«Лучший возраст для смерти»

Лучший возраст для смерти (fb2) - Лучший возраст для смерти (Умереть молодым - 1) 1956K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ян Валетов

Ян Валетов Лучший возраст для смерти

© Я. М. Валетов, 2017

* * *

Моя особая благодарность дочери Диане – мы вместе придумали Белку и мир, в котором она живет. Жаль, что не получилось написать книгу вместе, но я думаю, что это в будущем.

Моему постоянному редактору, коллеге-писателю и доброму другу Александру Данковскому, без которого вот уже много лет не обходится ни один мой роман. Спасибо и за труд, и за понимание.

Моему старому другу, художнику Всеволоду Малиновскому, с которым мы мыслим одними образами и, наверное, видим похожие сны.

Моим первым читателям, присутствовавшим при рождении этой книги – от черновиков до окончательного варианта, я благодарен за терпение, время и мнения.

Моему отцу, Михаилу, который не любит фантастику, но в свои восемьдесят прочел рукопись одним из первых, и сказал: «Это не фантастика. Это слишком похоже на реальность».

Честно говоря, это моя первая книга, написанная в жанре чистой фантастики – надо же соответствовать званию фантаста. Кому-то она покажется чрезмерно жесткой и натуралистичной, но если бы не присутствие за плечом моей шестнадцатилетней дочки, она была бы гораздо жестче и страшней – уж больно непригляден мир, в котором живут герои. Так что за то, что вы можете купить «Лучший возраст для смерти» не запечатанным в черный целлофан на стойке для взрослых – поблагодарите именно ее.

Мне было тяжело писать историю Белки и Книжника, но это очень нужная история, особенно сегодня – надеюсь, что мой читатель поймет почему.

Всегда ваш Автор

Книга первая Книжник

Глава первая Побег

Книжник терпеть не мог оружия.

Нет, он его уважал! Как не уважать штуку, которая может тебя убить на расстоянии? Но не любил держать в руках. И не ремонтировал, хотя мог починить почти все, что не содержало в себе маленьких электрических штучек. Обращение со всеми этими пистолетами и автоматами, на которые все челы-охотники разве что не молились, ему не давалось. Давались вещи гораздо более сложные – он мог разобрать и собрать дряхлый генератор и даже придумать, как приделать к нему велик, чтобы пыльная, полудохлая от старости лампочка замигала желтым светом, а вот автомат или винтовку старался лишний раз в руки не брать.

Но закон есть закон: каждый кид, вступивший в возраст чела, должен участвовать в охоте и войне. И никакие причины Старшими во внимание не принимались.

Герла должна рожать, готовить еду, обрабатывать землю и ухаживать за потомством и домашними животными, чел – кормить герл, бэбиков, кидов и убивать челов из других племен, чтобы они не убили членов его племени. И Книжник, несмотря на испорченное чтением зрение, хлипкое телосложение и нелюбовь к оружию, участвовал в охоте.

Ружье ему дали в соответствии с талантами – старую двустволку с треснувшим ложем и тронутыми ржавчиной стволами, заряженную патронами в выцветших пластиковых гильзах. Правда, и поставили в оцепление, а не к стрелкам, но и это не помогло…

Против настоящего невезения не попрешь!

Книжник упустил дира.

Это был здоровенный рогач, всему племени хватило бы дня на четыре, а то и больше.

Он выскочил из зарослей так быстро и неожиданно, что Книжник, вместо того чтобы стрелять в зверя с расстояния в десять шагов, отшатнулся и шлепнулся на задницу. Ружье отлетело в сторону, грянулось оземь и оглушительно выпалило сразу из обоих стволов. Обрезки ржавой проволоки, которыми были набиты патроны, хлестнули по кустам, срезая листву и мелкие ветки. Дир фыркнул, Книжник мог поклясться, что презрительно, и в один прыжок ушел с тропы, нырнув в густую зелень подлеска.

Книжник с ужасом смотрел на лежащее в стороне ружье. Отвертеться точно не получится – мол, дира не видел, куда он исчез – непонятно. Теперь точно никто не поверит! Стрелял – значит видел и промазал! Он упустил зверя и наказание неминуемо. Каким оно будет, неизвестно, но зная, как Облом его любит, можно было не сомневаться, что суровым. Охотник, упустивший добычу, должен быть наказан. Это тоже закон.

Книжник зажмурился от ужаса перед неминуемой расправой, а когда открыл глаза, Облом уже нависал над ним, словно подрубленное дерево – огромный, злой и беспощадный.

Он был не один, а вместе с Ногой и Свином. Не хватало только Бегуна, а то Совет племени собрался бы в полном составе.

Облом посмотрел на полулежащего Книжника, на разряженную двустволку, потом опять на Книжника и, осклабившись, пнул его с носка. Возможно, это был не самый сильный удар, на который Облом был способен в гневе, но Книжнику хватило сполна: он отлетел в сторону и больно ударился затылком о землю.

– Ты – бесполезный кусок говна! – прокричал Облом, сорванным голосом. – Ты – ни на что не годный, бесполезный кусок говна! Червяк! Выкидыш!

Он сделал еще шаг и снова ударил Книжника, на этот раз по ребрам.

Ботинок у Облома был хоть куда – массивный, из толстенной кожи, на рубчатой подошве, красавец, а не ботинок, то ли выменянный у городских, то ли снятый с убитого. Твердый как камень носок врезался в бок жертвы и Книжник задохнулся, захлопал губами, словно выловленная рыба.

– Ты прое…л дира! – выдохнул Облом с ненавистью. – Ты умеешь только дрочить на свои вонючие книги! Что теперь будут есть герлы и бэбики? Траченную крысами бумагу? Отвечай, безрукая тварь!

– Он выскочил внезапно! – проблеял Книжник, сам ненавидя себя за липкий страх, бурлящий внизу живота, за дрожащий голос, в котором не было ничего, положенного настоящему челу – только боль и мольба. – Я промахнулся!

Облом зарычал и врезал ему прикладом карабина, целя в грудь, но Книжник инстинктивно успел закрыться, и приклад попал ему в предплечье. Рука онемела сразу, перед глазами закружились черные мухи.

Нога и Свин, повинуясь жесту вождя, подхватили Книжника под мышки и он взлетел над землей, оглушенный и испуганный до смерти, повиснув на мучителях своим малым весом.

Ему было больше семнадцати, насколько именно, Книжник не знал. Почти столько же, сколько Облому и другим Старшим, может, на луну или две больше, но рядом с ними он выглядел словно кид, едва разменявший восемь зим – сломанная игрушка в руках здоровенных челов.

Ведь он был никто – книжный червь, всю свою жизнь проведший в никому не нужной Библиотеке, а они – вожди, охотники, отцы племени, добытчики. Они были суровы, как Закон, который достался им от предков, и так же безжалостны.

Он упустил оленя, лишил племя мяса и ему нечего дать Вождям взамен.

Разве что…

Книжник было открыл рот, но Облом успел раньше и от удара тыльной стороной ладони юноша умылся кровью в прямом смысле этого слова. Алая россыпь капель попала в лицо Ноге, тот от неожиданности ослабил хватку и Книжник выскользнул из их рук, выскользнул и побежал, сам от себя не ожидая такой скорости и прыти.

Сзади заулюлюкали, засвистели, затопотали, но он уже несся по тропе – весь перекособоченный от пинков, окровавленный, жалкий. Он бежал, неуклюже выкидывая ноги, едва сдерживаясь, чтобы не завизжать от ужаса, как какая-нибудь малолетняя герла. Было больно, но не разбитый нос и ушибленные ребра доставляли ему нестерпимые мучения – ему было ужасно стыдно. Стыдно, что он – умный, знающий грамоту, умеющий то, что не умеет ни один человек в Парковом племени, да что там в Парковом, во всех племенах Сити никто не понимал смысла прочитанного так, как понимал его Книжник – бежал, как крыса от диких котов, от тупых, но зато сильных придурков. Ноги сами несли его прочь и Книжник ничего не мог поделать. Он знал понятие, которое подходило к происходящему – его гнал прочь инстинкт самосохранения, но слово, которым характеризовалось его поведение, звучало куда как хуже – трусость.

Топот ног его преследователей с каждой секундой приближался – Нога, Облом и Свин слова из букв не складывали по причине незнания букв, но зато превосходно бегали и умели загонять добычу.

Книжник спиной почувствовал, что сейчас его схватят, резко свернул с тропы, проломившись через хилую поросль молодого осинника и, запнувшись о скрытый в траве пенек, полетел вперед головой по покатому склону.

Сзади захохотали, снова раздался пронзительный свист.

Книжник проделал умопомрачительный кульбит, пытаясь удержаться на ногах, проехался физиономией по земле, кувыркнулся несколько раз, окончательно потеряв ориентацию, и тяжело рухнул во что-то мокрое, горячее, липкое, пахнущее разъятой плотью и фекалиями. Он попытался закричать, но не смог, завозился, словно полураздавленный жук, высвобождаясь из каких-то скользких жгутов, сковывающих движение и таки выскользнул.

Глаза пришлось продирать, ресницы слиплись. Неприятная жижа была даже во рту. Книжник стал на четвереньки и увидел перед собой распоротое брюхо дира, в которое он влетел при падении, спутанный клубок сине-красных кишок, из которых он выпутывался, запрокинутую голову рогатого зверя с торчащим между губ темным языком, и понял, чем полон его собственный рот.

Его вырвало – раз, другой.

Голоса преследователей внезапно смолкли.

Книжник обессиленно привалился к туше, стирая с лица густую массу из звериной крови и содержимого распоротых кишок, и увидел Вождей, стоящих в двух десятках шагов от него. Они не бежали, не пытались достать беглеца, просто замерли на месте с оружием в руках, но стволы смотрели не на жертву, а в землю.

Между Вождями и Книжником, расставив ноги на ширину плеч и явно готовый к прыжку, стоял человек в высоких ботинках и камуфляжной куртке с капюшоном, невысокий, рыжий, коротко стриженый. В ладони его правой руки был зажат устрашающего вида тесак, огромный и окровавленный. Левой рукой (этого Книжник сразу не заметил) он держал пистолет, ствол которого тоже смотрел в землю, но по тому, как стоял человек, как были согнуты в коленях его ноги, развернуты плечи, было понятно, что через доли секунды, если будет на то причина, прозвучит выстрел.

И этот выстрел будет точным.

Вожди молчали.

Человек молчал.

Книжник понял, что и ему не стоит открывать рта.

– Это наш дир, – сказал наконец-то Облом. – Это мы его загнали…

Человек ничего не сказал и даже не пошевелился.

Книжник смотрел на него со спины и вдруг с ужасом увидел, как из капюшона камуфляжной куртки выскользнуло что-то рыже-черное, хвостатое и быстрое. Миг – и зверек замер у человека на плече столбиком.

– Белка…

Теперь Книжник сообразил, кто стоит между ним и Вождями.

Белка.

Он не видел ее с прошлой осени.

Ее называли так за рыжий цвет волос, крупноватые зубы и страсть к лазанью по деревьям – она с такой ловкостью прыгала с ветки на ветку, что у наблюдавших невольно замирало сердце.

Потом Белка нашла разоренное воронами беличье гнездо, выкормила одного детеныша и тот не сходил с ее плеча ни днем ни ночью и даже спать укладывался в капюшон ее штопанного-перештопанного худи.

Ловкость помогала ей в играх, она предпочитала общество мальчишек, а не пресную компанию сверстниц, и мальчишки воспринимали ее нормально.

До определенного возраста воспринимали. А вот дальше…

Закон есть закон. Когда вместе с кровями она из кида стала герлой, все изменилось.

Случилась история, о которой Вожди не любили вспоминать, и Белка исчезла из племени.

Совсем.

Регулярно появляться в Парке она перестала примерно три зимы назад, после смерти Сунь-Вынь. Говорили, что у нее есть логово где-то неподалеку, но выследить ее не получилось.

После того, как Проныру нашли висящим вниз головой на старом вязе у карусели, желающих искать убежище Белки не находилось.

Вожди, тогда еще другие, смирились с тем, что она – отрезанный ломоть. Держать такую среди герлов – как играть с гранатой, а какие ублюдки могли от нее родиться, так это и самому Беспощадному неизвестно. Зачем портить уклад?

В общем, она была сама по себе, племя – само по себе и это устраивало и Белку, и Вождей.

Когда старые Вожди встретились с Беспощадным и власть над племенем получили Облом, Нога, Свин и Бегун, Белка появилась в Парке в последний раз, наверное, чтобы еще раз намекнуть: держитесь от меня подальше!

Тогда-то ее и видел Книжник.

Он помнил ее еще кидом – маленькую, угловатую, быструю как молния. Их матери, пусть о них забудет Беспощадный, жили рядом, и Книжник одно время даже дружил с Белкой.

Но это было до того, как Сухорукий научил его читать и единственными друзьями Тима стали книги. То есть очень давно, больше десяти зим назад. Книжник не был уверен, помнит ли девушка его. Особой надежды на это не было. Но, если даже и помнила, что это меняло? Ровным счетом ничего. В мире, где ребенок с первых минут познает горькую истину, что жизнь действительно коротка, детская дружба – не сильно ходовой товар.

– Слышь, Белка, – осторожно выговорил Свин, стараясь не делать лишних движений. – Ты, это… Отдай. Это ты, того…

Свин никогда не был оратором, но в этот раз он превзошел самого себя. Книжник буквально физически ощутил, что этот массивный, как матерый кабан, низкорослый парень чувствует себя не в своей тарелке. Свин, наверное, помнил, как выглядел Проныра, висящий вниз головой на дереве, и какой поганой смертью умер Сунь-Вынь, и поэтому вел себя скромно.

– Тебе не утащить всю тушу, – примирительно сказал Облом. – Бери себе кусок – любой, какой захочешь – и вали.

Белка продолжала молчать, а вот зверек на ее плече издал громкий щелкающий звук – недружелюбный, чтобы не сказать угрожающий.

– Ты же не хочешь с нами драться из-за мяса? – спросил Нога.

Белка повела плечом и зверек, сидящий на ее плече, мгновенно шмыгнул в обратно в капюшон.

Вожди напряглись. Книжник готов был поклясться, что они едва не бросились врассыпную, когда она дернула рукой с пистолетом. Вот что значит слава, идущая впереди тебя!

– Я возьму печень, – сказала Белка негромко. – И часть со спины.

– Договорились, – поспешно выпалил Облом. – А этого ты тоже на мясо пустишь?

Книжник понял, что речь идет о нем.

Она пожала плечами.

– Мне он без надобности… Не люблю, когда убивают просто так.

– Он нарушил Закон, – начал было Нога.

– Сдохни сегодня! – сказала Белка, как выстрелила, ее голос металлом лязгнул в гортани. – Я плевать хотела на ваши законы. И на вас. Валите отсюда.

– Мы даем племени еду, – примиряюще возразил Облом. – Мы защищаем герл и бэбиков. Мы воспитываем кидов и делаем из них челов. Никто в Парке не выжил бы без Закона. Закон – это жизнь. Тот, кто не уважает Закон, должен умереть, иначе умрет племя. Ты же знаешь, не только у нас так… В Сити Закон еще строже. За что в нас стрелять, Белка? Мы все делаем по Закону. Это ты ушла и живешь, как хочешь.

– Сдохни сегодня, Облом, – повторила Белка. – Мне насрать, что вы там делаете со своим стадом. Отвали, если не хочешь пулю в брюхо. Вернетесь, когда я уйду.

– Иди сюда, Книжник, – позвал Нога. – А то она и тебя застрелит, и мы не сможем тебя судить…

– Но… Но она же отдает вам дира! – промямлил Книжник.

– Это должен был быть наш дир, – ухмыльнулся Облом, – а теперь она нам его отдает. Понимаешь разницу, червяк? Когда уже к тебе наконец-то придет Беспощадный, говнюк? Когда я уже перестану видеть твою мерзкую морду?

– Ты можешь остаться, – сказала Белка, не поворачиваясь.

– Не зли меня, Книжник, – Облом презрительно скривил рот. – Не беси меня! Если ты сейчас не встанешь и не пойдешь с нами, я тебя просто убью…

– Он и так тебя убьет, – негромкий голос Белки звучал совершенно ровно, без эмоций. – Он тебя убьет, потому что любит это делать. Другой причины ему не надо.

Книжник понял, что ей совершенно все равно, убьет его Облом или не убьет. Просто ей нравилось перечить Вождям. Даже спина Белки выразительно говорила о том, как она ненавидит и презирает эту троицу. Она вовсе не горела желанием защитить Книжника от расправы, зато унизить Облома с компанией было ей в радость.

Книжник поднялся на ноги.

Наступит ночь, и он вынужден будет вернуться в Парк. Он не выживет в лесу. Лес – не его стихия. Белке есть куда идти, ему же идти некуда – только в Библиотеку. У него нет другого дома и ему уже не построить ничего путного – слишком мало времени осталось до прихода Беспощадного.

– Пообещай, что не станешь избивать меня, – сказал он, вытирая с лица быстро густеющую смесь оленьей и собственной крови.

Во рту стоял кислый вкус дерьма и рвоты, болели разбитые губы, саднило бок, а на предплечье, куда угодил приклад, наливалась багровая шишка.

Книжник был не готов воевать с Вождями.

Он хотел мира, пусть ценой унижения. Он хотел вернуться в полумрак своего жилища, где по ночам шуршали старой бумагой крысы, где пахло сырыми книжными переплетами и мочой грызунов. Только там, среди тысяч чудом уцелевших, хоть и изгрызанных книг, он чувствовал себя защищенным. Там он был дома.

– Если вы оставите меня в покое, я расскажу вам о месте, где есть лекарство от Беспощадного, – сказал он, стараясь придать голосу твердость.

Свин заржал.

Весело так, задорно, демонстрируя дыру вместо правого верхнего клыка, выбитого во время Испытания.

– Ты с нами торгуешься? – спросил Облом, прищурясь. – Да ты вконец охренел, червяк. Племя решит, что с тобой делать…

Книжник сглотнул подступившую к горлу желчь.

– Племя сделает то, что ты скажешь…

– Ты ничего не купишь своим враньем, Книжник, – презрительно процедил Облом. – Нет никакого способа остановить Беспощадного. Он приходит за всеми, когда наступает срок.

– Это не так… Есть лекарство.

– Это так, – отрезал Вождь. – Нет лекарства от смерти. Заканчивай прятаться за спиной герлы. Будь хоть чуть-чуть челом, говнюк…

– Но в книгах…

– Что полезного можно найти в книгах? Там написано, как охотиться? Как выжить зимой, когда зверь уходит? Они – мусор, как и ты.

Книжник прошел мимо Белки, подумав, остановился и обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза.

Теперь он стоял на линии огня, прикрывая своим телом всю троицу.

– Ты меня не помнишь? – спросил он.

Лицо у Белки было худым, скуластым, серые глаза смотрели колюче, недобро. Она вся казалась сплетенной из жгутов: предплечья, шея – сплошные мускулы, ни капли жира, ничего лишнего. Даже густые рыжевато-пепельные косы, которые Книжник почему-то помнил лучше всего, были грубо откромсаны ножом и превращены в неровное подобие «каре».

– Помню, – сказала она сухо. – Ты – Тим.

– А я думал, ты меня не узнала…

Книжник повернулся и пошел к Вождям, приволакивая ногу.

Белка наблюдала, как Свин отвесил подошедшему Книжнику оплеуху, но не во всю силу, так – попугать. Книжник даже не стал закрываться, пошатнулся от удара и зашагал дальше, обреченно повесив голову.

Облом отступал осторожно, спиной вперед, ни на секунду не выпуская Белку из поля зрения. Перед тем, как скрыться в кустах, он погрозил ей пальцем и быстро юркнул в зелень.

Когда фигура Облома скрылась в листве, Белка сунула пистолет в поясную кобуру и перехватила нож поудобнее. Рыжий зверек снова выскользнул из капюшона и ловко уселся у девушки на плече.

– Домой хочешь? – спросила она, нагибаясь над вспоротым брюхом дира. – Погоди, скоро пойдем…

Лезвие скользнуло по шкуре и плоть разошлась под напором стали.

Одним движением Белка приподняла печень, показавшуюся в разрезе, ловко вырезала сочащийся горячей кровью кусок и выбросила его наружу. Гладкое, покрытое плотной плевой лакомство упало в траву.

Теперь предстояло вырезать из спины дира балыковую часть, ее можно завялить или закоптить на зиму. Руки девушки были покрыты кровью, рукоять разделочного ножа скользила. Белка выдрала из-под ног пучок травы и протерла ладони, а потом и нож.

Глаза ее натолкнулись на лежащий рядом с тушей странный продолговатый предмет. Это была деревянная палочка с черной сердцевиной.

Белка с трудом вспомнила название палочки – карандаш.

Карандаш – это то, чем пишут буквы. Или рисуют. Букв Белка не знала, рисовать не умела. А может, умела, но с детства не пробовала это делать.

Карандаш мог принадлежать только одному челу – Книжнику. Тиму. Щуплому застенчивому мальчику, который тогда, несколько лет назад, не мог защитить ни себя, ни других. Он и остался таким же щуплым и беззащитным. А, значит, бесполезным.

Белка хмыкнула и положила карандаш в карман.

Ножом управляться проще и привычнее.

Зачем нужен карандаш? Разве им можно вырезать мясо из туши?

Лезвие с хрустом прошлось вдоль хребта дира.

* * *

Книжник надеялся, что и на этот раз все обойдется.

В душе он понимал, что после сцены в лесу, после того, как он видел, как спасовали перед Белкой трое «непобедимых» Вождей, ему не избежать расправы. Речь шла о том, казнят его Вожди или все закончится избиением с членовредительством? Морально Тим был готов к худшему, но умирать не хотелось. Он давно научился терпеть все, кроме смерти.

Когда охотники под присмотром Ноги и Свина, приволокли в Парк тушу дира, Книжник сидел у себя на третьем этаже и смотрел в окно на площадь.

«Площадь», конечно же, было громко сказано. Когда-то, лет этак восемьдесят назад, это место можно было назвать площадью. А сейчас…

За многие годы растения отвоевали у мертвой человеческой цивилизации потерянные территории. Трава заплела плитку тротуаров, разгрызла в крошку асфальт, заставила полопаться бетон. Деревья разрослись, между стволами появился кустарник и нагло прущий из земли молодняк образовал редкий подлесок, с которым герлы пока еще успешно боролись.

Но площадь все же была бывшей, теперь ее можно было назвать небольшим сквером, за которым плохо ухаживают садовники.

Вокруг нее стояли здания – убежище для людей Паркового племени, в том числе и тот дом, где нашел свое пристанище и судьбу Книжник. В доме этом никто больше жить не хотел, слишком холодным и неуютным он был. Доски полов и паркет из залов и коридоров на втором этаже сожгли еще в давние времена, скорее всего, в один из первых годов после прихода Беспощадного. А вот окна оставили нетронутыми.

Это потом за домами научились следить, когда выяснилось, что строить новые не умеют. Едва хватало навыков поддерживать в пристойном состоянии уцелевшие здания, особенно если сохранялось остекление.

В первые годы в Парке случалось много пожаров. Это летом в окрестностях можно было с ума сойти от духоты, зимы же оказались сырыми, промозглыми и достаточно суровыми.

Грелись, как могли, а могли плохо, отчего и горели целыми кварталами, особенно в Городе. В Сити до сих пор кое-где стоят обугленные остовы съеденных огнем домов и высится полуосыпавшаяся горелая свечка небоскреба в Даунтауне.

Книжник видел ее развалины собственными глазами.

Год назад он в качестве пеона участвовал в набеге на Сити и вынес из этого похода, помимо страха и отвращения, большой бумажный атлас с картами автомобильных дорог.

Атлас валялся на верхней полке стеллажа на разрушенной заправке, где они пережидали ночь. Плотный кусок пластика, в который запечатали книгу, сохранил ее невредимой.

Давно не ездили автомобили.

Давно заросли дороги, по которым можно было на них передвигаться.

Давно умерли люди, которые умели делать автомобили, и сами машины превратились в кучи бесполезного ржавого хлама, а атлас все так же лежал на заправке и терпеливо ждал нового хозяина.

Притащив добычу домой, Книжник изучал его несколько недель.

Он сопоставлял карты дорог со знакомыми названиями городков, которые до сих пор можно было прочесть на облезлых дорожных указателях и, наконец, смог разобраться с их местоположением.

Страна, в которой они жили, оказалась огромной. Куда больше того, что он мог себе представить. Жилы больших дорог соединяли между собой Сити, оставляя чуть в стороне поселения поменьше. От жил во все стороны разбегались дороги потоньше, от них – еще мельче. На последних страницах Книжник обнаружил планы городов.

Атлас захватил его, как самый лучший роман, заставил окончательно проснуться уставшее от обыденности воображение. Но, увы, не убил в Книжнике наивность – он все еще полагал, что устройство Мира кому-нибудь интересно. Он сунулся к Вождям, чтобы поделиться свежим знанием с племенем, но натолкнулся на холодное брезгливое непонимание: зачем? Зачем племени знать об этом? Что это даст? Разве станет кто-то добровольно отдаляться от дома на многие мили?

Книжнику было до слез обидно, что никому не интересны ни книги, ни карты – ведь – кто бы мог подумать – Парк в атласе был удостоен отдельной четверти страницы, названия «Кидлэнд» и подробной схемы.

Развалины «Кидлэнда» начинались в нескольких сотнях ярдов за площадью. Когда-то приезжих встречали ворота, над которыми возвышались огромные цветные буквы. Сейчас не было ни ворот, ни букв – сохранилась лишь металлическая основа конструкции, рыжая от многолетней ржавчины, но все еще сохранявшая полукруглую форму. Летом ржавая арка зарастала нахальным плющом и выглядела нарядно, зимой же торчала, как обглоданное ребро, обвитое колючей проволокой сухого стебля.

Возле бывшего входа, на круглой клумбе, теперь сжигали жертв Беспощадного – это был обычай, его исполняли, потому что так велел Закон. Все понимали, что никакой опасности заразиться давно нет, что Беспощадный рано или поздно придет к каждому из них, но по Закону всех, кто встретил Беспощадного, надо сжечь. А с Законом не поспоришь!

Справа от центральной аллеи расположилось кладбище для тех, кто умер сам по себе: от ран, болезней, в междоусобице или в битвах. Оно очень разрослось за последние десять лет и уже давно выплеснулось за пределы потерявших форму газонов.

А Парк, раскинувшийся на огромной площади, давно из Парка стал лесом.

Аттракционы рухнули и сгнили. Те же, что чудом устояли, напоминали огромные скелеты доисторических существ, покрытые ржавчиной и коростой облупившейся краски, обвитые все той же зеленой сетью плюща и вьюнков. Парк был знаком Книжнику с детства – здесь они играли, когда были бэбиками и кидами, так что он до сих пор помнил, где можно по неосторожности упасть в открытый колодец, где свернуть себе шею, споткнувшись о скрытые в густой траве рельсы.

А настоящий лес начинался за пределами парка аттракционов, и его Книжник боялся и не любил. Дом для него был здесь, среди старых стеллажей, заставленных книгами, а самой лучшей постелью на свете – древний, пропахший сыростью и мышиным пометом матрас, лежащий в углу.

Дверь Библиотеки с грохотом распахнулась, пропуская злого, как бешеный вольфодог, Облома. За ним со злорадной улыбкой на лице шагал Бегун. Он был самый мелкий и самый жестокий из Вождей – сухой, быстрый, с неприятным острым личиком и кривыми зубами.

– Вставай, червяк, – приказал Облом, и не дожидаясь, пока Книжник встанет, сорвал его с подоконника своей лапищей. – Дуй вниз, племя ждет тебя, урод!

Книжник открыл было рот – взмолиться, но натолкнулся взглядом на холодные глаза Бегуна и промолчал.

Внизу на площади, возле окровавленной туши дира, действительно собрались челы и герлы с бэбиками, далеко не все собрались, но это ничего не решало.

Облом ткнул Книжника в спину и тот едва не упал.

– Смотрите, люди Парка! – крикнул Бегун своим дребезжащим фальцетом. – Этот червяк Книжник сегодня упустил дира. Это его вина.

Книжник стоял, опустив голову, и слышал, как гудят возмущенные голоса.

– Охотники успели ранить дира, – продолжал Бегун, – но он вырвался и убежал…

– Мы нашли зверя ободранным, – вступил Облом. – Кто-то вырезал из туши лучшие куски и теперь вы не сможете съесть их. Кое-кто из вас останется голодным из-за этого криворукого куска дерьма!

– Он зря ест наше мясо, – Бегун неодобрительно покачал головой. – Он не исполняет Закон…

Толпа загудела.

«А ведь я никому из них не сделал ничего плохого, – подумал Книжник, не поднимая глаз. – Я помогал им. Я мог помочь там, где быстрые ноги и дубина ничего не решали…»

– Что гласит Закон? – спросил Облом, возвысив голос, чтобы его услышали все собравшиеся. – Закон гласит: чел, который не может охотиться, не должен есть. Тот, кто не приносит племени пользу, не должен жить…

«Убьют», понял Книжник, но не побежал, не попытался спрятаться, а только вздохнул обреченно и втянул голову в плечи.

– Что нам делать с этой бесполезной книжной молью? Убить?

В толпе забубнили, визгливый голос герлы разрезал шум: «Убить! Убить!» У Тима ноги стали мягкими в коленях, словно из них вынули кости…

– Тихо! – крикнул Бегун. – Слушайте решение Вождей! Этот чел долго жил среди нас и мы не станем его убивать. Пусть это сделает Беспощадный в свое время. Но мы не будем его кормить! Мы прогоним его!

– Да! Да! – закричала толпа, и поглядев на нее, Книжник увидел перед собой ухмыляющуюся рожу Ноги, руководившего возмущением.

Нога подмигнул – он предвкушал расправу.

– Пусть валит отсюда! Пусть уе….вает!

Книжник почувствовал руку Облома на своем загривке и его, словно щенка, за шиворот потащили сквозь толпу орущих соплеменников, совершенно чужих ему, хоть и знакомых с самого детства.

На него посыпались удары – сильно не били, не потому, что не хотели, просто пришли без палок, но все равно было больно и так унизительно, что Книжник едва не завыл от обиды.

Облом и Нога тащили Книжника к ограде, а толпа катилась следом. Не соплеменники, а именно безликая толпа – ноги, сиськи, кулаки, ощеренные рты, орущие бэбики и радостные киды, бегущие рядом и швыряющие в Тима чем попало. Одна из брошенных веток угодила в плечо Ноге, и он заматерился, пытаясь пнуть обидчика, и киды бросились врассыпную с хохотом и визгом.

Книжник перестал сопротивляться – только перебирал ногами. С этих двоих сталось бы переломать ему кости на прощание. Обездвиженный, он вряд ли доживет до утра. Лес безжалостен, он не любит слабаков.

Последнюю мысль Тим додумывал уже в воздухе. Облом метнул его, как камень, вышвыривая из Парка, из племени и из жизни одновременно.

Книжник рухнул на землю, больно ушиб бедро, но тут же встал, пошатываясь.

Племя смотрело на него из-за спин Вождей, киды продолжали паясничать, герлы плевали в его сторону, челы делали неприличные жесты.

Потом Облом поднял руку и все замолкли.

– Ты больше не наша плоть и кровь… – проговорил он формулу изгнания. – Ты – не из нашего Племени. Ты – чужак. Каждый может убить тебя, если увидит в Парке, и он не будет наказан. Ты больше не ешь с нами. Ты больше не пьешь с нами. Твой дом не здесь. Уходи прочь и сдохни первым!

Книжник хотел вернуть Облому проклятье, но голос ему не подчинился, и он лишь что-то пролаял – так кашляет рассерженная лиса.

Нога в ответ показал ему средний палец, заржал и скрылся в толпе. За ним последовал Облом и в течение нескольких минут у разрушенной ограды уже никого не было.

Тим остался один.

Он был безоружен, хотя при его талантах оружие, скорее, годилось для самоуспокоения, легко одет, лишен элементарного и, что самое главное – там, за забором, остались его книги, которые теперь вовсе не его.

Солнце падало за зеленую стену леса, надвигалась ночь – скоро Парковое племя зайдет в дома, чтобы спать в безопасности и тепле. Каждый найдет себе нору – и люди, и звери. А ему надо будет пережить часы темноты в чаще, которая пугала до смерти. Без надежды на спасение и убежище.

Тим сделал шаг, другой, ноги его подкосились, он уселся в густую, уже чуть пожелтевшую траву и заплакал, словно бэбик.

Слезы прожигали дорожки в грязи на его щеках, Книжник их не утирал.

– Сдохни первым! – крикнул он в сторону Парка. – Сдохни первым, тварь!

На этот раз голос прорезался, но тот, кого он проклял, не слышал этого. Тим в бешенстве заколотил кулаками по земле, сдирая костяшки.

– Ненавижу! Ненавижу!

– Кончай орать!

Голос раздался прямо за его спиной, буквально над ухом, и Книжник, похолодев, рухнул на бок, пытаясь нащупать хоть какой-нибудь сук, но подходящего под рукой не оказалось.

Тим, вывернув шею, все-таки рассмотрел говорящего.

Белка, наверное, спрыгнула с дерева, рядом с которым Книжника бросили Облом с Ногой. Совершенно бесшумно – ни единого звука, даже ветка не хрустнула, пока она не возникла у Тима за спиной. Привидение, Беспощадный ее забери!

Она была одета так же, как утром, только без куртки – рваные и зашитые кое-как джинсы, черный худи, хорошие высокие ботинки на рубчатой подошве, пистолет в открытой кобуре на поясе и уже знакомый Книжнику нож в чехле на бедре.

И еще на плече у нее так же, как утром, сидел и смотрел недоброжелательно рыжий грызун. Единственным отличием в экипировке был короткий автомат на брезентовом ремне – видно, что ухоженный, почти новый.

– Успокоился? – спросила она без тени дружелюбия в голосе. – Зашибись. Тебе меня бояться не надо. Тебе их бояться надо.

– Что тебе надо, Белка?

– Я пришла с тобой поговорить…

– Со мной? – выдавил из себя Книжник. – О чем?

– Я хочу услышать, как обмануть Беспощадного, – сказала Белка, внимательно глядя Книжнику в глаза. – Если ты не наврал и его действительно можно обмануть…

Глава вторая Кража

Всякое представление о том, где они находятся, Книжник потерял уже на пятой минуте пути. Вроде, далеко уйти за такое короткое время было невозможно, и некоторые места казались ему знакомыми, но Белка меняла тропу, и Тим снова ничего не узнавал.

Один раз они прошли под старым железнодорожным полотном – тут лежала бетонная труба, такая огромная, что можно было даже головы не нагибать. Под ногами заплескалась вода, запахло неожиданно хорошо – не плесенью, а свежей речной зеленью, но никакой реки тут не было – Книжник мог голову дать на отсечение.

Ближайший ручей, где кидам поручалось ловить юрких и жирных усачей, находится в миле от Парка, за песками и Большой каруселью.

Еще вода была в Банке, но пахла она иначе, старым болотом: за зиму и весну туда стекало несколько тонн, в июле вода зацветала пышной салатовой пеной, и только к ноябрю, когда с утра Банка начинала покрываться тонкой коркой льда, окончательно очищалась.

И еще рядом были Болота, где тоже можно было найти воду, но туда в добром здравии никто не лез, да и пахло оттуда так, что хоть беги и прячься…

Болота считались местом гиблым, туда никто из племени не ходил – боялись до поноса! А чего боялись, никто толком объяснить не мог. Говорили – мертвых. Но мертвые – они мертвые и есть. Чего их бояться? Что они могут сделать живому? Сказки для бэбиков, чтобы к Болотам на бегали, не тонули.

Но вот незадача…

По ночам (и это не россказни, Книжник, предпочитавший ночные бдения, сам не раз слышал!) над сочными болотными травами раздавалось леденящее кровь уханье, и это точно кричали не оулы.

А еще…

Кто-то ночами ворочался в бурой вонючей жиже, и бродили между облезлыми, вечно мокрыми стволами странные тусклые огоньки, внезапно вспыхивающие зеленым. К мертвецам это отношения не имело, но пугало страшно.

Белка шагала впереди, практически не оглядываясь на Книжника, и ему приходилось подстраиваться под ее темп, а это оказалось непросто.

Тим ходить по лесу не умел, не только бесшумно – вообще не умел, и уже через четверть часа пыхтел, словно висящий над костром чайник.

– Еще далеко? – прохрипел он, размазывая по лбу горячий пот.

Белка глянула на него через плечо и покачала головой.

Ее прирученный зверек уже не восседал в капюшоне худи, а бодро прыгал по деревьям с разных сторон тропы, то ли охраняя хозяйку, то ли высматривая дорогу.

Оказалось, действительно недалеко, но к моменту, когда Белка скользнула вовнутрь густо заросшей плющом металлической конструкции, перед глазами Тима уже кружились черные точки.

За плотной завесой листьев сгущался сумрак и было холодно.

– Стоять! – приказала Белка, не повышая голоса.

Тим замер, вытирая обильно выступивший на лице пот.

Девушка опустилась на одно колено, протянула вперед руку, словно что-то нащупывая, и Книжник догадался, что она снимает растяжку.

– Ты здесь живешь? – спросил он.

Белка, не оглядываясь, покачала головой.

– Теперь проходи.

Тим бочком просочился мимо нее.

– Шагай прямо.

Теперь Книжник шел первым и внимательно глядел себе под ноги.

– Налево, – приказала Белка.

Он повернул.

– Пришли.

Скорее всего, она хранила здесь кое-какие запасы – мятый металлический бидон, несколько ящиков не пойми с чем.

– Садись.

Два раза повторять не пришлось – Тим буквально рухнул на землю.

– Спасибо.

Девушка пожала плечами.

– Пить будешь?

– Да.

За ящиками оказалась спрятана кружка, от воды из бидона заломило зубы, но Книжник жадно выхлебал половину.

– Держи.

Угощение было так себе: лепешка из каких-то семян и грубой муки, твердая как подошва и совершенно пресная, но выбирать не приходилось. Тим откусил кусок и с трудом прожевал, запивая.

Белка сидела на ящиках напротив, положив автомат рядом, и внимательно рассматривала гостя.

– Обратно тебя не возьмут, – сказала она наконец.

– Знаю…

– В лесу тебе не выжить.

Тим постарался изобразить улыбку, но она получилась кривой.

– Это тоже не новость.

– Почему они тебя не любят?

На этот раз пожал плечами Книжник.

– Я не охотник.

– Этого недостаточно.

– Я бесполезен для племени.

– Звучит понятнее, – совершенно без улыбки произнесла Белка. – Странно, что ты продержался так долго.

– Я старался.

– И никто не поднял за тебя голос?

– У меня нет друзей.

– Кроме книг? – спросила Белка.

– Кроме книг.

– Единственная польза от книг – ими можно топить, когда холодно, – сказала она с той же ледяной серьезностью.

В полумраке Книжник не очень хорошо видел ее лицо, но был уверен, что на нем нет дружелюбного выражения.

– Но ты же хочешь обмануть Беспощадного?

– Да.

– Тогда нам понадобятся книги.

– Все? – спросила она.

– Нет. Всего две. Но без них мы можем не начинать.

– Они с тобой?

Книжник вздохнул.

– Они остались в Библиотеке.

– Это плохо…

– Да, – согласился Книжник. – Это очень плохо. Но без атласа и дневника мы никуда не дойдем.

– Что такое атлас?

– Это карта.

– Еще раз…

– Это книга, по которой можно узнать, куда идти. Там нарисованы реки, дороги, города…

– Как все сейчас? Или как все было до Беспощадного?

– Конечно же «до»!

– Полезная книга, – сказала Белка, чуть помолчав.

– Реки остались там же, – возразил Книжник. – Дороги тоже. И города на месте.

– Хорошо, – согласилась она. – Наверное, это поможет. А что такое дневник?

– Дневник? – переспросил Книжник и задумался. – Это такая книга… Ее человек пишет о себе. Что с ним произошло, что он видел, с кем говорил, что делал, куда ходил?

– Каждый день?

– Нет, не каждый. Когда что-то случается… Например… – Тим вздохнул, – я сегодня не попал в дира и за это Вожди выгнали меня из племени. Я уже думал, что умру сегодня в одиночестве, но моя старая знакомая Белка спасла меня от ночных ужасов и даже накормила…

Белка фыркнула.

– И это кому-то интересно?

– Раньше люди читали книги.

– Мир, в котором люди читали книги, умер, Книжник.

– Он умрет, когда мы перестанем читать. Пока мы только перестали писать, но это еще не конец…

– И ты пытался объяснить это Ноге? – спросила Белка. – Тогда понятно, почему он тебя не любит… Хорошо… Чем нам поможет этот дневник?

– Он поможет нам найти место, где родился Беспощадный.

– Беспощадный – не человек, – произнесла Белка, четко отделяя слово от слова. – Беспощадный не мог родиться и не может умереть. Беспощадный съедает нашу жизнь, но он не живой. Не говори глупости, Книжник.

– И все-таки он родился, хоть и не так, как человек, – пояснил Тим терпеливо. – Этот дневник… Понимаешь… Я знаю, в это трудно поверить, но… Как бы объяснить так, чтобы ты поверила?

– Попробуй просто сказать правду.

– Хорошо. Это дневник девочки, отец которой создал Беспощадного… Дочери человека, который убил старый мир.

Он замолчал, глядя на Белку.

Глаза Тима уже привыкли к полумраку, и он разглядел, как из капюшона ее худи за ним наблюдает ручная белка – сверкали черные блестящие бусинки. Лицо ее хозяйки почти ничего не выражало.

– И там написано, что Беспощадного можно обмануть?

– Беспощадный – это болезнь. От нее есть лекарство. Если мы правильно прочтем дневник, то сможем попробовать найти его, но для этого мы должны вернуться в Парк и забрать все, что нужно, из Библиотеки.

– Ночью, – сказала Белка.

– Что ночью? – переспросил Тим.

– Мы вернемся в Парк ночью, Книжник. Пока ты можешь вздремнуть.

– Ты мне поверила? – Тим заулыбался дурацкой счастливой улыбкой, глаза смешно сощурились. Вылитый чайна-бэбик, что иногда рождались в Парковом племени – плосколицые и узкоглазые. Если они не начинали говорить к двум годам, то по закону племени их полагалось убить, но нынешние вожди решили не ждать два года: как только шаман подтверждал дефект, чайна-бэбик исчезал бесследно. – Ты серьезно мне поверила?

Белка двигалась стремительно: миг – и перед носом Книжника оказалась ее правая рука с рисками годовых отметок на предплечье.

Лицо Белки приблизилось вплотную к его лицу.

– Даже если я не верю ни одному твоему слову… Ты же умеешь считать? Так?

– Да.

– Сколько лет у меня на руке?

Кожа у Белки была как у всех рыжих – светлая, с россыпью бледных веснушек. На предплечье красовались синие линии татуировок – шаман, исполняя свою священную обязанность, отмечал каждый прожитый год новой полоской. Последние три отличались и цветом и формой – она сама выцарапывала метки. Делала разрез и мазала его краской.

– Семнадцать, – прошептал Тим.

– Верю я в твою историю или не верю, – повторила Белка, – но это ничего не меняет. Беспощадный может прийти за мной в любой момент. Сегодня, завтра… А, может, он уже пришел вчера, только я пока этого не ощутила? Так почему бы не попробовать? Что я теряю? Так я наверняка умру, а так – попробую выжить.

Книжник молча потянул вверх рукав, демонстрируя синие полоски, разукрашивающие его правую руку.

– Их семнадцать, – пояснил он. – Так что мы с тобой в одинаковом положении. Надеюсь, что я родился зимой.

* * *

Над Парком висела щербатая красноватая луна. Ветер дул со стороны Болот, и в воздухе витал едва заметный запах сырости, смешанный со сладковатым душком тлена – одновременно свежий и гнилостный, как будто кусок тухловатого мяса попытались сдобрить дикой мятой.

Библиотека была буквально в двух шагах. Лунный свет позволял не слишком зоркому Книжнику рассмотреть даже трещины на дверном полотне, но для того, чтобы оказаться у входа, нужно было пересечь открытое пространство, а Белка не позволила ему этого сделать.

Почти четверть часа они пролежали в густом подлеске, вплотную подступившем к домам. Лес был полон шорохов. Несколько раз за разваленной оградой «Кидлэнда» пробежал кто-то крупный – слышно было, как он продирается через густые заросли. Кто это был – дир или молодой элк, разобрать не получилось, но не пиг-отец, это точно. Спустя некоторое время, за зверем, тихонько потявкивая, протрусила стая вольфодогов. В кронах деревьев засвистели-зацокали разбуженные беготней ночные птицы, потом заохали оулы и все стихло на несколько секунд, чтобы снова начаться с новой силой, как только издалека раздался жалобный вой идущего по следу вольфодога.

Белка слушала ночь внимательно, чуть наклоняя свою рыжую голову, и несколько раз приникала к монокуляру, но направляла его не на Библиотеку, а на спальный дом напротив – рассматривала окна. Потом покачала головой и жестом показала, что Библиотеку надо обойти с другой стороны. Книжник молча кивнул и последовал за девушкой, стараясь не шуметь.

Хотел бы Тим уметь ходить, как она, бесшумно проскальзывая из тени в тень, но его перебежки были неуклюжи, хотя он очень старался.

За Библиотекой царила почти беспроглядная тьма – лунный свет путался в густых кронах деревьев, а туда, куда стена здания бросала тень, и вовсе не попадало и лучика.

Именно в этом месте Белка остановилась и показала рукой вверх и за спину. Книжник присмотрелся и разглядел уходящий вверх скелет пожарной лестницы, ржавый и перекошенный, в некоторых особо гнилых местах висящий отдельно от стены. Тим затряс головой, открыл было рот, но Белка молниеносным движением коснулась его губ указательным пальцем правой руки – молчи.

Книжник подумал, что в таком птичьем гвалте можно разговаривать в полный голос и никто тебя не услышит, но рот на всякий случай закрыл. Плавным движением девушка забросила автомат себе за спину и вынула из капюшона ручного зверька. Белочка громко зацокала, распушила хвост, ее хозяйка подняла грызуна вверх и тот прыгнул с ладони на стену, запрыгал по ней с легкостью порхающей птицы, в мгновенье ока достиг нижней ступени лестницы, сиганул через нее и в течение секунды уже сидел на руке Белки.

Зверушка несла шнурок, сообразил Книжник, ведь просто так до последней ступени лестницы не достать – и оказался прав! Пока белочка забиралась в капюшон, ее хозяйка с помощью тонкого шнура перекинула через нижнюю поперечину прочный капроновый канатик и, оттолкнувшись от слоя прелой листвы, взлетела на лестницу. Книжник заметушился внизу, словно испугавшись, что Белка бросит его, но девушка свесилась вниз, протягивая Тиму руку.

Сильные пальцы охватили кисть Книжника и он, не успев охнуть, оказался рядом с Белкой, на высоте двух с лишним метров над землей.

«Вверх», показала девушка жестом. Лестница лишь чуть заметно задрожала, когда Белка оказалась еще на этаж выше, так легки были ее движения, несмотря на автомат за спиной. Тим попытался подняться сам, но сразу же заскрежетало железо и все шаткое полотно начало отделяться от стены. Одна рука Книжника повисла в воздухе, хватая пальцами пустоту, вторая – намертво вцепилась в ржавый металл. Книжник сдержал крик, хотя это стоило ему усилий, и закрыл глаза, чтобы не видеть приближающуюся землю.

Но он не рухнул вниз. Его сильно дернули за воротник куртки и, словно тряпичную куклу, забросили на перекошенную пожарную площадку второго этажа. Тим больно ударился носом о ржавое железо настила, и соображение к нему вернулось.

Он поднял голову и увидел Белку, замершую возле окна, забитого пластиковыми листами. Книжник знал это окно – оно выходило на лес и внутренний двор здания из коридора второго этажа. Библиотека располагалась в крыле напротив. Белка посмотрела на него вопросительно и Книжник кивнул: здесь!

Девушка снова прислушалась, на этот раз к тому, что происходило внутри дома, а потом, сильно надавив ногой на пластиковый щит, оторвала нижнюю часть листа от рамы и буквально просочилась вовнутрь.

Книжник остановился, понимая, что такой трюк ему не проделать – не из-за грандиозной комплекции, а из-за неумения так управлять своим телом. Но он опасался зря – через пару секунд щит дрогнул и исчез, открывая темный проем. Тим шмыгнул в образовавшийся вход, ловко, как ему казалось, приземлился на бетонный неровный пол. Белка за его спиной установила щит обратно. Стало еще темнее. Книжник ничего не видел и даже не слышал дыхания Белки. Голоса леса за стенами стали едва различимы, а здание тоже жило своей жизнью, но к его звукам надо было привыкнуть.

Они двигались по широкому коридору от тени к тени. Книжник, который за свои десять лет жизни в Библиотеке тысячи раз бродил по этому щербатому полу ночами и знал тут каждую впадинку, шел вторым и не возражал. Быть ведомым оказалось спокойнее и приятнее. В конце концов, Белка вооружена, а он идет за книгами с голыми руками – у каждого своя работа. Словно услышав его мысли, девушка приостановилась и сунула Тиму в руки свой нож, а потом показала жестом, чтобы он шел вперед. Возле окна Белка заставила его пригнуться и осторожно поглядеть через низкий подоконник на стоящее напротив здание. Глаза привыкли не сразу, но Книжник достаточно быстро разглядел причину, из-за которой им пришлось проникать в Библиотеку кружным путем. В окне второго этажа в доме на противоположной стороне улицы в свете луны блеснула сталь стволов. Не абы что, но двое с охотничьими ружьями смотрели за подъездом, и было понятно, чьего возвращения стрелки ждут.

– По твою душу… – пояснила Белка, едва шевеля губами. – Ты найдешь книги в темноте?

– Постараюсь…

– Они знали, что ты вернешься.

– Догадывались.

– Ты говорил кому-то о книгах?

– Говорил. Но не то, что тебе.

Дверь в Библиотеку была заколочена. Не закрыта на замок, с которым Книжник легко бы справился, а забита досками, крест-накрест. Белка попробовала отодрать одну из досок, но прибивали на совесть – не отодрать.

– Что дальше? – спросила она.

Книжник понурил голову и пожал плечами.

– Не знаю… Разве что каминный ход… Если сможем протиснуться.

– Через крышу?

– Да.

Люк на чердак никто не закрыл и они легко проникли вовнутрь.

Под ногами шуршал мусор, пахло пылью и мышиной мочой. Огромные пачки старых книг, документов, чертежей, коробки от какой-то техники, пенопластовые демпферы громоздились в пачки у стен…

– Сюда…

Книжник вслед за Белкой выбрался на крышу – ржавую, латанную-перелатанную, состоящую из кусков железа разного цвета и степени гнилости – и, пригибаясь, добежал до массивной каминной трубы.

– Какая ширина трубы?

– Не знаю. Больше метра.

– А потолки высокие?

– Да.

– Понятно. Я опущу тебя туда на веревке, – сказала Белка. – Сама буду ждать здесь. Находишь книги, возвращаешься в камин, дергаешь веревку так: два, один, один, три.

– Я? Сам?

– Я не знаю, где лежат книги, – пояснила девушка. – Кто-то должен оставаться снаружи, чтобы опустить и потом поднять другого. Подумай, иначе не получится.

– А если меня убьют?

Белка пожала плечами.

– Постарайся сделать все так, чтобы не убили.

* * *

Каминная труба оказалась у́же и грязней, чем представлялось Книжнику. Он пользовался камином холодными зимними ночами. Спать приходилось одному – это в Спальне можно обогреваться теплом друг друга. Здесь же, в Библиотеке, приходилось разжигать живой огонь и поддерживать его до утра.

Тим спускался на веревке в черное закопченное жерло, покрываясь жирной сажей с головы до пят. Спуск показался ему бесконечным, последние метры он буквально продавливал себя между скользкими наростами, и едва не застонал от облегчения, наконец оказавшись в самом низу.

Стараясь не топать, Книжник выбрался из камина и тут же чихнул, едва успев зажать себе нос и рот испачканной ладонью. Сдавленный чих прозвучал в Библиотеке, как отдаленный раскат грома.

Книжник с перепугу присел и прислушался – вроде никого. Тут он мог и осмотреться.

Свет лился в библиотечный зал через многочисленные окна, далеко не все были забиты чем попало, некоторые оставались целыми со дня прихода Беспощадного и могли прослужить еще лет сто.

Из столов, за которыми читали посетители Библиотеки, Книжник сохранил всего один. Один стол, одно кресло и два стула. Остальное сгорело в топке камина и в самодельных печках по всем домам, где жило Парковое племя. Зимы случались долгие, заготовленных дров не всегда хватало до первого тепла, и соплеменники Книжника с удовольствием жгли библиотечную мебель, чтобы не идти в холодный и сырой лес за топливом.

И книги жгли.

Книги были для племени мусором, материалом для растопки и подтиркой для задницы – не более. Книжник каждую неделю обходил подращенных кидов с предложением научить читать, показывал картинки, пытался рассказать какую-нибудь интересную историю, но ни они, ни, понятно, тины учиться не желали и всякими бреднями не интересовались.

Стрелять, охотиться, драться, свежевать туши, коптить мясо, брюхатить герл и – как вершина – стать одним из Вождей: жрать от пуза, вершить Закон. Где в этом списке «читать книги»? Кому это может пригодиться? И самое главное – зачем?

Прятаться от кого-то в заколоченной снаружи комнате было смешно, особенно после громогласного чиханья, и Книжник зашагал к хранилищу, не пригибаясь. Это была его территория. Тут он знал каждую полку, каждый стеллаж. В конце концов, тут он провел десять лет своей жизни.

Окон в хранилище не было и Книжник оставил дверь открытой. Он привычным движением зацепил рукой лестницу и покатил ее вдоль полок, к третьему от входа стеллажу.

Там Книжник поднялся на самый верх и нащупал лежащий на полке сверток – его тайник оказался в целости и сохранности, но все равно, войдя в освещенный зал Библиотеки, Тим не удержался и, присев на корточки, раскрыл пакет, чтобы посмотреть содержимое.

Атлас и книжица в выцветшем переплете с полустертой надписью «Diary» на обложке. На желтоватой бумаге бисер рукописных строк, рисунки…

Порядок.

Он завернул все в кусок ткани и поднялся с колен.

Перед ним, ухмыляясь стоял Нога.

– Облом знал, что ты не выдержишь и вернешься за своим мусором, – сказал он, скаля неровные зубы, и ударил Книжника в лоб своим кулачищем.

* * *

Книжник открыл глаза через несколько минут.

Он не потерял сознание от удара, просто на некоторое время оказался снаружи своего тела, лишенный возможности им управлять. Голова гудела, словно железная бочка, по которой стукнули молотом. Саднила спина – Тим вспомнил, что Нога волок его по каменному полу, ухватив за щиколотку, и оставил валяться возле камина. Сверток со своими сокровищами Книжник из рук не выпустил, так и прижимал к груди.

– Очухался? – спросил Нога, нависая над ним. – Ты, червяк, теперь кончишь свою поганую жизнь в петле. Или забьем тебя камнями… Закон знаешь? Изгнанный не должен возвращаться. Никогда. А ты, дурак, вернулся и теперь, бл…ь, сдохнешь из-за своих сраных книг…

Вождь прятался в Библиотеке не один, с ним были два охотника – Резчик и Ковыляла. Книжник знал обоих. Они еще недавно ходили в тинах и стали челами всего год назад. Резчик был мастер свежевать туши и нарезать мясо лентами для вяленья, Ковыляла, будучи еще кидом, неудачно прыгнул с дерева и теперь ковылял при ходьбе, но так бросал копье и стрелял из винтовки, что о его недостатке мало кто вспоминал.

– Чё? – Нога криво усмехнулся. – Удивлен, чё я тут? Ты ж все думал, что я тупой? А мы с моими бро сообразили – ты обязательно вернешься. Может, и есть у тебя чё такое, а? Может, Книжник, ты реально знаешь, как нае. ть Беспощадного?

Тим молчал.

– Чё молчишь? Раньше надо было молчать… – сообщил Нога покровительственно. – А теперь ты, сука, заговоришь… Без вариантов! Щас мы тя… А, ну, бро, придержите-ка его…

Книжник не успел шевельнуться, как Резчик и Ковыляла прижали его к полу. Сверток с книгами отлетел в сторону. Нога с размаху шлепнулся своим жирным задом Тиму на колени и заржал, вытащив из грубо размалеванных ножен синий широкий клинок. Свободной рукой он схватил пояс штанов Книжника и рванул его вниз, обнажая живот и пах юноши. Тим задергался, но держали крепко, а еще нож Ноги кольнул его острием чуть выше лобка, и Книжник замер. Только сердце, несмотря на все старания Тима казаться мужественным, трепыхалось в горле, как придушенная силком птица.

– Чё, боишься?

Нож прошелся по животу поперек, слева направо, в паху у Книжника похолодело.

– Я тебя резать не стану, – пообещал Нога. – Я тебя подержу, а резать тебя будет Резчик. На ремни… Я его для этого и позвал. Он хорошо умеет резать. Так что, подумай, а я спрошу еще раз… Ты можешь нае. ть Беспощадного?

– Да… – прошептал Книжник, ненавидя себя за трусость.

– Да ты, блядь, действительно умный… – улыбка у Ноги была гнилая, передние зубы почернели, изо рта воняло. – Молодец! Ну, чё… Готовься петь, червячок!

Тим смотрел на перекошенную рожу Ноги, на радостные физиономии Ковылялы и Резчика, а видел только зев камина за их спинами, освещенный косо падающим светом блеклой луны… И сажу, которая сыпалась из каминного хода черным, почти незаметным облачком. Больше всего Книжник боялся ошибиться – а вдруг ему только кажется, что…

Белка возникла в каминной топке внезапно, но на этот раз не бесшумно – сухие угли хрустнули под подошвами ее ботинок. Нога услышал ее и отреагировал мгновенно, вскочил, разворачиваясь, выставляя в сторону девушки свой громадный нож, но при том давая шанс освободиться Книжнику, и тот своего шанса не упустил. Выгнувшись, он вложил весь свой страх и силу в единственный удар, который мог иметь успех: носок его ботинка ударил Ногу в промежность. Конечно, ботинки у Книжника были значительно хуже, чем у Вождей, но противнику хватило и этого: не закончив кульбита, Нога охнул и завалился прямиком на Резчика. Резчик, в отличие от Ноги, был челом некрупным, и Нога оказался для него неподъемным грузом.

Белка использовала неожиданную помощь Книжника с максимальной пользой – не тратя ни одной секунды на покалеченного Ногу и задавленного Резчика, она развернулась и с коротким замахом ударила Ковылялу стволом автомата по переносице, сворачивая ее набок, и тут же, крутнувшись еще раз, прикладом добавила по затылку.

Нога, схватившись за яйца, выл, Ковыляла еще падал, фыркая кровью, силился встать Резчик, а Книжник, ведомый инстинктом самосохранения, откатился прочь, стараясь не попасть под замес, и искал глазами нож Белки, который вытащили у него из кармана, пока волокли из хранилища в главный зал.

Белка врезала Ноге по темечку, но по касательной, рассекая кожу. Голова Ноги оказалась куда крепче его колокольчиков, и последний удар не вырубил Вождя, а, наоборот, протрезвил.

Кровь залила ему лицо, и, взревев, Нога бросился на Белку, стараясь сбить ее с ног. Он явно хотел перевести схватку в партер и раздавить ее своей тушей, но девушка легко перепрыгнула через него, пропуская противника под собой.

Нельзя просто так стать Вождем Паркового племени.

В Ноге было не только под триста фунтов веса, в нем было еще столько же фунтов злобы, упорства и жестокости. Он перевернулся на спину, готовясь вскочить, и Книжник увидел в его руке клинок, которым Нога едва не вспорол ему живот.

Книжник отчаянно закрутил головой, разыскивая глазами свое потерянное оружие, и натолкнулся взглядом на встающего помятого Резчика. В руках у чела был нож, вернее, даже не нож, а короткий меч – длинный, как минимум в три ладони взрослого чела.

– Берегись! – каркнул Книжник. – Белка! Сзади!

Но Резчик уже кинулся на нее со спины, стремительный и целеустремленный, целясь лезвием в почки.

Белка тоже была быстрой, значительно быстрее, чем представлял себе Тим, и глаза у нее, наверное, росли на затылке, потому что исполнить то, что она исполнила без глаз на затылке было бы очень трудно.

В тот момент, когда меч Резчика уже касался ее одежды, девушка, не оборачиваясь, качнулась в сторону, лезвие лишь вспороло ей полу куртки, а Резчик пролетел мимо, вытянув руку в смертоносном выпаде. Он вложил в удар всю свою скорость и силу и остановиться не мог, а навстречу его физиономии уже двигался автоматный приклад…

Металл встретился с костью, в лице у Резчика что-то хрустнуло, ноги взлетели, и он грохнулся затылком на бетонный пол. Его длинный клинок откатился прямо к коленям Книжника, и тот схватил его с жадностью голодающего, увидевшего корку хлеба.

Тем временем полуживой Нога снова вступил в бой и попытался ткнуть Белке ножом в грудь, но она легко отразила выпад стволом автомата. Все действующие лица замерли. Резчик лежал неподвижно – нос у него теперь был ступенькой и щека провалилась на целый дюйм, Ковыляла перхал кровью и был занят уже не Белкой, а тем, чтобы не захлебнуться. В строю, хотя и относительно, оставался Нога. Вождь еще неуверенно стоял на ногах, наверное, мешали размозженные яйца, но, глядя на его перекошенную плоскую рожу, Книжник понял, что этот хоть с яйцами, хоть без них будет грызть врагов зубами до тех пор, пока жив. Тима впервые грела мысль, что именно его ботинок привел противника в такое состояние. Он бы даже повторил, но приближаться к Ноге было рискованно. Даже раненый, он представлял опасность и мог переломить юношу как сухую ветку, особенно сейчас.

Автомат Белки смотрел прямо в грудь Вождю, но она не торопилась нажимать на спусковой крючок, и Книжник понимал, почему. Пока они вдвоем дрались против троих. После выстрелов сюда примчится целое Парковое племя и счет пойдет на десятки жертв.

– Сдохни первой! – просипел Нога.

Он понимал, что Белка стрелять не станет, и явно надеялся достать ее сталью. Он был выше на две головы и значительно, фунтов на сто пятьдесят, тяжелее. Стоило ему только ухватить девушку или зацепить ее лезвием – и игра закончится. Книжника он в своих планах не учитывал, и зря.

Тим был напуган до смерти, избит и совершенно бесполезен в драке, но он не только боялся Ноги до дрожи, он до дрожи его и ненавидел.

Книжник попробовал подняться на ноги, но колени разъехались – он поскользнулся в луже крови, вытекающей из-под головы Резчика. Нога надвигался на Белку, а она отступала, не опуская оружия, но не стреляла. Тим прикинул расстояние до врага и понял, что внезапного нападения с фланга не получится, но ему было уже плевать на опасность быть искалеченным.

– А-а-а-а-а-а-а! – закричал он, поднимаясь, и побежал к Ноге, размахивая трофейным мечом, как дубиной.

Нога повернул к нему свою круглую башку на толстой, как бедро Книжника, шее, и осклабился, перехватывая свой тесак поудобнее.

Сталь ударила о сталь – Нога легко отбил выпад Тима (меч вылетел из рук, разбитые пальцы обожгло болью), и неожиданно стремительно развернулся, хватая Книжника за волосы.

– Беги, – крикнул Книжник Белке, взлетая в воздух.

Нож в руках Ноги блеснул в лунном свете, и Тим понял, что ему сейчас перережут глотку. Он отчаянно забился в руках вождя, лягаясь и рыча, как щен вольфодога, прихваченный за шкирку, но лезвие неумолимо летело к его кадыку…

Бабах!

Грохнуло, и Книжник кубарем полетел в сторону, стуча костями по щербатому бетону пола. Нога упал на спину с лицом, залитым кровью – пуля влетела ему в глазницу. Тело его сотрясали судороги, толстые сильные ноги скребли цементную крошку подошвами почти новых ботинок.

– Зачем ты полез? – спросила Белка и укоризненно покачала головой. – Ну зачем? Я бы его уделала…

– И-и-и-и-и-и-а… – втянул в себя воздух Книжник. – И-а-а-а-а-а-а-а…

Он удара у него забило дыхание.

Белка скользнула к окну. Внизу уже горели факелы – выстрел поднял на ноги всех челов племени. Кто-то внимательный заметил тень девушки и пуля разбила стекло, возле которого она стояла.

– Иаааа… хотел помочь! – наконец-то выдохнул Тим.

– Ну помог, – сказала она. – Молодец, что скажешь… Как теперь выбираться?

Книжник посмотрел на камин, Белка в ответ покачала головой.

– Не выберемся, не успеем. У нас меньше пяти минут. Если через пять минут мы все еще будем в здании…

Она подошла к агонизирующему Ноге и выстрелила ему в лоб. Книжник зажмурился. Он явственно слышал, как пуля, прошив череп вождя, цокнула о пол. Быстрый взмах ножа прекратил перханье Ковылялы.

– …то мы покойники, – закончила Белка. Она вытерла лезвие о куртку мертвеца, и сняла с пояса Ковылялы кобуру с пистолетом, который он так и не успел вынуть.

– Держи, – она кинула Книжнику оружие. – Теперь это твой.

Снизу по окнам дали очередь, потом в разбитые стекла влетели бутылки с «горючкой». Первая не разбилась, а так и покатилась, разбрасывая искры от горящей в горловине тряпки, зато вторая рванула шаром белого вонючего пламени, которое сразу же ударило до потолка.

– Тут гореть нечему, – прохрипел Книжник. – Даже полы сняли. А в Хранилище это не долетит.

Он стоял перед Белкой, прижимая к груди сверток с атласом и дневником.

– Они подожгут дом, – сказала Белка спокойно. – Найдется чему гореть… Тут есть подвал?

– Да. Но двери заколочены, не попасть…

И тут Книжник вспомнил.

– Но есть лифты на втором этаже! В бывшем кафе! И мусоросборник!

– Прекрасно! Остается только понять, как мы отсюда выйдем…

Белка метнулась к камину и через мгновения уже бежала обратно, наматывая на локоть веревку, по которой они спускались, на плече у нее болтался рюкзак, ставший совершенно черным. Когда она оказалась у окна, снизу снова выстрелили, и уже не одна, а три пули ударили по стеклам. Внизу засвистели, заорали, и Книжнику показалось, что он слышит голос Облома.

– К дверям! – приказала Белка, и Тим послушно заковылял за ней, приволакивая ушибленную ногу. Голова кружилась, но идти он мог.

– Держи, – Белка сунула ему в руки веревку и рюкзак.

В руках ее было несколько круглых металлических штук, которые она ловко связала между собой.

– Что это? – спросил Книжник.

Она промолчала, закрепляя связку на дверной планке. Грязноватый, но по виду прочный шнурок она пропустила через кольца, болтающиеся сбоку штуковин, и внатяжку привязала его остаткам заржавевшего замка.

– Все. Отходим, – скомандовала она, забирая у Тима из рук рюкзак.

В коридоре за дверями уже топотали челы. Кто-то принялся отдирать от дверей доски, протяжно заскрипели выползающие из пересохшего за лето дерева гвозди.

– Это гранаты? – снова спросил Книжник, хотя он был уже уверен в ответе.

Белка кивнула.

– Откуда они у тебя?

– Потом. Слушай меня. Когда они откроют дверь – будет взрыв. Сильный. Как только рванет, мы с тобой побежим. Будет неразбериха. Наша задача – прорваться к лифтам прежде, чем они поймут, что нас здесь уже нет.

Она посмотрела на огонь, который пылал на полу, и подняла на Книжника глаза.

– Если хочешь жить, неси сюда книги…

– Нет! – выдохнул он.

– Делай, что я тебе сказала… – Белка не повышала голоса, но ему казалось, что она кричит. Она забрала у него из рук драгоценный сверток и сунула в свой рюкзак. – Нам нужен дым… Много дыма!

Дверь тряслась под ударами.

В Хранилище Тим схватил стопку журналов «National Geographic», лежавших на ближнем к выходу столе – любимых журналов своего детства – и, вернувшись в читальный зал, швырнул их в лужу горючки. Журналы занялись неохотно, обложка начала коробиться и чернеть, от пламени повалил белый густой дым…

Сколько прекрасных часов провел Книжник, разглядывая фотографии удивительных мест, сколько нового прочел на этих желтоватых страницах…

Он замер, с ужасом наблюдая, как пламя пожирает журналы и его воспоминания.

– Ложись!

Он оглянулся на крик, не сразу сообразив, что это Белка командует ему.

Створки дверей уже начали расходиться, и из коридора в читальный зал хлынул торжествующий вопль охотников, настигающих добычу.

Книжник еще падал, когда дверь распахнулась.

Тиму показалось, что ему врезали доской по уху. На мгновение он ослеп и оглох, потом зрение вернулось. В воздухе кружили черные хлопья сажи. Горящие журналы разметало по всему залу, и воздух стремительно наполнялся белым едким дымом. Двери не было. Не было и части стены рядом с дверью. И возле дверей никого не было. Во всяком случае, не было живых.

Кто-то дернул его за руку, заставляя встать – это была Белка, и Книжник похромал к выходу, стараясь не наваливаться на спутницу всем весом.

Возле дверей валялось то, что еще минуту назад было их соплеменниками. Книжник постарался не смотреть под ноги. С этими челами он жил и взрослел, но, забери их Беспощадный, ни один из них не был ему ни другом, ни товарищем. Он был чужим для них, они для него. Но все равно, в груди у Тима защемило. Он был для них чужаком, но все-таки это было его племя.

Они бежали по коридору, а сзади уже топотала погоня. Облом сообразил – что-то пошло не так. Да кто угодно сообразил бы после того, как от взрыва вылетели все стекла на фасаде. Форы им давать не собирались, на то, чтобы найти лифты и выбраться, не было и минуты.

– Здесь!

Когда-то с помощью этих лифтов поднимали и опускали приготовленные на кухне второго этажа блюда, поэтому шахты были узкие, но выбирать не приходилось. Белка вышибла прикладом сдвижные люки, открывая воняющие плесенью проемы, и сноровисто юркнула в один из них. Книжник задержал дыхание и шмыгнул в соседний.

Он падал вниз, окутанный плотной липкой паутиной, которая, казалось, заполнила весь проем, и это было омерзительно до потери сознания. Летел он недолго и неожиданно ударился о подъемную платформу, стоявшую поперек шахты. Почти застрял, но от удара платформа просела, и он ухнул дальше вместе с ее обломками. Внезапно лаз закончился, и Книжник, оказавшись в пустоте, задрыгал ногами, вскрикнул от неожиданности и с шумом влетел в какую-то хрустящую пыльную массу, сплошняком покрывавшую пол.

Рядом фыркала и ворочалась Белка. Здесь было совсем темно – подвал находился под зданием и его действительно давно никто не посещал, не было ни желания, ни необходимости. Двери, ведущие сюда, были завалены мусором много лет назад, а те, что были снаружи, давно вросли в землю до половины.

Рядом с ним что-то хрустнуло и подвал залил малиновый свет от фальшфейера, от которого Тим моментально ослеп.

– Забери меня Беспощадный, – выдохнула рядом Белка.

Книжник моргнул несколько раз и замер.

Они стояли по колено в высохших хитиновых тельцах, сброшенных змеиных кожах, каком-то истлевшем мусоре, сгнивших тряпках…

Тим почувствовал, что начинает чесаться. Весь. С головы до ног. И даже внутри. Пахло сыростью, крысами и еще чем-то непонятным, омерзительно терпким.

– Где выход?

– Не знаю. – Книжнику почему-то сдавило горло и он засипел. – Это подвал. Тут были кухни и кладовые. И еще место, где делали тепло…

– Выход? – повторила Белка.

Над ними зазвучали отдаленные голоса.

– Быстрее! Они сейчас забросают нас гранатами!

– А у них есть? – спросил Тим.

– Я украла свои у них, перед тем, как уйти. У них есть. Не сомневайся.

– Надо искать люк, – сказал Книжник. – Люк в полу. Там должно быть место, куда сливали грязь. Что-то вроде трубы или большой ямы.

– Ты уверен? Знаешь?

– Я так думаю.

– Не думай, – приказала она. – Ищи.

Белка уже шла, подняв над головой фальшфейер, загребая ногами в омерзительном слое мертвых насекомых.

– Ищи.

Тук-тук-клац…

Что-то летело по старой лифтовой шахте.

– В сторону, – крикнула Белка. – Ложись!

Книжник не ожидал от себя такой прыти.

Граната взорвалась уже тогда, когда они оба забились за старую топливную бочку в углу. Осколки хлестнули по стенам, по ржавому металлу бака, по потолку. Взрыв поднял в воздух тучу пыли, состоящей из хитина и мусора.

– Если мы не найдем люк, то тут и сдохнем, – сказала она, закрывая свободной ладонью рот. В ее второй руке уже догорал фальшфейер. – Быстрее, Книжник! Быстрее!

Книжник зажмурился и буквально нырнул в мусор у их ног, ощупывая руками бетонный пол.

Тук-тук-тук-клац!

Перед тем, как снова рвануть за спасительный ржавый бок бака, Тим почувствовал под ладонью железо.

На этот раз гранат было две, и осколки от них разлетелись рикошетом по всему подвалу, чудом не ранив их прямо в укрытии.

– Люк здесь!

На этот раз они нырнули в мусор с головой (Белка успела воткнуть фальшфейер между какими-то железными прутами и красный химический свет забился о стены), обшаривая руками пол, пока не нащупали квадратный кусок железа, расположенный заподлицо с бетонной плитой, но к счастью Книжник нашел на железе углубления, за которые можно было ухватиться.

Голоса сверху звучали громче и громче, и было понятно, что через несколько секунд вниз полетят еще гранаты.

– Взялись! – прокряхтел он, чувствуя, как хрустят мышцы на напряженной спине. – Взялись вместе!

Если бы не помощь Белки, Книжник бы никогда не открыл выхода.

Крышка буквально вросла в бетон, но им совместными усилиями удалось сорвать ее с четвертого рывка, вцепившись в проушины на поверхности. Звук при этом получился странный – этакий хлопок. И произошло это ровно в тот момент, как в лифтовых шахтах запрыгали веселые шарики, начиненные взрывчаткой: тук-тук-тук-клац! И еще раз: тук-тук-тук-клац!

В открытый проем под их ногами хлынул мусор, словно вода в отворенный слив – потоком, загудел воздух, устремившийся вниз в провал. Хитиновая пыль, шуршала, закручивалась в воронки, текла гладкими струями, рушилась, как вода в водопад…

В красном свете фальшфейера зрелище было совсем уж нереальным.

Казалось, что под полом сидит огромное живое существо, всасывающее все, что оказалось в зоне досягаемости. Всасывает – и сжирает, всасывает и сжирает… Книжник ощутил, как дрожит и вибрирует воздух вокруг него. Секунды тянулись, словно разогретая смола на сосновом стволе.

Гранаты одна за другой м-е-д-л-е-н-н-о вылетели из лифтовых проемов одна за другой, ударились о бетон, подпрыгнули…

И взорвались, изрыгая смертоносные осколки чугуна.

Но Белка и Книжник прыгнули в темноту, открывшуюся у них под ногами, за полсекунды до этого.

* * *

Внизу оказалась труба из старого крошащегося от влаги бетона. Сырая, пахнущая чем-то горьким, наполнившим рот вязкой слюной.

Короткое скольжение по наклонной и такой же короткий полет. Ударило в пятки, но несильно, хотя Книжник равновесие все-таки потерял и полетел вперед головой. Белка тоже упала, но тут же вскочила, подхватила Тима под локоть и поволокла за собой. Вокруг было – хоть глаз выколи, труба оказалась чуть ниже роста Тима и он больно оцарапал макушку, после чего пригнулся и дальше бежал на полусогнутых. Под ногами зачавкало, сначала под подошвами, а потом переставлять ноги стало тяжело и запах стал совершенно невыносим – тяжелая и густая вонь испражнений, гниения и скисшей зелени заполняли легкие. Начала кружиться голова, Книжник уже не бежал, а выписывал па на лишенных коленей ногах.

В конце трубы они натолкнулись на решетку – ржавую, но прочную, не выломать. В руках у Белки вспыхнул фальшфейер и алое пламя разогнало тьму. Тут дышалось легче, но там, где проходил воздух, выбраться из коллектора не получалось. Белка сообразила это сразу, при беглом осмотре.

– Назад, – приказала она. – Ищем боковой проход! Под ноги не смотри.

Но Книжник уже посмотрел. И зажмурился от отвращения – густая каша из старых нечистот и огромных мокриц, каких-то жуков, слизней и сколопендр шевелилась вокруг его икр. Здесь было все, что высрало из себя Парковое племя за годы своего существования, гигантская выгребная яма, заполненная многоногими хитиновыми демонами.

– Вперед, – повторила Белка скрипящим голосом. – Вперед, если не хочешь сдохнуть!

Книжник снова побежал, теперь в обратном направлении, переставляя ноги, словно механическая игрушка.

Боковой проход обнаружился через десять метров – раза в два у́же основной трубы, но дерьма в нем было не меньше. Для того, чтобы попасть в него, надо было стать на четвереньки, Книжник замешкался, завыл от ужаса и брезгливости, но Белка без церемоний пинком вогнала Тима в этот вонючий зев ударом колена и сама нырнула за ним.

Книжник полз и рыдал.

Больше всего хотелось умереть или потерять сознание от вони. Но приходилось ползти. Хотя воздух был омерзителен и наполнен миазмами гниения, но дышать им было можно. Но вот то живое, что шевелилось под ладонями и коленями… Выдержать это было практически невозможно, но он держался, сдерживая позывы к рвоте. Больше всего Книжник боялся упасть и погрузиться в жижу лицом.

Тим слышал, как сзади хрипит Белка – ей приходилось еще тяжелее, одной рукой она все еще держала горящий фальшфейер. Ход стал еще у́же и пошел вверх, едва ощутимо, но пошел. Они уже не ползли – протискивались, и Книжник представил себе, как они застревают в этом проходе. Наглухо. И от одной этой мысли его начало бить крупной, похожей на судороги, дрожью.

Книжник вывалился из узкой трубы в бетонный короб, и когда фальшфейер осветил внутренности их нового убежища, сообразил, где они находятся.

Справа от них должна была располагаться Банка, слева – железный павильон со сгнившей крышей, в котором некогда торговали сэндвичами, сладкой ватой и напитками.

Белка увидела место, где бетонная крышка короба выкрошилась, образовав широкую щель и, хлюпая по вонючей вязкой грязи, побежала туда. Тим, пошатываясь, побрел за ней.

К его изумлению (он все еще сохранил способность наблюдать и изумляться), он сунула фальшфейер в густую жижу под ногами и легкой тенью вылетела в проем, оставив Тима в одиночестве. Книжник испугался, что она бросит его здесь, причем, испугался по-настоящему. Страх придал ему сил, он ухватился за осклизлый край, подтягиваясь и ощутил руку Белки на своем воротнике. Секунда – и он упал на траву, дыша полной грудью. Над ним возвышалось нереально звездное небо, такое высокое и красивое… Он с наслаждением втянул воздух в легкие, силясь очистить их от…

– Бегом! Бегом!

– Не могу… – выдохнул он.

– Сдохнешь. Встал и пошел!

И он снова встал, потому что ему было стыдно сдохнуть вот здесь после того, как он все-таки вылез…

Погоня бесновалась в какой-то сотне метров от них. Книжник сквозь подлесок видел, как пляшут языки пламени за окнами Библиотеки. Его Библиотеки. Его дома. И тут же отвернулся. Надо было смотреть под ноги. Белка специально не уходила в отрыв, хотя могла давно исчезнуть бесследно. Книжник подумал, что она спасает не его, а книги, лежащие в рюкзаке. И его умение складывать из букв слова. Не более. Сам он никакой ценности не представлял – тощая, неумелая, проблемная обуза. Бездомный изгой.

Они свернули, нащупывая новую тропу. Крики преследователей звучали тише – племя явно сбилось со следа, но Тим знал, что это не надолго.

Следопыты свое дело знали туго, а их с Белкой можно было найти даже если бы они летали, только по запаху, было бы желание. Желание, судя по всему, было. А уж после смерти Ноги…

Снова поворот.

И тут Книжник понял, куда ведет его попутчица, и едва удержался от того, чтобы не броситься в противоположную сторону.

Белка направлялась к Болотам.

Глава третья Болота

Облом смотрел на Ногу. Нога все еще дымился.

Он не успел обгореть до костей, вытащили тело раньше, чем Библиотека занялась всерьез, но зажариться успел. Одежда обуглилась, кожа пошла клочьями, сильно пострадали нижние конечности, над которыми огонь поработал больше всего – ботинки и плоть стали одним целым. Нога источал сильнейший запах жареного мяса, как будто его специально запекали на костре.

– Червяк сбежал? – спросил Облом сквозь зубы.

– Сбежал, – ответил Свин.

– Когда мы поймаем его, я зажарю его живьем.

– А ее ты отдашь мне… – ухмыльнулся Свин. – Я ее тоже зажарю!

Он засмеялся, похрюкивая. Именно за этот смех и за круглое лицо, на котором красовался нос с вывернутыми ноздрями, Свин и получил свое прозвище.

Из темноты вынырнул Бегун. Он был зол и сосредоточен, как охотник, преследующий добычу. Он и был охотником, преследующим добычу, только дичь на этот раз была человеком. Сухой, маленький, очень быстрый и очень жестокий – блестящие черные глаза, неожиданно большие для острого смуглого личика с застывшей на нем улыбочкой. Бегун всегда улыбался, но от одного взгляда на эту улыбку даже у Облома шел мороз по спине.

– Ушли, – сказал он негромко. – В сторону Болота ушли. Я всегда говорил, что у нее там нора.

– Как ты думаешь, они забрали то, за чем приходили? – Облом взмахнул рукой, подзывая челов-охотников.

Бегун кивнул.

– Значит, Книжник не врал.

– Точно, – оскалился Бегун. – Не надо было его выгонять, Облом.

Он замолчал, выжидая, пока челы оттащат в сторону тело Ноги, а потом продолжил:

– Надо было не ловить на живца сразу двух рыбок, а приласкать этого кретина, дать ему пару герл и пару бутылок старого дринка, он бы сам раскололся от лба до яиц! Сам бы отвел нас к месту, где есть лекарство от Беспощадного. Но ты решил поймать на него Белку… Какого хера, Облом? Зачем эта дохлая тварь тебе понадобилась? Тебе мало герл? Сходи в набег, чтоб ты сдох первым, найди себе неприятности на жопу! Но зачем ты трогал эту чокнутую? Мы же договорились держать ее подальше!

Облом насупился.

Он был вдвое крупнее Бегуна, он вообще был самым крупным в племени, если не считать Ногу, но Ногу можно было уже не считать. Даже Свин уступал покойнику в размерах, хотя был толще.

– Ты на меня не ори, Бегун, – процедил Облом. – Эта сука вчера утром разве только нас не обоссала. Она думает, что хозяйка. А она – ничто! Грязь! Говно!

– Кончай орать, – оборвал Облома Бегун. – Это грязь завалила Ногу! Слышь, как воняет наш с тобой друган? Пусть его примет Беспощадный! Она завалила Вождя, Облом, убила одного из нас. То, что она расправилась с двумя охотниками – не проблема, челы – они и есть челы, невелика потеря. Но убить Вождя и смыться… Ты думаешь, это добавит нам авторитета?

– Ты меня не учи, что мне и как делать, – в голосе Облома звучала неприкрытая угроза. – Я в своем праве, Бегун. Мы равные, ты мне не указ!

– Мы равные, – подтвердил Свин, вмешиваясь в разговор. – Такой Закон.

– Мы равные, – согласился Бегун. – Поэтому надо думать и советоваться, прежде чем делать. Книжник сбежал, Белка убила Ногу и двоих челов и ушла безнаказанной. На глазах у всего племени нас смешали с дерьмом, высушили и растерли в пыль. Что теперь делать будем, а, равные? Что скажут челы, которые видели, как нас унизили? А герлы будут покорны, как овцы, или возьмут пример с Белки? Вы думаете, что Вождь – это пожизненно, до встречи с Беспощадным? Нет, бро! Вождь – это до первой ошибки! До первого раза, как оступишься и дашь понять, что тебя можно трахнуть!

Облом молча понурил голову.

– Что будем делать? – спросил Свин с опаской.

Ему не улыбалось терять место Вождя, когда-то завоеванное кровью.

– Мы должны их поймать, – сказал Бегун. – Заставить Книжника привести к месту, где лежит лекарство, а эту рыжую суку прибить к воротам Парка. Живьем. И мы ее прибьем!

– А я ее трахну, – осклабился Свин, почесав себя в паху.

– Сколько угодно, бро, – усмешка Бегуна была ледяной. – Но она должна быть еще живой, когда мы прибьем ее к воротам. Это приказ всем челам, которые пойдут с нами. Брать обоих живыми. Они должны сдохнуть на глазах у племени, да так, чтобы об их смерти герлы еще двадцать поколений рассказывали бэбикам. И те жидко срали от страха…

* * *

Погоня отстала. Скорее всего, вождей испугал начинающийся пожар в Библиотеке. Лето в этом году выдалось жаркое, солнце основательно подсушило траву в Парке, стремительно желтеющая листва тоже жухла со дня на день все больше и больше, так что гореть действительно было чему.

Сухостоя в Парке, правда, не водилось лет десять как. Все мертвые деревья вычистили давным-давно, не из соображений безопасности, а из-за лени – зачем ходить далеко в поисках топлива, когда все есть под рукой? Но и без высохших стволов пожар мог получиться на славу: доберись огонь до травы – и загорится кустарник, который на дрова не годился, а разросся так, что в некоторых местах пробраться через плотные высокие заросли было проблематично.

Книжник с болью подумал о пылающих стеллажах, на которых обугливаются корешки книг, и понадеялся, что сгорит не все, хотя зарево, разгорающееся за его спиной, говорило о противоположном. Одно Тим понимал четко – обратно ему не вернуться никогда, а, значит, книги станут бесполезным мусором и пойдут на растопку в течение одной-двух зим. Но так, сгорая, они дают ему и Белке возможность скрыться.

Сейчас тропа была достаточно широкой – они вышли на нее буквально сразу за охраняемыми воротами и припустили на восток, оставив часовых любоваться заревом. Места все еще были знакомыми. Не то чтобы Тим хорошо ориентировался в темноте, просто ошибиться было трудно: тут, слева, лежала опутанная плющом с головы до ног огромная статуя Годзиллы, на которой он еще кидом играл со сверстниками. Кстати, среди них был Ковыляла, тогда еще не ковылявший, и Нога, тогда еще младшенький, но уже не безобидный – крупный и злобный.

Чуть дальше, там где плиты старой дороги торчали из земли остатками сгнивших зубов, находился постамент, из которого торчали ноги Принца и Принцессы – выцветшие, растрескавшиеся куски толстого пластика. Сами Принц с Принцессою валялись чуть осторонь, все так же, как и 85 лет назад, держась за руки. Но их Тим не разглядел, слишком уж густой оказалась тень платана, склонившегося над тропой. С платана с неприятным цоканьем на плечо Белке сиганул ее ручной грызун – Тим даже испугаться не успел, так быстро это произошло. Прыгнул, мелькнул тенью и исчез в капюшоне худи, как в гнезде – девушка даже не сбилась с шага.

До Болот отсюда было меньше мили – рукой подать. Ходить по этой тропе никто из Племени не любил, а многие просто боялись. Болота – это вовсе не то место, куда хотелось прогуляться. В год прихода Беспощадного именно туда свозили тысячи тел умерших, далеко не сразу сообразили, что трупы правильнее сжигать, а когда сообразили, Болота уже были набиты телами под самую завязку. И никто тогда не знал, что болотная вода заботливо хранит все, что в нее попало: одежду, ткани, обрывки бумаги, металлы и даже плоть. И, когда летом над проплешинами в плотном ковре ряски вставало солнце, мертвые лица смотрели в небо из глубин.

Тины иногда ходили к Болотам – это было доказательством смелости и готовности стать челом. Даже киды из тех, кто постарше, бегали на Болота, чтобы продемонстрировать отвагу. И те, и другие довольно часто не возвращались назад. Что с ними случилось, никто не знал наверняка. Шаман в сопровождении челов исполнял на берегу свой танец, просил Беспощадного о милосердии и с чувством выполненного долга уходил обратно. И так повторялось раз за разом. А Болото шло вонючими пузырями, вскипало коричневой плотной пеной по краям и продолжало неумолимо отбирать свои жертвы, плясал на берегу его шаман или не плясал. Странные звуки все так же доносились из затянутых ряской бочагов по ночам, наводя ужас на Парковое племя.

Ничто не страшит так, как неизвестное, невидимое, непонятное, и Болото пугало всех, живущих неподалеку него, заставляя благоразумных десятой дорогой обходить растущие по его краям заросли осоки, а безрассудных делать вид, что они не боятся.

Тим не был ни безрассудным, ни отчаянным, но теперь вслед за Белкой шел именно туда, куда ходить не следовало. И с ужасом втягивал в ноздри крепчающую вонь несвежей болотной воды смешанную с гарью далекого пожарища и острым запахом лесных трав.

– Белка, – позвал он, задыхаясь от усталости. – Белка!

– Что? – бросила она через плечо.

– Куда мы идем?

– Ко мне…

– Это же тропа на Болота!

Она резко остановилась, обернулась, и Тим едва не налетел на нее.

– Там мой дом.

– Но Болота…

– Тебе не Болот надо бояться…

Она ткнула стволом автомата в зарево над деревьями.

– Вот чего тебе надо бояться…

– Ты там жила все это время?

Она фыркнула.

– Да. Где мне было жить, чтобы Вожди меня не нашли? Там, куда они и заходить бояться! Иди за мной, Книжник, и не дрожи – тебя не съедят. Главное – дотяни до рассвета. Утром нас тут уже не будет.

Тим кивнул.

Лицо девушки было наполовину скрыто в тени, зато вторая половина ярко освещена лунным светом. Книжник увидел только часть улыбки. Как ему показалось, ободряющей.

* * *

Белка разбудила его на рассвете.

Лес был сер и между стволов бродили клочья влажного тумана. Утро оказалось совершенно по-осеннему зябким, хотя температура после полуночи не опускалась ниже сорока пяти. Сырость и близость Болота вытягивала из костей тепло и, от этого казалось, что кровь стынет в жилах, превращаясь в ледяную шугу.

Последние часы этой безумной ночи они провели в гнезде Белки – просторном домике, расположенном на ветвях старой раскидистой ветлы, стоящей у самого края Болота. Тим плохо помнил, как они забирались вверх по скользким веткам. Он был вне себя от страха и усталости и вырубился, как только оказался в безопасности, едва переступив порог.

Но сон оказался недолгим, хотя и глубоким, словно смерть. Книжник проснулся оттого, что Белка трясла его за плечо.

– Пора… Вставай, Книжник. Выходим.

Тим привстал и снова сел – ноги плохо слушались, болело избитое тело. И голова гудела после вчерашнего удара Ноги просто невозможно.

– Не могу… – выдавил из себя Тим. – Дай отдохнуть… Если они тебя не нашли за столько лет…

– Раньше я им не слишком мешала. Сейчас будут искать по-другому. Я тебе потом объясню, – Белка покачала головой. – Надо уходить. Вставай.

Книжник, кряхтя, принял условно вертикальное положение. Он был чудовищно грязен после вчерашних ползаний по дымоходу, оборван и вонял канализационной жижей так, что сам был готов закашляться. Белка же была вымытой и свежей, в чистой одежде, и о вчерашней схватке напоминали лишь несколько ссадин на бледном от недосыпа лице.

– Помыться бы… – робко попросил Тим.

Белка покачала головой.

– В дороге помоешься. Помогай.

Она исчезла с дверном проеме, представлявшем собой широкий люк в полу, возле которого лежало несколько мешков, приготовленных для спуска. Мешки оказались тяжелыми, в одном из них что-то бряцало, но Книжник опустил их вниз, к подножию дерева на веревках, постанывая от напряжения.

Не успел он перевести дух, как Белка снова появилась в домике, даже не запыхавшись.

– Рюкзак не забудь, – приказала она. – И пистолет. Это теперь твой пистолет.

Тим хотел было сказать, что стрелок из него никакой, но передумал.

Белка остановилась посреди своего убежища, обвела его взглядом. Лицо ее оставалось спокойным, но во взгляде появилась грустинка, Книжник умел уловить такой момент.

– Я уж думала, что умру здесь, на этой лежанке…

Тим попытался посмотреть на окружающее ее глазами: лежанка, застеленная шкурами, в углу – столешница из досок на железной ноге, оружейные ящики вдоль стены, гвозди, на которых осталась висеть одежда… Все было очень просто, но, несмотря на это, Тим чувствовал, что во многое в этом доме была вложена любовь… Это был Дом. Как его угол в Библиотеке, который Книжник не променял бы на Покои Вождей.

Зеркало в углу. Гребень для волос. Какие-то склянки. Пучки сухих трав.

Тим остановил взгляд. Фото. Старое фото, поблекшее под мутноватым поцарапанным стеклом.

Мужчина, женщина, двое детей на них похожие – мальчик и девочка. Почти погодки, сразу видно, что брат и сестра. На заднем фоне выцветший до теней океан.

– Кто это? – спросил он.

– Никто. Я нашла это в развалинах.

– Зачем хранишь?

– Когда мне было плохо, я воображала, что это мои мама и папа…

– Помогало?

Она пожала плечами.

– Не очень. Но было легче.

Белка вынула фото из рамки и сунула в карман куртки-разгрузки.

– На удачу, – пояснила она. – Не хочу оставлять их одних. Спускайся. Мне надо кое-что сделать…

Тим посмотрел на Белку, а потом на оружейные ящики и кивнул.

– Жди внизу, – приказала девушка. – Никуда не отходи.

Когда Книжник скрылся, Белка замерла на секунду, закрыв глаза. Когда она их открыла, грустинка из взгляда исчезла. Зверек, мирно дремавший в капюшоне ее худи, почувствовал настроение хозяйки и выглянул из своего убежища, касаясь рыжей мордочкой ее щеки.

– Вот и все… – сказала девушка, то ли бельчонку, то ли самой себе. – Пора.

Она шагнула вперед, к зеленым оружейным ящикам.

Еще через минуту она уже закрывала за собой люк. Опустившись, крышка натянула несколько стальных нитей, раскинувшихся от угла к углу, словно взвела боевую пружину.

Тим ждал ее у подножия – щуплый, скукоженный от усталости и холода, растерянный.

– А где мешки? – спросил он.

– Уже погружены.

– Куда?

– Сейчас увидишь…

Лодка была металлическая, Книжник даже вспомнил правильное слово – дюралевая, и поэтому неплохо сохранилась. Она стояла, уткнувшись носом в берег, а за ее кормой простиралось на многие мили зеленое, укрытое густым одеялом из тумана и ряски Болото.

– Прыгай!

– Ты собираешься…

– Не зли меня, Книжник. Выполняй, что я тебе говорю, останешься жив.

– Это же Болото Мертвых! – просипел Тим сдавленным голосом.

– Точно. Это значит, они направятся в обход и мы выиграем как минимум сутки. А то и двое. Садись. Некогда. Они уже идут за нами.

Тим шагнул в лодку, и Белка тотчас же оттолкнула «дюральку» от берега длинным шестом. Туман заклубился, пожирая деревья, оставшиеся на земле, зашуршала ряска, обтекающая низкие облезшие борта суденышка. Пронзительно закричала невидимая ночная птица и Книжник едва не опростался от этого тоскливого крика, но сдержался и уселся на жесткой скамейке на носу. Он извлек из рюкзака атлас, нашел нужную страницу и, покрутив головой, прикинул стороны света.

– Хорошо, что нам нужно на восток, – сказал он негромко, обращаясь к Белке. – Мы плывем в нужном направлении. Знаешь, тут на карте есть… В общем… Когда-то тут были озера. Несколько. Когда одно соединено с другим – это называется каскад. Ходили большие лодки – пароходы. Много небольших городков по берегам…

– Я видела развалины.

– Куда нам нужно попасть? Я посмотрю по атласу.

– Это неважно. Пока что, нам нужно выжить, – ответила она. – А выжить – это убраться отсюда, до того, как нас найдут.

Туман был настолько густой, что Тим не мог разглядеть ее лица – только силуэт на корме, ловко работающий шестом.

– А с остальным мы разберемся потом…

* * *

Солнце уже встало над горизонтом, когда из леса вышли разведчики. Они двигались осторожно, с большой опаской, но по мере того, как становилось светлее, смелость возвращалась к челам.

Книжник оставил после себя не след, а целую просеку, любой охотник мог пройти по ней с завязанными глазами – примятая трава, куски грязи, хранящие в себе вонь экскрементов, отпечатки подошв на сырой земле.

– Смотри-ка, – сказал Облом с уважением, разглядывая следы. – Червяк топает напролом, а после нее – ничего. Как по воздуху летит…

– Книжник никогда не умел ходить по лесу, – кивнул Бегун. – Смотри… Забьем, ее нора на вот той старой иве!

– С чего ты взял? – удивился Свин. – Зачем строить дом на дереве?

– Лучшее место, – согласился Облом, не обращая внимания на удивленную физиономию Свина. – Обзор хороший. Веток много, ствол широкий.

Один из разведчиков вынырнул из кустов возле ветлы, которую они втроем рассматривали, и призывно замахал руками.

– Точно там, – Бегун поправил автомат на плече и зашагал к дереву, уже не прячась. – Не бздите, бро… Их там давно нет.

Свин с Обломом переглянулись и двинулись вслед за Бегуном.

Снизу дом Белки тоже было не разглядеть. Для того, чтобы увидеть люк, надо было подняться до середины ствола.

– А если они там? – спросил Свин опасливо.

– Ща проверим, – Облом поправил автомат за спиной и приготовился лезть выше.

– Остынь, – Бегун придержал его за плечо. – Куда прешь, бро? Жить надоело?

– Ты же сам сказал, что их там нет, – обиделся Облом. – Чё хватаешь?

– Хочешь сдохнуть первым? – спросил Бегун равнодушно. – Валяй! Лезь наверх, долбон! Ну!

– Я чё?.. – сдулся Облом. – Я ничё…

– Давай-ка вниз, бро… Потолкуем… – Бегун повернулся к Вождям спиной и начал спускаться.

Он спрыгнул с огромного ивового ствола, и они отошли в сторону, подальше от стоявших группой челов.

– Слушай, чувак, – сказал Свин негромко, обращаясь к Бегуну, – если у вас проблемы, давай я сгоняю. Поднимусь наверх, брошу внутрь подарочек, – он продемонстрировал лежащее на широкой ладони зеленое яйцо гранаты, – и все!

Бегун вздохнул устало.

– Я же сказал – они нужны нам живыми. Чем ты слушаешь, Свин? Жопой? Мы оставили племя на Шамана… Как ты думаешь, он будет рад занять твое место?

– А какого хрена я отдам Гребню свое место? – взвился Свин.

– Потому что покойнику никак не быть Вождем, – объяснил Бегун. – Ты меня достал, Свин. Ты сильный чел, Вождь и все такое, я так рад, что ты мой бро… Но нельзя, бл…ь, быть таким тупым. Ты убьешь их всех потом…

– Я уже понял… – отозвался Свин мрачно. – Ладно, командуй. Но так, чтобы они, – Свин едва заметно повел массивным подбородком в сторону челов-охотников, – не видели.

– Годится, бро… Ты – самый могучий! – развел руками Бегун.

Глаза его чуть сощурились, что должно было означать благожелательность и улыбку.

Облом просто ухмыльнулся.

– Шустрый, – вполголоса позвал Бегун.

От группы челов отделился тот, кого называли Шустрым – сухой, долговязый парень с густыми черными волосами, забранными в хвост.

– Живите вечно, Вожди!

– И ты живи вечно, бро…

– Что думаешь?

Бегун кивнул в сторону ивы.

– Двое поднимались, потом сошли. Есть следы веревок на коре.

– Что-то опускали вниз?

– Да.

– Куда ушли?

– Пока не знаю, Бегун. Я отправил Кислого и Пулю искать следы.

– Они могут все еще быть наверху?

Чел хмыкнул.

– Ты бы стал дожидаться нашего прихода, Бегун?

– Я бы не стал. Но нужно проверить дом, Шустрый.

– Хорошо, вождь.

Шустрый повернулся, чтобы уйти, но Бегун придержал его за плечо.

– Послушай, бро, не ходи туда сам. Не надо. Пошли туда самого медленного…

– Хорошо, Вождь…

Но Бегун не снял руку с плеча Шустрого.

– Или самого глупого…

– Хорошо, вождь.

– Или самого непослушного, – сказал Бегун, не ослабляя хватки. – Того, кто тебе не нужен. Вчера погиб Нога, бро…

– Я знаю.

– Мы все скорбим, Шустрый, но Закон есть Закон. И он говорит – Вождей должно быть четверо. Ты понимаешь, о чем я?

– Да, Бегун.

– Хорошо. Иди.

Шустрый бегом вернулся к челам – их было пятнадцать, вызвавшихся идти добровольно. Взять с собой больше Вожди не решились, чтобы не оставить племя беззащитным. Вскоре от отряда охотников отделился невысокий коренастый чел и начал взбираться на ветлу.

– Он выбрал Грустного, – сказал Бегун, обращаясь к Вождям. – Неплохой выбор. Он не дурак, этот Шустрый…

Грустный быстро взлетел по стволу до того места, где от него расходились толстые ветви кроны, и исчез из виду.

Еще через минуту он со всеми предосторожностями приподнял крышку люка, ведущего в дом Белки, стволом автомата и в образовавшуюся неширокую щель оглядел внутренности «гнезда». Он не мог видеть зеленый гнутый брусок «клеймора», прикрепленного прямо над проемом к потолку, а вокруг люка все было чисто. И тогда Грустный открыл крышку…

Резкий и громкий хлопок разорвал утреннюю тишину. Охотники мгновенно рухнули в траву, Вожди метнулись за полусгнивший ствол поваленного дерева, лежавший рядом. Но взрывов больше не было. Просто что-то тяжелое, хлюпнув, ударилось о ветки и рухнуло наземь возле ивы.

«Клеймор» – мина направленного действия, и Белка расположила ее так, что поток поражающих элементов ударил точно в проем, сметая все на пути. То, что упало на землю, уже мало напоминало Грустного.

– Ну вот, – сказал Бегун, отряхивая колени. – Одним претендентом на место в нашей теплой компании стало меньше…

В этот момент крона ивы вспыхнула белым огнем и взрывная волна разметала все вокруг.

Дом Белки рванул целиком.

* * *

Белка услышала взрыв – над водой даже слабый звук разносится на многие мили, а этот грохот был очень силен – и ухмыльнулась. Над берегом, до которого уже было больше мили, встал дымно-огненный столб.

Книжник спал, положив голову на один из вещмешков, и от этого грохота только заворочался, глаза его под веками заходили туда-сюда, но он вздохнул и снова затих. Обшарпанный и мятый нос «дюральки» рассекал зеленый ковер водорослей.

Когда лодка выскочила с «зеленки» на участок чистой воды, шуршание вдоль бортов сменилось журчанием. Тут глубина явно выросла, шест перестал доставать дна и остаток пути до нового покрывала из ряски лодка двигалась по инерции. Впереди высился островок, поросший камышом и каким-то приземистым кустарником, судя по всему, колючим. На одной из веток, зацепившись за шипы, болтался кусок выцветшей ткани. Белка нашла его глазами и едва заметно кивнула, направляя «дюральку» в проход, обозначенный обрывком. Лодка с трудом протиснулась в тесный проливчик, но дальше он стал шире. Мерно погружался в воду шест, Белка изредка пригибала голову, уворачиваясь от веток. Воздух наполнился холодным запахом вечной тени, сероводородной вонью и гудением – вокруг беглецов закружились комары.

От жужжания и укусов насекомых проснулся Книжник. Он привстал на локте, вглядываясь в темную воду за бортом. Она была прозрачна, и снизу, от невидимого дна к поверхности, поднимались красивые круглые пузыри.

– Не вздумай опускать руку за борт, – предупредила Белка негромко. – И не смотри, не надо…

– Куда?

– В воду не смотри, – повторила она.

Книжник не успел отвести взгляд, как перед ним, под самой поверхностью проскользнула человеческая рука. Кисть с тонкими пальцами, хрупкое запястье, предплечье, обернутое тканью…

Тим отшатнулся, привстал, глядя за корму, снова посмотрел в воду возле борта…

Из-под темной воды на него смотрело человеческое лицо. Лицо старой женщины. Практически нетронутое, только часть верхней губы и крылья носа были обгрызены, что придавало в целом правильному овалу странную асимметричность. И в открытых глазах старухи не было ни белков, ни радужки – плескалась в глазницах глянцевая тьма, словно туда налили чернил.

Книжник не застонал – захрипел и инстинктивно попытался забиться в нос лодки, суча ногами и царапая ногтями металл.

Лодка плыла над телами мертвых, и шест Белки беспокоил их вечный сон, заставлял ворочаться на своем илистом ложе. То там, то здесь из-под воды показывались то кисть, то колено, то спина, то голова утопленника – показывались и снова скрывались в бурлящей сероводородными пузырями глубине.

– Здесь только мертвые, Книжник…

В голосе Белки практически не было эмоций – ни боли, ни страха, ни сочувствия. Она констатировала факт.

– Мертвых нечего бояться. Бояться надо живых.

Она замолчала, а лодка вышла из пролива между островками на открытое пространство и сверху на беглецов обрушилось набравшее силу осеннее солнце.

– Не смотри, – повторила она, налегая на шест. – Нам уже недалеко.

Там, где лодка покинула заросли, на поверхности появилось тело.

Труп медленно перевернулся, словно ворочался спящий, замер, показывая небу коричневое лицо мумии, и начал тонуть. Он погружался совершенно беззвучно, Книжник слышал только свое хриплое дыхание с присвистом и как падают в воду капли, стекающие с шеста Белки.

По мере того, как «дюралька» удалялась, тело скрывалось из поля зрения Тима, и наконец-то он смог отвести взгляд от омерзительного и завораживающего одновременно вида болотной мумии.

Но это было еще не все. Водоросли в нескольких метрах от лодки закачались, словно под густой зеленой пеной несколько раз вздохнул кто-то огромный, а потом на воде возник бурун – водяной горб на поверхности болота. Горб двигался стремительно, вычерчивая на черной глянцевой поверхности промоины траекторию. Вода в месте исчезновения трупа вскипела пеной, в которой трудно было что-то разглядеть, водоворотом – мощным, быстрым – и в этом водовороте на какие-то доли секунды Книжник, привставший от ужаса, разглядел пятнистый глянцевый бок, переливающийся красками от серо-стального до бордового.

Над поверхностью раздался совершенно непередаваемый клекот, переходящий в низкое, почти на грани слышимого шипение, такое омерзительное, что Тим непроизвольно закрыл уши руками и свернулся калачиком на дне лодки.

Белка продолжала монотонно толкать лодку. Она не обернулась на звук, только повела плечами, как будто ей на мгновение стало холодно.

– Ты… ты… Ты видела? – выдавил Книжник, показывая ей за спину дрожащей рукой.

– Это снейк, небольшой, – сказала она спокойно. – Их тут много. Попался бы большой, пришлось бы отбиваться гранатами. Большой может лодку сожрать.

Книжник попробовал проглотить сгустившуюся слюну и не смог. Ему было трудно представить снейка, способного сожрать «дюральку».

– Почему они никогда не нападают на Парк? Они же рядом?

– В болоте для них еды на много лет, а без воды они сдохнут за пару часов.

– И как ты жила рядом с этим?

– А как ты жил рядом с этими? – она махнула рукой туда, где над деревьями все еще клубился дым. – Быть животным здорово, да, Книжник? Рожать ублюдков от вождей – это клево, Книжник? Да мне рядом с мертвыми и снейками было лучше, чем с вами!

Черты лица ее заострились, стали еще более резкими, волосы в лучах восходящего солнца горели ярким рыжим огнем, глаза гневно сверкали.

– Выжить можно только вместе, – промямлил Книжник, заученные с детства фразы Закона. – Так решил Беспощадный…

Белка смотрела на него так, что ему захотелось провалиться сквозь дно лодки.

Внезапно лицо ее смягчилось.

– Беспощадный, – передразнила она Тима. – Я четыре года живу одна, Книжник. Посмотри на меня! Я жива! Я не раздвигаю ноги перед похотливым Свином! Я не вынашиваю щенков для того, чтобы они служили вождям! Могло быть совсем по-другому, Книжник! Могло быть совсем по-другому! Жить вместе – это не значит быть животным у сильных! Ты же читаешь книги! Ты же знаешь, что люди не всегда жили так!

– Раньше не было Беспощадного!

– У каждого времени свой Беспощадный! – отрезала она. – И у каждого времени есть те, кто согласен так жить! Поэтому я и пришла за тобой, Книжник… Если что-то и может изменить Закон, то это уход Беспощадного. И я готова сдохнуть, если сдохнет он…

Глава четвертая Пустоши

Отряд охотников изрядно потрепало взрывом. Двоих челов ранило осколками, а одного так приложило взрывной волной о дерево, что он оглох и в ответ на вопросы только мотал головой, вытирая сочащуюся из ушей кровь.

Вожди не пострадали, и Шустрый с компанией особенно не пострадали, но раненых и контуженного пришлось отправить домой, что сократило группу преследования. То, что осталось от Грустного, похоронили тут же, на берегу, завалив неглубокую яму стволами упавших деревьев, чтобы хоть как-то затруднить работу падальщиков.

Вырыть настоящую могилу не смогли – на глубине полутора футов углубление заполнялось коричневой, остро пахнущей жижей: Болото высовывало свои щупальца на берега.

Вместо Шамана последнее слово покойному сказал Шустрый.

Слово получилось коротким. Шустрый не был оратором, да и говорить было нечего – Беспощадный получил Грустного на два года раньше, чем полагалось. Грустного это уже не могло огорчить, Беспощадного должно было радовать.

Потом отряд выступил в путь.

Решение принимали Вожди, скорее по наитию, чем по трезвому расчету. Соображения были лишь у Бегуна, его вариант и приняли к действию.

Берега Болота никто толком не знал, понятно было, что его надо обойти или справа, или слева. Выбрали обход справа, просто потому, что справа было ближе к Сити – развалинам небольшого города, находившегося рядом с Парком.

Для Паркового племени Болота всегда были табу.

На восток не ходили ни разведчики, ни охотники. Охотничьи угодья простирались южнее, на северо-восток, через Пустоши, челы ходили в набеги на Сити, с племенем которого Парк всегда воевал.

По возможности, во время набегов челы захватывали новых герл, пытались найти что-то полезное в домах в Даунтауне и сбежать к себе живыми.

В ответ племя Сити тоже делало набеги на Парк, захватывая герл и бэбиков. Иногда племена находили между собой общий язык и искали общего врага, но чаще соперничали.

Бегун был уверен, что Белка и Книжник Сити миновать не смогут, потому что за Сити находился Таун, а единственный мост, который уцелел и по которому можно было переправиться через реку, как раз и соединял Сити с Тауном. Таун был для Паркового племени Концом Мира на востоке – дальше продвинуться не удалось!

Здесь челы Паркового племени были с набегами несколько раз, и об этих славных победах слагались песни, которые герлы пели бэбикам на сон грядущий. Таун был полон добычи. При определенном навыке и удаче здесь можно было найти все! В городе были десятки магазинов с оружием, инвентарем, аптеки и просто огромные супермаркеты с разного рода ништяками, которые ценились чрезвычайно. Можно было не искать магазин, а просто грабить квартиры – в них челы находили множество полезных вещей. Миллионы квартир в стремительно ветшающих домах-башнях были полны сокровищ, только вот добраться до них стало со временем очень трудной задачей.

Племена, населявшие город (а таких племен образовалось несколько, ведь Таун был очень большим!), были осторожными и свирепыми и тщательно охраняли свои угодья, несмотря на то, что сокровищ, разбросанных по городу, хватило бы всем. Здешние челы были экипированы лучше всех, и о богатстве обитателей Тауна среди жителей окрестностей ходили легенды.

Для набегов на Таун Парковые несколько раз объединялись с племенем Сити и возвращались с богатой добычей, но потом племена Тауна начали совместно минировать Мэйн-Бридж, подходы к мосту простреливали снайперы и устраивать набеги стало слишком сложной задачей. Теперь в Таун надо было проникать хитростью, просачиваться по ночам через минные заграждения, и даже преодолев первый рубеж обороны города, расслабляться не приходилось: каждую минуту можно было ждать или выстрела в спину из-за угла, или взрыва под ногами, или пленения.

В любом случае, двигаясь на восток, Белка с напарником должны были оказаться у Мэйн-Бридж, иначе им реку не пересечь, а значит, они обязательно окажутся между двумя огнями: челами Сити и челами Тауна.

«Главное – не опоздать, – подумал Бегун, шагая сразу за авангардом отряда, – и постараться перехватить их на территории Сити».

Сейчас во взаимоотношениях с племенем Сити был не самый лучший период, но Бегун был уверен, что договорится с ними о временном мире для поимки беглецов. Как заключить союз, не говоря правды о беглецах, Бегун пока не знал, но был уверен в том, что что-нибудь придумает.

* * *

Лодку решили на воде не оставлять. В одиночку бы Белка ее на берег не вытащила, а вдвоем осилили. Отволокли к ближнему кустарнику, замаскировали, прошлись, заметая следы, но совершенно загладить борозду, оставленную днищем на влажной почве, не удалось.

Потом началось самое трудное, потому, что тащить на собственном горбу груз под сто фунтов – это сложнее, чем вместе с этим грузом плыть в лодке, хоть по страшному и опасному Болоту.

Через полмили такой ходьбы Книжник ощутил настойчивое желание застрелиться. Или сдаться в плен, что было хуже, чем застрелиться. В общем, хотелось умереть, потому что тащить рюкзак весом почти с себя казалось невозможным: на каждом шаге Тима водило из стороны в сторону, и он не шел – тащился вслед за Белкой, неуверенно переставляя отяжелевшие ватные ноги.

Девушка тоже сбавила ход, сгибаясь под тяжестью ноши. Было понятно, что с таким грузом им далеко не уйти, но выбросить хоть что-то было жалко. За день они прошли шесть миль с тремя привалами, и это при том, что тропа, по которой они передвигались, могла считаться прогулочной.

К закату, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом и перестало пригревать затылки, они вышли к старой дороге. Бывшее четырехрядное шоссе вилось среди полей, сливаясь с густым зеленым ковром, укрывающим округу насколько хватало глаз. Кое-где в этом ковре уже проскакивали желтоватые оттенки начавшейся осени, кое-где виднелись выгоревшие под летним зноем проплешины пожухшей травы, только бетон был практически не виден, и хайвэй угадывался лишь по остаткам ограждения да по покосившимся остовам столбов освещения, все еще торчащих на разделительной.

Несмотря на дикую усталость, Книжник не поленился открыть атлас и свериться с картой. Это пришлось делать по столбику на обочине с едва читаемыми цифрами «32» на сгнившей почти до прозрачности табличке.

– До Тауна 32 мили, – сообщил он Белке.

Она кивнула.

– Чего хромаешь?

– Ногу растер…

– Покажи.

Когда утром Белка разрешила ему помыться в бочажке с чистой водой, неподалеку от Болота, Книжник заодно помыл свои видавшие виды ботинки и обул их на босу ногу – носки после ванны из фекалий пришлось выбросить. В общем, правую ногу он основательно растер.

– Так, – сказала Белка. – Снимай второй. До утра ничего на ноги не надевай.

Из своего необъятного рюкзака она выудила жестянку, заполненную черной, пахнущей травами массой, и намазала ему стертые места.

– Если чего надо сделать – делай тут, – приказала она. – Вокруг много ржавого железа. Поранишься – скорее всего, сдохнешь.

С Пустошей, простиравшихся направо и налево от шоссе на сотни миль, дунуло вечерним ветерком и сразу стало понятно, что ночь будет прохладной: ветер нес в себе дыхание близкой осени, первых холодов, пахнул созревшими травами, поздними цветами и чуть прелой листвой.

Девушка понюхала воздух, убедилась, что дождя не будет и расстелила на выбранном месте карематы, а поверх них – спальные мешки.

– Мешки легкие, – пояснила она просто. – На холода не рассчитаны, до зимы мы с тобой все равно не дотянем.

Белка полезла в карман рюкзака и вытащила пакет с сушеным мясом – жестким, покрытым солевым белесым налетом. Книжник оторвал от мясной ленты кусок, попробовал разжевать, поморщился, но есть хотелось страшно. Возможно, мясо было вкусным, если вымочить его в воде и отварить в похлебке. Но жевать его так…

– Только это и лепешки, – Белка развела руками. – Ешь, что дают. Костер сегодня разводить не буду, могут заметить фармеры. Сами по себе они люди мирные, но когда здесь появятся наши соплеменники, то сдадут они нас за милую душу. У них Закон – это ни во что не вмешиваться. Нас они спасать не будут, но и убивать не станут. Просто будут глядеть, как нас убивают Вожди…

Фармеры жили на Пустошах, возделывали сохраненные от наступления прерий куски земли, выращивали злаковые и овощи, пасли немногочисленные стада. Они не ссорились ни с кем, зато со всеми торговали – меняли собранное и выращенное на оружие, патроны, ножи и всякого рода ништяки из города. Несколько раз их пытались взять к ногтю племена Сити и Тауна, несколько раз их пытались поработить Вожди Паркового племени, но фармеры оказались ребятами не промах и отбились от обоих противников с максимальной эффективностью и жестокостью. А потом прикрыли торговлю. Каждый, кто приближался к их поселениям, получал дождь из свинца и уносил ноги, если повезет. А везло далеко не всем. Агрессоры посидели годик без муки, без свежих овощей, образумились, после чего между племенами и фармерами установился хрупкий мир на коммерческой основе.

Сейчас Книжник и Белка находились на землях фармеров, но вдали от их полей и огородов – здесь были выпасы и коррали для скота. Белка уже заходила сюда не раз, да и Книжник проходил, когда Парковые делали набег на Сити.

– Нам сейчас никому не надо на глаза попадаться.

– Такими темпами нам до Сити дней пять… – невнятно пробормотал Тим, пытаясь размягчить жесткий, как подошва, кусок солонины, перетирая его челюстями.

– Больше, – сказала Белка, усаживаясь рядом.

Она протянула Книжнику самодельную лепешку, которая была немногим мягче сушеного мяса.

– Завтра мы будем еще более усталыми. Послезавтра – вообще валиться с ног. Неделя, если ничего не случится… И то, если мы срежем путь.

– А без этого?

Он показал на рюкзаки, лежащие в траве.

– За полтора дня, если у тебя к утру заживет нога. Но мы будем без патронов и без еды, а это все равно, что мертвые.

– Будем охотиться, Белка, – сказал Книжник. – Возьмем с собой минимум и тогда дойдем.

– До Сити, – кивнула она. – А что дальше? А если придется пробиваться? Как мы попадем в Таун? Как перейдем Мэйн-Бридж? Сколько обойм мне с собой взять? Три? Пять? А что, если бой?

– Белка, – сказал он грустно, – мы не дойдем с таким грузом. Нет шансов. Ты сильная, но ты не лошадь. Да и я не конь.

Девушка на миг замерла, даже жевать прекратила, а потом ухмыльнулась криво.

– Что? – спросил Книжник.

Она откусила от лепешки край и громко цокнула языком. С ближайшего дерева пулей слетел ручной зверек и тут же, получив лакомство, уселся на плече девушки, усиленно работая челюстями.

– Ты подал мне идею.

– И что ты решила?

– Нога болит? – спросила она внезапно.

– Меньше. А что?

– Обувайся. Есть дело.

– Куда ты собралась?

– Мы собрались, – поправила Белка. – Мне кажется, что нелишним будет сходить в гости к фармерам, если уж мы забрели в эти места. Есть тут у меня один старый знакомец, живет неподалеку… Все лучше, чем в лесу ночевать, да и разговор у меня к нему будет. Эва, жена его, готовит вкусно, не пожалеешь. Но придется еще мили две отмахать. Как раз к закату успеем. Что скажешь, Книжник?

* * *

Они действительно умудрились успеть к закату, хоть Книжник и хромал на обе ноги и кряхтел на самом незаметном подъеме. Миль получилось не две, а чуть больше, но когда они увидели впереди низкую зеленую стену, окружавшую ферму, это уже не играло никакой роли.

Ворота оказались заперты, изнутри раздавался басовитый угрожающий лай.

– Вольфодог? – спросил Тим.

– Точно, – Белка кивнула, пытаясь рассмотреть хоть что-то через щели в заборе, но плющ за лето затянул ограду так, что взгляд терялся в зеленых завитках. – Даже если Эва дома, она не откроет. Наверное, стоит у пулемета… Мало ли кто забредет?

– А забредали?

– А как же! Только у фармеров с этим все налажено. В случае нападения зажигают специальный костер, дым – столбом, видно на десятки миль. А дальше остается только дождаться прихода основных сил. Сигнал тревоги передается по цепочке. Через сутки имеем триста стволов, причем конных.

– А если ночью?

– Сигнальные ракеты в закладке. Достаточно дернуть шнур. У них все правильно продумано, Книжник. Иначе бы давно не было бы фармеров.

Вольфодог заухал совсем рядом, за стенкой. Слышно было, как в нескольких шагах топчется и дышит немаленькая зверюга. Из капюшона худи высунулся перепуганный ручной грызун, огляделся вокруг, пискнул робко и снова спрятался в импровизированную нору.

– Может, покричать? – предложил Книжник, который больше всего на свете хотел сесть. А еще лучше – лечь и задрать вверх наболевшие ноги.

– Ага, – ухмыльнулась Белка. – Покричи. Перестань говорить глупости.

Она подтащила рюкзаки поближе к воротам и улеглась, но так, чтобы видеть и подходы к ферме, и створки.

– Ну? Чего стал? Ложись. Будем ждать хозяина.

– А если он не придет?

– Значит, не придет. Тут и заночуем. Лезть на ферму я не буду.

Но ночевать под забором не пришлось.

Через четверть часа, когда закат начал медленно превращаться в сумерки, со стороны поля раздалось мычание и топот копыт.

Ферма стояла на небольшой возвышенности, ближайшая посадка была заботливо вырублена, для верности еще и выжжена, чтобы не закрывать обзор. На Пустошах не любили строиться вплотную к лесу и это было весьма разумным решением. Любой, кто направлялся к ферме, будь то гость званый или незваный, был как на ладони. И сейчас Книжник с Белкой наблюдали, как фармер гонит домой стадо. Оно было небольшим – пяток коров, бычок, трое телят. Сам фармер восседал на рыжей лошадке, не особенно высокой, но крепкой.

– Поднимись! – приказала Книжнику Белка. – Пусть он нас видит. Может, Эва уже его как-то предупредила… Но если нет – не стоит появляться внезапно. Тут этого не любят.

– Этого нигде не любят, – проворчал Тим, вставая.

Завидев у ворот гостей, фермер обогнал стадо и вытащил из седельной кобуры дробовик. Он хотел бы выглядеть грозным, заросшим до ушей волосом мужиком, но был тем, кем был – челом лет шестнадцати, широким в плечах, загорелым, со смешной клочковатой бородой непонятного цвета. В седле он сидел как влитой – это даже Книжник понял, хотя нечасто видел всадников в районе Парка.

Фармер пустил лошадь боком, положив дробовик на луку седла так, чтобы ствол смотрел в их сторону, и высвободил ногу из стремени, готовясь в случае чего нырнуть за лошадиный круп.

Белка выступила вперед, размахивая над головой руками, но в сумерках разглядеть лица было сложно, и фармер крикнул, пригнувшись:

– На месте стой!

Девушка замерла. Книжник тоже на всякий случай поднял руки вверх.

Стадо пошло к воротам. Гремели колокольчики на шеях у коров, налитые молоком вымена тяжело колебались при ходьбе. Тим опасливо смотрел на рогатые создания.

В Парке держали свиней, но кормить их особо было нечем, и свиньи были худые, мелкие и злобные, сами могли сожрать кого угодно. Вот кур и гусей разводили более успешно. Раньше держали и кроликов, но после мора, когда огромное поголовье вымерло за пару дней, Шаман запретил это делать. Так что с крупной домашней живностью в Парке не сложилось.

Зато сложилось у фармеров.

Они разводили и птицу, и свиней, и кроликов. А коровы… Ходячие мясные глыбы с печальными мордами! Фармерские коровы были огромны! Куда больше диров! От них странно пахло: приятно и неприятно одновременно, бока их были раздуты…

В общем, Книжнику от соседства таких здоровых животных было не по себе, хотя они ему нравились.

Зато фармеру явно не нравилось присутствие чужаков рядом с домом. Он оставил стадо толкаться за спиной, а сам медленно приближался к незваным гостям, не снимая их с прицела.

Метрах в десяти он наконец-то узнал Белку.

– А… Это ты, Белка?

– Я, я, Том…

– Кто с тобой?

– Его зовут Книжник. Я за него ручаюсь?

– Парковый?

– Бывший, – сказала Белка, и Книжник наконец-то опустил руки. – Как и я…

Фармер убрал ружье в кобуру.

– И сейчас ты скажешь мне, что тебе нужен ночлег? – он склонился к луке седла.

– Угадал, Том.

– И что ты со своим дружком голодна?

– Снова угадал.

– Иногда я жалею, что сразу не послал тебя к Беспощадному, – ухмыльнулся фармер. – Ты всегда приходишь не вовремя…

Он явно хотел выглядеть крутым челом, а был обычным усталым фармером, проведшим весь день под безжалостным солнцем Пустошей, и ему хотелось домой.

– Что поделать, Том? – отозвалась Белка с той же интонацией. – В наше время гости – всегда не вовремя. Пора к этому привыкнуть.

– Значит, придется пригласить вас в дом… Скажи мне честно, Белка, за тобой идут?

– Да, Том.

– Их много?

Она покачала головой.

– Не знаю. Думаю, что не менее двух дюжин. Нескольких мы убили, но это их не остановило.

Том спешился, перебросил поводья через голову лошади. Тим видел, что фармер думает, как ему поступить.

– Кто за тобой идет, Белка? Нога, Бегун, Облом и Свин?

– Нога уже никогда никому плохого не сделает…

– Будь сыт, Беспощадный… – он приложил два пальца левой руки (указательный и средний) ко лбу. В Парке никогда так не делали. И не говорили. – Твоя работа?

Белка кивнула.

– Они далеко? – спросил фармер. – Как сильно ты оторвалась?

– День пути. Это самое малое. Им нужно обойти Болота, а мы переплыли их на лодке.

– Завтра утром ни тебя, ни его не должно быть в моем доме, – сказал Том серьезно. – Эва снова беременна, а они хотят твоей крови. Мне не нужны неприятности.

– Живи вечно, Том. Спасибо. Утром мы уйдем.

– Заходите, – буркнул он и зашагал к воротам, которые начали медленно распахиваться при его приближении. – Только аккуратнее, я посмотрю, привязала ли Эва Клыка.

* * *

Дорога в обход Болота всегда была не сахар.

Каждый раз, выходя на набег, Бегун знал, что на отрезке пути до Сити хоть кого-то да потеряет.

Это была обязательная жертва, словно Беспощадный собирал дань за проход к Пустошам.

После того, как мина в доме Белки прикончила Грустного, Бегун подумывал, что в этот раз их пронесет, но не пронесло.

Солнце уже спряталось за горизонт, пора было останавливать отряд на привал и Облом начал высматривать место для стоянки. Охотники порядком подустали, а наутро предстоял еще один переход.

Бегун почувствовал, как начинают гудеть ноги и внутри походных ботинок словно угли разгораются – так пекло стопы.

Место было знакомое. За невысоким кустарником должна была открыться поляна, обширная, поросшая низкой цепкой травой. На ней и надо останавливаться: достаточно далеко от Болота и достаточно далеко от леса, откуда тоже можно было ждать неприятностей.

Охотники шли впереди и сзади Вождей, и когда Кыш споткнулся, он буквально упал Бегуну под ноги. Упал ничком, сразу же вскочил, опираясь на колено, и снова упал, на этот раз на бок. Бегун рассмотрел выражение безграничного удивления на его круглом лице.

Рядом с упавшим сразу оказались несколько челов, подхватили его под руки…

– Стоять! – приказал челам Облом из-за плеча Бегуна. – Кыш, посмотри на меня! Кыш! Прошу, посмотри!

Кыш поднял на вождя взгляд, по-прежнему непонимающий, растерянный, и Бегун увидел, как едва заметно течет его лицо. Казалось, что круглая румяная физиономия Кыша не состоит из плоти, а вылеплена из воска, тающего в потоке горячего воздуха, оплывающего, теряющего форму.

– О, черт! – выдохнул Облом, шагнув вперед. Голос у него задрожал.

Можно было ругаться, можно было молиться, но помочь Кышу было невозможно. Когда за человеком приходит Беспощадный, ему ничем нельзя помочь. Разве что пристрелить.

– Это все, бро? – спросил Кыш у Облома заплетающимся языком. – Это он?

Облом кивнул.

Кыш был ему не чужой. У них была одна мать.

Пока охотники несли Кыша к месту привала, Облом шел рядом и держал брата за руку. Лицо у него было растерянное. Он явно не знал, как себя вести. Вождь должен быть крут, он не должен ни сочувствовать, не переживать. Он – Вождь, остальные должны слушаться и служить ему! Но даже не знавший жалости Облом почувствовал нечто похожее на грусть и страх.

Пришедший за его старшим братом заглянул к нему в душу (если это, конечно, была душа) своим мертвенным, равнодушным взглядом и дохнул в лицо ледяным, колким предчувствием смерти.

Охотники тоже притихли.

Приход Беспощадного пугал челов, напоминая, что завтра, послезавтра или через неделю…

А может, через месяц или через минуту…

Пугала не смерть от болезни, ранения, ножа соплеменника или пули вождя, не гибель на охоте – к такому челы привыкали с первых дней жизни и были готовы встретить в любой момент.

Пугал именно Беспощадный – совершенно предсказуемый и неизбежный.

К нему невозможно было привыкнуть, потому что он каждый миг напоминал о себе – погребальными кострами, мертвыми телами в заброшенных домах, трупами в болотах, разваленными городами, заросшими шоссе, язвами разрушенных заводов. Мир вокруг был напоминанием о его могуществе. Это был его мир, люди всего лишь служили пищей всесильному. Как выпущенная из лука стрела всегда найдет куда вонзиться, так Беспощадный приходит к челу или герле в тот момент, когда те еще полны сил и жизни, чтобы выпить их до дна.

Бегун много раз видел, как Беспощадный высасывает свою жертву. Он даже помнил, как тот убивал его мать – память почему-то сохранила именно этот момент из воспоминаний бэбика. Потом он много раз видел подобное.

Сейчас Беспощадный возьмется за дело всерьез.

Через четверть часа вместо Кыша на каремате будет лежать мужчина средних лет. Его будет корежить и крутить, он будет гореть в лихорадке, тело будет проживать годы за минуты. Лицо покроется морщинами, седина выкрасит голову и тут же слезет, оставив за собой голую шелушащуюся кожу. Суставы на руках и ногах распухнут, пальцы скрючит, ногти станут желтыми и бугристыми, потускнеют слезящиеся от жара глаза, начнут вываливаться зубы, темные пятна побегут по коже, мышцы высохнут…

Через три четверти часа старик, недавно бывший Кышем, забьется в агонии и засипит, как пробитый мех. Истрепанное сердце будет тщетно стучать изнутри в частокол из хрупких ребер, легкие заполнятся мутноватой жидкостью, дыхание захлебнется в ней, утонет, и дряхлая развалина забулькает, как газ, выходящий из болотной жижи…

И умрет.

От этого нет спасения.

Что бы ты ни делал, Беспощадный придет за тобой и сожрет твою молодость, зрелость, старость и превратит тебя в мумию за три четверти часа после того, как отсчитает восемнадцать зим.

Три четверти часа на всю жизнь от восемнадцати до смерти, которую ты проведешь в горячечном бреду…

Погребальный костер они сложили уже в полной темноте, чтобы дым не был виден за много миль. Деревья, даже сухие, отсырели от близости болота, ветки разгорались плохо, но потом пламя разгулялось, пожирая тело, едва видимое в хороводе из искр и языках оранжево-синего огня.

Ночь Бегун провел беспокойно. Он прислушивался к своему телу, засыпал, и вскакивал с бьющимся сердцем – ему снилось, что…

В общем, неважно.

Ему до встречи с Беспощадным оставался год. А если Книжник не врал, то больше. Гораздо больше. Он вспоминал об этом и снова проваливался в сон.

А Облом сидел у мерцающих углей до самого рассвета.

* * *

Эва оказалась маленькой темноволосой герлой с живыми глазами, двумя рядами порченных зубов и сильно беременной. Несмотря на солидный срок, она бегала по дому проворно, переваливаясь, как раскормленная утка. Тут же, в огромной комнате, объединявшей кухню, гостиную и спальню, возились их с Томом бэбики – трехлетний мальчик (возраст Книжник определил по отметкам на предплечье) и девочка, еще не разменявшая вторую зиму. Дети были очень похожи на мать – такие же темноволосые, круглоголовые и шустрые.

Глядя на то, как носятся по полу неугомонные бэбики, Книжник не мог понять, когда Эва успевает заниматься немаленьким фармерским хозяйством.

Нельзя сказать, что Эва была рада гостям, но внешне она старалась неприязни не проявлять. Подала на стол горячую похлебку, томившуюся в печи в ожидании прихода хозяина, нарезала ломтями вкуснейший хлеб, поставила перед гостями соль и зелень, тушенного кролика и несколько вареных вкрутую куриных яиц. Немного подумав, достала из шкафчика бутылку с самодельным виски.

Тему побега Белки и Книжника из Парка тщательно обходили. Том не хотел знать лишнего – люди пришли, люди ушли, а ему еще здесь жить.

Один из главных принципов фармеров – не поддерживать никого, кроме своих, не участвовать ни в каких войнах, кроме как за своих, – нарушать их было себе дороже. У Тима сложилось впечатление, что во время ужина хозяин несколько раз пожалел, что впустил беглецов в свою крепость, да и Эва явно не светилась радостью.

Книжник мог понять их беспокойство.

По дороге Белка рассказала ему, что Тому и Эве оставалось не более двух лет для того, чтобы подрастить детей и родить еще хотя бы одного. За год до прихода Беспощадного бэбиков надо будет отвезти на Большую Ферму, где их воспитанием и безопасностью займутся те, кого назначил Совет. А вместе с Томом и Эвой домой вернутся двое кидов подходящего возраста, которых положено обучить ведению хозяйства. Они и унаследуют ферму, после того как…

В общем, все начнется сначала.

Все расписано, все спланировано, все понятно. И нет резона гибнуть от рук разъяренных парковых только потому, что рыжая герла по имени Белка, непонятная, кстати, герла, нарушившая Закон своего племени, когда-то приходила к тебе менять ништяки на еду.

Зато дети с большим интересом рассматривали чужаков, а когда из капюшона худи гостьи выскочила ручная белка, то бэбики отталкивая друг друга, лезли к девушке на колени. Зверек совершенно их не боялся, грыз угощение, явно наслаждаясь семенами подсолнечника, которые насыпала перед ним Эва.

Поели с удовольствием, жадно и быстро, выпили немного, но и от этого «немного» вымотанного Тима повело и начало клонить в сон. К счастью, хмель быстро прошел, наверное, потому, что похлебка была жирной. Ему было хорошо в этом доме. Похоже, это был первый дом в его жизни. Не укрытие, где спят или пережидают опасность, а место, где пахнет уютом, хорошей едой, растопленной печью, свежим деревом от мебели и лепешками из ржаной муки. В Парке нигде так не пахло. Даже на кухне.

Книжник тряхнул головой, потер кулаками воспаленные от недосыпа глаза и широко зевнул, едва не выломав челюсть.

– Что? Сморило? – спросил Том, ухмыляясь. – Давай-ка еще по стаканчику!

И они выпили.

От этого дополнительного стаканчика Книжник как-то сразу протрезвел и расхотел спать, а Том – наоборот.

Эва увела детей в дальний угол – укладывать спать. Стало ясно, что и гостям пора отправляться на боковую.

– Пошли, – сказал хозяин, вставая, глаза у него слипались. – Устроитесь в старом амбаре. Я там давно зерна не держу, зато трава есть скошенная, так что будет мягко. Утром Эва вас накормит, даст еды на дорогу – и в добрый путь! Как мы договорились, Белка. Я вас не видел, вы меня не видели. Живите вечно, дорогие гости!

Он распахнул перед ними двери амбара.

– Ежели надо по каким делам, то сходите сейчас. Вот туда! – Он показал рукой, куда. – А ночью во двор лучше не выходить. Сейчас мы с Эвой коров подоим и выпустим Клыка… А Клык у нас чужих не признает…

Он зевнул широко и, застеснявшись, прикрыл рот рукой.

– Ну все… Доброй ночи.

* * *

Амбаром назывался старый сарай, в котором раньше держали зерно. Теперь зерна здесь не было, стены снаружи заросли плющом так густо, что внутри стало сыро, от влажности на досках появился мох, но, судя по запаху, мыши отсюда так и не ушли, наверное, по старой памяти.

Белка расстелила карематы в углу, так, чтобы в поле зрения были и дверь, и небольшое окно, расположенное на противоположной стене, почти под самой крышей, и с видимым удовольствием уселась, сняв обувь. Автомат лежал по правую руку от нее, и Книжник рассмотрел, что предохранитель оружия опущен в позицию стрельбы очередями.

– Разувайся, – приказала она, вынимая из рюкзака ту самую жестянку с мазью. – Держи, сам справишься.

Тим нанес пахучую темную субстанцию на потертости и прислушался к ощущениям: саднящая боль сразу же ушла, ранки щипало, но не сильно.

– Спасибо.

Жирная мазь плохо стиралась с пальцев, но Книжник старательно вытер руки пучком старого сена и уселся, вытянув босые ноги перед собой. Это было по-настоящему здорово – сидеть вот так расслабленно, в безопасности, с полным желудком, и шевелить пальцами на ногах.

Белка отколола от сухой доски несколько толстых щепок, нашла трещины в подпорном столбе, подальше от сена, и, вогнав туда щепки, подожгла их трутом и огнивом. Стало гораздо светлее. Лучины горели медленно и ровно, чуть коптя, но исправно источая мерцающий красноватый свет.

От сытной еды и этого мерного мерцания снова очень захотелось спать, но Тиму стало стыдно, потому что Белка и ее ручной зверек, которому с хозяйского стола перепала еще и аппетитная хрустящая корочка фармерского хлеба, уселись у дверей караулить.

Зверек грыз лакомство, а Белка принялась набивать патронами магазин. Некоторое время Книжник рассматривал ее, а потом спохватился – неудобно же так откровенно пялиться на герлу, отвел взгляд, потом снова глянул исподтишка.

Свет от горящих лучин падал мягкий, казалось, что он разгладил даже острые черты лица девушки. Ну, если не разгладил, то смягчил. Книжник подумал, что будь она немного полнее, то была бы настоящей красавицей, даже с остриженными волосами. А если бы вместо неровно обскубанных волос отросли достаточно длинные… Впрочем, она и сейчас была симпатичной, хоть и походила больше на тина, а не на герлу.

Белка, наверное, почувствовала на себе его взгляд, подняла глаза от коробки с патронами, но Тим уже успел сделать вид, что разглядывает что-то на стене амбара.

Девушка закончила снаряжать магазин, отложила его в сторону и свободной рукой погладила бельчонка по голове. Тот в ответ звонко щелкнул несколько раз подряд, поднял на хозяйку довольную мордочку и продолжил пиршество.

– Как ее зовут? – спросил Тим.

– Это он, – отозвалась Белка, доставая из кармана рюкзака еще один пустой магазин. – Имя – Друг. Второй год со мной.

Услышав свое имя, Друг оторвал мордочку от лакомства и еще пару раз металлически щелкнул горлом.

– Едва выкормила. Думала, поправится – убежит. Остался.

Она улыбнулась углом рта.

– Наверное, понял, что вдвоем веселее…

– А как ты столько лет живешь одна?

Она зыркнула на него быстрым и недобрым взглядом. Книжник уже понял, что его спутница не очень любит скрывать эмоции – вопрос оказался ей неприятен.

– Ты не хочешь, не отвечай… – он быстро пошел на попятный, уступая, скорее, по привычке, чем от испуга навлечь на себя ее гнев. Это раньше он бы опасался получить оплеуху, а после событий последних дней оплеухи казались ему такой мелочью… – Не мое это дело. Но… – он замолчал на секунду, а потом все-таки продолжил. – Ведь тяжело же одной! А если заболеешь? Или поломаешь себе что?

– А как ты столько лет прожил с ними? – спросила она, разглядывая Книжника прищуренным взглядом. – Ведь это страшнее, чем одному! А вдруг убьют за провинность? Или изнасилуют?

– Так я ж не герла! – удивился Книжник.

– Ну да… – согласилась Белка. – Не герла. Только Сунь-Выню, например, было все равно, кто ты… Было бы куда сунуть. Что мне светило в племени, Книжник? Стать еще одной телкой в стаде твоих дружков-вождей? Общей женой? Чтобы меня выдавали, как награду, за меткий выстрел на охоте? Рожать от первых кровей до прихода Беспощадного?

Она покачала головой и Тим увидел, как побелели ее костяшки пальцев – патроны один за другим входили в магазин: клац! клац! клац!

– Так что я уж лучше одна! Сначала тяжело, страшно даже… Но это только в первый год, а потом… Потом нормально. Тяжко было, пока училась жить без племени. А как научилась – впервые почувствовала, что такое свобода и счастье. Вот ты все эти годы знал, что такое свобода, Книжник?

– Знал. Ночью в Библиотеке!

– Среди книг и ночью? Когда твои хозяева спят? – спросила Белка и скривилась. – А что наутро, Книжник? Как ты чувствовал себя утром?

Ответить Тиму было нечего.

Он хорошо помнил, что такое ждать утра. С ужасом ждать. Потому что племени не нужно его умение складывать черные жучки букв в слова. Племени было нужно совершенно другое. Меткость, например. Скорость в беге, если ты в загоне. Ловкость. Умение бить рыбу острогой. Если бы Тим не умел ремонтировать почти все, что ломалось, вожди давно прогнали бы его. Или убили – так было бы проще.

– Я бы тоже ушел… – промямлил Книжник наконец-то. – Да некуда было.

Он понимал, что сейчас врет. Совершенно глупо и откровенно врет. И Белка об этом знает или, по крайней мере, догадывается.

Никуда бы он не ушел, и не потому, что было некуда.

Ему, несмотря на все случившееся, и сейчас было тяжело осознавать, что племя для него потеряно навсегда. Он не мог свыкнуться с мыслью, что остался один на один с лесом и пустошами, и чувствовал себя, как голый на морозе – хотелось скукожиться и прикрыть пах руками.

А ведь сейчас Книжник был не один.

– Мне тоже было некуда уходить, – сказала Белка. – А уж как я боялась! Просто иначе не могла. Выбор был – или уйти, или умереть. Я не могла смириться, хотя мне было страшно до рвоты. А ты – смог.

– Прости…

– Забей, Книжник. Я тебя не осуждаю…

Она отложила еще один снаряженный магазин, привалилась спиной к двери амбара, положила автомат на колени и чуть прикрыла глаза.

– Сколько людей сейчас в племени? Пятьсот наберется?

– Думаю, да.

– Четверо Вождей – пятьсот животных. Животные рожают детенышей. Животные приносят добычу. Животные безропотно работают. Одни животные сжигают других животных, а на место умерших приходят новые животные. И ни у одного из них, Книжник, даже у такого умного, как ты, и мысли не возникает, что можно жить по-другому.

– Но Закон говорит…

– Плевать что говорит Закон, если он несправедлив! Кто сказал тебе, что Закон один для всех живущих? У фармеров свой закон, у Сити – свой, у Тауна – свой. И все устроено по-разному! У фармеров нет Вождей, а правит Совет. У них есть семья, но чел может иметь столько герл, сколько сможет прокормить.

В Сити правят жрецы, в Тауне – шаманы, и каждый из них толкует Закон по-своему, как выгодно! Вообще, говорят, что когда-то все мы были одним племенем, и поэтому Законы у нас схожие. Но такого, как в Парке, нет нигде. Закон Парка придумали те, кто хотел от жизни только двух вещей: трахать герл и мучить тех, кто слабее.

– Как Сунь-Вынь…

– Ну, что-то вроде того, – кивнула Белка.

– Но если Закон так плох, то как наше племя выжило?

– Остальные тоже выжили, кто с Законом, кто – без. Выживать – это всегда тяжело.

Она дала Другу еще одну корочку (он принял ее с восторгом и тут же принялся грызть, держа новый подарок цепкими лапками) и продолжила:

– Но для того, чтобы выжить, необязательно быть животным.

– Раньше было такое слово – раб.

– Что это за слово?

– Оно означало человека-вещь. Раньше одни люди владели другими, могли их продать, поменять, убить, покалечить, заставить работать до полного изнеможения… Это было давно. Очень давно.

– Раб, – Белка попробовала слово на вкус. – Рабы. Так вот, Книжник… Необязательно становиться рабом, чтобы выжить. Хорошее слово. Спасибо.

– Не за что. Я знаю много ненужных слов, – сказал он, вытягиваясь на жестком каремате во весь рост. Ноги практически не болели, он ощущал, как мазь, высыхая, стягивает кожу.

– Ты много читал, Книжник?

– Я только и делал, что читал. С тех пор, как научился.

– Это трудно?

– Читать? – Тим улыбнулся. – Что ты… Нет. Гораздо легче, чем бегать по веткам, как белка, и таскать на себе огромный рюкзак, как лошадь.

При этих словах по ее лицу пробежала едва заметная тень, она на мгновение отвела взгляд, словно испугавшись чего-то.

– Ты можешь меня научить читать?

– Ты серьезно?

Книжник расцвел.

– Серьезно.

– Конечно, я научу тебя. Вот…

Он потянулся к своему рюкзаку.

– Завтра, – сказала Белка. – Мы учебу начнем завтра. А сейчас – спать. Ты мне нужен здоровым и сильным.

– А ты?

– Я лягу здесь, возле дверей.

– Зачем?

– На всякий случай.

– Ну, мне он показался мирным…

Белка задула лучины и в амбаре стало почти темно, только лунный свет, проникающий через окошко под крышей, освещал один из углов. Слышно было, как топает мощными лапами охраняющий двор Клык да трещат цикады за оградой.

– Это тебе для размышлений, – произнесла Белка негромко. – Я знаю Тома не первый день. Он младше нас с тобой на пару зим и, когда я пришла к нему в первый раз, он мне показался не челом – тином. Тогда я удачно сходила в Сити, принесла ништяков на обмен…

Она помолчала.

– В общем, я не заметила хвост и привела сюда трех челов из племени Сити. Одного из них он застрелил. Другого удалось убить мне. А третий получил пулю в колено…

– И?

– Том прибил его живьем к столбу на границе с Сити. Не поленился съездить и прибить. Спустил раненому кожу с плеч, перебил вторую ногу и оставил умирать на столбе, как пугало на кукурузном поле.

– А ты?

– Я ему помогла. Я держала пленника, пока Том прибивал его гвоздями. Он имел полное право застрелить меня, Книжник. Я привела к нему в дом чужих. Это была моя вина. Но я делала это не потому, что хотела искупить вину.

– А почему?

– Потому, что это было правильно. Он предупредил – не суйтесь. И другого способа сделать так, чтобы ему поверили, не было.

– Зачем ты мне это рассказала?

– Здесь нет мирных челов, Книжник. Ни одного.

Он улыбнулся сам себе. Она не могла разглядеть его улыбку.

– А я?

– Что ты знаешь о себе, Тим? – произнесла она устало. – Ничего! Спи.

– Но если ты никому не веришь, Белка, почему мы здесь?

– Завтра ты поймешь все сам. Спи.

– Живи вечно, Белка.

– Живи вечно, Книжник!

И он уснул.

* * *

Рассвет разгорался медленно.

С северо-запада дул холодный сырой ветер. Было зябко. Цикады умолкли еще под утро и вместо них надрывались лягушки, в изобилии водившиеся у ручья.

Книжник не спал.

Не спал не потому, что не хотел, просто ферма начинала жить и шуметь задолго до того, как солнце выкрасило горизонт всеми оттенками розового и пурпурного.

Сначала заорал петух, да так заорал, что Книжник подскочил над карематом как минимум на фут. Потом начали мычать коровы в хлеву – пришло время утренней дойки и молоко, заполнившее вымена, заставило их беспокоиться.

Слышно было, как Эва загремела мятыми ведрами, потом глухо пролаял Клык, звякнула цепь, на которую его сажали на день. В фармерском доме заплакал разбуженный ребенок.

– Пора.

Голос Белки прозвучал из полумрака – ее все еще скрывала тень.

– Как ноги, Книжник?

Он пошевелил пальцами.

– Лучше. Не болят.

– Это хорошо. Обувайся.

Он нашел ботинки и натянул их на ноги.

– Готово.

– Где твой пистолет?

– Пистолет?

Он вспомнил об оружии, которое досталось ему от Ноги.

– Ага…

Кобура нашлась рядом с рюкзаком, под курткой.

– Тут.

– Проверь.

Он покрутил влажный от влаги пистолет в руках и вытер его полой свитера.

– Вроде, в порядке.

– Ну и хорошо. Пошли.

Он услышал шаги, потом дверь распахнулась – в амбар хлынул ровный и розовый утренний свет.

Он встал и нащупал лямки рюкзака.

– Рюкзак оставь, – приказала Белка.

Она тоже была налегке, даже без куртки, несмотря на зябкое утро. Джинсы, худи, автомат в руке.

– И в случае чего не высовывайся, за мной держись.

– А что такое может случиться?

– Ничего. Просто не высовывайся.

Они пошли к дому через внутренний двор – Белка впереди, Книжник плелся сзади.

Эва заметила их от дверей коровника и помахала свободной рукой:

– Заходите в кухню, завтрак готов!

Том уже завтракал, сидя за большим струганым столом. Перед ним стояла глубокая миска с кукурузной кашей, обильно сдобренной пахучим свиным салом, и кружка горячего молока. Рот фармера был занят едой, поэтому приветствие он прорычал неразборчиво.

Пахло от каши так, что в животе у Книжника заурчало, словно вчерашнего плотного ужина вовсе не было. Он с наслаждением съел немаленькую порцию, запил все молоком и, не удержавшись, облизал ложку, словно оголодавший кид.

Том тоже закончил есть, а Белка оставила порцию практически нетронутой. Зато Друг выскочил из капюшона ее худи и наслаждался новой корочкой, сидя на самом краю стола.

– Эва подготовила вам еду, – сказал фармер, набивая табаком деревянную трубку. – Найдете у входа.

Белка вынула из кармана два магазина, которые набивала вчера вечером, и положила их на стол, рядом с миской.

– Это вам. В благодарность. Живите вечно!

Том кивнул.

– Легкого пути.

– Есть разговор, – продолжила Белка, глядя фармеру в глаза.

– Говори.

Он подошел к печи и пошарил в углях короткой кочергой.

– Ты видел наши рюкзаки?

– Видел.

– Они слишком тяжелы для нас.

– Ну, это не проблема, – пожал плечами Том, раскуривая трубку от уголька. – Оставьте часть груза у меня. На хранение. Или… – он с удовольствием выпустил густой серый дым, – или, если не доверяете, просто заройте где-то в укромном месте. Я еще вчера удивился, увидев такие мешки. Ты и половину дороги до Сити не пройдешь, как Бегун уже будет висеть у тебя на загривке… Зачем ты столько несешь с собой, Белка? Покойнику не нужны ништяки.

– Зато живым надо платить за ночлег.

Она подбородком указала на лежащие на столе магазины и добавила:

– И за еду. И за проход по территориям.

– Сити не даст тебе проход по территориям, – возразил он. – Ни за какие ништяки. Ты у них как кость у Клыка в горле.

– Я знаю, – кивнула Белка. – Поэтому хочу сделать тебе предложение.

– Слушаю.

– Все, что в рюкзаках – твое. Мы поедем дальше налегке.

– Поедете? – переспросил он. – На чем?

– Ты продашь нам лошадей.

Он смотрел на Белку через табачный дым холодным, неприязненным взглядом, и Книжник подумал, что если бы вчера ему довелось увидеть, как Том может смотреть на собеседника, то он никогда бы не назвал его мирным человеком.

– Я не продам вам лошадей, – процедил фармер голосом, от которого остатки молока в кружке Тима едва не створожились. – Ты верно сбрендила, Белка. Лошади – это жизнь для меня и моей семьи. Забудь.

– У тебя шесть лошадей, Том. Продай мне двух, самых старых. Я заплачу тебе большую цену.

– Уходи, Белка, – сказал фармер. – Забирай своего дружка – и уходи. Мы вчера обо всем договорились. Еда у входа. Лошадей тебе не видать.

– Старый жеребец и плохонькая кобыла. Я отдам тебе все, кроме аптечки и двух сотен патронов. Там есть чем поживиться, Том. Ты не пожалеешь. Нам не уйти от погони на своих двоих.

– Это не моя забота, Белка. Можешь выбросить свое добро в ручей или зарыть. Сделки не будет.

– Жаль.

Она встала и протянула Другу ладонь. Тот немедленно взбежал на плечо и скрылся в своем излюбленном гнезде за ее плечами.

– Ты не оставил мне выбора, Том.

Ствол автомата смотрел фармеру в грудь.

– Не хватайся за оружие, я не хочу тебя убивать.

– Ты решила меня ограбить, Белка?

Она покачала головой.

– Я дам тебе справедливую цену за твоих лошадей, Том. Обещаю.

– Я не продаю лошадей, – сказал он. И буквально взлетел над столом, словно его вытолкнула вверх тугая пружина.

В руке Тома блеснуло серое лезвие длиной с добрый локоть, металл со свистом прорезал воздух. Белка отпрянула назад, опрокидывая стул вместе с сидящим на нем Тимом, который и привстать не успел. Острие меча прошуршало перед самым лицом Книжника, едва не разрубив ему нос, и тут он ударился об пол спиной, забил дыхание и остальные события наблюдал из положения лежа.

Она действительно не хотела убивать хозяина.

Нашпиговать его свинцом, как куропатку кашей, можно было одним движением указательного пальца, она же отразила выпад прикладом и стволом ударила Тома по ребрам. Удар получился сильный и точный, фармер буквально улетел в сторону, сметая по дороге тяжелые кухонные табуреты.

Теперь они стояли друг против друга.

– Перестань, – попросила Белка, держа Тома на мушке. – Давай не будем устраивать смертоубийства из-за лошадей.

– Ты пришла в мой дом, – прорычал фармер. Он покраснел, жилы на шее вздулись. – И обманула меня. Я впустил тебя в свой дом, а ты оказалась воровкой!

– Я ничего не взяла без спроса. Опусти меч, Том. Давай договоримся!

Тим почувствовал, что ему что-то впилось в поясницу, просунул руку и нащупал пистолет.

В дальнем конце комнаты снова заплакал ребенок, его разбудил шум драки. Через секунду к нему присоединился второй.

Лицо у Белки стало совсем нехорошим, каменным, на скулах заиграли желваки.

– Это всего лишь лошади, – повторила Белка. – Я щедро с тобой расплачусь. Предлагаю в последний раз, Том. У нас нет времени.

Фармер осклабился, присел, смешно разведя колени, рука его совершила мгновенное движение, и Книжник, который в этот момент пытался вытащить из-под себя пистолет, не успел заметить сам момент броска, но увидел лишь тень брошенного в сторону девушки самодельного меча.

Белка момент броска разглядела, развернулась боком, пропуская лезвие мимо себя, ствол автомата качнулся, теряя цель…

Том за это время успел проскользнуть мимо стола, перепрыгнуть через опрокинутый стул и ухватить лежащий на самодельном сундуке дробовик. Он тоже виртуозно обращался с оружием, но у Белки в руках были все преимущества: и позиция, и заранее спущенный предохранитель, так что автомат плюнул огнем до того, как фармер успел направить ствол в ее сторону.

Белка стреляла одиночными. Пуля угодила Тому в плечо, развернула и бросила на пол, но он крутнулся в воздухе с какой-то животной грацией и, удерживая оружие одной рукой, потянул за спусковой крючок.

Дробовик рявкнул, дробь ударила в стену и окно, вынося тонкую раму и старое мутное стекло вместе с ней.

И от этого громоподобного выстрела дети закричали по-настоящему.

Книжник увидел, как по щеке Белки словно когтем провели (одна из дробинок оцарапала девушке лицо и по коже тут же пошли алые разводы). Потом увидел выражение ее глаз, как она поднимает автомат, как ловит фармера на мушку, и понял, что за Томом пришел Беспощадный.

– Нет! – закричал он. – Не надо!

Белка выстрелила еще раз и пуля пробила Тому горло.

Он завалился на бок, судорожно хватая воздух пальцами, и дробовик снова выпалил, но на этот раз в пол, проделав в досках основательную дыру.

Фармер упал почти на ноги Книжнику, несколько раз вздрогнул и затих.

Отчаянно кричали дети. Запах молока сменился острым запахом пороха и тяжелым кровяным духом. В воздухе кружились кусочки самодельного пыжа и деревянная пыль.

– Что ты наделала? – просипел Тим, пытаясь вздохнуть полной грудью. – Ты же его убила! Зачем, Белка?

Она повернула к нему свое бледное веснушчатое лицо и он увидел ее глаза – совершенно мертвые, холодные.

– Сопли вытри!

Книжник начал вставать, стараясь не вступить в разливающуюся кровь.

За окнами раздался неясный шум. Белка ногой отпихнула стул, перекрывавший проход, и взяла на мушку входные двери.

Двери распахнулись.

В Клыке реально было под двести фунтов веса. Он влетел в дом, словно мохнатый пушечный снаряд, сметая все на своем пути. Если бы Книжник оказался один на один с таким зверем, то умер бы от страха еще до того, как вольфодог сомкнул челюсти на его горле. Но он был не один, поэтому, когда зверюга прыгнула на них, едва коснувшись лапами стола, просто снова рухнул на пол, словно это могло его спасти.

Белка успела выстрелить в Клыка четыре раза, а потом резко упала на спину, пропуская заросшую жесткой серой шерстью тушу над собой. Вольфодог не мог изменить направление своего прыжка, и девушка, оказавшись у него под брюхом, выпустила очередь в грудь и живот зверя. Клык сделал немыслимый кульбит в попытке поймать пули зубами, ударился об пол, попытался встать, но перебитый свинцом позвоночник превратил его в безногого. Он еще не умер, но жизнь стремительно вытекала из него через дыры в шкуре.

У дверей мелькнула тень.

– Не стреляй! – крикнула Белка. – Эва! Не трогай автомат!

Белка была стремительна, как атакующий снейк, но Эва, несмотря на беременность, тоже двигалась очень быстро – ее автомат лежал на самодельном рундуке у входа.

Белка прыгнула на нее в тот момент, когда та уже дотянулась до оружия, сбила с ног…

Короткая очередь ударила в потолок, потом автомат полетел в сторону, а Белка прижала Эву к полу, не давая двигаться.

– Я не хочу тебя убивать, – Белка тяжело дышала. – Сейчас мы возьмем лошадей – только двух лошадей – и уйдем.

– Лучше убей, – прохрипела Эва.

– Если бы твой муж послушал меня, то был бы жив. Я не хочу твоей смерти.

– Лучше убей меня, – заорала беременная. – Убей меня, сука! Убей!

Ноги ее заколотили по полу, тело выгнулось, и Белка едва ее удержала.

– Убей! Мне все равно не выжить одной!

Книжник все еще не мог поверить в происходящее.

– Закрой рот, – выплюнула Белка ей в лицо. – Я отпущу тебя, и ты пойдешь. К своим щенкам – слышишь, как орут? Выживешь, никуда не денешься. Не на тебя, так на твое хозяйство найдется охотник… Встала и пошла!

– Ты – нелюдь, – неожиданно тихо сказала Эва, перестав сопротивляться. – Ты же нелюдь.

Она глядела на Белку так, словно в первый раз ее видела.

– Мне нужны лошади, – повторила та с каменным лицом, но Тим видел, как в непроизвольном оскале подергивается ее верхняя губа, обнажая мелкие острые зубы. – Без них нам не выжить. Я расплачусь за товар, Эва.

– Сдохни первой! – Эва улыбнулась, и эта улыбка испугала Тима больше, чем перестрелка или атака вольфодога. – Ты уже за все расплатилась…

Так могла бы улыбаться смерть, если бы смерть умела улыбаться.

Так бы мог улыбаться Беспощадный.

– Хочешь подохнуть? – спросила Белка. – Ну что ж…

В руке ее оказался нож, которым она свежевала дира.

Книжник хотел крикнуть, чтобы она не убивала хозяйку, что этого ни в коем случае нельзя делать, но слова застряли у него в глотке.

Нож взлетел над головой Эвы и глухим стуком вошел в доски возле ее уха, начисто срезав часть мочки. Брызнула кровь, растекаясь по полу и по рубахе вдовы фармера, но она не издала ни звука и не отвела ненавидящего взгляда от Белки.

Нож снова взлетел над Эвой, она зажмурилась, ожидая смертельного удара, но Белка не сильно и очень точно тюкнула ее в висок массивной рукоятью тесака.

Взгляд Эвы мгновенно погас, глаза закатились за посиневшие веки, рот приоткрылся и по щеке побежала струйка розовой слюны.

Книжник встал и оглянулся по сторонам.

Вчера они все вместе сидели за обеденным столом в этой уютной, хоть и слегка захламленной комнате богатого фармерского дома. Еще пять минут назад он с Белкой ел завтрак, приготовленный руками Эвы, и напротив них в последний раз в жизни смаковал стряпню своей жены недооценивший опасность гостьи фармер Том.

Теперь дом был разгромлен, хозяева мертвы и только дети продолжали плакать в своей постели, в углу.

– Неси сюда рюкзаки…

Он оглянулся. Белка стояла у стола, перезаряжая автомат.

– Быстро.

Он, едва передвигая ноги, двинулся к выходу.

– Шевелись! – крикнула Белка.

Тим повернулся к ней.

– Зачем ты убила их?

– Потому что нам нужны лошади…

– Ты убила двух человек…

– Я спасла двух человек, – сказала она сдавленным голосом. – Тебя и себя. Поэтому перестань ныть и принеси сюда рюкзаки. У нас нет времени на разговоры.

– Ты действительно нелюдь…

Он не успел договорить, как она оказалась рядом, вплотную и ствол ее автомата больно врезался ему в ребра.

– Запомни, – выдохнула Белка ему в лицо. – Запомни, ты, тряпка! Книжный червь! Если ты хочешь сделать то, что задумал, научись убивать. Научись выживать, потому что иначе ты сдохнешь не завтра! Ты сдохнешь прямо сейчас!

Но Тиму было не страшно. Он смотрел на ее побелевшие от ярости глаза, на бледную кожу щек с россыпью веснушек, на выгоревшие за лето брови. От нее пахло потом, порохом и зверем.

– Перестань орать, – он поморщился. – Без меня ты ничего не найдешь и сдохнешь еще до первых холодов. Я твой главный ништяк, Белка. И меня нельзя ни потерять, ни поменять, ни убить. Я принесу рюкзаки, но этого, – он обвел рукой окружавший их разгром, – я тебе не прощу.

– Неси, – сказала она отступая.

Он вышел во двор, по которому уже бродили куры, прошел мимо коровника, мимо перевернутого подойника, мимо лужи молока, которая впитывалась в землю, мимо конюшни, где беспокойно топтались кони. Вопли охрипших детей рвали ему сердце, он пробовал закрыть уши руками, но это не помогло.

Было все еще прохладно, но лицо Книжника горело, словно обожженное солнцем. Тим сам хотел кричать и плакать, но на это не было времени. Беспощадный дышал ему в затылок и воздух был наполнен его смрадным дыханием. Он выволок рюкзаки из амбара и увидел, как Белка выводит из конюшни лошадей – старого, но еще крепкого жеребца гнедой масти и пегую кобылку ему под стать.

– Сюда неси, – позвала она. – Оставь только то, что поместится в седельные сумки. Не более. Остальное – в дом.

– Зачем? – он пожал плечами.

Она проигнорировала его вопрос.

– Возьмешь себе дробовик Тома – он для твоих умений подойдет. Автомат не трогай.

Друг из ее капюшона смотрел на Книжника блестящими бусинками-глазами, но умиления почему-то больше не вызывал.

– Выезжаем через полчаса.

– Хорошо.

– Эй! – сказала она ему в спину. – Эва жива. Я просто ее приглушила. Очухается.

Тим не обернулся.

Он не чувствовал ни гнева, ни радости. Он был пуст, как выпитое куриное яйцо.

Книжник увидел, что справа от ступеней, за оградкой из лозы, растут цветы. Не дикие, а заботливо высаженные, ухоженные, скомпонованные по оттенкам. Настоящая… клумба. Он вспомнил слово.

Клумба с цветами.

«Тут был счастливый дом, – подумал он, – а потом пришли мы. Нам были нужны лошади. И у нас есть цель, которая дает нам право убивать всех, кого захотим, – и плохих, и хороших».

Патроны к дробовику нашлись в шкафчике у входа, а сам дробовик пришлось вытаскивать из-под мертвого тела Тома. На Эву Книжник старался не смотреть, но она уже начинала приходить в себя, стонала и ворочалась, но все еще не могла открыть глаза. Возле нее на полу сидели дети.

– Все уже случилось… – повторял про себя Тим. – Все уже случилось…

Книжник закрыл дверь и спустился во двор, к коновязи.

Они выехали на тропу, когда солнце уже начало пригревать и над травами уже во всю гудели пчелы.

Для дробовика нашлась удобная седельная кобура, патроны отправились в сумку вместе с немногочисленными пожитками. Он изо всех сил пытался казаться спокойным.

Ферма осталась позади, за закрытыми воротами.

Некоторое время они ехали молча, приноравливаясь к лошадиному шагу.

Книжник ерзал на жестком седле, привставал в стременах.

– Готов? – спросила Белка через некоторое время.

Он кивнул, и тогда она ударом коленей пустила свою кобылу легкой рысью. Конь Книжника потрусил за ней.

До Тауна оставалось тридцать две мили пути.

Глава пятая Сити

Момент, когда Болота заканчиваются и начинаются Пустоши, пропустить нельзя, потому что воздух меняется на вкус.

Ветер, дующий с востока, мгновенно высасывает из него отдающую тухлятиной сырость, терпкий, с гнильцой, запах ряски и застойной воды. Воздух становится сначала теплым, а потом почти горячим и шершавым, наверное, из-за цветочной пыльцы, от которой невыносимо чешется в носу.

Бегун чихнул, высморкался в пальцы и стряхнул сопли на землю.

Перед ними простиралось море из колышущихся трав, низкого кустарника и одиноких деревьев. А еще из этого моря торчали огрызки столбов и их цепочка уходила к горизонту.

– Вот и шоссе, – сказал Облом, разглядывая окрестности в потрепанный бинокль. – Можем двигаться по нему. Будет на пару миль дальше, но идти удобнее.

– И безопаснее, – кивнул Свин.

– Возле Тауна тебе будет удобнее, долбон! Особенно если растяжку зацепишь! – ухмыльнулся Бегун. – Ну что там, Облом?

– Ничего.

– Как ты думаешь, она нас намного опережает?

– На день, – уверенно сказал Облом и тоже чихнул. – Как тут живут, Беспощадный помоги! Я же сейчас сдохну от этого зуда!

– Пройдет! – Бегун взмахнул рукой, давая сигнал охотникам двигаться. – Не бзди, бро! Сейчас привыкнем… День – это фигня. Догоним. Через Сити ей сходу не проскочить…

– Через Сити она как раз пройдет. Мост, вот где мы ее накроем!

– А как мы сами пройдем через Сити, чувак? – спросил Свин. – Мне в последний раз там чуть жопу не отстрелили…

– Раз всех убить нельзя, – пожал плечами Бегун, – то придется договариваться…

– Если они захотят с нами договариваться, – сказал Облом. – Ты же знаешь, между нами любви нет.

Ограждение шоссе практически сгнило, а что не сгнило, растащили кузнецы, поэтому то, что они уже вышли на дорогу, почувствовалось только тогда, когда Бегун нащупал в травяном ковре кусок бетона.

Он поднял его. Бетон крошился в руке и сыпался сквозь пальцы колючей песчаной крошкой.

– Разведчики, вперед, – приказал Бегун, и те послушно возглавили группу.

В принципе, пока можно было и не пускать их вперед, так далеко от Сити дорогу никогда не минировали, но предосторожности не помешают. Тем более, что началось все не слишком удачно.

Бегун вспомнил вкус гари вчерашнего погребального костра и поморщился. Он ненавидел все эти церемонии, воющих шаманов и то, что в такие минуты думал о собственном костре.

О собственной смерти. И думал в последнее время все чаще и чаще.

Облом шагал справа от него, Свин – слева, идущие сзади закрывали Вождям спину полукольцом.

– Где ты видел ракеты? – спросил Облом.

Бегун ткнул пальцем вправо.

– Вот там.

– Это фармеры? – поинтересовался Свин.

– А кто еще? – кивнул Бегун. – Тревога. На одной из ферм что-то случилось. Не дай нам Беспощадный попасть на их отряд…

– Срать я на них хотел, – хохотнул Свин и похлопал по автомату, лежащему на круглом животе. – Тоже мне вояки! Овце. бы! Пусть только сунутся!

Он хлюпнул носом и скривился, словно хлебнул прокисшей браги.

– Вот, бл…ь, бро, чем это так воняет? Я через сопли чую – тухлятиной несет!

– Эй! – негромко сказал Облом. – Бегун, смотри! Свин! Голову поверни!

Отряд остановился.

Слева от них над тропой возвышались остатки железной конструкции, так и не проржавевшей в пыль за все эти годы. На самом верху решетчатой фермы висели три тела. Вернее, тела в этих мешках уже едва угадывались, так как подвесили их минимум пару недель назад, а то и больше. Но недостаточно давно, чтобы плоть сгнила окончательно и те упали на землю.

Со своего ужина нехотя снялись два крупных ворона и стая мелких птичек, похожих на синиц.

– Опа-жопа! – сказал Свин и чмокнул пухлыми губами. – Пацаны из Сити висят! Точно говорю!

– Или из Тауна, – возразил Облом.

– Не, Таун – это фигня! – покачал головой Свин. – Смотри. Видишь клок кожи на плече у того, что ниже висит? Зеленое тату! У пацанов из Тауна зеленым зашквариться можно! Только синий или красный! Или – вместе!

Когда дело касалось наблюдательности и распутывания следов, Свин вовсе не выглядел дураком. Бегун не переставал удивляться тому, насколько толстяк быстро соображает в таких ситуациях.

– Вот это, Свин, фармеры, – пояснил Облом. – Их работа. А челы из Сити считали себя крутыми. Сечешь?

– Лохи, – презрительно фыркнул Свин и сплюнул под ноги.

– Точно, лохи, – хмыкнул Бегун. – Ты, Свин, круче, не вопрос… Просто ты с фармерами не воевал, и не надо нам с ними воевать. Где мы, а где фармеры? С ними лучше торговать…

– Как ты думаешь, – обратился он к Облому. – Это граница?

– Не-а, эт точно не граница. До границы миль двадцать топать.

– Так какого они здесь их повесили?

– Где поймали, там и повесили. Слушай, давай-ка отсюда быстрее… Ежели у них тут чо случилось…

Отряд ускорил шаг, уходя от повешенных челов.

– Может, – сказал Облом через некоторое время, – это она?

– Что она? – переспросил Бегун.

Такой быстрый ритм движения нравился ему куда больше размеренного походного шага. Он ровно дышал, натренированные ноги легко несли его над старым шоссе. А вот Свин явно не любил такого ровного бега и с недовольной физиономией утирал со лба обильный пот.

Облом легко держал темп, но Бегун знал, что это ненадолго – слишком крупным челом был Облом, слишком тяжелым. Значит, через полмили надо будет перейти на шаг, чтобы все отдохнули, а потом снова милю бегом.

– Может, это она что-то сделала фармерам? – предположил Облом. – Ты же знаешь, она отмороженная. И по времени подходит. Ракеты мы видели утром, а она опережает нас точно день пути!

– Ну, тогда проблемы с фармерами будут не у нее, – сказал Бегун мрачно. – А у нас. Она из нашего племени…

– Гонишь! – выдохнул Свин. – Она давно не наша!

– Она из нашего племени, – повторил Бегун, не сбиваясь с шага. – И если у нее проблемы с фармерами, то нам нужно срочно убраться с их земли!

Дорога повернула, выкручиваясь широкой дугой из-за двух пологих холмов, и отряд миновал дорожный столбик с проржавевшей и облезлой табличкой. На ней можно было различить цифры 32.

* * *

– Где-то здесь граница, – сообщила Белка, оглядываясь по сторонам.

Книжник молчал.

Он практически не проронил ни звука с того момента, как они тронулись в путь. Ехал молча, приспосабливаясь под ритм конного шага, и даже умудрился вздремнуть в седле, правда, чудом не свалился.

Несмотря на то, что вечера уже радовали прохладой, днем солнце светило совсем по-летнему. Белка от жары не страдала, она даже любила солнцепек, но из-за него над бескрайним морем зелени, залившем Пустоши от горизонта и до горизонта, летали тысячи насекомых и лошадям пришлось несладко. Кое-где на боках и в паху животных от укусов многочисленных хорсфлай появились кровавые потеки. Лошади нервничали, отмахивались хвостами, но насекомые жалили и жалили, иногда попутно пытаясь попробовать и человеческую плоть. Спасала одежда: от лица хорсфлай Белке приходилось гонять вручную. А вот Книжника кусачие твари почти не трогали, вокруг вились, но почему-то не грызли.

Конечно, гораздо безопасней было бы ехать только по старой дороге, но разрушенный хайвэй петлял, следуя рельефу, и тогда Белка срезала путь, пуская лошадей напрямую, через пологие возвышенности.

Несколько раз по пути попадались желтые проплешины мертвой травы, и тогда Белка направляла свою кобылку в обход.

Это были нехорошие места, на которые недавно выпал смертоносный дождь. Такие дожди приносил иногда южный ветер, пусть заберет его Беспощадный, и хорошо, что этот ветер дул нечасто. От падающей с неба смерти становились желтыми и опадали деревья, а с челов, попавших под такой ливень, слазила кожа.

Зато возле таких проплешин насекомых было меньше, чем везде, и можно было вздохнуть свободно, без риска проглотить какого-нибудь летающего жучка.

Днем они сделали короткий привал в небольшой рощице, которую Белка помнила с прошлых своих набегов. Тут из земли сочилась вода, собираясь между перекрученных корней старого низкорослого деревца. Вода чистая и прохладная – можно было и попить самим, и набрать фляги, и напоить лошадей.

Ели молча.

Приготовленная Эвой в дорогу снедь была вкусна, хотя вызывала не самые лучшие воспоминания.

Лошади довольно сильно пострадали от насекомых, но дали девушке осмотреть болезненные места.

– Они пойдут за нами, – сказала Белка Тиму негромко, смазывая укусы лечебной мазью. – Ты видел сигнальные ракеты?

Книжник не ответил.

– Ну как хочешь… Придется ехать быстрее, так что не спи в седле. К вечеру мы должны пересечь границу. Даже если они организуют погоню, то на земли Сити вряд ли пойдут.

Книжник молча полез в седло.

– Ты так и собираешься молчать?

– Я не хочу с тобой говорить.

– Ты дурак? – спросила Белка, глядя на него снизу вверх. – Ты понимаешь, что без лошадей мы бы не прошли и трети этого расстояния? Тебе не терпится подохнуть?

Книжник похлопал лошадь по шее и, прищурившись, посмотрел в небо.

– Поехали, Белка. Не о чем спорить.

Девушка взлетела в седло одним прыжком, не коснувшись стремян.

– Может быть, правильно тебя называл Облом? – процедила она сквозь зубы. – Может, ты действительно Червь? Этот мир так устроен, Книжник. Если не убьешь ты – убьют тебя. Если ты не умеешь убивать – станешь рабом того, кто умеет. Рабом, Книжник! Видишь, какому новому слову ты меня научил! Ты давно уже чел, а не тин – должен знать: мирных Беспощадный прибирает первыми!

– Я знаю. Но это ничего не меняет.

– Тогда ты дурак, потому что это меняет все. Сдохни первым, Книжник.

Он ухмыльнулся.

– Как повезет…

Белка ударила лошадь пятками, и та нехотя пошла неторопливой рысью. Книжник тронулся за ней, стараясь не отставать.

И вот теперь они стояли у разрушенной временем автозаправочной станции на обочине хайвэя, и Белка, положив локти на капот проржавевшего до дыр автомобиля, рассматривала в бинокль появившиеся вдалеке контуры домов.

Издали они казались целыми, но Книжник знал, что это не так. Город был разрушен, не до основания, но достаточно сильно. И сделали это растения, дожди, ветра, температура и время.

Дома рушились, засыпая обломками улицы, и по камням со скоростью пожара полз вездесущий плющ. Деревья росли на карнизах и крышах, их корни рвали бетон на части. Обезлюдевший город превращался в лес, в каменные джунгли, в странное место, где упирались в небо завитые зеленью от фундамента и до крыши небоскребы, и дикий виноград заползал под искореженные рамы зелеными усами, разрушая камень и бетон, открывая дорогу ветрам и влаге.

Сити и Таун были концом жизненного пространства Паркового племени, и что находится дальше, Книжник точно не знал. За границами города простирался мир, о котором он только читал, дороги, которые он видел только в своем драгоценном атласе, да реки, отмеченные голубыми линиями на старых картах.

Но для того, чтобы попасть туда, нужно было выбраться из Сити, перейти мост, ведущий в Таун, пересечь Таун так, чтобы добраться до его южных окраин…

А вот потом…

Потом должно было начаться самое интересное.

Он спешился, достал из заплечного рюкзачка атлас и уселся на траву.

Хотел он или не хотел, а без общения с Белкой дальше было не обойтись. Какой бы она не была – она союзник. Только вот теперь при ее приближении у него в животе образовывался липкий холодный ком. И Книжник был не уверен, что это страх.

– Посмотри, – позвал Тим, и девушка подошла, ведя коня за повод.

– Мы сейчас здесь, – сказал Книжник показывая пальцем место, где на карте хайвэй, подойдя вплотную к Сити, соприкасался с белтвэем – кольцевой дорогой, некогда охватывающей и Сити, и Таун. – Вот заправочная станция…

Он подбородком показал на развалины заправки, возле которой они расположились.

– Вот там была электростанция – это остатки трубы.

– Раньше мостов было три.

– Я знаю, – кивнула Белка. – Видела развалины.

– Давно была в Сити?

Она быстро глянула на него.

– Не очень. Этой весной.

– Мост, который в центре? Что с ним?

– Тогда стоял целехонек. Ты около реки никогда не был?

– Нет. Нас в тот раз обнаружили еще на окраинах, едва ноги унесли.

– Тогда слушай… Реку тут вброд не перейдешь – глубоко и широко. Течение быстрое. После дождей прет так, что аж страшно рядом стоять. Возле рухнувших мостов охраны нет, да она там и не нужна. Зато в центре мост берегут как зеницу ока. Со стороны Тауна его держат под прицелом снайперы. Не все время, но достаточно часто. По жителям Сити они не стреляют, если те не пытаются зайти за середину моста. Но если заступить за черту – бьют метко. Со стороны Сити мост забаррикадирован. Думаю, что не заминирован – на их месте я бы с минами там не баловалась, уж очень все ветхое… но они могут…

– Задачка, – задумчиво произнес Книжник. – А ведь нам нужно сюда…

Он постучал пальцем по карте.

– На юг?

– Ну да… И я пока не представляю, как это сделать. Ты побывала в Тауне?

– Этой зимой. Перешла по льду… И тоже едва унесла ноги.

– Ну, мы с тобой холодов не дождемся… Какие мысли?

– Никаких, – честно призналась Белка. – Дорога одна – через мост. А там – снайперы с той стороны, снайперы с этой… А у тебя какие?

– Нам на юг, – сказал Книжник. – И река течет с севера на юг.

– Ну? – переспросила Белка.

– Это пока все.

– Почему все?

– Потому, что для этого плана нужны лодка или плот.

– Их у нас нет.

– Тогда стать птицей и перелететь на ту сторону по воздуху.

– И как ты собираешься стать птицей?

Книжник развел руками.

– Не знаю.

– Ну что ж… – констатировала Белка. – Хороший у нас план. Дельный.

– Другого нет.

Книжник упаковал атлас в рюкзак и встал.

– Я понимаю, что это звучит глупо, но придется действовать по обстоятельствам. Как ты думаешь, мы сможем найти союзников в Сити?

Белка невольно фыркнула.

– Понял, – кивнул Тим. – Давай-ка зайдем в Сити так, чтобы по течению быть выше моста.

– Хорошо, – сказала Белка, запрыгивая в седло. – Теперь ты держишься за мной и выполняешь любые команды. «Любые» – означает любые. Иначе пеняй на себя. Не хочу тебя пугать, но челы из Сити – малоприятные типы.

Тим тоже забрался на лошадь и подобрал поводья.

– Зато мы с тобой приятные, – буркнул он. – Приятнее уж некуда!

– Ближе пока не подъезжаем, – скомандовала Белка, помрачнев лицом. – Обходим Сити с севера на расстоянии. Как только стемнеет, пойдем вовнутрь.

* * *

Сначала по ним ударил пулемет, а уже потом Бегун заметил всадников. Стреляли над головами, но как только пули засвистели вокруг, отряд залег в высокую траву. Можно было ползти, но от лошадей далеко не уползешь, поэтому Бегун демонстративно встал во весь рост, а вслед за ним встали Облом, Свин, а потом и остальные охотники.

Всадников было немного, десятка полтора, но с ними в одном строю двигались две легких повозки с пулеметами – ган-кары, и каждая из них стоила двух десятков бойцов.

– Фармеры, – негромко сказал Облом ему в затылок.

Но это Бегун и сам видел. Отряд приближался, охватывая охотников Парка полукольцом.

– Не стрелять, – на всякий случай предупредил Бегун остальных. Но дураков не было.

Возницы развернули ган-кары, стрелки за пулеметами взяли охотников на прицел, и только тогда из строя конных выехал всадник – темноволосый и загорелый до черноты чел с длинным хвостом волос на затылке. Его лицо было бы благообразным, но дело портил шрам – рубец от правого виска почти до левого уха.

Бегун облегченно вздохнул – Резаного он знал. Виделись пару раз и даже договаривались о торговле.

Вождь ткнул автомат в руки Облома и тоже шагнул вперед, показывая руки.

– Живи вечно, Резаный!

Резаный промолчал.

Рядом с ним в седле сидела герла – небольшая, темненькая и беременная. Под глазами у нее разбежались темные круги, а сами глаза…

Нехорошие у нее были глаза. Бегун обладал интуицией зверя и редко ошибался. Очень нехорошие.

– Ее здесь нет, – сказала герла сдавленным голосом.

– Что стряслось, бро? – спросил Бегун, обнажая в улыбке верхние зубы, мелкие, как у хорька. – Может, мы ищем одну и ту же тварь?

Резаный медленно повернул голову в его сторону.

– А… – протянул он. – Бегун… Живи вечно!

– И ты, и ты, Резаный… – кивнул Бегун. – Мы ищем герлу, которая нарушила Закон Парка. Ее зовут Белка. Маленькая худая тварь, опасная, как болотный снейк. Рыжая сука, которую мы выгнали из племени.

Глаза у беременной вспыхнули темным кровавым светом.

– И где она, Бегун? – спросил Резаный.

– Мы думаем, что идет в Таун.

– Одна? – продолжил фармер.

– С ней еще один ублюдок, – сказал Облом за спиной Бегуна. – Книжный червь! Но он мой.

– А… Облом… – снова лениво протянул Резаный, склоняясь к шее лошади. – Живи вечно, Облом. Но я уже говорю со старшим, так что ты можешь заткнуть пасть…

Облом пошел пятнами, открыл было рот, но промолчал.

– Она не одна, – спокойно сказал Бегун, не вступая в перепалку. У него не было никакого желания вступать в перепалку под стволами двух крупнокалиберных пулеметов. – У нее есть сообщник…

Резаный склонился к герле с бешеными глазами, и та что-то прошептала ему на ухо.

– Ваша соплеменница с сообщником убили мужа этой женщины, – Резаный положил ладонь на приклад автомата в седельной кобуре. – Я думаю, вы должны заплатить за это…

Бегун почувствовал, как за его спиной напряглись охотники.

– Она не наша соплеменница…

– Да? Они оба из вашего племени, что бы ты сейчас не рассказывал. И ты отвечаешь за то, что они сделали.

Стволы пулеметов едва заметно опустились ниже.

– Мы тоже хотим их наказать…

– Убит фармер, один из наших… – процедил Резаный, поджав губы. – Все племена в округе знают, что бывает после этого. Или вы, парковые, забыли, что мы ничего не прощаем и ничего не забываем? Наверное, давно никто из ваших не висел на столбах справедливости! Пора напомнить!

– Не торопись, Резаный, – выговорил Бегун с трудом. Он сам удивился тому, как пересохло во рту – слова царапали ему горло, как куски черствой лепешки. – Ты успеешь наказать виновных, а твоя герла получит выкуп за убитого мужа. Мы как раз собирались предложить тебе дело…

– Дело? – удивился фармер. – Мне? Какое дело мне может предложить парковый?

– Я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз.

Некоторое время Резаный размышлял, меряя Бегуна взглядом, но потом все-таки кивнул:

– Подойди.

Бегун подошел, стараясь глядеть гордо, но этому очень мешали следящие за ним стволы пулеметов. Он был небольшого роста, и конь Резаного нависал над ним, как скала.

Фармер достал свой автомат из кобуры, и ствол уткнулся Бегуну под ключицу. Мушка царапала кожу, от металла несло смазкой и пороховой гарью.

– Говори.

Бегун сглотнул, как можно более незаметно, и посмотрел на Резаного снизу вверх.

– Сколько зим у тебя на плече, Резаный? – спросил он.

– Шестнадцать, – ответил тот, не снимая пальца с курка.

– Хотел бы ты обмануть Беспощадного, бро?

Ствол автомата врезался ему в плоть, но Бегун даже не изменился в лице.

– Беспощадного нельзя обмануть.

– Книжный Червь говорит, что можно.

– И ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь, парковый?

– Я хочу, чтобы ты пошел с нами и убедился сам.

Резаный смотрел на него сверху вниз неприятным холодным взглядом.

– Ты зовешь меня ловить твоих беглецов?

– Это не беглецы, бро. Это шанс жить вечно.

Резаный неприязненно ухмыльнулся.

– Нельзя жить вечно.

– Но можно жить очень долго. Три жизни. Четыре. Это почти вечно, Резаный. Для нас это вечность.

Резаный подумал, а потом кивнул.

– Тебе нужны бойцы.

– Ну конечно, – согласился Бегун. – Я зову тебя не потому, что тебя люблю. Просто с твоими челами, лошадьми и ган-карами мы сможем сделать больше, чем без них.

– И я смогу обмануть Беспощадного?

– Или мы оба сможем, или оба проиграем – как повезет.

– Если это подстава, парковый, то я отберу у тебя не оружие, не людей, я отберу у тебя жизнь…

– Договорились, – кивнул Бегун. – У меня на плече отмечено семнадцать зим, Резаный. И если я промахнусь, то меня накажешь не ты – Беспощадный. Сам подумай, кто из вас страшнее?

* * *

Дома нависали над улицами в прямом и переносном смысле. Оплетенные зеленью огромные кубы, покосившиеся параллелепипеды, странные ржавые конструкции, словно построенные специально, чтобы дать опору лозе и побегам плюща и винограда.

На некоторых улицах уже поднялся лес, причем немолодой – густой, с подлеском, такие улицы они объезжали.

Вокруг было настоящее птичье царство, воздух буквально дрожал от криков пернатой живности, но это не радовало, потому что если хоть с одного из небоскребов в Даунтауне за окрестностями следил наблюдатель, то взлетающие в воздух стаи птиц четко обозначали их путь.

Утешало одно – темнело, а темнело в Сити совсем не так, как на Пустошах.

Небо над бывшими домами было еще светлым, голубым с добавлением розового, а на улицах уже сгущалась тьма, и, по мере того, как она наступала, птичий гомон становился тише, пернатые ныряли в зелень – за нею прятались пустые проемы окон – и исчезали.

– Надо будет убраться отсюда до утра, – сказала Белка, глядя на мелькающие над ними длиннокрылые силуэты. – Только ленивый не понял, что тут кто-то есть…

Книжник молча крутил головой, разглядывая то, что когда-то называлось Сити. Сейчас они были на северной окраине города. Тут не строили высотных зданий, максимум три-четыре этажа. Часть домов явно никогда не была жилой – район, переходящий в одноэтажную застройку, оставался левее. Они ехали по самой границе промзоны. Правее иногда возникали развалины заводских корпусов, полусгнившие, с проваленными крышами верхаузы, остатки длинных, на несколько блоков, заборов.

– Скоро придется искать место для ночлега, – предупредила Белка. – Еще чуток, и тут будет хоть глаз выколи…

– Ну так давай искать… – согласился Книжник, который темноту не любил.

– Смотри, где будет много сухой лозы. И для костра рубить легче, и плесени внутри меньше.

Такой дом нашелся в начале следующего блока.

Первый этаж, наверное, когда-то был магазином. Белка чуток поработала тесаком, расчищая широкий проем, двери рухнули со сгнивших петель при первом же нажатии, и они ввели лошадей вовнутрь.

Книжник полез в карман рюкзака, достал отреставрированный собственноручно механический фонарик, несколько раз нажал на клавишу, разгоняя генератор. Диод вспыхнул, заливая голубым светом угол помещения.

– Ух ты… – сказала Белка с искренним удивлением. – Я такого и не видела. Ты прямо шаман, Книжник.

Тим фыркнул.

– Посвети…

Она быстро приволокла в дом несколько футов сухой лозы, порубила тесаком, сложила в «шалашик» и ловко подожгла.

– Ты расседлай лошадей, а я пока найду еще веток.

Книжник кивнул и принялся снимать с лошадей сбрую. Те испуганно косили глазами на костерок, но стояли смирно.

Белка принесла хворост, соорудила треножник и залила водой из канистры несколько кусков солонины. Друг выбрался из капюшона, получил сухарик и отправился путешествовать по своим делам.

– Я проверю дом, пока вскипит, – сообщила девушка. – Наружу не ходи пока, там растяжка, на всякий случай.

– Понял, – отозвался Книжник.

– Ну-ка, дай свою жужжалку…

Он протянул ей фонарик.

– Сюда жать.

– Вижу.

Белка боком взлетела по бетонной лестнице на второй этаж и через несколько минут спустилась.

– Пусто, – сообщила она, заглядывая в закипающий котелок. – Даже мертвых нет. Удивительно, но, кажется дом не грабили. Первый этаж обчистили, а остальное нетронуто. Надо будет пошарить по комнатам и пересмотреть подвал. Как ты думаешь, что тут было до…?

– Магазин.

– Что продавали?

– Посвети, – попросил он, и Белка с удовольствием принялась нажимать на ручку.

– Бакалея, – пояснил Тим, разглядывая едва заметные надписи.

– Что?

– Овощи, фрукты, разная еда, мелочи по хозяйству. Если у них был склад внизу, то стоит пошарить… Видишь, это – холодильники, в них хранили то, что быстро портится. А там, где привязаны лошади – платили за покупки…

– Интересно, что же случилось? – спросила она. – Вот был мир – и его не стало. Я в курсе, что пришел Беспощадный и все Старшие умерли. И я понимаю, что Беспощадный – это болезнь, странная, но болезнь. Как лихорадка или понос… Но я не понимаю, откуда и как он пришел. Ты читал об этом в своих книгах?

– В книгах об этом ничего не написано, – отозвался Книжник, помешивая варево в котелке. – Не успели об этом написать. Я не знаю точно, как быстро все произошло, но, думаю, речь шла о нескольких неделях. Когда за такое короткое время умирает несколько миллиардов людей, не до книг.

– Тогда откуда ты знаешь, что Беспощадного можно обмануть.

– А я не знаю, что его можно обмануть, – сказал Книжник, снимая ложкой коричневатую пену с супа. – Я догадываюсь, что это можно сделать.

Белка посмотрела на него с недоумением.

– Только догадываешься?

Тим вздохнул.

– Да. И если бы не дневник, – он похлопал по лежащему рядом рюкзаку, – я бы никогда и не узнал бы, что у нас есть шанс.

– Кто написал его?

– Одна герла, которая по чистой случайности оказалась в Парке во время прихода Беспощадного. Она приехала туда с родителями и наутро они умерли. Все родители умерли, а дети остались. Так образовалось Парковое племя. Она все подробно описала, а дневник успела спрятать в Библиотеке. Я нашел его год назад, сначала хотел выбросить – это же не книга – а потом прочитал.

– И чем нам помогут ее записи?

– Ее записи – наш путеводитель, Белка. Они приехали в Парк из маленького городка Маунт-хилл, и рядом с этим городком находится место, где родился Беспощадный. Ты на всякий случай запоминай, мало ли что со мной может произойти. Это место называется Лаба.

– Странное название…

– Странное место. Оно располагалось на территории большой военной базы, и никто не должен был знать, что оно там находится, даже семьи тех, кто там работал.

– Откуда же она знала?

– Слышала разговор матери и отца. Отец переживал, потому, что все люди на планете договорились не делать ничего, похожего на Беспощадного, но делали все равно. И в Лабе занимались именно этим.

Белка достала из рюкзака пакет с сушеными травами и бросила их в варево, потом туда же полетела горсть крупы и бульон превратился в густую ароматную похлебку.

– Помешивай, – приказала Белка, и Тим послушно начал работать ложкой.

– И далеко нам до этой Лабы? – спросила она спустя минуту.

Он кивнул.

– Сто миль с небольшим к югу от Тауна.

– Сто миль!

Белка присвистнула.

– И для этого надо пройти Сити, перейти мост, а потом еще и выбраться из Тауна. Сто миль по землям, которые мы не знаем. Это не просто далеко, Книжник, это очень далеко.

– Я знаю, – сказал Тим. – Но единственный Маунт-хилл, о котором может идти речь в дневниковых записях, находится там, Белка.

– Ну, значит, надо к нему дойти, – резюмировала она, глядя на то, как варево становится все более и более густым. – Да, кстати… Ты обещал научить меня читать?

Некоторое время Книжник молчал, глядя Белке в глаза. Взгляда она не отводила. В свете костерка ее волосы казались темными, а тени возле скул и в уголках рта – глубокими, словно порезы.

– Хорошо, – наконец-то согласился Книжник.

Видно было, что согласие далось ему нелегко.

– Отлично. После ужина и займемся.

* * *

Не все в племени, живущем в Сити, понимали, насколько им повезло. Сити располагался настолько удачно, что только полный дурак мог не пользоваться открывающимися возможностями. С запада к городу подходили Пустоши, населенные фармерами. Те производили овощи, фрукты, молоко и мясо – гораздо больше, чем могли съесть или запасти. Им нужны были ништяки и оружие, а это все было в Сити.

На левом берегу реки располагался Таун, в котором хозяйничало другое племя, которому тоже были нужны продукты за ништяки. Но между ними и фармерами стояло племя Сити и единственный уцелевший мост. Поэтому племя Сити получало ништяки из Тауна по разумным ценам, а те получали продукты фармеров, правда, по ценам в несколько раз больше.

Поэтому племя Сити было богатым, лучше всех вооруженным и крайне болезненно относилось к любым попыткам чужаков пробраться на их территорию. Поэтому, когда жрице Сити – Айше – доложили, что смотрецы видели на севере стаи потревоженных птиц, она не стала колебаться и вызвала к себе командира охранной сотни, несмотря на поздний час.

Додо явно робел рядом с ней.

Он был на две головы выше Айши и втрое тяжелее и, вполне возможно, мог убить ее одним ударом лапы, похожей на медвежью, хотя и был на два года моложе, но при виде жрицы краснел, смущался и терял командный голос.

Айша знала, что имеет над ним власть не только потому, что вся полнота ее принадлежит жрице и ее помощникам по Закону Сити, а еще потому, что очень ему нравится. Додо был хорош – от него пахло грубой силой, что всегда заводило жрицу, но Додо был для нее табу. Она хорошо знала этот тип челов: заполучив ее хотя бы раз, он начал бы считать Айшу своим приобретением, не стал бы подчиняться приказам, так что для утех у нее были другие челы и герлы, а Додо…

Додо же должен был безнадежно и сильно ее хотеть, что он и делал.

– Додо, милый, – проворковала Айша, глядя на спину командира, согнутую в ритуальном поклоне. – Похоже, что у нас на севере появились гости…

Додо медленно выпрямился. Его плечи могли бы загородить ей солнце, если бы оно уже не село в Пустоши.

– Живи вечно, Айша! Ты хочешь, чтобы мы вышли сейчас? – спросил он неожиданно высоким, юношеским голосом.

– Утром, Додо, – ответила Айша. – Выйдете на рассвете. Смотрец покажет тебе сектор, где летали птицы.

– Их много?

– Не знаю. Ты мне расскажешь!

– Хорошо, Айша. Ты хочешь их живыми?

Жрица улыбнулась.

– Необязательно.

Додо улыбнулся в ответ. Улыбка делала его лицо совершенно детским.

– Я постараюсь тебя порадовать.

– Спасибо, Додо. Беспощадный так давно не пил свежей крови…

– Я понял, жрица.

– Иди, отдохни.

– Живи вечно, Айша.

– И ты живи вечно, Додо.

Он снова поклонился и пошел к дверям, но те распахнулись и ему навстречу шагнул встревоженный смотрец. Айша знала его по имени – Глазастый – так как он был одним из лучших смотрецов в племени, действительно глазастым, тут с прозвищем не ошиблись.

– Айша! Воин Додо! – произнес он. – Прости меня, жрица, за плохие вести, но только что на западе сработали сигнальные ракеты.

– Это могут быть звери? – спросил Додо.

Он насторожился, подобрался и теперь еще больше напоминал Айше кугуара – такой же сильный, быстрый и опасный!

Звери жили на заросших улицах Сити как в лесу, и с каждым годом их становилось все больше и больше, но сигнальные ракеты на границах были установлены на совершенно другого зверя.

– Нет, – покачал головой смотрец.

Додо кивнул, и повернулся к Айше.

– Не волнуйся, жрица. Утром я все сделаю.

Она взмахнула рукой, отпуская их, и подошла к окну.

За стеклом простирался Сити. Ее Сити. Ночь уже окутала его улицы, и соседние дома казались темными замшелыми глыбами. Но Айша знала, что за стенами мерцают очаги, женщины готовят ужин своим челам, укладывают спать детей. На крышах самых высоких домов сидят смотрецы и стерегут границы, а внизу бесшумно скользят по улицам тройки и пятерки стражей, охраняющие ночной покой от незваных гостей-мародеров. Сити жил своей жизнью, а Айша всего лишь помогала ему свободно дышать.

Она сняла туфли и стала еще меньше ростом.

Стройная, ладно сложенная, невысокая, смуглая, с явной примесью крови нигроу или лати, с хвостом тяжелых густых волос, достающим до ягодиц, она, возможно, не была красива, но казалась такой, особенно в сравнении с высосанными ранними родами и постоянными беременностями женщинами племени.

Традиционно главная жрица не имела постоянного чела, но один раз выносила и родила ребенка. По Закону она должна была рожать до тех пор, пока не родит девочку-наследницу, но Айше повезло – нужное случилось с первого раза. Закон также говорил, что воспитанием девочки жрица не занимается, у нее хватает других забот – и дочку воспитывала другая семья.

Айша достала из буфета открытую бутылку вина и налила себе бокал. Красное, терпкое, пахнущее солнцем и виноградом. Она сделала несколько небольших глотков, а потом с наслаждением облизала губы.

Иногда она видела дочь, но особого чувства к ребенку не испытывала. Девочка была необходимостью, требованием закона, и Айша не считала ее совсем своей, несмотря на то, что та была похожа на нее как две капли воды.

Глядя на маленькую темноволосую бэйбу, Айша прислушивалась – не защемит ли в груди? Но в груди ничего не щемило. Красивая бэйба, миленькая, но не более. Свои привилегии и обязанности жрица любила больше, чем ребенка, и это было правильно. Закон мудр: жрица должна любить свое племя, а не свое семя.

Айша допила содержимое бокала и, на мгновение задумавшись, решила, что сегодняшнюю ночь она проведет одна. Утро обещало быть интересным – она буквально ощутила ноздрями запах горелого пороха и разогретой оружейной смазки – она обожала эти ароматы боя и смерти. На Сити давно не делали набегов, а одиночки, польстившиеся на наживу, скудное приношение Беспощадному. Погребальные костры горели все чаще, значит, он не получает достаточного внимания и гневается.

Жрица насмешливо хмыкнула, но невольно потерла плечо, где в ряд было вытатуировано семнадцать магических капель. Она не верила в жертвоприношения, в молитвы и знала, что сколько живых не жги в одном огне с мертвыми, настанет час… И никто не в силах отсрочить приход Беспощадного. Но люди верили.

Айша сбросила с себя одежду и с наслаждением легла на чистые простыни.

Сколько бы дней или часов (или даже минут) ей не осталось, это будут хорошие часы. Она проживет их, как хочет. А когда придет ее время…

Ну, значит, оно придет.

* * *

Подвал оказался разграбленным, Белка с Книжником увидели это сразу, как открыли приросшую к косяку дверь.

– Зря мы встали раньше времени, – констатировал Книжник, зевая. – Смотри, тут и кузнецы побывали, все железо ободрано.

– Ничего, – бодро сказала Белка, и тут же зевнула сама, – чем дальше от этого места мы будем, тем лучше. Птицы еще спят, и это хорошо.

Фонарик в ее руках бодро жужжал, световой круг шарил по грудам мусора, обломкам стеллажей, каким-то непонятным пластмассовым остаткам, кускам пыльного полиэтилена.

– Пошли, – предложила Белка. – Чего рассиживаться?

Пятно света скользнуло по засыпанному пылью и трухой полу, пробежалось по стене…

– А ну-ка подсвети… – попросил Тим.

На большом плакате когда-то была напечатана реклама. Основа была не бумажной, поэтому и сохранилась, краски просматривались плохо – подвал отсырел, но изображение угадывалось – где контурами, а где тенью…

– Так, – сказал Книжник серьезным голосом. – От телефонного номера, конечно, толку мало. А вот адрес… Адрес нам может и пригодиться.

– Что это? – с недоумением спросила Белка из темноты.

– Наш шанс перебраться на ту сторону, – ответил Тим. – Без всякого моста.

* * *

Додо поднял по тревоге два отряда стражей.

Пятеро хороших бегунов должны были отправиться на север, туда, где смотрецы засекли стаи потревоженных птиц. Им предстояло в случае чего вызвать помощь ракетами. А полный десяток чистильщиков с двумя пулеметчиками для прикрытия предназначался для рейда на запад.

Третий отряд стражей в полной боевой готовности оставался на месте, ожидая сигнала от смотрецов, чтобы выдвинуться или на север, или на запад, в зависимости от обстоятельств.

Сам Додо собирался возглавить тяжеловооруженный десяток, он нюхом чуял на западе серьезную заварушку.

Когда отряды выдвинулись к воротам, появилась Айша. Она была одета по-походному, с автоматом через плечо, и вела под уздцы одного из меринов. Лошадей фармеры в Сити не продавали, купить можно было лишь мерина или мула, да и то невероятно дорого, за оружие или взрывчатку. Взрывчатку приходилось выменивать в Тауне, там ее вытапливали из снарядов, оставшихся на артиллеристских складах. В общем, каждый мерин или мул обходился Сити в такое количество ништяков, что и подсчитать было страшно. Но у Айши был свой мерин, ей полагалось иметь самое лучшее.

– Живи вечно, Айша! – сказал Додо, склоняясь перед жрицей.

– И тебе долгой жизни, Додо!

Айша ободряюще коснулась его руки и гигант покраснел от смущения.

«Надо будет пригласить его к себе, – подумала она, пряча насмешливую улыбку, – не то он скоро начнет в обморок падать при моем появлении».

Додо был хорош. Очень хорош. Может быть, поэтому Айше нравилось мучить его, то приближая к себе, то отдаляя.

– Я решила развеяться с утра, – сообщила жрица, легко, почти не коснувшись стремени, вскакивая в седло. – Ты не возражаешь?

Как будто он мог возражать!

– Там может быть опасно, Айша, – пробубнил Додо.

Бронежилет был слегка ему маловат.

– Я знаю, – отозвалась жрица. – Именно поэтому и еду с тобой, Додо! Ты же защитишь меня в случае чего?

Додо едва слышно зарычал, прикладывая руку к сердцу.

– Вот и отлично, – улыбнулась Айша, трогая мерина с места. – Веди нас, отважный Додо, веди нас!

* * *

Найти дом по адресу в городе, где восемьдесят пять лет нет адресов – задача непростая. Помог атлас Книжника, в котором была схематическая карта Сити. Искомая улица Ривер-роад на ней была, а вот дома с номером 1448 не было.

– Мы вот здесь, – сказал Книжник, ткнув пальцем в карту. – Нам вот сюда. Тут промзона, склады… В любом случае это близко к реке, так что по дороге.

Лошади шли шагом, небо становилось все розовее и на нем рассвет уже рисовал облака.

– Будет жарко, – Белка посмотрела вверх и Друг, воспользовавшись моментом, выскочил из капюшона и тоже уставился на небо, сидя на ее плече.

Над ними уже кружили вышедшие на утреннюю охоту мартлеты, скользили на кривых крыльях в потоках воздуха, разыскивая добычу.

Некоторое время они ехали молча, поглядывая по сторонам. Трава и мох, которыми обильно поросли здешние мостовые, скрадывали звук копыт, так что передвигались всадники практически бесшумно и достаточно быстро. В момент, когда солнце появилось из-за обросших плющом домов прямо перед ними, Белка и Книжник находились более чем в трех милях от места, где ночевали.

Жилые дома кончились, они въехали в промзону.

Тут тянулись к реке длинные кишки бывших верхаузов, остатки каких-то небольших заводов, по которым уже невозможно было определить, что именно здесь производилось, непонятные рваные трубопроводы из потемневшего тонкого металла висели кусками на виадуках из старого камня – остатки труб кузнецов не интересовали: этот металл не ковался, в тиглях – горел.

Птичьей мелочи стало в разы меньше, зато шум реки теперь слышался отчетливо, и в воздухе появились грациозные игреты, заходящие на посадку в сторону солнца. На нескольких чудом устоявших столбах виднелись мохнатые шапки гнезд сторков.

Еще через пять минут ходьбы они наконец-то оказались на берегу.

Река текла перед ними – широкая, спокойная у берегов и стремительная, вскипающая пеной посередине. Вода в ней была чистой, прозрачной, лошади сразу начали фыркать – им хотелось пить.

Когда-то река была гораздо шире, но плотины давно рухнули и теперь поток вернулся в первоначальное русло, как было до человека. По берегам высились остатки пирсов, часть которых давно осыпалась по разным причинам, лежали остовы огромных речных лодок, служивших для перевозки грузов…

Книжник попытался вспомнить слово, которым эти лодки некогда назывались, но не вспомнил.

Ривер-роад, если смотреть по карте, здесь не заканчивалась, а изгибалась и бежала дальше вдоль реки, и беглецы поехали по ней на север.

– Бесполезно, – сказала Белка через полчаса поисков. – Я и помочь тебе не могу толком. Что искать-то? Как это должно выглядеть…

– Как склад на берегу… Ангар. Вроде этого… – Книжник ткнул рукой в покосившееся здание, похожее на половинку трубы и стоявшее поодаль справа. – Может быть, больше.

– И все? – удивилась Белка.

– Рядом должен быть пирс… Что-то вроде этого. У них был вход на реку.

Он снова показал рукой – на этот раз Белка рассмотрела среди густых зарослей прибрежного кустарника длинную бетонную площадку, тянувшуюся от берега к воде. Площадка опиралась на сваи. Их часть уже превратилась в рассыпающиеся куски, из которых торчала ржавая толстая проволока. Вся конструкция напоминала огромную мертвую мокрицу или многоножку.

– Хреновое место, – сказала Белка, отчего-то поеживаясь. Ей стало неуютно, словно кто-то смотрел на них через этот частокол полуразрушенных свай. Кто-то очень злой и кровожадный. – Удобно для засады.

– Вряд ли здесь кто живет, – покачал головой Книжник. – Зверья должно быть полно, это да… А для людей… Тут все заброшено, Белка, и свежих следов не видно. Представляешь, в Сити жили почти двести тысяч челов. А сейчас?

Девушка пожала плечами.

– Не знаю. Тысяча. Может две. В Тауне, если верить Шаману, три раза постольку.

– В Тауне, – в голосе Книжника была откровенная грусть, – жил почти миллион челов, Белка.

– Я все равно не умею считать до таких чисел. Полруки – это пять. Рука – десять. Сто – это десять рук. Тысяча – это сто рук. Я это понимаю. Что такое миллион?

– Это тысяча тысяч.

– Столько не бывает…

– Теперь не бывает, – согласился Тим. – Теперь многого не бывает и уже не будет.

– Пошли отсюда, – Белка снова поежилась. – Плохое место. У меня неприятное предчувствие.

– Понимаешь, Белка, тут глупо ждать засады: враги не могут быть везде – их слишком мало на такой громадный город, нельзя контролировать все окраины таким количеством людей. А Таун еще больше! Сколько охотников понадобится, чтобы его прочесать? А сделать облаву? Так что о засадах не думай: они могут выследить нас, и то, сначала надо нас найти…

– Найти нас несложно, мы идем к мосту – это единственный путь на ту сторону.

– Он не единственный, – твердо сказал Книжник, трогаясь с места. – Мы найдем другой способ добраться до Тауна, а там поймать нас станет еще сложнее. Давай-ка свернем сюда…

Узкий переулок между двумя верхаузами основательно зарос, но не деревьями, а тонкой молодой лозой. Чуть дальше река разлилась, берег подмыло и остатки сломанных бетонных плит козырьком нависали над катящейся на юг водой.

– К краю не подходи, – предупредила Белка. – Место открытое. Засекут.

Книжник покачал головой, но на всякий случай пригнулся.

– Не засекут, камыш мешает.

– Ближе не получится.

– А ближе нам и не надо… Смотри!

Он показал рукой на низкий, загаженный птицами с крыши и до фундамента ангар в трехстах футах от них.

– Узнаешь?

Белка вгляделась.

– Слушай, ты же вроде жаловался на то, что плохо видишь?

– Я вижу достаточно. Смотри на рисунок на стене. Номера у дома здесь нет, скорее всего, но это явно то, что мы ищем. Там надпись… читай!

– Тим, ты вчера показал мне десяток букв, и хочешь чтобы я прочла?

– Назови мне те буквы которые запомнила…

Белка выхватила среди выцветших теней знакомые по вечернему уроку значки и назвала их. Ей была интересна эта игра – из пересечения палочек появлялись звуки, и эти звуки могли сложиться в слова.

– Прекрасно, – похвалил Тим и неожиданно улыбнулся, и Белка увидела, что у него не хватает клыка справа, но улыбка все равно была хорошей. – Всего две ошибки. Ты перепутала «b» и «d». А вот эта буква – «эф». Запомнила?

Она кивнула.

– Так что же там написано?

– Там написано, – произнес Тим торжественно, – «Воздушный и водный аттракцион братьев Буковски». Та же реклама, что и на стене в подвале, где мы ночевали. Мы его нашли! А теперь… – он взобрался на спину своей лошадки и потрепал ее между ушей. – А теперь – поехали, поглядим, что там у нас интересного внутри…

* * *

Чтобы попасть в ангар, им пришлось немало потрудиться. Хоть ворота не были на замке – они оказались сдвижными, и направляющая, по которой ездила массивная створка, давно ушла в грунт. В общем, чтобы открыть метровый проход, пришлось потратить почти двадцать минут времени. Двадцать минут – это очень много, когда за тобой спешит погоня, а Белка была уверена, что их разыскивают и найдут обязательно – это не то, что может случиться, а может и не случиться, это вопрос времени.

Лошади вовнутрь идти отказались. Белка выругалась, но тащить их в ангар силком не стала – привязала у входа.

– Приглядывай! – приказала она Книжнику, а сама скользнула в пахнущую прелым темноту за воротами.

Как только она исчезла из виду, Тиму тоже стало неуютно – по спине побежал холодок, ладони повлажнели, и он поймал себя на том, что учащенно дышит.

Незнакомый пейзаж давил, из камышовых зарослей у самой воды доносились странные хлюпающие звуки и гудело под порывами ветра старое дырявое железо стен. Он перехватил оружие поудобнее, повел стволом, выискивая невидимую цель, и постарался принять максимально грозный вид, но бояться от этого не перестал.

Тогда Книжник начал считать про себя – это был верный способ отвлечься.

Он досчитал до шестидесяти, когда девушка появилась у ворот.

– Ну? – спросил Тим с нетерпением. – Что там?

– Темно. Без твоего фонарика не обойтись. Но, похоже, тут никого не было…

– С чего ты взяла?

– У входа лежит тело, – сказала Белка. – Чуть дальше – второе. Вернее, не тело, а то, что осталось. Но ты же знаешь… Мертвые тела положено сжигать. Их не трогали. Они лежат там, где к ним пришел Беспощадный. Значит, тут никого не было…

– Отлично! – обрадовался Книжник и Белка посмотрела на него с недоумением.

– Что отлично?

– Заходим! – он шагнул к ангару, доставая из рюкзака фонарик. – По дороге все объясню!

Но в огромном ангаре фонарик на ручном приводе оказался немногим эффективней банки со светлячками, которую Книжник использовал в глубоком детстве, чтобы летней ночью дойти до туалетов. Пришлось из подсобных средств и гнилой ветоши соорудить что-то вроде факелов, которые ужасно чадили, но давали возможность видеть на десяток метров вперед.

Ангар выходил к реке вторым торцом, тут тоже были ворота, Огромные закрытые стеллажи, заросший бледной плесенью и еще чем-то нитевидным, генератор, больше сотни ржавых канистр и заправочная колонка – пыльная, шелушащаяся, вся в пятнах коррозии, но совершенно целая.

– Под ней должна быть бочка с топливом, – сказал Тим.

– Только топливо скисло…

– В любом случае, не до конца. – Книжник говорил уверенно, продолжая осматриваться. – То, что осталось от топлива, хорошо горит, а это факелы. Это можно взорвать, в конце концов. Этим можно что-то поджечь, а потушить будет трудно! В общем, крайне полезная штука это твоя скисшая горючка. В наших краях такое сокровище не сыщешь днем с огнем – давно все разобрали. Нас с тобой закидывали зажигалками из запаса, а новых взять негде!

– Слушай, Книжник… Я не пойму, зачем Вожди тебя выгнали. Ты же крайне полезный чел… Все эти премудрости откуда?

Он криво ухмыльнулся.

– Шутишь! Я бесполезный дармоед! Я не умею охотиться! Я плохо бегаю и стреляю. Разве может быть полезен чел, который читает и не умеет тихо перерезать глотку…

Книжник стал возле стеллажей и задрал голову вверх. Обросший длинными белесыми нитями железный скелет высоких полок в свете факела производил жуткое впечатление. Отчетливо пахнуло пометом летучих мышей, какой-то гнилью, прелыми тряпками и сладковатым, едва ощутимым запахом тления.

– Будем смотреть здесь, – сообщил он.

– Что?

– Плот. Знаешь, что такое плот из бревен?

Белка фыркнула и сразу же из ее капюшона раздалось возмущенное пощелкивание Друга.

– Ну и отлично… А этот не из бревен, но тоже плот. Даже лучше.

– Книжник, да тут все сгнило!

– Здесь? – спросил он, сметая паутину с края полки. – Вряд ли. Да и плоты, вроде, были не резиновые – ни сгнить, ни пересохнуть не могли. Только швы проверим – и все.

Белка сморщила нос.

– Ну, положим, – процедила она, оценивающе разглядывая стеллажи. – Положим плот мы найдем. А что с лошадьми делать? Лошадей придется бросить?

– Не обязательно. Лошади плавают.

– Ага. Плавают. Мы будем не просто мишенью! Мы будем о-о-о-очень большой мишенью! Тим, да нас расстреляют с моста, чихнуть не успеем. Это не выход, это самоубийство!

– А другого варианта все равно нет, – ответил Книжник спокойно, но Белка видела, что он совсем-совсем не спокоен, просто старается показать ей свою крутизну. – Плот поможет нам переправиться на ту сторону без моста – это раз. Ночью нас будет плохо видно – это два, значит, стрелять будет трудно и у нас появится шанс. Ага! Ну-ка, помоги мне!

Они с трудом стащили с одной из нижних полок тяжеленную сумку. Сверху посыпался мусор, стеллажи качнулись, под потолком, зашуршало, заклекотало, Белка схватилась за автомат, в капюшоне встревоженно застрекотал Друг, но тут в густой тьме звездной россыпью блеснули сотни приоткрывшихся глаз.

– Кожаны, – фыркнула девушка. – Тьфу! Гадость!

– А в-третьих… – сказал Книжник подрагивающим голосом, – мы подумаем над тем, чтобы у жителей Сити и наших друзей из Парка было другое занятие на момент переправы.

– Ты испугался? – спросила Белка.

– Ерунда… – ответил Книжник. – Мыши, хоть и с крыльями! Чего их бояться?

Он сел на корточки, вытер ладонью густой слой пыли, присыпавшей баул, прочел надпись мелкими буквами и удовлетворенно кивнул.

– Терпеть их не могу, – призналась Белка, стоя за его спиной. – Мерзость. И еще кусаются…

– Ну, если их не трогать… – сообщил Книжник, подбирая факел. – Судя по количеству дерьма на полу, их много и живут они тут много лет… Это мы у них в гостях.

– Не люблю мышей.

– Ну и ладно… – несмотря на полумрак, Белка рассмотрела, что он ухмыльнулся. – Я их тоже… гм, гм… недолюбливаю.

– Скажи уж честно, тоже боишься!

– Да ладно… – отмахнулся он. – Пусть боюсь, но не так сильно. Тут другое…

– Что – другое?

– Я тут подумал… Знаешь, а ведь ты моя первая ученица.

– Это в каком смысле?

– Я так никого и не научил читать, хотя давал слово.

– Кому давал?

– Своему учителю – Сухорукому. Может, помнишь его? Такой смешной, ходил кособоко и прихрамывал.

– Помню. Мы его все время дразнили.

– Его все дразнили. Он упал с лестницы еще кидом, что-то там сломал в спине, но выжил, только рука усохла. Мне было четыре зимы, ему четырнадцать, когда он уговорил меня учиться.

– Сомневаюсь, что тебя пришлось уговаривать…

– Зря сомневаешься. Я согласился не сразу. Хотелось есть, знаешь ли… Я все время хотел есть. А за чтение мясо не давали…

– И долго он тебя учил?

Тим покачал головой.

– Недолго. Я был хорошим учеником – три луны, и я уже сам мог научить кого-то буквам.

– И не нашел кого научить?

Он кивнул.

– Не нашел.

– Мне ты не предлагал.

– А ты бы согласилась?

– Нет. Не было смысла. За чтение мяса не давали…

– А сейчас? – спросил он, прищуриваясь.

Она задумалась на несколько секунд.

– Не знаю. Мне интересно, но… – она нахмурилась. – Это никому не нужно, Тим. Сколько бы мне не осталось, я уже не научусь пользоваться своим знанием.

– Открою тебе тайну, Белка – никогда не знаешь, что может пригодиться…

– Автомат всегда полезнее книги, – отрезала она.

– Не уверен, – улыбнулся Тим кривовато. – Например, автомат не поможет нам переправиться на тот берег. А я – помогу.

– Ты не книга.

– Ну, как сказать… Я много книг, Белка, много и сразу. Когда никто не хочет с тобой дружить, когда ты не способен охотиться и не получаешь удовольствия от того, чтобы убивать, остается много времени на чтение.

– Тут мне тебя не понять…

– Может, когда-нибудь поймешь, – сказал Книжник. – Так. И это берем! – Он осветил факелом еще одну сумку, такую же большую, как первая и ухватился за лямки с одной стороны. – Лишних знаний не бывает, Белка. Иногда это лучше, чем автомат. Это даже лучше, чем целый отряд фармерской конницы. Надеюсь, я успею тебе это доказать…

Книжник даже закряхтел от натуги.

Огромная сумка тяжело упала на пол.

Он нагнулся, рассматривая что-то, лежащее в глубине стеллажа. Потом выпрямился, довольно ухмыляясь.

– Ну вот… Еще одно решение задачи, – сказал он удовлетворенно. – Если я, конечно, сумею его собрать… И это берем. Потом открываем вторые ворота.

– Что ты нашел? – спросила Белка, с интересом разглядывая находку – связку тонких металлических трубок и большой рюкзак.

– Настоящий ништяк, Белка! Тебе понравится!

* * *

После того как в сумерках один из охотников зацепил сторожок и прямо перед разведчиками в воздух взвились сигнальные ракеты, Бегун знал, что столкновения не избежать – смотрецы уже определили место срабатывания ловушки и доложили жрецам о вторжении.

Двойной хлопок – и в воздухе расцвели два огненных шара, заливая всю округу ярким химическим светом.

От неожиданности отряд бросился врассыпную, а кто-то с перепугу даже выпалил в белый свет.

– Не стрелять! – крикнул Бегун. – Тихо!

Ракеты с шипением падали, оставляя в сиреневом небе дрожащие дымные следы. На улицу вновь спустился сумрак.

– Тварь криворукая!

Звук удара прозвучал глухо, кто-то застонал сквозь зубы – Облом явно приложился к неуклюжему сплеча.

– Вот здесь мы и заночуем, – сказал Бегун, оглядываясь. – Да не трогай ты его, Облом! Покалечишь – на себе будешь тащить!

– Еще чего, – огрызнулся Облом. – Тут и закопаю!

Но жертву отпустил.

Место, выбранное Бегуном для ночлега, оказалось не хуже и не лучше любого другого. Короткая улица, заканчивающаяся бетонным завалом. Покосившиеся фасады домов, затянутые плющом, неровные дыры оконных проемов, из которых уже кое-где торчали ветки выросших внутри деревьев.

В принципе, для того, чтобы держать осаду, не годится, больно уж хлипко все выглядит, но Бегун не собирался держать осаду.

– Херовое место, – Свин шмыгнул носом и сплюнул в сторону. – Нас тут сразу найдут…

– А нам и надо, чтобы нас сразу нашли… – Бегун заглянул в дверной проем более-менее целого двухэтажного дома.

– Сейчас нашли? – спросил Свин.

Бегун вздохнул.

– Утром. Облом!

– Что?

– Пусть разведчики посмотрят вокруг. Могут быть еще растяжки…

– Уже. Будем убираться отсюда?

Бегун покачал головой.

– Будем ждать.

Резаный остановил рядом с ним коня, подобрал поводья и, чуть развернувшись в седле, с подозрением поглядел на нового союзника.

– Ты собрался делать здесь привал?

– Да.

– Я не оставлю здесь своих людей.

– И не надо. Отойди чуть назад, найди укрытие, только такое, чтобы эта улица простреливалась из твоих машин-ганов, и держи разведчиков рядом с нами. Пусть слушают в оба уха. Если я договорюсь – покажешься. Если не договорюсь…

Бегун ухмыльнулся.

– Если я не договорюсь – будет по-настоящему весело. О нас с тобой герлы будут слагать песни и петь их бэбикам… Но мы этих песен не услышим. Такие дела, бро.

– Это утешает, – сказал Резаный без тени улыбки на изуродованном лице. – Отличный план. И песни я люблю… Но вот умирать в мои планы не входит. Я лучше подожду Беспощадного…

– Твое дело, бро… Главное, чтобы вовремя заговорили твои пулеметы…

Резаный двинул коленями, разворачивая лошадь, и поехал прочь, к своим воинам, стоящим поодаль.

Бегун отошел на пару шагов, и пока фармерские ган-кары разворачивались в узком промежутке между зданиями, сел, наблюдая, как его охотники готовят место для ночлега. Свин немедля устроился рядом, набил трубку конопляной смолкой с мятными листьями и медленно, с удовольствием раскурил. Запахло тяжелой сладкой дурью. Облом тут же возник рядом, посмотрел неодобрительно – запах травки мог разноситься на квартал – но от затяжки не отказался. Пыхнул пару раз – и снова исчез.

Бегун тоже потянул дурманного дыма – переход был длинный, болели ноги, да и недосып сказывался, нужно было расслабиться хотя бы на час. Завтрашний день обещал быть нелегким, времени на сон оставалось мало. На рассвете гости будут здесь, и как все пойдет дальше, Бегун не знал.

– Предупредите всех, – сказал он негромко, – без моей команды не стрелять. Никому. Голову оторву, если что…

– Думаешь, что договоримся? – Свин с наслаждением затянулся и выпустил струю густого дыма в темноту.

– Если не договоримся, то всех убьем…

– Или нас убьют, – предположил Облом, возникая из полумрака прямо перед Бегуном. Он, несмотря на габариты, мог передвигаться практически бесшумно и этот его талант был предметом зависти всех разведчиков. – Бегун, ты не облажаешься?

– Утром узнаешь, – сказал Бегун, и оскалился. – А если я облажаюсь, то и не узнаешь, бро…

Дурь уже потекла по его жилам, боль в мышцах ног отступила, тело наполнила легкость и свежесть, но он начисто перестал слышать запахи – как отрезало.

– Все, туши дурь… – приказал он. – Всем, кроме стражей, спать. Общий подъем за час до рассвета. Живите вечно, братья!

Он отцепил спальник от рюкзака и шагнул в сторону, растворившись в ночном сумраке. Не так лихо, как Облом, но все же…

– Живи вечно, бро! – отозвались оба Вождя. – Живи вечно!

Ориентируясь по памяти и серым теням, Бегун нашел вход в трехэтажный дом на правой стороне улицы – его он заприметил еще до того, как сработали сигнальные ракеты – осторожно поднялся на второй этаж, выбрал местечко в одной из небольших комнат, выходящих окнами во двор, и там устроился на ночлег.

Он не любил спать там, где его могли застать врасплох, поэтому, перед тем как лечь, установил в коридорчике на растяжку светошумовую гранату. Не то чтобы он не доверял союзникам или соратникам, но зачем давать шанс тем, кто может им воспользоваться?

Бегун устроился в мешке, благо мох на полу был мягким, закрыл глаза и улыбнулся, уплывая в сладкое угарное небытие. Дурь всегда действовала на него всего два часа – он проверял это много раз. Ровно два часа – и он проснется бодрым и отдохнувшим. Пара часов – это достаточно, чтобы выспаться.

Он уснул, прижимая к груди пистолет.

* * *

– Аккуратнее, Додо! – приказала Айша.

– Они тут, – отозвался Додо, переходя на хриплый шепот. – И они не прятались.

Он улыбнулся.

– Сидят, как крысы, в домах… Прикажи, жрица, и мы вырежем всех!

– Погоди, мой отважный воин.

Айша тоже обратила внимание на то, что незваные гости не прятались, а словно специально обозначили свое присутствие в квартале. На траве были видны следы каких-то повозок, а самих повозок в поле зрения не наблюдалось. Значит, стоило ожидать неприятного сюрприза. Неужели с ними пришел кто-то из фармеров со своими ган-карами, иначе с чего бы они так оборзели? Впрочем, неповоротливая повозка на узкой улице – сомнительное преимущество.

– Похоже, нам понадобится подкрепление, Додо, – произнесла она вслух и добавила. – С тяжелым вооружением.

Обычно парковые, нарвавшись на сигналку, стремительно бросались наутек, ища убежище на других улицах Сити. Эти же никуда не бежали – вот гильзы от сработавших ракет, вот целая куча следов их пребывания… Что-то здесь не так, Беспощадный их забери! Что-то здесь не так!

Она подняла бинокль, рассматривая дом, куда вели следы, и замерла от неожиданности.

Прямо перед ней, приближенный линзами на расстояние вытянутой руки, в оконном проеме возник темноволосый чел с блестящими черными глазами и неприятной кривой улыбкой, словно примерзшей к лицу.

И этот чел помахал ей рукой.

Додо зарычал, и потянул с плеча автомат.

– Погоди… – приказала Айша, не опуская бинокль.

Чел снова взмахнул рукой, словно приглашая, и показал жрице пустые ладони.

Он был щупловат и низкоросл, но это не могло обмануть Айшу – во всем облике паркового чувствовалась нешуточная сила. Конечно же, это было всего лишь беглое впечатление, но жрица доверяла своей интуиции и очень редко в ней разочаровывалась.

– Не стрелять…

– Айша! – выдохнул Додо, бросаясь к ней, но опоздал: она уже вышла из укрытия и тоже взмахнула рукой в ответ.

Додо едва не задохнулся от ужаса. Жрица была в зоне поражения. Если бы на стороне парковых был снайпер, то…

Но то ли снайпера не было, то ли он получил команду не стрелять.

Айша шагнула вперед и крикнула (Додо в который раз удивился звучности и силе ее голоса):

– Что надо?

Парковый все так же стоял у окна, и снайперы из отряда жрицы держали его на прицеле.

– Поговорить.

– О чем?

– О долгой жизни.

Айша фыркнула.

– Что ты знаешь о долгой жизни, парковый?

– То, чего не знаешь ты, жрица…

– Мне не интересно говорить с тобой, парковый! Забирай своих людей и фармеров, если они не хотят, чтобы я пожгла их дома и поля. Уходите, пока я не приказала вас убить…

– Зачем тебе нас убивать, жрица? – спросил темноволосый спокойно. Он не паниковал, хотя не мог не понимать серьезность прозвучавшей угрозы. – Ты – могучая властительница и мы сейчас подчинены твоей воле… Но задай себе вопрос: почему я не попытался напасть на тебя из засады? У меня ведь был шанс, правда? Я пришел с миром. Мы не ищем ништяки, мы не собираемся трогать ваших герл или убивать челов твоего племени. Я пришел к тебе как союзник…

– Мне не нужны союзники.

– Давай перестанем кричать на весь Сити, жрица. Мне есть что сказать тебе на ушко. Или ты испугалась меня?

Айша осклабилась. На миг ее лицо из красивого превратилось в морду шипящей дикой кошки.

– И не думай, Айша! – выдохнул Додо, загораживая ей путь.

– Прочь! – рявкнула она, наступая, и Додо подался в сторону, освобождая проход.

– Ты можешь идти с оружием, если думаешь, что я хочу убить тебя! – крикнул Бегун, показывая узкие нечистые ладони. – Я пойду без.

И он действительно пошел, раскинув руки, как будто бы собирался ее обнять.

Они сошлись как раз посередине между отрядами.

Несмотря на малый рост, Бегун был выше Айши, но не мог смотреть на нее сверху вниз, как тот же Додо.

– Я не понимаю, почему до сих пор не убила тебя, – сказала она, разглядывая противника.

– Наверное потому, что тебе любопытно. И еще потому, что ты умная, Айша.

Он пожал плечами.

– Не стану тебя злить, жрица, – продолжил незваный гость, не повышая тона. – Начну с главного. Мы не единственные, кто пришел в Сити без приглашения…

Айша кивнула – мол, знаю.

– Мы хотим поймать этих людей до того, как они уйдут в Таун. Больше нам ничего не нужно.

– Зачем? Я сама их поймаю… Или это месть? Что они сделали тебе, Парковый?

Приклеенная улыбочка стала еще шире и противнее.

– Ты можешь называть меня Бегун. Меня все так называют.

– Я буду называть тебя так, как хочу, Парковый. Зачем мне твоя собачья кличка? Что они сделали, если ты рискуя, своей жизнью, пришел в Сити, чтобы до них добраться?

– Это трудно объяснить, жрица. Те, кого мы ищем – не мародеры, они не станут шариться по квартирам, разыскивая ништяки. Им просто нужно в Таун.

– Значит, их убьют в Тауне.

– Было бы по-настоящему жаль, если бы их убили в Тауне.

– Почему?

– Потому что они идут не в Таун. Они идут еще дальше.

– И что от этого тебе? – снова спросила Айша. – Пусть себе идут. Это их забота, где умереть.

Улыбка превратилась в гримасу. В том, как менялось его лицо, было что-то удивительно неприятное, но одновременно притягательное. Он был злом, но Айше нравилось это зло. Несмотря на рост, грязные ладони, кривые ноги и неприятный запах, который испускала его изгвазданная одежда, в этом дикаре чувствовалась воля и такая неистовая жажда власти, что невольно возникало уважение. Или опаска, что часто одно и то же.

– Мне надо знать, куда они направляются.

– И я должна помочь тебе поймать их, чтобы ты узнал? – Она рассмеялась. – Зачем? Зачем мне это делать? Зачем мне помогать наглым нарушителям наших границ? Мне проще убить вас…

– Мне трудно согласиться с тобой, жрица. Я нужен тебе, а беглецы нужны нам обоим. Они знают место, где есть лекарство от Беспощадного.

– От Беспощадного нет лекарств, ты – лжец! – отрезала Айша металлическим голосом. – Разговор закончен.

Она повернулась, чтобы уходить.

– Поступай как знаешь, – сказал темноволосый ей в спину. – Но зачем мне вызывать на себя твой гнев, жрица? Ты можешь проверить, сказал ли я правду. Ты можешь просто спросить у них сама.

– После того, как поймаю?

– Ну да… Этот чел… В племени, кстати, его зовут Книжным Червем… Он жил в Библиотеке, там, где хранят старый мусор и никому не нужные книги. Он всю жизнь там жил и с утра до вечера читал это дерьмо. Это он рассказал нам о лекарстве от Беспощадного. И на сумасшедшего он не похож. Ты же умеешь читать, жрица. Это мне трудно проверить, правду ли он говорит, а для тебя это легче легкого.

Айша медленно повернулась к собеседнику.

– Что будет, если мы его поймаем?

– Мы вместе узнаем, где лежит наша вечная жизнь, пойдем и заберем ее себе.

– А если он врет?

– Ты убьешь его, а мы уйдем. Нам незачем проливать кровь друг друга, жрица. В этот раз – незачем.

Айша задумалась на несколько секунд, но Бегун видел, что она уже приняла решение.

– Ты сказал, что он пришел не один?

– Да с ним герла из нашего племени. Рыжая тварь, с которой я очень хочу спустить живьем кожу. Ее зовут Белка.

Глаза Айши сверкнули. Нехорошо сверкнули.

– О… – протянула она с нарочитой ленцой в голосе. – Кажется, я ее знаю. Мы с ней как-то раз виделись… Это несколько меняет дело.

Глава шестая Пожар

– И что это? – спросила Белка, разглядывая лежащую на полу конструкцию.

– Плот, – пояснил Книжник.

– Это плот? – с недоверием переспросила она.

– Ну да… Надувной плот.

– Ты хочешь на этой штуке переплыть на другой берег? Книжник, ты рехнулся! Он же дырявый!

– Не дырявый, рассохся немного.

– Хм… Это ты называешь немного?

– Это я смогу починить.

– Нас уже ищут, – предупредила Белка. – А пока ты будешь чинить, так и найдут.

– Нам повезло, что Сити большой.

– Повезло, – согласилась она.

– Помогай, – попросил Книжник.

Он сел на корточки перед кипящим в железной посудине варевом и принялся его помешивать.

– Мне нужно кусков пять или шесть того же материала. Вот такого размера, – он показал размер. – Вырежи, пожалуйста…

Белка кивнула и потащила из ножен свой бритвенной остроты тесак.

– За час успеешь?

Тим покачал головой.

– Не знаю. Постараюсь. Как закончишь, проверь, откисла ли лебедка.

– Лебедка?

– Та штука, которую я смазывал. Нам же нужно будет спустить плот на воду.

– Лошадей ты тоже собираешься лебедкой спускать?

– Лошадей надо лаской, – сказал Тим, принюхиваясь к вареву. – Я пока не придумал, как мы их загоним в реку. Но мы их загоним.

Он снова помешал густую субстанцию, образовавшуюся в котелке, и удовлетворенно кивнул головой.

– Годится! Давай-ка сюда кусок!

Он смазал заплату своим вонючим варевом с одной стороны и прилепил ее на трещину на боковом баллоне плота.

Следующая заплата легла рядом с первой.

Книжник сейчас напоминал шамана, врачующего рану – та же сосредоточенность на своих внутренних ощущениях, быстрые точные движения…

– Поторопись, – попросил он Белку. – Клей густеет.

Заплата за заплатой, заплата за заплатой – больше десятка. Когда последняя латка легла на днище, Книжник не остановился – он заново разогрел клей на углях и принялся обмазывать края заплат снаружи.

– Скоро высохнет? – поинтересовалась Белка.

– Не знаю. Ты лебедку проверь!

– Уже иду…

Ручку на лебедке можно было прокрутить, хотя с трудом.

– Работает.

– Теперь ворота…

Белка попыталась распахнуть створки ворот, ведущих к реке, и не смогла – они словно срослись между собой… Хотя почему словно? Низ ворот ушел в землю сантиметров на пять, петли превратились в сплошную ржавчину, таким же рыжим налетом сковало и сами створки по всей длине соприкосновения и, если бы не механический домкрат, их было бы не открыть.

Вода давно разрушила бетонную площадку за воротами, выгребла из-под нее грунт, обрушила часть и продолжала подмывать берег.

– Скоро упадет, – Книжник попрыгал на бетонном козырьке, пробуя его на прочность. – Вовремя же мы пришли, Белка.

Река бурлила на остатках пирса, облизывая глыбы рухнувших вниз береговых подпорных блоков.

– И как мы спустим на воду твое творение? – спросила она. – Тут прыгать – дело дурное…

– Вон там, – ткнул рукой Книжник, показывая на место, где старый, заросший высокой гибкой травой проезд нырял в коричневатую воду. – Тележка здесь есть, лошади тоже. Докатим туда, погрузим продукты, загоним лошадей в воду…

– А дальше?

– Пройдем мосты, пристанем к берегу и…

Он улыбнулся.

– Только нас и видели!

– Хороший план, – отозвалась Белка с иронией. – Мы будем плыть, а в нас и в лошадей будут стрелять. Поверь мне на слово – стрелять они умеют неплохо. Я бы и дохлой мыши не дала за то, что мы выживем. До Мэйн-Бридж мы, возможно, доплывем, а дальше… Дальше поплывут наши трупы.

– Ну, на такой случай есть ночь, – возразил Книжник рассудительно. – Это – раз. Два – я думаю, что для успешного побега мы должны сделать отвлекающий маневр. И три – у нас все равно нет другого плана.

– И какой отвлекающий маневр мы сделаем?

– Как тебе небольшой пожар? – спросил Тим. – Интересно, любят ли в Сити пожары?

* * *

Отряд из пяти бегунов, посланный Додо на север, находился в шести кварталах от «Воздушного и водного аттракциона братьев Буковски» и уверенно шел по следу. Лошади Белки и Книжника оставляли за собой хорошо различимый след, который тянулся от места ночевки и до самой промзоны.

Старшего из преследователей все называли Грызуном и он не возражал. Сложно было возражать, если что в фас, что в профиль он походил на большую, ставшую на задние ноги крысу: неровные, выступающие вперед зубы, узкое лицо, широко посаженные глазки…

Грызуна красавцем не назвал бы даже слепой, но он был умен, жесток и быстр на расправу. Его уважали, побаивались и ценили – он прекрасно читал следы, наверное, лучше всех следопытов. Читал, как вынюхивал – склонив к земле покрытую редкой рыжей шерсткой головенку. Да у девятилетки в паху росло гуще, чем у него на макушке, но когда он становился на след, то его уродливая внешность уже ни у кого не вызывала ухмылок.

Грызун огляделся, потрогал мох, обильно затянувший стену, зачем-то размял зелень между пальцами, сморщил нос и сказал Несмеяну, стоявшему за его спиной.

– Они ищут какой-то дом.

Несмеян разменял уже семнадцать зим, но не годился младшему по возрасту Грызуну даже в подметки. Он был вечным вторым номером и, что делало его действительно ценным, прекрасно понимал, что он именно второй номер.

– Уверен? – спросил он.

Грызун кивнул.

– Они все время подходят ближе к зданиям на перекрестках, стараются рассмотреть таблички. Они умеют читать, это точно. Во всяком случае, кто-то из них…

– А их сколько?

– Двое. На лошадях. Лошади подкованные, фармерские.

Он говорил короткими предложениями, как рубил.

– Может, это и есть фармеры?

Грызун покачал головой.

– Нет.

– Что они ищут?

– Не знаю я, – раздраженно пролаял Грызун. – Сказал же… Дом какой-то ищут. Идут к реке. С хера ли мне знать? Тут домов тыщи!

– Ты же не умеешь считать до тыщи, Грызун!

– С хера ли мне уметь считать? Мне и так зашибись!

– Ладно, забили…

Несмеян знал, что злить Грызуна небезопасно, тот и характером походил на крысу – такой же злобный и мстительный. Беспощадный его забери, никто не удивится, если у Грызуна на заднице обнаружится тонкий лысый хвост!

– Далеко ушли? – спросил Несмеян, отводя взгляд.

Вокруг них возвышались дома. Много домов. Несмеян тоже умел считать, но максимум до двух полных рук, да и то с помощью пальцев на руках и ногах, но был уверен, что домов тут много больше тысячи и, кстати, был прав.

Здесь, на окраине, строения сохранились лучше, чем в Даунтауне. Высотки хуже двух-трехэтажек переносили испытание временем и погодой, так что развалин в центре было гораздо больше, чем на отшибе.

Грызун стал на колени возле примятой копытами травы, потрогал руками след, снова пошевелил ноздрями, словно притягивая к себе запахи, покрутил крысиной головенкой и выдал:

– Свежие следы. Часа три-четыре назад здесь прошли.

– Хорошо, – ответил Несмеян и покивал в подтверждение того, что все действительно идет неплохо. – Хорошо, что они выбрали эту дорогу и прижались к реке. Мы их возьмем, если они не умеют летать.

– Или плавать, – фыркнул Грызун.

– Плавать в быстрой воде? – ухмыльнулся Несмеян, но улыбкой эту гримасу мог назвать только тот, кто улыбок не видел никогда. – Это верная смерть.

Грызун повернул к Несмеяну свою острую мордочку и смешно хрюкнул, что должно было означать «во, прикол!».

– Лучше убить их до того, как они утонут.

Он махнул рукой, приказывая троим рядовым бегунам приблизиться.

– Выходим к реке, – приказал он, – и топаем по берегу. Глаз с друг друга не сводим. Что-то подозрительное – стреляем. Шуршит – стреляем. Двигается – стреляем. Наших тут нет. Нам пленные не нужны…

Бегуны молчали и смотрели на что-то за его спиной. У одного из них от удивления приоткрылся рот.

Грызун бросил взгляд через плечо и тут же стремительно повернулся.

В стороне реки клубился черный дым, взлетали вверх искры. Внезапный порыв ветра принес вонь пожара, мгновенно перекрывшую все остальные запахи.

Через несколько секунд Грызун уже смотрел на пламя с крыши – он взлетел по щербатым ступеням, не чувствуя под собой ног. Дом был невысок и полного обзора у Грызуна не получилось, но и первого взгляда было достаточно, чтобы понять – ветер гонит огонь в их сторону, в сторону Даунтауна.

Зря в племени радовались нынешней сухой и теплой осени – прогретые летним солнцем дома горели как спички, а хуже всего было то, что горела трава, а от нее и молодая поросль деревьев, и низкорослые кусты, заполнявшие переулки. Это было хуже пожара в лесу. Гораздо хуже. Сгоревший лес вырастет вновь, а вот сгоревшие дома…

– Вот дерьмо… – выдохнул Грызун, и трижды повторил: – Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

– Лучше не скажешь, – кивнул Несмеян, и поправил на плече автоматный ремень. – Но мы же не побежим?

– С х. ра ли нам бежать? – фыркнул Грызун и осклабился. – Пусть другие бегают.

* * *

Бутылка, описав дугу, упала в оконный проем и за ним тут же полыхнуло багровое пламя.

Книжник поднял обслюнявленный палец вверх, проверяя направление ветра.

– И в этот! – приказал он, показывая на дом с проваленной крышей. – Зажги его сверху, Белка!

Зазвенело стекло и по старой заросшей крыше побежали языки пламени.

Упфф!

Огонь вздохнул, облизывая долгожданную трапезу, весело затрещал, перемалывая высохшее дерево, и заплясал на трухлявых балках свой боевой танец.

– И траву поджигай! – крикнул Книжник.

Бутылка, заполненная смесью вонючих едких жидкостей из стеклянных бутылей, стоявших внутри ангара, и загустевшего старого топлива из цистерны, покатилась по земле, разбрызгивая быстрое пламя.

Трава занялась мгновенно.

Белка смотрела на дело их рук с восхищением.

Огонь, пущенный хитрым челом Книжником, не только отсекал от них погоню. Поднявшийся осенний ветер гнал пожар в сторону Даунтауна.

– Хороший план, Книжник, – с одобрением произнесла Белка.

Огонь, разгоравшийся в одном из подожженных ими домов, нашел себе добрую еду: что-то пыхнуло и пламя внезапно взлетело к небесам, окруженное густыми клубами серо-черного дыма.

– Десять домов, – Тим с довольной улыбкой почесал нос. – Десять пожаров. И каждый из них может уничтожить Сити. Что бы ты спасала в первую очередь? Какой бы тушила? Учитывая, что через несколько часов, как раз к ночи, тут будет гореть все…

– О! Теперь я вижу, что это действительно хороший план!

– Можешь поверить, – сказал Книжник спокойно, – им станет не до нас.

– Уходим, – скомандовала Белка.

Рыжая мордочка Друга высунулась из ее капюшона. Бельчонок, словно заядлый курильщик, глубоко втянул едко пахнущий воздух, сухо, с отвращением, кашлянул и тут же шмыгнул обратно.

* * *

Айша заметила дым над городом, только когда ее отряд въехал на Баттерфляй – многоуровневую эстакаду, по которой когда-то авто попадали на мост.

Парковые, впервые увидевшие такую громадину, явно почувствовали себя не в своей тарелке. Они вообще начали паниковать, едва войдя в Даунтаун Сити. Что с них взять? Дикари! Вот поглядев вблизи на настоящий Даунтаун, который начинался в нескольких милях к юго-востоку по тут сторону Мэйн-Бридж, можно было действительно тронуться умом! Там до сих пор остались стоять несколько настоящих башен высотою в полсотни этажей – рай для смотрецов, дающий обзор на много миль вокруг.

Жрица усмехнулась.

На ту сторону еще предстояло попасть. Желательно живыми.

Бабах выскочил навстречу отряду из-за бетонного парапета, словно кролик из зарослей.

Айша не вздрогнула, сумела сохранить спокойствие, подобающее положению, хотя это было нелегко, а вот Додо отреагировал, да так, как и положено телохранителю Первой жрицы: не успел Бабах сделать еще один прыжок, как ствол обреза уже смотрел ему в грудь, а Додо своим огромным крупом уже загораживал Айшу от не в меру шустрого минера.

Краем глаза жрица засекла и то, как встретили появление Бабаха Бегун со товарищи – вполне достойно, надо сказать. Автоматы в один миг развернулись в сторону опасного гостя, стрелки прикрыли Бегуна с боков и спины, защищая от возможного выстрела. В общем, охотники оказались слажены не хуже группы разведчиков из Сити, и Айша подумала про себя, что никогда нельзя недооценивать противника. Или союзника.

Она невольно ухмыльнулась.

Это уж как получится…

Бабах уперся взглядом в наставленные на него стволы, замер и поднял руки вверх, показывая, что безоружен.

Айша махнула рукой – свои, не стрелять! Додо отступил, открывая дорогу, и Бабах, едва ли не взвизгнув от радости, подскочил поцеловать стремя.

– Живи вечно, Айша! – проворковал он, нежно глядя на жрицу снизу вверх и снова поцеловал стремя.

Минер был низкорослым, кудлатым, его широко расставленные глаза глядели на жрицу с искренней любовью и восхищением.

Айше нравилось, когда на нее так смотрели. Она любила видеть в глазах подданных собачью преданность, смешанную с откровенным желанием.

Бабаху недавно исполнилось тринадцать зим и он уже два года как был минером – талантливый чел, что говорить. Больше он ничего не умел – ни охотиться, ни строить, ни готовить, но ставить растяжки да придумывать разные хитрые ловушки со взрывчаткой или гранатами был мастер. Он считался старшим по охране Мэйн-Бридж и никто из племени даже в дурном сне не сунулся бы на мост без его сопровождения. Если, конечно, не желал раньше времени встретиться с Беспощадным.

Айша наклонилась в седле, потрепала Бабаха по кудлатой, давно не мытой голове и тот немедленно расцвел широкой улыбкой.

Как все минеры, Бабах носил на лице и теле множество шрамов, но пальцы и глаза у него были на месте, а значит, он был хорош в своем деле. Правда, когда-то шальной осколок рассек ему щеку, выбив зубы с одной стороны, и лицо сделалось ассиметричным и в придачу рябым от въевшихся в кожу крупинок сгоревшего пороха, но, и до этого минер красавцем не был, так что ранение общей картины не меняло.

– Живи вечно! – повторил Бабах, держа Айшу за лодыжку.

Пальцы у него были горячие и липкие от пота, но жрица продолжала улыбаться и ногу не убрала.

– И ты живи вечно, Бабах, – ответила она, добавив в голос нежности. Это действовало безотказно. – Что там смотрецы?

– Смотрецы говорят, что на той стороне сегодня трое стрелков, – отрапортовал минер. – Ты хочешь, чтобы я поговорил с ними?

Айша кивнула.

– Да. Попроси их… Нам нужен кто-то из их Вождей…

– Самый главный из Вождей, – вмешался Бегун. – Не кто-то, жрица, а тот, кто всем командует…

Минер скользнул по нему взглядом, словно по пустому месту.

– Кто это, Айша? – спросил он. – Я его не знаю. У него есть право говорить при тебе?

– Это наш новый союзник, Бабах, – Айша привстала на стременах, стараясь разглядеть странно помутневшее небо слева. – Мы договорились действовать вместе…

– А… – протянул минер, сморщив нос. – А я-то думаю, что тут делает живой парковый? И эта фармерская деревенщина…

Как все жители Сити, он с презрением относился к чужакам.

– Полегче, – оскалился Резаный.

В глазах у фармера начала закипать ярость. Рядом с ним тут же как из-под земли вырос такой же злой Облом.

– Ты кого назвал деревенщиной, ублюдок? – прошипел он, хлопая ладонью по кобуре. – Ты кого назвал? Меня?

– Тихо!

Бегун поднял вверх руку.

Говорил он негромко, но по интонации было понятно, что он имеет право приказывать. Даже Резаный это понял и отступил на шаг, демонстрируя смирение и покорность приказам, только верхняя губа у него подергивалась, обнажая крупные желтые зубы и желание вцепиться обидчику в горло.

– Ты, кудрявый, осторожнее, – процедил Бегун, не повышая голоса, и сплюнул с презрением. – Мы договорились о мире со жрицей, а не с тобой, чувак…

– Я – чел, а не какой-нибудь тин, – Бабах облизнул узкие пересохшие губы. – Я минер, который открывает и закрывает дороги. И ты не проживешь и минуты на этом мосту без моей помощи. Поэтому не говори со мной так, чувак, а то я немного ошибусь, когда буду проводить тебя на ту сторону.

Он шмыгнул носом и обвел взглядом вновь прибывших, и по тому, как он смотрел, было понятно, что никого из приезжих он не боится.

– Приказывай, Айша, – сказал он, отпуская стремя. – Скажи мне, что тебе нужно, и я скажу, как это сделать.

– Нам нужно на ту сторону, Бабах.

Минер кивнул и отступил на шаг, чтобы уйти.

– Погоди, Бабах…

– Да, жрица…

– Нам не просто нужно перейти через мост. Нам понадобится помощь. Попроси, чтобы ко мне на встречу пришел Косолапый. Скажи, что я хочу говорить с ним.

По лицу Бабаха пробежала странная тень, край рта дернулся, словно от тика, но он совладал с собой.

– Да, жрица…

– Бабах… – снова позвала Айша и добавила негромко: – Я помню, что было в последний раз, если ты об этом…

– Я тоже помню, – ответил Бабах так же вполголоса, и посмотрел Айше в глаза. – В этот раз, жрица, все может быть хуже худшего. Косолапый никогда ничего и никому не забывает.

Он отступил, достал из-под груды мусора спрятанную палку с привязанной рваной белой тряпкой и зашагал прочь, размахивая импровизированным флагом над головой. Шел он странно, можно сказать, смешно – подпрыгивая без всякой видимой причины, делая странные боковые шаги, но уверенно продвигался к баррикаде из разного мусора, преграждавшей путь где-то посередине моста.

– Гы… – расплылся в улыбке Облом. – Чё это он прыгает, как кузнечик? Головой поехал?

– Мост заминирован, – отозвался Бегун. – И с этой стороны, и с той… Так что кончай ржать… Скоро сам так прыгать будешь!

Резаный посмотрел на Облома и едва заметно покачал головой.

– Вам прыгать не придется, – вмешалась Айша. – Если Бабах договорится о встрече с Косолапым, то на нее поедем мы с Додо.

– Еще чего, – возмутился Бегун. – Ты нам не доверяешь?

– Я вам не доверяю, – кивнула Айша. – Но это ничего не значит. Вот то, что вам не доверяет Бабах – это гораздо хуже… Как бы мне не пришлось соскребать вас, союзнички, совком с бетона.

Она улыбнулась, представив себе описанный процесс.

– И еще… Весь мост пристрелян, в меня снайперы точно палить зря не станут, а вот в тех, кого Косолапый впервые видит… В общем, челы, я лично гарантий вам не дам, но можете попробовать. Беспощадный всегда ждет неподалеку!

– Спасибо, – улыбнулся Бегун, но глаза у него стали недобрые. – Я пока воздержусь.

Несколько минут они стояли молча, наблюдая, как Бабах говорит с кем-то по ту сторону баррикады, а потом минер запрыгал обратно.

– Ну? – встретила его вопросом жрица.

– Ему передадут.

– Отлично.

– Не то, чтобы очень хорошо, – поморщился Бабах. – Косолапого нет поблизости. За ним пошлют.

– И?

– Не раньше завтрашнего утра. Или позже.

За спиной у Бегуна в полголоса выругался Облом.

– И ты не спросил кого-нибудь другого? – В голосе Айши звучали озабоченность и раздражение.

– Почему же? Спросил, – пожал плечами минер. – Но там тоже помнят твой последний приход, Айша, так что среди челов из Тауна дураков нет. Они боятся тебя, жрица!

Он осклабился, облизывая Айшу взглядом так, что она буквально ощутила на своей коже его шершавый мокрый язык.

– Что, забери вас всех Беспощадный, тут было в последний раз? – не выдержал Бегун.

– Разговор по душам, – Айша погладила лошадь между ушами и та тихонько заржала в ответ на ласку. – Мы с вождем Тауна по душам поговорили, но Косолапому повезло.

– И нам повезло, – сказал Додо серьезно. Ему явно было не до улыбок. – Повезло, что тебя не разорвало на части! Прошу тебя уйти с моста, жрица. Нам скажут, когда Косолапый появится.

Айша привстала на стременах, разглядывая дым, который теперь был ясно видим слева.

– Это у нас что? – спросила она. – Пожар?

– И не один, – Резаный прикрыл глаза ладонью. – Горит в трех-четырех местах.

– И сильно горит, – добавил Бегун. – Вижу руку пожаров. Может, руку и два пальца.

– Далеко, – махнул рукой Додо.

– Это вверх по реке, – вмешался Облом. – И ветер дует на город.

Он был серьезен и сосредоточен, причем стал таким только что.

– Когда мы сюда пришли, – добавил он, – пожаров было вдвое меньше… Так что это недалеко. Огонь идет на наш старый лагерь.

Облом покрутил в воздухе обслюнявленным пальцем.

– И сюда он тоже идет.

– Это Белка, – процедил Бегун сквозь зубы. – Это все устроила она! Она и эта тварь – Книжный Червь.

– Хороший план, – Айша снова пересчитала очаги пожаров и рассмеялась. Смех получился несколько натужным, лицо жрицы достаточно красноречиво говорило о том, что она в бешенстве. – Просто отличный план для лесной дурочки. Заставить нас тушить пожар, а самой хозяйничать под носом. Послушай, Парковый, я начинаю любить ее все больше и больше!

Бегун ухмыльнулся углом рта и негромко сказал так, чтобы его слышал только Резаный:

– Ты давно ее любишь, Айша… Я знаю…

– Что ты сказал, Парковый? – спросил Додо, поворачиваясь к ним.

– Хорошо, что у нас общие враги, Додо, – ответил Бегун, ни на секунду не задумавшись, изобразив энтузиазм не только голосом, но и мимикой. – Я рад, что у меня в союзниках Великая Жрица Сити!

Додо глядел на Бегуна и Резаного без тени симпатии, как дикий кот глядит на крысу до того, как проголодался. Потом он кивнул и отвернулся.

Айша скомандовала и двое ее гонцов сорвались с места и скрылись в переулке.

Додо подошел к жрице и взял ее мерина под уздцы.

– Стремный чел, – едва слышно сказал Резаный. – Я его не боюсь, просто хочу убить.

– Ага, – кивнул Бегун. – Что-то мне кажется, что он тоже хочет тебя убить. И меня заодно.

– Нам надо держаться вместе, Бегун. Я им не доверяю…

– Да уж… – прошептал Бегун. – Тут ты прав! Я болотному снейку доверяю больше, чем этой паре.

– Нужно составить план… – начал Резаный.

– Есть одна проблема, – перебил его Бегун.

– Какая? – спросил Резаный с недоумением.

– Я не доверяю никому, фармер. Никому, означает в том числе и тебе.

* * *

Полуспущенный на воду плот энтузиазма не вызывал.

Заплат было многовато, а места за высокими бортами не столько, сколько хотелось бы. Хорошо, что груз теперь состоял из нескольких железных ящиков, к которым Книжник привязал пластиковые шары со смешным названием «буй». Конечно, пришлось повозиться и с упаковкой, и с плотом, и с железными листами, которые Книжник разместил вдоль бортов.

– Это только от дроби, – резюмировала Белка, осмотрев «броню». – И от мелкого калибра.

– Смотря с какого расстояния, – возразил Книжник.

– Для стрелков – без разницы. Я сама видела, как они с полумили убили человека, который в это время прятался за старым каром.

– Через полчаса будет темно и в нас станет трудно целиться.

Он закашлялся.

– Смотри-ка… Как горит!

Огонь бушевал в пяти блоках от них и становился сильнее с каждой секундой. Горело полукругом, как они и рассчитывали, и вечерний ветерок гнал пламя от них в сторону Мэйн-Бридж и Даунтауна. Старые дома весело пылали, огонь полз по лианам, по шершавым стволам дикого винограда, прыгал с балки на балку…

– Сильнее, чем я хотел, – прошептал Книжник. – Это не потушить ведрами. Мы можем сжечь город…

Белка пожала плечами.

– И какая тебе разница?

– Тут живут люди, Белка…

– Если эти люди тебя поймают, то сожгут живьем. Так что переживай о ком-то другом, а не о них. Кончай болтать, я пошла за лошадьми…

Книжник посмотрел на огонь, который уже лизал стремительно темнеющее небо, потом перевел взгляд на закат цвета крови, на клубы черного дыма, на кружащие повсюду хлопья серого пепла и искры, взлетающие столбом от очередной рухнувшей крыши…

Пожар был слышен, несмотря на расстояние – пламя ревело, с грохотом падали балки и с треском выстрелов лопалась пережившая десятки безлюдных лет черепица.

Борта плота держали воздух, Книжник в очередной раз проверил свою работу, погрузив одну из заплат под воду на несколько минут – на короткое плавание (а длинное им не светило при любом раскладе) хватит с головой. Черная вода в реке вскипала пеной у берегов, отражения пламени бродили по ней, как солнечные зайчики по пепелищу, и Книжник, не удержавшись, сунул в воду кисть. Пальцам стало холодно, но кожа не немела.

Книжник поднялся, отряхивая с рук влагу, вытер ладонь о штаны, повернулся и замер.

В десятке футов от него, на бетонном моле, стоял чел с грустным, как морда усталого фармерского мула, лицом, и его автомат смотрел в сторону Книжника. Оружие грустный мул держал с небрежностью чела, который умеет с ним обращаться, такие вещи Книжник замечал сразу.

– Мне поднять руки? – спросил Книжник.

Страшно почему-то не было, было очень обидно.

Грустный кивнул головой и Тим поднял руки.

Его дробовик лежал у парапета, там где пандус, по которому они с Белкой вытащили лодку, заканчивался. С таким же успехом он мог лежать на другом берегу реки. Сзади, за поясом, был пистолет, но Книжник прекрасно понимал, что у него нет ни одного шанса воспользоваться оружием.

На берег уже наваливались сумерки, мерцал и наливался красным горизонт и отчетливо виделись искры, которые ветер поднимал над пожарищем. Тим не слышал Белку, а ведь лошади стояли совсем рядом. Он не видел ее, а ведь она должна была уже вернуться. И это было здорово! Значит, ее еще не достали те, кто пришел с этим грустным челом. Значит, она жива и прячется!

Рядом с грустным как из-под земли нарисовался невысокий, тщедушный чел с острым, вытянутым вперед личиком и редкими волосенками на черепе.

– Привет! – сказал он, скользнув по Книжнику холодным равнодушным взглядом, и сел на корточки на краю пирса, положив автомат на колени. Грустный остался стоять. – И где твой друг, чел?

– Какой друг? – спросил Книжник.

– Тот, кто был с тобой…

– Я один…

– С хрена ли ты один? – скривился тщедушный и странно повел головой вперед-назад. – Когда вас двое!

Вылитая крыса, которая принюхивается. Книжник понял, кого напоминает этот чел – именно крысу.

– Заканчивай трындеть, – продолжил чел. – Я по следам вижу, что вас двое. Куда пошел второй?

– Отлить, – ответил Тим, немного подумав.

– Ага, – кивнул Крыс. – Чё-то долго он у тебя отливает.

– Ну, это как получится… – резонно заметил Тим. – Можно я руки опущу? Чего стою, как дурак? Дробовик все равно там валяется.

– Постоишь… – сказал Крыс. – Что-то ты смелый сильно… Может, колено тебе прострелить?

– Зачем мне в колено стрелять? – переспросил Книжник. – Я ж идти не смогу!

– А с хера тебе ходить? – осклабился Крыс. – Сейчас Несмеян в тебя шмальнет и тут же в воду кинем, чтоб не вонял тут.

Книжник стоял и прислушивался, делая вид, что спокоен, на самом деле он изо всех сил старался скрыть дрожь в коленях, которые вдруг стали гибкими и так и норовили подломиться. Было очень страшно. Страшно, потому что он не понимал, что делать, он не знал, где Белка, которая должна прийти и спасти его от этих челов. Больше всего на свете ему хотелось исчезнуть, испариться, провалиться под землю…

Пистолет за спиной обжигал ему крестец и ужасно хотелось помочиться, просто до боли. Даже когда его изгнали из племени, даже когда они с Белкой бежали по вонючим трубам в Парке, он не чувствовал себя таким беспомощным. Оказывается, бояться и действовать вовсе не одно и то же, что просто бояться.

– Слышь, Грызун, – сказал чел с грустным лицом. – Мы его здесь кончим или к жрице отведем?

«Грызун, – подумал Книжник. – Здорово я угадал, вылитая крыса».

Грызун задумался, не сводя с Тима неприятного голодного взгляда.

– Возьмем с собой, – решил он. – Эй! На колени стал! Руки за голову!

Ноги у Книжника подогнулись сами собой, так что команду он выполнил споро. Прямо за его спиной располагался плот, загруженный, готовый к отплытию, шумела вода. В сумерках от нее тянуло сыростью и холодом. В голове Книжника один план чудесного спасения сменял другой, но все они неизменно заканчивались его агонией под громогласный аккомпанемент автоматных очередей. Вот он бросается назад и прыгает в плот, прячась за ящиками, меткими выстрелами кладет и Грызуна, и Грустного…

– Несмеян, вяжи его! – приказал Грызун.

Что-то негромко хлопнуло, потом раздался странный чихающий звук и громко, очень громко заржали испуганные кони.

И Грызун, и Несмеян повернули головы на шум, а Книжник на миг замер от привалившего счастья, а потом так быстро, как только мог, вытащил из-за спины здоровую пушку, которая уже прожгла ему зад.

В сумерках Тим, как все близорукие, видел неважно, но расстояние было невелико, вот только ствол ходил ходуном – страшно дрожали руки. Краем глаза Книжник увидел скачущих лошадей, между которыми втиснулась Белка, немыслимым образом зацепившись за седло ногами, в руках у нее был автомат.

Несмеян навел на лошадей свое оружие, но притаившаяся между крупами Белка была ему невидна, и он замер в раскорячку, не решаясь палить по ценным животным, каждое из которых стоило здесь, в Сити, целое состояние.

А Грызун заметил движение Книжника, когда было уже поздно, Книжник нажал на спусковой крючок, но пистолет не выстрелил…

Тим нащупал предохранитель, инстинктивно заваливаясь на бок, потому что Грызун такой ошибки не сделал. Ствол его автомата плюнул огнем, и пули прошли в сантиметрах от падающего Тима, под углом ударили в железный лист импровизированной брони и с визгом срикошетили.

Пистолет в руках Тима дернулся, выбрасывая кусок свинца – раз, второй, третий…

Стрелок из Книжника был такой же, как и драчун, но один раз он все-таки попал, правда не в Грызуна, а в Несмеяна. Пуля снесла тому затылок, он рухнул лицо вниз, прямо на своего некрупного командира, сбивая ему прицел. Вторая очередь Грызуна ушла выше цели и Книжник резво, словно всю жизнь так бегал, помчался на четвереньках к пандусу, где лежало его оружие.

Лошади уже выскочили на пирс, сбились с шага, и Белка вылетела из своего убежища, едва не угодив под копыта и, как выяснилось, вовремя выпала. Сбоку по лошадям ударили в два ствола и пули смертоносным бичом хлестнули по бедным животным. Кобыла, на которой всю дорогу ехала Белка, полетела кубарем через голову, а второй лошади очередью перебило заднюю ногу, и она завалилась на бок, потеряв равновесие.

Лошади кричали умирая, как олени, которых парковые загоняли в лесу – это был жуткий звук, смесь ржания и стона.

Книжник схватил свой дробовик и шмыгнул под пирс, словно испуганный кот, только куда менее ловкий. Он зацепился за торчащую ржавую проволоку и загремел по битым камням головой вперед, едва не потеряв пистолет и не лишившись передних зубов. Прямо за ним загрохотало, пули выбили пыль из старого бетона, зацокали рикошеты.

Стреляли слева, значит их четверо…

– Трое, – поправил он себя.

К горлу подкатило, когда он вспомнил, как брызнул в стороны мозгами затылок грустного чела. Но блевать было некогда. Стараясь слиться с густыми тенями, Книжник прополз несколько метров, ободрав колени об острую крошку, и залег между двумя кусками рухнувшей опоры, выставив ствол дробовика в сторону врага.

В поле зрения виднелась умирающая лошадь – она лежала на боку, дергая ногами и выгибая под немыслимым углом шею в бесплодных попытках подняться. Он видел плот – и плот был целым, борта сохраняли форму. Значит, Грызун в баллон не попал – взял выше.

Что происходило вверху, над ним, Книжник не видел, покосившийся пирс накрывал его как крышкой, но на фоне все еще светлого, подсвеченного пожаром неба с края погрузочной площадки что-то капало.

Что-то густое и тягучее, как растопленная на костре смола.

За спиной что-то зашуршало, Книжник в тревоге закрутился, как горящий волос в языке пламени, но тут же выдохнул с облегчением – это был всего лишь рыжий Друг, пробиравшийся к нему через нанесенный рекой мусор, сухие водоросли и гнилые палые листья, заброшенные сюда ветром. Зверек был мокрым, взъерошенным, грязным и, судя по раздраженному пощелкиванию, злым. Наверное, падать с лошади вместе с хозяйкой ему не понравилось.

К Книжнику на плечо он не пошел, устроился рядом, скаля желтые передние зубы. Тим развернулся, стараясь понять, с какой стороны теперь может прийти опасность, но обзора не было – единственный участок, который он мог контролировать, располагался прямо перед ним. Утешало одно – если не мог видеть он, то, скорее всего, не могли видеть и его. Идеальная лежка. Только вот отлеживаться Книжник не собирался.

Книжник подобрался поближе к краю пирса, держа дробовик наготове. Отсюда можно было разглядеть приоткрытые ворота ангара, растрескавшуюся под напором травы и сырости бетонную площадку и… тело, лежащее поперек вросших в землю рельс для тележки.

На спине у покойника виднелся камуфляжный ранец, вывернутые ступни были одеты в совсем новые ботинки на пружинящей подошве, рядом валялся короткоствольный автомат. Сумерки были настолько густыми, что Книжник мог и не рассмотреть покойника, но свет от горящих домов наполнял все вокруг мерцающим алым свечением и желтые подошвы ботинок буквально бросались в глаза.

Слева прогремели выстрелы, Тим сжался, а потом понял, что стреляют не в него. Над головой забухали шаги, снова ударил по ушам грохот и послышался стон. Книжник досчитал про себя до трех и выскочил из укрытия. Что-то шевельнулось на границе видимости и Тим пальнул в ту сторону наугад. Картечь с чавканьем вошла в чью-то плоть, раздалось фырканье, хрип и Книжник понял, что добил одну из лошадей.

Три молнии блеснули справа – три выстрела подряд, один за другим, и с крыши ангара полетела вниз черная тень, рухнула на прогнивший жестяной козырек над входом, и вся проржавевшая конструкция обрушилась.

Тим метнулся было к телу, но, когда раненый заверещал, сообразил, что это не Белка, а еще один чел из группы Грызуна, и порскнул прочь со всей возможной резвостью. Невидимый для него стрелок всадил очередь в то место, где он должен был находиться, если бы продолжал бежать к упавшему, и тут же перенес огонь на улепетывающего со всех ног Книжника.

Тима спас сгнивший остов пикапа, вросший в землю неподалеку от остатков лебедки. Книжник рыбкой сиганул за перекошенный кузов и залег, прикрывая голову руками. Пули простучали по железу, поднимая в воздух чешуйки старой краски. Деревянная внутренняя обшивка кузова треснула, полетели щепки, но второй борт стал для свинца непреодолимой преградой. Книжник выдохнул и осторожно поднял голову. Прямо перед ним торчали желтые подошвы ботинок – еще один труп. Тим привстал на локтях – местный, на этот раз с перерезанным горлом. Значит, их было пятеро. На подошве правого ботинка покойника блестела смазка, которой Книжник мазал направляющие в воротах ангара два часа назад. Похоже, Белка вспорола ему глотку, когда он выходил из склада. Мертвый чел был немаленьким, раза в два крупнее Белки, а также выше, шире и плотнее Книжника.

Однако…

Книжник сунул дробовик в щель между бетонными плитами и подтянул к себе автомат мертвеца. Проверил магазин и патрон в стволе, потом выглянул из-за кузова и тут же спрятался обратно, как испуганная болотная черепаха в панцирь.

Упавший с крыши раненый больше не шевелился и не стонал. Было тихо, но это была обманчивая тишина – кто кого перехитрит. Книжник снова пересчитал убитых. Один на его счету. Еще один лежит тут. Третий, тот что летел с крыши, сбитый точным выстрелом, только что умер или потерял сознание. Грызун был жив, но в него палил не Грызун – кто-то, кто заходил другой стороны. Двое живы. Если он останется здесь, то эти двое против одной Белки…

Очень не хотелось выползать из убежища, но придется.

После пережитого несколько минут назад ужаса Книжник чувствовал себя спокойным. Ну почти спокойным! Руки все-таки дрожали…

Он перевел дыхание. Теоретически он знал, что надо делать – для начала оценить обстановку. Тим отполз подальше от покойника, припал к земле и окинул взглядом поле боя, не поднимая голову над краем старого кузова.

Слишком много теней, а тень – надежное убежище для засады. Можно спрятаться, стать невидимкой, сидеть тихо и выстрелить в спину при первой возможности. Но если это понимает он, то понимают и все остальные. Вот все и сидят в своих норах, ждут ошибки противника. Нужно заставить врага раскрыться… Например, открыть огонь.

Книжник сглотнул загустевшую слюну.

Если бежать достаточно быстро…

Он снова сглотнул и слюна едва прошла через сузившееся горло.

Если бежать достаточно быстро, то, наверное, можно… остаться в живых.

А Белка – он не сомневался, что она притаилась где-то поблизости – засечет этих двоих по вспышкам и…

План был так себе. Проблема заключалась в том, что никакого другого плана у Тима не было. Он лег на спину и прижал трофейный автомат к груди.

Болели сбитые колени и локти, ныла спина и саднила рука, которую он ободрал при падении.

Жаль, он так и не научил Белку читать. Без дневника она никогда не найдет путь в Лабу.

Тим перевернулся на живот, потихоньку стал на четвереньки, стараясь делать это осторожно, чтобы зад не торчал над укрытием… Пора.

Небольшой, но увесистый камень попал ему в плечо, и Книжник с перепугу распластался на земле, крутя стволом во все стороны, а спустя несколько секунд увидел Белку. Она на миг показалась в проеме ворот так, чтобы он ее заметил. Тим встретился с ней взглядом и Белка, перед тем, как снова нырнуть в тень, покачала головой – не вздумай!

Потом из ворот ангара выкатилась бутылка. Пущенная уверенной рукой, она преодолела пятнадцать футов, отделявших Книжника от ворот, и он легко поймал послание от спутницы. За старым стеклом плескалась густая жижа, из горлышка свисала жгутом мокрая остро пахнущая тряпка – все как он учил.

Снова мелькнула тень, и Книжник остановил еще одну бутылку поцарапанной рукой, а по воротам и стене ангара хлестнула короткая очередь – кто-то все-таки держал здание под прицелом.

Возможно, план Белки и хорош, только вот куда кидать бутылки с жидким огнем? Книжник не видел противника – он мог только определить направление, откуда стреляли, а этого явно недостаточно…

И тут до него дошло.

Белке не нужно было, чтобы он достал стрелков зажигательными бомбами, ей нужно было, чтобы пламя закрыло ворота от посторонних глаз, хотя бы ненадолго. Тогда он сможет добежать до ангара, а там они уж что-нибудь придумают…

Книжник пошарил по карманам и, холодея от мысли, что мог выронить, пока бегал и прыгал, извлек из куртки камень-огневик и железное кресало.

Пропитанная скисшим топливом тряпка не хотела загораться, тогда Книжник поджег трут, раздул малиновый жаркий огонек и поднес к нему фитиль. Тряпка занялась, жидкое пламя полыхнуло на поверхности стекла и Книжник, обжигая ладони, кинул бутылку на землю между ангаром и пирсом. Стекло звякнуло о старый бетон, но не разбилось.

Книжник ждал чего-то подобного, он навел ствол на пламя и потянул спуск.

Ду-ду-ду! Три пули ушли в молоко, как в белый свет. Тим снова прицелился.

Ду-ду-ду! На этот раз он даже рассмотрел, куда попали пули. Недалеко, но явно не в бутылку!

Книжник помянул Беспощадного, прижался щекой к прикладу, стараясь вспомнить, чему его учили…

Ду-ду..

Блямб! Третья пуля угодила в бутылку, огонь плеснул во все стороны и алая жаркая клякса вспухла, разбросав щупальца во все стороны.

Тим поджег второй фитиль и засадил бутылкой в край кузова в нескольких футах от себя. Для этого пришлось привстать и невидимый стрелок мгновенно открыл по нему огонь, но вставшее на пути пуль пламя закрыло Книжника от врага.

Пятнадцать футов от убежища до ангара. Книжник вскочил, но тут же рухнул обратно под градом пуль. Били в два ствола. Кучно, надо сказать, били. Пуля оцарапала Тиму плечо, вспоров ткань куртки.

Пламя горело ярко, но топливо выгорало очень быстро – стало жарко, деревянная часть кузова запылала, несмотря на сырость. Времени не было. Выгорит железное корыто от пикапа, погаснет разлитый по земле бензин – и все: они не дадут даже головы поднять. Тим лежал, уткнувшись носом в желтые подошвы убитого…

Убитого. Убитого!

Книжник перевалил тело себе на спину. Труп оказался тяжелым, и подниматься с телом на плечах было дико неудобно, но ему помогал страх смерти, разлившийся по жилам волной – обжигающий, как огонь, а, может быть, даже более жаркий!

Весил убитый фунтов на сорок больше Книжника и бежать с таким грузом было очень тяжело, но Тиму казалось, что он летит к воротам, как тот самый злополучный олень в день роковой охоты.

Книжник едва сделал первые три шага, как в труп попала пуля. Тиму показалось, что ему в спину врезали кулаком. Он едва не сбился с шага, путаясь в заплетающихся коленях, но удержался на ногах – цель была близка. В проеме ворот появился автомат Белки, на конце ствола полыхнуло и очередь пронеслась правее Книжника. Он подумал, что стрельба Белки сбивает прицел противнику, но тут же убедился, что неправ – в тело мертвеца влетела очередь, а Тим таки упал на колени, заорав от боли. Одна из пуль пробила защищавшую Книжника мертвую плоть и впилась под правую лопатку.

Книжник снова встал и преодолел последние пять шагов до ангара, качаясь из стороны в сторону, как лоза под ветром. Он поскользнулся на обильно смазанных направляющих и полетел носом вперед, и вовремя – пуля, вылетевшая из алой тьмы, попала его мертвому защитнику в голову и содержимое черепа хлюпнуло Тиму за воротник. Он не успел рухнуть на бетонный пол – Белка поймала его за рукав и рванула в сторону, уводя из-под огня. Покойник слетел с плеч Книжника и замер посреди проема, а Тим с Белкой упали на мешки с каким-то полусгнившим мусором, складированные под стеной.

– Живой? – спросила Белка.

Она вскочила мгновенно, а Книжник все еще пытался понять, где у него ноги, а где голова. Под лопаткой было мокро и кололо нещадно.

– Спина, – выдавил он. – Зацепило.

– Покажи.

– Да, не видно ж ни хрена…

Белка молча задрала ему куртку вместе с рубахой.

– Ты смотри, везучий…

Он услышал шорох стали о ножны и понял, что в руках у Белки нож, потом стало больно так, что он застонал.

– Держи.

На ее грязной ладони лежала пуля – смятый окровавленный кусок свинца.

– Погоди. Можешь орать, если хочешь!

Книжник взвыл.

Судя по запаху, Белка вылила на рану какой-то самогон.

– Все. Перевяжу потом. Патроны есть? А, стрелок?

– Есть.

– Смотри, твоя задача не попасть в одного из этих, а вести себя так, чтобы в тебя не попали. Понял?

Он кивнул. Теперь рану пекло так, словно на кожу попал расплавленный свинец.

– Выстрелил – спрятался. Присел. Выстрелил – спрятался. Повторил. Серии по три. Запомнил? Попадать не обязательно. Ты просто отвлекаешь внимание.

– А ты?

– Я собираюсь попадать.

– Белка!

– Что?

– Будь осторожна. Живи вечно.

Она ухмыльнулась. Он рассмотрел усмешку в красном отблеске пожара.

– Их только двое, Книжник. Брось, все получится.

– Если ты не вернешься – нет.

– Ну, значит, я вернусь. Смотри, один из них, тот который главный, вроде, он там, где ты прятался, под пирсом. Выкурить его оттуда сложно, но есть варианты. Ты гранаты кидать умеешь?

– Не знаю. Никогда не кидал. Теоретически умею.

– Значит, не умеешь.

– А что там уметь? Дергай кольцо и кидай.

– Ну, что-то вроде того. Держи, – у него в руках оказалось круглое металлическое яйцо. – Кольцо не дергай, не получится, разогни эти усики, тогда вынимай чеку и крепко держи, прижимаешь планку. Я крикну «давай!» – и ты ее кидаешь. Постарайся попасть вот туда!

– Куда?

– Сможешь добросить до пирса?

Тим взвесил в руках тяжелую рубчатую штуковину.

– Попробую.

– Так от тебя больше и не надо. Понял?

– Понял.

– Все. Я пошла. Начинай их злить.

Она канула в темноту, как нож в осеннюю воду – мгновенно и без всплеска.

Книжник покрутил гранату в руках и сунул в карман, чтобы не мешала.

За воротами коптил горящий кузов старого пикапа. Черный вонючий дым стелился по земле и ветер от реки уносил его в заросший осокой проем между зданиями.

Книжник нашел глазами лес разрушенных колонн под пирсом и, быстро высунувшись, дал туда очередь. В ответ по нему ударил автомат – стрелок находился слева, где-то между зарослями камыша и разрушенным кирпичным сараем-подсобкой.

Книжник решил нарушить инструкцию и следующую очередь выпустил не под пирс, а в направлении засвеченной позиции противника – две пули из трех попали в металл и с визгом ушли рикошетом в ночное небо.

Если кто-то и прятался под пирсом, то вел он себя не в пример умнее второго стрелка – выжидал, не выдавая своего присутствия. К нему подкрадывалась Белка – невидимая, неслышимая, опасная, как голодный вольфодог, но Книжник понимал, что и противник ей под стать. Он хорошо помнил крысиную мордочку Грызуна и стремительность его движений. Покойный Нога, несмотря на свирепость и силу, в подметки не годился маленькому редковолосому Грызуну – Книжник достаточно натерпелся в жизни, чтобы разбираться в опасных челах.

Он снова полоснул из автомата по сваям под пирсом и вовремя убрался за створку от прилетевшего с другой стороны ответа.

Уже скоро.

Книжник достал из кармана гранату и положил ее на бетон.

Ничего сложного – разогнуть усики, выдернуть кольцо, кинуть.

Он снова обстрелял убежище Грызуна.

Ну? Где же Белка?

Тим выщелкнул магазин автомата и проверил, остались ли патроны. Будет обидно, если он подведет напарницу…

Еще очередь.

– Давай!

Ну наконец-то!

Книжник положил автомат и дрожащими руками разогнул усики. Теперь кольцо. Ничего не произошло. Он крепко держал гранату в руке. Давай! Она ждет! Книжник замер, прижимаясь к створке ворот, и понял, что не сможет разжать руку, в которой держал смерть. Вот, просто не сможет – и все! Металлическое яйцо приросло к ладони, словно кто-то облил его свежей сосновой смолой.

Книжник попробовал ослабить хватку, но ничего не получилось. Что-то мелькнуло совсем рядом с ним – легкая маленькая тень и он едва слышно охнул от испуга. У противоположной створки сидел Друг и что-то грыз, держа добычу двумя лапками. Сердце колотилось в груди Книжника, как бешеное, по вискам, несмотря на прохладу, побежали струйки горячего, как кипяток, пота. Зверек посмотрел на него с укоризной: мол, ну что же ты так?

«Что же я так? – подумал Тим. – Она же ждет, она рассчитывает…»

Книжник закрыл глаза, чтобы не видеть Друга и красного, словно освежеванный олений бок, неба, заорал, будто на него действительно плеснули кипящую воду, и выскочил на середину проема, занося руку для броска…

* * *

– Один ушел, – сказала Белка. – Тот, который мелкий… Держи. Неплохая добыча!

– Плохо, что ушел…

– Ничего хорошего, – согласилась она. – Но пока он доберется до своих, нас уже здесь не будет. Зато у нас три автомата, патроны, пистолеты, ножи. Патронов десять рук четыре раза…

– Главное достижение – мы живы.

– Это точно. Где твой дробовик?

– Тут, – спохватился Книжник, – сейчас принесу.

Белка вывернула трофейный рюкзак на землю и присела, рассматривая содержимое. Рядом с ней прыгал озабоченный Друг, пощелкивал, принюхивался…

– Перезарядись, – приказала она. – Заодно отдышишься. Ветер меняется, пожар до них не дойдет.

Тим кивнул.

– Он пойдет сюда.

Они оба – что Белка, что Книжник – выглядели как после драки со стаей одичалых котов, если не хуже. Исцарапанные, закопченные, оборванные. Лошади, на которых они так рассчитывали в своем путешествии, превратились в истекающие кровью мертвые туши. Книжник вспомнил, какой ценой они достались, и снова вытер выступивший пот со лба.

Вокруг них горели кварталы, кружил пепел и налитое алым небо нависало над Сити, словно брюшко напившегося крови москита. Трудно было представить, что все это устроили двое – чел и герла, появившиеся здесь прошлой ночью.

«Мы – как посланники Беспощадного, – подумал Книжник. – Мы идем, уничтожая всех и все вокруг, словно его шаманы или жрецы из Сити, готовящие жертву для умиротворения. Словно пытаемся оттянуть его приход для себя. Выиграть время для того, чтобы обмануть Беспощадного, уничтожить его… И становимся его слугами. Кровожадными, как Вожди. Лживыми, как Шаманы. Коварными, как Жрецы. Если бы Беспощадный действительно был беспощадным, он бы смотрел на нас с любовью и удовлетворением. Кровь и смерть – вот чем усеян наш путь. Кровь и смерть – больше ничего…»

Книжник оглянулся.

Плот? Плот был цел. Не сгорел, не был прострелен, так и стоял у воды, готовый к спуску и Белка грузила в него куски кровавого лошадиного мяса и вырезанную печень – чего добру пропадать? Она была права. Она всегда была права, когда дело касалось выживания. Она, конечно, не умела читать и не любила долгих рассуждений, но зато умела оставаться в живых. Книжник жил благодаря ей, и только она помогала ему надеяться, что Беспощадный подавится и перестанет жрать их мир.

«Глупость-то какая, – подумал Тим, – пытаться спасти мир. Зачем? Не мир, а полное говно, пусть сдохнет. Пусть этот мир сдохнет! Что в нем хорошего?»

Он попытался вспомнить хоть один день, когда он был счастлив, когда ему не приходилось бояться, но на ум пришли только те дни, когда был сыт и никто не мешал ему возиться с бумагами в полумраке Библиотеки.

– Ну что? – спросила Белка, отряхивая руки от воды – она смыла кровь с рук, а вот Тиму казалось, что его руки в крови по локоть. – Готов, умник?

Книжник вставил магазин на место и передернул затвор, досылая патрон в ствол.

– Готов. Отвернись, пожалуйста…

Белка посмотрела на него с недоумением.

– Странный ты, Книжник. Словно и не чел вовсе… Ладно, присядем на дорожку.

Она поставила автомат к стене и расстегнула джинсы.

Книжник быстро отвернулся и отошел в сторону, за ящики. Пережитый страх выходил из него вместе с мочой и струя необычайно остро и неприятно пахла.

Глава седьмая Река и Таун

Гонцу, принесшему вести от смотрецов Сити, будить Айшу не дозволили. Донесение принял Додо – он был мрачен, угрюм, насторожен и позволил себе на время ночного отдыха лишь расстегнуть бронежилет, не более.

Здесь, вблизи Мэйн-Бридж, место ночлега жрицы охраняли покруче, чем Зал Жертв и Артефакт. Шестой этаж Додо блокировал и сверху, и снизу – не подберешься, окна временной спальни выходили в сторону кварталов старой постройки, так что Айше пришлось любоваться скучным пейзажем, а не речными красотами и силуэтами небоскребов Тауна на фоне подсвеченного пожарами неба.

Додо выслушал гонцов и отпустил движением руки.

Он и сам видел, что пожар не угрожает жилым кварталам – горела промзона, и ветер, на счастье, поменял направление. Конечно, приятного мало, в тех местах Мусорщики все еще находили массу полезных вещей, но десяток выгоревших кварталов принципиально картину не меняли. Беспокоило другое – нашел ли Грызун нарушителей границы? А если нашел, не убил ли часом? У него не было задания брать их в плен и приводить к Айше для допроса. Цель была обнаружить и убить, и Грызун не был в курсе того, что политика изменилась.

В свете новых открывшихся обстоятельств Додо предпочел бы потерять пятерку Грызуна, но не огорчить жрицу. Он сразу же отправил гонца в Главный Дом – передать Грызуну весточку: не трогать ни Белку, ни ее спутника, а еще лучше взять их живыми, но не был уверен, успеет ли его приказ ко времени. Грызун и Несмеян обычно с нарушителями не церемонились.

Додо подошел к двери, за которой спала Айша, и прислушался. Тишина. Он опустился в огромное кресло, принесенное с верхних этажей специально для него. Сиденье скрипнуло под весом могучего тела, он осторожно устроился поудобнее, поставил автомат между ног и чуть прикрыл воспаленные от бессонницы глаза веками.

Он никому не доверял и, особенно, всем этим ублюдкам из Парка. С фармерами еще можно было договариваться и торговать, хотя и они мерзавцы отменные! А вот парковая шваль годилась только на то, чтобы висеть в Зале Жертв, истекая дерьмом и кровью, или отпугивать вонью гниющей плоти незваных гостей на границах. Додо не нравилось их присутствие, он не понимал, зачем Айша с ними договаривается. Они уже сообщили все, что знали, все, что нужно жрице, для того, чтобы победить Беспощадного! Зачем им жить?

Додо положил руку на пояс, нащупывая рукоять острого как бритва тесака.

Да и фармеры нужны только из-за ган-каров или лошадей. Убить бы их всех и забрать оружие себе – вот это дело! А держать врага за спиной… Кому это нужно? Зачем это Айше?

Додо вздохнул.

Айше было виднее. Он не мог ослушаться ее.

Додо был призван охранять жизнь и здоровье жрицы, но безоговорочно признавал ее первенство, ее ум и ее хитрость. Айша умела читать старые письмена. Айша с возраста бэбика готовилась властвовать, в ее жилах течет кровь первых Жрецов. Как он может с ней тягаться?

Но у Додо, как у любого, пусть не очень умного, но живущего инстинктами существа, была привычка верить своим ощущениям. А ощущения были нехорошими. Додо тревожился. Он мог решить проблему только одним путем – ликвидировать источник тревоги, но это ему запрещалось.

Он достал из поясной сумки полоску вяленого мяса и щепоть сушеных грибов, которые помогали не спать. Ночь все еще в разгаре, надо проверить посты и оставаться в карауле у дверей спальни жрицы. На вкус грибы напоминали сушеное дерьмо и хрустели на зубах, как песок, но действовали мгновенно – в голове прояснилось, глаза перестали слипаться. Он заел мерзкий привкус вяленым мясом и хлебнул из фляги холодного травяного чаю. Ну, вот, можно жить!

На лестнице зазвучали голоса. Додо взял автомат в руки и вышел на площадку. В свете факелов он увидел своих караульщиков и Бабаха, который что-то им рассказывал, размахивая руками.

– Пропустите! – приказал Додо, на всякий случай снимая оружие с предохранителя.

Бабах, конечно, свой, но Беспощадный его знает… Чел живет верхом на бомбе, в голове даже не тараканы – жуки с ладонь величиной! Мало ли что жуки ему нашепчут?

– Что у тебя? – спросил Додо у минера, не скрывая своей антипатии.

– Косолапый прислал гонца. Он готов встретиться. – Бабах тоже не лучился симпатией к собеседнику. Не будь необходимости сотрудничать, и они бы уже сцепились между собой.

– Сейчас?

– Ага… – Бабах почесал макушку и сморщил нос. – Говорит, зачем тянуть? Пусть приходит!

– Так ночь же!

– Их снайперы могут видеть нас в темноте, наши – не могут, – пояснил Бабах. – Вот и весь смысл приглашения. Косолапый не дурак. Будь с ним осторожен. Он ждет нашего сигнала… Как будешь готов, спускайся вниз. Я ее провожу.

– И меня!

– Идет только она и минер. Такие условия!

Додо наклонился над Бабахом и оскалился, отчего стал похож на рассерженного гризли.

– Если с ней что-то случится, – выдохнул он, – я разрежу тебя на части. Живого.

– Если с ней что-то случится, – прошелестел в ответ Бабах, не отводя от Додо бешеного взгляда, – с моста никто живым не уйдет. Никто, Додо, даже я… Это я тебе обещаю.

– А они об этом знают, Бабах?

– Да, они об этом знают…

* * *

Плот отчалил от берега далеко не сразу – попробуйте вдвоем спустить на воду такую махину.

По-хорошему, бо́льшую часть груза надо было оставить в ангаре до лучших времен, если они настанут, но ветер гнал пламя в их сторону и было понятно, что утром здесь будет бушевать пожар. Поэтому плот они не разгружали, приняли решение спрятать ненужное на другом берегу. Без лошадей такую тяжесть не вынести – это хорошо понимали и Белка, и Книжник. Только самое необходимое – оружие, патроны, минимум еды и воды, но бросить все на милость огня в планы не входило.

Под днище плота постелили старый тонкий пластик, полили его водой и по скользкому покрытию столкнули суденышко в реку. Вода сразу подхватила плот, Белка и Книжник едва успели перевалиться через заплатанные борта, как его уже вынесло на стремнину, где течение закручивало воду в пенные буруны.

Плот начало крутить, но Тиму и Белке удалось подрулить веслами, выровняв свое латаное-перелатаное судно носом по струе. Их несло быстро, значительно быстрее, чем они рассчитывали, несло по стремнине к Мэйн-Бридж, и по правую руку уже бушевал добравшийся сюда пожар.

Веселое жаркое пламя пожирало старые дома вместе с зарослями дикого винограда, укрывавшего их до самых крыш, выжигало камышовые берега и молодую поросль орешника в переулках, стреляло в холодное ночное небо смерчами горячих искр. Воздух полнился сухим жаром. На мгновение Книжнику показалась, что на фоне огня промелькнул силуэт бегущего человека, но это вполне могло оказаться игрой зрения, больно уж мельтешило тенями на пожарище.

Левый берег был темным и безжизненным, над разрушенной временем набережной громоздились дома, чудом уцелевшие окна на ветхих фасадах зловеще, словно глаза хищника, поблескивали отраженным красным. Правый же берег походил на раскаленную топку печи, в которой сгорали остатки мира.

Книжник смотрел на бушующую стихию с суеверным ужасом. Конечно же, Беспощадный страшен, но свирепый пожар, пожалуй, впечатлял не меньше. Тим отвлекся на несколько мгновений, оставил грести веслом, и плот едва не налетел на развалины упавшего в реку здания. Они чудом разминулись с куском бетона, торчащим из бурного потока, но уклониться от длиннющего железного прута, торчащего из обломка, не получилось.

– Ложись, – крикнула Белка и сама плашмя рухнула на дно плота.

Тим опрокинулся навзничь, прижимая к груди весло.

Громыхнуло – прут пролетел над низким бортом, не упади они – быть бы обоим разрубленными пополам! – и с размаху ударил в щит, укрывавший беглецов от выстрелов. Железный лист взлетел в воздух, словно обрывок бумаги, поднятый порывом ветра, его угол прорезал днище и через секунду Книжник уже лежал в воде.

Неуправляемый плот закрутило в водовороте, выплюнуло на стремнину, и тут по ним открыли огонь с Мэйн-Бридж.

Темный плот на темной воде и в темноте – не очень хорошая мишень для стрельбы с расстояния больше двухсот ярдов, но стрелкам не приходилось выбирать. Беглецы были видны на повороте за счет отблеска пожара, ближе к мосту река ныряла в густую тень между берегами. Две пули угодили в один из ящиков, в десяти дюймах от головы Белки, а еще одна вспенила воду на дне плота – Книжник разглядел вспышки от выстрелов над ограждением моста, но больше попаданий не было, хотя звуки выстрелов заметались между берегами эхом. Били одиночными, прицельно.

– Не вставай, – приказала Белка. – Они нас видят.

Их поврежденное суденышко отяжелело и сбавило ход, но все равно двигалось шустро – Мэйн-Бридж навис над ними, закрыв низкое беззвездное небо. Борт с неприятным шуршанием проехался по осклизлому бетону опоры и плот снова развернуло.

Книжник попытался привстать, но тут же упал опять, на этот раз лицом вниз. Он заворочался, хлебнув воды, неуклюже перевернулся, путаясь в оружейных ремнях.

Мгновение – и они прошли мост, самое узкое место реки. Дальше русло расширялось, скорость струи падала, вода то и дело натыкалась на скрытые под поверхностью препятствия и вскипала бурунами.

Едва они вышли из-под моста, как по ним снова открыли огонь в несколько стволов.

Загрохотал автомат Белки – пламя, рвущееся из дульного среза, осветило ее лицо: в глаза Тиму бросились сжатый в нитку рот и прищуренный глаз над металлом приклада.

Белка палила по мелькающим наверху огонькам, а сверху палили по ним, если судить по тому, что в плот не попала ни одна пуля, то стреляли наудачу.

От выстрелов Тим оглох, поэтому команду Белки услышал не сразу, а когда услышал, то принялся грести, направляя плот к левому берегу. Река в этом месте начала поворачивать, забирая правее, у левого берега поток ускорился – Книжник работал веслом изо всех сил, но причалить не мог. Тень, в которую они вошли была густой и темной, как смола, зарево на востоке делало здешнюю тьму еще непроницаемей. Тим не видел, куда править, Белка перестала отстреливаться и вместе с Тимом гребла наугад – промазать мимо берега было невозможно, но и выбрать место для причаливания тоже.

Они зацепили порванным днищем за какое-то препятствие, заскребли по острым камням – Белка сиганула за борт, ухнула в воду по горло, но тут же нащупала ногами дно, и потащила плот к берегу, кряхтя от натуги.

Тим выпустил из рук весло, и приготовился было прыгать вслед за ней, как Белка, захрипев, выпустила леер, за который держалась, и странно запрокинув голову, попыталась снять что-то с шеи. В руке ее сверкнул нож, но и руку странно рвануло вбок и назад. Белка погрузилась в воду с головой, и тут же неведомая сила вытащила ее на поверхность…

Плот снова крутнуло.

Книжник потерял равновесие, упал и тут же на борт упала черная тонкая петля, упала – и тут же соскользнула с баллона.

– Белка, – заорал он, что было сил. – Белка!

Еще одна петля, брошенная умелой рукой, вырвала из его рук весло.

Он еще успел увидеть, как кто-то невидимый волочит герлу к берегу, а она упирается, пытаясь единственной свободной рукой разжать душащую ее петлю, но плот продолжало уносить прочь и через несколько секунд все исчезло во тьме.

Книжник стал на колени, его била дрожь, мокрая одежда облепила тело и порыв ветра, налетевший с юга, пронизал его до самых костей. Вокруг клубился туман, пахло рекой, гарью и влажным бетоном.

– Белка… – просипел Книжник, теряя голос, словно это его шею перехлестнула тонкая черная веревка.

Тим почувствовал, что его охватывает ужас, настоящий, до того не испытанный. Это был не страх смерти – смерть всегда была рядом, а последние дни так просто стояла за спиной. Книжник, проживший годы изгоем, ощутил себя летящим в пропасть. Словно он искал ногами опору и не находил. Все кончилось в тот момент, когда вылетевший из темноты аркан уволок Белку на верную смерть.

Ни цели, ни пути, ни надежды.

Он остался один.

* * *

Косолапый выслушал гонца, кивнул и зашагал к Айше, смешно выворачивая ступни – его не зря прозвали Косолапым.

Он был невысок, узкоплеч и сутул, но очень силен и ловок, когда дело касалось драки. А еще – он очень быстро думал и умел вовремя принимать решения. Узкое треугольное лицо казалось длиннее, чем было на самом деле, из-за редковатого клока волос, свисавшего с подбородка. Широко расставленные темные глаза смотрели внимательно, без злобы, но Айша знала, что Косолапый с удовольствием отрезал бы ей голову. Сам. Своими руками и без помощников. И получил бы при том немалое удовольствие.

Он подошел и остановился рядом с чадящим факелом со своей стороны барьера, Айша оставалась у своего. Жрица Сити и вождь Тауна стояли посередине Мэйн-Бридж, не делая попыток пересечь границу, хотя между ними было чуть больше ярда. С одной стороны их освещали факелы, с другой – зарево пожара, бушующего невдалеке, поэтому видели они друг друга превосходно, как днем. Стрелки с обеих сторон могли легко держать на мушке цель и были готовы открыть огонь в любую секунду – и Косолапый, и Айша об этом знали, рисковать не собирались и со стороны их встреча выглядела как дружелюбная беседа двух старых друзей, вышедших прогуляться прохладной ночью.

Вождь задумчиво потрогал половинку правого уха и посмотрел на Айшу.

– Извини, Косолапый, – сказала она, невольно ухмыляясь.

Он осклабился в ответ, показывая неровные зубы. Переднего вовсе не было – вместо него зияла дыра. Зуб остался там же, где и часть уха, и Айша имела к этому непосредственное отношение. Это было не слишком хорошо для переговоров. Лучше было бы не промахиваться тогда.

– Ты не соврала, – сказал Косолапый, лениво ощупывая жрицу взглядом. – Мы ее взяли.

– Ее? – переспросила Айша. – Только ее взяли? Никого больше?

– Да.

Айша покачала головой.

– Нам нужны оба. Эта рыжая сучка проблему не решает.

Косолапый повел узкими плечами.

– Ну, так можешь попробовать его поймать… Покажи, как это делается.

– Здесь твоя земля, Косолапый, – возразила Айша. – Я ничего не могу без тебя попробовать.

– Хорошо, что ты это понимаешь…

«Тварь! – подумала жрица, улыбаясь своей лучшей зовущей улыбкой. – Сдохни первым! Тварь!»

Но вслух сказала:

– Живи вечно, Косолапый… Ты мудр. Позволь спросить у тебя – где пленница?

– У меня.

– Приведешь ее сюда?

– Нет. Я, вообще, думаю, зачем мне ты?

– Я нужна тебе, Косолапый.

– Зачем? У меня десять раз по десять полных рук челов, жрица. Я справлюсь сам.

– И сколько твоих челов умеет читать, считать и писать, Косолапый?

Он молчал.

– Значит, ни один из твоей тысячи читать не умеет?

– Ну и что?

– Воины проблему не решат, Косолапый. Сила на твоей стороне, но вот где ты возьмешь мозги? У Книжного Червя с собой тетрадь, в ней написано, как найти Лабу. Положим, что ты раздобудешь тетрадь. Ты сможешь ее прочесть?

– Я могу заставить его прочесть все, что угодно…

– Если поймаешь, то конечно заставишь, – согласилась Айша. – Но ты его не поймал.

– И ты его не поймала, жрица, – ответил Косолапый с нескрываемым раздражением в голосе. – Может, ты не так умна, как хочешь показать?

Жрица улыбнулась.

– Я достаточно умна, чтобы не пытаться обмануть саму себя. Ты нужен мне, Косолапый. Остается выяснить, нужна я тебе или не нужна?

Косолапый замолчал, играя желваками.

– Сколько человек пойдет с тобой? – наконец выдавил он из себя.

– Три полных руки и еще двое.

– Зачем тебе это отребье? Эти парковые, фармерская деревенщина? Может, давай только мы с тобой?

– Ты считаешь меня дурой? Да я и часа не проживу, как действительно стану тебе не нужна! Они мой бронежилет!

– Боишься?

Она пожала плечами.

– Только идиоты не боятся…

– Тогда запомни, жрица, если ты попробуешь меня обмануть, то я развешу твоих людей на этом мосту, за ноги, на перилах, с содранной кожей. А для тебя придумаю что-нибудь особенное…

– Договорились.

Косолапый снова потрогал половинку уха и поморщился.

– Я не верю тебе, Айша. Ты так устроена. Обязательно попытаешься обмануть.

– Я тоже не верю тебе, Косолапый. Ты при первой же возможности ударишь в спину. Но что мы теряем? Сколько зим осталось тебе до прихода Беспощадного?

– Одна, – ответил он, подумав.

– У меня – две. Но мы можем исполнить пожелание – жить вечно. Разве не стоит попробовать?

– Если Червь не соврал. Если твои парковые правильно поняли его своими тупыми головами. А если все это бред?

– А если это не бред?

– Ты могла спокойно прожить две зимы, жрица. Это очень много – две зимы. В два раза больше, чем моя одна…

– Не иди с нами, Косолапый. Пропусти мой отряд – и оставайся. Живи спокойно эту последнюю зиму.

Он осклабился, показав дыру в ряду порченых зубов.

– Ну уж нет… Позволить тебе наколоть меня еще раз? Не дождешься! Мы пойдем с вами.

– Так мы можем перейти мост?

– Спроси своего безумного взрывника, – сказал Косолапый и сплюнул. – Дойдете сюда – и вас проводят дальше. И не вздумайте размахивать своими железяками в моем городе… Всех положим!

Он развернулся и пошел прочь.

– У нас ган-кэрроджи… – сообщила Айша в сутулую спину. – Они пригодятся нам, когда мы выйдем из Сити…

– Я знаю… – отмахнулся Косолапый.

* * *

Когда плот в очередной раз коснулся берега, Книжник уже успокоился. Во всяком случае, руки у него дрожали меньше.

Он не понимал, где находится, но если судить по зареву пожара, его принесло туда, куда надо – на карте это место называлось Ист-Сайд. Здесь река огибала Даунтаун с востока, расширялась и теряла скорость. Здесь, на Ривер-сайд-драйв, в воду вонзались четыре длинных пирса и располагался речной порт, вернее, то, что от него осталось за годы, прошедшие с прихода Беспощадного и после визитов кузнецов из Тауна, растащивших портовые краны на металл.

Разрезать корпуса кораблей, стоящих в порту на вечном приколе, у племени Тауна не было ни умения, ни необходимости, и они, разграбленные, затонувшие и опустошенные, тихо гнили у причальных стенок.

Причудливо бегущий поток направил плот Книжника на мокрый, заросший мхом и водорослями пирс, проволок вдоль зеленоватой скользкой стены и оставил качаться между торчащими из воды надстройками затонувшего прогулочного катера и разрушенным причалом.

Было тихо. Настолько тихо, что Тим слышал, как плещутся рыбы, щипавшие водоросли с камней. Потом от дуновения ветра зашелестел камыш, несколько раз хлюпнула набежавшая на берег волна и тут же с неба упали крупные капли холодного ночного дождя. Капли стучали о борта плотика, о камни, о непроницаемо черную воду реки и били Книжника по спине и затылку.

Он заставил себя встать, веслом подогнал полузатопленный плот как можно ближе к причалу и, отталкиваясь руками, дотащился до берега. На то, чтобы разгрузить плот и перетащить вещи в пакгауз с проваленной крышей, у Тима ушел час. За это время прекратился дождь и ветер разорвал облака в клочья. Через разрывы робко светила луна, и ночь из темной становилась серой.

Потом Книжник спустился к воде и умылся, несмотря на ночную свежесть он не чувствовал холода, понюхал воду (она, как и положено, пахла водой и чуть-чуть водорослями) и сделал несколько глотков. Еще десять минут он потратил на то, чтобы разобрать автомат и протереть детали найденной в пакгаузе ветошью.

Все это время он размышлял, морща лоб от напряжения, бормоча что-то себе под нос. В рюкзаке Белки он нашел половинку бинокля и удовлетворенно хмыкнул – то, что нужно!

Еще через пять минут он шагал на запад, держась в тени, а тени на улицах Сити были густыми, как растопленная смола, и скрывали Книжника от посторонних глаз надежнее камуфляжа. Он рисковал зацепить растяжку сигнальных ракет или, что гораздо хуже, какой-нибудь самодельной мины, но тут уж приходилось полагаться на везение. Тим все равно ничего не видел уже в метре от себя и приглядываться, натянута ли поблизости тонкая проволока, приводящая в действие ловушку, не видел смысла.

Так он миновал пять блоков и остановился перед темной громадой уходящего в ночное небо дома. Здание было очень высоким, сколько в нем этажей, Книжник и прикинуть не мог, но то, что больше тридцати, мог сказать с уверенностью.

Вестибюль здания оказался огромным и мог вместить во внутрь главный дом Парка да еще бы и место осталось. Тут пришлось достать из кармана фонарик и, раскручивая пальцами динамо-машинку, Тим начал продвигаться вперед в поисках входа на лестницу. На площадке нулевого этажа он замер, прислушиваясь. Теперь он слышал звуки обитателей этого дома – птиц, грызунов и даже шорох насекомых. Но человеком здесь и не пахло. А, может быть, Книжник был не способен уловить этот запах. Он только начинал учиться жить в мире Белки, там где не было книг и времени для чтения. Пора было применять знания на практике или…

Или сдохнуть первым.

Сдохнуть первым в планы Книжника не входило. И еще – нужно было сделать все так, чтобы не умерла Белка, потому, что без нее до Лабы не дойти…

Книжник сделал шаг, нащупал ногой первую ступеньку и подумал, что, возможно, дело совсем не в сомнении, дойдет ли он сам до Лабы или не дойдет. И даже не в том, что он остался один в окружении тьмы и врагов.

Он просто не мог бросить ее на произвол судьбы. Не мог – и все.

Он карабкался вверх хрипло дыша и цепляясь за перила. Оказалось, что тяжелее всего миновать первые пятьдесят пролетов, потом неожиданно стало легче.

Когда он добрался до последнего по счету тридцать пятого этажа, небо уже начинало сереть. Над городом вставал дымный рассвет.

* * *

Разорвать пластмассовые путы Белка не могла.

Она, конечно, попробовала, но безрезультатно – только сильнее начали болеть перетянутые прочной узкой лентой кисти рук.

Ноги тоже связали жестко, в двух местах – на лодыжках и чуть выше колен.

Дико болело горло, саднила содранная петлей кожа снаружи и еще что-то внутри. Говорить Белка пока не могла, только кашляла и сипела, поэтому даже ругаться не получалось.

Она не помнила, кто и куда ее нес, от удушения она потеряла сознание, а очнулась от того, что ее швырнули спиной на бетонный пол, связанную, с какой-то грязной, воняющей мочой тряпкой на голове.

Она попробовала вскочить, но тут же снова рухнула, вдобавок схлопотав чем то тяжелым по ребрам.

– Не так сильно, – сказал кто-то над ее головой. – Еще забьешь суку насмерть…

– Перетерпит…

Кто-то прошел на расстоянии полфута от ее лица, Белка слышала, как хрустит бетонная крошка под его ногами. Потом этот кто-то присел рядом на корточки и тряпка с ее головы слетела прочь.

– Отбегалась? – спросил нависающий над ней чел.

Он был светловолосым, со свернутым набок носом и разноцветными глазами, смотрящими очень недоброжелательно с широкого веснушчатого лица. Одна бровь у него была выше другой из-за шрама, пересекавшего лоб наискосок.

Белка хотела сказать в ответ что-то неприятное, но издала лишь несколько нечленораздельных звуков.

– А нам сказали, что ты крутая! – протянул светловолосый с разочарованием. – Мы думали – ты реально четкая герла и всех нас порвешь на куски… А ты…

Он встал и махнул рукой.

Он был одет во все черное и сливался с окружающим сумраком, если бы не свет факела, чадившего на стене сзади него, то был бы вовсе невидим на фоне серых заплесневелых стен комнаты, куда ее принесли.

Теперь, когда вонючая тряпка не закрывала ей нос, Белка могла «пощупать» запахи вокруг.

От светловолосого пахло потом, каким-то спиртным и немного кровью. И еще – он не так давно был с какой-то герлой. Второй чел, находившийся вне поля зрения Белки, пахнул этой же герлой, недавно съеденным мясом и испражнениями. От обоих тянуло рекой, водорослями и ее собственным страхом, этим запахом они пропитались, пока тащили ее – бездыханную – от реки в город.

– Что? Болит? – спросил светловолосый, чуть скривив лицо. – Ничего, пройдет. Скоро, сука, для тебя все пройдет!

Он шагнул и пнул Белку в живот.

Она едва успела изогнуться и подставить под удар бедро, но все равно было больно.

– Завязывай, – буркнул тот, кто расположился сзади. Голос у него был командный, но говорил он нечетко, глотая слова. – Ее допрашивать скоро придут, она живая нужна, Нос. Успеешь еще потоптаться…

– Слышишь, сучка, – ухмыльнулся Нос Белке. – Я тебя потом топтать буду.

Белка смотрела на него снизу вверх и готова была завыть от бессилия, но голоса не было и она сглотнула боль и ярость, которые кипели в ней. Нельзя злить этих двоих. Нельзя, чтобы Нос переломал ей кости. Пока он цела, хоть и связана, а может случиться иначе. На переломанных ногах отсюда не сбежишь, переломанными руками этой твари шею не своротишь. Фармеры, например, всегда так поступали с пленниками, если не имели планов использовать их как рабов на своих полях – просто ломали им ноги. А уж потом, по свободе… Впрочем, парковые тоже особенно с пленными не церемонились. С пленными никто не церемонился, поэтому попасть в плен было не стыдно, а безнадежно и очень мучительно. Лучше было застрелиться или подорвать себя гранатой, но только не оказаться во власти победителя.

За спиной разноглазого виднелось небо, никаких силуэтов зданий или крыш – только черное небо и россыпь звезд на нем. Значит, ее приволокли в одно из высотных зданий. Окон здесь давно не было, поэтому ветерок свободно проникал в помещение. Пожаром не несло, значит, ветер дул с востока. Скорее всего, это одна из трех высоток в Даунтауне Сити, не дальняя – там окна были во всю стену, а вторая или третья. Такие высоченные башни, когда-то бывшие жилыми домами.

«Плохо дело, – подумала Белка. – Совсем плохо дело. Не сбежать. Даже если освобожусь – не сбежать. Я не птица, отсюда на крыльях не спущусь…»

Где-то невдалеке бухтели голоса (Белка различила троих) – скорее всего, охраняли лестницу. Она слышала звуки внизу, много звуков этажом ниже, а вот выше была тишина.

– Оттащи ее в угол, – сказал Гунявый. – Слышь, Нос! В угол ее положи!

– Ща… – отозвался разноглазый.

Сильные руки схватили Белку за капюшон худи и поволокли по бетонному полу, словно мешок.

Нос швырнул ее в угол и, больно вывернув пленнице руки в плечах, привязал к торчащей из стены ржавой арматуре.

– Вот так, сучка, – сказал он с издевкой в голосе. – Ты крутая, говоришь? Нет, ты не крутая… Ты – говно!

Белка почувствовала, как Нос запустил ей руки под одежду и принялся шарить по груди.

– И сиськи у тебя – говно, – хихикнул он. – Кому нужна герла с такими тухлыми буферами?

– Завязывай, Нос! – голос Гунявого на этот раз не вызывал желания с ним поспорить и разноглазый убрал руки из-под худи. – Потом будешь развлекаться… Слышишь, Косолапый поднимается…

Снизу раздавался размеренный скрип, словно там располагалось несмазанное мельничное колесо, и негромкий лязг металла о металл.

Прямо перед Белкой возникло лицо разноглазого, он буквально касался ее лица своим.

– Я вернусь, – прошептал он. – Когда Косолапый закончит с тобой, я вернусь, мелкая! Я вернусь и порву тебя напополам!

Дыхание у него было тяжелым и вонючим, как у шакала-трупоеда.

Он уткнулся ей в шею и, высунув язык, медленно, постанывая от удовольствия, облизал Белке правую сторону лица, оставив омерзительно липкую дорожку на коже. Как вольфодог, пробующий кровь на вкус.

Ее передернуло от омерзения. В этот момент она могла легко вцепиться ему глотку зубами и попробовать загрызть, но сдержалась – пока нельзя.

Потом! Потом, тварь, ты ответишь за свой поганый язык.

Он продолжал обнюхивать ее, хрипло дышал над ухом, и пахло от него все омерзительнее и омерзительнее – остро и сильно, похотью. Как от Сунь-Вынь в ту ночь, до того, как она выпустила ему кишки наружу.

Белка попыталась отвлечься, отвернула лицо, которое все еще горело там, где на коже осталась липкая слюна, и стала прислушиваться к скрипу, доносившемуся с нижнего этажа. Похоже на то, что крутили ворот, поднимая корзину с грузом.

– Что воротишь морду, мелкая? Не нравлюсь? – спросил Нос, перестав сопеть, и, ухватив Белку за подбородок, развернул лицом к себе.

Белка мгновенно, словно разъяренный снейк, мотнула головой, впиваясь Носу в пальцы. Зубы у нее были острые, рот мгновенно наполнился соленым…

– Аргкх! – взвыл Нос, отдергивая прокушенную руку, и ударил Белку второй, наотмашь. Путы ограничивали свободу движений, но она успела отклониться, и удар, который должен был выбить ей десяток зубов, лишь рассек губы и раскровенил щеку.

Нос вскочил и пнул ее ногой, попал, сделал еще шаг, замахиваясь, но рука Гунявого вцепилась ему в плечо и рванула назад. Ботинок просвистел рядом с лицом Белки…

– Отвали! – приказал Гунявый, оттаскивая Носа от пленницы. – Остынь, чувак!

Теперь он тоже появился в свете факела, давая Белке рассмотреть себя.

Гунявый выглядел гораздо старше Носа, его встреча с Беспощадным была близка – широкое лицо, массивный нос, смуглая кожа.

Он пихнул оскаленного товарища в грудь и стал между ним и Белкой.

– Отвали, Нос! Он уже почти тут! Хочешь неприятностей?

– Я убью эту суку, – прорычал Нос, размахивая окровавленной ладонью. – Она мне чуть палец не отгрызла!

– Так! – сказал Гунявый сурово. – Пасть захлопни! Руку ему прокусили! А ты не суй, куда не надо! Нам приказано живой и целой! Или ты, удолбыш, хочешь прогуляться по небу?

Там, где по расчетам Белки должна была находиться лестница, запрыгало неровное факельное пламя, забубнили голоса, подошвы шаркали о бетон…

– Пасть закрыл! – повторил Гунявый и повернулся к Белке. – Так! Сейчас ты будешь говорить с Вождем, герла. Попробуешь тявкать на него – вырву тебе зубы. Я не Нос, пугать не буду. Сказал, что вырву – и вырву. Так что Вождь будет спрашивать, а ты, сука, отвечай. И отвечай правду, если не хочешь слетать вниз с петлей на шее после прогулки по доске! Всосала рулзы? Или повторить?

Белка молча кивнула в ответ, облизывая окровавленные губы.

Гунявый был однозначно опаснее Носа в бою, но здесь именно Нос для нее был просто смертельно опасен. Он больной, как Сунь-Вынь, а, может, еще хуже. Пока Гунявый не дает Носу разгуляться, злить его себе дороже – надо сделать вид, что подчиняешься, и ждать момента для атаки. Белка была уверена, что чокнутому Носу она сможет перерезать глотку в два счета, а вот Гунявый… Гунявый, пожалуй, может перерезать глотку ей. Силой и скоростью такого кабана не взять – нужна хитрость и внезапность.

На этаже стало значительно светлее. Вождя сопровождали трое с ярко пылающими факелами и тьма спряталась в густые тени по углам. Гунявый и Нос отступили в сторону, почтительно склонив головы, но прежде чем спрятать глаза, Нос бросил в сторону Белки ненавидящий взгляд, не суливший ей ничего хорошего.

Вождь остановился перед Белкой и молча принялся ее рассматривать. Белка тоже молчала, разглядывая гостя и его свиту.

* * *

Теперь, когда факелы ярко освещали этаж соседнего здания, Книжник чувствовал себя почти счастливым. Он опустил бинокль и невольно заулыбался. Причин для радости было две – Белка была жива и он знал, где ее держат.

Но были причины и для огорчения.

Между зданием, на котором расположился Книжник, и зданием, в котором сейчас была Белка, раскинулось три квартала – дома здесь неплохо сохранились, хотя здешние обитатели предпочитали жить на несколько блоков восточнее, не у самой реки. И, хотя башня, приспособленная племенем Тауна под тюрьму и пост смотрецов, была ниже дома, в котором сейчас был Тим, минимум вдвое, и охранялась так себе, Книжник и предположить не мог, как в нее пробраться.

Он снова посмотрел в окуляр своего устройства.

Белка по-прежнему сидела у стены, явно связанная по рукам и ногам, а кто-то из племени Сити стоял перед ней, частично перекрывая обзор. Кто-то важный. Один из охранников шагнул к ней, нагнулся и…

Белка завалилась на бок от удара, но ее тут же рывком подняли с пола. Книжник видел, как кровь из разбитого носа заливает Белке рот и подбородок. Он был готов заорать от злобы и бессилия, но крик превратился в рычание. Стрелять с этого расстояния было бессмысленно, орать угрозы – глупо. Книжник сунул монокуляр в рюкзак и встал, сжимая до белых костяшек цевье автомата. Без оптики он видел только свет на этаже, уловить движения с такого расстояния он не мог. Тим стоял у самого ограждения, подставив лицо ночному прохладному ветру. Лицо горело, словно под лучами солнца, и на лбу высыхала выступившая испарина. Сказать, что Книжнику было страшно – это ничего не сказать. Страх скрутил желудок в комок и мял сердце ледяными ладонями. Тим понял, что делать. Он старался не думать о том, что предстоит, потому что боялся собственной трусости. Он несколько раз сжал клавишу механического фонаря, разгоняя динамо-машинку – звук успокаивал, свет овалом падал на пыльные щербатые ступени. Подсвечивая себе дорогу жужжащим фонариком, Книжник зашагал вниз по лестнице.

* * *

Больно Белке не было, а вот дышать стало трудно – текло из носа обильно, сбегало по подбородку и капало на грудь. Во рту стало солоно и горячо, пришлось сплюнуть. Плевок вышел живописным: большая красная клякса на серой пыли, покрывавшей пол.

– Ну? – спросила она. – И зачем?

Вождь Тауна стоял перед ней, разглядывая пленницу и теребил свою редкую бороденку. На лице его не было эмоций, во взгляде – любопытства. Он рассматривал ее, как охотник рассматривает дичь, выбирая место, куда выстрелить, чтобы убить наповал. Молчал, изредка отрываясь о клока рыжеватых волос на подбородке, и трогал себя за остатки уха, похожие на растоптанную улитку.

За его спиной маячили фигуры Гунявого, Носа и еще нескольких здоровяков с оружием. Но Белка обратила внимание не на них – еще один гость подпирал колонну чуть поодаль: низкорослый, с умело татуированным в три краски лицом и выбритой клином круглой головой. Одет татуированный был не в черный комбинезон солдата, а в странную хламиду, несколько истрепанную, но сохранившую некую ритуальную нарядность.

Жрец. Однозначно – жрец. Шаманов и жрецов Белка узнавала с полувзгляда, было в них что-то, указывающее на профессию, что-то помимо одежды. Он наблюдал. Не смотрел, а именно наблюдал – морда у него при этом была грустная, казалось, что он вот-вот заплачет.

– Как тебя зовут?

– Обязательно было лупить меня по лицу? – спросила Белка. – Просто так спросить не мог?

И снова сплюнула кровью, целясь в ботинки вождя.

Бэнц!

На этот раз прилетело ладонью в ухо, и Белка на несколько секунд оглохла.

От удара перед глазами вспыхнул сноп искр, и, падая на бок, она инстинктивно постаралась не приложиться виском о бетонную плиту. Белка лишь ободрала щеку, но это, по сравнению с тем, что надвигалось, было самым мелким из зол.

Ее снова подняли и посадили вертикально.

– Теперь сообразила? – осведомился вождь. – Отвечать будешь, когда я прикажу. Спрашивать, когда я разрешу. Как тебя зовут?

Хотелось показать ему средний палец, но руки были скованы за спиной прочной пластиковой лентой.

– Белка, – сказала она. – И что? Много это тебе дало?

– Откуда ты? – спросил вождь.

– Ниоткуда.

Вождь повел головой и Белку снова ударили, на этот раз по другому уху.

– Тебя будут бить, пока ты не усвоишь правило: если я тебя спрашиваю – ты должна ответить.

Жрец отделился от колонны, которую все это время подпирал, и перешел чуть поближе, чтобы лучше видеть.

Белка тряхнула головой, наводя резкость.

– Я ответила, как есть.

– Нет такого места – ниоткуда. Ты – парковая?

– Я не живу с племенем. Я сама по себе.

– Никто не бывает сам по себе. Особенно зимой.

Белка попыталась пожать плечами, но со скованными за спиной руками, это получилось плохо.

– У меня получилось.

– Хорошо. Пусть будет так. Зачем ты пришла сюда?

– Мне не нужно сюда, мне нужно на юг.

– Таун – не единственный путь на юг.

– Сейчас нет другого моста через реку. Северные ворота упали больше года назад.

– Я знаю. Что ты ищешь на юге?

– Что тебе рассказали обо мне? – спросила Белка устало. – Кончай уже ходить вокруг да около. Спрашивай прямо.

– Рассказывают, что ты ищешь лекарство от Беспощадного, – ответил он практически без паузы. – Это так?

– Да.

– Хорошо.

Он достал из кармана трубку, вырезанную из вишневой ветки, и ловко раскурил от тлеющего трута.

– И где оно – это лекарство? – он выпустил из ноздрей сизый дым и в воздухе сильно запахло чарром. Запах дурманной травы мгновенно забил все остальные запахи, по которым Белка определяла, где находятся ее тюремщики.

– Не знаю.

– А кто знает?

– Никто.

– Мне опять тебя ударить?

– Можешь ударить. Никто не знает, где лекарство. Никто не знает даже есть ли оно.

– Ты пытаешься меня обмануть?

– Было бы неплохо надуть тебя, но я говорю правду.

– Ты пошла за лекарством, которого может не быть? – Он скривил лицо, что должно было означать улыбку, и почесал половинку уха. – И которое неизвестно где находится? Не верю.

– А если это так, то что я теряю?

Он сделал еще одну затяжку, погрыз чубук и с явным сожалением выбил трубку о ладонь. Пепел и угольки упали на бетон прямо перед ее ногами.

– Все, – произнес он, пряча курительные принадлежности в карман. – Ты теряешь все, Белка. Потому что ты теряешь жизнь.

– Это моя последняя зима. В любом случае последняя. Следующего снега мне не видать.

– Она еще не наступила, а умрешь ты уже завтра.

– Почему завтра?

– Потому что ты мне не нужна, – он принялся загибать пальцы. – Это – раз. Потому, что Айша хочет получить тебя в подарок, а я не хочу делать ей подарки. Это – два. Потому что с ней пришли парковые, которые хотят съесть твое сердце, а еще фармеры, которые тоже хотят до тебя добраться. Это три и четыре. Ты могла бы купить у меня жизнь за лекарство, но у тебя нет лекарства и ты ничего не выторгуешь. И это пять. Зато у тебя есть умный напарник, правда? Я думаю, что договорюсь с ним.

– Ты уже нашел его?

– Пока нет, – ответил вождь, поднимаясь и отряхивая штаны на коленях. – Но найду. В Тауне очень трудно от меня спрятаться.

– Надеюсь, он уже не в Тауне, – сказала Белка.

– Утром увидим. Ты точно не знаешь где искать лекарство?

Белка покачала головой.

– Нет. Я не знаю.

– Тогда сдохни первой, – в голосе вождя не было ни злобы, ни сочувствия. Он просто выносил приговор. – Жрецы давно хотели жертву, они ее получат.

Грустная физиономия жреца при этих словах расползлась в улыбке, он взмахнул полами своей хламиды, словно птица крыльями, и исчез из поля зрения Белки.

Вождь в сопровождении охраны проследовал к лестнице, и факельный свет ушел вместе с ним.

На этаже остались Белка, Нос и Гунявый.

Нос подошел к Белке и ухмыльнулся, глядя на пленницу сверху вниз.

– Ты только шкуру ей не попорти, – сказал Гунявый, возясь с рюкзаком. – Жертва все-таки!

– Не попорчу, – ответил Нос, продолжая ухмыляться. – Зачем мне шкуру портить? Я найду, что ей попортить… Да, мелкая?

– Успеешь наиграться, – пробурчал Гунявый, морщась. – Иди сюда, сначала пожрем!

– Слышишь, мелкая, – Нос подмигнул. – Я скоро вернусь! Только пожру и тут же к тебе, за ласками! Ты же любишь ласки, мелкая?

Белка молча смотрела на его мерзкую харю и молила Беспощадного о том, чтобы Нос не унюхал запах паленого: уголек, выбитый из трубки Косолапого, плавил пластиковую ленту, которой ей стянули лодыжки.

Уголек был небольшой, но его жара хватило на то, чтобы пластик пут начал течь и обугливаться.

* * *

Книжник едва не заблудился в темноте. Нужно было не только найти дорогу в ангар у реки, но еще и не попасться на глаза смотрецам и не зацепить растяжку с сигналками или гранатой.

В ангаре он первым делом отыскал рюкзак, который прихватил на складе и проверил его содержимое: все было на месте – и тонкие металлические трубки для каркаса, и легкая ткань, скользившая между пальцами, как маслом намазанная. Тут же лежал ранец, плоский и черный, с широкими наплечными лямками, которые застегивались на груди. Попробовал поднять и остался доволен – он мог донести это наверх. Пусть с остановками, но это было вполне под силу.

Трофейный автомат Книжник сменил на любимый обрез Белки, пристегнул кобуру к бедру и проверил ремни, чтобы не елозили. Патроны рассовал по карманам, проверил, как держится в ножнах тесак. Ничего больше не взял – вес и свободные руки были важнее всего, что здесь оставалось. В конце концов, если они будут живы, сюда всегда можно вернуться.

Он взвалил рюкзак на плечи, прикрыл двери ангара и зашагал к башне, аккуратно подсвечивая себе дорогу фонариком.

* * *

– Ты так и будешь держать нас под прицелом? – спросила Айша.

Площадь, которую Косолапый выделил им под лагерь, была окружена стрелками. Они располагались в проходах между домами, на крышах и внутри зданий. Минимум две полных руки и несколько пулеметов.

Косолапый пожал плечами.

– Как можно оставить без охраны таких дорогих гостей? Пока вы в Тауне, я обеспечиваю вашу безопасность, жрица. И ты в безопасности, поверь мне на слово. Зачем мне неприятности?

Он потрогал обрубок уха и расплылся в улыбке.

– Ты ведь понимаешь, о чем я, Айша?

Жрица ответила ему такой же милой улыбкой и молча отошла.

Додо тенью следовал за ней. Бронежилет сидел на нем, как распашонка на бэбике, и, в сочетании со свирепым выражением на лице выглядел весьма комично.

– Ну и что? – осведомился Резаный, когда Айша подошла ближе.

Она покачала головой.

– Он не уберет стрелков.

– Опасно, конечно, – сказал Бегун. – Мало ли, что взбредет ему в голову, но я все-таки собираюсь спать. Не знаю, кто как, а я сдохну, если не посплю еще чуток…

Он устроился на земле, прямо под колесом ган-кара, подложил рюкзак под голову, автомат под левую руку и прикрыл глаза.

– Он может нас всех расстрелять? – спросил Резаный у Айши.

– Конечно, может, – кивнула жрица.

– Легко, – присоединился к беседе Бегун, не открывая глаз.

Он зевнул и перевернулся набок.

– Поэтому, лучше поспать… Если уж мы сюда залезли… Во сне и умереть не страшно!

– Что ты несешь, парковый? – процедил Резаный.

– Мы живы, – перебила его Айша, – только потому, что нужны Косолапому. Он допросил Белку, но ничего не узнал. И будет искать этого вашего… Червя. Значит, он решился искать лекарство. Но как только он его найдет…

– Ему нельзя доверять, – сказал Резаный.

– Ох, – отозвался снизу Бегун. – Тут никому нельзя доверять, и это хорошо. Мы будем отлично присматривать и друг за другом, и за ним. А он – за нами… А пока дайте мне поспать, забери вас Беспощадный! Найдите себе другое место для болтовни!

– Утром! – сказала Айша, заметив, что Резаный открыл было рот. – Утром все разъяснится… Если бы Косолапый хотел убить нас, он бы уже убил…

– Я не боюсь смерти, – Резаный презрительно скривил рот. – Я просто не хочу умирать без боя…

– Хочу заверить тебя, фармер, смерть – это всегда смерть… Сопротивляешься ты или нет – без разницы, – бросила Айша через плечо и удалилась, сопровождаемая молчаливым Додо.

– Сдохни первой, сука! – процедил Резаный сквозь зубы, глядя жрице вслед, но так, чтобы его никто не услышал, и принялся поудобнее устраиваться на ночь на сиденье ган-кара, рядом с пулеметом.

* * *

Жара из выбитой трубки Косолапого, конечно же, не хватило, чтобы пережечь пластиковые «наножники» до конца, но Белка чувствовала, что стоит напрячь ноги, рвануться, и лента лопнет. А вот сделать что-либо с наручниками было нереально – затянули качественно, кисти отекли и пальцы немели, Белка постоянно ими шевелила, но это не помогало.

В любом случае, свободные ноги – это лучше, чем ноги связанные.

Нос и Гунявый жрали в сторонке, изредка поглядывая в ее сторону. От их еды несло тухлятинкой, но тюремщики уплетали подпорченное мясо за обе щеки, запивая из фляги. Белка тоже была голодна, но не настолько, чтобы лопать гниль.

Она отвлеклась от мыслей о еде и старательно прислушалась, отделяя важные для нее звуки от множества посторонних шумов. Этажом ниже, возле подъемника, дежурили двое. Больше Белка никого там не слышала и унюхать тоже не могла. Возможно, на крыше сидел смотрец, но или он не двигался, или его там действительно не было – крыша была совсем рядом, два пролета вверх. Белка слышала, как ветер раскачивает дверь – слегка поскрипывали петли и била в стену дверная ручка. Гораздо ниже ее тюрьмы, на пять или шесть этажей ниже, кто-то курил чарр, и ветер приносил сюда запах хмельного дыма. Там бубнили голоса: двое… Нет! Трое. Выход на лестницу был там, откуда пришел вождь Тауна. Но вниз нельзя – там подъемник и двое сторожей, без рук, одними ногами, их не одолеть. Остается крыша. Деться оттуда некуда, но побегать можно – пусть эта тварь Нос попробует ее поймать. И всегда остается путь вниз, на встречу с Беспощадным – это лучше, чем дожить до утра, побывав под Носом и Гунявым или еще под неизвестно кем.

Белка напрягла щиколотки, и почти расплавленная пластиковая лента начала растягиваться. Нос закончил жрать, встал и принялся расстегивать пояс, на котором болтался тесак в кожаных ножнах.

– Что, малая? – сказал он, подмигивая. Пояс с ножом упал на пол, рукоять ударилась о бетон с неприятным клацающим звуком. – Соскучилась? Не волнуйся, сейчас все будет…

* * *

Книжник закрыл глаза, чтобы не видеть пропасть под ногами. Ему, выросшему в Парке, где здание в три этажа было самым высоким в округе, никогда не приходилось задумываться, боится ли он высоты. Теперь он знал ответ на вопрос – боится. До поноса. До колик в животе.

Стоять на краю крыши пятидесятиэтажной башни с собранной по чертежам, и в большей степени по наитию, конструкцией за спиной оказалось нереально жутко. Жутко настолько, что сжатые от страха колени стучали друг о друга, а зубы свело. Несмотря на предутренний холодный ветер, сквозивший навстречу, Тим покрылся липким холодным потом, сочащимся из каждой поры.

Отсюда прекрасно просматривались и западная часть Тауна, и Мэйн-Бридж, и по сию пору пылающий Сити. На фоне неба выделялась и цель Книжника – громадная круглая башня, где держали Белку.

Книжник оценил расстояние, которое предстояло преодолеть, и снова закрыл глаза – иметь хорошее воображение лучше в паре с крепкими нервами. Иначе можно умереть еще до того, как что-то сделаешь. Он старался успокоить дыхание и сердце, которое трепыхалось, словно хотело проломить тонкий частокол ребер.

Второй попытки не будет.

Если он не упадет камнем вниз, если не лопнет ткань на приспособлении, если он правильно понял, как управлять этой штукой, если он не промажет мимо крыши башни или не разобьется о нее вдребезги, то ему останется всего лишь убить челов, которые стерегут Белку, и спуститься вниз вместе с ней.

Проще простого. И говорить не о чем.

Ну…

Книжник попытался шагнуть вперед, но в результате лишь попятился назад, едва не рухнув с парапета. Ноги не слушались, тело не желало делать этот шаг.

Тим отошел от края крыши подальше, зажмурился и побежал что было силы, стараясь так разбежаться, чтобы не было возможности затормозить. Он мчался к тому месту, где ограждение давно рухнуло, где парапет не мог помешать прыжку, и с каждым шагом, сделанным навстречу ветру, становился легче, словно кто-то приподнимал его за плечи. Пропасть приближалась и приближалась, и Книжник снова зажмурился, чтобы не видеть места, где…

Крыша закончилась, а он все еще сучил ногами, пытаясь нащупать спасительный бетон. Тим пролетел вниз добрый десяток метров и не визжал от ужаса только потому, что у него перехватило дыхание и вместо крика он мог только сипеть, и лишь потом сообразил, что забыл толкнуть от себя тонкую трубу трапеции.

Он взмыл вверх птицей, ошалев от стремительности этого взлета, воздух подхватил его уверенно и сильно, подхватил, обнял и понес, понес, высушив испарину на лбу и наполняя сердце Книжника совершенно неудержимым раскаленным восторгом.

Он летел. Он, назло Беспощадному, летел, хотя люди давно уже не летают. Только в старых журналах и книгах, на фотографиях…

Вокруг него было только небо.

Он потерял цель.

– Не паниковать, – сказал себе Тим. – Только не паниковать. Влево – это вправо, а вправо – это влево! Поехали!

В ответ на его движение дельтаплан послушно начал снижаться и Книжник лег на крыло, описывая в воздухе круг – он пытался подражать ворону, кружащему над добычей, и у него получилось.

Тим пытался понять где он находится, на какой высоте и не сразу сообразил, что забрался высоко вверх. Пожар, который должен был быть правее направления полета, оказался почти за спиной, и Книжник заложил еще один вираж, постепенно теряя высоту. Рассвет как раз набирал силу, и он видел, как становится сиренево-алым горизонт на востоке, как наливается розовым серо-сизое небо – это было невообразимо прекрасно, но он отвел взгляд от просыпающегося солнца и тут же зацепился глазами за две башни – одну повыше, другую пониже, – появившиеся перед ним.

Его основательно отнесло ветром, но Тим уже понимал, что должен делать, чтобы вернуться. Дельтаплан снова набрал высоту и начал спуск к цели. Выписывая виражи, Книжник сообразил, что летит быстро, гораздо быстрее, чем на старте, и может управлять этой странной конструкцией. Это было хорошо.

Плохо было другое…

Он понятия не имел, как будет садиться.

* * *

– Ты только не вздумай ее развязывать! – предупредил Гунявый.

– Я только ноги… – сообщил Нос, приближаясь к Белке. – Не могу ж я ее употребить со связанными ногами!

– И ноги не трогай! – приказал Гунявый, облизывая ложку. – Переверни, если уже невтерпеж!

– Ты что, забери тебя Беспощадный, – возмутился Нос, – этой ссыкухи испугался? Пугали нас, пугали, а мы с тобой ее заарканили, как дира, даже не вспотели! Подержишь ее, если чё…

Он повернулся к Белке.

– Слышишь, мелкая, только попробуй дернуться, и я тебе каждую руку на три части поломаю! Всосала?

Белка на всякий случай кивнула, изображая покорность.

Нос уже нависал над ней, скалясь, и пахло от него так, что впору было блевануть.

– Ну, мелкая, с чего начнем?

– С поцелуя! – выдохнула Белка.

Пластиковая лента, стягивавшая ей лодыжки, лопнула с первого же рывка, крутнувшись на лопатках, она «ножницами» подсекла Носу колени и, когда он рухнул на пол, на обратном махе вогнала каблук ботинка ему в пах.

Гунявый так и замер с ложкой и высунутым языком. Потом ложка упала, рот захлопнулся. Он успел только потянуться за своим арканом, а Белка уже неслась по этажу, к спасительной лестнице.

На ступеньках было темно, но она, ни разу не оступившись, промчалась по всем четырем пролетам, отделявшим ее от выхода на крышу, и выскочила на открытое пространство.

Тут пахло утренней свежестью, хоть и с примесью гари, занимался рассвет, и ветер, ударив в лицо, взъерошил Белке короткие рыжие волосы.

Рассвет расцветал и сиреневая полоска над линией горизонта становилась все шире и шире, отблески от пожаров расцвечивали небо на северо-западе в густой пурпур раскаленных углей, а прямо над Белкой небо было похоже на черный колодец, в который высыпали битое стекло – бездонное и полное звезд.

Она остановилась и вздохнула полной грудью, оглядывая лежащий перед ней Таун…

Лучше уж умереть свободной – здесь, сейчас, на этой крыше. Или в полете – вдыхая холодный утренний воздух.

А еще лучше, успеть отправить кого-то из врагов на встречу к Беспощадному.

Она еще раз попробовала выкрутить кисти из тугого пластикового кольца и скривилась от боли.

По лестнице уже грохотали ботинки Носа и Гунявого. Нос, судя по ритму шагов, бежал с трудом, подволакивая ногу – с разбитыми яйцами особенно резво не поскачешь, но их было двое, умелые, вооруженные не только автоматами, но еще и арканами. Белка помнила, как мастерски они ее спеленали ночью за считанные секунды.

Одолеть этих двоих с руками, скованными за спиной, совершенно нереально. Они не станут сразу стрелять – вождь назначил Белку в жертву Жрецам, а Жрецы и Шаманы – одна порода, свое отдавать не любят, за сбежавшую жертву Носа и Гунявого по голове не погладят. Значит, будут брать живьем.

Белка оскалилась, со свистом пропуская воздух через зубы.

Поборемся! Посмотрим, кто сдохнет первым!

По краю крыши к ней метнулась стремительная тень, раздалось знакомое пощелкивание и Друг, привычно взбежав по штанине и боку, оказался на ее плече. Он был встревожен и зол, взъерошенная шерсть торчала на загривке.

Его визг и пощелкивания явно означали: «Где ты была? Почему я должен тебя разыскивать? Как это ты сюда забралась?»

– Ты пришел! – сказала Белка смягчившимся голосом. – А я думала, ты утонул…

Друг снова возмущенно защелкал.

– Вот она!

– А, ну, стоять, тварь!

Нос и Гунявый наконец-то выбрались на крышу с арканами в руках.

Гунявый едва заметно дернул плечом, и Белка чудом увернулась от тонкой черной петли, просвистевшей над головой.

Аркан Носа взлетел в воздух сразу же следом за броском напарника, но Белка успела нырнуть в сторону и петля затянулась не на ее туловище, а на торчащей вентиляционной трубе.

Краем глаза Белка увидела, как Гунявый быстро сматывает аркан на локоть, обходя ее слева, Нос, хромая, замыкал кольцо справа, отсекая ее от лестницы.

Ни один, ни другой за оружие не хватались, значит, ее предположения были верны – стрелять они не собираются, она нужна им живой.

Белка несколько раз кувыркнулась, сбивая Гунявому прицел для броска, юркнула между двумя массивными коробами, из которых давно вырезали железные решетки, и проскочила между преследователями на свободную часть крыши. Проскочила и замерла на мгновение, оценивая обстановку. Она была в ловушке, огороженной забором из колючей проволоки со всех сторон, кроме одной, ведущей на восток.

Было уже достаточно светло, чтобы понять назначение ею увиденного.

Грубо сколоченные лавки, несколько диванов, прикрытые кусками пластика для сохранности, кресло-трон на возвышении…

И длинный, ярдов на пятнадцать, швеллер, уходящий от края крыши в пустоту.

Прогуляться по доске.

Это было место для жертвоприношений.

Здесь племя Тауна по-своему умасливало Беспощадного, отправляя избранных жрецами в долгий полет к земле. Не сжигало живьем, как Шаманы Парка. Не закапывало живьем в землю, как Агрономы фармеров. Не отдавало Беспощадному внутренности еще живых жертв, как Жрицы Сити. Жертве просто набрасывали на шею веревку и заставляли прогуляться до конца швеллера.

Белка пригнулась, стремительно провернулась вокруг своей оси, высматривая путь к спасению, но единственная дорога отсюда вела в пустоту.

Над ее головой промелькнула тень – какая-то ночная птица, раскинув крылья, на миг закрыла небо.

Свистнула петля.

Белка прыгнула в сторону и вверх, уходя от объятий аркана, оттолкнулась от дивана и оказалась на парапете. За ее спиной вверх ударили первые солнечные лучи, окончательно превратив ночь в утро. Свет выхватил из предрассветного полумрака все скрытые до того детали – и тонкую петлю брошенную рукой Носа, зависшую над ее головой. И торжествующее выражение на лице Гунявого, метающего свой аркан с другой стороны.

И Книжника, летящего прямо на нее по воздуху на какой-то странной конструкции из металла и ткани.

Скорость его приближения была настолько велика, что Белка не успела ничего понять – он врезался в нее, охватив руками и ногами, вцепился, как паук в муху…

Арканы схватили пустоту.

Белка и Книжник уже были в воздухе, зависли в пустоте над пропастью в три полных руки этажей, опираясь на треугольные крылья, но вес двоих был слишком велик, удар повредил конструкцию и, перекосившись на одну сторону, дельтаплан начал валиться вниз, все еще балансируя между скольжением и падением, но с каждым ярдом набирая скорость.

Конец первой книги

  Книга вторая Ханна

Пролог

За девяносто семь лет до описываемых в первой книге событий

– Позвольте представить вам «Миротворца»!

На экране возникло изображение двойной спирали.

Генерал Карсонн поправил очки, сползавшие с мясистого носа, и скрестил руки на груди, остальные военные даже не пошевелились. Впрочем, гражданские, приехавшие вместе с министром обороны, тоже не проявляли никаких эмоций – их не интересовала преамбула, они ждали конкретики.

И тогда доктор Александр Сигал перешел к конкретике.

– «Миротворец» создан в нашей лаборатории на основе вируса гриппа методами генной инженерии. Он абсолютно резистентен ко всем противовирусным препаратам, распространяется быстрее гриппа и поражает любой человеческий организм, достигший восемнадцатилетнего возраста. Для тех, кто моложе – совершенно безопасен.

– Они даже не заражаются? – спросил мужчина в штатском, сидящий слева от генерала.

Бейджа на нем не было – ни имен, ни фамилий, чтобы не нарушать информационную безопасность. Все присутствующие – консультанты Министерства обороны, имеющие все возможные допуски, вплоть до TS. Лишь один генерал имел имя и фамилию: Грег Карсонн, руководитель программы, но он так часто появлялся на страницах прессы и на ТВ, что играть анонима было бессмысленно.

Секретности проекта «Миротворец» уделялось огромное внимание – многоступенчатые системы безопасности, имплантированные под кожу чипы-ключи, секторальный ограниченный доступ, доступ по уровням. Даже люди, полгода работающие в соседних помещениях могли не знать друг друга в лицо, и если этот мужчина в штатском, но с военной выправкой сейчас сидел здесь, в свите Карсонна, то он точно имел право спрашивать о деталях.

– Ну почему? Заражаются, конечно, и являются носителями. «Миротворец» невероятно вирулентен, сэр, он заражает 100 % живых организмов, с которыми соприкасается, но убивает только те, которые достигли восемнадцати лет.

– Проверяет их ID? – пошутила женщина в мундире полковника.

– Нет, – Александр показал рукой на экран, где двойная спираль продолжала свое вращение. – Как видите, у него нет ни рук, ни глаз, ни зубов, но перед вами самый совершенный убийца в мире. Он ориентируется по длине молекулы ДНК. В общем, если объяснить проще, определенному возрасту соответствует определенная длина теломер в ДНК. Попав в организм, вирус определяет длину теломер, и, если она меньше эталонной, дает организму команду стареть…

– Ну и что? – спросил еще один штатский.

Он был в джинсах и футболке, сидел, закинув ногу на ногу, демонстрируя яркие подошвы модных «Найки». Молодой. Наверное около тридцати пяти, не более.

– И после инкубационного периода организм его слушается! – Александр повернулся к собеседнику.

– То есть?

– Стареет. Стремительно.

– Насколько стремительно?

– От получаса до часа. В некоторых случаях до трех часов. Не спрашивайте меня почему все так по-разному. Я не знаю. Никто не знает! Но мы работаем над тем, чтобы знать об этой сволочи все!

– И что потом? – спросила полковник, изобразив улыбку. – После того, как три часа пройдет?

– Потом – уже ничего, мэм. Как известно, в армии служат с восемнадцати лет. Через три часа максимум у противника не будет армии. Все они умрут от старости.

– Но если ваш совершенный убийца заражает 100 % тех, с кем соприкасается, – продолжила мысль полковник. – И убивает всех тех, кто старше восемнадцати и заражен, то как мы его остановим за линией соприкосновения?

– Наша армия воспользуется антидотом. Обычная внутримышечная инъекция. – Александр продемонстрировал полковнику шприц-тубу, и та довольно кивнула. – Мы вели его разработку с первых дней, как начали создавать «Миротворец», и вели успешно. Антидот, попав в организм, обманывает вирус, демонстрирует ему длину теломера человека, не достигшего восемнадцати. Считайте, что это маскировочная сеть, прикрывающая объект.

– Но вирус остается внутри зараженного? – спросил штатский и облизал губы. Ему явно было не по себе.

– Несомненно. Вирус становится частью вашего организма. Но он не может убивать, не получает команду. Грубо говоря, он всю вашу жизнь будет вашим спутником, но находящимся в плену иллюзий…

– А что делать с гражданскими? – вмешался молодой. – Тут, как я понимаю, антидотом не поможешь? Даже если мы вакцинируем всех своих, то убьем всех некомбатантов противника! Всех, кто старше восемнадцати лет? Всех, до последнего человека? Так?

– Да, это проблема, – Алекс присел на край стола и положил шприц с антидотом рядом с собой. Он чувствовал себя усталым, несмотря на то, что вся презентация и последовавшая за ней беседа длились полчаса. – Пока это проблема. Но мы работаем над решением вопроса…

– Но он не решен? – настойчиво повторил молодой.

Александр кивнул.

– Да. Это так. Вот почему мы ищем дополнительное финансирование для продления исследований и просим Министерство обороны выделить на это средства! Мы должны сделать вирус живущим ровно столько, сколько длится сам процесс старения – это один вариант решения проблемы. Вирус должен умереть внутри носителя. Таким образом мы поставим под вопрос возможность распространения, носитель просто не успеет передать его на большие расстояния. Но вы должны понимать, господа, что любое наше решение по изначальному ограничению вирулентности, создаст уязвимость в проекте «Миротворец» и противник сможет ею воспользоваться. Если честно, – Алекс едва сдержал вздох разочарования, – пока мы не справились с задачей…

– Вы хотите сказать, что создали убийцу, но не знаете, как держать его на привязи? – Штатский посмотрел на генерала, и тот медленно кивнул в знак того, что вопрос одобряет.

Алекс пожал плечами.

– Весьма категоричное заявление. Я бы сказал, что пока у нас в руках только часть алгоритма. Мы создали совершенное оружие и, несомненно, создадим совершенное противоядие от него. Но на сегодня мы не имеем универсального решения. Только антидот, который влияет на генетическую структуру, но и это очень большой прорыв в проекте. Не все сразу, господа и дамы!

– Доктор, – сказал штатский, кривясь, словно лизнул лимон, – ваша лаборатория засекречена, вас не существует для всего мира и финансирование мы можем провести только через секретные фонды. Я не могу просить Конгресс выделить на ваши исследования деньги. И Министерство обороны не может просить.

– Я это знаю, сэр, – отозвался доктор Александр.

– Вы обещали результат полгода назад. Где он?

– Мы не готовы. К сожалению. Но сильно продвинулись вперед.

– Не сомневаюсь. Но двигаться вперед и достичь цели – разные вещи, сэр. И как долго еще вы будете не готовы?

– Не знаю.

– По крайней мере, честно, – прогудел генерал, вставая. – Ну что ж… Мы впечатлены. Вы получите финансирование. Что там у нас по плану? Покажете нам Хранилище, доктор? Оно надежно?

– Абсолютно надежно, сэр. Ничто, что там содержится, не может выбраться наружу!

– Отлично. Может быть, я уговорю вас разместить там мою жену?

Все сдержанно рассмеялись. Шутка немного сняла напряжение, но воздух остался слегка наэлектризованным.

– Нам придется воспользоваться лифтом, – доктор шагнул к кард-ридеру, висевшему на стене, и вставил в приемник красную, как кровь карту доступа. – Лаборатории находятся в нижних ярусах – четвертый и пятый уровень. Хранилище под ними.

Раздвижные двери лифта распахнулись, в кабине вспыхнул яркий свет.

Александр пропустил в лифт всех и снова воспользовался картой доступа, направив кабину вниз.

Молодой человек в футболке, зайдя в лифт, оказался рядом с ним, и теперь они смотрели друг другу прямо в глаза, пока металлические створки дверей кабины съезжались с мелодичным звоном.

– Вы хорошо спите, доктор? – внезапно спросил молодой, перекатывая за щекой жевательную резинку. От него тянуло мягким мятным запахом чуинг-гам и еще освежителем для белья, в котором полоскали футболку при стирке.

– Неплохо, – отреагировал Александр, силясь понять, серьезен собеседник или просто спрашивает от нечего делать. – Никогда не жаловался на сон! А что?

Кабина бесшумно падала вниз, отсчитывая подземные этажи Лабы. Генерал, полковник и штатский зачем-то поглядывали вверх.

– Вы счастливый человек… – сказал молодой задумчиво. – А я вот не уверен, что теперь смогу спать спокойно.

Двери лифта со звоном разъехались, открывая вход на пятый уровень, этаж «D», и гости вслед за Алексом вышли в помещение шлюза.

– Попрошу надеть костюмы, господа, – доктор Сигал снял халат и принялся облачаться в защитный комбинезон.

Остальные последовали его примеру.

Шуршали «липучки», закрывая соединительные швы, вжикали молнии. Все – и гражданские, и военные – постепенно превращались в салатовых чудищ с квадратными головами. За прозрачными щитками виднелись озабоченные лица.

Александр проверил костюмы, подачу воздушной смеси из встроенной системы жизнеобеспечения и удовлетворенно кивнул головой.

– Проходим в камеру дезинфекции.

Его голос прозвучал в наушниках шлемов и комиссия послушно двинулась за доктором, как стадо за пастухом.

Уровень «D» был пятым подземным и строился в строгом соответствии с правилами возведения объектов такой защищенности. Все кабельные сети были проложены в бронированных рукавах и гарантированы от повреждений или перегибов двумя миллиметрами стали, места соединений прикрывались специальными сверхпрочными коробами.

Но миром всегда правит не продуманный порядок, а случайность.

Причиной короткого замыкания приведшего к гибели человеческой цивилизации, стал крот, попавший в кабельный канал на первом уровне и соскользнувший вниз по вентиляционному желобу.

В месте проникновения он никак не мог повредить блок управления клапанами, обеспечивающими герметизацию бокса, где проводились основные работы с вирусом штамма «Миротворец».

По большому счету, проползи крот вверх или вниз тем же каналом, в который он первоначально попал, и никаких последствий бы не было. Но он пополз налево и угодил прямиком в рукав, ведущий к уровню «D». Уплотнительный манжет из армированной резины должен был задержать его, не дать животному проникнуть в распределительную коробку, но при установке манжета его закрепили с незначительным перекосом и, неправильно закрутив болты, притягивающие крышку к корпусу короба, оставили щель, в которую испуганный крот легко прошел и замкнул клеммы, погибнув на месте.

Но и это не привело бы к трагическим последствиям, только – надо же было тому случиться! – именно в этот момент доктор Сигал с комиссией заказчика вышел из шлюза биологической защиты в главный зал лаборатории, и автомат включил принудительную вентиляцию, направив электрический импульс как раз туда, где мертвое тельце крота образовало роковую перемычку.

Обратный клапан не закрыл трубопровод, а, наоборот, открыл его, а нагнетающий насос, получив искаженную команду, благополучно сработал на выброс воздушной смеси из рабочей зоны лаборатории за доли секунды до того, как автоматика отключила пораженную коротким замыканием сеть и запустила резервную.

Культура вируса хранилась в специальных сосудах с двойной оболочкой, содержащей едкий хлор, чтобы в случае нештатной ситуации уничтожить содержимое внутри и снаружи хранилища. И они остались надежно запечатанными. А вот образец культуры вируса, находивший в исследовательском блоке, вылетел наружу через клапан впрыска, который на миг стал клапаном сброса давления. Всего на миг, но этого хватило – несколько кубических миллиметров зараженного газа оказалось распылено в воздухе. Давление в лаборатории было выше давления в комнате для работы с препаратами, чтобы предотвратить попадание вирусных культур из помещения, где возможно соприкосновение с ними, в чистую комнату, где работали над вакциной, но доктор Алекс как раз и хотел показать комиссии помещение и оборудование для манипуляций с препаратами.

Ни одно из последовательно случившихся событий не должно было привести к заражению сотрудников и гостей базы вирусом «Миротворец», но обычно в жизни все идет по самому худшему варианту.

В тот момент, когда дверь в комнату для работы с препаратами открылась, чтобы пропустить вовнутрь гостей, штамм 03-VPM4055-16 вырвался из своей рукотворной тюрьмы им навстречу. На Земле сразу стало на пять миллиардов людей меньше, просто они еще об этом не знали.

– Это самая чистая комната на базе, господа и дамы, – сказал Сигал, снимая шлем. – Шестой уровень безопасности. Можете разоблачиться, по крайней мере, частично, как я. Я расскажу вам о работе с нашим дорогим, можно сказать, очень дорогим убийцей…

Через четыре с половиной часа доктор Александр Сигал проводил взглядом взлетающий самолет с секретной комиссией и сказал водителю:

– Теперь домой, Роберт. Поздравляю тебя, переводов и сокращений не будет. Кажется не будет, – добавил он.

– Спасибо, сэр!

Солнце уже клонилось к закату, на ВПП базы выкатывался транспортный «Джамбо» – С-130, в полетном листе которого пунктом назначения значилась Киншаса – он был готов отнести в Африку груз и шестьдесят инфицированных несколько минут назад морпехов.

– Завтра утром приезжать за вами, как обычно? – спросил сержант, поправляя на носу солнцезащитные очки.

– Завтра семейный день, – улыбнулся Алекс, устраиваясь на заднем сиденье джипа. – Я обещал детям поездку в Парк развлечений… Так что придется вам обойтись без меня!

Глава первая Перекрестки

Источник звука Ханна нашла далеко не сразу. Странно, что она вообще смогла расслышать слабый детский плач на таком расстоянии, да и плач не был похож на плач, скорее уж на мяуканье маленького котенка.

Ханна сначала остановилась, потом определилась с направлением и пошла по шоссе, заглядывая в стекла машин.

Пахло ужасно, но к этой вони Ханна успела притерпеться за последние два дня. Жара. Все было бы легче, если бы не жара.

Густой сладковатый запах разложения пробивался через пропитанную одеколоном повязку и от этого очень хотелось блевать, но было уже нечем. Свой завтрак Ханна оставила в четырех милях отсюда еще утром, когда…

Она помотала головой, стараясь не вспоминать увиденное. Это было как самозащита. Не вспоминать, не думать, не смотреть…

Но как можно не смотреть, если вокруг, куда ни кинь взгляд, были мертвецы. Тысячи мертвых в машинах на шоссе. Десятки тысяч в городке, через который она выходила на хайвэй. И страшно подумать, что ожидало девочку в городе, до которого она хотела дойти.

Ей было шестнадцать. Еще три дня назад она с родителями и младшим братом приехала в Парк развлечений на уикенд, а сегодня…

Казалось, что в воскресное утро ей просто приснился кошмарный сон. Невероятно реалистичный, но все-таки сон. Только это была реальность. Новая реальность. Как в «Ходячих мертвецах», которые она недавно досмотрела, когда Рик просыпается в больничной палате, а мир, в котором он жил, уже другой. Тут по улицам не бродили ходячие. Мир просто умер, как мама с папой, которых нашел Джошуа.

Ханна еще спала (а что еще можно делать в полседьмого утра на выходные?), когда он вернулся в их номер и тронул ее за плечо.

Ханна фыркнула от злости, она ненавидела, когда ее будили в такую рань, села в кровати и уже открыла было рот, чтобы сказать этому малолетнему идиоту, что она думает о его дурацких привычках, но увидела глаза брата и слова застряли у нее в горле.

Он был бледным, как потолки в классе, казалось, тряхни его – и со щек начнет обваливаться известка, а в широко распахнутых зрачках плескался такой ужас, что Ханна сразу поняла: случилось нечто страшное.

По-настоящему СТРАШНОЕ.

Родители, вернее то, что от них осталось, лежали в кровати – две мумии, два высохших старческих тела. Если бы не медальон на ссохшейся груди матери и не перстень (мамин подарок) на птичьей лапке, в которую превратилась рука отца, Ханна не поверила бы, что это ее родители. Она увидела бурую от запекшейся крови подушку, желтые зубы мамы, лежащие на плече отца, и потеряла сознание.

Потом был коридор, полный плачущих детей самого разного возраста, распахнутые настежь двери номеров, в которых лежали трупы – высохшие до неузнаваемости тела людей, которые еще вчера вечером были живы, смеялись, любили друг друга…

Мертвые в вестибюле, в подземном гараже, на улицах, в Маке, что через дорогу…

Мир мертвых, в котором остались только дети.

Ханна не знала, что делать.

Никто не знал, что делать.

Это вранье, что люди, оказавшиеся в пропасти, сразу начинают строить лестницу, чтобы из нее выбраться.

Первые несколько часов Ханна рыдала в номере родителей, а Джошуа, как оказалось, сидел в их с Ханной номере, прямо на полу, возле кровати, и ел печенье из мини-бара – две пачки с фруктовой начинкой, приторной до «не могу». Ел и запивал кока-колой, которую ему запретили врачи из-за диабета, доставшегося ему по наследству.

«Никакой сладкой газировки, Джошуа. Никаких конфет, кроме специальных. Эта сладкая гадость тебя убьет, – говорил доктор Данский, – ведь твоя поджелудочная железа не умеет воспроизводить инсулин».

Он разговаривал с Джошуа, как со взрослым, говорили, что так ребенок лучше воспринимает правила, которым учит его лечащий врач.

Отель плакал и рыдал на разные голоса. Везде лежали тела взрослых и бродили испуганные до смерти, растерянные дети.

Когда зареванная Ханна пришла за братом, Джош бился в судорогах на ковре и изо рта у него шла белая пена. Инсулин не помог, просто было поздно. Она не могла плакать. Слезы высохли внутри так и не найдя выхода наружу. Она осталась одна.

Электричество исчезло на следующий день, к вечеру.

К этому времени Ханна уже нашла еще нескольких подростков своего возраста, они взяли лопаты с пожарных щитов и начали хоронить своих мертвецов. Но мертвых было гораздо больше, чем сил.

Ночью, в темном и душном без кондиционирования номере отеля Ханна принялась обзванивать друзей из записной книжки своего смартфона. На звонок отозвались только Вероника и Грегори. Вероника оказалась во Флориде у бабушки, и не могла говорить – постоянно срывалась на крики и причитания. Все было плохо. Совсем плохо.

Грег нашелся дома, в Маунт-хилл, они в шутку называли город Вайсвиллем, и говорил нарочито спокойно. Во всяком случае, он старался говорить спокойно и иногда у него получалось.

Дома умерли все взрослые, и парни из колледжа сегодня кремировали часть трупов. Тут есть студенты-медики, они говорят, что трупы обязательно надо кремировать, чтобы избежать распространения заразы…

– Какой заразы? – спросила Ханна.

– Говорят, – ответил спокойно Грег, – и я склонен им верить, что это все пришло с нашей военной базы.

Он помолчал.

В трубке поскрипывали эфирные волны, что-то тихонько щелкало, отсчитывая секунды.

– Пришло из лаборатории, вроде той, в какой работали наши отцы, – наконец-то закончил он. – Извини, Ханна… Но это правда – виноваты военные.

Грегу в марте исполнилось семнадцать.

Он был умный, высокий, красивый, играл правого крайнего нападающего в команде школы по соккеру и знал понемногу обо всем. Они познакомились в школьном кружке ораторского мастерства, много болтали друг с другом на переменах (каждый делал вид, что все это несерьезно, просто дружба и совпадение интересов) дважды ходили на свидание, ездили в кино в Рейстер и один раз целовались, но это было в другой жизни.

– Мы пытались пройти на Базу, – продолжил он. – Ворота запечатаны наглухо. Электричества в городе нет, но их системы безопасности работают. Людей не видно.

Он помолчал, а потом добавил слегка изменившимся голосом:

– Совсем не видно.

– Ты думаешь, что там все умерли? – спросила Ханна, вытирая катящиеся из глаз слезы.

– В городе нет никого старше восемнадцати, Белль. Все остальные стали мумиями.

– Мне страшно, Грег… Ты звони мне, пожалуйста…

– Послушай, – она вдруг поняла, через какое нечеловеческое напряжение эти спокойствие и сдержанность даются Грегу. Он не хотел, чтобы она боялась. Не хотел, чтобы услышала, что он тоже до смерти испуган, а он был испуган. – Я не смогу тебе звонить. Никто никому не сможет звонить. Нет электричества. Скоро сядут пауэр-банки на вышках связи и телефоны тоже перестанут работать. Бери машину и приезжай сюда, слышишь?

– Двести миль?

– Да хоть тысяча, – отрезал он. – Найди машину и приезжай. Возьми с собой пустые канистры с ближайшей газ-стейшн, найди шланг – заправляться не получится. Нет энергии, значит, не работают насосы. Надо будет или сливать бензин, или каждый раз менять машину на авто с полным баком. Поспеши с выездом, пока не началось…

– Что началось, Грег?

Он вздохнул.

– Мир умер, Белль. Мы дозвонились в Германию, к Генри – в Мюнхене еще вчера было электричество, теперь уже нет. Так вот, там то же самое, что с минуту на минуту начнется здесь – в городе беспорядки, пожары, грабят дома в богатых районах, разносят магазины. Он говорит, что и в России все точно так же, даже хуже. И в Африке. Мы пытались связаться с Австралией – связи нет. Так что надеяться не на что, только на самих себя. Наступило время сильных, Белль, а это страшное время! Приезжай, я защищу тебя. Но я ничего не смогу сделать на расстоянии…

– От кого защитишь?

Трубка замолчала.

– Грег, – позвала Ханна и всхлипнула. – Грег… Ты где?

На экране замигала надпись: «Нет сигнала» и Ханна уронила бесполезный теперь смартфон на постель. Черная, удушающая волна отчаяния захлестнула ее с головой.

Двести миль.

Еще три дня назад папа говорил: «Всего двести миль! Да это же ерунда! Я давно обещал Джошу!»

Целых двести миль, подумала Ханна и сглотнула слезы.

Успокойся. Не плачь. Борись.

Она глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

Собираться и ехать.

Лицо все еще горело, но слезы высохли, словно вода на раскаленном камне. Сердце перестало трепыхаться и билось ровно.

Сопли и слюни еще никогда и никого не спасли.

Где папины ключи от пикапа?

* * *

Ребенок был жив до сих пор только потому, что в машине были приоткрыты задние окна.

Ханна подергала за ручки дверей – заперто. Стекло разлетелось только с третьего удара, брызнуло во все стороны мелкой слепящей крошкой, обдав осколками трупы на передних сиденьях.

Прикрыв нос тряпкой, Ханна сунула голову в машину и разблокировала дверцы.

Ребенок совсем ослабел. Он уже не плакал, а мяукал, словно котенок – синюшный, с закисшими глазками, с присохшей рвотой на рубашечке. Сжатые в кулачки крошечные ручки двигались рывками, словно у игрушки, у которой садились батарейки.

То, что он не умер от обезвоживания и голода, было чудом. Настоящим чудом. Малыш был пристегнут к креслицу, рядом с ним стояла сумка с детскими вещами и бутылочками.

Ханна вынесла младенца наружу и поставила креслице в тень.

От младенца пахло не лучше, чем от покойников, его надо было помыть и переодеть. Его надо было покормить хоть чем-нибудь. И его надо было нести с собой. Ханна не знала, когда шоссе расчистится от этой жуткой многокилометровой пробки, от битых, смятых и просто стоящих в беспорядке машин. Папин пикап пришлось бросить еще на въезде, продвигаться на «Тундре» по шоссе было невозможно в принципе. Лучше всего для передвижения среди тысяч препятствий подходил бы хороший скутер, Ханне доводилось водить такие – это проще, чем ходить. Горючего почти не потребляет, едет шустро, маленький, юркий, но для того, чтобы такое чудо найти, придется сначала обнаружить какой-нибудь автосервис или автомобильный магазин побольше. В Парке развлечений автомагазина не было, а вот на въезде в любой более-менее крупный городок таких автосалонов и не сосчитать. До городка, судя по указателю, двенадцать миль, до толла, где местное шоссе вливается в большой федеральный хайвэй – две мили. Дальше должно быть свободнее, и, вообще, две мили – не двести. Две мили Ханна пройдет и с малышом на руках.

Над раскаленным шоссе висело марево, солнце нагревало бетон шоссе так, что он обжигал ступни даже через подошвы кроссовок, в тени дышать было легче.

Сначала Ханна налила воды в пустую бутылочку для питья, найденную в сумке, и ребенок впился в соску с неожиданной силой, чуть ли не рыча. На то, чтобы его отмыть (во время мытья выяснилось, что нашла она мальчика), ушла полуторалитровая бутылка питьевой воды – на этом запасы жидкости кончились. Благо, в полумиле справа виднелся въезд на рест-эрию, а там можно было найти и питье, и какую-нибудь еду, потому что в детской сумке, кроме двух баночек детского пюре и испортившейся молочной смеси, ничего существенного не нашлось.

Борясь с тошнотой, Ханна заставила себя обыскать карманы мертвецов на переднем сиденье и бардачок авто. Водительская лицензия, кредитные карты, семейная фотография…

При взгляде на нее Ханне серьезно стало не по себе.

Супругам было лет по двадцать пять, не более. Счастливые, улыбающиеся, с новорожденным на руках. Дэнис. Мальчика зовут Дэнис. Женщину на фотографии звали Хлоя, мужчину – Джек. Это они сейчас лежали на передних сиденьях.

Ханна поежилась.

Фото счастливого семейства сделано полгода назад, в Луивилле, Кентукки. Что делали они на этом шоссе так далеко от дома? Куда ехали? Неужели в Парк?

Теперь все это не имело значения. Ни один вопрос и ни один ответ более не имел значения.

Баночка с пюре наощупь казалась горячей, но содержимое пахло хорошо, и Ханна дала ребенку несколько ложек фруктовой смеси. Дэнис проглотил их мгновенно.

– Прости, Денни… – сказала Ханна малышу. – Но больше пока нельзя. Давай-ка мы с тобой за водой сходим.

Спасая младенца от безжалостного солнца, Ханна прикрыла кресло одной из пеленок и двинулась вдоль ограждения, стараясь держаться ближе к краю дороги. Вонь была убийственна, Ханну постоянно тошнило. В других обстоятельствах она бы пробежала эти полмили до зоны отдыха вприпрыжку и не заметила бы, но сегодня каждый шаг давался ей с трудом.

На въезде в рест-эрию мертвые туши грузовиков сбились в кучу. Не меньше тридцати штук длинномерных красавцев, перегородивших проезды, не давали шансов проехать во внутрь. От двух замерших на газонах рефрижераторов несло тухлятиной так, что просто валило с ног. Ничего удивительного в этом не было – на бортах обоих красовались логотипы «Вкусной курочки» и Ханна обошла траки по дуге, зажимая нос свободной рукой.

Дальше, у здания ресторанчика, стояли брошенные легковушки, а возле газ-стейшн кверху колесами лежал полицейский автомобиль. Ханна рассмотрела в салоне ссохшуюся мумию в голубой форменной рубашке – мертвец висел на ремнях вниз головой, поблескивая нагрудным жетоном из глубокой тени.

Ханна остановилась.

Запах мгновенно стал гуще и ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть через стиснутые зубы, чтобы подавить рвоту.

Потом она поставила креслице с малышом на бетон и решительным шагом пошла к полицейской машине.

Нужно просто не дышать, словно в бассейне, где отец учил ее плавать. Набрать полную грудь относительно чистого воздуха и постараться не израсходовать его пока…

Она задержала дыхание и нырнула в салон машины шерифа.

Прежде всего, отстегнуть защелку ремня безопасности.

Замок сработал и мумия полицейского соскользнула с сиденья вниз головой. С хрустом и щелканьем разъединялись межпозвоночные диски, позвоночник разлетался на части, и от этого звука Ханне захотелось закричать.

Зажмурившись от отвращения, она нащупала на поясе шерифа кобуру и вытащила из нее пистолет, но кобура неожиданно оказалась у нее в руках вместе с ремнем – мумия просто переломилась пополам.

Ханна попятилась, вляпалась ладонью во что-то мерзко-липкое, отпрянула в испуге, больно ударившись коленом о край дверцы, но все-таки выбралась из машины.

Тут можно было перевести дух. Теперь у нее было оружие, правда, стреляла Ханна всего один раз в жизни, когда отец устроил ей экскурсию на военную базу, зато она бесчисленное количество раз видела, как это делают в кино.

Пистолет оказался тяжелым и черным. Более тяжелым, чем она могла предположить. Тот, из которого она палила в мишень под присмотром сержанта охраны папиной Лабы, был меньше и легче. Ханна покрутила оружие в руках, нашла предохранитель, выщелкнула и вставила обратно магазин с патронами.

Пояс кобуры был рассчитан на полного мужчину и она могла обернуть его вокруг талии дважды, поэтому находку пришлось повесить через плечо.

Малыш спал в своем креслице и стонал во сне, словно маленький старичок. Ханна внесла его в магазин, поставила ношу на стойку у касс, а сама прошла вовнутрь, к стойкам с продуктами. На полу лежали покойники, их было не так много, как ожидалось, но все-таки Ханне приходилось переступать через тела, и она сама удивилась тому, как спокойно это делает. Переносить запах, витающий повсюду, было гораздо тяжелее, чем научиться пренебрегать мертвыми. От вони кружилась голова и становилось не по себе до потери сознания, а покойники уже казались частью обстановки и не пугали совершенно.

Она нашла бутыли с питьевой водой и тщательно умылась, использовав жидкое мыло со стойки с химикатами. В рюкзак отправились влажные салфетки, пачка аспирина и жидкость для дезинфекции рук. Раньше она не понимала, зачем все это нужно продавать в каждом магазинчике на заправке, теперь бы с радостью набила бы этими мелочами пару тележек. Но…

Много унести с собой она не могла. Если после толла получится найти машину, тогда можно подумать о большем, а пока нужен самый минимум. Ребенку – вода, пара памперсов, какая-то фруктовая смесь или сок. Ей – вода и несколько шоколадных батончиков или пакетов с сушеными фруктами. Только то, что войдет в рюкзак и не поломает ей спину. Ничего лишнего, только необходимое.

В отделе с товарами для детей она обнаружила рюкзачок для переноски младенцев и полку с детским питанием, со стойки с фонариками взяла себе небольшой, но мощный светодиодный фонарь и запасные батарейки к нему. Все. Довольно. Можно идти дальше.

Она пошла через зал, толкая перед собой тележку с добычей.

Возле касс, где она оставила Дэнни, стояли трое мальчишек разного возраста, старший был, наверное, Ханне ровесником, остальные на год-два младше, и девочка лет четырнадцати – коренастая, плотная, с широким некрасивым лицом и неожиданно маленькими бесцветными глазами. Все четверо были одеты во все новенькое – джинсы, футболки, бейсболки, на ногах дорогущие кроссовки (Ханна хотела себе такую пару на день рождения и мама обещала подумать). Парни крутили в руках бейсбольные биты, а девочка – ее Ханна безошибочно определила как главную – держала пакет с шоколадными хлопьями и хрустела ими, разглядывая Ханну.

От подростков исходила настолько явная угроза и агрессия, что Ханна остановилась, пересиливая желание броситься наутек.

– Это наш магазин, – сказала девочка и бросила в рот горсть хлопьев. – Что ты тут делаешь?

– Взяла воду и несколько шоколадок, – отозвалась Ханна. – И пюре малышу…

– Этому, что ли? – спросила широколицая презрительно, кивнув в сторону креслица. – Твой? Родила, что ли, потаскуха?

Слова вылетали из перепачканных шоколадной пудрой губ, как плевки, и Ханна внезапно поняла, что в первый раз в жизни сталкивается не с киношным злом, а со злом совершенно настоящим, реальным. Не со сказочными злодейскими персонажами из «Однажды в сказке…», а со своими сверстниками и Маленькой Разбойницей с соседней фермы или городской окраины. Если, увидев их, она предчувствовала что-то нехорошее, то теперь предчувствие превратилось в уверенность – быть беде!

– Нашла, – ответила Ханна. – Послушайте, я не хочу неприятностей… Дайте нам уйти…

– Ты воровала в нашем магазине, – перебила ее широколицая и улыбнулась. – Нельзя брать чужое, сучка…

– Ребенок хочет пить, – Ханна делал вид, что ей не страшно, но ей было страшно и широколицая явно это понимала. – От пары бутылок воды ты не обеднеешь…

– Мелкий пить хочет? – переспросила девочка, и приподняла пеленку, которой Ханна накрыла Дэнни. – Фу, какая гадость! Том!

Из-за ее спины выступил один из парней, тот, что помладше, и глаза у него были совершенно безумные. Ханна уже встречала такие глаза у детей в Парке; у тех, кто видел своих близких мертвыми, часто бывают такие глаза – внутри маленького человека что-то ломается и…

Светлые волосы торчали, как иглы дикобраза, новенькая футболка была заляпана пятнами кетчупа. Или не кетчупа? В руках у парня сверкнула алюминиевая бита и Ханна не успела даже крикнуть, как кресло с ребенком загрохотало по проходу, сбитое сильнейшим ударом.

У Ханны перехватило дыхание.

– Ненавижу мелких, – сказала широколицая и захрустела хлопьями. – У меня был брат, орал каждую ночь… Теперь не орет.

Она хихикнула.

– Что стоишь, сучка? Никто не придет на помощь – кричи не кричи. Нет теперь никого. Мы тебя убьем, и нам за это ничего не будет, не поняла, что ли? Я теперь тут хозяйка, и ты мне не нравишься, потому что ты красивее меня. Но это ненадолго…

Ханна почти не слышала ее. Она смотрела на кресло, лежащее на полу. Она не видела Дэнни, но он не плакал и не стонал, и Ханна понимала, что это означает.

Когда Ханна отвела глаза от креслица, широколицая девица все так же стояла возле касс, а к Ханне по проходу неторопливо шла троица ее приспешников – светловолосый с алюминиевой битой впереди, а двое на шаг позади.

Пояс с пистолетом лежал в тележке, поверх припасов и пакета с ненужными уже памперсами. Ханна вытащила оружие из кобуры, все еще не веря, что это происходит с ней в реальной жизни. Между ней и троицей было не более пяти шагов, и светловолосый, ухмыляясь, отводил руку с битой для первого удара.

Ханна направила ствол вверх и потянула за триггер.

Бэнг!

Выстрел прозвучал оглушительно. Пуля попала в один из потолочных светильников, тот разлетелся вдребезги, и вниз обрушился поток стекла и кусков пластмассы.

Троица замерла в полуприседе, прикрывая головы от стеклянного дождя. Широколицая застыла с открытым ртом. Ханна перевела прицел и снова потянула за спуск.

Бэнг!

Стеклянный шар у кассы взорвался от попадания пули, осыпая осколками пожирательницу хлопьев, и она завизжала, бросаясь наутек, противным поросячьим визгом.

Ханна направила пистолет на светловолосого, но он уже мчался к выходу вслед за предводительницей, наперегонки с товарищами. Еще один выстрел обрушил стеклянную дверь магазина и добавил прыти всей четверке.

Ханна почувствовала, как у нее подкашиваются колени, и сползла на пол, захлебываясь пережитым страхом и слезами. К запаху мертвечины примешалась острая вонь сгоревшего пороха, по полу медленно катилась стреляная пистолетная гильза. Из-под перевернутого креслица малыша Дэнни, которого так и не удалось уберечь от смерти, сочилась тонкая глянцевая струйка и собиралась в лужицу у кассового прилавка.

«Никто не придет на помощь, – подумала Ханна, – кричи – не кричи. Эта толстая тварь права». Двести миль. Целых двести миль, а в кармашках на поясе шерифа всего два магазина. Надо заглянуть в багажник полицейской машины, там иногда возят дробовики, потому, что у следующих встречных может быть что-то посерьезнее бейсбольных бит…

* * *

За толлом дорога оказалась относительно свободной, то есть проехать, в принципе, было можно, если не лихачить и не пытаться таранить препятствия сходу. Мысль о скутере уже не казалась привлекательной, и жарко, и много не увезешь, и Ханна остановилась на том, чтобы найти машину – небольшую, чтобы не заправляться через каждые пятьдемят миль, – и нашла. Зеленая малолитражка завелась сразу же, бензина в баке плескалось достаточно, чтобы проехать до места назначения. В багажник «мазды» Ханна сложила свои небольшие запасы, оставив в салоне только воду для питья, шоколадки для перекуса и пистолет с патронами. В машине шерифа дробовика не оказалось, так что мечта пополнить огневую мощь осталась мечтой.

Девушка вела малолитражку осторожно, объезжая множество препятствий, оказавшихся на пути, но, к счастью, пятирядная дорога давала нужную свободу маневра и Ханна, хотя и медленно, но неуклонно двигалась в нужном направлении. До начала сумерек она проехала тридцать пять миль. Целых тридцать пять! Расстояние смешное, если не знать, сколько препятствий надо было обогнуть, чтобы преодолеть эти мили.

Ехать в темноте с включенными фарами Ханна не решилась – а вдруг кто увидит? – ночевать в очередной рест-эрии тоже – мало ли кто в гости забредет? – поэтому, приткнувшись к брошенным машинам у выезда 93, провалилась в недолгий беспокойный сон, зажав в руке рифленую пистолетную рукоять.

С первыми лучами рассвета она продолжила путь.

Некоторые выезды с шоссе были свободны, на некоторых машины громоздились одна на одну в узком шолдере, перегораживая все дорожное полотно от ограждения до ограждения: не то, что на машине – и на скутере не протиснешься.

На уходившем за горизонт хайвэе попадались перевернувшиеся грузовики, стоящие поперек фургоны, легковушки замерли на обочинах, словно яркие мертвые жуки. Пейзаж казался поразительно странным.

Невозможно было поверить, что еще неделю назад по этому шоссе неслись сотни тысяч машин, мигали надписями громадные информационные щиты, рест-эрии были заполнены людьми, огромные паркинги не успевали принимать бусы и траки. Мотели приветливо мигали неоновыми рекламами, светились в темноте газ-стейшн и рассекали тьму тысячи, тысячи и тысячи мощных фар.

Все замерло – из мира вынули батарейки.

Ханна медленно проехала мимо школьного буса, воткнувшегося в разделитель. Двери его были открыты, внутри никого, но что-то похожее на скомканные тряпки грудой лежало на руле. Высохшая, похожая на корявую ветку лапка свисала с отполированных детскими ногами ступеней. Она быстро отвела взгляд в сторону.

Не смотреть, не плакать, не оборачиваться. Это всего двести миль, из которых пройдено почти сорок. Это – ерунда.

Но мертвецы были везде – в автомобилях, на обочинах, в придорожных ресторанах и мотелях. Куда не посмотришь. Отворачиваться бессмысленно: они часть пейзажа, можно только закрыть глаза и двигаться дальше. Вот только закрывать глаза нельзя. Не получится.

Два раза за второй день пути Ханна видела пожары – один раз слева, другой – справа от шоссе. Дым уходил в небо клубящимися столбами, что горело, было не разглядеть.

Один раз дорогу перед машиной перебежали дети. Группа малышей – самому старшему не было и десяти – пересекли шоссе так быстро, словно за ними гнались. Ханна принялась сигналить, но малыши только припустили побыстрее. Может, за ними действительно гнались, девушка не стала проверять.

У следующего толла ей пришлось поменять машину, пересечь ворота оказалось невозможно. Заградительные барьеры на большинстве проездов были подняты, а там, где коридоры остались свободны, громоздились завалы из автомобилей и грузовиков.

Зато на другой стороне хайвэя нашелся небольшой «Поло» с почти полным баком и высохшим покойником за рулем. Ханна вытащила мертвеца из машины, дрожа от омерзения и стиснув челюсти до боли, чтобы не причитать от страха и брезгливости.

Сначала она хотела похоронить умершего, но передумала, оставила его там, где положила сначала – рядышком с разделительным барьером. Хоронить одного мертвого там, где миллионы лежат неупокоенными, было бы глупо. К тому же она и помыслить не могла, чтобы снова дотронуться до тела.

Почти час ушел на то, чтобы проветрить машину и перетащить в нее немудреный скарб и воду да заставить себя не вспоминать, что она только что убрала с переднего сиденья.

Ханна села за руль, едва сдерживая дрожь омерзения, но врывающийся в раскрытое окно горячий воздух привел ее в чувство, запах раскаленного бетона и тянущихся по обе стороны от шоссе высохших полей заглушал сладковатый дух разложения. При первой же возможности она свернула в разворот, чтобы сменить сторону движения по хайвэю, тем более что правая часть шоссе была замусорена гораздо меньше, чем левая, и оказалась в Вильбурне, о чем сообщала табличка на въезде.

Вильбурн. 6000 жителей.

Безлюдный городок – маленький, зеленый, вымерший. Те же мертвые тела на улицах, в стоящих машинах, в стекляшке-закусочной «Магриб»…

Магазин со сломанными дверями, выбитые витрины, остов сгоревшего грузовичка. Светофоры, работающие от солнечных батарей, по-прежнему включали-выключали сигналы, регулируя несуществующее движение.

Машинка Ханны медленно катилась по мягкому от жары асфальту медленно-медленно, словно катафалк на похоронной церемонии, и она, парализованная открывшейся перед ней картиной, не давила на газ.

Мимо нее, не обращая на машину никакого внимания, с лаем промчался рыжий коккер-спаниель – из никуда в никуда.

Брошенные тележки из супермаркета на дороге, рассыпанные продукты.

В раскрытое окно машины ворвалась музыка – лихой разудалый рэп. На зеленой траве у небольшого дома по правую руку лежал труп темнокожего мальчишки лет шестнадцати, стоящий рядом с телом бум-бокс сотрясал воздух рваным ритмом. Ханна видела лицо мертвеца, еще не успевшее раздуться от жары и разложения. Висок был вмят вовнутрь черепной коробки, глаз вывалился из глазницы и почти касался травы.

Ханна рефлекторно прибавила скорость, и вовремя – со стороны бэк-ярда на лужайку выскочили несколько подростков, вооруженных битами и железными прутами, а у одного в руках было охотничье ружье. Остановились, вперились глазами в проезжающий мимо автомобильчик…

Потом один из них поднял руку и они побежали. Побежали быстро, срезая углы через лужайки и подъездные дорожки.

Ханна вдавила педаль газа в пол, «Поло» прыгнул вперед, но подростки уже мчались наперерез, размахивая оружием. Грохнул выстрел, дробь хлестнула по корпусу машины, царапая эмаль, и Ханна неожиданно для себя самой завизжала, выкручивая рвущийся из рук руль.

«Поло» ввинтился в поворот, запрыгал на «лежачих полицейских» возле школьных ворот и понесся к указателю, обозначавшему выезд на хайвэй. Преследователи не отставали: Ханна увидела их в зеркало заднего вида – они снова срезали угол, пытаясь отсечь ее от выезда.

Ханна вошла в новый поворот на максимально возможной скорости. Левые колеса оторвались от земли, заскрипела резина.

Самый шустрый из подростков перепрыгнул через отбойник и успел ударить битой по левой задней стойке уезжающей машины. Снова грохнул выстрел, на этот раз более прицельный – заднее стекло осыпалось тысячами сверкающих чешуек, а несколько дробин срикошетило от лобового с неприятным щелкающим звуком.

Только «Поло» уже выскочил на бетон хайвэя, набирая ход с каждой секундой.

Вслед за ним на шоссе вылетели два мотоцикла – один за другим, с промежутком меньше секунды. Они двигались быстро, гораздо быстрее, чем могла себе представить Ханна, – только что они стелились по земле в повороте, а через секунду уже пожирали расстояние сотнями метров по прямой.

Малолитражному «Поло» смешно даже пытаться тягаться с мощными японскими мото, ни одного шанса ускользнуть у Ханны не было, и она это понимала, но все равно топила педаль газа, заставляя немощный турбированный движок дышать во всю силу.

Мотоциклы догнали ее играючи, заняв позиции с двух сторон машинки. Ханна бросала авто вправо-влево, но наездники легко ушли от столкновения. Тот, что был с ее стороны, улыбнулся – красивый блондин с узким холеным лицом, ветер играл с его длинными до плеч волосами, а тот, что справа (его Ханна подробно рассмотреть не могла) подкатился вплотную и ударом ноги снес зеркало с дверцы. Ханна вильнула в его сторону, но поздно – он успел свернуть в безопасную зону.

– Останавливай! – крикнул блондин, перекрывая голосом шум движка. – Останавливай, рыжая! Хуже будет!

Хайвэй перед ней был свободен, вернее, почти свободен, и Ханна держала скорость в пятьдесят миль в час, объезжая препятствия не замедляя хода. Пистолет лежал рядом с ней на переднем сиденье, но она все еще надеялась, что стрелять не придется. Маленький «Поло» ускорялся и ускорялся, стрелка приближалась к отметке 85, но брошенных и перевернутых машин становилось больше, а Ханна вовсе не чувствовала себя гонщицей на ралли.

Мотоциклисты то брали ее в клещи, то разъезжались в разные стороны, но не отставали ни на миг. Они были легки и маневренны, а их наездники уверены в своем превосходстве. Тот, что ехал справа, то и дело лупил металлическим прутом по «Поло», а потом отскакивал на несколько метров и выжидал момент, чтобы напасть вновь. Лица его Ханна не видела – в отличие от блондина, этот нацепил на голову глухой шлем.

Блондин же явно наслаждался погоней, своей ловкостью, мощью мотоцикла и беспомощностью жертвы – улыбка не сходила с его лица, и, хотя он был хорош собой, Ханна была готова поклясться, что в жизни не видела такой неприятной физиономии.

С трудом объехав автомобиль, стоявший поперек полосы, Ханна едва успела направить «Поло» в узкий проезд между грузовиком и пикапом. Мотоциклисты же с легкостью обошли препятствие по обочинам не потеряв ни секунды времени, ни метра в скорости. «Поло» после маневра вильнул, но девушке удалось оставить его на траектории.

Ханна бросила взгляд на заднее сиденье, где лежала трофейная серебристая бита, изловчилась, ухватила за рукоять и бросила увесистую алюминиевую палку рядом с собой.

Еще один объезд. Ей едва удалось избежать столкновения с пикапом, возникшим из ниоткуда в тот момент, когда она проскочила между автобусом и стоящим наискось грузовиком-цистерной. Заскрипели тормоза, шины завизжали по горячему бетону, еще чуть-чуть и «Поло» бы развернулся вокруг своей оси, но колеса каким-то чудом не сорвались в скольжении, и смерть пронеслась рядом, лишь оцарапав посеченный дробью борт.

– Стой! – крикнул блондин снова. – Стой, сука!

Его мотоцикл пошел наперерез машине Ханны, и та бросила свой автомобильчик ему навстречу, стремясь хотя бы зацепить врага на скорости – ее оружием был вес «Поло». Второй рукой Ханна держала биту, еще не зная, что будет с ней делать – кидать в блондина или бить его по голове, если дотянется.

А блондин играл с Ханной, как кот с мышью. Он действительно классно водил мотоцикл, и именно это сыграло для него роковую роль. Он прилип к водительской двери «Поло», повторяя все маневры автомобиля, держась в ярде от Ханны, и тогда она, больше от отчаяния, чем по наитию или расчету, вытолкнула биту ему под переднее колесо.

Рукоять биты ударилась о спицы, проскочила на дюйм вглубь колеса и…

Передняя вилка приняла на себя удар алюминиевой палицы, согнула ее… Веером вылетели спицы, лопнул металл, и блондин взлетел в воздух с все той же издевательской улыбкой на лице, не выпуская из рук оторванную рулевую с искореженными остатками колеса на ней.

Задняя часть его мотоцикла описала в воздухе сложную траекторию и врубилась в желтый пикап, стоявший в стороне, а сам блондин, ударившись о землю несколько раз, замер на бетоне.

Удар обрушился на правую стойку «Поло» и лобовое пошло трещинами – мотоциклист в шлеме, о присутствии которого Ханна на мгновение забыла, таки приложился арматурой к ее ветровому стеклу.

Ханна бросила свой автомобильчик навстречу новому врагу, но силы были не равны – они вместе вошли в дугу закрытого поворота и тут…

Дороги дальше не было. Вернее, дорога была, куда она денется? Только вот проехать по ней было невозможно в принципе. Поперек дорожного полотна лежали обломки громадного самолета, развалившегося при ударе о землю. Тысячи обломков. Десятки тысяч фунтов искореженного дюраля, стали и пластика – обгорелые и оплавленные.

Ханна ударила по тормозам так, что в колене что-то хрустнуло. «Поло» присел на передние колеса, оставляя на бетоне черный след, зад приподнялся над землей и завилял из стороны в сторону, как хвост восторженного щенка. Неумолимая сила инерции тащила малолитражку к катастрофе, а свернуть было не как и некуда.

Мотоциклист увидел препятствие несколько позже, и скорость его в этот момент была выше, чем у «Поло», и в правой полосе, где он шел, обломки лежали чуть ближе. От торможения мотоцикл встал на переднее колесо, и чтобы не полететь кубарем, наездник сбросил газ. Заднее колесо коснулось бетона, водитель попытался поставить мото поперек, но ему не хватило буквально метра.

Он ударился грудью о часть хвостового оперения, мотоцикл проскочил под препятствием, а его отбросило назад сильнейшим ударом.

Ханна поняла, что «Поло» врежется в груду обломков через доли секунды, увидела серую трубу, направленную точно ей в голову и нырнула вниз, в подрулевое пространство.

Удар. Хруст. Звон стекла – осколки обдали Ханну потоком, она едва успела прикрыть глаза. Сработали подушки, защищавшие колени водителя, выстрелил мешок в рулевом колесе.

Ханна плыла в сером пыльном тумане, заполнившем салон смертельно искалеченной машинки, ушибленная, испуганная, но живая.

Часть стойки шасси – длинная труба с торчащими из нее обрывками проводов прошила «Поло» фактически насквозь, едва не пронзив навылет и Ханну. Шипел тосол в пробитом радиаторе, что-то странно скрежетало под капотом, словно какой-то зверь, сидящий за тонким листом согнутого металла стонал, пыхтел и грыз мотор.

С трудом открыв погнутую дверцу, Ханна выбралась наружу. Болело бедро, кровь шла из разбитого носа, хотя она не помнила удара в лицо; от серой, пахнущей резиной пыли резало в глазах.

Ее преследователь, тот, что в шлеме, лежал совсем рядом с «Поло» в странной позе – голова прижата к коленям, похожий на сломанную канцелярскую скрепку. Его мотоцикл истекал бензином и маслом в десятке шагов от хозяина. Колесо все еще крутилось и жужжало, жужжало, жужжало…

Этим жужжанием было наполнено все вокруг.

Ханна оглянулась, отмахиваясь…

Мухи. Мухи, пчелы, осы, мошка…

Мириады. Жужжали басовито, тонко, непрерывно, пискляво. Воздух дрожал, он был переполнен насекомыми. И вонь… Пахнуло гарью, химией, горячей смолой и смертью. Этот запах был таким насыщенным, что его можно было потрогать руками или нарезать ломтями, возникни такая необходимость.

За эти несколько дней эмоции Ханны притупились. Когда шок накладывается на шок, а потом случается следующее событие, после которого пугавшее тебя вчера кажется милой детской игрой, наступает эмоциональная анестезия. Внутри что-то умирает на время или замораживается – тут у кого как. Жизнь преподает урок – всегда существует что-то страшнее того, что уже произошло.

Ханна стояла среди обломков авиакатастрофы.

Куски корпуса, сиденья, багаж и то, что недавно было людьми, было разбросано на милю вокруг нее.

Не высохшие мумии, убитые неизвестной болезнью, к которым Ханна почти привыкла, а трупы людей, упавших с небес на землю.

Куски людей.

Обгорелые и не обгорелые, целые и разорванные на части. Смешанные с металлом и пластмассой и полностью сохранившие человеческий облик.

Прямо перед Ханной в креслах сидела, взявшись за руки, пожилая пара. Жара уже сделала свое дело – тела разлагались, вокруг мужчины и женщины вились насекомые, изрядно объевшие мертвецов. Под кожей и в ранах копошились личинки, от этого казалось, что мертвые все еще шевелятся.

Рот Ханны наполнился желчью и ее вырвало остатками того, что было в желудке. Она упала на колени и закрыла глаза руками – не смотреть! Не смотреть, не думать об этом… Пройти проклятое место, найти машину и добраться домой! Там Грегори, там Сэм и Мириам, в конце концов. Там Энтони, Клайв и Питер, Васко, Хелена и Дана. Там ее друзья! Они не стали такими, как этот в шлеме и блондин. Они все умные – самые умные ребята в Вайсвилле! И Грег защитит ее… И ей не нужно будет прятаться и стрелять в людей из пистолета!

И тут Ханна вспомнила, что пистолет остался в машине, а она сидит тут совершенно беззащитная, зареванная и облеванная, и ей стало страшно, что в ту же секунду из дрожащего над хайвэем марева появятся те, кто гнался за ней с ружьем и битами, а она…

Страх не только лишает разума, но иногда и спасает людей, заставляя их действовать там, где инстинкт приказывает сидеть и не отсвечивать. Адреналин потоком хлынул в кровь, Ханна заставила себя встать, и поковыляла к правой приоткрытой дверце «Поло».

Оружие! Ей нужно оружие!

Пистолета на месте не было, его не было в машине вообще.

Ханна обшарила заднее сиденье, полезла под передние, пачкая кровью из носа серую ткань салона, заглянула в багажник, а потом села рядом с машиной и заплакала. Она была одна, за много миль от цели, без машины и без оружия.

Ханна хлюпнула носом и вытерла кровь и слезы одним движением руки.

И тут она увидела пистолет. От удара он вылетел из салона автомобиля и лежал на бетоне, рядом с черным зашнурованным ботинком, из которого торчали какие-то непонятные ошметки. Ханне было плевать на содержимое ботинка, она словно кошка, двумя прыжками, не вставая на ноги, преодолела расстояние до оружия и вцепилась в рукоять потной ладошкой.

Слезы высохли. Сердце мощно колотило в ребра изнутри, дыхание было горячим, а извергнутая желчь пекла рот, как жидкий огонь. Она боялась живых больше, чем мертвых. Мертвые безобидны. Она уже видела на что способны живые.

Прихрамывая, Ханна вернулась к машине, достала из багажника бутылку воды и осушила ее в несколько глотков.

Мухи, вонь, мертвые и живые в мертвом мире. В мире, который раньше мог быть только на экране и с рейтингом «18+».

Этого не может быть, но это есть.

Во рту снова стало сухо и шершавый язык царапал десны. Ханна выпила еще бутылку воды из своих запасов и, переведя дух, села в тени автомобиля.

Она была жива – это главное. Она все еще была жива.

Глава вторая Еще пятьдесят миль

Выезжая из Парка, Ханна не думала, что на свете может быть что-нибудь страшнее пережитого ею за последние несколько дней, но она ошибалась. Всегда может случиться что-то хуже того, что было.

Эти двести миль, которые надо было преодолеть…

Три с половиной часа по Интерстейт, если не спешить – и это всего неделю назад. Ерунда, не о чем говорить! Эти двести миль стали самым длинным путешествием в ее жизни. Самым длинным и самым жутким.

Двинулась ли она в путь, если б знала, что предстоит увидеть и что надо будет делать, чтобы дойти? Ответа на этот вопрос у нее не было. Ханна не понимала, откуда берутся силы сохранять рассудок и продолжать движение к цели, потому, что сойти с ума было самым простым решением проблем. Просто выключиться. Выйти из гонки.

Вот как сейчас… Лежать на заднем сиденье автомобиля, стоящего на паркинге огромного торгового молла, пить из горлышка обжигающий горло виски и смотреть издалека, как какие-то очумевшие от спиртного подростки громят «Мейсис». Пить до тех пор, пока не уснешь…

И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны?[1]

Машину, в которой она устроилась на ночлег, Ханна присмотрела себе на утро – огромный джип «Лексус» с полным баком – до дома точно хватит с головой, даже если кругами ездить.

После того, как ее путешествие едва не закончилось в обломках авиалайнера, она сообразила, что машина должна быть большой и мощной, даже если ее придется менять каждые двадцать миль. И плевать на экономию! Лучше всего подошел бы танк или «Хаммер», вот только ни танк, ни «Хаммер» по дороге не попадались. На малолитражке ни от погони не уйти, ни протаранить кого, если нужно, а мысль о путешествии на скутере не казалась ни удачной, ни даже смешной – самоубийственной. Здесь брошенных машин было меньше, дороги свободнее и размер снова приобрел значение.

Из багажника изуродованного «Поло» она взяла только бутылку воды да несколько шоколадок и пошла вперед через сотни метров, усеянных обломками самолета, остатками багажа и трупами пассажиров, оставив все еще живого преследователя – того, кто в шлеме, – умирать мучительной смертью. Она поступила так не из жестокости, а потому, что не смогла его добить. Просто не хватило духу. Ханна дважды тыкала стволом ему в забрало и оба раза убирала руку. Пристрелить беззащитного человека, каким бы дерьмом он ни был, было выше ее сил.

Она шла через обломки авиакатастрофы пригнув голову, и старалась не запоминать деталей, не видеть их, но все-таки увидела достаточно, чтобы не спать и хлестать виски из горлышка в надежде забыть и уснуть. Но ни уснуть, ни забыть не получалось. Та пожилая пара в креслах – это были еще цветочки.

Триста с лишним человек, погибших в крушении, перемешанных с металлом и стеклом, обгорелых, размазанных по бетону, превращенных в фарш ударом о землю – вот настоящие ягодки!

Шаг за шагом. Не дышать. Не смотреть. Не слышать, как жужжат мириады насекомых.

Воздух дрожал над раскаленным шоссе, размывая прямые линии и углы, скрадывая расстояния.

Рано или поздно это кончится, говорила сама себе Ханна. Рано или поздно.

За обломками лайнера она нашла пустой «Навигатор» с ключом в зажигании, но бензина в баке оказалось на дне и в ближайшем городке «линкольн» пришлось бросить.

Следующей машиной Ханны стала «Хонда Пилот» золотистого цвета, из которой пришлось вытащить высохшее до хруста женское тело. В небольшом супере, возле которого «Хонда» была припаркована, удалось восполнить утерянные вместе с «Поло» запасы воды и еды. Витрины мародеры разбили, но полки почти не тронули, хотя соседнюю с супермаркетом ликерную лавку разгромили основательно. Оттуда Ханна забрала две чудом сохранившиеся бутылки виски – на всякий случай.

И этот случай представился очень быстро…

Кусок металла пропорол покрышку «Пилота» и она свернула к парковке возле «Мейсиса», чтобы сменить машину. Авто она нашла, но выехать с парковки не успела.

Спиртное она не любила, но сейчас пила его как лекарство, не чувствуя ни вкуса, ни удовольствия, просто чтобы уснуть в медленно остывающей от жаркого дня машине. Но в голову лез зазубренный в школе Шекспир, воспоминания о родителях и брате. Как Джош сидит возле кровати в родительском номере и, как автомат, жует печенье из пачки и крошки фруктовой начинки падают на футболку и ковролин.

Ханна сделала еще глоток, ожидая отключки, но забытье не спешило с приходом. Просто теперь, если закрыть глаза, мир начинал кружиться вокруг, набирая скорость.

Ее «Лексус» стоял в конце парковки, и Ханна чувствовала себя в относительной безопасности. Никто из тех, кто сейчас громил «Мейсис», не мог разглядеть ее на заднем сиденье джипа, зато она видела, как за стеклянными витринами мечутся огни факелов и лучи фонарей. Несколько взрослых парней и девушек, близких к Ханне по возрасту, и стадо малолеток от десяти и старше развлекались, разрушая все вокруг. Совершенно безо всякого смысла и цели, просто получая от этого удовольствие.

Они подъехали к плазе уже после того, как Ханна перегрузила в новую машину свой скарб, перед самым закатом, на нескольких автомобилях, и перекрыли выезд с паркинга громадным пикапом «Додж Рэм», разукрашенным под дракона, и «Тундрой», такой же, как у папы, но дамского цвета – «голубой перламутр». Перекрыли не для того, чтобы помешать Ханне ускользнуть (они и не догадывались о ее существовании) просто бросили машины на выезде.

Незваные гости были вооружены (наверное, разграбили какую-нибудь оружейную лавку), на крепком подпитии, шумные, веселые, одеты в какие-то безумные тряпки, взятые из самых дорогих магазинов. Даже самые младшие выпрыгивали из кузова пикапа с пивными бутылками в руках.

Площадка перед магазином тут же наполнилась шумом и криками.

В пикап грузили ящики с консервами, бутыли с питьевой водой, сладости. Решетку, закрывающую витрину ликерного, легко сдернули джипом и принялись таскать оттуда спиртное. Звенели разбитые витрины магазинов одежды, летели оттуда наружу манекены и коробки с обувью, не потому, что были кому-то нужны, просто так было веселее.

Потом компания выпила еще и взялась за «Мейсис», начав со стрельбы по стеклам.

Ханна наблюдала за ними из своего убежища.

Она не боялась, хотя должна была бояться. Инстинкт подсказывал Ханне, что если бы кто-то из этих ребят заметил чужого, то судьба его была бы незавидна, но страха не было. Было удивление, брезгливость, отвращение и, как ни странно, сочувствие.

Она не могла понять, как и почему такие же, как она сама, подростки за несколько дней жизни без присмотра взрослых превратились в дикую стаю, в вандалов, и ей было их жаль – так здоровые стыдливо жалеют увечных и смертельно больных.

Беснующиеся подростки напоминали стадо бабуинов из передач канала «Дискавери», впрочем, такое сравнение могло оскорбить бабуинов.

Люди вели себя хуже обезьян. Гораздо хуже.

Внутри магазина пылал костер и вокруг него кружили тени. Опять посыпались стекла – кто-то изнутри выстрелил в одно из громадных окон и оно рухнуло вниз водопадом сверкающих осколков.

Ханна отхлебнула еще глоток и почувствовала, что больше пить не может – виски колом стояло в горле, вызывая позывы к рвоте. Но при том пьяной она себя не чувствовала: чуть шумело в ушах и пульсировал в висках бешеный ток крови. Сна не было ни в одном глазу, но одна мысль о том, что надо подняться и что-либо сделать, вызывала панику.

Ханна слышала крики и стрельбу – стая веселилась, как могла и умела. Смех, визг, ругань, девичьи голоса… Неприятный хохот, напоминающий вой койота…

Она прикрыла глаза, но отблески пламени пробирались и под веки. Мир кружился так, что она ощущала себя в свободном падении. Падать в бесконечную пропасть было очень страшно, и тогда Ханна сползла с заднего дивана на пол, свернулась на коврике между сиденьями, как усталая собака, прижимая к груди выпитую до половины бутылку.

Нет, она не уснула! Просто кто-то без спроса выключил звук и свет…

* * *

Ей снился пожар.

Тесная комната, маленькая, душная, с неприятным запахом пыли – это ее последнее пристанище. Вокруг бушует пламя. Ханна не видит его – пламя за дверями, но на дверной коробке кипит и пузырится краска.

Пот заливает глаза, волосы мокрые, словно ее обдали водой, но слышно, как они хрустят, высыхая от жара.

Она хочет закричать, но раскаленный воздух врывается в гортань, сжигая голосовые связки…

Пить… Воды…

Ханна открыла глаза.

Белый и горячий солнечный свет заливал паркинг, и воздух над раскалившимся асфальтом струился и дрожал. Джип внутри разогрелся градусов до ста, не меньше. Ханна чувствовала, что задыхается, белье пропиталось потом и прилипло к телу.

Она лежала между сиденьями в неудобной позе – перекрученная, измятая, с затекшими конечностями и страшно хотела одновременно и пи́сать, и пить.

А от вида ополовиненной бутылки спиртного, валявшейся под сиденьем, к двум мучительным нереализованным желаниям добавилось третье – ее затошнило. Дико болела и кружилась голова. Вода облегчила страдания, но заставила ее тут же, невзирая на опасность, выскользнуть из джипа на улицу и присесть у заднего колеса.

Пока моча чертила замысловатые узоры на асфальте, Ханна, насколько это позволяла ее позиция, попыталась осмотреться.

Стоянка, на ее удачу, уже обезлюдела, пикап, перегораживавший вход, исчез. Со второго этажа «Мейсиса» тянуло дымом, внутри явно тлел пожар, готовясь сожрать все содержимое коробки черного стекла. Всюду валялись разбитые бутылки, какие-то грязные тряпки, совершенно новые вещи с этикетками, растоптанные упаковки с чипсами, обертки…

Ханна поднялась и застегнула джинсы. Ее слегка покачивало и продолжало тошнить. Стоило поесть что-нибудь, но для начала стоило убедиться, что стая ушла.

Держа оружие наготове, она двинулась от «Лексуса» к основному зданию молла.

Несколько машин, стоявших ближе к магазину, зачем-то расстреляли – их изрешеченные кузова на спущенных покрышках стояли в нескольких ярдах от остатков шлагбаума. Ханна пыталась вспомнить, слышала ли она сквозь сон стрельбу, и не могла – ее ночное беспамятство было глубоким, как смерть и таким же опасным. После спиртного она чувствовала себя ужасно, но ощущение, что она вот-вот рухнет в безумие, исчезло – словно эти полбутылки виски заставили разжаться мощную пружину в ее груди, которую каждый прожитый в этом мире день взводил все сильнее и сильнее.

Если бы еще не так сильно болела голова!

Она переступила порог двери, ведущей на первый этаж торгового центра.

Тут отчетливо пахло пожарищем, сверху по эскалаторам скатывался удивительно густой белесый дым. Никого.

Битое стекло, разгромленные магазины, перевернутые бочки с кофе. Несколько тел умерших взрослых – к ним Ханна начала привыкать, как деталям пейзажа. Сброшенный на пол кофейный автомат типа «ретро», который выглядел так, будто по нему проехал поезд.

Здесь стая тоже погуляла вволю.

Можно было возвращаться назад и уезжать.

В деликатесной лавке Ханна нашла запечатанные в вакуумную упаковку мясные нарезки, бруски твердого сыра, несколько вяленых итальянских колбас. Стая не искала здесь еду, потому что паштеты и мраморные стейки в отключенных холодильниках испортились и воняли так, что Ханну, несмотря на мокрый платок, которым она прикрывала рот и нос, все-таки вырвало на входе. Зато припасы пополнились хорошими продуктами, которым жара была не страшна.

На полках «Радиошека» Ханна разжилась батарейками и еще одним диодным фонарем, в корзине у кассы валялись уцененные диски, разная мелочь вроде средств для чистки компьютерных экранов, бесполезных теперь флешек и универсальных зарядок, которыми теперь было нечего и незачем заряжать.

Ханна пошла вглубь – искала генератор, такой, как стоял у них в подвале дома, на случай неполадок в электросети, но не нашла. Ходьбою она укротила утренний страх, а после рвоты и еще литра выпитой воды ей полегчало и с похмельем.

Пора было убираться отсюда, проехать последние пятьдесят миль и оказаться дома. Хотя какой может быть дом без мамы, папы и брата, Ханна не понимала. Но там ждет ее Грег, и можно будет не волноваться о том, что по дорогам носятся взбесившиеся сверстники на джипах, мотоциклах и с оружием.

К выходу! К выходу!

По пути попался небольшой «РайдЭйд» со взломанным хранилищем рецептурных препаратов – искали наркотики и, как видно, нашли, – судя по опрокинутым стойкам и разбитым прилавкам фармацевтов, но Ханна все же подобрала несколько банок аспирина, упаковку «Тайленола», перевязочные пакеты и – о, чудо! – большую нетронутую упаковку прокладок, которые должны были стать для нее спасением в ближайшие несколько дней.

Толкая перед собой загруженную тележку, Ханна завершила круг по первому этажу и вышла в вестибюль, с которого начала свой поход по моллу. Тут стало совсем дымно, но ветер выносил вонючие серые клочья через выбитые пулями окна и оставлял возможность видеть и дышать.

Вышла и замерла.

Возле эскалатора лежало тело.

Не высохшая мумия, высосанная болезнью, а тело убитого человека.

Когда Ханна входила в молл, этого тела не было. Она внимательно огляделась перед тем, как пройти вовнутрь.

Ханна отпустила тележку и сжала рукоять пистолета так, будто бы от силы ее рук зависела жизнь.

Шаг, еще шаг, еще… Ладони стали мокрыми, оружие неподъемным.

Мертвец дымился.

Ханна уже могла рассмотреть опаленную до мяса кожу, остатки одежды, вплавившиеся в плоть, и обгорелые остатки волос… Это была девушка.

Ханна сделала несколько быстрых шагов, разыскивая стволом возможную цель, и остановилась над трупом.

Трещал и ухал разгорающийся на втором этаже пожар, орало воронье снаружи… Никого.

Ханна наклонилась над мертвой и осторожно перевернула ее на спину, стараясь касаться остатков куртки, а не тела, и в тот момент, как труп оказался лицом к ней, она поняла, что это не труп, а обгорелая, но все еще живая девушка, держит ее за руку железной хваткой.

Ханна заорала так, как еще никогда в жизни не орала, рванулась прочь и, отлетев на пару ярдов, упала, больно ударившись задом о пол. Ей и в голову не пришло воспользоваться пистолетом: она сидела посреди вестибюля с оружием в руках, не в силах укротить дыхание, а сердце, ошалев от страха, пыталось выбраться из груди через горло.

Девушка смотрела на Ханну единственным уцелевшим глазом (он был пронзительно голубой на красном фоне обнаженной плоти) и что-то говорила, приоткрывая щель рта. Пыталась сказать. Хрипела.

Медленно и с опаской, на четвереньках, Ханна поползла к умирающей, повинуясь этому хрипу и протянутой руке, похожей на освежеванную звериную лапу. Голубой глаз, полный ужаса и боли, смотрел на нее из лишенной век глазницы. Дрожа от ужаса и отвращения, Ханна заставила себя склониться над девушкой, чтобы расслышать слова…

Но хрип оборвался, так и не став словами. Девушка была мертва.

* * *

На 64-м съезде Ханна покинула шоссе и переехала на хорошо знакомую ей второстепенную дорогу, ведущую к Маунт-хилл. Развязка в этом месте была огромной, широкой, она успешно объезжала брошенные машины и выбралась из лабиринта разъездов достаточно быстро.

Под массивными опорами развязки лежало несколько перевернутых лекговушек, сгоревший до остова грузовик стоял в лужах застывшего металла от расплавленных дисков.

Далее на обочине лежали тела.

Ханна проехала мимо них, снизив скорость. Не больные – убитые. Подростки, девять человек – шестеро юношей, три девушки. Трупы были совсем свежими. Судя по следам на одежде и по позам, в которых они замерли, их расстреляли.

Ханна на миг прикрыла глаза и ощутила, что руки снова начали дрожать, как после утреннего бегства из «Мейсиса».

Мертвые, мертвые, мертвые… Которых не стоит бояться.

И живые, которых следует бояться до поноса.

Не бежать навстречу – люди, дорогие, как я рада вас всех видеть! – а искать место, где тебя не заметят. Она читала о событиях во время «Катрины», и имела представление о том, что демоны всегда находятся рядом и только и ждут возможности выбраться наружу. Но то, что произошло в реальном мире, было в тысячу раз страшнее «Катрины». И даже страшнее всех этих «Войн Z», «Ходячих» и прочей фантастики. Те, кто убил лежащих на обочине, не был Чужим или зомби с разложившимся мозгом, он был таким же человеком, как все. Как вожаки той стаи молодняка, что устроили файер-шоу в молле – обычные парни и девушки, которым нравится сила и безнаказанность.

Ханна посмотрела на свои пальцы. Они почти не дрожали.

Правая сторона шоссе была свободна. Если получится беспрепятственно проехать до правого поворота на Рейстер, заехать в город и без приключений его пересечь, то до Вайсвилля останется всего лишь десяток миль по двухрядке.

Она чуть прибавила газа и громадный «Лексус» довольно заурчал мощным мотором, проезжая мимо знака «Рест-эрия» 3 мили.

Чтобы попасть в Вайсвилль, надо было свернуть на Рейстер-Вест сразу за зоной отдыха, проехать по Оак-стрит до конца (она короткая, полторы мили), перевалить через мост над железнодорожными путями, ведущими к Базе, и уйти вправо вместе с дорогой, петляющей через смешанный лес до самого городка. Ханна знала эту дорогу на зубок – в Рейстер их возил школьный автобус.

В начале рест-эрии, сразу за въездом, стоял разбитый о защитную стенку экспресс-бус «Грейхаунда», его пришлось объезжать потихоньку, хрустя колесами по битым стеклам. Дальше полотно было сравнительно чистым, Ханна проскочила выезд с заправки «Шелл», располагавшейся в конце зоны отдыха, щит с расстояниями до ближайших городов, и увидела долгожданную надпись «Рейстер-Вест, 0,5 мили».

Это было так прекрасно, что захотелось закричать во весь голос! Дома! Она смогла! Она преодолела! Ханна засмеялась, застучала ладонями по рулевому колесу…

Но улыбка замерзла на губах: в зеркале заднего вида возникли два знакомых со вчерашнего вечера пикапа, вывернувших с заправки ей вослед. Перламутровая «Тундра» и «Рэм»-дракон – ошибки быть не могло. Эти машины стояли ночью возле «Мейсиса». Вслед за пикапами, как мелкие рыбы-прилипалы за акулами, на шоссе вылетели несколько джипов и спортивных машин, набитых визжавшим молодняком. Пересчитывать их Ханна не стала – она уже давила на газ и «Лексус» ввинчивался в поворот, визжа шинами и накренившись под опасным углом – подвеска работала на пределе. В конце дуги Ханна зацепила бортом небольшую «Хонду» и та, отскочив от отбойника, словно мяч, перекрыла половину поворотной полосы.

Двигаясь по Оак-стрит Ханна пустила джип ровно посредине полотна, разбрасывая мелкие машины бампером во все стороны. В зеркало она видела, как «Рэм» вышиб «Хонду» из проезда, словно молот стеклянную игрушку, расколошматив на части, и выпрыгнул на серый горячий бетон улицы, как настоящий дракон – огромный и кровожадный, угрожающе переступая зубатыми лапами-колесами. Он возглавлял погоню, он красовался, словно чувствовал, что один вид его радиаторной решетки приводит беглянку в дрожь.

«Лексус» едва ли был быстрее «Рэма» на прямой, но, несмотря на свои внушительные габариты, управлялся лучше длиннющего «Доджа». Спасение надо было искать не на прямой трассе, а на извилистой дороге, идущей через лес, где ее джип имел небольшое, но преимущество. Ханна стрелой пронеслась по улице, ушла резко вправо и влетела на мост над железнодорожной веткой на скорости 65 миль в час. «Лексус» подбросило на подъеме, он пролетел по воздуху дюжину ярдов, приземлился на передние колеса, но подвеска приняла удар на себя и ничего не отлетело.

Вниз. Влево. Теперь вправо.

Теперь Ханна боялась, чтобы ее не занесло. Она совершенно не знала, что делать, если все-таки занесет, но автоматика пока помогала ей справляться с машиной. Трещали системы стабилизации, педаль то становилась ватной под ногой, то наливалась неестественной упругостью, и в такие моменты «Дракон» и его перламутровая подруга сокращали расстояние.

На очередном прямом отрезке дороги что-то простучало по корпусу пригоршней мелких камней, а потом с треском обрушилось заднее стекло, и Ханна сообразила, что по ней стреляют.

Еще поворот. Еще. Она прошла связку виражей на предельной скорости, не отпуская газ.

Бэнг!

В лобовом со стороны пассажира образовалась окруженная трещинками дырка.

Где же эта развилка на Вайсвилль? Почему же так бесконечно долго тянутся эти десять миль?

Снова горсть камней хлестнула по багажнику.

Ханна в отчаянии направила ствол пистолета назад и дважды выстрелила. «Дракон» не обратил внимания на попытки жертвы огрызаться, тем более так беззубо. Зато пуля, выпущенная в ответ, снесла «Лексусу» боковое зеркало напрочь. Ханна не обратила на это внимание – она наконец-то увидела развилку. Вправо от дороги уходила бетонка на КПП, а влево…

«Лексус», ревя своими четырьмя сотнями лошадиных сил, прыгнул влево, выходя на финишную прямую. «Рэм» и «Тундра» ринулись за ним, ведя за собой стаю мелочи, вообразившую себя героями «Безумного Макса». Им нравился этот мир, мир ревущих машин, крови, пламени и насилия, пахнущий бензином и горелой плотью. Он принадлежал им – этот дивный новый мир, в котором нашлась такая славная замена IMAX и компьютерным шутерам. Теперь все взаправду – и кровь, и смерть! Они преследовали добычу, и добыча была на расстоянии протянутой руки. Куда ей теперь деваться?

Под колеса Ханне внезапно метнулась огромная змея, появившаяся на дороге из ниоткуда. Внизу что-то хлопнуло, а потом в подвеску замолотило так, что джип заходил ходуном, запрыгал, как конь на родео, и Ханна больно ударилась о руль, несмотря на застегнутые ремни безопасности. Скорость упала и машину по дуге вынесло на обочину.

«Рэм» и «Тундра» попробовали тормозить, но не успели и тоже проехались по заградительной ленте всеми колесами. В стороны полетели куски рваных покрышек.

Ханна выскочила из кабины и бросилась бежать, но тут с другой стороны дороги, из-за низкого кустарника, выкатился, плюясь сиреневым выхлопом, «Хэмви» военного патруля, и она метнулась обратно, прячась за кузов своего «Лексуса», чтобы не попасть под колеса пятнистому монстру, и с разбегу врезалась в какого-то человека.

Со стороны «Дракона» ударили выстрелы – били из автоматического оружия, тут же огрызнулся крупным калибром «Хэмви», метко, если судить по металлическому грохоту от попаданий. Очередь буквально распилила пикап напополам, его пассажиры брызнули в стороны, как мыши из затопленной норы, но и по ним хлестнул прицельный свинцовый дождь.

Ханну схватили в охапку вместе с визгом и пистолетом, и потащили в сторону, через подлесок, бросив на плечо, словно мешок с мукой. Сзади снова басом заговорил пулемет, перекрывая напрочь жалкую автоматную трескотню, и кто-то завизжал отчаянно и пронзительно.

Ее усадили на землю, совершенно шальную, так и не сообразившую, что погоня закончилась. Она дышала, словно не ее несли, а она бежала по пересеченной местности с неподъемным грузом на плечах.

– Пистолет отдай… – попросил ее знакомый голос. – Он все равно пустой!

Голос был знакомый, но навести резкость на говорившего она не могла.

Потом заскрипели тормоза и рядом остановилась машина. Хлопнула дверца и над ней нависла тень. Она по-прежнему не видела черты лица, только силуэт.

– Все кончилось, Белль… – сказал Грэг. – Это я. Все кончилось, ты дома…

Она почувствовала, как он обнимает ее, прижимает к себе.

И только тогда Ханна позволила себе зарыдать в родное плечо.

* * *

На третий день пребывания в Вайсвилле Ханна перестала шарахаться от резких движений окружающих, громких звуков и встречных прохожих. Ночью она спала тяжелым и беспробудным медикаментозным сном – по распоряжению Грэга вечером к ней приезжала на байке Лиз и делала укол, после чего можно было и свечи не задувать.

Ханна пробовала возражать, но Грэг и слушать не стал.

– Белль, у нас нет настоящих врачей и выводить тебя из нервного срыва, если он случится, некому. У нас уже были самоубийства и поехавшие крышей. Хватит. Поэтому потерпи пару дней, приходи в себя и включайся в работу… Каждый человек на счету. Все! Сейчас помогай, чем умеешь, если хочешь и можешь, а вечером – укол и спать!

Сам Грэг и еще несколько человек из его команды работали на износ – по двадцать часов в сутки, превращая некогда беспечный Вайсвилль в настоящий укрепленный район.

Пустых домов в городе было гораздо больше чем тех, где остались обитатели, поэтому Грэг принял решение следить за периметром, располагая точки наблюдения и несколько мобильных групп в отселенных домах, расположенных на окраинах. Выжившим же предстояло устраиваться в центре города, там где можно было организовать ограждение из колючей проволоки, баррикады на улицах, присмотр за младшими, нормальное питание и складирование продуктов.

В Вайсвилле остались в живых 323 подростка в возрасте до 18 лет, из них 67 человек перешагнуло 16-летний рубеж – 32 юноши и 35 девушек. 112 жителей города были в возрасте от 12 до 16 лет, остальные – младше 10. Не очень хороший расклад, но что случилось, то случилось.

Теперь предстояло охранять весь этот детский сад, лечить, кормить, организовать поиск припасов, охоту… Чтобы все это скоординировать, спланировать и, в конце концов, воплотить планы в реальность, нужен был человек, способный взять ответственность на себя.

И таким человеком для Вайсвилля стал Грегори Стаховски – главный умник школы, хавбек школьной футбольной команды, который в конце этого лета должен был уехать учиться в Принстон. Должен был, но, к счастью для Ханны и остальных жителей Вайсвилля, уехать не успел.

Ханна Сигал и Грегори Стаховски знали друг друга с детства, как и все дети в Вайсвилле, чьи родители работали на правительство и военный проект «Миротворец» или просто связали свою жизнь с Лабой и Базой. Маунт-хилл, он же Вайсвилль, был научным городком, обитатели которого так или иначе имели отношение либо к какой-то из научных программ Министерства обороны, либо к охране Базы и ее секретов.

Отец Грега Фред Стаховски возглавлял отдел компьютерной безопасности Базы, отец Ханны Алекс Сигал вел проект «Миротворец». Мама Грега, Сибилла, создала бухгалтерскую фирму, обслуживающую все мелкие бизнесы в округе, мать Ханны, Тэсс, работала на юридическую фирму в Рейстере и еще консультировала жителей Вайсвилля по субботам.

Сначала познакомились между собой матери Грега и Ханны, потом их отцы, а потом подружились и дети.

Это у отца Ханны Грег перенял называть ее семейным прозвищем – Белль.

– Белль – это красавица, прекрасная по-итальянски… – объяснял папа Алекс, улыбаясь. – Хоть мы и не итальянцы, но уж больно хорошо звучит! Вот послушай: Белль!

Он словно пробовал слово на вкус.

– Белль!

– Я тоже буду называть тебя так, – сказал ей Грег целую вечность назад.

– Ты же не итальянец, – улыбнулась Ханна. – Вы же поляки…

– Ну и что?

– Тебе не нравится мое настоящее имя?

– У тебя чудесное имя, Ханна, библейское… Но Белль мне нравится больше. Оно звенит, как колокольчик! Белль!

– Это папино слово, – нахмурилась она, хотя ей нравилось, как он произносит ее семейное имя. – Наш секрет…

– Так я же не при всех, – улыбнулся он. – Только наедине!

Его отец на службе отличался строгостью, а вне работы был шутником и компанейским парнем, наверное, умел переключаться в домашний режим.

Сибилла Стаховски, нарочито сдержанная в проявлениях эмоций и чувств что в офисе самой крупной в округе юридической конторы, что дома, могла бы служить образцом деловой женщины и хорошей жены, но в городе хорошо знали, что душечке-милашке Сибилле лучше на пути не попадаться – съест вместе с костями.

Быть лидером в диспут-клубе или капитаном в футбольной команде в благополучное время и взять на себя ответственность за жизнь трехсот детей и подростков – совершенно разные вещи. Только сейчас Ханна увидела, что добряк Грег Стаховски мог по жесткости дать фору обоим родителям, и на поверку оказался не мягким интеллектуалом, а человеком, которому подчинялись и реально боялись ослушаться.

Для выживших детей Вайсвилля он стал предводителем, настоящим вождем, а вождь – это не только слова, это действия, на которые никто, кроме лидера, не способен.

От него пахло порохом (теперь Ханна знала этот особенный запах, связанный со смертью и опасностью) и немного по́том – день был удушающе жарким, как всегда в этих местах в начале августа.

Раньше она не чувствовала, насколько жарко в Вайсвилле. Теперь же, когда электричество исчезло и кондиционеры стали бесполезным металлическим хламом, даже в комнате стоящего в тени деревьев дома можно было задохнуться.

Температура под сто градусов и хьюмит делали свое дело – оставалось лишь привыкнуть к тому, что прохладных летних вечеров уже никогда не будет.

Грег обнял ее, поцеловал и уселся на стул рядом с диваном, взяв Ханну за руку. Лицо у Стаховски осунулось, юноша казался много старше своих семнадцати, прошедшие десять дней состарили его на годы.

– У меня есть полчаса, – усталый голос тоже звучал иначе, надтреснуто. – Сейчас нам принесут поесть и мы поговорим. Потом я уйду, прости, много дел, но мы увидимся вечером. Тебя проведут в мои комнаты. Жить будешь у меня, Белль.

Он не спрашивал, он говорил, как будет. И это было прекрасно.

– Чем там все кончилось? – спросила она, отведя взгляд. – Я спрашиваю о тех… Ну, кто ехал за мной…

– Победой, – коротко ответил он. – «Хамви» и его машин-ган нас пока выручают. Я, кстати, знаю твоих обидчиков, кое-кого опознал. Они из нашей школы, в Рейстере.

– Как из нашей?

– Ничему не удивляйся, Белль. Просто входи в курс дела.

В дверь постучали и двое ребят, мальчик и девочка лет десяти, принесли пакет с сандвичами, пару яблок, воду.

– С кухни передали, чиф Грег. Если нужно – скажите, мы принесем еще.

Девочка улыбалась, не сводя со Стаховски взгляда. Мальчик говорил серьезно, как взрослый. Совершенно по-детски щуплый, угловатый, с исцарапанной и не очень чистой мордашкой, и широко посаженными светлыми глазами под бесцветными бровями, он смотрел на Грега, как на Бога, буквально поедая его глазами.

– Спасибо, нам хватит, – улыбнулся Стаховски в ответ. – Присоединяйтесь к поисковикам.

– Ага, – кивнула девочка.

Она была совсем маленькая, темненькая, остроносая, с чуть неровными зубами и нечесаной копной волос, а ресницы – такие густые и пушистые, что глаз не отвести.

– Не «ага», – поправил Грег. – А «слушаюсь». Надо отвечать – слушаюсь. Понятно, юные дарования? Свободны!

– Слушаюсь, чиф Грег, – отчеканил мальчишка с видимым удовольствием.

Девочка тоже кивнула и дети вышли – серьезные маленькие солдаты.

– Это игра? – спросила Ханна. – Все эти «чиф Грег», «слушаюсь», «свободны»?

– К сожалению, не игра. Кушай, я буду рассказывать.

Сэндвичи оказались с вареным мясом и сыром, вкусные, хотя вместо булок использовали несвежий поджаренный хлеб.

– Готова?

Она кивнула.

– Сначала неприятное. Как я тебе и говорил, всех взрослых прикончил вирус, над которым работали у нас в Лабе. Всех, кто старше восемнадцати. Плюс-минус час, может сутки после восемнадцатилетия, и ты начинаешь умирать. Лекарств нет. Ни обезболить, ни замедлить процесс невозможно. Можно только застрелить из жалости. Было уже две смерти среди выживших. Пережить это не пожелаю врагу. Видеть тоже.

Ханна вспомнила выпавшие зубы матери, лежащие на отцовском плече, изгвазданную пятнами сукровицы подушку и положила сэндвич на тарелку.

– Понимаю, – кивнул Грег. – И сразу вторая неприятная новость, хотя ты, наверное, все понимаешь. Мне до смерти остался неполный год. Тебе – два. Это все, что есть у нас впереди. Большего не будет. За ближайшие 365 дней нас в Вайсвилле станет на 37 человек меньше. В следующем году умрет еще 30 человек. Еще через год 22 человека и 40 будет на подходе. Всего нас 323. Через сколько лет здесь будут гулять только кабаны да олени, посчитать можешь?

Ханна молча слушала и пила воду из бутылки – глоток за глотком, но во рту было сухо и горько. Есть ей расхотелось совсем.

Все те вещи, что приходили в голову по дороге, все вопросы, на которые она боялась ответить, сейчас холоднокровно озвучивал Грег своим новым надломленным голосом. Он словно вел занятия в школьном дискуссионном клубе, а не рассказывал о собственной смерти и смерти всех тех, кто сейчас оставался в городке.

И о ее смерти тоже.

– Что ты собираешься делать?

– Вместо каждого, кто умрет за этот год, должен остаться хотя бы один ребенок, Белль. Пока с нами Джессика и Сэм, у которых за плечами есть год медицинского колледжа, мы можем научить младших принимать роды и оказывать больным и раненым первую помощь. Потом… – он помолчал. – Ну, может быть, они научат следующих. Если успеют научить. И еще… В округе есть аптечные склады, чтобы создать запас лекарств…

– Кто примет роды, ты придумал. А кто будет рожать? – спросила она, уже зная, что услышит в ответ, но все еще отказываясь этому верить. – Мы? Младшие?

– Все, кто может рожать – будут рожать, – он поднял на нее глаза и она увидела, что взгляд Грега изменился так же сильно, как лицо, голос и окружающий их мир. – Не знаю, со скольки лет. Может, с двенадцати. Может, с тринадцати. Если каждая девушка успеет родить и выкормить трех-четырех детей, это даст нам возможность понемногу увеличить численность и выжить.

– Трех-четырех детей?! По-твоему девочка в двенадцать лет должна рожать? А беременеть в одиннадцать? Грег, что ты несешь?! А она это может? А сколько лет должно быть отцу? Как ты все собираешься организовывать? Да, в этом возрасте все они – дети… – сказала Ханна. – Просто дети!

Она понимала, что любые ее слова не будут звучать убедительно по сравнению с убийственной арифметикой Грега, но все же повторила:

– Это же просто дети, Грег!

– Уже нет, Белль, – он покачал головой. – Три недели назад это были просто дети. Теперь – уже нет. Это не дети, это выжившие…

* * *

Ближе к вечеру, когда застывший горячий воздух можно было резать ножом, навестить Ханну пришли Энтони и Дана.

Они казались такими же веселыми и беспечными, как до катастрофы, но только казались.

Человек-улыбка Энтони улыбался через силу. Дана изображала себя прежнюю, но без особого старания.

А еще от Энтони пронзительно пахло лекарствами.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Обычные мозоли. Мы копаем ров с северной стороны города, чтобы машины не смогли пройти по лесным дорогам. С непривычки получилась ерунда…

Он продемонстрировал перевязанные ладони. Из бинтов торчали нечистые пальцы с обломанными ногтями, под кожу въелась рыжая земля.

– Видишь? Ничего страшного!

– А ты? – спросила Ханна у Даны.

– Дети, – пояснила та, отбрасывая длинную челку назад (единственный жест, напоминающий о прежней Дане). – Я занимаюсь младшими – от двух до пяти. И еще я, как оказалось, неплохо готовлю… Через день у меня смена на кухне.

– Ты? На кухне?

– Есть можно, – кивнул Энтони. – Подтверждаю. У Мириам, конечно, вкуснее мясо, но супы у Даны получаются то, что надо. Во всяком случае, никто не жаловался.

Он улыбнулся краешками губ, едва заметно, чтобы ободрить. Улыбка получилась печальной.

– Не смотри ты на нас так, Ханна. Конечно, нам тяжело…

– Особенно, когда дети плачут по ночам… – вставила Дана. – Представляешь, темно, и слышен тихий-тихий вой. «Мама, мама…» В спальне у меня двадцать пять малышей – начинает один и остальные подхватывают. И так час… Или два. Или три… До самого утра…

Она сглотнула всхлип и посмотрела на Ханну больными собачьими глазами.

Губы у Даны подрагивали, но она старалась скрыть это, как могла. Правда, могла она плохо.

– Ты не думай, что мы жалуемся… – перебил Дану Энтони. – Могло бы быть еще тяжелее. Я, например, не выдержал бы работы в похоронной команде. Как по мне, так лучше копать ров и ставить ограду. Даже если руки в мясо, все равно лучше, чем таскать мумии и жечь их на костре. Помнишь Кима, Ханна?

Ханна Кима помнила. Симпатичный худой парень, выступал за школу в сборной по плаванию. Он чудесно танцевал – невысокий, ловкий и очень музыкальный. Он очень любил танцевать…

– Ким застрелился два дня назад, – пояснил Энтони. – После того, как сжег тела своих родственников. Вот поэтому я просто укрепляю периметр и не могу заставить себя зайти в наш дом… Пусть кто-нибудь другой заходит…

Ханна вспомнила пару в самолетных креслах и закрыла глаза.

– Слишком много мертвых, – произнесла она тихо. – Везде, где я шла или ехала, были мертвецы. Я похоронила своих родителей… Сама… Но кто-то должен войти и в твой дом, Тони.

– Но не я, – быстро ответил он, отводя глаза. – Я туда не войду ни за что…

– Тела сжигают? – спросила Ханна.

– Приказ Грега, – сказала Дана. – То есть мы понимаем, что это вирус или еще какая-нибудь дрянь и трупы могут быть заразны. Мы уже неделю поддерживаем костры. Хорошо, что ветер сегодня не менялся… Ты не представляешь, как все это пахнет…

– Слушай, а почему ты не попросишь Грега перевести тебя на другие работы? – спросила Ханна. – Вы же старые друзья! Он что, не видит, что ты загибаешься?

– Грега? – спросил Энтони, на лице которого блуждало некое подобие улыбки. Весьма неприятное подобие. – Вот уж кого я больше ни о чем не попрошу… Наш мессийка не любит, когда ему напоминают о дружбе…

– Вы поссорились?

Энтони осклабился.

– Не надо, Тони, – взволнованно предупредила его Дана. – Он делает то, что…

– Он делает то, что ему нравится, – перебил ее Энтони, голос его задрожал он злости. – Он тащится от этого, Дана. Он наконец-то получил то, о чем мечтал – мир, где ему должны подчиняться.

– Что между вами произошло? – спросила Ханна. – Что он тебе сделал?

– Ничего… – начала Дана.

– Как это – ничего? Расскажи ей! Ну, расскажи! Расскажи, как он вместе с Васко наводил тут порядок! Ханне понравится!

– Тони! – сказала Ханна, как можно более убедительно. – Я ничего не знаю, но хочу знать… Что за хрень между вами произошла?

– А вот такая хрень! – Лицо у Энтони пошло красными пятнами. – Обычная! Одни должны убирать трупы, а другие с чистыми ручками только приказы отдают? А что делать, если я не могу? Ну не могу я! Ничего, кроме как вкапывать столбы под колючку, он для друга не нашел? Только трупы или рыть? Чем я хуже него? Почему он тут главный? Он что, умнее? Ни хера он не умнее! А пороть прилюдно – это правильно? А разрешить своим ублюдкам бить тех, кто не хочет ему подчиняться? Это как? Пользоваться тем, что у него за спиной этот отморозок Васко?

Казалось, еще чуть-чуть – и на его губах вскипит пена.

– Попросить Грега? – просипел он, выдавливая слова, словно пасту через сцепленные зубы. – Нашего умненького, добренького Грега? А не даст ли Грег своему другу Тони нормальную работу? Ведь Тони для него, как брат? Ведь Тони верный и преданный, как собака! Да, убивать я не умею… Но я же…

– Хватит! – рявкнула Дана.

Голос у нее стал резким, с неприятными интонациями – что-то среднее между окриком и визгом. Она явно не сдерживала эмоции.

– Заканчивай ныть!

– Я не ною! – огрызнулся Тони, вскакивая. – Тебе нравится пахать по двадцать часов в сутки? Жопы мыть нравится? Мой! Для тебя он тоже другого места не нашел!

– А я не требовала другого места! – крикнула Дана в ответ. – Я делаю то, что могу и умею. Он не виноват, что я ничего другого не умею. И ты ничего другого не умеешь!

– Зато он умеет! Командовать! Будем беременеть сегодня, Дана? Грег приказал? Давай! Ему же еще и наши дети нужны! Раз-два! Раз-два! Сука! Ненавижу!

– Прости его, – попросила Дана негромко, поворачиваясь к Ханне. – Он не в себе…

– Я в себе! – прорычал Тони. – Слышишь, сука? Я в себе!

Он выбежал прочь, хлопнув дверью.

Некоторое время девушки молчали.

– Все так плохо? – спросила Ханна и взяла Дану за руку.

Ладонь была загрубевшей от работы и чуть влажной, кисть безвольной.

– Все очень плохо… Я не знаю, что делать.

– Он изменился.

– Он сходит с ума. Он считает, что все не так.

– А как правильно?

Дана высвободила руку и подняла на Ханну глаза. Слез не было, но взгляд был такой, словно ей только что переломали кости.

– А он не знает как. Главное, чтобы не так, как Грег.

– Что не так сделал Грег?

– Ввел пайки для всех, кто старше десяти лет. Работаешь хорошо – получаешь полный, не работаешь – получаешь в три раза меньше. Тех, кто пытался гнуть свое… Их вразумил Васко.

– Вразумил?

– За неподчинение – публичная порка. За воровство еды – изгнание. За другие мелкие провинности можно получить прикладом по ребрам.

Дана невесело усмехнулась.

– Грегори – совсем не тот Грегори, которого ты знала. Оказывается, никто из нас его не знал. И Тони, как оказалось, другой.

Она отбросила челку.

– И я не та, что была. И Лиз, и Васко, и Сэм… Прости, еще раз, Ханна, за эту сцену. Слишком многое произошло за эти дни. Мы все не в себе. Но я рада, что ты жива и вернулась.

Губы Даны прикоснулись к ее щеке – поцелуй вежливости: ни тепла, ни нежности, ни дружбы.

– Привыкай. Прости. Будем видеться!

Она вышла, не оглядываясь.

Ханна молча откинулась на подушки.

Сказать, что она была растеряна – это ничего не сказать. Ведь не годы отделяли их всех от совместного прошлого – чуть больше недели, но то, что произошло за эту неделю, кардинально поменяло все.

Дверь снова приоткрылась и в комнату заглянул мальчик, приносивший обед.

– Ханна, – позвал он. – Грегори просил тебя прийти. Если тебе лучше, конечно.

– Мне лучше, – отозвалась Ханна, вставая. – Я уже иду. Подожди меня в другой комнате, я оденусь.

– Слушаюсь! – отозвался мальчик и исчез.

Укол все еще действовал, ноги хоть и работали, но казались ватными, а колени гнулись так, словно были не из костей, а из мягкого желе, но Ханна встала и принялась одеваться.

Джинсы, футболка, кроссовки…

– Где Грег, Сэмюель? – крикнула Дана.

– Ждет в штабе, – пояснил мальчик из-за двери.

– В штабе? – удивилась Ханна, поправляя шнуровку на кроссовке.

– Бывший полицейский участок, знаешь? – маленький серьезный Сэмюель придержал дверь для Ханны, помогая ей выйти в коридор. – Теперь там оружейная и штаб…

* * *

– Извини, что поднял…

Грег был не один.

В лицо Ханна знала почти всех присутствующих, а вот по именам только несколько человек. Но среди присутствовавших был ее одноклассник Васко, и они на радостях даже обнялись. Васко за эту неделю стал еще суше прежнего – ни грамма жира, только кости, мышцы и горящие на осунувшемся лице темные блестящие глаза. Он был в камуфляже и пахло от него порохом и оружейной смазкой.

– Рад тебя видеть, Ханна… – сказал Васко. – Добро пожаловать домой!

– Смотри-ка, Ханна, – позвал ее Грег, показывая карту, лежащую на столе.

Карта оказалась самодельной, склеенной из распотрошенного автомобильного атласа, но вполне читаемой.

– Узнаешь? Ты тут была?

– Да. Вот автостоянка, вот «Мейсис». Вот тут я парковала джип…

– Сюда не подходила?

Грег провел пальцем влево от молла, туда, где на карте были отмечены несколько прямоугольников, окруженных пунктирной линией.

Ханна покачала головой.

– Нет. Это дальше, за паркингом. Но видела это место. Там еще забор высокий, из бетона.

– А что именно видела, помнишь? Верхаузы там были?

Ханна без труда восстановила в памяти серые длинные крыши.

– Были.

– Сколько раз мимо ездили – не сосчитать. – Грег разочарованно махнул рукой. – А что там за моллом построено, что где располагается, я совсем не помню…

– Зачем это тебе? – спросила Ханна.

– Давай-ка я объясню, – предложил Васко Грегу.

Тот кивнул, и Васко начал говорить.

– Сегодня умер один из раненых. Не наш раненый, из тех плохих парней, что ты привезла из Рейстера на хвосте… Так вот, он утверждал, что в этих верхаузах есть продовольствие, одежда и даже оружейный склад.

– Ничего сказать не могу… – пожала плечами Ханна. – Видела крыши, видела забор…

– Это понятно, от тебя и не требуется выдумывать, – кивнул Грег. – От тебя требуется проверить, не соврал ли покойник. Нужно туда поехать, разведать что там и как, и, если есть что забрать, то забрать. Васко у нас парень горячий, ему пострелять – хлебом не корми! Ты поспокойнее. Поэтому в этой вылазке – командир ты!

– Я? Грег!

– Ты, ты… Пойдешь старшей. Получишь два больших военных грузовика, десять человек на погрузку-выгрузку-переноску и группу Васко для обеспечения безопасности. Забери все, что можешь, все, что нам может понадобится. Задача – не сжечь все и убить всех, как понимаешь. Задача как в игре – собрать ресурсы и не потерять никого! Ясно? Выдвигаетесь прямо сейчас. Туда минут сорок ехать, если бодро. Будете на месте в сумерках, притаитесь и внимательно оглядите все в округе. Если кто-то там уже мародерничает, в прямой конфликт не вступайте. Слышишь, Васко?

Васко кивнул.

– Но все-таки, – Грег улыбнулся, – если будет необходимость ударить – бейте первыми. Не рискуйте. Девушек старайтесь брать живыми. Остальных – по возможности.

Васко снова кивнул.

– Как ты? – спросил Грег Ханну. – Справишься?

Она пожала плечами.

– Наверное. Не знаю.

– Нам нужны эти ресурсы, Ханна. Все, что мы успеем прибрать к рукам, поможет пережить эту зиму. И следующую. И ту, которую мы с тобой уже не увидим. Одежда, лекарства, продукты питания, топливо, генераторы. Даже такие мелочи, как батарейки – все пригодится. Нам нужно оружие, патроны, рации и оптика. Нам нужно все, вплоть до старых покрышек – ими можно топить, если будет холодно.

Грег был убийственно серьезен.

Все, кто находился в штабе, слушали его с такими же серьезными лицами – Ханне показалось, что все они разучились улыбаться.

– Нам нужно все, что вы сможете найти и доставить в Вайсвилль, – повторил Грег. – И каждый из вас нам нужен живым и здоровым. Поэтому – будьте рассудительны и осторожны. Вернитесь домой.

Он посмотрел на Васко.

– Командует Ханна. Понимаешь почему?

Васко нахмурился, но взгляд не отвел.

– Да.

– Выдвигайтесь.

* * *

Ханна не успела оглянуться, как началась осень.

Вот только вчера жара не отпускала их даже ночью, а сегодня под утро хотелось укрыться с головой. Зябкий рассвет спустился на Вайсвилль в конце первой недели сентября, вестник грядущих холодных дней. Город собирался жить вопреки всему, что случилось. Он изменялся, приспосабливался к новым правилам, накапливал жирок, но все еще тосковал по прошлому каждой улицей, каждым брошенным домом.

Время шло, с каждым днем трупов сжигали все меньше и меньше и вонь, висевшая над городком в дни, когда дул восточный ветер, перестала выедать глаза. В Вайсвилле появился охраняемый внутренний периметр, за которым можно было чувствовать себя в относительной безопасности, и внешние укрепления, перекрывавшие подъезды к городу и развилку.

Жизнь постепенно налаживалась. Вернее, не налаживалась, а входила в какое-то более-менее понятное русло, и эта определенность давала живущим в Вайсвилле надежду на будущее. И никто не задумывался над тем, каково было тому, кто принимал решения. Достаточно было знать, что кто-то их принимает.

Одним из талантов Грега было умение поставить каждого из членов команды на место, где он приносил наибольшую пользу. В принципе, именно это отличает хорошего организатора от обычного исполнителя. Он, словно шахматист, пытался планировать партию на несколько ходов вперед, и, хотя это не всегда получалось, механизм все-таки работал, пусть со сбоями, но работал. Во всяком случае, без Грега он бы не смог функционировать совсем.

Особое внимание уделялось малышам – без них просто не было будущего, и Стаховски обозначил уход и воспитание самых младших как приоритетную задачу.

Те из тинов, которые умели находить общий язык с бэбиками и кидами, работали в яслях и детских садах – Грег настаивал на том, чтобы всех воспитанников с самого раннего возраста учили грамоте и счету. Портить книги, используя их для растопки, он тоже запретил. Разве может быть будущее без знаний?

Кидов постарше учили стрелять, ухаживать за оружием, водить машины – Вайсвиллю были нужны воины, возможно, даже больше, чем мыслители.

Джессика и Сэм, как и собирались, учили четверых двенадцатилеток оказывать первую помощь, принимать роды и разбираться в лекарствах. Лиз показывала технику перевязок и инъекций – ничего более сложного она не умела, но и ее наука оказалась востребованной.

Кто-то занимался огородами, благо, справочная литература была в городской библиотеке, кто-то ставил самодельные силки, мастеря их из рыболовной лески, кто-то строил сараи и загородки для птицы – хоть косо и криво, но строил.

Домашней птицы в Вайсвилле было немного, а ту, что была, собирали по соседним фермерским хозяйствам.

Кто-то рыбачил в обмелевшем за лето Санни-спрингс, кто-то охотился, благо кроликов в округе водилось великое множество, да и олени регулярно подходили к Базе со стороны леса. Кто-то мешками таскал кукурузу, вызревшую на заброшенных полях, к машинам, и все это обитатели везли, волокли, тащили на спинах в Вайсвилль, набивая съестным подвалы домов, как бурундук защечные мешки.

Найти, принести, сохранить – жизнь городка напоминала жизнь муравейника в начале осени. Полторы сотни работоспособных жителей пытались обеспечить себе сытую жизнь зимой и все, у кого хватало опыта и воображения понять, что может случиться с ними, когда наступят холода, работали не за страх, а за совесть.

А Ханна…

Ханна возглавила одну из трех групп мародеров, как оказалось, самую успешную и самую отчаянную. Васко с автоматической винтовкой наперевес, занял позицию за ее правым плечом, и Ханна знала, что он отдаст за нее жизнь в случае необходимости. Иногда она ловила на себе его взгляды, и это не были взгляды телохранителя или друга. Но обычно Васко успевал отвести глаза, и в такие моменты Ханна думала, что могла ошибиться.

Васко был сдержан и холоден при любых обстоятельствах, кроме боевых, в бою его темперамент выплескивался через край, и тогда Гонсалес превращался в машину для убийства. В такие моменты Ханна вспоминала слова Тони.

Васко действительно нравилось убивать, он наслаждался насилием, как меломан наслаждается изысканным музыкальным сопровождением любимой оперы, как наркоман – грядущей дозой. Тони оказался прав, но рядом с Васко Ханна чувствовала себя защищенной и сильной. Ей даже не приходилось браться за пистолет. Гонсалес и его «сумасшедшая пятерка» замыкали все проблемы на себя. Остальное не имело значения.

Вместе они вычистили склады в Рейстере – там действительно было чем поживиться. В Вудфилде они разжились двумя цистернами дизельного топлива и двадцатью тоннами бензина вместе с бензовозом. В Пайнтауне пришлось воевать с пришлыми мародерами из-за складов с зерном и мукой, но кончилось все благополучно – разгромом противника.

Теперь она редко видела своих друзей по школе – разные обязанности и, как следствие, разные права, интересы и группы общения. Нет, никаких запретов ходить друг к другу в гости не было. Просто был восемнадцатичасовый рабочий день, и у каждого жителя Вайсвилля в этом дне было свое место, словно у патрона в пулеметной ленте.

А после работы, если честно, было не до общения.

И никто никого не принуждал к беспрекословному послушанию, но все подчинялись общему укладу – просто иначе система не работала. Во всяком случае, ужасов насилия над личностью, так живо описанных Тони в первые дни ее появления здесь, Ханна не наблюдала. Или не замечала, будучи постоянно занятой своей работой. Впереди была осень с ее дождями и ветрами, снежная морозная зима и десятки новых смертей, которые предстояло пережить.

В августе вирус унес три жизни, в сентябре беспощадно прикончил еще четверых обитателей Вайсвилля.

Но люди ко всему привыкают.

Горели смрадные погребальные костры, но все так же уходили в разведку группы мародеров, дымили печи кухонь, играли бэбики и киды в детских садах, заступали на дежурство часовые внутреннего и внешнего периметра.

Да, было страшно, особенно когда Ханна впервые увидела, как смерть забирает одного из ее ровесников.

Генри нужно было застрелить, избавить от мучений, но она не смогла – физически не смогла нажать курок. Это сделал Васко. Сделал, искривив тонкие губы, словно пускал пулю не в трясущегося в судорогах старика, который еще полчаса назад был их другом, а в совершенно незнакомого человека.

Потом пришел Грег и тело отнесли на погребальную площадь, где киды уже сложили костер.

Прощание было недолгим, пламя жарким, на скорбь не оставалось времени.

Городу нужно было жить дальше, а Грегу с помощниками – сделать так, чтобы он жил: организовать, прокормить и защитить триста с лишним человек, которые еще вчера не умели ничего, кроме как играть в компьютерные игры. Когда тут скорбеть? Смерть стояла за спиной каждого из них, привычная, ставшая почти родной за эти месяцы. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду она дышала в спину, клала свои костистые лапы на плечи выжившим. От нее можно было увернуться сегодня, но время, когда она возьмет свое, было предопределено для каждого.

Если бояться смерти бесполезно, то можно лишь научиться не обращать на нее внимания. Жить, словно ее не существует.

Им повезло, что продуктовые склады, на которых хранились тонны пайков для армейских, находились не на наглухо замурованной автоматикой Базе, а на городских складах. Им еще раз повезло, что часть бронетехники, предназначенной для охраны внешнего периметра, осталась в ангарах ремонтной и охранной службы Маунт-хилл – это помогло успешно мародерствовать и защищаться от чужаков. А уж то, что на внешних складах хранилось стрелковое оружие для военной полиции, было не просто удачей, а огромным везением – без этого железа Вайсвилль мог не дотянуть и до осени.

Грег жалел, что не может переселить колонию на Базу и превратить укрытие в настоящую крепость. В принципе, защитные стены можно было попытаться преодолеть, но внутри смельчаков ждали автоматические системы ведения огня, запечатанные метровой броней входы под землю и огнеметные ловушки. Рисковать десятками жизней Грег не хотел.

Энергоснабжение смертоносного хозяйства было автономным – собственный ядерный реактор, небольшой, но достаточно мощный, проектировщики упрятали на многометровой глубине.

Силовой установки Базы хватило бы на город в несколько сот тысяч жителей, только вот База в закрытом режиме была абсолютно автономна и недоступна – ни входа, ни выхода, ни открытых коммуникаций. Грег не оставлял мысли найти способ запитать Вайсвилль от военного реактора, хотя бы через защитный контур, но ни одной лазейки пока не нашел.

Если бы проблемы Вайсвилля ограничивались снабжением и защитой от внешних угроз, то Стаховски был бы идеален как вождь, но, как водится, самые тяжелые вопросы и решения всегда остаются на закуску. То, что случилось между Ханной и Грегом, не имело отношения ни к одной из обыденных задач, которые решались в Вайсвилле по сто раз на дню. Но конфликт лидеров всегда неизбежен. Чтобы он разгорелся нет необходимости ни в чем, кроме наличия лидеров.

Год спустя, лежа возле остывающего камина в здании Библиотеки, Ханна задавала себе вопрос: могло ли все сложиться иначе? Могла ли она остаться в Вайсвилле? Могла ли забыть грохот выстрела, бешеные глаза Грега, медленно кувыркающуюся в холодном осеннем воздухе гильзу и то, как мозги Тони вылетели ей в лицо? Могла ли она забыть, как страшно, на одной ноте, кричит Дана?

И не находила ответа.

Даже после того, что сделала сама.

До самой смерти – не находила ответа.

* * *

Вернувшись из Рейстера с добычей, Ханна наконец-то навестила родительский дом. Ей было трудно переступить порог, но она пересилила себя и, достав из-под ступеней запасной ключ – он всегда лежал там на всякий случай и вот этот случай настал – открыла двери.

В прихожей и на кухне уже не пахло уютом, воздух сочился гнильцой – под холодильником виднелся коричневый высохший потек. На журнальном столике в гостиной лежали отцовские очки и мамины ключи от машины, на диване возле телевизора так и остались контроллеры от видеоигры Джошуа. Стараясь не приглядываться к деталям – именно они ранили сильнее всего – Ханна прошла к лестнице.

В своей спальне на втором этаже Ханна пробыла ровно столько, сколько понадобилось, чтобы собрать сумку с вещами.

Нарядные блузки и юбки Ханна оставила в шкафу. С собой взяла только самое необходимое, практичное, по принципу – легко выстирать, не жаль выбросить. Белье, футболки, джинсы, кроссовки, теннисные носки. Свитер. Ветровка. Теплый худи – скоро вечера станут совсем холодными.

За зимними вещами можно прийти позже.

В отцовском кабинете пришлось задержаться подольше – она не могла точно вспомнить код сейфа и перебирала комбинации с последними двумя цифрами. В конце концов замок сдался.

Она достала из сейфа пистолет и нераспечатанную коробку патронов, забрала со стола папин блокнот для записей. Мамины украшения Ханна не тронула, они так и остались за стальной дверцей, рядом с пачкой наличных. Тут же лежал жесткий диск и несколько флешек. Диск Ханна не взяла, а флешки бросила в карман сумки. В принципе, если зарядить любой из ноутов от генератора, то их содержимое можно просмотреть.

Из спальни родителей Ханна забрала фото, на котором они были сняты вчетвером год назад в Форт Лодердейле, и, когда она вынимала карточку из рамки, у нее дрожали руки и глаза стали на мокром месте.

Здесь, в доме родителей, она окончательно осознала, что осталась совершенно одна.

Место, где ей теперь предстояло жить, находилось в десяти минутах ходьбы от родительского дома, но расстояние между ними измерялось не милями и не минутами, а словами «совсем» и «навсегда». Здесь оставалось прошлое – папины спиннинги, мамины книги, дрон брата, ее детские куклы, бейсбольная перчатка дяди Джека, ошейник Чака в ящике папиного бюро, грамоты на стенах и портрет прадеда на стене в прихожей – прадед на лошади и с саблей наголо кисти неизвестного мастера начала XIX века. Ее самой уже не было в этом прошлом, как не было и в будущем – все, включая фото семьи, поместилось в одну небольшую сумку.

Когда она шла сюда, то принадлежала только сегодняшнему дню, а сейчас, стоя на веранде, она застряла в воспоминаниях, точно муха, угодившая в паучью сеть. Велосипед у заднего крыльца. Фрисби в траве возле корней молодого клена. Забытое на шезлонге полосатое полотенце – грязное и выцветшее за эти недели.

Вечер спускался на Вайсвилль, и висела над церковью в сиреневых сумерках неправдоподобно большая, желтая, как головка сыра, луна да кружили над привядшими мамиными цветами бражники, и жужжание их крыльев было слышно даже возле бассейна на заднем дворе.

В эту ночь Ханна впервые спала в постели Грега, на его плече. От него исходили сила и спокойствие. Это был ее мужчина, ее муж, ее защитник, и в его объятиях она забывала о том, что впереди у них не жизнь, а только один год. Меньше года.

Утомленная любовью, она спала, и дыхание ее было легким и ровным, почти неслышным. Так спят младенцы, влюбленные и люди, которым нечего терять.

С той ночи прошло почти два месяца.

Сентябрь заканчивался, Вайсвилль уже дважды накрывала осенняя непогода и трава от проливных дождей снова приобрела яркий зеленый цвет, а деревья разукрасило во все оттенки желтого и красного.

Ханну поздно предупредили о том, что Грег собирает Совет и она, опоздав на начало доклада Джессики, не сразу поняла, о чем идет речь.

Джессика, серьезная, с прямой напряженной спиной, сидела во главе стола, поглядывая в бумаги, Грег ходил по комнате, крутя в руках нож для разрезания страниц, Сэм курил у окна, а Клайв писал что-то в блокноте, пока Лиз сосредоточенно, не поднимая глаз на окружающих, полировала коротко остриженные ногти замшевой салфеткой.

– Маловато нас, – констатировал Сэм, выпуская за окно струю дыма.

Кивнув собравшимся, Ханна заняла свое обычное место и приготовилась слушать.

– Не маловато, – возразил Грег. – Давай говорить прямо! Это катастрофа. Десять подтвержденных беременностей на конец сентября. Десять. Такими темпами мы вымрем в ближайшие несколько лет.

– Ты оптимист, – хмыкнул Клайв.

– Мы еще не приняли ни одного новорожденного, – Джессика положила бумаги аккуратной стопкой перед собой. – Да и откуда бы они взялись? Теперь каждый пятиклассник умеет предохраняться, спасибо школьному курсу по контрацепции! Сколько у нас будет патологий при ранних беременностях? Понятия не имею. Сколько выкидышей с последующим бесплодием? Я и предположить боюсь… Какая будет детская смертность? Нет ответа на вопрос. Нам нужно не десять, а минимум сорок беременностей, чтобы поддержать популяцию.

– Ты ведешь учет по половозрелым? – спросил Стаховски.

Джессика кивнула.

– Да. Пятьдесят две готовых к размножению девушки на сегодня. Это помимо беременных. Минимальный возраст – десять лет. Максимальный, как сами понимаете, семнадцать. Троим уже можно не беременеть, четверо под вопросом – семь месяцев до…

Она заглянула в записи.

– Самая младшая – Оливия Браун, девять лет и восемь месяцев. Три месяца, как начались регулы.

– И какие будут предложения? – Грег сел в кресло во главе стола и, потерев лоб ладонью, поморщился, словно от головной боли. – Что будем делать?

Сэм пожал плечами.

– У тебя особого выбора нет, Грег.

Он сделал неопределенное движение кистью, словно подбросил на ладони что-то невидимое.

– Мы о чем говорим? – спросила Ханна. – Вот это все, Джессика… О чем?

Джессика недружелюбно сощурилась.

– Что тебе непонятно?

– Мне не понятно, почему мы говорим не о детях, которых должны защищать и кормить, а о каком-то стаде, в котором собираемся увеличить поголовье…

– Я уже объяснял тебе, Ханна, что детей здесь нет, – произнес Грег устало и сел за стол.

Он не хотел ни спорить, ни пререкаться. Он даже не хотел обсуждения – Ханна уже видела его в таком подавленном состоянии. Внешне Стаховски сохранял спокойствие и выдержку, но она знала, что разговор для него неприятен.

– У нас нет проблем с нравственностью, – сказала Джессика, даже не пытаясь скрыть насмешку. – Потому что нравственности больше нет, Ханна. Если ты еще не заметила, то я напомню – все без исключения правила умерли этим летом.

– Не все, – возразил Сэм.

Он похудел, осунулся, но все-таки остался грузным, только щеки перестали удивлять упругостью, а обвисли, как брыли у пожилого бульдога, и улыбка стала невеселой, вымученной.

– Нельзя проливать семя на землю и ложиться с мужчинами, потому что это не даст плодов. Только этот библейский запрет. Остальное можно.

– Это была шутка? – спросила Ханна. – Это ты теперь так шутишь, Сэм?

– Нет, – Сэм покачал головой. – Я не шучу. Назови нас всех стадом, дикарями, стаей! Как хочешь, так и назови. Наше дело теперь – плодиться и размножаться. Да! Как животные, Ханна, именно, как животные. Задача любого вида – это занять максимально возможный ареал, чем нам всем теперь пора озаботиться. Ты же умная, ты к университету готовилась, все должна понимать.

– И как ты это объяснишь Оливии Браун? У которой целых три раза были месячные и которой девять лет от роду? Что ее задача теперь плодиться и размножаться? Как ты думаешь, она тебя поймет?

– Ничего я ей объяснять не буду, – ответил Грег, кривя рот. – Пока не буду. Нижняя планка для деторождения в Вайсвилле – десять лет. В десять лет ей объяснят.

– И что изменится для нее через четыре месяца? – спросила Ханна. – Она станет умнее? Более зрелой?

Она понимала, что осталась в одиночестве, что никто из собравшихся на совет не поддерживает ее ни словом, ни делом и даже не сочувствует.

– С десяти до восемнадцати лет, – внезапно сказала молчавшая до сих пор Лиз, – каждая здоровая герла теоретически может родить десятерых детей.

Она подошла к окну и неловко закурила. Ханна никогда не видела Лиз курящей, хотя знала ее с начальных классов.

– Это теоретически. На практике такого не будет, но и восемь детей – вполне достойная цифра, – продолжила Лиз тем же менторским размеренным голосом, выпуская за окно сизый дым. – Проблема не в том, что Оливии Браун девять лет, Ханна, а что у нас мало таких Оливий. Поэтому пятьдесят две герлы детородного возраста дадут не четыреста, а двести младенцев за эти восемь лет. А это очень и очень мало для того, чтобы Вайсвилль мог выжить.

Она посмотрела на Ханну, как смотрят на человека, который сморозил глупость в приличной компании.

– Приди в себя, подруга. Ты сможешь родить двоих, если сильно повезет. И я, наверное, смогу, если постараюсь. А вот Джессика успеет выносить одного, и то, если сумеет забеременеть на этой неделе. У нее проблема с зачатием, и это звездец какая проблема, если ты еще не поняла. Это теперь самая большая и важная проблема в мире – отсутствие овуляции у способной к деторождению особи. Дети, подруга, не романтические плоды любви, это билет людей в завтрашний день. Ты же не дура, Ханна, все понимаешь… Любовь, выбор, возраст согласия… Это фикция…

Недокуренная сигарета полетела за окно.

– Как легко ты решаешь за них, – сказала Ханна с укоризной, но непробиваемая Лиз лишь пожала плечами.

– Это не я решаю – жизнь решает. Наслаждайся моментом, Ханна. Мы наверное, последние, кто может родить от любимого человека. Или просто от знакомого. Остальные просто будут рожать. Так что заканчивай истерить и прими мир таким, каким он стал. Добро пожаловать в реальный постапокалипсис!

– Все, хватит болтовни… – Грег встал и оперся руками на стол, словно собирался его опрокинуть. – Лиз, ты готовишь девочек – рассказываешь о том, что им предстоит, объясняешь зачем это нужно… Делай, что хочешь – хоть пляши, хоть пой, но сделай так, чтобы у нас не появились психически травмированные. С тобой работает Клайв.

– Я? – удивился Клайв. Его тонкие, словно нарисованные брови взлетели вверх. – Грег, я же не учитель, я, вообще в этом ничего не понимаю…

– Никто из нас не учитель, – отрезал Грег. – Ты помогаешь Элизабет, и точка. Не понимаешь, значит, слушаешь, что она тебе сказала, и выполняешь. Сэм, ты работаешь с мальчиками, чтобы не получилось полного скотства. Нижняя планка – пятнадцать лет. Джессика, ты с ним.

– Хорошо.

– На все про все у нас три дня. Ханна?

– Что Ханна? – произнесла она с угрозой в голосе. – Что ты прикажешь делать мне? Тоже помогать организовывать случку?

– Я приказываю тебе понять, что между тем, что ты хочешь, и тем, что должна делать, есть разница. Если для выживания мы должны стать животными – мы станем животными. Если бы мы не убили тех, кто гнался за тобой, ты была бы мертва. Это не сделало нас зверьми? Или к убийствам ты уже привыкла?

Ханна тоже встала.

– Есть вещи, принять которые тяжелее, чем оправдать убийство, Грег. Я понимаю, что у нас нет другого выхода, но мы превратим их в стадо. Мы отнимем у них право выбора. У тебя будут не девочки, не женщины, а говорящие матки на ножках – ничего больше.

– А нам и нужны матки на ножках, – отозвался Сэм. – Не вижу в этом особой трагедии. Ну, вернемся мы к чистым инстинктам? И что? Пройдет время, и все станет, как прежде.

Ханна покачала головой.

– Вернуться назад будет гораздо труднее. И захотят ли возвращаться?

– Да, – Грег говорил жестко, в голосе его звенел металл. – Ты права. Это ужасный поступок, жестокий, и у него будут последствия. Но между дикостью и смертью я все-таки выбираю дикость. Потому что дикость можно побороть, а смерть – нельзя. И с последствиями мы разберемся, только если будет кому с ними разбираться. Прости, это я решил, это моя ответственность, мой выбор, и я заставлю тебя ему следовать.

Глава третья Соль и кровь

– Все тихо, – сказал Васко, не отрываясь от прицела. – Через пять минут будем заходить.

Через линзы бинокля (а он был посильнее, чем прицел у Васко на винтовке) Ханна тоже не видела ничего настораживающего. Несколько мумифицированных тел, которые никто не трогал с момента смерти, замершие на площадках погрузчики, грузовики, которые так и не успели заполнить мешками…

– Хорошо, если техника на ходу, – продолжил Васко. – Иначе провозимся до вечера и придется ночевать.

– Почему? – спросила Ханна, ощупывая взглядом длинный пандус, возле которого прикорнул шестидесятифутовый длинномер.

– Потому, что ни через Браунвиль, ни через Гэри мы ночью не поедем.

Он замолчал, поводя стволом.

– У меня чувство, что тут кто-то есть…

– Мы почти час осматриваемся, никаких шевелений.

– Это ни о чем не говорит, – сказал Васко. – Если бы я устраивал засаду, то ты бы тоже ничего не увидела.

– А ты, Васко?

Он повернул голову и улыбнулся.

– Ну, не факт…

Вот что-что, а улыбка у Гонсалеса осталась прежней – открытой и белозубой, располагающей к себе. Если бы не выражение глаз, то Васко был абсолютно таким же, как и раньше: компанейский парень, любитель караоке и ночных гонок на спортбайке старшего брата.

Брат был старшим, ему весной исполнилось двадцать три и Васко видел, как он умирал.

Взгляд делал Гонсалеса старше, он выглядел холодным, хотя на Ханну он по-прежнему смотрел… В общем, Ханна предпочитала этого выражения не замечать.

– Видишь этот длинномер? – спросила она.

– С покойником в кабине? – спросил Васко. – Конечно, вижу. Ты тоже об этом подумала?

Ханна присмотрелась – действительно, в кабине лежало тело. Еще секунду назад она была уверена, что там пусто.

– А как же… Я уже минут пять как об этом думаю. Как я понимаю, спрашивать тебя, водишь ли ты грузовик, смешно?

– Обхохочешься, – ответил Гонсалес серьезно. – Я вожу, все, что на колесах. Но у меня другая функция – я охраняю тебя!

– Я и сама смогу за себя постоять. Просто еще один тягач нам не помешает…

– Если он гружен солью – то да.

– А чем он может быть еще гружен? Сахара тут точно нет…

Он снова осклабился.

– Не волнуйся, Ханна. Машина груженая, посмотри на колеса… До Вайсвилля почти сто миль. Если в тягаче хотя бы полбака, то мы легко сделаем втрое больше.

– Как ты думаешь, сколько здесь соли?

– Понятия не имею, но пустыми мы не уедем, это точно.

Он обернулся и призывно взмахнул рукой, подзывая Пола – старшего среди грузчиков.

– Я тут!

Пол мгновенно очутился рядом.

– Сейчас пойдем вовнутрь, – сообщил ему Васко негромко. – Ты со своими ребятами держись сзади. Мало ли кто там есть…

– Ага! – Пол закивал и заулыбался.

– Что такое погрузчики, знаешь?

– Вот те штуки? Маленькие?

– Точно, – подтвердил Гонсалес. – Машину водишь?

– Водил. Родительскую. А что?

– Много раз водил? – спросил Васко, поглядывая на собеседника с иронией.

Пол, конечно, был парень здоровый и достаточно сообразительный, но в том возрасте, в котором машину если и водят, то нерегулярно, а когда стащат ключи у отца.

– Пару раз было, а что? – Пол смутился, но не сильно.

– Ладно, проехали… Если с машиной справлялся – с погрузчиком справишься. Я покажу как. Вперед не лезть, чудеса героизма не проявлять.

– Слушай, Васко, – спросил Пол, – а зачем чифу Грегу столько соли? Мы что, ее есть будем?

– Соль – это жизнь, – сказала Ханна, не оборачиваясь. – Нужно хранить и запасать мясо и рыбу. Зимой можно замораживать, а остальное время? В этих местах соль не добывают. Так что это запасы на много лет вперед.

– Мы должны увезти сколько сможем, – добавил Гонсалес. – И еще вернуться, если получится.

Он махнул рукой, подзывая своих бойцов.

– Готова?

Ханна кивнула.

Ребята из группы Васко были одеты в камуфляж и неплохо вооружены, но все-таки выглядели как мальчишки, нарядившиеся для пейнтбола. Вот только автоматические винтовки были настоящими, как и опасность в любой момент быть убитыми.

– Заводи!

Два грузовика и два джипа с обвесом из стальных листов, примитивным, грубым, но эффективным против легкого стрелкового или охотничьего оружия, тронулись с места, рыча мощными моторами. Ханна почувствовала, как в кровь пошли первые капли адреналина – стали горячими ладони и дыхание.

Несмотря на то, что на ней был бронежилет, двое бойцов Гонсалеса прикрывали ее, как наседка цыпленка – нависали над ней вплотную и острый запах подросткового пота забивал все остальные запахи напрочь.

Машины выехали на дорогу, ведущую к заводу, и прибавили ход. Водителю первого грузовика явно не хватало опыта, он то и дело переключался, путая скорости, отчего мотор то ревел на высоких оборотах, то сотрясал грузовик, словно тот бился в падучей. Васко несколько раз недовольно глянул в зеркало заднего вида, но промолчал.

Завод по расфасовке соли они нашли по адресу, указанному на пачках из супермаркета в Рейстере – самая близкая точка к Вайсвиллю и, наверное, единственное подобное предприятие на весь штат. Грег давно искал нечто подобное и очень обрадовался, когда понял, что ехать за триста миль не придется.

После скандала с Ханной на заседании Совета напряженность между ними не спадала, и Грег сухо и коротко, словно посторонней, сообщил ей новое задание.

– Убираешь меня с глаз долой? – спросила она.

Он покачал головой.

– Этот вопрос мы с тобой закрыли – спорить не о чем. Вопрос снабжения – нет. Ты поедешь за солью. Состав группы тот же. Сто миль в одну сторону, больше половины разведано. Если там еще не почистили склады, грузитесь под завязку – и обратно.

– А если там побывали до нас?

– Соберете остатки. У нас всего две тонны соли, надолго этого не хватит. Так что на вас вся надежда. И давайте в темпе: два дня туда, день там, два дня обратно.

– Два дня там, если соль будет. У меня десять грузчиков и это не роботы, а люди.

– Договорились, – кивнул Грег. – На твое усмотрение.

Он улыбнулся невесело.

– Продукты возьмите с запасом, на неделю. Вдруг задержитесь?

– Когда выезжать?

– Сейчас. Я предупредил Васко, машины заправлены, амуниция готова. Получай пайки – и вперед. Это очень важное задание, Белль. Возвращайся поскорее.

– Я не могу понять, Грег, ты меня так защищаешь? – спросила Ханна.

– Да. Я хочу, чтобы ты не делала ничего, о чем потом пожалеешь.

– Хорошее желание, – сказала она после короткой паузы и посмотрела Грегу в глаза – он не отвел взгляда. – Жаль, невыполнимое.

* * *

Когда машины через распахнутые ворота въехали на территорию завода, впечатление, что они сунули голову в мышеловку, только усилилось.

Васко тут же загнал джип под прикрытие невысокого каменного здания и поставил одного из бойцов к пулемету. Остальные мелкой дробью рассыпались по внутреннему двору, распределяя между собой охраняемые зоны. Все-таки у Васко был талант! Без опыта, без образования, на одной интуиции он умудрялся руководить вооруженными подростками так, словно у него под командованием был взвод морских котиков.

И еще в одном Гонсалес оказался прав – стоящий у пандуса грузовик, который они рассматривали в бинокль, был загружен фасованной солью больше, чем наполовину. Соли на складе хватило бы на десяток таких длинномеров, хотя здесь уже явно кто-то шустрил. Ханна заприметила смятую банку из-под пива, явно не старую, несколько окурков… Один из погрузчиков неловко накренился, на его вилке стояла криво взятая паллета. Не факт, что на складе кто-то был, но то, что бывал и не так давно – очевидно.

Ханна глянула на Васко, и тот кивнул в ответ: мол, вижу, вижу… Не беспокойся.

Расслабляться не стоило, но и паниковать тоже не было причин.

Гонсалес подозвал Пола и что-то шепнул ему на ухо, а потом направился к кабине грузовика. Ханна вспомнила, что там лежит мумия, которую предстоит убрать, и как сама вытаскивала тела из машин по дороге в Вайсвилль…

– Помочь? – спросила она.

– Сам справлюсь, – отозвался Васко. – Подержи вот…

Винтовка с обвесом оказалась тяжелой, гладкой и чуть маслянистой наощупь. Держать ее оказалось неожиданно приятно, как погладить ласкового кота. Ханна и представить не могла, что оружие может вызывать такие эмоции.

Гонсалес тем временем распахнул дверцу кабины и отступил в сторону, прикрывая нос рукавом.

– Фу-х… Санта Мария! Отвернись, тут совсем дело плохо…

Он подождал недолго, а потом полез вовнутрь.

Ханна отвернулась.

Шуршание, звякнул металл, потом послышался неприятный скрежещущий звук и что-то упало на бетон с легким хрустом. Так хрустит под каблуком раздавленный жук. Она стояла в нескольких метрах от кабины, но плотная, как желе, вонь накрыла ее даже здесь.

Новый запах нового мира, подумала Ханна, и с трудом сдержала позыв к рвоте.

– Все, – позвал Васко. – Можешь поворачиваться.

Гонсалес ополоснул руки в стоявшей под навесом бочке с дождевой водой, вытер их ветошью и лишь потом оперся ладонями о колени и шумно выдохнул несколько раз, очищая легкие. На его шее вздулись жилы.

– Пусть выветрится чуток и попробуем завести. Батарея должна быть живой, не зима все-таки.

Ханна заметила, что глаза у него слезятся.

Васко очень хотелось казаться отлитым из стали Терминатором, но на самом деле он был обычным парнем из параллельного класса, никогда не хватавшим звезд с неба, слепленным из обычных плоти и крови, и роль хладнокровного вояки давалась ему нелегко.

Он мог позвать любого из команды Пола и приказать вытащить мумию из грузовика, и они бы вытащили. Мог приказать вымыть кабину. Мог приказать… Но он сделал все сам.

Это говорило о многом.

– И с погрузчиками надо разобраться, – продолжил Васко, снова натягивая на побледневшее лицо маску супермена. – Если эта штука (он похлопал по борту грузовика) может ехать, загрузим сначала ее. Или подгоним вплотную наших малышей…

Ребята Пола нашли несколько рокл, быстро разобрались, как они работают, и теперь на ходу обсуждали возможность прихватить тележки с собой.

– В любом случае, мы вернемся не с пустыми руками.

– Нужен третий водитель, – сказала Ханна. – Давай я поведу?

– Я сяду за руль… Там стик, ты же только на «автомате» каталась, а я смогу.

– Откуда ты все это умеешь?

– Машину с ручной коробкой водить? – ухмыльнулся Васко, забирая у нее из рук винтовку.

– Я не о машине…

– А… – протянул он. – Ну это просто! У меня папа начальник охраны сектора F. До того в наркоконтроле работал, так что у меня дома была еще та казарма… Не хочешь, а научишься.

– Круто у тебя получается!

– Зато у меня с математикой было не очень.

– Математика теперь не нужна…

– Точно. Теперь ничего не надо. – Он сморщил нос, словно смотрел на солнце. – Время сильных, как говорит Грег. Только он приказывает, а не я, хотя стреляю лучше!

И тут Васко неожиданно толкнул ее в грудь, да так сильно, что она полетела внутрь склада, не касаясь ногами пола. Что-то выбило крошку из крашеной складской стены и продырявило ворота. Звук выстрелов Ханна услышала только тогда, когда с размаху приложилась задом о пол, влетев спиной в картонные ящики. В ответ оглушительно загрохотал пулемет, установленный на джипе.

– Не высовывайся!

В проеме промелькнула тень и Ханна увидела, как Гонсалес проскользнул между погрузчиком и паллетами и присел, прячась за крыло грузовика. Еще миг и он начал палить, целясь во что-то невидимое – три выстрела, пауза, еще три выстрела…

Снова взревел пулемет и стало слышно, как в отдалении прошивают листовой металл тяжелые пули.

А потом внезапно стало тихо.

Ханна попробовала встать, и у нее получилось, хотя правая ягодица саднила так, словно с нее сняли кожу.

– Не выходи! – крикнул Васко снаружи.

– И не собираюсь, – отозвалась она.

От бронежилета была ощутимая польза – не будь его, и Ханна бы ободрала еще и спину.

– Эй! – несмотря на расстояние, голос был отчетливо слышен. – Это наша соль! Валите отсюда или мы всех убьем!

Гонсалес закрутил головой, как локатором, стараясь определить откуда вещает противник, но не определил.

Ханна обнаружила Пола и его ребят в кузове грузовика, лежащими ничком под прикрытием паллет. Если кого и зацепило, то увидеть это отсюда было невозможно.

Позиция у отряда Ханны была не самой удобной – стрелявшие по ним явно располагались ближе к въезду и перекрывали пути к отступлению, но и называть ее проигрышной было бы неправильно.

Ребята Васко простреливали все подходы к складу и могли остановить любой наступательный порыв пулеметным огнем. Грузовик с солью с успехом выполнял роль укрепления, и для того, чтобы выкурить их со склада, нужно было очень и очень постараться!

В общем, большой любитель шахмат Сигал-старший, назвал бы такую позицию патовой.

Используя паллеты в качестве прикрытия, Ханна пересекла пандус и оказалась рядом с Васко.

– Я же сказал… – прошипел он.

– Спокойно, – оборвала его Ханна, хотя сердце стучало в ребра, как молотом. – Я уже здесь… Не ори. Что будем делать?

– Не знаю пока… Стреляли слева из-за железных баков. Но это не все. Крис лупил из пулемета по окнам цеха… Не высовывайся! Он на одиннадцать часов, второй этаж. Это оттуда по нам пальнули… Повезло, что стреляют херово…

Он осклабился.

– Я бы попал.

– Сколько их? Как думаешь?

– Минимум трое. Но их не трое, Ханна. Их больше. Но ни одного толкового. Толковые бы нас положили на раз.

– Эй! – по голосу определить возраст глашатая не представлялось возможным, только пол. С ними разговаривал парень. – До утра лежать будете?

Васко открыл было рот, но Ханна поднесла палец к губам и ответила сама.

– А нам и тут неплохо!

– О! Телка нарисовалась! Слышь, чел! У вас там телка главная?

– Молчи! – приказала Ханна Гонсалесу.

– А что? – крикнула она. – Вы и с девушками воюете?

– Нам пох…

Это был уже другой голос, грубее и ниже, чем у глашатая.

– Оставьте оружие и валите отсюда…

– Ты старший, что ли? – спросила Ханна.

Грубый голос отозвался не сразу, после паузы.

– А то…

– Предлагаю поговорить.

– А о чем с тобой разговаривать? Тебя считай что уже нет… Вы все покойники.

Гонсалес скользнул вдоль кузова, под тент – оттуда можно было не высовываясь оценить диспозицию.

– Сколько у тебя человек, старший? – крикнула Ханна.

– Ага! Так я тебе и сказал…

– Готовься, телочка! – вернулся в беседу более молодой. – Готовься! Я прямо дрожу от нетерпения!

– У меня два десятка. И два пулемета.

Она игнорировала глашатая – пусть себе куражится. До поры до времени.

– Услышал? Мы вычислим тебя и твоих мальцов. Мы даже не начинали войну.

– У меня людей хватит.

– А у меня хватит патронов. Хочешь подохнуть за соль?

– Ну, это ты пришла ко мне, а не я к тебе…

– Это твоя соль?

– Теперь моя.

– И что ты за нее хочешь?

«Уоки-токи», пристегнутый к плечу Ханны, ожил.

– Я вижу этого засранца, – прошептал Васко. – Могу попробовать снять.

– Погоди, – выдохнула Ханна в микрофон.

– Как мне тебя называть? – крикнула она.

– Какая разница, телочка! – взвизгнул глашатай. – Какая разница? Мы всех вас завалим!

– Хлебало свое завали! – прорычал старший, и глашатай замолчал на полуслове. – Зови меня Джо.

– Что ты хочешь за соль, Джо?

– Вижу визгливого, – снова зашептал Васко в динамик. – Еще один на крыше, на час дня от тебя. Достанем из пулемета. Легко.

– Пока ничего не делай, Васко. Попробуем обойтись без стрельбы.

– Твоя цена, Джо? Да что ты прячешься? Выходи, поговорим! Мы не стреляем!

– Ханна! – заорал Гонсалес без всяких «уоки-токи».

– Ну, что? Зассал?

– Я зассал? Я выхожу! Не стрелять!

Гонсалес метнулся к Ханне, но не успел, она уже встала во весь рост, выйдя из за красного капота тягача.

Обладателю низкого голоса было лет шестнадцать, не более. Приземистый, широкий, он был одет как житель рабочих предместий или фермер, приехавший на ярмарку, – клетчатая рубаха, джинсы, остроносые сапоги. К наряду отлично подошла бы широкополая шляпа, но на Джо красовалась кепка цвета хаки. А вот лицо у него оказалось симпатичное, такое же широкое, как плечи, открытое и чистое.

Ханна, сопровождаемая гневным шипением Васко, спрыгнула с пандуса и пошла навстречу Джо. Не дойдя до противника десятка шагов, она остановилась, медленно и демонстративно вытащила из кобуры пистолет, и положила его на бетон. Джо проделал то же самое со своей винтовкой.

Потом они подошли ближе друг к другу.

– Значит, Ханна? – спросил он.

– Угадал. Что будем делать, Джо?

Он ухмыльнулся.

– Платить мне за мою соль.

– Отец здесь работал, что ли?

– Жили мы тут, – буркнул он, – поблизости…

– И сколько у тебя людей?

– Все мои.

– Да ладно…

– Все мои, – упрямо повторил он, набычившись.

– Есть два варианта, – сказала Ханна. – Первый, самый простой. Мы дадим тебе патроны. Поторгуемся, установим цену, расплатимся и разойдемся. Ты останешься здесь, ждать следующих мародеров. И не факт, что они станут с тобой разговаривать. Но вопрос не в этом. Вопрос в том, что ты думаешь делать дальше? Тебе шестнадцать?

Он посмотрел на нее и поправил кепку.

– Будет, через месяц.

– Два года.

– Что «два года»?

– Тебе осталось два года. Если тебе интересно, мне тоже. Ты все это время будешь торговать солью?

– Какое твое дело? – огрызнулся он.

– Значит, плана у тебя нет.

– Какой нах… план? – прорычал Джо.

Вид у него был не грозный, хотя он старался, а растерянный.

– Тогда послушай второе предложение. Я могу забрать тебя с собой.

Глаза у Джо стали совсем круглые.

– Тебя и твоих друзей.

Он захлопал светлыми ресницами и Ханна отчетливо услышала, как крутятся шестеренки под армейской кепкой. А до нее дошло, что она, похоже, нашла выход из ситуации. Не решила ее совсем, но отсрочила демографическую катастрофу. И вне зависимости от того, поедет с ними Джо и его дружки – это шанс смягчить удар. И как это ей сразу в голову не пришло?

– Зачем мы тебе? – выдавил он из себя наконец.

– Затем, что нас мало. Выживших – мало. А поодиночке не выжить, Джо. Нам нужны руки, нужны солдаты, нужны охотники. Ты же охотник?

– Это хитрость? – спросил он. – Ты хочешь убить нас?

Ханна вздохнула.

Она внезапно стала совершенно спокойна. Джо явно не годился в мыслители, но он не был зверем, хотя изо всех сил старался им казаться. Он не был опасен. Он был испуган. Растерянный мальчишка с окраины маленького городка.

– Послушай. Мы из Вайсвилля, то есть, из Маунт-хилл, это почти сто майлов отсюда – город при военной базе. Рядом Рейстер, он гораздо больше. О нем слышал?

Джо кивнул.

– У нас более трехсот выживших, есть отличный вождь, есть припасы – с голоду никто не умрет… Есть где жить. И каждые рабочие руки на счету. Всего два года, Джо. Ты уверен, что хочешь провести их здесь? На фабрике?

– Кто ты такая, чтобы предлагать мне это? Обычная… – он поискал слово, чтобы не обидеть. – Обычная герла! Кто тебя послушает?

Ханна уже знала что победила, и крови сегодня не будет. Но простые вопросы требуют простых и понятных ответов.

– Так это не секрет, Джо, – ответила она улыбаясь. – Чиф Грег и послушает. Потому, что я – телка этого самого вождя!

* * *

– Довольно неожиданное решение, – сказал Грег. – Теперь у нас на пять ртов больше…

– Это то, о чем я хочу с тобой поговорить.

– Может, стоило поговорить до того, как ты их привела?

– Ты был увлечен мыслью заставить рожать все, что шевелится…

Грег улыбнулся.

– Скажу тебе честно, я от этой мысли не отказался. Готовим общие спальни.

Ханна улыбнулась в ответ.

– Ничего против не имею, если это не связано с обязаловкой и насилием.

– Ты с ума сошла? – спросил Грег с интонацией вождя. Он на глазах превращался из человека в изваяние.

Ханна уже отличала его маски.

С ней он был просто Грег, с Советом – бронзовый Грег, а остальные видели стального Грега. Просто Грег был похож на прежнего Грега – любящего, доброго и веселого, разве что стал слегка пожестче. Бронзовый позволял с собой спорить и терпел, когда ему противоречили, но не долго. Спорить же со стальным Грегом было себе дороже.

Улыбка медленно сползла с его лица.

– Я когда-нибудь предлагал что-то подобное?

– Этим бы кончилось, мы уже обсуждали. Давай ты не будешь злиться, хорошо?

Он кивнул, но в глазах его еще отражался металлический гневный блеск.

Ханна села в кресло и сказала:

– Есть другое решение…

Грег пожал плечами.

– Говори.

– Проблема Вайсвилля – это количество населения, так?

– Отчасти. Проблемы у нас начнутся в течение ближайших трех лет, когда нас с тобой уже не будет. Демографический провал, Ханна. У нас будут дети, за которыми надо ухаживать и которых надо учить, но учить их будет некому. Но это будут цветочки. Настоящая катастрофа будет через шесть лет…

– Я знаю, – перебила его Ханна. – Но все наши расчеты строятся на том, что нас осталось 323 человека. Сегодня у нас уже 328 человек, а ведь никто еще не родил, Грег. И даже не забеременел, не так ли?

Он всегда соображал мгновенно. Ханна видела, что Грег уже просчитывает варианты и пытается найти в ее плане слабые стороны.

– Не все вокруг оскотинели, Грег, – продолжила Ханна, стараясь говорить как можно убедительнее и спокойнее. – Мы можем найти тысячу человек, например, и среди них будет треть тех, кто старше четырнадцати. Чем больше людей мы соберем в Вайсвилле, тем проще нам будет выжить, понимаешь? Нормальное потомство, а не экстремальное воспроизводство сирот. Наша проблема в том, что ты решил закрыть город наглухо. Это огромная ошибка. Для того, чтобы выжить, нам нужно объединиться, даже если это кажется рискованным. Нам, наоборот, надо максимально раскрыться. Я не могу за тебя просчитать, но уверена, что баланс можно найти. Ты умный, ты сможешь…

– Все упирается в ресурсы, – прервал ее Грег. – Мы не сможем прокормить несколько тысяч человек, даже если их найдем.

– А сколько сможем?

– Может, чуть больше тысячи. Если перейти в режим экономии – полторы. Нужно считать.

– Это лучше, чем триста без надежды выжить?

– Минимум в четыре раза лучше. Хотя бы потому, что есть надежда.

Бронзовый Грег превращался в просто Грега. В того человека, которого она любила.

– Значит, нужно разыскать еще тысячу человек. Всех, кого сможем найти в округе. И стараться договариваться, а не стрелять. Каждый убитый – это теперь наша потеря.

– Ты помнишь ребят из Рейстера? – спросил Грег. – Тех, что играли с тобой в Безумного Макса?

– Конечно, помню.

Она не стала говорить, что девушка, тянущая к ней обугленные руки, до сих пор снится ей по ночам.

– Ты могла их уговорить?

– Мы могли убить ребят Джо, но не убили, – возразила Ханна. – Они могли убить нас, но не убили. И в результате нас на пять человек больше.

– Наше счастье, что они не сбились в большую стаю, с теми было бы не договориться. И твое счастье, что они промазали, когда стреляли…

Он помолчал и сказал, явно переборов себя:

– Но ты права, Белль, ты кругом права.

Эти слова дались ему с трудом, но он их произнес.

– Мы можем попробовать найти тех, кто прячется по городам и на фермах, одиночек, остатки семей, небольшие группы, – сказала Ханна, – я не уверена, что они переживут зиму без наших припасов. Нам нужно не воевать – это бесполезно, нам необходимо любыми способами зазывать людей к себе. Даже если придется сократить пайки, если будет тяжело прокормиться… Даже если у этих людей нет и года жизни – они помогут выжить тем, кому сегодня десять.

– Эту зиму мы точно перетопчемся, – в голосе его не было обычного напора и уверенности. Он все еще считал, сопоставлял, искал варианты, но он уже начал действовать. – А остальные проблемы будем решать по мере поступления…

– Ты принимаешь мой план? – с недоверием спросила Ханна. – Ты, великий и ужасный, признаешь, что был неправ?

Грег улыбнулся.

– Вот сейчас соберу Совет и это станет планом. Пока это проект, но хороший проект…

Он подошел к Ханне и крепко ее обнял.

– Ты умничка. Я был неправ, не видел очевидного. Так что теперь мы попробуем действовать иначе, Белль. Но это не значит, что я не стану готовить спальни!

– Готовь! Особенно нашу с тобой, – прошептала Ханна и уткнулась Грегу в плечо. – Я дико соскучилась по тебе за эти три дня. Просто страшно соскучилась…

* * *

До конца октября население Вайсвилля увеличилось на 153 человека, а число подтвержденных беременностей выросло до 16. Если бы не потери, а они, к сожалению, были неизбежны, в городе проживало бы 500 человек. В основном, новые жители были из Рейстера. Два небольших городка, расположенные неподалеку, оказались практически пусты, еще один был сожжен дотла.

Васко не выпустил Ханну из «Хэмви» и правильно сделал, смотреть на то, что оставили после себя вандалы, было невозможно.

В общем, выживших там не было.

Каждый день из Вайсвилля уезжали машины и колесили по округе, расширяя и расширяя зону охвата, но время было упущено и три недели такой вот мирной охоты не дали обнадеживающих результатов. Усиленные мегафонами голоса разносились по обезлюдевшим улицам.

– Ребята, выходите из укрытий! Мы ждем вас! Вместе безопаснее! Мы не причиним вам вреда! У нас есть еда и лекарства! С нами вас никто не обидит!

Нельзя сказать, что усилия были тщетными, но и оптимизма результаты не внушали. Теперь Грег радовался каждому найденному, но их было мало. Критически мало для того, чтобы план Ханны стал спасением для общины. Основной плюс экспедиций пока состоял в том, что поиск выживших прекрасно сочетался с мародерством, и запасы еды, лекарств и прочих ништяков росли куда быстрее, чем население города.

Три раза группы охотников натыкались на банды отморозков, у которых полностью сорвало крышу, но хорошо вооруженные и слаженные команды Васко уничтожили их полностью, хотя Васко и потерял троих своих бойцов.

В двадцатых числах октября Грегу пришлось самостоятельно отбивать налет банды на Вайсвилль, и это обошлось городу дорого – несколько жизней, десяток раненых и выгоревшая дотла улица, примыкавшая к восточной окраине. Противник откатился, оставив на дороге сгоревший пикап и четверых убитыми, и стало понятно, что местонахождение колонии известно недоброжелателям. Теперь машины, уходившие на поиски выживших, имели минимум два джипа сопровождения, чтобы драгоценный груз не сожгли из засады.

Дни шли за днями, приближалась зима – первая зима нового мира, и никто не ждал от нее ничего хорошего.

В мастерской днем и ночью делали из пустых бочек из-под горючего примитивные печки, заготовители вырубали часть леса, примыкающего к заграждениям, готовили дрова и одновременно отодвигали деревья подальше от колючки, создавая мертвую простреливаемую зону.

Каждое утро ревели моторы машин – мародеры и охотники выезжали из Вайсвилля, чтобы вернуться поздним вечером. Висевшая в штабе карта покрывалась красными оспинами флажков – осмотрено, осмотрено, осмотрено…

– 153 человека – это очень хороший результат, – сказал Грег на Совете, – но недостаточный. Нам нужно расширять зону поисков.

Расширять зону поиска – это значит тратить больше горючего, а его и так оставалось немного. Это выезжать из Вайсвилля на несколько суток, оставляя базовый лагерь без лучших бойцов. Это риск попасть в организованную и многолюдную засаду вдалеке от дома, и погибнуть бесцельно, так и не получив помощи.

Но… Сказав «а», надо говорить и «б».

Второй круг, куда Совет планировал новые экспедиции, включал в себя города и городки, находящиеся в радиусе 140 миль от Вайсвилля. 180 городков и селений, где до катастрофы проживало чуть меньше четверти миллиона человек. Для того чтобы прочесать такую громадную площадь малыми силами, решено было изменить тактику.

На поиски выживших теперь выходила группа в полсотни разведчиков, прекрасно оснащенная, вооруженная, с грузовиками для доставки выживших и тяжело вооруженным «хаммером» в сопровождении. Это сжирало тонны горючки, но позволяло поисковикам сохранять недельную автономность и одним махом прочесывать сотни квадратных миль территории, а значит, игра стоила свеч.

Ядро группы закреплялось в предварительно определенных городах, и оттуда во все стороны выезжали мобильные группы на мотоциклах и джипах. Обследовав максимально доступную площадь, экспедиция втягивала щупальца и перемещалась в следующий базовый лагерь, а мобильные группы осматривали новые городки и деревни.

Джереми удалось наладить работу нескольких мощных армейских раций и теперь Гонсалес оставался на постоянной связи с Вайсвиллем, а мобильные группы обходились для переговоров и координации действий с базовым лагерем обычными «уоки-токи».

В планах все выглядело красиво, а вот на деле могло лишь сожрать ресурсы, не дав ожидаемого результата, но Совет принял решение и экспедиция выкатилась из ворот Вайсвилля, ощетинившись стволами и грохоча листами железа, навешенными на борта техники.

Ноябрь начался хорошо – с крупного «улова».

В Грин-Вэлли поисковая группа натолкнулась на полсотни выживших и Васко немедля отправил Грегу два грузовика с новыми жителями Вайсвилля.

За три последующих дня было найдено и перевезено в базовый лагерь 23 человека, а на четвертый день группа Ханны натолкнулась на лагерь для девочек, разбитый в живописном месте возле Ханни-рокс, – в чудесной сосновой роще на берегу медленной и ленивой речки. Лагерь назывался «Надежный приют», о чем говорили большие деревянные буквы на воротах.

Рядом с воротами стоял сожженный пикап, а на поперечине, как раз под надписью, висели три хорошенько подгнивших трупа.

– Из машин не выходить, – скомандовала Ханна. – Васко! Ты меня слышишь? Прием.

«Уоки-токи» похрипел пару секунд и отозвался голосом Гонсалеса.

– На связи. Что случилось, Ханна?

Рации шифровали радиоканал и посторонний услышал бы лишь непонятное мяуканье в динамиках.

– Подъезжай. Мы тут кое-что нашли.

– Сколько человек?

– Не знаю. Пока живых не видела. Тут три мертвеца висят на входе…

Васко фыркнул.

– На входе куда?

– Лагерь для девочек, – пояснила Ханна. – «Надежный приют».

– Хорош приют… А с чего ты решила, что там есть живые?

– Пикап сожгли недавно, воняет на полсотни шагов. И мертвецам пару дней от силы. Думаю, их не зря тут повесили. Это предупреждение – не входить.

– Так ты и не входи, – сказал Васко. – Зачем рисковать? Если тебя хоть поцарапают, то чиф повесит меня на воротах Вайсвилля, причем не за шею, и будет прав. Диктуй координаты, мы недалеко, сейчас приедем.

«Недалеко» вылилось в сорок минут ожидания, но Ханна не позволила своим стрелкам выходить из машины, а двое мотоциклистов, здоровые пятнадцатилетние близнецы, все это время терпеливо прятались за бронированным джипом, чтобы не попасть на прицел.

Первым делом по прибытию Васко осмотрел «Надежный приют» в бинокль.

– Правильно сделала, что подождала, – резюмировал он через несколько минут.

Он еще раз поднес оптику к глазам, и кивнул.

– Видишь тот коттедж?

– Да.

– Присмотрись к окнам.

– Люди внутри?

– Точно. И с ружьецом. Теперь посмотри на два часа.

Достаточно примитивно оборудованная – ветки, трава – позиция, оказалась с начинкой. Даже в свой непродвинутый бинокль Ханна сумела рассмотреть ствол охотничьего ружья, направленного в их сторону.

– Девочки, наверное, были скаутами, – заметил Васко. – То есть, о маскировке они что-то слышали, но инструктор у них был – полное дерьмо. Детский сад. За крыльцом коттеджа слева торчит еще одна девица с таким же пугачом для кроликов. Нас, наверное, ждут в засаде и думают, что их не видно.

– Что будем делать?

– Ну, не убивать же девочек-скаутов! – возмутился Гонсалес. – Будем пугать.

– А без этого можно, Васко?

– Без этого нельзя. Они сейчас могут в любого из нас пальнуть. Не факт, что попадут, но случайно покалечить могут. Если это они трупы на ворота повесили, то ожидать от них нежных поцелуев я бы не стал.

– Да уж… – сказала Ханна.

Легкий порыв ветра снова качнул распухшие тела повешенных, стало слышно, как скрипит по древесине капроновый шнур, на котором их вздернули.

– Карабин дай, – попросил Васко одного из своих бойцов.

Тот протянул командиру оружие, и Гонсалес в мгновенье ока распластался на капоте, наведя оружие на коттедж.

– Ты осторожнее, – попросила Ханна.

– Не учи, – отозвался Васко.

Карабин грохотнул так, что в ушах у Ханны зазвенело.

В ответ из укрытия, больше напоминавшего разоренное воронье гнездо, ударил выстрел – один, и сразу же второй. По джипу застучало, но несерьезно.

– Отлично, – ухмыльнулся Васко. – Мелкая дробь. Точно детский сад, честное слово.

Он перевел ствол своей пушки правее и снова выстрелил.

Из угла дома, за которым пряталась одна из девочек-скаутов, полетели щепки.

– Бросьте оружие! – закричал он. – Вам ничего не грозит! Мы вам не враги!

И тут по ним врезали из ствола посерьезнее.

Лист железа, которым был прикрыт борт джипа, зазвенел от ударов пуль, словно громадный гонг.

– Не стреляйте! – крикнула Ханна. – Мы пришли с миром!

– Валите отсюда! – отозвались из лагеря. – В жопу вас! Вместе с вашим миром!

– Я выйду к вам без оружия, – предложил Васко. – Не стреляйте, я просто стану ближе, у ворот. Поговорим!

– Я сказала – в жопу! Застрелю! – голос у девушки был нервный, срывающийся и Ханне категорически не понравился. Обладательница такого голоса вполне могла пальнуть и в безоружного.

– Я выхожу! – Васко встал, не обращая внимания на угрозы.

Ханна попробовала схватить его за штанину, но он, небрежно отмахнувшись, шагнул на открытое пространство перед воротами, показывая поднятые руки.

– Могу развернуться, чтобы вы посмотрели со спины, – предложил он, – я безоружен. Выходите, поговорим. Мы не враги. Мы пришли спасти вас…

– Нам не нужна помощь!

– Да, выйди ты наконец-то!

Он стоял перед воротами и трупы раскачивались над его головой – двое худых, костлявых подростков лет шестнадцати и третий покрупнее, в обгорелых зеленых джинсах и остатках серого худи с надписью «Мичиган», возраст не определить – вороны уже склевали лицо.

Раньше Ханну гарантированно вырвало бы от такого зрелища, а сейчас она воспринимала происходящее, как кадр из нового сезона «Ходячих», или какого-нибудь их вбоквелла-приквелла – с новыми персонажами вместо набивших оскомину Рика и компании.

Осенний лес, засыпанный яркой листвой и хвоей, медленная речка цвета застывающего свинца, голубое небо, подсвеченное остывающим солнцем, аккуратные домики и сгоревший скелет пикапа у ворот, на которых болтаются повешенные.

«Сюр!» – как сказал бы папа.

Но папа был мертв уже несколько месяцев.

Она помнила его улыбку – отдельно, отдельно походку, отдельно жесты, поворот головы, смех, голос, иногда ей, закрыв глаза, удавалось сложить из деталей паззл – на миг увидеть живого и близкого человека, но…

Папа превращался в воспоминание. И с мамой было так же. И с братом. И с прежней жизнью. Все распадалось на детали, исчезало, стиралось из реальности, чтобы уже никогда не вернуться.

Вот сейчас перед ней была реальность – висела, подвешенная за шею, и попахивала, заглушая запахи леса и воды.

Из коттеджа, расположенного прямо перед ними, вышла девушка – невысокая, но крепкая, стриженая почти наголо – под ежика. В руках у нее был охотничий карабин, и одета она оказалась соответственно, как для осенней охоты – в джинсы, клетчатую рубашку, теплый жилет камуфляжной расцветки и высокие «Тимберленды».

Бейсболка частично скрывала лицо, но Ханна в бинокль без труда рассмотрела охотницу – лет шестнадцать, не более. Левый глаз у амазонки был подбит, щека распухла и посинела.

– Чего приперлись? – грубо прокричала она. – Что вам надо?

– Ты бы карабин положила… – не повышая тона отозвался Васко. – Или хотя бы опусти ствол к земле. Я не люблю, когда в меня целятся.

Девчонка ствол опускать не собиралась.

– Чего надо? – переспросила она уже спокойнее.

– Мы из Маунт-хилл, – начал Гонсалес. – Слышала? Семьдесят миль отсюда на север, рядом с Рейстером. Мы приглашаем выживших к себе в город.

– Зачем?

– Те, кто останется в одиночестве, умрут этой зимой…

– И твое какое дело? – спросила девчонка оскалившись. – Ну умрут так умрут. С хера ли волноваться? Все и так уже умерли.

Васко пожал плечами.

– Мы живы, – возразил он. – Ты жива. Я смотрю, тут еще живые есть. Слушай, мы сейчас повернемся и уедем. А ты останешься одна…

– Валяй! Езжай отсюда нах… – она гордо вздернула подбородок. – Я не одна…

– А это все равно, что одна, – сказал Гонсалес. – Пусть вас десять или даже двадцать… Что это меняет? У вас нет ни запасов, ни лекарств, ни патронов в достаточном количестве. А по лесам и городам сейчас бродят разные люди, и не факт, что вы доживете до зимы. Я ничего от тебя не хочу, я предлагаю вам жизнь в моем городе вместо смерти здесь. Хочешь поспорить? Я могу вернуться сюда весной, чтобы закопать то, что оставят после себя лисы. Годится?

Он оперся спиной об опорный столб и закурил.

Девушка молчала.

– Значит, не годится… Ну? Давай знакомиться? Меня зовут Васко, – представился Гонсалес. – А тебя?

– Не твое дело!

Но голос звучал не так зло и уверенно, как несколькими минутами раньше.

– Хорошо, мисс Не Твое Дело, – улыбнулся Васко. – Давай-ка я пока покурю, а ты еще подумаешь. И не волнуйся, никто не собирается тащить тебя силком. Спроси своих скаутов, может, и они чего тебе скажут. Не все хотят подохнуть в этой дыре…

Не сводя с Гонсалеса взгляда, девушка отступила и скрылась в коттедже.

– А если она не согласится? – спросила Ханна негромко, зная, что Васко прекрасно ее слышит и без рации.

– Значит, она не согласится, – ответил Васко, также не повышая голоса. – Останутся здесь. Ну не ловить же их по всему лесу?

– Это верная смерть.

– Знаю.

– Ты видел? У нее разбито лицо.

– Видел. Она очень напугана.

– Может, мне поговорить?

– Поглядим.

– Да чего тут глядеть? – сказала Ханна, выходя из-за джипа. – Или она поедет с нами, или нет… Все просто.

Васко не сразу понял, что Ханна останавливаться не намерена, поэтому пропустил момент, когда мог ей помешать.

Мгновение, и Ханна уже шагала по территории лагеря для девочек, оставив позади ошарашенного Васко.

– Стой! – он вскочил на ноги, но Ханна отмахнулась.

– Сиди, не мешай…

И подняла руки вверх, показывая, что идет без оружия.

Гонсалес метнулся к джипу за автоматом, но понял, что бессилен повлиять на ситуацию и в сердцах выругался, ударив себя ладонями по коленям.

– Ты ненормальная! – крикнул он в спину Ханне. – Чокнутая! Отмороженная девка! Знай! Я все расскажу Грегу!

Она даже не оглянулась.

До коттеджа, в котором скрылась девушка в бейсболке, оставалось не более тридцати ярдов. Ханна видела, что за ней следят несколько пар глаз – ружейные стволы были направлены в ее сторону, и хотя ей было страшно – а кому бы не было страшно в такой ситуации? – делала вид, что все это ее не касается.

От ворот этого было не разглядеть, но слева, возле старого вяза, на котором еще чудом держалась листва, перед Ханной открылись могилы – шесть свежих могильных холмиков, а чуть дальше виднелись следы от присыпанной ямы побольше – там тоже кого-то зарыли. Что же тут, черт побери, произошло?

Детали, которые она улавливала на ходу, говорили откровеннее любых слов о том, что здесь что-то случилось.

Под ногами блеснула россыпь стрелянных гильз, следы на хвое – кто-то стрелял с этого места. Куда?

Она бросила взгляд левее.

Отметины пуль выделялись на фоне темной коры вяза брызгами белой краски.

Разбитое окно в коттедже справа, торчащая из старых рам щепа.

Еще одна россыпь гильз у крыльца.

Неслабо.

Когда она подошла ближе, двери домика распахнулись и недавняя собеседница Васко вышла навстречу, держа Ханну под прицелом.

Та остановилась. Ствол карабина смотрел ей в грудь.

– Я же сказала не заходить!

– Я – Ханна, Васко – мой напарник.

Испуганная девочка, ее ровесница, не больше семнадцати в любом случае, но, скорее, шестнадцать. Вблизи было слышно, как от нее пахнет страхом. Она так боялась, что действительно могла выстрелить.

– Я безоружна. Не надо стрелять.

– Подойди ближе, – приказала девушка.

Ханна послушно сделала несколько шагов.

– Еще.

Доски веранды скрипнули под ногами Ханны. Ствол карабина был в футе от ее груди.

Ханна понимала, что Васко сейчас совершенно бессилен – она сама спиной закрывала ему цель.

– Заходи, – скомандовала девушка в бейсболке, отступая.

– Только не это, – прошипел Васко, не отрываясь от бинокля. – Не ходи туда! Не ходи!

Ханна не задумываясь переступила через порог. Дверь за ней со стуком закрылась.

Васко ударил кулаком по капоту и снова выругался.

Ему хотелось выть от бессилия.

* * *

Внутри коттеджа было темновато, но глаза быстро привыкли и Ханна рассмотрела, что вместе с ней в комнате находится не только амазонка в бейсболке, а еще шесть девочек: трое совсем юные – дети, даже не тины, а трое относительно взрослые – на год-полтора младше ее самой.

У одной из старших девочек в руках было охотничье ружье, у другой пистолет, но не настоящий, а ярмарочная пневматика – из такой Ханна настрелялась в детстве, пытаясь выиграть приз в балаганах. Остальные были вооружены кто чем, вплоть до кухонных ножей и детской алюминиевой биты. Выглядело это все комично, но выражение лиц девочек к шуткам и смеху никак не располагало.

– Я без оружия, – повторила Ханна, как заклинание. – Могу опустить руки?

– Опускай, – разрешила девушка в бейсболке. – Дернешься – застрелю.

– Как тебя зовут?

– Какая тебе разница?

– Должна я как-то к тебе обращаться?

Девушка подумала, дернула углом рта и сказала:

– Я – Марта.

– Я – Ханна. А как зовут твоих подруг?

– Их для тебя никак не зовут! – Марта выплюнула эти слова с ожесточением. – Зачем пришла? Говори!

– Васко сказал тебе, зачем. Вы можете поехать к нам в город. Там есть еда, лекарства, там безопасно. Среди нас у вас есть шансы дожить до весны. Без нас – нет ни одного.

Амазонка и ее подруги слушали, это уже было победой.

– Вы уже в курсе, что все, кто старше восемнадцати умирает?

– Еще как в курсе! – сказала одна из старших.

У нее под глазом красовался огромный синяк, а на остром подбородке немаленькая ссадина.

– Малочисленной группе не выжить в таких условиях. Если вас не убьют голод и холод, не застрелят чокнутые, которых развелось полно, то постепенно убьет вирус. Вам нельзя оставаться тут, Марта. Поехали к нам, слышишь?

Марта молча покачала головой.

– Нет.

– Ну хорошо, – вздохнув, сказала Ханна. – Давай сначала. Пока мы с тобой тут просто болтаем, в другом месте могли бы найти тех, кто хочет спастись. Я не могу уговаривать тебя вечно. Но я спрошу у тебя еще раз… Что тут произошло?

Марта оскалилась было, как разъяренная кошка, но старшие окружили ее и стали что-то нашептывать на ухо, поглядывая на Ханну через плечо. Потом та, что с подбитым глазом, начала говорить.

История оказалась чем-то похожей на историю Ханны, только без счастливого конца – без стаккато тяжелого пулемета, разносящего погоню на куски, и объятий бойфренда.

Когда умерли взрослые, все девочки из лагеря (а их тогда было больше четырех дюжин) собрались в спортивном зале. Никто не знал, что делать, куда бежать, кому звонить. По мере того, как исчезала связь, становилось понятно, что происходящее – не местные проблемы, а что-то страшное, касающееся всех. Домашние уже не отвечали, замолчали их мобильные, не работали телевидение и радио. Решили оставаться на месте – в лагере были запасы консервированной еды, вода из скважины, место, где можно было спать. Мертвых воспитателей, директора лагеря, охранника и поваров похоронили тут же, на территории. Двое девочек, умеющих водить машину, вызвались съездить в ближний город, поискать съестное и лекарство. К вечеру стало понятно, что они заблудились или попали в беду. Утром беда сама приехала в лагерь на джипах и пикапах – два десятка молодых парней и девушек, пьяных до невменяемости и вооруженных до зубов. Пропавшие девочки были с ними. Вернее, то, что от них осталось после изнасилования и избиений.

Банда вошла в лагерь и начала развлекаться, как хотела и умела. Виски с собой было достаточно, а безнаказанность пьянила похлеще алкоголя. Через три дня они уехали, оставив в лагере полтора десятка трупов и полтора десятка до смерти испуганных и замученных девчонок. Шестерых они забрали с собой, на дорожку.

В ту же ночь пришедшая в себя Марта поехала в город на «тойоте» повара и, обшарив несколько домов на окраине, нашла охотничьи ружья и карабин. Когда через три дня к их воротам снова подъехал пикап с пьяными до невменяемости парнями, Марта знала, как поступить.

Они успели выйти из машины, но никак не ожидали засады.

Всех шестерых зарыли в общей яме.

Несколько месяцев никто не приезжал, видать, догадались о печальной судьбе пропавших. А неделю назад…

Трое висящих теперь на воротах, вломились в коттедж ночью и в первую очередь врезали вскочившей Марте прикладом по лицу. Эти парни пьяными не были, но от этого не стали ни легче характером, ни менее жестокими. Они пришли не только убивать – они пришли убивать и глумиться.

– В общем, если без подробностей, – сказала Ханне Марта, ощупывая опухшую щеку. – Я вытащила у одного из них пистолет. Когда он увлекся… И вышибла ему его сраные мозги. В джипе были еще двое, они даже не сумели выйти.

Она погладила карабин, словно кота, свернувшегося клубком на груди.

– Так и сгорели вместе с машиной. А двоих мы взяли живьем…

– Мы их кастрировали, а потом повесили их над въездом, как ворон на поле… Чтобы отпугивать остальных, – добавила девушка с ссадиной на подбородке.

– Мертвых повесили? – спросила Ханна.

– Одного, что пристрелила Марта, – мертвым. Остальных – за шею – живыми.

– Больше, – голос у Марты чуть дрогнул, – нас врасплох никто не застанет.

– А если из будет не трое? – спросила Ханна. – Если они приедут полным составом? Что тогда?

– Мы будем отстреливаться, – Марта посмотрела ей в глаза из-под козырька бейсболки и Ханна поняла, что девушка говорит правду. – До последнего патрона будем отстреливаться. А потом… Я оставила пистолет и по одной пуле на каждую из нас.

– Есть и другой выход, – Ханна говорила осторожно, выбирая слова, чтобы не вспугнуть собеседниц и не разорвать тонкую нить доверия, соткавшуюся из пустоты и страха. – Вам незачем умирать, Марта. Я заберу вас с собой. Вайсвилль охраняется, там есть вода, еда, оружие, есть работа. Вы с девочками сможете занять любой из пустых домов внутри периметра и ты станешь за ними присматривать. Хочешь, оставишь себе карабин, если так спокойнее. Там тебя не достанут…

– Кто вы такие? Зачем мы вам?

– Мы все – выжившие, – сказала Ханна, стараясь быть как можно более убедительной. – Между нами нет разницы. Если мы не будем держаться вместе, то передохнем поодиночке. Моя выгода в том, чтобы в Вайсвилле жили люди – и через десять, и через двадцать лет. Твои и мои дети и внуки. Останешься здесь – и у тебя нет ни одного шанса пережить оставшиеся два года. Ни единого. Поверь.

Марта молчала не сводя с нее глаз.

Все девочки в доме не сводили с Ханны глаз и это были совсем не детские взгляды. Ханне на секунду стало не по себе, но она сдерживала эмоции изо всех сил. Если Марта почувствует неуверенность, то никогда не сделает шаг навстречу.

– Послушай, я обещаю тебе, что если что-то будет не так, что-то тебе не понравится, ты уйдешь свободно. Тебя не будут задерживать. Но у нас совсем нет времени, Марта. Если ты не согласишься, мы оставим вас тут и уйдем дальше. Мы разыскиваем живых, а их с каждой минутой все меньше…

– Если ты обманываешь меня, – процедила Марта, выдавливая из себя слова через силу, – то гореть тебе в аду!

– Мы уже в аду, Марта, – сказала Ханна совершенно серьезно. – И друг без друга нам из него не выбраться.

Она протянула Марте руку.

– Договорились?

Ладонь Ханны зависла в воздухе. Секунда, вторая, третья…

Марта все еще колебалась, но, поборов сомнения, все-таки протянула руку навстречу.

Рукопожатие получилось крепким.

– Собираемся, – приказала Марта. – Сью, предупреди остальных.

Девушка со ссадиной на подбородке кивнула.

– Погоди, – попросила Ханна. – Я предупрежу Васко, что все в порядке. Он парень нервный.

– Сколько у нас времени? – спросила Марта.

– Полчаса хватит?

– Хватит.

– Ну и отлично.

Ханна вышла на веранду и помахала Васко рукой.

– Все в порядке, мы собираемся!

– Я могу подойти? – крикнул он.

Ханна оглянулась на Марту, та кивнула.

– Подходи!

За спиной Ханны вовсю суетились девушки. Сью уже командовала в соседнем коттедже, Ханна слышала ее голос.

Васко шел к ним, шурша палой листвой и лицо его ничего хорошего не обещало. Ханна облокотилась о перила веранды, Марта стала рядом, бросив под ноги небольшой рюкзак.

– Это все? – спросила Ханна.

Марта кивнула.

– Ничего. С одеждой теперь проблем нет.

– Теперь есть проблемы поважнее.

– Ты сумасшедшая, – сказал подошедший Васко.

– Я знаю, – отозвалась Ханна. – Знакомься, это Марта. Марта, это Васко Гонсалес, мы учились вместе. Он мой друг.

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя жуткий характер? – спросил Гонсалес, протягивая Марте руку.

– У нее нормальный характер, – вступилась Ханна.

– Ладно. Проехали. Пусть садятся в кузов грузовичка. Сколько вас? – спросил он у Марты.

– Пятнадцать.

– Поместитесь. Старайтесь размещаться на полу. Борта обшиты железом, так будет безопаснее на случай обстрела. Раненые? Больные? Нужна помощь?

– Помощь была нужна раньше, – буркнула Марта. – Сью! Садитесь в грузовик!

– Хорошо!

Девчонки ожили.

Голоса стали веселее и громче, скрипели под быстрыми ногами доски, хлопали двери коттеджей и, если не обращать внимание на висельников, можно было подумать, что в лагерь вернулась нормальная жизнь.

– Ладно, ждем вас у машин, – сказал Васко Марте и повернулся к Ханне. – Пошли, генерал, свяжемся с базой, пусть готовят место новоприбывшим.

Армейская рация хрипела на несущей, но голос дежурного по базовому лагерю Харви Ловкача, был слышен отчетливо.

– Пятнадцать девчонок? Отлично, командир! Конечно, накормим! Сейчас распоряжусь. И со спальными местами разберемся. Вы далеко? Прием.

– Рядом с Грин-хилл – до него мы не доехали. Двадцать пять миль от тебя. Минут через сорок будем. Прием.

– Роджер, командир. Ждем. Конец связи.

Васко положил гарнитуру.

– Ты понимаешь, что она могла тебя пристрелить? – сказал он тихо.

– Наверное…

– Орать на тебя бесполезно…

– Совершенно бесполезно, Васко.

– Пусть на тебя Грег орет. Ну, и как? Стоило оно того?

– У нас плюс пятнадцать, Васко. Пятнадцать девчонок – нянек, матерей и минимум одна охотница к тебе в команду. Это наша удача!

– Да нафиг такое счастье! – фыркнул Гонсалес. – Она без тормозов, еще хуже чем ты. Мне такое чудо в команду без надобности!

Он посмотрел на наручные часы и махнул рукой.

Бастиан и Салли, занимавшие позиции возле ворот, побежали к джипам. Марко развернул грузовик.

Марта со своей командой шла по дороге к воротам – ну, вылитые скауты, правда одетые во что ни попадя и с оружием, но с улыбками на лицах.

– Поверили нам, – сказала Ханна. – Вот теперь они поверили!

Они шли тесной группкой, нагруженные каким-то нехитрым скарбом, который решили взять с собой, а лес сзади них был наполнен удивительно нежным закатным светом, и воздух был по-осеннему прозрачен и чист, и вились в этом прозрачном воздухе паутинки-путешественники, тонкие и легкие, как последний вздох.

– Этих срезать? – спросил Васко, кивнув в сторону повешенных.

– Пусть висят.

Она не задумывалась перед ответом. Или почти не задумывалась. И Васко отметил это. Он привык отмечать такие мелочи, именно из них формировалась общая картина и понимание того, как поступит тот или иной человек.

– Ты стала другой, – сказал Гонсалес, закуривая.

Ханна бросила на него быстрый взгляд.

– А ты?

– Я стал таким, каким должен быть. Я уверен, мой отец хотел, чтобы я стал именно таким.

– А мой хотел, чтобы я стала певицей. А мама… чтобы врачом.

Она замолчала на несколько секунд.

– Васко, как ты думаешь…

Сначала Ханна увидела, как падает Сью. Улыбка все еще была на ее губах, а она уже падала, закрутившись вокруг своей оси. И лишь когда рухнула ничком шедшая рядом с ней девочка в розовых джинсах и зеленой ветровке, Ханна услышала выстрелы.

Что-то с визгом срикошетило от импровизированной брони джипа, хрустнуло продырявленное лобовое. Ханна почувствовала, что ноги ее взлетели выше головы от сильного удара под колени, но, падая навзничь, все же не отвела взгляд от Марты и ее подруг.

Они оседали на землю, скошенные струями свинца.

Одна за другой.

Пули настигали их, рвали на части плоть, одежду, рюкзаки…

Марта успела развернуться, но карабин не подняла – не хватило секунды. В нее попали несколько раз, и она попятилась от попаданий, раскидывая руки шире и шире, словно прикрывая своих подопечных от смертоносного свинцового дождя.

Но она никого не прикрыла.

Ханна упала, больно ударившись лопатками о бетон парковочной площадки, вскрикнула, и в то же время рванулась вперед в обычном темпе.

И вернулись звуки.

– Со стороны реки! – кричал Васко. – Бастиан, слева!

Треск очереди и чей-то крик.

Серия три по два совсем близко.

Мимо пронесся Марк, за спиной его болтался тубус гранатомета.

Ханна зашарила по поясу, ища кобуру, но тут же вспомнила, что оставила пистолет в кабине джипа, когда шла парламентером.

Она попробовала привстать, но над ней засвистело, затарабанило по железу борта, и Ханна поползла под джип, вжимаясь в землю всем телом и проклиная, что она девушка и у нее есть сиськи – только бы не застрять!

За ее спиной громко залаял карабин Гонсалеса, затрещали в ответ несколько очередей и Васко длинно и витиевато выматерился.

Ханна обожгла себе зад о катализатор, но выползла с противоположной стороны машины – здесь можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Она открыла дверцу с пассажирской стороны и полезла во внутрь, разыскивая свой пистолет, и он нашелся – на коврике за водительским сиденьем.

Ханна сжала в ладони массивную обрезиненную рукоять и медленно выдохнула, приводя в порядок бешено бьющееся сердце. Пистолет успокаивал ее круче любого транквилизатора, он не давал ей ощущения превосходства – свои шансы на победу Ханна могла оценить вполне реально – он превращал ее испуг, ее ярость, ее гнев в нечто материальное. В девятиграммовый кусок свинца, способный вылететь из ствола со скоростью 600 ярдов в секунду.

Ханна вывалилась из машины и снова вскрикнула от боли в ушибленной спине, но пригибаясь, бросилась к воротам, возле которых виднелась спина Васко – он стрелял с колена короткими очередями. Откуда им отвечали? Ханна не видела, нападающие прятались справа от коттеджа Марты.

– Какого хера? – рявкнул Гонсалес, когда Ханна упала рядом с ним. – Вернись в машину!

Пуля угодила в опорный столб, за которым они прятались, и от удара заходили ходуном все ворота. Покойники закачались, словно елочные игрушки на ветру.

– Блядь! – выругался Васко. – Не высовывайся!

Он снова приник к коллиматорному прицелу и его автомат задергался, выплевывая огонь.

Дум, дум, дум…

Клацнул боек. Магазин опустел.

– Кто они?

Гонсалес вставил новый магазин в приемник и передернул затвор.

– Не знаю. Зашли с реки, может, лодкой. Мы не могли их видеть. Трое. Одного ранил Бастиан. Второго я вроде завалил.

Он высунулся и, прицелившись, дал две коротких очереди.

– Они в доме. Стреляют из окон.

Ханна положила руку ему на плечо.

– Убей их, – сказала она и не узнала свой голос.

Слова с трудом продирались через голосовые связки, царапая их.

– Убей, – повторила она.

Васко посмотрел на нее и кивнул. Ханна видела свое отражение в его зрачках.

– Марк, ты готов? – спросил он в микрофон.

– На позиции, – отозвался «уоки-токи» голосом Марка.

– Давай.

– Понял.

Прошло секунд десять, потом раздался хлопок, мелькнула слева быстрая тень с дымным хвостом за ней и бывший коттедж Марты содрогнулся от взрыва. Вылетели рамы, сорвало с петель и перекосило дверь, белый дым заклубился, вырываясь наружу.

На груди Гонсалеса снова ожил «уоки-токи».

– Готово, Васко! Приложил, как в тире.

– Пошли, – приказал Ханне Гонсалес, и побежал к дому, целясь из карабина в выбитые окна.

Но Ханна не выполнила приказ, а бросилась к телам девушек, лежащим на дороге, как будто бы могла успеть хоть что-то изменить…

Но изменять было уже нечего.

Некоторые из девушек еще шевелились, но это была агония – слишком серьезными и многочисленными были раны. И кровь… Столько крови Ханна не видела никогда в жизни. Она мгновенно выпачкалась в ней, переворачивая тела, пропиталась тяжелым солоноватым духом.

Марта так и лежала – навзничь, разбросав в стороны руки. Свитер набух на груди, красная бейсболка валялась в стороне, одна нога неловко подвернулась при падении, словно Марта исполняла какое-то сложное танцевальное па. Ханна села рядом с ней и сжала в ладони мертвую кисть девушки. Пальцы были тонкими и совсем детскими, а вот лицо суровым, и даже смерть не разгладила глубокую складку между бровями.

Девочка-воин.

Вторая рука Марты все еще сжимала карабин.

Ханна слышала удары своего сердца – гулкие, сильные. Сердце застряло в горле и каждая новая пульсация перекрывала ей дыхание, рот заполнила желчь и горечь на языке казалась нестерпимой. Но еще нестерпимей была ненависть, которой налилась каждая клетка тела. Ханна ощущала ее, как электричество во время грозы – всей кожей, каждым волоском.

Ненависть.

Она имела вес и химическую формулу. Она была материальна и пахла тяжело и солоно.

Ханна встала, вся покрытая чужой кровью. Кровь капала с кончиков ее пальцев, пропитала штаны и куртку, кровь растекалась по земле и пачкала листву. Ханна тяжело дышала, ей мешала застрявшая в горле злоба, горячая словно уголья, и колючая, как каштановая кожура.

Воздух уже не был так прозрачен, дым пожара вился между сосновыми стволами, закатные лучи натыкались на сизые мутные ленты и становились видимыми на несколько мгновений.

Снова начали свою перекличку испуганные птицы.

Васко и Бастиан тащили из дома извивающееся и вопящее тело в тлеющей куртке, и Ханна пошла к ним, сжимая мертвой хваткой рукоять пистолета. От прилившей к голове крови ее слегка покачивало, мир перед глазами слоился и подрагивал, рассыпаясь на пиксели, как видео при плохом сигнале.

Васко скорее не услышал, а почувствовал, как она подошла, оглянулся, глаза его на мгновение расширились, но он быстро взял себя в руки.

Перед ними на земле лежал здоровый парень лет шестнадцати-семнадцати, широкий в плечах, рослый, с мощными бедрами футболиста. Взрывная волна содрала с него часть одежды, осколки располосовали кожу вместе с тату, одну стопу развернуло на 180 градусов и физиономия была похожа на свиную отбивную, на которой по ошибке разместили два человеческих глаза, разбитый рот да бесформенную картошку носа.

Отбивная плевалась красным, скаля розовые осколки зубов, выла и материлась неразборчиво.

– Живой, тварь, – сказал Бастиан. – В плече дырка, да в заднице… и опалило чуток.

– Это хорошо, – процедил Васко, но голос его не предвещал ничего хорошего. – Это превосходно, что он живой… В заднице, говоришь, дырка?

Гонсалес врезал раненому ботинком по указанному месту, и Отбивная завыл, словно ему оторвало ноги.

– Больно? – спросил Васко, присев на корточки. – Правильно. Я и хочу, чтобы тебе, падаль, было больно. Очень.

Отбивная засучил здоровой ногой, загребая палые листья. Он очень хотел бы убежать, но со стопой, развернутой в обратную сторону, особо не побегаешь.

– Зачем ты их убил?

– Я… не… убивал…

– Вот его автомат, – сказал Марко и показал Васко «узи». – Валялся рядом с ним.

– Не убивал, значит… – протянул Гонсалес и ударил стволом своего карабина по сломанной лодыжке.

Футболист завизжал истошно, задергался, но получил прикладом по шее от Бастиана, и начал причитать, хлюпая расплющенным носом.

– Второй вопрос – откуда вы?

– Мы просто проходили мимо!

– Кажется, тебе надо вправить ногу…

Он истошного крика Отбивной Ханна на миг зажмурилась. Она и не подозревала, что чел может так кричать.

– Посмотри на меня, говнюк, – Васко говорил совершенно спокойно, но Ханна видела, что он кипит, едва не плавится от гнева. – Посмотри. На. Меня. Говнюк.

Отбивная поднял на Гонсалеса слезящиеся выпученные глаза.

– Я получу ответы на свои вопросы, даже если мне придется разорвать тебя на части. А я очень хочу разорвать тебя на части, поэтому можешь сначала не отвечать. Дай мне получить удовольствие…

– Васко! Ханна!

Ханна обернулась.

По дорожке, идущей от реки, шли водитель-пулеметчик Салли и радист, маленький (в прямом и переносном смысле, ему еще не было четырнадцати) китаец Чжен, ведя перед собой еще одного из непрошеных гостей.

– Ага, – сказал Васко за спиной Ханны. – Это мой… Я его, оказывается, не убил…

В отличие от Отбивной, этот пленник был невысок ростом, не тщедушен, но и не спортсмен.

Острое, похожее на лисью морду личико, забранные в хвост редковатые волосы. Пуля Васко перебила ему предплечье, и правая рука болталась обездвиженная, левое плечо было сломано или вывихнуто при взрыве.

– Последний, других не видели, – пояснил Чжен. – Там лодка у пристани. Катер с хорошим мотором.

– Катер на четверых, – добавил Салли. – Так что все в сборе, командир.

Васко неторопливо подошел к пленнику.

Раненого корежило от боли, но он старался стоять прямо и, Ханна видела совершенно точно, не боялся. Страх может принимать любые формы – от слез до безумной, наглой бравады, но его нельзя ни с чем перепутать. Когда человек боится, это всегда можно почувствовать. Увидеть в жестах, в дрожи рук, в нервном тике. Даже ощутить в запахе пота. Этот не боялся – он просто ждал.

– А ведь я тебе знаю, – сказал Гонсалес, зажигая сигарету. – Видел. Ты из Рейстерской средней, так? На класс старше.

Он бросил на пленного быстрый взгляд.

– И я тебя знаю, Васко. Покупал у тебя дурь… – отозвался пленник. – Отличная у тебя была трава, бро!

Если Ханна и удивилась, то чуть-чуть… У каждого свои секреты.

– Точно, бро… – Гонсалес прищелкнул пальцами. – Точно! Ты – Коротышка Генри. Не думал, что встречу. Что ты делал здесь, Коротышка?

– Пришел за братом, – сказал Коротышка.

– За братом? – удивился Васко. – И где твой брат?

– Вон висит – крайний слева, – ответил Коротышка и кивнул в сторону ворот.

– Не повезло брату…

– Никому не повезло.

– Посадите-ка его, – приказал Васко.

Салли и Джен сделали по полшага в стороны и Коротышка рухнул на землю, как подкошенный, ноги не держали.

– Скажи мне, Генри, – Гонсалес выпустил струю дыма сквозь зубы и тоже уселся на землю, скрестив ноги по-турецки. – Зачем вы все это делаете?

– Что – это? – переспросил Коротышка.

– Ты знаешь за что повесили твоего брата? – Ханна сама не узнала бы свой голос, даже Васко оглянулся с недоумением.

– Не начинай… – поморщился Коротышка. – Эти телки убили его. Мы убили этих телок. Брата жаль, а о них я плакать не буду.

– Я же тебя помню, Генри, – сказал Васко спокойно, но говор его изменился. Он говорил, как парень с улицы, только без акцента, свойственного латиносам и темнокожим. – Ты – реальный ботан, бро. Ты же ко мне за травой шел и обсирался со страху, что я тебя на. бу. И ты, блядь, ничего острее вилки в руках не держал, а теперь убиваешь людей, как грязь с ботинок смахиваешь… Что, блядь, стряслось? У вас в Рейстере воздух особый?

– А ты не знаешь, бро? – улыбка у Коротышки не вышла, получилась гримаса, обезобразившая его и так не сильно приятную лисью мордочку. – Сейчас все можно. Какая разница, когда я сдохну? Сейчас или через год? Я все равно сдохну. Какая разница, когда подохнут они?

Он указал подбородком на лежащие на дорожке тела и повторил:

– Сейчас можно все. Чем меня можно испугать, кроме смерти?

Он помолчал, а потом посмотрел прямо в глаза Васко наглым, безумным взглядом.

– Я уже мертв, бро. Убей меня сегодня или я умру завтра. Какая нах… разница, бро? Зато у меня были телки – те, кого я хотел и когда я хотел. И была власть убить того, кого хочу. В любой момент, бро, убить или трахнуть. Любого или любую. Мы все подохнем, бро… И ты хочешь заставить меня блюсти закон?

– Моя мама была католичкой, – сказал Васко. – Я, конечно, не любил ходить в церковь, но кое-что запомнил. Например, что есть такая заповедь – не убий… Это закон от Бога.

– Мой папа был юристом, – сказал Коротышка. – Я готовился в Гарвард, бро, чтобы стать юристом, как папа. Законы – это херня. Есть один закон – закон сильного. У тебя пушка? Ты – закон. Ты можешь убить? Значит, ты – закон. «Не убий» придумали, чтобы было время прицелиться. Так что мама тебя нае…ла. Нет никакого Бога, бро, потому что, если бы он был, он бы не допустил такого. Я знаю, я проверял…

Он хихикнул и показал мелкие звериные зубки.

– В первый раз вы увезли с собой шесть девочек. Они живы? – спросила Ханна, чувствуя, что ее начинает трясти, то ли от пережитого шока, то ли от омерзения.

Коротышка повернул голову в ее сторону. Не глаза, а две черных норы.

– Ох, ты и изгваздалась! Телки, которых мы увезли? Да х… их знает! Сначала пустили по кругу… А потом… Спроси чего полегче, сучка…

Кулак Васко свернул ему нос.

Ханна даже не успела заметить движения Гонсалеса, только увидела мелькнувшую руку и услышала треск ломающейся кости.

Коротышка заворочался на палой листве, как перевернутый на спину жук – опереться на перебитые руки он не мог, а встать без опоры не получалось и он качался, роняя густые кровавые сопли и фыркая.

– Аааафф!.. – заорал Отбивная, отчаянно пытаясь привлечь к себе внимание. – Это все он! Он! Он все придумал! Он нам сказал, что мы едем телок трахать! Он виноват!

– Мне нравится твой закон, – сказал Васко, вставая. На крик футболиста он не обратил никакого внимания. – Отличный закон, Генри. Власть у того, у кого пушка. Ты свою прое…л. Моя, – он похлопал по прикладу М-16, – при мне. И сейчас, бл…ь, ты отправишься рассказывать о своих успехах папе-юристу!

Он ухватил Коротышку за воротник и поволок к воротам. Марк сделал то же самое с Отбивной.

Ханна шагала за ними следом и дрожала крупной дрожью, как от холода, а руку, держащую пистолет, просто свело судорогой.

Мертвые девочки лежали на подъездной дорожке и их кровь еще не успела загустеть.

Салли притащил из джипа нейлоновый шнур, Васко собственноручно навязал две петли и проверил, как они скользят.

Отбивная рыдал и просил пощады. Коротышка молча наблюдал за приготовлениями.

– Отойди, – сказал Васко Ханне. – Тебе не надо на это смотреть…

– Ошибаешься, – сказала она, стараясь не стучать зубами. – Надо. Это будет самое лучшее зрелище…

Он внимательно посмотрел на нее и снова кивнул.

Коротышка лежал на спине, глядя на первые звезды на темнеющем небе и шумно дышал ртом, сплевывая заливающую горло кровь.

– Ты будешь умирать долго, Генри, – пояснил Васко, набрасывая ему на шею петлю. – Я не застрелю тебя, и не сломаю тебе шею. Все по твоему закону, бро. И еще… Я обещаю, что выжгу ваше змеиное гнездо. Вам не поперло, у вас херовые соседи. И я развешу по столбам на шоссе всех, кто останется в живых. Чтобы каждая тварь знала, что их ждет возле нашего дома.

– А как же «не убий»? – прохрипел Коротышка.

– «Не убий» – это для людей, – сказал Гонсалес. – Не для зверей.

Он махнул рукой, Марк с Бастианом натянули шнур, и визг Отбивной перешел в сипение. Он старался дотянуться своими ножищами до земли, но не мог и бежал на месте, и каждый его шаг в пустоту все сильнее затягивал нейлоновую удавку у него на шее.

– Вы пришли и убили пятнадцать девчонок, – Васко смотрел на то, как корчится в петле спортсмен и говорил негромко, обращаясь к Коротышке. – А еще вы убили их детей, которым уже не родиться. А еще…

Он потянул за шнур и петля начала затягиваться на горле Коротышки.

– …вы убили надежду.

Обивная перестал подпрыгивать и только мелко дергал ногами. Его освежеванная морда налилась багровым, глаза вылезли из орбит. Раздался треск и по ногам футболиста потекла коричневая жижа.

– Ты, бро, сказал, что тебе похер, как умереть? – спросил Гонсалес. – Так вот, ты умрешь также, но делать это будешь дольше. Потому что ты легкий и будешь задыхаться час или два, как повезет. Но я надеюсь, что тебе не повезет. Чтобы ты ощутил все за этих пятнадцать девчонок. Как ты думаешь, это справедливо, бро?

Коротышка молчал, и тогда Васко сам ответил на свой вопрос:

– Это справедливо. Это офигеть как справедливо.

Он перебросил шнур через поперечину ворот, а потом налег на него всем телом…

Глава четвертая Уходя – уходи

– Он умирал долго… – прошептала она, уткнувшись Грегу в плечо.

– Тебе не стоило смотреть, – сказал он.

– Стоило.

– Конечно, стоило. Только теперь ты не спишь по ночам.

– Это пройдет…

– Все проходит, Белль. Но все оставляет след.

Она вздохнула.

– Ты позволишь Васко?..

– Да.

– Он боялся, что ты будешь против.

Ночи становились все холоднее и холоднее.

Раньше Ханна не обращала на это внимания, но теперь, когда электричество давали только генераторы, а топлива с каждым днем становилось меньше и меньше, сложно было не замечать, что в комнате под утро становилось совсем свежо и единственным источником тепла становилось тело Грега, и Ханна жалась к нему, как замерзший котенок к электрической батарее.

– Я не буду против. Нам нужно, чтобы до холодов вы нашли еще выживших. Это значит, что надо обследовать северный сектор. А на севере – Рейстер. И до тех пор, пока в Рейстере хозяйничают банды… У нас просто нет другого выхода.

За окнами постепенно становилось серо, наступал рассвет, и уже было понятно, что день выдастся пасмурным, тоскливым, а хотелось солнца. Над Вайсвиллем нависли низкие тучи, на стекла окон то и дело брызгало дождем.

Даже мысль о том, что нужно покинуть теплый кокон постели, выползти из-под одеял, казалась кощунственной. Ханна закрыла глаза и представила себе лето и обжигающее солнце, дрожащее над дорогой марево.

Лучше страдать от жары, чем чувствовать прохватывающую до костей сырость и ежиться под порывами колючего ветра. Когда жарко, можно раздеться, можно, в конце концов, облиться холодной водой и уснуть, а вот уснуть на холоде можно только смертельным сном.

Хорошо бы дожить до жары.

Впереди маячила снежная зима с несколькими обязательными неделями ледяных вьюг, но без снегоочистителей на дорогах и без возможности отсидеться в тепле домов. Один на один, как в начале времен.

Мастерская, клепавшая из бочек примитивные печки, работала в две смены. Такие печи должны были быть в каждом доме, если в нем не было камина. Население города выросло почти до тысячи человек, и Грег все свободные ресурсы бросил на заготовку провизии, дров и топлива для генераторов и автомобилей. У него хватало забот.

А ей предстояло ехать на север, искать выживших, но только после того, как Васко наведет порядок в окрестностях Рейстера.

– Скоро вставать? – спросила Ханна жалобно.

– Уже пора, Белль.

– Может, у тебя найдутся лишние тридцать минуток?

За всю ночь они спали едва ли пару часов – не могли оторваться друг от друга. Тогда их спальня не казалась Ханне холодной, зато сейчас…

– Сообщаю план действий на утро, – сказал Грег, касаясь губами ее уха. – Я встаю, разжигаю печку, делаю что-нибудь нам на завтрак и грею для тебя воду. А ты спишь! Вот тебе и лишние полчаса.

– Без тебя?

Он улыбнулся.

– Я буду рядом.

Он выскользнул из-под одеяла – широкоплечий, подтянутый, и принялся одеваться.

– Спи! – приказал он. – Я быстро.

И она уснула.

Утренний сон, особенно когда давно надо вставать, очень крепок, а ее сон так вообще походил на смерть – Ханна рухнула в темный провал, где медленно кружились неясные тени, и выпала из этого вращения от гула человеческих голосов, звучавших, как шум прибоя.

В комнате было тепло. Нагретый воздух шел через открытую дверь, где в гостиной ярко пылал камин. Но Грега там не было, на столе стояли тарелки с нарезанным запеченным мясом и лепешками да старый медный кофейник. Пахнуло разогретой сосновой смолой и кофе и от этого сразу захотелось есть, хотя еще минуту назад она об этом и не помышляла.

Ханна набросила на голое тело халат и вышла из спальни. Хотелось по-маленькому, и поэтому, прежде чем одеться, она проскользнула в туалет.

Крышка унитаза оказалась холодной, как лед, Ханна чуть не подпрыгнула от неожиданности, но деваться было некуда, сюда тепло из гостиной еще не добралось. Поерзав, она открыла ящик туалетного столика, достала упаковку с тестом на беременность и аккуратно сделала пробу, но завершить процедуру не успела.

За дверями туалета громыхнуло, посыпалось стекло, тест полетел на фаянс раковины, а Ханна, выскочив в гостиную, увидела лежащий на полу камень и россыпь разлетевшихся оконных осколков. Ветер шевелил оконную занавеску и заносил в комнату звуки снаружи.

На улице кричали. Нехорошо кричали, злобно. Слов она не могла разобрать, но интонация не оставляла сомнений – перед домом происходило что-то нехорошее.

Не попадая ногами в штанины, Ханна натянула джинсы и, запахнувшись в халат, выскочила на крыльцо.

На улице перед входом собралась целая толпа, на глаз не менее сотни челов и девушек, причем старшего поколения, многих Ханна знала в лицо, кого по школе, кого по залу для фитнесса, кого по летнему лагерю. Воздух над головами пришедших, казалось, гудел от напряжения, как над электрическими проводами. И толпа была враждебной, наэлектризованной, излучающая неприязнь такой силы, что Ханна почувствовала, как у нее краснеют и начинают гореть щеки.

Она встала рядом с Грегом на ступеньках крыльца и обвела собравшихся перед домом растерянным взглядом. Хуже всего было то, что между толпой и ними стоял всего один человек – Энтони. И Энтони был явно не на их стороне. А за его спиной, в первых рядах, стояла Дана.

– Еще раз спрашиваю, – сказал Грег громко, перекрывая шум голосов. – Зачем вы сюда пришли, Тони? Зачем ты привел сюда людей? У них нет работы?

– Работа подождет! – выкрикнул Энтони. Кулаки его сжимались и разжимались, руки были вытянуты вдоль тела. – Мы пришли спросить тебя, Грег, зачем ты приводишь в город чужих?

– Что происходит? – едва слышно спросила Ханна.

– Спектакль… – отозвался Грег. – Мальчик обиделся. Уйди на всякий случай в дом…

– Еще чего!

Стаховски пожал плечами.

– Я рассказывал на общем собрании, Тони, – терпеливо пояснил он. – Это наш шанс не вымереть через пару лет. Я подробно рассказывал, а ты, наверное, упустил. Нам нужно полторы тысячи жителей, чтобы сохранить город.

– Вы слышали? – спросил Тони у толпы, повернувшись к Грегу и Ханне спиной. – Полторы тысячи!

Толпа застонала.

– Полторы тысячи! – крикнул Тони, поворачиваясь к Грегу лицом. Глаза его горели нехорошим мутным огнем, как у пьяного, поймавшего кураж. – А о нас ты подумал, Грег? Зачем нам столько лишних ртов? Что мы будем жрать зимой?

– Нам хватит еды.

– Вранье!

Энтони снова повернулся к толпе.

– Мы не сможем прокормить столько народу! Нас ждет голод!

– Хватит говорить чушь, Тони! – сказал Грег. – Все посчитано и с запасом. Нам с головой хватит до весны!

– Нам не нужны чужие! – проорал Тони. – Нам-не-нужны-чужие!

– Нам-не-нужны-чужие! – подхватила толпа. – Нам-не-нужны-чужие!

Ханна смотрела на Дану, которая подхватила слоган вместе с другими: лицо у нее было испуганное, глаза бегали. Ханна пыталась поймать ее взгляд, но из этого ничего не выходило. Дана, та самая Дана, с которой всегда было так хорошо и просто, отказывалась посмотреть в глаза подруге!

– Пусть уходят! – проскандировал Тони.

– Пусть-уходят! Пусть-уходят! Пусть-уходят! – подхватила толпа.

Из-за дома, пройдя через бэк-ярд, появился Васко с неизменной М-16 на ремне и стал справа от крыльца, рядом с Грегом. С другой стороны, рядом с Ханной, возник вооруженный Марк.

– А! – расплылся в гримасе Тони. – Привет! Палач явился! Ну, что, Гонсалес, сегодня опять кого-нибудь пороть будешь? Или голову отрежешь?

– И тебе доброе утро, Тони! – сказал Васко.

– По какому праву, – Тони снова повернулся к Грегу, – ты захватил власть в Вайсвилле? Почему ты решаешь, кому жить, а кому умереть? Может, мы не хотим видеть тебя главным? Мы же тебя не выбирали, ты сам выбрался!

– Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! – завела толпа. – Вы-бо-ры!

– Что? – Тони подошел к крыльцу и ухмыльнулся. – Что, вождь, забздел? Слабо?

– Порулить захотелось? – спросил Грег, не повышая голоса. – Завязывай, Тони! Ты сейчас с огнем играешь!

– Это ты, что ли, огонь? – спросил Энтони, кривя презрительно рот. – Чем ты лучше меня? Почему я должен тебя слушать? Я не боюсь тебя, Грег! Смотри, со мной пришли мои друзья! Им тоже надоело рыть ямы и ставить забор!

Он повернулся к толпе и ткнул пальцем в Стаховски.

– Может, он будет ставить ограду, а мы распоряжаться?

Грег поднял руку прежде, чем толпа успела взвыть в ответ на слова Тони, и гул голосов мгновенно сошел на нет.

– У нас было два пути, – голос у Стаховски был звучным, его хорошо слышали даже те, кто стоял в последних рядах, на улице. – Мы могли начать собачиться, действовать отдельно друг от друга, разбежаться по своим домам и не строить ограды, не заботиться совместно о маленьких детях, не собирать продукты… Это самый простой вариант. В конце него смерть. Мы выбрали второй путь, но значительно сложнее. Гораздо сложнее. Потому, что надо пахать. Въ…вать с утра до ночи, причем не для себя конкретно – для всех. Раньше мы с вами были одноклассниками, соседями, просто жили в одном городе. Теперь мы…

Он задумался на миг, но быстро нашел слово.

– Теперь мы – племя, и должны держаться друг за друга. Мы должны превратить Вайсвилль в крепость, чтобы выжить. Мы должны стать одним целым. Наши ворота открыты для тех, кто пришел с миром, кто готов жить по нашим правилам. Если кто-то не хочет жить с нами – для него тоже открыты ворота. Каждый волен уйти и жить так, как он хочет.

– А правила у нас определяешь ты? – спросил ехидно Энтони. – И кому уходить, тоже определяешь ты?

– Да, – ответил Грег спокойно, глядя на бывшего одноклассника сверху вниз. – Это определяю я.

– И когда нам нечего будет жрать, то ты накормишь всех грудью, Грег? – спросила из-за спины Тони Дана.

Она явно долго собиралась с силами, чтобы вмешаться в разговор, но все же сделала это. Нет такой глупости, которую не сделает влюбленная девушка.

– О, нет… – ответит за Стаховски Энтони. – Разве Грег отвечает за свои ошибки? Он сделает вид, что так и планировал, а потом предложит пососать что-нибудь другое! Но место будет занято, правда Ханна?

Ханна подумала, что лучше б он ее ударил. Этот смешок, прокатившийся среди старших ребят, эти кривые усмешечки и подмигивания…

У Грега покраснели уши, Васко сделал полшага вперед, но все же остановился.

– И все это из-за того, – сказал Стаховски, обращаясь к Тони, – что ты оказался неспособен руководить и принимать решения? Ты ведь начинал не с похоронной команды и не с установки столбов для ограды… Но все завалил. Мало быть умным, Тони, нужно еще и уметь помочь другим организоваться, тем, кто не так умен, но хочет приносить пользу. Я проверил тебя…

– Ты! – закричал Тони истерично. – Не! Имеешь! Права! Решать!

Он чуть ли не захрипел, выплевывая слова в лицо Грегу.

– Ты! Никто! Ты все делаешь чужими руками! Убиваешь его руками!

Он ткнул пальцем в Васко.

– Пригоняешь сюда новых рабов ее руками!

Тони оскалился в лицо Ханне, словно пес, увидевший чужого.

– Ты только лжешь сам!

Грег покачал головой.

– Ты сбрендил, Тони! Еще слово – и ты пойдешь за ворота!

Дана шагнула вперед и стала рядом с Энтони.

– Тебе придется выгнать нас двоих, Стаховски. Ты готов?

За ее спиной загудела и заколыхалась толпа, стали слышны голоса, выкрики.

– Дана… – сказала Ханна. – Не сходи с ума!

– Хорошо быть подстилкой вождя? – спросила та, обернувшись. – Тебе нравится? Не приходится горбатиться на кухне, как Мириам или мне? Сопли и засранные жопы малолеткам не вытираешь? Разъезжаешь по округе с охраной да спишь со своим красавчиком? Ловко устроилась! Мы все так хотим! Поменяемся?

Ханна почувствовала, как по ее пальцам стекает теплая, липкая кровь. Она снова стояла на коленях в алой дымящейся луже, а перед ней хрипела и билась в агонии недоверчивая девочка, которая так хотела защитить своих подруг.

И пахло порохом и смертью. А на темной поперечине ворот…

Она затрясла головой, чтобы не расплакаться, и поняла, что душат ее не слезы, а странное, тяжелое как свинец чувство неприязни, поселившееся где-то в средостении. Нет, не неприязни. Ненависти. Она и не знала, что способна на такое чувство.

– Так что? – спросил Энтони. – Готов рискнуть? Арестуешь меня? Сам? Или прикажешь своему цепному псу? Эй, палач!

Васко даже не дернулся, но Ханна, которая успела неплохо узнать Гонсалеса за эти недели, видела, как раздуваются ноздри Васко и играют на впалых щеках бугры желваков.

– Мы хотим выборов! – крикнул Энтони, хотя стоял в двух шагах от Грега и тот его превосходно слышал. Расчет был на толпу и она отозвалась:

– Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! Вы-бо-ры!

– И кто второй кандидат? Ты?

Энтони ухмыльнулся.

– Я. А может, еще кто найдется. Программа у меня простая – пусть чужаки уходят! Если нам суждено умереть, то мы умрем с достоинством, не голодая, без борьбы за еду.

Грег окинул взглядом стоящих перед ним людей, и лицо у него стало совсем грустное и озабоченное, можно даже сказать, скорбное.

– Я не самый лучший вождь нашего племени, – сказал он громко, и толпа снова умолкла. – Я ошибался в поисках правильных решений, я совершал жестокие поступки… Но все, что я делал и делаю…

Он глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду.

– Я делаю ради того, чтобы как можно больше из нас выжило. Чтобы люди выжили, как биологический вид, а на это у нас очень мало шансов. Здесь собрались старшие, вы все знаете, что такое биологический вид. Я обещаю вам и дальше делать все, чтобы наш вид выжил и, может быть, когда-нибудь победил болезнь. Нет такого поступка, который я не совершу для этой цели. Если мне для этого придется лгать, я буду лгать. Если придется голодать, я буду голодать. Если придется убивать, я буду убивать.

– Его руками? – спросил Тони, указывая на Васко.

– Своими, – ответил Грег, вздернув подбородок. – Сдохни первым!

Ханна увидела в его руке пистолет – ее пистолет, а в следующую секунду голова Тони взорвалась, его кровь и мозг полетели в стороны, заляпав белый махровый халат Ханны и ее лицо.

Толпа с шумом втянула в себя воздух. Пронзительно завизжала Дана. Она стояла, закрыв глаза и опустив вниз растертые стиркой красные руки, и издавала звук, нестерпимый для человеческого уха.

Ханна не могла вздохнуть – от шока у нее перекрыло дыхание. Она увидела, как Грег смотрит на нее, как его губы произносят слово «прости», а пистолет в руке плюет огнем еще раз, и летит, кувыркаясь в воздухе, цилиндр стреляной гильзы, а Дана падает навзничь, и рот ее все еще открыт, но уже не издает ни звука.

И наступила тишина. Та тишина, которую называют мертвой.

Васко и Марк стояли с поднятым оружием, держа толпу под прицелом. В толпе были вооруженные, но они за стволы не брались.

– Выборы отменяются, – объявил Грег, смахивая с лица брызги крови. – Или есть еще кандидаты на мое место?

Тишина.

– Все расходятся и занимаются делами, согласно дневному заданию, – сказал Стаховски.

Толпа шевельнулась.

– Погодите, – Грег поднял руку с пистолетом и приложил еще дымящееся оружие к сердцу. – Что я сделал только что вы все видели. Но я не сказал, чего никогда не сделаю. Я не брошу и не предам вас. Никогда. До самой своей смерти.

Ханна опрометью бросилась в дом, зажимая ладонями подступившую к горлу рвоту, но Стаховски даже головы не повернул в ее сторону.

– До самой смерти, – повторил он, наблюдая, как редеет толпа, заполнявшая дворик. – До самой смерти, клянусь!

Лицо его было белым, словно у мертвеца, и в глубине глаз клубилась такая тьма, что заглянувший в нее должен был вздрогнуть от ужаса.

Но этого никто не видел.

* * *

– Я могу войти? – спросила Ханна.

Новый хозяин дома ее родителей кивнул и распахнул дверь.

– Заходи.

Ему было лет пятнадцать, как и его подружке. Он был из найденышей, а его девушка из местных, ее Ханна помнила по школе.

– Я тебя знаю, ты Ханна, – сказал парень. – Я – Чак.

И протянул руку.

– Лола, – представилась подружка.

По тому, как они оба были одеты было понятно, что в доме не жарко. Но парень оказался хозяйственным: возле камина хватало дров, все лежало на своих местах, но за ночь дрова прогорели, а новое полено только занялось.

– Раньше это был наш дом, – объяснила Ханна.

– Ты за одеждой? – засуетилась Лола. – Я кое-что взяла…

– Нет, я не за одеждой, – Ханна улыбнулась. – Бери, что хочешь, пользуйся… Я не в обиде. Я хотела бы кое-что из личных вещей… Фотографии, альбомы…

Лола вопросительно посмотрела на Чака.

– В гараже, – пояснил он. – Мы ничего не портили и не выбрасывали. Я все снес в гараж.

– Я могу…

– Конечно! Пошли, я провожу…

– Спасибо. Я сама.

– Лола будет готовить завтрак. Поешь с нами?

– Я уже ела, благодарю. Не обращайте на меня внимания, я разберусь.

Альбом с фотографиями лежал в картонном ящике с книгами. Семейные фото нашлись отдельно от рамок, перевязанные шнурком. Рамки хозяйственный Чак приготовил под растопку. Книги отца, мамины книги, ее книги. Лэптопы тоже оказались здесь, вместе со старой «Нинтендо» и «Плейстейшн» брата.

Ханна почувствовала, как глаза наполняются слезами, и закусила губу.

Она взяла только общее фото всей семьи, старую карточку, где мама с папой совсем молодые стояли возле главного корпуса MTI, и свой школьный альбом.

Из гостиной доносился смех, звякала посуда (наверное, любимая мамина, с красными маками), пахло едой и немного дымом. Ханна проскользнула мимо прикрытых дверей и вышла, не прощаясь.

Судя по всему, эти двое успеют оставить после себя двоих здоровых детей. Можно биться об заклад, что Лола уже носит в себе оплодотворенную яйцеклетку, только еще об этом не знает. Чак – парень обстоятельный, да и она вполне зрелая девушка. После их смерти, через три года, дети попадут в ясли, где за ними присмотрят воспитатели. Правда, этим воспитателям самим сейчас лет по двенадцать, но к тому времени…

А ведь есть еще болезни, подумала Ханна, садясь на велосипед. Прививок больше нет, антибиотики начнут постепенно сдыхать по сроку годности, а те киды, кого сейчас учат уму-разуму студенты-медики, никогда не станут настоящими врачами.

Вскоре царапина станет опаснее рака и инсульта, потому что рак у молодых редкость, а пораниться легче легкого. А зубы? Что делать с зубами без дантистов? А переломы? А проблемы с желудком? Что делать с техникой, которая будет ломаться? Что делать с разбитыми окнами, если никто не изготавливает стекла? Что будет, когда иссякнет топливо и генераторы остановятся навсегда? Что делать со знаниями – любыми знаниями – если нет времени их накопить и передать?

Одичание наступит не через двадцать лет – лет через пять-шесть, через десять, если повезет, и идея Грега сделать умение читать обязательным – это попытка представить выигранным бой, что вчистую проигран, еще не начавшись. Заранее проигран по исходным условиям.

Чтение бессмысленно, если слова утратят смыслы и станут просто буквами и звуками. Их будут произносить не понимая значения, как молитвы на чужом языке. Так что, действительно, наше будущее – племена, вожди, шаманы, охота и собирательство. Все как в Музее естественной истории в Нью-Йорке. Ей всегда нравился зал с фигурами первобытных людей, но кто же мог предположить, что человечество вернется к этому?

Впрочем, она настоящего заката уже не увидит…

«И это очень хорошо, что не увижу… – отметила она про себя. – А через пятнадцать лет живущим не с чем будет сравнивать. Через пятнадцать лет не будет никого, кто бы помнил, что жизнь была другой. Прошлого не будет. Будущего не будет. Будет только настоящее – здесь и сейчас. Найти еду. Убить зверя. Поесть. Накормить детенышей. Отогнать врага».

Ханна размеренно крутила педали и велосипед катился по осеннему Вайсвиллю, такому красивому, что просто замирало сердце. Цветная листва кленов и вязов, россыпи поздних цветов на клумбах, все еще не забитых сорняками. Много птиц, значительно больше, чем раньше, несмотря на нашествие котов – особенно голубей, соек и ворон. А вот собак стало гораздо меньше, часть, потерявшая хозяев, ушла в леса дичать и добывать себе пищу. В городе остались только самые мелкие и самые преданные.

Вдоль тротуаров, на подъездных дорожках на приспущенных шинах стояли пыльные машины, которым уже не суждено было тронуться с места – Грег распорядился слить из баков топливо и его слили буквально за пару дней. Приказы Грега теперь исполнялись беспрекословно, охотников проверить, хватит ли у него духу снести голову еще кому-нибудь, не находилось.

Ханна свернула с проездной аллеи на Мэйн-стрит, проехала мимо церкви, стоящей с распахнутыми дверями, и почему-то вспомнила Коротышку, кричащего в лицо Васко: «Нет никакого Бога, бро, потому что, если бы он был, он бы не допустил такого».

Ханна, не долго думая, затормозила и свернула к старому деревянному зданию. Маунт-хилл стоял в этих местах задолго до постройки военной базы, это военную базу пристроили к городку, а не наоборот, и в центре города было полно домов, возведенных еще в конце XIX века. Здешнюю церковь построили до войны Севера и Юга, она дважды горела, но горожане поднимали ее из пепла…

В общем, кроме теннисного клуба, полей для гольфа и закрытого бассейна, построенного на средства Минобороны, церковь была единственной достопримечательностью этих мест. Причины навещать храм у Ханны не было, но все же она поставила велосипед у фонарного столба, зашла вовнутрь и села на скамью у входа.

Ветер уже несколько недель закидывал листьями проход, ведущий к кафедре, и теперь гонял их по полу с тихим шуршанием. По углам, скрываясь от дневного света, утробно урчали голуби, на потолочных балках восседали раскормленные вороны и Ханне не хотелось даже думать о том, на чем они разжирели.

Раньше тут пахло деревом, свечами и свежей краской со стен, теперь же – птичьим пометом, влажной листвой и запустением и, если бы Ханна искала тут Бога, то сразу бы поняла, что он это место покинул.

Тут не было спокойствия и покоя, только одиночество и тлен.

Ханне стало неуютно и она вышла на улицу, под солнечные лучи. У края дороги стоял мотоцикл Грега, а сам он сидел на скамейке под раздвоенным дубом, ровесником Вайсвилля, и кормил арахисом из пакетика двух рыже-серых белок.

– Завалялось в рюкзаке, – пояснил он. – Смотри, как лопают!

Выражение лица у него было совершенно детское, восторженное, словно у пятилетнего мальчишки, впервые увидевшего в цирке слона. Белки брали орешки прямо с ладони Стаховски и тут же убегали, чтобы спрятать неожиданно свалившееся с неба сокровище в дупло.

Глядя на Грега было невозможно не улыбнуться, и Ханна улыбнулась.

– Что ты хотел? – спросила она.

– Спросить тебя, не передумала ли ты?

– Я не передумала.

– Хочешь покормить? – он протянул ей пакет с орешками.

Ханна заколебалась, но взяла арахис и присела рядом.

Белки мгновенно переместились поближе к ней.

– Что ты хочешь мне доказать, Белль?

– Я ничего никому не доказываю. Просто я хочу уехать, чтобы не видеть, как ты из человека превращаешься в вождя.

Он вздохнул.

– С самого первого дня, Белль, я делаю не то, что хочу, а то, что должен.

– Это уже не ты, Грег, – сказала она, сминая в ладони пустой пакетик. – Этого человека я не знаю. Прости.

– Послушай, я все понимаю, но уезжать-то не обязательно? Вайсвилль сейчас самое безопасное место на тысячу миль в округе. Куда ты собралась? Зачем тебе Парк? Там, наверное, никого в живых не осталось…

– Вот я и проверю. Я обещала за ними вернуться и я вернусь.

– Бред, – в голосе его прозвучал металл.

– Мы привели в город 800 человек, Вайсвилль выживет. Там осталось не меньше трех сотен и они не жильцы, если их не организовать. Если у меня не получится, я приведу их к тебе.

– Двести миль, Белль…

– Хоть тысяча, – ответила она. – Ты же сам говорил. Я многому у тебя научилась, спасибо.

– Ты не успеешь вернуться до марта.

– Не знаю.

– До марта – это навсегда. Для нас, – просто сказал он. – Целая жизнь и до самого конца. У тебя не получится по-доброму, Белль. Тяжелые времена требуют других решений. Тяжелых решений…

Белки сообразили, что еды больше не будет, и запрыгали прочь, мгновенно позабыв о кормильцах.

– Скажи, Грег, обязательно было убивать Тони и Дану?

Он посмотрел ей в глаза. Ни сожаления, ни сомнений, если не считать промелькнувшей в глубине глаз тени – они на миг потемнели, словно ворон взмахнул крылом – и стали прежними.

– Да, обязательно.

– А арестовать их тебе в голову не пришло? Связать? Посадить в какой-нибудь сарай? Попробовать переубедить? Отправить за ворота, в конце концов!?

Грег покачал головой.

– Я принял самое правильное решение.

– Ты принял самое простое решение. Для того, чтобы укрепить свою пошатнувшуюся власть, ты убил двоих наших друзей.

– Бывших друзей, – сказал Грег жестко. – Белль, послушай меня, просто послушай. Все, что сейчас кажется нам неправильным или плохим, через пару лет будет считаться гуманизмом. Все, чего ты и я вместе с тобой пытаемся избежать. И роды в тринадцать, и убийство за кусок хлеба или десяток патронов. Будет много крови, будут примитивные жестокие законы, колдуны, шаманы и разная другая хрень, которую и придумать-то трудно. Когда старшие из наших начнут уходить – они уже уходят, некому будет рассказывать детям, что такое зло и добро. Сейчас надо успеть заложить в малышей хоть какие-то принципы, чтобы передавать их из поколения в поколение. У нас нет времени воспитывать глупых и тщеславных. У нас нет времени, чтобы развивать демократию – ее все равно не будет, будет право сильного, закон револьвера. У меня в запасе пять месяцев, у тебя чуть больше года – это чертовски мало, чтобы создать правила для нового мира, но большего у нас нет. Нам нужно придумать религию, чтобы наши потомки не перерезали друг друга. Нам нужно придумать правила, чтобы власть передавалась не самому агрессивному, а самому умному, не по линии крови, а по интеллекту и способностям. И я, черт побери, не знаю, как правильно это сделать и как успеть. Но я знаю одно… Каждый, кто сейчас станет у меня на пути…

Он сжал кулаки так, что побелели костяшки.

– Это не я убил наших бывших друзей, Белль. Они сами себя убили, я просто исполнил приговор. Ты говоришь, я сделал это, чтобы укрепить свою власть? Пусть так… Пусть лучше боятся и ненавидят меня, чем друг друга…

Ханна молчала. Возможно, потому, что он был прав.

– Ты хороший человек, – Грег взял ее за руку, осторожно, как берут в ладонь птицу, и она не отстранилась, – но люди – это просто люди. Они лживы, жестоки, безжалостны, коварны, но способны на подвиг и самопожертвование. Они прекрасно обходятся без знаний, любят богатство, власть и секс, и им нравится убивать, но иногда они могут поразить своей добротой и отзывчивостью. Все хорошее в человеке неестественно для его натуры, это результат многовековой дрессировки, а укротителей больше нет. И я не сказал самого главного… Ты, может быть, этого не знаешь, но дети куда страшнее взрослых людей. Мы знаем, что есть законы, понятие нравственности, заповеди, в конце концов, их надо выполнять, потому что иначе мир рассыплется… Так учили нас наши родители. А у них не будет взрослых родителей, не будет бабушек и дедушек, не будет опыта прошлых поколений. И через несколько лет законы человеческого общежития не будет знать никто. И вот тогда, Белль, люди покажут свое настоящее лицо и наше счастье, что мы этого не увидим…

– В людях есть хорошее, Грег, – сказала Ханна.

– Конечно, – кивнул он. – В людях есть и хорошее, и плохое, я это знаю, но плохое сейчас нужнее. Я не хотел никого убивать, но должен был это сделать. И я убил. И убью еще, если понадобится. Ради тебя. Ради остальных.

– Ради себя, – добавила Ханна.

– И ради себя, – неожиданно легко согласился Грег. – Не уезжай. В этом нет необходимости. Я не чудовище, Ханна, и мне очень-очень тяжело…

– Я не могу жить в том, что ты строишь, Грег. Я не могу, когда у меня спина горит от чужих взглядов…

– Да плевать! – воскликнул он. – Пусть ненавидят!

– Тебе плевать – не мне! У меня были друзья – теперь только подчиненные. У меня был парень – теперь он вождь. Я не хочу так.

– Да как ты не поймешь, того мира давно нет и никогда уже не будет!

– Мира нет, но мы-то остались? – спросила она мягко. – Или нас тоже нет?

– Нас прежних нет, – сказал Грег, сдерживая раздражение. – Но нас нет нигде. Ни здесь, ни там, куда ты собираешься.

– Там остались дети, – повторила Ханна. – Я их бросила.

– Ты никого не бросала.

– Я бросила их там, Грег. Если бы я умерла по дороге, никаких бы проблем не было. Но я доехала и не вернулась за ними, значит, могла им помочь и не помогла…

Он вздохнул.

– Убеждать тебя, конечно, бесполезно?

Ханна улыбнулась виновато.

– Совершенно бесполезно, Грег.

Он замолчал и прикрыл глаза.

Некоторое время они просто сидели рядом молча, опираясь спиной на ствол старого дуба.

– Я все ищу, где я накосячил, Белль, – сказал он чуть погодя, – и не могу найти. Я рад бы извиниться, но не понимаю, за что. Я виноват, но не перед тобой. Ты бросаешь меня, когда больше всего нужна.

– Ты сделал так, как должно, дай и мне сделать то, что я должна. Я ухожу не из-за тебя, Грег, я ухожу из-за себя…

В этой части города сейчас мало кто жил, поэтому было совсем тихо, как в осеннем лесу, и можно было расслышать, как гудят над желтой пеной цветущих мериголд тяжелые осенние трутни и последние пчелы.

– Ты приходила за фотографиями? – спросил он, указывая на альбом, торчащий из рюкзачка.

– Да. Хочу взять с собой кое-что.

– Можно?

Она пододвинула к нему рюкзак.

Грег перевернул несколько страниц.

– Чудесное было время… Всего год назад. Ты тут такая серьезная!

– Я там счастливая.

На следующем фото они были вместе – всей компанией, и Тони с Даной стояли рядом с Грегом, и оба улыбались.

Рука Грега замерла на миг, а потом он с усилием пролистнул страницу.

Снова все вместе, на День труда.

Он вместе с Ханной на школьном рождественском балу.

Пикник возле Спригвуда, на реке.

Тони, мокрый после купания, обнимает Дану и Ханну за талии. Ханна хорошо помнила этот день. Он был совсем недавно, этот веселый пикник, в начале осени прошлого года. И так давно, что страшно было вспомнить…

Грег закрыл альбом.

– Оставишь его мне? – спросил он.

– Конечно. Храни до моего возвращения.

– А ты вернешься? – спросил он серьезно.

Ханна кивнула.

– До марта?

– Да.

– Врешь ведь, – сказал он.

– Я попытаюсь…

– Ну, хоть так… С тобой пойдет Васко.

Ханна встрепенулась.

– Он нужен тебе!

– У меня достаточно людей для обороны города. Васко пойдет с тобой, а иначе ты не выйдешь за ворота.

Ханна вскочила.

– Не смей мне приказывать!

– Я не приказываю, Белль. Я говорю, как будет. Ты же не думала, что я отпущу тебя одну? Это двести миль, двести гребаных миль! Ты летом уцелела чудом, а чудеса редко случаются дважды. Сбавь обороты, ты бы сделала то же самое для меня.

Он тоже поднялся, и Ханна была вынуждена задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

Во взгляде Стаховски не было ни жесткости, ни обычной в последние месяцы стальной уверенности в себе – только бесконечная усталость и грусть. Глаза старика на лице молодого человека смотрели на нее с любовью, и слова, которые она собралась бросить в него, застряли в горле.

– Вот и хорошо, – сказал Грег и улыбнулся, но не своей обычной улыбкой, после которой Ханне обычно хотелось его обнять и прижаться к плечу. Это была улыбка раненого, который маскирует боль гримасой, чтобы успокоить родных. – Не надо спорить, Белль, я же согласился с твоим решением? Васко и еще четверо из его команды, по его выбору, пойдут с тобой. Я даю вам два джипа – один легкий, второй бронированный. Провизию и амуницию возьмешь на складе.

Он еще раз посмотрел на альбом, который держал в руках.

– Спасибо тебе.

– За альбом?

– За все. Ты своим присутствием удержала меня от многих ошибок.

– Но не от всех.

– Но не от всех, – согласился он, садясь в седло мотоцикла. – Нет черного и белого, Белль. Ты обязательно это поймешь, ты уже это понимаешь, но не хочешь признавать. Ты думаешь, что сможешь стать матерью Терезой… а станешь такой же, как я, потому, что добро невозможно сделать без зла. Это две стороны одной монеты. Передумай, прошу тебя…

Она покачала головой.

Если бы он сейчас сделал к ней шаг, обнял ее, поцеловал, она бы заплакала и переменила решение. Всего шаг. Всего несколько ласковых слов… Быть слабой куда легче!

Но он повернул ключ в замке зажигания, сунул альбом за пазуху и через секунду она уже смотрела, как тени и солнечные пятна скользят по его затянутой в черную кожу спине.

У нас нет времени перевоспитывать глупых и тщеславных.

– Я вернусь, – сказала она тихо, и быстрым движением вытерла глаза. – Я докажу тебе, что можно иначе, и вернусь.

* * *

В Вайсвилле привыкли к отъездам поисковых групп, поэтому обошлось без пафосных прощаний.

Темнело рано. Двигаться в темноте без света фар было невозможно, а подсвечивать дорогу – опасно, выезжать решили ранним утром. Когда небо на востоке стало окрашиваться в холодные розовые тона осеннего рассвета, джипы уже подъезжали к повороту на хайвэй. Здесь располагались дозорные, последний форпост стражей Вайсвилля – дальше территория не контролировалась. Несмотря на то, что Гонсалес сдержал свое слово и выжег осиное гнездо отморозков из Рейстера, никто не мог предугадать, что ожидает путешественников за следующим поворотом.

Джипы вывернули на шоссе – первым шел бронированный «Додж Рэм» под управлением Марко, с пулеметной турелью в кузове. В салоне разместились Салли с Бастианом, а Чжен расположился на привычном месте, у пулемета. Вторым двигался под завязку набитый провизией, лекарствами и боеприпасами огромный дизельный «Ниссан Патрол».

Васко сидел за рулем «Ниссана» и молча крутил руль, а Ханна забилась в угол за его спиной и не издавала ни звука.

Она чувствовала себя ужасно.

Она чувствовала себя полной дурой.

То, что происходило, было глупостью, совершенно безумным самоубийственным поступком, и в глубине души Ханна понимала, что ей руководит не разум, не логика, а чистая эмоция, но ничего не могла с этим поделать.

Она сама пришла к Грегу этой ночью и ушла от него лишь под самое утро, буквально за полчаса до отъезда. Ее кожа до сих пор горела от его поцелуев, но даже эта ночь, когда они любили друг друга с отчаянием последней близости, не заставила Ханну поменять решение.

Самое идиотское решение в ее короткой жизни – дать самолюбию одержать верх над любовью.

Если бы Ханне было не шестнадцать, а двадцать шесть, то история бы пошла совсем по другому пути, но ей было шестнадцать с хвостиком и она знала, что двадцать шесть ей не будет никогда. И не было никого, кто бы дал ей совет. Мир стал другим и не существовало инструкций, как жить в этом мире. Интуиция подсказывала, что она совершает необратимый поступок, о котором потом будет жалеть. Но самолюбие шептало, что другого пути сохранить самоуважение не существует.

И Ханна сидела в уголке громадного автомобильного салона, украдкой смахивая с глаз набежавшие слезы.

– Ты ела что-то? – спросил Гонсалес, косясь в зеркало заднего вида.

Она помотала головой.

До Рейстера дорога была расчищена и разведана, и машины шли ходко, делая не менее тридцати миль в час. Ожидающие впереди сюрпризы были нанесены на карту со слов Ханны и расстояние до них можно было определить весьма приблизительно.

– У меня есть яблоко, – предложил Васко.

– Не хочу.

– И оладьи, Мириам в дорогу сделала.

– Потом, Васко.

От одной мысли о еде ее тошнило.

Впрочем, ее тошнило по утрам уже вторую неделю.

* * *

На утреннем собрании Совета у Грега все валилось из рук. Он отвечал невпопад, несколько раз переспрашивал. Писавшая протокол Лиз смотрела не него с недоумением.

Список вопросов оказался невелик.

Наряды на работы, конфликтная ситуация – кид из новоприбывших пробовал украсть еду в одном из домов, Майкл принес отчет по запасам топлива и план их распределения. Отчет госпиталя, отчет ясель…

Обычно утром все заканчивалось минут за пятнадцать-двадцать, а сегодня они провели в штабе почти сорок пять.

– Ты бы пошел отдохнуть, чиф, – сказал ему Сэм, собирая бумаги. – Поспи хотя бы пару часов. На тебя смотреть страшно.

Грег поднял на него глаза.

– Не обижайся, но ты реально выглядишь, как зомбак. Расслабься, выпей, в конце концов, и просто поваляйся до вечера. Без тебя ничего не развалится. Я присмотрю.

Он кивнул в сторону Лиз.

– Она присмотрит. Грег, нельзя брать все на себя. Если ты свалишься – будет беда.

– Не будет беды, – вмешалась Лиз, проходя к дверям. – Но будет очень тяжко. Брось, Грег. Она вернется. Просто Ханна устала. Вы все мне тоже чертовски надоели, я бы с удовольствием свалила куда подальше, но это толстое несчастье, – она потрепала Сэма по складчатому загривку, – не может обеспечить мне тачку для выезда…

– Виски в доме есть? – спросил Сэм.

Грег покачал головой.

– Я не пью.

– Это ты раньше не пил, – ухмыльнулся Сэм. – Сорри, дружок. Но сейчас непопулярно беречь печень. Пусть в нашем положении это звучит похабно, но сколько той жизни? Давай-ка, двигай домой, я пришлю к тебе гонца с бутылочкой… Договорились?

Стаховски кивнул.

У него дико стучало в висках и было ощущение пустоты в груди: хотелось вздохнуть, чтобы ее заполнить, но не получалось. Но нужно было держаться, потому что вождь не имеет право показывать слабость на людях. Сэм прав, лучше не показываться до вечера.

– Я буду дома, – он встал.

Дверь распахнулась и в штаб заглянула Джессика.

– Ты здесь, Грег? Вилли умирает!

Грег бегом кинулся к выходу. За ним затопотал Сэм.

Вилли был старшим среди охотников. Старшим не только по положению, но и по возрасту и входил в зону риска. Проблема усугублялась тем, что Вилли был усыновленным ребенком в семье двух программистов из Южной Кореи, взятым из детского дома в Южной Калифорнии, рожденным в бедной мексиканской семье, и точной даты своего появления на свет не знал.

Выскакивая на улицу, Грег подумал, что теперь-то дату можно определить с точностью до недели, но Вилли от этого не легче. Он был прирожденным охотником и стрелком от Бога, и Вайсвиллю его смерть должна была выйти боком. Для заготовок мяса на зиму и пополнения ежедневного рациона городу нужны были хорошие охотники, умеющие не только стрелять, но и ставить капканы и силки, копать ловчие ямы, мастерить ловушки. Небольшой, коренастый и крепкий как росомаха Вилли обожал процесс охоты и умел все, что с ним связано. Замены ему не было и быть не могло. Киды, которых он взялся поднатаскать, и в подметки ему не годились.

– Здесь! – Джессика свернула с тротуара.

Вилли лежал на подъездной дорожке к собственному дому. Мышцы его терзала судорога, лицо «текло», словно Создатель баловался с разогретым воском. Несколько перепуганных зевак топтались у ограды. Рядом с Уильямом был только Клайв, он держал умирающего за руку.

Грег упал на колени рядом с телом и склонился над охотником.

– Уилл, я тут!

– С-с-с-ста-х-х-ховски… – выдохнул Вилли.

– Я тут, друг мой…

– Помог-г-г-г-ги, – голос Уильяма прерывался, челюсти выбивали стаккато. – Я не хочу мучиться…

Он закашлялся и выплюнул передний зуб.

Грег посмотрел на Клайва.

Клайв кивнул Джессике и та, раскрыв саквояж с инструментами, с хрустом обломила шейку ампулы и набрала жидкость в шприц.

Зевак прибавилось.

Грег взял умирающего за руку.

– Наш брат покидает нас, – сказал он громко, так, чтобы его слышали и за оградой. – Сегодня он проживет жизнь до конца и станет добычей того, кто не знает пощады.

Он крепко держал руку Вилли, чтобы Джессика нащупала иглой вену на стремительно сохнущем предплечье.

– Твоя жизнь была коротка, брат, но не бесполезна. Ты сделал немало добрых дел и устал. Уйди с миром!

Джессика нажала на поршень и жидкость устремилась в вену охотника.

Глаза Вилли на миг замерли, словно он увидел что-то вдалеке, а потом начали стекленеть.

Грег не увидел, а почувствовал, что кто-то стоит за его спиной.

Он глянул через плечо – это был широкоплечий парень в теплой жилетке поверх клетчатой рубахи и кепке цвета хаки, одетой козырьком назад. Стаховски не сразу вспомнил лицо, но все-таки вспомнил. Джо, которого все в Вайсвилле звали Джо-Соль, парень, которого Ханна привезла в город. Он сразу же попал в команду охотников, и Уилл его очень хвалил.

– Можно мне? – спросил Джо-Соль, подходя ближе.

Грег кивнул, и парень, опустившись на колени рядом с умирающим, стащил кепку с головы и замер.

Джессика вытащила иглу и в тот же момент жизнь окончательно покинула тело охотника. Глаза стали бессмысленными, пустыми, но вместе с жизнью ушла и боль. Лицо перестало «течь», теперь оно напоминало неудачную восковую модель, брошенную мастером во время лепки.

Грег встал.

– Организуй погребальный костер, – попросил он Джессику, отведя ее в сторону. – Я надеюсь, что это последний покойник на сегодня?

Джесс покачала головой.

– К сожалению нет, чиф. Умер Закс-лесоруб. Его недавно принесли в город. Я не успела тебе сказать.

– Тогда совместите обряд для обоих, чтобы не тратить зря хворост.

– Понятно.

– Я помогу с костром, – сказал Джо-Соль, глаза у него были влажные и покрасневшие. – Он принял меня, как брата, чиф. Я хочу что-то для него сделать.

– Хорошо, поможешь. – Грег бросил быстрый взгляд на Джессику и та едва заметно кивнула: понятно, сделаем! – Ты же Джо? Охотник, как и Уилл? Завтра придешь ко мне в штаб. Надо поговорить.

Он вздохнул и почувствовал, что буквально сдувается, как проколотый мяч. Сэм был прав. Надо поспать и выпить. Это психологическая проблема, дело не в физиологии, но какая разница в чем дело, если его так сильно выбило из колеи?

– Джесс, я домой, все вопросы до вечера к Сэму.

Стаховски положил руку на плечо Джо-Соль.

– Подумай, как ты поможешь городу, Джо. Если хочешь отдать долг Вилли, сделай его дело не хуже, чем делал он. Нам нужен новый Охотник…

Джо удивленно уставился на Грега, но тот уже шагал прочь.

– Привыкай, – сказала Джессика, закрывая свою сумку с препаратами. – Вождь решает быстро, редко ошибается и ненавидит отказы.

– Но я же… недавно только… – выдавил из себя Джо.

– Вилли сказал, что ты хорош, чел, – Джессика пожала плечами. – Но тебе придется это доказать… Не бзди, чел, доказывать надо не нам и не вождю – самому себе.

* * *

В доме Грегу стало еще тяжелее.

Это было настоящее одиночество и слово «навсегда» вдруг приобрело совершенно иной смысл.

Стаховски редко думал о том, что март не за горами и это его последний март. Слишком много забот, слишком много событий было в его жизни за последние месяцы, и они не давали ему думать о том, что приговор не изменить.

А еще в его жизни была Ханна, и именно она придавала этой безумной круговерти смысл. Он должен был остановить ее, не дать ей уехать…

Безумно глупый поступок – отпустить ее. Если бы он знал, как тяжело будет…

Было бы ему не семнадцать, а двадцать семь, все бы получилось совершенно не так, потому что двадцать семь – это возраст, когда мужчина, если он не совершенный идиот, начинает понимать поступки женщин. Но ему было семнадцать. Несмотря на все, что Грег пережил – всего лишь семнадцать.

Он метался по гостиной, меряя ее шагами, и придумывал планы – один безумнее другого. И с каждой минутой они становились все безумнее и неосуществимее.

Между Вайсвиллем и Ханной было уже семь часов пути, не меньше шестидесяти миль, и это расстояние все увеличивалось и увеличивалось.

В дверь постучали.

Курьеру было лет семь, он был убийственно серьезен и горд поручением доставить пакет самому таун-чифу.

– Это от Шэма, – сказал кид, шепелявя. – Ешли што-то нуфно, я принешу!

Грег внезапно улыбнулся.

– Спасибо, чел!

Рукопожатие у мальчишки было слабенькое, ладонь вспотела.

– Можешь идти!

Кид мгновенно выполнил приказ – ссыпался по лестнице и вприпрыжку припустил прочь.

В пакете оказалась бутылка «Jura» и несколько яблок.

Грег не любил спиртное, но попробовать стоило. Он разваливается на куски, и если виски поможет собрать его в паззл, то все здорово.

Он прошел в туалет за разовыми стаканчиками, на ходу скручивая пробку. Разовую посуду они с Ханной не любили, но зато ее было полно, а необходимость мыть тарелки в холодной воде напрягала чрезвычайно. Тем более, что воду приходилось возить в бутылях с соседней улицы, где сохранилась старая колонка с длинной планкой ручного насоса, торчащей в сторону.

Стаховски плеснул виски в стаканчик, проглотил первый шот, не чувствуя вкуса, и снова налил. Пробка выскользнула у него из рук и покатилась под умывальник. Грег поставил бутылку на туалетный столик, и полез вниз, разыскивать пропажу. Пробка закатилась далеко, аж до вентиляционной решетки. Грег протянул руку, чтобы захватить ее кончиками пальцев, но неожиданно зацепил нечто другое – странную пластиковую палочку с окошком и метками в нем.

Тест на беременность.

Он вскочил, больно ударился головой о фаянсовую чашу, зашипел, как кот, и шагнул к окну, чтобы увидеть, что именно показывает тест…

– О черт… – выдохнул Грег и рухнул на край ванной.

Руки у него дрожали, ноги стали ватными и воздух со всхлипом прорывался между сжатых зубов.

– Черт! – повторил он, запрокинув голову к потолку.

И хрипло зашептал, как закаркал:

– Черт! Черт! Черт!

* * *

Дорога в Парк напоминала Ханне фильм ужасов, показанный задом наперед. Словно она заново переживала свое путешествие в Вайсвилль: выхватывала взглядом знакомые места, узнавала какие-то детали пейзажа, но, как и человеку, оказавшемуся рядом с огромным батальным полотном, общая картина оставалась недоступной…

Только сейчас, оставшись с горсткой преданных ей лично людей на усыпанных мумиями дорогах мертвого мира, Ханна в полной мере оценила масштаб изменений в собственном восприятии действительности, в ее внутреннем мире.

Постоянная опасность умереть по тысячам разных причин уже не вызывала у нее ни страха, ни ступора – только желание противостоять опасности, какой бы та ни была. Ханна притерпелась к измененному миру, разрухе, мертвечине, к животной жестокости и немотивированной агрессии окружающих.

Но была одна вещь, принять которую она не могла – отсутствие надежды.

Можно привыкнуть к чему угодно, человек так устроен, что может адаптироваться в любой среде. Но как привыкнуть к знанию даты своего ухода?

Без всего можно обойтись, но как жить без надежды?..

Ханна старалась об этом не думать.

И еще – она научилась не отворачиваться. Как бы тяжело это ни было – не отворачиваться. Только когда они проезжали место авиакатастрофы, закрыла глаза.

Им пришлось продираться сквозь обломки – хайвэй на месте крушения казался совершенно непроездным. Тысячи ворон вились над обломками авиалайнера и остатками того, что было людьми. Небо казалось черным. Вороны оглушительно каркали и шум их крыльев напоминал звук водопада.

– Ты проходила здесь? Сама? – спросил Васко, крутя головой. – Санта Мария!

– У меня не было возможности искать другой путь, – сказала Ханна.

Все вокруг было покрыто птичьим пометом, и летающая над ними стая продолжала щедро орошать все вокруг серыми дурнопахнущими экскрементами.

Гонсалес невольно увеличил скорость, словно уходил из-под обстрела, но на лобовом стекле джипа все равно расплывались кляксы «попаданий».

Поворот на шоссе был практически свободен, если не считать стоящей поперек малолитражки, которую бронированный пикап отбросил на обочину, даже не снизив скорости.

– Засаду видел, командир? – «уоки-токи» заговорил голосом Марко.

– Нет, – отозвался Гонсалес.

– Была справа, перед выездом. Но они передумали. Наверное увидели пулемет в кузове.

– Неважно, – сказал Васко. – Передумали – и ладно.

Заторы на толлах теперь не были проблемой – с помощью джипов их растаскивали за четверть часа. Ханна представила себе, как она проделывает этот путь в одиночестве, без Гонсалеса и его ребят, и ей стало не по себе. Своим решением пойти наперекор ее героическим амбициям Стаховски просто спас ей жизнь.

Городки, через которые пролегал их путь, казались пустыми. Возможно, оставшиеся в живых просто прятались при приближении чужих, потому что пулемет в кузове и хмурый пулеметчик в бандане возле турели не располагали к общению. А может быть, прятаться было уже некому.

Несколько раз Ханна видела следы пожарищ, пулевые отметины на стенах мелькающих за окном домов, искореженные, сгоревшие и простреленные машины посреди дороги. И практически в каждом городе, через который они проезжали, бросались в глаза разбитые витрины магазинов и лавок, распахнутые настежь двери домов, разбросанные по газонам вещи и утварь как верный знак того, что здесь похозяйничали мародеры. Самих мародеров видно не было, и это могло только радовать, ведь на ночевку пришлось становиться прямо на дороге, причем, как только начало темнеть. Включать фары для ночной езды Васко посчитал неоправданным риском. И он был прав. Среди сотен машин, брошенных на дороге, их авто практически не выделялись. Ночь прошла спокойно, хотя спали мало и выехали еще «по серому».

Сложности начались после полудня, на подъезде к Парку, где хайвэй разделялся на пять больших шоссе, шоссе ветвились мелкими второстепенными дорогами, и часть их уходила на запад, к городу, вливаясь в белтвэй, а часть шла на север и юг, охватывая десятки городков-спутников.

Развилки, съезды, повороты, толлы…

Здесь скорость движения упала в разы, каждая сотня метров давалась тяжело – на всех полосах беспорядочно теснились тысячи машин и Васко пришлось пробивать дорогу, отвоевывая у хаоса ярд за ярдом.

Зато практически не попадались автомобили со слитым топливом, и группа основательно пополнила запасы горючего. Пока Васко с ребятами расчищали полосу для движения, Ханна наносила на карту заправки, магазины, моллы, которых тут понастроили великое множество, и даже автомобильные салоны – на всякий случай.

Потом они свернули по указателю на «Парк развлечений» и Ханна почувствовала, как волосы на затылке начинают шевелиться сами по себе. Память невольно возвращала ее в пережитые страшные часы.

К мумии мамы.

К мумии отца.

К мучительной смерти маленького Джоша.

Машины въехали в ворота Парка, на огромную стоянку, рассчитанную на пару тысяч машин.

Если не приглядываться, все вокруг выглядело почти так же, как в тот момент, когда Ханна выезжала отсюда на пикапе отца. Но почти – это не совсем так же. Со стороны было похоже, что на стоянке порезвилась большая обезьянья стая.

Разбитые стекла, несколько сожженных авто, перевернутые машины, вмятины на крышах, искореженные дверцы…

– Внимание! – приказал Васко. – Смотреть в оба! В случае чего – стрелять на поражение!

– Здесь налево… – Ханна внимательно разглядывала все вокруг, не выпуская из рук автомат.

– Налево, – продублировал команду Гонсалес.

Он уже не крутил баранку, за руль джипа уселся Марко, а Васко со своей любимой автоматической винтовкой торчал в открытом люке, крепко упираясь ботинками в боковины сидений для равновесия.

Машины синхронно сделали левый поворот и выехали к зданию отеля.

– Что за черт? – выдохнул Васко, ошалело крутя головой. – Что здесь было, мать вашу?

Здание отеля выгорело дотла.

Черный обугленный скелет смотрел на них проемами лишенных стекол окон. По стенам виднелись потеки расплавленного металла – пламя растопило рамы. Крыши не было, небо заглядывало в развалины и натыкалось на обрушившиеся перекрытия.

– Ты говоришь, здесь было больше трех сотен детей?

Ханна кивнула.

От пожарища несло кислой вонью намокших углей. Солнце уже теряло высоту, падая за башни замка Спящей Красавицы, до заката оставалось пара часов.

– Думаешь, они еще здесь?

– Они здесь, – сказала Ханна негромко. – Я уверена, что они сейчас следят за нами. Давай прямо.

За развалинами «Парк Инн» начиналась центральная аллея.

Здания вокруг квадрата главной площади очерчивали административную зону, огромный фонтан посередине отмечал окончание мира взрослых и начало шоу, а проезд шириной с хорошее четырехполосное шоссе, вдоль которого располагались основные аттракционы, рестораны, павильоны со сладостями, игрушечные и сувенирные магазины, вел вглубь, в детское царство.

Машины выехали на главную площадь и в этот момент напряженную тишину нарушил мерный гулкий звук.

Бамм-бамм! Бамм-бамм!

Словно кто-то начал бить в металлический там-там.

– Слева! – крикнул Марко.

И тут же Чжен крутнул пулемет на турели, выискивая стволом цель.

– Не стрелять! – Ханна едва не сорвалась на визг. – Чжен! Не стрелять!

Бамм-бамм! Бамм-бамм!

– Справа!

– Сзади!

За считанные секунды они оказались в окружении.

Мозг Ханны заработал, как компьютер, пытаясь найти решение, но неожиданно выхватил из десятков лиц знакомые.

– Ненавижу мелких, – сказала широколицая и захрустела хлопьями. – У меня был брат, орал каждую ночь… Теперь не орет.

Она хихикнула.

– Что стоишь, сучка? Никто не придет на помощь – кричи не кричи. Нет теперь никого. Мы тебя убьем и нам за это ничего не будет, не поняла, что ли? Я теперь тут хозяйка и ты мне не нравишься, потому что ты красивее меня. Но это ненадолго…

Рядом с ней был тот, светловолосый убийца детей с алюминиевой битой, как там его звали? Том!

Это была атака.

Организованная атака, в которой участвовали несколько сотен обитателей Парка в возрасте от семи и старше, вооруженные чем ни попадя – палками, прутьями, досками с гвоздями, самодельными копьями… И эта широколицая сука с маленькими бесцветными глазками возглавляла нападение, управляя толпой молодняка не хуже гамельнского флейтиста.

Повинуясь ее командам, они накатывались на машины с непрошеными гостями волной, под ритм невидимых барабанов.

Бамм-бамм! Бамм-бамм! Бамм-бамм! Бамм-бамм!

Широколицая взмахнула рукой и град камней обрушился на автомобили сверху, из распахнувшихся окон.

Чжен рухнул, так и не нажав на гашетку, ствол пулемета уткнулся в небо. Бандана на голове китайца стремительно намокала красным.

Заточенный до остроты иглы металлический стержень, брошенный из толпы вонзился Гонсалесу в плечо и очередь его винтовки ушла вверх, не причинив никому вреда.

От удара булыжника пошло трещинами лобовое стекло.

Ладони Ханны вспотели, автомат плясал в руках. Возле виска просвистело что-то металлическое, тяжелое, и врезалось в стойку кузова так, что джип содрогнулся.

Заливая кровью салон джипа, Гонсалес снова лез в люк, держа винтовку здоровой рукой.

Палец Ханны лег на спусковой крючок.

У нее уже не было время на раздумья и сомнения.

Она нашла глазами фигуру широколицей и нажала на курок. Поток свинца ударил по бегущим, но широколицая успела упасть за доли секунды до смертельной очереди. Светловолосый подхватил ее под локоть и поволок в сторону, паля по Ханне из револьвера.

Над головой Ханны застучала винтовка Васко, и блондин споткнулся, заковылял…

Взревел мотором огромный «Додж», ударил атакующих бампером, подминая под колеса упавших и замешкавшихся… Остальные бросились врассыпную, но это был лишь отвлекающий маневр.

Из толпы вылетела канистра с пылающей тряпкой в горловине, упала в кузов «Рэма», полыхнуло пламя, но взрыва не получилось. Выстрел – и парень, метнувший канистру получил пулю в голову от Бастиана, который пробкой выскочил из салона пикапа, охваченного огнем.

Вторая канистра до пикапа не долетела, кто-то погорячился с фитилем и она взорвалась в толпе атакующих, разметав их в стороны.

– Стреляй, стреляй… – крикнул Васко, и начал палить сериями по три, отстреливая самых рьяных и вооруженных.

Ханна увидела, как в пылающем кузове пикапа появился Марко и пулемет развернулся в сторону здания, из которого летели камни. По окнам и фасаду ударили крупнокалиберные пули, вниз брызнули стекла, куски облицовки…

И тут, обнаружив, что предводительница уже не управляет нападением, толпа, словно повинуясь радиокоманде, повернула прочь и бросилась бежать с такой же скоростью, как только что лезла под пули.

Ханна выскочила из машины и, пригнувшись, метнулась вслед широколицей, отметив, что Бастиан и Марко бегут за ней, не задавая лишних вопросов.

Свернув за угол, они едва не попали под выстрел светловолосого, но Марко среагировал быстрее любителя алюминиевых бит и выбил оружие из рук блондинчика ударом приклада. Набежавший Бастиан отправил светловолосого в нокаут прямым ударом ноги.

Но Маленькая Разбойница исчезла!

Ханна, рыча от злости, закрутилась на месте.

Эта сука не могла уйти далеко! Она здесь!

Армия широколицей, потеряв с ней связь, снова стала детьми – испуганными до чертиков подростками, которые в ужасе разбегались в разные стороны. Это была настоящая паника, схватку Ханна и ее друзья выиграли вчистую, но пока Маленькая Разбойница и ее подельники оставались непойманными, кошмар мог повториться в любой момент!

Ханна осклабилась.

Мысль о том, что она только что могла быть убитой и убивала сама, уже не лишала ее жизненных сил, зато будила ярость, которая не помещалась в груди!

Она преодолела страх! Она найдет широколицую и сделает так, чтобы та больше никогда и никого не убила!

Ханна заставила себя опустить оружие и оглянуться. Бастиан и Марко, стоявшие рядом с ней, ждали команды.

– Видели девку, в которую я стреляла? – ей казалось, что она выдыхает пламя, дыхание обжигало ей горло.

– Да, – отозвался Бастиан, а Марко просто кивнул.

– Мне нужна она, – процедила сквозь зубы Ханна, и голос ее вибрировал от ненависти. – Живая или мертвая. Но лучше живая. У меня на нее свои планы…

* * *

В помещении бывшей Библиотеки было сыро и промозгло, но все же теплее, чем в любом из зданий Парка. Поленья, горящие в пасти огромного камина, источали жар, и хотя этого тепла не хватало, чтобы отопить весь дом, находиться рядом с огнем было приятно. Почти, как дома…

Но дом был далеко, а проблемы – рядом.

Будь рядом Грег и остальные члены Совета Вайсвилля, Ханна была бы спокойна за судьбу детей из Парка, но Грега рядом не было и не предвиделось.

– Я не знаю, как мы с этим справимся, – сказал Васко и поморщился.

Любая попытка пошевелить раненой рукой причиняла ему изрядную боль.

– Никаких запасов еды, к зиме они не готовы… Я так понимаю…

Он замешкался, переглянулся с Марко, но все-таки продолжил:

– Я так понимаю, что они… просто ели младших.

Ханна закрыла глаза.

Пол уходил из-под ног из-за этих слов, но надо было слушать.

Надо было принимать решения. Надо было действовать.

Она не искала власти, власть сама нашла ее и придавила к земле грязной многотонной лапой ответственности.

– Эти твари устроили что-то вроде жертвенника, – закончил Гонсалес. – Когда нечего было жрать…

– Как ты узнал?

– Сначала Марко нашел кости. А потом я спросил…

– Ее?

– Нет. Задал вопросы местным. Тем, кто постарше.

– Они не хотели говорить, – вставил Бастиан. – Но потом одна девчонка разрыдалась… И понеслось!

Больше всего Ханне хотелось заорать от бессилия.

Двести семьдесят пять подростков и двести тринадцать детей до десяти лет. Почти шестьсот человек, которых надо прокормить, одеть и согреть зимой. Нужны тонны продовольствия. Дрова. Лекарства. Одежда. Нужно оружие. Нужно за несколько недель сделать то, что они с Грегом и другими обитателями Вайсвилля делали почти пять месяцев. Парк на двести миль южнее Вайсвилля, но тут все же не тропики и зимой холодно. Пусть не так, как на широте Вайсвилля, но холодно. Времени – от силы месяц, а это значит, что времени нет.

– Как Чжен? – спросила Ханна.

Васко покачал головой.

– Неважно. Я боюсь, что он нам не помощник. Хорошо, чтобы через неделю встал после такого удара.

– Бастиан?

– Да, Ханна.

– Поищи среди местных тех, кто умеет водить машины. Или думает, что умеет.

– Сколько водителей нужно?

– Пусть десять – пока этого хватит. Найди пикапы. Мне нужно, чтобы завтра с утра ты уже шарил по окрестностям. Мы не продержимся здесь зиму. Надо подготовить отъезд в Вайсвилль и валить отсюда как можно быстрее. А без продуктов мы здесь и недели не протянем.

– Понял.

– Марко, теперь ты…

– Слушаю.

– Отбери ребят для охраны и охоты. Может, кто охотился с отцом… Нужны ребята покрепче.

– Ищи злых, – вмешался Васко. – Нужны агрессивные, которые не боятся крови. Драчуны, отморозки – это твое. Ими тяжело управлять, но другие не подойдут…

Марко кивнул.

– И когда ты собираешься ехать? – спросил Бастиан.

– Как только буду готова.

– Ерунда, – ухмыльнулся Бастиан. – Говно вопрос. План реальный! Нам не три недели по пустыне ехать! Всего два дня пути – говорить не о чем! Давай перевезем их за несколько раз, будет легче. Что нам лишняя неделя?

– Не думаю, что это вариант, – покачал головой Васко. – Водителей для перевозки нужно много. Машин нужно много или придется искать и заправлять большие грузовики, а это не один день, и не одна неделя. Пусть мы найдем четыре фуры – это все равно минимум две ходки, если все нормально. И фуры нужно возвращать из Вайсвилля сюда порожняком… Надежная охрана сейчас – только мы четверо, остальных надо всему учить и это тоже время, а пускать такую колонну без охраны… Как же мне не хватает Чжена, черт возьми!

Он в сердцах почесал бритый затылок.

– А если отправлять по нескольку машин? – спросил Бастиан.

– А кто будет оставаться здесь и следить за тем, чтобы снова не началось людоедство? – ответил Васко вопросом на вопрос. – Я разделяться категорически не советую, держимся вместе. Как говорил мой папаша – не щелкай клювом, зайдут с тыла. Я запомнил.

– Ты прав, – сказала Ханна, – они ели человечину, и они уже были стаей, так что не поворачивайтесь к ним спиной. Если ехать, то всем вместе… А что если нам придется зимовать здесь? Это ведь тоже возможный вариант?

– Вполне…

– Шестьсот человек, которые попробовали крови… Да они нас при первой возможности сожрут с потрохами! Как с ними управляться?

– Им нужен вожак, – Гонсалес попробовал пожать плечами, и снова поморщился от боли. – Просто вожак, которого они будут бояться. А, если будут бояться, то будут и подчиняться приказам. Тут уж точно не надо играть в демократию и гуманность. Выберем самых сильных и самых злобных, дадим им власть над остальными, а сами приберем их к рукам. Ну, что ты на меня смотришь? Так построены банды, армия, спортивные команды! Ты не сможешь приструнить шесть сотен челов, у которых уже съезжала крыша, а их злобные и дикие дружки смогут! Придумай им вождей, дай вождям показать клыки и они усмирят толпу. А потом сама возьми вождей за яйца!

– Дельный совет, – согласился Бастиан, но тут же спросил с тревогой. – Ты чего такая бледная, Ханна?

– Ханна, тебе плохо? – Гонсалес уже был рядом, и поддерживал ее под локоть здоровой рукой.

– Ничего, уже лучше…

Желудок так и норовил подобраться поближе к горлу и выплеснуть свое содержимое.

– Голова закружилась…

– Ты в порядке? – переспросил Васко.

– В порядке, в порядке…

– Ну, тогда мы пошли… – сказал Бастиан.

Марко встал.

– Погодите, – попросила Ханна, стараясь говорить холодно и спокойно. – Мне ненадолго нужна ваша помощь.

Она решилась. Она уверена, что все сделает правильно. Так надо.

– Есть еще одно дело… И его нужно сделать. Соберите всех на площади. Васко, пойдем со мной.

* * *

Широколицую Марко упаковал в лучшем виде – она больше напоминала моток скотча, а не живого человека. Ханна сорвала кусок липкой ленты, залепившей широколицей рот, и та зашипела от боли и злобы.

– Помнишь меня? – спросила Ханна.

– Надо было тогда тебя убить…

– Значит, помнишь… Знаешь, зачем я пришла?

– Да мне похер, зачем ты пришла, сука!

Ханна не обратила на ее слова никакого внимания.

– Я пришла тебе сказать, что ты приговорена к смертной казни…

– Кем?!

– Мной.

Ханна показала на Васко.

– Им. Всеми, кто умер по твоей вине. Всеми, кого ты со своими дружками сожрала.

Широколицая смотрела на Ханну снизу вверх с ненавистью и презрением.

– Я не боюсь тебя, сука… – сказала она ласково. – Мы все подохнем, так что мне плевать… Я буду жить, как хочу, или подохну на месяц-другой раньше тебя – мне похер. Мне все похер, ясно! И мне никого не жаль, запомни! И я ни о чем не жалею!

Она внезапно засмеялась, захихикала, как девочка…

– Я никогда не жила так классно, как эти месяцы… Все было зашибись!

– Жаль, я тогда промахнулась…

– Жаль, что мы дали тебе уйти.

Ханна достала пистолет и ножом полоснула по скотчу на щиколотках пленницы.

– Вставай, – приказала она.

– А ты меня отнеси, – ухмыльнулась широколицая. – Что, сука? Кишка тонка? Я для тебя тяжеловата?

– Ну, я тебе предлагала, – сказала Ханна, ухватив ее за волосы и поволокла к выходу. – Пошли, Васко, захватим блондина.

Светловолосый мычал от ужаса и рыдал так, что сопли пузырились на скотче, но Гонсалес вздернул его с пола здоровой рукой и погнал перед собой пинками.

Когда Ханна и Васко вывели своих пленников на площадь, там уже стояли пара сотен челов и герл всех возрастов и зеваки продолжали прибывать.

При появлении перекособоченной, связанной широколицей толпа загудела, заколыхалась, как поднимающееся тесто. Блондинчика же встретили свистом и обидными возгласами. Толпа хотела видеть и слышать казнь, хотела участвовать в процессе – они чувствовали смерть, как псы чуют запах нескольких капель свежей крови за сотни ярдов.

Ханна взобралась в обгоревший кузов пикапа и подняла руку:

– Слушайте!

Шум утих.

– Так, как здесь было, больше не будет, – сказала Ханна негромко, но толпа ее услышала. – Нельзя убивать слабых. Нельзя их есть. Нельзя насиловать. Вам надо будет работать, чтобы жить, каждому из вас – иначе не получается. Иначе вы умрете. Мы не можем помешать вам умереть, но мы можем не дать сильным убивать слабых. Мы можем не дать вам стать зверьем…

Ханна подала знак и Марко с Бастианом забросили пленников в кузов пикапа, заставив широколицую и ее напарника стать на колени. Широколицая попыталась прогрызть залепивший ей рот скотч, но лишь мычала и жевала тонкий прочнейший пластик. Блондин продолжал рыдать, слезы прожигали дорожки в слое грязи, покрывавшем его лицо.

– …зверьем, как эти…

Она достала из-за пояса пистолет.

– Мы умрем, если не будем помогать друг другу. Мы умрем, если будем враждовать. И я лично пристрелю каждого, кто попробует не подчиняться законам… племени! Я – мать племени Парка, приговариваю этих двоих к смерти!

Широколицая вывернула голову, чтобы увидеть Ханну, глаз ее недобро сверкал из-под упавшей челки…

Ствол уперся ей в череп, она мотнула головой, стараясь отбросить оружие, но…

– Сдохни первой! – хрипло крикнула Ханна и нажала на спуск.

Бэнг!

Голова казненной ударила о закопченный металл кузова.

Бэнг!

Выстрел вынес струю розовой взвеси через глазницу светловолосого.

Толпа синхронно вдохнула, и тут же выдохнула сотней глоток…

– Ахххх…

У Ханны дрожали колени, но голос был громок и тверд.

– Мои слова теперь закон для вас и четверо моих вождей – моих рук и моих глаз – проследят за его исполнением! Мы соберем еду, найдем машины и все вместе поедем в Вайсвилль, город, где никто не голодает…

Запах был ужасен. Порох, копоть от обгорелой краски, кровь и страх.

Земля под колесами передвижного эшафота содрогнулась…

Ханна огляделась, чтобы понять, что происходит, что дрожит – земля под ногами или она сама? И в этот момент громыхнуло, и громыхнуло так, что с раскуроченных фасадов посыпались остатки стекла и над сгоревшим «Парк Инн» закружился взлетевший в воздух пепел.

Толпа завизжала.

Снова грохот. Скрежет плит и обрушившихся перекрытий в скелете здания за ними…

Пронзительно закричали, хлопая крыльями, вороны и тучей поднялись с крыш и деревьев, образовав в небе огромный каркающий хоровод.

Марко бегом рванул к паркингу, чтобы увидеть источник звука с севера, а испуганная толпа в ужасе замерла, не сводя глаз с кружащей черной стаи.

– Запомните этот день! – крикнула Ханна, подняв вверх руку с пистолетом.

Она увидела лицо замершего в проеме между зданиями Марко – белое, испуганное, растерянное – и поняла, что произошло нечто ужасное.

Настолько ужасное, что даже невозмутимый Марко потерял голову от страха.

Она спрыгнула на землю, прервав речь на полуслове, и через миг уже стояла рядом с ним.

Этого не могло быть, но это случилось!

На севере, между ними и Вайсвиллем, вырастал клубящийся гриб атомного взрыва.

Книга третья Белка

Глава первая Телячьи нежности

Полет был стремителен. Вернее, это был не полет, а падение, которое слегка тормозила непонятная конструкция за плечами Тима. Из-за нее Книжник с Белкой не летели вниз камнем, а двигались по спирали. Естественно, ни Белка, которая понятия не имела о том, что происходит, ни Тим, теоретически знакомый с полетами по книгам, и предположить не могли, что фигура, которую они описывают при падении, когда-то называлась штопором.

Белка совершенно одурела от удара и в борьбе за жизнь участия не принимала – попробуй действовать, когда у тебя руки связаны за спиной – и думала только об одном: если Книжник сейчас ослабит хватку, то по прямой до земли совсем недалеко – каких-нибудь сорок этажей!

Но Книжник хватки не ослаблял. Он, словно паук лапами, вцепился в Белку и с каждым новым витком «штопора» все сильнее и сильнее ее сжимал.

Сломанный дельтаплан падал в пропасть между зданиями, едва ли не касаясь искалеченным пером густо заросших лианами стен. Перед глазами Книжника мелькали затянутые переплетением стеблей проемы нежилых этажей, небо, темный провал, скрывающий землю далеко внизу, и снова небо.

Крыло дельтаплана зацепило зеленое покрывало ползучих растений и застряло в них, затормозив смертельный полет! На миг они зависли в воздухе, меняя траекторию движения, Книжника приложило о стену, лопнули ремни, со звоном оторвало металлическое крепление…

Дельтаплан заскользил вниз по вертикальной стене, обрывая ветви и стебли. Снова что-то лопнуло. Белка повернула голову, чтобы оценить позицию, и поняла, то теперь они падают вниз, оставив сломанный аппарат на стене. Просто падают вниз, вцепившись друг в друга.

Хватка Тима ослабла. Он задышал часто-часто, как попавший в кулак человеку птенец. Одна его рука судорожно хватала воздух, пытаясь найти опору, но не находила. Воздух свистел в ушах беглецов, и их сцепленные тела с каждой секундой набирали скорость.

И внезапно их рвануло вверх да так, что Белка повисла на Тиме вверх ногами, в какой-то немыслимой позе. Она ничего не видела, кроме летящей ей в лицо земли, до которой было уже рукой подать. Она попробовала закричать, но не успела, ее вырвало из цепких объятий Книжника, но он успел налету схватить ее за капюшон худи. Затрещала ткань, но ноги Белки уже скользили по заросшей плотной кудрявой травой мостовой. Миг – и она покатилась по этому зеленому ковру кубарем, пересчитывая костями все неровности почвы.

Будь она на пару десятков фунтов тяжелей, и шансы выжить стали бы призрачными, но она была легкой, мускулистой и гибкой, как лесная ласка, или как белка, имя которой носила. И еще – ей повезло, что на этом участке улицы не валялись бетонные блоки или части обрушившихся строительных конструкций – только мелкий мусор, поросший густым травяным ковром, плотным и влажным. Покувыркавшись по переулку метров тридцать, Белка рухнула на землю, плохо соображая что с ней и где она находится.

А вот Книжнику повезло меньше.

Парашютное крыло, на котором они спускались последние полсотни ярдов, сложилось далеко не сразу, и ветер проволок Тима вдоль всего переулка на весьма солидной скорости, проволок и впечатал в бетонную стену, на которой он еще до удара успел прочесть надпись «Паркинг».

А потом свет потух.

* * *

Книжник почувствовал, что его несут, еще до того, как пришел в сознание. Одно дело, когда тебя несут заботливо, на руках или на специальной волокуше, а другое дело – болтаться под чьей-то вонючей подмышкой, словно неодушевленный предмет.

Книжника несли подмышкой.

От чела, который его тащил, пахнуло трехдневным трупом или загнившей рыбьей требухой – чем именно воняло, можно было выбрать по вкусу, но лучше от этого запах не становился. Невыносимо тошнило, но рвать было нечем, и Тим икал с желчью, но мучился недолго – снова провалился в небытие.

Потом он очнулся от того, что лежал на холодном бетонном полу и жесткая, как иглы ежа, крошка врезалась ему в кожу на голове. Над ним нависал низкий серый потолок, покрытый темными кляксами. Он попытался приподняться и тут же вырубился.

Следующий раз он пришел в себя от того, что рядом гудели, повизгивали и даже покрикивали друг на друга незнакомые голоса. А вот из-за чего ссорились, о чем говорили, оставалось для Тима тайной за семью замками. Знакомые звуки никак не хотели собираться в слова, а знакомые слова в четкие фразы.

Балансируя на грани между дремой и беспамятством, он вдруг явственно услышал «Ее не нашли…», и слова обрели смысл, словно он вынырнул из водоворота на поверхность. В висках стучало, пульсировал, словно созревающий нарыв, затылок, дико болела ушибленная грудь и во рту было горько от крови, но он обрел связь с реальностью.

– И хорошо искали?

– Все перерыли! В каждую нору залезли!

– Где она может быть?

– Не знаю… – отвечавший боялся, голос его подрагивал от страха. – Место, где они падали, нашли. Следы были, а ее не было. Ну, не может же такого быть! Она же летать не умеет!

– Не уверен, что не умеет…

Книжник улыбнулся.

Это о Белке. Ее не нашли. Она снова их провела… И это, Беспощадный вас забери, чудесно.

Он закрыл глаза, заснул со счастливой улыбкой на губах. Это было уже не падение в смертельную тьму, а именно сон усталого раненого чела.

А проснулся Тим от того, что у него начали болеть кисти рук. Болеть так, словно его подвесили на веревке…

Он открыл глаза и понял, что лучше было умереть, не приходя в сознание. Врубиться в ту стену чуть посильнее и сдохнуть с расколотым черепом.

Руки болели не зря – кисти его затягивала веревочная петля и он висел на потолочном крюке, не касаясь ногами земли, и медленно вращался вокруг своей оси.

Неподалеку от него на колченогом табурете сидел человек с помповиком на коленях, притом сидел в такой вальяжной позе, что невольно хотелось отнестись к нему уважительно – имеет право!

Чел помахал ему рукой, встал с табурета и заковылял в его сторону странной косолапой походочкой. Треугольное лицо чела излучало радушие и гостеприимство, но выражение глаз не оставляло места для иллюзий – так мог бы смотреть на свои жертвы Беспощадный, если бы он имел глаза и мог смотреть. Тим догадался, кто именно почил его вниманием, и сразу же вспомнил все рассказы о здешнем вожде. Рассказы, если честно говорить, были однообразные и страшные, надежды на то, что сейчас состоится дружеская беседа с предсказуемым результатом, они не внушали. Не то, чтобы вождем Тауна пугали бэбиков и кидов, но репутация у хозяина этих мест говорила сама за себя, как и его лицо.

Впечатление портил только клок волос, свисающий с острого подбородка чела, за него, несмотря на трагизм положения, хотелось подергать так, что зазудели распухшие ладони.

Чел остановился в шаге от Книжника, и сказал:

– Я – Косолапый! Слышал?

Книжник молчал.

Косолапый усмехнулся, показывая порченые зубы.

– Твоя подруга тоже не хотела со мной говорить, но пришлось. Я тебя знаю – ты Книжный Червь. Парковый. Это тебя и ее ищут фармеры и Парковые за убийство. Я не укрываю убийц. Я сам – убийца! А еще, Червь, я – здешний вождь и привык, чтобы ко мне относились уважительно! Говори, когда я спрашиваю!

Книжник понимал, что Косолапый сейчас начнет нарезать его на ломтики, но рта не раскрыл.

– Понятно… – протянул Косолапый, разглядывая Книжника. – Думаешь, пока молчишь, ты мне нужен? Ошибочка. Ты мне не нужен, мне нужен ответ на вопрос. А вопрос у меня всего один. Где находится Лаба, о которой мне рассказала Айша?

Шагнул в сторону, чтобы поставить помповик к стене, а когда снова повернулся к Книжнику, то в его руках поблескивал кинжал с широким десятидюймовым лезвием.

– У тебя есть ответ, Червь, – сказал вождь Тауна, разглядывая висящего перед ним Книжника, словно подготовленную к разделке тушу. – Он может быть глубоко внутри. Он может быть сразу под кожей. Неважно. Я все равно его вырежу из тебя.

Металл клинка с едва слышным шорохом прошелся по бедру Тима и ткань мгновенно разошлась, а на коже, там где Косолапый чуть больше нажимал на лезвие, появилась тонкая кровяная полоска.

– Погоди, вождь!

Из глубокой тени выступил человек в капюшоне – жрец, как сразу понял Книжник. Такой же, если не тот самый, что присутствовал на допросе Белки.

– Разреши мне…

В руках жреца блеснул цветной стеклянный флакон. Не самый дорогой ништяк, но за такой сосуд да с притертой стеклянной пробкой, можно было выторговать много разных полезных штуковин – Тим это точно знал, пару раз находил такие.

– Зачем резать его на ремни, если можно просто дать понюхать пыльцу казза?

Книжник попытался отвернуться, но жрец схватил его за лицо жесткой костлявой, как птичья лапа, пятерней, и сунул флакон Книжнику под нос.

Из флакона шибануло крепким горьковатым духом, Книжник замычал, забился, силясь не дышать, но было поздно. Лицо закололи тысячи иголочек, нос онемел, а еще через несколько секунд Книжник улыбнулся мучителю улыбкой блаженного.

– Он твой, – обратился жрец к Косолапому, отступая от пленника. – Можешь спрашивать…

– При тебе спрашивать? – буркнул Косолапый, с ненавистью косясь на незваного помощника.

– Придется. Ты же ничего не хотел утаить от меня, а, вождь? – в голосе жреца прозвучала явная угроза.

– Ничего. Клянусь Беспощадным! – оскалился Косолапый.

Он не показывал испуга, но жрец знал, что Косолапый его панически боится. Косолапый же знал, что жрец чувствует его страх, но ничего поделать не мог.

– Я и не собирался ничего утаивать!

– Тогда самое время спросить… Спрашивай, вождь, – он ответит! – кивнул жрец.

– Где находится Лаба? – прорычал Косолапый, заглядывая в глаза Книжнику. – Где, жалкий червяк, находится твоя Лаба?

Голова у Книжника шла кругом, он никак не мог навести резкость – все плыло и качалось, и изо всех сил старался ничего не сказать, но словно со стороны услышал собственный голос, произносящий цифры… Он попытался откусить себе язык, но не смог, только сильно поранил, от чего рот наполнился свежей горячей кровью.

– Что это за херь? – спросил с недоумением Косолапый. – Это что, по-твоему? Ответ на мой вопрос?

Книжник ненавидел себя, но продолжал говорить, сыпля группами цифр, и снова и снова повторяя одну и ту же комбинацию.

– Что это? – спросил вождь, обращаясь к жрецу.

– Понятия не имею…

– Вот козел… – Косолапый ударил Книжника в живот. – Где Лаба!?

Снова числа – одно за другим.

– Дай ему еще нюхнуть!

Жрец покачал головой.

– Это казз из Горячих земель, вождь, с ним не шутят. Еще один вдох убьет его или сделает безумным – он должен передохнуть. Я не понимаю, что он говорит, но уверен, что он говорит правду…

– И что толку нам от этой правды? – взорвался Косолапый.

– Если бы ты резал его, он сказал бы то же самое.

– Это я понял. Что нам теперь делать?

– Я бы на твоем месте задал бы другой вопрос…

– Какой?

– Кто проводит нас в Лабу? – спросил жрец ласково. – Кто?

– Только я, – сказал Книжник, вернее, его язык, сочащийся крупными каплями крови. – Только я. Только я.

– А Белка?

– Только я, только я, только я…

– Ну вот и все, вождь, – негромко сказал жрец. – А ты собирался резать…

– Только я, только я, только я…

– Пусть повисит… – пожал плечами Косолапый. – Мне нравится, когда он такой покладистый…

Героя из него не получилось – Книжник прекрасно понимал, что бессилен, но слезы все равно наворачивались на глаза. Никакой стойкости, презрения к пыткам, мужества – несколько вздохов и все! Дрянь в синем флаконе заставила его говорить все, о чем полагалось молчать. Он ненавидел себя, но продолжал бубнить, как заклинание: «Только я, только я, только я…»

* * *

– Он взял его… – сказала Айша, входя в комнату.

Она была в бешенстве, но определить это могли только те, кто хорошо ее знал. Например, Додо. Он наслаждался ее гневом. Он обожал, когда она начинала пахнуть смертью – не своей, чужой. Сейчас от нее исходил именно этот запах – скорой чужой смерти. Пока было непонятно кто умрет, но скоро это выяснится.

– Кого? – спросил Резаный. – И кто?

– Косолапый взял Червя, – пояснила жрица. – И уже допрашивает.

– Откуда ты знаешь? – Бегун нервно дернул щекой. – Это точно? Ты уверена?

– Вопросы, вопросы, вопросы… Да, – прошипела Айша. – Я уверена. Видела своими глазами, как этого задохлика волокли к Жертвенной Башне.

– Только его?

– Да, Бегун, только его. Твоя подружка сбежала…

– Нельзя уцелеть, упав с неба, – покачал головой Резаный. – Это колдовство!

– Точно, колдовство! – ухмыльнулась Айша. – Ничего более тупого в твою тупую башку не пришло? Фармеры – такие фармеры! Иди сажай капусту, Беспощадный вас забери!

Резаный оскорбился, открыл было рот, но Додо сделал полшага вперед, просто так, на всякий случай, и фармер тут же его закрыл.

– Мы больше ему не нужны? – спросил Бегун у Айши после короткого раздумья. – Ты об этом думаешь?

Айша уселась в углу и нахохлилась. Ее темные густые брови сошлись к переносице, на гладком лбу прорезалась поперечная морщина.

– Может быть.

– Но у нас ган-кэрроджи, подготовленные бойцы, следопыты, твой чокнутый минер…

Айша посмотрела на Бегуна как на идиота.

– И что ему мешает все это получить, но без нас в виде довеска? Если он один заграбастает бессмертие, то мир будет принадлежать ему. А мы будем гнить в Ямах…

– Но сначала, – вмешался молчавший до сих пор Бабах, – они сбросят нас с Жертвенной Башни. А уже потом они отволокут то, что останется в Ямы. Ты был в Ямах, Бегун?

Он хихикнул.

– Заткни ему рот, жрица, – прорычал Бегун, багровея. – Пусть младшенький помолчит, а то…

– А то что? – спросил Бабах, ухмыляясь.

В руках у него появилась граната.

– Убери, – приказала жрица. – Совсем головой поехал, Бабах?

Бабах нехотя послушался.

– Что будем делать? – спросил Бегун Айшу, отворачиваясь от минера. – Ждать, пока нас расстреляют? Или сбросят с Башни? Мы же перешли мост! Дороги обратно без разрешения Косолапого нет и не будет!

Та покачала головой.

– Забудь о дороге обратно, Бегун! У нас два пути… Первый – не злить Косолапого и выжидать. Второй – злить Косолапого и выжидать.

– Есть еще третий, – сказал Резаный. – Украсть у них Червя.

– Как? – спросила Айша, глядя на него, как на чокнутого.

– Отбить его! Правильно говорит парковый! У нас ган-кэрроджи! У нас бойцы! Пусть попробуют!

– Ну хорошо! Отбили мы Червя! Как ты покинешь Таун? Мост заминирован, другой дороги нет!

– Пойду вперед, – отчеканил Резаный. – Куда-нибудь этот ваш Червь нас выведет!

– Знаешь, – сказала Айша мерзенько ухмыляясь, – когда ты правишь ган-кэрроджем – ты настоящая десница Беспощадного! Ты – красавец! Тебя можно даже захотеть! Но когда открываешь рот, ты – полный дебил! Жаль, что вас не учат читать, только ковыряться в грязи… Была бы польза…

Резаный тяжело задышал, на шее и лбу вздулись жилы, но он посмотрел на Додо, потом на Айшу и решил промолчать.

– У нас один путь, – Айша прищурилась и поманила челов пальцем. – Ближе ко мне, вожди! Я не собираюсь орать!

Когда вожди склонились к ней, жрица негромко произнесла:

– У нас один выход, челы… Нам нужно взять в заложники Косолапого…

Бегун заулыбался, словно услышал смешную шутку.

– Ну, да… Ну, да… Косолапого… В заложники? У него в городе?

Он покачал головой.

– Ты чокнутая, жрица?

– Сдохни первым… – огрызнулась Айша. – Еще один дебил. Мы не можем вернуться домой. Мы не знаем пути к Лабе. Книжный Червь в руках у Косолапого. Рыжая тварь неизвестно где. Никто из вас не высрал из себя ничего, даже похожего на план! А я при этом – чокнутая? Зашибись! Хочешь жить, парковый? Тогда слушайся умных советов. Есть единственный чел, который стоит между нами и Беспощадным – сам Косолапый. Возьми его за яйца – и ты выйдешь из Тауна живым. Или готовься подохнуть в ближайшие пару часов.

Сидящий в своем углу Бабах хихикнул и перекатил из ладони в ладонь кругляш гранаты.

– Вот сейчас и посмотрим, у кого тут есть яйца, – проворковал он. – И у кого их сейчас оторвут…

* * *

Место, где прятался Книжник, Белка нашла легко.

Если бы не забитый при падении бок и не растянутый голеностоп, она бы справилась значительно быстрее. А так – на то, чтобы уйти от погони и пройти к реке, не попадаясь на глаза смотрецам, понадобился световой день. В сумерках Белка почувствовала себя увереннее – нет ничего лучше, чем игра теней в сгущающейся полутьме – нога постепенно переставала ее беспокоить, а к боли в ребрах она просто притерпелась.

Хуже всего, что кроме ножа и обреза с двумя патронами в стволах, у нее ничего не было и Белка ощущала себя почти голой.

Когда стало понятно, что Книжника она на себе далеко не утащит (он, хоть и худющий, был минимум на полсотни фунтов тяжелее спутницы) и в сознание не приведет, Белка резанула пластиковые каффсы ножом, выдернула из кобуры на бедре Тима обрез и прислушалась: к ней бежали буквально со всех сторон. Топот ног, десятки голосов, торопливые шаги, позвякивало железо, кто-то тяжело и хрипло дышал…

Полминуты – это все, что у нее есть, не более.

Она присела рядом с бесчувственным Тимом. Расстегнула лямки рюкзака и сняла его со спины напарника. Карта и дневник, как и ожидалось, оказались внутри.

Зашибло Книжника качественно.

Белка пощупала затылок напарника – кости были целы, шея, вроде, тоже. А вот что стало ниже – Беспощадный его знает! Во всяком случае, дышал Тим едва слышно, из угла рта и правого уха сочилась кровь.

Ноги…

Белка зашипела от боли в спине. Она пыталась двигаться быстрее, чем сейчас могла, и боль была платой за это.

Белка быстро ощупала ноги Тима – целы! – и сделала еще одну попытку привести его в чувство. Голова Книжника по-прежнему болталась из стороны в сторону, как у покойника, но он дышал.

Голоса звучали совсем рядом. Все. Приехали. Пора решать.

Она посмотрела на Книжника, потом на обрез, открыла стволы – оба патрона были на месте.

Мертвые не говорят. Мертвые ничего никому не выдадут. Мертвец не скажет, где находится Лаба. Мертвеца нельзя пытать, нельзя заставить его обезуметь от боли. Смерть решает все проблемы, не так ли, напарник?

Тим застонал. Белка на мгновение закрыла глаза и защелкнула обрез. Курки взвелись. Всего одно нажатие… Самое простое решение. Карты у нее за спиной, в рюкзаке. Она едва умеет складывать буквы, но маршрут к Лабе они с Тимом составляли вместе. Она дойдет – с ним или без него, она дойдет.

Стволы смотрели прямо в шею Книжнику. Он был проблемой – пока бесчувственной проблемой, а через несколько минут – пленной проблемой. Если она…

Не то, чтобы ей никогда не приходилось сомневаться в своих решениях. Ей никогда не приходилось сомневаться столь долго, особенно по поводу того отобрать у кого-то жизнь или не отбирать. Тот, кто долго сомневается, отправляется навстречу к Беспощадному – других вариантов нет.

Тим снова шевельнулся.

Если бы у нее было хотя бы десять минут! Если бы она могла куда-то спрятать его на это время!

Но времени не было. Ни секунды.

Обрез нырнул в рюкзак, удобно нырнул – так, чтобы потом одним движением выхватить его из-за спины.

Белка встала и, кренясь на ушибленный бок, как раненый в крыло сван, побежала прямо на заросшую лианами стену здания. Миг, и она уже взбиралась по отвесной стене, цепляясь за ветви и шершавые одеревеневшие стволы ползучих растений. Она как раз достигла проема третьего этажа, когда внизу появились первые преследователи.

Беглянка не раздумывая нырнула вовнутрь дома головой вперед, ввинтив свое сухое мускулистое тело в щель между ветвями, за мгновение до того, как один из воинов Косолапого поднял голову и не увидел ничего, кроме уходящей вверх стены Жертвенной Башни.

Трое склонились над Книжником – Белка следила за ними не высовываясь.

– Живой… – сказал один из охотников. – Вроде целый…

– Какой, нах…, целый, чел? – возразил второй. – Вот, из носа течет… Из уха… Все! Сдохнет.

– Ты, Курец, меньше болтай языком… – вмешался третий раздраженно. – Сдохнет, не сдохнет! Приказано найти и принести? Найдем и принесем! Не наше собачье дело, живое оно или не живое… Вы телку ищите! Слышь, Заика!?

Он оглянулся к четвертому, что крутил головой во все стороны.

– Следы есть?

– Никого тут нет…

– Лоб, – обратился Курец к главному, – а, может, он ее уронил? Тут, блин, такое дело… Он же вниз летел…

Он кивнул на лежащего перед ними Книжника.

– Худой, ни рук тебе, ни ног… Одни кости! Уронил, бляха…

– Искать надо… – решил Лоб после короткого раздумья.

Курец закашлялся гулко, громко.

Белка со своего убежища слышала, как клокочет у него в груди. Курцу было лет пятнадцать на вид, но, судя по голосу и кашлю, он курил чарр. Много чарра каждый день, и чарр сожрал его изнутри, так что протянуть еще пару лет и дождаться Беспощадного ему было не суждено.

– Так! Курец и Пузо! Берите его – и несите к Косолапому. Заика! Ты со мной!

Белка позволила себе оглядеться.

Здесь было темно, плохо пахло и чувствовалось – тут не живут постоянно. На нижние этажи из-за разросшихся растений совершенно не попадали солнечные лучи и селиться здесь никто не хотел. Зато слизни, мокрицы и наверняка сколопендры, чувствовали себя, как дома.

Белка прислушалась.

В темноте курлыкали голуби – вонь их помета била в нос и мешала нормально дышать. Еще пахнуло летучими мышами, но ими пахло во всех старых зданиях где в изобилии водилась любимая мышиная еда – всякая ползучая дрянь!

Там, где кошек было больше, не так воняло голубями, но зато мыши чувствовали себя вольготно, и на полу, под зависшими на потолках колониями, скапливались целые горы испражнений, которыми и кормились насекомые.

Людей, ходивших по зданию, Белка тоже слышала, но они находились далеко, и о них можно было позаботиться позже. Сейчас нужно было выбираться отсюда, чтобы не попасть в руки Косолапому вождю, жрецу в капюшоне и двум арканщикам, у которых явно на нее зуб! А уж потом… Потом можно заняться Книжником!

Главное, чтобы он все-таки помолчал хотя бы до утра! Она тем временем придумает, как его вытащить!

Белка скользнула вдоль стены, держась в густой тени. Полсотни шагов – и она оказалась возле лестницы, замерла, прислушалась…

Шаги снизу.

Пока шли явно не за ней, они все еще не поняли, что сбежавшая пленница прячется тут же, в Жертвенной Башне. Но это дело времени – поймут. Можно найти укромный угол на этаже, но тогда непонятно, сколько в этом углу придется просидеть и что за это время сделают с Тимом.

Она шагнула на лестничную площадку и осторожно заглянула вниз.

Ничего не видно, хотя слышно хорошо.

Несколько человек с оружием, железное бряцанье, слабый запах чарра, пот…

Совершенно бесшумно Белка взлетела на этаж выше. Никого. Еще этаж.

На два проема выше начиналась жилая зона, ее уже охраняли. Судя по звукам – часовых было четверо. Попасть к ним в объятия Белка не стремилась. За окнами вовсю светило яркое осеннее солнце, и благодаря его лучам, по плохо освещенному этажу можно было двигаться не наталкиваясь на препятствия.

Белка выглянула на улицу через оконный проем и невольно улыбнулась, несмотря на всю тяжесть ситуации.

Ее искали со всем старанием. Видно было, что приказ отдан самый что ни на есть строгий – поймать и привести! По переулку, выискивая следы, бродили растерянные вэрриоры Косолапого, рассматривали что-то, щупали глубокомысленно огромный кусок ткани, на котором Белка с Книжником совершили самоубийственный спуск с небес, но поднять голову и сообразить, что у беглянки другой дороги, как вернуться в Башню, просто не было, ума не хватало.

И тут Белке в голову пришло невероятно простое решение, как остаться непойманной, и она едва не расхохоталась. Хороший вариант, слов нет, спасибо Беспощадному, надоумил! Но для осуществления плана надо было спуститься вниз и пройти на улицу мимо дозорных, расположившихся на первом этаже – а это нереально! Значит, предстояло незамеченной спуститься по стене!

Белка стала на самый край проема и тут же замерла, почувствовав, что кто-то, затаившийся среди ветвей, дышит ей в щеку. Это было так внезапно, что страх накрыл ее горячей волной, окатил кипятком с головы до пят. Она сжалась, словно пружина, готовясь драться до последнего вздоха. В ладони неизвестно как появился клинок, но…

– Забери меня Беспощадный! – выдавила она через силу, опуская руку с ножом.

Знакомое пощелкивание – и выскочивший из чащи лиан Друг оказался у нее на плече, тыкаясь мокрым носом в шею хозяйке.

Белка подставила ладонь, и зверек тут же оказался на ней, обнюхивая испачканную пылью и грязью кожу в поиске лакомства.

– Маленький, – прошептала Белка и потерлась носом об ухо с кисточкой. – Прости, на угощение ничего нет… Ты пришел… Ты нашел меня.

Друг несколько раз негромко прищелкнул горлом, разочарованно глянул на хозяйку блестящим черным глазком-бусинкой и сиганул обратно на плечо, а оттуда в капюшон худи.

– Ну теперь точно выберемся… Раз ты вернулся, то мы и Тима вернем… – сказала Белка и, шагнув из окна, юркнула в узкий зазор между растениями и стеной. Юркнула и зависла на руках высоко над землей. Переплетение стеблей и разноцветная осенняя листва скрывали ее от посторонних глаз и давали возможность фут за футом соскальзывать вниз по стене, оставаясь подальше от главного входа в Жертвенную Башню.

Улица, по которой метались поисковые группы, открывалась перед ней как на ладони, и, к сожалению, постепенно беспорядочная беготня принимала все более и более осмысленные формы. Когда заканчивается паника, вопрос поимки беглеца перестает быть вопросом, а становится делом времени. Белка пряталась от своих соплеменников годами и хорошо знала, чего надо бояться.

Буквально через минуту после того, как она покинула этаж, кто-то сообразил, что именно тут и следует искать беглянку, и тотчас же здание заполнилось топотом ног, криками, бряцанием оружия. Какие-то люди побежали по этажам, осматривая каждый темный угол. Запахло горящими факелами, потом на лестнице раздался сиплый лай здешних вольфодогов.

Все это происходило в нескольких ярдах от Белки, но от преследователей ее отделяло полтора фута влажного, крошащегося бетона, никакому прирученному вольфодогу и в голову бы не пришло искать ее висящей на фасаде здания, и, по мере того, как погоня продвигалась вверх по этажам, Белка медленно и незаметно приближалась к земле.

Опасаться стоило только вольфодогов, если они услышат подозрительный шорох снаружи, то проводники откроют огонь на звук, вслепую, и плотная сеть из переплетенных стеблей не удержит Белку и она упадет вниз. Но ветви и листья скрывали беглянку лучше, чем любая маскировочная сеть, и были достаточно прочны, чтобы не оборваться под ее весом.

Наконец-то стена закончилась. Нащупав носками ботинок землю, Белка осторожно стала на полную стопу, выдохнула с облегчением и замерла, прижимаясь спиной к холодному бетону. У подножия здания стебли ползучих растений были толщиной с руку чела, и пробраться сквозь них незаметно стало весьма трудной задачей. Она словно пряталась за живым частоколом, из-за которого могла видеть все вокруг, но эта же живая изгородь ограничивала возможность маневра, а Белке нужно было найти проход и оказаться снаружи в тот момент, когда ее не смогут увидеть ни смотрецы, ни следопыты Косолапого, ни случайные прохожие…

Впрочем, откуда здесь случайные прохожие?

Все вокруг гудело, словно улей, в который уже сунул морду голодный гризли. С одной стороны, такое излишнее внимание могло пощекотать самолюбие беглянки, с другой – радости от того, что за тобой гоняется немаленькое племя – от бэбиков до челов – Белка не испытывала. Зато, если раньше она не представляла, сколько вэрриоров собрал Косолапый, то теперь могла с уверенностью сказать, что больше чем десять по десять полных рук.

Судя по тому, что мимо Белки за четверть часа наблюдения уже дважды проволокли двух визжащих и сопротивляющихся герл ее возраста, большинство тех, кто вышел на поиски, плохо представляли, кого именно надо ловить: или описание было неточным, или ловцы тупыми, а может, и то, и другое. В любом случае, ждать, пока все разойдутся, не имело смысла, пора было выходить из убежища.

Найдя промежуток в плотном переплетении ветвей, Белка выскользнула из своего укрытия и оказалась на открытом пространстве.

Капюшон худи прикрывал ей лицо, Друг привычно устроился поближе к затылку, логика подсказывала Белке, что стоит наклонить голову и попытаться уйти, не привлекая внимания, но ее план был совсем другим.

Решительным движением Белка откинула капюшон на спину и закричала во весь голос:

– Я видела ее! Быстрее! За мной!

Через несколько секунд за ней по пятам бежали минимум две дюжины местных вэрриоров и еще дюжина челов из племени. Не просто бежали, а мчались со всех ног.

– Быстрее! Быстрее! Сюда!

Белка уводила погоню прочь от Жертвенной Башни, в глубину небольших улиц старого Сити. Она побежала чуть медленнее – и вот: самые ретивые и смелые уже обгоняли ее, а задние напирали, стремясь пробиться вперед. Белка сместилась поближе к стенам зданий, освобождая дорогу своим преследователям и улучив момент, шмыгнула в одну из дверей. Еще полминуты – и она уже бежала в сторону реки в полном одиночестве, а погоня неслась в другую сторону – многочисленная, шумная и бестолковая.

Оставшись одна на небольшой, заросшей орешником улице, Белка остановилась и перевела дыхание. Проверила рюкзак и обрез, коснулась расчетливым движением рукояти ножа. Своего пояса с ножнами она лишилась в плену и теперь боялась потерять клинок, да и сползающие по узким бедрам джинсы причиняли ей массу неудобств.

Книжник явно не пролюбил плот.

Он пристал к берегу и спрятал его там, куда смог дотащить. А это значит, что есть следы. Остается их найти и добраться до запасов, которые они с таким трудом сохранили по пути. И подпоясаться…

Белка поддернула штаны, шагнула за угол и замерла, сделав первый шаг.

Она не могла не услышать, если только чел не умел двигаться так же бесшумно, как она. А он, по-видимому, умел.

Прямо перед ней, в дюжине шагов, в точно такой, как у нее дурацкой позе застигнутого врасплох новичка, стоял Бегун.

На лице его отражалась целая гамма чувств – от удивления до злобы, но испугаться Белка не успела. Плавным движением она выхватила из-за спины обрез, навела стволы на вождя, но спустить курки не успела.

Бегун уже целился в нее из пистолета.

Они стояли друг напротив друга, но ни один, ни второй не потянули за спусковые крючки. Промахнуться с такого расстояния было очень сложно, и выстрел одного из них означал неминуемый смертельный ответ другого.

Было тихо. Крики погони на этом расстоянии можно было принять за птичьи. Белке казалось, что она отчетливо слышит гулкие удары собственного сердца.

Молчание явно затягивалось.

– Что будем делать? – спросил Бегун, сдерживая дрожь в голосе.

Несмотря на прохладный осенний день, его лоб покрылся испариной.

Белка молча сделала полшага назад, по направлению к переулку, из которого только что вышла.

Ее обрез смотрел Бегуну в грудь. Пистолет Бегуна смотрел в грудь Белке.

– Подумай, – сказал вождь, кривя рот. – Куда ты бежишь? Зачем? Червь у нас, расскажет все, что нужно да еще и дорогу покажет… Сдавайся.

Белка отступила еще на шаг, не сводя прицела с собеседника.

Ее обрез на таком расстоянии выглядел предпочтительнее пистолета: самодельная картечь калечит больше, чем любая пуля, но рисковать Белке не хотелось. Бегун умеет стрелять, а рана тяжелее царапины сделает невозможным освобождение Тима и дальнейший поход к Лабе. Жаль, что ни одно оружие не убивает мгновенно, но с этим надо смириться. В следующий раз, вождь, в следующий раз я доберусь до тебя! Ты обязательно отправишься к Беспощадному вслед за Ногой!

– Слушай, ты… Ну не дойдешь туда сама! – выкрикнул Бегун, провожая ее стволом пистолета. – И твой женишок не дойдет! Давай же! Подумай своей рыжей башкой! Мы нужны тебе!

– Закрой пасть! – процедила Белка. – Закрой свою вонючую пасть, Бегун! Сдохни первым! Я никогда не стану твоей подстилкой!

– Союзником, Белка! – он то ли осклабился, то ли улыбнулся. – Не подстилкой! Союзником!

– С тобой это одно и то же, – слова ее летели ему в лицо, как плевки. – Я хочу, чтобы вы сдохли. Все. Это и будет для остальных шансом на новую жизнь!

Еще шаг.

Она нащупала спиной угол дома.

– Я ведь мог застрелить тебя, Белка! Сразу, как увидел, мог, но я не выстрелил! Погоди! Не убегай! Послушай! Да стой ты, вые…и тебя Беспощадный! Останься, помоги нам, и я сделаю тебя вождем! Герла – вождь! Как тебе это? Этого же никогда раньше не было!

– Подавись своими планами, Бегун! – прорычала Белка, борясь с желанием вышибить ему мозги. – Ты никогда не получишь лекарство! Ты сдохнешь первым!

Она исчезла из поля зрения – словно каплей перетекла за угол, плавно, расчетливым змеиным движением. Миг – и ее не стало.

Бегун не стал бросаться в погоню. Ноги его ходили ходуном, он даже опустился на одно колено, чтобы не потерять равновесие.

– Чокнутая герла!

Он действительно мог ее застрелить. Знаний Книжного Червя вполне хватит для достижения цели, в ней нет необходимости, да и опасна она, как гризли весной. Но он не спустил курок и не уничтожил проблему.

Бегун смачно сплюнул, кипя от раздражения.

Эта проблема может отправить на свидание к Беспощадному раньше срока, но он, все-таки не стрелял.

Почему?

В глубине души Бегун знал ответ на этот вопрос. Он, конечно, хотел видеть ее мертвой. Но больше всего на свете он хотел видеть ее растоптанной, сломленной, униженной. Чтобы она стояла перед ним на коленях…

Он почувствовал, как ненависть растет у него в паху, распирает грубую ткань походных штанов. Это было прекрасно. Ненависть была тверда, как сталь, и горяча, как огонь.

Он хотел… Да, он очень хотел…

Чтобы она стояла на коленях и молила пощадить ее.

Она же повесила Сунь-Вынь и засунула ему в рот его отрезанный член?

Ну что ж… Он найдет способ ей ответить!

Убить ее сейчас было бы ошибкой. Есть много вещей, гораздо приятнее, чем убийство. Например, власть над ней. Пусть она приведет к лекарству. Пусть он заставит всех этих тварей, которые считают себя выше него, вынюхивать ее следы. А уж потом… Потом мы посмотрим, кто умнее и опытнее. Пусть все сдохнут первыми! Он останется. Он будет править, а она… Она будет служить ему. Он даже подарит ей бессмертие.

Он представил себе Белку. Голую. Сидящую на цепи. С выбитыми зубами, чтобы не кусалась. Представил, как он подходит к ней, а она дрожит от страха и смотрит на него снизу вверх подобострастно своими глазищами…

Бегун замычал от удовольствия.

Да, он точно знал, почему не выстрелил стразу. Труп ничего не почувствует, а он хотел, чтобы она почувствовала. Ради этого стоит стать бессмертным. Она не имела права его отвергать. Она отвергла его, и тогда он отдал смертоносный подарок брату. Но он вернет долг. Он обязательно вернет долг.

Глава вторая Обмен фигурами

– Ну и?.. – спросил Сиплый из-под капюшона.

Эта его непонятная привычка постоянно закрывать лицо страшно нервировала окружающих и достала даже самого Косолапого, но шаман Тауна не считал нужным менять привычки. Он скрывался за плотной серой тканью и зимой, и летом, открывая выбритую голову только на жертвоприношениях. И тогда все племя видело его безбровую физиономию, гладкие розовые щеки, лишенные даже пушка, как у тинов, и горящие недобрым темным огнем глаза в обрамлении красных припухших век без единой ресницы. У шамана Тауна, согласно обычаю, не должно было быть волос. Вообще.

– Нашли ее?

Сиплого недаром называли Сиплым, голос его напоминал скрип несмазанных дверных петель, но с вариациями по тону.

Косолапый разочарованно покачал головой.

– Пока – нет. Но найдут. Айша привела с собой Грызуна. Он лучший из следопытов.

– Лучше, чем наши?

– Забери его Беспощадный… Да, он лучше. Он видит следы даже в воздухе. Я дал приказ смотрецам помогать ему.

Сиплый засмеялся неприятным визгливым смехом.

– А как же! Найдут… Только не для тебя.

Он порылся в глубокой фарфоровой миске кончиком ножа и, выудив из густой подливы кусок мяса, бросил его в капюшон и там что-то зачавкало, перемалывая лакомство.

– Красиво живешь, Косолапый, – просипел он, облизываясь. – Высоко, спокойно, сытно… Но – зря.

– Ты, вроде, тоже не голодаешь, – огрызнулся Косолапый, усаживаясь напротив шамана. – Кончай меня дроч. ть, найдут эту парковую, никуда не денется. Парковые тупые, не привыкли к большим городам…

– Эта привыкла… – возразил Сиплый.

– Моя проблема, – зло рявкнул Косолапый. – Я тебе сказал, кончай меня дроч. ть! Каждый чел в племени знает, что полагается за ее поимку. Они землю роют!

– Пусть берут живьем, – напомнил шаман. – Мертвая она не нужна.

Он прожевал мясо и негромко рыгнул.

– А если ее не найдут, то мы повесим Червяка на Жертвенной Башне. Прямо на доске Беспощадного. За ногу.

Он едва слышно зачмокал губами, словно высасывал мед из сот.

– И она сама придет, – добавил он.

– А если нет? – спросил Косолапый, поглаживая обрубок уха. – Я бы на ее месте не пришел.

– Тогда мы снимем его, отрубим пальцы и повесим на место. Она услышит его плач и пожалеет. Он будет орать и стонать, а мы – рубить его частями… и она захочет это прекратить. Ты не понимаешь. Ты – вэрриор. Она – герла.

– Герла… у нее даже бэбиков не было!

– Зато у нее есть сердце! – возразил Сиплый. – А у тебя нет. Она придет.

Он снова поковырялся ножом в казане.

– Хорошо ты живешь, Косолапый. Сытно, – повторил он.

Кусок мяса медленно перекочевал в рот шамана, в капюшоне снова зачавкало.

– В Тауне полно дичи, в домах не переводятся ништяки, герлы брюхаты, вэрриоры отважны и преданы… Ты же помнишь, кто дал тебе все это?

В словах шамана звучала угроза.

Косолапый перестал мять остатки уха и внимательно посмотрел на Сиплого.

– Беспощадный, – сказал он несмело.

– Кому ты обязан всем, что имеешь?

– Беспощадному.

– Ты же не хочешь, чтобы он разгневался?

– Конечно же не хочу, – фыркнул вождь. – Не тяни, Сиплый, и не пугай! Куда ты клонишь?

– Лекарство, которое все разыскивают, убьет Беспощадного, – просипел шаман и длинной струей сплюнул в сторону. – И челы станут взрослыми, и герлы, и киды, и даже бэбики когда-нибудь станут взрослыми людьми… И мы с тобой станем обычными челами, как все хантеры или вэрриоры, если нас не убьют до того. Зачем нам лекарство, Косолапый? Если Беспощадный умрет, мы станем как все! Ты не сможешь править, мои жертвы будут никому не нужны! Мы будем сами добывать себе пищу. Зачем нам другая жизнь, Косолапый? Тебе плохо в этой?

– Я думаю… – протянул тот.

Шаман внезапно отбросил капюшон, и Косолапый, давно привыкший к его внешности, едва не блеванул от вида бородавчатого розового шара, украшенного круглыми воспаленными глазами, показавшегося на свет – так это было неожиданно. Сиплый захлопал красными веками и показал мелкие подгнившие зубки – еще чуть-чуть и клацнул бы ими, как вольфодог, но на самом деле это было улыбкой. Во всяком случае, Сиплый так полагал.

– А ты не думай… Хочешь быть обычным челом, чиф?

Косолапый покачал головой.

– Не хочу.

– Тогда найди лекарство – и предай его огню, – тихонько просвистел горлом шаман. – Взорви, растопчи, утопи. Уничтожь без следа! Оно не должно попасть к людям. Этот мир принадлежит Беспощадному – и пусть все так и остается.

Пальцы шамана сложились в триангл – жизнь, старение и смерть, и он приложил знак ко лбу.

– Найди эту рыжую тварь, – голос шамана скреб по нервам, как металл по стеклу. – Найди ее и сломай. Мы должны достать лекарство первыми и сделать все, как хочет Беспощадный. Сломай ее или отдай мне – я ее сломаю.

* * *

– Прости меня, жрица! – Грызун опустил голову в знак признания вины и покорности. – Я не смог ее поймать. Я видел ее следы в Башне, шел по пятам, но эта сука оказалась умнее, чем я думал… Прости меня, жрица.

Айша смотрела на коленопреклоненного следопыта и морщила носик. Вообще-то для порядка и устрашения надо было кого-нибудь казнить. Не Грызуна, а кого-нибудь попроще, не такого ценного. Можно без церемоний и ритуалов, просто зарезать. Но это не ее территория. Будучи в гостях, не стоит терять людей, кто знает, что взбредет в голову Косолапому?

– И куда она делась?

Грызун склонил голову еще ниже, демонстрируя безмерное почтение и макушку с запекшейся глубокой царапиной – следом от пули.

– Она спустилась по внешней стене Башни.

– Незаметно? – подняла бровь Айша.

– Растения не давали ее рассмотреть, жрица.

– Он прав, – раздался голос у нее за спиной. – Я столкнулся с ней внизу, рядом с Башней.

Айша резко развернулась ко входу в комнату. У самой двери, облокотившись о притолоку, стоял Бегун.

– Кто разрешил тебе войти?! – прорычала она в гневе.

Додо мгновенно возник рядом, обдав жрицу тяжелым мускусным запахом. Его пистолет смотрел Бегуну в живот.

– Комон! – поморщился Бегун. – Мы все в одном положении – на территории Косолапого. Это он может на меня орать, а ты – не он. Ты мне не хозяйка, здесь – мы равные. Так что слушай сюда, Айша! Я видел Белку. Она жива и здорова. И зла, как сам Беспощадный!

– Ранена? – с надеждой спросил Грызун.

Бегун покачал головой.

– Не заметил. Чуть хромала, но это не помешало ей быстро слинять.

– Ты стрелял? – нахмурилась Айша. – Ты хоть попытался ее завалить?

– Чтобы она меня на части порвала? Да она держала меня под прицелом обреза!

– И почему не выстрелила? – поинтересовалась жрица.

Бегун пожал плечами.

– Не знаю. Могла, но не пальнула. Кто ее, суку, разберет? Может, не хотела поднимать шум? Может, оставила меня на закуску? Но точно не из жалости.

– И куда она пошла? – спросил Грызун.

Вождь Парка покачал головой.

– Не знаю, она как сквозь землю провалилась. Я послал за ней Свина и Облома, Свин неплохо читает следы, он хороший хантер, а сам вернулся к тебе, Айша. Чтобы рассказать…

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Хочу выйти отсюда живым, – сказал Бегун серьезно. – Хочу стать бессмертным. Хочу тебя.

Он улыбнулся, и Айша улыбнулась в ответ так же неискренне, но услышала, как за ее спиной, в чреве Додо, рождается рык, полный такой ненависти, что улыбка буквально примерзла к ее лицу.

– Смотрю – не люб я тебе, – ерничая, сказал Бегун.

На его лице возникло странное елейное выражение, как на морде дикого кота, который только что удавил голубя и пробует на вкус первые капли птичьей крови.

– Не бойся, жрица, я шучу. Успокойся, Додо! Мое сердце занято Белкой. Если бы она знала, как я ее ненавижу, то бежала бы без оглядки. Если бы она догадалась, как я ее хочу, то бежала бы еще быстрее. Клянусь Беспощадным, она познает много нового о любви и боли после того, как я ее поймаю.

Белка, притаившаяся в переплетении стеблей и листьев за окном, ухмыльнулась, услышав слова вождя Парка, и если бы находившиеся в комнате в этот момент видели ее лицо, то постарались бы оказаться от нее как можно дальше.

* * *

После зелья жреца Книжнику, как ни странно, стало легче. Голова, правда, все еще шла кругом, если резко повернуться, но не так болела, и ушибленные ребра меньше напоминали о себе.

Страшно хотелось есть и по пересохшему горлу ползали ежи, язык напоминал шершавый булыжник и по форме, и по ощущениям.

Зато после допроса его сняли с потолочного крюка и даже развязали опухшие руки – бежать из комнаты, куда его приволокли, можно было, только имея крылья, и его мучители могли не беспокоиться.

Бетонная клетка, пластиковый тазик вместо отхожего места в углу, запертая дверь. Ни окон, ни вентиляционных решеток, которые можно использовать. Ничего.

В комнату даже не заглядывали.

Один раз за день ему принесли миску с едой – кашу из злаков, сдобренную кусками желтоватого вонючего жира, и воду в грязной пластиковой бутылке. И то и другое пошло на «ура», Тим и сам не заметил, как слопал мерзкое варево и едва не вылизал тарелку, а потом запил свой обед мутноватой водой, но буквально через несколько минут он снова был голоден, как вольфодог, причем, мучительно, до колик голоден.

Конечно же, живя в Парке, Книжник не раз и не два пробовал отвар чарра и чувствовал на себе его действие, но дрянь, которой попотчевал его жрец, была сильнее во много раз и действовала совсем не так. Дурман не отпускал Тима уже несколько часов, и он ловил себя на том, что беспричинно хихикает и улыбается, глядя на серый бетон стены. Но все это было бы ерундой – и голод с жаждой, и дурацкие смешки, и ускользающие мысли, но эти несколько вдохов парализовали волю Книжника, заставили его быть покорным… И он понимал, что и в следующий раз все будет точно так же – флакон из синего стекла в грязных пальцах, глубокий вдох и покорность, полное подчинение чужой воле…

Безграничное подчинение.

Книжник закрыл глаза.

Пыльца казза из Горячих земель, которая делает из него растение.

Может, лучше сразу расколотить себе голову о стену? Покойник в любом случае лучше болтуна.

Он встал, борясь с головокружением.

Надо только выбрать угол и хорошо разбежаться. И все закончится.

Он замер, собираясь с силами для последнего броска. Лишь бы хватило решимости…

Дверь за его спиной распахнулась.

– Собирайся, чел! – сказал Косолапый.

Рядом с ним стоял жрец в капюшоне, за их спинами виднелись двое вэрриеров с автоматами.

Вождь ухмыльнулся.

– Ты теперь наше сокровище, наш главный ништяк. Тебя нужно спрятать понадежнее!

* * *

– Этим утром, – сказала Айша, – мы пригласим Косолапого на совет…

– Надо быть круглым дураком, чтобы припереться, – возразил Бегун.

– Мы скажем ему, что знаем, где скрывается Белка. На это он точно клюнет.

Айша чувствовала, что никто в этой комнате, за исключением разве что Додо и Бабаха, не верит в ее план.

Додо верил ей просто потому, что он всегда ей верил. Бабах верил потому, что в плане Айши ему и его взрывающимся игрушкам отводилась определенная роль.

Резаный, Бегун и его соправители, даже ее собственный следопыт Грызун восторга по поводу предстоящего похищения Косолапого не выражали. И, если говорить честно, сама Айша никогда бы не последовала такому плану, предлагай его кто-то со стороны.

Она умела мыслить быстро и рассчитывать свои действия на несколько ходов вперед, привыкла говорить самой себе правду и чувствовала опасность, как дикий кот – верхним чутьем. И еще… Она лучше всех знала Косолапого и на что он способен, поэтому иллюзий по поводу их возможной судьбы не питала и другого выхода из ситуации не видела.

Косолапый стал вождем не в случайной схватке, не в ритуальном бою за верховный пост, Косолапый стал главным в Сити потому, что сумел найти себе покровителя среди жрецов и с его помощью и по его согласию устранил всех, кто стоял между ним и властью. Косолапый был хитер и жесток, Сиплый – умен и коварен, их союз не мог остаться невознагражденным. Айша ненавидела Косолапого, боялась Сиплого и когда-то, не так давно, едва не одолела их…

Но «едва» никогда не считается.

Косолапого не остановит ни Додо, ни Бабах, ни ган-кэрроджи Резаного. Косолапого остановит только Косолапый.

После того, как Книжник угодил в его жадные руки, вождю Сити стало наплевать на Айшу и ее спутников, их ценность сравнялась с ценностью обычных герл либо хантеров, которых в Сити было за ништяк – пучок. Чужие – это опасность. Чужих проще убить, это решает все проблемы. Решить проблемы, попутно перерезав глотку своим давним недругам и возможным соперникам, было для Косолапого весьма приятно и на руку.

Айша понимала, что и сама бы пустила кровь противнику, попадись он ей в ситуации, когда не сможет ответить, и справедливо полагала, что Косолапый никак не добрее ее.

Остальные надеялись на лучшее. Безосновательно надеялись – в этом Айша была уверена. В общем-то и хрен с ними, пусть сдохнут первыми, не жалко, но без их помощи, без их умений жрице было не выбраться.

– Косолапый придет, поверьте, – продолжила Айша. – Он будет не один, поэтому твоя задача, Бабах, повиснуть на нем с гранатой в руках…

– Без чеки? – радостно спросил Бабах, улыбаясь щербатым ртом.

– Без, – кивнула Айша. – Кидаешься и кричишь, что сейчас все взорвешь. Бегун, ты, Свин и Облом убиваете его охрану. Обычно он ходит с двумя вэрриорами, их лучше валить без шума. Резаный, ты, Додо и Грызун блокируете двери…

– Понятно, – кивнул Резаный.

– Бабах…

– Да, жрица?

– Ты в это время цепляешь на Косолапого пояс со взрывчаткой, только намертво, слышишь? Чтобы он не мог ни снять, ни подорвать его самостоятельно!

– Сделаем, жрица!

– Если мы его возьмем, – сказала Айша, – обводя взглядом свою маленькую армию, – то приберем к рукам и Червя. А это значит, мы можем трогаться в путь…

– Белку ты всерьез не принимаешь? – спросил Бегун.

Физиономия у него была спокойная, но смотрел он на Айшу с хитрецой, прищурившись.

Из всей Парковой троицы именно Бегун выглядел самым умным и расчетливым, именно его стоило опасаться. Хотя воняющий, словно мусорная куча, Свин был куда тяжелее и сильнее его, хотя Облом явно был не глупее, но слово «власть» приходило в голову именно при взгляде на худосочного, сухого и непривлекательного Бегуна.

– Это ты скажи мне, Бегун, – Айша смотрела в глаза вождю Парка так, как умела смотреть – многообещающе, страстно, зовуще, – стоит мне принимать ее всерьез? Или не стоит? Когда-то она с трудом унесла от меня ноги…

Бегун, который должен был уже сомлеть от похоти и вожделения, покачал своей головенкой.

– Ты не в Тауне, Айша. Это в Тауне ты была хозяйка. Попади ты в Парк, и я не уверен, что унесла бы ноги…

Он чуть наклонился вперед и сказал с вкрадчивой улыбкой.

– В Парке я бы сожрал тебя целиком, с говном и сиськами. И Белка бы сожрала.

Айша услышала, как изменилось дыхание Додо, и подумала про себя, что достаточно ей двинуть бровью, и Додо порвет Бегуна напополам. Но делать этого она не станет. Бегун – союзник, а в их ситуации бросаться союзниками непозволительная роскошь.

– И здесь она сожрет меня с говном? – спросила Айша, наклоняясь навстречу Бегуну.

Парковый покачал головой, его лицо буквально сочилось медом, словно он только что кончил.

– Нет, жрица… Здесь ты для нее не первая цель. Для того, чтобы добраться до тебя, ей придется сожрать меня с моими бро, твоих верных слуг и даже фармера с его конями. Грубая сила против ее изворотливости работает отлично, пока нас много. Она может прятаться – это она умеет – жалить нас и даже убить кого-нибудь. Но до тех пор, пока мы кусаем ее за тощую жопу, ее главной задачей будет не напасть, а стряхнуть нас с хвоста.

Сидящий напротив Грызун покачал головой.

– Я видел, как она нападает вместо того, чтобы бежать… С хера ли сбрасывать ее со счетов? Я бы не стал спать в одном городе с ней, жрица. Я бы убил ее сперва или бежал бы без оглядки… Она не герла. Она страшна, как Беспощадный…

Свин рассмеялся и сплюнул под ноги.

– Не смеши меня, мелкий! – процедил он. – Она – реальная герла, члена у нее точно нет, так что не бзди! Нашел, чем пугать – козел твой папа! Она смелая, пока не попала сюда!

Короткопалая мощная рука с широкой грубой ладонью сжалась в кулак перед самым носом Грызуна.

– А как попадет – так хрустнет! – закончил свою мысль Свин, и торжествующе глянул на Облома. – Пусть только появится, сука!

– Так, – сказала Айша, стараясь казаться увереннее, чем была на самом деле, – значит, она не моя проблема… Хорошо. Завтра утром, храни нас, Беспощадный, начинаем. Додо!

– Да, жрица!

– Я хочу, чтобы ты сегодня был рядом со мной…

– Да, жрица…

Он склонил голову в знак повиновения, уткнув подбородок в мощную безволосую грудь. От него пахло потом и мускусом. Под кожей играли стальные мышцы.

«Почему бы и нет? – подумала Айша, выходя из комнаты. – Почему бы и нет?»

* * *

Белка с сожалением отложила бронежилет – слишком тяжелый. Ей нужно было быть легкой и подвижной. Минимум одежды, несмотря на прохладную ночь. Минимум оружия. Пистолет и нож – ничего больше.

Она позволила себе перевести дыхание. Готова.

После мази она почти не чувствовала боль в бедре. Царапины саднили, но это можно было вытерпеть без труда. Она посмотрела на свои руки – на кистях, там где были затянуты пластиковые каффы, выделялись кровавые полосы. Кое-где кожа была прорезана до мяса: еще чуть-чуть, и пластик перерезал бы вены не хуже ножа.

Белка прекрасно понимала, что спаслась чудом. Более того, она знала, как это чудо зовут.

Ночь была темна. За ее спиной дремал огромный город, полный врагов. И где-то в этом городе был спрятан чел, которого она должна была спасти. Пора.

Белка встала и проверила одежду и амуницию. Принюхалась к собственной коже – запах пота исчез. Немного пахло мазью от ушибов, но она отдавала травами, а растений вокруг росло много, и посторонний запах легко тонул в пахучем разнотравье.

Белка быстро нашла место, где Книжник спрятал плот и их припасы, но перед тем, как переодеться, вымылась в ледяных водах реки. Помыла тело и волосы, чтобы избавиться от всего, что произошло за последние несколько суток. Река унесла запахи лошадиного пота, крови, пороха и городской грязи. Пока она купалась, сумерки сгустились и превратились в тьму.

Вытереться было нечем, и Белка стоически высохла на ночном ветерке, а уж потом, подсвечивая себе жужжащим фонариком Тима, натянула чистую сменную одежду. Черные джинсы, темная футболка с непонятными буквами на груди, черное же худи (Друг с восторгом перебрался в новый капюшон), носки, ботинки. В тени и на фоне замшелых стен ее было трудно рассмотреть даже с нескольких ярдов.

Она без сожаления выпотрошила свой походный рюкзак и оставила в нем только сушеное мясо, лепешки, несколько гранат и патроны – необходимое надо спрятать в том тайнике, что она присмотрела по пути сюда. Забираем автомат, обрез, два пистолета… И еще рюкзак Тима – он отправится туда же, вместе с дневником герлы, который Книжник так и не успел пересказать ей до конца.

Она неожиданно для себя улыбнулась.

Еще одна причина вырвать Тима от Косолапого – иначе ей не узнать, чем закончилась история Белль.

Жаль оставлять здесь столько ништяков, но вернуться вряд ли получится. Только самое неоходимое.

Оставить груз в новом тайнике и дальше двигаться налегке. В ее плане не было места пальбе из огнестрела, в ее плане предстояло стать тенью – невидимой и неслышимой – и оставаться тенью как можно дольше.

На всякий случай Белка замаскировала следы их пребывания у реки, у тайника, и проверила, поднялась ли трава на тропинке. Все вроде получилось отлично, только вот для людей, промышляющих охотой и умеющих распутывать следы, такая маскировка выглядела смешно. Ничего не поделаешь. Это все, что можно предпринять, а уж получится или не получится… Поглядим.

Она забросила рюкзак за плечи и бесшумно растворилась в тяжелой осенней ночи.

* * *

Додо оказался ожидаемо хорош.

В первый раз он сильно спешил и сам не верил свалившемуся на него счастью, так что все закончилось за пару минут.

Второй заход получился гораздо удачнее, и Айша сама завелась, словно молодая герла, только распробовавшая радости совокупления.

А третий раз был настолько хорош, что Верховная Жрица визжала и мяукала, словно дикая кошка весенней ночью.

Все получилось так, как она хотела.

Додо уснул, а Айша лежала без сна, положив голову на плечо телохранителя. Нет, она не любила его – она вообще никого не любила – не испытывала к нему ни привязанности, ни благодарности, ни нежности. Он был одним из многих, она – единственной, и этим все было сказано. Но именно в этот момент Айше было хорошо и уютно рядом. Тело казалось ей легким, внизу живота разливалось тепло, в груди летали легкокрылые бабочки и даже липкие следы страсти на ее бедрах не могли испортить удовольствия.

Сон не шел к ней.

Тело спящего Додо было горячим, казалось, о него можно обжечься.

Айша встала и подошла к окну.

Сити проглотила ночная тьма. Ее разгоняли костры дозорных, их Айша насчитала не меньше десятка, но слабый дрожащий свет не прогонял ночь, а лишь делал ее гуще.

Жрица поежилась, охватила плечи руками. Пальцы нащупали ритуальные надрезы на коже и она машинально их пересчитала, хотя прекрасно знала результат – шестнадцать. Две зимы до встречи с Беспощадным, и никакие жертвы, которым она вспарывает животы в Ритуальном Зале, этот срок не увеличат.

Она никогда не тешила себя надеждами – что назначено, то назначено, но сейчас у нее появился шанс. Грех не попытаться. Она бы никогда не простила себе упущенной возможности. Нужно попробовать, иначе ты не узнаешь, получилось или не получилось.

На подоконнике внезапно появилась белка – небольшая, рыжая, с пышным хвостом. Она выскочила из зарослей дикого винограда, вцепившегося в стену мертвой хваткой, прыгнула на окно и замерла, разглядывая Айшу.

– Ты откуда, зверь? – спросила жрица, ухмыляясь. – Разве ты не знаешь: ночью белки должны спать!

Белка тихонько защелкала, затрещала в ответ.

Жрица обернулась, посматривая на спящего без задних ног Додо. Он сопел, как кид, похрапывал, широкая грудь его ритмично опускалась и поднималась, и никакие белки не могли нарушить этот богатырский сон.

Когда Айша снова повернулась к окну, перед ней возникла темная тень – призрачный силуэт на фоне непроглядной ночи.

Жрица не успела даже пискнуть, как точный удар в висок отправил ее во временное небытие. Айша обмякла, повалилась навзничь, но тень не дала телу упасть. Подняв бесчувственную жрицу, тень шагнула в пустоту, за окно, но не рухнула, а исчезла, словно нырнула в реку.

Миг – и в комнате остался только спящий здоровым младенческим сном Додо.

Горящий в изголовье постели светильник вспыхнул, осветив даже темные углы, и тут же потух.

* * *

Бегун проснулся от того, что взлетел в воздух. Жесткая ладонь сжимала его гортань так, что он не мог даже захрипеть. Додо поднял его над лежанкой и припечатал к стене спиной, выбив из легких остатки воздуха.

– Где она?

Додо не говорил – он рычал, как бешеный вольфодог. Он был совершенно гол, и его безумный взгляд мог испугать самого Беспощадного, если бы тот мог испугаться.

– Куда ты дел ее, Парковый!

Краем глаза Бегун видел, как потянулся спросонья за автоматом Облом, но пистолет Грызуна воткнулся ему в затылок и Облом поднял руки, так и не ухватив оружия.

Свин реагировал быстрее, но до своего обреза не допрыгнул – Додо отправил его в нокаут ударом ноги.

– От-пу-сти… – просипел Бегун, чувствуя, что еще одно нажатие и его позвонки лопнут, как ореховые скорлупки. – Не я…

Додо еще раз ударил его о стену и отшвырнул прочь. Бегун пролетел через всю комнату, развалил лежанку на куски и рухнул на копошащегося на полу Свина. Додо в один прыжок пересек комнату и навис над поверженным противником, огромный, как падающее дерево.

– Где она? – прорычал он.

– Не бей меня… Я не знаю…

Голосовые связки вождя Парка отказывались работать, он хрипел.

– Врешь! – заревел Додо и ударил Бегуна в лицо.

Кулак телохранителя убил бы вождя наповал, но в последний момент тот успел дернуть головой и отделался разбитым носом.

Додо снова вздернул его в воздух и принялся трясти, словно хотел вытряхнуть из Бегуна душу.

– Да ты сдурел, Додо! – взмолился Облом, не опуская рук. Ему явно не хотелось умереть прямо сейчас от пули в затылок. – Мы из комнаты не выходили… Завязывай! Ты его убьешь!

– Слышь, Додо… – стоящий у дверей Бабах был спокоен, словно ничего не происходило. – Ты того… не дури. Я спал у Айши под дверью. Никто не входил и не выходил, пока ты не выскочил…

Бегун закашлялся, во рту было солоно от крови.

– Додо! – выдавил он из себя. – Что стряслось?

– Айша! – заорал Додо. – Айша пропала!

Он заревел, ударил себя кулаками по голове – раз, другой – и рухнул на колени. По его лицу текли слезы. Настоящие слезы.

И в этот момент Бегуну стало действительно страшно. Он понял, что жив только по случаю, ему просто повезло. За Айшу Додо убьет всех, кто станет на его пути, и ему плевать на бессмертие. Ему на все плевать, кроме нее. Он просто псих ненормальный. Дир во время гона значительно умнее, чем он.

Свин заворочался в углу, с трудом приходя в себя.

– Ох… – промычал он, держась за лоб и тряся головой, как припадочный. – Сдохни первым, Додо! Да ты охерел в конец…

– Это не мы, Додо, – сказал Облом, осторожно усаживаясь у стены. – Зачем нам трогать Айшу?

В комнату заглянул Резаный, увидел царящий разгром и тут же ретировался. Он явно не хотел попасть под горячую руку гиганту.

– Ты… скажи… что… произошло? – просипел Бегун, с трудом продавливая воздух через связки.

Он сплюнул и длинная вязкая нить слюны повисла на подбородке.

– Объясните хоть что-нибудь! – просил Облом. – Ворвались, отпи…дили… Что не так?

Додо плакал, уткнувшись в колени. Вместо него ответил Бабах.

– Они спали вместе. Потом Айша исчезла.

– Из запертой комнаты?

Бабах кивнул.

– Я спал у порога. Охранял.

Он показал Бегуну гранату.

– Вот.

– И никто не входил? – спросил Облом.

Бабах покачал головой.

– Никто. Клянусь Беспощадным!

Свин наконец-то тоже сел и потрогал опухшую челюсть.

– Сука ты, Додо! – прошепелявил он, морщась. – Нахера зуб мне выбил?

Бегун посмотрел на Облома, тот кивнул.

– Это она, – сказал ему Бегун свистящим шепотом. – Я уверен – это сделала она!

– Больше некому, – сказал от дверей Косолапый.

Он выглядел так, словно не ложился. За его спиной маячил знакомый силуэт в надвинутом на глаза капюшоне.

– Кончайте убивать друг друга! Пошли, я вам что-то покажу…

Додо смотрел на вождя Сити мокрыми, налитыми дурной кровью глазами.

– Вставай, здоровяк… – ухмыльнулся Косолапый. – Чего сопли распустил? Про…бал – так про…бал, ничего не поделаешь!

В комнате Айши было темно, светильник в изголовье погас, так что Косолапый распорядился внести факелы из коридора.

Он подошел к окну и высунулся наружу. Спина вождя напряглась, он даже закряхтел с натуги и втащил в комнату мертвеца. Бегун невольно отпрянул, а Додо, наоборот, шагнул вперед. Жрец выглянул из-за спины вождя, всматриваясь в лицо покойника.

– Это Кусок, – сказал он своим сиплым шершавым голосом. – Он сегодня в дозоре у входа…

– Был, – кивнул Косолапый.

Шея Куска была затянута черным тонким шнуром. Синее отечное лицо покойника красноречиво показывало, что он умер в петле.

Косолапый пошарил рукой за окном, что-то заскрежетало.

– Понятно, – он ухмыльнулся и встал. – Теперь хотя бы ясно, как она спустилась вниз…

– И как? – спросил Бегун.

Косолапый показал ему шнур и кивнул в сторону покойного.

– Она оглушила Куска внизу, затянула петлю у него на шее, потом поднялась сюда по лианам, пропустила веревку через крюк под подоконником, схватила жрицу и прыгнула вниз. Кусок летел вверх, она вниз… Никаких крыльев, никакого волшебства. Сообразительная сука…

– Не повезло Куску, – покачал головой Облом, – она его выбрала, потому, что он толстый. Он один весил, как они вдвоем.

Облом посторонился, пропуская в комнату Резаного.

– Чего только сейчас приперся, овцепас? – прошамкал Свин злобно, – забздел? Прятался, пока нас тут пи…дили?

Но Резаный пропустил оскорбление мимо ушей.

– Я спускался вниз, – сообщил он, обращаясь только к Косолапому. – Она забрала лошадь – мою лошадь! – и оставила нам послание…

Додо оскалился и издал горлом неприятный скрежещущий звук.

– Какое послание? – спросили почти одновременно Бегун и жрец.

– Лошадей охраняли двое, – пояснил Резаный, стараясь скрыть растерянность. – Одного она…

– Да, срать я хотел на твою охрану! Пусть их хоть всех передавят! – рявкнул Бегун. – Что она сказала?

– Что поменяет Айшу на Книжника, – огрызнулся Резаный и тут же взвился, чтоб не потерять авторитет. – Чего орешь, парковый?! Ты тут не хозяин!

– Ах, вот оно как! – процедил сквозь зубы Косолапый. – Так вспомни, Резаный, что она не тому послания передает! Что я тут хозяин!

Он ткнул пальцем в стоящего рядом с ним жреца.

– Вот он тут хозяин! А вы – никто, висельники! И ваша драная сука – никто! Она мне условия ставит? Вертел я ее! Трижды! Хер ей, а не этот сопляк! Менять!? Еще чего!

Голос его дрожал от ярости.

– Никто и никогда не будет мне приказывать в этом городе!

– У нее Айша! – взревел Додо, успевший натянуть штаны. – Да ты рехнулся, колченогий ублюдок!

Он рванулся к Косолапому, метя ухватить за горло, но стоящий на его пути Сиплый успел подставить гиганту подножку, а Свин и Облом упали телохранителю жрицы на спину раньше, чем он коснулся пола.

Додо завыл и попытался вывернуться, но его уже прижали к земле.

– Не дури! – выдохнул ему в ухо Облом. – Тебя убьют, и ей никто не поможет!

– А ну всем лечь! – заорал Бабах своим тоненьким голоском и замер у дверей, подняв над головой гранату. – Лечь! Я не шучу!

В комнате стало тихо.

Косолапый медленно подвернулся к подрывнику.

Тот всем показал выдернутую чеку и неприятно хихикнул.

– Застрелить его? – спросил вэрриор с факелом, стоящий у самого выхода.

– Попробуй! – ухмыльнулся Бабах.

Его пальцы, сжимающие гранату, были белыми от напряжения, глаза совершенно сумасшедшими.

– Отпустите Додо! – приказал он, и Свин с Обломом выполнили команду.

Додо поднялся с пола и стал рядом с подрывником, отдуваясь. Лицо его налилось багровым, из носа сочилась кровь.

– Может, всем надо успокоиться? – спросил Бегун, делая вид, что происходящее его не касается. – Зачем нам убивать друг друга?

– С хера ли нам успокаиваться? – отозвался Грызун, и стал рядом с соплеменниками. – Это нашу жрицу умыкнула ваша сука. Увянь, парковый! Не твое это дело! Иди, говно ковыряй!

Косолапый насупился и покачал головенкой.

– Я никого менять не буду, – сказал он спокойно. – Вам надо – вы и меняйте. Червь мой, где он – вам неизвестно, а я его не отдам. А теперь, можешь все взрывать, уе…ыш! Я тебя не боюсь!

– Убери гранату, Бабах, – попросил Грызун.

Бабах замотал головой.

– Убери гранату, – повторил разведчик. – Убери, или я попрошу Додо выбросить тебя в окно. Не зае. вай меня, сегодня никто никого взрывать не будет. Тут пока еще все союзники!

– Точно, – подтвердил Бегун и дернул углом рта. – Союзники. Пока еще. Почти друзья.

Сиплый засмеялся негромко и этот хохоток из-под надвинутого капюшона прозвучал так, что у присутствующих мороз пошел по коже.

– Смотри, какие неблагодарные гости у нас, Косолапый, – прохрипел жрец. – Ты впустил в свой город сумасшедших? Этот чел грозит нам в нашем собственном доме? Он хочет нас убить? Или мечтает прогуляться по доске? Беспощадный давно не получал жертв…

– Значит, так, – сказал Косолапый набычившись. – Утром вас переведут через Мэйн-Бридж домой, в Сити. Проводят поджопниками! Кто откроет пасть – прогуляется по доске. Кто дернется – сдохнет первым. С вашей сукой я разберусь сам.

– Убей их, – посоветовал Сиплый. – Это надежнее!

Бабах так и стоял с гранатой над головой, и Додо с Грызуном тоже не тронулись с места.

Резаный жался у дверей и на его лице явно читалось намерение броситься наутек, но между ним и спасительным коридором расположились двое с автоматами.

– Она этого и добивалась, – подал голос Бегун. – Она хочет, чтобы мы поубивали друг друга. Косолапый, ты не разберешься с ней в одиночку. Наша сила в том, что нас много, а она – одна, но поодиночке она передавит нас, как мокриц. Она умна, Косолапый. Она умнее каждого из нас по отдельности, но ей не тягаться с нами, когда мы вместе.

Он повернулся с Додо, который был выше Бегуна на три головы, и продолжил с вкрадчивой интонацией.

– Мне жаль Айшу, но мы не можем менять ее на Книжного Червя, Додо.

Великан поглядел на него с ненавистью.

– Мы можем попытаться ее отбить. Мы не бросим ее, Додо. Но менять Айшу на наш общий (он сделал ударение на слове «общий») шанс нельзя.

Свин и Облом молчали и сопели за спиной у Бегуна, но, чувствуя, что ситуация висит на волоске, не говорили ни слова.

– Убей их, – повторил Сиплый. – Они обманут.

Косолапый задумался, взгляд его не обещал ничего хорошего.

– Утром решим, – сказал он наконец-то. – Или вы будете делать то, что скажу я или умрете.

Он зашагал к двери, и Резаный с опаской уступил ему дорогу.

Сиплый проследовал за вождем, но на выходе остановился.

– Вы все равно, что мертвы, – голос его дребезжал и хрипел. – Я присмотрю за вами.

Двери захлопнулись.

– Убери гранату, придурок, – рот Бегуна кривился от злости. – Ты только что едва нас всех не убил, вы…би тебя Беспощадный! Ты совсем чокнутый, да, Бабах? Ты хоть понимаешь, что нас разорвут на ленточки и скормят вольфодогам!

Он перевел дух.

– Это его город, Бабах! Здесь он сделает с нами, что захочет. Мы зависим от него.

– Наплевать и растереть, – отозвался Додо. – Его можно убить, как всех. Я не боюсь.

Бегун повернулся к нему – маленький, сухой, похожий на рассерженного богомола.

– Мертвым ты Айше не поможешь, – сказал он. – Ничем. Только если будешь жить. И запомни, не все в мире крутится вокруг ее жопы и, если она сдохнет первой, то ничего страшного не произойдет. Я, например, хочу жить вечно, а не подохнуть сегодня потому, что у тебя нет мозгов и Айша облажалась.

– Тогда уходи, – Грызун стал рядом с Бабахом и Додо.

– Хорошее предложение, – голос у Резаного сел, и теперь звучал так, словно он пытался передразнивать Сиплого. – Только я уходить не хочу. Я тоже хочу жить вечно. Тут я с парковыми заодно – заканчивайте выеживаться. Я не хочу, чтоб меня скормили вольфодогам.

– Тут неважно, что ты с нами за одно, Резаный, – покачал головой Бегун. – Тут или все мы заодно, или все вместе покойники. Слушай, Бабах, если ты не уберешь гранату, я сейчас прострелю тебе голову…

Грызун вдруг замер неподвижно, отчего его сходство с крысой стало еще более очевидным, повел головой, прислушиваясь и прошипел:

– А ну-ка! Все заткнулись!

От неожиданности все выполнили команду, а Грызун смешно закрутил головой, словно настраиваясь на невидимую и неслышимую волну.

– Ага, ага… – прошептал он.

Глаза его открылись широко-широко, вспыхнули, а потом погасли.

– Мне надо выйти, – сказал Грызун. – Но я скоро вернусь.

Возле дверей он обернулся:

– Хочу вам кое-что сказать, челы! Косолапый думает, что он самый хитрый, Беспощадный его побери! Но это не так! С хрена ли мне не знать, где он держит Червя? – он почесал кончик носа и хитро поморщился. – Да я бы глухим и слепым его нашел… Только по запаху! Ждите, я быстро!

Глава третья Тоннель

– Выпей, станет легче… – сказала Белка. – Дать воды?

Айша все еще не могла нормально дышать, со свистом втягивала в себя воздух и толчками выдыхала. Белка сидела в нескольких шагах от нее, прислонившись спиной к стене, и наблюдала, как жрица отхаркивает их ночное путешествие.

Айша посмотрела на Белку с ненавистью.

В подвале, где она пришла в себя, было холодно и сыро, небольшой костерок, разожженный Белкой, тепла почти не давал, зато позволял рассмотреть друг друга.

– Ты себе трусы в рот запихни, – огрызнулась Айша. – Потом водички попей.

– Ты голая была. Чем тебе рот затыкать?

– Я и сейчас голая. Прикрой меня чем-нибудь, холодно!

– Прости, подруга, – ухмыльнулась Белка. – Нечем мне тебя прикрыть. Терпи, это не смертельно.

Руки и ноги Айши были схвачены тонким шнуром и привязаны к ржавой, но прочной трубе.

– Воды все-таки дай, – сказала Айша, проглотив унижение. – Я тебе обещаю, что при первой же возможности устрою тебе такие же скачки, как ты мне. Забью в глотку трусы, переброшу через седло и будешь ты у меня скакать и кашлять.

Белка на ее слова никак не отреагировала, молча подошла и дала напиться из фляги. Вода была невкусная, но Айше сразу же полегчало.

– И что дальше? – спросила она, наблюдая, как Белка устраивается на своем месте напротив. – Убьешь?

– Надо было бы – уже убила б.

– Уже легче… Менять будешь?

– Попробую.

Айша ухмыльнулась.

– Не прокатит. Косолапому на меня плевать с высокой горки.

– Ну-у-у-у… – протянула Белка. – Косолапый там не один. Посмотрим.

– А не захотят меняться?

Белка на мгновение задумалась, а потом улыбнулась вполне дружелюбно:

– Буду отправлять тебя к ним по частям. Так убедительнее.

– Косолапому плевать, – повторила Айша, и пошевелила челюстью. – Распухло и болит. Чем это ты меня?

– Рукой.

– Теперь зуб шатается, – посетовала Айша.

– Я бы на твоем месте о зубах не сильно волновалась, – сказала Белка. – Это не самое страшное.

– Поторопилась ты, Белка. Я собиралась утром взять Косолапого в заложники…

– Я знаю. Слышала ваш разговор.

– Ух ты! – удивилась Айша. – Ну тогда ты не поторопилась, а сделала глупость, подруга… Надо было подождать…

– Чего? Пока ты станешь сильнее Косолапого? Я еще не сошла с ума!

– Боишься? – ухмыльнулась жрица.

Белка покачала головой.

– Нет. Я никого из вас не боюсь. Просто я тебя знаю…

– Жалеешь, что промазала тогда?

– Нет. Но постараюсь больше не промахиваться.

– Ты сама пришла за нашими ништяками… – сказала Айша.

– Не забивай мне мозги, жрица, – поморщилась Белка. – У меня к тебе никаких претензий. Что было, то было. Проехали. Могли поубивать друг друга, но не убили же?

Айша поерзала. От старого цементного пола в подвале тянуло могильным холодом.

– Прикрыться дай. У меня жопа уже льдом покрылась!

– Я же тебе сказала – нечем.

– Ты меня так и на обмен повезешь?

Белка пожала плечами и не ответила.

– Эй, – окликнула ее Айша.

– Я не могу оставить тебя одну и искать тебе тряпки, – пояснила Белка. – Ты начнешь орать и нас найдут. Я могу заткнуть тебе рот…

– Ну нет уж! – возмутилась жрица. – Опять трусы?

Белка пожала плечами.

– Как хочешь?

– Развяжи хотя бы ноги, – попросила Айша. – Я постою.

Белка молча встала и перерезала шнур, стягивающий лодыжки пленницы.

– Спасибо, – выдавила из себя Айша, с трудом поднимаясь. – Смотрю я, ты не такая уж зверюга… Мы могли бы подружиться…

– Это вряд ли… Я хочу, чтобы ты поняла. Я не добрая и не злая. Мне нужна жизнь Книжника в обмен на твою. Это все. Если бы ты сидела у себя дома, то я бы забыла о том, что ты есть. Но ты решила на меня поохотиться. Ты сама так решила.

Белка дернула краем рта, что должно было означать то ли иронию, то ли сожаление.

– Можно я спрошу?

Айша подошла к костерку ровно на столько, на сколько позволяла длина обмотанного вокруг трубы шнура, и ловила кожей тепло от слабого пламени.

Белка кивнула.

– Про лекарство… Это правда?

– Не знаю.

– Тогда, что ты ищешь?

– Надежду.

– Ты же не знаешь, есть ли лекарство…

– Но надежда-то есть…

– Звучит неубедительно.

– Для меня хватает.

– Слушай, а ты умеешь читать?

– Он научил меня буквам. Я знаю как складывать их в слова.

– Но читать не умеешь?

– Нет.

– Ага, – сказала Айша. – А нас учат. Жрица должна уметь читать.

– Я не жрица. Меня ничему не учили.

Белка открыла рюкзачок и достала завернутое в тряпицу сушеное мясо. Айша успела заметить, что в рюкзаке лежит что-то, похожее на книгу или журнал, но сделала вид, что ничего не видела.

– Совсем ничему не учили?

– Собирать ягоды и грибы. Знать травы. Готовить мясо на огне. Ловить рыбу.

– Полезные скиллы, – согласилась Айша.

– Когда я стала постарше я сама научилась стрелять, участвовать в загоне, искать ништяки. А от меня требовалось рожать и ублажать старших кидов и челов, если им приспичило. Быть покорной.

– Этому ты плохо научилась.

– Да. Надо было выбирать – или жизнь простой герлы, или… Я выбрала жизнь в одиночку.

– Мне было проще. Я родилась жрицей.

Белка фыркнула.

– Меня учили читать, я умею писать, – продолжила Айша. – Знаю обряды. У меня власть казнить и миловать. Я – закон, который дал нам Беспощадный.

В голосе Айши зазвучали горделивые нотки.

Белка снова фыркнула.

– Книжник говорил, что Беспощадный – это такие маленькие-маленькие существа, их даже нельзя увидеть. Мир вокруг нас полон такими существами. Одни убивают, другие – нет. Раньше были лекарства, которые уничтожали опасных существ и не давали принести челам вред, а сейчас лекарств нет. Челы забыли, как их делать. Так что Беспощадный не мог дать тебе ни власть, ни закон. Он такой маленький, что у него нет мозгов. Он может только убить. Власть тебе дали челы. Челам нужен закон, чтобы жить вместе.

– У пули тоже нет мозгов, – возразила Айша, – но она убивает. Власть у того, кто может убивать безнаказанно. А закон…

Она улыбнулась.

– Закон, Белка, нужен, чтобы объяснить, почему я могу убить безнаказанно, а кто-то другой – нет. Закон – это право сильного.

– Так было не всегда, – сказала Белка.

– Так было всегда… Но сейчас неважно, как было, – возразила жрица. – Важно, как будет. Спроси себя, а много ли таких, как ты? Много ли было таких, как ты, с тех пор, как Вождь всех Вождей и Первая Мать заставили челов жить вместе? Ты ведь знаешь ответ? Правда, Белка?

Белка посмотрела на Айшу оценивающим взглядом.

– Ты, рожденная жрицей, говоришь мне о свободе?

– Ты, парковая, будешь спорить со мной?

– Зачем мне спорить с тобой, жрица? – Белка покачала головой. – Я прожила свою жизнь свободной. Я сама охотилась, сама строила себе дом. Я не рожала рабов и рабынь, я не раздвигала ноги ни перед вождями, ни перед вэрриорами, ни перед хантерами. Могла я умереть? Да, десять раз по десять рук! Было ли мне страшно? Каждый день! Плакала ли я от бессилия! Много раз! Готова ли я вернуться в стойло? Никогда!

– Тогда слушай меня, Белка!

Айша шагнула к собеседнице, но натянувшийся шнур не дал ей приблизиться.

– Слушай меня внимательно! Я предлагаю тебе стать рядом со мной и построить новый мир! Справедливый и добрый! Мы заберем лекарство и вдвоем поменяем законы! Мы дадим право жить вечно лучшим – самым преданным, самым достойным, самым умным! Ведь лекарства мало и его не хватит на всех, так? Так зачем тратить его зря? Нам, живущим долго, будут нужны слуги, которые будут охотиться за нас, строить нам дома, убирать, выращивать для нас еду. И мы будем щедро награждать лучших из них… Но кто из них достоин, а кто не достоин нашей милости, мы будем решать сами… Мы вдвоем! Никто больше!

Губы Айши снова растянулись в улыбке.

– Подумай, Белка!

– Справедливый и добрый? – переспросила Белка. – Ты даже лучше, чем я думала…

– Вам не дойти без моей помощи!

– Если тебя это утешит, – сказала Белка, – то ты не первая, кто предлагает мне союз. И не первая, кого я посылаю подальше. Мне не нужны союзники, Айша. Особенно такие, как ты… Ты – просто товар. Вещь. Если я не поменяю тебя на Книжника, то убью, чтобы ты, храни нас Беспощадный, не построила свой справедливый мир. Тут и без тебя говна столько, что не расхлебать!

– Ты пожалеешь…

– Открой рот, сука. Пришла пора снова жевать собственные трусы.

* * *

Книжник дремал.

Новое место, куда его приволокли посреди ночи, было получше старого: в углу валялся старый матрас, практически целый и не очень вонючий, а в потолке не было крюка, чтобы подвесить пленника за руки. Поэтому Тима просто зашвырнули вовнутрь, захлопнули за ним дверь и оставили без воды в кромешной темноте – окон в его новой тюрьме не было вообще.

Спать Книжнику хотелось, но провалиться в небытие не получалось и он болтался на границе между сновидениями и явью, прислушиваясь к каждому звуку за закрытой дверью.

Дело шло к рассвету, а светало теперь поздно, когда за дверью что-то упало. Послышался сдавленный стон и неприятный треск, громкие шаги, звук удара, и что-то тяжелое звякнуло о бетон. Заскрежетал отодвигаемый засов.

Дверь распахнулась и на пороге показался громила с самодельным клинком в руке – горящие в коридоре факелы давали красновато-желтый тусклый свет, смазывали детали – но то, что клинок густо залит красным, Книжник рассмотрел без труда.

За громилой в комнату просочился уже знакомый Тиму человек с лицом крысы и с ее же повадками.

– Ну привет! – сказал он. – Нашелся таки!

Он полоснул ножом по пластиковым браслетам, сковавшим Книжника.

– Помнишь меня? Я – Грызун.

Книжник кивнул.

– Вставай, – приказал Грызун.

– Не могу, – отозвался Тим, показывая стальную цепь, опоясывающую его по талии.

– Додо! – позвал разведчик негромко.

Две огромные ладони высунулись из-за его спины, схватили цепь и от первого же рывка она разлетелась на звенья.

– Теперь можешь встать? – спросил Грызун.

Тим с трудом поднялся на ноги, его шатало.

– Нет времени, – сказал Грызун, и в сердцах сплюнул. – Бери его, Додо!

Книжник не успел и вздохнуть, как его уже тащили по узкому проходу между какими-то старыми трубами, взвалив на плечо, словно тюк с барахлом.

Подвал, по которому они бежали, был набит старыми коммуникациями и вонял гнилым железом, ржавчиной, нечистотами и кошачьей мочой так, что в носу зудело от аммиака. Под ногами валялись куски теплоизоляции, порванные пластиковые хомуты и Додо то и дело оскальзывался на каких-то потеках, с трудом сохраняя равновесие.

– Быстрее, быстрее… – торопил Грызун, семеня впереди с чадящим факелом в руке – кривоногий, ловкий, он чувствовал себя, как рыба в воде там, где высоченный Додо едва не царапал головой низкие заплесневелые потолки. – Не отставай.

Внезапно воздух стал чище, они выбрались на улицу. Возле эвакуационного выхода лежали несколько мертвых тел. Слышались какие-то голоса, крики, но далеко – квартал или два отсюда.

– Уходим! – прошипел Грызун.

И тогда Додо побежал по-настоящему.

Книжник понял, что даже лошадь, на которой он ехал галопом, не была такой быстрой: Додо молотил каблуками по земле шустрее, чем конь копытами. Теперь уже Грызун вынужден был догонять великана, несмотря на то, что разведчик бежал налегке, а на плечах Додо висел немаленьким грузом Книжник.

Они промчались по улице чуть больше двух блоков, потом Грызун свернул и снова повел их низом, через огромный бетонный паркинг. Тут факел мало помогал, выхватывая из кромешной сырой тьмы лишь остовы сгнивших машин, какой-то мусор, черные от грибка картонные ящики, но, похоже, разведчику этого слабого огонька хватало. Он уверенно вывел их на широкий пандус, заворачивающийся вверх по спирали, и тут стало видно, что рассвет уже близко. Справа замаячила полоса сереющего неба с редкими звездами на ней, и холодный утренний ветерок продувал этаж насквозь, окончательно разгоняя ночную тьму.

Они ссыпались вниз по узкому бетонному колодцу и, гремя по железным ступеням шаткого лестничного пролета, выбрались в переулок. Здесь Грызун остановился, загасил факел и снова замер, принюхиваясь. Додо сбросил Книжника со спины, усадил, оперев на старую кирпичную стену и встряхнул без особых церемоний так, что Тим клацнул зубами.

– Идти сможешь?

– Попробую…

Додо взмок, тяжело дышал, он не только бегал, он и пахнул, как лошадь.

– Некогда, – сказал Грызун, открывая глаза. Лицо у него было застывшее, взгляд отстраненным, словно у камлающего шамана. – Они недалеко. Бери его на плечи и побежали. Скоро нас смогут видеть смотрецы и тогда – все.

И они снова побежали.

Голова у Тима уже работала нормально, и, несмотря на дикую тряску, он мог ориентироваться в ситуации.

Эти двое забрали его без спроса Косолапого, похитили и куда-то волокут. Оба они из племени Тауна, челы Айши, но не похоже, что действуют они по ее поручению. Хотя… Что-то произошло – это уже очевидно. Сити и Таун перестали быть союзниками? Что теперь делают фармеры? Как вписываются в такой расклад парковые? Они не городские, они на чужой территории и вынуждены играть по чужим правилам.

Во всяком случае, из рук вождя Сити его вырвали и этот жуткий осипший жрец не будет совать ему под нос пыльцу казза из Горячих земель.

В переулке, густо поросшем по правому краю орешником, Грызун снова остановился, чтобы перевести дыхание, а Додо с явным облегчением сбросил Тима на землю.

– Куда дальше? – спросил Додо, задыхаясь.

Грызун оскалился, показывая мелкие зубки.

– Надо спросить у Червя.

– У меня? – удивился Тим.

– Где ты оставил плот? – Грызун дышал ему прямо в лицо, казалось вот-вот вцепится зубами Тиму в нос. – Где ты оставил свой груз, парковый?

– Какой груз? – спросил Книжник, разыгрывая дурака и тут же огреб по уху так, что в голове зазвонили колокола.

– Слушай меня, уе…ыш, – прошипел Грызун, – и только попробуй еще раз соврать! Твоя сука похитила Айшу и хочет тебя на обмен. Я не знаю, где она прячет жрицу, но срок у нас до рассвета – потом или нас поймает Косолапый или Айша умрет. А эта рыжая тварь явно нашла плот, который ты спрятал. Когда она украла жрицу, у нее было снаряжение! Понял, уе…ыш? Она там, где ты спрятал груз. Возле реки! Говори – где?

– Как я могу тебе объяснить, где? – зашипел Тим в ответ. – Там река была… Затонувший корабль. Верхаузы на берегу. Остатки таких железных штук на бетоне… Типа, решеток… Высокие такие!

Грызун захихикал.

– Это порт, – сказал он, поворачиваясь к Додо. – Мы когда-то ходили туда по реке за ништяками. Я знаю дорогу.

– Не стреляйте! Это я! – из-за угла выскочил запыхавшийся Бабах.

– Ну? – спросил Додо.

– Сделано! – доложил минер. – Времени было мало, но я успел.

– Мне не надо, чтоб кого-нибудь убило, – пояснил Грызун. – Мне надо, чтобы нас не поймали до того, как мы все сделаем.

Неподалеку рвануло так, что в небо, хлопая крыльями и вопя, взлетели все птицы округи.

– Ну, что никто не пострадает я тебе не обещал, – ухмыльнулся Бабах. – Но время я нам выиграл.

* * *

– Мы же ни сном, ни духом, Косолапый! – заискивающе сказал Резаный.

Он стоял на своем ган-кэрродже, но всем видом показывал, что за пулемет браться не собирается.

– Пропал Книжный Червь, убиты мои вэрриоры…

– Мы спали, вождь, – подтвердил слова Резаного Бегун. – Это не наша затея.

– Надо было убить вас вчера, – выплюнул Косолапый. – Зря я не послушал совета. Но я могу сделать это прямо сейчас…

Он шел красными пятнами от рвущегося наружу гнева.

– Ты же видишь, что мы ни при чем? – спросил Бегун, кося глазом на окна, из которых торчали стволы изготовившихся стрелков. – Резаный и его люди, я и мои братья из Парка – мы все здесь. Мы никуда не убежали. Мы не сделали тебе и твоему племени ничего плохого! За что нас убивать? Мы же союзники, Косолапый! Давай вместе найдем Книжного Червя… Давай найдем Белку!

– Мои вэрриоры идут за ними, – прорычал Косолапый. – И принесут нам их головы.

– Они нужны нам живыми! – с нескрываемым ужасом в голосе воскликнул Бегун. – Только они знают дорогу к лекарству!

– А вот этого я тебе обещать не смогу… – сказал Косолапый с миролюбивыми интонациями в голосе. – Тут уж как выйдет… Получится живыми – значит, живыми! А, может, и не получиться!

До их ушей долетел грохот взрыва. Потом закричали птицы, поднявшиеся в воздух столбом.

– Это недалеко, – сказал Облом, крутя головой.

– Блоков пятнадцать отсюда, – кивнул Косолапый. – Ближе к реке.

– Сожри меня, Беспощадный! – удивился Бегун. – Зачем им идти к реке? Там же нет ничего – ни моста, ни переправы. Там – ловушка!

– Садитесь! – предложил Резаный, разворачивая ган-кэрродж, застоявшиеся лошади радостно мотали головами и фыркали, роняя слюну. – Это быстрее, чем пешком.

Косолапый посмотрел на Сиплого. Тот кивнул и через считанные мгновения две повозки уже летели по улице, по направлению к реке.

* * *

– Стоять! – крикнула Белка, когда троица появилась из-за угла. – Стоять! Руки!

Айша стояла на коленях, по-прежнему голая, униженная и связанная. Ствол обреза Белки упирался жрице между лопатками, руки, стянутые пластиковым хомутом за спиной, таким же хомутом крепились к связанным лодыжкам – ни согнуться, ни разогнуться, можно только упасть ничком.

– Руки подняли! И ближе не подходить! Книжник, ты как?

– Нормально… – отозвался Тим.

Додо держал его за шиворот да так, что ноги Книжника едва касались травы.

– Ты цел?

– Да цел он, цел… – сказал Грызун. – Мы привели его! Отпускай Айшу!

– Пусть Книжник подойдет ко мне!

– Умоешься кровью, сука! – заорал Додо, и встряхнул Книжника словно тот был бумажным. – Отпусти Айшу! Я его сейчас на части порву!

Белка отвела обрез от спины жрицы и выстрелила в сторону Додо у самого ее уха. Оглушительно громыхнул выстрел, самодельная картечь хлестнула по земле, никому не причинив вреда, но звук едва не оторвал Айше голову – ударил в ухо, как кулаком. Жрица рухнула на бок и отчаянно затрясла головой, мыча и роняя слезы от боли.

Додо рванулся было вперед, но второй, неразряженный ствол уставился ему в грудь.

– В бронежилет я стрелять не стану, – предупредила Белка негромко. – Я ниже пальну.

Додо замер. Кулаки его были сжаты, лицо багрово – это было прекрасно видно даже в блеклом свете осеннего утра.

– Если с ней что-то не так, – он говорил, словно ему сжимали горло, – то я буду медленно рвать тебя на части…

– Для начала попробуй меня поймать… Пусть Книжник подойдет ко мне, – повторила Белка, не повышая тона. – После этого получите свое сокровище обратно.

Она перезарядила обрез тремя выверенными движениями. Гильза еще летела в воздухе, когда замки защелкнули стволы, а стволы уставились в пах Додо.

– Жаль, не завалил я тебя тогда, – ухмыльнулся Грызун. – Не достал… Не было бы проблемы…

– А мне жаль, что ты успел удрать, крысеныш. Но в следующий раз я не промажу, не сомневайся.

– А у тебя будет следующий раз? – спросил Грызун с нескрываемой издевкой. – Ты подняла против себя все четыре племени из здешних мест. Думаешь, ты успеешь убежать? Ты в любом случае сдохнешь первой, сука!

– Посмотрим… Тим! Иди сюда!

Она рывком подняла Айшу с земли и снова воткнула обрез ей в спину.

– Не дури… – она внимательно смотрела на Бабаха, который пытался обойти ее справа. – Покажи руки…

Бабах медленно отступил на прежнее место, демонстрируя пустые ладони.

Додо отпустил Книжника, тот, прихрамывая, пошел к Белке, три автомата смотрели ему в спину, и он чувствовал свою беззащитность каждой клеткой тела. Книжник ссутулился еще больше, чем обычно, и втянул голову в плечи. Хотелось побежать, но он знал, что бежать нельзя.

Белка держала Айшу перед собой, прикрываясь жрицей, как щитом. Та уже пришла в себя от шока, глаза смотрели осмысленно. Книжник шел и смотрел на нее, она вся была перед его глазами – покрытая ритуальными тату, с бритой промежностью, крепкими круглыми грудями и жилами, выступившими на стройной шее – и Книжнику от ее взгляда стало еще неуютнее.

Рот жрицы был заткнут какой-то тканью и видно было, что она отчаянно пытается вытолкнуть кляп изо рта, и Книжник был уже в нескольких шагах от Белки, когда Айше это удалось.

Она взревела, как дир на гоне.

– Стреляй, Додо! У нее в рюкзаке карта!

Книжник замер на миг, а потом рванул вперед, словно за ним гнались.

Белка резко сместилась в сторону, подставляя Айшу под выстрелы, но выстрелов не последовало – трое противников держали их под прицелом, но не решались стрелять, чтобы не убить жрицу.

Книжник юркнул за спину Белки и только тогда перевел дух. Айша орала и извивалась всем телом, но пластиковые наручники держали крепко.

– Держи, – Белка сунула ему в руки обрез, а сама перебросила на грудь висевший за плечами автомат.

– Спасибо, – выдавил из себя Книжник. – Я не думал, что ты придешь…

– Я пришла, но уже жалею, – сказала Белка.

Она ножом освободили ноги Айше и вздернула ее наверх, намотав волосы жрицы на руку с клинком.

Троица брала их в клещи – Грызун обходил слева, Бабах справа, а Додо, наставив на них автомат, шел лоб в лоб. Белка и Книжник медленно отступали вглубь переулка, по-прежнему прикрываясь пленницей.

– Отпусти ее, – крикнул Додо. – Ты обещала!

– Левее, – приказала Белка. – Держимся левее!

Она бросила быстрый взгляд через плечо.

– Не дайте им уйти! – хрипло каркнула Айша, изгибаясь дугой. – Ради Беспощадного! Не дайте им уйти!

– Еще раз крикнешь, и я прострелю тебе ногу, – сообщила Белка так, чтобы угрозу слышали все. – Додо! Не приближайтесь!

– Отдай ее!

– Она берет тебя на испуг, – сказал Грызун. – Если она выстрелит в Айшу, то ей не спастись. Она не будет стрелять!

– Если ты выстрелишь, Додо, – ухмыльнулась Белка, – то сначала умрет она, а уж потом я… Ты же этого не хочешь?

За спиной беглецов возник проем, некогда бывший широкой стеклянной дверью, над которой все еще виднелись остатки большой буквы «М», и стало понятно, что Белка отступает именно туда.

Шаг, другой, третий…

Белка замерла на пороге.

– Думаешь сбежать? – прошипела Айша. – Ты не сбежишь в этот раз, трусливая тварь! Я достану тебя, Белка! Где бы ты не пряталась, я достану тебя!

Жрица извивалась, стараясь повернуть голову, чтобы увидеть лицо врага, но Белка держала ее крепко.

– Я не оставлю ее в живых… – сообщила Белка Тиму негромко.

– Ты же обещала! – воскликнул Книжник. – Так нельзя!

Белка стремительным движением толкнула жрицу в спину так сильно, что та буквально полетела прочь, а сама направила ствол автомата в голову Айше, и нажала на спуск, но Книжник успел толкнуть оружие локтем. Выстрел из автомата напоминал щелчок фармерского бича, Книжник сбил прицел и пуля, вместо того, чтобы размозжить Айше череп, пропахала неглубокую борозду в ее покатом плече. Айша завизжала и рухнула на землю, а Додо уже был в нескольких ярдах от нее. Время словно замедлилось, стало тягучим, словно мед. Грызун смотрел на них сквозь прицел своего автомата, Бабах замер с протянутой в воздухе рукой, а в сторону беглецов уже летела, кувыркаясь в воздухе, граната.

– Дурак! – заорала Белка, отталкивая Книжника прочь, и снова вскинула автомат, выискивая стволом Айшу. – Сдохни первой!

Она поймала жрицу в прицел, но стремительный, как дикий кот Додо успел схватить жрицу, закрыть ее спиной, и смертоносный поток свинца пришелся на его бронежилет. Удары пуль заставили телохранителя сначала сделать несколько шагов вперед и уже потом рухнуть на колени. Но Айшу он не выпустил, закрывая ее всем телом, как герла – новорожденного бэбика.

– Граната!

Белка шмыгнула за одну из крошащихся колон и потащила Книжника за собой. Взрыв, стук осколков, противный рикошетный визг.

Спасение было в одном: двигаться! Бежать! Не дать прицелиться! Не дать себя обойти! Белка предвидела такой вариант, потому что нельзя вечно полагаться на удачу: рано или поздно она тебе изменяет.

– Вниз! – крикнула она, и они что есть силы побежали через захламленный, заросший, словно заброшенная лесная тропинка, вестибюль.

– Когда я скажу прыгать – прыгай!

– Куда? – прохрипел Книжник.

Он бежал на силе воли – другие силы иссякли – но бежал. Белка буквально кожей ощущала, что надолго его не хватит.

Вестибюль казался бесконечным, хотя от входа их отделяло каких-то полсотни ярдов, и заканчивался он…

– Давай! – крикнула Белка, и Тим прыгнул не понимая куда он прыгает.

Над их головами засвистели пули. Эхо выстрелов загуляло по вестибюлю, натыкаясь на стены.

Перед ними был темный провал – пустота, заполненная густеющими тенями. Они рухнули на наклонную поверхность и заскользили вниз, с каждой секундой набирая скорость. Перед тем, как тьма сгустилась, Книжник успел рассмотреть слева от себя какие-то странные зубчатые колеса, огромные шестерни, как в часах или в автомобилях, только гораздо больше…

Они летели в неизвестность словно киды катающиеся по ледяной горке. И тут горка кончилась. На каменный пол они пришлись по касательной, прокатились несколько ярдов и остановились, наконец-то разжав руки.

Он удара у Тима забило дыхание, но обрез он не выпустил. Оружие – это жизнь. Остаться безоружным – верная смерть. Это он усвоил намертво.

Он еще не успел нормально вздохнуть, а уже почувствовал руку Белки у себя на плече.

– Вставай! Быстрее!

Тим услышал жужжание фонарика – его фонарика! – и светлое пятно метнулось туда-сюда по грязному полу.

Тим встал, хотя это стоило ему болезненных усилий, и поковылял за Белкой, с каждым шагом двигаясь все быстрее и быстрее. Сзади рвануло, но беглецы уже были далеко от места падения. Белка буквально волокла его по краю широченной платформы, и тут Книжник окончательно сообразил куда они попали.

Буква «М». Метро.

Он читал об этом средстве передвижения, глядел на фото в журналах, но никогда не видел станций вживую – ведь в Парке не было метро. Метро было в Тауне, но во время набега за ништяками было не до экскурсий. Зато теперь экскурсия состоялась без заказа и предупреждения.

Метро в Сити в прошлом, наверное, сверкало и светилось, но спустя годы оказалось сырым и грязным. В нем дурно пахло застойной водой, ржавым металлом и крысами. Внизу, там, где когда-то ходили поезда, плескалась вода. Тим не представлял уровня затопления тоннелей – по колено? По грудь? По пояс? Или придется плыть? Одно было понятно: Белка рассчитывала здесь скрыться. Заранее рассчитывала. То, что они спустились вниз, не случайность. Она знала, где прыгать, чтобы не угодить на железные колеса. Она рассчитала куда бежать потом. Ничего не зная наперед, Белка предусмотрела все, что только могла предусмотреть – без наитий, только трезвый расчет, и Книжник, который едва волочил ноги, убегая от верной смерти, искренне ею восхищался.

Он был кладезем знаний. За долгие годы, проведенные в Библиотеке, Тим прочитал сотни книг, полезных и бесполезных – разных, но без нее – неграмотной, проведшей полжизни в построенном из досок и веток гнезде, он был бы мертв. Мертв со всеми своими знаниями, грамотностью и уверенностью в исключительности.

Белка быстрее ориентировалась в ситуации и мгновенно принимала решения, да такие, словно сам Беспощадный давал ей совет, как избежать опасности и смерти. В этом не было везения, просто Белка в своем вынужденном одиночестве превратилась в машину для выживания, диковинный механизм, который в совершенстве умел делать только одно – спасать собственную жизнь.

Ну и жизнь Тима заодно.

Но одного Книжник не мог простить своей спутнице, как не пытался – легкость, с которой она нажимала на спусковой крючок.

– Вниз! – приказала она, ловко спускаясь с платформы в воду.

Он последовал за Белкой, не колеблясь.

Под ногами захлюпало, бежать стало еще труднее, вонючая жижа плескалась на уровне колена. Но они уже вошли в тоннель…

Белка замерла, прислушиваясь, но тьма поглотила звуки, оставив лишь эхо и щелканье падающих со свода капель.

– Почему они не идут за нами? – спросил он едва слышно.

Вдалеке ударил выстрел.

– Зря ты мне помешал.

– Ты обещала, – отозвался он.

– Плевать, что я обещала. Я унизила ее и она будет идти за нами, пока меня не убьет.

– Она будет идти за лекарством…

– Она будет идти за мной, а уже потом за лекарством. Надо было ее убить. Ты дурак, Книжник…

Он поплелся за ней в глубину тоннеля.

– Ты обещала, – упрямо повторил Тим.

– Когда она будет отрезать тебе пальцы и ухмыляться, – сказала Белка, не оборачиваясь, – вспомни о том, что я тебе говорила. Она злее меня. Она умная, как ты, и свирепая, как Свин. Ты не ее спас, ты создал нашу проблему.

Некоторое время они шли молча. Жужжал фонарик, хлюпала под ногами грязная вода и тяжелое дыхание умотавшегося окончательно Книжника, звучало, как предсмертный хрип.

– Куда мы идем? – спросил Тим.

– Прямо.

– До следующей станции?

– Тихо! – приказала она.

Они снова остановились в полной темноте.

– Это уже территория стейшенов.

– Ты была здесь?

– Я же говорила тебе – была. Один раз, наверху, и едва унесла ноги. Как раз тогда началась моя горячая дружба с Айшей. Стейшены – это племя, которое держит рейлу.

– Дорога через Горячие земли? – догадался Книжник. – Эта та самая рейла?

Белка фыркнула.

– А что, есть другая рейла? Рейла только одна! Пошли дальше, умник. Иди и слушай!

Они снова захлюпали по воде, но старались идти потише, невысоко поднимая ноги.

– Стейшенами они называются потому, что живут на старом вокзале, – поясняла Белка. – Там полно кэрроджей, их сотни – самых разных. Они переделывают кэрроджи в роувинги. Я сама видела, как они выезжают из старого вокзала.

– У них есть горючее? – удивился Тим. – Не может быть!

– Конечно не может! Горючее скисло, а моторам нужна еда. Но у них есть люди-гребцы, Книжник, и они гребут, как в лодке, и крутят колеса! Они пересекают Горячие земли за один день. За ништяки – за самые хорошие ништяки! – можно нанять такой кэрродж и переехать на ту сторону. Говорят, там хорошо… Лучше, чем на нашей стороне.

– Там не может быть хорошо, Белка. Везде сейчас более-менее одинаково. Но дневник говорит, что нам нужно именно туда.

– Знаю.

– И у нас нет ништяков, Белка, чтобы нанять роувинг.

– Знаю.

– И что мы будем делать?

– Для начала мы присмотримся.

– А потом?

– Ты помнишь главное правило парковых, Книжник? Если не можешь выменять – укради.

Глава четвертая Дорога во тьме

– Как круто! Это все ради меня? – воскликнула Айша, оглядывая ган-кэрроджи. – Вы приехали меня спасать? Все вместе?

– Я удивлен, что ты не подохла… – процедил Косолапый сквозь зубы. – Хотя рад, что ты жива. Но у меня вопрос к твоим соплеменникам…

Он соскочил с ган-кэрроджа и заковылял к Додо, Грызуну и Бабаху, неуклюже переставляя ноги.

Его вэрриоры удерживали на прицеле и Айшу, и ее спутников. Сиплый, соскочив на землю, держался на расстоянии, но ствол его автомата был направлен на Айшу. Резаный же с ган-кэрроджа не сошел и старался ни с кем не встречаться взглядом. Его возницы и стрелки тоже делали вид, что ничего не происходит.

– Вот тварь! – прошептал Грызун. – Гребаный овцепас!

– Где, трахни вас Беспощадный, мой пленник? А? – Косолапый стал перед троицей и упер руки в боки.

– Он сбежал, – твердо сказала Айша ему в спину. – Вместе с этой сукой… И не смей трогать моих людей.

Косолапый резко развернулся и быстрее, чем жрица успела моргнуть, оказался вплотную к ней.

– Ты собираешься мне указывать, Айша? – он заглянул ей в глаза, и жрице на миг стало не по себе. Взгляд Косолапого был пугающе пустым, но под этой пустотой вскипало безумное бешенство.

– Это был мой пленник, жрица…

– Наш пленник, – возразила Айша, с трудом справляясь с волной паники. Она – повелительница Сити, длань Беспощадного, Несущая Смерть, была готова убежать от этого низкорослого, чуть выше нее самой, чела. Его ярость внушала ужас, потому что это она сейчас управляла вождем Тауна, а не он ею. – Это был наш пленник, Косолапый! Мы привели его к тебе. Мы загнали его в Таун. Ты никогда бы не знал о лекарстве и о том, что Книжник и Белка идут через твои владения.

Косолапый почти коснулся ее своим лицом, и оскалил зубы. У него воняло изо рта. Страшно воняло. Словно там кто-то умер. Но ни один мускул на лице жрицы не дрогнул.

– Это мои владения, – сказал он негромко. – Все, что попадает сюда – мое. Вы все в моей власти. Я могу убить тебя сейчас, Айша, или через пять минут… Могу съесть, могу скормить вольфодогам…

– Айша…

Это был голос Додо, но непохожий на голос Додо.

Косолапый обернулся на звук, открывая Айше обзор, и только жрица увидела, как Додо медленно опускается сначала на одно колено, а потом на второе, опирается на землю одной рукой, а в пройме его бронежилета блестит что-то алое…

Лицо телохранителя было искажено болью и бледно, словно только что выпавший снег. Он попытался встать и снова рухнул, а потом завалился на бок, так и не оторвав от жрицы взгляда.

– Пропусти, – приказала она Косолапому и он внезапно отступил в сторону.

Айша подошла к лежащему Додо и присела рядом с ним. На ней была только теплая футболка, которую снял с себя Грызун – и ничего более. Додо смотрел на ее колени с восхищением, как будто он не истекал кровью.

Айша сунула ладонь ему под мышку и нащупала дыру, из которой толчками, в ритме бьющегося сердца, хлестала кровь. Одна из пуль, выпущенных Белкой угодила в пройму брони и разворотила ребра. Додо был мертв, просто еще не узнал об этом – под его огромным телом расплывалась темная лужа. Вместе с кровью уходила жизнь.

Бабах смотрел на раненого с восторгом, по его лицу бродила счастливая улыбка.

– Пусть Беспощадный примет тебя, – сказала жрица, – и ты встретишь друзей, которых больше нет.

– Спасибо, Айша… – прошептал Додо, булькая красным. – Спасибо тебе. У нас все было… У меня все было… Не жаль… Живи вечно! Я подож…

Он умолк.

Айша поднялась, посмотрела на свои ступни, перепачканные кровью Додо, и принялась вытирать их о мертвеца. Тщательно, как только могла. И лишь потом повернулась к Косолапому. Лицо жрицы ничего не выражало. Абсолютно.

– Книжник и Белка ушли вниз, – сказала она просто. – Хочешь терять время на разборки – давай разберемся и выясним, кто из нас круче. Хочешь их найти побыстрее – давай искать. Куда ведет тоннель?

Косолапый внимательно посмотрел на жрицу, словно видел впервые, ухмыльнулся и ответил:

– На Стейшен. Это уже не моя земля, жрица, но я в своем праве, если ступлю на нее – у меня договор с Механиком.

– Хотят добраться до рейлы? – спросила Айша.

– Странно, что ты не догадалась… Конечно же, они идут к рейле! Как иначе пересечь Горячие земли?

– Я никогда не была на той стороне…

– Я тоже, – пожал плечами Косолапый. – Мне туда не надо. Но там тоже живут челы. Говорят, что и Первая Мать пришла оттуда. Не бойся, Айша… Дальше Стейшена им не пройти. Механик их повесит, если поймает на своей территории…

– А если не повесит?

– Если не повесит, то они умрут прикованными к веслам.

– А договориться они смогут?

– Переправа – это то, что кормит стейшенов, – объяснил Косолапый, качая головой. – Механик никому и никогда не даст кэрродж и гребцов бесплатно. Для этого нужно заплатить ништяками…

– У них нет ништяков…

– Тогда они останутся на этой стороне. Или уедут по рейле с нами, как пленники.

– Поехали к Механику, – махнула рукой Айша. – Время не ждет.

– Поехали, – согласился Косолапый и зашагал к ган-кэрроджу, в котором сидел Резаный.

Айша кивнула Грызуну и Бабаху, и те пошли за ней к другой повозке.

По дороге Бабах подобрал автомат Додо, проверил патронник (вэрриоры напряглись) и перебросил трофей через плечо.

– Эй, Айша! – позвал Косолапый, забираясь в повозку.

Жрица обернулась.

– Я тут прикинул, – сказал вождь Тауна серьезно, – что из нас вышла бы неплохая пара. Подумай…

– Я подумаю об этом завтра, – ответила Айша. – Езжай первым, я не знаю ваших мест.

Кони тронулись, заскрипели колеса повозок, зацокали языками возницы, зазвенела сбруя, и через несколько мгновений погоня уже была в пути.

А Додо так и остался лежать ничком на каменной грязной плитке, и по его щеке полз красный жук-солдатик, осторожно нащупывая дорогу длинными черными усиками.

* * *

– С патронами беда, – пояснила Белка и спрятала только что снаряженный магазин в боковой карман рюкзака. – Хотя я экономила… Посчитал свои?

Книжник кивнул.

– Четырнадцать штук.

– Негусто. Нам с тобой теперь наглеть нельзя. Нам нужно тихими стать, как ночные оулы. Если навалятся по-серьезному, то нам и пяти минут не продержаться.

Самодельный фитиль горел тускло, чадил, но давал возможность провести ревизию амуниции, и результаты этой ревизии удручали. Патроны для автомата на исходе, в пистолете одна обойма да и для обреза боеприпасов чуть больше дюжины. Две гранаты. Нож. Это все.

– Куда дальше? – спросил Книжник.

Он рассматривал страницу в своем драгоценном атласе, подсвечивая фонариком.

– Вперед… – ответила Белка и невесело ухмыльнулась. – Это ты мне скажи, куда дальше двигаться. Я не знаю. Тут границы моего мира.

– Мы в одном из западных въездных тоннелей, – Книжник почесал грязную щеку. – Смотри, как тут все было устроено… Садись ближе, подумаем!

– Раньше Стейшен был центром для всего транспорта, – пояснил он, открыв атлас на развороте. – Видишь разноцветные линии? Синие, зеленые, красные – это ветки метро. Все они приходили сюда, а потом люди пересаживались на трэйны. Или наоборот, те, кто приезжал на трэйнах, могли уехать отсюда в любую точку Тауна или Сити на метро. Вот наша рейла…

Он ткнул в черную жирную линию, уходящую на юго-восток.

– А вот тут мы должны сойти… То, что мы ищем, где-то здесь… Вот город Маунт-хилл, он же Вайсвилль. База рядом с ним.

– Совсем рядом…

– Да, – согласился Книжник, – но пешком не пройдешь. Раньше, наверное, можно было… Но не теперь.

– Это все ты знаешь из дневника?

– Да. Она написала. Между Парком и Вайсвиллем была станция, которая давала свет, но она взорвалась. Станция была атомная и получились Горячие земли. Там вода и камни сжигают тебя снаружи и внутри.

– Почему?

Книжник задумался.

– Я не могу объяснить. Я сам не понимаю. Я читал, что это называется радиация, но что это, я не знаю. Это что-то вроде невидимого света, который обжигает, как огонь. Если ты долго будешь под этим светом, то умрешь быстро. Если недолго, то умрешь медленно. Постепенно этот свет становится слабее, но пройдет много-много лет прежде, чем Горячие земли станут безопасными.

– Ты так много всего знаешь…

– Всю свою жизнь я читал.

– Зачем?

Он улыбнулся и перестал нажимать на ручку фонарика. Свет померк, тьма сгустилась вокруг них, обволокла, взяла в непроницаемый кокон.

– Не знаю… Для меня это было, как пить. Или как есть. Я не понимаю, что с этим всем делать. Знания никому не передать.

Он замолчал, Белка слышала только его дыхание.

– А мы с тобой сожгли мою Библиотеку, – продолжил он чуть погодя. – И в Парке больше никто и никогда не станет учиться грамоте. Я последний.

– Так рассказывай все мне, – предложила Белка, чувствуя, что Книжнику тяжело говорить о пожаре. – Ты мне даже дневник не дочитал.

– Не было времени. Если ты обратила внимание, я был занят последние несколько дней.

– Я не сказала тебе спасибо.

– За то сказала, что я дурак.

– Ты дурак, Книжник, но все равно – спасибо. Я в долгу перед тобой.

– Ты, вроде как, долг вернула… Сполна.

– Не совсем… Я хотела застрелить тебя, Тим…

Белка услышала, как он хмыкнул.

– Ну, иногда ты меня тоже выбешиваешь!

– Я боялась, что ты все им расскажешь, поэтому собиралась убить тебя…

Тим помолчал некоторое время.

– А я бы и заговорил, – сказал он чуть погодя. – Любой бы заговорил. Они мне дали понюхать семя казза. Ну что тебе сказать, Белка? Отрыв башки с первого вдоха. Меня до сих пор качает. Однако спасибо, что не убила. Я тебе еще пригожусь.

Он вздохнул.

– Жрать хочется…

– Держи.

– Вяленое мясо?

Он вцепился зубами в неширокую, жестковатую полоску. Соленое… Настолько соленое, что вкус мяса ощущался далеко не сразу.

– Нам нужно попасть внутрь Стейшена, – сказала Белка. – Проследить за ними, спереть кэрродж и вовремя свалить…

– Унести ноги будет сложно.

– Мне нравится делать невозможное.

* * *

– Живи вечно, Механик! – сказал Косолапый.

Огромное здание Стейшена давно лишилось большей части стеклянных окон, из которых состоял фасад, боковые крылья выглядели получше, но за ними было проще присматривать. В принципе, верхняя часть вокзала мало кого интересовала и постепенно приходила в упадок. Основные жилища стейшенов, их мастерские и жертвенные находились глубоко под землей, на шести подземных уровнях. Именно подземные убежища давали стейшенам возможности легко переживать зимы, хранить «намародеренные» продукты и заготовленную дичь. Большущая шестиэтажная нора, населенная, наверное, самым богатым на ништяки племенем.

Вождь Стейшена – Механик – не отличался ни особенной жестокостью, ни особенной добротой. Он соответствовал своему племенному имени и был рационален до той степени, которая ставит челов и машины на одну ступень.

Он не казнил виноватых, а приводил механизм управления племенем в порядок, не приносил кровавые жертвы, а смазывал кровью части, нуждавшиеся в смазке для нормального функционирования. Челы его племени знали, что сломанные детали утилизируются без колебаний, что непокорные выбрасываются на свалку, а те, кто пробуют усомниться в его власти, встречаются с Беспощадным в ту же секунду, как Механик об этом узнает.

Механик не было именем собственным, Механик для стейшенов означало Вождь. Вождем стейшенов нельзя было стать по праву наследования или узурпировав власть. Механиком становился тот, кто в 13 лет сдавал экзамен на знание машин и умение работать с инструментами – такой экзамен проводился раз в два года. Обычно таких знатоков было несколько, они везде сопровождали Механика, будучи его советниками, помощниками и личной гвардией, и сейчас трое претендентов стояли позади Механика с мрачными, настороженными лицами. Внешне они не походили на Механика, однако были чем-то неуловимо с ним схожи.

– И ты живи вечно, Косолапый! – отозвался Механик.

– Живи вечно! – сказала Айша.

– Живи вечно! – эхом ответил Резаный.

– Живи вечно… – буркнул Бегун.

Он все время оглядывался, ожидая подвоха.

Механик едва заметно поклонился в знак благодарности за пожелание.

Он был высоким для своих лет, узким в плечах, жилистым, длинноруким. На плоском лице темнели широко посаженные круглые глаза, под маленьким курносым носом топорщились рыжие редковатые усишки. Щетинка такого же цвета облепила голову плотно, словно мох камни.

– Решили прокатиться на ту сторону? – спросил Механик.

Косолапый усмехнулся.

– Ты же знаешь, мне нечего делать на той стороне, но в этот раз – как получится.

– Зачем ты тогда пришел? – осведомился Механик. – Зачем вождям и жрецам четырех племен приходить на край мира и приводить с собой столько воинов? Вы решили объявить мне войну?

Механик их не боялся и это было заметно. Он испытывал любопытство, но без опасений, что означало одно: вождь Стейшен подготовился к неожиданностям.

– Мы пришли с миром, Механик, – сказала Айша своим мягким вкрадчивым голосом и сделала шаг вперед.

Даже в мужской одежде она была так хороша, что глаза Механика на миг блеснули совершенно понятными желаниями.

– Мы пришли с миром и очень интересным предложением, – продолжила она. – Я уверена, ты не откажешься.

– Вы принесли мне ништяки.

– Всего один ништяк, – проворковала Айша. – Но он стоит всех твоих богатств, Механик.

– В мире нет ничего, что стоит всех богатств моего племени, – улыбнулся Механик. – Ты ошибаешься, жрица…

– Даже вечная жизнь? – спросила Айша, подходя еще ближе. – Потому что я хочу предложить тебе именно ее…

* * *

– Не трогай! – приказал Книжник. – Даже не вздумай!

– Это не растяжка… Нет гранаты.

– Это сигналка, – пояснил Тим. – Проволока и сирена – это уже третья такая. Тронешь, и все – нас засекут. Нам бы подняться вверх… Тут же хоть глаз выколи!

– Вот куда нам точно не нужно, так это наверх, – фыркнула Белка. – Там еще хуже – смотрецы, снайперы, ловушки – я в прошлый раз нахлебалась по горло и только потом сообразила спуститься. Никто не идет под землю. Даже Друг отказался – бегает где-то наверху, помнит наше прошлое путешествие. Здесь темно, полно крыс, есть дикие коты и можно заблудиться. Поэтому тоннели охраняются хуже – попробуй еще найди дурака, который сюда полезет. Просто давай быть внимательнее…

В темноте они не могли контролировать время, но, скорее всего, наверху уже наступила ночь. Вода под ногами больше не хлюпала, только изредка луч фонарика натыкался на блестящие зеркальца луж. По-прежнему донимали сырость и аммиачный запах мочи, но при таком количестве крыс сложно было ожидать цветочных ароматов. Здешние подземные жители пришлых не боялись, то тут, то там то и дело вспыхивали отраженным светом глаза, слышалось шуршание крысиных лапок.

Белка и Книжник прошли по тоннелям несколько миль, удаляясь от того места, где начинались земли стейшенов. В отличие от территорий фармеров, парковых и даже Тауна и Сити, где все доступное железо использовали под переплавку и изготовление оружия или орудий труда, здесь пути остались нетронутыми, а рельсы не отвезены в клан Кузнецов. Это здорово помогало ориентироваться в темноте, но увеличивало шансы налететь на растяжку или сигнальную проволоку – те, кто их ставил, понимал, что гости будут идти там, где удобнее, и особенно не фантазировал.

На станционных платформах беглецы отдыхали, Книжник искал название станции и сверялся со схемой линий метро в своем атласе. С каждой сотней ярдов они продвигались все осторожнее и осторожнее, Белка все чаще замирала, прислушиваясь к звукам, разыскивая среди окружающих запахов новые, и только поэтому они не налетели на дозор, выставленный стейшенами в конце одной из станций. Пост поставили хитро, не в тоннеле, а на платформе, на выходе к лестницам, замаскировали позицию мусором. Дозорные не спали, не шумели, но зато переговаривались негромко между собой, посмеивались, и один из них недавно курил чарр. Именно тяжелый острый аромат чарра Белка и учуяла еще до того, как они с Книжником вышли на станцию.

Она аккуратно взяла Тима за плечо и прошептала ему в ухо:

– Убери фонарик!

– Уже…

– На станции пост.

– Я догадался. Что делаем?

– Пока не знаю. Идеи есть?

– Идея есть.

Они сели у стены, соприкоснулись головами и говорили настолько тихо, что шепот невозможно было услышать даже находясь в нескольких ярдах от них.

– На каждой станции есть система вентиляции, на случай пожара, например…

– Что такое вентиляция?

– Это такие трубы или квадратный короб, – пояснил Книжник. – Внутри большие пропеллеры с моторами. Ну, такая штука, как цветок, только железная. Она крутится и гонит воздух…

Белка задумалась, пытаясь вспомнить, видела ли она что-то подобное, но на ум ничего не приходило.

– Где это может находиться?

– Скорее всего, под потолком. Или над въездом в тоннели.

– И чем это нам поможет?

– Понимаешь, эти штуки – вентиляторы, надо как-то обслуживать. Должен быть вход. Дверь, люк, лестница…

– В тоннеле?

– Может быть. Может быть, на станции. В туалете. Помнишь, мы видели двери? На них написано «только обслуживание»! Но это только мои догадки…

– Нам тут не пройти, – прошептала Белка. – Будем использовать твои догадки, больше нам использовать нечего.

Дверь они нашли на правой стороне тоннеля, но она была закрыта. Зато вентиляционная решетка над ней выпала и для Белки было делом нескольких секунд совершенно бесшумно нырнуть в прямоугольное отверстие. С ее помощью там оказался и Тим – ему тоже пришлось протискиваться в лючок, и получилось это далеко не так легко, как у напарницы.

За дверью можно было чувствовать себя спокойнее. Они отошли от входа в служебные помещения и Белка зажгла заготовленный короткий факел, наполнивший грязный коридор дрожащим светом. По облупившимся, покрытым белесым грибком стенам побежали быстрые тени.

– Ну вот, – негромко сказала Белка. – Просочились. Ищем твои вентиляторы. Нам направо и любой ход, который ведет туда – наш.

Как ни странно, но они сравнительно быстро нашли лестничку, ведущую вверх и длинную металлическую платформу, сильно битую коррозией, но достаточно устойчивую, чтобы по ней передвигаться без опаски рухнуть вместе со всей конструкцией. Платформа явно предназначалась для обслуживания всей машинерии и тянулась вдоль хода, насколько хватало глаз. Поверху шли провисшие в некоторых местах короба, которые Тим посчитал вентиляционными, а понизу змеились с два десятка толстенных проводов в разных оплетках и пластиковые трубы непонятного назначения.

– Надо смотреть в оба, – предупредила Белка, шагавшая впереди, – не расслабляй булки. Не верю я, что тут нет сюрпризов, не тот чел Механик, чтобы этот ход не прикрыть.

Книжник кивнул, хотя в темноте видел не лучше совы на свету. Они шли осторожно, но мостик кое-где прогибался под их тяжестью, а иногда шатался, отходя от стены.

– Ну-ка, остановись! – попросил Книжник, и по лицу его пробежала тень. – Постой, я сказал!

– Ну, что такое? – спросила Белка недовольно. – Что стряслось?

– Давай заглянем под низ…

Белка повернулась и посмотрела на Книжника с уважением.

– А ты быстро учишься…

– Просто подумал, что сам сделал бы так.

Она скользнула к краю платформы, наклонилась и повисла вниз головой, переползла чуть вперед, осматривая мостик с нижней точки.

– Забери меня Беспощадный! – выдохнула она спустя несколько мгновений. – Книжник, посмотри.

Он снял рюкзак, положил обрез на влажный металл пола и, вцепившись в ограждение, повис рядом с Белкой.

Следующие два пролета платформы должны были стать для них последними – несколько брусков взрывчатки были объединены хитрым спусковым механизмом из капроновой лески, который срабатывал от нажима на настил. Возле каждого из таких брусков была закреплена небольшая пластиковая емкость с металлическими шариками.

– Ну что? – спросил Тим, разглядывая мину. – Поверху? Понизу?

Белка хмыкнула.

– Думаю, что и там сюрпризы. Они закупорили бутылку. Слушай, ты молодец, что сообразил. Теперь придумай, как отсюда выбраться.

– У меня кровь к голове приливает, когда мы так висим, – пожаловался Книжник. – Думать вниз головой могут летучие мыши… Давай сядем.

Они выбрались на платформу и Белка проверила свое предположение – оно оказалось правильным: проход был заминирован полностью. Причем так хитро, что срабатывание одной ловушки приводило в действие все остальные.

– Вариант первый, – сказала Белка. – Крепим шнурок и подрываем все на расстоянии.

Тим покачал головой.

– Сама знаю, что не вариант. Но ничего лучшего пока не придумала.

– На самом деле, вариантов немного, – Книжник знакомым жестом почесал щеку возле носа и сморщился. – Вернее, их два… Вернуться обратно и искать другой ход в Стейшен…

На этот раз головой покачала Белка.

– С остальными будет так же. А идти поверху нереально. Тем более, что о нас уже знают…

– Думаешь, что знают?

– Уверена.

– Тогда есть только один вариант, – подвел итоги Книжник. – Разминировать эту хрень…

Белка засмеялась.

– Ага. Разминирует он! Ты видел, что там наверчено?

– Видел, – кивнул Книжник. – Я не минер, конечно, но соображаю, как и что срабатывает. Ну и ты подскажешь! Если один чел поставил ловушку, то всегда найдется другой…

– Ты хоть понимаешь, что если ты… Если ты, Беспощадный тебя забери, ошибешься, то нам обоим конец?

Книжник улыбнулся.

– Я уже и посчитать не могу, сколько раз мы должны были умереть… Обошлось ведь? Белка, я ведь не просто так говорю. Это только кажется, что там все соединено без всякой системы, система есть…

– Что такое система? – перебила она его.

– Неважно, – отмахнулся Тим. – Растяжки связаны между собой, они должны срабатывать последовательно, значит, есть ключевые точки, и если их блокировать, то подрыва не будет. Здесь сложность играет на нашей стороне. Десяток простых мин напугали бы меня больше. А это – как головоломка. Отсоединить то, что можно, заблокировать то, что отсоединить нельзя. Хитро, конечно, но распутать под силу.

Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу.

– Больше всего мне не нравится, – наконец-то сказала она, – что я начинаю тебе доверять… Обычно доверие заканчивается плохо.

– Нельзя прожить жизнь никому не доверяя, – Книжник снял рюкзак. – Даже такую короткую, как у нас… Мне нужно, чтобы ты меня страховала. Привяжи меня за пояс, на случай, если буду срываться. Есть за что зацепиться на потолке?

– Есть. Вот тот крюк… Видишь?

Книжник близоруко прищурился и подсветил себе фонариком. Потом задумался и подошел к краю заминированной площадки. На лице его появилась довольная ухмылка.

– Неплохо, неплохо, – пробормотал он и повернулся к Белке.

– Я все думал, как они все сделали… Ведь мостик должен был сработать от нажатия, так?

Белка кивнула.

– А если его не нагружать, а, наоборот, поднять?

Белка нахмурилась.

– Смотри. Мы перебрасываем шнур через этот крюк, ты меня приподнимаешь и я по ограждению доползаю до того края мостика, до места, где стыкуются листы. Проверю, нет ли там ловушки, а потом… Я зацеплю его за край, – пояснил Книжник, – и мы поставим эту часть настила вертикально. Разминируем его – и опустим. Потом перейдем к следующему – принцип везде один и тот же… Мы просто повторим то, как они минировали проход, только в обратном порядке. Три пролета – это ерунда. Быстро справимся.

– Как ты догадался? – спросила Белка.

– По крюкам. Их нигде не было, а тут они есть. И вбили их недавно. Возникает вопрос – зачем?

– М-да… – протянула Белка. – А эти четыре дебила, трахни их Беспощадный, едва тебя не убили… Давай пробовать!

Через несколько минут Книжник уже рассматривал систему растяжек на нижней стороне пролета. На то, чтобы найти последовательность рассоединения, у него ушло совсем немного времени, после чего они с Белкой сняли взрывчатку, опустили лист обратно и перешли к следующей секции.

Тут стейшены применили другую схему растяжек, но Тим справился и с нею, просто потратил на минуту больше. Третья секция отняла еще больше времени, потому что Белка устала держать вес и едва не уронила Книжника – капроновый шнур заскользил в ладонях, Тим полетел вниз, но она успела поймать его практически в момент касания с полом.

Пока она переводила дыхание, Тим висел над натянутыми лесками в немыслимой позе, ухватившись за капроновую веревку руками, ногами и зубами. Он даже не заорал, просто дышал шумно, выпуская воздух сквозь стиснутые зубы с присвистом.

– Прости, прости! – прошептала Белка, вытягивая Книжника наверх.

У нее дрожали руки, и не только от усталости. Она вдруг представила себе, что осталась одна. Что Тим таки долетел до пола и по коридору пробежала череда взрывов, превративших все живое в фаршированное железом мертвое мясо. А она осталась жива. А он погиб. По ее вине. И она, привыкшая относиться к одиночеству как к другу… Ну, пусть не как к другу, а как неизбежному спутнику свободы, вдруг почувствовала настоящий, неподдельный ужас от того, что этого нескладного чела только что могло не стать.

Оказавшись наверху, он явно через силу отпустил шнур (Белка видела побелевшие от напряжения пальцы) и завершил начатое. Третья секция легла на место, и Тим спрыгнул на металлический пол, но не удержался на подкосившихся ногах и неловко шлепнулся на тощий зад. Лицо у него было растерянное, по лбу бежали струйки пота и красный ручеек сочился по дрожащему подбородку из прокушенной губы. Он не был похож на чела, который только что совершил чудо, он походил на испуганного кида, которого едва не сожрал снейк.

И тут Белка сделала то, чего сама от себя не ожидала. Более того, она была уверена, что никогда и ни при каких обстоятельствах такого не сделает!

Она бросилась к Книжнику, обняла его за сутулые плечи и сжала так, словно боялась уронить. Сердце стучало в ребра, в горле застрял плотный меховой комок, мешающий дышать, но глаза оставались сухими.

Белка очень хотела бы заплакать, но не знала, как.

Глава пятая Станция отправления

Айша шла, опережая вождей буквально на пару ярдов, и кожей чувствовала их жадные взгляды на своих раскачивающихся бедрах. Чел может быть свирепым, мямлей, умным или круглым дураком, высоким-низким-худым-толстым, но он остается челом. И управлять его желаниями легче легкого. Каждый из вождей сейчас смотрит на ее зад и думает не о племени, не о жратве и даже не о бессмертии, а только о том, как бы он ей сейчас засадил.

Айша любила плотские забавы, но никогда бы не поменяла самый яркий перепих на самую мелкую выгоду. Потому что перепихнуться можно и завтра, и через пять минут, а вот если прощелкаешь шанс урвать свое, то еще один счастливый случай тебе никто не предоставит, даже сам Беспощадный.

Челы устроены по-другому, поэтому управлять ими просто до скуки, особенно, если иметь хорошую крепкую задницу и умение ей крутить.

– Это здесь? – спросила Айша, когда они вышли из плохо освещенных коридоров в огромный подземный зал, потолок которого скрывался в темноте.

– Да, – отозвался Механик. – Это депо. Здесь мы строим роувинги из старых кэрроджей. Пять роувингов на четыре полных руки рычагов от зимы и до зимы, и еще десяток на две полных руки гребцов за то же время.

– Зачем столько? – удивился Косолапый искренне.

Никто из вождей не бывал прежде внутри подземных помещений Стейшен и сейчас все, возможно, за исключением Айши, были поражены увиденным. Здесь на путях стояли десятки кэрроджей самого разного вида и размера, сновали сотни челов и герл, стучали хаммеры и с пыхтением разбрасывали искры меха здешних кузнецов.

Механик усмехнулся.

– У нас их покупают те, кто умеет пользоваться рейлой. Мы торгуем с северными племенами, наши роувинги бегают на юг и даже ходят через Горячие земли – там тоже есть с кем торговать, но для того, чтобы пересечь зараженные территории, нужен специальный роувинг – очень быстрый, со второй железной кабиной внутри. Сейчас у меня два таких.

– А зачем нужна вторая железная кабина? – поинтересовался Бегун. – Кэрродж и так железный.

– Вторая кабина защищает экипаж и пассажиров от Дыхания, – пояснил Механик и тут же сменил тон с покровительственного на уважительный. – Живи вечно, Проводник!

– И вы живите вечно!

Проводник оказался невысоким коренастым челом с побитым оспинами круглым лицом и шапкой торчащих в разные стороны черных волос на макушке. Глаза у него были неожиданно злыми и настолько не соответствовали улыбке, намертво застывшей на губах, что это пугало. Айша сразу подумала, что к Проводнику лучше спиной не поворачиваться, даже если обладаешь самым соблазнительным в мире задом.

– Наш шаман, – представил подошедшего к ним чела Механик. – Он следит за строительством кэрроджей, приносит очистительные жертвы, следит за дисциплиной и придумывает нужные изменения в конструкцию роувингов. Он – моя правая длань! Проводник, это гости нашего племени!

Проводник поклонился, составил из ладоней священный триангл и приложил его ко лбу. Знакомство состоялось. Такое количество важных персон Проводника совершенно не смутило, после приветствий он исчез, нырнув в дымные сумерки мастерских, словно в мутную воду, и оставил после себя ощущение чудом минувшей присутствующих беды.

– Так чем опасно Дыхание? – вернулась к разговору Айша. – Оно обжигает? Из-за него эти земли называют Горячими?

– Оно давно не обжигает до скорой смерти, – охотно пояснил Механик. – Конечно, если пытаться пересечь пустошь пешком, умрешь от ожогов еще в пути или через пару дней после того. Если же ехать на обычном кэрродже или на гребной тележке, то ты умрешь не от ожогов, просто Беспощадный придет за тобой гораздо раньше срока… Но если сделать железо двойным и заполнить промежуток между стенками песком, то путешествие по Горячим землям становится просто безопасной прогулкой…

– Такой роувинг стоит дорого? – спросил Резаный, который явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Гораздо дороже, чем ты сможешь заплатить, фармер, – улыбнулся Механик даже не пытаясь замаскировать презрительное превосходство, сквозящее в каждом слове. – Переезд через Горячие земли стоит очень дорого, потому что цену на него устанавливаю я. А я знаю, сколько и с кого можно запросить!

Свин и Облом тоже чувствовали себя неуютно, и потому их поведение отличалось непривычной скромностью. Они старались держаться за спиной у Бегуна, а тот с перепуга придавал своим словам и жестам излишнюю развязность и делал это настолько неловко, что его страх и растерянность становились очевидны с первого взгляда.

– Значит, – сказал он, осматривая депо взглядом хозяина, – Белке и Червю надо сначала попасть сюда и украсть кэрродж?

– Украсть кэрродж? – засмеялся Механик, и остальные присутствующие невольно заулыбались. – Ты видел, что такое кэрродж, парковый?

Он пошел вперед, делая приглашающий жест – следуйте за мной! – и вожди послушно двинулись вслед, в царство грохочущих хаммеров, огнедышащих мехов и железного лязга.

Они спустились по короткому широкому пандусу и зашагали по истертым плитам старых платформ.

Только подойдя вплотную к стоящим на путях кэрроджам, можно было правильно оценить насколько они велики.

– Как можно угнать роувинг? – спросил Механик у Бегуна, но обращаясь при этом ко всем присутствующим. – Как можно угнать роувинг, не имея две полных руки гребцов? Как можно уехать на нем со Стейшена, не зная где выход на Главную Рейлу? Как можно узнать, куда ехать, если на борту нет Младшего Проводника?

Он широко развел руки, словно хотел охватить все, что находилось в огромном зале Депо, и прижать к своей татуированной груди.

– Здесь – земля Стейшенов, здесь никто и ничего не сможет сделать без нашего ведома.

Он улыбнулся, но глаза его не улыбались.

– Вы – наши гости, мы уважаем Договор, но я советую запомнить мои слова. Хорошо запомнить.

Внезапно Механик подмигнул, да так, будто бы у него свело лицо, и добавил:

– На всякий случай.

* * *

Тоннель, перед которым они стояли, находился гораздо ниже уровня земли. Вентилятор, расположенный в одном из вертикальных колодцев, отгнил от сырости и рухнул вниз, теперь, если задрать голову, можно было рассмотреть решетку, закрывавшую люк на улице. До поверхности было как минимум ярдов под сто.

Под ногами у Белки и Книжника плескалась вода. Воды было много, она оказалась чистой, без запаха и, судя по всему, проточной – настоящая речка или большой ручей. Свет факела выхватывал из темноты серую прозрачную массу, неторопливо катящуюся мимо них.

Книжник присел и попробовал воду рукой.

– Холодная, – сообщил он. – Жаль, плот остался в Тауне. Какие есть мысли, подруга?

– Что по твоей карте?

– Мы на нижнем ярусе и этот тоннель не для поездов, он служебный. На карте его нет.

– Весело…

– Обхохочешься.

– Одно утешает – мы оба плаваем.

Книжник хмыкнул.

– Ну, я бы не сказал, что я плаваю. Я просто долго не тону.

– Ничего. Я помогу, в случае чего.

– Думаешь, надо плыть?

– Ну, если ты не решил пойти назад, то надо плыть, Тим.

– Что будем делать с оружием?

– У меня есть куски пластика, чтобы завернуть патроны.

– Слушай, мы недавно проходили генераторную…

– Проходили, – кивнула Белка.

– Давай-ка сходим…

Белка не стала возражать и как выяснилось, не зря.

– И не рассохся, – с удовлетворением заметил Книжник, рассматривая пластиковый бак от резервного генератора. – Горючее все слили, а его не раскурочили. Мы с тобой, конечно, туда не влезем, но одежду, оружие, обувь и патроны можем положить, если срезать верх. А за эти ручки сбоку можно держаться!

Он улыбнулся.

– А если я буду держаться за ручки, то точно не утону. Ну, что, берем? Надо только открутить крепления…

Сгнившие крепления бака рассыпались рыжей пылью сразу же, время тратить не пришлось. Зато отрезать у бака верхушку оказалось задачей не из простых.

– Будем надеяться, что здесь снейков нет, – сказала Белка, когда они принесли бак к воде. – Было бы обидно…

– Скорее всего, это подземная река. Я читал, что раньше в метро работали огромные насосы и, если они переставали работать, тоннели затапливались. Так что если снейков сюда специально не привезли, то их тут нет…

– Хотелось бы тебе верить, – сказала Белка и начала раздеваться. – Знаешь, я несколько лет прожила возле Болота и совершенно их не боюсь. Знаю, где они могут прятаться, как нападают из засады.

Она сняла с себя худи и джинсы, а потом и старенькую флисовую футболку, застиранную до потери цвета, и осталась совсем голой. Ее тело было телом вэрриора, бойца, но одновременно телом молодой женщины. Ни грамма лишнего жира, кожа туго обтягивала мышцы, рельефный пресс, тонкая талия, красивой формы бедра, длинные мускулистые ноги с маленькими аккуратными ступнями и небольшая круглая грудь. Книжник хотел отвернуться, он чувствовал, что краснеет, но продолжал смотреть. Ни шрамы, ни синяки и кровоподтеки на ребрах, ни свежие ссадины ее не портили. Она раздевалась совершенно непринужденно, словно уже делала это перед ним тысячу раз. Книжник жил в племени всю свою жизнь и видел много голых герл. При нем справляли нужду, трахались, рожали. При нем развлекались с девицами накурившиеся чарра вожди, ведь он был для них не соперником, а частью пейзажа, недоразумением – его просто игнорировали, не выгоняли.

Он не должен был смущаться, но глядя на Белку, смущался. И не только смущался.

Тим развернулся и уставился в другую сторону, а Белка, складывала вещи и продолжала говорить:

– Пару раз даже пришлось снейка пробовать на вкус! И они вкусные! Если запечь на углях, то вкуснее маленького пигги и даже печени дира. На берегу они легкая добыча, но я точно знаю: окажись рядом с ними в воде – и ты покойник! В воде они… Эй, ты чего?

Книжник стоял к ней спиной, разглядывая ближайшую стену.

– Тим! – позвала она.

Он повернулся, но продолжал смотреть в сторону.

– Эй, Книжник!

Он повернул голову в ее сторону и уставился Белке в глаза.

– Ты странный, – сказала Белка. – Тим, я такая же, как все. Такая же, как ты. Что это на тебя нашло? Давай, раздевайся! Или ты собираешься плыть в одежде?

– Извини, – он опустил голову.

– Не за что тут извиняться. Я не жрица Сити, трусов не ношу, мне по статусу не положено… Давай, давай! Мы время теряем.

Книжник принялся раздеваться, неловко прыгая на одной ноге и стараясь не смотреть на Белку. Он опасался, что его интерес станет заметен.

– Фонарик положим сверху, – сказала она. – Может понадобиться. Давай сюда джинсы…

Вниз легла добытая Тимом взрывчатка, ее было много, не меньше двадцати фунтов, за ней последовали запалы, завернутые в плотный пластик, пакет с патронами. Потом она уложила в бак вещи Книжника, проверила, закрыт ли рюкзак с картой и дневником, расположила заряженный обрез так, чтобы его можно было выдернуть одной рукой. Она не торопилась, но работала быстро и аккуратно, продумывая каждый шаг.

– Готов?

Он стоял перед ней высокий, костлявый, так же, как она, покрытый ссадинами и кровоподтеками с головы до ног, и хлопал своими подслеповатыми глазами. Он должен был бы вызвать или жалостливую улыбку или смех, но почему-то, глядя на него, она испытывала странное чувство, названия которому не было в ее словаре. Ей хотелось обнять его и увидеть, как он улыбается, и ощутить, как щекочут щеку его пушистые, как у герлы, ресницы, и еще почувствовать его теплое дыхание у себя под ухом.

Когда-то очень давно это называлось нежностью, но здесь и сейчас это слово было не в ходу.

– Помоги-ка…

Они подтащили бак к краю платформы, туда, где чадил факел. Белка попробовала ногой воду, скривилась от холода, но все же скользнула в поток, придерживаясь руками за скользкий камень.

– Бак, – приказала она, и тут же скривилась, как от боли. – Как же холодно, забери меня Беспощадный!

Под весом груза их импровизированный плот ушел под воду наполовину, Белка тут же ухватилась за ручку и просунула руку в капроновую петлю – она соорудила такие с обеих сторон емкости.

– Подай мне факел!

Книжник исполнил просьбу.

– А теперь – прыгай!

Тим окунулся в ледяную воду подземной реки, и чуть не взвыл – ощущение было острым, кожа вспыхнула холодным пламенем и заныла, словно ее исполосовали лезвиями.

Течение уже несло их в тоннель и поток оказался довольно быстрым.

– Как ты? – спросил Книжник.

Чтобы их не крутило, обоим приходилось сильно болтать ногами.

Благодаря факелу Тим мог видеть лицо Белки над черным глянцем воды. Рыжие короткие волосы, резкие скулы, блестящие глаза. Он впервые обратил внимание, какая красивая у нее шея – высокая, тонкая – и как совершенна посадка головы на этой шее.

– Бывало лучше… Холодно очень…

Она попыталась сложить губами улыбку, но улыбка замерзла, так и не распустившись.

– А ты?

– Не чувствую ног…

– Совсем? – испугалась она.

– Почти, – и у него улыбка получилась кривоватой. – Если честно, то пока только пальцы скрючивает. Судорога, но терпимо.

– Надо выдержать, – выговорила Белка синеющими губами. – Иначе мы отсюда не выползем. Надо терпеть…

Она снова подняла факел чуть выше головы и световой круг чиркнул по своду, проплывавшему над ними, выхватывая из темноты серый бетон и свисающие вниз нити разросшейся плесени.

– Сколько терпеть? – спросил Тим.

– Не знаю, – призналась Белка, нижняя губа у нее совсем посинела и начала дрожать. Зубы стучали кастаньетами. – Тут ты посчитаешь лучше меня. Милю еще. Может, две мили…

– Этот тоннель не для транспорта, это тоннель для обслуживания – станций тут нет. Но две мили – это чересчур, это уже за пределами Стейшен. Знаешь, чего я боюсь?

– Чего?

– Что в конце пути вода будет уходить под землю. Что выход будет с решеткой. Что впереди нас ждет завал…

Он снова застучал зубами, попытался сжать челюсти, но в результате выбил громкое стаккато.

– Это ничего. Я сама боюсь… – выдавила из себя Белка и тоже залязгала зубами.

Ситуация была безвыходной – только вперед!

Ни вернуться назад, ни выйти из воды. Их несло по бетонной трубе в полную неизвестность, и холод мог добраться до них раньше, чем станет виден свет.

Вода высасывала из их тел последние крохи тепла и надежды, но она же давала шанс на спасение. Белка изо всех сил пыталась не уронить факел, хотя руки ее слабели с каждой секундой. Книжник уже не чувствовал ног, онемение катилось вверх, от колен к паху, и Тим мог поспорить, что еще чуть-чуть – и Беспощадный примет их в свои объятия. Но эта смерть будет легкой, легкая смерть не пугает – она избавляет от неизбежного. Однажды, еще будучи кидом, он едва не замерз в зимнем лесу и помнил, что холод не причиняет боли, а несет сладкие сны. Больно бывает потом…

Тим вдруг понял, что не боится Беспощадного – раньше боялся, а теперь нет. Страх закончился. Ему хотелось просто обнять Белку и уснуть. Пусть не обнять – взять за руку, чтобы чувствовать, что он не один. Пальцы Книжника окоченели в самодельной веревочной петле.

– Белка… – прошептал он, с трудом шевеля деревянным языком.

– Тихо! – просипела она. – Тихо, Тим… Ты слышишь? Голоса!

Книжник не слышал голоса. Он чувствовал, как лед с легким звоном заполняет внутренности, подползая к сердцу, но все же поднял голову, прислушиваясь.

Бетонный свод над ними превратился в дырчатый настил и опустился так низко, что до него можно было достать рукой. Через тысячи отверстий пробивался дрожащий свет каких-то светильников, и Белка сразу сунула факел под воду. По жилам Книжника внезапно разлился жидкий огонь, замиравшее только что сердце рвануло вперед, словно перепуганный рэббит, потому что он тоже услышал… Совсем рядом, над самой головой говорили, и это не было эхом.

На настиле над ними стояли люди: целая группа – беглецы видели их тени и слышали голоса так отчетливо, словно были рядом.

– Отсюда мы берем воду, – сказал незнакомый голос. – Ее можно пить, а можно использовать в кузне.

– Нашли родник? – спросил голос похожий на голос Айши.

Белка при звуках голоса жрицы едва не ушла под воду.

– Мы ничего не искали, – отозвался незнакомый голос. – Есть ручей: он входит в Стейшен с запада и выходит с востока. Так было задолго того, как Первая Мать позвала меня в мир.

– А они могут приплыть сюда по ручью?

Это Бегун, его голос Книжник узнал безошибочно.

– Приплыть сюда? Вниз? – незнакомый голос не скрывал насмешки. – Пусть попробуют. Вход и выход заминированы, вода, как лед, в ней не выплыть… Если они решились на это, то Беспощадному недолго их ждать!

– А если они все-таки выберутся?

Это Айша, точно она!

– Если они даже выберутся, то из Стейшена им некуда деться. Кэрродж вдвоем угнать невозможно. Так что могут топать обратно пешком…

Течение уносило Белку и Книжника все дальше от говоривших, но они продолжали слышать беседу.

– А что можно угнать вдвоем? – допытывалась Айша. – Если не кэрродж?

– Только гребную тележку.

– А здесь есть такие тележки? – спросил Резаный.

Белка высунулась из воды по пояс, стараясь не упустить ни слова.

– Осталась одна – остальные в разъездах… Не волнуйся! Ее хорошо охраняют, фармер, потому, что это моя личная тележка для выезда… И ее постоянно стережет охрана Западных ворот…

Темнота снова начала сгущаться над беглецами, течение несло их все дальше, а погашенный Белкой факел уже не мог дать свет. Они едва не врезались в торчащие посередине трубы водозабора, бак развернуло, закрутило, и тут Книжник больно ударился коленкой о какой-то подводный выступ, зашипел тихонько…

Это ступени? Белка тоже зашипела от боли, засучила ногами…

Они одновременно сообразили, что под ногами что-то вроде лестницы, и, хотя она ведет незнамо куда, надо быстро выбираться из потока. Холод снова тянул к ним свои когтистые смертоносные лапы и было не до поиска лучших вариантов.

Застывшие ноги не слушались, пальцы на руках не хотели сжиматься, но они все-таки сами выползли на скользкий бетонный парапет и выволокли туда же пластиковый контейнер с вещами. Обоих била крупная дрожь, какая бывает лишь после шока, большой кровопотери или от глубокого переохлаждения.

Они пробыли в ледяной воде больше десяти минут, и это было гораздо больше того времени, что можно себе позволить без риска умереть от холода, но они были живы.

– Быстрее, быстрее, быстрее… – сипела Белка окоченевшими связками.

Они уходили все дальше от света, вглубь затопленного тоннеля, туда, где их невозможно было ни увидеть, ни услышать. Движение давалось через силу, но хоть как-то согревало.

Обшаривая стену, чтобы не напороться на очередные трубы, Тим нащупал дверь в стене, толкнул полотно и – о, чудо! – она оказалась открытой! Они ввалились вовнутрь, и Белка сразу же нащупала в баке фонарь Книжника, достала его и принялась судорожно жать на клавишу динамо-машинки. Луч света заметался по темному царству, выхватывая из темноты какие-то ящики, короткие железные лестнички…

– Сюда! – приказала Белка. Она не понимала, куда бежать, это был чистый инстинкт, интуиция, привычка действовать тогда, когда на любые телодвижения просто нет сил!

Комната с трубами, на них огромные колеса-вентиля… Комната с какими-то железными шкафами. Выше, ниже… Все старое, сырое, заброшенное…

Наконец они остановились. Побег закончился в небольшой комнатушке с шершавым холодным полом, без окон и дверей. Дальше бежать было некуда и незачем. Белка вывернула на пол содержимое бака и дрожащими руками выхватила из груды вещей свой старый спальный мешок. На пол полетел видавший виды каремат, секунда – она уже лежала на плотной изолирующей подложке коврика, нырнув в видавший виды спальник, как мышь в нору.

– Чего стоишь? Быстро ко мне! – позвала она замершего в нерешительности Книжника, и ей не пришлось приказывать ему дважды.

Они переплелись руками и ногами, словно побеги дикого плюща, с одной целью – найти немного тепла, согреться, оттаять. Каждый из них по отдельности был полумертвым от переохлаждения. В близости, в соприкосновении тел, крылось спасение: холод отступал, капли воды на телах испарялись, и спасительное тепло разливалось по членам. Они не слышали, они чувствовали стук чужого сердца.

Книжник ощутил, как прижимаются к его груди ее груди, как соприкасаются их животы и бедра, как восхитительно нежно пахнет ее кожа во впадинке под ключицей… Это был самый лучший запах в его жизни.

Ничего более прекрасного с ним не случалось, все пережитое им за семнадцать лет было пережито для того, чтобы здесь, в грязном, темном и сыром подвале оказаться в объятиях продрогшей, измученной, покрытой синяками и ссадинами, но самой прекрасной в мире девочки – его девочки. Он боялся ее, он ненавидел ее за жестокость и черствость, он не мог смириться с ее пренебрежением к чужой жизни, но готов был поклясться Беспощадным, что скорее умрет прямо здесь и сейчас, чем выпустит ее из объятий.

Он неловко нащупал губами рот Белки и поцеловал нежно, как мог, а она ответила Тиму сильным и яростным поцелуем, оттолкнула на миг, и снова прижала к себе, словно хотела раствориться в его худом израненном теле.

– Белка, – прошептал он, – Белка…

– Меня зовут Ханна.

Он и не подозревал, что у нее такой красивый, нежный голос.

В комнате было абсолютно темно, но для тех, кто любит друг друга, свет не нужен.

Говорят, что в первый раз не все получается. Это правда, но не всегда.

Например, у них все получилось.

* * *

Сверху подъездные пути Стейшена выглядели, как металлическая паутина. То, что казалось хаосом пока Белка и Книжник находились внизу, отсюда выглядело иначе. Совершенно четко просматривались и въездные, и выездные колеи, блестели свежим металлом рельсы, по которым кэрроджи гоняли чаще. По таким сверкающим дорожкам можно было легко определить, какие из выездных тоннелей используются, а какие бездействуют.

– Я думаю, правый… – предположил Книжник. – Там следов больше… Как думаешь?

Белка смотрела вниз в свой бывалый монокуляр.

– Не знаю, – сказала она задумчиво. – Он говорил о Западных воротах. Мы пришли с Юго-Востока, со стороны Тауна, и видели все подземелья Стейшена до западной стены. Но там нет никаких ворот, Тим. Мы с тобой прошли весь путь. Река затопила тоннели, все, кроме трех верхних ярусов, ниже проехать нельзя.

– Точно, – кивнул Книжник. – Но кто нам сказал, что Западные ворота должны вести именно на запад? И что это вообще за ворота?

– Никто, – согласилась Белка. – Твои предложения? Ищем Западные ворота на севере? Или на юге?

– Давай-ка для начала подумаем, – задумчиво протянул Книжник, не реагируя на иронию спутницы, и взял из ее рук монокуляр.

Белка едва заметно улыбнулась.

Ей нравилось это протяжное «подууумаем», оно обычно заканчивалось вполне жизнеспособным вариантом.

Некоторое время Книжник рассматривал верхний зал Стейшена молча, из их укрытия на верхней галерее все было видно как на ладони: и охрану у входов в рабочие тоннели, и работающих на постройке кэрроджей челов, и огнедышащие печи кузнецов, окруженные дымом и искрами, словно разгорающиеся пожары.

Им повезло найти служебные помещения, которыми не пользовались здешние обитатели. Тим определил, что часть, куда они случайно угодили во время своего ночного путешествия, служила для снабжения всего Стейшена электричеством и была заброшена за ненадобностью после того, как отсюда вынесли все мало-мальски ценное. Электричества не было и никому в голову не приходило использовать все эти «щитовые», «конденсаторные», «силовые подстанции» для жизни – чего-чего, а свободных помещений в огромном многоэтажном комплексе хватало. Зато Книжник быстро сообразил, как использовать широкие кабельные ходы для скрытого передвижения по всему вокзалу, и они легко выбрались наверх, под самую крышу (когда-то прозрачную, стеклянную, с плавным круглым сводом, нынче латанную-перелатанную кусками жести, фанерой и толстым пластиком), на галерею, где ранее располагались магазины и рестораны.

– Рано мы с тобой радовались, – сказала Белка.

– Не спеши, – резонно заметил Книжник. – Мы всегда успеем уйти обратно. Но у нас с тобой другие планы, да? Подумай, что мог иметь в виду здешний вождь? Если это не ворота, то что? Название? Направление?

Он отдал Белке монокуляр, а сам открыл атлас с картами и принялся оглядывать страницы, что-то бормоча под нос.

– Понятия не имею. Западные ворота, по-моему, и должны означать Западные ворота.

– Тогда покажи, где тут гребная тележка? Я что-то ее в упор не вижу!

– Слушай, а может, все-таки попробуем угнать кэрродж? – предложила Белка. – Вот тот! Который поменьше!

– Поменьше… – покачал головой Тим. – Этот, конечно, поменьше… Тогда нам нужно взять в плен человек двадцать стейшенов. Мы не сможем его и с места стронуть, Ханна. Даже этот роувинг тяжелый, нам не выгрести вдвоем, и десятерым не выгрести. Даже и не думай. Давай лучше искать другой вариант…

– Например, полететь!

– Странно это слышать от той, которая пару дней назад летала…

Снизу раздались крики – стейшены принялись перекатывать строящийся кэрродж с одного пути на другой. Действовали они организованно, слаженно. Тяжеленная железная коробка медленно покатилась по рельсам. Один из стейшенов ждал ее приближения возле места, где сходились две колеи, держа руки на большом рычаге.

– Ну-ка, ну-ка… – оживился Книжник, приглядываясь. – Дай посмотреть!

Белка с недоумением вернула ему монокуляр.

Тем временем кэрродж выкатился за пределы платформы и медленно проехал мимо чела с рычагом, но разогнаться ему не дали. Колеса кэрроджа блокировали (коробка дернулась, словно ее пнул великан), а несколько стейшенов положили перед ним на рельсы что-то вроде колодок – и недостроенный кэрродж полностью остановился. Ожидавший остановки чел дернул за рычаг, раздался железный лязг, и кэрродж тут же поехал в обратном направлении, но уже к соседней платформе, где его ждали другие воркеры.

– Отлично, – воскликнул Тим, отрываясь от окуляра.

На его лице отразился неподдельный восторг.

– Я понял, как это работает!

– И это нам поможет?

– Это нам поможет, если нам нужно будет поменять путь, – он улыбнулся и тут же поморщился от боли в едва поджившей губе. – Я же говорил тебе, Ханна: лишних знаний не бывает! Давай-ка вниз, подруга, попробуем зайти с другой стороны…

Они нырнули в кабельный ход и принялись спускаться по металлической лестнице, ржавой, но все еще прочной. Белка впереди, Книжник за ней.

– Я где-то видел это название, – пробормотал Книжник, аккуратно перебирая руками ступени. – Вест-гейт…

– Может, город? – предположила Белка.

– Нет. Во всяком случае, на карте его нет.

– Тогда чье-то имя?

– Не думаю.

– Есть идея, как все выяснить, – сказала она чуть погодя. – Но тебе она не понравится…

Белка остановилась и посмотрела вверх. Книжник, едва не наступив ей на голову, тоже остановился, и глянул вниз.

– Не скажу, что я от этого в восторге, но сильно огорчаться я не стану.

– Вот и хорошо, – отозвалась Белка и ухмыльнулась. – Мне кажется, ты начинаешь умнеть…

– Я? Умнеть? И с чего бы это? – удивился Книжник, приподняв бровь, но она уже спускалась дальше.

* * *

Книжник нервничал.

Он мерял шагами их убежище и проклинал себя за то, что отпустил Ханну одну. Тим прекрасно понимал, что сейчас был бы обузой для Белки, но ничего не мог с собой поделать – в голову лезли картины одна страшнее другой.

Вот она попадает в руки Свина (сердце Книжника прыгнуло вверх и застряло в горле). Вот Бегун и Облом наступают на нее с двух сторон. Вот Айша возникает у нее за спиной и рот жрицы кривится в довольной усмешке. Или Резаный швыряет связанную Белку под ноги Механику и Косолапому, а Сиплый с хриплым смехом поднимает над ней жертвенный нож!

Книжник боялся ее потерять. Очень боялся. Он только что нашел ее, настоящую, живую. Теперь он знал, как она выглядит, когда спит. Как дышит во сне. Он бы скорее дал себе что-нибудь отрезать, чем допустил, чтобы кто-то причинил ей зло. Но сейчас он был вынужден сидеть и ждать, сидеть и ждать…

Книжник вдруг заметил, что грызет ногти на правой руке. Его трясло и это было мучительней дрожи от холода. Он чувствовал свое бессилие и ничего не мог изменить.

Тим выглянул наружу и увидел, что солнце уже не висит над дырявыми крышами Стейшена, а уверенно падает за горизонт, окрашивая мир во все оттенки малинового. День клонился к закату, с северо-востока ветер тянул белесые облака, и жирные осенние пиджины уже устраивались на балках, готовясь ко сну. Глядя на толстых воркующих птиц, Книжник вспомнил, что не ел весь день, и в животе тут же громко забурчало.

– Перестань бурчать! – сказала Белка за его спиной. – В тебя можно попасть с закрытыми глазами!

Книжник развернулся, покрываясь холодным потом. Слова застряли в горле.

– Т-т-т-ты? – выдавил он с трудом.

– Я, я… – кивнула Белка. – Вернулась, не бойся. Рот закрой, пиджин влетит!

Он улыбнулся глуповато и кивнул головой, а потом протянул руки и обнял, сжимая изо всех сил.

– Дурак! Брось, раздавишь! – пискнула Ханна, но освободиться даже не пыталась.

– Ты живая… Я так волновался!

– Живая я, живая… Я же обещала, что осторожненько.

Он отстранился.

– Ты узнала?

Ханна кивнула.

– Можно так сказать.

Книжник смотрел на ее левую руку: костяшки были ободраны до мяса, словно она лупила кулаком по каменной стене. Правая была не лучше.

– Ерунда, просто попался упорный чел. Давай еще раз прогуляемся, Тим.

– Вверх?

– На этот раз вниз. Посмотрим, правду ли он сказал, пока не стемнело.

Внизу, как выяснилось, уже стемнело.

Пробираться через нижний ярус в глубоких сумерках оказалось куда легче, чем они полагали. Мастерские уже не работали, но жар в кузнях не заливали никогда, и разогретые за день печи давали достаточно сильный, теплый свет.

Внезапно Белка негромко охнула и Книжник услышал знакомое пощелкивание и тихий и счастливый смех Ханны.

– Друг? – спросил он.

– А то?

Она повернулась к Тиму и он в очередной раз удивился красоте ее улыбки, буквально освещавшей лицо Белки изнутри.

– Он нашел меня, Тим! Он снова нас нашел? Давай-ка, – приказала она зверьку. – Дуй на свое место!

Друг мгновенно юркнул в капюшон.

– Вот мы и вместе, – сказала Ханна. – Осталось только выбраться отсюда живыми. Но мы выберемся, правда, Книжник?

Тим кивнул.

– Осторожнее, – предупредила Белка, ступая на верхнюю ступеньку железного трапа, ведущего вниз. – Тут нет нескольких ступеней…

Белка находила только ей известные приметы, и, стараясь двигаться в глубокой тени вдоль стен, вывела их на выездную рампу. Тут десятки рельсовых путей пересекались между собой, образуя причудливую сетку, на них доживали годы остовы сгнивших и разобранных на детали поездов, одиноко разлагались ржавые кэрроджи, вросли в металл и гравий огромные туши дохлых локомотивов.

Ханна и Книжник двинулись поперек этого странного кладбища мертвых поездов, двигаясь от тени к тени, проскальзывая под ржавыми тележками кэрроджей. Потом Белка замерла и предостерегающе подняла руку.

Отсюда можно было разглядеть короткий состав из пяти вагонов, замерший на путях. За ним горел костер или жаровня с углями, и над крышами кэрроджей плясали ломкие черные силуэты.

– Смотрецы, – сказала Белка одними губами.

Тим кивнул.

Через несколько мгновений один из часовых с факелом над головой прошелся прямо перед ними, и Белка, достав монокуляр, следила за его движением.

Друг следил за людьми не выходя из своего капюшона, высунув мордочку с блестящими глазками бусинками из складок ткани. Он вел себя тихо, словно понимал, что нельзя выдать хозяйку.

– Держи!

Монокуляр перешел к Книжнику, и он рассмотрел через помутневшие линзы надпись, идущую по бокам дряхлых кэрроджей.

– «Вестгейт Транспортэйшн Компани Лимитед», – прошептал Тим на ухо Белке.

Та кивнула головой и улыбнулась.

– Значит, он не соврал… – прошептала она удовлетворенно. – Вот они – Западные ворота, Тим. Мы их нашли…

* * *

Взбираться вверх по лестнице в узком кабельном ходу медленнее и труднее, чем спускаться. Добравшийся до третьего верхнего яруса Книжник покрылся испариной и тяжело дышал, Белка же даже не вспотела.

– Ты железная? – пробурчал Книжник, утирая пот. – Ты когда-нибудь устаешь?

Белка улыбнулась и ободряюще похлопала его по плечу.

– Когда ты в первый раз бежал за мной в лесу, я думала, что мне придется закопать тебя за ближайшим холмом. Но ты выжил, Книжник. Поэтому не ной, а двигай своим худым задом и все будет хорошо.

– У меня худой зад? – возмутился Тим.

– Что видела, то видела… Даже голодный вольфодог такое грызть не станет! Двигайся, мы рядом. Скоро отдохнешь…

Они выбрались на галерею, идущую вокруг зала ожидания, и двинулись к своему убежищу: щитовой, расположенной на сервисном балконе над посадочными платформами.

Здесь было царство пиджинов и кожанов, чувствовался запах горящих углей, помета, но, задувающий через пустые рамы осенний холодный ветер, перекрывал эти ароматы дуновением свежести.

Внезапно Белка почуяла посторонний запах – запах свежего пота. Рефлексы сработали быстрее, чем она сама поняла, что делает – миг, и они с Книжником оказались в глубокой нише возле входа в один из разрушенных магазинов.

Книжник даже не успел испугаться.

– У нас гости… – прошептала Ханна ему в ухо.

Луна еще не взошла, поэтому ниша утопала в густой черной тени и прекрасно скрывала их от посторонних глаз.

Неподалеку от входа в щитовую мелькали темные силуэты. Белка насчитала четверых. Сразу было понятно, что это не засада – засада так не шумит. Но говорили едва слышно, явно старались не привлечь лишнего внимания. Она прислушалась и облегченно перевела дух.

– Тины, – пояснила она Книжнику, едва шевеля губами. – Пришли за птицами.

Внезапно возле щитовой вспыхнул факел, тьма бросилась во все стороны, спасаясь от яркого, почти желтого пламени подожженной ветоши, и Ханна убедилась, что угадала правильно.

– Тихо, Зуб! Не свети сюда!

– Так они все равно не улетят…

– Улетят – не улетят! Тебе сказали, завязывай светить!

– А чего ты командуешь, Кошка? Ты кто?

– Она та, кто оторвет тебе яйца, Зуб, – третий голос был совсем молодой, визгливый.

– Вот, значит, как… – сказал Зуб и сплюнул. – Ты, значит, Бубенец, ей подмахивать будешь?

– Заткнитесь! Я почти до них добрался!

– Только сразу головы им сворачивай, Зануда, – посоветовала Кошка. – Чтобы не получилось, как в прошлый раз.

Зуб и Бубенец захихикали.

Сразу стало понятно, что в прошлый раз получилось не очень.

Голуби встревоженно заворковали, раздался писк.

– Факел убери, Зуб, – попросил Зануда. – Мешаешь! Они просыпаться начали!

Зуб повернулся, свет пробежал вверх по стене, и стало видно, что Зануда стоит на потолочной балке, а в руках у него мешок, в который он складывает убитых пиджинов.

Факел вспыхнул и потух. Привыкшие к свету глаза Белки и Книжника мгновенно перестали различать детали, но тины шумели так, что все подробности происходящего можно было легко себе представить даже закрыв глаза.

Здесь, вдали от обитаемой части Стейшена, тины чувствовали себя в полной безопасности – гуляй, кричи, сколько хочешь! Скорее всего, им было запрещено заходить сюда даже для охоты на пиджинов, галереи были ветхими и могли обвалиться в любую секунду, но кто из тинов слушает глупые запреты старших?

– Смотри, не навернись!

– Зуб, чтоб тебя, не звезди под руку!

Писк птиц, которым сворачивают шеи, хлопанье крыльев.

– Сколько взял?

– Я что? Их считаю? – огрызнулся Зануда.

– Ты, главное, кожана за голову не ухвати. Кусаются они, твари! – предупредила Кошка.

Было слышно, как Зануда переползает по балке, опираясь руками на стену. Воркование перешло в клекот, потом в писк.

– В следующий раз, – голос у Зануды звучал напряженно, чувствовалось, что равновесие дается ему с трудом. – В следующий раз сама сюда полезешь! Ох!

Шум от падающей бетонной крошки, сдавленная ругань…

– Ты там цел?

– Цел… Трахни меня Беспощадный! Успел зацепиться! Мешок уронил…

– Мешок тут… – отозвался Бубенец. – Мне на башку свалился.

– Зуб! Факел зажги!

– Затрахали! Зуб, зажги! Зуб, потуши!

Стало слышно, как Зуб бьет про кресалу, потом во тьме замерцал огонек разгорающегося трута и тут же снова вспыхнул огонь, осветив место охоты.

Зануда уже успел забраться обратно, на балку, но выглядел перепуганным.

Остальные стояли внизу, Бубенец рылся в мешке, очевидно, пересчитывая добычу.

– Две полных руки, – сообщил он. – И еще рука. Хорошие пиджины, жирные! Слазь с верхотуры, криворукий, пока не навернулся! На сегодня нам хватит! Нажремся от пуза!

Он засмеялся.

– Не доставай его! – приказала Кошка. – Сам забздел туда лезть, теперь не подкалывай!

Она вряд ли была самой старшей в компании, но авторитетом пользовалась.

Белка из своего укрытия могла хорошо ее рассмотреть. Невысокая герла, ладная, плотного сложения, этакий гриб на ножках, из которого через зиму-две может получиться что угодно – от красавицы до уродины, но, в любом случае, получится с характером.

Пока она была не похожа на парковых герл, задачей которых от самого рождения было нянчить, рожать и готовить, а смахивала скорее на герлз-фармер, и у нее явно были все шансы и задатки вырасти независимой.

Хотя Белка могла ошибаться… Быть независимой тин и стать независимой герл – это две разные судьбы. Мало кому удавалось не измениться. А сломать такую, как Кошка, при желании несложно. Достаточно отдать ее хантерам или вэрриорам для забавы на вечер-другой или привести в барак к воркерам, и она станет тихой и покорной, как надо вождям.

Или мертвой. Лучше – мертвой.

Тем временем Зануда спустился на балкон галереи и отобрал у Бубенца мешок с мертвыми пиджинами, а Кошка перехватила у Зуба коптящий факел и вся четверка тронулась в обратный путь. Тин-бои шли первыми, подкалывая друг друга, постоянно пиная друг друга локтями, а Кошка шагала на несколько шагов позади, подсвечивая дорогу и себе, и им.

– Сидим тихо, – прошептала Белка в ухо Тиму. – Даже не дышим.

Охотники за птицами должны были пройти в полутора ярдах от ниши, где они притаились. Балкон в этом месте был узким, часть конструкции давным-давно осыпалась на платформы, оставив на месте балюстрады редкую сетку из металлических прутьев с кусками бетона на ней.

– Понял, – прошептал Книжник едва слышно.

– Можем суп сварить! – предложил Зуб, проходя на расстоянии вытянутой руки от Белки. – Будет, что похлебать и, опять же, мясо вареное… Очень горяченького хочется!

Он был самым низкорослым и противным из всех, но при этом и самым забавным – говоря, он смешно суетился, размахивал коротенькими ручками.

– А я говорил, что бояться нечего! – гордо заявил Бубенец. – Нет тут никого!

Они миновали нишу, где притаились беглецы, и двинулись к лестницам. Ханна и Тим перестали дышать.

Кошка тоже прошла мимо них, держа над головой пылающий факел – невысокая, безобразно обскубанная (грязные волосы торчали, словно пакля) и гордая своим предводительским талантом.

Она тоже прошагала мимо не оглянувшись, и беглецы перевели дух.

Сделав несколько шагов вслед за своими друзьями, Кошка внезапно остановилась, что-то учуяв. Книжник знал такое ощущение, когда тебя на ходу догоняет мысль, что ты видел что-то важное, но упустил, что именно…

– Кошка! – крикнул из-за угла Зануда. – Догоняй! Где твой факел, Беспощадный тебя забери! Посвети! Тут собственную жопу не видно!

– Иду! – крикнула она в ответ, а сама сделала несколько шагов в обратном направлении.

Белка превратилась в сжатую пружину – ноги чуть согнулись в коленях, руки напряжены.

Кошка подняла факел повыше, дрожащий свет проник в нишу и забившийся в угол Книжник увидел, как холодно и страшно сверкнули глаза Ханны, когда их коснулся отблеск пламени.

– Нет! – Книжник проглотил свой шепот. – Нет!

Кошка сделала еще шаг и оказалась лицом к лицу с Белкой. Глаза ее стали круглыми от изумления, рот приоткрылся для вскрика…

Ханна была стремительна, как нападающий снейк – это больше походило не на удар воина, а на змеиный выпад. Распрямившись, девушка толкнула Кошку двумя руками в грудь, толкнула настолько сильно и точно, что та, не успев даже вскрикнуть, вылетела с галереи спиной вперед, прямо в пустоту. Факел все еще пылал в ее руке, поэтому Тим видел, как меняется ее мимика, как накатившая волна ужаса, предчувствие смерти отражается на ее лице, как она изгибается, силясь нащупать хоть какую-то опору, и не находит ее, и проваливается вниз, на щербатые плиты перронов, прямо в лапы Беспощадного.

Она закричала только перед самым ударом о пол. Короткий вопль заметался под сводами Стейшена и тут же прервался на высокой ноте. Несмотря на то, что между галереей и платформой было больше сорока ярдов, Книжник прекрасно слышал хрусткий звук, с которым тело рухнуло на бетон. Крик прервался.

Тим почувствовал, что не может дышать, словно это он ударился о камень спиной и воздух вылетел из него.

Он слышал вопли тинов, которые сыпались вниз по разрушенным лестницам, повторяя «Кошка! Кошка!», а Белка уже волокла его прочь, в сторону их убежища. Оно было совсем рядом.

Беглецы проскользнули вовнутрь и закрыли дверь.

Рука Ханны легла Тиму на плечо, но он оттолкнул ее.

– Зачем! – прошептал Книжник горячо. – Зачем ты ее убила! Неужели нельзя было иначе? Ну?

Вспыхнул фитиль и слабый огонек светильника разогнал темноту.

Он увидел Белку, стоящую перед ним – глаза ее были черны, рот кривился.

– Что я должна была делать? – каркнула она хрипло и облизнула пересохшие губы. – Что? Она видела нас, Тим!

– Ты могла ее оглушить! Мы могли увести ее с собой!

– Ты дурак, Книжник, – сказала Белка устало.

Темное пламя недавно плясавшее в ее зрачках, внезапно угасло и в них не осталось ничего, кроме бесконечной усталости. И без того худое лицо Ханны осунулось еще больше, подбородок заострился, на скулах легли густые тени и она стала похожа на мертвеца, а не на живого человека.

– Мы или она, – голос ее звучал ровно, без эмоций. – Никаких других вариантов. Никаких. Понимаешь?

Книжник замолчал и закрыл глаза, усмиряя кипящий в нем гнев. Или собираясь с духом.

– Кто ты? – тихо спросил он. – Кто ты такая, Ханна? Как ты так можешь… решать? Кому жить… Кому умереть! Кто дал тебе право решать?

Он чеканил слова, не повышая голоса.

– Ты же чудовище, Ханна! Ты – тот же Беспощадный, просто в теле чела! Ты несешь смерть всему, к чему прикасаешься!

Друг смотрел на него, сидя у Белки на плече и наклонял голову то в одну, то в другую сторону. Он, конечно, не понимал ни слова, но прекрасно улавливал интонацию.

– Для того, чтобы дать нам с тобой жизнь, надо принести кому-то смерть… Так устроено. Жизнь, Тим, это не книги, не буквы на бумаге – это выбор, – сказала Ханна чужим голосом. – Быть рабом или не быть. Любить или не любить. Убить или быть убитым. Она или мы. Я выбрала нас – можешь ненавидеть меня за это. И сделала этот выбор за тебя. Прости, но больше мне извиняться не за что.

Книжник спрятал лицо в ладони и заплакал, и слезы его были горячими, как уголья.

Ханна прошла мимо него, словно мимо пустого места, и принялась рыться в лежащем в углу рюкзаке. Когда она распрямилась, в руках у нее были брикеты взрывчатки и детонаторы. Друг все так же сидел у нее на плече и укоризненно смотрел на Тима.

– Возьми себя в руки, Книжник, – сказала Белка. – До утра мы должны исчезнуть отсюда, и я собираюсь заняться этой проблемой. А ты, как вдоволь поплачешь над тем, что остался жив, собери вещи и жди моего возвращения. Времени у нас будет в обрез…

Глава шестая Горячие земли

Айша привыкла решать проблемы быстро.

И вовсе не потому, что у нее не было времени подумать. Решения приходили к ней сами по себе и они, в основном, оказывались верными. Возможно, потому, что она была от природы умнее, чем ее окружение, а, возможно, потому, что у жрицы была воистину звериная интуиция. И там, где ум и опыт были бессильны, Айше помогало чутье.

Жрице было очень неуютно в стенах Стейшена. Даже неуютнее, чем в гостях у Косолапого, что само по себе вызывало вопросы – «гостеприимство» вождя Тауна давно стало легендой, а развешанные вниз головой трупы тех, кто это гостеприимство испытал на себе, служили кормом для ворон и пищей для слухов.

В сравнении с Косолапым Механик был порядочен, миролюбив и слово держал. Он был торговец, а торговцу мешают разлагающиеся трупы, висящие на столбах. Торговец думает о репутации, торговец следит за тем, что о нем говорят. Нет, конечно же, он тоже убивает, но тихо, без громких слов и свидетелей. Вот почему Айша с недоумением спиной ощущала сочащуюся из стен опасность, а своим ощущениям она привыкла доверять. А когда рядом появлялся Проводник, то жрица впадала в состояние, близкое к панике, и с большим трудом скрывала страх от окружающих. Этот низкорослый ублюдок пугал ее до колик, до поноса, одной своей паскудной ухмылочкой на тонких, как порез, губах.

Ей физически не хватало Додо. Не как чела или любовника – как живого щита, способного прикрыть ее собой даже от автоматной очереди. Айша чувствовала себя голой и беззащитной. То, что голой – это полбеды, нагота красивого тела – это оружие, ее учили этому с детства, а вот беззащитность… Ни хитрый и ловкий Грызун, ни смотрящий на нее безумными глазами Бабах не могли дать жрице и доли той уверенности, что дарил туповатый могучий Додо.

Додо умер. Эта сука убила его. А Додо дарил Айше самую дорогую из иллюзий – иллюзию защищенности.

Айша положила тлеющий уголек в чашку трубки и несколько раз коротко затянулась, разжигая коричневатые волокна чарра. Алое сияние выхватило из полумрака лицо жрицы, трубка стала теплой, согрела ладонь. Рот заполнился сладковатым, остро пахнущим дымом и Айша, наполнив дурманом легкие, выдохнула его через нос двумя сизыми плотными струями.

– Хороший чарр, – раздался голос за ее спиной. – Жрице не спится?

Холод липкими лапами вцепился в позвоночник Айши, но она повернулась к подошедшему сзади Проводнику с доброжелательным и спокойным выражением лица, хотя только Беспощадный знал, каким усилием ей это далось.

– Ты ходишь неслышно…

– Я не прятался, просто ты увлеклась своими мыслями, Айша.

За спиной Проводника маячили две темные тени.

– Удалось найти следы? – спросила жрица, разглядывая гостя.

Тот покачал головой.

– Стейшен слишком велик, Айша. В нем много укромных уголков. И мы не знаем, здесь ли те, кого ты так хочешь видеть…

Жрица усмехнулась и сделала еще одну затяжку.

– Можешь мне поверить, Проводник, они здесь.

Она протянула гостю трубку и тот, шагнув, принял дымящийся чарр из ее рук.

– Я ее чую… – сказала Айша. – Она где-то рядом…

– Значит, они дадут о себе знать.

Проводник сделал затяжку и с наслаждением выдохнул дурманящий дым.

– Что за шум был внизу? – спросила Айша.

– Тины, – пояснил Проводник. – Верхние галереи опасны, им запрещено туда ходить, но там спят пиджины и тины нарушают запрет, чтобы полакомиться птичьим мясом. Сегодня одна герла сорвалась с самого верха и погибла. Я приказал их наказать.

– Как наказать?

– Высечь.

Айша замолчала. Чарр растекался по крови теплыми, щекочущими волнами, пульсировал внизу живота, но рядом с Проводником нельзя было проявлять слабость.

– Ты уверен, что герла сорвалась сама?

Он сделал еще одну затяжку и вернул трубку Айше.

– Уверен.

– Не будь так уверен. Все, что случается сейчас в Стейшене, может быть не случайным. Белка – опасный противник, – сказала Айша. – Я даже не думала, что она настолько опасный противник.

– Так ее зовут Белка? – спросил Проводник, ухмыляясь особенно противно. – Теперь буду знать. Никто не живет вечно, жрица, даже самый опасный противник. Каждый делает последнюю ошибку.

Он помолчал некоторое время, обдумывая сказанное или прислушиваясь к тому, что с ним делает чарр.

– Готова ли ты выслушать мой совет?

Айша кивнула.

Проводник пугал ее. Его внешность отталкивала, голос раздражал, но в злых маленьких глазенках светился острый ум. Его стоило опасаться, но выслушать.

– Я чувствую твою ненависть, Айша, – он посмотрел на нее без обычной улыбки и медленно почесал поросшую редкими бесцветными волосами щеку. – Я вообще хорошо чувствую мысли других, это дар от Беспощадного, будь он проклят и спасибо ему! Меня нельзя обмануть – все в Стейшене знают об этом. Поэтому я не буду спрашивать тебя, жрица, о том, что ты думаешь. Я это знаю. Ты ненавидишь Белку, потому что чувствуешь в ней соперницу. И ты боишься меня, потому что видишь мою силу.

Айша вскинулась, но Проводник сделал мягкое движение рукой, предупреждавшее любые возражения.

– Не говори ничего. Ты права, меня стоит бояться, но не тебе и не сейчас. Послушай моего ДОБРОГО совета, жрица!

Он сделал упор на слово «доброго».

– Лови этих двоих, мы поможем тебе в твоей охоте, но ловить не значит поймать…

– Говори яснее, – сказала Айша, не скрывая раздражения.

Проводник сделал еще шаг, и оказался совсем рядом, настолько рядом, что жрица невольно отшатнулась.

Они стояли на платформе между жилыми кэрроджами, и горящие масляные лампы, закрепленные на металлических подставках, заливали все вокруг странным мерцающим светом. Непроницаемо черные тени ложились на старую крошащуюся плитку. Потолки терялись во тьме и над головами собеседников шуршали крылья вышедших на охоту кожанов.

От Проводника исходил терпкий аромат чарра, смешанный с сильным мускусным запахом самца, и Айша невольно подумала, что в его отталкивающей внешности и пугающих манерах все-таки есть нечто привлекательное. Смертельно привлекательное. Как сверкание паутины для мухи. Как притягивающее глаз уродство.

– Лови их, – повторил Проводник, – но дай им бежать. Они выведут тебя к цели вернее, чем карты, которыми я повелеваю. Они хотят выжить, они хотят достигнуть цели любой ценой – позволь им сделать это. Войди в двери, которые они откроют для тебя. Войди и возьми то, что тебе причитается.

– А дальше?

– Раздели это со мной, жрица. И ты не пожалеешь.

– Что делать с остальными?

– Убей, – сказал Проводник просто. – Ты знаешь, зачем тебе нужно лекарство, Айша?

– Чтобы жить вечно!

– Никто не живет вечно, жрица.

Она встряхнула головой.

– Я хочу править, Проводник. Править долго. Пусть не вечно, но долго.

– Это хорошо. Ты услышала мой совет?

Глаза его вспыхнули на короткий миг, словно глаза зверя. Вспыхнули и тут же погасли. Или это отразился в них неверный свет масляных светильников?

Айша придвинулась к Проводнику вплотную и посмотрела ему в лицо снизу вверх. Ее руки легли жрецу на плечи. Отравленная чарром кровь полетела по жилам Айши бурлящим потоком.

– Я услышала твой совет, – прошептала она и, привстав на цыпочки, коснулась губами его уха.

Мускусный запах его пота уже не раздражал – манил!

– Ты чувствуешь, о чем я думаю? – спросила она едва слышно.

Тени, маячившие за спиной Проводника, отступили и растворились в полумраке. Красное зарево догорающих в Депо печей пульсировало в ритме ударов сердца.

– Ты не думаешь, – ответил Проводник. – Ты кричишь об этом…

Узкий рот снова исказился в усмешке.

Его руки легли Айше на талию и скользнули под свободную рубаху жрицы.

Белка опустила монокуляр и тоже ухмыльнулась. Довольно ухмыльнулась, а потом посмотрела назад, туда, где уже шипели запальные трубки. Пора убираться. Граница света и тени скрывала ее, давала ей возможность одновременно оставаться незамеченной и видеть все, что необходимо. Неслышимая, ловкая, как зверек, давший ей прозвище, она побежала по крышам старых покосившихся кэрроджей, интуитивно выбирая наименее прогнившие участки. Прыжок – и она слилась с глубокой черной тенью в конце платформы, словно ее стерли.

Запалы догорели до конца как раз в тот момент, когда Айша впилась своими сочными губами в уродливый рот Проводника. Четыре фунта взрывчатки разнесли вдребезги бетонную колонну, подпиравшую свод Стейшена, и по стене побежали трещины. Осколки бетона пронеслись над переплетением рельс, ударили по вагонам, прогибая металл и выбивая мутные от времени стекла.

Взрывная волна бросила Айшу и жреца на землю, прямо под водопад осколков, льющийся с крыши. Полыхнула лопнувшая печь и алое пламя расцвело посредине Депо.

Воздух заполнился пылью и испуганными криками.

– Я предупреждала тебя… – сказала Айша, поднимаясь.

– Я помню, – ответил Проводник.

Часть крыши Стейшена с грохотом обрушилась вовнутрь. Отчаянно, на грани слышимости завизжали раненые.

– Они уходят, – сказал Проводник. – Тебе пора в путь.

Жрица кивнула.

* * *

– Тормози! – хрипло прошептал Книжник, хотя никакой необходимости перешептываться не было.

После взрыва в Депо Стейшен напоминал развороченный улей, казалось, даже стены гудят и вибрируют от топота ног, криков и треска пламени. Белка, во всяком случае, теперь не пряталась и не старалась двигаться бесшумно. Двоих смотрецов, охранявших пост возле Западных ворот, она застрелила из обреза, а третьему едва ли не снесла голову своим тесаком и толкнула тело в костер.

Их оружие она забрала с собой, оставив трупы на виду.

Хороший повод напомнить о себе и нагнать страху на преследователей.

Гребная тележка обнаружилась тут же – шесть сидений, объемистая платформа-ящик для груза, торчащий из пола рычаг. Железные колеса выглядели ухоженными – без ржавчины, оси были густо покрыты жирной смазкой.

– Все просто, – буркнул Тим. – Качаем рычаг – едем. Не качаем – не едем. Вот тормоз. Тянем – тормозим.

У закрытых выездных ворот они замешкались – не понимая, как запустить механизм открывания, но здешние устроители особой изобретательностью не отличались, и Книжнику задачу удалось решить быстро, перерубив веревки, на которых были подвешены противовесы. Мешки, набитые песком, рухнули на землю, а ворота поднялись на треть, но и этого с головой хватило, чтобы выкатить тележку наружу.

За стенами Стейшена было намного холоднее, чем внутри, зябкий осенний ветер нехотя шевелил подмороженную, уставшую от осени траву. Сквозь плотные серые облака, всплошную затянувшие небо, с трудом пробивался белый свет растущей луны.

Тим оглядывался, крутил головой, пытаясь разобраться, туда ли они едут. Белка не смотрела на него – были дела поважнее: она вглядывалась в мглистую дымку, клубившуюся над землей, через прицел автомата.

Он дважды соскакивал на землю, чтобы повернуть рычаги, направляя тележку на новые пути, а когда им все-таки удалось выкатиться с территории Стейшена, вытер лоб рукавом. Несмотря на ночной холод, его пробило потом, липким и горячим, но он засмеялся прежде, чем налечь на гребную рукоять.

– Рано смеешься, – сказала Белка. – Ничего не кончилось!

Она поймала ритм и работала не руками, а спиной и поясницей – раз-два, раз-два! Тележка набирала ход с каждым пройденным ярдом и двигалась быстрее, чем бегущий чел.

Друг, которому надоело болтаться в капюшоне, выбрался наружу и устроился на одном из сидений, не делая попыток соскочить с тележки. Он явно был обеспокоен, чуял что-то, постоянно задирал мордочку и нюхал ночной воздух, распушив рыжий хвост.

Теперь вместо рельсовой паутины, путаницы, в которой сам Беспощадный сломал бы ногу, путей осталось только два: тот, по которому они ехали, и еще один, идущий параллельно с ним. Вдоль рельсов тянулись коричнево-серые верхаузы, низкие, с обрушившимися вовнутрь крышами, какие-то задания с выбитыми оконными рамами, погрузочные рампы, засыпанные истлевшим мусором.

Раз-два! Раз-два! Раз-два!

– Они пойдут за нами, – продолжила Ханна. – Они уже идут за нами!

– Я знаю, – выдохнул Книжник.

Голос у него дрожал от напряжения. Каждый наклон отдавался тянущей болью в покрытой синяками и ссадинами спине, но он все равно выпрямлялся, пусть через силу, но выпрямлялся.

Они проехали мимо черного зева тоннеля, из которого выбегали еще две пары рельс, прокатились под широченным виадуком, заслонившим молочное небо на несколько секунд, снова пересекли переплетение путей и оказались между двух бетонных стен, причудливо искажавших звуки.

– Ты уверен, что мы едем туда, куда нужно? – спросила Белка.

Книжник покачал головой.

– Мы едем в нужную сторону. В любом случае, эта дорога ведет в Горячие земли.

На этот раз ухмыльнулась Белка.

– Горячие земли… А ведь я могла спокойно умереть на своем дереве…

Книжник посмотрел на нее без тени улыбки.

– Нет никакой разницы, где умереть, Ханна, – сказал он. – Смерть всегда одинакова. А вот жить можно по-разному…

Бетонный коридор внезапно закончился и вместе с ним закончился город. Туман над рельсами стал гуще, заклубился и поглотил гребную тележку бесследно, вместе с пассажирами и поскрипыванием рычага…

Раз-два, раз-два, раз…

* * *

– Я говорила тебе, Механик, что взрыв – это ее работа, – сказала Айша и пошевелила труп смотреца ногой. В груди у него зияла кровавая дыра, проделанная зарядом самодельной картечи. – Сколько времени они выиграли, пока ты тушил пожар!

Грызун стал на одно колено, осматривая следы. Факел в его руке пылал так ярко, что вокруг стало светло на добрый десяток ярдов.

– Тут еще два трупа, – сообщил из полумрака Облом. – Один хорошо прожаренный, хоть закусывай!

Айшу невольно передернуло.

– Как они нашли гребную тележку? – спросил Сиплый, выглядывая из-под нависшего капюшона. – Ты говорил, что это невозможно!

– Я ошибался, – огрызнулся Механик.

В освещенный пламенем круг вышли Бегун со Свином. Свин вытирал руки от черной копоти какой-то ветхой тряпкой.

– Это она, – сказал Свин и скривился. – Ее блядские фокусы! У одного из ваших башка почти отрезана с одного удара… А Белка всегда таскает с собой здоровущий тесак!

– Понятно, что это она, – Косолапый уселся на подножку кэрроджа и положил автомат к себе на колени. – Больше некому… Что будем делать теперь?

Механик пожал плечами.

– Они далеко не уйдут. Проводник отдал приказ готовить роувинг на четыре полных руки гребцов и даст вам самого лучшего Младшего Проводника. Четыре полных руки и самый новый роувинг! Да вы догоните их раньше, чем они доедут до Каньона.

– А что делать с лошадьми? Куда мы погрузим мои ган-кары? – в вопросе Резаного звучали беспокойство и затаенная обида.

– Резаный, без обид! – сказал Бабах. – Ну, нах… нам там твои ган-кары?

Механик предупреждающе поднял руку.

– Не спорить! Ган-кары останутся здесь, я верну их, как только вы возвратите мне роувинг! Лошади подохнут после переезда через Горячие земли! А вот машин-ганы… Машин-ганы я бы снял и установил на кэрродж. Уж они вам точно не помешают!

Резаный кивнул, но лицо его было мрачным.

– Сколько вэрриоров может взять на борт твой роувинг, Механик? – спросил Косолапый.

– Две полных руки, – ответил за вождя Проводник, выходя из темноты. – Это больше, чем вам нужно. Собирайтесь. Кэрродж уже готов. На рассвете вы можете выступать… Беспощадный вам в помощь!

– Живи вечно! Живи вечно! Живи вечно!

– Помни о том, что я тебе сказал, – шепнул Проводник Айше, придержав ее за руку.

Айша кивнула.

Небо еще оставалось серым, когда из одного из нижних тоннелей выкатился огромный роувинг. Окна его были закрыты железными листами, люки и двери закупорены. У смотровых щелей кабины стоял Младший Проводник, руки его лежали на рычагах. Гребцы дружно налегали на рукояти, заставляя крутиться грубо выкованный вал под брюхом кэрроджа. Тяжелая махина сначала катилась едва-едва, но с каждым ярдом ускорялась и в конце концов, вырвавшись из уже знакомого нам бетонного коридора, понеслась по рельсам быстрее, чем можно было предполагать, глядя на конструкцию.

Внутри роувинга коптили черным масляные светильники и мокрые от пота спины гребцов напрягались в едином усилии, гребок за гребком…

В центре кэрроджа располагалась еще одна железная коробка, а в ней на изношенных креслах сидели Бегун, Свин и Облом, Айша с Грызуном и Бабахом, Резаный со своими двумя вэрриорами-пулеметчиками, Косолапый и Сиплый, прихватившие с собой арканщика Гунявого.

Железный снаряд набирал ход навстречу восходящему осеннему солнцу.

Руки тянули гребные рукояти – вдох-выдох, вдох-выдох, железные колеса звенели, лаская гладкую спину рельсов, и роувинг принялся пожирать милю за милей.

Раз-два, раз-два, раз-два, раз…

* * *

Путешествие через Горячие земли оказалось весьма скучным мероприятием.

Гребная тележка бежала по Рейле, рассекавшей пустую и гладкую как стол прерию от горизонта до горизонта. Когда-то здесь росла трава, была вода и кипела жизнь, но все это осталось в далеком прошлом. Красная земля по обе стороны от Рейлы текла мелкой пылью, и ветер гонял по выжженному пространству миниатюрные торнадо.

Друга пришлось посадить в багажный ящик и он не стал возражать, сам юркнул под железную крышку и забился в угол, пощелкивая беспокойно и испуганно.

– Он что-то чувствует, – сказала Ханна, – закрывая багажник.

Голос ее звучал глухо из-за резиновой маски на лице.

– Я тоже, – кивнул Книжник. – Здесь пахнет старой смертью.

– Везде пахнет старой смертью, – покачала головой Белка. – Просто тут ей не пахнет, а воняет…

Летом, наверное, здесь было чудовищно жарко, зимой очень холодно, а сейчас они ехали через осеннее ни то, ни се, в воздухе висела мелкая водяная пыль, однообразный пейзаж навевал скуку, а тусклое осеннее солнце, выглядывающее через разрывы в облаках, никак не могло разогнать стелющийся вдоль насыпи туман.

Если бы кто-то мог со стороны увидеть Книжника и Белку, то вряд ли узнал бы их – оба надели мешковатые костюмы, сшитые из какой-то странной, прорезиненной ткани, клееные-переклеенные – костюмы нашлись в ящике, стоящем под сиденьями тележки. Там же оказались странные маски со стеклянными очками и гофрированными хоботами вместо носов. В костюмах и масках было жарко, но не так, чтобы умереть от перегрева, и они не снимали эту странную одежду – Книжник настоял, что путешествовать лучше в защищенном виде.

Рейла шла под уклон, небольшой, почти невидимый, но после затяжного (тоже незаметного) подъема, в мышцах возникало непередаваемое ощущение легкости. Так бывает, когда после длительного перехода сбрасываешь с плеч тяжеленный рюкзак – кажется, что отрастают крылья.

Пейзаж тоже разнообразием не отличался. То и дело попадались выбеленные солнцем и дождями скелеты людей и животных, остовы машин, превратившиеся в ржавые каркасы. Когда Рейла шла параллельно автомобильному хайвэю, то глазам спутников открывались сотни сгнивших авто, засыпанный красной землей бетон, полопавшийся, покрытый кавернами и трещинами…

Особенно угнетало полное отсутствие птиц и следов животных. За долгие годы, на протяжении которых Горячие земли убивали все, до чего могли дотянуться, научили пернатых и живность держаться подальше от этих дивных мест.

– Как ты думаешь, – голос Ханны через маску звучал непривычно, слова разбирались с трудом, – что здесь произошло?

– Не знаю, – пробурчал Книжник. – Я не понимаю, что это такое. На ум приходит радиация, но для радиации нужна А-бомба. А кто станет сбрасывать А-бомбу на свою же территорию? Помнишь, что я рассказывал тебе про невидимый свет?

– Помню. И ты считаешь, что эта резина защитит нас от него?

Он покачал головой и хобот на маске смешно затрясся.

– Не знаю. Здесь ядовито все – воздух, пыль, камни, может, даже рельсы. Я не знаю, Ханна. Но лучше сделать что-то лишнее, чем не сделать необходимого. Эти костюмы лежали в тележке не зря.

– В моем воняет потом, – сообщила Белка. – Страшно воняет.

– В моем тоже пахнет не цветами… Придется потерпеть.

Тележка чуть замедлилась и им снова пришлось налечь на рычаг.

– Далеко еще? – спросила Ханна.

– Впереди должен быть каньон и мост через него. Потом останется тридцать миль до поворота.

– А что, если моста больше нет?

– Тогда нам предстоит найти переправу.

– Через каньон?

Книжник кивнул.

– Надо будет – мы спустимся вниз, а потом найдем тропу наверх. Ее не может не быть…

– А что на дне каньона?

– Там, если верить карте, протекает приток реки, которая питает Болота, те, что возле Парка, Белка. Рядом с которыми ты жила. Я думаю, что снейки появились из-за отравленной воды из этих мест…

Белка вскочила на сиденье и принялась вглядываться в горизонт. Даже в мешковатом костюме она двигалась так ловко, что залюбуешься.

– В этом наморднике и в монокуляр не поглядишь! – пожаловалась она.

– И толку выглядывать? – спросил Книжник, качая рычаг. – Рейла в любом случае уткнется в мост. Смотри – не смотри, быстрее не будет. Тем более, гляди, какой туман!

Туман, действительно, то становился гуще, то рассеивался, спасаясь от солнечных лучей, которые изредка пробивали низкие, брюхатые дождем облака. Из-за тумана Книжник и Белка не заметили выросшие навстречу Рейле горы – просто в какой-то момент они увидели, что пейзаж сменился.

Вернее, то, что их теперь окружало, не было горами – высокие холмы, склоны которых покрывали валуны разного размера, да каменные россыпи. Рейла пошла по дуге, лавируя между препятствиями, два раза рельсы ныряли под широкие виадуки – путь пересекали автомобильные шоссе, а потом перед ними возник мост.

Когда-то мост был красив. Он и сейчас поражал воображение мощью конструкции – огромные металлические фермы несли через широченный каньон два полотна: по нижнему проходила Рейла, а верхнее, наверное, предназначалось для автомобилей. Широкий, выгнутый дугой въезд на мост со стороны хайвэя давным-давно обрушился вниз и его обломки вросли в землю.

Полотно Рейлы пересекало пропасть неповрежденным, хотя состояние металлических ферм, на которых лежали рельсы, было ужасающим. В ущелье дул ветер и воздух свистел и выл в решетчатых конструкциях моста.

Книжник остановил тележку у самого края каньона.

– Вниз смотреть страшно, – сказала Белка.

– Смотреть не надо, – высказался Тим, с опаской отступая от пропасти. – Надо ехать.

– Думаешь, выдержит?

– Надеюсь, нас должно выдержать. Все проржавело до трухи, Ханна. Видишь, в некоторых местах рельсы висят в воздухе.

На несколько секунд они замерли в нерешительности.

– Все равно другого пути у нас нет, – произнесла Белка, чуть погодя – Поехали, Тим!

Мост казался бесконечным.

Они передвигались медленно, прислушиваясь к поскрипываниям и пощелкиваниям, доносившимся снизу. Тележку весьма ощутимо раскачивало: рельсы играли под ней, едва ли не подбрасывая вверх, чтобы тут же прогнуться до нижнего предела. Вниз сыпалась рыжая труха и Тим не мог определить: это дрожит он или настил моста? Маска запотела изнутри, Книжник не просто вспотел – он истекал по́том от страха, но продолжал налегать на рукоять.

Раз-два, раз-два…

Далеко внизу, на самом дне ущелья, вскипала белой пеной полноводная быстрая река, веками пробивавшая путь в этих скалах. Отсюда она казалась ручейком.

Он слышал не только свое, но и ее хрипловатое дыхание в резиновой трубке и видел глаза Ханны за круглыми мутноватыми стеклами – отчаянно-веселые, и мог побиться об заклад, что она сейчас ухмыляется, скаля мелкие беличьи зубки.

Ей тоже было страшно, но она не хотела показывать это ни ему, ни даже самой себе.

Сто ярдов. Пятьдесят. Десять! Железные колеса тележки хрустнули, проезжая по треснувшему рельсу. Книжник потянул рукоять тормоза.

Они стояли на другом берегу каньона. Живыми.

Он оглянулся, все еще не веря, что переправа завершена. Ветер все так же свистел в решетчатых фермах старого моста. Сверху раздался скрип, неприятный и протяжный, как стон умирающего – это раскачивался от порывов облезлый указатель, на котором можно было с трудом различить знак с номером шоссе.

Книжник едва удержался, чтобы не вскрикнуть от радости: именно этот номер он видел на карте. До Рейстертауна оставалось чуть меньше тридцати миль.

Он показал Ханне атлас.

– Здесь мы должны найти рейлу до города или идти пешком.

– Лучше бы ты нашел рейлу…

– Попробую. Но на всякий случай… Здесь напрямик через лес не так далеко. Ну, что? Поехали?

– Погоди-ка, – сказала Белка, – пока можешь перевести дух. А я собираюсь приготовить нашим друзьям сюрприз…

* * *

– Раз-два, раз-два, раз-два…

Голова у Айши гудела от мерных ударов по куску рельса, подвешенного под потолком. Железный прут в руках драммера отбивал ритм и каждый такт приближал тяжелый кэрродж к цели.

Гребцы налегали на рукояти – к себе – от себя – к себе – от себя – и, казалось, что от их тяжелых выдохов вибрируют железные стенки роувинга.

Жрица оглянулась.

Ее спутники пытались дремать, но это получилось только у Свина, который мог заснуть, даже если его самого лупили прутом по голове. Остальные маялись, вдыхая крепкий дух разгоряченных тел, смешанный с вонью горелого масла из светильников. Судя по тому, как кэрродж раскачивало, ехали они быстро – определить, насколько велика скорость, не получалось из-за отсутствия дверей и окон. Стоящий у смотровых щелей Младший Проводник изредка вскидывал правую руку, – драммер замирал, и тогда гребцы, выдвинув рукояти вверх, на некоторое время переставали работать. Потом он взмахивал левой рукой, и драммер снова заводил свою унылую песню: раз-два, к себе-от себя, раз-два…

Айша почувствовала, как зудит кожа на правой щеке, и повернула голову – Косолапый сверлил ее недобрым взглядом. Заметив, что она смотрит на него, Косолапый изобразил нежную улыбку, но с нежностью у него не задалось.

«Вот уж кого я с удовольствием отправлю к Беспощадному первым, – подумала жрица, отвечая на взгляд Косолапого. – Было бы здорово притащить его в Зал Жертвы, подвесить крестом и искупаться в его крови… Посмотреть, как бьется его сердце в разъятой груди, и как по капле выходит из него жизнь».

Она улыбнулась.

Если честно, то она бы с удовольствием убила бы любого из своих попутчиков. На самом деле план прост – дать Белке возможность проредить ряды ее соратников, а потом… Потом надо будет убрать оставшихся. Ну, зачем лекарство Бегуну? Зачем парковому вечная жизнь? Зачем вообще оставлять жизнь бесполезным и диким парковым? Они – пыль под ногами племени Сити! А зачем жить долго вэрриору фармеров? Нет! Фармеры, конечно, нужны! Иначе кто же будет выращивать разные полезные растения? Кто будет пасти лошадей и коров? Собирать молоко? Разводить кур и уток? Разве народу Сити подобает возиться со свиньями? Из фармеров надо отобрать самых лучших и умелых, и только им даровать долгую жизнь! С помощью лекарства можно объединить Сити и Таун, но для этого понадобится убить Косолапого и его мерзкого хрипатого жреца. С ними она не уживется никогда!

Айша закрыла глаза.

Будет тяжело, но она справится. Грызун поможет. Бабах поможет. Жаль, нет больше Додо, но и без него шансы есть! Она самая умная и самая хитрая во всей компании. Она – самый большой и ядовитый паук в этой банке. Главное – выбрать момент и ударить насмерть.

Айша встала и подошла к Младшему Проводнику. Он покосился на жрицу, но от дороги не отвлекся, продолжал смотреть свозь узкие прорези в железном щите на стелющуюся перед ним Рейлу.

– Ты их видишь? – спросила Айша.

Младший покачал головой.

– Нет.

– Они не могли так далеко уехать…

– Могли, – возразил Младший. – Раз мы их не видим…

– Ты мог ошибиться Рейлой?

– Нет.

Айша помолчала, обдумывая следующий вопрос.

– Мы их догоним?

– Не знаю.

– Но мы сможем проследить место, куда они поедут?

– Да, – ответил Младший без раздумий. – Пока у них и у нас одна дорога, жрица. И ни им, ни нам с нее не свернуть.

Он поглядел на истрепанную карту, лежащую на подставке перед ним.

– И главное для нас, – добавил Младший Проводник, – это не догнать их немедленно, главное для нас – это проехать мост…

– Мост? – повторила за ним жрица.

Младший ткнул пальцем в карту.

– Вот.

– И далеко нам еще ехать до моста?

– Нет, – ответил Младший, делая приглашающий жест и отступая в сторону.

Айша заглянула в смотровую щель и с трудом сдержала испуг. Две стальных нити Рейлы упирались в странную решетчатую конструкцию, до которой было буквально подать рукой.

Кэрродж ехал быстро, значительно быстрее, чем Айша могла себе представить, находясь внутри закрытой железной коробки. Младший Проводник вскинул вверх обе руки и драммер ускорил ритм вдвое.

Раз-два-раз-два-раз-два…

Вдвое быстрее заходили гребные рычаги. Гребцы держали темп, багровели и задыхались, но держали!

Раз-два-раз-два-раз-два…

Казалось, что кэрродж не может ехать быстрее, но он продолжал набирать скорость. Жрица хотела вскрикнуть, но горло перехватило от ужаса и она не смогла выдавить ни звука. Это был не мост – это были руины моста, на которых каким-то чудом все еще держалась Рейла. Ржавое убожество, которое никак не могло выдержать огромный и тяжелый роувинг!

Они летели навстречу верной смерти. Неужели таким был план Проводника? Неужели он с Механиком задумал убить всех, сбросив кэрродж в пропасть?

Раз-два-раз-два-раз-два… Вдох-выдох, вдох-выдох…

Айша с замиранием сердца глядела вперед. Что толку кричать? Сам Беспощадный не смог бы остановить такую махину за те секунды, что им остались!

Роувинг влетел на мост и тот задрожал под его весом. Рейла заходила ходуном вместе с решетчатыми фермами, кэрродж затрясло, и тогда Айша поняла задумку Младшего: именно скорость давала тяжеленому кэрроджу шансы проскочить по шаткому пути.

Гребцы не сбрасывали темп. Раскачивались под низким потолком масляные светильники и копоть висела в воздухе причудливо, как тени. Кэрродж трясло так, что даже Свин проснулся и начал крутить своей уродливой рыжей башкой. Роувинг несся по мосту и жрица считала ярды, оставшиеся до вожделенного берега.

Сто. Пятьдесят. Десять.

Под днищем громыхнуло, воздух за миг наполнился густой белой пылью, огненными болидами мелькнули сорванные светильники, а пол больно и сильно ударил Айшу по пяткам. Падая, она увидела, как полетели по кэрроджу выбитые со своих скамей гребцы.

Инстинктивно (на обдумывание чего-либо у нее просто не было времени) жрица метнулась под столик, на котором лежали карты, и вцепилась руками в железную трубу основания. Рядом ничком упал Младший, глаза у него были шальные, бездумные, и жрица поняла, что происходит нечто страшное, о чем ни Младший, ни сам Главный Проводник понятия не имели и даже предположить подобного не могли.

Кэрродж задрал зад, словно брыкающаяся лошадь, рухнул обратно на рельсы, присел на рессоры и снова подскочил в воздух. Мимо Айши пропорхал Облом, врезался в стену и улетел обратно уже без чувств, с разбитым в кровь лицом. Айшу подбросило, руки ее скользнули по металлу трубы, разжались, и она мощно приложилась теменем о столешницу. В первый момент она подумала, что засыпает – мир померк и стал нерезким, а потом она уже ничего не думала, потому, что сознание покинуло ее.

* * *

Когда на насыпи появилась трава, Книжник едва не пустился в пляс – Горячие земли остались позади, но они дождались, пока вокруг не позеленело по-настоящему, исчезли странные корявые деревья, похожие на ночной кошмар, трава из коричневато-зеленой стала просто зеленой, а над кустами появились мошка и птицы.

Они сняли костюмы и мерзкие, липкие резиновые маски и некоторое время просидели на рельсах, не двигаясь. Пропитанная потом одежда медленно высыхала на прохладном осеннем ветру и, если бы не солнышко, начавшее пригревать под вечер, то можно было замерзнуть.

– Осталось немного, – сообщил Тим. – Через пару миль будет станция, там надо искать ветку на Базу.

– Пара миль – это ерунда, – Белка поморщилась и пощупала поясницу. – Потерпим. Ты сам как?

– Не знаю, – признался Книжник. – Все болит. Но болит, значит, живой… Мокрый только насквозь.

Он встряхнул резиновую маску и вылил из нее воду.

– И пить хочу.

Она молча достала из рюкзака пластиковую бутылку и протянула Тиму.

Воды было немного, пара глотков, и он, отпив ровно половину, передал бутылку Белке.

– Ой! – вдруг сказала она и бросилась к багажному ящику. Крышка отлетела в сторону. Ханна замерла, глядя на маленькое рыжее тельце, лежащее в углу, Тим заглянул ей через плечо.

Зверек был мертв, это было понятно с первого взгляда. Неподвижные глазенки-бусинки потеряли свой обычный блеск, стали матовыми и тусклыми. Из приоткрытой пасти торчали желтые зубки и между ними похожий на мертвого червячка коричневый язык.

Белка молча смотрела на Друга. Лицо у нее стало неподвижным. Тим отступил в сторону, потом подумал и осторожно обнял ее за плечи.

– Это невидимый свет? – спросила Ханна, не оборачиваясь. – Невидимый свет убил его?

– Да.

Ханна ничего не ответила.

Было тихо. Очень тихо, но эта тишина не была абсолютной. Слышно было, как шелестит трава, которую ерошил ветер. Слышно было, как гудят над запоздалыми осенними цветами желтозадые трутни и в вышине щебечут птицы. И ничего больше. Ни одного звука, напоминающего о человеке.

Книжник вырыл ножом небольшую ямку под насыпью и отошел в сторону, к тележке, дожидаясь, пока Ханна положит мертвого Друга в его последнее гнездо.

– Было бы лучше, если б он потерялся, – сказала она, садясь рядом с Книжником на гребную скамью.

– Белки живут недолго, – отозвался Тим.

– Я знаю.

– Намного меньше нас…

– Да. Не утешай меня, Тим. Я в порядке.

Белка допила воду и аккуратно убрала бутылку в рюкзак.

– Пора, – сказала она, поднимаясь.

– Давай еще чуть-чуть посидим, – попросил Книжник, и она неожиданно послушалась. – Сядь ближе.

Глаза Белки сверкнули.

– Я прошу.

И Ханна села рядом, а Тим обнял ее за плечи неожиданно покровительственным, мужским жестом, и Белка замерла, положив голову ему на грудь.

В небе над ними, высматривая добычу, парил ширококрылый желтоглазый фолкен.

– Раньше у меня было два друга, – сказала Ханна. – А теперь остался ты один…

– Прости меня, – отозвался Книжник негромко. – Сама знаешь за что… Ты не чудовище, Ханна. Я так не думаю, правда…

– Проехали, – ответила Белка, чуть погодя. – Ты такой, как ты есть, я такая, как есть. Что с этим поделать?

– Ничего… Если у нас будет время…

– Ты все-таки научишь меня читать, – перебила его Белка.

Книжник улыбнулся.

– Ты уже знаешь буквы и умеешь складывать их в слова. Пока в простые слова, но это не беда, все начинают с простого. Нужна практика! Еще месяц-два…

Он запнулся.

– Если у нас будет время, – сказала Ханна, приподнимаясь на локте. – То его хватит на все…

Она посмотрела на Книжника сверху вниз и он впервые увидел в ее глазах не гнев, не бурлящую, как поток в каньоне, ярость, не холодный расчет и презрение. Он искал слово и никак не мог его найти. Он – жизнь которого состояла из слов, напечатанных на пожелтевшей бумаге, из слов, написанных выцветшими чернилами в старом дневнике, из старых желтых фотографий в журналах о давно умерших людях в несуществующих странах – не мог описать этот взгляд.

Сочувствие? Нет!

Сострадание? Нет!

Нежность? Любовь? Разве это бывает?

– Какая ты красивая, – прошептал Книжник.

Белка коснулась губами его губ и тут же отстранилась.

– Если у нас будет время, Тим, – повторила она. – Ты скажешь мне это еще много раз… Если у нас будет время.

Глава седьмая Вайсвилль

– Ствол убери, – сказала Белка. – Я не люблю, когда в меня железками тычут.

В голосе ее не звучало угрозы, но Книжника уже трудно было провести: обладателю ствола – худому челу с черной дыркой вместо переднего зуба – эта интонация ничего хорошего не сулила.

– Стой, где стоишь! – крикнул в ответ беззубый как можно более грозно.

Но получилось смешно.

– Штой, хде штоишь!

– Стою, – ответила Белка.

Они только что сошли с гребной тележки и даже вещи не успели выгрузить, а из зарослей остролиста, которым густо поросла идущая вдоль дряхлой платформы канава, высунулся этот шепелявый страж с весьма неплохой автоматической винтовкой в руках и взял их на прицел.

– Можно я рюкзак сниму? – спросил шепелявого Книжник. – Мне его держать тяжело…

Страж задумался, нахмурил прыщавый лоб, а потом кивнул:

– Шними!

Он посмотрел на Белку, оценил расстояние между ними как безопасное и чуть опустил ствол.

Тим внутренне хмыкнул. Шепелявый не был в безопасности ни с поднятым, ни с опущенным стволом. То, что он еще разговаривал и грозно хмурился, говорило, что Ханна находится в благодушном настроении. Или устала настолько, что не хочет ломать стражнику руки.

– Хто такие?

– Гости…

– Гошти у наш ш этой штороны не приезшают!

Белка пожала плечами.

– Как со старшим поговорить?

Тим забросил на платформу рюкзак Белки и полез за своим. В боковом кармане его пропахшей пылью и потом куртки лежал трофейный пистолет. Он взял его вчера у убитого часового. Старенький, с лопнувшей накладкой на рукояти, но хорошо смазанный и с полной обоймой блестящих медным блеском патронов. Нагнувшись над рюкзаком, Книжник переложил пистолет в ладонь и прикрыл рукавом. Он не знал, решится ли стрелять в этого беззубого комика, но на всякий случай…

Тем временем комик выбрался из кустов полностью и Белка с Книжником отметили, что не только винтовка у стража выглядит хорошо, но и экипировка годная: куртка, свитер под ней, штаны и ботинки выглядели так, будто еще недавно лежали в каком-нибудь верхаузе.

– Я тут штарший, – гордо заявил он. – Шо мной рашговаривай! Я, ешли шо, заштрелить могу!

– Как город называется? – спросила Белка.

– Вайшвилль! – сообщил Шепелявый.

– Значит, ты вождь Вайсвилля?

Брови Шепелявого взлетели вверх.

– Не! Вы што! Я не вошдь! У наш нет вошдя! У наш ешть Хранитель!

– А тебя как зовут?

Шепелявый зыркнул исподлобья.

– Шепеляфый!

– Это я слышу, – сказала Белка, сохраняя серьезное выражение лица. – Зовут тебя как?

– Да так и жофут! – обиделся страж. – У меня передний жуб не фырош! Потому и нашфали!

Тим не выдержал и прыснул, отвернув лицо.

Белка глянула на него с неодобрением, потому что, услышав смешок, стражник сразу подобрался, нахмурился еще больше и снова поднял ствол на уровень груди.

– Погоди, погоди… – попросила Белка примирительно. – Давай без глупостей. Мы хоти поговорить с вашим Хранителем.

– Мы не враги, Шепелявый, – добавил Тим.

– Вы ш той штороны, – сказал страж, кивая на запад. – Оттуда друшья не приходят! Вы штойте шпокойно, я уже шигнал подал! Будут вам штаршие!

Белка шагнула вперед, отбрасывая капюшон худи на спину.

И в тот момент, когда Ханна с непокрытой головой вышла на открытое пространство, Шепелявый вдруг открыл рот нараспашку и выронил оружие, а потом попятился и сел на зад с совершенно потерянным выражением на лице. Слова застряли у него в горле, и он все силился вытолкнуть их наружу, но в результате лишь икнул несколько раз подряд.

Книжник слегка опешил от такой реакции, Белка, похоже, тоже.

– Ты ранен? – спросила она.

Шепелявый помотал головой.

Глаза у него были как плошки, а на бледном лице проступили десятки веснушек, еще незаметные пару секунд назад.

– Ты что, Беспощадного увидел? – Белка подошла к краю платформы и склонилась над лежащим, но тот даже не пытался дотянуться до винтовки, валявшейся на щебенке.

– Мать… Мать… – выдавил он из себя. – Первая… Мать…

Шепелявый вскочил и тут же рухнул на колени, показывая осеннему небу костлявый зад, обтянутый камуфляжем.

Ханна в недоумении покачала головой и, повернувшись, спросила у Книжника:

– Он что? Молится?

Тим пожал плечами.

– Не знаю.

– Кто такая Первая Мать?

– Понятия не имею…

– Это он меня, что ли, так испугался?

Тим кивнул.

Белка легко спрыгнула вниз, мягко приземлилась на полусогнутые, и подобрала брошенное стражем оружие.

Винтовка и впрямь была хороша. Ухоженная, смазанная и – Белка проверила магазин – заряженная.

– Эй! – позвала Шепелявого Белка и легонько постучала прикладом по тощему заду грозного стража Вайсвилля. – Может, объяснишь, что стряслось?

Шепелявый на постукивания не отозвался, продолжал упираться лбом в землю. Зато со стороны низких складов с проваленными крышами раздался топот ног. Вызванная часовым подмога спешила на место преступления.

Белка кинула быстрый взгляд на Тима и, заметив пистолет, едва заметно улыбнулась.

– Спрячь, Книжник. Без меня ничего не делай. Просто слушай, отвечай на вопросы. Попробуем договориться.

Тим кивнул и сунул пистолет в широкий карман куртки-ветровки. Ханна забросила винтовку на плечо и стала так, чтобы Шепелявый лежал между ней и приближающейся группой поддержки.

Бегущая группа поддержки создавала такой шум, что впору было спасаться, чтобы не затоптали. Они выбежали из-за верхаузов, разворачиваясь в цепь, ловко перестраиваясь в движении. Чувствовалось, что подобную процедуру они проделывали не раз и не два – тренировались.

Тим отметил, что на них такая же новенькая форма, как и на Шепелявом, и вооружены они не стреляющим металлоломом, как большинство по ту сторону Горячих земель, а автоматами и винтовками в прекрасном состоянии.

Расстояние между незваными гостями и комитетом по встрече стремительно сократилось, вооруженные челы взяли Книжника и Белку в полукольцо, наставив на пришельцев оружие.

И тут они рассмотрели Белку, стоявшую неподвижно у них на пути. Книжник реально почувствовал себя частью пейзажа: он мог прыгать на месте, размахивать тесаком и даже достать из рюкзака обрез – никакого внимания! Зато Ханна…

Вэрриоры остановились в растерянности, разом потеряв и навыки, и цели. Десяток вооруженных до зубов челов не знали, что дальше делать…

– Первая Мать… Первая Мать…

Их разделяло не более десятка шагов, но никто даже не попытался сократить расстояние.

– Ну и? – сказала Белка, и тряхнула своей рыжей головой. – Кто-нибудь мне объяснит, какого Беспощадного тут творится!

– Приветствуем тебя, Первая Мать! – сказал рослый чел с зигзагообразным шрамом на правой щеке, уродовавшем его чрезвычайно. – С возвращением!

И первым стал на колени.

* * *

– …и сможем поставить его на Рейлу! – закончил Младший Проводник.

Кэрродж и сейчас стоял на Рейле, но не всеми, а только передними парами. Задняя часть, больше пострадавшая от взрыва, с рельс сошла.

– Еще раз, – сказал Косолапый. – Ты предлагаешь ссыпать песок и поставить кэрродж на место вручную?

Проводник кивнул.

– Но песок между стенками – это защита от Дыхания?

– Да.

– И ты предлагаешь его ссыпать? – Косолапый недобро усмехнулся.

– Если ты не собрался подохнуть здесь… – вмешалась Айша. – То придется ссыпать. Зачем нам защита, если мы все равно загнемся без еды и воды? На сколько нам хватит? На день? На два?

– На два, наверное, хватит, – предположил Младший. – Если ограничим выдачу.

– Мне непонятно, как можно в ручную поднять эту махину? – Грызун пожал плечами.

– Можно, – сказал Младший с уверенностью. – Нам не надо нести кэрродж, нам надо приподнять заднюю часть и занести ее на ярд вправо. Нагрузим перед, разгрузим зад и все получится!

– Пуп у нас развяжется, – раздраженно огрызнулся Бегун.

– У тебя две дороги, Бегун, – Айша высокомерно глянула на вождя Парка. – Или умереть без борьбы, или попытаться не умереть. Сам себе ответь – какой выберешь? Это ты – мелкий. Свин и Облом покрупнее…

– Да если ты пообещаешь мне дать, – осклабился Свин. После своих полетов по кэрроджу он выглядел так, будто по нему пробежало стадо диров, но спокойнее не стал. – Я тебе сам все поставлю на Рейлу!

Взгляд Айши был полон презрительным холодом, но Свин такие эмоциональные выпады не относил на свой счет и несколько раз хохотнул-хрюкнул, наслаждаясь собственным остроумием. Из-за багровых кровоподтеков под глазами и отекшей физиономии сейчас он не на девяносто, а на все сто процентов напоминал животное, кличку которого носил с детства.

– Если другого выхода нет, – прогудел Сиплый из своего капюшона-раковины, – то надо поспешить. Тут нет травы, нет деревьев… Значит, еще очень сильно Дыхание. Остаться здесь – смерть.

Младший кивнул.

– Да, ты прав, жрец. Чем дольше мы тут находимся, тем больше опасность. Если нас не убьет Дыхание, то раньше срока настигнет Беспощадный.

– Уж не знаю, что хуже… – сказал Бегун. – Но у меня есть вопрос: кто все это будет делать?

– Что – все? – спросил Младший Проводник.

– Кто ссыплет песок? Кто поставит роувинг на Рейлу? Мы?

– Четверо гребцов погибло, – кивнул Резаный. – Я помогал выносить тела.

Голова фармера была повязана грязной тряпкой, ухо, торчавшее из под повязки, выглядело, как кусок отбитого мяса.

– Еще десять ранены, – подтвердил Младший. – Но с подготовкой они справятся.

– А потом умрут? – Айша подняла бровь.

Младший кивнул.

– Кто-то умрет, но не все…

– Большинство? – спросил Косолапый.

Он достал из поясной сумки кусок вяленого мяса и рванул его зубами.

– Необязательно. Если будут снаружи недолго…

Облом негромко засмеялся и все посмотрели на него.

– Хорошо, что я не гребец! – пояснил он с улыбкой.

– Но нам тоже придется помочь, – добавил Младший Проводник. – Для того, чтобы поставить кэрродж на Рейлу. Тут нужны все руки…

– И твои? – ухмыльнулась Айша.

Младший поднял на нее глаза, в которых не было ни тени улыбки.

– И мои, – сказал он. – И твои, жрица. Если ты, конечно, хочешь получить то, зачем пришла. У нас только десять защитных костюмов, но они не спасают от Дыхания полностью. А для гребцов у нас костюмов нет…

Горящий масляный светильник отбрасывал на худое лицо Младшего Проводника причудливые тени, но в нем не было ничего демонического – обычное лицо чела, усталое, с глубокой царапиной поперек лба.

– Ничего страшного, если они умрут. Обратно роувинг все равно не провести, там теперь проедет разве что тележка… Рельсы взорваны, Холлоу Бридж разрушен. Для того, чтобы вернуться в Стейшен всем вместе, нам понадобится другая дорога…

– Или нам не придется возвращаться… – Бегун встал. – Когда я был кидом, мне казалось, что мир – это Парк. Потом, когда я воровал ништяки у Айши (он подмигнул жрице), я думал, что Сити – это то, что я больше всего хочу получить. Потом я увидел, как живут в Тауне…

Он засмеялся.

– Мне похер, где я стану жить вечно, – сказал он. – Мир велик, в нем есть кем править, кого убивать, кого грабить и кого трахать. Плевать на Парк, плевать на Сити с Тауном. Говори, что надо делать, Проводник. Я готов.

* * *

Хранитель племени Вайсов оказался совсем молодым челом – смуглым, почти шоколадного цвета, с неожиданно светлыми, серыми глазами и женственными чертами лица. Белка приняла бы его за тина, но сомнительно, чтобы тин мог занимать место вождя племени. Взгляд Хранителя никак не гармонировал с его внешностью – вождь смотрел на незваных гостей именно так, как должен глядеть вождь – в серых с коричневой искоркой радужках отблескивала оружейная сталь. При первом взгляде на Белку его зрачки расширились на миг, но он тут же пришел в себя и протянул руку для рукопожатия.

– Я Хранитель Вайсвилля, Штефан, – представился он.

– Я – Ханна, меня еще называют Белкой.

– Я – Тим, и можешь называть меня Книжник.

– Книжник, потому что умеешь читать?

Тим кивнул, не скрывая гордости.

– У нас все умеют читать, – сказал Хранитель. – Этому учат обязательно, с самого детства. Это одна из Заповедей Первого Отца и Первой Матери – каждый чел должен уметь складывать буквы в слова.

– У нас это не так, – чуть подумав, сказал Книжник. – У нас уже никто не читает. Я был последним.

– У нас – это где? – спросил Штефан.

– У нас – это в Парке, – ответила Ханна.

– Значит, Парк… Вы из Парка… – кивнул Хранитель. – Все так. Все сходится.

Он встал.

– Я хочу вам кое-что показать…

Они вышли на улицу. Возле дома, где Хранитель принимал гостей, стояли несколько вооруженных челов из числа тех, кто привел Белку с Книжником со станции. В том числе и Шепелявый – Белка помахала ему рукой, и он побледнел, словно увидел привидение.

Хранитель зашагал рядом с Ханной.

– Мы во внешней охраняемой зоне, – пояснил он. – Здесь хозяйственные постройки, мастерские, помещения для стражей. Жилые дома и склады во внутренней зоне. Сейчас мы идем туда.

– Зачем? – спросила Ханна.

Хранитель был чуть выше Белки ростом, но такой же мускулистый и худой. Даже походки у них были схожи, оба двигались ловко, легко, и ковыляющий от боли в спине Книжник чувствовал себя рядом с ними неуклюжим увальнем.

– Увидите, – ответил Штефан, сворачивая на боковую улицу.

Дом стоял в конце квартала – обычный такой дом, двухэтажный с большой верандой на входе.

– Сюда, – пригласил Хранитель, распахивая перед гостями дверь.

Как ни странно, в доме не пахло затхлостью, как в домах Парка или в бетонных ульях Сити и Тауна. Пахло уютом, чистотой, но никаких запахов, связанных с людьми и едой, учуять не получалось. Здесь не жили и не готовили пищу. Деревянный пол остался в целости и сохранности, окна на месте.

– Это дом Первого Отца, – пояснил Штефан, начиная подниматься по лестнице на второй этаж. – Первого Хранителя племени Вайсвилля. Мы оставили здесь все, как было при нем. Вот его комната для работы, проходите.

Обстановка была такая, словно Первый Отец вышел минуту назад и сразу же вернется. Стол с какими-то выцветшими бумагами, фотографии в рамках по стенам и на каминной доске и (Книжник сразу оживился) огромный шкаф с книгами во всю стену.

– Первый Отец, – сказал Хранитель, – спас наше племя от вымирания, построил наш город и не дал его захватить. Его звали Грег Стаховски. Первый Отец определил правила, по которым мы живем, дал нам права, обязанности. За это мы чтим его до сих пор. Мы и сейчас живем по его заветам. Вот он…

С фотографии на Белку и Книжника смотрел чел с хорошим открытым лицом, у него были смешные ямочки на щеках и веселые ясные глаза. А рядом с ним…

Книжник почувствовал, как его рот невольно приоткрывается от удивления.

– Клянусь Беспощадным… – едва слышно выдохнула Белка.

Хранитель сделал вид, что ничего не слышал.

– Это Первая Мать, – сообщил он негромко. – Ее звали Ханна Сигал. Она была подругой Первого Отца, жила здесь, в Вайсвилле, но уехала в Парк, чтобы забрать оттуда детей, но вернуться обратно не смогла.

– Из-за Дыхания? – спросил Книжник, разглядывая старое фото. – Это ведь тогда произошло?

Теперь он видел, что сходство не абсолютное, но все равно Ханна, которая стояла рядом с ним, была настолько похожа на Ханну Сигал, что хоть глаза протирай.

– Да, – кивнул Штефан. – Это произошло тогда. Первый Отец до самой встречи с Беспощадным верил, что она вернется. И мы до сих пор верим, что она…

Белка смотрела на фото столетней давности, и Книжник подумал, что никогда не видел у нее такого выражения на лице. Он в первый раз видел ее беззащитной.

– Она вернется, – повторил Хранитель. – Вернется, чтобы одолеть Беспощадного, так говорил Первый Отец. И она вернулась…

Штефан повернулся к Белке и склонился в поклоне.

– Скажи мне, Ханна, Первая Мать, что мы можем сделать для тебя?

* * *

– Навались! – закричал Младший, и они навалились, так, что захрустели мышцы и суставы.

Кэрродж качнулся, но не приподнялся ни на йоту.

– Еще раз!

Стон и рев вырвались из сорока глоток – рычаги, плечи, спины, руки.

– Агрррррх!

На этот раз кэрродж удалось сдвинуть на полторы ладони вправо, но этого было недостаточно.

– И-и-и-и-и три!

– Агрррррх!

Двое упали, потеряв силы и равновесие, у подпирающего подножку роувинга широкоплечего парня с татуированными щеками, носом хлынула кровь, но он не просел ни на дюйм, словно был вытесан из камня, продолжая давить спиной на рессору.

Колеса звякнули о Рейлу, громадное тело кэрроджа едва не начало валиться на бок, закачалось, словно лодка на воде, но все уже было позади – задняя тележка прочно оперлась на металлические полосы.

– Все вовнутрь! – крикнул Младший, срывая голос. – Быстро! Быстро!

Никто не заставил себя ждать. Внутри роувинга рассаживались без суеты: гребцов стало меньше, места больше, несколько щитов, закрывавших окна, сорвало взрывом и теперь здесь было светло и без светильников.

– Взялись! – скомандовал Младший.

Вдох-выдох. Ударил в кусок рельса драммер. Еще удар. Вдох-выдох. Кэрродж тронулся с места, набирая ход. Младший прислушался к работе гребного вала и довольно улыбнулся. Он шагнул во внутреннюю кабину – здесь он правил и вождями, и жрецами и даже жрицами. Все они смотрели на него с надеждой. Младший Проводник расправил плечи и почувствовал себя счастливым.

Он шагнул к своему столу. Его грязный, со сломанным ногтем, палец заскользил по карте.

– Они могли уйти с главной Рейлы тут и тут! И мы увидим, где они это сделали…

* * *

– Сколько их? – спросил Хранитель.

Белка пожала плечами.

– Не знаю. Много. Четыре полных руки. Может больше.

– Сорок, – перевел Книжник в понятную систему счета. – Они хорошо вооружены, Штефан. Но часть из них не вэрриоры – просто гребцы, хотя и они могут сражаться…

Штефан поморщился и почесал в затылке.

– Мы тоже неплохо вооружены. Сорок челов – это немало, им придется постараться, чтобы вас заполучить.

– Их цель не мы, – пояснил Тим. – Вернее, не только мы. Им нужна Лаба.

– Но системы охраны на Базе работают до сих пор, Книжник. Нам почти за сто лет не удалось попасть вовнутрь. Мы потеряли десятки смельчаков, но так и не прошли за ограждения. Им нужна Лаба? Отлично! Пусть пробуют…

– Что их там ждет? – спросила Ханна. – Пулеметы?

Хранитель кивнул.

– И пулеметы тоже. Все, что там есть, сохранило работоспособность! Еще Первый Отец рассказывал, что внутри, глубоко под землей, установлен атомный реактор… Только не спрашивайте меня, что это такое! Я знаю только, что эта штука дает механизмам на Базе энергию. Первый Отец пытался забрать эту энергию для Вайсвилля, но у него ничего не получилось. Пока работает реактор, им не пройти за внешнее ограждение.

– Проблема не в том, что они туда не пройдут, что совсем не факт, – сказал Книжник, переглядываясь со спутницей. – Проблема в том, что нам туда надо пройти!

Хранитель посмотрел на них и встал.

– Один из заветов Первого Отца, – произнес он торжественно, – никто не должен войти на Базу, чтобы снова не разбудить Беспощадного. Никто не должен распечатывать Лабу! Никто!

– Чушь! – отрезала Белка. – Беспощадный не спит. Он каждый день собирает свою жатву!

– Но он с каждым годом становится слабее! Раньше он убивал день в день, теперь может дать челу лишнюю неделю или две!

– Две недели почти за сто лет? Ты это серьезно? И сколько ты еще намерен ждать, Штефан? – спросил Книжник негромко. – Год? Два? Сто? А если он не ослабеет? Или ослабеет недостаточно? Через тысячу лет мы станем умирать в девятнадцать? Как это поможет тебе? Тебе сейчас пятнадцать? Значит, осталось совсем немного…

– Не надо спорить, – перебила Ханна. – Мы просто теряем время на болтовню. Я не знаю… Мы, конечно, уважаем заветы Первого Отца, Хранитель, они всем хороши, но придется сделать исключение для Первой Матери… Сколько у тебя вэрриоров, Штефан?

Хранитель помолчал. Лицо его стало грустным, брови приподнялись.

– У меня две с половиной сотни бойцов, Ханна, и они будут биться за тебя. Но снаружи. Мое племя не пойдет внутрь Базы. Это завет Первого Отца, и они не станут его нарушать.

Ханна кивнула. Она не испытывала разочарования. В конце концов, она всегда обходилась без посторонней помощи. Не привыкать. И в Парке таких вот непонятных для постороннего запретов было полно, но местные их неукоснительно выполняли.

– Хорошо. Мы пойдем вовнутрь сами, ты прикроешь нас на периметре. Как нам пройти вовнутрь?

– Такого пути нет, Первая Мать.

– Этого не может быть, – с убежденностью сказал Книжник. – Всегда есть дорога, просто мы не всегда ее видим. Давай я спрошу по-другому… Как разрушить стену?

– Нарушить периметр? – воскликнул Штефан, вскакивая. – Нельзя разрушать периметр! Это может разбудить Беспощадного!

– Чего ты боишься, Хранитель? – спросила Ханна, не пряча переполнявших ее разочарования и иронии. – Смерти? Мы все умрем – таков закон.

– Нет. Я не боюсь смерти, Первая Мать, и у меня немало хороших бойцов, только вот… Нельзя разрушать стену! Рано или поздно, но твои враги уйдут, Ханна. Им не взять Вайсвилл, им не проникнуть в Лабу… Они сломают зубы о нашу оборону… Мы просто подождем, измотаем их! Но периметр останется цел. Одна или две луны… Ну, может, три, и они уйдут!

– У нас нет этого времени, – отрезал Книжник и тут же смягчил тон.

Хранитель говорил правду.

Хранитель не был виноват в том, что Грег оставил такой завет. Но им придется его нарушить. Во что бы то ни стало.

– И нет другого выхода. Мы должны пройти вовнутрь, Штефан. Это воля Первой Матери, и ты обязан нам помочь.

– Да, – кивнула Белка. – Это моя воля, Хранитель. Как разрушить стену?

Хранитель поднял на них глаза, и в них стояли слезы. Искренние слезы. Книжник понимал Штефана, он знал, как непросто переступать через себя. Уж, кто-кто, а Книжник это хорошо знал.

– Клянусь Первым Отцом, я понятия не имею…

Книжник еще раз посмотрел на лежащую перед ними карту и внезапно расплылся в улыбке.

– А я, пожалуй, знаю, как можно проломить стену… – сказал он. – Если наши преследователи, чтоб им сдохнуть первыми, не рухнули в пропасть вместе с мостом, то я смогу это сделать!

Он засмеялся звонко и счастливо и принялся с увлечением излагать Хранителю свою идею.

Белка украдкой сунула пальцы в рот и спустя мгновение на ее ладони лежал ее собственный зуб. Желтоватый, с покрытыми кровавой слизью корнями. Она смахнула красные капли с губ и побледнела. Беспощадный обдал ее своим смрадным дыханием. Прикоснулся к ней. Но ведь еще рано! Рано! По всем расчетам у нее еще несколько лун впереди!

Вот только зуб утверждал, что она ошибается. И ему можно было верить.

Белка ничего не сказала и сунула зуб в карман.

Тиму не нужно об этом знать. И Хранителю тоже. Случится то, что должно случиться. Главное, чтобы у Книжника хватило времени выполнить план.

* * *

Стена вблизи выглядела менее внушительно, чем издалека. Время побило даже сверхпрочный бетон, выгрызая в нем каверну за каверной, трещину за трещиной, но все же стена оставалась неприступной. Камеры на наружном периметре, скорее всего, давно вышли из строя, во всяком случае, ни одна из охранных систем при приближении к стене не срабатывала. Неприятности начинались в тот момент, когда объект пересекал периметр Базы – вот тогда системы, настроенные почти сто лет назад, действовали безошибочно. Ни одна попытка войти ничем хорошим для смельчаков не заканчивалась. Перебравшиеся через стену обратно не вернулись.

Записи Грега, бережно хранимые Вайсами, однозначно указывали на то, что он перепробовал все, что мог, но, к сожалению, совершенно безрезультатно. Вернее, результатом стал категорический запрет на дальнейшие попытки взлома Базы и приказ охранять периметр от всех и вся.

Исполнение заветов Первого Отца стало основной задачей Вайсов, смыслом жизни их племени. Поэтому они не утратили навыки чтения, достаточно неплохо разбирались в оружии и в совершенстве научились держать оборону. За годы, прошедшие со дня смерти Грега, они перестроили свой город таким образом, чтобы закрыть наиболее слабые места, но никто и в бреду не подумал снять рейлы, ведущие к воротам внутренней станции Базы: поезда тут давно не ходили, а железа на все нужды у Вайсов было полно.

Рейла уцелела. Именно это и навело Тима на мысль, как использовать старую ветку рельсов для проникновения.

Въезд на Базу прикрывали массивные стальные ворота, давно уже основательно проржавевшие, но все еще неприступные. Из оставшейся взрывчатки Книжник смонтировал несколько зарядов, разместив их по краю створок, там, где, по его мнению, под слоем бетона находились стальные стержни фиксирующего механизма. Так же он заминировал запор, который располагался справа. Потом десяток Вайсов под его чутким руководством покрыли жирной синтетической смазкой не менее тысячи ярдов рейлы, от поворота до самых ворот.

Тим, удостоверившись, что кэрродж преследователей обязательно попадет на нужный путь, повторил инструкции команде Хранителя и стал ждать – больше ничего делать не оставалось. Просто ждать. Он устроился неподалеку, под бруствером из старых мешков, заполненных песком – тут впору было загорать, так припекало через темную ткань. День случился ясным, безветренным, побелевшая от ночной изморози трава быстро отошла под осенним солнцем, но воздух уже пахнул зимой, стоящей на пороге.

Белка сидела рядом с Тимом, положив автомат на колени.

– Думаешь, получится? – спросил Тим.

Белка хмыкнула.

– У тебя надо спрашивать… Ты что? Не уверен?

– Когда нет никакого плана, подходит любой.

– Ну, – кивнула Белка, – где-то как-то так…

Она то и дело машинально нащупывала языком пустую лунку, оставшуюся на месте выпавшего зуба, и очень хотела, чтобы Книжник этого не заметил.

– Не надо было нам минировать мост, – покачал головой Тим. – Тогда бы кэрродж точно сюда доехал.

– И догнал бы нас… Застал бы врасплох! Перестань говорить глупости, Книжник. Не встречала людей умнее тебя, но иногда ты несешь такую чушь! Мы все сделали правильно.

– И теперь они – наша единственная надежда вскрыть эту банку, – Тим ткнул пальцем в сторону ворот. – А если мост рухнул? Тогда у нас нет шансов.

– Перестань ныть. Всегда есть выход. Придумаешь что-нибудь другое.

– Придумать-то я могу, вот построить… Нам просто не хватит времени.

– У нас есть несколько лун, Книжник. Ты все успеешь.

Тим посмотрел на Белку с такой тоской, что у нее невольно пошел мороз по коже.

– У меня есть сомнения на этот счет… – сказал он.

– Что произошло? – спросила Ханна, делая вид что ничего не понимает, но на самом деле… На самом деле она догадывалась о чем пойдет речь.

– Горячие земли что-то сделали с нами, Ханна. Ты ничего не заметила?

– В каком смысле?

– Нет ничего, чтобы ты хотела мне рассказать? С тобой ничего не произошло за последний день?

Белка незаметно провела языком по пустой лунке и почувствовала, как качнулся от прикосновения соседний зуб. Во рту стало солоно.

– Ничего. Ничего такого, о чем бы стоило рассказывать. Тебе что-то показалось, Книжник?

– Мне? – переспросил он, и невесело рассмеялся. – Знаешь, Белка, у меня много недостатков, но мне очень редко что-то может показаться.

Книжник стянул с головы грязноватую тряпку, повязанную банданой.

– Ничего не замечаешь, Ханна?

Ханна протянула руку и коснулась его виска – совершенно седого виска. Волосы Тима были посыпаны пеплом седины.

– Вот видишь, – сказал Книжник. – Мне не показалось – с нами… со мной что-то происходит. У нас нет времени что-то построить, Белка. Я это говорю не для того, чтобы ты меня утешила. Ты должна знать – Горячие земли не убили нас, но их Дыхания хватило на то, чтобы до нас добрался Беспощадный. Я не знаю, сколько времени нам осталось, но это не две луны. Гораздо меньше.

Вдалеке протяжно засвистели взлетающие в низкое небо ракеты. Засвистели и разорвались, рассыпая красные искры. Хлоп! Хлоп! И небо на горизонте озарилось неверным, мерцающим светом, озарилось – и тут же угасло.

Белка и Книжник посмотрели друг другу в глаза, словно не было этих ракет и не приближалась по старой Рейле гремящая железом смерть. А она приближалась…

* * *

И-раз, и-два, и-раз, и-два…

Качались гребные рычаги, крутился под днищем кэрроджа грубо выкованный приводной вал, катились по рельсам старые колеса. Взмокшие спины гребцов двигались в едином ритме, в строгом соответствии с звенящими ударами.

– Нам понадобится каждый из них, – сказала Айша. – Каждый из гребцов, понимаешь?

Младший Проводник кивнул и, нагнувшись, откинул крышку потайного люка, открывая врезанный в пол кэрроджа оружейный ящик. Винтовки, охотничьи ружья, автоматы…

Бегун провел рукой по маслянистому стволу лежащего сверху машин-гана и улыбнулся, обнажая гниловатые зубы.

Айша шагнула из железной кабины в пахнущий потом сумрак.

– Те, кто будет драться за меня, – крикнула она низким вибрирующим голосом, который заставлял челов дрожать от вожделения и беспрекословно подчиняться жрице, – получат вечную жизнь и ночь в моей постели! Слышите меня, гребцы! Каждому – вечная жизнь и ночь со мной!

– Аггггх! – выдохнули десятки глоток.

– Вы будете драться за меня?

– Да! Да! Да!

И-раз! И-два! И-три!

* * *

– Ты готов? – наконец спросила Белка.

Книжник кивнул и Белка быстрым движением поцеловала его в губы – приникла и отстранилась.

– Пора.

– Пора, – сказал Тим, поднимаясь, – они уже рядом…

Он подал Ханне руку. Это было непривычно. Она давно забыла, что можно на кого-то опереться. Ладонь у Книжника была теплой и сухой, рукопожатие крепким. За время их путешествия он стал сильнее и взгляд стал другим. Совсем другим. Взгляд прежнего Тима Белке не нравился и она не могла решить, нравится ли ей взгляд Тима нового. Скорее да, чем нет, но все же чего-то не хватало!

Сзади негромко кашлянули.

Книжник и Белка обернулись.

– Не хотел вам мешать… – перед ними стоял Хранитель, за его спиной толпой маячили Вайсы – молчаливые, вооруженные, сосредоточенные. – Я пришел вам сказать, что Совет принял решение исполнить волю Первой Матери, что явилась согласно предсказанию. Решение таково – мы не будем помогать вам драться…

Он помолчал немного, а потом продолжил:

– Мы будем драться вместе с вами.

– Живи вечно, Хранитель, – сказала Ханна.

– Живи вечно, Штефан, – эхом отозвался Тим.

– И пусть наши враги сдохнут первыми… – добавила она.

Глава восьмая Лаба

Когда Младший Проводник рванул за рычаг торможения, но ничего не произошло, первым, кто понял, что происходит неладное, оказался Грызун – охотник на челов обладал завидной интуицией и почувствовал опасность спинным мозгом. Редковатые волосенки на его затылке стали дыбом, как у испуганного вольфодога. Он даже ощерился, как вольфодог.

– Прыгать! – заорал Грызун, перекрывая звенящие удары драммера. – Надо прыгать! Сейчас!

И первым бросился к дверям – автомат в одной руке, подсумок с магазинами в другой.

Младший дернул рычаг еще раз, но кэрродж продолжал нестись по обильно смазанной Книжником Рейле, словно колеса его бешено вращались, а не были намертво зажаты тормозными колодками. Инерция несла тяжеленную тушу роувинга прямо к стене, к огромным воротам, в которые упирались рельсы. Младший видел ворота через смотровую щель, и видел, что на воротах что-то закреплено…

– Открывайте двери, – крикнул Косолапый и сам, схватившись за ручку, откатил металлический щит, закрывавший выход. – Оружие! Оружие не забывать!

Десять по десять полных рук ярдов – это большое расстояние только, когда идешь на своих двоих с грузом за плечами. А когда разогнанная гребцами железная туша летит прямо в стену – на размышление у тебя всего лишь несколько мгновений.

Быстро соображающая и решительная Айша прыгнула второй – другие только собирались сигануть наружу. Прыгнула, и, потеряв равновесие, упала, покатилась и тут же вскочила на ноги целая и невредимая, только с поцарапанной щекой и порванными джинсами. Вслед за ней из кэрроджа горохом посыпались вожди и шаманы вперемешку с гребцами – теми, кто поумней. Скорость была велика, и если Айша просто поцарапалась при падении, то одному из гребцов не повезло – неудачное приземление свернуло ему шею. Со стороны кустарника, плотно растущего вдоль стены, загрохотали выстрелы: пули засвистели вокруг, хлестнули по кэрроджу и по челам, которые все еще из него выпрыгивали. Жрица, пригнувшись, бросилась за насыпь и тут же чуть не схлопотала очередь в грудь – справа, со стороны каких-то ржавых до прозрачности вагонеток тоже палили безостановочно. Ей просто повезло остаться в живых – одна из пуль порвала куртку на боку и выдрала клочья из рукава.

Кэрродж летел по рельсам, воздух дрожал от автоматной пальбы, и тут роувинг наконец-то достиг цели: врубился в ворота все своей многотонной массой и расцвел взрывом, огненным клубящимся облаком, из которого со свистом полетели куски оборонительного редута – ошметки стали и бетона.

Взрывная волна опрокинула Айшу, бросила на спину и поволокла прочь. Град бетонных осколков прошелся по окружающим строениям, выкашивая замешкавшихся челов. Взрывчатка оторвала створку ворот от стены, а кэрродж внес ее вовнутрь своей огромной массой. Передняя его часть превратилась в ничто: в мешанину из железа, цементной крошки, рваной и расплющенной человеческой плоти. Искореженный, скрученный параллелепипед влетел на территорию Базы, заваливаясь на вскрытый взрывом правый борт, и тут по нему ударили пулеметы системы безопасности.

Несмотря на почти столетнее ожидание, пулеметы сработали исправно. Пули большого калибра за эти сто лет не стали ни меньше, ни легче, системы прицеливания точности не лишились. Кэрродж за считанные мгновения был прострелен в тысяче мест, изрешечен, словно был склепан не из толстого железа, а из жести. Но годы есть годы: тысяча выстрелов в минуту – это огромная нагрузка для ствола и всех механизмов скорострельного оружия. Из трех пулеметов, простреливающих сектор возле въездных ворот, через тридцать секунд ведения заградительного огня два заклинило на третьей сотне отстрелянных патронов, а последний с лязгом подавился лентой еще через пять секунд.

Вход на Базу был открыт, план Книжника осуществился.

Возле разнесенных в куски ворот начался бой, причем такой бой, которого у Вайсов не было последние пятьдесят зим. Бой, в котором никто не боялся пойти врукопашную и вцепиться зубами в шею.

Прикрываясь вспоротым боком кэрроджа, Книжник с Белкой ринулись вовнутрь – Вайсам было не до них: гремели очереди и звон от рикошетов стоял такой, что барабанные перепонки разрывались от боли. Как всегда бывает в таких случаях, шум значительно превосходил результат, потери с обеих сторон были незначительные.

Белка проскользнула в щель между стеной и корпусом кэрроджа первой, Книжник протиснулся следом, и тут же шарахнулся от ужаса. Зажатый смятым металлом, словно челюстями вольфодога, перед ними вверх ногами висел Резаный. Он был еще жив, рот обильно сочился теплой кровью, руки дергались, словно у него случился приступ падучей, но Беспощадный уже сжевал его до конца – глаза фармера были открыты, но ничего не видели.

– Сдохни первым, – бросила в него Белка, пробегая мимо. – Сдохни первым, тварь!

Несмотря на клубы дыма и разгорающийся пожар, Бегун заметил промелькнувшие в проеме тени и тут же закричал, показывая пальцем:

– Они там! Они там!

Айша перезарядила автомат и, привстав, насколько позволяла ситуация, попыталась хоть что-то разглядеть в пыли и в дыму, но, если беглецы и проскользнули за Стену, то на месте не стояли – надо было не ждать, а спешить за ними. Пока вооруженные гребцы, которых она воспламенила своей речью, прикроют отступление, будет время сесть Белке на хвост.

Айша хлопнула Бегуна по плечу и шмыгнула в рваную дыру в Стене. Вслед за ней рванулись и другие. Айша оглянулась – все здесь, кроме Резаного. За стеной вонючего плотного дыма оказалось в разы больше, спирало дыхание и мучительный кашель рвал грудь. Преследователи вывалились из дымовой завесы и оказались на неширокой улице, вдоль которой пролегала Рейла, а по бокам громоздились многочисленные верхаузы – низкие, приземистые, с проваленными крышами.

– Я не вижу их! – прорычал осипший Бегун. – Ищите следы! Ищите!

Он закашлялся, засипел, согнулся вдвое и побежал вперед, прямо по Рейле – здесь она была почти невидна под плотным покровом ползучих трав, прибитых первыми заморозками к земле.

– Сюда! – Грызун ткнул рукой вперед, указывая на двойную цепочку следов, тянувшихся справа от низкой насыпи – едва заметные темные пятна на пожухлой траве, оставленные ботинками беглецов.

Отпечатки подошв были плохо видны, если стоять в стороне, но стоило найти нужную точку, и каждый шаг Книжника и Белки мог увидеть даже полуслепой чайна-кид своими глазками-щелочками. Следы вели вглубь Базы и беглецы не могли уйти далеко. Свин вогнал в автомат свежий магазин и с лязгом передернул затвор.

– Все помнят? – спросил он, скалясь. – Эта сука моя!

В его вывернутых ноздрях было черно от жирной копоти, по вислым щекам стекали грязные потеки пота. Его запах шибал в нос даже с нескольких шагов и Айшу едва не стошнило.

Облом хлопнул Свина по плечу и бросил быстрый взгляд на Бегуна – мол, обрати внимание.

– Конечно, она твоя, бро!

Косолапый молчал, лишь дышал тяжело, утирая со лба кровь – он рассек себе лоб при падении, а изуродованное Айшей ухо распухло чуть ли не вдвое и приобрело ярко малиновый цвет. Рядом с ним, как всегда спрятавшись под капюшоном, стоял Сиплый. Один рукав его куртки был оторван и через дыру можно было пересчитать его года, отсчитанные синими полосами на неожиданно мощном бицепсе. Правая кисть жреца напоминала окровавленную птичью лапу – ему тоже досталось во время прыжка. С ними не было не только Резаного, не было еще и Младшего Проводника. И искать их обоих Айша не собиралась.

– Вперед! – крикнул Бабах, едва ли не приплясывая от нетерпения. – Вот будет веселье!

В его руке перекатывалось зеленое стальное яйцо гранаты, еще две были пристегнуты к его жилету.

Айша еще раз пересчитала отряд.

Бегун, Облом, Свин, Грызун, Бабах, Косолапый, Сиплый и она. Негусто. Но против них только эта рыжая сука и Книжный Червь – бесполезное существо, так и не научившееся убивать. Ведь это он не дал Белке сделать то, что Айша сделала бы сразу, при первой же возможности: застрелить врага! Каким же надо быть дураком, чтобы держать данное врагу слово! Враг должен быть убит – вот закон! Самый главный закон! Сдохни первым! Умри сегодня!

– Да, – сказала она, поудобнее перехватывая оружие. – Веселье будет! Бегун! Веди!

Они побежали прямо по следам беглецов, сосредоточенные и целеустремленные, словно стая голодных вольфодогов за подраненным диром.

* * *

Белка с Книжником опережали отряд преследователей на несколько минут. Совсем незначительное преимущество, учитывая, что Айше с товарищами не приходилось искать дорогу, а достаточно просто стать на след Тима и Ханны.

Здесь, внутри периметра, действительно почти сто лет не ступала нога человека и все осталось так, как в тот день, когда за местными обитателями пришел Беспощадный. Ни протоптанных тропинок, ни вырубленных деревьев, ни открытых дверей в домах – ничего, что бы указывало на то, что здесь появлялись люди. Высушенные вирусом и ветром тела, лежавшие на улицах, давно расклевали птицы. Белые, промытые дождями и снегами кости затянуло травой и присыпало земляным прахом. Бетон тротуаров давно исчез под слоем принесенной ветрами почвы, и корни многочисленных растений благополучно раскрошили его, открыв дорогу к арматуре воде и ржавчине.

Природа дожевывала Базу неспешно и основательно – куда ей торопиться? Впереди не сотни – тысячи лет, и царство птиц и зелени медленно наползало на творение рук человеческих, стирая следы людского присутствия. Пока работал реактор – а скоро и он потухнет! – старые реле, повинуясь командам через раз работающей автоматики, еще зажигали свет на прожекторных площадках, но мощные лампы перегорали одна за одной, и База погружалась в первобытную тьму. Еще стреляли пулеметы, но стальные их внутренности закисали от возраста, а электрические моторы, ведающие подачей патронных лент, замирали на полуобороте и начинали дымиться. Смерть вытесняла жизнь или, наоборот, жизнь вытесняла смерть.

Книжник бежал, силясь понять, где может располагаться Лаба. По записям Ханны трудно сообразить, где именно находится нужное здание, но это должен быть бетонный дом неподалеку от взлетной полосы на аэродроме, с отдельным подъездом. Значит, у Лабы свой вход, своя будка для вотчеров, и своя территория, обнесенная оградой.

Не очень много знаний, но гораздо лучше, чем ничего!

Аэродром на военной базе – это большое поле, там должны стоять самолеты, там должны остаться ангары, где эти самолеты обслуживали и ремонтировали. И еще, там должна быть башня, где сидели те, кто следил за полетами.

Как это выглядит, Книжник знал по журналам и иллюстрациям в них, но картинки, на которых здания целы, – это одно, а развалины – совсем другое. За много лет аэродром мог превратиться в лес или в поле, заросшее травой и кустарниками.

Вот! Дорожный указатель!

Книжник на бегу повернул голову, силясь прочитать хоть что-то на облезлом металлическом щите, на его счастье, буквы были видны. Полоса была справа от них, через триста ярдов. Но это если по дороге!

Над головой свистнуло, потом Книжник услышал выстрел, перекрывший шум боя у въездных ворот. Ему не надо было оглядываться, чтобы понять, кто стреляет.

– Туда!

Повторять дважды не пришлось. Миг – и Белка уже прокладывала ему дорогу в высокой сухой траве. Тиму было жарко, болели плечи под лямками рюкзака, глаза заливал горячий, жгучий пот и он то и дело смахивал его рукой, чтобы хоть что-то видеть. Он очень боялся упасть.

Ханна первая вбежала в короткий проулок между двумя двухэтажными домами, в окнах которых каким-то невероятным образом сохранилось немало стекол, Книжник юркнул за ней – и очень вовремя. Пули защелкали по стенам, отбивая куски штукатурки, в воздух взлетела бурая мелкая пыль.

Вдоль зданий проулок зарос высоким орешником, а центр – только травой, проход был узким и гибкие ветви больно хлестали Тима по рукам: он прикрывался автоматом, втягивал голову в плечи, чтобы не схлопотать по лицу. Белка могла легко уйти в отрыв, но держала темп, доступный Книжнику, легко перескакивала через препятствия, пригибалась…

Белка продралась через высокую, почти по грудь, траву и они оказались на широкой бетонной дороге, прямой как стрела. Бетонные плиты перекосило от времени, растения разорвали швы между ними, раскрошили края, но все-таки это была дорога и по ней можно было бежать со всех ног, что Ханна и Тим немедленно сделали.

– Быстрее! Быстрее!

Тим старался не отставать, но сердце колотилось уже не в груди, а в горле, и воздуха не хватало. Тим чувствовал, что еще немного, и у него загорятся легкие. Но он бежал, хотя ноги стали ватными в коленях и не слушались. Если может Ханна, то и он сможет. Он сможет.

В конце дороги стоял перекошенный домик смотрецов, валялась планка шлагбаума, землисто-зеленая от времени, ржавая секция электрических ворот.

За шлагбаумом начинался аэродром.

Тим понял, что он не ошибся, когда увидел железные горбатые туши геликоптеров, больше похожие на причудливые кроны деревьев, и оплетенный ползучими растениями, словно сетями, огромный аэроплан, лежащий на брюхе прямо у них на пути.

Лаба стояла напротив. Бетонный куб в три надземных этажа и Беспощадный знает насколько уходящий в глубь земли.

Все-таки он правильно понял написанное в дневнике! Он не ошибся!

Книжник ткнул рукой в сторону Лабы и бросился догонять Белку, мгновенно взявшую новое направление. За спиной загрохотали выстрелы. Теперь, когда стрельба у ворот не заглушала другие звуки, они прозвучали отчетливо и раздельно – и тут же пули засвистели над головами беглецов. Били прицельно, в три ствола – Белка стразу оценила опасность и дала команду:

– Пригнись!

Но преследователи опоздали с выстрелами. Густая тень от вросших в землю летающих машин легко скрыла беглецов, очереди забарабанили по бортам геликоптеров, полетели вниз срезанные свинцом ветки и увядшие листья.

– Сюда!

Они проскочили под прогнувшимся до земли крылом огромного аэроплана, винты моторов касались бетона, лопасти согнулись под весом времени. Аэроплан казался огромным. Проскочить под ним не представлялось возможным, можно было только обогнуть гигантский корпус.

Аэроплан закрыл их от пуль и дал добежать до рухнувшего металлического ограждения Лабы. Белка сиганула через сгнивший металлический скелет забора, и успела подхватить Тима, который едва не свернул себе шею, пытаясь повторить прыжок.

Они вбежали в вестибюль, хрустя подошвами по стеклянному крошеву. Растения царствовали и здесь, и это смотрелось дико на фоне подмигивающего едва живыми диодами пульта безопасности. На потолке все еще мигали тусклым светом давно перегоревшие газоразрядные лампы.

– Тут есть электричество… – выдавил из себя Тим, пытаясь отдышаться. – Нам нужно вниз. Дверь. Лестница.

Он упал грудью на пульт, пытаясь прочесть назначение кнопок. Но на пульте можно было различить только цифры, обозначавшие уровни. Возможно, обозначавший уровни! Беспощадный знает, что они реально обозначали. Тим принялся переключать тумблеры наугад – он просто не мог придумать ничего другого.

Белка заняла позицию у входа и открыла огонь одиночными, не давая преследователям бежать в полный рост.

– Ищи вход, Книжник! – крикнула она. – Я их задержу!

Книжник в отчаянии потер пульт рукавом и принялся вглядываться в бледные тени букв на шильдиках. Вот! Лифт!

Щелчок переключателя, слабое мерцание над одной из дверей в холле.

Тим бросился туда, но двери лифта остались закрытыми: рядом с ними на стене висела коробочка с прорезью, на ней мигал розовым светом диод.

Книжник замер на секунду, вспоминая строки из дневника Ханны.

«Отец всегда заходил в Лабу с пластиковой картой – они были у всех, кто работал с ним. Висели на шее. Папа называл свою карточку «кросс-кантри» – она была красного цвета и давала проход везде. Еще были зеленые и желтые карты, но они работали не везде. Для того, чтобы открыть замок, надо вставить карту в прорезь на замке. Зеленая лампочка – можно заходить».

Тим представил себе холодный зал Библиотеки, худую рыжую девочку, устроившуюся у камина, у самого пламени, на матрасах. Рядом с ней еще одну рыжую девочку, только совсем маленькую, спящую в автомобильной люльке. Лежащие у самой постели короткоствольный автомат и кобуру с торчащей пистолетной рукоятью. Ее верную гвардию во главе с Васко, охраняющих двери в убежище, потому что за дверями – Парковое племя, покоренное, с виду послушное, но попробовавшее крови. А тех, кто попробовал вкус живой плоти, сложно заставить жевать траву.

Вот ее рука водит по странице дневника гелевой ручкой, оставляя на бумаге ровные строки. Она вспоминает, пишет инструкцию для тех, кто, возможно, никогда не придет, разыскивает в памяти важные подробности, старается рассказать все как можно проще, чтобы и ребенок разобрался… если он, конечно, умеет читать.

Ханна хмурится, морщит лоб, стараясь ничего не забыть, а из сумрака, в котором утопает читальный зал, на нее смотрит Васко. И в глазах у него столько нежности, что в ней можно утонуть…

Картинка промелькнула перед Книжником, пока он искал на полу мертвые тела. Через плоть давно проросла трава, одежда истлела, но ламинированный пластик не могли съесть ни насекомые, ни склевать птицы.

На мумии, лежащей за стойкой, Тим нашел зеленый пропуск и сорвал его с шеи мертвеца – голова с легким треском отлетела в сторону. Книжник смахнул с карточки липкую столетнюю грязь, потер пальцами металлический квадратик чипа и тот тускло блеснул желтым в скудном свете, пробивавшемся вовнутрь.

– Быстрее! – крикнула Белка, меняя магазин. – Быстрее, Тим, Беспощадный тебя забери!

Это был ее и не ее голос. Он звучал… он звучал иначе, чем несколько часов назад. Но обдумывать это было некогда, в вестибюль через выбитые окна влетело несколько пуль. Звук рикошета ударил по ушам.

Книжник сунул карточку в приемное устройство, замигал зеленый диод и двери лифта чуть приоткрылись. Механизм внутри закис и не мог сработать нормально. Тим ухватился пальцами за края дверей и силой приоткрыл их еще на несколько дюймов. Он не услышал, а почувствовал, что Белка рядом. Они еще раз нажали на двери, на этот раз вместе. Пули застучали по стенкам, по стойке вотчеров, но Ханна уже проскользнула в лифт и Книжник умудрился просочиться вслед за ней, не снимая рюкзака с плеч.

Потолочный светильник в кабине едва тлел, но кнопки с цифрами светились сами по себе. Тим ткнул карточку в приемник на панели, и принялся нажимать кнопки одну за одной. Зеленый диод вспыхнул только когда он нажал четвертую снизу. Двери дернулись, но не закрылись. Слышно было, как над ними натужно взвыл мотор – низкое гудение превратилось в дрожь, но створки остались на месте.

– Налегай! – заорал Книжник, понимая, что от того, поедет лифт вниз или нет, зависит их жизнь.

Он уже слышал, как хрустит под подошвами преследователей битое стекло. Погоня была уже в здании, рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Брать живыми! – это голос Айши.

Теперь он узнал бы его из тысяч голосов.

Белка застонала, налегая на створку. Тим почувствовал, как у него хрустят суставы – ноги скользили по металлу пола. Двери начали закрываться, медленно, рывками, но смыкаться. Книжник видел перед собой руку Белки, грязную исцарапанную, с тонкой кистью, с побелевшими от напряжения костяшками…

Погоня влетела в вестибюль: потная, разгоряченная преследованием, торжествующая – добыча была близко, добыче было некуда деваться из маленькой железной коробки, в которой пульсировал болезненный белый свет.

Тим впился взглядом в лицо Бегуна, в его кривую ухмылочку, от которой всех всегда бросало в дрожь – она и сейчас прилипла к исцарапанной физиономии вождя. Потом Бегуна заслонил Свин, который несся вперед, словно пиг-отец, и хрюкал от ярости.

Двери лифта почти закрылись, между ними едва можно было вставить руку. Ханна и Книжник не сговариваясь налегли на створки изо всех сил…

Свина опередил Грызун – разведчик был самым быстрым и самым ловким из всех преследователей, он умел везде успевать первым. Он прыгнул, отталкивая Свина в сторону, проехался на коленях по полу, всадил руку между створок, приподнялся, налег плечом…

Тим даже не успел выругаться, как Белка отпрянула назад, уворачиваясь от клинка, зажатого в кулаке разведчика, потом качнулась вперед, уже держа перед собой обрез. Стволы рубанули Грызуна по предплечью, хрустнула кость, полетел в сторону тесак, а потом Ханна уперла оружие в плечо врага и спустила оба курка.

Выстрелы в маленькой коробке лифта прозвучали, как пушечный залп. Книжнику показалось, что его ударили доской по левому уху, в глазах заплясали искры. Он пошатнулся и едва не упал. Тесное пространство заполнилось дымом от сгоревшего пороха и кровавой взвесью, заляпавшей все вокруг. Лицо Ханны с одной стороны покрылось блестящей алой пленкой, глаза сверкали…

Заряд картечи отбросил Грызуна прочь на несколько футов, и он был уже мертв, когда рухнул к ногам Айши, а его рука упала на пол в лифте, вместе с плечом и ошметками мяса и костей – прямо под ноги Книжнику. Пальцы на оторванной конечности сжались в кулак и тут же разжались. Мотор лифта взвыл на высоких тонах и дверь захлопнулась и тут же содрогнулась и даже слегка выгнулась от сильнейшего удара снаружи – скорее всего это был рассвирепевший Свин.

Но дело было сделано, кабина спускалась вниз, в Лабу, а преследователи, кроме небольшой части разведчика Айши, остались наверху.

Белка посмотрела на Книжника и рукавом вытерла с лица кровавые брызги.

– Есть другой путь вниз? – спросила она.

– Есть. Лестница. Но они не знают, как открыть дверь.

Ханна покачала головой. Она казалась старше своих лет.

Книжник присмотрелся.

Возможно, ему кажется.

– Они сообразят, как…

Он кивнул.

– Я знаю. Ты в порядке?

– А ты?

– Не совсем.

Он показал ей руку. По тыльной стороне кисти рассыпались желтоватые пигментные пятна.

– Поэтому спрашиваю тебя…

– Не волнуйся, – сказала Ханна. – У нас еще есть время.

Лифт остановился. Двери разъехались с легким дребезжаньем и они шагнули в коридор, который тут же осветился белым диодным свечением, идущим из-под полупрозрачных потолочных панелей.

– Уровень четыре, – прогудел голос за их спиной.

Ханна крутнулась на месте, словно деревянный волчок, выискивая говорившего стволом автомата.

– Это лифт, – объяснил Книжник. – Мы на четвертом подземном этаже. Добро пожаловать в Лабу, Первая Мать!

* * *

Свин еще раз ударил в двери лифта всем телом, а потом дал по ним короткую очередь.

– Патроны побереги, – сказал Облом. – Пригодятся.

Он сел на корточки рядом с трупом Грызуна и посмотрел на оскаленную крысиную мордочку мертвеца.

– Ты зря торопился, бро…

Он снял с разведчика подсумок и заглянул в залитый кровью рюкзак.

– Есть немного жратвы. Кто хочет?

Все молчали.

Облом пожал плечами и принялся жевать кусок вяленого мяса.

– Патроны я возьму себе, а то у меня кончаются, – сообщил он.

– Что делаем дальше? – спросил Сиплый.

– Ищем другой вход, – отозвалась Айша.

– Что это вообще за штука? – поинтересовался Бегун. – Я видел такие в Сити.

– Лифт, – пояснил Косолапый нехотя. – Это вместо лестницы, чтобы попасть на другой этаж.

– А если лифт сломался? – спросила Айша, ухмыляясь. – Вот у нас они не работают. И что мы делаем? Мы ходим по лестницам!

Бабах засмеялся, глядя на жрицу жадными, безумными глазами.

– Значит, ищем лестницу! – кивнул Сиплый.

Все двери в вестибюле оказались закрытыми.

Напрасно Свин с Обломом дергали ручки и били двери ногами. Лаба была построена добротно и не собиралась добровольно открывать свои секреты.

– Может, через окно? – спросил Бегун.

– Лифт пошел вниз, – ответила жрица, хмуря лоб. – Где ты видел там окна?

Бабах снова хихикнул и полез в рюкзак.

– Айша, – позвал он. – Хочешь, я открою для тебя лифт?

В руках у него был запечатанный брусок пластической взрывчатки.

– Ты только прикажи, – проворковал он, поедая жрицу взглядом. – Я для тебя все открою…

* * *

На четвертом подземном уровне царила тишина. Мертвая тишина. И воздух тоже был мертвым, совершенно лишенным вкуса и запаха. Книжник никогда не дышал ничем подобным – таким (он вспомнил слово) стерильным и безжизненным.

Зато посторонние запахи теперь шибали в нос с солидного расстояния. Вонь сгоревшего пороха из стволов оружия, смазки, крови, пропотевшей одежды, какой-то горькой травы, по которой они бежали…

– Куда теперь?

– Не знаю, – признался Тим. – Мы внутри. Надо искать холодильники…

Белка посмотрела на него с укоризной.

– Ах, да… – поправился Книжник. – Это такие большие ящики, в которых должны храниться лекарства. Там не обязательно холодно внутри, просто может быть постоянная температура…

– Зачем?

– При высокой температуре лекарства портятся.

– Тут не жарко.

– Мы глубоко под землей, – пояснил Тим. – И, похоже, какие-то внутренние системы еще не до конца сдохли. Чувствуешь, какой невкусный воздух?

– Я чувствую, как ты воняешь, – сказала Белка. – И как я воняю. Просто невозможно.

– Это ничего…

Они прошли по коридору до первой большой двери справа и Тим открыл ее зеленой карточкой. Замок сработал сразу – переключился светодиод, звякнул прячущийся ригель.

Комната за дверью оказалась большой, с длинными столами, на которых стояли странные квадратные штуки.

– Это компьютеры, – пояснил Тим Ханне.

– Не забивай мне голову. Я все равно ничего не понимаю. Что надо искать?

Тим подошел к большому белому ящику с ручками на передней панели и открыл дверцы.

– Холодильник. Надо искать что-то похожее на это. Оно может быть большим и маленьким, дверцы могут быть из стекла, не играет роли, но внутри будут полочки и вот такие штуки.

Он продемонстрировал Белке штатив с пробирками, взяв его с полки.

– Или ты увидишь маленькие бутылочки. Или такие палочки из пластика с наконечником – это называется шприц-туба.

– И как мы узнаем, что нашли то, что нужно?

– По надписи на тубе. Они назвали это «Миротворец», – сказал Книжник. – Никто не думал, что он станет Беспощадным. Ты ведь умеешь читать?

Он улыбнулся.

– Я умею складывать буквы, – ответила Ханна серьезно. – Ты научишь меня читать!

Она нашла еще один фризер, маленький, стоящий под столом, но в нем были только стеклянные бутылки странной формы и что-то непонятное, высохшее до окаменения.

Зато в углу Тим обнаружил мумию, лежащую ничком. Судя по одежде, это был чел, но ручаться Ханна не стала бы. Книжник перевернул труп, который весил, как птичье перо, и пошарил в карманах куртки мертвого. Покойник оказался обладателем зеленой карточки. Тим передал ее Белке.

– Держи. Как это работает, ты видела.

Белка кивнула.

Подземный этаж был большим, на глаз так больше наземного, а времени у Тима и Ханны было ровно столько, сколько им давали преследователи. Было понятно, что их появления можно ожидать с минуты на минуту.

За следующей дверью обнаружились два мумифицированных трупа. Дальше по коридору – высохшее тело герлы. Рядом с ней лежал странный брусок, напоминавший то, что Книжник назвал компьютером, только гораздо меньше. Возле похожих на сухие ветки ног валялась странная обувь – какие-то несуразно выгнутые кожаные ботинки на каблуках длиной с ладонь чела. Белка таких до сих пор не видела и не представляла, как на таком можно ходить.

Они проверили четыре кабинета и две больших лаборатории со сложным оборудованием – ничего. Тела. Восемь зеленых карт доступа.

В третьей по счету лаборатории, расположенной в правом крыле, все оказалось гораздо хуже, чем в остальных. Когда-то, много лет назад (сколько именно, определить возможным не представлялось) здесь случился пожар. Горело, видимо, сильно. С потолка свисали сталактиты расплавленного пластика, мебель обуглилась, высокие стеклянные шкафы, стоящие всплошную по одной из стен, перекосило, стекла в дверцах потрескались и выпали. Три громадных холодильника и один маленький фризер были покрыты копотью, краска на панелях пошла пузырями. В общем, зрелище было печальное, но здесь даже пожарище не пахло сажей и пеплом, как пахнет любая выгоревшая комната – воздух был абсолютно стерилен, как и на всем остальном уровне.

– Могло сгореть все, – сказал Книжник. – Просто повезло. Наверное, сработала система тушения.

С каждой минутой он чувствовал себя все хуже, но не хотел в этом признаваться. Ему казалось, что какой-то неведомый зверь поселился у него во внутренностях, но пока не грызет, а просто устраивается поудобнее.

Книжник прислонился лбом к холодному металлу, и ему полегчало.

– Давай посмотрим, что здесь? – предложила Ханна, и начала заглядывать в шкафы.

Тим открыл один из холодильников и, не удержавшись, вскрикнул от радости. Ханна тут же оказалась рядом.

– Что такое?

Все полки фризера были уставлены штативами со шприц-тубами. Десятка четыре штативов по 25 шприцев в каждом. Тим вгляделся в надпись…

– Ну? – Белка заглядывала ему через плечо.

– Не то…

Следующий штатив. Следующий…

Полурасплавленные, скрученные разовые шприцы летели прочь.

– Не то! Не то!

Тим шагнул к следующему холодильнику, и тут его повело, словно от дозы чарра. Он едва не упал, схватился за ручку…

– Тим, что с тобой?

– Ничего. Я в порядке. Ищем дальше.

– Тим…

Он поднял глаза на Белку. Она смотрела на него со страхом и болью.

– Посмотри на себя…

Зеркала не было и Книжник потер рукавом измазанную копотью металлическую дверцу фризера.

Челу, которого он видел в зеркале было лет…

Он не знал, какому возрасту соответствует его новое лицо. Он просто не знал, как выглядят тридцати- или сорокалетние. Но в отражении был не он. Не Тим. Какой-то незнакомый чел. Взрослый! И лицо его «текло»…

Книжник много раз видел, как Беспощадный приходит за своими жертвами. Когда чел начитает «течь», он обычно уже не контролирует себя. Просто мучается, корчится, испражняется, стремительно старея…

Тим видел, что «течет», черты его лица дрожали и расплывались, но медленно и он при этом оставался на ногах, хотя с каждой минутой Беспощадный высасывал из него силы.

– Это Дыхание, – сказал Тим, поворачиваясь к Белке. – Горячие земли меня все-таки достали…

Ему почему-то было совсем не страшно. Тоскливо, грустно – это да! Но страха не было. Он сделал все, что мог.

– Жаль, я не научу тебя читать!

За дверями что-то глухо ухнуло и уровень содрогнулся, словно по стенам прошла короткая судорога.

Книжник вытащил из холодильника еще один штатив. Горелые шприц-тубы полетели веером. Еще штатив упал к его ногам и он обессиленно опустился на пол рядом с ним.

– Ничего, – выдохнул он.

Еще одна коробка.

Тим засмеялся негромко, запрокидывая голову, и протянул Белке пучок расплавленных разовых шприцев.

– Это он… «Миротворец». Вот оно – лекарство от Беспощадного. Только гребаный пожар… Гребаный пожар…

Книжник попытался встать, но ноги его разъехались в разные стороны и он рухнул, сначала на бок, а потом перевернулся на спину.

– Все кончено, Ханна, – сказал он. – Все пропало. Сгорело.

Он замолчал, по телу пробежала крупная дрожь. Ханна сначала подумала, что он побледнел, и лишь секунду спустя сообразила, что редковатая растительность на лице Книжника превращается в густую седую щетину. Нос его заострился, на щеках нарисовались скулы.

Белка отпрянула, рванула дверцу следующего холодильника и принялась вытаскивать штатив за штативом, разглядывая содержимое и швыряя негодные тубы на пол.

Ничего.

Белка наклонилась к маленькому фризеру. Еще один штатив полетел в сторону. И тут она замерла.

На верхней полке лежала запечатанная в толстый пластик упаковка с синей надписью «Peacemaker A-dot». С точно такой надписью, как несколькими минутами раньше показывал ей Книжник. Ниже было написано: «Personal Military Pack», но этого она прочесть не могла.

Белка протянула руку к упаковке, опасаясь, что она исчезнет. Но она не исчезла.

Внешний слой пластика повело от высокой температуры, шов между коробкой и крышкой запаяло и его пришлось взрезать ножом. Внутри оказалась еще одна упаковка – металлический цилиндр из двух частей, соединенных резьбой, раскрутить которую удалось с третьей попытки. Из цилиндра прямо на ладонь Белки выпал шприц-туба с синей, уже знакомой маркировкой.

Но она была одна. Всего одна.

Некоторое время Ханна не могла отвести взгляд от разового шприца. Потом она посмотрела на Книжника, лежащего у ее ног. Вернее, уже не на Книжника, а на незнакомого чела со смутно узнаваемыми чертами лица, которого трясло, как в приступе падучей. Беспощадный был рядом. Он пришел за своей добычей. Пальцы ее медленно сомкнулись вокруг пластиковой трубки. Она закусила губу и зажмурилась, потом сорвала колпачок с иглы и, присев, всадила шприц в шею Книжника. Всадила и нажала на поршень, выпуская в его кровь темно-синюю жидкость.

– Живи вечно, – прошептала она едва слышно. – Живи вечно, Тим!

И тут в коридоре рвануло по настоящему.

Взрывная волна вышибла дверь, облако вонючего дыма влетело через дверной проем в лабораторию, заклубилось…

Белка выскочила наружу, волоча Тима за воротник. Он был тяжелым, как камень, и таким же неподвижным. Инъекция никак не сказалась на нем, разве что прекратила судороги. В коридоре было дымно, но Белка рассмотрела развороченную лифтовую шахту, валяющиеся металлические двери, разбитые панели, каменную крошку, покрывающую пол. Гости должны были прибыть с минуты на минуту!

Ханна потащила Книжника прочь, благо, тащить его волоком по гладкому полу было намного легче, чем переть на спине. Она чувствовала слабость в ногах, но старалась не думать о том, что приближается. Ей нужно спасти Тиму жизнь, а потом… Потом можно и умереть в бою!

Спрятать его, закрыть где-то, пока не придет в себя!

Ханна свернула за угол прежде, чем из лифтовой шахты выпрыгнул Бегун. Он приземлился на обе ноги и тут же отскочил в сторону, в тень, уступая место следующему. В движениях его была та лаконичность, что отличает опытного вэрриора от обычного хантера или загонщика. Возник и исчез, используя тень как укрытие. Бабах соскочил на пол, словно на прогулке. Он улыбался довольно и поглядывал вокруг свысока: без него – никуда! За ним появился Облом, не уступающий Бегуну в ловкости, зато превосходящий его в габаритах, он отодвинул Бабаха в сторону и занял позицию напротив Бегуна. Четвертой была Айша, напоминавшая грацией дикую кошку, бесстрашную и осторожную. За ней вниз спрыгнул тяжелый, как валун, Свин. Он не прятался. Он прыгнул и остался стоять посреди коридора, поводя стволом машин-гана. Косолапый спустился на уровень без прыжка, покряхтывая, но тот, кто стал бы рассчитывать на его медлительность, вряд ли прожил долго. А Сиплый выскользнул из лифтовой шахты, как снейк, одним гладким сложным движением, совершенно бесшумно.

– Трахни меня Беспощадный! – выдохнул Свин, и присвистнул. – Это мы где?

– Тихо, – приказал Бегун, не высовываясь из спасительной тени. – Они где-то здесь…

Он был прав.

Между ними и Белкой, тащившей бесчувственного Тима, было не более сорока ярдов и один поворот длинного, как кишка, коридора.

Она оглянулась, не переставая волочь Книжника за воротник куртки – сзади нее виднелась дверь еще одного лифта. Рядом с нею помигивал красный огонек приемного устройства. Хуже всего, что у нее были заняты руки, а Тим был тяжелее тяжелого. Но до лифта она его точно дотянет. Отправит вверх, а там…

Белка оскалила зубы и сразу стала походить на хищника.

– А там… Посмотрим, выйдет ли кто-нибудь наверх!

– Слышишь? – спросил Облом. – Там кто-то есть…

За их спинами в лифтовую шахту рухнул кусок облицовки. Полетела пыль. Свин метнулся в сторону, целясь из пулемета в проем, и по дороге едва не затоптал Айшу.

Жрица брезгливо пихнула его руками.

– Утихомирься, животное…

– Тихо! – рявкнул Облом.

За время короткой перепалки между преследователями Белка преодолела половину расстояния отделявшего ее от дверей второго лифта. Как только Облом крикнул, она остановилась, выжидая. Нужно было дождаться, пока они начнут двигаться. Их много, все обладают разными навыками и не смогут не шуметь.

– Ну? – прошептала Айша. – Так и будем стоять? Кто пойдет первым?

– Я! – воскликнул Бабах, вынимая из кармана гранату.

– Айша, уйми дурака… – попросил Бегун, выступая вперед. – Нас всех из-за него завалят!

– Иди ко мне, Бабах, – приказала Айша взрывнику. – Пойдешь со мной, будешь меня охранять. Договорились?

Бабах кивнул и расцвел в улыбке, но гранату не спрятал.

– Облом! – распорядился Бегун. – Правая сторона. Свин, ты прикрываешь.

Он бросил быстрый взгляд на Косолапого.

– Остальные – за нами. Айша, Бабах – идут последними. Я очень прошу тебя, жрица, без фокусов…

Айша кивнула.

В это время Белка уже была у лифта. Карта доступа вошла в приемник, двери распахнулись – здесь механизм работал почти безупречно. Белка подхватила Книжника подмышки, оглянулась и… Сердце прыгнуло в груди, горячая адреналиновая волна обдала Ханну с головы до ног.

В лифте лежало тело.

Она не сразу сообразила, что это мумия – чел, съеденный Беспощадным. Выдохнув, она подперла дверь кабины плечом и заволокла Тима вовнутрь. Она слышала шаги бегущих преследователей, но, несмотря на это, на ее лице появилась довольная улыбка. На груди мумии лежала красная карта доступа.

У нее не было времени попрощаться – только активировать лифт и нажать на нижнюю кнопку. Это было все, что она могла сделать для Тима – умереть за него. Ни больше ни меньше. Проще всего быть героем, когда нет другого выхода. Двери кабины еще закрывались за ее спиной, а навстречу погоне уже катилось по коридору зеленое яйцо гранаты. Белка нырнула в ближайшую к ней дверь и взяла автомат наизготовку. Граната рванула, осколки простучали по стенам и потолку смертоносную дробь. Ханна перевела дыхание, на миг зажмурилась, приводя чувства в порядок. Спокойнее.

Мерцающие под потолком лампы били по глазам. Она протянула руку к клавише выключателя. Рука почти не дрожала, ну, разве что самую малость. Еще не было рассыпанных по тыльной стороне ладони пигментных пятен.

Свет погас и Ханна на миг увидела свое отражение в стекле на дверях. Ее лицо текло, словно расплавленный воск, формируя совершенно новый образ, в котором не было ничего от рыжей худой герлы. Только глаза – они оставались прежними.

«Ну вот, Книжник, – подумала она. – Мы с тобой снова ровесники…»

* * *

Бегуна осколки не задели, а вот Облому куском металла вспороло щеку и правую голень. На Свине не было ни царапины, но его контузило взрывной волной, отбросило, да так, что он едва не задавил своей тушей Сиплого.

– Сука! – ревел Свин, мотая своей огромной башкой. – Я тебя достану!

Из вывернутых ноздрей хлюпало черной кровью, Свин отплевывался.

– Оставьте ее мне!

Облом покосился на орущего бро и молча перетянул раненую ногу ремнем повыше обильно кровоточащей раны. Разрез на щеке раскрылся, но крови было на удивление мало, хотя в образовавшуюся дыру были видны зубы.

– Потом перевяжем, – буркнул он, отталкивая Бегуна. – Я живой, зарастет.

– Ногами не топать, – приказал Бегун, оглядывая отряд. – Все целы?

– Целы, – кивнул Сиплый, потирая ушибленную грудь.

– Она ждет пока мы появимся, – объяснил Бегун. – Давайте ближе к углу. Если я кричу «граната!» – все на пол! За угол бросить у нее не получится. Я – первым, Свин – за мной. Облом – держись сзади. Бро!

Он ткнул Свина кулаком в бок – по-свойски, одобряюще.

– На тебе левая сторона.

Они легко взяли под контроль второй коридор. Пыль, взлетевшая вихрями после взрыва, медленно оседала на пол. Мигали полудохлые лампы под потолком. Отряд двигался не спеша, едва ли не приставным шагом, держа под прицелами пространство до самого лифта.

– Где они? – спросила Айша сквозь зубы. – Снова уехали вверх?

– Тогда нам конец, – отозвался Косолапый раздраженно, ситуация явно бесила его до крайности. – Тут нам Бабах не поможет…

– Заткнитесь оба, – раздраженно бросил Облом через плечо. Он сильно хромал, но держал позицию. – Не слышно ни хрена…

На самом деле, слышны были лишь их собственные шаги по мелкому стеклянному крошеву и шумное дыхание Сиплого.

– Тут куча дверей, – сказал Бегун негромко. Он приостановился, выжидая пока остальные подтянутся. – Гранату в нас бросили после того, как эта штука поехала. После того, как закрылся лифт. Значит, кто-то здесь остался – или Червяк, или эта чокнутая рыжая…

– Если бы ты пристрелил эту чокнутую рыжую при встрече, у нас бы не было проблем с Червяком, – Айша кривовато ухмыльнулась. – Но ты чесал свои орехи.

Бегун коротко глянул на жрицу через плечо.

– А если бы она застрелила тебя? – огрызнулся он. – Не всегда получается то, что хочешь! Привыкай, жрица.

– Что дальше? – вмешался Косолапый. – Так и будем стоять и трепать языками?

Белка слышала их превосходно.

Комната, в которой она оказалась, больше походила на зал, в центре которого располагалось еще одно помещение, но поменьше. Вокруг него по периметру стояли столы с теми штуками, что Книжник назвал компьютерами, и еще с какими-то сложными штативами, железно-стеклянными коробками, странными ящиками.

Во внутренней комнате оборудования было еще больше, а вот компьютеров только два, зато огромных. Но самое главное заключалось не в содержимом помещения, а в его планировке – выходов из комнаты было шесть и они вели в разные части охватывающего зал коридора.

По мере того, как погоня продвигалась к лифту, Ханна бесшумно шла им навстречу с другой стороны стены, направляясь к дальней двери, чтобы оказаться в тылу врага. Стенка была, наверное, совсем тонкой, так как Белка слышала каждый звук, вплоть до шумного сопения Сиплого.

Когда преследователи останавливались, останавливалась и она, когда продолжали двигаться – тоже двигалась. Ее бросало то в жар, то в холод и, судя по вкусу во рту, десна начали кровоточить, но ум оставался ясным и тело слушалось.

Белка осторожно повернула ручку (изнутри дверь разблокировалась без карты доступа) и осторожно выглянула в коридор. Будь у нее еще одна граната, и дальше нужно было бы только добить раненых, но гранаты не было. Различить, кто именно идет последним, Белка не могла и не пыталась. Все были опасны, и она никого не хотела щадить. Если бы Косолапому сказали, что иногда первыми погибают самые осторожные, он бы не поверил. А зря…

«Ничего, промахнуться с такого расстояния не смог бы и Книжник», – подумала Ханна, поднимая автомат.

Пуля попала Косолапому в затылок и вылетела через правый глаз, отправив вождя на встречу с Беспощадным раньше, чем первая гильза ударилась о пол. Белка поливала преследователей свинцом, не снимая палец со спускового крючка: пуленепробиваемые жилеты могли спасти от смертельных ранений, но были бессильны против пуль, пробивающих голову и конечности.

Затвор лязгнул, выбрасывая последний латунный цилиндр, и Белка юркнула обратно за дверь, бросаясь к противоположной двери, ведущей в другую часть коридора. Судя по крикам, ей удалось нанести максимальный ущерб противнику, но ответный залп из нескольких стволов буквально разорвал стену, за которой она пряталась. Пули прошивали стены, словно бумагу, сметали со столов черные прямоугольники компьютеров, сбивали на пол оборудование. Белка прыгнула, целясь в дверной проем, ударила по ручке стволом автомата и вылетела из комнаты, перейдя в кувырок. Она не стала вставать, а побежала на четвереньках в обход так быстро, как только могла. При падении обрез больно врезался ей в бедро, но в сравнении с болью, которой были пронизаны все мышцы, это был укус москита.

– Ерунда, – сказала она себе. – Время еще есть…

Новый магазин встал на место и Белка, снова кувыркнулась с разворотом, выходя на линию огня.

На этот раз она видела, в кого стреляет.

Свин оказался у нее на мушке. Пулемет в руках вождя прыгал и плевался огнем, вот только повернут он был туда, где Ханны уже не было. Свин слыл хорошим вэрриором, он краем глаза заметил движение справа от себя, отреагировал, но перенести прицел уже не сумел. Белка дала две коротких очереди по три патрона: в область головы и в область паха, и оба раза попала. Свин рухнул на колени, а потом ничком.

В прицеле мелькнул Облом. Отличная мишень по габариту, но слишком быстрая, несмотря на хромоту. Белка вроде бы зацепила его, но уверенности не было, он исчез из поля зрения, и она снова шмыгнула в залу, чтобы поменять позицию.

Это оказалось ошибкой. Если бы не болезнь, Белка никогда бы не повторяла один и тот же трюк дважды. Ее враги могли быть ранены, дезорганизованы, но опыт и умение ориентироваться не потеряли. Айша и Бегун ударили по ней из двух стволов, но Ханна успела нырнуть за столы на доли секунды раньше и побежала, согнувшись в три погибели, понимая, что достаточно споткнуться или упасть, чтобы нашпиговали свинцом. Автоматы грохотали впустую, Белка уже почти вышла из зоны обстрела, как срикошетившая пуля ударила ее в плечо, она рухнула на бок и проехалась по полу, словно камень, брошенный на лед. Времени встать у нее не было, левая рука онемела от плеча до локтя, но она здоровой правой выпустила остаток обоймы в сторону стрелявших, заставив их шарахнуться в сторону.

Ханна привалилась спиной к хлипкой стенке и умудрилась поменять магазин в автомате, помогая себе почти безжизненной левой рукой. Кость уцелела, но расплющенный кусок металла вошел в мышцу и ворочался там, обжигая плоть. Хотелось кричать, но горло сдавило так, что захрипеть не получалось.

Над головой Белки громыхнуло, из стены полетела труха и образовалась дыра. Еще выстрел, еще… Кто-то лупил из помпового ружья картечью прямо через стену, в расчете зацепить Белку, но не учел, что она лежит на полу. Длинная очередь, выпущенная Ханной в ответ, достигла цели. За стеной кто-то вскрикнул от боли и начал ругаться сиплым простуженным голосом.

Белка быстро поползла в сторону, извиваясь всем телом, как испуганный снейк. Она не знала, куда бежать, но инстинкт ей подсказывал, что оставаться на месте – верная смерть. Она еще не закончила дела и не могла позволить себя убить. Никто не должен помешать Книжнику жить дальше. Никто. Пока Тим остается живым, у остальных есть надежда.

Она забилась в угол между фризером и огромным тяжелым ящиком из толстого металла и проверила содержимое подсумка. Два полных магазина и десяток патронов для обреза. Хватит, чтобы принять последний бой. И совершенно бесполезно, если ее забросают гранатами.

Что-то случилось со слухом, она почти не различала звуков из-за звона в ушах. Это страшно мешало, мешало гораздо больше, чем расплющенная пуля в плече. Она положила магазины и обрез рядом с собой – бежать дальше она не могла. Не было сил. Белка увидела свое отражение в полированной стали фризера и зажмурилась от ужаса.

Это не она. Не она.

Одна из дверей, которую Ханна держала в поле зрения, распахнулась и она увидела какого-то странного чела с несуразной улыбкой, худого, растрепанного и, если судить по глазам, совершенно безумного. В руках у него были граната и пистолет, а за спиной большой ранец, делавший его вдвое толще. Он увидел Белку, рука с гранатой взлетела в воздух, блеснула в свете потолочников отлетевшая прижимная планка, но Ханна была быстрее – в два ствола рявкнул обрез, и кисть улыбчивого вместе с гранатой ударилась о притолоку, снесенная картечью вместе с частью лица. Но он все еще стоял, а потом начал сгибаться вдвое, и граната, ударившись, отскочила и упала на услужливо подставленный мертвецом ранец. Ханна не знала, что Бабах таскает в ранце, поэтому случившееся стало для нее неожиданностью. И не для нее одной.

Это произошло очень быстро и одновременно очень медленно. Ханна видела все в мельчайших подробностях, видела все – от кровяной взвеси, повисшей в воздухе, до расширенных зрачков Айши, появившейся слева. Потом улыбчивый превратился в огненный шар, а огненный шар – в волну из пламени и железа, ударившую жрицу словно хаммер кузнеца. Ханна еще успела увидеть, как взрыв крушит стены и перегородки, как мимо нее пролетают две части Облома, нижняя часть впереди, а остальное позади, и Облом разевает рот в беззвучном крике.

И темнота упала на Белку сверху черной глыбой.

* * *

Книжник понял, что он жив. Он лежал на полу, в тесном пространстве, упираясь лицом в высохшую морду мумии. От мумии не исходило никаких запахов, даже запаха тлена, но все равно, было противно.

Тим сел.

Дверь лифта в очередной раз ударила его по ноге, пытаясь закрыться. Больно ударила.

Он попробовал встать и неожиданно для себя легко встал и тут же поднял с пола упавшую красную карту доступа. Он был на пятом уровне. Он не помнил, как сюда попал, но это был самый нижний уровень Лабы. Уровень, где родился Беспощадный и где, возможно, он спал по сию пору.

Тим шагнул из кабины наружу.

Коридор оставался темным, пока он не вышел из лифта. В ответ на его появление сработали потолочные светильники (здесь они в большинстве своем уцелели) и мягкий свет залил все вокруг.

Книжник шел, открывая все двери, что попадались ему на пути. Пустые комнаты, неубранные столы, черные провалы компьютерных экранов. И никого.

Здесь не было тел и Тим подумал, что, если бы случившаяся почти сто лет назад катастрофа застала хоть кого-нибудь из ученых здесь, то человечество могло уцелеть. Может быть, тот, кто лежал в лифте, спешил на пятый уровень, но не успел. А, может, это просто разыгралось воображение.

Книжник не помнил, как он сюда попал, но помнил зачем. Он должен найти лекарство. Антидот. Синяя надпись – он точно помнил, как она выглядит.

Книжник увидел перед собой массивную дверь со странной ручкой, похожей на ручку фризера. Приемный модуль принял красную карту, мигнул зеленым диодом, и Тим шагнул в большую комнату, заставленную стеллажами. Здесь было довольно холодно, во всяком случае, гораздо холоднее, чем на уровне, и Книжник невольно поежился. Лампы в холодильнике не работали, и он, сняв один из пластиковых коробов со стеллажа, вытащил его на свет.

Наклейка на ящике была написана от руки, размашистым почерком, синими чернилами, которые за эти зимы посветлели, но не выцвели.

«Миротворец. Антидот. 10 000 доз. Запечатано 04.30.25. Доктор Сигал».

10 000 доз. 10 000 живущих вечно.

Здесь, в хранилище, стояло минимум полсотни таких коробов.

И тут Книжник вспомнил, как он сюда попал.

Короб не открывался и книжник сломал нож, но снял крышку. Он бежал к лифту, сжимая в кулаке несколько шприц-туб, и глох от ударов собственного сердца. Карту в приемник. Лифт закрыл двери и пошел вверх. Медленно. Как же медленно! В металлической двери Тим увидел свое отражение и не узнал. Он даже не испугался. Он понял, что с ним произошло.

Двери разъехались и Книжник шагнул на четвертый уровень Лабы, превратившийся в дымящиеся развалины. Здесь пахло порохом, гарью и кровью. Запах смерти. Теперь Книжник хорошо знал, как пахнет смерть. Он был уверен – Белка жива. Она не могла умереть. Не должна. Он позвал ее, но никто не ответил. И тогда он начал искать. Даже если ее уже нет, должен остаться хоть какой-то след?

Обломки, осколки, перекрученный металл, белая гипсовая пыль, куски стекла.

Он нашел чью-то оторванную руку и отбросил ее в сторону, как мусор. Из-под завала торчала шишковатая лысая голова, засыпанная белым, и из раскрытого рта мертвеца вытекала ярко-алая струйка крови. Он перешагнул через половину Облома, натолкнулся на Айшу, нанизанную на металлические прутья, торчащие из стены. Она была еще жива, и извивалась всем телом, силясь освободиться, словно бабочка, приколотая иглами к картонке любознательным кидом, силилась, но не могла – железные крюки держали крепко. Взрывная волна сорвала с нее одежду, толстая арматура вышла наружу между голых грудей, лицо, засыпанное пылью, напоминало посмертную маску и только идущая ртом алая кровь красила ей губы цветом истекающей жизни. Жрица хрипела и в ее утробе что-то булькало, как в закипающем на костре котелке.

Тим пробежал мимо нее, не обращая внимания на протянутые к нему руки. Он бы с удовольствием пристрелил Айшу за все, что она сделала, забери ее Беспощадный, но у него были дела поважнее.

Книжник раскидал еще один завал из перемолотой мебели, оттащил в сторону перевернутый лабораторный стол, перевернул громадный шкаф, упавший поперек проема…

И только потом он увидел Ханну.

Фризер и железный ящик прикрыли ее от взрывной волны, она так и лежала между ними ничком, засыпанная мелкой белой пылью, как снегом.

Книжник бросился к ней, упал на колени, перевернул…

И закричал, задрав поросшее седой щетиной лицо к потолку, прижимая Белку к груди. У него на руках лежала старуха. Он никогда не видел живых старух, но знал, как они выглядят, по фотографиям в журналах. Женщина, которую он сжимал в объятиях, была не просто стара, она была очень стара. Сморщенное, как у мумии, лицо, седые лохмы, ввалившиеся щеки и запавший рот, в котором торчал одинокий желтый зуб. Тим пытался найти в этой страшной маске хоть одну знакомую черту, но не находил. Их просто не было.

А потом Белка открыла глаза. Это были ее глаза, хоть и окруженные красными, воспаленными веками, лишенными ресниц. Ее взгляд. Она посмотрела на Книжника и попыталась что-то сказать, но не смогла.

Руки у Тима дрожали. Он вогнал шприц-тубу в сухую, как ветка, шею и нажал на поршень. На миг зрачки у Белки расширились, тело выгнулось, взгляд стал ясным. Похожая на клешню рука поднялась и щеки Книжника коснулись искривленные костлявые пальцы, нитки выцветших губ дрогнули. А потом глаза обесцветились, покрылись слюдой и черепашьи веки прикрыли их навсегда.

И Книжник заплакал, прижимая к себе свою мертвую любовь.

Так плачут не мальчики. Так плачут мужчины.

Эпилог

На гребную тележку поместилось четыре короба с антидотом – сорок тысяч доз. Шепелявый прочно закрепил груз прочными стропами, проверил узлы и показал Тиму большой палец. Мол, все нормально, можем ехать. Он ходил за Книжником, как щенок вольфодога за молочной сукой, наверное, боялся, что тот передумает брать его с собой. Книжник, может, и передумал бы, но уже обо всем договорился с Хранителем и не хотел ничего менять. Один боец ничего не решал, каким бы крутым он не был. Там, куда возвращался Книжник, была нужна целая армия, а переправить ее через Горячие земли Хранителю было не под силу. Да, если честно сказать, и армии у него не было. Схватка у ворот Базы забрала слишком много сил и жизней у племени Вайсов, чтобы разбрасываться здоровыми челами. Работы теперь было непочатый край. Доступ к ресурсам базы и источнику электричества делал Вайсвилль лакомым куском для всех желающих, а желающих урвать чужое всегда находилось великое множество.

Книжник заглянул в ящик с новыми защитными костюмами, проверил, смазан ли гребной механизм (просто так, на всякий случай) и даже заглянул под тележку, чтобы увидеть еще один подарок Штефана – генератор, питавший энергией мощную диодную лампу – головной фонарь на тележке.

Хранитель ждал его в доме. Если раньше Штефан и Книжник выглядели почти ровесниками, то теперь Тим мог вполне сойти за отца Хранителя. Левая рука Штефана висела на перевязи, лоб пересекала глубокая царапина, более похожая на порез.

– Мы готовы, – сообщил Книжник, усаживаясь в гостевое кресло.

– Знаю, – кивнул Штефан, откладывая карандаш и бумаги. – Я все еще надеюсь, что ты передумаешь. Дождись весны. Обещаю, что не буду тебя уговаривать. Зима – не лучшее время для этого путешествия.

Книжник вздохнул.

– Скажу тебе честно, друг мой, летом это путешествие ничуть не легче.

Хранитель посмотрел на Тима изучающе.

– Не могу привыкнуть к твоему новому лицу, – сказал он. – Неужели и я стану таким же?

Книжник кивнул.

– Надеюсь, что да. Это означает повзрослеть, Штефан.

– Как ты думаешь, сколько тебе сейчас лет? Биологически?

– Лет сорок-сорок пять… Через тридцать лет узнаешь наверняка.

– Если доживу… Слушай, Тим, оставайся у нас насовсем, – предложил Хранитель. – Что тебе до тех, кто остался по ту сторону? Они гнали тебя, хотели убить, ты едва унес оттуда ноги. Зачем возвращаться? Здесь тоже есть те, кому надо помочь…

– Здесь есть ты и запас антидота, а там никого нет, – сказал Книжник. – Много людей умрет к весне, если я не поеду…

– Родятся следующие, – резонно заметил Штефан. – Теперь у нас есть время. Куда спешить? Они ведь убьют тебя, Тим. Убьют за то, что у тебя есть лекарство, а у них нет. Или еще за что-нибудь… Например, за то, что ты умеешь читать. За то, что слишком умный.

– И что изменится к весне? – спросил Тим.

– Ничего, – ответил Хранитель, подумав.

– Ну да… – кивнул Книжник. – Ничего. Просто сейчас у меня есть шанс спасти тех, кто должен умереть этой зимой. Небольшой, но есть. А вдруг среди них будет еще один Штефан? Или еще одна Ханна?

– Или еще один Книжник, – добавил Хранитель.

– Или Книжник, – согласился Тим. – Как писали в старых книгах: «Игра стоит свеч!».

– Ты читал слишком много книг, Книжник.

Тим улыбнулся.

– Представляешь, сколько книг я смогу прочесть детям, которым никто и никогда не читал сказок?

– Ты мечтатель…

– Нет, – сказал Тим. – Просто за мной должок.

Они снова помолчали, понимая друг друга без слов. Такое бывает между людьми, правда, редко.

Это могло бы стать началом большой дружбы, но у судьбы были свои соображения на этот счет.

Штефан достал из ящика небольшой металлический сосуд с крышкой на резьбе и положил его на стол перед Книжником.

– Я подумал, что ты захочешь взять ее с собой.

Книжник посмотрел на металлический пенал, и Штефан увидел, как под белой щетиной на его щеках сыграли желваки.

– Спасибо, – выговорил он слегка севшим голосом и откашлялся. – У меня другая идея. Пойдем.

Они вместе прошли освещенным коридором и остановились в знакомой Книжнику комнате, перед фотографией в потемневшей от времени латунной рамке.

– Он ждал дольше, – сказал Книжник и поставил металлическую урну рядом с первой. – В конце концов, все должны вернуться домой. Особенно те, кто обещал вернуться…

Постскриптум

Обычно фолкен не охотился над этими землями. Здесь не росла трава и трудно было высмотреть на красной пыльной земле не то что жирного рэббита, но даже мауса средних размеров. Но сегодня птица уловила движение на пределе возможности своего зрения, и отклонилась от обычного маршрута.

Это было ошибкой, но фолкен не сразу сообразил, что видит не добычу, а небольшую тележку, достаточно шустро катящуюся по двум железным полосам, пересекающим пустыню. Сверху фолкен видел всю картину, охватывая бесплодные пыльные поля до самого горизонта. Он видел тележку и пару двуногих существ на ней, качающих рычаг вперед-назад. Он видел странную конструкцию – мост, переброшенный через каньон, где далеко внизу бежала отравленная вода. Он видел железные полосы, которые, пройдя через мост, уходили на запад, в холодные западные земли, откуда летели белые мухи и дули ледяные, безжалостные ветра.

И еще он видел двуногого, который брел за тележкой с упорством преследующего добычу вольфодога. Близился полдень и над пустыней вовсю светило обжигающее солнце, но двуногий был одет в странный костюм, закрывающий все тело и голову. Птица сделала несколько кругов над идущим, издала протяжный крик, двуногий поднял лицо к небу и лучи отразились в двух круглых стеклах, заменяющим ему глаза.

Двуногий остановился. Он тяжело дышал, пот заливал ему глаза, он долго колебался перед тем, как снять с головы маску, но все-таки снял.

Бегун – а это был он – вытер лицо грязной тряпкой и сделал несколько жадных глотков из пластиковой бутылки с мутноватой горячей водой. Правая сторона его лица была посечена осколками, глаз оплыл и едва открывался под нависшей бровью. Но даже этот заплывший глаз горел пугающей неукротимой ненавистью.

Бегун перевел дыхание, забросил автомат на плечо и снова натянул на голову старый армейский противогаз.

– Сдохни первым, Книжник, – выплюнул он в вонючую гофрированную трубку. – Сдохни первым!

Он с трудом сделал шаг, потом второй, третий и пошатываясь побрел вдоль Рейлы, на запад, к мосту.

Примечания

1

Ханна вспоминает монолог Гамлета из одноименной шекспировской трагедии.

(обратно)

Оглавление

Книга первая Книжник

  Глава первая Побег

  Глава вторая Кража

  Глава третья Болота

  Глава четвертая Пустоши

  Глава пятая Сити

  Глава шестая Пожар

  Глава седьмая Река и Таун

  Книга вторая Ханна

  Пролог

  Глава первая Перекрестки

  Глава вторая Еще пятьдесят миль

  Глава третья Соль и кровь

  Глава четвертая Уходя – уходи

Книга третья Белка

  Глава первая Телячьи нежности

  Глава вторая Обмен фигурами

  Глава третья Тоннель

  Глава четвертая Дорога во тьме

  Глава пятая Станция отправления

  Глава шестая Горячие земли

  Глава седьмая Вайсвилль

  Глава восьмая Лаба

  Эпилог

  Постскриптум Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg