«Игры Немезиды (ЛП)»

Игры Немезиды (ЛП) (fb2) - Игры Немезиды (ЛП) (пер. Любительский перевод (народный)) (Пространство - 5) 1713K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джеймс С. А. Кори

Джеймс Кори ИГРЫ НЕМЕЗИДЫ

Бен Куку, без которого…

Пролог: Филип

Две верфи Каллисто стояли бок о бок на полушарии спутника, которое постоянно обращено от Юпитера. Солнце было лишь самой яркой звездой в бесконечной ночи, из-за чего широкий мазок Млечного Пути казался намного ярче. Вдоль гребней кратеров яркое белое рабочее освещение ослепительно сверкало на зданиях, погрузчиках, помостах. Ребра недостроенных кораблей поднимались над реголитом каменной пыли и льда. Две верфи, одна гражданская и одна военная, одна принадлежала Земле, другая — Марсу. Обе прикрыты общей противометеоритной рельсотроновой защитной системой, обе строили и ремонтировали корабли, которые должны были привести человечество в новые миры по ту сторону колец, когда и если борьба на Илосе разрешится.

У обеих было намного больше проблем, чем можно было догадаться.

Филип скользил впереди, остальная часть его команды вплотную подошла к нему. Светодиоды на костюмах были выбиты, керамические покрытия шлифовались, пока не становились настолько гладкими, что могли отражать сигнал. Даже дисплей шлема был притушен почти до невидимости. Голоса в ушах Филипа — движение кораблей, каналы безопасности, гражданская болтовня — были установлены на пассивном уровне. Он слушал, ничего не передавая в ответ. Лазер нацеливания на спине был отключен. Они с командой стали тенями среди теней. Тусклый таймер обратного отсчета слева от его поля зрения прошел пятнадцатиминутную отметку. Филип похлопал по воздуху, едва толще вакуума, открытой ладонью, что по астерской системе жестов призывало двигаться медленнее. Команда последовала его приказу.

Высоко в пустоте над ними, слишком далеко, чтобы можно было разглядеть, марсианские военные корабли, охраняющие верфь, переговаривались сдержанными профессиональными тонами. Поскольку их флот был сильно растянут, у них было только два корабля на орбите. Скорее всего, только два. Вполне возможно, что есть и другие, что прячутся в темноте, экранируя выделяемое тепло, что скрывает их от радара. Возможно, но маловероятно. И жизнь, как говорил отец Филипа, была рискованным делом.

Четырнадцать минут, тридцать секунд. Рядом с основным таймером появились два дополнительных, один отсчитывал сорок пять секунд, другой — две минуты.

— Транспортный корабль «Фрэнк Айкен», вам разрешена посадка.

— Сообщение получено, «Карсон Лэй», — раздалось знакомое рычание Цина. Филип смог расслышать в его словах улыбку. — Coyos sabe best ai sus bebe come we low?[Вы, крысёныши, знаете лучший бар, где можно выпить, когда сядем?]

Где-то там, «Фрэнк Айкен» нацеливался на марсианские корабли безвредными лазернымими дальномерами, установленными на той же частоте, что и тот, который закреплен на спине Филипа. Когда заговорил марсианский офицер, в его голосе не было страха.

— Не поняли, «Фрэнк Айкен». Пожалуйста повторите.

— Простите, простите, — засмеялся Цин. — Не знают ли уважаемые джентльмены хороших баров, где бедная команда астеров смогла бы выпить, когда сядем на поверхность?

— Ничем не могу помочь, «Фрэнк Айкен», — сказал марсианин. — Придерживайтесь курса.

— Sabez sa.[Ну вы знаете.] Мы твердые как камень, прямые как пуля.

Команда Филипа достигла края кратера, глядя на нейтральную зону марсианской верфи; всё было, как он и ожидал. Он выбрал склады и базы снабжения. Снял лазер нацеливания, установил основанием в грязный лед и включил его. Остальные разошлись по линии кратера достаточно широко, чтобы никто из команды не вышел за поле зрения и сделали то же самое. Лазеры были старыми, следящие устройства, прикрепленные к ним, были сняты из кучи различного хлама. Перед тем, как крошечный красный светодиод на его основании стал зеленым, первый из двух его дополнительных таймеров достиг нулевого значения.

На гражданском канале прозвучал сигнал тревоги, после которого последовал встревоженный голос женщины.

— У нас беглый погрузочный мех на поле. Он… вот дерьмо. Он движется к метеорному массиву.

Когда Филип вёл свою команду вдоль кратера, в его ушах лились каскадом паника и тревога. Вокруг них поднимались слабые облака пыли и не оседали, расширяясь как туман. Погрузочный мех, не реагировавший на перехват управления, пересек нейтральную зону в больших кругах света фар орудий метеорной защиты, на минуту их ослепив. Четыре марсианских пехотинца вышли из своего бункера, как требовал протокол. Их вооруженная броня позволяла им скользить по поверхности, как по льду. Любой из них мог убить всю его команду, ничего не почувствовав, кроме минутной жалости. Филип ненавидел их всех и каждого в отдельности. Ремонтные бригады уже взбирались на поврежденный массив. В течение часа всё будет восстановлено.

Двенадцать минут, сорок пять секунд.

Филип остановился, оглядываясь на свою команду. Десять солдат-добровольцев, лучшее, что мог предложить Пояс. Никто, кроме него самого, не знал, почему миссия по нападению на марсианское складское хранилище была важна и к чему она могла привести. Все они готовы умереть, если он так скажет, поскольку знали, кем он был. Кем был его отец. Филип почувствовал это в животе и в горле. Не страх — гордость. Это была гордость.

Двенадцать минут, тридцать пять секунд. Тридцать четыре. Тридцать три. Лазеры, которые они поставили, ожили, нацелились на четырех пехотинцев, на бункер с резервной командой, на ограждения периметра, на мастерские и казармы. Марсиане повернулись, их броня настолько чувствительна, что заметила даже легкое прикосновение невидимых лучей света. Когда они двинулись, то сняли своё оружие. Филип увидел, как один из них заметил его команду и перенацелил пистолет с лазеров прямо на них. Прямо на него.

Он затаил дыхание.

Восемнадцатью днями ранее корабль, Филип даже не знал какой именно, где-то в системе Юпитера совершил огромное ускорение на десяти, а возможно и на пятнадцати g. За наносекунду, определенную компьютерами, корабль выпустил несколько десятков вольфрамовых болванок с четырьмя ракетами, обвязанными множеством дешевых одночастотных датчиков. Они были достаточно сложными, чтобы называться машинами. Шестилетние дети каждый день мастерили вещи куда более изощренные, но с ускорением до ста пятидесяти километров в секунду им не требовалось быть сложными. Достаточно было лишь указать направление.

К тому моменту, как сигнал передался от глаза Филипа дальше, по его оптическому нерву, в кору головного мозга, всё было кончено. Он узнал о тяжелом ударе по месту, где стояли пехотинцы, что нанесли две новые маленькие звездочки, которые были военными кораблями, уже после того, как противник был мертв. Он активировал свой радиоприемник.

— Ichiban[Отлично.], — сказал он, гордясь, что его голос звучал спокойно.

Вместе они спустились по кратеру, шаркая ногами. Марсианские верфи были как из сна, языки пламени поднимались из разрушенных мастерских — это выгорали хранившиеся там газы. Мягкий снег взлетел из казарм, когда высвобожденная атмосфера рассеялась и замерзла. Пехотинцы погибли, их тела разорвало и разбросало по местности. Облако пыли и льда заполнило кратер, только указатели на его дисплее показали, где находились цели.

Десять минут, тринадцать секунд.

Команда Филипа разделилась. Трое шли по центру открытого пространства, найдя место, достаточно широкое, чтобы развернуть тонкую черную углеродную структуру эвакуационной платформы. Двое других держали автоматические пистолеты, готовые стрелять в любого, кто вышел бы из обломков. Ещё двое побежали к оружейному складу, а трое пошли с Филипом к базам снабжения. Здание вырисовывалось из пыли, суровое и неприступное. Входные двери были заперты. Погрузочный мех лежал на этой стороне здания, водитель которого был мёртв или умирал. Его техник подошла к панели управления дверным замком, поддела корпус, осматривая откуда подаётся питание.

Девять минут, семь секунд.

— Джози, — сказал Филип.

— Trabajan[Работаю.], са-са? — коротко ответила Джози.

— Знаю, что работаешь, — сказал Филип. — Если не можешь открыть…

Огромная дверь содрогнулась и сдвинулась вверх. Джози повернулась и включила фонари на шлеме костюма и Филип смог увидеть выражение на своем скуластом лице. Они вошли на склад. Изогнутые опоры из керамики и стали создавали огромные, плотнее чем горы, сваи. Нити тонкой проволоки длиной в сотни километров стояли на пластиковых катушках выше Филипа. Массивные принтеры ждали, готовые смоделировать детали, пригодные для сборки в вакууме, способные определить объем и сделать его пузырьком воздуха, воды и сложных органических веществ, необходимых для окружающей среды человека. Аварийные огни мерцали, придавая широкому пространству жуткое сияние катастрофы. Он двинулся вперёд. Он не помнил, как достал пистолет, который теперь сжимал в руке. Мирал, не Джози, залезал в погрузчик.

Семь минут.

Красный и белый проблесковые маячки аппаратов первой экстренной помощи мерцали в хаосе верфи, свет исходил отовсюду и ниоткуда. Филип проверил ряды сварочных установок и металлических принтеров. Коробки со стальным и керамическим порошком мельче талька. Спиральные сердечники. Листы кевлара и ударной пены, сложенные вместе, походили на самую большую кровать в Солнечной системе. В одном открытом углу лежал полностью разобранный двигатель Эпштейна, словно самая сложная головоломка Вселенной. Филип игнорировал всё это.

Воздух был недостаточно плотным, чтобы слышать звук стрельбы. На его дисплее загорелся сигнал тревоги в тот же момент, как на стальной балке справа от него появилось яркое пятно. Филип пригнулся, его тело поддавалось микрогравитации медленнее, чем при ускорении. Марсианин выскочил из крыла здания. Не в броне охранников, а в техническом экзоскелете. Филип прицелился в центр его массы и опустошил половину магазина. Вспыхнули выстрелы, заряды, вылетев из дула и сжигая собственное топливо, прочертили линии огня красно-серыми выхлопами в тонком воздухе Каллисто. Четыре попали в марсианина, и сгустки крови, замерзая, оседали красным снегом. Экзоскелет перешел в состояние аварийного оповещения, его светодиоды засветились мрачным янтарным цветом. На какой-то частоте он сообщал аварийным службам, что произошло нечто ужасное. Его бессмысленная преданность делу была почти забавной в этой ситуации.

В ухе мягко прозвучал голос Мирала:

— Hoy, Filipito. Sa boîte sa palla?[Эй, Филипито. Мячик в корзине?]

Филипу потребовалось время, чтобы найти этого человека. Он был в своем погрузчике, его почерневший скафандр стал одним целым с огромным мехом, как будто они были сделаны друг для друга. Только тусклый символ с рассечённым кругом Альянса Внешних Планет всё ещё был различим под грязью, позволяя опознать в Мирале ничто иное, как незадачливого водителя марсианского меха. Канистры, о которых он говорил, всё ещё были привязаны к их поддонам. Четыре штуки по тысяче литров каждая. На скошенной грани красовалась надпись: «Поверхностное покрытие с высокой плотностью». Поглощающее энергию покрытие помогло марсианским военным кораблям избежать обнаружения. Технология стелс. Он нашёл её. Страх неопределенности остался позади.

— Да, — сказал Филип. — Это оно.

Четыре минуты, тридцать семь секунд.

Жужжание погрузочного меха было далеким, звук больше ощущался через вибрацию пола конструкции, чем через тонкую атмосферу. Филип и Джози подошли к дверям. Мигающие огни были ярче и казались более направленными. Скафандр Филипа отфильтровывал частоты, заполненные кричащими голосами и сигналами тревоги. Марсианские военные запрашивали экстренную помощь с гражданской верфи, обеспокоенные тем, что первыми, кто ответит на запрос, могут быть скрытые террористы и враги. Беспокойство было оправданным. При других обстоятельствах они бы так и сделали.

Дисплей скафандра показывал контуры зданий, наполовину готовую эвакуационную платформу, а также предположительное местонахождение транспорта, основанное на инфракрасном и видимом спектре излучения, что было недоступно взору Филипа. Он чувствовал, будто идет по схематическому рисунку, всё определяется краями, которые просто предполагаются. Когда он перебрался на реголит, по поверхности прошла сильная дрожь. Возможно детонация. Или здание, наконец, полностью разрушилось. В дверях появился погрузочный мех Мирала, освещенный огнями склада. Канистры в клешнях были черными и без маркировок. Переключившись на зашифрованный канал, Филип направился к платформе.

— Статус?

— Небольшая проблема, — произнес Ааман. Он был возле платформы. Рот Филипа наполнил металлический привкус страха.

— Да неужели, койо, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Что такое?

— Чертов выброс засорил платформу. У меня песок в соединениях.

Три минуты, сорок секунд. Тридцать девять.

— Я иду, — сказал Филип.

— Мы ведём огонь в оружейной, босс, — прорезался голос Эндрю.

Филип помедлил мгновение. — Сколько?

— Многовато, — сказал Эндрю. — Чучу подбит, и меня прижали. Помощь бы не помешала.

— Держись крепче, — сказал Филип, лихорадочно соображая. Двое его бойцов стояли у эвакуационной платформы, готовые стрелять в любого не из своих. Трое строителей боролись с распоркой. Филип прыгнул и подлетел к ним, ухватившись для торможения за остов чёрной рамы. На линии послышалось ворчание Эндрю.

Как только он увидел застрявший разъём, стало понятно, что его забило чёрным песком. В атмосфере он бы просто подул, чтобы очистить его. Здесь это не вариант. Ааман отчаянно работал ножом, миллиметр за миллиметром очищая тончайшие сложные каналы соединений металла.

— Три минуты.

Ааман подтащил распорку на место и попытался установить соединение. Казалось, что вот-вот получится, но стоило ему отпустить, всё разошлось. Филип смотрел на сеющего проклятья человека: вся внутренняя поверхность его лицевой панели была усеяна каплями слюны. Вот если бы они догадались захватить ёмкость с воздухом, подумал Филип…

Что, конечно, у них имелось.

Он вырвал нож из руки Аамана и загнал лезвие в запястье своего костюма, где соединение делало его самым тонким. Вспышка боли сообщила о том, что он перестарался. Ну и ладно. Сигнализация костюма моргнула и он её проигнорировал. Он наклонился вперед, прижимая крошечное отверстие в костюме к засоренному разъему, уходящий воздух рассеял грязь и лёд. Одинокая капелька крови сорвалась и замерзла в совершенную малиновую сферу, отскочившую от материала. Он отступил назад и Ааман соединил детали. На сей раз соединение установилось. Поврежденный костюм закрыл отверстие, как только он вытащил нож.

Филип повернулся. Мирал и Джози освобождали канистры от поддонов и привязывали их к платформе. Мигающие аварийные огни потускнели, рельефные транспортники пускали их сквозь дымку. Направляясь, вероятно, к перестрелке в арсенале. Филип посчитал бы это самой большой угрозой, если бы не знал другой.

— Босс, — произнес Эндрю, его голос был слабым и встревоженным. — Мы едва держимся.

— Не беспокойся, — ответил Филип. — Держитесь.

Один из двух охранников положил руку ему на плечо.

— Хочешь, чтобы я помогла? — спросила она. — Мне пойти спасти их?

Филип поднял кулак и мягко качнул его назад и вперед. Нет. Она напряглась, когда поняла, что он говорит, и на мгновение он подумал, что она не подчинится. Ей выбирать. Сейчас мятеж был бы не кстати. Джози спустила последнюю канистру на место, затянула ремни. Ааман и его люди установили последнюю распорку в нужное положение.

Одна минута, двадцать секунд.

— Босс! — закричал Эндрю.

— Прости, Эндрю, — сказал Филип. На мгновение наступила ошеломленная тишина, после чего последовал поток ругательств и оскорблений. Филип переключил канал связи. Аварийные службы военных верфей кричали меньше. Голос женщины, говорящий чётким, спокойным немецким языком, отдавал команды с почти скучной эффективностью человека, привыкшего к критическим ситуациям, и голоса, отвечавшие ей, переняли от неё профессионализм. Филип указал на платформу. Чучу и Эндрю были мертвы. А если и нет, то будут. Филип стал на своё место на платформе, закрепил ремни вокруг пояса, под промежностью, на груди, затем запрокинул голову назад, положив её на плотную подкладку.

Пятьдесят семь секунд.

— Давай, — сказал он.

Ничего не произошло.

Он переключил радио обратно на зашифрованный канал. Эндрю плакал. Рыдал.

— Давай! Пошли! — крикнул Филип.

Эвакуационная платформа под ним рванула и он тут же почувствовал свой вес. Четыре химических реактивных двигателя своим сильным огнём освещали поверхность под ним, сметая пустые поддоны в спину брошенного Миралом погрузочного меха. Из-за ускорения кровь Филипа отекла к ногам, его зрение сузилось. Звуки радио стали тихими, далёкими, а его сознание померкло, задрожало. Его скафандр прижало к бедрам, словно гигантом, вытеснив из них кровь. Его разум немного оправился.

Внизу, на поверхности луны, находилась продолговатая впадина кратера из пыли. В ней двигались огни. Потемневшие у края кратера башни, теперь, когда системы пытались перезагрузиться, начали мерцать. Верфи Каллисто пошатнулись подобно пьянице, или человеку пропустившему удар в голову.

Таймер обратного отсчета показал две секунды, затем одну.

С нулем совпал второй удар. Филип не видел удара. В случае вольфрамовых стержней, это было слишком быстро для человеческого глаза, но он увидел подпрыгнувшее облако пыли, как будто кто-то хотел удивить, а затем огромную ударную волну, настолько заметную в здешней ослабленной атмосфере.

— Приготовиться, — сказал Филип, хотя в этом не было нужды. Все на платформе уже были готовы. В более плотной атмосфере для них всех это было бы смертельно. Здесь же было не многим хуже бури. Ааман охнул.

— Проблема? — спросил Филип.

— Кусок камня пробил мне ногу, — сказал Ааман. — Больно.

— Скажи спасибо, что не член, — ответила Джози.

— Не жалуюсь, — сказал Ааман. — Никаких претензий.

У реактивных двигателей закончилось топливо; гравитация ускорения пропала. Под ними смерть настигла верфи. Теперь там не было света. Даже огонь не горел. Филип обратил свой взгляд на яркий мазок звезд, на них сверкал галактический диск. Один из этих огоньков был не звездой, а выхлопным шлейфом «Пеллы», летящей подобрать своенравную команду. Кроме Чучу. Кроме Эндрю. Филип задавался вопросом, почему он ничего не чувствует из-за потери двух человек под его командованием. Его первым командованием. Доказательством того, что он мог справиться с настоящей миссией, с реальными ставками и выбраться живым.

Он не хотел говорить. Наверное, не хотел. Возможно, с его губ слетел лишь вздох. Мирал хмыкнул.

— Ни фига себе, Филипито, — сказал старик. И спустя мгновение добавил. — С днем рождения.

Филип Инарос поднял руки в знак благодарности. Это был его пятнадцатый день рождения.

Глава 1: Холден

Через год после нападения на Каллисто, спустя почти три года с момента начала миссии его команды на Илосе и примерно через шесть дней после возвращения оттуда, Джеймс Холден плавал в невесомости и наблюдал, как его корабль раскурочивает ремонтный мех. Восемь тугих троссов крепили «Росинант» к стенам причала. Это был один из многих ремонтных доков станции Тихо, а ремонтное направление — лишь одним из видов деятельности этой огромной строительной станции. На километровой площадке-сфере вокруг них кипела работа над тысячами других проектов, но Холден видел лишь свой корабль.

Мех закончил резку и снял большой кусок наружного корпуса. Под ним скрывался скелет корабля — прочные рёбра, окружённые путаницей проводов и кабелей, а ещё глубже — вторая кожа внутреннего корпуса.

— Да уж, — произнёс плавающий рядом Фред Джонсон. — Ты будто отымел её.

Слова Фреда, сдавленные и искажённые системой связи их вакуумных костюмов, всё ещё были как удар под дых. Сам факт, что тот самый Фред — номинальный лидер Альянса внешних планет и один из трёх самых могущественных людей в Солнечной системе — проявлял личный интерес к состоянию его корабля, должен был успокаивать. Вместо этого Холден чувствовал себя так, словно отец проверяет его домашнее задание с целью удостовериться, не слишком ли тот напортачил.

— Внутренняя рама погнута, — прорезался третий голос на линии. Человек с угрюмым лицом по имени Сакаи — новый главный инженер Тихо после гибели Саманты Розенберг в том, что теперь принято было называть Инцидентом в Медленной Зоне. Сакаи следил за ходом ремонта из своего офиса неподалеку с помощью сети камер на мехах и рентгеновских сканеров.

— Ты как такое сотворил? — Фред указал на корпус рельсовой пушки вдоль киля корабля. Ствол орудия проходил почти по всей длине корабля и опорные стойки, крепившие его к раме, были заметно погнуты во многих местах.

— Ну, — сказал Холден, — я рассказывал вам, как мы использовали «Роси», чтобы оттащить тяжелый грузовой корабль на более высокую планетарную орбиту при помощи нашей рельсовой пушки в качестве реактивного двигателя?

— Да, неплохо, — произнес Сакаи без тени юмора. — Некоторые из этих креплений можно подправить, но держу пари, мы найдем кучу микротрещин в сплаве, из-за чего полная замена станет лучшим решением.

— Это обойдется недешево, — присвистнул Фред.

Лидер АВП снова и снова становился для команды «Росинанта» покровителем и спонсором. Холден надеялся, что фаза «снова» повторится в череде их непростых взаимоотношений. Потому что без клиентской скидки ремонт корабля мог сильно ударить по кошельку. Впрочем, не то чтобы они не могли себе этого позволить.

— Очень много скверных дыр во внешем корпусе, — продолжил Сакаи. — Внутренний отсюда смотрится неплохо, но мы пройдёмся по нему тонким зубчатым гребнем и удостоверимся, что он герметичен.

Холден хотел было возразить, что возвращение с Илоса стало бы куда более удушливым, а то и смертельным, не окажись внутренний корпус герметичен, но воздержался. Не было причин спорить с человеком, отвечающим за возвращение твоему кораблю способности летать. Холдену вспомнилась задорная улыбка Сэм и её привычка смягчать критику глупыми шутками, отчего что-то сжалось в груди. Прошло время, но горечь утраты всё ещё давала о себе знать.

— Спасибо, — сказал он вместо этого.

— Это займет немало времени, — ответил Сакаи. Мех устремился к другой части корабля, закрепился магнитными подошвами и с яркими всполохами начал рассекать новый участок корпуса.

— Давай-ка переместимся в мой офис, — сказал Фред. — В моём возрасте дольше в скафандре не пробудешь.

Многие вещи в ремонте судов облегчались отсутствием атмосферы и гравитации. Но это вынуждало персонал носить скафандры во время работы. Холден понял слова Фреда: старый человек хочет пописать, а в его скафандре нет такого приспособления.

— Ладно, пошли.

Офис Фреда был велик по меркам космической станции, тут пахло старой кожей и хорошим кофе. Капитанский сейф на стене был сделан из титана и резной стали, как подставка из старого фильма. Настенный экран за его столом давал виды трех скелетов строящихся кораблей. Конструкции выглядели большими, громоздкими и функциональными. Как кувалды. Это были первые из заказанных кораблей военного флота АВП. Холден понимал, почему альянс чувствует необходимость создания собственных вооруженных мощностей, но не мог отделаться от мысли, что человечество продолжает извлекать неверные уроки из трагических событий последних лет.

— Кофе? — спросил Фред. Холден кивнул, и он начал возиться с кофе-машиной на столике, поставив две чашки. На той, которую он протянул Холдену, виднелся выцветший символ. Рассечённый круг АВП, затёртый почти до невидимости.

Холден взял её, махнул на экран и спросил:

— Как долго?

— Шесть месяцев, по текущим прогнозам, — ответил Фред, затем со старческим ворчанием сел на стул. — Хотя может так и не закончиться. Через полтора года социальные структуры людей в этой галактике изменятся до неузнаваемости.

— Диаспора.

— Если ты так это называешь, — кивнув, сказал Фред. — Я называю это земной лихорадкой. Целая куча транспортников с переселенцами направляются в землю обетованную.

Более тысячи миров открыты для заселения. Люди с каждой планеты и станции и скалы в Солнечной системе торопятся урвать свой кусок. Кроме того, в нашей системе идёт гонка трёх правительств, чтобы построить достаточное количество военных кораблей для контроля всего этого.

Сварочные работы на корпусе одного из кораблей начались с настолько яркой вспышки, что изображение на мониторе потускнело.

— Чем был Илос, так это предупреждением, что многие люди умрут, — сказал Холден. — Это хоть кто-нибудь слушал?

— Нет, на самом деле. Ты знаком с земельным бумом в Северной Америке?

— Да, — сказал Холден и сделал глоток кофе Фреда. Кофе был восхитителен. Выращенный на Земле и чертовски дорогой. Привилегии высокой должности. — Уловил твой намёк на повозки. Знаешь, я вырос в Монтане. Эта гнусная грызня за территории — история, много говорящая о природе людей.

— Значит, ты знаешь, что за мифами скрывается масса трагических судеб. Большинству повозок не суждено было добраться. Лишь немногим в итоге посчастливилось стать дешёвой рабочей силой для железных дорог, шахт и богатых фермеров.

Холден выпил кофе и наблюдал за строительством корабля.

— Не говоря уже о том, что аборигены, жившие там задолго до появления повозок, дали чужакам достойный отпор. По крайней мере, наша версия галактической судьбы не предлагает ничего изощрённее ящерицы-пересмешника.

— Возможно, — кивнул Фред. — По крайней мере, так было до сих пор. Но не все из тринадцати сотен систем достаточно исследованы. Кто знает, что мы найдём.

— Роботов-убийц и гигантские термоядерные реакторы, ожидающие, когда кто-то щёлкнет переключателем, позволяя им подорвать половину планеты в космос, если не изменяет память.

— Это только один из примеров. Может обнаружиться что-то более странное.

Холден пожал плечами и допил свой кофе. Фред был прав. Не было никакого способа узнать, что может ждать во всех этих мирах. Не известно, какие опасности притаились на планетах, к которым так стремятся колонисты.

— Авасарала мной недовольна, — сказал Холден.

— Да, недовольна, — согласился Фред. — А вот я вполне.

— Что-что?

— Ну смотри, старушка хотела, чтобы ты отправился туда и показал всем в Солнечной системе, насколько дурной была эта затея. Напугал и заставил ждать, пока правительство скажет им, что всё в порядке. И тем самым вернул контроль в её руки.

— Было жутковато, — признался Холден. — Разве я не дал всем этого понять?

— Конечно. Но планета всё же показала себя пригодной для жизни. И теперь Илос готовится отправить сюда грузы литиевой руды. Они будут богаты. Они могут стать исключением, но к тому времени, когда это выяснится, люди будут на всех этих планетах в поисках собственной золотой жилы.

— Не думаю, что смог бы что-то изменить.

— Ничего, — согласился Фред. — Но Авасарала и премьер-министр Смит на Марсе и остальные политиканы хотят контролировать ситуацию. А ты дал всем понять, что им это не по зубам.

— Так почему ты так счастлив?

— Потому что, — сказал Фред, широко улыбаясь, — я не пытаюсь это контролировать. Вот почему я получу власть над ситуацией. Я затеял долгую игру.

Холден встал и налил себе ещё одну чашку восхитительного кофе Фреда.

— Да, тебе нужно посвятить меня в детали, — сказал он, прислонившись к стене рядом с кофейником.

— У меня есть станция Медина — автономное судно, на котором каждый проходящий через кольца корабль может получить пакеты семян и временное убежище. Мы продаем герметичные грунтовые и водные фильтры по себестоимости. Любая выжившая колония будет помнить, что мы им помогли. И когда придёт время организовать какой-то галактический руководящий орган, к кому они обратятся? К людям, стремящимся навязать господство под дулом пистолета? Или к людям, помогавшим в тяжелое времена и готовым помочь снова?

— Они обратятся к вам, — сказал Холден. — И именно поэтому вы строите корабли. Вы должны выглядеть полезными в начале, когда каждый нуждается в помощи, но вы должны быть сильными, когда они начнут искать правительство.

— Да, — сказал Фред, откинувшись на спинку стула. — Зона влияния Альянса Внешних Планет всегда распространялась на Пояс. Это всё ещё так. Просто понятие «зоны влияния» немного… расширилось.

— Это не может быть так просто. Земля и Марс не будут сидеть сложа руки и не позволят захватить галактику только потому, что ты раздал палатки и сумки с обедом.

— Не всё так просто, — признал Фред. — Но мы начнём. И пока у меня есть станция Медина, я контролирую центр доски.

— Ты на самом деле читал мой рапорт? — спросил Холден, не в силах сдержать недоверие в голосе.

— Я не недооцениваю опасности тех миров.

— Забудь о том, что осталось позади, — сказал Холден. Он поставил недопитую чашку кофе и прошел через комнату, чтобы опереться на рабочий стол Фреда. Старик сидел нахмурившись. — Забудь о роботах и железнодорожных системах, которые всё ещё работоспособны после простоя в миллиарды лет. Взрывающихся реакторах. Забудь о смертельных слизнях и бактериях, которые лезут в глаза и ослепляют тебя.

— Насколько длинный этот список?

Холден проигнорировал его.

— То, что ты должен помнить — чудодейственное средство, способное остановить всё это.

— Артефакт был удачной находкой для вас, учитывая, что случилось…

— Нет, это не так. Это был самый страшный ответ на парадокс Ферми, я думаю. Знаешь, почему здесь нет индейцев из вашей аналогии со Старым Западом? Потому что они уже мертвы. Несмотря на дававшие фору передовые технологии и использование протомолекулы для строительства врат, способных убить всех остальных. И это ещё не самое страшное. По-настоящему пугает то, что что-то ещё пришло, застрелило первых парней в затылок и оставило их трупы разбросанными по всей галактике. Что нас должно волновать, так это кто выпустил те волшебные пули? И не станут ли они возражать, если мы приберём к рукам вещички покойников?

Фред выделил экипажу два апартамента на уровне менеджеров жилого кольца станции Тихо. Холден и Наоми занимали один, Алекс и Амос жили в другом, хотя реально это означало, что они там только спали. Когда парни не развлекались на многочисленных тусовках Тихо, они, казалось, постоянно торчали у Холдена и Наоми.

Когда Холден вошел, Наоми сидела в обеденной зоне, просматривая что-то сложное на своем терминале. Она улыбнулась ему, не поднимая глаз. Алекс сидел на диване в их гостиной. Настенный экран был включен, там сменялись новостные заголовки и говорящие головы ведущих, однако звук был приглушен, а голова пилота откинулась назад, глаза были закрыты. Он тихонько похрапывал.

— Теперь они здесь ещё и спят? — спросил Холден, садясь за стол рядом с Наоми.

— Амос скоро принесёт обед. Как обстоят наши дела?

— Тебе плохие новости или отвратительные?

Наоми наконец подняла глаза от терминала. Она склонила голову набок и прищурилась.

— Ты нас снова уволил?

— Не в этот раз. «Роси» хорошенько досталось. Сакаи говорит…

— Двадцать восемь недель, — закончила за него Наоми.

— Ага. Ты хакнула мой терминал?

— Взглянула на таблицы, — сказала она, указывая на экран. — Получила час назад. Он… Сакаи очень хорош.

В воздухе между ними зависло невысказанное «не так хорош, как Сэм». Наоми отвернулась, спрятавшись за своими волосами.

— Итак, это была плохая новость, — сказал Холден. — Полгода простоя, и я всё ещё жду, когда Фред выйдет и скажет, что он всё оплатит. Или хотя бы часть. На самом деле, лучше бы всё.

— Мы всё ещё на плаву. Вчера пришёл перевод от ООН.

Холден рассеянно кивнул.

— Но забудем о деньгах на минуту, я всё равно не могу заставить кого-нибудь послушать меня, когда речь идёт об артефакте.

Наоми сделала астерский жест руками.

— Почему сейчас должно быть иначе? Они никогда не слушали до этого.

— Хотя бы раз я хотел бы быть вознаграждён за мой оптимистичный взгляд на человечество.

— Я сделала кофе, — сказала она, кивнув головой в сторону кухни.

— Фред угостил меня своим, и он был настолько хорош, что меня стошнит, если я выпью ещё хоть немного. Ещё одна причина, которая сделала мою встречу с ним неудовлетворительной.

Дверь распахнулась, и зашел Амос с двумя большими пакетами. Аромат карри и лука окутал воздух вокруг него.

— Еда, — сказал он, поставив сумки на стол перед Холденом. — Эй, кэп, когда я получу свой корабль назад?

— Это еда? — отозвался Алекс громким, сонным голосом из гостиной. Амос не ответил; он уже вынимал картонные коробки из сумок и раскладывал их на столе. Холден думал, что он слишком раздражён, чтобы есть, но острый запах индийской кухни заставил его передумать.

— Не скоро, — сказала Наоми Амосу ртом, набитым бобами. — Мы помяли корпус.

— Дерьмо, — Амос сел и взял пару палочек для еды. — Я оставил вас одних на пару недель, ребята, а вы угробили мою девочку.

— Использовались чужие супероружия, — Алекс вошёл в комнату, потные от сна волосы торчали во все стороны. — Были нарушены законы физики, допущены ошибки.

— Одно и то же дерьмо каждый день, — ответил Амос и протянул пилоту коробку риса с карри. — Сделайте громче. Похоже на Илос.

Наоми усилила звук видеопотока, и голос диктора заполнил помещение.

«…восстановлена частичная мощность, но источники на земле говорят, что эта задержка будет…»

— Это настоящая курица? — спросил Алекс, хватая одну из коробок. — Разваливается немного, не так ли?

— Тише, — сказал Амос. — Они говорят про колонию.

Алекс закатил глаза, но ничего не сказал, накладывая ароматные ломтики курицы в свою тарелку.

«… к другим новостям, на этой неделе произошла утечка черновика отчета, в котором подробно описывается расследование прошлогоднего нападения на верфи Каллисто. Хотя текст ещё не завершён, ранние отчёты указывают на причастность отколовшейся фракции Альянса Внешних Планет и возлагают вину за обширные разрушения…»

Амос отключил звук, сердито хлопнув по панели управления.

— Дерьмо, хотел узнать больше о том, что происходит с Илосом, а не о каких-то тупых ковбоях из АВП, которые сами себя взорвали.

— Интересно, знает ли Фред, кто за этим стоит, — сказал Холден. — У сторонников АВП возникают проблемы, связанные с идеологией «мы против Солнечной системы».

— Что они там забыли? — сказал Алекс. — У Каллисто не было никаких тяжелых боеприпасов. Никакого ядерного оружия. Ничего стоящего для такого рейда.

— О, так теперь мы предполагаем, что это дерьмо имеет смысл? — спросил Амос. — Передай мне лепёшку.

Холден вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Я знаю, что это делает меня наивным идиотом, но после Илоса я действительно думал, что мы можем расслабиться. Больше никому не нужно никого взрывать.

— Вот как это выглядит, — сказала Наоми, затем подавила отрыжку и положила палочки для еды. — Земля и Марс находятся в напряженных отношениях, легитимное крыло АВП управляет, а не борется. Колонисты на Илосе работают с ООН вместо того, чтобы стрелять друг в друга. Лучше просто не бывает. Нельзя ожидать, что все будут на одной стороне. Мы остаёмся людьми. Некоторые из нас всегда будут кретинами.

— Точнее и не скажешь, босс, — сказал Амос.

Они закончили есть и несколько минут сидели в молчании. Амос вытащил пиво из маленького холодильника и раздал всем. Алекс ковырял зубы ногтем мизинца. Наоми вернулась к своим планам ремонта.

— Итак, — сказала она через несколько минут изучения чисел, — хорошая новость в том, что даже если ООН и АВП решат, что мы несем ответственность за наши собственные счета за ремонт, мы сможем покрыть их просто за счёт того, что имеем в аварийном фонде корабля.

— Много работы по переброске колонистов через кольцо, — сказал Алекс, а затем добавил: — Когда мы опять полетим.

— Ну, да, потому что мы можем запихнуть столько компоста в наш маленький грузовой отсек, — хмыкнув, сказал Амос. — К тому же, сломленные и отчаявшиеся люди не должны быть нашей основной клиентской базой.

— Давайте посмотрим правде в глаза, — сказал Холден, — если всё будет идти так, как идёт сейчас, найти работу для частного военного корабля будет сложно.

— Позволь мне заранее сказать «я же тебе говорил», — рассмеялся Амос. — Когда это станет уместным, как обычно и бывает, меня может там не быть, чтобы сказать вам это.

Глава 2: Алекс

Что Алекс Камал больше всего любил в долгих рейсах, так это то, как изменяется восприятие времени. Недели, иногда месяцы, потраченные на полёт, были как смещение реальности в какую-то маленькую, отдельную вселенную. Всё сузилось к кораблю и людям в нём. В длительных перелётах не было ничего, кроме основной работы по техническому обслуживанию, и поэтому жизнь теряла активность. Всё работало в соответствии с планом, который гласил: никаких критических происшествий. Путешествие по пустому пространству давало ему иррациональное чувство покоя и благополучия. Именно поэтому он мог справиться с этой задачей.

Он знал других людей, обычно молодых мужчин и женщин, чей опыт был отличным от его. Ещё когда он был на флоте, там был пилот, который много работал на внутренних планетах, летая между Землей, Луной и Марсом. Он перевёлся на полёты к лунам Юпитера под командованием Алекса. Как только период времени, обычно уходящий на полёты между внутренними планетами закончился, молодой человек начал сдавать: злился по совершенно обычным пустякам, слишком много или вообще не ел, беспокойно ходил через корабль из командного центра в машинное отделение и обратно, как тигр, расхаживающий по своей клетке. К тому времени, когда они добрались до Ганимеда, врач судна и Алекс приняли решение начать добавлять успокоительное в еду парня, чтобы держать ситуацию под контролем. По окончании миссии Алекс дал рекомендацию, чтобы этот штурман больше никогда не был назначен на длительный полёт. Некоторых пилотов невозможно подготовить к таким испытаниям.

Не сказать, что ему не приходилось переносить стресс и волнения. С момента гибели «Кентербери» у Алекса было достаточно причин для беспокойства. Только с ними четырьмя «Росинант» был структурно не укомплектован. Амос и Холден были двумя сильными мужчинами, которые, если начинали бодаться, могли погрузить экипаж в состояние хаоса. Капитан и старпом были любовниками, и, если бы они когда-нибудь расстались, это означало бы конец большего, чем просто работа. Именно об этом он всегда беспокоился, в каком бы экипаже ни состоял. На «Роси» были те же самые годы забот, сейчас отсутствие любой из них как никогда сбивало с толку, и это само по себе было своего рода стабильностью. Как бы то ни было, Алекс всегда чувствовал облегчение, достигая конца пути, и всегда чувствовал облегчение, начиная следующий. Или, если не всегда, по крайней мере, обычно.

Прибытие на станцию Тихо должно было стать облегчением. «Роси» подвёргся такому риску, какого Алекс ещё не видел, а верфи в Тихо были одними из лучших в системе, не говоря уже о самых дружелюбных. Окончательное избавление от их заключенного из Новой Терры стало теперь чужой проблемой, и он покинул корабль. «Эдвард Израэль», другая половина конвоя Новой Терры, благополучно отправился в сторону солнца. Следующие шесть месяцев были ничем иным, как ремонтными работами и отдыхом. По любым рациональным стандартам беспокойства должно было быть меньше.

— Итак, что тебя беспокоит? — спросил Амос.

Алекс пожал плечами, открыл маленький холодильник, которым снабжались апартаменты, закрыл, снова пожал плечами.

— Какая-то хрень беспокоит тебя.

— Я знаю.

У освещения был жёлто-голубой режим, который менялся каждое утро, но Алекс не спал. Или же спал мало. Амос сел за стойку и налил себе чашку кофе.

— Это же не из тех ситуаций, когда тебя нужно засыпать вопросами, чтобы ты мог спокойно говорить о своих чувствах?

Алекс рассмеялся.

— Это никогда не работает.

— Тогда давай не будем этого делать.

В дороге Холден и Наоми имели тенденцию сближаться друг с другом, не то чтобы они обращали на это внимание. Это было естественным поведением любовников — чувствовать себя более комфортно друг с другом, нежели с остальным экипажем. Если было бы иначе, Алекс забеспокоился бы. Но это оставляло его и Амоса в основном наедине друг с другом. Алекс гордился тем, что мог поладить почти с любым членом команды, и Амос не был исключением. Амос был человеком без подтекста. Если он говорил, что ему нужно какое-то время наедине, это означало, что ему нужно немного времени наедине. Когда Алекс спрашивал, хочет ли он прийти посмотреть свежескачанные нео-нуар фильмы с Земли, на которые он подписался, ответ был всегда и только ответом на вопрос. Не было никакого чувства отвращения, никаких грубостей или игр в изоляцию. Это было тем, чем было, и не более. Алекс волновался иногда, что бы случилось, если Амос был бы одним из тех, кто умер на «Доннаджере», и он провел бы последние несколько лет со своим старым медиком, Шедом Гарвеем.

Возможно, было бы не так хорошо. Или, может быть, Алекс был бы в порядке. Сложно судить.

— Некоторые мои сны… беспокоят меня, — сказал Алекс.

— Типа кошмары?

— Нет. Хорошие сны. Сны, которые лучше, чем реальный мир. Где я чувствую себя плохо, просыпаясь.

— Хм, — задумчиво произнес Амос и выпил свой кофе.

— У тебя когда-нибудь были такие сны?

— Неа.

— Дело в том, что во всех них мне снится Тали.

— Тали?

— Талисса.

— Твоя бывшая жена.

— Да, — сказал Алекс. — Она всегда там, и всё всегда… хорошо. Я понимаю, непохоже, что мы вместе. Иногда я возвращаюсь на Марс. Иногда она на корабле. Она просто есть и нам хорошо, но, когда я просыпаюсь, её здесь нет и нет нас. И…

Бровь Амоса опустилась, а рот поднялся, сжимая лицо во что-то меньшее и вдумчивое.

— Ты хочешь связаться со своей бывшей?

— Нет, на самом деле нет.

— Ты возбужден?

— Нет, это не эротические сны.

— Значит, тебе одиноко. Это всё, что я понял.

— Всё началось там, — сказал Алекс, имея в виду орбиту Новой Терры, по ту сторону колец. — Она была упомянута при разговоре, и с тех пор… Я подвел её.

— Ага.

— Она ждала меня многие годы, вот только я не был тем человеком, которым хотел быть.

— Неа. Хочешь кофе?

— Я очень хочу, — сказал Алекс.

Амос налил ему чашку. Механик не добавил сахара, но оставил треть чашки для сливок. Одна из немногих интимностей жизни экипажа.

— Мне не нравится, как я с ней расстался, — продолжил Алекс. Это было простое утверждение, а не какое-то откровение, но звучало, словно исповедь.

— Неа, — согласился Амос.

— Часть меня полагает, что это шанс.

— Это?

— «Роси» так долго ещё будет в сухом доке. Я мог бы отправиться на Марс, повидать её. Извиниться.

— И потом бросить её снова, чтобы улететь до того, как корабль вернётся в строй?

Алекс опустил взгляд на свой кофе.

— Оставить всё, чтобы не стало хуже.

Амос пожал массивными плечами.

— Значит отправляйся.

Поток возражений переполнял его разум. С тех пор, как они стали командой, они никогда не разделялись и сейчас это казалось дурным знаком. Он может понадобиться ремонтной бригаде Тихо, или же они внесут какие-нибудь изменения в корабль, о которых он не узнает до критического момента. Или даже хуже, уехав, он может больше никогда не вернуться. Если Вселенная и дала понять что-то за последние несколько лет, так то, что ни в чём нельзя быть уверенным.

Звонок ручного терминала спас его. Амос вытащил устройство из кармана, посмотрел на него, набрал что-то на экране и нахмурился.

— Теперь мне нужно остаться одному.

— Конечно, — сказал Алекс. — Нет проблем.

Снаружи их апартаментов станция Тихо вытягивалась длинными, плавными кривыми. Она была одной из жемчужин Альянса Внешних Планет. Церера была больше, а станция Медина удерживала таинственную нулевую зону между кольцами, но станцией Тихо АВП гордилась с самого начала. Огромные широкие линии были не функциональны и придавали ей вид скорее парусного судна, а не тех кораблей, которых она обслуживала. Станция могла похвастаться своей красотой. Здесь находятся умы, которые раскрутили Эрос и Цереру; здесь находится верфь, которая построила крупнейшее судно в истории человечества. Мужчины и женщины, которые не так много поколений назад впервые преодолели бездну за Марсом, были достаточно умны и сильны, чтобы всё это построить.

Алекс отправился на долгую прогулку. Люди, проходившие мимо него, были астерами, их тела были длиннее по сравнению с земными, а головы больше. Сам Алекс вырос в относительно низкой марсианской гравитации, но даже он совсем не соответствовал физиологии, которую давало детство, проведённое в микрогравитации.

Растения росли в пустых пространствах широких коридоров, виноградные лозы ползли вверх против центробежной гравитации, хоть это и было против обычного тяготения на Земле. Дети бегали по коридорам, это напомнило ему время, когда он прогуливал школу в Лондрес-Нова[Нью-Лондон португ.]. Он выпил свой кофе и попытался утихомирить сжигавшее его чувство. Станция Тихо была так же искусственна, как и «Роси». Вакуум вне его корпуса не был более великодушным. Но спокойствие не приходило. Станция Тихо была не его кораблем, не его домом. Эти люди, проходившие мимо него, когда он шёл в общую зону и смотрел сквозь массивную и многослойную прозрачную керамику на сверкающие огнями верфи, не были его семьёй. И он продолжал задаваться вопросом, что Тали подумала бы обо всём этом. Попади она сюда, может, ей понравилось бы здесь, поскольку он не мог дать ей ту жизнь, которую она хотела бы прожить на Марсе.

Опустошив свою чашку, он развернулся и неспешно побрёл вместе с потоком пешеходов, уступая дорогу электрическим картам и обмениваясь небольшими, культурными любезностями на том многоязычном лингвистическом кошмаре, которым был астерский жаргон. Он не слишком задумывался о том, куда идёт, пока туда не дошёл.

«Роси» лежала в вакууме полуодета. С полностью срезанной внешней обшивкой и её внутренним корпусом, светящимся рабочими огоньками, она выглядела маленькой. Шрамы от их приключений, по большей части, покрывали внешний корпус. Эти шрамы уже исчезли, остались лишь более глубокие раны. Отсюда он не мог их видеть, но он знал, что они были. Он провел на «Росинанте» столько же, сколько и на любом другом корабле в своей карьере, и он любил её больше, чем любой из них. Включая его первый корабль.

— Я вернусь, — прошептал он кораблю, и словно в ответ сварочная установка на её корпусе на мгновение засветилась ярче, чем неэкранированное солнце в марсианском небе.

Апартаменты Наоми и Холдена были ниже по коридору чем те, где жили Алекс с Амосом. Их дверь так же была с отделкой под дерево, а номер на стене светился так же ярко. Алекс позволил себе войти, присоединяясь к уже идущему разговору.

— …если ты думаешь, что это необходимо, — сказала Наоми, её голос раздавался из главной комнаты. — Но я думаю, что последнее доказательство, которое ты вычистил, достаточно серьезное. То есть, Миллер больше не возвращался, верно?

— Верно, — ответил Холден, кивнув Алексу. — Но мысль, что эта мерзость так долго была на корабле и никто о ней не знал, пугает меня до жути. А вас нет?

Алекс протянул свою чашку, Холден взял её и автоматически наполнил. Без сахара и оставил место для сливок.

— Пугает, — сказала Наоми, проходя на кухню, — Но не настолько, чтобы снять всю проклятую переборку. Замена не сравнится с оригиналом. Ты это знаешь.

Алекс встретил Наоми Нагату на «Кентербери». Он всё ещё видел сердитую девчонку, которую капитан Макдауэлл представил своим новым младшим инженером. Она пряталась за своими волосами почти год. Сейчас у неё появились первые седые пряди. Она стала чувствовать себя увереннее и сильнее, чем Алекс когда-либо мог от неё ожидать. А Холден, напыщенный, самонадеянный старпом, переключившийся на гражданскую работу и хваставшийся, как его уволили с позором из армии, стал тем человеком, который вручил ему сливки и с радостью признал нерациональность своих страхов. Он предположил, что время изменило всех. Только он не был уверен, как изменился он.

За исключением Амоса, в нём ничто не изменилось.

— Что насчет тебя, Алекс?

Он усмехнулся и, как жители долины Маринер, протяжно произнёс:

— Ну, блин, оно не убило нас, когда было здесь, думаю, и не собиралось. Теперь его нет.

— Ладно, — вздохнул Холден.

— Это сохранит нам деньги, — сказала Наоми. — Нам же лучше.

— Я знаю, — ответил Холден. — Но я всё равно буду чувствовать себя странно.

— А где Амос? — спросила Наоми. — До сих пор по бабам ходит?

— Нет, — ответил Алекс. — В первые дни он промотал в борделе почти все свои деньги. С тех пор мы просто слонялись.

— Нам нужно придумать, чем его занять, пока мы на Тихо, — сказал Холден. — Чёрт, нам нужно придумать, чем занять всех нас.

— Мы могли бы поискать работу на станции, — предложила Наоми. — Не знаю, какие тут есть вакансии.

— Мы получили с полдюжины предложений на платные опросы по Новой Терре, — сказал Холден.

— Как и любой другой человек, вернувшийся через кольцо, — ответила Наоми со смехом в голосе. — И связь всё ещё работает в обе стороны.

— Значит, по-твоему, нам не стоит за это браться? — спросил Холден. Его тон немного задевал.

— Я говорю, что могу найти более интересное занятие, чем болтовня о себе за деньги.

Холден немного поколебался.

— Справедливо. Но мы застряли здесь надолго. Нам нужно чем-то заняться.

Алекс глубоко вдохнул. Вот и он. Тот самый момент. Но он всё не мог решиться. Он добавил в чашку сливки, кофе стал светлее. Комок в горле казался размером с яйцо.

— В общем, — произнес он. — Я… Я думал кое о чём.

Дверь открылась и в комнату вошел Амос.

— Эй, кэп. Мне нужен отпуск.

Наоми наклонила голову, её брови нахмурились, но заговорил Холден.

— Отпуск?

— Да, мне нужно вернуться на Землю ненадолго.

Наоми присела на стул возле барной стойки.

— А в чем дело?

— Не знаю, — ответил Амос. — Возможно ни в чём, но мне нужно разобраться, чтобы узнать. Быть уверенным. Понимаешь?

— Что-то не так? — спросил Холден. — Ведь если что, мы можем дождаться, когда «Роси» починят и слетать все вместе. Я всё искал повод взять Наоми с собой на Землю, познакомить с роднёй.

Досада промелькнула на лице механика так быстро, что Алекс едва успел заметить. Моменты, вроде этого, заставляют его нервничать. То, как Холден мог вытолкнуть Наоми из её зоны комфорта, даже не понимая, что он делает. Но она опомнилась ещё до того, как Амос смог заговорить.

— Лучше поищи другой повод, кэп. Я немного тороплюсь. Леди, с которой я раньше проводил время, умерла. Мне просто нужно съездить, убедиться, что всё идёт как надо.

— О, мне очень жаль, — произнесла Наоми вместе с Холденом. — Хочешь позаботиться о её собственности?

— Ну, да. Вроде того, — ответил Амос. — В общем, я забронировал транспорт до Цереры, а потом дальше, но мне нужно обналичить часть своих акций, чтобы было на что жить, пока буду там.

На секунду комнату заполонила тишина.

— Но ты же вернешься? — спросила Наоми.

— Планирую, — ответил Амос. Алекса поразило, что ответ был честнее, чем просто «да». Амос планировал вернуться, но всякое случается. За всё время, что они провели в бегах на «Кенте» и на «Роси», Алекс никогда не слышал, чтобы Амос говорил о своей жизни на Земле, только в самых общих чертах. Он задавался вопросом, было ли это из-за того, что упоминание прошлого просто не имело смысла, или о нём было слишком болезненно говорить. С Амосом могло быть и то и другое одновременно.

— Разумеется, — сказал Холден. — Только скажи, сколько тебе нужно.

Переговоры были быстрыми, перечисление прошло с одного ручного терминала на другой. Амос усмехнулся и похлопал Алекса по плечу.

— Ладно. Теперь у тебя свободная квартирка.

— Когда ты улетаешь? — спросил Алекс.

— Где-то через час. Мне нужно занять очередь.

— Ладно, — сказал Алекс. — Береги себя, напарник.

— Само собой, — сказал Амос и ушел.

Трое оставшихся члена экипажа «Роси» тихо стояли на кухне, Холден выглядел шокированным, Наоми — веселой. Алекс чувствовал себя где-то посередине.

— Это было странно, — сказал Холден. — Думаешь, с ним всё будет в порядке?

— Это Амос, — ответила Наоми. — Я больше волнуюсь за того, кого он собрался навестить.

— Справедливо, — ответил Холден, затем потянулся, чтобы присесть на стойку и повернулся к Алексу. — О чём это мы? Ты говорил, что думал кое о чём?

Алекс кивнул. «Я думал, как тяжело разбивать семью и о семье, которую я разбил до этого, и что мне нужно снова повидаться с моей бывшей женой и попытаться понять, кем мы были друг другу, и разобраться со всем, что мы сделали. До теперь, всё это казалось как-то веселее».

— Учитывая, что мы пробудем в доке довольно продолжительное время, я подумал, что я могу слетать на Марс. Проверить свою старую берлогу.

— Хорошо, — сказал Холден. — Но ты вернёшься до окончания ремонта, правда?

— Планирую, — улыбнулся Алекс.

Глава 3: Наоми

Табло со счетом для Голго осталось нетронутым после стартовых первого и второго голов. Поле всё так же было пустым. Пульсирующие басы из главного зала «Голубого цветочка» были вызваны вибрацией на палубе и ропотом голосов, слишком громким, чтобы там можно было разговаривать. Наоми взвесила железный шар в руке, привыкая к массе и весу, которые бывали разными при разной гравитации. Напротив неё стояли в ожидании Малика и члены её команды по ремонтным работам. Один из них пил Блю Мини — ярко-лазурную жидкость, которая теперь обрамляла его губы. Прошло уже три (или даже четыре?) года с тех пор, когда Наоми играла в Голго в последний раз, тогда как эти люди играли каждый четверг. Наоми ещё раз взвесила шар в руке, вздохнула и закрутила его. Внезапно выскочили и шары противников, стараясь удержать её бросок и пытаясь синхронизироваться с ним.

Это было чем-то вроде жеста новичку, тогда как Наоми хоть и потеряла хватку за годы без практики, но была далеко не новичком. Табло показало завершение полёта и вывело отметку Наоми — далеко за центральной разметкой поля. Её команда начала ликовать, тогда как со стороны команды Малики послышались стенания. Но все улыбнулись. Эта игра была дружеской, хотя таковыми бывали не все.

Один член команды Наоми кричал:

— Следующая! Следующая! — размахивая свой широкой бледной рукой. Его звали то ли Пир, то ли Паар, что-то вроде этого. Она взяла стальной шар и подбросила ему. Он ухмыльнулся ей, его глаза всё время украдкой пробегались по её телу. Бедный говнюк. Наоми встала обратно и Малика подошла к ней, чтобы стать рядом.

— У тебя ещё есть хватка, — сказала Малика. У неё был красивый голос, с акцентом станции Церера, который размягчал грубоватый говор жителей Пояса.

— Когда была тут в последний раз, частенько играла, — ответила Наоми. — То, что делал в молодости, не забудешь никогда, правда?

— Даже если захочешь, — рассмеялась Малика, и Наоми рассмеялась вместе с ней.

Малика жила в группе номеров на три уровня ниже и на тридцать градусов против часовой стрелки от клуба. В последний раз, когда Наоми была здесь, стены были увешаны шёлком с коричневым и золотым узором, а воздух был насыщен искусственными сандаловыми благовониями, которые не засоряли переработчики воздуха. Наоми две ночи спала в спальном мешке на палубе, засыпая под запись игры на арфе и бормотания Малики и Сэм. Только вот Сэм теперь была мертва, а Наоми с Джимом вернулись обратно, и человечество стало наследником тысячи солнц на расстоянии двух лет полёта. Быть здесь, смеяться с Маликой и её ремонтной командой, Наоми не могла сказать, чем она была поражена больше, тем, как сильно всё изменилось, или как мало.

Малика коснулась плеча Наоми, её брови нахмурились.

— Bist ajá? (Всё в порядке?)

— Просто задумалась, — немного грубо ответила Наоми на сленге Пояса. Она была сердита не только из-за Голго.

Уголки губ Малики опустилсь даже тогда, когда стол для Голго разразился криками ликования и унылыми вздохами. Сэм тоже была там, пусть и на мгновение. Эта необычная женщина с рыжими волосами и жизнерадостной непристойностью и привычкой разговаривать как ребенок — бу бу, оуии, — чтобы описать, например, обломки метеорита. То место, где она находилась, и двух женщин объединяло знание, что кто-то пропал.

Паар или Пир передал мяч следующему игроку — Сакаи, новому главному инженеру, — и команда соперников насмешливо похлопала его по спине. Наоми двинулась вперёд, чтобы оценить ущерб. Быть среди жителей пояса — только среди них — странно ободряло. Она любила свою команду, пусть и из двух землян и марсианина. Но существовали темы разговоров, которых она с ними не поднимала.

Она могла, не оборачиваясь, сказать, что вошел Джим. Игроки все как один смотрели мимо неё. Их глаза были широко распахнуты, и в воздухе витало волнение. Все молчали, но в то же время будто воскликнули: «Эй! Смотри! Это Джеймс Холден!»

Из головы легко вылетало, кем Джим является на самом деле. Он начал две войны и сыграл определенную роль в их окончании. Он был капитаном первого в истории корабля людей, прошедшего через Кольцо, — или же тем, кто выжил после этого. Он был на инопланетной базе в центре зоны замедления и вернулся. Он выжил после инцидента на станции Эрос и пережил смерть Агаты Кинг. Он был на Новой Терре, первой колонии людей на планете, где их прежде не было, и установил там странный, нестабильный мир. Было неловко наблюдать, как все реагируют на того Холдена: того, который был на экранах и в новостях. Она знала, что Джим вовсе не тот Джеймс Холден, но смысла говорить об этом не было. Некоторые вещи остаются секретами даже тогда, когда ты их раскрываешь.

— Здравствуй, любовь моя, — сказал Джим, приобняв её одной рукой. Во второй руке он держал грейпфрутовый мартини.

— Это мне? — спросила она, взяв коктейль.

— Надеюсь, да. Я всё равно не стал бы его пить.

— Хой, койо! — крикнул Паар или Пир, поднимая стальной шар. — Хочешь бросок?

Игроки вокруг табло бодро рассмеялись. Некоторые восторженно — Джеймс Холден играет с нами в Голго! Другие безжалостно — глядите, как важная шишка продует. Ничего из этого не имело отношения к настоящему человеку. Она задавалась вопросом, знает ли он, как сильно он изменил природу комнаты, просто войдя в неё. Наверное, он не догадывался.

— Нет, — ответил Джим с усмешкой, — я ужасен в подобных вещах. Даже не знаю, с чего начать.

Наоми наклонилась к Малике.

— Я должна идти. Большое спасибо, что пригласила меня, — это означало «я благодарна тебе, что ты позволила мне побыть здесь среди астеров, к которым отношусь и я».

— Тебе тодамас рады, койя мис, — сказала Малика. Что означало «смерть Сэм не твоя вина, а если и твоя, я прощаю тебя».

Наоми взяла Джима за локоть и позволила отвести её в главный бар. Музыка стала громче, когда они прошли через дверной проём, свет и звук соединялись в атаке на органы восприятия. На танцполе люди передвигались вместе, парами или группами. Было время, задолго до того, как она встретила Джима, когда идея напиться и броситься в толпу тел казалась привлекательной. Она могла вспомнить девушку, которую она любила, но ей не хотелось возвращать эту юность. Она стояла у бара и допивала мартини. Было слишком громко, чтобы говорить, поэтому она забавлялась, наблюдая за людьми, заметившими Джима, за выражением их лиц, либо его отсутствием. Джим, со своей стороны, приветливо скучал. Идея того, что он в центре внимания, была ему чуждой. Эту часть она любила в нём.

Когда её стакан опустел, она положила свою руку на его и они направились к общественному коридору за пределами клуба. Мужчины и женщины, желающие попасть внутрь — по большей части астеры, — наблюдали, как они уходят. Таковой была ночь на станции Тихо, что ничего не значит. Станция была построена на трёх чередующихся восьмичасовых сменах: отдых, работа, сон. Твой круг знакомых зависел от того, в какой смене ты работаешь, будто три разных города находятся в одном и том же месте. Мир, который наполняли две трети незнакомцев. Она обняла Джима за талию и прижала его к себе, пока не почувствовала, как его бедро движется перед её.

— Нам нужно поговорить, — сказала она.

Он немного напрягся, но держал свой голос легким и воздушным.

— Как мужчина с женщиной?

— Хуже, — сказала она. — Как старпом с капитаном.

— Что случилось?

Они зашли в лифт, и она нажала кнопку их палубы. Лифт среагировал, двери закрылись мягким движением, как только она собралась с мыслями. На самом деле, она не знала, что нужно сказать. Ему это понравится не больше, чем ей.

— Нам нужно подумать о найме большего количества экипажа.

Она знала достаточно о молчании Джима, чтобы узнать этот его тип. Она заглянула в его пустое выражение лица, его глаза моргнули на долю секунды быстрее, чем обычно.

— Серьезно? — сказал он. — Мне кажется, что у нас всё в порядке.

— Так и есть. Так и было. У «Роси» военный дизайн. Умный. Почти всё автоматизировано, много дублирующих систем. Поэтому мы смогли летать на ней всё это время лишь с третью от её стандартной численности экипажа.

— И ещё потому, что мы лучшая, мать его, команда в небе.

— Это не повредит. Если посмотреть на навыки и заслуги, у нас сильная группа. Но мы хрупкие.

Лифт дёрнулся, из-за сложных центробежных сил станции и ускорений пространство кажется неустойчивым. Она была уверена, что это просто движение.

— Я не уверен, что ты подразумеваешь под «хрупким», — сказал Джим.

— Мы на «Росинанте» с тех пор, как спасли её с «Доннаджера». Мы не проводили изменений в команде. Никакой текучки. Назови мне хоть один корабль, где такое было. Были рейсы, на которые «Кентербери» отправлялась с четвертью персонала в первой миссии. И…

Двери распахнулись. Они вышли и отошли в сторону, чтобы впустить другую парочку. Наоми слышала, как другие зашептались друг с другом, когда двери лифта закрылись. Джим был тихим, пока они возвращались к своим апартаментам. Когда он наконец заговорил, его голос был низким и задумчивым.

— Ты думаешь, один из них может не вернуться? Амос? Алекс?

— Я думаю, много чего произошло. При высоком ускорении у людей случается инсульт. Сок помогает, но это не гарантия. Люди, как известно, стреляют в нас. Так же мы были беспомощны на орбите. Ты ведь помнишь всё это, так?

— Конечно, но…

— Если мы кого-то потеряем, нас уже будет не треть от стандартного экипажа, а четверть. Добавь к этому потерю необходимых навыков.

Холден остановился, приложил руку к двери их апартаментов.

— Стой, стой, стой. Если мы кого-то потеряем?

— Да.

Его глаза были широко распахнуты и потрясены. В уголках глаз появились маленькие морщинки, свидетельствующие о беспокойстве. Она потянулась, чтобы разгладить их, но они не исчезли.

— Так ты пытаешься подготовить меня к смерти моей команды?

— Исторически говоря, люди почти на сто процентов смертны.

Джим начал что-то говорить, запнулся, открыл дверь в номер и вошёл. Она последовала за ним, закрыв за собой дверь. Она хотела к этому подвести, только не знала, как продолжить.

— Если бы у нас была полная команда, у нас было бы по два человека на каждой позиции. Если кого-то убьют или покалечат, другой займёт его место.

— Я не возьму ещё четырёх человек на наш корабль, не говоря уже о восьми, — сказал Джим, идя в спальню. Сбегая от разговора. Он не хотел уходить. Она ждала тишины, печали и беспокойства, что он разозлит её и ему придётся вернуться в комнату. Это заняло около пятнадцати секунд. — Мы управляем кораблем не как обычная команда, потому что мы не обычная команда. Мы получили «Роси», когда все в системе стреляли в нас. Корабли-невидимки взорвали под нами линкор. Мы потеряли «Кента», а потом Шеда. Нельзя пройти через всё это и просто быть нормальными.

— Что ты имеешь ввиду?

— Этот корабль — не экипаж. Мы управляем им как семья, а не как экипаж.

— Верно, — сказала она. — И это проблема.

Они посмотрели друг на друга через комнату. Челюсть Джима двигалась, на его языке застыли все «за» и «против». Он знал, что она права, но хотел, чтобы она ошибалась. Она увидела, что он понимает, что выхода нет.

— Хорошо, — сказал он. — Когда остальные вернутся, мы поговорим о том, чтобы провести несколько собеседований. Попробуем взять пару человек на миссию или две. Если они надлежащим образом освоятся, мы рассмотрим возможность их найма на постоянной основе.

— Хорошо, — сказала Наоми.

— Это изменит баланс на корабле, — сказал Холден.

— Всё меняется, — сказала она, обнимая его.

Они заказали синтезированную еду из индийского ресторана: карри, генетически модифицированный рис и текстурированный грибковый белок, который был почти неотличим от говядины. До конца вечера Холден старался быть весёлым, пытаясь скрыть свою неловкость от неё. Это не сработало, но она оценила его усилия.

После ужина они смотрели развлекательные каналы, пока не настало время комфортного ритма их дня, когда она выключила экран и потянула его к кровати. Секс с Холденом начался как захватывающая вещь ещё много лет назад, когда они впервые увидели, насколько глупыми могут быть капитан и старпом, спящие друг с другом. Теперь он был богаче, спокойней и игривей. И ещё приятнее.

После лежания на большом гелевом матрасе, разум Наоми начал странствовать. Она думала о «Роси» и Сэм, о книге со стихами, которую она читала, когда была девочкой, и о музыкальной группе, в которую её втянул один из старших инженеров на «Кентербери». Её воспоминания начали принимать сюрреалистическую путаницу снов, когда голос Джима почти разбудил её.

— Мне не нравится, что они ушли.

— М-м?

— Алекс и Амос. Мне не нравится, что они ушли. Если они попадут в беду, мы будем здесь. Я даже не могу просто запустить «Роси» и отправиться за ними.

— С ними ничего не случится, — сказала она.

— Я знаю. Я вроде бы знаю, — он оперся на локоть. — Ты действительно не волнуешься?

— Может быть, немного.

— Я имею в виду, я знаю, что они взрослые, но если что-то случилось. Если они не вернутся…

— Было бы тяжело, — сказала Наоми. — Вот уже много лет мы четверо всегда полагаемся лишь на одних себя.

— Да, — сказал Джим, а спустя мгновение продолжил: — Ты знаешь, кто та женщина, которую решил проведать Амос?

— Нет, не знаю.

— Думаешь, она его бывшая любовница?

— Я не знаю, — сказала Наоми. — Мне кажется, что она больше похожа на суррогатную мать.

— Хмм. Может быть. Я не знаю, почему я подумал о любовнице. — В полудреме произнёс он. — Эй, могу я задать неуместный вопрос?

— Если смогу ответить.

— Почему вы с Амосом не встречались? Я имею в виду там, на «Кенте».

Наоми засмеялась, перевернулась и положила руку ему на грудь. За всё это время даже после всех их совместных полётов ей нравился запах его кожи.

— Ты серьезно? Ты вообще обращал внимание на его сексуальность?

— Не думаю, что Амос и я должны это делать.

— Тебе лучше не забредать в эти дебри, — сказала Наоми.

— Хм. Окей. Я просто подумал, понимаешь. Как он ходил за тобой ещё там, на «Кенте». И он никогда не говорил об уходе с «Роси».

— Он остаётся на «Роси» не из-за меня, — сказала Наоми. — А из-за тебя.

— Меня?

— Он использует тебя как свою наружную, вторичную совесть.

— Нет, не использует.

— Это то, что он делает. Находит кого-то, у кого есть чувство этики и следует его примеру, — сказала Наоми. — Именно таким образом он пытается не быть монстром.

— Зачем ему пытаться не быть монстром? — из-за накрывающей пелены сна слова звучали нечленораздельно.

— Потому что он им и является, — сказала Наоми, её сознание постепенно затухало. — Вот почему мы ладим.

Через два дня без предупреждения пришло сообщение. Наоми была в автономном космическом скафандре, проверяя работу с главным инженером Сакаи. Он как раз объяснял, почему они смотрят на другой керамический сплав для соединений между внутренним и внешним корпусом. Она почувствовала прилив страха — отголосок её беседы с Холденом. Что-то произошло с Алексом. Или Амосом.

— Подождите, — сказала она, и Сакаи ответил поднятым кулаком.

Она включила сообщение. На плоском экране появился рассечённый круг АВП, его сменило изображение Марко. Годы сделали его лицо плотнее, а линию подбородка мягче. Его кожа имела ту же насыщенность и глубину, а руки, лежащие на столе, были такими же изящными. Он улыбнулся со смесью печали и веселья, это словно вернуло её назад во времени.

Сообщение остановилось, прерванное медицинскими системами костюма. Появилось предупреждение об увеличенной частоте сердечных сокращений и повышенном артериальном давлении. Не обращая на это никакого внимания она поднесла экран ближе к уровню подбородка, и его тихий неуверенный голос, сглаживаясь при передаче, плавно попадал в уши.

— Прости. Я знаю, что ты не хочешь слышать этого от меня. Если это поможет, я просто хотел заметить, что не делал такого раньше. И сейчас это не легко для меня.

«Выключи, — подумала она. — Останови передачу. Сотри. Всё равно всё будет ложью. Ложью или какими-то частями правды, выгодными ему. Забудь, что оно когда-либо приходило». Марко отвел взгляд от камеры, словно прочитал её мысли или знал, о чём она подумает.

— Наоми, я не согласен с твоим решением уйти, но я всегда его уважал. Даже когда ты появилась в новостях и все узнали о твоем местонахождении, я не пытался с тобой связаться. И сейчас я обращаюсь к тебе не ради себя.

Слова были резкими, тёплыми и осторожными: безупречная грамматика человека, настолько хорошо говорящего на втором языке, звучала очень странно. Его речь не содержала ни одного слова из диалекта пояса. Ещё одна вещь, изменившаяся за эти годы.

— Цин и Карал передают привет и выражают почтение, но они единственные, кто знает, что я обращаюсь к тебе. И почему. Сейчас они на станции Церера, но они не могут оставаться там долго. Мне нужно, чтобы ты встретила их команду там и… нет, прости. Это неправильно. Я не должен был ставить вопрос так. Просто я сейчас возбужден и нервничаю. Я не знаю, что делать, и ты единственная, к кому я могу обратиться. Это касается Филипа. Он влип.

Глава 4: Амос

Горло саднило.

Амос сглотнул, пытаясь избавиться от комка потоком слюны, но всё, чего он добился — новая порция тупой боли, словно после глотка песка. Медпункт «Роси» обколол его полным набором бустер-вакцин и бактериальных профилактических средств три месяца назад, точно по графику. Он не предполагал, что может заболеть. Но вот появилось оно — место где-то в глубине его гортани, будто он проглотил мячик для гольфа, застрявший где-то на пол пути вниз.

Вокруг него мельтешили, как муравьи в своём муравейнике, жители и туристы космопорта станции Церера — их голоса сливались в единый неделимый рёв, сравнимый с тишиной. Амоса позабавило, что никто на Церере не поймет метафору о муравьях. Что касается него, то он не видел живых муравьев около двадцати лет, но детские воспоминания об этих насекомых, тащащих целого таракана или обгладывающих скелет крысы, были до сих пор ярки и остры. Как тараканы и крысы, муравьи научились соседствовать с человеком без особых проблем. Когда цементные джунгли человеческих городов распространились по планете и половина видов животных на Земле оказалась на грани исчезновения, никто не волновался за муравьев. Они отлично справлялись и остатки фастфуда были столь же обильны и вкусны, какими некогда были мёртвые лесные животные.

Адаптируйся или умри.

Если бы у Амоса быть своя философия, то она бы была именно такой. Бетон заменяет лес. Вам что-то мешает — вы прокладываете себе дорогу. Если вы можете найти способ жить в трещинах, вы можете процветать где угодно. Везде есть трещины.

Муравейник Цереры суетился вокруг него. На вершине пищевой цепи были люди, покупающие закуски в киосках или билеты на челноки, а корабли покидали станцию. Люди в трещинах тоже были там. Девочка, не старше десяти с длинными грязными волосами и розовым комбинезоном на два размера меньше, чем нужно, наблюдала за путешественниками, не глядя на них. Ждала, что кто-то оставит свой багаж или ручную кладь достаточно надолго, чтобы можно было украсть. Она увидела, что Амос смотрит на неё и задвинула за собой люк для обслуживания, низко установленный в стене.

Жить в трещинах, но всё-таки жить. Адаптироваться, но не умирать.

Он снова сглотнул, скривившись от боли. Его ручной терминал просигналил, и он посмотрел на борт, который был самым заметным в пространстве станции. Ярко-желтые буквы на чёрном фоне, шрифт, больше акцентирующий внимание на читабельности, а не красоте. Его дальний рейс к Луне подтвердили. Стартовое окно откроется через три часа. Он постучал по экрану своего терминала, чтобы сообщить автоматизированной системе, что он будет на борту, и пошёл искать, чем можно было бы убить три часа.

У ворот был бар. Так что это было легко.

Он не хотел напиваться и пропустить свой рейс, поэтому он пил пиво. Пил медленно и методично, махая бармену каждый раз, когда пива на дне оставалось немного, чтобы, пока он допьет этот бокал, его уже ждал следующий. Он стремился к приятной расслабленности, и он точно знал, как быстро туда добраться.

В баре особо не было чем развлечься, поэтому он мог сосредоточиться на бокале, бармене и следующем напитке. Комок в горле утолщался с каждым глотком. Он не обращал внимания. Остальные посетители в баре были тихими, читали ручные терминалы или шептались небольшими группами, пока пили. Все на пути в другое место. Сам бар не был их пунктом назначения; он был местом, куда можно случайно заглянуть во время путешествий, а потом совершенно о нём забыть.

Лидия умерла.

Он провёл двадцать лет, думая о ней. Татуировка в виде её лица над его сердцем была частью этого, конечно же. Каждый взгляд в зеркало без рубашки был напоминанием. Но помимо этого, каждый день был выбор с отголоском этого напоминания. И каждый выбор, который он сделал, начинался с маленького голоса в его голове, спрашивающего, что бы Лидия хотела, чтобы он сделал. Когда он получил сообщение от Эриха, он понял, что не видел и не разговаривал с ней более двух десятилетий. Это означало, что она была на двадцать лет старше, чем когда он ушёл. Сколько ей тогда было лет? Он мог вспомнить седину в её волосах, морщинки вокруг глаз и рта. Старше его. Но ему было пятнадцать, и «старше его» было огромной областью, в которую попадало большинство людей.

И теперь она была мертва.

Может быть, кто-то на двадцать лет старше женщины, которую он помнил, был достаточно стар, чтобы умереть от естественных причин. Может быть, она умерла в больнице или в своей собственной постели, тёплой, комфортной и окружённой друзьями. Может, у неё была кошка, спящая на ногах. Амос надеялся, что это правда. Потому что, если это не так, если это не естественные причины, он собирался убить каждого человека, даже удалённо причастного. Он рассмотрел идею в своем уме, вращая её и так, и этак, ожидая понять, остановила ли Лидия бы его. Он сделал ещё один долгий глоток пива, обжигающий горло. Он и правда надеялся, что не заболеет.

«Ты не болен, — сказал голос Лидии в его уме, — тебе грустно. Ты скорбишь. Комок в горле. Полое пространство позади грудины. Ощущение пустоты в желудке, сколько бы пива ты туда не залил. Это скорбь».

— Да, — произнес Амос вслух.

— Что-то нужно, приятель? — спросил бармен с профессиональным равнодушием.

— Ещё один, — сказал Амос, указывая на свой полупустой бокал.

«Ты плохо переживаешь скорбь,» — сказал другой голос. На этот раз Холдена. Это была правда. Вот почему Амос доверял капитану. Он говорил только то, во что верил. Не было необходимости анализировать или выяснять, что он на самом деле имел в виду. Даже если капитан облажался, он действовал добросовестно. Амос не много встречал таких людей.

Единственное сильное чувство, которое Амос ощущал дольше, чем он мог вспомнить, — это гнев. Он был всегда там, ожидая его. Переживать скорбь таким образом было просто и легко. Он понял это. У человека, сидящего на расстоянии в несколько стульев, был грубый, костлявый вид, как у альпиниста. Он целый час пил одно и то же пиво. Каждый раз, когда Амос заказывал ещё одно, человек стрелял в него взглядом, наполовину раздражённым, наполовину завистливым. Желая, по-видимому, его бездонный кредитный счет. Это было бы так просто. Скажи ему что-нибудь, резкое и громкое, чтобы ему было стыдно отступить на глазах у всех. Бедный ублюдок будет чувствовать себя обязанным захватить наживку, и тогда Амос с чистой совестью пройдётся своей скорбью по парню. Небольшая заварушка может быть хорошим способом расслабиться.

«Этот парень не убивал Лидию,» — сказал голос Холдена. «Но, возможно, кто-то другой это сделал, — подумал Амос. — И я должен это выяснить».

— Хочу рассчитаться, амиго, — сказал Амос бармену, махнув ручным терминалом в его сторону. Он указал на альпиниста. — Налей этому парню следующих два за мой счет.

Альпинист нахмурился в поисках оскорбления, но не нашел и ответил:

— Спасибо, брат.

— В любое время, брат. Береги себя там.

— Са-са, — сказал альпинист, допивая своё пиво и потянулся к одному из двух бокалов, которые Амос только что купил. — И ты тоже, сабе дуй?

Амос скучал по своей койке на «Роси».

Дальнемагистральный транспорт назывался «Ленивая Певунья», но её птицеподобные качества начались и закончились белыми буквами на борту. Снаружи она походила на гигантский мусорный бак с приводным конусом на одном конце и крошечной палубой на другом. Изнутри она тоже походила на гигантский мусорный бак, только разделённый на двенадцать палуб, по пятьдесят человек на каждой.

Уединиться можно было лишь за тонкими занавесками душевых кабинок, а туалетом люди, похоже, пользовались только когда поблизости были члены экипажа в униформе.

Тюремные правила, пришло в голову Амосу.

Он выбрал койку, обычную кушетку с небольшим отделением под ней и крошечным медиа экраном на переборке, как можно дальше от туалета и столовой. Он пытался держаться подальше от многолюдных мест. Своё личное пространство он делил только с семьёй из трёх человек на одной стороне и древней старухой на другой.

Старуха весь полёт провела под воздействием маленьких белых таблеток, пялясь в потолок весь день, а ночью ворочаясь и потея в лихорадочном сне. Амос ей представился. Она предложила ему какие-то таблетки. Он отказался. Это положило конец их общению.

Семья на другой стороне была намного приятнее. Двое мужчин чуть больше тридцати и их дочь около семи лет. Один из них был инженером-строителем по имени Рико. Второй вел домашнее хозяйство, его звали Цзяньго. Девочку звали Венди. Они посмотрели на Амоса с некоторым подозрением, когда он выбрал койку, но он улыбнулся, пожал им руки и купил Венди мороженого из торгового автомата, после чего он больше не смотрел в их сторону, чтобы не пугать их. Он знал, какими бывают мужчины, проявляющие слишком большой интерес к маленьким детям, и поэтому он знал, что нужно делать, чтобы тебя не приняли за одного из них.

Рико ехал на Луну, чтобы занять одну из новых вакансий на орбитальных верфях Буша.

— Много койос держат курс туда. Сейчас много рабочих мест, все пытаются отхватить что-нибудь себе. Новая колония. Новые миры.

— Всё закончится, когда спешка утихнет, — сказал Амос. Он лежал на диване, рассеяно слушая болтовню Рико и смотря видео без звука с экрана на стене.

Рико по-астерски пожал плечами и наклонил голову к дочери, спящей в своей койке.

— Ради неё, сабе? Её будущего. Пока что я отложил несколько юаней. Школа, путешествие по поясу, всё, что ей понадобится.

— Я понял. Ради будущего.

— О, слушай, они чистят туалет. Схожу, приму душ.

— Что с этим парнем? — спросил Амос. — Что стряслось?

Рико наклонил голову, как будто Амос спросил, почему в космосе вакуум. Справедливости ради, Амос знал ответ, но было интересно увидеть, знал ли его Рико.

— Дальнемагистральные банды, койо. Перелёт по дешёвке. Хреново быть бедным.

— Экипаж следит за этим дерьмом, верно? Кто-нибудь ввяжется в драку, они всех нас усыпляют газом, вяжут бандюков. Без хлопот и заморочек.

— Они не следят за душевыми. Там нет камер. Не платишь, когда идёт шмон, там они тебя и достанут. Лучше туда ходить, когда поблизости экипаж.

— Ни фига себе, — произнес Амос, изображая удивление. — Пока что шмон я не видел.

— Увидишь, чувак. Присматривай за Цзяном и Венди, когда меня нет, хорошо?

— В оба глаза, брат.

Рико был прав. После первого прыжка на полной тяже, когда первые суетящиеся люди искали койки, из-за того, что, по их мнению, ненавидели своего соседа, и находя новые, там уже и оставались, в основном. Астеры спали на палубах для астеров. Планетяне — на палубах, разделённых между Землёй и Марсом. Амос был на палубе для астеров, но он, казалось, был единственным таким.

И правда, тюремные правила.

На шестой день небольшая группа здоровяков с верхней палубы спустилась вниз на лифте и разошлась по отсеку. На палубе было пятьдесят человек, поэтому им потребовалось время, чтобы обойти всех. Амос притворился, что спит, а сам наблюдал за ними краем глаза. Это был обычный развод. Здоровяк подошел к пассажиру, рассказал о полисах страхования полётов, затем принял кредитный перевод через дешёвый одноразовый терминал. Прямых угроз не было, только намёки. Платили все. Это было глупое вымогательство, но достаточно простое, чтобы всё работало.

Один из вымогателей, на вид не больше четырнадцати лет, направился в их сторону. Рико начал доставать свой ручной терминал, но Амос сел на кровати и махнул ему, чтобы тот ничего не делал. Юному вымогателю он сказал:

— У нас здесь всё хорошо. В этом углу никто не платит.

Бандит смотрел на него молча. Амос улыбнулся. Он не особо хотел, чтобы его травили газом и связывали, но, если так должно было случиться, он переживёт.

— Покойник, — сказал бандит. Он вложил в это слово как можно больше мужества, и Амос уважал это обязательство. Но люди гораздо страшнее, чем тощий подросток-астер, пытавшийся запугать его. Амос кивнул, как будто принимал угрозу во внимание.

— Так вот однажды я попал в техническое отделение реактора, когда взорвали трубопровод, — сказал он.

— Что? — озадаченно спросил парень. Даже Рико и Цзяньго смотрели на Амоса, как будто тот сошел с ума. Амос подвинулся, и подвесы койки заскрипели при переориентации.

— Видишь ли, охладитель радиоактивен, как чёрт. Испаряется на открытом воздухе. Если попадёт на кожу, это плохо, но пережить можно. В основном смывается. А вот вдыхать не советую. Куча радиоактивных частиц в лёгких, которые не можешь достать. Да, ты почти наверняка расплавишься изнутри.

Мальчишка оглянулся через плечо, ища поддержки против сумасшедшего болтающего парня. Остальная команда вымогателей всё еще была занята.

— И вот, — продолжил Амос, наклоняясь вперед, — мне пришлось забраться в ремонтный шлюз, открыть аварийный шкафчик, достать и надеть противогаз, не делая ни единого вдоха.

— Ну и что? Вы по-прежнему…

— Смысл этой неприятной маленькой сказки в том, что я узнал некоторые факты о себе.

— Да? — ситуация стала настолько странной, что парню было интересно услышать продолжение.

— Я узнал, что могу задержать дыхание почти на две минуты, занимаясь напряженной физической активностью.

— И…

— И ты должен спросить себя, сколько вреда я могу тебе нанести за те две минуты, пока усыпляющий газ не вырубит меня. Потому что я уверен, достаточно много.

Парень не ответил. Рико и Цзяньго, казалось, затаили дыхание. Венди смотрела на Амоса с широко раскрытой улыбкой.

— Есть проблема? — один из приятелей юного бандита, наконец, подошел проверить его.

— Да, он…

— Нет проблем, — сказал Амос. — Просто объяснил вашему коллеге, что этот уголок комнаты не платит за страховку.

— Так и сказал?

— Ага. Так и сказал.

Старший бандит посмотрел на Амоса, оценивая его габариты. Они были примерно одинакового роста, но Амос был тяжелее на целых двадцать пять килограммов. Амос встал и немного расправился, донося свою мысль.

— С каким экипажем летаешь? — спросил старший бандит, ошибочно приняв его за члена конкурирующей банды.

— «Росинант,» — ответил Амос.

— Никогда не слышал.

— Слышал, но всё зависит от контекста, не так ли?

— Вполне вероятно, что ты испоганил свою жизнь, койо, — сказал бандит.

Амос широко развел руками.

— Думаю, рано или поздно мы это выясним.

— Рано или поздно, — согласился бандит, а затем схватил младшего напарника и направился к остальной части своей команды. Когда они уехали лифтом на следующую палубу, то оставили юнца на этой. Он открыто пялился на Амоса через всю комнату, не пытаясь ничего скрыть.

Амос вздохнул и схватил полотенце из своей сумки.

— Пойду приму душ.

— Ты сумасшедший, — сказал Цзяньго. — Там нет экипажа. Они тебя разорвут.

— Да.

— Тогда зачем?

— Затем, — сказал Амос, встав и перебросив полотенце через плечо, — что я ненавижу ждать.

Как только Амос подошёл к гальюну с полотенцем на плече, юнец начал говорить в свой ручной терминал. Вызывая войска.

Гальюн включал в себя пять хрупких пластиковых душевых кабинок на одной стороне переборки и десять вакуумных туалетов на другой. Раковины были расположены у переборки напротив двери. В открытом пространстве посередине были скамейки для сидения, пока ждёшь свою очередь в душ или одеваешься после. Не лучшее место для рукопашной схватки. Много выступающих частей, о которые можно удариться, и лавочек, о которые можно легко споткнуться.

Амос бросил полотенце на раковину и прислонился к ней, скрестив руки. Ему не пришлось долго ждать. Через несколько минут после того, как юнец сделал звонок, он и пять головорезов из команды вымогателей зашли в комнату.

— Только шесть? Я немного оскорблен.

— Ты не маленький, — сказал самый старший. Затем продолжил их предводитель:

— Но здоровяки тоже умирают.

— Согласен. Так, как это будет? Я на твоей территории, так что буду соблюдать правила.

Предводитель засмеялся:

— А ты смешной, мужик. Почти покойник, но смешной, — он повернулся к юнцу. — Твоя тушка, койо.

Юнец вытащил из кармана заточку. Через охрану невозможно было пронести оружие, но это был зазубренный кусок металла, оторванный от чего-то на корабле, а затем заточенный. И снова тюремные правила.

— Не хочу выказывать тебе неуважение, — сказал Амос ему. — Впервые я убил человека где-то в твоем возрасте. Ну, на самом деле, несколько человек, но это не важно. Я вполне серьёзно воспринимаю тебя и этот нож.

— Хорошо.

— Нет, — грустно сказал Амос, — ничего хорошего, на самом деле.

Прежде, чем кто-либо успел дернуться, Амос преодолел расстояние между ними и схватил руку юнца с ножом. Корабль был лишь на трети тяги, поэтому Амос оторвал парня от пола и закрутил, ударив по ребру душевой кабинки его же рукой. Его тело продолжило путешествие, но Амос не отпускал руку парня, и её выкрутило вокруг точки удара. Звук разорванных сухожилий его локтя был похож на удар молотком по мокрой фанере. Нож с дрожащих пальцев упал на пол, и Амос отпустил руку.

Последовала долгая пауза, пять головорезов смотрели на нож у ног Амоса, а он смотрел на них. Пустота в его животе исчезла. Полое пространство позади грудины исчезло. Горло перестало болеть.

— Кто следующий? — спросил он, разминая руки, на его лице появился оскал, о котором он не подозревал.

Они быстро двинулись ему на встречу. Амос развёл руками и приветствовал их, будто давно потерянных поклонников.

— Ты в порядке? — спросил Рико. Он промакивал небольшой порез на голове Амоса спиртовым тампоном.

— По большей части.

— Они в порядке?

— Не настолько, — сказал Амос, — но по большей части тоже. Все выйдут оттуда, когда очнутся.

— Не нужно было делать этого ради меня. Я бы заплатил.

— Я и не делал, — сказал Амос. На озадаченный взгляд Рико он добавил, — не делал этого ради тебя. И Рико? Те деньги пойдут в фонд Венди, или я приду и за тобой.

Глава 5: Холден

Один из дедов Холдена провел свою молодость, выступая в родео. Судя по сохранившимся фотографиям, это был высокий, мускулистый и крепкий мужчина с большой пряжкой и ковбойской шляпой. Но по детским воспоминаниям самого Холдена, дед его был худым, бледным и сгорбившимся. Словно время забрало всё лишнее, превратив молодого человека в дряхлую развалину, которой он стал.

Он был поражён тем, как изменился Фред Джонсон.

Он всё ещё был высоким мужчиной, но упругие мускулы, которые он когда-то имел, в основном исчезли, оставив дряблую кожу на руках и шее. Волосы из чёрных превратились в седые. То, что он всё ещё мог излучать дух абсолютной власти, означало, что очень немного её пришло из физической формы.

Когда Холден сел, у Фреда уже было два стакана и бутылка чего-то темного на столе. Он предложил напиток небольшим кивком головы и Холден кивнул. Пока Фред наливал, Холден протяжно вздохнул, откинувшись в своём кресле и сказал:

— Спасибо.

Фред пожал плечами.

— Я ждал извинений.

— Не только за выпивку, но и спасибо за это тоже. Спасибо за помощь с «Роси». Пришли деньги от Авасаралы, но у нас есть ущерб, о котором мы не знали, когда я выписывал счёт. Без вашей льготной скидки для клиентов у нас были бы проблемы.

— Кто сказал, что вы получите скидку? — улыбнувшись, сказал Фред и передал Холдену напиток. Хмыкнув, он откинулся в своём кресле. Холден начал понимать насколько он боится этой беседы. Он понимал, что это были просто обычные деловые переговоры, хотя ему казалось, что он просит подачку. Да, ответ был положительным и это радовало. Но то, что Фред не заставил его испытывать неловкость, было ещё лучше. Он почувствовал, как будто он сидит с другом.

— Ты выглядишь старым, Фред.

— Я чувствую себя старым. Но это лучше, чем альтернатива.

Холден поднял бокал.

— За тех, кто уже не с нами.

— За тех, кто уже не с нами, — повторил Фред, и они оба выпили. — Этот список становится всё длиннее каждый раз, когда я снова вижу тебя.

— Я сожалею о Быке, но думаю, что он, скорее всего, спас Солнечную систему. Из того, что я знал о нём, он подумал бы, что это было очень круто.

— За Быка, — сказал Фред, снова подняв бокал.

— И за Сэм, — добавил Холден, поднимая свой.

— Я вас скоро покину, так что хотел поинтересоваться, всё ли у тебя в порядке.

— Подожди. Покинешь? Это в смысле уедешь, или как покинули Бык и Сэм?

— Ты так просто от меня не избавишься. Мне нужно вернуться на станцию Медина, — сказал Фред. Он налил себе ещё немного бурбона, нахмурившись, как будто это была деликатная операция. — Вот где происходит всё действие.

— В самом деле? Я вроде как слышал, что генеральный секретарь ООН и марсианский премьер-министр сели за стол переговоров. Думал, ты направишься туда.

— Они могут говорить всё, что хотят. Реальная власть в географии. Медина находится в центре, где соединяются все кольца. Вот где власть будет очень долгое время.

— Как долго, ты думаешь, ООН и Марс позволять вам управлять этим шоу? Да, вы начали, но у них есть куча действительно опасных кораблей, чтобы выкинуть вас, если они решат забрать ваше имущество.

— Авасарала и я много общались по этому поводу. Мы не выпустим это из-под контроля, — Фред сделал паузу, чтобы выпить. — Но у нас две большие проблемы.

Холден поставил стакан. Он начал понимать, что его просьба и получение скидки на ремонт, возможно, на самом деле не было окончанием переговоров.

— Марс, — сказал Холден.

— Да, Марс умирает, — кивнул Фред, соглашаясь. — Этого не остановить. Но также есть и экстремистская ветка АВП, создающая волнения. Атака на Каллисто в прошлом году была их работой. Водный бунт на станции Паллада. И были другие вещи. Пиратство растёт, и всё больше кораблей с нарисованным рассечённым кругом бороздит космос, чем мне бы хотелось.

— Я думаю, любые проблемы, которые у них были, решатся, когда каждый получит себе свободную планету.

Фред сделал еще один глоток, прежде чем ответил.

— Их позиция заключается в том, что астерская культура адаптирована к космосу. Перспектива новых колоний с воздухом и гравитацией подрывает экономическую базу, от которой зависят астеры. Принуждение всех спускаться вниз в гравитационный колодец является моральным эквивалентом геноцида.

Холден моргнул.

— Свободные планеты — это геноцид?

— Они утверждают, что адаптация к низкой гравитации не является недостатком, это то, кто они есть. Они не хотят жить на планете, поэтому мы их убиваем.

— Ладно, я понимаю, что они не желают проводить шесть месяцев на стероидах и стимуляторах роста костей. Но как мы их убиваем?

— Во-первых, не все из них могут это терпеть. Но это совсем не главное. Всё это, — Фред взмахом указал на окружающую их космическую станцию, — излишне, когда у каждого есть планета. Для поколений, как минимум. Может быть, навсегда. Нет причин добывать ресурсы из внешних планет или вести добычу в Поясе, когда мы можем найти те же ископаемые в колодце и получать бесплатный воздух и воду.

— Значит, если у них не будет ничего, что нужно остальным, они просто умрут от голода здесь?

— Вот как они это видят, — сказал Фред. Они замолчали и выпили.

— Мда, — наконец сказал Холден. — Хорошо, у них есть своя точка зрения. Но я не понимаю, что они собираются делать с этим.

— Некоторые люди пытаются выяснить это. Напряжение растет.

— Каллисто и Паллада.

— И совсем недавно они атаковали Землю с помощью старого законсервированого грузового корабля.

Холден рассмеялся:

— Я нигде не слышал, чтобы Землю бомбили, так что, должно быть, это не сработало.

— Что ж, это был террорист-смертник, и их план наполовину сработал. Флот ООН при патрулировании высокой орбиты превратил грузовое судно в облачко газа, растянувшееся на десятую часть астрономической единицы от планеты. Нет повреждений — нет огласки. Но, возможно, всё это было предварительной атакой. Они планируют какое-то большое показательное заявление о том, что нельзя игнорировать Пояс. Вещь, которая пугает меня до усрачки, заключается в том, что никто не может выяснить, что же это будет на самом деле.

Пологий главный коридор жилого кольца станции Тихо был заполнен рабочими. Холден не уделял особого внимания расписанию станции, но он полагал, что толпы, проходящие мимо него, означают смену дежурства. Либо это, либо упорядоченная эвакуация без сигналов тревоги.

— Йоу! Холден, — сказал кто-то из проходящих мимо.

— Привет, — сказал Холден, не зная, с кем он говорит.

Холден всё ещё не знал, как воспринимать свою известность. Люди показывали на него, смотрели в его сторону, перешёптывались, когда он проходил мимо. Он знал, что никто не пытается его оскорбить. Просто люди удивлялись, когда кто-то, кого они видели только на видеоэкранах, неожиданно появлялся в реальном мире. Большинство из того, что ему удалось расслышать в бормотании толпы, состояло из «Это действительно тот самый Джеймс Холден? Я думаю, что это Джеймс Холден».

— Холден, — произнесла женщина, идущая к нему по коридору, — как жизнь?

На станции Тихо было пятнадцать тысяч человек, работающих в трёх разных сменах. Это было похоже на небольшой город в космосе. Он всё не мог вспомнить, была ли женщина, разговаривающая с ним, его знакомой или нет, поэтому он просто улыбнулся и сказал:

— Привет. Как дела?

— Всё так же, — сказала она, когда они поравнялись.

Когда он добрался до двери своей квартиры, то почувствовал облегчение, что единственным человеком внутри была Наоми. Она сидела за обеденным столом, перед ней стояла испускающая пар чашка чая, а в глазах был отрешённый взгляд. Холден не мог понять, был ли это признак меланхолии или решения сложной инженерной проблемы в её голове. Эти взгляды были сильно похожи.

Он налил себе чашку воды из кухонного крана, а затем сел напротив неё, ожидая, когда она заговорит первой. Она посмотрела на него сквозь свои волосы и печально улыбнулась. Всё же меланхолия, а не техника.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

— В общем, у меня есть кое-что для тебя.

— Это «кое-что» я могу исправить? — спросил Холден. — Рассказывай.

Наоми потягивала чай, тянув время. Плохой знак, значит, она не знала, как об этом сказать. Холден почувствовал, что мышцы его живота напрягаются.

— На самом деле, это проблема, — сказала она. — Мне нужно кое-что сделать, и я не могу вовлекать тебя в это. Вообще. Потому что если это будешь ты, то ты сразу попытаешься всё исправить, а это невозможно.

— Я не понимаю, — сказал Холден.

— Когда я вернусь, я обещаю полностью всё рассказать.

— Подожди. Что значит вернёшься? Куда ты собираешься?

— Для начала на Цереру, — сказала Наоми. — Но это может затянуться. Я не знаю, как долго меня не будет.

— Наоми, — сказал Холден, потянувшись через стол к её руке. — Ты сейчас очень пугаешь меня. Не стоит отправляться на Цереру без меня. Особенно, если это что-то плохое, а я чувствую, это действительно что-то очень плохое.

Наоми поставила чай и взяла его за руку. Пальцы, которые держали кружку, были ещё тёплыми, а остальные холодными.

— Кроме этого разговора не будет никаких обсуждений. Так что, либо я еду, потому что ты понимаешь и даёшь мне самой с этим разобраться, либо я еду, потому что мы расходимся, и ты больше не имеешь права влиять на мои действия.

— Подожди, что?

— Так что, мы расходимся? — спросила Наоми. Она сжала его руку.

— Нет, конечно нет.

— Тогда спасибо тебе за то, что достаточно доверяешь, чтобы дать мне самой с этим разобраться.

— Неужели я это только что сказал? — спросил Холден.

— Да, в значительной степени, — Наоми встала. У неё уже была упакована спортивная сумка на полу рядом со стулом, которую Холден не заметил. — Я свяжусь, когда смогу, но, если не смогу, не думай, что случилось что-то плохое. Хорошо?

— Хорошо, — ответил Холден. Всё происходящее смутно напоминало сон. Наоми, стоявшая возле стола с её оливково-зеленой вещевой сумкой, казалась очень далёкой. То ли комната стала большей, чем была, или это Холден уменьшился. Он тоже встал, и головокружение вызвало у него лёгкую тошноту.

Наоми кинула спортивную сумку на стол и обняла его обеими руками. Её подбородок был возле его лба, когда она прошептала:

— Я вернусь. Обещаю.

— Хорошо, — сказал он снова. Его мозг потерял способность формировать любые другие слова.

После последнего объятия она взяла сумку и направилась к двери.

— Подожди, — сказал он.

Она оглянулась.

— Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она, а затем исчезла.

Холден откинулся на спинку кресла, потому что если бы он этого не сделал, то оказался бы на полу. Наконец он вылез из кресла через минуту или час, было трудно сказать. Он почти позвал Амоса, чтобы выпить вместе, когда вспомнил, что Амос с Алексом тоже ушли.

Все ушли.

Странно, как ничего не изменилось, при том, что изменилось всё. Он по-прежнему вставал каждое утро, чистил зубы, надевал чистую одежду и завтракал. Приходил в ремонтные доки к девяти утра по местному времени, надевал скафандр и присоединялся к команде, работающей над «Росинантом». По восемь часов он карабкался между нервюрами корабля, соединял трубопроводы, устанавливал маневрирующие двигатели, латал дыры. Он не знал, как сделать всё, что нужно было, но хотел узнать. Поэтому он ходил тенью за техниками, которые выполняли действительно сложную работу.

Всё это было так нормально, так рутинно, почти как в его старой жизни.

Но потом, спустя восемь часов, он возвращался в свою квартиру, где никого не было. Он впервые за много лет был действительно один. Амос не придёт и не предложит сходить в бар. Алекс не усядется на его диване за просмотром видео трансляций, отпуская при этом саркастические замечания в адрес экрана. Наоми не спросит о том, как прошёл день, и не поделится впечатлениями о текущем ремонте. В комнате даже пахло пустотой.

Не то, чтобы ему приходилось сталкиваться с подобным раньше, но Холден понял, насколько ему нужна семья. Он вырос с восемью родителями и, казалось бы, с бесконечным запасом бабушек, дедушек, тётушек, дядей и двоюродных братьев и сестер. Когда он оставил Землю ради службы, он провел четыре года в академии с соседями по комнате, одногруппниками и подружками. Даже когда его уволили с позором, он сразу же пошёл работать в «Чисто-Прозрачно» на «Кентербери», где обрел новую странствующую семью сослуживцев и друзей. Или, если не семью, то людей, по крайней мере.

Единственными двумя близкими людьми на Тихо были Фред, настолько занятой своими политическими интригами, что ему едва хватало времени перевести дух, и Сэм, которая погибла в медленной зоне несколько лет назад. Замена Сэм, Сакаи, был компетентным инженером и, казалось, вполне серьёзно взялся за ремонт его корабля, но не выражал никакого интереса в общении вне работы.

Поэтому Холден много времени проводил в барах.

«Голубой цветочек» был слишком шумным и слишком переполнен людьми, которые знали Наоми, но не его. Места рядом с доками были заполнены шумными рабочими, отработавшими смену, и схватка со знаменитостью казалась им отличным способом спустить пар. В любом другом месте, где было больше четырёх человек, в момент образовывалась очередь желающих сфотографироваться с Джеймсом Холденом, а затем около часа приставать с личными вопросами. Поэтому он нашёл маленький ресторанчик, приютившийся в боковом коридоре между жилым районом и небольшой зоной с магазинчиками. Тут подавали то, что астеры называли итальянской кухней, а в тёмной комнате расположился небольшой бар, на который, похоже, никто не обращал внимание.

Холден мог сидеть за маленьким столиком, просматривать последние новости на ручном терминале, читать сообщения и, в конце концов, ознакомиться со всеми книгами, которые он загрузил за последние шесть лет. В баре подавали ту же еду, что и в зале ресторана, и хотя ни один землянин не принял бы эту еду за итальянскую, она была съедобной. Коктейли были неважными и дешевыми.

Было бы почти терпимо, если бы Наоми, казалось бы, не исчезла из вселенной. Алекс отправлял регулярные сообщения о том, где он был и что задумал. Терминал Амоса автоматически отправлял сообщения, дающие Холдену знать, что его рейс приземлился на Луну, а затем в Нью-Йорк. От Наоми ничего. Она всё ещё существовала, или, по крайней мере, её ручной терминал. Сообщения, которые он отправил, прибывали куда-то. Связь ни разу не пропадала. Но единственным ответом были сообщения об успешной доставке.

После пары недель плохой итальянской еды и дешёвых коктейлей, его терминал наконец-то просигналил о входящем голосовом звонке. Он знал, что это не могла быть Наоми. Задержка сигнала сделала бы любое общение невозможным для каких угодно людей, не живущих на одной и той же станции. Но он всё равно достал свой терминал из кармана так быстро, что тот вылетел у него из рук.

Бармен, Чип, заметил:

— Парочка Маргарит были лишними?

— Даже первая была лишней, — ответил Холден, а затем залез под стойку в поисках терминала. — И называть это Маргаритой — преступление.

— Это как Маргарита, поскольку делается из рисового вина и концентрата лаймового ароматизатора, — сказал Чип, слегка обиженно.

— Алло, — Холден закричал в терминал, судорожно водя по сенсорному экрану, чтобы принять звонок. — Алло?

— Привет, Джим, — сказал женский голос. Этот голос явно не был похож на голос Наоми.

— Кто это? — спросил он, а затем треснулся головой о край стола, вылезая обратно, и добавил: — Чёрт возьми!

— Это Моника, — ответил голос на другом конце. — Моника Стюарт. Похоже, я немного не вовремя?

— Я сейчас немного занят, Моника, — сказал Холден. Чип поднял глаза. Холден отвернулся от него, и бармен начал смешивать ему ещё один напиток. Наверное, в качестве наказания за оскорбление.

— Я понимаю, — сказала Моника. — Но у меня есть кое-что, что я бы хотела обговорить с тобой. Есть ли шанс, что мы сможем встретиться? Может, поужинаем, либо выпьем, ну или ещё что на твоё усмотрение?

— Боюсь, в ближайшем обозримом будущем я на станции Тихо, Моника. «Роси» сейчас полностью на переоборудовании. Так что…

— Да, я знаю. Я тоже на Тихо, поэтому и звоню.

— Верно, — сказал Холден. — Конечно же.

— Сегодня устроит?

Чип поставил выпивку на поднос, и официант унёс её с собой в зал ресторана. Чип увидел, что Холден смотрит на выпивку и беззвучно спросил: «Повторить?» Перспектива провести ещё ночь с так называемой лазаньей и подобием Маргариты, чтобы убить всё послевкусие, ощущалась как медленная смерть.

Правда в том, что ему было скучно и одиноко. Моника Стюарт была журналистом и её главной проблемой было то, что она появлялась только тогда, когда ей что-то было нужно. У неё всегда был скрытый мотив. Но выяснением, чего она хотела, а затем отказав, он внёс бы разнообразие в этот вечер в сравнении с другими вечерами с момента отъезда Наоми.

— Да, хорошо, Моника, ужин звучит отлично. Только не в итальянском ресторане.

Они поели суши из лосося, выращенного в резервуарах на станции. Это было ужасно дорого, но счёт оплачивала Моника. Холден потворствовал себе, пока его одежда не перестала сходиться.

Моника ела экономно, небольшими точными движениями своих палочек для еды собирая рис по одному зернышку за раз. Она вообще проигнорировала васаби. Она тоже постарела с последней их личной встречи. В отличие от Фреда, дополнительные годы не портили её, добавляя ощущение опыта и силы к её имиджу видеозвезды.

Они начали вечер разговаривая о мелочах: как идёт ремонт корабля, что случилось с командой после того, как она сошла с «Росинанта», а Кольцо всё ещё было в новинку, куда подевались Алекс, Амос и Наоми. Он обнаружил, что болтает больше, чем рассчитывал. Он не испытывал неприязнь к Монике, но она и не была человеком, которому он особо доверял. Но она знала его, и они путешествовали вместе, и он больше испытывал голод даже не к еде, а к разговору с кем-то, кого он вроде как знал.

— Итак, есть одна странная вещь, — сказала она, затем вытерла уголки рта салфеткой.

— Ещё более странная, чем есть сырую рыбу на космической станции с одним из самых известных репортеров Солнечной системы?

— Ты мне льстишь.

— Привычка. Я не пытался ничего этим сказать.

Моника залезла в сумку, которую принесла с собой, и достала тонкий, скрученный в рулон видео экран. Она отодвинула тарелки и разгладила экран на столе. Когда он включился, то показал изображение тяжелого грузового судна, массивного и толстого, направляющегося к одному из колец внутри медленной зоны.

— Смотри.

Картинка пришла в движение, судно направлялось к кольцу на малой тяге. Он предположил, что это кольцо вело из Солнечной системы к медленной зоне и станции Медина, но это могло быть и любое другое. Все они выглядели примерно одинаково. Когда корабль проходил через врата, изображение начало мерцать и прыгать, словно записывающее оборудование бомбардировалось высокоэнергетическими частицами и магнитным потоком. Изображение стабилизировалось, но корабля уже не было видно. Это ничего не значило. Свет, проходящий сквозь врата, всегда вёл себя странно, искривлял изображения, словно в воде. Видео закончилось.

— Я видел это раньше, — сказал Холден. — Хорошие спецэффекты, но сюжет хромает.

— Скорее всего не видел. Угадай, что случилось с этим кораблем? — сказала Моника и её лицо вспыхнуло от волнения.

— И что же?

— Нет, правда, угадай. Порассуждай. Дай мне гипотезу. Потому что он так и не вышел с другой стороны.

Глава 6: Холден

— Привет, Бобби, — сказал Алекс на камеру своего ручного терминала. — Я собираюсь спуститься вниз в долину Маринер на неделю или две, остаюсь с кузиной. Я хотел узнать, не хочешь ли ты пообедать со мной, пока я в городе.

Он закончил сообщение и отправил его, положил свой терминал обратно в карман, заёрзал и снова достал его. Чтобы отвлечься, Алекс начал листать свои контакты. С каждой минутой он приближался к тонкой экзосфере дома. Они уже были на орбите Фобоса, пролетая мимо невидимого лёгкого разброса гравия, который люди называли Кольцом Деймоса. У посадочного корабля не было экранов, но отсюда он смог увидеть, как массивная сталь базы Геката разливается по склону горы Олимп. Он служил там после того, как присоединился к марсианскому флоту.

Долина Маринер была одним из первых крупных поселений на Марсе. Пять связанных кварталов, зарытых в склоны огромных каньонов, ютились под камнем и реголитом. Сеть мостов и труб, которые связывали их, называлась Медузой, потому что самые западные мостовые конструкции и задние трубы составляли фигуру, похожую на мультяшную медузу. Поздняя скоростная линия до Лондрес-Новы стала остриём в короне этой медузы.

Три волны китайских и индийских колонистов глубоко впились в сухую почву, перенося скудное, опасное существование, раздвигая границы человеческих возможностей. Его семья была одной из них. Он был единственным ребенком у старых родителей. У него не было племянниц или племянников, но это компенсировалось огромным количеством кузенов Камала в Долине. Их было настолько много, что он мог ходить из одной комнаты в другую в течение нескольких месяцев, не изживая гостеприимства ни в одной из них.

Посадочный корабль содрогнулся. Атмосфера за пределами корабля была уже достаточно плотной, чтобы вызвать турбулентность. Прозвучал сигнал предупреждения об ускорении, и записанный голос дал указание Алексу и другим пассажирам проверить ремни на своих гель-кушетках и поместить любые предметы тяжелее двух килограммов в шкафчики, установленные в стене по бокам. Торможение об атмосферу начнётся через тридцать секунд и достигнет максимального ускорения в три G. Автоматическая система оповещения сказала об этом как бы между прочим, но Алекс предположил, что некоторые люди будут впечатлены перегрузкой.

Он положил свой терминал в шкафчик, закрыл его на защелку и ждал, когда тормозные ускорители вдавят его в кушетку. В одном из отделений корабля плакал ребенок. Начали проигрываться тоны обратного отсчета, музыка сходящихся интервалов различалась на любом языке. Когда тон превратился в нежный и успокаивающий аккорд, началось торможение об атмосферу, вдавив его в гель. Он трясся в такт дрожащему кораблю. Атмосфера Марса была недостаточно плотной, чтобы использовать её для аэроторможения, но она всё равно могла генерировать много тепла при трении. В полудрёме, он пробежался по математике приземления корабля в голове, цифры становились всё более и более сюрреалистичными, пока сон омывал его разум. Если бы что-то пошло не так — изменение в траектории торможения, дрожащие звуки, проходящие через корабль, сдвиг в подвесах кушеток — он был бы бодр и насторожен. Но ничего не происходило. Поскольку дом приближался, это был неплохой расклад.

Космопорт располагался у основания долины. Шесть с половиной километров камня возвышались над площадкой с обеих сторон. Полоса неба между ними была чуть больше тридцати градусов от края до края. Станция обработки была одним из старейших зданий в долине Маринер. Её массивный прозрачный купол был построен с двойной целью — блокирование излучения и обеспечение сногсшибательного вида, впечатляющего своим масштабом. Каньоны простирались на восток, мощные, скалистые и прекрасные. Со всех сторон каньона сверкали огни в местах, где кварталы выходили из скалы. Транспортный летательный аппарат прошёл низко прижавшись к земле, где относительно плотный воздух позволял использовать преимущество крыльев.

Когда-то давно, по данным, Марс имел собственную биосферу. Здесь шли дожди. Текли реки. Когда-то. Возможно, до геологической эры человеческой истории. И снова так будет, обещали терраформеры. Не при их жизни, не при жизни их детей, но в один прекрасный день. Алекс ждал в таможенной очереди, глядя вверх. Гравитация планеты, всего около одной трети G, казалась странной. Независимо от того, что говорила математика, внизу сила тяжести ощущалась иначе. Между великолепием каньонов и жутким весом, Алекс почувствовал медленно растущее чувство беспокойства в его груди.

Он здесь. Он дома.

Человек, проверяющий документы у прибывающих путешественников, носил толстые усы, белые с красным оттенком. Глаза у него были налиты кровью, а выражение лица было мрачным.

— По делам или для развлечений?

— Ни то, ни другое, — протянул Алекс. — Я здесь, чтобы увидеть бывшую жену.

Мужчина быстро улыбнулся.

— Так это будет деловая встреча или развлекательная?

— Назовем это «не деловой встречей», — сказал Алекс.

Проверяющий полистал экран своего терминала и кивнул в сторону камеры. Поскольку система подтвердила, что он был тем, кем он утверждал, Алекс задавался вопросом, почему он это сказал. Он не сказал, что Тали была землеройкой, он не оскорбил её, но он набросился на предположение о быстрой шутке. Ему казалось, что она заслуживает большего от него. Наверное, да.

— Приятного пребывания на Марсе, — сказал проверяющий, и Алексу было позволено вернуться в мир, из которого ушёл.

Его кузина Мин стояла в зоне ожидания. Она была на десять лет моложе него. Последние признаки молодости медленно покидали её, плавно сменяясь тяжестью средних лет. Её улыбка принадлежала всё той же маленькой девочке, которую он когда-то знал.

— Привет, партнер, — сказала она с маринерским акцентом растягивая слова, вероятно, в полтора раза длиннее, чем обычно. — Что привело тебя в эту часть мира?

— Скорее сантименты, нежели здравый смысл, — сказал Алекс, раскрывая руки для объятий. Они обнялись на мгновение.

— У тебя есть багаж? — спросила Мин.

— Путешествую налегке.

— Хорошо. У меня есть карт внизу у входа.

Алекс поднял бровь.

— Не стоило тебе этого делать.

— Они дешевле, чем раньше. Дети не вернутся с нижнего уровня ещё часа четыре. Что бы ты хотел сделать, прежде чем они начнут путаться у нас под ногами?

— Только две вещи я ждал с нетерпением: увидеть родных и съесть миску лапши у Хассана.

Мин смущенно взглянула.

— На южной улице есть большая лапшичная. Чесночный соус сразит тебя наповал. Но Хассан закрылся около четырёх лет назад.

— Ах. Нет, все в порядке. Дело в том, что лапшичная у Хассана не была столь хороша.

— Ну, теперь это правда.

— Это потому что она была его.

Карт был обычный, электрический, более широкий и прочный, чем те, которые использовались на станциях. Шины были из прозрачного полимера, который не портил полы в коридорах. Алекс скользнул на пассажирское сидение, Мин села за руль. Они говорили о домашних делах, кто в семье женился, кто развёлся, и кто куда переехал. Удивительное количество братьев и сестёр Мин было на кораблях, направлявшихся к Кольцу, и хотя она не говорила об этом прямо, у него было ощущение, что она больше заинтересована в том, чтобы узнать, что он видел на другой стороне, чем в нём самом.

Они проехали длинный связующий туннель, а затем через один из соединяющих мостов в Бункер-Хилл. Это был район, где вырос Алекс. Прах его отца покоился в склепе в синагоге, его мать была развеяна над Офиром Часматой. Первая девушка, которую он когда-либо целовал, жила в комнатах в двух коридорах от того места, где жила семья Мин. Его лучшим другом был этнический китайский мальчик по имени Джонни Чжоу, который жил со старшим братом и сестрой по другую сторону каньона.

Проезжая по коридорам, воспоминания нахлынули на него. Изгиб коридора, где «Одинокая звезда Шарабагар» проводила танцы и пьяные конкурсы по выходным. Когда ему было девять лет, его поймали на краже жвачки из погреба на углу коридора Даллас и Ну Рен Цзе. Сильно заболел в ванных комнатах в Аламо Мал Тол Плаза. Кажется, что тысячи таких же вещей происходят каждый день. Единственное, что делало воспоминания Алекса уникальными, так это то, что они были его.

Некоторое время он не понимал, что заставляет его чувствовать себя некомфортно. Как разница между тягой и планетарной гравитацией, пустота коридоров была почти тонкой, чтобы заметить её с самого начала. Даже когда Мин поехала глубже в окрестности, он сначала замечал огни, а потом только замки на дверях. По коридорам, разбросанные, как горстка песка комнаты и службы были закрыты, окна были тёмными. Это само по себе не означало ничего, но Алекс заметил первую, затем ещё несколько, а затем, как цветы на лугу, внезапная россыпь неуклюжих внешних замков, которые хозяева и служба безопасности надевали на двери, когда модули не использовались. Он продолжал шутить со своей кузиной, но также он начал считать эти замки, пока они ехали. В следующей сотне помещений — домах, предприятиях, ремонтные шкафах, школах — двадцать одна дверь была закрыта.

Он отметил это вслух, когда Мин направила карт к парковке у её собственного дома.

— Да, — сказала она с легкостью, которая казалась вынужденной. — Мир призраков.

Где-то в те годы, когда он ушел, Талисса переехала. Старые комнаты, в которых они жили вместе, были в Балларде, запрятанные между военно-морской станцией и старым водоперерабатывающим заводом. Согласно местным справочникам, она теперь жила в Галвестон-Холлоу. Это был не тот район, в котором он мог её представить, но вещи меняются. Может быть, она разбогатела. Он так надеялся. Всё, что сделало бы её жизнь лучше, делало его счастливее.

Коридоры Галвестон-Холлоу были широкими. Половина освещения шла с поверхности и, фактически, была солнечным светом, пронизывавшим серию прозрачных экранов, чтобы уменьшить действие вредного излучения до минимума. Широкие наклонные потолки придавали ощущение естественности, почти органичности, а запах механических воздухоочистителей был почти скрыт богатыми запахами растущих растений. Широкие ряды зелени заполняли общие площади дьявольским плющом и сансевиерией. Эти растения давали много кислорода. Влажность воздуха была странной и успокаивающей. Это, как понял Алекс, было мечтой о том, чем бы Марс стал, только в миниатюре. Проект терраформирования сделает планету таковой, если всё пойдет по плану. Флора и фауна, воздух и вода. Когда-то, спустя столетия, люди смогут ходить по поверхности Марса, окружённые такими же растениями. Будут чувствовать настоящий солнечный свет на своей коже.

Он был в смятении. Алекс проверил своё месторасположение на ручном терминале относительно нового адреса Тали. Его сердце билось быстрее обычного, и он не знал, что делать с его руками. Ему было интересно, что она скажет, как она посмотрит на него? Гнев или радость — всё это будет справедливым по отношению к нему. Тем не менее, он надеялся на радость.

Его план — найти место, собраться и позвонить в дверной звонок — провалился, потому что, как только он повернул на последний пролёт к её комнате, он увидел ЕЁ. Она стояла на коленях среди растений с садовой лопаткой в одной руке. На ней были толстые рабочие брюки с размазанной по всей поверхности почвой и бледно-коричневая рубашка с огромным количеством карманов и петель для садовнических инструментов, большая часть которых была пуста. Её волосы были тёмно каштановыми и, поскольку не было видно седины, скорее всего, были окрашены. Её лицо было широким, расширяясь к щекам. Время пощадило её. Она не была красивой. Может быть, она никогда не была красивой, но она была очаровательной, и она была Талиссой.

Алекс почувствовал, как губы расплываются в улыбке, скорее взволнованной, чем радостной. Он засунул руки в карманы и потянулся, пытаясь казаться случайным прохожим. Тали подняла глаза, затем вновь опустила их вниз. Её плечи напряглись, и она снова подняла глаза, глядя в его сторону. Он поднял руку ладонью вперед.

— Алекс? — воскликнула она, когда он достиг края сада.

— Привет, Тали, — сказал он.

Когда она заговорила, в её голосе звучало лёгкое недоверие.

— Что ты здесь делаешь?

— У меня сейчас простой, пока мой корабль чинят. Решил вернуться на старую добрую землю. Увидеться с родными. Ну сама понимаешь.

Талисса кивнула. Её рот сжался неровным завитком, что означало, что она была в глубоком раздумье. Возможно, он должен был послать сообщение перед приходом. Только ему казалось, что это должна была быть встреча лицом к лицу, наедине.

— Что ж, здорово, — ответила она.

— Я не хочу тебя прерывать. Но, может, когда ты закончишь, выпьем по чашечке чая?

Тали откинулась на пятки и наклонила голову.

— Алекс, прекрати. Что ты здесь делаешь?

— Ничего, — сказал он.

— Нет. Ты здесь для чего-то.

— Правда, нет. Я просто…

— Не смей, — сказала она. — Не ври мне. Никто не появляется в доме бывшей жены, чтобы выпить чашечку чая.

— Хорошо, хорошо, — сказал Алекс. — Но я думал…

Тали покачала головой и снова отвернулась к чёрной почве.

— Думал что? Что мы выпьем вместе, поговорим о старых временах, немного посентиментальничаем? Может быть, переспим ради ностальгии?

— Что-о-о? Нет. Я не…

— Пожалуйста, не заставляй меня быть сукой. У меня богатая, занятая, сложная жизнь, в которой ты решил не участвовать. Сейчас я много чем не хочу делиться с тобой. И не хочу утешать человека, который бросил меня много лет назад, потому что у него… Не знаю, кризис среднего возраста? Это у меня не в приоритете, и этого не стоит от меня ожидать.

— Ох, — сказал Алекс. Он почувствовал, будто проглотил вольфрамовую болванку. Его лицо покраснело. Она вздохнула и посмотрела на него. Её выражение лица не было жестоким. И не было даже злым. Может, немного уставшим.

— Прости, — сказала она. — Мы раньше знали друг друга. А сейчас даже на знакомых не тянем.

— Я понимаю. Прости.

— Это не я поставила тебя в такое положение. Это ты меня поставил. Я просто работала со своими растениями.

— Я знаю. Я не хотел тебя огорчать. Ни сейчас, ни раньше.

— Раньше? Это когда ты бросил меня?

— Я не хотел, чтобы это случилось, это не из-за тебя или…

Она резко покачала головой, морщась, как делала только она.

— Нет. Давай не будем об этом. Алекс, мы говорим о прошлом. А я только что сказала, что не хочу говорить об этом. Верно?

— Верно.

— Вот и хорошо.

— Извини, если всё получилось… грубым.

— Я в порядке, — сказала она.

Он снова поднял руку. Тот же жест, с которым он подошел к ней, но уже с другим смыслом. Он повернулся и ушел. Чувство унижения сдавило грудь. Желание обернуться, поймать последний взгляд на случай, если она смотрела на него, было слишком сильным, чтобы сопротивляться.

Но он подавил его.

Она была права. Вот почему он появился на пороге без предупреждения. Поскольку он знал, что, если она ответит «нет», он должен будет это уважать, и где-то в глубине души он думал, что если бы они оказались рядом, дышали одним воздухом, ей было бы труднее его выгнать. И, возможно, это так и было. Возможно то, что он сделал, на самом деле сделало ей хуже.

Первый бар, к которому он пришел, назывался «Лос Компадрэс», а воздух внутри него пах хмелем и перегретым сыром. Человек, стоявший за баром, выглядел достаточно взрослым, чтобы пить. Его желтоватая кожа оттенялась рыжеватыми волосами и усами, которые можно было смело назвать шикарными. Алекс сел на высокий табурет и заказал виски.

— Немного рано для празднования, — сказал бармен, когда налил. — Что-то случилось?

— Оказывается, — сказал Алекс, немного растягивая говор долины Маринер для эффекта, — что иногда я мудак.

— Тяжёлая правда.

— Так и есть.

— Думаешь, пьянство в одиночестве поможет?

— Неа. Просто соблюдаю традицию отчужденной мужественной боли.

— Ладно, — сказал бармен. — Будешь есть?

— Я бы посмотрел на меню.

Через полчаса он уже изрядно выпил. Бар начал заполняться, а это означало, около двадцати человек присутствовало в помещении, которое было рассчитано на семьдесят. Музыка группы Ранчеро играла из скрытых динамиков. Мысль о том, чтобы вернуться к своей двоюродной сестре и притворяться веселым была в полтора раза хуже, чем продолжать сидеть в баре, ожидая, что его жалость к себе исчезнет. Он пытался думать о том, что можно было сказать по-другому, что имело значение. Пока лучшее, что он придумал: «Не уходи от своей жены», что звучало примерно так же, как и «Будь кем-то другим».

Загудел его ручной терминал. Алекс поднял его. Сообщение от Бобби Драпер.

ПРИВЕТ, АЛЕКС. ПРОСТИ, ЧТО ТАК ДОЛГО НЕ ОТВЕЧАЛА. БЫЛА ПОУШИ ЗАНЯТА. ДА, ЕСЛИ ТЫ ЕЩЁ В ГОРОДЕ, Я БЫ ХОТЕЛА ВСТРЕТИТЬСЯ С ТОБОЙ. СООБЩИ, КОГДА ТЫ БУДЕШЬ ГОТОВ. ЗВОНИ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ.

Она жила в Лондрес-Нова. Алекс коснулся экрана, и тот сменился на карту. Он был недалеко от экспресс-трубы и мог быть там к ужину. Он коснулся барной стойки ручным терминалом, заплатил за напиток и выдвинулся. В коридоре разбился карт, и вокруг него собралось полдюжины ремонтных работников. Женщина с кожей цвета молока, прошла мимо и дважды взглянула на него, после того как Алекс кивнул. «Гадает, был ли он пилотом Джеймса Холдена», — подумал он. Он ушёл, прежде чем она смогла бы задать вопрос.

Да. Было бы хорошо увидеть Бобби.

Глава 7: Амос

Космопорт был построен в километре от Ловелл Сити около века назад. Теперь он был географическим центром крупнейшего мегаполиса Луны, хотя из космоса этого не скажешь. Луна могла похвастаться лишь малым количеством куполов. Постоянный микрометеоритный дождь проделывал в куполах дыры, сквозь которые выходила атмосфера. Поэтому, как только челнок опустился, единственными видимыми признаками города были немногочисленные точки входа с поверхности и сам космопорт. Конструкция доков уже отличалась от изначального дизайна, но всё ещё была чертовски старой. Настил когда-то был белым. Дорожки стали серыми из-за того, что карты и сапоги годами оставляли на них свои следы. Офис ООН смотрел вниз на длинный зал сквозь изрешечённые окна, а воздух вонял порохом и лунной пылью.

Банда вымогателей появилась в зоне высадки, чтобы посмотреть, как Амос покидает корабль. Он улыбнулся и помахал им. Рико, Цзяньго и Венди он держал поближе к себе, пока они не покинули длинный терминал.

— Германо, — сказал Рико, пожав руку Амосу. — Куда ты теперь?

— В колодец, — ответил Амос. — Вы же, парни, позаботитесь о малышке, так? И удачи с новой работой.

Цзяньго обнял Венди.

— А как же. Се се юсте ха хечо («Спасибо за твою заботу», прим. ред.).

Рико и Цзяньго смотрели на него, будто ожидали чего-то ещё, но Амосу больше нечего было сказать, поэтому он развернулся и ушёл к терминалу для высадки на планету. Зона ожидания размещалась под огромным куполом, сконструированным, чтобы впечатлить туристов. Вся конструкция была под землей, но поверхность от пола до потолка была покрыта экранами с ультравысоким разрешением, показывающими вид снаружи. Холмы и кратеры лунной поверхности растянулись во всех направлениях, но наибольшее внимание привлекал сине-зеленый полукруг, висящий в небе. С этого расстояния он был прекрасен. На темной стороне светились города, словно светлячки. На освещенной солнцем стороне с лунной орбиты почти ничего не было видно. Планета выглядела чистой, нетронутой.

Это была милая ложь.

Казалось вселенской истиной, что чем ближе вы к чему-либо, тем хуже это выглядит. Возьмите самого красивого человека в Солнечной системе, покажите при правильном увеличении, и он предстанет апокалиптическим кратерным пейзажем, навевающим ужас. Так же было и с Землёй. Сияющая жемчужина из космоса, вблизи — разрушенный ландшафт, покрытый клещами, пожирающими трупы.

— Один билет до Нью-Йорка, — сказал он автоматическому киоску.

Посадка на Землю была достаточно быстрой, чтобы никто не попытался обобрать его, что было хорошо. Сам по себе полёт был неровным и сильно укачивал, что было уже не так хорошо. Интересный факт о космосе: он может быть заполнен радиацией, которая убьёт тебя в мгновение ока, если не позаботишься о защите, но, по крайней мере, там никогда не бывает турбулентности. На челноке не было ни одного иллюминатора, но в передней части кабины был большой обзорный экран, показывающий спуск через внешние передние камеры. Нью-Йорк из серого пятнышка вырос до различимого городского пейзажа. Космопорт располагался на искусственном клочке земли, южнее Стейтен-Айленда, и тянулся от серебряного здания почты к обширной сети посадочных площадок и железнодорожных путей, окруженный Атлантическим океаном возле залива Лоуэр-Бей. Крошечные игрушечные кораблики, которые могли бы поместиться в детской ванной, превратились в огромные грузовые корабли, работающие на солнечной энергии и снующие туда-сюда по океанам. При спуске всё казалось чистым и гладким с технической точки зрения.

Это тоже было ложью.

К тому времени, когда челнок приземлился, он был готов попасть в грязь города, чтобы только увидеть что-то честное в себе. Когда он встал в полной гравитации Земли, чтобы выйти из челнока, он ожидал, что будет чувствовать себя не так, подавленно после всех его лет вне Земли. Но правда в том, что глубоко в нём что-то, возможно, на генетическом уровне, радовалось. Его предки потратили несколько миллиардов лет на то, чтобы построить все свои внутренние структуры вокруг постоянной гравитации, и его организм вздохнул с облегчением в удивительной правильности.

— Спасибо, что летели с нашей компанией, — произнесло приятное незнакомое лицо на экране возле выхода. Голос тщательно обработали, чтобы избавить от конкретного диалекта или очевидных гендерных признаков. — Надеемся в скором времени увидеть вас снова.

— Иди в жопу, — сказал Амос с улыбкой экрану.

— Спасибо, сэр, — ответило лицо, глядя ему в глаза. — Транс-Ворлд Интерпланэтари серьезно относится к вашим замечаниям и предложениям.

Небольшая поездка по туннелю от посадочной платформы к зоне встречающих космопорта, и вот он уже на таможенном пропускном пункте в Нью-Йорк, официально ступает на земную твердь впервые за двадцать лет. В зоне встречающих было слишком много людей, тесно стоящих друг к другу. А ниже улавливался слабый, неприятный запах гниющих водорослей и солёного воздуха. Океан просачивался во всё. Запах напоминал каждому проходящему через остров Эллис космической эры, что Земля была абсолютно уникальной для человеческой расы. Место рождения всего. Солёная вода текла по венам каждого, ведь все вышли из того же океана, что находится снаружи. Моря существовали дольше людей, помогали создать их, а потом, когда все они умрут, вода поглотит их обратно.

И это, хотя бы, не было ложью.

— Документы о гражданстве, принадлежности к профсоюзу или какой-либо организации, — сказал скучающий мужчина в будке на таможенном контроле. Казалось, это единственная оставшаяся работа в здании, которую не делают роботы. Компьютеры, видимо, можно запрограммировать делать почти всё, кроме определения сомнительной личности. Амос не сомневался, что всё его тело сейчас просвечивал сканер, измеряя сердечный ритм, уровень потоотделения, частоту дыхания. Но всё это можно подделать с помощью наркотиков или тренировками. Человек же, работающий за стойкой, определяет, не выглядит ли он подозрительно.

— Разумеется, — улыбнулся ему Амос, затем достал свои документы о гражданстве ООН на ручном терминале, а компьютер таможенного офицера подхватил их и сверил с базой данных. Офицер пробежал глазами по экрану, его лицо было невозмутимым. Амос не был дома почти три десятилетия. Он ожидал, что его отведут на дополнительную проверку и тщательно обыщут. Это был бы не первый раз, когда его задницу пытались бы обыскать.

— Порядок, — сказал таможенник. — Хорошего дня.

— И вам того же, — ответил Амос, не до конца скрыв удивление на лице. Таможенник нетерпеливо махнул рукой, чтобы он быстрее проходил вперед. Человек, стоящий позади, громко откашлялся.

Амос пожал плечами и двинулся за жёлтую черту, отделяющую жителей Земли от остальной вселенной.

— Амос Бартон? — кто-то окликнул его. Пожилая женщина в недорогом сером костюме. В таких ходили бюрократы среднего уровня и копы, поэтому он не удивился, когда следующей её фразой было: — Вы должны сейчас пройти с нами.

Амос улыбнулся ей и взвесил варианты. Полдюжины других полицейских в тактических бронекостюмах подходили ближе. У троих были тазеры, ещё трое держали полуавтоматические пистолеты. Ну, по крайней мере, они воспринимали его всерьез. Ему это льстило.

Амос поднял руки над головой.

— Вы поймали меня, шериф. Каковы обвинения?

Офицер в штатском не ответил, а два члена тактической команды завели ему руки за спину и надели наручники.

— Мне любопытно, — сказал Амос, — потому что я только прилетел. И любые преступления, которые я собираюсь совершить, пока лишь в теории.

— Заткнись, — ответила женщина. — Ты не арестован. Мы просто прокатимся.

— А если я откажусь?

— Тогда придётся всё же тебя арестовать.

Отделение полиции порта было практически таким же, как и любое другое отделение полиции, в котором Амосу пришлось побывать. Иногда стены были индустриально-бежевыми, иногда — государственно-зелеными. Но бетонные стены и стеклянные офисы с видом на переполненные каморки со столами на Церере были столь же комфортными, как и на Земле. Даже запах подгоревшего кофе был таким же.

Полицейская в штатском, кивнув дежурному сержанту, провела его мимо и посадила в маленькую комнату, непохожую на комнаты для допросов, к которым он привык. Помимо стола и четырех стульев там был огромный видео экран, занимавший большую часть стены. Полицейская посадила его на стул напротив экрана и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Хм, — хмыкнул Амос, задаваясь вопросом, была ли это какая-то новая техника допроса по учебнику. Он откинулся в кресле, чтобы устроиться поудобнее и немного прикрыл глаза после укачивающей поездки на челноке.

— Это что за тихий час? Кто-нибудь, разбудите его, чёрт возьми, — услышал он знакомый голос.

С экрана на него смотрела Крисьен Авасарала, её лицо было в четыре раза больше реального размера благодаря гигантскому монитору.

— Либо у меня вообще нет проблем, либо я в них по уши, — сказал Амос с усмешкой. — Как дела, Крисси?

— Я тоже рада тебя видеть. Назовёшь меня так снова, и я попрошу офицера нежно ударить тебя электрошокером, — ответила Авасарала, но Амос отметил, что уловил намёк на улыбку на её лице.

— Конечно, Ваше Секретарейшество. Это визит вежливости, или?..

— Что ты забыл на Земле? — задала вопрос Авасарала, и все следы юмора исчезли.

— Прибыл почтить память умершего друга. Я забыл подать какие-то бумаги или ещё что?

— И кто же? Кто умер?

— Не твоё собачье дело, — ответил Амос с притворным дружелюбием.

— Разве тебя послал не Холден?

— Неа, — ответил Амос, начиная чувствовать тепло гнева в животе, словно от глотка хорошего виски. Он проверил наручники, рассчитывая шансы их снять и пройти с боем сквозь полную комнату копов. Это вызвало на его лице улыбку, которой он даже не осознавал.

— Если ты здесь ради Мартри, он сейчас не на Земле, — сказала Авасарала. — Он утверждает, что ты избил его до полусмерти в тамбуре «Росинанта» во время обратного полета. Пришёл закончить начатое?

— Мартри первый замахнулся, так что, технически, это была самозащита. И если бы я хотел убить его, не думаешь, что он был бы мёртв? Не похоже, что я перестал его бить из-за усталости.

— Итак. Если у тебя есть для меня сообщение от Холдена, просто озвучь его. Если же Холден посылает сообщения кому-то другому, сейчас же говори, кто они.

— Холден меня не посылал, — ответил Амос. — Разве я не говорил? Такое чувство, будто я повторяюсь.

— Он… — начала Авасарала, но Амос её прервал.

— Он капитан корабля, на котором я летаю, а не хозяин моей грёбаной жизни. У меня есть свои дела, и я приехал с ними разобраться. А теперь либо выдвигайте мне обвинения, либо отпустите.

Амос не осознавал, что Авасарала сидела, подавшись вперед, к камере, пока она не расслабилась.

— Ты, мать твою, серьезно?

— Не припомню, чтобы слыл шутом.

— Ясно. Но ты же понимаешь моё беспокойство.

— Что Холден что-то задумал? Ты знакома с этим парнем? Он никогда не делал ничего секретного в своей жизни.

Это рассмешило Авасаралу:

— Да, это так. Но если он послал своего наёмного убийцу на Землю, мы…

— Погоди, что?

— Если Холден…

— Забудь о Холдене. Ты назвала меня его наёмником. Так вот кем вы меня считаете? Киллером на посылках у Холдена?

Авасарала нахмурилась:

— А разве это не так?

— Ну, по большей части, я механик. Но мысль, что у ООН есть на меня досье, где я значусь как киллер с «Росинанта»? Это довольно круто.

— Ты понимаешь, что твои слова меня совершенно не разубедили?

— Итак, — сказал Амос, пожимая плечами, как землянин, его руки всё ещё были сцеплены за спиной, — мы закончили?

— Почти, — ответила Авасарала. — Что было с остальными, когда ты отчалил? Всё хорошо?

— «Роси» серьезно потрепало на Илосе. Но экипаж в порядке. Алекс пытается возобновить отношения с бывшей. Капитан и Наоми всё ещё довольно регулярно чебурахаются. В основном, всё то же самое.

— Алекс на Марсе?

— Ну, там его бывшая. Осмелюсь предположить, что он туда направляется, хотя, когда я видел его в последний раз, он всё ещё был на Тихо.

— Это интересно, — сказала Авасарала. — Я не о том, что он воссоединяется со своей бывшей женой. Любой, кто попытается это сделать, выставит себя полным придурком.

— Правда?

— Итак, — сказала Авасарала, а затем посмотрела на кого-то за границей экрана. Улыбнувшись и приняв чашку из чьей-то руки, сделала большой глоток и с удовольствием вздохнула. — Спасибо, что встретились со мной, мистер Бартон.

— О, рад был помочь.

— Пожалуйста, с этого момента запомни, что моё имя довольно тесно связано с «Росинантом», капитаном Холденом и его командой.

— И? — сказал Амос, снова пожимая плечами.

— И, — сказала Авасарала, затем опустила свою дымящуюся чашку и снова наклонилась вперед. — Если ты собираешься сделать что-то, что мне придётся потом скрывать, я буду признательна, если ты первым делом позвонишь мне.

— Обязательно, Крисси.

— Серьезно, чёрт возьми, завязывай с этим, — сказала она с улыбкой.

Экран погас, и вошла женщина, которая остановила его в порту. Амос указал на экран подбородком.

— Думаю, я ей нравлюсь.

Вид улиц Нью-Йорка особо не отличался от улиц Балтимора, на которых он вырос. Много высотных зданий, много автоматизированных машин, много людей, разделенных на две группы: те, кому есть куда пойти, и те, кому нет. Работники, бегущие из общественного транспорта к офисным зданиям и обратно после окончания смены. Покупают барахло у уличных торговцев, хвастаясь фактом наличия валюты, что было знаком статуса. Те, кто просто плыли по течению и торговали через бартер, жили на излишках производства и поддерживали, как могли, всю эту незаконную отрасль, которая была слишком незначительной, чтобы правительство обратило внимание.

Была и третья группа людей, скользящая среди остальных, как среди призраков, невидимая для всех, кто не из их мира. Те, кто жили в трещинах. Воры, ищущие легкую добычу. Наркобарыги, мошенники и проститутки любого возраста, пола и сексуальной ориентации. Люди, среди которых был когда-то и Амос. Барыга на углу заметил его взгляд и нахмурился, смотря на Амоса и не узнавая. Это не имело значения. Он бы не пробыл в городе столько времени, чтобы они сообразили, как именно он вписывается в их экосистему.

Пройдя пару часов, привыкнув к ощущению силы тяжести и бетона под ногами, Амос остановился в гостинице, которую он выбрал наугад, и зарегистрировался. Одна вещь в нём изменилась, и это были деньги. Полёт на «Росинанте», несмотря на все его опасности и драматизм, оказался выгодным предприятием. С полученными деньгами Амосу не пришлось беспокоиться о том, сколько будет стоить гостиница; он просто попросил комнату и сказал своему терминалу заплатить за всё, что отель предъявил ему.

Он долго принимал душ. Лидия смотрела на него из зеркала в ванной, когда он чистил зубы и сбривал короткую щетину, растущую на голове. У него было ощущение ритуала. Подобно приготовлениям, проводимым святым человеком перед совершением какого-либо священного обряда.

Когда закончил, он сел голым посреди огромной кровати и посмотрел на некролог Лидии.

ЛИДИЯ МААЛУФ АЛЛЕН СКОНЧАЛАСЬ В СРЕДУ 14-ГО АПРЕЛЯ В…

Аллен. Амос не знал этой приставки к фамилии. В качестве псевдонима это был так себе вариант, поскольку он всегда знал её как Лидию Маалуф. Значит, не псевдоним. Фамилия мужа? Это было интересно.

ОНА ПРОЖИЛА ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ СО СВОИМ МУЖЕМ, ЧАРЛЬЗОМ ДЖЕЙКОБОМ АЛЛЕНОМ…

Где-то через десять лет после того, как он ушёл, Лидия вышла замуж за человека по имени Чарльз. Амос прощупал эту идею, словно рану, когда проверяют, не заражена ли она. Чтобы узнать, будет ли больно. Единственной реакцией, которую он обнаружил, было любопытство.

ОНА ТИХО СКОНЧАЛАСЬ В СВОЁМ ДОМЕ В ФИЛАДЕЛЬФИИ, С ЧАРЛЬЗОМ РЯДОМ С НЕЙ…

Чарльз был последним, кто видел её живой, а значит, он был первым, кого Амосу нужно было найти. После нескольких перечитываний некролога он зашёл на сайт пассажирских перевозок и забронировал билет на ночной скоростной поезд к Филадельфии. Затем он лёг на кровать и закрыл глаза. Он чувствовал странное волнение от мысли, чтобы встретиться с мужем Лидии. Словно её семья была и его, а Чарльз был человеком, которого он должен был знать, но с которым только сейчас познакомится. Сон ускользал от него, но мягкая кровать расслабляла напряженные мышцы спины, и последние признаки тошноты от поездки на челноке прошли. Путь был ясен.

Если Лидия действительно умерла в своей постели с любящим мужем рядом с ней, тогда он встретится с этим человеком. Посмотрит дом, в котором она жила. Положит цветы на её могилу и скажет ей последние слова. Если нет, он убьёт некоторых людей. Эта перспектива будоражила его больше, чем другая. Но любой исход его устраивал.

Он провалился в сон.

Глава 8: Холден

Холден перемотал видео в начало и снова его пересмотрел. Корабль, уродливая металлическая коробка с дополнительными контейнерами для хранения, приделанными к его бокам, похожими на дополнительные груженые крытые повозки из старых вестернов. Это сравнение было недалеко от правды. Корабль «Рабиа Балхи», зарегистрированный на капитан Эрика Хана с Паллады, перевозил товар и людей, которые направлялись за границу, чтобы заявить свои права на новые земли. Используя термоядерные реакторы вместо лошадей.

Корабль снова прошёл через врата, изображение дёрнулось и «Балхи» исчез.

— Ну? — спросила Моника, её голос был полон предвкушения. — Что ты думаешь?

Он почесал руку, решая, каков будет ответ.

— Есть миллион причин, из-за которых может исчезнуть старое ржавое корыто, — сказал он. — Потеря защиты ядра реактора, потеря атмосферного давления внутри корабля, столкновение с космическим мусором. Чёрт, возможно, радио вышло из строя, и они комфортно живут на новой планете и надеются, что кто-то спустится, чтобы проведать их.

— Возможно, — кивнула Моника, — если бы был только один корабль. Но за последний год четыреста тридцать семь кораблей прошли через кольца в новые Солнечные системы. И из них тринадцать просто исчезли. Пуф. Она расправила пальцы, изображая крошечный взрыв. Холден посчитал в своей голове. Это было что-то вроде около трёх процентов потерь. В тот момент, когда он служил во флоте, бюджеты предполагали пол процента потерь в виде механических отказов, воздействия астероидов, саботажа и действия противника. Здесь было в шесть раз больше.

— Да, — сказал он. — Похоже довольно много для кораблей, которые смогли пролететь полтора года, чтобы добраться до Кольца.

— Согласна. Слишком много. Если бы корабли взрывались без объяснений так часто, то никто бы никогда не летал на них.

— Итак, — сказал Холден, затем прервался, чтобы заказать ещё выпивку. Он чувствовал, что она ему нужна. — Почему об этом никто не говорит? Кто это отслеживает?

— Никто, — торжествующе произнесла Моника. — В этом то всё и дело. Никто их не отслеживает. У нас тысячи кораблей покидают внутреннюю систему и летят к вратам. Они принадлежат гражданам трёх разных государств и тем, кто не ассоциирует себя с каким-либо государством. Большинство из этих людей даже никогда не заполняли полётный план, они просто бросили свои чемоданы в консервную банку и сорвались в новые миры.

— Полагаю, чтобы завладеть каким-нибудь участком.

— И вот они летят туда в одиночку или небольшими группами, с желанием добраться куда-нибудь, где ещё никто не бывал. Только что-то их останавливает. Они исчезают. Или, по крайней мере, некоторые из них.

— Очевидно, — сказал Холден, — у тебя есть теория.

— Я думаю, что это протомолекула.

Холден вздохнул и потер лицо двумя руками. Выпивку подали, и он около минуты её потягивал. Холод льда и привкус джина наполнили его рот. Моника смотрела на него, практически подпрыгивая от нетерпения. От ответил:

— Это не так. Протомолекулы больше нет. Она мертва. Я бросил последний образец в звезду.

— Откуда ты знаешь? Даже если это был последний образец средства для постройки кольца, мы знаем, что кто бы всё это ни сделал, он делал это с помощью механизма протомолекулы. И что ещё это может быть? Я читала доклады. Все те роботы и те вещи, что проснулись на Илосе? Протомолекула нападает на нас, когда мы берем то, что принадлежит ей.

— Нет, это не так, — сказал Холден. — Там не это произошло. Ни о чём не подозревая, я привёз образец этой заразы с собой, и она пыталась связаться с теми, кто отправил её в нашу систему. В процессе она много всего разбудила. Мы всё вырубили и, как понимаешь, запустили её в звезду, чтобы избежать повторения.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

Один из поваров суши-бара прокричал объявление, и полдюжины людей зааплодировали. Холден сделал глубокий вдох и медленно выдохнул сквозь зубы.

— Думаю, никак. Но как ты докажешь обратное?

— Я знаю способ, как ты можешь это доказать, — ответила Моника. Выражение её лица заставило Холдена предположить, что то, что она скажет дальше и было настоящей причиной их беседы. Он чувствовал, будто наблюдает, как кошка охотится за мясом. — У Фреда Джонсона всё ещё есть то, что можно назвать единственным оставшимся образцом протомолекулы. Тот, что ты забрал с секретного корабля Мао Квиковски.

— Тот, что я… Да откуда ты знаешь? — спросил Холден. — И сколько ещё людей знают об этом?

— Я не обсуждаю свои источники, но думаю, нам стоит забрать этот образец и глянуть, сможем ли мы его разбудить. Вернуть твоего призрака Миллера и выяснить, не использует ли протомолекула врата для уничтожения наших кораблей.

Полдюжины мыслей обрушились на Холдена, начиная с «Это худшая идея, которую я когда-либо слышал» и заканчивая «Ты хоть слышишь, что ты говоришь?». Потребовалось несколько секунд, чтобы всё переварить.

— Ты хочешь, чтобы я провёл спиритический сеанс?

— Я бы не называла это…

— Нет, — сказал Холден. — Просто нет.

— Я не могу просто оставить эту тему. Если ты не поможешь…

— Я не говорил, что не помогу. Я говорил, что не собираюсь беседовать с куском слизи инопланетного убийцы в надежде, что он начнёт мне рассказывать полицейские байки. Мы не хотим трогать эту дрянь. Мы должны оставить её в покое.

Моника выглядела открытой и заинтересованной. Он бы не смог увидеть её досаду или разочарование, если бы не знал, куда смотреть.

— Что тогда? — спросила она.

— Ты ведь знаешь старую шутку о топоте копыт?

— Думаю, нет.

— Долгая история, но смысл в том, что, если ты слышишь вдалеке топот копыт, твоей первой догадкой будет, что это лошади, но никак не зебры. А ты, услышав топот копыт, перескочила сразу к единорогам.

— Так, и к чему это?

— К тому, что давай перед тем, как охотиться на единорога, поищем лошадей или зебр.

Интригующая новая загадка не значила, что у Холдена больше нет постоянной работы, она дала, чем занять голову помимо мыслей об отсутствии Наоми. И Амоса. И Алекса. Но в основном, Наоми. Пока он карабкался между нервюрами «Росинанта» с плазменной горелкой в руке и искал трещины, он размышлял, куда могли деться корабли после исчезновения. Моника была права, количество было слишком большим, чтобы списать на случайные сбои систем. Было множество других вероятностей, даже если не принимать в расчет её теорию протомолекулярного единорога. Но Холден перестал верить в совпадения после знакомства с детективом Миллером. Другим же важным событием было то, что радикальные группы АВП проводили атаки на владения внутренних планет, вроде Каллисто. И даже на Землю.

Яростно настроенные группы АВП были категорически против колонизации. И теперь загруженные продовольствием колониальные корабли бесследно испарялись. Так же, станция Медина, она же «Бегемот», она же «Наву» и центральная сфера — были под полным контролем АВП. Всё складывалось в убедительную историю, даже если у него не было реальных доказательств, что это правда.

По этому сценарию корабли брались на абордаж пиратами АВП, продовольствие изымалось, а колонистов… выбрасывали в открытый космос? Ужасный план, если это правда, но, всё же, это не самое шокирующее из того, что люди когда-либо делали по отношению к друг другу. Но остались бы корабли. И им нужно было бы заставить эти корабли исчезнуть. А значит, изменить код передатчика. И тот факт, что «Росинант» уже не носил название «Тахи», было доказательством, что у АВП есть такие возможности.

— Сакаи, — сказал Холден, устанавливая отдельный канал связи с главным инженером. — Эй, ты здесь?

— Какая-то проблема? — он ответил таким тоном, будто подзадоривал Холдена найти проблему. Холден научился не обижаться на это. Нетерпеливость для Сакаи было обычным состоянием.

— Скорее загадка.

— Ненавижу загадки, — ответил Сакаи.

— Допустим, ты пытаешься выяснить, не украл ли кто-нибудь кучу кораблей и не изменил ли их коды передатчиков. Как бы ты нашёл эти корабли, если бы пришлось?

Инженер на мгновение задумчиво вздохнул.

— Не ищи пропавшие корабли, — ответил Сакаи. — Ищи новые, которые появились из ниоткуда.

— Да, отлично. Это совершенно верно, — сказал Холден. — Спасибо.

Он остановился возле шва с трещинами между внутренним корпусом и одним из боковых ребер и включил горелку. Стекло его шлема затемнилось, погружая мир в черноту с одним ярким синим огоньком. Пока он работал, он думал, как можно отследить появившиеся волшебным образом корабли. Государственный реестр кораблей был хорошим местом, откуда можно было бы начать, но, пытаясь сделать это вручную, можно утонуть в данных. Если бы здесь была Наоми, он не сомневался, что она могла бы написать программу, которая вывела бы всё необходимое за десять минут на её ручной терминал. У него, к сожалению, не было её навыков программирования, но у Фреда в штате были программисты, и если он…

— А тебе зачем? — спросил Сакаи. Прошло уже столько времени после разговора с инженером, что Холден на мгновение задумался, пытаясь вспомнить контекст вопроса.

— Зачем что? Зачем мне знать, как найти кучу кораблей?

— Ну, да.

— У меня есть знакомая репортерша, которая ищет пропавшие корабли. Я сказал, что помогу ей. Просто пытаюсь придумать, как это сделать.

— Стюарт, — сказал Сакаи. Это было наполовину вопросом, наполовину утверждением. — Я слышал, что она на станции.

— Ага, моя старая приятельница Моника. Честно говоря, я думаю, что она охотится за призраками, но я обещал помочь. И мне нужно чем-то себя занять, чтобы избавиться от чувства одиночества и жалости к себе.

— Понятно, — сказал Сакаи и после долгой паузы добавил: — Значит, вокруг происходит не достаточно странное дерьмо, чтобы ты поверил в призраков?

На его домашней консоли мигал огонек, свидетельствующий о получении видео сообщения. Холден старался изо всех сил не надеяться, что оно от Наоми и всё равно почувствовал сокрушительное разочарование, когда круглое лицо Алекса появилось на экране.

— Здарова, босс, — сказал пилот. — В общем, по поводу моей встречи с бывшей женой и нашего слезливого примирения. Ну, это был провал. Наверное, мне стоило подумать лучше. Но я планирую заглянуть к Бобби перед отъездом, так что есть и положительный момент. Как там моя девочка? Вы, ребята, приведёте её в порядок и отполируете до моего возвращения? Я свяжусь снова, как только смогу. Камал, конец связи.

Холден уже начал отвечать, запрашивая полный отчет о ситуации с бывшей женой, но маленький голосок Наоми в его голове сказал: «не суй нос не в своё дело», и он ответил:

— Спасибо, что держишь в курсе. Передавай Бобби от меня привет. На ремонт «Роси» по-прежнему уйдут месяцы, так что не торопись.

Он сидел около минуты, пытаясь придумать, что ещё сказать, затем просто обрезал тишину в конце сообщения и отправил его. Было странно, насколько человек бывает важен в твоей жизни, а тебе больше нечего сказать ему, если он не дышит с тобой одним воздухом. Обычно он с Алексом говорили бы о корабле, о двух других членах экипажа, о работе. После того, как все разделились, а «Роси» стала в сухой док, особо не осталось тем для разговора, кроме тех, что можно расценить, как вторжение в личную жизнь. Подумав, что это похоже на начало долгой тёмной дороги с привкусом одиночества, он решил начать расследование.

Ещё бы шляпу найти.

— Так скоро? — удивился Фред, когда Холден вошёл в его офис в сопровождении одного из приспешников главы АВП. — Я знаю, что у меня хороший кофе, но…

Холден схватил стул и потянул его за собой, пока Фред копошился с кофеваркой.

— Моника Стюарт на Тихо.

— Да. Думаешь кто-то вроде неё может попасть на эту станцию без моего ведома?

— Нет, — признался Холден. — Но ты знаешь, почему она здесь?

Кофеварка начала шипеть, и офис наполнился насыщенным, горьковатым запахом. Пока кофе варился, Фред склонился над столом, печатая что-то на терминале.

— Что-то по поводу пропавших кораблей, верно? Это то, что передала наша разведывательная группа.

— Твои люди вообще изучали этот вопрос?

— Честно? Нет. До меня дошли слухи, но мы здесь бессильны. Каждый корабль с работающим двигателем Эпштейна направляется к вратам. Мы сосредоточены на предотвращении их столкновений друг с другом, пока они проходят через кольца. Большинство из них направляются в неисследованные системы без сопровождения других кораблей или станций. От нескольких кораблей мы не получили ответа, тут всё, вроде бы, вполне очевидно.

Холден принял от Фреда дымящуюся кружку и с благодарным кивком сделал маленький глоток. Кофе старика не разочаровал.

— Я понимаю это, — сказал Холден после ещё одного глотка. — И мне кажется, что её теория сильно надумана, но она вызовет публичный резонанс, если мы первыми не найдём ответ получше.

— У неё уже есть теория?

— Она думает, что это протомолекула. Она считает, что всё началось с пробуждения роботов и техники на Илосе.

— Ты говорил, что это не повторится, — сказал Фред, хмурясь над своей чашкой кофе. Когда он снова заговорил, пар перед его лицом сдуло словами, будто дыхание дракона. — Миллер вернулся?

— Нет, не вернулся. Насколько я знаю, во всей существующей вселенной нет активной культуры протомолекулы. Но…

— Но у меня есть неактивная дрянь, которую ты дал мне.

— Верно, и Моника каким-то образом узнала об этом, — сказал Холден.

Фред ещё больше нахмурился.

— У меня где-то утечка.

— Да, определенно, но не это меня волнует.

Брови Фреда поднялись и застыли в невербальном вопросе.

— Моника, — продолжил Холден, — она решила, что нам нужно взять эту слизь и сделать подобие доски для спиритических сеансов, чтобы призвать призрак Миллера.

— Но это глупо, — сказал Фред.

— Поэтому я считаю, мы должны исключить все остальные варианты, перед тем как бездумно возиться с инопланетной заразой.

— Первым делом, полагаю, — сказал Фред, с еле заметной долей сарказма в голосе. — У тебя есть альтернативные теории?

— Есть, — ответил Холден, — Но тебе они не понравятся.

— У меня ещё есть бурбон, если в ходе операции нам потребуется анестетик.

— Он может понадобиться, — сказал Холден, затем допил остаток кофе, чтобы потянуть время. Неважно, насколько Фред постарел за последние пятнадцать лет, Холден обнаружил, что всё ещё чувствует угрозу от этого человека. Было тяжело поднимать тему, которая может оскорбить Фреда.

— Ещё? — спросил Фред, указывая на пустую чашку. Холден отказался, покачав головой.

— Те экстремистские группы АВП, о которых ты мне говорил, — сказал Холден.

— Не думаю…

— Они уже провели, как минимум, две публичные атаки. Одну на марсианскую базу и одну на саму Землю.

— И обе провалились.

— Возможно, — сказал Холден. — Но мы предполагаем, что знаем, каковыми были их цели и, похоже, это плохое предположение. Возможно подрыв марсианской верфи и вынуждение флота ООН открыть огонь по древнему грузовому кораблю — это для них победа.

— Хорошо, — сказал Фред, сдержанно кивнув. — Допустим.

— Но есть и третий этап. Конечно же, радикалы думают, что Земля и Марс бросят их, как только колонизируют новые миры, а это значит, что колонисты, сами по себе, тоже часть проблемы.

— Согласен.

— А что, если эти радикальные группы АВП решили, что, в дополнение к взрывам бомб на собственности внутренних планет, они могут послать сообщение, забрав некоторые из кораблей колонистов?

— Ну, — медленно произнес Фред, как будто пытался подобрать ответ, — основная проблема заключается в месте нападений.

— Потому что они происходят по другую сторону врат.

— Именно, — продолжил Фред. — Если бы корабли подрывали при прохождении через Пояс, это одно дело. Но по другую сторону врат? У кого есть туда доступ? Если только ты не думаешь, что на кораблях каким-то образом провели диверсии. Бомба с очень долгим отложенным временем до взрыва?

— Есть и другая альтернатива, — сказал Холден.

— Нет, это исключено, — ответил Фред, предугадывая его следующий аргумент.

— Фред, послушай, я знаю, ты не хочешь думать, что на Медине некоторые люди могут работать против твоих интересов. Возможно, подтасовки записей. Отключение сенсоров, когда им нужно, чтобы люди что-то не увидели. И я понимаю, почему это тяжело принять.

— Медина занимает центральное место в наших долгосрочных планах, — сказал Фред, его слова были твердыми, как камень. — Я разместил на станции своих лучших и самых верных людей. Если у радикалов там есть пятая колонна, тогда это значит, что в своей организации я никому не могу доверять. С тем же успехом я мог бы собраться и уйти на пенсию.

— На Медине тысячи человек, сомневаюсь, что ты можешь поручиться лично за каждого.

— Нет, но люди, которые управляют станцией, — это мои люди. Самые верные, что у меня есть. Не может быть, чтобы там происходило нечто подобное без их ведома и участия.

— Пугающая мысль.

— Это значит, что я не владею станцией Медина, — сказал Фред. — Это значит, что самая жестокая, бескомпромиссная, экстремистская группа людей контролирует лучшую стратегическую точку во всей галактике.

— Так, — сказал Холден, — как нам это выяснить?

Фред откинулся на спинку кресла и грустно улыбнулся Холдену.

— Знаешь, что я думаю? Думаю, что тебе скучно и одиноко, и ты ищешь, чем бы отвлечься. Не нужно рушить организацию, которую я выстраивал всю свою жизнь, только чтобы чем-нибудь себя анять.

— Но корабли пропадают. Даже если их похищает не Медина, то кто-то другой. Не думаю, что мы можем это игнорировать и надеяться, что всё устаканится.

— Ремонтируй свой корабль, Джим. Ремонтируй корабль и собирай обратно свой экипаж. Эти пропавшие корабли не твоя забота.

— Спасибо за кофе, — сказал Холден, поднимаясь, чтобы уйти.

— Ты ведь не оставишь это, да?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, — сказал Фред, — что, если ты мне что-нибудь испортишь, тебе придётся за это заплатить.

— Понял, — сказал Холден с ухмылкой. — Буду держать тебя в курсе.

Как только он вышел за дверь, он представил себе улыбающегося Миллера, говорящего: «Можно сказать, что ты наткнулся на очень интересный вопрос, когда никто не хочет, чтобы ты нашёл на него ответ».

Глава 9: Наоми

Давным-давно жила-была астерская девочка по имени Наоми Нагата, а теперь её имя носит женщина. И хотя разница между этими двумя складывалась постепенно — день за днём, час за часом, минута за минутой, — их диаграммы Венна едва ли пересекались. Все связи, что можно было оборвать, она оборвала много лет назад. Но некоторые всё же остались, вопреки её стараниям. По большей части ей удавалось избегать связанных с ними проблем.

— Приятного пребывания на Церере, — сказал таможенный офицер, его глаза уже переключились на мужчину, стоящего позади неё. Она кивнула, вежливо улыбнулась сквозь россыпь волос и вышла в широкие коридоры космопорта. Ещё одно лицо среди миллионов других.

Станция Церера была самым большим городом в Поясе. Примерно шесть миллионов человек в выдолбленном астероиде диаметром в сотни километров. Она слыхала, что в некоторые дни через один только порт может проходить транзитом до миллиона человек. Большую часть её жизни станция была символом колонизации внутренних планет. Оплот врага на родной астерской земле.

За пределами космопорта в коридорах было тепло, почти жарко: энтропия города попалась в ловушку космического вакуума, как в колбу термоса. Влажность сделала воздух тяжёлым, и вдыхать запах тел и высохшей мочи было словно видеть улыбку старого друга. С трёхметровых экранов орала реклама буровых установок, а секундой позже — высокой моды; их шум был лишь частью постоянной, ревущей симфонии голосов, картов и механизмов. Новостной канал показывал кадры сражения где-то на Земле. Очередной мятежный культ или обычный межнациональный конфликт с призывами к кровопролитию, важный только потому, что он происходит на Земле. Даже для астеров, многие поколения которых называли этот кусок камня домом, Земля была символическим местом. Колыбелью человечества, твёрдо стоящей ботинком на шее астеров. На экране бледнокожий человек с залитой кровью головой держал в руках книгу. Вероятно, священную. Он кричал, его рот кривился от ярости. Убей кто-нибудь стольких же жителей Пояса, это не станет новостью. Даже теперь.

Она повернула в направлении вращения станции в поисках палатки с едой, где продавали бы что-нибудь вкусное. Как и на любой другой станции, здесь всегда была продукция корпораций. Теперь, когда Церерой управлял АВП, появились и другие варианты. Дхежет и яичный карри, лапша с имитацией говядины, красные кибблы[Зажаренные пряные шарики из бобовой пасты]. Еда её детства. Астерская еда. Кухня «Росинанта» была разработана марсианским флотом, и ассортимент блюд, предлагаемый ею, всегда был питательным, обычно хорошим, а иногда и превосходным. Но это была не её еда.

Она остановила свой выбор на красных кибблах из ободранного киоска, бока которого были плотно оклеены многими поколениями флаеров ночных клубов. Они подавались в коричневом лотке из прессованных обрывков, который удобно лёг в её левую ладонь, с пластиковой лопаткой, похожей на сплющенную ложку. Первый же кусочек наполнил её рот вкусом тмина, а разум — покрытыми пылью воспоминаниями. На мгновение она оказалась в своей койке, на корабле Тио Крижтека, склоненная над белой керамической миской, которую она когда-то любила и о которой забыла на долгие годы, и тихонько ела, пока остальные пели на камбузе. Тогда её было не больше шести лет, но воспоминание оказалось свежим и ярким. Она откусила ещё кусочек, смакуя его. И в тот же момент заметила идущего за ней мужчину.

Он был худым, даже для местного. Его волосы, грязно-серые, зачесанные назад, напоминали сложенные птичьи крылья. Он стоял где-то в пятнадцати метрах от неё и с легкой скукой смотрел новости. Она не могла сказать, что именно привлекло к нему её внимание и убедило, что он следит за ней. Может быть, его взгляд, все время как будто случайно направленный мимо нее, или его поза.

Наоми снова развернулась в направлении вращения станции, двигаясь быстро, но без спешки, заставив его преследовать дальше. Пока она шла, она изучала толпу вокруг неё. Если она была права, могут быть и другие, работающие в одной команде. Она легко скользила сквозь просветы в толпе людей, находя на мгновение открывшиеся места. Она провела на Церере пол года, когда ей было тринадцать, в промежутке, когда она сошла с одного корабля и села на другой, но станция так и не стала ей домом. Она делала всё возможное, свернула в боковой коридор, который, почти наверняка, проходил между более широкими путями.

И возможно, она ошиблась. Возможно, тот человек, кем бы он ни был, просто случайно там оказался в момент, когда она испытала яркий приступ тревоги. Она не оглядывалась, пока её боковой коридор не соединился с большим потоком пешеходов из следующего выхода из космопорта. Она пригнулась, быстро осмотревшись, и нашла нужное место. Обменно-валютная будка в четырёх метрах от неё с непрозрачными стенами, создающая маленькое пространство в потоке людей, словно камень в реке. Не останавливаясь, она зашла в мёртвую зону у дальней стороны будки и прислонилась к стенке, почувствовав лопаткой холод металла. Воздух был достаточно плотным, чтобы она немного вспотела. Она стала маленькой и незаметной, и медленно начала считать от сотни до единицы.

На тридцати двух Крылья прошел мимо неё, подняв подбородок и осматривая толпу впереди. Яркий металлический привкус страха наполнил её рот, она обошла будку с другой стороны и вернулась в коридор, из которого вышла. Пока она возвращалась по своим следам, её разум изучал варианты. Марко, наконец, решил положить конец их противостоянию, и угроза Филипу была приманкой. Или служба безопасности ждала всё это время и решила, наконец-то, поймать её. Или её преследовал кто-то, кто пересмотрел новостей об Илосе. Или Марко просто отправил своих людей присмотреть за ней. Последний вариант тоже вполне вероятен.

Вернувшись в главный коридор, она поймала карт и оплатила поездку на три уровня выше к открытому парку. Женщина за рулем не посмотрела на нее дважды, что уже было облегчением. Наоми откинулась на спинку жёсткого пластикового сидения и доела свой киббл. Шины засвистели по настилу, когда они начали подниматься вверх по рампе ближе к центру вращения и дальше от порта.

— Какое именно место вам нужно? — спросила водитель.

— Не знаю, куда я направляюсь, — сказала Наоми. — Узнаю, когда буду там.

Она встретила Марко, когда ей было шестнадцать и она закончила эквивалент практики на станции Гигея. На Луне она могла получить работу инженером на любой большой верфи. Поскольку это был лишь эквивалент, она знала, что ей нужно выполнить ещё три, может четыре условия, перед тем, как она сможет получить работу, даже если она знала, как её делать.

Марко был членом спасательной шахтёрской команды, которая выполняла ремонт на станции Гигея, а затем зациклился на Поясе, добывая редкие металлы и иногда переключая внимание на обломки старых кораблей, попадавшихся на пути. И вполне возможно, ходили такие слухи, что некоторые обломки были очень-очень новыми. Его капитаном был пожилой мужчина по имени Рокку, который ненавидел внутренние планеты, как и все в Поясе. Команда была самой преданной группой АВП, не военной, потому что еще никто об этом не просил. Наоми жила с Тией Марголис, с другой своей приемной тётей, нелегально торговавшей переработчиками воздуха, водой, едой, доступом к сети, ночлежками. В то время Марко и его сторонники казались оплотом стабильности. Команда, выполнившая вместе на одном корабле семь миссий, была для неё как семья.

И сам Марко был потрясающим. Тёмные глаза, мягкие тёмные волосы, губки бантиком и борода, при прикосновении к которой казалось, будто гладишь дикое животное. Он бродил по станции возле бара, слишком молодой, чтобы ему продали спиртное, но достаточно очаровательный, чтобы для него купили люди постарше, на случай если не получалось убедить торговцев нарушить правила. Остальная часть команды Рокку: Большой Дэйв, Цин, Миккам, Карал — имели на корабле более высокий ранг, чем Марко, но на берегу следовали его примеру. Не было чёткого момента, когда она стала частью их экипажа. Она просто выходила в космос с остальными, бывала в тех же местах, смеялась над теми же шутками, а потом, в какой-то момент, её приняли. Когда они взломали замок на воротах хранилища и создали там временный клуб по приглашениям, она была приглашена. И вскоре она уже помогала взламывать замки.

Станция Гигея была не в лучшем состоянии в то время. Союз Земли и Марса в то время казался нерушимым. Из-за налогов и тарифов на основные виды поставок люди едва сводили концы с концами. А иногда свести их не получалось. Воздуха на кораблях не хватало, и людям приходилось справляться с гипоксией, из-за чего начал процветать чёрный рынок гидропоники. Станция Гигея официально принадлежала бизнес-конгломерату Земли, на практике была сильно запущенной автономной территорией, которая держалась благодаря привычке, отчаянию и глубокому уважению астеров к инфраструктуре.

Когда Марко был там, даже старый, разбитый керамический настил казался не таким дерьмовым. Он был таким человеком, который менял восприятие окружающего мира. И была там астерская девушка по имени Наоми, которая могла поклясться, что пойдет за ним куда угодно. Теперь она была женщиной и могла сказать, что это не было правдой.

Но вот она.

Закусочная «Ржавчина» была близко к центру вращения. Дверь из проржавевшей стали, замазанная герметиком, перегородила вход, и вышибала, на пол головы выше и вдвое шире, бросил на неё сердитый взгляд, когда она прошла мимо него внутрь. Он не остановил её. Здесь при вращении станции ощущалась и боковая тяга. Вода лилась под углом. Не только дешевая недвижимость наполнила эти коридоры астерами. Эффект Кориолиса здесь больше влиял на подсознание и земляне с марсианами чувствовали себя здесь некомфортно. Жизнь в этих условиях придавала астерам гордости, показывала, кем они были и как отличались.

Мрачная музыка заполнила место постоянным ритмом низкой интенсивности. В местах, не покрытых арахисовой шелухой, пол был липким, а в воздухе витал запах соли и дешевого пива. Наоми прошла в конец, села за столик с максимальным обзором. Около пятнадцати-двадцати людей сидели и стояли вокруг. Она чувствовала их взгляды. Её челюсть немного выдвинулась вперед, а рот скорчил сердитую гримасу в качестве защитной реакции. Стена, на которую она опиралась, вибрировала от баса.

Она заказала выпивку через электронное меню и оплатила предварительно загруженным счетом. До того, как узколицый мальчишка за барной стойкой принес заказ, металлическая дверь распахнулась и внутрь вошёл Крылья. Его движения были напряженными и беспокойными, он выглядел замкнутым и сердитым. Он не отследил её до этого места. Он направился сюда после провала. Наоми нырнула в тень ещё на сантиметр.

Крылья сидел в баре, вставал, затем снова садился. Открылась дверь, скрытая тенью в задней части клуба. Человек, который вышел, был огромен. Мускулы его шеи и туловища были настолько большими и выделяющимися, что его можно было использовать для урока анатомии. Его жесткие седые волосы были очень коротко подстрижены, белые линии шрама пересекались за его левым ухом, как дельта какой-то реки. Массивная татуировка рассеченного круга АВП украшала его шею. Он подошел к бару, где ждал Крылья. Руки её преследователя уже были готовы к извинениям. Наоми не могла услышать, что он сказал, но суть была достаточно ясной. «Он видел её. Он потерял её. Он сожалел. Пожалуйста, не ломайте его коленные чашечки». Она позволила себе немного улыбнуться.

Большой человек наклонил голову, кивнул, сказал что-то, что, казалось, успокоило Крылья, и ему удалось улыбнуться. Большой человек медленно повернулся, косясь в мрак клуба. Когда его взгляд дошел до неё, он остановился. Парнишка с её напитком на подносе начал двигаться в её сторону от барной стойки. Большой человек положив руку на грудь парнишки, оттолкнул его. Наоми села немного ровнее, глядя в глаза большого человека, когда он подошёл к столу. Они были такими же бледными, как она помнила.

— Костяшка, — поприветствовал он.

— Цин, — ответила Наоми, а затем его массивные руки сомкнулись вокруг неё и подняли вверх. Она обняла его в ответ. Запах и тепло его кожи добавляли схожести с объятиями медведя. — Боже, ты совсем не изменился?

— Только стал лучше, ухкти[Сестра.]. Больше и умнее.

Он опустил её вниз. Его улыбка прочертила линии по всему лицу, словно рябь в бассейне. Она похлопала его по плечу, и его улыбка стала шире. Глаза Крылатого стали большими, как блюдца. Наоми махнула ему рукой. Человек, посланный следить за ней, заколебался, но помахал рукой в ответ.

— Итак, что я пропустила? — спросила Наоми, когда Цин отвел ее к двери в задней части клуба.

— Не более чем всё, са-са? — прогромыхал Цин. — Что рассказал Марко?

— Чертовски мало.

— Как всегда.

Пройдя мимо тонкой двери, коридор устремился в необработанный камень астероида. Уплотнитель был старым, серым и шелушащимся, и от камня исходил холод. Трое мужчин прислонились к стене, в руках у них было оружие. Самым старым был Карал. Двух младших она не знала. Когда они поравнялись, она поцеловала Карала в щеку. Остальные смотрели на неё с недоверием и трепетом. Скрытый коридор заканчивался у стальной двери.

— Почему так секретно? — спросила она. — Ты же знаешь, что АВП сейчас управляет Церерой.

— Есть один АВП, и есть другой АВП, — сказал Цин.

— И ты из другого, — сказала она, но с теплотой в голосе, которая скрывала её тревогу.

— Всегда, — согласился Цин.

Дверь отъехала в сторону, и Цин пригнулся, чтобы пройти. Из-за его габаритов невозможно было разглядеть, что там впереди. Наоми последовала за ним.

— Добрались сюда и затаились, — сказал Цин через плечо. — И лучше бы нам не тянуть слишком долго. По плану мы должны были воссоединиться с Марко ещё месяц назад.

— Марко здесь нет?

— Здесь никого нет, кроме нас, цыплят, — в словах промелькнула улыбка.

Комната, в которую они вошли, была большой, широкой и холодной. Портативный газоотчиститель гонял затхлый воздух и оставлял запах резины. Пластиковые полки содержали пайки и воду. Вокруг тонкого ламинированного стола стояло пять стульев, а старый сетевой ретранслятор свисал с крючка на своих проводах. Рядом со стеной стояло множество коек. Под одеялами виднелись свернувшиеся тела, но, даже если они спали, Цин не обратил на это никакого внимания. Его голос звучал с той же громкостью.

— Дело в том, что лучше бы нам не быть там, где до нас могут добраться, когда всё это рухнет, са-са?

— Когда рухнет что? — спросила Наоми.

Цин сел за стол, протянул длинную руку и достал с полки бутылку. Вытянул пробку зубами.

— Эх, Костяшка, — сказал он со смехом, — да ты, похоже, не врёшь, что он тебе почти ничего не рассказал?

Наоми сидела на одном из табуретов, когда Цин налил янтарную жидкость в два стакана. Пары пахли спиртом, маслом и жжёным сахаром. Наоми почувствовала, как её рот заполняет этот запах. По вкусу было похоже на возвращение домой.

— Ничего нет лучше, чем бренди Тии Марголис, — сказал Цин со вздохом.

— Ничего, — сказала Наоми. — Итак, теперь, когда я здесь, может просвятишь меня?

— Ну, — сказал Цин. — Дело в этих грёбаных вратах. Кому как тебе не знать. Ещё тысяча внутренних планет, и целая куча новых причин отыметь Пояс, ке си? А половина Пояса сосёт член Мясника и строит из себя благородных, официальных и политических. Потому мы — под «мы» я имею в виду Марко, ага? — года два-три тому назад мы решили…

— Мы об этом не говорим, — прозвучал резкий голос молодого мужчины. Цин взглянул на дверь. Немея от страха, Наоми тоже обернулась. Мальчик выглядел ужасно старым и ужасно молодым одновременно. Его кожа была темнее, чем у Марко, а волосы вились сильнее. Но глаза были те же. И рот. Что-то огромное, больше, чем океаны, встрепенулось в её груди. Эмоции, которые она было похоронила, заполонили её и готовы были вырваться наружу. Она попыталась скрыть это, но ей пришлось положить руку на стол, чтобы найти себе опору.

Он вошёл в комнату. Рубашка песочного цвета была ему велика, но она смогла разглядеть, что его тело вступило в переходную фазу между угловатым подростком и мускулистым мужчиной. На одной из коек кто-то дёрнулся и повернулся, но больше никак отреагировал.

— Мы об этом не говорим, пока благополучно не вернёмся назад. Даже здесь. Вообще. Сабез?[Понятно?]

— Савву мэ[Пойми меня.], — сказал Цин. — Я просто подумал, раз…

— Я знаю, что ты подумал. Это верно, но мы об этом не говорим.

Впервые молодой человек встретился с ней взглядом. Её собственная внутренняя борьба отражалась в его глазах. Она задавалась вопросом, как выглядит в его глазах. Что было в его разуме и сердце, там, где она ощущала радость, вину и едкое сожаление? Это был тот самый момент, которого она не позволяла себе желать. Она знала, что это произойдёт, с тех пор как сообщение от Марко прибыло на Тихо. Она не была готова к этому. Он коротко улыбнулся и кивнул ей.

— Филип, — осторожно сказала она, словно это слово было хрупким. Когда он ответил, его голос был похож на её эхо.

— Мама.

Глава 10: Амос

Станция высокоскоростной железной дороги в Филадельфии находилась рядом с центром коммерческого района для людей среднего дохода. Наёмные работники бродили по улицам между бутиками, покупая полумодную одежду и мелкую роскошь, доступную только тем, у кого есть валюта. Только не слишком много валюты. Высококлассный шоппинг был где-то в другом месте, защищённый системой безопасности, предназначенной для того, чтобы не впускать таких людей.

Даже на Земле есть люди с деньгами, а значит, и тут были люди с деньгами.

Для Амоса было странно думать, что у него может быть достаточно денег на счёте, чтобы войти во вторую категорию. Его забавляло представлять себя бродящим по какому-нибудь пафосному торговому центру в своей повседневной одежде жителя Пояса, просто чтобы довести до истерики консультанта, когда он спустит пару тысяч баксов на что-нибудь совершенно бесполезное. Может, на хороший платиновый шейкер для коктейлей. Как раз для тех случаев, что случались раз или два в год, когда ему хотелось выпить мартини.

Может быть, позже. После.

Он вышел из торгового центра в сторону жилого района, который его ручной терминал отметил как место, где находился старый дом Лидии. В коротком туннеле-выходе к нему пристал мальчишка лет одиннадцати-двенадцати, одетый в дешёвый бумажный комбинезон, которые выдавались в «базовых» киосках бесплатно, по одному лишь отпечатку пальца. Мальчишка предложил ему разнообразные секс-услуги по нижней планке стоимости. Амос взял парня за подбородок и задрал лицо вверх. На лице виднелись застарелые следы давнишнего избиения, а розоватые пятна вокруг век выдавали пристрастие к «пыльце пикси».

— Кто твой уолкэ[Сутенёр.], — спросил Амос.

Мальчишка отшатнулся от его руки.

— Бесплатно не трогать, чувак.

— Не вопрос. Я не собираюсь тебя трогать. Просто скажи, кто твой босс? Он поблизости?

— Не знаю, о чём вы, — мальчик начал озираться в поисках пути к отступлению.

— Понятно. Мотай отсюда, — Амос смотрел, как убегал парнишка и почувствовал, как что-то сдавило желудок, словно судорогой. Он не мог помочь каждому встречному мальчишке. Их было слишком много, а у него были другие дела. Это его расстраивало. Может, пацан найдёт своего сутенёра и расскажет ему о большом, страшном парне, схватившем его за лицо. Тогда сутенёр придёт искать его, чтобы преподать ему урок, как вести себя с товаром.

Эта мысль заставила Амоса улыбнуться, спазм в желудке исчез.

Дом Лидии был тридцать седьмым от железной дороги и находился в районе проживания людей с низким доходом, но не в спонсируемом правительством. Кто-то платил настоящие деньги за это место, что уже было интересно. Амос не верил, что Лидия смогла бы очистить свою характеристику настолько, чтобы получить право на профессиональную подготовку. Может быть, её муж был достаточно квалифицированным и чистым гражданином, чтобы получить официальную работу. Это тоже было интересно. Какой человек, живущий жизнью честного гражданина, женился бы на такой старой гангстерше, как Лидия?

Амос шёл медленным шагом, всё ещё немного надеясь, что сутенёр за ним проследит и появится. Через полтора часа его терминал сообщил, что он добрался до места назначения. Дом не выглядел многообещающе. Всего лишь маленький одноэтажный дом, который с улицы выглядел почти точно так же, как все дома вокруг. Крошечный садик заполнял пространство между домом и тротуаром. Он выглядел заботливо ухоженным, хотя Амос не помнил, чтобы у Лидии когда-либо были растения.

Он прошёл по узкой тропинке через сад к входной двери и позвонил в колокольчик. Через несколько мгновений появился маленький пожилой мужчина с седыми волосами.

— Чем я могу помочь, сынок?

Амос улыбнулся, но что-то в выражении его лица заставило мужчину нервно отступить на полшага назад.

— Привет, я старый друг Лидии Маалуф. Я недавно узнал, что её не стало, и надеялся выразить своё почтение. Он на минуту умолк, пытаясь подобрать такую улыбку, которая не испугает маленького старичка.

Старик — Чарльз, как было сказано в некрологе, — спустя минуту пожал плечами и жестом пригласил Амоса войти в дом. Внутри узнавался почерк Лидии. Роскошная обстановка с яркими настенными навесами и занавесками напомнили Амосу её квартиру в Балтиморе. Картины выстроились на полках и столешницах. Снимки жизни, которая была у неё после ухода Амоса. Две собаки на лугу скалились в камеру, вывалив языки. Чарльз, у которого больше волос на голове, но они уже тогда серебристо-белые, работает в саду. Лидия и Чарльз вместе в ресторане ужинают при свечах, улыбаясь поверх своих бокалов.

Это было похоже на счастливую жизнь, и Амос почувствовал какую-то лёгкость в животе, когда увидел снимки. Он не был уверен насчёт того, что это значит, но, вероятно, это было что-то хорошее.

— Как ваше имя? — спросил Чарльз. — Хотите чаю? Как раз делал, когда вы позвонили.

— Да, я бы выпил чаю, — ответил Амос, игнорируя первый вопрос. Он остался в уютной гостиной, а Чарльз удалился на кухню.

— Прошло уже пару месяцев после похорон, — сказал Чарльз. — Вы были наверху?

— Да, совсем недавно работал в Поясе. Извините, потребовалось некоторое время, чтобы вернуться.

Чарльз вернулся из кухни и протянул ему дымящуюся кружку. Судя по аромату, это был зелёный чай без сахара.

— Тимоти, верно? — сказал Чарльз, словно спрашивал о погоде. Амос почувствовал, как сжимаются челюсти. В кровь выбросило адреналин.

— На самом деле, давно уже нет, — ответил он.

— Она немного говорила о твоей маме, — сказал Чарльз. Он казался расслабленным. Как будто знал, что то, что произойдет, неизбежно.

— Моей маме?

— Лидия заботилась о тебе после смерти матери, так?

— Да, это так, — ответил Амос.

— Итак, — сказал Чарльз и сделал ещё один глоток чая. — Что будет дальше?

— Или я спрошу, могу ли я взять несколько роз из сада, чтобы положить на её могилу…

— Или?

— Или я просто возьму их, потому что здесь никто больше не живёт.

— Я не хочу неприятностей.

— Мне нужно знать, как это случилось.

Чарльз опустил глаза, глубоко вдохнул и кивнул.

— У неё была, как они сказали, аневризма восходящей аорты. Однажды ночью она легла спать и больше не проснулась. На следующий день я позвонил в скорую, но они сказали, что к тому моменту она уже несколько часов была мертва.

Амос кивнул.

— Ты был добр к ней, Чарльз?

— Я любил её, мальчик, — ответил он, в его голосе появилась сталь. — Ты можешь делать здесь, что хочешь, я не стану тебя останавливать. Но я не позволю тебе сомневаться в этом. Я любил её с момента нашей встречи и до последнего поцелуя на ночь. И всё ещё люблю.

Голос старика не дрогнул, но глаза были влажными, а руки тряслись.

— Можно я присяду? — спросил Амос.

— Делай, что пожелаешь. Скажешь, если захочешь ещё чая. Чайник полон.

— Спасибо, сэр. Прошу прощения за причинённые неудобства. Просто, когда я услышал, я боялся…

— Я знаю, кем была Лидия до нашей встречи, — сказал Чарльз, садясь на маленький диванчик перед ним. — Мы всегда были честны друг с другом. Но никто и никогда нас здесь не беспокоил. У неё просто были тонкие стенки артерий, и однажды одна из них лопнула во сне. Вот и всё.

Амос пару мгновений тёр кожу головы, пытаясь понять, верит ли он старику. Кажется, всё же верит.

— Спасибо. И, опять же, извините, если я слишком давлю, — сказал Амос. — Могу ли я взять несколько роз?

— Конечно, — вздохнул Чарльз. — В любом случае, этот сад недолго будет оставаться моим. Берите, что хотите.

— Вы уезжаете?

— Ну, парень, который помогал немного Лидии деньгами, прекратил это делать после её смерти. Мы откладывали, но не очень много. Я скоро перейду на базовое пособие, а значит, придётся переезжать в социальный дом.

— А кто её поддерживал? — спросил Амос, уже зная ответ.

— Парень по имени Эрих. Он возглавляет банду в старом родном городе Лидии. Думаю, ты его должен знать.

— Раньше знал, — согласился Амос. — Он знает о вас? Знает, что Лидия была замужем?

— Разумеется. Он поддерживал связь. Проведывал нас.

— И он оборвал связь, когда она умерла.

Это не было вопросом, и Чарльз не стал отвечать, просто потягивал свой чай.

— Итак, — сказал Амос, вставая, — я получил то, что мне было нужно. Вам не стоит переезжать. Так или иначе, я обеспечу вас средствами, чтобы сохранить это место.

— Ты не обязан это делать.

— В некотором роде обязан.

— Ради неё, — сказал Чарльз.

— Ради неё.

Ехать на скоростном поезде до Балтимора было быстрее, чем идти пешком до станции. Сам по себе город совсем не изменился за те двадцать лет, что Амоса здесь не было. Такая же концентрация коммерческих высоток, дома с жильцами с базовым и минимальным доходом всё так же расползались во все стороны, пока не упирались в упорядоченные кварталы жителей среднего класса на окраинах. Такая же вонь гниющих водорослей с восточного побережья, с гниющими каркасами старых зданий, торчащими из мутной воды, словно ребра какого-то длинного, мёртвого морского чудовища.

Хотя осознание этого и беспокоило его, Амос вынужден был признать, что это напоминало дом.

Он взял беспилотное электро такси от железнодорожной станции до своего старого района. Даже на уровне улицы город выглядел таким же, более-менее. Уличные фонари сменили свой дизайн на другой, более приземистый. Некоторые улицы изменились с исключительно пешеходных на смешанные. Бандиты, дилеры и секс-работники теперь были с другими лицами, но все они были практически на тех же углах и у тех же столбов, что и их предшественники. В трещинах города повырастали новые сорняки, но трещины были те же.

Он вышел из такси на углу возле автокафе, принимавшего базовые продовольственные карточки. Оно было на том же месте, где он в последний раз ел, перед тем, как покинуть Балтимор. Автокафе и бренд были другими, но ассортимент булочек и кексов выглядел идентичным.

— Большой кофе и кукурузный кекс, — сказал он девушке, работающей в кафе. Она была настолько удивлена, когда его терминал перечислил реальные деньги вместо базовых продовольственных кредитов, что чуть не уронила его заказ. К тому времени, когда его Новые Юани Цереры перевелись через сеть в доллары ООН, со всеми комиссиями, он уже на взводе трижды оплатил свою еду.

Кекс был на вкус будто был переработан из старых, уже съеденных кукурузных кексов, а кофе мог бы сойти за нефтепродукт. Но Амос, прислонившись к стене рядом со стойкой, не спешил доедать. Что осталось, он бросил в урну и поблагодарил девушку. Она не ответила. Из-за его космических денег и нехарактерной одежды она стояла и пялилась на него, словно на какое-то инопланетное создание. Которым, как он полагал, он, вроде как, и был.

Он не представлял, откуда начинать поиски Эриха. Но ему не пришлось далеко ходить. Из тени дверного проема вышла девочка-подросток с косичками машинного плетения и в дорогих хлопковых штанах.

— Эй, — сказал он. — Есть минутка?

— Для тебя, Монго[Дурень.]?

— Моё имя не Монго, — с улыбкой сказал Амос. Он видел страх в её глазах, но он был хорошо спрятан. Она привыкла к опасным незнакомцам, но какая-то часть её знала, что они опасны.

— А должно быть, такое же грубое, как ты.

— Ты же местная. Выручи парня.

— Тебе нужна трава? Порошок? У меня есть нейро, тебе понравится. Просто улетишь из этой помойки.

— Мне не нужна твоя дрянь, чтобы улететь, птенчик. Мне нужно только спросить.

Она рассмеялась и показала ему средний палец. Он не был клиентом, поэтому он был ничем. Она уже возвращалась в свой тусклый дверной проем. Амос схватил её за плечо, твёрдо, но мягко. В её глазах промелькнула искра настоящего страха.

— Я спрашиваю, птенчик. А ты отвечаешь. И тогда я позволю тебе упорхнуть.

— Пошёл ты, Монго, — она плюнула в него и попыталась вырвать руку из его хватки.

— Перестань. Так ты только навредишь себе. Всё, что я хочу знать, это кто управляет вашей бандой? Мне нужно поговорить с парнем по имени Эрих. Потянула руку? Если твоя банда не с ним, просто укажи мне на кого-то, кто есть, сабе[Понятно?]?

— Сабе? — она перестала вырываться. — Говори по-английски, кретин.

— Эрих. Я ищу Эриха. Просто дай наводку, и я уйду.

— Или, может, я пущу тебе кровь, — произнес новый голос. Кто-то огромный вышел из того же дверного проема, что и пташка. Огромная гора со шрамами вокруг глаз и правой рукой в кармане толстовки. — Отпусти её.

— Разумеется, — сказал Амос, и отпустил пташку. Она взбежала по ступенькам к двери. Ходячая гора мерзко ухмыльнулся, приняв уступчивость Амоса за страх.

— А теперь проваливай.

— Не-а, — сказал Амос, улыбнувшись в ответ. — Мне нужно найти Эриха. Он теперь большой босс, как я слышал. Главарь твоей банды? Или укажи мне на банду, работающую на него.

— Я, мать твою, сказал тебе… — что бы ни хотел ещё сказать гора, все слова превратились в булькание, после того как Амос ударил его в горло. Пока тот пытался вспомнить, как нужно дышать, Амос дёрнул толстовку верзилы и отобрал спрятанный за поясом пистолет. Удар пяткой по голени, и тот упал на колени. Он не направлял на него пистолет, просто небрежно держал его в правой руке.

— Значит, вот как всё будет, — сказал Амос так, чтобы его слышал только гора. Смущение — главная причина, по которой люди сражаются. Если уменьшить смущение горы, уменьшится вероятность того, что он продолжит драку. — Мне нужно найти Эриха, и ты мне либо друг, либо нет. Ты хочешь быть моим другом?

Гора кивнул, но ещё не разговаривал.

— Видишь ли, я люблю заводить друзей, — сказал Амос и похлопал верзилу по его мускулистому плечу. — Можешь помочь своему новому приятелю найти ещё одного друга, Эриха?

Гора снова кивнул и прохрипел:

— Идём со мной.

— Спасибо! — сказал Амос и позволил ему подняться.

Гора бросил взгляд на тусклый дверной проём, вероятно, просигналив пташке позвонить кому-то — Амос надеялся, банде Эриха — с предупреждением. Это было и нужно. Он хотел, чтобы Эрих чувствовал себя в безопасности при встрече. Если с ним будет много парней с пушками, он с большей вероятностью расслабится и прислушается к голосу разума.

Гора повёл Амоса через его старый район вниз к докам и осыпающемуся каменному монолиту, неудавшемуся проекту по постройке города-башни. Он немного хромал, будто у него болело колено. Пара ребят в мешковатой одежде, под которой скрывалось тяжелое оружие, кивнули им, когда те входили, и зашагали позади вслед.

— Сопровождение и всё такое, — сказал Амос одному из них.

— Не делай глупостей, — последовал ответ.

— Я явно опоздал с этим на пару десятилетий, но я учту твой совет.

— Оружие, — потребовал другой охранник, протягивая руку. Он молча бросил пистолет, который отобрал у горы, ему в руку.

Снаружи старая постройка разваливалась. Но, когда они оказались внутри, обстановка резко изменилась. Кто-то заменил поврежденные водой полы новой плиткой. Стены были окрашены и чисты. Гниющие деревянные двери главного коридора были заменены на двери из композитных материалов и стекла, которые могли противостоять влажному воздуху. Было похоже на элитное офисное здание какой-нибудь корпорации, ни больше ни меньше.

Чем бы Эрих ни занимался, устроился он хорошо.

Они остановились у лифта, и гора сказал:

— Он на верхнем этаже. Я сваливаю, ладно? — его голос всё ещё хрипел, но звучал уже намного лучше.

— Большое спасибо за помощь, — без сарказма сказал Амос. — Аккуратно с горлом. Как вернёшься, приложи лёд и постарайся поменьше говорить. Если через три дня не пройдёт, поможет стероидный спрей.

— Спасибо, — прохрипел гора и ушёл.

Лифт зазвенел и открылся, один из двух оставшихся охранников указал внутрь:

— После тебя.

— Грасиас[Спасибо.], — сказал Амос и прислонился к задней стенке кабины. Следом зашли охранники, один из них провёл металлической карточкой по панели управления лифта и нажал верхнюю кнопку.

Поднимаясь, Амос развлекался, представляя, как заберёт оружие у ближайшего охранника и пристрелит другого. Он разработал в голове вполне действенную стратегию, когда лифт дёрнулся и открылась дверь.

— Сюда, — сказал один охранник и указал на коридор.

— Похоже на клуб, — ответил Амос. — Симпатичненько.

Верхний уровень был переделан, теперь тут была роскошная мебель и бордовый бархатный ковер. В конце зала охранники открыли дверь, которая казалась деревянной, но была достаточно тяжелой, чтобы заподозрить в ней стальную начинку. Всё со вкусом, но без вреда безопасности.

После роскошного коридора офис с другой стороны двери был почти прагматичным. Металлический стол был заставлен экранами разных электронных устройств и терминалов, настенный экран с видом на океан претендовал на звание окна, а большой резиновый шар заменял офисный стул.

Эрих всегда нервничал, когда приходилось сидеть слишком долго.

— Тимми, — сказал Эрих, стоя за столом, как за баррикадой. Двое охранников отошли в сторону двери.

— Теперь люди зовут меня Амос.

— Ты ведь догадываешься, что мне это известно, верно? — рассмеялся Эрих.

— Да, догадываюсь, — сказал Амос. Эрих выглядел хорошо. Он выглядел здоровым, не то, что в детстве. Как мужчина средних лет он даже поднабрал жирка в районе живота. У него всё ещё была маленькая скрюченная левая рука. И, судя по тому, как он стоял, он всё ещё ходил прихрамывая. Но теперь, в окружении его успеха и сытой упитанности, всё это выглядело как трофеи прежней жизни, а не недостатки нынешней.

— Итак, — произнес Эрих, — позволь поинтересоваться, что же ты делаешь в городе.

— Он избил Троя, — сказал один из охранников, — и ещё, Лейси сказала, что ей тоже досталось.

— Он кого-нибудь убил? — спросил Эрих. Когда охранники ничего не ответили, он сказал: — тогда он был вежлив.

— Верно, — кивнул Амос, — я здесь не для того, чтобы месить твоё дерьмо, просто зашёл поболтать.

— Ну, — сказал Эрих, усаживаясь на резиновый шар, — давай поболтаем.

Глава 11: Алекс

Через три дня после встречи с Талиссой, как он теперь полагал, в последний раз, и последующим перекусом с Бобби Драпер, Алекс знал, что пора возвращаться домой. Он успел поужинать с семьёй и парой старых друзей, увидел, насколько его старый родной город изменился и насколько остался прежним. И он снова решил, что иногда сломанную вещь уже нельзя починить. Этой мысли он и собирался придерживаться, чтобы всё было хорошо.

Но до отъезда он собирался расстроить ещё одного человека.

Экспресс-труба к Лондрес-Нова тихонько гудела, реклама над сидениями обещала сделать жизнь пилотов лучше в ста различных аспектах: техническая аттестация, удобная одежда, отбеливание зубов. Программа распознавания лиц, казалось, не знала, что с ним делать. Ни одно рекламное объявление не обращалось к нему. На ближайшем тощий юрист в оливково-зеленом костюме предлагал людям помощь в нахождении путей к новым мирам, по ту сторону Кольца. «Начните новую жизнь в далёких колониях! Мы можем помочь!»

На соседнем сидении парень лет семнадцати молча смотрел в никуда, его глаза были полуоткрыты на грани скуки и сна. Когда Алекс был его возраста, он решил пойти либо в армию, либо в университет. Он встречался с Керри Траутвайн, даже несмотря на то, что мистер Траутвайн был религиозным фанатиком, ненавидящим его за то, что он не принадлежал к правильной секте. Ночи он проводил, играя в боевые симуляции с Амалом Саха и Королом Надкарни.

Парень на соседнем сидении путешествовал теми же коридорами, что и Алекс, ел в тех же ресторанах, думал о сексе приблизительно теми же установками, но, помимо этого, он жил в другой вселенной. Алекс пытался представить, на что была бы похожа его жизнь, если бы в семнадцать лет он мог рассматривать путешествия на чужие планеты. Пошёл ли бы он на службу? Встретил ли бы Талиссу?

Приятный механический голос объявил о прибытии на станцию Атерполь. Глаза парнишки открылись, полностью проснулись, и он бросил короткий, недоверчивый взгляд на Алекса. Торможение вдавило Алекса в кресло, ощущение было почти как при длительном полете на полной тяге. Почти, но не такое же.

Атерполь был центром Лондрес-Новы, единственная станция, соединенная со всеми районами, составляющими город. Сводчатые потолки изгибались над площадями, люки на стенах были с двойным уплотнителем, чтобы предотвратить утечку воздуха в вакуумные трубы. Сама станция выходила в широкий городской парк с настоящими деревьями, возвышающимися из почвы в искусственные сумерки. Скамейки из дерева и металла рассыпались по извилистым дорожкам, а озеро наполняло воздух запахом водорослей и влаги. Успокаивающий шепот переработчиков воздуха проходил сквозь всё, словно постоянная и вечная молитва. Окна поднимались вдоль стен, из некоторых лился свет. В комнатах, смотрящих на Алекса, когда он шёл, были предприятия и квартиры, рестораны и залы обслуживания.

Алекс пересёк парк и вышел через дальние ворота, где экспресс-трубы вели уже к другим районам. У Иннис-Холлоу, где жила Бобби, была не лучшая репутация. Хотя худшее, что мог предложить Марс, не было столь ужасно, как неблагоприятный сектор Цереры. Кроме того, если кто-то хотел навредить Бобби, он либо был самоубийцей, либо должен иметь армию.

Возле станции Иннис-Холлоу Алекс натянул куртку и пошёл дальше. Поблизости, на углу, были карты, которые можно было арендовать, и девушка лет четырнадцати, очищающая их от грязи. Хотя это была короткая прогулка, Алекс боялся разговора, который последует после.

Он шёл тем же путем, что и три дня назад, до сих пор переживая из-за неудачной встречи с Тали, следуя за указателем на терминале к комнате Бобби. Он не видел её с тех пор, как они были на Луне, когда Кольцо поднялось с руин на Венере и направилось к дальней границе системы, и он с нетерпением ждал всего, что могло бы отвлечь его от того дня.

Бобби жила в очень милом боковом коридоре с собственной зеленой зоной в центре и светильниками, похожими на лампы из кованого железа, будто прямиком из Лондона 19-го века. Ему пришлось простоять под её дверью лишь пару секунд, когда та распахнулась.

Бобби Драпер была крупной женщиной, и, хоть она немного потеряла в рельефе мышц, прожив несколько лет на гражданке, она всё ещё излучала профессионализм и силу, словно горящий огонь. Каждый раз, когда он видел её, он вспоминал легенду из древней истории о коренных жителях острова Самоа, камнями и копьями загнавших вооруженных испанских конкистадоров в море. Бобби была женщиной, взгляд на которую делал ту историю правдоподобной.

— Алекс! Заходи. Прости за беспорядок.

— Вряд ли это хуже моей каюты в конце долгого рейса.

Прихожая была шире, чем боевая палуба на «Роси», окрашена оттенками терракотового и серого цветов, которые не должны были сочетаться, но сочетались. За обеденным столом могло поместиться не больше четырех человек, и возле него стояло лишь два стула. Пройдя сквозь арку напротив двери, можно было увидеть монитор на стене, настроенный на медленно меняющиеся разноцветные брызги, словно анимированные кувшинки с картин Моне. Там, где в большинстве мест был бы диван, почти всё место занимал тренажер для силовых упражнений, а рядом была стойка с хромированными гантелями. В углу берлоги расположилась спиральная лестница, которая вела вверх и вниз, ступеньки с бамбуковым покрытием отражали теплый свет.

— Отличная нора, — сказал Алекс.

Бобби окинула комнаты практически извиняющимся взглядом.

— Квартира больше, чем мне нужно. Намного больше, чем мне нужно. Но я думала, что мне нужно пространство. Комната, чтобы расположиться.

— Ты думала, тебе нужно пространство?

Она пожала плечами.

— Тут его больше, чем мне нужно.

Она надела коричневую кожаную куртку, которая выглядела профессионально и сглаживала ширину её плеч, затем повела его в рыбный ресторанчик с шинкованной форелью в чёрном соусе, лучшем, который он когда-либо пробовал. Пиво было из местной пивоварни и подавалось холодным. В течение двух часов отзвуки голоса Талиссы и его чувство отвращения к себе утратили свою остроту, если не исчезли полностью. Бобби рассказывала истории о работе с ветеранами. О женщине, пришедшей за психиатрической помощью сыну, который после завершения боевой операции не прекращал играть на консоли. Бобби связалась с его сержантом-инструктором по строевой подготовке, и теперь у парня есть работа на верфи. Или о том, как к ней пришёл мужчина и заявил, что секс-игрушка, застрявшая у него в прямой кишке, была связана с его службой. Когда Бобби смеялась, Алекс смеялся вместе с ней.

Постепенно пришёл его черёд говорить. Каково было на обратной стороне Кольца. Видеть Илос, или Новую Терру, или как бы её там ни называли, после того, как он прошёл через все те события. Каково было возвращаться с заключенным, так как они впервые транспортировали заключенного — Клариссу Мао, дочь Жюля-Пьера и сестру нулевого пациента, зараженного протомолекулой — и как были дела у Холдена, Амоса и Наоми.

И вот тогда появилась боль. Тоска по своему экипажу и их кораблю. Он наслаждался остроумием Бобби и легкой энергетикой её компании, но чего он хотел на самом деле, тогда и после этого, так это вернуться на «Росинант». Поэтому окончание их беседы стало для него весьма неловким.

— Итак, Алекс, — сказала Бобби, её попытка сделать слова непринужденными и дружественными, как раньше, заставила только больше обратить на них внимание, — ты ещё поддерживаешь связь с кем-нибудь на военной верфи?

— Разумеется, я знаком с парочкой ребят, которые всё ещё служат на Гекате.

— Тогда хотелось бы знать, могу ли я попросить тебя оказать мне небольшую услугу?

— Да, конечно, — сказал Алекс. А спустя долю секунды добавил: — Какую?

— У меня есть своего рода хобби, — сказала она с огорчённым видом. — Это… неофициально.

— Это касается Авасаралы?

— Вроде того. В последний раз, когда она заглянула, мы поужинали и кое-что из её слов заставило меня задуматься. С новыми открывающимися мирами грядёт много перемен. Смена стратегий. И один из самых больших ресурсов Марса — который собираются выставить на рынок — это флот.

— Я не понимаю, — сказал Алекс, откинувшись на стуле. — Ты имеешь ввиду наёмную работу?

— Я имею ввиду, скоро много чего исчезнет. Чёрный рынок. Мы прошли через несколько довольно крупных войн за последние несколько лет. Много кораблей превратилось в хлам. С некоторыми из них, похоже, мы просто потеряли связь. Да и самого флота не хватает. Я не знаю, сколько энергии они сейчас тратят, чтобы всё отслеживать. Ты знаешь об атаке на верфи Каллисто?

— Да, видел что-то об этом.

— Вот тебе пример, так? Такой вот большой инцидент, первая реакция — выяснить, кто за этим стоял и перестройка обороны.

— Разумеется, — сказал Алекс. — И ты бы хотела этим заняться, да?

— Выяснение, что было потеряно при атаке, определенно у кого-то в списке задач, но не в первоочередных. И со всей той хренью, что происходит, может так и не стать первоочередной. И все, вроде бы, понимают это, хоть и не говорят.

Алекс выпил, поставил бутылку и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Значит, кто-нибудь на базе может воспользоваться ситуацией, поднять уцелевшее оборудование, продать на черном рынке и объявить пропавшим.

— Вот именно! То есть, в какой-то степени это всегда происходило, но теперь, когда везде хаос и всё становится ещё более странным…

— И когда Марс потерял кучу людей, улетевших на колониальных кораблях.

— Да, и это тоже, — сказала Бобби. Её выражение лица было жестким. Алекс наклонился вперед, положив локти на стол. Запах форели и черного соуса всё ещё висел в воздухе, хотя тарелки уже унесли. На экране в передней части ресторана молодая женщина в подобии делового костюма танцевала под сгенерированную на компьютере музыку. Алекс не смог разобрать язык, на определенной скорости все языки звучат одинаково бессмысленно.

— Ты хочешь сказать, что расследуешь источники чёрного рынка военного снаряжения, утекающего с Марса?

— Оружие, — сказала Бобби. — Медикаменты. Боеприпасы. Силовые костюмы. Даже корабли.

— И ты делаешь это самостоятельно, просто ради веселья, из-за чего-то, что тебе сказала Крисьен Авасарала.

— Я вроде как работаю на неё.

Алекс засмеялся.

— Я уже даже боюсь напоминать, но ты начинала говорить, что хочешь попросить об услуге. Ты так и не сказала, в чём она заключается.

— Большинство из ребят на Гекате не станут со мной говорить. Я десантник, они из флота. В этом всё дело. Но ты их знаешь, а даже если и нет, ты один из них, кем мне не суждено стать за всю жизнь. И я хотела спросить, не поможешь ли ты мне немного покопать, в качестве одолжения?

Алекс кивнул, но ответил:

— Дай мне время подумать.

И теперь, поскольку это была Бобби и поскольку ему нужно было хоть с чем-то покончить в своей жизни, он собирался наведаться к ней, чтобы сказать «нет». Ему нужно было возвращаться на корабль. Если он сможет сделать что-то для неё оттуда, он с радостью поможет. Сейчас его главным приоритетом было покинуть Марс и больше не возвращаться.

Он подошёл к концу её коридора. Железные фонари горели, создавая иллюзию улицы, какой она была на Земле столетия назад. Эхо места, где ни он, ни Бобби никогда не были, и всё же это было приятно и уютно. Он шёл медленно, прислушиваясь к почти беззвучным щелчкам переработчиков, как будто только они мешали уловить шум журчащей Темзы.

Где-то рядом громко и коротко вскрикнул мужчина. Это был Иннис-Холлоу, в конце концов. Алекс пошёл немного быстрее. У двери Бобби он остановился.

Она была прикрыта, но не плотно. Черное идеально круглое пятно оставило выбоину в самой панели и отметило его там, где задвижка пересекалась с рамой. Тонкая линия света на краю двери показала, где рама согнута, а керамика разрушена. Снова донесся мужской голос, его низкое бормотание приближалось к финальной, мощной развязке. Голос доносился из комнат Бобби.

Сердце Алекса забилось в три раза быстрее, когда он вытащил свой терминал, а затем быстро и тихо отправил запрос в местную систему связи со службой экстренной помощи. Он пролистал запрос на оповещение и подтверждение, но не заполнил экран с информацией. На это не было времени. Он встал перед дверью, сжал кулаки, больше всего на свете желая, чтобы Амос был сейчас рядом с ним.

Он толкнул дверь и ворвался внутрь.

Бобби сидела на одном из двух стульев за столом с руками за спиной, её ноги были растопырены перед ней, слишком длинные, чтобы поместиться на стуле. Рот был в крови, стекающей вниз по шее. Человек в сером комбинезоне держал пистолет у её затылка.

Двое других мужчин, также одетые в серое, повернулись к Алексу с автоматическими пистолетами в руках. Четвёртый мужчина, одетый в повседневный костюм пепельного цвета и ярко-синюю рубашку, повернулся к Алексу, его лицо выражало смесь удивления и досады. Когда он увидел Алекса, его глаза широко распахнулись.

— Вот дерьмо! — воскликнул человек в костюме, но слова почти потонули в звуке ломающейся древесины. Бобби двигалась быстрее, чем мог уследить Алекс, успев разбив вдребезги стул, к которому она была привязана, и схватив за запястье стрелка, стоявшего позади неё. Он закричал, и что-то влажное потекло по его руке.

Один из мужчин открыл беспорядочный огонь, звуки выстрелов ударили по ушам Алекса. Он с криком бросился вперёд на человека в костюме. Они вместе отшатнулись. Мужчина ударил Алекса коленом в пах, и мир растворился в слепящей боли. Алекс опустился на колени, пытаясь удержать противника за пиджак. Пистолеты продолжали стрелять, запах пороха заполнил воздух.

Человек в костюме потянулся к кобуре под рукой, и Алекс схватил его за руку. Его запястье было будто каменным. Он держал в руке пистолет. Кто-то закричал и шум выстрелов превратился в нечто другое, похожее на рёв животного. Алекс потянулся вперед, боль в паху стала практически невыносимой. Он укусил мужчину за запястье, погрузившись зубами в шелковый рукав и давил, пока зубы не сомкнулись. Человек в костюме даже не закричал, просто ударил Алекса в висок другой рукой.

Всё вокруг стало немного тише, немного отдаленнее. Алекс почувствовал, как его хватка ослабла, почувствовал, как упал на спину и как больно приземлился на копчик. Он почувствовал боль, но смутно. Человек в костюме направил свой пистолет на Алекса. Дуло казалось широким, словно пещера.

— Ох, — подумал Алекс, — так вот как я умру.

Голова человека в костюме дёрнулась, и он свалился. За ним стояла Бобби, держа в одной руке шестикилограммовую гирю. На хроме виднелись кровь и немного волос. Больше никто не стрелял.

— Эй, — сказал Алекс.

— Ты в порядке? — спросила Бобби, опускаясь рядом с ним. Один из стрелявших пробежал мимо неё, прижимая к себе предплечье, и выскочил за дверь. Она не стала его преследовать.

— Немного больно, — сказал Алекс, затем повернулся на бок и его вырвало.

— Ничего, — сказала Бобби. — Ты держался молодцом.

— Давненько я не дрался врукопашную. Пожалуй, я справился бы лучше, если бы практиковался.

— Да, но их было четверо с оружием, а нас всего лишь двое, причём безоружных. Если принять всё это во внимание, то мы справились хорошо.

Она глубоко вздохнула и опустила голову. Алекс попытался сесть.

— Ты в порядке?

— Попали пару раз, — сказала она. — Жжёт.

— Дерьмо. Тебе больно?

— Да. Через минуту я доберусь до той консоли. Вызови неотложку, пока я не отключилась от потери крови.

— Я уже вызвал, — сказал Алекс. — Перед тем, как вошёл.

— Хорошо спланировал.

— Не уверен, что планирование имеет много общего с этим, — сказал Алекс. А затем продолжил: — Бобби? Ты меня слышишь?

— Я здесь, — сказала она, сонным голосом. — Я в порядке.

Вдалеке Алекс услышал нарастающий вой сирен. Вдох за вдохом они становились всё ближе. На какое-то время ему показалось, что задрожала палуба, потом он понял, что это была дрожь его тела. На одной стороне комнаты, прислонившись к стене, лежал один из стрелков. Его шея была изогнута под странным углом, а на груди засыхала кровь. Само кровотечение прекратилось. Значит, умер. Человек в костюме кашлянул и прохрипел, задыхаясь. Сирены стали громче. Появились голоса. Женщина назвалась полицейской и предупредила, что сейчас внутрь зайдут люди.

— Я пришел сказать тебе, — сказал Алекс. — Я останусь. Я помогу.

— Спасибо.

— Это было связано с фигней на чёрном рынке, не так ли? — спросил Алекс. — Наверное, ты задавала правильные вопросы.

Бобби выдавила улыбку. Осмотрев её сейчас, он понял, что её рубашка вся в крови.

— Не знаю, — сказала она. — Всё, о чём они меня спрашивали, касалось тебя.

Глава 12: Амос

— Хочешь кокса? — спросил Эрих. — Не синтетический. Настоящий, выращенный на плантациях.

— Не-а. Но я бы выпил, если никто не возражает, — ответил Амос. Любезности были просто ритуалом, но этот ритуал был важен. По опыту Амоса, чем опаснее были два человека, тем более вежливыми были их социальные взаимоотношения. Шумные и угрожающие люди пытаются заставить отступить. Так они хотят увильнуть от драки. Тихие же выясняют, как в ней победить.

— Тату, принеси «Эль Чарро», — сказал Эрих, и один из двух охранников выскользнул за дверь. Амосу он добавил: — В последнее время тащусь от текилы.

— А я нет, — сказал Амос. — Земля по-прежнему остаётся единственным местом, где можно найти хорошую текилу. Астерскую дрянь пить невозможно.

— Наверное, мало голубой агавы.

Амос пожал плечами и стал ждать. Тату вернулся с высокой утончённой бутылкой и двумя небольшими рюмками. Эрих наполнил обе, а затем поднял одну и отсалютовал.

— За старых друзей.

— За старых друзей, — повторил Амос и опрокинул свой рюмку.

— Ещё? — спросил Эрих, указывая на бутылку.

— Конечно.

— Видел много окрестностей?

— Только то, что между этим местом и железнодорожным вокзалом.

— Мало что изменилось, — сказал Эрих, после чего сделал паузу, пока они оба опустошали рюмки. Он снова их наполнил. — Лица меняются, но улицы остаются теми же.

— Забавно, я как раз думал об этом же по пути сюда. Однако, для тебя всё изменилось.

— Не всё. Важное — нет, — сказал Эрих с усмешкой и пошевелил своей тонкой, иссохшей левой рукой.

Амос указал на комнату, охранников, отремонтированное здание вокруг них.

— Когда я ушёл, тебе приходилось бороться за место под солнцем. Так что, по крайней мере, одна вещь изменилась.

— Парни, вы можете идти, — сказал Эрих Тату и его напарнику. Они тихо выскользнули и закрыли за собой дверь. Это казалось хорошим знаком. Или это означало, что Эрих был уверен, что Амос здесь не чтобы убить его, или у Эриха был способ защитить себя, который не требовал других людей. Это не было ружьём под столом. Это было бы слишком прямо для Эриха. Амос начал небрежно сканировать провода или подозрительные участки на своём стуле или на полу под ним.

Эрих налил ещё две рюмки текилы и сказал:

— Я научился кое-чему важному у тебя, когда ты ушел.

— И чему же?

— Я никогда не буду самым сильным из присутствующих в комнате, если только я не один там нахожусь, — сказал Эрих, вновь взмахнув своей маленькой рукой. — Но обычно я самый умный. Выполнение плана можно перепоручить другому. Составление же плана — не особо, а это важнее.

— Верно, — согласился Амос. — Вот почему мне никогда не быть капитаном корабля.

Эрих отреагировал на это. Он не шелохнулся, выражение лица не изменилось, но Амос видел, что его слова приняты к сведению как важные.

— Но ты всегда полезен, — сказал Эрих. — Ты всегда был полезным. Ты сейчас член команды?

— Ты не видел меня в новостях?

— Видел. Ты выглядишь иначе. Побрил голову, тебе ещё пару раз сломали нос. Но имени я никогда не забуду.

— Ну, по крайней мере не это, — сказал Амос, а затем чокнулся своей рюмкой о рюмку Эриха. — Грасиас за это, кстати.

— Так ты всё ещё с тем экипажем? — спросил Эрих.

— Да. А что?

— Просто ты сейчас сидишь в моём офисе, пьёшь мою текилу. И это не выходит у меня из головы. Полезный парень вроде тебя всегда найдет работу. Если это то, что тебе нужно, я дам тебе это. Но если ты здесь не ради работы, то ради чего?

Амос схватил бутылку и налил себе ещё выпить. Эрих изо всех сил старался не показывать, что нервничает. Он много практиковался, и у него почти получилось. Время может изменить многое. Эрих прошёл путь от маленького дёрганного хакера до хозяина значительной части территории у гавани Балтимора. Но кое-что не меняется. Некоторые привычки никогда не исчезают. Пока Эрих сидел тихо и смотрел ему в глаза не моргая, крошечная кисть его деформированной левой руки сжималась и разжималась, как у ребенка, пытающегося дотянуться до игрушки.

— Я ходил к дому Лидии, — сказал Амос, неспешно потягивая текилу.

— Теперь это не её дом. Она мертва, — сказал Эрих. — Так вот почему ты здесь? Я заботился о ней после твоего ухода, как сделал бы ты.

— Да ну? — спросил Амос, приподняв бровь.

— Ну, — признал Эрих, отведя смущенный взгляд в сторону. — Не совсем, как делал бы ты.

— Спасибо тебе за это, — сказал Амос.

— Однажды ты не убил меня, когда у тебя на это были все основания, и после этого ты не смог остаться, — сказал Эрих, наклонившись вперед. Его левая рука перестала сжиматься. — Из-за меня тебе пришлось оставить её. Я никогда этого не забывал. И она помогала мне по началу. Помогла построить то, что у меня есть сейчас. Научила, как с помощью мозгов побеждать силачей. Она никогда не испытывала недостатка в том, что я мог дать.

— И я ценю это, — повторил Амос. Глаза Эриха сузились, и его правая рука поднялась из-под стола с короткоствольным автоматом. Амос почувствовал удивление и небольшую гордость за своего друга. Эрих положил руку на стол, ствол не был нацелен на Амоса. Это было скорее предупреждением, нежели угрозой.

— Если ты пришёл сюда на разборки, — сказал Эрих, — ты будешь не первым, кто покинет этот офис в мешке.

Амос приподнял руки, шутливо сдаваясь.

— Я даже не вооружен, шеф. Я пришёл поговорить.

— Так говори.

— То, что ты сделал для Лидии, было очень мило, — сказал Амос, медленно опуская руки, но не отрывая глаз от оружия. — Но ты не прав. Она не полностью мертва. Кое-что осталось.

Эрих склонил голову на бок, нахмурившись.

— Разъясни этот момент.

— Там остался старик, который любил её, который жил с ней и который поцеловал её на ночь перед смертью. Дом с маленьким садом с розами, в котором они вместе работали. Может, собачки. Я видел фото, но не уверен, что они ещё там.

— Я всё ещё не понимаю, — сказал Эрих.

Амос потер большой палец, пытаясь найти нужные слова. Не те, которые он уже сказал, ведь если он облажается и Эрих его неправильно поймёт, есть шанс, что они попытаются убить друг друга. Так что тут стоило подумать.

— Ну смотри. Дом останется у старика, пока тот не умрёт. Он — единственное, что она оставила, её последняя частичка. Он должен сохранить этот дом.

Эрих положил небольшой пистолет прямо на стол и налил себе ещё текилы. Он откинулся назад, держа рюмку в правой руке. Он не смог бы схватить ствол, не отбросив выпивку, и он не мог сделать этого быстрее, чем удалось бы Амосу. Это был знак, и Амос почувствовал, как напряжение покидает мышцы шеи и плеч.

— Это более сентиментально, чем я мог предполагать, — сказал Эрих.

— Я редко бываю сентиментален, — согласился Амос. — Но когда это происходит, я могу увлечься.

— Итак, я слышу просьбу. Но какая польза мне? У меня был долг перед Лидией, но я ничего не должен старому дурню. В чём моя выгода от его содержания?

Амос вздохнул и одарил своего старого друга печальной улыбкой.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Я не убиваю тебя, не убиваю тех двух парней снаружи. Не разваливаю эту организацию сверху донизу и не восстанавливаю её с кем-то, кто будет мне обязан.

— Ах, — сказал Эрих, — вот и он.

Амосу пришлось признать, что Эрих отрастил стальные яйца. Он даже не взглянул на пистолет на столе, когда ему угрожали. Лишь одарил Амоса некоей версией трагичной улыбки.

— Ты о ком? — спросил Амос.

— Тимми.

— Да, наверное. Хотя это не было моей первоначальной идеей. Итак, что мы решили?

— Мне почти ничего не стоит сохранить дом старику, — сказал Эрих, а затем покачал головой, как бы не соглашаясь с самим собой. — Но даже если бы это было не так, я всё равно сделал бы это. Лишь бы Тимми убрался с моих улиц.

— Ещё раз спасибо.

Эрих отмахнулся от благодарности взмахом здоровой руки, после чего встал и подошёл к большому экрану, заменявшему окно. Пистолет так и остался без внимания лежать на столе. Амос мимолётом отметил это, после чего откинулся на спинку стула, положив руки за голову и широко расставив локти.

— Забавно, верно? — сказал Эрих, указывая на то, чего Амос не мог увидеть. — Все эти новые лица и старые углы. Одно дерьмо меняется, другое — нет. Я изменился, ты — нет.

— Я живу на космическом корабле и временами сражаюсь с инопланетными монстрами, — сказал Амос, пожимая плечами. — Так что тоже есть разница.

— Там есть что-то страшнее наркомана без денег, когда только ты можешь дать ему дозу? Ужаснее, чем уличный босс, решивший тебя обчистить? — Эрих рассмеялся и обернулся, становясь спиной к окну. — Чёрт возьми, там есть хоть что-нибудь ужасней жизни на поверхности?

— Нет, — признал Амос.

— Итак, ты получил, что хотел, — сказал Эрих, его голос стал плоским и безжизненным. — Убирайся из моего города, или откроется сезон охоты.

Амос поднялся. Теперь он был ближе к пистолету, чем Эрих. Он чувствовал, как тот притягивает его, словно магнит. Он мог схватить его, убить Эриха, убить двух охранников, ожидающих снаружи. К концу дня он завладеет частью старой территории Эриха и у него достаточно физической силы и убедительности, чтобы получить оставшееся. Весь сценарий вспышкой промелькнул в его сознании.

Вместо этого он засунул большие пальцы в карманы брюк и пошёл к двери.

— Спасибо за выпивку, — сказал он. — Я уже и забыл, насколько хороша текила.

— Я скажу Тату выдать тебе пару бутылок. Возьмёшь с собой, — сказал Эрих.

— Не откажусь, чёрт возьми.

— Рад был увидеть тебя, — сказал Эрих, а после небольшой паузы добавил: — пушка была пуста.

— Правда?

— Под освещением встроена небольшая турель с дротиками, — сказал Эрих, взглянув на вставной светодиодный корпус на потолке. — Отравленными дротиками. Стоит мне сказать слово, и они убивают в этой комнате всех, кроме меня.

— Мило. Спасибо, что не упоминал этого.

— Спасибо, что ты всё ещё мой друг.

Это прозвучало как прощание, поэтому Амос в последний раз улыбнулся Эриху и вышел из комнаты. Тату ждал в коридоре с коробкой, полной бутылок с текилой. Должно быть, охранники наблюдали за всем по монитору.

— Проводить? — спросил охранник.

— Нет, — ответил Амос и закинул коробку на плечо. — Я сам найду выход.

Амос позволил своему ручному терминалу довести его до ближайшего дешёвого отеля и снял комнату. Бросил выпивку и сумку на кровать, а затем вышел на улицу. Короткая прогулка привела его к машине с продуктами питания, где он купил то, что вывеска оптимистично назвала бельгийскими сосисками. Если бы бельгийцы не славились своими ароматными молочно-творожными продуктами, оптимизм казался бы неуместным. Не то, чтобы это имело значение. Амос понял, что, хоть он знал наизусть орбитальный период каждой луны Юпитера, он понятия не имел, где находится Бельгия. Он не думал, что это где-то в Северной Америке, но на этом его познания заканчивались. Вряд ли он имел право оспаривать принадлежность к бельгийской кухне.

Он подошел к старым гниющим докам, где он играл в детстве, только потому что там было просторно и там была вода. Он доел последнюю сосиску, а затем, не увидев подходящего мусорного ящика, прожевал и проглотил обертку. Она была сделана из прессованного кукурузного крахмала и была на вкус, как чёрствые хлопья для завтрака.

Мелкая группа подростков прошла мимо него, затем остановилась, повернула и последовала за ним. Они были в том странном возрасте, когда могли стать как жертвой, так и совершать реальные преступления на уровне взрослых. Правильный возраст для мелких краж, когда возможность представилась без особого риска. Амос проигнорировал их и спустился на ржавую сталь старого причала.

Подростки держались позади, споря тихими, но напряженными голосами. Вероятно, решали, стоит ли рисковать, нападая на человека с его габаритами, ради получения одного кредитного баланса приезжего — в доках Балтимора считалось непреложной истиной, что у любого приезжего было больше денег, чем у кого-то из местных. Он хорошо знал формулу этого уравнения. Сам когда-то был на их месте. Он продолжил их игнорировать и вместо этого прислушался к тихому плеску воды у причала.

Вдалеке небо осветила огненная вспышка, словно молния, нарисованная под линейку. Спустя несколько мгновений по бухте пронёсся звуковой взрыв, и в голове Амоса вдруг всплыло воспоминание о том, как он сидел в этих самых доках вместе с Эрихом, наблюдая, как корабли снабжения рельсотронов вылетали на орбиту, и обсуждая возможность покинуть планету.

Для всех вне гравитационного колодца Амос был с Земли. Но это было не совсем правдой. Вернее, это не имело значения. Амос был из Балтимора. То, что он знал о планете за пределами нескольких десятков кварталов бедного района, поместилось бы на салфетке. Его первые шаги за пределами города были пройдены тогда, когда он покинул высокоскоростную железнодорожную линию в Боготе и взошёл на шаттл, на котором отправился на Луну.

Он услышал тихие шаги на пристани позади него. Дискуссия окончена. «За» перевесило «против». Амос обернулся и столкнулся с приближающимися подростками. Некоторые из них держали импровизированные дубинки. У одного был нож.

— Не стоит, — сказал он. Он не сжимал и не выставлял кулаки. Лишь покачал головой. — Подождите следующего.

Это был напряженный момент. Они смотрели на него, он смотрел на них. Затем, двигаясь так, словно они достигли своего рода телепатического согласия, они ушли.

Эрих ошибся в том, что он остался тем же. Человек, которым он когда-то был, не был набором личностных качеств. Он был тем, кто знал желания своего сердца, навыки, которые у него были. Человек, которым он был до того, как ушёл, знал, где варится хорошая палёная выпивка. У каких дилеров стабильные и качественные поставки на черном рынке марихуаны и табака. Бордели, которые обслуживали местных жителей, и те, которые предназначались лишь чтобы ограбить туристов, ищущих острые ощущения. Тот человек знал, где взять напрокат пистолет по дешёвке, и что цена утраивалась, если ты собираешься его использовать. Знал, что дешевле арендовать время в механическом цехе и сделать свой собственный. Как дробовик, который он использовал, когда в первый раз убил человека.

Но человек, которым он являлся теперь, знал, как содержать реактор термоядерного синтеза. Как настроить магнитные катушки, чтобы придать максимальную энергию ионизированным частицам выпускных газов, и как устранить пробоину в корпусе корабля. Этого парня не заботили ни эти улицы, ни удовольствия и опасности, которые они несли. Балтимор мог выглядеть точно так же, но стал таким же чуждым ему местом, как мифические земли Бельгии.

И в этот момент он осознал, что это его последний визит на Землю. Он больше никогда не вернётся.

На следующее утро он проснулся в арендованной им ночлежке с полупустой бутылкой текилы на тумбочке и с первым за многие годы похмельем. На мгновение он подумал, что он был так пьян, что обмочился в постель, но сразу понял, что в душной жаре комнаты с него просто сошло около литра пота. Горло першило, язык распух.

Он смывал с себя ночной пот и пил горячую воду из душа, наклоняя голову назад, чтобы она заполняла рот. После десятилетий отфильтрованной и стерилизованной воды корабля и космической станции он восхищался всей гаммой вкусов. Он надеялся, что вкус был вызван не микробами или тяжелыми металлами.

Вытащил оставшиеся бутылки текилы из коробки и засунул их в свою вещевую сумку, обернув вокруг одежду, чтобы те не разбились. Затем взял свой терминал и начал искать рейс обратно на Луну, а уже оттуда — транспорт к Тихо. Он попрощался с Лидией, по крайней мере, с тем, что от неё осталось. Попрощался с Эрихом. На всей планете больше не осталось человека, на которого ему было бы не наплевать.

Ну хорошо. Это не было правдой. Разве только наполовину.

Он набрал номер Авасаралы, и на экране появилось изображение молодого человека с прекрасной стрижкой, бледной кожей и гигантскими зубами. Он выглядел как дорогой манекен в магазине.

— Офис секретаря Авасаралы.

— Соедини с Крисси, малыш, и побыстрее.

Манекен завис на целых два длинных вдоха.

— Простите, но секретарь не может…

— Малыш, — сказал Амос с ухмылкой, — я ведь позвонил ей на личную линию, так? Меня зовут Амос Бартон, — ложь, но он произносил это так часто, что это можно было считать правдой. — Я работаю на Джеймса Холдена. Бьюсь об заклад, если ты не скажешь ей, что я сейчас на линии, ты вылетишь оттуда до конца дня.

— Одну минуту, пожалуйста, — сказал манекен, и на экране появился сине-белый логотип ООН.

— Бартон, — сказала Крисьен Авасарала, появившись на экране менее чем через тридцать секунд. — Почему, чёрт возьми, ты всё ещё на моей планете?

— Ну, я собирался свалить, шеф, но понял, что есть ещё один человек, с которым я просто обязан повидаться, прежде чем уеду.

— Неужто это я? Потому что ты не настолько мне нравишься, чтобы я сочла это очаровательным. Меня ждет рейс на Луну, чтобы я подготовила эту сраную вечеринку к прибытию марсианского премьер-министра.

— Они заставляют тебя делать это?

— Я делаю кучу всего, и каждая секунда, которую я трачу на болтовню с тобой, стоит десять тысяч долларов.

— В самом деле?

— Нет, я эту цифру выдумала. Но я чертовски ненавижу летать на Луну, так что откладываю полёт ради любых других дел. Тебя подвезти? Если это заставит тебя убраться с моей планеты, могу прокатить. Что? Я сказала что-то смешное?

— Не-а, просто ты напомнила мне кое-кого, — сказал Амос. — Так или иначе, у меня появилось ощущение, что больше я в колодец не спущусь.

— Я просто безутешна, — сказала она.

— Я тут подумал, пока я ещё здесь, стоит сделать всё, что хотел. Ну, знаешь, увидеться со всеми, с кем хотелось, — продолжил Амос. — Так где вы, ребята, держите Персика?

— Персика?

— Дочка Мао. Кларисса. Она летела с нами несколько месяцев после прекращения попыток убить капитана. И, должен признаться, она начала мне немного нравиться.

— Ты трахал вашу заключенную? — спросила Авасарала, её лицо в одинаковой степени выражало забаву и отвращение.

— Нет, — сказал Амос. — Я стараюсь не делать этого с людьми, которые мне нравятся.

Глава 13: Холден

По всеобщему убеждению, системы, доступ к которым открыла сеть врат, были разбросаны по галактике Млечный Путь. Составление карт их относительного местоположения пока не было завершено, но даже по первоначальным результатам было понятно, что некоторые из новых систем находятся в десятках тысяч световых лет от Земли, а в их местоположении и времени были некоторые странности. Столкнувшись с такими невообразимо огромными расстояниями, было легко забыть, сколько пространства было в одной только Солнечной системе. Пока не попытаешься в ней что-нибудь отыскать.

По закону, любой движущийся корабль должен зарегистрировать свой план полета и включить радиомаяк. Это позволяло легко отслеживать перелёты кораблей с одного места в другое. А с включённым маячком можно было понять, куда наводить телескоп: работающий двигатель был виден через всю Солнечную систему. Но во время ремонта в доках корабли обесточивались, так что маячки постоянно пропадали. Когда корабли списывались, маячок могли отключить и уже никогда не включить по вполне законным причинам. Появление новых имён означало впервые введённые в эксплуатацию суда и корабли, чьё регистрационное имя сменилось в результате продажи. Одни были сооружены на скорую руку из металлолома, другие — построены на верфях, третьи — спасены от утилизации. И всё это простиралось на сотню квинтиллионов квадратных километров пространства, плюс-минус несколько квадриллионов. И это только если проигнорировать существование третьего измерения!

Итак, семнадцать кораблей исчезли, проходя через кольцевые ворота, и, если Холден был прав, они, вероятно, вернулись в родную систему уже с новыми именами. В теории способ получить нужную ему информацию существовал, но, если он не хочет провести несколько сотен жизней, разбирая исходные данные, ему понадобится помощь.

В частности, ему нужен был компьютер, который смог бы прошерстить ряд огромных баз данных: на новые корабли, списанные корабли, проданные корабли, отремонтированные корабли и утерянные корабли — и найти любые несоответствия. Даже с хорошим компьютером и очень умной программой сортировки данных, это было, как сказал бы программист, весьма непростой задачей.

И, к сожалению, лучший инженер-программист, которого знал Холден, улетел в неизвестном направлении и не отвечал на его сообщения. У него не было навыков, чтобы справиться самостоятельно, времени, чтобы приобрести эти навыки, или команды, которая сделает это за него. Но зато у него были деньги.

После смены, где он работал над починкой «Роси» с людьми Сакаи, Холден снова позвонил Фреду:

— Фред, привет, у меня тут проблемы с программным обеспечением. Могу я нанять на небольшой срок кого-нибудь из твоих программистов?

— Твоему кораблю понадобились обновления? — спросил Фред. — Или это для чего-то, что меня разозлит?

— Для чего-то, что тебя разозлит. Итак, к кому можно обратиться с просьбой написать парочку скриптов?

Паула Гутьеррес имела удлиненное тело и слегка негабаритную голову из-за детства при низкой гравитации. Улыбка была резкой и профессиональной. Она была внештатным инженером-программистом, который пять лет назад занимался шестимесячной консультационной работой на Тихо, а затем просто остался на станции, получив огромное количество разовых заказов. На ручном терминале Холдена её широкое лицо заполнило экран темными густыми бровями и ослепительно белыми зубами.

— Итак, вот, что мне нужно, причём как можно быстрее, — сказал Холден, изложив свои требования. — Это выполнимо?

— Запросто, — сказала Паула. — Тихо хранит копии всех данных о транспорте в базе на локальном сервере, поэтому даже не стоит париться из-за лагов. Впрочем, вам придётся заплатить за скорость.

— И сколько же?

— Пятнадцать сотен в час, потребуется минимум десять часов. Предупреждаю, я не торгуюсь и не делаю скидок.

— Сумма немалая, — отметил Холден.

— Это потому что у вас нет выбора и я могу диктовать условия.

— Ладно, как скоро можно будет увидеть результаты?

Паула пожала плечами и посмотрела на что-то за кадром.

— Скажем, спустя двадцать часов с этого момента я начну отправлять вам полученные данные. Хотите, чтобы я их сгруппировала, или отправлять потоком по мере появления?

— Лучше сразу присылайте мне. Будете спрашивать, зачем мне это?

— Я никогда не задаю вопросов, — рассмеялась Паула.

Моника снимала небольшой номер люкс на гостевом уровне Тихо. Они были дорогими и, на удивление Холдена, ничем не лучше апартаментов компании, которые Фред выделил их команде. Не многие компании относятся к своим сотрудникам так же, как и к гостям. Но вежливость заставила его сделать вид, будто номер Моники был особенным, чтобы она не расстраивалась из-за потраченных впустую денег, поэтому он впечатлённо отметил, сколько тут свободного пространства и какая качественная мебель.

— Так что сказал Фред? — спросила Моника, как только он сел за её обеденный стол и отхлебнул приготовленный для него чай.

— Он не думает, что здесь есть, за что зацепиться, если честно.

— Я про использование образца протомолекулы, чтобы попытаться связаться с детективом Миллером.

— Да, — ответил Холден, поставив чашку чая на стол и отодвинув её. Первый глоток обжёг ему язык. — Я упомянул об этом, но только чтобы дать ему знать, что у него где-то утечка. В качестве зацепки этот вариант всегда был бесполезен. В ближайшее время никто не выпустит эту дрянь из бутылки.

— Хочешь сказать, я здесь зря теряю время?

— Нет, — сказал Холден. — Вовсе нет. Я думаю, что дело о пропавших кораблях имеет основания для расследования. Просто я не думаю, что тут замешан заговор пришельцев. Гораздо более вероятно, что это связанно с радикальной веткой АВП. Я ищу в этом направлении, если ты хочешь продолжать эту историю.

Моника развернула на столе ручной терминал, раздраженно желая сменить тему.

— Я сделала себе имя историей с «Бегемота». Пришельцы, врата и призрак протомолекулы, который общался лишь с самым известным человеком Солнечной системы. Не думаю, что следующей будет «Люди по-прежнему поступают подло друг с другом». Не хватает размаха.

— Так ты хочешь найти пропавшие корабли? Или ты ищешь новую порцию инопланетных странностей, которая сделает тебя ещё более знаменитой?

— Это прозвучало ужасно осуждающе для парня, который последние шесть лет светится в каждой заглавной новости.

— Ауч, — произнёс Холден, после чего повисла неловкая тишина. Моника продолжала копаться в своём терминале, избегая смотреть ему в глаза.

— Извини, — наконец сказала она.

— Ничего. Слушай, я сейчас испытываю странное чувство пустоты, и это меня беспокоит. И из-за моих попыток зацепиться за что-нибудь, я собираюсь найти эти пропавшие корабли. Скорее всего, здесь не будет инопланетного заговора, но я всё равно это сделаю. Хочешь помочь?

— Если честно, не особо понимаю, как ты собираешься это делать. Я надеялась просто спросить всезнающих инопланетян. Ты хоть представляешь, как велик космос?

— Я думал об этом, — сказал Холден. — У меня есть план. Я говорил с Фредом о радикалах АВП, но ему не нравится эта идея, поэтому он её отвергает. Зато это натолкнуло меня на мысль. АВП не стал бы просто выбрасывать кучу кораблей. Мышление астеров просто-напросто не так устроено. Они же всё перерабатывают.

— И?

— И как же найти пиратские корабли? Главный инженер Сакаи предложил искать новые корабли, которые появились, вместо того, чтобы охотиться на пропавшие.

— Сакаи предложил…

— Я работаю с ним над восстановлением «Роси». Короче, думаю, это действительно прекрасная идея. Так что я нанял местного айтишника написать анализатор данных, чтобы отследить все возникшие в реестре новые названия кораблей и попытаться вычислить их происхождение.

— Айтишника.

— Ну внештатного кодера. Не суть, как называть подобную работу, в любой момент я могу начать получать поток данных, включающий все таинственно появившиеся корабли. В их числе должны быть и наши семнадцать пропавших. В конце концов, это лучше, чем разбирать данные о всех существующих кораблях.

Моника встала и отошла на несколько шагов, ничего не говоря. Холден дул на чай и ждал. Когда она, наконец, обернулась, на её лице было написано тщательно контролируемое недоверие.

— Ты вовлёк в это Фреда Джонсона, несколько инженеров Тихо и грёбаного хакера? Ты настолько глуп?

Холден вздохнул и встал.

— Я впервые услышал об этом от тебя, поэтому буду любезен держать тебя в курсе того, как продвигается расследование…

— А теперь ты уходишь? — скептический вид Моники только усилился.

— Ну, забавная штука. Я не обязан мириться с тем, что меня называет глупым тот, кому я пытаюсь помочь.

Моника подняла ладони в примирительном жесте, как он подозревал, совсем не всерьёз.

— Извини, — сказала она, — но ты только что привлёк трёх новых людей, один из которых является самым высокопоставленным членом АВП, в моё… наше расследование. Почему ты вообще решил, что это хорошая идея?

— Ты же знаешь меня, так? — ответил Холден, не присаживаясь снова, но и не направляясь к двери. — Я ничего не скрываю. Не думаю, что Фред — злодей, а если и так, то его реакция на наши поиски сможет о чём-то рассказать. Секретность — это та почва, в которой растут все эти дерьмовые заговоры. Поверь мне. Тараканам не нравится, когда ты светишь на них.

— А если они решат избавиться от человека с источником света?

— Ну, это тоже будет забавно. Они не станут первыми, кто этого добивался, но я всё ещё здесь, — сказал Холден с усмешкой.

На следующий день начали поступать данные от Паулы. Он перевёл оставшуюся часть оплаты за её услуги и начал изучать список.

Большинство новых кораблей появлялись в пределах Марса и Земли, что было вполне ожидаемо. Верфи штамповали новые корабли и производили ремонт настолько быстро, насколько механики и инженеры могли их создать. Все, у кого было хоть два юаня, объединялись, стремясь добраться до кольцевых врат и миров за ними, а самая большая группа людей, которым нравилось жить на планетах и которые для этого уже были адаптированными физически, образовалась из двух внутренних планет. Лишь у мизерной части из тех кораблей были пробелы в записях, что и заметила программа Паулы, но даже беглый поиск позволил Холдену понять, что эти пробелы возникли, в основном, из-за ошибок в документации, но никак не из-за пиратства.

В Поясе тоже нашлось несколько подозрительных новых кораблей. Это было уже интересней. Если АВП воровал корабли, то было вполне логично спрятать их в заполненной кораблями и другими металлическими объектами части космоса. Холден начал просматривать один за другим корабли из Пояса.

«Гозериан» появился из ниоткуда в доках Паллады в подходящем временном интервале. В записях значилось, что его передали по наследству, но было не ясно, кто умер и какое отношение новый владелец имел к старому. Холден предположил, что ответами на эти вопросы были человек, который раньше владел этим кораблем, и человек, который убил его и забрал корабль. Переход права собственности был настолько поверхностным, что, почти наверняка, он был результатом пиратства, но «Гозериан» значился как добывающий корабль без двигателя Эпштейна. Шахтерский корабль. Записи с Паллады подтверждали это, а при поиске по списку из семнадцати пропавших кораблей, ни один из них не соответствовал его описанию. Никто не будет бежать за границу Солнечной системы и проделывать весь путь к новому миру на чём-то без двигателя Эпштейна. Есть куча более привлекательных мест, чтобы умереть от старости.

Холден вычеркнул «Гозериан» из списка и перешёл к следующему. Когда он прошёлся по всему первоначальному списку Паулы, было уже три часа ночи по времени Тихо, а его смена на «Роси» начиналась в восемь, поэтому он поспал лишь несколько часов. Всё утро он боролся с рассеянностью из-за недосыпания, пытаясь проложить кабели к маневровым двигателям.

К тому времени, когда его смена закончилась, всё, о чём он мог думать, это небольшой ужин и хороший сон, но его ожидал поток данных от Паулы, в котором значилось около пятидесяти новых кораблей. Поэтому по пути домой он захватил коробку лапши и провёл остаток вечера, просматривая список.

«Мышиный пирог» был газовым транспортником и не совпадал со списком пропавших кораблей. «Ветер» впервые появился до интересующего его момента времени, и запрос о последней стыковке подтвердил правильность дат. «Глумливый шут» был оборудован двигателем Эпштейна, но поиск по записям обслуживания показал, что двигатель неисправен уже много лет. Кто-то всё ещё использовал его в режиме «чайника» для перелетов на короткие дистанции.

Он просматривал список снова и снова. В какой-то момент его терминал просигналил о входящем сообщении. Амос загадочно сообщил: «Проведал могилу друга. Всё прошло хорошо, но надо сделать ещё кое-что. Вернусь позже». Холден съел ещё немного остывшей лапши, которая теперь больше походила на дождевых червей. Он задался вопросом, как Миллер зарабатывал этим дерьмом на жизнь. Его потрясло, сколько сведений для расследования добывалось грубой силой. Просматривать бесконечные списки в поисках какой-нибудь выбивающейся детали. Обращаться к каждому потенциальному свидетелю снова и снова. Оббивать пороги, как сказали бы сыщики из нео-нуарных фильмов Алекса.

Заметив, что отвлёкся на мысли об Алексе, он стал листать список назад, пока не наткнулся на корабль под названием «Пау Кант». Последнее известное местоположение — (434) Венгрия. Глыба с высоким альбедо [Альбедо — характеристика отражательной способности поверхности.] из семейства Венгрии — группы астероидов, относительно близкой к орбите Марса, но с высоким наклонением орбиты. Контроль Марса поймал сигнал «Пау Канта», но вскоре снова потерял его. Они отметили корабль как пропавший.

Но до этого одиночного и кратковременного появления «Пау Кант», похоже, не существовал ни в каких других записях. Описания конструкции корабля или двигателей не было, как не было и записей о владельцах, которые удалось бы проследить. Он переместил его в список кораблей, которые планировал изучить позже, но что-то в Марсе и астероидах внутреннего пояса не давало ему покоя.

Группа астероидов Венгрии не была плохим местом, чтобы спрятать там что-нибудь. (434) Венгрия был около двадцати километров в поперечнике. Достаточно, чтобы спрятать корабли от радара, а высокая отражательная способность всей группы не даст желающим найти корабли с помощью телескопа. Расположение тоже было интригующим. Если радикалы АВП собирали корабли, чтобы нападать на транспорт колонистов, внутренний Пояс был неплохим плацдармом. Недавно они даже попытались атаковать Землю. То, что атака провалилась, не значит, что они не планируют другие. Куча украденных кораблей, спрятанных во внутреннем кольце, как раз и может быть тем самым первым шагом перед очередной попыткой.

Семейство Венгрии было далеко от нынешнего местоположения Тихо, а у Холдена не было корабля. Но это недалеко от Марса, где сейчас как раз находился Алекс. Если тот найдёт корабль, ему не составит труда разведать. Посмотреть, там ли «Пау Кант», скрытый в тени астероида. А если окажется, что он соответствует описанию одного из пропавших кораблей Моники? Что же, Фреда это заинтересует.

Холден положил свой терминал на стол, приподнял, чтобы можно было записать лицо, и сказал: «Алекс, привет. Надеюсь, у вас всё нормально и Бобби в порядке. В общем, я изучаю дело о пропавших кораблях. И была подозрительная активность возле (434) Венгрия. Ты можешь достать корабль? Если придётся арендовать, можешь спокойно снять деньги с моего счёта. Я бы хотел, чтобы ты слетал и посмотрел, не припарковался ли там в темноте корабль под названием „Пау Кант“. Характеристики кода передатчика прилагаются к сообщению».

Он прикрепил к файлу всю информацию, что у него была на «Пау Кант», и его последнее местоположение согласно марсианским записям. Информации было немного и шансы что-то найти малы, но Алекс получит удовольствие от полёта, а Холден компенсирует ему затраты, так что просьба не казалась ему неудобной.

Он был уверен, выброса энергии от того, что он достиг прогресса, хватит ненадолго, но он хотел поделиться своим успехом и почувствовать себя бодрым, поэтому позвонил Монике. Он услышал её голосовую почту. Оставил сообщение с просьбой перезвонить ему, доел остатки холодной и неприятной лапши и тут же заснул на диване.

На следующее утро он не был в списке дежурных по «Роси» и Моника не перезвонила ему, поэтому он позвонил снова. Нет ответа. Направляясь завтракать, он заскочил к ней в квартиру, но её и там не оказалось. Она немного рассердилась на него, но он не думал, что она бросила бы историю с пропавшими кораблями, даже ничего не сказав. Он набрал другой номер.

— Служба безопасности Тихо, — произнёс молодой мужской голос.

— Привет, это Джим Холден. Я хотел узнать насчёт журналисти Моники Стюарт. Она покинула станцию?

— Одну секунду. Нет. Судя по записям, она всё ещё на борту. Её квартира…

— Вы уверены? Я сейчас нахожусь у её квартиры, и она не отвечает ни здесь, ни по ручному терминалу.

— Мои записи показывают, что её терминал не подключался к сети Тихо со вчерашнего дня.

— Хм, — Холден хмуро уставился на её дверь. Тишина с другой стороны приобрела зловещий оттенок. «Что, если они решат избавиться от человека с источником света?» Он был не единственным, кто подходил под это описание. — Получается, за сутки она не захотела даже оплатить сандвич. Это кажется подозрительным.

— Хотите, чтобы я выслал группу?

— Да, пожалуйста, сделайте это.

Когда группа безопасности прибыла и открыла дверь в квартиру Моники, Холден был готов к худшему. Его опасения подтвердились. Комнаты были методично обысканы. Одежда Моники и личные вещи разбросаны по полу. Ручной терминал, который она использовала для интервью, был раздавлен чьей-то ногой, но экран замерцал, когда Холден коснулся его. Следов крови не нашли, что было единственным положительным знаком.

Холден позвонил Фреду, пока группа заканчивала обыск.

— Это я, — сказал он, как только начальник АВП ответил. — У тебя есть проблема похуже, чем радикалы на Медине.

— Правда? — устало спросил Фред. — И какая же?

— Они есть и на Тихо.

Глава 14: Наоми

Террион Лок должен был стать новым местом в пустоте системы Юпитера. Домом астеров, как они думали. С модульной конструкцией, чтобы он мог расти или сокращаться при необходимости. Вне контроля Земли, Марса или кого бы то ни было. Свободный город в космосе, с собственным управлением и собственным контролем окружающей среды. Наоми увидела планы, когда они впервые разлетелись по сети. Рокку распечатал их на тонком куске пластика и повесил на стенах корабля. Террион Лок был новым Иерусалимом, пока служба безопасности Ганимеда не прикрыла его. Никаких колоний без разрешения. Никакого дома. Никаких безопасных гаваней, даже если они сами их построили.

Когда это случилось, она даже не была беременна. Она не знала, что это определит её характер.

Филипу было восемь месяцев, когда был уничтожен корабль «Августин Гамарра». «Гамарра» покинул станцию Церера, полетел на исследовательскую станцию Коалиции на Осиме с грузом органики и гидропонного оборудования. После десяти часов полета на ускорении в четверть g реактор корабля потерял сдерживающее магнитное поле, разлив расплавленное ядро по кораблю. На долю секунды «Гамарра» засиял, словно Солнце, и двести тридцать четыре человека погибло. Никаких обломков не сохранилось, и официальное расследование этого события так и не было закрыто, потому что невозможно было сделать заключение. Несчастный случай или саботаж. Случайность или намеренное убийство.

Они переместились из скрытой комнаты в задней части клуба в частную квартиру, ещё ближе к центру вращения. Воздух имел слишком чистый озоновый запах недавно заменённого фильтра рециркуляции. Филип сидел за столиком, сложив руки. Она сидела на краю гелевого дивана. Смотрела в тёмные глаза мальчишки и пыталась в уме сравнить их с теми, которые помнила. Губы с беззубой восхищенной улыбкой. Она не могла понять, действительно ли есть сходство, или это было только в её воображении. Как сильно кто-то меняется между не совсем ребенком и не совсем взрослым? Неужели это действительно тот же мальчик? Но это не был кто-то другой.

Квартира не была заброшена. В холодильнике были еда и пиво, в шкафчике была одежда. Бледные стены с заметными трещинами в углах — последствия ущерба от мелких аварий на протяжении многих лет. Он не сказал ей, кому принадлежала квартира, а она не спрашивала.

— Почему ты не привела «Росинант»? — спросил Филип. В его голосе звучала осторожность. Словно этот вопрос подводил к другим, которые он хотел задать. На которые она хотела бы ответить. «Почему ты ушла? Ты не любила нас?»

— Корабль на ремонте в доках. И пробудет там несколько месяцев.

Филип отрывисто кивнул. Она увидела в этом движении Марко.

— Это осложнит ситуацию.

— Марко не говорил, что тебе нужен корабль, — сказала Наоми, ненавидя скрытую попытку оправдаться этими словами. — Всё, что он сказал, это что ты в беде. Что ты скрываешься от закона, и что я могу… я могу помочь.

— Придётся что-то придумать, — сказал он.

Больницы на станции Церера были одними из лучших в Поясе, когда срок беременности Наоми подходил к концу. Ни у кого из них не было денег, чтобы отправиться на Европу или Ганимед на весь срок беременности. Церера была ближе к участку разработки Рокку, чем станция Тихо. Роды для астеров были намного опаснее, чем для тех, кто живет при постоянной силе тяжести, и беременность Наоми уже дважды настораживала её. Она и Марко жили в дешёвой арендованной квартире возле больницы, одной из множества обслуживавших астеров, когда тем нужна медицинская помощь. Условия договора были открытыми, позволяли остаться, пока им не понадобятся доктора, медсёстры, системы с искусственным интеллектом и лекарственные препараты, которыми мог похвастаться медицинский комплекс.

Наоми всё ещё помнила очертания кровати кровати, дешёвые пластиковые шторы с рисунком звёздного неба, которые Марко повесил в дверном проёме. От их запаха её тошнило, но он был так доволен собой, что она терпела. И даже в конце срока её тошнило почти от всего. Все дни она постоянно спала и ощущала, как внутри неё толкается ребенок. Филип был неугомонным. Она не чувствовала себя ребенком, у которого будет ребенок. Она чувствовала себя женщиной, контролирующей свою судьбу.

— Сколько тех, кому нужно помочь убраться отсюда? — спросила Наоми.

— В общей сложности, пятнадцать.

— Включая тебя?

— Шестнадцать.

Она кивнула.

— Какой-нибудь груз?

— Нет, — ответил он. Ей показалось, он собирается что-то добавить, но в следующий момент он отвернулся.

Церера тогда ещё находилась под контролем Земли. Большинство людей, живущих на базе, были астерами, подписавшими контракт с марсианской или земной корпорацией. Астеры работали в земной службе безопасности, в земной диспетчерской службе, в марсианской компании биомедицинских исследований. Марко смеялся над всем этим, но у смеха были границы. Он называл Цереру крупнейшим памятником человечества стокгольмскому синдрому.

Каждый, кто летал с Рокку, включая Наоми, выплачивал часть своей доли АВП. Так что АВП приглядывал за ними в последние дни её беременности: местные женщины приносили еду, местные мужчины вытягивали Марко в бары, чтобы ему было с кем поговорить помимо неё. Наоми испытывала к ним исключительно благодарность. Теми ночами, когда Марко выпивал с местными парнями и она оставалась одна в кровати с Филипом, её разум в тишине испытывал практически запредельное наслаждение. Или, по крайней мере, так она всё это сейчас помнила. Если бы в то время она не знала, что грядет, возможно её переживания были бы другими.

— Куда тебе нужно попасть?

— Мы не говорим об этом, — ответил Филип.

Наоми откинула волосы с лица назад.

— Ты привёл меня сюда, потому что здесь безопасно, са-са? Так ты не хочешь, чтобы нас подслушали, или думаешь, что если расскажешь мне, то это тебя скомпрометирует? Потому что, если ты не доверяешь мне настолько, чтобы попросить то, что тебе нужно, значит ты доверяешь мне недостаточно, чтобы я осталась.

В словах, казалось, было больше намеков, чем могло быть, словно простые логические факты как-то были связанны с тем, почему она ушла. С тем, кем они были друг другу. Это было словно она чувствовала, как скрипят слова, но не знала, что в них слышал Филип, или что она должна была сказать по-другому. На мгновение, что-то промелькнуло в его выражении лица. Сожаление, или ненависть, или боль — оно исчезло слишком быстро, чтобы можно было понять. На неё навалился новый груз вины, не дающий покоя. По сравнению с тем, что она уже чувствовала, это было незначительно.

— Он сказал, что я должен рассказать тебе только после того, как мы покинем станцию, — сказал Филип.

— Очевидно, он не знал, что я прибуду на другом корабле. Планы меняются. Так бывает.

Взгляд Филипа уставился на неё, твердый, как мрамор. Она поняла, что ненамеренно цитирует Марко. Возможно, Филип подумал, что это своего рода пощёчина, что она предъявляет претензии к его отцу, используя его слова. Она не знала. Она не знала его. Ей приходилось постоянно напоминать себе об этом.

— Мы договорились о месте встречи.

— Ещё есть время?

— Да.

— Как много?

Она увидела, как в его глазах промелькнуло «мы не говорим об этом». Когда он заговорил, его голос звучал тоньше, моложе, более уязвимо.

— Мало.

— Насколько мало?

Он отвёл взгляд.

— Очень мало.

В то время она знала, что на Церере существует радикальная ячейка АВП, но её это не волновало. Радикальный АВП тоже АВП, а значит, они были семьей. Как безумный дядюшка, который напивался и лез в драки. Но повышение тарифов Землёй и снижение цен на руду Марсом поставили астеров в положение, когда астеры для них стали превыше всего. И после полетов с Рокку, разговоры об убийстве землян и марсиан превратились в, своего рода, белый шум.

Роды были тяжёлыми. Тридцать часов труда. Мускулы её брюшной стенки были слабее из-за жизни в непостоянной гравитации. Если бы они были на корабле Рокку или даже на станции Гигея, она, возможно, умерла бы, а с ней и ребенок. Но медицинский комплекс на Церере уже сталкивался с такими случаями, а то и хуже. Седая женщина с множеством тату на руках находилась в её комнате всё время, напевая мелодии на суахили и арабском. Наоми всё ещё могла видеть её и слышать её голос, хоть и забыла имя женщины. Если вообще знала его.

Филип издал свой первый, измученный, сердитый вздох в пять утра на следующий день после того, как она вошла в этот комплекс. Педиатрический автодоскоп сканировал его в течение самых длинных пяти секунд жизни Наоми и благополучно объявил ребенка здоровым в пределах стандартной погрешности. Седая женщина положила его на грудь Наоми и пропела благословение.

Ей не пришло в голову задаться вопросом, где был Марко. Она предположила, что он где-то в зале ожидания, готов выкурить какой-нибудь эквивалент сигары, как только придут новости о ней. О ней и их сыне. Может, так и было.

— Нам нужно быть там, или достаточно покинуть станцию? — спросила Наоми.

— Как минимум покинуть станцию. Лучше быть на месте, но точно не тут.

— И куда мы направимся?

— Кластер Венгрии.

Это была группа мелких астероидов с высокой отражательной способностью. Там не было станции, только хранилище со свободным доступом. Самые близкие к внутренним планетам камни.

— Мы там с кем-то встретимся?

— Не там. Есть корабль в паре дней пути. По направлению к Солнцу. Размещенный в Венгрии. Называется «Пелла».

— А потом?

Филип по-астерски пожал плечами. Видимо, ей не позволено знать больше. Ей было интересно, что произойдет, если надавить, но знала, что не пойдет на такой эксперимент. «Прости, — подумала она. — Я любила тебя больше всего на свете. Я бы осталась, если бы могла. Я бы забрала тебя с собой».

Филип взглянул на неё и отвёл взгляд.

После родов большую часть недели она провела в палате. Ребенок очень долго не давал ей уснуть, но, если не считать неделю адских колик, с ним не было ни легче, ни сложнее, чем она ожидала. Больше всего она страдала от скуки, но с этим ей помогал Марко. В местную компанию, с которой он выпивал, входили механики и техники, работающие в порту, и Марко рассказывал ей о инженерных проблемах, которые те пытались решить. Они были вроде консультантов, работающих за половину оклада. Она помогала им по доброй воле и из-за потребности делать то, что будет держать ум в тонусе. Пока Филип дремал в своей пластиковой кроватке, она настраивала программы диагностики очистителей воды. Построила виртуальный синхронный генератор последовательности, чтобы усилить чувствительность датчиков. Разработала программное обеспечение для тестирования ограничителей магнитного поля, сдерживающего ядро реактора.

Ограничителей вроде тех, которые вскоре погубят «Гамарру».

— Хорошо, — сказала Наоми. — Я посмотрю, что я могу сделать.

— У тебя есть доступ к другому кораблю? — спросил Филип.

— Я могу взять что-нибудь на прокат.

— Нельзя брать на прокат. Не должно оставаться следов.

Она понимала, если это произойдёт, вооружённые люди придут за Филипом, Цином и всеми остальными. Может, силы безопасности, может, соперничающая фракция, а может, кто-то ещё, о ком она даже подумала. Но будут последствия. И будет насилие.

— Я могу взять на прокат тайно, — сказала Наоми. — Если не получится, я позабочусь, чтобы следы не привели к тебе.

Филип сглотнул. На мгновение она увидела, как в нём промелькнул страх. Ему было шестнадцать лет. На год моложе неё, когда она встретила его отца. На три года моложе неё, когда она держала его на груди, чтобы покормить.

— Я бы искала тебя, если бы он мне позволил, — сказала Наоми. Слова сорвались с языка из-за потребности, которую она не могла контролировать. Он был мальчишкой. Он нёс бремя, которое на него уже возложил Марко. Которое сделало его ответственным, как она понимала, за далеко не доброе дело. Она поднялась на ноги. — Тебе не нужно ничего делать. Только мне. Если бы он мне позволил.

«Если бы он мне позволил, — слова были тяжелыми и токсичными, словно свинец. — Я бы сделала то, что хотела, вот только он всё ещё контролировал меня. Всё ещё контролировал. После всех этих лет, всех этих перемен, и после всего того, что я сделала и кем стала, я бы не оставила тебя ему, вот только Марко всё ещё контролирует меня. Сдерживает меня. Наказывает меня за то, что не позволяю контролировать себя открыто».

— Ладно, — сказал Филип. Выражение его лица было пустым.

Наоми кивнула. Её руки так сильно сжались в кулаки, что болели костяшки пальцев.

— Дай мне день, чтобы узнать больше.

— Приходи в клуб, — сказал Филип. — Если нас там не будет, просто подожди, и мы свяжемся. Мы должны быть в движении.

«Я думала, что смогу остаться с тобой,» — подумала она, а потом возненавидела себя за разочарование, которое почувствовала. Это было не воссоединение. Её незавершённое дело с Филипом, может, и привело её сюда, но он делал что-то ещё. Что-то, что привело давно потерянную мать обратно в его жизнь. Если она хотела сидеть рядом с ним, есть сладости и делиться историями, как они раньше никогда не делали, то это её проблема.

— Разумно, — сказала Наоми. Она поколебалась, а затем повернулась к двери. Когда она подошла к ней, он снова заговорил, его голос был жёстким. Будто слова было трудно произнести.

— Спасибо, что ты пришла.

Она почувствовала в груди, будто кто-то стучал молотком по костям над сердцем. Филип смотрел на неё из-за стола. Он был очень похож на отца. Она попыталась представить себя в его возрасте. Попыталась представить, что в этом возрасте она бы знала, как подобрать слова, чтобы они звучали совершенно пустыми, трогательными и жестокими. Она почувствовала на губах маленькую улыбку. Но она выражала скорее печаль, чем радость.

— Это он велел тебе сказать это, — заявила она. — Не так ли?

Были сотни способов истолковать молчание парня.

После «Гамарры» Марко пришёл домой пьяный и счастливый от своего празднования. Она попросила его вести себя потише, чтобы не разбудить ребёнка. Марко подхватил её на руки, закружил, пока она не ударилась лодыжкой и не вскрикнула от боли. Тогда он опустил её, потирая небольшой ушиб. Поцеловал его. Он посмотрел на неё с улыбкой, которая выражала не столько вопрос, сколько обещание, и она подумала, что они могли бы заняться любовью достаточно тихо, чтобы не разбудить Филипа. Вот о чём были её мысли, когда он уничтожил её.

— Нам удалось. Тебе, que si?[ «верно?», прим. ред.]

— Удалось что? — спросила она, откидываясь на гелевую кровать.

— Поквитаться за Террион Лок, — сказал Марко. — Отстоять Пояс. Ради нас. Ради него.

Марко кивнул в сторону ребенка. Филип спал, засунув большой палец в рот, глаза были настолько закрыты, что, казалось, больше никогда не откроются. Она знала ещё до того, как поняла, что знает. Волнующий холод прошиб её сердце, живот и всё тело. Марко почувствовал это. Воспоминание о его насмешливой улыбке и взгляде сквозь неё всё ещё горели в памяти.

— Что мне удалось? — спросила она.

— Идеальное преступление, — сказал он. — Первое из многих.

Она поняла: «Гамарра» был уничтожен её кодом. Люди, которые были там, погибли из-за неё, и все резкие высказывания и разглагольствования Рокку перестали быть пустой болтовней. Теперь Марко был убийцей. И она тоже. Они всё равно продолжили заниматься любовью, он был слишком горячий и опасный, чтобы отказать, она — всё ещё слишком шокирована, чтобы понять, как сильно она хочет возразить. Она ненавидела это, но всё было именно так. Это было началом тёмных времён, но, оглядываясь назад, всё остальное: депрессия, страх, потеря Филипа, её провалившаяся попытка самоубийства — уже было предначертано в ту ночь.

Надпись над вратами ада, выполненная мелким шрифтом.

Взять на прокат судно в порту было легко. У неё было достаточно денег, чтобы купить анонимный кредит, пропустить через обменно-валютную контору и перевести на одноразовый теневой счёт. Вот только во время всего процесса было странное ощущение, ведь она всего этого не делала уже очень долго. С тех пор, как нанялась на «Кентербери», и казалось, что это было семь жизней назад.

Она сидела на тонкослойной гелевой кровати и ждала, когда прекратят идти слёзы и её перестанет тошнить. Этот момент наступил, хотя в разгар истерики казалось, что этого не произойдёт никогда. Затем она долго принимала душ, переоделась в чистый комплект одежды, приобретенный в магазинчике. Превращение твёрдого, сжатого свёртка одежды в комбинезон напоминало ей насекомое, выбирающееся из куколки. Казалось, это должно было быть метафорой для чего-то.

Её ручной терминал показал полтора десятка сообщений от Джима. Она не воспроизводила их. Иначе искушение ответить, признаться ему и утешить, поговорить с кем-то, кому она всецело доверяла, было бы слишком большим. И тогда он бы чувствовал себя обязанным сделать что-то. Прийти и всё исправить. Вовлечь себя в неприятности и во всё то, что она натворила. Расстояние между «здесь» и «там», между Марко и «Росинантом» было слишком дорого, чтобы пожертвовать им. Время комфорта наступит позже, когда она сделает то, что необходимо. Когда спасёт Филипа. Когда сбежит от Марко. Так что она не воспроизводила сообщения. Но и не удаляла тоже.

Ещё работая с Рокку Марко совершенствовал себя как лидер. Он был хорош в этом. Не важно, насколько всё было плохо, ему всегда удавалось всех убедить, что он учёл каждое новое препятствие, а каждое решение, даже то, с которым он никак не был связан, было следствием его гениальности. Однажды он объяснил, как ему это удавалось.

По его словам, фокус был в том, чтобы иметь простой план, который должен более-менее сработать, и у тебя всегда будет чем оперировать, а затем переложить на него все риски. Также иметь альтернативу, которая сработает лишь в одном случае из ста, и, если это произойдёт, ты будешь похож на бога. Ещё один, который сработает в одном случае из двадцати, и, если сработает, ты будешь выглядеть самым умным в комнате. И ещё один, который сработает в одном случае из пяти, и ты будешь выглядеть, будто ты знал, что справишься. И если всё остальное провалится, у тебя по-прежнему есть план, который сработает в любом случае.

Если попытаться охарактеризовать Марко одной-единственной фразой, то это «победитель во всём».

Не раз в течение многих лет она задавалась вопросом, где она была на этой шкале. Была ли она одним шансом из ста или беспроигрышным вариантом? Она никогда не знала, и не было никакой возможности, что когда-нибудь узнает. Для неё это уже даже не было важно, просто иногда саднило, словно отсутствующий палец.

И вот теперь она снова делает то, чего хочет он. Он сделал её частью планов, каким бы они ни были. По крайней мере, в этот раз она знала, с кем имеет дело. Она уже не была девочкой, которую он обманом втянул в саботаж «Гамарры». Она не была по уши влюбленным подростком. А Филип не был ребенком, которого он мог держать в заложниках, чтобы она хорошо себя вела. Чтобы молчала.

Так что, возможно… возможно, это был тот самый момент, которого она ждала. Возможно, позвонив ей, Марко совершил ошибку. Она прогнала эту идею. Это было слишком опасно, слишком сложно. Слишком вероятно, что Марко знал о её мыслях.

Даже понимая, что именно ищет, она потратила почти час, чтобы найти в каталоге станции адрес. Она не знала, чем занимается «Дальний Экспорт», только то, что они были достаточно сомнительными, чтобы у неё не было желания с ними работать, и что они были достаточно осведомлены, чтобы знать о претензиях марсиан на «Росинант». Наоми нашла их физический адрес, указывающий на один из причалов, но не тот, на котором она была в последний раз, и поймала карт.

Склады вблизи порта находились в постоянной активности. Давление торговли и эффективности держало всё пространство в использовании с минимальным временем простоя между договорами аренды, погрузкой и разгрузкой, какое только можно организовать. Знак на закаленной стеклянной двери гласил «Дальний экспорт», но через неделю, день, час это могло быть что угодно.

Молодой человек у прилавка улыбнулся ей. У него были коротко подстриженные волосы и кожа чуть темнее, чем у нее. Стальная оправа могла быть для красоты или интерфейсом. Она не видела его раньше.

— Привет, — поздоровалась она.

— Мисс Нагата, — сказал мужчина, словно они были старыми знакомыми. — Прошло не так много времени. К сожалению, в данный момент у нас нет работы, которая подошла бы для вашего корабля.

— Я здесь не для этого, — сказала она. — Мне нужно нанять корабль. И сделать это без лишнего шума.

Выражение его лица не изменилось.

— Это может оказаться дорогостоящим вопросом.

— Он должен вмещать экипаж не более двадцати человек.

— И на какой срок?

— Не знаю.

— Вы планируете перевозить груз?

— Нет.

Глаза мужчины потеряли фокус на мгновение. Выходит, очки были всё же с интерфейсом. Наоми скрестила руки на груди.

«Один из ста, — подумала она, — что я появлюсь со своим боевым кораблем и вывезу людей с Цереры. Один из двадцати, что я знаю, как найти того, кто может это сделать». Она задалась вопросом, каким был план «один из пяти». И каким был беспроигрышный вариант.

Внимание мужчины снова переключилось на неё.

— Думаю, мы сможем помочь, — сказал он.

Глава 15: Алекс

Поездка в больницу была словно из кошмарного сна. Пока транспорт нёсся по коридорам, начали действовать обезболивающие. Комбинация боли и остроты в теле сместились вглубь, и его беспокоило чувство, что что-то не так. Один раз, когда они уже были возле входа в больницу, время будто подвисло из-за того, что сознание померкло, а потом снова вернулось. Никто из медиков особо не обращал на него внимание.

Все они были сосредоточены на Бобби.

Глаза большой женщины были закрыты, изо рта торчала бледная пластиковая трубка, удерживающая её рот приоткрытым. Со своего места Алекс мог разглядеть её показания лишь частично, и он не знал, как понимать увиденное. Голоса медиков были отрывисты и напряжены. Доносившиеся слова и фразы, такие как «принудительная вентиляция легких», «стабилизировать и поддерживать давление», заставили Алекса паниковать. Тело Бобби, насколько он мог видеть, было обмякшим. Он сказал себе, что она не умерла. Если бы она была мертва, её не пытались бы спасти. Он надеялся, что так оно и есть.

В отделении интенсивной терапии он оказался на автоматической хирургической койке, практически такой же, как и на «Росинанте». Сканирование заняло где-то полторы минуты, но казалось, что оно будет продолжаться вечно. Он то и дело поворачивал голову в поисках Бобби, а потом вспоминал, что она была в другой палате. Даже тогда он не понимал, насколько его травмы и обезболивающие нарушили работу его мозга, пока не пришла полиция и он не попытался объяснить, что произошло.

— Так откуда там взялась женщина с усиленной броней? — спросила Бобби.

Она сидела на больничной койке. На ней был одноразовый плотный бумажный халат с тёмно-синим узором больницы «Бамини Пал Мемориал». Её волосы были собраны в пучок на затылке, а на левой щеке и костяшках пальцев темнели глубокие синяки. Когда она двигалась, то пыталась делать это осторожно. Алекс двигался так же, когда чувствовал небольшую боль после слишком усердной работы. У него никогда не было два огнестрельных ранения, в отличие от неё, — один выстрел прошёл через её левое легкое, другой попал в правую ногу — и он на полном серьезе собирался взять кресло-каталку для перемещений между его и её палатами.

— Я имел в виду тебя, — сказал Алекс. — У меня возникли затруднения с твоим именем.

Бобби усмехнулась.

— Да, они, определённо, снова захотят поговорить с тобой. Думаю, версия, которую они получили, была немного запутанной.

— Как думаешь, нам нельзя переговариваться?

— Мы не под арестом, — сказала Бобби. — Только один из тех парней, который ещё дышал, запросил адвоката. И я абсолютно уверена, если они и захотят кого-то бросить за решётку, это будем не мы.

— Что ты им сказала?

— Правду. Что группа головорезов ворвалась в мои апартаменты, связала меня и начала по очереди избивать, спрашивая, зачем я встречалась с Алексом Камалом.

Алекс надавил большим пальцем на верхнюю губу, пока не почувствовал боль. Улыбка Бобби была полна сочувствия.

— Я без понятия, чем это вызвано, — сказал Алекс. — У меня нет врагов на Марсе. По крайней мере, тех, о которых бы я знал.

Бобби покачала головой, и Алекс вновь отметил, что она удивительно привлекательная женщина. Он откашлялся и подавил эту ужасно неуместную при таких обстоятельствах мысль.

— Думаю, это касается не столько тебя, сколько тех, с кем ты связан, — предположила Бобби.

— Холден?

— И Фред Джонсон. А может, они связали нас двоих вообще с Авасаралой. Она какое-то время летала на «Росинанте».

— Минуты полторы, и было это много лет назад.

— Знаю, я была там, — напомнила Бобби. — Так или иначе, самое логичное, что приходит мне в голову, это то, что они решили, что или я поставляю вам сведения, или вы мне. И, что главное, эта мысль их напугала.

— Не хочу смотреть в зубы дарёному коню, но у этого предположения они очень длинные, — сказал Алекс. — Ты рассказала им о своём расследовании?

— Нет, я не собираюсь этого делать.

— Но ты думаешь, это связано.

— Да, чёрт возьми. А ты не согласен?

— Вообще-то, я на это надеюсь, — вздохнул Алекс. В коридоре кто-то что-то кричал, но Алекс не смог разобрать. Медсестра, нахмурившись, проследовала на крик. — Итак, что мы собираемся с этим делать?

— Единственное, что мы можем сделать — продолжать копать, — сказала Бобби.

— Справедливо. Итак. Что именно мы ищем?

Выражение лица Бобби стало жёстким. По её словам, проблема заключалась в кораблях. Марсианский флот состоял из новейших, лучших кораблей в Солнечной системе. У Земли было больше кораблей, но её флот устаревал, технологии были либо старого поколения, либо модернизированы и втиснуты в старые оболочки. За последние несколько лет оба флота понесли тяжелые потери. И не важно, если она взялась за это дело под влиянием Авасаралы, Бобби начала поиски и наткнулась на кое-что интересное.

Семь больших кораблей класса «Доннаджер» было легко отследить, но флот из корветов, которые они несли, корабли вроде «Росинанта», — с этим было сложнее. Бобби снова начала просматривать данные по битве возле Ио, о событиях по ту сторону Кольца, об инциденте в медленной зоне. Правда, когда дошло до рапортов об ущербе, их количество было ошеломляющим.

Сначала казалось, что цифры совпадают. Полдюжины кораблей потерялись здесь, несколько — там, коды транспондеров выведены из эксплуатации. Но когда копнула глубже, она начала сталкиваться с расхождениями.

«Тсучи» — корвет, приписанный к «Беллеру», — был списан и утилизирован после Ио. Год спустя он появился в отчёте небольшой группы, действующей возле Европы. Корабль снабжения «Апалала» был снят со службы, а потом, спустя семь месяцев, взял груз и направился к Ганимеду. Груз медикаментов, потерянный в результате несчастного случая, появился на короткое время в расписании погрузки для отправки на Цереру, а затем снова исчез. Оружие, потерянное в боях вокруг нынешней станции Медина, один раз объявилось в ходе проверки на базе Геката.

Кто-то, как считала Бобби, поднял записи и откорректировал старые отчёты, подделав смерти кораблей, а потом удалил их из более поздних записей, ну или попытался. Она нашла полдюжины отклонений в данных, но не нашла ни одного успешно стёртого корабля. Это означало, что должен быть замешан кто-то достаточно высокого ранга во флоте, чтобы получить доступ к файлам.

Конечно, был протокол, который устанавливал, кто должен иметь доступ к записям, и она как раз изучала, как это происходило на практике, когда Алекс предложил поужинать.

— Если ты не против, — сказала Бобби, — я бы хотела, чтобы ты взглянул на это. Нужен список тех, кто мог изменить информацию. Тогда я смогу начать проверять их.

— Идём дальше по твоей дорожке, — сказал Алекс.

— Но теперь с парочкой друзей из флота.

— Это один из путей, которым мы можем пойти. Но не единственный.

Бобби подсела вперёд, затаила дыхание и откинулась назад.

— Что ещё у тебя на уме?

— Кто-то нанял того джентльмена, который поколотил нас. Похоже, выяснение всей возможной информации о них тоже заслуживает нашего внимания.

Бобби ухмыльнулась.

— Как раз этим я и собиралась заняться.

— А, ну, тогда ладно, — сказал Алекс.

В этот момент в дверь вошёл человек. Он был огромен. Плечи цепляли дверной проём с обеих сторон, а лицо было плотным и с тяжёлой гримасой, которая могла выражать как страх, так и гнев. Букет нарциссов в руке казался крошечным, но лишь до тех пор, пока не оказался в вазе.

— Привет, — сказал он. — Я только…

— Проходи, — сказала Бобби. — Алекс, это мой брат Бен. Бенджи, это Алекс Камал.

— Рад познакомиться, — сказал громила, схватив Алекса за руку и слегка встряхнув. — Спасибо вам за всё, что вы сделали.

— Пожалуйста? — немного растерянно ответил Алекс.

Кровать скрипнула, когда брат Бобби сел у неё в ногах. Смущённо глянул на сестру. Теперь, когда она сказала, Алекс заметил в них сходство. Бобби выглядела лучше.

— Доктор говорит, что ты идёшь на поправку, — сказал Бен. — Дэвид просил передать, что он думает о тебе.

— Очень мило, только Дэвид не думает ни о чём, кроме терраформирования и сисек, — ответила Бобби.

— Я подготовил комнату для гостей, — сказал Бен. — Когда тебя выпишут из больницы, можешь пожить у нас.

Улыбка Бобби стала ещё шире.

— Если честно, я плохо себе это представляю.

— Нет, — сказал ей брат. — Это не обсуждается. Я с самого начала говорил тебе, что Иннис-Холлоу — опасное место, особенно для тех, кто живет один. Если бы Алекс не спас тебя…

— Не уверен, что я и правда кого-то спас, — вклинился Алекс, но Бен лишь нахмурился, продолжая свою реплику.

— Тебя могли убить. Или даже хуже.

— Хуже, чем быть убитой? — хмыкнула Бобби.

— Ты знаешь, о чём я.

Бобби наклонилась вперёд, положив локти на колени.

— Да, знаю. И я думаю, что это чушь собачья. Не думаю, что на Брич-Кэнди я была бы в большей безопасности, чем на Иннис-Холлоу.

— Как ты можешь так говорить? — возмутился её брат, выпятив вперёд челюсть. — После того, что с тобой недавно случилось, должно быть очевидно, что…

Алекс бочком отступил к двери. Бобби поймала его взгляд, коротко улыбнулась, и её улыбка была столь же мимолетна, сколь и красноречива: «прости», «спасибо», и «мы продолжим наш разговор, когда он уйдёт». Алекс кивнул и вышел в коридор, но даже там до него доносились голоса брата и сестры, больше напоминающие жужжание двух пил.

Когда он вернулся к своей больничной койке, там уже ждала полиция, и на этот раз он дал более вразумительные показания. Хотя его ответы на некоторые вопросы так и остались весьма расплывчатыми.

По большей части, семья была метафорой для дальнемагисральных кораблей. Время от времени появлялись группы людей с кровным родством, но почти всегда это были астеры. На военных и корпоративных миссиях могло быть несколько супружеских пар, и, время от времени, у некоторых появлялся ребенок. Люди попадали на тот же корабль, что и двоюродные братья и сёстры. Это было исключением, а правило гласило, что семья была способом выражения потребностей. Потребности в дружбе, потребности в близости, потребности в человеческих связях, которые так глубоко проникли в геном, что кто-то, лишённый их, казался не совсем человеком. Это было товариществом с большой буквы, синонимом верности, которая была сильнее, чем любое описание значения этого слова.

Опыт Алекса с настоящей семьёй — кровными родственниками — напоминал большое количество людей, попавших в одну и ту же массовую рассылку, но не совсем понимающих, зачем они на неё подписались. Он любил своих родителей, когда они были живы, и он по прежнему любил память о них. Его двоюродные братья и сёстры всегда были счастливы видеть его, и он был рад их приёму и их компании. Увидев Бобби и её брата вместе и почувствовав, даже в тот короткий момент, глубокое и непреодолимое несоответствие характеров между ними, что-то поселилось в сознании Алекса.

Как говорят, мать может любить свою дочь больше жизни, а может ненавидеть естество девушки. Или и то, и другое. Брат и сестра могут жить в дружбе, или постоянно ссориться, или же сосуществовать в атмосфере неловкого безразличия.

И если в в отношениях между людьми одной крови и происхождения могло произойти что-угодно из всего этого, то, может, семья всегда была метафорой.

Он всё ещё думал об этом, когда добрался до норы Мин. Её мальчики и девочка, которых они с мужем взяли на воспитание, все были там, ели рыбу с лапшой, когда он пришел. Все они поприветствовали его, словно были с ним знакомы, будто его травмы были важны для них, будто их это тревожило. Он ненадолго присел за стол, шутил и сводил к минимуму последствия нападения, но всё, чего ему хотелось, это извиниться и вернуться в отведённую ему гостевую комнату. Что он и сделал, как только ему позволило его чувство этики.

Его ждало сообщение от Холдена. Видя знакомые голубые глаза и взъерошенные каштановые волосы, он был в странном замешательстве. Алекс почувствовал, что часть его уже была на обратном пути к «Росинанту», и он был немного удивлен, что ещё не там.

— Алекс, привет. Надеюсь, у вас всё нормально и Бобби в порядке.

— Да, — сказал Алекс экрану. — Забавно, что ты об этом спросил.

— В общем, я изучаю дело о пропавших кораблях. И была подозрительная активность возле (434) Венгрии. Ты можешь достать корабль? Если придётся арендовать, можешь спокойно снять деньги с моего счета. Я бы хотел, чтобы ты слетал и посмотрел, не припарковался ли там в темноте корабль под названием «Пау Кант». Характеристики кода передатчика прилагаются к сообщению.

Алекс приостановил воспроизведение, кожа на затылке зачесалась. Пропавшие корабли превращались в мотив его дня, и это вызывало беспокойство. Он посмотрел остальную часть сообщения Холдена, потирая подбородок. Там было намного меньше, чем хотелось бы знать. Данные «Пау Канта» не идентифицировали его как марсианское судно или что-то более конкретное. Алекс поставил свой терминал на запись, посмотрел, как он выглядел на дисплее, провёл пальцами по волосам и начал сообщение.

— Привет, капитан. Получил твоё сообщение о «Пау Канте». Хотел спросить, можно ли получить больше информации об этом. Я, вроде как, ввязался во что-то странное.

Он описал произошедшее с ним и Бобби в более светлых тонах, чем ощущалось на самом деле. Не хотелось пугать Холдена, когда тот всё равно ничего не мог сделать, чтобы защитить его или Бобби. Рассказал только, что нападавших, казалось, напугало появление Алекса на месте преступления. О расследовании Бобби и Авасаралы он умолчал. Возможно, это паранойя, но передавать такую информацию без нескольких уровней шифрования, казалось ему, всё равно, что напрашиваться на неприятности. Он спросил, какие ещё корабли предположительно исчезли и как они могут быть связанны с Марсом, после чего отослал сообщение.

Возможно, что бы ни расследовал Холден, это было лишь совпадением. Возможно «Пау Кант» и пропавшие марсианские боевые корабли были никак не связаны. Но Алекс очень в этом сомневался.

Он проверил, есть ли что-нибудь от Амоса или Наоми, и почувствовал легкое разочарование, обнаружив, что ничего нет. Записал короткие сообщения для обоих и отправил.

В главной комнате квартиры громко звучали детские голоса, все трое говорили одновременно, каждый старался быть услышанным другими. Алекс, не обращая на них внимания, зашёл в местный справочник в поисках старых имён. Людей, которых он мог вспомнить со времен службы. Их было около дюжины. Мэриан Костлоу. Ханну Метцингер. Аарон Ху. Он проверил справочник на имена старых друзей, знакомых и врагов в поисках тех, кто всё ещё служил в марсианском флоте и кто мог достаточно хорошо его помнить, чтобы пропустить по паре бокалов пива и поговорить.

К концу вечера у него было три таких имени. Он отправил сообщение каждому из них, а затем запросил связь с Бобби. Через несколько секунд она появилась на экране. Где бы она ни была, это была не больница. На ней была рубашка с зеленым воротником вместо синего больничного халата, а волосы были вымыты и заплетены сзади.

— Алекс, — сказала она. — Извини за моего брата. Он старается сделать как лучше, но тот ещё придурок.

— У всех есть родственники, — сказал он. — Ты у него или у себя?

— Ни там, ни там, — сказала она. — Мне нужно нанять клининговую компанию, чтобы вымыли пол от крови, и я делаю полную проверку системы безопасности, чтобы узнать, как они попали внутрь.

— Да уж, пока не выяснишь, не сможешь чувствовать себя в безопасности, — согласился Алекс.

— Верно. И, если нападут снова, я уж точно не останусь там, где под перекрестный огонь могу попасть Бен и его жена. Я сняла номер в гостинице. У них есть собственная система безопасности, и я могу себе позволить оплатить усиленное наблюдение.

Послышался голос Мин, призывающий всех успокоиться. В её интонации звучал смех и он услышал, как это отразилось возражением её детей. Он ощутил тяжесть, будто кто-то сжал его сердце. Он не подумал о повторном нападении. А должен был.

— В этом отеле есть свободные комнаты? — спросил он.

— Наверное. Хочешь, чтобы я уточнила?

— Нет, я просто соберусь и приеду, если не возражаешь. Если у них нет, найдётся в другом месте. — «Где угодно, только не у Мин,» — подумал он, но не стал озвучивать. — Есть несколько человек, с которыми я планирую поговорить в ближайшие пару дней. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Я действительно ценю это, Алекс, — сказала Бобби. — Нам стоит обсудить, как провернуть всё безопасно. Не хочу, чтобы ты угодил в ловушку.

— Я тоже не горю таким желанием. Кстати, у тебя, случайно, нет доступа к какому-нибудь кораблю?

Сбитая с толку Бобби моргнула.

— Какого рода кораблю?

— Что-то маленькое и быстрое, — сказал Алекс. — Возможно, придётся слетать в Пояс, навести кое-какие справки для Холдена.

— Ну, вообще-то есть, — сказала Бобби. — Авасарала дала мне старую гоночную шлюпку, которую мы отобрали когда-то у Жюль-Пьера Мао. В основном, она лишь высасывает деньги за стоянку в доке, но, думаю, её можно отполировать.

— Шутишь. Она отдала тебе «Бритву»?

— Не шучу. Я думаю, таким образом она отплатила мне, не заплатив ничего по факту. Она скорее всего в замешательстве, что я её ещё не продала. А что? Что произошло?

— Расскажу, когда буду знать больше, — сказал Алекс. — Может что найдётся, а может и нет.

«В любом случае, — подумал он, — я сделаю так, чтобы им пришлось пересечь все круги ада, чтобы добраться до нас с тобой.»

Глава 16: Холден

Записи камер наблюдения станции Тихо покрывали почти все общественные зоны. Широкие общие коридоры, более узкие проходы. Обслуживающие площадки и ремонтные коридоры. Казалось, что единственными местами, куда не достали глаза службы безопасности станции, были помещения предприятий и личное жильё. Даже в шкафчиках для хранения и магазинах инструментов стояли камеры, регистрирующие, кто входил или выходил. Это должно было всё упростить. Но не вышло.

— Должно быть, оно, — сказал Холден, ткнув пальцем в экран. Под его ногтем открылись двери Моники. Вышли двое человек. Они были одеты в синие комбинезоны без символики и эмблем, тёмные низко натянутые кепки и рабочие перчатки. Они тащили с собой ящик из пластмассы и керамики, вроде тех, что используют пищевые и экологические службы для транспортировки биологических материалов: сырого грибкового материала, которому нужно будет придать структуру и аромат, затем продукты, которые из этого получаются, и, когда необходимо, обработанные фекальные остатки, взятые обратно в качестве субстрата для гриба. С помощью магнитных зажимов они закрепили его в карт, индикатор на боковой панели показывал, что ящик герметичен. Он был достаточно велик, чтобы, возможно, вместить женщину. Или её тело.

Они ушли часом ранее. Моника пропала за двадцать минут до этого. Что бы ни произошло, она должна быть в том ящике.

Фред, нахмурившись и сгорбившись, отметил ящик как предмет интереса и поставил его следующим в списке. Холден не мог сказать, о чём думает старик, но его глаза были наполнены гневом. Гневом и чем-то ещё.

— Ты знаешь, кто они? — спросил Холден.

— Их нет в системе.

— Тогда как они попали на станцию?

Фред хмуро посмотрел на него.

— Работаем над этим.

— Хорошо. Извини.

На экране двое мужчин — Холден был полностью уверен, что они оба были мужчинами, — унесли ящик в ремонтный коридор, изображение переключалось с одной камеры на другую автоматически. В более узком пространстве ящик ударялся о стены, чуть не застревая в местах поворота коридора.

— Двери и углы, — сказал Холден.

— Что?

— Ничего.

Камеры показали мужчин и карт, въезжающий на склад. Поддоны с такими же ящиками заполняли пространство. Мужчины направили карт к наполовину заполненному поддону, разблокировали зажимы и, подтащив ящик, поставили его на поддон с такими же ящиками. Фред разделил экран, оставив изображение с отслеживанием карта, и добавил по одному на каждого из двух мужчин. Одна камера показывала складское помещение, другие следовали за двумя фигурами к общему коридору.

На склад вошла пара водителей мехов, вернувшихся с обеда, и возобновила работу по укладке ящиков. В общем коридоре двое мужчин зашли в туалет и больше не выходили. Изображение промоталось вперёд, пока вокруг него не появилась зелёная рамка, обозначающая, что трансляция идёт в реальном времени. Короткий звонок заведующему склада подтвердил, что те двое мужчин не спрятались, они просто исчезли. Карт на старых записях был утерян среди других таких же. Фред расширил изображение. Водители мехов приходили и уходили. Поддоны заполнялись и складывались друг на друга.

— Текущий статус, — сказал Фред, и изображение перескочило вперёд, к настоящему моменту. Что бы ни находилось в ящике, оно всё ещё было там.

— Что ж, — сказал Фред, поднимаясь на ноги, — день становится очень неприятным. Ты идёшь?

Контроль окружающей среды на складе не показал никаких аномалий, но Холден никак не мог отделаться от ощущения какого-то запаха на фоне мазута и озона. Запаха смерти. Водителем меха была розовощёкая молодая женщина с прямыми каштановыми волосами и такой же по цвету кожей. Когда она снимала ящики с поддона, выражение её лица говорило о волнении, любопытстве и едва сдерживаемом страхе. С каждым снятым ящиком его желудок сжимался всё крепче. Моника говорила ему, что вовлекать в расследование других людей было опасно. Он не мог перестать думать, что, что бы они не обнаружили в следующие несколько минут, это будет его виной.

А значит, исправление ситуации будет под его ответственностью. Если это вообще можно будет исправить.

— Вот тот, — сказал Фред водителю меха. — Поставьте его сюда.

Она поставила контейнер на пустой настил. Магнитные зажимы сработали с глухим звуком. Индикатор всё ещё показывал, что он был герметичным. Даже если Монику поместили туда живой, воздух у неё закончился бы несколько часов назад. Мех отступил назад, осев на титановых и керамических ногах. Фред шагнул вперед, поднял свой ручной терминал и нажал на него. Индикатор на ящике изменился. Фред открыл крышку.

Воздух заполнил насыщенный органический запах. На Холдена внезапно нахлынуло мощное воспоминание о своей семье на Земле, когда ему было четырнадцать. Мать Софи держала сад с травами возле кухни, и когда она готовила землю перед посадкой, запах был такой же. Ящик был заполнен до краев мягким, крошащимся бежевым сырым грибковым белком. Фред наклонился вперёд, опустив глубоко руку. Он искал спрятанное тело. Когда он достал руку, она по локоть была в порошке. Он покачал головой «нет». Это был земной жест.

— Ты уверен, что это тот самый ящик? — спросил Холден.

— Да, — сказал Фред. — Но давай всё равно проверим.

Следующий час всё более озадаченный водитель меха доставал ящики с поддона, а Фред и Холден открывали их. Когда из-за белковой пыли в воздухе дважды включилась сигнализация, Фред приказал прекратить.

— Её здесь нет, — сказал он.

— Вижу. И это немного странно, верно?

— Верно.

Фред потёр глаза указательным и большим пальцами. Он выглядел старым. Уставшим. Когда он собрался, в нём всё ещё присутствовало ощущение силы и власти.

— Или они подменили ящики на пути от её квартиры до склада, или подделали видеопоток.

— И то и другое плохо.

Фред посмотрел на водителя меха, та складывала в стопку открытые ящики, чтобы отправить их обратно на переработку. Когда он заговорил, голос был достаточно тихим, чтобы услышать мог только Холден.

— И то и другое значит, что у них отличные знания о системе безопасности, но недостаточно доступа, чтобы стереть записи полностью.

— Это сужает круг поиска?

— Может, немного. Это могла быть группа секретных операций ООН. Они могли сделать что-то подобное. Или Марс.

— Но ты так не думаешь, верно?

Фред пожевал губу. Он достал свой ручной терминал, напечатал ряд кодов, каждый удар пальцем был резким и сильным. Прозвучал громкий клаксон сигнализации, и на каждом экране, от ручного терминала Холдена до панели управления дверьми и панели статуса меха, появились жёлто-зеленые иконки тревоги. Фред с довольным ворчанием засунул руки в карманы.

— Ты только что заблокировал станцию? — спросил Холден.

— Именно, — ответил Фред. — И так и оставлю, пока не получу ответы. И не найду Монику Стюарт.

— Хорошо, — сказал Холден. — Экстремально, но хорошо.

— Возможно, я немного вышел из себя.

Содержимое жилища Моники было разложено на серо-зелёных поверхностях лаборатории службы безопасности. Ни крови, ни снимков, ни набора образцов ДНК тысяч людей, которые контактировали с этими объектами на прошлой неделе. Обычно такие образцы слишком маленькие, чтобы можно было по ним идентифицировать человека. Это всё, что осталось. Сумка для одежды с порванной молнией, висящая с открытой бессмысленной улыбкой. Рубашка, которая, как помнил Холден, была на ней, когда они виделись пару дней назад. Испорченный ручной терминал с разбитым дисплеем. Все вещи, не принадлежащие станции, когда она сняла это место. Казалось, их было мало, не достаточно. Он понял, что просто думал, что здесь должна была быть коллекция за всю жизнь. Вероятно, у неё было другое имущество где-то ещё, а может и нет. Если они не найдут её живой, то, возможно, это всё, что она оставит после себя.

— Ты, должно быть, издеваешься, — сказал Сакаи уже в третий или четвёртый раз. Лицо главного инженера было красным, зубы стиснуты. Он прибыл на пост службы безопасности через несколько минут после Фреда и Холдена, и Холден был немного удивлен, что Фред до сих пор его не прогнал. — У меня на следующей неделе прибывают восемь кораблей. Что мне теперь делать? Сказать, чтобы оставались на орбите, пока мы не решим, впускать ли их?

— Похоже, хорошее начало, — сказал Фред.

— У нас поставок на полтора десятка контрактов.

— Я осведомлён об этом, мистер Сакаи, — голос Фреда не стал громче, в нём не было злости. От этой холодной вежливости у Холдена на затылке зашевелились волосы. Сакаи, похоже, почувствовал то же. Это не остановило его, но голос из обвинительного превратился в почти вкрадчивый.

— У меня поставки на два десятка рабочих мест. На нас рассчитывает много людей.

На мгновение показалось, что плечи Фреда опустились, но его голос был таким же сильным.

— Я осведомлён об этом. Мы откроемся снова, как только сможем.

Сакаи заколебался, будто хотел что-то добавить. Вместо этого он сделал короткий нетерпеливый вздох и вышел, когда зашла глава службы безопасности. Это была худощавая женщина, которую Фред звал Драммер, но Холден не знал, было ли это её именем, фамилией или просто каким-то прозвищем.[Drummer — барабанщик (англ.).]

— Как дела? — спросил Фред.

— Ничего, с чем бы мы не справились, — ответила она. У неё был выраженный акцент, но Холден не мог понять, какой именно. Она взглянула на него, коротко кивнула и повернулась к Фреду. — Есть ли какая-нибудь информация о сроках действия блокировки, которую мы можем предоставить?

— Передайте им, что прекращение в обслуживании будет максимально коротким.

— Да, сэр. Спасибо, сэр, — сказала Драммер и развернулась к двери.

— Драммер. Прикрой за собой дверь, хорошо?

Она моргнула, взглянула на Холдена, а затем отвела взгляд. Ничего не сказав, она ушла и закрыла за собой дверь. Фред грустно и утомленно улыбнулся Холдену.

— Сакаи прав. Я просто закрыл аналог крупного портового города из-за одной пропавшей женщины. Ежечасно при таком положении Тихо теряет тысячи кредитов в дюжине различных валют.

— Значит, нам нужно побыстрее найти её.

— Если только они уже не засунули её в переработчик и не расщепили её на воду и несколько активных молекул, — сказал Фред. А затем добавил: — У меня куча сенсоров прочёсывают окрестности. Если её выбросили в космос, мы скоро об этом узнаем.

— Спасибо, — сказал Холден, оперевшись на стол. — Знаю, я редко это говорю, но я ценю это.

Фред кивнул в сторону двери.

— Видел её? Драммер?

— Конечно.

— Я работаю с ней напрямую в течение трёх лет и знаю, кем она была десять лет назад.

— Ясно, — сказал Холден.

— Если бы ты спросил меня вчера, я бы сказал, что доверил бы ей свою жизнь.

— А сейчас?

— Сейчас на этой станции есть лишь один человек, относительно которого я уверен, что он не выстрелит мне в затылок, если я продолжу настаивать на своём. И это ты, — сказал Фред.

— Это должно быть очень неудобно.

— Так и есть. Я хочу сказать, Джеймс, хоть я и рад слышать, что ты ценишь всё, что я для тебя делаю, с этого момента я нанимаю тебя своим личным телохранителем. В свою очередь, тоже постараюсь проследить, чтобы никто не пристрелил тебя.

Холден медленно кивнул. Где-то в глубине его мозга зародилась мысль, которая ещё не совсем сформировалась. На него нахлынула волна головокружения, словно он смотрел вниз с утеса.

— Лишь мы вдвоем против глубинного заговора в АВП.

— Да, до тех пор пока я не получу доказательств обратного.

— Не сильно хорошая позиция для нас, правда?

— Вряд ли у меня был какой-то выбор, — сказал Фред. — Но кто-то умеет обходить мою систему безопасности, и что бы там ни сделала твой друг-репортер, это достаточно их припугнуло, чтобы поймать на горячем.

— Пропавшие корабли, — сказал Холден. — Есть несколько человек, в разговоре с которыми я это упоминал.

— Пожалуй, не самая лучшая идея.

— Оглядываясь назад, думаю, мне не следовало столько об этом болтать, но…

— Я не об этом, — сказал Фред. — Проникнув во вражескую структуру безопасности, нельзя показывать, что тебе это удалось. Это главный приём информационной войны. Пока враг не знает, что он скомпрометирован, можно продолжать собирать информацию. От этого не откажешься, если ставки невообразимо высоки или…

— Или?

— Или скомпрометированный враг в любом случае не собирается задерживаться надолго на одном месте. Я не знаю, может, те пропавшие корабли вспугнули кого-то и заставили допустить глупую ошибку, или моя позиция на Тихо настолько шаткая, что теперь неважно, знаю ли я.

— Ты как-то спокойно на всё реагируешь.

Фред приподнял бровь.

— Я паникую внутри, — бесстрастно сказал он.

Холден глянул на горстку вещей Моники, словно они могли что-то добавить к разговору. Экран ручного терминала вспыхнул и погас. Блузка уныло висела на столе.

— Тебе удалось что-то узнать из её терминала? — спросил он.

— Мы не можем к нему подключиться, — сказал Фред. — Все диагностические программы отключаются или тонут в чужой шифровке. Журналисты…

Холден взял терминал. Разбитый дисплей показывал лишь беспорядочный рассеянный свет. На экране можно было с трудом распознать лишь мигающую красную кнопку в одном углу и несколько букв в очень большом осколке: «NG SIG». Холден нажал на красную кнопку и ручной терминал вспыхнул и погас. Кнопка исчезла, буквы сменились чем-то светло-коричневым с линией поперёк, один фрагмент мозаики, плавающей в море шумного светового излучения.

— Что ты сделал? — спросил Фред.

— Тут была кнопка, — сказал Холден. — Я нажал на неё.

— Чёрт возьми. Ты что так каждый день живёшь?

— Смотри. Это… думаю, я принял входящий сигнал.

— Откуда?

Холден покачал головой. Затем повернулся к горстке вещей Моники. Крошечная мысль, постоянно его беспокоившая, наконец-то проскользнула в его сознание и он почувствовал облегчение.

— Её видеокамера, — сказал он. — У неё есть маленькая портативная камера для интервью. Она умышленно незаметная, чтобы человек, с которым она разговаривает, забывал, что говорит на камеру.

— И?

Холден развёл руками.

— Её здесь нет.

Фред шагнул вперёд, сжав губы в тонкую линию. Перевёл взгляд на беспорядочный свет, исходящий с разбитого экрана. Холден почувствовал движение, как будто изображение слегка переместилось. Откуда-то из-за двери кабинета Фреда донеслись голоса. Мужской голос повысился от гнева, спокойный голос Драммер коротко ответил.

— Ты уверен, что нам не удастся взломать этот ручной терминал? — спросил Холден.

— На сто процентов, — сказал Фред, — но, возможно, есть и другой способ. Пошли. Если мы хотим разобраться с этим, нам понадобится астроном-визуализатор.

Как только Фред объяснил проблему, потребовалось три часа, чтобы сделать приспособление, которое захватит свечение, исходящее от разбитого экрана, и ещё час, чтобы заставить компьютер понять новую задачу. Свойства света, идущего от облаков пыли экзопланет, видимо, сильно отличались от идущего из разбитого дисплея терминала. После того, как системы с искусственным интеллектом были убеждены, что проблема вписывается в характеристику их функционирования, лаборатория приступила к работе над сравнением поляризации и углов, фиксированием трещин на поверхности дисплея и построением вычислительной линзы, которая не могла существовать в физическом мире.

Фред выгнал всех из лаборатории и запер её. Холден сидел на стуле, слушая тикание регистрирующих фотоны сканеров и наблюдая, как изображение дисплея медленно складывается в целостную картинку. Фред напевал под нос, низкая медленная мелодия казалась грустной и угрожающей в то же время. Пустые помещения и палубы подчеркивали, насколько они вдвоём были одиноки на заполненной людьми станции.

Вычисление закончилось. Изображение обновилось. Оно по-прежнему было неровным. Радужные кривые линии были по всему изображению, а некоторые секции просто отсутствовали. Было похоже на начало мигрени.

Но этого было достаточно. Несколько метров пустого пространства оканчивались квадратной металлической дверью, оснащённой промышленным затвором. Стены, потолок и пол, расчерченные жёлтой потёртой краской и потёртыми направляющими отверстиями, в которые устанавливаются поддоны и ящики.

— Это контейнер для хранения, — сказал Фред. — Она в грузовом контейнере.

— Изображение перемещается. Это она? Она двигается?

Фред пожал плечами.

— Просто если она двигается, тогда она, вероятнее всего, жива, так?

— Возможно. Если она жива, то только потому, что нужна им живой. И не на Тихо. Взгляни сюда.

Холден проследил за пальцем Фреда.

— Это что, край дверного проёма?

— Дверь запечатана. Это делают, только когда контейнер готов к транспортировке на корабль. На станции около четверти миллиона подобных контейнеров, но, готов поспорить, запечатанных и готовых к отправке не наберётся и несколько тысяч. Кому бы она ни понадобилась, её хотят отправить туда, откуда мы не сможем её вернуть.

Холден почувствовал, как что-то у него внутри успокоилось. Она была там, и она была в порядке. Не в безопасности, пока что. Но хотя бы жива. Он не осознавал, как сильно его заполнили чувство вины и страха, пока чувство надежды не избавило его от них.

— Что? — спросил Фред.

— Я ничего не говорил.

— Но это ведь от тебя исходил этот звук?

— А, да, — сказал Холден, — Просто понял, как важно не облажаться, когда все дорогие тебе люди разъехались и всё зависит только от тебя.

— Какая проницательность. Молодец.

— Издеваешься?

— Немного. Но я также направил сканеры службы безопасности на плавающие грузовые контейнеры. И угадай, что? — Фред указал на дисплей, стоящий на столе перед ним. Величественная пустота рабочей сферы Тихо была обрисована тонкими, чёткими схематическими линиями. По привычке, взгляд Холдена направился к «Росинанту». Фред указал на область за ним, на плавающее скопление металлических контейнеров. — Один из них тёплый.

Глава 17: Алекс

Алекс провёл изрядное количество тренировочного времени на базе «Геката», и вернуться назад было странно по ряду причин. Там были изменения вроде тех, к которым он уже привык на Марсе: старые бары исчезли, вместо них теперь новые рестораны, дерьмовые гандбольные корты переделали в административный центр и тому подобное. Но, когда он проезжал на своём карте по широким коридорам, больше всего его поразило то, насколько все вокруг были молодыми. Курсанты расхаживали перед баром, который раньше был мексиканским гриль-баром «Стальной Кактус», а теперь продавал тайскую еду. Их вздёрнутые подбородки и выпяченная грудь выглядели так, словно они играли в «кто лучше нарядится». На экранах рекламировались в основном оружие, церкви, сервисы для выполняющих свой долг одиночек, а также страхование жизни для тех, кто хочет позаботиться о семье, которую покидает. Они обещали контроль и комфорт в этой нестабильной Вселенной. Алекс помнил подобные рекламные объявления, транслировавшиеся десятилетия назад. Стиль изменился, но наполнявшие их потребности и ключевые страхи остались прежними.

Алекс носил униформу, рассказывал анекдоты. Ну или что-то в этом роде. Он задавался вопросом, с ощущением смеси надежды и страха, останется ли насилие, когда он выпустится. Он притворялся более сильным, чем был на самом деле, в надежде, что станет сильнее. Он помнил, каким серьёзным всё это было. Престон напился и начал драку с Грегори. В неё втянули Алекса, а завершила военная полиция, их карьера определённо закончилась. В то же время арестовали за мошенничество и уволили с позором Андреа Говарда. Ощущалось всё это будто кто-то умер.

Теперь, глядя на этих детей, драки и глупые решения, само собой, остались. Они ведь были детьми. Так же, как и он был тогда ребёнком, и свой выбор он сделал, когда был парнем, который не знал решения лучше. Он женился на Талиссе приблизительно в том же возрасте. Они составили планы, каким образом он продолжит службу и вернулись домой. И все эти планы были составлены такими же юными детьми. Оглядываясь назад, было понятно, почему ничего не получилось.

Также его удивило то, что все, казалось, знали, кто он такой.

Он припарковал свой карт возле чайного домика, под названием Пуш, выжившего со времён его службы. Сине-золотой навес откидывал лёгкую тень на стеклянную дверь. Искусственно состаренная краска на окне извивалась по раме фразами на французском языке. Алекс полагал, что это должно было порождать ассоциацию с неким парижским кафе несколько вековой давности у людей, которые никогда не ступали на ту же планету, где находилась Франция. Было странно, что такое причудливое ощущение так хорошо интерпретировалось.

Внутри стояла дюжина маленьких столов с настоящей льняной тканью. Воздух наполнял аромат местного варианта кахвы — миндаль, корица и сахар. Холден был настоящим фанатом кофе, и Алекс пожалел, что тот сейчас на станции Тихо и не может этого почувствовать. Прежде чем он закончил эту мысль, Фермин вскочил со стула и обнял его.

— Алекс! — закричал Фермин. — Боже мой, чувак. Да ты растолстел!

— Нет, — сказал Алекс, обнимая того в ответ, а затем отстранился. — Это скорее относится к тебе.

— Ах, — сказал его старый друг, кивая. — Да, точно. Я и забыл. Садись.

Официант, молодой человек лет восемнадцати, выглянул из-за двери кухни, и его глаза расширились. Притворная улыбка служила обычной вежливостью, но когда он вернулся назад, Алекс услышал, как он разговаривает с кем-то. Его голос казался возбужденным. Алекс попытался избавиться от чувства неловкости.

— Спасибо за это, — сказал Алекс. — Не люблю быть тем, кто не поддерживает связь, пока ему не понадобится услуга.

— И всё же, — сказал Фермин. С годами его щетина стала седой и несколько утяжелила челюсть. Алекс почувствовал, что если присмотреться, то можно увидеть того остролицего человека, с которым когда-то служил. Было легко узнать его по жесту, когда он беспокойно замахал Алексу. — Пустяки! Буду рад помочь другу.

Официант вышел из кухни, кивнул. Над широкой чашкой у него в руках поднимался пар. Он застенчиво поставил её перед Алексом.

— Комплемент от заведения[Дополнение к заказу, угощение от повара, которое приносят бесплатно в качестве подарка от заведения (от лат. complementum).], — сказал парень. — Специально для вас, мистер Камал.

— О, спасибо, — ответил Алекс.

Мальчик вновь кивнул и ретировался. Алекс неловко усмехнулся чашке, заставив Фермина ухмыльнуться.

— Брось. Ты, должно быть, привык к подобным вещам, верно? Ты — Алекс Камал. Первый пилот, пролетевший через Кольцо.

— Нет, всего лишь первый, кто при этом остался жив.

— Это одно и то же.

— И, между прочим, я совершенно не собирался этого делать, — сказал Алекс. — В меня стреляли.

— А разве от этого всё становится менее романтичным?

Алекс подул в чашку и отхлебнул. Чай с мёдом, кардамоном и чем-то ещё.

— То путешествие можно было назвать как угодно, — медленно произнёс он, — но уж никак не романтичным. И с тех пор капитан обычно отвлекал внимание на себя.

— В другом месте может и так. Но ты местный парень. Один из нас, кому удалось выбиться в люди и достичь чего-то.

— То же можно сказать и про тебя?

Фермин развёл руками, обведя жестом чайный домик, коридор снаружи, базу Геката и Марс.

— Я провёл тут всё грёбаное время. Как главный старшина. Два развода и ребёнок в университете, который звонит мне дважды в год, чтобы выпросить денег.

— Готов поспорить, тебя пыталось пристрелить гораздо меньше людей. Это не так уж и весело, как кажется со стороны.

— Пожалуй, — согласился Фермин. — Хорошо там, где нас нет.

Около часа они сидели и попивали чай с миндальным печеньем, съев все же поменьше, чем во времена их юности. Фермин рассказывал об их общих знакомых из прошлого. Чай был вкусным, а Фермин жизнерадостным. Но почему-то на Алекса накатил приступ меланхолии. Когда пришло время уходить, паренек-официант отказался брать у них деньги, заявив, мол, «за счёт заведения».

На пропускном пункте на базу, охраняемом командой из службы безопасности, Фермину пришлось пройти процедуру распознавания черт лица. После того, как его данные подтвердились, Алекса обыскали на предмет наличия оружия и контрабанды и выдали пропуск посетителя. Весь этот неторопливый процесс занял не больше пяти минут. Алекс вслед за Фермином встал на эскалатор, уносящий их вглубь горы Олимп и облокотился на поручень.

— Итак, этот человек, — начал Алекс.

— Коммандер Дуарте? Он тебе понравится. Он всем нравится. Адьютант адмирала Лонг. Последние десять лет.

— Лонг так и не ушла в отставку?

— Она умрёт на своём мостике, — голос Фермина звучал крайне возмущённо, но улыбка всё перекрывала.

— Я признателен, что ты это всё устроил.

— Это было легко. Дуарте обрадовался представившейся возможности с тобой встретиться.

— Правда?

— Что тебя удивляет? Ты ведь пилот «Росинанта». Ты знаменит.

Офис Уинстона Дуарте оказался простым и удобным. Стол из обычного прессованного поликарбоната был, возможно, чуть больше, чем стол секретаря в вестибюле. Стенной экран был настроен на полуабстрактные картинки, перетекающие из сепии в коричневый, одновременно похожие и на палую листву, и на математические формулы. Единственным роскошным штрихом была полка с тем, что казалось настоящими печатными книгами по военной стратегии. Человек настолько вписывался в это пространство, что его как будто специально для этого спроектировали. На полголовы ниже Алекса, со следами угревой сыпи на щеках и тёплыми карими глазами, Дуарте просто излучал вежливость и компетентность. После обмена рукопожатиями, он сел рядом с Алексом, а не с другой стороны стола.

— Должен сказать, что я немного удивлен этому визиту, — сказал Дуарте. — Большинство моих дел с АВП носят официальный характер.

— «Роси» не имеет отношения к АВП.

Брови Дуарте чуть приподнялись.

— Правда?

— Мы, скорее, независимые подрядчики. Мы выполняли несколько заказов для АВП, но и для Земли тоже. Кроме того, мы сотрудничаем и с частными компаниями, если работа нам подходит.

— Признаю ошибку. Как бы то ни было, для меня это большая честь. Что я могу сделать для вас, мистер Камал?

— Для начала, зовите меня просто Алексом. Я здесь с неофициальным визитом. Вообще-то, я сейчас в отпуске. Вернулся, так сказать, навестить родные края, неожиданно встретил старую подругу, которой потребовалась кое-какая помощь, ну и одно привело к другому.

— Это привело вас ко мне, — сказал Дуарте, его губы неожиданно растянулись в тёплой улыбке. — Буду считать, что мне повезло. Итак, что же у вашей подруги на уме?

— Пропавшие корабли.

Дуарте замер, продолжая улыбаться. Казалось, мужчина превратился в статую. Через какое-то мгновение прийдя в себя, он уселся обратно, откинулся в кресле, и с едва заметной наигранной непринужденностью тона, резанувшей Алексу слух, произнес:

— Впервые слышу о каких-то пропавших кораблях. Есть информация, которую мне следует знать?

Алекс обхватил руками колено:

— Та подруга. Она десантник. Точнее, уже бывший десантник. Она навела кое-какие справки на черном рынке.

— Журналистка, значит?

— Марсианская патриотка, — сказал Алекс. — Она не хочет поднимать шум, как и я. Но она обнаружила кое-что, что заставило её обратиться ко мне.

— И что же?

Алекс поднял палец:

— Сейчас объясню. Дело в том, что она не из флотских, и у нее здесь нет ни друзей, ни контактов. Поэтому она спросила, не могу ли чего поспрашивать, а когда я спросил…

— Главный офицер Бельтран отправил вас ко мне, — сказал Дуарте. — Я вижу.

— Он ошибся?

Дуарте долго молчал. Его взгляд был неподвижен и рассеян. Алекс откинулся назад. Разговоры такого рода не были частью его обычной работы, и он не знал, хорошо это или плохо. Дуарте вздохнул.

— Нет. Не ошибся.

— И вы… Вы ведь тоже кое-что заметили, верно?

Дуарте встал и подошел к двери, не касаясь руками, оглядел её. Его голова наклонилась набок.

— О таких вещах мы не говорим. Я не нарушаю субординацию.

— И я это уважаю, — ответил Алекс. — Я не прошу вас никого предавать. Просто у меня есть некая информация, и у вас, возможно, она есть тоже. Я поделюсь с вами тем, чем считаю нужным, вы поделитесь со мной. Вероятно, мы окажем друг другу услугу.

— Я сейчас провожу расследование.

— Можете свободно распоряжаться любой информацией, что я вам сообщу, — сказал Алекс.

— И, пожалуй, будет лучше, если это станет обоюдным решением.

Сжав губы, Дуарте обдумывал сказанное:

— Ладно. Что вам удалось узнать?

— Неожиданные странности с учетом имущества. Испорченные или пропавшие вещи, которые внезапно появились снова. Оружие, медицинское оборудование.

— Корабли?

— Да, корабли, — ответил Алекс.

— Название?

— «Апалала».

Дуарте, казалось, сдулся. Он подошел к своему столу и опустился в кресло за ним, но когда он заговорил, его голос был спокойным и Алекс почувствовал себя так, будто сдал тест. Будто искусственная и радушная легкость, с которой началась встреча, слетела прочь, подобно маске.

— Я тоже его искал, — сказал Дуарте.

— И что вы узнали?

— Не знаю. Не знаю точно. У нас не хватает людей. Вы ведь понимаете?

— Люди направляются к новым планетам.

— Переучёт идёт медленно. Думаю, что часть выполняется компьютерами автоматически, часть большая, чем кто-либо хочет признавать. Я пытался убедить адмирала, что это проблема, но она либо не понимает, либо…

— Либо?..

Дуарте не закончил свою мысль.

— Здесь ещё и характер нападений. Это может быть политика, или всего лишь кражи и пиратство. Вы слышали об атаке на Каллисто?

— Да, слышал об этом.

— Вы сталкивались с какими-нибудь подробностями этого дела?

— Нет.

Дуарте разочарованно стиснул свой подбородок.

— Есть кое-что, что меня беспокоит, но я не могу за это взяться. Время было выверено очень точно. Нападение было тщательно скоординировано. И для чего? Для того, чтобы ограбить верфь?

— Что они забрали?

Дуарте пристально посмотрел на Алекса. Его улыбка была печальной.

— Я не знаю. Никто не знает. Я думаю, никто никогда не узнает, потому что я даже не могу понять, что там было. Вот насколько все плохо.

Алекс нахмурился.

— Хотите сказать, марсианский флот не в курсе, где находятся его собственные корабли?

— Я говорю вам, что отслеживание поставок, кораблей и материалов на грани коллапса. Мы не знаем что пропало, потому что мы ничего не знаем. И я говорю вам, что командование так сосредоточено на попытках не потерять лицо перед Землей и АВП, что просто преуменьшают этот факт.

— Скрывают.

— Скрывая это, — сказал Дуарте, — премьер-министр Смит организует большое шоу, прямо сейчас отправляясь с сопровождением на Луну, чтобы встретиться там с генеральным секретарем ООН и матерясь доказывать что всё отлично, именно потому, что на самом деле это не так. Если бы я был преступником или подпольным торговцем, всё это выглядело бы как бесконечное Рождество.

Алекс сказал что-то непристойное. Дуарте открыл письменный стол, достал бумажный блокнот и серебряную ручку. Он что-то быстро написал, затем вырвал лист и протянул его через стол. Четким, разборчивым почерком там было написано «КААРЛО ХЕНДЕРСОН ЧАРЛЬЗ» и адрес в базовом корпусе. Бумажная записка, недоверие электронной передаче, выглядела как разумная предосторожность или паранойя. Алекс не был уверен, что именно.

— Раз уж вы здесь, я бы посоветовал поговорить с Каарло. Он наш старший программист, работающий над проектом, который должен объединить всю информацию в одну базу данных. Он был одним из первых, кто пришел сообщить мне о проблеме. Если у вас есть конкретные вопросы, он может дать вам ответы. Или же он может подсказать, где их искать.

— Он станет мне помогать?

— Возможно, — ответил Дуарте. — Я же помог.

— Вы могли бы… приказать ему?

— Нет, сказал Дуарте с печальной улыбкой, — я не приказываю никому ничего с вами делать. Без обид, но вы больше не во флоте. Что бы мы ни делали, вы и я, мы делаем это как часть моего расследования. И я доложу всё это в письме адмиралу.

— Прикрывая свой зад.

— Да, чёрт возьми, — сказал Дуарте. — И вам следует поступать так же.

— Есть, сэр, — ответил Алекс.

Фермина не было в зоне ожидания, когда он вышел, поэтому Алекс встал на одну из движущихся дорожек, направляющихся на восток, к базовому корпусу. Он почувствовал легкое головокружение, как будто перебрал с кислородом.

Флот в его жизни был чем-то неизменным. Постоянным фактором. Его связь с ним могла измениться. Он совершал свои перелеты, он был демобилизован, но все эти изменения были связаны конкретно с ним. Его жизнь, его слабости, его конечность и непродолжительность. Мысль о том, что сам флот может быть хрупким, что правительство Марса может оступиться или рухнуть, была сродни мысли о том, что солнце может перегореть. Если флот не был прочным, то и ничто в этом мире не было.

Так что, возможно, ничто и не было.

Жильё Каарло Хендерсона Чарльза было среди сотни таких же экономных и спартанских. На серо-зеленой двери не было ничего, что могло бы ее идентифицировать среди прочих. Никаких цветов в ящиках, только сухой песок. Алекс позвонил в дверь. Когда он постучал, дверь открылась прямо под его рукой. Он услышал некое сердитое ворчание. Нет. Не человеческое. Перегруженный климат-контроль чистил воздух. Он ощутил слабый запах пороха и чего-то вроде гнилого мяса.

Тело в форменном джемпере было на кухонном столе. Кровь натекла под стул, забрызгала стены и потолок. Пистолет всё ещё висел в безвольной руке. Алекс подавился смешком недоверия и отчаяния, затем достал свой ручной терминал и вызвал военную полицию.

— Что было потом? — спросила Бобби.

— А ты как думаешь? Приехала полиция.

Вестибюль отеля был декорирован малиновым и золотым цветами. Настенный фонтан бормотал и хихикал возле диванов, создавая им двоим что-то вроде приватности. Алекс потягивал свой джин с тоником. Алкоголь немного обжигал горло. Бобби прижала сложенные руки к губам и нахмурилась. Для человека, которого пытали и ранили, она выглядела довольно крепко, но всё ещё немного хрупко для Бобби. Повязки, которые наложили на пулевые ранения с левой стороны, неудобно выпирали под её блузкой, но не более того.

— Они тебя допрашивали? — сказала она, даже не подразумевая вопрос.

— Около восьми часов. Дуарте смог обеспечить мне твёрдое алиби, так что я не в тюрьме.

— Небольшая услуга. А твой друг? Фермин?

— Видимо, его терминал не в сети. Я не знаю, убил ли он парня или тот, кто убил парня, убил его или… не знаю. Я ничего не знаю, — он снова приложился к выпивке, на этот раз более основательно. — Возможно, я не очень хорошо разбираюсь во всём этом расследовании.

— У меня не намного лучше, — сказал Бобби. — В основном я только поднимаю шорох и смотрю, что из этого выйдет. На данный момент я действительно уверена лишь в том, что что-то происходит.

— И что люди готовы убивать друг друга из-за этого, — сказал Алекс.

— Теперь, когда задействована военная полиция, они так засекретят расследование, как будто оно испарилось. Я не смогу больше заниматься этим чертовым делом.

— Любительский детективный час, похоже, подходит к концу, — согласился Алекс. — Но я всё ещё могу поспрашивать.

— Ты и так уже много сделал, — сказала Бобби. — Мне с самого начала не следовало втягивать тебя в это. Просто не хотелось расстраивать старушку.

— Я могу это понять. Но я бы хотел знать, что именно происходит.

— Я тоже.

Алекс допил напиток, кубики льда легонько ударились о зубы. Внутри разливалось приятное тепло. Он посмотрел на Бобби и увидел, что она тоже на него смотрит.

— Знаешь, — сказал он медленно, — если здесь всё сворачивают, это не значит, что так же поступят везде.

Бобби моргнула. И хоть она неопределенно пожала плечами, что-то промелькнуло в её глазах.

— Ты это о том далеком астероиде, про который спрашивал Холден?

— У тебя есть корабль. Здесь мы уже ничего не сможем сделать, — сказал Алекс, — А это то, что мы можем.

— Если кто-то в нас выстрелит, мы, по крайней мере, увидим заранее, — сказала Бобби, и эта её беспечность излучала какой-то азарт. Или, может быть, алкоголь и перспектива снова оказаться в кресле пилота заставляли Алекса видеть то, что он хочет.

— Мы могли бы отправиться туда, — сказал он, — Взглянуть. Может, там ничего и нет.

Глава 18: Холден

Строительная сфера Тихо сверкала вокруг Холдена ярче звезд. Корабли разной степени разобранности висели в своих причалах, и «Росинант» был всего лишь одним из многих. Другие корабли висели в центре, ожидая разрешения на вылет. Искры сварочных установок и белые шлейфы маневровых двигателей сверкали то тут, то там, как живые светлячки. Он не слышал ничего кроме звука своего дыхания, а единственным доступным запахом был запах баллонного воздуха. На рукаве его грязного серо-зеленого скафандра была надпись «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ ТИХО», а винтовка в руках была из шкафчика для оружия Фреда.

Служба безопасности станции находилась в состоянии повышенной готовности, Драммер и её команда выдвигали лишь предположения, и Холден с горечью осознал, что большего от них ожидать не стоит, что если среди них существует диссидентская фракция, то они, возможно, превосходят по численности тех, кто верен Фреду. Когда они вышли из шлюза, Холден включил систему безопасности. Она могла навести на них более тысячи вероятных снайперов. Он снова её выключил.

Фред плыл впереди, облечённый в ярко-жёлтый спасательный мех. Набор первой медицинской помощи, висящий на плечах меха, был похож на огромный рюкзак. Слева от меха вспыхнул белый огонёк, и Фред начал медленно дрейфовать вправо. На мгновение, мозг Холдена представил словно десятки грузовых контейнеров, сгруппированных в пустом пространстве за пределами массивных складских отсеков были где-то внизу, а он с Фредом были дайверами в огромном безвоздушном море; затем картинка перевернулась, и он уже всплывал к ним вверх ногами. Он включил дисплей шлема, настроил на нём приоритетность объектов, и один из контейнеров принял зелёный окрас. Цель. Темница Моники Стюарт, или же её могила.

— Как ты там? — в ухе зазвучал голос Фреда.

— Всё отлично, — сказал Холден, затем раздражённо скривил губы и включил микрофон. — Всё отлично, вот только броня непривычная.

— Постарайся не умереть, если они начнут в нас стрелять.

— Конечно, если только они в этом не преуспеют.

— Будем надеяться, что не преуспеют, — сказал Фред. — Приготовься. Я сближаюсь.

Как только они идентифицировали контейнер, Холден подумал, что они с помощью меха отправят его в док и откроют. Он даже не подумал о возможных ловушках, пока об этом не упомянул Фред. Данные контейнера показывали, что он ожидает, когда его подберут, но было неизвестно, для какого корабля он предназначался. Изображение из канала Моники не показывало ничего за дверью. Из того, что они знали, она могла сидеть на баллонах с ацетиленом и кислородом, подключенных к той же цепи, что и стыковочные зажимы. Они знали наверняка только то, что главные двери были заперты и запечатаны. Но даже они могли быть подключены к детонатору. По словам Фреда, наименее рискованным было просверлить отверстие в дверной коробке и отправить кого-нибудь посмотреть. И этим «кем-нибудь», кому он мог с уверенностью доверять, естественно, был Холден.

Фред расположился напротив дверей контейнера, и массивная рука меха сорвала из-за спины набор первой помощи. Фред открыл его быстрыми точными движениями, будто делал это постоянно. Тонкий пластиковый аварийный шлюз, один газовый резак, два запасных скафандра, аварийный радиомаяк и маленький герметичный ящик медицинских принадлежностей расположились в вакууме вокруг него, словно привязанные к чему-то. Холден провел достаточно лет, разрезая лёд и любуясь, насколько медленно дрейфует каждая часть оборудования.

— Пожелай мне удачи, — сказал Фред.

— Не взорвись, — ответил Холден. Микрофон Фреда отключился, когда тот засмеялся, и руки меха начали двигаться с хирургической скоростью и точностью. Засияла сварочная горелка, срезая металл, пока герметическая пена удерживала воздух в контейнере. Холден соединился с лабораторией и настроился на изображение с канала Моники. На нём, словно звезда, сиял огонёк.

— Есть подтверждение, — сказал Холден. — Это тот самый контейнер.

— Я видел, — ответил Фред, заканчивая резку. Он разгладил шлюз поверх шва, прижимая клей к поверхности, а затем открыл внешнюю молнию. — Твой черёд.

Холден двинулся вперёд. Фред протянул громоздкий трехпалый коготь меха, и Холден дал ему винтовку, выхватывая медицинскую сумку и аварийный костюм.

— Если что-то покажется подозрительным, просто возвращайся, — сказал Фред. — Попытаем удачи, используя специализированную технику для сноса.

— Я только загляну туда, — сказад Холден.

— Разумеется, — сказал Фред. Из-за угла лицевого щитка невозможно было разглядеть улыбку Фреда, но он мог слышать её. Холден закрыл за собой внешний замок шлюза, загерметизировал его, заполнил воздухом и открыл внутренний замок. Шов был квадратным, метр на метр, с чёрными выжженными отметинами и бледно-бежевой пеной между ними. Холден поставил ногу немного дальше от разреза, зафиксировал её магнитом и ударил. Пена треснула и провалилась внутрь, вырезанная панель уплыла в контейнер. Разлился тусклый маслянистый свет.

Моника Стюарт лежала, пристёгнутая к аварийной кушетке. Её глаза были открытыми, но остекленевшими, рот приоткрыт. Порез на её щеке покрылся чёрной коркой. На стене был закреплён дешёвый автономный доктор, трубка тянулась к шее, будто поводок. Похоже, больше ничего не было. По крайней мере, никакого огромного знака «ОСТОРОЖНО ВЗРЫВЧАТКА».

Когда Холден схватил край кушетки, та сместилась на подвеске. Её глаза встретились с его, и ему показалось, что он увидел в них проблеск эмоций — смятение и, возможно, облегчение. Маленькая струя прозрачной жидкости танцуя запузырилась в воздухе. Он вскрыл аптечку и привязал её к руке Моники. Спустя сорок долгих секунд она сообщила, что Моника под успокоительным, но стабильна, и спросила Холдена, требуется ли вмешательство.

— Ну что там? — спросил Фред, и на этот раз Холден вспомнил, что надо сперва включить микрофон.

— Я нашёл её.

Спустя три часа они уже были в медотсеке на станции Тихо. Палата была изолирована, снаружи стояло четыре охранника, а все сетевые соединения отключили на физическом уровне. Остальные три койки стояли пустыми, пациенты, если кто-то и был, перенаправлены в другие места. Это было наполовину послеоперационной палатой, наполовину камерой содержания под стражей для обеспечения безопасности, и Холден мог лишь предполагать, понимает ли Моника, насколько эта охрана была театрализованной.

— Это было совсем не весело, — сказала Моника.

— Знаю, — сказал Холден. — Ты многое пережила.

— Так и есть, — слова были невнятными, словно она была пьяна, но в глазах были те же острота и сосредоточие, которые привык видеть Холден.

Фред, стоявший в изножье кровати, скрестил руки на груди.

— Извини, Моника, но мне придётся задать тебе несколько вопросов.

Её улыбка достигла глаз.

— Обычно всё наоборот.

— Да, но я обычно не отвечаю. Надеюсь, что ты всё-таки станешь.

Она глубоко вздохнула.

— Ладно. Что там у тебя?

— Почему бы нам не начать с того, как ты оказалась в том контейнере? — сказал Фред.

Она пожала плечами, выглядело это весьма болезненно.

— Особо не о чем рассказывать. Я была в своей квартире, дверь открылась. Вошли двое. Я послала сигнал тревоги службе безопасности, много кричала и попыталась вырваться. Но потом они брызнули мне чем-то в лицо, и я отключилась.

— Дверь открылась, — сказал Фред. — Ты не впускала их?

— Нет.

Выражение лица Фреда не изменилось, но Холден почувствовал растущий груз на его плечах.

— Продолжай.

— Я пришла в себя, когда они положили меня на аварийную кушетку. Я не особо могла двигаться, — продолжала Моника, — но мне удалось включить свою камеру.

— Ты слышала их разговоры?

— Да, — сказала она. — Они были астерами. Ты ведь к этому клонишь, верно?

— К этому тоже. Расскажешь, что они говорили?

— Они назвали меня парочкой нелицеприятных слов, — сказала Моника. — Ещё они говорили что-то о триггере. Я не смогла распознать всё, что слышала.

— Астерский диалект временами сложно понять.

— Особенно когда меня накачали чем-то и схватили, — сказала Моника, её голос зазвучал жёстче. Фред поднял руки в успокаивающем жесте.

— Без обид, — сказал он. — Ты запомнила что-то специфическое, что…

— Ты о пропавших кораблях колонистов?

— Пока рано говорить, о чём, — сказал Фред, а затем неохотно добавил: — но это, безусловно, один из вариантов.

— Тогда это дело рук АВП. Просто тебя не поставили в известность.

— Я ничего не подтверждаю и не отрицаю, только не сейчас.

— Тогда я тоже не стану, — сказала Моника, скрещивая руки на груди.

— Эй, эй, эй, — сказал Холден. — Ну же, вы двое. Мы же здесь все на одной стороне, верно?

— У меня есть несколько условий, — сказала Моника.

Фред стиснул челюсти.

— Мы только что спасли тебе жизнь.

— И спасибо вам за это, — кивнула Моника. — Итак, вы включаете меня в расследование и ничего от меня не скрываете. И эксклюзивное интервью с вами обоими. Тогда я рассказываю вам всё, что накопала о кораблях колонистов и о моём похищении. Включая то, что я не сказала Холдену. И честно предупреждаю перед выходом в эфир.

— Погоди, — сказал Холден. — Есть что-то, что ты мне не рассказала?

— Полное согласование материала со мной перед его выпуском в эфир, — сказал Фред.

— И не мечтай, — отрезала Моника. — Я нужна тебе.

— Полное согласование только по вопросам безопасности, — сказал Фред. — За две недели до выхода в эфир.

Глаза Моники были яркими и голодными. Холден путешествовал с ней две недели, когда они впервые летели к Кольцу, и ему казалось, что он знает её. Беспощадность в выражении её лица удивила его. Фреда, казалось, это только позабавило.

— За неделю до эфира и без необоснованных умалчиваний, — ответила она и указала пальцем на Фреда. — Я полагаюсь в этом на тебя.

Фред взглянул на Холдена, его улыбка была слабой и невесёлой.

— Ну, теперь у меня есть два человека, про которых с уверенностью можно сказать, что они не работают на противника.

Единственное, чего не знал Холден… Нет, не так. Единственное, что знал Холден, но не одобрял, это количество кораблей, движущихся сквозь кольца к обширной россыпи новых планет. По записям Моники было отслежено почти пятьсот кораблей, совершивших перелёт. Многие, которые были даже меньше «Росинанта», путешествовали группами, чтобы заявить права на новые, неизвестные миры, или же чтобы присоединиться к недавно освоенным местам под названием Париж, Новый Марс или Фирдаус. Другие судна были больше — настоящие колониальные корабли, загруженные теми же видами припасов, что и поколения назад, когда человечество осваивало Луну, Марс и спутники Юпитера.

Первым пропавшим был «Сигюн». Это был переделаный водовоз, немного новее, чем «Кентербери». Затем «Горный Ритм», крошечный шахтёрский корабль, практически выпотрошенный, чтобы поставить туда двигатель Эпштейна, в три раза превышающий мощность самого корабля. «Рабиа Балхи», лучшие кадры перелёта которого Моника ему показала, но он не был первым или последним пропавшим. Как только он прошёл, Холден отметил типы и особенности пропавших кораблей, чтобы отправить информацию Алексу. «Пау Кант» мог быть любым из них.

Была и другая закономерность исчезновения. Корабли пропадали во время высокого трафика, когда внимание станции Медина было рассредоточено между пятью или шестью разными кораблями. В последствии, что было интересно, кольцо, через которое проходил пропавший корабль, показывало не радиационный всплеск, а разрыв — момент резкого изменения фоновых уровней. Ничего похожего при других переходах не было. Моника интерпретировала это как доказательство загадочной и зловещей работы инопланетной технологии. После проделанной работы, Холдену это больше напоминало глюк, оставшийся после подделки данных. Как, например, подмена ящика, в котором похитили Монику, или исчезновение в мужском туалете, кто-то должен был спрятать «пропавшие» корабли, вернувшиеся через кольцо. Если был подобный глюк в данных с датчиков кольца, ведущего в Солнечную систему…

— Холден?

Офис службы безопасности вокруг него был пуст. Фред очистил его для «личного использования», что означало для использования в качестве центра частного расследования того, насколько сильно он был скомпрометирован. Сотрудники службы безопасности, мимо которых проходил Холден, казалось, были растерянны из-за того, что их вывели из офисов, но никто не высказал никаких возражений. Или, по крайней мере, Холден такого не слышал.

Фред стоял под аркой маленького зала, ведущего в комнаты для допросов. Он был в гражданской одежде строгого стиля. Россыпь белой щетины усеяла подбородок и щеки, а глаза были кроваво-жёлтыми. Осанка была прямой, а манера поведения довольно жёсткой.

— Что-нибудь узнал? — спросил Холден.

— Я переговорил со своим старым товарищем. Промедления в таких делах всегда воспринимаются болезненно, но… теперь я лучше понимаю, куда смотреть. По крайней мере, для начала.

— Ты можешь ему доверять?

Фред устало улыбнулся.

— Если даже Андерсон Доуз против меня, все мои дела пойдут прахом.

— Хорошо, — сказал Холден. — Итак, с чего мы начнём?

— Если позволишь отнять у тебя несколько минут, — сказал Фред, кивая в сторону комнаты для допросов.

— Ты хочешь допросить меня?

— Скорее использовать в качестве реквизита в небольшом представлении, которое я затеял.

— Серьёзно?

— Если сработает, это сэкономит нам время.

Холден встал.

— А если нет?

— Тогда не сэкономит.

— Годится.

Комната для допросов была голая, холодная и недружелюбная. Стальной стол, прикрученный болтами к полу, отделял одинокий табурет от трёх мягких гелевых кресел. В одном уже сидела Моника. Порез на её лице выглядел намного лучше — всего лишь длинный красный рубец. Без макияжа она выглядела жёстче. Старше. Это её вполне устраивало. Фред указал Холдену на сиденье с другой стороны, а сам сел посередине.

— Просто сохраняй серьезный вид, а говорить предоставь мне, — сказал он.

Холден поймал взгляд Моники и приподнял брови. «Что тут такое?» Она слегка улыбнулась. «Думаю, сейчас узнаем».

Дверь открылась, и вошла Драммер. За ней вошёл Сакаи. Взгляд главного инженера прыгал от Холдена к Монике и обратно. Драммер указала ему на стул.

— Спасибо, — сказал Фред. Драммер кивнула и громкими шагами вышла из комнаты. Возможно, она злилась из-за того, что ей не позволили присутствовать на заседаниях. А может по другой причине. Холдену доводилось видеть, как нечто подобное может достаточно быстро перерасти в хроническую паранойю.

Фред вздохнул. Когда он заговорил, голос был мягким и теплым, как фланель.

— Итак. Думаю, ты знаешь, в чём дело.

Сакаи открыл рот, потом закрыл. И это было похоже на то, что маска сползла с его лица. Теперь это образ абсолютной, испепеляющей ненависти.

— Знаешь что? — сказал Сакаи. — Пошёл ты.

Фред сидел неподвижно с тем же выражением лица. Он будто совсем не слышал этих слов. Сакаи стиснул зубы и тихо хмурился, пока нарастающее давление стало невыносимым.

— Вы грёбаные высокомерные земляне. Все вы. Сидите тут, в Поясе, ведёте к спасению бедных доходяг? Вот кем вы себя считаете? Вы хоть представляете, насколько вы высокомерные, мать вашу?! Все вы. Все вы! Поясу не нужно, чтобы его спасали такие суки, как вы! Мы сами себя спасём, а вы, кретины, можете заплатить за это, понятно?

Холден почувствовал нарастающий гнев в груди, но голос Фреда был спокойным и мягким.

— Хочешь сказать, вы презираете меня за то, что я с Земли? Я правильно понимаю?

Сакаи откинулся на табуретке, поймал равновесие, потом повернулся и плюнул на пол. Фред снова ждал, но на этот раз Сакаи тянул дольше. Через несколько мгновений Фред пожал плечами, затем вздохнул и встал. Когда он наклонился вперёд и ударил Сакаи, это было настолько обычное, простое движение, что даже не шокировало Холдена, пока Сакаи не упал. Из губы инженера пошла кровь.

— Я жертвую своей жизнью и жизнями людей, которые волнуют меня намного больше, чем ты, чтобы защитить и поддержать Пояс, — прорычал Фред. — И я не в настроении выслушивать, как какой-то зазнавшийся террористический кусок дерьма утверждает обратное.

— Я не боюсь тебя, — сказал Сакаи таким голосом, что Холден ясно понял, что тот очень сильно напуган. Холдену и самому стало не по себе. Он видел, как Фред Джонсон сердился раньше, но жгучая ярость, исходящая от этого человека теперь, была совсем другой. Глаза Фреда не моргали. Это был человек, который руководил армиями и убивал людей тысячами. Убийца. Сакаи сжался от его безжалостного взгляда, словно от физического удара.

— Драммер!

Начальник охраны открыла дверь и вошла внутрь. Если она и была удивлена, то не подала виду. Фред не смотрел на неё.

— Мистер Драммер, отведите это ничтожество в карцер. Поместите его в одиночную камеру и проследите, чтобы он получал достаточное количество еды и воды, чтобы не сдохнуть. Никого не впускать и не выпускать. И я хочу провести полный аудит его присутствия на станции. С кем разговаривал. С кем обменивался сообщениями. Как часто ходил в туалет. Проверке должно быть подвергнуто абсолютно всё.

— Есть, сэр, — сказала Драммер, а через мгновение спросила: — Должна ли я отключить блокировку станции?

— Нет, — ответил Фред.

— Есть, сэр, — повторила Драммер, а затем помогла Сакаи подняться на ноги и вывела его за дверь. Холден откашлялся.

— Нам придётся перепроверить всю работу, проведённую на «Росинанте», — сказал он, — потому что я не стану летать на судне, где проверку безопасности выполнял этот парень.

Моника тихо присвистнула.

— Радикальная фракция АВП? — сказала она. — Что же. Это не первый раз, когда революционный лидер становится мишенью экстремистского крыла своей же организации.

— Не первый, — согласился Фред. — Что меня беспокоит, так это что они чувствуют себя настолько уверенно, что раскрыли свои карты.

Глава 19: Наоми

Пиво здесь варили в бочках: насыщенное и пенистое, а его хмельной аромат оставлял легкое послевкусие модифицированных грибов. Карал готовил острую кузу: тонкий лист пресного хлеба, щедро политый густым масляным соусом и сдобренный жгучим луком. Цин, Наоми, присоединившийся к ним новый парень по имени Мирал, Карал с его готовкой использовали воздух столь интенсивно, что очистителям приходилось трудиться на молную мощь. Жара и запах специй, близость тел и легкая расслабленность от алкоголя, казалось, перенесли Наоми в прошлое. Словно, открой она дверь, и за ней окажется не портовая грязь Цереры, а корабль Рокку, спешащий за новым заказом или в следующий порт.

— Короче, Джози, — начал Цин, размахивая огромной ладонью. Он остановился и мрачно посмотрел на Наоми. — Ты же знаешь Джози?

— Я помню, кто это, — ответила Наоми.

— Ага, ну, в общем, Джози ставит там магазинчик, са-са? Начинает собирать денежки с землян за проход по коридору. Называет это… называет это… — повторял Цин, пытаясь припомнить смешную подробность, — называет это муниципальной платной дорогой! Платной дорогой!

— И долго у него это получалось? — поинтересовалась Наоми.

— Довольно долго, прежде чем нам пришлось сваливать со станции, пока служба безопасности нас не сцапала, — ухмыльнувшись, ответил Цин. И добавил трезвым голосом: — правда, это было до всего этого.

— До того, — согласилась Наоми, поднимая стакан. — После Эроса всё изменилось.

— Всё изменилось после того, как эти ублюдки подбили «Кент», — прищурившись, глянул на Наоми Мирал. Словно говоря «Это ведь был твой корабль». Ещё одно приглашение поделиться своей историей.

Она слегка наклонила голову, пряча лицо за каскадом волос:

— Всё изменилось после базы на Метиде. После резни на станции Андерсон. После Терриона Лока. Всё менялось каждый раз, когда что-то происходило.

— Это правда, чёрт побери, — кивнул Цин, — Всё менялось каждый раз, когда что-то происходило.

Карал поднял глаза. На его лице отразилось понимание и сожаление, означавшее «всё началось после гибели „Гамарры“».

Наоми улыбнулась ему. Так и было, и она сожалела не меньше. Ностальгия от пребывания здесь, со всеми эти людьми, пронизывала её целиком. Всем им хотелось бы послушать её истории: об Эросе, о первом прохождении через врата, о первой колонии в новом мире. Но Цин и Карал не стали расспрашивать её напрямую, а новенький следует их примеру. Сама она решила помалкивать.

В соседнем номере, свернувшись на койке и став похожим на запятую, спал Филип, едва сомкнув веки. Его глаза больше не закрывались так крепко, как когда он был малышом. Остальная часть их ячейки остановилась в других безопасных местах. Меньшие группы привлекают меньше внимания, и, даже если они потеряют часть людей, оставшиеся смогут продолжать. Об этом никто никогда не говорил вслух. Эта стратегия была давно знакома Наоми, но в то же время оставляла странное ощущение, подобно вдруг всплывшей давней знаменитой песенке, ныне позабытой.

Карал отрывал кусочки кузы, поднимая над нагревательным элементом и закручивая пальцами. Наоми протянула руку и он опустил лепёшку ей в ладонь. Их пальцы соприкоснулись. Лёгкий телесный контакт внутри братства. Семьи. Когда-то так и было. Сейчас уже не совсем так, но это прощалось тем фактом, что все всё понимали. С тех пор, как Наоми прибыла на станцию, они старательно обходили в разговоре темы, способные ясно показать пропасть между ними, появившуюся за годы её отсутствия.

Поэтому, когда она нарушила это молчаливое соглашение, все поняли, что она сделала это намеренно. И пусть даже ей очень хотелось сохранить этот хрупкий момент близости, единственное, что могло быть хуже самого разговора, — это избегать его совсем.

— Филип неплохо выглядит, — сказала Наоми словно о чём-то незначительном. Она откусила кусочек кузы, соус с луком наполнил её рот вкусом соли, сладости и горечи. И продолжила: — Он вырос.

— Вырос, — осторожно подтвердил Цин.

Наоми почувствовала, как мысль о годах, наполненных горем, гневом, тоской и предательством, перехватывает ей горло. Она улыбнулась и, не изменив голоса, продолжила:

— Как у него всё шло?

Цин бросил мимолетный взгляд на Карала, очень быстрый, едва заметный. Они вступили на опасную территорию. Наоми не понимала: то ли они старались защитить её от чего-то, то ли Филипа и Марко от неё. Или же они просто не хотели становиться частью непростой ситуации в её отношениях с бывшим любовником и их сыном.

— Филипито всегда был славным парнишкой, — ответил Карал, — умным и сосредоточенным. Очень сосредоточенным. Марко за ним приглядывал. Заботился о его безопасности.

— Не меньше, чем мы заботимся о своей, — добавил Мирал, стараясь говорить лёгким тоном. На его лице ясно читалось жадное любопытство. Его ещё не было с ними, когда Наоми встречалась с Марко, и сейчас ему казалось, будто в этом разговоре половина слов от него ускользает.

— А про меня? — спросила Наоми.

— Мы сказали ему правду, — немного резковато ответил Карал. — Не станем мы врать одному из наших.

Цин кашлянул. Искоса глянул на неё с видом провинившейся собаки.

— Когда он стал достаточно взрослым и начал задавать вопросы, Марко рассказал ему, что настали тяжёлые времена. Слишком тяжелые. И его мать… не могла так больше, и ей пришлось уйти. Вы вместе решили, что так будет лучше.

— Ясно, — сказала Наоми. Так вот как ему её представили. Значит, это она была слишком чувствительной. Слишком слабой. Ну, с позиции Марко, может быть, всё так и выглядело.

Но тогда как объяснить то, кем она стала? Старпом на «Росинанте», выжившая на станции Эрос, путешественница в новые миры. С учётом этих вещей «всё стало слишком сложно» звучит довольно странно. Разве что имелось с виду, что она не любила собственного сына достаточно сильно, чтобы остаться. Что то, от чего она убегала, был он сам.

— Филипито, он крепкий парень, — произнёс Цин. — Можешь им гордиться.

— Только так, — отозвалась Наоми.

— Ну, — начал Мирал, безуспешно пытаясь звучать непринуждённо, — ты же летаешь на корабле с Джимом Холденом, да? И как оно?

— Постоянная работа. И повышение не светит, — ответила Наоми. Цин расхохотался. Через секунду к нему присоединился и Мирал, сочувственно посмеиваясь. Только Карал никак не отреагировал, да и то, возможно, потому что сосредоточенно ковырялся в еде.

Звякнул ее ручной терминал. Она посмотрела на экран — два новых сообщения от Джима. Её палец находился в сантиметре от кнопки приёма. От его голоса Наоми отделяло всего несколько движений, и эта мысль магнитом тянула её туда. Услышать его голос, пусть даже в записи, будет подобно долгому душу в чистой воде. Она отправила сообщения к остальным ожидающим. Уже скоро, и прослушает сразу все. Начни она сейчас, уже не сможет остановиться, а она ещё не закончила. Вместо этого она отправила запрос на подключение по адресу, который ей дал представитель «Экспорта Внешних Границ». Через несколько секунд терминал икнул, сообщая о подключении, и появилась красная рамка, возвещающая, что канал защищен.

— Мисс Нагата, — сказал молодой человек. — Чем я могу вам помочь?

— Я жду свой корабль, — ответила Наоми. — И хочу знать, где его найти.

Взгляд молодого человека на мгновение расфокусировался, затем он немного натянуто улыбнулся:

— Ждем обновления в реестре базы о передаче прав, мэм.

— Значит, платёж прошёл?

— Да. Если хотите, можете занять корабль, но, пожалуйста, будьте готовы к тому, что вам не позволят покинуть порт до того, как система обновит реестр.

— Прекрасно, — сказала она, вставая. — Где он пришвартован?

— Док шесть, причал девятнадцать, мэм. Хотите, чтобы представитель присутствовал при передаче?

— Нет, — ответила она. — Просто оставьте ключ в зажигании.

— Конечно. Было приятно иметь с вами дело.

— Взаимно, — ответила Наоми. — Хорошего дня.

Она оборвала связь. Цин и Мирал уже собирали свои немногочисленные пожитки, Карал одной рукой забирал последний кусок кузы с тарелки, другой отключал нагреватель. Ей не пришлось велеть им поднимать остальных — Цин уже этим занимался. Ничего не изменилось, но внезапно атмосфера в номере стала напряженной, а жар от нагревателя и их тел удушал. Наоми шагнула в соседнюю комнату.

— Пора, — мягко произнесла она. В голове всплыли кадры из фильмов и передач, где мать будит ребенка в школу. Из всего, что она когда-либо делала, нынешний момент больше всего походил на это, и она, вопреки собственной воле, им наслаждалась. — Филип. Мы можем идти.

Он распахнул глаза, но какое-то время, казалось, не мог проснуться окончательно. Он выглядел растерянным. Уязвимым. Таким юным. А потом его взгляд сфокусировался и он снова стал самим собой. Тем, новым, которого она не знала.

Они открыли входную дверь и шагнули наружу. Прохладный ветерок воздушной циркуляции в коридоре пах сыростью и озоном. Наоми всё ещё держала в руке недоеденную кузу, которой её угостил Карал. Она откусила кусочек, но та уже остыла, а соус застыл комком. Она выбросила остатки в корзину утилизатора, отгоняя пришедшую на ум непрошенную метафору.

Из двери вышел Цин. От него исходила угроза, а лицо приняло свое привычное сердитое выражение. Он выглядел старше. И суровее. Она грустила по тому парню, которого знала в юности. И по себе той, тогдашней, она тоже грустила.

— Готова идти, Костяшка? — спросил Цин.

— Да, чёрт возьми, — ответила Наоми. А он пристально посмотрел на неё, возможно, услышав в её словах нечто большее, чем простое подтверждение.

Корабль был простым транспортным скифом, таким маленьким, что казалось, удерживающие его причальные зажимы раздавят его тусклые бока. У него не было двигателя Эпштейна, поэтому почти весь трюм будет загружен ракетным топливом. Ему придётся «лететь на чайнике», на реактивной тяге, использующей вместо горючего перегретый пар реактора, и даже тогда солидный участок пути им придётся дрейфовать. Не намного лучше, чем автономные скафандры с охапкой кислородных баллонов, но со своей задачей справится. Наоми купила его подешевке, переведя деньги из своей доли «Росинанта» через два анонимных счета, один на Луне, второй на Ганимеде. Последним владельцем значился «Кооператив Сниженных Рисков Эдварда Слайта» — компания, не существовавшая до того, как появилась в регистрационных формах, и которой предстояло исчезнуть после того, как судно покинет док. При радиозапросе оно отозвалось бы как «Чецемока». В целом, это судно составляло примерно половину того, чем теперь владела Наоми, но ни в одном из документов её имя не упоминалось.

Казалось, этого было недостаточно. Казалось, слишком много. Она не знала, как это выглядит.

Филип ждал на площадке позади посадочной платформы, и она направилась к нему. Цин, Карал и Мирал держались в отдалении, давая им возможность побыть одним. Причалом служило арендованное пространство с красным счётчиком на стене, измеряющим минуты, оставшиеся до вступления в силу договора о передаче права собственности. Металлические и керамические стенки выглядели помутневшими из-за покрывающего их изоляционного материала, разрушающегося от постоянного излучения космической радиации. В воздухе воняло смазкой. Кто-то оставил на стене старый плакат — рассечённый круг АВП с половинками Марса и Земли, образующими круг. Не просто эмблема АВП, а эмблема её боевой части.

Когда-то они были её людьми.

Прибыли остальные. Джози и Старый Сэнди. «Крылья», как она его для себя окрестила. Женщина с неподвижным лицом, печальными глазами и без одного переднего зуба, которую Наоми прежде не встречала. Темнокожий мужчина с выбритой головой, покрытой паутиной багровых шрамов и хромотой от невылеченного ранения в ногу. И многие другие. Каждый из них кивал Филипу, проходя мимо, на лицах смесь уважения и снисходительности. Все они знали его лучше, чем она. Все они отправятся с ним, когда он улетит. Боль, возникшая в грудной клетке, в другое время могла бы вызвать у неё беспокойство. Но сейчас она знала, откуда та взялась.

На глаза наворачивались слёзы, но она поморгала, загоняя их обратно. Прикусила язык, чтобы остановить их совсем.

— Всё нормально? — спросил Филип.

Она рассмеялась, и сердце сжалось ещё сильнее:

— Нормально. Как только реестр обновится, можно составлять план полёта и отправляться.

— Хорошо.

— Есть минутка?

В его глазах что-то вспыхнуло, словно лёгкое беспокойство мелькнуло во взгляде. Спустя мгновение он кивнул и указал подбородком в сторону угла. Они пошли, а остальные расступились, давая им дорогу. Сердце Наоми колотилось, словно ощущая опасность. Она чувствовала его биение где-то в горле.

У стенки причала она остановилась. Филип повернулся к ней. Воспоминание о нём, о беззубом малыше, хватающем её палец с усмешкой, полной выразительной гордости, вдруг ворвалось в её разум и у неё ушло пару секунд на то, чтобы отогнать его.

— Я была рада повидаться с тобой, — начала она.

На какой-то момент ей показалось, что он не ответит, но потом он произнес:

— И я.

— Этот корабль, — сказала она. — Когда закончите, он твой, идёт?

Филип бросил взгляд на платформу за её спиной:

— Мой?

— Да, я хочу, чтоб он стал твоим. Хочешь, продай его и оставь деньги себе. Или пользуйся сам. Но он твой. И больше ничей.

Он наклонил голову:

— Ты с нами не поедешь?

— Я прилетела сюда не для того, чтобы снова вернуться в строй, — сказала она. И добавила, вздохнув: — А потому, что он сказал, что ты в беде. Я здесь только ради тебя. Чем бы он ни занимался сам, и чем бы он не заставлял заниматься тебя, я не могу участвовать в этом. Ни тогда, ни сейчас.

Несколько долгих секунд Филип не шелохнулся. Её горло перехватило так сильно, что она почувствовала, что не может вдохнуть.

— Понимаю, — ответил её сын. Её сын, которого она покидала снова и который возвращался к Марко и к жизни, которую тот собой воплощал.

— Твой отец не очень хороший человек, — вдруг вырвалось у неё. — Я знаю, что ты его любишь. Я и сама его когда-то любила, но он…

— Не надо оправдываться, — сказал Филип. — Ты сделала это для нас, и я ценю это. Ты решила, что этого достаточно, и это немного расстраивает, но он говорил мне, что, скорее всего, так и будет.

— Ты можешь уехать со мной, — она не собиралась этого говорить, но когда произнесла, то захотела этого всем сердцем. — Моему кораблю нужны люди. Мы независимы и хорошо экипированы. Давай поедем со мной, одну поездку, а? Ну… познакомимся поближе?

Впервые что-то настоящее проглянуло через броню на лице её сына. Три тонкие морщинки возникли между бровей, и он улыбнулся, то ли растерянно, то ли с жалостью:

— Ну мы тут кое-чем сейчас заняты.

Она хотела умолять. Хотела схватить его в охапку и унести. Хотела его вернуть. То, что она не могла быть с ним, убивало её похуже болезни.

— Тогда, может, после всего этого, — сказала она. — Когда угодно, только скажи. На «Росинанте» всегда найдётся каюта для тебя.

«Если Марко позволит тебе», — подумала она, но промолчала. «Если он не станет отыгрываться на тебе, чтобы наказать меня». И уже потом: «Боже, как же странно будет объяснять всё это Джиму».

— Да, может быть, после, — кивнул Филип. Он протянул руку и на мгновение они сжали друг другу запястья. Он отстранился первым и зашагал прочь, сунув руки в карманы.

Чувство потери, обрушившееся на неё, казалось огромным, словно океан. И всё было гораздо хуже, потому что теряла она его не в эту минуту. А каждый день с тех пор, как ушла. Каждый день жизни, что она выбрала сама, вместо той, что предписал ей Марко. И теперь ей было так больно только потому, что она видела, к чему привели все эти годы, и чувствовала, насколько это трагично.

Она не замечала приближающихся Цина и Карала, пока те не подошли вплотную. Она вытерла глаза тыльной стороной руки, рассерженная, смущенная и переживающая, что добрые слова могут сокрушить самообладание, которое ей пока удавалось сохранить. Добрые слова. Или жестокие.

— Эй, Костяшка, — обратился к ней Цин своим глубоким рокочущим голосом, звучащим сейчас тихо и мягко. — Ну что? Точно с нами не поедешь? Филипито это что-то. Знаю, сейчас он напряженный и скованный, но так ведь он на задании. Когда не руководит, он может и веселым быть. И даже милым.

— У меня были причины, чтобы уйти, — охрипшим голосом произнесла Наоми. Её слова звучали искренне: — И они никуда не делись.

— Там твой сын, — добавил Карал, и обвинение в его голосе успокаивало, потому что она знала, как на него ответить.

— Ты знаешь эти истории о том, как пойманный волк отгрызает себе лапу, чтобы освободиться? — спросила она. — Этот мальчик — моя лапа. Я никогда не буду целой без него, но мне конец, если я откажусь от свободы.

Цин улыбнулся, и она увидела печаль в его глазах. Что-то внутри неё освободилось. Всё закончилось. И для неё тоже. Сейчас она хотела только уйти и прослушать каждое сообщение, оставленное ей Джимом, и найти самый быстрый транспорт до Тихо из всех существующих. Она была готова вернуться домой.

Цин раскрыл объятия и она шагнула в них в последний раз. Здоровяк обхватил её, Наоми положила ему голову на плечо. Она пробормотала что-то неприличное, и Цин фыркнул от смеха. От него пахло потом и благовониями.

— Эх, Костяшка, — пророкотал Цин. — Не должно оно было так пойти. Ты уж меня прости, ладно?

Он стиснул её крепче, прижимая её руки к бокам, и отклонился назад, отрывая её ноги от палубы. Что-то ужалило Наоми в ногу, и Карал отстранился, держа в руке иглу. Она забилась, пиная Цина коленями. Его яростное объятие вытеснило воздух из легких. Она укусила Цина в плечо, куда смогла дотянуться, и почувствовала на губах вкус крови. Мягкий голос здоровяка что-то убаюкивающе шептал ей на ухо, но разобрать слов она уже не могла. Онемение распространилось по её ноге и поднималось к животу. Ей показалось, что Цин падает, замкнув её в объятиях, но никак не упадет. Только вращается в пространстве, не отрывая ног от палубы.

— Не делай этого, — выдохнула она, но услышала свой голос словно издалека. — Пожалуйста, не делай этого.

— Мне пришлось, Костяшка, — ответил Цин. — Таков был план с самого начала, са-са? Только так.

Какая-то мысль пришла к ней в голову, но уплыла прочь. Она попыталась врезать ему коленом в пах, но больше не чувствовала ног. Дыхание стало громким и тяжелым. Лежа у Цина на плече, она увидела остальных, стоящих рядом со сходнями корабля. Её корабля. Корабля Филипа. Они все повернулись к ним и наблюдали. И среди них ничего не выражающее лицо Филипа, глядящего на неё. Ей показалось, что она закричала, но, может быть, она это выдумала. А затем, подобно гаснущему свету, её разум померк.

Глава 20: Алекс

Каждый раз пилотируя корабль — любой корабль — для Алекса наступал момент, когда он незаметно начинал ощущать судно словно частью собственного тела. Узнавая, как каждый конкретный корабль ведет себя во время маневров: как исчезает искусственная гравитация после выключения двигателя, сколько занимает разворот во время движения — всё это создавало особую тесную с ним связь. Это было иррационально, но у Алекса изменялось самоощущение. Его восприятие себя. Когда он покинул огромный «Кентербери» — тяжелый колонизаторский корабль, превращенный в ледовоз, — и пересел на быстроходный фрегат «Росинант», ему показалось, что он помолодел лет на двадцать.

Но даже «Роси» — это тонны металла и керамики. Он мог маневрировать быстро и жестко, но в каждом движении чувствовался вес. Мощь. Пилотирование гоночной шлюпки «Бритва» было похоже на попытку удержаться на перышке в бурю. Это был никакой не корабль, просто пузырь воздуха размером с командный мостик «Роси», привязанный к ракетному двигателю. Даже инженерная палуба представляла собой закрытый отсек, куда механики попадали в доке. Это был не такой корабль, который обслуживает его команда; здесь для этого нанимали помощь. Два антиперегрузочных амортизатора жались друг к другу, и отсек за ними вмещал гальюн, раздатчик еды и койку, слишком маленькую, чтобы Бобби могла на ней поместиться. Здесь не было даже системы переработки пищи, только воды и воздуха. Маневровые двигатели могли крутануть корабль кругом дважды за десять секунд, используя для этого количество энергии, которое могло повернуть «Роси» на пять градусов за вдвое большее время.

Если пилотирование «Росинанта» заставляло Алекса воспринимать корабль как рыцарского коня, то «Бритва» выпрашивала внимание, как щенок. Экраны окружали амортизаторы, покрывая стены, заполняя всё поле зрения, показывая звёзды, далёкое солнце, вектор направления и относительную скорость каждого корабля в пределах четверти астрономической единицы. Корабль выводил данные о своей производительности, будто хвастаясь. Даже с отделкой из износоустойчивой ткани, вышедшей из моды десятилетие назад, с грязью и следами износа на краях амортизаторов, корабль ощущался молодым. Идеалистичным, безответственным и немного неуправляемым. Алекс знал: если потратить достаточно времени, чтобы привыкнуть к нему, то «Роси» станет казаться медлительным и скучным, когда он вернется. Но, сказал он себе, всего лишь ненадолго. До тех пор, пока он не привыкнет обратно. Эта мысль оставила ему чувство предательства. Со своей манёвренностью и быстроходностью, «Бритва» была кораблем, в который было очень просто влюбиться.

Но он был построен не для уединения.

«… как у сообщества, у Марса есть коллектив мудаков, сплоченный так туго, что и луч света не пробьётся, — продолжала сзади него Крисьен Авасарала. — Но конвой премьер-министра наконец-то вылетел. Когда он прибудет на Луну, я надеюсь, мы сможем заставить его сказать что-нибудь, что не было уже пережевано полудюжиной дипломатов, играющих в „прикрой свой зад“. По крайней мере, он знает, что есть проблема. Понимание, что твои пальцы в дерьме, — это первый шаг к мытью рук».

Он не видел старушку с Луны, но мог её представить. Её бабушкино лицо и полные презрения глаза. Она проецировала усталость и развлечение как часть безжалостности, и он мог сказать, что Бобби любила её. Больше, чем доверяла.

«В то же время, ты остаешься в стороне от проблем. Мёртвой ты никому не нужна. Или если этот идиот Холден опять во что-то ввяжется, одному богу известно, что он испортит на этот раз. Вот так. Отчитайся как только сможешь».

Запись кончилась и стало тихо.

— Ну что же, она в своём репертуаре, — сказал Алекс.

— Следует отдать ей должное, — согласилась Бобби. — Она отличается постоянством.

Алекс повернул кресло, чтобы взглянуть на неё. Кресло Бобби на её фоне казалось маленьким, хотя было того же размера, что и у него. Шлюпка шла на довольно мягкой тяге в три четверти g. Вдвое больше гравитации Марса, но Бобби всё ещё тренировалась на полном g так же, как когда она была действующим пехотинцем. Он предлагал поменьше, принимая во внимание её раны, но она лишь рассмеялась. Тем не менее, ему не нужно было сильно спешить.

— Ты сказала, что работаешь с ней, — Алекс старался, чтобы это не звучало как обвинение. — Чем это отличается от работы на неё?

Смех Бобби перерос в кашель.

— Наверное, тем, что мне не платят.

— Не считая корабля.

— И других вещей, — сказала Бобби. Её голос был выверено оптимистичным, что означало, что она старалась скрыть свой дискомфорт. — У неё есть много способов подмазаться ко мне, когда она захочет. Моя работа — работа с ветеранами. Вот это и есть другие вещи…

— Звучит сложно.

— Так и есть, — сказала Бобби. — Но кто-то же должен этим заниматься, а я как раз в состоянии. Это заставляет меня чувствовать себя нужной, а это уже неплохо. Тем не менее, я скучаю по тому, кем была. Раньше.

— Чёртовы люди, — сказал Алекс. Брови Бобби приподнялись, и он понял, что сказал больше, чем планировал. — Дело не в том, что я не люблю «Роси». Это отличный корабль, а экипаж мне как семья. Просто… Не знаю. Я пришёл к этой мысли, наблюдая, как многие из тех, кого я знал и любил, просто взорвались. Я, определённо, мог бы прожить и без этого.

Лицо Бобби было спокойным, сосредоточенным и невозмутимым.

— Ты всё ещё мечтаешь об этом временами?

— Да, — протянул Алекс. Это было похоже на признание. — А ты?

— Меньше, чем раньше. Но бывает. Я вроде как смирилась с этим.

— Правда?

— Ну, по крайней мере, так думать приятней, чем считать, что я не смогу примириться с этим. Так что это можно считать правдой.

— Скучаешь по пехоте?

— Да. У меня это хорошо получалось.

— Вернуться не получится?

— Нет.

— Да, — сказал Алекс. — У меня тоже.

— Ты имеешь в виду флот?

— Не важно. Всё меняется, прошлого не вернуть.

Вздох Бобби прозвучал как согласие. Необозримая пустота между Марсом и Поясом, между ними и далекими звездами, казалась просто иллюзией, созданной изогнутыми экранами и хорошими внешними камерами. Звуки собственных голосов были реальнее. Они были крошечным пузырьком воздуха в море, неизмеримо большем, чем обычные океаны. Это ощущение словно давало им разрешение запросто обсуждать вещи, о которых в обычной жизни Алексу было бы говорить непросто. Бобби для него сейчас была кем-то посередине между незнакомым человеком и товарищем по команде, что позволяло ему доверять ей, но при этом не чувствовать ответственности, что должен как-то оберегать её, скрывать свои мысли и чувства. Дни в пути с Марса до Венгрии напоминали посиделки в баре за разговорами под пиво.

Он рассказал ей о своих страхах относительно романа Холдена и Наоми и панических атаках, которые он испытал на пути назад на Землю из Новой Терры. О времени, когда он убивал, и кошмарах, которые в конце концов заменили вину. Рассказал о том, когда умер его отец, и о матери. О кратком романе, который у него случился, когда он был на флоте, и сожалении, которое он всё ещё испытывал из-за этого.

В свою очередь Бобби рассказала ему о своей семье. О братьях, которые любят её, но, похоже, не представляют, кем или чем она является. О попытках свиданий после выхода на гражданку и их хреновом результате. О том, как ей пришлось вмешаться, чтобы удержать племянника от наркоторговли.

Попыткам уместиться на койке Бобби предпочла сон в кресле. Из негласной солидарности Алекс поступил так же. Неудобно для вахтового режима, но хорошо подходило для долгих запутанных разговоров.

Они говорили о кольцах и протомолекуле, о дошедших до Бобби слухах насчет новых видов метаматериалов, которые лаборатории на Ганимеде открывали на основе наблюдения за Кольцом, и о деконструкции марсианских зондов на Венере. В долгие часы комфортного молчания они поедали взятый с собой паёк и смотрели в визоры, как другие корабли ходили по своим путям: пара изыскателей работали с бесхозным астероидом, маленькая флотилия эскортировала марсианского премьер-министра к Луне, водовоз проходил к Сатурну на обратной тяге, чтобы собрать лёд для станции Церера, восполнить запасы кислорода и водорода у людей, которые приспособили крутящийся камень под величайший портовый город в Поясе. Система слежения строила маленькие точки по данным транспондеров; сами корабли были слишком маленькими и далекими, чтобы их можно было увидеть без увеличения. Даже высокий альбедо кластера Венгрия означал лишь, что сенсорные массивы находили его немного легче. Алекс не назвал бы именно этот сантиметр звездного неба чем-то отличающимся от любого другого, если бы корабль не сказал ему.

Интимность на борту «Бритвы» и краткость путешествия напоминали выходные у любовников, но без секса. Алекс пожалел, что они не додумались захватить с собой несколько бутылок вина.

Первый знак того, что они не одни, появился, когда они были ещё в паре сотен тысяч километров от Венгрии. Внешние датчики «Бритвы» замигали и засияли, данные о сближении заплясали, появляясь и исчезая. Алекс выключил фальшивые звезды и вывел на их место показания датчиков и тактические данные.

— В чём дело? — спросила Бобби.

— Если я всё правильно понял, то любой военный корабль на месте «Бритвы» сейчас бы выдал сообщение, что нас запятнали.

— Прицельным лазером?

— Ага, — сказал Алекс, и мурашки поползли вверх по его позвоночнику. — И они ведут себя чуток более дерзко, чем можно было ожидать.

— Значит, где-то здесь скрывается корабль.

Алекс просмотрел базы данных и программы распознавания, но это была стандартная процедура. Он не ожидал ничего найти и не нашел.

— Нет сигнала транспондера. Думаю, мы нашли «Пау Кант». В смысле, если нам удастся его обнаружить. Давай просто посмотрим, что мы увидим.

Он заставил луч сенсора описывать дугу в десять градусов, и перешёл на частоту для открытой трансляции.

— Эй там. Мы частный корабль «Бритва» с Марса. Не могу не заметить, что вы тычете в нас пальцем. Мы не ищем никаких проблем. Если вы найдете способ как-то отреагировать, мне станет гораздо легче.

«Бритва» была гоночным кораблем. Игрушкой для богатых деток. За время, потребовавшееся ей на идентификацию целившегося в них корабля, «Роси» уже получил бы профиль и спецификации темного корабля и зафиксировал бы прицел на нём самом, просто делая из него мишень. «Бритва» посчитала, что данные профиля получены и совпадения были найдены. Впервые с тех пор, как они покинули Марс, Алекс почувствовал отчетливое желание оказаться в пилотском кресле «Росинанта».

— Они не отвечают, — сказала Бобби.

— Но и не стреляют, — заметил Алекс. — Пока они считают нас просто деревенщиной на угнанной яхте, нас не тронут. Наверное.

Амортизатор Бобби зашипел своими подвесами, когда она переместила свой вес. Она в это не верила нисколько. Момент затянулся. Алекс снова открыл канал.

— Эй, там, неопознанное судно. Я собираюсь погасить тягу, пока не услышу вас. Я просто даю вам знать об этом, чтобы никого не напугать. Я буду очень благодарен за ответ, просто так мы поймем, что все мы здесь хорошие ребята. Без обид.

Он выключил двигатель; гравитация ускорения ослабила свою хватку. Гель в амортизаторе мягко толкнул его в удерживающие ремни. Сердцебиение чувствовалось аж в шее. Оно быстро учащалось.

— Они решают, что с нами делать, — сказала Бобби.

— Я тоже так думаю.

— Это займёт какое-то время.

«Бритва» объявила о найденном совпадении, но не с теми данными, что присылал Холден. Корабль, который в них целился, не был одним из колонистских кораблей, пропавших в кольцах. С вероятностью восемьдесят девять процентов это был марсианский боевой корвет, идущий в скрытом режиме. Из-за спины Алекса Бобби видела то же самое и пришла к тем же выводам.

— Вот дерьмо, — сказала она.

Определение профиля было завершено, и «Бритва» вернулась к своему сканированию по дуге. Ещё один пассивный контакт. Если корвет был «Пау Кантом», то он был здесь не один. А теперь ещё два. А затем шесть. «Бритва» выбрала ближайшего и начала весело определять его профиль. Повинуясь рефлексу, Алекс потянулся было активировать орудия точечной обороны. Только, конечно, ничего такого здесь не оказалось.

— Может, они ответят? — сказала Бобби.

Он мог расслышать в ее голосе, что она этого от них не ждет. Он тоже особо не надеялся. Полсекунды спустя «Бритва» доложила о двух скоростных объектах, отделившихся от корвета.

Он развернул шлюпку от ракет и дал по газам. Амортизатор врезался ему в спину, как взрыв. Позади него хрюкнула Бобби. Мысленно извинившись перед ней, он дал тягу в десять g, и корабль с нетерпением устремился вперед.

Но этого было недостаточно.

Как бы ни была легка «Бритва», ракеты имели на порядок меньшую массу, влияющую на ускорение. И им не нужно было заботиться о чём-то столь хрупком, как человеческое тело. Они могли идти на более жесткой тяге, и сократить расстояние до цели было для них делом нескольких часов. У Алекса не было никаких средств противодействия, чтобы расстрелять их, и ничего, за чем можно было бы укрыться. У него не было даже груза барахла, чтобы сбросить его сзади в надежде, что ракеты могут сбиться из-за него с курса.

Его зрение стало сужаться, темнеть по краям, плясать золотом и рассыпаться в центре. Он чувствовал, как иглы амортизатора впились в шею и бедра, и сок, как ледяная вода, наполняет его вены. Его сердце надрывалось, он боролся за каждый вздох, но зрение прояснилось. И сознание тоже. Он должен был думать. Его корабль был настолько быстрым, насколько вообще может быть быстр корабль, но это не шло ни в какое сравнение с ракетой. Укрытия, которого они успеют достичь вовремя, не было, и, если ракеты хоть вполовину так хороши, как корабль, который их выпустил, они в состоянии ориентироваться прямо по выхлопному конусу «Бритвы», не обращая внимания на его попытки запутать следы.

Он мог оторваться, поставить ракеты в линию позади него, а затем сбросить реактор. Реакция термоядерного синтеза, вероятно, уничтожит, по меньшей мере, первую. Может, и вторую. Но тогда они будут неуправляемы и беззащитны перед вторым залпом.

Ладно. Лучше плохой план, чем вообще никакого плана. Палец дернулся на пульте управления. Пульт был незнакомым, и страх, что он вводил неправильную информацию только потому, что он не на своём корабле, был похож на кол в сердце.

Бобби хрюкнула. Ему не хватало сил оглянуться на неё. Он надеялся, что это не от боли. Высокая тяга не лучшим образом влияет на человека, в котором недавно наделали кучу дырок. Он сказал себе, что это всего лишь иглы, питающие её «соком».

С консоли Бобби пришло оповещение на его экран. «ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. СТОРОЖЕВЫЕ КОРАБЛИ».

Из-за медикаментов, паники и нарушенного кровотока в мозге ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что же Бобби имела в виду. У «Бритвы» не было орудий противометеоритной защиты или ракет-перехватчиков, но у следовавшей к Луне флотилии всё это было. Алекс потянул данные в курсовую систему. Достичь марсианских кораблей до того, как их настигнут ракеты, не представлялось возможным, но был небольшой шанс попасть в радиус действия их противоракетных орудий. Если он сменит курс прямо сейчас. Если марсиане поймут, что происходит, и среагируют немедленно. И всё это на предельной тяге, которую они с Бобби способны выдержать.

Почти без сознания он задействовал маневровые двигатели, и амортизатор повернулся в соответствии с новым вектором тяги. Ракеты, казалось, были на шаг впереди, корректируясь на новый курс и предугадывая, где окажется шлюпка. Он послал аварийный сигнал, транслируя на всех стандартных частотах и надеясь, что тот из флотилии, кто это увидит, окажется не тугодумом. Две сферы: время до столкновения и диапазон противоракетных орудий марсиан — не пересекались, но между ними было только несколько сотен километров. Всего лишь глазом моргнуть для их относительной скорости. Он перехватил управление медициной и переключил Бобби с сока на протокол поддержания жизни.

«Извини, Бобби, — подумал он. — Если бы времени хватало, я бы тебя предупредил, но, если мы не хотим, чтобы ты истекла кровью, тебе нужно немного поспать». Он наблюдал за её жизненно важными показателями: её кровяное давление и температура тела падали, как камень в океане. Он дал кораблю ускорение в пятнадцать g.

У него разболелась голова. Он надеялся, что это не признак инсульта, хотя это было бы оправданно. Длительная нагрузка в пятнадцать g была глупым, самоубийственным решением. Он чувствовал, как воздух выдавливается из его груди весом его рёбер и кожи. Звук хриплого дыхания создавал впечатление, будто он подавился. Но сферы теперь соприкасались. Минуты потянулись. Теперь скоростные объекты шли со стороны марсианской флотилии. Это занимало чёртову кучу времени, но защита была уже в пути. Он попробовал набрать сообщение, предупредить марсиан, что здесь есть ещё корабли, целый темный флот. Он не смог продержаться достаточно долго, чтобы его отправить. Сознание пошло скачками, будто вселенную пробрала икота.

Медицинская система высвечивала предупреждение, и он подумал, что это Бобби, её старые раны снова открываются. Но предупреждение было для него. Что-то в его кишке было разорвано. Он отменил предупреждение и вернулся к наблюдению за приближающейся смертью.

Они не успеют. Ведущая ракета слишком близко. Она догонит «Бритву» до того, как придёт спасение. Можно ли что-нибудь здесь придумать? Хоть что-то…

Он не сознавал смену курса. Его пальцы просто делали это. Сферы больше не соприкасались, до тех пор, пока он не переключился на отслеживание столкновения со второй ракетой. Вот теперь, может быть. Возможно.

Он ждал. Ведущая ракета приближалась. Пять тысяч километров. Четыре тысячи. Он сбросил реактор.

Двести километров…

Разрушительное действие силы тяжести исчезло. «Бритва», всё ещё мчащаяся в пространстве, прекратила ускорение. Первая ракета уничтожена в ядерной печи взорванного реактора. Вторая ракета повернула, чтобы избежать расширяющегося облака сверхгорячего газа, и перед ним пробежали четыре огонька, которые так быстро пронеслись по его экранам, что он увидел их только по их следам.

Через пару секунд марсианская противоракетная оборона уничтожила преследующую торпеду, но он уже потерял сознание.

Глава 21: Наоми

— Всё хорошо, Костяшка? — спросил Карал.

Узкий, обшарпанный камбуз был слишком велик для такой маленькой команды. Плохая конструкция, пустая трата пространства. Он не был изношен, он был дешев. Она посмотрела на Карала из-за завесы своих волос и улыбнулась.

— Отлично, дела идут, — сказала она, шутя. — Комо са?[Сам как?]

Карал пожал плечами. Его волосы с годами поседели. Как и щетина бороды. Когда-то он был таким же черным, как пространство между звездами.

Он посмотрел ей в глаза, и она не дрогнула.

— Хочешь мне что-то сказать?

— Теперь между нами нет секретов, — ответила она, и он рассмеялся. Она улыбнулась в ответ. Заключенный флиртует с тюремщиком, надеясь, что добрые мысли в его голове помогут ей позже. Может быть, так и будет.

Что пугало её больше всего — это насколько хорошо она знала, как играть эту роль. С момента, когда она пришла в себя, она разговаривала, когда люди говорили с ней, смеялась, когда кто-нибудь шутил. Она вела себя так, будто её похищение — это что-то, что случается, например, с человеком, который взял без спроса чужие инструменты. Она притворялась спящей. Ела столько, сколько могла запихнуть в брюхо. И они ввели себя с ней так, как будто она всё ещё была той же девчонкой, как когда-то, как будто они могли игнорировать все эти годы и отличия, загнав её обратно, как будто она никогда не уходила. Как будто она никогда не была кем-то ещё. Скрывая свой страх, её возмущение ускользало настолько легко, словно она никогда не прерывалась.

Это заставило её задуматься, что, возможно, так оно и было.

— Поэтому я был один, — сказал он. — Помогал с Филипито. Заботился.

— Хорошо.

— Нет, — сказал Карал. — До этого. Иногда он был со мной.

Наоми улыбалась. Она старалась не вспоминать те безнадежные дни после того, как она сказала Марко, что уезжает. Дни после того, как он забрал Филипа. Чтобы сохранить мальчика в безопасности, говорил он. До тех пор, пока она не справится со своими эмоциями, говорил он. Ком встал в её горле, но она улыбалась несмотря на это.

— Те дни. Ты был с ним?

— Постоянно — нет. Лишь иногда. Ихо[Сынок] переезжал. Ночь здесь, две ночи там.

Её ребенок прошёл через руки всех, кого она знала. Манипулировать этим было просто блестяще. Марко использовал своего ребенка как знак того, насколько он доверял им, заодно выставляя её сумасшедшей. Опасной. Убеждался, что разговоры в их сообществе были о том, насколько он твёрд и насколько близко к помешательству подошла она. На неё вдруг накатило яркое воспоминание, как Карал смотрит с кухни, пока она бьётся в руках его жены. Сюйджа, вот как её звали. Как же тогда в его глазах выглядели её слезы и ругань?

— Держал бы это в тайне, и я бы не узнала, — сказала Наоми. — Так зачем говорить это теперь?

Карал снова развёл руками.

— Новый день. Новое начало. Поищем, как соскрести немного старой ржавчины.

Она пыталась прочесть на его лице, правда ли это, или это была просто ещё одна маленькая жестокость в форме, на которую она не могла указать, не выглядя сумасшедшей. Если бы она вернулась на «Роси», она бы знала. Но здесь, сейчас, баланс между страхом и гневом и попыткой контролировать себя затопил такие мелочи, как правда. Способ, которым Марко настроил её против себя, был прекрасен. Сказать ей, что она была сломана, чтобы сломить её, и спустя полтора десятилетия это всё ещё работало.

Затем, на мгновение, в памяти возник Амос, который казался реальнее, чем окружавший её корабль. «Не важно, что внутри, босс. Их волнует лишь то, что ты делаешь». Она не знала, было ли это воспоминанием, или просто её разум тянется к определенности в среде, где ни на что нельзя было положиться.

«Если Амос стал моим критерием мудрости, я в дерьме», — подумала она и засмеялась. Карал позволил себе улыбнуться.

— Спасибо, что сказал всё прямо, — сказала Наоми. — Начать сначала. Соскрести ржавчину.

«И если у меня когда-нибудь будет шанс оставить тебя в огне, Карал, то, боже правый, ты сгоришь».

Прозвучал сигнал, затем появилось предупреждение об ускорении. Она не заметила, когда корабль развернулся. Возможно, пока она спала, или это происходило медленно, в течение часов, так что разворот был воспринят только подсознанием. Это не имело значения. Она была просто грузом. Не имело значения, что она знала.

— Пристегнись, хорошо? — сказал Карал.

— Уже в седле, — сказала она, толкнула себя к потолку, потом снова к палубе, в амортизатор между Цином и Крыльями. Как оказалось, настоящее имя Крыльев было Алекс, но это место в её сознании было уже занято, поэтому он так навсегда и остался для неё Крыльями. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ, пристёгивая себя к гелю.

Янтарное свечение предупредительных огней перешло в бледно-жёлтые цифры обратного отсчёта, и на нуле амортизатор прогнулся под ней, вдавливая её на несколько сантиметров в себя. Тормозная тяга заработала. Когда она завершит работу, они окажутся там, где был Марко.

Когда переходной трап соединил шлюзы, она подумала, что сейчас будет нечто вроде прощальной церемонии. Объятия, ложь и что там ещё люди делают, расставаясь после долгого путешествия. Когда этого не произошло, она поняла, что долгим это путешествие было только для неё. Для них полёт от Цереры в пустое пространство в сторону Солнца от Марса и астероидов Венгрии был всё равно, что дойти от койки до гальюна.

Филип возник на мостике, выглядя резким и жестким. Вернее, не так. Выглядя как мальчишка, который пытается выглядеть резким и жестким.

— Проверьте её на оружие, — резко сказал Филип.

Цин перевёл взгляд от Филипа к Наоми и обратно.

— Вердад?[Серьёзно?] Костяшка была с нами всё это время. Не похоже, что…

— Никаких непроверенных заключенных на «Пелле», — сказал Филип, доставая из кармана пистолет с дротиками, но не направляя его именно на неё. — Таков порядок, верно?

Цин пожал плечами и повернулся к ней.

— Таков порядок.

Филип посмотрел на неё, его губы сжались. Палец на спусковом крючке. Он должен был выглядеть угрожающе, но, в основном, казался испуганным. И сердитым. Отправить сына на похищение было тем, что Марко сделал бы. Дело было не в том, что это было жестоко, хотя это было жестоко. Дело было не в том, что это разрушило бы любые отношения, которые у них могли возникнуть, хотя это и происходило. Дело было в том, что это сработало. Даже отправить Филипа на Цереру теперь выглядело как манипуляция. Вот твой сын, где ты его оставила. Заходи в мышеловку и забери его обратно.

И она это сделала. Она не знала, была ли она больше разочарована в Филипе или в самой себе. Это были два очень разных разочарования, и направленное на себя угнетало больше. Она могла простить Филипу что угодно. Он был мальчиком и жил с Марко в голове. Простить себя было труднее, и у неё не было достаточно опыта.

Когда завершился цикл шлюзования, на неё накатила волна дезориентации. Переход был обычной конструкцией из надутого майлара и титановых рёбер. Не было ничего, что выглядело бы необычно. Не было до тех пор, пока они почти не достигли другой стороны, когда она узнала этот запах: резкий, сильный, и, возможно, канцерогенный. Испарения летучих органических соединений с одежды.

— Он новый? — спросила она.

— Мы не говорим об этом, — отрезал Филип.

— Мы не говорим о многом, не так ли? — огрызнулась она, и он оглянулся на неё, удивленный её резкостью. «Ты думаешь, что знаешь, кто я, — подумала она, — но все твои познания основаны лишь на чужих рассказах».

Шлюз другого корабля был странно знаком. Изгибы напоминали шлюз на «Роси», как и конструкция запора. Марсианская конструкция. И, более того, марсианского военно-космического флота. Марко пришёл на боевом корабле. Внутри ждали солдаты. В отличие от кучки оборванцев на Церере, эти были одеты во что-то вроде униформы: серые комбинезоны с рассеченным кругом на руках и груди. На фоне строгого дизайна корабельных коридоров они выглядели как плохие театральные костюмы на фоне хороших декораций. Оружие, впрочем, было настоящим, и она не сомневалась, что они его использовали.

Мостик выглядел, как младший брат такого же на «Росинанте». После дешёвой, едва угадываемой эстетики «Чецемоки», амортизаторы и дисплеи управления армейского класса смотрелись внушительно и надежно. И здесь, в центре всего этого, словно позируя, парил Марко. Он был одет во что-то вроде армейской униформы, но без каких-либо знаков.

Он был прекрасен, как статуя. Даже сейчас она не могла этого отрицать. Она всё ещё помнила, как его губы и мягкость его взгляда дарили ей чувство защищённости. С тех пор прошла целая жизнь. Сейчас он улыбался, и странное чувство облегчения прошло через неё. Она была с ним, и, несомненно, в его власти. Её кошмар стал явью, но, по крайней мере, ей больше нечего бояться.

— Я привёл её, сэр, — сказал Филип. Согласными звуками в его словах можно было резать. — Миссия завершена.

— Я ни секунды не сомневался, — сказал Марко. В его голосе было то богатство интонаций, которое теряется при записи сообщений. — Хорошая работа, мийо[Сынок.].

Филип ему отсалютовал и развернулся, чтобы уйти.

— О, не будь таким грубым, Филип. Поцелуй мать перед уходом, — осадил парня Марко.

— Ты не обязан это делать, — сказала Наоми. Филип с пустым и безжизненным взглядом подошёл и поцеловал её в щеку сухими губами, после чего вернулся к лифту. Охранники пошли с ним, за исключением двоих позади неё.

— Прошло много времени, — сказал Марко. — Хорошо выглядишь. Годы были милостивы к тебе.

— Ты тоже неплохо, — ответила она. — Но говоришь по-другому. Когда ты перестал говорить как астер?

Марко развел руками.

— Чтобы быть услышанным угнетающим классом, нужно говорить как член этого класса. Не только язык, но и дикция. Обвинение в тирании, каким бы обоснованным оно ни было на самом деле, отклоняется, если только оно не выдвигается таким образом, который власть признает могущественным. Вот почему Фред Джонсон был полезен. Он уже был символом власти, которую понимали власти.

— Выходит, ты тренировался, — сказала она, складывая руки.

— Это моя работа, — Марко протянул руку, оттолкнулся кончиками пальцев от палубы и поплыл к капитанскому амортизатору. — Спасибо, что зашла.

Наоми оставила это без ответа. Она чувствовала, что он уже переписал прошлое. Обращался с ней так, будто она была избрана, чтобы присоединиться к нему. Будто это она была ответственна за то, что находилась здесь. Вместо этого она кивком окинула командную палубу.

— Неплохой конь. Где ты раздобыл его?

— Высокопоставленные друзья, — ответил Марко, а затем усмехнулся. — И странные, странные союзы. Всегда есть люди, которые понимают, что, когда мир меняется, правила меняются вместе с ним.

Наоми потеребила волосы, опустила их на глаза, а потом, злясь на себя, откинула назад.

— Ну и? Чему я обязана за эту говенную подставу?

Выражение боли Марко могло быть настоящим.

— Никакой подставы. Филип был в беде, ты была в состоянии вытащить нашего сына из тяжелого положения, которое могло стать ещё хуже.

— И отплатил за это, притащив меня на свой корабль против моей воли? Не могу поблагодарить тебя за это.

— А должна бы, — сказал Марко. — Мы привели тебя сюда, ведь ты — одна из наших. Чтобы ты была в безопасности. Если бы мы могли всё объяснить, то так бы и сделали, но ситуация довольно щекотливая. И тебе же не придёт в голову объяснять, зачем защищать кого-то в минуту опасности. На кону жизни миллионов астеров и…

— Я тебя умоляю, — вздохнула Наоми.

— Ты так не считаешь? — голос Марко зазвучал сурово. — Это ты нас убила. Ты и твой новый капитан. Когда эти ворота открылись, мы все превратились в покойников.

— Ты вроде ещё дышишь, — она попыталась ответить сердито, но ей показалось, что слова прозвучали, словно сказанные огрызающимся ребёнком. Он тоже это услышал.

— Ты так и не повзрослела. Ты ведь знаешь, что внутрякам наплевать на нас. Хесед. Станция Андерсон. Пожар на шахте Сиело. Жизни астеров для внутряков не стоят и ломаного гроша. И так было всегда. Ты прекрасно это знаешь.

— Они не все такие.

— Ты о тех, кто притворяются, будто они другие? — в его голосе появился астерский акцент. А вместе с ним и клокочущая ярость. — Но даже они могут пройти через колодцы. Тысяча новых миров и миллиарды внутряков, которые могут просто в них войти. Никаких тренировок, никакой реабилитации, никаких лекарств. А знаешь, сколько астеров способны вытерпеть полный g? Даже если дать им всё: любую медицинскую помощь, экзоскелеты, санатории? Две трети. Две трети из нас могут отправиться в эти прекрасные новые миры и остаться там калеками, и то если все внутряки дружно возьмутся и бросят на это дело все свои деньги. Думаешь, они на это пойдут? Отродясь не бывало. В прошлом году три фармацевтических завода прекратили производить недорогие коктейли для роста костей. Но не открыли патенты. Не принесли никаких извинений тем кораблям, у которых нет средств на их дорогие препараты. Просто прекратили. Предпочли потратить свои ресурсы на колонизаторские корабли, чтоб потом выгодно продавать данные, полученные из колец.

— Мы отходы, Наоми. Ты, я, Карал и Цин. Тиа Марголис. Филип. Они движутся дальше и забывают о нас, потому что для них это несложно. Они пишут историю, и знаешь, кем мы в ней будем? Параграфом о том, как это грустно, когда целая раса людей становится ненужной, и что было бы гуманнее просто усыпить нас.

— Давай. Скажи, что я не прав.

Те же гневные тирады, что он произносил и раньше, но усовершенствованные с годами. Новые вариации тех же доводов, что он приводил на Церере. Наоми не удивилась бы, скажи он, что «Гамарра» заслужил свою судьбу. Это была война, и любой, помогающий задушить врага, становился солдатом, понимал он это или нет. Ей показалось, что её внутренности превращаются в воду. Она помнила это чувство с того темного времени. Внутри её головы что-то сместилось — словно в ней после долгой спячки просыпался змей приобретённой беспомощности. Она притворилась, будто не чувствует его, в надежде, что если отрицать это достаточно уверенно, он просто исчезнет.

— При чем здесь я? — спросила Наоми, звуча менее уверенно, чем намеревалась.

Марко улыбнулся. Когда он заговорил, его голос снова стал голосом образцового лидера. Грубый астерский бандит исчез за маской.

— Ты одна из нас. Оторвавшаяся, да, но всё равно одна из нас. Ты мать моего сына. Я не хотел, чтобы ты оказалась в опасности.

Предполагалось, что она спросит, о чём это он. Пойдёт по дороже, проложенной для неё и залитой светом. «О какой опасности ты говоришь?» — спросит она. И он ответит. И будет наблюдать, как расширяются её глаза. И видеть в них страх.

Пошёл к черту!

— Дело ведь не во мне, — сказала она. — Ты хотел «Росинант», вот только не получилось. Тебе нужен был корабль? Или Холден? Можешь мне признаться. Хотел повыделываться перед моим новым парнем? Это выглядело бы жалко.

Она почувствовала, как её дыхание ускорилось, адреналин пронёсся сквозь неё. В лице Марко проступила жёсткость, но до того, как он смог заговорить, звякнул комм, и над палубой зазвучал голос, который она не узнала.

— Есть контакт, — сказала женщина.

— Что там?

— Мелочь. Шлюпка с Марса. Говорит с «Андреасом Хофером».

— Разведывательный корабль? — рявкнул Марко.

Пауза затянулась на несколько секунд. А затем:

— Выглядит так, будто просто несколько пинче[Упоротый.] придурков заехали не туда. Увидят одного — увидят всю ударную группу, так?

— Сколько времени до удара?

— Двадцать семь минут, — прозвучало без заминки. Кто бы ни был на том конце связи, там знали, какой будет вопрос. Марко насупился на панель управления.

— Я не могу больше ждать. Без него было бы красивее. Ну да ладно. Уничтожить шлюпку.

— Это всё?

Марко посмотрел на Наоми своими тёмными глазами. Улыбка коснулась его губ. Театральный мудак, каким он и был.

— Нет. Не всё. Атакуйте и корабль премьер-министра тоже. И объявите готовность группе преследования, чтобы, когда пыльник побежит, мы смогли взять его.

— Принято, — ответила женщина. — Приказ выполняется.

Марко ждал, протянув руку, будто бросая вызов.

— Вот наш путь, — сказал он. — Сделаем так, чтобы они не смогли нас забыть. Возьмём цепи, которые они создали, чтобы заковать нас, и используем вместо кнутов. Мы не хотим сгинуть во тьме. Отныне они будут уважать нас.

— И что дальше? Они закроют Кольцо? — спросила Наоми. — Начнут снова делать дешёвые костные стимуляторы? Как по-твоему стрельба по марсианскому политику поможет «нашему народу»? Как это вообще может кому-то помочь?

Марко не засмеялся, но смягчился. У неё было ощущение, что она сказала что-то глупое, и это ему понравилось. Несмотря на всё это, она почувствовала приступ смущения.

— Извини, Наоми. Нам придется обсудить это позже. Но я, действительно, рад, что ты вернулась. Знаю, у нас достаточно напряжённые отношения и у нас разные взгляды на мир. Но ты всегда будешь матерью моего сына, и я всегда буду любить тебя за это.

Он показал охранникам поднятый кулак.

— Заприте её в надёжном месте, после чего полная боевая готовность. Мы наступаем.

— Сэр, — кивнул один охранник, а другой взял Наоми за локоть. Её первым инстинктом было сопротивляться, отступать, но какой в этом смысл? Сжав челюсти до боли в зубах, она направилась к лифту.

— И ещё, — сказал Марко, и она повернулась, думая, что он обращается к ней. Она ошиблась. — Когда запрёте её, убедитесь, что там есть возможность следить за новостями. Сегодня всё изменится. Не хочу, чтобы она это пропустила, ладно?

Глава 22: Амос

Репортажи этого часа рассказывали о массивном астероиде, врезавшемся в северную Африку. Оксфордский центр в Рабате, в пятистах километрах к западу от события, оценил столкновение в восемь целых семьдесят пять сотых балла по шкале Рихтера в эпицентре.

Амос снова попытался откинуться на спинку стула. Это был неудобный маленький предмет мебели. Просто грёбаный лёгкий пластик, форму которому на заводе придавала машина, которая явно не знала, что значит сидеть на подобном. Его первой мыслью было, что он был специально сконструирован неудобным и неэффективным на случай, если вы пытаетесь им кого-то ударить. А ещё он был прикручен к полу. Поэтому примерно каждые пять минут он опирался каблуками на текстурированный бетон и отталкивался назад, даже не осознавая, что это делает. Под давлением стул немного выгибался, не становясь от этого более комфортным, и Амос сдавался, позволяя ему вернуться в прежнее положение.

«… невиданных со времён Кракатау. Авиасообщение серьёзно нарушено, поскольку шлейф мусора угрожает как гражданским, так и коммерческим судам. Для дальнейшего анализа ситуации на местах мы передаем слово Киврин Альтюссер в Дакаре. Киврин?»

Изображение перескочило на женщину с оливковой кожей в хиджабе песочного цвета. Она облизала губы, кивнула и заговорила.

«Ударная волна поразила Дакар чуть меньше часа назад, и власти всё ещё продолжают подсчёт ущерба. По моему личному мнению, город понёс значительные разрушения. Согласно полученным отчётам, много, очень много местных строений не пережили первого удара. Энергосистема также вышла из строя. Больницы и центры неотложной помощи перегружены. В данный момент проводится эвакуация из башен Эльхашаба, и существуют опасения, что северная башня, возможно, стала нестабильной. Небо… небо здесь…»

Амос попытался откинуться на спинку стула, вздохнул и поднялся. В комнате ожидания не было никого кроме него и какой-то старушки, кашляющей в сгиб локтя. Вряд ли это место можно было бы назвать просторным. Окна смотрели на унылые двести метров пейзажа Северной Каролины, лишённые какой-либо растительности от входа до ворот периметра. Два ряда моноволоконных ураганных ограждений перекрывали путь к двухэтажной бетонной стене. На каждом углу находились снайперские гнёзда с автоматизированными системами ПВО, неподвижными, словно стволы деревьев. Приземистое одноэтажное здание с широким служебным входом будто выглядывало из-под земли. В нём размещались офисы администрации. Почти всё здесь происходило под землёй. Это было как раз тем самым местом, в котором Амос надеялся никогда не оказаться.

К счастью, когда закончит, он сможет отсюда убраться.

«К других новостям, сигнал бедствия от конвоя марсианского премьер-министра оказался подлинным. Группа неопознанных кораблей…»

За спиной у него распахнулась дверь. Мужчина по ту сторону выглядел как стокилограмовая статуя со скульптурными мышцами, умирающая от скуки.

— Кларк!

— Тут! — поднялась кашляющая старушка. — Я — Кларк!

— Сюда, мэм.

Амос почесал шею и продолжил рассматривать тюрьму. Новостная лента по-прежнему кричала о произошедших событиях. Он уделил бы этому больше внимания, если бы на задворках ума не разрабатывал стратегию, позволяющую выбраться отсюда, если бы его заслали в это место, и пытался предвидеть, как бы его убили. Однако он уловил достаточно, чтобы понять: для журналистов день выдался на славу.

— Бартон!

Он медленно подошёл. Здоровяк сверился с терминалом.

— Это вы Бартон?

— Сегодня — да.

— Сюда, сэр.

Он отвёл его в небольшую комнату с кучей прикрученных к полу стульев и столом. Который тоже был намертво прикручен.

— Итак. Официальный визит?

— Ага, — ответил Амос. — Мне нужна Кларисса Мао.

Здоровяк приподнял брови.

— У нас здесь нет имён.

Амос заглянул в свой терминал.

— Тогда «42–82–4131».

— Спасибо. Вам придётся сдать все личные вещи, включая любую еду и напитки, ваш ручной терминал и любую одежду с более чем семью граммами металла. Никаких застёжек-молний, супинаторов и тому подобного. Пока вы находитесь в тюрьме, вы подвергаетесь ограничению гражданских прав согласно кодексу Гормана. Копия кодекса может быть предоставлена по вашей просьбе. Вы запрашиваете копию кодекса?

— Не парьтесь.

— Извините, сэр. Мне нужен ответ «да» или «нет».

— Нет.

— Спасибо, сэр. Пока вы находитесь в тюрьме, вы обязаны следовать указаниям любого охранника или тюремного работника без колебаний и вопросов. Это для вашей собственной безопасности. При несоблюдении указаний охранники и тюремщики имеют право использовать любые средства, которые они посчитают необходимыми для обеспечения вашей безопасности и безопасности других лиц. Вы понимаете и соглашаетесь с условиями?

— Конечно, — ответил Амос. — Почему нет.

Здоровяк протянул через стол свой терминал, и Амос приложил к нему большой палец, чтобы отсканировать отпечаток. Небольшой индикатор загорелся зелёным. Здоровяк забрал терминал обратно вместе с ручным терминалом и ботинками Амоса. Тапочки были склеены из бумаги.

— Добро пожаловать в Яму, — сказал здоровяк, впервые улыбнувшись.

Лифт был из стали и титана, с грубо вмонтированными потолочными светильниками, мигающими слишком быстро, чтобы быть уверенным, что это действительно мигание. Два охранника, по-видимому, жили в нём, постоянно поднимаясь и опускаясь. Похоже, дерьмовая работёнка. Опустившись на десять уровней вниз, его выпустили. Там его уже ждала охранница — седовласая женщина с широким лицом, лёгкой бронёй и незнакомым ему пистолетом в кобуре. Что-то дважды пропищало, когда он вошёл в зал, но никто из охранников не пытался никого застрелить, поэтому он решил, что так и должно быть.

— Сюда, сэр, — сказала охранница.

— Да, хорошо, — сказал Амос. Звук их шагов отражался от жёсткого пола и потолка. Светильники были утоплены в металлические клетки, покрывая всё сеткой теней. Амос обнаружил, что сгибает руки и сжимает кулаки, думая о том, как именно ему придётся ударить охранницу головой об стену, чтобы отобрать её пистолет. На самом деле, не более, чем привычка, но это место её пробудило.

— Впервые здесь? — спросила охранница.

— Что, заметно?

— Немного.

Дальше по коридору взревел мужской голос. На Амоса нахлынула привычная невозмутимость. Охранница вскинула брови, и он ей улыбнулся. Её губы растянулись в ответной улыбке, но она неправильно истолковала причину его реакции.

— С вами всё будет в порядке, — сказала она. — Здесь прямо.

Стены коридора были из грубого бетона; выстроенные в линию серо-зелёные двери с такими же окнами из тонированного в зелёный толстого стекла, которые создавали впечатление, что комнаты, на которые вы смотрите сквозь них, находятся под водой. Перед ними четыре охранника в такой же броне, как и у эскорта Амоса, прижимали к полу человека. Женщина из комнаты ожидания забилась в угол, закрыв глаза. Казалось, она молится. Заключенный — высокий, худой человек с длинными волосами и мягкой бородой цвета стали — взревел опять. Его рука мелькнула быстрее, чем глаз Амоса мог уловить, схватила одного из охранников за лодыжку и дёрнула. Охранник завалился, но у двух других было что-то вроде стрекал для скота. Один из них прижал эту штуку к спине заключенного, другой к основанию его черепа. Испустив последнее ругательство, стальнобородый обмяк. Упавший охранник поднялся на ноги, из его носа текла кровь. Старушка упала на колени, губы задвигались. Она сделала долгий, прерывистый вдох и завыла, её голос звучал будто с расстояния нескольких километров.

Сопроводитель Амоса проигнорировала это, и он последовал её примеру.

— Вам сюда. Никаких передач. Если в какой-то момент вы почувствуете угрозу, поднимите руку. Мы будем наблюдать.

— Спасибо за это, — сказал Амос.

Пока он не увидел её, он не осознавал, насколько это место напоминает ему больницу для людей, живущих на базовое пособие. Дешёвая пластиковая больничная кровать, стальной унитаз, не отгороженный даже ширмой, обшарпанная система медэксперта, вмонтированный в стену пустой, светящийся серым экран, и Кларисса с тремя длинными пластиковыми трубками, впившимися в её вены. Она была худее, чем была во время полёта со станции Медина до того, как та стала станцией Медина. Локти были толще самих рук, а глаза на исхудавшем лице казались огромными.

— Привет, Персик, — сказал Амос, опускаясь на стул возле койки. — Выглядишь, как дерьмо на палочке.

Она улыбнулась.

— Добро пожаловать в Бедлам.

— Мне казалось, это называется Вифлеем.

— Бедлам тоже называли Вифлеемом. Так что привело тебя в мою скромную, спонсированную государством обитель?

По ту сторону окна два охранника протащили мимо бородача. Кларисса проследила за взглядом Амоса и ухмыльнулась.

— Это Коничех, — сказала она. — Он волонтёр.

— И что это значит в твоём понимании?

— Он может убраться, если захочет, — сказала она, поднимая руку, чтобы продемонстрировать трубки. — Мы все здесь модифицированы. Если он позволит им вытащить свои моды, его могут переправить в Анголу или Ньюпорт. Не на свободу, но там хотя бы можно увидеть небо.

— А почему они не могут просто их вытащить?

— Неприкосновенность тела прописана в конституции. Коничех — тот ещё подонок, но закон всё равно на его стороне.

— А что насчёт тебя? Твоей… эм… дряни?

Кларисса склонила голову. Трубки затряслись от её смеха.

— Помимо того факта, что каждый раз, когда я использовала их, меня тошнило последующие несколько минут, у них есть и другие недостатки. Если их вытащить, я выживу, но это будет ещё менее приятно. Оказывается, есть причина, по которой вещи, которые я получила, вообще не используются.

— Вот дерьмо. Фигово тебе.

— Помимо всего прочего, это означает, что я останусь здесь, пока… ну… Пока меня не станет. Я получаю блокаторы каждое утро, обед в столовой, полчаса упражнений, а затем я могу сидеть в своей камере или в общем блоке с девятью другими заключенными в течение трёх часов. Раз за разом одно и то же. Это справедливо. Я делала плохие вещи.

— Напоминает всё то дерьмо, что проповедники задвигают об искуплении.

— Иногда ты не получаешь искупления, — сказала она, и её голос ясно дал понять, что она размышляла над этим вопросом. Уставший и сильный одновременно. — Не каждое пятно можно вывести. Иногда люди делают что-то настолько плохое, что приходится всю оставшуюся жизнь мириться с последствиями и сожалеть до гробовой доски. Это и есть счастливый конец.

— Хах, кажется, я понимаю, о чём ты, — сказал он.

— И всё же надеюсь, что не понимаешь, — ответила она.

— Прости, что не прострелил тебе башку, когда у меня была такая возможность.

— Прости, что не додумалась попросить об этом. Лучше скажи, что тебя сюда привело?

— Да был тут по соседству, прощался с остатками своего прошлого, так сказать. Не думаю, что когда-нибудь вернусь сюда, поэтому решил, что, если хочу увидеться, лучше сделать это сейчас.

Её глаза наполнились слезами, и она взяла его за руку. Прикосновение было странным. Её пальцы казались слишком тонкими, словно сделанными из воска. Было бы грубо оттолкнуть её, поэтому он попытался вспомнить, как люди ведут себя в такие моменты. Он представил, что он — это Наоми, и сжал руку Клариссы.

— Спасибо, что вспомнил про меня, — сказала она. — Расскажи мне о других. Чем занимается Холден?

— Ладно, чёрт возьми, — сказал Амос. — Что они рассказали тебе о произошедшем на Илосе?

— Надзиратели не позволяют мне видеть ничего, что связано с ним. Или с тобой. Ничего, что касается «Мао-Квиковски», протомолекулы или колец. Для меня это может оказаться губительно.

Амос уселся поудобнее.

— Ясно. Итак, недавно кэпу позвонили…

Через сорок пять минут, а может и час, он выложил всё, что произошло с «Росинантом» после передачи Клариссы Мао властям. Рассказывать истории без изюминки не было его привычным занятием, поэтому он был уверен, что его рассказ — полный отстой. Но она впитывала слова, как песок на пляже воду. Медицинская система время от времени издавала звуковой сигнал, реагируя на изменения в её кровотоке.

Её глаза стали закрываться, будто она засыпает, но пальцы по-прежнему держали его крепко. Её дыхание стало глубже. Он не был уверен, было ли это частью лечения или чем-то ещё. Он перестал говорить, и она, кажется, не заметила. Было бы странно ускользнуть, ничего не сказав, но он не хотел будить её напрасно. Поэтому какое-то время сидел и смотрел на неё, ведь больше смотреть было не на что.

Странно то, что она выглядела моложе. Никаких морщин по бокам рта или глаз. Никаких провисаний в щеках. Как будто время, проведённое в тюрьме, не считается. Как будто она никогда не состарится, никогда не умрёт, просто будет здесь по своему желанию. Вероятно, это был какой-то побочный эффект от вкачанного в неё дерьма. Существовали виды отравления окружающей среды со схожим действием, хоть он и не знал деталей. Она убила много людей, но и он тоже, так или иначе. Казалось немного странным, что она останется, а он уйдет. Она чувствовала себя плохо из-за всего, что натворила. Может, в этом и была разница. Сожаление и наказание — это две стороны одной кармической монеты. Или, может быть, всё во Вселенной было делом всего лишь грёбаного случая. Коничех, казалось, ни о чём особо не сожалел, но он был заперт точно так же.

Амос собирался попытаться освободить руку, когда раздался вой сирены. Глаза Клариссы распахнулись, и она села, собранная, настороженная, без тени слабости. Судя по всему, она всё же не спала.

— Что это? — воскликнула она.

— Я собирался спросить у тебя.

Она покачала головой.

— Я раньше такого не слышала.

Кажется, подходящее время забрать свою руку. Он направился к двери, но его сопроводитель уже была там. Она держала своё оружие наготове, но никуда не целилась.

— Простите, сэр, — сказала она, её голос прозвучал выше, чем раньше. Она была напугана. Или, может, взволнована. — Этот объект был заблокирован. Боюсь, я вынуждена попросить вас остаться здесь на некоторое время.

— Как долго это продлится? — спросил он.

— Мне не известно, сэр. Пока не отключат блокировку.

— Какая-то проблема? — спросила Кларисса. — Он в опасности?

Это был умный ход. Охранникам наплевать, если в опасности заключенный, поэтому она спрашивала о гражданском. Но даже в этом случае охранница имела право ничерта не объяснять, если сама того не захочет.

Однако, та решила ответить.

— Примерно три часа назад на Марокко упал астероид, — сказала она, к концу фразы её голос зазвучал выше, словно это был вопрос.

— Я видел что-то об этом, — сказал Амос.

— Как это случилось? — спросила Кларисса.

— Быстро, очень быстро, — сказала охранница. — Ускоренно.

— О боже, — выдохнула Кларисса, словно кто-то ударил её в грудь.

— Кто-то направил туда эту глыбу намеренно? — спросил Амос.

— Глыбы. Во множественном числе, — сказала охранница. — Ещё один случай произошёл минут пятнадцать назад в центре Атлантического океана. Предупреждения о цунами и наводнениях поступают отовсюду: от Гренландии до чёртовой Бразилии.

— Балтимор? — сказал Амос.

— По всему миру. Везде, — глаза охранницы наполнились слезами и стали дикими. Может, паника. Может, горе. Она размахивала оружием, но выглядело это бессильно. — Мы не отключим блокировку, пока не появится информация.

— Какая информация? — спросил Амос.

Ему ответила Кларисса.

— Что всё закончилось. Или что удары продолжатся.

В наступившей тишине они перестали быть охранником, заключенной и гражданским. Просто трое людей в одной комнате.

Момент прошёл.

— Я вернусь с новостями, как только появится информация, сэр.

Мозг Амоса пробежался по всем возможным сценариям, но выбирать по сути было не из чего.

— Эй, погодите. Знаю, это не предназначено для развлечения или чего-то подобного, но этот экран ловит новостные ленты?

— Заключенные получают доступ только в общей зоне.

— Разумеется, — сказал Амос. — Но я ведь не заключённый, верно?

Женщина потупила взгляд, а затем пожала плечами. Достала свой терминал, ввела несколько команд и пустой серый экран ожил. Бледный человек с пухлыми губами как раз вёл репортаж.

«… не обнаружены радарами, мы получаем сообщения о том, что была температурная аномалия, которая могла быть связана с атакой».

Охранница кивнула ему и закрыла дверь. Амос не слышал, как запирается дверь, но был уверен, что она это сделала. Он откинулся на спинку стула и закинул ноги на больничную койку. Кларисса подалась вперёд, сцепив костлявые руки. Репортаж переключился на светловолосого мужчину, настоятельно рекомендовавшего не торопиться с выводами.

— Ты знаешь, где был первый удар? — спросила Кларисса. — Помнишь что-нибудь из новостей?

— Я не заострял внимания. Кажется, они говорили о Кракатау. Есть такое место?

Кларисса закрыла глаза. Кажется, она немного побледнела.

— Не совсем. Это вулкан, извержение которого произошло давным-давно. Высота выброса пепла достигла восьмидесяти километров. Ударные волны пронеслись по всему миру семь раз.

— Но это ведь не в Северной Африке?

— Нет, — сказала она. — Не могу поверить, что кто-то действительно это делает. Громить Землю астероидами… Кто вообще мог пойти на такое? Нельзя… нельзя заменить Землю.

— Может быть, теперь есть такая возможность, — сказал Амос. — На горизонте возникло множество планет, о которых мы раньше не знали.

— Не могу поверить, что кто-то мог на это пойти.

— Да уж, но кто-то смог.

Кларисса сглотнула.

«Здесь должны быть лестницы. Конечно, они должны быть заперты, чтобы заключенные не смогли до них добраться,» — подумал Амос, но он был уверен, что лестницы есть. Он подошёл к окну в коридор и заглянул туда. В коридоре ничего разглядеть не удалось. Выбивание стекла тоже казалось не лучшей идеей. Не то, чтобы он собирался попробовать. Просто размышлял.

На экране над огромным и пустым морем поднялся атомный гриб. Затем, когда женский голос спокойно говорил о мегатоннаже и разрушительном потенциале, была показана карта с одной яркой красной точкой на севере Африки, другой в океане.

Кларисса присвистнула.

— Что? — сказал Амос.

— Если интервал одинаковый, — сказала Кларисса, — то следующий удар будет совсем близко.

— Ага, — ответил Амос. — Но мы ничего не можем с этим поделать.

«Петли тоже были с той стороны двери, потому что, конечно же, они были. Это же чёртова тюрьма». — Он цокнул языком по зубам. — «Может, они снимут блокировку и выпустят его. Может сработать. Если же нет, то… Ну, это станет глупым способом умереть».

— О чём ты думаешь? — спросила она.

— Ладно, Персик. Думаю, я торчу в этой дыре уже слишком долго.

Глава 23: Холден

Холден откинулся назад, чувствуя головокружение, всё ещё уставившись на экран. От масштабности новости изменилось его восприятие — офис Фреда показался ему ярким и незнакомым: стол с явными царапинами на углу, сейф капитана в стене, напоминающий маленькое окно с рифлёным стеклом, промышленное ковровое покрытие. Он смотрел на Фреда, подавшегося вперёд с горестным выражением в глазах, и будто впервые видел. Чуть меньше часа назад на экран начали поступать доклады, обведённые красными рамками, показывающими всю серьезность положения вещей. Предыдущие заголовки — метеорит или, возможно, небольшая комета, рухнувшая на Северную Африку — были забыты. К кораблям, на которых находился премьер-министр Марсианской Республики, приближалась неизвестная и, по-видимому, враждебная сила. Его эскорт двинулся на перехват. Это стало новостью года.

Затем Землю поразила вторая глыба, и то, что сочли природным катаклизмом, оказалось явным нападением.

— Это связано, — произнёс Холден. Слова всплывали медленно, да и мысли тоже — от шока его разум будто погрузился в противоударный гель. — Атака на премьер-министра. И вот это. Всё ведь связано?

— Не знаю. Может быть, — отозвался Фред. — Наверное.

— Вот что они планировали. Эта ваша радикальная фракция АВП, — сказал Холден. — Скажи, что ты не знал об этом. Что не участвовал.

Фред вздохнул и повернулся к нему с безграничной усталостью во взгляде:

— Пошёл ты.

— Ага. Хорошо. Просто хотел убедиться. — И добавил после паузы: — Твою ж мать!

В ленте новостей показывались снимки верхнего слоя атмосферы Земли, удар астероида на них напоминал кровоподтек. Облако пыли размывалось на запад, согласно вращению планеты. Пыльный шлейф будет продолжать расширяться, пока не охватит всё северное полушарие — и, возможно, дальше, — но сейчас это выглядело просто как чёрное пятно. Разум Холдена продолжал отвергать снимки, отказывался их принимать. Его семья жила на Земле: его матери и отцы, там остались его родные земли. Он так давно там не был, а теперь…

Он не смог закончить эту мысль.

— Мы должны с этим разобраться, — сказал Фред, обращаясь скорее к себе, чем к Холдену. — Мы должны…

В углу экрана всплыл запрос на соединение, и Фред нажал «принять». Маленькое окошко заполнило лицо Драммер.

— Сэр, есть проблема, — начала она. — Один из припаркованных кораблей, ожидающих ввода в док, только что взял на прицел главные двигатели станции и внешнее жилое кольцо.

— Систему обороны включили?

— В этом и проблема, сэр. Мы видим…

Дверь в офис открылась. Внутрь вошли трое в форме службы безопасности станции Тихо. Один нёс большой вещмешок, остальные двое держали в руках предметы, предназначение которых Холден не уловил. То ли какие-то странные ручные терминалы, то ли складные инструменты.

То ли… оружие.

Где-то внутри головы Холдена, словно по радио, чей-то голос произнес: «Это скоординированная атака по всей системе» и тут же первая женщина открыла огонь. Звук обрушился на них как удар, Фред откинулся на спинку кресла. Холден схватился за пистолет, но вторая женщина уже повернулась к нему. Он начал сползать вниз, чтобы укрыться за столом, но обе женщины выстрелили почти синхронно. У Холдена перехватило дыхание. Что-то ударило его чуть ниже ребер, и он не понял, ушибся ли он о край стола или его подстрелили. Он принялся палить в ответ, и мужчина уронил вещмешок. Голова первой женщины откинулась, и та упала на колени. Кто-то ещё стрелял, и по его ощущению прошли целые минуты — хотя на самом деле меньше секунды, — прежде чем до него дошло, что это Фред, лежащий на спине за столом и стреляющий между ног. Холден понятия не имел, откуда у Фреда взялся пистолет за считанные секунды после начала нападения.

Вторая женщина направила оружие на Фреда, но Холден перевёл дух, вспомнил, как нужно целиться, и выстрелил ей в живот. Мужчина выскочил из офиса. Холден опустил пистолет и скользнул на пол. Он не заметил на себе крови, но всё ещё не был уверен, что не схватил пулю. Первая женщина пыталась подняться на колени, прижимая ухо залитой кровью рукой. Фред снова выстрелил. Она упала. Всё происходило как во сне. Холден заметил, что вещмешок лежит раскрытым, а в нём виднеются аварийные скафандры.

Фред закричал, и его голос показался странно высоким и звучащим будто издалека. От громкой стрельбы они оба почти оглохли:

— Телохранитель из тебя хреновый, Холден. Ты в курсе?

— Никогда этому специально не учился, — заорал Холден в ответ. Слова выходили изо рта громче, чем слышались в ушах. Он осознал, что слышит ещё один крик, но не здесь. С экрана. Драммер. Он проигнорировал её и наклонился к Фреду. Кровь заливала его бок, но Холден не видел место ранения.

— Ты как? — крикнул Холден.

— Просто зашибись, — прорычал Фред, поднимаясь. Он поморщился от боли, сжал зубы и опустился в кресло. С экрана глядела побледневшая Драммер.

— Говори громче, — сказал ей Фред. — Тут было слишком шумно. Холден! Последи за этой чертовой дверью.

— Двери и углы, — пробормотал Холден, переступая через тела. — Вечно эти двери и углы.

За дверями офиса было пусто. На стене мигали огоньки. Наверное, аварийные сигналы. Теперь, обратив внимание, он услышал звук тревоги. Предупреждение о эвакуации. Кто-то эвакуировал кольцо станции. Ничего хорошего это значить не могло. Он задавался вопросом, хорошие ли парни включили тревогу, или же это часть плана. Отвлечь внимание от чего-то похуже. Он с трудом перевёл дыхание. Надо всё-таки проверить, нет ли ранения.

Холден взглянул на пистолет, зажатый в руке. «Кажется, я только что кого-то убил, — подумал он. И кто-то сбросил на Землю астероид. И попытался убить Фреда. Всё плохо. Нет, всё просто ужасно».

Он не заметил подошедшего сзади Фреда, пока тот не взял Холдена за локоть, опираясь и одновременно подталкивая вперед.

— Поживее, морячок! — сказал Фред. — Нужно идти. Они пальнули в нас торпедой, и какой-то мудак вывел из строя нашу систему обороны. — Фред сквернословил чаще обычного, видимо, стресс от стычки разбудил пехотинца, крепко спавшего где-то глубоко внутри.

— Они стреляют по кольцу? — поразился Холден.

— Да. А главное, стреляют в моём офисе. Мне начинает казаться, что я им не по душе.

Пошатываясь, они двинулись вперёд. По широкому коридору неслись люди к укрепленным убежищам и пунктам эвакуации.

Пожилой мужчина с седым ёжиком волос и застывшим в гримасе ртом заметил окровавленного Фреда. Не говоря ни слова, поймал его руку и закинул себе на плечо.

— В медотсек или к эвакопункту? — спросил он.

— Ни туда, ни туда, — ответил Фред. — Плохие парни пытаются занять машинное отделение. На моих людей напали. Их прижали к стенке, а две вражеские торпеды на подходе, чтобы вырубить двигатели. Мы должны выручить наших ребят и снова включить систему обороны. Посмотрим, получится ли у нас начать отстреливаться.

— Ты шутишь? — спросил Холден. — Тебя подстрелили. У тебя кровь идёт.

— Я в курсе, — отозвался Фред. — Где-то тут слева переход службы безопасности. Пойдём по нему. Он ведёт к строительной сфере. Как тебя зовут, босс?

Человек с гримасой вопросительно глянул на Холдена, пытаясь понять, к кому из них Фред обращается. Холден мотнул головой — его имя Фред уже знал.

— Электрик первого класса Гаррет Минг, сэр. Работаю на вас в общей сложности почти десять лет.

— Извини, не встречал тебя раньше, — сказал Фред. — Умеешь пользоваться пистолетом?

— Я быстро учусь, сэр.

Лицо Фреда казалось серым. Холден не знал, было ли это из-за потери крови, от шока или первым симптомом глубокого отчаяния.

— Это хорошо.

Станция Тихо была построена в виде шара диаметром в полкилометра. Внутри строительной сферы хватило бы места для размещения почти любого корабля размером чуть меньше линкора. Когда станция не двигалась, два кольца на её экваторе раскручивались навстречу друг другу, создавая искуственную гравитацию для целого города лучших инженеров и техников Пояса. Первоклассные двигатели в основании сферы могли переместить станцию ​​в любое место Солнечной системы. А теперь уже и за её пределы. Когда-то Тихо курировала «большую раскрутку» Цереры и Паллады. Это было бьющееся сердце Пояса и особый предмет его гордости. «Наву» — корабль, который должен был отправить людей к звездам, — был слишком велик, чтобы поместиться внутри строительной сферы, и его построили в космосе рядом с огромной станцией. Не было более подходящего места для исполнения великой мечты, чем Тихо. Наряду с терраформированием Марса и фермами Ганимеда, станция была живым свидетельством амбиций человечества и его мастерства.

Холден и представить себе не мог, что станция покажется ему такой хрупкой.

Переход от кольца к строительному куполу оказался чрезвычайно трудным подъемом. Они начали с полной трети g, еле тащились, а затем их вес стал уменьшаться. Когда двери снова открылись, они уже были в невесомости. Кровь, капающая с руки Фреда, теперь превратилась в слой жидкости, удерживающейся на его теле за счёт поверхностного натяжения, постепенно густея и превращаясь в желе. Гаррет был весь покрыт ею. И Холден тоже. Он всё ждал, когда Фред отключится, ​​но старик не терял ни внимания, ни решимости.

Видневшаяся из длинного матового туннеля коридора доступа строительная сфера выглядела как комплекс исключительной функциональности. Дополнительные коридоры изгибались между корабельными причалами, стены покрывал повторяющийся с едва заметными различиями орнамент из панелей доступа, энергопередатчиков, шкафчиков для оборудования и хранения, плит парковочных площадок для мехов. Через всё это проступал костяк станции, её стальные и керамические ребра, а освещение было таким ярким и резким, как солнечный свет в вакууме. Воздух в коридоре доступа казался сладковатым от запахов углеродной смазки и электрических разрядов. Держась рядом, трое мужчин плыли к южной части станции, к инженерным палубам и массивным термоядерным реакторам. Тело Холдена никак не могло определиться: то ли он падает в длинный, изогнутый колодец, то ли плывет в подземном воздушном потоке.

— Драммер! — рявкнул Фред. — Доложить обстановку.

На мгновение аудиосигнал его ручного терминала сбился, а следом раздался женский голос, глотающий слоги, но спокойный и размеренный ровно настолько, чтобы принять его за профессиональную версию чистой паники.

— Принято. Машинное отделение занято и отключено противником. Они продолжают удерживать резервное отделение силами примерно двадцати хорошо вооруженных бойцов. Производятся взаимосдерживающие действия с обеих сторон.

— Можете отступить?

— Небезопасно, сэр. Они не могут сменить позицию, но и мы тоже.

— А нам известно…

На том конце терминала раздался громкий звук, а секундой позже продирающий до костей трезвон всколыхнул коридор. Гаррет еле слышно выругался.

— Первая торпеда нанесла удар, сэр, — сказала Драммер.

— Кольцо?

— Нет, сэр. Сопло двигателя. Торпеда, нацеленная на кольцо, ударила несколько минут назад, но не взорвалась.

— Ну хоть что-то, — сказал Фред. — Нам известно вооружение мятежников?

— Стрелковое автоматическое оружие. Несколько гранат.

— Вы можете отключить им подачу воздуха?

— Есть ручное отключение, но у меня пока нет свободных людских резервов.

— Здесь со мной электрик первого класса, — ответил Фред. — Скажи, куда его отвести.

— Принято. Мы ищем доступ к служебной палубе номер четыре. Контроль внешних условий — Дельта Фокстрот Виски дробь шесть один четыре восемь.

— У них были вакуумные костюмы, — сказал Холден. — У тех, в твоём офисе. У них были аварийные костюмы. Отключение воздуха может ничего не дать.

Драммер отозвалась из ручного терминала Фреда:

— Будем удерживать их на месте, пока в баллонах не закончится воздух, если потребуется.

— Хорошо, — сказал Фред. — Мы уже в пути.

— Без остановок на «пропустить стаканчик», сэр, — ответила Драммер и лёгкое шипение связи оборвалось. Фред тихонько, с удовлетворением хмыкнул, оттолкнулся и поплыл дальше по коридору.

— Это не сработает, — сказал Холден. — Они поймут, что мы делаем, и прорежут переборку или ещё что.

— Ты знаешь разницу между кодом и шифром, Холден?

— Что?

— Код и шифр. Шифр — это когда ты шифруешь текст так, что никто не может понять, какие слова используются в сообщении. Код — это когда ты используешь слова в открытую, но меняешь их значение. Любой, у кого есть умный компьютер и полно времени, может взломать шифр. Но никто не может взломать код.

Холден переплыл широкий перекрёсток, где сходились три прохода. На мгновение перед ним раскинулась вся станция, по всем трём её осям. Фред и Гаррет, державшиеся чуть позади него, оттолкнулись сильнее, поэтому достигли противоположной стороны раньше него. Фред повернул налево и жестом приказал им следовать за ним.

— К четвёртой служебной палубе в другую сторону, сэр, — сказал Гаррет.

— Но к четверым нашим, сидящим в засаде, в эту сторону, — ответил Фред. Его голос стал слабее. — Шестой уровень, сектор четырнадцать, причал восемь. Когда окажемся на позиции, я постараюсь выманить плохих парней, и тогда мы возьмём их с фланга.

Холден на секунду задумался:

— Ты разработал целую систему на случай, если это произойдёт. Но что, если бы Драммер оказалась одной из них?

— Я разработал другие системы для Оливера, Чу и Ставроса, — сказал Фред. — Безопасная, открытая коммуникация с теми, кто остался бы со мной.

— Хитро, — отметил Холден.

— Я уже давно так делаю.

Люди сидели в засаде там, где и сказал Фред: три мужчины-астера и женщина с крепким телосложением землянки. У каждого была лёгкая броня, полицейские винтовки и шумовые гранаты. Фред выдал Гаррету небольшое гладкоствольное ружье и поставил с тыла, где он мог оказаться полезным и в то же время оставаться в безопасности. Один из людей попытался было заняться раной Фреда, но тот лишь отмахнулся.

Ближе к дну станции коридоры изгибались всё меньше, становясь почти горизонтальными. Они находились менее чем в десяти метрах от дверей резервного машинного отделения, где наклонная стена давала им укрытие. Когда всё начнётся, им придётся подойти ещё ближе.

У Холдена в кармане завибрировал ручной терминал. Новостная лента в красной рамке сообщала, что Землю поразил третий астероид. Холден выключил его. Если он позволит себе думать о происходящем в остальной Солнечной системе, то не сможет сосредоточиться на том, что должно произойти в этом коридоре. Тем не менее, горло у него сжалось, а руки задрожали, и контролировать он это не мог. Его семья была на Земле. Амос был на Земле. И Алекс находился в крошечном кораблике где-то неподалеку от конвоя марсианского премьер-министра. А Наоми… где-то ещё. От того, что он не знал, где именно, ему было ещё хуже.

— Пусть с тобой всё будет хорошо, — пробормотал он. — Просто пусть всё будет в порядке.

— Что? — переспросил Фред.

— Ничего. Я готов.

Фред включил связь:

— Драммер! Отбой отключению воздуха. Мы собираемся применить тяжелую артиллерию. Я тут вытащил из бара отряд пехотинцев. Они идут к вам на помощь.

— Принято, — отозвалась Драммер. Холдену почудилась улыбка в её голосе. — Только давайте побыстрее. Мы потеряли двоих. Не уверена, что мы долго продержимся.

— Десять минут, — сказал Фред, поднимая окровавленную левую руку в астерском жесте «занять позицию». Бойцы подняли оружие. Холден тоже.

У парней, укрывшихся внутри, ушло почти пять минут на то, чтобы решить, что пора сваливать.

Дверь открылась, и первые полдюжины мятежников вывалились из машинного отделения. Они были одеты как обычные люди: униформы охранников, комбинезоны техников — повседневная одежда, которую Холден привык видеть в баре или в коридорах. Это были просто люди, жители Тихо. Жители Пояса. Они заняли позиции, чтобы укрыться от шумовых гранат Драммер, не догадываясь о второй команде. По сигналу Фреда все шестеро открыли огонь, хотя Холден отметил, что сам он не особо рвётся кого-то поразить. В это время начала выбираться вторая волна мятежников, а первые попытались попасть обратно. Бойцы Драммер продвигались вперёд, ведя обстрел шумовыми гранатами и гелевыми пулями, которые врезались в пенопласт и почти мгновенно превращались в камень.

Через полминуты бой закончился. Спустя ещё пятнадцать минут включилась система обороны и торпедный катер нападавших, жарко пылая, затерялся где-то среди Троянских астероидов. И только ещё через час стали известны настоящие потери.

Убедившись, что станция находится в относительной безопасности, Фред позволил увести себя в медицинский отсек. Даже слабой гравитации кольца хватало, чтобы стало заметно, насколько он слаб. Экспертная система воткнула в него четыре иглы, наполняя искусственной кровью, и к его лицу начал возвращаться цвет. Холден, сидя у постели, смотрел на показания приборов и не видел их. Ему хотелось проверить новостные ленты о Земле, но и этого он не делал. Чем дольше он не будет за них браться, тем дольше ему не придётся об этом думать. Появление Драммер с отчётом о повреждениях принесло ему почти облегчение. Ещё один повод отвлечься.

— Торпеды повредили сопло двигателя, — сказала она.

— Насколько всё плохо? — спросил Фред.

— Вы хотите летать на этой штуковине с залатанным соплом? Плохо настолько, что нам придётся изготовить новое.

— Логично, — сказал Фред.

— По крайней мере, кольцо им взорвать не удалось, — сказал Холден. — Если бы та торпеда сработала…

Лицо Драммер застыло.

— Об этом. Мы ошиблись. Враг выпустил оружие с корпусом и приводом торпеды, но они оснастили его спасательным мехом на конце. Запустили его в ваш офис, разрезали внешний настил и вытащили половину стены.

Фред моргнул.

— Вот зачем им были нужны аварийные скафандры, — догадался Холден. — А я всё думал… Но, как по мне, это довольно странный способ до тебя добраться. Вскрывать твой офис, будто банку сардин.

— Им нужен был не я, — сказал Фред, а затем замолчал и выругался.

— А что? — спросил Холден. — Что тогда?

Ответила Драммер. Тем же профессионально-спокойным голосом, что и во время перестрелки:

— Враг захватил стену с сейфом полковника Джонсона. Открыть его будет непросто, но при наличии у них времени и ресурсов, мы должны допустить, что они справятся.

— Но ведь они уже вскрыли вашу систему управления, так? Любые конфиденциальные сведения, что они получат из него, наверняка у них уже были.

Холден всё понял ещё до того, как Фред это озвучил. Но хотел дать Вселенной возможность убедить его, что он ошибается. Сделать так, чтобы самое ужасное никогда не свершилось.

— Они получили образец, — проговорил Фред, превращая ужас в реальность. — Кто бы это ни сделал, теперь у них есть протомолекула.

Глава 24: Амос

— А разве плотность не учитывают при расчётах? — спросила Кларисса. Какую бы дрянь не вкачивали ей в кровь, её действие закончилось. Девушка выглядела уже получше. Вены всё так же виднелись под тонкой, как пергамент, кожей, но на щёки начал возвращаться румянец.

— Конечно, учитывают, но самое главное — это энергия, которая уходит на разгон астероидов. Можно швырнуть с корабля кусок вольфрама или чёртову подушку, но всё равно придётся разогнать корабль до требуемой скорости. И если говорить об энергии, то потратить её придётся заранее.

— Но подушка сгорит ещё до столкновения с землёй.

— Хм, ценное замечание.

На экране новостные ленты показывали удары снова и снова, собирая материалы из разных источников, которые только могли найти: терминалов, камер систем безопасности, картографических спутников на высоких орбитах. Стрела из ионизированного воздуха вспыхивает, как выстрел из рельсовой пушки, и Северная Африка расцветает громадной розой огня, снова и снова. Ещё один луч в воздухе, похожий на выстрел, и Атлантический океан превращается из широкого простора тёмно-синей воды в расширяющиеся круги жуткой зелени, изрыгающие белое и чёрное в небо. Казалось, репортёры думали, что, если все будут продолжать смотреть на это, оно обретёт какой-то смысл.

Погибли миллионы людей, и в ближайшие часы от цунами и наводнений погибнут ещё миллионы. За несколько недель или месяцев погибнут миллиарды. Земля стала другой планетой с тех пор, как он спустился под землю. С этим нельзя было разобраться, просто наблюдая, но не смотреть он тоже не мог. Всё, что ему оставалось, это болтать с Персиком о всякой ерунде и смотреть, что произойдёт дальше.

Спокойствие комментатора с лёгким европейским акцентом наводило на мысль, что он всыпал в себя изрядное количество таблеток. Ну или голос был обработан и изменён при помощи специальных технологий. «Объекты были обнаружены радарами лишь в момент входа в атмосферу Земли менее чем за секунду до столкновения».

Изображение на экране сменилось на апокалиптическую картину со спутника: цикл из пяти кадров, демонстрирующих столкновение в Атлантическом океане и расходящуюся по всему океану ударную волну. Масштабы были огромны.

— Видишь, — сказал Амос, ткнув пальцем на экран, — теперь ясно, что они покрыли глыбы материалом, поглощающим лучи радаров. При попадании в атмосферу он сгорел и перестал работать, так? В любом случае, известно, что астероид пролетел от ионосферы до уровня моря примерно за полсекунды, это около двухсот километров в секунду. Я сейчас просто прикидываю, но весь этот шум, о котором все говорят, можно проделать с кубиком карбида вольфрама с сечением где-то в три с половиной-четыре метра. Не такой уж он большой.

— Ты можешь посчитать всё это в уме?

Амос пожал плечами:

— Я уже много лет занимаюсь тем, что играю с термоядерными двигателями с магнитным удержанием. Те же самые расчёты, ну, почти. Будто просто знаешь, что и как.

— Я заметила, — сказала она. И, чуть погодя, добавила: — Думаешь, мы скоро умрём?

— Ага.

— Из-за этого?

— Возможно.

На экране в новостях повторялась пятисекундная запись с какого-то парусника. Вспышка абсолютно прямой молнии, странная деформированная линза волны давления, изгибающая воздух и свет, а затем запись обрывалась. Кто бы ни находился на том корабле, они погибли прежде, чем поняли, на что именно они смотрят. Наверное, самыми распространенными последними словами в тот день были «хм, это странно». Или «ох, чёрт!» Амос рассеянно отметил, что где-то в кишках возникла лёгкая боль, будто от переедания. Возможно, от страха, шока или чего-то вроде этого. Из горла Клариссы вырвался какой-то сдавленный звук. Амос внимательно посмотрел на неё.

— Я бы хотела снова увидеться с отцом.

— Да?

Она помолчала, а затем продолжила:

— А что, если бы у него получилось? Если бы он разобрался, как контролировать протомолекулу? Всё могло бы пойти иначе. Этого могло бы не случиться.

— Случилось бы что-то другое, — ответил Амос. — И если бы ты видела ту штуковину своими глазами, ты бы не думала, что это чем-то лучше.

— Как думаешь, капитан Холден когда-нибудь…

Вдруг пол поднялся и ударил Амоса по ногам. Следуя инстинкту, он попытался откатиться в сторону, но это было повсюду. Избежать ударов не получалось. Экран разбился вдребезги, освещение отключилось. Что-то громыхнуло. Несколько секунд его швыряло по комнате, как игральный кубик в коробке, и он не мог понять, что же его бьёт. Вокруг воцарилась тьма.

Бесконечное мгновение спустя вспыхнуло янтарным светом аварийное освещение. Кровать Клариссы лежала на боку, девушка скатилась с неё на пол. Лужа бесцветной жидкости растекалась вокруг медицинской системы, наполняя воздух едким запахом, похожим на хладагент и алкоголь. Толстое армированное пуленепробиваемое стекло растрескалось в своей раме и было теперь матово-белым, как снег. Сеть трещин кружевом покрывала стену. Полуистерический смех Клариссы булькал в углу, и Амос почувствовал, как на его лице расползается ответная дикая улыбка. Звучала сирена, вой нарастал, стихал и нарастал опять. Он не знал, должно ли так и быть, или она была сломана ударной волной.

— Ты цела, Персик?

— Не уверена. Сильно болит рука. Кажется, она сломана.

Он поднялся на ноги. Болело всё тело. Но его долгое знакомство с болью подсказывало ему, что ничего по-настоящему серьёзного с ним не случилось. Поэтому он задвинул боль в дальний угол и решил просто не обращать внимания. То ли земля продолжала немного дрожать, то ли он сам. «Ну, если дело во мне, то это хреново». Дверь в коридор оставалась закрытой, но что-то с ней было не так: раму будто перекорёжило. Он задумался, получится ли её вообще хоть как-то открыть.

— Мы на десятом этаже под землёй, — сказала Кларисса.

— Ага.

— Если здесь так, насколько же всё плохо наверху?

— Не знаю, — сказал Амос. — Пошли посмотрим.

Она села. Её левая рука уже опухла и казалась в два раза толще правой. Видимо, всё-таки перелом. В своей тюремной робе она выглядела, как привидение. Как что-то уже умершее, но продолжающее передвигаться. «Может, так и есть», — подумал он.

— Мы заблокированы, — сказала она. — Мы не выберемся.

— Дело в том, что для нас быть взаперти, это и значит быть в тюрьме. На деле же чтобы здесь была тюрьма, снаружи должна быть, ну знаешь, цивилизация. Думаю, это превратилось просто в большую дыру в земле с кучей опасных людей в ней. Надо уходить.

Он ударил в дверь. Это было всё равно что пробивать переборку голыми руками. Он отошёл и попробовал разбить окно. Это оказалось немногим лучше. Он попробовал ещё трижды, пока голос снаружи не оборвал его.

— Прекратить немедленно! Объект заблокирован!

— Кто-то не знает, что это больше не тюрьма, — сказала Кларисса. Она говорила как слегка пьяная. Может, вдобавок к перелому руки было ещё и сотрясение мозга.

— Сюда! — крикнул Амос. — Эй! Мы здесь застряли!

— Объект заблокирован, сэр. Вы должны оставаться на своём месте, пока…

— Стена треснула, — закричал Амос в ответ. — Она рухнет.

Возможно, это даже было правдой.

Повисла тишина, а затем раздался щелчок в двери. Дверь открылась на пару сантиметров, и её заклинило. Они увидели охранницу. Тусклые аварийные светильники, расположенные по низу коридора, окрашивали её в оттенки серого. Даже так он мог видеть страх на её лице. За ней стояли и другие люди, но ему не удалось их разглядеть.

— Извините, сэр, — сказала она, — но это помещение…

Амос подставил в дверь плечо, не высовываясь, но и не позволяя её снова закрыть.

— Заблокировано. Я знаю, — сказал он. — В том-то и дело. Нам нужно эвакуироваться.

— Вы не можете, сэр, это…

— Не только нам, — сказал Амос. — Вам тоже. Вы должны убираться отсюда, если, конечно, не мечтаете умереть на работе, что меня очень огорчит.

Охранница облизала губы. Её взгляд метнулся вправо. Он пытался придумать, что окончательно её убедит, но лучшее, до чего додумался, это ударить в челюсть и надеяться, что успеет выбраться наружу раньше, чем кто-нибудь его пристрелит. Он уже начал отводить руку назад, когда Кларисса положила ладонь ему на плечо.

— У вас ведь там близкие, наверху, да? — спросила она. — Друзья? Семья?

Взгляд охранницы затуманился, как будто она видела что-то другое. Кого-то другого. Может быть, умершего, но еще не остывшего.

— Я не… я не могу сейчас думать об этом.

— В уголовном законодательстве говорится, что вы несёте ответственность за поддержание безопасности и здоровья заключённых под стражу, — сказала Кларисса. — У вас не будет проблем из-за эвакуации. Вы станете героем.

Охранница тяжело дышала, будто выполняла какую-то тяжелую физическую работу. Амосу приходилось видеть, как люди ведут себя так, когда они чем-то расстроены, но на самом деле он этого не понимал. Кларисса мягко отстранила его и наклонилась к охраннице.

— Вы не сможете принять участие в помощи там, если будете заживо похоронены здесь, — мягко сказала девушка. Будто извиняясь за что-то. — Возможен афтершок[Афтершок — повторный сейсмический толчок, меньшей интенсивности по сравнению с главным сейсмическим ударом.]. Стены сложатся. В эвакуации нет ничего позорного.

Охранница сглотнула.

Кларисса склонилась к ней и практически прошептала:

— Здесь гражданский.

Охранница пробубнила что-то себе под нос, слишком тихо, чтобы Амос смог расслышать, а затем обратилась к кому-то через плечо.

— Салливан, помоги мне открыть эту проклятую дверь. Здание разваливается, а у нас там чёртов гражданский, надо переместить его в безопасное место. Моррис, если этот ублюдок попытается что-то вытворить, приложи его хорошенько. Понял, кретин? Одно неверное движение, и тебе крышка.

Кто-то в коридоре засмеялся, и это прозвучало как угроза. Амос и Кларисса отступили. Две новые руки схватились за дверь и потянули в новой попытке открыть.

— Обеспечить гражданскому безопасность? И это её убедило? — спросил Амос.

Кларисса пожала плечами.

— Ей нужно было найти какое-то оправдание своим действиям. Похоже, ты ценный экземпляр.

— Ну конечно. Просто не привык, что кто-то с этим считается.

Дверь открывалась с визгом и повернулась в коридор лишь наполовину, прежде чем вновь застрять. Возможно, навсегда. В коридоре масштаб повреждений был яснее. По центру бежала трещина, один её край был на три-четыре сантиметра ниже другого. Воздух был плотнее, чем должен быть. Амос почувствовал рефлекторное побуждение проверить воздушный рециркулятор. Может быть, оно даже не было неверным. Нахождение на глубине тридцати с лишним метров под землёй было очень похоже на нахождение в вакууме. Если разрушения окажутся сильными, атмосфера станет проблемой.

Другой заключенный, Коничех, стоял на коленях; второй охранник, Моррис, стоял в трёх шагах позади него, направив в спину мужчины оружие. Если это пистолет, то он был незнакомой Амосу конструкции. Лицо заключённого было опухшим с левой стороны, будто он проиграл боксёрский поединок при очень медлительном рефери. Охранница, другие два охранника, Персик и этот парень.

Коничех бросил на него взгляд из-под длинных прядей седых волос и едва заметно кивнул. Амос почувствовал, будто успокаивающая волна прошла через тело, расслабляя плечи, согревая внутри. Всё могло пойти плохо, перед тем как закончиться, но этот уровень насилия был ему понятен.

— Новый план, — сказала охранница. — Мы эвакуируем этих заключенных и гражданского на поверхность.

Охранник, который помогал открывать дверь — Сулиман, Салливан или что-то в этом роде — был толстым человеком с бычьей шеей и сросшимися чёрными бровями, пролегавшими поперёк лба. Моррис — парень с пушкой — был тоньше, старше, с плохими зубами и отсутствующей фалангой на левом мизинце.

— Уверена, что не хочешь запереть заключённых перед уходом? — спросил Моррис. — Я чувствовал бы себя гораздо лучше, не имея за спиной этих чёртовых психов.

— Персик идёт со мной, — сказал Амос, дёрнув плечом. — Только так.

— Может потребоваться помощь в разборе завалов, — сказал Коничех. Это он засмеялся тогда, раньше. Слова, безобидные сами по себе, содержали в себе такую же угрозу, но остальные, казалось, не слышали этого. Амос удивлялся, почему.

— Лифты отключены, поэтому воспользуемся лестницей, — сказала охранница. — Она выведет нас отсюда. Как только окажемся наверху, сможем обеспечить безопасность заключенных.

— Что насчёт последствий? — спросил толстый охранник. Амос был почти уверен, что его звали Салливан.

— Это ядерный удар, придурок, — прорычал Коничех.

— Рона, разве мы не должны связаться с капитаном, прежде чем это делать? — спросил Моррис. Он не сводил взгляд со спины Коничеха. «Соображает», — подумал Амос и отложил эту информацию на потом.

— Капитан не отвечает, — сказала охранница Рона. Голос был напряжённым от слишком больших усилий сдерживать панику, не дать ей выйти наружу. По тому, как двое других притихли, Амос понял, что они этого не знали. — Давайте двигаться к лестнице. Моррис, ты идёшь первым, потом заключённые, потом я и Салли. Вам нужно следовать за нами, сэр.

— Я пойду с ними, — сказал Амос.

— Не доверяешь мне и своей девушке? — прорычал Коничех.

— Не-а, — усмехнулся Амос.

— Давайте двигаться, чёрт возьми, — сказала Рона. — Не стоит дожидаться повторных толчков.

Страх был интересной штукой. Амос видел его у всех охранников, но точно не сказал бы, что на него указывало. Возможно то, как Моррис то и дело оглядывался через плечо. Или как Рона и Салливан шли точно след в след за ним, словно пытаясь договориться друг с другом просто с помощью длины шагов. Персик казалась собранной и опустошённой, но это было что-то, присущее только ей. Слева от Амоса Коничех выпятил бороду и устроил представление на тему того, какой же он крутой засранец, что могло бы быть забавно, если бы его нервная система не была перестроена под насилие. Парни вроде него или были всегда и по любому поводу напуганы, или настолько повёрнуты, что можно не принимать их в расчёт. Амос попытался понять, напуган ли он. Но не смог определить. Он также размышлял, будут ли падать новые астероиды, но на эту тему нечего было сказать.

Тюрьма вокруг них разваливалась. По стенам пробежали трещины, как будто пол сначала на пару сантиметров сдвинулся, а потом вернулся на место. Откуда-то раздавался звук воды, льющейся из труб. Работало аварийное освещение, но кое-где лампочки не горели, создавая островки темноты. Даже если бы лифты работали, он бы не захотел на них подниматься. Годы проживания на кораблях подарили ему одну способность — понимать, как работает всё судно, исходя из данных с нескольких локальных индикаторов. И если бы «Яма» находилась на орбите, он бы спал там в аварийном скафандре, просто чтобы избежать неприятного удивления, проснувшись от удушья.

— Прекрати свистеть, мать твою, — сказал Коничех.

— Я что, свистел? — спросил Амос.

— Да, свистел, — ответила Кларисса, всё ещё баюкая опухшую руку.

— Надо же, — сказал Амос и снова начал насвистывать, на этот раз специально.

— Я сказал, прекрати, — проворчал Коничех.

— Ага, — согласился Амос, дружелюбно кивая. — Ты так и сказал.

— Заключённым соблюдать тишину! — рявкнула сзади Рона. — И пусть гражданский будет любезен заткнуться тоже.

Амос наблюдал за Коничехом краем глаза. Пока ещё не было уверенности, но примерно шестьдесят на сорок, что одному из них придётся убить другого. Не сейчас, но ещё до того, как всё это закончится. Он мог лишь надеяться на сорок.

Дрожь пробежала по полу, как от тяги плохо настроенного двигателя. Бетонная пыль посыпалась вниз, похожая на янтарный снег в свете ламп. Моррис сказал что-то нецензурное.

— Повторный толчок, — сказала Рона. — Просто повторный толчок.

— Возможно, — сказала Кларисса. — А может быть, ударная волна из Африки. Я не помню, насколько быстро такие силы передаются через мантию.

— Какая на хрен Северная Африка? — сказал Коничех. — Не может быть, чтобы мы это почувствовали.

— Когда завод в Галвестоне взлетел на воздух, ударную волна ощущалась, даже когда она третий раз обошла планету, — сказала Кларисса.

— О, так сучка ещё и профессор по истории?

— Заключённым соблюдать тишину! — заорала Рона. Её голос зазвучал более взволнованно. За углом светился зелёным знак, изображающий человека с толстыми ногами-палками, шагающего вверх. Он задумался, как много народу сейчас здесь, на этом уровне всё ещё заперты и ждут спасения. Сколько уже тащится по этой лестнице по пути к выходу. Охранники продолжали играть в свою игру не раскрывая карт, но он поставил бы большие деньги, что очень много людей прямо сейчас принимает свои собственные решения.

Моррис остановился перед дверью на лестницу. Считыватель, встроенный в стену рядом, показывал красный значок «закрыто», пока Моррис не провёл по нему своим ручным терминалом и не нажал что-то на дисплее. Замок сменил цвет на зеленый, и дверь скользнула в сторону, открываясь. «Конечно, они подключили замки в тюрьме к аварийной сети», — подумал Амос. Он задумался, сколько ещё всего было закрыто.

В коридор хлынул оползень из грязи, воды, камней, бетона и арматуры. Моррис вскрикнул и отпрыгнул, затем упал на землю, схватившись за голень. Его брюки были разорваны, и Амос заметил тёмную влагу между его пальцами. Кровь.

— Моррис! — сказала Рона. — Доложить!

— Мне нужно наложить швы.

— Я пойду вперёд осмотреться, — сказал Амос, уходя «так что не стреляйте в меня» как само собой разумеющееся. Щебень и грязь были настолько плотными, что он не сказал бы, существует ли под ними лестница. Он не мог сказать, откуда поступает вода, но пахло чистым. Это значило, что, возможно, это была питьевая вода. Ещё один толчок вытряхнул несколько камней и кусок бетона размером с голову.

Салливан бормотал под нос поток непристойностей, и это напоминало не столько гнев, сколько первые признаки паники. Амос покачал головой.

— Здесь не пройти, — сказал он. — В нашем распоряжении нет нескольких месяцев и землеройной техники. Нужно найти другой выход на поверхность.

— Чёрт возьми, нет другого выхода, — сказала Рона. — Маршрут эвакуации должен проходить прямо здесь.

— Персик?

Голос Клариссы был спокойным, но слова звучали немного невнятно:

— Непростая задача, Амос. Это тюрьма для особо опасных преступников. В ней не предполагается множество лёгких маршрутов эвакуации.

— Справедливо, — сказал Амос. — Но скажи, что ты придумала что-нибудь толковое.

— Охрана отключена. Если сможем добраться до шахты лифта и она не заблокирована кабиной, можно вскарабкаться наверх.

— Десять этажей при полной гравитации, да ещё со сломанной рукой? — он не стал упоминать о возможном сотрясении мозга, которое могло повлиять на её чувство равновесия.

— Никто не говорил, что будет весело.

— Все лестницы заблокированы, — сказала охранница. — Везде установлены двери, так что никто не сможет подняться без разрешения.

Коничех издал звучный, безрадостный смешок, и Салливан направил на него второе странное подобие оружия.

— Персик?

— Не знаю. Возможно, удастся найти что-то ещё.

Амос вытянул шею, позвонки щёлкали, как петарды.

— Это будет длинный грёбаный день, — сказал он.

Глава 25: Наоми

Час за часом история разворачивалась, с каждым мгновением становясь всё ужаснее. Сначала новостные ленты с Земли и Марса, потом репортажи со станции Тихо и Ганимеда. Их вели журналисты с опустошенными от потрясения лицами, некоторые рыдали. Удары по Земле занимали большую часть новостного потока: это были картины апокалипсиса. Волны, сокрушающие на своём пути города вдоль побережья Атлантики, выбивающие окна на четвертых-пятых этажах. Армия небольших торнадо, формирующаяся за передним краем ударной волны. Планета, которую Наоми привыкла видеть сияющей, словно горящей из-за неизменного света мегаполисов, угасала. Полевой госпиталь в Дакаре, где дождь из пепла и камней покрывал ряды мертвецов, а следом появлялись новые ряды. Трясущийся пресс-секретарь ООН, подтверждающий смерть генерального секретаря. Пустота между планетами кишела болтовней и домыслами, отчетами и теориями, за которыми следовали отчеты и теории, опровергающие предыдущие. Из-за временной задержки было практически невозможно восстановить последовательность событий. Казалось, всё происходит одновременно.

Она предполагала, что Марко именно этого и добивался.

События в других местах — вещи, которые были бы значимыми в любой другой день, — казались сносками к великому тезису о разрушении, разыгрывающемся на Земле. Да, была попытка переворота на станции Тихо, но Земля умирала. Да, ячейка АВП взяла под контроль порты на Ганимеде, но Земля умирала. Да, разыгралась битва между марсианскими кораблями сопровождения и неизвестной силой возле группы астероидов Венгрии, но Земля умирала. Не покидало ощущение, что что-то необъятное обрушилось на всё человечество.

Снаружи, в кают-компании каждое новое сообщение поднимало хор ликующих голосов и восторженные аплодисменты. Сидя в отведённом ей помещении, она наблюдала за всем, всё больше погружаясь в оцепенение. Но под ним было что-то ещё. По прошествии половины смены она выключила экран. Отражение её собственного лица выглядело, как ещё один ошеломлённый репортер, безуспешно пытающийся подобрать слова. Она вытолкнула себя из амортизатора и отправилась в общую комнату. Та была так похожа на камбуз «Роси», что её мозг пытался узнать его, терпел неудачу и пробовал снова. В совершенно незнакомом пространстве было бы куда легче, чем в этой архитектурной зловещей долине.

— Эй, Костяшка, — позвал Цин, возвышаясь над окружающей толпой, — решила прогуляться, а?

Она на автомате пожала плечами по-астерски, но Цин не сел обратно. Вопрос был не от друга, интересующегося, куда она идёт, а от охранника, требующего информацию от заключенного. Она тщательнее подобрала выражение лица.

— Так вот зачем. Вот зачем я ему понадобилась?

— Марко есть Марко, — сказал Цин странно мягким голосом. — Он решил, что ты должна быть с нами, так и вышло, так? Почему так важна причина? Здесь всё ещё самое безопасное место в системе.

Наоми сделала длинный вдох и выдохнула.

— Очень много информации для размышления, — сказала она. — Слишком.

— Есть такое, — сказал Цин.

Наоми посмотрела на свои руки, ее пальцы были переплетены. «Действовать, как одна из них, — подумала она. — Что бы она сделала, если бы снова была одной из них?» Ответ пришёл слишком естественно. Как будто она была одной из них. Как будто так было всегда.

— У корабля есть запасы, — сказала она. — Я могу сделать проверку. Быть полезной.

— Я с тобой, — сказал он, следуя за ней.

Она знала, куда идти, как ее отвезет лифт, где находится механическая мастерская. До этого она и не подозревала, что, проведя годы на «Роси», она заодно усваивает логику проектирования марсианского флота. Когда они добрались до цеха, она знала, где будут храниться диагностические матрицы, хотя никогда не бывала в этом месте раньше.

Цин замялся, прежде чем открыть шкафы, но лишь на секунду. Проверкой инвентаря, тестированием батарей, реле и баллонов с воздухом в свободное время занимался каждый, кто рос в Поясе. Это было так же естественно, как пить воду, и когда она подняла матрицу, он тоже. Дверь в грузовой отсек была заперта, но она открылась перед Цином.

Отсек был хорошо укомплектован. Магнитные контейнеры, зафиксированные на полу и стенах аккуратными рядами. Она мимоходом задумалась, откуда это всё, и что было обещано взамен. Она подошла к ближайшему, подключила матрицу и вскрыла его. Ящик раскрылся. Батареи. Она взяла первую, присоединила к матрице. Индикатор стал зеленым, и она отсоединила батарею, вернула её на место и взяла следующую.

— Все окажутся хорошими, — сказал Цин. — Военный уровень, так.

— Ну да, спасибо господу, вояки никогда не делают неправильное дерьмо, — индикатор стал зеленым. Она взяла следующую батарею. Цин подошёл к следующему ящику, открыл его и начал делать то же самое.

Она приняла это как любезность. Он не стал её другом, он был тюремщиком. Он мог без труда вернуть её в её каюту и запереть дверь, чтобы она оставалась там, однако не сделал этого. Он мог сторожить ее, пока она работала с батареями, но не стал. Он притворялся, что они вместе выполняют задание, наравне. Даже если это означало, что придется пропустить пиво и Армагеддон с друзьями. Против своей воли Наоми почувствовала искру признательности за это.

— Большой день, — сказала она.

— Который давно ждали, — сказал Цин.

— Давно, — согласилась она на автомате.

— Должно быть, странно видеть его снова.

Она достала очередную батарею, проверила, вложила обратно, схватила еще одну. Цин прочистил горло.

— Mé falta[Извини.], — сказал он. — Мне не следовало этого говорить.

— Нет, всё в порядке, — сказала Наоми. — Да, видеть его снова странно. Когда-то мне стоило большого труда сбежать от него. Не думала, что когда-нибудь вернусь.

— Плохие времена.

— Эти или те?

Цин рассмеялся и вопросительно посмотрел на неё:

— Эти? Да это ж земля обетованная. Пояс встает в полный рост. Ты знаешь, как было раньше. Помнишь, как начиналось истощение, потому что мы не могли получить достаточно кислорода. Ломкие кости, потому что медицинские препараты обложили слишком большой пошлиной.

— Помню, — сказала она, но Цин уже разошёлся, и не был готов остановиться. Он положил свою матрицу и таращился на неё. Сопереживание испарилось, теперь его глазах были полны гнева. Не к ней. К чему-то большему.

— Три моих кузины умерли, поскольку земные корпорации не захотели продавать хорошие антираковые препараты астерам. Дали им дерьмо, оставшееся от производств на Ганимеде. Только вот чан с мясом не похож на людей, так? Точно так же не работает, но кому какое дело? У Тио Беннетта забрали его корабль, потому что он просрочил разрешение. Он не был даже в долбаном земном доке, но он не заплатил, так что они взяли его, оттащили на Цереру и продали его оборудование. И с чего? Они защищали нас от пиратов? Они защищали нас от третьесортных производителей, которые продавали устаревшие костюмы как новые? Им было дело, если в нас стреляли? Если нас убивали?

— Я знаю, им нет дела.

— Не было, Костяшка, не было. Потому что прошлое теперь прошло. Сегодня, — сказал Цин, тыкая в воздух пальцем. — Ты летала на их стороне много лет и может хватит. Тогда, раньше, держа Филипито вдали, может, мы все делали неправильно, а? Но я начинаю думать, что деля койку с койо с Земли так долго, ты забыла, кто ты такая. Начинаю думать, что, может, они тебе нравятся?

«Нет, — хотела сказать она. — Нет, никогда не забывала». Но даже если бы она подобрала слова, она не была уверена, что они будут правдой. Была когда-то девушка с её именем, которая принадлежала всему этому. Которая чувствовала тот гнев, что она видела в Цине и Филипе. Было время, когда она могла радоваться гибели Земли. Но Джим был с Земли. И Амос. Алекс с Марса, что с точки зрения Пояса было, в общем, одно и то же. А кем была она? Их комнатным астером? Тем, кто к ним не принадлежал? Она так не думала. Так что она была чем-то ещё.

И вообще, как хорошо они знали её, если честно? Она столького не рассказала. Она не знала, что могло бы измениться, если бы она это сделала.

Цин смотрел на нее сердито: жесткий взгляд, стиснутые челюсти. Она попыталась отступить за занавес своих волос, но этого было недостаточно. Не здесь. Не сейчас. Она должна была что-то сказать, как-то отреагировать, иначе это было бы равносильно признанию, что она не испытывает от всего этого радости. Она попробовала подумать, что Джим мог бы сказать, но представить его себе было всё равно, что ткнуть в открытую рану. Вина за то, что скрывала от него прошлое, и горе, и желание быть вдали от него, и страх, что что-то плохое произошло с ним на Тихо. Или происходит, прямо сейчас, пока она ничего об этом не знает. Она не знала, что мог бы сказать Джим, и не смела представить его себе.

Хорошо, тогда Амос. Что сделал бы Амос?

Она сделала глубокий вдох, выдохнула. Подняла взгляд, откинула волосы назад. Усмехнулась.

— Ну, Цин. Это одна из точек зрения, — сказала она добродушно, — не так ли?

Цин моргнул. Чего бы он ни ожидал, это было не оно. Она проверила последнюю батарею в контейнере, вернула на место и закрыла ящик. Цин всё так же смотрел на неё, чуть склонив голову влево. Это придавало ему настороженный вид.

Хорошо.

Она кивнула на открытый контейнер.

— Будешь их проверять? — спросила она. — Или тебе помочь?

Судя по всему, к наступлению ужина атаки закончились. Новости же, наоборот, посыпались кучей. Она села за стол, как и все на корабле, казавшемся таким знакомым. Цин сел справа от неё, а молодая женщина, которую она не знала, — слева. В её тарелке были навалены жареные грибы с острым соусом, как их делал Рокку. Она ела одной рукой, тем же способом, что и остальные, и размышляла, смог бы кто-нибудь, оглядев комнату, выделить её как что-то неуместное.

Экран показывал новости со станции Тихо. Она смотрела и пыталась ничего не чувствовать. Когда появилась Моника Стюарт, она почувствовала укол страха, который не смогла бы внятно объяснить. Женщина сделала вступление, в котором не сказала ничего для Наоми нового, а потом повернулась к Фреду Джонсону, застывшему напротив нее. Он выглядел старым. Он выглядел уставшим. Она не смотрела на него, краем уха слушая, что он говорит, оглядывая вместо этого края экрана, в надежде, что там будет Джим. Остальные всё время перебивали его или свистели. Она ловила обрывки.

— Вы верите, что вы были основной целью атаки?

— Похоже, что так.

— Долбаный врун! — заорал кто-то на другом конце камбуза, и остальные заревели, соглашаясь. Включая Цина.

Фред осторожно пошевелился, камера осталась рядом с его лицом. Он испытывал боль, но скрывал это. Она как-то слышала, что птицы на Земле делали всё, что могли, чтобы скрыть, что они больны. Любые видимые слабости были приглашением к нападению. В этом свете Фред Джонсон казался уязвимым. Возможно, всё теперь было уязвимым.

— Нападавшие под арестом, и мы надеемся в скором времени получить ясное представление, кто за этим стоял.

Что-то в этом не давало ей покоя. Зная Марко, было странно, что он не устроил посвященный этому пресс-релиз. Он и её притащил сюда чтобы порисоваться, так?

Или же нет? Предполагалось, что она приведёт с собой «Росинант», и они были разочарованы, когда она этого не сделала. А был ли корабль действительно тем, чего он хотел? Или это был Джим? Она размышляла над этим с чувством страха от того, что могло бы случиться, приди она не одна.

И вот, как если бы мысль могла вызвать его, Моника Стюарт закончила интервью с полковником Фредом Джонсоном — голосом АВП и управляющим станции Тихо — и повернулась к капитану Джеймсу Холдену.

Она затаила дыхание.

— Насколько я понимаю, вы работали телохранителем полковника Джонсона, — сказала Моника.

— Да, это правда, — сказал Джим с небольшой гримасой. Видимо, он не очень хорошо справился с этим. — На самом деле, в этом не было необходимости. Людей, внедрившихся в группу безопасности, было незначительное количество. Он никогда не был в реальной опасности.

Он лгал. Наоми оттолкнула свою еду.

— Это правда, что была вторичная цель? Некоторые люди сообщают, что нападение, возможно, было прикрытием для какой-то кражи.

В глазах Джима вспыхнуло раздражение. Ей стало интересно, заметил ли кто-нибудь ещё. Вероятно, Моника вторгалась на территорию, о которой они не договаривались. Или договорились не затрагивать.

— Мне они об этом не сообщали, — сказал Джим. — Насколько мне известно, помимо некоторых повреждений станции, переворот полностью провалился.

Очередная ложь.

— Переключи новости! — заорал кто-то. Поднялся хор согласных голосов. Кто-то бросил про Джима что-то оскорбительное, и Цин посмотрел на неё, а потом в сторону. Наоми вернулась к еде. Острый соус жёг губы, но она не обращала внимания. Экран переключился на главные новости с Земли. Репортёр был молодым человеком в черном дождевике. Судя по тексту, он находился в каком-то месте под названием Порто. Здания за ним были древними вперемешку с новыми, и плотная, мутная вода текла по ним. На высокой точке за ним лежали ряды мешков. Нет, пакетов для тел.

— Это был он, да?

Она не знала, как долго Филип стоял за ней. Девушка слева от неё кивнула Филипу и ретировалась. Мальчик занял освободившееся место. Клочки щетины тянулись вдоль линии подбородка, чёрные на фоне смуглой кожи. Он повернулся, чтобы взглянуть на неё, и его глазам потребовалась секунда, чтобы найти её, будто он был пьян.

— Это был человек, ради которого ты нас бросила, да или нет?

Цин хрюкнул, словно пропустил удар. Наоми не поняла, почему. Вопрос был настолько неправильный, что было действительно смешно.

— Нет, он не сыграл в этом роли, — сказала она. — Но да, я летаю с ним.

— Он красивый, — сказал Филип. Она задумалась, чьи слова он повторяет. Непохоже, что Марко. — Хотел сказать о том… в смысле, как тебе здесь? Хотел сказать…

Но он не стал продолжать эту мысль. Она подумала, не сожаление ли она увидела в его глазах, или она придумала это, потому что хотела, чтобы так было. Она не знала, что сказать, как ответить. Она чувствовала в себе слишком много версий себя: пленница, соучастница, вернувшаяся мать, мать ушедшая — и все они говорили разное. Она не знала, кто из них был ей самой. И был ли кто-нибудь.

Возможно, ей были все они.

— Не то, чтоб у меня был выбор, — она продиралась через слова, словно те были острыми, — но так можно сказать о многих вещах, правда?

Филип кивнул, посмотрел вниз. На миг она подумала, что он уйдет, и не знала, хочет ли она, чтобы он ушел, или чтобы остался.

— Знаешь, это был я там сейчас, — сказал Филип, — в новостях. Это я.

Репортер был старше Филипа, шире в лице и плечах. Мгновение она пыталась увидеть сходство между ними, но потом, как будто она вошла в морозильник, она поняла.

— Твоя работа, — сказала она.

— Получил в подарок, — продолжил Филип. — Покрытие на астероидах, поглощающее лучи радаров. Я вёл команду, добывшую его. Я. Без меня ничего бы не получилось.

Он хвастался. Это было в уголках его глаз и в напряжении его губ, настолько сильно он хотел её впечатлить. Хотел, чтобы она одобрила. Что-то похожее на гнев зашевелилось в её животе. На экране репортер перечислял организации поддержки и религиозные группы. Люди, которые пытались собрать помощь для организации убежищ. Как будто кто-нибудь на планете сейчас не нуждался в убежище.

— Со мной тоже так было, — проговорила она. Филип вопросительно посмотрел на неё. — Твой отец. Мои руки он тоже запачкал кровью. Сделал меня соучастницей убийств. Полагаю, он считал, что после этого мной станет легче управлять.

Не стоило ей этого говорить. Мальчик вздрогнул, закрылся, будто улитка, коснувшаяся рожками соли. Новостная лента изменилась — количество погибших и пропавших без вести на Земле превысило двести миллионов человек. По камбузу прокатились ликующие возгласы.

— Поэтому ты ушла? — спросил Филип. — Не смогла справиться с работой?

Долгий миг она сидела тихо. И:

— Да.

— Тогда твой уход — к лучшему, — сказал Филип.

Она сказала себе, что он не это имел в виду. Это было сказано, просто чтобы она почувствовала боль. И это сработало. Но ещё сильнее она почувствовала огромное сожаление обо всём том, чем мог стать её малыш, и чем не стал. О ребёнке, которого она могла бы пробудить в нём, если бы был способ. Но она оставила своё дитя в лапах чудовища, и зараза распространилась. Семья монстров: отец, мать и ребенок.

Это всё упростило.

— Бремя на мне, — сказала она. — Все те люди мертвы из-за того, что я сделала. Я пыталась уйти. Говорила, что не доставлю ему неприятностей, если он просто даст мне забрать тебя и уйти. Но вместо этого он сам забрал тебя. Сказал, что я временно помешалась, и он не доверит мне заботу о тебе. Что если кто-то и попадёт в неприятности, то это буду я.

— Знаю, — сказал Филип. Плюнул, — он мне рассказывал.

— И мне пришлось делать это снова. И снова. И снова. Убить множество людей для него. Я пыталась сделать так же. Пыталась преодолеть себя. Пусть умирают. Он говорил тебе, как я пыталась убить себя?

— Ага, — ответил Филип.

Ей следовало остановиться. Не обязательно было взваливать это на него. Её маленький мальчик. Её маленький мальчик, который только что помог убить мир.

Боже, она всё ещё хотела его защитить. Насколько это было глупо? Теперь он был убийцей. Он должен знать.

— Это был шлюз на станции Церера. Настроенный на открытие. Всё, что было нужно — сделать шаг. Он был исполнен в старом стиле. Серо-голубой. И пахло там поддельным яблоком. Что-то с рециркулятором, видимо. Но как бы там ни было, я это сделала. Я открыла его. Только на станции была защита от дурака, про которую я не знала. И вот, — она пожала плечами, — тогда я и осознала.

— Осознала что?

— Что не смогу тебя уберечь. У тебя могла быть мать, которая ушла, или которая умерла. Вот и все варианты.

— Не все могут быть солдатами, — сказал Филип. Это означало конец разговора, но её захватило прошлое.

— Единственное право, которое есть у тебя в жизни с кем-то, это право уйти. Я забрала бы тебя с собой, если бы могла. Но я не могла. Я бы осталась, если бы могла. Но я не могла. Я спасла бы тебя, если бы могла.

— Меня не нужно было спасать.

— Ты только что убил четверть миллиарда человек, — сказала она. — Кто-то должен был не допустить этого.

Филип поднялся, его движения были деревянными. На миг она увидела, как он выглядел бы, будучи мужчиной. И каким был мальчиком. Глубокую боль в его глазах. Не такую, как её собственная. Его боль была его, и она могла только надеяться, что он будет чувствовать её. Что он, в конце концов, научится сожалению.

— Прежде чем убить себя, найди меня, — сказала она.

Он отодвинулся на сантиметр, как будто она кричала.

— С чего бы мне делать что-то настолько глупое? Я не трус.

— Когда это случится, — сказала она, — найди меня. Вернуть ничего нельзя, но я помогу тебе, если сумею.

— Ты мне омерзительна, шлюха, — рявкнул Филип и пошёл прочь. По всему камбузу остальные или глазели, или притворялись, что не делают этого. Наоми покачала головой. Пусть смотрят. Её это не заботило. Она даже не чувствовала боли. Её сердце было огромным, сухим и пустым, как пустыня. Впервые с тех пор, как она приняла звонок Марко на Тихо, её сознание было ясным.

Она даже забыла, что Цин здесь, пока тот не сказал:

— Жестокие слова для его Большого Дня.

— Жизнь такая штука, — сказала она. Но подумала: «Это никакой не Большой День».

В её голове звучал голос Марко: «Чтобы быть услышанным угнетающим классом, нужно говорить как член этого класса. Не только язык, но и дикция». Но он ещё не сделал своего заявления. Ни в какой дикции. Она не знала его планов. Вероятно, никто, кроме Марко, не знал их полностью.

Но, каким бы ни был его грандиозный проект, он ещё не окончен.

Глава 26: Амос

Салливан умер, когда они поднялись по шахте метров на пятнадцать.

План, если его можно было так назвать, состоял в том, чтобы открыть двери лифтовой шахты, подняться на уровень и выломать двери там. Каждый уровень становился бы плацдармом перед следующим, а когда они достигнут самого верхнего с застрявшей кабиной, то уже разберутся в планировке настолько, что смогут эту кабину обойти или же найдут там охранников, которые их пропустят. В любом случае, эту проблему можно было разрешить, только оказавшись на месте.

На то, чтобы открыть первый комплект дверей, ушло около часа. Во-первых, они, само собой, были закрыты. Во-вторых, масса этих дверей была намного больше, чем у обычных лифтовых створок. В итоге, чтобы приоткрыть их достаточно для того, чтобы проскользнуть внутрь, Амосу, Салливану и Моррису пришлось взяться за одну дверь, а Коничеху с его модификациями — за другую. Пол дважды трясся, второй раз сильнее, чем первый; чёртова планетарная мантия гудела, как колокол после удара. Ко всему, Амос начал чувствовать жажду, но не видел смысла заострять на этом внимание.

Шахта была тёмной, как и ожидал Амос. А ещё она была мокрой, чего он не ожидал. Чёрные капли барабанили мерзким дождем, падая сверху, вымазывая стены и делая их скользкими. Он не смог бы сказать, текло это через какой-то из верхних этажей, или здание на уровне земли было срезано. У охранников были фонари, но всё, что могли показать их лучи — грязные стальные стены и заглубленные направляющие, по которым ездила кабина. Ряд из повторяющихся стальных панелей доступа шёл вдоль направляющих сбоку, похожий на составленные один на другой шкафы, уходил ввысь и терялся во мраке.

— Там лестница для техобслуживания, — сказала Рона, ткнув лучом белого света в двери шкафа. — Открываешь двери, за ними поручни.

— Отлично, — ответил Амос, высовываясь в пустоту. Шахта уходила вниз ещё метра на три. Чёрный суп на дне мог быть и глубже, но Амос надеялся, что проверять это не придётся. Воздух пах пеплом и краской. Он старался не задумываться о том, что именно просачивалось в шахту и откуда оно туда просачивалось. Даже если всё это место утопало в токсичной дряни, это никак не повлияет на то, что им предстояло сделать.

Интервал между этажами был, может, с полметра. Вытянув шею, он мог видеть ряд лифтовых дверей, смонтированных вровень со стеной. Так себе опора. Он подумал, может, есть способ добраться до верха по шахте — яркое пятно появилось и исчезло в мгновение ока.

— Мы сможем добраться до следующих дверей? — спросила Кларисса сзади. — Что думаешь?

— Думаю, нам нужен план С, — сказал Амос, возвращаясь в тюремный коридор.

Коничех усмехнулся, и Салливан повернулся к нему, направляя пистолет прямо в голову заключенного.

— Думаешь, это смешно, кретин? Думаешь, всё это чертовски весело?

Амос проигнорировал убийственную напряженность между ними и стал разглядывать оружие. Оно было непохоже ни на что из того, что он раньше держал в руках. Рукоять была из прочной керамики с контактным интерфейсом, идущим по стыку. Дуло было коротким, квадратным, шириной с его большой палец. Коничех возвышался над Салливаном, его опухшее лицо было маской ярости и неповиновения, и было неплохо, пока он оставался там.

— Ты собираешься использовать эту штуку, мелкий?

— Чем оно стреляет? — спросил Амос. — Скажи, что это не одна из тех штуковин для борьбы с массовыми беспорядками. Вам же выдают настоящие пули, да?

Салливан повернулся к нему, всё ещё целясь в Коничеха. Амос улыбнулся и очень медленно, осторожно положил руку на руку охранника и опустил её.

— Чёрт возьми, о чём ты вообще? — спросил Салливан.

— План С, — сказал Амос. — Эта штука стреляет настоящими пулями, верно? Не гелевыми шариками или другой бесполезной фигнёй?

— Там боевые патроны, — ответил Моррис. — А что?

— Просто думаю, нельзя ли сделать из этого сраный металлопробойник.

— К чему ты клонишь? — спросила Кларисса.

— Думаю, тут у нас целых три сраных пробойника, — ответил Амос. — Может, и получится пробить кое-какой металл.

Оружие было привязано к биометрическим данным охранников для защиты от того, чтобы кто-нибудь вроде Персика или Коничеха мог захватить его, так что Амосу пришлось взять с собой Рону вместо того, чтобы спускаться в грязь одному. Холодная и скользкая чёрная жижа доходила Амосу до лодыжек. Края дверей нижнего как-бы-шкафа были под тёмной поверхностью. Амос ударил по металлу кулаками, послушал звук. Лучи фонарей скакали по шахте, наполняя её отсветами.

— Стреляй сюда, — сказал Амос, ставя метку на стали. — И сюда. Посмотрим, удастся ли наделать дырок.

— А если срикошетит?

— Ну, будет паршиво.

Первый выстрел проделал отверстие примерно в сантиметр шириной. Второй немного меньше. Амос проверил края кончиками пальцев. Они были острыми, но не настолько, чтобы порезаться. Чёрный дождь пропитал плечи рубашки, а задняя часть её цеплялась за позвоночник.

— Эй, Кроха, — позвал он, — Ты не спустишься сюда на минутку?

На мгновение воцарилась тишина, а затем раздался рык Коничеха:

— Как ты меня назвал?

— Кроха. Просто спускайся сюда. Посмотрим, что у нас получится.

Коничех приземлился со всплеском, забросав грязью Амоса и Рону. Это было забавно. Заключенный устроил целое представление, разминая мышцы спины и растягивая руки в стороны, после чего запихнул два пальца в пулевые отверстия, упёр вторую руку в стену и потянул. Нормальный человек не смог бы такое вытворять, но «Яма» не была местом для нормальных людей. Металл согнулся, смялся, подался назад, открывая ряд ступеней. Гнутый металл, структурированный под мелкую наждачную бумагу для сцепления. Коничех ухмыльнулся, припухлость на его побитом лице и выпирающая борода делали его похожим на что-то из шоу уродов. Ободранные кончики пальцев покраснели, но, насколько видел Амос, крови не было.

— Ладно, это адски жутко, но у нас появился план. Давайте выбираться отсюда, — сказал Амос.

Лестница была узкой и неровной, и тратить часы, свисая с неё, не имело бы смысла, если бы у них был другой выход. Салливан и Коничех пошли вперёд: охранник из своей пушки делал отверстия, а монстр выдирал железо. Амос сел на бетонный пол коридора, свесив ноги в шахту. Моррис и Рона стояли за ним, Кларисса между ними. Живот Амоса заурчал. В десяти метрах выше по лестнице резкий звук пистолетного выстрела прозвучал раз, затем второй.

— Я думала, найти выход будет сложнее, — сказала Кларисса.

— Важный факт о тюрьме, — сказал Амос. — Она предназначена не для того, чтобы полностью связывать твои действия. Пока она замедляет тебя достаточно, чтобы кто-то мог пристрелить, она вполне справляется со своим предназначением.

— Ты что, сидел? — спросила Рона.

— Нет, — ответил Амос. — Просто хорошо знаю людей.

Ещё два толчка пришло и ушло, не сбросив никого с лестницы и не сложив шахту. Спустя час замолчала сирена, тишина была такая же внезапная и нервирующая, как и вой сигнала тревоги до неё. Когда он исчез, стали слышны шумы в отдалении. Голоса, полные ярости. Дважды — выстрелы не в лифтовой шахте. Амос не знал, сколько в «Яме» людей, заключённых, охраны и кого бы то ни было ещё. Может, сотня. Может, больше. Он догадывался, что заключённые остались в клетках. Взаперти. Если были ещё охранники, они сейчас заботились о собственных шкурах, и никто не стал предлагать найти кого-то из них.

Ещё два выстрела в шахте, бормочущие голоса, потом вопль. Амос вскочил на ноги ещё до того, как упал труп Салливана. Он приземлился в грязь на дне шахты. Рона беззвучно вскрикнула, бросилась к нему, в то время как Моррис направил фонарь вверх, на лестницу. Ноги Коничеха выступали из тьмы двумя бледными точками, а лицо тенью висело над ними.

— Он поскользнулся, — сказал Коничех.

— Да хрена с два он поскользнулся! — заорала Рона. Она шла к лестнице, держа пистолет в руке. Амос спрыгнул вниз и преградил ей путь, расставив руки в стороны.

— Эй, эй, эй. Не сходи с ума. Нам нужен этот парень.

— Поднимаюсь на четвёртый уровень, — сказал Коничех. — Уже видно свет наверху. Слышно ветер. Почти добрались.

Салливан лежал в грязи, его неестественно согнутая нога болталась, как тряпка. Он всё ещё сжимал пистолет в кулаке. Жёлтый индикатор сбоку говорил о том, что магазин пуст. Салливан прожил ровно до того момента, в который он перестал быть полезен, после чего Коничех его убил.

Ублюдок не смог дождаться, пока они все не поднимутся на поверхность.

— Он поскользнулся, — сказал Амос. — Такая херня случается. Не делай глупостей.

Зубы Роны стучали от ярости и страха. Амос улыбнулся и кивнул ей, поскольку это казалось именно тем, что делают люди для утешения ближних своих. Он не сказал бы, насколько хорошо это работает.

— Кто-нибудь собирается помогать? — позвал Коничех. — Или я всё должен делать сам?

— Возьмите Морриса, — сказала Кларисса. — Две пушки. Одна для металла, одна чтобы сторожить его. Это была ошибка. Это не должно случиться дважды.

— И оставить тебя без надзора? — сказал Моррис за её спиной. — Ну уж нет. Никто не останется без присмотра.

— Я присмотрю за ней, — сказал Амос, но, похоже, охранники его не слушали.

— Все встали, — сказала Рона. — Все. И если кто-нибудь сделает что-то хоть немного угрожающее, клянусь богом, я убью вас всех.

— Я гражданский, — сказал Амос.

Рона указала подбородком на ступеньки.

— Поднимайся.

Они карабкались во тьму, хватаясь руками за перекладины. Десять метров вверх, может, двенадцать. Первым Моррис, за ним Кларисса, потом Амос; Рона двигалась последней, с фонарем, засунутым за пояс, и пистолетом в руке. Коничех с грохотом пытался вскрыть следующий участок лестницы, чертыхаясь и рыча от напряжения. Чёрная грязь продолжала падать сверху, делая всё скользким. Амос подумал, что, может, Салливан действительно поскользнулся, и тихо, чтобы никто не услышал, усмехнулся про себя. Коничех, будучи выше всех на лестнице, сдвинулся вбок, пропуская Морриса к себе. Ещё два выстрела — и два мужчины снова поменялись местами. Амос задумался, рассчитаны ли перекладины на вес двух человек одновременно. Но они не гнулись, и это было уже хорошо. Он провёл много времени, разглядывая лодыжки Клариссы, поскольку это было лучшее, что можно было тут разглядывать. Они были худыми от истощения, кожа бледная и пыльная. Он заметил, что они начали дрожать. Если её и беспокоила сломанная рука, она молчала об этом.

— Ты как, Персик?

— Нормально, — ответила она. — Просто устала.

— Держись, помидорка, — сказал он. — Мы почти пришли.

Шахта над ними становилась короче. Пока не было никаких признаков кабины или охранников, которые были в ней. Только бледно-серый квадрат и нарастающий вой ветра. Однажды, когда они прошли только четыре-пять метров, Рона снизу издала звук, похожий на всхлип, но лишь однажды. Он не стал ни о чём спрашивать.

Коничех уже добрался до края, подтянулся, следом вскарабкался Моррис. Чёрный дождь всё так же падал, стало холоднее. Кларисса уже тряслась, её тело трепетало, словно она была такой лёгкой, что ветер мог подхватить её и унести прочь.

— Ты сможешь, Персик.

— Я знаю, — сказала она. — Знаю, что смогу.

Она подтянулась вверх и Амос двинулся за ней. Лифтовая шахта оканчивалась пустым проёмом, будто рука господа взяла и смела всё прочь. Входное здание было разбросано по голому полю кусками битого бетона и расколотого в щепки дерева. Забор исчез. Деревья на горизонте были срезаны до пеньков. Насколько хватало взгляда, видно было лишь землю и мелкий кустарник. Небо было тёмным и низким, громадные облака катили свои гребни от одного края мира к другому, как перевернутые волны. Ветер дул с востока и вонял чем-то неопределимым. Он так и представлял поле после боя. Только это было хуже.

— Двигай, — сказала Рона, подталкивая его снизу. Вдруг Коничех взревел, а Моррис вскрикнул. Выстрел раздался, когда Амос выбрался наружу и встал на ноги. Коничех держал Морриса, оторвав от земли. Голова охранника безжизненно болталась, будто оторванная от позвоночника, не оставляя сомнений в случившемся. Кларисса осела у ног седого заключенного.

На долю секунды взгляд Коничеха задержался на нём. Амос видел гнусное, звериное удовольствие в этом человеке. Радость школьника, сжигающего муравьев лупой. Быстрей, чем любой обычный человек, Коничех отшвырнул мёртвого охранника и рванулся вперёд, на бегу зарываясь ногами в скользкую грязь. Амос перешёл в атаку, чего парень не ожидал, и встретил его жёстким тычком под ребра. Но тут локоть Коничеха появился из ниоткуда и влетел в ухо Амоса с силой, достаточной, чтобы мир вокруг начал вращаться. Амос споткнулся, и тот схватил его за руку и пояс. Амос почувствовал, как поднимается над головой Коничеха. Он посмотрел вниз, в шахту, и увидел, как Рона смотрит вверх на него, расширив глаза и открыв рот. Чернота звала в долгий путь вниз. Амос задумался, не встретит ли он снова Лидию, когда окажется на дне. Может и нет, но такая мысль отлично подходила на роль последней.

Выстрел заставил Коничеха споткнуться, и Амос повернулся в его вдруг ставших вялыми объятиях, завалился назад и приложился оземь. Кларисса лежала за телом Морриса, двумя руками обхватив кулак мертвеца, снова целясь. Кровь текла из груди Коничеха, но раньше, чем он бросился на девушку, рука Роны взлетела над краем шахты и схватила его за лодыжку. Коничех лягнул её. Его мышцы делали его движения слишком быстрыми, чтобы их увидеть, и Рона взвизгнула. Но к этому времени Амос был уже на ногах, согнув колени, чтобы его центр массы был пониже. Мир продолжал вращаться. Он не стал доверять своему внутреннему уху, диктующему ему направление. Ведь он много лет прожил в нулевом g. Игнорировать головокружение было проще пареной репы.

Его нога прилетела точно в пах Коничеху, что, вероятно, сделало его кастратом, и тот, выпучив глаза, попятился. У него было примерно десять секунд, чтобы с удивлением смотреть, как он падает обратно в «Яму». После чего его партия была сыграна.

Амос сел, потирая побитое ухо, пока Рона выбиралась наверх в мрачные сумерки. Она плакала и медленно озиралась, впитывая опустошение вокруг с недоверием и ужасом. Она хлопала руками по бокам, словно притворялась пингвином. Такое выражение горя могло бы быть забавным, не будь оно таким искренним. Терять всё нужно, по крайней мере достойно.

— Что теперь? — закричала она, перекрикивая ветер, будто кто-то мог ответить. И вдруг: — О боже. Эсме.

Кларисса перекатилась на спину, раскинув руки навстречу мерзкому дождю, ее голова лежала на мертвеце, как на подушке. Глаза были закрыты, но он видел, как вздымается её грудь. Амос взглянул на Рону.

— Эсме? Это одна из ваших людей?

Она кивнула, даже не взглянув на него.

— Послушайте, если вам нужно пойти поискать её, я не против, — сказал Амос.

— Заключённый… Я должна…

— Всё нормально. Я присмотрю, чтобы с Персиком ничего не случилось. Ну, пока вы не вернётесь.

Казалось, женщина даже не заметила абсурдности этих слов. Она поковыляла вперёд, направляясь к низкому холму на горизонте. Она не вернётся. Никто не вернётся. Незачем было возвращаться.

Кларисса открыла глаза. Когда они встретились взглядами, её губы растянулись в улыбке, и она поднялась, поправляя волосы влажными руками. А затем рассмеялась, судя по всему, от радости.

— Ветер, — сказала она. — Боже мой, никогда не думала, что снова почувствую ветер. Не думала, что когда-нибудь окажусь снаружи. Здесь так красиво.

Амос оглядел окружавшие их развалины и пожал плечами.

— Полагаю, это по большей части обусловлено контекстом.

Он чувствовал голод и жажду. Был весь мокрый. У них не было укрытия или одежды, и единственное имеющееся оружие можно было пустить в ход только используя мёртвого человека. И то только пока его тело не окоченело.

— Ладно, чёрт возьми, — сказал он. — Куда мы направимся?

Кларисса протянула тонкую руку, указывая бледным пальцем на небо. Там, сквозь облака и стратосферные обломки, пробивался прекрасный, бледный диск.

— Луна, — сказала она. — Остаться на планете значит умереть, как только закончится еда. И вода.

— Я тоже об этом думал.

— Есть яхты. Я знаю, где семья их держала. Но это космодром для богачей. Куча охраны. Чтобы туда проникнуть, нам понадобится помощь.

— Я знаю кое-кого, — сказал Амос. — Ну, если они ещё живы.

— Ну, хоть какой-то план, — сказала она, не пошевелившись. Невнятность её речи исчезла, что могло означать, что кровотечения в мозгу у неё не было. Так что одна проблема отпала. Амос подвинулся, положил затылок на грудь мертвецу, касаясь макушкой головы Клариссы. Небольшая передышка казалась прекрасной, но выдвигаться нужно было незамедлительно. Впереди лежал долгий путь обратно в Балтимор. Он подумал, неплохо бы раздобыть машину. Или хоть пару велосипедов. Пульс в его ушах перестал биться так злобно. Возможно, он скоро сможет ходить.

В чёрном небе бледный диск затянуло густым облаком пепла и пыли, и он на мгновение исчез, прежде чем появился вновь.

— Забавно, — сказала Кларисса. — В большей части человеческой истории полёты на Луну были невозможны. Мечта за пределами чьего-либо воображения. А потом какое-то время это было приключение. Затем это стало банально. Ещё вчера это было банально. А теперь это почти невозможно снова.

— Да, — сказал Амос, — ну…

Он почувствовал, как она пошевелилась, поворачивая голову так, чтобы лучше его видеть.

— Что?

Он указал на небо:

— Вообще-то я уверен, что это солнце. Но я понимаю, о чём ты.

Глава 27:Алекс

Голова болела. Спина тоже. Он не чувствовал ног. Это напугало его, пока он не пришёл в себя настолько, чтобы понять: раз больно, значит, жив. В медотсеке раздался звон, что-то прохладное влилось ему в руку, и он снова отключился.

Когда он проснулся в следующий раз, почувствовал себя почти человеком. Медицинский отсек был огромным. Раз в пять больше, чем на «Росинанте», но меньше полной многопрофильной больницы «Бегемота». Амортизирующие покрытия на стенах были цвета светло-коричневой хлебной корочки. Он попытался сесть, потом передумал.

— О, мистер Камал. Вам лучше?

Врач была бледной узколицей женщиной с глазами цвета льда, одетая в форму марсианского военного флота. Он кивнул ей в ответ скорее из социальной привычки, нежели потому, что действительно чувствовал себя лучше.

— Со мной всё будет в порядке? — спросил Алекс.

— От вас зависит, — ответила она. — Ешьте как двадцатилетний, и вам воздастся.

Алекс засмеялся и почувствовал укол боли в животе. Доктор поморщилась и положила руку ему на плечо.

— Пока вы были в отключке, мы сделали небольшую операцию. Тяга, на которой вы шли, обострила вашу язву.

— У меня язва?

— Раньше была. Теперь у вас реконструированный стволовой трансплантат, но он ещё приживается. Дайте ему несколько дней, и будет намного лучше.

— Ладно, — сказал Алекс, укладывая голову поудобнее на подушке. — Я тут немного нервничал в последнее время. А как Бобби?

— С ней всё в порядке. Её опрашивали. Полагаю, с вами тоже захотят побеседовать, раз уж вы пришли в себя.

— А моя яхта?

— Мы поставили её в ангар и заправили. Сможете забрать её, когда отойдем подальше.

Он начал припоминать:

— Подальше?

— Ну, те джентельмены, что стреляли в вашу сторону. Наш эскорт там сейчас принимает меры, чтоб те парни не слишком рвались преследовать нас. Когда наши корабли поддержки будут здесь, думаю, вы сможете нас покинуть.

— Сюда кто-то летит?

— О чёрт, да, — сказала доктор со вздохом. — Полдюжины наших лучших кораблей. Может, это и больше, чем нужно, но мы находимся в таком месте, где никто не хочет рисковать.

— Целиком поддерживаю, — согласился Алекс, закрывая глаза. Тишина в ответ показалась ему неестественной. Он снова открыл глаза. Врач стояла на том же месте, с той же улыбкой, слегка сжимая сцепленные руки. В её глазах были слёзы.

— Пока вы были без сознания, кое-что произошло, — сказала она. — Думаю, вам следует знать.

Как только он вошёл в комнату переговоров, Бобби поднялась и крепко обняла его. На ней был точно такой же комбинезон, как выдали ему. Поначалу они просто молчали. Он странно чувствовал себя в её объятиях. Она была намного больше и сильнее его. Ему казалось, что, когда тебя вот так обнимает столь привлекательная женщина, это должно привносить некий элемент эротики, но испытывал он лишь глубокое чувство их общей уязвимости.

Алекс никогда не бывал на Земле. Он не знал её. И до этого момента не сказал бы, что у него есть какая-то особая связь с этим местом. То, что он ошибался на этот счёт, стало для него откровением. Четверть миллиарда людей погибла от последствий ударов и цунами. И вскоре погибнет ещё больше. В новостных лентах уже сообщалось о сбоях инфраструктуры, а в северном полушарии, где сейчас была весна, всё залито водой и завалено обломками, а температура поверхности снижается к замерзанию под огромными облаками пыли. У мегаполисов были свои термоядерные реакторы, но в других местах, где всё ещё полагались на распределённую солнечную энергию, запасы батарей иссякали. Ещё миллиарды огней погаснут. Генеральный секретарь был мертв, как и неизвестное число других представителей Ассамблеи. Военные созывали корабли со всех частей Солнечной системы, создавая оцепление вокруг планеты, опасаясь дальнейших ударов. Неудавшийся переворот на станции «Тихо» и тёмный флот, на который наткнулись они сами — всё это казалось скорее незначительным дополнением к тому, что случилось с родиной человечества.

И хуже всего было то, что никто не знал, кто всё это сделал. Или почему.

Бобби отпустила его и отступила на шаг. В её глазах он видел ту же пустоту, что чувствовал сам.

— Чёрт возьми, — сказала он.

— Угу.

Всё в зале для отчетов говорило о безопасности и комфорте: освещение отраженным светом без резких теней, коричневые стены того же теплого оттенка, что и в медотсеке. Кресла-амортизаторы были установлены вокруг маленького встроенного столика, а не большого рабочего стола. Всё это место вызвало у Алекса ассоциации с кабинетом психиатра из какого-нибудь фильма. Бобби тоже осматривалась — казалось, с появлением Алекса зал стал выглядеть для неё по-новому. Она кивком указала на небольшую нишу в стене напротив двери.

— Хочешь чаю? У них здесь есть чай.

— Хочу, — сказал Алекс. — Итак. Ты в порядке?

— В порядке. Конечно, я немного потрясена, но меня даже не отправили в медотсек, — сказала она. — Какой чай хочешь? У них есть орандж пеко, улун, ромашка…

— Я без понятия, чем они отличаются.

— Я тоже. Ладно, будешь пить улун.

Машина зашипела. Она подала ему грушу. Руке стало тепло, Алекс почувствовал лёгкий запах дыма и воды. Он сел за стол и попробовал отпить, но чай был слишком горячим. Бобби села рядом.

— Это был потрясающий полет, — сказала она. — Я почти жалею, что не смогла увидеть его.

— Я бы предупредил тебя, но ты же понимаешь. Всё сгоряча.

Она покачала головой:

— Ничего не имею против. Я бы напряглась, и тогда, наверно, или бы старая рана открылась, или бы удар хватил, или ещё что. Я смотрела полётные данные. Серьезно, я уже сидела в этой комнате, в новеньком комбинезоне, и смотрела на запись, и, веришь, всё равно был момент, когда мне показалось, что мы там не справимся.

Восхищение в её голосе согревало лучше чая. Он был почти уверен, что покраснел от смущения, и надеялся, что это не очень заметно.

— Да, это был полный атас. И ты чертовски вовремя вспомнила, что конвой тоже здесь. У меня не было ни одной идеи. Известно, чьи эти чёртовы корабли?

— Нет. Большая часть эскорта бросилась прикрывать нас, и пока, похоже, это работает. Но никаких сигналов с транспондеров плохих парней. Ни требований, ни угроз, ничего.

— Жутковато, — чай более-менее остыл. — Есть шанс, что мне разрешат отправить сообщение капитану?

Бобби вздохнула и развела руками:

— Со временем, да. Для них мы свои ребята, но, возможно, придётся подождать, прежде чем нас подпустят к передатчику. Мы ведь всё ещё в бою, пусть даже не в самом его центре.

— Что ты им сказала?

Через лоб Бобби пролегла складка.

— Правду, только она не особо хороша.

— В смысле?

— Я сказала, что мы по наводке Джеймса Холдена искали там пропавшие корабли, скрывающиеся за сигналами новых транспондеров.

— Ха. Да уж, когда произносишь это вслух, звучит немного зловеще, верно?

— Их интересовало, откуда он узнал, что надо искать именно там, и какое я имею отношение к Холдену. Ну, про тебя они в курсе, так что вопрос относился скорее к тому, почему я полетела с тобой.

— И что ты ответила?

— Старые друзья, плюс тот факт, что ты из бывших флотских. Ты разбираешься в кораблях. А я просто пехота, пыль топчу. Но пришлось рассказать о том, что я исследую проблему чёрного рынка у нас дома, и о том, что ты вёл расспросы на Гекате для меня, и о мёртвом парне, и о парнях, что на меня напали.

— И других мёртвых парнях.

— Ну да. Думаю, когда после этого я сказала, что ничего не знаю, это показалось им немного подозрительным.

Алекс подался вперёд. Он всё ещё чувствовал своё тело слабым и нетвёрдым.

— По крайней мере, они не думают, что мы причастны к… ну ты понимаешь. К вот этому.

Дверь открылась тихонько, практически извиняясь. Вошёл человек в возрасте с белоснежными волосами. Вместо униформы или комбинезона он носил костюм и выглядел, как чрезвычайно добродушный адвокат. Следом за ним вошли два пехотинца в полной броне. Они не выразили никакого внимания к Алексу или Бобби, просто заняли позиции по обеим сторонам от двери. Беловолосый человек лучезарно улыбнулся Алексу, потом Бобби и снова повернулся к Алексу.

— Мистер Камал! — воскликнул он. Его голос соответствовал внешности. — Я так рад видеть, что вы очнулись и уже на ногах. Я хотел бы поговорить с вами насчёт произошедшего, если вы не против.

Алекс бросил взгляд на Бобби. Она почти незаметно пожала плечами. Этот человек был ей незнаком.

— Конечно, — сказал Алекс. — Сделаю всё, чтобы вам помочь.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — сказал мужчина, затем поднял палец. — Но сперва…

Он сел за стол и нахмурился с притворной сердитостью. Алексу показалось, что сейчас их начнёт мягко журить директор школы.

— Сержант Драпер, мне хотелось бы спросить, почему это правительство Земли требует разговора с вами. Вы как-то с ними связаны?

Лицо Бобби побледнело и посерело, и она прикрыла рот рукой.

— О, простите меня, — сказала она. — На видео вы выглядите совсем иначе. Я вас не узнала, сэр. Алекс, это премьер-министр Смит.

Алекс вскочил на ноги.

— О, извините, сэр. Из-за произошедшего на Илосе и остальных событий я пропустил последние выборы.

Кашель одного из охранников подозрительно напоминал смешок. Нахмуренное выражение лица премьер-министра Смита сменилось на вполне правдоподобную растерянность. Он жестом усадил Алекса обратно:

— А, да, ясно. Ничего страшного, разумеется. Но, вернёмся к моему вопросу. Вы работаете с правительством Земли?

— Нет, — ответила Бобби. — Мне доводилось с ними разговаривать, и я хорошо знакома с одним из их членов. Крисьен Авасаралой. Но на этом всё.

Премьер кивнул и сдвинул брови:

— Да, понимаю. Со смертью генерального секретаря и разбродом в Ассамблее Крисьен Авасарала де факто является законным правительством Земли. И она выразила готовность… насколько я понял, речь шла о массаже моих яиц скребком для красок в случае, если с вами что-то случится.

— Это в её духе, — кивнул Алекс.

— Да, весьма колоритная особа. Она также настаивает, чтобы ей разрешили с вами поговорить. Хотелось бы знать, что именно вы собираетесь ей рассказать?

— Ничего такого, чего бы я не сказала вам, сэр, — заверила Бобби. — Я не шпион. Она коснулась некоторых вопросов и проблем, которые показались мне обоснованными и интересными, и я предприняла определенные шаги, сама по себе. Если желаете, я буду счастлива ознакомить вас со всем, что я сделала и что нашла.

— Вы близко дружите с Крисьен Авасаралой. И летаете с экипажем «Росинанта». Похоже, вас многое связывает с Землёй и Поясом, сержант.

— Да, сэр, — сказала Бобби, её взгляд был устремлён вперёд и слегка вниз. — И это хорошо, что мы все на одной стороне.

Затянувшееся молчание не понравилось Алексу. Премьер-министр обхватил руками колено:

— Допустим, так и есть, — ответил он. — Итак, почему бы нам не обсудить, что же именно вы нашли. И как именно наш общий друг Крисьен сможет нам помочь после того, как мы посвятим её во всё это.

Допрос растянулся на несколько часов. Они отвели его в отдельную комнату, и он рассказал им всё, что случилось со времени его возвращения с Илоса. После пришла ещё одна женщина, и он рассказывал ей. Затем они отвели его обратно к Бобби, и задавали уже им двоим вопросы, на которые они, по большому счёту, и ответить-то не могли. В целом, для расследования с ними обращались мягко, но даже так это его вымотало.

В эту ночь у него была квартира. Шкафчик, диван-кровать, экран. Даже его ручной терминал. Места было немного больше, чем его койка на «Роси», маленькая по сравнению с квартирами на «Тихо», и немного лучше, чем то, что у него было, прежде чем он ушел с флота. Они даже позволили ему послать сообщения для Холдена, Амоса и Наоми, хотя они были проверены системой корабля, прежде чем их отправили. После этого он пообещал себе, что будет держаться подальше от лент новостей.

Прошли годы с тех пор, как он дышал воздухом корабля марсианского военного флота. Чуть вяжущий запах из воздушного рециркулятора будоражил воспоминания. Его первая вахта, последняя. Его накрыло растущее чувство меланхолии, которое он распознал не сразу. Печаль. И страх. Все его волнения, связанные с командой «Роси», вернулись, сильнее стократ. Он представил, как возвращается на корабль, на котором нет Амоса. Или Наоми. Или он сам никогда не увидит свой корабль, никогда не услышит голос Холдена. Через час после того, как решил пойти спать, он встал, включил свет и открыл новостной канал.

Марс пообещал сброс на Землю продовольствия и предметов первой необходимости. Ганимед, вернув контроль над собственными доками, перенаправлял на Землю собранный урожай. Группа, назвавшаяся Акадским фронтом, взяла на себя ответственность за атаку, но была дискредитирована почти сразу же. А на Земле начались беспорядки. Грабежи. Он выключил новости и оделся.

Он послал запрос на соединение с Бобби, и она ответила почти моментально. Где бы она ни находилась, это не была её койка. Стены за ней были слишком далеко, и звук её голоса давал небольшую реверберацию. Волосы были убраны назад, щёки пылали, и вся она была взмокшая.

— Привет, — сказала она, резко вскинув подбородок.

— Привет. Не мог уснуть. Решил посмотреть, что ты делаешь.

— Просто спарринг. Лейтенант собирается дать мне пару уроков.

— Они ведь знают, что в тебя недавно стреляли?

— Думаешь, несколько дырок от пуль избавят от тренировок? — сказала она со свирепостью, которая заставила его задуматься, а шутит ли она. — Они даже одолжили мне костюм.

— Ты надевала усиленную броню после Ио?

— Не-а. Так что это будет… не знаю. Либо действительно круто, либо полный кошмар.

Алекс хихикнул, и она усмехнулась. Её улыбка действовала, как вода на ожог.

— Ты пойдёшь прямиком в койку или сперва заглянешь в столовую?

— Наверное, я смогу выдержать небольшой перекус. Встретимся там?

В столовой было время затишья. Ужин первой смены закончился, ланч у второй начнётся ещё через час. Бобби сидела одна за столом у дальней стены, её ручной терминал лежал перед ней включенный. Группа из трёх мужчин и женщины бросала ей в спину взгляды и переговаривалась между собой. Алекс почувствовал мгновенный порыв броситься на защиту, как будто он вернулся в университет на первый курс и один из его друзей служит объектом насмешек для остальной компании.

Он схватил сэндвич с сыром и грушу воды, затем подошёл и сел напротив неё. Она с жадностью доедала остатки мясного рулета с подливкой, а из её терминала доносился знакомый голос.

«… собираются следить за каждым сраным словом, что мы произносим. Так что если хочешь в подробностях и деталях обсудить менструации, лучший шанс вряд ли представится. Он всегда был брезгливым по отношению к женщинам, и престарелые вуайеристы мало кому нравятся, пусть даже они и премьер-министры».

— Как она? — поинтересовался Алекс, кивая на ручной терминал. Бобби выключила запись и нахмурилась, глядя на опустевший экран.

— Очень удручена, я думаю. Даже раздавлена. Но никогда этого не покажет. Случилось то, чего она всегда боялась больше всего. И сейчас она не может даже отвлечься, потому что именно она должна… как-то это исправить. Только ведь никак уже не исправишь, правда?

— Да. Думаю, да.

— Они доставят нас на Луну.

— Я уже понял, — сказал Алекс. Что-то в его тоне привлекло внимание Бобби.

— Не хочешь туда?

— Честно? Я хочу домой. Вернуться на «Роси» к своей команде, и тогда мне будет абсолютно всё равно, куда мы направимся. Хотя предпочту, чтобы там в нас никто не стрелял.

— Это было бы плюсом, — сказала Бобби. — Но я не знаю такого места.

— Там куча планет. Мой колонизаторский опыт, конечно, эээ… несколько неоднозначный, но я всё же вижу некое очарование в новом старте.

— Да не бывает никаких «новых стартов», — возразила Бобби. — Вместе с чем-то новым всегда тащится всё старье. Если бы нам когда-нибудь удалось начать всё заново — пришлось бы забыть историю. Я не представляю, как это сделать.

— Но помечтать-то я могу?

— И то верно.

Из-за другого стола двое мужчин поднялись, чтобы отнести подносы к переработчику. Оставшиеся сидеть мужчина и женщина окинули взглядом Алекса с Бобби, а затем сделали вид, что те их не интересуют. Алекс откусил кусочек бутерброда. Жирный сыр и поддельное масло напомнили ему молодость. Или, скорее, напомнили о том, сколько лет прошло с тех пор.

— Что-нибудь известно о тех уродах, что в нас стреляли?

— Всё ещё сражаются с кораблями эскорта. Отступают, но не сбегают. Эскорт не собирается пытаться уничтожить их, пока удаётся удерживать ублюдков подальше от нас.

— Да, разумно.

— Тебе это тоже кажется странным?

— Есть чуток, — согласился Алекс. — Сидение в засаде выглядит немного неполноценно, если потом ни на кого не напасть.

— Это из-за нас, — сказала Бобби. — Мы с тобой оказались в нужном месте в нужное время. Мы вынудили плохих парней начать свою игру слишком рано. Не сделай мы этого, и всех бы заботил только погибший генеральный секретарь. Честно говоря, думаю, именно поэтому к нам так хорошо относятся. Смит понимает, что без нас всё могло бы пойти намного хуже.

— Возможно, ты права. Просто…

— Ждёшь какой-то лажи?

— Да.

— Я тоже. Мы нервничаем. И это логично. Кто-то просто взял и в одночасье разрушил почти всю человеческую цивилизацию.

Слова поразили Алекса, как удар. Он отложил сэндвич:

— Кажется, у них получилось, да? Я не знаю, кто мы сейчас. Не знаю, что теперь будет.

— И я не знаю. И вообще никто. Но мы это выясним. И кто бы это ни сделал, мы их найдем. Мы не позволим им выиграть.

— Не важно, какую игру они затеяли.

— Не важно, какую, — согласилась Бобби.

Миллиарды людей умирали прямо сейчас и их никак нельзя было спасти. Землю разрушили, и даже если ей удастся выжить, она никогда не станет прежней. Марс был городом-призраком: проект терраформирования в сердце планеты разваливался на куски. Инопланетянам, пославшим протомолекулу, не нужно было уничтожать человечество. Они просто дали людям возможность уничтожить самих себя, и весь род людской тут же ухватился за эту возможность.

Алекс отогнал злые слёзы, Бобби притворилась, что ничего не заметила.

— Да, — сказал он. — И всё же я почувствую себя гораздно увереннее, когда сюда придут корабли поддержки.

— Это точно, — сказала Бобби. — Хотя я бы предпочла, чтобы их было больше, чем какие-то шесть кораблей. Ладно, семь. Шесть с половиной.

— Шесть с половиной?

— Корабли поддержки где-то подобрали коммерческий грузовик. Не военный. Вроде он называется «Чецемока».

Глава 28: Холден

— «Прикрытие для какой-то кражи», — снова повторил Холден. — Мне интересно, что это было, чёрт возьми?

Фред Джонсон продолжал идти. Атмосфера в плавно изгибающемся коридоре с видом на строительную сферу была наполнена гордостью за станцию Тихо, которую не удалось уничтожить. Проходящие мимо люди кивали Фреду и Холдену. Некоторые надели зеленые повязки в знак солидарности с Землей, к тому же у многих среди них появились эмблемы рассеченного круга АВП с дополнительным рассечением, перпендикулярным первому. У других эмблемы были в виде стилизованного глобуса со словами «АСТЕРЫ И ЗЕМЛЯНЕ — ОДИН НАРОД». Физический ущерб, нанесенный станции, ограничивался машинным отделением и уровнями двигателя на дне сферы, а также офисом Фреда на кольце, но Холден не мог не чувствовать, какая глубокая травма была нанесена истории самой станции. Буквально недавно Тихо, как и Церера, была одной из жемчужин внешних планет. Частью серьезного аргумента в пользу независимости Пояса.

Теперь, после того как астеры на неё напали, кое-что изменилось. Чувство единства с Землей было не столько настоящим сочувствием к правительству, которое ещё недавно считалось врагом, сколько заявлением о разрыве с АВП: «Станция ​​Тихо для народа станции Тихо, и пошли к чёрту все те, кто переходит ей дорогу».

А, может, он просто наделял станцию собственными чувствами.

— Она вела себя как настоящий журналист, — ответил Фред. — Это их штучки. Они всегда так делают.

— Мы только что спасли ей жизнь. Если бы не мы, её бы увезли со станции бог знает куда и… не знаю. Пытали или ещё что.

— Это правда, — сказал Фред. Они дошли до лифта, проходя через открывающиеся перед ними двери. Ранг Фреда всё ещё имел свои привилегии, и право попасть в лифт первым было одной из них. — Но мы также лгали ей. И она это знала.

Холден проглотил возражения, потому что ему хотелось сказать что-то вроде «А вот и нет», хотя на самом деле так и было. Конечно, это было не совсем то же самое, что сделал он сам всего несколько лет назад. Тогда он рассказал правду, всю правду, и после позволил событиям идти своим чередом. Он не понимал, о чём ему стоит переживать: о том, что он изменился, или о том, что не заметил этого, пока ему на это не указали.

Фред посмотрел на него и устало улыбнулся:

— «Злись на солнце за то, что оно заходит, если всё это тебя злит». Это сказал поэт по имени Джефферс.

— Да, но разве он говорил о том, что журналисты и политики лгут друг другу?

— На самом деле, как раз об этом.

Лифт дёрнулся и стал опускаться. Фред со стоном прислонился к задней стенке.

— Не обязательно было это делать, — сказал Холден.

— Конечно, обязательно, — ответил Фред. — После любого происшествия, самое главное для лидера — быть на виду. И быть на виду, самостоятельно передвигаясь на своих чёртовых ногах. Это задает определённый тон.

— Пока что.

— На это пока что у меня силы есть, — отрезал Фред. — И, чёрт возьми, я уверен, что справлюсь.

Офис Фреда еще ремонтировали. Пока что его стены и пол выходили в открытый космос, поэтому Драммер на время выделила для него помещение рядом с переполненным карцером. Оно было не такое просторное, не такое удобное и не такое солидное. Находясь в нем, Холден не мог отделаться от чувства, что Фред как будто сам себя понизил в звании. Или же безропотно принял это понижение из рук Вселенной.

Фред устроился за своим столом и потёр глаза ладонями.

— Правда в том, что почти всё, что мы здесь делаем, не будет даже сноской в учебниках истории.

— Ты этого не знаешь. Ты просто чувствуешь разочарование, — сказал Холден, но Фред уже принялся за работу на настольном мониторе.

— Вчера вечером я получил два сообщения. Конечно, их было больше, но интересны только эти два. Первое пришло с Земли. Авасарала находилась на Луне, когда всё это произошло, и сейчас она готовит ответ.

— Ответ?

— Дипломатическая конференция. Марсианский премьер-министр уже был в пути. Она хочет, чтобы я тоже был там. «Представлять чуть менее долбанутое крыло АВП». Если человечество действительно опирается на дипломатические навыки этой женщины… что ж, это будет интересно.

— Что плохого может случиться? Война?

Фред мрачно рассмеялся:

— Я уже говорил с Драммер. Она готова взять на себя управление Тихо в моё отсутствие.

— Значит, ты собираешься ехать?

— Не знаю, поеду ли я туда, но здесь точно не останусь. Есть ещё кое-что, что я хотел тебе показать.

Фред открыл сообщение и повернул экран к Холдену. Бледнокожий мужчина с коротко подстриженными белыми волосами и морщинами раннего возраста, конкурирующими со шрамами от угревой сыпи давно минувшей молодости. Отметка даты в левом нижнем углу говорит, что сообщение было отправлено со станции Паллада.

— Андерсон Доуз, — сказал Фред. — Слышал о таком?

— Главный воротила в АВП, не так ли?

— Человек, который обратился ко мне в те времена. Сделал меня лицом Пояса. Играет важную роль в переходе Цереры к надзору АВП. Последние несколько лет вёл переговоры о том, чтобы у АВП была доля в Ганимеде, равная Земле и Марсу.

— Понятно, — сказал Холден.

Фред включил запись и человек ожил. Голос у него был низким и сиплым, будто он не раз получал удары по горлу: «Фред. Я знаю, что для тебя настали трудные времена. Если уж на то пошло, то мы все очень шокированы. Но что есть, то есть. Вся история складывается из неожиданных поворотов, которые в ретроспективе кажутся очевидными. Я хочу, чтобы ты знал, что ничего из этого я не санкционировал. Но я знаю людей, совершивших это, и можно что угодно говорить об их методах, но они настоящие патриоты».

— Что это за хрень?! — спросил Холден.

— Погоди, это ещё не всё, — ответил Фред.

«Я обращаюсь к тебе сейчас, чтобы заключить мир внутри организации. Я не хуже тебя знаю, чем ты пожертвовал и сколько трудился на благо АВП все эти годы. Это не забыто. Но сейчас мы находимся в новой эпохе, с её собственной логикой. Я знаю тебя как человека, способного увидеть разницу между правосудием и тем, что должно произойти. Ты снова станешь частью нас. Я клянусь тебе. Но мне нужен символ. То, с чем я могу пойти к новым силам и показать, что ты разумный человек. Что с тобой можно договориться… Вы взяли одного пленного. Он не принимал участия в восстании. Даже они понимают, что заходят слишком далеко, спрашивая о нем так скоро после случившегося. Все-таки он твой пленный… Его зовут Уильям Сакаи. В качестве жеста доброй воли я прошу тебя передать его ко мне на Палладу, в обмен на это я гарантирую тебе место за столом, когда…»

Фред остановил запись, Андерсон Доуз замер с полуоткрытыми глазами и ртом.

— Это что, розыгрыш? — ошарашенно спросил Холден.

— Никто не смеётся.

Холден сел на край стола и уставился на замершего человека, в груди бушевали противоречивые чувства: злость, изумление, гнев, веселье, отчаяние.

— Можешь передать, что мы уже вышвырнули его из шлюза.

— Сделать это до или после того, как мы вышвырнем его из шлюза?

— Меня устроят оба варианта.

Фред улыбнулся и выключил экран:

— Ты так говоришь, но, конечно, не сделаешь. Даже в гневе ты остаёшься слишком порядочным. Как выяснилось, и я тоже.

— В самом деле?

— Размяк я с возрастом. Теперь мне всё кажется таким… хрупким. Мы по-прежнему под блокировкой и мне нужно её снять. Нужно создать хотя бы видимость нормальной жизни. Но не это меня заботит. Меня пригласили сесть за два стола. Внутренние планеты отступают. Перегруппировываются. Радикалы из АВП становятся новым руководством.

— Но ведь они чокнутые массовые убийцы.

— Да, — сказал Фред. — И мы не знаем, кто они. Доуз знает. Я — нет.

— Погоди минутку, — сказал Холден. — Притормози. Ты хочешь сказать, что собираешься отдать Сакаи этому парню Доузу, чтобы потом ты мог скормить Авасарале имена тех, кто стоит за падением астероидов на Землю? Сколько раз ты готов менять стороны в своей карьере?

— Я никогда не менял сторон, — ответил Фред. — Это они менялись вокруг меня. Я всегда был тем, кто хотел добиться порядка. Мира. Даже справедливости. Случившееся на станции Андерсон открыло мне глаза на то, чего я прежде не замечал. Или предпочитал не замечать. А сейчас это…

— Сейчас произошло то же самое.

— Я не знаю, что произошло. Именно с этим я и пытаюсь определиться. Внутри АВП всегда существовали радикалы. Группировка «вольтеровцев», Марко Инарос, Кассандра Лек. Но они всегда оставались на задворках, там, где, нам казалось, мы можем их контролировать. Держи их в узде, или хотя бы используй их авантюры, чтобы на этом фоне центральные места вроде Цереры или Тихо выглядели меньшими из двух зол. А сейчас они пришли к власти. И я не понимаю, что лучше — высказаться против них или же встать рядом и постараться контролировать падение. — Он покачал головой.

— Твой друг Доуз, кажется, уже в постели с ними.

— Он верен Поясу. Для него всегда самой главной целью было найти способ добиться уважения и равноправия с внутренними планетами. Я же верен… всем. Долгое время это означало выступать от имени людей, чьи голоса имели наименьший вес. Затем появилась протомолекула и игра изменилась. А сейчас, если езда в одной упряжке с радикалами принесет мне наибольшее влияние… Пока мои люди держат Медину, меня никто не может игнорировать. Я могу включиться в игру за любую из сторон, от которой будет больше пользы в долгосрочной перспективе.

— Звучит как настоящая политическая чушь, — сказал Холден. И тут же добавил: — Сэр.

— Да, — сказал Фред. — Но мне приходится с этим работать. Если я закажу «Росинант», чтобы доставить меня на Луну и встретиться с Авасаралой, согласишься на работу?

— Если мы закончим проверку всего, что наделал Сакаи, и ты дашь свой экипаж, то конечно. А лучше полетим забрать моих ребят, где бы они не находились.

— А если я найму тебя отвезти меня и пленника на Палладу?

— Тогда ты можешь пойти к черту.

Фред усмехнулся и встал, проверяя оружие.

— Я всегда наслаждаюсь нашими беседами, капитан. Возьми выходной. Я сообщу тебе, когда приму решение. Что бы я ни решил.

— А сейчас ты куда?

— Поговорить с Сакаи, — ответил Фред. — Проверим, можно ли из него добыть ещё хоть какие-нибудь сведения. Возможность избежать воздушного шлюза может пробудить в нём желание со мной пообщаться. — Он посмотрел на Холдена и на лице его появилось странное выражение — нечто среднее между между сожалением и мольбой. — Я стараюсь поступать правильно, Холден. Но бывают моменты, когда не совсем очевидно, что правильно, а что — нет.

— Я согласен с тобой, — сказал Холден. — Вплоть до твоих слов, что сейчас как раз настал такой момент.

Холден сидел в тайском ресторане и ел арахисовый карри, совершенно непохожий ни на что, приготовленное на поверхности планеты, насколько он помнил из детства на Земле. Кусок не-курицы плавал на поверхности не-карри, и Холден топил его палочками и смотрел, как он всплывает обратно, когда ему пришло два сообщения. Первое было от мамы Элис. Семья пока была в порядке. Они были под надзором экологической службы, но никаких приказов об эвакуации. «Нет места для эвакуации лучше, чем подготовленное и укомплектованное ранчо», — сказала она, приподняв одну бровь. Они отправили запасной реактор, чтобы помочь с локальной энергосистемой в Трех Вилках, и ждут, что скажут Джексоны, нужно ли им еще что-нибудь. Он знал её достаточно, чтобы понять глубину тревоги из всего того, что она не сказала. Но когда она прощалась, она обещала быть на связи. Это было слабое утешение, но всё-таки что-то.

Второе сообщение было от Алекса.

Бобби Драпер и он находились на корабле премьер-министра и летели к Луне под прикрытием флота эскорта. Все немного на нервах, но он думает, что со временем всё утрясётся. Корабли поддержки на курсе и ожидаются со дня на день. У него нет никаких вестей от Наоми, где бы она ни была. И, что ещё важнее, от Амоса тоже. Он пошутил насчёт того, что Амос всегда так или иначе выживает и это не первая взорвавшаяся под ним планета, но его юмор таил под собой те же опасения и страх, что испытывал Холден. Когда сообщение Алекса закончилось, он проиграл его целиком ещё трижды, просто чтобы послушать знакомый голос.

Он начал было записывать ответ, но ресторан был слишком многолюдным местом для того, что он хотел бы сказать, так что он пообещал себе заняться этим, когда вернётся в своё жилище. Он прикончил столько карри, сколько смог принять его желудок, и свет в ресторане медленно сменился с жёлтого к золотому, имитируя цвета планетарного заката для людей, большинство из которых никогда не видели его кроме как на экране. Он оплатил счёт, и подошедший официант стал предлагать разнообразные варианты послеобеденных десертов и напитков. Взгляд мужчины задержался на нём достаточно, чтобы и остаться в рамках приличия, и дать понять, что Холден вполне мог бы заказать ещё что-нибудь.

Холден задумался, чего бы ему хотелось: больше еды, больше алкоголя, больше сна, больше секса. Хоть какого-нибудь секса. Где-то внутри он ощущал глубокую и бескрайнюю пещеру, заполненную острой потребностью в чём-то. Она походила на голод или жажду, усталость или похоть, но удовлетворить её казалось невозможным. Он не находил названия этому чувству, но оно приводило его в отчаяние и ярость. От неотступного страха, что его команда может больше никогда не вернуться на корабль, в животе болело, как от удара под дых.

И вдруг он понял, как называется это чувство. Это была тоска по дому, а «Росинант», каким бы прекрасным он ни был, не мог считаться домом без Алекса, Амоса и Наоми. Он размышлял, сколько продержится это чувство, если они никогда не вернутся. И сколько он будет продолжать ждать их, даже если когда-нибудь узнает, что этого не произойдет. Стоящий над ним официант мягко улыбнулся.

— Ничего не нужно, — сказал Холден. — Спасибо.

Он вышел в главный коридор, мысленно репетируя, что именно скажет Алексу и как он это скажет. Всё, что он произнесёт, будет проверено марсианской службой связи, и ему не хотелось, чтобы в сообщении оказалось что-то, что можно понять превратно. Проблема была в том, что сам он всегда знал, что конкретно имел в виду, и не замечал других возможных интерпретаций своих слов, пока кто-нибудь всё-таки не истолковывал их неправильно. Может, ему стоит просто пару раз пошутить и добавить, что пора бы уже им всем снова собраться?

Когда его ручной терминал дал запрос на связь и он ответил, его разум настроился увидеть Алекса, несмотря на то, что это было невозможно, учитывая задержку сигнала. С экрана на него хмуро смотрела Драммер:

— Мистер Холден, скажите, не могли бы вы зайти во временный отдел безопасности?

— Думаю, могу, — ответил Холден, и тут же забеспокоился. У него всё ещё оставались опасения, что и Драммер может вести какую-то свою игру для неких собственных целей. — Есть что-то, о чём мне стоит знать?

Ругательства на заднем плане потекли рекой, становясь всё громче. Драммер шагнула в сторону, и Фред резко наклонился к экрану.

— Если бы мы собирались поговорить об этом по сети, тебе было бы не обязательно приходить сюда.

— Точно, — сказал Холден. — Уже в пути.

Когда Холден добрался до отдела службы безопасности, Фред мерял шагами кабинет, сцепив руки за спиной. Он резко кивнул Холдену в знак приветствия. Сидевшая в кресле Драммер являла собой пример подлинного профессионала, не оставляющего боссу возможности на неё разораться. Ну что ж — Холден не возражал, чтобы Фред поорал на него и немного выпустил пар.

— В чём дело?

— Медина не выходит на связь, — сказал Фред. — Предполагалось, что они доложат этим утром, но за всей этой кучей дел мне было не до волнений. С тех пор они пропустили два сеанса. И… Драммер, покажи ему.

Начальница отдела безопасности открыла интерактивную карту Солнечной системы в масштабе, при котором даже Юпитер и Солнце выглядели всего лишь яркими пикселями. Тысячи точек отражали движение в системе. Корабли и базы, спутники и навигационные буйки. Всё человечество в сжатом виде. Драммер что-то буркнула и повела рукой — большая часть ненужных данных исчезла. На карте осталась пара дюжин точек со словами «статус не определен» там, где должно было находиться облако из идентификационных кодов. Характеристики этих точек показывали небольшую, но существенную корреляцию.

— Как только станция отключилась, — сказала Драммер, — мы заметили это. Двадцать пять новых реактивных следов. У всех опознавательные признаки, соответствующие марсианским боевым кораблям, и все идут к Кольцу на полной тяге.

— На полной тяге?

— От восьми до десяти g на старте, постепенно снижается, что означает, что они идут на пределе своих двигателей.

Холден присвистнул. Фред остановился, подчёркнуто спокойное выражение его лица красноречиво свидетельствовало о внутренней ярости:

— Там на Медине мои люди. Если станцию захватили, или если эти новые корабли собираются применить насилие, это создаст значительное препятствие для моего участия в новом управлении АВП.

— В смысле, пошли они на хер?

— Да.

— До Медины долгий путь, — сказал Холден. — Даже на той же тяге, это займет какое-то время. Но я не думаю, что мы могли бы победить их там.

— Мы ничего не сможем сделать, если полетим туда. Если я возьму все корабли под моим распоряжением, один марсианский фрегат всё равно сможет ввергнуть их в ад. И даже «Росинант» не поможет.

— Надо бы узнать, откуда у них марсианские боевые корабли, — заметил Холден.

— Обязательно спрошу об этом у Доуза после того, как скажу ему всё, что думаю об этом его «жесте доброй воли» и передаче пленного. Когда «Росинант» будет готов к отлёту?

— Если поторопимся, сможем выйти через пять дней.

— Офицер Драммер, поставьте, пожалуйста, все имеющиеся команды на завершение ремонта и проверку безопасности на «Росинанте».

— Да, сэр, — сказала Драммер и сдвинула экран, чтобы показать график работы строительного барабана. Фред посмотрел вниз на свои ботинки, а затем снова поднял взгляд.

— В ближайшие дня я буду заниматься подготовкой «Тихо» для Драммер. Я хотел бы, чтобы ты собрал команду для «Роси».

— Ничего иного и не планировал.

— Само собой, — сказал Фред и, чуть помедлив, задумчиво добавил: — Будет приятно снова увидеть Луну.

Холден попытался дотерпеть до квартиры, но сдался уже у лифта. Открыл сообщение Алекса и включил камеру записать ответ.

«Привет, Алекс. Итак, забавная штука. Похоже, я догоню тебя раньше, чем мы думали…»

Глава 29: Наоми

Она знала, что это начнётся. Так же легко, как возвращаются дурные привычки, вернулись к ней тёмные мысли: в каких изоляционнных трубах проходят силовые кабели с напряжением, достаточным для остановки сердца; какие помещения малы настолько, чтобы их можно было запечатать и откачать воздух; различные способы обмануть медотсеки и устроить передозировку. И воздушные шлюзы. Всегда воздушные шлюзы. Идеи ещё не стали навязчивыми, пока нет. Просто мозг отмечал вещи, привлекшие её внимание. Худшее начнётся позже. Если она это допустит.

Поэтому она всячески пыталась отвлечься. Новости, круглосуточно крутящиеся по всем каналам, никак ей в этом не помогали. Из-за них она только чувствовала себя более беспомощной. Разговоры со старыми друзьями тоже не годились — в лучшем случае после них у нее оставалось ощущение, что она лжет. В худшем она словно становилась более ранней версией самой себя, для которой темные мысли были еще более естественными. Но ей помогала работа. Это были простые задачи: проверка запасов и замена воздушных фильтров, и всегда под чьим-нибудь бдительным присмотром. Говоря с кем-то, она старалась быть приветливой и болтливой: обычный добродушный обмен шутками, принятый у людей, состоящих в одном экипаже. Это создавало у остальной части команды иллюзию, будто она одна из них, чего угрюмое сидение на своей койке никогда бы не дало. Если у нее и оставалась хоть какая-то надежда, то только найти способ выигрышно использовать свой странный неопределенный статус внутри команды. И в отношениях с Марко.

Сначала она пыталась отвлечься, думая о своей настоящей команде. Алексе и Амосе. Джиме. Но сейчас даже самые приятные воспоминания о них омрачались виной и болью, и вместо этого она стала заполнять разум техническими задачами. За общим столом, когда остальные радостно приветствовали снимки разрушений, она прикидывала мощность реактора, отталкиваясь от размера камбуза и технических требований систем рециркуляции воздуха и воды, зная примерный процент, который отводился под это на «Роси». В часы, отведенные на сон, когда устойчивая треть g напоминала тяжелую руку на груди, вжимающую ее в гель, она беспокойно крутилась на своей койке и мысленно просматривала энергосистему «Роси», сравнивая устройство сети ее корабля и этого. Она относилась к своему занятию, как к медитации, потому что было слишком опасно допускать — даже в собственных мыслях — что она составляет план.

Мелкие детали продолжали складываться в схемы. В ящике с инструментами в машинном отсеке был согнут засов, и за несколько минут можно было его взломать. С помощью шестигранных ключей можно было открыть панель доступа на стене лифта между отсеками экипажа и воздушным шлюзом, где находилась запасная трубка связи для диагностики. За несколько минут кто-то смог бы послать короткое сообщение. Если бы было, что сказать и кому сказать.

У нее было полдюжины подобных схем. Такие как проскользнуть между корпусами и взять под контроль ОТО. Или использовать украденный ручной терминал для создания копий программного обеспечения. Или заблокировать воздушный шлюз, обманув коды безопасности медицинского отсека. Большинство из них были фантазиями, возможными в теории, но у неё никогда не было причин их опробовать. Некоторые даже были довольно надёжными. Но все они разбивались простым, неизбежным фактом: первый уровень любой безопасности всегда был физическим. Даже если бы она нашла способ взять под контроль весь корабль с помощью магнита и клейкой ленты, это не имело бы значения, потому что Цин, Ааман или Бастиен подстрелили бы её прежде, чем она реализует задумку.

Поэтому она называла это просто медитацией и не позволяла тьме возобладать над ней. И иногда, тихо и незаметно навострив уши, она ​​слышала то, чего не должна была слышать.

Карал, её «опекун» на эту смену, разговаривал с женщиной по имени Сарта, когда Наоми полировала палубу экипажа неподалеку. По правде говоря, корабль был достаточно новым, чтобы в этом не было необходимости, но это была работа. Крылья, который первым выслеживал её на Церере, вышел из своей каюты в форме марсианского флота. Наоми видела из-под своих волос, как Крылья смотрит на Карала и Сарту, стоящих вместе. Вспышка ревности прошла по его лицу, ревности, неизменной с тех пор, как человечество слезло с деревьев.

— Всем привет! — сказал Крылья, намеренно растягивая слова. — Зацените! Я марсианин, са-са? Че там, как там?

Карал хмыкнул, а Сарта глянула на него с досадой. Крылья шагал по узкому проходу, нарочито раскорячившись. Наоми посторонилась, давая ему дорогу.

— Тебе больше заняться нечем? Только в переодевашки играть? — поинтересовалась Сарта.

— Ты особо не раскатывай, — осадил его Карал. — Слышал, сначала мы забираем пленных. Лиано, он отсылал что-то такое на Цереру. Лучевым передатчиком. Что-то про пленных.

— Я слышал немного другое, — ответил Крылья, торопясь и обращаясь скорее к Сарте, чем к Каралу. — Я слышал, там только один пленный. Сакаи. И даже это… — Он пожал плечами.

— И даже это? — повторила Сарта и пожала плечами, передразнивая его движение. Крылья вспыхнул от гнева.

— Все знают, как это бывает, — ответил Крылья. — Иногда обреченным говорят, что они выживут. Карал, ты же в курсе. Как с Эндрю и Чучу. Сначала твердят, что помощь уже на подходе, а потом… ах, простите, нам так жаль.

— Они умерли солдатами, — ответил Карал, но стрела попала в цель. Это было заметно по тому, как сжались его кулаки, как застыли уголки его губ. А затем, будто внезапно осознав свою ошибку, он бросил взгляд на Наоми. Она старалась выглядеть равнодушной и скучающей, сконцентрированной на тонком шпателе в своей руке, которым заделывала шов в палубе. Нахлынувший поток умозаключений никак не отразился на её лице.

Сакаи звали нового главного инженера на Тихо, и если речь шла о нём, значит, он один из людей Марко. И его схватили, иначе они не называли бы его пленным. Она сдула прядь волос с глаз, перешла к новому шву и начала заново.

— Вернись к работе, ладно? — сказал Карал.

Крылья хмуро глянул на него, но всё же отправился обратно в каюту выполнять поручения. Карал и Сарта вернулись было к заигрываниям, но момент был упущен, и вскоре Карал и Наоми опять остались коротать время вдвоем.

Пока она работала, раз за разом вдавливая пластик в швы и выковыривая всё, что там собралось, она пыталась уложить новую информацию в уже построенную ею схему. Марко надеялся, что она приведет «Росинант» с собой на Цереру. Но Сакаи знал, что корабль требует ремонта, и должен был передать эту информацию руководству.

Она думала, Марко нужен ее корабль из-за того, кем и чем была она. И, возможно, отчасти так и было. Но, может, на самом деле он просто хотел лично владеть кораблем, который не был бы неожиданностью на станции Тихо. Для чего — она не понимала. С тем, как он умел строить один план внутри другого, он мог найти с полдюжины применений для «Роси» и для неё. И ещё возникал вопрос, был ли в опасности Сакаи. Они опасаются, что Фред казнит его? Возможно. А возможно, дело в чём-то другом.

Как бы то ни было, теперь у неё появилось больше информации, и, как погнутый замок на ящике с инструментом, это давало ей новые варианты, которых не было раньше. Она задумалась, что Джим, Амос или Алекс стали бы делать на её месте, что они могли бы извлечь из этой информации или как её использовать. На самом деле, чисто академический интерес, поскольку она знала, как с этим поступила бы Наоми Нагата, и никто из них не стал бы действовать так же.

Закончив с палубой, она бросила шпатель в переработчик, встала и потянулась. Позвоночник и колени болели из-за давления гравитации, и ей очень хотелось бы, чтобы они слегка поторопились, куда бы они ни шли. Это не имело значения.

— Пойду в душ, — сказала она. — Скажи ему, что я хочу поговорить.

— Кому ему? — спросил Карал.

Наоми приподняла бровь:

— Скажи ему, что мать его сына хочет поговорить.

— Ты отправил его сражаться? — обвиняюще сказала Наоми. — Вот до чего мы дошли? У нас теперь дети-солдаты?

Улыбка Марко выглядела почти печальной.

— Ты думаешь, он ребенок?

Тренажеры были свободны, кроме занятого им. В дрейфе каждый из команды должен был тратить многие часы либо находясь в геле с высоким сопротивлением, либо привязавшись к одному из этих механизмов. При тяге большей части команды более чем хватало собственного веса. Но Марко был здесь исключительно ради упражнений, ремни, обмотанные вокруг его рук, тянули широкие ленты, которые давали сопротивление. Мышцы его спины прорисовывались при каждом движении, и Наоми была уверена, что он это знал. В жизни она знала много сильных мужчин. Она могла увидеть разницу между мышцами, закаленными работой, и теми, что накачаны ради хвастовства.

— Мне кажется, он хвастается тем, какую важную роль сыграл в падении астероидов на Землю, — сказала она. — Как будто тут есть чем гордиться.

— Вообще-то, есть чем. Это больше, чем ты или я могли совершить в его возрасте. Филип умный парень и прирожденный лидер. Дай ему ещё лет двадцать, и он сможет управлять всей Солнечной системой. А то и за её пределами.

Наоми шагнула к нему и выключила тренажер. Широкие ленты в ладонях Марко провисли с едва заметным шипением.

— Я ещё не закончил, — возразил он.

— Скажи еще, что ты не для того меня сюда притащил, — сказала она. — И не для того ты меня похитил, чтобы продемонстрировать, какой прекрасный из тебя отец и какой прекрасный у нас вышел мальчик. Потому что ты подвел его.

Марко рассмеялся тихим, теплым, перекатывающимся смехом. Он стал распутывать свои руки. Пока он это делал, было так легко причинить ему боль, что она была почти уверена, что у него есть какой-то скрытый способ защитить себя. А если нет, то этого впечатления было вполне достаточно для защиты. Она здесь не для того, чтобы его убить. Она здесь чтобы вынудить его кое-что сказать.

— Ты и правда так считаешь? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Я считаю, что ты хотел порисоваться. Я ушла от тебя, а ты ведь такой маленький мальчик, что никак не можешь с этим смириться. Поэтому, когда настал твой звездный час, я нужна была тебе рядом, чтобы смотреть на это.

И это было правдой, насколько возможно. Она видела его удовольствие от власти над ней. Даже ее странный полустатус в команде тоже был частью игры. Запереть ее в клетке значило бы негласно признать, что она опасна. Он же хотел, чтобы она была бессильной в ее собственных глазах, чтобы она сама себе построила тюрьму. Было время, когда это сработало бы. Она могла поспорить, что он так и не понял, сколько времени прошло с тех пор.

И она могла бы поспорить, что это было так. Когда он, прищурившись, взглянул на неё и покачал головой, она всё ещё чувствовала комок в горле, знакомый по старой привычке. Поэтому, возможно, правда была сложнее.

— Я привел тебя домой, на сторону победителей, потому что ты — мать моего сына, и всегда будешь ей. Всё остальное — лишь счастливое совпадение. Теперь у нас есть шанс обрести хоть какое-то чувство завершённости между нами…

— Дерьмо. Завершённости? Ты упускаешь: всё кончено. Ты говоришь, что это не так, только потому что ты не выиграл. Я бросила тебя. Я пожертвовала всем, потому что не иметь с тобой ничего общего лучше, чем получить всё, но быть твоей куклой.

Он поднял руки ладонями наружу в комическом жесте примирения. Это не сработало. Ещё рано.

— Я слышу что ты поступила бы иначе. Я не виню тебя за это. Не всякий способен быть солдатом. Мне казалось, ты могла. Думал, что мог рассчитывать на тебя. И когда тебе стало тяжело, да, я забрал нашего сына туда, где он будет в безопасности. Ты меня обвиняешь в том, что я держал его подальше от тебя. Но ты бы поступила со мной так же, если бы имела власть.

— Да, — сказала она. — Я забрала бы его с собой, и ты больше никогда не увидел бы нас снова.

— Тогда какая между нами разница? — Пот покрывал его кожу. Он снял с шеи полотенце, вытер лицо и руки. Разумом она понимала, что он прекрасен, примерно как радужные крылья трупной мухи. Она почувствовала тяжесть отвращения к самой себе за то, позволила этому человеку стать тем, кем он был для неё; при этом она понимала, что, отчасти, он этого и добивается. Тёмные мысли зашевелились в глубине сознания. Они не имели значения. Она здесь, чтобы собрать этот паззл.

Он положил полотенце.

— Наоми…

— Тогда дело в Холдене, да? Ты притащил меня сюда в качестве… чего? Страховки от него?

— Я не боюсь твоего хахаля-землянина, — ответил Марко, и Наоми ощутила резкость в его голосе так же, как зверь чует далёкий костёр.

— А я думаю, боишься, — сказала она. — Думаю, ты хотел убрать его с доски, прежде чем всё начнётся, и я должна была привести его прямо в ловушку. Ведь ты не мог даже предположить, что я приду одна. Что я не приведу кого-то, кто сможет меня защитить.

Марко усмехнулся, но в этой усмешке чувствовалась злость. Он прошёл по спортивному коврику, натягивая на плечи тёмный халат.

— Ты пытаешься себя в чём-то убедить, Костяшка.

— А знаешь, почему я с ним?

«Если Марко умный парень, он не клюнет на эту приманку. Он просто выйдет, оставив её одну среди тренажеров. Если бы ей только удалось разозлить его, хоть немного разозлить. Хотя…»

— Потому что ты западаешь на влиятельных мужиков? — предположил он.

— Потому что он на самом деле такой, каким ты пытаешься казаться.

Она увидела, что достигла цели. Она даже не могла сказать, что в нём изменилось, но Марко, которого она видела с тех пор, как её притащили сюда — спокойного, уставшего, уверенного в себе лидера величайшего переворота в истории человечества — ушёл, исчез, как сброшенная маска. На его месте был преисполненный гнева мальчик, который чуть не уничтожил её однажды. Его смех не был ни тихим, ни тёплым, ни перекатывающимся.

— Ну подожди чуток и посмотрим, поможет ли ему это. Крутой мужик Холден, может, и считает себя неубиваемым, но кровь идёт у всех.

Вот оно. Сработало. Она что-то нащупала. Возможно, это была пустая угроза, брошенная в пылу ссоры. Или же он только что сказал ей, что его планы по-прежнему связаны с «Росинантом».

— Ты ничего ему не сделаешь, — сказала она.

— Да? — он оскалил зубы, как шимпанзе. — Ну, может, ты сделаешь.

Он резко повернулся и вышел из комнаты. Оставляя её одну, как следовало сделать ещё несколькими минутами ранее. А лучше полтора десятилетия назад.

— Ты всё? — спросил Цин, кивая на её тарелку с брикетом из чечевицы и наполовину съеденным рисом. На экране в столовой марсианский генерал стучал по столу, раскрасневшийся от праведного гнева, очень похожего на страх. Он клеймил трусость лица или лиц, совершивших это гнусное злодеяние не только против Земли, но против всего человечества. Примерно на каждом третьем высказывании кто-то на другом конце её стола повторял слова генерала высоким, квакающим голосом, напоминавшим что-то из детского мультика.

Она отломила ещё кусок от чечевичного брикета и отправила его в рот.

— Почти, — сказала она с набитым ртом. Она скинула поднос с остатками брикета в утилизатор и пошла к лифту. Цин поплёлся за ней. Она была так погружена в свои мысли, что едва ли замечала его, пока он не заговорил.

— Слышал, ты выясняла отношения с боссом, — сказал Цин. — Что-то про Филипито?

Наоми уклончиво хмыкнула в ответ.

Цин поскреб шрам за левым ухом.

— Он хороший парень, твой сын. Знаю, тебе это не понравится, но… Филипито, он тоже слышал. И тяжело это принял.

Лифт остановился, она вышла, Цин сразу за ней.

— Тяжело?

— Не бери в голову, — сказал Цин. — Просто знай. Наш Филипито — мужик, но не настолько, чтобы ему было не нужно твоё мнение, так-то. Ты же его мать.

Самое жуткое заключалось в том, что она понимала это. Она лишь кивнула.

Она лежала на своей койке, сплетя пальцы под шеей, и пялилась в темноту под потолком. Повёрнутый в её сторону экран интерфейса не горел. Её это не печалило. Она медленно собирала воедино всё, что знала.

Марко организовал покушения на глав Земли, Марса и АВП. Но убить получилось только генерального секретаря ООН. Он пытался заполучить «Росинант» до того, как случились все эти покушения. Он обрушил на Землю самую страшную катастрофу со времён вымирания динозавров. У него были марсианские боевые корабли и оружие, но никаких видимых признаков сотрудничества с марсианским правительством или военным флотом. Всё это она уже знала, ничего нового. Тогда что было новым?

Три новых мысли и только. Во-первых, Крылья считает, что попытки обменять Сакаи могут быть направлены скорее на то, чтобы успокоить пленника, нежели действительно его вызволить. Во-вторых, Марко намекнул, что Холден всё ещё находится в опасности, и, в-третьих, она может быть тем, кто причинит ему боль.

И ко всему, она была совершенно уверена, что, пока Марко не выступит с манифестом, который привлечет к нему внимание всего человечества, атака проведена только наполовину. И если Сакаи будет думать, что останется в тюрьме, всё пойдет не так, как задумано. Это интересно. Что такого может знать Сакаи…

Ох.

Фред Джонсон жив, станция Тихо не в руках Марко. Холден в опасности. И она тому причиной.

Это означало, что в программное обеспечение «Роси» подсунули её вредоносный код для магнитного поля, как было когда-то с кораблём «Августин Гамарра». Скорее всего, в доках. Фред Джонсон, Джеймс Холден, а заодно и главный инженер Сакаи со всеми остальными на станции — все они погибнут в огненной вспышке, как только программа, написанная ею целую жизнь назад, решит, что пришла пора.

Всё повторяется, а у неё нет ни единой возможности это остановить.

Глава 30: Амос

Они шли пешком. Облака над ними не были настоящими облаками, а моросящий дождь наполовину состоял из песка и сажи. Вокруг воняло гнилью и развороченной землей, но холод прибивал смрад и в основном пахло просто холодом. Судя по выкорчеванным деревьям, поваленным в одном направлении: кронами примерно на северо-восток, корнями на юго-запад — Амос надеялся, что они двигаются к менее разоренной территории. По крайней мере пока не доберутся до побережья с зонами затопления.

Он решил, что в Балтиморе меньше всего должны были пострадать жители аркологии — неудавшегося проекта, расположенного в центре мегаполиса. Ее строили как отдельный город со своей замкнутой экосистемой внутри массивных стен из стали и керамики. И пусть эта затея провалилась к чертям, зато сама гиперструктура была высокой и, как предполагалось, долговечной. Даже если несколько нижних этажей ушли под воду, на верхних должно было остаться довольно много народу, благополучно избежавших худшей участи. Превратись Балтимор в море, аркология стала бы островом.

Кроме того, аркология была дерьмовым районом. Эрих и его банда владели по крайней мере его частью. И пока над оставшейся частью не установил контроль кто-то из основных игроков — Лока Гриега или Золотая Ветвь — они, вероятно, могли забрать ее решительным ударом. И даже если Эрих этого не сделал, там должен был остаться кто-то, с кем можно договориться. Он лишь надеялся, что это не Золотая Ветвь. Эти парни, по его опыту, были гребанными ублюдками.

Однако сейчас перед ними стояли более насущные проблемы. Основной целью было добраться туда, и если затея заключалась в том, чтобы перебирать ногами от Ямы в Вифлиеме до аркологии в Балтиморе, то в ней имелась куча дыр. В обширном районе между ним и местом назначения находилось около трех миллионов человек, это если по прямой. Идти через густонаселенные города точно не стоило. Амос надеялся, что у них получится, держась западнее, обойти их кругом. Он был уверен, что там есть заповедник, по которому можно пройти. Не то чтобы он много времени провел в походах, когда жил на Земле. Но это придется сделать. И у него, вероятно, получилось бы, будь он один.

— Что, Персик, пока держимся?

Кларисса кивнула. Ее тюремную больничную робу покрывали грязные разводы от плеч до подола, а прямые длинные волосы свисали. Она была тощей и бледной как черт знает что. Вылитое привидение.

— Да, все нормально, — ответила она. Чушь собачья, но что он мог сделать? Глупо было ее спрашивать.

Так что они шли, пытаясь экономить силы, высматривая места, где могла быть чистая вода. Встретили пару станций экстренной помощи, развернутых на автомагистрали — мужчины и женщины с повязками медиков на рукавах и генераторы, работающие на освещение. Светлее, чем бывает в поздних сумерках, не было ни разу, даже в полдень. Облака удерживали тепло от излучения в космос, но и солнце они задерживали тоже. Было ощущение ранней зимы, хотя должно было быть жаркое лето. Время от времени они наталкивались на новые разрушения: выпотрошенные здания с вынесенными стенами, стальными и керамическими балками; скоростной поезд, лежащий на боку, похожий на мертвую гусеницу. Тела, валяющиеся на обочинах, судя по всему, остались от людей, попавших под первоначальный взрыв.

Большинство беженцев на дорогах, контуженные, с мертвыми глазами, казалось, шли к станциям, но Амос старался держаться от них подальше. Прежде всего, совершенно определенно предполагалось, что Персик не должна разгуливать на свободе среди законопослушных граждан Земли, и Амосу совсем не хотелось никаких долгих разговоров на тему того, что апокалипсис апокалипсисом, а законы всё ещё действуют. Да и в любом случае, они не смогут получить там то, что им действительно нужно. Так что он держал ухо востро, а направление на северо-восток.

Потребовалось три дня, чтобы он нашёл, что искал.

Палатка стояла в стороне от дороги, метрах в семи. Это не была настоящая палатка, просто брезент, перекинутый через шнур, натянутый между электрическим столбом и чахлым деревцем. Снаружи горел огонь, и человек, сгорбившись над ним, скармливал дымному пламени палочки и веточки. Электрический мотоцикл был прислонен к столбу, его дисплей не горел либо потому, что находился в режиме энергосбережения, либо потому, что сдох. Амос приблизился, держа руки так, чтобы этот парень мог постоянно видеть их, и остановился метрах в четырех. Персик, спотыкаясь, подошла и встала рядом. Он посчитал, что кто-то, кто не знает её, или того, кем она была, скорее всего не увидит в ней реальной угрозы.

— Привет, — сказал Амос.

Парень замер, а затем кивнул.

— Привет.

— Куда путь держишь? — спросил Амос.

— Запад, — сказал парень. — На востоке везде жопа отсюда до побережья. Может, и на юг. Посмотрим, смогу ли я найти теплое местечко.

— Да, дерьмо повсюду, — сказал Амос, как будто они были в кофейне и болтали о погоде. — Мы направляемся на северо-восток. Район Балтимора.

— Или то, что от него осталось, — сказал парень. — Без обид, но я думаю, что твой план отстой.

— Всё в порядке. То же самое я подумал и о твоем.

Человек улыбнулся и не полез за пушкой. Если она у него была. Среди законопослушного населения Земли ходило не так много оружия, как в Поясе. И если парень был готов так долго трепаться попусту без нагнетания обстановки и не играя свою игру, то, возможно, он не был хищником. Просто еще один бухгалтер или медицинский техник, пока еще идущий к пониманию того, как мало его образование стоило на данный момент.

— Я бы поделился с тобой чем-нибудь, но у нас ни черта нет.

— Я бы помог, но в палатке есть место только для одного.

— Я маленькая, — Персик шутила, но лишь отчасти. Она, такая тощая, должна была переносить холод гораздо хуже, и когда Амос обратил на это внимание, то не смог не отметить, что становится чертовски прохладно.

— Хотите маленький совет? Пройдите несколько километров на север, прежде чем повернёте на восток, — сказал парень.

— Почему? — спросил Амос.

— Там засел какой-то урод с ружьем. Таблички «вход воспрещен» и прочая муть. Пальнул в меня, когда я подошел воды попросить. Козёл вроде тех, которые писают кипятком от радости, что всё в мире полетело к чертям и его паранойя и припрятанный арсенал себя оправдали.

Амос почувствовал, как что-то в его груди растекается теплом, и подумал, что это, возможно, чувство облегчения.

— Будем знать. Ну тогда береги себя.

— Мир вам.

— И тебе того же, — сказала Персик. Амос кивнул и, повернув к северу, поплёлся вдоль дороги. Через полкилометра он остановился, присел на корточки за деревом и стал всматриваться туда, откуда они пришли. Персик, дрожа, примостилась рядом.

— Что мы делаем?

— Смотрим, не преследует ли он нас, — сказал Амос. — Ну, знаешь, мало ли.

— Думаешь, он станет?

Амос пожал плечами.

— Не знаю. Цивилизация заставляет людей вести себя цивилизованно. Если же её больше нет, не стоит рассчитывать, что люди не выйдут за рамки.

Девушка улыбнулась. Она и правда скверно выглядела. У него мелькнула мысль, а что бы он стал делать, если бы она умерла. Наверное, придумал бы что-нибудь ещё.

— Ты так говоришь, будто тебе это знакомо, — сказала она.

— Чёрт, да я вырос среди вот такого же. Все эти люди просто играют в догонялки. Просто мы люди, вот и всё. Мы племя. Чем спокойнее вокруг, тем больше твое племя. Все люди в твоей банде, или всё население в твоей стране. Все на твоей планете. А потом прилетает очередной камень, и племена снова становятся маленькими.

Он махнул рукой на серую тьму окружающего ландшафта. Деревья вдали не были повалены, но трава и кустарник уже начали умирать от темноты и холода.

— Думаю, в данный момент наше племя включает двоих, — сказал Амос.

Её передернуло — то ли от этой идеи, то ли от усилившегося холода. Он встал, щурясь в темноту над дорогой. Парень из палатки не появлялся. Вот и хорошо.

— Ладно, Персик. Нужно идти дальше. Нам придётся ненадолго сойти с дороги.

Она растерянно посмотрела на север, куда дальше уходила дорога.

— Куда мы направимся?

— На восток.

— В смысле туда, куда нам не стоит идти, потому что какой-то придурок стреляет по людям?

— Ага.

Еще на прошлой неделе город был приличных размеров. Дешевые дома на узких улицах, солнечные панели на всех крышах впитывали солнце, когда оно ещё было. Там и сям всё ещё попадались люди. Примерно в одном из пяти-шести домов жители ждали, когда придёт помощь, или впали в отрицание так глубоко, что считали нормальным вариантом остаться на месте. Или просто решили умереть в родном доме. Вполне здравое решение, не хуже любого другого, просто так обстояли теперь дела.

Они шли по тротуару, хоть машин и было немного. Один раз в нескольких кварталах впереди проехал полицейский фургон. Седан со скрюченной на сиденье старухой, которая старательно игнорировала их, проезжая мимо. Севшие батареи уже не получится зарядить от сети, поэтому все поездки были либо короткими, либо в одну сторону. На одном из домов поперек фасада краской было намалевано: «ВСЁ В ЭТОМ ДОМЕ ЯВЛЯЕТСЯ СОБСТВЕННОСТЬЮ СЕМЬИ ТРЕВИС. МАРОДЕРЫ БУДУТ ПОЙМАНЫ И УБИТЫ». Это рассмешило его на пару кварталов. Супермаркет в центре городка был погружён во тьму и обнесён дочиста. Так что кто-то здесь всё же понимал всю серьезность их положения.

Нужный участок находился на восточном конце города. Амос беспокоился, что они могут пройти мимо, не заметив его, но граница участка упиралась в дорогу и смысл табличек был совершенно ясен. «ЧАСТНАЯ ТЕРРИТОРИЯ. НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ. РАБОТАЕТ ВООРУЖЕННАЯ ОХРАНА». И повеселившее Амоса больше всего: «НИКАКОЙ СЛУЖБЫ ПОМОЩИ».

Широкий расчищеный двор заканчивался у белого модульного дома. Транспорт, припаркованный у входа, силился изобразить из себя военную технику. Амос прожил в настоящей военной среде достаточно долго, чтобы заметить разницу.

Он оставил Персика стоять на месте, на границе владения, а сам пошел к периметру в одиночку, примечая все детали. Забор был оплетен по кругу колючей проволокой, но не под напряжением. Шанс, что гнездо рядом с чердаком окажется снайперским, был примерно пятьдесят на пятьдесят, но там просто могла жить птица. Было легко забыть, что даже под колоссальным давлением человечества на Земле всё же существовала дикая природа. Сам дом был то ли привезён сюда целиком, то ли распечатан на месте, трудно сказать. Ещё он увидел три трубы, торчащих вверх из земли, которые, похоже, служили для вентиляции. На коре деревьев в границах участка виднелись дырки от пуль, а в одном месте — что-то похожее на кровь на листьях умирающих кустов.

Вот туда ему и нужно.

Он начал с того, что встал на углу участка, сложил ладони рупором и заорал:

— Эй, в доме! Ты там?

Он прождал минуту, пытаясь отыскать признаки движения. Что-то за занавесками переднего окна. Ничего в гнезде снайпера. Так что, возможно, там были просто воробьи.

— Эй, в доме! Меня зовут Амос Бартон и я хочу кое-чем поменяться!

В ответ послышался мужской голос, пронзительный и злобный:

— Это частная собственность!

— Поэтому я стою тут и срываю своё чертово горло, а не звоню в дверь! Я слышал, ты подготовился к этому дерьму. А вот меня вся эта хрень застала врасплох. Поэтому хочу кое-чем поменяться, на оружие.

Ответом ему была долгая тишина. Хотелось верить, что ублюдок не решит просто пристрелить его. Но всяко случается. Жизнь — рискованная штука.

— Что ты предлагаешь?

— Водоочиститель, — заорал Амос. — Он у меня в трейлере.

— У меня уже есть.

— Может понадобиться ещё один. Не думаю, что их будут производить в ближайшее время. — Он мысленно посчитал до десяти и продолжил: — Давай я подойду к дому и мы все обсудим.

— Это частная собственность! Не пересекай границу!

Амос открыл калитку, улыбаясь максимально идиотски:

— Всё окей! Я б не стал меняться на оружие, если бы оно у меня было, правда? Не стреляй, я просто хочу поговорить.

Он пересек линию, оставив ворота за собой открытыми. Он держал руки на весу, растопырив пальцы. Он видел перед собой пар от своего дыхания. Действительно стало чертовски холодно. И не скоро станет теплее. Он подумал, может, стоило сказать, что у него есть обогреватель.

Дверь открылась, и наружу вышел мужчина. Высокий и тощий, с тупым и жестоким лицом, он держал в руках длинноствольную автоматическую винтовку и целился ею Амосу прямо в грудь. По законам ООН было чертовски нелегально иметь у себя что-то подобное.

— Привет! — сказал ему Амос и помахал рукой. — Меня зовут Амос.

— Ты уже говорил.

— Твое имя я подзабыл.

— Я его не называл.

Человек прошёл вперёд, чтобы укрыться за своим псевдовоенным транспортом.

— Классная винтовка, — сказал Амос, держа руки поднятыми.

— И отлично стреляет, — отрезал мужик. — Раздевайся.

— Чё?

— Ты меня слышал. Если хочешь обмена, докажи, что не прячешь оружие. Раздевайся!

Что ж, это был непредвиденный поворот, но чего уж там. Он не впервые встречал парня, который тащился от собственной власти. Амос стянул рубашку, одновременно снимая обувь, потом скинул штаны, переступил через них. Холодный воздух обжег ему кожу.

— Так, — сказал Амос. — Теперь, если я не спрятал пистолет в заднице, будем считать, что я безоружен?

— Ладно, — отозвался мужчина.

— Слушай, если ты всё-таки напрягаешься — позови кого-нибудь, пусть осмотрят мои шмотки. А сам можешь держать меня на прицеле, чтоб я чего не выкинул.

— Не указывай мне, что делать.

Это был хороший знак. Похоже, мужик жил здесь один. Амос бросил взгляд на чердак. Будь с ним еще кто-то, сидел бы как раз там. Маленькие серо-коричневые крылья затрепетали у чердака, словно в ответ на его вопрос.

— Где очиститель?

— Около трех миль вниз по дороге, — объяснил Амос, ткнув большим пальцем. — За час легко доставлю.

— Не парься, — ответил мужик, поднимая винтовку к плечу и прицеливаясь. Дуло показалось Амосу размером с пещеру. — Я и сам справлюсь.

До того, как он успел нажать на спуск, по двору пронесся будто порыв ветра. Только у этого ветра были зубы. Мужик качнулся назад и взвизгнул от удивления и боли. За те несколько дней, что они покинули Яму, химические блокираторы гормонов сошли на нет, и Персик двигалась быстрее, чем глаз Амоса мог уследить. Казалось, она превратилась в бешеного колибри. Человек упал на колени, штурмовая винтовка внезапно исчезла, а из сломанного пальца потекла кровь. Когда он скорчился, схватившись за свою сломанную руку, винтовка выплюнула очередь и вспорола ему грудь.

А потом Персик остановилась. Ее тюремная роба, забрызганная кровью, хлопала на ветру, а в руке она держала винтовку. Девушка медленно опустилась на землю. К моменту, когда Амос снова натянул штаны и шагнул к ней, она уже лежала, закатив глаза, и содрогалась от рвоты. Он укрыл ее своей рубашкой и подождал, пока припадок не закончился. За прошедшие пять минут никто так и не вышел из дома, чтобы выяснить обстановку или отомстить, и Амос уверился, что покойный был холостяком.

Но вот она задрожала, потом замерла, и пустота ушла из ее глаз.

— Эй, — позвала она. — Мы победили?

— В первом раунде — да, — кивнул Амос. — Это всегда так?

— Ага, — сказала она. — Так себе модификация.

— Но, когда нужно, может быть полезно.

— Точно. А ты как?

— Чуток замёрз, — сказал Амос. — Но это не смертельно. Подожди здесь немного, хорошо? Хочу разведать, что нас ждёт внутри.

— Я пойду с тобой, — запротестовала она и попыталась сесть. Он положил руку ей на плечо. Ему даже не пришлось нажимать, чтобы остановить ее.

— Сначала пойду я. Не удивлюсь, если там всё заминировано.

— Ладно, — выдохнула она. — Тогда я просто жду здесь.

— Отличный план.

Следующим утром на рассвете они выступили из этого маленького дома. На обоих были термокостюмы профессионального класса, хоть ему размер был маловат, а ей пришлось подкатать рукава. В бункере под домом нашлось достаточно припасов, чтобы продержаться год-два: оборудование для жизнеобеспечения, оружие, боеприпасы, кипа удивительно скучной порнографии и набор великолепных шахмат, вырезанных вручную. Лучшая находка, однако, обнаружилась не в бункере. В гараже стояли полдюжины не пользованных, но хорошо подготовленных велосипедов, оборудованных кофрами. Даже с длинными ружьями за плечами и увесистым багажом еды и воды они покрыли расстояние от лагеря через весь город до шоссе за полчаса. К полудню они были дальше, чем могли бы пройти пешком за три дня. От Ямы до офиса Эриха было примерно семьсот километров. Пешком они смогли одолеть меньше тридцати. На велосипедах уже получилось в два с лишним раза больше. Балтимор теперь был, может, в девяти днях пути, если всё пойдёт нормально. Что, учитывая ситуацию, было под большим вопросом. Но всё же…

В полдень они остановились пообедать. Тусклый свет создавал ощущение раннего утра незадолго до рассвета. От его дыхания в воздухе клубился пар, но в своем термокостюме и после физической нагрузки холода Амос не чувствовал. Персик тоже выглядела в тысячу раз лучше. Она улыбалась, на щеках играл румянец. Они сидели на старой скамейке у дороги, глядя на восток. Везде, куда ни глянь, были грязь и разбросанный мусор.

А еще над горизонтом сияло зарево чего-то большого — города или пожара — подсвечивая облака снизу золотом по серому. Так что даже в конце света может быть толика прекрасного.

Персик откусила кусок от своего питательного батончика и глотнула воды из самоочищающей флаги.

— Тебя это беспокоит?

— О чём ты?

— О том, что мы сделали.

— Не уверен, что понимаю, про что ты, Персик.

Она глянула на него, сузив глаза, будто пытаясь определить, не шутит ли он:

— Мы захватили дом человека, убили его и забрали себе его вещи. Если бы мы к нему не пришли, он мог бы жить дальше. Пока бы солнце не вернулось. Он бы выжил.

— Он собирался пристрелить меня только потому, что у меня было что-то ему нужное.

— Он бы этого не сделал, если бы мы сами к нему не пришли. И ещё мы соврали ему, что хотим поменяться.

— По-моему, ты пытаешься что-то сказать, Персик.

— Если бы он не был готов спустить курок, ты бы его отпустил? И были бы мы здесь с этой едой и оружием?

— Мы бы забрали его вещи. Я лишь говорю, что в этой ситуации обе стороны хотели одного и того же.

— Выходит, мы с тобой не совсем «хорошие парни», да?

Амос нахмурился. До её вопроса он даже не задумывался об этом. А беспокоило его то, что он перестал о таком беспокоиться. Он поскреб грудь и попытался представить, как Холден делает то, что сделали они. Или Наоми. Или Лидия.

— Да, — сказал он. — Мне и правда нужно поскорее возвращаться на корабль.

Глава 31: Алекс

— Ты в хорошем настроении, — отметила Бобби, как только Алекс сел напротив. Она завтракала овсянкой, протеиновой массой, похожей на омлет, и сосисками с острым соусом. Её волосы, собранные сзади в тугой хвост, были мокрыми от пота, а щёки красными от недавней физической нагрузки. Одного взгляда на неё ему хватило, чтобы почувствовать себя не в форме. Но она была права. У него было хорошее настроение.

— Капитан ведёт мою девочку к Луне.

Бобби нахмурилась.

— Твою девочку?

— «Роси».

— А, ну да, — сказала она. — Я уж подумала… Да. Будет здорово встретиться с Холденом. И Авасаралой.

— Будет здорово оказаться на своём чёртовом корабле, — заявил Алекс, тряся перечницей над искусственным омлетом. — Нам бы теперь вернуть ещё Амоса с Наоми… Ты чего? Я что-то не так сказал?

Тень, мелькнувшая на лице Бобби, исчезла, и она покачала головой:

— Да нет. Просто… Не знаю. Завидую, наверное. Столько времени прошло с тех пор, как у меня были «свои люди».

Она наколола одну из сосисок на вилку, и, съев ее, оглядела столовую. Яйца в тарелке Алекса напоминали мел и на вкус были больше похожи на дрожжи, чем на что-то, полученное от курицы, и этот вкус навеял на него воспоминания о десятилетиях, пропитанных им.

— Когда крутишься в компании ребят, которые прямо сейчас тянут службу, трудновато, смотря в будущее, представлять жизнь на гражданке?

— Вроде того.

— Всё меняется, — сказал Алекс.

— Прошлого не вернуть, — отозвалась она, цитируя его самого.

Алекс отломил кусок тоста, сунул его в рот и уточнил сквозь хруст:

— Мы всё ещё про службу говорим?

Бобби улыбнулась.

— Нет, думаю, не о ней. Всё ещё не укладывается в голову, что Земля никогда снова не будет Землей. Такой, как прежде.

— Нет, не будет.

— Да и Марс тоже, — продолжила Бобби. — Я вот думаю о моём племяннике. Умный парень. Вот прямо книжный червь. Он ведь на самом деле не видел мира, только университет и проект терраформирования. Вот и вся его жизнь. Он один из первых среди моих знакомых, кто действительно осознал, какое значение эти колонии в других мирах имеют для нашего мира.

— Да. Это меняет всё, — сказал Алекс.

— За исключением того, как мы справляемся с этим, — сказала она, затем перезарядила воображаемый дробовик и изобразила выстрел.

— Удивительно, как многого удалось достичь, учитывая, что работать пришлось с наглыми социальными приматами и эволюционным поведением, сформировавшимся в плейстоцене.

Бобби рассмеялась, и ему было приятно слышать её смех. Было что-то в том, чтобы помогать окружающим чувствовать себя лучше, от этого и ему становилось чуть легче. Казалось, если вся его команда будет радоваться жизни, то ничего плохого просто не сможет произойти. Он понимал, что в такой логике есть изъян: если их спокойствие успокаивает его, то, возможно, и он своим спокойствием успокаивает их, и вот все они на полном ходу спокойно влетают в скалу, мило улыбаясь друг другу.

— Я слышал, что корабли поддержки уже здесь, — сказал Алекс.

— Да, только это может быть не так хорошо, как мы надеялись, — сказала Бобби, набив полный рот сосиской. — Об этом говорили на утренней тренировке. Корабли уже вот-вот должны быть в пределах радиуса практической дальности, но, по слухам, их команды укомплектованы чёртовыми салагами. То есть, у них это вообще первый поход.

— Что, прямо у всех? — сказал Алекс.

— Хорошие команды остались на Венгрии прикрывать отход нашей шестерки.

— Ну что ж. Куча подростков, летящих с нами, это всё же лучше, чем просто два фрегата, — сказал Алекс, — но ты ведь не будешь винить меня за то, что я надеялся, что к нам с холма спустится более опытная кавалерия.

— Скорее всего, когда мы только начинали, про нас говорили то же самое.

— Конечно, говорили. На первом же одиночном задании я случайно чуть не сбросил ядро реактора.

— Серьезно?

— Переволновался.

— Видимо, чертовски сильно переволновался, — сказала Бобби. — Что ж, надеюсь, это будет легкая прогулка к Луне.

Алекс кивнул и сделал глоток кофе из своей груши.

— Думаешь, это реально? Ты правда веришь, что всё закончилось?

Бобби промолчала.

Они потратили остаток обеда на обсуждение менее тревожных тем: как тренируют десант и флот, в чём разница и что лучше; истории Алекса из путешествия к Илосу и по медленной зоне; размышления на тему того, что именно собирается делать Авсарала, когда они доставят премьер-министра на Луну. Это можно было назвать деловым разговором, и Алекс находил его простым и приятным. Они не летали в одной команде годами, но с ней хорошо было говорить, хорошо находиться рядом. В другой жизни он бы вполне мог представить, что летает с ней на одном корабле. Ну, конечно на военном. Он никак не мог представить её на водовозе типа «Кентербери» и думал, что было бы, если бы она была с ними на «Роси». В числе того, что делало «Роси» домом, было то, что их команда такая маленькая и они так тесно связаны друг с другом. Жизнь в одном и том же помещении в течение долгих лет давала близость. Приди кто-нибудь, даже кто-то настолько же грамотный, разумный и лёгкий в общении, как Бобби, и ему придется притираться, а для команды нет ничего более неловкого, чем человек, чувствующий себя лишним.

Он всё ещё думал об этом, дожевывая так называемые яйца, в предпоследний раз набив полный рот и слушая, как Бобби рассказывает истории об альпинизме на поверхности Марса, как вдруг завыла сирена.

— Всем занять боевые позиции, — сказал спокойный, хриплый голос между завываниями сирены. — Это не учебная тревога.

Алекс поднялся и двинулся к своему амортизатору еще до того, как осознал происходящее. Бобби держалась рядом. Они бросили лотки для завтрака и груши в переработчик на выходе — долгие тренировки приучили их воспринимать любой незакрепленный предмет как потенциальный снаряд в случае, если вектор корабля менялся слишком резко. Отрывистая вибрация ОТО уже звучала на палубах, но Алекс не мог представить, что могло бы подобраться настолько вплотную для такого рода ближнего боя и при этом остаться незамеченным. Сигналы тревоги всё ещё затихали, когда они вышли в коридор, где их встретил один из пехотинцев — сержант Парк.

— Нет времени, чтобы добираться до своих кают. Есть несколько запасных амортизаторов, которые мы можем вам предоставить прямо здесь.

— Что происходит? — спросил Алекс, переходя на бег, чтобы не отставать.

— Корабли поддержки стреляют по нам.

— Что? — рявкнула Бобби.

Парк, не останавливаясь, открыл люк в пустую переговорную и втолкнул их внутрь. Алекс бросился в объятия амортизатора и пристегнулся с автоматизмом, полученным с помощью долгих тренировок и въевшейся привычки. Его сознание в этом не участвовало.

— Кто-то подделал код военного передатчика? — спросил он.

— Не-а, это наши пташки, — ответил Парк, проверяя ремни Алекса.

— Тогда как…

— Надеюсь, мы выбьем из них ответ, когда придет время, сэр, — сказал Парк, переключаясь на Бобби и проверяя ее кресло. — Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до объявления, что всё безопасно. Не знаю, с чем мы имеем дело, но думаю, что…

Корабль резко накренился, подвесы амортизаторов защелкнулись в положении сорок пять градусов к палубе. Парк скользнул в сторону и успел сжаться, перед тем как врезался в стену.

— Парк! — закричала Бобби, потянувшись к удерживающим её ремням. — Отзовись!

— Оставаться в своём амортизаторе! — заорал десантник откуда-то снизу позади Алекса. Давление гравитации тяги вжало того глубоко в гель. Игла скользнула ему в ногу, закачивая коктейль из препаратов в его кровоток, чтобы уменьшить вероятность инсульта. Иисусе, всё гораздо серьезнее, чем он предполагал.

— Парк! — снова позвала Бобби, а после разразилась потоком ругани, когда солдат выкатился за дверь в коридор, оставив их внутри. — Вот дерьмо. Какое же дерьмо.

— Ты что-нибудь можешь сделать? — прокричал Алекс, несмотря на то, что она была в полутора метрах от него. — Моя контрольная панель заблокирована.

Он слышал звук ее дыхания сквозь отдаленную вибрацию ОТО и более низкий звук ракетных двигателей.

— Нет, Алекс. Мой экран в режиме ожидания.

Звук от амортизаторов, снова меняющих угол наклона, прокатился по палубе, как громкий многоголосый стон. Кто бы там ни стоял за штурвалом, они явно испытывали возможности корабля. Наряду с низким, узнаваемым гулом корабельных орудий слышались и другие, незнакомые звуки. Мозг Алекса связал их с нанесенным противником уроном. И по крайней мере какое-то время он был уверен в своей правоте. В горле стоял ком, живот болел. Он всё ждал, что заряд из гаусса прошьет корабль насквозь, и каждая секунда, в которую этого не происходило, добавляла ему уверенности, что это обязательно произойдет.

— Ты там как? — спросила Бобби.

— Просто хотелось бы понимать, что происходит. Или иметь возможность хоть что-то сделать. Я не против драки, но быть тушенкой в банке просто ненавижу.

Его желудок ухнул вниз, и некоторое время он ощущал внезапно наступившую невесомость как тошноту. Его амортизатор стал поворачиваться влево, амортизатор Бобби вправо, пока они не смогли увидеть друг друга.

— Ну всё, — сказала Бобби, — они достали двигатель.

— Ага. Так вы о чем-то таком с Авасаралой думали, когда решили, что кто-то, судя по всему, присваивает корабли марсианского флота вместе с оборудованием и припасами?

— Сейчас это кажется разумным, правда?

Амортизаторы повернулись снова, когда маневровые двигатели на обшивке корабля начали гасить инерцию изрядной массы стали и керамики. Пульсация ОТО и отдача от запускаемых ракет звучали, как тяжелая музыка в фоне, но внимание Алекса привлекла наступившая тишина.

— Плохие парни, — сказал он. — Они прекратили огонь.

— Чего? — переспросила Бобби и, поразмыслив, добавила: — Значит, абордаж?

— Я тоже об этом подумал.

— Ладно. Сколько ты хочешь оставаться в этом кресле до тех пор, как мы пойдем и попробуем раздобыть какое-нибудь оружие?

— Пять минут?

— Нормально, — сказала Бобби, вытаскивая свой ручной терминал. — Запущу таймер.

Дверь в переговорную открылась через три минуты двадцать пять секунд. Три пехотинца, одетые в легкую боевую броню, вплыли через нее и заняли позиции у дверного проема, держа винтовки наизготовку. Вошедший первым человек с узким лицом и шрамом, идущим книзу от его носа, двинулся вперед. Алекса пронзила мысль, что если плохие парни, кем бы они ни были, заимели марсианские корабли, то получили бы и марсианскую броню, но узколицый закрепился на палубе.

— Мистер Камал. Сержант Драпер. Меня зовут Лейтенант де Хаан. Корабль будет совершать маневры и мы должны быть осторожны, но мне нужно, чтобы вы прошли со мной.

— Принято, сэр, — сказала Бобби, отщелкнув ремни на своем амортизаторе и запустив себя к двери. Алекс отставал от нее лишь на миг.

Десантники двигались сквозь помещения, паря в невесомости с тренированной ловкостью, прикрывая друг друга. Один всегда держал под прицелом пространство сзади, другой — впереди, а Алекс и Бобби находились в центре группы. Дважды корабль резко накренился, когда Алекс был на середине прыжка от одного захвата до другого. В первый раз ему удалось за что-то ухватиться, но во второй он отскочил от пустого участка палубы и вертелся в воздухе, пока один из солдат не схватил его и не оттащил в безопасное место. Звуки битвы, идущие из одного направления, сначала становились громче, а потом стали отдаляться. Одна из переборок не открылась, сообщив о вакууме за ней, и им пришлось вернуться назад. Путешествие, как в кошмарном сне, казалось бесконечным, но при этом оно закончилось, едва начавшись.

На мостике находилась капитан, пристегнутая к своему амортизатору, и премьер-министр в кресле рядом с ней. Вокруг них свои боевые посты занимали члены команды, перебрасываясь друг с другом информацией; Алекс кусками улавливал кое-что из нее, и на основе этих кусков его мозг складывал картину всей ситуации, причем он почти не понимал, что именно из услышанного позволяет ему делать выводы. Главный двигатель выведен из строя. Передатчик не работает на трансляцию ни в широком, ни в направленном вещании. Корпус пробит рядом с инженерной палубой, в оружейной и в складе на корме. Ракеты можно выпустить, но система наведения не отвечает. Никто не упоминал о двух фрегатах, которые летели с их кораблем с тех пор, как ушел основной эскорт. Как догадывался Алекс, это означало их гибель.

— На нас напали и высадили к нам десант, — сообщила капитан удивительно спокойным голосом. — Силы настоящего эскорта также подверглись массированной атаке, поэтому не смогут подойти и оказать поддержку. Мы послали сигнал бедствия на общем канале, но маловероятно, что кто-то сможет добраться сюда достаточно быстро, чтобы как-то повлиять на исход столкновения. Мы готовимся всеми силами держать оборону, но если мы окажемся не в состоянии обеспечить вашу безопасность, вам может потребоваться эвакуация.

— Посреди перестрелки? — сказал Алекс.

— Это не лучший вариант, — признала капитан. — При всём уважении, моей первоочередной задачей должна быть безопасность премьер-министра.

— Так точно, командир, — сказала Бобби, и одновременно с ней Алекс произнес:

— Звучит несколько угрожающе.

Капитан проигнорировала их обоих.

— У нас есть полдюжины подготовленных спасательных капсул. Протокол требует придать каждой капсуле вооруженное сопровождение и запустить все капсулы одновременно, чтобы попытаться распылить внимание противника и повысить для каждого из вас шансы уйти незамеченными.

— Это дерьмовый план, — сказал Алекс капитану, а затем повернулся к премьер-министру. — Вы ведь понимаете, что это дерьмовый план, сэр?

Смит кивнул. Его лицо побагровело, а шею и щеки покрывала тонкая пленка пота, держащаяся за счет поверхностного натяжения.

— Да, — согласилась Бобби, — у капсул нет двигателей Эпштейна. Вы просто сделаете из нас мишени. Но прямо здесь у нас есть гоночная яхта. «Бритва» построена для высоких скоростей.

Капитан подняла руку, требуя тишины:

— Что я хотела сказать? Мы можем реквизировать «Бритву» для премьер-министра, выделить для нее пилота и охрану, но тогда получится, что я бросаю в мясорубку двух гражданских.

— Да с чего, черт побери, вы это взяли? — перебила ее Бобби. — У нас здесь есть и пилот, и прикрытие. Разве нет? Мы разместим премьер-министра на койке, а сами займем амортизаторы. У Алекса больше опыта в пилотировании этого корабля, чем у кого-либо из вас, и, при всём уважении к лейтенанту Хаану, я стреляю не хуже, чем любой из вас. Это будет трудно, но в целом возможно.

— Да, именно это я и собиралась сказать, — отчеканила капитан полным раздражения голосом. — Кроме того, премьер-министр ясно дал понять, что присутствие сержанта Драпер на Луне необходимо по политическим причинам, поэтому…

— Они уже сказали «да», капитан Чодхари, — рявкнул премьер-министр. — Примите это как утвердительный ответ.

— Лейтенант, — сказала Бобби, — если я буду выполнять роль прикрытия на этом задании, то мне очень хотелось бы иметь в распоряжении оружие.

Человек с узким лицом улыбнулся, а глаза его холодно блестели.

— Это я могу устроить, сержант. Капитан?

Капитан коротко кивнула, и лейтенант де Хаан полетел к лифту, а Бобби сразу за ним. Сердце Алекса забилось вдвое быстрее, но страх скрадывался растущим возбуждением. Да, он мог потерять жизнь. Да, неизвестный враг взял их в кольцо, и скорее всего, штурмует сам корабль. Но он снова собирался лететь в бой, и какая-то часть его души, юная и незрелая, ждала этого с нетерпением.

— Мы прикроем вас ОТО так долго, как сможем, — продолжила капитан, но Алекс снова перебил её.

— Этого недостаточно. Если нестить на полной тяге до самой Земли… что ж, возможно, вражеские корабли мы бы смогли обогнать, но никак не их снаряды, которым не приходится думать об экипаже внутри, раздавленном перегрузкой. И вроде как поблизости нет ничего, за чем получилось бы спрятаться.

— Придется вам что-нибудь придумать, — сказала капитан.

— Ладно, — ответил Алекс. — Настройте побольше ракет так, чтобы они соответствовали частоте лазерного наведения «Бритвы». Запустите столько, сколько сможете одновременно с нами, и тогда Бобби сможет использовать наш лазер, чтобы перенацеливать вражеский огонь. Мы сможем обогнать их корабли и сбивать их ракеты. Если между нами и Луной никого нет и если у нас не закончатся ракеты — мы справимся.

«Если только нас не собьют в момент запуска», — мысленно добавил он, но промолчал.

Капитан моргнула и бросила взгляд на премьер-министра. В глазах политика читался вопрос. Капитан Чоудхари пожала плечами:

— Кажется, мистер Камал о чем-то подумал.

— В смысле…

— Нет, — сказала капитан, — это может… может сработать.

— Капитан! — позади них прозвучал голос. — У нас подтверждённый вражеский контакт на палубах 7 и 13. Разрешите применить тяжёлое оружие?

— Разрешаю, — ответила капитан и повернулась к Алексу. — Воспринимайте это как сигнал к отступлению, мистер Камал.

— Спасибо, капитан, — сказал Алекс. — Я сделаю всё, что смогу.

Премьер-министр отстегнулся и начал всплывать со своей койки, один из двух оставшихся пехотинцев схватил его и притянул назад. Премьер-министр и капитан пожимали друг другу руки, когда еще один голос прервал их.

— Капитан, мы получаем сообщение от атакующих. С «Пеллы».

— Их флагман, — пояснил Алексу премьер-министр.

— Еще одни требования о капитуляции? — спросила капитан.

— Нет, сэр. Это открытая передача, а не направленный луч. Это… Боже, вот дерьмо.

— Покажите мне, мистер Чоу, — сказала капитан. — С самого начала.

Щелчок аудиопередачи. Сначала треск статических помех, тишина, а затем снова треск. Ворчание, в котором звучала боль. Когда, наконец, послышался голос, он был сосредоточенным и серьезным. И он поразил Алекса, будто удар в живот.

«Если вы получили это сообщение, пожалуйста, распространите его. Это Наоми Нагата с „Росинанта“…»

Глава 32: Наоми

Она знала, что что-то грядет, ещё до того, как всё началось. Ещё до того, как узнала, что именно будет происходить. Ощущение от корабля изменилось, хотя в нём самом не изменилось ничего, по крайней мере, не сразу. Экипаж всё так же смотрел новости и ликовал. Она всё так же оставалась под постоянной охраной и считалась талисманом — укрощённая девушка Джеймса Холдена, которую вернули обратно в клетку, где ей и надлежало быть. Марко держался вежливо, а Филип, казалось, не мог решить — сблизиться с ней или избегать. Но что-то всё же изменилось. Словно какое-то напряжение появилось внутри корабля, и она пока не понимала почему: то ли они ждут новостей о ещё каком-то своём чудовищном преступлении, то ли это что-то личное и конкретное. Вначале она была уверена только в одном — из-за этого напряжения ей стало трудно засыпать и есть. Ужас, засевший в её кишках, был почти непереносим.

Никто ничего ей не говорил, и не было ни единого повода прийти к какому-то умозаключению. Поэтому она стала вспоминать детали проведённых в неволе дней, пытаясь отыскать значимое. Несколько выделялись почти оккультной важностью. Крылья, хвастающийся своей марсианской униформой; широкоплечая девочка чуть старше Филипа упорно фокусирующаяся на подготовке к чему-то, к чему ещё не готова; Карал, проверяющий свой инвентарь, оружие и склад силовой брони; серьёзность, с которой Цин взвешивал каждый пистолет в руках. Подобно узору, мелкие детали со временем объединялись в некоторого рода знание. Они шли в бой. И более того, они заманивали марсианские силы.

Когда она обнаружила Мирала и Ааман, сидевших бок о бок в коридоре у медотсека, она поняла, что её момент почти настал и надежда, которую она прятала даже от себя самой, распустилась у неё в горле, необузданная, как ярость.

— Это «Пелла», — сказал Мирал, старательно выговаривая каждый слог. — Утверждение соответствия курса.

— «Подтверждение», — мягко поправила Ааман.

Мирал сжал руки в кулаки и ударил по палубе:

— Твою мать. А я как сказал?

— «Утверждение». А надо было «подтверждение».

— Давай снова, — сказал Мирал и прочистил горло. — Это «Пелла». Подтверждение соответствия курса.

Ааман усмехнулась:

— Соответствие курса подтверждено, «Пелла».

Мирал поднял глаза, заметил приближающихся Наоми с Цином и поморщился. Наоми покачала головой:

— Отлично говоришь. Прямо как марсианин.

Мирал замешкался в нерешительности. Она догадалась почему: он понятия не имел, что она знает и что ей можно было знать. Наконец, он почти смущённо улыбнулся. Наоми улыбнулась в ответ и пошла дальше, притворяясь, будто она одна из них. Такая же, как они. Идущий рядом Цин не произнес ни слова и только искоса за ней наблюдал.

В середине смены была обжаренная лапша и пиво. Новостная лента была настроена на системный отчет, и она впервые жадно просматривала его, но не ради того, что там говорилось, а чтобы узнать, о чём умалчивалось. Продовольственные и водные запасы заканчивались в Северной Америке и Азии, Европа продержится максимум на пару дней дольше. Усилиям по оказанию помощи в южном полушарии мешала растущая потребность в поставках на местном уровне. Её это не заботило. Это не Джим. Станция Медина ушла в тень; основной несущий сигнал остался, но все запросы игнорировались и ей снова всё равно. Марсианский спикер парламента вернулся в Лондрес-Нова и призывал премьер-министра немедленно вернуться на Марс, и её это волновало лишь немного. Каждый сюжет не о корабле, взорвавшемся на станции Тихо, был победой. Она ела быстро, всасывая сладкую бледную лапшу и стуча пивом об стол, как будто спешкой в еде она могла бросить корабль в атаку.

Её возможность.

Следующую половину смены они с Цином провели в инженерном и машинном отделениях, проверяя, всё ли заперто. Она не сомневалась, что в набитом астерами корабле всё будет сделано как надо. Так оно и оказалось, но сам ритуал проверки успокаивал её. Чувство порядка внутри корабля и контроля над его оборудованием означало безопасность. Астеры, которые не проверяли всё как минимум трижды, быстро отсеивались из генофонда, поэтому, увидев положенный порядок в отделениях, Наоми испытала почти атавистическое чувство комфорта. Кроме того, она незаметно проверила, на месте ли тот ящик с инструментами, треснувший и с погнутым засовом, а потом старательно больше не смотрела в его сторону. Она была уверена, что её игнорирование ящика очень заметно и на самом деле она сама привлекает к нему внимание Цина.

Ей не приходило в голову, что между её темными мыслями и едва переносимым разросшимся волнением в сердце есть какая-то связь, пока ручной терминал Цина не звякнул и он не прервал работу.

— Врочич на свой амортизатор, ага, — сказал он, тронув её за плечо. Его рука была нежной, но сильной. Она не стала притворяться, будто ничего не знает, и не пыталась скрыть своё беспокойство. Его вполне можно было принять за страх перед битвой.

Они добрались до её каюты, где Наоми пристегнулась, а Цин проверил ещё раз. Потом, к её удивлению, он на секунду присел рядом, нарушив своим большим телом равновесие амортизатора. Мышцы бугрились у него под кожей от малейшего движения, но даже при этом он умудрялся выглядеть смущённым мальчишкой, как будто его тело служило ему маскарадным костюмом.

— Зухтиг ту, са-са?

Наоми улыбнулась именно так, как и должна была, по её представлению.

— Конечно, я буду осторожна, — сказала она. — Как и всегда.

— Ну, так-то не всегда, — сказал Цин. Что-то не давало ему покоя, хоть она и не знала, что именно. — Ближний бой, так что будем много маневрировать. Если не будешь в люльке, встретишься со стенкой. Ну или с углом.

Страх наполнил её рот привкусом меди. «Он что, знает? Он догадался?» Цин согнул руки, не в силах встретить её взгляд.

— En buenas mood, you.[Ты в хорошем настроении.] Счастлива по сравнению с твоим привычным настроем здесь, возле Марко. Так что я подумал, может, ты увидела причины для радости, а? Скажем, уйти не через двери.

«Самоубийство, — подумала она. — Он говорит о самоубийстве. Он думает, что я собираюсь отстегнуться во время боя и позволить кораблю избить меня до смерти». Хоть она и не задумывалась о таком сознательно до этого, это не сильно отличалось от посещавших её темных мыслей. И что ещё хуже, эта мысль не вызывала удивления, лишь чувство тепла. Почти что комфорт. Она задавалась вопросом, было ли это в её мыслях, была ли опасность лишь недостатком её плана, или же дурные мысли нашли способ незаметно для неё проявить себя. Она не знала точно, и это её расстроило.

— Я планирую быть здесь, когда всё закончится, — сказала она, чеканя слова, словно убеждая не только своего тюремщика, но и саму себя.

Цин кивнул. По системе оповещения корабля прозвучало предупреждение о начале маневрирования, но здоровяк не уходил. Пока нет.

— Ну так. И нам, и тебе, всем трудно. Но мы прорвёмся, верно? Все мы, и ты тоже, — теперь он уставился на свои руки, будто там что-то могло быть написано. — Моя семья, — сказал он наконец. — Ты помни. Все мы семья для твоего сына, и ты тоже.

— Давай пристёгивайся, шеф, — сказала Наоми. — Договорим после.

— После, — сказал Цин, коротко ей улыбнулся и поднялся. Прозвучало второе предупреждение, и Наоми откинулась назад в гель, как если бы собиралась оставаться в его прохладных объятиях.

Марко, без сомнений, был на мостике, уверенно и спокойно исполняя роль марсианского капитана, заверяя всех, что теперь всё под контролем, раз он там. И ему верили. Он был на марсианском корабле с солидным, известным транспондером. Вероятно, он использовал военное шифрование Марса. То, что он мог оказаться не таким, как показывает, было для них настолько же немыслимо, насколько очевидно для неё.

Она хотела бы переживать, но не стала. Ей было некогда.

Когда послышались звук запуска ракет и бормотание ОТО, комната накренилась на тридцать градусов влево, а подвесы амортизатора зашипели. Она высвободилась из ремней и села, оттащив ногу от иглы. Если бы она была уверена, что это не успокоительное, она бы подождала инъекций. Но теперь поздно. Амортизатор вернулся в нейтральное положение. Она спрыгнула на пол и быстро и уверенно направилась в коридор. Она держала руки широко, кончиками пальцев касаясь стен с двух сторон и скользила ногами по палубе. «Колени согнуть, надо понизить центр тяжести, — говорила она себе. — Быть готовой к поворотам, когда всё начнётся».

Весь корабль сдвинулся вокруг неё. По стенам и палубе ничего нельзя было определить. Глазам казалось, что всё вокруг было стабильным и неизменным, а её собственное тело само вдруг толкнуло себя в стену, затем в следующую, а затем — ещё хуже — вперёд, где было не за что ухватиться. Это было хуже невесомости. Попытки мозга уловить, где верх, где низ, в отсутствие силы тяжести могли сбить с толку, но здесь было что-то ещё. Её колотило о стены, как кубики в игральной чаше, и она то двигалась вперёд, когда могла, то упиралась в стены, когда движение было слишком сильным.

В лифте она выбрала машинный цех и держалась за поручни, пока механизм опускал её в нижнюю часть корабля. Толчок оглушил её. Марсиане сопротивляются. Это хорошо. Пусть продолжают. Она не могла отвлекаться. По крайней мере, пока не закончит.

В машинном отделении было пусто, инструменты были закреплены на своих местах, но достаточно свободно, чтобы всем скопом греметь, когда корабль бросало в стороны: металл о металл, будто корабль учится разговаривать. Она направилась к неисправному ящику с инструментами, но тут палуба под её ногами ухнула вниз. Она споткнулась и треснулась головой о металлические полки. На несколько секунд грохот, казалось, перекатился. Она потрясла головой, и на палубу и стену полетели капли крови.

«Не ахти какое дело, — сказала она себе. — Раны на голове всегда сильно кровоточат, но это не значит, что там всё страшно. Шевели задом».

Перестук ОТО разносился по всему телу корабля. Она нашла ящик, освободила крепление, вытащила его и уселась с ним на палубу. На секунду на неё накатила тошнота, она думала, что замок был другим, прочным, неприступным, но это было не так. Трюк ума. Это было прекрасно. Она потянула защёлку, засунув кончики пальцев в щель, которая не должна была там быть, затем потянула её шире и снова надавила, запихнув в нее свою кожу и кость, как клин. Было чертовски больно, но она проигнорировала это. Давление её тела на палубу внезапно стало ужасным. Они ускорялись. Она не знала почему. Заболела спина. Уже много лет её позвоночнику не приходилось удерживать тело во время жесткого ускорения. Сейчас ей следовало бы лежать в амортизаторе.

Защелка отлетела с возмущенным щелчком. Ящик распахнулся, ничего при этом не расбросав. Все ключи, холодная сварка, вольтметры, баллоны с воздухом и смазкой держались на своих местах. Она стала перекидывать плотно упакованные кассеты с инструментом, дошла до шестигранных ключей и вытащила ключ на 10. В этом заключалось одно из ее преимуществ перед Марко и его командой. Она прожила годы на марсианском корабле. Она знала как свои пять пальцев, каким инструментом какую панель доступа можно вскрыть. Она прихватила вольтметр, моток провода и легкоплавкий припой и рассовала это всё по карманам. Если повезёт, ей понадобится только шестигранник, но…

Палуба сдвинулась, и внезапно исчезла гравитация. Она не знала, она крутится в воздухе или же корабль поворачивается вокруг неё. Она потянулась к палубе или стенам, но они были вне досягаемости, кроме плавающего ящика с инструментами. Этого было достаточно. Она сгребла его к животу, затем оттолкнула его как реакционную массу и извернулась, чтобы схватиться за верстак. Низ вернулся и ящик рухнул позади нее, она споткнулась. Очередной низкий «бум» сотряс корабль. Колени и позвоночник болели, но она побежала к лифту.

Когда она вошла в кабину, гравитация снова исчезла. ОТО всё ещё рокотали, но теперь тише. Она не помнила, когда в последний раз слышала ракетный огонь. Битва сворачивалась. Она умоляла лифт ехать быстрее. Если всё затихнет и другие люди вылезут из своих амортизаторов, прежде чем она закончит, то Холден, «Росинант» и, возможно, большая часть обитателей станции Тихо погибнут. С каждым метром медленного подъёма лифта она себе это представляла: разгон, запуск и разливающийся огонь ярче света, который всё сжирает. Корабль двинулся, стукнув её о стену достаточно сильно, чтобы ушибить, а затем снова отпустил её плавать. Она застопорила лифт между каютами экипажа и шлюзом, ухватившись так, чтобы при торможении не оказаться в ловушке невесомости.

Панель доступа была пятнадцать сантиметров в высоту, сорок в ширину и открывалась на главной электрической маршрутизации через центр судна. Если она с помощью сварочной горелки перережет там все кабели, весь трафик мгновенно перенаправится на другие каналы. Помимо нескольких предупреждающих индикаторов, ничего не изменится. Это хорошо. Она не собиралась ломать корабль, наоборот, хотела его использовать. Она закрепилась обеими ногами и одной рукой в настенных поручнях и начала орудовать шестигранным ключом. Винты были вмонтированы в пластину и не доставались полностью, но она чувствовала, когда металлические штыки переставали держать. Три крепления вышли из строя. Четыре. Пять.

Шесть.

Уже было видно трубку через щель, где панель стала свободней. Корабль вздрогнул и повернулся. Она сжала ключ в кулаке, практически видя, как он падает вниз в шахту, хоть этого и не произошло. Густой красно-черный сгусток крови соскользнул с её волос и размазался по стене. Она не обратила внимания. Семь креплений отвинчены. Восемь. Она услышала голоса из кубрика. Женщина сказала что-то неразборчивое, на что мужчина ответил «нет». Девять. Десять.

Панель полностью отошла. Она схватила терминал, проверяя заряд. Батарея были почти полная. Соединение хорошее. Она не знала, какой тип трансляции использовался, и первый опробованный выдал код ошибки. Бормоча под нос проклятия, она запустила режим диагностики и выполнила запрос. Казалось, прошла вечность, пока ответ сгенерировался. Она пролистала отчет большим пальцем, пока не нашла, что её интересовало. На канале восемнадцать передача осуществлялась по протоколам D4/L4, которые на «Росинанте» использовались для трансляции. Она ввела код перенаправления записи о следующих тридцати секундах диагностики в файл, а затем удалила его. Когда выдало ошибку, она указала, что переопределит её в ручную. Она чуть не заплакала. Её правая нога поскользнулась, пришлось схватиться за открытую панель доступа. В костяшки впилось что-то острое и зубастое. Она охнула от боли и сразу же абстрагировалась. Нет времени.

«Если вы получили это сообщение, — сказала она, прижимая трубку к губам, — пожалуйста, распространите его. Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Программное обеспечение управления магнитной ловушкой было взломано. Не запускайте реактор без перезагрузки аппаратных драйверов из проверенного источника. Если вы слышите это сообщение, пожалуйста, ретранслируйте».

На середине последнего слова телефон прошипел об истечении тридцати секунд и вернулся в базовое меню. Она выпустила терминал из рук, отпустила панель и отплыла от стены. Раскрыла ладони и выпустила шестигранный ключ. Она надеялась, что всё получилось. Битва была в разгаре. Это помешает Марко разузнать, что произошло, хотя он, небось, сейчас просто наслаждается спектаклем. И если она права, если их целью был марсианский премьер-министр, информация о битве попадёт в руки лучших из ныне существующих разведывательных служб.

Джим пока ещё не был в безопасности. Она это знала, но в тот момент она этого не чувствовала. Тьма вернётся, как сокрушающая кости тревога, вместе с виной и страхом. Она в этом не сомневалась, но теперь, прямо сейчас, она чувствовала лишь облегчение. Она выполнила свой план, и это сработало. Дойдет до него её предупреждение или нет, она в любом случае больше ничего не могла сделать. И на мостике прямо сейчас Марко пытался понять, что именно она сделала. Торжество вырывалось из её горла под видом смеха.

Голоса сбитых с толку членов экипажа становились громче. Хоть и нечётко, она слышала движение людей вокруг. Она услышала встревоженный голос Цина. Оттолкнувшись ногой от стены, она дотянулась до поручня. Нет смысла беспокоиться о лифте. Перебирая руками, она двинулась по шахте, потом по коридорам. Люди, выглядывающие из дверных проемов, таращились на неё круглыми глазами. Один человек, завидев её, попятился. Она оттолкнулась ногами от переборки и вылетела стрелой, даже не касаясь поручней вдоль пути. У неё болело плечо. Рана на голове снова кровоточила. Но её накрыла безмятежность.

Цин подплыл к углу, нашёл опору и с отвисшей челюстью посмотрел на Наоми. Она подняла кулак в знак приветствия и проплыла мимо.

— Если я кому-то понадоблюсь, я буду в своей каюте, — сказала она.

Глава 33: Холден

Большую часть человеческой истории карты были статичны. Даже в эпоху перемен и хаоса, когда цивилизации рушились за одну ночь, география более-менее сохранялась. Расстояние между Африкой и Южной Америкой оставалось постоянным, как минимум, на протяжении всей человеческой эволюции. И кому бы ни принадлежал Париж — Франции или общеевропейской зоне интересов — он всегда был ближе к Орлеану, чем к Ницце. Лишь когда человечество переместилось на Марс, а затем в Пояс и миры за его пределами, расстояние между важными центрами человеческой жизни стало функцией времени. От станции Тихо Земля и Луна были почти на дальней стороне Солнца. Марс был ближе, но с каждым часом удалялся. Сатурн был ещё ближе, но всё равно дальше лун Юпитера. То, что всё становилось ближе, а затем отдалялось друг от друга, было данностью в жизни Холдена — незамеченное и ничем не примечательное. Но теперь реалии орбитальной периодичности стали казаться метафорой чего-то более глубокого.

Как только Фред принял решение отправиться на Луну, Холден перенёс свои вещи обратно на «Росинант». И остальное имущество экипажа тоже. Он нашёл одежду Амоса, аккуратно сложенную и уложенную в грубый холщовый мешок. Вещи Алекса валялись в сумке хаотично: половина в сетчатом мешке, а половина — так, и Холден был без понятия, какая стопка чистая, а какую собирались стирать. Вещи Наоми были в его номере. Запасная пара ботинок, непарный носок, нижнее бельё. Она оставила на стойке в ванной модель марсианского боевого меха — ярко-красный с матовым чёрным, по размеру не крупнее большого пальца. Он не знал, важна ли для неё эта вещица, или Наоми даже не вспомнит, откуда оно. И всё же забрал его с собой. Бережно обернул и положил в мягкую коробку. Ведь на тот момент это была единственная возможность проявить заботу о его владелице.

Возвращение на «Росинант» было сродни возвращению домой, вот только там было слишком пусто. Узкие коридоры палубы экипажа казались слишком широкими. Редкое тиканье и треск компенсаторов адаптации к изменениям в температуре наводили на мысль о стуке, что издают призраки. Временами до него доносились звуки ремонтной бригады, и Холдена раздражали голоса и шаги, принадлежавшие не его команде. Но когда они уходили, его угнетала тишина.

Он говорил себе, что это временно. Что очень скоро Алекс сядет на место пилота, а Амос спустится в инженерный отсек. Наоми будет рядом, ненавязчиво подсказывая, где он облажался и как всё исправить. Вот придёт он к Луне, а они там. Все они. Ну, каким-нибудь образом.

Только от Наоми всё так же ничего не было слышно. Он получил короткое сообщение — только текст — от мамы Тамары, о том, что его родители в порядке, но пепел засыпает ранчо, как снег зимой. И ничего от Амоса.

Иногда люди знают, что прощаются в последний раз, но не всегда. Не часто. Последнее расставание большинства людей бывает таким незначительным, что потом люди даже не могут вспомнить деталей. И вот сейчас, в темноте командной палубы, в компании плавающей рядом пол-литровой груши бурбона и играющей двенадцать барных блюзов аудиосистемы, Холден был уверен, что он сказал пару своих последних «прощай» и не заметил этого. Он раз за разом проигрывал всё в своей голове, и с каждым разом воспоминания становились всё менее достоверными и более болезненными.

— Мы всё, что осталось, — сказал он кораблю. — Ты всё, что у меня есть.

«Росинант» долго молчал, а потом, как ни странно, ответил. На консоли Холдена загорелось ярко-жёлтое уведомление о входящем запросе. Холден вытер рукавом выступившие слёзы и принял вызов. В окошке появился хмурый Фред Джонсон.

— Холден?

— Фред?

— Всё в порядке?

— Эм… Да?

Фред наклонился вперёд, заполняя лицом весь экран.

— Я пытался связаться с твоим ручным терминалом последние пятнадцать минут.

Холден оглядел командную палубу и кивнул.

— Кажется, я оставил его в штанах. В моей каюте, скорее всего.

— Ты что, пьян?

— Думаю, да.

Ему пришлось сосредоточиться, чтобы слова звучали внятно.

— И ты сейчас без штанов?

— Я пока не готов перевести наши отношения в эту плоскость.

— Ладно, пусть медотсек выдаст тебе что-нибудь для протрезвления, и прикрой уже чем-нибудь задницу. Я отправляю к тебе экипаж.

Холден включил свет и вырубил музыкальный канал.

— Что-то случилось?

— Нам доложили об атаке на марсианского премьер-министра. Корабли, которые нашёл твой Алекс, были приманкой, чтобы снять эскорт.

— Но, — сказал Холден, — новые корабли сопровождения…

— Как раз они в него и стреляют.

Холден выругался под нос.

— Алекс на этом корабле. Что-нибудь слышно от Алекса?

— Ни от кого ничего не слышно. Я направил в ту сторону парочку радиотелескопов, но без толку. Я поговорил с Драммер и инженерами. Они сказали, что «Роси» полностью здоров, и теперь мне всё меньше и меньше хочется сидеть тут и ждать, пока кто-то, ответственный за всю эту муть, решит снова на меня замахнуться.

Холден отстегнулся от амортизатора и поплыл вперёд. Голова немного кружилась. Он оглядел командную палубу. Какая-то часть его мозга всё ещё ожидала увидеть там Алекса, Наоми и Амоса. Он не осознавал, что это стало привычкой — окидывать взглядом команду перед отправлением в путь. И сейчас впервые их не было рядом. Ему показалось, что это не к добру.

— Ладно, ради экипажа приведу себя в порядок, — сказал он. — Когда ты планируешь вылетать?

— Сколько тебе понадобится, чтобы вылететь как можно быстрее?

— Реактор холодный, и надо бы пополнить запасы воздуха и воды, — сказал Холден. Алкогольные пары, казалось, уже сгорели, но он не был полностью уверен, так ли это или только кажется. — Кроме того, есть надежная информация, что мне нужно прикрыть задницу и заглянуть в медотсек за отрезвляющим.

— Рад, что ты обратил внимание, — сказал Фред. — Итак, два часа хватит?

— Думаю, управимся.

— Тогда за дело.

Холден проворно спустился по лифтовому шесту. На его «Росинант» прибывает новый экипаж. Ничего особенного. Это всегда было в планах, но сейчас такая перспектива его пугала. Незнакомые лица у пульта управления и в каюте экипажа. Незнакомые голоса на корабле, от чего он отвык за годы, прошедшие после «Доннаджера». Даже когда они перевозили пассажиров, его команда была в центре корабля. Теперь же всё было иначе, и ему это не понравилось.

Он заглянул в медотсек по пути в свою каюту. Трезвому весь символический подтекст привлечения новой временной команды для полета к Луне уже не казался таким зловещим, но одна мысль глубоко засела в сознании: без Наоми, без всей его команды, «Росинант» уже не будет тем, чем он всегда был. Холден проверил ручной терминал, но там были сообщения только от Фреда. Молчание Алекса не делало жизнь легче.

Соединение посадочного рукава со шлюзом сопровождалось тихим глухим хлопком, словно станция Тихо прочистила горло. Холден прибыл в шлюз, чтобы их впустить. Восемь человек — шесть астеров и двое, судя по всему, откуда-то с Земли, все в лётной форме станции Тихо и с небольшим личным багажом в руках — вплыли в пространство между шкафов. С ними была Драммер, одетая в форму службы безопасности.

— Капитан Холден, позвольте представить капитана Фостера Сэйлза и его команду, — сказала Драммер.

Вооруженный человек, вплывший первым, выглядел слишком молодым, чтобы быть капитаном. Коротко остриженные волосы переходили в блестящую бороду, отпущенную в безуспешной попытке придать мальчишеским чертам немного солидности. Следом ему представили остальных: пилоты Арнольд Мфуме и Хава Ломбо, инженеры Сандра Ип и Зак Казанзакис, оружейные техники Гор Дрога и Сан И Стайнберг и связист Маура Патель. К концу этой маленькой церемонии Холден был уверен, что не помнит имени ни одного из них.

Драммер, казалось, чувствовала его неуверенность, потому что, когда команда разошлась по своим рабочим местам, она задержалась и отвела его в сторону:

— Они хорошие люди, капитан. Я сама их отбирала. Все — порядочные ребята.

— Да, — сказал Холден. — Это хорошо.

К его удивлению, она добродушно улыбнулась.

— Для меня это тоже странно.

— Правда? — спросил Холден.

— В моё дежурство кто-то ворвался на станцию и украл чёртову протомолекулу. Ещё и босса пытался убить. Я весь день изображаю спокойствие и контроль, но, отправляясь спать, скрежещу зубами и пялюсь в стену. А теперь, когда старик отчаливает… Ей-богу, я тут кирпичами сру.

Холден глубоко вздохнул.

— Спасибо за это.

— В любое время, сэр. Все, кого ты встречаешь, сражаются в тяжелой битве.

— Мне нужно что-нибудь знать о?.. — Холден кивнул на дверь.

Драммер в двух словах описала каждого из них: сосед Ип оказался перебежчиком, и ей всё ещё казалось, что её предали. Стайнберг и Мфуме, оба переживали за своё достоинство, и хотя обычно это не доставляло проблем, если начнётся ссора с их участием, желательно, чтобы кто-нибудь вмешался и погасил её. У Дроги на Земле осталась семья, и он переживал, злился и горевал. Холден отметил себе при случае поговорить с ним. Узнавая каждую маленькую деталь, каждый недостаток, их слабые и сильные стороны, присущие только им лучшие черты характера, он чувствовал, как в его груди что-то успокаивается.

Ладно, пусть эти мужчины и женщины не его семья, но они станут его командой. Они никогда не заменят Алекса, Амоса и Наоми, но следующие пару недель он — их капитан. И этого достаточно.

Пока этого достаточно.

Фред вошёл через шлюз в тот момент, когда Драммер закончила свой небольшой доклад рассказом о проблемах со сном у Мауры Пателя. Фред ногами вперёд пролетел к стене и прицепился к поручню стопами, словно с рождения жил в Поясе. Он расположился под прямым углом к ним, с кривой улыбкой на лице и кое-каким личным багажом, пристегнутым к спине.

— Ну и что вы тут вдвоем делаете?

— Драммер весьма деликатно рассказывает мне, как нужно носить штанишки для больших мальчиков, — сказал Холден.

— В самом деле? — спросил Фред.

— Пожалуй, я немного увлёкся, жалея себя.

Фред кивнул:

— Иногда это случается и с лучшими из нас. Как обстоят дела?

— Команда начинает разогрев. Об ошибках никто не докладывал, так что, думаю, в график уложитесь, — ответила Драммер.

— Отлично, — сказал Фред. — И, конечно, они уже успели занять все лучшие койки.

— Койки все одинаковые, — сказал Холден, — кроме моей. Но мою занимать нельзя.

— И не думал, капитан, — сказал Фред. — Конвой марсиан подал сигнал бедствия. Настоящий эскорт пытается вернуться к ним на всех парах, но эти таинственные корабли усиливают давление. Когда устраиваешь засаду, такая тактика себя вполне оправдывает.

— Жаль это слышать, — сказал Холден. — От Алекса всё ещё нет вестей.

— Всё, что мы можем, — это надеяться на лучшее, — сказал Фред. — По последним данным, нападавшие прекратили огонь. Так что это выглядит как высадка на борт.

У Холдена застыла кровь в жилах.

— По протоколу корабль должен быть взорван при угрозе захвата машинного или командного центра.

— Это делается для того, чтобы противник не мог взломать твои коды, — сказала Драммер. — А они катаются на марсианских боевых кораблях. Так что здесь они уже взяли, что хотели.

Повисла тишина. Когда Фред заговорил, его голос был низким и саркастичным.

— Что ж, это вселяет надежду. За дело, капитан.

Холден глянул на Драммер. Она держалась профессионально, по стойке смирно, но, кажется, он заметил в её глазах проблеск беспокойства. Фред Джонсон уже почти два десятилетия управлял станцией Тихо, а теперь он улетает и может не вернуться. И Холден тоже может не вернуться.

«Все, кого ты встречаешь, сражаются в тяжелой битве».

— Давайте передадим эту часть Фостеру, — сказал Холден. — Пускай прочувствует корабль. Перед отлётом мне нужно закончить кое-какие дела на станции.

Моника была в своей новой квартире. Он смотрел на неё из своего кресла и словно видел впервые. Месяцы, которые её и его команда провели вместе на пути к Кольцу; отчаянная работа, которую она проделала на «Бегемоте», прежде чем тот стал станцией Мединой; её похищение и то, что он спас её… Как будто ничего этого никогда не случалось. Она держалась вежливо, но закрыто.

— Что ж, я улетаю, — сказал Холден. — Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь снова. И мне кажется, между нами что-то не так.

— Почему тебе так кажется?

— Не для записи?

От повисшей тишины в комнате словно стало холоднее, а затем Моника достала из кармана новый ручной терминал и дважды что-то нажала. Терминал пискнул, и она опустила его на колени.

— Хорошо, не для записи.

— Потому что я солгал тебе, ты это знаешь и злишься. И потому что ты пыталась заставить меня сказать то, что я не собирался рассказывать, задавая мне каверзные вопросы в разгар интервью, и из-за этого я тоже злюсь на тебя.

Моника вздохнула, но её лицо смягчилось. Сейчас она выглядела старше, чем тогда, когда они впервые встретились. Она всё ещё была прекрасна и готова в любой момент оказаться в объективе камеры, но жизнь её потрепала.

— Что с тобой случилось, Холден? Ты был человеком, который ничего не скрывал. Ты был голосом, которому могли доверять, потому что даже если ты не знал всего, ты хотя бы говорил то, что считал правдой. Читать по бумажке? Это на тебя не похоже.

— Фред попросил меня не говорить, что он был мишенью.

— Или что они удрали с образцом протомолекулы, — добавила Моника и приподняла свой терминал. — Мы же не записываем. Окажи мне любезность тоже и не лги.

— И что они удрали с образцом протомолекулы, — сказал Холден.

Лицо Моники смягчилось. Она почесала руку, шурша ногтями по ткани.

— Плохи дела. Это самое страшное, что произошло с тех пор, как всё началось. Не думаешь, что люди имеют право знать, в какой они опасности?

— Фред знает. Он рассказал Авасарале и Смиту. Земля и Марс знают. АВП знает. Паникующие без причины люди…

— Паника в этот момент не является необоснованной, — сказала Моника. — И решать за людей, что им можно знать, потому что думаешь, что знаешь, как они себя поведут? Хорошие парни так не поступают, и ты это знаешь. Это патернализм, высокомерие, и это ниже твоего достоинства. Может, для политических воротил это и нормально. Но для тебя это низко.

Холден почувствовал, как в груди растекается тепло. Стыд, гнев или что-то более сложное — он не знал. Он вспомнил слова матери Тамары о том, что больнее всего слышать неприятную правду. Он хотел сказать что-то плохое. Дать сдачи. Он сжал кулаки.

— Есть ли смысл в том, что ты делаешь?

— Что?

— Информировать? Рассказывать людям разные вещи. В этом есть какая-нибудь сила?

— Конечно, есть.

— Тогда важно и то, как именно использовать эту силу. Я не утверждаю, что мы были правы, когда замели под ковер всё, что связано с протомолекулой. Я говорю о том, что взять и всем об этом рассказать — особенно вот сейчас, когда эта непонятная хрень всё ещё продолжается, — ещё хуже. Когда мы были в медленной зоне, ты стала тем голосом, что всех нас сплотил. Ты придала форму этому моменту хаоса. И это сделало людей осмотрительнее, спокойнее, рациональнее. Цивилизованнее. И нам снова это нужно. Мне снова это нужно.

— Как ты можешь говорить… — начала было Моника, когда зажужжал её ручной терминал. Она глянула на него с досадой и удивлённо вперилась в экран. Подняла палец в просьбе подождать секунду.

— Что там? — спросил Холден, но она продолжала читать и на её лице всё отчётливей проступал шок. — Моника? Если это какой-то показательный урок о том, как дерьмово скрывать информацию, признаю, вышло чертовски элегантно. Но, пожалуйста, хватит уже это…

— Атакующие корабли. Те, что преследуют марсианского премьер-министра… Их флагманский корабль отправил сообщение. — Моника посмотрела на него. — Оно для тебя.

Голос Наоми в ручном терминале был тонким, дребезжащим и вызывал ассоциации с пробуждением от ночного кошмара во что-то ещё худшее. «Если вы получили это сообщение, пожалуйста, распространите его. Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Программное обеспечение управления магнитной ловушкой было взломано. Не запускайте реактор…»

Она продолжала говорить, но Холден уже схватил свой ручной терминал. Костяшки болели, и ему пришлось заставить себя перестать сжимать устройство. Он отправил запрос на связь Драммер. Сердце выскакивало из груди, и ему казалось, что он падает, как если бы спускался по крутому склону и оступился. Моника тихо материлась под нос. Звучало как молитва.

Если запустить реактор при неисправной ловушке, «Росинант» погибнет за доли секунды. Станция Тихо может и выживет. Хотя бы какая-то её часть.

— Драммер, — отозвался его ручной терминал. — Чем могу помочь, капитан?

— Вы запустили реактор? — спросил Холден.

Драммер молчала где-то полсекунды. Ему казалось, прошли годы.

— Да, сэр. Уже шестьдесят процентов, и пока всё прекрасно.

— Вырубайте, — сказал Холден. — Вырубайте немедленно.

Повисла тишина. «Не спрашивай, почему, — думал Холден. — Не спорь и не проси объяснить. Пожалуйста».

— Готово. Сердечник сброшен, — сказала Драммер. — А теперь могу я спросить, в чём дело?

Глава 34: Алекс

«Не запускайте реактор без перезагрузки аппаратных драйверов из проверенного источника. Если вы слышите это сообщение, пожалуйста, ретран…»

Сообщение оборвалось.

— Нужно переслать это, — сказал Алекс. — Нужно переслать это Холдену.

— Я позабочусь об этом, — сказала капитан. — А вы с премьер-министром должны эвакуироваться. Прямо сейчас.

Алекс растерянно посмотрел на неё. Наоми была на одном из атаковавших их кораблей. На «Роси» была совершена диверсия. Он чувствовал что-то похожее на то, что бывает, когда мир замирает на миг между ударом в голову и вспышкой боли. Первой мыслью, которая пришла ему в голову, была почти бессвязная, иррациональная мысль о том, что если Наоми за них, то, может, всё ещё не так и плохо.

— Мистер Камал?

— Нет, я в порядке. Просто…

Премьер-министр Смит посмотрел на него, его кроткий, безобидный взгляд казался совершенно неуместным.

— Это что-то меняет для нас?

— Нет, — сказал Алекс. — Я просто… нет. Нет, мы должны идти. Погодите. Бобби…

— Канонир Драпер знает, куда вы пойдёте, — сказала капитан Чоудхари. — Я прослежу, чтобы она не заблудилась.

Они двинулись к автоподъёмнику с двумя десантниками спереди и сзади. На мгновение Алекс ощутил, как автоподъемник подтолкнул их в сердце корабля. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы скорости сравнялись и он вернулся в невесомость, но этого было достаточно, чтобы мозг стал считать одно направление низом, а другое — верхом. Подъемник был достаточно широким, чтобы втрое увеличить нагрузку. Десантники стали у двери, готовые столкнуться с возможной опасностью. Премьер-министр занял место сбоку от них, чуть прикрывшись таким образом. Никто не прокомментировал это. Это просто произошло. Влияние политической власти сказывалось и на позициях в лифте.

Наоми была здесь. Прямо тут. Может быть, на расстоянии менее десяти тысяч километров. Казалось, он повернет за угол, и она будет там. Но это, конечно, было не так. Даже битва в ближнем бою означала расстояния, которые были огромны в любом другом контексте. Если бы корабль был прозрачным, вражеские суда были бы видны только своими приводами — светящимися точками в небе, полном таких точек. «Пелла» была от него на таком же расстоянии, как Бостон от Шри-Ланки, но в пересчёте на огромные масштабы Солнечной системы расстояние можно считать мизерным.

— Вы думаете о своём друге, — сказал Смит.

— Да, сэр, — ответил Алекс.

— Вам известно, как она могла оказаться на «Пелле»?

— Я не знаю, почему она не на «Росинанте». И, без обид, мне интересно, зачем я сам сошёл с корабля. Чем дольше меня там нет, тем хуже кажется идея оставить его.

— Я думаю то же самое о моем доме, — сказал Смит.

Один из десантников, что был выше и с неряшливым и невыносимым акцентом, заметил:

— Вы должны спрятаться за укрытием, сэр. Нам придётся пройти через территорию, которая нам не подконтрольна.

Он имел в виду, что враг уже отрезал им путь к ангару. Алекс прижался к стене, на которую премьер-министр не претендовал, и закрепился. Подъёмник замедлился и всё, что было внизу, поднялось, затем даже эта слабая гравитация вновь исчезла. Десантники отступили, подняли оружие, и двери открылись. Спустя бесконечные полсекунды они вышли в коридор, Алекс и премьер-министр последовали за ними.

Коридоры корабля были пусты, экипаж был пристёгнут к своим койкам, ведя битву или обеспечивая их компании безопасное продвижение на корму. Десантники по очереди двигались от дверного проема к развилке и к дверному проему снова. Расстояние за ними увеличивалось с каждым прыжком, и Алекс опасался, что одна из дверей распахнётся и враг отрежет его от охраны, оставляя без защиты. Десант, похоже, это не волновало, так что он тоже попытался успокоиться.

В жилых зонах было такое же износостойкое покрытие, как и на мостике, и расположены они были в беспорядке, но были маркированы кодами расположения и ведущими к ним цветными полосами, что должно было помогать ориентироваться на корабле. Она из полос была ярко-красной с желтыми надписями «АНГАРНЫЙ ОТСЕК» на хинди, английском, бенгальском, фарси и китайском. Они пошли туда, куда вела красная линия.

Они шли быстро и тихо. Алекс уже было решил, что удастся попасть на причал без проблем, когда их нашёл враг.

Засада была профессиональной. Слащавоголосый десантник только метнулся вперёд, когда началась стрельба. Вначале Алекс не мог понять, откуда стреляют, но рефлекторно подобрался и рискнул выглянуть вперёд. На перекрёстке перед ними он уловил многочисленные вспышки выстрелов и небольшой круг шлемов. Нападавшие стояли на переборке, глядя в коридор, как будто стреляют в колодец. Даже будь у него пистолет, было бы очень трудно прицелиться.

— Мы под обстрелом, — сказал другой десантник, и до Алекса четверть секунды доходило, что он не с ними разговаривал. — Толливсена подстрелили.

— Пока ещё в бою, — крикнул слащаворечивый.

На противоположной от Алекса стороне коридора премьер-министр Смит съежился за порогом дверного проема. Большинство гражданских пытались вжаться в стену и в итоге сами себя выталкивали прямо на линию огня. Смит так не сделал. Что ж, очко за подготовку.

Раздалась новая волна выстрелов, оставляя на стенах и палубе длинные чёрные царапины и наполняя воздух запахом кордита.

— Ойе, — позвал один из нападавших. — Сдавайте Смита, и мы вас отпустим, са-са?

Первый десантник трижды быстро выстрелил, и нападавшие засмеялись. Алекс не был уверен, но ему показалось, что противники носят марсианскую военную форму и лёгкую броню.

— Эй! — крикнул Алекс. — Мы ведь не нужны вам мёртвыми, верно?

Выстрелы прекратились, словно их удивили его слова.

— Хой, бист ту Камал?

— Эм. Меня зовут Камал, — сказал Алекс.

— Пилот Костяшки, так?

— Какой Костяшки?

— Хренов предатель которая, — ответили ему. — Когда попадёшь в ад, скажи ей, что тебя прислал Сало.

— Летит граната, — на удивление спокойным голосом сказал слащавоголосый боец. — Принимаю контрмеры.

Алекс повернулся лицом к стене и зажал уши руками. Удар взрывной волны был как подзатыльник, только по всему телу. Алекс боролся за каждый вздох. В воздухе летали похожие на снег хлопья, а вонь пластика и отработанного взрывчатого вещества была такой плотной, что можно задохнуться. Прерывистые выстрелы звучали словно издалека.

— Урон гранаты смягчён! — крикнул боец. — Но нам не помешает прикрытие!

У премьер-министра появилась ярко-красная линия на тыльной стороне рук. Кровь просачивалась на белые манжеты и парила крошечными каплями в коридоре. Алекс почувствовал, как под рукой задрожала стена, когда что-то на корабле взорвалось слишком далеко, чтобы услышать. В начале коридора кто-то засмеялся и что-то пробормотал по-астерски — слишком быстро, чтобы понять. Алекс на секунду высунул голову и попытался заглянуть в коридор впереди. Треск выстрелов заставил его вернуться в своё жалкое укрытие.

Смех впереди превратился в крики, а чёткие, короткие звуки стрельбы во что-то более глубокое и угрожающее. Десант открыл огонь, и коридор превратился в пандемониум. Мимо него пролетело кувыркающееся мёртвое тело, в униформе, залитой кровью из дюжины ран. Алекс не смог понять, с чьей стороны был этот боец.

Стрельба прекратилась. Алекс выждал пару секунд, высунул голову и спрятался назад. Затем высунулся ещё раз, чтобы разглядеть получше. Перекрестье, где был враг, было в дыму, крови и противогранатных контрмерах. Два тела парили посредине: одно в лёгкой броне, а другое в полном пехотном снаряжении. Фигура в силовой броне подала рукой знак, что всё чисто.

— Мы расчистили путь, — сказала Бобби, её голос, казалось, доносился с расстояния в мили, в три раза ослабленный. — Можете проходить, только задержите дыхание, здесь пыльно.

Алекс потащился вперёд, премьер-министр последовал за ним. Они прошли мимо Бобби и четырёх новых десантников; теперь их сопровождение составляли шесть бойцов. Он не видел Бобби в броне со времён битвы на Ио. В окружении других десантников и в мощной броне, добавлявшей ей внушительности, она казалась на своём месте. А ещё она тосковала, зная, что это не так, лишь иллюзия.

— Хорошо сидит костюмчик, Драпер, — сказал Алекс, поравнявшись с ней. Он наполовину оглох в перестрелке и не слышал себя, лишь ощущал вибрацию слов в горле. Улыбка Бобби показала, что та его услышала.

В ангаре «Бритва» висела в захватах, построенных для кораблей гораздо больше её по размеру. Это было словно на промышленный токарный станок поместили зубочистку. Экипаж держался за поручни и жестами подзывал Алекса, Бобби и премьер-министра. Когда Алекс добрался до корабля, огромные ворота ангара уже начали открывать. Начальник полёта подтолкнула к нему скафандр и прокричала так, чтобы он её услышал:

— Мы скоординируемся с центром управления огнём. Наши ОТО попробуют расчистить вам путь, но будьте осторожны. Если попадёте под наш обстрел, будет печально.

— Понял, — кивнул Алекс.

Она указала подбородком на двери ангара.

— Мы не будем тратить время на эвакуацию ангара полностью, но опустим давление до пол-атмосферы. Чуть тряханёт, но разгерметизации быть не должно.

— А если будет течь?

Она снова протянула скафандр.

— У вас есть воздух в баллонах, успеете что-то придумать.

— Ну, план не очень хороший, но всё же это план.

— Неблагоприятные условия, — согласилась начальник полётов.

Алекс натягивал скафандр, когда премьер-министр, уже одетый в него, вскочил в шлюпку и расположился на задней койке. «Бритва» была яхтой. Горячая лошадка, сделанная для полётов вокруг атмосферы, мудрый потомок кораблей, которые не упускали из виду берег. К тому же, яхта была старой. Девушка, которая летала на ней вначале, была уже много лет мертва или что-то ещё хуже, а корабль был старым ещё до её ухода. А сейчас они собираются пересечь на нём зону активных боевых действий.

Он проверил последнюю застёжку на костюме и приготовился к запуску «Бритвы». На входе показалась Бобби. По радиосвязи в скафандре она сказала:

— У нас небольшая проблема, Алекс.

Он проскользнул сбоку от неё. Даже до того, как Бобби оделась в боевую броню, она заставляла внутреннее пространство корабля выглядеть слегка тесноватым. А если взглянуть на неё и на второй амортизатор сейчас, то оно выглядело и вовсе смехотворным. Поместиться внутри она не могла никак.

— Я скажу им приостановить запуск, — сказал Алекс. — Ты сможешь надеть обычный скафандр.

— На корабле абордаж. Ищут нас. И его. Времени нет, — сказала Бобби. Она повернулась к нему. Её лицо за стеклом шлема было печально. — Я вижу лишь один вариант.

— Нет, — сказал Алекс. — Ты не остаёшься. Мне похрен, я не брошу тебя здесь.

Бобби пошатнулась и вытаращила на него глаза.

— Что?! Нет, я имела в виду выбросить отсюда амортизатор и использовать двигатели костюма для удержания. Ты думал, я собираюсь…

— Точно. Именно это и сделаем. Прямо сейчас, — сказал Алекс.

Бобби наклонилась вперёд, примагнитилась ботинками к палубе «Бритвы» и одной рукой ухватилась за раму. Другой рукой схватила основание амортизатора и потянула. Болты разорвало, словно они сделаны из бумаги, и она выбросила амортизатор в ангар. Карданы сдвинулись и подвернулись под спину. Бобби запрыгнула, прижимая руки и ноги к стенам и палубе и толкаясь, пока костюм не заклинился так прочно, словно он был частью палубы.

— Порядок, — сказала она. — Я готова.

Алекс вернулся к начальнику полётов. Женщина отдала ему честь, и он от всего сердца ответил ей тем же. Десантники, что сопровождали их и рисковали ради них своими жизнями, уже ушли. Алекс пожалел, что не успел поблагодарить их.

— Я доберусь на свой пост, и мы пустим вас, — сказала начальник полета. — Поосторожней снаружи.

— Спасибо, — сказал Алекс. Он забрался в корабль, закрыл люк и начал контрольную проверку. Реактор горячий, датчик двигателя Эпштейна горит зелёным. Запасы воздуха и воды полные, переработчики наготове. — Вы на месте, сэр?

— Готов к вылету, — ответил Смит.

— Держись крепче, — сказал Алекс Бобби. — Может трясти, а ты без амортизатора.

— Ошибаешься, — сказала она, и он услышал в её голосе озорную усмешку. — Он на мне надет.

— Что ж, — тихо сказал Алекс. — Тогда поехали.

Сигнальные лампочки на захватах побежали от «занято» до предупреждения на открытие, и «Бритва» освободилась. Раздались экстренные клаксоны, смягченные разрежённой атмосферой, и массивная дверь ангара начала открываться. Изменение внешнего давления запустило катер, как удар молотом. Алекс нацелился на расширяющийся проём, заполненный темнотой и звездами, и рванул. «Бритва» выскочила в жадный и ненасытный вакуум. Дисплей показал дюжину кораблей, слишком маленьких для невооруженного глаза, и длинные изгибы формы огня ОТО, как щупальца, размахивающие в пустоте.

— Беру под контроль лазер управления, — сказала Бобби.

— Принято, — сказал он. — Сейчас будет трясти.

Он бросил «Бритву» из ворот ангара на полной скорости в узкую полосу между ОТО боевого корабля, стреляющего в полном авторежиме. Закрутил катер между высокоскоростными полосами вольфрама, надеясь, что их было достаточно, чтобы остановить любые ракеты осаждающих кораблей, стреляющих в них в упор. А потом сзади показались потоки быстро движущихся объектов. Дисплей «Бритвы» превратился в сплошную массу, плотность ракет была слишком высокой, чтобы различать их на экране. Весь арсенал линкора выпустили сразу, и он был нацелен на частоту управляющего лазера «Бритвы».

— А вот и наш эскорт, — сказал Алекс. — Валим отсюда. Сколько g ты сможешь выдержать, Драпер?

— Если у меня треснут ребра, я дам тебе знать.

Алекс усмехнулся, развернул катер к Солнцу и ускорился — два, три, четыре, четыре с половиной — до тех пор, пока система не стала жаловаться на то, что не может ничего ему впрыснуть из-за скафандра. Он ударил по грубому контролю шлема подбородком и ввёл себе весь амфетамин, который у него был в крошечном пакете. Вражеские корабли сперва не поняли, что только что произошло, но затем начали разворачиваться, на дисплее появились тонкие красные треугольники. Выхлопные шлейфы конкурировали со звёздами позади него, когда он рванул к Солнцу, Земле, Луне и истерзанным остаткам флота ООН. Алекс почувствовал, как в груди вздымается радость, словно гора свалилась с плеч.

— «Бритву» вам не взять, — обратился он к красным треугольничкам. — Мы ушли, ушли, ушли. — Он переключил радио в обычный режим. — Ну, как у вас там дела?

— Отлично, — тяжело дыша ответил премьер-министр. — Но долго ли нам придётся нестись на такой скорости?

— Ещё немного, сэр, — сказал Алекс. — Как только мы получим передышку, снижу до одного g.

— Передышка, — с трудом произнёс премьер-министр. — Смешно.

— Всё отлично, Алекс, — сказала Бобби. — Здесь безопасно, чтобы снять шлем? Не хочу растратить весь воздух в баллоне, когда есть свежий внутри корабля.

— Да, всё в норме. Кстати, сзади тоже, премьер-министр.

— Пожалуйста, зови меня Нейтан.

— Принято, Нейт, — сказал Алекс. Солнце было белой сферой. Он включил навигационный компьютер и стал прокладывать пути к Луне. Самые быстрые из них вывели бы их на орбиту Меркурия, но катер не был рассчитан более чем на половину AU от корональной поверхности. Так что это будет сложновато. И Венеру он не мог бы изящно использовать, как рогатку. Но если Авасарала отправила им навстречу эскорт, она смогла бы двигаться на форсаже от планеты. Так что курс в этом направлении может иметь смысл.

— Алекс? — позвала Бобби.

— Слушаю.

— Ты сказал, что не оставишь меня там. Ты ведь серьёзно говорил?

— Конечно.

— Спасибо тебе.

Он почувствовал, что покрывается румянцем даже несмотря на давление ускорения.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Ты же теперь член экипажа, верно? Мы присматриваем друг за другом.

— Ни одного солдата не бросать, — сказала она. Возможно, просто влияние ускорения, но что-то в её тоне навело его на мысль, что Бобби имела ввиду нечто большее, чем говорили сами слова. Словно давала обещание. Она хмыкнула. — Алекс, что-то быстро приближается. Думаю, плохие парни запустили в нас ракеты.

— Готова их расстроить, серж?

— О да, чёрт возьми, — сказала Бобби. — Сколько у нас зарядов?

Алекс переключил дисплей. Облако эскорт-ракет превратилось в нумерованный список, всё в белом цвете с указанием серийных номеров рядом с каждой из них. Даже просто список заполнил весь экран. Он переключился на сводку поля.

— Почти девяносто.

— Кажется, мы всё-таки доберёмся, куда собрались. Думаю, почти все их корабли погнались за нами. Как ты относишься к тому, чтобы пальнуть по ним пару раз? Так, чисто сбить с них спесь.

— Я всё равно их не подпущу. Думаю, их ОТО уничтожит ракеты раньше, чем они смогут нанести какой-то реальный ущерб, но я не возражаю, — сказал Алекс. — Кроме… погоди. — Он переключился на список вражеской флотилии. Понадобилось несколько секунд, чтобы найти то, что искал. Он отметил «Пеллу». — Не этот. Этот не трогаем.

— Поняла, — сказала Бобби.

— Ни одного солдата не бросать, — подумал Алекс. — Это относится и к тебе, Наоми. Не знаю, что за чертовщина тут происходит, и я без понятия, что это за игры, но будь я проклят, если тебя брошу!

Глава 35: Наоми

Когда-то давно, когда она была ещё девчонкой и не знала ничего лучше, ей было трудно отнести Марко в категорию плохих парней. Даже после «Гамарры» это было бы трудно. И даже когда он отнял Филипа. Она выросла в бедности, и она знала, как выглядят плохие люди. Они насиловали своих жен. Или били их. Или своих детей. Так их и можешь всегда опознать — по их поведению. Марко никогда не был таким. Он никогда не бил ее, никогда не был с ней груб, никогда не угрожал застрелить ее или бросить в шлюз или налить кислоту в глаза. Он так хорошо изображал доброту, что она сомневалась в себе и задавалась вопросом — может это она была не разумной, иррациональной, как он и говорил.

Он никогда не делал ничего, что облегчило бы ей решение.

Когда она добралась до своей каюты, дверь за ней заперли. И после этого она не пыталась выйти из этой маленькой комнаты и не стала беспокоиться насчет того, чтобы позвать помощь. Она знала, что такое клетка, и оказавшись в ней, поняла, где оказалась, и как в том, что она когда-нибудь умрет, она была уверена, что Марко рано или поздно обязательно придет.

И теперь он сидел перед ней, все еще одетый в военную марсианскую форму. Глаза у него были мягкие, губы сжались в улыбке, выражащей веселье и сожаление. Он был похож на поэта, человека достаточно помятого жизнью, но все еще способного на чувства. Она подумала, что он практиковал это выражение перед зеркалом. Наверняка, так и было.

Рана на голове уже не кровоточила. Все её суставы болели и на её левом бедре появился огромный синяк. Даже на кончиках её пальцев было ощущение, словно она сорвала с них слой кожи, оставив их влажными и ободранными, хотя на самом деле они выглядели чуть розовее, чем обычно. Она выпила ромашковый чай, как и на «Росинанте» и чувствовала, будто имеет тайного союзника. Она понимала, что это не совсем разумная мысль, но комфорт был комфортом.

Столовая была пуста, экраны отключены, команда отправлена по каютам. Не было видно даже Цина и Карала. Все намекало на то, что о чем бы они ни говорили, все останется между ними, хотя вероятнее всего это было не так. Она представляла как Филип наблюдает за ними с другой палубы. Было чувство, что об этом позаботились. С Марко все всегда казалось подстроенным. Потому что именно так оно всё всегда и было.

— Я не знаю, почему ты так поступаешь со мной, Наоми, — сказал Марко. В его голосе не было гнева. Хотя вообще-то нет, неправда. Гнев там был, но скрытый за маской разочарования. — Раньше ты бы не стала вот так все портить.

— Мне очень жаль. Я расстроила твои планы?

— Вообще-то, да, — ответил Марко. — Дело вот в чем. Раньше ты знала, что лучше. Раньше, по крайней мере, ты пыталась понять, что происходит до того, как вмешаться. Вела себя профессионально. А что сейчас? И без того сложную ситуацию сделала ещё хуже. Всё могло пройти практически безболезненно, теперь же придется действовать жестко. Я лишь хочу, чтобы ты поняла, почему я сделаю то, что собираюсь, как видишь, другого выбора у меня не было.

Можно было поступить по умному. Она это понимала. Мудрая женщина плакала бы, умоляя о прощении. Но, дело в том, что это было бы неискренне. Ошибкой было показывать Марко свои настоящие чувства. Пусть считает ее слабой. Пусть недооценивает и недопонимает ее. Она знала это, но не могла так поступить. Когда она попыталась, что-то глубоко внутри сдвинулось. Может, притворись она слабой, это стало бы слишком похоже на правду. Может, она просто притворялась сильной.

Наоми плюнула на палубу. В её слюне было немного крови.

— Побереги воздух.

Он наклонился вперед, взяв ее за руку. Его хватка была сильной, как будто он показывал, что может причинить ей боль, даже если и не делает это прямо сейчас. Она подумала: «Ну, это способ проявить намерение физически», — а затем усмехнулась.

— Наоми, я знаю, что у нас не все ладно, du y mé. Я знаю, что ты злишься. Но я знаю, что однажды мы были чем-то. Мы — одной плоти, ты и я. И как бы сильно мы не пытались разделиться, наш сын означает, что мы никогда не будем полностью отделены друг от друга.

Она попыталась освободить руку, но Марко крепко держал ее. Она могла потянуть сильнее или позволить ему касаться ее, контролировать ее тело, даже если это было слишком. Его глаза мерцали от удовольствия. Его улыбка была немного более искренней, у него было преимущество.

— Ты должна понять, всё, что я делаю, — это не для меня. Это для нас.

— Нас?

— Для жителей Пояса астероидов. Для всех астеров. Это для Филипа. Для того, чтобы, когда придет его время, у него был дом. А не сноска в учебнике истории. Когда-то на астероидах, лунах, и планетах жили люди, остановившись в развитии. Но потом мы нашли Врата, и эти люди вымерли, потому что стали никому не нужны. Вот почему я должен это сделать. Тебе не нравятся мои методы. Я понимаю. Но они мои, и дело правое.

Наоми молчала. Пищевой процессор издал высокочастотный звук, что означало низкий уровень подачи воды. Она задалась вопросом, знал ли это Марко, или это был просто еще один бессмысленный шум для него.

— Красивая речь. Но это не объясняет, почему я здесь. Я не нужна была тебе здесь, чтобы сломать систему. Я нужна был для чего-то еще. Хочешь знать, что я думаю?

— Расскажи-ка… — сказал Марко, потянув на себя зажатые руки с усилием. — Значит, великий Джеймс Холден никогда бы не уничтожил мой дом. Серьезно, ты слишком хорошего мнения о нем. Он не такой впечатляющий.

— Нет, дело в другом. Я думаю ты хотел «Роси». Думаю ты хотел чтобы мой корабль летал на твоей стороне сейчас. Но, когда я прилетела одна, ты облажался. Затем Сакаи саботировал корабль. Ничего нового…

Его улыбка была такой же теплой, но взгляд стал холодным. Не смешно. — не продолжай… — сказал он.

— Ты начал разговор с «Почему ты заставляешь меня делать тебе больно, ведь я так тебя люблю?» и сейчас ты пришёл к «Если ты не достанешься мне, то не достанешься никому». Ты можешь притворяться что мы якобы говорим о корабле, если хочешь. Мне все равно.

Марко отпустил ее и встал. Он был не таким высоким, каким она его помнила.

— Ты ошибаешься с самого начала. Мне нужен Фред Джонсон — мясник станции Андерсон, тот что убивал таких же людей как ты и я, и Филипп, только потому что они были Астерами. Я хотел его изолировать. Вырвать ваш корабль из его рук. Пытался заставить тебя его привести, но нет. Сакаи пытался его отключить. Отключить, sa sa? Если бы он взорвал ядро на 3 % мощности, он бы разлетелся в щепки, и никто бы не пострадал.

— Я тебе не верю, — сказала она, но его уже понесло и расхаживая по комнате его руки широко раскрылись, как человека, произносящего речь невидимой толпе.

— Уничтожение корабля не было моим планом. Это ты меня толкнула на это. В том что случилось с Холденом твоя вина, а не моя. Это то, что тебе нужно увидеть. Как всё становится хуже, когда ты начинаешь действовать по-своему. Ты не знаешь, Наоми. Ты не знаешь потому, что я не говорил тебе.

Она сделала глоток чая и пожала плечами.

— Так скажи мне.

Марко ухмыльнулся.

— Ты заметила, когда мы сократили тягу на несколько минут? Странно в самый разгар погони, не думаешь?

Она вообще-то не заметила. На своей койке, ухаживая за ранами, на сдвиги в гравитации корабля она не обращала внимания.

— Стыковка, — сказал он, вытащил свой карманный терминал и выбрал что-то. Динамики на экранах щелкали, прошипели. На них не было изображения, но раздался голос.

Ее голос.

«Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джеймсу Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Система навигации не под контролем. Прошу ретранслировать».

Марко коснулся чего-то еще на терминале, и экраны ожили. Внешние камеры, связанные, скорее всего, с точечной обороной. «Чецемока» шла не больше чем в ста метрах от них, стыковочный рукав прирос к ее шлюзу как пуповина. Этот корабль, если как следует копнуть, может вывести на нее. Платежи проходили с ее счетов.

— Поставь его на пересекающийся курс, плюс-минус, — сказал Марко голосом столь усталым и скорбным, что она могла сказать с уверенностью — он скрывает ликование, — и настрой ловушки дать сбой, когда датчики сближения засекут корабль. Не обязательно было до этого доводить, но теперь будет именно так.

В горле пересохла и она оттолкнула его. Это было именно то чего добивался Марко, поэтому она будет делать и думать о чем угодно но не об этом. Она рассмотрела экран. Корабль был похож на консервную коробку, стенки которой держались на припое и эпоксидке.

— Ты крадёшь его у своего собственного сына, — сказала она. Марко нахмурился. Наоми указала на экран подбородком. — «Чецемока». Я сказала Филипу, что он может забрать его, когда мы будем здесь. Это его корабль. Ты крадёшь его у него.

— Необходимость войны, — сказал Марко.

— Дерьмовое воспитание.

Его челюсть скользнула вперед. Его руки сжались в кулаки. На мгновение она подумала, что он расслабился. Она увидела кем он пытался казаться и каким был на самом деле. Но он вовремя опомнился, и теперь она не была уверена освобождена она или разочарована.

Если бы ты осталась на своем месте, Джеймс Холден жил бы. Но ты первой решила сделать шаг. Из-за тебя он умрет.

Наоми встала и протерла глаза обратной стороной ладони. Ее ложный голос повторился через столовую — Скажи Джеймсу Холдену, что я в беде…

— Что-нибудь еще?

— Ты притворяешься, что тебе все равно, — сказал Марко. — Но это не так.

— Ты сказал. — Она пожала плечами. — Я немного ударилась и у меня от этого болит голова. Или что-то ещё есть. Схожу в мед отсек, исправить это, да?

— Ты можешь притворяться…

— Можно я буду притворяться в медотсеке? Или тебе нужно меня впечатлить?

Это было уже слишком. Она хотела высказать много слов, но сдержалась. «Ты — эгоист и садист, и я не могу поверить что когда то любила тебя, и если Джим умрет я найду способ выпустить воздух с этого корабля, и мы все попадем в ад вслед за ним». Но слишком увлекшись можно было угодить в ловушку, поэтому она промолчала. Она позволила тишине прервать ритм перфоманса Марко и увидела, как его плечи сдвинулись, когда он сдался и отступил от плана беседы.

— Мирал!.. — крикнул он, и звук приближения члена команды становился все громче. — Ты злоупотребляешь данной тебе свободой. Больше на нее не рассчитывай.

— Слишком опасно оставлять на свободе? — спросила она, потом лизнула кончик пальца и пометила метку на воображаемой доске. — Тогда очко в мою пользу.

В Медотсеке незнакомая женщина проводила тесты, чтобы убедиться в отсутствии кровоизлияния в мозгу, чтобы не один из ушибов не привел к смерти мышц, заполнению тела калием и остановке сердца. Мирал облокотился на шкаф, говоря непристойности — Сука, Путана, Влагалище… балансируя между сосредоточением и яростью. Проводя все эти дни инвентаризацию, Наоми знала все в кабинете — первый ящик: марля и повязки. Второй: одноразовые шприцы для забора крови. Третий: запасные медицинские принадлежности, такие как декомпрессионные наборы, уколы с адреналином, дефрибиляционная лента. Наоми смотрела на Мирала, пока он читал свою Литию. Он отвернулся, а затем снова посмотрел на нее, произнося слова немного четче.

Медик заставил ее сесть, подушка медицинского стола потрескивала под ее меняющимся весом. Анальгетик был спреем, который попал в рот Наоми. На вкус как фальшивая вишня с плесенью.

— Может быть, успокойся на пару дней, да? — сказала медик.

— Лучшее, что я могу, — согласилась Наоми, спрыгивая с кровати. Она прямым лягнула Мирала в промежность, посылая его в шкаф и ломая себе два пальца. Она проигнорировала боль в ноге и запустила себя в него, колотя его по голове и шее и кувыркаясь вместе с ним. Двери шкафа были распахнуты, проливая тестовые карты и подкожные инъекции по всему полу. Локоть Мирала взмыл вверх, смазав ее по челюсти, но все еще достаточно сильно, чтобы зазвенело в ушах.

Она упала вбок животом на палубу. Декомпрессионные наборы размером с её палец вдавились ей в лицо, и Мирал вывернувшись придавил её коленями в спину. Медик начала кричать. Наоми попыталась повернуться, попыталась уклониться от ударов, но не могла. Боль расцветала между лопатками. И вдруг, как-будто время перескочило и она оказалась в невесомости.

Она перевернулась вбок. Карал крепко держал Мирала. Тот сопротивлялся и проклинал, но глаза старого астера оставались пустыми и бесстрастными.

— Ты давай злись на себя, что она тебя уделала, когда ты ушами хлопал, — сказал Карал. — Марко ее ни в жизнь не бил, так что ты-то уж точно ни хера так делать не будешь, усек, пендехо [ушлепок]?

— Са са [понял], сказал Мирал, и Карал его отпустил. Медик стоял в углу и являл собой воплощенный немой гнев. Мирал потер шею и взглянул на Наоми, которая все еще лежала на палубе. Карал подошел и оглядел ее сверху вниз.

— Ты нормально, Костяшка?

Она кивнула, и когда Карал дал ей руку, она взяла ее и дала себя поднять. Когда она направилась к двери, Мирал пошел было следом. Карал положил мужчине руку на грудь.

— Я сам с этим справлюсь.

Наоми шла по кораблю с опущенной головой и её волосы закрывали ей лицо подобно вуали. Устойчивое ускорение причиняло ей боль в коленях и спине даже больше чем ранения. Вдоль всей дороги она замечала враждебные лица, что поворачивались к ней. Она чувствовала, что ненависть исходит из них, как жар от огня. Когда она проходила через столовую, «Чецемока» всё ещё была на экране, и стыковочная пуповина связывала корабли. Они должны были уменьшить тягу чтобы рассоединиться, иначе тот корабль окажется сзади и будет болтаться, как парализованное щупальце. Когда это случится, она точно это знала, она очень опоздает. Но пока этого ещё не произошло.

В ее каюте Карал зашел за ней и закрыл дверь. Для двух человек крошечное пространство ощущалось тесным и неудобным. Она села на антиперегрузочный лежак, скрестив руки, подсунув под себя ноги и посмотрела на него с вопросом на лице. Карал покачал головой.

— Ты давай прекращай это, Костяшка, — сказал он, и голос его был неожиданно мягким. — Теперь мы тут держим масть. И что, получается, мы делаем? Историю, так? Изменилось все, и в этот раз в нашу пользу. Я знаю, у вас с ним непорядок, но ты должна слушать его. Ага?

Наоми отвернулась. Она просто хотела, чтобы он ушел, но Карал не уходил. Он опустился, прислонившись спиной к стене с коленями к широкой груди.

— Я было слышал план, где ты идешь с нами. Притащить тебя сюда? Я-то был против. Говорю, плохая это концепция. Чего вскрывать шрам? А Марко говорит, оно того стоит. Говорит, ты будешь в опасности, когда все начнется, а Филип, он-то заслужил чтобы видеть мать, так? Ну а Марко, он и есть Марко, так что так.

Карал потер ладони над головой. Получился мягкий шуршащий звук, почти неуловимый ухом. Наоми почувствовала непонятное желание дотронуться до него, как-то успокоить, но она не стала этого делать. Когда он опять заговорил, его голос звучал устало.

— Мы маленькие люди в большое время, так? Время для Мясников и Марко — для мужиков, для всякого такого из книг по истории. Гребанные другие миры. Кому они нужны? Просто отпусти это все, ага? Может, твой Холден, он не попадется в ловушку. Может, кто другой будет мимо проходить еще до того, как он тут появится. Может, ты решишь стать маленьким человеком, и просто переживешь это. Это что, так плохо? Делать то, что нужно, чтобы пережить?

Она пожала плечами. Некоторое время единственным звуком было пощелкивание воздухозаборника. Карал поднялся хрюкнув. Он выглядел старше, чем она думала. — «Это больше, чем просто годы», — подумала она. На мгновение она снова была молода, снова на Церере, а Филип плакал в своей кроватке, пока она смотрела новости о «Августине Гамарре». Ей впервые пришло в голову, что все на этом корабле наблюдали, как Земля умирает в реальном времени так, как она видела свет «Гамарры», как светлячка, вспыхивающей и исчезающей из новостной ленты целую дюжину раз, когда репортер говорил об этом. Она хотела что-то сказать, но она не могла, поэтому она просто смотрела, как Карал открыл дверь и закрыл её за собой. Замок скользнул, закрываясь. Она промокнула влагу с ее глаз и, когда она была уверена, что он не вернется, сплюнула набор для декомпрессии в руку.

Мокрый от слюны, размером не больше большого пальца, он был из тех вещей, которые обязательно держит при себе любой оператор меха. Маленькая ампула насыщенной кислородом искусственной крови и тревожная кнопка, которая отправляла кораблю запрос на выполнение цикла шлюза по медицинской необходимости. Военные корабли вроде «Пеллы» или «Роси» игнорировали такие запросы из соображений безопасности. «Кентербери» и прочие коммерческие суда обычно принимали их, поскольку на них ходили гражданские, которые порой представляли сами для себя опасность большую, чем пираты или абордажные команды. Все, что ей теперь было нужно — это вакуумный костюм и четкое представление о том, когда корабли снизят тягу.

Затем надо будет взять под контроль корабль, возможно, взорвать реактор ​​и уйти от Марко. Еще раз. Она почувствовала сожаление при мысли о Филипе — и о Цине и Карале, и о тех людях, которых она знала когда-то, и заботилась о них. Даже любила. Это был отголосок боли, и она могла игнорировать это.

— Не сломал меня, когда я была девчонкой, — сказала она маленькому чёрному набору. — Не знаю, почему он думает, что он может сломать меня сейчас.

Глава 36: Холден

Холден ужасно хотел спать, но сон никак не приходил. Все, что у него получилось — провести несколько часов в забытьи, после чего он почувствовал себя слабым и разбитым. У него был вариант вернуться в свое жилье на станции, но он отказался. Даже учитывая то, что ему лучше спалось, когда гравитация прижимала его к матрасу, он не захотел оставлять корабль. Он точно не помнил, когда брился последний раз, но клочки щетины на его щеках и шее уже слегка чесались. Во время рабочей смены было немного полегче. Новая команда проверяла все системы, которые до того уже были проверены, выискивая следы диверсии, которые могли просмотреть в прошлый раз, и это и ему давало какое-никакое дело. И людей, с которыми можно поговорить. Когда они ушли, он поел на камбузе, какое-то время пробовал заснуть, а потом принялся бродить по кораблю, словно искал что-то, и никак не мог вспомнить, что именно.

И затем, неизбежно и вопреки своему здравому смыслу, он проверил новостные ленты.

— Когда замолчала Медина, все контакты с колониальными планетами были потеряны. Мы можем только догадываться о значении частичного отчета из поселения Fólkvangr об инопланетной активности в Южном полушарии Нового Тритона…

— Представитель администрации порта заявил, что нейтралитет Ганимеда является отражением его всеобщего значения, а не политическим заявлением…

— Силы ООН находятся в пути, но неясно, действительно ли премьер-министр Смит находится на борту гоночного корабля или это отвлекает внимание противника от более традиционной эвакуации. Несмотря на это, исполняющий обязанности генерального секретаря Авасарала объявила зону безопасности, охватывающую траекторию полета шлюпки, и всем судам в этом районе было рекомендовано выйти за пределы зоны поражения огнём до тех пор, пока…

Он решил, что скорость света была проклятием. Она заставила самые дальние уголки, до которых дотянулось человечество, казаться близкими и эта иллюзия была как яд. Задержка между Тихо и Землёй чуть меньше минуты, но путешествие в такую даль могло занять дни. Если бы Алекс или Наоми погибли, он бы узнал об этом через минуты, что их нет. Он плавал, замкнувшись в себе при выключеных огнях кабины и перелистывал страницы, прыгая вперёд и назад на случай, если что-то произойдёт и зная что в любом случае он ничего не сможет сделать. Ему казалось, что он стоит на замерзшем озере, глядя вниз под лёд, а люди, о которых он заботился, почти утонули.

Если бы он не знал, если бы всё, что происходило, могло случиться где-то в другом месте ему неизвестном, тогда, может быть, он мог отвести взгляд. Может быть, он мог бы закрыть глаза и мечтать о них по крайней мере. Когда на его терминале появился запрос на соединение, он был рад получить его.

— Пола, — сказал Холден.

— Холден, — ответил хакер. — Не была уверена, в какой смене вы находитесь. Я боялась, что позвоню во время вашего отдыха.

— Нет, — сказал Холден. Он чувствовал себя защищенным, когда бодрствовал, хотя и не знал, почему. — Все в порядке. Я в порядке. Что у тебя есть?

Она ухмыльнулась.

— У меня тут горячие улики. Я могу передать вам…

— Нет. В смысле, да. Давай. Но как я пойму, что я вижу?

На экране она ухмыльнулась потягиваясь.

— Я собиралась отправиться на ужин. Встретимся в La Fromagerie, и я покажу всё это.

Холден раскрыл каталог станции. Это было недалеко. Если бы Наоми умерла, новость дошла бы до него, когда он доберется на место. Может быть и раньше. Он прижал ладонь к своим пересохшим, как будто засыпанным песком, глазам. — Похоже на план, — сказал он.

— Еда за твой счет.

— Доберусь за один оборот. Да, да прямо сейчас.

Ресторан был небольшим с тем, что казалось реальными деревянными столами, но естественно было прессованым бамбуком со станции гидропоники. Никакое заведение с приемлемыми ценами за еду не могло бы позволить себе что-то из натурального дерева. Паула стояла за столом у стены. Скамья, на которой она сидела, выглядела нормально для нее. Когда он сел напротив нее, его ноги даже не коснулись палубы.

— Босс, — сказала Паула. — Я уже заказала.

— Я не хочу есть. Что у тебя есть?

— Взгляните, — сказала она, передавая ему терминал. Экран был заполнен структурированным разбросом кода, структур, вложенных в структуры с повторяющимися разделами, показывающими вариации, настолько тонкие, почти незаметные. Это было похоже на стихотворение, написанное на алфавите, которого он не знал.

— На что я сейчас смотрю?

— Эти две строчки, — сказала она. — Это отправляет код остановки в ловушку. Это операторы состояния, которые его вызывают. Для вас, если бы вы достигли девяносто пяти процентов, вы бы стали звездой. Если бы вы были в доке, что было бы вероятно, то могли бы отхватить с собой приличный кусок станции.

— А новое программное обеспечение? Которое сейчас управляет кораблем?

— В этом нет, — сказала Пола. — Что вас впечатлит во мне, так это то, что я нашла две строки необьяснённого кода в драйвере магнитной ловушки термоядерного реактора.

— Очень впечатляет, — покорно сказал Холден.

— Спасибо, но это не самая крутая часть. Взгляните на сигнал запуска. Вы видите, что все эти вызовы имеют значение null? Это те системные параметры, которые не использовались.

— Хорошо, — сказал Холден. Судя по свечению её лица, у него было чувство, что он должен был видеть что-то большее в ее словах. Может быть, если бы он мог спать…

— Цель всего этого — западня. Ты хочешь что-то взорвать через шесть дней после вылета? Установи этот вызов примерно на полмиллиона секунд. Ты хочешь, чтобы это произошло во время боеготовности вооружения? Вот здесь меняешь вызов на единицу. Есть, наверное, дюжина различных способов, чтобы отключить эту вещь и ты можешь смешивать и сочетать их.

— Как интересно…

— Это хренов дымящийся ствол, — сказала Паула. — Ошибки задержки ловушек не оставляют много данных. И хоть не должно случаться, но иногда это случается. История всегда заключалась в том, что происходили несчастные случаи и ничего с этим не поделаешь. Корабли иногда взрываются. Это показывает, что кто-то создал инструмент специально, чтобы сделать такое возможным. И чтобы это повторялось снова и снова, где бы они ни скрывали свой код на корабле, который они приговорили к смерти. То, что мы имеем здесь, является ключевым свидетельством, что тысячи убийств, о которых никто даже не знал, были убийствами до сегодняшнего дня.

От волнения у неё натянулся голос и засверкали глаза. Он почувствовал, как в животе потяжелело.

Мне нужно кое-что сделать, вспомнил он слова Наоми. И я не могу позволить тебе участвовать в этом. Вообще.

Что это было? Это то самое, что она пыталась скрывать от него, от Росинанта? И что это значит, если это так? Паула все еще смотрела на него с любопытством во взгляде. Он не знал, как реагировать, но тишина становилась неловкой.

— Круто, — сказал он.

Фред сидел за столом Драммер, его локти упирались в столешницу, его руки теребили подбородок. Он выглядел уставшим, как чувствовал Холден. На экране Драммер и Сакаи находились в одной из комнат для допросов. Стол, который обычно находился между ними, был сдвинут вбок, и Драммер, откинувшись на спинку стула положила на него ноги. Заключенный и охранник пили то, что выглядело как кофе. Сакаи засмеялся над чем-то и покачал головой. Драммер нахально ухмыльнулась. Она выглядела моложе. Холден понял с самого начала, что она была носить ее волосы вниз.

— Что, черт возьми, это такое? — он спросил.

— Профессионализм, — сказал Фред. — Установка взаимопонимания и выстраивание доверия. Она наполовину убедила его, что тот, на кого он работал, был готов взломать станцию, пока он все еще внутри нее. Как только он придет в себя, мы завладеем им. Этот человек расскажет нам все, что мы просим, а затем попытается вспомнить то, о чем мы и не думали, если дадим ему время. Никто не усердствует так, как новообращенный.

Холден скрестил руки. — Я думаю, что вы упускаете из виду удар с помощью гаечного ключа. Я за это.

— Это не в твоём стиле.

— В этом случае я бы сделал исключение.

— Нет. Нет вы не станете. Пытки для любителей.

— И что? Я же не собираюсь делать это профессионально.

Фред вздохнул и повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Безрассудно крутая версия вас почти так же утомительна, как и неумолимый бойскаут. Я надеюсь, что ваши маятниковые колебания скоро достигнут середины.

— Безрассудный?

Фред пожал плечами.

— Нашлось что-нибудь?

— Ага, — сказал Холден, — но это не в новом драйвере. У нас чистый список проверки.

— Если только нет чего-то другого.

— Ага.

— Сакаи говорит, что не было.

— Не особо уверен, что знаю, как к этому отнестись, — сказал Холден. А потом, спустя мгновение: — Я вот тут размышлял.

— Насчет сообщения с Пеллы?

— Да.

Фред встал. Он смотрел строго, но не без сочувствия.

— Я ждал этой битвы, Холден. Но здесь на кон поставлено больше, чем жизнь Наоми. Если протомолекулой зарядят какое-нибудь оружие, ну или хотя бы просто снова выпустят на волю…

— Это не имеет значения, — сказал Холден. — Стоп, нет. Это выскочило случайно. Конечно, это важно. Это очень важно. Просто это ничего не меняет. Мы не можем… Он замолчал и сглотнул. — Мы не можем лететь за ней. У меня всего один корабль, а у них шесть. Всё во мне хочет запустить двигатели и рвануть за ней, но это не поможет.

Фред молчал. Из экрана раздался отдаленный звук смеха Сакаи. Они оба игнорировали это. Холден посмотрел на свои руки. Ему казалось, что он в чём-то признается. Может быть и так.

— Что бы ни происходило, — сказал Холден. — Куда бы её не втянули я не могу это исправить, надев свои сверкающие доспехи и ринувшись в бой. Наилучший способ для неё, который я вижу, чтобы сделать то, что мы запланировали. Доставить вас до Луны. Если вы сможете использовать Доуза и Сакаи и Авасаралу, чтобы хоть как-то общаться с этими сучьими детьми, то Наоми сможет быть козырем. Мы можем обменять её на кое-кого, кого вы посадили. Или Сакаи. Или ещё кого.

— Это ваш вывод?

— Именно, — сказал Холден, и эти слова имели вкус пепла.

— Вы выросли с тех пор, как мы впервые встретились, — сказал Фред. Холден услышал в этом симпатию. Утешение. — Я уже жалею о своём комментарии «безрассудный».

— Я не уверен, что это правильный выход. С вами когда-нибудь это было? Любить кого-то, как часть себя, а затем оставить в опасности?

Фред положил руку на плечо Холдена. Не смотря на тяжесть прожитых лет и невзгод, что отпечатались на лице и теле Фреда, его хватка оставалась твёрдой. — Сынок, в своей жизни я печалился о большнм количестве людей, чем ты встречал. Ты не можешь доверять своему сердцу. Ты должен делать то, в чем уверен, а не то что чувствуешь.

— Потому что если я буду следовать чувствам… — сказал Холден, думая, что эта фраза подразумевает конец вроде «…то я выбью Сакаи зубы или всех нас погублю». Фред удивил его.

— Тогда мы потеряем ее.

— Курс выбран, — сказал Чава Ломба, — согласно вашему приказу, сэр.

Холден попытался откинуться на спинку лежака, но без ускорения, что придавало вес, это закончилось вытягиванием шеи. Его сердце колотилось и адреналин бурлил в венах.

Все было не так, как должно быть. Командный отсек казался слишком людным. Сан И, серьезный и спокойный, следил за орудиями. Маура перебирал системы управления передатчиком, проверял их, потому что в его стиле было делать больше, чем действительно требовалось. И это должен был быть голос Алекса. Это Наоми должна была сейчас лежать в амортизаторе рядом с ним.

Он не должен был бояться.

— Ладно, — сказал Холден, — поехали.

— Сэр, — сказала Чава.

Сигнальная лампа перешла от янтарного к красному, и Холден откинулся на лежак. Станция Тихо провалилась под них. Пройдёт около часа прежде, чем она станет настолько маленькой что не разберёшь невооруженным глазом. Холден подождал три глубоких вздоха. Четыре.

— Как у нас дела, мистер Ип?

Сандра Ип — а должен был быть Амос — ответила с инженерной палубы:

— Все системы в пределах нормы.

— Стало быть, не все взорвалось. — сказал Холден.

На канале повисла пауза.

— Так точно, сэр. Взорвалось не все, сэр.

Холден ненавидел то, что не был уверен в своем собственном корабле. «Росинант» был твердыней для него с того дня, как он зашел на борт. Он доверял кораблю свою жизнь так, как он доверял своему сердцебиению. Это было сильнее инстинкта. Это было автоматически. Делать что-то другое было бы странно.

Но это было раньше. Саботаж Сакаи не убил его, но он не оставил его невредимым. Пройдёт немало времени, прежде чем Холден станет уверен, что больше не осталось никаких скрытых неприятных сюрпризов на корабле. Программное обеспечение ждет подходящего момента, чтобы выпустить воздух или запустить корабль в фатальное ускорение или любую другую тысячу способов, с помощью которых корабль даст сбой и убьёт свой экипаж. Они пересмотрели всё и ничего не нашли, но они делали это и раньше и чуть не погибли из-за недосмотра. Никакая двойная проверка не доказывала, что ничего не было упущено. Отныне — может надолго, а может быть навсегда он стал задаваться вопросом о вещах, о которых не думал раньше. Он был возмущен, даже сердился, что его вера была подточена.

О он не знал, продолжал ли он ещё думать о Росинанте.

— Хорошо, — сказал он отстёгиваясь. — Я собираюсь добыть кофе, а вы народ попытайтесь ничего не сломать и если сломаете всё-таки то хоть сообщите.

Хор «Естьсэров» его обескуражил. Он хотел бы чтобы они понимали, что он шутит или хотя бы чувствовали себя более комфортно, чтобы отвечать на шутку. Их формализм был еще одной причиной, по которой он уже не чувствовал корабль своим.

Он нашел Фреда на камбузе, говорящего через наручный терминал, записывая сообщение, которое явно предназначалось для Андерсона Доуса. Холден тихо налил кофе между фразами, такими как «линии связи и глубокое недоверие». Когда Фред закончил, он скрестил руки и оглянулся.

— Я тоже возьму один со сливками и без сахара.

— На подходе, — сказал Холден. — Есть какие-то новости?

— Два из первоначального марсианского эскорта сдались.

— Серьезно?

— Они были слишком далеко от боя, чтобы как-то повлиять на его исход, и их буквально забивали. Мне это не нравится, но сомневаться в их командах я не собираюсь.

— Это просто мое воображение, или эти люди подносят нам на тарелочке наши же задницы? — сказал Холден, ставя на стол кружки с кофе. — Это потому что они действительно хорошие люди, или мы все просто сосем намного хуже, чем я думал?

Фред потягивал кофе.

— Когда-нибудь слышал о битве при Гавгамелах?

— Нет, — ответил Холден.

У Дария Третьего императора Персии было двести тысяч солдат под его командованием. Бактрийцев, арахозов, скифов. Немного греческих наемников. С другой стороны тридцать пять тысяч солдат и Александр Македонский. Александр Великий. Пять персов каждому македонцу. Это должна была быть бойня. Но Александр затащил так много врагов на фланг, что в середине персидских линий открылся промежуток. Александр вызвал своих людей, чтобы сформировать клин и, возглавляя свою собственную конницу, он прорвался и направился прямо к императору. С обеих сторон вокруг него были огромные силы. Но это не имело значения потому, что он видел, как добраться до Дария. Александр видел то, что никто больше не видел.

Эти люди — лишь небольшая часть АВП. Любой: Земля, Марс, я — мы все превосходим их числом. Мы все вооружены лучше, чем они. Все произошедшее случилось потому, что кто-то увидел возможность там, где ее не было. Они дерзнули ударить там, где никто другой даже не рассматривал бы возможность удара. Такова сила дерзости и если генерал удачлив и энергичен — они разовьют успех и оставят врага поверженым навечно.

— Ты думаешь, это их план?

Это был бы мой, — сказал Фред. — Кто-то не просто хочет контролировать Пояс или луны Юпитера. Кто-то пытается захватить всё это. Все. Требуется определенный ум, чтобы добиться успеха в чем-то подобном. Харизма, величие, дисциплина, как у Александра.

— Это звучит немного обескураживающе, — сказал Холден.

Фред поднял чашку кофе. Название ТАХИ не совсем стерлось, красные и черные буквы уже наполовину стерлись. Но не исчезли пока. — Теперь я понимаю, что чувствовал Дарий, — сказал Фред. — Власть, положение, преимущество. Особенно, когда ты думаешь, что знаешь, как работают войны. Это ослепляет тебя другими вещами. И к тому моменту, когда ты их замечаетшь, македонская кавалерия с копьями несется прямо на тебя. Но это не о том, как Дариус проиграл.

— Не о том? Потому, что рассказ, который ты только что рассказал мне, звучал, как будто он проиграл.

— Нет, Он сбежал.

Холден отпил. Из кают экипажа звучание незнакомых голосов было напоминанием о том, что всё было не так. Шаблоны прошлого были сломаны, и никогда больше не сложаться в правильном порядке. — Его убили бы, если бы он этого не сделал. Александр убил бы его.

— Может быть. Или, может быть, Дарий выдержал бы атаку. Или, может, он пал бы и его армия сокрушила бы Александра в ярости и горе. Конец императора не всегда является концом империи. Я смотрю на Землю и что там произошло. Я смотрю на Марс и на то, что случилось на Тихо и, что я боюсь случилось и на Медине. Я вижу, как клин Александра пробивается сквозь оборону и несётся на меня. Тот же шок, что и у Дария, та же тревога. Страх. Но я не Дарий. И я думаю, что Крисьен Авасарала тоже.

— То есть, ты не считаешь, что мы в заднице?

Фред улыбнулся:

— Я пока не решил, что думаю. Сперва надо больше узнать о враге. Но история говорит, что тех, кто считал себя Александром Великим, гораздо больше, чем тех, кто на самом деле им являлся.

Глава 37:Алекс

Они неслись в пустоте и враги гнались за ними. Четыре марсианских военных корабля с прицелами на двигателе Алекса пытались стремились к ним и все вместе приближались в Солнцу. Ещё двое остались сзади продолжать атаку на основные силы. Алекс надеялся, что это позволит капитану Чоудхари занять оборону. Но он ничего не мог с этим поделать отсюда, только смотреть и надеяться.

Первые несколько часов было тяжело гнать и уклоняться. Как только он увеличил расстояние между «Бритва» и нападавшими, характер преследования изменился. Речь больше не шла о том, чтобы поймать или быть пойманным. Алекс оторвался и семьдесят две ракеты осталось, облаком летящие вокруг них на пути к Луне. Подкрепления неслись, чтобы присоединиться к нему. Если ничего не случится, он будет в безопасности менее чем за два дня.

Теперь забота врагов была в том, чтобы осложнить им жизнь.

— К тебе приближаются несколько дуг ОТО, — сказала Бобби.

— Как мило, — сказал Алекс. — Я уклоняюсь от попадания. Ты хочешь сообщить это ракетам?

— Уже сделано.

Предназначением вольфрамовых болванок, которыми стреляли орудия точечной обороны, было сбивать ракеты на близких расстояниях. На дистанции, которую они сейчас держали, они означали что-то среднее между приглашением команде «Бритвы» совершить грубую ошибку по глупости и поднятым вверх средним пальцем. Алекс отслеживал направление огня и был готов к тому, что маневровые двигатели бросят их вниз и влево, чтобы избежать плавно изгибающихся дуг вражеского огня, а потом вверх и вправо, чтобы вернуться на верный курс. Облако ракет вокруг корабля расступилось, чтобы пропустить болванки сквозь толпу их выхлопных конусов и боеголовок.

— Какие-то вражеские ракеты преследуют? — спросил он.

Мгновение спустя Бобби ответила:

— Нет.

— Приглядывай. Наши друзья там нервничают.

— Бывает, когда проигрываешь, — сказала Бобби. Даже не поворачиваясь, Алекс услышал улыбку в её голосе.

Из каюты за их спинами донесся голос Смита, переходящий в стаккато судорожных вздохов. Даже относительно скромное одно g их полета было втрое больше, чем то, к чему привык этот человек. Он часами сидел на передатчике направленной передачи. Иногда Алекс улавливал голос Крисьен Авсаралы в записи, а бывало, теплый протяжный мужской. Кто-то с Марса, судя по всему.

«Бритва» когда-то была игрушкой, и хоть ее экраны и устарели десятилетия назад, кое-какими примочками они все еще могли похвастаться. Он настроил экраны на стенах на трансляцию с наружных камер, и вокруг них широко распахнулся звездный пейзаж. Солнце было больше и ярче, чем оно могло бы быть на Земле, но ограниченная цветопередача экранов делала его ослепительно белым. Изгибы Млечного Пути сияли над всей плоскостью эклиптики, и расстояние смягчало свет миллиардов звезд. Они летели в окружении из ракет как в облаке из светлячков, а за ними, как семь Венер в земных сумерках, светились шлейфы приводов последователей, тех, что желали им смерти.

А также Наоми.

Бобби вздохнула:

— Знаешь, тысяча этих звезд теперь наша. Это сколько там? Три десятитысячных процента нашей галактики? Это то, за что мы сражаемся.

— Ты так думаешь?

— А ты нет?

— Неа, — сказал Алекс. — Я полагаю наша борьба, это кто добудет больше мяса на охоте и первый добежит к воде, право на спаривание или кто в каких богов верит. У кого больше всего денег. Обычные проблемы приматов.

— Дети, — сказала Бобби.

— Дети?

— Да. Все хотят, чтобы у их детей был шанс получше, чем у них. Или, чем у всех остальных детей. Что-то вроде этого.

— Да, наверное, — сказал Алекс. Он снова переключил свой персональный экран на тактический, загружая последние данные о Пелле. Рядом по-прежнему болтался странный, дешево выглядящий гражданский корабль, привязанный к нему. Алекс не мог понять, загружаются они или разгружаются. Это было единственное судно в маленькой эскадре, которое явно не было спроектировано военными. Наоми также не выходила на связь и было непонятно, хорошо ли это или нет, но он не мог удержаться от проверки каждые пять минут, как будто у него часались руки.

— Ты когда-нибудь волновался о своем ребенке? — спросила Бобби.

— У меня их нет, — сказал Алекс.

— Нет?! Я думала, ты успел сделать.

— Неа, — сказал Алекс. — Никогда не был в ситуации, чтобы хоть раз… ну ты поняла. Или наверное был, но что-то не сложилось. Ну а ты что?

— Никогда не было желания, — сказала Бобби. — Моей семейки было более чем достаточно.

— Да. Семья.

Бобби некоторое время молчала. Затем сказала:

— Ты думаешь о ней.

— Ты имеешь в виду Наоми?

— Да.

Алекс повернулся в лежаке. Броня Бобби достигала обеих стен. Сервомоторы заперты в местах, чтобы закрепить её. Она выглядела распятой. Рана в палубе, откуда она вытащила лежак, казалась ему такого размера, как-будто она прорвалась через дно корабля. Выражение ее лица было как симпатичным, так и жестким.

— Естественно я думаю о ней, — сказал Алекс. — Она же здесь рядом. И вероятно она в беде. И я не могу понять, как, черт возьми она оказалась в первых рядах. Осталось совсем недолго, пока не прискачет кавалерия, чтобы спасти нас и, когда они это сделают я не знаю, как поступить. Помогать атаковать Пеллу или защищать ее.

— Это тяжело. — согласилась Бобби — Однако у нас есть своя миссия — доставить Смита на Луну. Мы должны оставаться на страже.

— Я знаю, хотя не могу не думать об этом. Я продолжаю собирать схемы, в которых мы используем ракеты, которые у нас остались, чтобы заставить их передать ее нам.

— И хоть одна из них, хотя бы немного, возможная?

— Ни одного, — ответил Алекс.

— Нет ничего хуже, чем выполнять свой долг, когда это означает оставить одного из своих в опасности.

— Нет. Вот дерьмо! — Алекс посмотрел на показания Пеллы. — Знаешь, может быть…

— По местам стоять, матрос. И выше голову. У нас опять ОТО проснулись.

Алекс уже увидел их и начал закладывать исправления курса. — Оптимистичные мелкие говнюки. И откуда они взялись такие.

— Может быть они думают ты спишь.

Шлюпка была перегружена, и это было неудобно и непривычно. Путешествие от места пилота до гальюна означало для обоих, Алекса и премьер-министра Марса, что надо протиснуться мимо силовой брони Бобби. А Бобби приходилось выгонять Смита в свободное место, оставшееся от ее амортизатора, пока она использовала крошечную каюту, чтобы выйти из брони или войти обратно. Никому даже в голову не приходило предложить спать в каюте посменно.

Смит выглядел как человек, вежливый и вдумчивый. «Безобидный» было то слово о нём, что приходило в голову. Алекс перестал слушать марсианских политиков после медленной зоны, поэтому у него не было какого-либо предвзятого мнения о человеке или его взглядах. Когда они разговаривали, обычно это были мелочи — популярная культура Марса, когда они оба росли, благодарность Смита за усилия, которые он и Бобби приложили к его спасению или вопросы о том, что такое Илос. У Алекса было ощущение, что Смит был, если угодно, немного поражен им. Это было довольно странно, когда он думал об этом.

Тем не менее, когда Смит высунул голову из кабины, чтобы сказать Бобби, что для нее было сообщение лично от Авасаралы, он напоминал секретаршу, которой очень неловко прерывать своего босса. Алекс почувствовал странный порыв, чтобы успокоить его в том, что все в порядке, но не знал, как сказать это, не будучи еще в более неудобном положении.

Бобби поблагодарила его, и некоторое время она молчала. Алекс не сводил глаз с врага и солнца, а также с данных подходящих кораблей эскорта ООН, которые все еще были скрыты короной солнца.

— Алекс? Голос Бобби звучал расстроенным.

— Да.

— Я не могу заставить эту потоковую передачу включиться в моём костюме. Можешь поставить это на экран для меня? Я бы сделала это сама, но…

Он переключил систему связи, открыл панель на экране на стене и отправил на него сообщение. Появилась Крисьен Авасарала. Она выглядела старше, чем Алекс помнил ее. У нее были темные круги под глазами и серость кожи, которой раньше не было. Ее сари только подчеркивало ее бледность. Однако, когда она говорила, ее голос был таким же уверенным, как и всегда.

— Бобби, мне нужны данные о пропавших марсианских кораблях. Я знаю ты собираешься сказать мне, что ты мне все уже дала и, конечно же я верю и доверяю всему твоему бла-бла-блядь-бла. Но мне это нужно. Немедленно. У меня есть подтверждение о двух десятках марсианских военных кораблей, которые гонят к Кольцу. Всё от Баркита до пары барж снабжения. Это похоже на маленький хренов флот. Смит говорит, что он изучает это, что может означать что угодно: от «он точно знает, что происходит и не хочет говорить мне» и до «что Марс находится в центре переворота, и он не хочет мне рассказывать об этом». Так или иначе, он замкнут, как крысиный говнюк.

— Извините за это, — сказала Бобби через плечо.

— Ничего нового. Всё это я уже слышал от неё — ответил Смит.

— Вы хотите, чтобы я выключил? — спросил Алекс, но Авасарала уже продолжала.

— Случаем эти корабли не проданы на сторону тем, кто за вами гонится? Мне нужно знать. Если же это все корабли МВКФ с настоящими экипажами марсианских военно-масианских сил, это совсем меняет дело. И поскольку они не отвечают, я застряла, пытаясь что-то вынюхать. Если вы что-то держите от меня — что-то чувствительное и неприятное, я абсолютно понимаю. Ваш патриотизм и лояльность Марсу были гвоздём в моей гребаной заднице с того дня, как я встретила вас, но я это уважаю. Это ваш плюс как солдата и как человека, но теперь настало время, блядь, всё это отбросить.

— И вот еще что, Натан, если ты это слушаешь, а что-то мне подсказывает, что таки да, — я твой лучший и единственный друг. Разреши ей поделиться с тобой всем, что она накопала, или богом клянусь, я тебя заставлю обслуживать клиентов в каком-нибудь придорожном сарае. Я тут пытаюсь спасти человечество. Было бы просто фантастически прекрасно, если бы мне кто-нибудь помог.

Ее голос оборвался на последней фразе, и на ее глазах показались слезы. Алекс почувствовал, как что-то напряглось в его груди, и по ней разлилась печаль, на которую он умудрялся не обращать внимания до тех пор, пока она не затопила его с головой. Авсарала глубоко вздохнула, усмехнулась и перевела взгляд на что-то позади камеры. Она со злостью вытерла глаза тыльной стороной ладони. Как будто они предавали ее.

— Ладно. Хватит этой херни. Я тебя люблю, просто обожаю, и не могу дождаться пока ты — и все вы — не окажетесь там, где я смогу вас защитить. Береги себя. И пришли мне чертовы данные. Прямо сейчас.

Сообщение закончилось. Бобби протяжно, судорожно вздохнула. Алекс был почти уверен — если он обернется, то увидит, как она тоже плачет. Через дверь каюты послышался голос Смита.

— Я рассказал ей все, что знаю об этом, — сказал Смит. — Корабли пропавшими без вести не числятся. Все члены команд на них имеют гражданство Марса. Но та же история и с кораблями фальшивого эскорта. До тех пор, пока я не проведу полную ревизию личного состава вооруженных сил и баз данных снабжения, я не знаю, чего искать.

Алекс кашлянул, прочищая горло, прежде чем заговорить.

— Иногда Авсарала не самый доверчивый человек, Нейт. Не только в отношении вас.

— Она основательно подходит к делу, — сказал Смит, — и у нее жесткая позиция. Сержант Драпер!

Последовала долгая пауза. Когда Алекс обернулся, лицо Бобби не выражало ничего. Ее губы были сжаты в одну линию.

— По моей собственной инициативе и без указания от Авсаралы я… Когда я обнаружила все эти пропажи, я проверила, кто именно из командного состава отвечает за пропавшие материальные ценности. И не увидела здесь никакой закономерности, но кто-то другой, возможно, смог бы. Если бы знал, на что обратить внимание.

Алекс закрыл панель, на которой застыла Авсарала. Воздух казался хрупким. Смит коротко вздохнул, горлом издав тихий, неопределенный звук.

— Прошу вас проследить, чтобы я тоже получил копию, сержант Драпер.

Он закрыл за собой дверь каюты. Алекс влез в амортизатор.

— Знаешь, — сказал он, — у тебя действительно странное отношение к измене. С одной стороны, я считаю, что ты самая патриотическая личность из всех, кого я встречал, но с другой…

— Я знаю. Меня это тоже сбивает с толку. На протяжении долгого времени.

— Твоя верность обществу и твоя верность этой женщине когда-нибудь столкнутся, и это будет плохой день.

— Этого не произойдет, — сказал Бобби. — Она этого не допустит.

— Нет?

— Тогда она проиграет, — сказала Бобби, — а она ненавидит проигрывать.

Сообщение с «Пеллы» пришло тремя часами позже. С первого мгновения стало ясно, что это пресс-релиз. Ответ на вопрос, который задавал себе каждый: «Кто все это сделал и зачем». Человек сидел за столом, два плаката с изображением разорванного кольца АВП висели на стене за ним. Он был одет в новую, с иголочки, незнакомую униформу, его глаза смотрели душевно и мягко, чуть ли не извиняясь, а интонации голоса были глубоки и насыщенны, как звуки виолончели.

— Мое имя, — сказал он, — Марко Инарос, командующий Флотом Освобождения. Мы являемся законными представителями вооруженных сил внешних планет, и теперь мы в состоянии объяснить угнетателям как на Земле, так и на Марсе, а также либерально настроенной части населения Пояса условия, на которых основана эта новая глава человеческой воли, достоинства и свободы. Мы признаем право Земли и Марса на существование, но их суверенитет ограничивается пределами их атмосфер. Вакуум принадлежит нам. Все перемещения между планетами Солнечной системы — это право и привилегия АВП, которые будут обеспечиваться силами Флота Освобождения. Все пошлины и тарифы, введенные Землей и Марсом, являются незаконными, и силы иметь не будут. Будет произведена оценка компенсации за ущерб, нанесенный внутренними планетами свободным гражданам системы, и отказ от ее выплаты в интересах всего человечества будет считаться преступным деянием.

Голос мужчины задрожал, и, казалось, совсем не потому, что он просто хотел подпустить в свою речь страдания и мелодичности. Он наклонился вперед к камере, и это был жест одновременно и интимности, и силы.

— Открытие врат чужих привело нас на перекресток истории человечества. Мы уже видели, как легко можно привнести наше наследие, состоящее из эксплуатации, несправедливости, предрассудков и угнетения в эти новые миры. Но есть и альтернатива. Флот Освобождения, общество и культура Пояса являются представителями этого нового пути. Мы все начнем заново и возродим общество без коррупции, алчности и ненависти, которые внутренние планеты никак не могут преодолеть. Мы возьмем то, что наше по праву, да, но кроме этого мы приведем Пояс к новой, лучшей форме. К более человеческой форме.

На данный момент врата в иные миры закрыты. Колониальные корабли внутренних планет перенаправлены к существующим станциям в нашей системе, и товары из их трюмов послужили делу становления тех сильных внешних планет, которые мы всегда заслуживали. Отныне мы не будем признавать и не допустим ига внутренних планет нигде в системе. Луны Сатурна и Юпитера наши по праву. Станции Паллада и Церера, каждый пузырь воздуха в поясе, даже с одним человеком внутри, все они являются неотъемлемой и законной собственностью их обитателей. Мы отдадим наши жизни, чтобы защитить этих людей, граждан великого человечества, от исторически сложившихся и укоренившихся экономических преступлений и насилия, которое эти люди терпели под прицелами орудий Земли и Марса.

Я Марко Инарос. Я командующий Флотом Освобождения. И я призываю всех свободных мужчин и женщин Пояса наконец восстать в радости и яростной решимости. Флот Освобождения клянется обеспечить вашу безопасность под нашей защитой. Этот день наш. Будущее человечества за нами. С этого дня и навсегда мы свободны.

Марко Инарос на экране поднял руку в жесте приветствия астеров, добавив в движения военной четкости и точности. Его лицо было как икона решимости, силы и мужественной красоты.

— Мы — ваша рука, — сказал он, — и мы будем уничтожать ваших врагов, где бы они ни были. Мы — Флот Освобождения. Граждане пояса и нового человечества, мы — ваши.

Нарастающий аккорд взлетел и ворвался в середину традиционной протестной песни астеров, трансформируясь во что-то боевое и воодушевляющее. Новый гимн выдуманной нации. Картинка исчезла, оставив только разорванный круг, потом побелела. Команда «Бритвы» хранила молчание.

— Ну, — сказал Бобби. — Он симпатичный. И он действительно харизматичен. Но, эта речь, обалдеть.

— Возможно, в его голове это звучит хорошо, — сказал Алекс, — но на самом деле, когда в качестве вступления ты убиваешь пару миллиардов человек, тогда все, что ты говоришь, начинает звучать чуть жутковато и с легким оттенком мании величия, согласны?

Голос Смита был спокоен, но в нем промелькнул страх.

— Он говорил не с нами, — он стоял в двери каюты и держался за раму, протянув к ней руки. Его дружелюбная улыбка никуда не делась, изменилось ее значение. — Это все предназначалось астерам. И то, что они слышат в его словах, что они видят в нем, непохоже на то, что видим и слышим мы. С их точки зрения он просто объявил победу.

Глава 38: Амос

Пепел осел, и теперь всё на несколько миллиметров было покрыто серым. И воняло. Они дважды съезжали с дороги, чтобы пропустить конвой, и ещё раз, когда мимо проскрежетал старый электрический грузовик с шестью или семью пассажирами. Когда становилось слишком темно, они прятали велосипеды в кустах или переулках и ложились спать. Аварийные пайки убитого парня на вкус напоминали дерьмо, но хотя бы не были ядовитыми.

Спустя четыре дня они заметили у придорожных растений признаки гибели: зеленые листья почернели и клонились к земле. Птицы же наоборот сходили с ума, наполняя воздух щебетом, трелями и песнями. Вероятно, воробьи воспевали происходившее дерьмо, от которого мы все скоро умрём, но звучало красиво. Амос старался держаться подальше от больших городов, но в этой части света осталось мало нетронутых человеком мест.

Когда они проходили Харрисонбург, за ними увязалась дюжина собак и примерно десять километров стаей бежали сзади и собирались с духом, чтобы напасть. Он пропустил Персика вперед по направлению движения, но ситуация так и не стала достаточно серьезной, чтобы пришлось тратить пули. Когда они начали приближаться к Балтимору, способов держаться подальше от людей не осталось.

Они были еще на расстоянии около дня пути от аркологии, когда запах мира изменился на запах соленой воды и гнили и они столкнулись с другой командой. Они ехали по коммерческой улице, цепи велосипедов издавали мягкое шуршание, когда он заметил других в мраке, что направлись к ним. Амос замедлил ход, но не остановился. Персик сделала также. По мазкам света на востоке он догадался, что было около десяти утра, но в темноте всё еще было трудно разглядеть, сколько их было. Четыре было точно. Возможно кто-то отстал. Сложно сказать.

Они также, как и всё, были измазаны пеплом. Если у них и было оружие, то Амос его не видел. Может только пистолеты. Если бы он захотел стрелять, то они находились на расстоянии выстрела. Они шли пешком, поэтому обогнать их было другим вариантом, если нужно. Дело было в том, что Персик окружающие не принимали во внимание как угрозу, которой она была и многие не принимали её всерьёз. Это недопонимание убило многих.

Другая группа замедлилась, но не остановилась. Осторожно, но с интересом. Амос встал на педалях.

— Персик, отстань немного.

— Убьёшь их?

— Нет. Сперва попробуем быть дружелюбными.

Её велосипед замедлился и упал. Те что были напротив сделали свои расчеты и пришли к другому выводу. Все четверо вышли к Амосу вместе с поднятыми подбородками в неуверенном приветствии. Никаких проблем, кроме тех что уже есть. Амос приветливо улыбнулся, и ему пришло в голову, что именно так улыбаться он научился в подобной ситуации.

— Здорова, — сказал он.

— Здорова.

Один из четырех подошел ближе. Он был старше и он двигался грациозно, центр тяжести низко. Может, ветеран, а может просто бывший боксёр. Амос улыбнулся парю, а затем трём другим. Он почувствовал напряжённость в плечах и задней части шеи и он дышал сквозь это, заставляя себя расслабиться.

— Из Балтимора?

— Из Монктона, — ответил боец.

— Да? Башни или квартиры?

Боец улыбнулся.

— Башня Зет, — ответил он.

— Задислав, — сказал Амос. — Когда-то там жил друг. Давным-давно. Как там сейчас?

— Десять тысяч человек в коробке без еды и воды.

— Не слишком хорошо.

Электропитание все грохнулось к чертям. И в Балтиморе ещё хуже. Без обид, но я бы сказал, что вы идете не в ту сторону. Боец облизнул губы. — Хорошие велосипеды.

— Они работают так, как нам нужно, — согласился Амос. — Только южнее ещё хуже. Мы уходим от места удара.

— В любом случае мы идём на юг. Там теплее. Мы направляемся в Баха комплекс.

— У меня там живёт кузина, — сказала девушка из компании.

Амос присвистнул даже. — Ни хрена вы куда собрались!

— Пойдём туда или замерзнем здесь, — сказал боец. — Тебе и твоей подруге лучше отправиться с нами.

— Благодарю за приглашение, но нам нужно встретиться кое с кем в Балтиморе.

— Уверен?

— Это больше похоже на рабочую гипотезу, но это план на данный момент.

Взгляд бойца снова скользнул на велосипед, а затем на лицо Амоса. Человек старательно избегал смотреть на винтовку, висящую на спине Амоса. Он ждал, чтобы посмотреть, куда они отправятся. Другой мужчина кивнул.

— Ладно, удачи вам. Нам всем она пригодится.

— Это точно, — сказал Амос. — Когда доберётесь в Баху, передавай от меня привет.

— Хорошо.

Боец пошел вдоль улицы с остальными. Амос ослабил ремень, что держал винтовку, но оружие всё-таки не снял. Четыре ходока спустились по пепельно-серой дороге. Персик подъехала, проезжая мимо них. Последний в группе повернулся, глядя, как она проезжает, но никто не сделал ни единого движения.

— Всё нормально? — спросила она.

— Конечно, — сказал Амос. Тени другой компании исчезли во мраке.

— Отговорил их от глупостей?

— Я? Неа. Большей частью они сделали это сами. Лучшая защита, что у нас сейчас есть — это то, что все пока по привычке не убивают друг друга, и не забирают себе их чертовы манатки. Очень скоро люди начнут рассуждать просто: если есть кто-то, кого они не знают, он запросто вскроет им глотки. Если ему повезет.

Она посмотрела на него. Лицо было спокойным, глаза — умными и жёсткими.

— Похоже, ты не очень-то расстроен подобной перспективой.

— Она меня устраивает.

С каждым пройденным километром они приближались к морю, и вонь гнили и соли становилась все хуже. Они прошли высшую точку воды — место где остановилась приливная волна. Линия из мусора была такой ясно видимой и отчетливой, что казалась кем-то специально сделанной. Невысокая стена, построенная из обломков и скрепленная грязью. Когда они прошли ее, просто пепел превратился в густую смесь пепла с грязью, а дороги здесь были покрыты обломками древесины и строительного пластика, испорченной одеждой, покрытой илом мебелью и почерневшими растениями, убитыми тьмой, пеплом и соленой водой. А еще мертвыми телами людей и животных, которые никто не собирался убирать. Велосипеды зарывались в жижу, покрывающую грязную дорогу, и они нажимали все сильнее, давя на педали всем весом, чтобы заставлять колеса крутиться.

Когда до аркологии оставалось около двадцати километров, Амос влетел в яму, полную воды и присыпанную слоем пепла. Передний обод велосипеда согнулся. Он оставил его прямо там, где упал, и Персик бросила свой рядом.

Он узнавал эти голоса вокруг. Каждый шаг на их пути за ними кто-то следил. Но раз уж у них были винтовки, а больше, казалось, не было ничего, никто не пытался их остановить. Все первые этажи окружающих зданий были выпотрошены, стены проломлены безжалостной водой, и содержимое складов, квартир и офисов было вывалено на улицы. Кое-где вторые этажи были так же плохи, местами они сохранились лучше. Выше них город казался нетронутым. Амос не мог избавиться от впечатления, что это место похоже на парня, который выглядит здоровым, и у которого ниже колен переломаны кости и гангрена.

— Что смешного? — спросила Персик.

— Ничего, — сказал Амос. — Это я о своём.

Здание аркологии не было исключением. Оно маячило среди развалин над забитыми обломками улицами, так же, как и раньше. Реактор, который питал огромное здание, по-прежнему работал потому, что в половине окон светились огни. Если бы просто положить руку на слой пепла под ногами, Амос мог почти представить, что пепел — это снег, и всё это просто худшее Рождество в истории.

Они потащились на нижний уровень. Ледяная грязь приклеила его штаны к коже выше колен. Стеклянные трубки и следы указывали, где были люди, но здесь на страже никто не стоял. По крайней мере они никого нее увидели.

— А если твоего друга здесь нет? — спросила Персик, когда Амос нажал кнопку вызова лифта.

— Придумаем что-нибудь другое.

— Есть идеи?

— Пока нет.

Он был более чем сильно удивлен, когда двери лифта открылись. Наводнение могло разрушить механизм. Конечно, лифт может застрять на полпути, и они могут умереть в нем. Когда он выбрал клубный уровень, экран ожил. Женщина с широким лицом и шрамом на верхней губе ухмыльнулась ему.

— Какого чёрта тебе надо?

— Я Амос. Друг Эриха.

— Мы не подаём милостыню, чёрт возьми.

— А мне это и не надо, — сказал Амос. — Хочу обсудить работёнку.

— И не нанимаем.

Амос улыбнулся.

— Ты здесь новенькая, тётя? У меня есть работёнка. Я пришёл узнать, заинтересует ли она Эриха. Сейчас ты скажешь ему, что в лифте какой-то псих, который хочет с ним поговорить. И когда он спросит, кто это, ты ответишь, что парень назвался Амосом. И тогда Эрих, стараясь не показывать своего удивления, велит меня впустить и…

— Ради бога! — голос Эриха звучал издалека, но всё равно был узнаваем. — Впусти его, или он будет трещать весь день.

Крепышка нахмурилась и экран переключился на голубое системное меню аркологии. Но кабина начала подниматься.

— Хорошие новости, он здесь, — сказал Амос.

Офис Эриха выглядел так же, как и в последний раз, когда Амос был тут. Тот же экран на стене показывал тот же океанский пейзаж, ребристый мяч вместо стула, стол, заставленный деками и мониторами. Даже Эрих, казалось, не изменился. Даже, возможно, приоделся получше. И это обстоятельство меняло все. Экран показывал океан в сером и белом цветах, а одежда Эриха выглядела как костюм для сцены.

Браток и еще четверо вооруженных до зубов бандитов с повадками тренированных профи, которые сопровождали его от лифта, вышли и закрыли за собой дверь. Эрих подождал, пока они не выйдут прежде чем заговорить, и маленький кулак его искалеченной руки сжимался и разжимался, как происходило всегда, когда он нервничал.

— Надо же, Амос. Выглядишь живее, чем я ожидал.

— Ты тоже не особенно мертв.

— Если я правильно помню, во время последней встречи мы договорились, что ты никогда не вернёшься в мой город. Или откроется сезон охоты, как я это называю.

— Погодите, — встряла Персик. — Он обещал тебя убить, если вернешься?

— Нет, — сказал Амос. — Скорее подразумевалось, что меня убьет один из его прихвостней.

Персик подняла бровь.

— Да, совсем другое дело.

— Если ты здесь из-за старика, то я не интересовался, жив он или нет. Договор был о том, что он сохранит дом, и это я выполнил. А сейчас у меня своих проблем навалом.

— Никаких претензий, — сказал Амос. — Полагаю, всё так изменилось, что, возможно, старые правила не очень подходят для новой ситуации.

Эрих, хромая, подошел к экрану на стене. Несколько чаек кружили на экране, черные на фоне бесцветного неба. Еще с прошлого его пребывания здесь Амос запомнил, что на переднем плане должны были стоять здания. Большинство из них все еще были рядом. Все, что располагалось в направлении береговой линии, теперь стало ниже.

— Я был здесь, когда это произошло, — сказал Эрих. — Это была не просто волна. Ну, знаешь, вроде волн для сёрфинга? Это было словно весь грёбаный океан встал на дыбы и обрушился на берег. Исчезли целые кварталы, которыми я заправлял.

— Я не знал, что произошло, — сказал Амос. — Новостные репортажи и последовавший затем бардак не очень помогли.

— А где ты был?

— Вифлеем, — ответила Персик.

Эрих повернулся к ним. Его лицо не было злым, испуганным или настороженным. Хороший знак.

— Выходит, ты отправился на юг? И насколько там всё плохо?

— Другой Вифлеем, — сказал Амос. — Этот находится в административном округе Каролина.

— Там, где «Яма», — сказала Персик, подняв руку, словно она ребёнок на уроке. А через секунду добавила: — была.

Эрих моргнул и прислонился к столу.

— Это куда пришёлся третий удар?

— Да, поблизости, — сказал Амос. — Потерял текилу, которую ты мне подарил, вот дерьмо.

— Тогда как ты умудрился выжить?

— Практика, — весело ответил Амос. — Вот что. У меня есть работёнка. Вернее, у Персика есть работёнка, но я в деле. Может понадобиться помощь.

— Что за работа? — спросил Эрих. Голос стал резким и чётким, когда разговор зашёл о бизнесе. Словно кто-то проснулся. Амос повернулся к Персику и кивнул. Она обняла себя руками.

— Знаешь озеро Уиннипесоки?

Эрих нахмурился и одновременно кивнул.

— Искусственное озеро?

— Ага, реконструированное, — сказала она. — На острове Гремучей Змеи есть анклав. Полностью огороженный стеной. Независимые силы безопасности. Может, пятьдесят поместий.

— Продолжай, — сказал Эрих.

— У них есть частная стартовая площадка, построенная на берегу озера. Весь смысл этого места в том, что ты можешь приземлиться с суборбитальной высоты, или спуститься с Луны либо со станции в точке Лагранжа, и оказаться при этом на расстоянии пешей прогулки от дома. У каждого есть ангар. Скорее всего, ничего с двигателем Эпштейна, но что-нибудь, на чем можно добраться до Луны, там будет. Если идти по дороге, пропускных пунктов избежать не удастся, но можно добраться по воде. Замки лодочных гаражей взломаны. Ввести правильный код, и они откроются, даже если чип безопасности не в зоне действия.

— И откуда тебе это известно? — спросил Эрих.

— Я проводила там лето. Так мы заходили и уходили, когда сбегали в трущобы.

Эрих посмотрел на Персика так, как будто был не очень уверен, каким образом она оказалась в комнате. Он усмехнулся коротко и жестко, но не в смысле «нет». Амос перевел игру на себя:

— Идея заключается в том, что мы заходим, хватаем корабль, и валим на Луну.

Эрих уселся на шар, широко расставил ноги и немного покачался взад-вперёд, полузакрыв глаза.

— И какая сумма?

— Сумма? — переспросила Персик.

— О чём мы говорим? Когда уже пойдёт речь о деньгах?

— А их нет, — сказала Персик.

— Тогда в чём моя выгода?

— Ты свалишь отсюда, — сказал Амос. — Это место было настоящей дырой ещё до того, как кто-то опрокинул на него Атлантический океан. И здесь не станет лучше.

Маленькая иссохшая рука Эриха плотно прижалась к его туловищу.

— Давай-ка мы все проясним. Ты считаешь, что я попрусь за семьсот, может, восемьсот километров, чтобы проскользнуть сквозь какой-то частный наемный отряд смерти и угнать корабль и при этом весь мой выигрыш будет в том, что придется бросить всех и все, что у меня сейчас есть? А дальше что? Русская рулетка, в которой, когда выигрываешь, можешь оставить пулю себе? — он говорил громко и напряженно. Он говорил, будто хлестал кнутом. — Это мой город. Моё место здесь. Я лез из своей чертовой шкуры в Балтиморе всю жизнь, и потратил на это уйму сил. Уйму. А теперь я должен поджать хвост и бежать отсюда, потому что какой-то астерский мудила решил всем доказать, что у него крошечный член и его мамочка недостаточно любила его, когда он был малышом. Да хер там! Ты слышишь меня, Тимми? Хер там!

Амос посмотрел на свои руки и попытался придумать, что делать дальше. Его первый импульс состоял в том, чтобы посмеяться над ерундой Эриха, но он был уверен, что это не будет хорошей идеей. Он попытался представить, что бы сказала Наоми, но прежде чем он придумал что-нибудь хорошее, Персик подошла к Эриху протянув руки к нему, как будто собиралась обнять его.

— Я знаю, — сказала она, и её голос задохнулся от чувства, которое Амосу не суждено было понять.

— Понимаешь? Чёрт возьми, что ты понимаешь?

— Что значит всё потерять. Как это тяжело, потому что продолжаешь думать, что всё не могло действительно исчезнуть. Что есть способ всё вернуть. Или что если будешь вести себя так, словно всё нормально, то не заметишь, что всё исчезло.

Эрих застыл. Лишь больная рука раскрылась и сжалась снова так быстро, словно он пытался щёлкнуть крошечными розовыми пальцами.

— Не знаю, о чём ты.

— Когда я сидела, там была одна женщина. Она убила своих детей. Их было пятеро, и все мертвы. И она это знала, но всё равно говорила о них, будто они всё ещё живы. Будто вот проснётся она завтра, а они тут. Думаю, она была лунатиком, и, как я догадываюсь, поскольку я позволяла ей играть этот спектакль, однажды в кафетерии она остановила меня и сказала: «Я знаю, они умерли. Но ещё я знаю, что я тоже мертва. Ты всего лишь сучка, которая думает, что она всё ещё живая». И как только она это сказала, я поняла, что именно она имела в виду.

К изумлению Амоса, Эрих расплакался, а потом и разрыдался. Он упал в раскрытые объятия Персика, обхватил ее своей здоровой рукой и плакал, уткнувшись в ее плечо. Она гладила его по волосам и бормотала что-то вроде: я знаю, я знаю. Ну или что-то еще. Было ясно, что произошло что-то нежное и трогательное, даже если было вообще непонятно, что, на хрен, это было. Амос переступил с ноги на ногу и ждал. Судорожные рыдания Эриха становились тише, потом он стал успокаиваться. Прошло, должно быть, минут пятнадцать, прежде чем парень освободился из персиковых объятий, прохромал к своему столу и нашел какую-то тряпку, чтобы высморкаться.

— Я здесь вырос, — говорил он и его голос дрожал.

— Всё что я сделал — всякая еда, что я когда-либо ел, каждый туалет, куда я писал, каждая девка, к которой я когда-либо подкатывал, были здесь в 695 м. — На секунду показалось, что он снова расплачется.

— Я видел вещи, что приходили и уходили. Я видел дерьмовые времена что становились нормальными и снова превращались в дерьмо и я всегда говорил себе, что всё меняется. Это просто пена. Но сейчас всё ведь совсем не так, правда?

— Нет, — сказал Персик. — Это не так. Это что-то новое.

Эрих повернулся к экрану, коснувшись его пальцами своей здоровой руки.

— Это мой город. Это дерьмовое место, и оно сломает любого, кто притворяется кем-то другим. Но… но он пропал, не так ли?

— Наверное, — сказала Персис. — Но начинать сначала не всегда плохо. Даже в том, что я делала, было немного света. И то, что есть у тебя, лучше, чем у меня было.

Эрих склонил голову. Его вздох прозвучал как нечто большее, чем его освобождение. Персик взяла его нормальную руку в свои, и они вдвоем молчали в течение долгого времени.

Амос прочистил горло.

— Итак. Ты в деле, я правильно понимаю?

Глава 39: Наоми

У нее не было дней. Может быть часы. Насколько она знала, минуты. И в плане до сих пор оставались пробелы.

Она сидела в столовой, ссутулившись над миской с хлебным пудингом. Члены экипажа проходили мимо. Кое-кто носили марсианскую униформу, некоторые свою обычную одежду, а некоторые одели новую форму Флота Освобождения, но никто не заходил внутрь и все столы оставались пустые. Раньше она была почти экипажем. Теперь же она была пленницей и в качестве заключенного ее график изменился. Она ела, когда другие люди не ели; она упражнялась, когда другие люди не тренировались; она спала в темноте с закрытой снаружи дверью.

Она была за это благодарна. Ей было нужно сейчас побыть в тишине своего разума, что как ни странно было ей удобно. В последние дни что-то случилось. Она не смогла бы даже указать пальцем что или как, но также и дурные мысли исчезли или наоборот разрослись далеко за горизонт. Она не думала, что сошла с ума. Она чувствовала раньше в жизни как пару раз разум вырывался из-под контроля, но это было что-то совершенно другое. Она понимала, что может погибнуть, что Джим может погибнуть, что Марко может плавать от успеха к успеху, что Филипп никогда не простит и даже не поймет ее. И она могла сказать, что все эти факты имели для нее значение, и это имело глубокое значение. Но они не подавляли её. Уже нет.

Пуповина, соединяющая корабли была пятьдесят метров максимальной длины. Даже короче футбольного поля. Она находилась между воздушными шлюзами грузовой палубы, где было легче добраться в машинное отделение и перемещать грузы, что оставило шлюзовую палубу свободной для команды. В шкафчиках были вакуумные костюмы. С полосой сварочной ленты или ломом она могла достать один всего за пару минут. Влезть в костюм за шлюзом «Пеллы» и держать второй включенным на «Чецемоке» всё время, пока корабли снижают ускорение, а «Чецемока» маневрирует трастерами. Это невозможно было рассчитать и будет очень, очень рискованно, но она подумала, что это возможно. И поскольку это было возможно, это было необходимо.

Конечно всё было непросто. С одной стороны, у нее не было сварочной ленты или лома, а ее сопровождающие теперь рассматривали её как неблагонадежную и её возможность украсть что-либо сгоняв в инвентарную исчезла. Во-вторых, как только Марко увидел бы, что она взяла вакуумный костюм и прыгнула, она не смогла бы удержать его от запуска ракеты в «Чецемоку». Или, что еще хуже, как найти способ отключить ловушку сближения и вернуться за ней. Если она сможет украсть костюм так, чтобы система не обнаружила пропажи, тогда они подумают что она убила себя. То есть, если она мертва, она больше не угроза. Она хорошо знала систему инвентаризации, она думала, что может заставить ее обновиться. Она знала, что сможет, нужно только время и доступ. Но у неё бы считанные часы, а может и меньше.

Знакомый, резкий голос прозвучал с экрана, что показывал новости пустой комнате.

— Генеральный секретарь Гао была больше, чем лидер моего правительства. Она также была моим близким другом, и я буду очень скучать по ее компании.

Выражение Авасаралы было осторожно-сдержанным. Даже с экрана и пару сотен тысяч километров она излучала уверенность и спокойствие. Наоми знала, что это может быть напускным, но если даже так, то это была хорошая игра. Репортер был молодым человеком с коротко стриженными волосами. Он подался вперед и попытался задать нужное направление интервью.

— Другие военные потери…

— Ничего подобного, — сказала Авасарала. — Не война. Не потери. Это не потери. Это убийства. Это не война. Марко Инарос может назвать себя адмиралом, командующим великим флотом, если захочет. А я могу утверждать, что я — Будда. Но истина от этого не изменится. Он преступник с большим количеством украденных кораблей и с ещё большим количеством невинной крови на руках, чем у кого-либо в истории. Он маленький монстроподобный мальчик.

Наоми взяла еще кусок пудинга. Из чего бы они ни делали изюм, было неубедительно, но на вкус неплохо. Хоть на мгновение ее мысли были не о сварочной ленте или о том, как обойти программу учета инвентаря.

— Значит, вы не считаете это актом войны?

— Чья война? Война — это конфликт между правительствами, так? Какое правительство он представляет? Когда он был избран? Кто его назначил? Теперь, после произошедшего он пытается сказать, что представляет Поясников. И что? Любой мелкий бандит в его положении хотел бы назвать это войной, потому что так он выглядит серьезнее.

Репортёр выглядел так, как будто проглотил что-то неожиданно кислое.

— Простите, вы хотите сказать, что это несерьёзная атака?

— Это нападение — величайшая трагедия в истории человечества, — сказала Авасарала и её голос понизился и задрожал. Она занимала весь экран.

— Но оно было сделано близорукими, нарциссичными преступниками. Они хотят войны? Очень жаль, потому что вместо этого они получат арест, расследование и справедливый суд с любым адвокатом, которого найдут. Они хотят, чтобы Пояс поднялся, чтобы они смогли спрятаться за хорошими, порядочными людьми, которые там живут? Астеры не головорезы и не убийцы. Это мужчины и женщины, что любят своих детей так же, как и любой из нас. И они добрые, злые и мудрые, глупые и человеколюбивые. И этот «Флот Освобождения» никогда не сможет убить достаточно людей, чтобы заставить Землю забыть об этой попытке разделить человечество. Как только Поясники попросят совета у своей совести, вы увидите, что доброта, сострадание и порядочность процветают при любой гравитации или без. Земля окровавлена, но мы не будем унижены. Не в мою сраную вахту.

Старая женщина уселась на свое место, её глаза метали гром и молнии. Репортер взглянул в камеру, а затем вернулся к своим заметкам.

— Усилия по оказанию помощи на Земле, конечно же масштабное мероприятие.

— Это точно, — сказала она. — У нас есть реакторы в каждом крупном городе на планете, что работают с максимальной эффективностью, чтобы обеспечить…

Экран потух. Цин положил свой наручный терминал на стол с сердитым щелчком. Наоми посмотрела на него сквозь волосы.

— Перерезать бы эса суке са ютак, — сказал Цин. Его лицо потемнело от ярости. — Урок а тотас таких, как она, угу?

— И что? — сказала Наоми, пожав плечами. — Убей её и другой займет ее место. Она хороша в своей работе, но даже если ты перережешь ей горло, тогда просто кто-то другой сядет в то же кресло и скажет то же самое.

Цин качнул головой:

— Не так.

— Но похоже.

— Нет, — сказал он, и его подбородок выдвинулся на сантиметр вперед, — совсем не так. Аллес ла от всех великих социальных потрясений у все века истории, да? Легенды они делают после, поэтому в них есть смысл. Не вот это всё, не реальность. Это люди делают реальные вещи. Марко. Филипито. Ты. Я.

— Как скажешь, — сказала Наоми.

— А тот койо на Марсе, который продал нам корабли и рассказал, где искать припасы? Он не гнал про «марсианское экономическое разочарование» или «рост долговых отношений» или «неравенство дохода и привилегий», — с каждым претенциозным выдуманным термином Цин махал пальцем как профессор читающий лекцию аудитории, и это было так забавно, что Наоми хихикнула. От этого звука он моргнул, а потом чуть смущенно улыбнулся. — Тот койо, он просто койо. Мужик, который договорился с мужиком, который перетер с кем-то еще, а в итоге мы сделали дело. Кто есть кто — это важно. И заменить их нельзя.

Его взгляд теперь был прикован к ней, профессор, читающий лекцию аудитории ушел, оставив вместо себя Цина, читающего лекцию ей. Она зачерпнула остатки пудинга.

— Есть у меня чувство, что ты хочешь что-то сказать, — сказала она, жуя пудинг. Цин опустил глаза, собираясь с духом. Она видела, что ему стоит это больших усилий, но не могла понять почему.

— Филипито. Ты нужна ему. Но сабес ла [ты не знаешь], но это так. Ты и Марко — это ты и Марко, но трусливый выход — это не выход.

Ее сердце чуть подпрыгнуло. Он думал, что она в отчаянии, что она может поддаться темным мыслям. Она задумалась о том, что привело его к такому выводу, было ли это его ошибкой, или он увидел в ней что-то, что не могла увидеть она. Она нахмурилась.

— Ты говоришь мне, чтобы я себя не убивала?

— Будет плохо, если я об этом скажу?

Она встала, взяла грязную миску в руку. Он поднялся тоже, и пошел вслед за ней в сторону утилизатора. Вес ее тела обнадеживал. Все еще было время. Они пока не гасили привод. Она все еще могла продумать способ смыться.

— Ну а что тогда я должна делать, по твоему?

Настала очередь Цина пожимать плечами.

— Пойдем с нами. Будем Флотом Освобождения. Мы идем туда, где мы нужны им, чтобы делать то, что требуется. Помогать когда им нужна помощь, так? Есть уже восемь колонистских кораблей, на которые мы нацелились.

— Для какой цели?

— Перераспределение, так? Вся еда и припасы, которые у них есть, чтобы идти за Кольцо. Больше, чем кто-то когда-то давал Поясу. Берем их, кормим Пояс, строим Пояс. Смотри, что выходит, когда нам не приходится выцарапывать воздух из кучи отбросов. Сады в вакууме. Города, рядом с которым станция Тихо станет похожа на бур от проходчика. Новый мир без миров для него, так? И никаких этих чужих миров. Взорвать Кольцо. Сжечь. Вернуться к людям, которые были людьми, так?

Две женщины шли мимо, склонив головы друг к другу, увлеченные разговором. Та, что была ближе, подняла на них глаза, отвела в сторону, взглянула снова. В ее взгляде был яд. Ненависть. Контраст был разительным. С одной стороны Цин, со взглядом, устремленным в будущее, в котором астеры свободны от экономического угнетения со стороны внутренних планет — основная аксиома, вокруг которой формировалось все в детстве Наоми. В ее жизни. Цивилизация, построенная ими и для них, перестройка всего уклада человеческой жизни. А с другой, настоящие астеры по настоящему ненавидели ее, потому что она дерзнула выступить против них. Потому что она была недостаточно астером.

— Чем это кончится, Цин? Чем все это кончится?

— Это не кончится. Если мы будем делать все правильно.

В ее каюте не было ничего, что могло бы помочь ей, но поскольку здесь она была заключена и была здесь одна, то здесь она и искала. Часы. Не дни.

Амортизатор был привинчен к полу, массивная сталь и армированная керамика были сложены таким образом, чтобы в каком бы направлении ни была приложена сила, она лишь сжимала одну либо другую стойку. Каждую отдельную стойку можно было бы использовать как монтировку, но она не видела никакого способа открутить амортизатор или выломать одну их них. Так что здесь без вариантов. Ящики были из металла потоньше, более-менее того же калибра, что и шкафы. Она вытащила их так далеко, насколько возможно, изучая конструкцию запоров, линии сгиба металла, пытаясь найти идею или вдохновение. Там не было ни того, ни другого.

Маленький черный палец декомпрессионного набора она хранила на груди, готовая выйти как только сумеет найти способ. Она чувствовала как утекает время, секунда за секундой, и все впустую. Она должна найти выход. Она найдет выход. «Чецемока» была так близко, и при этом слишком далеко.

А что если попытаться уйти не тогда, когда они отцепят пуповину? Если она сможет проскользнуть сквозь нее сейчас, до того как они разделятся… если вместо этого она сможет проникнуть в оружейную, возможно, найти там демонтажный мех, который можно было бы использовать как костюм жизненного цикла… или чем можно прорезать переборку достаточно быстро, чтобы никто не успел выстелить в затылок…

— Думай, — сказала она. — Не вертись и не ной. Думай.

Но ничего не придумывалось.

Если она спала, то всего несколько беспокойных минут. Она не могла позволить себе заснуть глубоким сном из-за страха, проснувшись, обнаружить, что «Чецемока» ушла. И вот она лежала на полу, обхватив рукой основание амортизатора, чтобы толчок разбудил ее, если они лягут в дрейф.

Что стал бы делать Алекс? Что стал бы делать Амос? Что сделал бы Джим? Ничего подходящего для нее. Она ждала отчаяния, тьмы, чувства подавляющей безысходности, и не понимала, почему это все не приходит. У нее были все причины для отчаяния, но нет. Вместо этого была только уверенность, что если темные мысли вернутся, то вернутся с такой силой, что против них у нее уже не будет шансов. Странно, это даже утешало.

Когда она постучала в дверь, чтобы пойти в гальюн, открыла Сарта. Это было не важно. Она прошла за Наоми по коридору и осталась снаружи. В гальюне тоже не было ничего полезного, но Наоми выждала время в надежде на вдохновение. Зеркало было полированным сплавом, встроенным в стену. Нечего тут использовать. Эх, если бы она смогла разобрать вакуумные вентиляторы в туалете…

Она услышала голоса с другой стороны двери. Сарта и кто-то еще. Голоса слишком тихие, чтобы разобрать слова. Она закончила мыть руки, бросила полотенце в утилизатор, и вышла в коридор. На нее смотрел Филип. Это был ее сын, и она не узнала его голос.

— Филип, — сказала она.

— Цин сказал, ты хочешь поговорить со мной, — сказал Филип, и в его словах присутствовали в равной степени и вопрос, и обвинение.

— Так и сказал? Ну, это на него похоже.

Она колебалась. Руки чесались от желания найти способ наложить лапу на вакуумный костюм, но что-то в глубине сознания шепнуло ей: «если они подумают, что ты жива, они придут за тобой». Гнев и неуверенность сделали плоским и исказили лицо Филипа. Цин уже думал, что она склонна к самоубийству. Вот зачем он прислал Филипа.

Ее живот налился тяжестью полости до того, как она поняла почему. Если Филип думает так же, если когда она исчезнет, ее сын придет к Марко и засвидетельствует ее суицидальные наклонности, то им будет проще в это поверить. Они могут даже не проверить, не пропал ли костюм.

— Ты хочешь говорить здесь, в коридоре? — сказала она, вяло шевеля губами, еле открывая рот. — Я знаю одно милое местечко неподалеку. Не особо просторное, но хоть немного уединенное.

Филип коротко кивнул, и Наоми пошла по коридору, Сарта и Филип следом за ней. Она про себя репетировала свою роль. «Я так устала, все чего я хочу — это чтобы все кончилось», и «что бы я ни делала с собой, это не твоя вина», и «я больше этого не вынесу». Была тысяча способов убедить его в том, что она хочет умереть. Но тем временем тяжесть в ее кишках подросла и устроилась основательней. Это было жестокое и холодное манипулирование. Это было ее собственное дитя, ребенок, которого она потеряла, и она собиралась его использовать. Лгать ему настолько хорошо, насколько надо, чтобы то, что он расскажет Марко, было неотличимо от правды. Чтобы когда она спрячется на «Чецемоке», они предположили бы, что она себя убила, и не пошли бы за ней. Хотя бы до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Она могла это сделать. И не могла это сделать. И могла.

В каюте она села на амортизатор, подогнув по себя ноги. Он прислонился к стене, плотно сжав губы, задрав подбородок. Она задумалась, о чем думает он. Чего он хочет, боится, любит. Она подумала, спрашивал ли кто-нибудь когда-нибудь его об этом.

«Я больше этого не вынесу», подумала она. «Просто скажи ему: я больше этого не вынесу».

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— С чего мне не быть в порядке?

— Я не знаю, — ответила она. — Я беспокоюсь за тебя.

— Не настолько, чтобы не смочь предать меня, — сказал он, и узел развязался. Да, если она солжет ему, то это и будет предательство, и после всех ее неудач она никогда так не поступит. Она могла. Могла сделать это. Дело не в том, что она была не в силах решиться на это; она просто выбрала так не делать.

— Ты о предупреждении, которое я отправила?

— Я посвятил свою жизнь Поясу, освобождению астеров. И после того, как мы сделали все, чтобы обеспечить тебе безопасность, ты плюешь нам в лицо. Своего земного бойфренда ты любишь настолько больше, чем свое собственное племя? Это так?

Наоми кивнула. На слух это воспринималось как вещи, для которых Марко был слишком безупречен, чтобы высказать их вслух. Тут за словами было настоящее чувство, чего она никогда не слышала от Марко. Может, там никогда и не было чувств. Филип впитал все черты его отца, но только там, где душа Марко была спрятана и недостижима в глубине кисты эгоцентризма, Филип был все еще сырым и податливым. Боль от того, что она не просто бросила его, но бросила его ради парня с Земли, горела в его глазах. И «предательство» — это было еще слабо сказано.

— Моё собственное племя, — сказала она. — Дай я тебе расскажу о своем племени. Мы имеем две стороны, но они не являются внутренними и внешними планетами или Поясниками и Другими. Это не так. Эти стороны — люди кто хочет больше насилия и те, что хочет меньше и неважно какие примеры ты приведёшь, в них найдёшь общее сходство.

— Я была слишком резка с тобой в день сброса камней, но сказала именно то, что думаю. Твой отец и я сейчас и всегда были по разные стороны и мы никогда не помиримся, но я думаю у тебя всё равно ещё есть выбор, на какую сторону ты встанешь. Даже сейчас, когда казалось бы тобой сделаны непростительные поступки, ты можешь выбирать, что это для тебя значит.

— Всё это дерьмо, — сказал он. — Ты дерьмо. Ты просто вонючая земная шлюха и была ею всегда. Ты попутчица в компании, ищущая поспать и твой путь, это место в постели с любым, кто покажется тебе важным. Ты ничто!

Она сложила руки. Все, что он сказал, было настолько неверно, что даже не жалило. Похоже, он назвал ее терьером. Все, о чем она могла думать: это последние слова, которые ты сказал своей матери. Ты будешь жалеть о них всю оставшуюся жизнь.

Филип повернулся, открыл дверь.

— Ты заслуживаешь лучших родителей, — сказала она, когда дверь закрылась за ним. Она не знала, услышал ли он.

Глава 40: Амос

Путь, пройденный пешком и на велосипедах, рейды за едой и прокладка таких маршрутов, которые позволят избежать густонаселенных районов вашингтонской административной зоны, семьсот с лишним километров между Вифлеемом и Балтимором, отнял у них почти две недели. Четыре сотни километров от аркологии до озера Виннипесоке заняли пару часов. Эрих отослал Братка (у нее было другое имя, которое Амос забыл тут же, как только ему его сказали) и еще двоих, а затем Амоса с Персиком отправил в другую комнату ждать, пока он будет вести переговоры.

Двадцать минут спустя Амос, Персик, Эрих и десять мужчин и женщин стояли на крыше, садясь в пару транспортных вертолетов с логотипом Al Abbiq Security на борту. Эрих не сказал, были ли они украдены или он расплатился с владельцами, а Амос не спрашивал. Сейчас это была академическая проблема.

Пейзаж, который они пролетали, был мрачным. Падение пепла замедлилось, но не остановилось. Солнце было румяным мазком на западном горизонте. Под ними города сливались друг с другом без большого количества деревьев или скошенной травы между ними. Большинство окон были пустыми. Улицы и шоссе были забиты машинами, но лишь немногие двигались. Они свернули на восток, когда пролетели мимо Нью-Йорка. Великая дамба была разрушена и улицы затоплялись, как каналы. Несколько великих башен упали, оставив дыры в горизонте.

— Куда все подевались? — крикнула Персик сквозь стрекот роторов.

— Они там, — крикнул Эрих, указывая своей плохой рукой и крепко держась за ремень хорошей. — Они все там. Их просто не так много, как на прошлой неделе и больше, чем их будет.

Над Бостоном кто-то выстрелил в них ракетой с крыши коммерческого торгового района, а вертолеты сбили ее. Небо на востоке было темным синяком, из-за которого Амос подумал о грозовых облаках. На западе закат был цвета крови.

— У нас будут проблемы с обледенением роторов? — спросил Амос пилота, но ответа не получил.

Они садились на аэродром в нескольких километрах к югу от озера, но Амос осмотрелся, прежде чем они приземлились: низкие холмы, окружающие воду, как будто она была в массивной ладони. Примерно дюжина островов разбросана по озеру, некоторые из них переполнены зданиями на берегу, а другие с небольшими искусственными лесами, если там живет кто-то достаточно богатый для такой роскоши. Платформа для посадки была квадратной плитой с красными и янтарными огнями, все еще мигающими для визуальной посадки.

Когда они на самом деле дошли до берега, стало уже не так красиво. От воды несло мертвой рыбой, и слой пепла лежал на всей поверхности, будто кто-то просеял везде меловую пыль. Люди Эриха зашли в воду почти по пояс, и бросили три ящика, которые развернулись в жесткие черные понтонные лодки. К тому времени, как они выдвинулись в направлении анклава на острове Гремучей Змеи, небо было идеально черным. Ни звезд, ни луны, ни отсветов от светового загрязнения. Ночь накрыла тьмой, словно мешком, надетым на голову.

Они развернулись к северной стороне острова, где широкий мост шел от покрытого сталью пирса к стартовой площадке. Ангары и лодочные гаражи усеивали берег, коробки для дорогих игрушек размером с базовые жилые блоки на тысячу человек. Лодка, на которой они шли, летела вперед по мелкой воде. Выбранный ими лодочный гараж был выкрашен в светло-голубой, но вне пределов кругов света от их фонарей он мог быть каким угодно. Потребовалось не больше минуты, чтобы найти клавиатуру на столбе, торчащем над темной водой. Персик нагнулась, протянула тонкую руку и набрала серию цифр. На секунду показалось, что это не сработает, потом двери гаража тихо поднялись, и автоматика включила свет. Интерьер был полностью отделан деревянными панелями из роскошного красного кедра, а помещение могло вместить теннисный корт. Когда они вошли, из темноты раздался злобный лай.

На палубе небольшой моторки стоял волкодав, положив лапы на поручень. Понтонные лодки распределились по пространству рядом с моторной лодкой. Амос поднялся, и волкодав бросился к нему, рыча и огрызаясь. Это было прекрасное животное, продукт генной инженерии, как он догадался по блеску его меха и изящным линиям морды.

— Ну привет, — сказал Амос, приседая на корточки. — Кто-то не потрудился взять тебя с собой, когда уходил отсюда, ага? Вот же ж говнюки хреновы.

Пес шарахнулся назад, неуверенный и нерешительный.

— Как тебе такой вариант, — сказал Амос. — Ты ничего не делаешь с нами, а мы не стреляем в тебя.

— Он не говорит, — сказал Эрих, когда пес отступил, гавкая через плечо.

— Откуда ты знаешь? Придурки с таким количеством денег, может быть, они вложили какой-то переводчик в его мозг.

— Они не смогли бы, — сказал Эрих, а потом повернулся к Персику. — Ведь не смогли бы?

— Это поместье Куков, — сказала Персик. Здесь жили Дарва и Хуни. Я обычно ночевала тут летом по вечерам среды, — она чуть вздрогнула и Амос наклонил голову. — Прошло много времени с тех пор, как я была здесь. Кажется, изменений могло быть и больше.

— Ты знаешь, как добраться до ангара? — спросил Эрик.

— Знаю.

Но когда они дошли туда, внутри было пусто. Когда они пересекли покрытый гравием двор, чтобы попасть в следующий ангар, Давидовичей, он был также пуст. В третьем не было корабля, зато была дюжина человек. Они стояли посреди пустого пространства с автоматами и этими дешевыми спреями для самозащиты, которые свободно продавались в продуктовых магазинах. Впереди стоял мужчина лет, может, пятидесяти, с седеющими волосами и начинающей отрастать бородой.

— Вы все! Стойте на месте! — заорал мужчина, когда Амос, Браток и еще трое вошли через боковую дверь. — Это частное владение!

— О, так это ваше? — глумливо спросила Браток. — Всё это место ваше?

— Мы работаем на Квотерманов. Мы имеем право находиться здесь, — мужчина помахал автоматом. — Вы все, а ну валите отсюда!

Амос пожал плечами. Вошли еще полдюжины людей Эриха, большинство из них с штурмовыми винтовками, спокойно свисающими по бокам. Слуги были собраны в кучу посреди комнаты. Если бы у них был хоть какой-то практический опыт, они должны были поставить между стропил двух-трех снайперов, готовых взять на прицел плохих парней, пока те не опомнились, но Амос никого не видел.

— Я как-то не думаю, что Квотерманы вернутся. Мы собираемся прибрать кое-какое их барахло. Но что-то нам не пригодится, и вы можете присоединиться.

Лицо мужчины посуровело, и Амос уже приготовился увидеть здесь много мертвых людей. Но прежде чем люди Эриха подняли стволы, вмешалась Персик.

— Ты… ты Стокс, верно? — мужчина впереди, по всей видимости, Стокс, опустил пушку, растерявшись, когда Персик шагнула вперед. — Это я. Кларисса Мао.

— Мисс Кларисса? — Стокс моргнул. Автомат болтался в стороны. Он услышал, как Браток прошептала под нос: «Бля, серьезно?» но стрелять никто не начал. — Мисс Кларисса! Что вы здесь делаете?

— Пытаюсь выжить, — сказала Персик с усмешкой в голосе. — А ты для чего здесь?

Стокс улыбнулся ей, потом, немного нервно, Амосу, Эриху и всем остальным, сияя на них своими зубами, как лучом света из неуверенного в себе маяка.

— Приказ о эвакуации пришел, когда упал второй камень. Все Квотерманы ушли. Взяли корабль и ушли. Все ушли. Куки, Фолкнеры, старик Лэндборн. Они все забрали свои корабли и сбежали. Сказали, что охрана будет обеспечивать нам безопасность, пока не придет помощь. Но помощь не идет, а насчет охраны… Они просто бандиты. Они говорят, мы должны платить им, раз Квотерманы ушли, но что у нас есть?

— Все Квотермановское дерьмо, — сказал Амос. — Что заставляет меня вернуться к моему первому пункту.

— Тут есть какой-нибудь корабль? — спросила Персик. — Нам нужен корабль. Просто чтобы добраться до Луны. Вот зачем мы пришли сюда.

— Да. Конечно да. Бергавины оставили «Чжан Гуо». Он в их ангаре. Мы можем проводить вас туда, мисс Кларисса, но…

Резкий свист послышался со стороны боковой двери. С улицы за ней. Браток переглянулась с Амосом.

— Гости, — сказала она.

Улицы на острове были широкие. Просторные. Достаточно большие, чтобы провести корабль вниз к мосту. Патрульный автомобиль охраны был украшен когтеглазым логотипом Пинкуотера. Его фары широким конусом разрезали темноту. Эрих стоял, прикрывая глаза здоровой рукой. Двое мужчин степенно направлялись к нему.

— Так-так, — сказал первый мужчина, — что это у нас тут?

Эрих попятился, хромая.

— Никаких проблем, сэр, — сказал он.

— Давай-ка я сам это буду решать, — сказал старший. — А ну ляг на чертову землю.

На нем была ковбойская шляпа, а руку он положил на рукоять пистолета. Амос улыбнулся. Теплота в его животе и руках была того же рода, какая бывает, когда слышишь знакомую песню после долгого перерыва. Это было просто приятно.

— Я сказал лечь на землю, ты, кривобокий сукин сын! Живо, или я поимею тебя в твои гребаные глазницы.

— Персик? — позвал Амос, выходя на свет. Два охранника подняли пистолеты и направили на него. — Эй, Персик, ты там?

— Да. — сказала она. Похоже, она была в боковой двери. Это было хорошо. Он увидел, что пара охранников наблюдает за остальными людьми Эриха во мраке. Они были в основном силуэтами, но они напряглись. Всегда плохой момент, видя, что ты принес нож в перестрелку.

— Понимаешь, это то, о чем я говорил, — позвал Амос. — Всё начинает разваливаться, и племена становятся маленькими. Эти ребята, вероятно, хорошо стоят, когда есть босс за спиной. Клиенты. Акционеры. — Он повернулся к человеку в шляпе и дружелюбно усмехнулся. — Привет, — сказал он.

— Эм, привет, — ответил Шляпа.

Амос кивнул и сказал в сторону ангара:

— Дело в том, чтобы отнять у них то, что они — парни с оружием. Они действуют как парни с оружием. Делают всякие дела парней с оружием. Так ведь?

— Я понимаю, о чем ты, — сказала Персик.

— Вы должны положить свои пушки, — сказал Амос Шляпе. — У нас их больше, чем у вас. Серьезно.

— Вы слышали парня, — сказала Браток. — Оружие на землю, пожалуйста.

Охранники переглянулись.

— Мы ведь можем просто пристрелить вас, сказал Амос. Когда Шляпа и его напарник положили стволы на мостовую, Амос снова возвысил голос. — Видишь, Персик, этих парней? Они проделали путь от защитников этого большого племени с этим, как там его имя, и ними внутри этого племени до защитников их собственного маленького племени, а те ребята в него уже не входят. Все дело в том, кто входит в племя, а кто нет.

Шляпа поднял руки, ладонями наружу, примерно на высоту плеч. Амос ударил его в челюсть. Это был жесткий удар, у него аж костяшки заболели. Шляпа отступил назад, Амос шагнул вперед, закручивая тело в ударе. Удар прилетел Шляпе в левую коленную чашечку, и мужик завопил.

— Дело в том, — объявил Амос, — что у большинства из нас нет в жизни места больше чем для шести, — он провел прямой удар ногой Шляпе в середину спины, когда тот попытался встать, — может, семи человек. Когда их становится больше, ты начинаешь рассказывать об этом истории.

Шляпа полз обратно к машине. Амос встал коленом ему на спину, прижав к земле, и принялся опустошать карманы и пояс Шляпы. Перцовый спрей. Тазер. Бумажник с идентификационными картами. Рация. Он нашел незарегистрированный пистолет для скрытого ношения, пристегнутый к лодыжке парня. Все, что он забрал, он зашвырнул за кромку воды и прислушался к всплеску. Шляпа рыдал, и вес Амоса делал его дыхание тяжелым. Другой парень стоял совершенно неподвижно, как будто если он не будет шевелиться, Амос его не заметит. И не было похоже, что у него в данных обстоятельствах могла бы быть лучшая стратегия.

Амос улыбнулся ему.

— Здоров.

Парень ничего не сказал.

— Да всё нормально, — сказал Амос. — Ты-то не говорил, что собираешься иметь моих друзей во все дыры, так?

— Так, — сказал второй.

— Ну вот и хорошо, — Амос поднялся. — Ты бы, может, отвел его к врачу. А потом, кто бы там ни был еще на этом сраном острове, расскажи им, что я сделал, и о том, как я не поимел тебя, потому что ты не собирался иметь меня. Ладно?

— Хорошо.

— Отлично. И давай не возвращайся сюда больше.

— Я и не хочу.

— Мы не хотим, — сказал Амос. — Ты хотел сказать, мы не хотим. Ни ты, ни твоя стая.

— Мы не хотим.

— Великолепно. Тогда никаких проблем. И отдай Бутчу свои вещи, хорошо? И брось пистолет.

— Да, сэр.

Амос прошел обратно в ангар. И конечно, Персик стояла в дверном проеме, скрестив руки. Он вытер свои руки. Костяшки кровоточили.

— Видишь, вот это и есть цивилизация, — сказал он. — Куча историй. Вот и все.

— И что с того, если так? — сказала Персик. — Мы действительно хорошо рассказываем истории. Все катится в дерьмо, а мы уже находим способы, как все вернуть обратно. Стокс и остальные слуги были готовы драться и погибнуть, но я назвала его имя, он вспомнил меня, и теперь эта история о том, как он хочет нам помочь. Ты вышел наружу и послал сообщение, чтобы те парни оставили нас в покое. Всех нас. Больше, чем шестерых или семерых. И заметь, ты ведь знаешь, что ребята из Пинкуотера вернутся и попытаются тебя за это убить, верно?

— Нужно просто, чтобы они подольше готовились, — сказал Амос. — Думаю, к тому времени мы уже будем высоко.

Стокс возник сзади Персика с виноватым выражением.

— Насчет этого… Есть небольшая проблема.

Ангар был высотой с кафедральный собор, а «Чжан Го» стоял посреди него, как экспонат гигантского искусства. Поверхность корабля была похожа на золотую и серебряную филигрань на лазурном корпусе. У конусов двигателей были похожие на золотые идеограммы, но, по-видимому, не плавившиеся при высокой температуре. Он мог сказать, что у него нет двигателя Эпштейна. В два раза больше, чем «Росинант», возможно, четверть его функций, это был такой же орбитальный челнок, как и произведение декаданса.

И еще неисправный.

— Источники питания в доме исчерпаны, — объяснил Стокс. — А без энергии никакой рециркуляции воды. Никакого тепла. Никакого соединения с сетью.

— Так, — сказал Амос. — Как вы понимаете, было очень разумно собрать кучу людей, которые никогда не видели рабочего термоядерного реактора, чтобы они запустили один из них, просто с целью зарядить батареи? Такой самоубийственный оптимизм не каждый день встретишь.

Стокс пожал плечами.

— Корабль был здесь только потому, что нуждался в ремонте. У нас ни за что не вышло бы запустить его.

Амос похлопал мужчину по плечу.

— Ты просто дай мне все инструменты, что у вас есть. Я в этом кое-что понимаю.

Стокс рысью побежал прочь, окликая остальных из своей группы. Люди Эриха, вроде как, устанавливали охрану периметра и заодно высматривали, чем бы ценным набить карманы. Эрих и Персик подошли и встали рядом с ним.

— Насколько глубоко мы в жопе? — сказал Эрих.

— Не знаю, — сказал Амос. — Как первое предположение — что-то странное с источником питания. Слишком шумит. Плохое соединение. Из-за чего-то сработало безопасное отключение. Но чтобы понять причину, надо лезть между корпусами и смотреть.

— Я помогу тебе прозвонить цепи, — сказала Персик. Эрих посмотрел на нее, удивленный. — Я несколько месяцев провела в качестве техника-электрохимика, — сказала она.

— Ну само, бля, собой, так и было, — сказал Эрих.

— Ты взял деку? — спросил Амос.

— Конечно, — сказал Эрих. — А что?

Амос указал на конус двигателя подбородком.

— Ты можешь запустить диагностику, а я могу объяснить тебе, что значат выходные данные.

Эрик нахмурился и задумчиво почесал шею своей крошечной рукой.

— Конечно. Полагаю, я могу это сделать.

Персик кашлянула, затем усмехнулась.

— Эрих? Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь?

— Я управлял нарко-империей в Балтиморе, — сказал Эрих. — Конечно я убивал. А что?

— Ничего, — сказала она. — Просто мы здесь, трое убийц, а то что нас может спасти, если это вообще возможно, так это умение ремонтировать ядерный реактор.

Эрих улыбнулся:

— Мы вроде бы неплохо для этого подходим, да?

— Это да, но, думаю, лучше бы поставить какой-то дозор, пока мы этим занимаемся, — сказал Амос. Мой план свалить отсюда раньше, чем вернутся проблемы, может и не сработать.

— Я могу попросить Стокса помочь и с этим тоже, — сказала Персик. — Они не могут драться, но могут постоять на шухере. И еще я могу попросить нескольких из них, кто посмекалистей, помочь нам собрать корабль, если хочешь.

— Чем больше, тем лучше, — сказал Амос. — Только пусть руками ничего не трогают, пока мы им не скажем.

— Когда будем уходить, возьмем их с собой? — спросила Персик.

— Ага, — сказал Амос.

Она ухмыльнулась.

— Потому что они племя?

— Чёрт, нет. Моё племя — это команда «Роси», может, ещё вы двое и одна мертвая женщина. На самом деле мне будет насрать, если сдохнут все эти ушлепки.

— Тогда зачем их брать?

Один из людей Эриха что-то сказал и другой засмеялся. Ещё один присоединился к этому. Амос потер мозоли на кулаке и пожал плечами.

— Кажется, это влияние Холдена.

Глава 41: Наоми

Наоми подняла ручки тренировочного станка над головой, а затем медленно опустила их. Сарта сидела на коробке с гелем сопротивления и смотрела на нее, как скучающий посетитель на зверушку в зоопарке. Наоми это не волновало. Они не разговаривали. Ни о чем. Наоми была одна при принятии важных решений.

Лучшим трюком, она решила, будет забрать все скафандры, а не один. Если испортить данные, то никто не узнает, что она забрала что-то. Но, если сломать только шкаф костюмов, это будет подозрительно. Она подняла ручки снова. Мускулы в ее руках и плечах болели. Она опустила их назад, смакуя боль. Если бы она могла получить один из сканеров, которыми она пользовалась раньше, она смогла бы загнать фальшивые данные в систему. Забить её тысячами призраков и миллион вакуумных костюмов заполнит каждый сантиметр корабля. Тогда, даже если она не сможет стереть данные, она сделает их бесполезными. Только была проблема….

Раздался предупреждающий клаксон. Сердце Наоми провалилось в живот. Они готовились к отключению двигателя и переходу к свободному падению. У неё кончилось время, но она ещё не была готова. Снаружи корабля пуповина всё ещё была на месте. Как только её втянут, «Пелла» и «Чецемока» разделятся и все её хрупкие надежды умрут. Она бросила рукоятки и кабель вернул их на место, готовых для следующего человека.

Она не была готова и не собиралась, но это не значило, что нельзя попытаться.

Она прошла несколько шагов к гелю сопротивления и кивнула охраннику. — Иду в туалет.

— Дык была уже.

— Собираюсь снова, — сказала она, разворачиваясь прочь.

— Слышь, какого хрена. Эй! — Наоми сделала вид, что не замечает женщину, и прислушалась, как та слезает вниз позади нее. До этого момента она была образцовым заключенным, и такое неповиновение выбило Сарту из колеи. Ну, так и было задумано. Снова зазвучала тревога, а потом обратный отсчет. Нулевое g через три. Два. Наоми обеими руками ухватилась за дверную коробку. Один. Верх и низ исчезли, и она сжала свое тело в тугую пружину, и рванулась к Сарте. Обе ее ноги врезались в живот охранницы, отбросив ее назад через все пространство комнаты. Та схватила левый ботинок Наоми, и сорвала его, когда крутясь, отлетела прочь. У нее заняло несколько секунд, чтобы добраться до другой стороны комнаты и от чего-то оттолкнуться. Вот теперь-то все и началось. Сарта уже кричала.

Наоми швырнула себя сквозь люк, потом дальше, по коридору, слишком быстро для безопасного движения. У нее оставалась минута. Осталось меньше минуты. Неужто она и правда думала, что сможет вскрыть шкаф, натянуть костюм и запустить цикл шлюза? Тогда математика говорила, что это сработает. Сейчас представить это было невозможно.

Сарта была где-то сзади, она кричала. Поднимала тревогу. Но Наоми уже повернула за угол. Если она будет вне поля зрения Сарты, той придется догадываться, где она свернула. Если повезет, это даст ей несколько дополнительных секунд. Ей нужны были только секунды. У нее были только они. Шлюз экипажа был закрыт. Она запустила протокол открытия внутренней двери и начала открывать шкафы. Только бы кто-нибудь прозевал, ну хоть кто-то. Оставьте его незапертым. Металл громыхал и подавался под ее пальцами, и она тянула, и тянула, и тянула. Пуповину еще не отцепили? Они что, втянули ее внутрь? Кажется, должны были.

В конце коридора послышались голоса. Кричали мужчина и женщина. Одна была Сарта. Вторым был Цин. Она чувствовала, что рыдает, но не обращала на это внимания. Она не могла потерпеть неудачу. Не могла. Не в этот раз. Не сейчас.

На одну тошнотворную секунду она перестала чувствовать набор для декомпрессии на своем поясе. Она похлопала там, где он был прижат к ее коже, и обнаружила его на месте. Если только она сможет взять костюм. Она попробовала другой ящик. Ее сердце пропустило удар, когда он открылся. Обычный вакуумный костюм висел в нем, удерживаемый в нулевой гравитации эластичными лентами. Она потянулась за ним.

Она остановилась.

Они узнают, что костюм пропал, сказал тихий голос в ее голове. Они узнают, куда ты ушла. Они придут за тобой.

Ее дыхание было тяжелым и быстрым, сердце колотилось. То, о чем она пыталась не думать последние часы, пришло ей в голову, как старый друг. Меньше пятидесяти метров. Это не далеко. Ты можешь сделать это.

Она закрыла шкаф. Внутренняя дверь уже была открыта. Она толкнулась в ее сторону, заставляя себя дышать очень глубоко. До перенасыщения кислородом. Она не сказала бы точно, было ли головокружение, которое она чувствовала, вызвано слишком большим количеством кислорода, или оно было в в каком-то смысле экзистенциальным. Она действительно собиралась это сделать. Она прижала ладони к наружной запертой двери. Она ожидала, что та будет холодной. То, что она была той же температуры, что и остальная обшивка, казалось неправильным.

Пятьдесят метров глубокого вакуума. Может, меньше. Вероятно, это было возможно. Долгие секунды, приводящие шлюз в соответствие с внешним ничто, могли занять большее время, чем было у нее. Она должна стравить воздух наружу. От полного давления до нуля за долю секунды. Если она задержит дыхание, легкие у нее лопнут. Она должна сначала полностью выдохнуть, позволить пустоте войти в нее. Окружить ее сердце. Даже если это сработает, это нанесет ей повреждения.

Она может справиться с этим.

Голоса стали слышны громко, и становились все громче. Кто-то заорал: «Найти чертову суку!» Цин скользил мимо шкафчиков. Его глаза были широко распахнуты. За ним шла Сарта. Идеально. Пусть увидят. Индикатор под ее пальцем сменил цвет с зеленого на красный. Цин метнулся через комнату с безмолвным плачем, когда внутренняя дверь начала закрываться. На миг она подумала, что он не сможет сделать это, но его руки ухватились за край двери и он пролез сквозь щель. Она попыталась вытолкнуть его обратно, но он силой проложил себе дорогу.

Дверь шлюза закрылась за ним, щелкнули магнитные зажимы. Наоми держала руки на пульте управления и ждала, что он ударит ее. Ногой. Начнет душить. Переходная камера была настолько маленькой, что он мог бы достать ладонями обеих дверей одновременно. Она никуда не делась бы, если бы он напал, но он не нападал. Сарта кричала с другой стороны двери. Наоми положила палец на аварийное управление. Появилось три варианта: ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ НА КОРАБЛЬ, ОТКРЫТЬ НАРУЖНУЮ ДВЕРЬ, ВЕРНУТЬСЯ К ЦИКЛУ.

— Костяшка, ты не хагас эсо [делай это], — он широко распростер пустые руки перед собой. — Бист бьен. Бист бьен аллес [все хорошо. Все в порядке].

— Что ты делаешь? — сказала Наоми, с удивлением услышав боль в голосе. — Зачем ты это сделал?

— Потому что ты мой человек, так? Мы Пояс. Рождены в невесомости. Алес ла [вот и все], — слезы выступили на его глазах, покрывая волнами его зрачок и радужную оболочку из-за поверхностного натяжения и без гравитации. — Мы прошли долгий путь, глянь, мы в земле обетованной. И мы идем все вместе. Ту и ме и аллес [и ты, и я, и все].

— Ты не спасешь меня, — сказала она.

Здоровяк скрестил руки.

— Ну тогда умру при попытке. Ты из моего народа. Мы присматриваем друг за другом. Заботимся. Не собираюсь стоять и смотреть, когда ты умираешь. Не буду.

Она должна глубоко дышать, насыщая кислородом кровь. Она собирается лететь через пустоту. Цин плавал, медленно поворачиваясь по часовой стрелке на градус в секунду, плотно сжав губы, предоставляя ей право отказать ему. Предоставляя ей право не видеть, что здесь ее любят, что здесь у нее есть семья, к которой она принадлежит.

Кто-то ударил в замок внутренней двери. Голоса стали громче. И больше числом. Наоми знала, она может открыть дверь, но если она это сделает, сюда войдет не только Цин. Если бы он захотел, то уже мог бы ее побить. То, что он ее не бил, значило, что он предпочел этого не делать. Сердце Наоми будто попало в жернова. Она не могла выбить дверь. Но должна была. Она не могла убить Цина. Но не могла и сохранить ему жизнь. «Что бы ты ни выбрала сейчас, — сказала она себе, — ты будешь жалеть об этом всегда». Секунды утекали.

Другой голос. Филип на другой стороне двери шлюза. Она слышала, как он кричал, предлагая ей открыть дверь. Он казался безумным.

Как, черт возьми, она продолжала попадать в такие ситуации?

— Будь сильной — сказал Цин. — Ради Филипито, будь сильной.

— Как скажешь, — сказала она. Она выдвинула вперед челюсть и зевком открыла горло и евстахиевы трубы. Цин вскрикнул, когда она ткнула в «ОТКРЫТЬ НАРУЖНУЮ ДВЕРЬ». Воздух вылетел из нее резко и весь разом, когда наступил вакуум. Адреналин наполнил ее кровь, когда каждый квадратный сантиметр ее плоти подвергся невидимой атаке. Цин схватился за раму шлюза, чтобы удержаться внутри, завертелся, закричал и исчез.

С пустыми легкими у нее не было запаса. Она не задерживала дыхание, чтобы выжить, удерживая газ внутри себя. Есть люди, которые могут задерживать дыхание на пару минут. В вакууме без посторонней помощи она смогла бы делать это секунд пятнадцать.

Тысяча один. Наоми начала двигаться, перебирая руками по скобе напротив внутренней двери, и выглянула наружу. Там была пустота, огромный звездный купол. «Чецемока» сияла в солнечном свете ярче, чем что угодно, что можно увидеть на Земле. Пуповина висела слева от нее, слишком яркая для невооруженного взгляда и она была втянута больше чем наполовину. Ее ребра болели. Глаза болели. Ее диафрагма рвалась в низ живота, пытаясь расправить легкие, сжатые в узел. Если бы у нее был скафандр, в нем могли бы быть двигатели. Без них у нее был один шанс и не было времени думать об этом. Тысяча два. Она оттолкнулась.

На мгновение она краем глаза увидела Цина, он слабо шевелился. Солнце стояло ниже нее, большое и яркое. Тепловое излучение залило ее горло и лицо. Млечный Путь раскинулся, изогнувшись, по бесконечным небесам. Углекислый газ накапливался в ее крови; она чувствовала это как жгучее желание вдохнуть. «Чецемока» медленно увеличивался в размерах. Тысяча пять. Тени тянулись в сторону, каждый выступ, каждая заклепка резали солнечный свет полосами тьмы. Все выглядело немного расфокусированным из-за деформации ее глаз. Звезды превращались из алмазных точек света в ореолы, в облака, будто вся вселенная растворялась. Она думала, что здесь должна быть тишина, но она слышала стук своего сердца, будто кто-то стучал молотком по соседней палубе.

Если я умру здесь, подумала она, по крайней мере, это прекрасно. Это был бы прекрасный способ умереть. Одна тысяча восемь.

Контуры шлюза «Чецемоки» были видны достаточно ясно, чтобы можно было их разобрать. Без магнитных ботинок ей придется добираться до него, хватаясь за поручни голыми руками, но она была уже рядом. Она была почти на месте. Мир начал сужаться, периферическое зрение охватил свет, ярче даже, чем свет от еще увеличившегося корабля. Обморок. Она отключается. Она вырвала черный палец из пояса, скрутила его, чтобы обнажить иглу, и всадила ее себе в ногу. Тысяча десять.

Холод побежал по ее телу, но краски вернулись, когда глоток перенасыщенной кислородом крови влился в нее. Дополнительный маленький вдох, когда выдох — это уже роскошь, которой у тебя нет. Индикатор шлюза на обшивке «Чецемоки» мигнул: аварийный запрос принят, цикл запущен. Корабль рос в размерах. Она готовилась к удару, и нельзя было допустить отскока. Она выставила перед собой руки пальцами вперед и приготовилась согнуть их сразу после удара. На поверхности было за что схватиться — кое-где специальные захваты, но еще и выступающие антенны и камеры. Она ударилась со всей той же энергией, с какой отталкивалась, корабль просто врезался в нее. Она знала, чего ожидать. Она была готова. Ее пальцы сомкнулись на захвате. Импульс ее тела вывернул ей плечо и локоть, но она не ослабила хватку. Тысяча тринадцать.

В отдалении была видна пуповина, идущая из «Пеллы». Маневровые двигатели работали по борту военного корабля, реактивная масса перегретого пара светилась, вырываясь из дюз. Тело Цина — сейчас он уже должен был потерять сознание — было где-то там, но ей не было видно, где именно. Он уже потерялся из вида, и по крайней мере Сарта с Филипом, а может, и другие видели их двоих. Цин и Наоми были в шлюзе без скафандров, а потом вышли. Улетели. Погибли.

Но она пока не погибла. Нужно было двигаться. Ее сознание пропустило долю секунды. Нет, так не пойдет. Наоми осторожно двинулась, держась в сантиметре от обшивки корабля. Слишком быстро, и она не сможет остановиться. Слишком медленно, и ее не станет раньше, чем она будет в безопасности. Все, на чем держалась ее надежда — золотая середина. Тысяча… Она не знала, сколько там будет дальше. Пятнадцать? Все ее тело скрутило от боли и животного ужаса. Она больше не видела звезд. «Пелла» была вся размыта. Слюна у нее во рту пузырилась. Кипела. Высокий, тонкий визг заполнил ее слух, создавая иллюзию звука там, где не бывает звуков.

«Много чего происходит», подумала она, смутно осознавая, что говорила это кому-то другому, не так давно. Вот даже как. Она почувствовала, как ее окатывает волна умиротворения. Эйфория. Это был плохой знак.

Шлюз был тут, в пяти метрах. Уже в четырех. Ее сознание сделало пропуск, и она почти проскочила его. Она выбросила руку, чтобы ухватиться, и край проема ударил ее по запястью. Она вцепилась в него, как недавно цеплялся Цин. Ее закрутило, удар придал ее телу угловой импульс. Но она была над шлюзом. Его темная пасть появилась под ногами и исчезла за головой, и опять, и опять. Когда она вытянула руку, та и правда оказалась внутри корабля, но до проема ей было не дотянуться. Не втащить себя внутрь. «Пелла» скользила прочь, теряя свой цвет по мере того как ее сознание начало меркнуть. Так близко. Она почти дошла. Сантиметром больше, и она могла бы жить. Но космос не прощал ошибок. Люди гибли здесь все время. «Пелла» выпустила очередной хвост из маневровых, как бы торжественно соглашаясь.

Неосознанно она подтянула ногу, вращение усилилось, когда она согнулась. Она сняла ботинок, до которого не дотянулась Сарта. В руках было странное чувство. Они были неуклюжие, неловкие, более чем наполовину онемевшие. Когда она вытянулась обратно, вращение замедлилось до прежней скорости. Она попыталась оценить, сколько прошло времени, но от ее сознания слишком мало осталось. Наконец она увидела «Пеллу» в конце длинного темного коридора и швырнула в нее ботинок изо всех сил, какие в ней еще остались.

Реактивная масса. Вращение замедлилось. Ее руки зашли в шлюз дальше. Она двигалась внутрь. Она ударилась пяткой по стальной раме, и боль была мучительной и очень далекой. Ее разум померк. В сознание проник вид контрольной панели шлюза, ее огни пытались сообщить какую-то чрезвычайную информацию. Она не могла разобрать цвета и символы на экране. Ее сознание потемнело и ушло.

Наоми очнулась от кашля. Палуба давила на ее лицо. Было трудно понять, была ли она так отчаянно слаба, или тяга была действительно жесткой. Шлюз вокруг нее имел очень нечеткие очертания. Она закашляла снова, звук был глубокий, влажный. Образы кровоточащих легких заполонили разум, но мокрота выходила чистая. Ее руки почти не осознавались как руки. Ее пальцы, наполненные плазмой и жидкостью, были толстыми как сосиски. К ее коже было невозможно прикоснуться от боли, похожей на ту, что бывает от жестокого солнечного ожога. Ее суставы болели от пальцев ног до позвонков на шее. Чувство в кишках было такое, будто кто-то пнул ее в живот пару дюжин раз.

Она глубоко дышала. Она это могла. Вдох, выдох. Что-то хлюпало в ее легких. Должно быть, не кровь. Она говорила себе, что это была не кровь. Она перекатилась на бок, согнула ноги, поднялась до сидячего положения, а потом опять легла, как только мир стал уплывать. Ускорение было больше g. Должно было быть больше. Ведь не могла же она быть настолько слабой, правда?

«Чецемока» урчал под ней. Сквозь муть в голове она поняла, что слышит слова. Голоса. Голос. Она знала, что это не имеет смысла, но не понимала, почему. Она прижала руки к лицу. Буря эмоций пронеслась через нее — восторг, горе, триумф, ярость. Ее мозг пока работал недостаточно хорошо, чтобы соотнести их с чем-то определенным. Они просто были, и она наблюдала, ждала и собирала себя, разбросанную по частям, воедино. Ее руки и ноги начинали болеть, замученные нервные окончания кричали ей. Она оставила их без внимания. Боль — это только боль, она бывает после. Она пережила худшее.

В следующий раз она поднялась на ноги. Маленький черный палец декомпрессионного набора все еще торчал из ее ноги. Она вытащила его, подняла выше плеч и отпустила. Он упал как бывает при где-то полутора, двух g. Это было хорошо. Если бы она чувствовала себя так плохо всего лишь при одном g, это был бы повод напрячься. Хотя, пожалуй, поволноваться было из-за чего в любом случае.

Она запустила протокол открытия внутренней двери и побрела в убогую раздевалку. Шкафы были открыты, вакуумные костюмы висели в них или валялись на полу. Все баллоны с воздухом были изъяты. Голос — это был лишь один голос, но ее уши, казалось, растеряли восприятие всех высоких частот и остался только невнятный бульон из басов — был знакомым. Она подумала, что могла бы узнать его. Она двинулась через брошенный корабль. Она задавалась вопросом, как долго она была без сознания, и есть ли какой-то способ узнать, где она находится, куда направляется, и с какой скоростью движется в данный момент.

Она дошла до контрольной панели, и попыталась получить доступ к навигационной системе, но та была заблокирована. Как и передатчик, система контроля состояния, ремонтная и диагностическая системы. Она легла лбом на панель, больше от измождения, чем от отчаяния. Прямой контакт кости с керамикой изменил голос, передавая его как бывает если прижаться друг к другу шлемами и кричать. Она знала этот голос. Она знала эти слова:

— «Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джеймсу Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Система навигации не под контролем. Прошу ретранслировать,» — она усмехнулась, закашлялась, отхаркивая прозрачную жидкость, сплюнула на палубу, и засмеялась снова. Сообщение было ложью, созданной Марко для того, чтобы заманить Холдена в смертельную ловушку.

Но каждое слово было правдой.

Глава 42: Холден

Арнольд Мфуме, тот, что не-Алекс, вышел из отсека экипажа, на ходу вытирая волосы. Увидев Холдена и Фостера — двух капитанов — возле кофемашины, он нахмурился.

— Задерживаетесь, мистер Мфум, — сказал Фостер Сайлз.

— Так точно, сэр. Чава только что поставил это мне на вид. Уже иду.

— Кофе? — спросил Холден, протягивая свежесваренную «грушу». — Молока немного и без сахара. Может быть не так, как любишь, но он уже готов.

— Не откажусь, — сказал Мфуме с быстрой, нервной улыбкой. Холден не мог распознать его акцент. Он говорил, не выделяя гласные и глотая согласные звуки. Откуда бы он ни был, ему шел его говор.

Когда Холден протянул ему «грушу», Фостер прочистил горло.

— Знаете, это плохая привычка — опаздывать на вахту.

— Я знаю, сэр. Мне очень жаль, сэр. Это больше не повторится.

И с этими словами Мфуме исчез в кокпите, взлетев туда по лестнице быстрее, чем если бы добирался на лифте. Фостер вздохнул и покачал головой.

— Хорошо быть молодым, — сказал он, — но кому-то это идет больше, чем остальным.

Холден ткнул пальцем в заказ очередного кофе.

— Я бы не хотел, чтобы люди судили меня по тому, что я делал в свои двадцатые. А что заказать тебе? Будешь тоже?

— Я больше по чаю, — сказал другой капитан. — Если, конечно, это вариант.

— Даже не знаю, пил ли я когда-либо чай.

— Нет?

— Я всегда пил кофе.

Утреннее собрание началось как еще один способ присмотреться друг к другу. В сложившихся обстоятельствах — новая команда, общая неопределенность, окружающая корабль — казалось хорошей идеей, чтобы Холден и Фостер Сэйлз могли наладить друг с другом связь, сверить наблюдения, удостовериться что все идет как надо. Забота о «Роси», которую с уважением взял на себя Фостер, помогала Холдену. Новая команда не была его командой, и он не испытывал с ними особого комфорта, но они ведь не лазили в шкафчики к настоящей команде, пока никто не видит. И мало помалу их присутствие становилось всё более привычным. Менее странным.

Когда он вызывал инженерный отсек, и отвечал Казанцакис или Ип, это уже не казалось неправильным. Обнаружить Сунь-и и Гора, выбивающих друг из друга дерьмо в игровых очках, подключенных к симулятору боя — поскольку, будучи оружейными техниками, они становились нервными, если не приходилось ни в кого стрелять — уже не было странно, и начинало приобретать окраску чего-то милого. Маура Патель проводил свои бодрствующие, бессонные смены за апгрейдом системы направленной передачи. Холден знал, что это было одним из дел в списке планов Наоми, но все равно дал Мауре добро. И после долгих, тихих дней в доке, ночевок в амортизаторе и пробуждений на пустом корабле, он где-то был даже рад компании. Они могли быть не теми людьми, но они были людьми. Присутствие гостей в его доме удерживало его от погружения в пучину страха и отчаяния. Он всего лишь надевал маску храбреца, но все это и на самом деле делало его немного смелее.

— Есть что-нибудь еще, что я должен знать? — спросил Фостер.

— Только то, что если случится что-то, имеющее отношение к «Бритве» или «Пелле», я хочу это знать, — сказал Холден. — Или если будут сообщения с Земли. Амос Бартон, или моя семья, любой из вариантов, — будто между ними была разница.

— Я думаю, ты ясно дал команде это понять, — Фостер говорил торжественно, но в его глазах блеснуло веселье. Возможно, Холден уже указывал на это несколько раз. Каждому. Кофемашина звякнула и выдала Холдену свежую «грушу». Фостер взял курс на лестницу, а потом к торпедному отсеку, где Казанцакис чистил то, что и без того было чистым. Холден подождал несколько секунд, и направился на командную палубу. Чава, спускаясь, встретился с ним, и они изобразили немного неловкий танец «нет-ты-первый», прежде чем разойтись друг с другом.

Фред находился в амортизаторе, который он присвоил себе как свой офис. Люк в кокпит был задраен, но Холден все равно слышал завывания в стиле рааи[Рааи — стиль музыки, объединяющий арабские и алжирские народные музыкальные элементы с западным роком.], которые Мфуме любил слушать, стоя на вахте в пилотском кресле. Учитывая это и еще кофе, Фред не спал, но он был в наушниках, поэтому не услышал, как вошел Холден. Изображение на его экране было знакомым. Марко Инарос, самозванный глава Флота Освобождения, и публичное лицо опустошения Земли. И еще — Холден попробовал подумать эту мысль осторожно на случай, если это окажется слишком больно — если Наоми погибла, то это человек, который, вероятно, и убил ее. В его грудь поползла боль, и он оттолкнул эту мысль. Думать про Амоса и Наоми было слишком опасно.

Фред резко обернулся, заметил его и вытащил наушники.

— Холден. Сколько ты уже находишься здесь?

— Только подошел.

— Хорошо. Ненавижу думать, что становлюсь слишком слабым, чтобы заметить, что в комнате кто-то есть. Всё в порядке?

— Не считая того, что я попал в самую гущу государственного переворота размахом во всю Солнечную систему, а половина моей команды пропала без вести? Превосходно. То есть, я не могу заснуть, а если засыпаю, вижу одни кошмары, но — превосходно.

— Да, глупый вопрос вышел. Прости.

Холден сел на диван рядом с Фредом и откинулся на спинку.

— Что мы знаем об этом парне?

— Об Инаросе? — переспросил Фред. — Он был в моем списке тех, кто мог сбросить на Землю метеориты. Не на первом месте, но в пятерке лидеров. Он руководит кучкой нищих астеров, вроде тех, кто живет на дырявых кораблях и публикует нудные речи о том, что налогообложение — это грабеж. Я разговаривал с ним раз или два, обычно чтобы охладить ситуацию, которую он накалял до предела.

— Ты думаешь, он стоит за всем этим?

Фред откинулся на спинку, подвеска его амортизатора зашипела, реагируя на движение. Холден услышал, как из наушников доносится мужской голос, пробиваясь сквозь бормотанье рааи: «Мы все начнем заново и возродим общество без коррупции, алчности и ненависти, которые внутренние планеты никак не могут преодолеть…»

Фред усмехнулся и мотнул головой.

— Мне так не кажется. Инарос харизматичен. И еще он умен. Из этого пресс-релиза ясно, что он мнит себя главным, но по-другому он себя вести и не должен. Кроме того, он первостатейный нарцисс и садист. И он ни за что не стал бы делить с кем-то власть, если бы это не помогло ему в достижении цели. Но такой уровень организации? Такая координация? Думаю, это выше его планки.

— Как это?

Фред показал на экран. Свет экрана отражался в его глазах; маленькие изображения Инароса, отдающие салют.

— Тут что-то не так. Он из той породы людей, что имеют большой вес в маленьком кругу. Игра на таком уровне — это не самая сильная его сторона. Он неплохой тактик, и время для атак было рассчитано так, чтобы все прошло эффектно, так что он, похоже, стоял за всем этим. И за столом переговоров он очарователен. Но…

— Но?

— Но он не первоклассный ум, а это первоклассная операция. Я не знаю, как сказать лучше. Мое чутье говорит, что даже если он берет на себя ответственность за это, у него есть куратор.

— Что бы сказала твоя интуиция, прежде чем камни упали?

Фред закашлялся от смеха.

— Что он был досадным недоразумением и мелким игроком. Так что да, с моей стороны это может быть чем-то вроде попытки оправдаться. Я бы предпочел думать, что меня переиграл кто-то, кто гениален в чем-то более грандиозном, чем составление мифологии о самом себе.

— Есть идеи почему Наоми на его корабле?

Взгляд Фреда, рассеянный в раздумьях, переместился прямо на Холдена.

— Мы хотим придти к чему-то прямо сейчас?

— А ты можешь?

— Не знаю. Но я могу предположить. Наоми — астер, и то, что я знаю о ней, говорит, что она выросла в тех же кругах, что и Инарос и его команда. Могу предположить, что они пересекались раньше и имели какие-то незавершенные дела. Может быть, они были на одной стороне, может быть, они были врагами, может быть и то, и другое одновременно. Или ни того, ни другого.

Холден подался вперед, уперев локти в колени. Какими бы общими они ни были, как бы мягко Фред ни произносил их, его слова были похожи на удары маленького молота. Он нахмурился.

— Холден. У каждого есть прошлое. Наоми была взрослой женщиной, когда ты ее встретил. Ты же не думал, что она выскочила из упаковки, когда ты посмотрел на нее?

— Нет, конечно, нет. Все на Кентербери были там, потому что у них была причина. Включая меня. Просто если бы было что-то большое, например, «группа заговорщиков, собирающихся разрушить Землю», я не знаю, почему она не сказала мне.

— А ты спрашивал?

— Нет. Я имею в виду, она знала, что я заинтересован. Что она может сказать мне все, что захочет. Я подумал, что если она не хочет, это зависит от нее.

— И теперь ты расстроен, что она этого не сделала. Так что изменилось? Почему ты имеешь право знать то, что раньше не имел права знать?

Рааи в кокпите остановилось, тишина заполнила командный отсек. На экране Фреда запись дошла до исчезающего в белом свете разорванного круга.

— Я могу, — сказал Холден, — быть маленьким, малозначимым человеком. Но если я ее потеряю, то мне по крайней мере нужно знать, почему.

— Посмотрим, сможем ли мы доставить тебя туда, где ты спросишь ее сам, — сказал Фред. В кокпите опять включилась музыка, и Фред послал в сторону люка хмурый взгляд. — Если тебя это утешит, то думаю, у нас есть шанс. Я не думаю, что пройдет много времени, прежде чем он будет готов начать переговоры.

— Не думаешь? — сказал Холден. Это была тонкая соломинка, но он все равно почувствовал, что хватается за нее.

— Нет. Он получил тактическое преимущество. Тут я готов отдать ему должное. Но в следующей части он должен будет консолидировать и удерживать власть. А это уже не тактика. Это стратегия, и на мой взгляд, в нем нет ничего, что я мог бы воспринять как способность с этим справиться.

— А на мой взгляд, есть.

Фред помахал рукой, словно слова Холдена были дымом, а он хотел его разогнать.

— Он играет на краткосрочную перспективу. Да, его акции сейчас в цене, и, возможно, еще какое-то время так и будет. Но он встал на пути к вратам. Все это для того, чтобы не дать людям уйти и создать колонии. Но проблема голода, она уже здесь. Смит не может удержать Марс от депопуляции. Авсарала не в состоянии остановить этот процесс, а уж как она пыталась, один бог знает. Марко Инарос думает, что сможет остановить это с помощью оружия, но что-то я не вижу, чтобы это работало. Ненадолго, по крайней мере. И он не понимает, как все это хрупко.

— Ты говоришь о Земле?

— Да, — сказал Фред. — Для астеров это слепое пятно. И я наблюдал это множество раз за последние пару десятков лет. В технологии верят. В идею о построении саморегулируемой экосистемы. Раз мы можем выращивать еду на Ганимеде, то про Землю можно забыть. Они не думают о том, сколько нужно было работать, чтобы все это выросло. Зеркала для сбора излучения Солнца, генные модификации в растениях. Как научить людей строить плодородную почву из субстрата, грибов и ламп полного спектра. И сложности с нормальным существованием на самой Земле поддерживают их во всех этих идеях. И вот теперь все эти новые миры… ну, тебе-то я не должен рассказывать, насколько в них на самом деле меньше гостеприимства, чем указано на упаковке. И как только всем станет ясно, что он ошибается…

— А я вот думаю, он не ошибается, — сказал Холден. — Ну ладно, может, экологическую часть он и не продумал, но в том, что касается Пояса, он не так уж и не прав. Посмотри на всех этих людей, которые просто пошли ва-банк и отправились к кольцам. К Илосу, Новой Терре, или как бы ты там к черту ни захотел назвать это место. Это ужасная, ужасная планета, и на ней живут люди. А все эти колонистские корабли, которые покинули Марс, чтобы попытаться терраформировать место, в котором уже есть воздух и магнитосфера? Большинство из этих людей действительно, по настоящему умные. И вот сейчас, прямо сейчас ты говоришь, что давление этого потока к новым системам гораздо больше того, чего ожидает и к чему готов этот парень. Это, возможно, означает, что он обречен. Но это не делает его неправым. Быть неправым должны его заставить мы.

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — сказал Фред. — То, что я делал на станции Медина, должно было…

— Должно было дать свое место всем людям, живущим на станции Медина. Ну а как же старатели с астероидов? Водовозы? Экипажи, которые едва сводят концы с концами? Марко говорил с ними, и он прав, потому что больше никто не берет их в расчет. Даже ты. Они смотрят в будущее, и видят, что в нем они больше никому не нужны. Все, чем они занимаются, в гравитационном колодце делать гораздо проще, и туда они попасть не могут. Мы должны построить какое-то будущее, в котором есть место для них. Потому что, если мы этого не сделаем, им будет буквально нечего терять. Они уже потеряли все.

Раздался звонок системы, и голос Мауры донесся из динамиков.

— Капитан Холден, сэр?

— На связи, — сказал Холден, все еще смотря на Фреда с хмурой злостью. — И разве сейчас ваша вахта, мистер Патель?

— Я не на вахте, сэр. Но я не мог уснуть, поэтому запустил кое-что на диагностику. Но капитан Сэйлз сказал, вы хотели, чтобы вам незамедлительно сообщили, если ситуация с «Бритвой» и ее преследователями изменится?

Рот Холдена наполнил металлический привкус страха.

— Что случилось?

— У нас есть донесение, что корабли Флота Освобождения отстали, сэр. Силы ООН пока еще в половине суток пути, но, судя по всему, корабли Флота Освобождения стараются держаться подальше от крупномасштабных конфронтаций.

— А «Пелла»? — сказал Холден.

— В составе Флота Освобождения, сэр, но когда они сменили курс, из состава группировки вышел гражданский корабль и взял другой курс. У него многовато инерции, чтобы дойти прямо до нас, но если он не изменит профиль ускорения, то его курс пройдет от нас меньше чем в миллионе километров.

— Это не случайно, — сказал Фред.

— Так и есть, сэр, — сказал Маура. — Корабль зарегистрирован как «Чецемока», и он передает зацикленное сообщение. Сообщение прилагается.

Костяшки Холдена заболели, и он заставил себя разжать кулаки. Голос Наоми поплыл над командной палубой, и это было все равно что получить стакан воды на грани обморока от обезвоживания. Как бы ни было ужасно это послание, Холден все же чувствовал, как каждый слог распутывает в нем узлы. Когда сообщение Наоми закончилось, он безвольно, тряпкой, рухнул в амортизатор. Она попала в неприятности, но это были неприятности, которые они могли исправить. Она возвращалась к нему.

— Спасибо, мистер Патель, — сказал Холден. — В качестве благодарности даю вам право пользоваться всем моим барахлом. Оно меня больше не волнует.

— Включая и кофемашину, сэр?

— Ну, почти всем барахлом.

— Когда заговорил Фред, его голос был жестким. Резким. Безрадостным.

— Мистер Патель, какие корабли, которые могут оказать нам поддержку, есть поблизости?

— Данные транспондеров отсутствуют, сэр. Внутренняя система практически отключена. Приказ ООН.

Холден перекатился на бок и запросил связь с Мфуме. Из консоли понеслась музыка. Смешиваясь со звуками, проникающими на палубу, она заставляла командный отсек казаться больше, чем он был.

— Мфуме! — заорал Холден, а спустя несколько секунд. — Мистер Мфуме!

Музыка стала тише, но не выключилась.

— Сэр?

— Мне нужно, чтобы вы посмотрели траекторию полета «Чецемоки». Посмотрите, что нужно сделать, чтобы сопоставить наши орбиты.

— Что за корабль? — сказал Мфуме.

— «Чецемока», — сказал Холден. — Просто проверьте последние записи. Он там будет. Дайте мне знать, к чему вы пришли, так быстро, как вы только сможете. Было бы хорошо, если прямо сейчас.

— Уже делаю, — сказал Мфуме, и музыка выключилась и в консоли, и за люком. Холден глубоко вздохнул, потом еще раз, а потом засмеялся. Его облегчение не было эмоцией. Для этого оно было слишком глубоко и физически ощутимо. Это было состояние бытия. Это был наркотик, который незаметно влился в его вены. Он начал смеяться, и смех превратился в стон, звучавший как боль, или последствия боли.

Фред прищелкнул языком по зубам.

— Так. А если я предложу, чтобы мы отказались от рандеву с этим кораблем?

— Тогда я буду счастлив дать тебе и твоим друзьям исчезнуть в любом месте между здесь и там, — сказал Холден. — Потому что если вы не решите вдруг обратиться к пиратству и выкинуть меня из шлюза, то этот корабль — наша цель.

— Так я и думал, — сказал Фред. Мы по крайней мере можем договориться, что будем сближаться с ним осторожно?

Холден почувствовал, как в нем понемногу закипает гнев. Он хотел накричать на Фреда, наказать его за то, что он взял и запачкал этот момент сомнением. В том, что это не возвращение Наоми, наконец, домой, а ловушка. Холден взял свое огромное сияющее чувство облегчения и попытался отложить его в сторону вместе с гневом.

— Да, — сказал он, — ты прав. Это может быть ловушка.

— Может, и нет, — сказал Фред. — Надеюсь, что нет. Но…

— Но мы живём в интересные времена, — сказал Холден. — Ничего. Я понимаю. Я буду осторожен. Мы будем осторожны. Но если это она и если она и правда в беде — она мой важнейший приоритет. Так и никак иначе.

— Я знаю, — сказал Фред, и его тон означал: «Я знаю, и все, кто хоть немного с тобой знаком, тоже знают. Именно поэтому тебе следует быть осторожным».

Холден повернулся к монитору и вывел навигационные данные. Как он увидел, Мфуме проложил курс, который должен привести его к Наоми. Или к чему бы то ни было на том корабле. Семя сомнения, посеянное Фредом, уже пустило корни. Он не знал, то ли быть благодарным, то ли возмущаться стариком. С учетом дистанции и их относительных скоростей, выглядело все непросто. Наоми шла к Земле на жесткой тяге, и скорость «Чецемоки» была направлена почти совсем не в ту сторону, где она могла бы встретится с ним. Если это не была ловушка, и Наоми была в опасности, он вполне мог опоздать. Силы ООН могли бы помочь, но она уже ушла с их траектории.

Что по-прежнему не оставляло его совсем без ресурсов. Он повернулся к коммуникатору и нажал на запись.

— Алекс, раз уж ты все равно неподалеку, и в прошлый раз, когда я попросил тебя проверить загадочный корабль, все прошло лучше некуда, я подумал, а не захочешь ли ты сделать небольшой крюк?

Глава 43: Алекс

Хуже всего было не знать. Новостные ленты были наводнены информацией, но не очень достоверной. Четыре миллиарда погибли на Земле. Или семь. Зола и пар, которые превратили синий мрамор в белый, уже начали оседать — намного раньше, чем прогнозировали модели. Или поверхность Земли не увидит дневной свет и синее небо в течение многих лет. Это была заря возрождения естественной флоры и фауны, вызванной человеческим вымиранием, или это было последнее оскорбление, которое привело бы к краху постоянно перестраеваемой экосистемы.

Еще три колонистских корабля были захвачены по пути к кольцам и развернуты обратно, или взяты на абордаж, а их команды выкинуты в космос, или их было семь, или он был только один. Объявление станции Церера о том, что корабли Флота Освобождения могут использовать их доки было провокацией, или доказательством того, что АВП теперь был един, или кто-то запугал администрацию станции. По всей системе корабли отключали свои транспондеры и системы для визуального отслеживания по реактивному конусу удалялись и перепрограммировались на языках, которые были способны работать с современными системами. Алекс говорил себе, что это временно, что через несколько месяцев, может, через год, все снова будут летать с транспондерами. Что Земля будет центром человеческой цивилизации и культуры. Что он вернется на «Роси» к Холдену, Наоми и Амосу.

Он говорил себе это, но становился сам для себя все менее и менее убедительным. Незнание было хуже всего. На втором месте в этом списке шла куча боевых кораблей высшего класса, которая преследует тебя с явным желанием убить.

На дисплее одна из ракет их сопровождения сменила цвет от зеленого к янтарному, а затем засветилась красным.

— Дерьмо, — сказала Бобби. — Одну потеряли.

— Все в порядке. У нас еще много осталось.

В последние часы на «Пелле» и кораблях ее группы пришли к блестящей идее скоординировать их лазеры связи таким образом, чтобы направлять их на конкретную ракету и накачивать ее энергией до тех пор, пока не сгорят цепи управления. Ракеты не срабатывали на инерцию, иначе они поняли бы стратегию противника по массированной цепной реакции в облаке ракет сопровождения. Вместо этого они потеряли четыре ракеты за полчаса и сложили два и два. Бобби и устаревшая и маломощная система «Бритвы» разработали схему неравномерного движения для ракет, которая не позволяла каждой из них находиться в прямой видимости больше нескольких секунд. Наблюдая за ними в камеры, Алекс вспомнил документальные фильмы про глубоководных рыб Земли, чьи обширные стаи постоянно перемешивались, но все равно оставались вместе. Только здесь была небольшая стайка оставшихся у них ракет.

После заявления Флота Освобождения премьер-министр вернулся в каюту, засел за свой направленный передатчик и занялся чем-то, что звучало как сотня яростных разговоров, в которых, казалось, принимал участие один и тот же тембр. Алекс разбирал не все слова, и делал сознательные усилия, чтобы не слушать на случай, если потом его спросят, что он знает. Но фразы «не подтверждено», «крупная неудача» и «все еще расследуется», долетали до его слуха постоянно, и достаточно долго, чтобы Алекс начал их распознавать, вроде того как начинаешь яснее понимать текст песни, если слушаешь ее достаточно часто.

Его монитор делили между собой крупномасштабная карта солнечной системы с подсвеченными критически важными для него объектами — «Бритвой», военным эскортом ООН, идущим курсом на встречу с ними, «Росинантом», «Пеллой» и ее группой, станцией Тихо, Марсом, Землей, Луной — и вкладка поменьше с запущенной на ней диагностикой внутренних систем «Бритвы». Маленькая яхта не предназначалась для полноценных межпланетных путешествий, и учитывая нынешнее взаимное положение Земли и Марса, они планировали насколько возможно сократить полет. В реакторе было достаточно топлива, чтобы он мог работать месяцами, но как только выйдет вся реактивная масса, привод перестанет быть полезным. Пока что все было в пределах значений погрешностей. (дальше не осилил).

Навигационная система прислала предупреждение на его монитор. Он открыл его.

— Что у тебя там? — спросила Бобби.

— «Пелла» и ее маленький дружок опять погасили приводы, — сказал Алекс. — И… ты смотри! Думаю… Несколько кораблей отходят. Думаю, они сдались!

Бобби воинственно вскрикнула, и Смит взял паузу в своем разговоре на задворках, достаточную, чтобы выйти и посмотреть, что случилось. К тому времени, как Алекс все объяснил, «Пелла» уже включила двигатель и повернула к остальным. Не развернувшись на месте, а повернув по дуге, что сохранило ей изрядную долю импульса, и в то же время положило ее на курс к Поясу, или, плюс-минус несколько миллионов километров, к системе Юпитера. «Чецемока» стояла отдельно в прямой видимости. Какую бы миссию ни выполняла «Пелла», она оставляла «Бритву» позади.

Напряжение, в котором Алекс до этого не отдавал себе отчета, с каждым победным возгласом Бобби, с ее смехом стало испаряться. Эскорт сил ООН зарегистрировался. Солнечные вспышки даже близко не пересекались с их траекторией. Радиаторы «Бритвы» достаточно неплохо справлялись с тепловым излучением. Алекс позволил себе расслабиться.

Это продолжалось почти полчаса.

«Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джеймсу Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Система навигации не под контролем. Прошу ретранслировать…»

И через сорок минут после этого:

«Алекс, раз уж ты все равно неподалеку, и в прошлый раз, когда я попросил тебя проверить загадочный корабль, все прошло лучше некуда, я подумал, а не захочешь ли ты сделать небольшой крюк? У меня тут временный пилот, который рассчитает быстрый курс, чтобы доставить меня к Наоми, но ты ближе и идешь примерно в том же направлении. Есть шанс, что плохие парни приготовили там ловушку для нас, так что смотри в оба. Но если это Наоми, то проследи, чтобы она все еще дышала, когда прибуду я. Дай знать, что ты надумал».

Алекс сжал челюсти так, что у него заныли зубы. Он уже знал, что скажет Бобби, поэтому, вместо того, чтобы начинать разговоры, он начал спокойно заводить данные в систему навигации и смотреть варианты, зависящие от того, на какой тяге он хотел идти, сколько топлива у него осталось и что говорит телеметрия насчет этого маленького судна и конвоя, от которого он отделился. Настенные экраны были настроены на имитацию внешнего обзора, поэтому когда он нашел навигационные данные, он смог выделить точку света, которая была ее приводным конусом. Еще он настроил аудиоканал на передачу трансляции с корабля. «Это Наоми Нагата с „Росинанта“ если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать…»

Он чувствовал, как неодобрение исходит из-за спины. Бобби сначала ничего не сказала, даже не кашлянула и не зашумела. Это не имело значения. Алекс знал. Когда она, наконец, произнесла речь, это было облегчением, что она высказала свое мнение.

— Что ты делаешь, моряк? — спросила Бобби.

— Просчитываю, каким курсом лучше идти за Наоми.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что мы идём за Наоми.

— Мы почти дошли до точки разворота на обратную тягу. Любое изменение курса сожрет кучу топлива.

Алекс не оглядывался назад. Просто указал на экран.

— Насколько я понимаю, это сигнал бедствия. Мы зарегистрировали его. Мы обязаны остановиться.

— Нет, не должны, — сказала Бобби.

— Таковы правила.

— Не тыкай в меня правилами. Мы выполняем задание. Мне это нравится не больше чем тебе, но мы обязаны стоять на своем посту. У нас есть приказ.

Челюсть Алекса заболела сильнее. Он попробовал зевнуть, чтобы унять боль. Это не сработало. Он повернулся лицом к ней вместе с амортизатором. Без шлема и со стянутыми в тугой, практичный хвост волосами ее голова казалась маленькой. Силовая броня находилась на том же месте, руки, сжатые в кулаки, были прижаты к обеим сторонам корабля. Если в ее планах было вырубить его и захватить командование кораблем, то она была серьезно настроена на победу. Еще надо было не забывать, что ее броня была закреплена кое-как, и, возможно, на самом деле она не смогла бы удержаться на месте при высоких ускорениях.

— Так точно, — сказал он. — У нас есть приказ. Но у тебя приказ от Нейта и Авсаралы, и я с совершенным уважением отношусь к тому, как ты относишься к ним обоим. Но у меня-то приказ от моего капитана, и пост, на котором я должен стоять, находится на вон той траектории и все дальше уходит от нас.

— Ты головой не думаешь, — сказала Бобби. — Оцени риски, Алекс, потому что если мы пойдем туда, то мы рискуем. Если все пройдет удачно, мы вытащим Наоми Нагату из беды. Если мы проиграем, тогда лидер одной из важнейших политических организаций человеческой расы погибнет, когда единство и лидерство критически важны. Нет, подожди. Я знаю, о чем ты думаешь. Я думаю так же, просто о немного других людях. Наоми — твой человек. Она один из людей твоего круга, и если бы и пришлось, на хрен, рисковать ею, то какое-то смутное высшее благо не стоит такой жертвы, правильно?

Алекс захлопнул рот, помолчал.

— Правильно.

— Я это понимаю, — сказала Бобби. — Понимаю. Я долго тренировалась, чтобы начать понимать, что наша работа заключается не в этом. И у тебя тоже была такая подготовка. И не имеет значения, находишься ли ты на действительной службе или нет. Мы служим Марсу, потому что принесли присягу. Если бы «поступать правильно» было то же самое, что и «поступать как проще», нам не пришлось бы ругаться. У нас на корабле премьер-министр Марса. К нам идет военный эскорт, чтобы доставить его к Луне в безопасности.

— И еще у нас там есть враг, — сказал Алекс, ненавидя слова, которые говорил. — И это ловушка, так ведь?

— Я не знаю, — сказала Бобби. — Это возможно. Вывести из строя одного, а потом расстрелять всех, кто отреагирует — это грязный трюк, но от этих ублюдков такого вполне можно ожидать.

— Я не понимаю, как ее преследование поставит нас в большую опасность, чем следование тем же курсом, — сказал Алекс. — Если у них есть рельсовая пушка, наведенная на нас, они могут уничтожить нас прямо здесь с тем же успехом, что и там.

— Троянский конь, — сказала Бобби. — Напихай в эту штуку солдат. Тогда, если мы пристыкуемся к ней, от всех этих ракет толку останется с чертово горчичное зерно. А если то же сделает «Росинант», они возьмут Фреда Джонсона.

— Шансы на то…

— Не думайте о шансах, — сказал Бобби. — Подумайте о ставках. Подумайте, сколько мы потеряем, если рискнем, и все пойдет не так.

Алекс почувствовал в голове какую-то вязкость, как бывает, когда начинаешь заболевать. Он снова посмотрел на навигационную панель. Расстояние между «Бритвой» и «Чецемокой» росло с каждой секундой. Он сделал глубокий вдох, затем выдохнул. Голос Наоми мягко тек из динамиков. «Скажите Джиму Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Навигационная система не под контролем…»

Голос, послышавшийся из пустоты каюты, был мягок, деликатен, доверителен.

— Анализ интересный, но неполный.

Натан Смит стоял в дверном проеме. Его волосы были жирными и спутанными. Его одежда выглядела так, будто в ней спали. Его глаза были налиты кровью, с красными раздраженными белками. Алекс подумал, что он выглядит на десяток лет старше, чем когда они приняли его на борт. Премьер-министр улыбнулся Алексу, потом Бобби, а потом снова Алексу.

— Сэр, — сказала Бобби.

— Вы пренебрегаете перспективой, сержант. Подумайте-ка, а что мы потеряем, если не предпримем попытку.

— Причину, ради которой это делается, — сказал Алекс. — Причину, ради которой делается вообще все это. Если есть шанс — а я думаю, что тут он есть, и чертовски неплохой — что Наоми удалось организовать себе побег, и теперь она там, в опасности, она зовет на помощь, то знаешь, что по этому поводу говорят правила? Что мы должны остановиться и помочь. Даже если это будет не она, а кто-то незнакомый. Даже если это будет чей-то еще голос. Правила таковы, потому что мы должны помогать друг другу. И если мы начнем поступать не так, потому что у нас есть дела поважнее, или потому что правила для нас больше ничего не значат, то, наверное, пора будет паковать чемоданы, потому что мы больше не сможем называться хорошими людьми.

Смит просиял.

— Это было прекрасно, мистер Камал. Я думал предложить вам представить все объяснения, которые придется дать Крисьен Авсарале по поводу того, что мы не стали подбирать нашего единственного надежного свидетеля с «Пеллы», но ваша версия лучше. Построить курс и доложить эскорту ООН, что у нас изменились планы.

— Да, сэр, — сказал Алекс. Когда дверь закрылась, он повернулся к Бобби. — Извини.

— Не извиняйся, — сказала Бобби. — Я не говорила, что не хочу идти за ней.

— А если окажется, что корабль полон солдат?

— Я могу надеть этот костюмчик на эту поездку, — сказала Бобби. — Мои чувства это не заденет.

Заняло всего несколько минут, чтобы установить оптимальный курс перехвата и отправить полетный план на корабли эскорта ООН. Разобравшись с этим, он записал сообщение направленной связи для Холдена.

«Здоров, кэп. Мы на курсе, но будем осторожны. Заходим, озираясь, и если что-то нас напрягает, на борт не поднимаемся. А пока скажи своему пилоту, кто первым доберется до точки встречи, проставляется пивом второму»

Глава 44: Наоми

Ей доставляло дискомфорт постоянное ускорение даже в одно g. Непрекращающийся пресс двух был медленной пыткой. Она началась с тупой боли в коленях и основании позвоночника, и довольно быстро переросла в боль острую, будто в каждом суставе застряло по игле. Наоми обследовала «Четцемоку» этапами, двигаясь сначала по одной палубе, потом ложась и пережидая, пока боль утихнет, а затем по следующей палубе. Ее руки и ноги продолжали болеть даже после того, как спали отеки. Ее кашель не проходил, хоть и не становился хуже.

Первой проблемой оказалось заблокированное управление. Она попробовала несколько паролей «Свобоный Флот» «Марковеликолепный» и «Филип», но даже если бы она угадала, не было никаких причин ожидать, что они оставили профили биометрии отключенными.

Шкафчики у шлюза были открыты и пусты. Три костюма EVA, те что остались, не имели батарей или воздушных баллонов. Чрезвычайных рационов тоже не было. Она ожидала, что ящики с инструментом тоже пропали из машинного отделения, но они даже вытащили стойки, которые их держали, ящики из шкафов, светодиоды из настенных светильников. Аварийные кушетки были вскрыты, а на палубе рядом с ними лежали гель и набивка. Система доставки лекарств и резервуары исчезли. Единственная вода была в двигателе, та что использовалась как выталкивающая масса. Единственной пищей были отходы в системе рециркуляции, которые не были обработаны обратно во что-нибудь съедобное. Вонь сварочных установок и запах гари все еще висели в воздухе, поэтому переработчик воздуха, вероятно, работал без фильтров.

Наоми лежала на палубе с закрытыми глазами, положив руки под голову. Корабль был построен одноразовым, чтобы потом списать его по страховке. Его трудовая жизнь началась с того, что он был расходным материалом, а теперь он был еще и разграблен. Даже физические панели и мониторы были демонтированы и вывезены. Подарок для Филипа получался довольно дерьмовым. Палуба дрожала под ней, вибрация от двигателей создавала резонанс, который никакая система даже не пыталась компенсировать. Высокая гравитация и повреждения от вакуума, заставляющие ее легкие сочиться жидкостью, создавали трудностей с дыханием больше, чем хотелось бы.

Этот корабль не был кораблем. Ей нужно было прекращать так думать о нем. Это была бомба. Это было то же самое, что она сделала много лет назад на «Августине Гамарре», и с тех пор носила с собой, как камень на шее. Джим знал тот сорт людей, которые находили себе приют на «Кентерберри». Он говорил, что у каждого была своя причина оказаться на нем. И были причины, по которым корабль, который она пыталась отдать своему сыну, был раздет догола и заряжен чтобы убить. Не только ее, но и всех, кто подойдет к ней близко. Причины были. Если она сможет его обезвредить, она сможет вернуть его обратно. Отвести его на Цереру, где все это началось. Должен быть проход через машинное отделение. Предполагается, что все машинные отделения подключаются сзади.

Она протянула руки, но это были не ее руки. Она спала. Она заставила глаза открыться и перекатилась на спину с мучительным всхлипом.

Ладно. Если она сейчас перестанет двигаться, она уснет. Знать это было приятно. Она села, прислонилась головой к стене. «Поспишь потом. Поспишь, когда помрешь. Или нет, лучше так: поспишь, когда спасешься». Она усмехнулась сама себе. Спасешься. Звучало как хороший план. Для разнообразия можно попробовать. Она крепко сжала руки в кулаки. Суставы завопили от боли, но когда она открыла ладони, пальцы стали двигаться лучше. Может быть, это была метафора для чего-нибудь.

Она принялась расставлять приоритеты. Ресурсов у нее было немного. Если она просто ухватится за первую идею, которая пришла в ее голову, то было бы легко растратить себя, не затрагивая никакой важной работы. Она должна добыть еду и воду и должна быть уверена, что с подачей воздуха все надежно. Она должна как-то предупредить любого, кто придет к ней на помощь, чтобы тот не подходил. Она должна разрядить ловушку. Может быть, сбросить реактор, а может, переписать драйвера на копии, в которых не будет ее извращенного кода.

И она должна сделать это до того, как корабль взорвется. Без инструментов и доступа к системам управления. Или… не совсем без? Получить доступ к управлению будет, скорее всего, непросто, но какой-никакой инструмент она в состоянии выдумать. Вакуумные костюмы были без батарей и воздушных баллонов, но они были герметичные и в них был армирующий каркас. Она могла снять ткань и вытащить несколько кусков проволоки. Может, что-нибудь достаточно твердое, чтобы можно было использовать для резки. А получится ли зажимы шлема использовать как импровизированные тиски или струбцины? Уверенности на этот счет не было.

Ну а даже если она это сможет, что это ей даст?

— Больше, чем у тебя есть сейчас, — сказала она вслух. Ее голос эхом отозвался в пустоте.

Ну ладно. Шаг один, сделать инструмент. Шаг два, сбросить реактор. Или предупредить тех, кто придет. Она встала и заставила себя вернуться к шкафам у шлюза.

Пятью часами позже она находилась на маленькой инженерной палубе, вручную герметизируя люк. Два вакуумных костюма отдали все немногое, что могли предложить, чтобы получился маленький, приблизительный набор инструментов. Попытка сделать что-то с системами управления потерпела неудачу. И теперь она могла либо оставаться крысой в коробке, либо прибегнуть к посреднику. В конце концов, системы управления завязаны на машинное оборудование, а оборудование — его часть — это то, во что она может запустить руки.

В пространстве между корпусами был вакуум, и большой веры в то, что внешний корпус герметичен, не было. Один из оставшихся костюмов мог удерживать воздух около пяти минут без баллона, и она смогла установить радио в пассивный режим и сделать слабое эхо собственного голоса из фальшивого сообщения остаточным зарядом в проводах. Шлюз, который должен был работать на вход и выход для доступа к обслуживанию, был вывезен, чтобы не бросать его тут, но она могла превратить всю инженерную палубу в импровизированный шлюз. Закрыв люк на остальную часть корабля, выдавить панель доступа в пространство между корпусами. Она выделила себе две минуты, чтобы найти что-нибудь полезное — силовой ретранслятор, используя который она могла бы повредить двигатель, заставить его отключиться, кабели системы передатчика, незащищенную консоль, у которой есть диалог с компьютером — и две минуты, чтобы выйти. Тридцать секунд, чтобы закрыть и герметизировать панель доступа и надуть инженерную палубу, открыв люк. Она будет терять полную комнату воздуха, но только одну комнату.

Она надела шлем и проверила герметичность, потом открыла панель доступа. Та сначала сопротивлялась, а потом подалась разом. Ей показалось, что она чувствует, как поток утекающего воздуха проходит мимо нее, но скорее всего, это все было в ее воображении. Двадцать секунд уже ушло. Она выбралась в вакуум между корпусами. Темнота была полная, все равно как если бы она закрыла глаза. Она постучала по кнопкам управления костюма, но он не дал ни лучика света.

Она отступила, закрыла панель доступа, открыла люк и сняла шлем.

— Свет, — сказала она в пустоту. — Понадобится немного света.

Монитор висел на проводах, спрашивая у нее пароль. Он был просто засунут в проем панели доступа, и наполнял пространство между корпусами светом, столь тусклым, что в нем нельзя было различить цвета. Тени от стоек и лонжеронов делали окружающую тьму глубже, а формы — невозможными для восприятия. У нее было сорок пять секунд до того, как она должна была вернуться. Это был уже пятый раз, как она пыталась соскоблить изоляцию с проводов. На нормальном корабле они были бы защищены кабель-каналом. На этом куске дерьма проводка крепилась прямо к корпусу на слой пожелтевшей эпоксидки. С одной стороны, это было благословение. С другой, она была в ужасе, что когда-то доверила этому кораблю жизнь. Если бы она провела осмотр межкорпусного пространства до того, как покинуть Цереру, она спала бы в костюме поддержания жизни весь путь до «Пеллы».

Покрытие освободилось. Тридцать секунд. Она взяла немного добытого провода и закоротила цепь. Толстая искра выскочила, и мир пошевелился. По всему пространству, возможно. В четырех метрах от нее, индикатор горел янтарем, и она падала набок. С дополнительным освещением она увидела круглое, толстое дерево маневрового двигателя. Она протянула руки, ухватилась за стальную стойку. Когда она надавила на нее шлем, гул драйва заглушил призрачный тихий радиоприемник. Она дотянулась до провода, сломала соединение, и гул остановился.

Время вышло, она перевернулась, у нее кружилась голова. Значит корабль вращается. У нее не было никакого способа узнать, как быстро, но Кориолиса было достаточно, чтобы заставить ее споткнуться на обратном пути.

Когда панель закрылась, люк открылся, и шлем снова был снят. Она неподвижно сидела, пока возвращалось ее равновесие. Потом, передвигаясь осторожно, пьяной походкой, она нацарапала новую информацию на стену. Она составляла карту секретов корабля записывая все что удалось найти. Она достаточно устала, чтобы не доверять своей памяти. С момента начала отсчета, она сделала 30 вылазок. Сейчас впервые ей удалось что то сделать. Это был только один двигатель, но теперь корабль вращался, наматывая круги вокруг прямой ускорения. Теперь сила ускорения гасилась изменением углового момента, а значит она не попадет к Джиму так быстро. Возможно она выиграла немного времени. Это могло затруднить дальнейшие действия, но она выросла в поясе и на кораблях. Кориолис и головокружение не были новым для нее. Она знала, что чувства силы и благополучия, которые она испытывала, были слишком в сравнении с тем что ей действительно удалось, но она все равно улыбнулась.

Тридцать вылазок. Два с половиной часа чистого времени в вакууме. Не учитывая время на то, чтобы освежить воздух в костюме и спланировать следующий выход. Может, пять часов в общем с тех пор, как она это начала. Она была обессилена. Она чувствовала это по состоянию мышц и боли в суставах. Она не ела — не могла есть. Она чувствовала жажду и первые приступы головной боли от подступающего обезвоживания. Особых причин думать, что она все это переживет, не было. Поэтому она с удивлением отметила, что она счастлива. Это проявлялось не тем мощным, иррациональным, опасным весельем эйфорической атаки, а чем-то вроде удовольствия и в то же время расслабленности.

Во-первых, думала она, потому что здесь с ней не было никого, чтобы охранять ее, держать ее взаперти. Отчасти из-за этого, решила она. Но кроме того, она делала то, что должно было быть сделано, не заботясь о том, кто что об этом подумает. Даже Джим. И разве это не странно? Она ничего во всем мире так не хотела, как того, чтобы тут оказался Джим — а следом Амос и Алекс, хорошая еда и кровать в гуманной гравитации — но была и та часть, что распускалась в тишине, где можно было просто быть собой в совершенном одиночестве. Не было никаких темных мыслей, никакой вины, никаких сомнений в себе, перестукивающихся в глубине ее разума. Либо она слишком устала для этого, либо с ней случилось что-то еще, пока ее внимание отвлекали другие вещи.

Это была разница, подумала она, между одиночеством и изоляцией. И теперь она знала что-то о себе, чего она раньше не знала. Это была неожиданная победа, и тем она приятней.

Она начала подготовку к тридцать первому выходу.

У нее была почти минута, потому что она поняла, что выход на блок питания передатчика занял намного больше времени, чем было отведено до точки возвращения. Она поняла бы это гораздо раньше, если бы ее сознание не было слегка набекрень.

Система передатчика удерживалась на месте не только эпоксидкой. Передатчик был принайтовлен к своему месту длинными полосами металлической ленты, и сварные швы блестели, будто были положены вчера. Три выхода назад — номер сорок четыре — она думала, что здесь может быть диагностическая телефонная трубка. Не то, чтобы по ней можно было говорить, но может быть, можно было бы набрать сообщение. Но несмотря на то, что такие трубки были стандартным оборудованием, и их наличие являлось обязательным, здесь их не было.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы составить запасной план.

В течение нескольких часов зацикленное сообщение крутилось у нее в ушах, шепотом на заднем плане остаточного заряда. «Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джеймсу Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Система навигации не под контролем. Прошу ретранслировать…»

Продолжительностью тринадцать секунд и едва ли громче, чем ее дыхание, даже если голова будет меньше чем в метре от передатчика. Когда провода были вскрыты, она была готова. На это было отведено четыре выхода. Этого должно было хватить, чтобы это не приняли за ошибку от случайной помехи. Она прижала голову к корпусу, чтобы успокоить кружение, которое устроило ее внутреннее ухо.

«Это Наоми Нагата, — говорила она, отсчитывая время и ритм ее фальшивого „я“. — Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джиму Холдену, я…» — она накрыла рукой провода там, где была снята изоляция. Электричество задрожало на кончиках ее пальцев, пробив даже перчатки костюма. Радио стихло, но она продолжала проговаривать слова, как песню, засевшую в голове, до нужного момента, а потом отпустила провода, — «… навигацией. Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джиму Холдену, у меня все…» — замыкание, пауза, — «…под контролем. Прошу ретранслировать.»

После четвертого раза она взяла длинную полосу из рессорной стали, которую использовала вместо ножа, и воткнула в передатчик. Ее фальшивый голос умер. Она стала карабкаться вниз, от стойки к стойке, следя за каждым движением рук и ног, чтобы не ошибиться. Гравитация ускорения делала ее лодыжки и запястья нетвердыми. Воздух в ее костюме не чувствовался несвежим или душным; адсорбер углекислоты работал в пассивном режиме достаточно хорошо для того, чтобы она не испытывала паники от удушья. Она просто тихо вырубится и умрет.

Она нырнула на инженерную палубу, закрыла панель доступа. По дороге к люку ее колени подогнулись. Она открыла люк, сорвала шлем, и осела на пол, задыхаясь. Обзор сузился, яркие вспышки заполняли периферическое зрение. Она попыталась подняться один раз, переждала, попробовала снова, и позволила весу своего тела крепко придавить палубу под ней.

«Скажите Джиму Холдену, что у меня все под контролем в очень широком смысле слова „контроль“,» — подумала она и рассмеялась. Потом начала кашлять до тех пор, пока ребра не заболели еще хуже. А потом засмеялась снова.

На семьдесят первом выходе она дошла до предела. Она закрыла люк на основное пространство корабля, заделала уплотнения и приложила шлем к защитному костюму. До того как она защелкнула его на место и начала следующий пятиминутный отсчет, ее руки упали вдоль тела. Сознательно она не собиралась это делать; это просто произошло. Смутно, будто издалека, встревожившись, она села на палубу, спиной к стене, и попробовала ими пошевелить. Если бы ее настиг паралич или что-то в этом роде, это меняло бы ситуацию. Дало бы ей разрешение на остановку. Но руки все еще гнулись; плечи двигались. Она просто была обессилена. Даже попытка сглотнуть казалась геройством. Она закрыла глаза, размышляя, заснет ли она мгновенно, но и для этого она слишком устала. Так что она просто сидела.

Если бы в ее костюме была батарея, то прямо сейчас, скорее всего, он каталогизировал бы сбои в ее организме. Мигрень от дегидратации усилилась, и начала вызывать тошноту. Ее кожа саднила в тех местах, где ее обожгли ничем не экранированные лучи солнца. Хоть уже и не так сильно, но она все еще кашляла. И как она догадывалась, в ее крови сейчас было примерно поровну плазмы и токсинов усталости.

Две ее маленькие победы — маневровый двигатель, передатчик — были последними. С тех пор либо ее усилия стали слишком малы, либо все действительно усложнилось, ну или и то, и другое. Реле, которые помогли бы потушить реактор, были либо не предусмотрены при сборке, либо были запрятаны где-то между корпусами вне пределов досягаемости. Было бы прекрасно получить доступ к массиву датчиков, который должен был вызвать фатальный сбой когда спасательный корабль подойдет слишком близко, но он, судя по всему, был смонтирован на наружной обшивке, где его было не достать. Было с полдюжины мест, где она могла бы попробовать подключиться к компьютерной системе, но ни в одном из них не было устройств ввода, и у нее не было ничего, что можно было бы для этого использовать. Другие планы и стратегии время от времени вспыхивали в ее сознании как светлячки. И некоторые из них были неплохи. Удержать их достаточно долго для того, чтобы облечь в слова, у нее не выходило.

Может быть, она спала, а может быть провалы во времени были вызваны только тем, что так сейчас работал ее мозг. Голос, который она услышала, был лишь шепотом, слабее ее собственного голоса, но она тут же пришла в себя.

— Эй там, «Чецемока». Это Алекс Камал, в настоящее время с «Бритвы». Наоми? Если ты там, я был бы признателен, если бы ты подала знак. Я бы хотел убедиться, что это ты, прежде чем мы придем. Твой корабль ведет себя странно, и мы немного нервничаем. И на случай, если это не Наоми Нагата? У меня есть пятнадцать ракет, нацеленных на вас прямо сейчас, так что кто бы вы ни были, вы можете поговорить со мной.

— Не надо, — сказала она, зная, что он ее не слышит. — Не подходи. Оставайся там.

Все больно. Все кружилось. Ничего не было легко. Когда она поднялась на ноги, ее голова кружилась. Она боялась, что потеряет сознание, но, если она упадет, она не была уверена, что у нее хватит сил встать. Ей нужно было найти способ предупредить его. Она должна не дать ему приблизиться, чтобы избежать взрыва. Останется ли она в живых или нет, не имеет значения. У нее был хороший день. Это было больше, чем она ожидала, и она так устала…

Тяжело дыша, она открыла люк в последний раз и вызвала лифт. А после лифта, воздушный шлюз.

Глава 45: Амос

Было приятно ощущать, что ручные терминалы снова работали, несмотря на то, что они были отключёны от сети «Чжан Го». Амос лежал на опоре, вклинившейся в узкое пространство между корпусами. Остальная часть его рабочей команды была для него только мягким позвякиванием магнитных зажимов и лёгким запахом сварки. Измеритель напряжения, который он закрепил на силовом кабеле, был на нуле.

— Что, сейчас? — спросила Персик.

— Ничего.

Прошло две секунды.

— А сейчас?

— Ничего.

Еще секунда. Счетчик пискнул, индикатор ушел от нуля до восьмидесяти девяти. Амос усмехнулся.

— Вот оно, Персик. У меня чуть меньше девяноста.

— Фиксирую на этом, — сказала она и Амос понял что она улыбается, хотя терминалы были настроены только для аудио. Он сдернул вольтметр и распылил герметик над отверстиями, которые он сделал для проводов.

— Эрих? Если ты там, мы готовы к следующему тесту.

— Само-собой я здесь, — сказал Эрих. — Куда же я денусь! Началась диагностика, так что вы можете пока размять ноги.

Амос присвистнул сквозь зубы и отраженный эхом звук показался громче.

— Я отдохну пока, а вы, ребята, держите канал связи открытым и просто ждите меня. И не вздумайте тут умничать.

Дружный грохот прозвучал согласием, когда он приблизился к панели доступа с помощью поручней и структурных опор. Команда «Б» была не очень-то способна помочь, но они могли заняться чем-то лёгким и требующим времени, пока Амос, Персик и Эрих делали Чжан Го способным взлететь. До сих пор это была основательная зачистка после жопоголовых попыток слуг исправить корабль, вместо главной причины, по которой он не мог взлететь. На вид внутренний дизайн показывал, что корабль был, как с полки. На инженерной палубе Амос выкопал чистящую тряпку и вытер твердую оболочку герметика с пальцев и запястья. Где слой был тонкий, он был уже прочным, отрываясь от его кожи, как креветочный панцирь.

Обе двери шлюза были открыты и выдвижная лестница вела на пол ангара. Окна все еще были темными и грязными, песчаный дождь стучал по стеклам. В воздухе пахло озоном и холодом, и дыхание Амоса уменьшилось. Верхние светодиоды выдавали жесткий свет, вырезая тени так отчетливо, что они выглядели поддельными. Стоукс и другие домашние слуги держались группой возле одной стены, сжимая сумки и закрытые ящики и с беспокойством разговаривая между собой. Батч прислонилась к одной стене, прижав руку к уху в сосредоточенности. Амос наблюдал за ней, когда он спускался по лестнице. Женщина излучала чувство едва сдерживаемого насилия. Амос знал много людей, которые общались с ними. Некоторые из них были преступниками. Некоторые из них были полицейскими. Она заметила его взгляд и подняла подбородок в чем-то между приветствием и вызовом. Он дружелюбно улыбнулся и помахал рукой.

Он оказался на полу в то же время, когда Персик выбралась из шлюза на лестницу. Стоукс вырвался из столпившейся группы и поспешил к Амосу, с беспокойством улыбаясь.

— Мистер Бартон? Мистер Бартон?

— Можешь звать меня Амосом.

— Да, спасибо. Я подумал, может ли Наталья пойти в дом Сайлеса? Её муж — дворник, и она боится, что если она уйдет без него, они больше никогда не встретятся. Она очень волнуется, сэр.

Персик спустилась по лестнице сзади Амоса мягко, как кошка. Её тень разлилась перед ней на дорожке. Амос почесал руку.

— Вот что. Почти уверен, что мы сможем начать финальную диагностику через сорок пять минут. Когда мы закончим, то все кто будут здесь могут поднять зад в лифте, пока есть место. Любой, кого нет, должен быть достаточно далеко, чтобы не разлететься на атомы, когда мы взлетим. А до тех пор мне вообще пофигу, чем вы тут занимаетесь.

Стоукс усмехнулся и коротко по птичьи кивнул головой.

— Очень хорошо, мистер Бартон. Спасибо.

Амос посмотрел, как тот заспешил обратно.

— Мистер Бартон? Он это серьёзно? — сказала Персик.

— Видимо, — сказал Амос, а затем показал пальцем на Стоукса. — Он думает, что я шутил? Ведь я просто рассказывал ему, как солнце поднимается на восток.

Персик подняла плечо.

— По его мнению, мы хорошие ребята. Всё, что мы говорим, он интерпретирует именно так. А если ты говоришь, что тебе всё равно, жив ли он или умрёт, это вероятно ты так шутишь.

— Серьезно?

— Ага.

— Это действительно глупый способ прожить жизнь.

— Так поступают большинство людей.

— Тогда большинство людей действительно глупы.

— И всё же мы добрались до звёзд, — сказала Персик.

Амос вытянул руки, и мышцы в плечах приятно заныли.

— Знаешь, Персик, это прекрасно, что у нас есть такие помощники, которые нам помогают, но мне было бы приятнее, если бы мы сами всё это сделали.

— Ты говоришь приятнейшие вещи. Я собираюсь нацедить немного кофе, чая или амфетаминов. Тебе что-нибудь нужно?

— Неа. Я в порядке.

Он наблюдал, как она уходит. Она все еще была слишком худой, но, поскольку он вошел в камеру Ямы в Вифлееме, она проявила немного доверия. Он размышлял, хотела ли она вернуться, или хочет, чтобы он убил ее. Наверное стоит спросить её об этом. Он подавил зевок и постучал по ручному терминалу. — Как там у нас дела с параметрами?

— Пока что ошибок не обнаружено, — сказал Эрих. — Так вот чем ты сейчас занимаешься?

— Я занимаюсь этим уже много лет.

— И ты так можешь жить?

— Конечно, если только ты не против всяких хитрожопых пришельцев и корпоративных охранников-засранцев, которые раз за разом пытаются тебя прикончить.

— Никогда не возражал, — сказал Эрих. — Ладно, всё. Мы в конце проверки. У нас немного барахлит переработчик воды, но всё остальное в норме.

— Если мы начнём перерабатывать воду, это будет значить, что всё пошло совсем плохо.

— Я тоже об этом подумал. Хочешь, чтобы я начал разгонять реактор? У них есть скрипты и контрольный список.

— Да, почему ты мне не дашь взять…

Запищал ручной терминал, и незнакомый Амосу голос доложил:

— Босс? Кажется, у нас гости.

— Что ты там видишь? — спохватился Эрих.

— Три грузовика.

— Ладно, к черту, — сказал Эрих. — Я запускаю реактор.

Амос метнулся к передней части ангара. Наблюдатели у окон стояли в напряжении. Они знали. Слуги всё ещё толпились в своём углу возле дороги.

— Да, я вылезу и пробегусь выясню сначала, — сказал он. — Будет очень стыдно, если всё это закончится всего лишь световым шоу для народа в Вермонте.

Наступила подозрительная тишина. Амос не понял, в чем проблема, пока Эрих не заговорил снова.

— Я не принимаю приказы от тебя. Бартон.

Амос закатил глаза. Он не должен был говорить об этом на открытом канале. Столько лет и так много катастроф, и всё равно кто-то боится потерять лицо. — Я выражал больше экспертное мнение, — сказал Амос. И затем: — Сэр.

— Принято. Пока я занимаюсь этим, как насчет помочь удержать периметр, — сказал Эрих и Амос усмехнулся. Как будто он уже не собирался это делать. Эрих продолжил. — Уолт, начинай загружать пассажиров на корабль. Кларисса может помочь с запуском.

— Уже бегу, — сказала она, и Амос увидел, что она бежит по ангару к лестнице. Стоукс наблюдал за ней с тревогой и Амос помахал ему.

— Мистер Бартон? — позвал человек.

— Та девочка собирается за своим стариком? Да, ей лучше передумать.

Стоукс побледнел и прожекторы ярче, чем солнце, затопили светом окна ангара. Лающие звуки голоса, отраженного эхом и не похожие на слова послышались из мегафона. Это было неважно. Смысл поняли все. К тому времени, когда Амос добрался до входных дверей, в лучах света уже появились фигуры. Мужчины в беспорядке приближались к ангару с винтовками в руках, которые выглядели немного тяжелее, чем для контроля толпы. Слуги выстроились на лестнице к шлюзу корабля, но двигались они медленно. Один из мужчин Эриха — лет двадцати с красным шарфом на шее — передал Амосу винтовку и ухмыльнулся.

— Целим по фонарям?

— Любой план лучше, чем никакого, — сказал Амос и разбил оконное стекло прикладом винтовки. Стрельба началась ещё до того как он успел повернуть ствол и прицелиться. Это началось, как буря без перерыва между выстрелами. Где-то кричали люди. Эрих и Персик были на корабле, Холден, Алекс и Наоми были где-то далеко, а Лидия благополучно скончалась. Слишком много всего для беспокойства. Парень позади что-то воинственно кричал. Амос прицелился, выдохнул, нажал.

Винтовка дернулась, и один из ярких огней погас. Кто-то рядом застрелил ещё одного. Один из солдат Пинкуотер замахнулся и бросил что-то. Амос пристрелил его в бок. Они упали одновременно и через секунду вспыхнула граната и струя слезоточивого газа поднялась шлейфом под дождём.

Кто-то — похоже это была Бутч — закричала «Выдавливайте их назад!» и Амос снова присел, косясь на Чжан Го. Гражданские почти все были на борту, Стоукс сзади размахивал руками и орал, подгоняя их. Что-то сдетонировало, выбив стёкла в оставшихся окнах и ударная волна взрывом пнула Амоса в грудь. Он встал, выглянул в окно и пристрелил ближайшую фигуру в лицо. Более тяжелые выстрелы пришли снаружи со вспышкми света из дула ярче, чем оставшиеся фонари. В стене появились отверстия и яркие световые следы сияли в обширном пространстве ангара.

— Нужно валить отсюда! — крикнул Шарфик.

— Хорошая мысль, — сказал Амос и начал отступать, стреляя через окно. Через полсекунды Шарфик тоже присоединился. Остальные тоже заметили их, или уже пришли к такому же решению. Двое уже были на лестнице, прикрывая сверху. На данный момент никто не пытался целиться; они просто мешали нападающим продвигаться слишком быстро, чтобы все смогли попасть на борт. Винтовка Амоса опустела. Он бросил её и поскакал назад к лестнице, на ходу приложив терминал к уху.

— Как успехи? — прокричал он.

— Ну ты умник! — закричала Персик. — У нас сильно коротило электричество при запуске. Могли потерять маневровые двигатели.

— Мы их сейчас потеряем?

— Не думаю.

— Отлично.

Он остановился у основания лестницы. Шарфик присел за ним, перезаряжая свою штурмовую винтовку и когда тот вставил новый магазин, Амос вырвал её из рук и указал на лестницу подбородком. Шарфик благодарно кивнул и взлетел по ступенькам, низко опустив голову. Тени танцевали на окнах, и боковая дверь взорвалась внутрь командой из трёх мчащихся человек. Амос скосил их. На лестнице оставалось полдюжины людей Эриха, некоторые еще стреляли, когда они поднимались. Одна из них — Бутч — споткнулась на четвертой ступеньке. Кровь пропитала ее руку и ее шею. Амос держал штурмовую винтовку, поливая огнём стены и опустился на колени рядом с ней.

— Вперёд, — сказал он. — Время уходить.

— Не думаю, что получится, — сказала Бутч.

Амос вздохнул. Он положил свой терминал в карман, одной рукой взял женщину за шиворот, держа в другой рукоять винтовки и побежал по ступеням под грохот своей собственной стрельбы. Женщина вопила и подскакивала. Что-то взорвалось, но Амос не стал останавливаться, чтобы выяснить, что. Он закинул Братка в шлюз, выстрелил последний раз вниз вдоль лестницы и ударил по кнопке цикла закрытия шлюза.

Вокруг него собрались люди Эриха и прислуга. Некоторые были в крови. Он сам был в крови. Он был почти уверен, что это кровь Бутч, но не на сто процентов. Иногда в разгар боя он не замечал пулевые ранения. Он опустил Бутч на палубу и вытащил свой терминал.

— Ну вот, — сказал он. — Теперь дело пойдет.

— Реактивная струя их всех там убьет, — сказал Эрих.

— Нас это волнует? — Амос крикнул.

— Думаю, нет.

Двигатель, взревев, пробудился к жизни.

— Ложись! — заорал Амос. — У нас нет времени добираться до амортизаторов. Все на пол. Нужно, чтобы тяга распределилась по всему телу!

Он повалился на пол около Братка. Ее взгляд был прикован к нему, полный чего-то, что могло быть болью или гневом. Она молчала, он тоже. Через систему оповещения корабля послышался голос Эриха, он сказал им приготовиться, а потом Амос стал весить сильно больше, чем несколько секунд назад. Громкий хруст прокатился по палубе — «Чжан Гуо» пробил крышу ангара на пути к небесам. Корабль загремел, ухнул вниз, поднялся снова. Палуба давила на спину Амоса. Если им придется совершать какие-нибудь крутые маневры, то в углу, где палуба встречается со стеной, соберется минимум дюжина человек.

Экран над органами управления инженерными системами засветился и ожил; облака и дождь падали на переднюю камеру, корабль поднимался. Сверкали молнии, гром перекатывался по кораблю. Он не припоминал, требовал ли стандартный подъем на орбиту трех или четырех g, но как бы то ни было, чертовски веселее сейчас было бы находиться в амортизаторе. Его челюсти ныли, и он вспомнил, что надо согнуть руки и ноги, чтобы не потерять сознание. Все остальные вокруг него этого вовремя не вспомнили, а скорее и не знали никогда. Большинство из них поднимались из колодца впервые.

В течение долгих минут дождь и облака на экране исчезли. Молния исчезла вслед за ними. Затем сквозь безликую серость, первые сияющие звезды. Амос рассмеялся и крикнул, но никто не присоединился к нему. Оглядевшись, он оказался единственным, кто все еще был в сознании, поэтому он лег на палубу и стал ждать, когда сила тяжести исчезнет после выхода на орбиту.

Звезды потихоньку становились все ярче, поначалу их свет мерцал, проходя сквозь последние пыльные слои атмосферы, а потом стал ровным. Млечный Путь выглядел как темное облако, подсвеченное сзади. Гравитация ускорения начала ослабевать, и он поднялся на ноги. Вокруг него начали приходить в себя остальные. Шарфик и другие отвезли Братка на лифте в медотсек, раз уж на «Чжан Гуо» таковой имелся. Стокс и остальные смеялись, плакали или озирались в шоке, не веря своим глазам. Амос проверил себя на предмет лишних отверстий, но если игнорировать ряд из четырех глубоких, рваных царапин вдоль левого бедра, происхождение которых он не мог вспомнить, то чувствовал он себя прекрасно.

Он перевел свой ручной терминал на открытый канал.

— Это Амос Бартон. Что вы скажете, парни, если я поднимусь на командный?

— Можешь подняться, Бартон, — сказал Эрих. В его голосе был, может, лишь намек на самодовольство. Эриху скоро надоест сохранять лицо, но прямо сейчас он был слишком на подъеме, чтобы об этом заботиться.

Командная палуба была оскорбительно роскошна. Износостойкое покрытие было исполнено в виде обоев из красного бархата, а свет исходил из золотых с серебром бра, установленных вдоль всех стен. Эрих сидел в капитанском кресле. Его здоровая рука двигалась над декой на его коленях, больной он держался за ремни. Персик сидела в кресле штурмана, закрыв глаза и блаженно улыбаясь.

— Занимай люльку, — сказал Эрих с улыбкой. Его старый друг, а не криминальный авторитет, которому нужно поставить Амоса на место. Он переключился на корабельную систему оповещения.

— Приготовиться к маневрам. Повторяю, приготовиться к маневрам.

— Это на самом деле делается не так, — сказал Амос, потянувшись за коммуникатором. — Так только в кино говорят.

— Сейчас сойдет и так, — сказал Эрих, и амортизаторы под ними задвигались, когда маневровые двигатели начали поворачивать корабль. В поле зрения медленно вплыла Луна, за ней стояло Солнце. Луна выглядела отсюда черным диском за исключением тонкого серпа белизны вдоль одного края и россыпи городских огней. Смех Персика звучал, как ручеек, глаза открылись, рука была прижата к губам. В глазах, блестя, выступили слезы.

— Не думала, что увидишь это снова, Персик?

— Это прекрасно, — сказала она. — Всё прекрасно, и я не думала, что когда-нибудь что-нибудь будет снова.

На мгновение все замолчали, а затем Эрих переключил вид, медленно переводя его вниз. Под ними Земля была мазками белого и серого цвета. Там, где континенты должны были гореть в постоянном океане огней, были только рассеянные тусклые светящиеся точки. Вода и суша были скрыты. Похоронный саван был над планетой, и все они знали, что происходит под ним.

— Чёрт, — сказал Эрих, и это несло груз благоговения и отчаяния.

— Да, — сказал Амос.

Они все молчали долгое время. Родина человечества, колыбель жизни в Солнечной системе, была прекрасна в предсмертной агонии, но ни у кого из них не было сомнений в том, что они видели.

Управление связью прервало их. Амос принял эту связь, и молодая женщина в военно-морской форме ООН появилась в группе высокого приоритета.

— «Чжан Го», это база Луны. У нас нет утвержденного плана полета для вас. Имейте в виду, что это место находится под военным ограничением. Немедленно опознайте себя, или вас уничтожат.

Амос открыл канал.

— Привет, база Луны. Меня зовут Амос Бартон. Не хотел наступать никому на пятки. Если у вас там есть кто-то по имени Крисси Авасарала, уверен, она поручится за меня.

Глава 46: Алекс

— Эй, «Чецемока»! Это Алекс Камал с «Бритвы». Наоми, ты там? Буду признателен, если подашь знак. Хочу убедиться, что это ты, прежде, чем мы подойдем. Твой корабль ведет себя странно и мы немного нервничаем. И на случай, если это не Наоми Нагата, — у меня есть пятнадцать ракет, нацеленных на вас прямо сейчас, так что, кто бы вы ни были, вам лучше поговорить со мной.

Алекс выключил микрофон и потер щеку. Они дрейфовали по курсу таинственного корабля на расстоянии всего 50 километров от него по вертикальной оси.

Солнце, намного больше, чем он когда-либо видел его с Марса, светилось ниже их, нагревая маленькую яхту почти до предела ее способности сбрасывать энергию. Бобби стояла позади и смотрела туда же, что и он.

— Выглядит хреново, — сказала она.

— Угу.

Когда он был мальчишкой, там, на Марсе, они с друзьями время от времени развлекались небольшими импровизированными фейерверками. Все, что было нужно — это легкая длинная трубка, шахтерский костыль и одноразовый ракетный двигатель. Работало это так: костыль с закрепленной на нем трубой втыкался в плоскую секцию стены, двигатель крепился к другому концу монтажной лентой или клеился на эпоксидку, с направленным в сторону соплом. Двигатель поджигался, и вся конструкция вертелась вокруг костыля в круге дыма и огня, быстрее, чем мог уследить человеческий глаз, и реактивная струя двигателя ослепительно сверкала. Порой двигатель слетал и скакал потом по коридорам, представляя собой угрозу для всех, кто это видел. Иногда вылетал костыль. Чаще всего это просто оставляло следы и царапины на камне стен, что злило ремонтные бригады. Они называли это огненными ласками. Он не знал, почему.

«Чецемока» над ними вертелась, как огненная ласка. Не совсем кувыркаясь на месте, но круг, который она описывала, был небольшим. Все ускорение, которое у нее было, когда она на жесткой тяге шла к Поясу и Холдену, было сейчас растрачено, каждая точка на ее траектории была полностью противоположна точке, расположенной на сто восемьдесят градусов от нее. Ее реактивный шлейф бил струей пламени и плазмы, и превратил бы в стекло все, что попыталось бы приблизиться к ней, если только не подойти сверху или снизу. И если они это сделают…

— Как ты думаешь, что случилось? — спросила Бобби.

— Маневровый двигатель отказал из-за разбалансировки.

— Ты смог бы просчитать курс к вот этому вот? Я имею в виду, если вдруг мы решим, что этого хотим?

Алекс прижал кончик языка к зубам и подумал, что было бы неплохо, если бы Наоми подала голос. Дала бы ему какой-то знак, что она всё ещё жива. Чтобы ему не пришлось рисковать кораблем, своей жизнью и жизнями людей, что были с ним, ради спасения трупа.

— Наверное, придется поломать голову.

Он вытянул тактический дисплей. «Бритва» с ее облаком ракет, которыми больше не по кому было стрелять. «Четцемока», гоняющаяся за своим хвостом, как терьер, который для начала проглотил вес собственного тела. Еще, в большом отдалении, эскорт ООН шел с торможением курсом от Солнца на встречу с ними, а «Роси» делал то же самое, только со стороны Пояса. Все соберутся вместе прямо здесь — глава АВП, премьер-министр Марса, лучшая кавалерия Авсаралы — и все потому, что здесь была Наоми Нагата, и до тех пор, пока Алекс и Холден в состоянии дышать, они будут присматривать за своими.

На экране загорелся индикатор входящего сообщения, но не с «Чецемоки». Алекс принял его, и на экране появился Холден. В течение секунд четырех капитан ничего не делал, только смотрел в экран и чесал нос. Он выглядел усталым и худым. Алекс чувствовал себя таким же. А потом улыбка расцвела на лице Холдена, и он стал похож на себя гораздо больше.

— Алекс! Отлично. Расскажи мне, что мы видим?

— Ну, мы не получали никаких новых сообщений с тех пор, как их радио отключилось, но если то сообщение было преднамеренным, то выглядит оно как худшая интерпретация понятия «под контролем» из всех, что мне доводилось видеть. Этот чудесный корабль не то чтобы вертится волчком, но радиус описывает чертовски маленький. Траектория, по которой он гоняется за своим хвостом, не делает подход к нему легче, но я работаю над одной идеей. «Бритва» не сконструирована для стыковки шлюз-в-шлюз. Тут требуется что-то вроде ангара. Но у нас есть вакуумные костюмы для меня и Нейта. Это премьер-министр. Теперь я зову его Нейт. Только не ревнуй. Ну, короче, я предполагаю разместить «Бритву» в центре вращения Наоми, носом вверх, задницей вниз, а потом мы начнем поворачиваться синхронно с ней. И быстренько, пока никто не блеванул в шлем, отправим кого-нибудь в шлюз. Не уверен, насколько это может сработать, но пока это лучшая идея из всех, что у нас есть.

Он наклонился вперед, и в это время направленный лазерный луч пролетел четыре световых секунды до «Росинанта», и еще четыре секунды назад. Судя по очертаниям лица Холдена, на него действовало, скорее всего, больше одного g. Даже если бы «Чецемока» не вошла в свой удивительный штопор, «Бритва» достигла бы ее первой. Теперь временный пилот Холдена должен был купить Алексу пиво, при условии, что ничего больше неожиданно под ними не взорвется. И с шансами на это было не то, чтобы очень хорошо.

Через пять секунд он вспомнил, что хотел упомянуть, что у Бобби есть силовая броня. И он не стал говорить этого, поскольку это значило просто прервать Холдена, что бы он сейчас ни говорил, так как его слова придут к Алексу только через несколько секунд. Световая задержка требовала при разговоре соблюдать этикет и ждать своей очереди.

— Почему бы нам не попробовать это для разработки общей концепции? — сказал Холден. — Если с виду это покажется возможным, то я могу поставить «Роси» на твое место, когда мы прибудем. И тогда если нам нужно будет пробиваться сквозь корпус, то мы сможем. Ты получал какие-нибудь сигналы от Наоми?

— Пока нет, — начал было Алекс, но оказалось, что Холден еще не закончил, просто остановился перевести дыхание.

— Потому что все это «скажите Джиму Холдену, у меня все под контролем» было странным со многих точек зрения. Я поверил голосовой профиль в сообщении с «Чецемоки»… ну, то есть на самом деле Фред проверил. Мне не пришло бы это в голову. В общем, то, как она говорит «Джеймс Холден» в первом сообщении с предупреждением о кривых драйверах ловушки и как говорит в этом новом сообщении — в точности совпадает. Фред думает, новое сообщение подделано. Но вот то, как оно было изменено, прежде чем прервать вещание… Мне кажется, что-то тут не так. Но не знаю, что.

В этот раз Алекс ждал, пока не убедился, что Холден закончил и только потом начал говорить.

— В целом, никаких примет, указывающих на это, у нас нет, но всё выглядит так, как будто кто-то на этом корабле пытается подать знак. И это вот кружение склоняет к мысли, что все это не особо похоже на троянского коня. Это никаких преимуществ не дает, кроме того, что там внутри всех должно конкретно тошнить. Если честно, кэп, я не думаю, что мы поймем, что мы тут видим, пока не спросим того, кто там есть внутри.

Восемь долгих секунд туда и обратно.

— Что меня беспокоит, так это то, что она может быть там, этот корабль неуправляем, а мы продолжаем сидеть и болтать, когда так нужны ей. Я не могу избавиться от мысли, что вот сейчас мы в двух шагах, и при этом возьмем и потеряем ее. Я знаю, это слегка ненормально, но как раз сейчас я слегка ненормальный и есть. Я все думаю о том, что ее там размазывает этим вращением по стенам, а я здесь и сделать ничего не могу.

— Неисправный двигатель так не работает, — сказал Алекс. — У тебя не будет никаких боковых импульсов, пока двигатель работает штатно. Кроме того, у тебя есть небольшое вращение, выталкивающее назад от центра вращения и двигающее вперед, но все это будет в соответствии с тягой двигателя, так что, все, что ты получишь — это…

— Алекс! — сказала Бобби. — У нас есть кое-что.

Он повернулся в амортизаторе, оказавшись к ней лицом. Взгляд Бобби был прикован к настенному экрану. «Чецемока» все так же безумно вертелась, но что-то отделилось от нее, и плыло теперь через прозрачный, пустой вакуум, похожее на фоне звезд на сверкающий зрачок огромного глаза. Ока тайфуна. Бобби попыталась приблизить его одновременно с Алексом, на что система отреагировала смущенным, расстроенным звонком, а фокус заплясал, прежде чем придти в норму. Фигура в космическом скафандре. На скафандре не было никаких огней, он был повернут к ним спиной, интенсивный солнечный свет делал серый материал слишком ярким, чтобы разглядеть детали.

— Она жива? — спросил Алекс.

— Она двигается.

— Как давно она вышла?

— Недавно, — ответила Бобби. — Секунды.

Фигура в скафандре подняла руки, скрестив их над головой. Астерский сигнал об опасности. Алекс почувствовал, как его сердце забилось быстрее.

— Алекс? — сказал Холден через четыре секунды. — Что происходит?

— Кто-то вышел из корабля. Дай мне выяснить и я доложу тебе, — сказал Алекс, отключая связь. На экране Бобби фигура изменила сигнал на временной. Пять минут.

— Что у нас тут такое? — сказал Алекс.

— Она показывает повторяющиеся знаки, — сказала Бобби, — вот эти: «Опасность. Не приближаться. Опасность взрыва». И затем эти: «Низкий уровень воздуха» и «Пять»… дерьмо, «четыре минуты».

— Это она? — спросил Алекс, зная, что ответа не будет. Алекс сомневался, что сможет распознать Наоми за бликами и шлемом костюма, даже если фигура повернется лицом к ним. Это был просто человек в скафандре, у которого заканчивался воздух, и который снова и снова предупреждал их о ловушке.

Но Алекс думал, что кто бы там ни был, двигался он точь-в-точь как Наоми. И еще оба они называли эту фигуру «она». Они, может, и не знали, но оба были практически уверены. Корпус «Бритвы» вдруг начал вызывать клаустрофобию. Словно возможность видеть ее вот так, прямо перед собой, требовала для передвижений помещения побольше. Ровно такого, чтобы доставало до нее. Алекс сориентировал системы яхты на сияющий как алмаз скафандр и приступил к расчетам.

— Куда она движется? — спросила Бобби.

— Похоже, будто она установила дрифт обратно на пересечение с траекторией корабля, сказал Алекс. — И если он не врежется в нее, то она окажется сзади и ее достанет шлейф привода.

— Или мы увидим, как она задыхается? — сказала Бобби.

— Я могу направить корабль туда, — сказал Алекс.

— И резко её затормозить?

— Ну… да.

— Надеть свои шлемы, — взревела Бобби так громко чтобы было слышно сзади. — Я собираюсь туда.

— У этих костюмов хватит мощности двигателей, чтобы выполнить маневр «разгон-торможение» длиной в полста километров, причем за четыре минуты? — спросил Алекс, хотя, говоря это, сам уже застегивал свой костюм.

— Нет, — ответила Бобби, потянувшись за шлемом одной рукой и запасным баллоном воздуха другой. — Но у него действительно хорошие ботинки и перчатки.

Алекс проверил герметичность в своем костюме и приготовился впустить в «Бритву» вакуум.

— Тогда не очень понимаю, как это поможет.

На каюте премьер-министра показался индикатор герметичности. Фигура на мониторе — Наоми — подавала сигналы: «Опасность. Не приближаться. Взрывоопасно». Бобби вскрикнула и сделала глубокий прерывистый вдох. Ее голос теперь звучал из передатчика скафандра.

— Черт возьми, давненько мне не приходилось бывать на соке. По-настоящему неприятное дерьмо.

— Бобби, у нас кончается время. Как магнитные ботинки помогут добраться до Наоми?

Бобби ухмыльнулась за визором шлема.

— Насколько хорошо ты управляешь этими ракетами? — спросила она.

Глава 47: Наоми

Её последний выход из шлюза был, пожалуй самой успокаивающей вещью, что могла представить Наоми. Как только она очистила внешнюю дверь, солнце и звёзды остановились в своём тошнотворном вращении. Она взяла курс по касательной к вращению круга жизни и теперь её путь был линией. Хотя не совсем по касательной. Скорее обречённый пересечься с курсом корабля снова, только возможно уже не в её жизни.

На мгновение она дала себе насладиться этим свободным полетом. Солнце било ей в спину, солнечное излучение проносилось мимо нее, и ее тень ложилась на целые звезды, целые галактики. Она подумала, а где же тут Алекс, какая из всех этих звезд. Она вспомнила, что начинала было отсчет. Одна тысяча и… сколько она уже здесь, снаружи? Семь? Восемь? Ладно, пойдем по плохому сценарию. Одна тысяча тридцать. Почему нет? Она подняла руки над головой. «Опасность». Потом: «Не приближаться». А затем: «Взрывоопасно». Чувство было такое, будто она пытается предостеречь звезды. Млечный Путь. «Не суйтесь. Оставайтесь на месте. Здесь люди, а им доверять нельзя».

Она растягивала каждое движение, смирившись со своей судьбой. Она должна была испугаться, но страха не было. Она собиралась на смерть, и это было ужасно. Ей бы хотелось жить дольше, чтобы снова увидеть Джима. И Алекса. И Амоса. Ей хотелось бы рассказать Джиму всё то, о чем она так осторожно долго не говорила. Одна тысяча шестьдесят. Время менять свои знаки. Осталось четыре минуты. Четыре минуты время её жизни.

Где-то там Филип был со своим отцом, как и все эти годы. С тех пор, как он был ребенком. И Цин, бедняга Цин, который, как вскоре будет и она, уже был мертв, потому что увидев ее в шлюзе, решил, что сумеет спасти ее, если остановит. Решил, что жизнь, которая была у нее с Марко, того стоила. Она подумала, а что было бы, если бы она осталась. Если бы «Чецемока» ушла без нее. Джим подорвался бы на бомбе? Надо полагать, что да. Он не был человеком, который сдерживал свое любопытство. Звезды задрожали, расплылись. Она плакала. «Опасность. Не приближаться. Взрывоопасно».

Если бы батареи в костюме были заряжены, он бы вопил ей, предупреждая об опасности. Она была почти рада, что они заряжены не были. Пока у нее еще даже не началось головокружение. Она видела, как люди уходят. Когда перестают работать адсорберы углекислоты — это способ уйти тихо. Без удушья, без паники. Лишь накатывающая дезориентация, а там потихоньку и конец. И вот теперь, после стольких лет, она выбрасывается из очередного шлюза. Она все еще помнила тот, первый, на Церере. Он был смонтирован в полу, само собой, но она до сих пор могла вызвать в воображении это ощущение давления на кончиках пальцев, которыми она запускала цикл открывания, не сомневаясь, что это означает ее смерть. И даже тогда она не хотела умирать. Она хотела только, чтобы все кончилось. Освободиться от всего этого. Чтобы исчезли боль и вина. И чувство, что ты в ловушке. Она, вероятно, смогла бы выдержать все остальное, но вот это ощущение, что тебя поймали — нет.

Эта смерть была совсем не такой. На этот раз она бросалась под пулю, чтобы та не попала в её друзей. Ее семью. Семью, которую выбрала она и которая состояла из людей, рисковавших ради нее жизнями. Было бы неплохо, если бы Цин встретился с Джимом, чтобы понял, как сильно она уже отличается от той девчонки, которую он знал тогда на Церере. Что она уже не просто Костяшка.

Религиозной она не была, но знала несколько человек, которые были. «Взрывоопасно. Низкий уровень кислорода. Три минуты». Она задумалась, а по их мнению, поступать так, как она сейчас, грешно? Отдаться в объятия пустоты в надежде, что Алекс увидит ее, сможет понять, сможет спастись.

И её тоже. Было бы прекрасно, если бы он нашел какой-то способ спасти и ее. Или если бы Джим вдруг ринулся со звезд, чтобы подобрать ее. Она хмыкнула. Бог свидетель, он попытается. Её Джим всегда ошибается в своих геройских поступках. И теперь, когда он знает, каково ей было все эти годы, он примет геройский вид и, сцепив зубы, ринется практически на верную смерть, потому что так будет правильно. Жаль, что ее не будет с ним, чтобы она могла ему на это указать. Он может не связать эти две точки. А может и свяжет. Он изменился за эти годы, и этого не отменить.

«Опасность. Не приближаться. Взрывоопасно.» Она опять потеряла счет. Две минуты? Одна? Неизвестно. Она вдруг обнаружила, что мурлычет под нос песенку, которую слышала в детстве. Ее слов она не знала. Они вполне могли быть на незнакомом ей языке. Да и неважно. Она была рада, что песенка составила ей компанию. Благодарна. И за что она была благодарна еще больше, так это за то, что ей не придется умирать от тошноты. «Ну хорошо, чудесно. Если уж так получается, то получается так. Не то чтобы в жизни не было сожалений, зато и никого, с кем я не смогла бы жить. Никого, с кем я не смогла бы умереть».

«И тем не менее, — мысленно обратилась она ко Вселенной, — если это не проблема, я предпочла бы еще некоторое время отвечать „нет“».

Что-то пронеслось мимо ее левого бока, мелькнуло и исчезло сзади. Что-то большое, металлическое, блестящее на солнце. На расстоянии похожее на ракету, направленную в сторону солнца. Ее двигатель был отключен. Это выглядело странно, чересчур странно. Она подумала, а что если…

Удар пришелся ей в середину спины, тяжелый как пушечное ядро. Чья-то рука обхватила ее плечи, а нога, захватив ее за талию, лишила возможности двигаться. Она рефлекторно задергалась, пытаясь вырваться от нападающего, но кто бы то ни был, он был непреклонен. Вырваться она не могла. Она почувствовала как тот, другой, нащупывает что-то на ее скафандре свободной рукой. Что-то жесткое и металлическое уперлось в ее бедро, в то место, где должны были находиться воздушные баллоны.

В ушах щелкнуло, когда давление в скафандре вдруг изменилось. Чистый, чуть вяжущий запах ударил в нос. Свежий баллон. Она едва не рассмеялась. Да ведь ее же спасают. Незнакомец сделал еще что-то непонятное, а затем прицепил трос к ее поясу и отпустил. Когда они оба развернулись лицом к лицу, незнакомец схватил шлем Наоми и прижал к нему свой.

— Бобби? — спросила Наоми.

— Здоров, — крикнула бывший марсианский десантник, смеясь. Звук проникал из костюма в костюм благодаря звуковой проводимости материала шлемов, и это делало его ужасно далеким для того, кто держал Наоми в своих руках. — Что, не ожидала меня тут встретить, да?

— Я сказала бы, что очень рада тебя видеть, — заорала Наоми в ответ, — но, думаю, это вообще не то слово. Корабль! Он настроен на сбой магнитной ловушки, если другой корабль подаст сигнал на сближение.

Бобби нахмурилась и кивнула. Наоми видела, как двигаются губы женщины, когда та передавала кому-то эту информацию. Алексу. Она видела, как Бобби слушает что-то, не слышное ей. Она выглядела старше, чем в их последнюю встречу. Она выглядела прекрасно. Бобби сказала в микрофон что-то еще, а потом снова прижала их визоры друг к другу.

— Я собираюсь вернуть нас обратно, — прокричала Бобби. — Мы должны развернуться ногами к Солнцу. Это уменьшит нашу тень. Чтобы меньше нагреваться, хорошо?

Наоми веселили вопросы, которые не нуждались в ответах.

— Ладно, — крикнула она.

— Тебе нужна срочная медицинская помощь?

— Наверное. Это был действительно тяжелый день.

— Это смешно, — крикнула Бобби голосом, который означал, что это совсем не смешно. — Тебе нужна срочная медицинская помощь?

— Нет. Я так не думаю.

— Тогда ладно. Положи руки мне на плечи и прижми локти. Бобби отодвинулась на несколько сантиметров и показала, как надо прижимать локти. Наоми изобразила астерский жест, означающий примерно «принято и понято». Несколько секунд спустя на броне Бобби включились двигатели, и у Наоми снова появился вес. Ее уносили ввысь, несли к звездам. Яркий как солнце свет от реактивного шлейфа «Чецемоки» прошел мимо, на его фоне маленькая темная коробка его же корабля казалась карликовой. Он провалился в сторону Солнца, и медленно, в течение долгих, бесконечных минут, исчезал в нем.

Они не помещались в яхте. Совсем. Она рассчитывалась на одного, ну двоих, а их тут было четверо, и один из них в силовой броне. Воздух был душным и тяжелым, и рециркуляторы начали выдавать предупреждения и ошибки. Алекс погасил реактор и переключился на батареи, чтобы не вырабатывать столько тепла.

— Мы могли бы конечно включить ускорение, — сказал Алекс, — но к нам люди идут с двух направлений и у нас народа вдвое больше, чем амортизаторов.

Он сидел в фактически единственном амортизаторе на носу яхты. Бобби сидела, скрючившись, рядом с изуродованным куском палубы, где некогда стоял второй амортизатор. Дверь в каюту была открыта, премьер-министр плавал там в пропитанной потом нижней рубахе. Из-за него это место казалось нереальным. Наоми, в свою очередь, плавала у потолка. Алекс установил на экраны наружный обзор, но все это было совсем не таким ярким, как в реальности. Ее этим не одурачишь.

«Чецемока» была к низу от них, крутящаяся черная точка на фоне ослепительно белого солнца. Она улавливала отблески на полу, там, где кончался экран. Еще Алекс вывел на передний план в системах «Бритвы» прибывающие корабли эскорта ООН, а синим обозначил «Росинант».

— Ну что, — сказал Алекс, — старпом. Ты… вот же ж. Ты здесь. Вот уж не ожидал.

— Не надеялась увидеть тебя снова, Алекс, — сказала Наоми. Ее кровь текла по венам как-то странно. Одновременно и лениво и бурно. И она с трудом могла сфокусировать взгляд. Но хотя бы с ее рук ушли самые страшные отеки. Часы работы между корпусами, вероятно, распределили лишнюю жидкость по тем местам, где она должна была быть. Ну, что-то вроде того. Все ее тело болело, и она все еще продолжала открывать для себя, насколько глубока ее тошнота, и какие ее слои она еще не окончательно узнала. Ожог, оставшийся после двадцатисекундного загара во время прыжка с «Пеллы», опух и болезненно реагировал на прикосновения, но пузырей не было. Он слезет, когда достаточно заживет. Когда она очутилась внутри «Бритвы», и корабль задраили, она выпила литр воды из груши, и пока что не собиралась в туалет. Головная боль от обезвоживания начала отступать. Бобби предложила ей обезболивающие, но что-то в Наоми сопротивлялось мысли делать что-либо со своим телом до тех пор, пока она не увидит медицинский отсек изнутри.

Она поняла, что выпала из реальности, когда ее сознание вернулось. Бобби и премьер-министр болтали о хороших лапшичных в центральном районе Лондрес Новы. Воздух был плотным, густым и полным вони от тел. Она потела в своем сраном вакуумном костюме. Вокруг голубой точки, которой был «Росинант», рос ореол, двигатель его был направлен в их сторону, поскольку он тормозил, чтобы выйти на их курс.

В углу ее глаза замерцала чернота и исчезла.

— Алекс, — сказала она, а потом стала кашлять так долго и тяжело, что Бобби пришлось придержать ее. Когда ее легкие стали чуть чище, она попробовала по новой. — Алекс. Ты сможешь выделить парочку этих ракет?

— Смотря на что, старпом, — сказал Алекс, — ты хочешь попросить меня их потратить.

— Расстрелять этот корабль, — сказала Наоми.

— Всё в порядке, — сказал Алекс. — Мы предупредили всех о том, что это ловушка. Никто не собирается…

— Не из-за этого. Просто потому, что ему пора исчезнуть.

«Потому что я пыталась отдать его сыну вместо детства. Потому что я потратила свои деньги, чтобы получить его, и он превратился в ловушку для меня и людей, которых я люблю. Потому что всё в этом корабле было ошибкой».

— Ага. Похоже, он зарегистрирован на Кооператив По Снижению Рисков Эдварда Слайта. Надеюсь, они переживут, если мы дадим их птичке пинка в сторону Солнца?

— Всё будет хорошо, — сказала Наоми.

Премьер-министр поднял палец.

— Мне кажется, что…

— Ракеты ушли, — сказал Алекс и улыбнулся виновато. — Ты, Нейт, глава моего правительства, но она мой старпом.

— Нейт? — сказала Наоми. — Вы теперь на короткой ноге?

— Не будь ревнивой, — сказал Алекс и вытянул панель вверх. На фоне солнца корабль был ничем. Точкой тьмы он крутился под ним, как муха. А потом он исчез.

«Прости, Филип», — подумала она.

Она повернула голову в сторону приближающегося «Росинанта». Он стал ближе.

Глава 48: Холден

Если бы медотсек умел вскидывать брови и делать такие тихие укоризненные звуки вроде «тц-тц», то он так и сделал бы. Вместо этого диагностика выкинула такой длинный, окрашенный янтарем, список повреждений, что Холдену пришлось несколько раз пролистнуть экран, чтобы прочитать его весь. Наоми крякнула, когда игла ткнулась в ее вену, и система медэксперта начала вливать в нее специально составленный медицинский коктейль. Холден сидел рядом и держал ее вторую руку.

Переход с «Бритвы» получился не особо сложным. Как только они согласовали курсы, Алекс расположил яхту напротив шлюза, и они, все вчетвером, вместе ее покинули. Холден ждал их с другой стороны шлюза, все еще не вполне веря в то, что они действительно вернулись. Фред Джонсон тоже был здесь, в своем «приветственном мундире великого политика». Было странно видеть, как Фред, меняя роли, и держится по-другому, и меняет манеры настолько глубоко и тонко, что у него, казалось, меняется форма черепа. Холдену стало любопытно, а тот старик, которого представляли ему, насколько он вот так, как сейчас, всего лишь соответствовал ситуации. Скорее всего, он никогда не узнает.

Когда открылась внутренняя дверь, он тут же забыл о Фреде, о премьер-министре Марса и о разрушенной Земле, и вообще почти обо всем, что звалось иначе, чем «Наоми». Ее кожа была пепельного цвета, кроме тех участков, которые выглядели скользкими и опухшими от лучевых ожогов. Ее глаза были воспалены и затуманены от крайнего истощения. Продвигаясь в помещение, она была осторожна, словно любой неожиданный толчок мог ее повредить. Она была прекрасней всего, что он только видел за многие годы. Теперь, когда она была здесь, он почувствовал себя человеком, который вернулся домой. Когда она посмотрела на него, то улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. Где-то в нескольких шагах от них, а может, в нескольких милях, Фред Джонсон и Натан Смит изображали некое подобие официального приветствия. Это не имело никакого значения.

— Привет, — сказал он.

— Привет. Ты заботился обо всем этом, пока меня не было?

— Были небольшие проблемы с поставщиками, но, думаю, мы всё уладили, — сказал Холден. После чего Бобби положила на его плечо широкую, сильную руку, тихонько тряхнула его, и сказала:

— Медотсек.

А потом потащила Наоми к лифту, прихватив для поддержки Алекса. Та выглядела раненой, истерзанной, стоящей на полпути к могиле. Но она увидела его и улыбнулась, и это упало на самое донышко его сердца.

Зазвучало предупреждение, обратный отсчет, и гравитация вернулась. Наоми закашлялась. Звук был влажный, болезненный, но медэксперт, казалось, ничуть не обеспокоился. Хреновые у машины были манеры.

— Ты как думаешь, нам нужен медик? — сказал Холден. — Может, мы заведем медика?

— Что, прямо сейчас? — спросила Наоми.

— Или позже. На твой день рождения. Как-нибудь, — слова выскакивали изо рта, не останавливаемые мозгом, и он не особенно заботился о том, чтобы их сдерживать. Наоми вернулась. Она была здесь. Огромный страх, который он до того старался не замечать, затопил его целиком и начал отступать.

Он подумал, что так и она чувствовала себя. На «Агате Кинг», и когда он отправился на станцию в медленной зоне. Когда он высадился на поверхность Илоса. Каждый раз, когда он думал, что защищает её от связанного с ним риска, он вот так же поступал с ней.

— Ух ты, — сказал он, — а я порой бываю тем ещё придурком.

Она открыла глаза — две яркие щёлки — и чуть улыбнулась.

— Я что-то пропустила?

— Вроде. Я просто отходил куда-то на минутку, и теперь я вернулся. И ты тоже, что очень, очень хорошо.

— Приятно быть дома.

— Но когда ты была… То есть, когда мы были… Короче, когда я торчал на Тихо, я говорил с Моникой. И с Фредом. В смысле, я рассказывал Фреду о тебе, о нас, и о том, что я имел право знать, и о том, что я думал обо всем этом. А Моника рассказала мне, почему я солгал, и есть ли какая-то сила в том, что она делает, и насколько этично и ответственно надо подходить к использованию этой силы. А я подумал…

Наоми сморщила лоб и жестом попросила его замолчать.

— Если ты пытаешься сказать, что у тебя была интрижка с Моникой Стюарт, пожалуй, сейчас не лучшее время.

— Что? Нет. Конечно, нет.

— Хорошо.

— Просто я много размышлял обо всём. И хочу сказать, что ты не обязана отчитываться мне, чем ты занималась и через что прошла, если только сама не захочешь. Мне действительно интересно, и я хочу знать. Но как бы то ни было, меня это касается, только если ты сама так решишь.

— Ладно, — сказала она и снова закрыла глаза.

Холден погладил её по руке. Костяшки были разбиты, а на запястье красовался синяк.

— Когда ты говоришь так: «ладно…»

— Я имею ввиду, что тоже скучала по тебе и рада, что вернулась. И ты не мог бы принести мне грушу зеленого чая или ещё чего?

— Да, конечно, — ответил Холден. — Сейчас.

— Не торопись, — сказала она. — Я могу просто немного вздремнуть.

Холден задержался у люка и оглянулся. Наоми провожала его взглядом. Глаза были уставшими, тело — измождённым, но она чуть улыбалась. Было видно, что она действительно рада вернуться.

Полдюжины голосов вели разговор в камбузе, будто соревнуясь, кто кого перебормочет, сплетаясь в какое-то подобие симфонии общего волнения. Так в нем отзывался этот шум. Холден нырнул в него. Алекс сидел на столе, ногами на скамейке, и разговаривал с Чавой Ломба и Сун-и Штейнбергом, рассказывая им что-то про быстрое пристреливание очередями и ускорение. Чава говорила с ним одновременно, ее руки двигались, иллюстрируя физический смысл предмета разговора, о чем бы он ни был. Сун-и просто переводил довольный взгляд с одного на другого. За другим столом Бобби Драпер сидела на скамье, но все равно нависала над Сандрой Ип и Маурой Пателем. Бобби сменила силовую броню на слегка тесноватый комбинезон с надписью «ТАХИ» на спине. Она поймала его взгляд, улыбнулась и помахала рукой. Он махнул в ответ, но Сандра Ип уже завладела ее вниманием, и Бобби кивала головой, отвечая на вопрос, которого он не слышал.

Внезапно на Холдена из глубин памяти накатило — он дома, со своей семьей, восемь его родителей и один их сын вместе сидят за ужином, ведут полдюжины разговоров друг с другом и со всеми разом. И хоть он и признавал, что это в целом похоже на самовнушение, чувство мира и благополучия заполнило его до краев. Все они выглядели как семья, шумели как семья, и вели себя соответственно. Даже члены новой команды, которых он так старался не обидеть, были похожи скорее на дальних родственников, которые приехали надолго, чем на незванных гостей.

Алекс вскочил и подошел к нему, расплываясь в улыбке. Они стояли в течение долгого, неловкого момента в нерешительности, прежде чем обнялись, похлопывая друг друга по спине, и засмеялись.

— Больше не уходи, — сказал Холден.

— Вот ведь срань господня. Ты тоже заметил? — сказал Алекс. — Я беру отпуск на несколько недель, и все катится в тартарары.

— Не то слово. — Холден подошёл к кофемашине, и Алекс последовал за ним. — Думаю, это можно считать худшим отпуском из всех.

— Как дела у Наоми?

Холден выбрал чай, который нравился Наоми больше всего. Машина тихонько прозвонила.

— В основном борется с обезвоживанием. Она отослала меня, чтобы я принес ей попить, но я так думаю, что на самом деле она просто хотела, чтобы я перестал стоять над душой, пытаясь завязать разговор.

— Ей нужно немного времени, чтобы полностью восстановиться.

— Умом я это понимаю, — сказал Холден и взял в руки грушу с чаем. От неё пахло лимонником и мятой, хотя на корабле не было ничего даже отдалённо их напоминавшего. Холден усмехнулся. — Знаешь, химия — удивительная штука. По-настоящему потрясающая.

— Есть что-то от Амоса? — спросил Алекс, и его улыбка погасла, когда он прочел ответ в глазах Холдена. Он попытался было вернуть в разговор беззаботный тон, но Холдена этим было не обмануть. — Ладно, все это ерунда. Планета под ним взрывается не первый раз.

— Списки погибших только начинают поступать, — сказал Холден. — Ещё слишком рано. Там полный хаос, и это ещё не предел. Но пока Амоса в списках нет.

— Ну так и хорошо. И это, слышь. Это ж Амос. На Земле все умрут, а он, не будь дурак, соберет тела в кучу и залезет по ним на Луну.

— Последний герой, — сказал Холден, но обратно в медотсек он направился, немного подрастеряв жизнерадостность. Наоми исчезла, игла, которая была воткнута ей в руку, осталась лежать на геле кровати, и система медэксперта деликатно настаивала, что кто-то должен принять меры. Холден с грушей чая в руке проверил для начала гальюн и камбуз, а потом решил вернуться в жилые помещения команды.

Она лежала на их кровати, подтянув колени к груди, закрыв глаза, распустив волосы по гелю. Она немного храпела, с таким тихим звуком, словно умиротворенный довольный зверек. Холден поставил чай на стол рядом с ней, чтобы тот дожидался, когда она проснется.

Условно говоря, на палубе царила тишина. Гор Дрога, один из оружейных техников, сидел за пультом и мониторил ситуацию на корабле, слушая что-то мелодичное в своих наушниках. Все, что было слышно Холдену, — это меняющаяся линия басов и случайная, напетая Гором, фраза-другая. Музыка чем-то напоминала французскую, но французской не была.

Свет был приглушенным, и большая его часть поступала от мониторов. У Холдена под рукой не оказалось наушников, поэтому он просто приглушил звук и наблюдал за тем, как Моника Стюарт брала интервью. Человек, с которым она беседовала, находился на станции Лагранж 5, но временные задержки в передаче были отредактированы, чтобы всё выглядело, как будто они находились в одном помещении.

— Нет, меня не удивляет, что АВП предоставит помощь в сопровождении премьер-министра Смита. Фред Джонсон всегда выступал и многие годы принимал деятельное участие в том, чтобы сделать АВП полноценным участником дипломатических переговоров, нередко преодолевая сопротивление внутренних планет. Но как бы то ни было, настоящая ирония, думаю, заключается в том, что сам факт того, что Флот Освобождения осуществил эту серию атак, стал тем катализатором, который укрепил позиции АВП на пути признания его легитимности со стороны Земли и Марса.

Камера переключилась на собеседника.

— Значит, вы не рассматриваете Флот Освобождения как часть АВП?

И снова на Монику. Холден усмехнулся. У нее поменялась блузка между вопросами. Он задался вопросом, какова же настоящая задержка в передаче, прежде чем она редактируется для трансляции.

— Не совсем так. Флот Освобождения интересен отчасти потому, что он привносит радикальную окраску на знамёна АВП. Он представляет собой своеобразную отбраковку элементов, которые препятствовали укреплению репутации Пояса перед внутренними планетами. И не забывайте, что Марс и Земля не были единственными объектами для нападения Флота Освобождения. Станция Тихо — такая же большая история успеха, как и Церера для Пояса, тоже была атакована.

— Но при этом кое-кто из экспертов называет это сменой караула в рядах АВП. Почему вы считаете все это чем-то внешним?

Моника глубокомысленно покачала головой. Это было хорошо отработанное движение, и оно заставляло ее казаться понимающей и вдумчивой, но все еще открытой и приветливой. Во всех ее действиях была изрядная доля артистизма.

— Что ж, Майкл, порой мы придаем большее значение различиям, которые видим сами, чем тому, что есть на самом деле. Мы наблюдаем масштабную перестановку сил с нескольких сторон. Кажется очевидным, что какая-то группа марсианских военных была вовлечена в схемы поставок материального обеспечения для Флота Освобождения, а также что премьер-министр Смит был их целью. Так как нам это назвать, деятельностью группы изменников на Марсе, или внутренней борьбой за власть? На самом деле я считаю, что лучше всего можно описать это как что-то, скорее всего, не относящееся ни к ООН, ни к Марсианской Республике, ни к АВП, а как ту систему, что по традиции объединяет всех перед лицом новой опасности. Вся эта ситуация выросла на почве давнего глубокого конфликта, но здесь вырисовываются совершенно новые линии.

Фред усмехнулся. Холден не слышал, как он подошёл, хоть сейчас он нависал прямо над плечом Холдена. Фред перебрался в кресло напротив, и Холден приостановил просмотр новостей.

— Когда журналисты начинают брать интервью друг у друга, можно считать работу отдела по связям со СМИ успешной, — сказал Фред.

— Я считаю, она проделала большую работу, — сказал Холден. — Она, по крайней мере, пытается представить всё это в контексте, который имеет смысл.

— А ещё она переквалифицировалась в эксперта по моей персоне. А заодно и по твоей.

— Ладно, это уже немного странно. Есть ещё что-то, что мне следует знать?

Фред искоса глянул на Гора, а затем наклонился и постучал по плечу мужчины. Гор снял наушники.

— Сделай перерыв, — сказал Фред. — Мы за всем присмотрим.

— Есть, сэр! — сказал Гор. — Имейте в виду, что близость к короне может нас слегка поджарить.

— Мы будем следить за этим.

Гор отстегнулся и скользнул вниз по лестнице. Фред наблюдал за ним с тоскливой улыбкой.

— Помню, когда-то спускался по лестнице так же. Ещё пару лет назад мог.

— Я тоже разучился.

— Возраст делает нас трусливыми. Или, может быть, это совесть, — сказал Фред и вздохнул. — Инарос и его корабли до сих пор не дошли до орбиты Сатурна, и на внешних планетах расцветает пиратство. Колониальные корабли хорошо снабжены, безоружны, и их очень много.

— Они не готовились к гражданской войне.

— А это гражданская война?

— А разве нет?

— Ну, может и так. Я говорил со Смитом. Думаю, вряд ли Алекс и Бобби могли услышать много из того, чем он был занят на «Бритве»?

Холден подался вперед.

— Нет, не думаю, что они стали бы за ним шпионить. А ты полагал, что они станут?

— Была надежда, что твой человек мог бы. Эта женщина, Драпер, она слишком уж большой патриот. В общем, история Смита, никак пока не подтвержденная внешними признаками, состоит в том, что в командовании военного флота где-то произошел прокол. Может, нашелся кто-то, кто просто продал Инаросу приличный кусок от своей артиллерии. А может, был еще один игрок, который предоставил все бесплатно, в виде обмена.

— На протомолекулу, — сказал Холден. — Вот какая у всего этого была цена, так ведь?

— О пропаже не знает никто, кроме нас с тобой, людей Драммер и похитителя. Я планирую держать это в тайне, пока такое возможно, но когда доберёмся до Луны, думаю, надо рассказать Смиту и Авасарале.

— Конечно же надо, — согласился Холден. — Что мешает им сказать?

Фред моргнул. Когда он рассмеялся, его смех прокатился по палубе, глубокий, гулкий. Смех пришел из самого его нутра, и заполнил собой пространство.

— Как только я подумаю, что ты изменился, ты выдаешь что-то неповторимо джеймсхолденовское. Я никак не пойму, что мне о тебе думать. Вот правда, никак.

— Э-э, спасибо.

— Да пожалуйста, — сказал Фред. — К воротам идут корабли. Марсианские боевые корабли. Если бы кто-то рассказал мне, подчиняются они Инаросу или кому-то еще, он оказал бы мне огромную услугу.

— Например тому, у кого есть образец протомолекулы?

— Я в любом случае хотел бы это знать, на самом деле. Я хочу поговорить с Нагатой.

Атмосфера между ними стала прохладной.

— Ты хочешь допросить ее?

— Да.

— И ты спрашиваешь у меня разрешение?

— Проявляю вежливость.

— Я поговорю с ней об этом, когда она немного поправится, — сказал Холден.

— О большем я и не прошу, — сказал Фред, поднимаясь на ноги. У самой лестницы он остановился. Холден смотрел, как он размышляет, не скользнуть ли вниз, как это сделал Гор. И увидел, как он решил этого не делать. Шаг за шагом Фред спустился на оперативную палубу, закрыв за собой люк. Холден опять включил новости, а потом снова выключил. Его голова была словно набита ватой.

Он так долго был сосредоточен на том, чтобы отвлечься от отсутствия Наоми, что теперь, когда она вернулась, он чувствовал себя почти подавленным. Моника была права. Все изменилось, и он уже не понимал, какое место он во всем этом занимает. Даже если он отвернется от Фреда, Авсаралы, ведения своей собственной политики мелкой знаменитости, то все равно — что может сделать один не связанный ни с кем корабль в этой новой, перекроенной Солнечной системе? Какие-нибудь банки станут платить ему, если он возьмется за перевозку грузов к лунам Юпитера? А колонисты, которые уже прошли через кольца в новые, чужие миры? Сможет ли Флот Освобождения действительно остановить и снабжение их припасами, и поток сырья и открытий, который идет от них обратно?

И более того, атаки казались неизбежными и мелкими. Если бы внутренние планеты поколениями не демонстрировали астерам, что они — расходный материал, тогда, возможно, был бы другой путь… путь, который вел бы их к тому, чтобы как-то приспособить их умения к этой величайшей человеческой экспансии. Путь, чтобы увлечь вперед все человечество, а не только его часть.

И как долго Инарос и люди, подобные ему, смогут удерживать поток колонистов от исхода? Или, может быть, есть еще что-то, какой-то слой плана, который они еще не видели? Эта мысль наполнила его чувством, которое он решил назвать опасением, потому что это имя было лучше, чем «страх».

Монитор прозвенел. Алекс, запрос на соединение. Холден с благодарностью принял вызов.

— Привет, кэп, — усмехнулся Алекс. — Как дела?

— Кажется, неплохо. Просто убиваю время подальше от каюты, чтобы не будить Наоми. Судя по всему, она проспит часов двенадцать-четырнадцать.

— Ты хороший человек, — сказал Алекс.

— А у тебя что?

— Показывал твоему временному пилоту все способы, которыми он мог уделать меня в гонке к «Чецемоке», если бы о них подумал.

— Ты очень любезен, — сказал Холден, думая на самом деле о другом. — Ты где? Я к тебе подойду.

— В инженерном, — сказал Алекс. — И это было бы кстати, потому что я хотел кое-что тебе рассказать. У меня хорошие новости с Луны.

Глава 49: Амос

Погрузочные мехи перемещали поддоны с серыми и белыми пластиковыми ящиками по всей территории доков станции Олдрин и заглушали гул человеческих голосов шипением и жужжанием машин. Стоукс и другие беженцы с острова Гремучей Змеи сгрудились толпой вдоль одной из серых стен, стараясь не заблокировать движение картов, в то время как государственный служащий с огромнымным терминалом обрабатывал их по одному. Охранники службы безопасности станции в черном обмундировании стояли в оцеплении «Чжан Гуо» нахмурившись. Настенный экран был настроен на испещренную шинами грузовиков лунную поверхность.

Красное сари Крисьен Авасаралы бросалось в глаза ярким цветным пятном, а голос прорезал шум, словно того и вовсе не было.

— Какого хера мы не можем взойти на корабль? — спросила она.

— Нет ордера, — сказал Амос. — Никто не попадет на мой корабль без ордера.

Авасарала наклонила голову, затем посмотрела на женщину, возглавлявшую группу безопасности.

— Похоже, у нас возникло некоторое недоразумение, мэм, — сказала глава группы безопасности. — Я не хотела накалять обстановку.

Авасарала небрежно махнула рукой, словно отгоняя дым.

— Бартон, начнём с того, что этот сраный корабль не твой.

— Конечно, мой, — настаивал Амос. — Я его спас.

— Нет. Когда ты врываешься в чей-то частный ангар и уматываешь на их корабле, это не спасение. Это всё равно кража.

— Ты уверена? Там всё прямо-таки разваливалось, знаешь ли. Я почти уверен, что спас его.

— Также напомню, что мы сейчас на военном положении и я могу делать практически всё, что пожелаю. Даже маршировать по твоему драгоценному кораблику, выгуливая тебя в шипастом ошейнике и кружевном белье. Так что можешь свернуть свой сраный ордер в трубочку и кончить в него. А теперь говори, зачем я здесь.

— Знаешь, не обязательно делать что-то только потому, что можешь. Мне не особо идут кружева.

Она скрестила руки.

— Почему я здесь, Амос?

Амос почесал щеку и оглянулся на «Чжан Го». Стокс и прислуга вышли, но Эрих, Персик и люди из Балтимора всё ещё были внутри. Некоторые из них, в том числе Эрих, либо жили по фальшивым документам, либо вообще не были в системе.

— Тут вот какое дело, — сказал Амос. — Если бы ты пошла туда, то могла бы решить, что тебе нужно что-то сделать. И тогда я решу, что должен что-то сделать. И тогда мы все начнем что-то делать, и все может закончиться как самый худший день, ну как то так, в общем.

Лицо Авсаралы оставалось спокойным, глаза смотрели на несколько сантиметров левее Амоса. Шеф охраны начала было что-то говорить, но Авсарала остановила ее, вскинув ладонь. Через несколько секунд Авсарала фыркнула, покачала головой и повернулась к охране.

— Вы можете забить на них. Идите лучше пропустите по пивку, ну или чего там еще. Тут все в порядке.

— Да, мэм, — ответила начальница охраны.

— Бартон, мать твою. Поклянись, что не возникнет никаких проблем и ты увезешь её с моей Луны, не засветившись.

— Без вопросов, Крисси.

— Не называй меня так, блядь. Я исполняющая обязанности генерального секретаря ООН, а не твоя любимая стриптизерша.

Амос развёл руками:

— Это можно совмещать.

Смех Авасаралы разлетелся по всему доку. Охрана разошлась по своим делам. Погрузочные меха перебазировались. Карты продолжали сновать во всех направлениях, напоминая потревоженный муравейник.

— Я рада, что ты выжил, — сказала она, успокоившись. — Без тебя вселенная стала бы гораздо скучнее.

— Взаимно. Так как проходит восстановление?

— Это хренов гребанный отстой, — сказала она, тряся головой. — Мы до сих пор теряем каждый день тысячи человек. А то и десятки тысяч. Еда там, внизу, кончается, и даже если бы того же риса хватало, чтобы накормить всех, инфраструктура настолько раздолбана, что нормально распределить его просто не выйдет. И это не говоря о том, что в любой момент гребанные камни могут посыпаться снова.

— Как твоя дочь?

— Ашанти и её семья в порядке. Они уже здесь, на Луне. Спасибо, что спросил.

— А твой парень? Арджун?

Авасарала улыбнулась, но глаза остались серьезными.

— Я не теряю надежды, — сказала она. — «Росинант» уже в пути. У тебя будет наконец-то транспорт, который не заставит твой член выглядеть таким маленьким, как это безвкусное дерьмо.

— Рад слышать. Это корыто уж точно не в моём вкусе.

Авсарала повернулась и неловко посеменила в толпу. Низкая гравитация, видимо, ей совершенно не подходила. Как он догадывался, ей, видимо не пришлось потратить большую часть жизни выше колодца. Космос — навык приобретаемый. Амос потянулся, покачался с носка на пятку, и подождал, пока последний из охранников не скроется из виду. Шансы на то, что они собираются снова вплотную заняться той же проблемой, как только он спустится, были довольно малы, но он все равно почувствовал себя лучше, когда они ушли.

Пока он ждал, два астера в форме рабочих с доков Олдрина быстро прошли мимо, держась рядом, повесив головы. На ближайшее время Луна обещала быть крайне хреновым местом, если ты астер, пришло в голову Амосу. Хотя скорее всего, тут и раньше было не особо здорово. Он побрел обратно на «Чжан Гуо», и как только он приблизился, внутренний люк открылся, приглашая его внутрь.

Интерьер корабля был роскошным, как чертова задница. Защитное покрытие в коридорах было темно-красного цвета из ворсистого поддельного бархата с рассыпанными по нему в странном, неритмичном порядке золотыми лилиями. Переходные люки были покрыты королевской голубой и золотой эмалью. Громадные амортизационные койки были везде — в углах комнат, в нишах коридоров. Воздушные рециркуляторы добавляли в воздух запах сандаловых воскурений, но без дыма. Все говорило о том, что корабль — воплощение стереотипов о том, каким должен быть бордель, от дизайнера, который ни разу не был в настоящем. Пост охраны был неудачно и небрежно спроектирован и едва укомплектован, но люди Эриха разместились вокруг него уж как сумели. Даже Браток, все еще в давящей повязке, взяла винтовку с полным магазином и смотрела вдоль коридора в прицел.

— Всё в порядке, они не придут, — сказал Амос.

Снятие напряжения было похоже на мягкий ветерок, если бы мягкий ветерок сопровождался звуками вытаскиваемых из штурмовых винтовок магазинов с патронами.

— Хорошо, — сказал Эрих, поднимая пистолет здоровой рукой. — Тайс. Почисти все оружие. Джо, Кин, становитесь в шлюз и наблюдайте. Я не хочу удивиться чьему-нибудь неожиданному появлению.

— Они не сунутся, — повторил Амос. — Но окей, флаг вам в руки.

— Есть минутка? — спросил Эрих, передавая пистолет толстяку по имени Тайс, насколько помнил Амос.

— Конечно, — сказал Амос.

Они направились к лифту.

— Это действительно была женщина, которая управляет Землей сейчас?

— Пока она не позволит им провести выборы, я думаю. Я никогда не обращал внимания на то, как всё это работает.

Эрих тихо, уклончиво хмыкнул. Его больная рука лежала, скрючившись, поперек его груди, маленький кулачок был сжат. Здоровая рука была глубоко засунута в карман. Всё вместе создавало впечатление, что его кто-то поедает.

— И ты… Ты с ней знаком. Достаточно тесно, чтобы просить об услуге.

— Ага.

Войдя в лифт, Эрих вдавил кнопку оперативной палубы. Амос туда не собирался, но разговор, казалось, ведется неспроста, поэтому он туда все-таки поехал. Лифт дернулся на старте, а потом мягко поднялся через высокие уровни корабля.

— Не понимаю, это корабль или декорированный тюфяк, — заворчал Амос.

— Я не шарю, — ответил Эрих. — Это первый, на котором я побывал.

— Да ну?

— Никогда раньше не выходил из атмосферы. Низкая гравитация — это странно.

Амос чуть подпрыгнул на пальцах ног. Где-то одна шестая g. Его такое не особо заботило.

— Ты привыкнешь.

— Ага, ты же смог, — сказал Эрих. — Так как вы познакомились?

— Мы столкнулись в одной заварушке, когда группка её неприятелей пыталась нас убить. Она вмешалась и помогла спасти наши задницы.

— И теперь вы друзья.

— Дружелюбные знакомые, — сказал Амос. — У меня не слишком много тех, кого можно назвать друзьями.

Лифт остановился с мягким рывком, которого в действительности не должно было быть. Верхняя палуба была выполнена в темных цветах, пол был цвета темного шоколада, стены из искусственного дерева, консоли и диваны обтянуты искусственной кожей. Или, может быть, это была настоящая кожа. Похоже он и не знал в чем разница. Эрих опустился на один из диванов и провел рукой по голове.

— Ты ведь понимаешь, что без нас у тебя бы ничего не вышло, — сказал он. — Без меня и твоей подружки из тюрьмы. А тут вдруг глава грёбаного правительства, так что вы уж извините, если мой мозг немного сломается.

— Ну, я…

— Нет, я понимаю, что-нибудь ты бы сделал. Просто что-то другое. Именно это ты сделать не смог бы. Этот план… Для него тебе понадобились мы. Мы все. И единственное, что нас всех связало — это ты.

Амос сел напротив, но Эрих избегал зрительного контакта.

— План — это громко сказано, — сказал он. — Я просто хватался за всё, что мог.

— Да, дело в том, что ты понимаешь за что здесь хвататься. Я провел много лет в Балтиморе. Знаю его, как свои пять пальцев. Вернее, знал. Теперь со мной здесь все мои лучшие люди, и, черт возьми, не понимаю, что здесь похоже на мою привычную жизнь, понимаешь? Кто контролирует наркотики здесь? Как вы подделываете удостоверения личности? Я понимаю, что основные схемы одинаковы в любом месте, но…

Эрих смотрел на стену так пристально, словно там было на что посмотреть. Амос вытянул шею, проверяя, что же это.

— Я не знаю, что нам здесь делать. Я не знаю, что мне здесь делать. Мои люди рассчитывают, что я проведу их через эту кошмарную маслобойку, а я не знаю, куда их вести и что нам делать.

— Да, отстой.

— А ты — да, — сказал Эрих.

— Я отстой?

— Ты знаешь. Ты здесь бывал. Всё это — привычная среда для тебя. Ты знаешь людей. Знаешь, как всё устроено. Ты в курсе, как здесь выжить.

— Вполне вероятно, ты переоцениваешь количество времени, которое я затратил на анализ происходящего, — сказал Амос. — У меня есть один корабль и три человека. Это не особенно много. Все остальное просто случилось по дороге.

— Но это привело нас сюда, — Эрих отвел глаза. Его взгляд был тяжелым. — У меня припрятано достаточно наличных, и если я получу к ним доступ, то смогу купить небольшой кораблик. Не слишком хороший, но хоть что-то. Или перевезти куда-нибудь команду. На одну из станций Лагранжа, или Палладу, или… куда угодно. Начать всё сначала. Занять новую нишу. Если ты захочешь нас возглавить, я уступлю.

— О, — сказал Амос. — Нет, спасибо.

— Им было бы лучше под твоим руководством, чем под моим.

— Угу, но мы с ними недостаточно хорошо знакомы, чтобы мне было не насрать. У меня своя команда. Я с ней.

Глаза Эриха расслабились. Он не мог сказать, означало ли это облегчение или разочарование. Возможно, и то, и другое. Лидия бы знала. Или Наоми. Или Холден. Или Алекс, наверное. Для него это было лишь небольшим изменением мышечного напряжения. И могло означать что угодно.

— Тогда я найду свой путь, — сказал Эрих. — Мы выйдем отсюда через пару дней, если у меня получится это устроить.

— Тогда давай, — сказал Амос. Чувствовалось, что должно было быть что-то еще. Он знал Эриха дольше, чем кого бы то ни было за всю свою жизнь. Даже если они и свидятся еще раз-другой, вот этот самый их разговор означал конец. Жизни их обоих могли бы сложиться совсем по другому, если бы Амос нашел несколько других слов. Казалось, по этому поводу надо бы что-нибудь сказать. Но раз уж в голову ему ничего не пришло, он вернулся к лифту и спустился к машинному отделению.

Прийти в техническую зону «Чжан Гуо» — в места, где хозяева и гости время не проводят — было все равно что попасть на другой корабль. Блеск и красота уступили место простому утилитарному дизайну, который был не так хорош, как на «Роси», но все-таки был лучше, чем на любом корабле из тех, на которых приходилось работать Амосу. Все углы были скруглены и покрыты мягким материалом для предупреждения травм. Все поручни были с двойными креплениями. Все ящики и шкафы в машинном отделении были зафиксированы в двух плоскостях. Воздух пах свежими фильтрами и смазкой. Кто-то сохранил это место в чистоте и порядке гораздо лучшем, чем заслуживал чванливый орбитальный шаттл. Жив ли еще этот кто-то, подумал Амос. Ну и так как это был вопрос, на который он ответить не мог, много сил на него он тратить не стал.

Персик сидела на верстаке. Костюм, который они добыли во время их поездки на велосипедах в Балтимор, выглядел довольно пестро в чистом и аккуратном окружении, был разорван на плече и все еще был достаточно велик для нее. Выглядело так, как будто она плавала в нем. Ее волосы были стянуты на затылке в хвост пластиковой стяжкой, и ее руки быстро и осторожно двигались над открытым корпусом модульной электроники. Ее движения были такими же точными и плавными, как движения пианиста над клавишами на старой видеозаписи. Она не подняла глаза, когда он вошел, но она улыбнулась.

— Для тебя кое-что есть. Ручной терминал из спасенного имущества. Вполне рабочий. Даже выходит на диалог с местной сетью. Закончишь настройку, и можно пользоваться.

Амос вытянул из стены сиденье рядом с ней. Она протянула ему терминал, все так же не глядя на него.

— По мнению Крисси, мы его не спасали.

— Ну, значит, я отпускаю его на свободу. Я думала взять его себе, но я не смогу. Мне не с кем по нему связаться.

— Можно использовать как одноразовый, — сказал Амос, начиная вводить информацию для настройки. — В крайнем случае будешь новости по нему смотреть.

— Оно мне надо?

— Ну если думаешь, что нет, по ходу не надо.

Она вздохнула. В ее глазах стояли слезы, а на лице была улыбка.

— У нас получилось. Мы смогли целыми и невредимыми добраться до Луны.

— Ага.

— Знаешь, чего мне по-настоящему не хватало, когда я была в Яме? Чего-нибудь, что действительно имело бы значение. Они кормили меня, поддерживали во мне жизнь, а еще у нас было что-то вроде группы поддержки, где мы могли разговаривать о детских травмах и прочем дерьме. Но я не могла делать ничего значимого. Не могла работать. Не могла поговорить с кем-нибудь с воли. Я просто существовала, существовала, существовала, а потом рано или поздно умерла бы, и они поселили бы кого-нибудь в мою камеру.

Она подалась вперед, положив локти на верстак. Она обо что-то обожгла большой палец — об паяльник, ствол пистолета, еще что-то — и кожа была гладкой, розовой, и выглядела болезненно.

— Я не хочу туда возвращаться.

— Персик, там больше некуда возвращаться. И вообще, я уверен, что Крисси знает, что ты здесь на корабле. Она не акцентирует свое внимание на этом, так что пока мы сохраняем спокойствие и действуем непринужденно.

Она коротко и горько засмеялась.

— И что с того? Ты не можешь взять меня с собой, Амос. Я не могу взойти на «Росинант». Я пыталась убить Холдена. Да и всех остальных тоже. И я убивала людей. Невинных людей. От этого никуда не деться.

— И в моей лавочке это уместно, — сказал Амос. — Я признаю, что, встреча с моей командой снова может заставить тебя немного понервничать, но мы все знаем, кто ты. Что ты сделала. Включая всё дерьмо, которое ты нам причинила. Всё это не в новинку для нас. Мы всё обсудим и что-нибудь придумаем.

— Просто боюсь, что он не согласится и меня зашлют назад и…

Амос поднял руку.

— Ты упускаешь кое-какую важную херню, Персик. Как и многие другие, судя по всему. Давай-ка я ещё раз поясню. Никакого «назад» больше нет, и речь не только о твоём месте последнего проживания. Правительство, отправившее тебя в тюрьму, существует сейчас только довольно условно. На самой планете, упрятавшей тебя за решетку в скором времени умрут миллиарды людей. Им сейчас будет совершенно до задницы отмотала ли ты весь свой срок. Между нами и поясом появился новый флот, кроме того по-прежнему существует тысяча новых солнечных систем, которые можно проебать, как эту. То, что ты делаешь сейчас — волнуешься о том, что бы было с тобой не произойди всего того, что произошло. Мне кажется, что это потому, что ты не смотришь на факты.

— Какие факты?

— Всё не так как прежде.

— Что не так?

— Всё, — сказал Амос — С Землей, блюющей до смерти, и Марсом — городом-призраком, теперь кто первый, тот и в дамках. Кому что принадлежит. Кто решает, кому что принадлежит. Как работают деньги. Кто попадёт в тюрьму. Эрих просто назвал это королевской встряской, и он прав. Это новая игра, и…

Его наручный терминал просигналил. Амос взглянул на него. Дизайн был приятнее, чем у старого, но интерфейс был немного другим. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что означал этот сигнал. Он присвистнул сквозь зубы.

— Что там? — спросила Персик.

Он повернул к ней экран.

— Семьдесят сообщений и двадцать три запроса на соединение. И это только до падения астероида.

— От кого?

Амос пролистал список.

— В основном от Алекса. Несколько от капитана. Охренеть. Шесть часов сохранённого видео, просто потому что Алекс пытался поговорить.

Персик улыбнулась, хоть и чуть натянуто:

— У тебя хотя бы есть свои люди.

Глава 50: Алекс

— Велосипед?

Амос облокотился о барную стойку.

— Именно. Ему не нужно топливо, он не болеет. Почти с любым ремонтом можно справиться самостоятельно. Если тебе нужен постапокалиптический транспорт, то велосипед — лучший выход.

Алекс потягивал пиво. Местный сорт, из паба ниже по коридору, с богатым вкусом хмеля и красноватым оттенком.

— Никогда об этом не думал.

Апартаменты на Луне были больше, чем их номера на станции Тихо, но того же типа. Двери четырех спален выходили в широкое, утопленное вниз общее помещение. Настенный экран изгибался в соответствии с кривизной стен и показывал идеализированный лунный ландшафт, более фотогеничный, нежели реальная Луна. Время от времени анимированная «инопланетная» девушка выскакивала из-за скалы, удивлялась и пряталась вновь. Наверное, это было мило, но он предпочел бы настоящий лунный пейзаж.

— В любом случае я не хотел бы пересекать Вашингтон. Там слишком много народу, а если ещё и насосы перестали работать, то крутить педали по колено в грязи мне бы не хотелось, или я не прав?

— Верно, — ответил Алекс.

Холден был на «Росинанте». Наоми спала в своей комнате. Она много спала с тех пор, как «Росинант» вырвал их из лап вакуума. Медицинская система сказала, что она поправляется, и всё остальное хорошо. Однако это беспокоило Алекса. Не потому, что ей нужен был сон, а потому, что возможно она не нуждалась в этом и просто притворялась. Быть здесь с Холденом, Амосом и Наоми было глубоким облегчением. Он хотел, чтобы это стало окончанием их разлуки и всё встало на свои места, как-будто ничего и не случалось.

К сожалению это было не так. Даже разговаривая с Амосом, Алекс, казалось, чувствовал в нём небольшие различия. Какая-то отстранённость, своего рода абстракция, как будто он все время думал о чем-то другом и только притворялся, что уделяет Алексу пристальное внимание. Наоми была на медобследовании с тех пор, как они прибыли, и врачи не разрешали никому видеть её, кроме Холдена. Но если Наоми находила отговорки, чтобы оставаться в одиночестве, это может быть очень плохим знаком. Они всё ещё не знали всего, через что ей пришлось пройти, что она покончила со Свободным флотом и затем сбежала оттуда, но было очевидно, что это было травмой. И поэтому он попытался наслаждаться миром и удовольствием, быть снова со своим экипажем и игнорировал беспокойство, растущее в глубине его сознания, ощущение, что — как и с правительствами, планетами и порядком в солнечной системе — здесь всё изменилось.

Терминал Амоса запищал. Он высосал полстакана пива и обнажил зубы.

— Мне нужно кое-что сделать.

— Хорошо, — сказал Алекс, выливая оставшееся пиво в раковину. — Куда мы направляемся?

Амос колебался, но лишь долю секунды.

— Док. Мне нужно кое-что перетащить в мою лавочку.

— Отлично, — сказал Алекс. — Идем.

Лунные станции были самым старым местом обитания человека за пределами Земли. Они расползались по поверхности Луны и погружались под нее. Лампы в стенах давали теплый желтый свет и подсвечивали сводчатые потолки. Гравитация — меньшая даже, чем на Марсе, Церере или Тихо — чувствовалась непривычной и приятной, как на корабле, который набирает обороты, не особо торопясь куда-то добраться. Здесь почти возможно было забыть о той трагедии, что разыгрывалась чуть менее чем в четырехстах тысячах километров над их головами. Почти, но не совсем.

Амос не умолкал, рассказывая обо всём, что произошло, когда он был внизу в колодце, но Алекс слушал его рассеянно. Деталей хватило бы на сотни разговоров на корабле во время долгого полёта куда-либо. Сейчас это не имело значения. Знакомое звучание голоса Амоса было похоже на песню, которую он любил и не слушал в течении долгого времени.

В доках взгляд Амоса скользил по стенам пока он не заметил кого то знакомого, сидящего на пластиковом ящике для хранения. Ящик был синего цвета с белыми завитками царапин по бокам с рисунком в виде волн. Женщина была плотного телосложения с черными кудрявыми волосами, темно-кориневой кожей, рука ее была в гипсе.

— Здоров, Браток, — сказал Амос.

— Здоровяк, — сказала женщина. Алекс был для неё пустым местом. — Вот оно.

— Ну спасибо.

Женщина кивнула и ушла, её походка в условиях низкой гравитации была более напряжённой, чем у людей вокруг. Амос арендовал погрузочный мех, схватил ящик и направился к «Роси», Алекс побрел за ним.

— Могу ли я поинтересоваться, что в этом ящике? — спросил Алекс.

— Наверное, нет, — сказал Амос. — Итак, короче, мы оказываемся на этом острове, где раньше жили все богатые люди, прежде чем они свалили из колодца, так? И кораблей там практически нет…

«Росинанту» предоставили ангар в виде отсека с атмосферой, а не просто открытую в космос площадку с рукавами, подцепленными к его шлюзам. Новый внешний корпус был построен из титанового сплава и керамики, полированный металл и матовая черная краска корпуса перемежались ОТО и наборами датчиков. Расположенная на носу корабля пасть рельсовой пушки, смонтированной вдоль киля, слегка напоминала удивленное «О». В искусственном освещении ангара он выглядел несколько менее эффектно, чем в прямом свете Солнца, но при этом не менее прекрасно. Его шрамы исчезли, но это не сделало корабль меньше похожим на самого себя. Амос направил мех к шлюзу и открыл его, не прерывая неспешный, легкий бег своей истории. Зайдя внутрь, Амос спустил ящик на палубу, но включать электромагнитные замки, чтобы зафиксировать его на месте, не стал. Вместо этого он выскользнул из меха и зашёл в сам корабль. Корма всегда была территорией Амоса.

— Ну так что там эти, — сказал Амос, — люди Джонсона? Закончили копаться в моем дерьме, или чего?

— Ага, «Роси» снова наша, — сказал Алекс. — Только наша.

— Хорошо.

Амос перебрался в грузовой отсек.

— Так что слуги, ну, горничные, шоферы, кто там еще, — сказал Алекс. — Они позвали охрану, а потом просто поменяли сторону? Или… ну, я имею в виду, как это вообще работает?

— Ну, — сказал Амос, щелкая замками ящика, — Мы сыграли спектакль, понял?

Крышка ящика поднялась сама собой. Алекс отпрыгнул назад и споткнулся в непривычной гравитации. Над краем ящика показалась темноволосая голова с чернильно-черными глазами на бледном, как у призрака, лице. Сердце Алекса забилось втрое быстрее. Ему робко улыбалась Кларисса Мао, психопат и убийца.

— Привет, — сказала она.

Алекс вдохнул воздух протяжно и нервно.

— Ох. Привет…

— Видишь? — Амос сказал, хлопая девочку по плечу. — Я же говорил, что это не будет проблемой.

— Ты должен сказать ему, — сказал Алекс тихим голосом. Холден разговаривал с Бобби о работе по делам ветеранов, которую она вела в Лондрес Нова, поэтому он на них не обращал внимания.

— Я собираюсь, — сказал Амос.

— Ты должен сказать ему сейчас. Она на нашем корабле.

Амос пожал плечами.

— Она была на нашем корабле несколько месяцев, когда мы возвращались из медленной зоны.

— Она была заключенной. Из-за всех людей, которых она убила. И теперь она на нашем корабле одна.

— Есть кое-что, из-за чего ситуация выглядит несколько иначе, — сказал Амос.

— А в чём проблема? — Спросил Холден. — О чем это ты?

— Есть кое что, что я хотел бы обсудить с тобой, — сказал Амос. — Но об этом попозже.

Зал заседаний в комплексе безопасности был построен в соответствии с давно устаревшей архитектурной модой: открытые широкие арочные проходы, небесно-голубые потолки, с подсветкой и тонким геометрическим рисунком. Все было подчеркнуто искусственным, и служило для создания впечатления патио вечером, но без всякого патио и в отсутствие вечера. Голос Авсаралы пришел раньше нее самой, резкий и нетерпеливый. Когда она прошла сквозь одну из арок в сопровождении молодого, строго одетого человека, Бобби встала. Холден последовал ее примеру.

— … если им нужно мнение при принятии решения. Мы не будем страдать херней с этой чушью насчет «позиции в предвыборной гонке».

— Да, мэм, — сказал молодой человек.

Авсарала заняла свое место и, продолжая разговаривать с помощником, махнула им, чтобы они садились обратно.

— В первую очередь отдай это Клейнманну. Как только мы оставим его позади, Кастро и Найяр получат поддержку, в которой они так нуждаются.

— Как скажете, мэм.

— Что значит, как скажу?

Помощник склонил голову.

— Если позволите, у Чанга позиция более выгодная, чем у Клейнманна.

— Ты сомневаешься во мне, Мартинез?

— Да, мэм.

Авсарала пожала плечами.

— Ну тогда Чангу. Всё, иди, — когда молодой человек вышел, она обратила свое внимание к ним. — Спасибо, что вы все… Где Нагата?

— В медицинском, — сказал Холден. — Врачи до сих пор решают, достаточно ли она стабильна, чтобы оттуда выйти.

Авсарала приподняла бровь и стала набирать сообщение на своем терминале.

— Уж пускай сделают гребаное исключение. Мне она нужна. Спасибо, что в большинстве своем вы пришли. Я могла бы ходить вокруг да около, заставляя всех и каждого чувствовать себя как дома, но последние тридцать шесть часов я провела на заседаниях, и сейчас немного на взводе. Нам всем ясно, что Земля по уши в говне, так?

— Ещё как, — хмыкнул Амос.

— Хорошо, — сказала Авасарала. — Тогда я не буду возиться с этим вопросом. Кроме того, марсианский флот просто разбился на крошечные осколки, а Смит слишком боится назвать это изменой.

— Могу я спросить, — сказала Бобби, садясь прямо. Она, раскинув руки, уперлась ими в стол, так что казалось, что она готовится к удару, — насколько всё плохо, ну так, с виду?

— Мы не делаем никаких официальных заявлений, особенно если в комнате Джеймс Холден. Не обижайся, но твой послужной список по части выбалтывания информации в самый неподходящий момент уже вошел в легенды.

— Я работаю над этим, — сказал Холден, — но да. Я понимаю.

— Всегда что-то происходит, — сказала Авсарала, — когда немыслимые вещи вдруг случаются и становятся реальностью. Мы с вами как раз посреди хаоса. Идет большой передел. И его надо как-то законно обосновать. Вот что вокруг нас сейчас творится. А этот говноед Инарос? Он орудует вокруг лун Юпитера и играет перед нами роль пирата. Он сделал свою игру, задал тон повествованию. Пояс восстал после поколений угнетения, а теперь возьмет то, что по праву бла-бла-бла. Моя должность…

— В принципе, он прав, — сказал Холден, и взгляд Авасаралы стал каменным. Если бы им можно было убивать, Холден покинул бы комнату в мешке, но он покачал головой. — Если астеры примкнут к этому Свободныму Флоту, это случится потому, что у них не осталось никакой другой надежды. Новые системы и колонии…

— …уничтожили их нишу, — перебила Авасарала. — И это дерьмово, и, может быть, нам следовало бы найти способ поддержать их, дать им какое-то базовое пособие. Но они засунули фейерверк в задницу крупнейшей действующей экосферы в системе, и пройдет немало времени, прежде чем я смогу раздавать им бесплатную еду, практически или политически.

— Они никогда не заткнутся и не станут брать подачки, — сказал Амос. — Эти ублюдки прожили там три, четыре поколения, потому что не желали жить на базовое пособие. Я против евгеники, как и парень рядом со мной, но Пояс породил не тех людей, которые просто расслабляются, ищут, кого бы еще трахнуть, и пялятся на развлекательные каналы, пока не умрут.

— Я в курсе насчет культурных разногласий, — сказала Авасарала. — Но как я уже сказала, на них сейчас всем похер в любом случае. Если даже они и захотят принять от нас помощь, я все равно не смогу им ее дать. Поэтому мне нужно найти другой способ вырвать ноги Флоту Освобождения. И так как флот Земли будет занят, пытаясь дать нам уверенность, что больше никакие невидимые для радаров камни на нас падать не будут, а Марс сейчас старательно игнорирует тот факт, что он претерпевает небольшой переворот, это будет непросто. Завтра я собираюсь сделать заявление. Вы присутствуете на генеральной репетиции. Вы счастливчики.

— Объединенные Нации, при поддержке Республики Марс и в содружестве с АВП, заявляют о намерении создать оперативную группу для борьбы с преступным заговором пиратов и террористов, называющих себя Флотом Освобождения. Полицейская оперативная группа. Не военная. И вот здесь вы все вступаете в игру.

— И вы хотите, чтобы я ее возглавил, — сказал Холден.

— Да, — ответила Авасарала, — потому что буквально все офицеры флота ООН, которые не были уволены с позором, почему-то стали вдруг недоступны. Твою мать, Холден, да у меня ящики с мазью против герпеса имеют более законное отношение к Флоту ООН, чем ты.

Старушка покачала головой, выражая недоверие и отвращение. Сердитый взгляд Холдена был подкрашен подступившим румянцем. Бобби пыталась скрыть ухмылку, но Алексу пришлось признать, что это было довольно смешно. Даже если только ему. Тем, кто смог в это вмешаться, стала Бобби.

— Что конкретно вы хотите от нас?

— Во-первых, вашего присутствия и сотрудничества на допросе. Но что гораздо важнее, мне нужно знать то, что знаете вы. Что вам удалось накопать. Мы должны выяснить, как третьесортному главарю банды удается на каждом шагу нас уделывать…

— А ему и не удается, — сказала Наоми, стоя под широкой аркой, в сопровождении охраны по бокам. В рассеянном свете она выглядела странно хрупкой. Ее кожа шелушилась, и двигалась она с осторожностью, как человек, в любой момент ожидающий, что его настигнет боль. Но цвет ее склер перестал напоминать сырое мясо, и стал теперь желтым, как слоновая кость, что выглядело однозначно здоровее, а ее голос перестал вызывать ассоциации с весенней слякотью. С сердца Алекса упал груз.

— Заключенная, мэм, — сказал охранник.

— Да, спасибо, я заметила, — сказала Авасарала и переключила внимание на Наоми. — В каком смысле «не удается»?

— А вы посмотрите на всё, что он пытался сделать, и провалил. Он не убил Фреда Джонсона. Не убил премьер-министра Смита. Не захватил и не уничтожил станцию Тихо. «Росинант» летает пока одним куском. Он не смог удержать меня. Вот как он действует. Если он победил, то это важно. Если проиграл, это просто растворяется.

— Что насчет образца протомолекулы, который он украл?

Наоми моргнула, как-будто потеряла фокус на мгновение, и покачала головой.

— Он никогда не говорил об этом.

— А должен был?

Наоми села в кресло рядом с Холденом. Он взял ее руку, и она не была против, но ее внимание было приковано к Авсарале. Алекс не мог понять, почему это настолько его беспокоило. Этих двоих пригласили на эту встречу не для того, чтобы они могли выяснить статус их отношений. И вообще, если бы она чуть меньше искала его защиты…

— Да, — сказала Наоми, — обязательно должен был. Он любит хвастаться, — интимность, которая обычно стоит за такой информацией, заполнила грудь Алекса мрачными предчувствиями. Лицо Холдена оставалось спокойным. Непроницаемым.

— Хорошо, — резко бросила Авасарала. — это очень полезная информация, — она молча разглядывала Наоми. — Судя по твоему виду, тебе уже лучше. Ты много услышала из того, что я говорила?

— Вполне достаточно, — ответила Наоми.

— Так ты собираешься нам помочь?

Вопрос повис в воздухе, многозначительный, полный тонкого смысла. Не «почему ты была на его корабле», не «откуда ты его знаешь», и не «кто же ты для него, что он хвастается перед тобой своими планами». Просто: «ты собираешься нам помогать?»

— Ты в порядке? — прошептал Амос.

— Что? Я в порядке, — ответила она.

— Потому что ты вроде как нервничаешь, — сказал Амос, и одновременно с ним Наоми сказала:

— Мне нужен иммунитет от уголовного преследования.

Казалось, из комнаты выпустили воздух. Это не было признанием, но ее слова складывались в картину, которую никто из них не захотел бы признавать возможной. Просьба об иммунитете говорила о существовании вины, даже если они не знали, в чем она виновата.

Улыбка Авасаралы была снисходительной и дружелюбной, и он был почти уверен, вводящей в заблуждение.

— Полная неприкосновенность?

— Для всех нас.

— Для кого это «для всех нас»? — спросила Авсарала, тщательно проговаривая каждое слово. — Для твоих друзей из Флота Освобождения?

— Экипаж «Росинанта», — сказала Наоми, а затем запнулась. Выдержала паузу. — И, возможно, ещё один человек.

Алекс мельком взглянул на Амоса. Она что, знала о Клариссе? Это она ее имела в виду? Амос улыбался дружелюбной, бессодержательной улыбкой. Авасарала стучала ногтями по столу.

— Не за Землю, — сказала Авасарала. — Не за упавшие камни. За это ни для кого никакого иммунитета.

Алекс видел, что слова попали в цель. Слезы появились в глазах Наоми, наполняясь серебром и светом.

— Экипаж «Росинанта», — сказала она. — Другой… я могу попросить помилования и рассмотрения позже. Если возникнет такая возможность.

— Для Инароса?

— Нет, — ответила Наоми. — Его можно к чертям сжечь.

— Мне нужна полная ясность, — сказала Авасарала. — Вы, как бывший член группы Инароса, готовы обмениваться полной и достоверной информацией о его деятельности как до, так и после бомбардировки Земли в обмен на полную неприкосновенность экипажа «Росинанта» по любому вопросу, не связанному с нынешними атаками?

То, что в заявлении не было ненормативной лексики, придало ему солидность, которая нервировала Алекса.

— Да, — сказала Наоми. — Именно так.

Лицо Авсаралы осталось каменным.

— Рада слышать это от тебя, милая. Я волновалась, что недооценивала тебя, — она поднялась на ноги и тут же ухватилась за стол, чертыхаясь себе под нос. — Мне не хватает силы тяжести. Половину времени я чувствую себя как на гребаном батуте. Я собираюсь пойти принять снотворное и лечь, пока со мной не случился психический срыв, а что касается расследования, то оно начнется утром.

— Мы будем там, где вам будет угодно, — сказал Холден, — и мы ничего не собираемся скрывать. Он все так же держал руку Наоми, ее и его пальцы сплелись. Так что вроде бы теперь наконец была надежда. А насчет ничего не скрывать… Что ж, Амос ведь еще ничего не рассказал.

Собрание закончилось, больше кроме этого дел на повестке не было. Авасарала ушла, но остальные, включая Бобби, пошли в охраняемый холл, прошли через пропускной пункт и все вместе вышли в публичный зал. Сосредоточенное молчание понемногу уступило место более приземленным разговорам: есть ли где-нибудь место, где еда лучше, чем на кухне «Роси». Или если не лучше, то по крайней мере разнообразнее. Будет ли Наоми пить спиртное, потому что в небольшом местном пабе уровнем ниже, похоже, могло найтись неплохое пиво. Никто не спрашивал Бобби, присоединится ли она к ним. Это предполагалось само собой. Все время, пока они семенили и подскакивали в низкой гравитации, Наоми и Холден держали друг друга за руки. Амос и Бобби травили прошлые шуточки. Это был самый что ни на есть обычный разговор, и это вселяло в Алекса надежду. Между всем тем, что произошло, что происходило сейчас, что только еще надвигалось на них из смутного, неясного будущего, все еще происходили моменты вроде этого. Так что, может быть, несмотря на все, что творится, все еще будет в порядке.

На широком спуске Чандраян Плаза, где поток картов, мехов и людей, идущих наполовину вприпрыжку, спускался по широкому скату глубже в толщу Луны, Амос прочистил горло.

— Так что там насчет защиты от преследования для команды?

— Это нужно не только тебе, — сказала Наоми, превращая всё в шутку, но не только.

— Да понял, — сказал Амос. — Я тут подумал, что если взять новичка. Ну знаете, типа свежая кровь в команде. Дополнительные навыки не помешают.

— Хорошая идея, — сказал Холден. — У тебя есть кто-то на примете?

Глава 51: Наоми

— Нет, черт возьми, — сказал Джим, когда они остались в апартаментах вдвоём. — Нет от слова «совсем». О нет, мать её, нет. Наверное, есть миллиард разных способов сказать «нет», и мне всё равно придётся уйти на второй круг, чтобы выразить всю глубину этого конкретного «нет». Кларисса Мао?! На «Роси»? Почему все хором не кричат: «Давайте этого не делать»?

— И всё же, — сказала она, медленно дрейфуя вниз к кровати, — ты обещал Амосу, что подумаешь.

Джим пытался было расхаживать по комнате взад и вперёд, но слабая лунная гравитация затрудняла процесс. Он сдался и сел в ногах кровати.

— Мы только что вновь собрались вместе. С нами была Бобби. Я не хотел портить момент.

— А. Момент.

Она закрыла глаза. Болело всё. Болела кожа. В опухшие глаза словно насыпали песка. Болели суставы рук и ног. Болели колени. Кончики пальцев были такими чувствительными, будто с них содрали кожу. Головная боль вызывала у неё чувство неимоверной хрупкости, а от слишком быстрых движений в голове начинало стучать. И всё же теперь ей было лучше, чем раньше. И будет ещё лучше. Медленно, за несколько дней, а может, недель она вновь станет собой. Или какой-то из версий себя. Но даже если часть ущерба была непоправимой, ей станет лучше, чем сейчас. Ещё нет, но скоро.

Алекс, Амос и Бобби ушли за пивом и едой. Их едой. Пиццей, или фалафелем, или сашими. Едой Земли. На Луне не водилось хороших красных кибблов, а если и так, то их точно не подавали там, куда пойдут они. Какая-то её часть желала, чтобы Джим ушёл с ними, а не остался с ней. Другая часть испытывала эйфорию на грани со слезами оттого, что она была здесь, что сбежала, что всё было кончено. Ей представлялось, что её душа стала горсткой игральных костей, которые катились и катились, и всё, что на них выпадало, определяло вид всей её оставшейся жизни.

— Я имею в виду… Кларисса Мао? — сказал Джим. — Как можно думать, что это хорошая идея?

— Амос не боится монстров, — сказала она. Слова были горькими на вкус, хотя не совсем. Или нет, не горькими. Сложными.

— Она в ответе за убийство множества людей, — сказал Джим. — Она взорвала «Сунг-Ан». Перебила четверть экипажа. А то тело, что нашли потом? То, что она таскала в ящике для инструментов? Ты это помнишь?

— Помню.

— Тот парень был её другом. Она не просто убивала безликих врагов. Она убивала знакомых людей, глядя им в глаза. Людей, которые ей нравились. Как можно после этого решить: «Окей, давайте полетаем с ней вместе»?

Она знала, что должна его остановить. Он говорил не о ней или «Августине Гамарре», не об одном из других кораблей, уничтоженных с тех пор, как она написала свой код. Он говорил не о Цине и не о том, как он пытался помешать ей завершить начатое самоубийство. Если бы у него вышло, были бы и другие. Как она могла оставить сына? Как могла позволить Филипу думать, что она себя убила? Как она могла скрывать нечто столь важное от людей, которые, по ее словам, были ей важны? Таких грехов, какие она носила в себе, не было даже у Клариссы Мао.

Она знала, что должна остановить его, но не остановила. Его голос будто срывал корочки с её шрамов. Слышать его было больно, он оставлял ее обнаженной, незащищенной, чувствительной к прикосновению, но боль была приятной. Хуже того, она была правильной.

— Я не говорю, что её нужно убить. Что это за история о том, что если её опять решат посадить в тюрьму, то Амос её застрелит? Я понимаю, что он шутит, но…

— Не шутит.

— Хорошо, я притворюсь, что он пошутил, но я не ратую за то, чтобы её убили. Я не хочу её смерти. Я даже не хочу, чтобы её заперли в дерьмовой негуманной тюрьме. Но мы говорим не об этом. Летать с кем-то на корабле буквально означает постоянно доверять ему свою жизнь. Окей, я был на «Кентербери», там тоже была парочка совершенно ненадёжных личностей. Но даже Байерс убила одного только мужа. А Кларисса Мао пыталась уничтожить, в частности, меня. Меня. Я просто… Я не… Как может кто-то считать это хорошей идеей? Тот, кто делал такие вещи, как она, не изменится.

Она сделала глубокий вдох, втянув воздух в контуженные легкие. В них до сих пор что-то немного булькало, но она наглоталась рефлекторных ингибиторов достаточно, чтобы кашель больше не доводил ее до головокружения. Она не хотела открывать глаза, не хотела разговаривать. Она открыла глаза, села, опершись спиной на спинку кровати и обхватив руками колени. Холден сидел тихо, чувствуя тяжесть предстоящего разговора. Наоми растрепала волосы, спрятав за ними глаза, словно за вуалью, но потом почти со злостью откинула их назад, так что ее глаза стали видны.

— Итак, — сказала она. — Нам нужно поговорить.

— Как капитану со старпомом? — спросил он осторожно.

Она покачала головой.

— Как Наоми с Джимом.

Страх, появившийся в его глазах было больно видеть, но она была готова к этому. Она чувствовала отголосок этого страха и в своей груди. Странно было то, что после всего что с ней произошло — после всех чудовищ, с которыми она столкнулась и от которых смогла сбежать — ей все равно было тяжело. Ручной терминал Холдена просигналил, но он даже не взглянул на экран. Морщины вокруг его рта углубились так, как это бывало, когда он пробовал то, что ему не нравилось. Сложенные руки, сильные, контролируемые, спокойные. Она вспомнила, как они встретились в первый раз, давным-давно на Кентерберри. Как он излучал обаяние и уверенность, и насколько она сначала ненавидела его. Насколько она ненавидела его за то, что он слишком был похож на Марко. И то, насколько сильно она полюбила его, потому что он совсем не был на него похож.

И теперь она собирается нарушить свой обет молчания, и то, что было между ними, либо останется жить, либо нет. Мысль была ужасная. Марко всё ещё мог опустошить её, даже не прилагая к этому усилий. Достаточно было вот этого.

— Не знаю, — сказал Джим и замолчал. Он посмотрел на нее сквозь брови, как будто был единственным виновным во всем этом. — У всех нас есть прошлое. У всех нас есть секреты. Когда ты ушла, я почувствовал себя… потерянным. Запутавшимся. Будто часть моего мозга исчезла. И теперь, когда ты здесь, я невообразимо счастлив видеть тебя. Быть здесь и сейчас? Этого достаточно.

— Ты пытаешься сказать мне, что не хочешь знать?

— О господи, нет. Нет, я лучше бы отрезал себе палец. Я сгораю от любопытства и схожу с ума от ревности. Но я смогу с этим справиться. Я больше не имею права заставлять вас рассказывать мне о том, о чём вы не хотите, как требовал раньше. Если существует что либо о чём вы не хотите говорить…

— Я не хочу говорить об этом, — закончила за него Наоми. — Но я хочу чтобы ты знал. И поэтому нам нужно вместе это пережить, ты согласен?

Джим придвинулся, подтянув под себя ноги, опустившись на колени у подножия кровати, лицом к ней. Его волосы были цвета кофе со сливками. Его глаза были синими, как океан. Как должно было быть вечернее небо.

— Тогда мы пройдем через это, — сказал он с простым, безграничным оптимизмом, который застал ее врасплох и вызвал смех даже здесь.

— Ну, — сказала она. — Когда я была подростком, я жила с женщиной, которую мы называли Тиа Марголис и я прошла быстро, как только могла, инженерные курсы по сетям. Там были корабли, которые проходили через док. Корабли Пояса. Жесткие ребята.

Джим кивнул и к её удивлению, это оказалось легко. Она считала, что идея раскрыть своё прошлое Джиму или кому-то ещё могла вызвать гнев, отвращение или взаимные упрёки. Или еще хуже — жалость. Джим, со всеми своими недостатками иногда был способен к совершенству, слушая внимательно и полностью. Итак, она была любовницей Марко Инароса и она забеременела. Она была вовлечена — сначала, не зная об этом, — в организацию диверсий на кораблях внутренних планет. У нее был сын по имени Филип, которого забрали у неё как способ контролировать её. Она описала свои мрачные мысли и поняла, что это в общем впервые, когда она говорила о них открыто, без завесы иронии.

— Я пыталась покончить с жизнью, но это не сработало.

Просто произнесение этих слов вслух было, как пребывание во сне. Или как пробуждение.

И затем, где-то в кульминации откровений, обнажив мрачные уголки своей души, который всегда травмировали ее и повергали в ужас, ее исповедь превратилась в простую беседу Наоми и Джима. Она рассказала как нашла способ послать ему сообщение во время битвы, и он рассказал ей о там как его получил и о разговоре с Моникой Стюарт, и почему он чувствовал себя преданным ею. Он рассказал о том, как ее похитили, а затем о её плане использовать образец протомолекулы в спиритическом сеансе для поиска пропавших кораблей. Затем они вернулись к Чецемоке и запасному плану Марко, который имел традицию всегда вкладывать одну схему в другую. И до того, как она снова вернулась к рассказу о Цине, Алекс, Амос и Бобби вернулись с трапезы, их голоса смешались словно пение птиц. Джим прикрыл дверь спальни, вернулся и сел рядом с ней, спиной к спинке кровати.

И когда она рассказала как убила Цина во время прыжка, Джим взял ее за руку. Некоторое время они молчали, пока она вновь переживала свою скорбь. Она была реальной, она была глубоко, но смешивалась с гневом на ее старого друга и её похитителя. В то время она не позволяла себе думать об этом, но, оглядываясь назад, весь ее пребывание на Пелле казалось упражнением по отречению самой себя. Кроме того, когда она бросила вызов Марко. Она вспомнила, как сказала ему что Джим всегда был тем, кем он только старался казаться, и подумала, стоит ли ей рассказывать эту часть истории Джиму, и потом рассказала. Джим выглядел ошарашенным, а затем рассмеялся. Они забыли на чем остановились и потратили десять минут на то, чтобы восстановить линию повествования: Чецемока покинул Пеллу после того, как Джим и Фред вылетели со станции Тихо или раньше? Он попросил Алекса исследовать Пау Кант, прежде чем камни упали на Землю? О верно. Хорошо. Теперь она поняла.

Они оба начали задремывать, рука в руке. Она подумала: «О, а мы же на самом деле должны еще поговорить насчет Амоса и Клариссы Мао», но после этого ей стало чудиться, что она на корабле, который идет с ускорением в одно g для всех остальных, а она при этом плывет в невесомости. Вся остальная команда топтала палубу, а она в это время парила в воздухе, добираясь до инструментов и воздуховодов, до которых не могли добраться они. Алекс объяснял ей, что это потому, что она умудрилась набрать такую инерцию, что остальным потребуется какое-то время, чтобы ее догнать. В соответствующем контексте это, казалось, могло иметь смысл.

Она проснулась. Она не знала сколько прошло времени, но из главной комнаты больше не было слышно голосов. Джим спал свернувшись на боку, спиной к её спине. Его дыхание было глубоким и медленным. Она медленно потянулась, стараясь его не разбудить. Боли в ее мышцах, суставах и на коже немного поутихли, и в груди было тепло. Слабость.

В течение многих лет она хранила свои секреты. Берегла их, как чеку от ручной гранаты. Страх, стыд и вину накапливала, даже не замечая как. Те вещи, которые она сделала не так — а их было так много — набирали силу. Не испытывать угрызений было странно. Опустошение, в некотором смысле, но умиротворенное опустошение.

Не то чтобы она вдруг пришла к свету и счастью. Цин не перестал быть мертв из-за нее. Филип так и остался брошен. Брошен снова. А Марко так и остался глубоким омутом злобы и ненависти. Все осталось по прежнему, совершенно изменившись. Старая картина преобразилась во что-то новое, просто сменив раму. Джим повернулся во сне. В коротких черных волосах на шее появилась парочка посветлее остальных. Первое прикосновение седины.

Что-то между ними изменилось. Не во время ее творческого отпуска в ад, а сейчас, когда она вернулась из своей личной преисподней. Она не была точно уверена, кто они были друг для друга, она и Джим, знала только, что теперь все будет по-другому. Потому что она изменилась, и перемены в ней не станут поводом для перемен в нем. Он никогда не стал бы пытаться заставить ее оставаться той Наоми, которую он себе представлял.

Всё изменилось, и изменения необратимы. Но иногда они шли на пользу.

Она потихоньку сползла с кровати и переместилась к маленькому столику в углу комнаты. Там лежали их ручные терминалы и стоял небольшой пузырек с противораковым препаратом Джима, поскольку он был не на «Роси». Она потянулась к своему терминалу, остановилась, и взяла терминал Джима. Для начала надо бы спросить разрешения, но она не хотела будить его, да и не думала, что это так уж важно.

Кадры от Моники Стюарт с «Рабией Балхи», проходящей сквозь ворота, были превосходны. В них ничего не казалось странным, за исключением связанной с ними истории. Интересно, что Марко с ней сделал? Для чего он начал пиратствовать так задолго до настоящего решающего удара, который дал ему возможность приобрести такой вес? Сама по себе попытка подделать журналы на Медине была риском, который не был ему нужен. Может быть, это как-то связано с той системой, к которой шла «Балхи»?..

Она переключилась на свой терминал, подключившись к системе Роси и загрузила ряд простых запросов на соответствие шаблону. Это не вызвало сложностей. Большая часть информации, с которой работал Стюарт, была общедоступной. И оптические телескопы по всей Системе были наведены на Свободный Флот с тех пор, как Марко напал на марсианский конвой. Список систем, где пропали корабли, был небольшим, но соответствия в нем не казались очевидными. Она попыталась вспомнить, говорил ли кто-нибудь на Пелле о каждом из них: Тасним, Иерусалим, Новый Кашмир. Конечно, конвенция о наименованиях тоже вносила сумятицу. Новый Кашмир также получил название Сандалфон, Высокий Техас и LM422. Она нашла альтернативные имена и для других систем. Теперь, когда Джим знал худшее из ее прошлого, она была почти готова к допросу перед командой Авасаралы, и если бы с момента её пребывания на Пелле была хоть какая-то зацепка, которую она могла бы дать…

Она нахмурилась. Запустила схему соответствия по новой, с другими допущениями. За ее спиной зевнул Джим. Когда он сел, простыни тихо зашуршали. Роси вернул список возможных вариантов, и она пробежала по нему глазами. «Анкара Слоу» приблизительно соответствовала «Рабии Балхи», но глядя на различия, она увидела, что сигнатуры двигателей не совпадали. Дешевле было бы построить новый корабль, чем менять весь комплекс привода на существующем. В гостиной Алекс что-то сказал, а Амос ответил. А потом, к ее короткому удивлению, послышался голос Бобби. Рука Джима легла на ее плечо.

— Привет. Ты в порядке?

— Ага, — сказала Наоми, — чудно.

— Давно проснулась?

Она посмотрела на часы и охнула:

— Три с половиной часа.

— Завтрак?

— Господи, да.

Ее спина выразила протест, когда она поднялась, но не такой уж решительный. Она была собрана, ее сознание было живо и полностью принадлежало ей впервые за несколько недель. Может, еще с того, пришедшего первым, отравившего ее жизнь сообщения от Маркоса. Она больше не воевала сама с собой, и это было хорошо. Но…

Волосы Джима были в диком беспорядке, но это было ему к лицу. Она взяла его за руку.

— Что-то не так? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Наоми.

— А кофе этому чему-то поможет?

— Не помешает, — сказала она.

В главной комнате номера Амос и Бобби рассуждали о методах передвижения без двигателя, и каждый из них старался перещеголять другого, и оба, прекрасно осознавая это, веселились на полную. Алекс улыбнулся ей и Джиму, когда те сели за стойку с завтраком, а потом налил обоим по чашке густого эспрессо с плотной коричневой пенкой сверху. Наоми глотнула, наслаждаясь теплом и богатым сложным вкусом, скрытым внутри горечи.

— Ты выглядишь лучше, — сказал Алекс.

— Мне стало получше, спасибо. Бобби, те пропавшие корабли, которые ты искала, — они ведь все принадлежат МВКФ, верно? Военному флоту?

— Корабли. Оружие. Запасы. Всё, — сказала Бобби. — Похоже, теперь мы знаем, что с ними произошло.

— Но не с кораблями колонистов?

Большая женщина нахмурилась:

— Их я не искала.

— В чем дело? — спросил Джим.

Наоми помешала эспрессо в своей маленькой чашечке цвета кости, наблюдая, как завитки появляются и пропадают в низкой гравитации.

— Исчезнувшие корабли можно разделить на две группы: военные суда с Марса, которыми теперь владеет Свободный Флот, и корабли колонистов, которые пропали без вести на пути к новым системам. Шестьдесят, может быть, семьдесят процентов кораблей Свободного Флота совпадают со старыми военными записями. Но я не нахожу ни одного совпадения с пропавшими кораблями колонистов. Я не вижу закономерности в том, в какие системы они направлялись и что перевозили. И я не знаю, какую пользу мог бы извлечь Марко из их захвата.

Амос издал низкий горловой звук.

— Ага, — согласилась Наоми, словно этот звук был словами. — Что-то в кольце пожирает корабли.

Эпилог: Совтер

— У меня есть номер отслеживания, — повторил капитан небольшого грузового корабля, возможно уже в шестой или седьмой раз. — У меня есть посадочные документы и номер отслеживания прямо из Amatix Pharmaceuticals. Я знаю, что груз прибыл на Медину шесть месяцев назад. У меня есть номер для отслеживания.

Не переставая слушать, Совтер сделал глоток чая «с дымком» из груши. Он предпочел бы стакан виски, но он был на вахте, а «Бэркейт» плыл в невесомости. Первое исключало виски, а второе — стакан. Фактически, капитанская рубка была уединенной и он мог бы делать что угодно. Он и делал, как он сам считал. Нести вахту было ему было более угодно, нежели виски, и это было правильно.

— Sabez, у вас есть номер отслеживания, Тореадор, — произнес голос со станции Медина. — Но Amatix? Esa es с Земли. Никаких компаний с Земли на Медине.

Бэркейт был линкором класса «Доннаджер». Мини-город в космосе, работающий с машинной точностью, способный не только маленький грузовик, но и всю станцию Медина растереть в пыль. Однако же он, как и остальной флот Дуарте, ожидал разрешения от диспетческой на Медине с целью прохода в следующее кольцо врат для второго, более странного этапа их путешествия. Это было даже излишним соблюдением этикета со стороны флота, но на то были свои причины. Не последней из них было обычное нежелание применения тяжелых вооружений слишком близко к чужой станции, висящей в огромном не-космосе между кольцами, не подающей признаков активности. Они не были готовы разбудить ее снова. Пока еще не были.

У двери послышался легкий стук. Совтер поправил свой мундир.

— Войдите.

Лейтенант Бэббидж открыла дверь, держась за ручку в проеме. Она выглядела озадаченной, когда отдавала честь. Совтер позволил ей задержаться на мгновение, прежде чем ответить на ее воинское приветствие и разрешил ей войти.

— Я в пути уже десять месяцев! — крикнул капитан Тореадора. — Если колония не получит эту партию, им конец.

— Вы слышали это? — спросил Совтер, кивая в сторону громкоговорителей.

— Нет, сэр, — ответила Бэббидж. Казалось она побледнела, несмотря на коричневый цвет ее кожи. Ее губы сжались.

— Юзгюн, Тореадор, — сказала станция Медина. — Если вам нужно войти в док с медицинской целью, вир кённен…

— Мне не нужна медицинская помощь! Мне нужны мои грёбаные медикаменты! У меня есть номер отслеживания, я знаю что они на вашей станции, и я не буду…

Совтер выключил их и глотнул еще чаю.

— И вот в более-менее таком же духе почти целый час. Даже как-то неловко за них.

— Да, сэр.

— Знаешь, почему я хотел, чтобы ты это услышала?

Она поборола свой страх, и это было хорошо, и ее голос не дрожал, когда она говорила, и это было ещё лучше.

— Чтобы продемонстрировать, что происходит, когда происходит нарушение дисциплины, сэр.

— В конечном итоге. Да. Я слышал, что вы нарушили дресс-код. Это правда?

— Это был всего лишь браслет, сэр. Он принадлежал моей матери, и я подумала… — её голос осёкся. — Да, сэр. Это правда, сэр.

— Спасибо, лейтенант. Я ценю вашу откровенность.

— Разрешите говорить свободно, сэр?

Совтер улыбнулся:

— Разрешаю.

— Со всем уважением, сэр, но дресс-код был регламентом МВКФ. И если уж начинать перечислять нарушения кодекса, то есть и гораздо более серьезные из тех, что достойны рассмотрения. Сэр.

— Имеете в виду то, что мы вообще здесь?

Выражение ее лица было жестким. Она переоценила свои силы, и знала это. Это бывает. Смущение и детское желание топнуть ногой и сказать, что так нечестно. На ее месте он не пришел бы сюда. Но раз уж игра пошла, карты на стол. Назад пути нет.

— Настает эпоха перемен, это правда. Пока избранное правительство не выполняет свои обязательства, адмирал Дуарте взял на себя полномочия и ответственность за флот на себя. Я, следуя субординации, выполняю его приказы. Предполагается, что вы, следуя субординации, выполняете мои. Это самостоятельная инициатива флота. Это не бесплатно для всех.

— Сэр, — сказала она. Она имела в виду «да, сэр», но она не сказала «да».

— Знаешь, что произойдет, если я доложу о твоем несоблюдении дисциплины на флоте?

— Меня могут понизить в должности, сэр.

— Да могут. Если так будет продолжаться, тебя вышвырнут. Отстранят от должности. Выгонят с позором. Не из-за этого, конечно. Этого мало, но если это повторится. Ты понимаешь?

— Да понимаю, сэр.

— Если тебя выгонят, как ты думаешь, что произойдет?

Она смущенно взглянула на него. Жестом своей свободной руки он разрешил ей говорить.

— Я… не… — запнулась она.

— Я тоже не знаю, — сказал он. — На Марсе тебя отправили бы на гражданку. Но там, куда мы собрались, гражданской жизни нет. И совершенно нет человеческой жизни. Выталкивать тебя из локальной пищевой цепи? Тратить время и ресурсы на отправку тебя назад, и собственно куда назад? Силы, взявшие на себя управление Марсом, увидят в тебе предателя так же, как и я. Они засунут тебя в камеру на всю жизнь, если ты не присоединишься к ним. А если присоединишься, тогда какой смысл мне отправлять тебя назад. Или не так?

— Нет, сэр, — он видел как понимание начало просыпаться в ее глазах. Пока только начало. Человечество было таким ущербным. Не только она, все. У половины населения уровень интеллекта был ниже среднего. У половины было ниже среднего верности. Средняя приверженность долгу. Жестокий закон статистики. Это поразительно, как такая раса могла преуспеть настолько, насколько сумели они.

— А теперь, когда мы взяли инициативу в свои руки, — сказал он, — поддерживать строгую дисциплину важнее, чем когда-либо. Мы сейчас как первые межпланетные миссии в те времена, когда еще не было двигателя Эпштейна. Месяцы, а то и годы одним сообществом воинов и исследователей. Там не бывает места для людей со стороны, особенно когда нет никакого «со стороны». Я знаю, ты расстроена, что…

— Нет, сэр, я не…

— Я знаю, что вы расстроены, потому что я обратил внимание на такую малость, как ношение браслета. Это кажется незначительным нарушением, и, на самом деле, таковым и является. Но если я стану ждать проявления более значительных нарушений, мы очень быстро столкнемся с вопросами, определяющими наше выживание. Поэтому у меня нет возможности занимать джентльменскую позицию.

— Я понимаю, сэр.

— Я рад это слышать.

Он протянул руку, ладонью вверх. Бэббидж вытерла рукой слезу, а затем порывшись в кармане задержалась на мгновение. Когда она положила браслет в его руку, она сделала паузу, задержавшись еще на секунду. Что бы это ни значило для нее, отдать браслет было для нее жертвой. Он сжал в руке тонкую серебряную цепочку с крошечным кулоном в виде воробья. Он попытался изобразить нежную улыбку, когда произнес.

— Свободны.

Когда она закрыла за собой дверь, он повернулся к своему монитору. Пришло новое сообщение от Кортазара. По его телу пробежали мурашки. Карманный ученый Дуарте присылал все больше сообщений с тех пор, как астеры спустили курок. Человеческий энтузиазм Совтера нервировал. Личность человека прочно заняла место в зловещей долине, и его удовольствие от проекта, который они разворачивали на новой станции Лакониа, заставляло его чувствовать предвкушение сродни сексуальному.

Тем временем, долг оставался долгом. Он сунул украшение Беббидж в утилизатор и открыл сообщение. Кортазар сидел слишком близко к камере, либо по какой-то причине решил, что ему лучше быть на видео не в фокусе. Его широкий подбородок и густые черные волосы были ничем не примечательны. Совтер потер руки, будто в наполовину осознанном желании их вымыть.

— Капитан Совтер, — сказал маленький странный человек, — рад доложить, что образец прибыл невредимым. Чрезвычайно благодарен вам, что вы взяли его под свою опеку после его вызволения. Однако меня огорчает, когда я слышу, что флот отстает от графика.

— На несколько дней за много месяцев, — сказал Совтер себе и экрану. — Мы со всем справимся.

— Я знаю, вы в курсе, что и ресурсы, и время будут в дефиците, пока артефакт не будет у наших ног. В порядке помощи в восполнении этого дефицита исследовательская группа собрала воедино некоторые планы и спецификации для кое-каких модификаций «Баркейта», которые понадобятся при стыковке с артефактом. Сборка каких-то из них может быть начата вашими инженерными бригадами прямо на маршруте. И само собой, если у вас возникнут какие-либо вопросы, я в вашем распоряжении. Кортазар конец связи.

По экрану прошла серия технических чертежей. Их было более чем достаточно, чтобы он забеспокоился. Они называли все технологии чужих единым именем «протомолекула», но, конечно, пришедшая невесть откуда колония микрочастиц-захватчиков жизни, была лишь одним объектом в гораздо более обширном наборе инструментов. И если Кортазар верно истолковал сверхсекретные данные с зондов МВКФ, то то, что они нашли, будет для человечества гораздо проще в освоении и использовании.

Однако же изменения, которые Кортазар хотел увидеть в «Баркейте», выглядели неприятно органическими. Похоже не столько на сборку новой модели шлюза, сколько на изготовление какого-то колоссального протеза.

«Это начало чего-то очень нового и очень мощного, и если хорошие люди не предпримут ничего, чтобы взять власть в свои руки, то это сделают плохие». Так говорил ему адмирал Дуарте в ту ночь, когда принял Совтера в свою паству. Это было истинно тогда, и остается истинным сейчас. Он включил камеру, пригладил волосы, и начал запись.

— Сообщение принял. Я передам чертежи моим инженерам незамедлительно. Если у них будут какие-то проблемы, мы с вами свяжемся, — коротко, точно, сжато, но без грубости. Рационально. Он надеялся, что это прозвучит рационально. Он пересмотрел сообщение для пущей уверенности и подумал было перезаписать его, заменив «проблемы» на «вопросы», но решил, что придает этому слишком много важности. Как только он его отправил, прозвучало уведомление от системы связи.

— Капитан, у нас есть разрешение от «Медины».

— Да неужели, мистер Когома? Как мило с их стороны. Как разрешилась ситуация с тем номером отслеживания?

— Грузовое судно движется для стыковки со станцией, сэр.

Что ж, вот и захватили доходяги еще один корабль. Если бы на «Тореадоре» понимали, куда ветер дует, они рванули бы со всех ног обратно на свою несчастную планету, с которой пришли, где бы она ни была, и постарались забыть о том, что потеряли. Потому что Флот Освобождения продолжал пожирать идущие мимо корабли, моря голодом колонии. Ослабляя их. А к тому времени, как астеры догадаются, что они ведут боевые действия в арьергарде истории, Дуарте уже прочно займет позиции.

Война, подумал Совтер, когда подтянулся в командный отсек, уже давно не ведется за контроль над территориями. Работа военных заключалась в том, чтобы раздробить силы врага. Мелкие стычки в Поясе происходили в течение поколений не затем, чтобы захватить станцию Веста или Цереру или любой из дюжин небольших товарных узлов, плавающих в безбрежной пустоте. Это всегда было направлено на то, чтобы удержать АВП или любую другую силовую группировку астеров от коалиции в организованную силу. До тех пор, пока правила не изменились, и организованная сила не оказалась полезна. Флот Освобождения появился бы десятилетия назад, если бы такие люди, как Дуарте, позволили бы этому произойти. А теперь, когда у Пояса он есть, они смогут убедиться, насколько он был бесполезен.

А пока он будет держать Землю и то, что осталось от Марса, в напряжении несколько лет. А потом… Наградой за смелость будет шанс управлять историей.

На командной палубе царил порядок. Каждый в своем амортизаторе, дисплеи протерты, пульты отполированы. «Баркейт» прибудет на станцию Лакониа таким же щеголеватым и подтянутым, каким он покинул Марс. И они не будут носить браслеты. Он опустился в свой командный пост и пристегнулся.

— Мистер Тейлор, дайте предупреждение об ускорении. Мистер Когома, информируйте флот и станцию Медина, что мы приступили к процедуре.

— Сэр, — сказал офицер-тактик, — разрешите открыть орудийные порты.

— Мы ожидаем столкновения, мистер Кун?

— Не ожидаем, сэр. Лишняя предосторожность.

Кун тоже не доверял тощим. И это было справедливо. Они были кучкой бандюг и ковбоев, которые считали, что раз у них стволы, у них и сила. Совтер полагал, что Флоту Освобождения еще рано начинать кидать Дуарте, но они были тупыми и импульсивными. И когда имеешь дело с любителями, не стоит предполагать, что они будут принимать те же решения, что и профессионалы.

— Разрешаю. И разогревайте ОТО, пока есть время. Мистер Когома, рекомендуйте флоту поступить тем же образом.

— Да, сэр, — сказал Когома.

Зазвучала сирена и Совтер устроился в амортизаторе, в течение нескольких секунд ощущая возвращение веса. Переход до кольца Лаконии был краток. Пространство между кольцами практически вызывало клаустрофобию в сравнении с необъятностью настоящего, открытого вакуума. И тьма, беззвездная, только усиливала это чувство. Физические зонды показывали, что с другой стороны колец нет никакого пространства вовсе. Так что чем бы ни был пузырь, в котором они находились, он заключался не в конечных границах, а в чем-то более обширном, бездонном, чего он и представить себе не мог. Да и не нуждался в этом.

Врата Лаконии стали ближе, больше, горстка звезд горела ярко и ясно на той стороне, все разрастаясь по мере их приближения. Реактивные шлейфы авангарда флота засияли ярче, когда они прошли врата. Здесь должны быть новые созвездия. Галактика под другим углом, и совершенно новые небеса.

— Приближение к кольцу, сэр, — сказала Келлер из навигационного управления. — Проход через три. Два…

Келлер рассыпалась. Нет, то есть не так. Келлер осталась там же, где и была, сидела, где и сидела. Но сейчас она была облаком. И все они были облаками. Совтер поднял руки. Он прекрасно видел их: папиллярные узоры на кончиках пальцев, пространство между молекулами, а под ними — поток своего кровообращения. Он мог видеть молекулы воздуха — водород, кислород, углекислота, все они бешено колотились друг о друга, затуманивая еще более глубокое пространство между ними. Вакуум, который пронизывал все это.

«У меня инсульт, — подумал он, а затем: — Нет. Что-то здесь не так».

— Гаси привод! — заорал он. — Разворачиваемся! — и волны звука от его слов расширяющейся сферой полетели сквозь видимый, но невидимый воздух, отскакивая от стен, дрожа там, где они пересекались с криками страха и воем сирены. Это было прекрасно. Облако, которым стала мистер Келлер, пошевелило руками, и чудом не провалилось сквозь необъятную пустоту ее панели управления.

Он увидел звук, идущий в потоке молекул, прежде чем он достиг его, и он услышал слова.

— Что происходит? Что случилось?

Он не мог видеть изображение на экранах, чтобы узнать, были ли там звезды. Всё, что он мог почувствовать, это атомы и фотоны самой вещи, а не то что они составляли. Кто-то закричал. Затем кто-то другой.

Он повернулся и увидел, как что-то движется. Не другое облако, подобное ему или другим, но что-то ещё, не такое, как материя. Что-то твердое, но скрытое пустотой материала, как форма в тумане. Многие формы, ни светлые, ни темные, но какие-то другие, какая-то третья сторона этой монеты, проходящая через промежутки между пространствами. Стремящаяся к ним. К нему.

Совтер не заметил, как умер.

2015 г.

БЛАГОДАРНОСТИ

While the creation of any book is less a solitary act than it seems, the past couple of years have seen a huge increase in the people involved with The Expanse in all its incarnations, including this one. This book would not exist without the hard work and dedication of Danny and Heather Baror, Will Hinton, Tim Holman, Anne Clarke, Ellen Wright, Alex Lencicki, and the whole brilliant crew at Orbit. Special thanks are also due to DongWon Song and Carrie Vaughn for their services as beta readers, Ben Jones and Jordin Kare for their help figuring out what happens when a thruster misfires, and also to the gang from Sakeriver: Tom, Sake Mike, Non-Sake Mike, Porter, Scott, Raja, Jeff, Mark, Dan, Joe, and Erik Slaine, who got the ball rolling.

The support team for The Expanse has also grown to include Sharon Hall and Ben Roberts, Bill McGoldrick, Mark Fergus, Hawk Ostby, and Naren Shankar among many, many others at Alcon Television, the Sean Daniel Company, and Syfy. Especially Alan for the Boom Coffee and Kenneth for essentially everything else.

And, as always, none of this would have happened without the support and company of Jayné, Kat, and Scarlet.

Оглавление

Пролог: Филип

Глава 1: Холден

Глава 2: Алекс

Глава 3: Наоми

Глава 4: Амос

Глава 5: Холден

Глава 6: Холден

Глава 7: Амос

Глава 8: Холден

Глава 9: Наоми

Глава 10: Амос

Глава 11: Алекс

Глава 12: Амос

Глава 13: Холден

Глава 14: Наоми

Глава 15: Алекс

Глава 16: Холден

Глава 17: Алекс

Глава 18: Холден

Глава 19: Наоми

Глава 20: Алекс

Глава 21: Наоми

Глава 22: Амос

Глава 23: Холден

Глава 24: Амос

Глава 25: Наоми

Глава 26: Амос

Глава 27:Алекс

Глава 28: Холден

Глава 29: Наоми

Глава 30: Амос

Глава 31: Алекс

Глава 32: Наоми

Глава 33: Холден

Глава 34: Алекс

Глава 35: Наоми

Глава 36: Холден

Глава 37:Алекс

Глава 38: Амос

Глава 39: Наоми

Глава 40: Амос

Глава 41: Наоми

Глава 42: Холден

Глава 43: Алекс

Глава 44: Наоми

Глава 45: Амос

Глава 46: Алекс

Глава 47: Наоми

Глава 48: Холден

Глава 49: Амос

Глава 50: Алекс

Глава 51: Наоми

Эпилог: Совтер

БЛАГОДАРНОСТИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg