглянула на часы.
Лишь четыре минуты прошло с тех пор, как Милли отсоединила камеру. Она прыгнула обратно на крышу медучреждения и неплотно подсоединила кабель. Временный сбой. Если камеру осмотрят, то решат, что дело не в активном саботаже, а в неплотном соединении. Раздался рев моторов лифта, и Милли прыгнула в угловой кабинет. Сердце билось бешено. Из огня да в полымя.
Прижавшись к стене в самом темном углу, Милли обратилась в слух. На парковке стояли четыре машины: как минимум две принадлежат охранникам. Наверное, больше: за камерами кто-то следить должен. Еще не исключено, что у камер снаружи есть сестрички внутри здания.
Где-то завыл пылесос. Ладно, здесь остались не только охранники.
Милли оглядела комнату, особенно внимательно – углы, высматривая камеры и детекторы движения. Нет, не могут же камеры и уборщики работать в одно и то же время.
Письменный стол Милли не понравился. Принадлежности на нем разложили с геометрической аккуратностью, от которой веяло стерильностью или маниакальным педантизмом. В ящиках стола не оказалось файлов – только чистая бумага. Милли увидела сетевой компьютер с большим плоским монитором. Клавиатура и мышь, явно подобранные в комплект, лежали на бесшумно выдвигающейся полочке.
Милли включила компьютер, но паролем он защищался уже на аппаратном уровне, то есть до загрузки не дошло. Может, забрать его с собой? Кто-нибудь наверняка доберется до содержимого…
Пылесос то выключали, то включали снова, но теперь он гудел громче, чем прежде.
Милли отвернулась от письменного стола и скользнула к двум дверям в конце кабинета. Одна вела в комнатку поменьше, – вероятно, ее занимал помощник руководителя. За другой оказалась большая гардеробная. На поперечине висели два зонта и темный плащ. Чуть выше на полке лежал атташе-кейс фирмы «Халибертон» из алюминия, анодированного под золото. Кейс буквально умолял: «Стащи меня!» Пульс у Милли только восстанавливался после прыжка в «Бохстеттлер», а тут опять подскочил. Кейс оказался не заперт, потому что пустовал, лишь в углу прилип мятый стикер. Милли развернула его и увидела десятизначный телефонный номер с кодом 508, за ним буквы и цифры: «гкэсв 9/2 2:30».
Милли спрятала записку глубоко в карман джинсов, проверив, что стикер не прилип к перчатке, когда она вытащила руку. Она опасливо выглянула за дверь. Пылесос гудел в освещенном кабинете через три двери по коридору. Возле каждой двери висела именная табличка. «Н. Келледж, генеральный директор», – гласила табличка у двери, из-за которой выглядывала Милли.
Пылесос отключили, и миниатюрная латиноамериканка в зеленой униформе попятилась из освещенного кабинета. С собой она несла мусорное ведро. Милли спряталась в кабинет директора и прыгнула прочь.
В Гнездо она вернулась с разочарованием и мечтой вымыться. С тех пор как неведомые враги вломились к Милли в отель, она лишь обтиралась губкой в горном убежище. Ну и разумеется, в лондонском салоне ей вымыли голову, прежде чем стричь и красить волосы.
Черт подери, так за стиллуотерской квартирой следят или нет?
Хотелось просто войти в квартиру – открыть дверь и посмотреть, что случится. Кто нагрянет? АНБ? Похитители Дэви? Или это одни и те же люди? Андерса Милли до сих пор считала чистым, а вот как насчет другого отделения агентства?
Представив, что ее снова вытащат из ванны, Милли решила повременить со Стиллуотером. На одной из кассет Дэви красовался ярлычок «Десять тысяч волн».
В Санта-Фе на один час меньше, чем в западном Техасе, и в ушах у Милли больно хлопнуло: спа-центр располагался в восьми тысячах футов над уровнем моря. К спа Милли прошла от нижней автостоянки – по дорожке через парк с ландшафтом в японском стиле.
Милли принесла купальник в расчете на незабронированную общую ванну, но через десять минут начинался последний часовой сеанс, и из-за отмены брони освободилась небольшая индивидуальная ванна. Милли вымылась под душем и в специальном кимоно прошла в свой номер с акриловой гидромассажной ванной, окруженной ширмой-шоджи со всех сторон, кроме нагорной. Там природа и двадцать лет грамотной работы превратили кедры в бонсаи. Небо Нью-Мексико усеивали сверкающие точки, кое-где под деревьями белел снег.
Милли радовалась, что лежит в ванне без купальника, хотя от действия горячей воды и холодного воздуха ей захотелось к Дэви. В прошлый раз они были здесь вдвоем и заняли люкс-номер «Ичибан», включавший комнату с тюфячком. От таких воспоминаний стало больно. Вылезая из ванны, Милли обрадовалась холодному воздуху сразу по нескольким причинам.
Милли сдала номер и, едва администратор отвернулась, прыгнула в Гнездо.
Белье! Благодаря недавним покупкам одежда в Гнезде имелась, а вот белье кончилось. Все чистое было в Стиллуотере.
Милли прыгнула в гостиную и нервно огляделась. Было, как обычно, тихо, но в горле почему-то запершило. Милли сделала глубокий вдох через нос. Снова запершило. Может, у Лонни, уборщицы, приходящей раз в неделю, новый полироль? Милли он не понравился.
Гостиная освещалась только рассеянным светом уличного фонаря, который сочился сквозь шторы, но Милли заметила, что у входной двери что-то изменилось. Милли шагнула в том направлении, но комната странно покачнулась и накренилась. Милли упала на колени, халат распахнулся.
Дверь заклеили клейкой лентой – длинные полосы прилепили сверху и по бокам, а меж дверью и полом – аж в три слоя. Милли обернулась и увидела, что камин закрыт листом пластмассы.
«Как странно, – полусонно подумала Милли, – откуда эта тяжесть в легких?» Она судорожно впилась ногтями в обнаженное бедро, понимая, что ее внезапному спокойствию доверять нельзя. Отсутствие чувствительности и онемение нервных окончаний говорили о том что действовать нужно срочно.
Газовый анестетик…
Милли прыгнула прочь.
Гнездо…
Шершавый известняк голого пола Милли почувствовала коленями, потом щекой, а потом все чувства пропали.
14. Мугу
Пару дней Дэви пользовался услугами домашней челяди, дважды в день прыгал на пляж, с головой погружался в просмотр видеодисков. Он старался не думать. Ни о Брайане Коксе, ни о побеге, ни о тюремщиках, ни о Милли. Утром и вечером он работал с доктором Конли – прыгал на определенные участки внутреннего двора, а Конли замерял, записывал, рассуждал.
Дэви не удивился, услышав, что его прыжки не повышают уровня радиоактивности. Других колебаний электромагнитного поля тоже нет. Хотя при прыжке из тени стены на залитый солнцем участок двора тепловизор показывал небольшое повышение температуры в точке отправления и небольшое понижение в точке прибытия. Впрочем, разница была несущественная – в десятые доли градуса.
– В одной точке на шесть с лишним градусов теплее, чем в другой. Значит, когда ты прыгаешь, происходит какое-то рассеяние.
– Да, возможно, – кивнул Дэви.
Собственный опыт свидетельствовал, что он не исчезает из одного места, появляясь в другом, а проходит через портал, который открывается ненадолго. Однажды им с Милли удалось записать это на пленку. Интересно, а Конли удалось? Спрашивать Дэви не стал. К чему подкидывать доктору идеи?
На следующий день Дэви по просьбе Конли вышел во двор и обнаружил странное устройство – прозрачный куб со стороной четыре фута из дюймовых листов пластмассы, соединенных скобами для труб. Вблизи ощущался запах уксусной кислоты. Все стыки и соединения были плотно скреплены прозрачным материалом, а запах подтверждал: это силиконовый герметик.
К верху квадратной камеры крепились два пластмассовых клапана. Один подсоединялся к большому манометру со шкалой от восьмисот до тысячи двухсот миллибар, другой – к резиновому шлангу, отходящему к маленькому компрессору.
Конли ждал.
Дэви с неодобрением посмотрел на камеру:
– Вы знакомы с физиологией подводного плавания?
– Немного знаком. – Конли кивнул на манометр. – Показания абсолютны. Я не собираюсь менять давление больше чем на двадцать миллибар, и можешь не беспокоиться о том, что у тебя лопнут легкие или барабанные перепонки.
Дэви приблизился к камере. Манометр показывал тысячу два миллибара, но Дэви не представлял, насколько это близко к нормальному давлению на уровне моря.
– Сейчас камера герметизирована?
– Ничего подобного. – Конли показал на клапанную сборку на компрессоре. – Сейчас она фактически разгерметизирована.
Дэви пригнулся и прыгнул в камеру. Она нагрелась на солнце, поэтому внутри было теплее, но давление, как и уверял Конли, не отличалось от внешнего. Дэви выпрыгнул наружу:
– Ну, какой у вас план?
– Сначала я закачаю в камеру воздух, миллибар на двадцать. Потом ты туда прыгнешь, и мы посмотрим, как изменится давление. Ты появишься из ниоткуда, значит давление должно немного увеличиться, ведь воздух сожмется в меньший объем.
– Двадцать миллибар – это сколько в фунтах на квадратный дюйм?
Истинный физик, Конли вытащил калькулятор:
– Хм, ноль целых двадцать девять сотых. Чуть больше четверти фунта на дюйм.
– Это нормально, – отозвался Дэви, внимательно следя за шкалой манометра, пока доктор переключал клапаны и закачивал в камеру воздух.
Получилось на удивление быстро – Конли пришлось стравить немного воздуха, чтоб вышло тысяча двадцать два миллибара. Доктор перекрыл клапан и объявил:
– Ну вот! Всего-навсего полмиллиметра ртутного столба. Как в зоне высокого давления в полдень.
Дэви повернул голову направо-налево, чтобы подготовить евстахиевы трубы, и снова пригнулся. Он широко открыл рот, прыгнув в камеру, но колебаний давления не почувствовал – лишь всколыхнулись волосы. Через пластмассовую стенку Дэви глянул на Конли: у того аж челюсть отвисла.
– В чем дело? – спросил он у Конли, появившись рядом с ним.
– Стоило тебе появиться, и давление упало до атмосферного. Оно не увеличилось.
– Хм, – только и отозвался Дэви.
– Ты ожидал такого? – хмуро спросил Конли.
– Нет, просто уши у меня хлопают каждый раз, когда я прыгаю на другую высоту.
«Хотя в герметизированные камеры и из них я обычно не прыгаю», – мысленно добавил он.
– Давай попробуем наоборот. Залезай в камеру. Я увеличу давление, и мы посмотрим, что случится, когда ты выпрыгнешь.
– Давление вы увеличите не больше, чем на двадцать миллибар?
– Клянусь! – Конли поднял правую руку ладонью наружу.
Дэви снова прыгнул в куб. При включении компрессора у него хлопнуло в ушах. Повернув голову, он с трудом, но видел манометр сквозь потолок камеры. Нужное давление, для начала тысяча двадцать два миллибара, у Конли вышло без стравливания.
Доктор закрыл клапан и попятился, не сводя глаз с манометра.
Дэви прыгнул. В ушах снова хлопнуло. Он посмотрел на шкалу манометра: тысяча два миллибара, как он и ожидал.
– Думаю, у вас манометр сломан, – сказал он Конли.
– Туннелирование, вот в чем дело. Колебания температуры вызваны холодным и теплым ветром. Когда ты прыгаешь, ветер дует в брешь.
Дэви промолчал.
– Иди надень шорты.
– Что?
– Пожалуйста, надень шорты. Обувь и носки не нужны.
Дэви вернулся раньше, чем Конли закончил приготовления. Доктор вынес из черного хода в дом два пластмассовых тазика, следом за ним лакей вынес ведро.
Дэви стоял на траве, холодной, но теплее, чем тротуар. Конли опустил тазики на траву и велел лакею с ведром наполнить один из них. От воды шел пар, и Дэви вздохнул с облегчением. Хорошо хоть вода теплая…
Конли отпустил лакея и повернулся к Дэви:
– Ну, давай посмотрим, что еще проходит через брешь. – Он опустил в таз линейку. Вода наполняла таз на три четверти, на пять с половиной дюймов. – Встань сюда, пожалуйста.
– Я умру, если буду болтаться в одних шортах да еще с мокрыми ногами.
– Умереть – перспектива вполне реальная, но точно не от холода, – мрачно улыбнулся Конли.
Дэви встал в теплую воду. В тазу ее было примерно по лодыжку.
– Отлично! – похвалил Конли. – Теперь, пожалуйста, телепортируйся в другой таз.
Дэви послушался и посмотрел себе под ноги. В тазу, прежде пустом, теперь был целый дюйм воды.
Конли стоял у другого таза и снова мерил уровень воды.
– Интересно, правда? Вода льется через брешь или просто обволакивает тебя при прыжке? Второй вариант – что-то вроде поверхностного эффекта… – Конли жестом велел Дэви выйти из таза и измерил глубину. – Три четверти дюйма. Пожалуйста, встань обратно.
– В полный таз?
– Нет, в этот. – Конли показал на почти пустой таз.
Дэви послушался, и Конли жестом велел ему прыгнуть в полный таз:
– Пожалуйста, телепортируйся обратно.
Дэви подчинился.
Конли нагнулся и измерил воду в опустевшем тазу.
– Полтора дюйма. Вода не обволакивает тебя. Она льется сверху вниз, с глубокого места в мелкое, через брешь, как через шлюз. – Доктор смотрел на Дэви не как человек на человека, а как человек на раздражающую его тайну. – Ты сворачиваешь пространство, – проговорил он с упреком. – Нам понадобится гравитационный градиометр.
Дэви посадили в грузовой отсек фургона.
– А вы пугаете меня, – признался он Конли.
– Тут как на пляже. Половина цифрового ключа будет в машине, которая поедет перед нами, половина в той, которая за нами. Все будет хорошо.
Дэви постучал по дверце фургона:
– Металл. Клетка Фарадея. Электромагнитная интерференция?
– Вон антенна! – Доктор показал на проволочную петлю, висящую под потолком фургона, в самом центре. – Она отлично проводит сигнал. Сегодня утром мы устроили тест на том же самом маршруте. Я сидел внутри с измерителем и не зафиксировал ни малейшего ослабления сигнала.
– А как насчет транспортных проблем?
– Сейчас же не сезон. Не волнуйся. Ты без ограничителей. Только затошнит – прыгнешь к себе в комнату. – Конли захлопнул дверцу.
Дэви сидел в передней части грузового отсека, спиной к перегородке, отделявшей его от кабины. Часов ему не дали, но Дэви отсчитывал секунды. Первые пять минут фургон ехал по ухабам гравиевой дороги, потом свернул на асфальт. Несколько остановок Дэви объяснил знаком «стоп», а одно встали – поехали – встали – поехали – машинами, скопившимися у стоп-сигнала.
Дэви отсчитал тысячу пятьсот секунд, прежде чем фургон резко повернул и дал задний ход. Конли открыл дверцу, и Дэви заморгал. Свет оказался не таким ярким, как он ожидал. Фургон заехал в авиационный ангар.
Все было вполне очевидно. Прямо перед Дэви стоял одномоторный самолет. От хвостовой части фюзеляжа назад тянулась странная балка, на двери пилотской кабины красовались буквы: «Разведывательная система Би-Эй-Пи».
– Вот, всего на час арендовали. Дело не в цене, а в том, что их существует лишь несколько и они очень востребованы.
– Что это такое?
Конли подвел Дэви к открытой двери грузового отсека на борту летательного аппарата.
– Это воздушный стереоскопический гравитационный градиометр. Здесь используется технология, рассекреченная пару лет назад, – навигатор, установленный на атомных подводных лодках. С помощью этих градиометров ведут разведку рудных и углеводородных пластов.
– Насколько он чувствителен?
– Пожалуй, даже слишком. С расстояния в один метр он улавливает гравитационную силу трехлетнего ребенка.
За пультом управления сидел мужчина. На полу стоял толстый черный диск, из золотистых разъемов по бокам змеились провода.
– Странно, что вы не купили самолетик, – съязвил Дэви.
Конли вздохнул, но ответить ему не дал техник, спросивший с сильным австралийским акцентом:
– Этот фургон будет здесь во время теста?
– Да.
– Отлично. Экраны установлены. – Техник показал на стоячие панели вроде тех, какими большой офис разделяют на кабинки. Их выстроили в длинный ряд.
– Хорошо, – отозвался Конли. – Когда можно приступить?
– Мне нужно провести наладочные испытания как минимум в ста метрах от вас. Займут они десять минут.
– Договорились. Тогда мы вернемся минут через пятнадцать?
Техник кивнул. Конли завел Дэви за длинный ряд экранов. Там в раме из большой ангарной двери висела стандартная. Прежде чем открыть ее, Конли попросил:
– Прыгни в свою комнату, ладно? Тебя позовут, когда настанет время возвращаться сюда. – Доктор показал на пол перед дверью. – Сумеешь ведь?
Вместо ответа Дэви прыгнул к кровати с четырьмя столбиками в особняке Симонса. Через пятнадцать минут, судя по часам на развлекательном центре, дворецкий Эбни передал Дэви просьбу вернуться в ангар. Дэви прыгнул туда на глазах у дворецкого. Ему не говорили, насколько Эбни «в курсе дел», но и не велели прятать свой талант от слуг. Мрачное предчувствие подсказывало, что в конце проекта челядь ликвидируют.
Конли ждал. Вместе они вышли из-за экранов, доктор показал на круги, мелом начерченные на бетоне.
– Для начала мы просим тебя просто пройти от ближнего круга к дальнему. Медленно пройти. Потом телепортироваться обратно в первый круг, досчитать до пяти; потом телепортироваться в следующий круг, досчитать до пяти; потом телепортироваться в следующий круг, досчитать до пяти и так далее.
На глазах у доктора Дэви устроил генеральную репетицию, потом Конли сказал:
– Отлично. Я уйду, чтобы моя масса не мешала. Техник даст тебе отмашку, хорошо?
– Хорошо.
– Сделаешь последний прыжок, досчитай до пяти и прыгай в дом. Сюда не возвращайся. Цифровые ключи я дезактивирую.
Конли вышел через дверь. Пока она закрывалась, Дэви прыгнул к ней и вгляделся в быстро сужающуюся щель. Увидел он лишь полоску асфальта, за ней – невысокие зеленые кусты. Вдали виднелась силосная башня. Да, информации немного. Дэви встал в первый круг. Вскоре голос с австралийским акцентом проговорил:
– Готов и жду вас!
Дэви медленно прошагал в дальний круг, сделал серию прыжков с пятисекундными паузами, выждал еще пять секунд и прыгнул в особняк.
И что это доказало?
Ночью дул сильный ветер, бушевала гроза. К рассвету дождь прекратился, но море штормило, и утром Дэви целый час наблюдал, как волны хлещут берег. Целительное зрелище. Дэви не знал, с чем он себя ассоциирует – с прибоем, бьющим о недвижный камень, или со скалами, терпящими невероятное наказание без единого шанса дать отпор.
Особо не задумываясь, Дэви решил, что берег смотрит на юг. Так подсказало ему движение солнца по небу – в этот и в прошлый раз. Похоже на остров Мартас-Винъярд.
После тестов в ангаре Конли его не тревожил. Не появился он и наутро. Дэви не знал, как к этому относиться, – с одной стороны, его интересовали результаты, с другой – он радовался, что его оставили в покое.
Когда Дэви гулял по пляжу, за ним присматривали. Регулятор не дал бы ему сбежать или потеряться, но тюремщики не желали, чтобы он общался с кем бы то ни было.
Прежде чем отпустить его на пляж, тюремщики отправляли туда кого-то из своих – человек садился на валун за пределами безопасной зоны, с которого хорошо просматривался берег. Если на пляже не оказывалось людей, тюремщики активизировали ключ, а «надзирателю» сообщали, что Дэви вот-вот выпрыгнет из дома.
На частный пляж посторонним не проникнуть, но в некоторых домах по соседству были жильцы – смотрители и упрямые зимовщики надевали забродники и занимались донной рыбалкой. Дэви наблюдал за ними издали. Если кто-то приближался к нему, «надзиратель» докладывал об этом по рации и давал свисток, предупреждая Дэви, что через две секунды цифровые ключи дезактивируют.
Дэви невзлюбил свист почти так же сильно, как предупредительную тошноту. Тем более что, услышав дребезжащий сигнал, он чувствовал тошноту, но без характерного першения в горле. Неприятное ощущение исчезало, лишь когда он возвращался в клетку.
Тем утром свисток дали до ланча, хотя на берегу, ни вблизи, ни вдали, никого не было.
Дэви стоял в клетке, делая глубокие вдохи, когда дверь открылась.
Пришла Гиацинта Поуп, она же Мисс Минчин.
Дэви едва ее узнал. Гиацинта явилась в строгом черном костюме, сидевшем, как перчатка. Плюс к тому короткая, до середины бедра, юбка, плюс чулки в сетку, плюс туфли на высоком каблуке.
Распущенные волосы ниспадали на плечи блестящими волнами.
Ну вот, и с такой прической мозги не вытекают. Дэви вновь почувствовал желание, смешанное со страхом, но умудрился сделать бесстрастное лицо.
– Мисс Поуп.
– Мистер Райс. – Гиацинта продефилировала по комнате. Благодаря каблукам бедра у нее раскачивались еще сильнее. Она опустилась на подлокотник кресла. – Вижу, твой статус повысился.
– Это награда за то, что я тебя швырял, – не сдержался Дэви. – Думаю, вдруг сумею дослужиться до собственного бунгало?
Гиацинта засмеялась и скрестила ноги. Юбка задралась, и Дэви увидел зажимы кружевного пояса, пристегнутые к чулкам. Гиацинта подалась вперед – подол поднялся еще выше.
Дэви сглотнул:
– Мисс Поуп, чем я могу быть вам полезен?
– Я должна привести тебя на ланч. В столовую. Может, переоденешься? – Гиацинта оглядела его джинсы «Докерс», свитер и тенниски.
– Намечается что-то официальное?
– Нет. – Гиацинта покачала головой. – Просто я думала… вдруг тебе нужна помощь? – Она быстро облизала губы.
– Я умоюсь.
Дэви убрал ветровку в шкаф, зашел в ванную, сполоснул руки и лицо, причесался. Апатично глянул на свое отражение в зеркале. Что ей нужно? Конли отстранен от проекта? Теперь она у руля?
Когда Дэви вышел из ванной, Гиацинта боком сидела в кресле. Точь-в-точь как в рекламе нижнего белья – спина прижата к подлокотнику, правая нога поднята, левая закинута на правую. Гиацинта разглаживала чулки, а юбка задралась так, что Дэви разглядел черные кружевные трусики.
Дэви нервно сглотнул и прыгнул мимо Гиацинты к двери.
– Так мы пойдем? – спросил он, открыл дверь и галантно придержал.
К счастью, спинка кресла теперь закрывала самое непристойное.
Гиацинта поднялась и, проходя мимо Дэви, сыграла в скромницу – поправила юбку.
Чтобы не шагать рядом с Гиацинтой, Дэви прыгал – сперва к началу лестницы, потом, вежливо подождав спутницу, на пролет ниже, потом в холл второго этажа, потом на следующий пролет, потом в холл первого этажа. Он даже стул для дамы выдвинул. Думая при этом: «Ты мне не нужна».
Дэви уселся сам и перехватил настороженный взгляд Гиацинты.
Ели они вдвоем. Подавали ланч два лакея под руководством дворецкого Эбни. Дворецкий протянул Дэви бутылку вина, но тот решил поступить иначе:
– Может, мисс Поуп выскажет нам свое экспертное мнение?
Эбни тут же встал с другой стороны стола и протянул бутылку Гиацинте. Та пригубила вино и в итоге одобрила белый «Спатлезе» к чаудеру с моллюсками и пасте с омарами, томатами и побегам маквиса.
На вопрос Гиацинты Эбни ответил, что маквисом называют колючий кустарник и высокую траву, растущие в некоторых районах Корсики, и что благодаря местным травам остров прозвали Душистым.
Круглый хлеб с хрустящей корочкой еще не остыл. Собирать таким соус – одно удовольствие. Дэви сосредоточился на еде и лишь потом спросил:
– А где доктор Конли?
Гиацинта промокнула губы полотняной салфеткой:
– Добрый доктор отправился на консультацию с коллегами. Очевидно, ваш эксперимент с дорогой гравитационной штукой дал результаты. Много результатов. Доктор пока в режиме анализа. – Гиацинта подняла бокал, и лакей наполнил его вином. Ей даже просить не пришлось. – Значит, освобождается время для нас.
Это Дэви совсем не понравилось. Он вопросительно поднял брови.
Из кармана костюма Гиацинта достала аптекарский пузырек и протянула ему:
– Возьми одну капсулу.
– Что это?
– Доксициклин. Мы отправляемся в маленькое путешествие.
Дэви глянул на ярлычок и прочитал: «Доксициклин, 100 мг. Для профилактики малярии ежедневно принимать по одной капсуле».
– Тропики… Поедем только ты и я?
– Не совсем так, – покачала головой Гиацинта.
Очень жаль. Нет, романтических планов Дэви не строил. Если бы его отправляли с одним сопровождающим, то использовали бы один передатчик сигнала, который можно схватить. А так опять будут мобильные полуключи – половина спереди, половина сзади. Сопровождай его только Гиацинта, Дэви обдумал бы свои шансы.
– Куда мы отправляемся?
– В Нигерию.
Прыжок состоялся в следующий полдень.
– Сейчас там уже темно, – предупредила Гиацинта, сверившись с часами.
Она переоделась в брюки цвета хаки, охотничьи сапоги и фоторепортерский жилет поверх хлопковой футболки-поло. На плече она несла сумку, а волосы, как обычно, собрала в тугой пучок.
На Дэви были те же джинсы, тенниски, белая хлопковая рубашка с рукавами, закатанными до локтей. От обоих несло репеллентом «ДЭТА». Африка – это всегда малярия, а Нигерия – хлорохиноустойчивый P. Falciparum[49], из-за которого Гиацинта велела принимать доксициклин.
– Ключи точно на месте?
Вопрос вырвался непроизвольно: со страхом перед прыжком туда, где нет безопасной зоны, совладать не удалось.
Сволочи-тюремщики осечек не давали.
– Я же говорила. Наши люди звонили. Они взяли терминал в вилку. Ты ведь уверял, что сможешь, – насмешливо добавила Гиацинта.
По ее словам, мистер Симонс отправил в Нигерию своих людей два дня назад.
– Тогда ладно, – сказал Дэви.
Для Дэви прыжки – дело привычное, но он почувствовал, как содрогнулась Гиацинта, когда он отпустил ее в терминале. Он машинально поддержал ее, пока она приспосабливалась к переменам в обстановке – от света к тьме, от центрального отопления к кондиционерам, не справляющимся с влажностью, к совершенно иным запахам.
В темном, обычно пустом углу у зоны получения багажа две женщины-хауситки и ребенок наблюдали сильную грозу за стеклянными дверями терминала. Дэви прыгнул им за спину и, прежде чем женщины заметили, опустил Гиацинту на пол.
С испугом Гиацинта справилась быстро. Потом на улице ярко вспыхнула молния, а гром грянул так, что окна задребезжали, и от страха подпрыгнули все, включая Дэви.
Хауситки не охнули, а чуть не в голос закричали, когда увидели совсем рядом Дэви и Гиацинту. Испуганно оглядываясь, они поспешили прочь, волоча за собой удивленного ребенка.
Гиацинта хохотнула, потом спросила:
– Где здесь наземный транспорт?
Дэви хотел отправить ее к длинной очереди маленьких пикапов – некоторые перевозили снаряды, некоторые – по пятнадцать – двадцать нигерийцев за пятьдесят найр с каждого. Вместо этого он показал на двери в другом конце широкого зала. Туда они и зашагали, огибая ожидающих багаж. Дэви несколько раз бывал в этом аэропорту и не растерялся, когда крупный нигериец в камуфляже загородил им путь и потребовал документы.
Гиацинта полезла в сумку. За взяткой, как решил Дэви.
– Не надо, – спокойно проговорил Дэви. – Это не чиновник, а мошенник-вымогатель.
– Ты уверен?
– Да, уверен. Знаков различия на форме у него нет.
Мошенник все это слышал и громко потребовал:
– Предъявите документы! Немедленно!
Дэви покачал головой:
– Пожалуй, это вам стоит предъявить документы, мистер бараво![50]
Услышав это слово, люди стали оборачиваться.
Мужчина посмотрел по сторонам и выругался, потом хотел отнять сумку у Гиацинты – дернул за ремешок, но промахнулся, потому что она сделала шаг назад. По глупости он двинулся за ней.
Гиацинта пнула его в голень, потом ладонью разбила нос. Мужчина отступил, орошая пол кровью.
На другом конце зоны получения багажа поднялась суматоха – подоспели настоящие служащие национальной полиции, в форме и с оружием.
Дэви показал на самозванца, зажимающего разбитый нос:
– Бараво! Он хотел украсть у нее сумочку!
– Взять его! – приказал командир, судя по погонам – сержант полиции.
– Нет, это она на него бросилась! – заявил один из местных, мужчина в дешевом костюме.
Сообщник! Дэви покачал головой и посмотрел на мужчину с разбитым носом. Из глаз у него катились слезы. Незадачливый вор весил раза в два больше, чем его потенциальная жертва. Дэви многозначительно посмотрел на Гиацинту.
– Abokinbarawo, barawone, – объявил кто-то из полицейских.
Мужчина в дешевом костюме нервно сглотнул:
– Наверное, я ошибся.
– Что вы сказали ему про вора? – спросил Дэви полицейского.
– Друг вора – тоже вор, – перевел сержант.
– Usema, – поблагодарил Дэви и повернулся к Гиацинте. – Если сделать небольшой подарок, нас не поведут в участок давать показания.
Гиацинта кивнула, проворно вытащила что-то из сумки и незаметно передала сержанту, словно пожимая ему руку.
– Капитан, большое спасибо за помощь! Мы опаздываем на встречу; пожалуйста, можно нам идти?
В звании Гиацинта ошиблась. Сержант не поправил ее, зато украдкой взглянул на пачку найр, которую она вручила. Все купюры были по пять тысяч, каждая эквивалентна трем долларам восьмидесяти центам, свернутая пачка полдюйма толщиной. Сержант сунул деньги в карман, отступил на шаг и отдал честь.
– Можно, мадам. С этим мугу мы разберемся.
– Nagode, – проговорил Дэви. – Благодарю вас.
Они вышли из терминала. У обочины стоял коричневый внедорожник «джи-эм-си», к нему прислонились двое охранников. Дождевая вода ручьями стекала с непромокаемых накидок, под которыми угадывались автоматы.
Задняя дверь внедорожника открылась, едва Гиацинта вышла из терминала. Они с Дэви пробежали под ливнем и устроились на многоместное сиденье сзади. Седой белый мужчина в брюках цвета хаки занимал переднее пассажирское кресло и внимательно смотрел, как устраиваются Дэви и Гиацинта. Вслед за ними в салон забрались охранники и разместились на среднем многоместном сиденье, уперев ложа автоматов в пол.
– Поехали! – скомандовал белый мужчина.
Водитель газанул, внедорожник сорвался с места так резко, что Дэви покачнуло, а дверь захлопнулась.
Дэви повернулся и сквозь дождь посмотрел назад. Несколько полицейских вышли из терминала – возможно, в надежде отжать деньги для себя лично, но ливень их обескуражил.
– Как он назвал того бандита? – спросила Гиацинта. – Мугу?
Дэви подался вперед и задал этот вопрос охранникам.
– Мугу? – переспросил один. – Это значит плохой человек. Злодей.
Дэви содрогнулся, но не от холода, хотя он промок под дождем, а в салоне работал кондиционер. Бандит из терминала – злодей, но мелкий, примитивный. Он терроризирует и обворовывает беззащитных людей, вымогая у них деньги.
Дэви посмотрел на Гиацинту и на ее тугой пучок, без которого он видел ее лишь раз. Вот она – зло. Ее босс еще хуже.
Внедорожник проехал знак аэропорта. Для диктатора Муртала Мухаммед был неплохим лидером. Он боролся с коррупцией и вел страну чуть ли не к процветанию, но в 1976 году военные убили его. Тем не менее аэропорт назвали в его честь.
Дэви ненавидел командировки в Нигерию.
До смерти Сани Абачи, последнего диктатора, он бывал здесь дважды. Один раз – по заданию АНБ, второй раз – по собственной инициативе, когда спасал представителей «Международной амнистии», брошенных в тюрьму режимом Абачи. Нигерия – шестой крупнейший производитель нефти в мире, но ее население живет среди ужасной бедности и насилия. До смерти диктатора «от сердечного приступа»[51] семья Абачи вывезла из страны более трех миллиардов долларов США, часть денег швейцарские банки вернули в Нигерию, часть так и не обнаружилась.
В Лагос внедорожник не поехал, и Дэви очень обрадовался. Он слышал, что сейчас на дорогах куда спокойнее, а вот раньше могли остановить и военные, и полиция, и местные бандиты, промышляющие разбоем и убийствами. Вместо этого «джи-эм-си» свернул на объездную дорогу к терминалу коммерческих авиаперевозок, где обслуживались чартерные и нефтяные авиакомпании.
Интересно, где ключи? Ни спереди, ни сзади Дэви машин не видел, значит ключи не близко и передают очень сильный сигнал. Или оба ключа спрятаны в машине, а ему просто не говорят об этом?
Одна из дверей ангара, десятифутовая, оказалась открыта, и внедорожник заехал внутрь. От света фар на стенах колыхались тени, стук капель по крыше прекратился с чуть ли не пугающей внезапностью.
В ангаре стояли три вертолета и одномоторный самолет. Вдоль задней стены отгородили несколько комнатушек. Водитель погасил фары – стало еще темнее, потому что дверь закрыли. Все вышли из салона.
Дождь так и колотил по крыше ангара – места больше, изоляции меньше, чем в машине. Шум действовал угнетающе. Все молчали, но кто-то включил потолочный свет – слабые люминесцентные лампы. Когда они загорелись, стало казаться, что на глазах пелена.
Работник, закрывший дверь ангара, помахал рукой, схватил бесформенный зонт с переломанными спицами и юркнул под ливень через дверцу, вделанную в большую дверь ангара.
Белый мужчина с переднего сиденья посмотрел на охранников и многозначительно показал на дверцу:
– Джентльмены, прошу вас!
– Мы здесь – чтобы охранять, а не под дождем мокнуть, – заявил один охранник. – Мы в ангаре подождем.
Белый мужчина что-то сказал на языке хауса. Охранники заметно удивились, потом захохотали.
– И вам заплатят, – добавил белый.
Оба охранника подняли капюшоны дождевиков и вышли под ливень.
– Что вы им сказали? – полюбопытствовала Гиацинта.
– Напомнил местную пословицу: воры не стучат, прежде чем войти в дом. Сюда, пожалуйста. – Он показал на угловую комнату, отпер дверь и включил свет.
Комната освещалась лучше, чем ангар, а еще в ней работал кондиционер.
Дэви сразу увидел клубы тумана – сырой воздух ангара сгущался, смешиваясь с воздухом комнаты. Но когда они втроем закрылись, все равно стало легче.
– Это Дэви, – познакомила их Гиацинта. – Это Фрэнк.
Выговор Фрэнка звучал странно – эдакая смесь британского и американского. Кожа у него обветрилась и огрубела, а сеть морщин вокруг глаз напоминала дельту Нигера. Они с Дэви пожали друг другу руки.
Еще в особняке Симонса Гиацинта предупредила:
– Фрэнк – просто пилот. Ни о тебе, ни о нас ему ничего не известно. Скажешь ему хоть слово – я убью его и найму другого.
Фрэнк работал на «Международную помощь». Попечительский совет фонда позволил воспользоваться его услугами по просьбе мистера Симонса в обмен на очень щедрое пожертвование.
– Я не представляла, насколько плохая здесь погода, – посетовала Гиацинта.
– Ничего страшного, – заверил Фрэнк. – Послеобеденные грозы в Нигерии часто затягиваются. После полуночи метеопрогноз хороший.
– Тогда вы и хотите вылететь?
– Да, ровно в час.
– Сколько сейчас по местному времени? – Гиацинта взглянула на часы.
– Семнадцать двадцать восемь. – Фрэнк посмотрел на нее с явным удивлением. – Вы не перевели часы во время полета?
– Нет. – Гиацинта стала переводить часы.
– Сколько времени вы провели в терминале? – спросил Фрэнк.
– А что? – Гиацинта прищурилась.
– Простите! – Фрэнк умиротворяюще поднял руки. – Разумеется, не мое дело, но из-за ливня все международные рейсы последние пять часов перенаправляли в Абуджу.
– А-а, – отозвалась Гиацинта. – Мы прибыли… ну, другим транспортным средством. Мы вернемся поближе к полету, в половине первого, хорошо?
– Машина и охранники вам нужны? О поездке в город мы не договаривались, но поработают они с удовольствием.
– Где вы их наняли? – уточнила Гиацинта. – В агентстве?
– Можно и так сказать! – засмеялся Фрэнк. – Они из национальной полиции. В Лагосе половина полицейских подрабатывает охраной, другая половина контролирует блокпосты на дорогах и вымогает деньги у лиц с фальшивыми документами.
Гиацинта беззвучно охнула и добавила:
– По поводу охраны и машины не беспокойтесь. Мы сами доберемся.
– Без охраны я в город не ездил бы, – предостерег Фрэнк.
Дэви считал его беспокойство оправданным. От Лагоса их отделяло четырнадцать миль, хотя город вовсю тянулся к аэропорту, и жителей здесь было больше, чем в Лос-Анджелесе.
– Мы и не поедем, – отозвалась Гиацинта, вышла из кабинета и направилась вдоль дверей к самолету.
Фрэнк наблюдал за ними с порога, но его предупреждение: «Там выхода нет» – Гиацинта проигнорировала. Когда позади остался самый большой из трех вертолетов, она глянула на Дэви:
– Ты готов?
– Дай сориентироваться! – Дэви вдохнул сильный запах тропических цветов, авиатоплива и ощутимую издалека вонь гниющего мусора. – Готов.
Дэви встал ей за спину, а когда приподнял, Гиацинта ягодицами потерлась о его бедра. Дэви прыгнул в клетку, то есть в свою комнату в особняке Симонса, и отпустил Гиацинту, жмурясь на ярком свету.
Гиацинта неуверенно шагнула вперед, чтобы восстановить равновесие, обернулась и посмотрела Дэви на промежность:
– У тебя что-то в кармане лежит?
Дэви прыгнул мимо нее и распахнул дверь:
– Нам обоим стоит отдохнуть: через три часа нужно возвращаться.
Гиацинта вскинула брови и неспешно подошла к нему.
– Конечно, давай немного поваляемся.
Дэви хотел перенести ее на второй этаж, в столовую, потом сразу же прыгнуть обратно в комнату, но замка-то на двери нет.
– Оставь меня! – со вздохом попросил он и добавил: – Пожалуйста!
Гиацинта положила руку Дэви на грудь, чуть выше шрама, и пальчиками разгладила ему рубашку.
– Или я перенесу тебя в Лагос и оставлю ждать в терминале аэропорта.
Это подействовало.
– Не перенесешь. Там ключей нет.
– Ты наврала мне, – покачал головой Дэви. – Заранее ты ни с кем не связывалась. Прогноз погоды ты впервые услышала вместе со мной от Фрэнка. Ливень в твои планы точно не входил. Там было слишком много динамичных факторов.
– Ты прав. Ситуацию нужно исправить. – Гиацинта вытащила из кармана сотовый и нажала на кнопку. – Извини меня!
И ушла.
«Может, прыгнуть в Нигерию, пока Гиацинта не связалась с командой Симонса? – прикинул Дэви. – Что толку? Едва она позвонит своим людям, ключи дезактивируют, и придется снова прыгать в клетку. Нужно ждать».
15. «Без глупостей, мистер Паджетт!»
От лежания на камнях у Милли онемела щека, подбородок покрылся густой слюной. Мерзость какая! Милли вытерла подбородок рукавом и посмотрел на часы. Сознание она потеряла на десять минут, а вот если бы осталась в квартире, то, наверное, не очнулась бы вообще. Щеку жгло: чувствительность возвращалась. Милли глянула в зеркало у кровати и поняла, что, падая, царапнула щеку.
Жизнь не дает заскучать ни на минуту…
Милли натянула чистые джинсы, темную футболку, кроссовки без носков и темную кожанку Дэви. Захватив бинокль, она прыгнула в Стиллуотер, но не в квартиру, а к карусели в городском парке примерно в квартале от своего дома. В свете уличного фонаря сооружения на детской площадке отбрасывали четкие длинные тени на землю и на мертвую траву.
На миг Милли остановилась и, медленно поворачивая голову, обратилась в слух. По улице пробежала собака, пометила основание светофора и двинулась дальше. На соседних улицах гудели машины, свет фар отражался в окнах домов.
Милли вышла к деревьям, обрамлявшим парк, и зашагала вдоль забора из сетки-рабицы. Забор отделял парк от круглосуточного мини-маркета и последних домов комплекса, в котором она жила. Милли прыгнула за забор, потом на крышу заправочной станции. Передний фасад заправки освещался яркими огнями и рекламными вывесками над бензоколонками, поэтому гудрон-гравийная крыша оказалась в густой тени. Милли поднесла бинокль к глазам и тщательно осмотрела две стороны своего дома, видные с этого места.
Вход в гараж Милли видела, подъездную дверь – нет. К дому подъехал минивэн, но Милли узнала пассажиров – это семья с первого этажа.
Вспомнился газ в квартире. Что они использовали? Существуют газовые анестетики, но о них Милли знала лишь то, что они угнетают дыхание. Применять их без надзора очень опасно. Хотелось надеяться, что рядом были люди и какие-то детекторы движения.
«Как же они заклеили дверь изнутри и выбрались из квартиры? – удивлялась Милли. – С изоляцией у нас полный порядок. На стенах из гипсокартона и на потолке гермолента, на деревянных полах ковры или плитка. Там, где в квартиру подведены коммуникации, Дэви использовал пенопласт, чтобы защититься от соседских тараканов. Остаются коридорная дверь, окна, камин и откатная дверь на балкон. Все окна качественные, с двойным остеклением и каучуковым уплотнителем».
Дверь во внутренний двор? Милли кивнула себе. На откатной двери хороший уплотнитель. Незваные гости убедились, что окна закрыты, заклеили дверь, завесили камин и вышли через балкон.
Милли снова прыгнула к деревьям и обошла комплекс. В паре улиц от их внутреннего дворика росло дерево, которое давно ее интересовало. Когда листья опали, она видела, как на нем играют девочка и маленький мальчик. Весной и летом с дерева ничего не разглядишь, но сейчас только почки набухали. Милли отыскала нужный двор и хоть не сразу, но забралась на дерево – с нижних веток на верхние, пока не перелезла через низкие поручни на дощатую платформу.
Милли села на корточки и прижалась спиной к стволу – так уличные фонари не высветят ее силуэт, по крайней мере из квартиры видно не будет. Она навела бинокль на свои окна и нахмурилась. Шторы задернуты, света за ними нет. «Может, те мерзавцы не знают, что их капкан захлопнулся? – подумала она. – Если бы я поставила такой капкан, то следила бы за квартирой через камеру, приспособленную для съемки при слабом освещении. Может, мерзавцы проверяют капкан удаленно?»
Во тьме что-то мелькнуло – не свет, а будто колыхнулась белая штора. Почудилось? Но мелькание повторилось: штору отодвинули, и от нее к стеклянной двери метнулась фигура. Отражение на двери всколыхнулось: ее открыли и быстро закрыли снова. Балкон освещался плохо, но Милли увидела на незваном госте полную маску-респиратор, вроде противогаза у пожарных, а за спиной – баллоны со сжатым воздухом.
На миг Милли подумала, что это и есть пожарный, боец из местного отдела по опасным веществам. Ну конечно! А где мигалки? Где машины? Где толпа зевак, сдерживаемых полицией?
Человек сдвинул маску на лоб, и воздухоподающий шланг поднялся, как хобот трубящего слона. Он посмотрел по сторонам, и свет фонаря упал на его лицо.
Милли удивленно заморгала. Что он здесь делает? Это ведь Монах, Паджетт, сбежавший, когда ее похищение не удалось. Ну, здесь не Вашингтон. Стиллуотер ФБР прочесывает не так интенсивно.
Неожиданно для себя Милли оскалилась и заскрежетала зубами. Вспомнился день, когда Паджетт преследовал ее в Национальной галерее.
Милли ожидала, что Монах спустится вниз – спрыгнет на траву, но вместо этого он полез на балкон выше, на третий этаж. Поднимался он с трудом: вероятно, мешал воздушно-дыхательный аппарат.
«Может, упадет?» – с надеждой подумала Милли, поджала губы и присмотрелась к квартире на третьем этаже. На балконе никого не было, дверь плотно закрыта. Может, кто-то заставит его упасть?
Не с первой попытки, но Паджетту удалось закинуть ногу на край балкона. Он подтянулся и только успел встать, держась за перила, как вдруг на балконе возникла Милли и заорала ему в лицо.
Паджетт отпрянул, что вполне естественно, когда перед тобой вдруг появляется кто-то орущий, хотя, наверное, без громоздкого прибора он удержался бы. Паджетт сорвался с перил, перевернулся в воздухе. Милли вдруг поняла, чем чревато падение на спину, если у человека за плечами баллон со сжатым воздухом. Ее аж замутило от страха.
К счастью, Паджетт снова перевернулся и полетел вниз солдатиком, спиной к дому. Грохот при падении был все равно сильный.
Милли заглянула в квартиру через откатную стеклянную дверь. Голубоватое сияние у стены выдавало не то включенный телевизор, не то компьютерный монитор, но людей в квартире Милли не увидела. Имейся у Паджетта сообщники, они, наверное, помогли бы ему?
На землю Милли прыгнула, как прыгает Дэви и как с недавних пор делает она сама, а не как Паджетт. Внизу было темно: фонарь, освещавший балкон, заслоняла вечнозеленая изгородь.
Баллон остался цел, и его вес придавил Паджетта к земле. Тот пытался дышать широко открытым ртом, только воздух не шел. Чувство вины захлестнуло Милли. Он ведь просто сбил себе дыхание, а не сломал ребра, не проткнул легкое и не перебил трахею?
Склонившись над Паджеттом, Милли гадала, как помочь ему отдышаться, когда его взгляд сфокусировался на ней. Разинутый рот хватал воздух, а рука через живот потянулась к пристегнутой поясной кобуре с пистолетом. Милли вспомнила агента ФБР, которого подстрелил Паджетт, шагнула вперед и пнула тянущуюся руку. Она промахнулась – носком кроссовки попала по животу, наполовину вытащенный пистолет упал на землю, а Паджетт скрючился от боли.
Пинок не только выбил пистолет у Паджетта из рук, но и запустил диафрагму. Судорожные движения рта сменились затрудненными, как у астматиков, вдохами – воздух со свистом влетал в легкие и вылетал из них. Милли рванула вперед, подняла тяжелый автоматический пистолет и отступила подальше от Паджетта. Взглянув на пистолет, она содрогнулась. «Господи, где тут предохранитель? Взведен курок или нет?»
Однако пистолетом можно просто бить по голове. Глаза привыкали к темноте, и на ремне у Паджетта она разглядела наручники. Опять понадеявшись на то, что ребра не переломаны, Милли толкнула Паджетта лицом на баллон с воздухом. Он попробовал перевернуться, но Милли прижала дуло пистолета ему к затылку:
– Без глупостей, мистер Паджетт!
Разумеется, она не добавила, что палец на курке не держит.
От прикосновения дула Паджетт замер, и Милли сняла у него с ремня наручники. С ними она обращаться умела. Студенткой она проходила практику в окружной тюрьме – проводила психиатрическое освидетельствование прибывающих осужденных. Студентов не заставляли надевать заключенным наручники, но показали, что делать в случае ЧП, и разрешили повертеть их в руках. Милли защелкнула наручники у Паджетта на запястьях и закрыла на два оборота ключом, который нашла у него в кармане.
Преимущества над ним Милли не чувствовала. Даже в наручниках этот тип мог придумать десяток вариантов принципиально изменить ситуацию. Поэтому она вытащила ремень у Паджетта из брюк и связала ему лодыжки. Так-то лучше.
Милли удивлялась, что шум еще не всполошил соседей – ее крик или грохот падения Паджетта. В ближайшей квартире горел свет, но даже сквозь закрытые окна доносился ор телевизора. Тем не менее свидетели могли появиться в любую минуту.
Милли сняла с Паджетта баллон с воздухом. Из-за наручников наплечные ремни пришлось распустить полностью, а вот поясной удалось расстегнуть. Милли прыгнула в Гнездо и положила баллон и маску на кровать. После недолгих размышлений пистолет она поместила на пропановый холодильник.
И что с Паджеттом делать? Перебросить его в Вашингтон и позвонить в ФБР? А это поможет вернуть Дэви? При допросе задержанного агенты ФБР вынуждены соблюдать правила. Нет, по закону правилами ограничены все, только на данном этапе Милли закон не волновал. Впрочем, она сомневалась, что способна причинить страдания. И в том, что желает бороться с травмированным Паджеттом, даже связанным по рукам и ногам. Вспомнился летучий препарат в квартире. Точно!
От респиратора Милли отказалась быстро. Лицо у Паджетта другой формы и больше, чем у нее, – как Милли ни затягивала ремешки, плотно маска не садилась.
– Ладно, – проговорила Милли вслух. – Лучше так, чем таскать с собой тяжесть.
Она прыгнула обратно к Паджетту и застала его ползущим через газон. Вряд ли он сильно травмирован. Милли дернула за ремень у него на лодыжках, и Паджетт вскрикнул.
Опа! Похоже, таки травмирован.
– В лодыжке больно?
Паджетт повернулся к Милли и оскалил зубы.
– Нет, колено побаливает, – отозвался он и, будто немного поразмыслив, добавил: – Сука!
Милли огляделась: не отреагировал ли кто на вопль Паджетта? Пока никто не отреагировал.
– Мистер Паджетт, ну что за выражения? Что за тон?
Милли наклонилась и схватила его за предплечья. Он тяжеловат, но если поднатужиться… Милли сделала несколько глубоких вдохов и прыгнула к себе в квартиру.
Попав в гостиную, Паджетт снова вскрикнул, но Милли не поняла, от удивления это или потому что она задела ему колено. Открывать рот, чтобы выяснить, она не собиралась.
Паджетт тотчас закрыл рот, и Милли поняла, что он задерживает дыхание. Она тоже старалась не дышать, но резкий запах анестетика чувствовала. После крика надолго Паджетту дыхание не задержать. Милли выпустила его из объятий, и он повалился на бок.
Милли самой очень хотелось сделать вдох. Пока критическим положение не было, но она понимала, к чему идет дело. Раз – и она толкнула Паджетта в живот, в то самое место, куда чуть раньше пнула. Он судорожно выдохнул, потом захрипел, потом закашлялся.
Милли прыгнула в Гнездо, глубоко вдохнула, но от анестетика, перенесшегося вместе с ней, закружилась голова. Она отошла на несколько шагов от места, на которое прыгнула, и лишь потом снова сделала вдох.
Сколько кислорода в квартире? Сколько анестетика выпустил туда Паджетт? Милли хотелось, чтобы он потерял сознание, а не умер.
Милли взглянула на часы. Когда она прыгнула в квартиру, не зная о газе, то сознание потеряла менее чем через минуту. Паджетту она решила дать три минуты.
Милли прыгнула к бассейну. Так она называла озеро на дне каньона в паре миль от Гнезда. Питали озеро подземные родники, в центре красовался островок. В начале августа, когда солнце обрушивается на Эль-Солитарио, как молот на наковальню, Дэви переносил ее туда поплавать. Даже в самые жаркие дни вода оставалась прохладной.
У Дэви этот водоем вызывал смешанные чувства. Сначала он с высоты бросал туда террористов – угонщиков самолетов. Один, падая, детонировал бомбу и был разорван на куски, которые Дэви потом долго вылавливал. Позднее на островке он удерживал Брайана Кокса и Рашида Матара, убийцу своей матери. Там же он наконец выяснил отношения со своим отцом.
Но с тех пор прошло десять лет, а с ними – много чудесных летних деньков, посвященных купанию нагишом и развлечениям, которым тоже предаются нагишом, но с купанием не связанным.
В каньоне было темно и холодно, высокие каменные стены блокировали лунный свет. Сверху ветер свистел сквозь камни по краю каньона, внизу стояла тишь. В небе сияли звезды, западную кромку стены серебрила луна, а на дне было как в стихотворении Уильяма Хенли[52]: «В глухой ночи без берегов, когда последний свет потух…»
Милли сделала несколько глубоких вдохов, задержала дыхание и прыгнула в квартиру к Паджетту. Тот потерял сознание, его рот превратился в безвольную полоску, со щеки капала слюна. Милли переправила его на островок в центре пруда, с помощью фонарика обыскала, вывернув карманы. Во второй поясной кобуре на уровне поясницы она нашла автоматический пистолет тоньше первого. Милли посмотрела на пистолет, словно боясь, что он ее укусит, и открыла наручники ключом.
В свете фонаря Паджетт, лежащий на холодном песке с безвольно открытым ртом, выглядел жалко. Милли накрыла его старым спальным мешком. «Ладно, если возникнут проблемы, я всегда успею сдать его ФБР», – успокаивала она себя.
Милли вернулась в Гнездо и, ритмично шлепая губами, разглядывала трофеи.
– Об-чистив П-паджетту к-карманы, ищу д-дорогу… Ну, зацепки и все такое.
В карманах нашелся однолопастной зубчатый нож, очень острый; несколько ключей, в том числе от машины прокатной фирмы «Энтерпрайз», от замка Шлаге, часто используемого в квартирах Стиллуотера, от наручников (ими Милли уже пользовалась); тысяча шестьсот семнадцать долларов наличными, скрепленных зажимом, тонкий кожаный бумажник с британскими правами, на которых красовались фотография мистера Паджетта и совершенно другое имя; карта «Американ экспресс», другая банковская карта, карта медицинского страхования. На всех картах стояло имя Роберт Морис Берк.
«Ну, мистер Паджетт, – подумала Милли, – если бы я недавно ранила агента ФБР, то, наверное, тоже позаботилась бы сменить имя».
Еще обнаружился сотовый с тремя номерами в истории вызовов и с пустой памятью. Два номера начинались с территориального кода 405, который относился и к Стиллуотеру. АТС Милли не узнала. Впрочем, код 405 относился и к Оклахома-Сити. Первый номер начинался с кода 508.
«Где я совсем недавно его видела?» – спросила себя Милли.
Она вернулась к грязной одежде, брошенной по возвращении из «Десяти Тысяч Волн». Желтый стикер из кейса «Халибертон», обнаруженного в «Бохстеттлере и партнерах», лежал в переднем кармане джинсов. Территориальный код тоже был 508. Совпадала и АТС.
На восточном побережье уже перевалило за полночь. Зевнув, Милли подумала о Паджетте, лежащем на холодном песке. Как только анестетик перестанет действовать, что, наверное, уже случилось, ему станет некомфортно. Если Паджетт впрямь повредил колено, заснуть ему будет трудно.
Вот и хорошо.
Милли прищурилась, удивленная собственной реакцией. Никогда она не считала себя злюкой. Видимо, злюкой она таки была, потому что заснула, едва опустив голову на подушку, ни разу не подумав о лишениях мистера Паджетта.
Ранним утром Милли быстренько проверила своего пленника, глянув на него в бинокль с кромки карьера. Ночью Паджетт заполз в спальный мешок и застегнул его. Песчаный островок освещался плохо, но Милли разглядела, что спальный мешок поднимается и опускается в такт дыханию Паджетта, хотя глаза у него закрыты. Она вздохнула с облегчением и отнесла бинокль в Гнездо.
Следующая остановка – интернет-кафе на северо-западе Манхэттена. Проведя поиск по территориальному коду и АТС, Милли выяснила, что интересующие ее номера телефонов относятся к Эдгартауну, штат Массачусетс. Поиск по карте показал, что Эдгартаун – городок на острове Мартас-Винъярд. «Да-да, мы с Дэви разок катались там на велосипедах и жарили моллюсков в той закусочной, как ее… „Кусок“, – припомнила она. – Дело было в Менемше, на другом конце острова».
Милли уменьшила масштаб карты, чтобы видеть Кейп-Код, Нантакет, большую часть неостровного Массачусетса и Род-Айленд. Две машины «скорой помощи» бросили в Новой Англии. Одну – в аэропорту Бостон-Логан, другую – в Род-Айленде. Из обоих мест до Мартас-Винъярда несколько часов пути. Хотя есть паром. Можно арендовать лодку или самолет. Можно засунуть Дэви в багажник машины.
Вдруг хоть один из номеров фигурирует в каталоге фирм и организаций? Милли проверила оба десятизначных номера. По номеру из сотового Паджетта соответствий не оказалось, а вот номер с желтого стикера принадлежал гольф-клубу Эдгартауна. Милли снова взглянула на стикер. «Гкэсв 9/2 2:30». Гкэ – гольф-клуб Эдгартауна. Отец Милли играл в гольф. «Св» – стартовое время? Второе сентября, 14:30.
Какое горькое разочарование! Игра в гольф восьмимесячной давности… Разве она может иметь значение?
Раз вокруг лишь солома, хватайся за соломинку…
Милли прыгнула в Вашингтон и позвонила с сотового.
Включился автоответчик, сообщивший, что клуб закрыт на зиму, откроется первого июня, что доступ имеют лишь члены клуба, но они могут приглашать гостей. Потом предложили поговорить с менеджером клуба, нажав один.
– Том слушает.
– Здравствуйте! Меня зовут Нэнси Берквист. Я бухгалтер, занимаюсь налоговой отчетностью мистера Келледжа.
– А кто этот мистер Келледж?
Выговор у Тома типичный для Мартас-Винъярда. Милли не слышала его несколько лет, но узнала тотчас.
– Мистер Келледж – генеральный директор столичной компании «Бохстеттлер и партнеры». Я пытаюсь разобраться в его отчетах по издержкам. – Милли громко вздохнула. – Мистера Келледжа проверяет налоговое управление.
– Мисс, а при чем тут гольф-клуб Эдгартауна? – спросил Том озадаченно, с легким раздражением.
– Очевидно, он играл у вас в гольф. У меня есть запись о брони на второе сентября прошлого года, стартовое время – четырнадцать тридцать. Не знаю, сохранились ли у вас записи восьмимесячной давности, но мне нужно выяснить, с кем играл мой босс, чтобы объяснить аудитору расходы на аренду грина и гольфкара.
– Попробую найти. Бронь явно не на имя мистера Келледжа, он ведь не член клуба. Дадите мне пару минут? Я должен достать из шкафа папки за прошлый год.
– Не торопитесь. Вы делаете мне большое одолжение.
Том вернулся через две минуты:
– Вам повезло. Записи за первые шесть месяцев прошлого года мы уже выбросили. Говорите, бронь на второе сентября?
– Да. Стартовое время – четырнадцать тридцать.
Милли услышала шорох страниц.
– Вот она. Четырнадцать тридцать, два на два. Симонс! Боже, мистер Симонс. Мистер Лоренс Симонс.
– Не знаю такого.
– Ну… – Том заговорил веселее, с придыханием: – Нет, я ошибся. Эта запись на пятнадцать тридцать. На четырнадцать тридцать записан Джонс. Не знаю который, их у нас в клубе несколько.
– Можете отправить мне эту страницу факсом? – Милли нахмурилась.
Веселье мигом исчезло у Тома из голоса.
– К сожалению, нет. Раскрывать такую информацию запрещено правилами клуба. Жаль, я сразу это не вспомнил. Мы обязаны защищать личные данные наших клиентов. Спросите у своего мистера Келлога, с которым из Джонсов он играл.
– Келледжа.
– Не важно. У нас очень много работы.
Том отсоединился, не дождавшись ответа.
Милли вернулась в Гнездо, поискала в архиве видеозаписей Эдгартаун, но обнаружила только место перед «Куском» в Менемше, деревеньке на другом конце Мартас-Винъярда в максимальной для острова удаленности от Эдгартауна. Она вернулась на Манхэттен и оплатила еще немного времени в Сети. Простой поиск выявил сотни Лоренсов Симонсов, но когда Милли поочередно добавила Мартас-Винъярд и Эдгартаун, результатов не оказалось.
И все-таки это остров. Как далеко от Менемши до Эдгартауна?
15,21 мили – ответил картографический сервис «Мэпквест».
В мини-маркете за углом от интернет-кафе Милли купила кофе, бутерброд с яйцом и беконом и вернулась в западный Техас. Паджетт не спал. Завернувшись в спальный мешок, он сидел у пруда, а одну ногу оголил и высунул из-под мешка прямо в воду.
Милли содрогнулась: вода наверняка ледяная. Она принесла из Гнезда бинокль. Даже в воде было видно, что колено распухло. Милли вернула бинокль на место и принесла пузырек ибупрофена.
Милли прыгнула на островок, футов на десять от Паджетта и молча опустила на землю кофе и пакет с едой. Она отпрыгнула на край выступа и, оценив дальность, бросила вниз пузырек ибупрофена. Пузырек упал в воду футах в двух от него, обрызгав ему лицо и руки. Паджетт подскочил и выругался: из-за травмированной ноги он обрызгался до колен. Он поднял голову, но Милли уже отпрыгнула на дальний край выступа и наблюдала за ним в щель меж двумя камнями.
Паджетт выудил пузырек из воды и присмотрелся к этикетке. Вывалил несколько таблеток на ладонь, принюхался, положил одну таблетку на камень, другим камнем растер ее, смочил кончик пальца и поднес к губам, чтобы попробовать.
Во второй раз Милли бросила камень – он с грохотом упал Паджетту за спину, возле пенопластового стаканчика и свертка с бутербродом.
Паджетт резко повернул голову и потянулся за камнем размером с кулак. Поначалу Милли не поняла, заметил ли он еду, но вот он рванул к свертку на здоровой ноге, помогая себе руками, и она вздохнула с облегчением.
Закусочную «Кусок» на Мартас-Винъярде закрыли до теплого сезона. Ветер вихрился по Бейсин-роуд, продувая свитер и рубашку, будто их и не было. Милли уверяла себя, что мороза нет, мол, просто влажно и ветер резкий. Она вернулась в Гнездо за кожанкой Дэви, шапкой и перчатками.
На Мартас-Винъярде Милли села на автобус номер четыре до Уэст-Тисбери и там почти час ждала автобус номер шесть до Эдгартауна, то есть на самый конец острова.
Здесь, вблизи Нантакет-саунда, ветер дул сильнее, чем в Менемше, и буквально сбивал с ног. Милли посмотрела через гавань в сторону острова Чаппакуиддик: там берег хлестали сильные волны. На Уотер-стрит ветер мел меж зданиями и переносил жгучие соленые капельки.
Сверившись с картой, Милли направилась прочь от океана. Через двадцать минут она попала к административному зданию гольф-клуба Эдгартауна. Могла бы добраться быстрее, но по дороге она, идя согнувшись в три погибели, пропустила нужный поворот, поэтому пришлось возвращаться. Как Милли и ожидала, клуб оказался закрыт, хотя вдали какой-то мужчина работал на тракторе. Милли громко постучала; не дождавшись ответа, заглянула в большое панорамное окно, выходящее на паттинг-грин, и прыгнула внутрь.
«Можно вернуться ночью», – подумала Милли, потом покачала головой. Ночью ей понадобится фонарь или большой свет, значит она станет еще заметнее.
Карточки клиентов хранились в сером архивном шкафу в кабинете администратора. Симонс Лоренс являлся действительным членом клуба; вступительный взнос в четверть миллиона он заплатил двенадцать с лишним лет назад. Ежемесячную корреспонденцию ему направляли в Нью-Йорк, но для членства в клубе требовался адрес на Мартас-Винъярде, и в качестве такого указали Дрифтвуд-Холл, Грейд-Понд-лейн. Получалось, что это Эдгартаун, только на маленькой карте Милли такую улицу не обнаружила. Местный телефон Милли тоже не увидела, зато переписала нью-йоркский адрес и телефон. Судя по коду 212, Симонс жил на Манхэттене. Закончив, Милли сложила карточки так, как они лежали.
Милли опасливо выглянула в окно: тракторист работал, как и прежде. Милли вспомнила мерзкий порывистый ветер, метущий по Уотер-стрит меж ресторанами и бело-серыми особняками китобоев, и прыгнула.
– Это на южном побережье, – с британским акцентом заявила официантка, обслуживавшая Милли в ресторане «У Дэвида Райана». Роскошный обеденный зал еще не открыли, но бар на первом этаже спасал от холода и ветра, а «Эрл Грей» там подали в правильно согретом заварочном чайнике. – К западу от «Виннету», большого курортного отеля, есть дорогие дома. То есть дорогие даже по меркам Мартас-Винъярда.
– Почему их нет на карте?
Официантка наклонилась и постучала по линии, ведущей к побережью:
– Вот они! Тут написано только: «Частная дорога», а ведь вдоль нее есть несколько домов. Пожарные настояли, чтобы домам дали названия, мол, тогда они поймут, куда ехать.
Милли прижала ладони к чайнику:
– Далеко до них?
– Отсюда? Мили три-четыре. Без приглашения туда лучше не соваться – у каждого огорожено и частная охрана. Тамошние жители обожают свою приватную обстановку. Подлить кипяточку?
На Манхэттене таких ветров и холода нет. Чай согрел, брускетта со стейком приятно насытили, и Милли наконец перестала дрожать. Она заглянула в интернет-кафе и отправила сообщение пользователю terrier8765:
Кто такой Лоренс Симонс?
Через Центральный парк Милли добралась до Ист-Сайда.
Восточная Восемьдесят третья улица, указанная в расчетном адресе мистера Симонса, притаилась между Медисон-авеню и громадой Метрополитен-музея. У четырехэтажного таунхауса был серый каменный фасад, чугунные решетки на окнах и камеры слежения. Милли нервно сглотнула и прошагала мимо. Таунхаус был раза в три шире соседних особняков, да еще с двумя наземными гаражными воротами.
Сейчас ворота откроются, и из них повалят легионы штурмовиков в белой броне…[53]
Не оглядываясь, Милли свернула на Медисон-авеню. Камер слежения она не опасалась. Здесь музей по соседству, значит мимо проходят тысячи. Милли очень надеялась, что коротко стриженная блондинка совершенно не похожа на Милли Гаррисон-Райс, которую преследовали в другом музее.
На Восемьдесят первой улице Милли посмотрела на запад, в сторону Метрополитен-музея. После недавнего посещения Национальной галереи все музеи изобразительных искусств она воспринимала иначе. Как ни странно, они не начали ее пугать. Творчество гениев искусства и собственная фантазия подарили ей множество союзников. Милли кое-что узнала о своих внутренних ресурсах.
И что ее союзники предприняли бы в отношении некоего Лоренса Симонса?
В полдень Милли проведала мистера Паджетта.
Он пытался развести огонь методом трения на старом кострище, заметном по почерневшим камням. Ну хоть какое-то занятие. Тем не менее Милли беспокоилась о Паджетте. Наверное, сочувствие разворошили холодные, резкие ветры на Мартас-Винъярде.
Милли прыгнула в Гнездо, взяла из поленницы четыре кедровых полешка и завернула в старую газету, приложив длинную бутановую зажигалку для розжига каминов. Вернувшись в каньон, она выбрала местечко за спиной у Паджетта, но на приличном отдалении, прыгнула туда, выпустила поклажу из рук и тотчас прыгнула прочь.
С края обрыва Милли было видно, как Паджетт резко обернулся на грохот упавших бревен; лицо его перекосилось от страха.
Ко времени следующей проверки он уже сидел у костерка.
Потом Милли принесла ему биотуалет и рулон туалетной бумаги, потом – костыли, купленные в секонд-хенде, потом – картонное ведерко с жареной курицей и блок из шести бутылок пива. При каждой «доставке» она дожидалась, когда Паджетт отвернется, тихо оставляла дары в отдалении от него и тотчас прыгала прочь.
«Вид у него затравленный, – подумала Милли, наблюдая за Паджеттом в бинокль. – Вот и хорошо».
16. Вкуснятина
Таких страшных авиаперелетов в жизни Дэви еще не было.
Он не представлял, как похитители все организуют. Не пустят же один самолет с ключом впереди, другой – сзади. Вместо этого Гиацинта жестом показала ему на «Сессну гранд-караван». Когда он уселся, она надела ему на лодыжку кандалы, другую часть прикрепила к основанию впередистоящего кресла, а цепи замаскировала свитером, который достала из сумки.
Дэви прошиб холодный пот. Он и прежде летал в самые удаленные точки мира на самых маленьких самолетиках, но уверенность, что в случае аварии он телепортируется прочь, делала полеты чем-то вроде катания на аттракционе в парке – иллюзией опасности, а не истинным ее проявлением.
– Ромео устроен, – передала она по рации, спрятав ключ от кандалов в карман. – Пусть заходят.
Через пару минут на бетонированной площадке возле ангара остановились еще два внедорожника. Двое мужчин с сумками через плечо выбрались из машин и подошли к самолету. Пилот Фрэнк, занимавшийся предполетным досмотром, попросил убрать сумки в грузовой отсек и занять места в первом ряду, сразу за креслами пилотов.
Конструкция самолета позволяла использовать его для самых разных нужд. Грузовой отсек полиамидной ширмой отделялся от передней части, в которой располагались два кресла пилотов и шесть пассажирских сидений.
Фрэнк захлопнул дверь грузового отсека, прошел к пассажирской двери и потянул вверх ее нижнюю часть вместе с трапом.
– Мисс Поуп, если хотите, можете занять штурманское кресло, – предложил он, прежде чем опустить верх двери.
Гиацинта согласилась и стала пробираться меж сиденьями. Фрэнк обогнул самолет снаружи и забрался внутрь через пилотскую дверь.
Через пятнадцать минут «сессна» поднялась в воздух и полетела над Лагосской лагуной, обрамленной огнями. Внизу мелькнул остров Лагос, потом побережье, потом показался залив Бенин. Фрэнк взял курс на юго-восток, на дельту Нигера. Полумесяц, висевший низко над западным горизонтом, отбрасывал на море длинную яркую тень.
В дельте Нигера Дэви никогда не бывал. Прежние поездки в Нигерию он совершал в Лагос и в Абуджу, столицу государства. Ниже пяти тысяч футов турбулентность казалась ужасной, но Фрэнк поднял «сессну» на высоту, где царило относительно спокойствие. Кондиционеры наконец справились с влажностью, и дыхание у Дэви постепенно нормализовалось: он уверовал, что в самое ближайшее время смерть ему не грозит.
Пятьдесят пять минут спустя самолет снова оказался над сушей и пошел на снижение. Почти сразу вернулась турбулентность, и Дэви начал потеть.
Впереди дельта пылала. Дэви знал, в чем дело, тем не менее зрелище казалось адским. Самолет приземлился на полосу асфальта, полностью освещенную газовым факелом. Факел – по сути, высоченная колонна пламени – находился в нескольких сотнях ярдов от места посадки и тянулся вверх на двести пятьдесят футов. Излучаемое им тепло Дэви чувствовал через иллюминатор. Фрэнк зажег посадочные огни, хотя не особо в них нуждался. Едва все три колеса запрыгали по асфальту, он включил реверс, и ремень безопасности впился Дэви в грудь.
Их ждали: на траве, у самых мангров, стояли три «тойоты-лендкрузер». Фрэнк повел самолет мимо них, потом снова включил реверс тяги и съехал с асфальта. Дэви с любопытством оглянулся. Под манграми вода, неужели Фрэнк загонит самолет в болото? Дэви постарался запомнить конфигурацию шасси. Он знал, что она как у трехколесного велосипеда, но забыл, насколько удалены задние колеса от переднего.
Нет, «сессна» не утонет. Воды не так много, и мангры не дадут самолету пойти ко дну. Тем более что, если снять кандалы, домой можно вернуться и без самолета.
Турбина заглохла, Фрэнк быстро остановил двигатель, выбрался из салона через пилотскую дверь и зашагал к «лендкрузерам».
– При каждом из вас будет по два вооруженных охранника, – проговорила Гиацинта, повернувшись в кресле. – Параметры настройки мы обговаривали.
Ей пришлось чуть ли не кричать – иначе ее голос глушил рев пламени. Два ключника протиснулись мимо Дэви, вытащили сумки из-за ширмы грузового отсека и спустили трап. Когда первый сошел по трапу, Дэви услышал хлюпанье и сдавленную ругань.
– Осторожно! Мы у самого болота.
Второй ключник прямо с трапа шагнул к носу самолета и в грязь не попал. Они оба обошли самолет спереди и направились к Фрэнку, ожидавшему у «лендкрузеров». Фрэнк жестом показал им на разные машины, и ключники сели в салон. Заревели моторы, и «лендкрузеры» поехали по дороге в противоположные стороны, подняв пыль.
Здесь дождя явно не было.
Дэви, уже потный от тепла газового факела, почувствовал прилив адреналина. Вдруг одна из машин уедет слишком далеко? Он-то цепью прикован к креслу в самолете.
Гиацинта медленно двинулась по проходу меж сиденьями и села Дэви на колени, да так, чтобы он уткнулся ей в грудь.
– Жарко здесь, да?
– Мисс Поуп, вы напрашиваетесь, – процедил Дэви сквозь зубы.
– У тебя вон тоже напрашивается, – парировала Гиацинта, вильнув бедрами.
Потом она смилостивилась и, прижимаясь к нему, встала на колени, чтобы открыть кандалы. Дэви прыгнул в тень факела за бампером третьего «лендкрузера», где его не видели стоявшие у пассажирской двери. Гиацинта судорожно обернулась, явно потеряв его. Дэви вышел из затененного участка и облокотился на машину.
Гиацинта заметила его и спустилась по трапу. Дэви надеялся, что она провалится в болото, однако внимательная Гиацинта легонько спрыгнула с трапа и в грязь не попала. Теперь Дэви увидел, что задние колеса шасси в добрых шести футах от края болота. Более того, они располагались не посередине, а ближе к носу самолета, значит двигатель и топливные баки смещали центр тяжести вперед.
Гиацинта жестом подозвала Дэви, и они вместе подошли к «лендкрузеру» спереди.
Фрэнк разговаривал на местном наречии с африканцем в мятых брюках цвета хаки. Дэви не понял ни слова, поэтому решил, что это йоруба, иджо или ибо.
– Ну вот, это преподобный Илори из миссии Экуменической церкви Западной Африки на реке Додо. Он наш осведомитель.
Преподобный Илори, мужчина средних лет с короткими, тронутыми сединой волосами, вежливо кивнул и сказал:
– Да благословит вас наш Спаситель!
Дэви улыбнулся и, пожурив себя за лицемерие, проговорил:
– Пусть Иисус Христос направляет и защищает всех нас.
Возле Абуджи Дэви уже встречался с представителями экуменической церкви Западной Африки. В основном люди они неплохие, старающиеся помочь ближним, но больше пекутся о попадании на небеса, чем об улучшении жизни на грешной земле.
Фрэнк наблюдал за ними с легким изумлением.
– Обмен состоится на заре прямо на территории миссии. Если хотим успеть, нам пора ехать.
Преподобный Илори сел впереди рядом с невооруженным водителем, Дэви – сзади вместе с Фрэнком и Гиацинтой, державшей сумку на коленях.
– Мисс Поуп, сумку можно убрать назад, – предложил Фрэнк.
– Нет, не надо, – отозвалась Гиацинта, стиснув ее еще сильнее.
– А, в ней выкуп. Тогда понятно.
Дэви знал правду, но промолчал.
Дорога обогнула факел и потянулась на восток, к побережью. Когда за окном появилась высокая трава и кусты, на асфальт выскочил зверек размером с кролика и бросился прочь, сверкнув глазами в свете фар. Преподобный Илори обернулся, что-то сказал и зачмокал губами.
– Это тростниковая крыса, – перевел Фрэнк. – Вкуснятина! Они теперь редкость: почти истреблены охотниками.
Гиацинта, сидевшая посредине заднего сиденья, вздрогнула:
– Фи!
– Это не настоящая крыса, – вставил Дэви. – Таксономически эти зверьки ближе к дикобразам.
Преподобный Илори снова обернулся:
– Дикобраз! Тоже вкуснятина! – Он снова зачмокал губами.
Асфальтовая дорога сменилась грунтовой, и началась сильная тряска – «лендкрузер» заскакал по ухабам и выбоинам. К счастью, грунтовая дорога упиралась в причал на узком канале, который вился через мангровые заросли.
С мостков поднялся паренек, худенький, в одних шортах, и прикрыл глаза рукой. Паренек казался сонным. Преподобный Илори вышел из машины, подозвал паренька и, когда тот подошел, протянул что-то ему.
– В чем там дело? – спросила Гиацинта.
Фрэнк взял у водителя бинокль.
– Парнишка сторожил лодку, пока преподобного Илори не было. Мы не обрадовались бы, укради ее кто-нибудь.
Водитель отключил фары, но из машины выходить явно не собирался. «Лендкрузер» окунулся во мрак, но уже через секунду Дэви разглядел далекие огни газовых факелов, опоясывавших горизонт. Пока они ехали по дороге, взошла луна, а вскоре сквозь стелющуюся дымку, которая объяснялась не погодой, а горением факелов, Дэви увидел и самые яркие звезды.
– Пора ехать, – объявил преподобный Илори, поднимаясь на мостки. – До миссии добираться почти час. – Он залез в не видную прежде лодку и зажег фонарь.
Лодка оказалась алюминиевой джонкой с квадратным носом футов четырнадцать длиной и слабеньким, мощностью пару лошадиных сил, подвесным мотором. К верхней кромке борта прикрепили шест длиной с саму джонку, на случай если мотор заглохнет. Преподобный Илори зна́ком велел Фрэнку взять фонарь и сесть на нос. Дэви и Гиацинта сели на центральную банку, поставив сумку между собой. Илори отдал единственный швартов и завел мотор.
Едва лодка отчалила, в воде кто-то заплескался, а потом преподобный Илори показал на мангровые заросли: там в свете фонаря блеснули два ярко-красных огонька.
– Крокодил. – Он зачмокал губами. – Вкуснятина.
Маршрут получился извилистым, под стать каналу, менявшему не только направление, но и ширину. То он становился широким, как озеро, то сужался настолько, что, вытянув руки по сторонам, можно было коснуться мангровых зарослей. На одном из широких участков лодка закачалась, и течение отнесло ее чуть в сторону.
– Река? – спросил Дэви.
– Додо, – ответил преподобный Илори.
Судя по часам Дэви, ровно через пятьдесят минут лодка пристала к высокому расчищенному берегу. Там на сваях стояли три белых строения с открытым подполом. Причала не было. Преподобный Илори направил лодку к илистому берегу, завел мотор на полную мощность, потом заглушил его и поднял вверх. Фрэнк придвинулся к Дэви, чтобы нос задрался выше. Лодка замерла. Фрэнк выбрался первым и, прошлепав по илу, затащил нос чуть дальше на берег, чтобы остальные вышли на сухую землю.
– Хорошо, что мы успели пораньше, – проговорил Илори. – Хотя за нами наверняка следили. Если бы приехало больше народу, они не вышли бы. Или если бы мы привезли больше оружия.
– Что нам делать сейчас? – спросила Гиацинта.
– Ждать.
Рассвет наступил внезапно, как бывает только в экваториальных областях, и Дэви увидел, что миссия с трех сторон окружена водой. Мангровые заросли пересекало несколько разных каналов. За миссией плотная роща пальмовых деревьев резко обрывалась у вездесущих мангров. В зданиях царила тишина.
– Где все? – спросил Дэви. – При миссии же кто-то живет?
Преподобный Илори показал на запад:
– Вчера вечером я отвел всех в деревню. Эти мугу – безбожники. Только на прошлой неделе они убили несколько владельцев пальмовых плантаций, отказавшихся платить откупные. Я не хочу, чтобы пострадала моя паства.
Вдали заревел мотор куда мощнее, чем на джонке преподобного Илори, потом еще один. Из канала вылетели два гидроцикла и разъехались – один вправо, другой влево. На каждом гидроцикле было по двое мужчин. Они сбавили скорость, перевели гидроциклы в водоизмещающий режим, а футах в пятидесяти от берега поставили моторы на холостой ход. Винтовки «Зиг-540» гидроциклисты наверняка украли или купили у военных. Приехали они в драных шортах, в кроссовках на босу ногу и в бурых футболках, вероятно прежде имевших другую расцветку. Они оглядели маленькую группу во главе с преподобным Илори и подвели гидроциклы к берегу.
Гиацинта запустила руку в сумку, висевшую через плечо.
Два пассажира соскочили с гидроциклов, поднялись на илистый берег и мимо маленькой группы рванули к часовне. У двери они бросились на землю, потом, согнувшись, проникли внутрь, точь-в-точь как при штурме. Через несколько секунд они выбрались из часовни и так же проверили два других здания. Когда закончили, один из них крикнул:
– Порядок!
Пилот гидроцикла поднес ко рту рацию, обернутую в полиэтилен. Двое пассажиров, осматривавших постройки, направились к маленькой группе и остановились футах в десяти от нее, направив дула винтовок в землю.
– Давайте сумку! – приказал мужчина покрупнее и дернул головой.
Преподобный Илори с круглыми от страха глазами отошел от Гиацинты.
– Мы не так договаривались. – Гиацинта покачала головой. – Приведите мистера Руля.
Пассажиры подняли винтовки и прицелились в Гиацинту:
– Давай сумку, сейчас же!
Гиацинта подняла свободную руку. Большим и указательным пальцами она держала тусклое черное кольцо, подсоединенное к тусклой черной чеке.
– Видишь это?
– А мне плевать! – Здоровяк прищурился. – Отдай мне сумку!
– Зря тебе плевать. Вот это откуда. – Гиацинта медленно вытащила из сумки другую руку.
В ней она держала черную гранату с желтой маркировкой. Кончиками пальцев Гиацинта прижимала спусковой рычаг к корпусу. Чеку она выдернула.
Дэви едва не прыгнул прочь, но сдержался. Даже если Гиацинта отпустит гранату, взрыв произойдет через две секунды, а это вагон времени.
Преподобный Илори попятился от своих спутников, громко молясь.
Пассажиры снова опустили винтовки. Один буквально изрыгнул какую-то фразу, и Фрэнк прищурился.
– Оскорбление? – тихо спросил Дэви.
– Непристойность, – кивнул Фрэнк. – Им претит повиноваться женщине.
Гиацинта помахивала гранатой из стороны в сторону.
– Ведите мистера Руля.
Оба мугу отступили к воде.
– Мисс Поуп, вы меня пугаете, – признался Фрэнк.
«Умный человек», – подумал Дэви.
Гиацинта засмеялась, и вооруженные мугу услышали ее серебристый смех.
– Это тренировочная граната. Ее восстановили по подобию стандартной с бризантным ВВ. Неужели они украли бы выкуп? После того как согласились на обмен?
Фрэнк пожал плечами:
– В Нигерии часто крадут выкуп, не выдав заложника. Прилетев сюда тайно, мы обезопасили себя. Получив от вас деньги, похитители могли выпустить мистера Руля, а могли заявить, что деньги получили не те, кто его удерживает, и потребовать еще.
Вдали послышался гул другого мотора, по звуку ниже и сильнее, чем у гидроциклов, но более рассеянный. Дэви пригляделся к манграм и увидел маленькую лодку с радаром и антенной УКВ, едва видными над зарослями. Лодка плыла справа налево, потом свернула в протоку и показалась в самом западном канале.
Итак, к берегу приближалась девятиметровая лодка с корпусом из стеклопластика в окружении гибкой гермокамеры. На корме два подвесных мотора, в середине лоцманская зона с жестким навесом-бимини. Под ним скрывался рулевой, сверху стояла УКВ-антенна, выступавшая над мангровыми зарослями.
На лодке приплыли пятеро – под бимини рулевой, на корме двое с винтовками «Зиг-540», на носу – мужчина с пистолетом в кобуре, а перед ним, на палубе, – человек со связанными за спиной руками и мешком на голове.
Рулевой дал обратный ход и остановил лодку в начале канала, где он расширялся перед береговой зоной.
Дэви посмотрел в бинокль Фрэнка.
Мужчина на носу был одет лучше своих соотечественников – в камуфляжную форму и бейсболку «Нью-Йорк янкиз». Он достал из кобуры массивный черный пистолет и прицелился пленному в голову.
– Покажите нам деньги! – заорал он через воду.
Гиацинта посмотрела на Дэви и покосилась на лодку.
– Вдруг это не он, – тихо заметил Дэви. – И мы должны убедиться, что его не приковали к лодке цепью. – Он внимательно оглядел нос как потенциальное место для прыжка.
– Откуда нам знать, что это мистер Руль? – крикнул Фрэнк, шагнув вперед. – Покажите нам его лицо!
– Деньги покажите!
Фрэнк развел руки по сторонам, ладонями вверх.
– Я. Не. Верю. Что. Он. У. Вас! – прокричал он, делая паузу после каждого слова. – Это какой-то турист, которого вы похитили. За туристов мы не платим.
– Я убью его! – пригрозил фанат «Янкиз».
– Покажите нам его лицо. Покажите, что он жив! – резонно потребовал Фрэнк. – Преподобный Илори заверил, что он цел и невредим. Это ложь?
На одну звенящую от напряжения секунду Дэви подумал, что фанат «Янкиз» спустит курок, но тот наклонился и снял мешок с головы пленника.
Грязный, со всклоченными седыми волосами и двухнедельной бородой, мужчина сощурился на непривычно ярком свету. Он такой испуганный и уязвимый… Фрэнк забрал у Дэви бинокль:
– Это он.
– Вы уверены? – уточнила Гиацинта.
– Да. Я был его личным пилотом целых два года. Мне ли не знать этого говнюка? Разве не поэтому вы, ребята, меня наняли?
Дэви содрогнулся. Гиацинта врала, угрожая убить пилота, если Дэви с ним заговорит. Может, до опознания Руля угроза была ложной, а теперь Фрэнк свое дело сделал, и она убьет его, не моргнув и глазом.
– Ну ладно. – Гиацинта передала гранату Дэви, и он тщательно прижал спусковой рычаг к корпусу.
Гиацинта до конца открыла молнию на сумке и наклонила ее к лодке. Казалось, сумка до краев набита пачками американской валюты, однако Дэви знал правду. Две внешние купюры в каждой пачке были отпечатаны на цветном принтере, остальное – газетная бумага.
– Он может идти? – закричала Гиацинта лодочникам.
Дэви напряг зрение. Ему-то не требовалось, чтобы Руль шел. Просто они с Гиацинтой хотели проверить, не прикован ли тот к лодке.
При виде выкупа в фанате «Янкиз» взыграло благородство. Он наклонился и поднял пленного на ноги. Руль бессильно ссутулился, но, когда похититель отпустил его, устоял на ногах. Дэви не заметил, чтобы его удерживали цепи или веревка.
По плану обмен должен был состояться на берегу.
– Ты уверена, что ключи покрывают «сессну»? – спросил Дэви совершенно непринужденно.
– Абсолютно. Когда прибыли в аэропорт Лагоса, мы покрывали бо́льшую площадь.
Дэви выдохнул, потом вдохнул:
– Ясно. Я для начала унес бы преподобного Илори.
– Не отклоняйся от плана, – буркнула Гиацинта.
– Я особо не отклоняюсь, – парировал Дэви, невозмутимо на нее посмотрев.
Гиацинта застегнула сумку на молнию, спустилась по берегу и поставила ее туда, где высохший ил превратился в корку. Она попятилась, а двое бандитов стремглав побежали к сумке. Когда они добрались до сумки, Гиацинта уже стояла рядом с Дэви и Фрэнком.
Преподобный Илори присоединился к ним, едва улеглись страсти вокруг ручной гранаты. Дэви незаметно встал ему за спину, а Гиацинта потянулась за пистолетом в карман фоторепортерского жилета. Бандиты опустились на корточки возле сумки. Один дернул молнию, но ее заело. Бандит дернул сильнее.
Полыхнула вспышка, и дымовуха разорвалась, отбросив назад обоих бандитов, оглушенных и обожженных. Дэви ожидал подобного, но все равно вздрогнул. Он схватил преподобного Илори, перенес к «сессне», стоящей у огромного ревущего факела, и оттолкнул от себя. Еще прыжок, и Дэви на носу лодки, отталкивает фаната «Янкиз» от Руля. Дэви бросил гранату – спусковой рычаг отлетел чуть раньше, чем черно-желтый металлический шар запрыгал по палубе.
– Граната! – крикнул фанат «Янкиз».
Секундой позже Дэви схватил Руля. Перед прыжком он заметил, как фанат «Янкиз» ныряет с лодки вниз.
У самолета Дэви выпустил Руля. Колени подогнулись – вызволенный узник без чувств упал на землю. Преподобный Илори переступал с ноги на ногу, таращился на них и без конца повторял: «Спаси меня, Господи!»
– Развяжите его! – велел Дэви, показав на Руля, и вернулся к миссии.
Большое облако рваной бумаги и желтого дыма повисло в воздухе и ползло через воду и расчищенный участок. Едва видный сквозь него, искореженный корпус лодки горел в другом конце протоки.
По поводу гранаты она тоже солгала.
У горящей лодки в воде кто-то барахтался. «Надеюсь, бандиты прыгнули за борт, прежде чем граната взорвалась», – подумал Дэви.
Раздался звук выстрелов штурмовой винтовки. Стены церкви были изрешечены пулями, а оконце разбито. Фрэнк окликнул Дэви, и тот обернулся. Пилот и Гиацинта укрылись за ступенями из шлакобетона, ведущими к парадной двери часовни.
Дэви прыгнул к ним и лег рядом на высохший ил.
Гиацинта говорила по маленькой рации:
– Да, к тому времени, как вы здесь появитесь, мы будем уже далеко. – Свободной рукой она держала свой массивный пистолет, но магазин сменила на другой, торчащий на добрых пять футов ниже рукояти. Гиацинта высунула пистолет из-за шлакобетонных блоков.
– Боже! – Дэви зажал уши. Гиацинта полсекунды держала палец на спусковом крючке, и пистолет палил без остановки. – Что это за хрень?
Гиацинта повернулась к нему с весьма самодовольным видом и ответила:
– Это мой «Глок-восемнадцать». Клевый, да? Тысяча триста выстрелов в минуту! Жаль, магазины нашлись только на тридцать один патрон.
Гиацинта снова повернулась к воде.
– С кем это она разговаривала? – спросил Дэви Фрэнка.
Бедняга таращился на него, тяжело дыша.
– С армией, – пролепетал Фрэнк. – С Седьмым амфибийным батальоном. Они приближаются и наверняка перебьют все, что шевелится. – Фрэнк показал туда, откуда палили из винтовки. – Глаза у них были грустные-грустные. – Поймав непонимающий взгляд Дэви, он пояснил: – Бандиты поняли, что их надули.
– А-а! – Дэви схватил Фрэнка за ремень обеими руками и перенес его к самолету.
Преподобный Илори помогал Рулю сесть. К счастью, оба смотрели в другую сторону, когда появились Дэви и Фрэнк.
Фрэнк с трудом поднялся на ноги, а Дэви отодвинулся от него и тоже встал. Фрэнк посмотрел на самолет, потом на Илори и Руля.
– Говнюк!
– Меня таким говнюки сделали. Или вы его имеете в виду? – Дэви покосился на Руля. – Вы уже называли его так. Почему вы его не любите?
Фрэнк молчал.
– Не хотите говорить? Хорошо. Надеюсь, я не спас монстра.
– Увы, это так. – Фрэнк скривился. – Целые деревни. Фермы. Рыбацкие поселки. Уничтожены. Только он руки в крови не испачкал и убийцей не прослыл. Он просто показывал пальцем и говорил: «За дело!» Все ради нефти. Ради грязной прибыли.
Черт подери! На миг Дэви захотелось вернуть Руля обратно в миссию: вдруг армейские штурмовики убьют его?
Дэви помрачнел настолько, что Фрэнк отпрянул от него, буркнув:
– Не буду об этом говорить!
– Меня вам бояться нечего, – заверил Дэви, качая головой. – Я хотел бы, чтобы вы об этом рассказали. Всему миру рассказали! – Он тяжело вздохнул. – Можете улетать, когда вернутся другие ваши пассажиры. Мы с мисс Поуп к вам не присоединимся.
– Это ты десять лет назад остановил угоны? Было несколько случаев с самолетами и с яхтой в Египте…
Дэви пожал плечами. Вывод напрашивался сам собой. Во время кипрской операции видеокамеры засняли его на крыле «Боинга-727». Более ста двадцати пассажиров и члены экипажа видели, как он телепортируется при спасении яхты «Арго».
– Что мне им сказать? – Фрэнк показал на Руля и преподобного Илори.
– Сошлитесь на шок. На ангелов. На галлюцинации. На что угодно. Мне пора за мисс Поуп, пока она там голову не потеряла.
– Может, потеряла стараниями штурмовой группы.
– Хорошо бы, – сказал Дэви и прыгнул.
Он появился под центральной частью церкви, довольно далеко от Гиацинты. Один из стрелков с гидроцикла сообразил, где она прячется, и двинулся вглубь островка, обходя ее с фланга. Сухой ил так и летал – пули неслись мимо ступеней, и Гиацинта прижалась к шлакобетонным блокам, которые едва защищали ее. Видимо, у нее кончились патроны, потому что самодовольного вида как не бывало. В перерывах между выстрелами Дэви слышал далекий стрекот вертолетов.
«Если прыгну Гиацинте прямо за спину, меня могут подстрелить», – отметил он. Гиацинта полностью занимала единственное более-менее безопасное место на островке и, судя по тому, как вздрагивала, когда от пуль разлетался сухой ил, особо безопасным его не считала.
Дэви посмотрел на гидроцикл. Он дрейфовал на холостом ходу. Пилот, вывернувшись в седле, стрелял залпами по три выстрела.
Дэви прыгнул и обеими ногами встал на заднюю часть гидроцикла, с правой стороны. Гидроцикл тотчас перевернулся, повалив стрелка в воду, а Дэви погрузился в реку по колено и прыгнул прочь. Он появился за спиной у Гиацинты, и вода, стекающая у него с ног, превратила сухую корку ила в грязь.
Бандит с лодки пробрался в мангровые заросли и палил по шлакобетонным ступеням, но с той позиции прицельно обстреливать укрытие Гиацинты он не мог. Его Дэви опасался не слишком.
Он хотел просто схватить Гиацинту и прыгнуть, но она так вздрагивала каждый раз, когда пуля пробивала грязные ступени или попадала в ил, что у него появилась мысль.
– Возвращаемся на Мартас-Винъярд?
– Да, черт подери! – выпалила Гиацинта, обернувшись. Почти тотчас страх у нее в глазах сменился злостью. – Откуда ты… ладно, просто вытащи нас отсюда!
Осколок шлакобетона царапнул Гиацинте лоб, по лицу потекла кровь, только ее это не волновало.
Украдкой улыбнувшись, Дэви перенес Гиацинту в особняк.
Особняк на южном побережье Мартас-Винъярда…
Они перенеслись в комнату Дэви, в клетку. На турецкий ковер закапала грязь. Они так и лежали ничком, обвив друг друга руками. Потом Дэви попробовал отползти в сторону, но Гиацинта притянула его к себе, перевернула на спину и оседлала. Рацию и «глок» она бросила на пол.
«Сейчас прыгну прочь», – подумал Дэви, но не прыгнул. Вместо этого он почувствовал, как Гиацинта трется об него, как впивается в него поцелуем, как его тело отвечает ей. Руки Дэви легли ей на поясницу, как раз между талией и изгибом ягодиц.
«Господи, как я проголодался!»
Язычок Гиацинты скользнул по губам Дэви, и она буквально разодрала на нем рубашку – пуговицы разлетелись, ткань затрещала. По-прежнему верхом на Дэви, Гиацинта привстала и скинула фоторепортерский жилет. Дэви безвольно приподнял на спине ее футболку-поло, погладил нежную кожу, и Гиацинта прижалась к нему грудью. Дэви нащупал полоску бюстгальтера, а застежку не нашел. По груди в эластичных кружевных чашах, по затвердевшим соскам его пальцы скользнули вперед – вот где застежка! Гиацинта снова приподнялась, чтобы Дэви было удобнее, бюстгальтер расстегнулся, и полная грудь легла Дэви на ладони. Гиацинта застонала и втянула в себя его нижнюю губу.
Дэви страстно желал ее, хотя голосок в глубине сознания громко напоминал, что эта женщина застрелила, убила, казнила Брайана Кокса у него на глазах, вместе с сообщниками похитила его, пытала, удерживала в разлуке с Милли. Тело и не думало слушать. «Заткнись! Любовь тут ни при чем».
Дэви приподнял Гиацинту и потянул за футболку-поло – снять, ее нужно снять! Гиацинта выпрямилась, одним движением сорвала рубашку, скинула расстегнутый бюстгальтер и села Дэви на колени. Одну руку она положила ему на промежность, другой нащупала пряжку ремня.
Дэви наблюдал за ней с болезненным нетерпением, упивался танцем ее груди, очертаниями шеи и ключицы, потом приподнялся на локтях и буквально вытаращил глаза.
На груди Гиацинты, на дюйм ниже ключицы, белел рубец-полумесяц, от времени превратившийся в чуть заметный завиток. С левой стороны красовался другой след – тонкая прямая линия.
Дэви потянулся к полумесяцу – под кожей твердело что-то плоское. Имплантат, как у него самого. Дэви отдернул руку, словно обжегшись. Его затошнило, но сейчас без першения в горле. Все нутро у него скрутило от отвращения.
На резкое движение Дэви Гиацинта отреагировала сильнее, чем на все его прикосновения, – перестала расстегивать ему джинсы, подняла голову и насупилась. Дэви отскочил от нее в другой конец комнаты.
Гиацинта засунула палец в рот и выругалась:
– Черт, предупреждать же надо! Ты чуть палец мне не оторвал.
Гиацинта встала, и грудь ее заколыхалась. Несколько секунд назад налитая грудь была объектом желания, а теперь Дэви едва ее видел. Теперь его взгляд приковывали рубцы, едва видные с другого конца комнаты, но для Дэви – словно начертанные пламенем.
– Что такое?
Дэви постучал себя по груди, по месту, куда подсадили устройство. Он обвел пальцем этот рубец и шрам на шее.
Гиацинта коснулась своего рубца над грудью:
– И что? Что с того? – Она накрыла грудь ладонями и приподняла. – При чем тут это? При чем тут наше с тобой занятие?
Дэви потупился, устыдившись себя:
– Меня это привело в чувство. Не знаю, о чем я думал. – Он поднял глаза на Гиацинту. – Когда они это с тобой сделали? Зачем?
Гиацинта скрестила руки на груди:
– Какая разница?
Дэви как в прорубь окунули. Его замутило, возбуждение прошло, но он до сих пор чувствовал прикосновение Гиацинты.
– Ты прошла через это, ты знаешь, каково это, но все равно позволила поступить так со мной!
– А ты спроси себя, малыш, был ли у меня выбор? – Гиацинта опустила руки. Ее губы, еще недавно такие нежные и податливые, превратились в тугую полоску. – Меня тоже тренировали валянием в дерьме и в блевотине. Только цель у тренировок была другая – не отбить охоту к побегу, а чтобы научить… верности.
Дэви содрогнулся. Здесь все – жертвы.
– Чем ты их так рассердила?
– Ты не поймешь. – Гиацинта отвернулась. – Едва ли ты способен понять.
– Я понимаю больше, чем прежде. Тебя превратили в киллера, да?
Гиацинта посмотрела на Дэви так, словно он сморозил несусветную глупость, потом собрала свою одежду, подняла «глок» и пошла к двери.
Дэви расстроился; нахлынуло нежелание ее отпускать.
– Что я такого сказал?
Гиацинта засмеялась над ним, только смех прозвучал невесело. Когда она натягивала футболку-поло, глаза у нее блестели.
– Ничего ты не понимаешь. Меня не превратили в киллера. Меня наняли именно потому, что я киллер. – Гиацинта открыла дверь и коснулась места под ключицей. – Это мне не навязывали. Это условие, необходимое для повышения, для работы на этом уровне. Это мой выбор. – Она, прищурившись, посмотрела на Дэви и покачала головой. – Эх, дура я, дура!
Гиацинта хлопнула дверью с такой силой, что репродукция Хомера Уинслоу упала с крючка на комод.
Дэви смотрел на дверь разинув рот. В горле пересохло, руки дрожали. Он думал о коже, о груди Гиацинты, о том, как его тело реагировало на ее прикосновения.
Потом Дэви пошел в уборную, и его вырвало.
17. «Где мой муж?»
Вторую половину дня Милли провела, следя за нью-йоркским жилищем Лоренса Симонса с крыши здания в соседнем квартале. Вечер получился плохим, ночь – еще хуже.
Один раз в нью-йоркский дом Симонса привезли продукты, один раз почтальон запихнул в почтовый ящик несколько конвертов, и все. Милли сидела в том же дешевом пластмассовом кресле, что в Вашингтоне, и у нее до сих пор болела попа.
Потом Милли купила готовую еду для себя и для Паджетта, его порцию незаметно принесла на островок, а свою съела в Гнезде перед дровяной печью.
Сны ей приснились ужасные – и как ее поймали наниматели Паджетта, и как она наткнулась на бездыханное тело Дэви с окоченевшим лицом и с ужасом, застывшим в глазах.
Утром Милли перестала мучиться и в пять, совершенно невыспавшаяся, выбралась из постели. Она заварила чай и оделась потеплее.
Пора потолковать с Паджеттом.
Милли захватила кружку с чаем и поставила ее у подголовника спального мешка. Паджетт храпел, – очевидно, он спал крепко и без страшных снов. Милли прыгнула в Гнездо за складным парусиновым креслом, старым и истертым, и поставила его футах в пятнадцати от спящего. Она надела парик а-ля Милли и обычные очки, а линзы сняла. Выдаст она Паджетта ФБР или нет, Милли не знала, но в случае выдачи ему незачем распространяться о переменах в ее внешности.
Глубокий вдох – Милли примерила ипостась «психологини», которую использовала в работе с пациентами.
– Доброе утро, мистер Паджетт!
Храп оборвался гортанным взрывом, и Паджетт чмокнул губами. Он еще спал, но, по-видимому, просыпался.
– Мистер Паджетт, пора вставать.
Паджетт откинул край мешка, посмотрел на серое небо, потом на Милли.
– Отвали! – буркнул он и снова натянул передний клапан мешка на лицо.
Милли прищурилась. Она толком не выспалась, так с какой радости спать Паджетту? Милли захватила в Гнезде ведро и после недолгих размышлений прыгнула на набережную Эдгартауна. Ветер стих, но стало подмораживать. С пристани Милли зачерпнула воду из Нантакет-саунда, холодную, градусов восемнадцать, не больше.
Встав в пяти футах от подголовника спального мешка, Милли энергично махнула ведром. Холодная вода полилась в капюшон, он открылся, у Паджетта намокли голова, руки и грудь. Милли вернулась к Нантакет-саунду, зачерпнула еще воды и вернулась в Техас, на край обрыва высоко над островком Паджетта. Ее пленник снял рубашку и скрючился над золой, пытаясь развести в ней огонь. Растопки у него прибавилось, и Милли поняла, что он сломал складное парусиновое кресло, которое она принесла на островок.
Ее любимое кресло!
Милли поставила ведро на землю и прыгнула на островок, снова оказавшись футах в пятнадцати от Паджетта.
– Ну, теперь мы проснулись?
Паджетт ощерился. Парусиновое сиденье и спинка кресла уже занялись, а ножки он аккуратно укладывал по верху костра. Дрожа, Паджетт потянулся за костылем, но не для того, чтобы встать. Он держал костыль как дубинку.
– Не приближайся, сука!
От такой агрессии Милли вздрогнула, но быстро успокоилась. Ну что он ей сделает?
– Хотите, чтобы я оставила вас в покое? Для этого нужно ответить на два простых вопроса. – Милли прыгнула ему за спину, так и держась в двадцати футах от него. – Вопрос первый: где мой муж, мистер Паджетт? Вопрос второй: где мисс Джонсон?
Паджетт чуть не упал в костер: так резко он повернул голову на голос Милли.
– Ну? – Милли снова прыгнула по другую сторону костра.
Еще один резкий поворот головы, и Паджетт уставился на огонь, игнорируя Милли.
Милли прыгнула на край обрыва за ведром с водой, потом вниз, по другую сторону костра от Паджетта. Она махнула ведром, и Паджетт отпрянул, упав на бок. Впрочем, Милли целилась не в него, и вся вода полилась на костер. Огонь погас, над кострищем вздулось облако пара и пепла. Милли схватила бутановую зажигалку. Паджетт попробовал ее отнять, но опоздал – Милли отпрыгнула от него на двадцать футов.
– Скоро вернусь, – объявила она, размахивая ведром. – Мне снова нужна вода.
Прыгнула она не в Эдгартаун, а на Манхэттен за большой порцией кофе, потом в столицу за пластмассовым креслом, оставшимся на крыше здания на Восемьдесят второй улице, потом снова на островок.
Паджетт расстегнул молнию мешка и закутался в ту часть, которая осталась сухой. Дрожал он сильно.
Милли поставила кресло на полосу гравия и песка, устроилась в нем, скрестив ноги, и с нарочитой неспешностью сняла крышку со стакана. Она с наслаждением вдохнула кофейный пар и прижала ладони к стакану, чтобы согреться.
– Ой, слишком горячо! – воскликнула Милли и поставила стакан на землю перед собой. – Вижу, разговаривать со мной вы по-прежнему не хотите.
Паджетт мрачно уставился на нее. Зубы у него стучали, губы побелели, но он молчал.
– Ясно. Попробую позднее.
Милли прыгнула на край обрыва – там она могла наблюдать за Паджеттом, притаившись за валунами. Пару минут Паджетт сидел на месте, потом огляделся по сторонам и встал, опираясь на костыли. Он по-прежнему дрожал и передвигался с трудом. Очевидно, нога его еще беспокоила. По песку он заковылял туда, где остался стакан с кофе.
К следующему шагу Милли пришлось себя готовить. «Вспомни, что он сделал с агентом ФБР. С Дэви. Вспомни, как он охотился на тебя».
Когда Милли прыгнула на островок, Паджетт был футах в десяти от стакана с кофе. Он вздрогнул, пошатнулся и переставил костыли, чтобы не упасть.
Милли проворно подняла стакан.
– Вот, кофе свой забыла, – сказала она и сделала глоток. – А-ах, теперь в самый раз. – Она улыбнулась и помахала ручкой. – Пока-пока!
И прыгнула прочь.
Солнце поднялось, по воде поползла тень вершины каньона. Милли отметила, что дрожать Паджетт уже перестал, но наверняка мерз. Он поставил пластмассовое кресло поближе к краю тени и устроился в нем, дожидаясь тепла прямых солнечных лучей.
– Мистер Паджетт, где они?
Паджетт сидел спиной к воде у узкой оконечности острова – прыгнуть ему за спину Милли не могла. Она встала перед ним, на расстоянии футов двадцати. В мешковатом свитере ей было вполне уютно.
Ее пленник поджал губы, но промолчал.
– Ведро принести? – весело спросила Милли.
Паджетт покачал головой, потом немного оттаял и выпалил:
– Отвали! Я и не такое терпел.
– Охотно верю, что вы «и не такое» вытворяли по отношению к другим. А вот с «отвали» я повременю, пока не выясню все, что мне нужно.
– Надеюсь, они убили черномазую сучку! Детка, ты не представляешь, с кем связалась.
Милли изогнула брови и вкрадчиво спросила:
– А вы представляете?
Милли прыгнула, появившись в трех футах от Паджетта, не прямо перед ним, а чуть в стороне. Махнув правой ногой, она задела ручку кресла, и Паджетт повалился назад – на секунду показалось, что ему удастся удержать равновесие, но он таки полетел вниз, спиной в воду. Пока выбирался на сушу, волоча травмированную ногу, промок до нитки.
Милли уже вернулась на свой пост в двадцати футах от него.
– Вот уж освежился так освежился!
Паджетт выругался, схватил камень размером с кулак и швырнул в нее. Милли увернулась и прыгнула в Гнездо.
«Оставь его, – беззвучно сказала себе она, подрагивая. – Он как чайный пакетик. Пусть немного настоится». Милли промокнула свитер кухонным полотенцем. Когда Паджетт упал в пруд, брызги долетели ей до рукава. Вода казалась не теплее, чем из Нантакет-саунда. И ведь это нарушение закона.
Милли уже была виновна в похищении человека. На дне каньона она сегодня творила такое, о чем «Международная амнистия» просит сообщать письменно.
Милли содрогнулась. Где ей провести черту?
С края обрыва Милли наблюдала за Паджеттом. Он так сильно дрожал… До сих пор не обсохший, он мог спастись только физическими упражнениями, ведь одежда и спальный мешок промокли насквозь. На глазах у Милли Паджетт разделся догола, старательно отжал свои вещи, спальный мешок и разложил их на мескитовых деревцах в центре островка. Потом он принялся кружить по островку, активно размахивая костылями.
Долго он не выдержит. Калорий не хватит.
За голым мужчиной Милли наблюдала без удовольствия. Нет, в привлекательности Паджетту не откажешь, особенно если нравятся лысеющие головы и не смущает пивной живот. Милли касалось и то, и другое, но она не могла абстрагироваться от личности Паджетта и его окружения настолько, чтобы почувствовать хоть искру возбуждения. Сейчас ей хотелось, чтобы Паджетту было так же плохо, как ей. Добиться этого она могла, только создавая ему физический дискомфорт.
«Я уподобляюсь им, – подумала Милли. – Если когда-нибудь верну Дэви, он знать меня не захочет».
Может, забрать у Паджетта костыли?
Похоже, она в паршивом настроении.
Пластмассовое кресло так и лежало наполовину под водой, в паре футов от берега. Пока Паджетт ходил по другому концу острова, Милли вытащила кресло и отряхнула. Остатки влаги она смела ребром ладони и уселась лицом к Паджетту. Он до сих пор мерз, но дрожь и синюшность губ исчезли.
Паджетт дошагал до противоположного конца острова, заметил Милли и упрямо двинулся дальше. Приблизившись к ней, он свернул, чтобы избежать встречи.
– Горячий кофе, теплое одеяло, сухая одежда, еда… Вы можете получить все это в мгновение ока…
Паджетт сделал вид, что не слышит.
Милли дождалась, когда он пройдет мимо и отвернется от нее.
– Ледяная вода – тоже вариант, – добавила она ему вслед.
Паджетт споткнулся – один костыль заскользил по песку, – но потом двинулся дальше.
Милли представила себя с хлыстом в руке, хлещущей Паджетта по голому заду. Ради такого можно вырядиться в кожаный корсет и ботфорты. Прочь она прыгнула с отвращением к себе, со злостью на Паджетта и полными слез глазами.
Вернувшись в манхэттенское интернет-кафе, Милли начала писать сообщение агенту Андерсу. Она хотела спросить о Лоренсе Симонсе, но потом вспомнила, что Андерс говорил о безопасности нешифрованных сообщений, и ограничилась просьбой позвонить. Через полчаса – Милли как раз успела окатить водой из Нантакет-саунда ничего не подозревающего Паджетта – она прочла ответ.
Звонить по последнему номеру ровно в 13:00.
Позвонила Милли из Вашингтона, с таксофона на станции метро «Дюпон-серкл», – дождалась, когда секундная стрелка заползет наверх, и нажала последнюю кнопку.
Андерс ответил после первого же гудка.
– Алло! – проговорил он без всякого выражения, но потом узнал голос Милли и зачастил: – Мне запрещено касаться этого дела и приказано вернуться в Оклахома-Сити. На мои протесты ответили, мол, либо так, либо временное отстранение от службы. Моему боссу это тоже не нравится, но, по его словам, приказ пришел с головокружительных высот.
Милли обдумала услышанное:
– А ведь связь со мной имеете только вы. Мне все больше кажется, что они знают, где Дэви или у кого, и вполне этим довольны.
– Поди разберись… Наверное. Убеждаю себя, что у устроивших это есть очень веские причины.
С ее выводами он не спорил…
– Телефон до сих пор не прослушивается?
– Думаю, нет. Я же говорил, что это предоплаченный сотовый, купленный на вымышленное имя. Нахожусь я сейчас в раздевалке местного спортклуба. Прежде я здесь не бывал, так что вряд ли сюда насажали жучков в надежде, что я загляну.
– Хорошо. Кто такой Лоренс Симонс?
– Имя довольно распространенное, да? – спросил Андерс после заметной паузы.
– Конкретизирую без проблем. Вам адрес нужен? Номер телефона?
– Нет!
– Так вы знаете, кто это?
– Я знаю, кто это может быть. Дайте мне минутку, ладно?
В ожидании Милли скормила таксофону еще несколько двадцатипятицентовиков, чтобы потом не прерываться. Когда Андерс заговорил снова, в голосе у него звучала опаска:
– Во-первых, никогда больше не упоминайте это имя. Оно распространенное, но компьютер в Форт-Миде может зацепиться за него и пометить наш разговор как нуждающийся в спецпроверке, ясно?
– Ясно.
– Откуда вам известно это имя?
– Меня привели к нему разные дороги. Одна – от человека, которого я зову Монахом, помните такого? Еще одна – от консалтинговой фирмы, на которую Монах, по-видимому, работает.
– Вы недавно видели Монаха или вспомнили нечто, о чем мне не говорили?
– Нет, теперь ваша очередь. Расскажите мне о Волан-де-Морте.
– О ком? А-а, понял. О Том-Кого-Нельзя-Называть. Звучит зловеще, но вполне уместно. Так его и назовем.
– Он в вашей организации? На головокружительных высотах?
Андерс судорожно вдохнул:
– Нет, он не из АНБ. И даже не из правительства. Зато, хм-м, если верить сплетням, именно он шепчет на ухо. Но только тем, кто за облаками. Вы ведь понимаете меня?
«На невероятных, головокружительных высотах».
– Ага. А почему там слушают?
– Мои данные основаны на слухах, которые ходят уже много лет. Однажды я видел что-то в газете, но ее конфисковали и изорвали, едва она попала в картотечный ящик. По телефону подробности я излагать не стану, но причин, по которым его слушают, множество – от денег до страха. Ясно одно – у него есть влияние, и в прошлом он оказывал его на сферы, в которых любят работать «Бохстеттлер и партнеры».
– Понятно. Он придерживается идеологии «Прибыль превыше всего».
– С чего вы решили, что он тут замешан?
– Например, из-за вашей реакции. Еще я обнаружила, что он связан… с той компанией. Есть и другие причины.
Милли не хотела рассказывать про Мартас-Винъярд. На остров она возлагала большие надежды и не хотела, чтобы похитители Дэви узнали о ее подозрениях, ведь они могли перевезти его в другое место или убить.
Милли запаниковала. Зачем она вообще упомянула Симонса? Она не представляла, до какой степени компьютеры АНБ отслеживают случайные телефонные звонки (это ведь случайный звонок, да?), и не хотела спрашивать Андерса, на какие именно фразы реагируют компьютеры. Какие слова могут спровоцировать запись разговора и пометку о том, что он требует спецпроверки?
– Каким образом вы получили зацепку от Монаха? – спросил Андерс.
– Бэкка еще занимается поисками Дэви или ФБР тоже крылья подрезали?
– Вряд их вынудили остановить расследование. Сложно оказывать давление на ту ветвь, ведь их собственную ветвь, ну… обрезали.
Милли наморщила лоб. «Обрезали… Убили!»
– Поняла! Если слишком сильно давить на ту группу, во всех газетах напишут о попытке сокрытия преступления.
– Да, такое случалось, – согласился Андерс.
– У меня есть сведения о Монахе. Не дадите мне телефон Бэкки?
Андерс продиктовал номер и добавил:
– Лучше свяжитесь с ней поскорее, пока не упустили его.
Милли представила себе голого, дрожащего Паджетта, ковыляющего по островку на дне каньона.
– Никуда он не денется.
И он никуда не делся.
Свернувшись клубком, Паджетт завернулся в мокрый, сбившийся спальный мешок. Глаза плотно закрыты, к щеке, на которой он лежал, прилип песок. Дрожал он так, что Милли сразу поняла: жив.
Разговаривать с ним Милли не стала. Вместо этого она принесла стартер для розжига, две охапки кедровых веток и развела огонь. Свист и треск пламени привлекли внимание Паджетта. Пока он подползал к огню, Милли принесла большой пенопластовый стакан горячего шоколада и новый спальный мешок, еще запакованный в полиэтилен.
Принесенное Милли положила рядом с Паджеттом. Вряд ли у него были силы махнуть костылем или швырнуть его, только проверять не хотелось. Двадцать минут спустя Милли доставила ему большую упаковку тайского супа с креветками и лемонграссом и коробку пад-тая[54].
Наблюдать, как Паджетт ест, Милли не желала. На него смотреть-то было тяжело. Непросто одновременно изображать и хорошего полицейского, и плохого.
С помощью компьютера в Городской библиотеке Оклахома-Сити Милли нашла улицу на Мартас-Винъярде, на которой стоял дом Лоренса Симонса. Официантка не ошиблась: дом находился на южном побережье, у самого океана, в миле от курортного отеля «Виннету», в сторону дикой местности, окружающей Большой пруд Эдгартауна.
Погода приятно удивила: в Эдгартауне было куда теплее, чем во время ее прошлого визита. Ледяной северный ветер превратился в легкий южный бриз, до шестидесяти градусов температура не дотягивала, но яркое солнце грело. Куртка, надетая поверх свитера, оказалась лишней – Милли убрала ее в чемоданчик, купленный заранее. Она смешалась с небольшой толпой приплывших на пароме из Фалмута, а когда приехал шаттл из «Виннету», спросила у водителя, есть ли в отеле свободные номера.
– Номера есть, – ответил водитель. – Сейчас не сезон. Завтра радиологи соберутся на симпозиум, но они займут только половину номеров. У вас нет брони?
– Нет. Я сорвалась сюда неожиданно даже для себя самой. Взяла и села на паром.
– Ну, свободный номер у них точно найдется.
Вместе с разношерстной компанией радиологов и с молодоженами, приехавшими на медовый месяц, Милли поставила свой чемоданчик назад и села в шаттл. Отъехал он наполовину пустым.
В фойе отеля Милли подождала, пока зарегистрируются гости с забронированными номерами. Дважды мужчины спрашивали ее, участвует ли она в симпозиуме, только вряд ли они видели в ней радиолога. Когда доктора ушли за носильщиком, Милли подошла к стойке администратора и задала свой вопрос.
– Семь ночей? Вы в симпозиуме не участвуете? Боюсь, маленькие номера заняты, но я могу разместить вас в двухместном люксе. – Администратор понизил голос и добавил: – По цене одноместного. – Администратор огляделся: нет ли в пределах слышимости других гостей? – Пожалуйста, радиологам об этом не рассказывайте.
– «Официант, у меня муха в супе!» – «Не кричите, сэр. Если вас услышат другие гости…»
– …они тоже захотят двухместный люкс, – перебил Милли администратор. – Именно так. Какой картой хотите расплатиться?
– Кредитками я решила не пользоваться. Лучше наличными заплачу.
– Мэм, это больше тысячи долларов!
– Надо же, как дешево! Насколько больше тысячи долларов?
Администратор нажал несколько клавиш на компьютере.
– Одна тысяча пятнадцать долларов, мэм.
Милли выложила на стойку десять банкнот по сто долларов и одну двадцатку.
– Вот, пожалуйста.
– Спасибо, мэм! Пожалуйста, заполните регистрационную карту!
Милли зарегистрировалась как Миллисент Джонс и указала адрес в Уолтеме, штат Массачусетс. По этому адресу и вправду имелся дом, но сейчас он пустовал, потому что продавался. Милли видела его на сайте риелтора. Телефон она написала действительный, тоже риелторский.
Адрес и телефон Милли старательно выучила, чтобы карточку заполнять как можно естественнее. Оплата наличными – неожиданность сама по себе, поэтому не следовало привлекать еще больше внимания, запинаясь на собственных адресе и номере телефона.
– Очень хорошо, мисс Джонс.
Носильщик привел Милли к люксу на третьем этаже с патио, выходящим на дюны и на океан. В большой комнате Милли аккуратно распаковала одежду, не оставив необычных этикеток и бирок из прачечной. В маленькую комнату она принесла три книги в бумажной обложке, в ванную – туалетные принадлежности, смяла белье на двуспальной кровати, откинула одеяло на одну сторону, прилегла на минутку, чтобы на подушке осталась вмятина, потом небрежно расправила одеяло.
Ну вот, в этом номере как бы живут.
Милли собрала на пляже пару гребешков, несколько мидий и две ракушки рогатый тюрбан, когда к ней подошел охранник. По ее подсчетам, до домов в конце Грейт-Понд-лейн оставалось еще полмили.
– Мэм, вы остановились в местном отеле?
Милли вскинула голову, словно ее застигли врасплох. Вообще-то охранника она заметила некоторое время назад, но глаз не поднимала, якобы не отвлекаясь от песка и ракушек.
Отступив на шаг, она прижала руки к груди:
– Господи, откуда вы взялись?! Что вы сказали?
В коричневой форме охранник напоминал полицейского и на ремне носил стандартный полицейский набор – девятимиллиметровый пистолет, дубинку, рацию.
– Вы остановились в местном отеле? Это частный пляж, и если вы здесь не живете и не приехали в гости… – Охранник фразу не закончил.
– Я из «Виннету».
– Могу я увидеть ваше удостоверение личности?
Милли развела руками. Она надела слитный купальник, брюки-капри, вокруг талии повязала толстовку. По пляжу она гуляла босой, а в руках держала пакет с ракушками.
– Нет, не могу. Сумочка в номере: на прогулку по пляжу я ее не беру. – Милли порылась во внутреннем кармане брюк. – Вот ключ от номера! – Она продемонстрировала брелок «Виннету», а ключ с тиснением номера не показала. – Свое имя я вам назову – Миллисент Р. Джонс. «Р» означает «Реджина». – Милли посмотрела на форменную рубашку охранника: на отвороте одного кармана стояло «Айленд секьюрити», название его фирмы. – Как сотрудник охранного предприятия вы не имели права просить меня предъявить удостоверение личности. – Милли кивнула на имя, нанесенное на отворот другого кармана. – Верно, Боб?
– Попросить-то можно. Вы прошли указатель частного пляжа, мэм. – Боб протянул руку, мол, вон он.
Милли сделала вид, что смотрит, хотя указатель уже видела. Она снова повернулась к охраннику и показала ракушки:
– Извините, я на песок смотрела и пропустила его.
– Да, мэм. Вам нужно вернуться.
– Ясно. Ракушки, найденные за указателем, тоже оставить? Один рогатый тюрбан я нашла на последнем участке.
– В этом нет необходимости, – покачал головой Боб.
– Если честно, я удивлена, что пляж стерегут специально нанятые люди.
– Нет, мэм, я просто делал обход. – Боб скупо улыбнулся. – Мы присматриваем за районом. – Он махнул рукой туда, куда шла Милли. – Некоторые дома зимой пустуют, и мы за ними присматриваем.
А некоторые, выходит, не пустуют?
– Наверное, зимой здесь очень холодно? Я вот точно не захотела бы здесь зимовать.
– Холодно и ветрено.
– Много людей у вас тут живет зимой?
Боб вопрос проигнорировал:
– Идите обратно по своим следам, мэм. Отель вы не пропустите.
Милли прищурилась. «Что, на место меня поставил?»
– Хорошо.
Вежливо, но холодно улыбнувшись, Милли пошла обратно по своим следам у самой воды. На границе частного пляжа и общественного она обернулась.
Охранник наблюдал за ней с того же места. Когда Милли помахала ему, он в ответ поднял руку и зашагал через дюны. Милли вернулась в отель, прополоскала ракушки в раковине на маленькой кухне номера, потом разложила на журнальном столике в большой комнате.
18. «Хотите сказать, что нашли еще одного прыгуна?»
К завтраку Дэви спустился неохотно и нерешительно. Из Нигерии они вернулись в три часа утра по восточному стандартному времени, а после ухода Гиацинты он был в полном изнеможении. По причине, которую сам предвидеть не мог.
Когда он наконец заснул, приснился кошмар с крушением маленького самолета, горящими деревнями и факелами попутного газа, поджигающими дом за домом. В жутком калейдоскопе мелькнул преподобный Илори: его часовня пылала, а он, склонившись над пламенем, жарил на шампуре огромную ящерицу. Вот он обернулся и сказал: «Вкуснятина».
Заглянув в столовую, Гиацинту Дэви не увидел. Впрочем, комната не пустовала. За столом, в полном одиночестве, сидел Конли.
– Цифры престранные, моим данным никто не верит, а обстоятельства я сообщить не могу.
Дэви заморгал от облегчения.
«Сначала я освободил монстра, – подумал он, вспоминая Руля. – А теперь радуюсь, что не должен завтракать с монстром». В освободительной операции Дэви согласился участвовать, потому что похитители Руля были бандитами. Дэви читал в газетах об этом похищении – при атаке погибли семеро охранников и секретарь, поэтому решил, что сделает доброе дело.
Дэви с подозрением глянул на Конли. Недавняя стычка с Гиацинтой заставила переосмыслить слова доктора.
– В каком смысле «не могу сообщить обстоятельства»?
Конли рассеянно посмотрел на него, явно погруженный в свои физические головоломки.
– Мне не позволено.
Дэви прыгнул к другому концу стола, Конли за спину. Правой рукой он схватил доктора за шиворот и толкнул вниз, когда тот попробовал подняться. Левой рукой Дэви разорвал ему рубашку, оголив левое плечо, ключицу, верх груди.
Рубцы у них не отличались. Дэви ткнул пальцем и почувствовал под кожей что-то жесткое.
Конли понял, в чем дело, и перестал отбиваться. Дэви отпустил его и медленно двинулся к другому концу стола.
Конли зло на него посмотрел.
– Это моя любимая рубашка! – Он демонстративно сорвал болтающуюся пуговицу с последней нитки и сунул в нагрудный карман.
– У вас рубцы старше моих, но свежее, чем у Гиацинты, – проговорил Дэви, поджав губы. – Когда вы их получили?
Конли подлил себе кофе из кувшина-термоса:
– Ты видел ее рубцы? Опа!
Дэви почувствовал, что краснеет.
– Здесь всех прооперировали? Всех, кто контактирует с Симонсом?
Конли вздрогнул, как конь от укуса слепня, уставился на противоположную стену и проговорил:
– Я проследил, как твоя масса перемещается из круга в круг. Еще при каждом прыжке сигнатура твоих гравитационных волн подскакивала со ста тридцати до двухсот миллисекунд. Получается, ты одновременно находился в двух кругах, что, конечно же, невозможно.
– Наверняка прооперированы все, кто знает Симонса. Все его ближайшее окружение.
– Таким образом, подтверждается моя первоначальная гипотеза. – Конли высыпал в кофе пакетик сахарозаменителя. – Ты не исчезаешь и не появляешься. Ты открываешь дверь, создаешь окно меж двумя пространственно-временны́ми локациями. Окно держится, и я получаю данные об удвоении массы.
Дэви налил себе кофе:
– Кажется, я понимаю, о чем вы.
– Неужели? – Конли мешал кофе, но тут замер с ложечкой в руке.
– Угу. Например, сейчас кажется, что мы в одной комнате, а по разговору получается, что мы в миллионах миль друг от друга.
– Ты только представь! Представь, что это значит! Представь, что ты откроешь дверь и не закроешь? Как минимум это означает неограниченную энергию. Ты мог бы прекращать засухи, направляя паводковые воды в русла пересохших рек. Если использовать гидрогенератор, у тебя будет энергия. Черт, да если создать проем между водохранилищами на разных высотах, у тебя будет неисчерпаемый источник энергии.
– Вечный двигатель? – с сомнением уточнил Дэви. – Откуда возьмется эта энергия?
Теперь покраснел Конли:
– А откуда берется энергия для твоих прыжков?
– Ах, это… – Дэви пожал плечами. – Всякий раз, когда я прыгаю, каждый горячий напиток на планете теряет одну милликалорию тепла.
Конли глянул на свой кофе и лишь потом улыбнулся:
– А это мысль. Нужно измерить нетто-энергию в местах твоего старта и финиша.
– Угу. Представьте уровень глобального потепления без моих прыжков!
– Значит, ты не в курсе, откуда берется энергия для твоих прыжков? – со вздохом спросил Конли.
– Значит, вы не в курсе, у кого из слуг имплантаты в груди?
Конли замолчал и принялся за завтрак. Дэви зло посмотрел на него и принес с сервировочного столика еду для себя.
– Если можно, я хотел бы пойти на пляж, – сказал Дэви, покончив с едой. – Пожалуйста, активируйте пляжные ключи.
Конли глянул куда-то в потолок.
– Готово, – ответили из встроенного в стенку динамика.
Дэви содрогнулся. Он подозревал постоянную слежку, но тому, что подозрения подтвердились, не обрадовался.
Конли кивнул ему:
– Жди свистка: чуть позже он хочет с тобой поговорить.
– Он? Ваш хозяин? Симонс?
– Он летит сюда. – Конли отвел взгляд. – Когда приземлится, тебя посадят в клетку.
– Ясно, Ренфилд.
Конли недоуменно взглянул на него и вскинул брови.
– Вам, ребята, нужно больше читать. Прогуглите «Р-е-н-ф-и-л-д». Чтобы сузить зону поиска, используйте дополнительное поисковое слово «Стокер», – посоветовал Дэви и прыгнул на пляж.
Как можно не знать, кто такой Ренфилд?!
Сильный ветер дул с востока, параллельно пляжу, в мелкие брызги разбивая длинные, накатывающие на берег волны. Дэви сел на согретый солнцем пятачок с подветренной стороны скалы, укрывшись от колючего, переносимого ветром песка.
Начался отлив. Дэви смотрел на гладь влажного песка и думал, не стоит ли вытоптать послание для спутников-шпионов: «Дэви здесь» – буквами высотой двадцать футов. Послание увидят, но, даже если тюремщики позволят его вытоптать, где гарантия, что служащий спутниковой разведки сообщит о нем тому, кто в курсе дела?
Вспомнились слова Конли об открытой двери. Дэви представил, как опускает руку в полную ванну в стиллуотерской квартире и одновременно, оставив дверь между локациями открытой, опускает ту же руку в керамический бак. Вода потечет из ванны в бак. Это лучше, чем таскать ведра.
Раздался свист, и Дэви машинально прыгнул в клетку. Конли уже ждал с навесным замком в руках.
– Боюсь, придется надеть кандалы. Мистер Симонс уже совсем близко.
Дэви надел кандалы себе на лодыжку, позволил Конли убедиться в плотности прилегания, защелкнуть замок и проверить, что он впрямь закрылся.
Этим Конли не ограничился – прощупал цепь до напольного фиксатора, проверив каждое звено.
– Порядок! – объявил он в зеркало.
Через полчаса в комнату вошла Гиацинта, перепроверила цепь, замок и лишь потом открыла дверь и придержала ее перед Лоренсом Симонсом. Тот появился с папкой в руках. Симонс сел в зоне, недосягаемой для Дэви, а Гиацинта встала у двери. Она молчала и не смотрела на Дэви.
– Доброе утро, мистер Райс. Доброе утро, доктор Конли.
Дэви вгляделся Симонсу в лицо. Тот улыбался, но Дэви чувствовал: эта вежливость вроде маски, вроде малопонятного иностранного языка. Он знает, когда употреблять определенные выражения, но не понимает зачем.
– Доктор Конли, пока вы можете быть свободны, – объявил Симонс.
Конли явно удивился, но проговорил:
– Да, конечно. Я буду у себя в кабинете.
Ушел он быстро и, как показалось Дэви, с радостью. Симонс тут же повернулся к Гиацинте:
– А ты, дорогая моя, может, проконтролируешь второй объект?
Гиацинта кивнула и вышла.
– Мистер Райс, в Нигерии все прошло отлично, – похвалил Симонс, снова растянув губы в улыбке.
Дэви коротко кивнул:
– Вы давно знаете мистера Руля?
Симонс склонил голову набок, словно задумавшись:
– О нем я знаю уже несколько лет, но, по-моему, ни разу не встречался с ним лично. Непосредственно мне он не подчиняется.
– Но таки подчиняется?
– Он не подозревает об этом.
– А что стало с похитителями?
Симонс покачал головой:
– Там сплошная халтура. Армия сровняла остров с землей, выпустила тысячи патронов в мангровые заросли вокруг него, но не обнаружила ни одного трупа. Потребовалась более тщательна координация.
– Чтобы они не сровняли с землей миссию?
Симонс посмотрел на Дэви как на инопланетянина:
– Чтобы гарантировать уничтожение похитителей.
Вернулась Гиацинта и кивнула Симонсу:
– Сэр, все отключено.
– Ты уверена?
– Я обесточила аудиовидеопанель. Все источники аудио- и видеосигналов бездействуют до тех пор, пока я снова не подсоединю панель к сети. Комнату я заперла. Ключ есть только у меня.
Дэви вспомнил день, когда при сварке вылетели пробки и Гиацинта заговорила с зеркалом, но ответ не получила. Он решил взять это на заметку.
– Очень хорошо, Гиацинта. – Симонс сел поудобнее, полностью сосредоточив внимание на Дэви. – Насколько я понимаю, ты способен телепортироваться в любое место, где уже бывал.
– В пределах разумного. – Дэви пожал плечами. – Я должен достаточно хорошо помнить это место. Если не бывал там давно, память нужно освежить.
– Каким образом?
– Съездить туда еще раз обычным способом. – Дэви сделал паузу, потом добавил: – Или посмотреть фото либо видео.
Симонс достал из папки свернутый листок:
– Ясно. Насколько свежи твои воспоминания о Каракасе?
Дэви развернул листок и молча его рассмотрел. На нем оказались цветные распечатки центра Каракаса – главные улицы, несколько достопримечательностей и схема метрополитена.
– В июле прошлого года тебя отправляло туда АНБ. Ты доставил несколько картонных коробок.
В самом деле? Дэви удивленно посмотрел на Симонса. Откуда тот все это знает?
– Ну да, у меня есть место для прыжков на станции метро «Площадь Венесуэлы». Еще на станции «Центральный парк».
– А на площади Боливара?
– Я и на бронированной машине туда не поехал бы.
– А среди бела дня?
– Возможно, с большой группой, среди бела дня…
– А как насчет аэропорта?
– Семь лет прошло. – Дэви покачал головой. – Дел у меня там не было, а из-за попыток переворота и забастовок отдыхать в Каракасе меня не тянуло.
– Ну, ты ведь не на станции метро коробки оставил? – спросил Симонс, помахав рукой.
– Почти что так. Агент внедрения припарковал мебельный фургон в соседний проулок. Я вместе с коробками прыгнул в грузовой отсек, оставил их там и ретировался. Двадцать минут спустя грузовик забрали. Никто меня не видел. Никто не знал, каким образом осуществилась доставка. Никто не должен был узнать. – Дэви посмотрел на Симонса. – Вы в том числе.
Последнюю фразу Симонс проигнорировал:
– Тебе известно, что было в коробках?
– А вам нет?
Дэви знал, что в коробках. Примерно знал он и почему его посылают, иначе не взялся бы за задание. Дэви просто не хотел делиться этим с Симонсом.
– Мне известно. Бумага.
– Документы? – нахмурившись, спросила Гиацинта. – Его использовали как «Федерал Экспресс»?
Симонс покачал головой:
– Яркие бумажки. Венесуэльские боливары. Они уже тогда обесценивались. Из Штатов прислали несколько миллионов.
– Почему не доллары?
– Чтобы не отследили. АНБ создавало агентурную сеть с обеих сторон.
«Да, именно так мне объяснили. Надеюсь, это была не очередная попытка дестабилизировать правительство». Дэви так не считал.
– Вы служите в АНБ? – спросил он.
– Разумеется, нет, дурачок! – засмеялся Симонс. – Как и Руль, АНБ не подозревает о нашей связи.
– Вы на них не работаете, – медленно проговорил Дэви. – Но порой…
– Именно так! Порой они работают на меня.
Дэви содрогнулся – невольно, на уровне рефлекса. Симонс наблюдал за ним, скупо улыбаясь.
– В твоем досье как агента АНБ – копию заполучить было весьма непросто – сказано, что ты единственный известный им прыгун. О чем там еще наврали?
Дэви вскинул брови:
– Прекратите, а? Так я что, до сих пор избиваю жену? Вам в свободное время заняться нечем? Кому такое в голову пришло, неужели Конли?
– На это факты указывали. – Симонс закинул ногу на ногу и склонил голову набок, уставившись на Дэви.
Дэви глядел на него, прищурившись:
– Хотите сказать, что нашли еще одного прыгуна?
– Да, именно.
– Не верю! Я активно разыскиваю прыгунов уже десять лет. Кто этот человек? Откуда он?
Симонс покачал головой:
– Прекрасно. До сих пор ты не показывал, что умеешь так здорово врать. Ты нас провел!
– Думаете, я вру? – Дэви пожал плечами. – Ладно, думайте. За спиной у меня еще двадцать семь прыгунов. Моя банда! Они доберутся до вас и покажут, где раки зимуют.
– Вот видишь? – Симонс нахмурился. – Тут твоя ложь заметна невооруженным глазом. Как же ты так ловко врешь о другом прыгуне? Как ты это делаешь?
– Как вру? Или как телепортируюсь?
– Кто начал телепортироваться первым? Ты или твоя жена? В твоем досье упоминается, что АНБ удерживало ее, когда они, хм, подбивали под тебя клинья, и она не сбежала. Либо в то время она не могла телепортироваться, либо очень не хотела себя выдать.
– Моя жена?! – Дэви захохотал, но, стоило осознать услышанное от Симонса, хохот оборвался. – С чего вы решили, что она может прыгать?! – Дэви невольно сорвался на крик.
Если Симонс считает, что Милли способна прыгать, то он еще сильнее захочет до нее добраться. Она станет для него не только способом манипулировать им, Дэви, но и прыгуньей-дублершей.
– Мы засекли ее в номере виргинского отеля. Мои люди караулили в холле, за окном и в обоих соседних номерах. Через стену прослушивались ее движения. Когда наводчик ворвался в номер, акустический монитор уловил плеск в ванной. Одежда была там, а твоя жена исчезла.
– Не может быть! – У Дэви чуть глаза из орбит не вылезли. – Ваши люди врут.
Или врет ему сам Симонс.
Симонс склонил голову на другой бок:
– Хм, наверное, нужно рассмотреть третий вариант.
Дэви сразу догадался, о чем речь, но промолчал.
– Раньше она не могла телепортироваться, а теперь может.
Чего он надеется добиться этой ложью?
– Что она делала в Виргинии?
– Тебя искала. – Симонс вытащил из папки еще один листок и через стол протянул Дэви.
Объявление с его собственным фото – снимок, сделанный на Таити. Милли примерно указывала время и место его исчезновения и просила всех располагающих информацией позвонить по написанному внизу номеру. Сам номер вырезали не то бритвой, не то ножом «Экс-акто».
Изумленный Дэви судорожно вдохнул воздух. Этот снимок стоял в Гнезде на тумбочке. На глаза навернулись слезы, но Дэви их сморгнул и постарался говорить беззаботно и безразлично:
– Ну, все-таки не упаковка от молока.
Она выбралась из горного убежища! Дэви понимал, что всепоглощающее, болезненное облегчение читается у него в глазах. Ну и пусть, главное – Милли в порядке и не у них в руках.
Но зачем они стараются убедить его, что Милли способна телепортироваться? Может, она схитрила, убедив их в этом? Дэви доводилось видеть иллюзионистов, довольно ловко изображающих прыжки.
– Насколько известно мне, я единственный прыгун. АНБ вас точно не разыгрывает? Вдруг ваши люди слышали плеск воды в записи?
Симонс прищурился буквально на миг, потом его лицо снова стало учтивым.
«Он не уверен», – догадался Дэви.
Симонс повернулся к Гиацинте:
– Пожалуйста, приведи мисс Джонсон.
Это имя Дэви ничего не говорило.
– Да, сэр, – отозвалась Гиацинта и вышла.
– Мистер Райс, ты беспокоишь меня. Полевое испытание в Нигерии прошло очень удачно. Надеюсь, ты и впредь будешь мне помогать, но сразу внесу ясность: если помогать не пожелаешь, последует суровое наказание.
Дэви замер. Его накажут за то, что он якобы умолчал о способности Милли к телепортации?
«Если включат зоны, я вцеплюсь Симонсу в дорогой костюмчик».
Вернулась Гиацинта и придержала дверь. Вошли старые друзья Дэви, Первый бандит и Второй бандит, ведя пленного в темно-зеленом спортивном костюме с коротким рукавом. Костюм был явно не по размеру. Руки пленному сковали наручниками за спиной, на голову надели черный полотняный мешок. Когда дверь закрылась, Первый бандит снял мешок, и Дэви увидел лицо темнокожей женщины, часто-часто моргавшей на ярком свету. Нижняя губа у нее кровоточила. Эту женщину Дэви уже где-то видел. Женщина крепко зажмурилась, потом открыла глаза и дико высунула язык.
– Соджи? – позвал Дэви. Прошло более трех месяцев, но такой тик ни с чем не спутаешь. – Что они с тобой сделали?
Соджи взглянула на него с недоумением, потом улыбнулась:
– Мой ангел! – Кровоточащая губа и синяки сделали ее лицо едва узнаваемым. Соджи попыталась выступить вперед, но тюремщики оттащили ее назад. – Они пальто у меня отняли, – добавила она с горечью.
– Что случилось? – хмуро спросил Симонс.
Голос его звучал мягко, но оба бандита занервничали.
– Она ударила меня головой, сэр, – прогнусавил Второй бандит. – В нос. Мне пришлось отбиваться.
– А ведь тебе известно, что она натворила в Вашингтоне! – язвительно напомнил Симонс. – Ты недооценил ее потому, что она женщина, или потому, что черная? – Он посмотрел на Дэви. – Вокруг меня вопиющая некомпетентность. Неудивительно, что мы не поймали твою жену.
Дэви наблюдал за Соджи. Если не считать рассечения губы, выглядела она неплохо. Тик меньше не стал. Соджи стояла, наклонив голову набок, и, как подозревал Дэви, слушала голоса.
– Что случилось в Вашингтоне?
Соджи снова улыбнулась:
– Они набросились, но мы с Дамой в Синем отколошматили их. Я прикончила бы их, да фэбээровцы не дали.
Дэви глянул на Симонса: тот закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу.
– Соджи, что за Дама в Синем? – спросил он.
– А? – хмуро переспросила Соджи. – Она Дама в Синем. Та, что выходит из моря, чтобы защитить нас. – Соджи показала на лежащее на столе объявление. – Она раздавала вот эти штуки. Сказала, что ты ее муж.
– Милли?
Соджи кивнула.
– Она и правда моя жена. Но почему Дама в Синем? Потому что она грустила или есть другая причина?
– Да и да.
Мысли путались – Дэви покачал головой:
– Давно тебя похитили? С тобой плохо обращаются?
– Меня заперли в теплой комнате с душем и туалетом. Трижды в день мне суют под дверь подносы с едой. Это ужасно!
– Довольно! – не вытерпел Симонс. – Уведите ее обратно.
Соджи глянула на кандалы Дэви, потом на Симонса и беззвучно охнула:
– Теперь мне ясно. – Она кивнула на Симонса. – Ты приспешник сатаны, короля демонов.
Симонс махнул рукой. Бандиты натянули мешок Соджи на голову и вытолкнули ее за дверь. Когда дверь закрылась, Симонс проговорил:
– Она жалуется на нынешние условия жизни, но ты представь, насколько хуже они могли бы быть.
Дэви чуть не захохотал Симонсу в лицо. Соджи не жаловалась – она хвасталась. По сравнению с улицами камера казалась ей раем. То есть пока казалась.
– Мои помощники – идиоты, – продолжал Симонс. – Полные идиоты. – Он заглянул Дэви в глаза. – Тем не менее они сделают именно так, как скажу я. А после разбитого носа еще и с удовольствием.
Дэви замутило.
– Вам придется тщательно все разжевывать.
– Да уж, – согласился Симонс. – Непонимание нужно исключить. Уточню сразу: когда я пугал суровым наказанием, то имел в виду не только тебя лично. Последствия скажутся и на мисс Джонсон. Результаты – одну фалангу за другой – тебе станет демонстрировать Гиацинта. Я понятно выразился?
Дэви сделал непроницаемое лицо:
– Да, понятно.
Симонс внимательно посмотрел на него, потом сказал:
– Отлично, давай поговорим о Каракасе.
Ланч Дэви принесли в комнату, а Конли с ключом явился уже под вечер.
– Я хотел бы провести кое-какие эксперименты, – объявил он, снимая замок. – Но нам придется подождать, пока мистер Симонс не осуществит свои планы. Наверное, ты послезавтра освободишься?
– Да, наверное, – ответил Дэви, растирая лодыжку. – Так вам не объяснили, что к чему?
Конли поднял руки:
– Очевидно, это меня не касается, и я не горю желанием узнать.
– Я так понимаю, что Симонс тут задержался? – Дэви показал на кандалы.
– Думаю, из-за гольфа. Он прилетал поиграть в гольф. Но сейчас уже улетел.
Дэви содрогнулся. Суматошный день получился у Симонса. Прилетел на Мартас-Винъярд. Поиздевался над пленным. Пригрозил мучить и пытать невинную жертву. Прошел восемнадцать лунок на поле для гольфа. Улетел неведомо куда. Трудам приспешника сатаны нет конца.
Дэви посмотрел на Конли:
– Хм… Какие эксперименты вы задумали?
– Прыжки с места на место на максимальной скорости. Вроде маятникового качания.
– Тогда лучше хаотичное шатание, будто я сам не понимаю, куда хочу прыгнуть.
– Верно. Мы знаем об определенной устойчивости феномена, вдруг получится удержать дверь открытой?
– Как вы это определите? – Дэви задумался. – Как оцените?
Конли нахмурился:
– Наверное, по тому, что протечет сквозь брешь. На старте можно поставить слабенький радиопередатчик, а на финише измеритель напряженности поля. Если получим стабильный радиосигнал…
– Понял, – кивнул Дэви.
Сердце бешено забилось, в крови вскипел адреналин. Еще как понял! Интересно, а Конли понимает, что предложил? Страшно захотелось посмотреть в зеркало, но Дэви сдержался.
Конли кивнул:
– Ладно, попробуем, когда ты вернешься. Если прямо сейчас не хочешь…
Дэви покачал головой. Симонс сказал, что электронные ключи должны переправить из Нигерии в Каракас. Ближайший рейс «Кей-Эл-Эм» прибывал в Венесуэлу в шесть, но курьеры могли не успеть на стыковочный рейс в Амстердаме. Шансов на то, что услуги Дэви понадобятся до завтра, было очень мало, только зачем сообщать об этом Конли?
– Мне велели быть наготове.
Врать Дэви мог безнаказанно: камеры и микрофоны отключили. Или Гиацинта только так сказала? Хотя особых сомнений у Дэви не было: на откровенные и изобличающие высказывания его не провоцировали. За завтраком говорил только Симонс.
Так зачем отключать микрофоны и камеры? Какую часть «инструктажа» не хотел записывать Симонс? Он грозился отрезать Соджи пальцы, фалангу за фалангой. Вспомнились другие вещи, которые говорили и делали в этой комнате якобы при включенных камерах и микрофонах. Нет, дело тут в Каракасе.
Конли смотрел на него, а в руке держал замок, точно определяя его вес.
– Эй, ты как, ничего?
– Да-да. – Дэви заморгал. – Просто думал о ваших словах. Ну, что вы не знаете и знать не хотите.
– Я ничего не спрашиваю и никому ничего не рассказываю.
Дэви выдохнул:
– Вы со мной поласковее, не то начну рассказывать все, что знаю. И разумеется, расскажу им, что рассказал вам.
Дэви хотел пошутить, хотел сменить тему на что угодно, кроме окна между локациями, но Конли побледнел и уронил замок на пол.
– Черт! – Доктор нагнулся за замком, а когда выпрямился, его взгляд стал настороженным.
– Эй, я же просто шучу, – заверил его Дэви. – Честное слово!
– Пойду работать над своими записями. – Конли положил замок на комод. – Поговорим позже.
Он приоткрыл дверь и выскользнул в коридор.
Как странно…
Дэви снова подумал о Соджи. Он не почувствовал, что в особняке появился еще один узник. Когда выпускали из комнаты, ему позволяли заглядывать во все открытые двери. На замок ничего не запиралось, особых указаний Дэви не получал. Только в комнату за зеркалом ему запретили заходить, пригрозив заточением в клетку.
На чердак Дэви попасть не мог: стальную дверь заперли. Он стоял на лестнице и смотрел на ступени, ведущие в подвал, когда появилась Гиацинта.
– Любимый, Мисс Бешеное Лицо нет в этом доме, – насмешливо проговорила она. – Ее еще до ланча увезли куда подальше. – Гиацинта развела руками. – Мы не идиоты.
Нет. К сожалению.
– Ключи доставлены в Каракас, но мы даем парням отоспаться. Разница во времени, сам понимаешь. Мы стартуем в восемь ровно, в Каракасе будет девять. Заведи будильник. Или, если хочешь, доверь это мне. Я с удовольствием…
Дэви прыгнул к себе в комнату, не дав ей договорить. Он надеялся, что Гиацинта обидится, как обиделся бы любой человек, которого перебили на полуслове. Хотя едва ли. Гиацинта расценит такую реакцию как свою победу.
Ну и ладно! Если подумает, что она у руля, то ослабит бдительность. «Может, переспать с ней? – прикинул Дэви. – Пусть добьется своего, и я застану ее врасплох». Тело тотчас отреагировало на эту мысль. «Ты просто хочешь перепихнуться, – попрекнул он себя. – Хорош рационализировать!» Дэви заставил себя вспомнить кровь Брайана Кокса, брызнувшую ему на лицо под дождем, и рубцы у Гиацинты под ключицей. Желание стихло.
Ему нужно под душ.
Дэви пустил воду и только потом разделся. В подвале стоял мощный бойлер, но на третий этаж вода по трубам поднималась не сразу. Главное, чтобы до ванны дошла, и можно себя не ограничивать. Долгое мытье под душем помогло не сойти с ума. После грязных, постыдных инцидентов с включением зон требовалось много воды, чтобы снова почувствовать себя чистым.
Но Дэви отметил еще одно: если оставить дверь ванной открытой и надолго включить душ, в ванне клубится пар, а зеркало запотевает.
Камере это точно мешает.
Прежде Дэви пользовался уединением, чтобы поплакать, излить гнев, помастурбировать. Настало время использовать его для других целей.
Начнем с малого. Для затравки Дэви прыгнул на три фута из одного конца ванной в другой. Он стоял спокойно, ноги на ширине плеч. Под душем лежал противоскользящий коврик, но не на всю длину ванны, а Дэви не хотел падать на задницу. Он взял с сушителя полотенце и постелил на голую часть ванной. Полотенце закрыло эмаль, и Дэви почувствовал себя увереннее.
При каждом прыжке Дэви менял направление, но неизменно стремился к противоположному концу ванны. Он увеличил скорость и легко делал по два прыжка в секунду, потом по три прыжка. Перед глазами поплыло. Две стенки ванной, одна с душевой лейкой и ручками, другая с полотенцесушителем, слились воедино, а потом, словно призрак из тумана, появилась фигура. Обращенная лицом к Дэви, она была и здесь и не здесь.
– Черт! – Дэви выбросил вперед правую руку и отскочил.
Душевая лейка ударила по затылку, водяные затворы врезались в задницу. Призрачная фигура тоже выбросила руку вперед, отскочила и исчезла.
Ох! Задницу саднило, но Дэви захохотал. Как называлась пластинка тех комиков из «Театра Файерсайн»? «Как можно одновременно быть в двух местах, если на деле тебя нет нигде?» Вспомнилось, как тюремщики обрабатывали его, когда он не мог смотреть на себя в зеркало. «Не надо к зеркалам! Ты можешь смотреть на себя такого?»
«Допрыгаться» во второй раз удалось не сразу: силы кончились, колени дрожали. Раньше прыжки не утомляли, а сейчас мучили. Дэви хотел сдаться, когда перед глазами поплыло, противоположные стены слились воедино, душевая лейка растворилась в полотенцесушителе. Дэви осторожно вытянул вперед правую руку – призрачный двойник тоже вытянул – пальцы соприкоснулись, получилось рукопожатие, крепкое, но с ощутимой вибрацией. Дэви опустил руку и вгляделся в лицо.
«Это не зеркало. Это не мое отражение». Черты лица у того Дэви были довольно правильные, но асимметричные, и лицо казалось странноватым, хоть и знакомым.
«Дальше давай!» Дэви изменил направление прыжков – стартовал в ванне под душевой лейкой, а финишем избрал Гнездо.
В ушах сильно хлопнуло, внезапный порыв ветра обвил душевую занавеску вокруг Дэви. Контраст горячего душа и студеного воздуха отвлек Дэви, и он машинально перебрался в Гнездо. Тут же включился регулятор, и Дэви вернулся в ванну. Он стоял на коленях, его рвало съеденным за ланчем.
Отсутствовал Дэви буквально секунду, и регулятор включился на предупредительном уровне. Он заранее выбрал ванну местом возвращения и считал колоссальной победой то, что не прыгнул в клетку и не обливался рвотой на глазах у тюремщиков.
Пока вода текла, пока пар клубился, Дэви вычистил ванну, смыв рвоту в сток. Он искренне надеялся, что за шумом воды тюремщики не расслышали, как его выворачивало. Потом Дэви встал под душ, поднял голову и открыл рот, чтобы избавиться от мерзкого вкуса и успокоить горло.
Дэви наклонился, чтобы отключить воду, и ванная поплыла перед глазами. Если бы он не прижался к стене, то мог бы упасть. Сначала Дэви решил, что дело в духоте, но быстро сообразил: это чудовищная усталость. Он кое-как вытерся и не прошел, а скорее проковылял в комнату. Комод у противоположной стены казался невообразимо далеким. Дэви расправил кровать и упал на нее.
«Меня что, наркопрепаратами накачали?» – вяло думал он. Приближалось время ужина, в последний раз Дэви ел пять часов назад. Он чувствовал себя так, словно бодрствовал несколько дней, и, как ни старался не закрывать глаза, провалился в сон.
19. «Нервно-паралитический газ?»
Паджетт спал – залез в новый спальный мешок и вытянулся перед тлеющими угольями костра. У подголовника Милли оставила блок из шести бутылок воды и герметизированный пакет с бастурмой.
В нью-йоркском салоне «Б&Х фото», том самом, где купила бинокль, Милли нашла очки ночного видения.
– С налогом это больше трех тысяч. Вы платите за чувствительность и за силу разрешения, – заверил продавец. – Здесь использованы технологии третьего поколения, отсюда повышенная чувствительность к инфракрасному спектру. Фауна факелом засияет на фоне холодной земли.
Интересовавшая Милли фауна ходила на двух ногах, но никаких признаков человечности не проявляла.
Среди дюн за указателем частного пляжа Милли заметила бугорки. Она приблизилась к одному со стороны берега, прыгнув за бугорок, и увидела, что это корпус видеокамеры, спрятанной в траве. Семидюймовая антенна фактически терялась в бурых стебельках. Милли коснулась пальцем верхушки антенны – та казалась чуть теплее окружающего воздуха. Как хорошо, что она не пожалела денег на лучшие очки в магазине.
«Хм, охранник Боб не зря меня пас», – отметила Милли.
Притаившись, Милли оглядела дюны. Других бугорков, направленных на ее нынешнее место, она не обнаружила, но это не означало, что камер больше нет. А среди травы, наверное, скрывались камеры для съемки при слабом освещении. Они ловили проходящих мимо днем и ночью. Милли поджала губы. «Осторожно! Без спешки! Не вспугни их».
С дюн Милли прыгнула сперва в Гнездо, чтобы переодеться и положить очки ночного видения в футляр, потом в «Опус», ресторан при отеле «Виннету», где заказала до нелепого обильный ужин. Ела она долго – пусть все желающие как следует ее рассмотрят. Остатки Милли попросила упаковать в большой контейнер и забрала к себе в номер.
Контейнер она принесла Паджетту вместе с очередной партией растопки. Пять минут спустя Милли вернулась к нему – Паджетт устроился у вновь разведенного огня, обернулся спальным мешком, как шалью, и ел.
– Мне очень понравился хлеб с пастой из жареного чеснока, – проговорила Милли, села по другую сторону костра и протянула руки к огню.
Паджетт посмотрел на нее, но промолчал. Он взялся за жареных лангустинов и фуа-гра. Принюхавшись к ароматам из пенопластового контейнера, Паджетт замер, потом снова глянул на Милли:
– Здорово! Что за ресторан?
«Мы заговорили?» Милли присмотрелась к Паджетту. Он держался необычно – спокойнее и более раскованно, чем минуту назад. Дело в еде? Нет, он ведь только начал. Сахар в крови так быстро не повышается. Паджетт вел себя, как иные пациенты Милли, когда разговор подходил слишком близко к темам, которые им не хотелось затрагивать. Общительность натужная, спокойствие фальшивое.
Милли пошла ва-банк:
– Тот самый ресторан. На юге того самого острова. В миле от того самого дома, если идти по пляжу.
– Понятия не имею, о чем ты, – ответил Паджетт, но сам понял, что ответ получился слишком поспешным.
Милли широко улыбнулась, и Паджетта вырвало. Резко, внезапно, обильно, – казалось, содержимое желудочно-кишечного тракта полностью вылилось в костер. Милли отшатнулась от клубов пара и жуткого запаха. Конвульсии продолжались – она отползла еще дальше, потом неуверенно встала. Эпилепсия?
Паджетт лежал на боку, головой в опасной близости к огню. Вместо того чтобы обойти костер, Милли прыгнула через Паджетта и за плечи оттащила его подальше. Спазмы не прекращались и, как поняла Милли, рвотой не ограничивались. У Паджетта опорожнился кишечник. Нужно помочь ему. Такими темпами он захлебнется рвотой.
В отличие от Дэви, Милли не помнила ни одного подходящего госпиталя. Она никогда не была в Балтиморском Центре травмы и шока Адамса Коули. Зато, пока расклеивала дурацкие объявления, раз десять проходила мимо травматологического отделения больницы при Университете Джорджа Вашингтона.
Как сосредоточиться, если у ног бьется в конвульсиях Паджетт? Милли сумела взять себя в руки и перенеслась на тротуар Нью-Гемпшир-авеню, в пятидесяти ярдах от подъездной дорожки для «скорой помощи», упиравшейся в само здание больницы. Милли побежала по дорожке к погрузочной рампе. Навстречу ей вышел больничный охранник:
– Стойте, мэм, вход для посетителей с другой…
Но Милли увернулась от него и юркнула за приоткрывшуюся автоматическую дверь навстречу антисептическому запаху травматологического отделения. Послышались шаги: за ней спешил охранник, а на пути у нее, подняв руки, встал кто-то в синей форме.
Милли остановилась: нужно оглядеться, впитать местные запахи и атмосферу.
– Леди, сюда нельзя! Здесь травматологических больных принимают.
Милли смерила охранника таким взглядом, что тот застыл с вытянутой рукой, хотя явно собирался схватить ее за плечо.
– Одну секунду, ладно? – попросила Милли, подняв палец, и прыгнула.
Паджетта больше не рвало, но дыхание превратилось в хрип, перемежающийся лающим кашлем. Милли схватила его за подмышки и прыгнула.
– Эй… черт!
За несколько секунд ее отсутствия охранник и некто в синей униформе прошли вперед к месту, с которого исчезла Милли. Теперь охранник споткнулся о ноги Паджетта и полетел вперед. Женщина в униформе повалилась назад.
Появились другие люди в синем. Видели ли они ее исчезновение и появление целиком или полностью, Милли не знала и не хотела знать. Она просто начала рассказывать:
– Пять минут назад у него началась рвота. Кишечник опорожнился, начались судороги и конвульсии. Прямо перед тем он ел морепродукты. Он знал, что ест, и аллергию не упоминал. Недавно он перенес нечто близкое к гипотермии, но последние восемь часов провел в спальном мешке у гаснущего костра. До первой конвульсии он был в ясном сознании. – Милли обвела взглядом таращащихся на нее медиков. – Меня кто-нибудь слушает? – Она посмотрела на Паджетта. – Господи, он не дышит!
Это подействовало. Появились маски и перчатки.
– Желтый уровень опасности! – крикнул кто-то.
Милли шагнула назад, и началась суматоха.
Охранник караулил ее, хотя надел медицинскую маску и натягивал латексные перчатки. Перехватив взгляд Милли, он вздрогнул, и она проговорила:
– Попробую угадать: вы хотите, чтобы я ждала в приемном покое?
Милли чувствовала непонятную отрешенность.
Медики подняли Паджетта на каталку. Один оседлал его и засовывал ему в горло интубационную трубку, другие катили каталку с обоими к палате с надписью «Реанимация».
– Дежурной травматологического отделения нужна информация о пострадавшем, – объявил охранник.
Маска скрывала его лицо, но он смотрел на Милли так, словно у той было две головы, одна из которых норовила его цапнуть. Он кивнул на женщину в маске, которая с планшетом в руках шла к ним от двери в приемный покой.
Милли повернулась к дежурной:
– Мы пойдем к вам в кабинет?
– Да, он тут рядом.
Дежурная отвела Милли в комнатушку со стулом – в сущую кабинку, – отделенную от смежной окном. Она закрыла дверь за Милли, а сама села по другую сторону окна. Дежурная сняла маску, улыбнулась и давай задавать вопросы через двухстороннее переговорное устройство.
Милли была очень терпелива.
– Его зовут Льюис Паджетт. Адреса его я не знаю. Номер соцстраховки не знаю. В какой компании он застрахован, тоже не знаю. Если ли у него аллергия на лекарства или на что-то еще, я не знаю. Сигнального медицинского браслета на нем нет и не было. Нет, я не могу дать вам согласие на лечение, я едва с ним знакома. Но раз мистер Паджетт без сознания, согласия не требуется.
– Нам нужно больше информации. – Дежурная заметно огорчилась.
– Я дам телефон человека, который вам поможет. Он и информацией снабдит, и возьмет на себя ответственность за мистера Паджетта.
– Финансовую ответственность?
– Об этом не знаю, но данные о страховке точно даст.
Заплетающимся языком Милли продиктовала сотовый специального агента Бэкки Мартингейл. Имя Бэкки она сообщила, а должность и место службы – нет.
– А как зовут вас?
Милли подняла голову. В приемном покое стояло как минимум четыре камеры. «Черт, они же сняли мои прыжки!» На миг ей захотелось разыскать устройства, записывающие внешние видеосигналы, но она знать не знала, как они работают. Больничный комплекс велик – отдел охраны может находиться где угодно или, чего пуще, за его пределами. Какой толк врать? Милли жалела, что перед прыжком сюда не надела парик и очки. Сейчас она была коротко стриженной блондинкой в линзах. Все, конец секретному образу!
– Я Миллисент Гаррисон-Райс. Если миссис Мартингейл не поймет, о ком вы спрашиваете, назовите ей мое имя.
– А адрес?
– Я не пациентка и финансовую ответственность на себя не беру.
– Мэм, мне нужна эта информация. Вдруг у мистера Паджетта инфекция? Вдруг она вам передалась? Вы рискуете не только заболеть сами, но и заразить других. По закону вы обязаны сообщить адрес!
«Ну кто же не знает наш стиллуотерский адрес? – подумала Милли. – Там я поймала Паджетта и АНБ там побывало. ФБР вычислит его без проблем: это же открытая информация».
Милли продиктовала дежурной стиллуотерские адрес и телефон, а также рабочий телефон в клинике. Хотя после событий этой ночи сомневалась, что сможет там работать.
– Но я так понимаю, в столице вы где-то остановились? В отеле? У друзей.
– Нет, нет. Вашингтонского адреса нет. Я только приехала.
«Ага, я то здесь, то там», – уточнила она мысленно.
– Пожалуй, я позвоню мисс Мартингейл, – проговорила дежурная, записав информацию.
Милли ждала, что дежурная уйдет в регистратуру, смежную с приемным отделением, но та потянулась к не видному ей телефону, взяла трубку и набрала номер.
«Мне пора», – подумала Милли, но осталась на месте. Хотелось узнать, как Паджетт, пусть даже он ее враг и участвовал в похищении Дэви. Она считала себя ответственной за его текущее состояние и очень хотела выяснить, что с ним. Разве не странно, что конвульсии начались в тот самый момент, когда Паджетт решился заговорить? К тому же действительно не исключалось то, что у него инфекция. Ясности хотелось и здесь.
«Тифозную Мэри[55] я мигом за пояс заткну!» – подумала Милли, представив, как прыгает из города в город, как кашляет и чихает, распространяя инфекцию. Лучше все выяснить.
Милли могла подождать: если захочет сбежать, никто ее не остановит. Эта мысль сперва утешала, а потом напугала до дрожи. Наверняка именно так рассуждал Дэви до самого похищения.
Через зарешеченное окно четко слышались реплики администратора.
– Мисс Бэкка Мартингейл? Меня зовут Сара Левински. Я дежурный администратор травматологического отделения больницы при Университете Джорджа Вашингтона. К нам только что поступил некий Льюис Паджетт. Мне сказали, что вы можете предоставить необходимую нам информацию. Вы знаете мистера Паджетта? Некая миссис Миллисент Гаррисон-Райс заверила, что вам известно о нем больше, чем ей… Да, миссис Гаррисон-Райс здесь. Она доставила к нам мистера Паджетта… Извините, но они только приехали. Я не знаю, в каком состоянии мистер Паджетт. Можете помочь мне его зарегистрировать? Вы знаете его номер соцстраховки, место работы или в какой компании он застрахован?
Очевидно, специальный агент Мартингейл задала все свои вопросы и перешла на монолог, потому что дежурная закрыла рот и широко раскрыла глаза.
– Да, мэм, я сейчас же сообщу охране, – проговорила дежурная, повесила трубку и с укоризной взглянула на Милли. – Вы не предупредили, что миссис Мартингейл – агент ФБР.
Не дождавшись реакции Милли, дежурная вышла из кабинки и подозвала охранника. Милли не слышала, что она ему сообщила, но охранник, выслушав ее, достал рацию и начал говорить в нее на ходу, спеша к палате, в которую увезли Паджетта.
Милли выбиралась из кабинки, чтобы узнать новости о Паджетте, когда сирена, прежде слышная вдали, взвыла чуть ли не оглушительно, а на подъездную дорожку для «скорой помощи» влетела машина. К счастью, водитель тотчас отключил сирену, но на стене заплясали синие отблески мигалки. Сначала Милли подумала, что «скорая» привезла пострадавшего, но поняла, что ошиблась: в приемное отделение вошли четверо солдат в противогазах с капюшоном и в общевойсковых защитных костюмах.
Навстречу им из процедурной выбежал доктор. Торопливо что-то объясняя, доктор показал сначала на процедурные, потом на Милли.
Что за черт?
Двое солдат проследовали за доктором в палату, двое двинулись к Милли. Та невольно сделала шаг назад.
Шедший первым размахивал чем-то вроде большой книги с выступающей насадкой, чуть смещенной от центра, и жидкокристаллической индикацией. Солдат заглянул в кабинку, где сидела дежурная, помахал прибором и глянул на экран. Всмотревшись в показания, он поднял противогаз вместе с капюшоном, и Милли увидела подслеповатые глаза за бифокальными очками.
– Добрый вечер, мэм. Как вы себя чувствуете?
– Пока не увидела вас в противогазах, все было отлично. Потом у меня чуть инфаркт не случился. Кто вы и что здесь делаете?
– Я сержант Фергюсон из Группы быстрого реагирования на применение химического и биологического оружия. Мы прибыли в ответ на сообщение сотрудников больницы о возможном применении нервно-паралитического отравляющего вещества.
– Нервно-паралитический газ? Это вроде зарина?
– Как вариант, табун, или зоман, или ви-газ. Или самый распространенный фосфорорганический пестицид, то есть не обязательно что-то страшное. Сейчас я надену противогаз и с помощью этого, – он поднял прибор, – проверю, нет ли на вас следов нервно-паралитического вещества.
– А там вы что-нибудь обнаружили? – Милли показала на кабинку за стеклом.
– Слава богу, ничего опасного, – улыбнулся сержант.
– Меня все равно проверьте! – Милли махнула рукой.
Сержант надел противогаз, быстро проверил герметичность и вошел в кабинку к Милли, предварительно помахав своим прибором у порога. Очевидно получив отрицательный результат, сержант двинулся дальше. Милли выполняла его указания, и сержант проверял ее с головы до ног. Он попросил ее поочередно поднять ноги, чтобы проверить подошвы, затем велел выдохнуть и поднес прибор к ее рту. На таком близком расстоянии Милли услышала шум маленького вентилятора, засасывающего воздух через насадку.
Из кармана сержант достал темно-серый поролоновый пакет со спрессованными швами и застежкой-липучкой и положил его на стол.
– Все чисто, мэм, но, уверен, вас попросят задержаться, чтобы исключить присутствие боевых биологических средств.
Сержант вышел, быстро переговорил с напарником и вернулся в кабинку за стеклом. Там он снял маску и улыбнулся:
– На тот мизерный шанс, что вы что-то подхватили, я оставил на столе противохимический пакет. Если потекут слюни или сопли, или станет тесно в груди, или поплывет перед глазами, зовите нас на помощь. Если мы сразу не ответим, в пакете две шприц-ручки. В одном два миллиграмма атропина, в другом – шестьсот миллиграммов протопама, или хлорида праликсодима. Снимаете колпачок и вонзаете шприц в бедро, дюйма на четыре над коленом. Насчет одежды не беспокойтесь: игла ее проколет. Значит, сначала атропин, потом протопам, договорились?
– Вы меня пугаете.
– Если честно, я почти уверен, что беспокоиться вам не о чем.
– Тогда почему вы здесь?
– Дабы окончательно удостовериться, что беспокоиться не о чем, – еще раз улыбнулся сержант и показал на травматологическое отделение. – У вашего друга проявляются некоторые симптомы отравления нервно-паралитическими веществами. Казалось, он уходит из-за остановки сердца и дыхания, но на атропин отреагировал отлично. Атропин применяют во многих случаях, а не только при отравлении нервно-паралитическим газом. Просто больница менее чем в четверти мили от Белого дома. Поэтому наша группа командирована сюда, а не находится с остальными в Мэриленде. Лучше перестраховаться, – что случается, когда опасность недооценивают, известно каждому. Сейчас я поговорю с капитаном Трином, своим командиром, который ушел к докторам в реанимацию, и узнаю новости. Эксперт Марко, – сержант показал на солдата у двери, – останется здесь. Если появятся симптомы, которые я упоминал, сообщите ему.
Милли кивнула. Сержант вновь надел противогаз и коридорами направился к процедурным. Он шел без особой спешки, не бежал, и это успокоило Милли больше его слов.
Через несколько минут в травматологическое отделение вошла специальный агент Бэкка Мартингейл с командой из шести агентов, все в темно-синих ветровках с аккуратными белыми буквами «ФБР». Медики их явно ждали, хотя дежурный хирург откровенно вытаращился на дробовики, которые несли трое агентов.
Начинается полное безумие… Мысленно Милли отметила, что пора прыгать куда подальше, но не прыгнула. У нее имелись вопросы и к медикам, и к ФБР.
Бэкка кивнула Милли, но своей главной задачей она, очевидно, считала охрану Паджетта. Милли очень хотелось присутствовать, когда дойдет до конфликта интересов докторов, ФБР и Группы быстрого реагирования.
Милли уставилась на пакет, оставленный сержантом Фергюсоном. «Антидот нервно-паралитического ОВ». Милли содрогнулась: откуда взяться нервно-паралитическим веществам? Она ведь находилась в той же среде, что и Паджетт, ела ту же еду. Никаким посторонним влияниям было неоткуда взяться. У него осталась одежда. Неужели в полой пуговице он прятал капсулу с ядом? Милли постоянно за ним следила. Внутрь Паджетт принимал только еду и питье, которые Милли ему приносила. Только то, что она ела и пила сама.
Стены кабинки начали смыкаться, пульс участился. «Господи, мне тоже попало! – охнула Милли. – Или я попалась». Она бездумно потянулась за антидотом, но заставила себя отпустить пакет. Правая рука дрожала.
Вот идиотка!
Кому, как не ей, распознать психосоматические проявления физических симптомов! Обильного слюноотделения нет. Напротив, во рту сухо, как в пустыне. Если накрутить себя как следует, наверняка появятся все симптомы, которые перечислил сержант.
Милли немного успокоилась, когда из реанимационной палаты показался сержант Фергюсон. Противогаз он убрал в подсумок, защитный костюм расстегнул до пояса. Сержант заглянул в кабинку к Милли и забрал противохимический пакет.
– По нашей части все чисто.
– Следов нервно-паралитического газа нет?
– Наши приборы их не обнаружили. А вот доктора обнаружили имплантат, что-то вроде вагостимулятора. Похоже, он барахлит. Доктора увидели рубец и нащупали шишку вот здесь. – Сержант похлопал себя под ключицей. – Когда сделали рентген, снимок показал имплантат и провод, тянущийся вверх по шее. Доктора уверены, что проблема именно в этом.
Милли вытаращила глаза. Рубец она видела, но, помня послужной список Паджетта, решила, что это боевая рана со времен сотрудничества с «Икзекьютив ауткамс».
– Зачем нужен такой имплантат?
– Дежурный хирург говорит – ими лечат отдельные виды эпилепсии и используют в борьбе с депрессией. Но, по его словам, такие сбои в литературе не описаны. Если это имплантат от «Сайбероникс», разрешенный Управлением по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами, он должен был просто отключиться, а не посылать высоковольтные импульсы, вызвавшие такие симптомы.
– А вы что думаете?
– Даже не знаю. – Сержант пожал плечами. – Моему командиру эта версия нравится. Капитан Трин – дипломированный токсиколог. Он говорит, что вагостимуляция объясняет и те симптомы, которые проявились у пострадавшего, и те, которые не проявились. – Фергюсон спрятал противохимический пакет в другой подсумок. – В общем, спецслужбе на радость, мы уходим. – Сержант повернул голову туда-сюда, разминая шею. – Как приехали, мы сразу поняли, что вызов, скорее всего, пустой. Нас сорвали с места из-за галлюцинаций.
– Из-за галлюцинаций? Паджетту что-то привиделось?
– Нет, пострадавший в сознание не приходил. Галлюцинации случились у медперсонала, вот мы и решили, что ваш приятель отравлен нервнопаралитическим веществом, от следов которого пострадали принявшие его медики. Они твердят, что вы появились, исчезли, потом вернулись с пострадавшим. Либо они заработались, либо здесь пора провести ревизию наркопрепаратов.
Милли слабо улыбнулась в ответ:
– Так я могу идти?
– Я сказал бы, что да. Капитан и дежурный хирург почти уверены, что и биологических отравляющих веществ здесь нет. А вот в ФБР, возможно, захотят с вами побеседовать. Не знаете, почему они здесь?
– А они вам не сказали?
– Капитану, может, и сказали. А мне не положено.
– На прошлой неделе Паджетт, то есть пострадавший, участвовал в попытке похищения двух женщин. ФБР следило за похитителями, а когда вмешалось, Паджетт выстрелил в агента.
– Да ну!
– Это правда.
– Я про это ничего не слышал. А вы откуда знаете?
– Я одна из тех, кого пытались похитить. Что сейчас делают с Паджеттом?
– Извлекают имплантат, насколько я понял. Доктора готовили его и ждали нейрохирурга из соседнего здания.
– А если Паджетт – эпилептик?
– Не важно. Раз эта штуковина посылает такие импульсы, значит может убить. Лучше припадки, чем смерть. Если пострадавший выживет, то поставит себе новый имплантат, который будет работать как надо.
«Может, это устройство тоже работает как надо», – с содроганием подумала Милли.
– Спасибо, что проверили и убедились: нервно-паралитический газ тут ни при чем.
Сержант Фергюсон кивнул и, отворачиваясь, проговорил:
– Я не смог бы иначе. Кошмаров мне и так хватает.
Вскоре после отъезда Группы быстрого реагирования к Милли вышла специальный агент Бэкка Мартингейл.
– Имидж сменили? – она оглядела Милли с ног до головы.
– Вы о стрижке?
– Ага. – Бэкка кивнула. – И вы без очков – линзы надели?
Теперь кивнула Милли:
– Меня до сих пор преследуют. Именно так я поймала Паджетта. Они поставили мне ловушку, которая не сработала.
С появлением фэбээровцев охранник вернулся к двери и с опаской на нее поглядывал. «Интересно, он рассказал ей о моем странном появлении?» – подумала Милли. Бэкка перехватила ее взгляд:
– Кофе не хотите? Лично я хочу кофе.
Милли дождалась, когда они выйдут в холл за реанимационной палатой, и лишь тогда задала первый вопрос:
– Что с Соджи Джонсон?
– С Соджи? – Бэкка вздохнула. – А, поняла. О мисс Соджойне Правде Джонсон ничего не известно. Я была бы рада выведать что-нибудь у Паджетта.
– Со мной Паджетт говорить не желал. А вы сможете с ним побеседовать? Когда я видела его в последний раз, он и дышать самостоятельно не мог.
– Минуту назад он был в сознании – в спутанном. Вы слышали про имплантат?
– Да, – кивнула Милли. – Мне рассказал парень из Группы быстрого реагирования.
– Когда меня выставили, доктора готовились резать. Нейрохирурга они решили не ждать. Вместо этого дежурный хирург сделает небольшой надрез и просто рассечет проводки между капсулой имплантата и электродами вокруг блуждающего нерва. Где Паджетт поставил ловушку, о которой вы говорите?
– Помните, мы не объяснили вам, какие услуги мой муж Дэви оказывал АНБ? – Милли нервно сглотнула.
– Конечно помню. Андерс намекнул, что это сверхсекретный секрет, хотя по контексту я поняла, что ваш муж – агент внедрения, специалист по секретным операциям.
– Можно и так сказать, – пожала плечами Милли.
– Какое отношение это имеет к моему вопросу?
Милли вдохнула и задержала дыхание, изучая лицо Бэкки. Она чувствовала себя оленем в свете фар. Наконец одним залпом она выпалила:
– Помните-когда-вы-видели-меня-в-последний-раз?
– Разумеется. – Бэкка наклонила голову набок. – На Четырнадцатой улице, после того как вас пытались похитить. Я выбежала из проулка, а Паджетт выстрелил в Бобби, то есть в агента Марино.
– Нет. – Милли покачала головой. – В последний раз вы видели меня в Александрии на крыше медучреждения. Того, что соседствует со зданием «Бохстеттлера и партнеров». – Порывшись в кармане куртки, Милли вытащила солнечные очки, которые были на ней в тот день. – Бейсболки у меня с собой нет, – проговорила она, надевая очки, – зеленого пластмассового кресла тоже, но вы наверняка помните.
У Бэкки глаза полезли на лоб.
– Это какой-то фокус. У меня едва инфаркт не случился, когда вы с крыши сиганули. Объясните, как у вас получилось?
Уж она бы объяснила… На глаза навернулись непрошеные слезы.
– Не могу.
Бэкка встала как вкопанная и угрюмо взглянула на Милли:
– Слышали притчу о слоне и слепых мудрецах?
Милли кивнула, не решаясь заговорить.
– Как же мне выполнять свою работу, черт подери? Вы ничего мне не говорите, потом умываете руки, а на меня давят: давай, мол, закрой дело. Вы хотите разыскать мужа или мисс Джонсон?
– «Вы» – это значит АНБ? – Милли почувствовала, как немеет лицо.
– Да.
– Я не работаю на АНБ, ясно? Пожалуйста, не причисляйте меня к ним. Я в курсе, что они прекратили расследование или, по крайней мере, отстранили от него Андерса. Я к АНБ близко не подойду. Я скрываюсь, потому что человек, затеявший все это, имеет информаторов в АНБ. Той ночью я укрылась в мотеле в Александрии, а меня снова подкараулили и едва не поймали. В мотель меня привез агент АНБ – утечка информации могла быть только у них.
К Бэкке вернулось обычное спокойствие, и она зашагала дальше:
– Возможно, за вами следили.
– Возможно, коровы летают.
– Так на кого вы работаете?
– На себя любимую! Черт подери, я ищу своего мужа!
– Кто-то подготовил вас, дорогуша, – недоверчиво проговорила Бэкка. – Каскадерский трюк на крыше мало напоминал дилетантство. Мы битый час лазили по дурацким кустам, разыскивая ваш труп.
Милли аж рот разинула:
– Так вы думаете, что я оперативник!
– Есть другие варианты?
– Нервнопаралитический газ?
Бэкка шутку не оценила.
– У меня степень магистра психологии и лицензия на практику в качестве специалиста-гамолога на территории штата Оклахома, что требует постоянного повышения квалификации. До получения лицензии я два года стажировалась в клинике. Прошлым летом в рамках местной образовательной программы я обучалась африканским танцам. Прочла много романов Джона ле Карре. Это что касается моей подготовки.
Бэкка и Милли свернули к кафетерию. Вход загораживала металлическая решетка. Согласно указанным часам работы, кафетерий только что закрылся.
– Черт! – выругалась Бэкка. – Тогда объясните трюк на крыше.
Милли облизала губы и сказала правду:
– Я прыгнула.
Увидев, что Бэкка снова помрачнела, она добавила:
– Погодите! – Милли оглядела пустой коридор. – Ладно, сейчас я покажу вам, как провернула трюк на крыше.
Она прыгнула в другой конец коридора и оказалась футах в восьми за спиной у Бэкки. Та начала лихорадочно озираться. Милли кашлянула, и Бэкка обернулась, машинально запустив одну руку под ветровку. Вот она увидела Милли и замерла. Сначала она беззвучно шевелила губами, потом пролепетала:
– Гипноз?
А это мысль!
– Нет, не гипноз, – со вздохом проговорила Милли, смертельно устав от лжи. – Вы еще хотите кофе?
В Сан-Франциско солнце только-только село. Милли перенесла Бэкку в сады Йерба-Буэна за торговым центром «Метреон» и схватила за плечи: колени у Бэкки подогнулись, та едва не упала на траву. Милли отлучилась в «Старбакс» на первом этаже «Метреона», а когда вернулась, Бэкка почти пришла в себя, хотя встать еще не решилась.
Бэкка молча взяла кофе.
– Вы понимаете, где находитесь?
Бэкка показала на большой, высотой пятьдесят футов, искусственный водопад у мемориала Мартина Лютера Кинга на одном конце лужайки, потом на церковь Святого Патрика на севере:
– Я уже бывала здесь. Даже в местном «Старбаксе».
Потом Бэкка проворно встала.
– Как вы это делаете?
– Не знаю. – Милли пожала плечами. – Делаю, и все.
Бэкка вдруг прищурилась:
– Такие услуги Дэви оказывает АНБ?
– Да.
– А вы нет?
– Нет. – Милли покачала головой.
– Боже мой! – Бэкка хлопнула себя по лбу. – Угоны, сорванные десять лет назад! Самолеты и яхта… Это дело рук Дэви? Или ваших?
Первыми побуждением Милли было все отрицать, но она лишь вздохнула:
– Это Дэви. Я… я тут новичок.
– Что еще вы умеете делать?
– Сведения об образовании я вам уже предоставила. У вас проблемы в отношениях с партнером? Есть детские комплексы, от которых вы хотели бы избавиться? Я к вашим услугам.
– Паранормальных способностей больше нет?
– Могу держать ложку на кончике носа.
Бэкка хлебнула кофе. Наморщив лоб, она не сводила взгляда с Милли, но молчала.
– Я решила открыться вам, чтобы, когда начну отвечать на ваши вопросы, не показаться сумасшедшей.
– Так я вас слушаю, – кивнула Бэкка.
– Паджетта я поймала в Стиллуотере, штат Оклахома, в своей квартире. Думаю, похитители Дэви подозревали, что я способна, ну, телепортироваться, потому что наполнили комнаты газовым анестетиком. Я едва выбралась и вернулась в тот момент, когда Паджетт проверял свою ловушку.
Как давно это было, Милли решила не упоминать.
– Я расспрашивала Паджетта о Дэви, как вдруг у него начались конвульсии. Так странно получилось: только он заговорил – и бам! Совсем как у шпиона, принявшего цианид, но, клянусь, он пил и ел только то, что я ему приносила.
– Приносили? Паджетт был вашим заложником?
– Паджетт немного побыл моим гостем. Погодите минутку, – попросила Милли и прыгнула в Гнездо.
Направляясь к низенькому столику, на который сложила вещи Паджетта, Милли поскользнулась и, чтобы не растянуться на полу, опустилась на одно колено. Лужа! Края уже подсыхали, но в естественном углублении пола осталось добрых полдюйма воды. У Милли аж колено намокло.
Удивленная Милли оглянулась. До керамического бака футов тридцать, на пролитое из стакана не похоже: воды слишком много. Милли посмотрела на потолок: вдруг вода просочилась сквозь камни после редкой для пустыни грозы или из водоносного пласта? Нет, ни трещин, ни капель она не заметила.
Входная дверь была закрыта, все лежало так, как оставила Милли. Вещи Паджетта в том числе. Милли собрала их и вернулась в Сан-Франциско.
Увидев ее, Бэкка вздрогнула.
– Вы как, ничего? Что-то вы побледнели.
– Просто подумала, как объяснить все это боссу и не загреметь на психиатрическое освидетельствование. Потом я забеспокоилась, что случится, если вы оставите меня здесь, в трех тысячах миль от Вашингтона. Что это?
– Вещи, которые были у Паджетта. Бумажник, фальшивое удостоверение личности, оружие. Я их разобрала.
Сотовый Паджетта Милли оставила в Гнезде. Контактные номера ей пока хотелось сохранить в тайне.
– А что Паджетт успел сказать? До того, как у него началась рвота.
– Наводку дал. Подтверждение другой наводки, как говорят, «тепло» или «холодно». Паджетт сказал что-то вроде «уже теплее». Подробности я опущу. Хочу сперва Дэви спасти. Тем более, раз вы нашли человека, стрелявшего в вашего агента, то станете ли продолжать? Не говорите, что на вас не давят. АНБ старательно делает вид, что Дэви никогда не существовал. Вам они что-нибудь сообщили?
– Перед тем как Андерса отправили в Оклахома-Сити, мы с ним перекинулись буквально парой слов. От назначенного ему на замену я услышала только вопросы.
– Вопросы?
– Ну, один вопрос задавался несколько раз.
Милли ждала. Было видно, что Бэкке самой не терпится сказать.
– АНБ желают знать, видела ли я вас.
В Сан-Франциско было теплее, чем в Вашингтоне, но Милли задрожала.
У Бэкки зазвонил сотовый, удивив и ее, и Милли.
– Федеральный тариф?
Бэкка кивнула, нажала на кнопку и проговорила:
– Мартингейл! – Она послушала буквально секунду, и глаза у нее чуть не вылезли из орбит. – Господи! Да, сейчас. – Она прикрыла трубку ладонью. – Можете вернуть меня в травматологию?
– Конечно.
– Уже иду, – проговорила Бэкка в трубку, отсоединилась и посмотрела на Милли. – Паджетт мертв.
– Мертв? Они же говорили – состояние стабильное! Разве конвульсии не прекратились, когда хирург перерезал проводки на имплантате?
– Ответ никто не узнает. Когда хирург перерезал проводки, имплантат взорвался.
Милли перенесла Бэкку на тротуар возле травматологического отделения.
– Я тут слишком задержалась, – проговорила она. – Скоро сюда приедут агенты АНБ. Может, и те, кто стоит за Паджеттом. Черт, я не исключаю, что за Паджеттом стоит АНБ.
Бэкка замерла и посмотрела на Милли, явно не зная, на что решиться.
– У вас ведь есть мой сотовый? Это вы дали его докторам?
– Угу. Мне его дал Андерс, хотя, наверное, ему не поздоровится, если АНБ узнает, что мы с ним до сих пор на связи.
– А вы на связи?
– Вроде того. По электронке. Тайком.
– Ясно. Во время нашего последнего разговора он откровенничал чуть больше, чем понравилось бы его начальству. Позвоните мне через час, ладно?
Милли кивнула, прыгнула в номер «Виннету», упала на кровать и металась на ней, пока не взбила постельное белье. Для пущей убедительности она сполоснулась под душем и переоделась. Вряд ли, конечно, но вдруг после встречи на пляже охранник пожелает ее проверить? Сунет пятерку горничной и спросит, не заметила ли она чего странного.
Бардак в комнате и в ванной создаст впечатление, что в номере живут. «А если они заявятся в гости, когда меня нет, например среди ночи? – подумала Милли. – Пусть думают, что я развлекаюсь с кем-то из радиологов! Черт, да пусть думают, что решила всех перепробовать. Охранники-развратники!»
В Милли проснулось желание. «Я ведь давно на голодном пайке… Эй, кто тут развратник?!» Милли вытащила телефон из розетки и оставила на тумбочке. «Пусть думают, что я не люблю, когда мне мешают спать».
Милли прыгнула в Гнездо. Лужица немного подсохла. Других признаков вторжения извне не появилось. Милли проверила дверь и дно каньона за ней. Ничего.
Вдруг это Дэви? Если он допрыгнул до Гнезда, то почему не остался?
Позвонила Милли из столицы, с таксофона на Юнион-стейшн. Голос Бэкки тонул в море других голосов. Она попросила Милли подождать, а когда заговорила снова, фоновый шум стих до едва различимого.
– Извините, там я вообще ничего не слышала. Сюда прибыли городской взрывотехнический отряд и, как вы предсказывали, двое из АНБ. Я заявила, что не знаю, где вы. В конце концов, это правда.
– Спасибо. Сильный был взрыв?
– Имплантат убил Паджетта, а дежурному хирургу руку как слесарным молотком отбили. Среди обломков нашли два боевых взрывателя М-шесть.
– Паджетта уже вскрыли?
– Нет, хирурги пытались его спасти, извлекали осколки, ставили кровоостанавливающие зажимы. Планировали подключить его к аппарату искусственного кровообращения. Они не справились, хотя делали все своевременно. Кровь текла из тела, как из решета. – Бэкка вздохнула. – Парень из взрывотехнического отряда узнал взрыватели, на них еще остались провода. Вот так имплантат!
– Зачем все это?
– Теперь Паджетт не сможет свидетельствовать против своих работодателей. Я в такой ситуации предпочла бы соглашение о конфиденциальности.
Милли замутило.
– Оказывается, у «положа руку на сердце» есть буквальное значение. Я ведь убила его, да?
– Эй, подруга, разве ты подсадила в него эту штуку? Я на «ты», ладно?
– Если бы я оставила его в покое…
– А он-то оставлял тебя в покое?
Милли ответила не сразу:
– Интересно, у всех его коллег такие штуковины? Вряд ли у тех, кого вы арестовали на Четырнадцатой улице, были рубцы под ключицей.
Бэкка притихла.
– Страшные у тебя мысли. Если честно, я сомневаюсь. При задержании они прошли стандартную проверку металлоискателями и металлодетекторами. Впрочем, я позвоню и выясню, что в регистрационных ведомостях попало в «особые приметы».
– Может, те люди знают недостаточно, чтобы заслужить имплантат. Может, имплантаты ставят только высшим эшелонам.
– Знающим нечто, сто́ящее предательства?
– Знающим, кто их босс.
Милли считала, что может назвать его имя.
20. «Да, она голая»
Дэви проснулся в шесть тридцать, надел халат и выглянул в коридор. За восточным окном в конце коридора светлело. «Значит, сейчас утро, а не вечер». Дэви проспал тринадцать часов кряду. В животе заурчало, и Дэви вспомнил, что не ужинал.
Спустившись к завтраку, он увидел Гиацинту в той же одежде, что в Нигерии, – в брюках цвета хаки, футболке-поло и фоторепортерском жилете.
Гиацинта глянула на Дэви и вскинула брови:
– Какие мы нарядные! Куда, по-твоему, мы собрались? На танцы?
Дэви надел брюки цвета хаки, крахмальную белую сорочку и солнечные очки, которые поднял на макушку. Проигнорировав ее, он подошел к сервировочному столику. Запах бекона сводил с ума и интересовал куда больше замечаний Гиацинты.
– Как же ты сохранишь свою девичью фигурку? – спросила Гиацинта, глядя, как он накладывает полную тарелку еды.
– Я не ужинал.
На тарелке у Гиацинты лежало одно яйцо пашот и тост без начинки.
– Да, я в курсе. А в чем дело?
– В усталости, – пожал плечами Дэви. – В Нигерии.
Пусть тюремщики делают собственные выводы.
– Тогда объясни, к чему такой наряд. Не думаешь, что будешь выделяться из толпы?
Дэви замер с поднесенной ко рту вилкой:
– Думаю, ты никогда не была в Каракасе.
– С чего ты так решил? – прищурившись, спросила Гиацинта.
– Вопреки забастовкам и убийствам, это современный город – с метро, небоскребами и так далее по теме двадцатого века. Местные жители одеваются хорошо. Женщины предпочитают платья. Нет, мне ясно, что у тебя собственный уникальный стиль. Тебе нравится выделяться из толпы, чтобы люди оборачивались и запоминали тебя в лицо.
Дэви снова взялся за еду.
До отправления в Каракас Гиацинта сбегала к себе и переоделась в зеленое платье и свободный жакет в тон. Приподняв ее для прыжка, Дэви почувствовал плечевую кобуру с пистолетом.
Каракас прекрасен! Он встретил сухой, теплой погодой, легкий ветер вокруг горы Авила разогнал смог. После холода Новой Англии и нигерийской жары Каракас казался раем. «Это рай, даже когда рядом дьявол, – подумал Дэви, а потом вспомнил слова Соджи. – Маленькое уточнение: не дьявол, а приспешница демонов».
Прыгнули они в гнездо из картонных коробок и рваных одеял. Место для прыжков у Дэви было между входом в метро и кустами на краю площади. Очевидно, там кто-то ночевал, но, слава богу, сейчас жильца не было.
На улицах оказалось людно, транспорт двигался рывками, так же отрывисто гудя. Какой-то человек, вышедший из метро, заметил, что Дэви и Гиацинта выбрались из темного закоулка, вскинул брови и улыбнулся. Дэви пожал плечами и улыбнулся в ответ. Ясно, о чем тот подумал.
Щурясь на солнце, Гиацинта смотрела через дорогу на огромный круглый фонтан в центре площади, на подсвеченные золотым небоскребы за ним. Потом она глянула на огромный шар «Пепси» на крыше соседнего двадцатидвухэтажного здания.
– Нам туда. – Дэви взял ее за руку. – Вон автобусная остановка, откуда нас заберут.
– Да, знаю.
На светофоре зажегся зеленый, и утренние пассажиры хлынули через дорогу к метро, огибая их справа и слева. Дэви почувствовал, как напряглась Гиацинта.
Дэви протиснулся сквозь толпу и встал в очередь ожидающих на автобусной остановке. Через секунду к нему присоединилась Гиацинта. Она заметно нервничала:
– Не представляла, что здесь так людно.
– Конец часа пик. Пять миллионов жителей. Все спешат, спешат, спешат…
Гиацинта вытащила рацию и надела наушники. Она что-то сказала, потом недолго послушала.
– Они кружат у парка. Сюда они уже подъезжали, но полиция отогнала их от автобусной остановки.
Два автоинспектора в белых тропических шлемах пытались распутать клубок такси, бешено гудящих у входа в отель «Пасео Колон». У дальнего угла стояли двое солдат в камуфляже, с винтовками через плечо.
Дэви поднял глаза выше небоскребов: чистый воздух позволял четко разглядеть красно-коричневые постройки пригорода на пологих склонах Авилы. Гиблые места, дожидающиеся оползней и наводнений, как в 1999 году. Гиблые места по ряду других причин – из-за нападений преступников, болезней, недоедания, полиции, армии, сторонников и противников Чавеса.
Каракаса Дэви сторонился не только из-за высокой преступности и, как всегда, винил себя в этом.
Машины объехали парк за десять минут. Дэви отчаянно надеялся, что машины с ключами двигаются в нужной последовательности. По требованию Гиацинты он сел на заднее сиденье ярко-зеленого «лендровера» с густо затонированными окнами.
Водитель оказался местным жителем, нанятым за хорошее знание городских дорог, к которому, увы, не прилагалось хорошее знание английского.
Гиацинта подозрительно притихла, когда в ответ на ее указания водитель лишь пожал плечами. Дэви вмешался, не дожидаясь ее страшной реакции:
– Ala Embajadade Estados Unidos, porfavor[56].
– ¡Claro quesi![57]
Если бы не пробки, дорога к посольству США заняла бы пятнадцать минут, а так растянулась на сорок пять. Интересно, что получилось бы двумя часами раньше, в разгар часа пик? При иных обстоятельствах поездка доставила бы Дэви удовольствие, но они плелись за большим дизельным автобусом, изрыгавшим огромные клубы ядовитого дыма. От дыма и рывков, которыми двигался автобус в плотном транспортном потоке, Дэви укачало. То есть Дэви надеялся, что это укачивание. В горле не першило, как всегда, в начале «имплантатной» рвоты, но укачивание он чувствовал острее, чем до операции.
Дэви снова почувствовал гнев и ярость. Сдержаться было трудно. Он понимал, что Гиацинту можно убить в любой момент – прыгнуть ей за спину и ударить тупым предметом по голове или вместе с ней прыгнуть на высоту полторы тысячи футов над Граунд-Зиро, то есть примерно туда, где раньше была смотровая площадка Всемирного торгового центра. Можно бросить Гиацинту в воздухе и прыгнуть прочь, не дождавшись ее падения. Отличный, супернадежный подход – вроде ракетного удара по дальним целям. Очень смело!
Дэви содрогнулся от стыда и гнева. От откинулся на спинку сиденья и остаток пути проехал с закрытыми глазами.
Здание посольства, сравнительно новое, стояло вдали от дороги, чтобы максимально обезопаситься от подрывов автомобилей и грузовиков. Когда подъехали, Гиацинта сняла жакет, как догадался Дэви, вместе с кобурой. Не поднимая жакет к окну, она вытащила кобуру с пистолетом, обернула ремнями и спрятала под переднее сиденье. Вот она снова надела жакет и достала из сумочки паспорт:
– Держи.
«Это мой паспорт или не мой?» – озадачился Дэви. Номер совпадал, но сам документ был новеньким, блестящим. Настоящий паспорт Дэви хранился в Гнезде. Полученный два года назад, он успел обтрепаться. Паспортный контроль Дэви проходил редко, но, отправляясь за рубеж, паспорт брал обязательно, если только не путешествовал с паспортом АНБ.
– Вы оформили новый паспорт?
– Нет. Новый паспорт оформляют с новым номером. Этот мы… сами сделали.
– Хорошая работа. – Дэви поиграл с голограммой, проверил защитные нити и водяные знаки. – Странно, что имя не изменили.
– Паспорт теперь никто не рассматривает. По крайней мере, не в американских посольствах. Всю информацию служащие получают, сканируя штрихкод. Серийный номер и фотография должны быть правильными. В начале этого года бомбы подрывали и в колумбийском посольстве, и в испанском. На территории посольства контроль мы пройдем как минимум раз.
Дэви кивнул на пистолет, спрятанный под сиденьем.
– Думаю, у них есть металлоискатели, – предупредил он, а когда Гиацинта подняла брови, добавил: – Я вообще избегаю посольств. Слишком много видеокамер.
«Лендровер» подъехал к обочине, и Гиацинта скомандовала:
– Пошли!
У ворот собралась толпа венесуэльцев, большинству которых войти не разрешали. Дэви услышал, как дежурный морпех повторяет по-испански: «Визовый отдел принимает граждан Венесуэлы только по предварительной записи. Уплатите заявочную пошлину в „Банкопровинсиаль“, позвоните автосекретарю в посольство и запишитесь на прием».
С американскими паспортами Гиацинту и Дэви поставили в другую очередь у входа. Эта очередь была короче, и, когда она подошла, Гиацинта предъявила две карточки.
– У нас кардиостимуляторы, – заявила она.
– У обоих? – Морпех удивленно вскинул брови.
– Мы и познакомились в послеоперационном отделении, – с улыбкой пояснила Гиацинта.
В итоге их не пропустили через основной металлоискатель, а проверили металлодетектерами. Дэви заставили снять ремень и просветили обувь рентгеном.
– Мы хотим подать заявку на участие в программе волонтерской помощи посольству, – ответила Гиацинта, когда ее спросили о цели визита.
– Так вы здесь надолго?
– При нормальном раскладе на шесть недель.
– Отдел граждан США на втором этаже.
В здании посольства с каждой страницы их паспортов сняли копию, «чтобы ускорить выдачу дубликата на случай утери или кражи». Гиацинта заполнила анкеты. Глянув ей через плечо, Дэви узнал, что поездка в Венесуэлу у них «образовательная». Интересно – для кого? Еще он выяснил, что Гиацинта здесь под другим именем.
Покончив с формальностями, Гиацинта спросила:
– На этом этаже есть уборная?
– Выйдете за дверь и сразу налево. Напротив кафетерия.
Видеокамеры стояли и в фойе, и в отделе граждан США, и на лестнице, и в кафетерии, а в уборной, очевидно, нет. Следуя указаниям, в уборной Дэви нашел неконтролируемое место для прыжков – выбрал большую кабинку для инвалидов.
«Лендровер» подъехал, едва они вышли за ворота.
– Подойди к машине с другой стороны, но в салон не садись, – велела Гиацинта.
Сама она юркнула в салон и закрыла дверь. Пока Дэви открывал дверь, она вытащила пистолет с кобурой из-под водительского сиденья и скользнула к другой двери. Гиацинта вылезла из салона и захлопнула дверцу. Тонированные окна и корпус «лендровера» скрывали ее от посольства.
– Обратно на Мартас-Винъярд! – скомандовала Гиацинта.
Дэви приподнял ее и прыгнул.
Во время ланча к ним присоединился Конли.
– Дело сделано? – спросил он Гиацинту.
– На этом этапе – да, – кивнула она.
Губы у Конли дрогнули в улыбке.
– Отлично. – Он повернулся к Дэви. – Ну, тогда сегодня после обеда.
Конли принес в комнату Дэви радиопередатчик мощностью один милливатт и проверил его с помощью портативного РЧ-метра.
– Ну вот, здесь сигнал есть везде. Пошли на пляж!
Когда они выбрались во двор, сигнал ослаб до неопределяемого уровня. Конли и Дэви спустились по мосткам к воде. Погода снова испортилась, холодный восточный ветер заставил Дэви прижать подборок к вороту куртки. Теплый Каракас вспоминался с тоской.
На пляже Конли снова глянул на РЧ-метр:
– Ничего. Ладно, начинаем. Прыгни обратно в комнату, досчитай до пяти, и назад. Готов?
– Готов. – Дэви прыгнул к себе и за пять секунд успел достать из шкафа шапку.
Когда он вернулся, Конли все смотрел на РЧ-метр.
– Ну, примерно как я и ожидал. Единичные скачки мощности случились, когда ты исчез и когда ты вернулся. Ну, хочешь попробовать то, о чем мы говорили? Прыжки без прыжков?
Пробовать Дэви не хотел. Только не перед Конли и другими тюремщиками.
– Да, конечно, – ответил он, прыгнул к себе в комнату, беззвучно проговорил: «двадцать один» – и прыгнул обратно. – Хм, прыжки без прыжков, надо попробовать снова.
Дэви замер, старательно изображая отрешенность. Секунд через десять он снова прыгнул в комнату, медленно досчитал до двух и прыгнул обратно. Теперь следовало изобразить досаду, и он покачал головой:
– Простите, не получается. У вас есть предложения?
Конли поджал губы:
– А если прыгать на максимальной скорости? Ну, туда-сюда без остановки?
Теперь следовало изобразить сомнение.
– Хорошо, я попробую.
Дэви прыгнул в комнату, через секунду – снова на пляж, потом снова и снова, прыжок за прыжком, но скорость не увеличивал. Секунд через двадцать он стал делать паузы, короткие, на секунду, после каждого прыжка. Попрыгав еще полминуты, он вернулся на пляж и для пущего эффекта пошатнулся.
– Голова кружится. Мне нужно сесть. – Дэви тяжело опустился на песок, сел по-турецки и накрыл голову руками. – Ничего не получается.
– Ладно, присядь на пару минут. – Конли заметно встревожился. – Отдохнешь, и попробуем снова.
Так прошел следующий час. Наконец отсутствие результата и усиливающийся холод вынудили Конли остановиться.
Дэви перенес доктора к себе в комнату и буквально пополз к кровати:
– Сил нет никаких…
Конли задумчиво посмотрел на него, и Дэви стал гадать, не раскусил ли его доктор.
– Пожалуйста, дезактивируйте ключи на пляже, – попросил Конли, повернувшись к зеркалу, потом сказал Дэви: – Мне нужно еще раз все обдумать. У тебя измученный вид. Может, вздремнуть ляжешь?
– Хорошая мысль. Да, пожалуй.
Дэви притворился дремлющим, хотя голова работала в турборежиме. Особенно его интересовало, для чего похитителям место для прыжков в здании американского посольства в Каракасе. Если они хотят просто переправлять людей туда-сюда, прежнее место отлично сгодилось бы.
«Дело во власти, – прикидывал он. – Так или иначе, все сводится к ней. В Нигерии меня заставили освободить Руля. Теперь в американском посольстве что-то затеяли. Есть ли связь?»
Дэви понимал: нужно как-то помочь Соджи. С помощью имплантата им вертят как хотят, но это, хоть и ужасно, касается только его. Дэви очень пугало, что Симонс позволил Соджи увидеть его. Отпускать ее они не намерены.
И наконец, Милли. Милли, которая по крайней мере выбралась из горного убежища.
Дэви обдумал заявления Симонса о том, что она телепортируется, и снова им не поверил. Просто ее поступки удивили Симонса. Или не удивили, а он шутки с ним шутит. Милли должна спрятаться, чтобы Симонс ее не нашел. Она должна беречь себя. Если Симонс до нее доберется, это будет последней каплей, точкой разрыва, так сказать.
Тогда много чего разорвется.
К ужину Гиацинта спустилась с высокой прической и в шелковом обтягивающем платье с глубоким декольте. Таком прозрачном, что Дэви увидел бы каждый шовчик, каждую складочку на белье, надень его Гиацинта. Получилось так, что он видел очертания… чего-то другого.
Дэви старался не смотреть, но стоило ослабить самоконтроль, взгляд приклеивался к груди Гиацинты. Не помогали и воспоминания о том, что этой груди он однажды касался.
«Сиди на попе ровно! – велел себе Дэви. – На попе… Вот так ирония!»
– Тебе не холодно в этом платье?
Гиацинта глянула на него, и губы у нее дрогнули в улыбке.
– Местами холодно.
Уточнять Дэви не стал.
После ужина Гиацинта отправилась следом за ним и поманила в небольшую гостиную у основания лестницы.
– Давай немного посидим в гостиной.
– Зачем? – прямо спросил Дэви.
Гиацинта захлопала глазами.
– Ну, поговорим… – она показала себе на грудь. – Как киборг с киборгом.
Платье скрывало рубец под ключицей, но бледный след на шее просматривался.
Дэви проследовал за ней, наблюдая, как играют мышцы спины и как колышутся ягодицы под шелковым футляром.
«Беги! – велел он себе. – Беги отсюда!»
В топке облицованного мрамором камина горело полено. Гиацинта встала на коврик спиной к огню.
– Местами, – повторил Дэви.
Гиацинта приподняла подол, подставив теплу икры.
– Ах, как приятно!
В коридоре застучали шаги – дворецкий Эбни пришел предложить им напитки. Дэви попросил тоник, Гиацинта – двойной мартини. Она повернулась лицом к камину, и все ее «вкусности» четко проступили в отблесках пламени.
Дэви нервно сглотнул, отвернулся и с осторожностью присел на подлокотник дивана. Секунду спустя Гиацинта подошла к другому краю дивана, скинула туфли и села, поджав ноги под себя. Диван был длинный, и Дэви решил, что с подлокотника можно спуститься без опаски: между ними добрых четыре фута. Он не сводил глаз с пламени.
– Эй, Дэвид, ты где?
– Хороший вопрос, – отозвался он. – Мы на южном берегу острова Мартас-Винъярд. До твоей подсказки я думал и о Нантакете, и о Кейп-Коде, а теперь только решаю, что сюда ближе, Менемша или Эдгартаун.
Гиацинта заморгала и на миг села нормально:
– Это часть твоих способностей? Ты всегда точно определяешь, где находишься?
Дэви покачал головой:
– Ты запретила мне разговаривать со сварщиками, которые устанавливали пластину у меня в комнате. А следовало запретить им разговаривать со мной.
– Они с тобой не разговаривали.
– Со мной нет, а вот между собой – да. Местный выговор у них очень характерный.
– А как ты догадался, что берег южный?
– Небесами не дано управлять даже Симонсу. Солнце по-прежнему встает на востоке и садится на западе.
Гиацинта чуть заметно улыбнулась и снова посмотрела на огонь.
Эбни принес напитки и поставил каждому на свой приставной столик, не забыв кружевные подложки.
– Что-нибудь еще, мисс Поуп?
– Когда будете уходить, пожалуйста, закройте дверь.
– Да, мэм.
Двустворчатая дверь из тяжелого дуба закрылась, отрезав свет из коридора. Теперь гостиную освещало только пламя камина. Гиацинта хлебнула мартини. Дэви выдавил в тоник лаймовый сок и встряхнул кубики льда, чтобы все смешалось.
– Спрошу как киборг киборга, – начал Дэви. – С какой целью тебе ставили имплантат? Что хотели изменить в твоем поведении? В отличие от меня, тебя удерживать на одном месте не стремились. Так от чего тебя удерживали?
Чуть заметная улыбочка Гиацинты померкла. В лице отразилось нечто, столь не похожее на привычную маску, что Дэви не разобрал, какие это эмоции. Потом маска появилась снова, и Дэви засомневался в увиденном. Может, это просто отблески пламени? Игра света, а не выражение лица?
– От болтливости, – наконец отозвалась Гиацинта.
– Как это контролируется, черт подери? Кто-то постоянно подслушивает, держа палец на кнопке?
– Кто-то подслушивает. – Гиацинта пожала плечами и постучала себя по левому виску. – Все дело в настройках. На что реагирует имплантат, я точно не знаю. Думаю, он как-то отслеживает стрессовое состояние, хотя к обычному стрессу не чувствителен. Мы прошли шестинедельную послеоперационную программу, половину которой провели под наркогипнозом. Другая половина программы состояла из тестовых допросов, рвоты или поноса. Считай что из рвоты и поноса.
Игра воображения спровоцировала волну тошноты, и Дэви догадался, какое выражение мелькнуло на лице у Гиацинты.
– Ну и гадость!
Гиацинта снова отвела взгляд.
– Ну, мы под этим подписались. – Она допила мартини и встала у камина, протянув руки к огню.
Зачем она так откровенничает? Ну помимо очевидной причины? Гиацинта нарядилась для соблазнения, но по своему почину или по приказу? Неужели Симонсу нужны новые способы воздействия? Стоило сделать еще один глоток тоника, как руки и ноги задрожали. Вопреки ожиданиям, уголки рта поползли вверх. Дэви посмотрел на тоник.
– Что ты мне подмешала?
Гиацинта внимательно следила за выражением лица Дэви.
– Полтаблетки экстази. Полтаблетки виагры. У тебя же совсем настроения не было. Это видно невооруженным глазом.
– Думаешь?
Дэви прыгнул на пляж. Как он и предполагал, пляжные ключи оказались дезактивированы. В горле тут же запершило, но Дэви велел себе продержаться среди холодной, ветреной тьмы, пока имплантат не включится в полную силу. Ужин выплеснулся на песок, а после рефлексивного прыжка в комнату – и на ковер. Дэви радовался, что не поддался зелью, но сейчас запах провоцировал новые позывы. Он доковылял до ванной, упал на колени, и его снова стошнило в унитаз.
Руки и ноги до сих пор дрожали, а настроение совершенно не соответствовало ситуации. Дэви смыл за собой, прополоскал рот, потом выпил стакан воды из-под крана.
Выбравшись из уборной, Дэви убрал бо́льшую часть рвоты полотенцем, потом свернул ковер и выволок в коридор. Пусть сами разбираются.
Дэви уже повернулся к двери, когда увидел, как Гиацинта выходит с лестницы в коридор. Он прижался к двери. Гиацинта плыла по коридору, и стены словно вибрировали. Сила ее притяжения была настолько велика, что искривляла пространство. «Это все таблетки, – напомнил себе Дэви. – Не приписывай ей сверхъестественную силу!»
Гиацинта глянула на ковер, и, уловив запах, наморщила нос:
– Расстройство желудка?
Дэви фыркнул.
– Возвращайся к камину, – пригласила она. – Там тепло и хорошо.
– А ты мне коктейль новый смешала, да?
Гиацинта покачала головой:
– Тоник тут ни при чем. У экстази вкус слишком интенсивный, напитком не замаскируешь. Таблетки были в еде за ужином.
– Ох, сильно же ты меня утешила!
Виагра начала действовать даже вопреки запаху рвоты в коридоре. Дэви заставил себя изменить позу. Он твердил себе, что все дело в зелье Гиацинты, но сам до конца не верил.
– Думай, что хочешь, но я сделала это из лучших побуждений.
– Правда? Что-то пользы не чувствуется.
Гиацинта приблизилась и потянулась к Дэви:
– Ты не успел почувствовать.
Не дав Гиацинте коснуться свей груди, Дэви прыгнул в гостиную. Его знобило от рвоты и от последнего прыжка на пляж. Дэви грелся у камина, пока на лестнице не застучали высокие каблуки. Гиацинта вошла в комнату, закрыла за собой дверь и оставила туфли у порога. Вот она дотянулась до застежки на шее, шелк соскользнул с нее, как живое существо, и Гиацинта замерла в четырех футах от Дэви, голая.
Дэви хотелось погладить ее кожу и волосы – везде. Он себя ненавидел. «Ты можешь сбежать, но не можешь спрятаться». А тюремщики могли удержать его от побега.
Дэви думал о Милли, чтобы мысли о сексе ассоциировались с ней и с ее телом.
Нужно покончить с этим.
Дэви застыл в ожидании. Гиацинта подошла к нему и поцеловала; Дэви не сопротивлялся. Он не сопротивлялся, когда руки Гиацинты скользнули вниз по его бедрам, потом вверх, потом назад. Дэви поднял ее на руки, держа за плечи и под коленями. «Именно так Ретт держал Скарлетт», – вспомнил он.
Гиацинта негромко засмеялась, прильнула к Дэви и принялась поглаживать его по затылку.
Дэви прыгнул на мостки, спускавшиеся к пляжу, – примерно на середину, где они тянулись над солончаковыми болотами и эстуарием. Резко подался вперед и бросил Гиацинту в воду. Без секундной заминки не обошлось: одной рукой Гиацинта вцепилась ему в плечо, но в горле запершило, и Дэви не стал бороться с рефлексом и вернулся к своей старой подруге – к зеленой клетке на полу. Ковер он убрал, и теперь она снова виднелась на полу. Позывы он еще разок почувствовал, но до рвоты не дошло.
Температуру воды в эстуарии Дэви не знал, но на пляже чуть ли не подмораживало, и он понимал, что она не выше десяти градусов. Дэви сосчитал до пяти, прыгнул на то же место на мостках и услышал, как кто-то бежит по ним к дому. Он снова прыгнул в клетку, потом вниз, на кухню, и выглянул во двор через маленькие стеклянные квадратики в двери.
По крайней мере, теперь он знает – она не тонет.
Из буфетной выглянул Эбни и вопросительно поднял брови:
– Сэр, я могу чем-то помочь?
Дэви повернулся к нему:
– Мисс Поуп бежит сюда с пляжа и будет здесь через минуту. Она промокла насквозь и очень-очень замерзла. Ей нужно под душ или в горячую ванну.
Дэви снова глянул в оконце: Гиацинта распахнула ворота в дальнем конце двора, прижала руки к груди и, спотыкаясь, устремилась к дому.
– Да, и она совсем голая.
Дэви прыгнул к себе в ванную, вернулся с махровым халатом и сунул его Эбни:
– Удачи вам!
Через какое-то время Дэви перестал ощущать действие таблеток. Пожалуй, значительная часть дозы покинула его вместе с ужином.
Гиацинта явилась к нему в комнату часа через два после купания в эстуарии. Дэви подозревал, что почти все это время она провела в горячей ванне. Теперь она была в обычной одежде, без макияжа, волосы собрала в тугой пучок.
– По-твоему, это… – резко начала Гиацинта, но Дэви прыгнул в гостиную, где полено превратилось в золу.
На этот раз Гиацинта не последовала за ним, а загнала его в клетку. В горле запершило, и Дэви прыгнул на место. Гиацинта ждала, приготовившись заговорить, но Дэви ее опередил:
– Неужели не понимаешь? Я не хочу тебя. Не лезь ко мне! Не трогай меня!
– Что же ты просто не сказал «нет»? Слышал про такое? Просто скажи «нет». Знаешь это слово? Если бы не приказы, я член бы тебе отстрелила!
– А я говорил тебе «нет», когда мы вернулись из Нигерии. Так какие у тебя приказы? Не стрелять в меня? Соблазнить? Сделать более управляемым?
Гиацинта замахнулась, чтобы ударить Дэви кулаком по лицу, но он прыгнул на два фута влево, сколько позволяли размеры клетки. Неудавшийся удар развернул Гиацинту, и Дэви сильно толкнул ее в плечо. Гиацинта отступила на три шага назад.
– Я в болото тебя брошу! – пригрозил Дэви, когда Гиацинта расправила плечи и снова двинулась на него.
Гиацинта встала как вкопанная и подняла руку:
– Говорила ведь уже: если захочу отшлепать, мне даже касаться тебя не нужно. Я могу сделать это из другой комнаты.
«Давай, давай! – подумал Дэви. – Сбей мне настройки».
– Бла-бла-бла! – с издевкой проговорил он.
Гиацинта шагнула вперед, сделала глубокий вдох и выдохнула. Морщины вокруг ее глаз разгладились, губы растянулись в скупой улыбке, и Дэви испугался сильнее, чем от предыдущей вспышки гнева.
Гиацинта отвернулась, пошла к двери и, прежде чем закрыть ее за собой, пожелала:
– Спокойной ночи!
Ночью зоны активировались по два-три раза в час. В три утра, после десяти минут в клетке, Дэви просто взял с кровати подушку и одеяло и постелил в ограниченном лентой квадрате.
Активизировались зоны после этого или нет, Дэви не знал. Включения его не беспокоили. «Вот и хорошо, – думал он. – Беспрекословно я не подчинюсь».
От ночевки на полу болела спина. Дэви оделся, прыгнул вниз позавтракать, но тут же вернулся в комнату: начались позывы. Он проверил зоны: нет, их не активировали. Он ведь заходил в ванную и ничего не почувствовал, потому и решил, что по дому может передвигаться как обычно. Периметр комнаты он тоже проверил и тоже ничего не почувствовал, но, стоило сделать несколько шагов в коридор, возникло пограничное состояние – появились першение в горле, кашель, тошнота. Вернулся в комнату – сразу полегчало.
Неужели его заперли в комнате?
Через десять минут заглянул Эбни и перечислил варианты завтрака. Дэви выбрал мюсли с орехами и фруктами, кофе и «никаких добавок от мисс Поуп».
– Хорошо, сэр! – отозвался Эбни, а вернувшись с подносом, объявил: – Все точно как вы заказывали, сэр!
Дэви пристально взглянул на дворецкого, и тот добавил:
– Сегодня рано утром мисс Поуп вызвали в город.
– А-а… Так меня заперли здесь до ее возвращения?
– Мне велено приносить еду вам в комнату до получения дальнейших указаний.
Дэви захлестнули злость и удивление. Не слишком ли долго он пляшет под их дудку!
– Спасибо, Эбни!
– Не за что, сэр.
Аппетита не было, но Дэви заставил себя жевать тщательно и методично. Закончив, вытолкнул поднос в коридор и отправился в ванную. Пора под душ.
Страницы, вырванные из «Графа Монте-Кристо» до сих пор лежали между смывным бачком и стеной. Дэви спрятался за душевую занавеску, направил душевую лейку прямо на сток, взял карандаш и уставился на чистую страницу.
За годы совместной жизни писем друг другу они не писали никогда. В какие дали ни заносило бы Дэви, к Милли он мог вернуться в мгновение ока. Поэтому обменивались они только записками вроде: «Я в магазине» или «Не забудь купить молоко».
Что же написать? Где он находится, Дэви говорить не хотел. Милли явится за ним, и Симонс ее схватит. Не хотел Дэви и чтобы она обращалась в АНБ. Похоже, там сплошь марионетки Симонса. В итоге он написал:
«Не дай им поймать тебя. Не доверяй АНБ. Спрячься. Мне имплантировали устройство, которое наказывает, если я слишком удаляюсь от определенного места. Надеюсь, что смогу переправить эту записку».
Дэви представил себе стиллуотерскую квартиру, а именно разделочный стол у холодильника, и вытянул руку, держа записку между большим и указательным пальцами. Дэви прыгнул, выпустил записку из рук и прыгнул обратно в ванную. Увы, записка не осталась в Стиллуотере, а полетела на дно ванны. Дэви перехватил ее, не дав упасть в воду.
Дэви пробовал еще трижды и успеха добился, когда устроил записку на кончиках пальцев, а прыгая прочь из квартиры, оттолкнул. Наконец Дэви оказался в ванной без записки. Он чувствовал рвотные позывы, но расслабился и немного постоял под горячей водой.
Стиллуотер на тысячу футов выше Мартас-Винъярда относительно уровня моря. Дэви тер уши: они болели от неоднократной компенсации давления, от прыжков из зоны рекомпресии в зону декомпрессии и обратно.
Но можно же прыгнуть в любое место на уровне моря.
Дэви вспомнился пляж в Квинсленде, за тысячу километров от ближайшего города. Там безлюдно даже днем, а раз Квинсленд в другом полушарии, значит сейчас там ночь.
На этот раз получилось легче. Дэви набрал скорость, прыгая из одного конца ванной к другому. Переключившись на Квинсленд, закрыл глаза, чтобы избежать сенсорной перегрузки. Дэви сосредоточился на мысленных образах двух разных мест, тем не менее под ногами он чувствовал то песок, то плиточный пол. Затем он почувствовал другой воздух – свежий, но не обжигающе холодный. Ветер дул с берега, прилива не было, волны вяло накатывали на песок. Наконец Дэви открыл глаза и увидел полосу воды, озаренную серповидной луной.
На сухой песок перед Дэви летели брызги, хотя на небе туч не было. Это же душ! Часть струй падала Дэви на спину и на плечи, часть – на песок в другом полушарии. Бриз овевал Дэви ноги и колыхал душевую занавеску.
Дэви покрутил стопами – ноги погрузились в песок по самые лодыжки. Они же мокрые от воды в ванне. Он переступил с ноги на ногу – мокрый песок просочился сквозь пальцы и зачавкал.
Дэви осторожно наклонился и опустил руки. На миг под пальцами он почувствовал эмаль ванны, а потом зачерпнул горсть мелкого кораллового песка. Дэви выпрямил спину, и голова закружилась. Он сел на дно ванны и для пущей уверенности схватился за водопроводную трубу – все, раздвоение закончилось.
В центре ванны образовался песчаный остров с холмиком высотой по лодыжку. Вода из-под душа медленно размывала тонкий коралловый песок, совершенно не похожий на грубый кварцевый песок с пляжа Мартас-Винъярда. Пока в ванной клубился пар, Дэви убрал большую часть песка в унитаз, замаскировал, справив естественные потребности, и смыл. Остаток он рискнул смыть в сток ванны – только бы не засорился!
Выходя из ванной, Дэви не чувствовал такой усталости, как в первый раз, хотя сел-таки в кресло и закрыл глаза.
Впрочем, спать он и не думал.
21. «Такое же, как убило Паджетта»
В Эдгартауне Милли взяла напрокат велосипед и поехала к Большому пруду. Было прохладно, в небе висели перистые облака. На дорожке, тянувшейся к югу от гавани, Милли боролась с ветром, но за отелем дюны и кустарник защитили ее. До поворота на Грейт-Понд-лейн Милли добралась за несколько минут, но съезд загораживали закрытые стальные ворота, а в сторожевой будке сидели охранники. Милли отметила две камеры на вышках и покатила дальше.
Еще через десять минут дорожка уперлась в берег эстуария. Несколько минут Милли пешком обходила камыши и размышляла.
Насколько разглядела Милли, жилой комплекс за стальными воротами состоял из полудюжины домов разных размеров. Четко удалось рассмотреть лишь самые ближние, хотя трехэтажный каменный особняк в конце улицы виднелся издалека. Пока это был ее главный кандидат на роль Дрифтвуд-Холла, хотя им мог оказаться любой из домов.
У воды ничто не защищало Милли от ветра, и пот высох моментально. Она вернулась к велосипеду. На обратном пути ее обогнала машина, спешащая к Большому пруду Эдгартауна. На крыше стояла мигалка, как у полицейских машин, хотя надпись сбоку гласила: «Айленд секьюрити». Милли помахала водителю, тот приветственно поднял руку и обогнал ее. Проверяют?
Мимо ворот Милли снова проехала без остановки. Едва свернув за угол и оказавшись вне зоны видимости, она съехала с дорожки и среди кустарника выбрала место для прыжков. Может, прыгнуть обратно в отель? Но погода стояла прекрасная, и ей нравилось, как бедра реагируют на непривычное упражнение.
Да и патрульная машина могла вернуться с новой проверкой. Милли села на велосипед и покатила дальше.
После наступления темноты Милли пожалела о своем спортивном азарте. Одевшись в стиле ниндзя-шик, она взяла очки ночного видения, бинокль и прыгнула на место, примеченное на велопрогулке. Мышцы бедер горели – Милли едва не стонала, тихо пробираясь сквозь кустарник на запад параллельно дороге. От машин ее скрывали невысокие заросли. Поравнявшись с воротами в Грейт-Понд-лейн, она легла на землю и поползла меж кустами.
Впереди показалась будка охранника. Как в другую ночь на пляже, камеры слегка светились: их температура превышала окружающую как раз настолько, чтобы очки уловили их тепловой след на фоне ночной прохлады. Свет в будке горел неярко, а в очках ослеплял. Милли насчитала в будке двух человек и больше на нее не смотрела.
По той же дорожке Милли вернулась на восток, камер больше не увидела и прошла по ней до самого конца. Сузившись, дорожка уперлась в побуревшие лужайки. Здесь обнаружились камеры, нацеленные на кустарник.
На вид через очки большинство домов казались темными и холодными – их заперли на зиму, но в трех явно жили. На двух обитаемых домах сияли теплые инфракрасные пятна, а большой дом в конце улицы, вдали от кустарника, буквально сверкал – и через очки, и без них, потому что его территорию освещали прожектора.
Через бинокль Милли пригляделась к холодным домам. В основном их тщательно подготовили к зиме, окна закрыли постоянными или временными ставнями, хотя на одном доме ставен не было. Тот дом стоял в центре комплекса, на левой стороне улицы.
Милли внимательно рассмотрела балкон второго этажа на заднем фасаде, потом – камеры. Ни одна не была нацелена на дома. Понятно почему. Усиленная охрана требовалась местным жителям для защиты приватности. А если камеры слежения следят за ними, это уже не приватность.
Прыгнув на выбранный балкон, Милли села на корточки у откатной стеклянной двери. Мерного тиканья не слышалось – охранная система тридцать секунд не отсчитывала. Милли снова надела очки и через стекло заглянула в дом. Окна первого этажа зашторили от потолка до пола, а вот на втором этаже шторы опустили только до середины, и сквозь очки Милли увидела кусок ковра, ножку стула, низкий диван. Она сосредоточилась и через секунду уже стояла за дверью.
Сигнализации пора сработать. Милли оглядела комнату, особенно верхние углы, но коробочек с мигающими светодиодами не обнаружила. Может, датчики движения стояли на первом этаже – здесь беглый осмотр не выявил ни одного. Мебель обтянули чехлами, а когда Милли открыла кран в ванной, вода не пошла. В воздухе одновременно чувствовались пыль и затхлая сырость.
Чудесно! Накануне Дня поминовения этот дом наверняка оживет, но пока здесь никого нет и не предвидится.
Милли ходила от окна к окну, разглядывая комплекс. В одноэтажном доме рядом со сторожевой будкой явно жили. В бинокль Милли увидела на подъездной дорожке патрульную машину «Айленд секьюрити», которая ей уже попадалась, или ее сестру-близнеца.
Торцом к наблюдательному пункту Милли стоял двухэтажный дом, в котором тоже жили. На широком пятачке перед гаражом было пять машин, на улице – еще три. На глазах у Милли со стороны озаренного прожекторами дома показались трое мужчин и две женщины. Трое из них двинулись к парадному входу двухэтажного дома, еще двое, мужчина и женщина, расселись по машинам и поехали прочь. Стальные ворота в конце улицы открылись, едва они приблизились.
Прислуга? Машины были старые, совершенно заурядные, хотя на Мартас-Винъярде это не значит ничего. Богачи ездят на ржавых развалюхах, а наряжаться считают моветоном. Впрочем, не будь они прислугой, оставили бы машины ближе к дому.
Милли сосредоточилась на особняке в самом конце улицы. «Дэви, ты там?» Лишь с этой стороны она насчитала шесть внешних камер. Что-то там творится.
Многоскатная крыша особняка сулила большие перспективы. Крышу не покрывала ни одна из видных Милли камер, но из-за света наземных прожекторов она оказалась в густой тени. Милли надела очки ночного видения, но они автоматически настроились на свет прожекторов и разглядеть затененные участки крыши не позволили. То, что Милли хорошо видела, попадало на камеры.
Стало ясно: крышу нужно рассматривать при дневном свете.
Милли прыгнула в Гнездо, чтобы оставить там очки ночного видения, бинокль и костюм ниндзя. Белья по-прежнему не хватало. Милли подумала о стиллуотерской квартире и, затаив дыхание, прыгнула туда.
Липкую ленту с дверей не содрали, в квартире до сих пор пахло анестетиком, но слабо – дублеров у Паджетта однозначно не было. Весь ящик с нижним бельем Милли вывалила в корзину, стоящую в гостиной, огляделась по сторонам – что еще взять?
И увидела записку.
Почерк у Дэви ужасный – такой ни с чьим не спутаешь и узнаешь мгновенно. Милли схватила листок и прыгнула в Гнездо.
Склонив голову набок, она уставилась на записку, пытаясь разобрать слова. В ушах звенело, губы пересохли настолько, что пришлось их облизать. Милли взяла стаканчик и поставила под кран керамического бака. Стакан переполнился, но Милли поняла это, лишь когда пальцы намокли и вода потекла на пол. Милли закрыла клапан.
Он жив.
Стаканчик выскользнул из пальцев, ударился о пол, подскочил. Вода разлилась по каменным плитам. Милли рухнула на колени и разрыдалась.
Он жив!
Другой вариант Милли всерьез не рассматривала, а получается, что мысленно она его не исключала. Всхлипы вышли драматические, боль текла из души рекой: Милли могла ее больше не сдерживать.
Все-таки он жив…
Лишь через несколько минут Милли сумела остановиться и осмыслить содержание записки.
«Не дай им поймать тебя».
Да, да, конечно!
«Не доверяй АНБ. Спрячься».
Дэви никогда не доверял АНБ, но, получается, сейчас он, как и Милли, выяснил что-то еще. Он впрямь хочет, чтобы она сидела на попе ровно и ничего не предпринимала?
«Мне имплантировали устройство, которое наказывает, если я слишком удаляюсь от определенного места. Надеюсь, что смогу переправить эту записку».
Совсем как Паджетту. Да нет, не совсем. У Паджетта имплантат наказывал в основном за излишнюю разговорчивость. Милли, впрочем, считала, что это просто вагостимулятор. Переправить записку Дэви сумел. Но какой ценой?
Милли вспомнила, как Паджетта рвало в костер и колотило. «Похитители дрессируют Дэви, – осознала Милли. – Хотят его использовать. Как именно?»
Впервые со дня исчезновения Милли заснула без проблем, а проснувшись, даже улыбнулась себе. Прежде чем прыгнуть прочь, она смастерила большой картонный плакат и оставила на разделочном столе в стиллуотерской квартире, там же, где Дэви, – записку.
«Я в безопасности. Я могу прыгать. Тебя держат в большом доме на Мартас-Винъярде? Я бываю там каждый день, в шесть вечера по центральноамериканскому времени. Я тебя люблю».
У ворот Стиллуотерского арсенала Национальной гвардии дежурил охранник, но само здание оказалось крепко запертым и пустовало.
Не сразу, но Милли нашла средства химической и биологической защиты – противогазы, костюмы и интересовавшие ее пакеты «Антидот нервно-паралитического ОВ». Из четырех пакетов Милли вытащила четыре шприц-ручки с атропином, а поролоновую упаковку и шприцы с протопамом унесла в Гнездо. Неполные пакеты в арсенале оставлять не хотелось – не дай бог они кому-то понадобятся. Не хотелось и чтобы кто-то наткнулся на шприцы с протопамом: пара неосторожных движений, и игла на пружинке вонзится в плоть – точь-в-точь как змея укусит. Шприцы с атропином Милли положила в «банан» и застегнула его на поясе.
Следующая остановка – законсервированный на зиму дом на Грейт-Понд-лейн. Держась подальше от окон, Милли посмотрела на Дрифтвуд-Холл в бинокль.
Сегодня Милли увидела больше камер, чем накануне вечером. «Как же я их не заметила?» – подумала она и пригляделась к их расположению. Камеры стояли у окон. Ясно, потерялись на горячем фоне.
Особенно перспективным казался затененный уголок, где слуховое окно выступало из-под черепичного ската главной крыши. Милли вгляделась в темно-серые квадратики. Стекловолоконная черепица, такой крыл крышу ее отец. Черепица шершавая, со временем, особенно в жару, у нее может появиться асфальтовый запах. На ней легко удержаться даже на скате. Ползти придется медленно, чтобы не услышали в комнате под крышей.
Милли купила готовый сэндвич, унесла в стиллуотерскую квартиру и съела на кухне рядом с местом, где Дэви оставил записку.
Он может появиться в любую секунду.
Плакатик на разделочном столе казался заброшенным и жалким. Пока Милли ела, шуршание упаковки и звук жевания эхом отражались от стен, от плиточного пола и напоминали о полном, абсолютном одиночестве.
– Он может появиться! – произнесла Милли вслух, но прозвучало совсем неубедительно.
Милли хотелось поговорить с Бэккой Мартингейл. Хотелось купить перцовый баллончик. Хотелось под горячий душ спа-центра в Санта-Фе. А вот шевелиться не хотелось. Не хотелось сходить с места.
– Это же абсурд!
Милли прыгнула в круглосуточную аптеку в Виргинии, на границе с Вашингтоном, в ту самую, рядом с «Комфорт-инн». В том отеле вышибли дверь номера, кода Милли принимала ванну. Милли взяла с полки тальк и рванула к кассе.
– Два доллара пятьдесят три цента, – объявила кассир, прозвонив упаковку.
Милли бросила ей двадцатку и скорее к двери.
– Ваша сдача! – крикнула ей вслед кассир.
– Оставьте себе! – отозвалась Милли и, едва скользнув за дверь, прыгнула обратно в квартиру.
Милли отсутствовала семьдесят две секунды. Вряд ли Дэви побывал в квартире за это время.
– Вряд ли! – вслух повторила Милли.
Два коротких слова, а сколько сомнения!
Держа бутылочку на расстоянии вытянутой руки, Милли высыпала щедрую порцию талька. Порошок покружил в воздухе и ровно покрыл плитки до разделочного стола. Милли отступила на пару шагов и так же обработала участок поменьше. Она наступила туда и оглянулась оценить результат.
Ее следы просматривались на тальке так же четко, как в пыли.
Вдруг Дэви прыгнет в другую часть квартиры?
С огромным трудом Милли удержалась, чтобы не покрыть тальком весь пол. Зато, прыгнув в Гнездо, она насыпала тальк и там.
У Бэкки Мартингейл сразу включилась голосовая почта, и Милли отсоединилась до начала звукового сообщения. Может, она по стационарному телефону разговаривает. Или она на встрече. Или у нее сотовый не ловит.
Через двадцать минут все повторилось. Зато при следующей попытке, еще пять минут спустя, Бэкка ответила.
– Это Милли. Есть новости?
После мимолетной заминки Бэкка проговорила:
– Прости, Джуди. Да, помню, что назначила встречу, но придется ее перенести. Сейчас слишком много дел.
Милли прищурилась:
– Вы не можете говорить? Давайте через час?
– Давай сузим коридор, – неуверенно отозвалась Бэкка.
– Через полчаса?
– Да, пожалуй.
Милли взглянула на часы:
– У меня на часах семь минут десятого. Позвоню вам без двадцати трех, хм, десять. Время восточное стандартное.
– Ага. Ну, пока.
Бэкка отсоединилась.
Милли вернулась в квартиру. На тальке следов не появилось. Милли прыгнула в университетский городок и разыскала магазин, специализирующийся на сигнализации, замках и средствах личной безопасности.
– Самая лучшая – перцовая пена, – заявил продавец. – С пенным баллоном ясно, попали вы в цель или нет. Пена липнет к цели. Меньше шансов на обратный выхлоп и на распыление на невинных прохожих.
Он показал фунтовый баллончик на брелоке, рядом с которым на витрине стоял большой четырехфунтовый баллон.
– Я вон тот хочу.
– Ну… Это профессиональная модель для копов и почтальонов. Она слишком большая для карманной.
– У меня большие карманы.
– Клиент всегда прав.
Милли купила два четырехфунтовых баллона.
Бэкка ответила после второго гудка.
– Я была на встрече со своим боссом и с боссом своего босса. Похоже, теперь, когда мы добрались до Паджетта, стрелявшего в нашего агента, нас заставят прекратить расследование.
– В самом деле? – Милли скривила рот. – При двух похищениях?
– При каких похищениях? Это лишь домысел. Мисс Джонсон, вероятно, вернулась на улицу, а касательно Дэви АНБ твердят, что ошиблись. Он на задании за границей.
– Значит, вы просто возьмете и прекратите расследование?
– Нет, не прекратим, если вы утверждаете, что вашего мужа похитили. Еще есть свидетели из кофейни и убитый агент АНБ.
– Еще двое детей, видевших убийство.
– Что? Каких еще детей?
– Девочки, опознавшие ангела на «скорой». Они видели, как Дэви погрузили в «скорую».
– Представители АНБ не упоминали свидетелей самого убийства, – сказала Бэкка после небольшой заминки. – Только ангела на «скорой».
Милли вкратце пересказала ей беседу с семьей Руис и последующий ее анализ, проведенный доктором Анри Готро.
– Официантка, значит? Здорово, что нас держат в курсе.
– Меня заверили, что вам передадут всю необходимую информацию.
– Ох, да. Это я уже слышала. Черт, у нас множество причин продолжать расследование. Мой босс так и передал наверх – он скоро уйдет на пенсию и, как владелец семейного бизнеса, не слишком боится досрочного увольнения… Так вот, он пригрозил обратиться к журналистам, если нам кислород перекроют.
У Милли слезы на глаза навернулись.
– Какой молодец!
– Для мужчины – да. А про новости тебя саму нужно спрашивать.
– О чем это вы?
– У нас сплошные обломы. «Бохстеттлер и партнеры» заявили, что уволили Паджетта несколько месяцев назад, и предоставили соответствующие документы. Мы проследили движение финансов по кредитной карте, которую дала ты, – она привязана к счету, пару месяцев назад открытому на вымышленное имя взносом наличных. Удостоверения личности – фальшивки, но качественные, изготовлены из ворованных оригинальных бланков на лицензионном оборудовании. Вашингтонская квартира Паджетта обставлена мебелью, но обжита на уровне гостиничного номера. Кареты «скорой помощи» ни к чему конкретному не привели. Бандиты Паджетта тоже ничего не знают, хотя назвали его своим организатором и заказчиком. Они готовы рассказывать о заданиях, которые выполняли для Паджетта раньше, но все те дела старые и, за исключением слежки за тобой, для нас неинтересные. – Бэкка сделала глубокий вдох. – А вот ты, дорогуша, намекала, что раздобыла какую-то информацию, но боишься спугнуть дичь.
– Спугнуть дичь? Вы правда так сказали? Ушам своим не верю. Сама я так точно не говорила.
– Так в суд на меня подай. Смысл был именно в этом.
– Если они сбегут, я не против. Просто не хочу, чтобы они забрали с собой Дэви… или похуже что выкинули.
– Тут не стандартное похищение. Мертвого Дэви они использовать не смогут.
– Если вытащу Дэви прежде, чем они поймут, что я их вычислила, ничего страшного не случится.
– Ты подобралась так близко?
Милли закусила губу:
– Без комментариев.
– А если тебя убьют? Или поймают? Я знаю, на что ты способна, но ведь Дэвид обладал такими же способностями, верно? И его поймали. Разве тебе не нужно подкрепление?
– Это ваш сотовый, да?
– Да.
– Боже! Какая я идиотка! Если хотите поговорить со мной, давайте встретимся там, где я вас в прошлый раз оставила.
– То есть около…
– Вслух не называйте. Когда?
– Через сорок пять минут.
– За вами будут следить, только это не важно. – Милли повесила трубку таксофона и прыгнула прочь.
Следы на тальке не появились.
Милли нашла приемный покой на втором этаже больницы при Университете Джорджа Вашингтона. Окна там выходили на тротуар Нью-Гемпшир-авеню, где Милли оставила Бэкку в ночь, когда умер Паджетт. День выдался погожий, солнце светило ярко, и, благодаря окнам с зеркальной тонировкой, с улицы Милли не мог увидеть никто.
Машина с госномерами высадила Бэкку и поехала дальше. Милли прыгнула Бэкке за спину, без предупреждения схватила ее и прыгнула прочь. Получилось так быстро, что Бэкка ахнула уже в Гнезде, после того как Милли ее выпустила.
– Эй, предупреждать же надо! – Бэкка огляделась, приспосабливаясь к менее яркому свету.
Вот она потянулась вверх, коснулась грубого потолка, посмотрела на нетесаные камни стен, на окна.
– Где это мы?
– Это наше убежище, наше с Дэви. Наш укромный уголок. Только сейчас здесь немного не прибрано.
– Да, но где оно находится?
– В Северном полушарии. Пожалуй, других подробностей я сообщать не стану.
Милли подложила в печь кедровую ветку и оставила заслонку открытой:
– Хотите чаю?
Бэкка захлопала глазами:
– Давай! А зачем тальк на полу?
Милли взглянула на тальк: следов на нем не появилось.
– Говорю же, здесь бардак.
Милли обогнула тальковую дорожку, поставила чайник на пропановую горелку и протянула Бэкке записку Дэви.
Бэкка устроилась в большом кресле, стоявшем в уголке для чтения, и достала очки. Поднесла их к глазам, еще не расправив дужек, просмотрела записку и вскинула голову:
– Он был здесь?
– В нашей стиллуотерской квартире Дэви точно был, но и здесь, по-моему, тоже. Лужа появилась там, где ей было неоткуда взяться.
– Ему имплантировали устройство? Так же как Паджетту?
– Ага. Такое же, как убило Паджетта.
Бэкка как следует надела очки, перечитала записку, а когда подняла глаза, мысли у нее явно бежали, обгоняя друг друга.
– Что за большой дом на Мартас-Винъярд? – она показала на плакатик Милли.
– А что вы предпримете, если я скажу? – Милли склонила голову набок.
– Его там держат?
– Не знаю. Я пришла к тому дому по следу из «Бохстеттлера» и проверила. Охраняется дом, как настоящая крепость. Он на северо-востоке, как и «скорые», да ведь? Еще вы упоминали, что Гиацинта Поуп вылетала из аэропорта Бостон-Логан. Вдруг она летела на Мартас-Винъярд?
– Чей это дом?
– Что вы намерены предпринять, агент Мартингейл?
– А что ты хочешь?
– Чтобы вы дичь не вспугнули.
– Ты правда так сказала?
– Так в суд на меня подайте. Я хочу вам открыться ради подкрепления, только прошу не вмешиваться, пока я не освобожу Дэви.
– А как ты с имплантатом разберешься?
Закусив губу, Милли решила не упоминать кражу атропина. За спиной у нее засвистел чайник.
– Для начала мне нужно найти Дэви. Я работаю в этом направлении.
– Получается, доказательств того, что Дэви в том доме, у тебя нет?
– Все очень малоубедительно. Ордер на обыск вы не получите, даже будь владелец дома простым парнем, а он, насколько я понимаю, отнюдь не прост.
– Ладно, я вмешаюсь, только если ты не вернешься.
– Бэкка, на карте может стоять жизнь Дэви.
– Вообще-то я в курсе. Меня беспокоишь ты. У тебя же нет необходимой подготовки. Ты не думаешь, что подвергаешь опасности его или себя?
Милли перепрыгнула разделяющие их десять футов и оказалась в считаных дюймах от Бэкки, примерно как в ту ночь, когда она спугнула с балкона Паджетта, только орать на этот раз не стала. Тем не менее хорошо, что Бэкка была не на балконе. Кресло перевернулось бы, если бы стояло не у стены. Милли прыгнула обратно к чайнику.
– Признайте, у меня есть определенные преимущества.
– Я чуть не описалась.
Милли выставила чашки.
– Вы обещаете?
– Богом клянусь! Я начну предпринимать меры, только если ты пропадешь. Но я узнаю, что ты пропала, только если ты позвонишь мне до начала своей операции.
– Договорились. – Милли сделала глубокий вдох и выпалила: – Дом называется Дрифтвуд-Холл, он на южном берегу близ Эдгартауна, на Грейт-Понд-лейн.
У Милли словно камень с души свалился. Ну вот, поделилась, и легче стало.
Бэкка вытащила блокнот и записала адрес:
– И кому принадлежит этот дом?
– Лоренсу Симонсу.
Бэкка застыла с ручкой в руках:
– Вот черт!
Милли наконец сняла свистящий чайник с горелки:
– По крайней мере, вы о нем слышали.
Милли перенесла Бэкку к кофейне «Интерробанг», а когда вернулась, не нашла на тальке ни одного следа. Возникло всепоглощающее желание сидеть и ждать. Сидеть на попе ровно.
Вместо этого Милли отыскала в паре кварталов от стиллуотерской квартиры прачечную самообслуживания и перенесла туда всю грязную одежду.
Если периодически прыгать в Гнездо и в квартиру проверять тальк, она не застынет в бездействии. Милли так гордилась собой, своей решимостью и силой духа. Но вот вещи высохли, и она метнулась в квартиру, не сложив их.
Кого она пытается обмануть?
На крышу большого дома Милли прыгнула в сумерки, чтобы хоть немного видеть в бинокль. Затянутая в костюм ниндзя, она прижималась к черепице, стараясь максимально с ней слиться. Почти сразу внизу вспыхнули прожекторы. «Словно в ответ на мое появление», – подумала Милли, но решительно отвергла эту мысль. Наверное, у земли стемнело настолько, что среагировал фотоэлемент, контролирующий освещение. Оказавшись в тени, Милли почувствовала себя невидимкой.
Тогда почему сердце так бешено стучит?
Вечерней прохладе вопреки крыша нагрелась от дневного солнца или скорее от отопления в доме. Тень на тени – Милли лежала на крыше, а небо потемнело до цвета свинца. Милли прижала ухо к черепице и закрыла глаза. Гул, который она уловила, наверняка издавал калорифер в подвале. Голоса не звучали, но в какой-то момент вдалеке будто стукнула дверь. На верхнем этаже это случилось или ниже – Милли не поняла.
Она вернулась в Гнездо и сняла черную маску-футболку. Когда она прыгала прочь с крыши, заметно похолодало, а у нее шея взмокла от пота.
Хотелось вернуться, хотелось проникнуть в дом, но было рановато. Обитатели наверняка еще на ногах – ужинают или только закончили есть. Слуги накануне разошлись после девяти. Она подождет еще час и лишь тогда двинется дальше.
Милли сняла черный наряд, повесила сушиться, потом сделала большой глоток воды из бака и вышла на край выступа. Здесь, на два часовых пояса западнее, солнце было еще высоко, хотя его прикрывал горный хребет над Гнездом. Высоко-высоко прозрачно-голубое небо было вспорото инверсионным следом, словно ударом ножа. Пот высох моментально, ветерок ласково взъерошил волосы. Еще секунду назад Милли ничего не чувствовала, а тут остро ощутила, что стоит в трусиках и в бюстгальтере.
Ну и что? Никто же не видит! Эх, в этом и проблема.
Милли вздрогнула и, вернувшись в Гнездо, закуталась в халат. Дверь она оставила открытой и растопила печь, одновременно наслаждаясь теплом и прохладным ветерком. Она глаз не сводила с разделочного стола. В этом часовом поясе время близилось к шести часам, но, как котелок, за которым наблюдают, Дэви не закипал, то есть не появлялся.
В девять тридцать Милли снова натянула темный наряд, повязала черную футболку на манер маски ниндзя и застегнула на поясе «банан» с атропиновыми шприц-ручками и перцовым спреем.
Туго застегнутый «банан» напомнил, что мочевой пузырь полон. Милли воспользовалась компостным туалетом в глубине Гнезда. Когда вышла, у разделочного стола что-то мелькнуло. На миг Милли показалось, что она кого-то видела, но нет, там не было никого.
Похоже, она выдает желаемое за действительное.
Собравшись взять очки ночного видения с полки, Милли заметила на тальке следы. Отпечатки босых ног, правой ноги и левой. Но прыгнувший стоял лицом не к плакату, а в другую сторону, черт его дери!
Милли видела Дэви. А он видел, как она выходит из ванной? Он что, сбежал от нее? Милли выждала еще сорок минут, глядя в точку перед разделочным столом, потом, выругавшись, схватила очки ночного видения.
С таксофона в Кристал-Сити Милли позвонила Бэкке на сотовый. Очки ночного видения она зажала под мышкой, маску спустила на шею, словно мятый шарф.
– Мартингейл.
– Я пошла.
– Позвонишь мне потом?
– Да.
Крыша скрипнула, когда Милли снова появилась на ней, прыгнув в тень щипца. Милли застыла, затаив дыхание, и обратилась в слух: не застучат ли шаги охранника? Она посмотрела на небо – звезды сияли, будто холодные равнодушные глаза.
Наконец шевельнувшись, Милли подумала: «Я как ледник: в краткосрочной перспективе продвижение незаметно, в долгосрочной – покрываю большие расстояния. Никакая осторожность здесь не будет лишней. Другого шанса мне никто не даст».
Целых полчаса Милли на четвереньках продвигалась к слуховым окнам. На каждом этапе она одолевала не более дюйма, после каждого движения отдыхала и прислушивалась. С наступлением темноты поднялся холодный резкий ветер, но Милли потела.
Наземные прожекторы отбрасывали на окно тень водосточного желоба, освещали верхушку люкарны, верхнюю часть рамы, но не сами стекла. За окном свет не горел. Милли опустила на глаза очки ночного видения, ладонью прикрыла их от сияния прожекторов и заглянула в окно.
Жалюзи опущены…
Милли внимательно осмотрела окно со старомодным переплетом, потянула за створку, но открыть не смогла. От края крыши до окна фута три черепицы, уложенной под наклоном. Милли глянула на выступ, но решила не спускаться на него, а, наоборот, подняться чуть выше, обогнуть верхушку люкарны и спуститься к следующему окну. Она уже развернулась, потом одернула себя: «Идиотка, ты же телепортироваться умеешь!»
Милли пригляделась к следующему окну и перепрыгнула двенадцать футов. Это окно тоже плотно закрыли, зато жалюзи подняли. В комнате было темно, но полоска света, сочившегося из-под двери, через очки ночного видения казалась полуденным солнцем и позволила рассмотреть чердачную комнату. У окна стояла двуспальная кровать, у стены – письменный стол, напротив – платяной шкаф, а у двери – комод с телевизором. Кровать заправили, но, судя по ложбинке, кто-то ложился на нее поверх покрывала.
Сюда могут вернуться в любую минуту.
Милли прыгнула внутрь и прильнула ухом к двери. Ничего не слышно – ни шагов, ни голосов, только гул калорифера. В шкафу обнаружилась женская одежда, в основном полуформальная, и несколько комплектов униформы – серые платья с белыми фартуками. В верхнем ящике лежали бюстгальтеры, трусики, чулки, ночнушки и две обоймы для девятимиллиметрового пистолета. Постели заправляем, лампы простреливаем!
Милли вытащила стоматологическое зеркало, подняла очки ночного видения на лоб и приоткрыла дверь в коридор.
22. «Зря ты с цепи меня спустила»
Дэви сидел на кровати в футболке и пижамных брюках, невидящими глазами глядя на экран с видеофильмом, как вдруг в горле запершило, и рефлекс заставил прыгнуть в клетку.
Был поздний вечер, и Гиацинта вошла без стука. Она придержала дверь для обоих знакомых бандитов, из которых каждый нес по большому алюминиевому кейсу. Оба кейса казались мятыми, потрепанными, оливково-серое анодированное покрытие в царапинах. Еще кейсы были тяжелые: бандиты волокли их, перекосившись. Они вошли в комнату и поставили кейсы на пол бережно, как хрустальные.
Гиацинта без слов выключила телевизор, кивнула на дверь, и бандиты вышли. Дэви почудилось, что они вздохнули с облегчением.
– Надеюсь, в кейсах не твое приданое, – съязвил Дэви.
Гиацинта молча на него посмотрела, потом ответила:
– Это просто быстрая доставка. Две экспресс-поездки в посольство в Каракасе.
Из кармана брюк Гиацинта вытащила носовой платок, тщательно вытерла ручки и верх кейса.
Дэви глянул на кончики своих пальцев:
– Так что в них?
– Тебе это знать ни к чему. Просто оставь кейсы в ванной, и наш человек заберет их.
У Дэви аж мурашки по спине побежали. «Ты знал, что до этого дойдет», – напомнил он себе. Он потянулся за пределы клетки, чтобы получше взглянуть на кейсы. Оба были плотно закрыты. На каждом красовалось по розовому стикеру – на одном надпись «ПЕРВЫЙ», на другом «ПОСЛЕДНИЙ». На металлизированную этикетку нанесли надпись, и, прищурившись, Дэви разглядел арабскую вязь.
– Мне переодеться? – спросил Дэви, зондируя почву. – Мы в посольство прыгаем?
– Нет, не нужно, – покачала головой Гиацинта. – Просто поставь кейсы в ванную и… сразу выходи.
И отвела взгляд.
– Открой кейсы, – велел Дэви.
– Ты что, оглох?
– Так ты не будешь открывать?
– Нет, черт подери!
– Хорошо, – отозвался Дэви и по-турецки сел на пол.
Он старался как мог. Вернее, он старался, насколько хотел постараться.
– Тогда неси кейсы сама.
Гиацинта сжала кулаки:
– Мистер Симонс предупреждал, что будет, если откажешься помогать? Настала пора привести мисс Джонсон из… – Гиацинта проворно закрыла рот. – Выражусь иначе: пора принести сюда мисс Джонсон… по частям.
«Шею тебе я сломаю без труда!» Дэви представил, как это делает: прыгнуть Гиацинте за спину, схватить ее за подбородок и, не отпуская, прыгнуть в сторону. Нахлынуло возбуждение – захотелось коснуться Гиацинты. Зачем? Начались позывы, но провоцировал их не имплантат.
– Кейсы подключены к таймеру и ты взорвешь их по радиоканалу?
Гиацинта слегка изменила позу: чуть сгорбилась, поникла – и разжала кулаки:
– Что ты такое говоришь?
Дэви подобрался. Насколько она сможет быть откровенной?
– Ну, в кейсах не наркотики. Там же Колумбия под боком. Везти наркотики в Каракас – как песок в Сахару. Может, в кейсах деньги. Я же переправлял деньги для АНБ… Но в таком случае почему бы не показать мне содержимое? Потому что в кейсах то, к чему я не пожелаю притронуться.
Гиацинта махнула рукой:
– Зачем нам переправлять бомбу в Каракас? Это тот же песок для Сахары. Бомб там хоть отбавляй. За последние два года пятнадцать взрывов.
Дэви скрестил ноги:
– Это на улицах Каракаса. А вот на охраняемой территории посольства США?
Гиацинта замерла, а потом спросила:
– Взрывчатка-то нам зачем?
– Смена режима – так обычно говорят? Не знаю, нефть вам нужна, или нужно задержать эту администрацию у власти, или нужно натравить ее на колумбийские наркокартели, или еще на кого-то натравить. По-арабски я не читаю – надпись на той этикетке указывает на конкретную страну? На Сирию, например? На Иран? Насколько мне известно, вы, ребята, живо интересуетесь оборонной промышленностью и хотите новой войны. – Дэви переплел пальцы. – Допустим, сирийские бомбы взорвут посольство США в Венесуэле. Что тогда? Обрушится фондовый рынок? Цены на кокаин подскочат до небес? Может, вы уже запаслись на случай дефицита?
– Бред какой-то! – Эмоции у Гиацинты казались искренними, глаза – внимательными.
– В самом деле? – сдержанно переспросил Дэви. – Который из сценариев – бред?
– Да все! – Гиацинта полуобернулась к двери. – Так мне привести мисс Джонсон? Ты этого добиваешься?
У Дэви кровь похолодела.
– Я умею считать. Мисс Джонсон погибнет. Я, наверное, тоже. А сколько людей погибнет при взрыве? При последующих военных действиях?
– Это не бомба, поэтому ничего подобного не случится. Если только мисс Джонсон погибнет, и ты пожалеешь, что родился на свет.
Дэви смотрел на Гиацинту. В последний раз о Каракасе они говорили при отключенных камерах и микрофонах. Сейчас она выставила из комнаты обоих бандитов, словно разговор для их ушей не предназначался. Значит, камеры и сейчас отключены.
– Когда ты гасишь свет и готовишься ко сну, они навещают тебя? – спросил Дэви. – Убитые, раненые, обиженные тобой люди?
– Я сплю как младенец.
– С коликами, – уточнил Дэви, резко выдохнув через нос.
– Сейчас вернусь с какой-нибудь частью мисс Джонсон, – пообещала Гиацинта, повернувшись к двери.
– Ну это вряд ли. – Дэви наклонил голову вперед и прищурился.
Не успела Гиацинта отреагировать на его исчезновение из клетки, как Дэви ударил ее коленом в живот. Гиацинта сложилась пополам, а он снова ударил ее в то же место и, вернувшись в клетку, увидел, как она падает на пол. Нервная система не справлялась с нагрузкой, Гиацинта не могла дышать.
Дэви сам сложился пополам, чтобы не вырвало ужином.
– Камеры ты отключила, да, дорогуша? – прохрипел Дэви. – Чтобы никто не узнал об этой вашей затее?
Прыжок – Дэви схватил Гиацинту за шиворот и утащил в клетку. За каждый выход за пределы клетки он расплачивался сильным недомоганием.
Гиацинта вырывалась, попробовала ударить Дэви локтем, но он легко увернулся. Она сипела и хрипела, а вдох сделать не могла. Дэви схватил ее за руки, заставил поднять над головой и резко опустить. Первый глоток воздуха вылился в протяжный стон. «Карикатура на оргазм, – подумал Дэви. – Ну ты и извращенец!»
– Зря ты с цепи меня спустила, – проговорил он.
Снова схватив Гиацинту за шиворот, Дэви перенес ее в ночной сумрак техасских гор и с высоты пятидесяти футов бросил в озеро на дне каньона. На сей раз он не смог остаться, чтобы увидеть или, в данном случае, услышать, как брошенный с высоты погружается в воду. Он и так задержался.
Вернувшись в клетку, Дэви сложился пополам – началась рвота, потом кашель, потом снова рвота. Сознание словно раздвоилось – часть его невозмутимо наблюдала за происходящим, словно говоря: «Это мне уже знакомо». Хватило ли у Гиацинты сил выбраться на островок?
Вид и запах недавнего ужина вызывали все новые позывы. Дэви отвернулся от комковатой лужицы и стал ловить воздух ртом. Горло саднило. Как же он от этого устал! Дэви посмотрел на металлические кейсы у двери. Что случится, если швырнуть их о стену?
Когда Гиацинты хватятся? Как лучше использовать свободное время?
Дэви хотел перенести кейсы на островок на дне каньона – пусть Гиацинта с ними разбирается, – но опасался, что таймер уже запущен.
Он перевел взгляд на розовые стикеры. Почему так важно взять один раньше другого?
Дэви считал, что в обоих кейсах взрывчатка. Но может, во втором детонатор?
Нет, почему это так важно?
А если сбить замки и вскрыть кейсы? Нет, вдруг они заминированы? Вдруг взорвутся при попытке открыть их?
Судя по размеру и по предполагаемому весу, оба кейса одновременно носить не следовало. Симонс хотел, чтобы один кейс был на месте раньше другого. И снова – зачем?
Ответ напугал Дэви.
Потому что второй кейс взорвется, как только ты сдвинешь его с места.
Дэви покачал головой. Если он погибнет, им уже не удастся использовать его в дальнейшем. А вдруг они и не хотят его дальше использовать? Вдруг хотят от него избавиться, ведь он знает, кто заказал отправку бомб в Каракас? Да, наверное, так. Зачем им рисковать разоблачением? Это все планы перечеркнет. Значит, нужно перенести первый кейс, потом, когда он сдвинет с места второй, первый взорвется. От детонирующей волны взорвется и второй. Заодно, по чистой случайности, разорвет и Дэви. В эпицентре взрыва от него мало что останется.
А от чего взорвется первый кейс?
Ясно, что не от движения.
В конце концов, его принес Первый бандит. Дело в каком-то джи-пи-эс-приемнике, который запрограммирован взорваться, когда окажется в нужном месте?
Дэви обдумал такой вариант и отверг его. Джи-пи-эс-приемниками он пользовался и прежде. После его прыжков им, как правило, требовалось время, чтобы получить информацию со спутников и определить местоположение. Надейся Симонс на джи-пи-эс, Дэви прыгнул бы прочь задолго до взрыва, да и порядок переноса кейсов не имел бы значения.
Дэви вспомнил здание посольства. При строительстве явно использовали бетон, и, хоть радиоключи для имплантата сквозь него проникали, насчет спутникового сигнала Дэви очень сомневался.
Может, кейс взрывается в отсутствие сигнала?
В конце концов, Дэви контролировали именно так. Кейсы наверняка реагируют на другой сигнал, иначе как Симонс убедится, что Дэви занес их куда нужно? Чтобы Дэви прыгнул в Каракас, следовало активировать ключи. Если используется тот же сигнал, второй кейс не взорвется, пока сигнал не отключат. Сложновато такое скоординировать, другой способ куда проще.
Скорее всего, в дом подается простой радиосигнал. И едва второй кейс перестает его получать – бабах!
Ну а если в кейсах чистые сорочки для посла, Дэви будет выглядеть полным идиотом.
Еще одно включение имплантата он не вынесет, поэтому из клетки не вышел. Вместо этого он раздвоился, как в ванной, – прыгнул к кейсам, оставшись на месте.
«Это лишь портал меж двумя локациями, – напомнил он себе. – Я лишь дэвиобразная дыра во вселенной». Дэвиобразная дыра пропускала радиосигналы, и имплантат молчал. Один за другим он поднял кейсы, перестал двоиться и поставил их в клетку.
Дэви взглянул на дверь, на двустороннее зеркало, на кейсы. Время тянуть не стоило. Он взял первый кейс, отдвоился на побережье Австралии – на пустынный берег Квинсленда, где сухой песок переходит во влажный.
Зрительное восприятие исказилось – комната наслоилась на солнечный берег, освещенный так ярко, что с люминесцентными лампами не сравнить. Комната превратилась в тусклый призрак на фоне океана и неба. От света болели глаза, но Дэви медленно поворачивался из стороны в сторону. Не заметив никого, он не удивился: от ближайшей дороги это место отделяло несколько миль. Там он уже бывал – постепенно добирался, прыгая вдоль берега. На горизонте виднелся треугольник паруса, но судно было так далеко, что корпус не разглядеть.
Дэви опустил кейс, но тот словно поплыл над песком. Лишь с третьей попытки кейс оказался не на дубовом полу комнаты, а на пляже. Дэви поставил кейс и перестал двоиться.
Теперь в комнате были только один кейс и тонкий слой песка на паркете.
Дэви снова отдвоился на пляж. Кейс так и стоял на песке, слегка накренившись. Дэви вернулся в комнату и перестал двоиться.
Он посмотрел на второй кейс. Слово «ПОСЛЕДНИЙ» на розовом стикере показалось пугающе значимым.
Это его последнее действие? Последние мысли?
Захотелось увидеть Милли – еще хоть раз. Дэви отдвоился в Гнездо, огляделся в надежде, что Милли там, но почти тотчас услышал вдали шаги и решил, что это тюремщики хватились Гиацинты.
Дэви вернулся в комнату, взял последний кейс и с бешено бьющимся сердцем отдвоился в Квинсленд.
Прищурился на ярком солнце и затаил дыхание.
Дэви стоял в двух местах сразу. Кейс еще не взорвался. Дэви поставил его рядом с первым – сразу сумел опустить на песок и оторвал пальцы от ручки. Кейс слегка накренился, коснулся первого кейса, и Дэви замер, услышав негромкий звон.
В груди заболело, и Дэви выдохнул, чтобы стало легче. Не без труда он оторвал взгляд от кейса и снова осмотрелся, удостоверяясь, что на берегу по-прежнему никого нет.
Даже далекий парус таял за горизонтом. Дэви с удивлением заметил, что солнечные лучи пронзают его и падают на дубовый пол у него под ногами.
– Вот и хорошо.
Дэви опустился на колени и коснулся пола, сосредоточиваясь на мебели, на стенах, на потолке комнаты. Не хотелось бы, перестав двоиться, оказаться на австралийском берегу. Если он прав, последствия будут… значительными.
Раз – и Дэви в комнате целиком и полностью. Колени упираются в жесткий дубовый паркет.
Тишина. За одиноким звуком шага другие не последовали. Дэви сглотнул и медленно досчитал до тридцати. Потом он снова отдвоился на пляж, но не туда, где оставил чемоданы, а подальше от воды, к деревьям.
В горячем воздухе роились дым с химическим запахом, пыль и осыпающиеся хлопья песка. На месте кейсов образовалась дымящаяся воронка тридцать футов шириной и несколько футов глубиной. Воронка медленно наполнялась океанической водой. Соседние деревья здорово обтрепало, листья с веток облетели. Местами деревья повалило, от стволов остались измочаленные обломки высотой в фут.
Вот тебе и сорочки для посла!
В дверь постучали. Дэви вернулся в комнату и перестал двоиться. От досады на себя наморщил нос. При включенных камерах в дверь не стучали бы. При включенных камерах тюремщики действовали бы куда решительнее, например спровоцировали бы ему конвульсии. Отчаянно захотелось запереть или заблокировать дверь. Возникло ощущение, что в этом доме «режим наибольшего благоприятствования» для него заканчивается. Нечего переживать! Как сказала эта девушка, если его захотят отшлепать, то отшлепают из другой комнаты… Из той, где кнопочка.
– Входите!
В комнату вошел крючконосый рыжий Второй бандит.
– Извини, Гиацинта, но…
Он огляделся по сторонам – посмотрел на Дэви, на лужицу рвоты, туда, где раньше стояли кейсы, снова на Дэви.
– Где мисс Поуп?
– Ей пришлось отлучиться. – Дэви мрачно улыбнулся и принялся гадать, сможет ли схватить бандита, раздваиваясь.
Но пожалуй, опыта ему на это не хватит, а оттачивать умение нет времени.
Ударом пятки Дэви сломал знатный нос Второго бандита и вернулся в клетку. Расплатой стал лишь легкий рвотный позыв.
Бандит отшатнулся и закрыл лицо руками. С подбородка у него капала кровь, из глаз потекли слезы. Одной рукой он зажал нос, другой потянулся к двери.
Дэви жадно глотнул воздух, схватил бандита и бросил на дно каньона.
На все маневры ушло слишком много времени. Дэви прыгнул в зеленый квадрат, но потерял регуляцию моторики и рухнул на пол. В клетку он вернулся, а кашель, рвота и дефекация не прекращались. «Наверняка включили камеры», – подумал Дэви, теряя сознание.
Сначала Дэви почувствовал вонь – отвратительную смесь резких запахов, уже почти привычную. Он дернулся от нового рвотного позыва и посмотрел на ногу. Но лодыжку снова надели кандалы, к цепи крепко пристегнули замок.
Больше всего на свете хотелось под душ – избавиться от гадкого запаха и привкуса во рту. Но замок застегнули высоко на цепи – лодыжку и анкерное кольцо разделяло всего несколько футов. Теперь ему до стола и до кровати не дотянуться, а в ванную и подавно не зайти.
Не к добру это.
В комнату вошел Лоренс Симонс и закрыл за собой дверь.
Точно, не к добру.
Дэви встал на корточки. Голова казалась тяжелой, на шее не удержишь. Дэви сел на пятки, обхватил бедра руками, с заметным усилием поднял голову и уставился на Симонса:
– Издалека прибыли?
Симонс наморщил нос и сел на стул у самой двери, подальше от Дэви.
– Да, пожалуй.
– Запах-то от порога чувствуется.
Учтивость и изысканные манеры Симонса исчезли без следа.
– Где кейсы?
– Вас это интересует? А я думал, вы больше переживаете за бандита и мисс Поуп. – Дэви набрал в рот слюны. – Мне попить не дадут, чтобы рот прополоскать?
– Ответь на мой вопрос – и я подумаю.
Дэви пожал плечами. Правда не сильно поможет Симонсу, а он слишком устал, чтобы сочинять ложь.
– Кейсы, или то, что от них осталось, находятся внутри и вокруг воронки на северо-восточном побережье Австралии. Воронка образовалась на самом берегу и, когда я видел ее в последний раз, быстро наполнялась водой.
– Так ты не перенес кейсы в посольство? – чуть ли не печально спросил Симонс.
– Вы ведь уже наверняка проверили и убедились, что здание стоит. Конечно нет, кейсы я не перенес. Вдруг бы люди пострадали? Так как насчет стакана воды?
Симонс достал рацию из кармана пиджака и поднес ко рту:
– Переправьте сюда мисс Джонсон.
Переправьте? То есть из другого здания?
– Воды не будет?
Симонс отключил и камеры, и микрофоны, иначе зачем ему рация?
Симонс прижал антенну рации к подбородку:
– Я думаю об этом. Почему ты не погиб?
– А-а… – Дэви медленно покачал головой. – Так вы хотели, чтобы я погиб? А то я гадал, да или нет. Вы ведь столько усилий приложили… Откат за маленький взрыв в посольстве наверняка получился бы хороший, но тупо замочить меня в процессе выглядит утратой ценного кадра. О том, как мне обидно, я уже не говорю.
Бездвижный, бездушный Симонс смотрел на Дэви:
– Мы старались, мистер Райс. Мы старались. Но мы пришли к выводу, что ты неслух. Рассчитывать на тебя нельзя. Мы дали Гиацинте дополнительный шанс добиться от тебя лояльности, а ты бросил ее в солончаковое болото. Зря ты так. Надо было ее трахнуть.
Так вот чего добивалась Гиацинта!
– Судя по нашим наблюдениям, ты слишком упертый. Эгоизм у тебя недостаточно превалирует над системой ценностей. Ты просто чопорный зануда.
Обижаться тут или радоваться, Дэви не знал.
– Так почему ты не погиб? – снова поинтересовался Симонс.
– При взрыве? Спросите у Конли. Вы же платите ему за научную работу. Он не рассказывал вам об устойчивости портала?
– Вскользь упоминал, – прищурился Симонс. – Да, он что-то об этом говорил.
– Я переправил второй кейс, бросил его и прыгнул обратно, – соврал Дэви. – Порталу хватило устойчивости, чтобы передать сигнал, в то время как я спокойно вернулся сюда.
– Зачем ты это затеял? – Симонс оскалился. – То есть откуда у тебя такие мысли?
– Вы в курсе, что моя мать погибла при теракте, на бомбе подорвалась?
– Да, это есть в твоем досье. – Симонс осторожно кивнул. – Так ты знал, что в кейсах бомбы?
– Умозаключение сделал. – Дэви склонил голову набок. – А что? Думаете, мне Гиацинта рассказала?
– Нет. Не она и не мистер Планк. Они вот как раз покорны. Они прекрасно осведомлены о последствиях. Они эгоистичны в должной мере. Но что навело тебя на мысль?
– Гиацинта не признавалась, что в кейсах. На них были стикеры – «Первый» и «Последний». Гиацинта велела переправить кейсы в Каракас, а сама туда не собиралась. «И сразу возвращайся», – добавила она после заметной паузы. Гиацинта не ждала, что я вернусь.
– Ясно, – ухмыльнулся Симонс. – Операцию провели не на должном уровне. Где мисс Поуп и мистер Планк?
– На дне клоаки, – смеясь, ответил Дэви. – Пресной воды там много, но через пару недель они оголодают, если один другого не сожрет. Я ставлю на Гиацинту. Она боец, у нее эгоизм превалирует над всем. – Дэви щелкнул зубами. – Интересно, сперва она его трахнет?
– Ты ведь скажешь, где они? – прищурился Симонс.
– Может, мы сумеем договориться. – Дэви пожал плечами.
– В смысле?
– О мисс Джонсон.
– Само собой, мы договоримся. – Симонс неприятно улыбнулся.
– Отпустите ее, а я верну вам Гиацинту и бандита… мистера Планка. Вы окажетесь в очень выигрышной ситуации. Они ваши секреты никому не выдадут. А мисс Джонсон не знает ни ваших секретов, ни где находится. В итоге она окажется далеко отсюда и, где побывала, разобрать не сумеет.
– В смысле ты ее перенесешь?
– Да, разумеется. Боюсь, в этом я не могу вам довериться.
– Обидно.
Только обиженным Симонс не казался. Скорее холодным как лед. Как сталь. Свой гнев он сдерживал. Укрощал.
– Без обид, – Дэви развел руками, – но рисковать я буду не своей жизнью.
Симонс подался вперед:
– Своей, парень, своей.
– Здесь риска нет. – Дэви покачал головой. – Я не рассчитываю выбраться отсюда живым. Вы, твари, слишком много потеряете, выпустив меня на свободу. Себя я уже считаю мертвым. – Дэви замолчал и впился взглядом в Симонса. – Просто не хочу, чтобы и Соджи погибла.
– Когда мы с ней закончим, ты захочешь именно этого. Гибель еще не самое страшное.
Дэви вздохнул. Что же, по крайней мере от бомбы он избавился.
В дверь постучали, кто-то что-то сказал, но Дэви не расслышал.
– Войдите, – проговорил Симонс.
Дверь открылась, и мужчина, которого Дэви прежде не видел, придержал ее для служанки, несшей серебряный поднос с кофейным сервизом. Чашка была только одна. Служанка резко обернулась и спросила Симонса, как ему приготовить кофе.
Дэви глянул на нее с удивлением. Голос показался ему странным. Неужели она не знает, как готовить кофе для Симонса? Может, новенькая?
– Сливки, одна ложка сахара, – ответил Симонс, не сводя глаз с Дэви.
Дверь снова открылась, Первый бандит затолкнул Соджи в комнату, потом отпихнул ее вправо, подальше от Симонса. Руки ей сковали за спиной наручниками, но выглядела Соджи неплохо – явных признаков грубого обращения не просматривалось. Зато поздняя дискинезия цвела махровым цветом – лицо дергалось, язык высовывался, губы шлепали.
Дэви попробовал ободряюще улыбнуться, но получилось не очень.
Первый бандит схватил Соджи за короткие кудряшки и резко повернул ей голову. Бедняжка вскрикнула, но, как показалось Дэви, больше от удивления, чем от боли. Дэви приготовился. Соджи можно спасти. Жаль только руки связаны.
– Ваш кофе, сэр! – Служанка протянула чашку.
Симонс наконец оторвал взгляд от Дэви и посмотрел на служанку:
– Можете и… – Симонс вытаращил глаза.
Дэви наклонил голову, отметив: Симонс удивлен.
Служанка взяла серебряный кофейник и исчезла.
Раз – и кофе из кофейника вылился на Первого бандита. Тот начал отряхивать одежду и повалился. Соджи опять закричала, но ее крик резко оборвался – и она, и девушка в форме служанки исчезли. Пустой кофейник со звоном полетел на пол.
Дэви пошатнулся и упал на бок. Комната закружилась. Она умеет прыгать! Дэви покачал головой. Или у него психическое расстройство. Казалось, он находится в ватном коконе или наблюдает за происходящим через толстое стекло.
Впрочем, судя по реакции остальных, прыжок действительно был. Реакция Симонса Дэви очень порадовала.
Симонс вскочил на ноги так, что стул с грохотом ударился о стену и боком упал на пол.
– Черт! Черт, черт, черт! – Он вытащил из-под пиджака пистолет и попятился к двустороннему зеркалу.
Сжимая пистолет двумя руками, он поворачивался из стороны в сторону.
Первый бандит поднялся и оттянул горячие, мокрые брюки и рубашку подальше от тела.
– Встань в другой угол и достань пистолет! – заорал на него Симонс. – Нет, не в этот! Ты что, в меня стрелять собрался? Она вернется за мужем. Ради бога, стреляй на поражение!
Милли? Это была Милли? Они ее застрелят!
Дэви стиснул кулаки и с трудом поднялся на ноги. Комната поплыла. Вот он, конец!
Дэви отдвоился на австралийский пляж, где в песке у деревьев еще просматривалась заполненная водой воронка. Призрак Симонса отреагировал на солнечные лучи, неожиданно залившие дубовый паркет. Симонс резко поднял пистолет и прицелился в Дэви.
Вспыхнуло дульное пламя. Грохот не только слышался, но и ощущался. Дэви охнул и приготовился умереть. Однако пуля угодила в ветку у него за спиной и полетела вниз, с громким жужжанием вспарывая подлесок.
Как же Симонс промахнулся?
Дэви вошел в океан на несколько ярдов – вода там доходила до шеи – и стал плескаться. При этом он оставался в комнате.
Соленая вода хлынула в дэвиобразную брешь в пространстве и потекла во все стороны. Вода залила розетки, вызвав короткое замыкание. Аварийная лампа под потолком ярко озаряла поднимающуюся воду. За две секунды воды стало по шею, и это при открытой двери в коридор. Тяжелый дубовый шкаф опрокинулся, закачался на воде, потом его прижало к двери. Шкаф утонул, загородив выход, и вода поднялась еще выше. Дэви сделал несколько шагов от берега и оторвался от дна, дополнительно повысив уровень воды в комнате.
На глазах у Дэви Симонс открыл рот, чтобы закричать, но плеск воды заглушил все звуки. Симонс прицелился, выстрелил, и на этот раз пуля обожгла Дэви плечо. Поднимающаяся вода сбила Лоренса Симонса с ног.
Течение пыталось унести и Дэви, но чуть ли не бережно, ведь его тело пропускало океанский поток, а не противостояло ему. С Симонсом и белокурым Первым бандитом получилось иначе – их вода смела и вынесла через порог в коридор.
Дэви опустил голову под воду и услышал, как дом стонет и ворочается: тонны воды заполнили коридор третьего этажа и хлынули вниз по лестнице. Дэви поднял голову над водой и побрел на глубину, всплыв в комнате так высоко, что до потолка остался только фут воздуха. Аварийная лампа несколько секунд сияла под водой, потом погасла: океан закоротил и ее. Что-то треснуло, и уровень воды резко понизился.
Австралийское солнце так и лилось сквозь Дэви, озаряя воду вокруг него, танцующие блики плыли по потолку. Между ванной и клеткой проступил пол, вода уходила в него водоворотом, точь-в-точь как в унитазе.
«Вода уходит в комнату, где спрятана моя электронная цепь. – Дэви сделал глубокий вдох. – Зато хоть Соджи свободна».
Имплантат сработал. Дэви сложился пополам и, перестав двоиться, вернулся в неосвещенный мрак комнаты. Его тело, теперь в милости бурных волн, кружилось, раскачивалось, пока вода уходила в пол. Кандалы и цепи крепко держали его, выворачивали колено и бедро, но не дали провалиться на второй этаж.
Наконец вода ушла полностью. Сотрясаемое конвульсиями тело Дэви опустилось на пол, но он уже был без сознания и не дышал.
23. «Похоже, меня ранили»
В коридоре стояли видеокамеры, по одной с каждого конца. Милли увидела их, выставив в коридор стоматологическое зеркало.
«Так кто тут подсматривает? – хмуро подумала Милли. – И где?» Она убрала зеркало, надеясь, что оно не попало на камеру.
Разочарование невероятное – с таким трудом она пробралась сюда, а оказалось, что это тупик. Милли хотела вернуться на крышу, но все окна, до которых она могла добраться на этом этаже, выходили в коридор, то есть просматривались с камер.
На лестнице, потом в холле застучали шаги. Первой мыслью Милли было прыгнуть прочь и спрятаться, пока кто-то сюда не вошел – если он идет сюда. Но тогда нужно будет вернуться. Нужно будет удостовериться, есть кто в комнате или нет.
Вдруг сейчас удастся что-то выяснить?
Милли встала у стены за дверью. Человек шел в эту комнату. Нет, не шел. Нет, шел. Страх и надежда столкнулись, сцепились, как сумоисты, и принялись теснить друг друга. Дверная ручка со скрежетом повернулась, и дверь открылась.
Женщина в серой униформе включила свет, повернулась, чтобы захлопнуть дверь, и увидела Милли. Аж подпрыгнув от страха, она судорожно втянула воздух и приготовилась закричать.
Перцовый спрей Милли прыснула ей прямо в лицо и в открытый рот. Крик заглох в зачатке, выродившись в отчаянный хрип. Впрочем, женщина попробовала пнуть Милли. Та, едва успев увернуться, прыгнула в Гнездо, потом стиснула зубы и вернулась в комнату.
Служанка стояла на коленях и нащупывала дверную ручку. Слезы текли по щекам, сбиваясь в белую пену, только видеть женщина точно не могла. А судя по хрипу, и дышала с трудом. Жаль ее, но ведь она может переполошить весь дом. Милли схватила горничную за шиворот, перенесла в чернильный мрак островка на дне каньона и толкнула на отмель, где воды было по лодыжку.
– Умойся! – велела Милли.
За спиной послышался женский голос:
– К-кто з-здесь?
Милли прыгнула в Гнездо.
Что за черт?
Милли прыгнула на край обрыва и надела очки ночного видения.
На дне каньона она разглядела троих. Служанка стояла на коленях на отмели и умывалась. Еще двое жались друг к другу на островке. Туда Милли и прыгнула, спрятавшись за мескитовым деревцем в самом центре.
Милли привстала, чтобы выглянуть из-за куста, но как следует рассмотреть лицо мужчины не смогла. Он сидел, закрыв руками рот и нос. Зато Милли хорошо видела женщину – это та особа из Национальной галереи, это ее опознала Бэкка Мартингейл. Женщина держала пистолет и целилась в сторону отмели, откуда слышался плеск. Рука у нее заметно дрожала.
Дэви принес их сюда!
Всхлипы рвались на волю, но Милли безжалостно их подавила. «Поревешь, когда он домой вернется!» – сказала она себе.
Служанка перестала плескаться, а женщина с пистолетом снова спросила:
– К-кто з-здесь?
– Это вы, мисс Поуп? – слабо просипела служанка.
– К-кто т-ты?
– Агнес, мисс Поуп, прислуга с верхних этажей.
– Ч-что у т-тебя с г-голосом?
– В меня прыснули перцовым спреем.
– К-кто п-прыснул? Д-дэвид?
Милли затаила дыхание.
– Нет, мэм. Кто-то другой. В моей комнате кто-то прятался. Человек в темной маске и в очках ночного видения на лбу. Это был не мистер Райс.
Он в том доме!
– И тот человек п-перенес т-тебя с-сюда?
– Да, мэм. Это женщина. Я слышала женский голос.
– Да. Верно. Я т-тоже с-слышала. Агнес, у тебя есть зажигалка? Мы промокли. С-сидим з-здесь уже несколько часов и не можем согреться.
– Ой! Зажигалки нет, мэм, но есть «беретта», – просипела Агнес. – Если приготовить растопку, огонь можно развести дульным пламенем.
– Т-точно, я н-не п-подумала.
Поуп… Да, верно, Гиацинта Поуп. Чувствуется, рассуждает она не вполне здраво. Замерзла почти до обморока. Дэви бросил их в воду, как в старые добрые времена.
Милли присмотрелась к Агнес. Служанка с трудом встала на ноги, приподняла пышную юбку, полностью скрывавшую кобуру на бедрах, и вытащила пистолет. Лицо Агнес обрамляли длинные пряди, а на затылке волосы были короче. И ростом, и комплекцией она напоминала Милли.
Милли снова взглянула на волосы Агнес и прыгнула прочь. Ведь сейчас узники островка начнут палить из пистолетов в попытке развести огонь.
В Гнезде Милли взяла темно-русый парик, который купила, чтобы походить на прежнюю себя, и быстро обкорнала по образцу стрижки Агнес. Потом вернулась в комнату служанки и, заперев дверь, переоделась в чистое платье и фартук. Надела парик и спрятала в карман две шприц-ручки с атропином. В коридор она вышла, сжав в руке баллончик с перцовой пеной.
Шла Милли спокойно – вспомнила шорох шагов Агнес, возвращавшейся к себе в комнату, и попыталась выдержать тот же темп. На лестнице лишь огромным волевым усилием удержалась, чтобы не посмотреть на камеру. «Охрана увидит то, что рассчитывает увидеть, – успокаивала она себя. – Надеюсь, что так».
По лестнице Милли спустилась вниз до самого подвала, представляя себе подземные темницы, наручники и темные, сырые камеры. С каждой ступенькой сердце колотилось громче, а дыхание сбивалось в неглубокие вдохи. Вместо темниц Милли обнаружила кладовые, буфетные, морозильные камеры и квартирку.
Заселенную.
Мужчина в белой поварской форме устроился в кресле с газетой в руках. Когда Милли открыла дверь, он поднял голову.
– Да, Агнес? Ты почему не стучишься? – спросил повар, и тут глаза у него полезли на лоб. – Ты не Агнес!
Милли отступила на шаг и едва не прыгнула прочь.
Повар потянулся к телефону внутренней связи у кресла.
Милли прыгнула через комнату и пнула приставной столик, повалив телефон на пол. Повар хотел встать, но спинка кресла была откинута назад и зафиксирована. Милли подняла опору для ног – кресло легко перевернулось, заставив повара кувыркнуться. Пока он корячился на полу, Милли набрызгала ему в лицо перцовую пену.
Через десять секунд повар был на дне каньона в Техасе – плескался на отмели у островка.
Задерживаться Милли не стала. Первые трое узников развели огонь, и Милли отскочила от его мерцающего света, как вампир от солнечных лучей. Впрочем, она тут же вернулась на каменный выступ и проследила, как они изучают новенького: только бы не пристрелили по ошибке.
Голоса со дна каньона звучали слабо.
– Это Харви, – проговорила Агнес. – Наш повар.
– Не трогай ему лицо, не то пена и к тебе пристанет! – предостерег мужской голос, гнусавый, как при сильном насморке.
Гиацинта нашла спальный мешок Паджетта и обернулась им на индейский манер, скрючившись у костра.
– Давай, Харви… – буркнула она, не поднимая головы. – Смывай пену.
Милли хотела прыгнуть в квартирку Харви, но четко ее представить не смога. Сделав несколько глубоких вдохов, она почувствовала, что пульс замедляется, и в итоге прыгнула в коридор подвала, к самому концу лестницы.
Раз Дэви не в подвале, то, вероятно, и не на первом этаже. Милли поднялась на одну ступеньку выше первого этажа и повернула обратно. Лучше убедиться.
Обстановка первого этажа полностью соответствовала внешнему виду здания и представлению Милли об особняках – высокие потолки, люстры, антикварная мебель, просторные комнаты. По пути из главного крыла дома в коридор поменьше ей никто не попался.
Из кухни вышел мужчина в костюме-визитке, точь-в-точь как в фильмах про Великую депрессию или в мюзиклах «Метро-Голдвин-Майер». Держался мужчина словно король.
– Фартук надет неправильно, – он бросил взгляд на Милли. – Нижний край должен быть на два дюйма выше подола платья. В карман фартука ничего не клади. Он декоративный.
Хлопая глазами, Милли остановилась футах в восьми от мужчины в визитке. Ладони вспотели, и она перехватила перцовый баллончик, скрытый за складками юбки. Интересно, у этого типа есть пистолет и если да, то где спрятан?
– Мадам, чем я могу помочь? – мужчина отвесил неглубокий поклон.
– Я ищу… – Милли чуть не сказала «своего мужа», но поправилась: – Мистера Райса. На каком он этаже?
На лице у мужчины не дрогнул ни один мускул.
– Простите, мадам, но здесь таких нет. Позволите проводить вас?
Милли покачала головой:
– Я уже побеседовала с Харви, с Агнес, с Гиацинтой. Я знаю правду.
– Ну… – произнес мужчина и бросился к ней, как голодная кобра.
Видимо, этому типу оружие не требовалось. Милли почудилось, что в животе у нее что-то взорвалось, и она буквально взлетела, оторвавшись от пола. В фазе полета ей удалось прыгнуть прочь.
Милли упала на каменный пол Гнезда, жадно глотая воздух. С легкими случилась беда. Он тревогу поднимет! Милли ударила себя кулаком по диафрагме. Перцовый баллончик со стуком упал на пол, и Милли его подняла.
Первый вдох – легкие со свистом наполнились воздухом, и Милли прыгнула.
Мужчины-короля в коридоре не оказалось. Милли подумала, что он сбежал в другую часть дома, когда со стороны кухни застучали шаги. Она прыгнула в конец коридора и сквозь кухонную дверь увидела, как мужчина-король направляется к телефону внутренней связи.
Распылять пену Милли начала, едва приземлившись в пяти футах от дворецкого, тем не менее он вполне мог отбиться. Только на этот раз Милли подготовилась. Дворецкий лягнул воздух, ведь Милли отскочила на три фута в сторону, продолжая распылять пену. Голова дворецкого стала похожа на гриб-дождевик. Он снова бросился на Милли, но она прыгнула в дальний от него конец кухни и стала ждать, когда пена подействует.
Дворецкий оказался крепче Агнес и Харви. В отличие от них он не встал на четвереньки, а вытянул руки вперед и спокойно зашагал к раковине.
Задержал дыхание! Милли не хотелось снова оказаться в пределах его досягаемости, но не позволять же ему смыть пену. Милли толкнула ему под ноги мусорное ведро, и дворецкий упал. Прыжок в другой конец кухни – Милли пнула дворецкого в живот, и на этом противостояние кончилось.
Пять минут спустя она перенесла дворецкого на островок – пусть товарищи по несчастью ведут его к воде.
В Гнезде Милли устроила себе небольшую передышку. Стоять прямо было тяжело, и она согнулась пополам. Грудь болела, на животе появился синяк в форме стопы. От малейшего прикосновения к нему кожу саднило.
Перцовый баллончик полегчал: на дворецкого ушло немало пены. Милли выбросила его и взяла другой. Надо было купить целый ящик!
Милли прыгнула на кухню особняка, поставила ведро обратно в угол и спешно собрала в него вывалившийся мусор. Пока она этим занималась, скрипнула входная дверь и донесся звук шагов. Множества шагов. С помощью стоматологического зеркальца Милли выглянула в коридор: через главную дверь в дом группой вошли четверо. И не просто вошли, а привели пятого, обступив его со всех сторон.
Одного, светловолосого мужчину, который шел рядом с номером пять, Милли уже видела в Национальной галерее.
– Джимми, возвращайся в кабинку и будь наготове. Наверное, я вызову ту женщину, Джонсон. Если вызову, приведи ее, но смотри, чтобы она не боднула тебя, как боднула Планка.
Это Соджи? На миг Милли захотелось проследить за Джимми, но о Дэви она беспокоилась сильнее. Без угрызений совести, конечно, не обошлось, но ведь Соджи-то неведомое устройство не имплантировали. Милли на это надеялась.
– Да, мистер Симонс. – Блондин повернулся к двери и вышел.
А вот и сам босс!
Симонс раздавал указания остальным:
– Дезмонд, разыщи Эбни, скажи, чтобы принес мне кофе, потом жди внизу с Троцки. Грэм, ты идешь со мной.
– Да, сэр.
Симонс и Грэм ушли по коридору, Милли услышала, как открывается дверь лифта.
– Я буду на крыльце. – Троцки вытащил пачку сигарет.
Дезмонд, которого отправили за Эбни, предупредил:
– Смотри, чтобы он тебя не засек.
– Свою задницу береги! Дуй за кофе! – огрызнулся Троцки и вышел за дверь.
Дезмонд зашагал по коридору к кухне.
Милли заподозрила, что Эбни – это дворецкий, так здорово умеющий драться ногами. Дезмонд его не найдет. Ну, без помощи Милли не найдет.
И Милли помогла Дезмонду найти Эбни. Хотя очень сомневалась, что дворецкий сможет принести кофе.
Чуть позже Милли поправила фартук – подняла его на два дюйма выше подола платья – и замерла.
Ведь принести кофе может она сама.
В промышленной кофемашине «Банн» имелся постоянный запас подогретой воды. На столе возле буфета стоял блестящий серебряный сервиз. За пару минут Милли наполнила серебряный кофейник, поставила на тяжелый серебряный же поднос чашку, сливочник и сахарницу, положила ложку.
Эбни-то знает, как готовить кофе для Симонса. Вот незадача!
Судя по индикатору над дверцей, кабина лифта остановилась на третьем этаже. Значит, туда они поднялись. Значит, Дэви там.
В кабине лифта висело маленькое зеркало в раме, и Милли заметила, что парик сидит криво. Прижав поднос к деревянной панели, она одной рукой поправила парик и стерла грязное пятно со щеки. На третьем этаже дверь открылась, Милли стала выходить и задела ее уголком подноса, едва не перевернув кофейник. Он опасно наклонился на массивной серебряной ножке, но в итоге выровнялся.
Спокойно, спокойно!
Лифт с воем ожил и поехал вниз. Справа от лифта у стены стоял Грэм, сопровождавший Симонса наверх. Увидев Милли, Грэм постучал в дверь, которую сторожил.
– Ваш кофе, сэр! – объявил он тенором, удивительно высоким для такого здоровяка.
Милли ждала, что Грэм взглянет на нее и сообразит, что она не из числа обслуги, но тот изучал ее лицо совершенно бесстрастно. Может, он не знаком с местной челядью? Может, Симонс привез его из Нью-Йорка?
По команде из комнаты Грэм открыл дверь и придержал, пропуская Милли. Она вошла, не поднимая глаз. Грэм закрыл дверь.
В нос ударили запахи рвоты и фекалий. И тут же Милли увидела Дэви. Он сидел на коленях. От его лодыжки к стальному кольцу в полу тянулась цепь. Господи, какой худой! Но схватить его и утащить не получится.
Милли повернулась к Симонсу, в гордом одиночестве сидевшему слева от двери. Поднос она поставила на маленький столик и, отвернувшись от Дэви, налила кофе в чашку.
– Сливки или сахар, сэр? – уточнила Милли, очень стараясь, чтобы звучало естественно.
– Сливки, одна ложка сахара. – Симонс на нее даже не взглянул.
Дверь снова открылась, и через порог толкнули Соджи в темно-зеленом спортивном костюме и в наручниках. Блондин вошел следом и, совершенно не церемонясь, пихнул ее вправо, подальше от Симонса. Соджи ни с кем не спутаешь – губы шлепали, щеки тряслись. Первым порывом Милли было вылить кофе Симонсу на колени, но тут блондин схватил Соджи за волосы и запрокинул ей голову назад. Соджи закричала.
– Ваш кофе, сэр! – Милли подала Симонсу чашку и блюдце.
Тот потянулся за кофейной парой и наконец взглянул на нее:
– Можете и… – Он осекся.
Долго же до него доходило!
Одной рукой Милли взяла тяжелый серебряный кофейник, подняла откидную крышку и, махнув им, прыгнула на десять футов в сторону.
Блондин вскрикнул – обжигающий кофе окатил ему бок и спину – и упал, оттягивая от себя одежду. Милли обхватила Соджи руками, и та взвизгнула. Секунду спустя они оказались в Гнезде, и Соджи отшатнулась, едва Милли ее выпустила.
– Все хорошо, Соджи. Все хорошо.
Соджи била дрожь, глаза вылезали из орбит.
– Это я, Милли!
В Гнезде у Милли так и остались и наручники Паджетта, и ключ от них. Милли разыскала ключ и показала Соджи.
– Вот, давай я сниму с тебя наручники.
Соджи казалась совершенно растерянной и сбитой с толку. Она бормотала себе под нос что-то бессвязное.
– …не то демон. Не то Дама в Синем. Нет, не хочу! Отстань…
Милли взяла ее за запястье, и Соджи вздрогнула.
– Не бойся. Все хорошо. – Милли открыла одну часть наручников и положила ключ Соджи на ладонь. – Все хорошо. Я пойду спасать Дэви, ладно? Скоро вернусь. Ты просто отдыхай. Здесь тебя никто не обидит.
Соджи растирала освобожденное запястье.
– Милли?
Милли взяла ладонь Соджи и прижала к своей щеке:
– Да, Милли. Мне нужно забрать Дэви, понимаешь?
– Это впрямь ты! – Соджи немного расслабилась.
– Да, я. Ты, главное, из дома не выходи. Мы на скале, и ты можешь упасть, ясно? Я за тобой вернусь.
– Ну… ладно.
Милли глубоко вдохнула. Хотелось прыгнуть прямо к Дэви, но его тюремщики уже наверняка вытащили оружие. Лучше попробовать в коридор.
Бух! – по нижней половине тела Милли ударила вода. Особенно больно было там, где пнул дворецкий. Вода зашумела в ушах и сбила с ног, заставив окунуться. Глаза жгло, ноздри щипало. Морская вода? Теплая морская вода? На третьем этаже? Когда Милли поднялась, намокший парик криво съехал на лицо. Она выплюнула попавшие в рот волосы, содрала парик с головы и отпустила в свободное плаванье. Милли осталась с пустыми руками: баллончик потерялся.
Вода несла Милли мимо двери, и она ухватилась за раму. Плечо заболело, но Милли удержалась и встала на ноги. Вода зашумела сильнее. Крепко держась за раму, Милли оглянулась. Аварийная лампа, помещенная высоко над лестницей, светила пронзительно ярко, и Милли увидела, что вода льется вниз каскадом.
Лестница превратилась в водопад. На пару футов ниже Милли, над холлом, за перила цеплялся Лоренс Симонс. В руке он по-прежнему сжимал пистолет. Глаза у него вылезали из орбит, прекрасный костюм был безнадежно испорчен.
Милли понимала, почему Симонс цепляется так отчаянно. Он висел над холлом, в котором окно вылетело вместе с рамой, и огромная масса воды низвергалась на землю с высоты двух с половиной этажей. Пролом в стене расширялся на глазах: бурный поток отрывал по одному, а то и по несколько кирпичей.
Интересно, что стало с блондином и с охранником у двери?
Пистолет Симонса полыхнул, и Милли навзничь упала на воду, ослепленная, оглушенная. Течение подхватило ее.
Будто на горке в аквапарке – ноги вперед, лицо держать над водой, – несясь вниз по лестнице, Милли заметила, что Симонс целится в нее, и пнула его обеими ногами. Левой пяткой она задела ему плечо. Симонс выпустил перила и рухнул в воду, молотя руками. Вскоре оба понеслись сквозь пролом в стене на яркий свет прожекторов, которые, как ни абсурдно, до сих пор горели вокруг особняка.
Симонс закричал, и его внезапное падение подействовало на Милли сильнее бурного потока. Она прыгнула в Гнездо.
Галлоны воды каскадом полились на каменный пол.
Соджи, стоявшая на том же месте, отскочила от водопада:
– Кто ты, черт подери?!
Милли вытирала лицо. Пульс у нее зашкаливал.
– А? Это же я, Милли.
– С тебя скальп сняли?
– Нет, это был парик.
– А кровь? – Соджи показала на левый висок Милли.
Милли прижала руку к виску и непонимающе посмотрела на окровавленные ладонь и пальцы.
– Кажется, я ранена.
Над виском Милли нащупала ссадину дюйма три длиной. От прикосновения вспыхнула такая боль, что Милли чуть не потеряла сознание.
Соджи схватила кухонное полотенце, висевшее на ручке холодильника, сложила подушечкой и прижала Милли к виску.
– Ай!
– Стой спокойно!
Милли подняла руку к виску:
– Давай я сама подержу. Найди, чем привязать полотенце. Мне все равно нужно забрать Дэви.
– А они больше не будут в тебя стрелять?
– Нет, больше не будут. – Милли показала на розовую рубашку, накинутую на спинку стула. – Порви ее.
Соджи порвала рубашку вдоль на три части и помогла Милли привязать самую длинную, от нижнего конца до ворота, на рану, поверх полотенца.
Милли посмотрела на свое отражение в окне. Будто дудочник на картине «Оркестр» Арчибальда Уилларда.
– Спасибо! – поблагодарила Милли и прыгнула прочь.
Переместилась она в коридор, готовая к напору течения, но поток заметно обмелел, и Милли побрела вперед по колено в воде. Когда она оказалась у двери в комнату Дэви, вода уже кружилась у лодыжек. Комната превратилась в темную пещеру, какой-то шкаф, упав, загородил половину дверного проема. Светила только аварийная лампа в конце коридора, но на комнату Дэви ее не хватало.
Милли вернулась в Гнездо за очками ночного видения и уже собралась надеть их, но поняла, что они окажутся как раз на раненом виске. В диком отчаянии она огляделась по сторонам.
Соджи смотрела на нее, прижавшись к стене. Она часто-часто моргала и шлепала губами.
– Мне нужно там чем-то посветить. – Милли попыталась улыбнуться.
Соджи показала на старый электрический фонарь, который Дэви держал про запас и для тех случаев, когда они отключали генератор.
Теперь Милли улыбнулась по-настоящему:
– Отлично! – Она прыгнула через комнату за фонарем, схватила его и вернулась в особняк.
Милли перебралась через шкаф, упавший поперек двери, и увидела Дэви. Он лежал на боку, вытянувшись между цепью и пятифутовым проломом в полу. Дэви оказался лицом в луже и не дышал, хотя Милли могла поклясться, что заметила, как дергается его рука.
Милли нащупала шприц-ручки с атропином. Две исчезли – вода смыла их из кармана фартука, но две остались. Милли вытащила одну из футляра, нажала на спусковую кнопку и воткнула иглу Дэви во внешнюю поверхность бедра. Шприц активировался с громким хлопком, напугавшим Милли. Встроенная пружина вонзила иглу в мышцу, проколов пижаму и кожу. Согласно инструкции, чтобы ввелась вся доза, следовало выждать несколько секунд. Милли ждала, отсчитывая: «Двадцать один. Двадцать один. Двадцать один», потом вытащила шприц и бросила в сторону.
Дэви не дышал. Милли попробовала нащупать у него пульс, но так и не поняла, чувствует его или нет. Хотелось доставить Дэви в больницу, но на лодыжке у него по-прежнему были кандалы, цепь по-прежнему тянулась к болту в полу. Остатки воды утекли в пролом.
Из угла послышался шорох. Милли резко повернула фонарь в ту сторону.
На мокром полу билась и извивалась летучая рыба длиной в фут. Может, галлюцинации?
«Нужно, чтобы он задышал», – подумала Милли и заглянула Дэви в рот: вдруг в горло что-то попало или вдруг он язык проглотил? Когда Милли засунула пальцы Дэви в рот, он задышал, неровно и судорожно. Сознание к нему не вернулось. Милли понадеялась, что сердце у него бьется. На глаза навернулись слезы, но она их смахнула. Сейчас некогда.
Милли прыгнула в западный Техас на край обрыва. Сухой воздух пустыни превратил мокрую униформу служанки в испарительный воздухоохладитель, высасывая тепло из тела. Милли отряхнулась, как кошка, услышала, как капли воды падают на камни вокруг нее, а через пару секунд плеск воды донесся снизу.
Милли пожалела, что отдала Бэкке оружие Паджетта. Зато внизу, на островке, стволов хватало с избытком.
Ее пленники разыскали старое кострище и кедровые ветки, которые Милли принесла для Паджетта. Костер горел ровно, и Агнес, дворецкий, повар и мужчина с разбитым носом грели у него руки. Гиацинта с пистолетом в руке сидела спиной к пламени, поворачивала голову из стороны в сторону, смотрела на свою тень на воде и на известняковой скале за прудом.
Скорее от отчаяния, чем в расчете на что-то, Милли вырвала пистолет у Гиацинты: прыгнула сбоку от нее, схватила и тут же прыгнула обратно на выступ. Там она чуть не выронила пистолет, но, понемногу перехватывая, взялась-таки за рукоять.
И в себя не пальнула.
Пушки Милли ненавидела.
Со дна каньона понеслись ругательства, но прислушиваться Милли не стала. Она прыгнула к Дэви в комнату, согнулась в три погибели, держа пистолет обеими руками, прицелилась в цепь чуть выше анкерного кольца и нажала спуск.
Милли упала на спину, в ушах звенело. Пулевые отверстия пересекли пол и поднялись до половины стены. Лишь сейчас Милли сообразила, что пистолет был в режиме автоматического огня. Она не предполагала, что пистолеты такого размера могут стрелять очередями.
Искореженные звенья разомкнулись. Милли опустила пистолет на пол и оттолкнула – он улетел в сырую тень под опрокинутым комодом.
Дыхание у Дэви ухудшилось – стало неровным, судорожным, с остановками на секунду-другую. Милли положила ему руки под плечи, представила травматологическое отделение больницы при Университете Джорджа Вашингтона и прыгнула.
24. Любовный совет
Рот и нос накрыты маской, легкие поднимаются без усилий, надуваясь, как воздушный шар. Давление упало, воздух понесся прочь из легких. Затем пошел новый инспираторный поток. То, на чем он лежал, медленно вращалось, кожу головы пощипывало. Во рту было как в пустыне – сухо и шершаво, словно вода полностью выпарилась.
Несколько человек говорили одновременно, потом этот ропот заглушил крик:
– Где бронежилеты?
– Сейчас будут! – крикнули издалека.
Дэви почувствовал, что его держат за руку, и с огромным трудом открыл глаза. Но тут же закрыл их снова. Свет слепил, глаза работали как-то не так. Все вокруг делилось на источники резкого света и на расплывчатую бело-сине-бежевую массу.
В верхнюю часть груди вонзилось что-то обжигающее, и от боли и света Дэви спрятался в спокойную темноту.
Дэви в клетке, растянулся на полу, но ощущения странные. В комнате темно, пол сырой и холодный. Пахло морской водой, отливом, и Дэви вспомнилось что-то, связанное с океаном, Симонсом и бомбами. Кислородная маска исчезла, и вдох дался с огромным трудом.
Рядом на полу горел свет, но он не слепил так, как лампы в предыдущей комнате. Правый локоть пронзила острая боль.
Потом над ним склонились какие-то люди. Дэви хотел оттолкнуть их, но не сумел. Получился лишь слабый взмах рукой.
– Дэви! Господи, Дэви, не надо! Мы никогда не извлечем из тебя эту штуку, если посреди операции ты будешь прыгать невесть куда.
Голос знакомый. Дэви попытался заговорить, но получилось не сразу.
– М-Милли?
– Да, любимый. Сейчас я перенесу тебя обратно в больницу. – Милли опустилась на колени и подсунула руки под плечи Дэви. – Доктора собирались извлечь вагостимулятор, но ты прыгнул прочь.
– Нет! – Голос напоминал дребезжание – наполовину стон, наполовину скрежет.
Милли перестала поднимать его:
– Я сделала тебе больно?
– В нем взрывчатка… Элемент неизвлекаемости… В имплантате.
– Да, мы знаем. У нас есть части другого имплантата и рентгеновские снимки. Там какой-то светочувствительный элемент. Мы на горьком опыте убедились, что, если перерезать проводки, имплантат взорвется.
Части другого имплантата?
Дэви снова открыл рот, но Милли опередила его:
– Я люблю тебя и с удовольствием выслушаю твой рассказ. Но сейчас просто замолчи и доверься мне. Мы прыгаем!
Они вернулись в комнату с ярким светом на полу, и Дэви плотно зажмурился.
Несколько человек хором ахнули, и кто-то спросил резким голосом:
– Он будет лежать смирно?
Милли взяла Дэви за руку:
– Да, если оставите его в сознании и в ясном рассудке. Говорите с ним. Объясните, чем именно намерены заняться, чтобы не застать его врасплох. А то ведь Дэви проснулся, когда в него воткнули иглу. Что вы ждали?
– Не часто нам попадаются пациенты с такими способностями, но я вас понял. – Голос доктора звучал изумленно и раздраженно, по сути ошарашенно. – Коллеги, давайте поднимем его на стол.
Свет за сомкнутыми веками Дэви стал немного глуше: над ним склонились несколько человек.
– Раз, два, три – подняли!
Стол оказался холодным и жестким. На Дэви снова надели маску, и доктор проговорил:
– Дэви, я доктор Салливан. Мы подключаем тебя к аппарату искусственной вентиляции легких, чтобы ты мог дышать. Мы продолжаем капать атропин, который ввела твоя жена, чтобы нейтрализовать действие вагостимулятора. Понимаешь, о чем я?
Дэви невысоко поднял большой палец.
– Отлично. Сейчас мы сделаем надрез, чтобы подцепить имплантат. Надрез будет немаленький: нужен хороший зазор для электродов. Если я говорю слишком быстро, подними ладонь, стоп, мол.
Дэви снова поднял большой палец.
– Вот и хорошо. К счастью, имплантат прямо под кожей – мышцы резать не придется. Надеюсь, ты отделаешься аккуратненьким рубцом. Где труба?
– Здесь она, среди мешков с песком, – ответил женский голос.
– Хорошо. Я вводил анестезию в кожу возле имплантата, но успел вколоть лишь каплю: ты прыгнул прочь. Сейчас я снова введу лидокаин, но, если в первый раз в тебя попало хоть немного, укола ты не почувствуешь. Только не сбегай от меня снова, ладно?
Дэви сжал руку Милли – она ответила тем же и сказала:
– Дэви, я нашла тебя, нашла! Больше не потеряю.
Дэви сложил колечко из большого и указательного пальцев.
– Так, первый укол, – объявил доктор Салливан.
Укол Дэви почувствовал, но остался на месте, сжимая Милли руку, пока лидокаин не перестал жечь.
– Ну вот. Подождем минутку, чтобы анестезия подействовала. Ты как, ничего?
Кислородную маску подняли, и Дэви попробовал ответить:
– Во рту. Сухо.
– А-а, это атропин. Глаза небось тоже болят? Этот побочный эффект называется фотофобией.
Дэви кивнул, и на него снова надели маску.
– Пить тебе пока нельзя. Захлебнуться можешь. Потерпи минут пятнадцать, и все закончится.
– Так или иначе, – пробормотал кто-то другой.
Салливан откашлялся и продолжил:
– Мы снова поставим тебе капельницу – просто хлорид натрия для переноса лекарственных средств. Первую капельницу ты вырвал, когда прыгнул отсюда, но, к счастью, игла легко вылетела. – Салливан повернулся и сказал кому-то: – В тыльную сторону руки. В ту красавицу-вену.
Тыльную сторону руки ужалило, и Дэви чуть не сбежал, но Милли крепко держала его за запястье.
– Спокойно, Дэви, – проговорила она. – Давай терпеть до конца.
Дэви затошнило сильнее, он кашлянул.
– Пульс снова падает! – объявили женским голосом.
– Один миллиграмм атропина внутривенно. Нет, половину. Не стоит дезориентировать его настолько, чтобы он снова телепортировался.
– Интересно, кто попадет к нам следующим? – негромко спросил кто-то. – Зеленые человечки?
Тошнота прошла.
– Пульс поднимается, – объявили женским голосом.
– Ну что, чувствуешь?
Что именно? Дэви покачал головой. Казалось, стол теперь не только кружится, но и брыкается.
– Отлично. Режем. Промокни здесь. Хорошо. Вот он. Зажми этот сосудик. Отлично. Давайте не резать провода. У кого светонепроницаемый мешок?
– Он здесь, – ответили приятным альтом.
– Так, сейчас я удлиню надрез на два сантиметра с каждой стороны, потом мы выключим свет. Нельзя, чтобы включалась аварийка, мы отключили ее?
– Да, я отключил батарею, – ответили гнусавым тенором. – На обоих щитах.
– Эрин, покажи, где будет открытый мешок.
– Здесь, наверное, – ответили альтом. – Для ориентира я положу руку ему на ключицу. Кончики моих пальцев будут на кромке мешка. По твоей команде я затяну мешок.
– Ну, готовы?
– Готовы, Салли.
– А ты, Дэви? Без тебя ничего не получится. Если телепортируешься прочь, пока мы подцепляем имплантат, он вырвет тебе блуждающий нерв. Честное слово, тебе это не нужно.
Дэви поднял большой палец.
– Отлично! Гасим свет.
Благословенная темнота приняла Дэви в свое лоно. Какое облегчение! Дэви услышал хлюпанье, словно кто-то вытаскивал туфлю из грязи.
– Все. Он в мешке. Затягивай. Перепроверь. Он точно внутри?
– Да, я подтверждаю, – проговорили альтом.
– Включаем свет.
Даже через опущенные веки свет обрушился, как удар по голове.
– Так, Джерри, поставь дренаж и закрывай рану. Степлером закрывай.
– Хорошо. Я быстро.
Что-то надавили, что-то потянули, раздался негромкий голос хирургического степлера: «Чик-чик-чик!» Дэви хотел посмотреть, но свет до сих пор причинял слишком много боли, и все расплывалось. Дэви плотнее зажмурился.
– Ну вот. Наложите сверху временную повязку и несите бронежилеты.
Для кого бронежилеты? Дэви махнул свободной рукой – получился жест в стиле пальчиковой куклы.
– Доктор, говорите с ним! – вмешалась Милли. – Объясните ему, в чем дело.
– Ах да, извини. Чувствуешь, Дэви? – На грудь Дэви положили что-то тяжелое. – Мы накрываем тебя бронежилетами. Одним – живот и промежность, другим – лицо и грудь.
На лицо Дэви упала тень, свет стал меньше резать ему веки. На плечи что-то надавило, закрыв лицо.
– Электроды имплантата выступают меж двумя бронежилетами, сам имплантат в светонепроницаемом мешке. – Салливан обратился к кому-то, понизив голос: – Трубу, пожалуйста. – Доктор повернулся к Дэви и заговорил громче: – Мы приготовили хорошую стальную трубу два фута длиной и шесть дюймов диаметром. В нее мы планируем поместить имплантат… – Дэви услышал шорох изоленты, отматываемой от рулона. – К концу трубы мы прилаживаем доску. Электроды зажаты между трубой и доской. Песок, пожалуйста. Так, Дэви. Имплантат я держу над открытым концом трубы, и мы засыпаем в нее песок.
Вес на груди у Дэви увеличился, и он кашлянул.
– Держите трубу! Она слишком давит ему на грудь.
На груди полегчало.
– Так, имплантат засыпан песком. Сейчас мы приладим доску к другому концу трубы. – Снова зашуршала изолента. – И обернем трубу еще одним бронежилетом… чисто для подстраховки. – Шорох изоленты повторился. – В первом имплантате было два боевых взрывателя. Если так, то и песка хватит. Большая часть имплантата – батарея, много взрывчатки в нем быть не может.
В голосе Салливана Дэви послышалась дрожь. Что еще за первый имплантат?
– Приставьте к трубе штатив.
Послышались дребезжание и стук колесиков по полу.
– Ну вот… У кого кусачки? Спасибо. Так, всем выйти.
Застучали шаги. Милли сжала Дэви руку и не отпустила.
– Миссис Райс, к вам это тоже относится.
– Вы уже выгоняли меня, помните? Если охраннику не удалось меня спровадить, почему вы думаете, что у вас получится?
Дэви оттолкнул ее руку, откинул бронежилет, отодвинул ото рта кислородную маску. Анестезиолог снял с него маску.
– Милли, ты хоть в сторону отойди. Ты не сможешь защищать меня, если сама… пострадаешь.
Анестезиолог хотел вернуть маску на место, но Дэви оттолкнул ее:
– Вы тоже отойдите. Дышать я буду сам.
Милли поцеловала Дэви в лоб. Поцелуй показался странным, и Дэви догадался, что на Милли хирургическая маска.
– Ладно, я к стене отойду, – сказала она.
– Была не была, приступаем! – объявил доктор.
– Пульс снова падает, – проговорили альтом. – Ввести ему атропин?
– Нет. Назад отойди! – велел Салливан, и раздался звук шагов по полу. – Дэви, не сбегай. Я перерезаю электроды. Готово!
Раздалось негромкое «бум!», песок ужалил Дэви ладонь и посыпался на лицо. Тут, как при возвращении в клетку, Дэви ощутил, что проходит тошнота. К легкой тошноте он привык настолько, что перестал замечать, а теперь почувствовал ее отсутствие.
– Гос-с-споди! – пролепетал кто-то. – Уборщики взбесятся из-за песка.
По полу застучали торопливые шаги.
– Пульс усиливается. Дыхание стабилизируется. Салли, ты словно выключатель повернул!
Милли снова взяла Дэви за руку, а когда заговорила, он понял, что она плачет.
– Тш-ш, все хорошо, – успокаивал ее Дэви.
– Сейчас – да.
Салливан простерилизовал электроды и спрятал под кожу.
– Я заземлил электроды друг о друга. Даже если попадешь в электромагнитное поле и почувствуешь электрический импульс, блуждающий нерв не пострадает. Только без нейрохирурга трогать нерв не стоит. Не удивлюсь, если специалист посоветует оставить электроды. Так меньше риска.
Дренажную трубку прикрепили к чему-то вроде прозрачного пузырька со складчатыми боками. Пластмассовый пузырек открыли снизу, выжали из него воздух и снова надели колпачок. Складки немного расправились – в дренаже образовался вакуум, через шов трубка присосалась к полости, оставленной имплантатом. В трубку закапала красноватая жидкость. Наркоз не отошел, и пока ощущения были странноватые. Дэви подозревал, что боль придет позднее.
– У нас есть вакуумные бутылочки и насосы, но с этим пузырьком можно ходить в уборную.
Дэви понравилась идея доктора. На привязи он уже посидел, хватит.
На каталке Дэви отвезли в послеоперационную палату и выключили там свет. Ему дали воды, много чудесной прохладной воды и соломинку – и пустыня у него во рту начала зеленеть.
В полумраке Дэви снова попробовал открыть глаза и понял, что дела не так плохи. Он видел, хоть и нечетко.
Новая Милли с короткими осветленными волосами и марлевой повязкой на виске спросила:
– А для атропина антидот существует? Есть чем его вывести?
– Для сильной атропиновой интоксикации антидот есть. Тут подразумевается кома или острый делирий с тахикардической аритмией, а физостигмин – препарат мерзкий. Атропин сам быстро распадается в организме. Когда переведем Дэви в общую палату – часа через два, максимум через три, – симптомы полностью исчезнут.
Дэви пристально посмотрел на Милли. Она в ответ кивнула и проговорила:
– Да, знаю.
– Что вы знаете? – спросил доктор Салливан.
«Что мы не задержимся здесь ни одной лишней минуты», – подумал Дэви, посмотрел на доктора, улыбнулся и покачал головой.
– Вы, ребята, мысли читать умеете? Тогда вы в курсе, зачем я к вам пришел?
– Нет, доктор, – смеясь, заверила Милли. – Просто мы уже десять лет женаты, понимаете? Это способность, которой нам более чем достаточно.
Салливан заметно успокоился:
– Пришел я сообщить, что потолковать с вами желают представители Агентства национальной безопасности. Я не пустил их и только подумал, что сейчас они прорвутся к вам силой, как появились агенты ФБР и вступили с ними в перепалку.
Дэви заметил, что Милли прищурилась и уголки ее губ поползли вниз. Потом она улыбнулась:
– Спасибо, доктор Салливан, спасибо за все. Передайте бухгалтеру, что в ближайшее время я занесу оплату.
Доктор тотчас понял, в чем дело.
– А-а… Не за что. С вами было… нереально. Следите за дренажной трубкой: в нее может легко попасть инфекция. Снять ее нужно через пару дней, когда в пузырек перестанет капать жидкость. Это можем сделать мы, но могут и в любой другой клинике.
Дэви пожал руку доктору Салливану:
– Не позволяйте федералам себя третировать!
– Хотите, чтобы я их задержал?
– Нет, – покачал головой Дэви. – Это не важно, ведь мы уходим прямо сейчас.
Дэви даже встать не удосужился. Одна секунда, и с больничной койки он перенесся на свою кровать в Гнезде – в прохладу, темноту и уют. Дэви откинулся на подушки, но напряжение не отпускало, тревога так и вцепилась в него.
Потом у кухонного стола появилась Милли, и напряжение схлынуло, утекло, как ручей с горного склона. Или как морская вода из комнаты.
Когда Дэви проснулся, в окна сочилось солнце. Грудь болела, глаза – нет. Что это за скрип? Дэви понял, что слышит его довольно давно, – под такой аккомпанемент он приходил в сознание. Это Милли, она сидит в кресле-качалке у кровати. Дэви огляделся по сторонам:
– А где Соджи?
– Я поселила ее в балтиморский отель под вымышленным именем и дала ей пять тысяч долларов. Соджи купит себе новую одежду, передохнет и отправится к сестре, которая живет в пригороде. Она сама так захотела.
– Думаешь, ее станут преследовать? – Дэви облизал пересохшие губы.
– Не знаю. – Милли протянула ему стакан воды. – Я пообещала каждый день ее навещать. Предлагала остаться у нас, но ей надоело жить под чужим контролем.
– Хорошо ее понимаю. – Дэви поморщился. – А это у тебя откуда? – Он показал на марлевую повязку на виске у Милли.
– Это Симонс. – Она покраснела.
Дэви вскинул брови.
– Он… стрелял в меня.
Дэви сделал глубокий вдох и задержал дыхание.
Выражение его лица напугало Милли, и она зачастила:
– Это просто царапина. Потом я сразу пнула Симонса, он сорвался с перил и пролетел два этажа вниз. Непонятный морской водопад вынес его сквозь пролом в стене. Кстати, откуда там морская вода?
Дэви выдохнул:
– Симонс стрелял в тебя. Во время потопа. Думаю, тебе стоит рассказать все с начала.
– Думаю, – Милли склонила голову набок, – нам обоим стоит это сделать.
Рассказ Дэви, даже краткий, продолжался все время завтрака и почти до самого ланча.
Дэви поведал Милли обо всем, вплоть до возвращения из Нигерии. Потом сделал паузу, скривился и буквально выпалил правду о случившемся после Нигерии, о том, как едва не поддался чарам Гиацинты и почему не поддался.
Взгляд Милли скользнул поверх головы Дэви. Она смотрела куда-то вдаль, за миллионы миль от Гнезда.
– Прости! – выпалил он. – Я только…
Милли прикрыла ему рот ладонью.
– Тш-ш! На тебя я не злюсь. При таких обстоятельствах… Не могу сказать, что это меня не задело бы, но тебя обвинять я бы не стала.
Дэви отвернулся, смаргивая слезы. Милли обняла его, прижав лицом к своему плечу, потом рассказала о своих приключениях в Вашингтоне и в Стиллуотере с участием агентов АНБ и Паджетта.
– Вот мерзавцы! – выпалил Дэви. – Так у нас есть пленные?
– Да. Сегодня утром, когда я принесла им партию «Хэппимилов», все еще спали. Там многие вооружены, хотя вот у Гиацинты я забрала пистолет, чтобы отстрелить цепь у тебя с кандалов. Слава богу, я в себя не пальнула. Пистолет был в режиме автоматического огня.
– Тот пистолет… Он у тебя?
– Я оставила его в особняке. Под комодом.
– Черт! – Дэви поджал губы. – Думаю, из него она застрелила Брайана Кокса.
Милли исчезла.
Дэви выругался, прижал к себе дренажную трубку и пузырек, но прыгнуть не успел: Милли вернулась.
– Больше так не делай!
– Ничего страшного, – проговорила Милли, осторожно положив пистолет на холодильник. – В особняке ни души. Вчера, после возвращения в Гнездо, я отправилась туда за Симонсом, но не застала никого.
– Ты не говорила, что прыгала в особняк за Симонсом!
– Просто не успела. Мы только до пленных добрались, помнишь? – Милли посмотрела на дренажную трубку и на пузырек, зажатые у Дэви в руке. – Ты голым хотел идти за мной?
С бешено бьющимся сердцем Дэви опустил голову на подушку:
– Не уверен, что вытерплю жену-прыгунью.
Милли взглянула на него сквозь очки:
– Теперь ты понимаешь, что терпела я.
– Замолчи и иди сюда! – велел он, а чуть позже добавил: – Хорошо, что ты не везде блондинка.
– Ты исхудал.
– Ты тоже. Так это правда? Блондинки получают больше удовольствия?
– Замолчи!
Два часа спустя, когда они оделись, оба чувствовали себя куда лучше, чем в последнее время.
Дэви стоял на выступе и ежился от боли. Дренажную трубку он вывернул назад, пузырек спрятал во внутренний карман черной кожанки, но место, где трубка входила в рану, сильно тянуло при любом движении. На островке костер превратился в золу, большинство пленников спали. Второй бандит – кажется, его фамилия Планк? – пытался наломать мескитовых веток и при этом не уколоться длинными шипами.
– Давай я справа, – шепнул Дэви.
– Да, как на тренировках, – кивнула Милли.
– Три, два, один…
Дэви за правую руку, Милли за левую – они схватили Второго бандита, прыгнули под слепящие прожекторы, потом просто отошли в сторону. Бандит отпрянул, неожиданно оказавшись на свободе и на ярком свету.
Но его поджидали агенты ФБР, а от них так легко не скроешься. Бандита прижали к стене и заковали в наручники, вывернув ему руки за спину. Фэбээровцы заранее надели латексные перчатки и приготовили пакеты для вещдоков, чтобы спрятать пистолет, который они проворно вытащили у задержанного из кобуры.
Дэви потер глаза:
– Симонса не забудьте.
– Не забудем, – заверила Бэкка. – Он вернулся в нью-йоркский таунхаус. С Мартас-Винъярда он вылетел на частном самолете. Мы ненадолго потеряли его, но лишь потому, что он вдруг отправился на гору Синай. Похоже, у него рука сломана.
Милли и Дэви посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Ну ты сильна! – проговорил Дэви.
– Что же вы его не задержали? – спросила Милли.
– Без доказательств я и посмотреть косо на него не осмелюсь, – ответила Бэкка. Милли собралась заговорить, но Бэкка ее опередила. – Знаю, Дэви готов против него свидетельствовать, но Симонс – политический динамит. Один его звонок, и глава администрации президента позвонит генеральному прокурору и директору ФБР и все они обрушатся на меня, как тонна кирпичей. Доказательства нужны веские, неопровержимые. Прежде чем мы возьмем его под стражу, следует уведомить нужных людей.
Большим пальцем Бэкка показала на задержанного, которого заставили подняться и обыскивали. Из-за перелома носа у него еще вчера под обоими глазами образовались синяки. Сегодня они побледнели и цветом напоминали закат над Ньюарком.
– Одна из ваших птичек может запеть.
– Сначала стоит извлечь из них имплантаты, – сказал Дэви.
– Это юридический вопрос. Если они не согласятся на операцию…
– А разве нельзя извлечь имплантаты ради спасения жизни? – спросила Милли. – Если бы клятые штуковины были активированы и пленные не имели возможности отказаться?
Бэкка кивнула.
– В таком случае я не стала бы задавать ни единого вопроса в отсутствие медицинского персонала, – проговорила Милли. – Иначе они все погибнут.
Гиацинту Дэви и Милли оставили напоследок. Когда переправляли повара, он закричал, и Гиацинта, проснувшись, обнаружила, что все ее «сокамерники» исчезли. Теперь она мерила островок шагами, заметно нервничая.
Дэви притаился в тени подальше от гаснущего костра. На другом конце острова зажегся огонек обшарпанного электрического фонаря, прислоненного к камню. Там в зеленом пластмассовом кресле сидела Милли и, опустив руки к фонарному лучу, протирала мягкой хлопковой тряпочкой Гиацинтин «глок».
Гиацинта, стоявшая в низкой стойке, медленно выпрямилась, но не до конца – плечи не расправила. На свет фонаря она побрела с видом человека, разрывающегося пополам. Когда их разделяло футов десять, Милли заговорила:
– К сожалению, я уронила его в морскую воду. – Милли выше подняла «глок» и пригляделась к нему. – Он слегка заржавел. – Она протерла спусковой крючок тряпочкой.
– Что ты… сделала с остальными? – медленно, неохотно спросила Гиацинта.
Милли оторвалась от «глока». Ледяной взгляд совершенно не вязался с улыбкой, игравшей у нее на губах.
– С ними… разберутся.
Дэви и не подозревал, что его жена может быть стервозиной. Он знал, что Милли прикидывается. То есть думал, что она прикидывается. То есть надеялся.
Такой неуверенной, как сейчас, Дэви Гиацинту еще не видел.
– Как разберутся?
В ответ Милли только улыбнулась, продолжая протирать «глок».
– Сама понимаешь, говорить я не стану, – заявила Гиацинта, отворачиваясь. – Не могу.
– А кто тебя просит говорить? – поинтересовалась Милли. – Хотя небольшой допрос организовать можно. Забавы ради… Уверена, рано или поздно твой имплантат активируется, как у бедняги Паджетта. Настоящее воздаяние по заслугам.
Гиацинта снова повернулась к ней:
– Так это месть?
Милли держала рукоять «глока» через тряпочку, а сейчас опустила дуло к лампе, передернула затвор, и один патрон взлетел в воздух.
– Ой, там уже был один патрон! – Милли подняла упавший патрон и швырнула во тьму.
Эхо понесло влажное «плюх!» от скалы к скале.
Дэви знал, что в «глоке» только один патрон. Он долго учил Милли передергивать затвор спокойно и уверенно. Дэви ненавидел пушки не меньше, чем Милли, просто сталкивался с клятыми штуковинами куда чаще, чем она.
Гиацинта отпрянула.
Дэви хорошо ее понимал. Сам он прыгнул бы куда подальше, учитывая, что Милли с пушками не дружит.
– Я двое суток продержала Паджетта на этом островке. Он умер в больнице скорой помощи – у него взорвался имплантат. – Милли вытянула руку и прицелилась в землю между собой и Гиацинтой. – Ты похитила Дэви, имплантировала ему в грудь устройство, мучила его, избивала.
Гиацинта стиснула зубы, потом процедила:
– Теперь мне ясно. Ты ревнуешь!
– Ревную к Мисс Ущербность? – засмеялась Милли. – Дэви с самого начала насквозь тебя видел. Хочешь любовный совет? Если хочешь «склеить» парня, не убивай его друзей у него на глазах. – Милли презрительно усмехнулась. – Дэви – живой человек, и со временем ты могла бы добиться своего. Но он поддался бы тебе от усталости. Ну, бросают же кости брехливой собаке, чтобы та замолчала.
Гиацинта прищурилась, а когда заговорила, страха у нее в голосе Дэви не услышал – только злость.
– Да неужели? Мне так не показалось. Где только он меня не ласкал!
– Ага, – улыбнулась Милли, – пока рубец твой не увидел. Хочешь сказать, это сильно его возбудило?
Гиацинта отвернулась.
– Вот именно, – проговорила Милли.
Потом перепрыгнула разделяющие их пятнадцать футов и ткнула пистолетом прямо в лицо Гиацинте.
Гиацинта отреагировала, как и ожидал Дэви, – вздрогнула, потом попробовала отнять «глок». Она оттолкнула ствол, стиснула запястье Милли и хотела провести сковывающий захват. Прежде чем Гиацинта зацепила Милли локтем, та прыгнула прочь, оставив «глок» в руках у Гиацинты.
Гиацинта завертелась из стороны в сторону, держа «глок» в вытянутых руках. Только ей ничего не было видно.
От тусклого фонарного луча неосвещенная часть острова казалась еще темнее: умирающий костерок окружала почти осязаемая тьма.
Дэви прыгнул в Гнездо: дожидаясь его, Милли терзала полировочную тряпку:
– Ну и стерва!
– Да, она такая, – отозвался Дэви. – Ты как, ничего?
– Может, устроим ей небольшой допросик? – спросила Милли, содрогнувшись.
От такой перспективы Дэви замутило.
– Я лучше убью ее.
У Милли чуть глаза из орбит не вылезли.
– Но ты ведь не…
– Конечно нет, – перебил Дэви. – Я мог сотни раз ее убить; если не сделал этого раньше, то и сейчас не сделаю. Ты на пистолете отпечатки пальцев не оставила?
– Нет, я его через тряпочку держала. Гиацинта ничего не заметила. Сейчас на «глоке» только ее пальцы.
– Ну и ладно. – Дэви вытащил латексные перчатки и аккуратно натянул их. – Ну, пошли?
Милли сделала глубокий вдох и бросила тряпочку на разделочный стол:
– Быстрее начнем – быстрее закончим.
Прыгнув на дно каньона, Дэви отнял пистолет у Гиацинты – повернул дуло ей к животу и выгнул запястье так, что пальцы разжались. Когда Гиацинта лягнула ногой, Дэви исчез, зато осталась Милли. Она прыгнула Гиацинте за спину и дернула ее за плечи. Гиацинта рухнула на землю.
Дэви сел в кресло, Милли встала у него за спиной, положив ему руку на правое плечо. Гиацинта поднялась на ноги и оскалила зубы.
Дэви передернул затвор на «глоке». Во тьме мелькнул медный патрон.
Милли вздрогнула и стиснула Дэви плечо:
– Разве мы не…
– Да. Видимо, здесь есть запасной магазин. – Дэви вытащил обойму и снова передернул затвор.
Еще один медный цилиндр взлетел в воздух и со стуком упал на землю. Дэви вытащил из заднего кармана большой полиэтиленовый пакет и положил в него пистолет, обойму и два патрона, которые поднял с земли.
Не сводя глаз с Гиацинты, он протянул пакет Милли. Исчезновения жены он не увидел, а скорее почувствовал: тепло ее тела сменилось прохладой пустыни.
Гиацинта вздрогнула.
Дэви снял перчатки и бросил их на землю. Гиацинта судорожно вдохнула, и Дэви улыбнулся.
– Точно! На «глоке» ФБР найдет отпечатки только твоих пальцев. Они проведут баллистическую экспертизу и сопоставят с данными по пулям, убившим Брайана Кокса. Не хочешь сделать чистосердечное признание? Сдашь Симонса – избежишь смертной казни.
– Сам понимаешь, что это невозможно! – Гиацинта скривила губы. – Даже если я сдам Симонса, вы никогда к нему не притронетесь.
Дэви начал расстегивать рубашку.
– Ты хочешь сейчас? – Гиацинта сдвинула брови.
Вместо ответа Дэви снял рубашку и показал дренажную трубку.
У Гиацинты глаза на лоб вылезли. Когда вернулась Милли, она едва вздрогнула.
Милли взглянула на расстегнутую рубашку, потом на Гиацинту:
– Так ты сказал ей, да?
– Почему ты не погиб? – спросила Гиацинта.
– Этот вопрос мне порядком надоел, – отозвался Дэви и взглянул на Милли. – Не стоит недооценивать силу решительной женщины.
– Как ты снял его? – Гиацинта коснулась своей левой ключицы.
– Для любви преград нет, – невозмутимо ответила Милли и посмотрела на Дэви. – Ты готов?
– Готов.
Поджидавшие агенты ФБР заковали в наручники и обыскали бледную, подавленную Гиацинту.
– Вы арестованы за убийство Брайана Кокса, за похищение Дэвида Райса и Соджойны Джонсон, – завела Бэкка. – Вы имеете право хранить молчание… Осторожно! – Бэкка отскочила назад.
Гиацинта сложилась пополам, у нее началась рвота…
Дэви прыгнул прочь, не в силах наблюдать за происходящим. Он ждал, прижавшись лбом к холодным камням Гнезда. Дышал он медленно и глубоко. Когда наконец вернулась Милли, Дэви вопросительно на нее посмотрел.
– Ей ввели атропин и позвонили Салливану. К приезду «скорой» его бригада будет в сборе. – Милли села резко, как марионетка с перерезанными нитями. – Ты был прав. Гуманнее убить ее. – Через минуту Милли добавила: – Знаешь, как выразилась Бэкка? Мол, она надеялась, что Гиацинта расколется и вывалит все до конца, но не в таком же смысле!
25. «Время пришло»
– Никто из них не желает говорить?
– Из оставшихся в живых – никто, – устало ответила по телефону Бэкка.
Милли поморщилась. Звонила она с таксофона в столичном метро. Милли следила за платформой и за выходами. Сотовые постепенно вытесняли таксофоны, отыскать работающий аппарат становилось все сложнее. Но метрополитен – место верное, как и любое другое, где мобильную связь глушат помехи.
– Я думала, все операции прошли успешно!
– Да, успешно. Последний имплантат Салливан извлекал без страха и сомнения. Но единственным, кто пожелал пойти на сделку о признании вины, оказался повар.
– И?
– Его отравили.
– Под стражей?
– Да. В условиях строгой изоляции. Охранник исчез.
– Который принес ему еду?
– Да.
Милли притихла, наблюдая за двумя мужчинами в костюмах, спускающимися по эскалатору. Оба отвернулись от нее, один раскрыл журнал, который нес с собой.
– Не утащи я повара из особняка, он не погиб бы.
– Зато Дэви вполне мог погибнуть. Не ты отравила повара.
– А остальные в курсе? Гиацинта и прочие?
– Мы им не сообщали, но встречам с адвокатами помешать не могли. Уверена, адвокаты поставили их в известность: после бесед с ними арестованные заметно притихли.
По эскалатору спустились старшеклассники и разделились на две группы – мальчики отдельно, девочки отдельно. Члены каждой группы общались только между собой, но очень остро реагировали на другую группу.
– Кто оплачивает адвокатов?
– Эта информация не разглашается, однако в прошлом та фирма сотрудничала с «Бохстеттлером и партнерами».
– То есть, кроме показаний Дэви, Симонсу вам предъявить нечего?
– Нечего, – зло отозвалась Бэкка. – Даже с особняком все мутно. Знаю, что Симонс называл его своим, но особняк ему не принадлежит, по крайней мере непосредственно. По документам собственник – риелторская холдинговая фирма из Бостона, которая якобы сдала особняк в аренду дворецкому Эбни, который говорит даже меньше, чем Гиацинта. Я говорю «якобы», потому что ни одного документа о внесении арендной платы нет. Равно как и записей в гольф-клубе Эдгартауна, о которых ты рассказывала. Бесследно исчезли физик Конли и все слуги, сбежавшие до твоего появления. Из охранного предприятия уволили всех, кто обслуживал Грейт-Понд-лейн, из компьютеров охранной видеосистемы пропали жесткие диски.
– А Симонс?
– Он до сих пор в Нью-Йорке. В таунхаусе мы поставили жучок, Симонс телефоном пользуется, но если и обсуждает что-то важное, то здорово шифруется. DSL-соединения мы тоже проверяем, но электронка у него закодирована, а нам не очень хочется просить помощи у другой организации.
«Возможно, нас слушает АНБ», – подумала Милли.
– Ваше нежелание понятно.
– Мы будем следить и копать дальше.
– Пока не обрушится тонна кирпичей.
– Мама всегда хотела, чтобы я стала бухгалтером, – со вздохом отозвалась Бэкка.
Через два дня Милли отвела Дэви к первому попавшемуся хирургу в Портленде, штат Орегон, и ему сняли дренаж.
– Рана до сих пор болит, – пожаловался Дэви. – Но я чувствую себя… чище. – Он повернулся вперед-назад, потом размял запястье. – И свободнее.
В тот же день обрушилась тонна кирпичей.
– Меня отстранили до окончания расследования моих должностных преступлений. Моего босса подстригли под ту же гребенку: пропали тысячи долларов, изъятых по закону об инвестировании капиталов, полученных от рэкета.
Милли зажмурилась и прижалась к стене у телефонной будки:
– Вам угрожает опасность?
– Это вряд ли. Разжалованный агент – это одно, убитый – совсем другое. Кроме того, тут компромиссный вариант. Если нажмут слишком сильно, мы отправимся к журналистам. В этом году выборы, а на слишком многих фото… этот человек в компании высокопоставленных членов администрации. Суть в том, чтобы замять дело, а не раздуть.
– Мне нужно поговорить об этом с Дэви. Будьте осторожны, хорошо?
– Разумеется, об осторожности я не забываю ни на минуту.
– На всех окнах ставни. Внутри ничего не разглядишь. Даже раньше, когда наблюдала за входящими и выходящими, я ни разу не увидела, что за дверью. Там еще этот навес…
Они стояли на крыше здания, расположенного через дорогу от манхэттенского таунхауса Симонса, но чуть дальше по улице. Дэви ел сэндвич с кебабом из курицы, купленный с лотка возле парка.
– Ты меня слушаешь? – спросила Милли, сердито на него глядя.
Дэви облизал палец:
– Конечно. Внутри места для прыжка нет. Но мы и не хотим прыгать внутрь. – Дэви сгрыз с бамбуковой шпажки последний кусок курятины. – Это ловушка. – Он вытер пальцы салфеткой, потом взял у Милли бинокль. – Классный! Ты купила его, пока меня, хм, не было? – Дэви посмотрел на таунхаус в бинокль.
– Да.
– Там отличная плоская крыша. Высота парапета фута три, включая водоотводные лотки. Может, там встроенные водоотводы есть. – Дэви отдал бинокль Милли. – Нам понадобится несколько ведер быстроотвердевающего цемента.
Со здания напротив Милли наблюдала, как Дэви расправляется с системой видеонаблюдения: по каждой из камер на крыше он колотил кленовой луисвилльской битой длиной тридцать три дюйма, купленной специально. На четыре камеры он затратил менее трех секунд.
Милли прыгнула к нему. Дэви гримасничал и махал битой так бешено, что она не выдержала:
– Прекрасно, милый! Только бы швы у тебя не разошлись.
Дэви высунул язык:
– Взгляни на парадную дверь.
Милли перегнулась через парапет и посмотрела вниз. У двери никто не появился. Интересно, что подумали обитатели дома? Они вообще что-нибудь заметили?
– Все спокойно, – доложила она.
– Сейчас вернусь, – пообещал Дэви, откладывая биту.
Вернулся он с двумя оцинкованными ведрами, наполовину полными сырого цемента. Двигаясь по краю парапета, он поочередно набивал густой смесью встроенные водоотводы. На цементную фабрику пришлось наведываться несколько раз. Когда Дэви закупорил все шестнадцать водоотводов, в первом цемент уже застывал. Осталось еще четыре встроенных водоотвода посредине крыши. В каждый Дэви вылил по ведру бетонной смеси, проталкивая ее за решетку. Работал он, весело насвистывая, и Милли невольно улыбнулась.
– Ну, еще не поздно остановиться. – Наконец Дэви отбросил ведра. – Если устроим этот фокус, нас будут преследовать до самой смерти.
Милли перестала улыбаться:
– По большому счету, что изменится? Можно подумать, если не провернем фокус, нас не будут преследовать. Пусть осознают последствия!
– Да, – коротко кивнул Дэви. – Но сейчас и мы переступили черту. Которая из дверей тебе больше нравится?
– Я перепрыгну через дорогу и буду наблюдать за парадной дверью. – Большим пальцем Милли показала на другую сторону улицы, где стояло здание на этаж выше.
– Горн у тебя? – спросил Дэви, кивнув.
Милли подняла пневмобаллон, к которому подсоединялся лодочный горн.
– Ну тогда пока! – Дэви поднял биту и побрел к заднему фасаду таунхауса.
Милли перепрыгнула через дорогу на пожарную лестницу, которую хорошо видела, и поднялась на крышу. На глазах у нее Дэви перегнулся через задний парапет и посмотрел вниз, на садик. Вот он обернулся и помахал рукой. Милли помахала в ответ.
Вообще-то Дэви описывал случившееся на Мартас-Винъярде, но такого объема воды Милли не ожидала. Менее чем за полминуты крыша размером шестьдесят на шестьдесят футов оказалась затоплена.
«Там примерно сто шестьдесят две тонны воды, – прикинула Милли. – Интересно, а триста двадцать четыре тонны крыша выдержит? Ровно столько наберется, если вода поднимется до вершины парапета».
Ответ на свой вопрос Милли пронаблюдала воочию. Центр крыши обвалился, вода устремилась в пролом. Почти тут же окна четвертого этажа лопнули, и вода хлынула сквозь рамы.
На крыше у Дэви вода прибывала и прибывала. Он держался за задний фасад. Очевидно, там крыша еще не рушилась.
Вода полилась из окон третьего этажа. Тут распахнулась парадная дверь, и Милли прильнула к биноклю. В основном из дома выбежали слуги: по крайней мере, на тех людях была униформа, у кого-то мокрая до пояса.
Еще троих прибило к берегу и смыло по ступеням. Воды на первом этаже стало по-настоящему много, крыльцо превратилось в череду порогов. Течение вынесло из дома приставной столик, торшер, вешалку, атташе-кейс и банкетку. Гаражная дверь поднялась на три фута и замерла. На подъездную аллею выплыли несколько бутылок и галлоновых емкостей, подкатной лежак, ворох тряпья.
«Электричество отключилось, – сообразила Милли. – Поэтому гаражная дверь застыла. Поэтому же Дэви использовал, нет, до сих пор использует морскую воду».
Из-под гаражной двери выполз мужчин и вытащил другого, лежащего на спине. Прямо-таки спасение утопающих! Рука «утопающего» была в плотной повязке.
Вот он! Милли нажала кнопку на горне, поморщилась – звук получился, как если бы сотни воздушных шаров одновременно терлись друг о друга, – и отбросила горн. Гудок еще звенел в ушах, а Дэви уже прыгнул к переднему фасаду таунхауса и горгульей замер на парапете. Один взгляд вниз – и Дэви скрылся.
Милли тоже посмотрела на тротуар, но Симонса не увидела.
Сначала Милли прыгнула в Гнездо за металлодетектором, который купила тем же утром. Черно-желтый «вибратор» очень напоминал те, что используют в аэропортах.
Как договаривались заранее, Дэви перебросил Симонса на дикий участок пустыни милях в пятидесяти к востоку от Гнезда и к северо-западу от города Терлингуа. Дэви боялся трекеров: они становились все меньше и меньше, спутниковые радиостанции определяли местоположение с помощью джи-пи-эс. Зная, что Милли и Дэви живы и в строю, Симонс мог принять меры предосторожности.
Симонс ничком лежал на песке. Дэви навалился на него, придавив спину коленом, а Милли обыскивала. В сторону полетели сотовый, бумажник, связка ключей, две обоймы к автоматическому пистолету. Сам пистолет Дэви держал в руке, сильно прижав дуло к затылку Симонса.
Лицо Дэви напугало Милли. С одной стороны, она боялась, что Дэви убьет Симонса, с другой – опасалась, что он не сможет его убить.
Милли включила «вибратор» и провела им над ногами Симонса. На туфлях «вибратор» пискнул – Милли сняла их и кинула на растущую кучу. Над спиной «вибратор» молчал, над часами – активировался. Милли сняла и их.
На правом запястье у Симонса была повязка из стеклопластика, которая от пальцев тянулась почти до самого локтя. Когда Милли проверила ее, «вибратор» запищал.
– Под повязкой что-то есть, – сообщила она Дэви. – Сигнал сильный.
– Что заснули тебе под повязку? – грозно спросил Дэви, плотнее прижав дуло к затылку Симонса.
– Мне там две спицы наложили, – медленно ответил тот.
Милли покачала головой:
– После операции плотную повязку не накладывают, пока не спадет отек. Так что он врет.
Свободной рукой Дэви нащупал камень размером с небольшой вилок капусты и поднес Симонсу к лицу.
– Так давай вскроем повязку и выясним.
– Сломанным костям это на пользу не пойдет, – заметила Милли.
– К чему это ты? – засмеялся Дэви.
– По-моему, это плюс, – ответила Милли, надеясь, что подыгрывает ему.
Симонс прижал руку к себе и попытался спрятать ее под туловищем.
Дэви бросил камень, убрал колено с тела Симонса и перевернул его на спину.
– Не двигайся! – велел он, прижав пистолет теперь ко лбу пленного. – Проверь, не припрятаны ли у него другие игрушки. – Дэви улыбнулся, но ни теплой, ни ободряющей улыбка не казалась.
Милли провела «вибратором» над передней поверхностью бедер Симонса, потом над туловищем. «Вибратор» запищал над пряжкой ремня, потом над мелочью в кармане. Ремень и мелочь полетели в общую кучу, «вибратор» двинулся выше. Над левым плечом он запищал снова.
Лицо у Дэви стало каменным. Он расстегнул Симонсу рубашку так, что полетели пуговицы. Гадкой улыбки как не бывало.
– Ой! – вырвалось у Милли.
Грудь у Симонса оказалась загорелая, но загар лишь оттенял два рубца: один, побольше, под ключицей, другой на шее. Старые рубцы, многолетние.
Дэви опустил пистолет и прокричал в небеса:
– Ну где, где же тут конец?
Симонс вздрогнул, а Дэви сказал ему:
– Я думал, ваша власть… безгранична, а власть тут совсем не ваша, да?
– Очередной зомби с имплантатом, – проговорила Милли. – Кто же возглавляет вашу организацию?
Симонс беспрепятственно отодвинулся в сторону, рванул прочь к большому валуну в тени мескита ярдах в четырех от Дэви и Милли и ухмыльнулся им.
– Как думаешь, что у него в повязке? – спросила Милли, с опаской глядя на Симонса. – Оружие?
Дэви покачал головой:
– Скорее трассирующее устройство, жучок какой-то. Почти наверняка электронный.
– По-твоему, как быстро его разыщут? Сколько у нас времени?
Дэви посмотрел на Симонса: тот демонстративно прикрыл рот ладонью и зевнул.
– Времени у нас вагон. – Дэви снова поднял камень размером с капустный вилок. – До прибытия его людей мы и прочь прыгнем, и начинку у него из повязки вытащим. – Дэви подмигнул Милли и повернулся к Симонсу. – Боюсь, будет не слишком приятно.
– Ты не тронешь меня, – с улыбкой проговорил Симонс, поднял перевязанную руку к груди, словно баюкая ее, потом после секундной заминки поднял руку еще выше.
Он поднимал повязку к месту, где…
– Дэви, останови его!
Грудь у Симонса разорвалась, как от выстрела в спину. Много крови вытекло на повязку, но брызги разлетелись на несколько футов, и на ладонь Милли упали теплые капли.
Сердце остановилось не сразу – кровь разогналась от одного удара, второго, третьего, потом вяло потекла: сердечные сокращения ей больше не помогали. Широко раскрытые от удивления глаза Симонса всмотрелись куда-то вдаль, потом потухли.
Сначала Милли подумала, что взорвалась повязка, но стеклопластик до сих пор покрывал запястье, лишь испачкался в крови. Теперь кисть валялась на песке, торчащие из-под повязки пальцы слегка изогнулись.
Милли судорожно сглотнула.
– Так вот чем начинили повязку, – проговорил Дэви.
Он пошатывался и смотрел в одну точку.
– Держись! – Милли шагнула к нему и схватила за руку.
Дэви сложился пополам и сделал несколько глубоких вдохов. Когда он выпрямился, его лицо уже не было таким бледным.
– Так что было под повязкой? – спросила Милли.
– Какой-то детонатор для имплантата. Магнит, например, или что-то сложнее. Думаю, Симонс поверил моим угрозам разбить стеклопластик. Он не хотел, чтобы я снимал повязку.
– Симонс покончил с собой, – начала Милли, обращаясь скорее к себе, чем к Дэви, – чтобы выгородить своих хозяев.
– Хозяев? То есть не одного, а нескольких? Боже, надеюсь, это не так. Я-то представлял Симонса в центре паутины, а вдруг он только с краю?
– Паутина там сложная, многослойная. Не факт, что мы когда-нибудь узнаем правду. – Милли покачала головой. – Судя по твоему рассказу и по моим впечатлениям, Симонс был человеком властным. Может, поэтому он и поступил так – в конечном итоге сам решил свою судьбу.
– Я не попытался спасти его. Если бы я перенес его в больницу…
Милли погладила Дэви по спине:
– Паджетт был на операционном столе, когда у него взорвался имплантат, и доктора оказались бессильны. А здесь… – Милли отвернулась от Симонса. – Я не смогла бы его убить. Знаю – и ты не смог бы. Теперь Симонс никому не навредит, и суд над ним больше не актуален.
Дэви нехотя кивнул.
– Что мы сделаем с телом? – спросила Милли.
– Симонс покинул таунхаус лишь пятнадцать минут назад. – Дэви взглянул на часы. – Давай вернем его домой.
– Ты прямо заявление делаешь.
– Да, надеюсь.
– И что хочешь сказать?
– Оставьте нас в покое. Преследовать нас бессмысленно. – Дэви показал на Симонса. – Он был очень влиятельным человеком. Наши преследователи потеряли не только дом и нескольких агентов. Надеюсь, они потеряли влияние.
– Может быть, – с сомнением проговорила Милли. – Или у них уже замена подготовлена.
– Может быть, – медленно кивнул Дэви.
От международного аэропорта Балтимор-Вашингтон они на такси поехали в школу, расположенную на балтиморской стороне у самой столицы. Вообще-то, мальчики учились в другой школе, но сегодня оба участвовали в соревнованиях по плаванию. Их мать сидела в пустом тенистом секторе трибун.
– Здравствуйте, миссис Кокс, – начал Дэви, протягивая ей руку. – Меня зовут Дэви Райс, это моя жена Милли.
Синди Кокс смотрела него во все глаза:
– Вот уж не ожидала, что встречу вас! Я знаю, кто вы такой, хотя и не должна. Брайан умел хранить служебные тайны, но я… – Опомнившись, Синди пожала ему руку.
– Вам известно, что я был с Брайаном, когда он погиб?
Синди побледнела и заморгала:
– Не может быть! Вы не дали бы ему умереть! Я знаю, на что вы способны.
Дэви словно онемел, в глазах у него заблестели слезы.
– Миссис Кокс, Дэви отравили наркотиками, – пояснила Милли. – Брайан пытался спасти его от похищения, но не смог. До прошлой недели Дэви держали в плену. На нем проводили опыты.
– Дэви, мне очень жаль, – сказала Синди. – Просто вы были частью моего списка «Если бы». Если бы Брайан заболел в тот день. Если бы в тот вечер он остался дома. Если бы я заставила его пораньше уйти в отставку. Если бы в тот вечер Дэви оказался рядом с Брайаном и спас бы его.
– Люди из АНБ ничего вам не рассказали?
– Только то, что Брайан погиб при исполнении служебного задания. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[58], и так далее.
В бассейне началась подготовка к заплыву на пятьсот ярдов вольным стилем.
– Извините, по пятой дорожке поплывет Билли, наш старший.
Стартовый сигнал эхом разнесся по крытому бассейну, пловцы изогнулись в воздухе и вошли в воду. Билли уступал некоторым по скорости, но старт и повороты исполнил так чисто, что все равно победил.
Синди кричала, махала сыну рукой, плакала. Когда она наконец посмотрела на Дэви, тот спросил:
– В АНБ сказали, что убийца вашего мужа находится в руках ФБР?
Синди сделала глубокий вдох, выдохнула и ответила:
– Официально АНБ не сообщило. Мне сказал один друг из агентства.
– Андерс, – подсказала Милли.
– Да, когда спрашивал, где мы с вами можем встретиться. Не знаю, что думать. Даже если ее посадят, Брайан не вернется. – Синди потерла нос ладонью.
Теперь Дэви сделал глубокий вдох и проговорил:
– Перед смертью Брайан сказал: «Передай Синди: она лучшее, что случилось в моей жизни. Она и мальчишки».
Синди Кокс впилась в него взглядом. Уголки рта у него резко опустились. Милли шагнула к ней и обняла, позволив выплакаться.
Казалось, Синди выплакала всю душу. Прошло четыре заплыва, и вопли болельщиков отлично маскировали звуки рыданий.
– Я в порядке, – проговорила Синди и отошла от Милли. – В следующем заплыве участвует Закари. Я должна посмотреть. – Она протянула Дэви руку. – Спасибо, что передали слова Брайана. Простите меня за резкость. Знаю, вы спасли бы его, если бы могли. Наверное, ужасно было смотреть, как он умирает.
– Да, ужасно. Я вечный должник Брайана, а значит, и ваш. – Дэви протянул Синди карточку. – Если что-то понадобится, подайте объявление в «Вашингтон пост» в номер за среду, и я мигом к вам прибегу. – Дэви сделал паузу. – Может, просьба есть уже сейчас?
Синди огляделась по сторонам:
– Просьба только одна. Можете уйти… ну, по-своему? Мне всегда было любопытно…
– По-моему? Да, конечно.
Дэви и Милли прыгнули.
– Боже, ну и холодрыга!
Двухэтажный бревенчатый дом притаился на высоте пять тысяч футов в Юконе, на территории канадских Скалистых гор, в сотне миль от ближайшего городка. Построил дом один миллионер, чтобы останавливаться в нем, прилетая на охоту. Но даже в разгар лета погода в Юконе зачастую нелетная, и домом не пользовались. Дэви купил его и четыреста акров прилегающей территории за тридцать тысяч канадских долларов.
Даже сейчас, в мае, дом окружали сугробы.
– Под купальней есть горячий источник, – напомнил Дэви.
– Да, но в доме холодрыга! Я синею!
– Погоди! – Дэви закрыл глаза.
Милли содрогнулась от порыва ветра. Передняя дверь захлопнулась, уши заложило. Дэви светился, из него валил горячий воздух.
– Что ты делаешь? – Милли подошла к нему и протянула руки, как к огню.
– Двоюсь в Терлингуа. Он на сотню футов ниже, там куда теплее, поэтому разница давлений дает нам принудительное воздушное отопление. Ну, уже лучше. Я вот вспотел. – Дэви перестал светиться и отошел к окну. – Смотри! – показал он в окно. Снег таял, с карнизов падали капли. – К тому же радиаторы подсоединены к горячему источнику. Просто пока дом пустовал, трубы водой не наполняли.
– Здесь нас не потревожат?
– Кто знает? Дом я купил как гражданин Канады, используя фальшивый паспорт, который давным-давно оформил через АНБ. Сделка заключена и зарегистрирована конфиденциально в судебном здании Уайтхорса. Из-за плохой погоды сюда и не доберешься – если только нашим способом. Здесь мы ближе к Северному Ледовитому океану, чем к континентальным штатам. В отличие от Гнезда, этот дом – наша собственность. Если кто забредет сюда, объясним, что это наши владения, посторонним вход воспрещен, мол, все, arrivederci!
Милли посмотрела в окно. Милях в пятнадцати от дома, в долине, на первых проталинах паслись карибу. Милли растянула губы в улыбке:
– А можешь нашим способом принести нам поесть? Я проголодалась.
Пока Милли растапливала печь, Дэви принес индийскую еду.
– Откуда она?
– Из ресторана, где мы никогда не бывали. Я увидел его случайно на Сент-Маркс-плейс в Ист-Виллидж. Хватит «любимых» ресторанов, – вздохнул Дэви. – Хватит предсказуемости.
Милли посмотрела в пол:
– Хватит пациентов. Хватит стиллуотерской квартиры. Хватит школы, хватит книжек, хватит мне учителишек.
Дэви посмотрел на нее, сурово поджав губы. Он думать забыл о кусочке цыпленка-тандури, который уже подцепил вилкой.
– Да, хватит. По-моему, это само собой разумеется. Теперь ты не просто способ манипулировать мной, так ведь? Теперь ты сама мишень для них, ты очередная прыгунья.
– Ага. А почему я стала прыгуньей?
– Может, этим заражаются.
– А может, этому учатся. Последние двенадцать лет ты таскал меня по всему свету, тысячи раз со мной телепортировался. Я величайший в мире эксперт по телепортации, после тебя разумеется.
– Вот и у меня мысли примерно такие же, – кивнул Дэви. – Понимаю, это портит тебе жизнь, но чертовски рад, что я не единственный прыгун в мире.
– Может, откроем школу прыгунов? Перенесешь их туда-сюда раз сто, потом хоп – и со скалы сбросишь?
Дэви содрогнулся:
– Боюсь даже представить, какой процент поступивших доживет до выпуска.
– Зачем им гибнуть? – Милли пожала плечами. – Им главное – думать, что погибают. Я считаю так.
– А если получится, они тоже станут мишенями?
– Ты прав. – Милли помешала чай масала. – Пока оставим это в семье.
Она вдруг улыбнулась, и Дэви подозрительно прищурился:
– В семье.
Милли кивнула.
– Между мной и тобой.
– И так далее. – Милли снова улыбнулась.
– О чем это ты?
– И так далее. И тому подобное. – Милли хлебнула чай, отставила чашку и обхватила колени руками. – Я не принимаю противозачаточные со дня твоего исчезновения.
У Дэви аж глаза на лоб вылезли.
– Даже не знаю…
– Нет, ты не готов, – перебила Милли. – Знаю, что не готов, но время пришло. Знаю, что ты боишься стать таким, как твой отец, и относиться к детям так, как он относился к тебе. Но подумай, милый: ты не поднял руку на тех, кто похитил и мучил тебя. Совершенно уверена, что ты и на своих детей руку не поднимешь. Даже если они станут кидаться едой и рвать твои драгоценные книги. – Милли обвела руками дом. – Здесь детей растить куда лучше, чем в Гнезде. И места больше, и скал нет. Значит, ты и сам об этом подумывал.
– Ну… – Дэви зарделся.
Милли взяла его за руку:
– Время пришло. – Она салфеткой вытерла Дэви уголок рта и повела на улицу – по холоду, по сугробам она потащила его к купальне. – Пришло время для многого…
Благодарности
Благодарю Сью Уокер за жуткие рассказы о блуждающем нерве, Боба Лидса за информацию о наркопрепаратах, доктора Салли Салливана за подробности о работе Центра травмы и шока, Рори Харпера и Лору Дж. Миксон за первую вычитку и деликатные замечания, Бет Мичем за потрясающее умение, когда нужно, вмешиваться, а когда нужно, давать свободу.
Примечания
1
«Жена леса» («Wood Wife») – роман Терри Виндлинга в жанре фэнтези (1996). (Здесь и далее примечания переводчика.)
(обратно)2
Где ваша мама? (исп.)
(обратно)3
Работает. Она вахтер (исп.).
(обратно)4
А ваш папа? (исп.)
(обратно)5
Откуда вы? (исп.)
(обратно)6
Папа исчез (исп.).
(обратно)7
Когда возвращается ваша мама? (исп.)
(обратно)8
Утром (исп.).
(обратно)9
Спрячь это (исп.).
(обратно)10
Желаю удачи (исп.).
(обратно)11
Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК) – вещества, которое содержит всю наследственную информацию.
(обратно)12
10 марта 1876 года Александр Белл совершил первый в истории телефонный звонок, сказав в трубку переговорного устройства: «Мистер Уотсон, идите сюда, я хочу вас видеть». Уотсон явился к нему, сообщив, что услышал и ясно разобрал его слова.
(обратно)13
ЭАЛ 9000 – вымышленный компьютер из цикла произведений «Космическая одиссея» Артура Кларка и фильмов, снятых по их мотивам. Обладает способностью к самообучению и является примером искусственного интеллекта в научной фантастике.
(обратно)14
Пентагон-сити – район в Арлингтоне, штат Виргиния. Находится у реки Потомак, отделяющей Виргинию от Вашингтона.
(обратно)15
В калифорнийский бар «Мосс-бич дистиллери» со времен сухого закона наведывается призрак дамы в синем. Якобы это замужняя женщина, которую убили, когда она гуляла по пляжу со своим любовником – пианистом из этого кафе. Работники и гости бара утверждают, что не раз видели, как она ищет своего возлюбленного, поднимая предметы и делая таинственные телефонные звонки.
(обратно)16
Курсы подготовки к родам по методике Фердинанда Ламаза включают расслабление, медитацию и контролируемое дыхание.
(обратно)17
Джейкоб Марли – призрак на цепи, персонаж «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса.
(обратно)18
Перевод Л. Олавской и В. Строева.
(обратно)19
Уинслоу Хомер – американский художник и график, основоположник американской реалистической живописи. Наиболее знаменит морскими пейзажами. Для последнего творческого периода характерны темные тона, сцены насилия и трагедии.
(обратно)20
Натюрморт кисти Луиса Менделеса.
(обратно)21
Штат Землезахватчиков – шутливое название штата Оклахома.
(обратно)22
«Икзекьютив ауткамс» – крупная частная военная компания. Основана в 1989 году в Южной Африке Эбеном Барлоу, бывшим подполковником южноафриканских сил безопасности. Просуществовала до 1998 года.
(обратно)23
Соджи ошибочно цитирует Евангелие от Матфея 7: 16: «По плодам их узнаете их».
(обратно)24
«Маленькая принцесса» – детский роман английской писательницы Френсис Элизы Бёрнетт.
(обратно)25
Привет! Рада знакомству! Меня зовут Милли (исп.).
(обратно)26
Пойдемте! Я проголодалась (исп.).
(обратно)27
Когда? В какой день? (исп.)
(обратно)28
Пятого марта. Около полуночи (исп.).
(обратно)29
Ничего. Меня там не было. Они были (исп.).
(обратно)30
Что вы видели? (исп.)
(обратно)31
Не важно. А потом? (исп.)
(обратно)32
Ангелочек (исп.).
(обратно)33
Как звездочка (исп.).
(обратно)34
Вкусно? (исп.)
(обратно)35
Объедение! Очень вкусно! (исп.)
(обратно)36
Денег я не хочу. У меня их достаточно (исп.).
(обратно)37
До того как Генри Клэй, сенатор штата Кентукки, представил джулеп в Вашингтоне, его считали лекарством.
(обратно)38
Сапатистская армия национального освобождения – леворадикальное движение в мексиканском штате Чьяпас. Название движения восходит к имени генерала Эмилиано Сапаты – героя Мексиканской революции 1910–1920 годов.
(обратно)39
«Радиошек» – американская компания, сеть розничных магазинов по продаже электроники, расположенных в Северной Америке, Европе, Южной Америке и Африке. Штаб-квартира компании находится в Форт-Уэрте, штат Техас.
(обратно)40
День поминовения погибших в войнах отмечается в США 30 мая.
(обратно)41
Бэтмобиль – вымышленный автомобиль Бэтмена.
(обратно)42
Рундук Дэви Джонса – идиома британских моряков от XVIII века до наших дней, иносказательное название могилы моряков. Дэви Джонс считается злым духом, живущим в море, а его рундук – это океан, принимающий мертвых моряков.
(обратно)43
Большое спасибо (порт.).
(обратно)44
Не за что (порт.).
(обратно)45
Лучи Бертольда – энергия в неизвестной людям форме. Дэви приводит пример из «Звездного пути».
(обратно)46
Гриспас Атокс – темнокожий докер из Бостона. Считается первым погибшим в Бостонской бойне 5 марта 1770 года.
(обратно)47
Песня Рода Стюарта «Мэгги Мэй» посвящена шестнадцатилетнему подростку, которого соблазнила дама в летах, лучшая подруга его матери.
(обратно)48
Кристофер Рив – актер театра, кино, телевидения, режиссер, сценарист, общественный деятель. В 1995 году, упав с лошади на скачках, сломал шейные позвонки и оказался парализованным. Несмотря на тяжелейшую травму, Рив продолжал работать на телевидении, в кино и участвовать в общественной деятельности.
(обратно)49
Plasmodium falciparum – вид простейших паразитов из рода Plasmodium, вызывающий малярию у людей. Малярия, которая вызывается этим видом, иногда называется молниеносной, или тропической, и является самой опасной формой болезни, с самым высоким уровнем смертности.
(обратно)50
Barawo – вор (хауса).
(обратно)51
Сердечный приступ – официальная версия смерти Абачи, однако быстро распространилась версия об отравлении. Известно, что последнюю ночь диктатор провел с двумя индийскими проститутками, одна из которых подала ему апельсиновый сок с ядом.
(обратно)52
Уильям Эрнст Хенли, «Непокоренный», перевод В. Рогова.
(обратно)53
Милли имеет в виду имперских штурмовиков из «Звёздных Войн» – безликих воинов в белой броне, своеобразную визитную карточку Галактической Империи.
(обратно)54
Пад-тай – классическое блюдо тайской кухни из обжаренной рисовой вермишели с овощами и ароматным соусом.
(обратно)55
Мэри Маллон, также известная как Тифозная Мэри, была первым человеком в США, признанным носителем брюшного тифа. За время ее работы поваром от нее заразились 47 человек, трое из заболевших умерли.
(обратно)56
К посольству Соединенных Штатов, пожалуйста (исп.).
(обратно)57
Да, конечно! (исп.)
(обратно)58
Ин. 15: 13.
(обратно)
Комментарии к книге «Рефлекс», Стивен Чарльз Гулд
Всего 0 комментариев