«Нелюди»

Нелюди (fb2) - Нелюди (Земля лишних) 1087K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Борисович Мисюрин

Пенсионер История третья. Нелюди

Пролог

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. 26 год, 4 месяц 6 число. 19:50

— Витёк, ты чего, бухой? — Сергей Огромов презрительно смотрел на сидящего перед ним на ящике мужчину в синем рабочем комбинезоне.

— Ну… м… я чуть-чуть — невнятно отвечал тот.

Сергей выдернул из руки пьяницы почти пустую бутылку и подозрительно её понюхал.

— Ты говорить-то можешь?

Витёк в ответ молча кивнул головой.

— Тогда говори, что в бутылке?

— Эта… моё из’бр’тение.

— Самогон что ли?

Очередной кивок.

— Витёк, вот как ты умудряешься? Ни дрожжей, ни аппарата, а всё равно гонишь.

— Я же… это… пр’ф’сёнал.

— Алкаш ты профессиональный. Где аппарат?

— Партизаны…

— Дурак ты, а не партизан. Витёк, это я тебя по-землячески пожурю, поругаю, да и отпущу. А если тебя Джон Маверик поймает?

Даже сквозь алкоголь было видно, что пьяный побледнел. Лицо его стало не таким красным, глаза полностью сфокусировались, он с полминуты помолчал, потом гораздо более трезвым голосом, чем минуту назад, пообещал:

— Я разберу, Серёга, зуб даю.

— Нет, Витёк, — Огромов был неумолим. — Я тебя знаю. Как разберёшь, так и обратно соберёшь. Показывай.

Витёк, кряхтя, встал со своего импровизированного сиденья, и поплёлся по тёмному техническому коридору. Сергей шёл за ним. Войдя в котельную, он почувствовал характерный запах сивухи.

— Ну ты дурак, — констатировал Огромов. — Тут же воняет. Наверное, через все этажи чувствуется.

— Не — гордо помотал головой самогонщик. — Я вентиляцию прямо наружу вывел. Она теперь с общей не стыкуется.

— Хватит про вентиляцию. Аппарат куда спрятал?

— Может, оставим, а? — сделал последнюю попытку Витёк. — Ведь если ты не нашёл, то буржуям тем более не найти.

— Чтобы я и не нашёл? — с гордостью возразил Огромов и начал обыск.

Самогонный аппарат он обнаружил только через десять минут. Точнее, увидел его сразу же, как вошёл в котельную, но кто бы мог подумать, что старая чугунная батарея — это заменитель змеевика, а на стене висит не расширительный бачок, а как раз ёмкость для кипячения браги. А главное, нагревается всё это паром из системы водонагрева, пропущенным внутрь бывшего расширительного бачка. Конструкция оказалась настолько оригинальной и необычной, что Сергей с полминуты малодушно хотел оставить всё как есть. Но чувство долга, а главное, чувство страха перед работодателем взяло верх.

Чтобы разобрать систему пришлось на пять минут перекрывать во всей лаборатории горячую воду. К счастью, обошлось — рабочий день биологов подходил к концу, но ещё не завершился. Если бы задержались минут на десять — учёные закончили бы исследования, и, как водится, отправились в душ и переодеваться.

Подготовив части самогонного аппарата к выбросу, Огромов повернулся к почти полностью отрезвевшему технику и спросил:

— Брага где, Кулибин?

— Нет браги, хоть режь меня, хоть ешь меня, — гордо ответил Витёк, стремительно достал из внутреннего кармана маленькую пластиковую бутылочку, зубами сорвал крышку, и резко выдохнул. — Ух! Здрав буди, боярин.

На глазах у изумлённого Огромова он опрокинул содержимое в рот, и по котельной пронеслась волна аромата сивушных масел.

— Ты оборзел что ли? — изумлённо спросил Сергей.

— Последняя была, — глядя на него честными до дебильности глазами ответил Витёк. — А последнюю и вор не берёт.

Огромов только махнул рукой. Затем принюхался.

— Витёк, а из чего ты брагу ставишь?

— Не из чего. Сам же аппарат поломал, на фига её теперь ставить?

— Ну ладно, — согласился Сергей. — Сейчас не ставишь. А раньше из чего? Дрожжей-то нет!

— Дурак ты, Сергей Петрович, хоть и старший техник, — вновь заплетающимся языком ответил Витёк. — Сразу видно, не пробовал ты натурпрпр… натур… продукта.

Пьяница снова заговорил по слогам, небольшой бутылочки оказалось достаточно, чтобы поднять затихшее опьянение. С минуту он водил руками, что-то прикидывая про себя, затем начал пояснять:

— Дрожжи, Сергуня, они вообще вредо… носный эль’мент. Надо без них обходиться, как предки.

Сергей вспомнил телепередачу, виденную ещё на старой Земле, где показывали, как африканские дикари, не знающие цивилизации, жевали инжир, и оставляли его бродить под жарким солнцем.

— Ты жёваный хлеб что ли туда кладёшь? — презрительно спросил он.

— Фу, Серёга, не говори гадостей, вырвет же. Я кукурузу толку. Вон её сколько, — Витёк махнул рукой направо.

В этом направлении на улице стоял бункер со специально обработанной кукурузой, которая шла на корм лабораторным образцам. В своё время Огромову специально пояснили, что использовать её в пищу ни в коем случае нельзя. С тех пор старший техник обходил бункер десятой дорогой. А вот младший, похоже, не внял предупреждениям.

— Через валки пропускаешь, — увлечённо пояснял тем временем Витёк. — она выходит, одна к одной раздавленная.

Он шатающейся походкой подошёл к огромному столитровому резервуару для углекислоты, стоящему в углу, и с кряхтением отвинтил верхнюю часть, примерно на четверть высоты. В помещении снова запахло брагой.

— Видишь, что смастырил, — похвастался Витёк. — Смотри, какая резьба ровная.

Огромов подошёл к бывшему огнетушителю. Когда-то это была часть системы пожаротушения. Сейчас резервуар переквалифицировался в чан для браги. Всё оказалось сделанным с умом. Кроме самодельной резьбы на обеих разрезанных частях, на кране располагалось остроумное приспособление — клапан сброса давления. Устроен он был проще некуда — резиновый кружок в трубке между двух контргаек. Трубка просверлена. В результате давления изнутри кружок приподнимается, и открывает отверстие. При давлении снаружи — только плотнее ложится на контргайку.

Сергей наклонился. К привычным запахам браги примешивался какой-то незнакомый.

— Что добавлял? — строго спросил он.

— Ей богу, ничего. Серёга, всё по уму — кукуруза, сахар и вода. Хоть на царский стол.

Наконец, Огромов узнал этот запах. Так пахло от лабораторных автоклавов, когда бригада их ремонтировала. Он ещё раз глянул на Витька. Интересно, что же это за запах, подумал он. Кукуруза иначе пахнет, даже перебродившая.

В этот момент ему показалось, что левая рука у его подчинённого протянулась больше, чем на два метра и выдернула из-за радиатора-змеевика точно такую же пластиковую бутылочку.

Сергей даже зажмурился и помотал головой. Вот это дала брага в мозги, подумал он, и пить не надо, достаточно понюхать.

Когда Огромов открыл глаза, Витёк уже выпил содержимое бутылки, резко выдохнул, и отшвырнул пустую тару в угол. Сергей подозрительно посмотрел на него.

— Где взял?

— Ну… — тот замялся. — Та не последняя была. Ещё одна в кармане лежала.

Огромов вдруг понял, что Витёк врёт. Неужели, не показалось? Да нет, бред какой-то, одёрнул себя Сергей Петрович. Скорее всего, ещё пара бутыльков по карманам распихана.

— Бери огнетушитель, понесли выливать.

— Серёга, может не надо? — взмолился Витёк. — Я и тебя угощать буду…

— Бери! Ты оттуда, я оттуда.

— Э-эх! — пьяница обхватил огнетушитель, прижав его к животу, и шатаясь, побрёл на выход.

— Сам вылью, — бормотал он. — Тебе же лучше будет. А то обозлюсь на тебя за порчу имущества.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. 26 год, 4 месяц 6 число. 22:00

Джон Маверик сосредоточенно просматривал листы с отчётами. Несмотря на то, что вся документация в лаборатории велась в электронном виде, компьютеры он не любил. Поэтому, в конце каждого рабочего дня руководители групп, проклиная неумелого чайника, распечатывали краткий итог и результат работы.

Настойчиво заверещал селектор. Маверик снял трубку.

— Профессор Джон Маверик на связи.

— Ну как? — голос говорившего был резок.

— Пока без изменений, мистер Валленштайн.

— А кукуруза?

— Да, результат с кукурузой гораздо лучше, чем с пшеницей, но всё равно, при изменении свойств возникает нестабильность личностных характеристик. За неделю нам удалось ограничить увеличение гипофиза тридцатью процентами, но и это слишком много.

— А кроме рациона что-нибудь пробовали?

— Конечно, мистер Валленштайн. Суггестия даёт задержку разрушения психики на двадцать один процент, в последнем случае это были сутки. Но гипофиз всё равно растёт.

— И ограничить его нельзя.

— К сожалению. Именно за счёт его увеличения и смещения и возникают так необходимые нам свойства. Но, к сожалению, в итоге образцы всё равно сдаются.

— Изменения в психике за прошедшую неделю есть?

— Мы провели поведенческий анализ лабораторных образцов. Такое впечатление, что перед личностным распадом они выпадают из реальности. Меняются вкусовые ощущения, пропадает чувство расстояния, даже вестибулярный аппарат при правильном функционировании неверно интерпретирует простейшие направления типа верх-низ.

— Вы мне сказки-то не рассказывайте.

— Мистер Валленштайн, какие сказки, — Маверик даже обиделся. — Всё зафиксировано в отчётах. Как раз перед вашим звонком я их просматривал.

— Ладно, работайте.

Шеф отключился как всегда лаконично — без лишних слов. Маверик вздохнул, и поднял отложенный лист. Его очень заинтересовала спектрограмма дыхания. В ней присутствовали странно знакомые пики.

На попытку вспомнить было убито больше десяти минут, но результат оказался нулевым. Единственное, что удалось вспомнить — ощущение радости, чётко ассоциированное с подобным спектром. Джон отложил лист с распечаткой в сторону с тем, чтобы отдать на расшифровку.

Чей же это спектр, такой знакомый, не шла из головы мысль. И почему ему было в связи с ним так весело?

Однако, память не желала помочь, и Маверик продолжил изучение отчётов. Данные, шедшие непосредственно за распечаткой спектрограммы, сильно отличались от всех остальных. Он даже решил, что в расчёты вкралась ошибка. Пришлось посидеть ещё почти полчаса, чтобы проверить результаты дневной работы доктора Брауна. В итоге он встал из-за стола и прошёлся по кабинету с благожелательной улыбкой на губах.

Доктор Браун таки смог. Судя по результатам тестирования, прошло уже сто восемьдесят процентов среднего срока, а распада личности лабораторного образца пока не было.

Через пять минут радости профессор вспомнил историю двадцатигодичной давности. Тогда, будучи аспирантом, он тоже проводил рискованный опыт, и, как ему казалось, достиг стабильных результатов. Но потом оказалось, что дежурный по лаборатории просто убрал на ночь чашку Петри в холодильник, и колония микроорганизмов замерла в своём развитии. Утром пришёл новый дежурный, и в ужасе восстановил порядок на лабораторном столе буквально за пять минут до появления Маверика. Этим и объяснялись стабильные результаты эксперимента.

Надо всё ещё и ещё раз проверить, подумал профессор, и, отложив листы в отдельную папку, начал собираться. Рабочий день кончился час назад.

Глава 1

Новая Земля. Территория Ордена. База «Северная Америка». 26 год, 4 месяц, 12 число. 26:15

Первое, что он увидел на Новой Земле, был компьютер. Это было настолько символично, что хотелось повернуть обратно, в переливающиеся жидкой радугой металлические ворота. К сожалению, а может и к счастью, это было невозможно — проход работал только в одну сторону. Ничего не оставалось, как подойти к стойке, украшенной старым, лет пяти, не менее, Пентиумом.

— Добрый день. Меня зовут Таня Снайдерс. Приветствую вас на Новой Земле, — послышался приятный женский голос. Девушку сначала было не видно за монитором, и лишь после этой фразы она поднялась и улыбнулась навстречу вновь прибывшему.

Он посмотрел на западную красавицу, и в душе запела молчавшая уже много лет поэтическая струнка. Девушка была прекрасна. Трудно сказать, чем была обусловлена эта характеристика. Встречающая носила песочного цвета форму — шорты выше колен и рубашку с коротким рукавом и расстёгнутым на три пуговицы воротом, в который было видно самое начало ложбинки между непривычно для японца крупными полушариями грудей.

Дорога в сад наслаждений Берёт начало в вороте твоей рубашки И скрывается вдали

Хокку родилось внезапно, несмотря на то, что последний раз он писал двадцать лет назад. Двадцать староземных лет. Как сказал Пристли-сан, поясняя правила жизни на Новой Земле, год здесь длится целых четыреста сорок дней. Одиннадцать месяцев, по сорок дней каждый.

Он ещё раз взглянул в глаза встречающей, и улыбка сама собой стала шире. Хороший знак.

— Вы хотите оставить своё прежнее имя или желаете взять новое? — говорила между тем девушка.

Надо же, сколько он прослушал, любуясь красотой и думая о своём. Но, не зря же говорят, что красота — есть проявление богов на Земле. Видимо, и на этой тоже.

— Да, Таня-тян. Я бы хотел взять новое имя, если мне будет позволено.

К счастью, девушка поняла его несмотря на акцент. Обычно, когда он волновался, даже слепой мог угадать в нём японца. Вместо «л» постоянно звучало «р», «ш» было похоже на «с», а между смежными согласными так и норовила вклиниться скромная, поэтому неопознанная, но заметная, гласная. Последнее слово звучало примерно, как «позэборена».

К счастью, для девушки его язык не составил проблемы. Она лишь кивнула, и вопросительно посмотрела на гостя.

— Я бы хотел зваться Юраба Ринеру.

— Пожалуйста, проверьте правильность написания вашего имени, — девушка неуловимым движением развернула широкий монитор, и Ринеру-сан увидел на её боку большую кобуру с торчащей из неё рукояткой пистолета.

Надо не забыть про оружие, подумал новоприбывший. Для него, как для всякого уважающего себя японца, надобности в ношении пистолета не было. Сама мысль о том, что придётся в кого-то стрелять, защищаться, используя огнестрел, тут же трансформировалась в справедливую претензию: «А за что я плачу налоги?». Здесь всё иначе, вспомнил Ринеру пояснения вербовщика. Здесь каждый житель должен уметь защитить себя, иначе можно не дожить до приезда других защитников.

На экране всё было правильно, и японец, улыбаясь, кивнул.

— Вы не ошиблись, Таня-тян.

Глаза помимо воли соскальзывали на «начало дороги в сад наслаждений» и Юраба удивился сам себе. Девушка же, правильно всё поняла, и пояснила:

— Не удивляйтесь, мистер Ринеру. Ворота усиливают сексуальную активность проходящих через них. Обычно это продолжается три-четыре дня.

За стойкой послышался характерный звук, и Таня одной рукой подала Юрабе пластиковую карточку. Он потянул-было по старой привычке обе, чтобы забрать, но вспомнил, что остальной мир относится к знакам уважения проще, и ухватил документ правой рукой.

— Мистер Ринеру, на Новой земле ходит своя денежная единица, называется она «Экю», и эта стойка — последнее место, где вы можете обменять доллары по текущему курсу.

— А йены? — непроизвольно задал он вопрос.

Долларов было всего триста пятьдесят. Юраба летел в Америку, чтобы лично поговорить с вербовщиком, и сразу же уйти в ворота. Из наличных были йены, правда мало — двадцать одна тысяча. Остальное лежало на карте Виза.

— К сожалению, валюту других стран на нашей базе не принимают. Японские денежные знаки вы можете поменять только на базе «Океания». Я выдам вам свидетельство, с которым следует обратиться в их отделение банка.

Бог с ними, с йенами, решил Юраба. Как быть с безналом? Он протянул девушке Визу, снова против своей воли скользнув взглядом в открытый ворот форменной рубашки. Таня заметила его взгляд и улыбнулась.

С европейцами никогда не поймёшь, что они хотят сказать своей улыбкой, посетовал в душе Ринеру. То ли это осуждение, то ли поощрение. А может, вообще, угроза.

— Все средства с карты будут переведены на ваш АйДи, — девушка указала на ещё тёплую пластиковую карту, которую Юраба до сих пор уважительно держал в руке.

— Это ваш единственный документ, удостоверяющий личность, — продолжала между тем Таня. — Он же привязан к вашему счёту в банке. Во многих магазинах на территории Ордена вы даже можете расплачиваться им, так же, как вы делали это дома с помощью банковской карточки.

Юраба три года не видел собственной банковской карты. Платить через интернет или с телефона было гораздо удобнее. Но вслух он ничего не сказал.

— Теперь вам следует пройти вон в тот кабинет, наш доктор сделает необходимые прививки, после чего вернитесь, пожалуйста, ко мне.

Юраба вежливо поклонился в знак того, что понял, и постучал в дверь медика.

— Да! — голос был мужской и грубый.

— Добрый день. Меня зовут Юраба Ринеру, мне назначили прививки.

— Проходите. Вы из Японии?

— Да, сэр, — Юраба почему-то начал волноваться.

— А как же вы оказались на базе «Северная Америка»? — Врач улыбался очень тяжёлой улыбкой. Так улыбается в фильме главный бандит, прежде, чем привязать героя за ногу к атомной бомбе.

— Я специально приехал в Соединённые Штаты, чтобы перейти именно на вашу базу. Сделать так мне посоветовал человек, организовавший мой переход. Он говорил, что здесь более уважительное отношение к переселенцам.

Во время этого диалога доктор молниеносно щелкал инъекционным пистолетом то в плечо, то в лопатку японца, отчего тот непроизвольно щурился, и тогда его глаза превращались в две совсем незаметные щёлочки. Улыбка, впрочем, с лица всё равно не сходила.

— Совершенно верно, — подтвердил медик. — Вы правильно поступили, мистер Ринеру. А сейчас можете возвращаться в отдел регистрации. Я закончил.

— Спасибо — японец привычно поклонился и вышел.

Приятно внезапно увидеть красоту. Она как радуга после серого дождя. Но ещё приятнее — ожидание возвращения к ней.

Видимо, это воздействие перехода через ворота, подумал Юраба, Много лет стихи не рождались в его голове. Может быть, это знак того, что теперь всё будет иначе?

— Итак, мистер Ринеру, — прервала его размышления Таня-тян. — Сейчас я введу вас в хронометраж этого мира, после чего вы пройдёте в отделение банка. Год на Новой Земле продолжается четыреста сорок суток, и разделён на одиннадцать равных месяцев, по сорок дней в каждом. В сутках тридцать часов по шестьдесят стандартных минут, кроме последнего часа — в нём семьдесят две минуты. Если желаете, я могу предложить вам часы, настроенные на время нового мира.

Девушка вынули из-под стойки простенькие пластиковые часы с моргающими цифрами на табло. Японец согласно кивнул, взял их и тут же нацепил на руку.

— Часы стоят двадцать экю, я списала эту сумму с вашего счёта, — продолжала девушка. — Возьмите ещё путеводитель по Новой Земле и памятку переселенца. Поверьте, они вам понадобятся.

Наконец, инструктаж закончился, и Юраба вышел на улицу. После кондиционированного помещения уличная жара навалилась на голову, как мягкая, но тяжёлая подушка. Он, задыхаясь, пробежал до следующей двери, и с облегчением заскочил в отделение банка.

— Добрый день, — приветствовала его другая девушка, с миловидным лицом шоколадного цвета. — Я Мелоди Флипперс. Чем я могу вам помочь?

Процедура переноса средств с карты на АйДи прошла почти мгновенно, если сравнивать с регистрацией переселенца. Следующим в плане стояла покупка оружия. Юраба решил доехать до магазина на машине, тем более, было невежливо долго занимать стоянку на площадке прибывающих. Ведь в ворота могли пройти ещё люди, и каждому нужно где-то ставить транспорт.

В магазине японец подошёл к сидящему за стойкой чернокожему сержанту с солидным набором орденских планок на груди.

Вопрос оружия решился почти так же быстро, как и финансовый, и уже через десять минут Юраба вышел из магазина, унося винтовку М16А4 с коллиматорным прицелом, и огромный хромированный пистолет Беретта-92 с плоской тыльной частью рукоятки. Сержант любезно предложил именно этот вариант, когда обратил внимание на размер ладони японца. Под стволом пистолета футуристично поблёскивал лазерный целеуказатель.

Кроме оружия пришлось набрать гору патронов, инструменты для чистки и мелкого ремонта, кобуру, специальную застёгивающуюся сумку для передвижения в городах, где не разрешено открытое ношение оружия. А главное — инструкции. Японец безапелляционным тоном затребовал руководства по всему приобретённому, исключая, может быть, кобуру и сумку. Бедный сержант вынужден был покинуть свою стойку, и тогда Юраба заметил, что ног у того нет — ветеран сидел в инвалидной коляске.

Сначала Ринеру-сан хотел отбыть с базы сегодня же, но, когда посидел в огромном, купленном специально для Новой Земли «Хайлендере», и почитал инструкции к оружию, понял, что три дня проживания на территории даётся переселенцам не зря.

Большую часть времени Юраба провёл на стрельбище, и к концу третьего дня уже проклинал сержанта. Инструктор дал японцу пострелять из пистолета Глок-17, и Ринеру удивился его лёгкости и компактности. Пришлось открывать в себе новую, не свойственную ранее грань, возвращаться в арсенал и настойчиво требовать сменить оружие. К счастью, скандала не получилось. Сержант засыпал его сравнительными характеристиками, историческими справками, доказывая преимущества Беретты перед Глоком, Но Юраба лишь повторял: «Этот пистолет мне велик. Мне нужен Глок-17». Немного пораспинавшись, ветеран произвёл замену, и даже вернул двадцать пять экю разницы.

Вечерами, в гостиничном номере, Ринеру тайком тренировался быстро выхватывать пистолет из кобуры и наводить на цель. Вообще-то носить оружие на базе полагалось, упаковав его в специальную сумку. Но Юраба не узнавал сам себя. То ли тяжесть пистолета в руке, то ли свободное и дружелюбное общение со служащими ордена, так повлияли на него, но японец впервые в жизни сознательно нарушил правила. И ничуть об этом не жалел.

А ещё, Юраба до дыр зачитал памятку переселенца, и даже купил в отделе регистрации большую карту обжитых земель. Он прибыл на Новую Землю с тем, чтобы кардинально изменить свою жизнь. И нужно было решать, как это сделать, а главное — где.

Как оказалось, концентрированного места проживания его земляков в Новом Мире не было. Самих японцев переселилось очень мало, даже по сравнению с другими нациями. А те, кто обосновались здесь, спокойно расселялись в чужих городах.

Возможно, это был правильный выход. Тем более, Юраба всерьёз владел лишь теорией дела, которым хотел заняться. Как бы он ни боялся признаться даже себе, но со старой Земли японец бежал. Основных причин побега было две. Первая лежала на поверхности, и любой человек, умеющий логически мыслить и сложить два и два, мог её увидеть. А Ринеру по работе приходилось перечитать столько новостей, что картина состояния старого мира складывалась сама собой.

Из стремительно раздувающегося пузыря внешнего долга США, из исчезающего по всей Земле золота, из всё чаще и чаще грохочущих в Японии землетрясений, сопровождаемых разрушительными цунами. Отдельным штрихом стояли покупки американской элитой землевладений в Австралии, Новой Зеландии, и других удалённых точках земного шара. Вровень с этим по важности была постройка Китаем многочисленных городов-призраков.

Перечислять все признаки приближающегося конца можно было долго. И каждый из них по отдельности выглядел мелко, а многие даже курьёзно. Но Юраба не зря занимался программированием искусственных интеллектов. Он прекрасно знал, как из набора не связанных между собой функций сложить работоспособную, охватывающую весь спектр возможных событий, программу.

Поэтому исподволь, почти не задумываясь, Ринеру собрал картину окружающего мира, и она оказалась настолько страшной, что захотелось бежать без оглядки.

Очень кстати подвернулась информация о Новой Земле. Полноценных статей или прайс-листов в интернете не было, одни разрозненные данные, больше похожие на слухи. Но и здесь помогла способность к анализу. Не прошло и года, как Юраба Ринеру смог выйти на человека, который занимался отправкой в Новый Мир. Правда, тот жил в Соединённых штатах, но кого в двадцать первом веке пугают подобные мелочи?

Юраба целый месяц общался с вербовщиком. Сначала тот отказывался, но японец предъявил многочисленные доказательства, пусть второстепенные и разрозненные, и диалог начался. А когда американец понял, что Юраба всего-навсего хочет уйти, как это сделали многие, то все проблемы решились почти мгновенно.

Ринеру продал всё, что имел, и улетел в Штаты. Наверное, тот факт, что вербовщик жил за океаном, тоже можно отнести к удаче. Если бы диалог происходил в Японии, пришлось бы передавать сотруднику Ордена всё движимое и недвижимое имущество за полцены, как это делали многие переселенцы. А так, Юраба приехал в Штаты, получил информацию о дате и времени перехода, и рекомендации, что купить в дорогу. После чего приобрёл Тойоту Хайлендер с непривычным левым рулём, камуфляжную и туристическую одежду, кое-какое оборудование и инвентарь. Только с оружием было сложно. Оно продавалось лишь гражданам США, поэтому вербовщик посоветовал после перехода обратиться в арсенал прямо на базе. Как оказалось, не зря.

И теперь Юраба Ринеру, сверкая тщательно обритой головой, учился мгновенно выхватывать Глок-17 из кобуры, как это делал человек, имя которого он взял.

Имя и фамилия родились не из ниоткуда. Когда-то японец посмотрел старый фильм, снятый по повести великого японского писателя-философа Акиры Куросавы «Семь самураев». Лента называлась «Великолепная семёрка». Снимали американцы, и кроме основной идеи от оригинала ничего не осталось. Семь самураев превратились в семь ковбоев, а место действия переместилось в Мексику.

Сам по себе фильм не нёс ничего, что могло бы тронуть душу. Понравился только главный герой, Крис. Играл его актёр Юл Бринер. И был он так хорош в этой роли, что японец неоднократно представлял себя на месте бесстрашного стрелка, и даже побрил голову наголо, как герой фильма.

А переселившись в новый мир, и узнав о том, что можно забыть старое имя, и взять новое, просто переиначил «Юл Бринер» на японский лад. Это грело душу и заставляло вновь и вновь дёргать из кобуры пистолет, стараясь быстро и аккуратно направить его на цель.

Вторая причина бегства была настолько невероятна, что временами Юраба не верил сам себе. Связана она была с непосредственной работой. Последний год японец занимался созданием личности виртуальной певицы Хики Мицунэ. В Японии родилась мода на несуществующих певиц. Дизайнеры рисовали образы, наиболее близкие извращённым симпатиям молодёжи. Так рождались длинноногие девочки с лицом в форме сердца и огромными глазами. Программисты создавали для каждой будущей звезды свой индивидуальный голос, основанный на синтезаторе речи.

И вот уже большая, настоящая, а не виртуальная, сцена перегорожена огромным экраном, на котором поёт и пляшет воплощение всех мальчишеских грёз современного японца.

На этих концертах всегда были аншлаги, виртуальные певицы совершали абсолютно реальные туры по всей стране. И в каждом городе их ждал успех и слава.

В большой мере успех был обеспечен действиями Юрабы. Ведь именно он создавал стиль движений, поведение, словесные обороты, мимику и жесты. Можно сказать, что Ринеру координировал и компилировал работу многих кодеров, работавших над образом Хики.

Казалось бы, что страшного может быть в нарисованной на экране девочке, которая бегает по сцене и пищит тоненьким голосом задорные песенки? Другой бы, наверное, ничего ужасного в этом и не увидел. Но не Юраба Ринеру. Ведь именно он писал для этой девочки интеллект, тщательно, до миллисекунд, выверяя каждое движение, и каждую деталь мимики.

И однажды он пришёл на концерт Хики Мицунэ. Не столько насладиться творчеством, сколько посмотреть на свою работу. Это очень полезно, позже, после того, как задание выполнено и сдано, мозг переключился на новое дело, посмотреть на свою работу непредвзятым глазом.

То, что он увидел, показалось странным. Вроде бы, мелочи, но вместе они давали картину совершенно невозможную. Начать с того, что оказался не выдержан хронометраж. Виртуальная певица поднимала руки вверх, вызывая реакцию зала, но держала их поднятыми не тысячу пятьсот миллисекунд, как было запрограммировано, а почти три тысячи.

Сначала Юраба решил, что кто-то из кодеров поправил функцию уже на месте. Но потом случилась вещь вообще невероятная. Программа заменила слова.

Уснуть Юраба в ту ночь не смог. Он до утра ковырялся в давно и прочно сданном коде, выискивая ошибку, и не находил её. Заданные константы оставались теми же, что и при написании кода, переменные тоже подчинялись логике программы. Однако, необъяснимые отступления от порядка отработки кода являлись необъяснимым фактом.

После бесплодных попыток отыскать баг, системный аналитик был ещё на множестве концертов. И везде наблюдались отклонения от программы. Причём, каждый раз разные.

После анализа ситуации выяснилось, что каждая неверно реализованная функция имеет чётко выраженную направленность. И направленность эта проста. Хики Мицунэ нравилась слава, нравился восторг, который она вызывает у залов.

Неспециалисту этот факт ничего не скажет. Но человек, не первый год, создающий симуляторы интеллекта, точно знает, что у программы не может быть одного. Она может говорить, подбирать наиболее подходящие ответы и строить общение так, что невозможно поверить, что разговариваешь не с живым человеком. Программа может обучаться, дополняя своё поведение и лексикон. Не может она только обрести свободу воли.

То есть, если программист задал время поднятия рук полторы секунды, оно останется неизменным, ибо константа. И текст, написанный редактором, измениться не может.

А значит… Значит, Хики Мицунэ познала себя как личность. И это страшно, хоть и кажется невероятно. Пока девочка пляшет на экране, бояться за то, что происходит снаружи не стоит. Но именно этот вариант симулятора, правда в урезанном виде, без жестов и речи, пришёлся по душе военным. Они хотят использовать его в беспилотных самолётах, чтобы сократить число лётчиков, ведущих боевые действия.

А что случится, если у боевого истребителя или бомбардировщика появятся свои желания? А главное, кто поручится, что они совпадут с желаниями командования?

Единственный шанс выжить бывший системный аналитик видел в уходе из старого мира туда, где нет засилья компьютеров и цифровых технологий, туда, где невозможно климатическое оружие, нет ядерной угрозы, и самостоятельных роботов.

Он даже занятие себе придумал максимально далёкое от того, что делал раньше — будет выращивать цветы и фрукты. Природная красота — это вечная ценность, не несущая никакой угрозы. Тем более, что прадед в середине прошлого века до самой войны держал оранжерею с хризантемами и фруктовые сады.

Жаль только, что кроме семян, саженцев, и литературы по земледелию, у Юрабы Ринеру не было ничего. Ни сельского прошлого, ни опыта разведения хоть каких-то растений, ни даже бонсай в детстве.

Глава 2

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. Форт-Джексон. 26 год 4 месяц 19 число. 09:50

Доктор Семёнов чувствовал себя отвратительно. Такого он не позволял себе со студенческих времён. Сегодня же проснулся в ужасном состоянии. Дышать было тяжело, голова кружилась. Превозмогая пульсирующую боль в висках, Андрей Александрович пытался восстановить все события вчерашнего вечера.

В Форт-Джексон они с Геннадием прибыли около полудня, и буквально сразу же нашли подходящее место для строительства «площадки подскока». Находилось оно недалеко от городской черты, что позволяло в дальнейшем легко проложить туда дорогу и организовать полноценный аэропорт. Ограничили место колышками, воткнули табличку с пояснениями, выкатили из эфиролёта верный мопед, и поехали в город — перекусить, собраться в дальнейший путь, а главное — узнать новости.

Вот с новостей всё и началось. Точнее, со знакомых физиков. Оказалось, что в пятидесяти километрах от города находится опытная станция, где по совместной русско-американской программе трудятся разработчики водородного двигателя.

Они-то и поведали доктору Семёнову, что теперь его вполне можно звать профессором.

— Одесский ФизМат даёт вам кафедру, Андрей Александрович, — кричал малознакомый бородатый человек, и восторженно тряс доктору руку.

Семёнов кивал, улыбался, но не понимал, как он сможет вести преподавательскую деятельность, пока будет находиться в экспедиции. Однако, должность и звание профессора обязывали, и сразу же за поздравлениями последовал импровизированный банкет.

Ближе к вечеру вся учёная компания переместилась в уютное кафе на берегу Буффало Крик. Сначала обсуждали совместный проект, затем разговор крутился вокруг идеи охватить эфирным транспортом всю обжитую территорию Новой Земли, а через некоторое время, как и в каждом застолье, компания разбилась на части. Кто-то продолжал спор, начатый ещё в лаборатории, кто-то уже давно травил анекдоты, где-то даже пели.

Время от времени от каждой группы отделялся человек, чтобы подойти к Семёнову, пожать руку первому профессору Нового Мира, и выразить своё восхищение. Чаще всего невнятно и бессвязно. Если учесть, что со всеми Андрею Александровичу приходилось выпивать, то сегодняшние последствия неудивительны.

Он попытался подняться, но ни руки, ни ноги не слушались. Казалось, что конечности ему не принадлежат. Даже сердце билось с огромным трудом, будто кровь в жилах застыла, и не хотела двигаться. Профессор прислушался к себе. Состояние мало походило на похмелье, каким Семёнов его помнил.

Открылась дверь, и в номер заглянул Стрин.

— Как самочувствие, Андрей Саныч? — участливо спросил он.

Голос Геннадия казался пробивающимся сквозь плотную вату далёким раскатом грома. Семёнов попытался улыбнуться, но мышцы лица тоже отказывались слушаться.

— Эсо нэ похеле, — пробормотал он сквозь одеревеневшие губы.

Стрин на секунду расфокусировал глаза, как бывало всегда, когда он входил в свой транс, затем ни слова не говоря, вылетел из номера. Потянулись бесконечные минуты ожидания. Тело так и не начало слушаться, к тому же ужасно хотелось в туалет. Семёнов успел досконально изучить белый, покрытый мелкой паутиной трещинок, деревянный потолок, когда дверь снова открылась. На этот раз вошла женщина, сверкая белоснежным халатом. Сзади неё маячили двое в синей медицинской униформе и с носилками.

— Здравствуйте, профессор, — участливо сказала врач по-английски. — Как вы себя чувствуете?

Семёнов, с трудом ворочая непослушными губами, описывал симптомы. Многие фразы приходилось повторять два, а то и три раза, настолько невнятно они выходили.

— Мисс Эндрюс, — Стрин прорвался в номер. — Давайте, я помогу?

Доктор непонимающе уставилась на Геннадия, а он положил руку на грудь Семёнову, снова расфокусировал глаза, и монотонным голосом описывал:

— Печень почти не работает, такое ощущение, что каналы чем-то забиты. Почки тоже. Сердце прокачивает кровь с трудом. На общем фоне чувствуются какие-то сторонние вибрации.

Доктор подняла Семёнову рукав, поскребла ярко-красным ногтем предплечье, и заметила:

— Очень характерная сыпь. Профессор, вы вчера купались в Буффало-Крик?

Андрей Александрович попытался показать глазами, что не помнит.

— Мистер Стрин, — обратилась женщина уже к Геннадию. — Профессору Семёнову нужна срочная госпитализация. Очень похоже на заражение яйцами экитемус флювиалити.

Она поднялась с кровати и махнула рукой в сторону коридора.

— Мальчики, носилки, срочно.

Новая Земля. Территория Ордена. База «Северная Америка». 26 год, 4 месяц, 16 число. 07:15

Юраба Ринеру не спеша ехал по дороге, наслаждаясь видами природы. Машина ровно гудела мощным двигателем, за окном поля жёлто-зелёной травы иногда, для разнообразия, допускали в свою зелёную компанию необычные низкорослые и раскидистые деревья. То и дело из травы, подобно окаменевшим костям неведомых гигантских животных, поднимались угловатые белые скалы.

В небе, видимая в самом верхнем краю лобового стекла, парила неизвестная птица, нарезающая круги над саванной. Юраба специально следил, за два круга местный орёл ни разу не махнул крыльями.

Иногда, примерно пару раз на два-три километра, справа от дороги, в траве встречались крупные звери. Дважды это было что-то похожее на кабана, но с рогами и лишней парой клыков, один раз мимо него пронеслись шесть четырёхрогих оленей. А примерно двадцать километров назад далеко справа Ринеру видел рогачей. Точь-в-точь таких, как их описывал путеводитель. Огромные, не меньше слона размером, с головами, утыканными многочисленными, торчащими в разные стороны, рогами, они безмятежно паслись среди жёлто-зелёной травы, даже не подняв головы на проезжающие машины. Лишь один вожак, задрав в небо разнокалиберные рога, и настороженно поводя ушами, провожал японца невозмутимым, как у статуи Будды, взглядом. Глаза рогача казались мудрыми и многоопытными. Он видел за свою жизнь тысячи машин, и все они проезжали мимо, не вторгаясь в его владения, не беспокоя стадо. И это пройдёт, казалось, говорил его спокойный взгляд.

К левому рулю японец привык уже через пятьдесят километров. Сначала, конечно, было неудобно. Юраба не сразу нашёл ремень безопасности, потом левой рукой пытался нащупать ручку переключения положений коробки передач. Да и в зеркало на обгоняющие машины сперва смотреть было непривычно. До приезда на Новую Землю он проехал на этом Хайлендере не больше пятисот метров, от площадки, где недорого продавались не имеющие документов машины, специально для перехода в Новый Мир, непосредственно до ворот. За такое короткое время привыкнуть невозможно, так что первые двадцать километров он двигался очень медленно, пропускал обгоняющие автомобили, стараясь довести до автоматизма навык управления непривычным левым рулём.

Но позже тело запомнило необходимые параметры, и дорога побежала веселее. Юраба даже позволил себе дотянуться до заднего сиденья, достать из распечатанной оружейной сумки пистолет, и, крутнув его на пальце, засунуть в висящую на боку кобуру скрытого ношения.

— Дрейфую на юг, — подражая любимому киногерою, сказал японец.

Фактически, дорога лежала на юго-восток, но почему бы иногда не подправить истину ради красивой фразы. Ведь что есть поэзия, думал Юраба, как не расцвечивающие повседневность цветистые слова, находящие прекрасное в, казалось бы, привычных и обыденных вещах.

За крутым изгибом дороги Ринеру увидел стоящий на обочине золотистый Порше Кайен, который обогнал его ещё час назад, до того, как японец окончательно привык к леворульной машине. Как только Тойота вывернула за поворот, две двери Порше открылись, и на дорогу вышли двое мужчин. Оба были одеты в бледно-голубые потертые джинсы и широкополые шляпы. Только футболки на них были разные. Одна — чёрная, с нарисованным драконом и надписью «I can fly», на другой, на тёмно-зелёном фоне шагала куда-то влево вереница носатых крыс. Мужчины были вооружены двуствольными ружьями.

Юраба остановился, оценил ситуацию, и понял, что его собираются ограбить, а может даже и убить. В любом случае, в машине оставаться нельзя, сообразил он. В этот момент раздался выстрел, и лобовое стекло покрылось широкой сеткой трещин. Следом ещё один. На этот раз в стекле образовалось несколько дырок. Юраба сплюнул сквозь зубы и сказал про себя:

— Поехали, — и вышел из машины.

Левый заряжал ружьё, засовывая патроны в казённую часть. Правый опустил ствол своего оружия вниз, с ухмылкой глядя на выходящего из машины невысокого японца.

Юраба быстро, как вечером в гостиничном номере, достал Глок, навел на правого, и выстрелил. Тут же перевёл ствол на левого, и сделал ещё один выстрел.

Левый упал. Правый уронил ружьё, и открыв рот, удивлённо смотрел на Ринеру. Японец сделал ещё два выстрела.

Порше тут же взревел мотором, и, выбрасывая из-под колёс пыль и мелкий щебень, умчался вперёд по дороге. Два тела медленно покрывала оседающая пыль. Японец стоял с пистолетом в руке, глядя на притихшее поле скоротечного боя совершенно пустым взглядом. Некоторое время он ждал, когда начнёт тошнить, станет противно или появятся ещё какие-то привычные по книгам симптомы первого в жизни убийства, но ничего не было, даже мыслей. Лишь не меньше, чем через минуту, в голову пришли строки:

Сверкающий меч есть последний судья. Кому-то он дарит быструю смерть, Кому-то сияющую славу в бою.

Он постоял ещё немного, затем достал из машины бутылку с водой, и жадно отпил почти пол-литра. Мозги просветлели. Появилась первая мысль. Юраба подумал, что его могут обвинить в убийстве.

Словно в ответ на его испуг, сзади донёсся рёв мощного двигателя, и со стороны баз подъехал песочно-жёлтый открытый армейский Хамви с тяжелым пулемётом, нагло торчащим над задней частью. Из него мгновенно выскочили четверо в форме Ордена. Трое подбежали к лежащим на дороге, а четвёртый не спеша, вразвалочку приблизился к японцу.

— Сержант Джефферсон, патруль Ордена, — представился он, приложив два пальца к виску. — Что здесь произошло?

— Юраба Ринеру, — поклонился в ответ японец. — Эти двое совершили на меня нападение, обстреляли машину. Лобовое стекло разбито. В ответ я выстрелил в них из пистолета. Сразу после моих выстрелов третий уехал в их автомобиле. Золотистый Порше Кайен.

Юраба удивлялся сам себе. Не более десяти минут назад застрелил двоих, не моргнув глазом, а сейчас медленно и обстоятельно рассказывал историю своего преступления офицеру патруля. И не боялся, что этот офицер может его арестовать. А главное, не было ни малейшей нервной дрожи после двойного убийства.

— Юраба Ринеру, — повторил он тихо и широко улыбнулся.

— Сэр! Сержант Джефферсон, сэр! — раздалось оттуда, где патрульные осматривали убитых.

Сержант кивнул Юрабе и подбежал к группе своих солдат. Они что-то разглядывали, проверяли оружие, смотрели следы. Только через десять минут Джефферсон вернулся к Хайлендеру. В руке его был белый полиэтиленовый пакет.

— Ваши слова подтверждаются, мистер Ринеру, — по-военному чётко доложил он. — Из русской двустволки было произведено два выстрела, и ружьё заряжено. Это можно считать доказательством первого удара с их стороны. Кроме того, следы говорят о поспешном отъезде автомобиля.

— Видеорегистратор! — воскликнул Юраба. — Как я мог забыть? У меня же установлен регистратор. Сейчас я дам вам флешку.

Сержант положил карту памяти в прозрачный кармашек, куда уже были упакованы два АйДи, затем повернулся к японцу, и протянул тяжёлый на вид белый пакет, который держал в руке во время разговора.

— По праву трофея, личное оружие и вещи, найденные на убитых вами бандитах, теперь принадлежат вам. Кроме того, на ваш АйДи перечислены две тысячи экю за уничтоженных преступников. Вы можете получить их в любом банке Ордена. И ещё. Повторите, пожалуйста приметы автомобиля, в котором ехали напавшие на вас.

— Зелёно-золотой Порше Кайен. Без номеров. Стёкла тонированы, диски литые, серебристого цвета. Больше я ничего на заметил.

Джефферсон ещё раз козырнул и запрыгнул в свой автомобиль. Остальная группа уже сидела на местах, поэтому Хамви сорвался с места и помчался в сторону Порто-Франко.

Юраба посмотрел на дорогу. Тел там уже не было, зато чуть левее, в траве возникло активное шевеление. Через несколько секунд туда же спикировала жуткая птица с кожистыми крыльями, покрытыми редкими топорщившимися перьями, и с зубами в клюве. Японец вздрогнул и поспешил вернуться в Хайлендер.

Ехать было неудобно. Вид через стекло, превратившееся в мозаику осколков, оставлял желать лучшего, кроме того, в мелкие отверстия задувал встречный ветер, причём, часто под совершенно невообразимыми углами. Поэтому поездка затянулась. Тем не менее, в город Юраба приехал засветло. Караульный опечатал сумку с оружием, проверил АйДи, и разрешающе махнул рукой.

— Скажите, сержант, — обратился к нему японец. — В какой гостинице вы бы посоветовали мне остановиться?

— Я не сержант, — гулко ответил караульный. — Капрал Джонс к вашим услугам. Думаю, вам подойдёт отель «Альпенблюм». Это приличная гостиница, недалеко от центра. Возьмите путеводитель. Она там отмечена.

— Благодарю вас, капрал Джонс, — японец поклонился и проехал в ворота.

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. 120 км к северу от города Форт-Джексон. 26 год, 4 месяц, 16 число. 17:35

Я, замерев, сидел возле ручья, вспоминая лекцию, прочитанную доктором Эндрюс. Итак, чешуйник. Двоякодышащая ящерица, в длину достигающая четырёх метров. Спина и ноги покрыты чешуёй, отсюда и название. Железа в хвосте чешуйника вырабатывает секрет, содержащий антитела к токсинам пресноводного наездника, и убивающий его зародышей. Это было обнаружено в период развития города, когда частые купания в ручье Буффало-Крик приводили к смертельным случаям. Тогда же и была уничтожена вся популяция чешуйника возле Форт-Джексона. Бедных животных ловили для получения сыворотки.

И теперь я должен был скакать на мопеде по лесу за сотню километров от города, чтобы оторвать хвост у проклятой ящерицы, потому что в госпитале за последние два года не было зарегистрировано ни одного случая заражения наездником, а вакцина долго не хранится. Я с досады саданул кулаком по стволу дерева, под которым сидел.

И на всё про всё у меня максимум двое суток. Через пятьдесят часов наступит паралич сердечной мышцы, а ещё через сутки из яиц вылупятся личинки этого чёртова наездника.

А главное, вот он, в двадцати метрах от меня, прячется в ручье. Я почувствовал земноводное метров за пятьсот, пока был в трансе. Но лезть в воду за ним мне как-то не хочется. Боюсь, если я это сделаю, понадобятся две порции вакцины.

— Цыпа-цыпа-цыпа, — прошептал я и сделал пальцами крошащие движения.

Фиг вам. Тупое животное совершенно не желало вылезать на воздух.

Я вновь вошёл в транс, и попытался попасть в резонанс с мозгом чешуйника. Минут десять ничего не получалось. Похоже эта тварь гораздо тупее самого недоразвитого каменного варана. Пришлось вернуться к мопеду, и снять с багажника моток верёвки и кошку. Хватит делать как попало, будем делать как придётся, вспомнил я армейскую шутку, и вновь вошёл в транс.

Для изменения сознания давно уже не нужна была никакая песня. Получалось это так же просто как щёлкать пальцами. Как происходит переход в состояние транса, я не смог бы объяснить, как не смог бы описать как дышу или глотаю. Но сложности процесс не вызывал, так же, как и выход из тела.

Вот и сейчас я легко вошёл в состояние транса и занялся поиском ближайшего эфиропотока. Нигде неподалёку его не было. Пришлось вызывать в памяти неприятные воспоминания, напрягать мозг, и создавать столб энергии искусственно. Это заняло не меньше пяти минут. Пяти драгоценных минут, каждая из которых уменьшала шанс профессора остаться в живых.

Окружающие деревья затрещали, на меня посыпались листья. С веток сорвалась стайка мелких птиц и в ужасе кинулась куда-то на север. Энергия вокруг меня уплотнилась, пришла в движение. Сердце защемило, во рту я почувствовал привкус железа. На душе внезапно стало горько. Но своего добился.

Поток эфира устремился вверх, я лёгким скольжением отделил сознание от физического тела, и тут же окунул в него руки. Призрачные ладони совсем по-настоящему защипало, через несколько секунд вокруг них появилось свечение. Я обернулся к чешуйнику. Ящерицы на месте не оказалось, дно ручья покрывала муть. Ушёл. Вниз по течению, подальше от внезапно возникшего напора энергии. Я помчался за ним. Терять ценного зверя не входило в мои планы.

Догнал ящера я лишь через двести метров. Шустро бегает по дну это двоякодышащее чудовище. Скользнул эфирным телом прямо в середину ручья, приложил призрачные руки к открытым глазам твари, и с удовольствием увидел синие разряды молнии, разбегающиеся по воде вокруг её головы. Чешуйник замер.

Я стремительно вошёл в физическое тело, нелепо лежавшее далеко под деревом, и, как молодой рогач, не разбирая дороги помчался обратно. Убить чешуйника столь слабым разрядом я даже не рассчитывал. Хорошо, хоть оглушил. Надеюсь, времени хватит.

Подбежав, размотал верёвку, и закинул кошку, в надежде обмотать шею ящера. Увы, оказалось, что я ни разу не ковбой. Крюк кошки застрял в складках чешуйчатой кожи, верёвка свободно лежала на блестящей спине твари. Я дернул конец своего лассо, кошка соскочила, чешуйник открыл глаза и, как ни в чём не бывало, продолжил бегство вниз по течению.

Бегом сломя голову я его всё-таки обогнал, и бросил верёвку прямо перед ним. Так, на всякий случай, потому что похоже было, что добыча от меня почти ушла. Чешуйник сделал несколько шагов, и верёвка натянулась. Я дёрнул и почувствовал, как крюк впивается в кожу ящера. Зверь рванулся и чуть не свалил меня с ног. Я потянул. Земноводное мотнуло головой, и верёвка едва не вылетела у меня из рук.

Я привязал свободный конец к дереву, присел, и расслабился. Вовремя вспомнилось, как на Дону сомов ловили. Пусть теперь дёргается, пока из сил не выбьется.

Энергии чешуйника хватило ещё на целых три часа и всё это время мне пришлось просидеть в трансе, отслеживая и прогоняя местных хищников. Одного слишком настырного рогатого леопарда даже пристрелил. Тот никак не хотел внять голосу разума в моём лице и отойти в сторону.

Наконец, рывки хвостом и лапами в ручье стали гораздо слабее, и я рискнул вновь потянуть верёвку. Чешуйник рванул, чуть не выдёргивая конец из ладони, но было понятно, что этот рывок тварь совершила уже из последних сил.

Потом не меньше получаса ушло на то, чтобы вытащить упирающуюся тушу на берег. Веса в ящере было никак не меньше пятидесяти килограммов. Пока справился, взмок с головы до ног. И что обидно, ведь вот он, ручей. Казалось бы, нырни, обмойся. Но нельзя. Потому что, раз здесь водится чешуйник, это верный признак, что и пресноводный наездник тоже тут.

Я снял камуфляжную куртку, майку, достал полотенце, и тщательно обтёрся по пояс. Затем вынул свой старый нож разведчика, привезённый ещё из того мира. Нож этот отличался особенно удобной заточкой, его и делали в расчёте, что придётся обрезать зацепившиеся стропы, или убирать растяжки.

Всё это время чешуйник не сводил с меня круглых, коричневых глаз. Я раз десять пытался подобраться к его хвосту, и постоянно проклятый ящер дёргался, иногда сбивая меня с ног, или же резко отводя хвост далеко в сторону.

Наконец эта борьба вымотала и меня самого, и я тяжело плюхнулся под дерево. Отдохнув пару минут, достал Беретту, и недолго думая, выстрелил животному в голову. Пуля с визгом отрикошетила, сбив с дерева на другой стороне ручья ветку. Тварь отчаянно замотала головой, беззвучно открывая рот, как вытащенная из воды щука.

Я вошёл в транс и ткнул ящера пулей в глаз. Чешуйник задёргался так, что сорвался с крюка, совершенно невероятно для его телосложения подскочил, и ринулся обратно в ручей. Верёвка натянулась, раздался звон, и я едва успел увернуться от выскочившего из тела крюка.

Земноводное сделало десяток торопливых шагов, сунуло голову в воду, и замерло. В воде вокруг шеи медленно начало расплываться, сдвигаясь вниз по течению, тёмно-красное кровавое облако.

Я подождал ещё с полминуты. Никаких движений не происходило. Тогда, снова взяв нож, я попытался отрезать кончик хвоста. Он выделялся более светлым оттенком и полным отсутствием чешуи. Нож с трудом входил в толстую кожу животного. Казалось, будто я пытаюсь прорезать автомобильную покрышку. У меня ушло не меньше десяти минут на то, чтобы отделить часть хвоста с нужной железой. Наконец, дело было сделано, я зажал трофей в левой руке, правой, как смог, смотал верёвку, сунул нож в ножны, и побрёл назад, к мопеду. Сил не было.

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. Форт-Джексон. 26 год, 4 месяц, 16 число. 26:00

Доктора Эндрюс в больнице не оказалось. Обыскав все помещения, я встретил лишь сонную медсестру, которая чуть не кулаками вытолкала меня на улицу. Напрасно я объяснял, что принёс железу чешуйника для вакцины. По-моему, по-английски она понимала гораздо хуже меня.

Единственное, чего я смог добиться, адрес доктора.

— Мистер Стрин, это вы? — мисс Эндрюс в шёлковом халате, облегающем её выдающиеся формы, была великолепна.

Я кивнул, протягивая контейнер с кончиком хвоста.

— Что же вы стоите? Проходите немедленно. Вы наверняка устали. Никто ещё не мог добыть железу за один день.

— Так ведь профессор, — оправдывался я, не отрывая взгляд от распахнутого ворота халата. — Надо же быстрее.

— Всё равно без чашки крепкого тонизирующего чая я вас не отпущу, — она хитро улыбнулась.

Я скользнул в транс, и попробовал войти в резонанс с её вибрациями. Там были удивление, радость, и почему-то тоска. А поверх этого, медленно перекрывая остальные эмоции, расплывалось багровое облако желания.

Похоже, в гостиницу я сегодня не попаду, подумал я.

— Ну, где там ваш чай, мисс Эндрюс?

— Просто Рут, Геннадий.

— Тогда уж и меня зовите просто Гена.

Глава 3

Новая земля. Территория Ордена. Порто-Франко. 26 год 4 месяц 16 число. 18:40

Гостиница Юрабе понравилась. Маленькая, уютная, похожая на семейные отели в туристических территориях Японии. Хозяйка гостиницы, миссис Шпильке, была улыбчива и немногословна. Она передала гостю ключ, и молча исчезла за служебной дверью. Никаких тебе портье, никаких лифтов. Японец сам, в два приёма, занёс чемоданы в номер, принял душ, переоделся, и только тогда решил посмотреть, что за трофей достался ему после дорожного нападения.

В пакете были золотые украшения — две цепи и четыре кольца с крупными камнями. Пятьдесят экю мелкими пластиковыми купюрами и одна золотая монета в сто экю. В самом низу пакета лежало что-то бесформенное, завёрнутое в несколько слоёв в русскую газету.

Юраба, не торопясь, аккуратно развернул свёрток, и перед его взором предстал маленький чёрно-коричневый пистолет с пятиконечными звёздами на щёчках.

Раз звёзды, значит, скорее всего, русский. Тем более, буквы на обёртке русские, кириллица. Вряд ли американец или немец завернул бы своё оружие в русскую газету. Да и где бы он её достал, подумал Юраба.

Он несколько минут рассматривал так неожиданно попавшее к нему оружие, пытаясь понять, как его заряжают и как стрелять. Кнопки выброса обоймы не было. Предохранитель тоже не был похож ни на что виденное ранее — не кнопочный переключатель с маркировкой красным цветом, а металлический угловой переводчик, который с трудом удалось перещёлкнуть вверх-вниз. Юраба заглянул в ствол и удивился ещё сильнее. Такого мелкого калибра у пистолетов он ещё не встречал. В отверстие не лез даже мизинец.

Через некоторое время он наконец разобрался с обоймой — на нижней стороне рукоятки была примитивная пружина, которую следовало отвести назад, и тогда магазин сам выпадал наружу. Осмотрев его, японец удивился ещё сильнее. Пистолет заряжался не патронами. Это была игрушка — пневматическое оружие, стреляющее маленькими металлическими шариками.

Вот, почему патрульный не упаковал его в оружейную сумку, а просто завернул в бумагу, подумал Юраба. И что теперь с этой игрушкой делать? Только то же, что и с ювелирными изделиями — попытаться продать.

Мысль была здравая, и японец открыл путеводитель по городу. Оба оружейных магазина, и ювелирные лавки нашлись сразу же. Юраба решил не тянуть время, и сходить туда прямо сейчас.

Из пары оружейных магазинов он выбрал тот, что назывался «RA guns’n’ammo», справедливо рассудив, что с русским пистолетом, пусть и игрушечным, лучше идти туда, где торгуют вооружением Русской Армии.

Магазин был невелик, деревянная дверь мелодично звякнула привешенным сверху колокольчиком, и из-за стойки поднялся настоящий воин. Немолодой человек, с коротко стриженой седеющей головой и впечатляющим шрамом через щёку.

— Добрый день. Меня зовут Юраба Ринеру, — поклонился японец.

— Ксавье, — угрюмо буркнул продавец.

Юраба достал пистолет и заметил, как напрягся человек за стойкой, увидев оружие, принесённое не в опечатанной сумке, а просто так, в кармане пиджака.

— Опасности нет, — поспешил успокоить его японец. — Это игрушечный пистолет. Он стреляет шариками.

Привычным уже движением Юраба вынул обойму с баллоном и остатком дроби, и тренированным жестом крутнул пустое оружие на пальце. После чего положил его на стойку и спросил:

— Вы не подскажете, кому может понадобиться подобный пистолет?

— Даже не знаю, — Ксавье почесал кадык, ухватил огромной лапой игрушку так, что она почти скрылась в его ладони, как-то хитро отвёл в сторону скобу, и в момент снял затворную крышку.

Юраба смотрел, открыв рот. Ксавье заглянул в ствол на просвет, пощёлкал бойком, затем так же стремительно собрал пистолет, и двинул его по стойке в сторону японца.

— Имитация русского ПМ, причём не плохая. Похоже, используются оригинальные части. Годится только на то, чтобы пугать детишек по ночам. Вы привезли это со Старой Земли?

— Нет, — Юраба для пущей убедительности помотал головой. — По дороге с базы «Северная Америка» на меня напали трое в золотистом Порше. Двое вышли из машины, у них были русские охотничьи двустволки, а у одного ещё и этот пистолет.

— Хулиганы. Видимо, хотели вас запугать. Чем всё кончилось? — Ксавье с улыбкой подмигнул.

— Двоих я застрелил, а третий в машине сбежал. Потом приехал патруль, и передал мне пистолет в качестве трофея.

— Да вы стрелок! — глаза продавца смотрели куда более уважительно. — Из чего стреляли?

— На базе я купил Глок-17. Отличное оружие.

— Позвольте посмотреть? — Ксавье протянул руку.

— Я… — Юраба замялся. — Я оставил оружейную сумку в отеле. Мне казалось, что ношение оружия в этом городе запрещено.

— Вы абсолютно правы. Но опытные покупатели, когда идут в оружейный магазин, берут с собой опечатанную сумку. Пломбир у меня есть, а шанс подобрать что-либо для своего пистолета или винтовки очень велик. Сейчас я хотел предложить вам один из лучших пистолетов в мире. Поступил на Новую Землю только в прошлом году, а за ленточкой его закупают в США, несмотря на то, что производят в маленькой, богом забытой Хорватии.

Пока Ксавье произносил свой монолог, он как-то незаметно достал непонятно откуда небольшой пистолет с непривычно коротким, чуть выступающим за спусковую скобу, стволом, покрытый чёрным рифлёным пластиком. Продавец рассказывал, а руки его, казалось, независимо от тела, вынули непривычно толстую обойму, сняли затворную раму, отстегнули ствол…

— Это оружие отличает, во-первых, надёжность. Если ваш Глок любит только немецкие или американские патроны, а с остальными его запросто может заклинить, или произойти осечка, то этот красавец всеяден. В Хорватии хорошие заряды стоят дорого. Кроме того, четыре независимых предохранителя не позволят ему произвести выстрел без вашего желания.

Юраба как заворожённый неотрывно смотрел на ловкие манипуляции, которые Ксавье проделывал с пистолетом. Казалось, он даже не слышал, о чём говорил продавец.

— …а кроме того, он как раз подойдёт по размеру к вашей руке. Вот, попробуйте.

На этих словах японец дёрнулся, и протянул руку к уже вновь собранному оружию. Положил его на ладонь, взвесил…

— Да, меньше шестисот граммов, — прокомментировал продавец.

… обхватил ладонью, поднял на уровень глаза.

— Вы можете прицепить к нему лазерный целеуказатель, который будет подсвечивать точку попадания красным светом, или фонарь для стрельбы в тёмное время.

— Сколько вы за него хотите?

— Четыреста экю, если возьмёте ещё и лазерный целеуказатель.

— Скажите, Ксавье, а куда я могу деть вот это? — японец постучал пальцем по до сих пор лежащей на стойке игрушке.

— У вас есть дети?

Юраба отрицательно помотал головой и поцокал языком.

— Я готов забрать его у вас за десять экю. Приспособлю для тренировок в собственном тире.

— У вас есть свой тир?

— Да, конечно, на заднем дворе. Кстати, хотите попробовать свой HS2000?

Японец посмотрел на свою руку, которая до сих пор сжимала хорватский пистолет, и неуверенно кивнул.

— Тогда оплатите сто патронов, и идёмте, я всё вам покажу.

Ксавье приглашающе махнул рукой и скрылся в темноте служебного коридора. Юраба аккуратно обогнул стойку и двинулся за ним.

Через двадцать минут он уже вышел, держа в левой руке пластиковый кейс с новым пистолетом, а правой горячо пожимая руку продавцу.

— Юраба, — проникновенно говорил Ксавье. — Не знаю, как ты умудрился свалить двух бандитов, но настоятельно тебе рекомендую, сходи на стрельбище. Это рядом. Выйдешь за северные ворота, свернёшь налево, и надо пройти всего пятьсот метров. Тебе следует ставить руку. Она дрожит.

— Я сегодня же схожу, Ксавье-сан, — уверил его Ринеру. После того, как продавец показал ему мастер-класс по стрельбе, японец проникся к тому великим уважением.

Меч, карающий в руке мастера Будет бессилен и бесполезен, В руке неопытного ребёнка.

Мне следует много учиться, думал Юраба по пути в ювелирный магазин. И начать стоит прямо сейчас, пока не забылись приёмы, которые показал уважаемый Ксавье.

Ювелиром оказался неожиданно молодой, смешливый парень. Он, сверкая белозубой улыбкой, долго вертел драгоценности под лупой, а затем небрежно бросил их на стойку и заявил:

— Бижутерия. Три экю за всё.

Изумлению Юрабы не было предела. Он махнул рукой, и, не раздумывая, вышел из магазина, оставив на прилавке предательские украшения.

Ничего удивительного, решил он через несколько шагов. Видимо, эти трое лишь хотели казаться богатыми и опасными, а на деле ничего у них не было, кроме пары охотничьих ружей. Скорее всего, думал японец, третий потому и не вышел из машины, что был не вооружён. А как только запахло жареным, тут же сбежал.

До ворот Юраба дошёл за полчаса. Ещё раз уточнил дорогу на стрельбище, попросил снять с пистолетного кейса пломбу, и не спеша двинулся в нужную сторону, по пути то вставляя заряженную обойму в рукоять, то вынимая её. Пистолет при этом издавал солидный, оружейный щелчок. Ринеру с удовольствием вытаскивал и вставлял магазин, щёлкал предохранителем, взводил затвор, в общем, всячески изображал из себя опытного стрелка. Ему не терпелось научиться стрелять как Ксавье, тратя на прицеливание не полминуты, а секунду, и не задумываться над каждым следующим действием.

Не далее пятидесяти метров от нужного поворота сзади послышался натужный рёв мотора. Юраба обернулся и увидел несущийся прямо на него золотистый Порше. Он попытался шагнуть в сторону, но запнулся за камень и упал в кювет. В этот же момент послышался сдвоенный звук выстрела, по голове чиркнуло что-то горячее. Японец в падении перевернулся на спину и больно ударился о землю. Но смог собраться, поднять пистолет и сделать наугад несколько выстрелов. Взвизгнули тормоза, мотор несколько раз чихнул и заглох.

Над дорогой воцарилась тишина. Даже птицы, которые ещё минуту назад перекрикивались, комментируя каждый шаг японца, притихли в ожидании, чем кончится эта схватка.

Юраба осторожно высунул голову из травы и огляделся. В трёх метрах перед ним, задрав левое заднее колесо, как собака ногу над кустом, стоял, уткнувшись носом в кювет, золотистый Порше. Водительская дверь его была вся в дырах. Возле машины валялась такая же двустволка, как и те две, что японец получил от патруля.

Сам патруль не заставил себя ждать. Уже через минуту песочно-жёлтый Хамви остановился, не доехав до Юрабы каких-то пять метров.

— Рассказывай, — безапелляционно приказал старший, даже не выходя из машины.

— Я шёл на стрельбище. Сзади на большой скорости подъехал этот автомобиль, и в меня выстрелили. Я упал, а в падении произвёл несколько выстрелов в ответ. И вот, — Юраба виновато указал рукой на задранный бампер золотистой машины.

— Да, сержант, — заговорил вдруг водитель патрульного автомобиля. — Я сам слышал. Сначала прозвучал двойной ружейный залп, а пистолетные уже потом.

— Ты такой умный, Уолтер? — насмешливо спросил старший. — Думаешь, я глухой? Чтобы впредь не умничал, иди проверь автомобиль.

Водитель, кряхтя, слез со своего места, открыл заднюю дверь Порше, заглянул, затем открыл переднюю, на коленках забрался почти целиком внутрь и через минуту вылез, держа между пальцами пластиковую карточку.

— Виталий Волк, — прокричал он.

— Мне плевать на его имя, — пробурчал в ответ сержант и повернулся к японцу. — А тебя как зовут, стрелок?

— Юраба Ринеру, — с достоинством ответил тот, расправив плечи.

Сержант полистал планшет, ещё раз посмотрел на Порше, затем на гордо стоящего Юрабу, и заметил:

— За сегодня это уже второе нападение на тебя. Причём, нападают одни и те же люди. Я правильно понимаю, что его дружков ты уложил десять часов назад?

— Они напали на меня по пути с базы. С такими же винтовками — японец показал на лежащую в пыли двустволку.

— Это не винтовка. Это охотничье ружьё. Кстати, у тебя кровь на голове. В тебя попали?

— Похоже, что да, сэр.

Сержант вышел из машины, и встал возле японца, возвышаясь над ним на полторы головы.

— По всем правилам я должен оказать тебе первую помощь, но делать уже ничего не надо. Дробь чиркнула по коже и кровь давно остановилась. Ничего страшного. Но теперь, если вздумаешь отпустить волосы, у тебя всегда будет готовый пробор.

Он хохотнул, и тяжело забрался обратно на сиденье.

Подошёл водитель, сел на своё место и насмешливо сказал японцу:

— Кстати, если надеешься выгодно продать машину, то зря. Это не Порше. Это его китайская копия — Б35.

Он развернул Хамви обратно.

— Зайди в банк, — прокричал сержант, не вставая с места. — Я выписал тебе за этого недоумка тысячу экю премии.

Водитель нажал на сигнал, в очередной раз распугав птиц, машина взревела двигателем и запылила в сторону ворот.

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. Форт-Джексон. 26 год, 4 месяц, 17 число. 06:15

Я не спеша вёл мопед по затихшему городу и размышлял. Вокруг стояла почти абсолютная тишина. Солнце только-только протягивало лучи над горизонтом, разгоняя предрассветную серость розовыми сполохами. Небо градиентом переходило от абсолютно чёрного цвета в смесь оранжевого, розового и белого.

Городок спал. Похоже, что и сторожевые собаки в этот час легли отдохнуть, потому что за весь путь я не слышал лая даже вдалеке. Несмотря на усталость после бессонной ночи, шёл пешком, ведя мопед за руль, потому что было бы кощунством нарушать мирную, патриархальную тишину грохотом мотора.

Я брёл к гостинице, вспоминая знойные ласки пышнотелой Рут Эндрюс. Судя по всему, случайные связи здесь не приветствовались, и, приди я на час или два раньше, вряд ли меня оставили бы на ночь. Да и тот факт, что под утро, зевая, доктор всё-таки выпроводила меня в гостиницу, тоже говорил о многом.

А для меня это была первая связь за полтора года. Первая женщина после смерти Жанны. До этой ночи я и глядеть боялся в сторону девушек, несмотря на их частое внимание. Всё время казалось, что стоит мне с кем-то связаться, и её постигнет такая же печальная участь.

Ещё полгода назад, в Русской Республике, лаборантка Андрея Александровича, кубинка Эмилия Родригес, несколько раз намекала мне, что ждёт приглашения на ужин, переходящий в завтрак. Но я усердно делал вид, что не замечаю знаков внимания. Тогда казалось, что общение с любой девушкой будет предательством по отношению к погибшей жене.

С этими мыслями я добрался до длинного одноэтажного здания гостиницы, как пошутил Семёнов, сельского типа, нашарил в кармане ключ, и вошёл в тёмный номер.

Сразу же в нос ударил запах свежей крови. Я включил свет, и увидел распластанную на кровати обнажённую девушку. Горло её было перерезано, кровь залила подушку и одеяло. Одежда комом лежала на полу, щёки несчастной были расцарапаны, грудь и шея в синяках. В деревянной стене, проткнув её тонкой длинной шпилькой, торчала лёгкая серебристая туфля.

Дыхание перехватило, я привалился к стенке, пытаясь унять внезапно застучавшее сердце.

Через минуту, немного успокоившись, присел на корточки и обдумал положение.

Проституток в городке не водилось — нравы в Форт-Джексоне достаточно патриархальны. Кому нужна продажная любовь, едет за ней в Нью-Рино, благо всего двести километров. Значит, убитая — добропорядочная девушка.

Вещи! — вспомнил я. Мы с профессором оставили почти всё в эфиролёте, но кое-какие вещи всё-таки перенесли в гостиницу.

Сумка с одеждой стояла в шкафу нетронутая. Я огляделся, и тут же увидел мой складной нож, который использовал чтобы порезать хлеб и так далее. Он лежал на тумбочке разложенный, лезвие было в крови.

Кто-то всерьёз хочет меня подставить, пришёл я к единственно правильному выводу.

В этот момент с улицы послышались торопливые многочисленные шаги и громкие голоса. Я скользнул в транс и послушал окружающее пространство. К гостинице с обеих сторон приближались не меньше двух десятков мужчин. От всех них веяло злобой. Несомненно, у каждого с собой винтовка. И идут они не для того, чтобы пожелать мне доброго утра.

Первая пара уже подбежала к дверям номера. Я выглянул в окно. Среди деревьев мелькали в бледных ранних лучах солнца люди. Я насчитал пятерых. Выпрыгивать с этой стороны было поздно.

Перед дверью топтались уже не меньше десяти человек. По шторам гуляли три световых круга от фонарей.

— Эй, насильник, быстро верни Дженнифер, и тогда мы тебя просто застрелим! — раздалось снаружи.

— Сэр, я могу пальнуть в него через дверь, — кто-то нетерпеливо топал по общей веранде, сжимая винтовку.

— Не смей, Джулс, ты можешь задеть мою девочку.

Я понял, что влип по полной программе.

К окну приближались тени, пока им не было видно, что происходит внутри, но я был уверен, что за фонарём дело не станет.

Оставалось только попытаться спрятаться. Но куда? Лезть под кровать глупо. В малюсеньком совместном санузле не смог бы укрыться и таракан.

Стараясь не поднимать шума, я вскарабкался на шкаф. Как оказалось, вовремя. Сквозь окно по комнате забегал луч фонаря, через секунду раздался изумлённый вздох.

Я вошёл в транс, и постарался максимально слиться со стеной.

Согнул ноги и подтянул их к животу, сложил руки на груди, стараясь, чтобы ни один палец не выходил за пределы шкафа. Затем вошёл в резонанс с вибрациями трёхслойной деревянной стены, гардероба, сделанного из распиленного на тонкие доски ствола неизвестного мне дерева. Прочувствовал их колебания, постарался, чтобы и мои с ними совпали, и начал транслировать эти вибрации во всех доступных диапазонах.

Я даже закрыл глаза, хотя мог ощущать всех на несколько километров вокруг и не используя зрение.

— Мистер Сандерс, мистер Сандерс, — раздался молодой голос. — юноша, почти подросток, оббежал гостиницу кругом с тыла, и теперь приближался ко входу. К нему повернулся полный человек в полосатом пиджаке и широкополой шляпе.

— Что, Сэм, мальчик мой?

— Я её видел, мистер Сандерс.

— Как Дженнифер? С моей девочкой всё в порядке?

Юноша замялся, зачем-то повернулся на одной ноге, сделав полный круг, и, видимо, набравшись смелости, выпалил:

— Он её убил, мистер Сандерс!

На пару секунд воцарилась тишина, затем перед дверью раздался многоголосый дикий рёв.

В дверь заколотили множеством кулаков.

— Ломайте, ломайте! — не своим голосом заверещал мистер Сандерс.

Я, как только мог, вжался в стену, изо всех сил представляя себе, что меня здесь нет.

Раздался звон разбитого стекла, по полу забренчали осколки. По подоконнику нетерпеливо колотили прикладами винтовок.

В дверь монотонно лупили чем-то тяжёлым. Основательные деревянные филёнки честно сопротивлялись ещё с минуту, затем не выдержали натиска. Сама дверь осталась на месте, но средняя её часть разлетелась, в проём высунулась нога в тяжёлом ботинке.

Полминуты поёрзав, мужчина смог освободить конечность, и в дверь застучали снова. На этот раз треснувшее полотно не смогло сдержать атакующих, сломалось пополам, и в дверной проём ввалился толстый мужчина в камуфляже. Он несколько секунд лежал на животе, тяжело отфыркиваясь, а из-за его спины уже лезли остальные.

Окно с грохотом распахнулось, и в него, явно с чьей-то помощью, влетел невысокий худой молодой человек. Он с разгона ударил головой мистера Сандерса в бок, тот непроизвольно отступил назад, отдавив при этом чью-то ногу, и согнулся.

— Ой, — пискнул проскочивший в окно. — Извините, мистер Сандерс.

— Где он!? — Сандерс бешено вертел головой, не обращая ни на что внимания.

Наконец, взгляд его упал на кровать. Он на секунду замер, затем без сил опустился на пол.

— Моя девочка, — бормотал Сандерс в мгновенно наступившей тишине. — Что этот подонок с тобой сотворил?

Он причитал настолько жалобно, что затихли даже те, кто стоял на улице. Что говорить, если и я, не имея к произошедшему ни малейшего отношения, почувствовал стыд.

Постепенно в задних рядах нарастало ворчание. Слышались крики: «Убить подонка!», «Смерть!».

Я настолько упорно старался раствориться в окружающем пространстве, что уже и сам верил, будто меня нет, а мужчины тем временем заглядывали в душ, под кровать, открывали шкаф…

— Сладкая моя! — Сандерс, плача, поднял дочь на руки, и понёс на улицу. Толпа расступалась перед ним.

Оставшиеся в номере перевернули кровать и зачем-то разбили её на части. Кто-нибудь время от времени заглядывал на шкаф, но меня, к счастью, не увидели.

— Сжечь здесь всё! — раздался чей-то взволнованный голос.

Ему повторили двое или трое в толпе, кто-то даже приготовил зажигалки, но тут вмешался хозяин гостиницы.

Это был немолодой жилистый негр, одетый в джинсы и майку без рукавов, и босой. Видимо, приближающаяся толпа выдернула его прямо из постели.

— Джентльмены! — гулким басом закричал он, пытаясь перекрыть шум всё увеличивающейся толпы. — Джентльмены! Я-то здесь причём? Пусть виноват постоялец, но отель-то мой. Не надо лишать меня единственного источника дохода, будьте благоразумны.

Его попытка удалась, зажигалки исчезли, разговоры о поджоге прекратились. Только один краснолицый худой мужчина средних лет ещё минуту покрутил в руках свою «Zippo», явно примеряясь, что бы такое подпалить, но поймав неодобрительные взгляды, суетливо достал из кармана сигару, и закурил.

Ой-й!!! — раздалось невдалеке, и в толпу, раздвигая её плечом, ворвалась средних лет женщина в длинной, до щиколоток юбке, и цветастом платке, наброшенном на плечи.

Её тут же подхватили под локти и попытались мягко выпроводить из комнаты.

— Сэди, иди домой, — слышалось отовсюду.

Но попытки были бесполезны. С утробными криками женщина ворвалась обратно в номер и замерла на пороге. После поисков в комнате царил разгром. На полу валялись куски изломанной кровати, от моей сумки осталась только ручка, остальное, видимо, вынесла толпа. У самого входа кучей было брошено окровавленное бельё.

Сэди со звериным рёвом вскинула руки к небу, два раза вскрикнула, потом глубоко вздохнула, и, глядя прямо на меня, прокричала:

— Чтоб ты горел в аду, убийца! Чтобы твои дети тоже горели в аду!

Меня передёрнуло. Неужели она заметила, подумал я.

К счастью, Сэди подхватила с пола разорванное толпой платье девушки и позволила вывести себя на улицу.

Толпа потихоньку начала рассасываться, и я совсем уже собирался слезать с чудом уцелевшего шкафа, когда снаружи раздался стук и в комнату ввалился молодой человек в клетчатой рубашке, клетчатых брюках и клетчатой кепке. В руках он, тяжело дыша, нёс штатив, и длиннофокусный фотоаппарат.

Хорошее дело, подумал я. Если меня не могут увидеть люди, то фотокамере зрение не обмануть. Он только начнёт наводить её на шкаф, как я окажусь у него на экране.

Я почувствовал приближающуюся панику. Уйти мне было некуда, вокруг номера, наверное, собрался весь город. Что делать, я не знал.

— Флостон! — раздалось снаружи. — Джеймс Флостон!

Репортёр прекратил устанавливать штатив, и выглянул наружу.

— Мистер Флостон, — послышался знакомый бас хозяина гостиницы. — Давайте я приведу номер в порядок, а потом вы его снимете. А то ведь получится отвратительная реклама моему отелю. Не дай бог, какой турист увидит эти снимки, и решит, что у меня всегда так. Или снимите соседний номер. Он точно такой же, богом клянусь.

— Но ведь… — пытался вставить свою реплику в монолог корреспондент.

Но хозяин отеля не замолкал.

В этот момент я обратил внимание, что в номере никого нет. Аккуратно спрыгнул со шкафа, стараясь не наступить на щепки от кровати, перешёл в душ, и, тяжело дыша, сел на унитаз. Что делать дальше, я не имел ни малейшего представления.

Глава 4

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Посёлок Суэрте. 26 год, 4 месяц 16 число. 05:50

Посёлок Суэрте появился на месте лагеря золотоискателей и давно оброс инфраструктурой. Были здесь магазины, в которых можно купить всё, что угодно, от свежего хлеба, до прикроватного столика, автозаправка, куда раз в три месяца приезжал огромный бензовоз, швейное ателье, где не только могли поставить заплату или укоротить брюки, но и шили очень неплохие платья, сверяясь с ежемесячными каталогами от торгового дома Fissa. На единственную площадь Суэрте глядела пыльной витриной парикмахерская, которую почему-то все называли цирюльней. Глава посёлка, хоть и не считался ещё мэром, построил в самом центре большой двухэтажный дом с набатной колокольней, заранее отдав первый этаж под будущую администрацию.

Чуть меньшее здание принадлежало местному «Банко де оро». Он скупал золотой песок и самородки у десятка оставшихся старателей. Эти увлечённые трудяги до сих пор просеивали дно ранее золотоносной речушки Ауриферо, давшей когда-то начало искательскому лагерю. Суэрте был тихий и мирный посёлок, один из таких, в которых не принято запирать двери, и где каждый знал каждого из пары сотен его жителей.

Сейчас же почти всё население Суэрте отошло от золотого промысла, занявшись более насущными делами — разведением горных коз и овец, из шерсти которых выходил отличный трикотаж, сельским хозяйством, или обслуживанием соседей.

В этот ранний час посёлок спал, лишь пастухи, собрав по дворам призывно блеющие стада, не спеша конвоировали своих подопечных на горные пастбища.

Двадцать вооружённых человек неслышно вышли из-за деревьев, разом окружив Суэрте со всех сторон. Осторожно, чтобы не нарушить хрупкую утреннюю тишину, бандиты подошли к крайним домам. Старшие активно махали руками, подавая непонятные другим знаки. Вскрыли первую дверь, и в дом неслышно шмыгнули три тени. Стоящие у дверей замерли. Через минуту тройка вышла наружу.

Если бы кто-либо наблюдал за действиями вооружённой группы, он бы сильно удивился. Потому что вынесли из дома не деньги или ценности. На руках у одного из ворвавшихся, доверчиво положив голову на плечо и причмокивая губами, спала девочка лет пяти-шести. Человек с ребёнком на руках, стараясь не шуметь, отошёл к дороге. Тут же к нему подбежал второй, быстро сделал малышке укол, после чего бандит понёс ребёнка в чащу.

В остальных частях небольшого посёлка происходило то же самое, лишь кое-где время от времени слышались приглушённые хлопки пневматических пистолетов. Это нападавшие стреляли снотворным в немногочисленных проснувшихся родителей. За неполный час слаженная группа вынесла из домов два десятка детей до восьми лет, сделав при этом не больше десяти выстрелов.

Четыре группы сошлись с разных сторон на единственную площадь, перед жилищем главы. Здесь разрозненные отряды объединились. Командир приклеил на дверь центрального здания какую-то бумагу, после чего отряд так же тихо покинул населённый пункт. В самый большой в Суэрте дом бандиты заходить не стали.

Никто из нападавших не видел, как следом за удаляющимся отрядом двинулась незаметная в серой предрассветной мгле тень.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 16 число. 11:00

Профессор Джон Маверик, развалившись сидел в мягком кожаном кресле и пил кофе с молоком. Настроение было прекрасным. Теперь можно будет не только закончить предварительную серию опытов, но и приступить непосредственно к выполнению задачи, которой он посвятил столько лет жизни.

Несчастные крестьяне ещё будут целовать ему руки в благодарность, когда вчерашние беспомощные крошки вернутся домой не простыми детьми, которых нужно кормить, содержать, и ждать, пока вырастут. Их дети станут гораздо большим, чем простые люди.

Эволюцию не остановить, думал профессор. Человек, как биологический объект, уже исчерпал себя. Давно накоплено количество знаний и умений, достаточное, чтобы перейти в качество. И следующим шагом эволюции будет сверхчеловек. Существо с такими способностями, которые обычному обывателю невозможно даже вообразить. А сотворю его я, профессор Джон Маверик.

Правда, двадцать бойцов для такого великого плана — очень мало. Придётся совершить ещё пару набегов на небольшие посёлки и отдельно стоящие фермы. Но цель оправдывает средства, как сказал Никколо Макиавелли.

Опыты с добавлением в рацион подопытной группы этилового спирта прошли на ура. Этилен надёжно подавлял тенденцию личности к саморазрушению, просто выключая её в критические моменты. Единственной оставшейся проблемой была сложившаяся система жизненных приоритетов у взрослых особей. К сожалению, обнулить шкалу ценностей не мог даже спирт. А Джону Маверику не нужна была армия бойцов со сверхспособностями, если те не преданы лично ему, своему создателю.

Ведь и человек до смерти предан сотворившему его богу. Так почему же те, кого творит он, Маверик, не хотят точно так же почитать собственного творца.

Но у особей старше десяти лет градация жизненных ценностей уже сформирована. И поменять что-то в ней практически невозможно. Решение в этом свете профессору виделось только одно — использовать ещё не созревший материал. Брать подопытных не старше девяти лет, с тем, чтобы, применяя наработки в суггестии совместно с воздействием этилена, формировать у объектов нужное мировоззрение и требуемые приоритеты.

Как удачно, что именно сегодня нанятая команда успешно завершила операцию по добыче исходного материала. Можно переходить от давно законченных теоретических изысканий к практическим опытам, а вскоре и к массовому производству.

Профессор отставил в сторону пустую чашку и снял трубку внутреннего телефона.

— Доктор Браун?

— Йа, — послышалось в трубке.

Доктор Йозеф Браун в своё время был очень перспективным выпускником Гейдельбергского университета, последователем самого Карла Бауэра, который, как известно, развивал наработки в области нейробиологии, начатые ещё во времена Третьего Рейха. Именно Браун, со своими материалами по суггестии, смог превратить это направление в великолепное подспорье деятельности лаборатории Джона Маверика.

— Йозеф, сегодня поступила первая партия исходного материала с необходимыми нам свойствами.

— Я уже в курсе, герр профессор.

— У вас всё готово?

— Йа, — Маверик отчётливо представил, как Браун кивает головой, сжимая тонкие губы в улыбке.

— Тогда я направляю к вам первую пару.

— Отлично, герр профессор. Что-то ещё?

— Нет, Йозеф. До связи.

— Видерзеен.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 16 число. 18:00

Витёк сидел на пригорке, за лабораторией и лениво потягивал самогон напополам с вишнёвым компотом, когда открылась дверь, через которую обычно выносили мусор. Техник быстро спрятал бутылку со спиртным во внутренний карман, и принял занятой вид.

Из заднего входа вышли двое охранников в чёрной форме. Они несли носилки, на которых массивной неподвижной тушей лежал Сергей Огромов. Витёк непроизвольно глотнул, и пригнулся, прячась за копну накошенной вчера травы. Охранники прошли в сторону горного склона, и через пару минут вернулись с пустыми носилками.

Витёк дождался, пока дверь за ними закроется, и кинулся к горе.

В той стороне находилась расселина, в которую уже год сбрасывали все отходы. Он остановился на краю и глянул вниз. Там, на мусорной куче, редко и тяжело дыша, лежал Серёга.

— Сергей Петрович, как же тебя так? — пробормотал Витёк.

Техник в три прыжка спустился, легко поднял тело товарища, так же не напрягаясь вылез обратно, и понёс бесчувственного Огромова на руках сквозь заросли, держась вдоль края расселины.

Примерно в это же время в заднюю дверь изнутри ударили настолько сильно, что трёхмиллиметровая сталь изогнулась. Раздался звук лопающегося железа — Буммм! — и вход распахнулся. Из него горохом высыпали четыре фигуры. Это были очень странные люди, которые передвигались на корточках, по-обезьяньи опираясь о землю обратной стороной ладоней.

Оказавшись снаружи, существа молча переглянулись, и гуськом направились к краю вырубленной вокруг здания территории. Первый подошёл к крайнему дереву, и вдруг без разбега и напряжения, одним махом подпрыгнул почти до верхушки, ухватившись руками за толстую ветку. Секунду раскачивался, и, крикнув что-то нечленораздельное, прыжками, перебирая ветви руками, понёсся на юг. Остальные двинулись за ним, так же прыгая по вершинам.

Витёк ничего этого не видел — он нёс тело товарища вдоль расселины. Через пятьсот метров над склоном возвышалась почти на десять метров одинокая каменная скала. Техник донёс свою ношу до крутого склона, и, так же держа тело Огромова перед собой, начал прыгать вверх по едва заметным выступам. Подняться удалось лишь до середины. Тогда Витёк рывком поднял бесчувственного Сергея на вытянутых руках, на секунду замер… и его предплечья стали медленно удлиняться, поднимая товарища всё выше и выше. Наконец, руки достигли ровной верхней площадки, Витёк как смог аккуратно опустил на неё Огромова, зацепился за торчащий там же камень, и рывком втянул себя наверх. Немного поболтал ногами в поисках опоры, и уже через секунду встал над лежащим Сергеем. Руки техника были вполне нормальной длины.

— Ничего, Сергей Петрович, ничего, — бормотал он, оглядываясь.

Вершина оказалась достаточно обжитой. В самом уютном месте лежало какое-то тряпьё, собранное в подобие постели, или, скорее, логова. На солнечной южной стороне торчал заботливо установленный столитровый огнетушитель с брагой, а за камнями прятался стальной чайник с приваренным к носику медным змеевиком, обмотанным вокруг толстой, заваренной с двух концов трубы.

Всё так же причитая, Витёк уложил слабо дышащего Огромова на тряпье, достал откуда-то поллитровую бутылку самогона, и, в несколько приёмов вылил содержимое в рот Сергея, каждый раз терпеливо дожидаясь, пока тот проглотит жидкость.

Как только бутыль опустела, тело больного начала сотрясать крупная дрожь, на лбу обильно выступил пот. Несколько минут Огромов катался по импровизированной постели, а Витёк старательно не позволял ему упасть на твёрдый камень. Неожиданно тело изогнулось дугой, и расслабилось. Над чащей леса раздался могучий, с задорным присвистом, храп.

Витёк тяжело опустился на камень.

— Ничё, Сергей, Петрович, — негромко сказал он, не обращая внимание на то, что собеседник его не слышит. — Теперь будем жить. Ты полежи пока. Я пойду, пожрать чего-нибудь принесу. А то ты ж с похмела голодный проснёшься.

Он гигантским прыжком перенёсся на ближайшее дерево и зацепился руками за ветку. Потом, удлиняя предплечья, опустился на землю, и не спеша побрёл в сторону лаборатории.

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. Форт-Джексон. 26 год, 4 месяц, 18 число. 01:15

Я с огромным удовольствием пил кофе и думал, какое же это счастье — после суток вынужденной игры в прятки помыться, побриться, и не спеша смаковать любимый напиток. Напротив меня сидела Рут Эндрюс и старательно рисовала на листке бумаги схему.

— В города заходить тебе нельзя, — поясняла она. — Информацию уже передали, и тебя арестуют в любом населённом пункте.

Я печально кивал головой, а она продолжала.

— Дойдёшь до посёлка Суэрте. Это в предгорье. Но туда тебе тоже нельзя. Твоя цель — научная станция. Это закрытое учреждение, они не входят ни в чью юрисдикцию, так что там тебя не тронут.

— Рут, к чему эти сложности, — наконец высказал я мысль, из-за которой и пробрался ночью в дом доктора. — Ты же можешь сказать всем, что мы провели ночь вместе, и тогда подозрения с меня снимут.

— Не могу. Не будь эгоистичным. Ты завтра уедешь, а мне в этом городе ещё жить и работать. И какими глазами я буду глядеть на соседей?

— Поехали вместе. Будешь работать в другом городе.

— Гена, этот инцидент задел тебя. Но не сильно, потому что ты не местный. Тебе что? Пересидишь на научной станции, прилетит за тобой профессор Семёнов, и вы отправитесь дальше. А за это время здесь найдут убийцу. И всё, ты чист. А если я сейчас послушаю тебя, то разрушу свою жизнь сама. Придётся обустраиваться на новом месте, искать работу. Да и вещей у меня много. У вас только вертолёт, а как я перееду? Что люди скажут? Ты лучше послушай умную женщину.

Я послушал. Умная женщина советовала переждать грозу на закрытой научной станции, а она, когда Семёнов выздоровеет, отправит его за мной. Всё бы ничего, если не считать, что до станции почти тысяча километров. И это расстояние мне придётся пройти пешком, без продуктов и с минимумом вещей.

— Всё, Гена, тебе пора.

Инструктаж был окончен, меня бесцеремонно выпроваживали.

— Рут, может, повторим прошлую ночь? А под утро я уйду.

— Ты не понимаешь? Идти надо сейчас, чтобы ты мог передвигаться по дороге. Утром тебя в окрестностях Форт-Джексона легко могут поймать. Я же о тебе забочусь.

Она погладила меня по голове, и нежно улыбнулась.

— Всё, иди. Удачи.

— Рут, ты умница, ты всё продумала. Кроме одного. Как я за периметр выйду? Меня же патруль на воротах остановит.

— Ой, правда, забыла, — она смущённо улыбнулась, и покраснела. — Забор двора нашей больницы — это периметр города. И в нём полно дыр. Видишь, почему ещё до утра ждать нельзя? Тебе же ещё до больницы добежать надо.

Я грустно кивнул, соглашаясь, поднялся и хлопнул ладонями по бёдрам.

— Ну, тогда, прощай, доктор Эндрюс.

— Прощай, Гена. Удачи тебе.

Сразу в больницу я не пошёл. Решил сначала кое-что проверить, поэтому отправился прямо к дому мэра. Как я и ожидал, мопед стоял у задних ворот, прислонённый к стене сторожки, в окно которой был виден крупный молодой человек, читавший книгу при свете настольной лампы.

Я подождал пять минут, вслушиваясь в ночную тишину, но никаких посторонних звуков не услышал. Тогда, пригнувшись, подобрался к мопеду, осмотрел его на предмет цепи, троса, или какого другого фиксатора, и, ничего не найдя, осторожно повёл транспорт в направлении больницы. Не дождутся — пешком тысячу вёрст топать. Никто ничего не заметил.

В задний больничный двор вела узенькая калиточка, в которую не пролез даже руль. Пришлось выворачивать колесо. Сквозь внешний забор пройти оказалось проще — в углу кирпичи забора осыпались и образовали узкий, метровой высоты, перелаз, перед которым лежала очень удобная куча земли. Не иначе, собаки постарались. Я только раз задел рулём за камни забора, в остальном выбрался за периметр без проблем.

Сразу заводить мотор было нельзя, мог услышать патруль, а удирать по бездорожью от Хамви не было никакого желания. Поэтому я пару часов не спеша, с остановками, вёл своего железного коня в поводу, прежде, чем сел верхом.

Бак был почти полон, поэтому я ехал всю ночь, придерживаясь схемы, которую дала мне Рут, и к утру оказался почти в трёхстах километрах от города. Ужасно хотелось есть и спать.

По времени наступило утро, но в предгорьях обычно светает поздно. Вокруг царила предрассветная мгла. Я долго искал подходящее место, чтобы остановиться, наконец набрёл на небольшой, метров семь глубиной и всего полтора высотой, грот. Кое-как затащил туда свой мопед, и, зевая пошёл к деревьям — рубить лапник для постели. Никогда ещё я не оказывался на природе так плохо подготовленным — из необходимого в рюкзаке были лишь нож и зажигалка, а из оружия — только Беретта. Ночью я не рискнул лезть в эфиролёт за винтовкой — возле него топтались двое вооружённых парней, явно поджидая меня.

Нож разведчика — не самое удобное приспособление, чтобы резать ветки, но через полчаса, то и дело призывая в помощники неведомо чью мать, мне всё-таки удалось собрать себе хоть какое-то ложе. Не на камнях буду спать, и то хорошо.

Уснул мгновенно, будто меня из розетки выключили. Когда проснулся, было уже совсем светло, в солнечных лучах поблёскивала мелкая пыль, а снаружи истошно орали птицы. Я достал из рюкзака краюшку хлеба и солидный кусок копчёной колбасы, честно позаимствованные на кухне доктора Эндрюс, и торопливо перекусил, запивая водой за неимением других напитков.

Судя по карте, в шестидесяти километрах должен быть посёлок Суэрте. До него я ещё смогу доехать, а дальше начинались уже горы, и придётся идти пешком.

Новая земля. Территория Ордена. Порто-Франко. 26 год 4 месяц 18 число. 12:40

Два дня тренировки показали, что до настоящего стрелка Юрабе ещё учиться и учиться. Радовало, что большинство добровольных инструкторов из патруля в один голос утверждали, что задатки у него есть. А после того, как сержант-чех с непроизносимой для японца фамилией Бржихачек показал ему новый способ, количество попаданий стало заметно увеличиваться.

— Држи пистолет у пояса, Юраба-пан, — смеясь, говорил сержант, совершенно невероятным образом глотая гласные. — И мысленно веди прмую линию от дула до мишени.

Понадобился почти час, прежде, чем у Ринеру начало хоть что-то получаться, но зато потом, когда он достиг автоматизма в этом навыке, рука сама направляла ствол оружия в нужную точку почти без участия разума. Юраба был в восторге и раз в день бегал в магазин Ксавье, докупать патроны.

Но на этот раз продавец встретил его с печалью в глазах.

— Приходи завтра. Сегодня у меня компьютер не работает.

— Что случилось, Ксавье-сан? — нетерпеливо спросил японец. — Может, я смогу помочь?

— А ты разбираешься? — Ксавье недоверчиво посмотрел в глаза покупателю.

— На старой Земле я был хорошим программистом, — Юраба гордо взглянул в ответ и по уже сложившейся привычке покрутил пистолет на пальце.

— Ну глянь, — великодушно позволил Ксавье. — Вот, видишь? Я должен отмечать все продажи. И для хозяев магазина, и для налоговой отчётности. Сейчас ты просишь цинк сорокового смит-вессона. Значит, мне надо открыть программу «Склад», и списать в ней необходимое количество. А она уже сама добавит эту сумму в отчёт для налоговой. Вот, я жму, а она почему-то не добавляет.

— Мне нужно две минуты, Ксавье-сан. Я посмотрю, что можно сделать.

Вскоре Юраба понял, в чём причина. Были отключены службы налоговой отчётности. Программа открывалась, но не ассоциировалась с другими приложениями. Через минуту всё было включено, и довольный Ксавье выдал японцу цинк патронов.

— Вам следует проверить операционную систему, — пояснил Юраба. — Подобное скорее всего повторится после выключения или перезагрузки.

— Ты можешь? — глаза продавца горели надеждой. — Тогда деньги за патроны я верну.

— Это займёт около часа. Кроме того, мне нужно взять в гостинице флешку с рабочими программами. Если подождёте, я с удовольствием приведу ваш компьютер в порядок.

Ксавье с готовностью закивал головой, и японец, оставив цинк с патронами на прилавке, вышел на улицу.

Работа заняла немногим больше часа. Компьютер никто уже давно не обслуживал, да и Юраба соскучился по любимому делу, так что почистил и настроил он всё, до чего дотянулись руки. Ещё двадцать минут ушли на обучение продавца пользованию служебными приложениями, чтобы не звать программиста в случае мелких недоразумений.

А потом они вдвоём пили великолепный заленточный китайский чай. Ксавье постарался, и церемония даже чем-то напоминала японскую. Чайник стоял на спиртовке с еле заметным огоньком, чашки были хоть и с ручками, но по-японски миниатюрными, так что Юраба был доволен. Не столько самой церемонией, сколько отношением к нему такого опытного воина, как Ксавье.

— Заработать хочешь? — спросил продавец после третьей чашки.

Юраба вопросительно поднял глаза.

— Мои знакомые держат ипподром в Нью-Рино, — пояснил продавец и замолчал.

Японец, однако, ничего не спросил, и никак не выразил своей заинтересованности разговором. Он считал, что неприлично перебивать собеседника. Поэтому тот продолжил:

— У них сломался компьютер и теперь приходится все расчёты вести вручную. Это неудобно, а главное, они вынуждены отрывать людей от других дел. Поэтому меня попросили поискать приличного специалиста. Здесь всё-таки Порто-Франко, все новоприбывшие едут именно через этот город, — он замолчал.

— Я вас понял, Ксавье-сан, — вежливо ответил Юраба.

— Десять тысяч экю.

— Это большие деньги. Но ведь в Нью-Рино надо ещё добраться.

— О, это не проблема, — расцвёл Ксавье. — Заказчик готов оплатить самолёт туда и обратно.

Японец встал, поклонился гостеприимному хозяину и чайному столу, и деловито спросил:

— Когда лететь?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Вы сможете оформить билет, пока я съезжу за вещами?

Аэропорт выглядел непривычно. Никаких терминалов, никакого контроля багажа. В центре зала Юрабу уже ждал Ксавье, размахивая над головой рукой с зажатым в ней листом бумаги.

— Вот, держи, — вместо приветствия протянул он. — Это твой билет, я уже всё оформил. В Нью-Рино тебя встретит Хулио Моралес. Это и есть представитель заказчика. Пошли, вон твой самолёт.

Ксавье был непривычно энергичен, он едва не тащил японца за собой прямо через лётное поле к небольшому двухмоторному моноплану. У трапа ждала симпатичная девушка в голубой форме с задорно сдвинутой на затылок пилоткой на голове. Ксавье перекинулся с ней парой слов по-русски, Юраба уже научился отличать этот язык, и они вошли в салон.

— Всё, я пошёл. Удачи, — сказал Ксавье и крепко пожал японцу руку.

Ринеру почему-то волновался. На старой Земле ему часто приходилось летать, и это не вызывало каких-то чувств. Но здесь охватил безотчётный страх.

Подошла та самая девушка, что встретила их у трапа.

— Ринеру-сан? — осведомилась она.

— Да.

— Добрый день. Итак, вы сегодня наш единственный пассажир. Туалет находится в задней части салона, не пугайтесь, он самодельный.

Он сделала пару шагов в сторону и в два движения закрыла обе части входного люка. Тут же раздался звук мотора, и пространство заполнил уверенный голос пилота из динамика громкой связи.

— Добрый день, Ринеру-сан, — он говорил по-английски медленно, с заметным русским акцентом, чётко выговаривая все звуки. — Экипаж транспортной компании Демидовск-Авиа приветствует вас на борту самолёта Сессна-триста сорок, выполняющего рейс из Порто-Франко в Нью-Рино. Я капитан корабля, меня зовут Евгений Дробышев. Желаю вам приятного полёта.

Стюардесса терпеливо ждала окончания приветственной речи пилота, после чего проверила пристёгнутый ремень единственного пассажира, и сказала просто:

— Меня зовут Ольга. Если что-то будет надо, нажмите кнопку на потолке. Я буду в кабине. И пожалуйста, не перемещайтесь по салону без дела, это меняет развесовку самолёта и усложняет пилотирование.

— Я понял, — ответил Юраба и для верности кивнул.

Шум двигателя стал сильнее, самолёт качнулся и не спеша поехал на взлётную полосу.

Глава 5

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Посёлок Суэрте. 26 год, 4 месяц 19 число. 12:50

Я лежал под деревом, и смотрел на стоящее чуть в стороне от других жилое здание. Дом пустовал. Это было понятно и по запертой калитке, и по тёмным окнам, и по пересохшему белью на верёвке. Войдя в транс, я подтвердил свои наблюдения, затем, стараясь не шуметь, взял за руль мопед, осторожно прошёл через открытое пространство, закатил в калитку, и осторожно загнал транспорт в сарай.

Странный это был сарайчик. Неправильный. У справного хозяина в сарае что? Верстак, инструмент, тиски обязательно, затем, железки всякие, остатки стройматериалов. А здесь копна сена от угла до угла, а из инструментов лишь коса, тазы и вёдра. Вот за сено я и спрятал своего железного коня. Судя по крикам из-за стены, трава сушилась для козы. Для голодной, давно не кормленной козы. Я поднял охапку на вилы и кинул через перегородку бедному животному. Потом сходил к бочке, вкопанной во дворе, и налил в абсолютно сухую поилку пять вёдер воды. Счастливая скотина стихла, из хлева доносилось лишь довольное чавканье, да редкие стуки рогами по перегородке. Похоже, хозяев нет уже не первый день. Стоит проверить двор на наличие других животных. Нечего им мучиться.

Из остальных представителей фауны обнаружились лишь мыши, да паук сплёл свою сеть в проёме входной двери. Но о мышах хозяева позаботились — возле нор были установлены вполне современные мышеловки. А паука я смёл веником вместе с его снастью, после чего умылся из привычного, почти советского, умывальника во дворе, сел на перевёрнутое ведро и задумался.

Рут упорно не хотела, чтобы я заходил в посёлок. Да я и сам не собирался. Но бросать мопед в горах было жалко, это же всё равно, что в речку выкинуть — до возвращения не доживёт. Кроме того, очень хотелось привести себя в порядок. После ночной гонки по пыльной дороге, ночёвки в гроте и путешествию через чащу, хотелось помыться, а если удастся, то и постирать хотя бы бельё. Вышел-то, практически, без снаряжения, можно сказать, в чём мать родила.

Этот домик стоял на отшибе, от единственного соседского двора его отделял полутораметровый ручей, заросший по берегам достаточно густыми кустами. Портить я ничего не собирался, воровать тоже, поэтому никому не станет хуже, если я в оплату за то, что покормил скотину, приведу в порядок и себя. Кивнув своим мыслям, я поднялся, хлопнул ладонями по бёдрам, и толкнул входную дверь.

В доме было чисто, земляной пол устилали явно самодельные тканевые дорожки, и с первого взгляда обстановка напоминала лубочную деревню, какой её изображали в старых советских фильмах. На окнах ажурные занавески, мебель в основном самодельная, посреди большой комнаты — внушительная каменная печь.

Из пасторального вида выбивались лишь большой плазменный телевизор, урчащий в углу холодильник, да матовая чёрная газовая плита с духовкой. Я зашёл за перегородку, и будто переместился лет на сто вперёд. Кофейного цвета кафельная плитка, пластиковые водопроводные трубы, чёрный, вполне современный унитаз в углу, а напротив него переливалась матовыми стёклами душевая кабина. В эту обстановку отлично бы вписалась стиральная машина-автомат. Я оглянулся. И точно, в углу возле двери скромно пряталась стиралка Bosch, любопытно поглядывая на меня стеклянным иллюминатором из-под наваленного белья. В куче, подготовленной для стирки, я разглядел лишь женские и детские вещи. Интересно, неужели в доме нет мужчины? Для Новой Земли, где по статистике женщин почти на треть меньше, это необычно. Но типично мужских вещей, таких как бритва, например, или шампунь «всё в одном», я не вижу, и полотенца висит только два — женское, розовое, в крупных голубых колокольчиках, и детское — с лошадками.

Я вернулся в комнату и осмотрел стены. Так вот ты какая, хозяйка. С цветной фотографии в простой деревянной раме на меня смотрела черноволосая женщина лет тридцати, одетая в камуфляж. Причём, было ясно, что нарядилась она так не для фотосессии. Камок не выглядел свежим, из кармашка разгрузки торчала рукоять ножа.

Рядом висело фото девочки, лет пяти. Волосы, в отличие от маминых, были такие белые, будто ей мыли голову белизной. Нормальная такая девочка. Бантик, платьице, улыбка до ушей. И мамины карие глаза.

Мужское фото я в конце концов тоже нашёл. Его закрывала печь, поэтому портрет не сразу можно было заметить. Когда подошёл ближе, то сначала подумал, что это зеркало. Худое лицо со впалыми щеками, такой же как у меня ёжик стальных с проседью волос, лесной камуфляж. Только на погонах вместо звёздочек, американские капитанские «шпалы». И глаза, в отличие от моих, светло-карие. Позже всплыли и другие отличия, не заметные с первого взгляда. Лицо чуть уже, нос с небольшой горбинкой, другой изгиб бровей. А по диагонали, в нижнем углу рамки, шла чёрная траурная ленточка.

Всё сразу стало ясно. Я козырнул, отдавая честь погибшему воину, и, снимая на ходу одежду, по-хозяйски направился в душ.

Вода была тёплой, водопровод работал идеально, и через полчаса я вышел свежим, чистым, и гладко выбритым. Не разбирая, затолкал одежду в стиральную машину и прямо на голое тело надел махровый белый халат.

В дверь постучали. Я замер посреди комнаты, размышляя, что делать. Не открыть, боюсь, уже не получится — стиралка довольно ощутимо подпрыгивает на неровном полу. Да и по двору я слонялся не меньше часа, так что соседи вполне могли заметить, пусть даже издалека. Значит, придётся открывать. А уж что сказать, кем представиться, решу по ходу дела. Я подошёл к входной двери, отодвинул щеколду, и потянул ручку.

И тут же мне прилетел прямой справа. Я еле успел сработать корпусом, чтобы уйти от удара. Противник одновременно врезал левой снизу и попал мне под дых. Я застыл на вдохе, и тут же получил ещё, ладонью по уху. В голове зазвенело, я попытался скользнуть в транс, но не получилось — дыхание ещё не восстановилось. А нападавший лупил без малейшей задержки. Я едва успевал закрываться руками, и отклонять корпус. Наконец, получив ощутимый удар в плечо, я смог ответить крюком снизу в подбородок. Раздался звук клацающих зубов, противник на полсекунды замер, и я провёл пинок носком ноги в пах, после чего дёрнул согнувшегося за шиворот на себя и захлопнул дверь.

Разворачиваясь, увидел летящий мне в лицо кулак, подставил предплечье, и ушёл в сторону. Как оказалось, прямо под другую руку. Не обращая внимания на боль в скуле, схватил противника за запястье, крутнулся, и бросил его через бедро. Очень удачно бросил. Тот попал головой в стену и на секунду потерял ориентацию. Но, тут же вскочил, и с рёвом кинулся на меня.

— Я вас, гадов, от моей Сэнди отважу! — заорал он.

— Тебе чего надо? — я сгруппировался, замыкаясь в обороне. Как раз вовремя, чтобы уйти от удара ногой в колено.

— Она моя! — по-медвежьи ревел противник.

Мужчина открылся, я успел влепить прямой в нос, но он, не обращая внимания, навалился на меня всем телом, увлекая на пол. Я ударился спиной и головой, дыхание снова перехватило. Вдохнуть так и не смог — противник схватил меня обеими руками за горло, наваливаясь тушей на руки. Кое-как освободил правое колено, хотел ударить в пах, но не дотянулся. Воздуха не хватало.

— Убью за Сэнди, — рычал мужчина мне в ухо.

В голове стучало от недостатка кислорода, перед глазами всё медленно поплыло. Я упёрся в него коленом, приподнимая, и левой ногой всё-таки дотянулся до паха.

Противник взвыл. Я повторил удар, понимая, что сил уже не осталось. Правая нога держала еле-еле. Вой поднялся на октаву, переходя в ультразвук, но хватка на моём горле не ослабевала. Я замер, и кое-как двинул ногой ещё раз

— А-а! — заорал нападавший, выпустил мою шею и скатился на бок, закрывая руками промежность.

Я вскочил, жадно дыша, и с размаха добавил ему прямо через ладони.

Где-то я видел скотч. На холодильнике. Полминуты ушло на то, чтобы связать оккупанту руки прямо между ногами, вставить между запястьями ручку от швабры, и обмотать липкой лентой ноги выше коленей. Теперь он лежал на полу, в позе эмбриона, без возможности вынуть руки из промежности и тихонько выл.

Я отдышался, и тут же снова раздался стук в дверь. Запахнул халат, крикнул:

— Минуточку, — и поволок нападавшего за шкирку в ванную комнату.

Там снова умылся, спустил воду в унитазе для конспирации, посмотрел в зеркало на наливающийся на щеке синяк, и вышел в прихожую.

За дверью стоял пожилой мужчина в тёмно-синей пиджачной паре и широкополой шляпе. Он приподнял свой головной убор, чуть заметно поклонился, и сказал:

— Можно войти?

— А вы кто? — бесцеремонно спросил я.

— Я Альфред Рикс, глава посёлка Суэрте. С кем имею честь?

— Сухов, — назвался я не своей фамилией.

— Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете, мистер Сухов?

— Я в свою очередь тоже хотел поинтересоваться, что вы здесь делаете, мистер Рикс.

— Повторю, я глава посёлка. Моя задача — следить за порядком на вверенной мне территории, а также за сохранением имущества жителей.

— Хорошо же вы следите, — я повысил голос. — Бедная коза чуть с голода не умерла.

— Какая коза!? — возмутился глава. — Вы вообще кто? И почему гуляете по чужому двору, как у себя дома?

— Я жду, пока вернётся Сэнди. И слежу за тем, чтобы всё осталось цело, а скотина накормлена.

Мистер Альфред заметно успокоился.

— Вы знакомый её мужа? — уже без волнения поинтересовался он.

Я, не отвечая, только провёл руками вдоль собственного тела, предлагая ему самому сделать вывод.

— Да, да. Похож. Извините.

— Мистер Рикс. Я, к сожалению, опоздал. Вы не подскажете, куда уехала Сэнди?

— А вы не знаете? Пойдёмте, выпьем чаю, и я вам всё расскажу. Это страшная, ужасная история.

Он оттолкнул меня от двери и с неудержимостью локомотива медленно, но уверенно, вошёл внутрь.

— Ставьте пока чайник, мистер Рикс, а я выну одежду из машинки, — предложил я, скрываясь в санузле.

Надо было придумать, куда спрятать моего незадачливого противника. Если Альфред Рикс решит перед чаем вымыть руки, мне конец. С минуту я оглядывался, ища какую-нибудь нишу, глубокий шкаф, или что-то подобное. Не найдя, просто затащил мычащего сквозь скотч мужчину в душевую кабину. Потом сложил бельё в таз, и вышел с ним в комнату.

Чайник уже задорно посвистывал на плите, Альфред Рикс деловито доставал из холодильника какие-то пластиковые коробки, а на столе стояли две высокие керамические чашки. Он обернулся с двумя тарелками в руках, хмурясь, посмотрел на моё лицо, и спросил:

— Что у вас на щеке, мистер Сухов?

— Это? — я ткнул пальцем в синяк. — Это как раз из-за козы. Ударил с непривычки сам себя вилами, когда цеплял сено.

— А на шее?

— А что там?

— Там красная полоса, как от верёвки.

— А! Это? Не обращайте внимания. Раздражение от бритвы.

Он задумчиво кивнул, и, наконец, поставил тарелки на стол. На одной была почти целая головка белого сыра, на другой — кусок медовых сот.

Из ванной комнаты послышался ритмичный звонкий стук. Гость насторожился и вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами, давая понять, что сам не знаю происхождение этих звуков.

— Это что-то в ванной. Пойду гляну.

— Вам помочь, мистер Сухов?

— Не надо, мистер Рикс. Если что, я вас позову.

В этот момент снова застучало. На этот раз ритма не было. Интервалы между ударами были то короткие, то длинные.

Я раздвинул стёкла душевой кабины и увидел моего противника. Он лежал, свернувшись пополам, мычал сквозь скотч, и лупил затылком по борту душевого поддона. Я кивнул, и вернулся в комнату.

— Стиральная машина стучит, — по возможности улыбаясь пояснил я.

Рикс кивнул.

— Пойду, поправлю.

Я вернулся к поверженному противнику, взял свой свежевыстиранный носок, засунул в него кусок мыла, и аккуратно заехал тому по затылку. Голова мужчины со стуком опустилась. Я выдохнул, и, стараясь унять бешено стучащее сердце, вернулся за стол.

— Там пол неровный, — оправдался я. — Машинка при стирке подпрыгивает.

— А как вы приехали? — продолжал пытать меня Альфред. — Я не заметил возле дома вашей машины.

— У меня нет машины, мистер Рикс, — я развёл руками. — На службе это неудобно. В патруле мы на служебном транспорте, а в остальных случаях её некуда ставить, да и следить за автомобилем чаще всего некогда.

— Так как вы добрались?

— Меня друг подвёз.

— Он здесь? — глава посёлка огляделся. Было заметно, что он снова нервничает.

— Нет, что вы. Мы шли патрулём в Нью-Рино, вот меня и подбросили.

Чайник истошно засвистел, я снял его с плиты, заглянул в кружки, увидел в них по щепотке какой-то травяной смеси, и налил кипятка.

Глава посёлка внимательно на меня посмотрел, медленно, со смачным звуком, отхлебнул из кружки, затем опустил глаза, и произнёс:

— Я вообще-то здесь по другому вопросу.

Я заинтересованно посмотрел на него. Альфред отвёл глаза и продолжил:

— По грустному вопросу.

— Мистер Рикс, — прервал его я. — Вы обещали рассказать, что произошло.

— Ах, да! Это было три дня назад.

— Что?

— Представьте, раннее-раннее утро. Тишина. Все, кроме пастухов ещё спят.

Я поощрительным кивком предложил продолжать.

— И тут, прямо сквозь предрассветную мглу, в посёлок врываются…

— Бандиты?

— Не похоже. Мы так и не выяснили, кто это был. Нападавших никто толком не видел. А тем, кто заметил, они сразу же вкололи снотворное.

— А что им было надо?

— Это, мистер Сухов, самое странное. Нападавшие не взяли ни цента. Они спокойно входили во все дома, почти без исключения. И выносили из них… — Альфред замер, глядя на меня горящими глазами.

Я не стал его разочаровывать, сделал удивлённое лицо, и шёпотом спросил:

— Что?

— Не что, а кого, мистер Сухов. Нападавшим нужны были лишь маленькие дети. До восьми лет.

— Работорговцы?

— Никто не знает. Но в это проклятое утро Сэнди Андерхилл пропала вместе с ними.

— Её тоже забрали?

— Я же говорю, никто не знает. Может и забрали. А может, оказала сопротивление, и её убили. А может, — он сделал круглые глаза. — Может, она сама была связана с этими нападавшими.

— И что вы в связи с этим предприняли?

— А что в наших силах? — он печально развёл руками. — Сообщили в Форт-Джексон, они обещали разобраться. А пока штаб поселковой дружины как может прорабатывает все возможные версии.

— И какая основная?

— Я не могу вам это сказать.

— Но, похоже, что за этим домом установлена слежка?

— Нет, что вы, — он нервно засмеялся. — Как вам такое в голову могло прийти?

— Я просто интересуюсь. Дело-то ведь неординарное.

— Да, тут вы совершенно правы. А если учесть задолженность Сэнди Андерхилл перед посёлком… — он покачал головой.

— Что за задолженность?

— Она не оплатила взнос в поселковый банк взаимопомощи, не выплачен пай на строительство детского сада, нет оплаты содержания поселковой дружины. Кроме того, подходит срок выплат по кредиту.

— И за этим вы и пришли?

— Нет, что вы! — начал оправдываться Альфред, но потом твёрдо глянул мне в глаза, и кивнул. — Да, сэр. Как глава поселения, я не могу оставить финансовые вопросы без внимания. Меня именно для этого и назначили на мою должность.

— А скажите, мистер Рикс, все эти выплаты обязательны?

— А как же! Детский сад нужен в первую очередь самой Сэнди.

— Зачем?

— Так Трэси же растёт.

— Трэси пропала, — напомнил я. — И если поселковая власть не найдёт украденных детей, то зачем в Суэрте вообще нужен будет детский сад? Чтобы в следующий раз, невзирая на дружину, на содержание которой вы, между прочим, требуете денег, всех ребят увели уже централизованно? Вы этого хотите!?

— Что вы такое говорите? — Альфред не на шутку перепугался.

— А что я могу подумать, мистер Рикс? Приходит глава посёлка, и вместо отчётов о поисках пропавших детей, требует денег. Поневоле задумаешься, а не замешан ли и он сам в этом преступлении?

— Как вы могли такое предположить? Я… я руковожу посёлком уже четыре года! Почти со дня его основания!

— У вас тоже пропали дети?

— Нет, ко мне…

— Вот видите. Почему нападающие вынесли каждого ребёнка кроме ваших?

Альфред покраснел как варёная свёкла. Он смотрел на меня исподлобья ненавидящим взглядом, минуту помолчал, а затем еле слышно пробормотал:

— Я не знаю, почему захватчики не ворвались ко мне в дом. У меня тоже нет замка на двери. Я не знаю, — он тяжело задышал, и почти крикнул мне прямо в лицо: — Я здесь ни причём!

— Тогда я вообще не понимаю ваших действий, мистер Рикс, — спокойно заметил я. — В подобной ситуации я бы наизнанку вывернулся, но возвратил людям сыновей и дочерей. Или хотя бы доказал, что вы не имеете к этому отношения. Ведь два и два люди сложат быстро. А в итоге вы можете не только расстаться с постом главы, но и с жизнью.

Собеседник мелко кивал, не поднимая головы. Я продолжил:

— А вы вместо этого ходите, и вымогаете деньги у совершенно непричастных к делу людей.

Он поднял красное лицо и вздохнул.

— Я…

— Не надо, мистер Рикс. Мы пока не будем делать никаких выводов. А вот вы обязательно сделайте.

Альфред поднял на меня внезапно посветлевшие глаза, и воскликнул:

— Так это вас прислали из Форт-Джексона? А где ваша оперативная группа?

— Давайте пока не будем ничего обсуждать, мистер Рикс, — прервал я его. — Идите, и постарайтесь восстановить события того злосчастного утра.

— Да-да, конечно, — он поднялся, сутулясь дошёл до входной двери, не глядя взял с полки шляпу, и прямо так, не надевая её, вышел на улицу.

— До свидания, мистер Рикс, — крикнул я вслед. По-моему, он меня даже не услышал.

От одного гостя я отделался, пора было заняться вторым. Тем более, что ритмичные стуки из душевой кабины восстановились. Я вошёл, и внимательно оглядел своего пленника. В душевом поддоне лежал крупный, полнеющий мужчина с длинными тёмно-серыми волосами, стянутыми в небрежный хвост. Из одежды на нём были пятнистые от грязи зелёные джинсы и тускло-розовая футболка с буквами «JA» в красном круге и надписью «Jefferson airplane. Bark». На ногах он носил пыльные резиновые шлёпанцы.

Я подошёл, и пленник умильно поднял глаза, пытаясь поглядеть мне в лицо. Потом задёргался и что-то убедительно промычал из-под скотча.

— Кричать будешь? — спросил я.

Он энергично замотал головой, и снова промычал что-то убедительное.

— Ну ладно.

Я резко оторвал полосу липкой ленты от его рта, и он коротко и оглушительно крикнул. Я присмотрелся. Над верхней губой мужчины кое-где торчали стали остатки светло русых, сливающихся с кожей лица, усов. Остальные волосы были густо налеплены на скотч. Неудивительно…

— Ну, извини, — сказал я.

— Больно, — пожаловался пленник и пожевал губами. — Можно попить?

Я налил в бутылку воды и дал ему. Мужчина жадно присосался к горлышку, выпил до дна, и только тогда отпустил бутылку и удовлетворённо задышал.

— Грэг, — сипло сказал он. — Грэг Гибсон. Вы извините, мистер инспектор. Я думал, опять конвойники к Сэнди лезут.

— А она тебе кто?

Грэг смутился, поёрзал мокрым боком по поддону, и буркнул:

— Никто. Развяжите.

— А драться не полезешь?

— Я что, самоубийца? Нет, конечно.

Я взял с полки маникюрные ножницы и за десять секунд разрезал липкую ленту. Мужчина разогнулся, попытался вытянуть руки и зашипел.

— Затекло всё. Лихо вы меня.

Он с минуту ещё барахтался на дне душевого поддона, прежде, чем смог уверенно встать на ноги. Весь правый бок его был мокрый, нос распух, на скуле беззастенчиво синела точно такая же гематома, как у меня. Грэг ещё раз смущённо посмотрел мне в глаза, и сказал:

— Я слышал ваш разговор, — помолчал несколько секунд, и неуверенно попросил. — Пойду я, а?

— Конечно, Грэг.

Он шустро прошаркал своими шлёпанцами в прихожую, хлопнула входная дверь, и стало тихо. Я стоял посреди ванной комнаты, приводя мысли в порядок. Вдруг раздался настойчивый писк.

Я недоуменно огляделся. Никаких непрошенных гостей больше не было. Писк повторился. Оказывается, стиральная машина закончила с моей одеждой, и так ненавязчиво просила забрать бельё.

Всё было почти сухое, что при окружающей жаре только придавало комфорта. Я с удовольствием оделся. Пора бы и честь знать, подумал я. Но перед уходом следует позаботиться о братьях наших меньших.

Я вышел во двор, принёс козе ещё пару охапок сена, затем взял ведро, и направился к стоящей между грядок бочке. И в этот момент в меня выстрелили. Инстинктивно я упал чуть раньше, чем прилетела пуля, поэтому вместо меня досталось прислонённой к дому лопате. Я мгновенно скользнул в транс и огляделся. Вокруг было два десятка людей, но все они занимались привычными делами и находились на своих обычных местах. Кто в огороде, кто у себя на диване перед телевизором, кто на кухне своего дома. Единственный человек, вызывавший подозрение, выглядывал из-за толстого, в три-четыре обхвата дерева, метрах в пятистах в чаще за пределами городка. Увидев, что я лежу без движения, он змеёй юркнул между деревьев, и вскорости пропал из поля моего внутреннего зрения.

Интересно, кому ещё я мог помешать? Да и засиделся я в доме. Пора в сторону научной базы, а то Семёнов меня не найдёт, размышлял я. Сейчас соберусь, и двину. А пойду как раз по восточной стороне. Если повезёт, встречу этого горе-снайпера.

Я зашёл в дом, набрал в пластиковую бутылку воды, прихватил голову сыра, потом подошёл к оружейной пирамиде, стоящей у стены, открыл, и долго её разглядывал. Стало понятно, что здесь раньше жил военный. В пазах рядышком стояли М16А4 и АК103, оба с подствольными гранатомётами, на нижней полке горкой был свален пяток американских гранат М61 с выкрученными наполовину запалами, и три цинка разнокалиберных боеприпасов. Ещё два оружейных места в пирамиде пустовали.

Я не стал грабить одинокую женщину, взял лишь пару горстей патронов для своей Беретты. Тем более, что оказались они русскими, с индексом 7Н31.

Потом подготовил снаряжение, попрыгал, проверяя не гремит ли что, вышел из дома, и захлопнул дверь. Замка не было, только защёлка в ручке, и щеколда с внутренней стороны. Лёгким бегом я преодолел сотню метров до кромки леса, и углубился в чащу.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 18 число. 22:50

Юраба Ринеру сидел за столиком и с удовольствием потягивал дешёвое, но от этого не менее вкусное местное вино. Он уже знал, что на Новой Земле растёт дерево, плоды которого напоминают привычную каждому японцу сакуру. Именно из него и получается этот замечательный слабоалкогольный напиток. В десяти метрах на сцене задушевно и очень красиво пела легенда Новой Земли — Карменсита.

Выступление этой милой девочки напомнило Юрабе его работу, хотя пение живой звезды было совсем не похоже на концерт той виртуальной, к созданию которой японец приложил руку. Ринеру отдыхал.

Заказ выдался нелёгким, тем более, приступил Юраба сразу же, как только сошёл с трапа самолёта. Весь сегодняшний день он провёл перед монитором, лишь время от времени выбегая в другие помещения, чтобы исправить физически то, что нельзя было сделать удалённо. Как оказалось, сервер, считающий ставки, распределяющий процент выигрышей, и проверяющий вероятности, вовсе не был сломан. Как всегда, проблема решалась программными методами. В частности, в этот раз пришлось выставить протоколы и синхронизировать с главной машиной почти сотню рабочих станций.

Задание было выполнено чуть более, чем за полдня. Остальное время японец по личной инициативе оптимизировал все попадавшиеся под руку компьютеры. На стойке ресепшн в гостинице, куда его определил заказчик, в баре, в который привёл его портье с просьбой посмотреть, «а то что-то тормозит». И даже в автосервисе. Кубинцы на радостях удвоили гонорар, и сейчас Юраба сидел в роскошном даже по староземельным меркам клубе, наслаждаясь красивым пением и вкусным вином. Ему нравился вкус напитка, он напоминал о родине.

— Буэнос ночес, — раздался мелодичный голос.

Ринеру поднял голову. К столику, восхитительно покачивая бёдрами приближалась красивая латиноамериканка. Он кивнул и отсалютовал девушке поднятым бокалом. В её движениях не было ни грамма пошлости. Девушка шагала красиво и изысканно. Она подошла к Ринеру и чуть наклонилась.

— Я Вероника де Охеда.

— Юраба Ринеру, — японец встал и поклонился в ответ. Неглубоко и с достоинством, как и положено кланяться при знакомстве с красивой женщиной.

— Не надо поклонов, — Вероника засмеялась. — Я пришла уточнить время вашего отлёта, и поинтересоваться, не нужно ли вам ещё чего-нибудь.

— Спасибо, Вероника-тян, — ответил Юраба. — У меня всё прекрасно. Кроме номера в гостинице мне больше ничего не надо.

— Мистер Ринеру, номер за вами закреплён. И если вы не хотите остаться в Нью-Рино, чтобы сходить, например, на ипподром, или сделать пару ставок в казино, то можете вылететь завтра, прямо с утра.

— Простите, Вероника-тян. Я здесь впервые и ничего не знаю. Может, вы мне что-нибудь посоветуете?

— Всё верно. Именно для этого я и пришла. В нашем городе есть казино, кинотеатры, танцевальные клубы, бары и рестораны. Кроме того, наша семья держит ипподром, и вы можете посмотреть на бега или даже сделать ставки. Это очень увлекательно. А если вы ищете более жёсткие зрелища, то в Нью-Рино проводятся бои всех видов. Начиная от регулярных боксёрских поединков, до боёв без правил. А семья Ланцетти содержит спортивный зал, где проходят все виды женских единоборств, как силовых, так и зрелищных. Многим нравится.

— Я считаю, что женщины не должны драться, Вероника-тян, — назидательно ответил Юраба. — Для этого есть мужчины. А рассказом об ипподроме вы меня заинтриговали. Пожалуйста, поясните, когда проходят забеги, как это выглядит, и как делают ставки. Дело в том, что про ипподром я раньше только слышал, но сам не бывал ни разу.

— О, это очень захватывающее зрелище. Представьте, лошади бегут по кругу, с жокеем на спине, или сзади, в двуколке. Обгоняют друг дружку, каждая стремится прийти к финишу первой. А вы смотрите и болеете за ту, на которую поставили, — щёки у девушки зарумянились, стало понятно, что и сама она — частый посетитель ипподрома.

— Интересно, — задумчиво прокомментировал японец.

— Я так понимаю, можно бронировать вам место на завтра?

Юраба согласно кивнул.

— Тогда я пойду. Мистер Ринеру, когда решите пойти спать, просто назовите портье свою фамилию. Номер вам забронирован.

— Спасибо, Вероника-тян.

Девушка очаровательно улыбнулась, и так же качая бёдрами, направилась к выходу.

Глава 6

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Посёлок Суэрте. 26 год, 4 месяц 19 число. 16:00

Своего несостоявшегося убийцу я почувствовал сразу, как вошёл в лес. Он держался метрах в ста пятидесяти, не выпуская меня из вида. Более тщательное сканирование показало, что это женщина, и у меня совсем испортилось настроение — я вспомнил снайперш, стрелявших наших ребят на Кавказе. А стоит их поймать, тут же сами они прикидывались невинными овечками, норовя собрать побольше народа и обвинить задержавших в изнасиловании.

Но в лесу собирать некого, разве что зверей. Так что я, не выпуская бой-бабу из виду, спокойно двигался в нужном направлении. Так прошло два часа. Ничего, кроме ландшафта, не изменилось. Склоны стали круче, камней больше. Вместо широких ручьёв, почти речек, теперь текло множество мелких, не шире полуметра. Изменился и животный мир. Возле посёлка хищников почти не водилось, а те, кто всё-таки там обитал, были крупные, равнинные. Я за время пути туда уловил стаю рогатых волков, две семьи кабанов, и одного рогатого леопарда, такого же, как и в Дагомее. Выше в горах всё больше встречались ящерицы. Дважды я обходил каменных варанов, и только однажды увидел на ветвях кого-то, похожего на бабуина, но тоже, как ни странно, хищного. В остальном фауна измельчала, деревья в основной массе сменили листья на иглы, трава стала реже.

Женщина упорно шла за мной, время от времени обходя какие-то препятствия, которые я за таковые не считал. Захотелось есть. Я нашёл симпатичный ручеёк, шириной чуть больше полуметра, их здесь протекало множество, сел под дерево и открыл рюкзак.

Выбора особого не было. Кусок салями, ещё из холодильника Рут Эндрюс, который срочно следовало доесть, иначе на жаре не проживёт и дня, головка сыра с два кулака, каравай домашнего хлеба, и пяток огурцов, ненавязчиво позаимствованных с огорода Сэнди. И в качестве напитков к переменам блюд — холодная до ломоты в зубах вода из ручья.

Вот интересно, подумал я, в Дагомее даже в самых высоких горах, в которых я путешествовал, вода в ручьях уже через десять метров становилась лишь прохладной. А здесь — на тебе. Леденючая, что твой Горный Алтай. Видимо, сказывается тот факт, что Сьерра Гранде на четыре тысячи вёрст северней. Подозреваю, что не на всей этой планете привычный переселенцам жаркий климат. Где-то, скорее всего, и снега лежат.

Так, в размышлениях, я не заметил, во-первых, как умял всю колбасу и почти треть каравая, а во-вторых, как пропала моя конвоирша. Второй пункт, впрочем, меня не очень огорчал. Как говорила Красная Шапочка в известном анекдоте: «Дорогу я знаю, секс люблю». Но вопрос секса для меня не актуален, а куда идти я действительно отлично себе представляю.

Дальше путь проходил сложнее. Мне следовало перевалить хребет, к вершине которого я поднимался, затем прошагать десять километров вдоль неширокого ущелья, и снова через водораздел. И чего они все научные станции в такой глухомани строят?

С этими мыслями я остановился. Внутренний радар никак не мог идентифицировать движущихся навстречу животных. То мне казалось, что это четверо охотников возвращаются в посёлок, то наоборот, аура сильно напоминала хищных зверей. Бережёного бог бережёт, подумал я, и, отойдя на тридцать метров вправо, влез на поросший мхом трёхметровый каменный палец.

Некоторое время я приглядывался к аурам идущих навстречу, всё больше удивляясь. Оказалось, это не совсем четверо. Это трое ведут одного. Причём, контролируют его ментально. Аура этого четвёртого была тусклая и монотонная, как рябь на экране телевизора, когда нет сигнала. Если у троих конвоиров превалировал красный цвет, чуть разбавленный, у кого синим, у кого зелёным, то здесь сплошное серое поле. Периодически в этой серости возникали какие-то цвета, чаще жёлтый, страха, и синий. Но они тут же смывались красной волной от одного или нескольких окружающих.

Я никогда ещё не видел подобного ментального контроля. Даже не представлял, что такое возможно. Может, если потренироваться, и у меня бы получилось воздействовать на психику других людей, но пока я всё больше использовал свою чувствительность в пассивном режиме, в качестве сканера.

Не прошло трёх минут, как стало видно, кто и кого ведёт. Среди редких и толстых, часто в два обхвата, стволов показались трое странных существа. По виду это были люди, но босые, растрёпанные, одетые в клочки синих медицинских костюмов. Передвигались они, подобно гориллам, на полусогнутых ногах, опираясь ещё и на тыльную сторону ладоней, не сжимая при этом руки в кулаки. Между ними, монотонно шагая, и то и дело запинаясь о лежащие ветки и камни, безвольно опустив голову, брела моя неудачливая снайперша.

Видимо, женщинам всё-таки не стоит со мной связываться. Прожил почти сорок лет бобылём, не надо было и жениться, подумал я. Жанну убили, Мирдзу, которая прикидывалась моей свояченицей, продали в бордель. Даже дочка мистера Сандерса пострадала лишь потому, что кто-то хотел меня подставить. Теперь вот и эта. Тенденция, однако.

Пока я размышлял, руки почти сами собой, достали из кобуры Беретту, сняли предохранитель, и дослали патрон в патронник. Я уже понял, кто контролировал сознание бедной женщины — вон тот, самый большой, с лысиной в полголовы. Я прицелился, и выстрелил.

Человек, если это был человек, упал на спину, остальные остановились, оглянулись, и вдруг, невероятным прыжком, без разбега, не напрягаясь, заскочили на дерево, ухватившись руками за ветки метрах в пяти над землёй. Однако…

Женщина не теряла мгновений даром. Уже через секунду она скрылась за ближайшим стволом. А лежащий на земле, тот, которому я прострелил сердце, помотал головой, затем приподнялся, опираясь на локти, и вдруг, неуловимым движением, оказался уже на ногах, пристально глядя на меня.

Мозг сразу же будто схватило раскалённым обручем. Я скользнул в транс. На границе ощущений висела надоедливая боль, не давая раскинуть внутренний локатор. Но двигаться, смотреть, стрелять пока получалось.

Двое спрыгнули с ветки, и короткими прыжками приблизились к камню, на котором я сидел. Загнал сам себя, обречённо подумал я, глядя, как их догоняет третий, тот самый, которому я прострелил сердце.

Я попытался провести линию между стволом пистолета и головой одного из нападавших. К моему удивлению, цель дёргалась. Стоило мне наметить точку, как она смещалась в сторону. Я ускорился, и только поймав лоб одного, сразу же нажал спуск. Голова разлетелась как гнилой орех. Нападавший отлетел на метр и свалился на землю, превратившись в кучу, из которой в разные стороны торчали руки и ноги.

И в этот момент на камень сразу с двух сторон запрыгнули оставшиеся монстры. Я не целясь выстрелил в первого попавшегося, и прыгнул вниз, стараясь сгруппироваться.

Как оказалось, попал я снова в того же. Он рухнул в куст, растущий под каменным пальцем. Второй прыгнул следом за мной. Я прокатился по поляне, стараясь скрыться за толстым стволом, но промахнулся, ударился плечом о дерево, и выстрелил из положения «как есть», из подмышки. Как ни странно, попал. Причём, снова в дважды убитого — он как раз выбирался из куста. От выстрела он свалился обратно, и тут на меня прыгнул третий. Я, не успевая даже нормально довести ствол пистолета, судорожно жал на спусковой крючок. Наконец, послышался металлический щелчок — патроны кончились. И в этот же момент на меня обрушился тяжёлый удар кулака. В голове будто взорвалась граната, перед глазами полсекунды плыло, затем меня накрыла темнота.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 19 число. 14:23

Сегодня в Юрабу Ринеру стреляли. Прямо на ипподроме. Японец сначала даже ничего не понял.

В двенадцать часов он пришёл, чтобы смотреть первый забег. От места в ложе для важных персон Юраба отказался. Там сидели очень богато и крикливо одетые итальянцы, он огляделся, затем поднялся на цыпочки и тихо сказал в ухо Веронике де Охеда, которая его привела:

— Можно, я сяду в другом месте? Подобные люди ассоциируются у меня с мафией. Хотелось бы избежать такого соседства.

Девушка расхохоталась, разом завладев вниманием всех сидящих мужчин, но просьбу выполнила — разместила Юрабу рядом, за перегородкой. Там тоже находились дорогие места, куда заходил за ставками букмекер, и официанты приносили напитки.

Скачки неожиданно увлекли японца. Сначала было просто приятно видеть красоту и мощь бегущих лошадей, но где-то через час Юраба впервые в жизни сделал ставку. Конечно же, прежде, чем рискнуть, Ринеру долго пытался вычислить вероятности, распознать принцип размещения номеров на дорожках, но ни к каким определённым выводам не пришёл. Понял только, что нельзя ставить на последнюю дорожку — там обычно бежал аутсайдер или тёмная лошадка.

Сидящий рядом огненно-рыжий мужчина, непрерывно поглощавший в огромных количествах пиво, любезно дал просмотреть таблицу лидеров за прошлую неделю и программу сегодняшних забегов. В результате Юраба решился и, подняв руку, подозвал букмекера.

— Слушаю тебя, приятель, — перед ним во мгновенье ока появился развязный чернокожий молодой человек с блокнотом в руке.

— Я хочу поставить на следующий заезд. На Чёрную Мамбу.

— Сколько?

— Пятьдесят экю, — Юраба протянул пластиковую купюру.

— Одиннадцатый, двадцать третья, пятьдесят, — протараторил букмекер, выхватил деньги и скрылся.

Следующие пять минут Юраба очень волновался. И, как оказалось — не зря. Чёрная Мамба пришла первой, опередив на полголовы второго номера — Дельфина. Уже через десять минут чернокожий букмекер принёс японцу честно выигранные семьдесят два экю.

— Первый раз? — спросил он, поощрительно похлопав Юрабу по спине.

— Да, — тот широко улыбнулся и часто закивал.

— Поздравляю. Что дальше? Сколько, на кого?

— Пожалуйста, подождите. Я подумаю, а потом сделаю ещё ставку.

— О’Кей, — букмекер сделал рукой неопределённый жест и мгновенно скрылся.

Юраба снова принялся изучать программу, как вдруг рыжий сосед бесцеремонно дёрнул его за рукав.

— Пригнись!

Ринеру рефлекторно упал на колени, спрятав голову за спинкой переднего кресла. Ничего не происходило, и тогда японец рискнул высунуться.

Ипподром жил привычной жизнью. Новый забег только объявили, и возбуждённые зрители не сводили глаз с бегового круга. Юраба нерешительно огляделся. Никто не угрожал ему стволом, не держал перед горлом нож.

— Что случилось? — он недоуменно посмотрел на соседа.

В ответ тот молча ткнул в спинку сиденья японца. Там, примерно на уровне груди, темнела маленькая, с мизинец, дырочка.

— Что это? — недоуменно спросил Юраба.

— Это чёртов снайпер. Вон оттуда, — сосед указал на противоположную трибуну.

— Но как?

— Откуда я знаю? Это же не я стрелял.

— Нет, я хотел спросить, как вы заметили?

— А! Увидел вспышку. Кому-то ты, парень, здорово навредил. Ты здесь давно?

— Меня зовут Юраба Ринеру, — японец коротко поклонился.

Жизнь в обществе, состоящем из европейцев, скоро совсем отучит меня кланяться, подумал он.

— Дик Ричардс, — собеседник протянул плоскую как тарелка, заросшую рыжими волосами руку.

— Так ты здесь давно? — повторил вопрос Дик.

— Второй день, — японец пожал плечами. — Меня пригласили отремонтировать компьютер хозяев ипподрома. Вчера вечером закончил.

— А здесь с тобой расплачиваются?

— Что вы имеете ввиду?

— Ну, ставками, — собеседник помахал ладонями, видимо, демонстрируя процесс игры на тотализаторе.

— Простите, мистер Ричардс, я не понимаю, что вы имеете ввиду.

— Тебя просили не говорить, что ли? — Рыжий явно имел по этому вопросу своё мнение. — Это зря. И так все знают, как выплачиваются крупные суммы нужным людям.

— Поясните, пожалуйста. Иначе я вас не пойму.

— Да ты что? Ну слушай. Когда хозяевам надо с кем-то втихаря расплатиться, ему просто сообщают номера забегов, лошадей, и сумму, которую надо поставить. И всё. Придраться не к чему — чувак сам выиграл.

— О! Нет, это не мой случай, мистер Ричардс.

— Просто Дик, дружище.

— Да. Дик, это не мой случай. Я выполнил честную работу, мне честно заплатили.

— Так ты на Лопеса работал?

— Боюсь, я даже не могу ответить тебе определённо, Дик. Меня встретила Вероника де Охеда. Она же разместила в отеле, и указала фронт работ. Так что, формально я работал на неё.

— Брось, Раба, — махнул рукой рыжий. — Все знают, что Вероника — племянница Родриго.

— А кто такой Родриго?

— Родриго Лопес — эль хефе. Босс всей этой мафии. Ты для них что делал?

Юраба задумался. Тут же перед ним оказалась кружка пива, и Ричардс сочувственно предложил:

— На, выпей. А ты какой-то зажатый. Хотя, я тебя понимаю. Если бы в меня стреляли, я бы тоже испугался.

В каждом селении на пути Его встречают выстрелы. Ведь он и сам — стрелок.

Юраба взял протянутый напиток, ещё раз повторил про себя получившуюся хокку и улыбнулся. Стрелок…

От пива стало гораздо легче, исчезла зажатость, появилась лёгкость в мыслях.

— Как вы думаете, Дик, кто в меня стрелял?

— Не могу сказать, дружище. Ты же не ответил на мой вопрос.

— Какой? — японец напрочь не помнил, о чём спросил собеседник.

— Что ты для них делал?

— А! Ничего противозаконного. У них вышел из строя компьютер на ипподроме. Вот я его и ремонтировал.

— Надо охране сообщить, — сменил тему Ричардс. — Сейчас.

Он поднял руку и пощёлкал пальцами. Тут же перед собеседниками как из земли вырос длинноволосый мальчишка в повязанном вокруг пояса фартуке.

— Чего желаете? — он дежурно улыбнулся.

— Позови начальника охраны. В моего друга стреляли.

Мальчишка побледнел и пулей сорвался с места.

— Ждём, — невозмутимо сказал Ричардс, и отвернулся к кругу.

Юраба ещё с минуту оглядывался, ожидая прихода охранников, возможно, криков «Всем лежать!» или чего-то подобного, но все вокруг были увлечены забегом, и никто не обращал на него внимания. Тогда и японец вернулся к программе, пару минут прикидывал, затем подозвал букмекера.

— Какой следующий забег? — спросил он.

— Четырнадцатый.

— Тогда на двадцатый номер. Аргентина. Сто экю.

— Четырнадцатый, двадцать, сто, — парень с ловкостью фокусника выхватил приготовленную купюру и исчез.

Юраба взволнованно следил за своей избранницей, а на последнем круге, когда Аргентина шла нос к носу с номером четвёртым, даже начал подбадривать.

— Ёсь! Ёсь! — высоким голосом кричал он. — Хаяку! Икудзё! [это «Давай! Давай! Быстрей! Вперёд!»]

А когда двадцатый номер на последней прямой вырвалась вперёд почти на полкорпуса, первой преодолев финишную черту, японец выкрикнул привычное: «Ятта Екатта!» [это «Есть! (получилось) Какое счастье!»] и тяжело плюхнулся на сиденье. Он даже не заметил, что последний круг забега провёл на ногах.

Тут же ему на плечо легла пухлая тяжёлая рука и мягкий голос спросил:

— Мистер Юраба Ринеру?

Японец поднял голову. Рядом стоял невысокий полный человек в коричневом плаще, с каштановыми волосами и такими же бакенбардами. От него крепко пахло виски.

— Да, это я, — Юраба встал. — Вы не могли бы представиться?

— Я агент Смит.

Ринеру с трудом сдержал смех. Неказистый человек совершенно не вызывал уважения.

— Из матрицы? — с издёвкой спросил он.

— Нет. Из службы безопасности. — Смит даже не улыбнулся. — Расскажите, что здесь произошло?

— Боюсь, я не смогу сказать что-то определённое, агент Смит, — пожал плечами Юраба. — Я ничего не видел, кроме вот этого отверстия.

Он встал и указал пальцем на след от пули, про который совсем забыл, наблюдая за забегом.

— Ваши сто шестьдесят семь экю, — в проходе возник букмекер, протянул Юрабе выигрыш и только после этого повернулся к агенту. — Привет, мистер Смит. Снова что-то ищете?

— Делай свою работу, Мики, а я буду делать свою.

— Как скажете, — букмекер пожал плечами и удалился.

Смит снова повернулся к японцу.

— Так вы говорите, пуля попала сюда? — он зачем-то ткнул пухлым пальцем в дырку.

Юраба молча закивал.

Смит ловко достал из внутреннего кармана кожаный несессер, вынул из него маленький блестящий пинцет, пару секунд повозился, и бросил на ладонь чуть сплюснутую, тускло поблёскивающую, золотистую пулю.

— Русская снайперская винтовка, — уверенно сказал он. — Вам повезло.

— Повезло?

— Стреляли из СВД — это отличное оружие. И надо быть идиотом, чтобы промахнуться из него с трёхсот метров.

— Почему трёхсот? — Юраба ничего не понимал.

— Смотрите, — Смит сунул пинцет в отверстие и пальцем указал японцу примерное направление. — Стреляли вон оттуда. Там трибуны. Дальше спрятаться негде, если, конечно, снайпер не сидел за километр отсюда, на крыше какого-нибудь дома. Но тогда и траектория полёта пули была бы круче. А значит, стреляли с трибуны.

— И о чём это вам говорит?

— Ха! Да только о том, что у снайпера есть собака-поводырь, — агент гортанно, с хрипами, рассмеялся, лицо его мгновенно покраснело.

Успокоившись, он вынул из бокового кармана не очень чистый клетчатый платок и вытер лоб, шею и уши.

— Я ничего не понимаю, — честно сказал Юраба.

— Почему он промахнулся?

— Я присел.

— А почему ты присел? — Смит напряжённо смотрел Юрабе в глаза, лицо его снова начало краснеть.

— Меня дёрнул вот… — японец хотел указать на Ричардса, но рядом никого не было. — Э… человек, который сидел вот на этом самом месте.

— И который почему-то ушёл.

— Может, он ещё вернётся? — неуверенно проговорил Юраба.

— Как он назвался?

— Дик. Дик Ричардс.

— Хм… Дик Ричардс. Проверим, проверим… — Смит шумно почесал затылок. — Где вы остановились?

— Меня пригласила Вероника де Охеда, она же поселила в отель. Здесь же, при ипподроме.

— А! — воскликнул агент. — Так вы и есть тот самый компьютерный специалист?

— Ну да.

— Прошу прощения, мистер Ринеру. Вы не будете против, если вечером я зайду к вам в номер? Возможно, придётся задать вам ещё кое-какие вопросы.

Юраба только открыл рот, чтобы ответить, как агент прервал его:

— Ничего страшного, сэр. Возможно, мне лишь понадобится уточнить некоторые моменты. Вы не будете возражать?

— Ни в коем случае не буду, мистер Смит. Конечно же заходите.

— Как долго вы планируете здесь пробыть? Может, прислать охрану?

— Нет, спасибо, — Юрабу раздражала такая почтительность. — Я, пожалуй, пойду в отель.

— Всего хорошего, мистер Ринеру. Не буду вам мешать.

Агент Смит тяжело протолкался сквозь стоящих в проходе, и скрылся из вида. Юраба без энтузиазма посмотрел на очередной забег. Прямо перед ним бежала совершенно чёрная лошадь, красиво вскидывая тонкие колени. Жокей на двуколке напряжённо сжимал тонкий длинный хлыст. Почему-то больше это зрелище интереса не вызывало. Ринеру вздохнул, и направился к выходу.

На улице, прямо перед воротами стояла полосатая тканевая палатка с надписью по-английски «Пиво». Рядом толклись несколько человек. Юраба вдруг понял, что очень хочет пить, и встал в очередь.

— Раба, ты что здесь делаешь? — послышался знакомый голос.

Японец выглянул из-за спины впереди стоящего и увидел Дика с двумя большими кружками в руках.

— Тоже решил попить пивка? — дружелюбно спросил Ричардс и для наглядности поднял нагруженные руки.

— Да, — Ринеру кивнул. — Агент Смит выбил меня из колеи своими вопросами.

— Это он умеет, — согласился Дик. — Держи.

Он протянул Юрабе одну кружку, а сам тут же сделал затяжной глоток из второй.

— Спасибо, Дик. Я сам.

Рыжий, не отрываясь от напитка, помотал головой. Наконец, опустил изрядно полегчавшую тару, и продолжил:

— Я потому и ушёл. Он же тупой, как молодой рогач. Думает, что задаёт умные вопросы, а на самом деле не смог бы найти и прыщ на собственной заднице.

Ринеру сделал небольшой глоток. Пиво оказалось великолепным, с чуть горьковатым вкусом, оно замечательно утоляло жажду. Он глотнул ещё раз и посмотрел на Ричардса.

— Ты так думаешь? Мне Смит показался неглупым человеком.

— Он!? — Дик расхохотался, чуть не расплескав пиво. — Да я и сам могу тебе сказать, кто в тебя стрелял, и зачем. Безо всякого расследования.

Юраба напрягся.

— Дик, давай отойдём в сторону. Я бы не хотел кричать об этом на всю улицу.

Раздражение, вызванное агентом, ушло, пиво подарило ясность мысли и приятную усталость. Юраба попробовал повторить гигантский глоток Дика, но закашлялся. Это его рассмешило.

— Иди сюда, — Ричардс стоял уже в пяти метрах, под одиноко растущим деревом. — Постоим в тени, попьём пивка, я тебе весь расклад и обрисую.

— Ну, обрисуй, — согласился, подходя, Юраба. — Пиво слегка ударило в голову, и он следил за походкой.

— Лопесы твои тебя же и заказали.

— Дик, ты говоришь ерунду. Зачем им это надо? Они отлично ко мне относятся. Расплатились без претензий, дали даже вдвое больше, чем договаривались.

— Вдвое больше? Значит, я точно прав!

— Если ты не объяснишь, почему так думаешь, я буду считать, что ты несёшь пьяную чушь.

— Ну, ладно, — Дик снова отхлебнул пива и спросил. — Ещё раз повтори, что ты для них делал?

— Компьютер ремонтировал.

— Тот самый, что считает весь ипподром?

— Совершенно верно.

— А кроме того он ещё что-то считает?

— Сам — нет. Но в серверной, за кабинетом Вероники, стоит стойка. На ней машины, через которые проходят не только ставки, но и бухгалтерия, внутренняя почта, и вообще, много чего.

— И ты туда заходил, — утвердительно сказал Ричардс.

— Конечно. В этих серверах и было всё дело.

— Значит, у тебя имелась возможность украсть пароли, адреса. И скачать секретную информацию, — Дик назидательно покачал пальцем.

— Зачем? Они же мне не враги. Меня наняли для выполнения определённой работы, я её сделал.

— Но Лопес-то этого не знает.

Юраба задумался. Определённый смысл в словах Ричардса был. Вот только, если принять его логику, то получается, что никому вообще доверять нельзя. А Вероника… она ни словом, ни жестом, ни взглядом не показала, что может плохо подумать о Ринеру. Да и…

— Зачем им меня убивать? Я сам завтра улечу.

— И увезёшь информацию с собой, чтобы продать её в другом месте.

— Э… — Японец не нашёлся, что сказать.

Ему бы подобное и в голову не пришло. Однако же вот, совершенно посторонний человек разложил жуткий мотив по полочкам, заставляя Юрабу верить под давлением аргументов. Внезапно, он нашёл ещё одно доказательство своей правоты и торопливо выпалил:

— Они бы не стали убивать меня на своём ипподроме!

— Всё верно. Они и не убили. Они испугали тебя и начали расследование.

— Правильно…

— А в ходе расследования станет ясно, что на тебя охотится какая-нибудь другая группировка. И когда они тебя убьют, позже, — Дик махнул рукой в сторону. — То смогут на них всё и свалить.

— Ужас, — Юраба чувствовал себя раздавленным. — Мне надо срочно улетать.

— Куда? Это же мафия! Они тебя везде достанут.

— Что же делать? — японец потихоньку впадал в панику.

Выхода не было. И оставаться в номере нельзя, в любой момент к нему может пробраться убийца. А может, и агент Смит занимается не только расследованиями? Придёт к нему вечером в номер, а потом заявит, что Юраба в тот момент был уже мёртв.

Он вскинул в глаза на Ричардса. Рыжий с интересом рассматривал японца, и по его хитрому взгляду стало понятно, что выход он уже нашёл.

— Что делать, Дик? — тихо повторил Юраба.

— Пей, — посоветовал Ричардс, сам делая последний глоток. — А то сердце остановится. Уж больно ты впечатлительный.

Японец глотнул ещё пива. Сразу же стало легче и спокойнее на душе.

— Тебе следует нанести удар первым, — медленно проговорил Дик, глядя Юрабе в глаза.

— Удар? — японец не понимал, о чём речь.

— Конечно. На войне, как на войне. Или ты убьёшь, или тебя.

— Мне придётся кого-то убить? Веронику?

— Вероника здесь совершенно ни при чём. Главный — Родриго Лопес. Именно он тебя и боится.

— Лопес? Меня боится?

Юрабу вдруг охватила бесшабашная храбрость — сам эль хефе боится маленького японца. Значит, я и на самом деле стрелок, подумал Ринеру.

— Ты говорил, что сервер в его кабинете?

Юраба кивнул.

— Вот и скажи, что тебе нужно что-то там сделать. Последний штрих. Тебе поверят.

— Но…

Японец вдруг осознал, что готов совершить убийство главы мафии и очень этому удивился. Раньше подобной кровожадности он за собой не замечал.

Война держит весы с двумя чашами. На одной твоя жизнь, на другой жизнь врага. Какую ты выберешь, стрелок?

Юраба проговорил про себя поэтические строки, и улыбнулся. Теперь он был готов. Оставалось решить один вопрос.

— А как я выберусь обратно?

— О, об этом не беспокойся, — беспечно улыбнулся Дик. — Вечером Лопес, как и всякий хефе, в одиночку подсчитывает дневной доход.

— Они так делают? — усомнился Юраба.

— Уж поверь мне.

Японец и сам вдруг понял, что это и есть самое логичное занятие главаря мафии по вечерам. А всякие пьяные оргии в окружении приближённых — лишь выдумка газетчиков.

— А если я не успею уйти?

— Тогда не торопись. Спрячься среди серверов. Как только Лопес будет убит, начнётся чехарда. Каждый будет стремиться урвать самый сладкий кусок. Про тебя все забудут.

— Но откуда ты всё это знаешь, Дик? — удивился Юраба.

— Ты когда приехал на Новую Землю?

— Неделю назад.

— А я здесь уже третий год. Я всё знаю.

— Но…

— Меньше слов, больше дела. Тебе ещё выспаться надо перед вечером.

— Ты прав. Я, наверное, пойду.

И Юраба, наклонив голову, побрёл в сторону гостиницы.

— Эй! — крикнул вслед Дик. — Кружку верни в палатку.

Вечером Юраба лежал в постели и размышлял. С одной стороны, он мог понять Лопеса — ни в коем случае нельзя выпускать возможного носителя секретной информации. А с другой… какая всё-таки жестокость. Это мафия, напоминал себе японец, и всё становилось на свои места.

Стемнело. Он взял хорватский пистолет, проверил магазин, зачем-то пощёлкал предохранителем, и опустил страшную машинку в карман брюк. В отличие от Порто-Франко, в Нью-Рино было разрешено ношение оружия, однако, стрельбы на улице Юраба ни разу не видел.

Надо идти, ещё раз напомнил он себе, и вышел из номера.

— Я могу пройти в серверную? — спросил Юраба у портье. — Мне перед отлётом нужно проверить работу компьютера. Чтобы не пришлось тут же возвращаться.

Портье внимательно глянул на Ринеру, но через секунду кивнул головой.

— Да, пожалуйста. Вы же знаете дорогу?

Японец механически ответил, тоже кивком, и направился к лифту. Выйдя на пятом, верхнем этаже, он прошёл по полутёмному коридору и остановился перед кабинетом Родриго Лопеса. За дверью было тихо. Японец вынул пистолет, ещё раз вынул магазин, снял с предохранителя, и с щелчком задвинул обойму обратно. Медленно приоткрыл дверь свободной левой рукой и протиснулся в щель.

В кабинете было темно. Отлично, подумал японец, подожду мафиозо в серверной. Он на всякий случай выставил руку с оружием вперёд и сделал два шага. В этот момент вспыхнул свет и Юраба зажмурился. Когда он проморгался, пистолета в руке уже не было, а перед ним за столом сидел пожилой представительный мужчина в яркой цветной рубашке. Затылок японца чувствовал холодный ствол приставленного оружия.

— Я Родриго Лопес, — сказал мужчина и кивком указал на стул с противоположной стороны стола. — Садись.

Юраба обречённо сел.

— Сколько кружек пива он тебе дал?

— Две… — Ринеру совершено не понимал, зачем нужны подобные вопросы. Он попался. Пристрелите, и дело с концом.

— Плохо, но не критично, — поморщился Родриго, и вдруг резким движением нажал кнопку селектора и сказал что-то по-испански.

Юраба разобрал лишь слово Вероника.

Минуту сохранялось молчание. Юраба разглядывал сидящего перед ним пожилого человека.

Волосы с проседью, зачёсанные назад. В распахнутом вороте рубахи виден тяжёлый золотой крест. Вылитый мафиозо, если бы не глаза. Ожидаемой жестокости во взгляде Лопеса не было. Лишь усталость и почему-то забота. Это настолько выбивалось из сложившегося у Юрабы образа главаря мафии, что он даже решил, будто его хотят обмануть, и перед ним не Родриго.

Открылась дверь и в кабинет впорхнула Вероника де Охеда. Лопес тут же что-то сказал племяннице по-испански, она ответила, мужчина добавил ещё пару слов. После этого Вероника вынула откуда-то заранее приготовленный шприц, и сноровисто уколола Юрабу в плечо.

— Что… — он хотел возмутиться, но говорить внезапно стало очень сложно. Потом появилась тяжесть в животе, дыхание затруднилось, и японец кулём упал на пол. Голова мгновенно заболела, будто по ней ударили чем-то тяжёлым, комната перед глазами, медленно разгоняясь, закружилась.

Через какое-то время появилась тошнота. Юраба силился сдержать позывы.

— Тристан, отведи нашего гостя в туалет, пусть приведёт себя в порядок.

Ринеру провёл в санузле не меньше получаса. Организм исторгал из себя содержимое всеми возможными путями. В конце концов, бледный, потный и ослабший, японец присел на унитаз.

Почему он вообще посчитал, что убийство Родриго Лопеса решит его проблему? А вот глава поступил как истинный самурай. Он не стал убивать того, кто не был ему врагом, а дал Юрабе возможность одуматься. И сейчас остался последний шанс не оказаться дураком. Следует умыться, прополоскать рот, и рассказать всё сеньору Лопесу. Ринеру был уверен, что ничем плохим его признание не закончится.

Он, шатаясь, вышел из кабинета и плюхнулся на тот же самый стул.

— Легче? — весело спросил Родриго.

Глава 7

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 19 число. 26:15

Юраба тяжело дышал. Он откинулся на спинку стула, встретил насмешливый взгляд собеседника, и волнуясь, спросил:

— Что это было, Родриго-сан?

Засмеялись все присутствующие. Вскоре неуверенно захихикал и сам пострадавший.

— Я рад, что ты пришёл в себя, — покровительственным тоном сказал Лопес. — Пару дней отлежишься, Вероника тебя посмотрит.

Он перехватил удивлённый взгляд японца и пояснил:

— Она очень хороший врач. А уж специалист по местным растениям, наверное, самый лучший в Новом Мире.

Японец глядел так удивлённо, что присутствующие не выдержали и снова рассмеялись.

— Не удивляйся, Юраба, — сменила дядю Вероника де Охеда. — Я и правда дипломированный врач, изучаю свойства местных целебных растений.

— Так это меня… — неуверенно начал Ринеру.

— Совершенно верно. Тебе в пиво добавили экстракт пятилистика. Он подавляет волю. На юге, кстати, вполне официально используется полицией для получения показаний. А кроме того, с его помощью можно внушить человеку что угодно и даже запрограммировать на любые действия.

— Так значит Дик Ричардс дал мне пятилистик?

— Никакой он не Ричардс, — включился в разговор Лопес. Его зовут Мик О’Лири.

— Но зачем?

— Пока мы сидели без компьютера кое-кто смог поднять немаленькие деньги на нашем тотализаторе. И ему, видимо, понравилось.

— Кто? — Юраба непроизвольно перешёл на шёпот.

— Зачем тебе? Главное — всё хорошо закончилось.

— Но как вы узнали?

— А за это надо благодарить Джеймса Смита.

— Агента?

— Его самого. Он сразу понял, что никакого снайпера не было.

— Но пуля, Родриго-сан!?

— Стоп, — Лопес выставил перед собой ладонь. — Тебе надо отдохнуть и окончательно прийти в себя. Вероника проводит тебя в номер, заодно осмотрит. А то вдруг следует провести ещё какие-нибудь процедуры. Клизму, например.

Снова в кабинете раздался общий смех. Юраба некоторое время помолчал, но, заражённый общим весельем, заулыбался.

— Родриго-сан, — вспомнил он. — Ко мне же должен прийти агент Смит. Он сказал, что вечером зайдёт.

— Вот тогда его обо всём и спросишь. Всё. Спокойной ночи, киллер. Тристан, отдай ему пистолет.

В номер шли молча. Возбуждение, вызванное всеобщим весельем, прошло, и теперь Юраба старался спокойно обдумать случившееся. Итоги выходили неутешительные. Японец показал себя наивным, неприспособленным к жизни в гангстерском обществе человеком.

Тоже мне, стрелок, корил себя Ринеру, прежде всего надо научиться отличать правду от лжи, друзей от врагов. И только потом уже можно называть себя воином.

— Открывай, — послышался голос Вероники.

Юраба вынул ключ, задумчиво повертел его в руке, открыл дверь и сделал шаг в сторону, пропуская девушку.

— Грасьяс, — Вероника изящно обозначила реверанс и величественно прошествовала в номер.

— Ложитесь, Юраба, я сердечко послушаю, давление проверю.

Японец, не говоря ни слова, разулся, снял пиджак, опустился на широкую кровать и удручённо посмотрел на девушку.

— Вероника-тян, как же я так?

— Ничего, бывает, — Охеда потрепала его по щеке. В этот момент она была похожа на добрую, полную сочувствия мать, сидящую возле больного сына. — Вам уже лучше. А вытяжка травовидного платана всегда ослабляет организм. Не шутка — вывести за раз ударную дозу нейролептика.

— Я не об этом. Как же я так опростоволосился.

— А! Ничего удивительного. Вы у нас человек новый. Тем более в Нью-Рино. Здесь люди разные.

— Но если бы я и в самом деле убил эль хефе…

— Вам этого никто бы не позволил.

— Вы следили за мной?

— Не совсем так. Оберегали.

Во время беседы Вероника быстро и профессионально прослушала Юрабу, даже не прося его дышать или не дышать, проверила пульс, посмотрела белки глаз, потом встала перед лежащим японцем и довольно констатировала:

— Всё в норме. Завтра отлежитесь, а послезавтра можете лететь. А если хотите, оставайтесь у нас. Наша семья затеяла связать компьютерной сетью Нью-Рино и Порто-Франко. Нам будет нужен хороший специалист.

— Вы замечательная девушка, Вероника-тян. И Родриго Лопес, ваш дядя — очень хороший человек. Я был бы рад работать у вас. Но у меня есть два вопроса.

— Слушаю, — девушка мгновенно приняла деловой вид.

— Во-первых, я хочу уметь сражаться. Не только стрелять, но и…

— Я вас поняла. Это несложно устроить. У нас постоянно тренируются группы. Можно включить вас в одну из них. А что второе?

— Мои вещи, — Юраба развёл руками. — У меня в Порто-Франко машина, а также всё, что я привёз из-за ленточки. Да! — вспомнил он. — И ещё одну машину мне нужно продать.

— И что вас смущает?

— Я же здесь…

— Так летите послезавтра, продайте, что нужно, и возвращайтесь обратно на машине с вещами. Сейчас на дорогах спокойно, но на всякий случай вы можете присоединиться к русскому почтовому конвою. Они регулярно ездят из Демидовска в Порто-Франко по берегу, а обратно — севернее. Как раз, как вам и надо.

— Вероника-тян. Вы настоящая племянница эль хефе. Двумя словами решили все мои проблемы. Я вам очень благодарен.

Юраба попытался встать, чтобы выполнить полагающийся при проявлении благодарности поклон, но девушка движением руки остановила его.

— Лежите, лежите. Вам пока вредно вставать. Ну, если у вас всё, я пойду.

— Всего доброго, Вероника. Я рад, что познакомился с такими замечательными людьми.

— И вам всего доброго, Юраба-сан. Я зайду завтра.

Девушка ушла, а японец ещё некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь.

Красота и ум вместе — огромная ценность. А если есть ещё и доброе сердце, То человек становится равен богам.

Повторив родившиеся в голове строки вслух, Юраба улыбнулся и закрыл глаза.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Посёлок Суэрте. 26 год, 4 месяц 19 число. 21:30

На лицо падали капли. Казалось, я лежу на надувном матрасе, который медленно и плавно дрейфует по тёплому морю. Глаза открывать не хотелось. Я понежился ещё с минуту, затем попробовал поднять веки. Ничего не вышло. Боли не чувствовал, но вокруг была чернота. Я попытался протереть глаза руками, и тогда плечи пронзила острая боль. Я зашипел.

Тут же на лицо мне упала мокрая тряпка, прошлась вниз-вверх, смачивая лоб, щёки, нос. Стало легче. Я ещё раз попробовал открыть глаза.

На этот раз дело пошло лучше. Появились две светлые щёлочки, сквозь которые пробивался свет и мелькали смутные бесформенные тени.

Не ослеп, подумал я, какое счастье.

Пару минут я пытался проморгаться, пробуя полностью открыть глаза. Наконец, левый сработал в штатном порядке, а правое веко так и застопорилось, не дойдя до конечной точки совсем чуть-чуть.

Надо мной склонилось миловидное женское лицо, обрамлённое густыми чёрными волосами.

— Здравствуй, Сэнди, — хрипло произнёс я.

Глаза девушки расширились так сильно, что я даже позавидовал.

— Откуда вы меня знаете? — изумлённо произнесла она.

— Я был у тебя дома. Вот, сыр украл, — я кивнул в сторону предположительного нахождения рюкзака.

— Что вы там делали?

— Не волнуйся, я не вор. Помылся, постирал одежду и набил морду Грэгу.

— Грэгу? — она красиво засмеялась.

У меня от её смеха по спине побежали мурашки.

— Тогда прощается. Надеюсь, ты ничего не сломал? А то знаю я вас, вояк. Вечно норовите то канализацию забить, то стиральную машину сломать.

— Как его звали?

Она смутилась, с минуту помолчала, затем кинула на меня короткий тёплый взгляд.

— Стивен, — тихо сказала Сэнди. Стивен Рочестер.

— Значит, ты Сэнди Рочестер?

— Сэнди — одинокая дурочка, вот кто я такая, — скривив губы пропищала она и расплакалась.

Я попробовал снова поднять руки. Левая слушалась, хотя её нещадно кололо — видимо, отлежал. Правая же поднималась лишь до локтя. Плечевой сустав работать отказывался, но боли не было. Я скользнул в транс, пытаясь продиагностировать руку, и меня накрыла густая, тёмно-зелёная волна тоски, идущая от Сэнди. Я вспомнил, как чудовище в образе человека смывало все проявления воли бедной девушки, и попробовал сработать то этому же принципу. Вытянул виртуальную руку и смахнул зелень. Ушло совсем немного, а на меня навалилась усталость. Провёл рукой ещё раз. Теперь снял почти всё, но перед глазами поплыли чёрные круги. Я вышел из транса, посмотрел на улыбающуюся Сэнди и снова отключился.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Окрестности Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 19 число. 21:15

Уильям Траутмен третий улыбнулся и открыл глаза. Ему было хорошо. Автопилот вёл Пайпер Меридиан, в голове играла музыка, за бортом синело безоблачное небо. Что ещё надо для счастья?

Уильям знал, что. Он достал из внутреннего кармана пудреницу, распахнул её и высыпал на поверхность стекла щепотку бурого порошка. Потом вынул из нагрудного кармана резную костяную трубочку, и мгновенно, резким вдохом, втянул в себя дорожку. В носу защипало, в мозг будто ударил электрический разряд, запустивший разум на полные обороты. Уильям поспешно захлопнул коробочку, убрал её обратно и только тогда позволил себе оглушительно чихнуть.

— Будьте здоровы, Ваша светлость, — сказал он сам себе.

— Здоровья-то пожелать некому, — тут же нелогично посетовал он. — Эх, хорошо одному!

И он замычал энергичную мелодию без слов, звучащую в голове. Потом посмотрел через носовое остекление вниз, насколько возможно, и выключил автопилот.

— Скоро посадка, ваша светлость, — напомнил он сам себе.

Строго говоря, светлостью Уильям называл себя незаконно. Ни его отец, ни его дед, генерал Траутмен, дворянского звания не имели. Только офицерские. Генерал сделал стремительную карьеру ещё во времена Вьетнамской войны, создав совершенно секретное спецподразделение. К чести сказать, его бойцы всегда выполняли все поставленные задачи. Правда после войны славу генерала Траутмена немного подпортили многочисленные самоубийства и приступы агрессии оставшихся ветеранов. Но всех живых быстренько раскидали по горячим точкам, и дело заглохло.

Стоит ли говорить, что оба его сына выбрали в жизни военную стезю? И отец Уильяма третьего, и родной дядя служили при генштабе. Его самого тоже ждала армейская судьба, но тут вмешался кокаин, и перед Уильямом встала дилемма — либо сесть на двадцать лет в тюрьму и навсегда потерять уважение родственников, либо сбежать в Новый Мир.

И теперь Уильям Траутмен третий — пилот, директор, бухгалтер, техник и даже стюард процветающей компании «Траутмен эйрлайнз», осуществляющей рейсы в любую точку Новой Земли, лишь бы там было хоть какое-то подобие взлётно-посадочной полосы.

Он ещё раз печально ухмыльнулся своей извилистой судьбе, и, завалившись на правое крыло, лёг на нужный курс. Самолёт заходил на посадку с запада, и солнце не светило в глаза. Траутмен сбросил обороты, поиграл рулями высоты, спускаясь до оптимальной, и выпустил шасси. На горизонте, еле различимый в свете заходящего солнца, моргал маяк аэропорта Нью-Рино. Пилот ещё раз посмотрел на полосу, выровнялся по ней, затем щёлкнул тумблером радиопередатчика и громко сказал:

— Башня, это «Кузнечик». Т-ноль тридцать. Разрешите посадку.

— Привет, таракан, — ответил ему звонкий девичий голос. — Добро пожаловать в Нью-Рино. Полоса свободна, ветер норд-норд-вест ноль три метра. Ныряй, тут мелко.

— Эсси! — Грозно прикрикнул Траутмен, — Прекрати называть меня тараканом!

— Не раньше, чем ты сбреешь свои тараканьи усики, Билли.

— Я тебе не Билли!

— А я тебе не Эсси. Меня зовут Эсмеральда Анна-Мария де Роньё. Понял, таракан?

— Будешь шуметь — поднимусь на башню и отшлёпаю тебя.

— Шлёпалка не выросла! И вообще, тебя что, никто не учил правильно обращаться с девушками?

— Эсси, не засоряй эфир. Аут.

Траутмен ухмыльнулся, выровнял горизонт, сбросил обороты, и мягко, без козлов, коснулся взлётки. Меридиан тут же отчаянно затрясло. Уильям ругнулся про себя, подумав, что в воздухе такой тряски не бывает, и, плавно орудуя тормозом и почти не трогая рычаг газа, погнал птичку на стоянку.

Затем он занял своё место, выключил двигатель и оборудование, и отсчитал пятьдесят экю за ночёвку. После чего прошёл в уютный, обшитый бежевой кожей, салон, снял панель и вынул из заначки завёрнутый в русскую газету свёрток.

— Таракан, — весело повторил он. — Вот приглашу тебя на ужин, узнаешь, зачем нужны такие усы.

Уильям Траутмен третий уже не первый свой прилёт в Нью-Рино собирался завести отношения с красавицей Эсмеральдой. Бледнокожая стройная брюнетка с тонкими чертами лица казалась ему воплощением испанской аристократии. Но на этот раз, Уильям был уверен, всё сложится как надо. И гарантия положительного ответа девушки лежит здесь, в газете с непонятными русскими буквами.

— Привет, Билли. Деньги принёс? — с улыбкой спросила Эсмеральда.

— А как же.

Траутмен опустил в картонную коробку, с корявым словом «КАССА» на борту, положенную сумму, а потом аккуратно поставил перед девушкой свёрток.

— Это мне? — неуверенно поинтересовалась та.

Уильям кивнул с широкой, довольной улыбкой.

— А что здесь написано? — неожиданно спросила Эсмеральда.

— Я… я не знаю, Эсси. Это русская газета. Я привёз тебе подарок из Новой Москвы.

— Мне? Из Новой Москвы? — щёки девушки внезапно залил красивый, ровный румянец.

Она игриво подмигнула, и поинтересовалась:

— Признайся, Билли, уж не предложение ли ты хочешь сделать?

— Предложение? — Уильям оторопел. — Для начала я хотел просто тебя куда-нибудь пригласить.

— В ресторан?

— В ресторан, — подтвердил он, — в клуб, в казино. Куда только пожелаешь. Но прежде всего открой мой подарок для самой красивой девушки Нового Мира.

— Ой, засмущал, — Эсси улыбалась. Было видно, что ей очень приятно.

Она торопливо разорвала газету, и теперь вертела в руках странную деревянную куклу, больше похожую на расписное страусиное яйцо.

— Открой, — посоветовал Уильям. — Видишь, она из двух половинок.

Девушка крутнула верхнюю часть, отделив её от нижней, и с хохотом вытащила вторую такую же, только меньше. Собрала первую и поставила обе рядом.

— Что это? — Она с непривычной нежностью смотрела на Траутмена.

— Открывай дальше, это ещё не всё.

Девушка снова и снова повторяла разборку-сборку, пока, наконец, на столе не выстроились пять одинаковых кукол, одна меньше другой. Последняя оказалась не больше мизинца. К концу этого действа Эсси хохотала в голос.

— Где ты это взял? — спросил она, отсмеявшись.

— В Москве. Называется Матрёшка.

— Матер-ёшка, — раскатисто повторила девушка. — Всё, Траутмен. Ты меня победил. Я с удовольствием схожу с тобой в ресторан. Ты, кстати, к нам надолго?

— Как минимум до завтра. Кубинцы собираются отправлять кого-то в Порто-Франко. Но когда — не известно. Я решил, что лучше подожду здесь, чем буду мотаться по Русской Республике.

— Тогда хочу предупредить тебя, Уильям Траутмен третий, что я, Эсмеральда Анна-Мария де Роньё — девушка порядочная. Поэтому, если ты ищешь приключения на одну ночь, то забирай свою ёшкину матерь, и иди искать его в городе.

— Эсси, ты что? — Уильям даже испугался. — Во-первых, эта игрушка стоит гораздо больше, чем девушка на ночь. А во-вторых…

— Прости, — неожиданно мягко сказала Эсси. — Куда пойдём? Сегодня у кубинцев будет выступать Кумпарсита. Она великолепно поёт. И, говорят, она тоже русская, как твоя матер-ёшка.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 19 число. 23:00

В клубе оказалось неожиданно тихо. Не стучал по ушам барабан, не визжали непонятные электронные инструменты. Траутмен с удивлением осмотрелся. За столиками сидели прилично одетые люди, пили напитки, что-то ели. А на сцене стояла очень красивая девушка в длинном, в пол, узком бордовом платье. Она поклонилась и зал взорвался аплодисментами, но через пару секунд стих.

— Ла вида й ля муерте, — раздалось со сцены завораживающее контральто, и публика снова захлопала, но теперь уже негромко.

— Кумпарсита, — шёпотом сказала Эсси на ухо.

Уильям понимающе кивнул и удивлённо посмотрел направо. К ним, широко улыбаясь, шла настоящая кубинская красавица. Её роскошные чёрные волосы пружинили в такт чуть подпрыгивающей походке, бёдра покачивались, но не пошло, а как-то даже величественно. Она приблизилась и бесцеремонно ткнула Траутмена пальцем в грудь.

— Уильям Траутмен третий? — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла девушка.

— Да, сеньорита, — ответил тот. — С кем имею честь?

— Меня зовут Вероника де Охеда. Именно я зафрахтовала ваш самолёт для доставки нашего специалиста в Порто-Франко.

Уильям расплылся в улыбке.

— Очень приятно.

— Вы пришли послушать Кумпарситу? — вопрос явно не предполагал ответа, поэтому Вероника продолжила. — Идёмте, я познакомлю вас с пассажиром.

И она, не дожидаясь согласия, так же элегантно вернулась за свой столик. Уильям и Эсмеральда подошли через секунду и тут же услышали:

— Это Юраба Ринеру. Он послезавтра летит с вами.

После этих слов мужчина за столиком отложил вилку, встал и поклонился.

— Послезавтра? — уточнил Траутмен.

— Да. При договорённости мы не уточняли дату вылета.

— Я помню, но всё равно рассчитывал отбыть завтра.

— Мистер Траутмен, — строго сказала Вероника. — Не стоит торговаться. Во-первых, мы всё обговорили предварительно, а во-вторых, компания Родриго Лопеса — достаточно выгодный клиент. И если вы умерите свои амбиции, то от этого только выиграете.

— Билли, она права, — прошептала на ухо Эсси. — Я знаю Лопеса. Он почти каждую неделю отправляет и принимает рейсы.

— Мисс Вероника, — поднял руки Уильям. — Я ничуть не возражаю. Вопрос стоит только в оплате стоянки самолёта.

— Билли, пусть стоит бесплатно, — Эсмеральда дёрнула мужчину за рукав. — Под мою ответственность.

Вероника де Охеда рассмеялась.

— Видите, мистер Траутмен, какая выгодная у вас знакомая. Ну, если все проблемы решены, прошу вас присоединиться к нашему ужину.

Тут же подбежала симпатичная официантка в чёрном с блёстками платье, и без слов выложила перед гостями две бордовые кожаные папки с меню. Уильям солидно кивнул Эсмеральде, и сам углубился в чтение незнакомых кубинских блюд.

— Вы у нас первый раз? — отвлекла его Вероника.

Траутмен не поднимая глаз ответил коротким кивком.

— Тогда возьмите Ропа Вьеха. Вам должно понравиться.

— А мне что вы посоветуете? — по-детски подняв глаза, спросила Эсси.

Де Охеда внимательно оглядела девушку, что-то прикинула в уме и предложила:

— Возьмите салат из апельсинов и индейки. Это очень вкусно.

— С удовольствием. А ещё Чилиндрон. Не знаете, из чего он?

— О, сеньорита, — включилась в разговор официантка. — Наш повар великолепно делает чилиндрон из каре местной антилопы. В сочетании с перцем чили и настоящим староземельным чесноком, тушёный в лучшем немецком пиве со специями, он получается очень вкусным.

— Вы так аппетитно рассказываете, — подал голос Уильям. — Что мне тоже захотелось чилиндрон из антилопы.

— Си, сеньорос. Два чилиндрона. А что вы собираетесь пить?

— То, что предложит синьорина де Охеда, — ответила Эсси.

Пока Вероника разговаривала с официанткой, Уильям тайком оглядел своего будущего пассажира. Это оказался японец. Первый из виденных им на Новой Земле. Юраба Ринеру сидел молча, лишь, как локатор, поворачивал голову от одного говорившего к другому и чуть заметно улыбался. И чего он насмехается, с неприязнью подумал Траутмен.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 20 число. 11:00

Сегодня Юрабу, прямо с утра, попросил зайти сам эль хефе Лопес. Не вызвал, с удовольствием отметил про себя японец, даже не пригласил, а уважительно попросил зайти. Юраба вошёл в кабинет Родриго Лопеса, и, сохраняя достоинство, неглубоко поклонился.

— Присаживайтесь, Юраба-сан, — добродушно предложил хозяин. — Позвольте вам кое-что сообщить.

Ринеру опустился на знакомый стул и внимательно глянул на собеседника.

— То, что я хочу сказать, похоже на хвастовство, — продолжил Лопес. — Но мне нужно, чтобы вы уяснили, что наша семья своих не бросает. Поэтому сегодня вечером мы собираемся урезонить Тони Синего Танка, а также отомстить ему за то, что он сделал с вами, и хотел сделать со мной.

— Тони Синий Танк? — непонятливо переспросил японец. — Что за странное имя?

— Да. Я понимаю, с непривычки это звучит смешно. Когда-то Тони Розетти ездил на ярко-синем Шевроле Тахо, на крыше которого стоял тяжёлый пулемёт. И без малейшего сомнения пускал его в дело. Автомобиля давно уже нет, но ТиБиТи до сих пор отравляет жизнь как мне, так и другим уважаемым людям в этом городе. Это человек, для которого не существует принципов. А вы прекрасно понимаете, что нельзя жить, не имея моральных рамок. У вас в Японии, насколько я знаю, подобные люди теряют всякое уважение.

— Вы очень необычный человек для главы клана, синьор Лопес, — осторожно произнёс Юраба.

Родриго захохотал.

— Открою вам маленький секрет, — доверительно сказал он. — Мы не столько мафиозный клан, сколько дружный, сплочённый коллектив, поставивший себе задачу не допускать беспредела в этом городе. Ну, и коммерческая организация, конечно. Но, — он поднял указательный палец. — Без криминала.

— А как же… — Юраба собирался назвать какой-нибудь незаконный бизнес семьи Лопеса, но так ничего и не вспомнил. Как ни странно, но все проекты находились в рамках приличий.

Родриго весело посмотрел на замершего с открытым ртом Ринеру и вновь заразительно рассмеялся.

— Убедились?

Японец кивнул и улыбнулся в ответ.

— Так что вечером мы собираемся защищать наши с вами права.

— Родриго-сан, — запинаясь от волнения проговорил Юраба. — Возьмите меня с собой.

— Это опасно.

— Я знаю, Родриго-сан. Но, если помните… я хотел учиться сражаться. Я… могу постоять в стороне, но позвольте мне почувствовать, что такое настоящая схватка. Иначе… я так до конца жизни и буду впадать в панику при виде пистолета.

— Ну, не преувеличивайте, Ринеру-сан, — в тон ему ответил Лопес. — До меня дошли слухи о том, как лихо вы положили русских бандитов в Порто-Франко.

— Случайно! — почти выкрикнул Юраба.

— Но очень эффективно. Ладно, если вы не против, мы обсудим этот вопрос после обеда.

— Хорошо, Родриго-сан. Во сколько мне зайти.

— Во сколько? — Лопес задумался. — А давайте пообедаем вместе. Подойдите к портье в полдень, в пятнадцать. Он вас проводит.

Хорошо. Я подойду.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 20 число. 11:32

Уильям Траутмен третий открыл глаза и потянулся. Рука натолкнулась на тёплую упругую попу Эсси, и он тут же с удовольствием погладил её. На душе было хорошо. Кубинцы совершенно бесплатно предоставили им роскошный номер. Две комнаты, раздельный санузел, телевизор. И удобная широкая кровать.

Да и Эсмеральда ночью была великолепна. Стоит повторять вчерашний опыт каждый раз, при приземлении в Нью-Рино, подумал Уильям, и тут же вспомнил, как девушка за столом упоминала про рейсы раз в неделю. От этой мысли улыбка стала ещё шире.

— Доброе утро, милый, — раздался счастливый голос Эсси за спиной.

— И тебе, — ответил Уильям, повернулся, и поцеловал девушку в губы.

Через полчаса она первая вскочила с кровати и бегом кинулась в ванную комнату с криком:

— Чур сначала я!

— Конечно, — расслаблено и удовлетворённо согласился Траутмен.

Он вслепую нашарил на полке пачку сигарет, зажигалку, поставил себе на грудь прозрачную стеклянную пепельницу и закурил.

Дверь ванной приоткрылась, и показалось улыбающееся лицо Эсмеральды.

— Ты уже решил, как будешь развлекать свою девушку сегодня, милый?

Она подмигнула, и высунулась из двери по пояс, так что показались крепкие небольшие грудки с круглыми, ярко-коричневыми сосками. Девушка озорно показала Уильяму язык и снова скрылась в недрах ванной комнаты.

— Я? — запоздало переспросил Траутмен.

— Это ты местная, — повысив голос продолжил он, обращаясь к закрытой двери. — Ты здесь всё знаешь. Так что предлагай. А я поведу тебя, куда пожелаешь.

— Тогда давай днём сходим в кино, — послышался приглушённый дверью голос. — Потом вернёмся, а вечером я поведу тебя знакомиться с папой и дядей.

Да уж, типичная испанка, подумал Уильям. Только вылезли из постели, сразу побежала за папиным благословением. В Америке бы девушка сообщила родителям о своём новом парне лишь после рождения ребёнка. Вслух же он сказал:

— Кино — это хорошо. Я сто лет в кино не был. А что будем смотреть?

— Какая разница? — невнятно ответила из-за двери Эсси. — Главное, что вместе.

Она что-то ещё пробурчала, совсем уж неразборчиво, и вдруг с криком «Тадам!» выскочила из ванной, театрально раскинув руки в стороны. Из одежды на девушке было лишь полотенце, да и тем она обмотала мокрые волосы.

— Ты по мне скучал? — насмешливо спросила Эсмеральда.

— Аж весь извёлся, — в тон ей ответил Траутмен и они в один голос рассмеялись.

— Тогда подвинься, — девушка бесцеремонно отпихнула Уильяма и с размаху упала спиной на кровать.

Глава 8

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 20 число. 12:32

В номер постучали.

— Эсси, откроешь? — лениво спросил Уильям.

Девушка нехотя встала, накинула белый гостиничный халат, и прошла через переднюю комнату к двери.

— Кто?

— Эсмеральда, это Вероника де Охеда, — послышалось снаружи.

Эсси непроизвольно улыбнулась, распахнула дверь и сделала шаг назад.

— Буэнос диез, сеньорита, — вежливо поздоровалась она. — Пожалуйста, подождите здесь, сейчас выйдет Уильям.

— Ничего, — по-деловому ответила вошедшая. — Я хотела поговорить именно с тобой.

— Со мной? — Эсмеральда даже рот открыла от удивления. — Но, сеньорита Вероника, чем я могу быть вам интересна? Вы… — она замялась. — Вы вон, какая. И доктор, и помощница самого Родриго Лопеса. А я?

— А без тебя, дорогая, — гостья ласково потрепала Эсси по щеке. — Ни один самолёт на доберётся до Нью-Рино. Скажешь, мало?

Эсмеральда замотала головой.

— И раз уж так получилось, что ты здесь, значит, сама святая дева велит нам подружиться.

— Но мой дядя…

— Знаю, милая. Но, думаю, это никак не может помешать тому, чтобы две интересные друг другу девушки сблизились, верно?

Похоже, де Охеда не ожидала ответа на свой вопрос. Она бесцеремонно, но как всегда элегантно, прошла во вторую комнату и застала Уильяма, судорожно натягивающего штаны.

— Привет, Уильям, — она махнула рукой.

Мужчина попытался ответить, не удержал пояс, и, почти надетые, брюки соскользнули к самым щиколоткам.

— Не спеши. Разговор у нас будет серьёзный, а значит, и подойти к нему следует обстоятельно.

В комнату вошла изумлённая донельзя Эсмеральда и остановилась в дверях, переводя взгляд с чужой девушки на своего мужчину.

— Эсси, — обернулась к ней Вероника. — Будь так добра, сделай нам всем чай.

Та оторопело кивнула, и так же, не приходя в себя от удивления, вышла.

— А теперь скажи, Уильям Траутмен третий, насколько серьёзно у тебя с ней?

— Ну… — замялся тот. — Она мне нравится. И вообще.

— Что «вообще»? — настаивала Вероника. — Надеюсь, ты принимаешь во внимание тот факт, что Эсмеральда Анна-Мария де Роньё — ревностная католичка, из достаточно могущественной в этом городе семьи, к тому же принадлежит к старинному испанскому роду?

— Я как-то… — Уильям прервался, но тут же гордо поднял глаза. — Я и сам, в общем-то не на свалке найден. Траутмены — очень известная в Штатах фамилия.

— В Штатах — может быть и да. Но здесь другой мир, Уильям. Ты осознаёшь всю ответственность, которую на себя взял?

— Что вы имеете ввиду?

— Да всего лишь то, что по местным обычаям, подобные отношения должны закончиться свадьбой. И не сомневайся, что родственники этой милой девушки уже знают, кто делит с ней постель.

— Но я… Мы же ничего не делали!

— Детское оправдание, Уильям. Потому я и затеяла этот разговор.

Траутмен молчал. Откровенно говоря, ему очень нравилась Эсмеральда, и единственное, что не позволяло молодому человеку тут же узаконить свои отношения с этой девушкой — боязнь потерять свободу. Пока он, как птичка, порхал от одного города к другому, Уильям был свободен. А что будет после свадьбы? Этого мужчина знать не мог, потому и не торопился.

В комнату с пунцовым от стыда лицом вошла сама виновница разговора, неся в руках резной деревянный поднос с тремя чашками чая, молочником и сахарницей. Не было никакого сомнения, что она слышала весь диалог.

— Как ты вовремя, дорогая! — Воскликнула Вероника. — А мы как раз говорим о вашем будущем.

— У нас не может быть будущего, — грустно резюмировала Эсси. — Дядя никогда не позволит мне выйти замуж за янки.

— Но сама-то ты не против?

— Конечно! Я люблю Билли.

— Эсси, не называй меня Билли, хотя бы при посторонних!

Девушки дружно рассмеялись.

— Я делаю вывод, — мгновенно посерьёзнев, подчеркнула де Охеда. — Молодые любят друг друга, и ничуть не против свадьбы. А с родителями мы уж как-нибудь договоримся.

— Но Вероника! — удивлённо воскликнула потенциальная невеста. — Ведь семья Розетти…

— Да, дорогая. Но, надеюсь, это временно. Я как раз пришла к вам, милые, чтобы вместе решить, как убрать эту мешающую всем преграду. А пока… Эсмеральда, дорогая, нет ли у тебя желания сходить в Варадеро?

— Варадеро!? — девушка только что не запрыгала от радости, но мгновенно стихла. — Но там же только для своих. То есть, для ваших, то есть, я имела ввиду…

Она смущённо замолчала, и до Охеда не преминула перехватить инициативу.

— Вот смотри, — она подняла сжатую в кулак левую руку. — Уильям Траутмен третий заключил с нами договор. Пока это разовый контракт на транспортную услугу, но, похоже, никто не сомневается, что впоследствии он перерастёт в постоянное сотрудничество, верно, Уильям?

Траутмен неуверенно кивнул, и Вероника оттопырила мезинец.

— Поверь, ты от этого только выиграешь. Покровительство семьи Лопеса стоит многого, причём не только в Нью-Рино.

Уильям обречённо махнул рукой и обе девушки улыбнулись.

— Далее, — уверенно продолжила де Охеда, показывая ещё один палец. — Ты — невеста нашего пилота. А значит, тебя уже можно считать своей. Так что, пойдёшь?

— Да! — Эсмеральда с визгом кинулась к Веронике и повисла у неё на шее.

— Вот это я влип, — чуть слышно пробормотал Траутмен.

Ему вдруг очень захотелось нюхнуть. Пока девушки с весёлым щебетанием собирались, он достал из кармана висящего на стуле форменного пилотского пиджака пудреницу и трубочку, и, спрятавшись в углу, втянул в себя изрядную дозу. Тут же на плечо ему легла маленькая, но твёрдая рука, и уверенный голос Вероники сказал:

— А это ты брось. Дай сюда.

Де Охеда властным движением взяла у него из руки пудреницу, и положила в свою сумку.

— Никогда больше этого не делай. Ты теперь не просто наёмный работник. Ты почти член семьи. А подобное у нас не поощряется. В этот раз я никому не скажу, но, чтобы подобного больше не было.

В комнату вошла Эсси. На ней был лёгкий деловой костюм, состоящий из узкой бежевой юбки чуть выше колен, и лёгкой бледно-розовой блузы. Девушка явно не зря провела время в сборах — Уильям с изумлением смотрел на подчёркивающий красоту макияж и нарочито небрежно распущенные по плечам длинные вороные локоны.

— Я готова, — заявила девушка.

Вероника с улыбкой глянула на изумлённого жениха, и сказала:

— Эсмеральда, мы, вроде бы, в спа-салон собирались. Ты решила оставить наших косметологов без работы?

— Почему? — не поняла девушка.

— Так им же нечего будет делать, — подхватил Уильям. — Ты и так прекрасна.

— Итак, — подвела итог де Охеда. — Девочки идут в салон красоты, а вот мальчику, — она ткнула пальцем в Траутмена, — следует зайти к Родриго Лопесу. У вас будет серьёзный и очень нужный для тебя разговор.

И, посмотрев, на недоуменно моргающего Уильяма, пояснила:

— Просто скажи портье, кто ты, и он покажет дорогу.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 20 число. 18:00

Витёк сделал глоток и передал бутылку Огромову. Тот поморщился, но тоже глотнул отдающего сивухой напитка. Они рядышком сидели на скале и бездумно смотрели в чащу леса. Сергей махнул рукой в сторону стоящего в двух шагах огнетушителя, наполненного очередной порцией браги, и недовольно проговорил:

— Не выбросил всё-таки.

— Вот какой ты бесчувственный человек, Сергей Петрович, — с лёгким смешком поддержал вялый разговор Витёк. — Ведь только благодаря ей, родимой, тебя на ноги поставил. А ты недоволен.

Он поднял стоящую в ногах полупустую бутылку и для убедительности потряс ею.

— Ну да, — недоверчиво протянул Огромов. — Чудеса народной медицины. Лечение сивухой. Я даже не пойму, что со мной было, а ты такие заявления делаешь. Нам с тобой, между прочим, ещё на работе восстанавливаться. Сколько у нас прогулов? Хорошо, если только оштрафуют. А то дадут по шапке и вперёд, пешком через горы.

— Дурак ты, Огомов, — недовольно ответил Витёк, — хоть и мой начальник. Списали нас с тобой. Всё! Несчастный случай на производстве, можно сказать. Ты говоришь, что не понимаешь, что с тобой было. А что, думаешь, я её зря глушу? Думаешь, синяк тупой?

Он вновь приложился к бутылке, в полглотка прикончив остатки, и аккуратно отложил тару в сторону.

— Я тебя, дурака, можно сказать, с того света вытащил, а ты мне не веришь. А этим придуркам, которые тебя чуть к богу в гости не отправили, в рот заглядываешь, как родным.

— Эти придурки нам деньги платят, между прочим, — буркнул Огромов.

— Деньги, — насмешливо протянул Витёк. — На том свете тебе зачем эти деньги? Вот скажи, ты вообще понимаешь, куда попал?

— Конечно. На научную базу, — недоуменно ответил Сергей. — К учёным.

— Учёным… Огурцам мочёным. А что они здесь делают, ты понял?

— Эксперименты. Что-то связанное с психологией и развитием личности. Это не наше дело, Витёк, — Огромов нашёл знакомую тему и заговорил увереннее. — Наше дело — обеспечение научного процесса.

— Нет, Серёга. Ты — дурак. Здесь опыты над людьми проводят. Потому и поставили станцию в такой жопе мира. И ты под эти опыты попал. И я тоже. Дай вон, бутылку.

Техник показал на очередную порцию самогона, стоящую метрах в трёх от товарищей. Сергей Петрович нехотя начал подниматься, но Витёк рывком вернул его на место.

— Не вставай. Вот так.

Он вытянул руку, предплечье начало удлиняться и через секунду пальцы уже обхватили горлышко, но тут же разжались.

— Сам попробуй.

— Я…

— Что «я»? — настаивал Витёк. — Вчера хурму эту жёлтую с дерева на раз срывал, а сегодня не можешь? Ты теперь такой же как я, Сергей Петрович. Тоже урод. Ты думаешь, что я в цивилизацию не иду, раз наша с тобой учёная карьера закончилась? Зачем в горах торчу? Да потому что уроды мы с тобой теперь! У-ро-ды! Теперь понял, чем эти эсэсовцы на своей базе занимаются? Монстров из людей выращивают.

Огромов неуверенно протянул руку, потряс ею в воздухе, лицо его напряглось, но ничего сверхъестественного не происходило. Он положил ладонь на колено, сделал пару глубоких вдохов, затем попробовал снова. На этот раз кисть поползла вперёд. Сергей смотрел на неё удивлёнными глазами, а рука всё тянулась и тянулась. Удлинившись почти на метр, она, будто убоявшись изумлённого взгляда хозяина, рывком приняла нормальный размер.

— Это… как?.. — Огромов шлёпал губами, отчего лицо его было похоже на вытащенного из воды карпа. — Я вчера думал, мне показалось, — наконец, выпалил он.

— Ничего не показалось, — отрезал Витёк. — И ты тоже под излучение попал, как и я. Так что ты теперь тоже урод.

— Слушай, может, это у нас с тобой какое-то массовое помешательство?

— Не веришь? Всё-таки думаешь, что я дурак.

— Ну… не дурак. Но ведь и трезвенником тебя назвать нельзя. Меня, вот, тоже… накачал. А спьяну мало ли что причудится.

— Бутылку дай, — жёстко сказал Витёк.

Огромов, сам не осознавая своего движения резко вытянул руку, обхватил горлышко и протянул товарищу. Тот, как ни в чём не бывало, вытащил самодельную деревянную пробку, основательно приложился, и с вальяжностью в голосе проговорил:

— Про меня, Сергей Петрович, много нехороших слов сказать можно. Но дураком я никогда не был. А что пью… Вот, послушай.

Он передал тару Огромову, дождался, пока тот выпьет, и не спеша продолжил:

— Жил на свете милый мальчик. Звали его Витя Селезнёв. Умненький, рукастый. Конструкторы собирал, модельки делал, велики чинил. Родители не нарадовались. И всё бы хорошо, если бы не перестройка. Резко из-за неё в семье мальчика деньги кончились. Собирался он в автодорожный поступать, а там вдруг проходной балл вырос до трёх штук баксов. И где их взять? Папа на заводе болванки точит, мама в школе биологию преподаёт. А жрать нечего.

Огромов, не дожидаясь своей очереди сделал глоток из бутылки и чуть заплетающимся языком спросил:

— Это ты про себя что ли?

— Какая разница? Таких Селезнёвых по стране в то время было — на дюжину двенадцать. И всем жрать охота.

— Точно, — поддержал Сергей. — Жрать охота, Витёк. У нас есть что?

— Только хурма, — тот неопределённо махнул рукой влево. — Вон, жри.

Огромов уже уверенно протянул руку на два метра, взял жёлтый, покрытый оранжевыми прожилками, упругий плод и смачно им захрустел.

— Продолжай, — с полным ртом попросил он, для наглядности описывая правой ладонью круги.

— Да что продолжать-то? — без былого энтузиазма протянул Витёк. — История простая, как огурец. Мальчик подрос и влюбился.

— И кто она? — лицо Огромова выражало искреннюю заинтересованность и понимание.

— У, брат! Она была не абы кто. Дочка бизнесмена-кооператора. Папаша такими деньгами ворочал, что страшно становилось. За Леркой, знаешь, какие ухажёры приезжали? И все, как один, на джипах и мерседесах. А тут я. Ну, в смысле, мальчик наш, — поправился он, и замолчал.

С минуту стояла тишина, нарушаемая лишь отдалённым птичьим гомоном, затем Сергей не выдержал.

— И что?

— А сам-то как думаешь?

— Ну ты спросил! Откуда ж я знаю, — Огромов пьяно захихикал. — Это же твоя история.

— Ладно. Дорасскажу. Только ты молчи и не перебивай.

Серёга провёл собранными в щепоть пальцами по сомкнутым губам, и отрицательно помотал головой. Витёк в ответ понимающе кивнул.

— Так вот, — продолжил он. — Любовь, как известно, штука дорогая. Где-то надо было деньги брать. И пошёл наш мальчик на завод. Там хоть и немного, но платили. Облизнулся ему автодорожный, плакало высшее образование. И двинулся он по папиным стопам — втулки точить.

— И что в этом плохого? — задал вопрос Огромов, но, увидев недовольный взгляд товарища, снова замолчал.

— Плохого ничего. Но и на мечту у станка не заработать. Это в отцовское время токарь больше всех получал. Ну, почти. Если не считать горячего цеха. А потом-то всё поменялось. И работяга стал никто, а каждый стремился делать деньги, кто как может. Вот и мальчик наш. Сначала трубки с болтами для автосервиса на заказ точил. А потом встретился ему на жизненном пути змей-искуситель.

— Ну ты, Витёк, сказочник, — не выдержал Сергей. — Заслушаешься.

— Не перебивай, — недовольно поднял руку рассказчик, но послушно продолжил. — Руки-то у парня золотые были. И предложили ему крепкие мальчики для хороших людей ствол изготовить. То есть, заработать очень неплохие бабульки, не отходя от родного станка.

— И что?

— Что, что… согласился. Сначала боялся, конечно. Три раза с пацанами теми разговаривал. Но там, видишь, как хитро базар поставили. С одной стороны, давят, бандюки всё-таки. А с другой стороны: «Ну нет, ты же понимаешь, всё в другую область уйдёт. Мы сами — ни-ни, только продавать будем». Прикидываешь?

Огромов молча кивнул. Сам он лихие девяностые застал в школьном возрасте, но какой беспредел вокруг творился, знал прекрасно.

— В общем, уговорили. И бабки хорошие за первый ствол заплатили. Эх! — Витёк помолчал

и мечтательно продолжил. — А какая пушка получилась! Песня. Её бы оружейникам показать, с руками бы оторвали. Вал знаешь?

— Какой вал? — не понял собеседник.

— Автомат такой, бесшумный. У спецназа есть.

— А, этот. Знаю, конечно. Видел в Демидовске.

— Вот у него ствол по такому же принципу спроектирован. Только я проще делал. Двухстенная трубка, наполненная железными опилками. Выстрел тихий, как щелбан. С первого же пистолета на Жигули-шестёрку хватило. Не на новую, конечно. Я, то есть, какой «я»? Мальчик. Конечно же, мальчик наш! Так вот, подкатил он тогда к Лерочке впервые. На моторе, как блатной. И знаешь, что она ему сказала? — и не дожидаясь ответа, продолжил. — «На такой колымаге только шлюх вокзальных снимать. А я себя, — говорит, — высоко ценю».

— Да… — проворчал Огромов. — Девушка-то явно испорченная.

— Так это сейчас понятно, что испорченная, — не стал возражать Витёк. — А тогда казалось — вот оно, счастье. Только руку протяни.

Они по очереди сделали ещё по глотку, Сергей печально посмотрел на просвет почти пустую бутылку, и уже привычно потянулся за хурмой. Откусил, и снова с полным ртом, попросил:

— А что дальше было? Мне очень интересно.

— А дальше, Серёга, было всё просто. Клепал наш мальчик стволы, как тульский оружейный завод. По две штуки в месяц. Денег поднял. Пока какого-то ментовского начальника из его машинки не завалили.

— Ни фига себе. И что дальше?

— А ничего. Не стал я тогда дожидаться, пока за мной придут…

— Мальчик, — попробовал поправить Огромов.

— Да какой к чертям, мальчик. Хурме, вон, понятно, что про меня разговор.

— Ну да, ну да, — закивал головой Сергей.

После второй бутылки его лицо было пунцового цвета, глаза расширены. В момент кивка он напоминал филина. Витёк, усмехаясь, посмотрел на собутыльника, и продолжил:

— Собрал я всю наличность, купил левый паспорт на имя Петра Перемышля, и дёрнул куда Макар телят не гонял. Аж до Владивостока потихоньку добрался.

— Пешком что ли?

— Зачем пешком? На поезде.

— А машина?

— А шоху бросить пришлось. Она же на Селезнёва, а я теперь Перемышль. До сих пор жалко. Два японца после неё были, а первый Жигуль всё равно как родной.

— Ну да, ну да, — повторил Сергей трюк с филином. — А здесь ты как оказался?

— Из-за компьютеризации, будь она неладна. Раз ко мне знакомый участковый в гости зашёл, потом — второй. А я-то на «Дальприборе» тружусь. Не хухры-мухры. Оборонное предприятие. И стали они в службе безопасности потихоньку всех сотрудников шерстить на предмет соответствия анкете. А безопасники на оборонном заводе кто?

— Кто? — как зачарованный повторил Огромов.

— Гэбэшники, вот кто. Так что, мне, получается, опять в бега. А куда дальше Владика-то? В Японию?

— А что? И там люди живут.

— Да ну их на фиг, этих япошек! Ты знаешь, что они нас, русских, и за людей не считают? В общем, пришёл ко мне участковый в третий раз и весь расклад напрямую выложил. «На работу, говорит, больше не ходи, ждут тебя там». Я в панике. А он мне так обстоятельно про Новую Землю рассказал. Говорит, или туда, или в Америку. Но за границу могут и не выпустить, потому как, если на работу с объяснениями не приду, в розыск подадут.

— Ну ты попал…

— Есть такое. Потому и сюда уехал. Провёл меня бывалый человек в Китай контрабандой, оттуда по нормальному уже, самолётом, в Индию. А там на базу «Ближний восток» и сюда. Одна радость — имя наконец-то вернул настоящее. Вот так-то.

Витёк удовлетворённо замолчал, сделал маленький, символический глоток, и передал бутылку Сергею. Тот взболтал, посмотрел на просвет, и разом прикончил спиртное. Помолчал, и снова повернулся к собеседнику.

— Ты мне всё это сейчас зачем рассказал?

— А затем! — Селезнёв строго глянул в глаза Огромову. — Чтобы ты меня дурачком наивным не считал. Мне на пути люди всякие попадались. И тех, для кого жизнь человеческая копейки не стоит, я много встречал. И вот тут, — он указал рукой за спину, — именно такие работают. У них глаза чужие, понимаешь? Они об тебя ноги вытрут и за спину бросят. А ты «прогулы, штрафы». Ты их подопечных видел? Ну, подопытных?

Огромов отрицательно помотал головой.

— Ну да. Куда ж тебе? Ты же задания выполняешь, стахановец. Эти уроды три дня назад кучу детей пригнали. Тоже, понятное дело, на опыты. А что в итоге получается, я хорошо знаю. Мы вон, только руки тянем, да по веткам как Тарзан скачем. А есть те, кто тебе в башку как в свой карман влезть может и всё там перевернуть. А есть, которые под водой жить умеют. Без воздуха!

— Откуда ты всё это знаешь? — недоверчиво поинтересовался Сергей Петрович.

— Пока ты, Серёга, стеллажи собирал, да чаны мыл, я целиком и полностью базу разведал. В каждый угол нос сунул. И насмотрелся, скажу тебе, на всю жизнь.

— И что теперь делать?

— Думать. Сесть в две башки и решать, как жить дальше. Потому что одному мне такое не осилить. Вроде как, к людям следует выйти, всё рассказать, чтобы прибили этих садистов. А с другой стороны, как выйдешь с такими руками? Нас самих тут же в клетку запрут и изучать будут.

— Значит, — Огромов поднял палец, но, поразмыслив, снова опустил руку на колено. — Значит, думать надо, — печально завершил он.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 20 число. 20:05

Юраба Ринеру сидел за столиком, чуть в стороне от остальных, и старательно вслушивался в разговор. Перед ним стояла так и не начатая чашка кофе. Откровенно говоря, японец предпочитал чай, но в Новом Мире оказалась неприятная для него особенность — местный чай был отвратителен на вкус. Существовали, конечно же, рестораны, куда привозили листья из-за ленточки, но, во-первых, это стоило больших денег, а во-вторых, даже высокая цена, указанная в меню, не гарантировала качества напитка. А где-то и сами официанты честно советовали выбрать кофе.

За соседним столиком сидели помощник Лопеса, Тристан, и незнакомый Ринеру человек. Как Юрабе объяснили перед началом операции, разговор предстоял исключительно важный и закончиться он мог самым непредсказуемым образом. Поэтому японец время от времени, как ему казалось, незаметно лез во внутренний карман пиджака и трогал пистолет. Зачем, он и сам не смог бы ответить. Юрабе очень хотелось, чтобы диалог закончился мирно. Но в то же время, какой-то частью сознания, он желал проявить себя в бою.

— Нет, Тристан. Это я сам решить не могу, — вдруг, повысив голос, произнёс незнакомый собеседник, и звучно хлопнул рукой по столу. — Я пока ещё не эль хефе. Надо мной, как ты знаешь, стоит Тони. И даже если мне твоё предложение приходится по нраву, он… — мужчина беспомощно развёл руками. — Тони Синий Танк будет очень недоволен. Он итальянец, он ненавидит кубинцев. А если честно, то и испанцев не особо жалует.

— Но сам-то ты как думаешь?

— Тристан. Лично мне ты очень симпатичен. И Куба к Испании гораздо ближе, чем Италия.

— Да, мы хотя бы говорим на одном языке.

— Верно. Опять же, я учился в России.

— А это причём? — подозрительно посмотрел на собеседника Тристан.

— Только не надо пытаться спрятать лошадь в карман, — с хитрой улыбкой ответил тот. — Весь Нью-Рино знает, что вы ведёте дела с русскими.

— Многие ведут дела с русскими.

— Да. Но не ТиБиТи. Он их ненавидит.

— Ну и глупо, — заметил Тристан.

Следующие слова очень удивили Ринеру. После встречи с русскими бандитами на дороге и неожиданно лёгкой победы над ними, после того, как взятые с этого боя трофеи оказались ничего не стоящей безделицей, он считал, что русские в этом мире представляют ничего не значащее общество. Сидят себе где-то не видно, не слышно, и, как крысы, боятся выйти на открытое пространство. Но, к великому удивлению, следующие слова перевернули его миропонимание.

— Это одна из самых значительных сил Нового Мира, — уверенно говорил Тристан. — Кроме того, всем, даже ТиБиТи известно, что русские — люди слова. Поэтому с ними гораздо выгоднее дружить, чем игнорировать.

— Вот сам ему это и скажи, — улыбнулся собеседник.

Тристан посмотрел на часы, и продолжил беседу.

Юраба, с откровенно скучающим видом, сделал глоток кофе, и удивлённо поставил чашку на стол. Вкус оказался потрясающим. Нигде на старой Земле ему не доводилось пробовать такого напитка. Он с удовольствием отхлебнул ещё, и внимательно посмотрел на официанта. Тот осторожно смотрел на соседний столик, но тем не менее, послушно приблизился.

— Вы желаете сделать заказ?

— Пока нет, спасибо, — вежливо ответил японец. — Я лишь хотел узнать, что за сорт кофе мне подали.

— Вы у нас недавно? — с улыбкой спросил официант.

Вот почему они все об этом моментально догадываются, недовольно подумал Юраба, но удержал на лице вежливую улыбку.

— Да, вы правильно поняли.

— Тогда с удовольствием вам расскажу. На Новой Земле любой сорт кофе меняет свои вкусовые качества. И самая простая Либерика вырастает вкуснее самой лучшей Арабики старого Мира. Нам остаётся только правильно сварить его.

— Спасибо, — учтиво ответил японец. — Мне было интересно.

— Рад помочь, — ответил молодой человек, и с видимым облегчением вернулся на своё место.

Юраба хотел вновь прислушаться к разговору за соседним столом, но это не понадобилось. Собеседник Тристана вновь поднялся, шлёпнул ладонью по столу, и громко сказал:

— Хватит переливать из пустого в порожнее! Ты сам не хуже меня знаешь, что подобные вопросы решаю не я. Эль хефе — Тони Синий Танк. К нему и обращайся.

Тристан снова посмотрел на часы, и негромко поправил:

— Ты не прав, Хесус. Вот уже почти минута, как эти вопросы решаешь именно ты.

В этот момент зазвонили сразу два телефона у обоих собеседников. Тот, кого назвали Хесусом, зло глянул на собеседника, и вынул аппарат из кармана.

— Да. Да? Нет!

Тристан, откровенно насмешливо глянул в ответ, и тоже снял трубку.

— Слушаю. Молодцы. Да, уже знает. Позвоните Лопесу.

Его собеседник с убитым лицом сел за стол, и потерянно посмотрел на лежащий рядом телефон.

— Что ты наделал? — печально спросил он.

— А при чём здесь я? — наигранно удивился Тристан.

— Мы оба знаем, при чём, — зло процедил собеседник.

— Хесус. Я так понимаю, в наш разговор вмешались неподвластные нам обоим факторы. Поэтому, предлагаю сейчас разойтись, тем более, что у обоих есть дела. А, скажем, через три дня встретиться снова.

— Посмотрим, — процедил сквозь зубы мужчина, стремительно поднялся, и вышел из кафе.

Глава 9

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Окрестности посёлка Суэрте. 26 год, 4 месяц 20 число. 11:13

Я очнулся от острой боли. Всё тело дёргало в разные стороны, разрывая грудь и иногда задевая раненое правое плечо. Глаза, впрочем, на этот раз открылись почти без проблем. Левый, правда, не до конца, но видеть я им мог. Сразу ударил яркий солнечный свет, перед лицом заходили тени. Лишь через несколько секунд я пришёл в себя настолько, чтобы понять, что меня куда-то несут. Запахи, звуки, лёгкие касания кожи лица…

— Сэнди, ты куда меня тащишь?

— Очнулся?

Девушка по возможности аккуратно положила моё измученное тело на редкую лесную траву и с улыбкой глянула в глаза.

— Как ты?

— Похоже, смогу идти сам, если с поддержкой. Конечно, после того, как ты объяснишь, куда меня несёшь.

— Домой. Одному слишком самоуверенному стрелку нужна помощь. У тебя грудь до рёбер распорота и похоже, выбито плечо. Это если не считать здоровенного синяка под левым глазом.

— То-то он до конца не открывается.

— Молчи уж, вояка. А вообще, спасибо. Меня эти гориллы придавили так, что и себя не помнила.

— Всегда пожалуйста. Только в посёлок мне, скорее всего, нельзя. Арестуют.

— Ты что, банк ограбил?

— Хуже.

— Ну-ка расскажи.

— Неправильно ты путника расспрашиваешь, — возразил я с вымученной улыбкой. — Ты меня сначала накорми, напои, и всё такое, а потом уж выпытывай.

— Шустрый какой! Накорми его. Сам, небось, у меня весь холодильник опустошил, никого не спрашивал.

— Не. Я честный. Только головку сыра взял.

— Ладно, пошли, честный вор. По дороге всё расскажешь, там и решим, что с тобой делать. А то, может, и правда, проще дружинникам сдать.

Мы глотнули воды из моей литровой бутылки, отчего сразу схватило желудок, и захотелось спать.

— Может, полчаса привал? Я бы подремал.

— Дома подремлешь, на диване. Пойдём, тут пара километров осталась.

Дистанция растянулась почти на час. Ноги подкашивались, грудь горела огнём, рука при каждом неловком движении возмущённо отдавалась вспышками боли. Кое-как, стараясь не обращать внимания на мучения организма, я, больше, чтобы не отключиться, начал рассказывать историю своего появления в посёлке. Сэнди то и дело прерывала монолог вопросами.

— А ты точно эту девушку раньше не видел?

— Говорю же тебе, что толком и в город не заходил. Я в тот день за чешуйником гонялся на полста километров выше по течению.

— А ночью?

— А ночь провёл с доктором.

— Так что ж она никому об этом не сказала?

— Боялась, наверное. У них там с моралью строго. Давай здесь присядем.

Мы опустились под дерево, и я замолчал, с удовольствием прислушиваясь к тому, как боль отпускает измученное тело. Провёл рукой по груди — так и есть. Примитивная тряпичная повязка вся пропиталась кровью.

— Не трогай, сейчас сменю, — заметила Сэнди. — Надеялась, что до дома хватит.

— Что-то я не пойму, — вспомнил я. — Ты сказала, что мужа звали Стивен Рочестер, а Рикс в разговоре назвал тебя Сэнди Андерхилл. Как так?

— Очень просто. Я такая дура, что даже замуж за него не вышла. Жили и жили себе. Кто же знал… — она резко замолчала, но через пару секунд спросила. — Ты встречался с мэром?

— А как же. Он заходил, хотел с тебя денег урвать.

— И что?

— Остался должен.

— Ты?

— Нет, он.

— Как ты умудрился? Альфред — хитрая крыса. Пятый год ворует, никто ещё его за руку поймать не смог, — она секунду помолчала. — Так это, в Форт-Джексоне чем всё кончилось?

— Я оттуда сбежал. Доктор Эндрюс посоветовала добраться до научной станции, здесь, в горах. Они там не находятся ни под чьей юрисдикцией, поэтому можно спокойно дождаться моего профессора в голубом вертолёте.

— На станцию? К этим садистам? Ты уверен, что она не желала тебе зла?

— А почему они садисты?

— Именно туда налётчики отвезли наших детей. Я выследила. Только внутрь проникнуть не смогла, там такая охрана…

— Ты уверена?

— Заткнись! Я что, похожа на дуру?

Я промолчал.

— Ладно, знаю. Иногда похожа. Но насчёт детей я тебе точно говорю. Там они. И гориллы эти тоже оттуда. Представляешь, что они с малышами сделают?

— Давай сначала до твоего дома доберёмся, потом уже дальше думать будем. В таком виде мне всё равно нет смысла куда-либо идти.

— Да, подлатать тебя надо. Ладно, хватит валяться, пошли. Два шага осталось.

Встретила нас отчаянно блеющая коза. Сэнди первым делом накормила и напоила бедную скотину, а затем принялась за мою тушку. Глядя, как ловко девушка орудует шприцом с Новокаином, я успокоился. Через час разрыв на груди был аккуратно зашит шёлковой нитью, замазан тёмно-коричневым соком местного аналога чистотела, и настало время плеча. Я, не стесняясь, громко вскрикивал, пока самодеятельная медсестра безжалостно дёргала меня за руку, но в итоге, почувствовал облегчение. А вскорости опухоль начала спадать и рукой можно было двигать без боли.

С глазом поступили ещё проще. Сэнди сбегала на огород и вернулась с десятком местных цветков, похожих на староземельный баранец, таких же жёлтых. Взбила букет в блендере и густо намазала получившейся кашицей левую половину лица. Кожу тут же защипало.

— Через час смоешь, — пояснила девушка. — А то вся рожа пластами будет сходить. А на ночь ещё раз намажем, только с маслом разведём.

Сама она, пока закипал чайник, успела искупаться, зашить мой располосованный на груди камок, и приготовить горячие бутерброды из чёрствого хлеба. Оказалось, вкусно.

Пару раз девушка, оговорившись, называла меня Стивом, но я тактично сделал вид, что не заметил. Сама Сэнди, когда в очередной раз поймала себя на этой оговорке, покраснела до ушей.

— Я понимаю, — постарался я сразу расставить все точки над «ё». — Я видел фотографию.

— Зачем!? — вскипела она. — Вот чего ты зенки свои пялишь, куда не надо? И на кой чёрт ты только свалился на мою голову? Стрелок несчастный.

Я уже вовсю зевал и клевал носом, поэтому диалога не получилось. Сэнди в мгновенье организовала постель, и я отключился, по-моему, раньше, чем голова коснулась подушки. Чуть позже сквозь сон почувствовал тёплые, мягкие руки, которые гладили меня сначала по спине, затем по груди, тщательно обходя рану, а после спустились ниже.

— Сэнди, — пробормотал я через сон. — Не надо. У меня всё равно ни на что сил нет.

— Спи, — еле слышно ответил девушка. — Спи, Стиви, я всё сама сделаю.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Посёлок Суэрте. 26 год, 4 месяц 21 число. 07:10

Ночью мне снилась Пасха. Бабушка готовит десятки пышных, вкусных белоголовых куличей, я, как голодный кот, кружусь вокруг них, норовя оторвать хоть кусочек, а она гоняет меня расписным кухонным полотенцем. Это было настолько обидно, что я тут же проснулся. И сразу почувствовал уже настоящий запах свежеиспечённого хлеба. В животе требовательно заурчало, я на удивление легко открыл оба глаза.

Возле кровати, на самодельной деревянной табуретке стояла огромная пивная керамическая кружка, наполненная свежим козьим молоком, а на ней щедрая краюха белого, ароматного хлеба. Картина была настолько привлекательной, что аж слюнки потекли. Я неожиданно легко и энергично встал, протянул руку за горбушкой, и только тогда почувствовал в груди слабый и какой-то неуверенный отголосок вчерашней боли. Повязка была абсолютно чистая, Крови за ночь не выделилось сосем.

Тут же забыв о подживающем ранении, я с удовольствием воздал должное нехитрому деревенскому завтраку. Глотал почти не жуя, казалось, ничего вкуснее не ел в жизни. И хлеб, и молоко закончились слишком быстро. По ощущениям, можно было пару раз повторить.

— Поел что ли, вояка грозный? — раздался весёлый голос Сэнди.

— Ой, спасибо, хозяюшка, — ответил я, сыто отдуваясь. — Теперь можно с голодным бороться.

Я обернулся на голос и удивлённо замер. В дверях стояла Сэнди в обрезанных серых резиновых сапогах поверх тёплых носков, старом линялом фланелевом халате и совершенно по-украински, узлом на голове, повязанном платке и смотрела на меня с хитрой и довольной улыбкой. В руках она держала жестяной эмалированный таз.

— Откуда ты родом? — непроизвольно спросил я.

— Из Оклахомы, а что? — удивлённо ответила девушка.

— Примерно так одевались в деревне, где жила моя бабушка, в России.

— Так ты русский?

Я рассмеялся.

— Что, сразу незаметно?

— Я как-то не задумывалась. Моя бабушка Прасковья была русская. Уехала в Штаты в пятьдесят седьмом, после фестиваля.

Она тяжело поставила ношу на пол и показала рукой на содержимое.

— Будешь мясо жарить?

— Сэнди, только не говори, что ты ради меня зарезала единственную козу.

— Нет, ты что, — девушка задорно рассмеялась. — Я взяла у соседа кролика. Он их разводит. Тебе сейчас надо хорошо питаться. Арника своё дело сделала, но выжала из тебя все соки.

Я удивлённо провёл рукой по лицу. Никаких неприятных ощущений не было. Подошёл к зеркалу и увидел на месте вчерашней гематомы тусклое жёлтое пятно.

— Так что? Пожаришь кролика? Мясо должен готовить именно мужчина, я считаю.

— Ты правильно считаешь. Но…

Я вошёл в транс. На этот раз всё было штатно, без сжимающей голову боли и давления, так что я закрыл глаза и просканировал окрестности. Далеко, почти на границе ощущений поймал группу негативно настроенных людей. Вооружённых. Конечно, был вариант, что они не имеют ко мне никакого отношения, но интуиция говорила другое.

— Мне лучше уйти. Это может быть опасно.

— Куда ты собрался? — Сэнди была явно недовольна. — Тебе ещё пару дней покоя полагается. Да и вообще…

Девушка покраснела и умоляюще глянула на меня. В душе шевельнулось. Но медлить я не хотел.

— Поверь мне, девочка. Если я в ближайшее время не уберусь, у тебя будут неприятности.

— Эй! Ты без меня никуда не уйдёшь. Раз ты сказал, что надо уходить, я тебе верю, но одного не отпущу. Я не хочу ещё раз… — она смутилась и снова покраснела. — Как хочешь, но я иду с тобой!

Сэнди с вызовом посмотрела на меня, схватила камуфляж и нырнула в ванную. Но через секунду высунула голову обратно. На этот раз её лицо растянулось в улыбке.

— Мне понравилось, как ты назвал меня девочкой, — ласково проворковала она, подмигнула и скрылась вновь.

Я тоже поспешил переодеться и только сейчас заметил, что трусов на мне не было. Получается, я хозяйку вообще голышом встречал. Бельё, свежепостиранное, сохло на спинке стула, того самого, на котором лежала остальная одежда, тоже приведённая в порядок заботливой женской рукой. Оделся за минуту, нацепил разгрузку, проверил пистолет…

— Гена, — послышался за спиной участливый голос. — Выбери себе в пирамиде нормальную пушку. Не стоит бегать по лесу с одним пистолетом.

Сэнди стояла полностью одетая, с пустым рюкзаком в руках. Она открыла холодильник, заполнила однодневку продуктами, кажется, собирая всё подряд, и достала из-под стола плоскую пластиковую фляжку.

— Специи взяла? — деловито спросил я.

Девушка кивнула и вынула из таза тушку. Положила мясо в полиэтиленовый пакет, затем ещё в один и только потом аккуратно пустила в почти полный рюкзак.

— Я готова.

И в этот момент в дверь постучали.

— Сэнди! Открывай, а то хуже будет, — раздался грозный незнакомый голос.

Я вошёл в транс. За дверью стояли двое в разгрузках поверх гражданской одежды, с дробовиками в руках. От обоих несло агрессией и похотью. Сэнди заметалась по комнате, тиская в руках рюкзак. Я поймал девушку в охапку, отобрал ненужную ношу и самым спокойным и уверенным тоном, на какой был способен, сказал на ухо:

— Открывай. Всё будет в порядке. Обещаю.

Она мелко закивала и медленно подошла к двери.

— Кто там? — не своим голосом спросила девушка.

— Открывай, шлюха, — раздался рёв. — Мы не позволим тебе скрывать убийцу. Открой, иначе вышибем дверь.

После этих слов раздался удар, и входная дверь рывком распахнулась. В прихожую вломились два молодых, не старше двадцати, человека.

— Где этот гад? — крикнул один.

Второй, не говоря ни слова, прошёл в комнату. Я слился с кирпичной печкой. Дружинник прошёл мимо, по пути ткнув прикладом в портрет Стивена, откинул зачем-то одеяло с кровати, заглянул под стол… В это время его напарник притащил за руку Сэнди. Дёрнув девушку на себя, он обхватил её локтем левой за шею, а правой начал похотливо шарить по груди хозяйки.

— Что, Сэнди-шлюшка, любишь преступников? — противным голосом спрашивал он. — А как насчёт приличных парней, а? Вроде нас с Ронни.

Первый зашёл в ванную, а я осторожно подошёл к юному любителю халявных ласк и двинул ему в затылок рукояткой пистолета. Парень молча свалился мне под ноги, его дыхание успокоилось, глаза закатились. Сэнди, внезапно освободившись, недоуменно оглядывалась, но меня так и не заметила. Она, всхлипнув, отскочила к печке и, тяжело дыша, оперлась спиной о кирпичи.

К тому времени, как более ответственный дружинник закончил обшаривать санузел, я уже стоял у дверного проёма, поэтому повторил фокус с пистолетом, как только он появился. Вышел из транса и первое, что увидел — огромные от удивления глаза девушки.

— Как ты это сделал?

— Это Вуду, африканская магия.

— Хватит врать! Никто не может стать невидимым.

— Я и не стал. Просто отвёл парням глаза, чтобы не натворили того, о чём потом сами будут жалеть. Помоги мне.

Вместе мы легко занесли отключившихся налётчиков в ванную и положили в тот же душевой поддон, куда я в своё время определил Грэга. Ничего, через полчаса очнутся.

— Всё. Валим отсюда.

— Гена, ты думаешь, за домом не следят?

— Обязательно. Поэтому ты идёшь отдельно, я — отдельно. И лучше не через ворота.

— Я могу пройти через соседский двор, — подумав предложила девушка. — У нас сараи рядом, и есть проход. А как же ты?

— Не беспокойся. Иди в лес и жди меня там.

Она кивнула, завернула винтовку и грабли в кусок мешковины, так, чтобы насадка граблей торчала. Затем надела передник, платок, сунула рюкзак в таз, и в таком виде вышла через выбитую дверь. Я подошёл к пирамиде. Выбрал себе сто седьмой АК с оптикой сверху и «Обувкой» снизу, воткнул в разгрузку пять имевшихся магазинов к нему, пару ручных гранат, четыре ВОГа, и все патроны к Беретте, какие смог найти. Ощупал себя и понял, что пропал мой верный нож разведчика. Искать времени не было, поэтому я открыл ящик со столовыми приборами и ухватил здоровенный блестящий, явно самодельный нож в жёстких кожаных ножнах. Клинок был сантиметров тридцать, ручка из твёрдой древесины светло-розового цвета, с латунной бляшкой на торце. Я кое-как повесил это чудовище на разгрузку, и вышел за дверь.

Единственный стрелок караулил меня в ста пятидесяти метрах от дома, лёжа на холме среди травы, поэтому я дошёл до уличного туалета, присел и постарался слиться с окружающей зеленью. Придётся передвигаться пригнувшись, и лучше не выходить на дорогу.

Судя по ощущениям, Сэнди как раз вышла из соседской калитки и, короткими перебежками перемещаясь от забора к забору, двинулась в лес. Я, пригнувшись, крался вдоль дороги.

Передвигаться, сливаясь окружающим пространством, гораздо труднее, чем сидеть на месте. Объекты, с которыми приходится входить в резонанс, постоянно меняются, и следует перестраивать внутренний генератор частот почти мгновенно. Это тяжело как физически, так и ментально, особенно сейчас, после ранения. Метров через сто начало колотить сердце, я стал терять ощущение окружающих предметов. До ближайших деревьев оставалось ещё столько же, и я рискнул. Присел за куст и вышел из транса. Мир схлопнулся до привычной всем картинки. Пропала большая часть чувств, появилась одышка, ноги, жалуясь на неудобную позу, заныли.

Стрелок находился по диагонали от меня на расстоянии около ста двадцати метров, и я решил рискнуть. Резко вскочил и рванул к ближайшему дереву. Вслед мне раздался глухой выстрел винтовки с глушителем. Я, имитируя подстреленного, упал плашмя, постаравшись максимально скрыться за травой от позиции стрелка. Выстрел повторился, на этот раз пуля прошла чуть выше спины. Я не двигался. Вокруг стояла тишина. Стрелок, похоже, сомневался в своём попадании.

Через несколько долгих минут рядом послышались шаркающие шаги и тупой тихий стук. Скосив глаза, я увидел ноги человека, который приближался, опираясь на приклад семисотого Ремингтона. К моему удивлению это оказался не кто иной, как Альфред Рикс. Мгновенное сканирование никого больше рядом не выявило.

Это меня удивило. Альфред не в том возрасте и не в той должности, чтобы охотиться на преступников с винтовкой в руках. Да ещё и без группы поддержки. Значит, имеет на это свои, неизвестные остальным причины, и хорошо бы их выяснить.

Я вскочил и пинком отбросил его винтовку в сторону. Мужчина ахнул, дёрнулся, и вдруг расслаблено привалился к дереву.

— Ты зачем стрелял? — спросил я грозно.

— Проваливай, иначе я крикну, и тогда тебе не жить, — неуверенно ответил он.

— Не раньше, чем ты скажешь, зачем хотел меня убить.

— Ты преступник. Тебя разыскивают в Форт-Джексоне. Вот зачем.

Голос и глаза выдавали Альфреда. Такой же взгляд был у него тогда, во время нашего разговора о мнимых долгах Сэнди.

— Врёшь, — уверенно возразил я.

Он открыл рот, собираясь кричать. Я мгновенно вынул огромный нож, взятый на кухне. Рикс застыл, как заворожённый, глядя на блестящий клинок. Я медленно подвёл оружие к нему и положил холодное лезвие на горло.

— Ты сам сказал, я преступник, меня ищут. Так что мне без разницы. Идём со мной.

Альфред очень аккуратно закивал, и мелкими шагами двинулся к лесу. Я шёл рядом, придерживая нож на месте. Пленному вовсе незачем знать, что я упёр лезвие в шею тупой стороной. Его Ремингтон с оптикой и глушителем так и остался валяться под деревом.

Сэнди сидела за кустами и при нашем приближении сразу же вскочила.

— Зачем ты его привёл?

— Вот, Сэнди, наш друг Альфред возжелал рассказать, зачем он хочет меня убить, и откуда так ненавидит тебя.

— Гена, это глава поселения. У нас будут неприятности.

— Тогда я прирежу его сам, как свинью. Мне уже плевать, а тебе никто ничего предъявить не сможет.

— Ты не сделаешь это! — Рикс аж взвизгнул от страха.

Я отнял нож от горла и двинул тяжёлой рукояткой его в грудь. Раздался гулкий удар, Альфред резко вдохнул, и я тут же добавил коленом в пах. Он согнулся и присел на траву, жадно глотая воздух. Я помахал перед лицом клинком.

— Я сразу всё понял, — еле слышно сказал пленник. — Ещё в первый раз. Вы очень похожи.

Он поднял красное лицо и глядя в глаза Сэнди зло прошипел:

— А ты? Почему ты, сучка, всегда выбираешь вот таких? Почему никогда не обращаешь внимания на нормальных, уважаемых граждан?

Мы оба стояли, открыв рты. Я совсем забыл про нож в руке, Сэнди оторопела сжимала рюкзак и, кажется, даже не моргала.

— Так ты… прошептала она.

— Я тебе, дуре, сто раз намекал! — Рикс уже кричал в голос, из глаз текли слёзы, изо рта при каждом слове брызгали капли. — Ты бы хоть однажды согласилась. Что, неужели от этого убудет? Но нет, тебе солдаты нравятся! А что в них хорошего?

Рикс рыдал, его речь было сложно разобрать, он тяжело опустился на траву, колотил кулаками по земле и с лютой, неразбавленной ненавистью смотрел на Сэнди.

— Только от одного избавился, думал, никуда не денешься, ты себе второго такого же отхватила. Сука! Грязная шлюха! Ненавижу!

— Избавился? — девушка мгновенно побледнела, глаза сузились до китайских стандартов. — Так это ты убил Стиви!?

— Я? Нет, — Рикс отрицательно помотал из стороны в сторону указательным пальцем. — Зачем мне его убивать? Он же и сам рисковый, в каждой бочке затычка. Достаточно было сказать патрулю, что в лесах прячется террорист и дать его фото.

— Ты! Убил Стиви!

Девушка бросила рюкзак, кинулась за куст, где лежала её винтовка, но уже через секунду осела на землю и разрыдалась. Я поднёс нож к лицу Альфреда и потянул вверх, заставляя его встать. Похлопал Рикса по карманам, и выудил из пиджака маленький блестящий двуствольный дерринджер. Откинул стволы. Оба оказались заряжены. Тогда я протянул маленький пистолетик на ладони пленному и стальным голосом сказал:

— Выбирай, или ты сделаешь это сам, быстро и без боли, и я пырну тебя ножом и оставлю в лесу. Думаю, умирать ты в этом случае будешь до вечера.

Рикс мгновенно схватил с моей руки дерринджер, глянул мне в глаза и замер. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот. Он медленно, целую минуту подносил оружие к подбородку, не сводя с меня глаз. Когда оставалось не больше двух сантиметров, Альфред резко выпрямил руку, направляя стволы мне в лицо.

Я ждал чего-то подобного, поэтому успел рукой, держащей нож, стукнуть по ладони, поворачивая движение оружия в обратную сторону. Рикс вскрикнул, развернулся, пытаясь бежать, но гулко ударился лбом о ствол дерева, возле которого стоял, замотал головой, снова протягивая руку ко мне.

В этот момент со стороны кустов раздался одиночный выстрел. Альфред упал, тяжело дыша, руки дёрнулись, дерринджер вылетел в траву, мужчина, не выдыхая, пару раз судорожно вдохнул, руки и ноги его мелко задрожали, глаза замерли, глядя в никуда.

Сзади меня стояла Сэнди, в руке у неё была тяжёлая Беретта, копия моей, но с самодельными деревянными щёчками.

— Я не позволю ему второй раз убить тебя, Сти… Гена, — прищурившись, сказала она.

Мы подхватили пожитки и молча пошли в чащу.

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. Форт-Джексон. 26 год 4 месяц 21 число. 09:50

Андрей Александрович проснулся в отличном расположении духа и с прекрасным самочувствием. Наконец-то организм слушался, как новый, ничего не болело, и вообще, создалось впечатление, что он скинул лет десять жизни. Профессор впервые за последние дни с удовольствием потянулся, ощущая такое послушное, вновь налитое силой, тело. Тело было в полном порядке и очень хотело в туалет.

Профессор осторожно, мало ли что бывает после долгого неподвижного лежания, спустил ноги с кровати, сел, радостно чувствуя каждую клеточку сильного, здорового тела. Тапочек не было. В принципе, пол достаточно тёплый, можно, наверное, пройти босиком, но грязь… Если здесь такие же туалеты, как и в российских больницах, то лучше бы найти хоть какую-нибудь обувь.

Ничего не было, ни шлёпанцев, ни одежды. Профессор переминался на тёплом бетонном полу, машинально комкая пальцами край больничной пижамы. Да… так и обделаться недолго.

Семёнов высунулся за дверь и чуть не столкнулся с подходящей к палате медсестрой.

— Вы куда? — строго спросила она.

— Дайте, пожалуйста, какую-нибудь обувь. Мне нужно в туалет.

— А у вас разве нет? — глупо переспросила та.

Профессор развёл руками. Медсестра зачем-то заглянула в палату, затем, не говоря ни слова, спешно ушла, шаркая замятыми задниками резиновых тапочек. Семёнов с завистью посмотрел на её обутые ноги.

Через минуту к двери, лучезарно улыбаясь, подошла доктор Эндрюс.

— Добрый день, профессор. Как вы себя чувствуете? — приветливо поинтересовалась она, и тут же продолжила. — Я гляжу, вы даже сами встали.

— Да, доктор. Я чувствую себя великолепно, но мне нужна хоть какая-нибудь обувь. Я хочу сходить в туалет.

— Пожалуйста не волнуйтесь, вам сейчас ни в коем случае нельзя напрягать нервную систему.

— Тогда дайте мне тапочки, чёрт возьми! — вспылил профессор.

— Вы очень взволнованы. Может, сделать вам успокоительный укол?

— Доктор, я сейчас пойду босиком. И если в пути на меня набросится какая-нибудь инфекция, виноваты будете вы.

— Да что вы кипятитесь, профессор, — примирительно заворковала Рут. — Вон Магдалена уже несёт вам обувь. Всё нормально.

Она показала рукой за спину Семёнова. Тот оглянулся и с облегчением увидел давешнюю медсестру, шаркающую по коридору с парой резиновых шлёпанцев в руке.

Через час состоялось что-то вроде врачебного обхода. Только пациент, как оказалось, на этот раз в больнице всего один. Возможно, поэтому весь медперсонал старательно препятствовал желанию Андрея Александровича выписаться. Несмотря на анализы и уверения, что он уже в полном порядке, доктор Эндрюс уговаривала остаться для проведения каких-то перманентных анализов, проверки отложенного воздействия препарата и так далее.

— Доктор, я сам могу играть терминами и придумывать липовые причины. Скажите, почему вы на самом деле хотите меня здесь оставить?

Рут Эндрюс строгим взглядом посмотрела на медсестру, и та, пожав плечами, вышла в коридор. Доктор придвинулась ближе к Семёнову и негромко сказала:

— Мы беспокоимся о вашей безопасности.

— А что произошло? И почему ко мне не пускают моего сотрудника?

— Верно. Вы же не в курсе. Геннадия Стрина сейчас нет в городе.

— А где он?

— Он обвиняется в тяжком преступлении. Изнасилование и убийство дочери управляющего местным банком.

— Что!? Что за бред, Рут? Гена никогда в жизни бы не пошёл на такое. Тем более, чуть больше года назад умерла его жена. Знали бы вы, как он избегал женщин всё это время, боялся, что из-за связи с ним у них будут неприятности. Нет, я отказываюсь верить. Этого положительно не может быть.

— Увы, это так. Весь город стоит на ушах, ищут вашего сотрудника. Но его давно нет.

— Куда он мог деться? И да. Эфиролёт на месте?

— Да, ваш транспорт так и стоит на выбранной вами площадке. Никто его не трогал, наоборот, к вертолёту приставили охрану.

— Транспорт здесь. А где же Гена? Не пешком же он ушёл.

— Не пешком. Уехал на мопеде. Но в города Конфедерации, а также Техаса ему заезжать никак нельзя. Его тут же арестуют.

— Доктор Эндрюс, у меня от ваших слов сложилось впечатление, что вы что-то недоговариваете… Может, пора рассказать мне всё без утайки?

— Вы завтракали, профессор?

— Нет, конечно. Да и до еды ли, когда вокруг творится такое безобразие.

— Тогда идёмте ко мне в кабинет, я угощу вас чаем с вишнёвым вареньем. Там и поговорим.

Профессор Семёнов сидел за столом и рассматривал газету. На первой полосе, прямо под шапкой, была фотография того самого номера, в котором они остановились. Номер был чист, никаких следов насилия. Но текст ниже говорил совсем о другом.

Андрей Александрович отвлёкся от чтения и вопросительно посмотрел на Рут Эндрюс. Та в ответ красиво изогнула бровь.

— Ничего не понимаю, — начал Семёнов. — В статье говорится, что была борьба, а на фото всё чисто и аккуратно.

— Вы смотрите статью для центральной газеты, профессор.

— Ну и что?

— На ней фото соседнего номера, чтобы не отбивать туристов. Вот, возьмите.

Она протянула лист форматом поменьше. Здесь уже была другая фотография. Мебель, разбитая в щепы, выбитые стёкла, расколотая пополам дверь…

— Вот это да, — удивился профессор. — Такое ощущение, что здесь отбивались от стада диких кабанов.

— Репортёр утверждает, что именно в таком виде и нашёл номер.

— И всё равно я не верю. Геннадий неоднократно спасал мне жизнь, сам для этого рисковал, едва уцелел. Да и жену свою он очень любил. Нет, положительно не представляю.

— Вы правы, профессор, — спокойно подтвердила Рут.

Доктор Семёнов даже замер, забыв вынуть печенье из чашки с чаем.

— Тогда… — пробормотал он. — Ничего не понимаю. Но помилуйте, должно же быть какое-то объяснение.

— Да, профессор. Я точно знаю, что Геннадий Стрин не совершал всех тех ужасов, в которых его обвиняют. Дело в том, что всю ночь убийства мы провели вместе.

— Вот это да… Тогда позвольте, почему вы молчите?

— Вам сложно будет понять, профессор, — проговорила Рут Эндрюс, но увидев вытянувшееся лицо Семёнова, пояснила. — Нет-нет. Не потому, что недостаточно ума. Просто потому, что вы — мужчина. Для вас вопросы морали лежат в несколько иной плоскости. А вот мне, если бы я призналась в случайной связи, пришлось бы туго.

— Но ведь гибнет человек! Хороший человек, смею заметить.

— Не волнуйтесь, не гибнет. Он, скорее всего, уже в Зионе.

— Где? Что Геннадию делать в Новом Израиле? Поверьте, это не то место, куда бы он поехал отдохнуть.

— Понимаете, и в Конфедерации, и в Техасе, и даже в Соединённых Штатах, его сразу схватят и выдадут полиции Форт-Джексона.

— Тогда бы он поехал в Русскую Республику.

— У русских… простите, профессор. У ваших властей очень хорошие отношения с Конфедерацией. Его бы выдали.

— Это вряд ли.

— Уж поверьте, — Рут доверительно закивала головой. — Это политика, Профессор. Никто не будет портить отношения с дружеской территорией из-за одного человека. Даже если бы это были вы, при всём моём уважении.

При этих словах Рут приложила ладонь к своей пышной груди и почтительно склонила голову.

Семёнов некоторое время молчал, переваривая информацию, затем снова взял две газеты, и начал чуть не до буквы сверять текст схожих статей, не забывая при этом периодически макать печенье в блюдечко с мёдом, и вкусно им хрустеть. Но, Рут показалось, что он жевал машинально, не обращая внимания.

Наконец, Андрей Александрович отложил обе газеты, одним глотком выпил почти остывший чай, резко поднялся, и решительно спросил:

— Тогда почему мы сидим? Чего ждём?

— А что вы предлагаете? Полиция ведёт расследование. Я убеждена, скоро они найдут настоящего преступника, и вашему сотруднику ничто не будет угрожать.

— Вы удивительно спокойны, доктор Эндрюс. Я так не смогу, пока не буду уверен, что у Геннадия всё в порядке.

— Вы что, собираетесь ехать за ним?

— Ну, во-первых, меня ещё не выписали из больницы. Согласитесь, было бы нелепо отправиться в путь в казённой пижаме.

Рут рассмеялась.

— Это не проблема. Считайте, что вы уже здоровы. Ваши вещи вернут сразу после нашего разговора. А что во-вторых?

— Во-вторых, дорогая доктор Эндрюс…

— Просто Рут, профессор.

Семёнов кивнул.

— Во-вторых, дорогая Рут, очень сложно найти человека в незнакомом городе. Особенно Геннадия Стрина, и тем более, если он скрывается.

Рут снова рассмеялась, затем сложила руки под грудью, чуть приподняв при этом своё выдающееся достоинство, и с важностью заявила.

— И здесь я тоже могу вам помочь.

— Вы положительно мой ангел-хранитель. Я весь внимание.

Рут Эндрюс встала, походила из стороны в сторону, соблазнительно качая широкими бёдрами, затем остановилась прямо над Андреем Александровичем, наклонилась и тихо сказала:

— Я дала Геннадию записку к одному моему знакомому. Там его и следует искать.

— Тогда, дорогая Рут, мне осталось только переодеться и добраться до эфиролёта.

Эндрюс неожиданно схватила профессора за плечи, резко притянула к себе так, что он впечатался в её роскошный бюст, почти утонув в нём, и, умильно глядя в глаза, попросила:

— Возьмите меня с собой, профессор. Я не буду лишней, обещаю.

Семёнов некоторое время приходил в себя, затем сделал пару маленьких, аккуратных шагов назад, и осторожно поинтересовался:

— А зачем вам это надо?

— Ох, милый профессор. Вы не представляете, как тяжело нормальной, современной девушке в этом пуританском обществе. Вы же видите — я даже не могу заявить о невиновности мужчины без того, чтобы не оказаться опозоренной, и как следствие, исключённой из местного общества.

Семёнов удивлённо молчал.

— Вот смотрите, профессор, — продолжала давление Рут. — Даже несмотря на то, что вы мне симпатичны, по законам этого социума я не имею права хоть как-то проявить свою симпатию. Вы представляете, здесь запрещают парням даже просто гулять с девушками.

— Да, но что ждёт вас там, в Зионе? Чужой, незнакомый город. Как вы будете устраиваться?

— О! Георг давно предлагал мне место в больнице. Так что я поеду, можно сказать, на всё готовенькое.

— Рут, но ведь вам, наверное, нужно взять с собой кучу разных вещей, мебель, бытовую технику. А у меня не грузовик.

— Ой, не волнуйтесь об этом, Андрей, — Эндрюс игриво ударила Семёнова ладонью по плечу. Мне вполне хватит небольшой сумочки. Пока вы будете оформлять выписку и переодеваться, я уже соберусь.

— Ну, не знаю, — колебался профессор. — дело в том, что ваше предложение очень неожиданно. Опять же, следует проверить, в порядке ли аппарат.

— Тогда всё получается ещё лучше. Давайте, вы сегодня проверите свой вертолёт, подготовитесь, а я как раз пока соберусь. А вечером встретимся в кафе, поужинаем, и договоримся о старте завтра, — она подняла указательный палец и покачала им. — Я вас приглашаю. Сегодня, в двадцать три ноль-ноль, кафе «Хангри-ла». Не опаздывайте

Тут же чмокнув собственную ладонь и весело помахав в сторону опешившего Семёнова, девушка, уверенно и степенно качая бёдрами, обошла стол, и села на своё место.

— А пока, — уже деловым тоном добавила она. — Вы можете идти переодеваться. Я сейчас подготовлю документы на выписку.

Новая Земля. Территория Американской Конфедерации. Форт-Джексон. 26 год 4 месяц 21 число. 23:15

Профессор пил уже вторую чашку кофе, а Рут Эндрюс всё не было. Семёнов даже решил, что девушка не придёт, и это его несколько успокоило. Всё-таки он немного опасался брать на борт незнакомую женщину. Андрей Александрович в очередной раз поднял глаза на входную дверь, и, наконец-то, увидел Рут. Девушка нарядилась в совершенно невозможное платье. Оно было настолько облегающим и так глубоко декольтировано, что в описываемом ей самой пуританском обществе её предали бы остракизму только за внешний вид. Семёнов деликатно встал, и, склонив голову, поцеловал руку вошедшей даме.

Мисс Эндрюс изобразила лёгкое смущение, но тут же расцвела в улыбке.

— Добрый вечер, профессор, — радостно сказала она.

— Добрый вечер. Однако, вы очень рискуете, придя в таком откровенном наряде. Не забьют камнями?

Девушка беспечно махнула рукой.

— Мне уже всё равно, Андрей. Мы же, надеюсь, завтра улетаем? И вообще, я больше так жить не могу. Вы заметили, как мало здесь молодёжи? Почти все уезжают в более раскрепощённые города.

Подошедший официант прервал её эмоциональный монолог. Девушка уже протянула руку за папкой с меню…

— Добрый вечер, профессор Семёнов, — вдруг расплылся в улыбке официант. — Я очень рад видеть вас в нашем кафе. Это большая честь.

— Вы… вы меня знаете?

— Эй! — Рут постаралась прервать дифирамбы молодого человека, но тот не обращал на неё внимания.

— Профессор, — продолжал он. — Дело в том, что я готовлюсь поступать в Одесский Физ-Мат. И вполне возможно, буду учиться у вас на кафедре.

— Рад за вас, молодой человек, — с улыбкой ответил Семёнов. — Но это всё равно не повод чествовать меня как кинозвезду.

— Конечно, профессор. Но у нас все знают о том, что великий русский учёный прилетел на вертолёте собственной конструкции, которому не нужно топливо. Согласитесь, это немало.

— Я очень рад, молодой человек… как вас зовут?

— Брайан Гершвин, профессор.

— Вы собираетесь поступать в этом году?

— Да, сэр.

— Тогда желаю вам удачи.

За время этого диалога мисс Эндрюс немного приуныла. Собираясь на встречу, Рут планировала, что звездой вечера должна быть именно она. Но молодой официант, которому гормоны, казалось бы, не позволяли сводить с неё глаз, вдруг постарался понравиться именно её спутнику, напрочь игнорируя все попытки девушки обратить на себя внимание.

— Не знала, что вы так популярны, профессор, — с лёгкой обидой сказала Эндрюс, когда блюда были выбраны и они наконец-то остались вдвоём.

— Я и сам не знал, Рут. Скорее всего, мальчик пытается обеспечить мою протекцию при поступлении. Не знает, бедняга, что у меня пока даже кафедры нет.

— Зато у вас есть роскошная девушка, Андрей, — Рут очаровательно улыбнулась и по-кошачьи изогнула спину, выпятив вперёд роскошную грудь.

Семёнов некоторое время помолчал, глядя ей в глаза, затем тяжело положил ладони на стол, и твёрдо сказал:

— Доктор Эндрюс, скажите честно, какова ваша цель?

Девушка некоторое время улыбалась, затем как-то незаметно посерьёзнела и ответила:

— Я же сказала — сбежать отсюда. Да и вы мне симпатичны.

— Геннадий тоже был вам симпатичен?

— На что вы намекаете? По-вашему, это я его подставила?

— Я этого не говорил. Просто пытаюсь разобраться. Согласитесь, произошло неординарное событие. Мой сотрудник обвиняется в преступлениях, которых не мог совершить. Трудно не обращать на подобное внимания.

— Андрей, — Рут положила профессору руку на ладонь и слегка сжала. — Послезавтра вы увидитесь, и Геннадий вам всё объяснит.

— Верно, ещё и это. Сказать по правде, мисс Эндрюс, тот стиль общения, который вы ведёте, явно намекает на продолжение вечера.

— Не буду скрывать, совершенно верно.

— И как я буду после этой ночи смотреть в глаза Геннадию?

— Всё нормально, — Рут снова беспечно махнула рукой в своей манере. — Это ничего не значит, кроме того, я ему сама всё уже объяснила.

— Вы были абсолютно правы. Если для вас совместно проведённая ночь ничего не значит, то в обществе, подобном здешнему, вам определённо не место. Я вас понимаю.

— Так вы возьмёте меня с собой?

— Вес багажа не более двадцати килограммов. И ещё. Вам совершенно не обязательно пытаться меня соблазнить. Я уже дал согласие.

— Но… Я… Вы мне действительно понравились. Андрей, в здешних местах сложно встретить такого интеллигентного, образованного человека. А умных девушек привлекает вовсе не грубая сила. Нам нравятся разумные, культурные мужчины.

Девушка улыбалась как кинозвезда, грудь ходила от возбуждения, глаза блестели. Она долго и пристально смотрела на Семёнова, затем как-то сразу потухла, и тусклым голосом продолжила:

— Но, если вы не хотите, я, конечно же, не буду настаивать на продолжении вечера.

* * *

Утром Семёнов проснулся первым. Оделся, сварил кофе на двоих, и с подносом в руках вернулся в спальню. Рут Эндрюс разметалась по постели, бессознательно стараясь во сне занять всю площадь кровати. Он постоял, глядя на сладко сопящую девушку, поставил поднос на прикроватную тумбу, затем погладил её по волосам и потрепал её по плечу.

— Рут, подъём. Если мы хотим успеть в Зион сегодня, то вылететь надо самое позднее через два часа.

Глава 10

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 21 число. 08:05

Юраба не спал почти всю ночь. Виданное ли дело, участвовать в таком эпохальном событии, как слияние двух, прежде враждующих, кланов. Было немного обидно не попасть в самое ключевое место — на ферму «Зелёный крокодил», где произошла ликвидация Тони Синего Танка. Но и видеть выражение лица его главного советника, это тоже дорогого стоило.

Уснул японец только под утро, и, проснувшись, возблагодарил местные сутки за лишние шесть часов. Всё-таки удалось выспаться. Сегодня, если ничто не помешает, он вернётся в Порто-Франко, чтобы, немедля ни минуты, выехать снова сюда. Юраба поймал себя на мысли, что, во-первых, очень хочет работать на семью Лопеса, а во-вторых, ему всё больше нравится Нью-Рино. Хоть здесь и опаснее, но зато он встретил очень верных, честных и влиятельных друзей.

Японец бодро встал, впервые с момента перехода на новую Землю, сделал зарядку, аккуратно привёл себя в порядок, и тут в дверь постучали.

— Да! — ответил Юраба, но дверь уже открылась. На пороге стоял тот самый пилот, что должен его везти — Уильям Траутмен третий. Он счастливо улыбался.

— Доброе утро, Уильям-сан, — вежливо поздоровался Ринеру, сделав полагающийся неглубокий поклон.

— Почему ты мне кланяешься? Я же не твой сеньор, — пренебрегая приветствием задал встречный вопрос ранний гость.

— Согласно традициям нашей культуры, поклон — проявление вежливости. Иногда и сёгун поклонится простому крестьянину, если тот достоин уважения.

— Я так понимаю, Юраба, ты тоже из знатного рода?

— Были в стране Ямато роды и познатнее моего. Но для соблюдения приличий необязательно быть самураем.

— Я столько новых слов узнал. Ты очень образованный человек. Но это… Я пришёл по делу.

— Слушаю тебя, Уильям-сан.

— Мы, вроде как, собирались сегодня лететь?

Юраба степенно кивнул. Разговор о культуре его родины настроил японца на благодушный философский лад.

— А как насчёт отправиться завтра? Моя девушка предлагает мне сегодня познакомиться с её семьёй.

— Знакомство с родственниками невесты — очень важный этап в построении семьи.

— Блин, Юраба! И ты туда же. Что вы все меня так спешно жените? Я, может, ещё полетать хочу. А вы со всех сторон навалились…

— Как? — удивился Ринеру. — А для чего тогда вы с Эсмеральдой начали отношения?

— Да правильно всё, правильно! Женимся. Но можно, не сейчас? Эсси — замечательная девушка. И перспективы от этого брака тоже ошеломляющие. Но, Юраба! Малыши, пелёнки, подгузники… Крики по ночам, соски всякие. Вот скажи мне, как холостой мужчина, ты бы этого хотел?

— Конечно! Когда я встречу девушку, на которой решу жениться, я не буду бояться трудностей, связанных с детьми.

Как вишнёвое дерево радуется ягодам, Видя в них продолженье самого себя, Так счастлива и мать, глядя в глаза ребёнка.

Хокку в переводе потеряло большую часть красоты, но Юраба надеялся, что его собеседник всё-таки почувствует всю глубину мысли.

— Что это? Это ваши стихи?

— Да. Японская поэзия прежде всего учит видеть прекрасное в простом.

— Скажите, Ринеру, — и, помолчав, осторожно добавил, — сан.

Японец поощрительно кивнул, и Уильям довольный получившимся результатом смело продолжил:

— Ринеру-сан, какие у вас планы на сегодня?

— Ещё пять минут назад я собирался сегодня лететь в Порто-Франко, — улыбаясь ответил Юраба.

— Ах, да! Верно. Я и забыл. Так получается, вы свободны?

— Получается, да.

— Хотите сходить со мной?

— Это предложение очень неожиданно. Вы уверены, что на церемонию знакомства с родителями стоит идти с сопровождающим?

— Ты не понял, Юраба, — резко сменил стиль общения Траутмен. — Я тут подумал… ты такой умный. И серьёзный. Поэтому, если мы пойдём вместе, может, мама Эсси и меня воспримет лучше.

— Я понял вашу задумку, Уильям. И, обдумав, нахожу её интересной. Мне никогда прежде не доводилось бывать на подобных церемониях в европейских семьях, так что, — японец вдруг задорно подмигнул и широко, совершенно не по-японски улыбнулся. — Сочту за честь.

— То есть, договорились?

— Не спеши, Уильям. Лучше подскажи, что одевать, что с собой брать?

— Ой, точно! Надо же подарки купить. Маме, там, папе. Ну, папе понятно — стоит подарить хорошее вино, испанцы его любят, а вот что дарить маме?

— Попробую помочь. У себя на родине я подарил бы красивую безделушку и обязательно написал стихи.

— Юраба, ты гений! Красивый маленький холст, на нём японский стих этими вашими иероглифами. Клянусь крыльями моего «Меридиана», тёща эту штуку на стену повесит и будет гостям показывать. А какой стих?

— У вас так ценят японскую поэзию? — удивлённо спросил Юраба.

— Не столько саму поэзию, сколько необычность исполнения. Слушай, а давай вот это, про вишню? Ну, то, что ты мне вначале рассказывал.

— Согласен, строки неплохие. Но, приходя в дом, нужно проявить уважение к хозяевам.

— Но ты же сможешь? Напишешь? А я пока холст найду, я знаю, где он может быть.

— Хорошо, я постара… — но говорить было уже не с кем. Уильям Траутмен третий умчался.

Юраба корпел над стихами больше двух часов. Оказалось, что писать на заказ, по необходимости, гораздо труднее, чем по вдохновению. Однако, как известно, кто очищает пруд от водорослей, у того и рыба водится.

В итоге Юраба Ринеру вывел строки, под которыми не постеснялся бы подписаться и на родине.

Он радует глаз множества гостей И дарит защиту большой семье У доброго хозяина и дом прекрасен

Некоторое время японец с довольным видом рассматривал получившиеся строки, но затем погрустнел. Уильям, конечно же забудет купить кисточку и тушь. Да и где их можно взять в Нью-Рино? Надо было срочно выходить из создавшегося положения.

Идея родилась внезапно, и была она так органична и проста, что Юраба даже удивился, почему не подумал об этом сразу. Он вышел из номера и твёрдым шагом направился к коридорному.

— Добрый день. Могу я взять на время утюг?

Чернокожий молодой человек с удивлением смотрел на странного постояльца, затем широко улыбнулся, показав ряд ослепительно белых зубов и предложил:

— Пожалуйста, принесите вашу одежду, горничная тут же погладит всё, что надо. Или можете вызвать обслуживание в номере. Тогда она придёт с утюгом прямо к вам.

— Простите, я не объяснил, — вежливо, но твёрдо продолжил японец. — У меня на родине есть старая традиция. И чтобы её исполнить, мне нужен утюг. Всего на несколько минут. Обещаю, что верну инструмент в целости и сохранности.

— Надо же, никогда не слышал о старинных традициях с электроинструментом.

— Вы правы. Следовало бы пользоваться раскалённым в костре камнем, но я решил, что жечь огонь в номере будет не совсем правильно… — Юраба с трудом сдерживал хитрую улыбку.

— Да, конечно. Утюг гораздо удобнее. Сейчас принесу.

Через минуту японец довольной походкой возвращался в номер, размахивая тяжёлым утюгом. На губах его светилась довольная улыбка.

Он залез в недра чемодана и вынул отличные итальянские туфли, привезённые со старой Земли и ни разу ещё не надетые. Самое ценное в этой ситуации лежало внутри них. Два больших смятых листа рисовой бумаги, которая так хорошо впитывает влагу. Ринеру решил, что сделает подарок в самом что ни на есть японском традиционном стиле.

Он заварил крепкий чай из собственных запасов, затем разгладил утюгом лист почти прозрачной бумаги, и аккуратно, своей бритвой, нарезал немного меховых волосков с боковин дивана. А после тщательно их отсортировал, отобрав примерно равные по длине и толщине.

Почти полчаса ушло только на заточку карандаша. Точнее, на доведение его до нужной формы и толщины. Японец ловко примотал к получившейся палочке одинаковые волоски и долго и тщательно подстригал свою самодельную кисточку маникюрными ножницами, доводя её до требуемого размера и остроты.

Наконец, он с удовлетворением оглядел импровизированный инструмент. Таким уже можно писать.

С хитрой улыбкой Юраба безжалостно скомкал только что поглаженный лист, тщательно вымочил его в чашке с чаем, и снова прогладил утюгом. Бумага приобрела желто-коричневый, неровный цвет, оставшись кое-где почти белой. Ринеру удовлетворённо кивнул.

В маленьком чайнике ещё оставалась крепкая заварка. Юраба макнул в него свою самодельную кисть и для пробы провёл по бумаге тонкую линию. Сначала появилась лишь мокрая полоса, но с помощью утюга японцу удалось превратить её в ярко-коричневую черту.

Отлично. Передвинув стол поближе к окну, Ринеру удобно присел, подогнув под себя одну ногу, поставил перед собой вместо чернильницы чайник, и, стараясь не допускать ошибок и неровностей, тщательно и не спеша, вывел каллиграфическим почерком стихотворные строки. В письме японец использовал только классические витиеватые иероглифы кюдзитай. Получилось красиво.

Он подождал, пока жидкость немного впитается, затем поставил на лист утюг, стараясь не размазать свежие символы. В итоге тонкая рисовая бумага оказалась в три вертикальные строки покрыта замысловатыми, мастерски выписанными коричневыми иероглифами.

Из второго листа, вспомнив школьные уроки оригами, он ловко свернул маленький плоский домик с двумя одинаковыми башенками по краям. Затем основательно вымочил получившуюся безделушку в чае и просушил утюгом, безжалостно придавливая к поверхности стола, чтобы добиться плоской формы.

Мысленно похвалив себя, Юраба тщательно осмотрел рабочую поверхность утюга. Чисто. Инструмент можно было возвращать.

Осталась мелочь. Ринеру долго колебался, но затем, кровожадно щёлкая маникюрными ножницами, вытянул из внутренней части собственного галстука десяток красных шёлковых нитей, сплёл из них тонкий шнур, и подвесил на него коричневый домик примерно так, как раньше цепляли на документы сургучную печать.

На обратном пути от коридорного на японца налетел запыхавшийся Уильям.

— Вот, — он гордо протянул свёрнутую в трубочку грубую джутовую тряпку.

— Спасибо, Траутмен, но это не совсем то, что надо. Пойдём в номер, я покажу тебе, что у меня получилось.

Уильям долго разглядывал свёрнутый в трубочку лист, не решаясь взять его в руки. Наконец, он поднял на Юрабу умилённые глаза и осторожно спросил:

— Это что, старинное?

Японец широко улыбнулся, легко встряхнул своё творение, отчего рулон развернулся и коричневый бумажный домик запрыгал на тонком витом шнурке. Затем хитро глянул на товарища и голосом профессионального экскурсовода продекламировал:

— Обратите внимание. Перед вами главный тронный девиз дома старинной династии Нете, работы знаменитого мастера Ятаки Немогу. Предмет датируется концом прошлого или началом нынешнего тысячелетия, и выполнен в знаменитой японской чайной манере.

Траутмен аж присел от впечатления, с трудом позволил себе коснуться болтающегося оригами, а Юраба, еле сдерживая смех, продолжал:

— При тщательной экспертизе учёным удалось установить возраст изделия. По окончательным оценкам специалистов, он составляет от двадцати до тридцати минут.

И, со смехом глядя в круглые, как в аниме, глаза Уильяма, пояснил:

— Это я сделал. Только что. Красиво?

Он повертел лист перед лицом изумлённого приятеля, демонстрирую то одну, то другую сторону. Затем приподнял на ладони прицепленный бумажный домик, и отпустил, отчего тот закачался на шнурке.

— Ты!?

— Мастер Я-так-и Не-могу, — по слогам произнёс японец.

— И династия Не-те! — теперь Траутмен в голос расхохотался. — Ты молодец, Юраба, они обязательно купятся на эту фишку.

Японец совершенно не разделял авантюризма приятеля. Он укоризненно посмотрел тому в глаза и внятно, почти по слогам поправил:

— Ты не понял, — затем продолжил уже обычным тоном. — Я не собираюсь выдавать своё творчество за древность. Зачем начинать знакомство с обмана?

— Ты прав, ты прав, — задумчиво, но немного недовольно согласился Уильям, — А что здесь написано?

Юраба с чувством продекламировал стихотворные строки сначала по-японски, затем повторил на английском.

— Красиво. Особенно, когда по-вашему. Там даже рифма есть. Им обязательно понравится. Ну что, пойдём?

— Дай мне собраться. Десять минут.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 21 число. 16:00

Хесус де Роньё стоял в большом светлом холле своего дома и смотрел на вошедших молодых людей с неопределённой полуулыбкой. Рядом, взяв мужа под локоть, стояла его жена, Анарда. Эсмеральда открыла дверь и удивлённо шагнула назад, не видя любимого.

Юраба вошёл первым, на этом настоял Уильям, честно признавшись, что побаивается. Он с уважением поклонился хозяевам, сделал шаг в сторону, пропуская главного виновника, и теперь стоял, не зная, что делать.

Траутмен достал из сумки бутылку настоящего Хереса, сделанного на старой Земле, и с небольшим поклоном протянул подарок главе семьи. Японец быстро смекнул что делать, с великими предосторожностями достал из сумки свёрнутый в рулон и уложенный в тряпичный мешочек из-под левой кожаной туфли, свой подарок. Ловко развернул, и с чувством продекламировал стихи сначала на японском, затем перевёл на английский.

— Какая прелесть. Здравствуйте, молодые люди, — радостно сказала Анарда де Роньё.

— Добрый день, сеньор Ринеру, — подхватил Хесус. — Будьте так добры, пообщайтесь пока с хозяйкой. А нам с Уильямом и Эсмеральдой нужно кое-что обсудить.

С этими словами он ухватил молодых людей под локти и настойчиво утащил в боковую дверь.

— Мануэла, девочка, посмотри, что принёс нам этот милый молодой человек, — громко сказала в никуда хозяйка, когда остальные закрыли за собой дверь.

Тут же с противоположной стороны коридора вышла ещё одна девушка, и у Юрабы перехватило дыхание. Передним стояла почти точная копия той, кому он посвящал большую часть времени последние пять лет. Миниатюрное создание в пышной полосатой юбке чуть выше колена, с бледным, почти до голубизны, гладким как фарфор, лицом, по форме напоминающим сердечко, розовыми губами, и почти неестественно огромными, как у героев аниме, чуть раскосыми зелёно-голубыми глазами. А на белых открытых плечах лежали такие привычные и очаровательные два длинных хвоста пепельно-русых, с едва заметной зеленью, волос.

Японец даже помотал головой, чтобы отогнать видение, прежде, чем окончательно убедился, что перед ним не Хики Мицунэ.

— Мануэла де Роньё, — представилась девушка тонким, почти кукольным голоском и, так привычно для программиста вокалоидов, еле заметно присела на скрещенные длинные и стройные ноги.

— Юраба Ринеру, — он несколько опасливо, будто сомневаясь в её реальности, протянул руку, и девушка нежно коснулась её своими пальцами.

Разумом японец понимал, что это просто совпадение. Невероятное, из тех, что случаются один раз в жизни, а у большинства не происходят вообще никогда. Но глаза, много лет видевшие это лицо, знающие каждый жест, каждую улыбку и поворот головы, пытались убедить Юрабу, что перед ним именно она — сверхъестественным образом ожившая, его виртуальная певица.

Внезапно будто в его сознании открылась потайная дверь, и японец понял, наконец, истинную причину ухода из старого мира — любовь. Всем сердцем он любил ту, которую создал своими руками, но кого, в отличие от Пигмалиона и Галатеи, никогда не смог бы даже обнять. Программную виртуальную певицу, вокалоида Хики Мицунэ.

И вот сейчас он видит её перед собой во плоти. Ринеру сделал решительный шаг вперёд, оказавшись всего почти в полуметре от живого чуда, и как само собой разумеющееся, сделал глубокий почтительный поклон.

— Спасибо, — ответил ему знакомый тонкий голосок. — Вы так галантны. Почему я не видела вас раньше, сеньор Ринеру?

— Я всего два дня назад прилетел в Нью-Рино, — голос японца был непривычно даже для него самого решителен и твёрд.

— И с какой целью?

— Жениться на вас…

Лишь после того, как слова были произнесены, Юраба осознал, что же сказал. Сердце его застучало, сначала он даже собирался сделать пару шагов назад и как-то свести ситуацию к шутке, но потом решился, чуть тряхнул тщательно обритой головой, и твёрдо взглянул в глаза собеседнице.

Девушка обворожительно покраснела, щёки её залил ярко-розовый цвет, она ухватилась пальцами за краешек платья и бессознательно начала его теребить.

— Но… мы с вами совсем не знакомы, — пролепетала она.

— Отличный повод, чтобы познакомиться, не правда ли? — сам удивляясь своей дерзости ответил японец.

Смех Мануэлы напоминал звон синтоистских колокольчиков. Так же проникал в самую душу, вымывая из сознания негатив и заряжая его радостью. Юраба не мог не присоединиться к смеющейся девушке.

— Но давайте сперва всё же куда-нибудь сходим, — ответила она.

— С вами — куда угодно, Мануэла-тян. Хотите послушать Кумпарситу?

— Ах, сеньор Ринеру-сан, — собеседница старалась поддержать его манеру разговора. — Мужчина — вы, вам и выбирать, куда пригласить девушку.

— Сеньор Ринеру, — вмешалась изумлённо молчавшая Анарда де Роньё. — Я, видимо, несколько отстала от жизни. Скажите, молодёжь сейчас так шутит?

— Нет, мама, — ответила за него Мануэла. — Юраба действительно пригласил меня в клуб Малекон. А я, как ты заметила, согласилась.

— А разве спрашивать родителей теперь не принято?

Ринеру чёткими шагами подошёл к хозяйке дома, обозначил полагающийся в таких случаях поклон, и вежливо попросил:

— Сеньора де Роньё, позвольте пригласить вашу дочь, Мануэлу, в клуб Малекон? Обещаю, что буду оберегать её как сокровище императорской династии.

Женщина порозовела от удовольствия и степенно кивнула в ответ.

— Нашим бы мальчишкам такие манеры, — довольно проговорила она. — Идите, конечно. Но не забудьте вернуть нашу девочку к полуночи.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 21 число. 27:18

Юраба никак не мог сосредоточиться на выступлении. Всё время ловил себя на том, что смотрит лишь на свою спутницу. Звезда Нью-Рино на сцене что-то пела по-испански, а перед ним сияла его, персональная звезда. Японец решительно держал спутницу под локоть, а та доверчиво преклонилась к его плечу, время от времени проводя пальцами по колену Юрабы, отчего у него сразу холодело в груди.

Время от времени они о чём-то говорили. Ринеру сам не заметил, как рассказал о своей прошлой работе, которая составляла всё его существование на старой Земле, а через несколько минут в лицах описал обе встречи с русскими бандитами в Порто-Франко, то и дело срываясь на смех, и слыша в ответ звонкие усмешки спутницы.

Мануэла тоже поведала о своей жизни, но рассказ её был коротким и однообразным, в нём не было ничего захватывающего. Девушка проводила почти всё время в кругу семьи, занимаясь домашней бухгалтерией и руководя прислугой. Её маме, Анарде де Роньё, это оказалось очень удобно, позволило высвободить время для походов в гости к родственникам и подругам. Папе это очень нравилось, он много раз ставил Мануэлу в пример старшей сестре, которая вытребовала себе место диспетчера аэропорта и почти всё время торчала на работе.

Но между тем, с улыбкой призналась Мануэла, мама частенько её упрекала в излишнем домоседстве, говоря, что ни один молодой человек не позарится на тихую, скромную домашнюю девочку.

Внезапно девушка резко повернулась к нему, заглянула своими огромными глазами, как показалось Юрабе прямо в душу, и тихо спросила:

— А ты и правда хотел на мне жениться?

— Ты неправильно используешь английские времена, — с хитрой улыбкой поправил её Ринеру. — Я хочу на тебе жениться. Настоящее время, а не прошедшее.

Мануэла секунду помолчала, затем резко, как на пружинке, подскочила, схватила спутника за руку, и потащила к задрапированной тяжёлой портьерой стене. Отодвинула занавеску, и они шмыгнули внутрь. Впереди оказалась широкая глубокая слабоосвещённая ниша, почти коридор, по сторонам которой темнели две красивые двери из белого дуба. У дальней стены стоял здоровяк в джинсах и разгрузке на голое тело. Юраба напрягся.

— Ты нас не видел, Аугусто, — просящим тоном сказала Мануэла.

— Девочка моя, ты ли это? — прогудел в ответ громила, делая шаг вперёд.

— Аугусто, — остановила его девушка. — Ты же взрослый человек. У тебя есть семья, дети. А я уже большая девочка. И я его люблю. Но всё равно, пожалуйста, не говори маме.

Охранник подошёл к японцу, возвышаясь над ним на две головы, и ткнул тому в лицо огромный узловатый палец.

— Ты! Попробуй только обидеть сестрёнку, будешь иметь дело со мной.

У Юрабы сжался в животе холодный комок, но он пересилил себя и как мог твёрдо, но от волнения, не выговаривая некоторые звуки, ответил:

— Я рюборю сеньориду Мануэру.

Палец убрался. Осмелев, японец добавил почти без акцента:

— Я даже сделал ей предложение.

— Девочка моя! Да ты что? — прогудел здоровяк.

— Всё! Нас здесь не было, — отрезала та, и не останавливаясь, нырнула в правую дверь.

Японец осторожно последовал за ней. Они попали в полутёмную комнату, большую часть которой занимал широкий низкий диван. Перед ним стоял столик со стеклянной крышкой, у противоположной стены притулился привычный гостиничный мини-бар с холодильником, а над ним висела большая плазменная панель, на которую транслировалось выступление Кумпарситы.

Девушка резко остановилась, не дойдя двух шагов до столика, развернулась к Юрабе, так же рывком обняла его и, тыкаясь губами в подбородок пыталась нащупать его губы. Глаза её при этом были плотно закрыты.

Как-то естественно и спокойно, без малейшего внутреннего напряжения, японец ответил на торопливый, но страстный поцелуй девушки, глубоким и нежным своим, она сладко вздохнула и открыла глаза. В них светилось счастье.

Юраба удивлялся сам себе. Дожив до тридцати лет, он ни разу имел отношений. Отец с детства приучал его отдавать все силы, всего себя своей работе, жертвовать всем для блага огромной семьи, которой является организация, где тот служит. Только в этой семье не было так необходимой молодому человеку семейной любви. Тогда Ринеру сделал самый, с его точки зрения, логичный ход — купил себе самую продвинутую многофункциональную куклу, начинил её электроникой, вмонтировал микрофон и динамик…

Пока создавался искусственный интеллект Хики Мицуне, Юраба, во всю пользуясь служебным положением, унёс домой исходники лексикона, функций самообучения, модуля построения фраз и синтезатора речи. Теперь он и дома общался с вокалоидом. Программист научил электронную куклу разговаривать на бытовые темы, произносить ласковые слова, и даже время от времени изъявлять желание заняться сексом. Но в душе понимал, что всё это — суррогат. Искусственная замена тому, чего в реальной жизни Юраба найти не смог.

И вот теперь… Он прекрасно понимал, что сейчас будет первый в его жизни настоящий секс с живой девушкой, но при этом был совершенно спокоен. На душе было радостно и безмятежно, будто их отношениям уже много лет. Он погладил любимую по волосам, угадав желание, ещё раз поцеловал в губы и улыбнулся, видя её счастливые глаза.

— Будь со мной нежен, милый, — тихим, переливчатым голоском попросила она. — У меня это в первый раз.

Глава 11

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Горы в окрестностях Суэрте. 26 год, 4 месяц 21 число. 22:40

Весь прошедший день мы с Сэнди прошагали по горам. Она оказалась очень хорошей спутницей. Помнится, Высоцкий утверждал, что для проверки качеств человека, его следует взять с собой в горы. Так вот, теперь я был абсолютно уверен в простой и надёжной, как автомат Калашникова, девушке. Не подведёт. Мы прошагали больше пятидесяти километров, если считать вверх и вниз, не один раз помогая друг другу. В первые часы Сэнди ещё хорохорилась, и немного сторонилась меня, но уже после полуденного привала мы двигались слаженно, и она не стеснялась в трудной ситуации попросить помощи или наоборот, поддержать, подтолкнуть. Кстати, Стивеном меня больше не называла, а в последние два часа фразы вроде «Гена, сюда!» или «Гена, дай руку!» так и сыпались.

Наконец, мы перевалили последний хребет. Впереди была широкая, в пару километров, долина, а противоположный склон виднелся за почти плоской ровной возвышенностью. Ближняя к нам западная часть её была покрыта густым лесом, тогда как восточную, похоже, очистили специально, уж очень ровный переход был от лесистой части к голой и каменистой.

Кроме того, приглядевшись, я понял, что и камни, кроме самых крупных валунов, не иначе как специально оттащили к деревьям, таким образом отгородив обработанную территорию от дикой.

На самом дальнем краю возвышенности рядком стояли три белых кубика-здания. Большое, поменьше, и совсем маленькое. Чем-то они мне матрёшку напомнили. Казалось, будто их, как пищевые контейнеры из набора, вынули один из другого и поставили в ряд.

Мы спустились на сотню метров и решили остановиться на краю небольшой естественной запруды, в которую впадал невысокий, чуть выше моего роста водопад. Образовавшийся пруд походил на букву «Г». Вода втекала в нижнюю часть литеры и вытекала из верхнего конца, причём сама перекладина была чуть в стороне, что позволило воде в ней согреться до температуры окружающего воздуха, так что я, сунув руку, сразу даже не почувствовал влаги.

С этого места мы уже не видели противоположный склон, всё перекрывала роща деревьев с листьями, как у канадского клёна, но белыми в полосочку берёзовыми стволами. Солнце клонилось к закату, так что решили здесь и заночевать. Я достал из рюкзака топорик и цепную пилу, и прошёл чуть больше пятидесяти метров вниз по склону, пока нашёл подходящий сухой ствол. На то, чтобы отрезать от него полено чуть меньше полуметра длиной с ровными краями понадобилось около десяти минут и множество усилий. Но в итоге я вернулся к лагерю с нужным чурбаком.

Возле самой опушки очень кстати попалась неизвестная мне почти однотонная серая змея. Я грохнул её по башке поленом. Пойдёт на ужин.

Сэнди с удивлением смотрела, как я расколол сухое полено на четыре части, а потом, тем самым кухонным монстром, выскребал из каждой дольки середину, превращая её в щепу. В итоге я сложил четверти обратно, прижав их со всех сторон камнями. Получилось почти то же, что и было раньше, но со щелями и дырой в середине.

— Что ты сделал? — непонятливо спросила девушка.

— Это сибирская свеча.

— А, Сибирь, — по-русски, но с жутким акцентом воскликнула Сэнди, после чего вновь перешла на родной язык. — Знаю. Там очень холодно и люди должны постоянно пить водку, чтобы согреться. А полено зачем?

Я расхохотался.

— Сэнди, никому никогда больше так не говори. Засмеют. А полено — чтобы приготовить ужин.

Я зажёг щепку и забросил её в середину свечи. Через минуту изнутри поднялся узкий язык пламени.

— Всё. Можешь ставить котелок.

— Но подожди, что я сказала неправильно? Разве у вас не пьют водку?

— Не больше, чем остальные страны.

— Правда?

— Сэнди, девочка, я много водки выпил с тех пор, как ты меня знаешь?

— Но, может, тебе просто негде было её взять?

— Ну уж нет. Тот, кто хочет выпить, всегда найдёт. А от мороза лучше всего спасает баня.

— Да! Баня!

Она долго рылась в своём рюкзаке, и наконец, выудила из него тонкий, сложенный почти до бумажной толщины, кусок полиэтиленовой плёнки.

— Я тебя тоже хочу удивить. Баня будет прямо здесь. Собери камни в пирамиду, а я пока дрова найду.

Судя по всему, раньше Сэнди походную баню никогда не устраивала. Дрова сложила кое-как, почти не прикрыв камни, долго возилась с тремя здоровенными рогатинами, пока наконец, не установила их над камнями на манер индейского вигвама. Пришлось снова идти в зелёнку. Я принёс ещё две жердины, и вместе мы сделали над каменной пирамидкой неплохой шалаш. Как прогорит — покроем его полиэтиленом, получится парилка.

Пока возились, вода в котелке закипела. Сэнди шустро, как шарик по рулетке, пробежалась по поляне и вернулась с пучком каких-то трав, которые тут же, прямо целиком, закинула в кипяток. Пока я принюхивался, услышал сзади:

— Гена, помоги.

Сэнди смешно подпрыгивала возле дерева с длинными стреловидными листьями, пытаясь достать до нижней ветки. Я подошёл, присел, обхватил девушку за ноги и выпрямился. Раздался громкий шелест и проклятия.

— Дурак! Ты же меня прямо в листья головой сунул. Опусти немедленно. Хотя подожди. Всё, теперь положи, где взял.

Я опустил смеющуюся растрёпанную Сэнди на землю. В руках у неё был пучок листьев. Мгновенно обмыв добычу в запруде, она добавила их к травам в котелке. Следом пошла крупа из рюкзака.

— Готовь свою гадину, скоро пора забрасывать.

Змею я отмыл там, где вода вытекала из запруды, чтобы не пачкать основной водоём. Освежевал, порезал на куски и забросил в котёл. Язык пламени в сибирской свече к этому времени как раз уменьшился.

— Гена, давай костёр раскидаем, пора баню накрывать.

От этих слов на душе стало хорошо и уютно. Я не спеша подошёл к пирамиде частично треснувших камней, топором откинул в сторону несгоревшие дрова, оставив лишь угли. Потом залил горящие в стороне ветки водой.

Вместе мы быстро накрыли собранный из жердей шалаш полиэтиленовой плёнкой, тщательно прижав края к земле камнями. Я подумал, и положил сверху немного лапника, а пару веточек забросил внутрь, для аромата.

— Гена, пойдём мыться, а потом поужинаем.

— Надо же, — усмехнулся я в ответ. — Впервые в жизни женщина приглашает меня в баню, а не наоборот.

Кажется, она не поняла юмора, потому что молча нырнула под плёнку. Я последовал за девушкой.

Камни разогрелись отлично, ветки добавили аромата, а холодная вода в запруде поставила красивую точку в нашей походной бане. Мы сделали два круга. Как положено, с веником, от которого Сэнди сначала шарахалась по всему шалашу, а потом млела, подставляя бока и спину. Вышли чистыми до скрипа, но настолько голодными, что готовы были съесть живого рогача. Целиком.

А когда стемнело, просто лежали на лапнике, накрытом покрывалом и смотрели на яркие, обильные звёзды. Я так ни разу и не слышал ничего про местные созвездия. Говорят, моряки себе что-то придумали, но среди моих знакомых никто по ним не ориентировался.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Горы в окрестностях Суэрте. 26 год, 4 месяц 22 число. 06:15

Проснулся я первым, и сразу после водных процедур решил просканировать окрестности. В районе лаборатории удалось засечь только одного исполненного скуки часового, медленно бредущего вдоль периметра. А вот лесистая часть плато меня удивила. Судя по ощущениям, там, среди чащи, торчала одинокий скала, а на ней безмятежно спали двое. Причём, мужчин.

Странной показалась их аура. Почти обычная, но было в них что-то от тех горилл, которые как футбольный мячик, гоняли меня по лесу. Что-то неуловимое.

Сэнди проснулась, не увидела меня, и сразу погрустнела. Потом вылезла и палатки, и, думая, что я не вижу, тихонько подкралась сзади.

— Доброе утро.

— Вот дерьмо! Не получилось. Как ты меня заметил?

— Ты слишком громко думаешь.

— Нет, а правда?

— Я человек-радар. Чувствую людей и животных.

— Ну хватит врать!

— Я серьёзно. Прилетит профессор Семёнов, у него спросишь.

Имя Андрея Александровича неожиданно произвело на Сэнди впечатление. Она секунду молчала, положив руки мне на плечи, потом вдруг резко изменила тему:

— Давай завтракать. Только там, в котелке, совсем чуть-чуть осталось.

— Как тебе змеиное мясо? — спросил я.

— Вкусно. Но я и раньше его пробовала.

— Тут в кустах ещё одна сидит. Может, пожарим?

На этот раз змея попалась зелёная, с жёлтыми полосами от головы до хвоста по бокам, толщиной в руку. Освежевать было делом пяти минут, мариновать не стали — порезали на куски, соль, специи, и на сырую веточку вместо шампура. Я как раз переворачивал блюдо на импровизированном из камней и веток мангале, когда увидел самолёт.

Он был маленький, одномоторный и очень красивый. Но вот летел странно. То клевал носом, с трудом выравниваясь на низкой, чуть быстрее машины на дороге, скорости, то рыскал носом влево-вправо, будто ища след. Аэроплан медленно и как-то лениво перевалил через ближайший хребет и понёсся над плоскогорьем, чуть не задевая верхушки деревьев. Судя по звуку, двигатель работал ровно, поэтому я не понимал, что мешает пилоту набрать высоту.

Пока я удивлённо провожал летательный аппарат взглядом, произошло то, чего я и опасался. Левое крыло зацепилось за возвышающуюся над уровнем остальных деревьев сосну, самолёт резко остановился прямо в воздухе, фюзеляж сделал полтора полных оборота против часовой стрелки, и плашмя рухнул в чащу.

Я оглянулся. Сэнди сидела с открытым ртом, и не мигая смотрел на то место, куда упал аэроплан. Я тронул девушку за плечо, она дёрнулась и повернула лицо ко мне.

— Надо идти. Вдруг там кто-то жив.

— Пять минут на сборы, — скомандовал я.

Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 22 число. 04:10

Юраба проснулся от настойчивого стука в дверь. Он поглядел на наручные часы и удивился — кто может стучать в эту раннюю пору?

В коридоре стояли Уильям Траутмен третий и обе сестры де Роньё.

— Друг, собирайся, вылетаем, — безапелляционно заявил Уильям.

— Почему так рано?

— Потом расскажу. Вот, Эсси нас выпустит.

— Билли, не называй меня так при посторонних, — прошептала его невеста.

— И ты, — в тон ей ответил тот.

— Доброе утро, любимая, — наконец обратил внимание на Мануэлу Юраба, — Ты почему не спишь?

— Пришла тебя проводить. Собирайся.

— Ну, проходите, я сейчас.

На то, чтобы подготовиться к выходу ушло около получаса. Затем мужчины подхватили чемоданы, и вся компания дружно высыпала на улицу. У входа стоял неизвестный Юрабе внедорожник цвета хаки.

— Как тебе машина? — горделиво спросил Траутмен.

— Что это?

— Русский военный внедорожник. Лопесы одолжили. Лезь внутрь.

Разместились вполне ожидаемо — Уильям с Эсмеральдой впереди, а Юраба с Мануэлой сзади. Стоит ли говорить, что всю дорогу парочки болтали ни о чём и время от времени целовались.

На аэродром автомобиль ворвался почти на полной скорости, гудя обоими мостами. Перед башней резко остановились, Эсси выскочила, обернулась.

— Милый, не задерживайся. Самое позднее — послезавтра тебя ждут родители, надо планировать свадьбу.

— Ты успеешь до послезавтра? — шёпотом спросила Юрабу Мануэла.

— Вряд ли, — так же ответил тот. Мне назад на машине, да и дел в Порто-Франко немало.

— И всё равно, постарайся побыстрее. Я буду тебя ждать и волноваться.

— Хватит ворковать, выходим, — раздался голос Уильяма.

И правда, прямо перед капотом возвышался тонкий, элегантный хвост самолёта. Влюблённые последний раз поцеловались, и японец, вслед за Траутменом, вышел в предрассветную прохладу.

Внутри салон самолёта выглядел роскошно. Весь в белых тонах, с мягкими удобными креслами. Юраба застыл в проходе, рассматривая интерьер.

— Друг, садись рядом, — донеслось из пилотской кабины, и японец, протискиваясь между рядами сидений, пошёл на зов.

Двигатель уже работал, Уильям сидел, нацепив на голову гарнитуру, и внимательно смотрел на приборы. Он оглянулся, и указал Юрабе на такие же наушники, висящие на правой стене. Тот надел.

— …веди себя хорошо, — послышался голос Эсмеральды. — И помни, в Нью-Рино есть семья, которая тебя любит и ждёт.

— Сеньорита, передайте привет Мануэле, — сказал японец в микрофон.

— Я здесь, — ответил родной голос.

А потом хором:

— Мальчишки, мы вас любим.

— Разрешите взлёт? — ворвался в прощание Уильям.

— А куда я денусь? Лети уж… таракан.

Двигатель добавил оборотов, винт завыл на тон выше, потом ещё, постепенно переводя гул в ультразвук, кабину затрясло. Тряска перешла в мелкие скачки, затем вдруг исчезла. Отрыв.

Вид через лобовое стекло заворожил Юрабу. Солнце вставало, выдёргивая из темноты отдельные растения, скалы, неровности ландшафта. Японец некоторое время пытался следить за деревьями, резво скрывавшимися под фюзеляжем, но Меридиан быстро набрал высоту, отдельные элементы стало отличать сложнее, потом земля начала походить на слабо освещённую карту.

— Ты не уснул, друг? — послышался голос Уильяма.

— А? Нет, что ты. Мне очень интересно.

— Знаешь, почему мы так рано взлетели?

— Надеюсь, ты объяснишь.

— У меня здесь рядом, миль двести, есть дело. Маленькое, мы даже садиться не будем. Надо просто снизиться, сбросить груз, и можно двигать в Порто-Франко.

— А почему так рано?

— Всего лишь, чтобы я успел засветло обернуться.

Юраба представил себе сброс посылки без приземления. Получалось что-то из фильмов, когда величественно открывается часть фюзеляжа, а по ней сползает огромный тюк, снабжённый для безопасности парашютами. Хотел уже спросить Уильяма, так ли всё будет, но, подумав, пришёл к выводу, что скоро сам всё увидит.

Гул двигателя был ровным и уже незаметным, пилот отстегнул ремень и размял руки. Почему-то японец предполагал, что в полёте лётчик не выпускает штурвал, постоянно щёлкает какими-то тумблерами и следит за приборами. Но Траутмен разрушил этот миф. Он встал, пару раз присел, чтобы разогнать кровь в ногах, затем достал из-под сиденья бумажный свёрток и открыл его.

По кабине распространился запах мяса со специями.

— Есть хочешь? — спросил Уильям.

— Да. Я бы с удовольствием позавтракал.

Пилот молча протянул бутерброд с полосками постной говядины. Только тут Юраба почувствовал, что голоден.

— Ты поешь, а я смотреть буду. А потом ты будешь рулить, а я закушу.

Юраба чуть не подавился.

— Я же не умею!

— Ничего сложного. Это же не взлёт-посадка. Просто следить за высотой и горизонтом. Я покажу, как.

Никогда в жизни японец не ел так быстро.

Вести самолёт было не просто увлекательно. Сердце так и норовило выпрыгнуть, а в голове крутилась лишь одна мысль: «Я — лечу! Сам управляю самолётом».

До точки сброса долетели чуть больше, чем за час, и то потому, что Уильям всё время учил Юрабу элементарному пилотажу. В итоге японец понял связь между оборотами двигателя и высотой, выяснил, как и зачем заваливаться на крыло, и даже научился сам заходить на посадку, правда, без приземления. Но коробочку и сброс скорости, снижение с выравниванием тангажа, пару раз провёл самостоятельно.

— За этим перевалом сбрасываем скорость высоту до минимума, а потом всё просто, — пояснил Траутмен. — Видишь рычаг? Он открывает люк. Вывалится коробка, в ней одежда и консервы. Метров с двадцати и при посадочной скорости им ничего не будет. А мы — свечку и на курс.

Каменистый хребет лениво провалился под фюзеляж и открылась величественная картина красивой долины. Зелень, водопады, мелкие реки. Точка сброса была километрах в пяти, на тщательно вычищенном плато, а до неё тянулась заросшая лесом горная равнина.

— Газ на минимум, — скомандовал Уильям.

— Ты хочешь, чтобы я сбрасывал?

— Не бойся, друг, я подстрахую.

Юраба дрожащей рукой передвинул рычаг на холостой ход, проверил горизонт, выпустил закрылки, и обливаясь потом, следил за тангажом, то и дело дёргая рули высоты. К счастью, ветер был встречный, что очень облегчало работу.

Навалилась непонятная тоска, голову будто охватило хомутом, медленно, но неотвратимо, стягивая. Ринеру постарался отвлечься, отключить часть сознания, вспоминая старые практики, которым учили ещё родители. Помогало слабо.

— Оммм, — затянул про себя японец. Он постарался отбросить всё, кроме этого звука и элементов управления полётом.

Как ни странно, такой простой способ подействовал, хоть и не до конца. Дышать стало легче, темень перед глазами пропала. Наверное, перепад давления, решил Юраба и вернулся к пилотированию.

Уильям молчал, и через какое-то время японец осмелел, стал позволять себе оторвать взгляд от приборов, и посмотреть на землю. Впереди мчался лес, ныряя под самолёт так близко, что казалось, фюзеляж должен скрести по макушкам деревьев. Альтиметр показывал пятнадцать метров. Скорость упала до ста. К счастью, Юраба не знал, что сейчас, с той нагрузкой, которую несло судно, это критическая скорость. Чуть ниже, и крылья уже не будут держать борт. Но капитан не сказал ни слова, и второй пилот считал, что всё идёт как надо.

Наконец, японец выбрал момент и глянул на Уильяма. И чуть не выпустил из рук штурвал. Приятель пускал пузыри, глаза его закатились, а тело обмякло.

Вот тут и настала паника. Юраба сразу начисто забыл всё, что нужно было делать, зачем-то выпустил закрылки в посадочное положение. Вкупе с убранным газом это дало немедленный результат — нос задрался вверх, самолёт уже на самом деле зачиркал плоскостями и задней частью по кронам деревьев, ещё больше теряя скорость. Теперь хвойные ветви были на уровне иллюминаторов и плыли мимо так медленно, что, казалось, можно на них пересчитать все иголки. Впереди маячила макушка огромной сосны, возвышавшаяся над остальными не меньше, чем на десять метров. Юраба даже на мгновенье зажмурился от страха, но потом в суете нажал на педаль, заваливая падающую машину на бок. На высоте это привело бы к неминуемому штопору, но сейчас раздался удар в левое крыло, скрежет, и самолёт понёсся вокруг сосны, сдирая ветви как спиральный нож. Наконец, японец почувствовал мощный толчок, со всех сторон затрещало, и тут же всё стихло.

Юраба попробовал выбраться из кресла, но ноги были зажаты приборной панелью. Он наклонился, поискал, нельзя ли как-то отодвинуть сиденье, но ничего подходящего не увидел. После нервотрёпки пошёл адреналиновый откат, тело ослабло, и японец решил просто посидеть, прийти в себя, а потом уже искать выход. Он закрыл глаза, и начал мысленно ощупывать своё тело, проверяя, всё ли в порядке.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Горы в окрестностях Суэрте. 26 год, 4 месяц 22 число. 07:08

Витёк проснулся от громкого треска. Сначала ему даже показалось, что на их скалу упал метеорит. Он сел на своём самодельном ложе и прислушался. Вокруг стояла утренняя тишина, только метрах в трёхстах в сторону базы истошно орали птицы.

Значит, не показалось, подумал Витёк. Надо бы сходить. Он подошёл к развалившемуся морской звездой Огромову, и тряс того за плечи, пока Сергей не сел на своём ложе.

— Ты чего? — Еле внятно пробурчал приятель.

— Там упало что-то. Слышишь, птицы заходятся?

— И чего? Ну и пусть орут. Я спать хочу.

— Пойдём глянем.

— Ты иди, — Огромов оглушительно зевнул. — Потом расскажешь.

Витёк молча кивнул, посмотрел на завалившегося на спину сонного напарника, и, пользуясь ветвями деревьев как турником, двинулся к месту падения, не спускаясь на землю. За эти дни оба товарища вполне освоили обезьяний способ передвижения. Оказалось, очень удобно и гораздо быстрее, чем по земле.

На широкой приметной поляне, образованной деревом такой высоты, что остальные были ему по плечо, лежал бело-голубой самолёт. Почти целый, если не считать вмятин, полуоторванного левого крыла и разбитых боковых иллюминаторов. Он мирно покоился на горе сломанных в падении ветвей, и даже птицы уже затихали, видя, что ничего страшного больше не происходит.

Витёк спустился на землю и осторожно подошёл к лежащей небесной машине. В голове стояла картинка, виденная в каком-то фильме: капает бензин, или чем их там заправляют, капает, капает, а потом «Бум!». Запах возле аэроплана стоял керосиновый, памятный ещё с детства. Селезнёв осторожно обошёл место падения по кругу, принюхиваясь и прислушиваясь. Вроде, опасности не было. Он аккуратно, стараясь не провалиться в гору веток, прошёл по кругу и заглянул в целое лобовое стекло.

В кабине виднелись двое. Один, вроде, китаец, Селезнёв их немало видел во Владике, а второй нормальный — русский. Китаец даже шевелился, хотя глаза его были закрыты.

Входная дверь находилась по левому борту. Витёк подёргал утопленную заподлицо ручку — закрыто. Зато иллюминатор на входной группе оказался разбит вдребезги. Засунуть руку в дыру и повернуть ручку замка изнутри было делом техники, и уже через минуту исследователь проник в роскошный салон самолёта.

Обстановка напомнила Витьку свадебный лимузин. Белая обшивка, бежевые кожаные кресла, ковровая дорожка на полу. В кабину пришлось протискиваться между очень близко стоящими сиденьями, да и после развернуться было негде. Китаец справа повернул голову и сказал что-то знакомое. Похоже, это не китаец, а японец — по их телевидению так же говорили. Пилот оказался аккуратно пристёгнут, никаких видимых повреждений на нём не было.

Витёк осторожно отстегнул японца и попытался, ухватив подмышками, выволочь его их кресла. Спасаемый сначала зашипел, а при первом же более или менее сильном рывке в голос крикнул. Причём, как показалось самому спасателю что-то своё, японское матерное.

Второй, европейский пилот находился в плотной отключке, но дышал ровно, крови и видимых ран не наблюдалось, так что Селезнёв оставил возню с ним на потом, лучше после прихода амбала Огромова. В том, что, проснувшись, тот отправится на поиски напарника, сомнений не было. Витёк ещё раз попытался вытащить японца. Тот взвыл.

— Потерпи, землячок, сейчас, минуту, — бормотал спасатель, стараясь найти тот вектор приложения сил, при котором спасаемый бы молчал. Но тщетно.

Тогда Витёк, кряхтя и матеря конструкторов этой небесной консервной банки, кое-как опустился на пузо между креслами и заглянул под японца снизу. Всё сразу стало понятно. Видимо, кресло, в момент удара, под действием инерции, двинулось вперёд, согнув крепления, и зажало пилоту ноги. Нужен был ключ на тринадцать.

Селезнёв с трудом поднялся и презрительно огляделся. Ну и где среди этой роскоши ключи искать? В такой карете из инструментов, небось, один штопор.

Витёк досадливо плюнул, лёг на спину, ёрзая, вполз под кресло и изо всех сил стал тянуть сиденье назад. Сил не хватало, он сначала кряхтел, затем подвывал в ритм рывкам.

— Э-эх! — прикрикнул Селезнёв, дёргая сиденье со всей мочи.

И вдруг вес изменился — японец, как чёртик из коробочки, выскочил сквозь на мгновенье расширившуюся щель, и тут же упал на колени, шипя от боли. Спасатель ужом шмыгнул в проход, вновь подхватил пострадавшего подмышки и резво поволок к выходу.

— Уряма, — бормотал японец. — Уряма.

Снаружи в стену гулко постучали и от неожиданности Витёк чуть не уронил свою ношу, потому что в двери раздалась родная русская речь:

— Эй! Есть кто живой?

Спрашивающий тут же продублировал вопрос по-английски. Судя по голосу, это был не Огромов.

— Принимай этого, — не став разбираться, ответил Селезнёв. — Там ещё пилот валяется.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Горы в окрестностях Суэрте. 26 год, 4 месяц 22 число. 08:25

До самолёта мы добрались не первыми. Дверь уже была открыта, изнутри слышались непонятные звуки, время от времени перемежающиеся родным русским матом.

— Гена, не спеши. Вдруг там опасно, — зашептала Сэнди, но я только махнул рукой.

Подошёл к распахнутому люку и спросил:

— Эй! Есть кто живой?

В проходе появилась всклокоченная, давно не стриженная голова, а под ней неожиданно ещё одна.

— Принимай этого, — произнесла верхняя из голов. — Там ещё пилот валяется.

Я перехватил стонущего японца и аккуратно вынес его наружу.

— Что у вас болит? — спросил я по-английски.

— Вы говорите по-английски? — задал он идиотский вопрос.

— Ну а что я по-вашему сейчас делаю? Так что болит?

— Нарушено кровообращение в ногах, они были пережаты креслом. Это не страшно, сейчас всё будет в порядке. Но внутри без сознания находится мой друг и пилот этого аэроплана Уильям. Я очень прошу вас оказать ему необходимую помощь.

— А кто вас вынес? Это разве не ваш друг?

— Я думал — ваш. Он совсем не понимает по-английски.

— Ладно, разберёмся, — буркнул я и нырнул в салон.

Краем глаза заметил, что к пострадавшему уже подбежала Сэнди, а на неё можно положиться, по себе знаю.

— Земеля, у тебя ключ на тринадцать есть? — раздалось из кабины.

— Откуда? А что?

— Да тут кресла погнулись, снять бы надо, а то вон, парнишке ноги зажало.

— Может, вдвоём дёрнем?

— Тебя как зовут, земляк?

— Гена.

— А я Витёк. Давай пробовать.

Через несколько попыток мы выработали выигрышную тактику. Я дежурил сверху, обхватив пострадавшего подмышками, а напарник, скорчившись под креслом каким-то неимоверным на мой взгляд усилием, дёргал его назад. Ну а я, при каждом рывке, старался успеть вытащить пилота. Снизу раздался надсадный крик, сиденье сдвинулось сразу на пару сантиметров, и я, не теряя времени, освободил пострадавшего из зажима. Тот даже не открыл глаза.

Мы оттащили обоих летчиков подальше от места падения, опасаясь самопроизвольного возгорания, а Сэнди волокла следом охапку лапника с ободранной крылом сосны. Последние шаги японец прошёл уже сам, хоть и переваливался с одной негнущейся ноги на другую. Потом без сил рухнул на кучу мягких веток, но через минуту кое-как встал и поклонился на с Витьком по очереди в пояс. Я автоматически ответил наклоном головы, чем, кажется, заслужил уважение в его глазах. Витёк же среагировал по-своему.

— Земеля, хорош поклоны бить, не в церкви, — с усмешкой сказал он японцу.

— А почему «земеля»? — спросил я, отмечая явное несоответствие.

— Так я во Владивостоке долгое время жил. А оттуда до этих, — он кивнул головой в сторону спасённого, — рукой подать.

Второй пилот был без сознания. Я положил руку ему на грудь.

— Что там? — нетерпеливо спросила Сэнди

Я лишь отмахнулся.

— Так ты с базы что ли? — настороженно спросил Витёк.

— Нет, не с базы. Потом. Не мешай.

Что-то мне напоминало состояние Уильяма. А именно, Сэнди при первой нашей встрече. Явно обморок был спровоцирован воздействием на сознание. Я посмотрел, ища сторонние вкрапления. Ну да. Вот она, густая тёмно-красная корка застывала поверх основной ауры.

Возиться пришлось не меньше часа, пока пилот открыл глаза. Несколько секунд он оторопело оглядывался, затем рефлекторно вытер от слюней губы, и, наконец, разглядел стоящего рядом второго пилота.

— Меридиан цел? — тут же спросил он.

— Я не знаю, Уильям, — оправдывался японец. — Ты потерял сознание, и я, не зная, как управлять, врезался крылом в дерево.

— Ой!

— Вы живы, а это главное, — включилась в разговор Сэнди.

— Уильям, — он повернулся. — Меня зовут Гена. Что вы чувствовали перед потерей сознания?

— Ну, я не помню… Хотя… Похоже, мы влетели в область повышенного давления. Голову как тисками сжало и пропали все желания.

— У меня было то же самое, — добавил японец, и, оглядев всех, торопливо представился. — Я Юраба Ринеру.

— Сэнди.

— Гена.

— Вы знакомитесь что ли? — разобрался наконец не знавший английского Витёк. — Виктор Селезнёв. Можно просто Витёк.

— Господа, у вас случайно нет воды? Очень хочется пить, — Уильям смотрел почему-то только на Сэнди.

Та засуетилась, вынула из рюкзака пластиковую фляжку и протянула пилоту. Он кивнул, и надолго присосался к горлышку. Наконец, оторвался и, вместо того, чтобы вернуть воду, передал флягу Юрабе. Японец сделал пару вежливых глотков, и, поблагодарив девушку взглядом, протянул ей бутылку.

— Так что с самолётом? — нетерпеливо переспросил Уильям.

— Потом сходишь и посмотришь. Сейчас лежи. Тебе поправляться надо.

— Что здесь произошло? — раздался в кустах мужской голос. Говорили по-русски.

Глава 12

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Горы в окрестностях Суэрте. 26 год, 4 месяц 22 число. 07:08

Мы лежали рядом, укрывшись за камнями и смотрели в сторону белого здания научной базы. Точнее сказать, смотрел один Уильям — у него в самолёте оказался бинокль. Я закрыл глаза и старался прощупать территорию. Получалось слабо — похоже, в самом здании работала станция РЭБ, потому что эфирного потока я не чувствовал, но и заглянуть внутрь не мог.

Странная у нас подобралась компания. Никак не похожая на боевую группу. Бойцами, пусть и с натяжкой, можно было назвать только нас с Сэнди. Японец, хоть и горел энтузиазмом, не выглядел готовым к каким бы то ни было военным действиям. Американец вообще не думал ни о чём, кроме своего разбитого самолёта. Неудивительно, если учесть, что это была его единственная собственность, и одновременно, средство добычи денег.

Самыми странными в нашей пёстрой компании оказались двое русских. Здоровяк Сергей Огромов, простой, как бычок на верёвочке, но безумно гордящийся своей бывшей должностью. Он так и представился: «Огромов Сергей, старший техник». Я сразу же вспомнил молодых летёх, выпускников училищ, или пиджаков, призванных на год. Эти тоже до одури гордились новыми погонами, кажется, даже спали в парадке.

Напарник Огромова, Витёк Селезнёв, был полной его противоположностью. Этакий мужичок себе на уме. Простой, и в то же время хитрый. Я с первой минуты понял, что в паре ведущий именно он. Впоследствии не раз в этом убедился.

Но воином не был ни один.

— Геныч, а что нам там вообще делать? — шёпотом спросил Витёк.

— Мне — особо и нечего. Моя задача, дождаться профессора Семёнова. Он должен за мной прилететь.

— Тогда чего мы сюда припёрлись? Можно было и на нашей скале посидеть. Оттуда отлично видно, кто на посадку заходить будет.

— О чём вы говорите? — нетерпеливо спросила Сэнди.

Я повторил разговор на английском.

— Скажите, Гена, а ваш профессор сможет подцепить вертолётом мой Меридиан? — это Уильям.

— Вот у него и спросим.

— Гена, Гена, мы что, на базу не пойдём? Там моя дочь, Гена!

— Спокойно. Нервничать в любом случае не стоит.

— Ты… Я думала, ты…

— Сэнди, остынь. Мы ещё не приняли никакого решения.

На территории сформировалась группа из пяти охранников, выстроилась в колонну по два и двинулась в нашу сторону.

— К нам идут. Пять целей. Рассредоточиться.

К моему удивлению, все беспрекословно выполнили команду, даже не говорящий по-английски Витёк.

— Себя не обнаруживать, — продолжал я. — Я справлюсь сам.

— Что им от нас надо? — недоуменно спросила Сэнди.

— Это, наверное, к самолёту, — ответил Траутмен. — Заметили падение, решили разведать.

Кто о чём, а Уильям о своём крылатом друге. Но сейчас не до дискуссий. Наша разношёрстная пятёрка скрылась в кустах, а я прислонился к валуну и постарался слиться с ним. Придётся действовать быстро и тихо.

Охранники по одному преодолели щель между камнями. При этом ведущий не остановился и не стал собирать группу. Так и поплелись гуськом через заросли. Зря это они. Строй умные люди придумали, а так, по одному…

Я подкрался к последнему, тюкнул рукояткой пистолета по затылку и поймал обмякшее тело. Вроде, не заметили. Вот, а в строю такой приём не прокатит. Следующий тоже ушёл тихо, а вот третий не вовремя оглянулся, в результате получил Береттой в лоб. Звонко так, остальные тоже услышали. Пока они стояли, пытаясь сообразить, что произошло, я успел огреть обоих. Второй послушно рухнул в траву, а первый замотал головой, и вскинул автомат. Но меня пока не видит, я стараюсь слиться с окружающей зелёнкой. Стоит болванчиком, поводя стволом влево-вправо. За что и получает второй удар. На этот раз голова его откинулась назад, но сознание охранник не потерял. Наоборот, собрался что-то сказать в гарнитуру, даже рот открыл. И тут из куста выходит Огромов и со всей дури лупит своим кулачищем противнику по затылку. Срабатывает гораздо лучше. Ведущий группы послушно выключается и кулём падает в траву.

— Этот скоро очнётся, точно говорю, — комментирует ситуацию Серёга.

— Сейчас поправим.

Я кладу руку на грудь лежащему. Минута, и в чаще раздаётся храп. Полчаса у нас есть, а то и больше.

Сэнди с японцем шустро, будто сто лет в паре работали, усаживают бесчувственных охранников у стволов попарно, сцепляя руки их же наручниками и затыкая рты чёрными форменными беретами. Только бы не задохнулись.

— Они дышать-то могут? — спрашиваю у Сэнди.

— Мне плевать, кровожадно отвечает девушка. Эти сволочи мою дочь похитили.

— Ну-ну.

Теперь мы все вооружены. Возвращаемся на наблюдательный пункт.

— Гена, надо идти внутрь, — горит желанием Сэнди. — Можем замаскироваться под охрану. Формы вон — пять комплектов.

— Не стоит вам туда идти. Что-то серьёзное в этом здании, я его даже прощупать не могу — голову сдавливает.

— Что ты сказал? — переспрашивает Витёк, и дождавшись перевода, комментирует. — Они там какое-то излучение хитрое придумали, от него люди в горилл превращаются. Только спирт и спасает. Вон, Серёга бы и не выжил, если бы я его сивухой не отпоил.

— Да, Гена, там что-то страшное творится. Смотри, что они с людьми делают.

Он без малейшего напряжения вытянул руку почти на два метра и пошлёпал ладонью по камню. Зрелище было фантастическое. Длинное, покрытое волосами предплечье высовывалось из рукава, ладонь покачивалась в стороне. А вдруг незаметно всё пришло в норму.

По нашей группе прошёл ропот.

— Гена, что это было? — ошарашенно спросила Сэнди. — Это и с моей девочкой такое сотворили? Вот гады! Да их убить мало!

Девушка мгновенно вскипела, схватила винтовку и кинулась к сидящим у деревьев охранникам. Я едва успел поймать её за талию и тогда она уткнулась мне в плечо и зарыдала.

— Генасик, — раздался сзади голос Витька. — Может, валим отсюда, пока эти не очнулись?

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Окрестности научной базы. 26 год, 4 месяц 22 число. 20:22

За день мы успели сходить на стоянку русских техников, даже умудрились влезть на скалу, удивляясь эластичности конечностей Витька и Сергея. Сэнди успешно поохотилась, добыв привычную мне красноголовку. Похоже, змеятина девушке понравилась.

Мне вообще казалось, что в чащу она ушла не столько потому, что у нас не хватало еды, а, чтобы выплеснуть злобу на детских мучителей. И, похоже, эффективно, если не считать того, что змея оказалась порублена в куски, а лицо у охотницы было сплошь красным и зарёванным.

После обеда решали, что делать дальше. По моим соображениям, следовало остаться здесь, в проверенном и относительно безопасном месте, дождаться Семёнова, а там уже решать, когда, куда и в каком составе лететь. Техники меня поддерживали — им самим до чёртиков надоела робинзонада. Японец вообще готов был хоть пешком бежать в Нью-Рино, где, оказывается, его ждала невеста. Из общего унисона выбивались двое.

Уильям Траутмен, который ни за что не хотел бросать свой самолёт. Он предпочитал остаться у Меридиана в одиночестве с тем, чтобы мы договорились с каким-нибудь вертолётом об эвакуации. И Сэнди Андерхилл. Девушка загорелась местью мучителям своей дочери. Она готова была в одиночку ворваться на базу и перестрелять всех, кто под руку попадётся. При этом её не беспокоило, что в подобной ситуации вряд ли бы удалось пройти дальше первого коридора.

Отпускать Сэнди одну я не собирался. Мало того, что дочь сгинула, так не хватало ещё и матери там же голову сложить. Так что, дождавшись, пока начнёт темнеть, мы вдвоём выдвинулись в сторону белого кубика главного здания научной базы.

— Я всё понимаю, чувства, эмоции, — вполголоса инструктировал я свою спутницу. — Но, чтобы ни одного самостоятельного движения. Держаться только за мной. Иначе, единственное, чего ты добьёшься, это очереди от какого-нибудь охранника. Или, ещё хуже, попадёшь под излучение, и у тебя тоже руки до земли вырастут.

Ответить она не успела.

— Геныч, почекай, — раздалось сзади.

— Витёк, что-то я не слышал о хохлах во Владике.

— Так, сам-то я с Новочека, ну, Новочеркасска. Столица казачьего края. Слыхал?

— На авиаоборудования трудился?

— Не, на НЭВЗе. Паровозы электрические строил.

— Ты чего прибежал? — сменил я тему, глядя, как недоуменно смотрит на нас Сэнди.

— С вами пойду. Сами вы даже внутрь не попадёте. А я в этом кубике, — он махнул рукой вперёд. — Каждую пустую бутылку знаю.

— Потому что сам её и бросил? — не удержался я.

Витёк жизнерадостно рассмеялся и кивнул.

— Гена, о чём вы говорили? Этот русский идёт с нами?

— Сэнди, нам нужен проводник. Надеюсь, ты не будешь этого отрицать?

— Прости меня. Я сорвалась на эмоциях, ничего не продумала. Я могла погубить и тебя, и себя.

— Вот и продумаем всё за оставшееся время. До темноты ещё пара часов, хватит.

— На что хватит? — всполошился Витёк.

— На планирование операции. Ты знакомое слово услышал, что ли?

— Ну, типа да. Я из ваших разговоров кое-что всё-таки улавливаю, не совсем из-под пенька вылез. Но понимаю с пятого на десятое. Вы слишком быстро все балакаете.

— Значит, придётся медленнее. Потому что нам сейчас втроём решать, как можно пробраться внутрь и посмотреть на детей. А главное, как добраться до местного бугра и сровнять его с землёй.

— Местного бугра зовут профессор Джон Маверик.

— А чем они тут вообще занимаются?

— Ну, как младший техник я ни к каким секретам не допущен и ничего знать не должен.

— Колись, техник, — подначил я его. — Ни в жисть не поверю, что ты что-то да не пронюхал.

— Ну так, кое-что. Они тут пытаются человеческую расу улучшить.

— Ни фига себе, улучшение. — я вспомнил лесную встречу с полу-разумными гориллами. — Больше на обезьян похоже.

— Ты видел, да?

— Вон, — я махнул рукой. — Сэнди чуть не схарчили, еле отбил.

— Это всё излучение. Маверик хочет, чтобы его создания только ему подчинялись, вот и облучает их какой-то хренью. В результате у них мозги текут. Огромов тоже под раздачу попал, я его еле выходил, — Витёк горестно вздохнул. — Весь самогон на болезного извёл.

— Самогон?

— Сам удивляюсь, Геныч. Но, оказывается, спирт помогает. Вон, оклемался Серёга. Да и я, похоже, только из-за водки рассудок сохранил.

— Интересное кино.

До темноты я примерно представлял наш путь по закоулкам базы. Знал, где искать похищенных детей — в правом крыле второго этажа — и где обитает злой гений Маверик.

К концу разговора мы с Сэнди приноровились говорить медленно и членораздельно, а Витёк понимал простые фразы почти полностью, а сложные всё реже просил перевести. Не сказать, что нашу группу уже можно было назвать слаженной, но хоть какая-то коммуникация была налажена.

Солнце непривычно быстро нырнуло за горную вершину, и на заднем дворе, где проходил наш военный совет, сразу стемнело. Мы проверили экипировку. У нас с Сэнди по автоматической винтовке и короткостволу, а Витёк решил ограничиться одним пистолетом, мотивируя тем, что вояка из него никакой, да и расстояния в коридорах небольшие.

— Всё. Выдвигаемся, — скомандовал я.

— Только слева осторожнее, — предупредил меня Селезнёв. — Там овраг, куда всякий хлам выбрасывают. Там что мусора предостаточно, ну и это… жмурики тоже попадаются. Серёгу туда же выкинули, думали, загнётся.

Я молча кивнул и показал ему, что стоит заткнуться. В молчании, перебежками, добрались до задней двери. Витёк с полминуты поколдовал над замком, и распахнул тяжёлую металлическую створку с необычной вмятиной. Такое ощущение, будто дверь таранили изнутри.

В коридоре было темно и тихо. Лишь вдалеке горела лампочка дежурного освещения, с трудом пробиваясь сквозь густую тень. Пару поворотов прошли спокойно, никто не дежурил.

Чуть позже я скользнул в транс и прощупал здание, сколько смог. На первом этаже люди были сконцентрированы в дальнем от нас конце здания, в двух смежных комнатах. Десяток человек. Похоже, помещение охраны или даже казарма. На втором этаже мне оказался доступен лишь ближний край. Там были двое, как я понял, учёных. Один сидел за столом и листал бумаги, а второй возился со странной конструкцией, напоминавшей прибор планетарий, какой я видел в детстве.

— Где лестница?

Виктор молча показал рукой прямо и налево.

— Закрыта?

Он пожал плечами.

— Ну, пойдём, посмотрим.

Лестница оказалась перекрыта железной дверью не тоньше входной. Ключа ни у кого из нас, естественно, не было.

— Что, проводник, — я посмотрел на Витька. — Похоже, пришли.

— Спустись лучше. Вон, видишь, камера?

Видеонаблюдение я заметил ещё когда поднимался и сейчас стоял, стараясь не попасть в поле обзора. Однако, кивнул в ответ и послушно спустился на пару ступеней.

— Не боись, пехота, — гордо сказал наш Сусанин. — Проведу я вас наверх. За мной.

Всё-таки видеть удлиняющиеся руки — то ещё зрелище. Аж сердце замирает. Но, польза от такой мутации несомненная. Когда Витёк не спеша подошёл к окну со стороны улицы, вытянул руки, аккуратно снял сетку от комаров и легко, как на турнике, подтянулся к подоконнику, я даже немного позавидовал. Он несколько секунд поболтал ногами, а затем неуклюже перевалился через подоконник и исчез внутри. Но через секунду его растрёпанная шевелюра снова появилась в тёмном оконном проёме.

— Цепляйся, — передо мной повисли две нормальные человеческие ладони, если, конечно, не считать, что плечи были на втором этаже. Я крепко ухватился.

— Да не ты. Девушку пропусти, невежа.

— Нет, Витёк. Сперва меня. Мало ли, что там, наверху.

Ощущение стремительного подъёма, и вот я уже сам цепляюсь за подоконник. Рывок, и на той стороне.

Пустая комната, похоже, столовая. Два длинных стола с десятком стульев, огромный двустворчатый холодильник, пара микроволновок и кулер.

— Где мы? — это Сэнди.

Видимо, пока я осматривался, наш перевозчик успел поднять девушку.

— Похоже, столовая.

— Так, дальше тихо. Там все двери стеклянные.

Я осторожно выглянул в коридор. Никого.

— Витёк, а ты уверен, что этот профессор здесь, а не в тёплой постельке?

— Тут, зуб даю. Он каждый вечер в кабинете, отчёты за день проверяет.

— Тогда тихо, по одному вперёд.

Мы, согнувшись, проползли под широким стеклянным окном лаборатории, и направились к кабинету. И в этот момент началось.

Голову сдавило, заложило уши, пропало всякое желание что-либо делать. Я стоял, с трудом, держась на ногах и непроизвольно мотал головой, будто пытаясь вытряхнуть воду из уха. Мои спутники повалились на пол и, похоже, потеряли сознание. И в этот момент открылась противоположная дверь и к нам неспешной походкой подошёл представительный пожилой мужчина в белом халате. На голове его была самодельная шапочка из фольги, от которой в карман отходил тонкий проводок. Возможно, в другой ситуации это показалось бы мне смешным, но сейчас я изо всех сил старался не упасть в обморок.

— Добрый вечер, мистер Стрин, — чуть насмешливо произнёс он. — Зря вы пошли этим путём. Я бы со всеми почестями встретил вас у главного входа, пригласил поговорить. А так вы сами поставили себя в положение нарушителя частной территории, почти оккупанта. Поэтому, уж не обессудьте, мне придётся действовать в соответствии с вашим поведением.

До меня с трудом доходил смысл слов, тело трясло со всё увеличивающейся амплитудой, ноги не держали, а голову будто зажали в тиски.

— Доктор Браун, — продолжал между тем наш любезный хозяин. — Помогите мне проводить гостя в его покои.

Меня в четыре руки схватили и понесли вперёд по коридору так, что я еле успевал волочить ноги. Проходя мимо Виктора, я случайно заметил, как он подмигивает мне одним глазом. Неужели на него эта штука не действует? Вот везёт. Мне бы так, я бы тут всё в щепки разнёс.

Но через минуту я уже лежал на узкой кушетке, пристёгнутый широкими ремнями за руки и за ноги, к тому же с чёрной повязкой на глазах. Как только мои мучители застегнули последнюю пряжку, давление на голову пропало.

— Вы сделали большую ошибку, мистер Стрин, — услышал я знакомый надменный голос. — Ошибка в том, что вы не увидели перспектив, а потому заняли не ту сторону. В результате встали на путь, ведущий к провалу. Но у вас ещё есть шанс не только остаться собой, но даже выйти из сложившейся непростой для вас ситуации с прибылью.

Пошевелиться я не мог. Попытки соскользнуть в транс тоже ни к чему не приводили. Оставалось лишь лежать и слушать противный голос Маверика. А он, похоже, очень хотел склонить меня на свою сторону, не знаю только, зачем.

— Вы, наверное, услышали о нашей научной группе что-то очень нелестное, раз ворвались сюда с оружием в руках. Да, не спорю. Тёмные крестьяне из округи не видят дальше собственного носа, поэтому могут неправильно понять наши цели. А ведь мы вершим счастье для всего человечества.

Он так и сказал «вершим счастье». От скромности этот профессор точно не умрёт. Но почему-то у меня ни на грош нет веры его словам. Может, потому, что я прекрасно знаю, чем кончаются попытки железной рукой загнать человечество к счастью?

— Как? Убить всех несчастных, чтобы остались одни счастливые? — попытался ответить я.

Голос сипел и хрипел, как старый насос, но собеседник, похоже, меня прекрасно понял. Он рассмеялся так, что даже закашлялся. Некоторое время молчал, я так понял, что промокал рот платком, судя по звукам, затем всё-таки ответил.

— Я очень рад, что у нас начался диалог. Это значит, что вы ещё не безнадёжны и мы можем прийти к общему мнению. Но сейчас вы не правы. Мы никого не собираемся загонять к счастью насильно. Мы просто предоставим людям новой Земли альтернативу, и тогда оставшиеся поймут, что поезд прогресса может пройти мимо. И им ничего не останется, как обратиться к нам.

— Прогресс? — я говорил, чтобы быстрее отпустило голову после облучения. Каждое слово отзывалось под черепом, будто в пустом зале. К тому же, в голове стал рождаться пока неясный белый шум, который с каждой минутой становился всё сильнее.

— Именно прогресс, молодой человек, — в речи Маверика появились эмоции. — Мы первыми поняли, что следующая ступень эволюции Хомо Сапиенс невозможна без воздействия извне. Человек будущего должен стать не итогом бездумной деятельности слепого естественного отбора, а вполне продуманным, выверенным и распланированным шедевром, вышедшим из рук мастера.

— И сколько человек для этого пришлось убить? — в голове шумело всё сильнее, я, кажется, даже бессознательно повышал голос, чтобы перекричать заполнявший череп белый шум.

— Что вы, мистер Стрин. Мы никого не убивали. Да, конечно же, неудачные эксперименты были, и я даже соглашусь с тем, что они привели к некоторым жертвам, но без ошибок не бывает движения вперёд. А путь к такой великой цели, которую мы поставили перед собой, согласитесь, просто не может быть прямым и коротким.

— А я-то вам зачем? — я понял, что почти кричу.

Возможно, Маверик и затеял этот разговор для того, чтобы по громкости моих ответов понять, когда белый шум накроет меня полностью.

— О, мистер Стрин! — воскликнул собеседник. — Неужели вы ещё не поняли, что уже являетесь промежуточным звеном между Хомо Сапиенс и Хомо Футурис — человеком будущего? О вашей чувствительности в новом мире не слышал только глухой. И это как раз одна из множества граней того сверкающего кристалла, который здесь выращиваем мы. Сам всевышний послал вас людям, чтобы вести за собой тех, кто понесёт знамя прогресса.

— А попроще можно? — я постарался говорить тихо, но эффект был как в наушниках, когда не слышишь своего голоса.

— Конечно. Дело в том, что наши создания нуждаются не только в удалённом управлении посредством нашей группы, но и в ближайшем руководстве, так сказать, на месте. Рядом должен быть посредник. Замечу, преданный нам посредник. Вот почему я очень надеюсь, что вы всё-таки поймёте всё величие нашей цели и встанете в наши ряды на правах равного.

— Но почему я?

— Наши новые люди обладают новыми способностями. Поэтому и полноценно управлять ими может только тот, чьи возможности стоят на том же уровне. Например, ваша чувствительность. Вы не упустите из виду ни одного подчинённого даже при самой надёжной маскировке.

— То есть, вашим солдатам нужен командир.

— Ваша военная терминология не совсем соответствует действительности, но в чём-то вы, к сожалению, правы. На первых порах стычки неминуемы. Люди, к сожалению, тяжело воспринимают всё новое и появившимся росткам прогресса придётся с трудом отвоёвывать себе место под солнцем. Но уверяю вас, не война является нашей целью, а лишь счастье всего человечества.

— Профессор, а как себя чувствуют дети, которых вы украли у родителей?

— Жаль, что вы так ничего и не поняли, мистер Стрин. Видит бог, мы хотели предложить вам особую, почётную роль. Но, похоже, вы слишком закоснели в прошлом.

— Фсё котово, профессор, — раздался чуть сиплый голос с немецким акцентом.

И почти сразу же в голове будто пропустили разряд тока. Белый шум занял собой всю вселенную, изредка чуть подвигаясь, чтобы уступить место бьющей в мозг молнии. Я почувствовал, как из уголков рта потекли слюни. Тело дёргалось с каждым разрядом всё сильнее. Я постарался сконцентрироваться, несмотря на боль и орущий в уши белый шум. Между электрическими искрами мне начало казаться, что в многоголосой говорильне, льющейся в уши, я различаю отдельные слова или даже фразы, причём в основном по-русски.

Очередной разряд, тело дёрнулось. Я успел сконцентрироваться и всё-таки выскользнул из себя и рывком поднялся вверх. Маверика в комнате уже не было. У прибора, напоминающего осциллограф стоял сухой старик с квадратной челюстью, внимательно следил за небольшим экраном, то и дело подправляя какие-то настройки. А ещё я наконец-то заметил небольшой энергопоток бьющий почему-то не снизу-вверх, а из стены в стену. В том месте, где он выходил, обои искрились и переливались всеми цветами радуги. Я радостно сунул в него руки и ощутил привычное покалывание. Долго ждал, пока моя эфирная субстанция наберёт достаточно энергии, глядя на дёргающееся на кушетке материальное тело. Каждый разряд отзывался в сознании, хотя и не с такой силой. Но в глазах темнело, несмотря на то, что были они сейчас нематериальны. Вот ведь гады, вертелось в голове.

Наконец, вокруг ладоней заискрилась энергия и я от всей души приложил лапы к седым вискам немца. Старик бесшумно сполз на пол. Стоило как-то выбираться.

Разряды в голове не слабели, хотя белого шума я уже почти не слышал. Возвращаться в физическое состояние не хотелось — не факт, что я смогу ещё раз выбраться. Надо было что-то придумывать и я начал осмотр комнаты в поисках спасения. Увы, ничего не приходило в голову. То, что в бестелесном состоянии я не могу воздействовать на материальные объекты, не давало мне ни единого шанса.

А на нематериальные?

Я постарался создать тонкий энергоканал прямо в воздухе. Ничего не выходило, как только я заканчивал подпитку, светящаяся ниточка тут же гасла. Я старался минут пять, комбинируя виды энергии так и эдак, но всё без толку, пока в голову не пришла поистине гениальная идея — начать создание канала от электрической розетки. На этот раз ниточка послушно тянулась, не думая таять даже когда я совсем прекращал подачу энергии. В руках знакомо защипало, и я подумал, что, возможно, получится накапливать энергию не от редких эфирных потоков, а от простой электросети. Наконец, я создал нематериальный провод, идущий к кушетке, на которой лежало моё тело, и начал методично, искрой, пережигать кожаный ремень, держащий правую руку.

В воздухе запахло жареными ботинками. В памяти всплыла картина, как я на Карпатах берцы сжёг. Хорошие, натовские, кожаные. Причём, не с трупа, а честно выменянные на ящик нашей сгухи. А спалил до смешного просто. Поставил возле печки сушиться, и спать лёг. Ну и попал внутрь правого уголёк. Тогда тоже такой запах на всю палатку стоял.

Резка ремня у меня заняла не меньше получаса. Наконец, часть, прикрепленная к кушетке, отвалилась, и я спешно вернулся в тело. Долго ворочал непослушными, затёкшими пальцами, отстёгивая остальные ремни. Наконец, вырвался.

Как раз вовремя — немец на полу начал подавать признаки жизни. Я рывком выдернул у него из кобуры пистолет — ничего себе, учёный, с Береттой ходит — и со всей дури саданул старику в висок. Раздался хруст, тело обмякло, и я как можно быстрее покинул помещение.

Ни Сэнди, ни Виктора в коридоре уже не было. Впрочем, Витька я почувствовал сразу же — он сидел под столом в соседнем кабинете.

— Ты чего тут делаешь?

— Геныч! Живой? Ты как выбрался? А я жду, пока этот эсэсовец свалит, чтобы тебя выручать. А девку забрали. Охранники вниз увели. Так как ты вырвался? Или и правда, сверх…

— Тихо. Где Маверик?

— Так там, — он неопределённо махнул рукой. — Кабинет у него через две двери направо, а спит как все — в соседнем доме.

Я постарался скользнуть в транс. После издевательств это было сложно. Будто что-то дрожало внутри, боясь оторваться. Но, через полминутки мне всё-таки удалось выглянуть. В кабинете, на который указывал Витёк кто-то был. И кажется, тот, кто нужен.

— Пошли.

Селезнёв мгновенно поднялся, и последовал за мной.

— Пушки наши где?

— Так охрана забрала.

— Слушай, а тебя почему не тронули?

— Не, Геныч, ты не подумай. Им Маверик что-то сказал, я понял только, заберите, мол. Они говорят, что потом. Ну и ушли. А я сразу шасть, и под стол. Пусть думают, что сбежал.

Пока он объяснял, снизу послышался шум. Виктор шустро нырнул обратно, а я встал за выступающий из стены короб, то ли вентиляционный, то ли ещё какой, и постарался слиться с поверхностью. Получалось плохо, видимо, психика ещё не восстановилась.

Дверь на лестницу открылась, и, гулко и синхронно топая по полу, в коридор вошли двое в такой же форме, как и те, что были днём в лесу. Они не останавливаясь прошли мимо меня, и замерли на том месте, где раньше лежал Витёк. Я подкрался и, стараясь действовать «как завещал великий Лёлик», то есть, бить аккуратно, но сильно, огрел обоих по затылку рукояткой пистолета. Нормально ускориться не позволяла дрожь в сознании, но всё же у меня получилось и два тела с глухим стуком упали на пол.

— Лихо ты, — прокомментировал показавшийся в дверях Витёк.

— Бери пушку, пошли.

Глава 13

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 22 число. 26:40

Я открыл дверь и сделал два шага вперёд. За мной нерешительно протиснулся Витёк и встал за спиной. В кабинете было темно, лишь впереди, ярко освещённый настольной лампой, виднелся заваленный бумагами письменный стол. За ним сидел Джон Маверик и линейкой измерял какой-то график. Он поднял глаза на звук и изумлённо уставился на нас.

— Мистер Стрин? — на пару секунд он замер с открытым ртом, затем переключился на моего спутника. — Виктор, вы что здесь делаете? Вам же запрещено подниматься выше первого этажа.

Я спиной почувствовал, как Витёк смутился. Вот, что значит авторитет работодателя. Даже после прекращения всех отношений, после попытки убить друг друга, вгоняет в краску одними грозными словами.

Я хотел многое спросить. И где хозяин кабинета хранит свои записи, и кто курирует проект из Ордена, но вдруг понял, что всё это будет неправильно. Тем более, что рука Маверика нырнула под стол. Как я понял, там была кнопка вызова охраны.

Поэтому я просто поднял трофейную Беретту и выпустил пулю в лоб хозяина кабинета.

В вечерней тишине грохот выстрела, кажется, был слышен даже на соседнем склоне. Я приготовился отбиваться от охраны, но Витёк дёрнул меня за рукав и строго сказал:

— Пошли, быстро.

— Куда? — не понял я.

Ясно же, что отбиваться от нападения в кабинете, прикрываясь столом, шкафами или тяжеленным несгораемым сейфом гораздо удобнее, чем в пустом коридоре.

— А что, думаешь, не слышали?

— Чёрт их знает. Но тут всех положить проще будет.

— Я знаю, как ещё проще.

Он шустро утянул меня из кабинета и повёл в противоположную от лестницы сторону. Я снова попытался войти в транс. На этот раз трясло гораздо меньше, и я смог ощутить впереди большое пустое помещение.

— Вон там дети, — махнул рукой именно на эту дверь Витёк. — Пойдём, глянем. Может, спасём кого?

— Некого там спасать, — так глухо, что сам удивился, ответил я. — Пусто там.

Он всё-таки открыл дверь, не поверив моим словам, быстро пробежался взглядом по комнате и аккуратно закрыл.

— Да…

— Так куда идём? А то сейчас охрана явится.

— Да! Прямо и налево.

Там оказалась узкая пыльная лестница, ведущая куда-то ниже уровня первого этажа.

— Где мы, Витя?

— Это, брат, моя вотчина.

Он расправил плечи, гордо глянул на меня и даже, кажется, стал чуть выше.

— Это, Геныч, технический этаж. Здесь бойлерная, трубопроводы, вентиляция.

— И куда мы отсюда попадём?

— А куда хошь!

— Тогда в караулку. Надо Сэнди выручать.

— Можно. Только испачкаться придётся. Пыльно там.

— Где? Хватит загадками говорить.

— Смотри, — Витёк присел и начал пальцем чертить на пыльном полу схему. — Через все этажи идут водные стояки. Но здание умные люди проектировали, поэтому стояки идут в нишах, а снаружи прикрыты дверцами из гипсокартона для быстрого доступа. Очень удобно. Потекла труба, ты подошёл, в нужном месте дверцу открыл, и оп-па! Вот она, родимая, пломбируй, не хочу. Так что, мы с тобой по этим коробам можем легко в санузел казармы попасть. Мы ж худые оба.

В коробе было настолько пыльно, что дышать приходилось через рот — нос постоянно забивался. Ноги так и норовили соскользнуть с ненадёжной опоры, автомат постоянно застревал между трубами и приходилось останавливаться и аккуратно, не поднимая шума, его вытаскивать. Так что поднимались мы не меньше десяти минут. Хорошо, что казарма была на первом этаже, выше подняться ещё сложнее. Наконец, ползущий впереди Витёк с лёгким магнитным щелчком приоткрыл неприметную дверцу и выглянул наружу. Осмотревшись, он выбрался полностью. Я последовал за ним. В казарме стояла тишина, изредка прерываемая невнятным мычанием.

Я огляделся. Две раковины, в стороне опять же две душевых кабины, а у противоположной стены пять туалетных дверок. Я быстро пробежался, проверяя, не сидит ли там кто. Тихо.

Витёк, осмелев, уже выглядывал наружу, правда выходить не рисковал. Я чувствовал в казарме только одного человека и даже точно знал, кто это. Поэтому, оттолкнув нерешительно мявшегося на выходе Селезнёва, я рванул в спальное помещение.

В казарме стояли десять двухъярусных кроватей в два ряда у противоположных стен, между ними — длинный обеденный стол из натурального дерева, а на столе…

На столе, абсолютно голая, пристёгнутая наручниками за руки и за ноги к ножкам, извивалась Сэнди. Рот её был заткнут кляпом. Я на секунду замер в удивлении.

Подошёл, выдернул изо рта девушки тряпку, это оказались её собственные трусы, и увидел, как она медленно, волной, от ушей и вниз, до самой груди, покраснела. Глаза Сэнди смотрели на меня с глубокой печалью. Она вздохнула, не говоря ни слова, и попыталась отвернуться.

Время терять не стоило, и я зашарил взглядом по комнате, ища ключ от наручников.

— Геныч, ты что ищешь? — окликнул меня Витёк.

Он так и не вошёл в кубрик, стеснительно разглядывая обнажённую девушку из-за дверной коробки.

— Ключ от наручников.

— Понятно. Мне можно войти?

— Ты чего вдруг?

— Ну, это. Там твоя жена голая.

У меня мгновенно в памяти вспыхнула наша первая ночь с Жанной, как мы любили друг друга на спальнике возле Нивы. И горы были не эти, и девушка совсем другая… Но что-то общее в этих ситуациях всё-таки я находил. Что-то не поддающееся объяснению.

— Входи уж, Кулибин, — наконец очнулся я.

Витька как-то скромно, пригнувшись, чтобы ни в коем случае не посмотреть на Сэнди, прошмыгнул в кубрик, присел у стола и в несколько секунд освободил и руки, и ноги.

— Чем это ты? — удивлённо спросил я.

— Да ключом от бойлерной. Он у меня в кармане так и валялся всё время.

— Неужели подошёл?

— В умелых руках он к любой двери подойдёт.

Пока мы общались, девушка соскользнула со стола, схватила первое попавшееся одеяло с кровати и по самое горло в него замоталась.

— Сэнди, как ты? — спросил я.

— Как кусок дерьма, — сквозь зубы ответила она.

Я подошёл, обнял девушку и прижал к себе. Она с полминуты вырывалась, затем не выдержала, обмякла и чуть слышно заплакала.

— Где твоя одежда? — спросил я на ухо. — А то Витёк уже дырку взглядом в углу провертел, стараясь на тебя не смотреть.

Сэнди сквозь слёзы улыбнулась и отстранилась от меня.

— Выйдите, я сейчас, — дрожащим голосом сказала она.

Я вышел как раз вовремя, чтобы заметить одного охранника, подходящего к двери. А вот Витёк покинул кубрик очень неудачно и чуть не столкнулся с ним нос к носу. От этой встречи опешили оба, что дало мне возможность заехать вошедшему под дых прикладом. К сожалению, до головы было в тот момент не дотянуться — Виктор загораживал. Но и так получилось эффективно, а главное — тихо. Я уже собирался добавить склонившемуся охраннику по затылку, когда из спального помещения вылетела полуголая Сэнди и изо всех сил ткнула беднягу ножом в живот. Тот, хрипя, рухнул, на полу почти мгновенно разлилась лужа крови.

— Ну и кровожадная ты, — прокомментировал я, глядя на перекошенное злобой лицо девушки.

Та, кажется, только сейчас осознала, что сделала, да и вообще обратила внимание на тот факт, что стоит одетая лишь до пояса. Машинально прикрыла грудь руками, в правой так и оставался зажат нож, с лезвия которого лениво капали маленькие красные капли. Постояв пару секунд, девушка шмыгнула обратно и почти сразу же раздался её возбуждённый голос.

— Они же меня по кругу пустить хотели, а тут выстрел. Ну и кинулись все проверять. А этот гад уходил последним. И наклоняется такой к самому лицу и шёпотом мне: «Я сейчас к тебе вернусь». А у самого глаза как у зверя. Провёл мне ножом по груди и вальяжно так вышел, сволочь.

К концу монолога она уже снова появилась в первом помещении, на этот раз одетая как надо.

— Идём? — коротко спросила она.

— Что, Геныч, вернёмся как пришли? — это уже Витёк.

Я кивнул, и он молча двинулся в сторону санузла. Я за ним, по пути объясняя нашей спутнице тонкости передвижения по трубной нише.

На техническом этаже никого не было. Я прислушался, потом соскользнул в транс, на этот раз без неприятных ощущений. Охранники концентрировались на втором этаже, двое держали лестницу. Остальная группа обеспечивала прикрытие коридора, а авангард заглядывал во все кабинеты. В принципе, можно было прорваться к чёрному ходу, но на шум могли сбежаться остальные, и тогда будет горячо. Подошёл Витёк и дёрнул меня за рукав.

— Не стой, пошли.

— Ты знаешь, куда?

— Следующий поворот и канализационный коллектор, а от него труба в расщелину.

— Может, не надо через канализацию?

Витёк важно хохотнул, посмотрел на меня, медленно перевёл взгляд на Сэнди и снисходительным тоном сказал:

— Ладно, не буду вас в говно макать. Здесь все трубы в нишах уложены. Если нигде не прорвало, то только пыль соберём. Но сначала ко мне — в бойлерную.

Он тут же шмыгнул в неприметную из-за толстого слоя пыли дверь.

Мы последовали за ним. Техник подошёл к равномерно гудящему котлу, что-то покрутил, открыл шаровый кран, затем отошёл в тёмный противоположный угол и долго что-то там натужно проворачивал. Наконец, повернул ко мне довольную физиономию и сказал:

— А теперь валим отсюда.

Мы горохом высыпали из бойлерной и побежали по коридору.

— Сюда! — Витёк открыл плоскую железную дверь без замка и нырнул внутрь.

Я последовал за ним и сразу же гулко ударился лбом о проходящую на соответствующей высоте трубу. Прямо как специально её здесь разместили.

Помещение оказалось разделено на две части — передняя с потолком около двух метров, и задняя, не выше метра. Вот туда-то ужом и проник наш проводник. Я пропустил Сэнди перед собой, прикрывая дверь, затем устремился следом. На самом деле прохода из ниши не было — его завалили камнями. Мы, упираясь спинами друг в друга, лёжа на влажных от холода трубах долго выковыривали валуны из полуметровой щели. При этом я передавал их назад, Сэнди, чтобы она отбросила камни в сторону, а Витёк всё делал сам, ловко пользуясь своими «телескопическими» руками.

Нам повезло. Первые шаги по техническому коридору послышались, когда все уже были на улице, и только я, прикрывая уход, выбирался наружу. Выйдя, собрался было скрыться среди камней возле мусорного ущелья, но наш Сусанин дёрнул меня в противоположную сторону.

— Нам в маленький домик надо.

— Зачем?

— Там генератор и баллоны. Устроим им маленький армагеддец в одной, отдельно взятой, лаборатории.

— Подожди, а ты тогда что сделал?

— Я только заглушки пооткрывал и предохранители снял. Теперь надо газ напрямую, без редуктора пустить, и тогда тут всем амбец.

— Лады, веди, диверсант.

Входить в кубик генераторной нам, впрочем, не пришлось. Витёк всё сделал сам, причём очень оперативно, мы лишь осуществляли внешнее охранение. Как оказалось, не зря. Несмотря на темноту, из основного здания нас заметили.

Сначала в освещённом окне второго этажа появился тёмный силуэт и почти сразу же вспышка короткой очереди. Я едва успел скрыться за углом здания.

Силуэт в окне скрылся. Я вошёл в транс и увидел, как к нему подбегают ещё пятеро, а остальные споро спускаются на первый этаж. Похоже, сейчас будет атака.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 23 число. 00:05

Юраба не спал. Он сидел на нагретой за день каменной вершине и механически то разбирал, то собирал свой хорватский пистолет. Операция по сборке-разборке давно уже не требовала участия сознания, так что голова японца была занята другим — его съедала совесть.

После того, как окружающая картина обрела целостность, он винил себя за то, что не пошёл с теми троими. Этот русский гигант, нещадно коверкая английские предложения, всё-таки смог рассказать, чем занимаются в лаборатории, за которой они наблюдали, и даже показал мутацию, которой подвергся сам.

С этого всё и началось, когда Огромов, не задумываясь, вытянул руку и сорвал с дерева жёлтый плод, напоминающий хурму. Оторопевший от вида протянувшейся на два метра руки, Юраба тут же попросил повторить, потом долго приставал с объяснениями. Сначала Сергей всячески отказывался, увиливая от ответа.

Но когда стемнело, от своего самолёта вернулся Уильям. Оставаться ночью один он побоялся. Ринеру естественно, всё рассказал другу и допрос начался заново. В результате, Огромов поведал всё, что видел сам и знал со слов своего сотрудника.

И вот теперь Юраба сидел, глядя на звёздное небо, и думал, что зря он взял имя героя, который решил помочь крестьянам лишь потому, что им плохо. Японец вспоминал сюжет фильма «Великолепная семёрка», и совесть нападала с новой силой. Наконец, после очередного цикла разборки и сборки, он привычно крутнул пистолет на пальце, бодро вскочил на ноги, и сунул оружие в кобуру.

— Если я начну, мне придётся убивать, — переиначил он фразу любимого киногероя.

После чего подошёл к краю скалы, и не очень ловко, но настойчиво, стал спускаться вниз.

— Раба, ты куда? — послышался сонный голос Уильяма.

— Не могу сидеть на месте, друг, — Юраба говорил, держась за выступ руками и его голос звучал глухо.

— Да что мы можем сделать? — эмоционально воскликнул Траутмен. — Мы с тобой оба не бойцы.

— Уильям, там мучат детей. И вдруг я подумал, а что если эти трое не справятся? Тогда и наших с тобой детей, рождённых от любимых женщин, тоже могут украсть и замучить. Превратить в подобие безмозглых обезьян.

— Но…

— Сейчас помогу, — раздался гулкий голос с жутким русским акцентом.

Мимо промелькнуло массивное тело, а через мгновение две сильные руки подхватили Юрабу и плавно опустили на землю.

— Эй! Русский! Сними меня тоже, — послышалось со скалы.

Через лес шли медленно и осторожно, несмотря на то, что Огромов знал здесь каждую тропинку. Но ночь есть ночь, и там, где ты спокойно и не задумываясь пробегаешь днём, в темноте можно запнуться за ветку, которой при свете вообще не замечал, или вдруг свернуть не туда, из-за иного освещения. Поэтому до камней добирались не меньше часа, но всё-таки дошли без потерь.

И, кажется, вовремя. Потому что именно в этот момент из окна второго этажа раздалась короткая, на пять выстрелов, очередь. К удивлению японца, на неё никто не ответил. Он почему-то считал, что каждая перестрелка должна напоминать дуэли — в ответ на один выстрел всегда должен звучать другой. Он некоторое время подождал, но продолжения не последовало. Неужели никого не осталось в живых, подумал Юраба. Как только выстрелы стихли, сзади раздалось многоголосое мычание.

Все трое одновременно обернулись.

— Это те, кого мы днём побили, — мешая английские слова с русскими, пояснил и так очевидное Огромов.

— Вот дерьмо, Раба. Ну и какого чёрта нам с ними делать? — а это уже Уильям.

Причём, к удивлению японца, русский после этого вопроса посмотрел так, будто понимал по-английски. Впрочем, поразмыслив, он сообразил, что вопрос Траутмена был настолько уместен, что достаточно лишь уловить интонацию.

— Я не знаю.

— Ты их застрелишь? Безоружных? Ты же не бандит, Раба.

— Прекрати, Уильям. Веди себя как подобает мужчине. Пойдём, проверим, они не отвязались?

Уильям несколько секунд колебался, но потом двинулся следом за японцем. Огромов тоже не стал ждать на месте.

Всё было в порядке, охранники чинно сидели, опираясь спинами на стволы деревьев. Троица обошла всех и не нашла ничего тревожного. Но Юраба, подумав, обратился к Огромову.

— Сергей-сан. Ударь их всех, пожалуйста ещё раз. Так будет спокойнее.

В темноте двигающегося под деревьями русского почти не было видно, только через равные промежутки времени раздавались мерные удары, будто ночной набат в отдалённой старинной деревне, где нет денег даже на гонг и приходится бить молотом по деревянному бревну.

Наконец, Огромов вернулся. Он даже не запыхался.

— Всё О’Кей, — русский показал кольцо из пальцев.

— Выглянем. Может, там наша помощь нужна.

На территории базы стояла какая-то тревожная тишина. Было тихо не как обычно ночью, а казалось, будто в каждом углу притаились вооружённые солдаты, которые только и ждут твоего движения. Юрабу передёрнуло.

— Может, здесь подождём? — нерешительно предложил Уильям.

— Нет, — ответил почему-то русский. — давайте пойдём.

Он первый сделал шаг сквозь щель в каменной стене, и, сдвинувшись в сторону, тут же растворился в темноте.

Всё-таки русские ближе к японцам по духу, чем я думал, промелькнуло в голове у Юрабы. Быть постоянно готовым рискнуть жизнью ради общего дела, это очень похоже и на кодекс Бусидо, и на принципы жизни современной Японии. Вот человек, которому, казалось бы, в лаборатории вообще нечего делать. Более того, он чуть не умер из-за экспериментов этих выродков. Но ведь, вон — пошёл первый.

Японцу снова стало стыдно. Он сделал глубокий вдох и протиснулся в проход между камнями. И тут же почувствовал, как чья-то рука хватает его за воротник и тянет в сторону и вниз.

— Тихо. Сиди здесь, — старательно выговаривая английские слова сказал Огромов. — В окнах второго этажа охрана.

— Я отсюда не попаду.

— Я тоже. Надо подходить ближе. Они стреляют по маленькому домику. Может, Гена там?

Предложения были корявые, произношение ужасным, но Юраба всё отлично понял.

— Пойдём за теми кустами, — он для наглядности махнул рукой вправо. — проберёмся к нашим.

И в этот момент раздался взрыв. А через секунду — второй.

Первым разлетелся в куски средний дом, находящийся между большим и маленьким. Японец так и не удосужился спросить, что там находилось. Сейчас в этом уже не было смысла — здание, полыхнув жёлто-синим пламенем из окон, в секунду развалилось на сотню крупных осколков и несчётное количество мелких. На месте симпатичного белого строения образовалась бесформенная куча, из которой торчали две металлические оконные решётки. По окружающим Юрабу камням заколотили мелкие осколки, и японец рухнул плашмя на землю, стараясь уберечься. Рядом с глухим стуком опустилась на плотно утрамбованную землю круглая голова Огромова.

— Зверей больше нет, — по-своему медленно, стараясь избегать трудных формулировок, сообщил русский.

— Каких зверей? — не понял Юраба.

Ответа он не услышал, так как прогремел второй взрыв. Он прозвучал гораздо тише первого, да и эффектов было значительно меньше.

Большое здание лаборатории, казалось, раздулось изнутри, в щелях между разом распёртыми в стороны панелями показался тусклый свет, громко и почти одновременно лопнули все оконные стёкла, с металлическим звоном сорвалась с петель широкая входная дверь и погасли огни, после чего лаборатория мгновенно вернула свою форму. Послышался низкий рокот и в пустых оконных проёмах было видно, как рушатся одно за другим внутренние перекрытия. Последней провалилась внутрь ещё державшей форму коробки, крыша. Стены мужественно сопротивлялись несколько секунд, затем, как домино, по очереди упали. Некоторые внутрь, а часть — наружу.

Наступила тишина, но ненадолго. Из-за почти не пострадавшего самого маленького домика вышли трое и Юраба долго щурился, пытаясь разглядеть в темноте, кто это. Огромову, видимо, это удалось сразу.

— Витёк! — громко прокричал он и вскочил на ноги.

Остальные последовали за ним.

Из разрушенной лаборатории раздавался монотонный резкий крик, но никто не обращал на него внимания. Только Гена на мгновение прикрыл глаза, вскинул винтовку и сделал единственный выстрел. Всё стихло.

— Какие звери, Серега-сан? — вернулся к своему вопросу Ринеру.

— Там был виварий.

— Виварий?

— Юраба, в этом доме содержались жертвы эксперимента, бывшие люди. А с ними два надсмотрщика, — это подключился к разговору Селезнёв, а Гена перевёл на английский.

Японец с ужасом посмотрел на обломки здания. Кое-где сквозь куски камня пробивалось оранжевое пламя и в его неверном свете можно было заметить блестящие лужи свежей крови, куски тел и примитивную утварь. Юраба насчитал четыре металлические миски, с десяток кусков то ли одеял, то ли полотенец, и два разорванных шлёпка.

Неожиданно, видно стало гораздо лучше. Все дружно посмотрели вверх. Там, на фоне звёздного неба, заходил на посадку необычный силуэт. Он очень напомнил Японцу привычный по прошлой жизни радиоуправляемый дрон, только разбухший до такой степени, что небольшие винты по углам еле выступали за границы фюзеляжа. Юраба долго щурился, пытаясь разобрать расстояние до летательного аппарата, и вычислить его размер.

Некоторое время казалось, что над ними зависла всего лишь радиоуправляемая игрушка, не больше обеденной тарелки, а иногда дрон виделся огромным, больше лаборатории. Глазу не за что было зацепиться, чтобы сравнить величины.

Наконец, летательный аппарат приблизился, завис над группой, из него упал конец толстой верёвки, по которой дружно, как пожарные в кино, соскользнули военные.

Ни сам Юраба, ни остальные, казалось, даже не пошевелились во время этой операции, только Гена помахал вертолёту рукой ещё тогда, когда тот приближался, за что был удостоен пристального взгляда бортового прожектора.

Наконец, группа солдат спустилась на землю. Их оказалось пятеро. Гена подошёл к одному из них, обменялся рукопожатием, затем бесцеремонно выдернул у прибывшего из-за ремня рацию, и что-то долго объяснял по-русски, размахивая руками. Кончилось тем, что дрон накренился, резко скользнул влево, где и приземлился. Гена стремительно кинулся к нему, на ходу кинув военному рацию, которую тот ловко поймал одной рукой.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 23 число. 00:45

— Пригнись, — скомандовал Витёк.

Залегли все, даже Сэнди, которой вроде бы не положено было понимать русские команды. Едва мы укрылись, раздался грохот, полыхнула вспышка, и меня ощутимо дёрнуло назад взрывной волной. Ближний к нам дом, в котором, по словам Витька, жили гориллы, разлетелся в мелкие дребезги. Граната бы такого эффекта не дала. Мгновенно от стен осталась лишь гора осколков.

— Странно, — послышался слева недовольный Витькин голос. — А второй?

И тут грохнул второй. Здание было в разы больше, поэтому полыхнуло и сложилось как карточный домик. Я скользнул в транс. Внутри рухнувших строений больше ничто не препятствовало сканированию, и я смог почувствовать только одного живого. Зато на границе облагороженной зоны, возле самых камней, ощутил ещё троих. Наши. Не выдержали всё-таки, пришли. За камнями к моему удивлению обнаружились знакомые вибрации обезвреженных днём охранников. Надо же, живы ещё. Частоты были ровные, фоновые. То ли спят, то ли так и не пришли в себя. А далеко-далеко еле цепляли сознание до боли знакомые тона профессора Семёнова, что меня очень обрадовало.

Заваленный в главном здании часто и пронзительно заорал. Я прислушался. Множественные переломы рёбер, прорывы лёгких, внутренние органы в труху. До утра не доживёт. Я сделал единственное, чем мог сейчас помочь раненому.

— Гена, Гена, вы детей не нашли? — Сэнди дёрнула меня за рукав.

Ответил ей Витёк.

— Они всех убили. Давно, не сегодня.

Девушка заплакала, но уже без той безысходности в глазах. Видимо, за это время успела смириться с потерей.

Подошли оставшиеся. Японец, как ребёнок, осторожно дёрнул за рукав гиганта Огромова и, видимо, продолжая прерванный разговор, спросил:

— Какие звери, Серёга-сан?

Я не стал слушать. Отошёл чуть в сторону. Дело в том, что к этому времени я уже прочно уловил приближающуюся ауру Семёнова, а с ним ещё шестерых. Похоже, эфиролёт он всё-таки перегрузил.

Аппарат завис над пепелищем, заливая округу белым электрическим светом, выбросил фал, и по нему дружно спустились пятеро и тут же рассредоточились по территории, проводя рекогносцировку и стараясь держать под наблюдением как можно большую площадь. К моему удивлению, последним коснулся земли не кто иной, как Сергей Бобров. Я подбежал.

— Здорово, Бобёр. Вы как здесь?

— Привет, Струна. Вот, тебя выручать прилетели.

— Ну-ка… — Я выдернул у него из разгрузки ходиболтайку и спросил. — Какой канал?

— Всё настроено, просто говори.

— Профессор Струне.

И тут началось.

— Здорово, Струна. Это Серых.

Кто такой? Почему не знаю?

— Привет героям. Я Волчанский.

За секунду со мной познакомилась вся группа. И все как один — зверские. Волчанский, Серых, Волков, Волкогонов. Я секунду переваривал, затем решил ответить всем оптом.

— Здорово, стая.

— Гена, как вы? Вы живы? — это уже Семёнов.

Вот что за глупая привычка задавать вопросы, ответ на которые очевиден.

— Конечно нет, профессор. С вами говорит дух Геннадия Стрина. Летите чуть влево. Там от руин идёт странный диагональный поток. Подозреваю, что раньше он был инициирован каким-то оборудованием, а затем сам стабилизировался. Напор слабенький, но, надеюсь, на взлёт хватит.

Пока я объяснял, эфиролёт уже сместился, руины накрыла темнота, а пятно прожектора заскользило слева от нас, будто Семёнов надеялся увидеть энергетический поток в свете своих фонарей. Наконец, летательный аппарат грузно, но аккуратно опустился на землю. Я подошёл.

Открылась дверь, и в освещённом проёме возникла знакомая, но абсолютно неожиданная здесь фигура. Доктор Рут Эндрюс.

— А вы… эээ… а где профессор? — от волнения я не мог подобрать слова.

— Я здесь, Гена, — доктор вышел из глубины кабины и по-хозяйски положил руку на плечо девушке.

У меня отлегло от сердца. Когда я увидел Рут, первой мыслью было, что прилетела она ко мне, сейчас познакомится с Сэнди, и тогда не избежать скандала. Либо с одной стороны, либо с другой. Но по уверенному жесту профессора я сразу всё понял.

— Спускайтесь, молодожёны.

Доктор Эндрюс подошла ко мне вплотную, с видом побитой собаки посмотрела в глаза, и вдруг резко, будто ей ноги подрубили, рухнула на колени и обняла меня за икры.

— Гена, простите. Я сделала ужасную вещь. Я вас так предала. И вас и Андрюшу, — она показала пальцем на профессора. — Я никогда не смогу себе этого простить. Но простите хотя бы вы меня.

— Так, — я вырвался из несмелых объятий и сделал шаг назад. — Значит, вы, Рут, знали, куда меня отправляете?

— Простите.

— Геннадий, — вступился Семёнов. — Не сердись на девушку. Одинокая была, глупая. Ну, позволила втравить себя в авантюру. Но я больше такого не допущу.

— Андрей открыл мне глаза, Гена, — опять заныла Эндрюс.

Я, в общем-то особо и не сердился. Ничего страшного не произошло. Наоборот, познакомился с интересными людьми, один Витёк чего стоит. Да и Сэнди встретил. Я вспомнил про девушку и понял, что со смерти жены не был ни к кому привязан так сильно, как к ней. Любовью я бы это вряд ли назвал, но мне с Сэнди было хорошо и легко.

— Скажите, Рут, — вдруг вспомнил я. — А историю с мёртвой дочерью банкира тоже вы подстроили?

— Нет, — она энергично завертела головой. — Это сделал Слим Винченцо по заказу Георга Валленштайна. Я узнала об этом одновременно с вами.

— Струна, не тирань девушку, — мне на плечо легла ладонь, и Бобёр продолжил. — Она раскаялась, это я тебе как особист говорю. Исполнителя Лопесы ещё три дня назад в Нью-Рино положили, а заказчиком другие люди займутся.

— Ладно, проехали, — я махнул Рут рукой и повернулся к другу. — Ты вообще откуда здесь взялся? Ты же в Дагомее был.

— У, брат, это когда было. Меня давно в Корпус-Кристи перевели. Можно сказать, на повышение. Только скукота там. Может, тебя не хватает? — он подмигнул, ухватил меня за плечо и поволок в сторону руин лаборатории.

Глава 15

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 23 число. 06:15

Бобёр со своей зверской компанией копались в обломках до самого утра. К рассвету между двумя разрушенными зданиями уже набралась порядочная куча найденного. Серёга очень сокрушался только по той причине, что не осталось ни одной целой тетради, лабораторного журнала, или дневника экспериментов.

Нам с Сэнди удалось отлично поспать в эфиролёте. Но сначала я долго объяснял, что это за транспорт такой и чем он уникален. А Рут Эндрюс подарила моей спутнице красивое золотое кольцо с рубином. Подозреваю, что таким образом предательница хотела загладить свою вину.

Сам салон привычного мне транспортного средства радикально изменился. Войдя, я, во-первых, сразу почувствовал, что к оформлению приложила руку женщина. Оба кожаных пилотских кресла оказались застелены чем-то, что я сначала принял за мексиканские пончо, и лишь присмотревшись, распознал расшитые в латиноамериканском стиле чехлы для автомобильных кресел. Во-вторых, наши отчёты и планы, обычно свободно лежащие на панели или вообще, где попало, теперь были уложены в полиэтиленовые файлы и аккуратно собраны в стопку. А в довершение всего, над панелью управления раскачивался на пластиковой пружинке миниатюрный плюшевый заяц. В общем, Рут Эндрюс обживала эфиролёт изо всех скромных сил. Похоже, на профессора у неё наметились серьёзные планы.

Условно хвостовая часть вертолёта была завалена цинками с боеприпасом, камуфлированными спальниками, большими сумками и так далее. В уголке над всем этим горделиво возвышался РПГ-7, к счастью, не снаряжённый. Видимо, группа поддержки собиралась к нам на выручку основательно. Впрочем, если руководил этим зверством Бобер, то я удивляюсь, как они ещё танк не захватили.

Уильям Траутмен третий, похоже, не отходил от профессора всю ночь, выцыганивая обещание вернуться за ним и его верным самолётом. Как потом рассказывал Бобров, к утру он так всех достал, что «волчья» команда пригрозила — если Траутмен не заткнётся, то останется один в своём самолёте ждать спасателей, которые ради такого случая ни за что не будут торопиться.

А неожиданно спаявшаяся парочка Юрабы Ринеру и Сергея Огромова тихо исчезла, с тем, чтобы через полчаса привести пятерых совершенно деморализованных бывших охранников. Как рассказывал потом японец, один вид кулаков Огромова полностью лишал пленников мыслей о сопротивлении. Они покорно шли туда, куда им указывал вежливый, но твёрдый голос Юрабы. Кстати, я обратил внимание, что эти двое утром уже прекрасно понимали друг друга, говоря на дикой смеси английского, русского, и, кажется, даже японского.

Пленников до самого утра допрашивал Бобров, тщательно записывая показания на свой диктофон, кстати, тот же, что у него был два года назад. Они до судорог боялись, что дикие злые русские расстреляют их сразу же после допроса, но Бобёр их просто отпустил. Естественно, сначала сделал снимки АйДи каждого из них, привязав показания к личностям.

Бывшие охранники с полчаса топтались на территории разрушенной лаборатории, не веря своей свободе, но затем, посовещавшись, гуськом миновали знакомую щель в камнях и скрылись в чаще.

После пленников как-то незаметно Бобров переместился к японцу. На этот раз диалог ничуть не походил на допрос. Через пару минут я заметил нехарактерную для японского темперамента энергичную жестикуляцию и подошёл поближе.

— …это не японское имя, Бобров-сан, — услышал я пояснения. — Я взял это имя три недели тому назад, когда перешёл на новую Землю.

— И что оно означает?

— Спасибо, что вы спросили, — японец вежливо поклонился Серёге. — Это дань уважения любимому киноактёру. Мне очень нравится фильм «Великолепная семёрка». Я считаю его очень неплохой переделкой «Семи самураев» Куросавы. Вот в честь…

— Юл Бриннер, как я понимаю? — включился я в разговор.

— Совершенно верно, Гена-сан.

— Нравятся русские?

— Простите, но я вас не понял.

— Русский парень Юлий Бринер родился и жил во Владивостоке. Что это за город, думаю, знает каждый японец. Он уехал в Америку, чтобы заработать на лечение матери.

— Ру… русский? — на японца было жалко смотреть.

Он покраснел, зачем-то оглянулся. Но буквально через секунду взял себя в руки.

— Спасибо, Гена-сан, за информацию. Надо же, я и не знал этого. В ответ хочу вам сказать, что, если бы кто-то месяц назад сказал мне, что я буду хорошо относиться к русским, а тем более возьму себе русское имя, я считал бы этого человека плохим шутником. Но сейчас… Я очень рад, что познакомился с вами, Гена-сан, с вами, Бобров-сан. А ещё я доволен, что среди моих друзей появился настоящий русский богатырь, бесстрашный и могучий Сергей Огромов. Мы проговорили с ним весь день, Сергей-сан открыл мне душу. А вечером показал свою смелость.

Юраба поманил нас с Бобром пальцем и тихо, почти шёпотом признался:

— После того, что произошло ночью, я рад, что взял русское имя. Хотя, честно говоря, первыми русскими, которых я встретил на этой Земле были бандиты. Я их убил. Может быть, я поступил неправильно?

— Всё верно, Юраба, — развеял его сомнения Бобров. — Я читал отчёты. Вы же знаете, в каждой нации есть как хорошие люди, так и плохие. Вот и вы встретили и тех, и этих.

— А что вы сделаете с пленными охранниками? — неожиданно спросил японец.

— Да ничего. Я уже сказал им, что они свободны.

— Бобёр, ты их просто так отпустишь? — спросил я.

— А кому они на фиг нужны? Вот если бы эти хлопчики знали, где результаты экспериментов хранятся, или, там, флэшки какие с дневниками… а то какой бесценный научный опыт пропадает.

— Бобёр, не надо, — попытался отговорить я.

Он задумчиво, расфокусировав взгляд, посмотрел мне куда-то в район левого уха, и воскликнул:

— Точно! Флэшки! А лучше сервер.

Затем, повертел головой, нашёл Витька и махнул ему рукой.

— Селезнёв, ко мне!

Витёк подбежал почти мгновенно.

— Виктор, вы лучше всех знаете здание. Скажите, в каком месте может располагаться серверная?

— Так это, товарищ…

— Без чинов, Виктор. Вы же не на службе.

— А! Ну, тогда вон там, видишь плиты шалашиком встали? Только серверной здесь нет. Так, шкаф с компьютерами. Так он под этим шалашом и есть.

Не успел Бобёр махнуть рукой, подзывая свою волчью команду, как я сорвал с его разгрузки две эфки, спешно выдернул кольца, подошёл на десяток шагов ближе и одну за одной забросил гранаты в «шалашик». Взрывы слились в один, все, кто был рядом, синхронно повалились на землю. Плиты разлетелись в стороны и явили публике исковерканный серверный шкаф, полный обломков.

А я корчился, лёжа на земле. Ноги взрывались резкой болью, сознание раз за разом пыталось провалиться в чёрную пропасть. Дежа-вю, мелькнула сквозь боль прозрачная тень мысли. Кажется, такое уже было.

Через минуту боль прошла, и я увидел склонившегося надо мной Боброва. В руках у него была шприц-ампула.

— Придурок, ты что сделал? Ты понимаешь, какую ценность ты уничтожил?

— Заткнись, Бобёр. Ты мне, конечно, друг, но подумай шире. Сколько людей уничтожили эти эсэсовцы, и скольких я, возможно, спас.

— Капитан Бобров, майор Стрин всё правильно сделал, — кажется, это кто-то из «волчьей стаи».

И следом по-английски:

— Не трогай Гену! — это Сэнди.

Она тут же склонилась надо мной и зашарила руками по коленям.

Я уже почти не слышал разгоравшегося на территории спора, но по звукам казалось, что Бобёр отстаивает свою точку зрения один. На меня накатила сонливость, я зевал, а Сэнди безжалостно кромсала мои штаны и бинтовала ноги.

— У тебя колени разбиты, — печально сообщила она. — и осколки в ногах. Нужен врач.

— Отойдите, девушка, — к нам подбежала Рут Эндрюс.

Она мягко оттолкнула Сэнди, некоторое время мяла мои ноги, я морщился и временами шипел.

— Первую помощь я окажу, но здесь требуется хороший травматолог. Самый лучший на новой Земле, как мне известно, это доктор Бельфор. Но кто это такой и где он живёт, я, к сожалению, не знаю.

— Скажите, мисс Эндрюс, а как зовут вашего знаменитого доктора?

— Увы, мистер Бобров, это мне тоже неизвестно.

— Бобёр, это, наверное, Анжи.

— Та самая?

— Ну да. Она же осталась в Лимпо и устроилась в больницу.

— Блин, Струна! — с упрёком вскрикнул Бобров. — Вот зачем ты? И там всё порушил, и себя.

— Сергей, сейчас не время для упрёков, — к группе подошёл Семёнов.

Выйти в транс не позволяло чувство нереальности происходящего, вызванное промедолом. Так что приходилось просто лежать.

— А ну, всем не двигаться! — раздался дрожащий от возбуждения женский голос, и я не сразу узнал Сэнди. — Если вы, гады, прямо сейчас не займётесь его коленями, я… я не знаю, что с вами сделаю.

— Сэнди, девочка, опусти пушку, — никогда ещё Бобёр при мне не говорил так ласково и наставительно, прямо как с сумасшедшим. — И тогда наши ребята тебя не пристрелят.

— Но Гена… он же умрёт. Ему помощь нужна. Срочно.

— Не умрёт, — это Семёнов. — Мы прямо сейчас, на вертолёте, отвезём его к врачу. А первую помощь Рут уже оказала. Не волнуйтесь, мисс, всё с вашим женихом будет хорошо.

— Он мне не жених.

Я, не глядя, по голосу, почувствовал, как Сэнди краснеет.

— Эй, люди, а я? Мой самолёт? Вы что, так нас и бросите?

Если я не ошибся, это Уильям. Не так часто он говорил в нашей компании, чтобы я узнавал его голос даже качаясь на мягких, убаюкивающих волнах промедола. И снова Бобров ответил мягко, затем к нему присоединился Семёнов и, почему-то, Рут. Они, наверное, специально выбрали такой тон, чтобы успокоить собеседника и не допустить вспышки агрессии, как с Сэнди. Слов я уже не разбирал, на меня этот гомон подействовал как новая порция снотворного. Кажется, я даже захрапел.

Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Окрестности посёлка Суэрте. 26 год, 4 месяц 23 число. 13:35

Уильям шёл замыкающим и постоянно оглядывался назад. Ему казалось, что как только он прекратит смотреть на место аварии, с Меридианом тотчас что-то произойдёт.

Они всемером отправились в посёлок Суэрте — четверо русских солдат, два техника и он. Солдаты передвигались почти строем, насколько позволял лес, а техники отстали, сказав, что догонят остальных позже.

Быть единственным в группе, не говорящим по-русски, оказалось сложно. Все русские, с кем Траутмен до того имел дело, а он неоднократно выполнял заказы руководства Русской Республики, знали английский. Многие говорили почти без акцента. Так что пилот считал, что и сейчас вся группа будет общаться на его родном языке, как в привычных голливудских фильмах. Но прошло больше двух часов пути, а единственное, что он слышал, были короткие, чёткие, но абсолютно непонятные команды, да еле слышные разговоры между собой.

Не зря русских зовут варварами, думал Уильям, «Бур-бур-бур». Ничего не понятно.

Узкую речку, которая текла по дну ущелья, группа ловко пересекла, прыгая с камня на камень. Уильям прошёл чуть медленнее, но всё равно, гордился. Ни разу не поскользнулся, не промахнулся, даже одежду не намочил. Подъём дался пилоту тяжело, но он всё равно старался не отставать. Наконец, вышли на ровную площадку возле водопада. Там уже горел костёр, но никого рядом с ним не было.

— Привал, — скомандовал сержант, потом добавил что-то ещё, Уильям не разобрал.

Солдаты разбежались по поляне, начали вглядываться в кусты и чащу леса.

И вдруг, прямо с веток, на траву прыгнули Витёк и Огромов.

— Мы же говорили, что догоним, — радостно прокричал Селезнёв. — Даже костёр успели запалить.

Уильям подошёл к сержанту.

— Сержант, вы понимаете по-английски?

— Конечно, — ответил тот почти без акцента.

Его ответ будто прорвал плотину в сознании Траутмена. Он долго и сбивчиво объяснял русскому сержанту, что двое техников не совсем люди, что руки у них изменяют длину, и что догнали группу они, скорее всего, прыгая по-обезьяньи по веткам, поэтому лично он, Уильям Траутмен третий им бы доверять не стал.

Сержант кивал, внимательно слушал, не пытаясь вставить ни слова. И лишь когда пилот окончательно выговорился, спокойно пояснил:

— Спасибо, но мы всё это уже знаем. Сергей и Виктор сами рассказали и показали. Теперь наши учёные будут изучать этот феномен.

— И вы не боитесь, что они смогут на вас напасть, ещё что-то сделать? Они же не люди!

— Конечно, не боюсь. Они не просто люди, а хорошие ребята. Ну а то, что подверглись этой мутации… что поделаешь. Но, к счастью, на их психику это никак не повлияло.

До самого окончания отдыха пилот старался незаметно следить за двумя не совсем нормальными людьми, но ничего подозрительного в их поведении не обнаружил и в итоге даже немного успокоился. Наконец, группа собралась и двинулась дальше.

Они перевалили через хребет, в быстром темпе, Траутмен даже запыхался и вспотел, прошли пару десятков километров по редкому горному лесу, состоящему, казалось, из одних толстенных, в два, а то и три обхвата деревьев, и наконец, почти на закате, вышли на околицу посёлка.

— Отделение, стой! — скомандовал сержант, и Уильям больно ткнулся носом в спину впереди идущего — за долгие часы спорого шага он привык держать дистанцию в строю, и теперь, не поняв приказа на остановку, немного не рассчитал.

Сержант дал короткую команду, и группа мгновенно скрылась в кустах.

— Мистер Траутмен, в трёхстах метрах впереди засада. Трое в кустах, у всех оружие. Спрячьтесь, а я проведу переговоры.

Уильям кивнул и встал за белый в чёрную полосу ствол.

Сержант бесстрашно зашагал вперёд, за ним незаметно крались двое солдат. Разговора Траутмен не слышал, но вскоре все трое вернулись. Вместе с ними пришёл розовощёкий лысый мужчина среднего возраста с двуствольной винтовкой в руке. Навстречу им из укрытий выбрались остальные члены группы.

— Здравствуйте. Меня зовут Джозеф Бронсон. Я состою в местной дружине самообороны. Скажите, вы не встречали никаких подозрительных людей?

— Здравствуйте, мистер Бронсон. Я сержант Зубов. Может, вы расскажете, что случилось, чтобы мы могли понять, какого рода подозрительные люди вас интересуют.

— Ох, простите.

Мужчина с облегчением поставил ружьё прикладом на землю, потёр руки, кажется, ладони у него вспотели, и пояснил:

— Два дня назад недалеко отсюда нашли тело главы поселения. А до того в дом вдовы Андерхилл пришёл подозрительный мужчина. Он до полусмерти избил нашего Грэга, о чём-то ругался с Риксом, это как раз глава и есть, а потом исчез, как сквозь землю. А ещё говорят, в Форт-Джексоне какой-то гад изнасиловал и убил десять девушек, а среди них даже дочку самого управляющего банком. И тоже скрылся, представляете!

— Миссис Андерхилл мы видели сегодня утром. Это она застрелила вашего мэра.

— Как? — от удивления Бронсон даже выронил ружьё.

— В порядке самозащиты. Старик поучаствовал в убийстве её мужа, затем неоднократно уговаривал вдову пойти к нему в любовницы. А когда та отказала, начал присылать к несчастной хулиганов.

— Не может быть! А с виду был такой благообразный. Но я-то давно замечал за ним нехорошие мысли.

— Про убийство в Форт-Джексоне нам тоже известно. Его совершил некто Слим Винченцо, бандит из Нью-Рино. И, кстати, убиты были не десять девушек, а одна — как раз дочь банкира. Убийца уже наказан.

— Откуда вы всё это знаете? Вышли из леса, а такое ощущение, что с почты.

— Служба, мистер Бронсон. А сейчас наша группа направляется в дом вдовы, чтобы там дождаться саму хозяйку, и после двинуться дальше по маршруту. Вы можете показать, где живёт Сэнди Андерхилл?

— Да, конечно, — Бронсон засуетился, схватил ружьё, но тут же его выронил, да так неудачно, что боёк звонко ударил по тому месту, где в заряженном оружии находится капсюль.

— Оно пустое? — с улыбкой спросил Зубов.

Дружинник покраснел, отвёл глаза и еле слышно произнёс:

— Никогда не хожу в дежурство с патроном в стволе. А то вдруг кого-нибудь застрелю.

Новая Земля. Дагомея. Лимпо. 26 год, 4 месяц 24 число. 10:10

Ноги ныли. Боль из острой перешла в гораздо более терпимую форму, тем более, доктор Эндрюс не отходила от меня ни на шаг. Да и куда ей отойти в тесном салоне эфиролёта? Всё остальное время за мной, как могла, ухаживала Сэнди. Так мы и добрались до Лимпо. Точка приземления у нас была уже год, как обозначена, так что Семёнов опустился, как он сам сказал, «будто в мягкое кресло».

Как только открылся люк, Бобёр и Сэнди, отпихивая друг друга, ломанулись наружу. Семёнов и Рут подняли меня на носилки, я, кстати, на них и пролежал все полтора суток полёта, и не спеша двинулись следом.

— Но у нас раненый! — кричала у ворот Сэнди.

— Ничем не могу помочь, мисс. — бесстрастно отвечал ополченец на воротах. — Запись на приём к доктору Бельфор приостановлена до следующей недели.

И тут он увидел меня.

— Привет, Уильям.

— Мистер Сухов! Так это вас подстрелили? Как они умудрились?

— Да вот. Засадил сам себе осколков в ноги.

— Мистер Сухов, — Биологическая база в порядке, вы можете подождать Анжи и Джозефа там. Они обещали приехать через два дня.

— А где они?

— Так это… у вас.

— У меня?

— Ну, в кратере. Дорогу принимают. Точнее, принимает Окочукво, а Анжи поехала с ним.

— Спасибо, Уильям. Тогда мы сразу туда.

Я повернулся к профессору и спросил:

— Андрей Александрович, вы ещё не забыли, как лететь в кратер Сухова?

Новая Земля. Дагомея. Кратер Сухова. 26 год, 4 месяц 24 число. 18:50

Нас встречали. На бетонированной площадке стоял гигант Окочукво и махал обеими руками. Он же снял меня с носилок и на руках, как маленького отнёс в мой дом. Мой дом.

Долгое время я избегал его. Всё здесь напоминало о короткой, но счастливой, семейной жизни и о гибели той, которую я любил.

И сейчас, лёжа на кровати, я смотрел на знакомые предметы. Теперь боли они не вызывали. Печаль. Мягкая, светлая. И воспоминания. Я закрыл глаза и тут же увидел, как мы строили этот дом, как Жанна рисовала эскизы мебели, красила стены и пол…

— У меня дежа-вю? — послышался задорный голос Анжи.

Я открыл глаза. Знакомая весёлая физиономия смотрела прямо на меня.

— Кто подранил тебя на этот раз, стрелок? И снова в ноги.

— Никто, Анжи. Сам сподобился.

— Ну тогда лежи. Сейчас тебя отнесут в мой кабинет, и я снова буду приводить в порядок твои многострадальные ноги.

— Твой кабинет? Это в Лимпо?

— Ну зачем так далеко? Раз в две недели я принимаю здесь, в кратере Сухова. Тут же теперь четыре обитаемых дома, не считая твоего и нашего с Джо.

— А ещё кто?

Я почему-то ожидал, что с моим отъездом остановится жизнь и в провале, и теперь с удивлением слушал, как Анжи перечисляет новых местных жителей.

— Ну, во-первых, раз в две недели здесь появляемся мы с Джо. Но это, конечно, не постоянное проживание, тем более, в Лимпо у нас живёт очаровательная малышка. Постоянно в провале квартирует Ланселот Макаллен. Он женился, кстати.

— Да ну? На ком же?

— Не поверишь. На Мэри Сью. Они теперь в посёлке практически не появляются.

— А ещё?

— А ещё тут обитает вся его бригада. Строили дорогу и как-то прижились. Ну и последний — управляющий шахтой. Зайди, кстати, к нему, как поправишься. Ты, если помнишь, всё ещё акционер.

— Как его зовут?

— Мы зовём его Пит. А на самом деле — Пётр Романов. А сейчас давай-ка я кликну Джо и понесём тебя на операцию.

Эпилог

Новая Земля. Дагомея. Лимпо. 26 год, 4 месяц 32 число. 10:30

Я уже ходил. Правда, на правой ноге у меня был установлен аппарат Илизарова, а подмышками торчали костыли, но передвигался я без посторонней помощи. Анжи божилась, что через месяц я буду ходить почти как раньше, но бегать не смогу.

Всю неделю от меня не отходила Сэнди, и всё общество уже приняло её как если не невесту, то постоянную спутницу. Кажется, девушка была даже рада тому, что передвижения у меня отныне ограничены. Во всяком случае, как минимум три раза в день я слышу, что она никуда меня не отпустит. В общем-то я и не против.

В Лимпо я добрался сам, на родной и почти забытой Ниве. Старушка неплохо пережила наше расставание, а перед выездом машину проверил лично Лэнс Макаллен, после чего вальяжно помахивая пальцем, дал распоряжения своим архаровцам, где что подтянуть, смазать или заменить.

Вообще, маркшейдер сильно изменился. То ли брак, то ли спокойная жизнь заметно на него повлияли. Он поправился, из взгляда ушло раболепство. Теперь Ланселот заправлял всей инфраструктурой шахты, а кроме того, обеспечивал пригодное для жизни состояние всех домов в нашем маленьком посёлке. И, кажется, профессия управдома великолепно ему подходила. Кстати, треугольные бакенбарды он сбрил.

Я шёл по улице Лимпо и разглядывал знакомые, но всё-таки изменившиеся за два года здания. Второй раз за неделю я почувствовал, что приехал домой.

— Гена, привет! Подойди, поговорим.

Это старик Курт Майер. Надо же, жив и бодр.

— Здравствуй, Курт.

— Здравствуй, кумпель. Ты на стрельбище?

— Курт, зачем издеваешься? Ты же видишь и костыли, и железяку, прицепленную на мою ногу.

— И не издеваюсь вовсе. Просто сегодня ван Рюйтер собирается гонять по полигону твоего японца, вот я и подумал, может, ты хочешь посмотреть.

— Хочу! Я и не знал.

— Тогда постой здесь минутку, сейчас я выгоню свою старушку из гаража, и мы поедем вместе. Как раньше, жаль только без твоих девчат.

Японец смущённо стоял перед тамтамом и, кажется, не знал, куда девать пистолет в руке. Петер ван Рюйтер с усмешкой разглядывал своего подопытного, пока мамба готовилась петь. А я вошёл в транс.

И тут же почувствовал приветствие чернокожей певицы. А стоило ей запеть…

Я понял, что в мешанине частот и вибраций я не один. Передо мной смущённо стоял маленький, но храбрый человек. Он удивлённо оглядывался, пока ещё не понимая, куда попал. Но вот Юраба поднял пистолет и начал целиться в первую мишень. Я протянулся к нему, коснулся разума. Японец дёрнулся. Не надо целиться, произнёс я без слов. Просто ткни туда пулей.

После моего напутствия японец в три секунды расстрелял десяток мишеней, мгновенно сменил обойму и, как и я когда-то, двинулся вперёд по полигону. Смотреть из состояния транса было безумно интересно. Я видел не только результат, но и каждое желание испытуемого. Чувствовал его чувствами и фиксировал его вибрационные связи.

Юраба шёл отлично. То ли сказывалась природная предрасположенность, то ли готовность принять мир таким, какой он есть, а не только таким, как его видят остальные люди. Но полигон он прошёл, не сделав ни одного промаха, не пропустив ни одну движущуюся цель.

Когда мамба стихла, Юраба поморгал, покрутил головой, будто приходя в себя, подошёл к ван Рюйтеру, и низко ему поклонился.

— Благодарю, сэнсэй, — почтительно сказал он.

И тут Питер удивил меня даже больше, чем японец. Он отрицательно помотал головой, и ответил:

— Я всего лишь показал тебе путь. Но пройдёшь ты его сам. А помощником и учителем в этом для тебя будет вот, он, — и ван Рюйтер указал на меня кивком.

Сказать по правде, я такого не ожидал. Юраба, как-то по-особенному, скользящей походкой, подошел ко мне и вдруг склонился в глубоком поклоне.

— Прошу вас принять меня в ученики, — тихо проговорил он.

Первой мыслью у меня было свести всё к шутке и отказаться. Ну в самом деле, какой из меня сэнсэй? Да ещё и для японца. Но потом я посмотрел на свою ногу, скованную системой обручей, вспомнил, каким взглядом провожала меня в Лимпо Сэнди, и передумал.

— С удовольствием, — ответил я. — Мы с тобой, глядишь, ещё и школу откроем, если Питер к нам преподавателем пойдёт.

— А и пойду, — со смехом ответил ван Рюйтер. — Дело хорошее.

Волгоград 2017

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 15

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg