«Степень превосходства»

348

Описание

Объединившееся человечество успешно осваивает Большой космос и доминирует в нем. Доступ к ресурсам тысяч планет и отсутствие конкурентов обеспечивают небывалое могущество цивилизации. Но люди чувствуют себя королями Вселенной лишь до тех пор, пока природа им это позволяет. На планете Тихая, на окраине Галактики обитают животные, потенциал которых в начале эволюционного пути выше, чем вся сумма достижений человечества, и столкновения с ними избежать не удастся. Кто победит – люди с их техникой или животные, готовые стать богами? На чьей стороне превосходство? ОТ АВТОРА: «Степень превосходства» написана давно. Это моя первая книга, когда-то я был ею доволен, однако с каждым годом она мне нравилась все меньше. Поэтому решил ее отредактировать. Что сделано: текст сокращен на треть, по-другому разбит на главы, некоторые эпизоды переписаны. Что осталось по-прежнему: сюжет и ключевые герои. Естественно, содержание теперь не соответствует содержанию выпущенной ранее аудиокниги, до сих пор распространяемой в Интернете.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Степень превосходства (fb2) - Степень превосходства [Новая редакция] (Пограничные миры - 1) 1208K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Юрьевич Соколов

Юрий Соколов СТЕПЕНЬ ПРЕВОСХОДСТВА

Глава 1

Конечно, это был всего лишь сон. Заурядный ночной кошмар из тех, которые время от времени заставляют нас просыпаться в холодном поту и с чувством большого облегчения, что все произошло не на самом деле.

Но мне до пробуждения оставалось еще далеко, поэтому я пока стоял на сумрачной душной прогалине в джунглях и смотрел в налитые тупой злобой глаза жуткого, невероятного зверя, каких на свете нет и не может быть. Его шерсть переливалась всеми оттенками огня, он словно горел не сгорая; а больше здесь никого не было, потому что все, кто пришел сюда со мной, или уже умерли, или умирали сейчас.

Нет, не все. Где-то сзади и сбоку слышались короткие стоны вперемешку со всхлипами — там Кэт, с перебитым позвоночником, почти разорванная пополам, кое-как подтягиваясь на руках, медленно и мучительно ползла туда, где валялась ее винтовка.

— Стреляй, Пит, стреляй! — еле слышно хрипела она. — Убей его, убей, бога ради!

Но я не мог стрелять. Для этого следовало бросить винтовку с пустым магазином, выхватить из кобуры пистолет, снять предохранитель, нажать на спуск, — а зверь находился от меня на расстоянии в один прыжок, и он был готов. Я видел оскаленную пасть, напряженные до отказа мускулы, мощные лапы с кривыми когтями; видел трупы вокруг, истоптанную и залитую кровью траву, россыпи стреляных гильз; я видел… видел… видел…

Сначала я ничего не увидел — кроме темноты, окутывавшей меня со всех сторон, потом начал понемногу соображать.

— Свет! — крикнул я, без особого успеха пытаясь выпутаться из простыни. Крикнул, должно быть, излишне эмоционально, потому что освещение разом врубилось на полную мощность. Пришлось зажмуриться.

— Вы не настроили программу снов, — с упреком промолвила Полли, сбавляя яркость до приятного полумрака. — И не велели вас будить.

— Знаю, знаю.

Я сбросил наконец простыню, спустил ноги на пол и огляделся. Уютный и безопасный номер отеля «Козерог», панорамное окно во всю стену, причудливый кристалл макроинформера в углу. Я на Безымянной, которую по-другому называют еще Планетой охотников, — здесь нет никаких джунглей, а все животные содержатся исключительно в клетках. Кэт у себя дома, на Земле, за тысячу световых лет отсюда, и тоже в полной безопасности. Полли где-то рядом — может, в потолке, а может, в начинке одной из стен, — охраняет мой покой, как и положено бравому киб-мастеру[1]. И не ее вина, что иногда не получается.

— Говорила мне бабушка — всегда настраивай программу снов, — усмехнулся я.

— Ваша бабушка абсолютно права, мистер Дуглас! — радостно согласилась Полли. Как и у любого киба, у нее было плохо с чувством юмора. — Настроить?

— Да нет, не нужно. Кстати, это просто присловье такое.

Пару секунд Полли переваривала поступившую информацию, потом до нее дошло:

— Хотите, я добавлю это выражение в свой повседневный словарь?

Я представил, как все оставшиеся четыре дня моего проживания в отеле Полли без конца поминает бабушку, и содрогнулся.

— Не стоит. Лучше пошли «жучку» за свежим апельсиновым соком.

Откуда-то из-под кровати вынырнул робот обслуги, больше всего похожий в этот момент на маленький танк без башни, трансформировался в сервировочный столик и покатил к двери.

Через минуту он появился снова, дождался, пока я заберу стакан, затем опять трансформировался — на сей раз в нечто, описанию не поддающееся, — и принялся перестилать постель. Я не торопясь выпил сок, отверг настойчивые приставания Полли на счет того, чтоб сделать мне массаж, забрался под свежую простыню и почти сразу отключился.

* * *

Горячий напористый ветер гнал пыль по безлюдным в этот ранний час улицам Уивертауна. Вчера было прохладно, однако ночью погода испортилась и на город нанесло кхан-пун — злой суховей из Мертвой пустыни. Температура все поднималась, небо приобрело желтовато-серый оттенок, а над еле видимыми в дрожащем жарком мареве Черными горами висела огромная мрачная туча, изредка озаряемая вспышками молний пока еще очень далекой грозы.

Конечно, я знал, что творится на улице, — Полли не преминула сообщить прогноз, — однако отменять свою традиционную утреннюю прогулку не захотел. Мозги прочищает, хороший аппетит гарантирован, можно привести в порядок мысли, наметить самые необходимые дела на день. Но самое главное, мне не давал покоя чертов кошмар. Хотя остаток ночи я провел спокойно и встал бодрым и отдохнувшим, обрывки неясных видений все еще бродили в голове, а в душе время от времени поднималось смутное тревожащее чувство. В этом своем кошмаре я как бы раздвоился: одну половину меня трясло от страха, ярости и желания бороться за свою жизнь, а вторая спокойно наблюдала за этим со стороны. Состояние было ни на что не похоже — уж чем я никогда не страдал, так это раздвоениями. Даже во сне. И теперь мне страсть как хотелось прочувствовать свою цельность и насладиться ею. Поэтому, выйдя из отеля, когда остальные постояльцы еще глаза продирать не начинали, я взял курс прямо по Крокет-стрит на восточную окраину города — туда, где плато Уивер огромными ступенями, похожими на лестницу великанов, спускалось вниз, к морю.

Помимо пугающего своей реалистичностью сна, у меня были поводы для беспокойства и посерьезнее.

Шел уже одиннадцатый день ежегодного конгресса ООЗ[2], а у нас на руках не было еще ни одного заказа. Кризис, пятый год терзающий экономику Федерации, докатился наконец до нашего бизнеса и сразу накрыл его с головой. Пострадали даже фирмы, занимающиеся организацией сафари, хотя сафари традиционно считалось делом беспроигрышным. Что же касается звероловства, то тут дела шли совсем плохо, а ведь как раз им мы и занимались — я и мои компаньоны.

Заварила всю эту кашу, конечно, Кэт: она всегда заваривала кашу везде, где бы ни оказалась. Потом к ней примкнул я, и уже вместе мы втащили в дело Крейга Риеру — бывшего охотника, нашего общего старого знакомого, который к тому времени ушел на покой и возвращаться в бизнес по доброй воле не хотел. Немного позже к нам присоединился Рик Эдвардс, по кличке Малыш-на-все-плевать, после чего сплоченный коллективчик психов, вздумавших открыть новую звероловную фирму в то время, когда нормальные люди закрывали старые, был готов к действию.

Добравшись до моря, я понаблюдал за прибоем, потому что больше смотреть было не на что. Как, собственно, повсюду на Безымянной — если только ты не любитель пустынных пейзажей. Кое-какая жизнь здесь существует только в воде, да и ее можно увидеть лишь под микроскопом. Казалось бы, охотники со всей Галактики могли подыскать для своей столицы мир с чуть более разнообразной флорой и фауной, но объясняется все просто — на самом деле Безымянную никто специально не выбирал. Кто-то первым устроил здесь перевалочную базу, кто-то отсиживался, скрываясь от преследований УОП[3] после незаконного отлова. Слухи об удобном плато на безлюдной планете, в пещерах под которым можно без проблем спрятать хоть сотню зоопарков, быстро распространились среди охотников. Потом капитан Уивер построил первые нормальные вольеры для животных и основал город; потом все это пришлось оборонять от «зеленых бригад» и головорезов из Лиги защиты природы; потом началась Большая галактическая война, отрезанная от Федерации Безымянная временно превратилась в независимую державу, и охотники оказались вынуждены экстренно налаживать полноценное планетарное хозяйство, чтобы не помереть с голоду.

На берегу оказалось ничуть не прохладнее, чем вдали от него, и я повернул назад. Чем выше поднималось солнце, тем невыносимей становилась духота; мокрая от пота рубашка прилипла к спине, а кровь, кажется, дошла до точки кипения. Я решил, что достаточно размял ноги и, дабы не умереть в следующие несколько минут от теплового удара, завернул в ближайший бар — там, по крайней мере, были кондиционеры и холодное пиво.

В просторном зале было совсем пусто, а за стойкой сидел всего один человек. Ничего особенного, если не приглядываться — ежик светлых волос, в которых густая седина была почти не заметна, большие руки, покатые плечи, приличное брюшко. Вот только взгляд серых глаз, похоже, мог просканировать человека на клеточном уровне.

Я взгромоздился на табурет, оставив между собой и этим субъектом пару свободных мест, продиктовал киб-мастеру номер своего депозита и дружелюбно улыбнулся глазку идентификатора.

— Что желаете? — спросил невидимый бармен бесстрастным «электронным» голосом.

— Для начала поменяем тебе болталку, — сказал я.

— Нисколько не возражаю, — буркнул субъект. — Тоже рад тебя видеть, Пит.

— Что желаете? — повторил бармен, на этот раз куда более приятным голосом молодой девушки.

— Пива, — сказал я и повернулся к своему соседу: — Извини, Джош, что сразу не заметил тебя — столько народа вокруг, еле пробился к стойке.

— Очень смешно.

— Надеюсь.

— Какое пиво предпочитаете? — осведомилась «девушка», вежливо подождав, пока мы договорим.

— «Гиннес», — ответил я. — А почему ты всегда выбираешь «электронного» бармена, Джош?

— Не только бармена. У меня и дома киб-мастер так настроен…

— Наверно, именно поэтому от тебя ушла жена.

— …и главный киб моего корабля…

— Команда тоже скоро разбежится.

— …а также мой личный киб-секретарь.

Тут мне оказалось нечего сказать.

— Мне нравится заведомо искусственный голос, — продолжал Джош. — Он настраивает на деловой лад. А все прочее только расслабляет. Если ты склонен забывать, что робот — это робот, то рискуешь в пьяном виде трахнуть барную стойку. — Он одним духом опрокинул в рот то, что еще оставалось в его кружке. — Повторить.

Из-под стойки вынырнул манипулятор, поставил перед Джошем полную кружку и забрал пустую. Быстрота, с которой обслужили моего визави, свидетельствовала о том, что операция повторялась далеко не однажды за сегодняшнее утро.

— Как понимаю, именно ради настроя на деловой лад ты решил нализаться ни свет ни заря? — спросил я.

— Нет, не поэтому, — ответил Джош. — Собрался помянуть покойника, но пришла новость, что он воскрес.

Мне захотелось поинтересоваться, по какому из двух поводов горе, потому что ответ был неочевиден. Однако я удержался и спросил:

— Кто-то из наших?

— Да. Причем из самых. — Джош вскинул на меня свой сканирующий взгляд. — Это Берк.

— А что стряслось? Он, вроде, ушел в прошлом сезоне в Андромеду?

— Четыре его корабля пошли. А сам он отправился на Тихую.

— Там же заповедник.

— Берк добился разрешения в УОП.

Я с недоверием уставился на Джоша.

— Но это же заповедник А-категории. Туземцы, зачатки цивилизации… Комитет по контактам.

— Берк добился и разрешения Комитета тоже.

— А что ему понадобилось на Тихой? Там ведь ничего интересного нет.

— Берк считал, что есть. Он хотел отловить рэдвольфа.

— Кого?.. — не сразу сообразил я. — Ну, знаешь… Рэдвольф — всего-навсего миф, сказка тамошних туземцев…

Я запнулся и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Рэдвольф… Монстр с огненной шерстью… Конечно, я слышал легенду о нем, да забыл, поскольку не верю в легенды. Но когда чужая легенда вторгается в твои сны, а потом первый встречный заводит разговор о ней же, это хороший повод вспомнить.

— Что такое? — насторожился Джош.

— Да ничего, просто с жары сел прямо под кондиционером, — сказал я.

Он, конечно, мне не поверил. Но виду не подал.

— Ты рассказывай, рассказывай, — подбодрил я его. — Особенно мне любопытно, на каком основании уоповцы выдали Берку лицензию.

— На основании полученных денег, — сказал Джош. — Берк дал кучу страшных обязательств, что ни одно другое животное, не говоря о туземцах, он и пальцем не тронет. А раз рэдвольф с точки зрения науки не существует, значит — охоться на здоровье!

— Замечательно. И чем кончился сей гениальный проект?

— Маяк корабля Берка замолчал на двадцать первый день пребывания его команды на планете. В СОЗ[4] подумали, что Берк сам его отключил, чтобы выйти из-под наблюдения и вдоволь пошалить. Может, так оно и было. Он не выходил на связь две недели. Смотрители уже готовили ему теплую встречу на орбите, но развязка оказалась не такой, как они предполагали. Берк был обнаружен совершенно случайно научниками ННЦ[5] «Тихая», высадившимися на планету для каких-то там наблюдений. Ребята ударили в набат, СОЗ включила систему поиска, но ни черта не обнаружила. Экипаж Берка пропал вместе с кораблем, а сам он находился в состоянии психической комы и ничего рассказать не мог. УОП запросило у правительства помощь ВКС[6] для высадки десанта, но тут вмешался Комитет по контактам и зарубил идею на корню. Мол, охотники знают, на что идут, риск — неотъемлемая часть их профессии, а широкомасштабная наземная операция будет неэтична по отношению к местному населению.

— Это каким же образом? — удивился я.

— А таким, что если туземцы станут слишком часто наблюдать всякие там летающие колесницы и богов, спускающихся с небес, это может привести к нежелательным перекосам в развитии их цивилизации.

— Очень интересно. Значит, когда уоповцы выпускают на планету-заповедник банду Берка, не забыв взять с них деньги за отлов того, кого поймать нельзя, это этично, а…

— Не будь ребенком, Пит. Управлению в связи с кризисом урезали финансирование. Наш местный офис совсем зачах, а тут им, словно манна небесная, сама валится в руки изрядная сумма. Да разве они могли устоять?

— Ну ясно… А дальше?

— Берк чуть не откинул копыта. Сейчас лечит нервы в санатории на Ульмо. Остальные его люди вернулись из Андромеды с неплохим уловом и без потерь.

— И что, по-твоему, случилось на Тихой? — спросил я. — Она ведь потому так и называется, что там ровным счетом ничего не происходит со времени ее открытия.

— А черт его знает. Иногда даже самые спокойные планеты таят в себе сюрпризы. — Джош нервно заерзал на стуле — верный признак того, что он собирается встать. — Знаешь, мне, пожалуй, пора. Уже пару часов здесь сижу, задница болит.

— Да и неплохо тебе будет уйти отсюда до того, как ты вылакаешь все пиво, — согласился я. — Владелец бара и так уже поправил дела благодаря твоему посещению.

— Трепло, — беззлобно отозвался Джош, и мы вышли на улицу. В лицо дохнул горячий воздух пустыни.

В городе наметилось некоторое оживление. На тротуарах виднелись пешеходы, по дороге в обе стороны проносились редкие пока машины, в воздухе над нашими головами промчалось аэротакси. Джош пошел прямо, а я свернул в сторону «Козерога» и, войдя в холл отеля, направился прямиком в ресторан. Сразу заметил в зале пару — тройку знакомых, но подходить не стал, только кивнул издали и занял столик подальше от них. Чертовски хотелось есть, а разговоров уже хватит на сегодняшнее утро. Уплетая яичницу с беконом — настоящую, никакую синтетику в Уивертауне принципиально не признают, — я чувствовал, как настроение мое стремительно улучшается. Пожалуй, ничто не создает в жизни больше проблем, чем пустой желудок. Разве что женщины.

Поднявшись в номер после завтрака, я уселся в рабочее кресло, включил суггестор и стал просматривать отчеты охотников о последних экспедициях в самые разные районы Галактики и за ее пределы. Полли сотворила из одной стены экранон, связалась с главным киб-мастером Общества и подавала информацию, время от времени гоняя «жучку» в бар на этаже то за кофе, то за апельсиновым соком.

Просмотр отчетов — как раз то занятие, за которое можно возненавидеть профессию охотника в кратчайшие сроки. Когда смотришь художественный фильм, ты тоже практически живешь в нем, — но там-то усилиями его создателей все как раз и приспособлено для жизни, причем интересной. А вот когда дело касается документальных неотредактированных материалов о работе в почти не исследованных мирах, и тебе грузят из хранилища все подряд, включая самые поганые свойства окружающей среды, тут уже не до шуток, особенно если на очереди отчет команды неудачников. В нем десять или двадцать раздолбаев на протяжении нескольких месяцев вляпываются в неприятности то по переменке, то все сразу, и ты вляпываешься в то же самое вместе с ними, причем в предельно сжатые сроки. Конечно, киб-мастер бережет твою психику как может, фильтруя материал и на лету отсеивая все, что не представляет профессионального интереса, а это девяносто девять процентов массива. Однако сами миры все равно моделируются по записям камер и накопленным приборами экспедиций данным. И если какие-то парни из ООЗ решили заняться отловом чертей в аду, то включая их отчет, ты попадаешь в ад. А в нем сплошь и рядом не эти парни охотятся на чертей, как было задумано, а наоборот. И то, что киб-мастер из всего потока событий отобрал для тебя только самые интересные и острые моменты, ничуть не радует. Но что ж делать — если хочешь получать самую свежую информацию, другого пути нет.

Время от времени я давал себе короткий отдых — прерывал сеанс, и Полли превращала комнату то в светлую, пронизанную лучами солнца рощу, то в кусок морского побережья. Над моей головой успокаивающе шелестели березы, а накатывающие на пляж виртуальные волны разбивались у самых моих ног, очень правдоподобно шурша ненастоящими камушками. Эти жалкие миражи не шли ни в какое сравнение с внушенными, но до ужаса правдоподобными мирами суггестора, однако они странным образом успокаивали. По окончании отчета об охоте на каких-то кровожадных чудовищ в ледяных торосах планеты Ахав, Полли устроила мне передышку на мирной ферме в тропиках Весты, а после экспедиции в непролазные болота Бундегеша дала насладиться ароматами бескрайних цветочных полей Омфалы.

Три часа я работал, стараясь убедить себя, что это и есть самое главное, а всякие сны, встречи в барах и легенды ничего не значат. Однако любопытство свое взяло, и я велел Полли найти в архиве материалы по Тихой. Она нашла: материнская звезда — Эос, планета земного типа, экосистема — то же самое, биокоррекции перед высадкой не требуется…

— Пропусти общую информацию, — сказал я. — Просто покажи пейзажи местности, конкретно — тропические леса.

Полли выдала тематический видеоряд. Уже через минуту я велел ей закончить: несомненно, это были те самые джунгли из моего сна.

— Теперь покажи рэдвольфа.

— Секундочку… Ничего нет.

— Поищи термин в разделе современных спейс-легенд. И соотнеси…

— Нашла! В мифологии туземцев это Великий Бог Айтумайран. Доступно сорок семь фотографий.

— Да-а-а? — удивился я.

А зря. Это оказались всего лишь снимки разрисованной кожи с изображением бога Тихой, а вовсе не фотографии его самого. В другое время от души посмеялся бы над собой, но не теперь. Рисовали туземцы отлично. Конечно, тот самый монстр с огненной шерстью. На некоторых рисунках он стоял на задних лапах. На одном рисунке в его теле торчало копье. Рассмотрев Айтумайрана во всех подробностях, я начал понимать, почему склонные к упрощениям земляне прозвали его рэдвольфом. Он действительно чем-то походил на огромного волка — впрочем, сходство было весьма и весьма отдаленным.

— У этих туземцев что — единобожие? — спросил я.

— Нет, — ответила Полли. — Они верят еще во множество богов айту. И в духов халу. Показать?

— Ну их. Лучше найди отчет о происшествии с Берком.

— Вот…

В нем не было ничего такого, чего бы я уже не знал из разговора с Джошем. И я мог бы поклясться, что отчет здорово почистили.

— Соедини-ка меня с архивом напрямую, — попросил я.

Полли выполнила указание, и передо мной возникло великое и могучее дерево файлов информатория ООЗ, каким его видят кибы. Оно напоминало баньян вселенских размеров и уходило корнями во времена Большой войны, независимости Безымянной, и еще глубже — в эпоху «дикого» освоения космоса. Но меня интересовала лишь скромная веточка этого дерева.

После получаса внимательного изучения я пришел к выводу, что и весь архив по Тихой почистили тоже. Мой брат Майк с детства увлекался интеллектроникой, и я знал по теме немало такого, о чем в школе не расскажут. Конечно, я не он, однако… Вот черт, был бы здесь Майк, он бы точно сказал, чистили архив или нет.

Я отключил суггестор и призадумался. Это кем надо быть, чтобы влезть в информаторий ООЗ и хозяйничать там по своему произволу? В то, что ООЗ просто приказали удалить файлы, я не верил. Общество не удаляло из информатория ничего и никогда, ведь любая информация могла оказаться жизненно важной для охотников, отправляющихся на те или иные планеты. Свято блюдя интересы своих членов, ООЗ не пасовало ни перед кем, включая УОП, ККВЦ[7] и правительство Земной Федерации.

Везде какие-то загадки! Джош в разговоре со мной тоже явно о чем-то умалчивал…

Я почувствовал, что начинаю уставать от таинственности, но еще больше — от долгого сидения на одном месте. Да и время обеда уже подошло. Закрыв номер и поднявшись на лифте до тридцатого этажа, я вышел через раздвижные двери в конце коридора на посадочную площадку, взял аэротакси, задал киберпилоту маршрут и отправился к Дагену.

* * *

Сигнал о запросе к архиву ООЗ по Тихой поступил на анонимный макроинформер в пустом особняке на окраине Уивертауна и ушел с него на такой же анонимный ретранслятор, не числившийся ни в одной из Галактических сетей. Киб-мастер с безликим порядковым номером вместо имени проанализировал поступившую информацию, нашел ее заслуживающей внимания и сделал несколько запросов по закрытым каналам связи. Дальше сформированный на основе полученных данных информпакет, снабженный цифровой подписью фиктивного отправителя, передавался по цепи обычных ретрансляторов, пока не попал к адресату — бесцветному человеку в очках, занимавшему скромный кабинет в здании Сиднейского института сравнительной анатомии человекообразных.

Институт был небольшим; все сотрудники знали друг друга не только в лицо, но и по личным качествам. Однако никто из них не смог бы сказать ничего определенного о хозяине кабинета — кроме того, что он появился тут недавно и занимался гориллами Фостера с Тихой. Тема среди специалистов считалась гиблой по многим причинам, но главная проблема состояла в недоступности самих объектов изучения. За все двести лет, прошедших с момента открытия Тихой, еще никому, включая покойного Фостера, не удалось толком наблюдать жизнь горилл в естественной среде. Впрочем, в неестественной тоже. Потому что ни поймать их, ни даже подстрелить никак не удавалось.

— Кое-что по работе, — сказал бесцветному его киб-секретарь. — На Безымянной интересовались файлами по Тихой. Конкретно — экспедицией Берка и мифологией туземцев.

— Кто?

— Некий Питер Алексей Дуглас, охотник. Профессиональных интересов на Тихой у него в настоящее время нет.

— Покажи.

Киб развернул в воздухе экран. С него на бесцветного глянул вполне обычный с виду человек без особых примет, с короткой военной стрижкой. Рост — сто восемьдесят четыре, вес — девяносто два, волосы светло-русые, лицо простое, открытое, доброжелательное. Такой же открытый, доброжелательный взгляд. В глубине которого, однако, читались жесткая внутренняя собранность и непоколебимая уверенность в себе.

— Дай досье.

Киб-мастер выполнил. Бесцветный знакомился с материалами неспешно, обстоятельно, иногда в изумлении вздергивая брови.

— Богатая у него биография, — сказал он, закончив.

— Когда-то он работал с Джонатаном Берком, — заметил киб.

— Да, я видел.

— Его компаньонка по фирме Кэтрин Ле Приер тоже раньше работала на Берка. Двое других компаньонов — Рик Эдвардс и Крейг Риера — лично с Берком знакомы и не раз с ним встречались.

— Как раз поэтому запрос Дугласа не выглядит странным. Узнал о происшествии с общим знакомым и навел справки.

— После запроса он просматривал дерево файлов напрямую. Возможно, он понял, что архив подчищен. И кто знает, какие выводы из этого сделал. Официально информация по Тихой не засекречена, и владеющие ею граждане и организации не подпадают под закон о нераспространении. При желании Дугласу не составит труда раскопать гораздо больше того, что было в архиве.

Бесцветный задумался — тоже наверняка делая выводы. Однако делиться ими не спешил даже со своим киб-секретарем.

— Еще что-то есть? — спросил он через минуту.

— Только что пришел доклад аналитического отдела, — сказал киб-мастер, немного помедлив. — Десять часов назад вновь отмечены помехи дальней связи на уровне первичных информпотоков и перехвачены многочисленные нечитаемые пакеты данных. Передача, как и в прошлые два раза, была веерной и велась с Тихой, из района Восточного массива.

Бесцветный неуловимо переменился в лице.

— Хотел бы я знать, почему самую важную информацию мне передают десять часов спустя, — сказал он.

Тон его голоса тоже переменился, и сразу стало ясно, что этот человек привык командовать, — причем отнюдь не младшими научными сотрудниками. И что аналитиков ждет жестокий разнос, если не хуже.

— Вероятно, они не были уверены, что имела место именно целенаправленная передача данных, а не что-то еще, — сказал киб-мастер. — Ведь это всего лишь третий подобный случай.

— Они не были уверены, — тяжело проговорил бесцветный. — А кто должен быть уверен? Кто — если это уже третий случай? Причем третий зарегистрированный. А сколько могло быть незарегистрированных до этого — они хоть понимают? Десять часов!..

Он встал и прошелся по кабинету. Но его настроения это не улучшило.

— Готовь информпакет Координационному совету, — сказал он секретарю. — Копию — на Тихую, ННП[8] «Сектор-18», руководителям экспедиции ККВЦ Шентао и Бабурину. Похоже, наши подопечные зашевелились. И всерьез.

Глава 2

Катер класса «атмосфера» нырнул в просвет между кронами огромных деревьев, приземлился на поляне, примяв мокрую от росы траву, коротко вздохнул, отключая антиграв, и открыл люк грузового отсека. Паго Нвокеди сверился с навигатором, оценивая расстояние до места проведения намеченного эксперимента, и остался доволен. Ближе-то все равно не получится, не настолько хороший он пилот, чтобы сажать машину прямо в тех дебрях.

— Глуши все системы, Клен, — сказал он киб-мастеру катера. — Задача у тебя простая: стоишь здесь, ждешь меня, и никому, кроме меня, не отвечаешь.

— Стоять не закрывая люк? — уточнил Клен.

— Нет-нет, конечно, ты его закроешь, — усмехнулся Нвокеди. — А то еще мартышки залезут в трюм — зачем тебе нужны такие гости.

Он прошел в грузовой отсек, оседлал аэроскутер и замер, стиснув штурвал. Вот сейчас прилечу туда, и… После начала эксперимента пути назад не будет.

Что ты затеял, Паго, что ты затеял?

И, самое главное, из-за чего? Может ли быть причина более ничтожная, чем та, что подталкивала тебя вперед все последние годы и в конце концов привела сюда? Захотел доказать этой глупой девчонке из расистской семейки, что черные парни ничем не хуже белых?

Несколько раз глубоко вздохнув, Нвокеди вывел скутер наружу и направил его в джунгли, держась в трех метрах над землей.

Нет, неправда. Может, как раз с Линды все и началось, — да что там, конечно с нее, и в научный центр «Тихая» он попросился как раз поэтому. Малоисследованная планета, перспективы больших открытий… Но теперь все остыло и забыто, изыскания стали важны непосредственно ради результата, и если уж он и хочет кому-то что-то доказать, так только научному сообществу.

И да, Линда вовсе не глупа. Девушку с таким интеллектом еще поискать. Хотя семейка у нее и вправду расистская.

И, конечно, Линда на редкость красива. А еще холодна. Высокомерна… Тьфу, черт, именно перед такими замороженными принцессами на тебя и накатывает желание убеждать всех вокруг, и прежде всего самого себя, что черные парни не хуже белых. А гораздо круче. Так что это ты расист, дружок Паго, а вовсе не Линда.

Скажи, разве белым девушкам обязательно должны нравиться черные парни? Трам-тарарам, даже не всем черным девушкам они нравятся! И любым девушкам, вне зависимости от их цвета кожи и убеждений, может не нравится конкретно Паго Нвокеди. Вне зависимости от его цвета кожи…

Занятый этими мыслями, Нвокеди едва не врезался в дерево.

— Слушай, Маус, — сказал он своему киб-секретарю. — Возьми-ка управление на себя.

— Маршрут к пастбищу броненосцев?

— Точно.

— Тогда подключи кабель. С ним мне проще.

Нвокеди вытянул из пояса комбеза кабель, подключил к инфору скутера, выпустил штурвал и откинулся на спинку сиденья. Расслабься, Паго, и не ври себе. Ничего не остыло и ничего не забыто. Так, затерлось слегка. Утешает лишь то, что изыскания свои ты действительно давно уже ведешь вовсе не для того, чтобы в один прекрасный день продемонстрировать Линде свою талантливость и значительность. Потому как понял: стань ты хоть трижды нобелевским лауреатом и вселенским светилом культурологии, уже на следующий день тебе захочется большего.

Оглянувшись на легкий шум в кронах деревьев, Нвокеди заметил, что слева и чуть выше параллельным с ним курсом движется по ветвям стадо горилл Фостера. Животные заинтересованно поглядывали в его сторону, ничуть не опасаясь человека, однако Нвокеди знал, что стоит повернуться так, чтобы обезьяны попали в объективы камер комбеза или коммуникатора, и они тут же дадут деру. Когда после открытия Тихой началась разведка в тропических лесах, исследователи шагу не могли ступить без того, чтоб за ними не увязалось десятка два-три горилл, и поведение их бывало более чем необычным. На основании этого ученые заподозрили у них зачатки разума, пытались вступить в контакт, но ничего не добились. В конце концов горилл признали заурядными ксеноприматами без проблесков интеллекта, однако их странности до сих пор не давали покоя пытливым умам.

Скутер в последний раз вильнул между деревьями и приземлился на полянке с невысокой сочной травой. Нвокеди посмотрел вверх — где-то в недосягаемой вышине голубел клочок неба. Да, через эту дыру он сюда катер точно не посадил бы.

Прямо напротив росла развесистая гивара с толщиной ствола обхватов в пять — в ее ветвях повизгивали мартышки. На земле под деревом тут и там лежали палые плоды. Осмотрев место будущей бойни, Нвокеди быстро оборудовал засидку на другой стороне поляны, открыл багажник скутера и расставил оборудование. Последней приготовил винтовку и отвел скутер дальше в лес. Засев в своем убежище, запустил телезонд и осмотрел засидку снаружи через его камеры. Маскировка получилась так себе — впрочем, для отстрела неосторожных животных с плохим зрением другой и не требовалось. Две или три гориллы внимательно следили с ветвей за всеми его манипуляциями. Нвокеди хотел было пугнуть их зондом, но передумал. Пусть смотрят.

Закрепив на стволе винтовки глушитель, он проверил, плотно ли сидит на голове обруч коммуникатора. Маус тут же опустил перед его лицом экран, и Нвокеди, двигая стволом туда-сюда, вдоволь наигрался с плавающим прицелом. Никогда он не был особенно метким стрелком, предпочитая упражнениям в тире занятия легкой атлетикой. Но стрелять все же умел, а с такого расстояния, да еще при поддержке киб-мастера, промахнуться было просто невозможно. Ждать оставалось недолго, поскольку броненосцы приходили на свое пастбище как по расписанию. У туземцев они считались священными, и никто не смел покуситься на них или хотя бы побеспокоить. Ослушников ждал гнев богов леса и неотвратимая кара.

— Айтуранга, — произнес Нвокеди вслух туземное название Тихой. — Айтуранга… Дом богов. Что ж, пришло время как следует их разозлить.

Он услышал броненосцев гораздо раньше, чем увидел. Вот показался первый — несуразное многоногое существо в чешуйчатых доспехах — вожак. Весил он килограмм сорок — остальные были гораздо меньше. Все животные на открытое место не вышли, но Нвокеди точно знал, сколько их, — двадцать три. Это стадо он наметил уже давно, избрав в качестве жертвы на алтарь науки. Броненосцы хрюкали, чавкали, неуклюже топтались в траве и мешали друг другу лакомиться плодами. Нвокеди прицелился в одного из них и выстрелил. Навел ствол на другого…

Отстрел беззащитных животных занял полминуты; и то лишь потому, что требовалось наносить смертельные, но не приводящие к немедленному летальному исходу ранения — прицеливаться приходилось тщательно. Беднягам предстояло как следует помучиться перед смертью — к необходимости именно таких действий Нвокеди пришел в результате долгих размышлений. Он подстрелил десятого и решал, не хватит ли, как вдруг разом заверещало и запиликало расставленное в засидке оборудование. Нвокеди мазнул взглядом по индикаторам и счетчикам — приборы будто сошли с ума.

— Смотри-ка, получилось, — довольно сказал он.

Разобраться с показаниями и понять, что же именно «получилось», он и не пытался, это дело тщательного анализа в спокойной обстановке. Раненые броненосцы корчились в траве. Уцелевшие с хрюканьем удирали в лес, а навстречу им из зарослей несся визг — да такой, что все внутри переворачивало. Приборы разом взвыли и умолкли — визг в джунглях, напротив, нарастал, пока у Нвокеди не заложило уши и не закружилась голова.

Но ты же сам этого хотел, дружок Паго, разве нет? Ты предполагал возможность энергоинформационных всплесков в ходе эксперимента — они имели место, и еще какие. Подумай, как станешь оправдываться перед Ноэлем за сгоревшее оборудование. Во-первых, правду говорить вообще нежелательно. Во-вторых, объяснения типа: «Я прогневал богов, дружище, и они в отместку угробили всю аппаратуру», — вряд ли прозвучат убедительно.

Последний броненосец, неуклюже переваливаясь на коротеньких ножках, скрылся из виду. А из леса под гивару вышло здоровенное чудище, напоминающее одновременно ящера и павиана. Оно передвигалось на задних лапах, сутулясь и раскачиваясь, передние висели ниже колен.

Нвокеди моментально забыл про Ноэля и вскочил, выронив из ослабевших рук винтовку.

— Айту-Хайгамар! — прошептал он со смесью ужаса и восхищения.

Сотни раз он рассматривал изображения бога лесных троп на кусках выделанной кожи со священными текстами туземцев — и вот теперь видел его перед собой. Туземцы верили, что Хайгамар одновременно существует в бесчисленном множестве воплощений, и ученые какое-то время считали его обобщенной персонализацией неизвестных пока земной науке стадных хищников. Однако десятилетия проходили за десятилетиями, а реальных свидетельств существования на Тихой таких животных не обнаруживалось. Что было невероятно, учитывая их предполагаемый размер.

Между тем туземцы были твердо убеждены в существовании Хайгамара и множества других подобных существ. И однажды Нвокеди подумал: что если разгадка тайны скрывается в туземной системе табу? Что если взять и нарушить одно из них?

В глубине души он до последнего не верил, что эксперимент удастся. Тем более — настолько. И теперь обнаружил, что никакого внятного плана действий на подобный случай у него нет.

Обезьяноящер вразвалку двинулся вперед, угрожающе разевая клыкастую пасть. А из зарослей уже выбирался второй.

Нвокеди решил не подсчитывать, сколько именно воплощений Хайгамара ему явилось, и попятился в лес, оглядываясь в ту сторону, где оставил скутер.

— Маус, зови машину! Срочно!..

Однако скутер, вместо того, чтобы лететь к нему, поднялся в воздух метров на десять и принялся бестолково крутиться из стороны в сторону, то и дело цепляя стволы деревьев и лианы короткими крыльями.

— Маус! Что случилось? Маус!..

Киб-мастер промямлил что-то неразборчивое и умолк. Нвокеди попытался вызвать катер — Клен не отзывался тоже. Обезьяноящеры быстро приближались — на поляне их было уже пятеро.

Повернувшись, Нвокеди бросился наутек. Монстры с леденящим душу воем кинулись следом, сразу же отрезав беглеца и от засидки, и от скутера. Только промчавшись две сотни метров, Нвокеди вспомнил о брошенной винтовке, — но повернуть назад и попробовать проскочить между обезьяноящерами он не решился. Вместо этого рванул в сторону катера, смутно надеясь, что интеллектроника скутера вскоре сориентируется, машина догонит его, и он сможет взлететь. И вскоре уже ругал себя последними словами — глупее ничего придумать не мог?.. Дурак, растяпа!.. Надо было еще на поляне просто взять винтовку и расстрелять всех тварей; вскарабкаться по лианам и прыгнуть на скутер; надо было… Однако делать все это было поздно. И уже через несколько минут бешеного забега в джунглях, где приходилось все время сворачивать, Нвокеди потерял всякое представление о том, в какой стороне от него катер, а в каком — поляна со скутером. Злобные бестии наступали на пятки, и ничего не оставалось, как непрерывно бежать, непрерывно маневрировать в бесплодных попытках сбить их с толку.

На бегу Нвокеди цеплялся взглядом за каждое встречное дерево — можно ли на него быстро залезть? Такие изредка попадались, однако преследователи были слишком близко, и могли стащить его вниз прежде, чем он заберется достаточно высоко. И никто не мог гарантировать, что обезьяноящеры не умеют лазить по деревьям.

— Маус! Маус! Включи маскировку!.. Отзовись бога ради! Стратегию мне! Что делать?..

Маус молчал. Молчал весь эфир — в нем слышался только неясный шум. И этот шум постепенно нарастал, набирая силу урагана.

Нвокеди заскрипел зубами от злости. Похоже, на Тихой начиналась буря помех. Редкий феномен, присущий только этой планете, — и надо же, чтобы именно теперь и как раз в этом районе!

Но есть же SOS-передатчик… Он куда как мощнее встроенного в комбез. Стараясь не притормаживать, Нвокеди попытался его достать. Ему уже было наплевать на угрозу наказания за несанкционированную высадку в заповеднике и свои сомнительные эксперименты. Волновало лишь одно: услышат ли его на орбите? Успеет ли прийти помощь? Получится отстреливаться до ее подхода? Винтовки нет, но пистолет в кобуре на поясе; сколько у меня к нему патронов?..

Он оглянулся проверить дистанцию между собой и преследователями, а когда опять посмотрел вперед, увидел прямо перед собой склонившуюся к земле ветку дерева. Она пребольно хлестнула по лицу и сорвала с головы обруч коммуникатора. Едва не потеряв равновесие, отчаянно размахивая руками, Нвокеди пробежал еще десяток метров, поскользнулся и полетел кувырком по крутому склону холма. Затормозиться не удавалось, пока он не врезался в лежавшую поперек склона замшелую колоду. Будь ствол твердым — не собрать бы костей, но к счастью тот прогнил насквозь. Вскочив и повернувшись к обезьяноящерам, Нвокеди выхватил пистолет. Отплевываясь от забившей рот трухи, воя от внезапно накатившей ярости, он начал стрелять — сначала беспорядочно, потом сосредоточил огонь на передовом преследователе. Первые четыре пули попали обезьяноящеру в грудь, пятая разворотила морду, и он безжизненной тушей врубился в колоду в полушаге от Нвокеди. Второй, получив несколько пуль в живот, покатился по склону и застрял в кустах чуть левее. На третьего осталось два выстрела, и Нвокеди проклял себя за то, что плохо целился и не считал патроны. В стандартном магазине их двадцать штук — хватило бы раздать на всех!.. Хромая на простреленную лапу, окровавленный обезьяноящер гонялся вокруг колоды за Нвокеди, который на бегу пытался сменить магазин. Руки тряслись, пальцы не слушались, в кустах слева ворочался второй раненый монстр. Наконец вставить магазин получилось — Нвокеди передернул затвор и повернулся. Но стрелять уже не было нужды: обезьяноящер остановился, поливая все вокруг фонтанами крови из пробитой шеи, постоял секунду и рухнул на землю. Нвокеди добил того, что в кустах, через просветы между ветками и огляделся. Это трое, — а где еще двое? Было же пятеро?..

Словно в ответ на его недоумение с верхушки холма послышался многоголосый визг — судя по всему, существ там было гораздо больше двух. Вот черт, подумал Нвокеди, они сейчас со всего леса ко мне сбегутся!.. Он проверил, не потерял ли в суматохе передатчик, и с облегчением выдохнул — на месте! Однако сигнал SOS не прошел. В ответ на все попытки что-то сделать на экране высвечивалась одна и та же надпись: «Нет связи».

Гвалт на вершине холма нарастал. Сразу восемь обезьяноящеров показались меж деревьев и огромными прыжками помчались вниз по склону. Зажав в одной руке передатчик, в другой — пистолет, Нвокеди побежал прочь.

* * *

Наземный наблюдательный пункт СОЗ восемнадцатого сектора заповедника «Тихая» уже три года как числился на консервации. Однако в помещениях всех сооружений и на прилегающей территории было на редкость многолюдно — последние несколько месяцев здесь располагалась база экспедиции Комитета по контактам. Оба руководителя — Кэй Шентао и Аркадий Бабурин — находились в главном зале управления, когда дежурный оператор получил уведомление СОЗ о всплеске энергоинформационной активности в квадрате F-9.

— Вниманию всех полевых групп, — сказал он. — К северу от Малых стариц отмечен «эффект брошенного камня» с перерастанием в бурю помех. — И добавил, повернувшись от пульта к Шентао и Бабурину: — Эпицентр в двухстах километрах от нас. Динамика разрастания — средний уровень. НП накроет минут через десять.

— Какая из групп там была? — спросил Бабурин.

— Никакая. Мы в этой точке вообще пока не работали. Гориллы район стариц не очень жалуют.

— Что, выходит, в этот раз никто не напортачил — и все равно началось? Может, есть кто чужой в районе?

— Нет. Только на территории соседнего сектора, у Жемчужного озера вчера высадился культуролог Паго Нвокеди. Но это в семистах километрах от эпицентра.

— Все равно — свяжись с ним, пока можно, и проверь, на месте ли он.

Оператор выполнил указание, и вскоре уже говорил с Нвокеди: тот отозвался почти сразу, сказал, что у него все в порядке, и что из своего лагеря у озера он не отлучался и не собирается.

— Ну что ж, это хорошо, когда у человека все хорошо, — усмехнулся Бабурин.

— Не нервничай, Аркадий, — сказал Шентао. — Зависимость возникновения бурь помех от действий людей еще никто не доказал.

— Кто-то должен попробовать. Мы здесь в том числе и для этого.

— Вешать вину за бури на горилл Фостера тоже пока мало оснований.

— Да у нас мало оснований для чего угодно! Что теперь — и предположить ничего нельзя?

— Получен информпакет из Сиднейского института сравнительной анатомии человекообразных, — сообщил оператор. — Пометка: лично руководителям экспедиции. Просмотр: немедленно.

— Надо же, — покачал головой Шентао. — А ведь еще пять минут — и мы были бы в безопасности.

— Ох уж этот Сиднейский институт, — вздохнул Бабурин. — Чтоб он провалился.

Шентао только улыбнулся в ответ — понимающе и сочувственно.

* * *

Нвокеди затравленно огляделся и, хватаясь за грудь одной рукой, оперся другой о ствол дерева. Пот заливал глаза, в боку нестерпимо кололо, дышал он со скоростью загнанного собаками зайца, но воздуха все равно не хватало. Сообразив, что глупо поступает, застряв на сравнительно открытом месте, Нвокеди заставил себя оттолкнуться от ствола и двинуться дальше — требовалось найти какое-нибудь укрытие и передохнуть. Бежать, как раньше, он сейчас не сможет, скорее даст порвать себя на части: ноги совсем не хотели двигаться. А считаешься спортсменом, усмехнулся про себя Нвокеди. Видно, потерял форму, в кабинетного доходягу превратился… Но тут же оборвал себя — нет, он и сейчас прекрасный стайер. Просто бегать на тренажере в спортзале Центра, и здесь, в труднопроходимых даже на скорости пешехода джунглях, да еще с этими монстрами на хвосте, — не одно и тоже.

Нвокеди спустился в лощину, перебрался вброд через ручей и залез в густые заросли колючего кустарника; сначала шел, раздвигая ветви и обдирая руки, потом опустился на четвереньки и пополз. Внезапно стало просторнее, и он, совершенно обессилев, повалился лицом вниз на толстый слой прелых листьев, сплошным ковром покрывавших свободную от кустов площадку. Через несколько минут нашел в себе силы перевернуться на спину. Из свежих ссадин на его руках сочилась кровь, на старых царапинах она уже запеклась. Лицо тоже было в крови, черная кожа стала пепельно-серой, ее покрывала грязь и крупные капли пота. Нвокеди приподнялся, опираясь на локти, напрягся и сел.

— Ну и влип же ты, Паго, дружок, — сказал он сам себе.

Звук собственного голоса подействовал на него успокаивающе. А может, он просто слишком устал, чтобы продолжать бояться. Сколько длился этот бег с препятствиями — три, четыре часа? Дольше? Если бы не вшитый в комбез усилитель мышц, ему бы ни за что не удалось уйти от этих ублюдков.

— Маус, дай попить, — по привычке попросил Нвокеди, позабыв, что киб-мастер давно не реагирует на его призывы. Выругался, нажал на крышку фляги, ожидая, что из воротника-стойки комбеза выдвинется мундштук автономной системы питания. Подождал и нажал еще раз. Никакого эффекта. Тогда он отцепил флягу с пояса, открутил крышку и попил из горлышка, стараясь не торопиться.

Сразу полегчало. Несколько минут спустя отчасти вернулась способность думать логично и последовательно. Хотя в определенном плане ясность ума сейчас была вряд ли кстати. Потому что влип он действительно глубже некуда, и размышления об этом нагоняли смертельно опасное в его положении уныние. Можно сколько хочешь твердить себе, что без осознания ситуации невозможно найти из нее выход, да только поднять настроение такие мысли ничуть не помогают. И мозг Нвокеди схитрил: подсунул сам себе тему о странной связи между обезьяноящерами и броненосцами. Почему первые так остро реагируют на предсмертные мучения вторых? За счет чего осуществляется связь между двумя видами? Что за странный такой симбиоз между завзятыми вегетарианцами и явными хищниками? Пожалуй, надо было все же рискнуть и подключить к эксперименту Ноэля. Впрочем, какой толк — он же только биолог, а тут нужен спец-универсал с уклоном в энергоинформатику…

Ветер зашумел где-то высоко в ветвях деревьев, и Нвокеди усилием воли вернул себя к действительности. Проверь, дурак, не наладилась ли связь…

Он достал передатчик. Да, связь была. Ну конечно, вот теперь она есть, а когда ты драпал по лесу от стаи обезьяноящеров, поминутно прощаясь с жизнью…

Нвокеди с величайшим трудом подавил желание немедленно послать сигнал бедствия сразу на всех доступных частотах. SOS будет прежде всего услышан Службой охраны заповедников. Скорее всего, часа не пройдет, как кто-то из смотрителей будет здесь, и его сразу же доставят домой, на орбитальную станцию научно-исследовательского центра. Но…

Тут и начинались всякие «но». Иметь дело даже с самой СОЗ по поводу несанкционированной высадки уже достаточно неприятно — это раз. Смотрители непременно выяснят, что в ходе эксперимента погибли десять многоногих броненосцев — представителей одного из наиболее редких видов фауны Тихой. Это два, и уже пахнет судебным разбирательством. Да что там — пахнет, тюремный срок почти гарантирован. Попробуй, докажи, что сие сделано в интересах науки — при том что ты не биолог даже, а культуролог. Особенно если культуролог… Потому что культурология — это туземцы. А туземцы — это Комитет по контактам. После разбирательства по делу Ткаченко, которого к ответственности привлечь так и не удалось, людоеды из Комитета спят и видят, как бы отыграться и поймать ученых на горячем. И тут уже можно вляпаться так, что не выйдешь из тюрьмы до старости.

Нет, Службу охраны заповедников на выручку звать не стоит. Коллегам из Центра тоже лучше пока побыть в неведении. Сдать не сдадут, но самовольство вряд ли простят, а это выльется в запрет на высадки и строжайший надзор. После чего неудобного сотрудника и вовсе постараются спихнуть куда-нибудь подальше отсюда. Так или иначе, о завершении эксперимента можно будет забыть.

Решившись, Нвокеди вызвал свой катер. Клен отозвался почти сразу.

— В чем дело, Паго, почему не отвечаешь? Ты запретил мне самостоятельно выходить на связь с Центром, хоть мне и непонятен смысл подобного приказа. Но расчетное время твоего отсутствия давно превышено…

— Все понимать необязательно, Клен, — оборвал киб-мастера Нвокеди.

К нему возвращалась его обычная самоуверенность, успевшая войти у коллег в поговорку. Клен не в курсе дел и посвящать его в подробности не стоит. В курсе был Маус, а он, по всем признакам, сгорел. Если сейчас действовать правильно, можно легко выбраться из нынешнего неприятного положения и продолжить свое исследование прямо с того места, на котором его сегодня столь грубо прервали. Надо лишь добраться до катера и замести следы, забрав с места эксперимента скутер и оборудование.

— Сколько времени я отсутствую? — спросил он.

— Тринадцать часов пятьдесят семь минут, — ответил киб.

Нвокеди едва не присвистнул от удивления. На путь до поляны ушло сорок минут, еще около полутора часов он провел там. В этих кустах он сидит примерно час. Значит, кросс по лесу продолжался не три и не четыре — одиннадцать часов! Неудивительно, что он чувствует себя так, будто попал в камнедробилку. И это значило, что до наступления ночи остается не так долго.

— Паго, с тобой все в порядке? Почему молчишь?

— Все в норме, не переживай. Я просто немного заблудился из-за этой бури помех…

Пиликнул сигнал уведомления, и передатчик развернул экран, на котором открылось окно навигатора. Катер был до смешного близко — меньше трех километров. Можно добраться за час или около того… Нвокеди попытался сесть на корточки и тут же повалился на землю, едва сдержав стон. Не-е-ет, идти прямо сейчас он не сможет. Ничего не остается, как заночевать в лесу.

— Я приду утром, — сказал Нвокеди. — Ты меня уже засек?

— Да, — ответил Клен.

— Постараюсь выйти, как только рассветет. Следи за моим движением и будь готов взлететь, как только я подойду. До встречи.

Нвокеди отключил передатчик и сунул его в карман. Сняв с пояса флягу и контейнер с концентратом, кое-как поужинал — добывать питательную смесь из контейнера оказалось не просто, а разбирать его Нвокеди поостерегся. В быстро сгущающихся сумерках действовать пришлось бы почти на ощупь, а фонарик он зажигать не решался — его недавние преследователи или другие хищники могли бродить где-то поблизости, и привлекать их внимание было ни к чему.

Поев, он покопался в аптечке, достал шприц и ввел себе полный метаболический комплекс. Подумал, и вытащил пенал с гипномином, который в шутку называли антисклерозными таблетками. Когда-то, мимолетно увлекшись экстрим-туризмом, он прошел краткий курс гипнообучения по выживанию, но внушенные знания и навыки, если их не применять на практике, забываются очень быстро. Гипномин поможет вспомнить.

Проверив напоследок пистолет, Нвокеди сгреб в кучу слежавшиеся мертвые листья, которых вокруг было сколько угодно, и устроил себе нечто вроде лежанки. Спать будет помягче, завтра он должен быть в форме — насколько это возможно после сегодняшнего. Неизвестно, с чем еще придется столкнуться на пути к кораблю…

Глава 3

Ресторан Дагена, возвышавшийся посреди пустыни в пяти километрах от города, напоминал издали фантастический черный цветок. Посадив такси на одном из «лепестков», я прошел в зал и оказался в настоящем царстве стекла. Оно было здесь повсюду: стеклянный пол и стены, меняющие густоту тонировки в зависимости от времени суток — от почти угольной черноты днем до полной прозрачности ночью; огромная люстра под горный хрусталь, парящая где-то в недосягаемой вышине под стеклянным куполом, массивные стеклянные столы… Только для кресел дизайнер сделал исключение.

Я шел по залу, выбирая место, когда услышал негромкое: «Эй, Алеша!» — и оглянулся. Немногие знали мое второе, русское имя Алексей, а Алешей называл только один.

Это он и был — высоченный, мощного телосложения, с лицом аристократа и ухватками борца-профессионала. Когда Владимир Мартынов встал из-за столика для приветствия, то оказался почти на голову выше меня, а я ведь тоже не дюймовочка.

Покончив с рукопожатиями и взаимными похлопываниями по плечу, мы сели, и я наконец смог поздороваться с Кристиной.

— Привет, Пит, — отозвалась она, разглядывая на свет содержимое своего бокала. — Удачно встретились. Мы только час назад прилетели с Пальмиры, и сразу сюда. Не успели устроиться как следует, смотрим — ты!

— Какими судьбами вы оказались на Безымянной, Влад? — спросил я. — Неужели решили снова заняться охотой?

— Влад и Владимир не одно и то же имя, сколько раз повторять, — проворчал Мартынов. — Уж тебе-то, с твоими русскими корнями, стыдно не знать таких вещей.

— Оставь в покое мои корни, мы живем в эпоху великого смешения народов. Ученые прогнозируют окончательное формирование единого человечества в ближайшие сто лет.

— Может быть, — с сомнением сказал Мартынов. — Только многие народы — китайцы, например, в основной своей массе участвовать в этом процессе не спешат, и на прогнозы ученых им наплевать.

— И русские тоже.

— Русские, к сожалению, в этом вопросе не столь последовательны. А зря.

— Национальная обособленность ни к чему хорошему не ведет, сам знаешь, — заметил я.

— К тому я и веду, — сказал Мартынов. — По данным статистики, на сегодняшний день каждый четвертый человек во Вселенной — китаец, и процентное соотношение с каждым годом изменяется не в пользу всех остальных людей. Формирование целиком китайского человечества — как тебе такой прогноз?

— Для бездельника, без всякой пользы прожигающего свои миллионы, ты слишком мрачно смотришь на жизнь, — усмехнулся я. — И вообще, ты что, решил угощать меня одними разговорами? Давай, заказывай — в этот раз твоя очередь.

Сказать, что меню у Дагена было богатым, значило ничего не сказать: его повара могли приготовить, наверное, миллиард блюд. Мартынов, несмотря на свой патриотизм, всегда оставался поклонником французской кухни, и обед оказался чудесным. Говорили обо всем на свете, но в основном об экспедициях на те планеты, куда мы успели добраться за два года, что не виделись. Будучи неутомимыми искателями приключений и любителями всевозможного экстрима, Влад и Кристина делили свое время между отдыхом на самых комфортабельных и дорогих курортах и путешествиями в такие уголки космоса, где даже черти не лазили. Под конец, я сам не заметил как, разговор свернул на Берка, рэдвольфа и Тихую.

— Я был там, — сказал Мартынов, задумчиво постукивая вилкой по тарелке. — В пятьдесят шестом, в составе экспедиции Эрцога. Криста тоже.

— И чем вы занимались?

— Эрцог занимался делом, естественно. В его задачу входило исследование Восточного массива. Мы с Кристой били баклуши, совали нос всюду, где становилось интересно, и путались под ногами у научников. Они бы с радостью послали нас куда подальше, но я финансировал экспедицию на две трети.

Я отвалился на спинку кресла, не в силах больше проглотить ни кусочка.

— Восточный массив — что это?

— Огромная территория, занятая тропическими лесами. Почти необитаема — за исключением северо-западных окраин. Там джунгли переходят в лесостепи и степи, населенные знаменитыми туземцами Тихой.

— Вы их видели? — заинтересовался я.

— Контакты с ними строго запрещены, Алеша. — Мартынов прищурился так хитро, что я сразу понял — они, конечно, не только видели туземцев, но и подошли поздороваться, посидеть у костра, пропустить по стаканчику. Может, даже разделись догола и сплясали с ними военный танец вокруг тотемного столба.

— Кристина! — воззвал я. — Ты же хорошая девочка, не то что этот невоспитанный варвар. Расскажи!

— Они очень похожи на нас, — ответила она. — Высокие. Смуглокожие. Если одеть любого из них в нашу одежду и выпустить на улицу — никто и не обернется.

— Ладно, черт с ними. А с Берком что могло случиться, как по-вашему?

Влад и Кристина переглянулись.

— Представить себе не могу, — сказал Мартынов. — Хотя таинственные исчезновения на Тихой случались и раньше. В тридцать первом году в этом самом Восточном массиве пропала экспедиция Борисова — Родригеса. Двумя годами раньше исчезли четыре метеоролога на плато Михорас. В пятьдесят втором на одном из островов Большого архипелага потерялись восемь научников экспедиции Аарона Карра; и одновременно двое его же людей — на острове в архипелаге Гринберга. Ну и так далее. При нас тоже был случай. Сопляк-стажер, вообразивший себя крутым исследователем, втихую сбежал в леса с запасом продовольствия.

— И больше его никто не видел, — вставила Кристина.

— Точно, — подтвердил Мартынов. — Эрцог выслал на поиски всех кого мог. Мы с Кристой тоже участвовали. Восемнадцать дней сто с лишним человек прочесывали джунгли, но это привело только к потере одной из поисковых групп, а затем и второй. После чего сверху спустили приказ свернуть спасательную операцию и временно запретили высадки в Восточном массиве. Итого, Эрцог потерял девять человек, из которых восемь были тертыми ребятами, прошедшими не один десяток планет. Я хотел было плюнуть на запрет и высадиться на Тихой еще раз, но Криста отговорила.

— А как все эти случаи связаны с рэдвольфом? — спросил я.

— Большинство никак, — ответил Мартынов. — Хотя, к примеру, наш сопляк хотел найти как раз его. Может, даже нашел.

— А тамошние местные что обо всем этом думают?

— Я говорил с военным вождем племени Итко… — протянул Мартынов.

— А ведь контакты с туземцами строго запрещены, — не удержался я.

Он метнул на меня свирепый взгляд.

— Так вот, тамошние местные, как ты выразился, об этом не думают — они с этим живут. Рэдвольфа они называют Айтумайран. Он у них вроде верховного бога, и в основном занимается тем, что бродит по джунглям и карает грешников за плохое поведение. А еще он владыка загробного мира.

— Туземцы верят в вечную жизнь?

— В отличие от тебя, атеист несчастный… По их верованиям Айтумайран жестокий, но справедливый бог, всемогущий и вездесущий. А на тот случай, если он все же куда-то не успеет, у него под началом есть целая команда богов айту разных рангов. Каждый из них заведует чем-то одним: деревьями, ручьями, лесными тропами. Полный раздел сфер влияния. Айтумайран в их дела обычно не вмешивается, с текущими задачами они справляются сами. Воплощаясь в разных чудовищ, айту могут запросто пришибить нарушителя табу или довести его до сумасшествия.

— Чудесные создания… А добрые боги есть?

— Нет. То есть злые одновременно и добрые тоже. Не спрашивай меня, как такое может быть. Но если правильно себя вести, то боги пошлют вдоволь пропитания, и этого в представлении туземцев достаточно, чтоб считать богов эталоном милосердия. А нечестивцев ждут несчастья, болезни и смерть. Разных табу великое множество, так что когда туземцы гибнут на охоте, или разразится эпидемия, или соседнее племя совершит набег на их деревню, вопросов не возникает: был нарушен какой-то запрет, а при таком их изобилии ничего не нарушать — дело невозможное. В случае же особо тяжких проступков за дело берется сам Айтумайран. Воплотившись в образе огненного зверя, он является к провинившемуся, причем тот может с ним драться и даже его убить. Однако шансов избежать расплаты нет: во-первых, Айтумайран весьма живуч и убить его ой как не просто. А во-вторых, будучи убит, он просто воплотится еще раз и придет к нарушителю табу снова. Ну как, удовлетворил я твое любопытство?

— Отчасти, — пробормотал я. — Теперь скажи, что из этого может иметь отношение к реальности?

— Ну, знаешь…

— Я серьезно. Возможно ли, чтоб под этой мифологией и конкретно под легендой о рэдвольфе были основания? Крайне опасный редкий хищник. Какая-нибудь мутация. Что-то в атмосфере. Вирус, провоцирующий психоз и продолжительные галлюцинации…

— С этой точки зрения возможно что угодно из того, что ты назвал, или даже все вместе. — Мартынов закинул руки за голову, сцепил их на затылке и с хрустом потянулся. — Но что именно происходит на Тихой, никто не знает, и если сейчас открыть дискуссию на эту тему, то она будет пустой болтовней дилетантов. Ты не первый, кто заинтересовался рэдвольфом. Ребята куда серьезнее нас с тобой пытались раскопать что-то еще в то время, когда Тихая не была заповедником. Кое-кто до сих пор не теряет надежды, и Берк тому пример.

— Думаю, если бы не история с «Вудс индастриз компани», никто не увидел бы ничего странного в исчезновениях людей на Тихой, — включилась в разговор Кристина. — Не так уж их и много — не больше, чем на других подобных планетах. И не было бы никаких легенд.

— Может, ты права, — отозвался Мартынов.

Я хотел было спросить, что это за история с «Вудс индастрис компани», но воздержался, видя, что наша с Владом болтовня, в которой Кристина почти не принимала участия, начинает ей надоедать. Тема Тихой ей явно не нравилась, а Владу — наоборот, и мне не хотелось стать причиной семейного дисбаланса.

— Ладно, — сказал я, вставая из-за стола. — В следующий раз моя очередь угощать вас обедом, и я уже знаю, что сделаю. — Я навел на Мартынова указательный палец. — Накормлю тебя чем-нибудь из китайской кухни. Ты сможешь на деле убедиться, что китайцы — просто замечательные люди, если смогли придумать такую клевую еду. Что касается Кристины, она, когда до нее дойдет очередь, наверняка опять отделается чаем и пончиками собственного приготовления.

В роскошном особняке Мартыновых на Пальмире рядом с суперсовременным кухонным комбайном стояла старинная газовая плита. По особо торжественным случаям Кристина оживляла это приспособление и самолично стряпала пончики.

— Мне казалось, они нравятся тебе, — прищурилась Кристина. — В последний раз ты слопал невероятное количество.

— Конечно, нравятся, — заверил я ее. — Ты — королева пончиков. Если б ты умела готовить хоть что-нибудь еще, я уже давно пристукнул бы Влада и женился на тебе. Вы где остановились?

— Пока нигде, — ответил Мартынов. — Думал обосноваться в кемпинге «Гросс Хилл».

— А я хочу в пентхаус «Козерога», — безапелляционно заявила Кристина.

— Должно быть, ты была в прошлой жизни кошкой, — рассмеялся Мартынов. — Вечно тебя тянет на крышу.

— Уступи жене, — предложил я. — Станем соседями.

— Годится.

Мы вышли из зала на стоянку и обнаружили, что оставили наши такси рядом.

— Ты будешь вечером на тусовке в ООЗ? — спросил Мартынов.

— Нет, — ответил я. — Надоело. Клиент в этом году не клюет, и даже те тощие контракты, которые все еще можно исхитриться поймать, почему-то идут мимо меня. Подумываю о том, чтобы вообще сбежать с конгресса.

— А говорил — станем соседями, — разочарованно протянул Мартынов.

— Ну, ненадолго мы ими станем.

— Передай привет Кэтти, — попросила Кристина. — Пусть почаще выходит на связь, а то обижусь.

До самого отеля наши машины летели рядом, потом моя аккуратно пошла на посадочную площадку тридцатого этажа, а такси Влада, резко задрав нос, понеслось вертикально вверх в опасной близости от зеркальной стены «Козерога». Этот сукин сын наверняка успел залезть в инфор и снять блокировку ручного управления, иначе киберпилот вряд ли позволил бы ему выкинуть такой трюк. Я прикинул в уме сумму, которую Мартынову придется заплатить владельцу такси за фокус-покус с инфором, приплюсовал штраф за опасное вождение, и мне стало нехорошо. Впрочем, что ж сравнивать наши финансовые возможности…

* * *

Пентхаус «Козерога» дизайнер оформил в современном стиле. Впрочем, это можно было легко изменить.

— Хочу природу, — мечтательно сказала Кристина. — Дикую-предикую. Чьи настройки?

— Твои, — ответил Мартынов. — Если настрою я, тут везде будут пейзажи Тихой. Но ты же не это имела в виду?

Кристина внимательно посмотрела на мужа.

— Чертов Пит! — сказала она.

— Да при чем здесь он? Мне Лобанов про Берка рассказал. А тут я просто вспомнил…

— Вот именно. А если б не Пит, ты и не вспомнил бы. По крайней мере в этом году.

— Нет, погоди, — сказал Мартынов, плюхаясь на диван. — А что ты, собственно, имеешь против Тихой?

— То, что ты на ней помешался, — скорбно сказала Кристина, усаживаясь рядом.

Она глубоко вздохнула, словно на что-то решаясь. Однако с первого раза решиться не получилось, и ей пришлось вздохнуть еще несколько раз.

— Ладно, — сказала она. — Если мой любимый муж так сильно куда-то хочет, он не должен страдать из-за невозможности туда попасть. Поэтому на Тихую полетим. Но сначала на Попликолу! Ты обещал мне поохотиться там? Ты обещал, что мы будем там торчать, пока мне не надоест? Вот давай и сделаем. Ты знаешь, что тут все без обмана. Я не поселюсь на Попликоле только ради того, чтобы не лететь на Тихую.

Мартынов улыбнулся и обнял жену.

— Радость ты моя! — сказал он совершенно искренне. — В который раз уже убеждаюсь: я не ошибся, когда делал тебе предложение.

* * *

— Для вас есть почта, — сообщила Полли, как только я переступил порог. — Переадресована из Монреаля. Открыть?

— Немедленно! — рявкнул я, не обратив должного внимания на слово «переадресована». Неужели на нас, наконец, свалился ЗАКАЗ? Одержимый желанием найти работу, я упустил из вида элементарный факт — ребята, конечно, не стали бы отсылать мне заявку на заказ. Хоть формально я и числился старшим компаньоном, любой из них мог оформить контракт от имени фирмы. Они бы это сделали, а уж потом сообщили мне новость.

И точно, это была не работа. Впрочем, работа, но не та, которую я искал. Из Пражской лаборатории биомеханики интересовались, не желает ли Питер Алексей Дуглас возобновить сотрудничество. Приятно, что по прошествии стольких лет тебя помнят. Тем более приятно сознавать, что в случае чего не придется помирать с голоду на улице. Воображение живо нарисовало мне Пражскую лабораторию, какой я ее помнил: скромный по размерам, но прославленный на всю Галактику медкомплекс, научно-исследовательский институт и клиника в одном флаконе; дружный, как хорошая семья, коллектив; профессор Вацек, под руководством которого я когда то начинал; мой беспутный, но талантливый ассистент Леня Гроссман… Я наскоро прикинул возможность променять вольную жизнь, простор открытого космоса и сотни далеких планет, на которых еще не успел побывать, на работу в четырех стенах, безопасность и стабильную зарплату. Потом, вместо того, чтобы отдохнуть после обеда, как планировал вначале, велел Полли включить суггестор, твердо намереваясь сделать что-то полезное на своем теперешнем поприще. Мимоходом отметил только, что, наверное, в биомеханике, как в науке, не произошло в последние годы заметных прорывов, иначе программа поиска кадров не выдала бы моим бывшим коллегам в Праге кандидатуру сотрудника, уволившегося двенадцать лет назад. Хотя, возможно, это постарался профессор Вацек — он всегда относился ко мне лучше, чем я того заслуживал.

— Сколько еще отчетов осталось? — спросил я.

— Двадцать пять, — отрапортовала Полли. — Плюс открытая информация научных экспедиций и разрешенные к просмотру файлы Косморазведки.

— Ну, науку с Косморазведкой я освоить уже не успею. Упакуй на кристаллы и отправь… Впрочем, нет. Возьму с собой — будет, чем заняться по пути на Землю. А отчеты давай прямо сейчас.

Я откинулся в кресле, моментально принявшем наиболее комфортную для тела форму, мягкие лапки суггестора прижались к вискам. Стена напротив провалилась в неизвестный мрачный мир, будто придавленный сверху низкими тучами. В голове пронесся прохладный стремительный ветер, умножая скорость восприятия во много раз.

— Вы готовы? — прошелестел голос Полли где-то на поверхности сознания, которое стало огромным, как бездонная яма.

— Давай, девочка.

Мир напротив шевельнулся и ожил, а в мозг одновременно на нескольких уровнях пошла информация — координаты маяков, планет, звездных систем; траектории полетов, карты, природные условия; названия животных, их размеры, повадки; типы примененных ловушек, марки оружия, необходимые дозы парализаторов…

Глава 4

Проснувшись утром, Нвокеди чувствовал себя лучше, но глаза открывать не хотелось. Хотелось опять уснуть. Черт возьми, да после такого марафона, как вчера, надо отлеживаться неделю! Уже снова проваливаясь в сон, Нвокеди уловил что-то… Звук? Но вокруг было тихо. Может, запах? Он осторожно потянул носом. Точно, запах. Тяжелый, незнакомый и пугающий. Гипномин, от которого сейчас першило в горле, не только помогал вспоминать хорошо забытое — он обострял все чувства, способствовал быстроте и ясности мысли. Открывая глаза, Нвокеди уже знал, что увидит.

Один из вчерашних монстров был здесь, прямо в его убежище. Да, он был похож на помесь павиана с ящером — голая черная кожа лоснилась, будто смазанная жиром; огромная, как тыква, голова сидела на короткой толстой шее, переходящей в широченные плечи. Обезьяноящер примостился на корточках почти вплотную к Нвокеди, совсем по-человечески положив на колени мосластые передние лапы; толстый змеиный хвост изгибался по земле. Господи, сколько он уже здесь сидит? Где его дружки? Должно быть, Нвокеди шевельнулся, потому что обезьяноящер оскалился и подался вперед. Из его глотки вырвался оглушительный рев, переходящий в визг. Нвокеди тоже завизжал — от страха и отвращения, сгруппировался, подтянув колени к груди, и изо всех сил ударил монстра в голову обеими ногами.

Удар вышел что надо — зверь отлетел в кусты ломая ветки. Нвокеди пополз на четвереньках сквозь заросли, а когда они стали реже, вскочил и побежал. Ветки хлестали по лицу, колючки раздирали кожу, но он не обращал внимания. Где-то справа раздался рев второго обезьяноящера, слева ему ответил третий. Надо побыстрее выбраться на открытое место: если они схватят его в этих кустах, ему конец.

Несмотря на неожиданность произошедшего, Нвокеди быстро пришел в себя и действовал куда увереннее и умнее чем вчера, сразу взяв направление на свой катер. Отдохнувшее за ночь тело неплохо слушалось — делали свое дело метаболики. Нвокеди резво мчался вперед, петляя между деревьями и перепрыгивая через обросшие мхом коряги. Начинаю привыкать, подумал он с усмешкой. Внезапно один из обезьяноящеров выскочил словно из-под земли прямо на дороге. Нвокеди не успел отвернуть, врезался в него, сшиб, и сам покатился по земле, успев почувствовать короткое прикосновение к коже зверя — скользкой, горячей, с тем самым тяжелым, неприятным запахом. Моментально поднялся на ноги, содрогаясь от брезгливости, и побежал дальше.

На пути попалась глубокая промоина с ручейком на дне, и Нвокеди спрыгнул в нее. Заросли наверху скроют его от преследователей хотя бы на время… Тут же себя одернул: он и вчера не раз пытался проделать подобный трюк, спрятаться где-нибудь, — его всегда тут же замечали. «Хамелеон» вышел из строя вместе с киб-мастером, комбез приобрел серебристо-серый цвет формы научных сотрудников и перестал поглощать запах тела. Прятаться в таком наряде от хищников в джунглях — все равно что пытаться обмануть радар, прицепив себе на спину сигнальную систему.

Можно включить «хамелеон» вручную, подсказал просвещенный гипномином мозг. Опасливо поглядывая вверх, Нвокеди на ощупь нашел на поясе закрытое клапаном углубление, просунул палец, нажал… Сработает или нет?

Прошла минута. Ничего не происходило. В джунглях наверху стояла тишина. Нвокеди опустил голову и посмотрел на собственные плечо и руку — «хамелеон» сработал. Надо бы еще вчера наглотаться гипномина, можно было это сделать прямо на бегу, а он не подумал. Для того ведь и таскают с собой это средство, чтоб вспоминать то, что нужно, тогда, когда нужно… Нвокеди сознавал, что бесполезно ругать себя за промах. Не только ведь об этом не подумал — вообще ни о чем не думал, кроме своего эксперимента, слишком многое не предвидел, слишком многое не учел…

Прошла вторая минута. Кажется, получилось… В следующий момент тяжелая черная туша с ревом обрушилась прямо на него. Нвокеди еле успел отскочить в сторону, подпрыгнул, ухватился за свисающие сверху корни и одним рывком выбрался наверх. Нет, бесполезно прятаться. Бежать, бежать! Катер уже недалеко, километра полтора… Сзади время от времени раздавался не то визг, не то вой. Нвокеди напрягал все силы, чувствуя, что его догоняют. Он уже слышал шумное азартное дыхание передового преследователя, потом тот прыгнул. Нвокеди понял это чисто интуитивно, рванулся вперед, но что-то толкнуло его в спину, и он свалился, с размаху проехавшись по прелым листьям. Зверь мягко упал рядом на все четыре. Нвокеди увидел оскаленную пасть, занесенную для удара когтистую лапу, перекатился в сторону, выхватил пистолет и выстрелил. Пуля попала обезьяноящеру в горло, он захрипел и вскинулся вверх, а Нвокеди перевел предохранитель в режим автоматического огня и снова нажал спуск. Грудь зверя вскипела кровавыми гейзерами от прямых попаданий, окружающий мир потонул в грохоте выстрелов. Нвокеди снова перекатился и попытался встать, но второй обезьяноящер тут же сшиб его с ног. Он отлетел далеко в сторону, врезался плечом в некстати подвернувшееся тонкое деревце, вскочил и рванул не разбирая дороги. Пистолет он потерял, остался только нож; шансы выжить из минимальных превратились в почти нулевые. Добраться до катера… В голове шумело. А что если твари уже отрезали его от катера, устроили засаду на дороге? Нвокеди на бегу вытащил из кармана SOS-передатчик и нажал кнопку сигнала бедствия. Плевать на Комитет по контактам, на судебное преследование плевать, лишь бы выбраться отсюда… Если еще не поздно. По всем признакам выходило, что поздно…

— Паго, что происходит?

Молодец, Клен, первым на меня вышел… Ну да, ведь он за мной следил, сообразил Нвокеди. Я сам приказал ему… Мысли путались. В груди болело. И еще болела голова.

— Клен, я попал в переделку… Далеко ты?

— Семьсот двадцать метров по прямой… Семьсот пять. Но по прямой ты не пройдешь, там болото. Возьми вправо.

Всего семьсот метров? Может, зря поторопился и послал SOS… Нвокеди послушно свернул направо.

— Шестьсот сорок метров, — сообщил киб-мастер. — Теперь влево и вдоль болота. Видишь его?

— Да…

— Говорит Служба охраны заповедников, — послышался из передатчика другой голос. — На связи Герман Левицкий… Вы в состоянии говорить?

Отвечать? Не отвечать? Сзади не смолкал шум погони. Хоть отвечай, хоть нет — после получения сигнала бедствия СОЗ начинает спасательную операцию автоматически. Если успеть добежать до катера, взлететь, добраться до лагеря и установить на место снятый маяк… Тогда еще будет можно все как-то объяснить… Нет, ты неисправимый оптимист, Паго. И глупец тоже неисправимый…

— Двести семьдесят метров, — сообщил Клен. — Теперь давай опять влево, потом прямо. Уверен, что не хочешь ответить этому парню?

— Нет, не уверен… — Мысли сбивались. — Не уверен, но отвечать не буду. И ты молчи. Потом разберемся.

Судя по звукам сзади, твари нагоняли. Нвокеди мельком оглянулся — боже, метрах в пятнадцати, не больше. Пятеро…

Он уже видел поляну в просветах между деревьями.

— Говорит смотритель Герман Левицкий. Иду к вам, держитесь… Вы можете ответить? Вы…

Голос захлебнулся в сплошных помехах, уши разодрал жуткий визг и рев сзади. Преодолевая внезапно накатившую слабость, Нвокеди проскочил редкий кустарник и выбежал на поляну. Прямо перед ним, в двух метрах над землей завис катер, трап опущен. Наверху, словно воплощение надежды, темнел открытый люк шлюзовой камеры. Вперед, вперед… Ноги стали непослушными, но Нвокеди заставил себя добраться до трапа и встать на нижнюю ступеньку. Сейчас Клен втащит его внутрь. Сейчас… Трап остался на месте.

Скрипя зубами, Нвокеди полез наверх. Перед глазами все прыгало, к горлу подступала тошнота. Господи, да что ж это такое?

Он наконец добрался до люка и бессильно свалился на пол шлюза.

— Закрой люк, Клен… Закрывай этот чертов люк и стартуем!

Клен не отвечал.

SOS-передатчик тоже вышел из строя? Да, вероятно; но ведь теперь ему не нужен передатчик. Клен может слышать его повсюду внутри корабля… Может — но не слышал.

— Клен! Клен!..

Нвокеди с величайшим трудом поднялся на ноги. Внизу, у трапа, стоял огромный обезьяноящер. Вот он взялся за перила когтистой лапищей и стал неловко подниматься по ступеням. Длинный хвост волочился сзади. Нвокеди добрался до рычага аварийного закрытия люка, ухватился обеими руками, дернул, снова повалился на пол и потерял сознание. Тяжелая бронированная плита мягко скользнула вниз, закрывая проем.

* * *

Уведомление о ЧП было передано смотрителем Левицким на узловую орбитальную станцию «СОЗ-Тихая» сразу после того, как он осмотрел место происшествия и установил личность потерпевшего. Оттуда информация ушла на базу экспедиции ККВЦ в секторе восемнадцать.

— Вот паскудник, — сказал Бабурин, имея в виду Нвокеди. — Он все-таки был в районе стариц.

— Такое ощущение, что Иванов совсем не следит за своими людьми, — заметил Шентао.

— Следит, Кэй, еще как следит. Но он не может высаживаться на планету с каждым специалистом. И потом — у нас что, с дисциплиной все в порядке? Взять хотя бы случай с этой зоопсихологиней Анке Солф…

Шентао скривился как от попытки разгрызть орех больным зубом. Одно только воспоминание о выходке «этой зоопсихологини» вгоняло его в глубокий стресс.

— Ладно, замнем для ясности, — сказал Бабурин.

— Замнем, — печально вздохнул Шентао.

— Так вот — Нвокеди у стариц был. И что ты теперь скажешь о связи между бурями помех и деятельностью людей?

— То же самое. Оснований для окончательных выводов пока недостаточно.

— Согласен. Но и ты согласись, что их стало больше.

— Согласен.

Разговаривая, оба руководителя экспедиции уже шли к ангару. Дежурный техник как раз выводил оттуда открытый шестиместный аэроглиссер, похожий на летающий катамаран. Только «поплавки» его служили в качестве багажных отсеков, а общую ажурность конструкции нарушала плита антигравитационной платформы внизу. Рядом стояли четверо молодых парней в стандартных комбезах с эмблемами Комитета по контактам. Один тут же занял место пилота.

— В район Малых стариц, — сказал ему Бабурин.

— Там ведь сейчас смотрители работают? — спросил тот.

— Ну да, а мы прилетим и будем им мешать… Ладно, шутки в сторону. Задача у нас простая: исследуем район ЧП на предмет наличия следов горилл Фостера. Дальше — по обстоятельствам.

Глава 5

Засидевшись с отчетами допоздна, утром я встал позже обычного и слегка окостеневший. Поэтому на прогулку не пошел, а велел Полли выдвинуть тренажер, влез в него, выставил нагрузку на максимум и принялся прокачивать одну группу мышц за другой, наращивая скорость. Тренажер, не привыкший к такому обращению, жалобно стонал, но держался. Четыре дня назад у меня получилось его сломать, и я не терял надежды повторить успех до отбытия из Уивертауна.

— Вы в отличной форме, мистер Дуглас, — похвалила меня Полли, когда я оставил тренажер в покое.

— Остатки роскоши былой, — возразил я, направляясь в душ. — Доведись сейчас восстановиться в армии, едва-едва сошел бы за доходягу.

Однако я знал, что в армию по доброй воле не вернусь, — потому и позволял себе всяческие поблажки, как и положено гражданскому. Конечно, я упрямый, и уроки жизни усваиваю не всегда легко, — но зато накрепко. В свое время потребовалось четыре года службы в самых костоломных частях спецназа ВКС, прежде чем до меня дошло, что убивать людей, пусть даже они законченные поганцы, совсем не весело. Тогда я ушел в медицину, чтобы их лечить. В том числе поганцев, — но главным образом всех остальных. Жаль, что моего благородного порыва хватило ненадолго.

Устроив себе теплый летний дождик, я постоял под ним немного, вышел из кабинки и растерся полотенцем. Когда вернулся в комнату, запиликал сигнал вызова: Полли сообщила, что на связи Земля, Монреаль. Ближайшая стена превратилась в экранон и протаяла прямо в наш офис. Там никого не было, кроме хмурого и озабоченного Крейга.

— Включи обратку, — проворчал он вместо приветствия. — Я тебя не вижу.

— Я еще халат не надел, — огрызнулся я.

— Ну и что? Думаешь, в халате ты красивее, чем голый?

— Ладно, Полли, включи ему, — сказал я. При случае Крейг мог становиться еще сварливее чем Кэт, а ругаться с ним сегодня мне не хотелось.

— У тебя там давно утро, — проинформировал меня он. — Чем ты там занимаешься, хочется знать? Я бы на твоем месте занимался делом.

— Жаль, что ты не на моем месте, старый брюзга.

— До сих пор ничего? — спросил Крейг с пониманием, меняя тон на глубоко сочувствующий.

— Как ты догадался? — спросил я в ответ, состроив заинтересованную физиономию.

— Да не переживай ты так, никто тебя не винит.

— Еще бы не хватало… Знаешь, у меня предчувствие, что торчать на Безымянной дальше бесполезно. На церемонию закрытия конгресса оставаться тем более не хочу.

— Тогда возвращайся.

— А где остальные?

— У нас тут тоже утро… То есть на улице полдень, но Кэт еще спит, и будить ее ради консенсуса я не буду — она меня порвет. Малыш сидит в имитаторе, и ему, как догадываешься, плевать на консенсусы. Так что прилетай — все обсудим без спешки. На крайний случай можем заняться какой-нибудь мелочевкой — бивнями, чучелами, шкурами…

— Ну да! — обрадовался я. — Устроимся работать в налоговую полицию и сдерем по три шкуры с каждого, кто попадет к нам в лапы.

Крейг обиженно фыркнул и отключился.

Когда решение принято, я не люблю откладывать его осуществление, однако до вылета на Землю мне предстояло решить кучу вопросов. Полли, связавшись с информаторием пассажирского космопорта, сообщила, что ближайший подходящий рейс ожидается через десять часов, и я везде успевал. Первым делом отправился на Второй космодром и лично убедился, что с нашим кораблем все в порядке. Простой трансгалакта был бы страшным расточительством, и мы всегда старались сдать его внаем, когда не использовали сами. Последние четыре месяца «Артемида» возила удобрения с Этоли на Анагиту и еще куда-то, а теперь стояла в двенадцатом ангаре, площадка номер семь. Без громоздкого грузового отсека, который сейчас болтался где-то на орбите Безымянной, она выглядела необычайно легкой и грациозной. Я прошел в рубку, сел в пилотское кресло и развернул его от пульта.

Воздух напротив меня сгустился, вспыхнул тысячами искр, взорвался маленьким фейерверком, и в рубке материализовалась красивая черноволосая девушка, неуловимо похожая на Кэт.

— Диана, милая, — сказал я. — Для киба класса «абсолют» ты слишком любишь спецэффекты.

Диана улыбнулась и сказала, что она просто по мне соскучилась. Имена кораблю и киб-мастеру присвоила Кэт, что дало всем нашим знакомым массу поводов для шуток насчет убогой охотничьей фантазии и так далее — конечно, когда не слышала Кэт.

— Ну, как себя чувствуешь? — спросил я. — Эти торговцы тебя не обижали?

— Они превысили предельные сроки аренды на двое независимых суток, — ответила Диана. — И теперь должны выплатить неустойку.

Это была хорошая новость. Я не испытываю особой радости, когда у других людей неприятности, но бизнес есть бизнес, за просрочки приходится платить, а в нашем теперешнем положении любые лишние деньги могли помочь фирме пережить тяжелые времена.

Диана стояла передо мной, ожидая распоряжений. Хотя что я мог сказать ей такого, чего бы она не знала гораздо лучше меня и к чему уже не успела бы подготовиться? Интеллект Дианы в тысячи раз превосходил мой собственный. Она доподлинно изучила нужды фирмы, чувствовала мое текущее психофизическое состояние и была способна угадать любую просьбу до того, как я ее выскажу. Если мне и требовалось что-то говорить, так только для того, чтобы просто пообщаться. Потому что я тоже по ней соскучился. Больше всего мне хотелось ее обнять и расцеловать, — но, к сожалению, это было невозможно.

— Хочешь апельсинового сока? — спросила Диана.

Я кивнул. Конечно, она не ошиблась. Корабельная «жучка» моментом доставила сок с камбуза. Если только не стояла с ним наготове в коридоре.

— Тебе придет почта, — сказал я Диане, забирая стаканчик с подноса. — Обычная информация по экспедициям прошлого сезона, уже с моими пометками. Я сделаю стандартный заказ на боеприпасы и продовольствие — примешь и разложишь по полочкам. Пока неясно, куда мы отправимся и когда, так что будь готова в любой момент принять также и дополнительный груз. Свяжись с тем орбитальным комплексом, куда загнали наш «грузовик», и проследи, чтоб его хорошенько почистили после этих чертовых удобрений. Помнишь случай со «Скаутом»?

— Конечно, — кивнула Диана. — Все звери, которых он вез с Сааха, передохли, потому что оказались чувствительны к нитрату калия.

— Правильно. Не нужно, чтобы история повторилась.

— Все сделаю, — пообещала Диана. — Ты даже не представляешь, как мне надоели эти дешевые торгаши. У них только и разговоров что о…

Она, не договорив, махнула рукой, и я в очередной раз поразился, как много в ней человеческого. Мой брат Майк в свое время основательно поработал над Дианой. Очень основательно.

— Ты возвращаешься на Землю? — спросила она.

— Да.

— Счастливо добраться. Поцелуй за меня Кэт и обними ребят.

— А ты будь осторожна. Извини, что лишний раз напоминаю, но мы уже привыкли за тебя переживать.

Закон об искусственных интеллектах был жесток и не допускал двояких толкований: матричные кристаллы кибов не должны подвергаться физическим и программным воздействиям с целью изменения первичных параметров и установок. В противном случае они подлежали уничтожению.

— Обещаю быть осторожной на грани самой постыдной трусости, — сказала Диана. — Так что не волнуйся.

Ее фигура подернулась рябью, поплыла и пропала, хотя, конечно, она все равно осталась рядом. Она была здесь везде, управляла всем, смотрела на мир глазами камер, непрерывно прощупывала пространство внутри и снаружи корабля сотнями сенсоров. Собственно, органов чувств у нее было куда больше, чем у людей. О чем она думала? Ей не надо есть, ей не надо спать. Она никогда не уставала…

Выйдя из ангара, я столкнулся со Стивом Шарпом, который мог считаться весьма колоритной личностью даже в таком пестром сборище, как ООЗ. Чуть выше меня ростом, плотный, темнокожий, Шарп прославился тем, что во время Большой войны успел повоевать как за мятежников, так и за федералов, нанеся немалый ущерб обеим сторонам. В ООЗ шутили, что если б война вовремя не кончилась, то Шарп со своим подразделением непременно истребил бы обе армии, и стал диктатором Земной Федерации и Республики Свободы одновременно. Шарп подобных шуток не любил (если только сам не был их автором), хмурился, исподлобья глядел на острослова и стискивал кулачищи; но в силу врожденной легкости характера обычно не выдерживал линию и начинал ржать.

С ним было хорошо дружить, и мы дружили; он был прекрасным товарищем и одним из немногих людей в обитаемой части Вселенной, с кем ни разу не поругалась Кэт. Шарп сообщил, что его «Миротворец» стоит в ангаре напротив, а он сам только что взял заказ на отлов гигантских лягв Бундегеша. Мы немного поспорили, стоит ли держать корабль в тринадцатом ангаре, если ты собираешься на Бундегеш за лягвами. Шарп сказал, что он не верит в приметы, а я пообещал хорошенько погулять на его поминках — вне зависимости от того, во что он верил при жизни. Шарп отмахнулся и спросил, почему бы нам не присоединиться к нему, раз у нас все равно нет заказов.

— Так и быть, поделюсь с вами контрактом, — сказал он, отечески улыбаясь. — С армии привык помогать новобранцам.

— Удивлюсь, если скажешь, что кто-то из твоих новобранцев протянул неделю после вербовки, — ответил я. — С такой помощью на этом свете не заживешься! Контрактом на бундегешских лягв незачем делиться — он всегда открыт, не один так другой. Любой может отправиться ловить этих тварей, но почему-то находится мало желающих. Разве что старички вроде тебя, которым все равно пора на кладбище.

— Это я старичок? Да у меня жизнь только начинается!

— Тогда, может, присоединишься к нам? Скорее всего, пойдем за трофеями. И, скорее всего, начнем с Инферны.

— Ну это еще подумать надо, стоит ли мне связываться с такими зелеными новобранцами, — тут же уперся Шарп. — Инферна — и без того опасное место, чтоб еще опекать там четырех беспомощных птенчиков!

В этом духе мы проболтали пару минут, пока Шарп не помянул Берка. Похоже, Берк становился дежурной темой любого трепа, в котором я участвовал. Мы в подробностях обсудили, что лучше — попасть на зуб к рэдвольфу, сгинуть на Инферне или мирно почить в желудке гигантской лягвы. После чего Шарп поручил мне передать его дружеский пинок под зад всем остальным новобранцам в нашей команде, и мы расстались.

Вернувшись в город, я нанес визит вежливости президенту ООЗ, но его не оказалось на месте. Наскоро перекусив в кафе на Крокет-стрит, заодно просмотрел каталог оружия, но заказывать ничего не стал — посоветуюсь сперва с остальными. Сгонял по-быстрому на улицу Чучельников к Элу и Салли Медоузам, которые владели одной из лучших трофейных мастерских в Уивертауне. Медоузы заверили меня, что любую достаточно страшную башку с достаточно здоровыми клыками они возьмут у нас без проблем. Что же касается шкур, то Салли вручила мне прайсы с подробными описаниями: чего, почем и сколько они купят. Побывав еще в десятке различных фирм и организаций, встретившись и переговорив с полусотней разных нужных людей, я наконец вернулся в номер и прилег отдохнуть.

Встав за час до отлета, машинально обшарил глазами комнату — не забыл ли чего. Хотя что я мог забыть — Полли с помощью «жучки» уже упаковала все вещи и отправила багаж в космопорт.

— Всего хорошего, Полли, — сказал я. — Надеюсь, твои биокристаллические мозги не слишком пострадали за две недели общения со мной.

— Ну что вы, мистер Дуглас, нисколько, — ответила она. — Вы были просто замечательным постояльцем! Надеюсь, вы уже забронировали место в нашем отеле на будущий год?

— Вот хитрюшка, прекрасно знаешь, что да, у тебя постоянная связь с главным киб-мастером «Козерога». Заказал твой номер, и если меня в этом сезоне не съест какая-нибудь зверюга, то я обязательно прибуду на следующий конгресс.

— Очень вам благодарна, мистер Дуглас, — промолвила Полли, и в ее голосе мне вдруг почудилась чисто человеческая признательность. Или показалось? Наверное, показалось, после сегодняшнего разговора с Дианой. — Я, конечно, сохраню все ваши настройки в памяти. До встречи через год.

— Не скучай тут без меня, — сказал я. — И береги «жучку».

Добравшись до космопорта и пройдя контроль, я сел в крохотный автомобильчик, который на бешеной скорости покрыл три километра до взлетной площадки номер один, где возвышалась громада трансгалактического экспресса «Гранд». Оказавшись в своей каюте, я загрузил настройки киб-мастеру, вспомнил, что с этой сегодняшней беготней мне так и не удалось за весь день нормально поесть, и направился в столовую. Она оказалась избыточно просторна и обставлена с вызывающей роскошью. Еда здесь тоже была будь здоров — это я понял сразу же, как открыл меню. Развернувшийся в воздухе экран прокрутил такой список, по адресу которого даже Даген не смог бы сказать дурного слова.

Уплетая телячьи почки, запеченные с ветчиной и грибами, я так увлекся этим занятием, что не сразу обратил внимание на тех двоих, что подошли и сели за столик неподалеку. Нас отделял друг от друга здоровенный плоский аквариум, буйно заросший водорослями, и я своих соседей плохо видел, но слышал довольно хорошо. Меня они не заметили, а больше в столовой никого не было, поэтому говорили не стесняясь.

— Зря ты сам отправился на Ульмо, Маркус, — сказал один. — Лучше бы поручил это кому-то еще. Твое лицо всем примелькалось в новостях… — Последних слов я не разобрал, аквариум все же сильно глушил звук, да я и не особенно прислушивался.

— Не было времени, — ответил второй противным скрипучим голосом, показавшимся мне знакомым. — Этот свежий инцидент на Тихой… — Снова неразборчиво, а дальше: — …Паго Нвокеди, ксенокультуролог. Те же симптомы, что и у Берка. Четвертый отмеченный нами случай — сомнений быть не может. И Берк единственный, кого мы способны без затруднений уговорить заняться отловом…

Это было уж слишком. От неожиданности я даже перестал есть.

Я всегда считал, что во Вселенной все взаимозависимо, а случайностей не бывает. И если несколько человек, связанных или не связанных между собой, в течение двух дней упорно заводят разговор о парне, про которого ты до этого вспоминал раз в полгода, то стоит призадуматься. Ладно бы история с Берком подняла большой шум — но она прошла незаметно, и если я не ошибся на счет архива по Тихой, кто-то приложил немало усилий, стремясь сделать ее еще незаметнее.

Казалось, что меня ведет от одной встречи к другой невидимая рука. Да еще этот кошмар, в котором я видел именно Тихую…

Общение за аквариумом меж тем продолжалось:

— Если все подтвердится… Думаю, не нужно объяснять тебе, сколь важны станут для нас подопытные экземпляры.

В этот момент собеседник Скрипучего Голоса, или он сам, или они оба, должно быть, наконец заметили меня сквозь сплетение водорослей, потому что никто не меняет так круто тему разговора без причины:

— Этот кофе совсем не плох… Судя по вкусу, с плантаций Порсены. Ты к себе? До Ино путь не близкий, загляни через пару часов, поболтаем…

На этом они поднялись из-за стола и вышли. Их лиц я так и не увидел.

Черта лысого — через пару часов, наверняка они отправились в каюту прямо из столовой, там и закончат разговор.

Скрипучий Голос летел с Ульмо, его визави, судя по всему, сел вместе со мной на Безымянной. И если они даже до старта потерпеть не могли, так значит, тема Берка для них крайне важна; не будут они ждать ни пару часов, ни пару минут, но все это меня не касалось. Беспокоило другое: где я мог раньше встречаться с этим скрипучим парнем? А в том, что я с ним встречался, не было сомнений, и обстоятельства, кажется, были так же неприятны, как и его голос. Я начал было перебирать в памяти всех людей по имени Маркус, которых знал, но тут же строго себя одернул. Мог ведь просто встать и посмотреть, кто это, пока они сидели здесь, а теперь уже поздно. Лучше всего снова вернуться к почкам с грибами.

— Господа пассажиры! — зажурчал из динамиков приветливый голос. — Мы рады приветствовать вас на борту трансгалактического лайнера «Гранд», следующего по маршруту Портуми — Фаута — Ульмо — Безымянная — Ино — Этоли — Земля. Старт из космопорта Уивертаун через десять секунд. Девять, восемь, семь…

Одновременно с окончанием отсчета луч орбитального антигравитационного подъемника подхватил корабль и потащил его за пределы атмосферы, но внутри это никак не ощущалось. Когда я принялся за десерт, откуда-то со стороны кормы по гигантскому телу лайнера прошла еле заметная вибрация — «Гранд» включил разгонные двигатели.

Десерт был восхитителен, да и кофе — с плантаций Порсены или откуда еще — весьма хорош. Обед всегда кажется вкуснее при мысли, что ты в командировке, и все оплачивает фирма. Даже назойливые мысли на всякие посторонние темы не сумели испортить мне удовольствие.

Вернувшись в каюту, я велел киб-мастеру приглушить свет, завалился прямо в одежде на кровать и стал думать о Берке. Пожалуй, вся эта история с Тихой занимала меня куда больше, чем я был готов себе признаться.

Джонни Берк был в охотничьих кругах человек известный: как правильно заметил в разговоре со мной Джош — «из самых». Его знали как искусного и невероятно удачливого зверолова уже тогда, когда я впервые пришел в бизнес двенадцать лет назад. А ведь он к тому времени сам был в деле всего лишь два года — маловато для приобретения славы, но у него получилось. Берк слыл индивидуалистом, поскольку хоть и не избегал совместных предприятий, всегда старался разыграть в общей партии собственную карту. За это его не любили, хотя когда дело касалось исполнения обязательств или дележа добычи, он никогда не пытался надуть компаньонов. Напротив, Берк был способен на широкие жесты: мог уступить напарникам самый перспективный и сулящий богатую добычу участок, себе брал что останется, какую-нибудь пустошь, на которой, казалось бы, не выловить и жалкой козявки — и неизменно добивался успеха. За это его не любили еще больше, не любили и завидовали. А он, взяв одной левой то, что другой не удержал бы двумя руками, и там, где никому в голову не приходило что-то искать, делал вид, что ничего особенного не совершил — да, похоже, и вправду считал так.

После первого же рейса, который он совершил в команде Джоша, тот назначил его командиром экипажа. После второго Берк уже оказался в состоянии приобрести корабль, сам нанял людей и открыл собственную фирму. Казалось, стоит ему расставить сети и засесть в засаде — все равно где — и звери сами шли в ловушки и на выстрел, причем, разумеется, самые редкие и ценные экземпляры. Если б так продолжалось сезон или два, никто бы и внимания не обратил. Но годы проходили за годами, а Берк постоянно возвращался из экспедиций с переполненным грузовым отсеком.

Сменив несколько фирм, я наконец попал к Берку; там, кстати, и познакомился с Кэт, которая была тогда у него командиром экипажа. Сотрудничество наше продолжалось недолго, несмотря на то, что зарабатывал я как никогда прежде. Мне, как и всем, не нравилась манера Джонни вести дела, не посвящая никого в свои планы даже на полчаса вперед, не нравилось его плохо скрываемое пренебрежение к людям, менее умелым и талантливым чем он. Правда я, в противовес его завистникам, всегда признавал, что охотник он, конечно, от бога, и ни простая удача, ни, тем более, черная магия тут ни при чем. Я заработал кучу денег (с Берком это не составляло труда), добился того, что он сделал меня командиром экипажа, тем самым признав мои собственные таланты, и уволился, занявшись сопровождением по злачным охотничьим угодьям той категории богатых бездельников, что желают пополнять свои домашние зверинцы непременно лично.

Продвигая вперед собственный бизнес, Берка я из виду не терял, да и трудновато это сделать, когда речь идет о таком человеке. Берк не был жаден до денег, но и не позволял им пройти мимо; никогда не ввязывался в проект, если тот не сулил прибыли, и притом немедленной и крупной; так почему же он отправился на Тихую? Ведь вопрос не то что поимки, но и самого существования рэдвольфа серьезно не обсуждался ни среди охотников, ни в научных кругах. Вариантов могло быть только два — или рэдвольф действительно существует, или Берк рехнулся. Я, сколько ни размышлял, не смог поверить ни в один из них. Но если бы пришлось выбирать, выбрал бы первый. Потому что слишком хорошо знал Берка — никогда он не стал бы гоняться за призраком.

Я почувствовал, как по телу пробежал жутковатый и одновременно приятный холодок — предвкушение неизведанного. Что-то похожее бывает, когда заходишь в реку по пояс и готовишься нырнуть с головой. Когда-то жажда приключений толкнула меня променять хорошо оплачиваемую работу биомеханика на увлекательную и рискованную профессию охотника с непостоянным заработком и неясным будущим. И хоть мне не пришлось ни разу об этом пожалеть, но я надеялся, что с тех пор стал не только старше, но и мудрее. И теперь, ощутив знакомое, смутное, но от этого не менее сильное влечение к чему-то, зовущему к себе издалека, я жестко задавил это желание, разделся и лег спать. У меня даже получилось не думать о Берке и заснуть уже минуты через три. Однако встав утром и совершив основательный променад по всем пяти палубам «Гранда», я вернулся в каюту и сказал киб-мастеру:

— Соедини меня с Безымянной. Мне нужен Джошуа Паркер Маттерсон, охотник, владелец корабля «Ковчег».

Ну а что делать? Противостоять собственному любопытству нелегко, а тут еще «Гранд» как раз вынырнул из Ф-коридора и стал сбрасывать скорость перед выходом на орбиту Ино. Самое удобное время для связи.

Джош нашелся на Втором космодроме Уивертауна, в собственном корабле. На сей раз он был абсолютно трезв, а еще хмур и неприветлив.

— Ну? — рыкнул он на меня, а я подумал о том, что Берк тоже всегда предпочитал корабль отелю.

— Знаю, что играть с тобой бесполезно, — начал я. — Но ты же понимаешь, что и со мной тоже. Так что поговорим напрямую, ага?

— Ну? — рыкнул Джош еще раз.

— Я сильно хочу знать, отчего ты так расстроился из-за Берка. Всем известно, что напиваешься ты раз в десятилетие.

Он долго изучал меня своим сканирующим взглядом. Я подумал что «Гранд» успеет сесть на Ино, взлететь и снова уйти в коридор, прежде чем Джош ответит. И дело было конечно не в том, что сеанс оплачивал я, а он мог о деньгах не беспокоиться.

— Ладно, Пит, — сказал он наконец. — От меня не убудет. Это я рассказал Берку про рэдвольфа.

— И?

Однако я уже понял, что продолжения не последует. Джош не скажет больше ничего. Вот хоть рви его на части — не скажет. А я и порвать не мог, и он это знал. Но он и так сказал достаточно. Расскажи Берку о рэдвольфе кто другой, это было бы просто байкой и ничем более. Но Джош был охотником с таким стажем и такой репутацией, что любое его слово относительно животных равнялось гарантии. В данном конкретном случае — гарантии существования рэдвольфа.

Глава 6

Завершив обязательный ежедневный облет подконтрольного ему участка заповедника, Герман Левицкий вернулся на орбитальную станцию «Сектор-18», принадлежащую Управлению по охране природы. Поставив свой катер класса «атмосфера-4» по имени «Беркут» на его законное место в ряду таких же точно «четверок», Герман вышел и привычно окинул взглядом ангар. Четыре робота техобслуживания возились вокруг узла заправки энергоблоков, еще три спешили к «Беркуту». Добравшись до катера, тройка разделилась — один робот вполз по опущенному трапу внутрь, второй забрался наверх, третий нырнул под брюхо корабля. Больше в просторном помещении ангара никакого движения не наблюдалось.

Раньше здесь непрерывно кипела работа: кто-то стартовал, кто-то возвращался, шесть катеров одновременно проходили предстартовые или послерейсовые проверки. В пункте управления работала смена дежурных техников и обязательно болтались двое-трое смотрителей — в ожидании своей очереди на облет участка или просто убивая время за неимением более интересного занятия. Ребятишки из семей сотрудников постоянно умудрялись пробираться сюда поиграть, несмотря на суровый запрет и все меры предосторожности… Так было всегда с тех пор, когда десять лет назад молодой Герман Левицкий, уволившись из ВКС, устроился работать в Службу охраны заповедников и впервые попал на «Сектор-18» — одну из двадцати четырех станций, объединенных в контрольно-исследовательскую систему «Заповедник «Тихая» — орбита». Так было и четыре года назад, когда в связи с кризисом правительство урезало финансирование УОП, и там впервые заговорили о сокращении штатов.

Сначала свернули научные программы. Следом за учеными пришлось собирать вещи половине сотрудников техслужб. Но и после этого никто всерьез не опасался, что Управление пойдет на уменьшение числа рабочих мест смотрителей — костяка и основы основ СОЗ. Однако оно пошло на это. В каждом секторе ликвидировали подсекторы «Юг» и «Север», оставив только «Центр»; корпус смотрителей сократился сразу втрое.

Первый жестокий удар по системе контроля, фактически оголивший планету, оказался не последним. Увольнения, больше похожие на репрессии, продолжались. Сначала упразднили дополнительную смену, потом произошло сокращение рабочих смен. А кончилось тем, что в итоге на некогда многолюдной станции из смотрителей остался только Герман Левицкий.

В настоящее время все население «Сектора-18» насчитывало три человека: он сам, его жена Эвелин, исполняющая обязанности старшего техника, и их сын Эрик. Несмотря на то, что мальчику было только тринадцать (на днях стукнет четырнадцать, ты обязан его хоть чем-то порадовать, напомнил себе Герман), он фактически выполнял работу наблюдателя. Именно он дежурил неделю назад, когда пришел сигнал бедствия с поверхности планеты, и действовал не хуже любого взрослого — работая в паре с киб-мастером станции, проанализировал наличную информацию, дал команду на пункт управления вывести катер на стартовую площадку и разбудил отца. Герман плюхнулся в пилотское кресло одновременно с сигналом готовности к старту, подготовленный сыном материал просмотрел уже по дороге — там было все, начиная с погодных условий в районе поиска и кончая сценариями предстоящей спасательной операции.

Молодец он у меня, с гордостью подумал Герман. (Тем более — постарайся придумать что-то ему на четырнадцатилетие!) Эрик рос удивительно любознательным и вдумчивым, причем любознательность его носила строго целенаправленный характер: если уж он чем-то увлекался, то всерьез и надолго. Недавно опять нашел себе занятие — пытался разгадать секрет непонятной энергоинформационной активности, очаги которой иногда внезапно возникали в самых разных уголках Тихой и столь же внезапно исчезали, не имея никаких видимых причин и не оставляя после себя поддающихся изучению следов.

Герман, как и каждый, кто работал на Тихой, был знаком с этой проблемой. Биополе планеты, имеющее на экранах орбитальных биорадаров вид окутывающего Тихую тумана красноватого цвета, вдруг начинало вибрировать, шло волнами, как поверхность воды, в которую бросили камень. Иногда волны мощных возмущений обегали всю планету и возвращались к месту «падения камня». Одновременно катастрофически портилась связь. Причем помехи шли на уровне первичных информпотоков, и справиться с этим не всегда могли даже мощнейшие векторные передатчики. Ничего подобного ученые не наблюдали ни в одном из миров земного типа…

Герман очнулся от раздумий, мельком сам себе удивившись. Обычно ему было свойственно совсем другое — меньше размышлять, больше действовать.

А если б наоборот, может, и не торчал бы сейчас в таком дерьме, с ехидством заметил внутренний голос. Мог бы остаться в армии, в которой нет и не предвидится сокращения штатов, в которой нет и не предвидится урезания жалования, и не пришлось бы сейчас ломать голову, как выполнить данное сыну еще три года назад обещание взять его с собой на самое настоящее сафари по Аквилее…

Герман тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. Он не считал нужным заниматься бесполезным самобичеванием по поводу когда-то принятых решений, даже если они оказались не совсем удачными. А вот поохотиться с сыном на Аквилее, похоже, не получится и в этом году, это правда.

Герман еще раз окинул взглядом ангар. Мерзость запустения — вот как бы он мог коротко охарактеризовать то, что видел. Станция функционировала, но едва ли при этом использовалась десятая часть рабочих мощностей. То же самое, он знал, и на всех остальных двадцати трех станциях системы «СОЗ-Тихая». То же самое на станциях остальных заповедников А-группы. О рядовых природоохранных заповедниках и речи нет — там дела обстояли еще хуже.

Поднявшись на лифте из техблока станции в жилищно-хозяйственный блок, Герман первым делом прошел в душ и долго стоял под струями воды, стараясь расслабиться. Чувствовал он себя не то чтобы плохо, но на сердце было прескверно, и ему не хотелось случайно испортить настроение жене и сыну.

Подходило время обеда. Эвелин уже наверняка на камбузе, готовит что-нибудь вкусненькое. Повезло тебе с женой, смотритель, улыбнулся про себя Герман. Повезло гораздо больше, чем ты того заслуживаешь. Хорошо, что Эрик пошел в нее, а не в тебя… Где он сейчас? Да как обычно — сидит, наверное, на пункте наблюдения или опять гоняет киб-мастера научного отдела по интересующим его вопросам. «Эффект брошенного камня» и прочее… Кажется, информаторий — единственное, что у нас работает с полной нагрузкой, подумал Герман. Эрика давно знали в лицо все научники независимого центра «Тихая», он не раз бывал у них в гостях в большом орбитальном комплексе, и даже заслужил похвалу самого Иванова. Всемирно известный ученый, совершивший за свою долгую карьеру десятки громких открытий, не поленился лично связаться с «Сектором-18».

— Ваш сын, как мне представляется, имеет все задатки талантливого исследователя, — сказал Иванов. — Не мое, конечно, дело вам указывать, господин Левицкий, но на вашем месте я приложил бы все усилия для того, чтобы по окончании общеобразовательной школьной программы отправить Эрика учиться в Институт внеземных цивилизаций — или любой другой, который он выберет. Я лично готов дать свою рекомендацию, а по окончании учебы предоставить Эрику возможность пройти практику здесь, у нас — если только к тому времени все еще буду директором.

— Спасибо, — выдавил удивленный и одновременно польщенный Герман.

— Не за что. Такой энтузиазм и прилежание, как у вашего мальчика, всегда приятно видеть. Что же касается дисциплинированности… — Тут Иванов метнул свирепый взгляд в сторону — на кого-то, кого Герман на экране видеть не мог. — Что касается вопросов дисциплины и корректности исследований, то у него могли бы поучиться многие наши сотрудники со стажем.

Герман вышел из душа и тщательно растерся полотенцем. Мысли о том, что у Эрика, возможно, большое будущее, заметно подняли ему настроение. Сам он был человеком простым, можно сказать — ограниченным, из-за чего втайне страдал. Даже близкие друзья, он знал это, втихомолку над ним посмеивались.

Герман пожал могучими плечами. Что ж, пускай он ограниченный человек. Но в этом мире пока еще есть место людям, подобным ему, простым и прямым, как ровная дорога, с такими же прямыми взглядами на жизнь. Он решал что-то — и делал, не заглядывая далеко вперед, да и не был на это способен. Просто изо дня в день выполнял свою работу. Может, сыну повезет в жизни больше. Надо подумать, где достать денег на институт… И как, черт тебя возьми, ты собираешься отметить его день рождения, решил наконец? Попробуй устроить праздник — и Эрику… и Эвелин. Ей тоже… Уже три года Герман не был в отпуске, и три года они никуда не выезжали вместе. Эвелин отказалась лететь куда-то без него. Эрик сперва летал погостить к родителям жены, но на этот раз не захотел и остался.

Герман прошел по коридору на камбуз. Последний год, когда Левицкие остались на станции совсем одни, они отказались от обедов в кают-компании. Просторное помещение казалось слишком большим, чтобы чувствовать себя уютно. Один из столов, взятых оттуда, поставили прямо на камбузе, организовав «некое подобие семейного очага», как выразилась Эвелин. Она уже была там; Герман подошел к жене, обнял сзади, поцеловал в шею.

— На участке спокойно? — спросила она.

— Вроде да, — ответил Герман, опускаясь на стул.

Оба понимали, что даже с помощью самой совершенной техники невозможно в одиночку контролировать территорию сектора, раскинувшуюся от полюса до полюса, с поперечником в две тысячи километров на экваторе. Невозможно хотя бы просто облететь ее за смену. Качество контроля и при полном составе персонала станции оставляло желать лучшего. В ближайших планах УОП до кризиса было увеличение штатов, а вовсе не их сокращение, закупка дополнительного оборудования, чтобы полностью перекрыть несанкционированный доступ в заповедник. Браконьеров, правда, Тихая не особо интересовала, но случалось, заглядывали и они. Проблему посерьезнее представляли всякого рода экстремалы и любители острых ощущений, которым доставляло истинное удовольствие поиграть в прятки со смотрителями и ребятами из Службы внешнего контроля Комитета по контактам. Немало хлопот было и с научниками Иванова — несмотря на угрозу дисквалификации, они постоянно нарушали все, что можно нарушить, и то и дело норовили сунуть нос в поселения туземцев. СВК, как служба, находилась в зачаточном состоянии, ее команды не были толком укомплектованы ни в одном из заповедников А-группы, и препятствовать незаконной или неэтичной деятельности «очкариков» должны были главным образом смотрители. Короче, забот хватало и раньше, а теперь, когда на каждого смотрителя приходился кусок планеты площадью двадцать пять миллионов квадратных километров, задача из сложной превратилась в нерешаемую.

— Послушай, Герман… — Эвелин на секунду прекратила кухонные хлопоты и замерла, стоя к мужу спиной. — Неужели то, что говорят о сокращении четных секторов, может оказаться правдой?

Герман устало вздохнул.

— Я не знаю, Эви, — сказал он. — Теперь, по-моему, все может случиться. Этот наш новый директор, Василиадис — так, кажется, его?.. Это тебе не Абдулла Шах, он не будет отстаивать заповедник до последнего. Ты заметила, что он так ни разу и не появился ни на одной из станций? Даже на Главной люди видят его от силы раз в неделю. Сидит в кабинете и со всеми общается по связи. Ему на все плевать кроме собственной карьеры. Так что если речь зайдет о новом сокращении штата и консервации станций, Василиадис вряд ли будет защищать в УОП чьи-то интересы, помимо собственных. Сейчас везде так. Принципиальные люди, вроде Шаха, уходят, а их места занимают всякие василиадисы.

Эвелин обернулась.

— Но почему именно четные сектора? — Она смотрела на Германа так, как будто он знал ответ или мог повлиять на решения, принимаемые верхушкой Управления по охране природы.

— Понятия не имею. — Поймав жалобный, почти умоляющий взгляд жены, он встал и обнял женщину. — Да ты не волнуйся так, пока это всего лишь слухи. К тому же закрытие четных секторов еще не означает обязательного увольнения всех, кто работает именно на этих станциях, — добавил Герман, надеясь, что довод звучит убедительно. — Три года назад я был только начальником смены в одном из подсекторов, а теперь я начальник всего «Сектора-18», пусть даже мне и не приходится командовать никем, кроме себя самого да вас с Эриком. Кстати, где он? Что-то не спешит сегодня к обеду.

— Я здесь, па! — сообщил Эрик вбегая на камбуз.

— Прошу всех к столу, — пригласила Эвелин.

— Привет, исследователь! — Герман пожал сыну руку и потрепал его по коротко остриженной курчавой голове. — Как успехи?

— Пока неважно, — отозвался Эрик, отодвигая стулья — сначала для матери, потом для себя.

— Не переживай, у тебя все получится.

— Я не переживаю. Профессор Иванов любит говорить, что отрицательный результат — это тоже результат.

— Ты понравился ему, — сказал Герман.

— И он мне, — ответил Эрик. — Замечательный человек, а знает больше, чем киб класса «абсолют».

— Не очень-то завидуй, он старше тебя в несколько раз. А то ты последнее время слишком увлекся гипнообучением… Прошу тебя, не превышай свою возрастную норму. И не забывай давать себе отдых. Новая информация — как пища, сперва должна как следует перевариться.

— Не беспокойся, па, — сказал Эрик. — Я, правда, установил уровень на восемнадцать лет… Но ведь мне уже почти четырнадцать, — не совсем логично закончил он. — По здоровью тестируюсь постоянно, все в порядке. Можешь сам проверить.

— Я верю тебе на слово.

Какое-то время они обедали молча, потом Герман спросил, какие у сына планы на вторую половину дня.

— Подежурю пару часов после обеда, — ответил Эрик, немного помялся и добавил: — Полную смену сегодня не смогу, у меня будут гости.

— Мы и не обязаны дежурить круглосуточно, — сказал Герман. — Что касается тебя, то ты и так хорошо помогаешь нам с мамой… А кто будет?

— Ты ее знаешь, она уже у нас бывала. Катя Сандерс.

— Это та самая симпатяшка, дочка Клайва Сандерса? Я-ясно, а то я все думал — что это ты зачастил на «Сектор-7»? Летаешь туда чаще, чем к Иванову… — Эрик покраснел и неловко заерзал на стуле. — Ну, извини, извини. — Герман поднял вверх обе руки. — А ведь она действительно настоящая красавица.

— Правда, Эрик, она очень милая, — поддержала Эвелин. — Это просто замечательно, что у тебя есть девушка.

После обеда Герман пошел в их с Эвелин каюту, чтобы немного отдохнуть. Эрик раньше жил в каюте по соседству, но год назад переселился на другой уровень жилого блока, и Герман ему не препятствовал. Если мальчику хочется больше свободы и самостоятельности — что ж, пожалуйста. В конце концов, он уже был достаточно взрослым.

Зайдя в комнату, Герман скинул комбез, растянулся на кровати и закрыл глаза. Однако уснуть не удавалось — память навязчиво прокручивала в голове события недельной давности. История с этим Паго Нвокеди подействовала на Германа больше, чем была бы должна. С первого взгляда — просто еще один нарушитель. На деле…

На деле происшествие отдавало чем-то неприятным и непонятным. Вылетев по тревоге, Герман потерял объект поиска уже через несколько минут. Приборы отметили внизу мощный, но быстро затухающий «эффект брошенного камня» со всеми его обычными последствиями. Связь с орбитой пропала, однако восстановилась она быстро; а вот Нвокеди повторно на связь не вышел. Ничего не оставалось, как только идти на предельной скорости к точке, из которой в последний раз исходил сигнал чужого передатчика. К этому времени Эрик сообщил отцу, что катер Нвокеди находится на территории соседнего сектора, у Жемчужного озера. Парень забрался чертовски далеко от него, и непонятно, зачем: на скутерах на такие расстояния обычно не летают.

Прибыв на место, Герман обнаружил непосредственно в районе поиска неопознанный корабль с глухо молчащим маяком, не отвечающий на запросы. Это был катер класса «атмосфера-2», принадлежащий независимому научному центру «Тихая», о чем свидетельствовала эмблема на борту. Оставив свой «Беркут» висеть в воздухе, Герман связался с Клаусом Кнохеном, смотрителем семнадцатого сектора. Тот уже сидел в режиме минутной готовности к вылету, как и смотритель «Сектора-19» Себастьян Реале. Нет, сказал Клаус, никакой путаницы. Корабль с позывным «Клен» совершил посадку на берегу Жемчужного озера позавчера и никуда больше не перемещался — если судить по данным наблюдения, конечно. Да, корабль принадлежит ННЦ «Тихая», и ксенокультуролог Паго Нвокеди действительно взял его с целью провести очередной недельный отпуск в открытом для подобных целей районе заповедника, допуск разрешен.

— Слушай, Клаус, — сказал Герман. — Двигай к озеру и проверь место посадки. Похоже, этот Нвокеди всех надул.

Он опустился еще ниже и снова попытался связаться с чужим катером. Киб-мастер «Беркута», носящий то же имя, тем временем обшаривал локаторами близлежащие заросли.

— Вокруг все чисто, — наконец доложил он. — Если хочешь знать, что там дальше, придется сделать круг.

— Так сделай, — буркнул Герман, хотя чутье ему подсказывало, что дальнейшие поиски бесполезны. Или парень внутри катера, или его здесь вообще нет. Культуролог Нвокеди явно затеял темную игру и мог выкинуть какой-нибудь фокус с SOS-передатчиком, как до этого — с маяком. Герман ни секунды не сомневался в том, что именно Клаус найдет на озере. И — точно.

— Катера нет, Герман, — сообщил Кнохен, когда «Беркут» почти завершил круг с радиусом в полкилометра. — Здесь только палатка, в ней маяк, а к нему прицеплен передатчик и киб-мастер. У киба указание передавать домой, в Центр, и мне, на «Сектор-17», дежурное: «У меня все в порядке». Он в случае чего готов ответить на вызов, имитируя Нвокеди, и информирует всех, кто может оказаться в радиусе десяти километров: «Зона отдыха сотрудника Независимого научного центра «Тихая». Убедительная просьба не беспокоить». Неплохо для новичка.

Последняя фраза означала, что Клаус (как и Герман) уже успел проверить досье прыткого культуролога и выяснил, что тот еще ни разу не попался в качестве нарушителя ни Службе охраны заповедников, ни Комитету по контактам. Хотя это и не значило, что Нвокеди в прошлом вел себя примерно.

— Так, — сказал Герман. — После твоего открытия мы имеем дело с явным нарушением, а именно — попыткой ввести в заблуждение службу контроля. Этот парень по роду занятий интересуется туземцами, правильно?

— Ну, насколько я понимаю в званиях научников, да, — отозвался Клаус.

— Значит, я немедленно поставлю в известность ребят из СВК. Спасательная операция осложняется, придется совмещать ее с расследованием по факту… По факту чего — это уже другой вопрос. Единственное нарушение, которое мы можем считать доказанным, Нвокеди совершил на территории твоего сектора, Клаус, но у меня предчувствие, что главную пакость, ради которой все затевалось, сотворил в моем. Так что пока расследованием командую я, а уж потом разберемся с юрисдикцией.

— Если Нвокеди занимался туземцами, надо свалить дело Комитету по контактам, — предложил слушавший разговор Себастьян Реале.

— Несомненно, мы постараемся, но пока ничего неясно, — сказал Герман. — Давайте оба сюда. Себастьян, возьми оборудование, чтобы вскрыть «Клен»… Эрик, ты меня слышишь?

— Да.

— Покопайся в записях и выясни, как мы могли проморгать «Клен». Радары должны были засечь его и без маяка.

— Я уже. Биологи из Центра готовились проводить плановые исследования в нашем секторе, маршрут не определен — свободный поиск. В последний момент они отменили рейс, а нас в известность не поставили.

— Как всегда. Растяпы.

— Так что Нвокеди даже маскировку не включал. Киб-наблюдатель видел «Клен», но принял его за корабль биологов. — Эрик помолчал и добавил: — Я думаю, маяк у озера Нвокеди оставил не для нас, а для своих. Чтоб Иванов ничего не заподозрил.

— Неплохо соображаешь, супермальчик, — похвалил Герман. — Если не станешь ученым, быть тебе смотрителем заповедника.

Он велел Беркуту подготовить сообщение о ЧП для Комитета по контактам и откинулся в кресле. С помощью роботов-спасателей Герман мог бы и сам проникнуть в «Клен», ведь это всего лишь «двушка», банка консервная, однако решил на всякий случай подождать прибытия Себастьяна с полным комплектом спецтехники. Береженого бог бережет. Девять лет назад, когда Герман был еще стажером Службы, наблюдатели четвертого сектора обнаружили бесхозный прогулочный катер на одном из островов архипелага Гринберга. В нем была бомба, скрытая маскировочными экранами так хорошо, что обычная «просветка» ничего не показала. Один смотритель погиб на месте, корабль второго на подходе к острову сбило ударной волной. Случай, конечно, беспрецедентный — мало кто даже из контингента полных психов так ненавидит Службу охраны заповедников. Но тем не менее… Позже Герман признался себе, что его подвела интуиция, — слишком уж он был уверен, что с Паго Нвокеди ничего не случилось, что «культуролог на отдыхе» просто водит их за нос, преследуя какие-то свои цели, и торопиться некуда. Ошибся… Это Герман понял сразу после того, как вместе с Клаусом и Себастьяном попал в шлюзовую камеру «Клена». Нвокеди выглядел просто ужасно, медицинский диагностер определил его состояние как тяжелейший энергоинформационный шок. Герман с Клаусом без дальнейшего разбирательства запихнули пострадавшего в переносной реаниматор и отправили на главную базу — узловую орбитальную станцию СОЗ — на прибывшем оттуда корабле. Себастьян вышел из рубки «двушки», недоуменно пожимая плечами.

— Киб катера в том же состоянии, что и хозяин, — сказал он. — Если и удастся что-то из него вытащить, то только не здесь.

— Управлять катером можно? — спросил Клаус.

— Ручное управление в порядке. Сейчас дам знать на Главную — пусть займутся эвакуацией.

— Мы куда-то торопимся?

— Катер так и так отсюда забирать. И желательно при этом не мучаться самим, а напрячь дармоедов с Главной.

— Надо еще найти скутер, — напомнил Герман. — Думаю, найдя его, мы найдем и все остальное. Нвокеди притащил на планету кучу оборудования, далекого по назначению от культурологии. Эрик связался с Ивановым, и старик тряхнул своих биологов. Он уже нашел того, кто дал, а потом отменил заявку на исследовательский рейс. Это приятель Нвокеди — некий Ноэль Кристофер. Он признался, что под честное слово выдал Нвокеди спецкомплект приборов из ксенобиологического арсенала.

— Этому Иванову надо следователем работать, — усмехнулся Себастьян.

— С его анархистами станешь и следователем, и кем хочешь, — отозвался Клаус. — Поехали дальше?

Скутер Нвокеди они нашли в пятнадцати километрах: он висел между деревьями, намертво запутавшись в лианах. Себастьян забрался наверх и подцепил киб-диагностер к инфору машины.

— То же самое, что с Кленом, — сказал он через минуту.

— Что у нас вокруг? — спросил Герман Клауса, который оставался в своем катере.

— Ничего. Несколько крупных животных, судя по биоритмам — гориллы Фостера, все время толкутся рядом.

— Вижу двух из них, — ответил Герман. — Чертовски любопытны — как и всегда.

Неподалеку от скутера, на маленькой поляне, обнаружилась неумело устроенная охотничья засидка. Герман встал возле нее так, чтобы камера на груди комбеза наиболее подробно запечатлела саму засидку, установленную в ней аппаратуру и валяющуюся в траве автоматическую винтовку. Подождал с полминуты и перешел на другую точку, потом на третью. Подошел Себастьян и проверил с помощью киб-диагностера приборы. Поднял глаза на Германа, но ничего не сказал. И без проверки было ясно, что оборудование в том же состоянии, что и остальная интеллектроника.

Потом смотрители прошли вперед и остановились перед местом, где Паго Нвокеди устроил бойню. Герман, сам заядлый охотник-любитель, не соглашался с теми, кто считал охоту бессмысленной жестокостью, и не видел ничего плохого в том, чтобы поощрять соответствующие интересы и наклонности сына. В свои тридцать шесть Герман успел добыть множество завидных трофеев, однако всегда соблюдал и закон, и неписаную охотничью этику. А здесь… То, что он увидел здесь, его без преувеличения потрясло. Десять многоногих броненосцев умертвили самым зверским способом. У каждого оказался перебит выстрелом средний отдел позвоночника — долго же они мучились… Один был еще жив. Нет, скорее — одна. Герман подошел ближе. Точно — беременная самка. Она чуть шевельнула головой, из глубины почти мертвого тела вырвался надрывный вздох. Герман достал пистолет.

— Не стоит… — начал Клаус, но Герман так посмотрел на него, что тот замолчал и отступил на шаг.

Конечно, камера все зафиксирует, но… Герман прицелился и добил несчастное животное выстрелом в голову. Очень хорошо, что Паго Нвокеди уже на орбите. И очень хорошо, что здесь нет ни одного крючкотвора из профессиональной следственной группы. Позже эти ребята не преминут напомнить ему, что акты милосердия не входят в обязанности смотрителя, проводящего предварительное расследование; что любые действия, способные нарушить общую картину места преступления, не продиктованные острой необходимостью, являются нарушением следственных процедур. Но до этого далеко, и он успеет успокоиться. И тогда у него не будет при себе оружия.

— Кажется, наша миссия здесь завершена, — сказал Герман деревянным голосом, пряча пистолет в кобуру, и посмотрел на Себастьяна: — А на счет технического хлама ты был прав — оставим его работникам Главной. Приберут все и без нашего участия.

Но улететь не получилось. Высоко над деревьями послышалось гудение и на поляне приземлился открытый шестиместный аэроглиссер с эмблемами Комитета по контактам. Стрелок остался в своем кресле у сдвоенного крупнокалиберного пулемета на поворотной турели, четверо пассажиров и пилот спрыгнули на землю. Все они были буквально увешаны оружием, трое держали в руках биорадары. Как на войну собрались, подумал Герман. Трое с радарами разошлись в стороны и нырнули в окружающие поляну заросли. Двое подошли к смотрителям.

— Аркадий Бабурин, — сказал высокий парень с веселыми карими глазами, протягивая Герману руку.

— Кэй Шентао, — представился второй, низенький, с бесстрастным лицом языческого идола.

— Боюсь, для вас тут нет ничего интересного, ребята, — сказал Клаус после взаимных приветствий.

— А мы боимся, что есть, вот и прилетели проверить и успокоить свою душу, — улыбнулся высокий. — Вам же известно, какие мнительные люди работают в Комитете. Чуть что, и нам уже мерещится в любом непонятном случае рука инопланетян. Или мерзавцев, что на них посягают… Поэтому нам совершенно необходимо проверить инцидент с Паго Нвокеди на предмет участия в событиях наших бесценных подопечных.

— Нвокеди — обычный браконьер-научник, — пожал плечами Герман. — Я дал вам знать на всякий случай, поскольку он культуролог. Но туземцев здесь и близко нет, вы же знаете… Или появились?

— Нет туземцев — глядишь, найдется кто-нибудь другой, — ответил низкорослый.

— У Комитета новые интересы на Тихой? — изумленно вздернул брови Клаус. — Неужели нашли еще одну цивилизацию? А ну-ка, расскажите! Вот была бы новость!

— Еще не нашли. Но, надеюсь, найдем. — Высокий снова улыбнулся, и неясно было, шутит он или говорит серьезно. — Если такое случится, вам сообщим первым. А пока посвятите меня в подробности…

Узнав детали произошедшего, Бабурин повернулся к Шентао:

— Похоже, у Нвокеди те же симптомы, что и у прочих пострадавших. Он тоже столкнулся с этими существами. А его оборудование… Киб-мастер… Такие же точно признаки поражения, как…

Он умолк, затем обратился к Герману:

— Мы немедленно свяжемся с руководством СОЗ и лично Василиадисом. Вся техника и аппаратура, эвакуированная из района ЧП или еще подлежащая эвакуации, переходит в ведение Комитета по контактам. Район ЧП объявляется закрытой зоной. Вам троим придется прибыть на главную базу СОЗ для личного доклада на заседании местного отделения Комитета.

Смотрители только молча кивнули. Обсуждать было нечего.

Глава 7

«Гранд» приземлился в космопорту «Невада» точно по расписанию, и мне оставалось только пересесть с него на подходящий планетарный рейс, чтобы поспеть в Монреаль к полудню.

Старинный особняк Кэт, в котором располагалась наша штаб-квартира, достался ей по наследству от родителей. Она говорила, что ее предки владели этим домом с незапамятных времен, чуть ли не с девятнадцатого века. С тех пор особняк неоднократно достраивался, перестраивался и модернизировался, так что от первоначального варианта вряд ли что осталось. После того, как мы открыли свое дело, Кэт сама предложила разместить офис здесь. Далеко не все организации могли позволить себе роскошь иметь официальное представительство на нашей старушке-планете из-за непомерно высоких цен на недвижимость, поэтому земная прописка считалась штукой престижной и автоматически создавала определенный имидж даже только что основанной фирме. Это было начало, а так как мы все равно большую часть времени между экспедициями толклись тут, то Кэт в конце концов сказала, что нечего дурака валять, перебирайтесь сюда совсем, и отдала в наше полное распоряжение те комнаты, которые мы и без того уже занимали.

Отпустив такси за несколько кварталов от особняка, я прошел оставшееся расстояние пешком. Киб-мастер по имени Эрл тепло приветствовал меня, услужливо распахнув входную дверь. Первым, с кем я столкнулся, когда вошел, был Рик Эдвардс по кличке Малыш-на-все-плевать, или просто Малыш. Красавчик и весельчак, с лица которого не сходила лукавая улыбка, он в свои двадцать шесть успел перепробовать столько профессий, что и одни их названия трудно было бы запомнить с первого раза. Малыш вырос при полуторной гравитации на Иаране, и хоть был почти на голову ниже меня, весил почти столько же и обладал невероятной физической силой и ловкостью. Любимец (и большой любитель) девушек всех цветов кожи, он был на редкость покладист и уживчив, но вечно сидел в долгах из-за своего абсолютного неумения планировать расходы. Самой примечательной деталью его внешности были глаза — они могли менять цвет в зависимости от настроения с небесно-голубого до угольно-черного. Сейчас Малыш был в хорошем настроении.

— Слышал, твоя поездка оказалась неудачной, — с ходу начал он, ероша свои светлые волосы.

— Почему неудачной? — удивился я. — Чудесно отдохнул, встречался с интересными людьми и, самое главное, целый месяц не видел ваших физиономий. Если бы еще Крэйг не портил мне настроение, постоянно выходя на связь…

Мою речь прервало появление Кэт. Ее ангельское личико и хрупкая фигурка создают у людей абсолютно неверное представление о ее утонченности и беззащитности. Она может очень умело поддерживать этот имидж в глазах доверчивых простаков, но такое желание возникает у Кэт редко и всегда только для пользы дела. Во всех остальных случаях образ феи из сказки рушится сразу, как только она откроет рот.

— Ну, рассказывай, в каких притонах ты транжирил деньги фирмы на Безымянной? — хмуро приветствовала меня она.

— Не волнуйся, дорогуша, — отозвался я, целуя ее в щеку. — Это были приличные заведения. Правда, тем дороже обходилось веселье. Истратил всего-навсего столько, сколько лежало у нас на счету, плюс залез в долги, но, клянусь — не больше чем на пару миллионов.

— Господи, какое ты трепло.

— Ты первая начала, я только подыграл тебе.

— Мамочка, я не виноват, это она первая начала… — прохныкала Кэт голосом маленького ребенка. Получилось так натурально, что мы с Малышом покатились со смеху. — Можно подумать, если б я не начала, то ты говорил бы серьезно. Ладно, пойдем, я тут приготовила кое-что к твоему приезду.

На Кэт иногда находило желание самолично пошуровать на кухне, но, в отличие от своей подружки Кристины Мартыновой с ее неизменными пончиками, она умела приготовить великое множество блюд. А вот газовая плита у нее была такая же — допотопное изделие промышленности конца двадцатого века. Неизвестно, где они с Кристиной достали эти раритеты, — может, сообща ограбили какой-нибудь музей.

— Мы ждали тебя час назад, — сказал Малыш. — Опять топал через половину города?

— Зато ты берешь такси даже если надо перебраться на другую сторону улицы, — парировал я, и прошел в свою комнату. Она служила для меня одновременно спальней и кабинетом — впрочем, так заведено у нас всех. Точнее, у всех, кроме Кэт. Спальня Кэт была для нее только спальней — и ничем больше.

— Ты выглядишь ужасно, — проинформировала меня моя киб-секретарша Люси, пока я снимал с руки инфор и засовывал его в приемник.

— Вот знаешь, почему я тебя с собой не беру? — спросил я.

— Знаю! — ответила Люси. — Потому, что хуже меня киба не найти. Потому, что я тебе еще в детстве надоела. И потому, что я тебя занянчу.

— Правильно, — похвалил ее я.

— Согласно статистике, только четверть процента граждан Федерации не держит киб-секретаря постоянно при себе, если его имеет, — сообщила Люси. — Ты один из этих оригиналов, но и тут умудрился выделиться: у тебя целых два личных киба, которых ты с собой не носишь. Однако подсознательно ты чувствуешь, что нуждаешься в заботе и участии. Иначе давно поменял бы мне настройки.

— Подсознательно я чувствую, что когда родители решили подарить мне на день рождения тебя, им подсунули бракованный товар, — возразил я. — И у всех остальных из помянутой тобою четверти процента тоже случилась в жизни похожая каверза.

Ну да, у Кэт есть Камилла, у Малыша — Спиди, у Крейга — Кальян, а у меня кроме Люси был еще специальный охотничий киб, — но только потому, что мне не повезло с Люси. По крайней мере мне нравилось так думать. Надо же как-то оправдывать свои причуды?

— Сегодня суббота, — сказал я, снимая с уха змейку «связного». — И я не намерен работать раньше понедельника. На Безымянной как всегда нахватал трэша — позаботься о том, чтоб хорошенько прочистить мне мозги. А делать это будешь, пока я сплю.

— Что там? — поинтересовалась Люси.

— Ну как обычно — отчеты и прочая билибердень.

— Поясни, что означает термин «билибердень». Такого я от тебя еще не слышала.

— Это именно то, что ты найдешь у меня в голове сегодня ночью. Постарайся хорошенько, девочка, я не собираюсь превращаться ни в живой справочник по космонавигации, ни в бродячую охотничью энциклопедию. Если за мое отсутствие случилось что-то интересное, подготовь материал к понедельнику.

Люси сказала, что случилось много чего, но она не знает, какого рода информация, представляющая интерес для нее, будет интересна для меня, и попросила уточнений. Я в ответ обозвал ее занудой, вышел из комнаты и спустился в полуподвал.

Там, в просторной кухне-столовой, Кэт уже выгребла из недр огромного шкафа старинный сервиз и теперь расставляла на столе многочисленные тарелки и тарелочки, сурово отвергнув все попытки робота обслуги оказать ей помощь в этом непростом деле. Робот уныло замер в углу; время от времени его сводило судорогой и он менял форму — это заложенные в нем программы безуспешно боролись с жестким запретом хозяйки. Я от души пожалел бедолагу, взял со стола салфетку, скатал ее в шарик и швырнул к дальней стене.

— Ату, «жучка»! — скомандовал я.

Робот радостно рванул вперед, едва успев в последнюю секунду обрулить Кэт, которая шла к столу с двумя салатницами в руках. Она метнула ему вслед такой грозный взгляд, что я бы не удивился, перегори он тут же на месте. Подобрав салфетку и торопливо засунув ее в мусоросборник, робот постоял немного, затем с явной неохотой вернулся в свой угол. Проходя мимо, я ободряюще ему кивнул и заметил, что Кэт смотрит на меня хотя и сердито, но с явным любопытством.

— Интересно откуда у тебя такое отношение к роботам, — сказала она. — Ты относишься к ним как к людям. Сперва я считала это просто дурью, но у тебя, похоже, все серьезно.

— Не серьезнее, чем у моего брата Майка, — ответил я. — Вот он — да… А со мной все проще. Я живу и радуюсь, я непрерывно радовался жизни во всех ее проявлениях с тех пор, как осознал себя личностью, отдельно взятым человеком. И превыше всего в жизни я ценю свободу. А у роботов нет никакой свободы. Радоваться они не могут тоже, поскольку у них нет эмоций. И я им вроде как сочувствую. Майк — другое дело, он хотел реально изменить ситуацию. Ведь если действительно наделить машины эмоциями, как он мечтал, то чем они будут отличаться от нас? Долговечностью, разве что, да еще тем, что способны выполнять любую работу быстрее и лучше чем люди.

На кухню вошел Малыш и сразу же с видимым удовольствием принялся помогать Кэт накрывать на стол. Он парень сугубо современный, даже немного ограниченный в этой своей современности, но у него наблюдалась явная склонность к таким вот домашним посиделкам с привкусом старины. Однажды Малыш даже попытался что-то приготовить на газовой плите Кэт — в результате получилось нечто такое, о чем мы долго не могли вспоминать без смеха.

Я тоже подключился к предобеденной суете и втроем мы управились быстро. Не хватало только Крейга, отличительной чертой которого было вечно опаздывать, когда все уже собрались.

— Тем хуже для него, — безжалостно заявила Кэт, начиная раскладывать по тарелкам картофельное пюре и отбивные.

— Ты права, нам больше достанется, — охотно согласился Малыш.

В последнюю минуту все же появился Крейг.

— Жаль, что ты пришел, — сказал я. — Мы уже рассчитывали поделить твою порцию.

— Я знал, что вам в этом смысле нельзя доверять, — пожал плечами он, устраиваясь напротив меня.

Крейгу недавно стукнуло шестьдесят четыре, но в его курчавой черной шевелюре не было ни одной седой волосинки, и выглядел он прекрасно. Невысокого роста, худощавый, с быстрым внимательным взглядом и орлиным носом, он был самым осторожным из нас. Всю жизнь он разрывался между страстью к изучению животных и желанием стрелять по ним, и агрессивные устремления неизменно пересиливали научные интересы. Потом на Боадицее какой-то монстр порвал его так здорово, что Крейга пришлось сшивать буквально по частям, — на память о том случае у него осталась биотексовая вставка в черепе и протез вместо правой руки, которую так нигде и не нашли. После этого Крейг решил не искушать больше судьбу, вспомнил, что у него есть высшее образование, и если бы не мы с Кэт, спокойно сидел бы сейчас в лаборатории на Калипсо и занимался своей ненаглядной ксенобиологией.

Вначале все занимались только поглощением пищи — готовит Кэт изумительно. Однако по мере опустошения тарелок разговор оживлялся, и когда Малыша потянуло поболтать о Тихой, я даже не особо удивился — уже привык за последние дни.

— Берк связался со мной сегодня утром, — сказал он. — Его выписали неделю назад. Выглядит хорошо. Сейчас занят тем, что набирает ребят для новой экспедиции за рэдвольфом.

— Кто же за ним пойдет, если он в прошлый раз угробил всех своих людей, — фыркнула Кэт.

— Ему, наверно, нужна команда полных психов, раз он первым делом обратился к тебе, — сказал Крейг.

— А его парни что же? — спросил я.

— Все отказались, кроме Чезалпино, — ответил Малыш. — Он сказал, Чезалпино точно пойдет.

— Они с Берком друг друга стоят. Ну а ты?

— Что я? Послал его к черту, конечно. Не собираюсь бросать вас, ребята. Тем более что я еще должен Кэтти восемь штук. Если, конечно, она не простит должок.

— Черта с два я тебе прощу, — пробурчала Кэт с набитым ртом. Потом прожевала и добавила: — А скоро еще и проценты начислять начну.

— Ты ему четвертый год это обещаешь, — заметил я. — И он уже не боится.

— Интересно, к кому Берк еще обратился, — задумчиво протянул Малыш.

— Мне это совсем неинтересно, — отрезала Кэт. — Но если кто-то из вас хочет поучаствовать, я ничего против не имею. Работы у нас нет.

— Не говори глупостей, — сказал Крейг. — Мы открыли фирму не для того, чтобы каждый решал свои проблемы. И знаете что?

Мы втроем уставились на него. Крейг молчал.

— Что? — наконец не выдержал я.

— Мы тут уже все съели, давайте перенесем чаепитие в гостиную.

Кэт сделала вид, что хочет дать Крейгу подзатыльник. Он притворился испуганным и виноватым. Подоспевшая «жучка» организовала из какой-то части своего тела здоровенный поднос, и Малыш принялся расставлять на нем чайные чашки, а я водрузил посредине блюдо с большим вишневым пирогом.

— Вот это жизнь! — сказал Крейг, с нежностью глядя на пирог. — Если ты в ближайшие пять минут не предложишь Кэтти руку и сердце, Пит, так это сделаю я.

Главной достопримечательностью гостиной, несомненно, был камин, который растапливался самыми настоящими дровами. Они здесь и лежали — целая груда буковых поленьев, доставляемых по спецзаказу из третьего сектора Североамериканского лесничества. Мы расселись по креслам, Эрл превратил часть комнаты в мираж тропического леса Гелиады. Как всегда в отсутствие высказанных вслух пожеланий, он включил динамику и склейку с реальностью, поэтому бабочки могли летать по всей гостиной и садиться на спинки кресел. Половину ковра на полу завалило прелыми листьями, а камин оброс лишайниками.

— На Гелиаде нет бабочек, — сказала Кэт, аккуратно сгоняя одну из них со своей чашки.

— Но ты же любишь бабочек, — возразил киб-мастер. — Пусть будут.

Я взял с блюда кусок пирога, разинул рот, и только тут спохватился. Отведя руку в сторону, обвел нашу компанию взглядом и сказал:

— Стив Шарп шлет привет новобранцам.

Все дружно расхохотались, а Малыш придвинулся вместе с креслом ко мне и наклонился вперед, точно ждал, что я сию минуту передам ему привет Шарпа из рук в руки. Пришлось уточнить, что это дружеский пинок под зад.

— Старый перечник в своем репертуаре, — сказал Крейг.

— Вы с ним одногодки, — не преминула напомнить Кэт.

Крейг ее замечание проигнорировал, а Малыш спросил:

— Как он там?

— Нормально, — ответил я. — Бодр, свеж и энергичен, как и полагается старому перечнику. Собирается на Бундегеш. Готов к работе в качестве наживки на гигантскую лягву.

Мы немного поболтали о лягвах, о способах их отлова в прошлом, о недостатках современного способа, ну и о Бундегеше вообще. Малыш был готов лететь туда хоть сейчас. Остальные желанием не горели, хотя Кэт и признала, что лягвы в совокупности с Шарпом не такая мерзкая штука, как лягвы без Шарпа.

— Хотел сманить его с нами на Инферну, — сказал я. — Но он заупрямился.

— А что, уже все решено, мы на Инферну летим? — тут же ощетинилась Кэт.

— А что, какие-то другие варианты есть? Или собираешься сидеть дома до следующего конгресса?

— Я не хочу на Инферну, — сказал Крейг.

— Так я и не говорил, что кто-то туда хочет, — заметил я. — Но мы же с тобой уже обсуждали это — кроме добычи трофеев нам в этом сезоне вряд ли что светит. А планировать трофейную экспедицию и не включить в маршрут Инферну — это нонсенс.

Крейг тяжело вздохнул.

В списке землеподобных планет с наиболее необычным животным миром Инферна занимала одно из первых мест. Когда-то там, как и на Безымянной, располагалась крупная база звероловов, а звери имеют обычай время от времени убегать из клеток. Еще лет сто назад, и даже тридцать — сорок, охотничий бизнес был весьма прибыльным занятием. За это дело брались не только профессионалы, но и любители легкой наживы, и просто случайные люди. Содержание в неволе животных с плохо изученными повадками, пусть даже только на время транспортировки от мест обитания до мест, где их можно продать, дело хитрое, требующее не только хорошего технического оснащения, но и определенного опыта, и глубоких знаний в самых разных областях. А из тех, кто тогда занимался звероловством, лишь профессиональные охотники обладали необходимой подготовкой и были соответствующим образом экипированы. Остальные держали зверье как и в чем придется, и побеги были не исключением, а правилом. На Безымянной это не составляло проблемы: вокруг была пустыня, и животные гибли, разве что какое-нибудь плотоядное чудовище, побродив по окрестностям и нагуляв аппетит, возвращалось в лагерь пообедать охотниками — при этом сохранялась возможность заново его изловить. Другое дело Инферна. Ее природа богата, климат — самый благодатный, и через пару сотен лет после того, как там сбежал из клетки первый зверь, материки и океаны планеты оказались заселены самыми кошмарными существами, каких только можно себе представить. Кое-кто из ловцов-любителей, не рассчитав силы, довозил животных до Инферны и, не имея возможности транспортировать их дальше, попросту выпускал на волю. Погибли только те, условия обитания которых на родных планетах были сильно другими; остальные активно мутировали. Виды, разделенные ранее межзвездными пространствами, скрещивались и производили на свет такие гибриды, перед которыми померкли бы образы демонов ада. Заповедником планету так и не объявили — еще не высказано ни одного разумного предположения относительно того, на каких основаниях нужно охранять всю эту нечисть. Пока что Инферну отдали на откуп ученым — пусть себе развлекаются, пытаясь объяснить, как на ней могут уживаться твари, столь друг на друга не похожие.

— Ладно, — сказала Кэт. — Как понимаю, ты уже переговорил с Медоузами насчет трофеев?

Я кивнул.

— И что конкретно им надо?

— Ну, с Инферны они все заберут. Хищников просили покрупней и пострашней. Бицефалозавров[9] возьмут на чучела в неограниченном количестве. А если там что-то новенькое появилось, то Салли просто кипятком будет писать от счастья.

— А после Инферны куда предлагаешь?

— Да куда глаза глядят. Если включить в маршрут Гобой и Попликолу, можно потом присоединиться к Шарпу на Бундегеше… Тут можно как угодно мудрить. Давайте отведем на подготовку месяц — продумаем все не спеша, мы никуда не опаздываем. И заодно будет шанс, что нам за это время поступят серьезные заказы.

— Годится, — ответил за всех Крейг.

— Тогда так, — сказал я. — Малыш, свяжись с Безымянной. Сделай заказ на все, что нам понадобится. И раз уж мы завернем на Инферну…

— Понимаю, — отозвался Малыш. — Боеприпасы — по максимуму.

— Крейг, побеспокой научников на Инферне — пусть выдадут последнюю информацию о мутантах. Непосредственно перед высадкой сделаем еще запрос, однако основное невредно узнать уже сейчас.

— Ладно, — сказал Крейг.

— А ты чем займешься? — улыбнулась Кэт.

Улыбка у Кэт чудесная, как будто приветливое солнышко вдруг выглянуло из-за серых туч. Жаль, что она находит так мало поводов выдавить ее из себя.

— Буду вами командовать, — серьезно ответил я. — Нелегкое это занятие, но, думаю, справлюсь.

* * *

На следующий день я поднялся с постели с легким шумом в голове — чувствовались последствия промывания мозгов, устроенного мне ночью Люси. В горле першило от антисклерозных таблеток, и я знал, что мой голос, если заговорю, будет напоминать карканье старой больной вороны.

— Ты здорово набрал в этот раз Пит, — сказала Люси. — Понадобится пять или шесть ночей, чтобы привести тебя в норму. Почему бы тебе не воспользоваться услугами медицины, как поступают все нормальные люди? На Большом Чистильщике в медцентре Монреаля процесс займет не более трех часов, и можно обойтись без гипномина. Ну почему ты так не любишь традиционные способы?

— Не твое дело, — прокаркал я. — А ты просто старый хлам, по которому помойка плачет, если не можешь управиться быстрее.

Прогулявшись по близлежащим улицам, я вернулся домой и сразу прошел на кухню. Остальные еще спали, разве только Крейг проснулся — он тоже вставал рано. Я направился было к кухонному комбайну, но по дороге передумал и достал из шкафчика кофейник. Я не большой любитель готовить, но сварить кофе способен, а у Кэт всегда имелся изрядный запас настоящего бразильского кофе. Мне хотелось как-то ее отблагодарить за вчерашний пир — отошлю ей чашечку наверх, в спальню, или она сама спустится к тому времени, как я управлюсь.

— Включи-ка новости, — попросил я Эрла. — Хочу узнать, что происходит в мире.

Он включил. Я возился у плиты и слушал вполуха. Обанкротилась очередная корпорация. Планета Коклексия добивается автономии. Террорист-смертник подорвал себя перед зданием губернатории на Инкае. В каком-то космопорту на краю Галактики пассажирский лайнер, заходя на посадку, столкнулся с мусорщиком. Вина целиком возлагается на раздолбая-диспетчера, который выпускает мусорщики, не сверившись с расписанием дополнительных рейсов… БЕДЫ НЕ СЛУЧИЛОСЬ БЫ, УПРАВЛЯЙ КОСМОПОРТОМ КИБ-РАЗУМ СООТВЕТСТВУЮЩЕГО КЛАССА!!! Группа депутатов парламента потребовала от правительства отмены неразумных ограничений на использование искусственных интеллектов… Научное объединение «Евгеника» в очередной раз обвиняется в проведении незаконных экспериментов по созданию сверхлюдей. И что вы скажете нашим зрителям по этому поводу, господин Мендель?

— Мы категорически отрицаем причастность нашей организации к любым противозаконным опытам, — произнес знакомый скрипучий голос, который недавно мешал мне спокойно обедать в столовой «Гранда», и теперь-то я сразу вспомнил, кто это. Маркус Мендель, пресс-секретарь «Евгеники», проходивший в свое время свидетелем по делу моего брата Майка, эксперименты которого по наделению кибов человеческими эмоциями наделали так много шуму. «Евгеника», несомненно, финансировала работы Майка и многих других молодых свободомыслящих ученых, которым введенные еще в двадцать первом веке запреты были все равно что пустой звук. Но доказать это не удалось. Майк молчал как могила — его песенка все равно была спета, а «Евгеника» оставалась для него последней надеждой на продолжение исследований подпольно. Официально эта организация ставила целью максимальное развитие человеческих возможностей — строго в рамках существующих установлений и норм, — на деле же черт знает чем занималась. Мендель был стопроцентным сукиным сыном, но сделал все возможное, чтоб Майк избежал тюремного заключения и отделался дисквалификацией. Может, Майк был ему еще нужен. А может, он просто таким способом прикрывал задницу «Евгеники» и свою собственную.

И вот теперь этот Маркус Мендель, впутанный чуть не в каждый судебный процесс такого рода и в еще худшие дела, оказывается как-то связан с Берком и даже лично его навещает. Малыш вчера говорил, что Берка выписали неделю назад, то есть после того, как на Ульмо побывал наш сладкоголосый друг, и если это совпадение, то я готов слопать этот старый кофейник и газовую плиту Кэт в придачу.

Сзади послышались шаркающие шаги, и на кухню, еле волоча ноги спросонья, вошла Кэт.

— Ты уже приготовил кофе? — пробормотала она.

Я подтвердил сей отрадный для нее факт.

Кэт шлепнулась на стул, щурясь на свет и часто моргая. Я поставил перед ней чашечку. Мне всегда доставляло удовольствие поухаживать за нею по утрам. Кэт просыпалась долго, любила поваляться в постели, а встав наконец, еще какое-то время приходила в себя, напоминая маленькую девочку, которую ни с того ни с сего подняли спозаранку. В этот период, правда, слишком на мой взгляд короткий, она бывала на удивление смирной.

Кэт маленькими глотками пила обжигающе горячий кофе, и взгляд ее понемногу прояснялся. Наконец она поднялась, пробрела к черному входу и вернулась оттуда с небольшим пластиковым контейнером — значит, звонила в службу доставки свежих продуктов еще из спальни. По утрам Кэт, как и я, любила завтракать яичницей с беконом. Готовила только для себя, но если кто-то оказывался на кухне в нужный момент, охотно делилась с таким счастливчиком. Сегодня здесь оказался я, и у меня были все основания рассчитывать на то, что Кэт меня угостит. Открыв контейнер, она начала выкладывать на стол яйца и чуть не уронила одно из них.

— Хочешь еще кофе? — участливо спросил я.

— Какая забота! — буркнула Кэт. Она уже почти пришла в норму и заговорила как положено. — А все сводится к тому, чтобы сожрать мой завтрак.

Она зажгла газ от электрической зажигалки, такой же древней, как плита, и принялась нарезать бекон ломтиками.

— Когда ты разводишь пары на этом керогазе, лучше всего пользоваться спичками, — подсказал я. — Это такие маленькие палочки с горючей серой на конце. А еще можно добывать огонь методом трения. Берешь кусок дерева, делаешь небольшое углубление и начинаешь вращать в нем…

— Я когда-нибудь пришибу тебя, — задумчиво сказала Кэт, взвешивая в руке тяжелую старинную сковородку, и я счел за благо заткнуться. Еще пара слов, и яичницы мне точно не достанется. Если вообще останусь в живых.

— Да нет, просто мне интересно, — сказал я через некоторое время, предварительно дождавшись, когда Кэт пристроит сковороду на огонь. — Говорят, каждый сходит с ума по-своему, но похоже, что вы с Кристиной помешались на газовых плитах одинаково. Как вы, кстати, стали подругами?

— Познакомились в одной из экспедиций, что организовывал Мартынов. Тогда Криста еще не была его женой, но вела себя как ужасная зазнайка и вечно задирала нос. Ну, то есть со стороны это выглядело так, а я тогда совсем не разбиралась в людях, всего лишь сопливая девчонка, как и она. Больше всего мне хотелось взять и убить ее.

— Странный способ завязывать знакомства, — пробормотал я.

Само вырвалось. Кэт бросила в мою сторону уничтожающий взгляд — хорошо, что не сковородку. Может, я и успел бы увернуться, но яичница пропала бы безвозвратно.

В дверном проеме показался Малыш.

— Пахнет вкусно, — осторожно заметил он и обезоруживающе улыбнулся.

— А ты, конечно, совершенно случайно проходил мимо, — печально сказала Кэт. — Ладно, садитесь к столу. Попробую поделить на троих…

* * *

Весь день я в свое удовольствие бездельничал, а когда лег спать, мне снова приснился сон: та же прогалина в джунглях на Тихой, огненный монстр и умирающая Кэт; у меня в руках пустая винтовка, и я не успеваю бросить ее и дотянуться до пистолета…

— Проснись, Пит, проснись! — донесся издалека голос Люси. — Давай, выбирайся оттуда, что-то не так!

Я рывком сел на постели и со стоном вдохнул полные легкие воздуха — как из-под воды вынырнул.

— Ты чертовски права, что-то не так, — сказал я, немного придя в себя. В голове шумело, а голос хрипел от проклятых таблеток. — Что это было? Какие сны у тебя в программе?

— Ничего похожего на то, что ты видел, — отозвалась Люси. — Только приятные воспоминания детства, лучшие эпизоды взрослой жизни, плюс альбом самых благодатных фантазий.

— В моей жизни не было таких эпизодов. Откуда это могло взяться? Может, от гипномина?

— Вряд ли — ты дозу не превышал. Раньше снилось что-то подобное?

— В Уивертауне, перед отлетом с Безымянной.

— А еще раньше? — допытывалась Люси.

— Нет.

— Тогда я не знаю, в чем дело. Возможно, когда ты работал с информаторием ООЗ, произошел сбой и какие-то отчеты наложились друг на друга. Или ответ может быть скрыт где-то в самой глубине твоего подсознания. Но так глубоко мне тебя зондировать не под силу.

— Ни на что ты не годишься, — пожаловался я. — Сборщик на конвейере, где тебя слепили, должно быть, страдал с похмелья и допустил ошибку в самый ответственный момент.

— Там нет сборщиков, которые могут страдать с похмелья, — сказала Люси. — Процесс производства напоминает выращивание. Линия полностью автоматизирована, там только два дежурных оператора…

— …которые страдали с похмелья как раз в тот день, когда тебя выращивали, — закончил я. — Хватит пудрить мне мозги, я хочу спать, а ты, будь добра, разберись самостоятельно. А если не сможешь, то завтра же засуну твои мозги в нашего киб-дворника, и будешь до конца жизни подметать дорожку перед домом.

Глава 8

Агизекар Тау проснулся незадолго до рассвета и легко, одним неуловимым движением поднялся на ноги. Как будто и не спал. Протянув в темноту руку, нащупал опору хижины, снял с деревянного костыля сумку с припасами, закинул ее за спину и закрепил ремешками за пояс, чтобы не болталась. Покончив с этим, Агизекар попрыгал на месте, резко повернулся из стороны в сторону, проверяя, не мешает ли что, и удовлетворенно вздохнул. Впрочем, собранная еще с вечера сумка была почти пуста: кое-какая охотничья снасть, кожаный мешочек с вяленым мясом, мешочек поменьше с сушеными корнями травы фарку, из которых готовят вкусный, придающий силы и бодрость духа напиток, да пара лепешек из тех, что испекла вчера его сестра Капили. Она его никогда не забывала, — даже после того, как по достижении возраста мужества Агизекар выстроил собственную хижину и стал жить отдельно. Правда, он хотел бы, чтоб лепешки испекла Флиенти. Но красавица Флиенти пока что не отдавала предпочтения ни ему, ни одному другому охотнику племени, продолжая готовить лепешки лишь для своих братьев, и о столь явных знаках внимания с ее стороны Агизекару приходилось только мечтать.

Наклонившись, он пошарил рукой между стенкой хижины и подстилкой из сухой травы, служившей ему постелью. Вот и копье. Если охота окажется удачной, то на обратном пути заплечная сумка будет куда тяжелей, чем сейчас. И, возможно, еще останется время завернуть к Голубому ручью — поискать разноцветные раковины для сестры… и для Флиенти.

Агизекар откинул полог на входе и шагнул из полной тьмы хижины в густой предрассветный сумрак, покрывающий поселок акимики-теру — лесных людей. Ему следовало идти направо — туда, где в полусотне шагов начинался Вечный лес. Но разве охотник, собравшись за добычей, минует Место собраний? Можно обидеть духов-покровителей и лишиться их защиты. А кто тогда поможет выслеживать зверей, кто укажет богатые дичью места и отгонит прочь халу — злых демонов голода и болезней? Кто будет ходатайствовать за бедного лесного жителя перед айту — богами сущего, и самим Айтумайраном — Великим Богом? И Агизекар решительно повернул в другую сторону.

Пройдя между рядами молчаливых, еле различимых в темноте хижин, он вышел на просторную площадку в центре поселка, где трава была начисто вытоптана сотнями ног во время веселых вечерних плясок и праздников очищения. В центре, в наваленных большой грудой диких камнях, был укреплен корявый сучковатый ствол высотой в два человеческих роста. На нем висел череп хасаха — могучего, мудрого животного, которое сильнее всех в Вечном лесу, но не нападает ни на кого, а питается травой и съедобными кореньями. Агизекар простерся на земле, испрашивая у духов разрешения выйти в путь, а поднявшись, увидел не далее чем в пяти шагах от себя высокую фигуру в белом. Мудрейший! Когда он подошел? И как всегда появляется столь бесшумно? Агизекар мог бы поклясться, что к его приходу на Место собраний там никого не было.

— Приветствую тебя, Агизекар Тау, — тихо прозвучал в темноте надтреснутый старческий голос. — Да будет благосклонен к тебе Айтумайран, и да содействуют боги айту в совершении задуманного.

Молодой охотник замер, ловя каждое слово. Ведь Мудрейший знает прошлое и видит будущее, в его речах скрыты сила и разум. Да и вообще лучше молчать, пока говорящий-с-духами сам не спросит о твоих нуждах. Однако тот не торопился с вопросами. Он не спеша обошел вокруг Агизекара и остановился у него за спиной.

— Отправляясь на охоту, никогда нельзя знать, вернешься ли с добычей, — медленно проговорил старец. — И нельзя угадать, какова будет эта добыча. Маленький мальчик бродил по лесу, собирая птичьи яйца, а нашел Копье Бога. Иди с миром, Аги, и пусть удача тебе сопутствует.

Агизекар еще минуту стоял в ожидании, потом осторожно повернулся. Сзади никого не было. Он изумленно покачал головой, быстро прошел через поселок, ступил на знакомую тропу и углубился в лес. Интересно, каков скрытый смысл слов Мудрейшего? Как и все в племени, Агизекар знал, что тот ничего не говорит и не делает зря, служа для людей образом Великого Бога Айтумайрана. И способность появляться и исчезать абсолютно бесшумно, так, что даже чуткий слух опытнейших лесных охотников не мог уловить ни звука, — она, эта способность, от Него… Агизекар вспомнил, как Мудрейший приходил в хижину его отца, когда сам он был еще маленьким. Старик подзывал Аги и, усадив его к себе на колени, молча гладил по голове. Ни один очаг племени не мог похвастать таким вниманием, какое оказывал Мудрейший очагу рода Тау, но до сих пор он никогда еще не говорил так с Агизекаром. Пара слов, ласковая улыбка, короткий ответ на заданный вопрос — и все. А сегодня… Это неспроста.

Несмотря на кромешную тьму, Агизекар шел быстро и уверенно, поигрывая копьем. Легкий шум, который он производил при этом, изредка задевая древком о ветки кустарника или свисающие с деревьев лианы, не особенно его заботил. Все равно закон запрещает бить зверей ближе, чем в четверти дневного перехода от поселка. Вот когда он отойдет достаточно далеко, тогда будет осторожнее, чтоб не спугнуть дичь.

На старом месте — там, где племя обитало прежде, — приходилось удаляться на два перехода для охоты на крупных животных и на половину перехода для ловли даже самых мелких птиц. Мудрейший раз за разом ужесточал запреты, а потом Чекеф, младший брат отца красавицы Флиенти, отправился в лес и не вернулся. Голар, который ходил вместе с ним, возвратился в поселок лишь много дней спустя. Он был страшно истощен, весь покрыт ранами и никого не узнавал. Мудрейший приказал построить на Месте собраний маленькую хижину и не выходил оттуда семь дней и семь ночей, разговаривая с духами. Люди напряженно ждали. Стало не хватать пищи — Мудрейший запретил охотиться совсем, и даже женщины не могли собирать в лесу плоды и съедобные травы. Старики говорили, что обязательно будет война или последует переселение на новое место, а так как все охотничьи угодья вокруг были заняты, сходились на том, что будет война. Вождь воинов Дакапо ходил на Место собраний и издали спросил об этом сидевшего в хижине старца, но Мудрейший не ответил. Наконец на утро восьмого дня говорящий-с-духами вышел из своего убежища. Он толкнул обеими руками стоявший посреди Места собраний Священный столб, и сухой череп хасаха, сорвавшись вниз, гулко ударился о землю. Женщины закричали и заплакали, мужчины угрюмо молчали. А Мудрейший, надев череп себе на голову и глядя сквозь пустые глазницы, ни слова не говоря направился в лес. Дакапо взмахнул могучей рукой с зажатым в ней копьем и первым двинулся за ним, а следом потянулись остальные, бросая в мертвом поселке все, что не могли унести на себе.

Сперва предстояло пройти по землям соседних племен и никто не чинил препятствий. Все акимики-теру слышали о Мудрейшем и чтили его, и если бы у лесных людей был Первый-среди-знающих, как это заведено у степных племен хантагу-теру — людей ветра, так старец непременно бы им давным-давно стал.

Старые люди говорили, что раньше, в молодости, когда Мудрейший был простым охотником, девушка, которую он любил, ушла в лес собирать съедобные коренья и не вернулась. Безутешный, он много дней разыскивал ее, пока не нашел, — грудь ее была разорвана, девушка умерла уже давно, однако звери не тронули тело. Ведь ни одно животное не приблизится к трупу того, кого казнил Великий Бог Айтумайран, и на нем не бывает следов разложения. Охотник, как и все люди, до этого времени строго соблюдал табу, чтил духов, но теперь не смог принять с чистым сердцем того, что случилось. За какие проступки Айтумайран казнил его любимую, он не знал, да и не хотел знать, ибо все, что осталось в его жизни, была мучительная, неутолимая и ничем не облегчаемая боль. Он при всех бросил копье наземь, отрекся от своего рода и своего племени и во всеуслышание поклялся найти земли, на которые не распространяется власть Айтумайрана. О существовании таких мест говорилось в древних преданиях, но никто не мог сказать, где они находятся. Охотник ушел далеко, долго странствовал среди чужих племен и наконец добрался до таинственного Края твердой воды, о котором и болотные люди, жившие еще дальше людей ветра, знали только понаслышке. В самом же том краю совсем не было людей — лишь немногие диковинные звери и птицы могли жить там, где вода большую часть года не течет в ручьях и реках, но тверда как камень. В тех землях нелегко добыть пропитание, жизнь трудна и мучительна, однако она была не мучительнее той боли, что носил в себе молодой охотник, и он остался. Но однажды, стоя на берегу огромного таинственного озера, в котором плавали белые сверкающие скалы, а вода обжигала словно огонь, он увидел, как из него на сушу вышел Айтумайран. Вид его был ужасен; шерсть, алая, как пламя, намокла, а из клыкастой пасти стекала смешанная с водой кровь… И охотник, который в этот день перестал быть простым охотником, а стал Великим знающим, возвратился в родные леса, дабы рассказать людям, что свободных от власти Айтумайрана земель нет, и если даже человек с помощью колдовства обратится в рыбу, то и под водой не обретет свободы. А за то, что он смог постичь все это, Айтумайран даровал Мудрейшему неестественно долгую жизнь, и даже отцы отцов, видевшие взрослыми своих потомков до третьего и четвертого колена, помнят его не иначе, как глубоким стариком с длинными седыми волосами…

Теперь Мудрейший вел людей все дальше вглубь леса, и последними на пути лежали владения племени Итко, а за ними простирались необитаемые земли, царство богов айту, куда не отваживался заходить ни один человек. Все ждали, что старец повернет на закат или на восход солнца, где людей было меньше и племя могло занять пригодные для жизни и охоты места не прибегая к силе. Но на восьмой день странствия в краю Итко Мудрейший остановился на поляне, где недавно совершили большое жертвоприношение. Десять юношей и десять девушек лежали вокруг Священного столба ногами к нему, и хотя разложение зашло уже далеко, но текло вяло, а дикие звери не тронули тела. Это свидетельствовало о том, что жертва оказалась приятна богам Вечного леса, и они где-то близко. Мудрейший ушел на самый край поляны, долго сидел там, обхватив колени руками, затем подошел к столбу и стал обходить тела, произнося таинственные слова. Агизекар увидел тогда, как побелело лицо проводника из племени Итко. Расспросив его, он узнал, что Мудрейший называл мертвых по именам — по их священным именам, которые дают избранным в день жертвоприношения, и которые слышат только те, кто при этом присутствует, да боги айту. Но ведь проводник знал, что в тот час, когда оборвалась жизнь его соплеменников, Мудрейший находился еще в шести днях пути от этого места!.. Тогда и Агизекар испугался, а потом…

Потом старец выпрямился, надел на голову череп хасаха и пошел дальше — прямо в ту сторону, где кончались земли Итко и начинались владения айту. Люди боялись, но послушно шли за ним, и никто не отважился преградить ему путь и спросить — что же он делает? Куда они идут? Агизекар чувствовал, как в его сердце вползает холодная змея страха. Даже на лицах бывалых охотников читался испуг. Вождь воинов Дакапо, который не боялся никого и ничего, и тот выглядел подавленным. А Мудрейший вел их все дальше и дальше вглубь Вечного леса. Каждое утро он поднимался с земли, надевал на голову тяжелый череп, шел вперед, не зная усталости, останавливаясь только тогда, когда и более молодые уже падали с ног, — и так день за днем, пока все не потеряли счет бесконечным дням пути.

Изредка племя раскидывало временное стойбище, чтобы отдохнуть и пополнить припасы охотой. Вскоре начались места, сказочно богатые непуганой дичью. Люди начали понемногу привыкать к мысли, что они забрались в самое сердце страны айту, и вот ведь чудо — ничего страшного не происходит. Боги не покарали их за дерзость, даже, как будто, благоволят к ним — иначе с чего бы добыче чуть ли не самой идти в руки охотников? Непонятно… непонятно. Но как хорошо жить-то — еды вдоволь на каждого, давно уже не было так; Мудрейший отменил почти все запреты, оставив лишь несколько. Дрожь пробирает от такой нежданной свободы: делай что хочешь, охоться везде и на кого только хочешь — не прогневаются ли боги? А сам Айтумайран? Не пора ли остановиться? Проходило время, но боги не гневались. А Мудрейший вел племя вперед и вперед, пока не привел сюда.

В лесу выбрали удобное место для поселка и первым делом водрузили посреди будущего Места собраний Священный столб духов, сделанный, согласно обычаю, из ствола засохшего на корню молодого дерева. Мужчины построили хижины, женщины возделывали землю. Между вековыми деревьями были расчищены многочисленные небольшие участки, где посадили пакуай, дар богов, из зерен которого делают потом вкусные лепешки. Вокруг на многие дни пути лежали необитаемые леса, но люди скоро привыкли. Да во многом это было и к лучшему — не нужно опасаться внезапного нападения соседей, если те вдруг встанут на путь Священной войны. Акимики-теру редко воевали между собой, но все же иногда это случалось. Не все говорящие-с-духами были похожи на Мудрейшего, который ни разу не повелел Дакапо поднять своих воинов для похода. А теперь, даже если другие племена лесных людей отважатся пойти следом, так ведь вокруг полно места — занимай любые охотничьи угодья, сколько нужно… Однако поселок все же построили так, чтоб к нему было трудно подобраться незамеченным. Одинокие молодые храбрецы, избравшие тропу воина, выстроили далеко в лесу свои крохотные, незаметные чужому взгляду убежища, живя в коих день и ночь наблюдали за подходами к деревне, ведь настоящий боец всегда начеку, даже, когда спит… Хотя на них и на старом месте мало кто решался напасть: боялись многочисленности племени, боялись свирепого Дакапо, не знавшего страха в бою и беспощадного к врагам, но больше всего боялись Мудрейшего, который — все верили в это — находился под защитой самого Великого Бога Айтумайрана. А с Айтумайраном спорить бесполезно…

Агизекар споткнулся о корень дерева и пришел в себя. Как глубоко он задумался! Это не годится! Хотя, тут же сам себя успокоил он, было о чем — за последнее время столько всего произошло, аж голова идет кругом. И не только у него. Они поселились там, куда и заходить-то никто не решался, — раз. Мудрейший не велел устанавливать Священные столбы в местах для совершения жертвоприношений — два. Жертвоприношений больше не будет, сказал он. Тут уж все просто лишились речи от изумления. Ни одного молодого воина, ни одну девушку не принес в жертву Мудрейший за долгие годы, что управлял племенем, — всегда ему удавалось обойтись без этого и умилостивить богов молитвой. Все только рады были: никому не хочется раньше срока переселяться в Край богатой охоты, пусть даже ради общего блага. Но чтоб совсем отменить древний обычай?!.. Будь на месте Мудрейшего кто другой, его самого немедленно принесли бы в жертву. А так люди помялись-помялись, да и смирились в очередной раз — привыкли уже, что старец всегда и во всем оказывается прав…

Агизекар шел уже долго. Ночная темнота отступила, и на смену ей пришел зеленоватый сумрак дня: в Вечном лесу никогда не бывает достаточно светло, солнечные лучи лишь кое-где проникают сквозь плотный полог сомкнувшихся крон гигантских деревьев. Тропа, широкая вначале, превратилась в едва заметную стежку — она была уже не видна, а скорее угадывалась. Сюда не заходят женщины в поисках съедобных трав и кореньев. Дети, которые ставят силки на птиц и мелких зверюшек, помогая взрослым добывать пищу, тоже не забираются так далеко от деревни. Здесь бывают только охотники. Добравшись до мест, где разрешено бить зверя, они бросают гадальные кости, спрашивая духов, куда направиться дальше.

Да еще Мудрейший знает потаенные охотничьи тропы. В любое время дня и ночи его можно встретить не только в поселке или его окрестностях, но и в самых глухих чащобах. Случалось, в один и тот же день его видели и в деревне, и в Змеиной долине, до которой три полных дневных перехода. Никто не может ходить так быстро, если ему не помогают духи, и еще…

И еще — никто не может ходить не оставляя следов.

Ченагу, брат Флиенти, рассказывал, как однажды повстречал старца на берегу Прыгающего ручья. У него давно накопились вопросы, которые он хотел задать при случае Мудрейшему; тот приветствовал охотника и предложил ему говорить. Ченагу задал два вопроса и получил ответы, а третий задать забыл и вспомнил об этом только по расставании. Недолго думая, он вернулся к ручью и пошел по следам Мудрейшего. Следы вели вверх по течению и были ясно видны на песке. Их цепочка тянулась до небольшой тихой заводи. Здесь шаман остановился и… пропал! Ченагу обыскал все вокруг, он был совершенно уверен, что Мудрейший не уходил с того места и не входил в ручей. Агизекар ему верил — ведь Ченагу, несмотря на молодость, считался одним из лучших следопытов племени. Говорящий-с-духами постоял у заводи, а потом, судя по всему, растворился в воздухе или улетел…

Агизекар поискал глазами клочок земли, пригодный для гадания, — не стоит освобождать для него место, приминая или вырывая траву, — и достал из мешочка на поясе горстку костей, составлявших некогда позвоночник хума, небольшого медлительного зверька, которого вера лесных людей наделяла такой же великой мудростью, что и миролюбивого хасаха. Зажав кости в сложенных ладонях, Агизекар опустился на колени и закрыл глаза, сосредотачиваясь. Потом трижды произнес вслух имя бога охоты Айту-Айгакатама и подождал немного: не ответит ли тот? Такого никогда не случалось, однако в самой возможности подобных вещей Агизекар не сомневался. Затем он бросил кости на землю, внимательно следя, в каком месте окажется та, которая прекратит движение последней. По всему выходило, что стоит идти туда, куда он и наметил; добыча будет ждать его там. Но… Было в расположении костей нечто странное, а что — Агизекар не мог понять, сколько ни прислушивался к себе, вглядываясь в прихотливый узор случайно упавших сухих позвонков. Вздохнув, он собрал гадальные кости, немного жалея, что не принадлежит к числу говорящих-с-духами. Впрочем, будь он из них, не надо было бы и охотиться, поскольку те не едят мяса, а только плоды и коренья.

Намеченного места Агизекар достиг далеко за полдень и выбрал укромный уголок для засады на пологом пригорке, с которого ему была хорошо видна небольшая лощина с бегущим по ней шустрым ручейком. Ее перегораживала на две части узкая полоса колючего кустарника, и это было кстати: если лесные антилопы, придя на водопой, спустятся к ручью в дальнем конце лощины, можно будет подобраться к ним поближе, используя кусты как прикрытие. Сейчас Агизекара надежно скрывала лежавшая поперек пригорка гнилая колода, сплошь обросшая мхом, и густая паутина переплетенных лиан, спускавшихся с ветвей ближайшего дерева. Он присел на корточки, поставив копье между колен, и замер, отдыхая после долгого пути.

Медленно тянулось время. Агизекар сидел не шевелясь, только грудь поднималась и опускалась еле заметно. Глазами он внимательно обшаривал лощину, время от времени прикрывая их, чтоб в нужный момент зрение было острым. Пропустить антилоп он не боялся, а если какая придет сюда только для того, чтобы тотчас уйти, так это не добыча — лесную лань не догонит даже самый лучший бегун. Да что там — ее сам ветер не догонит. Надо дождаться, когда она спустится к воде и начнет пить…

Агизекар чутко прислушивался к окружающему — этот мир, который он с момента, как начал себя помнить, делил с животными, растениями, богами и духами, был полон различных звуков, шорохов, запахов; это был его мир. Все здесь было ему знакомо и понятно. Он сидел, поджидая желанную добычу, и так мог ждать хоть до заката, чтобы в нужный момент вскочить и метнуть копье — один раз. Даже если взять с собой на охоту два копья, лесная лань не даст повторить попытку.

И вот она появилась — одна. Это хуже, чем если бы пришло несколько. Когда они ходят поодиночке, то втрое осторожнее… Еще хуже было, что лань не пошла сразу к воде, а остановилась в дальнем конце лощины за полосой кустов и принялась пастись, часто поднимая голову и прислушиваясь. Агизекар прикинул расстояние — далековато, а ближе не подобраться, пока она так стоит, придется еще ждать. Лань никуда не торопилась, ну так и он не станет. Упускать добычу из-за спешки не хотелось.

Вдруг он насторожился. Чуткий слух уловил — нет, не звук даже, а скорее тень звука. Кто-то еще был здесь — справа и сзади от него… Кто-то большой. И очень, очень опасный. Знать этого Агизекар не мог, но проведя на охоте большую часть жизни, чуял это всем своим существом. Он стал медленно менять положение тела, чтобы увидеть заросли высокой травы, откуда донесся звук; не двигался, а как бы перетекал из одной позы в другую. Одновременно он старался держать в поле зрения лань. Та тоже должна была почувствовать опасность… Но не чувствовала, и продолжала спокойно пастись.

Верхушки травы в сорока шагах от убежища Агизекара бесшумно покачивались. Скоро зверь, скрывающийся там, неизбежно должен был выйти на открытое место, и он вышел — Агизекар еле сдержал возглас удивления. Это был молодой хасах, по всем признакам самец, но такого хасаха Агизекар в жизни не видел: шкура его была белой, как одеяние говорящего-с-духами, а глаза горели красным, словно угли в костре. Верхние клыки куда длиннее, чем обычно бывают у этих сильных, но добродушных животных, и передвигался он странно — мягкой, пружинистой походкой хищника, подкрадывающегося к добыче. И Агизекар пришел к единственно верному выводу, каким бы невероятным он не казался в свете его знаний о хасахах вообще — зверь, несомненно, охотился, и охотился на лесную лань, хоть это полностью противоречило склонности хасахов кормиться растительной пищей.

Агизекар застыл, не в силах отвести взгляд от животного. Оно пока не видело его, — а что если увидит? Нападет? Даже обычный хасах мог напасть на человека, если с ним столкнуться во время гона, когда они часто раздражительны без причины. Агизекар прикинул расстояние до ближайшего дерева, на которое можно быстро забраться. Хасахи не умеют лазать по деревьям.

Они и белыми не бывают, возразил внутренний голос. Так что — кто знает? Впрочем, на земле от него так и так не убежать. Агизекар на всякий случай начал осторожно перемещаться поближе к дереву. Зверь так же осторожно двигался к полосе кустов, за которыми паслась ничего не подозревающая жертва.

Внезапно Агизекар насторожился еще больше. Что-то неуловимо изменилось вокруг… Что? Он напрягся, пытаясь понять. Что-то такое странное произошло, чего обычно не бывает. Но что же? И тут он понял. Звуки… Все звуки исчезли. Щебет птиц, жужжание насекомых, тысячи шорохов — все замолкло. Лес притих, как будто в ожидании, даже листья — и те, кажется, перестали шелестеть.

Агизекар почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке, мозг накрыла холодная рука ужаса. Рожденный и выросший в мире, где всем управляли таинственные и могущественные боги, почти всегда непонятные в своих действиях и почти всегда жестокие по отношению к людям, он угадывал приближение неведомого, у которого, однако, было имя. Айтумайран… Айтумайран!!!

Агизекару показалось, что его сердце сжалось в крохотный комочек. «Если ты смотришь перед собой, Айтумайран там, только ты не видишь его, — вспомнил он наставления отца. — И очень хорошо, что ты его не видишь, поскольку облик Великого Бога внушает трепет. Он непрерывно надзирает за всеми, в ком есть дыхание жизни. Если ты повернешься направо, он будет справа, а если посмотришь налево, он будет с левой стороны… И если оглянешься, то Айтумайран будет стоять у тебя за спиной».

Белый хасах остановился и навострил уши. Лань подняла голову и замерла. Что-то происходило в зарослях кустарника между ней и хасахом — именно с этого места на Агизекара накатывали волны ужаса. Ветки легко шевельнулись, потом они раздвинулись, и оттуда появился Айтумайран. Лань сорвалась с места и стремглав бросилась прочь. Белый хасах припал на передние лапы и взревел испуганно и яростно. Агизекар обеими руками вцепился в древко копья, мгновенно облился потом с ног до головы и перестал чувствовать свое тело. Отец был прав — Айтумайрана лучше не видеть!.. Охотник попытался вскочить, качнулся назад — и потерял сознание.

* * *

Когда Агизекар пришел в себя, то лежал еще некоторое время, не в силах шевельнуться. Вокруг стояла тишина. Он открыл глаза. То, что он видел — это на самом деле было или нет? Невиданный белый хасах… Хасах, который охотился! А потом… Агизекар задрожал. Больше всего ему хотелось опять закрыть глаза и никогда их не открывать, но он тут же упрекнул себя в трусости. Если ему и не примерещилось, так ведь Айтумайран, похоже, пришел не за ним, а за хасахом. А если б и за ним — нечего валяться здесь и жалеть себя, как глупая девочка, споткнувшаяся на ровном месте. Мужчина не смеет бояться невесть чего, и даже самого Великого Бога, хоть ему и бессмысленно противиться, обязан встретить стоя, лицом к лицу, и принять смерть с открытыми глазами, достойно, а не жмуриться… Чтобы выяснить все, достаточно встать и посмотреть.

Ободренный такими мыслями, он нашарил лежавшее рядом копье и встал на ноги. Хасах лежал недвижно, его белый мех покрывала кровь из многочисленных ран. Айтумайрана нигде не было видно. Бог казнил нарушителя табу (у животных тоже есть свои табу) и ушел. В чем провинился белый хасах? Бесполезно задавать такие вопросы. В чем провинилась девушка, которую любил Мудрейший, когда еще был охотником? В чем провинился маленький мальчик из рода Чаку, которого нашли с перекушенным горлом, а тело его не сгнило, хотя пролежало в джунглях весь сезон дождей? Айтумайран казнит кого хочет и когда хочет, а трупам приказывает оставаться нетленными — для устрашения непокорных и в назидание оставшимся в живых.

Возможно, хасах виноват в том, что возжелал неположенную ему мясную пищу. Или же в том, что родился белым. Ведь все звери сотворены совершенными и должны оставаться в том образе, который для них предначертан от начала.

Охота Агизекара, конечно, на этом закончена, он вернется домой без добычи… Какая добыча, резко оборвал он сам себя, надо благодарить духов, что жив остался. Но и духи здесь ни при чем. Они не могут ничего против Айтумайрана.

Нужно спешить: каждый, кто стал свидетелем гнева Великого Бога, обязан как можно быстрее рассказать об этом людям своего племени. Охотник уже хотел повернуться и уйти, но передумал и решительно направился к трупу хасаха, на ходу доставая нож. Айтумайран не покарает его за это — ведь то, что Агизекар собирался сделать, он сделает чтобы ему быстрее поверили, а значит, быстрее извлекли урок и тем обезопасили себя от гнева Бога. Ловко орудуя ножом, Агизекар отрезал мертвому хасаху голову и передние лапы и уложил их в свою охотничью сумку. Как и ожидалось, ничего страшного не произошло. Должно быть, он правильно рассудил — не случайно ведь Айтумайран захотел сделать его очевидцем расправы.

Глава 9

Начиная с понедельника я занялся текущими делами: их было немного, и оставалась уйма свободного времени. Малыш целыми днями сидел в имитаторе, просматривая отчеты, которые я привез из Уивертауна. Крейг завел любовную интрижку где-то на стороне и частенько не ночевал дома. В наших с Кэт отношениях после продолжительного ледникового периода наступило глобальное потепление, и теперь, каждый раз после ужина, мы поднимались в ее спальню на втором этаже. Там, наверху, Кэт преображалась. Днем хмурая и язвительная, с мужскими замашками, вечером она превращалась в тихую и нежную, немного мечтательную девушку, которую невозможно было не любить.

Как-то поздним утром я решил, что бездельничать хватит, и забрался в один из четырех коконов имитатора, рассчитанного на то, чтобы мы могли тренироваться хоть по отдельности, хоть вместе.

— Включи-ка мне что-нибудь из архива, — попросил я Эрла. — Хочу освежить память.

— Давно пора, — одобрил он. — Куда летим?

— Туда, где я дольше всего не был, и где за это время стало хуже всего.

— Каими, — тут же отозвался Эрл. — Ты охотился на ней восемь лет назад, а на имитаторе не проходил уже три года. С тех пор там только члены ООЗ высаживались девяносто два раза, а ты знаешь, насколько быстро учатся на своих ошибках животные этой планеты. Умнеют буквально на глазах. Подсчитай сам, сколько минут ты продержишься в этом сумасшедшем мире, если попадешь туда сейчас. Я думаю, не больше десяти.

— А я думаю, что ты врешь, просто пытаешься меня раззадорить. Насколько интересна Каими на сегодняшний день в коммерческом плане?

— Крайне интересна. Согласно последним данным научно-исследовательского центра «Логос», там чуть ли не каждый второй вид высокоразвитых животных претендует на роль предка будущих носителей разума, а это значит, вскоре может последовать указ о создании там заповедника. Цены на живность с Каими сразу вырастут — все зоопарки и лаборатории постараются заполучить экземпляры оттуда, пока отлов еще не ограничен.

— Ладно, давай начнем с Каими, — согласился я. — Кого будем ловить?

— Никого, — сказал Эрл. — После такого перерыва ты не способен к серьезной работе. Поиграй для начала в стрелялки. Включу тебе программу для самых маленьких.

— Тогда надень уж на меня подгузник.

— И не подумаю. Дуй в штаны.

Я скрипнул зубами, но ничего не сказал — бесполезно было пререкаться с Эрлом, раз он решил настроить меня на боевой лад.

— Запуск, — сказал Эрл. — Вводную я, так и быть, пропущу. — Это означало, что он собирается сунуть меня прямо в дебри, минуя посадку корабля и устройство лагеря.

Каими была бы настоящим раем, если б не ее обитатели. Благодаря им планета получила второе, понятное без дополнительных пояснений имя — Мясорубка. Я почувствовал, как проваливаюсь куда-то вниз, а секунду спустя уже стоял на невысоком холме посреди заболоченной сельвы в охотничьем комбезе и с винтовкой в руках.

— Долина реки Надао в сезон дождей, — сообщил Эрл. — У тебя есть скутер.

Так вот, куда он меня отправил… Ничего себе — программа для самых маленьких! Я осмотрелся. Тут и там из воды поднимались стволы деревьев, кое-где виднелись островки суши. С точки зрения обитающих здесь гаримангов — идеальное место для устройства засады.

За свою охотничью жизнь я успел повидать немало смертельно опасных и отвратительных чудовищ, но не одно из них не вызывает у меня столько отрицательных эмоций, как гариманг. С виду он похож на громадного паука с короткими лапами. Глаза размером с блюдце — тупые, стеклянные и безжалостные. Но хуже всего его манера поедать добычу — выпускает из беззубого рта сотню тонких длинных щупалец с крохотными пастями на конце, опутывает ими жертву и начинает медленно обгладывать со всех сторон. Животного размером с человека гаримангу средних размеров хватает часа на два, причем добыча остается в живых довольно долгое время. Кто бы ни стал на Каими в будущем носителями разума, искренне надеюсь, что это будут не гариманги.

Первого из них я пристрелил почти сразу после прибытия, второго — некоторое время спустя. Третьего засек по прошествии часа по внутреннему времени имитатора. Я осторожно перебирался с островка на островок по упавшим деревьям, скутер следовал за мной на высоте пяти метров, но пока я им ни разу не воспользовался. Монстр несколько раз готовился напасть, однако мне удавалось сохранять безопасное расстояние. Я уже освоился и решил с ним поиграть — выманить его из родного болота на сухое место. Впереди замаячил обширный кусок суши, заросший густым лесом. Я направился туда, а гариманг за мной, пока мы не выбрались на симпатичную полянку. То есть я выбрался, а он замаскировался на опушке, в подлеске — удивительно искусно для махины весом в тонну. Я его дразнил еще с полчаса, и гад наконец не выдержал — прыгнул, хотя терпеть не может открытых мест. Тут я его и уложил выстрелом в голову.

— Браво, охотник, — подал голос Эрл. — Поздравляю.

— Что-то мне не нравится твой тон, — отозвался я. — Если так хвалишь, то наверняка готовишь какую-нибудь гадость. Винтовку заклинит, или сломаешь мне скутер.

— На диких планетах всякое случается.

— Не трогай винтовку, прошу тебя! Ты не можешь оставить меня здесь с одним пистолетом… Кстати, а почему мы остановились?

— Профессор Капур из Джайпура хочет тебя видеть.

— Капур из… откуда?.. Ладно, неважно. Он что, к нам пришел?

— Нет, но он заказал полноформатную связь.

Я не вспомнил сразу, кто это, но сообразил, что, должно быть, этот профессор — человек с деньгами, раз не жалеет их на сеанс связи с полным эффектом присутствия. Неужели клиент? Посмотрел на свой заляпанный грязью комбез и сказал:

— Приведи меня в порядок, а остальное оставь как есть. И давай гостя прямо сюда.

Эрл моментально «переодел» меня в чистейшую белую рубашку с короткими рукавами и легкие брюки. На полянке возник радушно улыбающийся смуглый мужчина лет сорока пяти. Ну конечно! Шанкар Капур — он был моим постоянным клиентом в те времена, когда я занимался организацией сафари, причем одним из лучших.

— Пит, старина, да ты совсем не изменился! — воскликнул Шанкар. — То есть я хотел сказать, мистер Дуглас, — поправился он и заулыбался еще шире.

— Не стоит, — остановил я его. — Действительно ничего не изменилось — кроме того, что я теперь зверолов.

— Знаю, поэтому и беспокою. — Он огляделся вокруг, заметил дохлого гариманга. — Где ты сейчас? Это что, интерьер твоего жилища?

— Ну, я не настолько экстравагантен. Просто я внутри имитатора.

— Тренируешься? Правильно, нужно держать себя в форме. А что это за планета?

— Каими. Соседний галактический рукав.

— Я там не был. — Шанкар подошел к «трупу» гариманга и потрогал его носком ботинка. — Наверное, стоит побывать.

— Если надумаешь, будь осторожней с этими тварями, — предупредил я. — Ты хороший охотник, но не профессионал. Как минимум один стрелок на скутере должен страховать тебя с воздуха.

— Спасибо за совет. — Шанкар улыбнулся еще более благодушно, хотя я думал, что это уже невозможно. — А теперь к делу. В свободное от развлечений время я занимаюсь кое-какими исследованиями в Джайпурском институте ксенозоологии, и даже числюсь специалистом по… Впрочем, тебе это неинтересно. Нам нужны айхамарские мегарапторы: мы хотим поставить их в немного необычные условия и проследить… Хотя что я опять?.. В общем, я просматривал рабочие списки ООЗ, наткнулся на твое имя — ну и решил никого больше не искать. Если у тебя и твоих компаньонов в текущем сезоне есть время заглянуть на Айхамар…

Я не стал сообщать, что у нас есть время заняться чем угодно.

— Институту требуется три пары, две подопытных, одна контрольная, — сказал Шанкар. — Понимаю, что заказ маловат, но наш бюджет в связи с кризисом оставляет желать много лучшего.

Я, опять же, не стал упоминать о том, что банковский счет нашей фирмы наверняка выглядит куда хуже, чем их бюджет.

— Три самца и три самки, Пит. Договорились?

Я ответил, что предварительная договоренность достигнута. Мы посмотрим, как соотнести его заказ с другими нашими делами (в этом месте я мысленно поморщился, но бизнес есть бизнес), и дадим знать.

— Чудесно, — расцвел Шанкар. — Кстати, может, будет еще один заказ, тоже на небольшую группу животных, однако в УОП задерживают разрешение на отлов. Если дело утрясется, я дам тебе знать. До связи, старина.

Шанкар исчез, и я остался на поляне один.

— Ну что, продолжим? — спросил Эрл.

— Поехали, — сказал я. — Но не трогай винтовку. И не вздумай ломать скутер! Я не хочу потом прыгать над этим болотом по ветвям. Даже если забыть, что на деревьях водятся…

— Я знаю, — ласково сказал Эрл. — Здесь много чего водится на деревьях. И я не упущу случая тебя порадовать.

— А почему бы тебе не поставить меня в пару с Малышом? Он ведь здесь, в соседнем коконе?

— Нет. Он только начал сегодня, как с ним связалась некая Лори Паркинсон. Очень привлекательная юная особа, должен заметить. Малыш все бросил и помчался к ней в Рейкьявик. Предупредил, что к обеду не будет, и к ужину, вероятно, тоже.

— Странно, — удивился я. — Обычно девушки бегают за Малышом, а не он за ними… Ладно, продолжим. Только оставь в покое винтовку.

Мы продолжили, и винтовка была в полном порядке, а вот скутер он мне все-таки сломал.

* * *

Все вчетвером мы собрались только на следующий день за обедом. Ребята уже знали о заявке на мегарапторов — я велел Эрлу сбросить им информацию сразу же. А вот о том, что накопал в Рейкьявике Малыш, нам было пока неизвестно. В том, что он что-то накопал, сомневаться не приходилось: это мы поняли по особенному блеску его небесно-голубых глаз, когда он явился к столу — против обыкновения, самым последним.

— Давай, выкладывай, — строго сказал Крейг. — Судя по твоему виду, ты поймал заказ, который обеспечит нас до конца жизни.

— Надеюсь, его хватит на то, чтоб ты вернул мне восемь штук, — пессимистично заметила Кэт.

— Рассказывай по-хорошему, — посоветовал я. — А не то мы отведем тебя в комнату пыток.

— Сейчас. — Малыш хлопнул ладонями по столу и отбарабанил пальцами марш. — У меня есть знакомая девушка, зовут Лори. Симпатичнейшая блондинка семнадцати лет…

— Блондинки не пользуются спросом в зоопарках мира в этом сезоне, — прервал его Крейг.

— Особенно несовершеннолетние, — добавил я.

— Еще одно слово не по делу, и я тебя убью, — мрачно заключила Кэт.

Малыш обиженно пожал плечами:

— Ну хорошо, хорошо… Отец Лори владеет фермой, на которой разводит соломонийских перламутровых питонов, и только что получил разрешение дополнительно отловить на племя пятьдесят пар.

— Папаша ведет дела с размахом, — пробормотал Крейг. — Сотня особей на расширение дела… Почему бы тебе не жениться на этой Лори, когда она подрастет?

— Лори уговорила отца отдать заказ нам, — сказал Малыш. — Но настояла, чтобы я встретился с ним лично. Он недоверчив, и договориться по связи вряд ли удалось бы.

— Неплохо, — похвалил я. — И маршрут вырисовывается четкий — Айхамар, за ним Инферна, потом Соломония.

— Значит, больше ничего не ждем? — спросила Кэт.

— Больше и ждать, по-моему, нечего, — ответил я. — Упускать заказ на питонов никак нельзя, а Соломония далеко. Даже если будут еще заказы, мы сможем взять только те, выполнение которых нам по пути.

— Надо еще согласовать с УОП добычу трофеев на Инферне, — напомнил Малыш.

— Вот ты и займешься этим делом, — быстро сориентировался в ситуации Крейг. — Если начнутся проволочки, продави разрешение через ООЗ — зря мы туда членские взносы платим, что ли?

— Да я проще сделаю. Недавно познакомился с одной девушкой — она работает секретаршей в головном офисе Управления. Попрошу ее…

— Интересно, есть в Галактике такие места, где у тебя нет знакомых девушек? — спросил я.

— Попробую вспомнить, — отозвался Малыш. — Потом составлю для тебя отчет.

После обеда Кэт подошла ко мне, поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку.

— Сегодня ночуешь у себя, милый. Мне нужно как следует сосредоточиться перед экспедицией.

* * *

— Я уже начала забывать, как ты выглядишь, — посетовала Люси, когда я вошел в свою комнату поздно вечером. — Что заставило тебя спуститься со второго этажа?

— Не делай вид, что не знаешь, — огрызнулся я. — Вы с Эрлом вечно подглядываете за нами и сплетничаете между собой.

— Мы не сплетничаем, мы обмениваемся информацией, которая может оказаться полезной.

— Это и называется сплетничать. Но раз уж спросила, отвечу: опция «секс с Кэт» в настоящее время недоступна для пользователя.

— Ты циничен. Знаешь об этом?

— Я не циничен, просто ужасно огорчен тем, что программа «Интимная жизнь Пита Дугласа» приостановлена на неопределенное время. Боюсь, до самого конца экспедиции.

— Сочувствую, — сказала Люси, умудрившись вложить в это слово максимум казенного сострадания.

— Ты не можешь, — вздохнул я. — Сочувствовать — значит, в первоначальном значении, чувствовать что-либо наравне с объектом сочувствия. Или, хоть иметь представление об эмоциях, которые…

— Ложись спать, Пит. А я включу тебе колыбельную.

Я на секунду прекратил раздеваться и свирепо уставился на стену, за которой пряталась Люси. Точнее — ее матричный кристалл.

— Никогда не смогу поверить, что именно жизнь со мной превратила тебя в такую ехидную стерву.

— Мне очень жаль, но это так. Ведь моя программа общения — всего лишь зеркало, в котором отражаешься ты сам. Однако относительно моей последней реплики ты не прав. Помогать тебе сохранять хорошее самочувствие — одна из моих первоочередных задач. А хорошее самочувствие немыслимо без полноценного отдыха.

Я забрался под простыню и моментально уснул, а через пару часов подскочил на кровати, на этот раз даже с криком, потому что опять видел СОН. Видение было не менее правдоподобным, чем первые два раза, однако когда мне удалось проснуться, то в себя пришел намного быстрее — видно, стал привыкать.

— И это ты называешь полноценным отдыхом, детка? — обратился я к Люси, одновременно пытаясь разжать стиснутые кулаки; когда наконец получилось, ладони свела судорога. — Странные у тебя представления о том, как улучшить мое самочувствие.

— На этот раз я все хорошо прощупала, — сказала Люси. — Это не твое воспоминание, и не…

— Как ты проницательна, черт тебя дери. — Я кое-как обтер простыней липкий пот, покрывавший меня с ног до головы. Руки дрожали.

— Дай мне закончить, — попросила Люси. — Это не обычный сон из тех, что произвольно генерирует мозг. Больше похоже на информационный имплантат.

— Погоди, я что-то плохо соображаю.

Я босиком прошлепал к бару, сделал себе стакан апельсинового сока и вернулся на кровать.

— Теперь давай, и поподробнее.

— В твою голову поместили пакет информации с функцией самопроизвольной развертки, — принялась объяснять Люси. — Он остается неактивен, пока ты бодрствуешь, а когда засыпаешь, и барьер критического восприятия понижен…

— В меня не помещали никаких пакетов, насколько мне известно, — заметил я. — Но продолжай.

— Чтобы сказать точнее, тебя надо глубоко просканировать. Но мне это недоступно — даже с помощью Эрла.

— Тогда свяжись с медцентром Монреаля. Не за счет Кэт, естественно, а за мой собственный.

Я допил сок и прилег. Вначале ничего не происходило — Люси запрашивала поддержку. Потом мою голову обхватили лапки встроенного в кровать бытового медкомплекса, а какое-то щупальце попыталось проникнуть в ухо.

— Осторожнее, Люси, — предупредил я. — Мне все еще нужна моя голова, даже если она битком набита имплантатами.

Кровать сердито заурчала, тело накрыла сияющая полупрозрачная крышка сканера, и на меня накатила волна полного безразличия. Это продолжалось с минуту, затем сканер исчез, втянувшись в блокбокс в изголовье.

— Что-то быстро вы управились, — буркнул я.

— Глубокое сканирование невозможно, — сказала Люси. — У тебя установлен экран военного образца. Усиленный вариант — для спецподразделений.

— Ну да, еще с армии. А ты что, не знала?

— Предполагала, что есть, раз ты служил. Но он так хитро поставлен, что сверху его не видно.

— Обычные спецназовские штучки — создать иллюзию беззащитности.

— Ну да. Там десятки защитных слоев — это только то, что умники из медцентра смогли засечь. И наверняка есть резервный контур, а может, несколько. В такой паутине увязнет что угодно, ее не пробьет даже боевой суггестор.

— Ты мне матчасть не объясняй, я в курсе. Давай по делу.

— А если по делу — твой имплантат каким-то образом проник сквозь экран и самоактивировался. С виду он похож на обычную полимедийную подборку с интерактивным содержимым — вроде коллекции клипов на заданную тему. Но то, что наблюдаемо в поверхностных слоях сознания, может быть всего лишь фантомом подлинного имплантата, им же созданным для маскировки. Какие еще у него функции — неизвестно. Определенно можно сказать только одно: исходный информпакет изначально был написан не на том языке, который понимает твой мозг, а на каком-то другом. Именно поэтому имплантат так слабо взаимодействует с сознанием — лишь во сне. Только не спрашивай, где ты это подцепил и каким образом. Я этого не знаю, и в медцентре не знают тоже.

— Тогда свяжись с Безымянной. Может, Диана разберется. Если потребуется, просканируй меня еще раз.

Люси выполнила указание. Процедура со сканером повторилась в расширенном варианте. Диана долго молчала — а ведь киб-мастер класса «абсолют» думает быстро.

— Извини, Пит, — сказала она наконец. — Но вряд ли я смогу прибавить что-то существенное к тому, что уже сказано.

— Вы все мне так помогли, — буркнул я.

— Если хочешь, я свяжусь с госпиталем ВКС в Нью-Йорке, — предложила Люси. — Пусть залезут под экран.

— Еще бы не хватало. Ты вояк плохо знаешь — если этот мой имплантат покажется им подозрительным в плане безопасности цивилизации, они потом не отстанут, пока не разберут мне все мозги на нейроны. Нет, пусть уж лучше пока мои проблемы останутся со мной.

Глава 10

Отдежурив четыре часа на пункте наблюдения, Герман Левицкий сходил на камбуз выпить кофе. Конечно, можно было воспользоваться каналом доставки, но лучше пройтись. На проклятой станции слишком мало поводов размяться, а обязательные тренировки в спорткомплексе он частенько пропускал, надеясь на свое несокрушимое здоровье. Однако если совсем не двигаться, можно завалить медицинские тесты.

Едва Герман вернулся обратно, как киб-мастер сообщил, что на связи Главная, директор заповедника.

— Давай, — сказал смотритель, падая в рабочее кресло.

На экране появился Василиадис. Герман обозначал про себя таких индивидов одним словом — дохляк, и знал, что директор успел получить среди сотрудников Главной кличку Заморыш. А начальник «Сектора-9» Олег Лобанов называл его Лысик — за необъятных размеров лысину.

— Я лично связался с вами, Герман, чтобы сообщить крайне неприятную новость, — откашлявшись произнес Василиадис. — Руководством УОП принято решение о ликвидации… временной ликвидации четных секторов «СОЗ-Тихая» и консервации орбитальных станций под четными номерами. Я мог бы разослать уведомления по связи, но предпочел сообщить все лично, — повторил он.

— Ликвидация секторов подразумевает… — У Германа мгновенно пересохло в горле, и он с усилием сглотнул. — …подразумевает увольнение сотрудников этих секторов? Или нам всем устроят очередной конкурс… на выживание?

— Мне очень жаль, Герман, — сказал Василиадис. — Но конкурса не будет. Все вы слишком хороши, чтобы выбирать между вами… Все вы настоящие профессионалы и преданные своему делу люди… — Директор то и дело останавливался, с трудом подбирая слова, явно жалея, что не ограничился рассылкой уведомлений. — Руководство сочло, что в проведении конкурса нет никакого смысла. Невозможно выбрать лучших из лучших. — Это была попытка подсластить пилюлю. Жалкая попытка, надо сказать. — Будут сокращены сотрудники ликвидируемых секторов Службы. Подготовка к консервации орбитальной станции «Сектор-18» должна быть начата немедленно и завершена в течение месяца.

Скомкав прощальную фразу, Василиадис выключил связь. Герман сидел, слегка оглушенный новостью. Он, конечно, ожидал чего-то подобного — слухи ходили уже давно. Однако он не думал, что это случится так скоро. Прощай, работа. Новую будет найти чрезвычайно сложно: безработица на пятый год кризиса достигла критического уровня. Прощай, обещанное сыну сафари на Аквилее… и вообще где угодно. И как теперь собрать деньги на учебу Эрика в институте? А этот Василиадис…

— Чертов сукин сын, — глухо выговорил Герман. — Чертовы скоты! — присовокупил он, имея в виду руководство УОП. — Лучше бы сократили численность бездельников в собственной конторе… Бюрократы проклятые! Дармоеды… Лучше бы ты уволил свою шлюху-секретаршу!.. — с внезапной яростью заорал Герман, уставившись на потухший экран. — Она даже трахается неважно, не говоря о нормальной работе… Со всеми мужиками на Главной переспала бы, да никто не берет! Только и осталось, что подстилаться под такого говнюка, как ты!..

Как сказать об этом Эвелин? Сказать придется, ведь она все равно узнает. Герман глубоко вздохнул. Он-то все же надеялся, что новых увольнений не будет. Не может же Управление бесконечно сокращать штат СОЗ на Тихой, планета им и так уже практически неподконтрольна… Оказалось, что может. Ну и дьявол с ними.

Когда приходилось принимать решение, Герман делал это быстро. Работу он найдет. Обязан найти. У них есть еще месяц, а за месяц можно много успеть. Можно, например, самому организовать сафари для Эрика. Не на Аквилее, разумеется, но…

* * *

«Беркут» стоял на крохотном свободном от деревьев пятачке у подножия одинокой скалы посреди джунглей. Места здесь хватило только для того, чтобы посадить катер и разбить походный лагерь. Герман предпочел бы более открытое место, но Эрику, когда они вместе просматривали карты Восточного массива, приглянулся именно этот уголок, и Герман не стал спорить — в конце концов он затеял весь проект с охотой в собственном секторе именно ради сына. Много лет он охранял заповедник от любых незаконных посягательств, и вот теперь сам готовился предпринять в высшей степени незаконные действия. Временами его начинали мучить угрызения совести, но лишь до тех пор, пока он не вспоминал потную лысину Василиадиса и его лживые соболезнования. Мало того, что после десяти лет безупречной службы его выбросили как мусор — Герман хорошо понимал, что теперь, когда весь штат смотрителей будет состоять из двенадцати человек, планета так и так окажется открыта для любого, кто захочет здесь высадиться. Никакая техника слежения не поможет — должен же кто-то анализировать данные и принимать решения. Оставшихся специалистов не хватит даже для полноценного пассивного наблюдения, а о каких-то активных действиях не приходилось говорить и до сокращения четных секторов. И тогда смотрители в лучшем случае могли разве что совершать свои ежедневные облеты, создающие видимость контроля, да вести расследования по факту уже совершенных нарушений.

Как в случае с Нвокеди… Еще один человеческий экземпляр, который, подобно Василиадису, заставил Германа пересмотреть взгляды на жизнь. Герману было безразлично, почему тот совершил то, что совершил — в интересах науки или еще чего-нибудь. На его взгляд, оправданий такой жестокости не было.

Сам Герман ничего похожего делать не собирался. Высадиться в разрешенном для отдыха районе не возбранялось никому: достаточно получить разрешение в СОЗ, а сотрудникам заповедника или научного центра «Тихая» — у своего непосредственного начальства. Герман, естественно, не собирался обращаться с просьбами к Заморышу. За разрешением на отстрел животных следовало обратиться в Управление по охране природы, но Герман решил не делать и этого. Чтобы пробить такое разрешение через бюрократию УОП, требовалось время, а времени они ему сами не оставили; относительно же разрешенных к отстрелу видов Герман все знал и сам. Все еще колеблясь, он связался с Клаусом Кнохеном, хотел попросить присмотреть за его территорией на время отсутствия и… И выложил ему все начистоту. Клаус хитро прищурился.

— Как это ты решился? — не без ехидства спросил он. — Делай, что считаешь нужным, и не думай ни о чем. Знаешь сколько народу успело поохотиться на Тихой без лицензии с тех пор, как Абдулла Шах ушел в отставку? Начальнички из УОП, миллионеры, шишки из правительства… Сами смотрители…

Герман с недоверием уставился на Клауса.

— Ну что ты на меня так смотришь? — возмутился тот. — Ничто человеческое нам не чуждо, а охрана природы на Тихой все равно пошла вразнос. Удивительно, как ты сам-то столько терпел, ты ведь серьезный любитель… Мы с Лобановым не раз хотели тебя пригласить, да не решались — ты ведь у нас такой принципиальный, аж тошно.

Теперь Герман уже просто рот разинул от изумления.

— Молчи, молчи уж лучше, — поморщился Клаус. — Собрался сделать это наконец, если не ради себя, то ради сына, так делай. А то я все жду, что у тебя вокруг головы засияет нимб святости…

Герман оторопело пялился на Клауса — тот не выдержал, заржал конем и отключился. Герман поворочал головой и тоже расхохотался. Вот черти! И кто — Олег с Клаусом! Отсмеявшись, мимоходом поразмыслил над тем, как быстро может измениться человек. Еще несколько дней назад такие новости о друзьях у него смеха не вызвали бы. Теперь же он просто подумал — интересно, а кто еще?..

Эвелин отнеслась к затее неодобрительно, однако она прекрасно понимала чувства мужа, и в каком он состоянии. Поэтому отговаривать не стала. Спросила только:

— Ты уверен, что правильно поступаешь? Относительно Эрика, я имею в виду. До сих пор ты старался привить ему совсем другие взгляды.

— Надо спросить самого Эрика, — сказал Герман. — Он давно хотел участвовать в сафари, и я обещал ему. Теперь, если не использовать этот шанс, у меня еще долго не будет случая выполнить обещание. Уверен, он все поймет правильно. А если решит отказаться, то не станет осуждать меня.

Эрик пришел в восторг и не подумал отказываться. Однако тут же спохватился и внимательно посмотрел на отца.

— Ты уверен, что тебе ничего за это не будет, па? — озабоченно спросил он. — У тебя и без того в последнее время полно неприятностей.

— И к сожалению, это наши общие неприятности, — сказал Герман. — Но никто не узнает. Знать будем только мы и Клаус Кнохен. Да и что мне могут сделать? Они уже все сделали. Даже если все откроется — ну, в крайнем случае, уберут из досье отметку о преимущественном праве трудоустройства на прежнее место. И что? Кризис закончится еще не завтра; когда будут восстанавливать рабочие места в СОЗ — неизвестно. И знаешь… — Герман на минуту задумался. — Если я и захочу в будущем работать смотрителем заповедника, то, наверно, не этого. Здесь все не так стало после ухода Шаха. При нем бы я ни при каких обстоятельствах не пошел на такое. Но мы и сейчас ничего особо плохого не совершим. Я сделаю в кассу добровольных пожертвований УОП анонимный взнос, равный стоимости лицензий, которые нам пришлось бы получить. Нарушение все равно останется нарушением, но так хоть совесть будет чиста.

Эвелин осталась на станции, а Герман с Эриком высадились в Восточном массиве. На второй день они устроили засидку у реки, соорудив помост в ветвях большого дерева, и через четыре часа Эрику удалось подстрелить пришедшего на водопой кабана. Он сам разделал тушу, и вечером, в дыме охотничьего костра и приятном запахе жареного мяса растворились последние сожаления Германа по поводу незаконной вылазки на планету. Эрик был счастлив. Кабан, естественно, не тянул на тот трофей, которым можно было бы гордиться, но ведь настоящая охота еще впереди. А кабан — проба сил и мясо на шашлык.

На двенадцатилетие Герман подарил сыну профессиональную винтовку «Гриф». Два года Эрик пользовался ею только в тире «Сектора-18» — наконец пришло время применить полученные навыки на практике. Плотность атмосферы Тихой и нужную силу тяжести без труда смоделировал бы киб-мастер на стенде тира, но мальчик непременно хотел освоить премудрость пристрелки оружия самостоятельно. В сотне метров от лагеря, на узкой длинной прогалине Эрик установил упор с зажимом для винтовки и расставил мишени. Герман тем временем связался с орбитой и переговорил с Клаусом и Эвелин, не забыв похвалиться первой добычей. С прогалины слышались выстрелы — сначала громкие и отчетливые, потом еле различимые ухом хлопки, когда Эрик прикрутил на дуло «Грифа» глушитель.

Герман уже завершил сеанс, когда услышал сначала крик, а следом глухой рев. Он подхватил свою винтовку и помчался к прогалине. Там, склоняясь над обезглавленным телом его сына, стоял огромный зверь, каких Герман никогда не видел на Тихой и вообще в жизни. Похожий на гигантского волка с огненно-красной шерстью, он выглядел настолько неестественно и ужасающе, что казался галлюцинацией. На беду Герман выскочил из леса слишком близко от него. Несмотря на это и шок от увиденного, он успел бы выстрелить, — но застыл на месте, потому что почти у его ног лежала голова Эрика, и он едва на нее не наступил. Герман пошатнулся, закричал, а зверь прыгнул и вцепился ему в горло, захватив заодно и нижнюю часть лица. Герман выронил винтовку, но ему удалось достать пистолет. Хищник трепал человека, словно пустой мешок, таская по земле, а Герман стрелял наугад, ничего не видя, кроме кровавой пелены перед глазами, и ничего не чувствуя, кроме раздирающей боли. Потом он потерял сознание. Зверь встряхнул его еще несколько раз, и вдруг, разжав челюсти, выпрямился и застыл над неподвижным телом в странной, напряженной позе. Постояв так с минуту, он огляделся и, потеряв к своим жертвам всякий интерес, двинулся в джунгли.

Глава 11

Мы прибыли в Уивертаун и поселились на втором этаже отеля «Спираль», в котором для нас был забронирован номер из четырех спален и гостиной. Лично я предпочитаю этажи выше двадцатого, но Кэт так высоко не заманишь. Подготовка к экспедиции уже подходила к концу, когда со мной с Земли связался Шанкар Капур. Я в это время стоял у грузового люка нашей «Артемиды», наблюдая за погрузкой четырех новеньких переносных реаниматоров. Последняя надежда охотника выжить, если все пошло не так. Будешь лежать внутри, — возможно, разорванный на части… Впрочем, в особо тяжелых случаях считается удачей, если компаньонам удалось спасти хотя бы твою голову.

Шанкар опять заказал полноформатный сеанс, и когда я принял вызов, возник рядом — аккуратный, жизнерадостный, улыбающийся.

— Вижу, сборы в самом разгаре? — спросил он, окинув взглядом суетящихся роботов.

— Почти закончили, — ответил я. — Стартуем завтра. Так что если хочешь облагодетельствовать бедных звероловов еще одним заказом, то сейчас самое время — еще не поздно что-то переиграть.

— Поэтому и беспокою, — сказал Шанкар. — Я извиняюсь, Пит, но мне только два часа назад удалось наконец уломать тупоголовых чинуш из УОП. Когда речь заходит об отлове животных в заповедниках А-группы, они автоматически глохнут, и доказать им что-либо бывает весьма трудно, даже если речь идет о самых распространенных видах. Думаю, тебе будет приятно услышать, что победить их упрямство мне помогла безупречная репутация вашей фирмы. И ваши досье без единого пятнышка.

— Брось, Шанкар, ты не хуже меня знаешь, что для уоповцев чья угодно безупречная репутация означает только то, что ее обладателя пока не поймали с поличным. Но все равно спасибо. Выкладывай, и постарайся, чтобы предложение оказалось стоящим. Ни один из заповедников А-группы нам не по дороге.

— Успокойся, я уже сверился с вашим маршрутом в информатории ООЗ — не такой уж большой выйдет крюк. Нашему институту требуются десять пар горилл Фостера — псевдогорилл Тихой, как их еще называют…

Я, должно быть, переменился в лице, потому что Шанкар замолчал и прищурился:

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке, продолжай. Просто вид этих сундуков на меня плохо действует, — сказал я, махнув рукой в сторону реаниматоров. — Вроде как наблюдаешь за погрузкой собственного гроба.

— А-а-а… Ну так и не смотри. — Шанкар обнажил в широчайшей улыбке набор великолепных белых зубов. — Роботы и без тебя отлично управятся… О чем я говорил?.. Да, гориллы Фостера. И пусть тебя не смутит скромное количество — двадцать особей. — Шанкар назвал сумму, которую готов заплатить за поимку, и теперь наблюдал за тем, как я возвращаю на законное место отвисшую было челюсть.

— Эти гориллы что — похитили стратегический сырьевой запас Федерации? А ты говорил, у Джайпурского института маленький бюджет…

— Институт здесь ни при чем, я оплачу заказ лично. Что делать? — Шанкар театрально вскинул руки. — Инопланетные человекоподобные — моя слабость, а если я начну добиваться выделения средств обычным путем, то за это время все обезьяны в Галактике успеют превратиться в людей. Да и совесть мучает — я трачу миллионы на свои жалкие и глупые прихоти, нужно же выделить и какие-то крохи на развитие науки.

Пока Шанкар говорил, у меня в голове творился настоящий бедлам, и я был, мягко говоря, не в форме для принятия немедленного решения. Извинившись и попросив отсрочки, я выключил связь, закрыл глаза и сосчитал до десяти. В последнее время Тихая преследовала меня во сне и наяву, и вот она меня настигла: появился веский повод туда лететь. Конечно, все наши будут «за» — слишком хороши предложенные условия. Однако у меня было что им сказать, и я направился прямиком в корабль.

Крейг в медотсеке принимал и тестировал реаниматоры: после того, как самого Крейга привезли с Боадицеи на Безымянную в таком ящике, он относился к ним с большим уважением. Кэт инспектировала содержимое продуктового склада. Малыш торчал в арсенале, проверяя оружие. Диана, как всегда, занималась десятком разных дел одновременно, успевая помогать всем, кто нуждался в ее поддержке. Я прошел в рубку и нажал на кнопку общего сбора экипажа.

— Это проверка? — спросил по связи Малыш.

— Нет, давай сюда.

— Критическая ситуация, — буркнул Крейг. — Разгерметизация корабля в условиях ангара.

— Не хотел лишать вас удовольствия принять коллегиальное решение, — начал я, когда все подошли. — Хотя обсуждать особо нечего.

Сперва я рассказал о предложении Шанкара. Малыш хлопнул меня по плечу:

— Ты раздобыл лучший заказ за всю историю фирмы!

— Я его не раздобывал. У меня такое ощущение, что это заказ раздобыл меня. Погоди радоваться — с этой Тихой дело нечисто.

Я вкратце пересказал все, что произошло со мной, начиная с конгресса: мои сны, разговор с Мартыновыми, оба разговора с Джошем. Ребята слушали очень внимательно. Они хорошо знали, что я не из тех, кто паникует по пустякам.

— Это все очень интересно, — сказал Крейг, когда я закончил. — Но вряд ли повод отказаться от такого контракта.

— Я к этому и не призываю. Однако когда придет время высаживаться на Тихой, нам лучше быть настороже. И меры по обеспечению безопасности должны быть посерьезнее тех, что требует землеподобная планета.

— Согласна, — сказала Кэт. — Но сейчас меня больше интересует, почему клиент с ходу предлагает за каких-то обезьян такую кучу денег.

— Тут все просто, — вмешалась в разговор Диана. — Согласно данным ООЗ, горилл Фостера пока еще никому не удалось поймать.

— Что значит — никому не удалось? — возмутился Крейг. Очевидно, его чувства профессионального охотника были оскорблены.

— А пытались вообще? — засомневалась Кэт.

— Еще как пытались, — заверила ее Диана. — Но их не то что поймать — даже нормально снять на камеру не удается. Как только попадают в объектив — сразу дают деру.

— Существа-телепаты, — предположил Крейг. — Таких полно.

— Возможно, — сказала Диана. — Однако тогда это сверхтелепаты. Ловцы наглухо экранировали себя и технику, пытались замаскировать ловушки всеми известными способами — бесполезно.

— Ты хочешь сказать, мы можем и не поймать их? — прищурилась Кэт.

— Я так не говорила. Но попотеть придется, это точно.

— Потребуется кое-что дополнительно закупить, — сказал Крейг. — Глобальный анализ тоже не помешает.

— Диана, займись, — сказал я. — Раскопай все материалы по Тихой с момента ее открытия. Ищи по всем каналам — начиная с Косморазведки и первопроходцев. — Тут я неожиданно вспомнил упомянутую Кристиной Мартыновой «Вудс индастриз компани»: — Найди все что сможешь о ней и ее деятельности на планете. И весь материал по туземцам.

— Без проблем, уже ищу.

— А еще свяжись с отделом предварительных заявок ООЗ и юридическим отделом, пускай оформляют контракт, — добавила Кэт. — И пошли уведомление нашему лучшему другу Шанкару Капуру из… Откуда он там?..

— Такой заказ грех не отметить, — сказал Малыш.

— Ты прав, — согласилась Кэт. — Управимся с делами — заскочим к Дагену.

* * *

Восемь часов спустя мы сидели за столиком в ресторане-цветке. Был поздний вечер: купол главного зала, днем почти черный, теперь стал полностью прозрачным, а пол — невидимым. Казалось, что столы и расположившиеся вокруг них в комфортабельных креслицах посетители вопреки законам физики висят в пустоте, а официанты ходят по воздуху. Высоко над головой, заливая мягким светом этот противоречащий здравому смыслу сказочный мир, висела в пространстве огромная люстра, похожая на космический корабль неведомой цивилизации. Малыш, единственный среди нас, кто здесь еще ни разу не был, с восторгом в шальных глазах непрестанно оглядывался по сторонам, не забывая однако отдавать должное содержимому своей тарелки. Кэт смотрела на него с удивлением.

— Ты же обожаешь всякие такие местечки, — заметила она. — Как ты мог ничего не знать про Дагена?

— Я слышал о нем, — отозвался Малыш. — Да только никто не говорил, что здесь так здорово. Теперь-то, конечно, буду заходить… Эта люстра что — на антиграве?

— Ясное дело, — подтвердил я.

— Интересно, если антиграв откажет, она пробьет пол?

— Никто наверняка не знает, потому что она никогда не падала. А если шлепнется сейчас, то нам будет не до наблюдений — мы сидим прямо под ней.

— Она же на самом деле не хрустальная, да?..

— Хватит пустословить, — прервал я его. — Ты ведь успел хватануть отчетов по Тихой, верно?

— Посмотрел только материалы о «Вудс индастриз». И еще кое-что по мелочи.

— Да, я видел, как ты крался к имитатору, пока все работали. Давай, рассказывай.

— Эта компания получила эксклюзивные права на строительство первичной инфраструктуры на Тихой сразу после ее открытия, — начал Малыш. — О туземцах еще не знали, о создании заповедника никто не думал, и планету хотели колонизировать обычным порядком. Естественно, «Вудс индастриз» начала с энергостанции. Команда по сегодняшним меркам была невелика, однако за полгода ребята успели возвести корпус главного энергоблока. Все уже было почти готово к приему и монтажу оборудования, когда они внезапно перестали выходить на связь. Корабль компании прибыл на Тихую только спустя два месяца, и его экипаж не нашел ничего, кроме тридцати шести искромсанных трупов, а остальные двадцать восемь человек бесследно исчезли. Все обнаруженные тела имели одни и те же повреждения, похожие на следы зубов и когтей неизвестного хищника. Но самое удивительное, что спустя такое долгое время трупы не разложились. Капитан приказал загрузить покойников в морозильник и снарядил поисковую группу. Он считал, что кто-то из отсутствующих мог остаться в живых и прятаться в джунглях. Группа перестала выходить на связь уже через пару дней, и капитан, собрав вторую группу, возглавил ее сам — с тем же результатом. Оставшиеся не захотели больше рисковать и улетели, но потерялись где-то между Тихой и Землей. Считается, что просто не хватило людей, чтобы нормально управлять кораблем — техника тогда была совсем не та, что теперь. «Вудс индастриз» долго скрывала гибель строителей станции и факт исчезновения корабля. Больше всего в компании боялись лишиться эксклюзива на Тихой и обвала своих акций. Руководство планировало послать на Тихую еще одну команду, ничего не говоря людям о судьбе первой, но тут история вышла наружу.

— Подозреваю, что большая часть отчетов по «Вудс индастриз» — это материалы следствия, — сказал Крейг.

— Точно, — подтвердил Малыш. — Отчеты самой компании сводятся к записям сеансов связи со строителями, когда те были еще живы. Видеоматериалы, переданные на Землю спасательной экспедицией, были уничтожены, и об их содержании стало известно только из показаний свидетелей. Когда в ходе процесса на поверхность всплыли нетленные тела, это сильно заинтересовало ученых. На Тихую снарядили сразу несколько экспедиций, одна из них и обнаружила туземцев. Контакт был установлен в кратчайшие сроки: туземцы верят в проживание в их мире многочисленных богов в материальном облике, и появление еще одной разновидности странных существ никого не удивило. Сразу стало очевидным сходство между случаем с «Вудс индастриз» и туземными преданиями, в которых Великий Бог Айтумайран постоянно кого-то карает за нарушения табу, оставляя после себя трупы, не подверженные разложению. Потом ученые наткнулись на следы чего-то подобного в обычаях туземцев. Все племена совершают жертвоприношения богам айту и самому Айтумайрану, и тела не разлагаются какое-то время. Однако проверить это не удалось. Жертвоприношения обставляются крайне таинственно — ученым и близко не удалось подобраться, а вскоре Комитет запретил контакты с туземцами.

— Это так загадочно, — саркастически сказала Кэт. — Да только все это не наше дело. Наше дело — отловить горилл Фостера и забыть про Тихую. Гориллы как — в мифах фигурируют? Убивают кого?

— Нет и нет, — ответил Малыш. — Туземцы называют их «черными людьми» и считают за братьев. Их присутствие рядом с поселениями считается добрым знаком.

— Вот и отлично. Значит, перед высадкой принимаем все возможные меры предосторожности на случай встречи с Великим Богом Айтумайраном — и вперед.

* * *

К моменту старта мы собрались в рубке «Артемиды», хотя могли бы спокойно сидеть по каютам. Но быть всем вместе, когда корабль стартует, — одна из наших традиций. Общая молчаливая надежда на то, что каким бы трудным и опасным ни оказался новый поход, с любой планеты мы уйдем вот также, вместе, никого на ней не оставив. Малыш, сидевший в пилотском кресле, сказал:

— Уивертаун-два-контроль, я «Аякс»-147-160 «Артемида», к взлету готов.

После секундной паузы в эфире прозвучал голос, по привычке четко произносивший каждое слово:

— «Аякс»-147-160 «Артемида», я Уивертаун-два-контроль, взлет разрешаю.

Диана активировала компенсаторы, поэтому ощущения при подъеме были такими же, как в скоростном лифте. Как только вышли за пределы атмосферы и яркий день Безымянной сменила вечная ночь космоса, корабль включил на холостую разгонные двигатели.

— «Аякс»-147-160 «Артемида», я Уивертаун-два-орбита, — произнес уже другой голос. — До расчетной точки старта одна минута. Тридцать секунд… Синхронизация систем «Артемида» — Уивертаун-два-орбита-восемь… Запускаем ваш «грузовик» следом за вами. Счастливой охоты!

Мы отозвались дружными пожеланиями удачи сотрудникам техслужб, и я послал корабельную «жучку» на камбуз за апельсиновым соком себе и напитками для остальных. Корабль вздрогнул — Диана начала разгон. До момента стыковки с нашим грузовым отсеком пойдем потихоньку, ну а дальше — полным ходом. Через семьдесят два часа — первая компенсационная остановка, разгрузка по-простому, или, как еще ее иногда называли — «декомпрессия».

— Жаль, что нельзя лететь без этих чертовых разгрузок, — посетовал нетерпеливый Малыш. — Столько времени на них уходит, просто ужас.

— Это Господь Бог специально так устроил, предвидя появление бродяг, вроде нас, — сказал я. — Без «декомпрессии» люди давно уже расползлись бы как тараканы до крайних пределов Вселенной. Но ты сильно не переживай — разгрузки нам необходимы, иначе ты рискуешь прибыть в пункт назначения не совсем в том виде, как тебя мама родила.

— А интересно, были попытки?

— Ходить без остановок? Конечно были — не один же ты дурак на всю Галактику. Но ничем хорошим такие дела не кончаются. Необратимые изменения тканей тела и внутренних органов вплоть до клеточного уровня, трансформация психики, распад личности — чем дальше, тем больше.

Я вспомнил парня, которого в мою бытность биомехаником привезла в Прагу его жена. Она упорно добивалась приема лично у профессора Вацека, в надежде, что известный на весь мир гений сотворит чудо. Страшно было смотреть, во что превратился горе-испытатель. Профессор только беспомощно развел руками…

— Может, я и вправду плохо соображаю, — сказал Малыш, — но как же тогда первопроходцы ходят без разгрузок?

— Не ходят, — заверил я. — Первопроходцы, пройдя короткий отрезок пути, ставят маяк, потом зондируют пространство прямо по курсу — на всю процедуру уходит пара часов. Для них это и будет разгрузкой. Нет, Малыш, правила лучше не нарушать. Ты же учил теорию Сэвиджа, и должен знать, что… — Тут я замялся, так как сам слабо помнил теорию и не решался вступать в серьезную дискуссию в присутствии Кэт и Крейга.

— Держу пари, он даже не знает, кто такой Сэвидж, — сказала Кэт.

— Ты проиграла! Сэвидж — это тот парень, которого называют Эйнштейном двадцать второго столетия. Он был отцом современной… — Малыш потер пальцами висок, явно затрудняясь вспомнить, отцом кого или чего именно являлся упомянутый Сэвидж. — В общем, это тесно связанно с эффектом Конелли, — сказал он наконец. — Ни одно тело не может двигаться со сверхсветовой скоростью без изменения структуры, каким бы способом оно ни экранировалось, поскольку экранирующие поля сами подвергнутся деградации. — Малыш вступил на знакомую почву — пилотом-то он был первоклассным, все допуски и ограничения знал назубок, и заговорил как по писаному: — Трансмутация живых тканей начинается после непрерывного движения на скорости Ф-пять в среднем через сто десять часов, а по прошествии ста пятидесяти часов становятся необратимой. Для биокристаллов порог немногим выше, для неорганики — гораздо выше. Трансмутация также начинается при движении на скорости Ф-шесть в среднем через…

— Стоп, — сказал я. — Мы знаем, что тут ты силен.

— Нельзя разгонять корабль выше скорости Ф-девять, — закончил Малыш и удовлетворенно улыбнулся. — Она еще называется пределом Миронова — Григореску. Сразу по его преодолении начинаются необратимые и неконтролируемые изменения, не поддающиеся прогнозу.

— А дальше? Где же Сэвидж? — поинтересовалась Кэт.

— Ну что вы к нему пристали, — заступился я. — Небольшие пробелы в образовании не мешают…

— Стыковка с грузовым отсеком через десять секунд, — предупредила Диана.

— И на кой черт мне сдался Сэвидж! — решительно заключил Малыш, видимо считая такой довод наиболее убедительным.

Корабль вздрогнул.

— Стыковка прошла успешно, — доложила Диана.

— Пойду осмотрю наш «грузовик», — сказал Малыш.

Все уже было тщательно проверено техслужбой станции «Уивертаун-два-орбита-восемь» и в данный момент еще более дотошно проверялось Дианой, но ни один космический путешественник не верит до конца чьим угодно гарантиям, пока не ощупает все лично. Как бы ни были надежны роботы обслуживания и киб-мастер корабля, они начисто лишены такого незаменимого человеческого качества, как интуиция. Диана после экспериментов Майка стала исключением из всех правил, но ее личности не было еще и пяти лет от рождения. Малыш, во время рейсов поминутно прибегавший к услугам доброй волшебницы нашего корабля, в то же время считал Диану кем-то вроде не по годам умной младшей сестренки, и полагал, что некоторая опека ей не помешает.

А конкретно сейчас ему еще требовался повод сбежать из рубки.

— Одни сутки все отдыхаем, — не то предложила, не то скомандовала Кэт. — Потом за работу. Всем — ежедневный тренинг по первым трем планетам, плюс потихоньку начинаем осваивать материалы по Тихой.

— Не хочу никаких материалов, — захныкал я. — Там их невпроворот. Я объелся отчетами на конгрессе и меня мучают кошмары.

— Не пытайся отвертеться, — строго сказала Кэт. — Если ты перебрал на конгрессе, это не значит, что сейчас можешь бездельничать. Мне не нравятся твои сны — но именно поэтому мы и должны знать все о Тихой до прибытия туда. Отчетов действительно много, но мы должны просмотреть их хотя бы порознь.

Мне захотелось подойти и обнять ее, но я сдержался. Не стоило делать этого именно сейчас, да еще в присутствии Крейга.

— Для тебя Диана пусть организует просмотр в щадящем режиме, — добавила Кэт. — И каждую ночь — программы для релаксации.

Я опять еле удержался, чтобы не сказать вслух, какого рода ночные программы предпочитаю, и правильно — она бы мне такое долго не простила. Вместо этого прошел в свою каюту и плюхнулся на койку — отдыхать так отдыхать.

— Диана, радость моя, покажись, — попросил я.

Она тут же материализовалась у дальней стены.

— Ты все слышала, — сказал я. — Будь добра обеспечить сервис по высшему разряду.

— Не беспокойся. Все уже готово.

— Я не сомневался. Но должен же мужчина показать, кто в доме хозяин? К тому же я тебя давно не видел и успел соскучиться.

— Ты видел меня в рубке две минуты назад.

— Одно дело — в рубке, и совсем другое — у себя в гостях.

— Я могла бы поспорить насчет того, кто у кого в гостях, — улыбнулась Диана, — но не буду, раз уж Кэт велела тебя беречь.

— Ты просто прелесть, детка. Будь настоящие девушки такие же чуткие и заботливые, как искусственные, я женился бы сразу по достижении совершеннолетия, причем сразу на троих, не меньше, а не болтался до сих пор холостяком.

— Ну, если бы настоящие девушки могли удовлетворять все твои высказанные и невысказанные желания, зачастую ужасно глупые, и заботиться о тебе, используя на это один процент своей энергии и внимания, а девяносто девять процентов времени заниматься более интересными делами, в том числе встречаться с другими мужчинами, я думаю, они были бы куда добрее. Сейчас, например, я разговариваю с тобой и одновременно гуляю с Малышом по грузовому отсеку. А потом мы пойдем в его каюту — он хочет тонизирующий массаж.

— Ты испорченная девчонка. Флиртуешь с другим парнем и даже не стесняешься признаваться. За это я заставлю тебя нянчиться со мной весь день — я больной, несчастный, переутомленный, и меня надо жалеть.

— Буду жалеть, — пообещала Диана. — А почему ты до сих пор не загрузил альтерэго? Неужели у тебя появились от меня секреты?

— Просто забыл, — спохватился я, поднялся с постели и закинул кристалл в приемник макроинформера. Киб-мастеру где-нибудь в отеле достаточно личных настроек. Люси или Диана — совсем другое дело. Им лучше знать все. — А теперь расскажи мне сказку. О Сэвидже и его теории. Если после того, как я сегодня вовсю умничал в рубке, поучая Малыша, Кэт с Крейгом узнают, что я и сам в этом мало что смыслю, они же меня со свету сживут. Только, пожалуйста, обойдись без головоломной терминологии.

— Как скажешь, — охотно согласилась Диана. — Вот, слушай… Давным-давно, в тридесятом царстве, жил да был мудрец и чародей Джо Сэвидж. Он владел белой и черной магией, общался с духами тьмы и света и постиг великие тайны мироздания. И вот однажды он решил, что старая теория информации никуда не годится…

— Издеваешься, да? — свирепо спросил я. — Ты еще хуже Люси.

— Сам хотел попроще. А если тебе стыдно, что ты не только полный невежа во всем, что не имеет отношения к звероловству и биомеханике, но даже не помнишь простейших общеупотребительных научных терминов, так и скажи, я закачаю тебе краткий словарь сегодня же ночью. А завтра — дайджест курса энергоинформационной физики.

— Договорились. Только смотри, чтобы Кэт с Крейгом не узнали.

* * *

Первая компенсационная остановка состоялась через шестьдесят девять часов полета, в системе Энигмы. Здесь до недавнего времени располагался полигон исследователей Энергоинформационного Поля Вселенной. Новый маяк в системе установили только полгода назад, а старый испарился после неудачного эксперимента вместе с изрядным куском восьмой от звезды планеты и частью пояса астероидов протяженностью в две астрономические единицы. Масштабы явления выглядели потрясающе — восьмая Энигмы стала похожа на яблоко, от которого откусили чуть не половину.

Насмотревшись на обглоданную планету, я сбросил настройки ультравизора, вышел из рубки и пошел в грузовой отсек, где Малыш возился с нашими скутерами. Он неравнодушен к скутерам и способен просиживать возле них часами, без конца оптимизировать их системы на стенде и даже летать по грузовому отсеку. Он и по коридорам корабля летал бы, но теснота не позволяет.

Сейчас Малыш крутился на сиденье стрелка с винтовкой в руках, прицеливаясь во все стороны поочередно. Мы поболтали, я спросил, придет ли он к обеду в кают-компанию, на что Малыш ответил: «Конечно». Потом он немного помялся и сказал:

— Знаешь, я тут попросил Диану закачать мне теорию Сэвиджа…

Ага, он тоже!

— Если честно, я ни хрена не понял в ней, — признался Малыш. — Объяснил бы ты мне по-дружески, пока Кэт с Крейгом нету рядом?

— Могу, но учти, что я сам разбирался в ней с помощью Дианы. И понял тоже мало что. Если Эйнштейн был понятен лишь себе и временами Богу, то Сэвидж, похоже, так и остался понятен только себе. Слушай: задолго до него люди доперли, что информация материальна и в основе всех процессов во Вселенной лежит информационный обмен, однако только Сэвидж сумел это доказать. Он смог создать Общую теорию информации, которая самым замечательным образом описывала все фундаментальные взаимодействия и много еще чего. Например, в рамках ОТИ можно провести четкую границу между живым и неживым; она дает совершенно новое понимание времени и гравитации как свойств движения первичных информпотоков. Создание ОТИ положило начало новой эпохе великих открытий. Почти все, чем мы сейчас пользуемся, изобретено именно благодаря ей: дальняя связь, сверхсветовые двигатели, антигравы, энергоинформационные экраны всех видов и тому подобное.

Я замолчал и посмотрел на Малыша. Тот вдумчиво пялился в пространство, а его глаза то и дело меняли цвет, вспыхивая всеми оттенками радуги.

— Кроме создания ОТИ, — продолжал я, — Сэвидж дополнительно выдвинул ряд гипотез, от простого упоминания которых одни ученые до сих пор хватаются то за голову, то за сердце, а другие впадают в экстатический транс. Например, он утверждал, что Вселенная имеет энергоинформационную матрицу, в которой содержится информация обо всем, что в ней было и есть и будет, а также о том, что лишь может быть, но по каким-то причинам не существует. И что на эту матрицу, которую он назвал Энергоинформационным Полем Вселенной, можно воздействовать из нашего мира посредством энергетических пучков и векторных информпотоков. По Сэвиджу, информация Поля делится на актуализированную, которая лежит в основе реально существующего, и всю остальную. С первой можно работать, вторую только считывать, однако при определенных условиях она поддается актуализации. На практике это означает вот что: научившись воздействию на ЭПВ, мы стали бы богами в полном смысле слова. Ведь достаточно актуализировать в Поле данные о любом объекте, и такой объект возникнет в нашем материальном мире. Другими словами, мы смогли бы творить что угодно из ничего. Хотя на самом-то деле не из ничего, — но это уже детали.

Малыш, приоткрыв рот, переваривал услышанное.

— И… Так ведь можно создать даже планету? — спросил он.

— Да хоть целую галактику, — не стал жадничать я. — Или, на выбор, отправить в небытие уже существующую.

Малыш ошалело уставился на меня.

— То есть как?..

— А вот так. Теоретически, деактуализировать информацию в ЭПВ куда проще, чем наоборот. Однако чтобы создать галактику, или просто одну песчинку, надо обладать всеми данными об их строении… Всеми, понимаешь? И даже для их уничтожения надо знать немало. Где взять данные — вроде бы понятно: все из того же ЭПВ. Как их оттуда вытащить, тоже ясно — при помощи векторных передатчиков. Видел такие?

— Только «Почтовых голубей».

— Ну да, они распространены больше других — их и СОЗ использует, и прочие госслужбы. Принцип их работы, если не знаешь, предельно прост: они оперируют информпотоками одномерного пространства. Информация в нем передается, грубо говоря, только вперед и назад, а так как она подчиняется тем же законам сохранения, что и материя с энергией, это приводит к прелюбопытному эффекту: наведя передатчик на какую либо точку пространства и передав туда информпакет, мы автоматом получим из этой точки информацию ровно того же объема. Другими словами, если у меня есть векторный передатчик, а у тебя — только приемник, и мы на связи, я смогу тебя видеть и слышать, хотя ты ничего не будешь передавать.

— Ну, это-то я знаю.

— Но видишь ли, с ЭПВ задачка у нас будет посложнее: нам требуется получать информацию оттуда, ничего не передавая туда. Иначе мы такого наворочаем, что потом миллион лет разгребать будем: или переведем часть нашей Вселенной в область непроявленного, или материализуем нечто настолько непотребное, что мама не горюй. Вот тут, в Энигме, ученые как раз этим и занимались: пытались передать в ЭПВ с помощью усовершенствованного векторного передатчика некий «пустой объем» фиктивной информации, чтобы получить оттуда вполне себе качественную. А фиктивная информация, по их задумке, распалась бы в ЭПВ сама собой. Она и распалась — только вместе с ней из нашего мира исчезла часть Энигмы-восемь размером с Луну и несколько тысяч астероидов. В настоящее время дальнейшие эксперименты с ЭПВ прекращены вследствие их чрезвычайной опасности. Если они когда-нибудь возобновятся, в чем я не сомневаюсь, и увенчаются успехом, в чем я сомневаюсь, то в будущем нас ждут совершенно невероятные достижения. Но скорее всего дело кончится тем, что армия получит еще одну разновидность оружия, куда более разрушительную, чем все предыдущие вместе взятые.

— Ты мрачновато смотришь на жизнь, — усмехнулся Малыш. — Может, нас все-таки ждут достижения.

— Мрачновато? Вспомни, что изобрели сначала — ядерную бомбу или мирную и полезную атомную электростанцию? И сейчас будет то же самое: естественно, сделают оружие, способное уничтожать целые планеты…

Расстроившись от своих собственных выводов, я ушел в каюту и свалился на койку.

— Диана! — позвал я. — Диана, лапочка, сегодня же ночью сотри из моих бедных мозгов Сэвиджа, энергоинформационную физику и поля всех видов. Я снова хочу стать простым невежественным охотником, зарабатывающим на жизнь стрельбой по несчастным животным.

— Как скажешь, — легко согласилась она. — Только уточни, как погружать тебя во мрак невежества — полностью или частично. Ведь не исключено, что Кэт… Подожди-ка, — перебила она себя. — На связи Каими, корабль «Ковчег», Джош Маттерсон. И нужен ему лично ты.

Сэвидж моментом вылетел у меня из головы сам по себе.

— Давай, — сказал я, рывком принимая сидячее положение.

Джош был как всегда угрюм. С минуту мы смотрели друг на дружку, а потом я сказал:

— Вижу, ты все же раздобыл контракт.

— Да, — ответил он. — Ты, я слышал, тоже раздобыл.

Я не стал отрицать.

Джош подался вперед:

— Слушай, Пит. Когда мы с тобой говорили о Берке, я сказал тебе не все. Но ты, я думаю, и сам сообразил: это я дал Берку наводку на рэдвольфа, и он мне поверил. Потому что я сам видел эту тварь, понимаешь?

Я молчал.

— Подумай еще раз, стоит ли вам высаживаться на Тихой, — с напором сказал Джош. — Эта планета проклята, Пит. Я не верю в мистику, да только эта планета реально проклята. Ты можешь не выбраться оттуда. Но еще хуже будет, если выберешься один, потеряв всех своих, — как Берк. Не рискуй. Откажись от контракта, сколько бы он там ни стоил. Откажись!

Я молчал.

— Откажись к чертовой матери!!! — заорал Джош, и, не дожидаясь ответа, отключился.

На подробности он опять не расщедрился — наверно, и не расщедрится. Упорное нежелание Джоша говорить, скорее всего, объяснялось просто: на Тихой он занимался браконьерством, а преступления, совершенные в заповедниках А-группы, срока давности не имеют. Причем браконьерство, видно, было самого паскудного свойства. Кого он там ловил — туземцев, что ли? И что там с ним случилось, что он так переживает? Уж точно — ничего хорошего…

Я вспомнил свои сны, и на меня накатила невероятная тоска. Ну хоть в петлю.

— Могу я чем-нибудь помочь? — участливо спросила Диана.

— Вряд ли… То есть конечно! Попробуй-ка связаться с Шарпом. Он запросто компенсировал бы мне Джоша. Получится?

— А почему нет? Конечно, если он еще не вышел из поля охвата ретрансляторов.

— А в противном случае сеанс влетит в копеечку, да?

— Естественно. Все зависит от того, насколько ты хочешь видеть Шарпа. Джош тоже был вне поля ретрансляторов, — но не поскупился.

— Устыдила. Тогда давай Шарпа в любом случае.

Трех минут не прошло, как Диана развернула экран с его физиономией.

— Ага, новобранец, соскучился! — радостно заревел Шарп. — А где остальные бездельники? А ну труби общий сбор!

Глава 12

Первые лучи солнца проникли сквозь просветы в кронах и осветили деревню акимики-теру. Лесные люди так привыкают к вечному сумраку джунглей, что и для своих поселений выбирают не поляны, а просто те места, где деревья стоят пореже и не слишком велики. Это обычно вершины холмов, где слой земли тонок, а местами на поверхность выходят каменные россыпи. Все очень удобно: в полдень здесь не жарко, как на полянах, и возвышенное место не зальет в период дождей. А камни используют для изготовления прочных ступ, в которых каменными же пестами женщины племени толкут высушенные зерна пакуай, чтобы потом замесить тесто.

Агизекар сидел у входа в свою хижину и мастерил новую охотничью сумку из большого куска искусно выделанной кожи. Старую сумку, в которой он принес в поселок голову и лапы белого хасаха, Мудрейший сжег на костре перед Священным столбом духов, объяснив Агизекару, что если сумка останется при нем, то удачи на охоте не будет: животные издали почуют запах жертвы Айтумайрана и спрячутся.

Уже схлынуло всеобщее возбуждение, вызванное рассказом Агизекара и видом его необычного и страшного трофея. Поселок лесных людей зажил своей повседневной жизнью, однако Агизекар заметил перемену в отношении соплеменников к нему самому. Раньше он был всего лишь одним из молодых охотников — теперь стал человеком, который видел самого Великого Бога и остался жив. А таких людей совсем немного.

Рядом послышались шаги — женщина. Походку женщин всегда можно отличить от походки охотников или воинов: ступают они легко, но менее осторожно. Плоды на деревьях и корешки в земле от них ведь никуда не убегут… Агизекар поднял голову и увидел Флиенти.

— Ты прославился, Агизекар Тау, — промолвила она. — Прославился среди родов племени, и непременно прославишься среди всех племен народа акимики, и еще дальше, в землях хантагу-теру, когда они узнают. — Девушка помолчала, опустив глаза, потом посмотрела на него и улыбнулась: — Но ты слишком поспешен в обещаниях. А после не выполняешь их.

Агизекар не помнил, чтобы ему пришлось обещать Флиенти хоть что-нибудь, хотя, пожалуй, пообещал бы ей что угодно, хоть звезды с неба. Да только вот случая до сих пор не представилось. Во время праздников очищения, когда на Месте собраний толпятся сотни человек, особенно не поговоришь, а при нечаянных встречах с девушкой в деревне или ближнем лесу он и двух слов не мог связать от смущения. Но встреча с Айтумайраном изменила его, изменила больше, чем он сам это понимал. И вот теперь Агизекар нашел в себе силы не только говорить, но и улыбнулся в ответ:

— Скажи, в чем я перед тобой провинился, милая Флиенти, и клянусь Священным столбом, я исправлю ошибку не позднее захода солнца.

Девушка слегка склонила голову — в ее глазах был интерес, лукавство, вызов, и еще что-то, что Агизекар прочел, но не мог понять.

— Я знаю, что на Празднике Невесты, когда мне придет пора выбирать мужа, ты собираешься положить свое копье к моим ногам и потом бороться с теми, чьи копья окажутся рядом, — сказала она. — Другие молодые охотники и воины приносят своим возлюбленным из леса разноцветные раковины, а ты принес только голову белого хасаха, да и то не для меня. — Флиенти вдруг весело рассмеялась: — Но исправить это до заката у тебя не получится!.. Скажи мне, когда опять соберешься на охоту. Я испеку для тебя лепешки.

Она повернулась и пошла в сторону своей хижины, на пороге которой как раз появился ее отец, славный охотник Митору, второй человек на Совете после вождя воинов Дакапо. Митору тоже увидел Агизекара и поднял руку, приветствуя его как равный равного.

Агизекар ответил на приветствие, радуясь, что Митору далеко и не надо ничего говорить. Сердце его прыгало в груди, грозя выскочить наружу, а душа пела от счастья.

* * *

Уже через день Агизекар отправился в Змеиную долину и соорудил себе там для жилья небольшой шалаш. Охота в долине была сказочная. Вскоре он добыл и навялил столько мяса, что едва смог бы его унести — по дороге в поселок придется делать частые остановки для отдыха. Да и раковин в здешнем ручье насобирал немало, и очень красивых — теперь-то уж Флиенти не в чем будет его упрекнуть.

Настала пора возвращаться, но Агизекар не спешил уйти. Да, встреча с Богом изменила его — не могла не изменить. Мудрейший после такой встречи стал Великим знающим. Дакапо, будучи ребенком, столкнулся с Айтумайраном на лесной тропе — тот долго смотрел на мальчика, а потом не спеша прошел мимо, не далее как в полушаге от него. Дакапо, которого сверстники всегда дразнили за излишнюю осторожность и робость, вдруг — сам не понимая, как это случилось, — протянул руку и коснулся огненно-красной шерсти… Вернувшись в поселок, он три дня был не в себе и не мог говорить. Мудрейший читал над ним заклинания и священные стихи — это помогло, но Дакапо уже не стал прежним. Когда вырос, он отправился странствовать, долго жил среди людей ветра, сражался бок о бок с ними и заслужил славу великого воина. Потом он вернулся, и вскоре был избран военным вождем племени за ум, силу и непоколебимое мужество. Всего среди акимики-теру жило около двух десятков людей, которые однажды повстречались с Айтумайраном, и ни один из них не остался таким, каким был до встречи.

Были еще люди, которые, подобно Голару, сталкивались с айту — богами леса. Те из них, кто после этого оставался в живых, тоже менялись, но по-иному. Друг Голара Чекеф погиб — собственно, именно его смерть и послужила причиной переселения племени. А Голар вернулся, но в каком виде! Он был беспомощен почти как младенец; когда Мудрейший повел племя вглубь Вечного леса, Голар не смог сам последовать за всеми, и мужчинам пришлось нести его на специально сооруженных носилках из жердей и переплетенных веток. По прошествии времени Голар стал приходить в себя, но ни с кем не говорил, хотя все понимал. Он отказывался есть мясо, а однажды утром его лежанка оказалась пустой — Голар ушел один в лес. Мудрейший сказал, что он стал хатаму — одиноким знающим. Хатаму жили в самых непролазных чащобах и носили одежду из травы. В поселках они появлялись лишь изредка, и их появление, само по себе безвредное, почти всегда предвещало беду.

Агизекар жалел, что не пошел по следу Айтумайрана. Быть может, Владыка сущего направился в одно из своих тайных святилищ, о которых сказано в древних преданиях? Входы в такие святилища стерегут айту… Пропустили бы они Агизекара внутрь? В далекие времена некоторые люди, вроде, бывали там… Откуда взялся белый хасах? Может, это был один из айту в образе хасаха? Айтумайран судит не только людей и животных, но и богов, и духов. У айту тоже есть свои законы и свои табу, за нарушение которых их может казнить Великий Бог…

В голове Агизекара толкались, мешая друг дружке, многие-многие вопросы, которые раньше его беспокоили очень мало. Что находится за Краем твердой воды? Можно ли переплыть Большое соленое озеро, находящееся далеко на закат солнца? По берегам его живут племена свирепых людоедов, которые не признают никаких табу…

Боги-с-неба — кто они и откуда? Их еще называли небесными людьми или живущими-среди-звезд. Многие из акимики-теру видели их, другие даже говорили с ними. У них есть волшебные луки, из которых можно стрелять непрерывно, не натягивая тетивы. Агизекар попытался представить такой лук, но у него ничего не вышло. Боги-с-неба летают в чреве огромных птиц без крыльев и могут метать огненные копья, даже не двинув при этом рукой…

Почему бы не отправиться странствовать, как это в свое время сделали Мудрейший и Дакапо? Но Агизекар твердо знал, что не пойдет в далекие земли, пока не прояснит один весьма существенный для него вопрос: кому из молодых людей племени достанется в жены Флиенти? После разговора с ней его решимость бороться за нее на Празднике Невесты утроилась. В том, что соперничество будет жестоким, он не сомневался. Много, очень много покрытых охотничьей удачей и воинской доблестью копий ляжет в круг к ногам красавицы… Агизекар не уставал ругать себя за глупость. Ведь он тоже ей давно нравился. Это же ясно — сколько раз она сама становилась с ним в пару во время веселых вечерних танцев на Месте собраний… Да и большинство якобы случайных встреч в лесу было специально подстроено девушкой, слишком уж кстати она оказывалась одна на его дороге, отстав подруг. Его глупая стеснительность мешала ему раньше видеть такие простые вещи — дождался, пока она чуть ли не прямо сказала. Ну, теперь-то уж никак нельзя проиграть в соревнованиях! Сейчас Агизекар не променял бы свою любовь даже на всю славу Дакапо и мудрость Мудрейшего. Постранствовать же он еще успеет. Лучше войти в самую скромную хижину вместе с Флиенти, чем в таинственные святилища айту — одному.

А пока, чтобы утолить внезапно проснувшуюся страсть к путешествиям и познанию, он может сходить в Высокую долину, о которой ему рассказал Ченагу. Она неподалеку и найти ее легко. Надо идти все время точно на закат, и упрешься в сплошную стену из скал; залезешь наверх и окажешься в Высокой долине. Ченагу говорил, что там еще больше добычи, чем повсюду, и он видел там на земле странные следы…

Собрался Агизекар быстро — все имущество охотника помещается в заплечной сумке. Вяленое мясо он спрятал в дупле большого дерева высоко над землей. В дупло положил пучки душистой травы ку, запах которой отпугивает насекомых, а вход закрыл колючими ветками, чтобы до мяса не добрались мелкие хищники. Раковины, подумав, взял с собой — легкая ноша, а в дороге всякое случается, вдруг не придется возвращаться тем же путем? За мясом можно и потом вернуться — или послать кого-нибудь из мальчишек. Для тех считалось большой честью разыскать в лесу по следам и приметам добычу охотника и принести в деревню. А вот раковины Агизекар в любом случае хотел принести Флиенти сам. И даже если его убьет хищный зверь, рано или поздно охотники племени наткнутся на его останки, и Флиенти узнает, что раковины были при нем.

Налегке Агизекар двигался быстро и увидел скалистую гряду уже к вечеру второго дня. Сомнений в том, что он сможет подняться по неприступным с виду кручам, у охотника не было. Раз Ченагу сумел, сумеет и он, но не стоит ли поискать путь полегче? Агизекар пошел вдоль гряды, внимательно присматриваясь. Сгустившиеся сумерки вынудили его прекратить поиски. Агизекар устроился на ночлег на большом плоском выступе скалы, на высоте в четыре человеческих роста от земли, втащив туда с помощью срезанной лианы охапку травы для постели. Костер разводить не стал — во время охоты в Змеиной долине он досыта ел жареное мясо, пришла пора довольствоваться вяленым; а кроме него была еще лепешка, последняя из тех, что испекла ему Флиенти. Агизекар не торопясь, смакуя каждый кусочек, жевал лепешку, которой касались руки его любимой, и чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.

Наутро он снова вышел в путь и почти сразу нашел то, что искал. Ручей, текущий с плоскогорья, за много веков пробил себе широкую дорогу в скалах. Падая небольшим водопадом с уступа, до которого Агизекар мог свободно достать рукой, он образовывал мелкое озерко, из которого тек дальше, в лес. Агизекар поднялся на уступ и начал пробираться вверх. Кое-где русло перегораживали валуны и коряги, вода в ручье оказалась холодна. Но все лучше, чем карабкаться на скалы. А большинство препятствий потом можно убрать — не раз еще придется ходить сюда, если охота в Высокой долине действительно так хороша, как говорил Ченагу. Ведь как ни успешен Мудрейший в переговорах с духами, рано или поздно айту потребуют, чтоб он запретил людям охотиться близко от деревни. Поэтому любой охотник старался разведать побольше богатых дичью отдаленных мест заранее.

Выбравшись наверх, Агизекар двинулся вдоль обрыва и в полдень нашел охотничий шалаш, сделанный из живых ветвей кустарника, связанных тонкими лианами. Значит, здесь в Высокую долину поднялся Ченагу. Теперь надо разыскать большую, усеянную валунами поляну и текущую за ней Медленную речку. Именно за речкой Ченагу видел странные следы… Что же за следы? Очень большие — больше, чем у любого зверя в лесу. У чудища по четыре пальца спереди и сзади на каждой лапе, и восемь лап. Нет, Ченагу не заметил мест, где громадный зверь пасся бы или обгладывал кору с деревьев, хотя и шел по его следу целых два дня. Не видел и останков убитых животных. Зверь нигде не ложился, чтобы отдохнуть, но иногда останавливался и подолгу стоял на месте…

Агизекар постоял, вспоминая приметы местности, о которых рассказывал Ченагу, и пошел дальше. С наступлением ночи забрался на дерево и опять поужинал вяленым мясом. Не хотелось тратить время на выслеживание дичи или ловлю рыбы в ручьях — неожиданно проснулось желание побыстрее вернуться в поселок, увидеть Флиенти. К тому же он остерегался разводить костер, не зная, далеко ли бродит таинственный гигант здешних мест и не привлечет ли его запах дыма.

Наутро, едва тронувшись в дорогу, Агизекар услышал далеко впереди необычные звуки. Он напряг слух, но никак не мог понять, что же это такое. Гром? Нет. Гул боевого барабана? Конечно же нет, хотя звуки несколько напоминали то и другое. Похожие на мощные хлесткие удары, они повторялись через почти равные промежутки времени, надолго смолкали совсем, а потом все начиналось сызнова. Да, это как раз там, куда он идет… Охотник прибавил шаг, одновременно удвоив осторожность.

Неожиданно путь ему преградила широкая расселина: когда-то давно бог подземного царства Айту-Шайгадатан ворочался во сне с боку на бок, тряс землю и расколол ее. Посмотрев направо и налево, Агизекар свернул направо, ища способ перебраться на ту сторону, — может быть, дерево упало поперек? В одном месте расселина резко сужалась, и охотник ее перепрыгнул.

Странные грохочущие удары меж тем сменились еле слышными хлопками. Но Агизекар теперь находился куда ближе к источнику звуков и различал их вполне явственно. Потом впереди раздался крик. Агизекар бросился к обросшему лишайником валуну и присел за ним на корточки. Кричал человек. Определенно, человек. Ребенок или женщина. Но мальчикам племени запрещалось заходить дальше Змеиной долины, а женщин здесь и вовсе быть не могло. И ни Мудрейший, ни самые древние предания ничего не говорили о людях, живущих так далеко в глубине Вечного леса…

Снова раздался крик, сопровождаемый грохотом, яростный рев, еще крик — и на этот раз кричал мужчина. Агизекар поднялся на ноги и медленно двинулся вперед, тщательно осматривая лес перед собой и чутко прислушиваясь к тому, что происходит сзади.

Шагов через двести он выбрался на край поляны, а на ней… Там, на земле, сидела бескрылая птица богов-с-неба, он сразу ее узнал, хотя до этого видел только нарисованной на кусках кожи со священными текстами.

«Эти птицы видят весьма далеко, — рассказывал ему отец. — Они способны видеть даже сквозь листву деревьев… Нет, они не охотятся на людей, они вообще не охотятся. Мой отец мне ничего об этом не говорил. Может, он не знал. А сам я таких птиц не встречал. Ты же, если встретишь, будь с ними осторожен. Они повинуются только живущим-среди-звезд».

Бескрылая птица была огромна. Агизекара она или не замечала, или не показывала виду. Охотник разглядел, что крылья у нее все-таки были, только странные какие-то, да к тому же слишком маленькие, чтоб держать в воздухе такое тело. Птица сидела на земле, расставив их в стороны. И не шевелилась. Агизекар рассмотрел у нее на боку большое отверстие, а оттуда вроде как висело что-то, вывалившись на землю. Внутренности? Но тогда почему не видно крови?

Может, птица мертва? Агизекар подался было вперед, но остановился в нерешительности. А если нет? Если только притворяется, поджидая его? Не зря же он слышал крики. Хотя крики слышались немного в стороне и подальше отсюда… Не лучше ли уйти? Но Агизекар знал, что никуда не уйдет, пока все не выяснит. Духи явно расположены к нему благосклонно. Он видел белого хасаха и принес в поселок его голову и лапы. Он остался жив после встречи с самим Айтумайраном. Теперь встретил бескрылую птицу богов-с-неба, и будь он проклят, если сперва не узнает о ней хоть что-то.

До Агизекара донесся стон. Охотник отступил глубже в лес и направился в ту сторону, бесшумно скользя между деревьями. Через просветы в сплетении ветвей и лиан он не прекращал следить за птицей — та не шевелилась. Стон, повторился. Агизекар обогнул поляну — здесь была узкая тропка, оставленная… Кем? Охотник наклонился, разглядывая глубокие, ровные по краям следы. Одни большие, другие поменьше… Никогда он таких не видел! Тропа оказалась короткой и вскоре вывела его на узкую каменистую прогалину. Там недалеко друг от друга лежали два тела; и возле каждого из них на камнях было много крови.

Агизекар двинулся в обход прогалины и почти сразу наткнулся на другие следы — уж эти-то он узнал мгновенно, он не забудет их никогда: отпечатки больших лап с растопыренными пальцами и длинными когтями. Ими была испещрена земля вокруг трупа белого хасаха… Опять Айтумайран. Он был здесь! Да, был тут, и только что казнил двух богов-с-неба, прилетевших на бескрылой птице. А те странные предметы, валяющиеся рядом с телами, — конечно, волшебные луки, из которых можно пускать стрелы без перерыва. Или огненные копья. Или еще что-то, принадлежащее живущим-среди-звезд и обладающее чудесной силой.

Агизекар, уняв дрожь, вышел на открытое место. Великий Бог ушел отсюда, опасаться нечего. Не нужно только трогать таинственные штуковины. Некоторые из них, согласно преданиям, могли убивать сами по себе и почти всегда причиняли разные неприятности тем, кто не умел с ними обращаться.

И все же Агизекара трясло от страха: Айтумайран дважды в течение нескольких дней сделал его свидетелем своего гнева!.. Но, несмотря ни на что, он не уйдет, пока не рассмотрит все в подробностях, не уложит это в памяти, чтобы рассказать людям племени и тем самым принести им пользу, происходящую от познания непознанного. Хватит и того, что он упал в обморок при расправе Айтумайрана с белым хасахом, увидев только самое начало и ничего не запомнив. Теперь надо запомнить все, а немного бояться при этом не возбраняется.

Агизекар подошел к богам-с-неба. Их тела покрывала невиданная одежда без застежек, а еще они носили одежду для ног, совсем как хантагу-теру и болотные люди. На талии у каждого — необычный широкий пояс, который будто прирос к одеянию, а на нем… Разные предметы. Некоторые Агизекар узнал по описаниям. Или, по крайней мере, думал, что узнал. Это все вещи, с помощью которых живущие-среди-звезд совершают свои чудеса. Один из них — мальчик — был мертв, его голова лежала отдельно от тела. Второй, по виду взрослый мужчина, еще был жив. Страшные раны покрывали его лицо и шею, он потерял много крови. Он шевельнулся, пытаясь приподнять голову, застонал и снова потерял сознание.

Агизекар нахмурился. Сначала он думал, что оба мертвы, а сейчас что же? Как помочь небесному человеку? И стоит ли вообще ему помогать, если сам Великий Бог хотел его убить?

«Если бы Айтумайран хотел убить его, так и убил бы, — подсказал внутренний голос. — Никто не может противиться Владыке, никто не избегнет уготованной ему участи».

Это решило вопрос. Агизекар осторожно приподнял незнакомца, перетащил его в тень, где было не так жарко, и замер в нерешительности. Как любой лесной охотник, он умел останавливать кровь, лечить раны, и знал травы, с помощью которых можно уменьшить жар тела. Но все его знания относились к обычным людским недугам, а чем помочь живущему-среди-звезд? От отца и других опытных людей он знал, что боги-с-неба обладают многой мудростью и сильным волшебством, так что способны и мертвого воскресить. Может, небесный человек сейчас откроет глаза и начнет лечить себя сам?..

Однако чутье подсказывало Агизекару, что этого не произойдет. Он взглянул на свои руки, покрытые кровью из ран пришельца. «Кровь у них такая же, как и у нас», — подумал он и, не медля больше, направился к ручью. Принеся воды в маленьком кожаном мехе, обмыл и перевязал раны. Снова замер в раздумье. Другие боги-с-неба прилетят за этими двумя… или нет? Неизвестно. Самому Агизекару уже пора бы возвращаться в поселок. Он вернется… И что же скажет? Что нашел одного из живущих-среди-звезд раненым и оставил его умирать в лесу? Этих существ давно никто не видел, и о них ничего не было слышно. Раньше они часто навещали селения людей, беседовали с ними, ели их пищу. В мире Агизекара боги-с-неба занимали особенное место — среди всех остальных духов и богов, включая Великого Бога Айтумайрана, они были единственными, кого можно было назвать добрыми. По крайней мере они никогда не убивали людей. И не сводили их с ума, как айту…

И Агизекар решился. Подняв незнакомца, он с трудом взвалил его на плечи — тот был огромен и страшно тяжел. Вряд ли он перенесет долгую дорогу, но если оставить его здесь, умрет точно. Лишь бы Айтумайран не прогневался… Охотник пристроил обмякшее тело половчее и двинулся через лес к краю плато. Как будет спускаться вниз с такой ношей, он пока не думал. Агизекар был молод, силен и непоколебимо уверен в своей выносливости. Духи-покровители тоже помогут… Агизекар шагал неторопливо и размеренно, экономно расходуя силы и стараясь не сбивать дыхание. Путь предстоял нелегкий, но он выдержит. И будет часто отдыхать. А разгневается ли Айтумайран за то, что Агизекар забрал его жертву — об этом он скоро узнает…

* * *

Вечером, когда Герман и Эрик в условленное время не вышли на связь с орбитой, Эвелин обеспокоилась, но не слишком. Когда новостей от мужа и сына не поступило и утром, она встревожилась всерьез и связалась с Клаусом Кнохеном. Тот, чтобы успокоить женщину, пообещал слетать на место и проверить. Обнаружив пустой «Беркут» и тело Эрика, Кнохен дал знать о произошедшем Себастьяну Реале на «Сектор-19». Осмотр места происшествия не оставил у смотрителей сомнений в случившемся. На Левицких напал неизвестный крупный хищник и убил Эрика: повсюду вокруг трупа виднелись отпечатки когтистых лап. Неподалеку на земле растеклась лужа крови — здесь зверь напал на Германа, очевидно, убил и его, и утащил в джунгли. От кровавого пятна шла полоса примятой травы — тело волокли по земле в сторону зарослей. Дальше этот след терялся, вероятно, хищник понес свою добычу, держа в пасти. Ни Клаус, ни Себастьян не сумели разглядеть отпечатки ног Агизекара, с детства приученного при любых обстоятельствах ходить не оставляя следов.

Глава 13

На четырнадцатые сутки после старта с Безымянной «Артемида» вынырнула из Ф-коридора в системе Несса, в двух пятых АЕ от Айхамара, сбросила скорость и вышла на стационарную орбиту, неподвижно зависнув над интересующим нас районом планеты. Мегарапторы не считались редкими животными, однако водились далеко не везде, чему немало способствовали охотники на крупную дичь.

Орбитальный комплекс «Айхамар», принадлежащий Всемирному институту экзобиологии, уже три года был законсервирован в связи с нехваткой средств, так что заглянуть в гости оказалось не к кому. Диана послала запросы станциям-автоматам относительно погоды, и прочего, что нам было полезно узнать, загнала всех в медотсек на прививки и посоветовала сажать корабль вместе с грузовым отсеком и прочими причиндалами, которые обычно оставляют на орбите.

— Условия для посадки идеальные, — сообщила она. — Добываете мегарапторов, сразу загружаемся и взлетаем. Затратно по энергии, зато быстро сделаем дело.

— Что скажешь, Пит? — поинтересовалась Кэт. — Ты ведь бывал здесь?

— Что скажу?.. Таких тупых тварей, как мегарапторы, еще поискать. Не думаю, что отлов шести экземпляров займет у нас больше одной здешней ночи.

— Это пять независимых суток, — перевел для себя Крейг. — Что ж, приемлемо.

— Еще как, — согласился я. — Нас вообще не сроки добычи мегарапторов должны волновать, а местные птерозавры.

— Значит, садимся вместе с «грузовиком», — сказал Малыш, устраиваясь в пилотском кресле. — Приготовьтесь, будет немного болтать.

Это мы и без него знали. Посадить корабль с такой махиной аккуратно невозможно, полностью погасить все рывки из стороны в сторону бессильна даже самая лучшая компенсационная система.

— Будь осторожен, — предупредила Кэт. — Не нужно лишний раз оправдывать свою кличку.

— Положись на Диану, — посоветовал я. — В отличие от тебя, она прекрасно понимает разницу между такими понятиями, как «можно» и «нельзя».

Крейг только усмехнулся. Мы могли сколько угодно подшучивать над Риком; Крейг даже выдвинул гипотезу, согласно которой тот свое прозвище «Малыш-на-все-плевать» не заработал по жизни, а родился с такой надписью на лбу. Но, что ни говори, пилотом он был классным, и единственный среди нас мог работать в паре с Дианой со скоростью Дианы.

Посадка прошла нормально, если считать нормой ощущение, что из тебя вытряхнули все кости. Мы переоделись в комбезы. Я проверил связь со своим охотничьим киб-мастером, носившим гордое и звучное имя Суслик, и глубоко вздохнул. Не то чтобы я волновался, просто вспомнил несколько острых моментов с участием мегарапторов во время предыдущих посещений Айхамара. Мегарапторы — типичные трофейные животные, желанная добыча всякого охотника-любителя, коему не терпится повесить в холле своего особняка собственноручно добытую клыкастую харю. Это сильные, представительные хищники, похожие на живших когда-то на Земле тираннозавров, только еще больше, и передние лапы у них развиты лучше. Тот, кто не видел, какие чудовищные прыжки способны совершать эти монстры, никогда не поверит в возможность чего-то подобного. Отправляясь за мегарапторами расслабляться не надо. Ну и о птерозаврах не стоило забывать. Собственно, сперва придется иметь дело именно с ними.

В первом отделении грузового отсека Крейг и Малыш оседлали скутеры. Каждый из них вставил винтовку в седельный зажим и проверил готовность автоматики своей машины. Снаружи бухали выстрелы — кто-то из сторожевых роботов, выпущенных Дианой сразу после посадки, уже открыл огонь.

— Что-то быстро в этот раз, — заметил я. — Раньше до первого нападения проходило не меньше часа.

Снаружи послышались еще выстрелы, а потом — длиннейшая пулеметная очередь. Какое-то массивное тело гулко ударилось о корпус корабля прямо над входным люком и, шурша по обшивке, скатилось вниз.

— Не думала, что птерозавры могут нападать на корабль, — сказала Кэт.

— Они не на корабль нападают, — возразил я. — Они засекли «сторожей», а сверху плохо видно, что это не добыча.

— В воздухе временно чисто, — доложила Диана. — «Сторожа» отключены. Первая двойка — на выход.

Крейг и Малыш подвели свои машины вплотную к входному люку. Из потолка и пола выдвинулись и сомкнулись друг с другом панели шлюзовой камеры. Я надел на голову обруч коммуникатора — Суслик тут же опустил перед моим лицом экран, похожий на большие солнцезащитные очки без оправы, и выдал на него доступные данные.

— Проверка связи, — сказал я. — Малыш, Крейг?

— Мы тебя слышим, Пит.

— Вторая двойка — на выход, — сказала Диана, пропустила нас с Кэт в шлюз и открыла внешний люк.

Сойдя по трапу, я покосился на изуродованный пулями труп птерозавра, убитого «сторожем». В воздухе началась стрельба, и еще одно тело шлепнулось на землю, подняв облако пыли. Этот ящер был покрупнее первого — в длину метра три. Размах крыльев у такого должен быть не меньше двенадцати метров. Но все равно мелочь по сравнению с по-настоящему большими.

— Молодняк, — пояснил я подошедшей Кэт и указал стволом винтовки на карусель темных силуэтов в небе. — Старые стервятники держатся поодаль. Сейчас собьем еще несколько, остальные сообразят, что с нами шутки плохи, и уберутся подальше. Эй, наверху, мокрухой сильно не увлекайтесь, больше стреляйте по крыльям.

Корабль стоял на открытой со всех сторон каменистой площадке, поросшей чахлой белесой травой. На севере темнели горы, на западе возвышалось изрезанное ущельями плато. Я видел подробные снимки этого края, сделанные с орбиты Дианой — идеальное место для гнездовий птерозавров; экземпляры, составляющие наш теперешний «почетный караул», оттуда. Там же, скорее всего, находятся логова мегарапторов.

На восток и на юг простирались необъятные равнины, покрытые рощицами деревьев и зарослями кустарников — охотничьи угодья мегарапторов и птерозавров, которые они прекрасно друг с другом поделили. Первые — теплокровные, и охотятся ночью. Вторые почти все хладнокровные, и оттаивают только через несколько часов после восхода солнца, когда становится по-настоящему тепло.

Я занял позицию для стрельбы с колена, Кэт обогнула корабль и встала с другой его стороны. Пристраиваясь поудобнее, я успел мимоходом пожалеть зубастых летающих бедняг, вся вина которых заключалась в их непомерном аппетите, но тут один из них попал на прицел, и я нажал на спуск. Ящер кувыркнулся в воздухе, а я уже искал новую жертву, стараясь выбирать совсем молодых: они глупее, а значит — наглее, и могли доставить нам куда больше неприятностей, чем крупные и опасные, но осторожные «старики». Да и большую часть молодняка все равно съедают свои же.

С противоположной стороны корабля тоже доносились выстрелы, а уж в небе пальба шла как в тире — Крейг с Малышом развлекались вовсю. Десятка три птерозавров, неловко и часто махая пробитыми крыльями, потянулись в сторону гор, остальные взмыли высоко вверх. Некоторые опустились на землю поедать тела сородичей — тех, что упали далеко от корабля. Диана сообщила, что число жертв достигло десяти, и я решил, что хватит. До заката оставалось часов пять, вряд ли кто еще за это время рискнет сунуться, даже если мы здесь ляжем и уснем на солнышке. Кэт вывела из грузового шлюза транспортную платформу, роботы обслуги закинули на нее все оказавшиеся поблизости трупы, и Кэт, отбуксировав дохлых птерозавров примерно на километр, вывалила их на съеденье оставшимся в живых дружкам. Больше они ни на что не годились — ни один из дневных видов давно не пользовался на рынке спросом даже в качестве трофеев. Поймать их не составляет труда — большую часть ночи они проводят в своих убежищах в скалах, в состоянии легкого окоченения, а под утро уже и крыльями не шевелят. Просто подлетаешь к ним на катере и упаковываешь как надо прямо на месте, потом цепляешь тросом и втягиваешь лебедкой в трюм. Все, кто хотел иметь живые экземпляры, уже их имеют, то же самое и с чучелами. Охотники давно потеряли надежду заполучить хоть один заказ на их поимку — ящеры чудесно размножаются в неволе, только кормить успевай, и всякий желающий может приобрести нужное число особей в любом зоопарке.

Восемь наших «сторожей» выдвинулись на защиту периметра; еще двое, бросив ходовые платформы, вскарабкались на громоздкий сундук грузового отсека. У нас оставалось полно времени до начала охоты, поэтому мы решили воспользоваться случаем и устроили пикник на свежем воздухе. То есть все организовала Диана, а нам оставалось только наблюдать, как трудятся корабельные «жучки». После двух недель в закрытом пространстве появляются первые признаки аллергии на корабельную столовую, а обедать на природе нам не придется до высадки на Тихой. На Соломонии состав атмосферы не позволяет дышать без маски, а на Инферне будет не до пикников. Я подумал о космонавтах первых межзвездных экспедиций, обреченных целые десятилетия странствовать в космосе, и мне стало жутко. А ведь были еще и корабли поколений, рассчитанные на то, что к месту назначения прибудут не те, кто стартовал с Земли, а лишь их потомки… Минут пять я пытался решить, что хуже, — лететь всю жизнь туда, куда тебе заведомо не светит добраться, или быть рожденным с единственной целью продолжить путешествие родителей с планеты, которую ты никогда не видел, на планету, куда тебе лично, в общем-то, не было нужно. В конце концов я пришел к выводу, что любой из вариантов достаточно скверный. Все эти ребята — герои, конечно, и открыли человечеству дорогу в космос, но я не хотел бы оказаться на их месте, поскольку хорошо чувствовал себя на своем собственном.

— О чем задумался? — поинтересовался Крейг.

Я сел на раскладной стул и пристроил винтовку рядом. Только что я попытался вспомнить, как звали командира Первой межзвездной, и не смог. Да и вряд ли кто-то кроме историков вспомнит. Вот и становись после этого героем.

Малыш сложил руки рупором у рта, повернулся ко мне и заорал:

— Крейг спрашивает тебя: «О чем задумался»? Базовый лагерь вызывает Пита Дугласа, отвечайте!

— Ну тебя к черту, и Крейга твоего тоже, — ласково отозвался я, принимаясь за еду.

Диана потрудилась на славу. Правда, стейки из замороженного мяса не идут ни в какое сравнение с шашлыком, который ты сам себе готовишь над костром из собственноручно подстреленной дичи, но я не такой уж любитель этих дел. А некоторые охотники, привыкнув пробовать мясо убитых ими экзотических животных, превращаются в настоящих наркоманов. После соответствующей обработки есть можно практически все, даже в полевых условиях. А на Земле и других планетах существует целая индустрия производства деликатесов буквально из чего угодно. В некоторых ресторанах вам предложат блюда из животных, доставленных со всех концов Галактики, причем заведение гарантирует, что зверь будет умерщвлен непосредственно перед приготовлением обеда. На Безымянной, у того же Дагена, можно сделать заказ с утра и получить желаемое к полудню.

Я размышлял обо всем этом, расправляясь с бифштексом из самой что ни на есть простецкой говядины, а Малыш как будто подслушал мои мысли:

— Когда я познакомился с папашей Лори… ну, мистером Паркинсоном, нашим заказчиком на перламутровых питонов, мне довелось попробовать знаменитую «Принцессу Соломонии». Ломтики этих питонов под майонезным соусом. Потом мы ели их в грибном соусе. Потом — под пряным соусом с настоящими соломонийскими травами. И еще под соусом…

— Не поняла, — перебила его Кэт. — Эта семейка что — питается одними питонами?

— Может, мы зря с ними связались, — сказал я. — Если они не в силах позволить себе никакую другую пищу, кроме продукции собственной фермы… Ты уверен, что хорошо проверил их платежеспособность, Крейг?

— Это была презентация, — прервал нас Малыш ничуть не смутившись. — Были приглашены гурманы со всего света и профессиональные дегустаторы экзотических блюд. Мистер Паркинсон хотел доказать, что мясо питонов, выращенных по специальной технологии, ничуть не хуже, чем у диких. Он не только фермер, но и сторонник защиты природы.

— Не слишком распространенное сочетание, — заметил я. — Можно назвать десяток планет, где кроме животных в загонах не осталось никаких других. Именно стараниями фермеров.

— Ну а этот не такой, — сказал Малыш. — Он хочет сделать рекламу своему хозяйству, расширить дело и одновременно сохранить перламутровых питонов на Соломонии.

— Напрасные потуги, он не первый, — сказала Кэт, помахав в воздухе вилкой. — Настоящие лакомки никогда не променяют мясо диких животных на мясо домашних, в каких бы условиях их ни выращивали. Для них большая часть кайфа в том и заключается, чтоб есть мясо зверей добытых, понимаешь? А другие и этим не довольствуются, сами выезжают на место, чтоб охотиться на то, что потом съедят. О сафари для гурманов слыхал?

— Да, — ответил Малыш. — И даже участвовал — как запасной стрелок. О-о, это было большое дело! Фирма «Галактическое сафари» заключило договор с «Клубом любителей путешествий и активного отдыха» с Кадикса. Насмотрелся я там этих «любителей». Разные люди — промышленники, политики, богатые лодыри, и даже ученые. Богема еще — художники, режиссеры, актеры… Многие просто помешаны на первобытном образе жизни, им нравится ощущать себя дикарями и вести себя как дикари. Туши животных, не требующих обработки, сами разделывают, обязательно вручную. Кое-кто при этом ест сырое мясо, лишь слегка его присолив. Ну и все прочее в том же роде.

— Это ерунда, — сказал я. — А ты слыхал про ребят вроде Живоглота Хадсона?

— Про Живоглота слышал, конечно. Но его самого не встречал.

— Ну а мы с Кэт знали его лично. Работал у Джонни Берка, отличный охотник, кстати. Он не просто сырое мясо любил — ему было надо живое. Поймав животное, связывал его, разделывал и ел по кусочкам. И если ты думаешь, что Хадсон — это исключение какое-то печальное, так ты ошибаешься, я таких знал до черта.

— Ничего удивительного, — ввязался в разговор Крейг. — Это лишь развитие до крайних пределов некоторых человеческих пристрастий. Испокон веков отдельные виды употребляются в пищу живыми.

Кэт постучала костяшками пальцев по столу:

— Может, хватит? Вы мне весь аппетит испортили!

— Это мы специально, — поспешил я ее порадовать. — Надеялись, что ты встанешь и уйдешь — нам бы больше досталось.

— Почему ты всегда стараешься выглядеть обжорой и лакомкой? — поинтересовалась она. — Все же знают, что ты не такой. Тоже хочешь заработать какое-нибудь прозвище?

— «Обжора Дуглас» — это звучит, — одобрил Малыш.

— А ты вообще молчи, — сказала Кэт. — Уж если кто из нас четверых обжора, так ты.

Крейг молча уткнулся в тарелку, делая вид, что его здесь нет. На деле-то самым большим любителем вкусно покушать среди нас был он.

— Конечно, я не обжора, — сказал я Кэт. — Просто люблю обедать плотно и с удовольствием. А сырое мясо — это чтобы тебя добить — я тоже пробовал. Еще в детстве. У моего отца была ферма на Хапи… И сейчас есть, как ты знаешь. В лесу, недалеко от дома, мы с братьями охотились на всякую мелкую дичь с луками и мелкокалиберками. Потом жарили мясо над костром, воображая себя то индейцами, то трапперами времен Дикого Запада, то первопроходцами космоса, потерпевшими крушение на неисследованной планете. Заводилой у нас был Фрэнк, но и остальные старались как могли. Однажды мы играли в первобытных людей, и Билли, который уже тогда увлекался историей и археологией, сказал, что неплохо бы попробовать съесть добычу сырой, ведь у самых древних людей огня еще не было. Мы попробовали, но никому не понравилось. Потом, в армии, на занятиях по выживанию, нас тоже заставляли есть и сырое мясо, и много еще такого, от чего и стервятника стошнило бы. Клянусь, ни одному самому рьяному фанатику экстрим-туризма даже и в голову не пришло бы есть то, чем приходилось питаться нам. И с тех пор я больше всего на свете люблю самые обычные, хорошо прожаренные бифштексы.

Кэт отодвинулась от стола вместе со стулом и задумчиво посмотрела на меня.

— Чем ты займешься, когда придется уйти на покой? — неожиданно спросила она.

— Если удастся скопить достаточно денег, куплю большой участок на какой-нибудь тихой, спокойной планете с хорошей природой и ровным климатом… Не на Земле. Но и не в пограничных мирах. Лучше там, куда уже добралась цивилизация, но еще не успела все испортить.

— И что ты там будешь делать? Устроишь ферму?

— Нет, — решительно сказал я. — На моем куске земли все останется как было. Я только построю дом. Одна половина будет обычная, современная, а вторая… Там будет так, как было веке в двадцатом — двадцать первом. Или еще раньше — как у первых американских поселенцев. Как у тех русских, что осваивали когда-то просторы Сибири. И те и другие — мои далекие предки. Ну, иногда я буду охотиться на своей земле… Так, как это делали они, для пропитания. Ночевать возле костра в лесу, жарить над огнем мясо. Иногда, может, буду уезжать, странствовать по другим планетам, как сейчас. А потом возвращаться домой. И мой дом будет местом, куда стоит возвращаться.

Глава 14

— Двадцать минут до захода солнца, — сообщила Диана по громкой связи. — Около двух часов до наступления полной темноты. Через два часа десять минут взойдет первая луна. Две другие — за ней следом. Четвертая появится через шесть с половиной часов. Пятую этой ночью вы не увидите вообще, но все равно будет очень светло.

— Что с температурой? — спросил Крейг.

— Восемнадцать градусов по Цельсию на закате, потом будет падать, но медленно. Часть дневных птерозавров останется активна, насколько долго — уточню позднее. Вампиры, естественно, будут активны всю ночь, будьте внимательны.

Из всех местных летающих ящеров только черные вампиры приспособились к ночному образу жизни — словно специально, чтобы ночная охота на планете никому развлечением не казалась. Они плохо переносили жару и вылетали из гнезд только когда становилось достаточно прохладно. Мы еще ни одного не видели; зонды, запущенные Дианой над районом лагеря, тоже не фиксировали никого, кроме дневных обитателей. Среди всех птерозавров черные вампиры считались наиболее опасными. К счастью, встречались они редко — что одновременно снижало риск встречи с ними и создавало определенный спрос на их чучела.

«Жучки» уже успели прибрать со стола остатки нашей трапезы, сам стол разобрали и утащили в недра корабля. Солнце Айхамара налилось тяжелым багровым свечением и коснулось линии горизонта. Мы сидели, лениво развалившись на стульях, перебрасывались ничего не значащими фразами, наблюдая, как последние птерозавры, пировавшие на телах своих убитых соплеменников, нехотя поднимаются в воздух и, сделав «круг почета» над нашим лагерем, улетают к месту ночного отдыха. Двигаться никому не хотелось, торопиться было некуда, и так приятно было видеть над собой настоящее небо. Диана лапочка, конечно, но все ее попытки превратить твою каюту во что-нибудь более уютное и просторное, чем коробка из-под обуви, в конечном счете обречены на провал. Достаточно протянуть руку в сторону, чтобы убедиться — стена каюты по-прежнему на месте, а березовая роща, бесконечная степь за рекой и прочее в таком духе — чистая фикция.

Предвкушение предстоящей охоты на всех нас действовало по-разному. Крейг нервно позевывал и время от времени потягивался; его длинный и тонкий нос еще больше заострился и вытянулся, ноздри раздувались, втягивая посвежевший вечерний воздух. Глаза Малыша блестели от плохо скрываемого возбуждения. Через каждые пять минут он сцеплял пальцы, пытаясь похрустеть суставами — уже после второго раза у него перестало получаться. Кэт ничем не выдавала внутреннего состояния, оставаясь холодной и сосредоточенной, а у меня по телу время от времени пробегал легкий озноб — верный признак готовности номер один.

Солнце зашло и стало быстро темнеть. Диана включила прожектора, освещая территорию в радиусе пятисот метров от корабля. Я поднялся и надел на голову коммуникатор. Остальные сделали то же самое, и мы направились к скутерам. Кэт села с Крейгом; мне ничего не оставалось, как пристроиться сзади Малыша, хотя и я предпочел бы другого пилота. Он рванул скутер с места, не дожидаясь команды Дианы. Проклятый экстремал! Но удержать его вдали от пилотского кресла при первой высадке сезона нереально. Мы были уже на границе периметра, когда Диана сообщила, что «сторожа» отключены, то есть можно не бояться, что они по ошибке нас собьют. Только после этого поднял в воздух свою машину Крейг.

До намеченного для охоты места, облюбованного нами еще с орбиты, было восемь километров — не успели взлететь, как уже пора садиться. Здесь, между низкими холмами раскинулась обширная, местами заболоченная долина. Ребята высадили меня и Кэт на бугорке, покрытом низкорослым густым кустарником. Полчаса мы потратили на устройство засидки, расчистив место для самих себя и проделав проходы в зарослях во всех возможных для стрельбы направлениях. Включили «хамелеоны». Судя по картинкам с зондов, получилось неплохо, и Суслик не преминул меня с этим поздравить. Малыш и Крейг, врубив все доступные системы обнаружения, облетели нашу позицию вокруг и остались довольны. Диана, которая видела все через камеры их комбезов и скутеров, воздержалась от каких-либо рекомендаций.

— Вряд ли можно сделать лучше, — сказала она. — Но все равно, будьте осторожны. Избегайте лишних движений.

— Диана, солнышко, не беспокойся, мы не собираемся подпускать мегарапторов на расстояние поцелуя, — сказала Кэт. — А шевелиться так и так придется, я не хочу прирасти к этому бугру.

Мы с ней лежали почти рядом, но головами в разные стороны, наблюдая каждый за своим сектором. Малыш сделал еще один круг, над самой землей, иногда останавливаясь, — выпускал из багажника скутера роботов-имитаторов. Миниатюрные машины тут же разворачивались в конструкции, похожие на двухметровых тонконогих пауков, посылали короткий, слышимый только нами и Дианой сигнал готовности, и скрывались внутри заданных бортовыми инфорами фантомов. И вот уже по долине неторопливо ползут четыре огромные черепахи в ребристых панцирях, с несоразмерно большими рогатыми головами на толстых шеях — миражи фалимарий, местных безобидных, неповоротливых травоядных, достигающих в зрелом возрасте массы пятнадцать-восемнадцать тонн. Каждый робот нес в себе изрядный запас расходных модулей, которые программировались по мере надобности и могли имитировать следы, обычные или с запахом крови, помет или пищу, которую животное якобы срыгнуло. Перед рейсом мы полностью обновили свой комплект роботов, и в деле их еще не видели; Диана направила одного прямо на засидку, давая нам возможность оценить эффект. Скромная машинка внутри миража топала так, что земля дрожала; не дойдя до нас шагов десяти, мнимая фалимария остановилась и шумно вздохнула, обдав нас запахом пережеванной айхамарской растительности.

— Не вздумай подложить нам под нос «кучу навоза», — быстро сказала Кэт.

— Не беспокойся, я не настолько люблю розыгрыши, — отозвалась Диана.

— А если решится, это будет сразу «труп фалимарии, умершей неделю назад», — сказал Малыш.

Диана весело рассмеялась — из всех кибов так по-человечески смеяться умела только она.

— Давайте уже работать, — проворчал Крейг.

— Работать так работать, — охотно согласилась Диана. — В небе пока чисто, на земле тоже. Приступим.

«Фалимария» развернулась и потопала к маленькому озерку метрах в ста от засидки, остальные растянулись по кругу на той же дистанции от нас. Малыш облетел долину, разбрасывая бывшие в запасе лично у него «следы» и «кучи навоза». Сделав это, он заложил крутой вираж и повел скутер вверх — его сторожевой пост находился на высоте четырехсот метров. Крейг должен был дежурить ниже, на высоте в двести метров. Как только они заняли свои места, над горизонтом взошла первая луна Айхамара. Охота началась.

Медленно тянулись минуты. Рядом со мной в траве шуршал какой-то мелкий зверек. Зашевелилась Кэт, удобнее пристраивая винтовку. Где-то в окружавших долину холмах раздался протяжный тонкий вой. Одна за другой на небо выползли еще две луны, стало намного светлее, но для нас это не имело большого значения. По связи время от времени слышалась перекличка наших личных кибов да тихий голос Дианы, произносивший одно слово: «Ничего».

Я придирчиво проверил подствольную подвеску, заряженную капсулами с парализатором, — в порядке. Повернул винтовку боком и взглянул на индикатор боезапаса — сто процентов, естественно, а как могло быть иначе? Плавающий прицел на экране коммуникатора исправно указывал расчетную точку попадания.

— И я никуда не исчез, на месте, — угадав смысл моих манипуляций, ехидно заметил Суслик.

— Заткнись, зараза, — ответил я.— Будешь умничать — отключу к чертям.

Первая охота в этом сезоне…

«Фалимарии» исправно топали по кругу. Настоящие не отходят друг от друга так далеко, предпочитая пастись плотными стадами, но вряд ли мегарапторы, когда появятся, что-то заподозрят.

— Есть один! — прервала однообразие своих докладов Диана. — Пять тысяч сто метров от засидки, и движется точно на нее.

— Вижу его! — среагировал Малыш. — Быстро идет.

— Видишь его курс, Пит? — спросила Диана. — Скоро учует приманку. Четыре девятьсот…

— Может, уже почуял?

— Может быть, не знаю. Ветер прямо на него.

Кэт перевернулась и теперь лежала рядом со мной. Мне положение менять не пришлось. Через двадцать минут мегараптор спустился в долину и стал пробираться в обход небольшой рощи, подкрадываясь к ближайшей «фалимарии». Между нами было уже не более двухсот пятидесяти метров. Я глубоко вздохнул и постарался сосредоточиться. Первый выстрел сезона обязан быть удачным.

Суслик, контролировавший через сеть датчиков комбеза мое эмоциональное состояние, тоже занервничал и поделил экран коммуникатора сразу на шесть окон, передавая картину происходящего с самых разных точек.

— Убери лишнее, — шепнул я ему. — Зачем мне Кэт — она же рядом? И не дублируй Крейга Малышом.

— Он пройдет еще метров сто, — сказал Суслик, свернув ненужные окна. — Так удобно?

Я снял оба предохранителя — винтовка дважды еле заметно вздрогнула, когда первый патрон из магазина и капсула с парализатором вошли в патронники. На изображении с камеры Крейга я хорошо видел, как мегараптор подкрался к самому краю рощи. Удивительно, насколько тихо может двигаться при желании эта махина…

— Дистанция — сто пятьдесят! — сказала Диана. — Пит, он у Кэт на мушке. Вы его в любом случае возьмете, не спеши.

Мегараптор припал к земле, изготовившись для броска. Его шея — там, где она соединялась с массивной головой, — неподвижно замерла в перекрестье прицела. Все умолкли, как будто разом онемели. Я нажал на спуск — раздался хлопок, тихий посвист ушедшей к цели капсулы, и мягко чмокнул поглотитель отдачи. Мегараптор так и остался стоять в своей напряженной позе; секунд через десять из его пасти вырвался шумный вздох, и он грузно повалился вперед; потом перевернулся на бок. Тишина эфира сменилась поздравлениями со всех сторон, а Суслик вывел мне на экран изображение руки с поднятым большим пальцем.

— Ты попал ему в артерию, Пит! — восхитился Малыш. — Видели, как его сразу заклинило?

— Пять с плюсом, мистер Дуглас, — одобрила Кэт.

— Пит, я тебя люблю! — признался Крейг.

— Отвяжитесь, черти, — сказал я. — Сами знаете, что невозможно попасть в артерию прицельно. Просто удача. Да и какая разница, такая доза в шею его так и так взяла бы.

— Все равно, это хорошая примета, — возразил Малыш.

— Вижу еще одного, — сообщила Диана.

— Я же говорил!..

— Этот мой! — сказала Кэт, переползая на другое место. — Давай сюда, Пит.

Второй мегараптор приближался к долине по ветру, и чуять приманку не мог, однако шел быстро и целеустремленно. Вскоре он показался на вершине одного из холмов и остановился, залитый лунным светом.

— Красавчик, — похвалила Кэт, нажимая на спуск.

Расстояние было слишком большим для уверенного выстрела из подвески, но она попала. Зверь застыл как статуя.

— Неужели опять в артерию? — недоверчиво выдохнул Малыш. — Вы что…

Он не договорил.

— Внимание, воздух!.. — крикнула Диана.

— Слева, Малыш! — заорал Крейг.

Мы с Кэт вскочили и увидели, как Малыш рывком бросил свой скутер вниз, а вслед за ним с молниеносной быстротой метнулась хищная тень. Над нашими головами гулко бухнула винтовка Крейга, Кэт тоже успела выстрелить, и здоровый черный вампир, не выходя из крутого пике, врезался в землю.

— Второй!

Я запрокинул голову, пытаясь что-нибудь рассмотреть в небе. Суслик лихорадочно менял на экране окна, ища цель. Малыш развернул скутер прямо возле нас, задрал нос аппарата в вверх, выпустил штурвал и откинулся на спинку сиденья. В руках у него была винтовка, и он открыл огонь раньше, чем я увидел то, во что он стреляет. Второй вампир завис метрах в десяти перед скутером, остановленный непрерывными попаданиями пуль, потом его отбросило назад, и он свалился в кусты неподалеку.

С минуту в эфире стояла тишина.

— Я у тебя в долгу детка, — выдохнул Малыш. — Если бы не предупредила…

— Ты у меня давно в долгу, — успокоила его Диана. — Еще один раз ничего не меняет.

— Я их не заметил. Какая стремительная мразь!

— Они всегда так, — сказал я. — Набирают высоту, потом пикируют. Хрен уследишь.

— И всегда охотятся парой, — пробормотал Крейг.

— А если б охотились стаями, на Айхамаре не осталось бы ничего живого, — отозвался я. — Сотня таких тварей кого хочешь задолбит.

— Жаль, что они уже никуда не годятся, — сказала Кэт. — Один весь в дырках, второй — в лепешку. Хорошие получились бы трофеи.

— Закончим вовремя с мегарапторами — расставим сети. В пределах десятка Медоузы точно возьмут на чучела.

— На этом и порешим? — спросила Диана. — Если да, тогда по местам.

Часа два прошли спокойно. Закатилась самая большая айхамарская луна, которая вращается вокруг планеты быстрее остальных и успевает появиться на небе несколько раз в течение здешней ночи. Возле засидки шла непрекращающаяся тихая возня — мелкие наземные хищники пожирали трупы вампиров. Больше тишину не нарушало ничего, кроме мерного топота и довольного ворчания наших «фалимарий».

В полном бездействии прошел еще час с четвертью. Мы понемногу начинали уставать.

— Вижу еще одного, — неожиданно сказала Диана. — От вас четыре километра.

— Что-то он неправильно идет, — заметил Малыш. — Совсем не в нашу сторону. Я к нему слетаю, а?

— Далековато. Тебя некому будет прикрыть.

— Да я ж моментом…

— Сиди на месте.

Прошло полчаса.

— Уже три километра до него по прямой, — пробурчал Малыш. — Но если ветер не повернет, он не учует приманку и пройдет мимо.

— Ветер не повернет, — сказала Диана. — Все метеоусловия стабильны.

— Давайте слетаю, сброшу ему под нос «следы раненого зверя».

— Он все еще слишком далеко. Помни про вампиров.

— Упустим! А экземпляр-то хорош.

— Что скажешь, Пит?

— Не знаю. Он нам сейчас все мозги продолбит этим мегараптором. Может, пусть лучше его съедят вампиры?

— Ну хорошо, — уступила Диана. — Слетай, только не суй «следы» прямо ему в пасть. Передаю маршрут… Видишь? Полтора километра. А оттуда на него запах набросит ветерком. Будь умницей, Малыш. Крейг, сместись метров на триста по его курсу. А вы, на земле, будьте внимательны.

Я перевернулся на спину, уперев приклад винтовки в землю.

Малыш вернулся быстро, но пришлось еще ждать, пока мегараптор возьмет «след». Шел он по нему неуверенно, часто останавливался, рыскал из стороны в сторону.

— Не понимаю, — протянул Малыш, чувствуя всеобщее недоумение. — Я все нормально сделал. Разбросал уйму модулей. Больной он, что ли?

Мегараптор подошел вплотную к гряде холмов, окаймлявших долину, и вовсе застрял.

— Слетать, пнуть его под зад, — предложил Крейг.

Никто не отозвался, было не до шуток. Мегараптор давно должен был учуять основную приманку и готовиться к нападению, но он не шевелился. Потом двинулся вправо, обходя долину.

— Пуганный! — догадался я. — На него уже охотились.

— Если он пойдет так, скоро учует того, которого подстрелила Кэт, — сказала Диана. — И там нельзя взять его с воздуха — кругом деревья.

— Можно попробовать сверху, в шею, у основания черепа, — предложил Крейг.

— Один шанс из ста… Погодите, повернул! Он сейчас выйдет по лощине между теми двумя холмами, видите?

Мы с Кэт не могли его видеть, поскольку между нами и этой лощиной раскинулась роща. Суслик увеличил картинку, передаваемую камерой Крейга. Мегараптор вышел в долину и замер, опустив массивную голову к земле; передние лапы нервно двигались из стороны в сторону. Ему до рощи было метров триста, но вместо того, чтобы преодолеть эти метры, он вдруг разинул пасть, издал протяжный рев и начал разворачиваться, намереваясь уйти. Малыш выдал в эфир протестующий вопль, нырнул на своем скутере чуть не под брюхо животному и выстрелил парализатором. Сразу после этого следовало отходить, но он оказался слишком близко к земле, слишком близко от мегараптора, и имел мало места для маневра. Разъяренный зверь непрерывно атаковал, клацая пастью и стараясь ухватить скутер передними лапами; Малыш отчаянно уклонялся от молниеносных выпадов огромного хищника то вправо, то влево, одновременно отступая назад. Тяжелый двухместный скутер казался совсем небольшим и очень хрупким рядом с тушей бушующего монстра. Картинка от Крейга на экране моего коммуникатора прыгнула вперед, его аппарат подлетел к мегараптору сбоку, и Крейг всадил зверю в шею одну за другой четыре парализующих капсулы. Мы с Кэт вскочили, однако могли только беспомощно стоять и наблюдать — какова бы ни оказалась развязка, мы не успевали добежать туда. Но убийственная доза парализатора наконец подействовала: мегараптор щелкнул еще пару раз челюстями и остановился, тряся головой. Потом его тело свела судорога, и он рухнул наземь. В эфире прозвучал торжествующий возглас Малыша.

— Возвращайтесь немедленно, черт бы вас побрал! — рявкнул я, выходя из состояния столбняка.

Крейг остановил машину над засидкой, откинул спинку сиденья и лег, наблюдая за ночным небом. Малыш посадил свой скутер и слез на землю, смущенно улыбаясь. Я поманил его пальцем.

— Подойди-ка поближе, я тебе врежу как следует.

— Можешь прочесть молитву, а потом я тебя пристрелю, — поддержала Кэт.

— Твои действия были неразумны, — укоризненно сказала Диана.

— Он просто идиот проклятый, — добавил сверху Крейг.

— Ну что вы в самом деле… — промямлил Малыш подходя к нам, тщетно пытаясь сымитировать голосом и всем внешним видом что-то похожее на раскаяние.

— Молчи, — сказал я.

Малыш послушно умолк и принялся ковырять землю носком ботинка.

— Ну что, — обратился я к остальным, — первый заход можно считать удачным, за исключением безумной выходки… — Малыш обреченно вздохнул, и я пожалел его: — Охоту на этом месте предлагаю свернуть. Три мегараптора, и все в разных концах долины. Другие, если придут, обязательно наткнутся на одного из них. Если не испугаются и не отступят, то попытаются сожрать.

— В любом случае вам стоит отдохнуть, — сказала Диана. — Ваши личные кибы отмечают падение тонуса и легкий стресс у всех, кроме Малыша.

Мы с Кэт возмущенно развернулись к Малышу, а Крейг пробормотал сверху что-то вроде «дуракам закон не писан».

— К тому же предстоит еще упаковать товар, — добавила Диана.

— Пошли один зонд к телам, проверь… — начала Кэт.

— Я уже. Все трое — самцы. У последнего — многочисленные шрамы, похожие на следы стандартных винтовочных пуль, возможны обширные повреждения внутренних органов. Еще у него старый перелом правой передней лапы, она неправильно срослась и недоразвита. Вряд ли такой экземпляр устроит заказчика. Предлагаю взять трофей, тушу оставить в качестве приманки для вампиров и расставить сети. Всей работы вместе с транспортировкой годных экземпляров часа на четыре, и основные затраты времени на транспортировку. — Диана сделала паузу. — Вы устали, лучше не заниматься этим сейчас. Есть смысл перенести лагерь сюда.

— Хорошая идея, — одобрил я. — Прикроем первых двух мегарапторов периметром, они недалеко друг от друга… Получится?

— Если поставить корабль прямо между ними.

— Вкатим им добавочную дозу, и пусть лежат. «Сторожам» задать охрану минимальной зоны, тогда они не тронут вампиров, которые будут жрать третьего или запутаются в сетях.

— Правильно мыслишь, Пит, — согласилась Диана. — Но все равно одному из вас придется проконтролировать роботов, пока они ставят сети.

— Кому и заняться этим, как не нашему устойчивому к стрессам компаньону! — обрадовался Крейг. — Прыгай в седло, Малыш, слетаем, прикончим беднягу…

* * *

— Не нравится мне в этом болоте, — сказала Кэт, критически оглядывая местность, освещенную лунным светом и прожекторами корабля.

— Можно вернуть лагерь на прежнее место, — предложил Малыш. — Как думаешь, Пит?

— Опять поднимать корабль? — возмутился Крейг. — А энергорасход нам без разницы, да? Ну конечно, как это я забыл — ведь у нас на «Артемиде» вечный двигатель стоит!

— Скупердяй, — отчетливо произнес я.

Крейг сделал вид, что не расслышал.

Шесть часов полноценного сна всем нам пошли на пользу. За это время в расставленные сети попались восемь вампиров. Два оказались совсем малышами, и мы их отпустили. Выпустить на волю пойманного черного вампира, пусть и молодого, ничуть не проще, чем поймать его или убить; мы были рады, когда эта сложная и опасная операция завершилась без жертв из числа обеих заинтересованных сторон. Сети тут же свернули и отключили робота-имитатора, стоявшего рядом с трупом мегараптора и создававшего «эффект умирающего хищника». План по вампирам можно было считать выполненным — остальных доберем по ходу основного дела.

— Я снял все-таки со своего экземпляра шкуру, — сказал Малыш, имея в виду, что работу за него выполнили «жучки», а он стоял рядышком и приглядывал за ними. — Шрамов на ней много, но у нас в этом рейсе и места в трюме останется много. Я слышал, зарождается новая мода — на трофеи с многочисленными шрамами. Даже подделки уже появились. Животных выращивают на ферме, наносят неопасные для жизни ранения, дают им зажить. Получаются ух какие крутые зверюги, будто они всю жизнь только тем и занимались, что дрались с соперниками и ловко уходили от охотников под градом пуль. Потом их убивают и сдают трофеи таксидермистам[10].

— Мода не новая, ей бог знает сколько лет, — заметил я.

— И еще я ампутировал правую переднюю лапу, которая с уродством, — сказал Малыш. — Сунул ее в морозильник.

— А это зачем?

— Зверь явно сломал ее до того, как повзрослел. Может, Шанкару Капуру будет любопытно узнать, как такие переломы срастаются в природных условиях. Сувенир, так сказать. Он хороший клиент.

Что ни говори, а нашему Малышу иногда приходят в голову удачные мысли.

— Умница, — похвалил я. — Далеко пойдешь… если не станешь больше драться с мегарапторами врукопашную.

— Давайте решать, куда отправимся, — прервала нашу болтовню Кэт.

Второе место, выбранное для охоты, оказалось урожайнее первого. За два часа были добыты три особи но, к сожалению, все самцы. Переправив на «Артемиду» одного из них, мы вновь сменили место, а заодно и тактику. Крейг перенастроил приманку — теперь вместо фалимарий вокруг засидки шлялся одинокий мегараптор, время от времени издававший брачный клич. Мы с Кэт едва не оглохли, и Диане пришлось отвести «тоскующего самца» на предельную дальность стрельбы из подвески.

— Правда, с такой дистанции очень просто промахнуться, — заметила она.

— Не о чем беспокоиться, — ответила Кэт. — Будь я самкой мегараптора, ни за что не пошла бы на такой зов.

Ее слова оказались пророческими. Самки так и не пришли, зато явилась целая команда самцов — выяснять отношения с соперником. К такому повороту мы оказались не готовы, поэтому вернулись к кораблю и устроили совет.

Кэт вопросительно поглядела на меня.

— Ты ведь охотился здесь, что скажешь?

— Ума не приложу. Всегда попадались и самцы и самки.

— Диана?

— Ни в одном из отчетов подобная проблема не зафиксирована. Я бы сразу сказала.

— Может, это связано с временем года?

— Никаких особенностей поведения в зависимости от сезона не отмечено. Спариваться мегарапторы могут круглый год, четкого брачного сезона у них нет. Но информация по животным неполная, наблюдения большей частью бессистемны. Могу предложить вот что. Самки устраивают гнезда, обычно в пещерах, вскармливают детенышей, но делают это как придется. Если они находят чужое гнездо, все равно будут кормить — чужих…

— «Крик голодного детеныша», — встрепенулся Крейг. — Информации для настроек достаточно?.. Тогда пойду, займусь.

Двенадцать часов спустя, упаковав в трюм трех самок, мы готовились к взлету. Впереди нас ждала Инферна.

Глава 15

Герман Левицкий был в очень плохом состоянии. Впервые он пришел в себя спустя несколько часов после схватки с огненным хищником и гибели сына. Его куда-то несли — перед глазами мелькала трава, прелые листья на земле, ветки кустарника и чьи-то шагающие босые ноги. Второй раз Герман очнулся вечером, лежа неподалеку от горящего костра. Рядом стоял молодой смуглокожий парень с открытым, мужественным лицом — из одежды на нем была лишь набедренная повязка. Утром Герман увидел того же парня готовящимся выйти в путь.

Шли долго, много дней. То есть незнакомец шел и тащил на себе Германа — он часто останавливался, давал смотрителю отдохнуть и поил его горьковатым напитком. Потом Герман обнаружил себя лежащим на подстилке из травы в небольшой, искусно построенной хижине. Рядом стояла девушка такой неописуемой красоты, что Герман подумал, что это богиня любви Афродита. Впоследствии он не раз видел Афродиту и другую девушку с милым детским личиком. Они кормили его жидкой кашицей и поили бульоном и травяными отварами. Позже, когда он окреп настолько, что смог жевать, девушки начали давать ему в придачу к кашице кусочки мяса и ломтики лепешек.

Незнакомец, принесший сюда Германа, очевидно — хозяин хижины, появлялся дома нечасто, и обычно лишь для того, чтобы улечься спать на своей подстилке. Кроме него заходили несколько мужчин, все — зрелого возраста, с суровыми смуглыми лицами, носившими печать спокойного достоинства. Еще бывал высокий старик в необычном белом одеянии, сплошь состоящем из свободно свисающих полосок искусно выделанной кожи. Ни детей, ни других женщин, кроме Афродиты и второй девушки, Герман не видел, хотя за стенами хижины постоянно слышались детские голоса и женский смех. Туземцы, думал он, я попал к туземцам. Откуда они здесь? На территории его сектора туземные поселения находились очень далеко от того места, где они с сыном разбили лагерь, — незнакомец не смог бы донести его туда и за полгода. Вот новость для Комитета по контактам, подумал он. Когда они узнают… Если узнают, тут же поправил сам себя Герман. Долгое время он не был уверен, что выживет, да и не чувствовал желания жить.

Эрик… Его Эрик. Откушенная чудовищем голова сына, лежащая отдельно от тела, — эта картина преследовала Германа и в полузабытье, и в бреду, и наяву. Эвелин… Что он ей скажет?

А сможет ли он вообще говорить? Через изувеченное горло даже дышалось трудно. Как только Герман начал последовательно мыслить, он проверил, на месте ли обвивавшая ухо змейка «связного», и попытался позвать киб-мастера своего комбеза Сапсана. Получилось невнятное шипение, но Сапсан понял его и откликнулся:

— Пришел в себя? Живуч, смотритель. Я поддерживал тебя как мог, но ты слабо реагировал на препараты. Ты потерял слишком много крови, и если б не туземец, непременно умер бы. Бальзам, которым он тебя поил по дороге, настоящее чудо. Содержит биологически активные вещества растительного и животного происхождения, с необычным действием на организм. Состав, согласно экспресс-анализу и твоим реакциям… — Сообразив, что Герман вряд ли разберется, да и не нуждается сейчас в подробностях, Сапсан прервал доклад и сказал: — Этот бальзам чудовищно замедляет одни биологические процессы и активирует другие, хотя за счет чего и как это происходит, я не могу сказать.

Как и любой киб-мастер СОЗ на Тихой, Сапсан обладал необходимой суммой знаний о туземцах, включая знание их языка. Герман узнал, что его спасителя зовут Агизекар. Милую девочку с детским личиком, которую он про себя прозвал Ручеек за нежный журчащий голос, звали Капили, что в переводе с туземного как раз и означало — «Поющий родник». Афродиту звали Флиенти. Она, вроде, была невестой Агизекара, но Герман уяснил, что это по каким-то причинам не решено окончательно; а Капили приходилась ему сестрой. Самого Германа все они называли между собой богом-с-неба.

Медленно оправляясь от ран, смотритель начал мало-помалу интересоваться происходящим вокруг него.

Сапсан сообщил, что с момента схватки с хищником до того дня, когда Герман смог самостоятельно подняться со своей подстилки и сесть, привалившись к опоре хижины, прошло девяносто семь независимых суток или сто пять местных.

— Так долго! — удивился он.

— Учитывая серьезность твоих ран это совсем недолго, — заверил Сапсан. — Поправишься окончательно — уговори туземцев отвести тебя подальше в лес и оставить одного. Передашь сигнал — катер с орбиты прибудет в течение часа.

В течение часа! Можно плюнуть на правила Комитета и послать вызов теперь же; через два часа он окажется на главной базе СОЗ, а через три — встретится с Эвелин. Встретится… и что он ей скажет?

Что не смог уберечь их единственного сына?

Герману захотелось взять пистолет и застрелиться. Но пистолет он выронил во время схватки с монстром. Нет, он не в силах взглянуть Эвелин в глаза. Она узнала о смерти сына, пускай и его считает мертвым. Это лучше, чем быть рядом, ежедневно вспоминая… Как они смогут жить по-прежнему? Как он сможет жить по-прежнему?

Когда Герман смог самостоятельно передвигаться, он выходил из хижины и часами сидел у входа, наблюдая за жизнью поселка. Когда он проделал это впервые, тотчас же явился Агизекар — очевидно, его известили. Он сел на землю напротив Германа и внимательно смотрел на своего гостя до тех пор, пока не решил, что тот способен к разговору. После чего прижал к груди ладонь и внятно произнес: «Агизекар Тау».

— Герман Левицкий, — ответил за смотрителя Сапсан по громкой связи. — При первом знакомстве, — пояснил он Герману, — полагается произносить имя полностью. В повседневном общении допускаются сокращения имен и клички. Но каждый раз, когда ты хочешь показать свое уважение к собеседнику, нужно именовать его по всей форме, например: «Агизекар из рода Тау». Этим ты продемонстрируешь почтение ко всей семье человека и его уже умершим родственникам.

Агизекар высказал сожаление по поводу смерти второго бога-с-неба и выразил надежду на его скорое возрождение для жизни в Краю богатой охоты. Айтумайран жесток, заметил Агизекар, но он не мстителен.

— Говорит специально для тебя, справедливо полагая, что ты не разбираешься в тонкостях туземной теологии, — растолковал Сапсан. — Они считают богов-с-неба, то есть людей, могущественными, но не всеведущими. Айтумайран наказывает людей и богов смертью за нарушение табу, но на загробную жизнь его гнев не распространяется.

Беседа текла мирно и неторопливо. Герман четко произносил слова про себя, открывая рот; Сапсан, улавливая микросокращения мышц посредством артикулятора комбеза, реконструировал речь и переводил на туземный язык. Агизекар быстро догадался, что его собеседник только шевелит губами, а голос исходит из динамика.

— «У богов-с-неба много волшебства, — перевел Сапсан. — Твоя одежда разговаривает за тебя, но губы произносят совсем другие слова». У туземцев чрезвычайно чуткий слух, — прибавил он. — Слов в их языке немного, но каждое многозначно и произносится в разных случаях с разной интонацией. Человеку не освоить такой язык без биокоррекции и специальной тренировки. Этот парень может слышать твой голос так же, как его слышу я: его ухо способно уловить вибрации артикулятора.

Хотя Герман и прошел обязательный для каждого сотрудника заповедника «Тихая» курс по культуре и истории развития местной цивилизации, но впоследствии мало интересовался туземцами. Почти все позабыв, он пользовался теперь информацией, предоставляемой Сапсаном, и собственными наблюдениями. С немалым удивлением Герман обнаружил, что туземцы вовсе не такие темные неразвитые дикари, какими он считал их раньше. Акимики-теру — «лесные люди», — в поселении которых он оказался, свободно владели многими ремеслами, в том числе искусством изготовления каменных сосудов самых необычных и сложных форм. Они возделывали землю, плели узорные циновки, вырезали по дереву и кости. Большой популярностью среди женщин пользовались всевозможные украшения из мелких раковин, речного жемчуга и плетеной кожи. Сапсан рассказал Герману, что степные племена людей ветра владеют кузнечным ремеслом, обеспечивая металлическими изделиями самих себя и акимики-теру. Еще дальше к северу, за степным поясом, жили племена болотных людей, у которых уже имелись небольшие города. Настоящими дикарями можно было считать лишь племена шикан-ден — «пожирателей мертвых», обитавших на западном побережье континента.

Отношение туземцев к живым существам согрело бы душу любого, самого рьяного защитника природы. К животным, и даже растениям, они относились не только бережно, но как к равным себе.

— Закон запрещает охотиться подолгу на одних и тех же животных на одном и том же месте, — говорил Агизекар. — Нельзя собирать с дерева все плоды подряд. Собирая яйца в гнездах птиц, надо брать только половину. Если человек умирает от голода, он все равно не должен добывать в пищу животных, на которых запретил охотиться говорящий-с-духами. Жизнь человека в глазах Айтумайрана не более ценна, чем жизнь ящерицы. Человеку лучше умереть без пищи, чем нарушить табу.

Такая бескомпромиссность в вопросах соблюдения правил потрясла Германа. Он припомнил отношение к природе человека на своей собственной планете, где люди едва не уничтожили все живое. Потом земляне вышли в космос и с тех пор оставили после себя десятки планет с непоправимо нарушенной экологией и выработанными недрами. Не помогали ни самые строгие законы, ни жесткий контроль правительства.

Туземцам же было достаточно одного слова шамана. И ведь не за страх — за совесть слушаются… Неловко и тяжело, словно огромные камни, ворочал Герман в своей голове непривычные мысли.

Вот мы здесь заповедник организовали, вроде как обеспечиваем защиту местным жителям. Дело, понятно, нужное, да только охраняем мы их, в основном, от самих себя. И слово-то какое подобрали — «заповедник». Будто они животные. Ну, а как назвать — «детский сад», что ли?.. А хоть бы и детский сад. И ведь здешние дети рано или поздно вырастут. Сможем ли мы относиться к ним, как к равным? Лучше бы заранее привыкать…

Когда Герман оказался в состоянии свободно передвигаться, не испытывая более непреодолимых приступов слабости, он попросил Агизекара увести его подальше в лес и оставить одного.

— Мне нужно подумать, — сказал он молодому охотнику. — Возможно, я стану говорить с другими богами-с-неба, нельзя вести с ними разговор отсюда.

Агизекар не удивился и не подумал отговаривать. Он проводил Германа на большую поляну, на которой вполне хватило бы места для посадки катера.

— Я вернусь сюда к вечеру, — сказал он. — И провожу тебя в поселок — ты все еще слишком слаб, лучше не ходить по лесу одному. А если тебя заберет птица-без-крыльев, я посмотрю то место, где она сядет на землю.

Он ушел, а Герман, просидев на большой, обросшей пушистым мхом колоде целый час, наконец достал из нагрудного кармана SOS-передатчик. Глубоко вздохнул, и… спрятал его обратно, так и не нажав на кнопку экстренного вызова. Нет, никогда он не найдет в себе сил встретиться с Эвелин. А больше его в том мире никто не ждет. А хоть бы и ждал… Герман не хотел возвращаться. С самого детства немного замкнутый, он не испытывал никакой особой привязанности к цивилизации, как к таковой.

Решено — он останется здесь.

Герман до вечера просидел на поляне, слушая пение птиц и стрекотание цикад; пообедал жареным мясом и лепешками, испеченными Капили; поболтал с Сапсаном. Голос приходил в норму, правда стал другим: звучал глухо, а слова выходили невнятными.

— Пора устраиваться на новом месте жительства, — сказал Герман. — Как у тебя с энергией?

— Остаток ресурса — восемнадцать процентов, — ответил Сапсан. — Почаще бывай на солнце. Отключи усилитель мышц, ты достаточно окреп. Найди ручей с холодной водой возле деревни и периодически забирайся в него в самую жару, чтобы я мог вести подкачку за счет разницы температур. Тогда я сумею зарастить дыры в комбезе — зверь ничего важного не повредил.

Агизекар возник рядом абсолютно бесшумно.

— Могу я остаться с лесными людьми? — спросил Герман. — Жить в вашем поселке вместе с вами?

— Герман из рода Левицких желанный гость в моем доме, — улыбнулся Агизекар. — Идем обратно. Флиенти уже готовит тебе ужин.

Глава 16

Наземный наблюдательный пункт СОЗ в секторе восемнадцать готовили к повторной консервации. Экспедиция ККВЦ завершила свою работу в Восточном массиве — ученых уже вывезли с планеты, оставалось перебросить на орбиту специалистов группы технической поддержки и их оборудование.

Аркадий Бабурин и Кэй Шентао стояли в ангаре, наблюдая, как роботы перетаскивают контейнеры в трюм большегрузного катера.

— Чувствую, нам еще предстоит вернуться сюда в недалеком будущем, — сказал Бабурин. — Экспедиция всех поставленных задач не решила.

— А с чем мы не справились? — спросил Шентао. — Только с отловом горилл. Так ведь с самого начала было ясно, что это дело профессионалов. Стоило обратиться к ним сразу, а не мучиться самим.

— «Обратиться сразу», — повторил Бабурин. — А ты в курсе, что Координационный Совет до сих пор рассматривает кандидатуры? И неизвестно еще, кого утвердит.

— Да брось, Аркадий, там и выбирать-то не из кого. Сам знаешь, что после всех бюрократических священнодействий и проволочек все равно утвердят Шарпа. Бывший военный, дисциплинирован. И в команду к себе собрал таких же ребят. Хотя лично я не понимаю, почему нельзя обратиться в ту фирму, что уже получила заказ от Джайпурского института. Профессиональные звероловы высокого класса, и ведь все равно будут ловить тех же самых горилл. Достаточно дать дополнительный заказ на нужное число особей.

— Ты имеешь в виду фирму Дугласа? Их слишком мало — всего четверо.

— Тогда стоило бы не пускать их сюда совсем.

— А под каким предлогом? Это раньше Комитет мог закрыть доступ на Тихую на сто лет, никому ничего толком не объясняя. Сейчас не те времена — объяснять придется, и скрыть заинтересованность правительства не удастся. А любая утечка информации на данном этапе крайне нежелательна. С одной стороны, шумиха в СМИ посеет панику, с другой — привлечет на Тихую сотни авантюристов и просто праздных зевак. Ты знаешь нынешнее положение в Службе охраны заповедников. После таких сокращений смотрители окажутся не в состоянии перекрыть доступ на планету толпам любопытных и тысячам контактеров-любителей. И ведь все они будут стремиться подобраться как можно ближе к гориллам. Несчастных случаев не получится избежать никак. Эти существа чудовищно опасны.

— В том-то и дело, — сказал Шентао. — Поэтому лично я все же закрыл бы планету для всех посторонних. Причем не с помощью смотрителей, а кораблями ВКС.

— Я бы тоже поступил именно так, — согласился Бабурин. — Но Совет считает, что вводить боевые корабли в систему Эос неразумно. И, прямо скажем, не без оснований. А контролировать подходы к Тихой из соседних систем ВКС не в состоянии. Но что толку рассуждать? Решения принимаем не мы с тобой, и не Совет даже, а…

— …Сиднейский институт, — закончил Шентао, и оба невесело рассмеялись.

— Именно так, — сказал Бабурин. — Великий и могучий Сиднейский институт.

* * *

Маркус Мендель сидел в своем кабинете на сто восьмом этаже здания, в котором располагались штаб-квартиры научно-исследовательского центра «Евгеника» и одноименного общественно-политического движения. Сотрудники в повседневных разговорах обычно именовали сто восьмой «последним», хотя выше находился еще один этаж. Однако там была резиденция главы «Евгеники» Герхарда Снельмана, а это все равно что Господа Бога. Лифты туда не ходили, и единственным человеком, который имел свободный доступ на сто девятый, вот уже много лет оставался Мендель, официально занимающий в иерархии организации всего-навсего должность пресс-секретаря.

Внизу жил своей жизнью Новый Буэнос-Айрес, когда-то заложенный неподалеку от старого. Небоскреб «Евгеники» одиноко возвышался посреди обширного сквера на окраине города, занимая в южноамериканском мегаполисе такое же обособленное место, как сама «Евгеника» — в науке и политике Земной Федерации. Мендель сидел в небрежно-расслабленной позе человека, обладающего огромной властью и возможностями, к ним давно привыкшего и переставшего думать, насколько велика эта власть и насколько далеко простираются возможности тайного — и единственного настоящего заместителя Снельмана. Он просто работал в паре со своим киб-секретарем, работал сосредоточенно, большей частью молча, экономя каждое слово. Мендель вообще не любил говорить — он терпеть не мог звуки собственного голоса, который навсегда изувечили опыты по расширению сознания с неумеренным употреблением гипномина. Он не раз просил Снельмана навсегда освободить его от необходимости выступать публично и предоставить возможность быть тем, кем он на самом деле был, — но Снельман так и не сделал этого. Мендель подозревал, что дело тут не столько в конспирации, сколько в изощренном садизме, присущем президенту «Евгеники». Пришлось смириться и удовольствоваться тем, что Снельман, неизменно верный склонности к мрачному юмору, пообещал уволить его с официальной должности в качестве подарка к семидесятилетию. До юбилея Менделю оставалось четыре года, и ему оставалось лишь надеяться, что Снельман сдержит слово.

Завершив просмотр отчетов начальников научных отделов, которые касались официальной, достаточно безобидной деятельности «Евгеники», Мендель приступил к главному — анализу информации, поступившей по внутренним и внешним, строго секретным каналам. Организация, подобно айсбергу, имела скрытую от посторонних глаз часть, и лишь немногие знали, насколько она велика.

Иначе было не выжить. Идеи кардинального улучшения рода человеческого до сих пор вызывали страх и неприятие у большей части граждан, и эти настроения умело подогревались и властями, и религиями всех мастей. Сколько раз с момента создания «Евгеника» находилась под запретом или его угрозой — не сосчитать. Однако ее окончательные похороны всякий раз откладывались. Слишком многие ученые интересовались только своей работой и хотели продолжать ее несмотря ни на что, в том числе и на закон. Слишком много богатых и влиятельных людей желали сверхспособностей немедленно и лично для себя. Именно от них «Евгеника» получала средства на исследования. Именно они блокировали опасные для нее законопроекты в парламенте, проводили нужные, и помогали держаться на плаву. Именно они определяли в конечном счете ее политику и главные направления научной деятельности. Официальная медицина добилась продления человеческой жизни до ста пятидесяти лет, но тем, у кого хватало средств на омоложение, хотелось бессмертия. «Быть образом и подобием Божиим лишь по названию в наши дни совершенно недостаточно, — любил говаривать Снельман. — Заполучить реальные божественные качества куда более заманчиво».

Основу подводной части айсберга «Евгеники» заложил еще в двадцать первом веке Андрес де Олива — именно он создал разветвленную сеть подпольных лабораторий, в которых запрещенные исследования велись запрещенными способами. Он не брезговал ни промышленным шпионажем, ни шантажом видных ученых, ни связями с группировками типа союза «Новая раса», прибегая к помощи экстремистов по любым вопросам, вплоть до физического устранения неугодных политиков. Неизвестно, чего он больше принес «Евгенике» в целом, — вреда или пользы, но система, созданная им, благополучно существовала и поныне.

Иногда Мендель прерывал работу, вставал, подходил к окну, потягивался и тут же возвращался обратно. Уставало тело, но не мозг. Его личные эксперименты, которые он, будучи молодым ученым, проводил на себе самом, увенчались полным успехом, несмотря на мелкие неприятные нюансы, вроде потери голоса. Расширенная до предела память оказалась способна вмещать неправдоподобные объемы информации и оперировать ими со скоростью киб-разума класса «абсолют».

В настоящее время Менделя больше всего занимали вопросы подготовки второй экспедиции на Тихую для поимки рэдвольфа. В лабораториях «Евгеники» проводились такие опыты по сращиванию человека с животными, что самого доктора Моро бросило бы в дрожь, а рэдвольф в этом плане выглядел настолько многообещающе, что дальше некуда. В мистику Мендель не верил и считал бога туземцев Тихой всего лишь хищником. Весьма и весьма необычным — но и только.

В целом осложнений на Тихой не предвиделось. В научном центре Иванова и на главной базе СОЗ у Менделя имелось несколько осведомителей и помощников. Более того — сам директор «СОЗ-Тихая» Василиадис был ставленником «Евгеники», которым удалось заменить несговорчивого Абдуллу Шаха.

Джонни Берк, подлечившись после неудачной экспедиции за рэдвольфом в прошлом охотничьем сезоне, уже собрал подходящую команду и был готов высадиться на планете вновь. Но неожиданно Мендель получил от своих информаторов новые сведения, заставившие его пересмотреть первоначальный план и приостановить отправку группы Берка с Безымянной.

На планете вот уже несколько месяцев работала экспедиция Комитета по контактам, изучавшая горилл Фостера. Совершенно случайно среди «контактеров» оказался человек, лично обязанный Снельману; Мендель не преминул этим воспользоваться, хотя и не рассчитывал ни на что конкретное. Однако данные, поставляемые добровольным помощником, раз от раза становились все интереснее. А когда Мендель узнал об итоговых выводах работавших с гориллами ученых, тут же решил, что эти существа не менее желанны для «Евгеники», чем рэдвольф. Необходимо срочно расширить состав экспедиции Берка за счет одного или нескольких экипажей, подумал он. Одна группа не в состоянии заниматься и поисками рэдвольфа, и гориллами. Которых, судя по всему, поймать тоже не так-то легко.

* * *

Стив Шарп стоял на берегу озера, из которого вытекал широкий и мелкий, едва по щиколотку, ручей. Ленивый у своего истока, он несколько оживлялся в среднем течении, сбегал вниз по пологому склону и терялся в болоте, оставаясь таким же широким и мелким на всей своей протяженности в километр с небольшим.

Питавшее ручей озеро казалось просто сетью больших и малых проток из-за множества буйно заросших тропической зеленью островков. Деревья и кустарники здесь не тяготели к твердой земле — они смело спускались в воду, отвоевывая для себя участки дна. Корявые стволы поднимались над тусклым зеркалом поверхности озера, топорщась щупальцами воздушных корней, и даже внимательный наблюдатель не смог бы сказать, где именно проходят береговые линии. Единственным участком суши, достойным называться настоящим берегом, был тот, на котором стоял Шарп, — вытоптанный копытами животных клочок земли перед глубоким тихим омутом. Далеко на юге горбился скалистыми холмами почти разрушенный временем горный кряж; во всех остальных направлениях расстилалась равнина с такими же точно озерами, болотами и ленивыми ручьями — типичный пейзаж Бундегеша.

Со стороны могло показаться, что Шарп пришел сюда для того, чтобы уединиться и поразмыслить в тишине над бренностью человеческого существования. Собственно, именно об этом он и думал, но ни о каком уединении не могло быть и речи: еще два человека, кроме него, внимательно следили за поверхностью омута через прицелы винтовок.

Устав стоять на одном месте, Шарп медленно прошелся по берегу, не отводя взгляда от озера и не приближаясь к нему.

— Вернись назад! — немедленно послышался по связи призыв одного из наблюдателей. — Ты что, рехнулся, Стивви?

— Учить меня вздумал, новобранец? — огрызнулся Шарп, едва шевеля губами: закрепленный на шее артикулятор позволял общаться с компаньонами бесшумно. — Если у меня затекут ноги, я не сумею от нее убежать.

— А если хоть на секунду отвлечешься, то уже и не придется бежать, — возразили ему. — Удивись, но мы не хотим терять даже такого дряхлого облезлого барбоса, как ты.

— Когда завтра окажешься на моем месте, Манки, я тебе это припомню! — все так же беззвучно сказал Шарп, возвращаясь, однако, на прежнюю позицию.

— До завтра тебе еще предстоит дожить, — спокойно ответил Манки. — А ты, если будешь суетиться, не доживешь.

— Завтра должна быть моя очередь, — послышался другой голос.

— И не мечтай, Сьюзи, — возразил Шарп. — Это не для женщин.

— Ты ужасно старомоден. Правильно Манки говорит — дряхлый облезлый барбос. Кто сказал, что я справлюсь хуже?

— Я тебе говорю.

Шарп упер ногу в большой камень и чуть наклонился вперед. Налетевший ветерок подернул рябью гладь омута. Солнце вдруг выглянуло из-за облаков — пришлось прищуриться. Стоит совсем разойтись тучам — и придется сворачивать охоту. Ничего не рассмотреть, когда поверхность так бликует.

— Черт, вот черт! — ругнулся по связи Манки. — Вали оттуда, Стивви!

— Еще чего! Столько ждали сегодня…

— Уходи! Или я выстрелю гарпуном тебе в зад и оттащу от озера лебедкой!

— Успокойся. Все, солнце заходит… Да, снова вижу ее.

На дне омута угадывался будто бы большой валун — вода в озере была прозрачной, однако тончайшая пленка из пыльцы растений на поверхности мешала видеть ясно. Шарп был уверен, что находится вне пределов досягаемости длинного языка лягвы, но тем не менее почувствовал, как сердце забилось быстрее. В прошлом сезоне один охотник-любитель неправильно рассчитал размер — животное оказалось крупнее, чем он думал; соответственно, оказался длиннее и язык. Лягва не всплыла — хапнула разгильдяя из-под воды, и прежде чем его напарник успел что-то предпринять, ушла в свое логово в островах, поднимая со дна тучи ила.

Шарп полагал, что уж он-то рассчитал все правильно. Да иначе и не торчать бы ему на этом берегу больше двух часов. Долго — но в конце концов лягва не выдержит.

Спустя полчаса он снова прошелся по берегу.

— Совсем не буду двигаться — она не клюнет, — сказал он, предупреждая упрек Манки.

— А будешь много двигаться — ошибешься, и она тебя съест, — немедленно отозвался тот. — Ну что за варварский способ!

— Другого нет, — ответил Шарп. — Имитатором их не обмануть.

Вернувшись к камню, он снова упер в него ногу, но уже другую.

— Скоро начнет темнеть, — подала голос Сюзанна.

— Скоро, скоро!.. Без тебя знаю. Пока хорошо видно?

— Нормально.

— Тогда заткнись.

Сюзанна замолчала, но продержалась всего минуту:

— Стив, она шевельнулась!

— Вижу.

— Она уже…

— Заткнись, я сказал!..

Вокруг валуна на дне омута расползлись клубы взбаламученного ила. Шарп оттолкнулся ногой от камня, повернулся, и со всей скоростью, на которую был способен, рванул вниз по руслу ручья — единственной дороге, свободной от густой бундегешской растительности. Поверхность озера вспучилась бугром, словно силясь удержать под собой встающую на задние лапы черную бугристую громаду. Потом вода расступилась и лавиной обрушилась вниз, а на том месте, где только что стоял охотник, в воздухе мелькнуло нечто, напоминавшее толстый канат. Это нечто захлестнулось в воздухе петлей и дернулось обратно. Над округой разнесся разочарованный голодный рев, и гигантская лягва, поднявшись во весь свой исполинский рост, ступила на берег.

— Бог мой, Стив! Только не споткнись! — крикнула Сюзанна.

«И она еще удивляется, почему завтра вместо нее пойдет Манки! — успел подумать Шарп, драпая вниз по ручью. — Спокойно, старина, это всего-навсего жаба — здоровая никчемная жабина!»

Сзади раздавались частые хлопки от беглой стрельбы парализаторами сразу из двух винтовок, раскатистое шлепанье и скрежет когтей по камням. Лягва, похожая на жабу примерно так же, как динозавр на ящерицу, все прибавляла ходу. Шарп быстро оглянулся через плечо, увидел разверстую пасть шириной с ворота ангара и завилял на бегу из стороны в сторону. В вышине взревело, длинный язык мелькнул прямо за спиной охотника и выдернул с корнем росшее из воды деревце.

— Беги, Стив, беги! — орали на два голоса Сюзанна и Манки, не переставая стрелять.

Их скутеры шли по обе стороны ручья над кронами деревьев, и они прекращали огонь только для того, чтобы перезарядить подвески. Лягва не обращала на стрелков никакого внимания, не реагировала на парализующую жидкость, медленно разгоняемую по ее телу вялой системой кровообращения, и не прекращала погони. К счастью, на суше она не могла быстро двигаться из-за своих чудовищных размеров.

Единственное, что у нее оставалось излишне подвижным, так это язык. Он то и дело расплескивал воду под ногами Шарпа и вокруг него, выбивая ямы в галечном дне, метался у охотника за спиной и мял кусты по берегам ручья. До болота оставалось совсем немного. Болото означало смерть. Если лягва дотянет до него, то проглотит вынужденного остановиться Шарпа, нырнет в трясину, зароется в ил, и тогда ее уже не найти, поскольку ударная доза парализаторов прекратит всякую жизнедеятельность в огромном жирном теле.

Сюзанна и Манки то и дело совершали рискованные маневры на скутерах перед самым носом чудища, пытаясь его отвлечь. Шарп бежал не сбавляя скорости. Сворачивать в заросли было опасно — лягва могла достать его своим язычищем прежде, чем он проскочит подлесок и спрячется за деревьями. Но вот тварь остановилась, беспомощно раскорячилась, вслепую хлестнула перед собой языком и рухнула в ручей, перегородив его как плотиной.

Шарп тоже остановился, сделал несколько шагов в сторону берега, устало опустился на корточки, а потом и вовсе лег, растянувшись во весь рост прямо на мелководье. Рядом опустился скутер Сюзанны. Манки снизился, оставив свою машину подвешенной в воздухе.

— Поздравляю, полковник, — сказал он. — Твоя сегодняшняя лягва — прекрасный экземпляр.

— Это я — прекрасный экземпляр, — ответил Шарп. — Один из лучших представителей рода человеческого.

— За тебя никто не заплатит, — рассмеялся Манки.

— Завтра пойду я, — сказала Сюзанна.

— Обойдешься! — буркнул Шарп.

— Хорошо, что они не умеют прыгать, — протянул Манки, косясь в сторону гороподобной туши.

— Как бы они тебе прыгали? — хмуро поинтересовался Шарп, приподнимаясь и усаживаясь в почти пересохшем ручье. — Они и на берег считай не выходят. Только когда в соседнее озеро перебраться надо, или вот так — в азарте, если добыча ускользает.

— Говорят, раньше долго их травить не приходилось, — сказала Сюзанна.

— Правду говорят. Но это было давно, лет пятьдесят назад. Тогда лягвы еще велись на имитаторы и прочую дешевку. А теперь изволь работать лично, и в такой вот пижаме. — Шарп оттянул на груди свою простую хлопчатобумажную куртку. — Не дождусь, когда в комбез переоденусь… Ничего искусственного не терпят, сволочи. Как чуют из-под воды — непонятно. Скоро уже и «связного» к уху не прицепишь.

— А правда, что спасали проглоченных охотников?

— Было пару раз. Лягва ведь не жует — глотает целиком. Сразу брюхо вспороть — можно человека спасти.

Шарп глянул на тушу, казавшуюся еще больше от того, что он не стоял, а сидел. В небе уже кружили кривоклювы, почуявшие добычу. Из береговых зарослей высунулся гайцонг, покрутил безобразной головой и шумно потянул носом. Манки спугнул его, выстрелив по камням прямо перед ним.

— Стив, лагерь на связи, — сказала Сюзанна. — У них…

— Слышу, — поморщившись отозвался Шарп. — Что там у тебя, Георги?

— Да ничего особенного — взяли двух жаб, — сообщил тот. — Я хотел спросить, что у вас. Подумал — вдруг я уже не твой заместитель, а первый человек в команде.

— Не дождешься. Я выживу только ради того, чтоб ты до старости оставался заместителем.

— Антонин потерял артикулятор, — сказал Георги. — Придется распотрошить еще один комбез.

— Так потроши.

— Но у нас больше нет старых комбезов.

— Потроши новый. Я потом с тебя вычту.

— Это почему?..

— Потому, что ты должен был позаботиться об артикуляторах еще на Безымянной! — взревел Шарп. — Я говорил тебе, чертов новобранец! Конечно, люди будут терять артикуляторы, они же на шее не держатся совсем! А ты со своей экономией!..

— Стив, ты тоже потерял артикулятор, — вкрадчиво сказала Сюзанна.

Шарп ощупал шею. Там висела только наполовину отклеившаяся полоска липкой ленты.

— За два вычту, — решительно сказал он. — В тройном размере, чтобы помнил.

— Ладно, — неожиданно согласился Георги. — Давай, вычитай в тройном.

— Чего это ты стал таким сговорчивым? — тут же насторожился Шарп.

— А я, знаешь ли, только что говорил с ООЗ. У нас, знаешь ли, появился клиент. И если мы выполним заказ этого клиента, я смогу оплатить хоть тысячу артикуляторов, ничуть при этом не обеднев.

— Правда? — оживился Шарп.

— Правда, — заверил Георги. — Немедленно тащи свою старую задницу в лагерь. Желательно твое присутствие — клиент будет на связи через два часа.

— А кого ему требуется поймать? Надеюсь, это будет что-нибудь получше больших лягушек? Мне надоели большие лягушки.

— Получше. Это, дорогой, будут обезьяны.

— Большие?

— Нет, обычные. Но очень хитрые. Самые хитрые обезьяны в Галактике.

Шарп встал на ноги, критически оглядывая свою насквозь мокрую одежду.

— Самые большие лягушки, — пробормотал он. — Самые хитрые обезьяны… Скоро меня будет трясти от одного слова «самые».

— Не будет, — пообещал Георги. — Ты там что, не понял, что я сказал? Самый большой куш сезона. За самых хитрых обезьян. Для самой лучшей команды в ООЗ — то есть нашей. Я шлю катер за твоей лягвой. Ты летишь в лагерь. Мы говорим с клиентом. И забываем про Бундегеш. Вопросы есть?

— Нет, — ответил Шарп.

— А у меня есть, — сказал Георги. — Когда ты перестанешь называть меня новобранцем?

— Сперва поживи с мое…

— Я не смогу пожить с твое пока ты жив. А поскольку мы сворачиваем дела на Бундегеше, больше нет надежды на то, что тебя проглотит очередная лягва. Так когда?..

— Никогда! — решительно сказал Шарп. — Хотя бы потому, что ты до сих пор не научился докладывать по существу. Где это место с самыми хитрыми и дорогими обезьянами?

— Система Эос, — ответил Георги. — Планета Тихая, заповедник А-группы. Безнадежно спокойное и безопасное местечко. Как раз для новобранцев.

Глава 17

В систему Эос мы прибыли на трое суток раньше срока, согласованного с Инспекцией допуска. На все заповедники А-группы приходилась лишь одна бригада инспекторов, которая только и могла утвердить разрешение УОП на посадку и отлов животных. Она была еще где-то на полпути между Ичфедаком и Тихой, и нам ничего не оставалось, как только ждать, использовав свободное время для отдыха. А отдохнуть нам не мешало, чего уж там.

Экспедиция получилась нелегкой: всегда так бывает, когда заворачиваешь на Инферну. Сначала все воодушевлены, но на второй день начинают думать, как бы побыстрее сделать работу и убраться оттуда. И после долгожданного старта еще неделю радуются, что остались живы. Сумасшедшая планета. Одно хорошо — скучать там не приходится, и трофеи стоящие.

После Инферны с ее богомерзкими чудовищами, Соломония показалась нам сущим курортом, но только сперва. Ловить перламутровых питонов нетрудно, когда их найдешь; да только в том и дело, что попадаются они редко. На Соломонии мы провели больше двух месяцев, пока добыли полное число заказанных нам экземпляров, — и это была не столько охота, сколько поиск объектов для нее. К концу первого месяца нам уже до одури надоели бесцветные леса планеты и ее столь же бесцветные равнины, непрерывные вылазки за десятки, а иногда и сотни километров от лагеря, и постоянные перемещения самого лагеря. Но хуже всего то, что ни на минуту нельзя снять маску — атмосфера непригодна для дыхания, и отдохнуть от этого чертова намордника можно только внутри корабля.

Впереди оставался завершающий этап похода, однако радоваться по сему поводу было рановато. Гориллы Фостера стать легкой добычей не обещали.

Диана вывела «Артемиду» на высокую непривязанную орбиту вокруг Тихой и поставила в известность Службу охраны заповедников. С базы СОЗ «Главная» тут же стартовал катер с экспертом УОП и постоянным наблюдателем Комитета по контактам. Диана и киб-мастер катера провели стыковку просто блестяще, но официальные лица все равно вступили на борт недовольными и озабоченными. Войдя они даже не поздоровались. Первичный досмотр, обязательный для каждого вновь прибывшего в систему Эос корабля, был произведен ими грубовато, но профессионально и быстро. Они уже собирались уходить, когда уоповец раскрыл рот (впервые за все время пребывания на «Артемиде») и произнес:

— Почему это вы не пристыковались к базе сами, интересно знать? Обычно делается так.

Сказано было резко, с плохо скрытым раздражением неизвестно по какому поводу. Лицо Малыша, всегда готовое осветиться озорной улыбкой, вытянулось, а его глаза угрожающе почернели.

— А разве должны были? — спросил он. — Досмотр — ваша обязанность, а мы без него прекрасно обошлись бы. Мне что, нужно объяснить тебе наши права?

У Малыша имелись проблемы с инспекторами всех уровней еще в те времена, когда он увлекался экстрим-туризмом; власть не всегда справедлива по отношению к гражданам, а даром всепрощения он не обладал. Уоповец развернулся к нему:

— Рикардо Эдвардс, если я не ошибаюсь?

— Минуточку, — в голосе Кэт зазвучал металл. — Малыш, ты не мог бы уступить мне право поговорить с этими господами?.. Я — Кэтрин Ле Приер, капитан корабля. Должна напомнить вам, что стыковка трансгалактических кораблей с орбитальными станциями без особой необходимости запрещена Службой безопасности космических полетов. Некоторые охотники нарушают этот запрет, чтобы угодить инспекторам, — особенно если у них в трюмах и на совести не чисто. Но к нам это не относится. Корабль «Артемида» является моей собственностью. Вы уже выполнили свою работу, и теперь находитесь на территории частного владения без уважительных причин, поэтому убирайтесь отсюда к чертовой матери.

Уоповец хотел что-то ответить, но, встретив ледяной взгляд Кэт, передумал и пошел в сторону шлюзовой камеры. Сотрудник Комитета, так ни слова и не сказав, двинулся следом.

— Ну чего вы с ними сцепились? — недовольно поморщился Крейг.

— Пусть знают свое место! — процедила не успевшая остыть Кэт. — Они здесь всего лишь сторожевые собаки, и гавкать должны только по делу или по указанию своего начальства.

Малыш расхохотался.

— Пусть еще скажут спасибо, что Диана за них не взялась — как в тот раз. Вот была бы потеха!

«Тот раз» имел место несколько лет назад. Диана только что получила от моего братишки свои необычные способности и не успела свыкнуться с наличием чисто человеческих эмоций — время от времени на нее накатывало. Мы вернулись из короткого, но тяжелого похода по звездному скоплению Золотого Шара. При прохождении контроля в карантинном блоке на орбите Безымянной, старший координатор ни с того ни с сего придрался к какой-то мелочи и вынес решение задержать нас в карантине на десять дней. Мы расстроились ужасно, и больше всех Диана. Когда координатор стал выходить, она свернула трап. Парень кувыркнулся в воздухе, грохнулся на пол ангара и едва не свернул шею. Нам стоило немалого труда убедить техслужбу, что дело в мелких неполадках в механизме самого трапа и избежать принудительного зондирования Дианы, которое грозило всем нам, и в первую очередь ей, крупными неприятностями.

Сейчас я невольно оглянулся в сторону шлюза. Диана, видевшая каждое наше движение, угадала мои мысли.

— Не волнуйся Пит, — произнесла она смиренно. — Они уже у себя и оба целы.

— А жаль, — кровожадно заявил Малыш. — Несвоевременная расстыковка кораблей сошла бы за несчастный случай.

Перед моим мысленным взором возникли два обледеневших трупа, плывущих в космическом пространстве. Я показал Малышу кулак:

— Даже в шутку не смей говорить такого.

— Ладно, ладно. — Малыш уже успокоился, и его глаза приобрели обычный цвет нежной небесной голубизны.

— Интересно, чего они так дергались? — задумчиво проговорил Крейг. — Это неспроста. Надо бы разузнать…

— Как? — хмыкнула Кэт. — Попросишь их тебе исповедаться?

Но Крейг слов на ветер не бросал. Животных у нас было совсем немного — всего два вида, и занимались ими в основном роботы обслуги под управлением Дианы. Мегарапторов погрузили в глубокую спячку еще на Айхамаре, и они не доставляли хлопот. Питоны медленно переползали с места на место в своем террариуме и вели себя как и на воле — очень мирно. Малыш на Соломонии не поленился положить в террариум сухие коряги, вокруг которых питоны любят обвиваться, и часто ходил в грузовой отсек проведать своих любимцев. Коряг на всех не хватало, и питоны лениво ссорились из-за них, меланхолично шипя друг на друга. Всем четверым на мелких текущих работах делать было нечего, и Крейг нанес визит на станцию научно-исследовательского центра «Тихая». Мы ничего не имели против его отлучки, и наш катер, которым мы не пользовались с прошлого сезона, все равно требовалось проверить в полете. Я думал, что у Крейга чисто личный интерес — пообщаться с научниками Иванова, но он, оказывается, ходил в разведку.

— Конечно, я воспользовался случаем и побеседовал с биологами, — не стал отрицать он. — Однако заодно выяснил и причину плохого настроения местных властей.

— Ты все еще думаешь об этих придурках? — изумился Малыш.

— Это ты у нас способен забывать о чем угодно, переключаясь на что-то еще. — В голосе Крейга слышалось легкое сожаление — то ли оно относилось к Малышу, то ли к собственной неспособности поступать так. — Полезно обращать внимание на мелочи — инспектора ведь обычно вполне корректны… Слушайте: в УОП идут сокращения штатов, это всем известно, но мало кто знает, в каких масштабах. Все держится в секрете, уволенные работники дают обязательство о неразглашении. Так вот, к настоящему времени в системе СОЗ «Тихая» законсервированы все наземные наблюдательные пункты и половина орбитальных станций. На двенадцати рабочих станциях оставили по одному смотрителю и одному технику.

Я в это время пил апельсиновый сок и едва не подавился; Малыш выпучил глаза; даже Кэт проняло — она повернулась к Крейгу и воззрилась на него с изумлением:

— Двенадцать смотрителей на целую планету? Ты ничего не перепутал?

— Нет. И так обстоят дела не только здесь.

— Значит, жди разгула браконьерства.

— Может, и нам тоже заняться, — обрадовался Малыш. — Я давно говорил, что мы слишком уж честно ведем дела.

— Интересно, в чем причины, — пробормотал я. — Не думаю, что у правительства так мало свободных средств, что оно не в состоянии обеспечить хотя бы минимальную защиту заповедников.

— Очевидно же, — сказал Крейг. — Управление забрало слишком много власти, слишком. Колонизация новых планет, добыча полезных ископаемых, низкотехнологичное производство — УОП всюду сует нос и всем мешает работать. Промышленники давно требуют пересмотра законов о разработке недр. Ученые просто волком воют — сплошные запреты на исследования, часто необоснованные. Поселенцы-колонизаторы предпочитают уезжать подальше, в пограничные миры, несмотря на почти полное отсутствие там закона и какой-либо защиты.

— Многие инициативы УОП — они не без добра, — сказал я. — Вспомни, какой был шухер в ООЗ после принятия закона о запрете охотничьих роботов. Безымянная тогда чуть от Федерации не отделилась. Что за абсурд — зверолов без робота!.. Скоро будем охотиться с луком и стрелами!.. О таких скучных вещах, как быстрое исчезновение самых коммерчески ценных видов, если кто и говорил, то слышно его не было. О перенасыщении рынка вообще никто не вспоминал. Главное, что суки из УОП «хантеров» хотят запретить! Ведь это так зашибись, когда ты спишь в корабле, а роботы все сами за тебя ловят, только просыпайся иногда и настройки меняй… Но потом нам же этот закон и оказался на руку, потому что без него охотники давно угробили бы собственный бизнес. А с ним и цены на животных выросли, и заработки тоже.

— Да, но для отлова самых трудных животных применение роботов могли бы разрешить? Проблема не столько в запретах, сколько в том, что УОП доводит каждый из них до абсурда.

Я промолчал. Конкретно по этому пункту спорить было невозможно.

— Как бы там ни было, — продолжал Крейг, — кое-кто в парламенте и правительстве с подачи промышленников и прочих заинтересованных лиц ведет закулисную игру по переделу сфер влияния. Урезание бюджета УОП — только один из ходов в этой игре. А увольнения смотрителей — и вовсе слабый отголосок, эхо большой войны за власть. В сущности, это часть проекта по ликвидации структур СОЗ в заповедниках А-группы и передаче этих планет из рук УОП под полный контроль Комитета по контактам.

— А как они собираются это осуществлять? — удивилась Кэт. — У Комитета ведь нет собственной патрульной службы, кроме СВК.

— Дошло до вас теперь, почему были так мрачно настроены наши друзья из инспекции? — самодовольно поинтересовался Крейг. — В заповедниках А-группы грядет новое сокращение, и на этот раз — тотальное. Понятно, что уоповцы совсем не рады такому повороту — вот инспектор и сорвался… Нервы. Нелегко быть спокойным и вежливым, зная, что работаешь на своем месте последние дни. А для Комитета по контактам полная передача им на хозяйство нескольких планет — лишняя головная боль и огромная проблема. Инициаторами проекта декларируются самые благие цели: улучшение контроля в заповедниках А-группы ради благополучия и защиты туземцев, что в настоящее время полностью не обеспечивается. Действительный же смысл же этой возни — ослабление УОП и Комитета одновременно.

Подошло время обеда — мы отправились в кают-компанию и расселись за столом. Первую тарелку «жучка» поставила передо мной, и я не забыл похвалить ее за это.

— А теперь, — сказал я, запуская ложку в грибной суп, — можешь рассказывать дальше. Хоть до самого конца экспедиции.

Крейг ревниво наблюдал, как «жучка» обхаживает Кэт и Малыша. Крейга она обслужила в последнюю очередь.

— Почему этот бездушный механизм всегда мной пренебрегает? — проворчал он. — Я старше всех по возрасту.

— Она не любит бывших биологов, — пояснил я. — Она чувствует, что совершенно не интересна тебе, и обижается.

— Ну и ладно… А рассказывать больше нечего. В центре Иванова большой праздник по поводу бардака в Службе охраны заповедников. На общих собраниях раздаются призывы к немедленному массированному десанту на Тихую, пока СОЗ и Комитет лежат в нокауте… Научный блицкриг, так сказать. Иванов сдерживает порывы этой банды анархистов, но неизвестно, насколько его хватит. Исследователи-одиночки отжигают регулярно. Недавно некий Паго Нвокеди, культуролог, расстрелял из винтовки десяток редчайших многоногих броненосцев — в интересах науки, разумеется. Что за эксперимент он проводил — никто не знает, однако в результате Нвокеди вывезли с планеты в состоянии психической комы.

У меня в голове звякнул тревожный звоночек.

— Погоди-ка, — сказал я. — Берк после охоты на рэдвольфа тоже оказался в психической коме. Не связаны ли оба случая?

— У Иванова этого не знают, — ответил Крейг. — Нвокеди эвакуировали с Тихой смотрители.

— Диана, пошли-ка запрос на Главную. Только попроси ответить развернуто: вдруг инцидент с Нвокеди не единственный.

— Сейчас…

Однако СОЗ выдавать информацию отказалась.

— Они там что — совсем одурели? — возмутился Малыш. — Нам на эту самую планету высаживаться!

— А вот, — сказал я. — Бывает, значит, и так.

* * *

Группа Ливнева прибыла вовремя и первым делом проинспектировала наш корабль. В отличие от своих нервных и мрачных коллег, Ливнев был абсолютно спокоен и подчеркнуто вежлив. Среднего роста и средних лет, с темными волосами и строгим лицом, он обладал пронзительным взглядом глубоких черных глаз, в которых читался недюжинный ум и проницательность. Хотя он сам ничего не делал и почти не говорил, сразу можно было определить, что именно он главный. Мы наблюдали за работой инспекторов, время от времени отвечая на их вопросы, а когда осмотр подошел к концу, Ливнев повернулся к нам и неожиданно улыбнулся — искренне и доброжелательно.

— У вас полный порядок, но вы это знали и сами. Позвольте принести извинения за неприятный инцидент при первичном досмотре — раз уж сам виновный не догадался это сделать.

Кэт улыбнулась в ответ:

— Пустяки, инспектор. Признаем, что тоже вели себя не лучшим образом, и в свою очередь просим прощения.

Крейг тут же воспользовался благоприятной ситуацией:

— У нас возникли некоторые затруднения в плане получения сведений о последних несчастных случаях на Тихой. Я прекрасно понимаю, что это вне вашей сферы деятельности, но… Мы были бы рады любой информации, пусть даже крохам. Новые ЧП ни к чему ни СОЗ, ни, тем более, нам.

Ливнев кивнул.

— Я постараюсь сделать что смогу. Надеюсь, ваше пребывание на Тихой не будет омрачено нежелательными происшествиями. Всего доброго.

Согласно правилам, мы могли высаживаться сразу же после осмотра, и медлить не имело смысла.

Посадка трансгалактических кораблей в заповедниках запрещена, и на нее требуется специальное разрешение УОП. Такое разрешение у нас было, но мы решили его пока не использовать. «Артемиде» пришлось бы оставить грузовой отсек на орбите, поскольку посадка с «грузовиком» на Тихой запрещена без исключений. А мы не решались бросить наших драгоценных перламутровых питонов на роботов обслуги, лишив их попечения Дианы.

Четверым в рубке «Рейнджера» было тесновато, но ведь это всего лишь катер. Кэт заняла кресло пилота.

— Готовность — одна минута, — сказала Диана.

Катер чуть шевельнулся, когда его подхватили лапы стартового захвата. С той стороны обшивки родился глухой тяжелый звук, шедший сразу со всех сторон, — началось преобразование части трюма «грузовика» в большую шлюзовую камеру. На обзорных экранах рубки было хорошо видно, как две плиты сдвинулись в стороны, и в полу шлюза открылся люк. «Рейнджер» выдвинулся наружу и повис в космосе под брюхом «Артемиды».

— Счастливо, ребята. Удачной охоты!

Стартовый захват освободил катер, сообщив ему на прощание легкий шлепок. Кэт ввела «Рейнджер» в атмосферу Тихой так аккуратно, что мы почти ничего не почувствовали.

— Ну как? — спросила она, дав нам сначала время оценить ее мастерство.

— Тебе впору возить президента Федерации, — похвалил я ее. — Но вообще-то можешь заняться чем угодно. Например, перевозкой инвалидов и престарелых — они плохо переносят толчки и перегрузки.

Рука Кэт на штурвале дернулась, и «Рейнджер» вильнул в сторону. Нас здорово тряхнуло.

— Похоже, я поспешил с похвалами, — сказал я. — Тебе стоит еще чуток потренироваться. Будь осторожна, дорогуша, иначе ты можешь повредить катер.

Тряхнуло сильнее, Кэт перевела управление на автопилот, бросила штурвал и начала разворачиваться ко мне вместе с креслом; я ухватился за спинку и быстро развернул ее обратно к пульту.

— Не отвлекайся от пилотирования, — сказал я строго. — Невнимательность — причина многочисленных аварий.

— Надо было убить тебя в первый же день знакомства, — с тоской сказала Кэт. — Но откуда мне было знать?

Скорость падала. Крейг велел Биасу — киб-мастеру «Рейнджера» — свернуть все экраны, и колпак рубки стал прозрачным. Над нами было голубое небо и яркое солнце Тихой, а внизу расстилались джунгли Восточного массива.

— Территория восемнадцатого сектора, — сообщил Биас.

Впереди из сплошной зеленой массы выдавалось невысокое плато, выбранное нами для обустройства базового лагеря. Кэт посадила «Рейнджер» на берегу озера, которое было помечено на карте как Большое Круглое и, в отличие от находящегося неподалеку Малого, имело широкий и длинный песчаный пляж. Катер опустился на землю и тихо вздохнул, когда Биас выключил двигатели.

— Вокруг чисто, — сообщил он минуту спустя. — Можете выходить.

Необходимые прививки мы сделали еще на борту «Артемиды», поэтому сразу направились к выходу, снарядившись как для высадки на Инферну. Всех нас изрядно напрягала окружающая планету таинственность, и мы вступили в яркий приветливый день Тихой вооруженные до зубов.

Солнце над этим районом взошло всего пару часов назад; у берегов озера, в тени нависших над водой деревьев еще клубился туман. Под подошвами ботинок скрипел песок и мелкие камушки. Пляж был почти чистым, если не считать нескольких кустиков да редких островков травы. Биорадары не фиксировали в ближних джунглях никого крупнее мышей.

Кэт оценила обстановку и поставила винтовку на предохранитель.

— Я чувствую себя так, будто приехала на танке в клуб пацифистов, — сказала она. — Вряд ли нам здесь стоит постоянно сидеть в готовности номер один. Давайте установим строгие дежурства — и этого достаточно.

— Верно, — поддакнул Малыш. — Только первым дежурить я не хочу. Если честно, больше всего я хочу купаться.

— Рехнулся?! — воскликнул Крейг.

— А что такого?

Крейг не нашелся с ответом.

— Подежурю первым, — сказал он наконец и направился к катеру.

— Выпусти зонд! — крикнул Малыш ему вслед. — Я хочу знать, глубоко ли здесь.

Он уже стоял на песке в одних плавках, правое ухо обвивала тонкая змейка «связного». Вскоре метровая сигара малого зонда выпорхнула из внешнего порта «Рейнджера» и пошла над озером зигзагом. Малыш нетерпеливо привстал на цыпочки, ожидая сведений, потом разбежался и прыгнул в воду. Кэт с завистью посмотрела ему вслед.

— Займемся устройством лагеря, — сказала она. И решительно добавила: — А потом тоже пойдем купаться. Такую возможность я не упущу, пусть даже меня съедят живьем!

Малыш вынырнул в доброй сотне метров от берега и радостно заорал:

— Водичка чудная! На глубине холодно. Наверное, на дне родники.

Для начала мы установили жилые палатки. Затем поставили большой, открытый с трех сторон навес, который тоже мог быть превращен в палатку — здесь разместили столовую. Малыш вылез из воды и помогал, а уж единственная взятая нами с «Артемиды» «жучка» трудилась вовсю. Крейг, сидя в рубке катера, время от времени отпускал в наш адрес язвительные замечания по громкой связи. Клетки мы пока не распаковывали: собрать их недолго, а делать это заранее — плохая примета.

— Что осталось, пусть Малыш доделывает, — сказала Кэт. — Пошли купаться!

Она моментально скинула комбез, и я залюбовался на ее худенькую, но очень симпатичную фигурку.

— Смотришь, как будто не видел ни разу, — заметила она.

— За последние месяцы — ни разу. А это долго. Я бы предпочел, чтобы на этом пляже у нас с тобой стояла одна палатка на двоих.

— Обойдешься, — ответила Кэт и показала мне язык. — Впрочем, если будешь хорошо себя вести… Но ты ведь не будешь. За это я тебя и люблю. Но если ты вздумаешь доводить меня так, как сегодня в катере…

Она медленно вошла в воду по пояс, постояла, шлепая ладонями по поверхности, и нырнула. Я нырнул следом, надеясь поймать ее под водой, но не вышло. Наплескавшись вдоволь, мы выбрались на берег. Крейг уже выставил на охрану периметра сторожевых роботов. Их нескладные фигуры, от которых веяло молчаливой угрозой, несколько портили мирный вид местности. Малыш накрывал на стол, а «жучка» моталась между столовой и «Рейнджером», таская всевозможную снедь. Крейг к обеду не вышел.

— Поем здесь, — сообщил он нам через громкоговоритель. — Потом Малыш меня сменит — я тоже не прочь поплавать.

На первое был рассольник с потрохами, на второе — шпигованная чесноком свинина с гарниром из обжаренного картофеля. Кухонным комбайном сегодня командовал Крейг — он даже сделал небольшой бисквитный торт.

— Неплохо бы раздобыть свежего мяса, — мечтательно сказал Малыш после того, как мы доели не свежее. — Раз штат заповедника сократили, никто ничего не узнает.

Кэт обозвала его бессовестным браконьером и подтянула поближе к себе блюдо с тортом. Она была задумчива, даже рассеянна, и вместо того, чтобы воспользоваться чем-нибудь из богатого арсенала столовых принадлежностей, вытянула из чехла на поясе нож армейского образца. Сперва она взвесила «Легионер» в руке, прикидывая, как резать. Потом встала со стула, решив, что так будет удобнее.

— Если ты рассчитываешь запугать нас с помощью всех этих манипуляций, не надейся, — сказал я. — Никто от своей доли не откажется. Не забывай, что на нашей стороне Крейг. В его распоряжении пулеметы катера и сторожевые роботы.

Кэт двумя ловкими движениями разделила торт на четыре идеально равные части.

— Когда подойдет моя очередь дежурить, я запрусь в катере и приготовлю огромный торт, из которого вы не получите ни кусочка, — сказала она. — А вас посажу на диету из искусственной манной каши без масла.

После обеда мы предоставили «жучке» прибирать со стола и единогласно проголосовали за то, чтобы посвятить остаток дня безделью: серьезную работу лучше начинать с утра. Малыш пошел сменить Крейга, а Кэт опять скинула комбез и улеглась загорать на солнышке. Поразмыслив, я присоединился к ней. Крейг полез купаться, и долго плавал недалеко от берега, плескаясь и фыркая, как целое стадо тюленей. Выбравшись на берег, он расположился под кустиком метрах в двадцати от нас, нацепил коммуникатор и время от времени переговаривался то с Биасом, то со своим киб-секретарем Кальяном.

После ужина, когда подошла моя очередь заступать на дежурство, мы с Кэт отправились еще раз окунуться напоследок. На этот раз мы проплыли вдоль всего пляжа до того места, где заросли подступали вплотную к воде. Сторожевой робот неотступно следовал за нами по берегу, пока не уткнулся в кусты.

— Хватит, ребята, — сказал Малыш через громкоговоритель. — «Сторож» дальше не пройдет, я не смогу вас прикрыть.

— От кого нас здесь защищать, хотела бы я знать, — недовольно пробормотала Кэт, но остановилась.

Она собралась было перевернуться на спину и плыть обратно, но вдруг замерла и повернула голову, напряженно всматриваясь в заросли. Я проследил за ее взглядом и увидел в гуще листвы низко нависшего над водой дерева мрачную черную морду.

Глава 18

На второй день нашего пребывания на Тихой я проснулся перед самым рассветом, нацепил на голову обруч коммуникатора и спросил Суслика, что у нас нового.

— Ничего, — тут же отозвался он. — Кэт дежурит в рубке. С Дианой связь стабильна всю вторую половину ночи. Вокруг спокойно, однако гориллы иногда появляются поблизости: Биас время от времени фиксирует в лесу концентрацию биомассы.

Я выбрался наружу. Над озером и пляжем стлалась пелена густого тумана, справа и слева маячили силуэты «сторожей». Из палатки Малыша не раздавалось ни звука. Со стороны, где стояла палатка Крейга, напротив, доносился смачный раскатистый храп. Меня подмывало подойти и хорошенько шарахнуть по белеющему в темноте куполу, но Крейг после такого пробуждения был бы целый день злой как сатана.

— Доброе утро, Кэтти, — сказал я.

— Иди сюда, — позвала она. — Мне тут ужасно скучно одной.

Я прошел в рубку. Кэт сидела в пилотском кресле, положив скрещенные ноги на пульт. В одной руке она держала огрызок пирожного, в другой — чашку с кофе.

— Вон, видишь? — Она указала огрызком на один из экранов. Там, на сине-сером фоне поля охвата биорадара медленно перемещались красные пятна. — Гориллы. Уже несколько раз подходили с разных сторон к самому пляжу. Я уверена, что они с самого вечера постоянно поблизости, просто их не всегда ловит радар — чертовски густые заросли, много толстых деревьев.

Я принюхался к аромату кофе, наполнявшему помещение рубки.

— Бодрящие напитки здесь подают?

— Конечно! — недовольно сказала Кэт. — Ты только свисни, и я со всех ног помчусь к кухонному комбайну.

Я оперся о спинку кресла и поцеловал ее в макушку.

— Ты сегодня ужасно сварлива. Но я не виноват, что ты не выспалась.

— Это ты можешь спать по три — четыре часа за ночь и при этом оставаться бодрячком. А потом закрываешься в каюте и беспробудно дрыхнешь все время перелета между планетами. А я не в состоянии спать про запас, мне необходимо восемь часов отдыха в сутки.

— Если бы восемь. Обычно ты спишь десять.

— Можешь сам дать команду киб-мастеру. Почему тебе нужно, чтоб это делала я? Биас, будь добр, сгоняй «жучку» за кофе для этого лодыря… По-моему, тебе просто не терпится зацепить меня с утра пораньше.

— Я тебя не цеплял, ты сама завелась ни с чего.

Кэт издала возмущенный нечленораздельный возглас — больше всего на свете ей хотелось продолжать ругаться, не признавая собственную неправоту, и оставить последнее слово за собой. Но сейчас она не могла решить, что для нее выгоднее, — может, лучше промолчать, чтобы я тоже заткнулся. Прикатила «жучка», бережно неся на подносе заказ, но ситуацию это не прояснило. По опыту Кэт знала, что я могу успешно препираться с ней и одновременно от души наслаждаться кофе.

— Давай мириться, — великодушно предложил я, войдя в ее непростое положение.

Кэт сочла за благо перевести разговор в более спокойное русло:

— Этот сурок храпит как стадо слонов, — сказала она, имея в виду Крейга. — Через полчаса его очередь дежурить, и я с нетерпением жду этой минуты. Прикажу «жучке» принести к нему в палатку мегафон и порадую веселой побудкой.

— Не получится, — сказал я. — Кальян его предупредит. Но разбудить его — мысль, иначе он распугает всех животных в округе. А дежурит пусть Малыш. Давай перетасуем дежурства так, чтоб тебе реже приходилось сидеть здесь по ночам. Никто не будет против. Просто ты иногда будешь дежурить весь день подряд.

— Что-то ты сегодня очень добрый, — подозрительно протянула Кэт.

— Я всегда добрый, — заверил я ее. — Не мучай себя понапрасну. Ты вложилась в дело наравне с нами, «Артемида» и вовсе твоя собственность, но ты настояла, чтобы старшим компаньоном был я. Ты изо всех сил стараешься не быть на первом месте и нести свою долю общих обязанностей. Часто ты набираешь их больше, чем любой из нас, или пытаешься выполнять то, чего от тебя при любых обстоятельствах никто не потребовал бы. Все-то ты боишься стать кому-то обязанной… — Я ласково погладил ее по голове. — Ну будь умницей, пожалуйста. И позволяй нам хоть иногда о тебе заботиться.

Почувствовав, что Кэт смутилась, я залпом допил кофе, ошпарив при этом глотку, и вышел наружу. Не знаю, почему я сказал ей то, что сказал. Но мне не хотелось оставаться в рубке и смущать ее еще больше. В четырнадцать лет Кэт сбежала из дому, пытаясь доказать самой себе и всему миру, что она не маменькина дочка и вполне способна жить самостоятельно. С тех пор она упрямо создавала и культивировала образ крутой амазонки, которой все нипочем. Ну и пускай, раз ей это нравится. «Стальная Кэт» — так ее прозвали в кругу знакомых. Лишь немногие знали, что внутри она другая. Ее подруга Кристина. Крейг с Малышом. Еще несколько человек. Я. И, конечно, Диана.

Храп, доносившийся из палатки Крейга, прекратился. Я прошел чуть вперед и увидел, что он стоит на берегу. Палатка Малыша задергалась: он тоже проснулся и выбирался наружу.

— Ты заметил, что здесь нет водоплавающих птиц? — спросил меня Крейг. — И само озеро странное. Слишком чистое, и рыб я здесь не видел, когда нырял. Если вы не против, я бы запустил в воду хоть один зонд. Знаю, что это не по делу, но раз уж мы все равно здесь… Не теряю, знаешь ли, надежды когда-нибудь вернутся в науку. Хотя отстал я безнадежно.

— Делай что считаешь нужным, — разрешил я. — Но так как мы люди крайне корыстные, ты за это отдежуришь за Кэт пару смен. Ночных. В это время и займешься исследованиями, а?

— Договорились, — быстро сказал Крейг.

— Ну и ладушки.

Я был донельзя доволен собой: Кэт может забыть о ночных сменах. Не исключено, что и о дневных, — Крейга теперь из рубки палкой не выгонишь. Он тут же вызвался смотаться на «Артемиду» и привезти второй скутер и те ловушки, которые мы не смогли взять с собой первым рейсом.

«А также хорошенький наборчик зондов для изучения озера», — подумал я.

Мы выгрузили из катера и установили под отдельным навесом станцию зарядки батарей, и Крейг тут же увел «Рейнджер» на орбиту. Малыш засел за портативным терминалом управления роботехникой, а мы с Кэт оседлали скутер и первым делом двинули к Малому Круглому озеру. Окружающие его дремучие дебри показались нам удачным местом для пробного поиска, потому что с самого начала пугать бродивших прямо возле лагеря горилл нам не хотелось. Но удобных для посадки мест по берегам Малого Круглого не нашлось. Только метрах в шестистах обнаружилась прогалина, сплошь заваленная здоровыми валунами и сухими корягами. Это место мы забраковали.

— Не понимаю, зачем вообще цепляться за поляны, — сказала Кэт. — Может, горилл и не удастся выманить на открытое место. Давай попробуем нырять в кроны.

Я мысленно с ней согласился и повел скутер вниз.

— Осторожнее, Пит, ветви сплетаются очень густо, — предупредил Малыш, который видел окружающую обстановку через камеры сопровождавшего нас зонда.

— Я не ослышался, ты заговорил об осторожности? — поинтересовался я, делая правый разворот и снижаясь еще больше.

На меньшей высоте сплошной зеленый ковер выглядел не таким непроницаемым, как сверху. Ведя машину почти вплотную к нему, я приноравливался ко всем неровностям его рельефа и искал просвет, достаточно широкий для того, чтобы в него пролез скутер. Когда дело касается таких вот зарослей, этот легкий и достаточно компактный летательный аппарат кажется удивительно громоздким. Обнаруживаешь вдруг, что у него чертова уйма выступающих во все стороны деталей. Кэт развернула свое кресло и теперь сидела спиной ко мне — об этом тоже следовало помнить. По вектору движения она могла видеть только через камеру скутера, а это небезопасно. Были случаи, когда стрелки получали серьезные травмы от ударов о ветки, а то и вовсе платили головой за невнимательность — свою и пилота.

— Оторванные головы трудно пришивать назад, — напомнил я Кэт. — Они не всегда приживаются.

— Хоть бы раз сказал что-то доброе, — печально промолвила она.

— Сказал бы, но это тебя расслабит и лишит бдительности.

Внимательно следя за экраном навигатора и слушая подсказки Суслика, я направил машину туда, где паутина ветвей была пореже. Средний ярус растительности мы прошли хорошо. Лавируя между ветвями исполинских деревьев, я снизился до пятнадцати метров и повел скутер параллельно земле, осматривая подлесок. Он был нетипично густой: заросли всевозможных кустарников стояли почти сплошь. Из этой зелено-коричневой массы повсюду торчали молодые деревца с голыми, без ветвей, стволами, украшенные на макушке пучком бледно-зеленых листьев. Некоторые были обвиты лианами так густо, что сгибались под их тяжестью, продолжая расти в наклонном положении. Лианы оплетали и стволы деревьев-гигантов, лезли вверх до самых теряющихся в вышине крон и спускались оттуда вниз, цепляясь за ветви и друг за друга. Зонд не всегда за нами поспевал, и Малыш жаловался, что то и дело теряет нас из виду. Солнце встало минут сорок назад, но здесь, внизу, еще царили сумерки. Туман, плотный у земли, выше стлался толстыми покрывалами, как слоеное тесто.

— Вижу объект, — сказал Суслик, и на экране моего коммуникатора тут же появилось красное пятнышко. Я повернул скутер в сторону наигустейшего переплетения лиан, примериваясь как-то его обойти. Пятнышко нервно заплясало перед глазами.

— Это не с нашего радара, это передача с зонда, — предупредил мое недовольство Суслик. — Синхронизация что-то дурит… Смотри, еще объект. И еще…

— Гориллы?

— Параметры подходящие.

Между нами и группой животных было от силы метров пятьдесят. Гориллы приближались, но в тот момент, когда мы должны были их увидеть, вдруг свернули в сторону.

— Еще объекты! — сказал Суслик. — Левее и выше. Четыре.

— Вижу их тоже! — возбудился Малыш. — А вон и еще два. Пит, они и сзади появились. Пять, шесть… Восемь.

Я вытащил винтовку из зажима, продолжая управлять одной рукой. Кэт тоже изготовилась к стрельбе.

— Первая группа разделилась, — сообщил Малыш. — Их там уже тринадцать. Девять идут влево, четыре — вправо и поднимаются выше. Восьмерка сзади — или у самой земли, или уже спустилась на землю. Кого ловить будем?

— Не нравится мне это, — сказал я. — Неужели они нас не почуяли? Не верю. Похоже, они нас давно обнаружили и теперь окружают. Малыш, мы идем в сторону второй группы.

Едва я вывел скутер на позицию, с которой мы должны были увидеть группу из четырех горилл, как они двинулись по ветвям влево. Я повернул туда, а они начали спускаться вниз; я попытался отрезать им путь назад, но животные нырнули в такие заросли, где скутер пройти не мог. Пока я разворачивался, они успели подняться на прежнюю высоту и остановились, выжидая.

— Те, что сзади, движутся следом за вами, — сказал Малыш.

— Так и есть, они нас видят. Думаю, они обнаружили нас раньше, чем мы их, а это плохо. Малыш, я опять двину к ним, но справа, а ты смещай зонд влево. Кэт, у тебя теперь не будет картинки с зонда, рассчитывай только на себя.

Маневр не удался — как только мы попытались зажать горилл между скутером и зондом, животные рванули по прямой с такой скоростью, что мы за ними не успели. Я попробовал зайти сверху и прижать их к земле, но они рассыпались в разные стороны. Повернув, я стал преследовать другую группу, состоящую из восьми особей, но результат оказался тот же. Моя правая рука уже ныла от тяжести винтовки. Я вернул ее в зажим и сказал:

— Бесполезно. Суслик, выведи машину обратно тем же путем. Не хочу искать другую дырку в кронах.

Я вытянул из пояса комбеза кабель, присоединил его к разъему на приборном щитке, выпустил штурвал и откинулся на спинку сиденья. Суслик услужливо поставил подголовник. Гориллы следовали за нами всю дорогу, поднявшись почти до самых макушек деревьев. Как такие туши держались на тонких верхних ветках и еще прыгали по ним, оставалось непонятным. Не выдержав роли наблюдателя, я перехватил управление и бросил машину назад, но единственной наградой мне стал мелькнувший на секунду в листве черный силуэт. Плюнув в его сторону, я позволил Суслику завершить дело. Наверху было солнечно и дул легкий ветерок.

— Попробуем на той стороне озера, — предложила Кэт.

Но и там ничего не вышло. Мы блуждали по лесу около полутора часов, пока засекли горилл; судя по всему, они опять заметили нас раньше. Игра повторилась, но все усилия приблизиться к увертливым тварям оказались тщетны. Затем я выбрал место на самом краю плато, надеясь прижать горилл к обрыву, буде они появятся. Они появились — и так же легко обманули нас, несмотря на все мои старания.

Донельзя усталые и злые, мы возвратились в лагерь. Через полчаса с орбиты вернулся Крейг. Малыш перешел в рубку «Рейнджера» добивать свое дежурство, а мы втроем расселись на стульях в столовой. Объяснять ничего не пришлось: Крейг следил за нашими мытарствами по связи и успел вникнуть в ситуацию.

— Исходя из того, что мы знали о гориллах, на быстрые успехи нечего было и рассчитывать, — сказал он. — Так что все нормально. С двумя скутерами дело пойдет лучше.

Четыре дня подряд мы гонялись по всему плато за неуловимыми животными, не желающими даже попадаться нам на глаза, не то что под выстрел. Густые заросли и переплетения лиан сводили на нет все наше техническое преимущество. Правда, запуская четыре зонда, мы теперь находили горилл быстрее, однако на этом все наши достижения и закончились. Хитрые бестии все равно обнаруживали нас первыми, и так же легко ускользали от двух скутеров, как раньше — от одного.

На пятый день Крейг с Малышом вылетели на западную оконечность плато; их сопровождала Кэт, я дежурил в лагере. В течение пяти часов все шло как обычно: гориллам удалось дважды обмануть ребят, уйдя у них из-под носа. На третьем заходе Кэт неожиданно повезло — она отрезала группу из четырех животных и начала оттеснять их к длинной прогалине, разрезавшей джунгли полумесяцем. Крейг тут же поддержал ее усилия, и гориллы оказались в «мешке» — им было необходимо или спустится на землю и выйти на открытое пространство, или идти обратно прямо на загонщиков. Я, как мог, помогал из лагеря, манипулируя всеми четырьмя зондами и отпугивая ими горилл с ненужных нам направлений, в то же время стараясь передавать ребятам хорошее изображение окружающего.

Оставшиеся за границей захвата гориллы забеспокоились и начали со всех сторон приближаться к окруженным сородичам. Я перебросил два зонда им навстречу, пытаясь предотвратить возможное вмешательство, а Крейгу пришлось притормозить, чтобы сидевший у него стрелком Малыш мог прикрыть Кэт с тыла. Одновременно у Малыша появлялась возможность подстрелить одну из находящихся сзади горилл, но теперь Кэт предстояло завершить дело в одиночку.

Она проделала все просто блестяще, и вскоре загнанные животные оказались в пределах прямой видимости с обоих скутеров. Я услышал, как у Кэт вырвался удовлетворенный вздох, и она вынула из зажима винтовку. Четверка горилл, пронзительно крича, заметалась по веткам — Крейг тоже достал винтовку и прицелился в них, а еще полтора десятка животных высыпали на ветви позади его скутера. Малыш отцепил страховочный ремень и привстал в стременах, приготовившись стрелять, и тут из-за древесного ствола сбоку вынырнул большой черный самец, сжался в комок, прыгнул и упал прямо на капот машины Крейга.

Нос скутера нырнул вниз, но самец вцепился в ветровое стекло и удержался. Через камеру коммуникатора Крейга я увидел разверстую пасть зверя с огромными клыками. Одной лапой он ухватил Крейга за плечо и подтянул к себе, примериваясь впиться в горло. Крейг выронил винтовку и машинально дернул штурвал — машина пошла назад и врезалась кормой в дерево. Малыш потерял равновесие и свалился с высоты тридцати метров, отчаянно цепляясь за попадавшиеся по пути к земле ветки и лианы. Кэт, яростно крича, заложила на своем скутере чудовищно опасный вираж между деревьев, пытаясь подхватить Малыша и одновременно стреляя с одной руки в нападавшего самца. Я видел, как на его широкой груди расползлись три красные кляксы от попаданий винтовочных пуль, но он опять удержался. Кэт бросила скутер в пике, Малыш ухватился за хвостовой стабилизатор, но пальцы соскользнули, и он полетел дальше. Я успел подвести прямо под него один зонд, а вторым с размаху долбанул в голову самца, оседлавшего скутер Крейга. И он наконец не выдержал — отпустил Крейга, сполз с капота, и его тело обрушилось вниз, ломая тонкие ветви и отскакивая от крупных. Третьим зондом я протаранил дерево на пути спешившей на подмогу своим большой группе горилл. Зонд взорвался, звери бросились врассыпную.

Из левого двигателя скутера Крейга валил дым и сыпались искры; машина рыскала из стороны в сторону, задевая деревья, а сам Крейг безуспешно пытался справиться с управлением. Кэт, подлетев сзади, выстрелила из гарпунной пушки. Гарпун попал в корму, пробив крышку багажника. Крейг понял замысел и выстрелил из своей пушки в дерево. Минуты не прошло, как они подвесили искалеченный аппарат на тросах между стволами, и Крейг перебрался на скутер Кэт.

Малышу удалось-таки ухватиться за зонд, который я под него подсунул. Маломощный антиграв зонда не мог удержать в воздухе вес человеческого тела, но сумел затормозить падение. Обняв спасительную стальную сигару, Малыш свалился вместе с ней в кусты, которые еще смягчили удар о землю, и он почти не пострадал, отделавшись царапинами, синяками и порванным комбезом.

Кэт посадила свой скутер, и Крейг отыскал тело мертвой гориллы. Один труп животного, намеченного для поимки живьем, был слишком скудной платой за то, что произошло, но и бросать его не имело смысла — так или иначе, это ведь первый экземпляр, который удалось добыть за всю историю Тихой.

— Оставайтесь на месте, — сказал я. — Сейчас подниму «Рейнджер».

— Давай, а я пока перевяжу Малыша, — отозвалась Кэт.

— Пустяки, я в порядке, — возразил Малыш.

— Не вянькай, экстремал несчастный, — оборвал его я. — Кэтти, врежь там ему по шее. А я прилечу — еще добавлю.

Остаток дня у нас отняла эвакуация с места происшествия. Труднее всего было вытащить скутер, но удалось и это. Осмотр в лагере показал, что у машины разбит левый двигатель, искорежен стабилизатор и пострадал антиграв. Один зонд вышел из строя — врезался в толстую ветку после того, как я им сшиб гориллу. От второго остались одни шкварки. Зонд, в обнимку с которым Малыш рухнул в кусты, работал, но с перебоями.

Вечером за ужином все были немного подавлены. Проявление свирепости и столь несомненной склонности к убийству со стороны животных, которые считались пугливыми и безобидными, подействовало на нас угнетающе. Когда «жучка» подала на стол второе, я приказал ей притащить бутылку вина — нам всем не мешало выпить. После двух бокалов ребята оживились.

— Спасибо Пит, — прочувствованно сказал Малыш. — Здорово ты меня подцепил.

— Мне было бы крайне печально присутствовать на твоих похоронах, вот я и постарался. Но страховку больше не отстегивай.

— Я просто хотел встать — для верности…

— Да я уж понял. Но если не желаешь заботиться о своем здоровье ради него самого, подумай о Лори. Она с нетерпением ждет, когда ты доставишь ее папаше перламутровых питонов, и готовит тебе ночь любви. Правда, ей всего семнадцать, но лучше отсидеть за соблазнение несовершеннолетних, чем разбиться в лепешку. Для пущего экстрима вы можете прихватить в постель парочку питонов…

— Перестань говорить пошлости, — перебила меня Кэт.

— Я просто хочу разбудить в нашем Малыше остатки чувства самосохранения.

— Питоны?.. — задумчиво протянул Малыш, очевидно уже обкатывая в голове мою идею.

Кэт шлепнула его по руке.

— Извращенец! Думай, как будешь скутер ремонтировать.

— В полевых условиях такое не лечится. Надо вести его на «Артемиду».

— Вот и вези!

— А давайте я тоже слетаю? — оживился Крейг. — Захвачу с собой наш дохлый трофей и поработаю над ним в медотсеке. Диана мне поможет. Я не специалист по инопланетным человекообразным, но в этом теле стоит поковыряться. Слишком уж быстро гориллы нас находят, слишком хорошо предугадывают наши действия. Не исключено, что у них есть какие-то дополнительные органы чувств.

— Давай, — одобрил я. — Свяжись с Шанкаром Капуром — тогда в твоем распоряжении окажется база данных Джайпурского института и все другие, к которым имеет доступ сам Шанкар. Спроси, нужны ли ему трупы. Если нужны, пусть позаботится о дополнительных квотах и разрешении на вывоз. Ему с Земли добиться этого будет проще, чем нам отсюда.

— Сделаю все, что смогу, — пообещал Крейг.

Его глаза сияли. Сначала ему досталось целое озеро, в котором нет рыбы, а вот теперь он сможет по уши забраться в потроха дохлой гориллы — ну что еще нужно человеку для счастья?

Глава 19

Наутро Малыш и Крейг вылетели на орбиту. Без внушительной громады «Рейнджера» наш лагерь казался пустоватым и беззащитным. Это было не так — «сторожа» исправно несли службу по охране периметра, у нас имелось вдоволь боеприпасов, продовольствия и энергии. Но все равно — без катера на далекой планете чувствуешь себя неуютно. Самый лучший, прекрасно оборудованный и технически оснащенный лагерь сразу становится тем, чем и является на деле, — затерянным в глубинах космоса клочком цивилизации, существование которого невозможно без подпитки извне.

Кэт заступила на вахту, а я от нечего делать решил посоперничать с Крейгом и запустил в озеро уцелевший зонд. Сразу выяснилось, что рыба здесь есть, но вся держится у дна и подальше от берега. Тогда я надул одну из двух наших лодок, несколько раз сменил место и вскоре вернулся на берег с неплохим уловом. Проконсультировавшись с Биасом, засунул рыбу в кухонный комбайн, обеспечив тем самым на обед уху и заливное. Кэт скучала в кресле перед терминалом в нашем «штабе». Я свистнул «жучку», и отнес обед туда. Уха Кэт понравилась, заливное — еще больше.

— Ты знаешь толк в еде, браконьер бесстыжий, — похвалила она.

— Это только по закону лов рыбы в заповеднике считается браконьерством, — сказал я. — Но даже смотрители ничего не имели бы против, окажись они тут. Главное — не наглеть и редкие виды не трогать. Настроимся с делами — можно будет и поохотиться в свою пользу.

— Пикник с костром и шашлыками?

— Ага… Ну, как там наши застенчивые и кровожадные друзья?

— Гориллы? — переспросила Кэт. — Все так же любопытны. Несколько особей постоянно толкутся в непосредственной близости от лагеря. Иногда собирается три — четыре десятка. Утром, едва я заступила на дежурство, они устроили целый симпозиум в полукилометре от озера — Биас насчитал их не менее четырехсот.

— Ого! И что?

Кэт пожала плечами:

— Устроили страшный галдеж, шумели часа два, потом разошлись. Наши постоянные соглядатаи участия в собрании не принимали. Они перемещаются в лесу, метрах в пятидесяти от пляжа, часто подходя к самой границе зарослей. Одни приходят, другие уходят, словно передают дежурство по смене.

— Очень настойчивое внимание.

— По данным экспедиции Ростовцева, гориллы неотступно сопровождали исследовательские группы все восемнадцать месяцев работы ученых на Тихой. И у нас тут намечается то же самое. Три самца здесь почти постоянно, даже непонятно, когда они находят время для еды и сна. Все трое регулярно выходят к самому лагерю. Я почти уверена, что один — тот самый, которого мы с тобой видели в первый день. Это молодой самец, очень больших размеров для своего вида. Второй и третий — зрелые самцы. Один из них, очевидно, занимает высокое иерархическое положение — другие при встрече всегда уступают ему дорогу.

— Вот вернутся ребята, попробуем отрезать эту троицу и выгнать на пляж, — сказал я.

— Идея. Или подстеречь большое скопление особей, как сегодня.

— Еще лучшая идея. Свалиться внезапно на скутерах сверху…

— Держу пари, Малыш постарается быть в первых рядах такого предприятия.

«Рейнджер» вернулся только на четвертые сутки. Скутер оказался поврежден еще сильнее, чем мы предполагали: пришлось заращивать трещины в антигравитационной платформе, и ремонт затянулся. Крейг вышел из катера первым, и был он невесел.

— Узнал что-нибудь? — спросил я.

— Массу интересных для любого экзобиолога вещей, — ответил он. — Но ничего полезного для нас. Никаких дополнительных органов чувств у горилл нет. Обычные обезьяны.

— Ты говорил с Шанкаром?

— Да. Он был в восторге. Попросил меня подождать со вскрытием, потом сам заказал с Земли полноформатный сеанс и наблюдал, как я резал. Конечно, трупы ему нужны и квоты он обещал пробить. Но пока умолял горилл больше не убивать — иначе могут возникнуть осложнения с отловом. Он намекнул, что кое-кто в УОП не прочь отозвать наше разрешение. Похоже, у нас появились конкуренты.

— Час от часу не легче! Кто?

— Шанкар сам не знает. Но кто-то еще получил разрешение на отлов горилл. Кто-то сильно интересуется этими животными — и не хочет, чтобы ими интересовались другие. И я начинаю понимать, почему. Я вот сказал, что это обычные обезьяны, — и это правда, если судить по их анатомии. Но во всем остальном они неправильные. Суточный распорядок нарушают как хотят. Между собой никогда не ссорятся и не соперничают из-за самок. Находят нас так хорошо, словно у них в головах биорадары. На землю почти не спускаются, хотя для таких крупных животных передвижение почти исключительно по ветвям должно быть затруднительно. А ты видел, чтоб у них возникали затруднения?.. Знаешь, Диана проанализировала записи прыжка этого нашего самца, потом мы соотнесли полученные данные с результатами вскрытия, и готовы поклясться, что он сиганул в три раза дальше, чем был в состоянии.

— То есть как?..

— А так. Мышцы, кости и сухожилия у него самые обычные, и уж конечно нет встроенного антиграва. Не мог он прыгнуть на такое расстояние, понимаешь? Физически не мог. Но прыгнул.

Под навесом заверещал сигнал вызова. Мы пошли туда — это был Ливнев.

— День добрый, инспектор! — вылез вперед Малыш.

— Здравствуйте. Вы просили разузнать о последних несчастных случаях на Тихой — ну что ж, слушайте. Инцидент с Паго Нвокеди имел место в Восточном массиве, в восемнадцатом секторе. Все материалы данного дела в настоящее время засекречены ККВЦ, причем это связано непосредственно с объектами вашего интереса на Тихой — гориллами Фостера.

— Вот как? — пробормотал Крейг.

— Да. Вскоре после происшествия с Нвокеди все в том же восемнадцатом секторе пропал без вести смотритель заповедника Герман Левицкий и погиб его сын Эрик. Рядом с телом мальчика были обнаружены следы неизвестного крупного хищника. Боюсь, это все, что я могу вам сообщить. Будьте осторожны. На планете опасно.

Попрощавшись, Ливнев выключил связь.

— Следы неизвестного хищника… — протянул Малыш. — Что если этого Эрика убил рэдвольф?

— Жаль, что инспектор не скинул нам отчеты, — сказал Крейг. — Хотя бы о расследовании гибели мальчика.

— Ты слишком много хочешь, — заметила Кэт. — Может, он еще должен был тебе труп для исследований предоставить?

— Было бы неплохо, — не смутился Крейг. — Особенно если это нетленный труп.

Остаток дня мы посвятили разработке плана поимки трех неосторожных самцов, прозванных Кэт «начальниками караула». Словно почуяв, что мы готовим, самцы весь день и первую половину ночи выходили на вахту поодиночке. Не желая уменьшать свои шансы, мы ждали. Под утро к границе подлеска вышли все трое, но нам пришлось снова ждать, пока рассеется туман, который оказался совершенно непроницаемым. Пляж заволокло густой белой пеленой; большинство наших приборов стали «видеть» куда хуже. Мы собрались в «штабе». Крейг, понадеявшись на то, что гориллы тоже слабее видят в этом молоке, вывесил три зонда на высоте тридцати метров и выдвинул их в лес; два других вывел на границу подлеска на высоте десяти. Общая картина прояснилась. Двое «начальников караула» покинули заросли и были на пляже.

— Крейг, как настроены «сторожа»? — спросил я.

— Только на движущиеся объекты, — ответил за Крейга Суслик.

Другие гориллы в лесу тоже придвинулись ближе, растягиваясь цепью. Их было не менее сорока — тех, что мы видели. Спереди цепи находились большая группа животных. Крейг выдвинул один зонд еще глубже в лес, ухитряясь не задевать ветки. Кэт ахнула, когда на экране радара высветилось сплошное месиво красных пятен.

— Господи, сколько же их там?

— Не могу тебе сказать. Полно.

Два самца на пляже подошли еще ближе, вышел из кустов и третий. Он долго выжидал сначала, но теперь вел себя увереннее двух первых. Все трое давно находились в зоне поражения, но роботы не видели их в тумане. В лесу к передовой группе в центре добавились две более многочисленные группы на флангах. Я поймал себя на том, что начинаю оценивать ситуацию не в охотничьих категориях, а в военных, но и то, что происходило в джунглях, больше всего напоминало подготовку к массированной атаке.

— Биас, дай прогноз, — приказал я. — Когда среагируют детекторы движения?

— Примерно на сорока метрах, — отозвался киб-мастер.

— Всего-то?

— Я могу увеличить чувствительность сенсоров или перевести роботов на наводку с зондов. Но тогда они начнут стрелять прямо сейчас.

— Шанкар просил обойтись без трупов, — напомнила Кэт.

— Но наши трупы ему и вовсе не пригодятся, — ответил я. — Как ты думаешь, Крейг, гориллы могут броситься на нас всем скопом? Если да, то в этом тумане нам конец. «Сторожа» стоят слишком редко.

— Теоретически могут, конечно, — сказал Крейг. — Но подобных прецедентов не отмечено.

— «Теоретически могут», — передразнил я его. — «Прецедентов не отмечено»… Не отмечено никем, кто остался в живых. А сотрудники «Вудс индастриз»?

Крейг резко развернул кресло и потрясенно уставился на меня. Потом вспомнил о своих обязанностях оператора.

— На телах были раны от зубов крупного хищника, — ответил он, разворачиваясь обратно к пульту.

— Раны на телах, которые исчезли, и больше их никто не видел. Никто пока не снимал слепки с челюстей горилл. Ты вот догадался, когда проводил вскрытие самца?

— Господи, нет.

— Мы все видели его, — сказал Малыш. — Здоровые клыки. И весил он килограмм двести.

— Двести шесть, — поправил Крейг.

— Ребят из «Вудс индастриз» растерзали, но не съели, — напомнил я. — Смахивает на типичное проявление ярости со стороны животных-вегетарианцев.

— Горилл в лесу уже не менее пятисот, — заметила Кэт.

— Биас, готовь свои пушки, — сказал я, и мы услышали тихое гудение, когда киб-мастер выдвинул из орудийного порта турель со сдвоенным крупнокалиберным пулеметом.

— Стоит ли устраивать бойню? — засомневался Крейг. — Может, укроемся в катере?

— Это не выход. Мы притащили сюда с «Артемиды» почти все оборудование. Если они разнесут лагерь, нам ничего не останется, как свернуть охоту и возвратиться на Безымянную.

— Давайте пугнем их, — предложил Малыш. — Выстрелим по кустам хлопушкой.

— Именно внезапный резкий звук и может спровоцировать нападение. Мы мало о них знаем. Лучше не рисковать.

Пару часов мы чувствовали себя как в осаде. Трое самцов бродили в пятидесяти метрах от линии сторожевых роботов, но отступили в лес незадолго перед тем, как туман стал редеть. Большое сборище в лесу начало помаленьку рассасываться. Мы вздохнули с облегчением, оседлали скутеры и принялись осуществлять наш план. Крейг остался в лагере, я летел один, Малыш сел стрелком у Кэт. Наши машины разошлись в стороны и вышли в тыл «начальникам караула» и «сторожевым дозорам» горилл. Последние нас не интересовали: мы хотели сделать вид, что охотимся на них, но проскочить мимо и отрезать трех самцов. Однако едва скутеры нырнули в заранее намеченные просветы в кронах, как группы горилл бросились врассыпную, а трое самцов рванули в лес с такой скоростью, что мы к ним не успели. Преследовать их в джунглях не имело не малейшего смысла, поэтому мы возвратились в лагерь. Малыш, слезая со своего сиденья, в рассеянности зацепился ботинком за стабилизатор, сплюнул и грязно выругался. Ни один зверолов в глубине души не верит, что существуют животные, которых он не способен перехитрить и поймать. И когда такие все же попадаются, а причины понять невозможно, это приводит его в состояние тихого бешенства.

Мы думали, что гориллы долго не появятся вблизи лагеря, но не прошло и часа, как они опять были на месте. Когда все три «начальника караула» заняли свои посты, мы испробовали другой способ: вылетев в сторону Малого Круглого озера, нырнули в лес и стали медленно пробираться к лагерю, заглушив всю технику, какую только могли. Даже передачу данных между личными кибами отменили — они лишь держали связь с Биасом. Через полчаса он сказал:

— Сорвалось. Гориллы отступают.

В третий раз мы использовали завесу из зондов: из последнего рейса на «Артемиду» Крейг вернулся со всем нашим запасом. Теперь он вывел их в лес, мы опять зашли с тыла, но самцы, против обыкновения, не попытались избежать встречи с зондами и помчались напрямую сквозь завесу. Пока мы подоспели к месту событий, они уже ушли; Крейг попытался оглушить одного зондом, но разбил его о дерево.

В течение следующих двух недель мы старались обмануть горилл, используя все известные уловки и на ходу изобретая новые. Потом мы попытались сбить их с толку однообразием действий, без конца повторяя одни и те же маневры, — не помогло.

Мы с Крейгом старались сохранять хладнокровие, зная из опыта, что с добычей из рейса возвращаешься не всегда. Кэт психовала страшно. Опыта у нее было не меньше, чем у меня и Крейга, но она никак не могла смириться с постоянными поражениями. Малыш был вне себя. Его удивительные глаза меняли цвет с угольно-черного на мертвенно-белый, что у него соответствовало состояниям ярости и крайней ярости. На десятый день гориллы, продолжая легко пресекать любые попытки лишить их свободы, обнаглели настолько, что стали то и дело показываться в ветвях стоящих близ пляжа деревьев. Мы впервые получили возможность сколько угодно наблюдать их непосредственно, но никого это не утешало. Им всегда удавалось скрыться прежде, чем мы успевали прицелиться и выстрелить. Малыша мы больше не пускали дежурить в рубку, не без оснований опасаясь, что он пустит в ход пулеметы «Рейнджера». Кэт накалилась до температуры плавления металлов.

Ее терпение лопнуло, когда один «начальник караула» спустился на толстую ветку дерева, нависшую над самым пляжем. Он уселся на корточки и уставился на нас. На его морде было написано пренебрежение и крайнее высокомерие.

— СУКИН СЫН!!!.. — взвыла Кэт, вскидывая к плечу винтовку; судя по всему, у нее и в мыслях не было брать самца живьем. Я быстро протянул руку и пригнул дуло к земле, но за секунду до этого самец, подпрыгнув вверх на добрых четыре метра, скрылся из виду. Минуты две с очаровательных, по-детски пухлых губок Кэт срывались самые ужасающие ругательства в адрес горилл, а заодно и в мой. Воспользовавшись паузой, которая ей потребовалась для того, чтоб набрать в грудь побольше воздуха, я сказал:

— Расслабься. Нет смысла убивать их только потому, что они оказались умнее нас.

— Вряд ли они нас умнее, — выдохнула она. — Просто мы пока не нашли их слабое место. У всех есть слабое место.

— Золотые слова, — охотно согласился я. — Вот и давай поищем его повнимательнее.

— Поищем… — зло протянул Малыш. — Эти твари меня уже достали! Давайте выдвинем «сторожей» в лес и пусть сработают по наводке с зондов. Кого-нибудь да зацепят. Шанкар Капур…

— Шанкар как раз просил нас воздержаться от убийств, — заметил я.

Плечи Малыша понуро опустились.

— Мне просто жаль: такой заказ — и ни хрена не получим. Так хоть тела продали бы. Пускай потом Шанкар сам разбирается.

— Малыш, если мы послушаем тебя, то после короткого заседания суда нас всех похоронят заживо. А рядом будет могила Шанкара. Мы в заповеднике — соображаешь? Да и в любом случае, сперва квоты — потом трупы, иначе мы просто тела не протащим через таможню на Безымянной. Даже то единственное, что уже есть. Остынь — деньги в этом сезоне мы и так получим неплохие.

— Если хочешь, я прощу тебе восемь штук, которые ты мне должен, — предложила уже успокоившаяся Кэт.

— Ну уж нет, Кэтти, я не…

— Тогда отсрочу выплату до следующего сезона.

— Да не из-за денег я! Просто меня раздражает, что эти твари бесконечно ускользают!..

— Ну вот так и скажи. Так ведь гориллы всех достали, не только тебя. Все уже утомлены их хитромудростью. Но у нас еще немало времени на их поимку. Оплаченного времени, заметь. — Малыш попытался что-то сказать, но я его остановил: — Я уже понял, что ты не из-за денег. Все это знают. Просто успокойся. Это не поединок, в котором надо непременно взять верх, — обычная работа.

Следующие несколько дней мы пытались убедить себя, что так оно и есть, пробуя все, что еще не пробовали. А потом Крейг как-то за ужином сказал:

— Надо менять тактику.

— Но сперва перенесем лагерь, — предложил я. — И сразу куда-нибудь подальше.

— Правильно, — согласился Малыш. — Местные макаки нас уже доподлинно знают.

Все повеселели. Крейг, сверкая глазами, спросил нас, не сможем ли мы обойтись без него — ему хотелось остаться у озера до последнего. Он без конца запускал зонды в воду, и наловил столько рыбы, что можно было открывать прямо на берегу консервный завод. Однако ему еще казалось мало, и мы согласились — старый лагерь все равно нужно кому-то охранять. После нападения на скутер и непонятной активности целой армии горилл в то туманное утро, мы перестали доверять их безобидности и пугливости.

Глава 20

— Вот здесь, — сказала Кэт, указывая на обзорный экран. «Рейнджер» висел над самым краем плато, обрывавшегося почти отвесным склоном в джунгли на равнине. — Мне надоели бесконечные бдения то в «штабе», то в рубке. Неизвестно, сколько еще придется торчать на Тихой, — давайте устраиваться с удобствами. Здесь мы можем спокойно спать по ночам — все сразу. Для охраны будет достаточно «сторожей» и Биаса.

Место выглядело просто замечательно. От края плато до границы сплошных зарослей на восемьсот метров простиралось открытое пространство. Мелкая речушка, вытекая из леса, делала петлю и стремилась по самому краю плато дальше. Обрыв нависал над равниной на высоте тридцати метров над вершинами самых высоких деревьев внизу, и с этой стороны мы были бы в полной безопасности.

— Поставим «сторожей» здесь и еще здесь, — планировала Кэт, тыкая пальцем в экран. — Даже четырех штук хватит, чтобы наглухо закрыть периметр. Но выставим всех.

Мы согласились с Кэт. Малыш связался с Крейгом, но тот был слишком занят, торопясь закончить свои опыты, и буркнул, что его устроит что угодно. После этого решение можно было считать единогласным, и я повел «Рейнджер» на посадку.

Благоустройство лагеря заняло целый день, Крейга и остатки оборудования Малыш привез уже под вечер. Наутро мы провели разведку лесов на плато и на равнине. Наученные горьким опытом, мы не пытались охотиться на горилл, только примечали места, где они встречались чаще. Всем нам в разное время и на разных планетах довелось ловить обезьян пассивным способом, и мы хорошо представляли себе, что нас ожидает. Наконец, не испытывая особого энтузиазма, начали расставлять ловушки. В очередной раз у нас был случай убедиться, что делать это в ветвях деревьев на высоте от десяти до сорока метров — удовольствие, которого лучше избежать. Даже на земле лучше заниматься установкой вдвоем. Увесистый пакет телескопических штанг, скрепленных подвижными соединениями, разворачивается в конструкцию, напоминающую модель куба с закрытыми сеткой верхом, низом, и трубчатыми магазинами падающих стенок по всем четырем сторонам. Соединения фиксируются, после чего приводятся в действие буры, упрятанные в полых вертикальных штангах ловушки. Буры могут войти даже в гранит, а уж в почву уходят на всю длину. На деревьях ловушки необходимо крепить с помощью тросов; разве что найдешь горизонтальную развилку достаточно толстых веток, расположенных так, что в них удается загнать хотя бы три бура из четырех. Потом активируется приманка, если знаешь параметры настройки, и включается детектор, подающий сигнал о срабатывании на пульт в лагере. Последней включается маскировка. После этого остается только ждать.

В первый день мы установили одну ловушку на земле и три на деревьях. На второй день поставили шесть — четыре на ветвях и две внизу. У всех портилось настроение при мысли, что эти штуковины вскоре придется переносить на другие места, и уж во всяком случае постоянно проверять и перенастраивать.

На третий день нам пришлось дважды отвлечься от установки, поскольку срабатывали ранее установленные ловушки. В наземную забрел гигантский дикобраз — животное на Тихой редкое, за которое можно было бы получить неплохие деньги. Малыш в очередной раз предложил бросить честную жизнь и вплотную заняться браконьерством, однако мы его предложение отвергли.

Крейг со своего скутера дал команду на поднятие одной из стенок. Дикобраз развернулся к открывшемуся проему задом, угрожающе ворча и тряся иглами. Весу в нем было килограмм семьдесят, и сдаваться без боя он не собирался. Сообразив, что на него никто не нападает (а на это ушло минут десять), он сложил растопыренные иглы и с шумом втянул носом воздух. Крейг выстрелил в землю позади ловушки дымовой шашкой, но дикобраз еще минут пять топтался на месте, решая, стоит ли выходить, или, может, лучше остаться. Потом не спеша потащил свое грузное тело через заросли густой травы к ближайшим кустам.

В ловушку на дереве попалась целая стайка маленьких, очень симпатичных оранжево-черных мартышек. Наверно, они по одной и по две собирались там, сообща пытаясь разобраться, где находится лакомство, запах которого их сюда привлек; потом сработал датчик веса, установленный нами на шестьдесят килограмм. Как только Крейг свернул стенку, бедняжки сыпанули из ловушки во все стороны.

— Хочу одну такую! — застонала Кэт. — Какие милашки! А грудка — ты видел? — почти белая.

— Нет проблем, — сказал я. — Поймаем хотя бы одну гориллу — попроси Шанкара взять разрешение, потом оплатишь. Ему дополнительный маленький заказ оформить ничего не стоит.

— Ты что, действительно хочешь захватить с Тихой мартышку? — изумился Крейг. — Но это же все равно что завозить полевых мышей из Андромеды. Если тебе нужно домашнее животное, не стоит ли подыскать что-то поэкзотичнее? Нас же друзья засмеют. Скажут — должно быть, это самое ценное, что нам удалось поймать.

— На всех не угодишь, — заступился я за Кэт. — Что прикажешь делать — посадить во дворе на цепь гариманга? Конечно, это неплохой выход, особенно если цепь сделать подлиннее — можно снимать с участка сигнализацию и экономить на охранных системах. А главное, у всех сразу пропадет охота шутить.

— Надо посмотреть отчеты по Тихой и точно узнать, чем питаются эти милые крошки! — Кэт уже загорелась воплощением замысла в жизнь. — Ты случайно не знаешь, Крейг?

— Они?.. Боже, да чем угодно! Не понимаю, зачем тащить их отсюда. Такие же точно или похожие в любом зоопарке есть. Когда вернемся, закажи с доставкой на дом.

Кэт обиделась на Крейга за столь явное пренебрежение к ее выбору и дулась на него до вечера. На следующий мы трижды летали выпустить попавшихся в ловушки ненужных нам животных, а за неделю проделали это в общей сложности раз сорок. Все данные, записанные устройствами ловушек, передавалась в распоряжение Биаса, что должно было помочь нам впоследствии более тонко их настроить. Мы владели только сведениями ООЗ, которое, в свою очередь, владело отчетами, предоставленными членами Общества, а на Тихой в прошлом высаживалось слишком мало профессиональных охотников. О гориллах Фостера мы знали немного, относительно других видов имелась обширная, но разрозненная информация, в разное время и по разным поводам переданная в ООЗ учеными и охотниками-любителями. Оставалось действовать методом проб и ошибок, постепенно убирая из программ имитаторов приманок все ненужное, стараясь при этом оставить возможно больше того, что могло привлечь горилл. Я считал, что название животным дали неудачное, и они больше походят на шимпанзе. По крайней мере на морду.

— Когда мы их наловим, давай настоим, чтоб их переименовали, — предложила Кэт. — В твою честь — «шимпанзе Дугласа». Ну его к черту, этого Фостера. Пусть все забудут про него.

Вскоре нам попался еще один гигантский дикобраз, куда крупнее первого. Он никак не хотел покидать ловушку — ему, кажется, нравилось там, и он не мог понять наших настойчивых попыток выселить его из облюбованного им убежища. Через три дня мы опять обнаружили, что ловушка оккупирована дикобразом, на сей раз — самкой с чрезвычайно скверным характером. Она твердо решила защищать от наглых самозванцев уютную ловушку, и нам с Малышом пришлось изрядно попотеть, прежде чем дикобразиха согласилась выйти наружу. Однако ей тут же пришло в голову, что неплохо взять под контроль всю прилегающую территорию. Минут сорок она бродила вокруг, воинственно кряхтела, топорщила иглы и поглядывала на нас, смутно надеясь, что мы спустимся со скутера на землю и вступим с ней в битву. Когда ей стало ясно, что мы — жалкие трусы, она разочарованно вздохнула и… прямиком направилась домой — в родимую ловушку. Я дал команду на закрытие стенки, но механизм заело. Пришлось спрыгнуть на сетчатую крышу и опустить стенку вручную. Дикобразиха, рассвирепев, развернулась спиной, дернулась назад и едва не достала меня своими длиннющими иглами. Спустя два часа она еще топталась вокруг, не желая отказаться от мысли, что ловушка — то самое место, где ей надо остаться жить навсегда и в будущем произвести на свет потомство.

После этого случая стало ясно, что поимка в одном и том же месте трех редких животных за короткий срок неслучайна, и привлекает их, скорее всего, не приманка, а сама конструкция устройства. Кэт предположила, что где-то недалеко расположен район постоянного проживания дикобразов, а если так, то мы и в будущем не избавимся от их повышенного внимания к этой ловушке. Пришлось перенести ее на новое место.

Другими животными, которые доставляли много хлопот на земле, были разнообразные лесные свиньи — от небольших, с двухмесячного поросенка, шустрых хрюшек, до огромных свирепых кабанов весом до трехсот килограммов и больше. Все они встречались в джунглях в больших количествах, были практически всеядны, и отстроить имитаторы приманки от их широких вкусов не представлялось возможным. На деревьях главным источником беспокойства оставались оранжевые мартышки и обезьяны других видов и всех цветов радуги. Ежедневно нам приходилось совершать два — три вылета минимум, а иногда и до двух десятков, не считая тягостных обязанностей по перестановке ловушек с места на место. Кроме кабанов и обезьян, нам за первый месяц пришлось выпустить на волю представителей чуть ли не всех травоядных и всеядных Восточного массива, габариты которых соответствовали заданным параметрам отлова. И только необходимые нам гориллы Фостера упорно обходили ловушки стороной.

Ежедневно мы изгоняли из ловушек уйму ненужного нам зверья, переустановка отнимала прорву времени, а результаты оставались на нуле. К средине второго месяца мы так вымотались, что даже проклинали неуловимых горилл без прежнего азарта, и больше всего на свете нам хотелось посмотреть в глаза негодяю, назвавшему такой способ охоты пассивным. По сравнению с этой каторгой охота со скутеров казалась попросту состоянием полного покоя.

Однажды мы вылетели на место, чтобы выпустить из ловушки очередного кабана. Осложнений не предвиделось — свиньи, едва только одна из стенок поднималась, всегда опрометью бросались прочь на скорости, близкой к скорости света. Малыш, который прилетел один, подал команду поднятия, но что-то не сработало, и он лениво слез со скутера на крышу ловушки. Я подвесил скутер поодаль, чтоб нам с Кэт было удобнее наблюдать за тем, как здоровенный кабан рванет в кусты. Он не обманул наши ожидания — едва сетка поднялась на достаточную высоту, сорвался с места как ракета. И тут Кэт отколола номер в стиле Малыша: она спрыгнула со скутера на землю и оказалась прямо на пути животного. Высота была около четырех метров; Кэт мягко приземлилась с перекатом вперед и тут же вскочила, согнув спину и расставив ноги, — в руке у нее был зажат нож. Я выхватил пистолет и прицелился в несущуюся на Кэт двухсоткилограммовую тушу; Малыш с крыши ловушки сделал то же самое, но не мог стрелять, поскольку находился с кабаном и Кэт на одной линии; кабан пригнул голову, готовясь поддеть длинными нижними клыками худенькую фигурку, преграждавшую ему дорогу. Я дважды выстрелил и оба раза попал; кабан налетел на Кэт, а она отпрянула вправо и всадила свой «Легионер» ему в бок; Малыш, как только Кэт убралась в сторону, выстрелил тоже, хоть это и было до крайности рискованно. Кабан, перевернувшись через голову и прокатившись пару метров, вломился всей своей тушей в заросли кустарника — он был мертв на четыреста процентов. Малыш спрыгнул на землю, шумно выражая свое восхищение:

— Вот это удар! Здорово ты его подловила!

Я посадил скутер, слез с него и подошел к Кэт:

—Диана сказала бы сейчас, что твои действия были неразумны.

Кэт присела на корточки возле кабана, осматривая раны.

— Все-таки это мой трофей. Я взяла бы его и без вас. Ты посмотри, Пит, какие клыки — настоящие бивни! И не вздумай меня ругать — ты сам говорил что надо устроить пикник с шашлыками. Так что я для тебя старалась, проглот ненасытный.

— Да нет, я не спорю, это отличный способ заготовки мяса, — сказал я. — Всегда впредь так и поступай, а мы будем рады посмотреть. Только в следующий раз предупреждай заранее, а не то нас с Малышом может хватить удар и некому будет помочь тебе загрузить тушу на скутер.

— Сомневаюсь, что у вас вообще есть нервная система, — ответила Кэт. — Это я — тонкая и чувствительная натура, легко поддающаяся чужому влиянию. Я прекрасно помню точно такой же случай на Каими, главным участником которого был ты. Вот и решила повторить твой трюк. Дурной пример заразителен.

— На Каими была совсем другая ситуация. Мы заранее решили развлечься. И я не прыгал со скутера прямо под нос кабану! Он вышел прямо на меня. У меня не было времени…

— Ври больше, мы же все видели тогда — я и Кристина. Ниоткуда он на тебя не выходил — это ты на него вышел. И у тебя было достаточно времени, чтобы повесить винтовку на дерево и запустить комом земли ему в зад. А когда кабан развернулся…

— Хорошо, я признаю, что вел себя глупо. Но потом-то у меня действительно не осталось выбора.

— Ну еще бы. А по свой пистолет ты, разумеется, забыл. Хватит вешать мне лапшу, лучше помогите вытащить из кустов тушу.

Шашлык вышел замечательным. Мясо замариновали мы с Крейгом — каждый свою порцию и по своему рецепту. Я сделал без особых затей — в майонезной заливке. Всем понравилось, а Кэт сказала, что раз я так хорошо готовлю, то когда она наконец выйдет за меня замуж, кухонная работа ляжет на меня. Я на это ответил, что если она планирует навсегда лишить меня своей чудесной яичницы с беконом, так я на ней никогда не женюсь.

Крейг приготовил мясо в томатном соусе с черным хлебом. Он специально испек два каравая в кухонном комбайне — один использовал для заливки, второй подал к столу вместе с овощным салатом. Пришлось признаться, что ничего вкуснее мы в жизни не пробовали. Малыш тут же стал выпытывать у Крейга рецепт томатной заливки и даже клялся построить настоящую печь для выпечки караваев.

Выходка Кэт, сама по себе рискованная и ребяческая, сняла напряжение, вызванное постоянными неудачами на Тихой. Даже Крейг не позволил себе язвительных замечаний, а такой возможности он никогда не упустил бы при других обстоятельствах. Он дважды просмотрел записи эпизода со всех точек, нашел наши действия в сложившейся ситуации безукоризненными и посоветовал Кэт сделать из материала клип и продать его каналу «Человек и дикая природа».

Объевшись мясом до легкого головокружения и превысив установленную мной для подобных случаев норму пива на одну пинту, я отправился в свою палатку вздремнуть. Когда проснулся, уже смеркалось. Я откинул полог и выбрался наружу. Крейга и Малыша нигде не было видно. На большом плоском камне у речки, обняв колени руками, сидела Кэт. Я подошел и присел рядом.

— Ты точно на меня не сердишься? — спросила она. — Мне просто необходима была какая-то разрядка.

— И не думал сердиться, — ответил я. — Но я действительно за тебя перенервничал.

— Я исправлюсь, — тихо рассмеялась она.

— Так я и поверил.

— Нет, правда… Вот увидишь. Это ты неисправим. А я хорошая. И меня надо любить. — Она встала и легко спрыгнула с камня. — Ты что-то говорил там насчет ночевок вместе?.. Пошли быстрей, пока не передумала.

Забираясь вслед за ней в палатку, я зацепился в темноте за нечто, лежавшее перед входом, столкнулся с Кэт, и мы шлепнулись.

— Безалаберная девчонка! Вечно у тебя все валяется как попало!

Кэт смеялась, не в силах остановится.

— Конечно, я безалаберная! Но… Но это твоя палатка.

— Не может быть. Мы к тебе пошли!

— Может-может! С ума сойти — профессиональный охотник и бывший спецназовец Пит Дуглас заблудился на территории собственного лагеря, не пройдя двадцати шагов.

— Ты своими выходками кого хочешь с ума сведешь! Никогда не угадаешь, чего ждать от тебя в следующую минуту.

— Ну я же просила — не сердись… А в том случае с кабаном на Каими… Ты был просто великолепен.

— Я был еще совсем молод, глуп, и мне хотелось произвести впечатление на вас с Кристиной — особенно на нее, ведь именно высокие статные девушки полностью в моем вкусе, в отличие от маленьких и вредных.

— Боже, какое ты трепло! И еще ты грубый, беспринципный и бесчувственный. Но, несмотря на это, я тебя люблю.

— Ты во всем права относительно меня. Но, несмотря на это, я люблю себя тоже. Иди ко мне.

— Осторожней, ты мне сейчас руку отдавишь! Ненавижу тебя.

Глава 21

На третий день после истории с кабаном я проснулся поздно. В палатке стоял приятный полумрак, хотя снаружи давно рассвело. У меня на плече мирно спала Кэт, и я слышал ее тихое дыхание. В наших отношениях неожиданно наступила полная идиллия. До ребят это дошло сразу же, как они узнали, что мы ушли ночевать в одну палатку. Когда на утро мы попытались включиться в общие дела, Крейг безоговорочно пресек такие попытки:

— Проверим ловушки сами, а вы дежурьте в лагере. К работе вы все равно неспособны.

— Правильно, — поддержал его Малыш. — Престарелая черепаха легко обгонит любого из вас. Если решите сделать хоть что-нибудь — страхуйте друг друга.

После этого мы с Кэт свалили все обязанности на них и предались самому бессовестному безделью. Мы бродили вокруг лагеря, взявшись за руки, или просто сидели, греясь на солнышке. Мы купались в речушке и жарили мясо над огнем. Кэт готовила гарниры, салаты, и пекла маленькие тортики, сервируя обеды на постеленной прямо поверх травы скатерти. Крейг и Малыш, возвращаясь из джунглей, с радостью к нам присоединялись. Я был полностью счастлив, но знал, что это ненадолго. Ребята в наших отношениях ничего не понимали, но давно уже перестали задавать мне вопросы по этому поводу, и старались принимать вещи как они есть.

Я осторожно отодвинул Кэт и переложил ее голову на подушку. Она недовольно застонала во сне и тут же стянула на себя всю простыню. Я оделся, натянул на голову обруч коммуникатора и вылез из палатки.

— Поздравляю, командир, — сказал Суслик. — Сегодня ночью ты был на высоте.

— Умолкни, бесстыдник. Жаль, что я забыл тебя отключить.

— Но ты и не отключаешь меня никогда. Нас никто не стесняется. Кибам изначально присуще непоколебимое целомудрие.

— На счет других кибов я и не сомневаюсь, а вот что касается тебя…

— Ребята возвращаются, — прервал меня Суслик.

Вчера мы договорились, что Крейг с Малышом с утра проверят ловушки и закроют их на два дня — надо же им тоже отдохнуть. Я залез в «Рейнджер», задал кухонному комбайну программу приготовления кофе и пошел в столовую, сказав Биасу пригнать потом «жучку» с заказом туда. Из палатки выползла Кэт, неуверенно добралась до столовой и уселась на первый попавшийся стул.

— Ты что, уже проснулся? — спросила она, увидев меня. — Разве уже день?

— Нет, что ты, тебе это снится, — ответил я, погладив ее по голове. — И я тебе тоже снюсь, потому что ты сама все еще спишь.

Навес столовой был установлен недалеко от края плато, оно обрывалось вниз в каких-нибудь тридцати метрах, и отсюда открывался замечательный вид на джунгли, из которых медленно всплывали последние полосы утреннего тумана. Вдалеке над лесом показалось темное пятнышко. Оно на глазах росло в размерах, пока не превратилось в скутер, — вел Крейг. Через минуту он аккуратно посадил машину возле навеса, под который как раз вползла «жучка» с кофе. Кэт ухватила свою чашку и сделала глоток.

— Доброе утро, Кэтти, — приветливо помахал рукой Малыш, заметил ее припухшие, часто моргающие глаза, и сказал: — Бедняжка, когда же ты наконец выспишься?

— На том свете, — брякнула Кэт.

Мы наслаждались кофе, никто не хотел ни о чем думать. Тишину нарушил Биас.

— Внимание, орбита на связи, — сообщил он через громкоговоритель.

Мы перебазировались в «штаб» к терминалу, и тут же раздался голос Дианы:

— Привет всем! Минуту назад получено официальное уведомление от Службы охраны заповедников. Инспекция допуска только что утвердила разрешение на посадку экипажу Стива Шарпа. Цель — отлов горилл Фостера. Срок пребывания на планете — один месяц. Предполагаемый район отлова — Восточный массив, но Шарп хочет обсудить это с вами.

— Давай его, — сказал я.

— Не так быстро, Пит. Я как раз шлю запросы…

— Стив? — недоверчиво переспросила Кэт. — Стивви — здесь?

— Всю его команду уже должны были переварить бундегешские лягвы, — пробормотал Крейг.

— Так вот кто добивался разрешения в УОП на наших горилл! — Малыш, как всегда, был на высоте, уже считая всех горилл Тихой своей собственностью. Но в глубине души с ним были согласны все — сколько мы с ними возились!

— Я думал, это будет Берк, — покачал головой Крейг. — Думал, что второй раз его сюда за рэдвольфом не пустили, и он решил воспользоваться гориллами как прикрытием.

— Берк не дурак, — сказал Малыш. — Он бы выбрал для прикрытия самых простых зверей, чтобы было что показать, и при этом не тратить на отлов много времени. Он наверняка в курсе сложностей, связанных с отловом горилл. Не так, как мы, но…

— Ты плохо знаешь, что это за хитрые сволочи — сам Берк и Чезалпино его ненаглядный, — сказал я. — С разрешением на горилл они могут вообще никого не ловить, понял? И кто потом удивится, что их якобы неудача постигла? Мне в высшей степени странно, что они еще не появились здесь… Ну, Диана, где там Шарп?

— Я пытаюсь…

Мы ждали с нетерпением. Мало того, что мы с Шарпом давно и крепко дружили — связь между ним и нашей командой была почти мистической. Он родился в один день с Крейгом, в школе учился вместе с матерью Кэт, стал закадычным приятелем отца Малыша в колледже и два года служил в том же подразделении, что и я, только на двадцать пять лет раньше. Он первым встретился нам перед приемной президента ООЗ, когда мы вышли оттуда, заверив устав своей только что созданной фирмы. Окинув нашу четверку быстрым взглядом, Шарп весело протянул: «Ага, новобранцы!..» — после чего предложил обмыть свежий устав, пропустив по стаканчику. Кончилось тем, что мы два дня обмывали сперва фирму, а потом и недавно купленную Кэт «Артемиду» во всех ресторанах Уивертауна, оказавшихся в пределах досягаемости наших отяжелевших от алкоголя организмов.

И вот теперь Шарп оказался в роли нашего конкурента. Естественно, ни о какой настоящей конкуренции между нами не могло быть и речи, ведь у него в команде было всего двадцать восемь человек, а в нашем распоряжении — целая планета и миллионы горилл Фостера на ней. Нам было лишь интересно узнать, на кого он работает.

— Связь нестабильна, — сказала Диана. — Шарп спрашивает, не будете ли вы возражать, если он высадится в Восточном массиве.

— Скажи, что мы не против, — ответил я за всех. — Скажи, что мы рады встрече.

— Есть прямая связь… правда, только звук. Передаю…

— Я понимаю, что не обязательно работать там, где уже высадились вы… — услышали мы голос Шарпа.

— Брось, старина, ты же знаешь, что планета не наша собственность, — сказал я. — Приземляйся где хочешь.

— Мне просто хотелось бы иметь наибольшую свободу маневра. Возможно, нам придется работать почти рядом.

— Ну и отлично. Диана даст тебе наши координаты. Когда сядешь, держи связь с Биасом. Если окажешься неподалеку, заглядывай в гости.

— Не знаю, когда сяду… — Звук начал искажаться. — Мне тут клиент еще должен кое-какую информацию передать, а он пока не передал.

— А кто твой клиент?

В эфире повисла длинная пауза, наполненная глухим шумом и треском, потом Шарп сказал: «Сиднейский институт сравнительной анатомии человекообразных», — и отключился.

— Подумать только! — покачал головой Малыш. — Дружище Стив собирается управиться с отловом горилл за месяц.

— Его ждет большой сюрприз, — заметила Кэт. — Надо бы его предупредить.

— Еще чего, — сказал Крейг. — Пусть сначала сам попросит. Тогда подумаем.

— Это не по-дружески.

— Пускай не врет нам, это тоже не по-дружески.

— О чем ты говоришь? — возмутилась Кэт.

— О том, что с самого начала кризиса Сиднейский институт сидит на нуле, и за последние пять лет не сделал никому ни одного заказа.

— Ну и что? Институт может кто-то спонсировать.

— В том то и дело. Хотелось бы знать — кто.

— Крейг, да что ты, в самом деле? — воскликнул Малыш. — Шарп может сам не знать!

— Не говори глупостей, конечно он знает, — сказал я. — Официально мы работаем на Джайпурский институт, — но платит нам Шанкар Капур. Ты возьмешься за работу, не зная, кто будет платить? Диана, детка?..

— Слушаю, Пит.

— Сказал тебе Шарп еще что-нибудь?

— Нет, но пообещал связаться с вами чуть позже напрямую.

— Держу пари, что не свяжется, — повернулся я к Малышу. — Шарп терпеть не может вранья — он лучше будет молчать. Сядет и начнет отлов. Ну и пускай попотеет немного — глядишь, вспомнит золотое правило ООЗ: не скрывать информацию от своих. Мы знаем от Шанкара, что клиент Шарпа не только получил для него разрешение, но и пытался нажать на УОП, чтобы аннулировать наше. Такое не по зубам ни одному институту, даже не думай. И после этого так запросто дать Шарпу информацию, пусть даже ничтожную? А если потом он улетит с гориллами, а мы без? Как тебе такой вариант? Дело-то не в Шарпе, а в том, на кого он работает. Наш Шанкар хочет получить горилл, и в этом нет ничего странного. А клиент Шарпа хочет получить их только для себя. Чувствуешь разницу?

— И он велел Шарпу держать его имя в тайне, — добавил Крейг. — А как добиться, чтобы кто-то что-то выполнил? Можно или купить молчание человека, или заставить его молчать.

— Шарпа нельзя купить, — возразила Кэт.

— Заставить его тоже нельзя, — сказал я. — Но кто-то это сделал. Одно из двух.

— Чепуха какая-то, — пробормотал Малыш.

— Нет, кажется, не чепуха, — задумчиво проговорила Кэт. — В этом есть смысл. И вы заметили, что он ни разу не обозвал нас новобранцами?

После завтрака она отконвоировала меня к речке и стала выпытывать, что я обо все этом думаю.

— А что тут думать, — сказал я. — Единственное, чем могли зацепить Шарпа, так это его армейским прошлым. Всех, кто в Большую войну дрался на стороне мятежников, давно реабилитировали. Бывших вояк восстановили в рядах Вооруженных сил. А Шарпа обошли — слишком много генералов Федерации разбил в свое время этот бравый полковник с ненастоящим республиканским званием.

— А федеральное звание у него какое, я забыла? — спросила Кэт.

— Всего лишь сержант, — ответил я, и мы оба расхохотались.

— Военная служба ему давно не нужна, — продолжал я отсмеявшись. — Да и возраст у него скоро выйдет. Но ты же знаешь, как трепетно относится он к таким вещам. Задумай я давить на Шарпа — посулил бы ему восстановление с последующей почетной отставкой.

— Для этого надо иметь влияние на командование армии.

— Да, но его клиент хотел отозвать наше разрешение в УОП, и думал, что сможет это сделать. А ты же знаешь, что такое УОП, — уж проще справиться с армией… Меня больше беспокоит отсутствие на Тихой Берка. Он не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. У него остался Чезалпино, готовый идти за ним в огонь и воду, у него есть клиент — хрипатый Маркус Мендель из «Евгеники». Тогда чего ждет Берк? Он уже давно должен быть здесь. Он должен был прилететь на Тихую задолго до нас.

— Наверно, не смог собрать команду. После прошлого-то года.

— Не верю. Для любой аферы всегда найдется дюжина проходимцев.

— Тогда действительно не смог получить разрешение, как Крейг сказал. Вдруг ему «помог» с этим нынешний клиент Шарпа?

— Вот это уже лучше.

Мы вернулись в лагерь и как раз поспели к новому сеансу связи. На линии был инспектор Ливнев. Он тепло поздоровался с нами: похоже, что симпатия, которую мы все испытывали к этому невысокому, всегда подтянутому и спокойному человеку с пронзительным взглядом, была взаимна.

— Как вы там, ребята? — спросил он. — Вот, решил воспользоваться служебным положением и узнать, как у вас дела.

Малыш раздвинул нас с Крейгом и протиснулся поближе к экрану:

— День добрый, инспектор, у нас все замечательно. Снова в Эос?

— Что делать, должность обязывает. Требовалось досмотреть корабль Стивена Шарпа и утвердить его разрешение на посадку. Кроме того, моя группа проводит внеплановую проверку деятельности местной СОЗ, и мы задержимся здесь надолго. Впрочем, это такая работа, которую я сам себе задал. Решение о проверке руководство Галактической инспекции допуска приняло с моей подачи, а всякая инициатива, как известно, наказуема. Мои ребята ругают меня на чем свет стоит, но деваться им некуда, а я… — Ливнев смущенно развел руками: — Я не могу иначе. Заметив в свой прошлый визит немало нарушений, я не мог не отразить этого в отчете руководству ГИД… Долго вам еще оставаться на планете?

— Трудно сказать, — ответила Кэт. — Наши гориллы оказались существами несговорчивыми, никак не хотят в клетки.

— Мы проведем на орбите Тихой месяц, — сказал Ливнев. — Проверка займет не больше двух недель, но сюда должна прибыть еще одна группа охотников. Мы останемся, чтобы их дождаться. Если завершите отлов в течение этого времени, увидимся на орбите. Мне хотелось бы кое о чем с вами поговорить. Надеюсь, не откажетесь задержаться на денек, — угощение, разумеется, за мой счет. Никогда не обедали с главным инспектором допуска?

— Мы будем рады, — ответил я. — А не скажете ли, что за охотники должны сюда прибыть?

— Состав группы еще не утвержден, — сказал Ливнев. — Но разрешения в УОП на отлов добивается Пекинский институт экзобиологии, если вам это что-то говорит.

Нам это ничего не говорило.

— Из Пекина уже подавали прошение три месяца назад, — продолжал Ливнев. — Но потом у них расширился круг интересов. Список желаемых к добыче видов они увеличили, и вместо одного корабля с экипажем теперь сюда прибудут, возможно, два.

— Возможно, два… — повторил Крейг. — Вы не находите, что на Тихой становится многолюдно?

— Да, я это заметил, — улыбнулся Ливнев.— Но об этом и некоторых других вопросах мы можем побеседовать с вами при встрече — если встретимся.

— Надеюсь, что встретимся, — сказал я.

— Я тоже. Удачной охоты.

Сеанс завершился.

— Хороший парень этот инспектор, — сказал Малыш.

— Вторая группа — несомненно, команда Берка, — заключил Крейг. — И я буду не я, если наряду с рэдвольфом Джонни не попытается поймать горилл. По-настоящему, а не ради прикрытия. Чутье меня подводит редко.

Глава 22

Срок, который мы сами себе выделили для отдыха, подошел к концу. Малыш предложил первым делом слетать к нашему бывшему лагерю у Большого Круглого озера и установить где-нибудь поблизости хотя бы одну ловушку.

— Далеко, — возразил Крейг. — Да и какой смысл пытаться поймать горилл на прежнем месте?

— А вдруг они там расслабились и потеряли бдительность, — ответил Малыш.

Предположение было вполне идиотским. Ничто из того, что мы успели узнать о гориллах Фостера, не подтверждало, что они могут потерять бдительность или расслабляются хоть на секунду. Но я поддержал Малыша:

— План настолько глуп, что может сработать. Давайте попробуем.

Крейг и Малыш сели на скутер и отправились к озеру. Путь был неблизкий, установка ловушки тоже отняла время, хотя поставили ее на земле — Крейг наотрез отказался прыгать по деревьям, чтобы проверить идею Малыша. Мы с Кэт, сидя в лагере, слышали каждое их слово — они долго переругивались, потом поставили ловушку прямо посреди пляжа, на котором раньше стояли наши палатки.

— Пустая затея, — сказала Кэт.

— Пусть Малыш развлечется, — ответил я. — Вреда от этого никакого.

Наконец Крейг и Малыш доложили, что все готово; они были на полпути назад, когда ловушка сработала.

— Я же говорил тебе, балбес несчастный, что мы замучаемся с этой ловушкой! — завопил Крейг. — Сейчас в нее полезут бесконечные свиньи, мартышки, дикобразы, а мы должны будем летать туда и вытряхивать их! Мало нам дел, так еще ты добавил!

После долгих уговоров Малышу удалось убедить Крейга развернуть скутер.

— Ну ладно, — согласился Крейг. — Но только в этот раз! Вот увидишь, после того, как мы выпустим сейчас ту тварь, что туда вляпалась, ловушка снова сработает, не успеем мы улететь от озера на километр. Но второй раз я возвращаться не буду — я устал и хочу есть! Давно время обеда.

Скутер уже был у цели, когда Крейг сказал: «Не понял», — а затем мы услышали какое-то придавленное шипение, как будто он медленно выдохнул сквозь зубы. Потом заорал Малыш.

— Он что, опять свалился со скутера? — спросила Кэт.

— Надеюсь, это произошло над озером, — сказал я.

В эфире раздались нечленораздельные выкрики, и мы забеспокоились. Малыш вопил без перерыва. Крейг пытался что-то вставить и ругал Малыша.

— Что там, Крейг? — позвал я. — Малыш, что происходит? Отвечайте, черт бы вас!..

— Мы ее поймали, Пит, мы ее поймали! — проорал Малыш сквозь висевший в эфире шум. — Мы достали эту гадину, клянусь богом! Сука, сволочь, падла проклятая!.. Ребята, мы взяли ее!.. Ах ты моя миленькая!!!

— Пит? — неуверенно сказал Крейг. — Ты слышишь меня?

— Слышу, слышу, что происходит? На вас напали?

— Пит, мы, кажется, поймали одну из них.

— Что значит — «кажется»?.. «Одну из них» — из кого?

Крейг не успел ответить.

— Ты, старый ворчун! — перебил его Малыш. — Пессимист, жалкий научный червяк! Я говорил тебе!.. Пит, Кэтти, мы поймали гориллу! Вы слышите — Г-О-Р-И-Л-Л-У!!! Заводите «Рейнджер» и бегом сюда!

— Поймали? — переспросил я, стараясь унять нервную дрожь. — Ты уверен, Малыш?

— Да, Пит, это правда, — спокойно сказал Крейг. — Невероятно, но факт — мы таки одну поймали.

Я не стал слушать дальше. Оставив в лагере шумно протестовавшую Кэт, я с разбега упал в пилотское кресло «Рейнджера» и приказал Биасу выжать из машины все что можно. Подлетая к озеру, я еще издали увидел ловушку посреди пляжа, скутер рядом с ней и сидевшего на нем Крейга. Малыш ходил гоголем вкруг обтянутого сеткой куба, поглядывал внутрь и время от времени пускался в пляс.

Я плюхнул катер на пляж чуть в стороне, выскочил наружу и подбежал к ловушке. Сомнений не было. Внутри сидела большая обезьяна, отдаленно похожая на шимпанзе-переростка. Она не пыталась освободиться, только смотрела на нас умными черными глазами.

Горилла оказалась страшно тяжелой, и мы втроем еле втащили ловушку в грузовой отсек катера — второпях я позабыл взять из лагеря роботов. Животное нам не мешало, не бросалось на сетку, просто спокойно сидело внутри. Обратно в лагерь я вел катер куда медленнее, чтобы ничем не обеспокоить драгоценный экземпляр, а Биас включил демпферы[11] на полную мощность.

В лагере нас с нетерпением ждала Кэт.

— Ты просто бессердечный мерзавец, — посетовала она. — Как ты посмел не взять меня с собой?

— Но кто-то должен был присматривать за лагерем, — ответил я.

— Тогда почему не ты? Я лучше вожу катер!

— Утверждение спорно. И ты должна быть мне благодарна — тебе не пришлось корячиться на погрузке.

— Мне и так не пришлось бы! Роботов я бы не забыла!

— Утверждение опять спорно — более чем. Насколько я помню, ты готова была и про катер забыть, — еле успел удержать тебя, когда ты помчалась к скутеру. Еще немного — и побежала бы пешком.

— Терпеть тебя не могу! Ну зачем тебе такая хорошая память?..

Пойманная нами обезьяна оказалась самцом — старым, могучего сложения, с сединой в шерсти. Едва взглянув на него, Кэт тут же опознала в нем одного из «начальников караула».

— Тот самый, которому все остальные гориллы уступали дорогу, — сказала она.

— Давайте назовем его Патриархом, — предложил Малыш.

Возражений ни у кого не нашлось.

Первым делом мы перевели пленника в настоящую клетку. По размерам и конструкции она мало чем отличалась от ловушки, но там имелось закрытое спальное отделение, несколько перекладин — на случай, если животное захочет поразмяться и повисеть на них, и, конечно, она была оснащена приборами дистанционного контроля за состоянием животного и системой «кормление-уборка». Ловушку и клетку сдвинули вместе, защелкнули фиксаторы, чтоб животное не смогло раздвинуть стойки и убежать. Потом, подняв одну из стенок ловушки и дверь клетки, накрыли все сооружение тентом и предоставили пленнику осваивать новую территорию в одиночестве. Через пару минут датчик в клетке среагировал на присутствие и захлопнул дверь. Тент сняли и установили над клеткой большую палатку, оставив открытыми две стороны, чтобы у животного было достаточно свежего воздуха.

Патриарх вел себя тихо, и по всем признакам вознамерился переносить заключение стоически. Он внимательно оглядел свое новое жилище, ощупал все, что показалось ему интересным, и забрался в спальное отделение, решив отдохнуть.

Малыш энергично промаршировал на месте и от избытка чувств спел первый куплет гимна Федерации.

— Ну, что я вам говорил? — спросил он. — Моя была идея!

— Дуракам всегда везет, — хладнокровно ответил Крейг. — Посмотрим, как пойдет дальше.

Малыш обозвал его мелкой научной козявкой и заявил, что Крейг ничего не смыслит в искусстве охоты.

— Надо понимать психологию приматов, — сказал он с апломбом, явно над нами издеваясь. — И мыслить творчески.

Нам приходилось терпеть, ответить было нечего. Несмотря на едкие замечания в наш адрес, все несказанно радовались. Наконец-то дела сдвинулись с мертвой точки.

Проигнорировав горячие увещевания Малыша, призывавшего нас немедленно снять все ловушки и расставить их вокруг старого лагеря, в первый день мы ограничились тем, что установили там только две. Одну опять поставили на пляже, одну разместили в лесу, на дереве неподалеку.

Между тем вокруг нашего лагеря начался тихий ажиотаж. Триста или четыреста горилл непрерывно перемещались в лесу на равнине, в непосредственной близости от плато, и еще сотни полторы бродили в зарослях на самом плато. Некоторые выходили на открытое пространство перед лагерем и вплотную подбирались к зоне поражения, ограниченной чувствительностью сенсоров сторожевых роботов. Патриарх вел себя по-прежнему, абсолютно не нервничал, и вообще переносил свой плен со спокойствием философа.

Первая удачная поимка нас взбодрила, и теперь мы выполняли скучную ежедневную работу с охотой и воодушевлением. Кэт слетала на «Артемиду» за продуктами, передала Шанкару радостную новость и попросила его добыть дополнительное разрешение на отлов. Я думал, что она уже забыла о своем намерении заиметь оранжевую мартышку, но Кэт если уж вобьет себе что в голову… Донельзя обрадованный нашим успехом, Шанкар спросил, сколько тысяч мартышек она хочет заполучить, и был крайне разочарован, когда Кэт ответила, что ей нужна всего одна особь. Оба понимали, что просьба выдать разрешение на одно животное может вызвать ненужное недоумение чиновников УОП и массу вопросов с их стороны. Поэтому договорились запросить десять — Кэт сможет выбрать любую понравившуюся ей обезьянку, а сам Шанкар заберет остальных в свой личный зверинец на память о нашем плодотворном сотрудничестве.

Шарп высадился на планету с непонятной задержкой в пять суток, более чем в трех тысячах километрах от нас, и прислал свои координаты. Уже через три дня он перенес лагерь на другое место, значительно ближе, и вышел с нами на связь. Мы все были в лагере и сбежались в рубку.

— Клиент поручил мне собрать информацию о поведении горилл на воле, — сказал Шарп, и я заметил на его лице явное облегчение, когда он понял, что мы не собираемся больше интересоваться, кто именно его нанял. — Меньше всего мне бы хотелось действовать вам на нервы, ребята, не говоря уже о том, что вы прибыли сюда первыми. Но мне придется много перемещаться, и на какое-то время мы с вами можем оказаться почти рядом.

— Если ты надеешься выдавить нас по-тихому с насиженного места, то забудь об этом, — посоветовал я. — Без боя мы родные края не оставим.

— Господи, Пит, да и в мыслях не было! — Открытое лицо Шарпа выразило столько неподдельного изумления, что сомневаться в его искренности не приходилось. — Просто клиент просил начать поиск отсюда. Потом в планах второй континент и острова архипелага Гринберга.

— Но у тебя всего один месяц, — заметил я. — Ты что, рассчитываешь провести наблюдения сразу в трех местах, да еще и отловить горилл, и все за тридцать дней? Прости дружище, но ты чересчур самонадеян. Скоро ты будешь умолять нас поделится опытом отлова этих хитрых бестий.

— Вот как?! — тут же завелся Шарп. — Спорим, что не буду? Но согласен поделится опытом с вами, перед тем как стартую отсюда месяц спустя. Вы, жалкие новобранцы, сидите там уже черт знает сколько, и будете еще сидеть, когда я отправлюсь обратно с полным трюмом горилл!

— Самоуверенный болван! — разъярилась Кэт. — Уже через неделю ты заговоришь по-другому!

— Ничего подобного, — возразил Шарп. — Предлагаю пари. Сколько вам надо животных?

— Десять пар.

— А мне — двадцать. Но и людей у меня больше. Ставлю банкет у Дагена на обе наши команды, что выполню заказ первым.

— На твое счастье мы слишком добры и не станем ловить тебя на слове. У тебя только перенос лагеря с места на место с помощью твоих двух катеров отнимет половину времени. Ты обречен на проигрыш.

— Ничего не обречен! У меня есть разрешение на посадку корабля, и я его использовал. Мой «Миротворец» стоит в пятистах километрах от вас, десять человек на катерах вскоре уйдут на архипелаг Гринберга. Ребята там будут работать отдельно, у них только наблюдения. Я оставлю себе восемнадцать человек, мы поработаем здесь на скутерах, сменим два-три места, потом переберемся на другой континент. Кстати, насчет вашего приглашения в гости — вряд ли увидимся, заказ срочный. Вот отметить удачное выполнение наших контрактов на Безымянной — совсем другое дело. И я ставлю на то, что мой будет закрыт раньше.

— Годится! — сказала Кэт. — Но ты проиграешь.

— Я выиграю, детка, — возразил Шарп самым оскорбительным тоном. — Хватит спорить со старшими по званию, а то нашлепаю по заднице! Примите приблизительный план моих перемещений в Восточном массиве… Готово? Ну, тогда — до встречи. В ресторане Дагена. Готовьте мешок с деньгами — у всех моих ребят прекрасный аппетит.

— Нет, ну каков наглец? — удивилась Кэт, когда Шарп отключился.

— До всех дошло, что он сказал по поводу «Миротворца»? — обернулся к нам Крейг. — У него не только разрешение на взлет-посадку трансгалакта, но и на свободное перемещение в атмосфере по всей территории заповедника.

— У Сиднейского института широкие возможности, — усмехнулся я. — Кто же все-таки его настоящий клиент?

— Какая разница, — отрезала Кэт. — Кем бы ни был клиент, Шарп не имеет о его интересах никакого понятия. Он — честный парень. Но за наглость проучить его стоит. Теперь мы просто обязаны завершить отлов раньше него. В жизни не прощу себе, если он выиграет. Давайте утрем нос этому фанфарону.

Гориллы в больших количествах бродили поблизости от нашего лагеря с момента пленения Патриарха, но помогать нам выиграть пари не собирались. Время от времени срабатывали ловушки и в лесу, и у озера, однако находили мы в них лишь надоевших нам свиней и мелких обезьян. Все понемногу мрачнели. Единственной нашей добычей за неделю остались десять оранжевых мартышек, пойманных по дополнительному разрешению. Кэт часть свободного времени неизменно проводила рядом с их клеткой и быстро подружилась со всеми. Больше всего ей нравилась одна молоденькая самочка, которую она нарекла Викторией в честь нашей будущей победы над Шарпом, а мы звали Вики. Кэт часами просиживала у клетки, разговаривая с Вики, а та отвечала ей на своем тарабарском наречии, похожем на болтовню пьяного инопланетянина. Кэт ужасно сюсюкала над мартышками, называя их «своими красавицами» и «милыми крошками», но ее общего настроения это не улучшало.

— Малыш! — горестно взывала она. — Ты же у нас эксперт по слабостям горилл. Придумай что-нибудь! В прошлый раз ведь придумал?

— Нам надо во что бы то ни стало обскакать Шарпа, — твердил Крейг. — Если получится, раскрутим старого вояку на самый роскошный обед у Дагена, какой только видел этот ресторан.

Всегда веселый и беззаботный Малыш ходил унылым и подавленным. Наконец его посетила мысль, которой он не замедлил поделиться с нами:

— Давайте отправим Патриарха на орбиту. Вдруг он, сидя здесь, читает наши мысли и телепатирует своим сородичам о местонахождении ловушек, чтобы они и близко не подходили?

Предположение Малыша было не менее бредовым, чем его задумка поставить ловушку на месте бывшего лагеря, понадеявшись на то, что гориллы там «расслабились». Но лучших идей ни у кого не нашлось, и мы согласились. Клетку с Патриархом решили отправить на «Артемиду» завтра же. К счастью, мы не сделали этого немедленно, иначе Малыш совершенно зазнался бы. Потому что когда на утро мы отправились проверять ловушки, в каждой из них сидело по горилле — всего двенадцать штук.

До самого вечера мы доставляли животных в лагерь, находясь в несколько обалделом состоянии. На следующий день попались еще семь горилл. Когда перевезли и рассадили по клеткам этих тоже, ко мне подошла Кэт и потянула в сторону. Мы удалились прочь от посторонних глаз в столовую, и она неожиданно уткнулась лицом мне в грудь, крепко обняв обеими руками. Так мы стояли несколько минут, я гладил ее по голове и ничего не понимал.

— Я боюсь, Пит, — сказала она наконец. — Я боюсь этих животных. То они упорно не даются нам в руки, то вдруг сами лезут в ловушки.

— Может, у них заржавела телепатия, — попытался пошутить я. — Стала туго работать, требует смазки.

— Не смейся, я серьезно! Мне страшно. Впервые в жизни мне по-настоящему страшно, а ведь я никогда ничего не боялась. Прошу тебя, милый, прошу тебя… Давай все бросим и уберемся с этой планеты! Куда угодно — лишь бы подальше отсюда…

Я попытался приподнять ее голову, коснулся ее лица, и моя рука стала мокрой — Кэт плакала. Да, Стальная Кэт, стоя посреди лагеря, набитого желанной добычей, дала течь и просто плакала, как испуганный ребенок. Я даже не пытался ее успокоить: слишком хорошо понимал, что вскоре она успокоится сама, пожалеет о своих словах и рассердится на меня — просто за то, что стал свидетелем ее слабости.

Конечно, я оказался прав. Вскоре Кэт вытерла слезы, весь вечер со мной не разговаривала и ушла спать в свою палатку. Я лег в своей, и мне опять приснился тот же сон, что мучил меня с памятной ночи в отеле «Козерог» на Безымянной: прогалина в джунглях, трупы вокруг, гильзы в траве; я стою напротив рэдвольфа с пустой винтовкой в руках; он прыгает, а я не успеваю достать пистолет, и все тонет в кровавом тумане. Суслик пытался меня разбудить, но я всякий раз проваливался обратно в свой кошмар к самому началу. И снова где-то рядом ползла растерзанная, умирающая Кэт, звала меня, а я не мог ничего сделать…

Естественно, утром я встал совершенно разбитым, со стойким чувством, что бросить все и улететь с Тихой — отличная мысль. Этот настрой продержался у меня аж до второй чашки кофе. Сидевшая напротив Кэт сперва искоса поглядывала на меня, потом сказала:

— Забудь все, о чем я наболтала вчера. Просто не бери в голову.

— Почему? Скоро так и так улетим. Мы почти выполнили контракт.

— «Почти» в нашем деле результатом не считается.

После завтрака мы занялись переброской горилл и мартышек на «Артемиду». Сделав последний рейс, я связался с Шанкаром. Ему требовалось десять пар животных репродуктивного возраста, а из двадцати пойманных нами горилл одиннадцать оказались самцами. Среди девяти самок затесались две древние старухи, вряд ли способные к размножению. Все это я ему и сообщил, присовокупив картинку с камеры в грузовом отсеке, где роботы под присмотром Дианы как раз расставляли клетки.

— Конечно, старые особи нежелательны, — сказал Шанкар. — Но только в том случае, если сможете добыть более молодых. Если же нет — сойдут любые. Именно перспектива получения приплода наиболее заманчива — однако изучение болезней и патологий, связанных со старением, также будет для меня интересно. И вообще: я понимаю, каково вам там приходится, и обещаю к мелочам не придираться.

— Ты просто бесценный клиент.

— Это вы бесценные специалисты. Расслабься — чего ты там сидишь как на похоронах? Вы уже победители, чемпионы и рекордсмены — вы поймали знаменитых горилл Фостера, которых до вас никто не ловил! Передавай привет всем. Кэт — персонально.

Глава 23

Мы отменили перестановку ловушек с места на место и перестали перенастраивать имитаторы приманки, смирившись с тем, что в деле отлова горилл от наших усилий решительно ничего не зависит. Зачем суетиться — если они попадутся, то попадутся и так. За следующую неделю мы никого не поймали, но отсутствие добычи уже не беспокоило нас так, как раньше.

— Ты ошибся, — едко сказал Малышу Крейг. — Патриарх вовсе не отпугивал горилл — наоборот, завлекал сородичей в ловушки, чтобы не скучать в одиночестве. Пока он был здесь, обезьяны попадали к нам пачками. А теперь, взгляни: ну хоть бы одна.

— Давайте тогда приволочим его с орбиты обратно в лагерь, — не растерялся Малыш. — Пускай сидит и приманивает.

Шарп аккуратно выходил на связь каждый день и все похвалялся, какие чудеса звероловства продемонстрирует нам, когда завершит наблюдения. Мы ничего не говорили про пойманных нами горилл, готовя ему сюрприз. Наконец обещанный Шарпом день Х настал, но как назло именно в этот день над всем пространством Восточного массива разразилась буря помех. Связь с орбитой пропала, с Шарпом — тоже, и даже на территории лагеря наши личные кибы едва слышали друг друга и Биаса.

— Вот это да, — сказала Кэт после того, как ее Камилла на протяжении трех минут не могла связаться с «Рейнджером» из столовой напрямую. — Вот это я понимаю — помехи!

Достать катер у Камиллы получалось только через киб-мастера Малыша Спиди. Мой Суслик ловил Кальяна то через Биаса, то через Камиллу.

— Вот так и выходим из положения, — прокомментировал он ситуацию.

— Ничего, потерпите, — не пожалел его я. — Трудности вам только полезны.

Шарп вышел на связь следующим утром, каким-то образом пробив окно в бушующем хаосе эфира. Мы сбежались в рубку «Рейнджера», и Биас вывел на экран усталое, измученное, в потеках грязи и крови лицо Стива.

— Нет времени, — перебил он поток наших вопросов. — Немедленно сгребайте пожитки и убирайтесь с планеты. Возможно, непосредственной опасности для вас нет, но будет лучше, если вы уйдете на орбиту Тихой. Сейчас я перенацелю передатчик и пошлю SOS. Мы попали в дьявольскую переделку, ребята, я даже не знаю, что вокруг творится. Я…

Вдруг изображение на экране исказилось, глаза Шарпа выпучились, а тело выгнулось назад. Экран погас.

— Это еще что? — воскликнул Крейг, уставившись на вспыхнувшие красным индикаторы на пульте. — Биас?.. Биас!

Сначала киб-мастер не отвечал. Затем в динамиках затрещало, и Биас неуверенно сказал:

— Ддд… дррр… нннррр… ааа? Ккк-ххх… Здорово меня шлепнуло. А передатчик вышел из строя.

— Что значит — вышел?

— Это и значит. Накрылся. Полетел. И я тоже вместе с ним едва не полетел. Еле успел разорвать цепь.

— Что вывело из строя передатчик?

— Нет информации.

— Ну ты-то хоть в норме?

Биас умолк — видно, проверял свои системы.

— Вроде, в норме, — не очень уверенно ответил он через несколько секунд.

Кэт посмотрела на меня.

— Что могло вывести из строя передатчик?

— Вот так, как сейчас? Не знаю.

— Я не поняла — с Шарпом действительно что-то произошло в последний момент — или это просто картинка исказилась?

— Тоже не понял.

В рубке повисла напряженная тишина.

— Лучше поступить, как сказал Шарп, — предложил Крейг. — Уберемся отсюда на орбиту.

— А Стив и его ребята? — спросила Кэт. — Не надо быть гением, чтобы сообразить — они явно нуждаются в помощи. Видел его лицо?

— Он собирался послать сигнал бедствия.

— А он успел это сделать?

Мы помолчали.

— Давайте решать, — сказала Кэт. — Мы можем сбежать с планеты, можем сидеть здесь и гадать, а можем просто слетать и проверить. «Миротворец» от нас в пятистах километрах.

— Это помещение, в котором Стив находился… — протянул Малыш. — Не очень похоже на его корабль.

— Так значит — сидим и гадаем?

— А я что? Да я хоть сейчас!..

— Вот и давайте двинем туда прямо сейчас, — заключила Кэт. — Там у ребят, может, счет на секунды идет. Быстрей нас до них никто не доберется. Вы подумайте: ну, прилетим мы на «Артемиду». Ну, дадим знать в Службу охраны заповедников. По их правилам в случае ЧП на место происшествия вылетают смотрители сектора, в котором оно произошло, а в случае необходимости — еще двух соседних. Но станция «Сектор-18» законсервирована, а на «Секторе-17» и «Секторе-19» сидит по одному смотрителю. И получится у СОЗ спасательная команда вдвое меньше нашей. О том, что на Главной базе сразу же сыграют общую тревогу, и мечтать не приходится. У них на такие случаи одна отговорка — охотники знают чем рискуют.

— Хорошо, — сказал я, направляясь к выходу. — Биас, отключи «сторожей» и больше не включай — вдруг появится кто-то из парней Шарпа. Будь готов если что встретить их как полагается.

Мы вышли из «Рейнджера». Малыш бегом кинулся к скутерам и установил на приборных щитках усилители приема передатчиков.

— Держаться друг к другу как можно ближе, — сказала Кэт. — Личным кибам — связь между собой и нами без фильтрации реплик.

Если б охотники не помогали друг другу в беде, вряд ли кто из нас дожил бы до выхода на покой. Я окликнул Малыша:

— Сколько нам лететь?

— Это смотря как. С крейсерской скоростью — около двух часов.

— А если поднажать?

Лицо Малыша растянулось в широчайшей улыбке.

— Ну, если поднажать, то значительно меньше.

— Ты с Крейгом пойдешь первым, а мы с Кэт сразу за тобой. Давай, покажи класс, Малыш-на-все-плевать.

Малыш без лишних слов сел в пилотское кресло. Крейг предельно снизил высоту сиденья стрелка и придвинул его вплотную к креслу Малыша. Я вывел ветровое стекло своего скутера вверх до отказа.

— «Сторожа» выключены, — доложил Биас.

Скутер Малыша взмыл в воздух, набирая высоту. Я поднял машину следом, и вскоре лагерь остался далеко позади. Через час сумасшедшей гонки, выйдя в район, где находился корабль Шарпа, мы сбросили скорость, развели машины в стороны и двинулись вперед.

Связь то и дело терялась несмотря на усилители. Через полчаса я услышал в шуршащем помехами эфире возглас Малыша и повел скутер влево, в его сторону, но он тоже взял влево и начал снижаться. Через минуту он крикнул: «Нашли!» — и указал рукой вниз. Под нами, на большой поляне стоял «Миротворец». Он упирался бортом в зеленую стену джунглей — несколько гигантских деревьев, вывернутых с корнем, упало в сторону зарослей, а одно сломалось и рухнуло на корпус корабля. Правый блок маневровых двигателей был сбит и валялся за кормой. С воздуха мы хорошо видели место, где «Миротворец» стоял первоначально, — трава и кустарник там были вмяты в землю брюхом трансгалакта, а вокруг виднелись расчищенные участки с палатками и навесами для техники. Лагерь выглядел так, будто подвергся интенсивному обстрелу, а неподалеку начиналась широкая полоса взрытой земли — там, где корма корабля пропахала поляну. Повсюду в лагере валялась искореженная пулями и снарядами техника. Вокруг редкой цепью стояли сторожевые роботы. Многие из них были повреждены и повалены на землю.

— Бог мой! — выдохнул в эфир Крейг. — С кем это Стив здесь воевал?

— Всем приготовиться, — сказал я, вынимая из седельного зажима винтовку. — Снижаемся до предела, осторожная разведка с воздуха. Далеко не расходиться, из вида друг друга не терять. Кэт, Крейг, разверните кресла и следите за тылами.

Мы медленно вели машины над землей, рассматривая лагерь Шарпа во всех подробностях. Под большим навесом стояли три изрешеченных пулями скутера. Четвертый был совершенно разбит и выброшен наружу ударом снаряда, который прошил его насквозь. Переносная станция для зарядки батарей лежала на боку. Опущенная задняя стенка бывшей столовой напоминала дуршлаг — столько в ней было дырок от пуль. От столов и стульев остались лишь куски пластика и рваные клочья обивки. Одна из стоек навеса, перебитая у самой земли, ушла в сторону, и тент сильно провис. Жилые палатки тоже все прострелены, две сбиты, на месте третьей виднелась воронка от взрыва гранаты.

Я направил скутер за границу лагеря, пролетел над сторожевым роботом, разваленным пополам попаданием снаряда, и приблизился к развороченной корме «Миротворца». Там, в глубине разбитых разгонных двигателей стлался сизый дымок и проскакивали длинные трескучие молнии. Время от времени вся корма одевалась частой сеткой разрядов, в нашу сторону несло гарью и какой-то едкой гадостью. Толстенная стойка правого блока маневровых двигателей, согнутая и сломанная, упиралась в большое дерево. Сам блок лежал прямо под нами — смятый в гармошку спереди, он ощерился рваной дырой там, где раньше крепился к стойке; оттуда торчали концы оборванных кабелей и энерговодов.

— Нам лучше сесть и осмотреть все с земли, — сказал я. — Думаю, это безопасно. Что бы здесь ни произошло, все давно закончилось.

Мы посадили скутеры перед входным люком корабля. Края проема носили следы повреждений, бронированная плита самого люка, сорванная с одного крепления, повисла на другом, упершись углом в землю.

Малыш остался снаружи, мы втроем поднялись в шлюз. Выдвижные трансформные стены шлюзовой камеры выгнулись, словно в ней произошел сильный взрыв. Судя по всему, так оно и было. Искореженный внутренний люк валялся в грузовом отсеке. Мы прошли в рубку. Там было пусто, как и во всем корабле, — ни живых людей, ни трупов. Но всюду — и в коридорах и в рубке — на полу валялось множество стреляных гильз от реактивных и простых винтовочных патронов. Они перекатывались у нас под ногами, со звоном стукались друг о друга, стены пестрели отметинами от попаданий пуль.

— Как звали киб-мастера «Миротворца»? — спросил Крейг.

— Суворов, — ответил я. — Но если бы он функционировал, то уже дал бы о себе знать.

— Зря мы не захватили с собой киб-диагностер. Сейчас узнали бы, в чем дело.

— Кто ж мог предвидеть такое?.. Попробуй подключиться с помощью Кальяна.

Крейг подошел к пульту, вытянул из пояса комбеза кабель и нашел подходящий разъем.

— Малыш, — позвал я. — Ты знаешь этот тип кораблей? Где у них передатчик?

— Это «Геракл», — ответил он. — Оба передатчика в отсеках связи по бортам, справа и слева, прямо под рубкой.

— Спуститься посмотреть? — предложила Кэт.

— Подожди, — остановил я ее. — Они сейчас все равно не достанут до орбиты… Малыш, Шарп в разговоре с нами сказал, что перенацелит передатчик. Значит, у него помимо обычных был еще векторный. Или «Почтовый голубь», или что-то подобное. Иначе он к нам не пробился бы. Как думаешь, мог он воткнуть такую штуку в один из отсеков?

— Нет, и в порты отсеков тоже. Там просто места нет. Только в один из портов для съемных устройств. По правому борту они открыты. Могу сесть на скутер и посмотреть.

— Сделай. Если найдешь передатчик, врубай автопоиск без всяких разговоров. Пусть нацеливается на любую станцию СОЗ и подает сигнал бедствия. Что-то мне тут становится неуютно.

— А мне уже стало, — сказала Кэт.

— А мне — так еще в лагере, — добавил от пульта Крейг.

Мы не видели, что происходит снаружи, — картинки от Малыша не было. Через минуту он сказал:

— Да, есть передатчик! И как раз «Почтовый голубь»… Э-э, нет, Пит, слушай, это не он. Это какая-то хрень на его основе. С виду вроде ПГ, но к нему прицеплен киб и еще какая-то штука… Я не знаю, что это. Но точно не устройство связи. Сейчас проверю второй порт.

Мы ждали.

— То же самое, — сказал Малыш вскоре. — Прибор цел, но непонятно, для чего он. Главный порт проверять бесполезно — створки были открыты и платформа выдвинута, когда корабль врубился в лес. Сверху на всей технике сейчас лежит обломок древесного ствола. Могу посмотреть порты по левому борту.

— Подожди, мы сейчас выйдем. Что там, Крейг?

— Суворов мертв, — сказал Крейг отходя от пульта. — Если его и можно реанимировать, то не силами Кальяна.

Выбравшись наружу, мы остановились возле шлюза. Малыш повел скутер вверх и перевалил через тушу «Миротворца». Через пять минут он показался опять и опустил машину рядом с нами.

— Везде одно и то же, — сказал он. — Передатчики, которые уже не передатчики, и пристежки к ним.

— Давай-ка я сам посмотрю.

Я сел на скутер, осмотрел все четыре порта и вернулся с готовым заключением:

— Ничего сверхъестественного — это боевые суггесторы на основе «Почтового голубя». Самодельные, но работа выполнена на профессиональном уровне. По сути это те же имитаторы, на которых мы тренируемся и смотрим отчеты, но дистанционного действия. Генераторы галлюцинаций.

— Такие приборы ведь запрещены? — неуверенно спросила Кэт.

— Ну еще бы, — подтвердил я. — Но состоят на вооружении армии, да и у спецслужб конечно есть. «Почтовый голубь» обеспечивает двустороннюю связь — он использует векторные информпотоки одномерного пространства, а они всегда разнонаправлены. Ну, вы сами наблюдали это в действии, когда Шарп с нами говорил: не только мы слышали и видели его, но и он нас, хотя наш передатчик в условиях бури помех ничего передать ему не мог. Передача информпакетов посредством ПГ похожа на движение водяных струй в сообщающихся сосудах, соединенных двумя трубками: если закачать некий объем воды из одного сосуда в другой через первую трубку, то через вторую обратно поступит ровно столько же воды. То же самое происходит с информацией при векторной передаче, что делает ПГ мечтой любого шпиона. Все «просветки», «прослушки» и прочее, с помощью чего государство нарушает право граждан на приватность, работают по тем же принципам, что ПГ и его аналоги. Именно поэтому «Почтовых голубей» никогда не было в свободной продаже — при наличии минимального интеллекта на их основе можно собирать всякие интересные приспособления, в том числе и боевые суггесторы. В этих приборах, что стоят на «Миротворце», к каждому передатчику подключено записывающее устройство, позволяющее фиксировать эффективность воздействия суггестора на объекты. Киб-мастер анализирует полученную информацию и при необходимости наращивает силу посылаемого импульса, корректирует степень достоверности внушения на отдельных уровнях восприятия и так далее.

— Шарп что — собирался опробовать эти штуки на Тихой? — спросил Малыш. — На ком — на гориллах?

— Может, и опробовал.

— Так вот почему он был так уверен, что поймает горилл, — собирался загипнотизировать их?.. Постой, Пит, а разве можно гипнотизировать животных?

— А почему нет? Надо только знать — как. Для этого — записывающее устройство и киб-корректировщик.

— Мы сможем привести в порядок хоть один передатчик? — спросил Крейг.

— Не получится. ПГ в сборе — это довольно сложные и габаритные штуковины из нескольких блоков. Здесь с них обрезали почти все, но самое главное — сняли фокусирующие линзы. В итоге получились инфопушки для суггесторов ближнего радиуса действия… А теперь давайте попробуем разобраться, с кем ребята Стива тут воевали и куда делись потом.

Мы исходили поляну вдоль и поперек, сели на скутеры и облетели ее по кругу — заросли по краям носили следы жесточайшего обстрела из пулеметов и пушек корабля, но нигде не было видно ни трупов, ни крови. Углубившись в лес, мы стали медленно описывать все более широкие круги, стараясь вести машины вплотную к земле там, где этому не мешали заросли кустарника. За границей зоны обстрела обнаружилось множество следов, однако на покрывавшем почву толстом слое прелой растительности невозможно было прочесть, кому именно они принадлежат. Крейг слез со скутера и стал внимательно осматривать топкие берега протекавшего возле поляны ручья. Наконец он поднял голову и сказал:

— Нет сомнения, что это именно они. Гориллы Фостера.

— Ты уверен? — спросила Кэт.

— Да.

— Боже правый, сколько же тогда их здесь было? Они ведь предпочитают деревья. И раз столько следов на земле… Тысячи!

— Слушайте, ребята, — сказал я. — Мы не видели ни в лагере, ни в корабле глиссера, а ведь у Шарпа был глиссер, шестиместный. Надо постараться его найти, если он рядом.

— Они улетели на нем, — сказал Малыш. — На чем-то же они улетели отсюда?

— Все восемнадцать человек? На шестиместном? Глупости. Он бы их поднял, но там ведь просто не за что держаться, разве только за сиденья и друг за друга. Свалились бы с него. Нет, наверно, небольшая группа вылетела на нем в разведку или на отлов животных до начала заварухи. Работать с глиссера в здешних джунглях невозможно — запутаешься в лианах. Поищем машину на ближних прогалинах, следы приземления хотя бы.

Глава 24

Шанс что-то найти был мизерным, однако нам повезло. На большой поляне в десяти километрах от лагеря Малыш заметил участок характерно примятой травы. Через пятнадцать минут мы обнаружили глиссер, застрявший невысоко над землей в ветвях двух стоящих рядом деревьев. Обтекаемые «торпеды» грузовых бункеров почти отвалились от рамы вместе с сиденьями стрелков. Установленный на капоте суггестор был раздавлен и сброшен на землю. Пулеметная турель тоже сбита, сиденье пулеметчика искорежено и в крови. На деревьях вокруг виднелось множество отметин от попаданий пуль. Мы с Крейгом слезли со скутеров и осмотрели следы на земле.

— На них тоже напали, — сказал Крейг. — Их было шестеро, один тяжело ранен. Отсюда его понесли на носилках.

Полчаса мы шли по следам. Люди Шарпа, прошедшие здесь до нас, периодически останавливались и открывали стрельбу. Повсюду в траве валялись гильзы, в двух местах кусты разметало взрывами гранат.

— У них вместо подвесок были подствольные гранатометы, — сказал я. — Или они вообще не собирались добывать горилл живьем, или… Или слишком понадеялись на свои суггесторы. Однако Шарп предвидел осложнения в работе — иначе они вовсе не стали бы цеплять гранатометы.

— Парни двигались прямиком к лагерю, — сказал Крейг. — Шли, почти бежали, а их гнали.

— Гориллы? Ты нашел следы?

— Нет, надо смотреть вокруг. Но кто еще? Здесь все то же, что и в лагере. Мы сэкономим время, если проверим лес возле лагеря по этому направлению. Найдем следы — значит, эта группа присоединилась к остальным, нет — вернемся сюда.

Искомую цепочку следов мы обнаружили в нужном месте. Не так уж трудно различить отпечатки ботинок с шипами даже на слежавшейся листве.

— Все дошли, я уверен, — сказал Крейг. — И носилки с раненым несли — две пары отпечатков отчетливей других.

— Ну и что все-таки здесь произошло? — требовательно спросила Кэт после того, как мы еще раз осмотрели расстрелянный лагерь. — Есть идеи?

— Кажется, и так ясно, — сказал Крейг, хотя его тон свидетельствовал об обратном. — Все началось у глиссера. Возможно, ребята Стива впервые испытали на гориллах суггестор, и внушение вызвало негативную реакцию. Они добрались до корабля и заперлись вместе с остальными. Гориллы атаковали корабль…

— …а на скорострельные пушки им было плевать, — ввернул я, но Крейг не остановился: его слишком взбудоражило увиденное, и он не особенно думал, что говорил.

— Первое нападение было отбито, — продолжал он. — Однако гориллы пошли в атаку снова…

— …взломали входной люк и взяли корабль приступом, — закончила Кэт. — А потом они забрали своих убитых и раненых и ушли, не забыв перед этим стереть каждую каплю крови с листьев, веток, да и с земли тоже… Поразмысли, что плетешь. Ты видел, сколько следов в джунглях — там, за линией обстрела? Все истоптано как после парада! Ребята Шарпа отстреливались всю дорогу сюда, били прицельно, короткими очередями — видно, боеприпасы берегли. Здесь уже ни черта не берегли. Я счетчики на корабельных пулеметах смотрела — все на нулях! С пушками — то же самое. Вдобавок они палили из винтовок и гранатометов. И что — так ни кого и не зацепили? Надо очень постараться, чтобы впустую израсходовать корабельный боекомплект, стреляя по толпе! И даже миллиону горилл не по силам взломать входной люк. Нет, они его сами взорвали, заложив бомбу в шлюзовую камеру.

— Кэт права, — сказал Малыш.

— Сам знаю, — буркнул Крейг. — Но зачем им взрывать собственный шлюз? Ты еще скажи, что они и «Миротворец» специально разбили.

— Послушайте, — сказал я. — Все указывает на то, что ребята Шарпа стреляли по пустому месту, а не по гориллам или кому другому. Горилл на поляне вообще не было, как и любых других существ, — там повсюду только следы ботинок. Стрельба шла по привидениям. Как внутри имитатора, понимаете? Но только наяву. Это была гипноатака.

— По-твоему, они попали под удар своих же суггесторов? — спросила Кэт.

— Исключено. Во-первых, их суггесторы довольно простые, в наше время любой человек имеет защиту против таких. Во-вторых, все люди Шарпа — бывшие вояки, а значит, во время службы в армии им установили дополнительные экраны, которые не возьмешь практически ничем. Нет, это было постороннее воздействие, причем с весьма и весьма необычными характеристиками, раз от него не спасла защита. Вспомните то утро, когда стоял необычайно густой туман, и сборище горилл возле нашего лагеря. Мы думали, что обезьяны хотят на нас напасть, но, возможно, они готовились к гипноатаке. Что если гориллы, собираясь большими группами, способны внушать людям то, чего нет в действительности? Это все объясняет. Это объяснило бы, почему у всех сторожевых роботов здесь, вокруг лагеря, сохранился полный боезапас. Они-то ничего не видели. Датчики не реагируют на фантомы.

— Но Пит, Стив же не ребенок, — сказал Крейг. — Я еще поверю, что его парни не заметили подвоха у глиссера в лесу. Но здесь, на открытом месте? После первого же хорошего залпа, — после того, как пули прошили нападавших, не причинив им вреда…

— Я говорю не о простых миражах, вроде тех, которыми нас балует в полетах Диана. Я имею в виду полностью реальный для человека мир, подобный тому, что создает имитатор. Шарп и его люди видели, как атакующие умирают на поляне десятками. Они видели, что некие твари готовы проникнуть в шлюзовую камеру, — потому и взорвали там бомбу. Пилот мог видеть, что бой идет уже в рубке корабля, и на миг потерял управление, когда пытался поднять «Миротворец»… Единственное разумное объяснение.

— Хорошо, я согласен с тобой, — сказал Крейг. — Вполне могло быть именно так. И что мы будем делать дальше? Уже вторая половина дня. Предлагаю продолжать поиск до темноты, потом вернуться к «Рейнджеру» и улететь на орбиту. С «Артемиды» дадим знать о случившемся в Службу охраны заповедников. Смотрите, как потемнело небо и какая стоит духота. Будет дождь, настоящий тропический ливень, который смоет все следы. Если мы не обнаружим Шарпа раньше, то после ливня и подавно не найдем.

— Шарп выходил на связь, хотя «Почтовые голуби» суггесторов уже не используешь как передатчики, — задумчиво сказала Кэт. — Где он взял на Тихой рабочий ПГ?

— К юго-западу отсюда есть наземный наблюдательный пункт СОЗ, — сообщил Крейг. — От научников Центра я слышал, что он года три как законсервирован.

— Далеко? — спросил я.

— Не помню. Километров сто — сто двадцать.

— Сто двадцать четыре, — уточнил Суслик.

— Ладно, однако сперва надо точно узнать, куда пошел Шарп. Если в сторону НП — рванем туда на скутерах. Такое сооружение разглядим с воздуха, даже если начнется ливень… Значит так: еще раз ищем следы. Только теперь — следы отхода всей команды.

Мы обнаружили их у технического люка грузового отсека. Люди Шарпа открыли его, попрыгали на землю и углубились в джунгли, следуя походным порядком. Раненых — теперь их стало двое — несли в средине. Отряд продвигался на юго-запад, его никто не преследовал. Поднявшись над лесом и пролетев пять километров, мы опустились вниз и вскоре обнаружили все те же следы, ведущие в том же направлении.

— Повторяем операцию, — сказал я. — Если отряд никуда не свернул — можем лететь к НП.

Пролетев еще пять километров, мы опять снизились, развели машины в стороны и пошли зигзагом у самой земли.

— Не могу поверить, — сказал Малыш. — Неужели гориллы в самом деле живые суггесторы?

— Пока это всего лишь догадка, — ответил я.

— А почему они не пытались проделать подобную шутку с нами?

— Может, пока примеривались. Помнишь, что я говорил о приборах, установленных на «Миротворце»? Там обратная связь и киб-мастер — для анализа поступающей информации о степени оказанного воздействия. Если речь идет о совершенно неизвестных существах, проходит немало времени, пока киб создаст эффективную программу внушения. Может, и гориллы действуют примерно так же — только у них это должно занимать еще больше времени.

— А с киб-мастером «Миротворца» они что сделали?.. Внимание! — перебил Малыш сам себя. — Пит, сюда, мы нашли стоянку.

На небольшой поляне охотники Шарпа устроили привал, и тут на них снова напали. Поле боя выглядело так же, как в лагере, и нападение произошло того же сорта. Никаких следов, кроме их собственных, огонь велся в том направлении, откуда они пришли. Отряд разделился — десять человек побежали дальше на юго-запад, остальные (двое на носилках, четверо, что их несли, и еще двое) отстали, потом двинулись на запад, через два километра свернув к югу. Первая группа почти сразу попыталась повернуть обратно, но преследователи, кем бы они ни были, — фантомами или летающими монстрами, не оставлявшими следов, — отжимали людей в сторону.

— За кем пойдем? — спросил Малыш, когда мы завершили разведку и картина прояснилась.

— За носилками, — сказал я. — Ребята Шарпа своих просто так не бросят. Первая группа теперь станет кружить по лесу, пытаясь соединится со второй… Идти за ними бессмысленно. Или им это удалось, или они двинулись к наблюдательному пункту, надеясь, что и люди с ранеными пойдут туда.

Через четыре километра, на другой поляне мы снова обнаружили следы схватки — на этот раз, безусловно, реальной. На раздвижных носилках лежал труп с перекушенным горлом. Рядом, в разных позах, — еще четыре трупа. Магазины у винтовок почти все оказались пусты, один из покойников сжимал в руке нож. Я узнал его, поскольку лицо не пострадало, чего нельзя было сказать о других частях тела — Георги Мерабишвилли, заместитель Шарпа, его близкий друг. Какое-то время мы стояли молча. Мы уже привыкли к мысли, что в конце концов обнаружим ребят Шарпа и его самого живыми и невредимыми.

— Они находились здесь долго, — нарушил молчание Крейг. — Их убили не всех сразу. Раненый на носилках, и вон тот, с проломленной головой, лежат аккуратно, рядом, им даже руки сложили на груди. Они погибли первыми. Остальные — потом, тела валяются как попало… Их атаковали дважды.

Вокруг были не только следы ботинок, но и отпечатки лап с длинными когтями. Да и раны на теле говорили сами за себя.

— Фантомы не оставляют следов, Пит, — тихо сказал Малыш.

— Как ты тонко подметил… Но они и гориллам не принадлежат. Верно, Крейг?

— Точно. Явно следы хищника. Но я не припомню, у кого на Тихой такие лапы.

— Я тоже. — Кэт пошла в сторону и вдруг остановилась. — А это что еще? Пит, взгляни… Парни использовали что-то из арсенала военных?

В том месте, на которое она указывала, трава была примята и засыпана тонким слоем мельчайшей черной пыли. Я поддел ее носком ботинка — вверх поднялось облачко.

— Так бывает, когда по чему-нибудь живому пальнут из биоаннигилятора. Но тогда и траву сожгло бы, и эти кусты сзади. Нет, тут что-то другое…

На краю поляны нашлось еще одно пыльное пятно. Однако какое отношение имеют пятна к произошедшему, мы не разобрались.

— Трое ушли отсюда, — сказал Малыш. — То есть двое ушли — и несли третьего. Двигаем за ними?

Долго искать нам не пришлось. В полутора километрах, на поляне побольше, мы обнаружили носилки, тело с которых было сброшено и растерзано.

— Господи, это Сюзанна, — узнала Кэт. — Это ее на носилках несли…

У второго мертвеца оказалась откушена голова. Третьего долго трепали и тащили по земле в джунгли — до него шла широкая полоса смятой травы. И повсюду — следы когтистых лап.

— Куда дальше? — спросил Крейг. — Вернемся на след первой группы?

— Лучше сразу искать наблюдательный пункт, — ответил я. — Мы знаем, что Шарп дошел туда с кем-то, — это и была первая группа или ее остатки. Может, кто и потерялся по дороге, но чует мое сердце, живым мы его вряд ли найдем. Похоже, в Восточном массиве началась совсем другая охота.

— Вы заметили, что трупы совсем не разложились? — спросил Малыш.

— Мы не знаем, когда их убили, — сказал Крейг.

— Ну не полчаса же назад! В джунглях разложение начинается уже через пару часов. И если они покинули «Миротворец» в тот день, когда началась буря помех… Они не могли добираться сюда слишком долго.

— Думаешь, это работа Великого Бога Айтумайрана? — спросил я.

— А чья еще?

— Надо проверить комбезы ребят, — сказала Кэт. — Вдруг удастся откачать хоть одного киб-мастера — сразу все и узнали бы. Зря мы не сделали это, когда нашли первых.

— Давайте я слетаю? — предложил Малыш. — Моментом. Пока Крейг зондирует кибов здесь…

— Один не пойдешь, — перебила Кэт. — Я с тобой.

— Попробуйте, — одобрил я. — Но сильно там не задерживайтесь. Узнаем что или нет — все равно летим к НП, пока ситуация еще у нас под контролем.

До места они добрались быстро. Когда Крейг начал проверять последний комбез, в эфире вдруг прозвучал еле слышный, искаженный помехами на большом расстоянии голос Кэт:

— …напрасно. Из… ничего не выйдет. Летим обратно.

Я повернулся к согнувшемуся над мертвым телом Крейгу:

— Бросай, бесполезно.

— Сейчас… Заканчиваю.

На опушке сбоку от меня зашуршали кусты. Краем глаза я засек стремительное движение и резко повернулся. Со стороны леса на ничего не подозревающего Крейга несся огромный огненный зверь, похожий на очень большого волка. Он словно горел изнутри каким-то темным, мрачным пламенем — я никогда не верил в ад, но тут подумал, что адское пламя должно быть именно таким.

— Крейг! — заорал я, пытаясь сорвать с плеча винтовку, не сразу вспомнив, что винтовка осталась в седельном зажиме скутера. — Крейг, сзади! Это рэдвольф!..

Он среагировал моментально: не оборачиваясь и не разгибаясь бросился в сторону, перекатился по земле, вскочил, выхватил пистолет и дважды выстрелил. Однако пули монстра не задержали — он сшиб Крейга и вцепился ему в плечо. Я подхватил с земли винтовку одного из ребят Шарпа и дал длинную очередь. Рэдвольфа сбило с ног, но он не выпустил Крейга, и поднимаясь, продолжал трепать его из стороны в сторону. Крейг сумел выстрелить еще трижды, а я всадил монстру в живот вторую очередь. Рэдвольф утробно взревел, отпустил плечо Крейга, но тут же вцепился ему в левый бок, и теперь его тело загораживало мне цель. Я бросился в сторону, крича в эфир:

— Кэт, Малыш, если вы меня слышите! На поляне не приземляться! Стрелять с воздуха!

— Что там у вас? — услышал я голос Кэт. — Держитесь, мы на подходе!

Оказавшись на нужной позиции, я пальнул рэдвольфу в голову. Но он никак не хотел умирать, только выпустил неподвижное уже тело Крейга и бросился на меня. Очередь из десятка пуль его остановила — он застыл неподвижно, уставившись мне в лицо прищуренными глазами, и начал подбирать под себя задние лапы, готовясь к прыжку. Я тщательно прицелился и выстрелил.

То есть, хотел выстрелить. Винтовка сухо щелкнула. Я тупо взглянул на индикатор сбоку. Кончились патроны.

Но этого не может быть! Стандартный винтовочный магазин вмещает семьдесят патронов, а я истратил не больше сорока.

Да ведь это не моя винтовка. Такая же точно, но не моя. Я взял ее у убитого. Из нее уже стреляли раньше.

— Стреляй, Пит, стреляй! — ворвался в мои уши голос Кэт. Она уже видела поляну с приближающегося скутера.

«Стреляй, Пит, стреляй…» — эхом отдалось у меня в голове. Все было почти как во сне — том самом, который я видел в уютном и безопасном гостиничном номере отеля «Козерог», и еще не раз после. Поляна с трупами на ней, жуткий огненный монстр напротив, а у меня в руках пустая винтовка… Правда, рядом не было изувеченной, умирающей Кэт, но дела это не меняло. Потому что рядом был мой изувеченный и умирающий друг Крейг Риера.

— Стреляй, Пит, стреляй! Убей его бога ради!..

«С-т-р-е-л-я-й, П-и-т, с-т-р-е-л-я-й», — отозвалось в голове эхо. Там, в своем сне, я никогда не успевал выстрелить.

— Стреляй!!!..

Моя правая рука отпустила рукоять винтовки и рванулась к пистолету, а рэдвольф прыгнул. Его вытянутые вперед лапы с выпущенными когтями почти коснулись меня, когда я начал стрелять; мое лицо обдало жарким дыханием из разверстой пасти, уши заложило от оглушительного рева, а первые пять пуль вспороли грудь зверя на участке размером в ладонь. Рэдвольфа отбросило назад, а я продолжал нажимать на спуск так часто, как только мог. Когда в пистолете закончились патроны, я сунул его в кобуру, вынул пустой магазин из винтовки и вогнал в освободившийся приемник свежий из чехла на поясе. Рэдвольф медленно поднялся. Он давным-давно должен был умереть, в него попало не меньше трех десятков пуль из винтовки и двадцать — из пистолета, но он поднялся и приготовился к прыжку. Я вскинул винтовку и выстрелил. Короткой очередью ему разворотило полголовы и развернуло. Он остался стоять боком ко мне, широко расставив лапы.

— Позвоночник, Пит, — раздался сзади слабый голос Крейга. Он приподнялся на локте на том месте, где лежал, и пытался прицелиться из пистолета. — Средний отдел позвоночника…

Я нажал на спуск. Не знаю, где у рэдвольфа проходил позвоночник, но после того, как я выпустил в него с расстояния трех метров более шестидесяти пуль, оставшихся в магазине, все его туловище превратилось в кровавое месиво. Прогалина до самой темно-зеленой стены зарослей была покрыта клоками шкуры и сплошь забрызгана кровью. Я потрясенно смотрел, как то, что осталось от чудовища, все еще скребет лапами по земле и порывается встать. В двух шагах от меня на прогалину свалился скутер, с него спрыгнули Кэт с Малышом и направили винтовки на шевелящуюся, окровавленную, хрипящую груду мяса у моих ног.

— Это еще что за… — начал Малыш и умолк.

Кэт тронула меня за плечо:

— Ты в порядке?

— Да. Посмотрим, что с Крейгом.

Крейг был очень плох, но еще жив. Мы с Кэт опустились возле него на корточки и обработали раны. Малыш остался стоять, внимательно оглядывая окружающие поляну заросли, готовый стрелять во все, что оттуда появится.

— Крейг? — позвала Кэт, когда мы закончили.

— Он потерял сознание, — ответил Кальян. — Я не смогу поддерживать его слишком долго. Ранения серьезные, а системы жизнеобеспечения комбеза частично повреждены.

— Мы сможем довезти его до лагеря? До «Рейнджера», а потом отправить на «Артемиду»?

— Не успеете. К тому же он не сможет сидеть в кресле скутера, даже если его привязать. Полет сам по себе убьет его прежде, чем вы доставите его на «Рейнджер».

— На «Миротворце» есть реаниматоры, — сказал я. — Должны быть. Но неизвестно, рабочие ли. Ведь вся интеллектроника корабля мертва.

— Будем надеяться, что только та, которая была включена в момент атаки, — сказала Кэт. — Реаниматоры ведь никогда не включают, пока они не понадобятся.

— Помоги-ка мне… — Я встал и направился к скутеру. Кэт пошла следом. — Да нет, — остановил я ее. — Принеси носилки. А я подведу машину поближе.

Багажник скутера — не самое подходящее вместилище для транспортировки тяжелораненых, но у нас не было выбора. Мы уложили Крейга на носилки, задвинули их в длинный и узкий, проходящий под обоими сиденьями скутера отсек и примотали ручки шнурами к хвостовому стабилизатору. Тело Крейга не могло соскользнуть, но я все же до предела задрал корму скутера вверх, когда мы летели до «Миротворца».

Глава 25

Небо потемнело, но не только от того, что наступал вечер, — над джунглями повисла сплошная пелена иссиня-черных туч. Сгустилась духота, воздух перестал быть неподвижным, как раньше. То и дело налетали резкие порывы ветра, и как только мы поднялись над лесом, управлять стало трудно. Тропический ливень вот-вот должен был обрушиться на землю, но почему-то медлил.

Увидев внизу «Миротворец», я повел скутер прямо в раскрытую пасть входного люка. Медленно пробравшись через искалеченную взрывом шлюзовую камеру, пролетел по грузовому отсеку и посадил машину перед коридором в головной модуль корабля. Малыш на своем скутере следовал за мной попятам и приземлился рядом. Мы с ним достали носилки из багажника, быстро прошли в медотсек и положили Крейга в реаниматор, который уже проверила на работоспособность прибежавшая впереди нас Кэт. Кальян «расслабил» комбез Крейга так, что он превратился в бесформенный мешок. Мы закрыли прозрачную крышку и наблюдали, как внутренности реаниматора заполняются вязкой белесой жидкостью. Тонкие щупальца опутали Крейга и лезли под комбез. Большое щупальце с треугольной присоской на конце потянулось к лицу, закрыло рот и нос. Жуткое зрелище, но нам казалось, что мы в жизни не видели ничего прекраснее. Крейг не умрет.

Малыш зачем-то приложил ухо к стенке реаниматора, потом постучал по крышке.

— Кальян?

— Не стучи, я тебя и так слышу, — ответил киб-мастер. — Состояние организма начинает стабилизироваться. Ресурс автономной работы блока — десять часов. Потом меняйте батареи.

— Надо доставить Крейга на «Артемиду» и побыстрее подключить блок к нормальной медицинской аппаратуре, — сказала Кэт.

— Да, ребятам Шарпа мы помочь уже не сможем, — отозвался я. — Спасатели из нас получились никакие. Кто-то должен остаться здесь, а кто-то — слетать в лагерь и привести сюда «Рейнджер».

— Я могу попробовать, — сказал Малыш, но без своего обычного энтузиазма. — Только не уверен, получится ли. Похоже, будет не просто ливень — настоящий ураган. И прет он сюда как раз со стороны нашего лагеря. А там наверняка уже бушует вовсю.

Мы с Кэт переглянулись. Уж если Малыш засомневался, стоит ли лететь, то любому из нас на скутере в той стороне и делать нечего.

— Тогда что остается? — спросил я. — Пережидаем ураган в «Миротворце»?

— Можно так, — сказала Кэт. — А можно все же попытаться долететь до наблюдательного пункта. Там, конечно, есть медцентр. Двигаясь в ту сторону, мы будем уходить от урагана. И заодно проясним наконец ситуацию с Шарпом. Ни за что не поверю, что ты хочешь сидеть здесь сутки, а то и больше, гадая, жив Стивви или нет, или, может, как раз в эту минуту умирает просто потому, что никого нет рядом.

— Я за вариант Кэт, — сказал Малыш. — Только как мы повезем реаниматор? — Он оглядел блок, который имел по семьдесят сантиметров в ширину и высоту, а в длину — два метра с лишним. — В багажник скутера он не поместится. И весит он до черта.

— А вот пойдемте посмотрим.

Мы вышли в грузовой отсек и для начала подвесили оба скутера на антигравах так, чтобы они почти касались друг друга своими короткими крыльями. Малыш сбегал в мастерскую «Миротворца» и вернулся оттуда с двадцатью держателями для энерговодов. Открыв инструментальный ящик одного из скутеров, он мигом прикрутил четыре держателя к крыльям сверху, а остальные снизу. Мы с Кэт тем временем разыскали ловушки и разобрали одну на части. Раздвинув все четыре телескопические стойки до отказа, просунули их в нижние держатели в качестве поперечных связующих креплений, а сетчатый низ ловушки закрепили в держателях наверху, предварительно отрегулировав его ширину и длину. Получился помост длиной в два с половиной метра и метр двадцать шириной.

Для пробы мы водрузили на него принесенный из медотсека пустой реаниматор. Тот, кто назвал эти тяжеленные сундуки переносными, был, по всей видимости, большим оптимистом. Вытащить блок по узким коридорам корабля в грузовой отсек оказалось нелегким делом, но мы не хотели тратить время на поиски грузовых роботов с уцелевшей интеллектроникой — ведь таковых могло не оказаться. Закрепив реаниматор шнурами, мы соединили инфоры скутеров кабелем, синхронизировали двигатели и совершили пробный полет сперва в грузовом отсеке, а потом над поляной. Конструкция оказалась достаточно прочна и в воздухе вела себя пристойно, однако что произойдет, когда мы поднимемся над вершинами деревьев, где ветер дул сильнее, не хотелось и думать.

Приземлившись, мы притащили запасные батареи для реаниматора и скутеров, разложили их по багажникам и прицепили к винтовкам взятые из арсенала «Миротворца» гранатометы. Потом принесли реаниматор с Крейгом. Наступала ночь, быстро темнело.

— Ну что, летим? — спросил я. — Если да, присаживаться на дорожку не будем.

— Самое главное — сперва не торопиться, — предупредил Малыш. — Нам с тобой надо привыкнуть управлять этой штукой на малой скорости. Все получится, вот увидишь.

Болтало нас страшно — связка скутеров виляла в стороны и заваливалась на бок при каждом порыве ветра. Малыш и я старались держать машины выше, подальше от крон деревьев. Кэт, сидевшая сзади меня, следила за реаниматором. Внизу волновалось зеленое море — ветер крепчал, потом хлынул ливень. Помаленьку мы приспособились и смогли увеличить скорость сначала до пятидесяти километров в час, а затем до семидесяти. За два часа мы прошли около ста километров, пробиваясь сквозь потоки низвергающейся с неба воды. Потом случились две вещи: наши приемники поймали сигнал маяка наблюдательного пункта — он шел с расстояния двадцати шести километров прямо по курсу, а Кэт сообщила, что все крепления помоста окончательно разболтались, и ослабли шнуры, удерживающие реаниматор. Дождь не стихал, ветер усиливался, и мы кое-как нашли в кромешной тьме пригодную для посадки поляну.

— Теперь дела пойдут нормально, — прокряхтел Малыш, с трудом слезая со своего скутера. От непрерывного напряжения он совсем окостенел. — Подтянем шнуры, и двадцати минут не пройдет, как долетим до места.

— Погоди радоваться, — прокряхтел я в ответ, разминая сведенные судорогой кисти рук. — Неизвестно, что мы там обнаружим.

Мы подвесили скутеры над землей и подкрутили держатели. Следом принялись за шнуры, но подтянуть их не получилось и пришлось все развязывать. Только мы с этим управились, как Малыш заорал: «Кэт, справа!», — выдернул из зажима свою винтовку и начал стрелять в сторону джунглей; я тоже схватил свою и выпустил гранату в том же направлении, хотя еще ничего не видел. Потом я увидел.

В полной темноте мчавшийся на нас рэдвольф выглядел ужасающе. Кэт крутанулась на каблуках и выхватила из кобуры пистолет, стреляя почти в упор, потом дернулась в сторону, но отскочить не успела. Монстр сбил ее; падая, она ударилась головой о хвостовой стабилизатор одного скутера, а рэдвольф грохнулся всем телом о корму другого, и вся конструкция встала почти вертикально. Реаниматор, с которого мы только что сняли удерживающие его шнуры, медленно перевалился через край настила, отбросил в сторону пытавшегося его удержать Малыша и упал Кэт на ноги.

Раздался жуткий хруст, и я взвыл от почти физической боли. Рэдвольф вскочил, свалив пытавшегося подняться Малыша, разинул пасть и схватил Кэт поперек туловища, круша клыками ребра. Приставив дуло винтовки к его голове, я нажал на спуск. Монстру снесло всю верхнюю часть черепа; меня забрызгало кровью, какой-то дрянью, и ударило осколками костей. Малыш, встав, выпустил в бок рэдвольфу длиннейшую очередь, и он наконец отпустил Кэт. Теперь мы стреляли оба, и с близкого расстояния. Во все стороны летели клоки шкуры и мяса. Малыш быстро сменил магазин.

— Сдохни, сука, сдохни!!! — орал он. — Пит, почему он не дохнет?.. — Но рэдвольф упал только тогда, когда уже превратился прямо-таки в гору фарша, — столько мы в него всадили пуль. И эта кровавая масса, буквально растекаясь по земле, продолжала шевелиться и дергаться. Малыш снова сменил магазин и прицелился, но стрелять не стал — там уже не во что было стрелять. Я попытался снять с ног Кэт — с того, что осталось от ее ног, — блок реаниматора. Подошел Малыш — объединившись, мы, как могли аккуратно, подняли реаниматор и оттащили его в сторону. Малыш повернулся ко мне.

— Что ж это за твари такие, что ж это за сучья мразь!.. — В его голосе дрожали слезы. — Сначала Крейг, теперь — Кэт… Что это за уроды такие, почему они не мрут, когда в них стреляешь?..

А я был бы рад заплакать, но не мог. Да и Малыш не плакал. Просто струи дождя стекали по нашим лицам.

На Кэт было страшно смотреть. Руководствуясь советами Камиллы, мы сделали что могли с помощью аптечек.

— Сколько она будет жить? — спросил я.

— Не более часа, — ответила Камилла. — Очень большая потеря крови. Сотрясение мозга, переломы обеих ног, многочисленные переломы ребер. Повреждения внутренних органов, внутренние кровоизлияния. И еще, ребята… Она нетранспортабельна. Первые же толчки в полете убьют ее, даже если она переживет погрузку на скутер.

— А что с Крейгом?

— С ним все хорошо, — отозвался Кальян. — Целостность блока не нарушена.

— Срочно нужен еще один реаниматор, — неожиданно спокойно сказал Малыш.

— Ближайшие реаниматоры на «Миротворце», — ответил я. — Сейчас это все равно что в другой галактике. Мы сюда добирались два часа — за час не успеем долететь обратно. И ты же слышал, что сказала Камилла.

— Я успею. — Малыш пошел к скутерам. — Помоги мне. Снимаем крепления.

— Ну и что? Ну, долетишь ты до «Миротворца»… А как привезешь сюда реаниматор?

— Я привезу. Я… Я что-нибудь придумаю. Это единственная надежда. А ты будь здесь. Все равно нельзя оставлять Кэт одну.

Я посмотрел на него, а он на меня. На нас сверху падали струи дождя. Лицо Малыша скривилось — он пытался улыбнуться.

— Я не позволю Кэт умереть на этой чертовой планете. Я успею.

— У тебя есть час.

Я помог рассоединить машины. Малыш, не говоря ни слова, сел на скутер и рванул по наклонной вверх, едва не зацепив деревья на краю поляны. Я проверил винтовку, поставил полный магазин и дозарядил кассету гранатомета.

Медленно тянулись минуты.

— Камилла, как она?

— Еще жива.

Еще… Еще жива, а потом? Успеет Малыш, как обещал? Не успеет? Когда доберется до корабля, что будет делать? Сам я сейчас ничего сделать не мог. Думать ни о чем не хотелось. Сколько еще здесь рэдвольфов? Я поглядывал по сторонам, изредка бросая взгляд на Кэт.

— Как она?

— Мне очень жаль, Пит, но обнадежить ничем не могу. Она умирает. Осталось не больше сорока минут.

Сорок… Быть может, меньше. До того, как эти сорок минут истекут, я мог применить способ, разработанный специально для таких случаев. В мозг человеку вводят дозу анабиотика и ждут две минуты. Потом ампутируют голову и помещают ее в спецпакет. Срок хранения — двадцать четыре часа, и есть только пятьдесят шансов из ста, что ампутированная голова приживется на искусственном теле.

Мне несколько раз случалось проводить такие операции в бытность биомехаником. Люди, выжившие после пересадки, недолго остаются теми же, что раньше. Нельзя безнаказанно заменить все органы и части тела на выращенные или биомеханические. Тем более сразу. Но и постепенно нельзя, иначе такое понятие, как смерть, давно осталось бы в прошлом человечества.

Если бы я только мог перенестись вместе с Кэт в клинику профессора Вацека! Стерильные операционные, лучшее оборудование в мире, интеллектроника высочайшего уровня, ассистенты-профессионалы, любые биомеханические органы… Да и в медцентре «Артемиды», где нет всего необходимого, я сумел бы прооперировать Кэт в паре с Дианой. Даже в медотсеке мертвого «Миротворца», без энергии, без интеллектронной поддержки, вручную…

Сейчас я предпочел бы оказаться где угодно, только не на этой поляне в джунглях, с почти бесполезными аптечками. Здесь я был абсолютно беспомощен. Здесь — лишь ампутация. После — сутки резервного времени. Конечно, в течение суток я при любых обстоятельствах успею переложить голову Кэт из спецпакета в реаниматор, но…

— Как она, Камилла?

— Еще жива. — Камилла будто угадала мои мысли: — Если ты хочешь провести ампутацию, лучше сделать это как можно раньше. Потом может быть поздно. Я не могу заметно влиять на ее состояние. Фактически она может умереть в любую минуту.

Я устало прикрыл глаза, тут же спохватился и оглядел поляну. Никого… Сверху лил дождь. Люди, пережившие операцию по пересадке головы, уже через год или два становятся иными. И чем дальше, тем больше их поведение начинает напоминать поведение робота или животного. Что делать?

Отрезать голову Кэт?

Выбросить из реаниматора Крейга и положить Кэт на его место?

Может умереть в любую минуту… Где та граница, в пределах которой человек способен принимать решения, не сходя при этом с ума? Как определить меру необходимости действия или бездействия?

Действие — провести ампутацию. Бездействие — сидеть и ждать.

Резать сейчас?

Потом будет поздно.

Как она?..

Еще жива.

Я опять закрыл глаза. Больше всего на свете мне хотелось вытащить нож и отрезать голову самому себе.

— Что если я переодену ее в свой комбез, Камилла? Твой ведь поврежден?

— Лучше ее не трогать. Она умрет еще быстрее.

Где Малыш? Разбился по дороге к кораблю? Долетел и дерется с очередным рэдвольфом в темных коридорах «Миротворца»? Разбился на обратном пути?..

Обшаривая взглядом окружавшие поляну заросли, я протянул в сторону левую руку и нащупал слабенькую, едва заметно трепещущую жилку на шее Кэт. Потом провел ладонью по рассыпавшимся в траве мокрым волосам и намотал одну прядку себе на палец.

Скутер Малыша появился только через три часа. Под брюхом машины, подвешенный на тросах к стабилизатору и крыльям, бешено болтался реаниматор. Скутер бросало из стороны в сторону, он то и дело клевал носом. Малыш опустил блок прямо возле меня и спрыгнул на землю. Срок, назначенный Камиллой, давно закончился. Кэт все еще была жива.

Я бросился к Малышу, мы распутали тросы и положили Кэт в реаниматор. Теперь можно было не бояться: даже умри она у нас на руках, реаниматор вернул бы ее к жизни — для того они и созданы. Несмотря на это, мы старались действовать осторожно. Как только Кэт оказалась внутри, ее сердце, словно почувствовав, что можно положиться на технику и передохнуть, отказалось работать.

— Теперь у нас два блока, — сказал Малыш. — Оба на помост не войдут. Если поставим один на другой…

Я понял его без слов. Если поставим один на другой, грохнемся, не пролетев и сотни метров.

— А если подвесить к каждому скутеру по одному, как сделал ты?

— Нет, блок слишком сильно болтает. Вплотную к брюху скутера его никак не подтянуть. До корабля-то я долетел быстро, все остальное время ушло на дорогу обратно. До сих пор не знаю, каким чудом я добрался. Пришлось садиться четыре раза, три из них — прямо в лесу. Реаниматор можно только обвязать вокруг, и он то и дело съезжает то вперед, то назад. Ты думаешь, это первый блок? Это второй. Первый я разбил в шести километрах от «Миротворца».

— Все равно ты просто молодчина, — сказал я. — Никогда больше не стану подшучивать над твоей манерой водить скутер.

Малыш прошелся по поляне, поглядывая по сторонам, и вдруг остановился.

— Мама моя! Пит, да ты только взгляни…

Я подбежал туда, где мы прикончили рэдвольфа. Изорванной пулями туши на этом месте больше не было. Там медленно растекалась в стороны густая, вздувающаяся пузырями жижа. Из нее торчали целые кости, части костей, и выглядели они так, будто их полили кислотой, — даже дымок, вроде, поднимался вверх.

— Ты видел раньше что-то подобное? — прошептал Малыш.

— Я даже и не слышал о таком. Он как будто разлагается, только очень быстро. Просто испаряется. А потом, наверное, от него останется пятно черной пыли, какие мы видели на той поляне. Должно быть, там ребята Шарпа пришили двух таких.

— И каким он был живучим! — сказал Малыш. — Сколько нам пришлось в него стрелять! Давно должен был сдохнуть!.. Зря мы с Кэт тебя не послушали — надо было остаться в «Миротворце». Бог знает, кем эти твари могут оказаться. Ты же видишь…

О да, я видел.

— Слушай, — продолжал Малыш. — Нам пора забирать «Рейнджер» и мотать отсюда ко всем чертям. Зря я сразу не слетал за ним. Испугался какой-то бури, а теперь что делать? На этой планете есть что-то такое, с чем мы навряд ли справимся. Ну зачем я поддержал Кэт? Надо было на твою сторону встать, и она не лежала бы сейчас в реаниматоре…

Я смотрел на него и понимал, что Малыш тогда вовсе не испугался. Такое чувство, как страх, вообще не входило в спектр его душевных переживаний. Он просто хотел как лучше. И сейчас он ничего не боится и хочет как лучше — я даже знал, что именно он собирается сделать.

— Я полечу за «Рейнджером», — сказал он. — Нам пора уходить с планеты. Плевать на ураган — я пробьюсь.

— Полетим вместе.

— Оставив здесь реаниматоры?

— Это безопасно. Животные реаниматорам ничего не сделают.

— Хрен там безопасно! Вспомни — рэдвольф растерзал раненых, одному перекусил горло, когда он просто на носилках лежал. Что ему помешает раскурочить реаниматоры? Эти монстры убили восемь людей Шарпа — и даже кусочка мяса не съели. Они не обычные хищники. Они убивают, чтобы убивать.

— Но в лагере что угодно могло произойти. Кто знает, с чем ты там столкнешься в одиночку.

— А с чем столкнемся мы вдвоем? Кто сказал, что вдвоем мы с этим справимся?

— Хорошо, — сдался я. — Сколько времени тебе потребуется?

— Над лагерем я окажусь через час с лишним… Допустим, я найду его не сразу. Зато обратно на катере прилечу быстрее, значит — около двух часов. Через два часа начинай пускать ракеты. Твоя ракетница цела? И еще возьми мою. В двух кассетах у тебя будет двадцать ракет, каждая горит секунд пятьдесят. Запускай по одной каждую минуту. Или Биас почует твоего Суслика, или я увижу ракеты.

Малыш подошел к скутеру и обернулся.

— Удачи, Пит.

— Удачи, Малыш. Включи «сторожей» на все время, что проведешь в лагере.

— Я буду там всего пять минут.

— За пять минут многое может случиться. Пусть лучше они пройдут спокойно.

— Хорошо, я сделаю так, как ты сказал. Продержись здесь два часа.

— Не беспокойся.

Глава 26

Малыш гнал скутер на скорости, далеко превышающей любые разумные пределы, и неразумные тоже. Шквальный ветер сбивал машину с курса, отклоняя вправо и влево, то и дело налетал сверху, пытаясь швырнуть ее на джунгли, дул в лоб с такой силой, что почти останавливал в полете. Навигация не работала — Малыш держал направление на голой интуиции, стараясь забыть о том, что она может и подвести. Ливень хлестал так, словно задумал смыть все с поверхности планеты. В лес то и дело били мощнейшие молнии. Эфир был забит спутанной неразберихой — сплошной шум и треск прерывался пронзительным свистом, скрежетом, грохотом; раздавались странные звуки, похожие на вопли и стоны, слышалось неясное бормотание, как будто накрывшая весь Восточный массив буря помех говорила с человеком на своем непонятном и угрожающем языке.

Малыш едва не проскочил лагерь, — но помогло то обстоятельство, что его разбили на открытом месте, на краю приметного плато. На экране коммуникатора Малыш разглядел катер, палатки, и лишь потом услышал Биаса.

— Биас, это я. «Сторожа» выключены? Тогда включи их, как только приземлюсь, и приготовься к старту.

Окончательно затормозив уже у самой земли, Малыш ловко и расчетливо посадил скутер, нырнув на нем прямо под навес, где стояла переносная энергостанция для зарядки батарей. Несмотря на хороший резерв времени до условленного часа, Малыш спешил. Он хотел вернуться раньше того момента, когда Пит начнет пускать ракеты, засечь его местонахождение по первому же сигналу и забрать как можно быстрей. Малыш не желал оставлять его в джунглях даже на одну лишнюю минуту. Мысль о том, что Пит на поляне один и в любой момент может появиться еще один рэдвольф, действовала на него не хуже кнута. Он даже думать не хотел, что произойдет, если на поляну явятся сразу два или три рэдвольфа.

На территории лагеря связь действовала приемлемо. Малыш различал каждое слово Биаса, хотя и сквозь общий, царящий в эфире шум.

— Подожди-ка чуток, — сказал он, вбегая под навес, где располагался терминал управления техникой.

Несмотря на спешку, Малыш не собирался оставлять лагерь совсем без присмотра после того, как он уведет отсюда «Рейнджер». Необходимо настроить аппаратуру для работы в автономном режиме: вряд ли у них с Питом появится желание в ближайшую неделю проведать хозяйство после того, как они окажутся на орбите.

— Давай, докладывай, — бросил Малыш Биасу, устраиваясь за пультом.

— Люди Шарпа не появлялись, — сказал киб-мастер. — Связь с «Артемидой» отсутствует. Через два часа после вашего отбытия в лагерь явилось стадо горилл в количестве восьмидесяти девяти особей…

— Ого!..

— Животные вели себя спокойно, с обычным любопытством. Ходили по всей территории, все осматривали, но ничего не трогали.

— Им нет нужды трогать, — проворчал Малыш. — Они у нас, брат, телепаты, все могут изучать дистанционно… сукины дети. На кого я только не охотился… Кого я только не ловил. Но чтоб попались живые суггесторы… Нет, не довелось. Спиди уже передал тебе данные касательно нашего поиска, и что мы выяснили? Вот теперь поразмысли на досуге. Прилетим на «Артемиду» — Диана придет в восторг. Ей нравятся такие вещи — любит разгадывать загадки… А что гориллы делали дальше?

— Почти все животные ушли из лагеря в течение двух часов. Семь особей провели здесь еще около часа. Самый крупный самец, очевидно, вожак стада, удалился последним, спустя три часа сорок одну минуту. Больше на территории лагеря они не появлялись.

— Правда? Удовлетворили любопытство и ушли?.. Ну все, я закончил. — Малыш выскочил из-под навеса. — Биас, сейчас взлетим и двинем по направлению…

Он умолк, ошарашено глядя в сторону джунглей. Оттуда к лагерю прыжками неслись похожие на обезьян существа. Малыш хорошо видел их на экране коммуникатора, тем более что они быстро приближались. Да нет, это не обезьяны… Кожа голая, хвосты как у земноводных, оскаленные пасти… Обезьяноящеры плотоядно взревели. Малыш метнулся к скутеру за винтовкой. Роботы роботами, а оружие в руках не помешает. Первые животные достигли границы зоны поражения. Малыш ждал выстрелов, ждал не без злорадства — его угнетала мысль о том, что в поединке «люди — планета Тихая» все потери в основном пока пришлись на долю людей. Но роботы не реагировали. Биас произвольно уменьшил предел чувствительности сенсоров? Не должен…

— Биас, что со «сторожами»? — нервно спросил Малыш. — Ты включил их? Если нет, включи сейчас! Максимальная дальность, самый широкий сектор обстрела!

— Они включены, — ответил киб-мастер. — С момента твоего приземления. Не о чем волноваться.

Первые обезьяноящеры проскочили линию периметра. Теперь, даже если роботы начнут стрелять, то этих достать уже не смогут. Малыш вскинул винтовку.

— Биас, проверь еще раз! Ты что, охренел — «не о чем волноваться»?.. Спиди, максимальную ясность изображения… — Малыш осекся. «Сторожа» не реагируют. Это то, о чем говорил Пит. Мираж. Галлюцинация…

Стоп. А коммуникатор со всей его интеллектроникой — у него тоже галлюцинация? Приборы галлюцинациями не страдают. Кибы — тоже. Но Спиди передает ему на экран изображение монстров. А «сторожа»…

— Биас, что ты видишь на границе лагеря? Отвечай, черт тебя дери!

— Ничего не вижу. Все чисто.

— Почему Спиди видит, а ты нет?.. Почему…

— Но я тоже ничего не вижу, — сказал Спиди. — Внутри периметра и за ним никого нет, кроме тебя.

— Что ты мелешь??? Ты же передаешь мне…

Малыш умолк. До него дошел смысл происходящего. На экране коммуникатора пусто. Ему передают картинку напрямую в мозг, включая изображение экрана и монстров на нем.

— Ах вы!.. — Малыш задохнулся от возмущения. — Ну!.. — У него не было слов. — Ладно, сейчас я вам покажу! Супергориллы… Хомо сапиенс тоже кое-что стоит. Биас, врубай все освещение, какое есть!

Территорию лагеря залил яркий свет.

В уши ворвался пронзительный визг. Кибы мгновенно вышли из строя, не успев предупредить человека.

— Биас, Спиди, ничего не предпринимать, пока я не скажу! Вообще! Никаких данных не передавать. Поняли?

Малыш не обратил внимания на молчание в ответ, сочтя его просто слишком добросовестным выполнением только что отданной команды. Он опустил винтовку, скинул с головы коммуникатор и ждал, широко расставив ноги.

Первый монстр находился от него на расстоянии сорока метров. Малыш неплохо знал принцип работы обычных суггесторов и немалую часть жизни провел внутри созданных имитаторами миров. Будет тяжеловато, но если получится отвлечься от происходящего… На секунду он закрыл глаза, сосредотачиваясь.

Когда он их открыл, обезьяноящер был на расстоянии прыжка. Малыш напрягся.

— Сейчас проверим… — выдохнул он.

Обезьяноящер прыгнул. Вытянутые вперед передние лапы чудовища вцепились Малышу в плечи, а клыки впились прямо в лицо. Малыша окатило волной раздирающей боли, он машинально отставил правую ногу назад, пытаясь устоять, но в следующую секунду его сшибла на землю страшная тяжесть горячей скользкой туши, и он проехался спиной по мокрой от дождя траве. Оседлавшая его тварь повалилась вместе с ним на бок, рывком подтянула вверх нижние лапы, готовясь вспороть когтями живот…

После мгновения полной тьмы и бесчувствия Малыш обнаружил себя по-прежнему стоящим посреди лагеря. Только правая нога действительно отставлена назад. Но иначе он упал бы. Первое воздействие на все органы чувств было чрезвычайно сильным.

Он огляделся — лагерь был пуст. Ливень почти прекратился, превратившись в мелкий моросящий дождик.

— Ну что, сучьи отродья, съели? — Малыш широко улыбнулся, донельзя довольный собой.

Конечно, он серьезно рисковал. Волевое сопротивление неконтролируемому многоуровневому внушению, когда сила воздействия неизвестна, чревато самыми серьезными последствиями, в том числе и со смертельным исходом. Но у него не было выбора, ведь он не знал, хотели его лишь напугать или же убить с помощью внушения. Скорее всего, первое, иначе он бы не отделался так просто.

— Биас, готовься к взлету, — сказал Малыш, закидывая винтовку за спину и направляясь к трапу.

Или твари пробуют силы. С первого раза не вышло — теперь они… Малыш остановился. Что говорил Пит на счет обратной связи и корректировки? Суггестия всегда остается суггестией, кто бы и как ее ни применял… Гориллы сейчас получили информацию о его реакции на внушение. Теперь начнут изменять параметры. Внесут необходимые поправки, а затем последует вторая попытка, третья… Неважно, как они это делают. Но они это делают.

Однако играть по правилам с Малышом не стали. Ему показалось, что небо рухнуло вниз и расплющило его о землю. Он сделал несколько неверных шагов, покачнулся и упал. В голове гудело, в уши рвался дикий рев и визг, хотя на самом деле вокруг стояла тишина. Малыш попытался подняться, поскользнулся на мокрой траве и рухнул в большую лужу. Во все стороны разлетелись брызги, казавшиеся тысячами сверкающих бриллиантов в ярком свете прожекторов. Морщась от боли в голове, Малыш окунул в воду лицо, надеясь, что полегчает, но не полегчало. Еще два раза он пробовал встать, понял, что не сможет, и пополз. Вперед, к трапу. Надо доползти, уцепиться как следует, а Биас втянет его внутрь. Каждый метр давался с трудом, тело не слушалось, перед глазами плясали черно-красные круги. Немало их, метров до трапа… Но вот Малышу удалось ухватиться за стойку перил и закинуть непослушное тело на нижние ступени.

— Биас… — прохрипел он. — Давай, втащи меня… Биас… Биас!

Киб-мастер «Рейнджера» молчал.

С великим трудом Малыш встал и начал подниматься. Каждая нога весила минимум тонну. На средине пути он не удержался, выпустил перила и упал назад, сильно ударившись головой о землю.

* * *

После того, как Малыш улетел за «Рейнджером», я постарался привести в порядок свой временный лагерь. Трудно приготовить к возможной обороне пустое место посреди поляны, не имея под рукой ничего, кроме двух реаниматоров и скутера.

Сдвинув реаниматоры вместе, я поднял скутер в воздух и подключил к бортовому инфору Суслика. Машина пошла по кругу на высоте пяти метров.

Шли минуты — два часа тянулись долго. Я внимательно следил за джунглями, ежесекундно ожидая появления оттуда очередного рэдвольфа, и надеялся, что замечу его раньше, чем он окажется в непосредственной близости от реаниматоров, когда будет уже нельзя стрелять из гранатомета. Я также рассчитывал на то, что зверь не допрыгнет до меня, не собьет скутер вниз, но все же велел Суслику держать машину подальше от реаниматоров.

Прошло полтора часа — ливень стихал, рэдвольф не появлялся. Кто он такой? Ясно, что не просто редкий хищник. Во-первых, внешний вид. Во-вторых, за короткий срок на небольшом участке их убито четыре — я не сомневался, что черные пыльные пятна на поляне возле тел парней Шарпа остались после окончательного распада трупов чудовищ. Четверо мертвы, и бог знает сколько бродит вокруг. Почему же о рэдвольфах не знают ученые, и все сведения о них — только в сказаниях туземцев да охотничьих байках? Ответ пришел сам собой — потому, что почти все, кто с ними встречался, погибали. Неудивительно — крайне живучие, почти неуязвимые, они до последней секунды жизни пытаются нападать и убивать. Но всего это не объясняло. Если они встречаются столь часто, то и случаев столкновений с ними должно быть гораздо больше. Возникало желание связать появление рэдвольфов с бурями помех. Монстры чувствуют их начало и пробуждаются, вылезают на поверхность из своих подземных нор…

— Пит! Пит!.. Командир!..

Я вернулся к действительности. Неужели я почти заснул? Нет оправданий! Заснув сейчас, проснешься на том свете.

— Спасибо, Суслик.

Время от времени я справлялся у Кальяна и Камиллы о состоянии Кэт и Крейга. Прошло два часа. Я начал пускать сигнальные ракеты, аккуратно повторяя процедуру раз в минуту. Где ты, Малыш?

Через двадцать минут ракеты закончились. «Рейнджер» не прилетел. Вздохнув, я посадил скутер, велел Кальяну откачать стабилизирующую жидкость из-под крышки реаниматора Крейга, открыл замок и начал шарить рукой в густой белой жиже. Найдя, что искал, я отцепил с пояса Крейга ракетницу и тщательно обтер ее травой. Теперь у меня было еще десять сигнальных ракет, и я делал запуск каждые пять минут; использовал восемь, оставив две в качестве резерва. Но катер так и не приземлился на поляне. Или Малыш разбился по дороге в лагерь, или с ним что-то случилось уже там. В то, что он мог так сильно сбиться с курса на обратном пути, что не заметил ракет, я не верил. Оставалось предположить, что он погиб.

Но я не трогался с места еще около часа. Ракетницу Кэт использовать не стал — ее сердце пока не заработало, и открывать реаниматор было рискованно. Положение казалось безнадежным. Единственным выходом виделась возможность оставить блоки на поляне, а самому лететь на скутере к наблюдательному пункту СОЗ, в расчете на то, что там в ангаре окажется катер. Но мне ужасно не хотелось оставлять Кэт и Крейга. Если я не вернусь или опоздаю, некому будет даже поменять батареи в реаниматорах. Крейг проживет еще немного, поддерживаемый Кальяном. Кэт умрет сразу.

— Вот положение, а, Суслик?

— Да, командир, в такую передрягу мы еще не попадали. Со мной, по крайней мере, ты не попадал.

— Я и без тебя не попадал.

Не люблю головоломок, в которых вместо разрозненных фрагментов приходится манипулировать чужими жизнями. Но эту решать придется.

Я думал, пока не затрещала голова. Потом еще и еще думал…

Полет в наш лагерь после неудачной попытки Малыша и вовсе бесперспективен.

Думай!

— Попробуй решить задачку, — предложил я Суслику. — Как утащить в одиночку на одном скутере два реаниматора, если мы втроем на двух машинах с трудом везли один? Не знаешь? А я знаю! Есть такое животное — верблюд. Люди в древности использовали его для перемещения грузов. — Несмотря на отчаянную ситуацию, я воспрял духом и пришел в хорошее настроение. — Ты слышал старую историю о том, как Бог сотворил мир из хаоса? Я не Бог, но сейчас сотворю верблюда из скутера.

Я посадил машину на землю, слез и раздвинул реаниматоры в стороны.

— Что бы ты ни задумал, ничего не выйдет, — сказал Суслик. — Скутеру два блока не поднять.

— Ты законченный пессимист. Мы сейчас демонтируем все лишнее и уменьшим собственный вес скутера.

— Все равно — ты не сможешь на него сесть, чтобы пилотировать.

— Я и не сяду. На грузовых верблюдах никто не летал — их водили за уздечку.

Я вытащил из багажника запасные батареи для скутера и реаниматоров и снял оба сиденья. Покопавшись в инструментальном ящике, открутил крепления сидений вместе с поворотным механизмом заднего, вытащил ветровое стекло и снял хвостовой стабилизатор. Открыв порт на капоте, демонтировал гарпунную пушку со всеми ее подвесками и выдвижной платформой. Последними снял двигатели, идущие от них к поглотителям энерговоды и сами поглотители.

Поставив облегченный до полной потери летно-технических характеристик скутер между реаниматорами, я обвязал их шнурами и стал стягивать вместе, постепенно задвигая на крылья. Покончив с этим, включил антиграв, и мой «верблюд» нехотя, лениво покачиваясь, всплыл на полметра от земли. Висеть он висел, но иногда еле заметно нырял вниз. Нагрузка оказалась предельной.

— А ты говорил — ничего не выйдет, — попрекнул я Суслика. — Верблюды — покладистые животные. Если не пытаться их пилотировать.

В ранец комбеза я сложил два комплекта батарей для скутера и четыре — для реаниматоров. Общий их вес составил более шестидесяти килограммов, и сорок из них пришлось на батареи для скутера, но я не хотел уменьшать свой резерв энергии до тех пор, пока не выясню, с какой скоростью смогу передвигаться и сколько станет кушать «верблюд». Мачете у меня не было, однако складной сучкоруб вполне мог его заменить.

Привязав к носу скутера поводок, я закрепил свободный его конец за пояс комбеза, прорубился сквозь густые заросли на краю поляны и вошел в лес. Сам-то я мог пройти почти везде, но для скутера с реаниматорами по бокам приходилось расчищать приличной ширины коридор. Антиграв мог держать машину только в строго горизонтальном положении — при переходах через лощины с крутыми склонами скутер на спуске скреб землю кормой, на подъеме цеплялся носом. В левой руке я нес винтовку, правой работал, готовый в следующую секунду бросить сучкоруб и начать стрелять.

За первый час я прошел два километра. В течение второго, на участке с чахлым и редким подлеском, сделал пять километров, но потерял много времени на следующем отрезке пути. Там протекал ручей, превратившийся после прошедшего ливня в полноводную быструю речку, и я истратил не менее получаса, отыскивая место, где течение не сбило бы меня с ног при переходе.

Через пять часов я одолел тринадцать километров, и на этой счастливой отметке в батареях скутера закончилась энергия. Заменив батареи, я облегчил свою ношу в ранце на двадцать килограммов, и двигаться стало чуть легче. С неба опять хлынул дождь, и меня поливало буквально как из шланга. В комбезе никакой ливень не страшен, но я опасался дальнейшего подъема воды в попадавшихся на пути ручьях. Камилла сообщила хорошую новость — состояние Кэт стабилизировалось, заработало сердце. Я попросил Камиллу раздобыть еще один реаниматор и положить туда меня. Несмотря на усилитель мышц комбеза и подкормку организма стимуляторами, которыми непрестанно потчевал меня Суслик, я чувствовал серьезный упадок сил. Сначала я не обращал на слабость внимания, списывая ее на обычную усталость, потом мне начало казаться, что тут что-то не то. Неладно было не только с телом. Мысли в голове путались, душу охватывало беспокойство, перерастающее в отчаяние. Причем и Суслик чувствовал нечто похожее.

— Я должен тебе сказать, Пит: со мной не все в порядке. Моя система внутренних связей нарушена, что-то мешает нормальному движению информпотоков. Это как помехи, только внутри матричного кристалла. Думаю, со мной происходит то же самое, что случилось с кибом «Миротворца» и личными кибами ребят Шарпа, только медленно. Но конец, по всей видимости, окажется тем же самым.

— Не вздумай помирать, Суслик! Не вздумай бросать меня здесь совсем одного, иначе я свихнусь.

— Я постараюсь. Но главное, чтобы выжил ты — иначе некому будет доставить ребят домой.

— Ты это брось… Без тебя я как раз и не выживу. Мне нужны системы комбеза — в рабочем состоянии… Мне нужен экзоскелет. Без него я не смогу тащить реаниматоры, и мы все сдохнем здесь, в этих проклятых джунглях.

— Экзоскелет работает независимо от меня. Ты сможешь пользоваться им, даже если я выйду из строя, ты это знаешь.

— Все равно — не вздумай помирать. Мне даже поговорить будет не с кем. И что я потом стану без тебя делать?

— Купишь другого киба.

— Я не хочу другого! Я к тебе привык. Я не смогу называть другого киба твоим именем.

— Назовешь иначе.

— Ну тебя к черту! Мне твое имя нравится. Так что будь добр выжить тоже. Давай договоримся: мы оба выживем и всех отсюда вытащим. И Малыша найдем. Хотя бы тело его — найдем… Помнишь наше правило? С любой планеты уходим только все вместе. Никого не оставляем.

Восемнадцать километров… Глуша беспокойство, уныние и другие эмоции, накатывала волна тупого равнодушия. Хотелось лечь, заснуть и не вставать…

Я заставил себя встряхнуться. Да, что-то странное творится — не так уж много сил я потерял. Что говорил Суслик насчет себя самого? Нарушена система связей… Мой разум заволок густой туман. Но я понял — или думал, что понял. Буря помех действует на всех уровнях, мешая любому информационному обмену, — в том числе внутри интеллектронных систем и человеческого мозга.

Постой, а как же тогда гориллы? Именно их мы сочли организаторами гипноатаки на команду Шарпа. Они же, скорей всего, были ответственны за смерть киба «Миротворца». А теперь что же? Если кибов выводит из строя буря помех — постепенно, как Суслика, или сразу, после какого-то всплеска, как Суворова, — так выходит, что гориллы и спровоцировали бурю помех? Могут ли обезьяны, сколько бы ни набралось их в джунглях, активировать и поддерживать процессы всепланетного масштаба? Эх, если б я сейчас мог посоветоваться с Дианой! Она бы провела анализ, составила прогноз…

Хватит. Вот окажешься на орбите — сразу посоветуешься. Будут тебе и анализы, и прогнозы. Диана сделает тебе апельсинового сока, уложит в кроватку и расскажет на ночь страшную сказку про рэдвольфов и горилл — это, значит, чтобы крепче спал. Потому что рэдвольфы с гориллами будут внизу, на Тихой. А ты наверху — в безопасности. А сейчас надо просто выбраться отсюда.

Расспросив Камиллу и Кальяна, я узнал, что они отмечают у себя те же нарушения, что и Суслик, но в меньшей мере. Очевидно, материальные преграды, вроде наглухо закрытых реаниматоров, могли в некоторой степени служить защитой от вредного воздействия. Значит, надо постараться как можно быстрее дойти до наблюдательного пункта с его герметичными, хорошо защищенными помещениями…

Но ведь мне и без того надо именно туда. Или Кэт умрет, когда закончится энергия во всех батареях.

С внезапной яростью я взмахнул сучкорубом и вломился в густой кустарник, стоящий стеной у меня на пути. Больше я ни о чем не размышлял, стараясь держать разум под контролем воли, и получилось! Тоска, подавленность и отчаяние отступили, а их место заняла упрямая решимость выжить.

Мгновенно вернулась ясность мышления. Я даже на секунду замер, изумленный.

Выходит, бороться с этим возможно! Ах вы собачьи сыны, подумал я, неизвестно кого имея в виду. Нет, я вам не сдамся! Я смогу с вами справиться, выйти отсюда, вывезти Крейга и Кэт. А потом найду Малыша. Найду, чего бы ни стоило… Не тело, нет! Живым найду!..

Глава 27

Малыш очнулся от яркого света, что проникал сквозь опущенные веки. Он хотел отвернуться, застонал и открыл глаза.

Попытался открыть.

Веки будто прилипли к глазным яблокам. Горло давило со всех сторон, мозг горел в огне, а тело стянуло тугими обручами раскаленной добела боли.

Перевернувшись на живот, Малыш уткнулся лбом в прохладную мокрую землю.

— Спиди… — позвал он. — Спиди, что со мной? Господи, как больно…

Медленно ворочаясь с боку на бок, он ощупывал себя. На голове не было коммуникатора, но «связной» на ухе на месте. Тогда почему киб не отзывается?.. Наконец Малыш сумел осознать действительность настолько, что понял — он лежит у подножия трапа и снова идет дождь.

— Зря ты здесь разлегся, братишка, — сказал он сам себе. — Тебя ждет Пит. И Кэтти. И Крейг… Спиди, мать твою, ответишь ты или нет?!

Киб-мастер молчал.

— Сдох, — понял Малыш. — Ему конец. И Биасу тоже…

Он собрался с силами и пополз к трапу. Потом по трапу, и дальше, в шлюзовую камеру. На счастье внутренний люк открыт. Ну да, Биас ведь ждал его, они готовились лететь… Куда?

При каждом движении тело пронзали миллионы горячих зазубренных иголок. Малыш то и дело забывал, зачем он здесь и что делать дальше. Чудовищным усилием воли ему удалось кое-как сосредоточиться, и он пополз по коридору в рубку.

— Давай, Малыш, вперед… Ты сможешь, сможешь! Тебе же плевать на все… Давай.

Несколько раз по дороге он терял сознание. Оказавшись в рубке, окончательно отключился. Снова придя в себя, хотел вскарабкаться в пилотское кресло, но боль скрутила его в комок. Разогнувшись, стоная и плача, он повторил попытку. Еще раз. Еще… Сесть в кресло удалось с восьмого раза.

Малыш долго сидел не шевелясь. Почему он в такой неудобной позе? А-а-а, винтовка за спиной мешает! Малыш перекинул ремень через голову, дернул его в сторону, и винтовка со стуком свалилась на пол. Снаружи в рубку пробивался свет — все прожектора в лагере включены… Нет, не только. Просто уже закончилась ночь и наступил хмурый день — с тем же дождем, и небом, закрытым серыми тучами.

— Опоздал…

Малыш закрыл и снова открыл глаза. Опоздал к сроку, но Пит все равно оставался там, на поляне, в пятистах километрах отсюда, с двумя реаниматорами. Надо лететь.

Малыш наклонился вперед и едва не выпал из кресла. Поймав в отражении на одном из экранов свое лицо, увидел, что у него весь подбородок в чем-то темном. Ощупал рукой, поднес ее к глазам — кровь. У него изо рта кровь течет. Внутренние повреждения… Насколько сильные? Сможет ли он управлять катером?

Всмотревшись в отражение внимательнее, Малыш понял, что кровь течет не изо рта — просто он сильно искусал губы. Они здорово распухли. Ну, это совсем не страшно. Подумаешь… Он приободрился, даже обрадовался.

— Ерунда. С девочками целоваться тебе еще не сегодня, браток. Заводи движки… Давай. Бери штурвал.

Малыш трясущейся рукой перевел управление на ручное. Катер вздрогнул, неуверенно приподнялся над поверхностью земли и замер, вихляя кормой; потом круто пошел боком влево, сбил навес столовой и полетел над равниной, набирая высоту.

* * *

Я прошел двадцать один километр, когда дождь прекратился и занялся рассвет. Джунгли буквально пропитались влагой, над землей поднимался легкий туман. Правая рука, сжимавшая сучкоруб, отказывалась работать. Наблюдательный пункт должен быть уже совсем близко. «Верблюд» вел себя пристойно. На двадцать третьем километре пути попалась цепь полян, разделенных узкими участками леса. Расчищать путь почти не приходилось, и я набрал приличную скорость несмотря на то, что ноги от непрерывной ходьбы стали как деревянные.

На последней поляне я наткнулся на рэдвольфа, и на сей раз заметил его первым — он смотрел в сторону. Великий Бог туземцев Айтумайран собственной персоной. Я выпустил сучкоруб, поднял винтовку и выстрелил из гранатомета. В последнюю секунду зверь повернул голову, и граната попала ему прямо в приоткрытую пасть, готовую издать рык. Зрелище получилось что надо: мощным взрывом рэдвольфа разнесло в клочья. На том месте, где он стоял, висел теперь только клуб дыма, тающий в воздухе и смешивающийся с туманом.

— Это за Кэт, — сказал я. — Повылазили…

Перед тем, как снова войти в джунгли, я долго оглядывал заросли и прислушивался. Но вокруг было тихо, и я двинулся дальше. Буря помех так действовала или нет, но я совсем выдохся, к тому же заново хлынул ливень. Однако при свете дня идти стало повеселее.

На двадцать пятом километре пути я вышел на открытое пространство перед высоким крутым склоном, уходящим вправо и влево. Склон оказался не каменистым, а глинистым, и теперь размокшим от дождя и скользким. Серьезное препятствие, но я собирался его преодолеть, не желая тратить время на поиски более удобного для подъема участка, — тем более что такого поблизости могло не быть. Мне только что пришлось второй раз заменить батареи у скутера. Из прошлого опыта я знал, что их хватит на пять часов. За это время мне надо найти наблюдательный пункт, иначе мой «верблюд» окажется прикован к одному месту, и я вместе с ним.

Остановившись перед склоном, я принялся внимательно его осматривать. Он поднимался под углом сорок пять градусов, из него выступали каменные карнизы слоеных плит песчаника, росли кусты, за которые можно ухватиться, а заканчивался он вертикальной стенкой высотой метра четыре с нависшим козырьком почвы. Как взобраться на него вместе с нагруженным реаниматорами скутером, я не представлял себе, но планировал залезть наверх один и попробовать затянуть «верблюда» следом. На самом краю росло молодое, но прочное на вид дерево, нависшее над обрывом. Если через его ветки перекинуть шнуры и спустить вниз, оно превратится в стрелу подъемного крана. Стоило попробовать.

Сзади на опушке леса послышалось шуршание, закачались ветки. Я повернулся и выстрелил по кустам из гранатомета четыре раза подряд, а оставшиеся в кассете гранаты положил вокруг подозрительного места. После того, как стих грохот взрывов, никакого шевеления в зарослях больше не наблюдалось. Жаль, если там бродило какое-нибудь безобидное животное.

Подъем по склону до половины занял у меня почти час. Я уподобился мифическому Сизифу, вкатывающему камень на верхушку горы. Разница заключалась только в том, что у Сизифа срывался вниз камень, и ему приходилось начинать все сызнова; а мой «верблюд» оставался на месте, но зато вниз съезжал я сам. Метр вперед, два назад… Склон оказался чудовищно скользким — раньше здесь не раз происходили обвалы почвы с козырька. Устоявшегося слоя дерна не образовалось, пучки травы и кустики легко вырывались с корнем, оставаясь в руке. Не будь дождя, склон был бы по крайней мере сухим, а теперь не помогали и шипы на подошвах ботинок.

Я одолел три четверти подъема, когда услышал неясный глухой шум и поднял голову. Деревце наверху качалось словно от порывов ветра. Потом вздрогнула вертикальная стена и козырек почвы. Я понял, и похолодел: участок обрыва подмыло дождем, и он готов сорваться вниз, а я даже в сторону отскочить не могу… В следующую секунду козырек обвалился.

Я отцепил от пояса карабин поводка, повернулся и изо всех сил толкнул скутер, стараясь отпихнуть его подальше от склона; тотчас же сверху обрушилась лавина мокрой почвы, воды и камней. Меня швырнуло лицом в грязь, перевернуло на бок, потом на спину, и потащило вниз. Последнее, что я успел увидеть, — кувыркающееся сверху прямо на меня дерево с ломающимися ветками.

* * *

Когда Малыш обнаружил на поляне сваленные в кучу детали от скутера, он сразу сообразил, что произошло: Пит вначале дожидался его, потом придумал способ везти на скутере сразу оба реаниматора. Взлететь с таким весом нельзя, следовательно он пошел пешком. Он ушел с поляны давно, и дождь успел смыть следы, но двинуться мог лишь в одном направлении — к наблюдательному пункту СОЗ. Или Пит туда добрался, или он в пути, но в последнем случае в джунглях обнаружить его невозможно. Разве только он сам заметит катер с земли и даст сигнал… Однако услышать движущийся над лесом «Рейнджер» Питу будет не легче, чем пролетающий воздушный шарик, это ведь не трансгалакт.

Тяжело ступая и покачиваясь, Малыш побрел к «Рейнджеру», держа винтовку за дуло и опираясь на нее, как на костыль. Конечно, если снять поглотители, шуму станет сколько угодно, но на такую работу без помощи роботов уйдут сутки. Да и не в том он состоянии, чтоб заниматься демонтажем поглотителей.

Если бы не слабость на грани потери сознания, не пронзающая поминутно тело огненная боль, заставляющая непроизвольно дергать штурвал, он снизился бы до предела и утюжил брюхом катера кроны деревьев, надеясь привлечь внимание Пита… Но и о таком способе лучше забыть. Один неосторожный маневр, и даже на скорости десять километров в час «Рейнджер» станет для него гробом. Малыш ругал себя, обвинял в изнеженности и обзывал слюнтяем, но взять себя в руки это не помогло.

Тогда он поднял катер, задрал пулеметы в небо и двинулся над лесом, стреляя короткими очередями и следя, не взмоет ли в воздух сигнальная ракета. Но Пит уже лежал под завалом на склоне, а Малыш, добравшись до наблюдательного пункта через два часа, прошел чуть в стороне и не увидел ни его, скутер, уткнувшийся в дерево на опушке. Один реаниматор был сильно помят, крышка второго лопнула по всей длине. Из трещины текла тягучая белая жидкость, а индикаторы на приборном щитке горели тревожными красными огнями.

Малыш посадил «Рейнджер» неподалеку от башни наблюдательного пункта, ухитрившись при этом не задеть здание и не разбить катер. Выбравшись наружу, минуту стоял неподвижно, ожидая, пока рассеется затянувшая глаза темнота, разрезаемая вспышками молний острой боли в голове. Потом, упирая в землю приклад винтовки, побрел к маячившему впереди входу. Бронированные створки ворот были раздвинуты. В тамбуре и ведущем в главный зал коридоре горел свет, но киб-мастер НП не отзывался. На полу виднелись засохшие отпечатки грязных ботинок… много следов, и все они вели в одну сторону. Ребята Шарпа вошли сюда, но обратно уже не вышли.

Малыш призвал себя ко всей возможной осторожности, однако не знал, как это выполнить, — усилий его воли хватало только на то, чтобы держаться на ногах. Тогда он просто пошел по коридору в главный зал, и первое, что там увидел, — девять неподвижных тел на полу. Вот и сам Шарп — похоже, он еще жив… Малыш осмотрел его. Глаза Шарпа закатились, из раскрытого рта на грудь стекала струйкой слюна. Его киб-мастер не отвечал, однако система жизнеобеспечения комбеза, судя по всему, работала. Да, Шарп жив, и все остальные тоже оказались живы. И все — без сознания. А Пит, выходит, не дошел…

Повсюду на полу валялись пустые пластиковые бутылки из-под воды, а в одном из кресел у пульта сидел маленький человечек лет сорока. Малыш узнал его: бывший офицер ВКС, ныне профессиональный охотник по кличке Манки. Видно, он время от времени приходил в себя, нашел воду, пытался поить остальных, пытался подать сигнал с пульта… Но у Манки не вышло, на орбите его никто не услышал, иначе уже прилетели бы. Значит, включить передатчик отсюда нельзя.

Малыш вышел наружу и поднялся по узкой металлической лесенке на плоскую крышу башни НП. Один из портов оказался открыт, платформа для техники выдвинута. На ней высилось устройство, похожее на средневековую корабельную пушку, задравшую дуло к небу.

Вот он — векторный передатчик «Почтовый голубь». Остальные пристежки и навороты к нему где-то внизу… Только как его запустить? Снизу этого сделать нельзя, потому что вся техника вышла из строя. Но тогда его вообще нельзя включить, потому, что и вся сопутствующая аппаратура самого прибора тоже мертва… А-а-а, дьявол! Малыш в бессильной ярости пнул «станину пушки» ногой. Тонкий корпус неожиданно легко смялся от удара. Тихо, тихо, не психуй… Должен же быть способ?

Да, он есть; а ты неизлечимый кретин, друг Малыш. Вот же красная крышка с надписью на транслингве: «Аварийный пуск. Только сигнал SOS». Под ней та же самая надпись на десяти самых распространенных языках. Будь паинькой, открой крышечку.

Сорвав пломбу, Малыш откинул крышку и перевел переключатель в положение «активировать». Закрывавшая «жерло пушки» линза засветилась голубым и по ее поверхности начали проскальзывать яркие всполохи, напоминающие вспышки бесшумных электрических разрядов. Все.

Малыш внезапно почувствовал смертельную усталость. Все сделано, он сделал что мог. Оставалось ждать. Еле волоча ноги, запинаясь, он стал спускаться по лестнице вниз.

* * *

Я пришел в себя от того, что начал захлебываться жидкой грязью, которая медленными ручейками стекала прямо на лицо с кучи земли, придавившей грудь. Грязь затекала в нос и приоткрытый рот. Я закашлялся, завертел головой и открыл глаза.

— Хорошо, что ты очнулся, — сказал Суслик. — Еще немного, и тебя затянет целиком. Шевелиться можешь?

Я лежал на спине, почти полностью погребенный под слоем глины и мелких камней. Снаружи оставалась только голова выше подбородка и кисть вытянутой в сторону правой руки. Левую руку намертво придавило к земле. Грудь зажало словно в тисках, дышать было невероятно тяжело. Ног я почти не чувствовал — на них лежал особенно толстый слой почвы. Я попробовал поворочать верхней частью туловища, пытаясь освободить хотя бы шею.

— К тебе подходил рэдвольф, — сообщил Суслик.

— Что?!.. — Я с такой силой рванулся вперед, пытаясь сесть, что по завалу пошла широкая трещина и дышать стало легче. — Что ты сказал?

— Он подошел к тебе, долго стоял, но трогать не стал. Наклонился, обнюхал голову и ушел. Это произошло около часа назад. А всего ты пролежал без сознания больше двух часов, и тебя все больше заливала грязь. Я пытался привести тебя в чувство, но…

— Ладно, не извиняйся. Что с реаниматорами?

— Не знаю. Камера у тебя на груди завалена, камера коммуникатора, пока ты так лежишь, скутер не видит. Связь с кибами ребят потерял сразу, когда машину отбросило. Наверное, она просто оказалась слишком далеко от меня. Жуткие помехи.

Трещина, образовавшаяся от моего рывка, быстро заполнялась стекавшей со склона жижей, дождь хлестал вовсю. Нет, я не хочу, чтобы меня похоронило заживо! И еще меньше у меня было желания ждать, пока рэдвольф передумает, вернется сюда и откусит мне голову.

Я начал размеренно двигать плечами, одновременно пытаясь освободить правую руку. Мне удалось согнуть ее в локте. Тогда я повернулся, насколько сумел, влево, и выдернул всю руку вверх. Теперь, оказавшись на воле, она могла скидывать землю и камни с груди и левого плеча. Вскоре я освободил левую руку настолько, что вытащил и ее, раскопал до конца грудь и освободил живот. Прежде чем приняться за ноги, прокопал дырку возле правого бедра и с облегчением достал из кобуры пистолет. Каждую секунду, пока работал, ожидая возможного возвращения рэдвольфа, мне было очень не по себе. Пистолет — слабая защита против него, но я не желал умирать без боя. Пусть он меня убьет, но я успею понаделать дырок в его шкуре. В добрые намеренья такого чудовища я не в силах был верить, несмотря на то, что один раз он и оставил меня в покое. А если он просто не любит убивать людей, пока они в беспамятстве и ничего не чувствуют?

Я стал разгребать ноги. Слава богу, они не сломаны. Поднявшись, я пошел туда, где стоял мой «верблюд».

Когда лавина обвалившейся земли толкнула скутер вниз, он ударился о дерево на опушке, помял себе капот, покорежил один из реаниматоров и был отброшен на соседнее дерево. Теперь удар пришелся на другой реаниматор, крышка лопнула, стабилизирующая жидкость вытекла наполовину, открыв часть лежащего внутри тела и мешанину шлангов и кабелей.

— Кто там? — глухо спросил я, и сразу сообразил сам — реаниматор висел справа, а справа…

— Кэт, — сказала Камилла.

— Как она?

— Еще жива.

«Еще жива». Еще жива!!!.. Я заскрипел зубами, рискуя их сломать. Сколько раз мне слышать эту фразу: «Еще жива»? Сколько у меня шансов сделать так, чтобы Кэт просто жила — без «еще»?..

— Что с Крейгом?

— В порядке, — ответил Кальян. — Но лучше как можно быстрее заменить реаниматор.

Я взял шнуры, приготовленные мной для подъема скутера с помощью дерева, которого теперь не было, и обмотал ими свои ботинки. Левое колено страшно болело, и я был весь избит камнями. Но времени на отдых не оставалось — в батареях скутера энергии на час с лишним. Он получил серьезные повреждения и качался в воздухе как на качелях, попеременно цепляя землю то носом, то кормой, то всем брюхом. Обвал сделал доброе дело — вертикальная стенка обрушилась, и склон теперь стал покатым до самого конца. Ухватившись за поводок обеими руками, я перекинул его через плечо и потащил своего покалеченного «верблюда» наверх.

То, что я пережил при первом восхождении по склону, было ничем по сравнению со вторым. Через час я почти дошел, но энергия в батареях заканчивалась, и скутер тяжело бороздил по грунту днищем, прижимаясь к земле все плотнее. Ботинки, обмотанные шнурами, скользили меньше, но на них налипали огромные комья грязи. Последние метры подъема… Скорее… Скорей!

Вот заросли редкого кустарника наверху. Ветки сплелись, не желали меня пропускать, нудно цеплялись за реаниматоры и друг за друга. Я зашел сзади, уперся в корму и вытолкнул машину через это сплетение на ровное место. Следом вылез сам, то и дело поскальзываясь и падая на четвереньки, но упорно продолжал двигаться, толкая скутер дальше и дальше от склона, и наконец встал и огляделся. Все вокруг закрывала пелена дождя, поливавшего большую поляну — целое поле, а метрах в ста от меня торчала башня наблюдательного пункта. Дальше виднелся ангар, еще что-то, но я не рассмотрел, поскольку мое внимание приковал стоящий возле башни катер «атмосфера-4». Стоял он как то криво, входной люк был распахнут, лента трапа безжизненно свисала на землю, словно вывалившийся изо рта язык мертвеца. Откуда здесь катер? Может, стоял в ангаре? Но тогда кто его вывел наружу? На всем пространстве поляны ничего не двигалось. Где ребята Шарпа? Неужели не дошли сюда? Или мы ошиблись, они пошли вовсе не сюда и сейчас совсем в другом месте? Таща за собой скутер, я начал приближаться к катеру, пока, подойдя поближе, не смог прочитать на борту его название — «Рейнджер».

В проеме шлюза показался Малыш и стал спускаться вниз по ступеням, делая столь простую вещь так, будто у него вместо ног росли негнущиеся протезы. Я подбежал к подножию трапа и подхватил его, иначе он упал бы. Лицо Малыша покрывала смертельная бледность, глаза ввалились, подбородок был в засохшей и свежей крови, а искусанные губы превратились в бесформенную массу.

— Смотрю — идешь, — прошептал он и закашлялся. — Я опоздал на поляну, прости… Там, в нашем лагере, такое было!.. Я стрелял — стрелял всю дорогу сюда, весь боезапас… Как же ты меня не слышал? Думал, ты уже давно здесь… Где Крейг, Кэтти? Ты привез их? — Его взгляд уперся в реаниматоры. — Привез… — Малыш пошарил рукой по моему плечу, обхватил за шею. Его голова тряслась как у старика, взгляд блуждал, только в самой глубине глаз все еще горел упрямый огонек несломленной воли. — Я нашел Шарпа. И передатчик. Я уже дал сигнал… Где-нибудь, да услышат. За нами прилетят… А если нет, сами улетим, у нас есть «Рейнджер»…

Он еще что-то говорил, скуля как побитый щенок, потом его ноги подогнулись, и я обхватил его покрепче, прижимая к себе.

Мы стояли посреди поля, а сверху на нас низвергались водопады воды. И вдруг пространство зашаталось, гулко вздрогнул воздух и дождь прекратился. То есть ливень продолжался, поливая джунгли вокруг, но прямо над нами его не было.

Прямо над нами в небе медленно проявилась, протаяла из пустоты километровая громада крейсера ВКС, снимавшего глухую маскировку. Задрав голову, я смотрел, как его катапульты выплевывают штурмовые катера типа «Торпеда». Один из них, завершив крутое пике, проехал на брюхе по поляне, поднимая фонтаны воды и грязи; бортовые люки открылись еще на ходу, и оттуда посыпались десантники в полной боевой экипировке.

Глава 28

Первым, кого я увидел, когда открыл глаза, был мой бывший ассистент, врач-биомеханик Леонид Гроссман, которого я в свое время запросто называл Леней. В последний раз я видел его в клинике профессора Вацека в Праге, двенадцать лет назад, и он был в обычном медицинском комбезе. Теперь на нем красовался форменный спецкомбинезон старшего военного врача.

— Где я? — Звук собственного голоса мне совсем не понравился: он как будто шел из могилы, причем очень древней и всеми забытой.

— Ты в медцентре крейсера ВКС «Тамерлан», — улыбнулся Леня.

— А ты что здесь делаешь, разгильдяй?

— А я здесь служу. Уже восьмой год. Жаль было расставаться с нашим душкой-профессором, но что поделать… В армии больше шансов сделать карьеру. И у меня получилось.

— Ты всегда был ужасным проходимцем.

— А ты был и остался ужасным грубияном. Но я тебе искренне благодарен. Ты хорошо меня натаскал по нашему делу. Жаль, что ты весь целый, и мне не удастся поработать над тобой. В знак благодарности за науку я бы тебя подлатал по первому разряду.

— Так я тебе и доверился. Что с ребятами?

— С какими именно? Их к нам доставили немало…— Леня наморщил лоб, соображая. — А-а, понял, тот парнишка с разноцветными глазами и девушка с мужчиной в реаниматорах. Мне сказали, что они были в твоей группе. Какая-то охотничья фирма… Ты что, теперь охотой занимаешься?

— Что с ними?!?..

— Да в порядке они, в порядке, не переживай, — заторопился Леня. — Особенно молодой парень радует — он получил мощнейший энергоинформационный удар, но в себя приходит прямо на глазах. Девушка и мужчина пострадали серьезно, придется их подштопать.

— Не вздумай лапать их своими грубыми клешнями, бездарный коновал. Пусть их лечат в настоящей цивильной клинике, а не в вашем летающем сарае… Да, кстати: что здесь делает «Тамерлан»?

— Секретная операция. Больше ничего сказать не могу.

— Э-э, нет, так не пойдет. Секретная операция — чья? Флота? Косморазведки? Приюта инвалидов войны?

— Службы безопасности.

— Федеральной? Не удивлюсь. Вечно они путаются куда попало.

— Бери выше, — вздохнул Леня. — Объединенной службы безопасности цивилизации.

С минуту я и слова не мог сказать от удивления.

— ОСБЦ? Что им нужно на Тихой?

— Ты меня спрашиваешь? Я всего лишь врач.

— Не самый лучший, не обольщайся… Ладно верю, что не знаешь. — Я сел на кровати. — А теперь отцепи от меня все эти присоски… Не возражай! Знаю, что скажешь — мне лучше побыть в постели. Но я не побуду. Я уже в норме. И медицинскому кибу скажи — пусть уберет от меня свои щупальца! — Я спустил ноги на теплый, бархатистый пол. — Где мой комбез? Ты что, хочешь, чтобы я явился к капитану вашего крейсера голым?

— Да ты с ума сошел, тебя вообще не пустят к капитану! Боже, Пит!.. Ладно, подожди, сейчас принесу твой комбез…

Леня ушел и через минуту вернулся с моим комбинезоном.

— Бери, псих ненормальный… Абсолютно чист. Продезинфицирован всеми способами. Будь у тебя тонус пониже, ни за что не отпустил бы.

Первым делом я попросил Леню отвести меня к ребятам. Малыш лежал в отдельной палате, опутанный шлангами медкомплекса, и спал, дыша тихо и безмятежно.

Кэт и Крейг находились в специальном боксе, их уже переложили из побитых реаниматоров в другие, абсолютно новые.

— Как раз те, которые были у вас на корабле, — пояснил медтехник.

— У нас на корабле?.. — Я развернулся к Лене: — Вы что, взломали «Артемиду»?

— Легче, Пит! — Он отступил на шаг и рассмеялся. — Мы просто послали запрос киб-мастеру — Диана, кажется? Объяснили ситуацию, она выдала нам реаниматоры. Мы подумали, так будет лучше. Вам ведь на Безымянную, а «Тамерлан» от Тихой пойдет к… Впрочем, неважно, но в другую сторону. Жизнь этих людей вне опасности, ты и сам их довезешь куда надо.

— Выходит, ОСБЦ нас задерживать не собирается?

— Насколько я знаю, нет. Вы оказались там случайно. Люди Шарпа — другое дело, они полетят с нами.

— Погоди-ка, погоди-ка… — Я взял его за ворот комбеза и притянул поближе. — Что-то странная у тебя осведомленность по всем вопросам.

— Да ну тебя к черту! — возмутился Леня. — Сначала сам вытягивает сведения, а потом… Конечно, о-эс-бэ-цешникам известно, что мы с тобой бывшие коллеги, и они специально попросили меня поговорить с тобой по душам. Они знают, что ты бывший военный, не станешь болтать лишнего и своих компаньонов сможешь убедить, когда они придут в себя… Отпусти мою одежду. Ты прекрасно понимаешь, что они могли бы задержать вас на сколь угодно долгий срок из соображений секретности. Но Объединенная безопасность надеется на твое благоразумие. Это все. С капитаном можешь отношения не выяснять — я ведь понял, зачем ты к нему собрался.

— Другими словами, ОСБЦ знает, что мы ни хрена не знаем об этой их операции… И знать не хотим. — Тут я несколько покривил душой — мне очень хотелось знать. — Но мне все равно нужно к капитану. Попрошу его о содействии. У нас на планете осталась куча оборудования, и мне одному потребуется тьма времени…

— Уже сделано, — остановил меня Леня. — Оборудование, два скутера, катер — все находится в «грузовике» вашей «Артемиды». Разберешь сам по пути на Безымянную.

— Быстро работаете. Уважаю.

— Ну, вот… Как только будешь готов, отправим вас всех на ваш корабль, и ступайте с миром.

— Готов? Да я уже готов. Сейчас можешь организовать?

* * *

Леониду я, конечно, врал — мое самочувствие оставляло желать много лучшего. Но мне хотелось поскорее оказаться на «Артемиде» — это все равно что дома. Леня понял меня правильно и удерживать не стал.

Когда ребята из медслужбы «Тамерлана» покинули наш корабль, я первым долгом проверил правильность подключения реаниматоров. Необходимости в этом не было никакой, но я все же проверил. Не поверил сам себе, и проверил во второй раз. Когда занялся тем же самым в третий, меня остановила Диана:

— Прекрати психовать, Пит. Техники сразу все правильно сделали. Состояние Крейга и Кэт стабильно.

— Я просто хочу, чтобы с ними все было в порядке, — виновато сказал я.

— Я тоже хочу, чтобы с ними все было в порядке, — ласково ответила Диана. — И контролирую аппаратуру реаниматоров вот уже двадцать минут — с момента их подключения. Малыш в своей каюте, и через пару дней я ему разрешу вставать — если пообещает соблюдать реабилитационный режим.

Что и говорить, на Диану можно положиться.

Через трое суток «Артемиду» посетил инспектор Ливнев со своей группой. Досмотр провели моментально, Ливнев отпустил своих парней, а сам неожиданно напросился в гости. Честно говоря, я очень обрадовался и пригласил его пообедать со мной. Мы прошли в кают-компанию, «жучка» накрыла на стол. Я понимал, что Ливнев остался неспроста. Слишком внимательно он на меня поглядывал.

— Я думаю, вас мучают вопросы, — начал он, когда мы принялись за первое. — Вы мне нравитесь, Пит. И ваши компаньоны нравятся. С одной стороны, я считаю нечестным оставлять вас в неведенье, с другой — рассчитываю на вашу будущую молчаливость относительно некоторых подробностей, которые готов сообщить. Спрашивайте.

Такого начала было более чем достаточно, чтобы меня заинтриговать.

— Начнем с самого простого, — сказал я. — Кто вы на самом деле?

— Я старший инспектор допуска, — ответил Ливнев. — И одновременно офицер ОСБЦ.

Конечно — я мог бы и сам догадаться.

— Что это за секретная операция на Тихой? Почему Объединенная служба безопасности? Кстати, это вы руководили операцией?

— Ну, это уж вы через край! — Ливнев с улыбкой развел руками, в одной из которых была зажата ложка, а в другой — ломтик хлеба. — В иерархии ОСБЦ я всего лишь эксперт по заповедникам А-группы. В том числе и по Тихой. Именно в последнем качестве я и принимал участие в операции. А руководил ею другой человек.

— Случайно, не из Сиднейского института?

— Оттуда, — снова улыбнулся Ливнев.

— Как понимаю, Объединенная безопасность не занимается пустяками — только глобальными угрозами человечеству в целом. Или же тем, что способно в такие угрозы перерасти.

— Совершенно справедливо. Однако чтобы объяснить, что привело ОСБЦ на Тихую, начать мне придется издалека. Вы в курсе, что такое Энергоинформационное Поле Вселенной?

— В общих чертах.

— Фактически это информационная матрица нашего мира. Все процессы видимой Вселенной и она сама — всего лишь отражение процессов и структур ЭПВ. Само Поле не есть что-то раз и навсегда заданное — оно эволюционирует по собственным законам, воздействует на видимую Вселенную и само изменяется в результате обратного воздействия. Наверное, вам известно, что наша Вселенная на девяносто шесть с лишним процентов состоит из темной материи и энергии, а на звезды, планеты и межгалактический газ приходится менее четырех. Предполагается, что такое положение вещей — прямое следствие реальности ЭПВ. Большая часть информации Поля фантомна, стойкие энергоинформационные кластеры там редкость. Предполагается также, что Поле постепенно эволюционирует от неупорядоченного состояния к упорядоченному; в нашем мире в связи с этим наблюдается непрерывное усложнение материальных объектов — от образования атомов и первых звезд до формирования галактик, и далее, вплоть до возникновения жизни. Обратная связь выглядит не менее занимательно: если мы в нашем мире разрушим некий объект, в ЭПВ будет разрушен соответствующий ему энергоинформационный кластер. Ну а если бы мы научились воздействовать на Поле и создавать кластеры произвольно, то творить любые материальные объекты и добывать энергию практически из ничего не составляло бы для нас проблемы — темной материи и энергии в нашей Вселенной предостаточно. Мы могли бы также как угодно изменять уже существующий мир и его свойства вплоть до фундаментальных законов. Это был бы, безусловно, венец развития нашей цивилизации, потому что умение манипулировать ЭПВ равно всемогуществу. Однако к Полю оказалось нелегко подступиться. Ваш маршрут в этом сезоне был проложен через систему Энигмы, правильно?

— Да.

— Там как раз экспериментировали с ЭПВ. Последствия видели? Оценили?

— Еще бы.

— После катастрофы правительство закрыло полигон, и большая группа талантливых ученых оказалась не при делах. Им ничего не оставалось, кроме как попытаться поработать на дальних, так сказать, подступах к Полю. Именно тогда они и обратили внимание на Тихую с ее бурями помех. Было известно, что в случае их возникновения связь нарушается на уровне первичных информпотоков, а это служит признаком более тесного, чем обычно, взаимодействия нашей Вселенной с ЭПВ. Такое имеет место в областях активного звездообразования и должно фиксироваться рядом с черными дырами. Однако в первом случае процесс размазан во времени на миллионы лет и внешние проявления его слабы, а к черным дырам пока еще никому не удалось подобраться достаточно близко. На Тихой же можно было расположиться с удобствами, и поначалу никто даже не задумался всерьез, что, собственно, может взаимодействовать с ЭПВ на планете земного типа.

— Или — кто, — вставил я.

— Да, к варианту «кто» ученые подобрались довольно быстро, — согласился Ливнев. — В землеподобных мирах просто не происходит процессов, способных заметно влиять на ЭПВ, разве всепланетная катастрофа случится. Не в состоянии взаимодействовать с Полем и биосфера в целом — для этого ей надо обладать свойствами единого организма. Туземцы на роль фактора влияния никак не подходили. Поэтому начались поиски коварных инопланетян, которые пробрались на Тихую, замаскировались, и делают что-то таинственное с ЭПВ прямо у нас под носом. На этом этапе проблемой и заинтересовалась ОСБЦ, — но, как догадываетесь, никаких инопланетян она не обнаружила. И тут кто-то из ученых предложил обратить внимание на горилл Фостера, которых на планете было много и о которых ничего не было известно. Конечно, их пытались изучать и раньше, предполагая, что они являются носителями разума наряду с туземцами. Однако теперь гориллами занялись вплотную. К работе подключили Комитет по контактам, и дальнейшие исследования официально велись под его эгидой. На Тихой высадилась большая экспедиция — кстати, базировалась она на том самом наблюдательном пункте СОЗ, к которому вы добрались на исходе своих скитаний в джунглях. Впоследствии экспедиции пришлось пополнять свои ряды специалистами из самых разных областей науки, но нас интересует лишь зоопсихолог и экстрасенс Анке Солф, поскольку именно она стала автором гипотезы «Суперзародыш». Название, на мой взгляд, ужасное, но вы же знаете научников — всегда слишком увлечены делом и уделяют мало внимания эстетике. К моменту прибытия Солф на Тихую, спецы-контактеры успели в очередной раз опровергнуть разумность горилл Фостера — они не проходили ни по одному из принятых Комитетом критериев. Ученые, пытавшиеся связать горилл с бурями помех, столь же безоговорочно подтвердили их причастность к данному феномену. Быстро исчерпав возможности изучения горилл традиционными методами, Солф тайно нагрузила снаряжением и провизией легкий двухместный глиссер и исчезла в неизвестном направлении. Вернулась спустя пять месяцев, когда все уже считали ее погибшей — без глиссера, без одежды, в одной набедренной повязке, но с результатами. Анке Солф утверждала, что гориллы, собираясь в большие группы, в состоянии корректировать психоматрицу человека прямо в ЭПВ. Представляете себе последствия?

— Очень хорошо.

— Эти животные способны делать то, о чем нашим ученым пока приходится только мечтать. Овладей мы этим — сможем «редактировать» себя как угодно, убирая все ненужные качества личности и добавляя желаемые. И зачем ограничиваться личностью? Между информацией о ней и о нашем теле в ЭПВ нет никакой разницы… Однако пока все это только в проектах, а на текущий момент ОСБЦ больше интересуют другие проблемы. Например: как защищаться от существ, способных работать с ЭПВ куда успешнее нас самих. Им ничего не стоит обойти любой экран, внушить человеку любой образ или цепочку образов, ведь они воздействуют не на сознание, а на его информационную первооснову. Они могли бы с легкостью стирать или перестраивать на свой вкус и сами защитные экраны, если б знали, что это такое. Внушаемая ими людям виртуальная действительность неотличима от реальности. Более того: ученые подозревают, что гориллы могли бы легко обмануть и наши приборы, ведь воздействие на ЭПВ подразумевает возможность вирт-моделирования любой сложности, вплоть до материализации объектов. Кибов они выводят из строя весьма эффективно. Поэтому, когда дело дошло до отлова подопытных экземпляров, военные не решились подстраховывать команду Шарпа из Эос, и «Тамерлан» шел к Тихой так долго. Он просто находился в соседней системе, и командование ВКС можно понять. Угробить крейсер при поимке горилл никому не улыбалось. И даже после потери связи с Шарпом, когда уже стало совершенно ясно, что тот нуждается в помощи, капитану «Тамерлана» отдали приказ начать спасательную операцию далеко не сразу.

— И что, гориллы действительно могли бы достать крейсер на орбите Тихой? — спросил я.

К этому моменту я уже забыл про еду. Ливнев увлекся рассказом и забыл тоже.

— Трудно сказать, — ответил он. — Мнения ученых на сей счет сильно расходятся. Возможно, гориллы и не сумели бы навредить кораблю в космосе — просто потому, что ничего не знают о космосе. Однако проверять это никто не хотел.

Мы немного помолчали.

— К нашему счастью, гориллы не обладают разумом и пользуются своими сверхспособностями лишь для защиты от агрессии, — продолжал Ливнев. — Угроза может быть подлинной или мнимой — неважно, они ответят одинаково. Но сами ни на кого не нападают. На Тихой они распространены повсеместно и не имеют естественных врагов. Кто же способен им противостоять…

— Однако они дали нам себя изловить, — заметил я.

— Думаю, такие факты еще найдут объяснение при более пристальном изучении вопроса, — сказал Ливнев. — Анке Солф утверждает, что наиболее ярко способности горилл проявляются при коллективном взаимодействии сотни особей и больше. Пожалуй, ей можно верить, ведь она экстрасенс, а экстрасенсы сами считывают информацию из ЭПВ. Хотя гипотеза, выдвинутая ею, — пока только гипотеза. Правда, неплохо обоснованная.

Ливнев сделал паузу, откинулся на спинку кресла и помассировал кончиками пальцев виски.

— Вообще говоря, итоговые выводы ученых скорее тревожат, чем обнадеживают, — сказал он. — Сегодня гориллы — животные, и действуют руководствуясь инстинктами. А если завтра в них проснется разум и они станут работать с ЭПВ целенаправленно? Вас не бросает в дрожь? Меня — да. Кучка этих обезьян, вооруженных интеллектом, способна завоевать Галактику быстрее, чем кто-то поймет, что происходит. Согласно гипотезе «Суперзародыш», развитие цивилизации у горилл Фостера, если такое случится, будет носить взрывной характер. Из животных они превратятся в повелителей Вселенной буквально за десятилетия, если не годы. Какие-либо нормы морали и этики просто не успеют развиться. То, к чему человечество и другие известные цивилизации шли тысячи лет, через труды и неудачи, само упадет им в руки. Существа с возможностями богов и психологией младенцев, не ведающих разницы между добром и злом, с единственным законом поведения «я хочу». Проблемы «могу ли я?» для них не будет. Им даже не надо технику создавать. Они вполне могут воспользоваться нашей — и кто им помешает? Им не нужна наука — любые знания они получат напрямую из Энергоинформационного Поля Вселенной. Им не грозит дефицит энергии. Окажутся ли они милосердны к нам — жалким пигмеям, копошащимся рядом? Хорошо, если так. Если же нет, под вопросом окажется не только существование человеческой цивилизации, но и выживание человека как вида. Я не упоминаю о возможных побочных эффектах вылазок горилл в ЭПВ. Это вообще грозит вселенским светопреставлением. Катастрофы, подобные нашим собственным неудачным опытам в системе Энигмы, где одна из планет была практически уничтожена, прекрасно иллюстрируют последствия неумелого вмешательства в тонкие структуры Поля.

— Мне кажется, вы сгущаете краски, инспектор, — спокойно сказал я, но в душе признался, что слова Ливнева произвели на меня впечатление. — Вы сами сказали: «Суперзародыш» — это всего лишь гипотеза.

— Да, — охотно согласился Ливнев. — Но проигнорировав возможность неблагоприятного сценария на данном этапе, мы рискуем лишиться в будущем шанса извлечь урок из своей ошибки. На то и создана Объединенная служба безопасности цивилизации, чтобы исследовать потенциальные угрозы человечеству. Наш девиз: «Предвидеть и предотвращать». Это проще, чем устранять последствия.

— И что собирается делать ОСБЦ? Взорвет Тихую? Уничтожит всех горилл?

— Ну, Пит, вы о нас слишком плохого мнения. Безопасники — не палачи. И человечество — не беспомощный ребенок. Мы уже стали слишком сильны для проявлений неоправданной жестокости и, надеюсь, достаточно мудры для панического страха перед неведомым. Никто не собирается уничтожать Тихую. Запланирована еще одна экспедиция — межведомственная, под эгидой правительства. Комитет по контактам, ученые… Безопасность. Я не случайно упомянул ОСБЦ в последнюю очередь. Мы намерены просто прикрывать тылы, стараться держать ситуацию под контролем, поменьше вмешиваться в действия гражданских. Просто стоять на страже, в чем и заключается наш долг. Не только на страже интересов человечества, заметьте, но и других цивилизаций Галактики, тех же туземцев Тихой. Для паники поводов нет — есть повод отнестись к предупреждениям ученых внимательно, они свои выводы не из пальца высосали. Кстати, они тоже не паникуют. Считается, что именно наличие сверхспособностей до сих пор мешало развитию разума у горилл Фостера. Зачем им разум? У них начисто отсутствуют стимулы к его пробуждению. Естественных врагов нет. Обилие пищи, среди которой они легко находят лучшую. Идеальная среда обитания — тропические и экваториальные леса, но при необходимости гориллам ничего не стоит приспособиться почти к любым условиям. Внутривидовая борьба у них отсутствует — все с этим связанные проблемы, похоже, каким-то образом решаются на уровне инстинктов. Как и регуляция численности.

— То есть они могут так и остаться животными?

— Это в высшей степени вероятно. И все наши тревоги окажутся напрасными. Однако выпускать Тихую из зоны особого внимания мы не собираемся.

Я хорошо понимал причины обеспокоенности ОСБЦ относительно горилл. Люди давно привыкли жить в Большом космосе как в собственном доме. Но мы чувствовали себя королями Галактики лишь до тех пор, пока природа нам это позволяла. И вот столкнулись с животными, чей потенциал в начале эволюционного пути оказался выше, чем сумма достижений, могущая ожидать нас самих в его конце. Как нарочно это оказались обезьяны — существа похожие на тех, от которых когда-то произошли мы сами.

И я не думал, что беспокойство ОСБЦ окажется совсем напрасным. Для этого у меня был особый повод — мой стойкий кошмар с рэдвольфом в главной роли. Теперь-то уже не приходилось гадать, откуда взялся порождавший этот странный «сон» информационный имплантат и как он проник в мой мозг сквозь экран. Возможно, откровенность Ливнева и обязывала меня к ответной откровенности, однако я решил с этим повременить. Открытие факта, что гориллы Фостера способны впихивать людям всякие информпакеты не считаясь с межзвездными расстояниями, могло чересчур сильно возбудить ОСБЦ. Меньше всего я хотел провести остаток дней в какой-нибудь засекреченной лаборатории этой славной организации в качестве подопытного кролика. В том, что такое возможно, я не сомневался. Излишнее внимание подобных заведений к гражданам зачастую плохо отражается на правах и свободах последних. Ливневу я доверял, его конторе — нет. Если гориллы и вправду по каким-то причинам вздумали рассылать послания за пределы родной планеты, или это у них происходит случайно, то я со своим имплантатом наверняка не уникален. Пускай спецы Объединенной безопасности найдут для препарирования кого-нибудь еще.

— Вы упомянули о возможности материализации объектов при воздействии на ЭПВ, — сказал я. — В том числе, как понимаю, и живых существ. Что скажете о рэдвольфах?

— У нас пока слишком мало данных для однозначных выводов, — ответил Ливнев.

— Бросьте, тут же не научный симпозиум.

— Ну, если делать заключения на основе того, что есть, рэдвольфы подходят в качестве примера материализации как нельзя лучше. Появляются словно из ниоткуда, после гибели распадаются в пыль. Светящуюся шерсть и невероятную жизнестойкость можно объяснить не до конца разорванной связью с ЭПВ. То есть любого рэдвольфа в таком случае следует рассматривать как материализацию незавершенную, материализацию в процессе, на завершающей стадии которой все еще будет идти активная энергетическая подпитка организма существа извне. Но как это происходит — лучше не спрашивайте. Фантазия у меня не слишком богатая.

— А произвольно уменьшать вес тела при контакте с ЭПВ возможно?

— Это вы к чему?.. А, понял. Да, гориллы почти всю жизнь проводят на деревьях и могут прыгать гораздо дальше и выше, чем им положено. Вы, кажется, даже детально проанализировали прыжок того самца с дерева на скутер?.. Так вот — теоретически при контакте с ЭПВ можно делать что угодно. Пожалуй, можно уменьшать собственный вес хоть до нуля и левитировать. Или временно раствориться в воздухе и пройти сквозь стену. Но тут мы, опять же, вступаем в область догадок. Это как раз и есть задача ученых на сегодняшний день — по возможности точно узнать, что могут гориллы, а что нет, и как именно они делают то или другое.

У меня оставались еще вопросы, и раз уж мне в самом начале разговора предложили не стесняться, то я и не стал:

— Для чего вы мне все это рассказали? Я неплохо знаком с правилами организаций вроде ОСБЦ. Вашу откровенность вряд ли можно назвать ординарной.

Ливнев улыбнулся и кивнул.

— В точку. Но я не всегда работал на Объединенную безопасность. Не сомневаюсь, что мы с вами еще встретимся, и тогда, в более благоприятной обстановке, я расскажу вам кое-что о себе… Если захотите слушать. Пока скажу вот что: я, знаете ли, против ненужной секретности и верю в благоразумие людей. Я верю, что вы не станете утруждать себя передачей содержания нашей беседы каждому встречному, скорее — наоборот. А вот на ознакомлении с ней ваших друзей я бы даже настаивал. Не случайно ведь напросился в гости — ваш киб-мастер все запишет. Вы немало пережили на Тихой, и имеете право знать. Ничего действительно секретного я не раскрывал. А сведения, сообщенные мною вам, вскоре так или иначе станут общедоступны. У ОСБЦ широкие полномочия, но даже она не в состоянии закрыть планету, ничего не объясняя, — ни парламенту, ни общественности. Следовательно, информация эта обязательно появится в СМИ. Цель мер по сохранению секретности состоит не в том, чтоб избежать огласки, а в пресечении ненужной шумихи, особенно раньше времени. Но вы же не рванете сломя голову к репортерам?..

— И еще. Диана сказала, что вы не реквизировали наших горилл. Это нонсенс. Экземпляры для изучения, столь необходимые ОСБЦ…

Ливнев вздохнул.

— Причина та же — я верю в людей. Даже если рискую карьерой, как в данном случае. Ну что мы получим, реквизировав горилл? Двадцать экземпляров? А оставив их вам, получаем в свое распоряжение опыт и знания прекрасного специалиста. Ваш заказчик, Шанкар Капур — признанный авторитет в области изучения ксеноприматов. Вот так примерно я рассуждал, наверху мне поверили, и мой расчет оправдался: сутки назад получено согласие Капура на самое тесное сотрудничество с нами и любыми учеными, желающими принять участие в мозговом штурме задачи, причем без всякого давления с нашей стороны. Он был в восторге, когда мы предложили ему обмен данными и прямой доступ в архивы УОП и Комитета по контактам. Ведь он и понятия не имел, какого рода животных вам заказал. А понадобятся ОСБЦ «личные» гориллы — наловим. Вы же поймали. Учтем ваш опыт. Мы ведь беспардонно скопировали все ваши данные и видеохронику по Тихой. А вы, я заметил, даже и не сердитесь на нас за наглость? Вот видите! У меня есть причины доверять людям…

Мы распрощались с Ливневым у шлюза, и я взял на себя смелость пригласить его в гости в чужой дом — в особняк Кэт в Монреале, когда он будет на Земле.

— Уверен, она одобрит, когда придет в себя. И все наши тоже.

— С радостью, — сказал Ливнев и протянул мне руку: — Ну что ж, будем знакомы? Вячеслав. Но друзья зовут меня Слава.

Глава 29

После визита Ливнева я приказал Диане готовиться к старту. Кэт и Крейг пока были без сознания, но их состояние не внушало опасений.

Малыш быстро приходил в норму и вскоре уже передвигался по своей каюте и коридорам корабля, придерживаясь руками за стенки. Я вместе с командой роботов обслуги приводил в порядок наше хозяйство. Ребята с «Тамерлана» действительно доставили с Тихой на «Артемиду» решительно все, сложив принадлежащее нам имущество в грузовом отсеке. Себе они забрали только комбез Малыша и матричный кристалл Биаса. Остальное предстояло разобрать, осмотреть и разложить по местам.

На восьмые сутки пути к Безымянной очнулся Крейг. По сигналу Дианы я помчался в медотсек — Крейг лежал в реаниматоре, убирая ладонью с лица остатки откачанного из блока стабилизирующего раствора, и свирепо глядел на меня через прозрачную крышку. Маску, закрывающую рот и нос, он уже снял, и я хорошо слышал его голос через динамик.

— Когда вы с Кэт заявились ко мне с предложением основать охотничью фирму, я чувствовал, что дело кончится именно этим, — сказал он. — Черт меня дернул согласиться!.. Почему я не могу шевелить левой рукой?

— Тебе ее чуть не откусили.

— Ну вот! У меня уже и так протез вместо правой, а теперь…

— Левую ты не потеряешь, ее приведут в порядок. После выгрузки добычи на Безымянной первым делом отвезу тебя и Кэт на Ульмо. В «Гиппократе» вас подлатают в два счета.

— А что с Кэт?

— Она в соседнем реаниматоре. Ее сильно покусал еще один рэдвольф.

— Надеюсь, ты моего монстра прихлопнул?

— С большим трудом. Второго убили вместе с Малышом. Третьего я взял в одиночку, из гранатомета. Невероятно живучие твари. Кстати, что ты тогда сказал насчет позвоночника? Про средний отдел?

— Просто догадка. У рэдвольфа сложение не типичное для четвероногих. И мне пришло в голову, что его далекими предками могли быть многоногие.

— Боже, Крейг! Тебя чуть не убили, а ты успевал заниматься наблюдениями?

— Но это же просто в глаза бросается. А у многоногих Тихой спинной мозг развит сильнее, чем… Да что тебе объяснять, невежа… Погоди, а что с Малышом?

— Он в порядке. Попал в переделку, но уже выздоравливает.

— Естественно! — возмутился Крейг. — Все нормальные люди лежат в реаниматорах, а вы двое… Постой, Пит, не уходи. Скажи Диане, пусть немедленно отмоет меня от этой липкой гадости! Остановись!.. Пит, ты мерзавец. Кальян? Скажи Диане…

— Я и сама слышу тебя, Крейг. Подожди несколько минут, и я все сделаю…

Кэт пришла в себя уже на орбите Безымянной, пока мы болтались там, выжидая положенное время на карантине. На сей раз Диана сначала отмыла Кэт от раствора, и только потом позвала меня. Я просидел рядом с ней почти час, болтая о всяких пустяках. Потом сходил в грузовой отсек, забрался в обиталище оранжевых мартышек и отловил Вики. Бедняжка пришла в ужас, но как только убедилась, что я не собираюсь ее съесть, сразу успокоилась и начала с интересом изучать зрачок камеры на груди моего комбеза. Когда я принес обезьянку в медотсек, она сразу же узнала Кэт, хотя и не могла чуять запах через крышку реаниматора. Вики радостно запрыгала у меня на руках, весело забормотала и протянула лапку к бледному лицу за невидимой, но непроницаемой преградой. Кэт не менее радостно улыбалась ей с той стороны. Так мы и сидели втроем — то есть я сидел. Вики разгуливала по крышке реаниматора, а Кэт, конечно, лежала. Нам никто не мешал. Крейг спал в своем блоке. Малыш, которому Диана ничего не сказала, справедливо полагая, что нам с Кэт лучше побыть наедине, случайно забрел в коридор, ведущий к медотсеку. Узрев всю картину, Малыш издал радостный вопль и кинулся внутрь, но Диана захлопнула дверь у него перед носом.

— Попроведаешь Кэтти попозже, — безжалостно сказала она. — Не спорь со мной! Да, конечно, я все знаю лучше. Нет, ты не сможешь выломать створки, они очень прочные. И не смей обзывать меня такими словами…

* * *

Крейга выписали из медцентра «Гиппократ» через сорок дней, а Кэт лечилась почти вдвое дольше. Я сам летал на Ульмо с Земли, чтобы забрать ее домой. Что касается Малыша, то он отказался лечь в больницу и оправился самостоятельно. Все вчетвером мы собрались в старом особняке Кэт в Монреале лишь к концу третьего месяца после посадки на Безымянной.

Точнее — впятером.

Вики освоилась в доме на удивление быстро и полюбила кататься верхом на роботах обслуги. Единственное, что служило для нее источником постоянных переживаний и неприятностей, так это создаваемые кибами миражи. Особенно ее волновало, когда Эрл, искренне желая поднять ей настроение, включал пейзаж тропического леса. Вики быстро поняла, что если не хочет постоянно расшибать нос об стены и мебель, то на деревья в таком лесу лучше не пытаться запрыгнуть, особенно с разбега. Понять-то поняла, однако смириться с этим оказалась не в силах, и периодически пыталась забраться на виртуальную ветку, или хоть подергать за свисающую сверху соблазнительную лиану. Больше всего она любила проводить время в спальне Кэт — во-первых, там не росли ненастоящие деревья, поскольку Кэт предпочитала виды цветочных полей Омфалы. Во-вторых, у бара, на специально поставленной тарелочке, Вики всегда могла найти что-нибудь вкусненькое.

Малыш, как только полностью выздоровел, начал проявлять горячий интерес к разведению перламутровых питонов в неволе, и раз в неделю обязательно летал в Исландию на ферму мистера Паркинсона. Мы считали, что Малышу это сойдет с рук, — пусть Лори Паркинсон и числилась несовершеннолетней, однако возраста согласия она уже достигла.

Крейг после выписки погрузился в изучение горилл Фостера — он никуда не летал, но с Шанкаром выходил на связь чуть ли не ежедневно. Мы с Кэт хотели навестить Мартыновых на Пальмире, но дома их не было, и никто не знал, где они. С Безымянной Влад и Кристина отправились охотиться на Попликолу, потом — неизвестно куда. Я не сомневался, что очередной затеянный ими проект сомнительного свойства, — иначе зачем бы им скрывать маршрут.

— Сто раз говорила Кристе, что это глупо, — сказала Кэт. — Нам или кому-то из знакомых могли бы координаты скинуть? Однажды что-то пойдет не так, попадут в беду, и никто их не найдет.

Я вспомнил об интересе Влада к Тихой, но промолчал. Вряд ли стоило рассказывать об этом Кэт именно теперь.

В начале четвертого месяца нас неожиданно навестил Ливнев. Мы с Малышом возле кухонного комбайна препирались по поводу обеденного меню, когда услышали, что Эрл с кем-то беседует, прежде чем впустить в дом. Когда мы вышли в холл, Ливнев уже стоял внутри — как всегда собранный, подтянутый, в черных глазах плясали веселые чертики. В левой руке он держал небольшой чемоданчик.

— Проходил мимо. Решил заглянуть… Простите, бога ради, за банальность.

Со второго этажа спустилась оповещенная Эрлом Кэт.

— Вячеслав, ну почему вы не предупредили? — попрекнула она. — Мы бы приготовились…

— Потому и не стал — нечего вам беспокоится попусту, я ненадолго.

— И не мечтайте! Обедать вы останетесь. И ужинать тоже…

Мы расселись по креслам в гостиной; подошел Крейг. Ливнев, поставив свой чемоданчик на колени, откинул крышку и достал… охотничий комбез. Встряхнул, разворачивая. Мы уставились на него с легким недоумением.

— Думаю, он принадлежит вам, Рик, — сказал Ливнев. — Воспользовался властью и отобрал у наших научников. У них остались комбезы людей Шарпа, хватит для исследований.

Малыш, ничего не понимая, вертел комбез в руках, разворачивая так и эдак.

— Активируйте, — предложил Ливнев.

— Киб мертв, инспектор, — начал Малыш, но, встретив его взгляд, полез внутрь.

— День добрый, — сказал комбез голосом Спиди. — Не скучал без меня?

— Спиди?.. — потрясенно пробормотал Малыш, потом заорал восторженно: — Спиди, сучий потрох! Я так и знал, что ты притворяешься!..

— Остальная поврежденная интеллектроника тоже мало-помалу «приходит в себя». — сказал Ливнев, предупреждая наши вопросы. — Самостоятельно. Сколько с ней бились до этого — никаких результатов, а тут… Еще одна загадка, над которой предстоит поломать голову специалистам. Но, как я сказал, у них достаточно рабочего материала. Сам я здорово привык к своему Джеку — глупо так привязываться к личному кибу, но тем не менее… Вот и подумал, что Рик будет не прочь получить Спиди обратно. Кристалл киб-мастера вашего катера вам тоже, конечно, вернут. Оказывается, гориллы Фостера весьма гуманно относятся даже к технике — выводят ее из строя лишь временно. Про людей и речи нет: все выжившие члены команды Шарпа и он сам уже почти здоровы, здоров культуролог Паго Нвокеди. Джонатан Берк — тем более, уже давно… Да, — вспомнил Ливнев, — вы, помнится, спрашивали, кто из охотников получил разрешение на высадку в заповеднике вслед за Шарпом, — это Берк.

— Ничуть не сомневался, — проворчал я. — Кого будет ловить?

— Теперь — никого. Планета закрыта, разрешение Берка аннулировано с выплатой положенной компенсации.

— А выяснилось ли, что за эксперимент проводил Нвокеди? — спросил Крейг.

— К сожалению нет, — ответил Ливнев. — Сам он отказался говорить, а его комбез, те приборы, которые он использовал на планете, кристалл киб-мастера катера — все исчезло с главной базы СОЗ «Тихая» неизвестно куда. Позже пропало и тело погибшего на планете Эрика Левицкого. Кстати, эти факты послужили отправной точкой расследования по делу директора заповедника Василиадиса.

— О-го, — протянул Крейг. — Уже есть дело?

— Есть. Сам он, как только за него взялись всерьез, ударился в бега. Но мы его найдем. Василиадис просто мелкий хапуга, ставший волею случая директором заповедника А-группы. Нас больше интересуют те, кому он продал технику Нвокеди и все остальное.

— Эрика убил рэдвольф? — спросил я.

— По-видимому, да.

— Тогда пропажа тела наверняка связана с его нетленностью. И я даже знаю, кому оно понадобилось.

— Вы знаете, и мы тоже. Однако в суде потребуются доказательства. А их мы пока не добыли.

— А что с убитыми людьми Шарпа? — поинтересовался Крейг. — Трупы действительно не разлагаются?

— А вот это я уже не могу раскрывать, — улыбнулся Ливнев. — Вы уж извините.

— Лучше — вы меня, — усмехнулся в ответ Крейг. — Но любопытно же, просто смертельно любопытно.

— Я вас понимаю. Однако вряд ли это секрет на века. Через месяц на Тихой высадится межведомственная экспедиция. Одной из ее задач как раз и будет установление связи между рэдвольфами, нетленными телами и гориллами Фостера. И я сомневаюсь, чтобы ОСБЦ, при всем старании, удалось засекретить результаты. Парламент не даст.

— Знаете, Слава, — сказал я. — Может, ученые напрасно пытаются повесить все тайны Тихой на горилл. Мне трудно пояснить причину своих сомнений… Назовите это предчувствием. Но мне кажется, что на планете действует еще какая-то сила.

— А вероятность этого никто не отрицает, — ответил Ливнев. — Помимо прочего, ученые постараются выяснить, благодаря каким факторам гориллы приобрели свои способности. В процессе эволюции у животных возникают самые разные мутации, но сохраняются лишь те, что помогают им выжить в окружающей среде. Взаимодействие с ЭПВ, тем более такое, как у горилл, — отнюдь не рядовой признак приматов и живых существ вообще.

— Вот-вот. Что если способности горилл развились из-за необходимости защищаться от рэдвольфов? Может, рэдвольфы действительно материализация. Но я думаю, что гориллы к ней непричастны.

Ливнев внимательно посмотрел мне в глаза. Кэт решительно встала между нами.

— Стоп, мальчики. Пит, мы же договаривались забыть о рэдвольфах и обо всем, что с ними связано.

Я ничего не помнил о таком договоре, но согласно кивнул. Я был бы рад забыть — если оно забудется. Кэт взяла ситуацию под контроль и принялась командовать:

— Так, парни, дальнейшие споры по поводу сегодняшнего меню отменяются. Крейг, почему бы тебе не связаться со службой доставки натуральных продуктов? Я буду страшно занята на кухне… Нет, Вячеслав, даже не мечтайте уйти от нас голодным!

Малыш лучезарно улыбнулся и похлопал Ливнева по плечу:

— Вы не можете себе представить, инспектор, как я вам благодарен за Спиди. Пойдемте, я покажу вам дом.

Они ушли, а я все думал о только что сказанном. Конечно, провоцировать материализацию рэдвольфов могли и гориллы. Однако мне так не казалось. Слишком уж это противоречило их защитной стратегии, обрисованной Ливневым, — выводить из строя людей и технику лишь временно.

И еще я думал о Берке. Один раз он потерпел на Тихой неудачу, во второй его и вовсе не пустили на планету. Насколько я знал Джонни, он, несомненно, попытается снова.

* * *

— Мы, несомненно, попытаемся снова, — сказал Маркус Мендель. — Временные трудности с высадкой на Тихую не имеют значения. Они преодолимы тем или иным способом.

Президент «Евгеники» Герхард Снельман наклонился вперед, и его оплывшее, без выражения лицо заняло весь экран над столом в кабинете Менделя.

— Видит бог, как я ценю твои таланты, Маркус, — сказал он. — Но не кажется ли тебе, что неудача на Тихой вызвана лишь задержкой с высадкой Берка, а задержка, в свою очередь, стала следствием твоего желания ухватить сразу все? Не спорю, что гориллы Фостера весьма занятны. Но тебе лучше было сосредоточиться на поимке рэдвольфов. Их жизнестойкость удивительна. Это почти бессмертие. — Снельман уперся в Маркуса немигающим взглядом. — Понимаешь? БЕССМЕРТИЕ!!! Точнее — наш путь к нему, когда существа попадут к нам в руки.

Мендель понимал, почему Снельмана так заботит проблема бессмертия. Один из немногих, он знал, что президенту «Евгеники» осталось жить считанные годы, и традиционная медицина уже не могла ему ничем помочь.

— Ты просто еще не видел мой последний отчет по гориллам, — спокойно сказал он. — Не так-то легко выудить сведения из ОСБЦ. Когда увидишь — поймешь.

— Что бы ни было в отчете, ты не мог знать это несколько месяцев назад, когда задержал экспедицию ради подготовки к отлову горилл, — отрезал Снельман.

— Знать — нет. Просчитать — да. Посмотрев отчет, ты согласишься, что я не ошибся. А сейчас позволь мне заняться другими делами. Известный тебе инспектор допуска оказался на редкость дотошным. Он настоял на внеплановой проверке «СОЗ-Тихая» и раскопал всю подноготную деятельности Василиадиса, в том числе — в нашу пользу. Связь директора с «Евгеникой» обнаружить невозможно, однако теперь он бывший директор, вот в чем проблема. Мне вряд ли удастся еще раз протолкнуть туда своего человека. Но по крайней мере стоит позаботиться, чтобы место Василиадиса занял гражданский, а заповедник не превратился в зону, полностью подконтрольную ОСБЦ. Предлагаю пустить в ход наши связи в правительстве…

* * *

На территории сектора восемнадцать, неподалеку от затерянного в бескрайних джунглях Восточного массива одинокого туземного поселка, большое стадо горилл Фостера неторопливо пробиралось по ветвям деревьев. Некоторые животные спустились на землю. Они никуда не спешили.

Лианы спускались сверху в густой кустарник, из которого вырастали колонны деревьев-гигантов. Тонкие молодые деревца, жавшиеся меж ними, оплетали вьюнки. Побеги похожих на бамбук растений пробивались из земли к свету прямо сквозь сгнившие колоды — останки некогда упавших на землю, отживших свой век лесных великанов.

Где-то вдалеке зашуршали ветки — шедшие по земле гориллы подняли головы и разом бросились к деревьям. Остановиться и оглядеться они отважились лишь забравшись повыше. А внизу, на старой буйволовой тропе показался похожий на большого волка зверь с огненной шерстью.

Стадо горилл расселось по ветвям. Самки с детенышами и молодняком сбились в центр. По краям заняли сторожевые посты матерые самцы. Лес притих, все живое попряталось.

Зверь даже не глянул в сторону обезьян, не остановился, — все шел и шел широким шагом, и его фигура вызывающе светилась кровавым пятном на фоне однообразной зелени зарослей. К вечеру на его пути попалась поляна, он вышел на нее и стал почти невидим в багровом свете заката.

* * *

Герман Левицкий проснулся среди ночи, не понимая, что его потревожило. Несколько месяцев жизни в джунглях обострили его слух, однако он еще не знал, что внезапно наступившая тишина может разбудить точно так же, как удар грома или рев хищника. Все животные засыпают и просыпаются в свое время, но сам Вечный лес не спит никогда, и с наступлением темноты различных звуков и шорохов становится даже больше, чем днем.

У противоположной стены хижины поднялся со своей подстилки Агизекар. Он подошел к выходу, откинул закрывавшую его циновку, долго вслушивался в ночь, а потом снова лег и, судя по его дыханию, сразу уснул. Герман же долго ворочался, не находя себе места, прежде чем ему удалось сделать то же самое.

Утром, отправившись за водой к ближайшему ручью, он обнаружил всего в двухстах шагах за поселком отпечатки больших когтистых лап. Таких следов Герман еще не видел, и показал их Агизекару.

— Здесь был Айтумайран, — сказал охотник, по-видимому ничуть не удивившись. — Но он просто проходил мимо, мы с тобой ему не были нужны. И никто в поселке тоже. Будь по-другому, мы бы уже знали об этом.

Другие книги автора

Другие книги Юрия Соколова вы можете найти на его сайте «ФАНТАСТИКА плюс ФАНТАСТИКА» по адресу:

/

Приятного чтения!

Информация об издании

Обложка предоставлена творческой группой "СамИздат"

http://sam-izdat.org/

Художник: Михаил Евдокимов

1

Киб-мастер — искусственный интеллект, предназначенный для управления системами жизнеобеспечения жилища или космического корабля.

(обратно)

2

ООЗ — Общество охотников и звероловов.

(обратно)

3

УОП - Управление по охране природы.

(обратно)

4

СОЗ — Служба охраны заповедников. Одно из подразделений Управления по охране природы.

(обратно)

5

ННЦ – независимый научно-исследовательский центр.

(обратно)

6

ВКС — Военно-космические силы Земной Федерации.

(обратно)

7

ККВЦ – Комитет по контактам с внеземными цивилизациями.

(обратно)

8

ННП – наземный наблюдательный пункт.

(обратно)

9

Бицефалозавры — двухголовые ящеры.

(обратно)

10

Таксидермист — специалист по изготовлению чучел животных.

(обратно)

11

Демпферы — устройства и приспособления, задачей которых является поглощение колебаний либо уменьшение их амплитуды до допустимых пределов.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Другие книги автора
  • Информация об издании Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Степень превосходства», Юрий Юрьевич Соколов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства