ДЖОН ШЕТТЛЕР «ЛЮДИ ВОЙНЫ»
ПРОЛОГ
30 декабря 1980 года Балтийский судостроительный завод в Ленинграде был очень оживленным местом. В этот день должен был принят в состав советского военно-морского флота новейший грозный надводный корабль, тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров», первый из четырех запланированных кораблей этого типа[1]. Западные аналитики и эксперты разведок некоторое время наблюдали с расстояния за этим удивительным кораблем. В первые месяцы планировщики НАТО, отвечавшие за регион Балтики, придали ему обозначение BALCOM-1 от «Baltic Combatant 1». После изучения этого корабля они начали надеяться, что никогда больше не увидят ничего подобного, однако Советская Россия не оправдала их ожиданий.
Ощетинившийся вертикальными пусковыми установками противокорабельных ракет[2] и зенитных ракет, также артиллерийскими установками, корабль обещал нарушить баланс сил в северных морях. Для королевского военно-морского флота не было кораблей, которых они настолько боялись и уважали со времен немецких линкоров типа «Бисмарк» времен Второй Мировой войны. Одним из тех, кто изучал фотографии корабля, сделанные со спутников и высотных самолетов-разведчиков U-2[3],был капитан разведки британского флота Питер Йейтс. Слухи об этом корабле обеспокоили аналитиков уже тогда, когда он впервые появился на чертежных досках советских конструкторских бюро в середине 70-х. Йейтс был одним из немногих людей, имевших привилегию допуска к зарисовкам и ранним фотографиям корабля. Кое-что в его размерах и конструкции немедленно вызвало у него подспудное ощущение тревоги. «Киров» имел более 827 футов в длину, 94 фута в ширину и водоизмещение 28 000 тонн. Имея половину водоизмещения уважающего себя линкора Второй Мировой, он имел возможность уничтожить целый флот.
1980 году молодой Йейтс начал работу в программе, скрытой глубоко внутри военно-морского комитета в Уайтхолле. Несколько лет он даже не знал об этой программе, а затем, в один прекрасный день был препровожден в помещение без окон, где ему вручили папку с фотографиями и транскриптами и сказали, что он должен будет пройти к Адмиралу Флота немедленно после ознакомления с этими материалами. Капитана Питера Йейтса, чья фамилия означала «живущий у ворот» или «привратник», ждало повышение по службе — он стал коммодором[4] Йейтсом. Вместе со званием он получил допуск в небольшую группу избранных, называвшейся «Дозор», где до его сведения довели, что его ожидало нечто большее, чем просто несколько лет службы в управлении и максимальный допуск к разведывательным вопросам. Он согласился, и вскоре с удивлением узнал, что его работа будет непосредственно связана с фотографиями, которые он просмотрел перед встречей. Его задачей было слежение за этим новым кораблем, крейсером «Киров». Он должен был знать его перемещения, местонахождение и состояние в любой момент времени.
30 декабря 1980 он впервые взглянул на темную историю этого корабля. Перед ним лежали фотографии, раскадровки фотопулеметов, а также другие материалы, связанные со сверхсекретным событием времен Второй Мировой войны, получившим название «Инцидент «Джеронимо». К своему огромному изумлению, корабль, который он увидел в декабре, мягко идущим по поверхности Балтийского моря, был образом и подобием корабля, который он увидел на этих секретных снимках! Призрак, преследовавший британскую разведку сорок лет, наконец, спустился в реальный мир, будучи построен руками людей.
Йейтс тогда не знал, что это был не тот корабль, что противостоял Королевскому флоту в Северной Атлантике в 1941 и на Средиземном море в 1942. Были тонкие различия, но очертания и технические характеристики были настолько близки, что «Киров» стал кораблем, за которым велась наиболее плотная слежка в эту эпоху. Британская подводная лодка отслеживала каждое его передвижение каждую секунду него кратного десятилетнего срока службы.
Когда на корабле случилась авария реактора во время похожа в Средиземное море в 1990 году и он был выведен в резерв, Йейтс вздохнул с облегчением. Теперь этот корабль, по крайней мере, будет находится в одном месте, за которым британская разведка сможет вести пристальное наблюдение. Пока он ржавел на холодном арктическом севере, Йейтс продолжал слежение за тремя другим кораблями этого типа, которых постигла сходная судьба. Все они получили новые названия и один за другим выбыли с действующей службы.
«Адмирал Лазарев» стоял в гавани поблизости от штаба российского Тихоокеанского флота в Фокино у Владивостока, а «Адмирал Нахимов» в Северодвинске. Последний из четырех крейсеров «Петр Великий» был выведен в резерв в 2015 году. Грозные линейные крейсера[5] ушли со сцены и более не представляли угрозы до 2018 года, когда новая Россия воскресила свои планы восстановить и ввести в строй все четыре крейсера к 2020 году. Они поставили сроки, но восстановили только один корабль, построенный из костей всех остальных. В честь первого корабля изначального типа, ему вернули прежнее название — «Киров»[6].
Спустя сорок четыре года после оформления своей первоначальной конструкции, новый «Киров» вернулся в северные моря, выполнив короткий учебный поход в 2020 году, а затем занял почетное место флагмана советского[7] северного флота. К тому времени коммодор Йейтс стал адмиралом Йейтсом. В свои шестьдесят четыре он выглядел молодо для своих лет. Его волосы только тронула седина, а острый взгляд темных глаз словно ловил на себе каждый, когда он входил в помещение. Йейтс теперь был старшим офицером, главой группы «Дозор», одним из многих мужчин и женщин, разбросанных по всему миру на ключевых должностях и продолжающих зорко следить за мировой обстановкой.
2020-й был напряженным годом. «Киров» вернулся. Он снова стал поводом для сильного беспокойства. Вернувшись в строй, оснащенный новейшей электроникой, силовой установкой и смертоносным вооружением, «Киров» вновь представлял собой серьезную угрозу западным морским путям и зависящим от них огромным торговым флотам. Но ни один современный корабль не мог омрачить «Дозор», так, как это сделал «Киров». Теперь они точно знали, что возродившийся крейсер был именно тем кораблем, который их основатели назвали «Джеронимо».
Йейтс знал, что в один прекрасный день, возможно, в рутинном учебном походе или походе для демонстрации флага в далеких портах мира, корабль исчезнет. То, что случится с историей мира после этого, возможно, будет означать разницу между выживанием и полным уничтожением человечества как вида. Как и прежний «Киров», этот корабль не мог остаться без внимания королевского флота. Подводная лодка должна была постоянно отслеживать российский крейсер. Специальное устройство связи, установленное на подводной лодке, должно было передать немедленный сигнал тревоги в случае потери контакта с кораблем. Королевский флот и «Дозор» хотели знать точный момент времени, когда корабль впервые перенесется в далекие коды, когда такие легендарные фигуры как адмирал Джон Тови и Алан Тьюринг из Блетчли-Парк впервые задумались над загадкой внезапного появления этого корабля в разгар Второй Мировой войны. Теперь они должны были, наконец, получить ответ.
В конце июля раздался телефонный звонок в одном из кабинетов в значительной степени неизвестном управлении штаба Королевского флота в морском оперативном центре на острове Уайл близ Портсмута. Это было старое здание штаба Берегового командования, которое было серьезно расширено, чтобы разместить здесь центр управления морскими и воздушными операциями Соединенного королевства и связанные с ними операции НАТО. Вмещавшее 1 600 мужчин и женщин главное здание было простым четырехугольным сооружением с длинными рядами окон безо всяких архитектурных достопримечательностей, но когда случалось что-либо действительно опасное, деятельность перемещалась в высокозащищенные подземные бункеры под ним. Так было тогда, когда пришло сообщение.
Адмирал Йейтс находился в своем кабинете, работая над созданием новой ударной группы авианосца «Королева Елизавета». Она будет включать два новейших эсминца типа 45, «Даринг» и «Дракон», первый из новых «фрегатов глобальных операций» типа 26 «Дефайенс», а также двух старых фрегатов типа 23, «Ланкастер» и «Сомерсет». Также, ее величество новейший и крупнейший авианосец Великобритании будет сопровождать новая ударная подводная лодка «Энсон» типа «Астьют», пятая в серии.
В ту же ночь другая подводная лодка этого типа, «Эмбуш», в полном соответствии со своим названием — «Засада» — тихо вела слежение за российским атомным ракетным крейсером «Киров» к северу от Ян-Майена. Введенная в строй в 2015 год, «Эмбуш» была лодкой с выдающейся низкой шумностью с корпусом, покрытым почти 40 000 плиток акустической защиты. Она имела также смертоносные зубы в виде шести 553-мм торпедных аппаратов, снаряженных сверхтяжелыми торпедами «Спеарфиш», действительно смертоносными благодаря своим 300-килограммовым боевым частям. Ее длинной рукой были также крылатые ракеты «Томагавк» с дальностью 2050 километров и точностью до двух метров[8]. Способная развить под водой ход в тридцать узлов, «Эмбуш» могла следовать за российским крейсером в случае необходимости, а ее действительная подводная скорость оставалась весьма защищенным секретом. Имея ядерный реактор со сроком службы 25 лет, а также передовые системы очистки воздуха и воды, она технически могла обогнуть земной шар, ни разу не поднявшись на поверхность. Единственным ограничением автономности был 90-дневный запас провизии.
«Эмбуш» следовала за небольшой оперативной группой с ядром в виде «Кирова», войдя с ними в контакт, когда они покинули Североморск и медленно потянулись вдаль, проходя величественной линией. Возглавляла ее старая подводная лодка «Орел» типа «Оскар»/«Антей». За ней следовал стареющий ракетный крейсер «Слава»[9], буксировавший баржу, выступавшую в роли цели, а за ним двигалось проклятие запада, «могучий «Киров», направлявшийся на ракетные стрельбы с дополнительным боезапасом, сложенным в трюме для перезарядки пусковых установок[10]. Группа без особенной спешки двигалось на степенных 10 узлах, пока «Слава» не отошел в сторону, выводя в район цели баржу, развив 15 узлов. Подводная лодка вела слежение, ее чувствительный сонар отслеживал каждое движение «Славы» примерно в тридцати километрах от «Кирова», а также погрузившуюся подлодку «Орел», державшуюся неподалеку. Метеосводки говорили о сильном грозовом фронте, надвигающемся с севера, и, похоже, что русские хотели завершить стрельбы до того, как условия сделают их невозможными.
Затем случилось это.
Лодка внезапно содрогнулась, словно кто-то ударил со всей силы по дну моря. Гидроакустик резко сорвал с головы гарнитуру, несмотря на встроенный в систему подавитель избыточного шума. Никто на лодке не понимал, что случилось, но странная временная петля только что замкнулась[11].
Когда это случилось в первый раз, адмирала Йейтса не было во главе «Дозора». На самом деле, никого из них не было вообще. Группы не существовало на тот момент, когда инцидент на «Орле» отправил «Киров» сквозь время в 1941 год. Действия корабля и его экипажа изменили ход истории, и в 2000 году вспыхнула опустошившая мир Великая война. «Киров» так и не увидел ее. Стержень №25 выхватил корабль из ледяных вод Северной Атлантики и отправил обратно в 2021 год… Только это уже не был их родной мир!
Двенадцать дней спустя ничего не подозревавший начальник инженерной части Добрынин и Стержень №25 снова выдали свою магию, перенеся «Киров» в 1942 год. Перемещения корабля в будущем привели к тому, что он оказался на Средиземном море. Корабль снова изменил ход истории, но лишь отложив войну, на этот раз случившуюся в 2021 году. Когда корабль проходил мимо острова Святой Елены. Стержень №25 снова отправил корабль в будущее, которое «Киров» снова нашел опустошенным и проклятым.
Третье перемещение в 1942 год дало кораблю последний шанс изменить предначертанное. После стольких попыток само Время словно определилось насчет собственного будущего, ловко шепнув нужным офицерам корабля, в руки которых попала газета, информация из которой стала для них предупреждением прежде, чем они снова оказались в 1942 году. Она гласила, что война началась в 2021 году. Это было занятно. Действий «Кирова» на Тихом океане в 1942 году оказалось достаточно, чтобы выиграть короткую передышку, отложить рок на несколько недель, но не предотвратить его. Потому что в прошлом осталось кое-что — точнее кто — начальник оперативной части Геннадий Орлов, человек войны. Орлову предстояло сделать — либо не сделать что-то, что стерло бы все различия и привело все дороги в то будущее, известное только горстке людей.
Когда «Киров» вернулся, направившись во Владивосток, он оказался в альтернативном будущем, которое создали корабль и его экипаж, и в этом будущем «Дозор» бдительно ждал его долгие десятилетия. В конце июля 2021 года этой альтернативной реальности «Киров» исчез… Точно по расписанию. «Орел» снова взорвался, как и в изначальной версии реальности, но в историю была вписана новая глава в тысячу страниц. На этот раз адмирал Йейтс находился во главе «Дозора».
В штабе Королевского военно-морского флота раздался звонок по специальной линии. Сообщение поступило в подземный бункер вблизи Портсмута и в отдельный кабинет в Плимуте, а также нескольким людям по всему миру, все из которых входили в состав «Дозора». В сообщении было единственное слово, повторяемое трижды. Сообщение повторялось, пока на другом конце линии не нажимали кнопку приема, после чего сообщение выводилось на экран телефона. «Джеронимо, Джеронимо, Джеронимо».
Наконец, свершилось. Событие, которого ждали с 1940-х, корабль за которым следили с 1980-го, наконец, исчез, и можно было только гадать, где и когда он появится снова. Ждать «Дозору» пришлось недолго. «Киров» пропал на долгий выматывающий месяц, а затем внезапно был обнаружен на Тихом океане американской подводной лодкой «Ки Уэст», которая, как предполагалось, должна была быть уничтожена в тот же момент, но уцелела из-за проявленной сдержанности, купившей миру несколько недель беспокойного мира.
Владивосток, находившийся на побережья Японского моря, был в более чем двух тысячах километров к северу от райского острова, где «Киров» сделал свою последнюю остановку. Был только один аспект, который они не могли знать, направляясь домой, хотя Антон Федоров думал об этом многие часы. Что случилось с Геннадием Орловым? Куда тот пропал? Какое влияние его действия могли оказать на ход истории, которую Федорову с удовольствием теперь придется учить заново? Его любопытство и усердия спасут мир, хотя он и не знал этого, когда стоял на палубе, глядя на то, как «Киров» входит в гавань Владивостока. «Киров» вернулся домой, но это будет не последний раз, когда кораблю предстояло увидеть огонь войны.
Карпов остановился в последний момент, и любопытствующая американская подлодка «Ки Уэст» уцелела, вернувшись в свою базу на Гуаме, где ее капитан мог с удовольствие выкурить свежую кубинскую сигару, стоял на рубке. Тем не менее, отсрочка, купленная единственным проявлением сдержанности и здравого смысла Карпова, была недолгой. В Тихоокеанском регионе сгущались тучи, горизонт потемнел от дождя, а высоко в небе начали сверкать молнии войны.
По странной иронии, именно корабль, который они оставили переломанным и севшим на мелководные коралловые рифы, обзавелся молодым потомком, бросившим новый вызов миру. На этот раз «Кирисима» был не старым линкором, а его капитаном не был Сандзи Ивабучи. На этот раз это был изящный ракетный эсминец типа «Конго», построенный для морских сил самообороны Японии в конце 1990-х годов. В смутном эхе истории, в которой они жили ранее, это название было для офицеров «Кирова» лишь названием корабля, который охотился на них долгими ночами, когда они изо всех сил пытались найти безопасные воды в море войны. DDG «Кирисима» же предстояло сыграть заметную роль в войне, которая только надвигалась.
На высокой, похожей на пагоду фок-мачте больше не стояло впередсмотрящих. Вместо этого они ютились под палубой, уставившись в светящиеся экраны боевой информационно-управляющей системы «Иджис». 356-мм орудия их предка сменились смертоносными новыми ракетами «Гарпун». На смену зениткам, которыми ощетинивались надстройки, пришли новые ракеты SM-2R Block IV с радиолокационным наведением. Однако одно осталось прежним — как и линкор, эсминец был военным кораблем, задачей которого было обрушить весь свой гнев на любого, кто рискнет поставить под угрозу интересы их страны в открытом море. Форма и конструкция изменились, сменились люди на борту стальных конструкций, ходящих по океану, спорно названному Тихим, но смертельная игра, которую они вели друг с другом, была все той же.
6-я эскортная эскадра была частью 2-й флотилии, базирующейся в морском округе Сасебо. Сегодня DDG «Кирисима» возглавлял отряд из трех кораблей, бороздивших темные воды вблизи спорных островов Сенкаку, которые в оспаривающем их принадлежность Китае называли Дяоюйтай. Британские моряки прошлых времен называли их Пиннаклс. Это были пустынные пятна земли посреди моря, не представляющие, казалось, особого интереса, пока на морском дне под ними не были обнаружены в начале 21-го века богатые месторождения нефти и газа. Теперь самому большому из крошечного архипелага, названному когда-то Островом Мира, предстояло стать страшной новой точкой воспламенения войны. История имела тенденцию портить все человеческие ожидания с холодной ироничной улыбкой.
Мир в ту ночь был далеким и предельно абстрактным понятием, задвинутым в сторону более непосредственными интересами. 21-й век был веком энергетического голода. Китай поднялся, словно огромный огнедышащий дракон, и ему нужно было топливо, чтобы разогреть свое дыхание. Япония, также снова испытывавшая голод и ведшая поиск нефти и природных ресурсов, толкнувший ее на войну в 1940-х годах, теперь медленно отодвигала в сторону последнее препятствие — записанный в конституции по окончании последней войны отказ от воинственности. Это был новый мир, но некоторые вещи не менялись никогда.
Точно так же, как судьба вернули из небытия название «Кирисима» в ту ночь, она также сделал первый шаг на новом жестоком пути для людей, служивших и воевавших на другом гордом военном корабле, крейсере «Киров». Этот корабль также словно вернулся из небытия, неожиданно установив связь с Владивостоком и зарезервировав себе причал в бухте Золотой Рог вместе со своим усталым экипажем… В котором не хватало одного человека.
Как оказалось, судьба не стала благосклонна к человеку, сбежавшему от своих обязанностей в диком прыжке, движимый корыстью. Да, Геннадий Орлов начал новую жизнь, спрыгнув с Ка-226 в тот день, но это была не та жизнь, которую он себе представлял. У времени, судьбы и британских секретных служб были на него свои планы. Судьба имела свои планы и на Федорова, и на Карпова, и на Вольского, все их имена оказались вписаны в Книгу Времени, сразу за именами таких людей как Алан Тьюринг и адмирал Джон Тови, и многих других, кого вам предстоит встретить. Эта странная история совершенно неожиданно началась с пары разочарованных командиров подводных лодок, одна из которых действовала к западу от Гибралтара темной сентябрьской ночью 1942 года.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОРЛОВ
«Не славь его. В наш гнусный век
Седой Нептун Земли союзник.
На всех стихиях человек -
Тиран, предатель или узник»
Александр Сергеевич ПушкинГЛАВА 1
Орлов точно знал, что должен был сделать и как этого добиться. Долгие годы, проведенные в опасном российском криминальном мире до того, как он пришел на флот, теперь сослужили ему хорошую службу. Он знал, когда говорить, а о чем молчать, как смешаться с нищими и разбойниками любого рода, как затеряться среди сброда. Но что-то большее, чем сумма его недостатков и дурных привычек призывала его к более решительным действиям теперь, когда он находил себя волком в целом мире овец.
Именно так он и видел себя, большим и страшным волком, упавшим с неба, словно полубог, собравшийся вытащить из моря терпящих бедствие рыбаков. Он оказался в Картахене, где вскоре обосновался в портовом районе, перебираясь из одного бара и борделя в другой. Здесь всегда можно было найти выпивку и поговорить с барменом, если он мог найти такового, говорящего по-русски. Деньги не были для него проблемой, так как их можно было добыть у любого зазевавшегося бродяги, с которым он мог столкнуться. Рыбаки пытались объяснить ему, что ему нужно было вести себя осторожнее, но делали это на испанском, языке, которого он не знал. Вместо этого он объяснялся с ними жестами, что было в духе его агрессивной натуры.
Будучи крупным человеком с хорошо развитой мускулатурой, он редко встречал кого-то, кто хотел серьезно перечить ему в барах, где он пил и упивался своей вновь обретенной свободой. Время от времени он встречал выходцев из восточной Европы — поляков, венгров, литовцев, некоторые из которых даже знали его родной язык, русский. Это не было чем-то необычным, нейтральная Испания привлекала свою значительную долю блуждающих душ, людей, уставших от войны или бежавших от нее, потерянных людей, которых никому не будет не хватать и о которых никто не станет думать.
Однажды ночью Орлов встретил другого человека, говорящего по-русски, Ивана Петровича Рыбакова, который работал кочегаром на пароходе, пришедшем в порт этим утром. Они сразу же нашли общий язык, заведя разговоры о женщинах и выпивке, и, в конец концов, набрались достаточно, чтобы достать бармена, который вызвал наряд, чтобы убрать их отсюда.
Двое сотрудников Гражданской гвардии появились спустя некоторое время и начали несколько сильнее, чем нужно, давить на человека, который привык давить сам. Гвардейцы были вооружены дубинками и умели их использовать, но Орлов был не в том настроении, чтобы спускать двоим тощим испанцам подобное отношение, и высказал им все, что о них думал, хотя и по-русски. Гвардейцы услышали достаточно, чтобы понять, но сглупили, решив, что их форма, дубинки, а также значки на фуражках помогут им решить данный вопрос.
Они сильно ошибались.
Орлов взорвался, выхватив у одного из них дубинку, и быстро сломал ей ему нос. Когда второй гвардеец попытался вмешаться, он заработал перелом руки, а через несколько минут оба валялись на грязной вонючей соломе, который был покрыт пол бара, холодные, как камень.
Глаза Рыбакова широко раскрылись, когда он увидел, как легко Орлов уложил обоих, но он понял и то, что это причинит очень много неприятностей, и довольно скоро. Несколько посетителей уже выбежали наружу, а бармен снова сидел на телефоне с лицом, посеревшим после того, как он увидел случившееся, в особенности то, как Орлов сломал стул о спину одному из гвардейцев.
— Пошли, дружище, — прошипел он. — Надо убираться отсюда, пока еще можно. Я знаю надежное место!
Орлов пнул лежачего гвардейца в живот, взял кружку с пивом, чтобы допить, а затем обхватил крепкой рукой Рыбакова, и они оба скрылись на темных улицах Картахены. Сначала Орлов задумал направиться в хороший бордель, но его новый друг убедил его, что это будет в высшей степени неразумно.
— Пошли со мной, товарищ, — прошептал он. — Нам нужно скрыться на некоторое время. Этих двоих мышей ты раскидал достаточно легко, но скоро прибежит намного больше.
— Пусть рискнут здоровьем, — невнятно проговорил Орлов.
— Верю, дружище, но не сегодня. Гражданская гвардия скоро проверит все бары и бордели в районе порта, но у меня есть прекрасное место, где нас никто не найдет.
Рыбаков повел его по темному переулку к причалу, где у длинного деревянного пирса стоял старый ржавеющий пароход. Оба проскользнули на борт, словно две тени, ржа на ходу, и Гражданская гвардия не нашла их. Они пробрались во внутренности корабля, трампового парохода[12] из Кадиса, предпринявшего очень рискованный в современных условиях рейс. Он прибыл сюда из Барселоны, заходя по пути в Валенсию и Картахену, чтобы забрать Груз, и должен был отбыть в Сеуту на Алжирском побережье в районе Гибралтара, чтобы затем отправиться в Кадис на побережье Атлантического океана.
— Мы отбываем утром, но ты не волнуйся. Пойдем с нами! Капитан тебя примет. Ему нужен такой здоровый человек, как ты, чтобы кидать уголь, а завтра я покажу тебе Сеуту. Там шлюхи так работают, что глаза из орбит вылезают. Я таких только там видел, дружище.
Такие суда, как это, часто брали на борт случайных людей без особых требований и долгих разговоров. Так Орлов оказался на борту в качестве рабочей силы, так как его руки и плечи как нельзя лучше подходили для того, чтобы швырять уголь в старую топку. Там работали пятеро, двое из которых были из Восточной Европы, как и он и его подельник Рыбаков. Все они были потерянными душами, затянутыми в водоворот Второй Мировой войны. Это была не самая лучшая жизнь, но Орлов, наконец, смог выбраться из города, вместо того, чтобы совершать столь же рискованный путь по суше.
Он подумывал о том, чтобы отправится на восток, в Россию, но перспектива путешествия через большую часть Европы, оккупированной Германией, не обнадеживала. Возможно, он задержится в Алжире на некоторое время, сбежав с корабля и опробовав по совету Рыбакова местные бордели. К счастью, его новый корабль, «Дуэро» совершил дневной переход без происшествий.
Была определенная ирония в том, что Орлов направлялся на юг вдоль испанского побережья тем же маршрутом, которым прошел «Киров» несколько месяцев назад. Тем не менее, его прежний корабль и его прежняя жизнь уже давно словно затерялись в тумане времени. Пока он проматывал время в Картахене, «Киров» с боем прорвался через Средиземное море, достиг договоренности о безопасном проходе к острову Святой Елены, а затем исчез в тумане, чтобы снова появиться на Тихом океане. Теперь корабль давно ушел и из 1942 года, и от войны, которой Орлов всеми силами пытался избежать.
Однажды, подумал он, нужно будет серьезно отнестись к ситуации и начать использовать невероятное знание будущего, чтобы найти лучшее место в жизни. Тем не менее, на данный момент он был доволен выпивкой и шлюхами по побережью Испании, и забывал прежнюю жизнь. Однажды я начну вспоминать ее, подумал он, и задавать вопросы. Да, я знаю, что случиться в будущем, и скоро, очень скоро стану богат и влиятелен.
Он не был образованным человеком, как Федоров, который мог называть имена, даты и прочее по памяти, читая лекции всем остальным на корабле… Да, на «Кирове», самом мощной военном корабле в мире. Он оказался на этой войне случайно, по крайней мере, Орлов так полагал, и творил ад, куда бы не направился. Он задавался вопросом, что случилось с кораблем, и слышал ли этот плосколицый толстоносый Николин его сообщение, которое он отправил однажды, вломившись ночью по пьяному делу на телеграфную станцию в Картахене. «Николин, Николин, Николин… Ты лузер».
Это было его последним убогим прощанием с жизнью, которую он знал когда-то. Да, все они были для него сборищем лузеров. И пусть они все идут нахрен. У них остался корабль и их личная война, а у него было кое-что другое, и он собирался при помощи этого стать самым влиятельным человеком в мире. Да, Орлов не был образован, но не был и глуп. Он знал, что никогда не сможет так, как Федоров, помнить все даты, имена и еще кучу всего в мире. Но в библиотеке «Кирова» было очень много полезной информации, которую он догадался загрузить в свой компьютер, встроенный прямо в куртку, которую он все еще носил.
Устройства с сенсорными экранами произвели революцию в мире вычислительной техники в начале 21-го века, возвестив «Эру персональных компьютеров в эпоху после персональных компьютеров». Смартфоны и планшеты с сенсорными экранами проникли практически всюду. Единственным ограничением был источник питания, который требовал постоянной подзарядки от сети. Затем кому-то предприимчивому пришла в голову идея, что нам больше не нужны были пальцы, чтобы касаться ими экранов, и мы могли бы сделать еще один шаг вперед и начать использовать свой голос.
Вскоре компьютеры стали частью одежды и других личных вещей, таких, как очки или ювелирные изделия. У Орлова имелся гибкий и очень прочный планшет, встроенный прямо в подкладку куртки в водонепроницаемом полифлексовом кожухе. Ткань была прошита светочувствительным волокном, обеспечивавшим планшет питанием за счет солнечного света в любом месте. Модель была военной и особо надежной, рассчитанной на суровые условия боевых действий. В воротник был встроен микрофон, позволявший отдавать системе команды голосом, а для выслушивания ответов служила беспроводная гарнитура. В корабельной библиотеке он закачал на планшет «Портативную Вики», чтобы использовать имеющиеся в ней сведения и стать богатым. Все, что ему было нужно, это прошептать вопрос и выслушать ответ «Светланы», голоса русскоязычной Вики, и получить все сведения, которыми Федоров набивал голову многие годы. Да, Орлов был очень умен. По крайней мере, он сам так считал.
Он так считал и на следующую ночь, когда покутил в Сеуте, просадив все средства и вступив в потасовку из-за цены, едва не ввязавшись в очередную драку. В конце концов, он вернулся на корабль, планируя сбежать после короткого отдыха. Вместо этого, он провалился в глубокий, почти наркотический сон без сновидений, проспав всю ночь. Рыбаков не стал будить его до десяти утра, когда корабль был далеко в море. В итоге, Орлову пришлось заплатить намного больше, чем он думал в ту последнюю ночь в борделе в испанском Марокко. Гораздо больше.
* * *
U-118 совершала свой третий боевой поход. Экипаж завершил подготовку на три месяца раньше, чем случилось в истории, записанной в книгах Федорова, где она должна была отправиться в первый поход только 19 сентября 1942 года. Третий поход должен был состояться только в конце января 1943, но это происходило сейчас. Просто еще одно случайное изменение линии времени, порожденное проходом «Кирова» через этот регион.
Капитан Вернер Чиган имел мало успехов в двух первых боевых походах, действуя в составе «волчьих стай» «Вотан» и «Вестфаль» в Атлантическом океане. Он вернулся в Лорьян не столько с пустыми руками, но и с повреждением корпуса после того, как в один вечер в сумерках лодку обнаружил самолет, сбросив глубинную бомбу совсем рядом с правым бортом.
Он знал, что прошел на волосок от смерти, но это разозлило его еще больше и усилило решимость добиться успеха и вычеркнуть что-нибудь из реестров Союзников. Проблема была в торпедах, так он думал. Они, похоже, просто не работали так, как надо, но у него были и другие варианты.
Однажды ночью в Лорьяне он имел долгий разговор со своим старшим помощником, оберлейтенантом Гербертом Браммером, и они решили сменить подход. Решение оказалось настолько же роковым, насколько успешным.
— Давай взглянем правде в лицо, Вернер, — сказал ему Герберт за пивом. — В наши дни есть мало лодок нашего типа, а еще меньше уважения к ним. Нас придают «волчьим стаям», потому что мы большие и толстые, и можем нести много мин. Но для нас в любом случае нет дела посреди Атлантики. Мы должны действовать в прибрежных водах, охотясь на корабли вблизи Гибралтара. Эта лодка построена именно для минных постановок.
— Наверное, ты прав, Герберт. Но мы идем туда, куда нас посылают. — Капитан знал, что пытался сказать ему старпом. Он был командиром лодки типа ХВ, одной из всего восьми больших лодок этого типа, введенной в строй в 1938 году. Они были разработаны как океанские лодки, имея водоизмещение 2 700 тонн при полной загрузке, но, как с горестью признавал Брамер, большая часть этого веса составляли припасы и расходные компоненты. Лодка имела боезапас в 15 торпед, но имела весьма странную конструкцию, так как была вооружена всего двумя аппаратами, и находились они на корме.
— Двух аппаратов достаточно, когда можно встать носом к цели и выстрелить, — сказал капитан. — Но каждый раз, когда мы замечаем что-либо, достойное расхода торпед, нам нужно сначала повернуться к цели задом и попытаться пернуть в нее. И у нас этого не получалось уже шестьдесят дней.
— Я хочу сказать, что наша лодка была создана не для этого, капитан. Вы знаете это, так же, как и я. Как вы думаете, зачем нам бортовые шахты? Вот наша настоящая задача — постановка мин на вражеских коммуникациях. А торпедные аппараты на заднице нужны нам только для того, чтобы мы могли выстрелить из них в кого-либо, кто решит нас преследовать. Вы хотите, чтобы мы бросались на врага, как кошка, как остальные лодки, но наша задача состоит не в этом. Мы должны действовать, как паук. Расставить сеть из мин, а потом засесть в засаде и ждать, пока кто-либо на них не подорвется. Да, у нас есть еще и 10,5-сантиметровое[13] орудие, и если цель попытается уйти, то мы можем добавить из нее. Но не в океане! Нельзя ставить мины где попало. Нам нужно подойти в Гибралтарскому проливу и расставить сеть на западных подходах. Там ходят корабли, и вот где вы сможете добиться успеха и что-то потопить.
Капитан сделал глоток пива и протер губы.
— Ты снова прав, Браммер. Я сделаю специальный запрос перед следующим походом. Я хочу, чтобы эти проклятые шахты загрузили минами. Тогда мы сделаем то, что вы предлагаете, друг мой. Давайте выпьем за это! — Он поднял кружку и оба залпом выпили темного пива, скрепляя договор, который возымеет самые драматические последствия, хотя они оба не узнают и даже не поймут, что они только что сделали.
Жизнь, время и замысловатые линии судьбы сделают все остальное. Капитан с невозможной фамилией Чиган собирался добиться успеха при помощи минных постановок, которыми многие командиры подводных лодок брезговали, будучи слишком горды, чтобы снисходить до подобного, полагая себя подводной элитой Гитлера, молчаливыми волками океана.
Чиган вывел U-118 в море 25 августа 1942 года, заводясь от возможности обнаружить кильватерную колонну линкоров и крейсеров Флота Метрополии адмирала Тови, следующих на север в Скапа-Флоу. Ему было приказано вести наблюдение и не атаковать их, и вскоре длинная колонна кораблей исчезла за горизонтом. Следуя на юг чуть больше недели, и пытаясь выследить случайное грузовое судно, он, наконец, решил пренебречь торпедными аппаратами и начал постановку мин на западных подходах к Гибралтару.
Это был район, через который Королевский флот часто будет проводить большие конвои и соединения военных кораблей, направляющиеся в Средиземное море. Пять авианосцев вошло в него прошлым летом для участия в операции «Пьедестал», и корабли, которые он только что наблюдал, предположительно, проводили здесь полномасштабные учения. Возможно, в ближайшее время какой-нибудь достойный военный корабль найдет корпусом одну из его мин, а если нет, то в этом районе все равно будет оживленное судоходство, и кто-нибудь да попадется в его сеть. Да, он будет вести себя как паук, как и посоветовал ему старпом, и такой подход принесет свои плоды в ближайшее время.
U-118 выставила 66 мин типа SMA к западу от мыса Спартель, а затем направилась на юго-запад, ища возможность использовать двенадцать имевшихся на борту торпед. Через несколько дней они получили весьма хорошие новости.
Конвой MKS-7B шел темной сентябрьской ночью из Алжира в Ливерпуль через Гибралтарский пролив. Это был очень жирный конвой в составе более шестидесяти судов, шедших в двенадцати кильватерных колоннах прямо на расставленные U-118 мины. Чиган мог претендовать на три потопленных корабля — небольшой 2 000-тонный «Балтония», намного больший «Эмпайр Мордред», водоизмещением более 7 000 тонн, а также 5 000-тонный «Мэри Слессор». Он был в приподнятом настроении — три потопленных корабля за одну ночь без единого пуска торпед! Он в одночасье записал на свой счет 14 064 тонн и мог рассчитывать на получение Железного Креста 1-го класса за свой новый подход. Наконец он смог использовать свою лодку по ее прямому назначению.
Мины, выставленные U-118, еще некоторое время оставались угрозой для судоходства в регионе. Еще три корабля подорвались на них, записав на счет Чигана еще 12 870 тонн. Но был и четвертый корабль, непритязательный пароход из Кадиса, заложенный как «Монассир». Затем этот корабль был переименован в «Швейцарию», затем был сдан в аренду испанским республиканцам во время гражданской войны и ходил под итальянским флагом и названием «Урби», перевозя контрабанду и другие неприглядные грузы вдоль побережья Испании. После окончания гражданской войны корабль был возвращен прежнему владельцу, переименовавшему его в «Дуэро» в честь каменистого винодельческого региона в северной части центральной Испании у города Аранда де Дуэро.
Переименовывать корабль всегда считалось плохой приметой, хотя это и было общераспространенным явлением. Но переименовывать корабль четыре раза было уже перебором. И так случилось, что корабль, сменивший четыре названия, стал жертвой мины, выставленной U-118 ночью 10 сентября 1942 года, и погиб равно за пять месяцев до того, как это должно было случиться.
Казалось бы, что такого — обычный непритязательный пароход, налетел на мину, поставленную расстроенным капитаном немецкой подводной лодки — но эта ночь изменила весь ход истории, не только истории войны, но и всего, что последовало за ней. Потому что на борту этого парохода находился один очень особенный человек — бродяга, неимущий чернорабочий, никто, взятый в качестве дешевой рабочей силы несколько недель назад.
Его звали Геннадий Орлов.
ГЛАВА 2
При водоизмещении всего в 2000 тонн «Дуэро» не имел конструктивной защиты, стоившей упоминания, так что взрыва, сотрясшего его в ту ночь, оказалось достаточно, чтобы пробить в корпусе дыру, через которую начала заливать морская вода. Им просто повезло, что британский эсминец оказался рядом и смог отреагировать достаточно быстро, чтобы взять судно на буксир и потащить «Дуэро» обратно в Гибралтар. Так как многие отсеки были затоплены, капитан принял решение переправить большинство членов экипажа на эсминец на шлюпе. Рыбаков и Орлов были в их числе.
— Орлов, ничего не говори, — предупредил его Рыбаков. — Помни, что мы нейтралы. Я уже был на борту нескольких британских кораблей в свое время и мне никогда не было о чем беспокоиться, но тебе надо иметь голову на плечах и держать рот на замке.
Орлов был слишком счастлив выбраться со старого ржавого парохода, полагая, что сможет легко исчезнуть и перебраться на любое другое судно в порту, как только сойдет на берег и продолжить свой путь. Однако судьба и время сказали свое веское слово в эту ночь в виде эсминца HMS «Интепид», выполнявшем рутинное патрулирование пролива под командованием лейтенант-коммандера[14] Колина Дугласа Мода.
Этот же корабль участвовал в бешеной погоне за призрачным кораблем в Средиземном море несколько месяцев назад, когда Мод отчаянно пытался выйти на дистанцию пуска торпед. Он не смог нанести в ту ночь удар по «Кирову», но теперь, сам того не зная, заполучил частичку этого корабля прямо в свои руки. Прошло немного времени прежде, чем Орлов попался ему на глаза, так как было в нем что-то странное для простого чернорабочего на старом испанском пароходе.
Мод был уже достаточно просоленным человеком, и знал, что море меняет людей, уходящих в него. Орлов сразу же бросился ему в глаза, когда лодка швартовалась к эсминцу и люди с нее начали подниматься на борт. Было заметно, как он перемещается по лодке, как берется за веревочную лестницу, поднимается, правильно и уверенно ставя ноги, в то время как остальные шумели, скользили и вообще выглядели похожими на обезьян. Но не Орлов. Это был человек, который знал привкус соли в воздухе, и явно знал море. Мод был уверен в этом с первого взгляда на него. И было в нем что-то еще… Естественная уверенность человека, знавшего власть, а также пистолет в кобуре под мышкой, который Мод заметил сразу, хотя тот предпринял больше, чем разумные попытки скрыть оружие.
«Ви Мак», как его прозвали в Королевском флоте, посмотрел на незнакомца с волнением и каким-то внутренним пониманием того, что с ним следует быть осторожным. Его легкое рукопожатие производило обманчивое впечатление, учитывая, что он был крепко сложен, с широкой грудью и густой черной бородой, делавшей его похожим на пирата Берберского побережья. Он бросил взгляд на Орлова, заметил револьвер, и постучал тростью, которую всегда брал с собой по фальшборту, привлекая внимание уоррент-офицера.
— Вот тот человек, — сказал он, указывая тростью. — У него оружие. Я не допущу вооруженных людей на своем корабле, если они не служат в Его величества Королевском флоте. Передайте пистолет оружейнику и пусть тот немедленно его осмотрит.
— Так точно, сэр.
У Орлова действительно имелось оружие — пистолет «Глок», который не будет придуман, разработан и создан еще многие десятилетия. Это был «Товарищ Глок», тот самый пистолет, что он захватил по поручению Карпова на мостик, дабы подстраховаться, что задуманный ими бунт пройдет без проблем. Несмотря на шумные возражения Орлова, в ходе которых он схватился на кобуру, побудив двоих морских пехотинцев передернуть затворы и направить винтовки на него, пистолет у него был изъят. Рыбаков быстро вмешался, шепнув ему, что пистолет вернут, как только они прибудут в порт, и что не следует усложнять ситуацию. Однако затем пистолет принесли на мостик, дабы удовлетворить любопытство Колина Дугласа Мода, бывшего весьма любопытным человеком. С этого все и началось.
Сначала капитан Мод подумал, что это был русский ТТ-33, в особенности потому, что узнал, что человек, у которого его забрали, был русским. Тем не менее, открыв кобуру и достав оружие, он понял, что это не «Токарев». Очень любопытный образчик. Мод разбирался в пистолетах, и это был не польский «Вис» и не «Браунинг-Кольт М1911», на которые, как было принято считать, оглядывался Токарев, создавая ТТ[15]. Он действительно долго рассматривал этот пистолет.
На самом деле это был замечательный «Глок-31», имевший калибр.357 SIG и магазин на 15 патронов. Он был разработан в середине 1990-х и был известен замечательным останавливающим действием и точностью на большой дистанции. Его название было выгравировано на боковой части ствольной коробки, хотя его было легко не заметить, не зная. Первая буква G выглядела как разомкнутый круг, опоясывающий буквы LOCK, под которыми шла горизонтальная черта, превращавшая «круг» в букву G. Рядом был выгравирован ключ к пониманию происхождения пистолета, слово «AUSTRIA», а рядом калибр, «.357». Тот же странный логотип «Glock» был выгравирован на рукояти.
Мод никогда не видел такой модели, и неспроста. Никто не мог видеть такого пистолета в 1942 году, потому что он был впервые выпущен в 1998 году, через пятьдесят шесть лет. Его привлекло какое-то странное приспособление под стволом, державшееся на паре зажимов на спусковой скобе… На нем было что-то, похожее на окуляр прицела, но в него явно нельзя было смотреть, держа пистолет в положении для стрельбы. Возможно, оно просто крепилось туда для переноски, а затем снималось и ставилось на верхнюю часть ствольной коробки в случае надобности, подумал он.
Это, однако, был не окуляр. Это был российский лазерный целеуказатель-дальномер[16], установленный Орловым несколько лет назад. Ему никогда не приходило в голову, что это приспособление может показаться странным человеку этой эпохи, да и вообще, он не думал, что кто-либо будет пристально осматривать пистолет.
В голове капитана Мода появился длинный перечень вопросов, не имевших ответа об этом человеке и его пистолете, поэтому он тихо сказал своему старпому отвести русских в кают-компанию и приставить к ним пару морпехов. Он хотел начать задавать вопросы и посмотреть, что ему удастся узнать об этих людях.
Наконец, получив возможность как следует рассмотреть обоих, он увидел между нами огромную разницу. Один, назвавшийся Иваном Петровичем Рыбаковым, имел вид бездомной морской крысы. Его руки и лицо почернели от угольной пыли, а неопрятный вид выдавал в нем темную личность. Он немного мог говорить на ломанном английском, что несколько облегчило жизнь Моду, так как второй, заинтересовавший его куда больше, мог говорить только по-русски.
Его звали Геннадий Орлов — для Орлова не было никакого повода скрывать свое имя. Он знал, что никто на «Кирове» никогда не узнает о его местонахождении и никак не сможет найти его. Рыбаков ответил на большую часть вопросов, рассказав капитану, что они устроились на судно некоторое время назад в качестве подсобных рабочих. Он сказал, что отправился на запад из Венгрии, когда стало ясно, что на востоке начнется война. Он хотел избежать ее, перейти надвигающийся фронт и добраться через южную Францию в Испанию.
История второго была не столь правдоподобна. Орлов ответил через Рыбакова, что служил на советском торговом судне на Черном море, а затем устал от войны и дезертировал в Турцию, где устроился на судно, направившееся на запад через Средиземное море. Именно так он и ответил Моду, но капитану этот дородный человек показался подозрительным.
— Да уж, далеко вы от дома, — сказал Мод, подозрительно глядя на него. Находиться на судне в Черном море было очень нелегко. Немцы перебросили туда подводные лодки, по крайней мере, так он слышал. Они разбирали чертовы штуки, перевозили их по Дунаю, а затем собирали. Они находились под командованием Хельмута Розенбаума, бывшего командира U-73, атаковавшей «Киров» у берегов Менорки. Он уцелел только потому, что Федоров сохранил ему жизнь, хотя делал все, чтобы торпедировать российский крейсер.
Да, подумал Мод, на Черном море сейчас было нелегко, но куда более нелегко было бы добраться на запад через Средиземное море до Испании, а этот человек не выглядел усталым и оголодавшим, как его спутник. Он был хорошо сложен, сыт, и его дерзкий и самоуверенный вид говорил Моду о многом. Этот Орлов привык отдавать приказы, а не принимать их. Он, похоже, был возмущен допросом, что проявлялось в том, что отвечал он кратко и резко по-русски, и рисовал не слишком достоверную картину. Он забыл название корабля, на котором прибыл на запад. Утверждал, что провел весь долгий путь до Испании, работая кочегаром, но Мод видел кочегаров ранее и знал, что эту работу тот выполнял не более нескольких дней. Он не был с ног до головы покрыт угольной пылью, у него не было ни потемневших рук, ни почерневших ногтей, который порой уже невозможно было отмыть. Нет, он точно не работал ни кочегаром, ни на погрузке угля. Короче говоря, он лгал.
Чем больше Мод наблюдал за обоими, чем тем больше убеждался в этом. Они оба врали, что, скорее всего, было не к добру. За Рыбакова можно было не беспокоится. Он явно был тем, за кого стремился себя выдать, но не Орлов. Нет, от него ощутимо несло военным. Его история была дырявой, словно сито, у него имелся при себе необычный пистолет. Его куртка также имела военный покрой и странным образом отражала свет. Он не преминул отметить кнопки на плечах, которые явно предназначались для крепления погон, хотя Мод и не знал, что в воротник было также кое-что встроено. Да, этот человек был офицером, он был в этом совершенно уверен, стукнув тростью по палубе, завершая допрос.
Он начал подозревать, что Орлов, вероятно, был из разведки или что-то вроде того. Испания манила личностей подобного рода, роившихся там, словно личинки в мясе с начала войны пять лет назад. Британская SIS имела там своих людей, как и Абвер, французское подполье, вишистская Франция, итальянцы, а помимо них имелось бессчетное количество подпольных и полуподпольных групп в самой Испании, бывших наследием недавней гражданской войны. Его бы не удивило, если бы Орлов оказался советским шпионом, и с этой мыслью он решил запереть обоих в помещении под палубой, а затем сдать британской разведке в Гибралтаре. Как только они прибыли в порт, он сделал звонок, вызвав группу, которой объяснил, что Орлов явно был не тем, за кого себя выдавал. Пускай теперь ребята из МИ-6 разбираются, подумал он. С меня достаточно.
Гибралтар был более, чем одной из жизненно важных для британцев гаванью и портом, это были ворота в Средиземное море и одна из важнейших баз во всей Империи. Часто считавшаяся неприступной, Скала была источником постоянного беспокойства для британцев, опасавшихся, что правильно организованный штурм может привести к ее захвату, несмотря на все оборонительные меры. Гибралтар находился в пределах досягаемости трех испанских артиллерийских батарей, одной на горе Ачо в Северной Африке, и двух других в пяти милях от базы вблизи Альхесираса. На территории Испании поблизости дислоцировались более 30 000 солдат, которые, как опасались британцы, могли быть усилены немецким подкреплением, что могло создать ударную силу, с которой 15 000 гарнизон Скалы не мог бы остановить.
Бывший оплотом британского морского могущества многие столетия, Гибралтар был базой Соединения «Н» под командованием адмирала Сомервиля и гнездом британской Специальной разведывательной службы SIS (МИ-6), задачей которой была защита жизненно важной базы от диверсантов всех мастей. Итальянцы пытались бомбить это место многие годы, и ночное небо часто разрывалось длинными холодными лучами прожекторов во время воздушных налетов. Днем королевские ВВС обеспечивали прикрытие Скалы и не допускали подобных попыток, но противник пытался проводить операции и другими средствами.
Итальянские боевые пловцы из «Десятой флотилии MAS» предпринимали много попыток диверсий в гавани, действуя с тайной базы на частной вилле Кармелла, примерно в трех милях на побережье Испании, а также с итальянского танкера «Ольтерра». Им удалось повредить несколько грузовых судов, но в целом они наносили немного вреда, хотя их присутствие заставляло предполагать в них путь проникновения на Скалу агентов и диверсантов.
Для усиления обороны Скалы, в ее известняке был проложен лабиринт туннелей и подземных сооружений. Глубоко внутри мыса находился целый подземный город, созданный британскими и канадскими инженерами при помощи буров с алмазными наконечниками. Он располагал собственной электростанцией, госпиталями, казармами, а также запасами воды и продовольствия, рассчитанными на 30 000 личного состава. На самом деле, Скала была скорее в этих милях туннелей, чем в комплексе наземных сооружений.
Проведенные через этот лабиринт длинных туннелей, Орлов и Рыбаков оказались в защищенном бункере, занятом британской Секретной разведывательной службой, или МИ-6. Те тоже долго и внимательно изучали пистолет Орлова, и задали много вопросов, когда им удалось найти человека из русского отделения, который мог выступить в качестве переводчика. Вскоре они также направили запросы в другие разведывательные службы, группу анализа военной техники МИ-10 и отделение Восточной Европы в МИ-3.
История Орлова не складывалась. Самым необычным было его оружие, в особенности изумивший их странный прибор, испускавший тонкий узконаправленный луч зеленоватого света. Ничего подобного они раньше не видели. У МИ-6 было немало собственных хитроумных приспособлений — встроенных в часы, кольца, цепочки для ключей, зажимы для галстуков, ботинки — но это их совершенно ошарашило. Объяснения Орлова, что это был не более чем фонарик, их не удовлетворили, а лишь усугубили подозрения.
Разведывательные службы серьезно интересовались любой советской деятельностью в водах в районе Гибралтара после знаменитого «инцидента» с участием странного военного корабля, из-за которого на место событий был вынужден примчаться весь Королевский флот. Там случилось морское сражение у побережья Испании с участием линкоров «Нельсон» и «Родни», участвовавшими в операции «Пьедестал», однако затем вся информация была очень серьезно засекречена. По «солдатскому радио» поползли слухи о том, что отчаянный французский капитан вывел линейный крейсер «Страсбур» из Тулона, чтобы укрепить силы режима Виши в Северной Африке перед операцией «Факел». Но очень немногие могли поверить в то, что один корабль мог нанести такие повреждения двум британским линкорам. Еще меньше поверивших в это было в МИ-6, которое начало разбираться в этой истории — пока им недвусмысленно не намекнули, что именно этой линии они должны были придерживаться.
Однако затем поползли слухи о том, что этот корабль был не французским, а советским, а один матрос утверждал, что присутствовал на встрече адмирала Джона Тови с адмиралом с призрачного корабля, пропавшего в тот же день. Больше об этом инциденте ничего известно не было.
Корабль, чем бы он ни был, был «отконвоирован» к острову Святой Елены на время войны. Это была еще одна официальная версия, хотя сразу же поползли странные слухи. Когда ветеран-ныряльщик Лайонел Крэбб направился в специальную командировку на остров Святой Елены, слухов поползло еще больше.
Крэбб, получивший от американцев на Скале прозвище «Бастер», был приятным человеком и опытным водолазом, сыгравшим важную роль в противодействии попыткам итальянских боевых пловцов совершать диверсии в порту. Он регулярно совершал погружения, проверяя суда на наличие подводных мин, получив за это Медаль Георга[17]. Теперь Адмиралтейство хотело, чтобы он как следует проверил морское дно вблизи острова Святой Елены, где таинственный корабль исчез в тумане в конце августа 1942 года, следуя туда под конвоем двух быстроходных крейсеров. Он не нашел ничего, ни малейшего следа обломков на морском дне. Доклад был погребен под завесой секретности, а Крэбб получил приказ никому об этом не говорить.
Он выполнял этот приказ в течение многих лет, пока однажды в 1956 году не проговорился в баре о том, что на дне у острова Святой Елены не было ничего, даже близко напоминающего остов корабля. Через несколько дней Крэбб пропал во время погружения с аквалангом с целью исследовать винторулевую группу советского крейсера «Орджоникидзе», доставившего Никиту Хрущева с дипломатическим визитом в Великобританию[18].
Так что вопросы, касающиеся русских, приобрели неожиданную особую важность для МИ-6, особенно в районе такой жизненно важной базы, как Гибралтар. Странное поведение Орлова немедленно привлекло к нему внимание очень многих отделов разведывательной службы, и вскоре он оказался заперт в пещере глубоко под Скалой.
Рыбаков прошел проверку достаточно легко и был выброшен обратно в то мое бродяг на испанском побережье. Однако доя Орлова случившееся было лишь началом долгой и напряженной серии допросов, и прошло немного времени прежде, чем новости о странном русском, о котором предполагаемые союзники из СССР не имели никаких сведений, достигли Блэтчли-Парк.
ГЛАВА 3
Лейтенант Томас Лобан откинулся на спинку стула, пристально глядя на человека, сидящего перед ним. «Орлов», подумал он. «Что означает «сын Орла». Откуда же он взялся?».
Лобан был ветераном МИ-6 с пятилетним стажем и сыном богатого бизнесмена, который женился на не менее богатой особе из Великобритании после Первой Мировой. Его мать, Елена Чейз, владела крупным состоянием и убедилась, что ее сын получит достойное образование, с отличием окончив Кембриджский университет, а затем продвинула его в SAS вскоре после того, как она была создана, от Империи мало что осталось, а мир охватила неразбериха. Он был готов служить, обладал острым умом и способностью замечать детали, что вскоре привело его на должность в разведывательном отделе, где его двуязычие могло приносить наибольшую пользу.
В юности он бывал в Восточной Европе с отцом, хорошо освоив местную культуру, которую находил гораздо более подходящей себе по душе, чем погрязшее в чопорности, классовости и предрассудках британское общество. Он проводил летние каникулы за рубежом, в Белоруссии, на Украине и, наконец, в Москве, где отец по прежнему имел представительство, пытаясь заниматься горнодобывающим бизнесом. Лобан завел там немало связей во многих темных углах этого города. Когда началась война, он гостил у матери, и быстро получил должность в дипломатической службе, вскоре приведшую его в Гибралтар. Однако он всегда видел своем место рядом со своей семьей и пытался отсюда выбраться. Темный комплекс подземных сооружений под Скалой было не совсем тем, к чему он стремился, но именно там ему и приходилось пока проводить большую часть своего времени за анализом радиоперехватов и изучением докладов с восточного фронта с целью получения представления о происходящем там.
МИ-6 не присваивала воинских званий своим сотрудникам, но он сохранил свое звание SAS когда перешел сюда, и товарищи любили называть его «лейтенант».
В этом поручении было что-то новое, какой-то перерыв в обычной рутине, и оно показалось ему несколько интересным. Этот человек был подобран с испанского парохода, подорвавшегося на мине у западных подходов. В этом не было ничего необычного, но чем больше он изучал этого человека, тем больше понимал, что судьба подкинула МИ-6 некий интересный улов. На самом деле, даже очень интересный.
— Позвольте мне подытожить, мистер Орлов, — сказал он на чистейшем русском. — Вы прибыли из Стамбула, проделали весь путь через Средиземное море до Кадиса и не можете сказать, на каком корабле?
— Я там работал, — ответил Орлов. — Какое мне было дело до того, как они назвали корабль? Я хотел попасть на запад и это был единственный путь.
— Вам было плохо в своей стране?
— В Матери-России? — Кисло улыбнулся Орлов. — Каждый сын востока любит свою Родину, верно? Просто я не люблю войну, вот и все.
— Вы кому-либо служите?
— Все мы кому-то служим, и я не исключение.
— Значит, вы дезертир.
— Как хотите. Я просто слишком все понимал. Большинство в конечном итоге погибает, залетает в рабочие бригады или идет на корм НКВД. Я оказался достаточно умен, чтобы уйти до того, как станет слишком плохо. И что из этого?
— Что из этого? Ну, допустим, дезертиров они расстреливают, по крайней мере, я так слышал, господин Орлов, и в весьма большом количестве[19].
Орлов сложил руки на груди и склонил голову, явно не будучи впечатление.
— Так расстреляйте меня, — холодно сказал он. — Вы работаете на Иосифа Сталина?
Лобан улыбнулся и сменил тему.
— Вы военный? Откуда? Из какого подразделения?
Орлову нужно было соображать быстро и говорить нечто убедительно, хоят он и знал, что ему говорить. Вопросы были относительно деталей, потому что что-то подсказывало ему, что этот человек не удовлетвориться общими ответами. Ему нужны были подробности, и Орлов силился вспомнить то, что слушал долгие часы от своего дела, о войне, об осаде Севастополя, о том, как он выбрался на корабле из города прежде, чем немцы сомкнули стальное кольцо вокруг города, о том, как добрался до Новороссийска. Бедняга в итоге оказался в Сталинграде.
— Советский флот, — решительно сказал Орлов. — Грузовое судно «Украина». Это был корабль, но я провел на нем не слишком долго. Немцы потопили его в Новороссийске и я оказался на берегу. Пошли слухи, что всех нас собираются призвать в армию, а я этого не хотел. Так что взял увольнительную, — Он снова улыбнулся, прикрывая очевидное признание в дезертирстве.
Лобан сделал пометку проверить название корабля, однако вскоре сказанное подтвердилось. «Украина» действительно была грузовым и пассажирским кораблем Черноморского государственного морского пароходства. Немецкие «лаптежники» потопили его в гавани, когда он входил в Новороссийск. Орлов никогда не служил на этом корабле, но на нем служил его дед, много раз рассказывавший внуку об этом.
— Как звали вашего капитана?
— Половко, — легко ответил Орлов. Дед говорил мог говорить об этом человеке бесконечно. Половко сказал то, Половко сделал это… Половко имел большой рундук, в котором хранил табак и водку, а его дед сделал этот рундук готовым источником приятных мелочей жизни. «Всегда найди своего Половко, Гена», — говорил ему старик много раз. — «Blat and babki это не все. Половко сделают остальное». — Орлов хорошо это запомнил.
— Значит, когда немцы потопили корабль, вы сбежали, чтобы не быть призваны в армию. Верно?
— Верно. Я флотский. Моряк. Я не собирался хлопать ушами и закончить в Сталинграде, как остальные.
— Сталинграде? Похоже, что немцы ведут крупное наступление на этот город. Вашим соотечественникам там приходится тяжело.
— Не рад слышать это, — сказал Орлов. — Но немцы проиграют, это будет не первый раз, когда мы дадим им под зад. Мы вернем Ростов в ближайшее время. И Харьков. — Орлов слушал материалы через наушники, пока был на «Дуэро», бездельничая в свободное время и думая о том, какие сведения о том, что происходило в мире могут пригодиться ему. Все, что ему нужно было сделать, это нажать кнопку на воротнике куртки или правом наушнике и задать вопрос. «Портативная Вики» реагировала как повар в ресторане быстрого питания, выдавая ему все, что он мог пожелать. Он знал, что в этом месяце немцы начали наступление на Сталинград, но в конечном итоге проиграли великую битву, а потеряли все захваченные города после того, как советское контрнаступление зимой смыло их прежде, чем началась весенняя распутица. Затем было аккуратное выравнивание линии фронта до великой битвы на Курской дуге летом.
— Подождите, пока распутица не закончиться к следующему лету, — хвастливо сказал Орлов. — Мы погоним этих козлов до самого Берлина. — Он сложил руки, понимая, что несколько раскрылся, но надеялся, что это будет воспринято как простая бравада.
— Конечно же, я надеюсь, что вы правы, мистер Орлов, хотя, как мне представляется, они теперь сделают все это без какой-либо вашей помощи, — Лобан прервался на мгновение, заставляя Орлова несколько понервничать, дабы посмотреть, отреагирует ли тот как-либо. Но крупный человек был невозмутим.
— Уж как-нибудь разберутся без простого кочегара.
— Понятно… Но вы, честно говоря, выглядите не очень на него похожим. Капитан Мод говорил, что видел тысячи кочегаров, но никогда не видел такого чистого, как вы.
Орлов понимал, что теперь должен был привести в порядок мелкие подробности, решив поступать так, как давно научился в российском криминальном мире. Если кто-то тебя допрашивал, можно было бравировать, можно было свободно загружать его ложью, но при этом всегда нужно было помнить, о чем врал. Было ясно, что его как-то опознали потому, что он смотрелся чужеродно на том задрипаном пароходе. Он мало что мог с этим поделать, так что решил попытаться просто проскочить эту тему.
— Приму этот как комплимент, — сказал он с усмешкой. — Надеюсь, ваш капитан Мод не хочет станцевать со мной?
Лобан улыбнулся.
— О, я бы не стал нарываться с Ви Маком. Вы же видели его, он сложен, что эта Скала, под которой мы находимся. Будете слишком много шутить, и он вас горбатым сделает.
— Я так тоже могу, — сказал Орлов, прищурив глаза и сложив руки на широкой груди.
— Не сомневаюсь, — сказал Лобан. — Но, на самом деле, я бы сказал, что вы не матрос, мистер Орлов. На вашей куртке есть кнопки на плечах. На наших офицерских шинелях такие же. — Он посмотрел на Орлова с понятным намеком. — Так что я думаю, такая замечательная куртка может быть только у офицера, верно? Или же вы собираетесь сказать, что украли ее? Полагаю, нет. Ваша фамилия нашита на нагрудном кармане.
Орлов понял, что он оказался загнан в угол и не мог просто соврать, так что решил сказать правду.
— Офицер может быть разжалован, — угрюмо сказал он. Он быстро нашел точку опоры в этом ответе, так как это не было ложью, ему не пришлось бы придумывать ничего на ходу и, соответственно, не было вероятности запутаться.
— Разжалованы? Вы были офицером?
— Они называли меня «начальник», — честно сказал Орлов. — Моей задачей было строить всех на корабле и все такое прочее[20].
- За что вы были разжалованы?
— За тяжелый характер, — быстро ответил Орлов. — Если кто-то раздражал меня, я всегда был готов дать ему по роже. Капитану это не понравилось, так что он сделал меня самого матросом и сказал, что теперь мне придется вернуться обратно своим ходом и научиться нормально относиться к людям. А пошел он! Немцы сделал мне одолжение, потопив этот чертов корабль. Так что я сам себя продвинул по службе и ушел. — Он хорошо состряпал эту историю, наполовину состоявшую из правды, наполовину из вымысла. Ее было легко запомнить.
— Очень хорошо… — Лобан сделал еще одну пометку, а затем задал следующий вопрос. — Пистолет, который нашли при вас, это ваше табельное оружие? — Он достал его, рассмотрел в тусклом свете, а затем просто положил на стол перед собой. Было не вполне обычно допрашивать задержанного при наличии оружия помещении, но из него достали магазин, а по другую сторону зеркала другие люди пристально следили за происходящим и записывали сказанное.
— Конечно нет, — сказал Орлов, будучи достаточно умен, чтобы понять, что именно чертов пистолет и привел его сюда. «Товарищ Глок» вызывал вопросы у каждого, кто видел его впервые, и Орлов понимал, что должен придумать убедительную историю. — Он сделан для меня на заказ в Москве.
— Сделан на заказ? Кем?
— Человеком по фамилии Глок. Имя как раз для оружия, верно? — Это была безопасная игра. Гастону Глоку, австрийскому инженеру, создавшему этот пистолет, сейчас было двенадцать лет. Свою компанию он создаст только в 80-е годы.
— Вот значит как? Понятно… И значит, господин Глок делает пистолеты для жителей Москвы? — Еще одна пометка. — А что насчет вот этого примечательного устройства? Господин Глок тоже сделал его для вас?
— Конечно. Я сказал ему, что мне нужен фонарик для темноты. Он ответил, что может это сделать.
— Вы хотите сказать, что это не более чем фонарик?
Орлов кивнул.
— Очень странно светит. Не могу понять, как им можно что-то освещать.
— Это для прицеливания, — сказал Орлов. — Видите световую точку и сразу понимаете, куда выстрелите. Что такого таинственного в дурацком фонаре?
— Что же, я никогда не видел, чтобы фонарь так светил. Такой узкий луч… И зеленый? Там что, цветное стекло? — Первый лазер — источник узконаправленного луча света с одной длиной волны — будет создан только в через восемнадцать лет, в 1960 году.
Орлов просто пожал плечами. Дед никогда не говорил ему ни о чем подобном, и это было одно из тех слабых звеньев, от которых, его история, скорее всего разъедется по швам. Лазер, наушники, куртка — как было объяснить все это, если они начнут копаться более пристально? Если он не найдет выход из ситуации в ближайшее время, его ожидали серьезные проблемы. Пока что они нашли наушники в карманах куртки, но он сказал им, что это были просто беруши. Он не говорил никогму о том, что это были беспроводные наушники, подключенные к гибкому планшету, зашитому в подкладку куртки, питаемые от светочувствительных волокон, соединенных со сверхтонкими батареями. Они ведь никогда не слышали о компьютерах, так как они могли найти то, о чем не имели никакого представления, верно?
Он ошибся. Лобан снова взял наушники, а куртка висела на стене в комнате, слишком близко — так как находилась в пределах досягаемости. Лобан поигрывал наушниками, что заставляло Орлова несколько нервничать, хотя он и пытался казаться невозмутимым.
— Эти беруши… Какие-то слишком твердые, не правда ли? Я не думаю, что с ними очень удобно спать.
Орлов снова просто пожал плечами. Лобан прокатал наушник между пальцами, а затем посмотрел на тонкую металлическую пластину стороны. Орлов понимал, что его история может развалиться, и от этого сердце забилось чаще.
— Тоже сделаны на заказ? Я так понимаю, мистером Глоком? — Лейтенант пристально посмотрел на него взглядом, ясно дающим понять, что он знает, что это были своего рода устройства связи. Но это же было и крайне необычно. Беспроводное устройство такого размера? Он задавался вопросом, как они могли работать. Ребята из технической группы горели желанием вскрыть эти проклятые штуки, чтобы посмотреть, но он убедил их подождать, пока не поговорит с задержанным. Он заметил, что Орлов беспокойно поерзал и отвел взгляд — верный признак того, что он беспокоился насчет этих «берушей».
Молчание Орлова было столь же красноречиво, как и все, что тот мог бы сказать. Оно ясно дало Лобану понять, что это действительно были очень особенные устройства. У них была какая-то выпуклость с одной стороны, которая, казалось, немного поддалась, когда он сжал наушник…
… И случилось одна из тех чистых случайностей, которые изменили все. Из наушника раздался странный, неестественный женский голос, говоривший по-русски! Глаза Лобана широко раскрылись, он уставился на устройство. Голос исходил из него, прямо из небольшой металлической пластины на одном конце.
— Да ты что… — Сказал он, вставив затычку в ухо и снова нажав на выступ. Голос раздался гораздо громче и яснее.
— Пожалуйста, говорите четко и задайте свой вопрос.
Он вынул затычку из уха, лихорадочно соображая. Этот человек, вероятно, находился на связи с кем-то другим, но чтобы сигнал мог проникнуть сюда, под Скалу, этот другой должен был находится совсем рядом. Ему вдруг пришло в голову, что Орлов, возможно, имел намерения проникнуть сюда, и это ему удалось!
Лобан сжал затычку в кулаке, глядя на покрасневшего Орлова с очевидным вопросом.
— Кто она? — Медленно спросил он. — Это ваш куратор или просто местный связной? А теперь вы расскажете мне, кто вы такой и на кого на самом деле работаете, господин Орлов.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ «ДОЗОР»
«Пусть Тот, кто держит в своих руках судьбы народов сделает вас достойными тех даров, которыми он вас наделил, позволив вам с чистым сердцем и бессонной бдительностью защищать и оборонять их до конца времен. Он рассчитывает на вас».
Дж. Рубен-КларкГЛАВА 4
«Общество любителей сыра, гольфа и шахмат» работало этим летом сверхурочно. Представители этой элитной группы аналитиков и шифровальщиков снова были подняты как на пожар после инцидента «Джеронимо»[21]. Времени на шахматы и гольф больше не было, да и с сыром тоже были проблемы. «Общество», бывшее на самом деле ироничной переделкой «Правительственной школы кодов и шифров»[22], располагалось в Блетчли-Парк, примерно в шестидесяти километрах от Лондона в сельской местности в районе Милтон-Кейнс.
Также именуемое «Станция Х» или просто ВР от «Блетчли-Парк», управление пребывало в замешательстве от собственной неспособности разобраться в обстоятельствах появления загадочного морского рейдера, нанесшего серьезный урон кораблям Королевского флота и вызвал еще более серьезное недовольство Уайтхолла. Корабль был впервые замечен в Норвежском море, после чего направился в Атлантику через Датский пролив, ощетинившись новым и смертоносным оружием, и почти добрался до места встречи Рузвельта и Черчилля в момент подписания ими Атлантической Хартии на встрече в бухте Арджентия год назад. «Инцидент» был окутан прочной завесой секретности, и не был доведен до сведения общественности и даже большей части вооруженных сил. Лишь немногие знали все о том, что случилось в ту холодную и бурную неделю августа 1941 года, и одним из низ был Алан Тьюринг.
Работавший в здании под названием «Хижина-4» в отдалении от основных сооружений ВР, Тьюринг сыграл важную роль в расшифровке кода «Энигмы», что дало британцам преимущество против немцев, но никак не приблизило разведку к разгадке инцидента «Джеронимо». «Корабль», как иногда называл его вполголоса, получил кодовое обозначение «Джеронимо» после своего неожиданного исчезновения у побережья Ньюфаундленда. Официальная версия гласила, что он был потоплен группой американских эсминцев, которые подошли на самоубийственную дистанцию, чтобы забрать демонический корабль с собой в могилу. Тем не менее, некоторые были в курсе, что случившееся с 7-й эскадрой было лишь версией для прикрытия, главным образом, для общественности. Главной загадкой было то, что эсминцы 7-й эскадры действительно пропали и считались погибшими, пока радостно не вошли в гавань Галифакса через двенадцать дней после того, как были объявлены погибшими.
В то, что рассказали их экипажи, было трудно поверить, хотя каждый из опрошенных членов экипажей говорил одно и то же. Они утверждали, что в разгар торпедной атаки внезапно потеряли противника из виду и оказались в одиночестве в пустынном море, не видя никаких признаков чудовищного взрыва, случившегося всего несколько минут назад у них за кормой. Бурное море вдруг стало загадочно спокойным. Они не могли выйти ни с кем на связь, общаясь друг с другом семафорами и сигнальными флагами, пока командир не приказал всем пяти эсминцам собраться и начать поиск противника. Но вражеский корабль исчез.
Капитан Кауффман, командир 7-й эскадры, находившийся на эсминце «Планкетт», наконец, решил развернуться и направиться к бухте Арджентия, где стояли на якоре множество кораблей, обеспечивающих подписание Атлантической Хартии. Однако по их словам, когда они прибыли туда, они увидели, что весь город, аэродром и сооружения порта превратились в сгоревшие и обугленные руины. Кауффман, изумленный тем, что увидел, даже приказал отправить на берег группу, чтобы отыскать выживших или попытаться понять, что здесь произошло, но они нашли лишь обугленную землю, местами спекшуюся в стекло, и полное опустошение.
Потрясенные увиденным и решившие, что Рузвельт и Черчилль погибли при ужасной атаке, они провели там несколько дней, пока, наконец, не оставили надежду и не направились к Галифаксу. К их великому облегчению, город был цел. Пять эсминцев, считавшихся пропавшими без вести, вошли в гавань, их экипажи, считавшиеся погибшими, махали руками ошеломленным портовым рабочим. Время поймало в свою сети крупную рыбу, когда 7-я эскадра исчезла, а эту мелкую выбросило обратно в 1942 год, к которому они принадлежали.
Их «доклад» был не слишком тепло встречен американцами, так как сведения выходили за рамки того, во что можно было поверить — люди утверждали, что обыскивали сгоревшие руины базы Арджентия в то время, когда, как всем, черт подери, было хорошо известно, шла встреча, на которой была подписана Атлантическая Хартия. Экипажи кораблей 7-й эскадры либо были введены в заблуждение, либо лгали, либо сошли с ума. Должно быть, они допустили навигационную ошибку, однако ВМФ США не обнаружил ничего, даже близко похожего на то, что описали экипажи эсминцев. Каждый остров в регионе, каждый залив был достаточно скучным и нетронутым местом. Что было еще хуже, это то, что история прикрытия намеревалась вылететь в трубу.
Военно-морской флот намеревался этого допустить. Они отбуксировали пять эсминцев к отдаленному причалу, закрасили бортовые номера, переименовали их и придали новые номера, а затем рассеяли и корабли и их экипажи по базам по всему Тихому океану. Любому, кому когда-либо пришло бы в голову говорить о 7-й эскадре эсминцев, грозили крупные неприятности. Через неделю специальное подразделение без лишнего шума направилось в отдаленную пустынную бухту, где сожгли все, что только попало в его поле зрения. Теперь любой, кто мог оказаться слишком любопытным, чтобы подойти близко, мог сказать, что именно эту бухту обнаружили Кауффман и его корабли.
Алан Тьюринг был одним из немногих, кто официально был в курсе этого дела. Вероятно, были и те, кто знал об этом неофициально, но все они оказались достаточно мудры, чтобы не проронить ни слова. В конце концов, все успокоилось и материалы по делу были убраны в архив. Прошел долгий год. Затем все началось снова — тот же кошмар, только на этот раз на Средиземном море.
Британцы, наконец, заполучили хоть какие-то сведения после примечательного разговора адмирала Тови с адмиралом, командовавшем призрачным кораблем… Пока тот опять не исчез, точно так же, как в Северной Атлантике в прошлом году.
Тревожный колокол забил в Обществе любителей сыра, гольфа и шахмат вновь, когда поступил доклад из штаба FRUMEL в Мельбурне всего несколько дней спустя. В нем говорилось о странном корабле, вступившем в сражение с японским флотом в районе Дарвина — и использовавшем ракеты в качестве основного вооружения!
Адмирал Тови примчался в «Хижину-4» через несколько дней, рассказав Тьюрингу о том, что к его удивлению, это мог быть тот самый корабль, что исчез у острова Святой Елены! Тьюринг вспомнил разговор с Тови в тот день и поразительный вывод, который они были вынуждены принять.
— Это «Джеронимо», — тихо сказал он. — Никаких сомнений. Его силуэт ни с чем не спутаешь. А эти корабли — японский крейсера.
— Согласен, — ответил Тови. — Но эти фотографии были сделаны 24 августа. И как бы вы, профессор, могли объяснить, как корабль, находившийся в пяти кабельтовых от острова Святой Елены утром 23 августа, мог внезапно исчезнуть, а затем появиться у острова Мелвилл, преодолев 7 800 морских миль за 24 часа?
— Ну что же, сэр… Я полагаю, что этот корабль перемещается во времени. Это единственное, что может объяснить его внезапное исчезновение и последующее появление за половину мира.
Даже сейчас это казалось Тьюрингу фантастикой, уместной в причудливых работах Герберта Уэллса, а не в холодном свете реальной науки, которой он занимался в «Хижине-4». Но Тьюринг был человеком большого ума и не менее богатого воображения задолго до того, как избрал себе область деятельности. Он задавался вопросами, понимая, что вся логика его предположения базировалась на допущении, что это был тот же самый корабль, что исчез у острова Святой Елены. Тем не менее, фотографии поступали одна за другой, и доклады от береговой охраны в Милн-Бэй конкретизировали информацию. По ней выходило, что японцы имели счастье познакомиться с «Джеронимо».
У Тьюринга был связной в штабе FRUMEL в Мельбурне, человек по фамилии Осборн, передававший ему все сведения по инциденту. Картина была той же — ракеты, почерневшие и искореженные корпуса японских эсминцев, крейсеров и линкоров. Появившись прямо посреди крупной японской наступательной операции, «корабль» расстроил все, и американцы смогли нанести разрушительный контрудар по Гаудалканалу, отправив на дно три японских авианосца и большую часть их самолетов и летчиков. Двойной удар отправил японцев в нокдаун, изменив весь баланс сил на Тихом океане. Это было началом крупного наступления американцев и союзников, которое окончится лишь в прибрежных водах Японии, хотя Тьюринг этого пока что не знал.
На данный момент это были хорошие новости. Похоже, что «Джеронимо» был не рад любому, становившемуся у него на пути в море. Он был готов и способен атаковать всех желающих, любые морские силы, которым хватало глупости атаковать его. А затем, как и дважды до этого, корабль снова просто исчез!
Адмирал Тови продолжал наносить регулярные визиты в «Хижине-4». Как и Тьюринг, он нашел предположение о том, что корабль мог перемещаться во времени несколько бредовой, но если человек уровня Тьюринга мог говорить об этом всерьез, то Тови решил, что будет не лишним, по крайней мере, подумать об этом. На этот раз адмирал прибыл с полной папкой секретных документов в руках и не меньшим количеством вопросов. Он только что непосредственно взглянул на людей с этого корабля. Он непосредственно говорил с адмиралом, командовавшим кораблем, с изумлением узнав, что они не были монстрами или какими-то сверхлюдьми. Нет, это были обычные люди — и это были русские!
Тьюринг и сам подозревал это, учитывая, где корабль впервые был замечен авианосцами Уэйк-Уолкера больше года назад. Это случилось далеко на севере Норвежского моря, к северу от острова Ян-Майен. То, что адмирал и его экипаж говорил по-русски, было весьма показательным. Тем не менее, Тьюринг был убежден, что ни корабль, ни его оружие не могли быть созданы в Советском Союзе в 1942 году. Возможно, даже экипаж не был оттуда. Кроме того, Тови рассказал ему, что адмирал отрицал какую-либо связь корабля со сталинским СССР. Все это лишь укрепило невероятное предположение Тьюринга.
Этот корабль появился из будущего. Его вооружение на несколько десятилетий опережало все, что могла произвести любая страна на земле. Его адмирал заявлял, что они могли преобразовывать морскую воду в пар[23], и у них не могло быть проблем с топливом, но, тем не менее, явно нужен был источник тепла, пригодный для производства достаточного количества пара, чтобы привести в действие турбины, достаточно мощные, чтобы корабль мог развивать отмеченную скорость. И они явно не сжигали для этого нефть или уголь. Только некая новая энергетическая установка из будущего могла решить эту задачу. Русский адмирал даже намекал на то, что для него события этой войны были историей. И единственным объяснением появления этого корабля в Атлантике, на Средиземном море и теперь на Тихом океане было то, что он прибыл из другой эпохи, далекого будущего, в котором, возможно, теоретические дискуссии о возможности путешествий во времени стали практической реальностью.
Но зачем этот корабль прибыл сюда? С какой целью? Адмирал Тови выдвинул весомое мнение, что это действительно был военный корабль, отправленный в прошлое с невежливой дипломатической миссией. Было ли применение оружия неотъемлемой частью этой миссии?
Адмирал с корабля отрицал это, если ему можно было верить. Он заявлял, что не хотел принимать никакого участия в этой чертовой мировой войне и просто хотел найти остров, куда сможет сбежать и рассмотреть вопрос о том, как вернуть корабль и его экипаж домой, чтобы это не не значило. Тьюринг полагал, что имелась в виду, разумеется, Советская Россия, и, по его оценке, речь шла как минимум о пятидесяти годах в будущее, возможно больше.
С этими мыслями и вопросами адмирал Тови снова вернулся в Блэтчли-Парк в тот же день, чтобы продолжить обсуждение с блестящим математиком. В его голосе слышалось что-то странное, когда Тови позвонил ему, чтобы назначить встречу. Тьюринг выглядел опустошенным и чем-то обеспокоенным. Весь этот сценарий, действительно, был самым тревожным в этой войне, хотя мало кто действительно знал об этом. У него было такое ощущение, что Тови также был чем-то серьезно озабочен.
Так и есть, подумал Тьюринг. Он знает, так же, как и я несколько недель назад, когда я впервые поговорил с ним о своих выводах относительно «Джеронимо». Теперь он знал…
И боялся.
Они снова встретились в «Хижине-4», и на этот раз адмирал Тови начал верить в очень спорную теорию, выдвинутую ранее.
— Хорошо, профессор, давайте не будет шутить и предположим, что ваша теория верна. Если этот корабль прибыл из другого времени, он ведь мог вернуться снова? Да, он исчез и в прошлый раз, но прошел целый год прежде, чем он снова появился на Средиземном море. Мог ли вернуться в тот же год, месяц, или даже день, что и раньше?
— Вполне возможно, сэр, — сказал Тьюринг.
— И, если уж на то пошло, возможно ли, что он появится снова? Что он делает, Тьюринг? Вы не думали об этом? Появляется ли он намеренно, быть может, вступает в морские сражения с целью изменить будущее? Что случается, когда он исчезает?
— Это все очень озадачивает, сэр, и мы можем лишь строить предположения. Возможно, он возвращается домой для перевооружения. Это единственный напрашивающийся вывод. Может ли он после этого вернуться в наше время? Это уже было сделано, так что, безусловно, этого можно ожидать снова. Возможно ли, что это были другие корабли? Это также возможно и это пугает. Но в чем заключается его задача, понять действительно трудно. Возможно, это действительно попытки изменить историю. Последнее столкновения с японцами стало решающим, верно? К счастью для нас, нельзя сказать, что этот корабль находится на чьей-то стороне в нашей маленькой войне. В любом случае нельзя сказать, что у него есть четкая программа действий во всех инцидентах, по крайней мере пока.
— Совершенно верно, — сказал Тови. — Сначала я полагал, что этот корабль действует против Британской империи. Он шел к месту Атлантической Хартии и очень стремился прорваться туда. Затем тот адмирал объяснил мне, что не контролировал корабль в тот момент и имела место разница во мнениях относительно того, как им действовать.
— То есть сценарий затравленного волка, — сказал Тьюринг.
— Именно. Как бы то ни было, он хотел, чтобы его просто оставили в покое. Этот адмирал, что более чем вероятно, все еще ищет свой проклятый остров, если вам интересно мое мнение. Японцам просто не повезло оказаться у него на пути.
— Тогда чем же его не устроил остров Святой Елены?
— Хороший вопрос, Тьюринг. Если принять эту линию, мне начинает казаться, что корабль оказался здесь не намеренно, как я изначально боялся. Возможно, это был лишь несчастный случай, а не преднамеренная операция?
— Да, сэр, это действительно может быть случайностью. В конце концов, если он появился из будущего, и его прибытие было запланировано, то почему мы не видели других действий аналогичного характера… Других пришельцев? Я осмелюсь предположить, что то, что они отправили только один корабль, является странным. И почему военный корабль?
— В некотором смысле это весьма объяснимо, дорогой профессор. Вы никогда не были на мостике линкора, но поверьте, ощущение того, как он идет по волнам на поверхности глубочайшего океана это достаточно познавательный опыт. Это морская крепость, быстрая, мобильная, хорошо защищенная. Этот корабль наглядно продемонстрировал, что отлично может себя защитить и направиться туда, куда ему заблагорассудиться. Господи, да он же обогнул половину земного шара!
— А теперь может иметь место некая подавленность, сэр, принимая во внимание все сражения, в которые он оказался вовлечен. Если русские в будущем знали бы об этом, разве они бы не делали все возможное, чтобы спасти этих людей. Мы не видели никаких признаков этого. Если это был несчастный случай, мне представляется, что он должны были понимать серьезность последствий своих действий и делать все возможное, чтобы исправить содеянное — предполагая, что они знают о перемещениях во времени.
— А как вы думаете, они знают об этом?
— Возможно, что нет. Они могут ничего не знать об этом, как и утверждал адмирал, и мне это представляется менее зловещим. В конце концов, если бы они знали способ перемещаться во времени и могли послать корабль в прошлое, я думаю, они сделали бы больше. Все, что им нужно было бы сделать, это отправить в прошлое кого-то вроде меня, чтобы разработать все эти передовые вооружения, которые мы видели и дать им нынешним русским![24] И, тем не менее, мы не видели никаких доказательств того, что Советы располагают чем-то подобным. Да, у них есть «Катюши», но они и близко не стоят рядом с тем, что мы видели, особенно в Северной Атлантике, когда погибла американская 16-я оперативная группа. Поэтому я склоняюсь к выводу, что советское правительство в будущем может не знать о том, что случилось. Кроме того, оно также может измениться, если этот корабль снова попадет домой, как надеялся тот адмирал. Если бы что-то подобное случилось с одним из наших кораблей… Если он после этого вернулся, было бы очень много вопросов.
— Да, — сказал Тови, потирая подбородок. — Посмотрите, что сделали американцы, когда те эсминцы обнаружились в Галифаксе. Посмотрите, что сделали мы сами, прикрывая появление и действия этого «Джеронимо».
— И я думаю, мы проделали достаточно неплохую работу.
— Да, я согласен с вами, Тьюринг. Могу сказать, что советское правительство будущего сделает все то же, если этот корабль когда-либо прибудет в дружественный порт. Но, простите за пессимизм, я не могу сказать, что что-либо из этого меня утешает. Русские на данный момент наш неохотный союзник. Они с нами потому, что Гитлер и немецкая армия вцепились им в горло, но мы все равно странные партнеры по постели, вне зависимости от того, что премьер-министр может говорить Сталину на его даче. Этот русский адмирал подтвердил мои слова, намекнув, что наш союз не продолжиться в грядущие дни. Даже если это был несчастный случай, будущее правительство может обнаружить то, что они переместились во времени, и при этом они могут и не быть нашими союзниками. Все меняется… Так он мне сказал. Все меняется.
— Не могу спорить, сэр.
Тови подумал и кивнул.
— И, профессор, и я и вы понимаете, что меняются они не всегда к лучшему. Я военный, и я поклялся защищать империю и королевство, которому я служу. Возможно, я сглупил, не попытавшись потопить этот корабль, когда за моей спиной был весь флот. Однако теперь мы должны работать с тем, что имеем. Дело в следующем: намеренно или нет, но в один прекрасный день этот корабль или другие, подобные ему, могут вернуться, и мы не будем знать, какова будет их цель. Пока мы этого не знаем, и поэтому должны принять меры предосторожности. Будь оно другом или врагом, если советское правительство будущего узнает, что случилось с их кораблем, то мы столкнемся с еще одной проблемой. Если они поймут, что возможность перемещения в прошлое отныне окажется в их руках, этого будет достаточно, чтобы соблазнить любого из живущих, Тьюринг. Это абсолютная власть.
— Я согласен, сэр, но что именно нам нужно?
— Дозор, — сказал Тови, скрестив руки. — Нам нужна группа людей, которые будут знать об этом, группа людей, которым мы сможем в полной мере доверять. Они нужны нам, чтобы следить за каждой секундой каждого часа каждого дня, начиная с этого момента.
ГЛАВА 5
— Я понимаю… — Тьюринг поднял бровь, обдумывая последствия того, что предлагал Тови. — А зачем именно они будут следить, сэр?
— За пришельцами, Тьюринг. За визитерами из будущего. Я знаю, что это звучит безумно. Даже то, что я говорю об этом в подобных терминах, предполагает, что будущее действительно является тем местом, где этот корабль может бросить якорь. Но ясно одно: если они могут прибыть в наше время, как мы уже видели, они могут вызвать здесь серьезные неприятности. И поэтому они должны быть остановлены.
— Этими действиями будет руководить правительство, адмирал?
Тови беспокойно посмотрел на стол, потирая длинный тонкий нос.
— Правительство? Вы можете представить себе людей, наподобие адмирала Паунда, обсуждающего подобное с нами? Вы можете хотя бы представить, чтобы премьер-министр согласился бы нас выслушать? Что-то подсказывает мне, что чем меньше правительство будет знать обо все этом, тем будет лучше. Но в руководстве страны есть и другие институты, которые обладают более гибкими взглядами.
— МИ-6 — Задал очевидный вопрос Тьюринг.
— Подумайте, Тьюринг. Когда вы взламываете шифровку «Энигмы», вы обдумываете ее и все взвешиваете прежде, чем обратиться к правительству. Вы понимаете, о чем я?
— Конечно, сэр. Мы часто получаем, анализируем и обсуждаем информацию, которая никогда больше не появляется где-либо еще. Некоторые сообщения передаются в разведку и с них начинают действия. Мы многое посылаем в Уайтхолл — в обход руководства, можете мне поверить. Но уверяю вас, это лишь вершина айсберга. На каждую шифровку, которую мы вскрываем, приходится десять тех, над которыми мы работаем, и еще десять, которые мы выбрасываем в мусорное ведро. Да, мы взломали вражеский шифр, но это не все равно, что читать книгу. Мы получаем обрывочные сообщения, а затем пытаемся составить их них лучшую картину, чтобы понять, что имеет в виду противник. И обращаемся к правительству только в том случае, когда хотя бы в чем-то уверены.
— Именно это я и хотел сказать, — ответил Тови. — И, тем не менее, есть другой взгляд — взгляд людей с «Джеронимо». Для них это действительно как чтение книги, потому что они знают все, что случилось в наше время. То, что нам нужно, профессор, это группа единомышленников и творческих людей, которые смогут сложить все кусочки мозаики воедино. Нам нужно понять, что происходит в головах этих людей из будущего, которые настолько нагло отправляют сюда военные корабли. Более того, нам нужны внимательные глаза. Если этот корабль или какой-либо другой вернется, нам нужно сразу об этом узнать.
— Я полагаю, мы могли бы привлечь Питера Твинна. Он занимался со мной флотской версией «Энигмы», а теперь, когда Дилли Нокс заболел, получил еще более ответственную работу — шифровки «Энигмой» Абвера.
— Людей подберете сами, Тьюринг, но будьте очень внимательны. Секретность имеет решающее значение. Вполне ожидаемо, что люди захотят узнать что-либо об этом, но я не думаю, что нам стоит давать им всю картину. Всякий раз, когда я думаю об этом, мои представления о доверии уже подвергаются испытанию. В Уайтхолле есть несколько групп, проявляющих интерес к «Джеронимо», но пока война заставляет их заниматься другими делами, и я не думаю, что они будут сильно копаться в данном вопросе. В действительности, только вы и я на данный момент знаете об этом деле что-либо серьезное. Давайте пусть так пока и останется.
— Я понимаю ваши слова насчет Уайтхоллла, адмирал. Мы были достаточно заняты перехватами и дешифровкой сигналов по операции «Факел». Вся группа работает сверхурочно, но, думаю, я смогу найти несколько человек. Мы может поручить хорошим людям ту или иную работу, и они не будут знать ее цели, если я вас верно понял, адмирал. Мы здесь все время так работаем.
— Хорошо. Теперь касательно другого вопроса, о котором я задумывался — о людях, которые могли умереть, однако выжили в результате действий этого корабля… Этот вопрос несколько тревожит. Я не хотел бы касаться такой болезненной темы, профессор, но мы должны это обдумать.
— Я понимаю… Что мы можем сделать, сэр?
— Мы должны об этом подумать. Во-первых, нам следовало бы узнать, кто эти люди. Достаточно легко составить список тех, кто погиб в результате действий корабля. Я не думаю, что «Рипалсу» предстояло погибнуть именно так, как он погиб. То же самое можно сказать и о любом человеке, погибшем в наших сражениях с «Джеронимо», особенно американцев. Я полагаю, мы можем только надеяться, что среди них не было будущих Альбертов Эйнштейнов.
— Верно, сэр. Будет достаточно просто составить список погибших, но нам это ничем не поможет. Я имею в виду то, что мы все равно не сможем воскресить никого из них.
— Согласен, но я думал о другой стороне вопроса, профессор. Что насчет тех, кто выжил, тогда как должен был погибнуть?
— Но нам найти их, адмирал? Мы не можем знать о судьбе каждого выжившего. Как мы можем понять, кто из них должен был умереть?
— Мы не можем, но, я полагаю, мы могли бы сделать некоторые разумные предположения. Разве не так вы решаете свои загадки? Вы получаете обрывки данных, а затем приходите к выводам через предположения.
— Я бы очень хотел иметь возможность записать на перфоленту судьбу каждого человека и обработать ее, адмирал, но это несколько невозможно. Тем не менее, то, что вы говорите, действительно предполагает некоторое решение. Кое-что мы знаем… Давайте начнем с первой точки расхождения.
— О чем это вы?
— Точка расхождения, сэр. Первое, что сделал этот корабль, что могло бы изменить ход истории.
— Я полагаю, это была операция Уэйк-Уолкера. Они собирались нанести удар самолетами с «Фьюриоса» и «Викториеса» по Петсамо и Киркинесу на мысе Нордкап в Норвегии. Я хотел бы думать, что операция удалась бы без серьезных потерь, но думаю, что нет. Мы ожидали потерь, и серьезных. Вместо этого, из-за появления корабля мы отправили ребят Уэйк-Уолкера в погоню за дикими гусями. Очень многие из них погибли. Вопрос в том, кто из них, возможно, погиб бы, если бы налет на Нордкап был осуществлен, как и задумывалось?
— Мы не можем знать этого, сэр, но мы могли бы составить список всех выживших и… И следить за ними.
— Понимаю. Звучит занудно и тяжело.
— Затем мы должны составить список членов экипажей каждого корабля, принимавшего участие в операциях из этого перечня. Затем мы могли бы расширить его, включив туда людей, которые должны были участвовать в операциях, отмененных в результате действий этого корабля. На ум сразу приходит операция «Юбилей», сэр.
— Это уже превращает эту задачу в ад, Тьюринг. В море находятся десятки тысяч людей — большая часть на Флоте Метрополии, а также «Соединении «H» в Средиземном море. Что касается отмененного рейда на Дьепп, в нем должны были принять участие 2-я канадская пехотная дивизия, пять десантных подразделений, свыше 230 кораблей и десантных барж, а также семьдесят эскадрилий Королевских ВВС. Мы бы понесли потери в этой операции, но какие именно?
— Это не имеет значения, сэр. В любом случае, что сейчас в этих подразделениях есть весьма значительное число тех, кто не должен жить. Я скажу вам еще одно. В их составе была группа из 30-го подразделения коммандос, которая должна была выполнить специальную операцию. Они должны были захватить одну из новых машин «Энигма» с четырьмя валами в Дьеппе, и этого не произошло.
— Ах да, группа Флеминга. Я почти забыл о ней. Осмелюсь сказать, что Флеминг не остался без дела после того, как Рашбрук сменил Годфри на посту начальника управления военно-морской разведки. Он все еще с нами. Он создает для нас сеть в Испании в рамках операции «Золотой глаз», и его ребята примут участие в разведывательных операциях в ходе предстоящей операции «Факел». Сожалею, что нам не удалось осуществить операцию в Дьеппе. Я надеюсь, это не сильно отбросило вас назад.
— Не слишком, сэр. Флеминг много мне обещает, но мало что доставляет. Мне удается справляться без него.
— Это хорошо, но, как вы можете видеть, этот список будет очень длинным. Как мы сможем следить за всеми этими людьми? Для этого потребуются огромные ресурсы.
— Возможно, я мог бы помочь, сэр. Я, разумеется, не могу занести судьбу каждого человека на перфоленту для своих машин, но, безусловно, могу кодировать их имена. Тогда мы могли бы использовать машину для некоторых сопоставлений. Если случиться что-либо необычное, и имя фигуранта или фигурантов совпадет со списком, мы могли бы провести более тщательное разбирательство. Просто поручить это МИ-5. Они ведь постоянно занимаются подобным, верно?
— Что-то мне подсказывает, что я бы не хотел, чтобы мое имя оказалось в этом списке. Это чертовски нервирует.
— Согласен, сэр. Большинство дел, имеющих отношение к войне весьма сомнительны, но мы справляемся.
— Войне? Вы говорите так, словно мы каким-то образом противостоим нашим собственным людям, Тьюринг.
— А так и есть, сэр. Как вы думаете, почему существует такая организация как МИ-5? Да, они следят за иностранными агентами на британской земле, но в первую очередь они следят за нами. Если бы им стало известно, что кто-то из нашего списка сделал что-то… угрожающее… Он станет врагом судьбы и времени. Если вы хотите установит надзор за историей, то вы должны быть готовы делать неприятные вещи, адмирал. Предположим, какой-либо человек из нашего списка… Например, попадет в плен. Он должен быть мертв, а мертвые не болтают. Но теперь он жив, теперь он кто-то вроде зомби. Теперь он сможет что-то рассказать. И его длинный язык может, грубо говоря, потопить корабли.
— Зомби?
— Это гаитянское слово, сэр, обозначающее мертвеца, оживленного колдовством. Я использую его в переносном смысле, но это идеальный образ того, что кто в действительности эти люди. И все становиться лишь хуже. Любой из этих «живых мертвецов» может сделать что-либо значительное, у них могут быть сыновья и дочери, которые тоже могут сделать еще больше. Отмена операции «Юбилей» была лишь малой частью картины. «Джеронимо» расстроил все операции на Средиземном море, а теперь и на Тихом океане. Расхождения уже должны быть достаточно значительны, и чем больше времени пройдет, тем хуже будет.
— Бредовая затея, профессор. Чем больше я об этом думаю, тем более невозможным мне это представляется. Какие-то немецкие солдаты также должны были погибнуть, если бы отмененные операции состоялись. Как нам заниматься ими? А помимо них были и итальянские корабли, столкнувшиеся с «Джеронимо» в Средиземном море, а теперь еще и японцы. Наши список уже дошел до такого состояния, при котором не следует и пытаться.
— Верно, сэр. Достаточно тревожно думать, что теперь история пойдет по пути, по которому идти была не должна — по крайней мере, с точки зрения людей на «Джеронимо». Как вы говорили ранее, они находятся в привилегированно положении, зная, что случиться в ближайшие десятилетия. Каким образом? Вероятно, у них имеются несчетное количество ящиков с делами, достаточно, чтобы заполнить тысячи библиотек. Следует ли нам быть бдительными? Конечно, стоит, но вот беда, сэр… Как мы узнаем, что изменилось и как это повлияет на будущие события? Мы не сидим на вершине горы, как они, а просто видим перед собой какой-то особенно мерзкий овраг, на который наткнулись посреди проклятой войны.
— Хороший вопрос, Тьюринг. Мы могли бы спросить японцев, что они думают по поводу своих планов, сломанных этим кораблем. Думаю, мы оба знаем, что они ответят.
— Верно, сэр, но мы не знаем, что должно было случиться, или что осталось неизмеренным. Должна ли была Америка и так вступить в войну в сентябре 1941? Об этом могут знать только на том корабле. И это очень подавляет, сэр. Представьте, что мы достали интересную книгу и готовимся начать ее читать. И, тем не менее, застряли уже на первых глазах. Но нам нужно каким-то образом узнать, чем закончиться рассказ, верно? Только тогда мы можем решить, что как относиться к этой конкретной главе и ее персонажам. Возможно, некоторые изменения могли пойти на благо. Допустим, рейд на Дьепп оказался бы кровавой катастрофой. В этом свете, хорошо, что он не состоялся. Есть ли в этом какой-то смысл, сэр?
— Смысл есть, и неплохой. Как я уже говорил, вы человек богатого воображения. Но я не думаю, что мы как-либо могли бы заглянуть в будущее — если только нам не удастся проникнуть на корабль и прокатиться на нем, когда он снова исчезнет. Я хочу сказать… Они ведь должны куда-то уходить, верно?
— Да, — вздохнул Тьюринг. — Они уходят куда-то, вот только куда? Отправить своего человека на борт будет непросто. Корабль снова исчез. Но вы, похоже, смогли поговорить с этим русским адмиралом. Если корабль появится снова, почему мы не поговорить с ним еще раз?
Их прервал телефонный звонок, звучавший так же назойливо и настойчиво, как и любой звонок, раздавшийся в самый неподходящий момент. И Тьюринг и Тови испытали странное ощущение, что этот звонок будет иметь определенное значение. Тови кивнул, и Тьюринг поднял трубку.
— «Хижина-4», Тьюринг слушает… Да. Да… Я понял… Что? Вы уверены? В Гибралтаре? Да, конечно! Отправьте его на первом же самолете, если это будет возможно. В противном случае, ожидайте указаний из «Хижины-4». Очень хорошо. Благодарю вас. — Он повесил трубку. В его глазах читалось некоторое удивление.
Адмирал Тови увидел некое подобие улыбки на его лице.
— Новости, профессор?
— Боже мой… Это было отделение МИ-6 в Гибралтаре. Они захватили человека, который может иметь отношение к «Джеронимо». Мы не можем отправить человека на борт этого корабля, адмирал, но, возможно, мы можем заполучить человека с этого корабля — он находится в комнате допросов под Скалой в этот самый момент!
ГЛАВА 6
Автомобиль быстро двигался по узкой дороге-серпантину, врезанной в Скалу, которая спускалась от Сентинел-Хилл к Куин-Роад и далее к Ярд-Вей, а затем поворачивала на север, к восточному побережью, ведя к аэродрому Норд Фронт. Аэродром представлял собой узкую прямоугольную полосу, пересекавшую перешеек к северу от Скалы и обрывавшуюся у бухты, укрепленной известняком, добытым из самой Скалы в последние три года. На небольшом аэродроме могли базироваться до ста истребителей и несколько эскадрилий двухмоторных бомбардировщиков «Хадсон». Этих сил было достаточно, чтобы обеспечить надежное прикрытие с воздуха, однако аэродром был весьма уязвим для возможной наземной атаки с севера.
Если бы Испания примкнула к Гитлеру, артиллерия расправилась бы с аэродромом за несколько часов. 15 000 личного состава гарнизона могли продержаться некоторое время в подземных сооружениях, но уроки Сингапура и Коррегидора показали, что ни одна крепость не была неприступна. Тридцать две мили подземных туннелей в Скале давали некоторую надежду, но имели ограниченное оборонительное значение перед атакой решительного противника. Кроме того, Скала не имела естественных источников питьевой воды, за исключением водосборных сооружений на высоте 430 метров, предназначенных для сбора дождевой воды.
По этим причинам британцы всегда опасались за безопасность своего маленького бастиона, имевшего жизненно важное значение. Слухи о планах захвата Гибралтара появились вскоре после начала войны. Это план, операция «Феликс», был отложен из-за нападения Германии на Советский Союз. Тем не менее, если бы немцы захватили Гибралтар, они получили бы господствующую позицию, позволяющую им влиять на ситуацию в Атлантическом океане и в Средиземном море. Глубоководный порт был способен принимать крупнейшие немецкие корабли. Захват Гибралтара вбивал бы нож в сердце британского флота. По крайней мере, так утверждал адмирал Рёдер.
Подробный план операции был составлен Вермахтом осенью 1940 года и лично подписан Гитлером, будучи упомянутым в Директиве Фюрера?18. Лишь дипломатический провал не дал операции состояться в начале этого года. Список требований Франко все рос и рос. Он беспокоился по поводу ответных действий со стороны Великобритании, которая могла установить блокаду либо даже осуществить вторжение на его атлантическое побередье. Он настаивал на том, чтобы все немецкие солдаты были облачены в форму испанской армии, считая это делом чести. Он требовал тысячи тонн пшеницы и других ресурсов, чтобы прокормить свою разрушенную страну. Он беспокоился о том, что Соединенные Штаты могут закрыть свою обширную телефонную сеть в Испании. В конце концов, Гитлер настолько разочаровался в нем, что воскликнул, что скорее даст вырвать себе зуб, чем еще раз поговорить с ним.
Однако представители всех трех родов войск убедили фюрера возродить старый план, присвоить ему название и дать ход. Названный «Операция «Валькирия», он предполагал захват Гибралтара 49-м корпусом генерала Кюблера. Согласие генерала Франко и испанского правительства не имело значения. Испанцам придется смириться или подчиниться, немцы не имели никаких сомнений по этому поводу.
Это был рискованный план, но не более, чем все подобные планы в то время. Тем не менее, существование подобных планов доставляло много головной боли SIS и другим разведывательным службам. Запланированная самими Союзниками операция «Факел» медленно приближалась к сроку своего начала в ноябре, и эта операция была одобрена лишь после серьезного торга с американцами. Генерал Маршалл и адмирал Кинг серьезно давили на Великобританию, требуя немедленной реализации плана десантной операции на континент под кодовым названием «Кувалда». Британцы делали все возможное, дабы предотвратить ее, полагая, что американцы совершенно не готовы к серьезному противостоянию с немцами на континенте. Они предпочитали направить бурную энергию американцев на более достижимую цель — захват французских колоний в Северной Африке, чтобы Союзники получили возможность ударить в тыл Роммелю.
Теперь все эти планы, споры и подсчеты оказались в подвешенном состоянии из-за одинокого невзрачного автомобиля, подъехавшего к двухмоторному бомбардировщику «Хадсон» Mk.I на аэродроме Норд-Филдс в Гибралтаре. Двигатели самолета уже были прогреты. Звено из трех истребителей «Спитфайер» стояло в готовности позади него, намереваясь сопровождать «Хадсон» насколько хватит их ограниченного запаса полета, чуть более 410 миль. С подвесными баками они могли сопроводить бомбардировщик до самого северного побережья Испании и благополучно оставить его над Бискайским заливом.
Эти «Хадсоны» и «Бофайтеры» каждую неделю доставляли мешки с дипломатической почтой, разведывательные документы и фотографии, однако на этот раз им предстояло доставить очень специфический груз — Геннадия Орлова и его говорящие беруши. Однако у человека по фамилии Лобан в этот день возникли иные планы. Орлова не было в автомобиле, подъехавшем к взлетной полосе. Вместо него там были лишь документы — протоколы допроса и предупреждение о том, что Орлов сумел сбежать.
* * *
… Орлов знал, что наушники могут погубить его, как он и опасался. Впервые услышав синтезированный голос ИИ с приветствием и ответом на запрос в темной комнате, погребенной в недрах Скалы, он понял, что все было кончено. Он понимал, что никак не сможет объяснить это. Изначально он ставил на то, что британцы не смогут обнаружить связи между наушниками и его курткой. А зачем им было делать это? В рамках их ограниченного понимания, единственным выводом, который они могли сделать, было то, что эти «беруши» были частью пусть и весьма продвинутой, но просто системы беспроводной связи.
Вопрос Лобана «Кто она?» был почти комичен, однако Орлов сначала подумал, что он был еще не полностью изобличен. Да, англичане намеревались серьезно взять его за задницу, и он понимал, что в ближайшем будущем ему предстоят намного менее вежливые допросы, но глупость вопроса Лобана подсказала ему, что они не имели ни малейшего представления о том, что эти наушники лишь обеспечивали связь с его карманом, точнее с плашетом, спрятанным под подкладкой.
Однако он не переоценивал своих шансов. Нужно было думать быстро. Он тяжело вздохнул, почесывая голову, и спросил, не может ли он взять сигарету из кармана куртки. Он надеялся, что сможет незаметно нажать кнопку у воротника и выключить компьютер, вместе с которым отключатся и наушники. Он мысленно обругал себя за то, что не сделал этого в первую очередь.
Лобан сидел на расстоянии вытянутой руки от вешалки и кивнул, однако просто встал, достал сигареты и бросил почти пустую пачку Орлову. Куртку, несомненно, тщательно обыскали, однако подкладка и изоляция компьютера была настолько хороша, а само устройство настолько тонким, что ничего, кроме сигарет, в куртке не нашли. Орлов потянулся за сигаретами, и его сердце забилось чаще. Лобан поднес ему зажигалку из кармана. Он сам закурил и молчал первые несколько затяжек, прежде, чем выражение его лица не указало, что он ждал объяснений и немедленно.
— Кто она? — Сказал он, гораздо громче, чем в первый раз, катая наушник между большим и указательным пальцами, в итоге сделав то, что положило конец попыткам Орлова как-то выкрутиться из ситуации.
— Подождите, идет поиск, — ответил голос в наушниках. — Это может быть ответом на ваш вопрос. «Она» является местоимением, обозначающим женщину либо женскую особь животного, либо что-либо, традиционно отождествляемое с женским родом, например, корабль[25].
Лобан с потрясенным видом посмотрел на наушники.
— Какого черта? — Спросил он по-русски, наполовину изумленно, наполовину раздраженно. Затем он поднес наушник ко рту и резко сказал.
— Ты думаешь, это смешно? Ну, давай, посмейся, потому что мы перехватили сигнал и выследим тебя через несколько минут, тупая стерва!
Лобан, конечно, лгал, лишь попробовав старый заслуженный трюк с обманом укрывшегося противника угрозой. На этот раз он не трогал наушники, тем самым не переключив их на режим приема, и ответом, к большому облегчению Орлова, стало лишь молчание.
— Смешно, — сказал Лобан Орлову.
— Не трудитесь искать ее, — сказал Орлов. — Она уже очень далеко. Да, Светлана бывает очень раздражающей, — сказал Орлов, отчаянно ища способ вновь вернуть поезд на рельсы. Назвав говорившего женским именем, он надеялся отвлечь внимание Лобана от наушников. — Она… Мой радист. Да, Светлана бывает той еще стервой. Это для нее типично. — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону наушников. — Однако, я полагаю, больше нет смысла играть в игры.
— Рад это слышать, — сказал Лобан. — Так кто же это? Вы из НКВД? ГРУ? Морской разведки?
— НКВД, — сказал Орлов, выпустив длинную струю дыма. Он постарался принять вид человека, разговаривающего со своим коллегой, и это был его последний шанс, в надежде на то, что союзные отношения между Великобританией и СССР помогут ему выбраться из того бурлящего котла, в котором он оказался. Однако Лобан снова покрутил наушники в руке, переключив их в режим приема, и приложение подхватило его вопрос.
— Так откуда же вы взялись? — С выжидательным взглядом спросил Лобан, полагая, что Орлов может сказать, что был переведен в ячейку НКВД в Мадриде в 1938 году, в разгар личной гражданской войны Франко. Однако в этот момент «Светлана» снова проговорилась, и на этот раз Орлов понял, что судьба его была решена.
— Файл был загружен из открытой библиотеки ТАРКР «Киров», в десять часов сорок минут 13 августа 2021 года. Зарегистрированный пользователь: Капитан Геннадий Орлов, начальник оперативной части.
Лобан не вполне понял. Слово «загрузка» было технически жаргоном и впервые было использовано в качестве существительного в 1977 году и приобрело более значительно распространение в качестве глагола в 1980. Но оно было достаточно описательным, так что и два других не прошли мимо его внимания[26].
— Корабль? — Сказал он, пораженный тем, что услышал, глядя на наушники Орлова и на самого Орлова. — Капитан Геннадий Орлов? Тринадцатое августа 2021 года? Что?
В тот же вечер автомобиль направился к самолету, ждавшему на гравийной взлетной полосе аэродрома Норт-Филд, но Орлова на нем не было. Лобану удалось вывести его другим маршрутом, проведя через длинный лабиринт туннелей к секретному выходу на северо-восточной стороне полуострова. Там он провел Орлова под угрозой применения оружия по длинному склону к неровному берегу, где их ждала рыбацкая лодка. У нее их ждали трое. Лобан взглянул на часы, сунул руку в карман и вручил Орлову пачку сигарет.
— Счастливого пути, — быстро сказал он. — Боюсь, что вам придется отправиться на восток, а не на запад, мистер Орлов, и вернуться к своим друзьям на Черном море, где вы сможете рассказать им все об «Украине», капитане Павловко и всем остальном. Я не поверил во все это, и не сомневаюсь, что они тоже не поверят. Думайте сами, примет ли вас НКВД с распростертыми объятиями или нет. Но там вы точно получите лучшие условия для проживания, нежели в Блэтчли-Парке с МИ-6. Это все, что я могу сделать для вас. Но у вас будет компания из этих троих в этом долгом путешествии, а один из них даже говорит по-русски. Сергей Камков, вот тот, долговязый.
— Spasiba, — сказал Орлов, несмотря на свои опасения по поводу подобного развития событий. Ему предстояло отправится куда-то на лодке, а не на самолете, но он и понятия не имел, куда его намеревались отправить на самом деле и почему, пока Лобан не наклонился к нему и не сказал тихо:
— Вы же не думали, что на собирался отдать вас англичанам, друг мой? Нет, мы заботимся от своих, а с этими тремя вы будете в надежных руках. Теперь я должен идти.
Это заявление удивило Орлова. Лобан тем временем спустился по склону и отдало высокому человеку из ожидавшей их троицы мешок дипломатической почты и что-то торопливо сказал. Затем он направился вверх по слону к скрытому выходу и исчез в лабиринте туннелей. Ему предстояло найти способ не привлекая к себе внимания, но штатно выбраться со Скалы и добраться до телефона, чтобы позвонить торговцу вином в Ла-Конпенсьон, находящегося к северу от границы, разделявшей Испанию и Гибралтар. Он попросил его доставить бутылку вина на определенный адрес, что было сообщением, гласящим, что он получил хороший улов сведений, которые следовало доставить местному резиденту.
— Светлана, мать твою, — ворчал он. Он знал, что Орлов не был тем, кем казался с того самого момента, как впервые заговорил с ним. Он был военным моряком, в этот Лобан был уверен, но что-то в нем было очень странное. Он был офицером, это также было очевидно. Но где? Когда? На каком корабле? Корабль назывался «Киров», и в этом было что-то забавное. Этот крейсер оказался в ловушке в Рижском заливе в начале войны с Германией. Он сумел добраться до Таллина, а затем прорвался в Ленинград, где и был заперт немецкими минными полями, подвергаясь атакам Люфтваффе при попытках использовать орудия за поддержки защитников блокированного города.
Орлов был офицером флота, подумал он, но он, конечно, не был командиром крейсера «Киров». Однако разведка получила сведения о странном корабле, наблюдавшемся в Средиземном море между 11 и 14 августа, и Лобан оказался достаточно любопытен, чтобы покинуть Гибралтар и направиться на восток, следуя вдоль побережья Испании, на восток через Малагу и добрался до Адры и Матагорды, где и услышал приближающийся корабль. Он был там, видел огненную феерию удивительного морского сражения у побережья в ночь на 14 августа, и заказал несколько бутылок «Зинфандел» на следующий день.
Лейтенант Томас Лобан, бывший двойным агентом, стал еще одним из многих, кто вышел из священных залов Кембриджских апостолов, эффективно работая переводчиком в МИ-6, одновременно передавая сведения в СССР в последний год. В этом месяце его привлекло слово, услышанное им в потоке радиосообщений… «Джеронимо». Шаг за шагом, советское главное разведывательное управление, ГРУ, связало это слово с кораблем, а корабль с хаосом, воцарившемся в Средиземном море в этом месяце. Они хотели знать, почему британцы так заинтересовались деятельностью советского военно-морского флота на Черном море и наличием каких-либо советских военно-морских офицеров в Средиземном.
Лобан рассказал им все об Орлове и полагал, что теперь они смогут поймать реальный улов, и одновременно не дать сделать то же самое британцам. Он закурил сигарету и направился в туннель, довольный собой. В Москве это произведет хороший такой переполох, подумал он, хотя и не знал, насколько серьезный. Его предательство привело к дикой охоте, которой предстояло охватить многие континенты на протяжении десятков лет впереди, а от ее исхода будет зависеть судьба всего мира.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СТЕРЖЕНЬ № 25
«Не имеет значения то, насколько тщательно вы следите за людьми или вещами, потому что вы просто не можете их контролировать. Иногда люди и вещи просто пропадают. Просто так. Иногда люди могут пропадать прямо у вас на глазах».
Сесилия АхернГЛАВА 7
В 8 000 морских миль и почти 80 годах от них другой крейсер под названием «Киров» направлялся домой. Он предстоял еще долгий путь, и достаточно времени, чтобы привести корабль в настолько презентабельный вид, насколько это было возможно. Командир группы борьбы за живучесть Быко был очень занят. На подходе к базе адмирал Вольский решил, что будет лучше дать о себе знать, напомнив, что напряженность в Норвежском море усиливалась еще перед теми судьбоносными учениями многие недели назад.
Американская подводная лодка сопровождала их большую часть пути домой, и Тарасову пришлось немало постараться, чтобы отслеживать ее все это время. Вольский решил направиться к северу от Хоккайдо. У него было странное чувство, когда Николин перехватил японские радиосообщения и вывел их на громкую связь. От них вернулись воспоминания о сумасшедшем прорыве через Коралловое море, однако это была Япония 2021 года. Там не было Исокору Ямомото, Хары, Ивабути, Хаяси, Сакамото и всех тех, с кем они боролись. Их не было уже давно. Их не встретили ни пикирующие бомбардировщики D3A1, ни торпедоносцы B3N2, затмевавшие собой небеса, и это принесло долгожданное облегчение.
Подводная лодка оставили их при приближении к японским островам, но вскоре они отметили, что эстафету у нее принял американский старый, но надежный самолет Р-3, вылетевший с авиабазы Мисава. На корабле дождались, пока не пройдут Лаперузов пролив/пролив Сойя и войдут в Японское море, и 15-го сентября вышли на связь с домом, испытав облегчение от того, что заголовки газет, спрятанных Федоровым, похоже, не сбылись. Войны, которая должна была положить конец всем войнам, не велось, но растущая напряженность в мире вызывала некоторую обеспокоенность.
После того, как адмирал Вольский обозначил свое присутствие, российская разведывательная авиация появилась в течение часа. Крейсер обошел старый морской разведчик Ту-142 («Медведь-F/J» по классификации НАТО), сопровождаемый парой истребителей МиГ-31, который прошли над «Кировом» на малой высоте. Члены экипажа махали им руками и кричали, истребители покачали крыльями в ответ. Гордость российского флота возвращалась домой. Раненый и прихрамывающий, «Киров» все еще оставался самым грозным надводным кораблем флота.
— Мы никогда не думали о том, как потеря корабля повлияет на страну, — сказал Карпов, глядя, как самолеты проносятся мимо, стоя на штормовом мостике цитадели.
— Это словно если бы американцы потеряли один из своих авианосцев, — сказал Федоров. — В этот корабль вложено очень много национальной гордости.
— Пожалуй, — сухо сказал Карпов. — Нас будут любить примерно неделю. Будут марширующие ансамбли, много салютов и развевающихся флагов, а потом начнутся вопросы. — Он осознал, что они вернулись в ту самую старую закостеневшую структуру ВМФ. Адмирал Борис Абрамов командовал Тихоокеанским флотом, но Вольский должен был сменить его после тех учений. «Киров» также должен был оставить холодные воды Арктики и отправиться в более темный местный климат, так как готовился ко вводу в строй второй корабль их воскрешенного типа, «Леонид Брежнев»[27], который, наконец, был построен на базе старого «Петра Великого» и готовился принять на себя мантию флагмана Северного флота*.
— Адмирал будет раз услышать, что, наконец, появился корабль, носящий его имя, — сказал Федоров. — По крайней мере, хотя бы имя.
— Думаю, что в скором времени ему придется думать о другом. Вскоре начнутся вопросы. У вас готовы на них ответы, Федоров?
— Мы сделали все возможное. Быко заделал все пробоины от 20-мм снарядов в надстройке и закрасил их так, что они выглядят как новые. Повреждение корпуса можно легко объяснить взрывом «Орла». Меня беспокоит, что сказать по поводу повреждения кормового боевого мостика, а также удаленные файлы и отсутствующие журналы.
Они решили попытаться убить двух зайцев одним выстрелом, рассказав, что Ка-40 находился в воздухе прямо над кораблем, когда произошел взрыв на «Орле»*. Согласно истории, вертолет врезался в кормовую цитадель, при этом произошел взрыв вооружения, нанесший тяжелые повреждения. Чтобы сделать эту историю более убедительной, Быко разбросал там несколько старых поврежденных запчастей от Ка-40, подкрепляя общую историю о том, что они ушли в автономку для исправления повреждений. Он держал эти запчасти в качестве трофеев после реального крушения вертолета на кормовой площадке и надеялся, что они смогут объяснить полное разрушение кормовой цитадели.
Что же касалось удаленных данных, то они не могли надеяться объясниться электромагнитным импульсом, как изначально рассчитывал Федоров. Добрынин объяснил, что подобный эффект мог возникнуть только при взрыве в атмосфере, так что они решили сойтись на общем сбое питания, повредившем системы корабля. Это было натянутое объяснение, но они надеялись, что смогут замести следы, чтобы пройти проверку, которая, безусловно, их ожидала.
— Как вам снова ощущать себя капитаном первого ранга, Карпов?
Они решили, что будет лучше восстановить Карпова в прежнем звании. Адмирал Вольский сказал, что он многократно заслужил это. О «Досадном инциденте» в Северной Атлантике также не осталось упоминаний. Хотя капитан сам не считал, что заслуживает этого, однако был благодарен. Отсутствие ядерной боеголовки объяснить будет труднее, но Вольский приказал всем ничего об этом не говорить, заявив, что разберется лично.
Что же касалось Федорова, то он остался капитаном второго ранга и официальным старпомом под началом Карпова. У него не было никаких возражений — он заявил, что они нашли взаимопонимание и хорошо сотрудничали.
— Я был не готов принять командование кораблем, когда Вольский отдал его мне, — сказал Федоров. — Я сделал все возможно, но благодарю Бога за вас, Карпов. Я не думаю, что смог бы справится во всех тех боях, которые провели вы. Адмирал был прав, говоря, что вы один из лучших.
Карпов кивнул, благодаря за похвалу, которая впервые была не заискивающей лестью младшего по званию, который хотел добиться его расположения. Он стал другим человеком, хотя и понимал, что, вероятно, пройдет немало времени прежде, чем те, кто знал его раньше, заметят и осознают это.
— Что насчет Добрынина? — Спросил Карпов. — Как там в этом деле с реакторами? Им придется проводить эту процедуру технического обслуживания в ближайшее время. Что будет тогда, Федоров? Корабль опять исчезнет?
— Я и адмирал Вольский имели долгий разговор с инженерами. Когда мы придем в порт, они извлекут стержень №25 для замены. Добрынин говорит, что они проведут некоторые исследования, а затем организуют его хранение в очень защищенном месте.
— Вы все еще считаете, что стержень управления реактором способен был вызвать это?
— Кто знает? Но он был единственным общим элементом во всех наших скачках. Каждый раз, когда это случалось, стержень №25 оказывался джокером в колоде. Добрынин собирается произвести его микроскопию и проверить, сможет ли что-то обнаружить. Нам же остается только надеяться, что «Киров» останется здесь.
— Согласен, — с торжественным видом сказал Карпов. — Как вы думаете, они что-либо знают о нас?
— О нашем корабле? В прошлом? Ну, британцы определенно должны были изучить случившееся, да и японцы тоже.
— У них было почти восемьдесят лет, чтобы попытаться понять, что это было. Очень долгий срок. Те переговоры адмирала с англичанами, вероятно, позволили им узнать больше, чем мы думаем. И скажу по секрету, что если британцы узнали что-то в 1942 году, то очень скоро то же самое узнали в ГРУ и КГБ[28].
Эта мысль омрачила момент, так как Федоров уже давно беспокоился по этому поводу.
— Сейчас у нас снова появилась спутниковая связь, но я не смог найти в Интернете надежных источников. Много неопределенной информации, но ничего твердого. Нас называют «Рейдер Х», «противник», но я продолжу исследования, когда мы достигнем базы.
— Скорее всего, они выведут в море «Варяг», чтобы встретить нас. Этот крейсер был флагманом Тихоокеанского флота, а теперь на его место придем мы, старый царь «Киров». То есть, если флот сможет найти средства, чтобы залатать нас. Можете поверить, что Сучков не будет рад узнать о повреждениях корабля.
— Мы должны оставить это дело адмиралу Вольскому, но не удивляйтесь, если мы снова окажемся в море в самое ближайшее время. Ничего еще не кончилось. Китай может начать игру вокруг Тайваня в любой момент, а что потом? Им будет нужно, чтобы любой имеющийся в распоряжении корабль был готов к выходу как можно скорее.
— Это будет очень проблематично, Федоров. Я имею в виду, зная, что случилось — и что это легко может случиться снова. Возможно, тогда я не нажал на спуск, но на флоте есть слишком много таких, как я… слишком много таких, каким я когда-то был. Знать, что весь мир может взорваться и скатиться в ад в любой момент уже непросто, в особенности, когда другая сторона начинает напирать. И если они снова найдут нас в море, если снова нас атакуют, у меня может не остаться иного выбора, кроме как стать тем, кем я когда-то был — человеком войны. Можем ли мы этого избежать?
— Трудно сказать. Мы пока не можем судить о том, какие уроки мы извлекли, по крайней мере, не напрямую. Все, что мы можем, это быть людьми, а не машинами, если они снова отправят нас куда бы то ни было. Мы выучили некоторые тяжелые уроки, но да, все мы все еще люди войны, капитан, а не только вы. Мы все.
— Бразильская система!
— Это верно… Как вы думаете, если «Киров» снова ведут в строй, его вернут вам, капитан?
— Я полагаю, это будет зависеть от итогов разбирательства.
— Разбирательства?
— Определенно… Вопросы будут. Военно-морская инспекция пришлет сюда людей в черных костюмах очень скоро. Великий инквизитор почтит нас своим визитом. С Христом по возвращении было так же — его осыпали почестями неделю, а затем начали процесс. — Карпов говорил об известной притче Достоевского, «Великий Инквизитор», который попытался осудить Иисуса Христа после его второго пришествия. «Киров», предполагаемый спаситель флота, также возродился и теперь возвращался домой, но у него было мало сомнений в том, что его примут лучше, чем Сына Божия. — Они будут ошиваться по всему кораблю неделю или две, вероятно, опрашивая каждого на его борту[29].
- Мы собирали личный состав небольшими группами и говорили с ними. Экипаж очень сплотился и проникся настоящим духом товарищества после того, как мы прошли через огонь и вернулись в безопасные воды.
— Кто-то, вероятно, высунется и скажет что-нибудь глупое, — предупреждающе поднял палец Карпов. — Конечно, если кто-то скажет правду, они решал, что мы сошли с ума и пытаемся отшучиваться. Но меня больше беспокоит не правда, меня больше беспокоит наша ложь. Поверьте мне, Федоров, я был лжецом задолго до того, как стал капитаном, и был хорош в этом деле. Я не беспокоюсь насчет себя или офицеров, но какой-нибудь чертов матрос с пятой палубы, обязательно ляпнет что-нибудь не то в ответ на заданный ему вопрос. «Итак, расскажите, матрос Гаврилов, что произошло с кормовой цитаделью? Да, в нее врезался самолет. Имеете в виду вертолет? Ка-40? Конечно. Разумеется. Так точно».
Фелоров кивнул, поджав губы, осознавая, что более 700 человек должны были придерживаться истории, которую они сочинили в любой ситуации.
— И через три-четыре захода какое-нибудь чмо из инспекции таки схватится за волосы на заднице. Я смогу уладить некоторые моменты, вы меня знаете. Я могу неплохо надавить своим званием. Но если они найдут что-то действительно значимое, ситуация может принять совсем другой оборот. И тогда, я думаю, этот берег станет нашим последним.
— Думаете, вы можете потерять корабль?
— Весьма вероятно. Однако должен сказать, что это меня не слишком опечалит. Я устал, Федоров. Устал от ракет, работы с личным составом и всего остального. Думаю, что после того, как все утихнет, я смогу с чувством выполненного долга уйти в отставку. Тогда они смогут говорить и делать, что хотят.
Федоров не ответил, и капитан толкнул его рукой.
— А как насчет вас?
— Понимаю, о чем вы говорите, капитан. Я был штурманом. Да, я люблю военно-морскую историю, но, по правде говоря, я не боец. Мне больно понимать, что я убивал людей в этих боях. Многие погибли, и я увидел все, что когда-либо хотел знать о войне на море. Но, с другой стороны, если мы, то есть вы, я и адмирал, останемся на службе, мы получим какую-то возможность предотвратить войну, которая, как мы знаем, все приближается.
— Вы полагаете, мы можем как-то предотвратить то, что будет?
— Мы уже не дали ей начаться тогда, когда она должна была начаться. Если мы останемся на службе на некоторое время, мы могли бы попытаться направить происходящее подальше от конфликта.
— Это правда, — сказал Карпов. — Мы бы имели некоторое влияние, особенно если они все же снова дадут нам «Киров». Если война действительно приближается, и начнется здесь, на Тихом океане, этот корабль окажется во главе нашего флота. Будет трудно идти вперед, зная, что должно случиться, но не менее трудно будет и оставаться в тылу, если вы меня понимаете.
— Да, я понимаю. Но есть еще кое-что, о чем нам стоит побеспокоится. Многое изменилось в этом мире. Все изменилось, капитан. Здесь не было нападения на Перл-Харбор и Битвы за Мидуэй, однако война закончилась примерно так же, за исключением того, что не было бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. У меня не было времени, чтобы изучить период после Второй Мировой, но я уверен, что многое также изменилось. Мы может даже обнаружить, что поменялись ключевые люди в командовании флота. Но в целом, мир все тот же. Я готов побиться об заклад, что все части этой головоломки остаются все теми же, но могут быть разбросаны в другом порядке, и новая картина несколько меня беспокоит.
— О чем это вы?
— Предположим, кто-то из экипажа берет отпуск, мчится домой и обнаруживает, что его дом продан много лет назад и там живут совершенно чужие люди. Если изменились ключевые события, то вместе с ними могли измениться и мелкие. Мы понятия не имеем, что мы на самом деле найдем в этом мире.
— Никогда об этом не думал, — признался Карпов. — И, я полагаю, мы так никогда и не узнаем, что случилось с Орловым? Например, в каком-нибудь из ваших исследований? Было бы забавно увидеть его лицо на одной из старых фотографий времен Второй Мировой.
— Я много думал об этом, — нахмурился Федоров. — Орлов вряд ли мог сделать очень многое. Я полагаю, он мог бы попытаться использовать свое общее знание будущего, но он не был образованным человеком. Наверное, он мог бы сказать, что американцы первыми высадились на Луне, но вряд ли мог бы сказать когда это было и какие бы то ни было детали.
— Слава тебе, господи, — сказал Карпов. — Невежество Орлова принесет нам не слишком много горя, но что-то подсказывает мне, что его нрав породит немало проблем. Он человек себе на уме, Федоров. Он не просто вспыльчив, он привык считать себя кем-то большим, чем он есть на самом деле. Волком среди овец, если можно так выразиться.
— Да… Но, если речь зашла об этом, я обнаружил кое-что тревожное в библиотеке корабля. Кто-то произвел крупную загрузку данных несколько недель назад, и не позаботился о том, чтобы скрыть следы этого.
Карпов прищурился.
— Орлов?
— Возможно. Мог ли он оказаться настолько эгоистичен или глуп, чтобы что-то взять с собой?
— Что, например?
— Кто знает? Возможно, загрузил данные на телефон или планшет. Он очень тщательно подготовил побег.
Глаза Карпова широко раскрылись от внезапного осознания.
— Куртка!
Федоров не понял, и капитан пояснил.
— Она имеет встроенный компьютер, такой же, какие морпехи используют при специальных операциях. Я помню, что он говорил, что любит использовать его, чтобы случать новости, музыку и все такое.
— Не могу сказать, что рад это услышать, — сказал Федоров с обескураженным выражением.
— Не надо удивляться, Федоров. Если Орлов загрузил туда какие-либо данные, вам лучше со всей тщательностью проверить историю, когда мы сойдем на берег.
— Я именно это и собирался сделать, хотя и не уверен, что по этому поводу обнаружится что-то хорошее. Что бы Орлов ни делал, в конечном итоге все закончилось уже давно. Он должен быть мертв. Это история. Но нам придется жить в мире, который он помог нам создать, сбежав с корабля. Тем не менее, если у Орлова была эта куртка, то все могло измениться еще сильнее, чем я полагал. Самое ее существование в прошлом должно привести к серьезным отклонениям. Компьютер, обнаруженный в 1940-х, может изменить многое!
— Теперь вы заставили и меня задуматься о том, что еще изменилось, — сказал Карпов, глядя куда-то вдаль с отсутствующим выражением. — Но даже если они найдут его, они не поймут, что это.
— Могу вас заверить, капитан, умные люди были и тогда. Так что я бы не был так уверен. Это очень тревожные новости, — он посмотрел на появившуюся вдали на горизонте землю Приморья, шедшую на юг от Владивостока. — Мы войдем в порт в ближайшие несколько часов. Вскоре мы увидим сопку Орлиное гнездо и залив Золотой рог. По крайней мере, они должны быть там. Но кто знает, что случилось со старой советской подводной лодкой в морском музее или был ли построен городской океанариум?
— Не буду скучать ни по тому, ни по другому, но в «Золотом драконе» готовить должны все так же хорошо. Как и в суши-баре «Ямато» на Океанском проспекте.
Они оба улыбнулись.
— Суши-бар «Ямато»? — Сказал Федоров. — Полагаю, легенда будет жить в любом случае, даже если корабль покоится на дне моря. По крайней мере, не мы отправили его туда.
— Да, но я очень старался, — пригрозил ему Карпов пальцем. — Это был старый крепкий кабан.
Федоров посмотрел на часы.
— Около трех часов. Затем, я надеюсь, мы узнаем, существует ли наш дом до сих пор, и в каком мире мы находимся.
ГЛАВА 8
Владивосток был одним из всего четырех портов, обслуживавших обширные пространства Российской Республики[30]. Иногда называемый «Сан-Франциско Матери-России», он находился на оконечности длинного полуострова и побережье прекрасного Амурского залива, проходящие над которым новым длинным элегантным мостом, соединявшим материк с островом Фрунзенский[31] на юге придавали ему сходство с Золотыми Воротами и образовали бухту Золотой Рог. Как и Сан-Франциско, он имел процветающее и быстро растущее китайское сообщество, смешивавшееся с 700 000 населением города. Их магазины и рестораны образовывали небольшие китайские районы тут и там поблизости от гавани.
Как и многие города России, он страдал от загрязнения, репутации коррумпированного города и слаборазвитой экономики. 25 процентов населения жило за чертой бедности. Те, кто мог найти работу в промышленном секторе, часто ждали скромной зарплаты многие месяцы, а другие становились самозваными гидами, промышлявшими в медленно растущей туристической сфере. Тем не менее, город и его жизненно важный порт сохраняли стратегическое значение для России в 21 веке. Здесь также базировался Тихоокеанский флот со своими ракетными крейсерами, эсминцами и подводными лодками, хотя их и было слишком мало.
Здесь базировался один крейсер типа «Слава», «Варяг», который теперь должен был уступить свою корону флагмана Тихоокеанского флота вновь прибывшему тяжелому атомному ракетному крейсеру «Киров». Здесь имелись также несколько стареющих эсминцев, четыре старого типа «Удалой», три подводные лодки типа проекта 667БРД/«Дельта-III», пять проекта 971-Б/типа «Акула», старый «Оскар»/проекта 949А и даже несколько ржавых дизельных подводных лодок типа «Кило», пришвартованных к причалам и пирсам в Павловском, к югу от Фокино, где находился штаб флота. Одна новая атомная ударная подводная лодка «Казань» была, пожалуй, самой грозной составляющей подводного флота. Она была укрыта в старой подземной базе подводных лодок, построенной внутри северного мыса в залива Павловское[32].
Флот раскатал для «Кирова» красную дорожку, как и предсказывал Карпов. Был почетный караул, оркестр, церемонии с флагами и другие ритуалы. Весь экипаж во главе с адмиралом Вольским был в белой парадной форме, принимая участие во всех положенных церемониях. Тем не менее, все это лишь откладывало на время шок, который испытали все собравшиеся на пристани офицеры и матросы, видя полученные кораблем повреждения. «Киров» лишился радарной установки на передней надстройке, на месте кормового мостика зиял черный провал, в надстройке за кормовым радаром виднелись затянутые брезентом и закрашенные свежей краской повреждения, причиненные пикирующим бомбардировщиком «Хаяси» D3A1.
Слухи о том, что корабль получил все эти повреждения при взрыве «Орла» во время учений доставили мало радости, так как могли говорить лишь о продолжающемся царстве некомпетентности в то время, как флот изо всех сил пытался достичь поставленной в 2011 году благородной цели строительства 100 новых кораблей к 2020 году. Большую часть, а именно около семидесяти процентов этого числа составляли небольшие фрегаты, корветы и новые подводные лодки. Оставшиеся тридцать должны были представлять собой реальные зубы[33], в том числе два атомных авианосца, хотя ни один из этих кораблей еще не был завершен. Флот до сих пор располагал малым количеством морской авиации, и никогда не мог рассчитывать воплотить давнюю русскую мечту о реальном флоте открытого моря.
Китай прошелся по магазинам, купив большую часть легких авианосцев советского периода. «Киев» был превращен в плавучий отель, а «Минск» в парк развлечений. Второй авианосец типа «Кузнецов», именовавшийся «Варяг» прежде, чем был продан Китаю[34], теперь назывался «Ляолин». Этому кораблю предстояло быть потопленным американской подводной лодкой в растущей склоке вокруг Тайваня, как гласила та австралийская газета. Единственный российский авианосец, его «старший брат» «Адмирал Кузнецов» был переброшен на Тихий океан когда русские спокойно было проинформированы о том, что Китай планировал «крупномасштабную операцию» в будущем.
Тихоокеанскому флоту был придан также один относительно новый фрегат с надстройками из углеволокна и малозаметной конструкцией — «Адмирал Головко», заложенный в 2012 году. Еще два таких корабля ожидались в ближайшее время. Эсминцы проекта 21956 были все еще в значительной степени не завершены, хотя один из них, «Орлан», гордо стоял во Владивостоке рядом с новоприбывшим «Кировом».
«Кирову» было обеспечено «свободное место» в стороне от бетонных доков у Корабельной улицы. Адмирал Вольский, как и Карпов, понимал, что военно-морская инспекция прибудет в течение нескольких дней, поэтому направился к начальнику инженерной части Добрынину, дабы проверить, что могло быть сделано со стержнем управления реактора, в котором они предполагали причину их странного перемещения во времени — стержня № 25.
— Что мы можем сделать, Добрынин? Мы можем рисковать оставить его на корабле?
— То есть, может ли случиться что-либо, когда мы должны будем производить техническое обслуживание стержня?
— Да, это будет очень тревожным, если корабль вдруг снова исчезнет во время швартовки. Возможно ли безопасно удалить его? И передать куда-либо?
— Это займет некоторое время, но мы можем отправить его в Приморский инженерный центр через залив. Там есть оборудование для тестирования стержней, и я хотел бы изучить его внимательнее. Мы могли бы поместить его в защищенный контейнер, а затем перевезти на барже через залив, и далее на грузовике в Центр.
— Я все обеспечу, — быстро ответил Вольский. — У вас будет все, что нужно. Но мне нужно, чтобы это выглядело обычной процедурой. Нам не нужно лишнее внимание.
— Я понимаю, товарищ адмирал. Я представлю это просто как стандартную процедуру замены — это не будет выглядеть подозрительно после такого долгого похода. Кроме того, я действительно хотел бы заменить стержни номер 5 и 7. Заодно запрошу новый для замены 25-го. Ничего странного.
— Хорошо. Уберите эту чертову штуку с корабля как можно скорее, хорошо?
— Закончим завтра, товарищ адмирал.
— Отлично… Но, я думаю, вам следует приставить к нему кого-то, кто будет непрерывно следить за ним. Вы же знаете, как это бывает. Кто-то отвлекается на что-то и все, привет. Какой-нибудь клерк надумает искать запчасти и отправит эту проклятую штуку на другой корабль.
— Нам всем этого бы не хотелось, товарищ адмирал.
— Именно. Так что приставьте кого-нибудь — это приказ. Если возникнут вопросы, скажете обращаться непосредственно ко мне. Нужно сделать все правильно. Одно из преимуществ крупногабаритных грузов в том, что их не очень-то получается разбрасывать где попало.
— Для этого имеются адмиралы, товарищ командир. Я приставлю двоих.
* * *
Павел Каменский оторвал глаза от книги и посмотрел поверх очков, услышав шум на лестнице. Это был его внук Алексей, вбежавший наверх со всех ног и крикнувший с надрывом, дающим понять, что что-то случилось:
— Дед! Дед! Он здесь!
Алексей, которому было двенадцать лет, вбежал, мелькая голыми коленками, выступающими между длинными белыми носками и простыми коричневыми шортами — погода на этой неделе была необычно теплой. Его глаза блестели, а щеки были красными.
— Он здесь!
— Минуту, мой юный друг. Кто здесь?
— «Киров»! Дед, он вернулся! Показывали по телевизору только что. Мы можем пойти посмотреть? Ну пожалуйста!
— «Киров»? Здесь?
— Сказали по новостям. Они говорят, что он не затонул, а просто выполнял какое-то задание. А теперь он вернулся! Мы можем пойти посмотреть?
Алексей ничем не отличался от миллионов мальчишек своих лет. С момента прорезания первых зубов его любимыми игрушками были пластмассовые динозавры, медленно сменяющиеся солдатиками. Он проводил долгие часы с друзьями во дворе, вырабатывая некую систему, в которой один трицератопс соответствовал двум пулеметчикам и снайперу, либо танку. Со временем он постепенно сменял всех динозавров младшим ребятам, создав на их месте мотострелковую дивизию. Через несколько лет он оставил и их, переключившись на модели. На новый год его часто можно было видеть с моделью МиГ-31 в руках, которым он облетал дом, уклоняясь от елки и периодически заходя в атаку на их кота Тамико.
В одиннадцать лет он увлекся историей великих морских сражений и собиранием моделей кораблей. У него была модель немецкого линкора «Бисмарк» и знаменитого японского линкора «Ямато», самого большого из кого-либо построенных. Также у него была модель подводной лодки типа «Щука-Б», или «Акула», как называли эти лодки в НАТО. Но самой любимой его моделью была модель «Кирова». Он проводил многие часы, воображая себе этот корабль в открытом море и думая, что в один прекрасный день сможет уйти на флот и сам стать его капитаном.
— А вот кто кого? — Спросил он деда однажды. — Может ли «Бисмарк» победить «Ямато»? Я не думаю. У него всего восемь орудий, и все они меньше.
— Думаю, ты прав. Оба они серьезные корабли, но я думаю, что да, «Ямато» бы победил.
— А «Киров», дед? Он же сможет побить обоих, верно?
— Хотелось бы надеяться. Но посмотри на то, какие у «Кирова» маленькие орудия. Что он сможет с ними сделать? — Каменский поддразнивал внука, понимая, что сейчас тот примется увлеченно рассказывать о ракетах, скрытых в носовой части палубы. Ожидания его оправдались. Алексей приподнял пластмассовую крышку на модели корабля, демонстрируя его внутренности, и указал на ракеты, стоявшие в пусковых установках по восемь[35].
— А это на что? — Увещевающе сказал он. Они же могут летать — и очень быстро! Они могут поразить «Ямато» хоть вон там, — он указал на угол, где Тамико спал на своем любимом месте на ковре под батареей, не обращая внимания ни на что и уж подавно не думающего о линкорах.
— У «Ямато» большие орудия, но они не могут стрелять настолько далеко. И еще у «Кирова» радары. Он может обнаружить «Ямато», даже если он будет стоять в моей комнате.
— Даже в твоей комнате? Ну, тогда «Киров», конечно, победит, — даже двенадцатилетнему мальчику было понятно то, что Карпов убедительно продемонстрировал на Тихом океане.
— Дед, пойдем после обеда? Хорошо?
Каменский согласился, и его внук убежал вниз, чтобы рассказать обо всем матери. Старик спокойно положил книгу на стол со странным выражением в глазах. Он встал и очень медленно подошел к объемному стеллажу с книгами возле стены, проводя пальцами по корешкам в поисках нужной книги. Вот, «Хронология войны на море 1939 — 1945», русское издание. Он очень медленно вытащил ее, словно берясь за старое незавершенное дело, возвращаться к которому ему совершенно не хотелось.
Его пальцы перелистывали замусоленные страницы, ища главу «1941 год». Затем он нашел аккуратно подчеркнутый отрывок с карандашными пометками на полях. Раздел был озаглавлен «Арктика, 22 июля — 4 августа». Ниже сообщалось следующее: «Удар британских авианосцев по Киркинесу и Петсамо был отменен, когда разведывательный самолет обнаружил неопознанный корабль к северу от острова Ян-Майен». Это было первое появление корабля, получившего обозначение «Рейдер Х», который, как предполагалось, был немецким тяжелым крейсером, оснащенным экспериментальными ракетами в качестве основного вооружения. Британские и американские силы начали охоту на него и в конце концов потопили… Или нет? Он прищурил глаза, читая собственную заметку на полях: «см. «Атлантика, 23 августа — 1 сентября».
Каменский нашел этот раздел и начал читать:
«Из-за сообщений, полученных от британского вспомогательного крейсера «Черкессия» из Фритауна и канадского вспомогательного крейсера «Принц Дэвид» была предпринята операция по перехвату предполагаемого немецкого вспомогательного крейсера в центральной Атлантике. В ходе операции «Принц Дэвид» обнаружил неизвестный корабль, предположительно крейсер типа «Адмирал Хиппер». Это спровоцировало полномасштабную операцию по его поиску».
Он провел пальцем по длинному абзацу, читая о том, как британские и американские силы предприняли совместную операцию в регионе. Британский линкор «Родни» был немедленно поставлен в известность и, вместе с американской авианосной ударной группой 2,6 начал охоту. Самолеты с авианосца «Йорктаун» вскоре обнаружили несколько торговых судов в районе поиска, а затем неожиданно действительно заметили военный корабля, «предположительно, крейсер типа «Хиппер».
«Вторая американская оперативная ударная группа была немедленно сформирована вокруг авианосца «Лонг-Айленд», чтобы расширить зону поиска. Британский флот направил в район Соединение «F» в составе авианосца «Игл» и крейсеров «Дорсетшир» и «Ньюкасл», а также отозвал с сопровождения конвоев линкор «Ривендж» и три быстроходных крейсера. В целом, объединенная англо-американская оперативная группа включала три авианосца, два линкора, двенадцать крейсеров и двадцать эсминцев. Но предполагаемый противник снова словно просто исчез, а адмиралтейство получило хорошие аэрофотоснимки, подтверждающие, что «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Ойген» спокойно стояли у своих причалов. Однако через несколько дней патрульный корабль американской береговой охраны «Александр Гамильтон» поднял тревогу, доложив о «крейсере типа «Хиппер» у Ньюфайндленда.
Предполагая, что немцы, возможно, пытаются незаметно вернуться домой, США немедленно выдвинули из Рейкьявика новую оперативную группу с ядром в виде линкора «Нью-Мексико», чтобы блокировать датский пролив. Тем не менее, они ничего не нашли, и все постепенно стихло».
Но не для Каменского. Его заинтересовали эти странные места и он потратил много времени на изучение описанных событий. Его следующая заметка на полях отсылала его к другому «странному инциденту» в Средиземном море, случившемуся при проводе конвоя к Мальте во время операции «Пьедестал» год спустя. Британское охранение конвоя, линкоры «Нельсон» и «Родни» были атакованы еще одним загадочным кораблем, предположительно, французским линейным крейсером, прорвавшимся из Тулона…
Но Каменский знал, что это был не французский линейный крейсер, потому что его отец когда-то был связан с советской морской разведкой. Когда Каменскому было столько же лет, как и Алексею сейчас, он был так же очарован гладкими и угрожающими обводами военных кораблей. Однажды, когда отец ушел со службы, он рассказал ему нечто, что навсегда застряло в его сознании. Он читал эту самую книгу, которую когда-то дал ему отец, на этом самом месте. Отец заметил, и с усмешкой сказал: «это был не французский корабль. У нас был человек на самом берегу, и он видел все. Может ты, Паша, сможешь понять, что это был за корабль?» — Но больше отец не сказал ничего.
Павел Каменский принял этот вызов. Он пошел работать в спецслужбы, где без лишнего шума время от времени вел работу над загадкой странной истории «Рейдера Х». Он шел по следу многие годы, посещая библиотеки, просматривая книги и старые пыльные дела, в частности, нечеткие фотографии, сделанные гидросамолетом из Милн-Бэй, которому удалось сфотографировать еще один странный корабль в Коралловом море.
Каменский закрыл книгу, но взял не поставил на полку, а положил на стол рядом с остывшей чашкой чая, чтобы почитать позже. Он медленно подошел к столу, на котором его дочь Елена, мать Алексея, всегда оставляла ему утреннюю газету. Он поднял газету и увидел набранный жирным шрифтом заголовок и фотографию крупного корабля в гавани и ликующие толпы на берегу. Заголовок был прост:
«КИРОВ» ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ!»
ГЛАВА 9
Машина остановилась на широкой бетонной набережной несколько дней спустя после заката. Причалы освещались тусклым уличным освещением, но на спокойной поверхности залива отражались городские огни. Задняя дверь открылась, и из нее вышел человек в длинном темном плаще и черной фетровой шляпе. В руках у него был толстый портфель. За ним вышел еще один человек в длинном сером пальто, после чего автомобиль удалился. Двое на мгновение замерли, глядя на клиновидные надстройки тяжелого атомного ракетного крейсера «Киров», стоявшего на якоре у длинной набереженой. С правого борта к нему был подведен плавучий пирс, от которого на уровень палубы поднимались несколько серых металлических трапов.
Человека с портфелем звали Герасим Капустин, он был начальником инспекции военно-морского флота, только что прибившим из аэропорта после длительного перелета из Москвы. Вторым был капитан Иван Волков из управления разведки военно-морского флота. Оба простояли некоторое время, глядя на резкие обводы корабля. Волков периодически указывал на что-либо. Они отметили брезент, прикрывающий пробоину в кормовой части на месте того, что когда-то было вспомогательным боевым мостиком. Капустин провел взглядом в сторону вершины передней надстройки, отметив недостающую антенну радара.
Поджав плечами, Капустин взял портфель и направился к ближайшему трапу. Их встретил морпех-часовой, который отдал им честь, проверил документы и открыл ворота, пропуская их к кораблю. Их шаги по длинному металлическому пирсу звучали зловеще. Часовой подождал несколько мгновений, после чего снял трубку телефона и доложил на мостик.
— Вторые ворота, — сказал он приглушенно. — Они здесь.
— Хорошо. Благодарю за службу, — ответил голос капитана Карпова.
Через десять минут Карпов повернулся, приветствуя двоих, вошедших на мостик. Он подошел к ним, протягивая руку.
— Добро пожаловать на борт, директор… капитан.
Карпов никогда раньше не встречал никого из них. Директор снял шляпу, демонстрирую седеющие волосы, обрамляющие лысину. У него были острые голубые глаза и хорошо подстриженные усы и борода. Он производил впечатление опытного профессора, привыкшего к долгим часам работы за столом над графиками, таблицами, отчетами и прочим. Второй человек, более высокий, производил впечатление серого волка, холодный и отстраненный.
— Здесь все, похоже, в порядке, — сказал Капустин.
— Чего нельзя сказать о корабле в целом, — вставил Волков.
Карпов встретился взглядом с ним, ощутил в капитане стальную холодность. Это был высокий, сероглазый и темноволосый кадровый офицер с бледным лицом и жесткой осанкой.
— Это был непростой поход, товарищ капитан, — сказал Карпов.
— Да, мы слышали, — Волков продолжал изучать капитана, отмечая внешний вид Карпова, его хорошо подогнанную форму, четко сидящую на голове шапку и создаваемую им атмосферу власти. Это человек боец, подумал он. Такой же серый волк, как и я, человек, с которым нужно считаться. Он ознакомился с биографией Карпова во время перелета, отметив, как быстро тот поднялся до своего нынешнего звания и должности командира новейшего и наилучшего корабля флота. Он знал, что это не могло быть легко, и слышал немало слухов о том, насколько Карпов мог был коварен, мог время от времени наносить удары в спину и наполнялся беспокойной, агрессивной энергией. Это были качества, которые Волков понимал слишком легко, так как за свою службу в военно-морской разведки он видел немало распрей прежде, чем достиг своей нынешней должности.
— Ну что же, товарищи, — сказал Карпов, протягивая руку в сторону открытого люка.
— У нас будет более чем достаточно времени завтра. Я полагаю, перелет был утомителен. Если позволите, я бы хотел провести вас в офицерскую столовую, где мы подготовили закуски и легкий uzhin.
Uzhin в России был третьим приемом пищи, всегда после шести часов вечера, хотя и был легче, чем основной, obed, случающийся в районе двух часов дня.
— Благодарю, капитан, — сказал Капустин. — Это будет очень кстати.
Карпов подвел их к люку и пропустил вперед, оборачиваясь.
— Роденко, мостик ваш.
— Так точно, — эхом ответил тот. — Капитан покинул мостик.
Они спустились по трапу и продолжили спуск по другому, затем направившись по длинному коридору, пока Карпов не указал им налево, в офицерскую столовую.
— Как продвигаются восстановительные работы, капитан? — Спросил Капустин, входя в хорошо прогретую столовую, передавая шляпу и пальто мичману в белой форме, однако портфель поставил рядом со своим стулом.
— Все довольно успешно, — сказал Карпов. — К счастью, на корабле имелись нужны запасные части, и Быко уже отправил людей на кормовую надстройку для рекалибровки системы «Фрегат».
— Должно быть, произошел очень серьезный взрыв, когда мы потеряли «Орел».
— Это так. К сожалению, мы также потеряли Ка-40 и Ка-226. Вы могли видеть повреждения кормы.
— Пока нет, — сказал Капустин. — Но мы обязательно осмотрим их завтра, при свете.
Карпов указал на стол, накрытый белой скатертью и с подготовленными серебряными приборами и хрустальными бокалами для воды и вина. На нем стояли подготовленные закуски, яйца с маринованными грибами, а также небольшие открытые бутерброды с сардинами, помидорами и огурцами. И то и другое было обильно посыпано свежим укропом. Капустин зацепился взглядом за блюдо с черным хлебом и потянулся за куском, опуская его в небольшую чашку с холодным супом под названием okroshka.
— Пожалуйста, располагайтесь, товарищи, — улыбнулся Карпов, когда они приступили к еде, пока ординарцы[36] наливали им воду и вино. — Еще будут салаты и pierogies, а главным блюдом — фаршированные halupkis[37] и Строганофф с Kasha.
— Я смотрю, по крайней мере, на камбузе все в порядке, — сказал Волков. Карпов слегка улыбнулся, ничего не ответив, однако отметив завуалированный намек с оттенком наглости.
— Должен вам сказать, что мы начали полагать, что корабль был потерян при инциденте, капитан, — сказал Капустин, намазывая хлеб. — Расскажите, что случилось с системами корабля.
— Что же, на самом деле я не уверен в том, что именно случилось на «Орле». По нашей оценке, произошел взрыв. Их капитан доложил, что у них возникла проблема с одной из торпед. По видимому, они установили неправильную боевую часть[38]. Затем произошел взрыв, и очень значительный. Многие из наших систем испытали последствия — радары, сонар, системы связи. Мы пришли к выводу, что, вероятно, это были последствия ядерного взрыва.
- Звучит тревожно, — сказал Капустин. — Что же, мы прочитали ваш рапорт, как и рапорт адмирала Вольского. Хотя и подвергаю сомнение его решение продолжить поход в подобных условиях, я принимаю его. На данный момент.
— Должен уточнить, — сказал Карпов, — что адмирал рассматривал все возможности, и, учитывая политическую обстановку, мы не исключали вариант, что «Орел» был потерян в результате враждебных действий, возможно, со стороны подводной лодки НАТО. Решение было принято после первого совещания старших офицеров.
— Могу я поинтересоваться, кто присутствовал на совещании? — Капустин потянулся к картошке и pierogies с черносливом. Его глаза смотрели на блюдо.
— Адмирал Вольский, я и начальник оперативной части Орлов.
— Однако в настоящий момент Орлова нет на корабле.
— Так точно. Он отправился на корму, чтобы разобраться с ситуацией на вертолетной площадке и погиб при взрыве, когда Ка-40 загорелся.
— Понятно… — Капустин потянулся за Pierogi. — Что же, пока все нормально. Обязательно нужно прикинуть все волчьи ямы, если уж ставите на чернослив[39].
- Но только не этом корабле, похоже, — сказал Волков с намеком, достаточным, чтобы Карпов понял, с кем он имеет дело.
— Что же, капитан Волков, — сказал Карпов, указывая рукой на суповую чашку. — Похоже, вам по вкусу okroshka. Есть много вещей, которые следует подавать холодным. Например, маринованные огурцы, картофельный салат «Оливье», хороший бекон Salo, салями, сыр, селедку и икру, и еще кое-что, мое любимое.
— И что же это? — Волков посмотрел ему в глаза.
— Месть, — улыбнулся Карпов. — А также хорошие водку и пиво. — Он взял небольшой бутерброд с сардинами на тонком ржаном хлебе и откусил.
* * *
Мичман Илья Гарин смотрел на монитор испытательного стенда, внимательно следя за потоком показаний. Предварительный осмотр не выявил опасности, и теперь процедура обследования стержня медленно ползла к середине, когда его должен будет сменить Марков. Добрынин находился в помещении ниж, изучая показания электронного микроскопа, проводящего детальный осмотр стержня №25, медленно опускаемого в рабочее положение.
Они работали на низкосортном морском реакторе КЛТ-40, построенном в качестве резервного для плавучей атомной электростанции «Академик Ломоносов», развернутой на Камчатке в 2016 году. Русские решили, что подвижная электростанция будет полезна в данном регионе, а конструкция оказалась настолько надежной, что они создали резервный реактор, используемый в качестве испытательного в Приморском инженерном центре. КЛТ-40 был похож на реактор «Кирова», представляющий собой два небольших водо-водяных реактора, работающие на Уране-234[40]. Некоторые типы реакторов для промышленной выработки энергии имели шестьдесят управляющих стержней, но это был испытательным, и потому был оснащен лишь двенадцатью и вырабатывал меньше энергии.
Добрынин спокойно проводил обычную рутинную процедуру проверки стержня № 25 на предмет любых признаков коррозии или дефектов. Стержень был установлен на испытательном стенде, в центре круга из двенадцати стержней реактора. Таким образом стержень, выступающий в качестве «запасного» в блоке из двадцати четырех стержней в реакторе «Кирова», теперь играл в «младшей лиге», будучи на самом деле стержнем № 13. Данный тестовый реактор производил десять или даже меньше процентов энергии силовой установки «Кирова», что позволяло безопасно изучить его на предмет аномалий в реальных условиях.
Марков подошел со сложенным журналом под мышкой и похлопал Гарина по плечу, занимая свое место у монитора.
— Илья, обед, — сказал он. — Когда закончишь, Добынин хочет сверить результаты.
— Опять графики и таблицы, — сказал Гарин. — А что мы вообще ищем, Марков?
— Не спрашивай. Просто следи за показаниями. Пусть у Добрынина голова болит.
— А она у него болит, — Гарин обернулся через плечо, глядя в длинный коридор за дверью. — Адмирал был здесь с ним все утро.
— Это все чертова инспекция, — сказал Марков. — Говорят, что Капустин ходит там везде в белых перчатках. Опрашивали многих членов экипажа, даже матросов.
— Повезло нам, что мы ничего не знаем, да? — Бодро сказал Гарин. — Что читаешь?
— Просто журнал, — он показал Гарину журнал, открытый на странице со статьей «Британцы вспоминают павших в не достигнутом «Согласии».
— Только давай следи за монитором. Журнал можно почитать в комнате отдыха.
— Иди поешь, Илья. Я прослежу за всем следующий час.
Это и в самом деле было надолго. Гарин направился по длинному коридору мимо контрольного центра, где работал Добрынин в столовую. Жуя бутерброд, он вдруг заметил, как освещение замигало. Он поднял глаза и заметил, как неоновая лампа засбоила, но не придал этому значения. Чуть больше часа спустя он закончил с чаем и направился обратно по коридору, просунув голову в контрольный центр и сказав Добрынину, что собирается сменить Маркова.
— Хорошо, Гарин. Как еда сегодня?
— Очень вкусно. Хороший черный хлеб, советую попробовать.
— Да, но сначала нужно закончить с этими показаниями.
— Марков сказал, что вы хотели, чтобы я снова передал вам данные?
— Если будете так добры, товарищ Гарин.
Гарин посмотрел на часы.
— Цикл уже почти окончен. Проблемы?
— Мы об этом не узнаем, пока не получим все данные. Но уже можно начинать отключение. Двадцать пятый уже выведен, и изначальные двенадцать апостолов пока что спокойно молятся. Выводите оставшиеся двенадцать стержней и начинайте отключение. Марков может пойти перекурить.
— Так точно. Я иду прямо туда.
Гарин выскользнул в дверь и побежал к испытательному стенду, вставил свою ключ-карту и подождал, пока не загорелся зеленый индикатор. Он открыл дверь, отметив, что в зале погас свет.
— Марков, твоя очередь, — сказал он. — Хлеб сегодня ничего, но не раньше, чем мы проведем отключение. А мне потом еще два часа сопоставлять результаты.
Он вошел в контрольный центр, ощущая, что что-то не так. Затем он понял, что что-то действительно не так. Его пальто пропало. На пульте не было ничего, ни книги, которую он читал, ни кружки с чаем, ни ручек. Журнала Маркова тоже не было. Более того, исчезли кресла. Что за ерунда?
— Марков?
Гарин наклонился, чтобы посмотреть за монитор, но там никого не было. Да куда же он делся? Добрынина хватит удар, если он узнает, что Марков самовольно ушел с поста. Рядом с контрольным пунктом не было туалета, но, возможно, Марков выпил слишком много чая и был вынужден удалиться? Однако он мог понять отсутствие книг и журналов, но куда делись кресла? Добрынин с них шкуру спустит. Человек должен был отслеживать весь процесс процедуры технического обслуживания ядра. Гарин покачал головой и посмотрел на мониторы, испытав облегчение, когда не обнаружил никаких тревожных индикаторов.
Марков, вот идиот, подумал он. У него будут реальные проблемы, если я скажу Добрынину о том, что он ушел со своего поста. А что он сделал с креслами? Гарин протянул руку и включил последовательность полной остановки системы, глуша реактор. Еще одна секция из двенадцати стержней опустилась в активную зону, замедляя реакцию до незначительного уровня перед окончательным отключением.
Раздался сигнал селекторной связи. Он подошел и нажал кнопу.
— Говорит мичман Гарин, испытательный стенд.
— Гарин? Отправь ко мне Маркова с накопителем перед тем, как он уйдет на обед. — Это был Добрынин.
Гарин осмотрелся… Накопителя тоже не было.
— Товарищ лейтенант…. — Начал он. — Маркова здесь нет, и накопитель тоже исчез. Должно быть, он забрал его с собой. — Он терпеть не мог кого-то закладывать, но это нужно было сказать. — Его здесь не было, когда я пришел сменить его.
— Нет? Да я его в кипятке сварю!… Где он, это же никуда… Ладно, забудь. Просто завершай процедуру отключения. Я буду через несколько минут. Найду его — в унитазе утоплю!
— И еще… — Гарин стиснул зубы и сказал. — Кресла пропали. Оба. — Он ощутил себя полным дураком, но что еще он мог сказать?
— Кресла пропали?
Кресла пропали, накопитель пропал, куртки Гарина тоже не было на вешалке у стены, изчезли книги и журналы и даже кружка Маркова с чаем. Марков пропал без вести, и это был последний раз, когда его видел кто-либо на Земле.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ
«А если Завтра не настанет, если оно исчезнет неведомо куда? Если время остановится? И Вчера — то самое Вчера, где многие из нас сбились с пути, — вдруг окажется впереди, там, где мы ожидали увидеть завтрашний восход?»
Роберт Натан, «Портрет Дженни»ГЛАВА 10
Доктор Золкин был первым старшим офицером, появившемся на месте происшествия вслед за двоими матросами и старшиной второй статьи. Около люка собрались еще три или четыре матроса, которых он быстро отогнал прочь. Заглянув внутрь, он увидел, что еще несколько матросов пытаются поднять с койки тело и быстро вошел, закрыв за собой люк.
— Оставьте его, пожалуйста, — сказал он, шагнув в сторону койки и присматриваясь к телу. С одного взгляда ему стало все понятно. Он приоткрыл веко, отметил темную борозду на шее, проверил пульс и обратил внимание на пятно на штанах в районе паха. Это был матрос Волошин, обратившийся к нему несколько недель назад с жалобой на преследующие его кошмары, в котором прямо на него пикировал японский самолет. Золкин прописал ему усиленное питание и отдых, а также выдал пару таблеток аспирина вместе с легким успокоительным, отправив в пустую каюту на офицерской палубе, где было тихо и спокойно. Это случилось несколько недель назад, но теперь Волошин вернулся обратно. Дневальный проводил уборку кубрика и обнаружил Волошина повешенным на металлической балке у стены. Он был уже холодным.
— Когда вы его нашли?
— Десять минут назад. Он был там, — старшина указал на балку и Золкин тяжело кивнул.
— Понятно. Принесите носилки и доставьте тело в лазарет. Я должен буду произвести вскрытие.
— Есть.
— И, я думаю, будет лучше, если вы не станете распространяться об этом, — предостерег доктор. — Мы проделали долгий путь за последнее время, все на пределе.
— Дело не только в этом, товарищ капитан второго ранга.
— Да?
— Волошин получил плохие известия.
— Какие?
— О его жене, товарищ капитан. Он позвонил домой, но никто не ответил. Во второй раз трубку поднял какой-то мужчина. Он спросил о ней, но тот ответил, что не знает ее.
— Понятно… — Сказал Золкин, поднимая медицинскую сумку. — Думаете, Волошин решил, что жена ушла от него к этому человеку?
Двое matros заметно поежились, а старшина продолжил:
— Дело не в этом, товарищ капитан. Волошин отправил семью во Владивосток за две недели то того, как мы вышли из Североморска. У них была квартира, прямо здесь, в Ленинском районе. Мы пошли туда с ним вечером, но…
— Но что?
— Там ничего не было, товарищ капитан. Квартира должна была быть в доме номер двадцать, но нумерация была неправильной. Были дома девятнадцать, двадцать один и двадцать три.
— Вы уверены, что искали на правильной стороне улицы?
— Разумеется, товарищ капитан. Но такого дома не было, нигде на улице. Ничего не понимаю. Мы проверили адрес по номеру телефона, и он оказался на другом конце города, Партизанский проспект 20. Однако нам нужно было здание на улице Невельского. Его это очень расстроило, товарищ капитан.
— Могу себе представить.
Золкину хотелось бы думать, что они просто ошиблись адресом. В конце концов, Волошин только что перебрался в новый город, за много тысяч километров от холодного северного Североморска. Было легко заблудиться в лабиринте незнакомых улиц и строений. Однако чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что дело было не в том, что он забыл свой новый адрес, а в том, что он утратил надежду на то, чтобы начать здесь новую жизнь.
— Понятно. Я разберусь. Убедитесь, что его доставят в лазарет немедленно. — Он подошел к бельевому шкафу, достал оттуда чистую простынь и накрыл Волошина, соблюдая некую торжественность. Он потянулся за медицинской сумкой, когда в проходе появился высокий офицер в сером пальто с серебряными пуговицами и полосами капитана на рукавах. Человек быстро осмотрелся и остановил взгляд на докторе, понимая, что тот был старшим по званию из присутствующих.
— Что случилось?
Золкин окинул его взглядом. Он не знал этого человека, и потому представился формально:
— Капитан второго ранга Золкин, начальник медицинской части корабля.
— Этот человек болен?
— Прошу прощения, с кем я говорю?
Человек показался раздраженным, его глаза сузились, а на лице появилось надменное выражение.
— Волков, — сухо сказал он. — Капитан Волков, разведка ВМФ.
— В таком случае, я капитан Золкин, — доктор улыбнулся, протягивая ему руку, которую Волков пожал без особого тепла. — Пойдемте, — сказал Золкин. — Теперь, когда мы, капитаны, представились друг другу, лучше будет поговорить в моем кабинете. У этих людей своя работа. Пройдемте, капитан Волков? — Он указал на открытую дверь. Волков нахмурился, но вышел.
— Вы не ответили на мой вопрос, доктор, — сказал он, когда они вышли в коридор.
— Болен? Нет, капитан. Это человек мертв.
— Мертв?
— К сожалению, да. По предварительным выводам, это было самоубийство, но, разумеется, я должен буду провести вскрытие и составить отчет.
— Кто-то из остальных как-то причастен?
— Нет, разумеется. Они просто вахтенные, которым поручена уборка офицерских помещений. Они нашли его.
— Это был офицер?
— Нет. Это был матрос Волошин. Видимо, он получил плохие известия о своей семье.
— Что он здесь делал?
— Это будет долгая история, товарищ капитан.
— Понятно… Буду ждать отчета, доктор.
— Отчета? Вы новый офицер командного звена, получившего назначение на корабль, товарищ Волков?
— Я уже сказал, что я из разведки флота. Управление инспекции.
— Не помню, чтобы я должен был представлять отчеты в инспекцию флота. Я полагал, вы занимаетесь главным образом системами и вооружением кораблей.
— Боюсь, что наша сфера интересов намного шире, доктор, хотя не думаю, что должен обсуждать это с вами. Просто предоставьте мне заключение и, разумеется, копию всех ваших медицинских карт.
Золкин поднял брови.
— Не хочу доставлять вам проблемы, капитан, но они были уничтожены во время инцидента. Думаю, вы уже слышали. Да, ничего не работало должным образом и технический персонал еще не успел предоставить мне новый компьютер. Я сохранил некоторые записи на бумажных носителях, разумеется, все выписанные рецепты и перечень использованных лекарственных средств. Но у меня нет электронных записей, за исключением документации по пострадавшим в результате инцидента и других травмах, полученных членами экипажа.
Они остановились у лестницы, и было понятно, что Волков не был рад это услышать.
— Нет медицинских карт? — Сказал он с намеком на упрек в голосе. — Это неправильно, доктор. Я мог бы выдвинуть против вас обвинение в служебном несоответствии.
— Могу заверить вас, капитан, что мои обязанности заключались в первую очередь в помощи людям, обращавшимся в мое отделение. Кроме того, я внес все основные записи в медицинский журнал, который буду рад предоставить после утверждения вышестоящим офицером.
— Я являюсь таковым, доктор. Не создавайте себе проблем, обращаясь к адмиралу.
— Вы теперь в структуре командования на этом корабле? Кто вас сюда перевел, Волков?
— Не притворяйтесь дураком. Меня сюда не переводили. Я здесь, чтобы провести полное и тщательное расследование, и ожидаю полного содействия каждого члена экипажа, в особенности офицерского состава.
— Разумеется, я буду рад оказать вам содействие, капитан, но давайте делать все как положено. Мне нужно указание от капитана Карпова либо адмирала Вольского. После чего вы можете сколько угодно пытаться расшифровать мой почерк. Ведь все врачи печально знамениты именно этим, верно?
Золкин улыбнулся, указывая на трап.
— После вас, товарищ капитан.
Волков сжал зубы, потом смягчился и начал спускаться по трапу, бросив на Золкина гневный взгляд.
* * *
Адмирал Вольский закончил прием дел у командующего Тихоокеанским флотом Борисом Абрамовым. Теперь они оба сидели в кабинете в здании штаба флота в Фокино, небольшом закрытом городе в тридцати пяти километрах к юго-востоку от Владивостока. Вольский поставил чашку с чаем, глядя на синие крыши зданий на островах в заливе и задался вопросом, сможет ли он когда-либо вернуться на такое место, как Таити до конца жизни?
— Вот такая ситуация, Леонид, — сказал Абрамов. — Один старый крейсер типа «Слава», пять ржавеющих эсминцев, несколько фрегатов и десять подводных лодок с таким количеством протечек, что мы выдаем матросам жвачку, чтобы они всегда могли заткнуть их в случае надобности. Слава богу, они отправили нам «Кузнецова», а теперь и твой корабль. На флоте полный бардак, в особенности в связи с обстановкой в Японском море.
— Где сейчас «Кузнецов»?
— В данный момент на севере, проводит учения авиагруппы МиГ-29F[41]. Мы бы до сих пор летали на старых Су-33, если бы Индия не перекупила их в 2012 году. Это дало экономию места, позволив разместить там тридцать шесть МиГ-29. Он должен был остаться в Североморске вместе с «Кировом», и сейчас это наш единственный авианосец.
— Они только что получили «Леонид Брежнев». Он сменит «Кирова». И они получат большую часть новых кораблей типа «Орлан»*. Но что твориться с Японией? Мы пять или шесть недель не имели связи с внешним миром и все пропустили.
- Все-таки, это довольно подозрительно. Если бы не тот факт, что НАТО стоит на ушах из-за того, что не смогли обнаружить вас до перехода на Тихий океан, с вас бы шкуру спустили. Сучков выходит из себя. Как вам это удалось?
— Сучков настолько стар, что уже не может мыслить ясно, — сказал Вольский. — Он вряд ли сможет что-то, кроме как рвать и метать прежде, чем навсегда встанет в сухой док. Теперь мы флот, друг мой. Ты, я и Тамилов на Черном море. Одному богу ведомо, кого они назначат на мое место на северном. А Сучков уже может сидеть в Москве и писать мемуары.
— Вы и Тамилов сможете вести дела, Леонид. Боюсь, что у меня не слишком хорошо с сердцем. Врачи говорят, что нужна операция.
— Ничего, выберешься, — браво сказал Вольский, но он мог видеть, что Абрамов также готовился отправиться в последний путь. Он был устал, бледен и по его глазам было видно, что он провел в море слишком долго.
— Что же касается того, как мы ушли незамеченными, это наш небольшой секрет. На «Кирове» есть несколько очень высококлассных специалистов. У нас было много проблем с электроникой после взрыва на «Орле», но нам удалось кое-что восстановить. Я поручил это лучшим, и мы применили новый набор протоколов РЭБ, который, к сожалению, был утрачен при инциденте с отказом ракеты, о котором я говорил ранее. Но как бы то ни было, этого оказалось достаточно, чтобы мы могли пройти северным путем незамеченными. Этому поспособствовала отвратительная погода и густая облачность.
— Удивительно. Я полагал, что у них всегда три подводные лодки сопровождают вас в любой момент времени.
— Возможно, так и было Борис, но на «Орле» произошел крайне мощный взрыв. Кто знает, что случилось с их аппаратурой? Я понимал, что это место будет кишеть самолетами, вертолетами и кораблями через сутки. Мы провели беглый осмотр района, но не нашли ничего, даже «Славу» — и поэтому я хотел увести корабль настолько далеко, насколько это возможно. НАТО проводила поисковую операцию к югу от Ян-Майена в следующие три дня, верно? Я направил корабль на северо-запад. Это последнее, чего они могли ожидать.
— Мне все еще трудно поверить. Вы тоже потеряли связь со «Славой»?
— Должно быть, произошел отказ систем.
— И радаров, и сонаров, и аппаратуры связи?
— Ты никогда не пробовал слушать океан после подводного ядерного взрыва?
— Ядерного?
— Мы полагали, что да, и, с учетом роста уровня радиоактивности, я принял решение увести корабль в более безопасный климат. Я предположил, что «Слава» сделает те же выводы и вернутся домой. Так гласили его приказы. Мы же участвовали в учениях транзитом, чтобы затем уйти на Тихий океан. Я сам издал этот план и решил ему следовать, — улыбнулся Вольский.
— Однако они не смогли обнаружить вас спутниками, по крайней мере, насколько нам известно.
— Хороший вопрос. Мы не знаем, что в действительности им было известно. Все, что мы знаем, это то, что они могли вести нас все это время, а теперь подняли шум, просто чтобы замести следы. Как бы то ни было, корабль прибыл сюда, и как только его залатают, «Киров» станет становым хребтом Тихоокеанского флота.
В отличие от западных стран, корабли в русском языке были мужского рода. Русские не могли думать о воплощении грубой силы и жестких форм как о чем-то женственном[42].
- Но все же, что за проблемы в Японском море? — Вольский сложил руки на груди, глядя как Абрамов потянулся к клавиатуре компьютера и подался к нему.
— Вот, посмотри, — сказал он. — Я вникал достаточно долго. Может, у тебя получиться?
Вольский прочитал заголовок, содрогнувшись в душе от мысли о газетах, найденных ими на острове Малус. Он гласил: «КИТАЙ ПРОТЕСТУЕТ ПРОТИВ ЯПОНСКИХ УЧЕНИЙ». Это было обычным делом в тихоокеанском регионе, и просто так такой заголовок не появился бы на первых полосах новостных агентств по всему миру.
— Очередной протест, и что? — Сказал он.
— Это не все, Леонид, — предостерегающе сказал Абрамов. — У нас тоже есть спутники. Китайцы проводят крупные переброски техники в последние месяцы — включая мобильные ракетные пусковые. Они снова бряцали саблей по поводу последних выборов на Тайване. Им не нравится видеть там президента, настолько прочно взявшего курс на независимость.
— Да, для страны, которая всегда тыкала в других пальцами за вмешательство в свои внутренние дела, они и сами слишком любят это дело.
— Как и американцы, — пожал плечами Абрамов. — Это новый мир, Леонид. Это и китайский мир, в особенности на Тихом океане. Мы просто усталые старики, приглядывающие за несколькими усталыми старыми кораблями. Китай идет на конфронтацию на Тихом океане, мы оба слишком хорошо это понимаем. Им не нравится, что Япония модернизировала свои вертолетоносцы и разместила на них эскадрилью F-35.
Абрамов говорил о типе эсминцев водоизмещением 19 000 тонн, переклассифицированных в легкие эскортные авианосцы. Это были крупнейшие корабли японского флота, имевшие длину 248 метров и полное водоизмещение 27 000 тонн. Конституция Японии запрещала ей иметь ядерное оружие, стратегические бомбардировщики и ударные авианосцы, но морские штабисты утверждали, что новые корабли являлись оборонительным вооружением. Затем они модернизировали их, обеспечив базирование «единых ударных истребителей» JF-35B «Лайтнинг-II» в количестве семи единиц для усиления вертолетов. Словно этого было мало, два последних из четырех кораблей этого типа получили названия «Акаги» и «Кага». Те же названия носили тяжелые авианосцы времен Второй Мировой войны, что не могло не обрадовать китайцев.
Разворачивалась все та же старая история, когда страны мира уклонялись от ограничений на такие вещи, как вооружения, корабли и прочие морские средства и оспаривали друг у друга безлюдные острова, в основном, ради нефтяных и газовых месторождений под ними. Мир 2021 года начинал медленно испытывать энергетический голод. Добыча нефти и газа внесли свой вклад в развитие в начале 21-го века, но отсутствие широкого распространения надежных неядерных источников энергии привел к быстрому истощению ресурсов нефтяной промышленности. Страны испытывали голод, их экономики нуждались в постоянном уровне добычи, чтобы оставаться жизнеспособными, и конкуренция за новые нефтяные и газовые месторождения граничила с ожесточенной. Вооруженные силы многих ключевых региональных держав превратились в охрану месторождений, чтобы все колеса продолжали вращаться, но замедление уже наметилось и на заводах в Китае и на автострадах в США.
— Японский флот в настоящее время превосходит наш Тихоокеанский, — сказал Абрамов. — У них есть эти два легких авианосца, а также еще два корабля чуть меньших размеров типа «Хьюга», десять превосходных ракетных эсминцев и еще тридцать малых и эскортных эсминцев, не говоря уже о шестнадцати подводных лодках. Да, некоторые их этих старых эсминцев происходят из 1980-х, как и наши типа «Удалой», но они находятся в превосходном состоянии. Мы до сих пор очищаем корабли от ржавчины, чтобы посмотреть, смогут ли они выйти в море. Хочешь верь, хочешь нет, но мне удалось заполучить три старых пограничных сторожевых корабля КГБ проекта 1135 и отправить их на учения с «Кузнецовым».
— 1135? Мы продали лучшие из них Индийскому флоту. Теперь, я полагаю, мы хотели бы иметь их и сами.
— Как ты можешь видеть, японцы не шутят.
— Не стану спорить, — сказал Вольский. — Я хорошо осведомлен о возможностях японского флота. — Он, конечно, не мог пояснить Абрамову, что на самом деле имел в виду.
— Верно. Их флот превосходит нас почти три к одному, и без «Кирова» и «Кузнецова» мы ненамного больше, чем прибрежные силы и куча плавбаз.
— Я был раз видеть на швартовке новый корабль по левому борту, — сказал Вольский.
— Да, «Орлан» немного поможет, и мы только что получили скоростной фрегат «Адмирал Головко», но без «Кирова» флот продержится три недели в самом лучшем случае.
— Я опасаюсь, что уйдет немного больше времени, чтобы привести «Киров» в состояние полной боевой готовности, — вздохнул Вольский. — Это был трудный путь, друг мой. — Он понизил голос. — Я расскажу тебе все как-нибудь, но пока у меня есть Капустин, вынюхивающий все и везде, и много вопросов, на которые мне предстоит ответить.
— Капустин бюрократ, — сказал Абрамов. — И очень дотошен. Он будет работать по шестнадцать часов в день, и никакой объем документов его не напугает. Но тебе следует беспокоиться не о нем. Он притащил с собой Волкова, а это человек старой школы разведки флота, кислый, как лимон. Он доставит немало головной боли в саые кратчайшие сроки.
Вольский кивнул. Затем он повернул монитор обратно к Абрамову и склонился над столом. В его глазах под густыми бровями отражалось реальное беспокойство.
— Борис… Грядет буря, и я опасаюсь, что очень сильная. Американская подводная лодка подкралась к нам, когда мы заканчивали стрельбы на Тихом океане, и мы едва не влепили «Шквалом» ей в задницу. Все становиться серьезнее, чем весной, и в такой обстановке может случится что угодно. Да, грядет буря, и если мы не найдем способ предотвратить ее, нам лучше быть готовыми. На этот раз… На этот раз, если начнут летать ракеты, я должен сказать, что не питаю больших надежд.
На ум темной и зловещей тенью пришли воспоминания о Галифаксе.
ГЛАВА 11
Инспектор Капустин сидел за столом, погруженный в документы, и поднял глаза с выражением некоторой растерянности на лице. Волков стоял у входа, ожидая, пока тот обратит на него внимания с кривой улыбкой и лицом, слишком очевидно выдающим в нем доносчика, давно нашедшего себе оправдание.
— Вы уверены в этом списке? — Спросил Капустин. — Здесь имена всех погибших?
— Я получил ему прямо от начмеда корабля, хотя это потребовало некоторых усилий. Наглый старик настаивал, чтобы я обратился к Карпову за разрешением, хотя мы оба знаем, каким придурком он себя показал.
Да уж, судим по себе, подумал Капустин, но ничего не сказал, с торжественным видом глядя в список и все больше и больше смущаясь.
— Но я только что проверил списки экипажа, и ни один из этих людей даже не фигурировал в них. Возможно ли, что они были вычеркнуты после доклада о гибели?
— Я так и подумал, но решил проверить. Я позвонил в Москву, в управление по персоналу военно-морского флота и запросил список членов экипажа «Кирова» по состоянию на 28 июля этого года. Ни одного из этих людей там не было.
Капустин откинулся на спинку кресла, потирая густую седую бороду.
— Вы полагаете, что этот список сфабрикован? Что никто из них на самом деле не погиб, и все это лишь прикрытие чего-то, случившегося в результате взрыва на «Орле»?
— Я так и подумал. Пока не нашел записи в лазарете. Похоже, что наш добрый доктор вел бумажные журналы. Но в компьютерах не было ничего.
— Вы проверили медицинские журналы?
— Ну, начмед не стремился сотрудничать. На самом деле он явно начал темнить, прячась за собственным остроумием. Но я докопался до сути. Если эти имена были сфабрикованы, то посмотрите на это, — он протянул Капустину три картонные папки, существующие со времен пишущих машинок и факсимильных аппаратов. В делах были типичные документы трех младших лейтенантов.
— Все трое находятся в списках погибших, — Капустин смутился еще больше. — Если список погибших был подделан, то кто-то пошел на крупные неприятности, фабрикуя личные дела этих троих. Я не мог себе представить, зачем это было делать.
— Это не все, — Волков качнулся вперед на носках. Его его темных глазах блеснула искра охоты. — Я опросил членов экипажа. Они утверждают, что знали этих троих, говорили о них так, словно только что вместе вышли из столовой. Эти люди точно были на корабле. Я абсолютно в этом уверен.
— Значит, вы считаете, что они были на корабле. Экипаж знает их, на всех троих есть личные дела, но в документах флота нет никаких упоминаний о них. Я все правильно понял?
— Так точно. Я также опросил экипаж о других людях из этого списка. Все знают их, все они были здесь.
— Значит, очевидно, что список не был подделан. Должно быть, они вычеркнули этих людей из списков, а в Москве напортачили окончательно. Не могу представить себе, зачем Золкину сочинять подобный список для инспекции ВМФ. Сфабрикованный список? Да он должен совсем сойти с ума, чтобы предоставить мне подобный документ в нынешних условиях.
— Как я уже упоминал, мне представляется, что он что-то темнит. Но нужно учитывать показания других членов экипажа. Я говорил со старшим мичманом в каждой секции, в которой числились эти люди. Все горячо рассказывали о том, как те служили и явно сожалели об их гибели.
— Тогда как управление по персоналу могло быть настолько некомпетентно? — Капустин бросил папки на стол. — Поручите им проверить сведения по каждому из этих людей. Скажите им, чтобы проверили в том числе бумажные носители. Какой-нибудь разгильдяй мог протирать клавиатуру и стереть все эти записи. Вот в чем беда, Волков. Все теперь свелось к ноликам и единичкам. Ладно. Со своей стороны, я не готов принять тот факт, что тридцать лесть человек могли вскочить на борт флагмана Северного флота и с довольным видом служить на нем без каких-либо записей о них! — Капустин явно начал злиться.
— Я сделаю еще один звонок, и надеюсь, что вы будете правы. Возможно, сведения обнаружатся в бумажных архивах, но если нет… Тогда начнется настоящая работа плаща и кинжала. Сегодня один из членов экипажа был найден мертвым в жилых помещениях офицеров. Его фамилия Волошин. Похоже, что имело место самоубийство.
— Самоубийство?
— Люди, с которыми я говорил, сказали, что у него возникли семейные проблемы, но вот что интересно… — Волков рассказал ему о печальной истории о том, как простой матрос пришел домой, чтобы увидеть жену, а узнал лишь, что его семья пропала без вести вместе с квартирой.
— И что? — Ответил Капустин, начиная сердиться. — Уехали прежде, чем он их нашел. Тоже мне загадка.
— Я сам ничего не понял, но этого оказалось достаточно, чтобы он решил наложить на себя руки.
— Далеко не первый моряк, придя домой, узнает, что его жена ушла к другому, Волков. Не надо переживать по этому поводу.
— Вчера пропал еще один человек, — пошел Волков дальше по своему черному списку.
— Член экипажа?
— Да, человек по фамилии Марков. Он был из людей начальника инженерной части Добрыниным. Они проводили какие-то проверки на испытательном реакторе. Марков пропал без вести, когда другой человек должен был его сменить.
— Он самовольно покинул свой пост?
— Вероятно, что да. Откровенно говоря, я считаю отсутствие дисциплины на этом корабле поводом для некоторого беспокойства.
— Не считая полученных повреждений, с кораблем, похоже, все в порядке, Волков. Я бы даже сказал, что это образцовый экипаж. Они четко выполняют свои обязанности, и, похоже, готовы всецело поручиться друг за друга.
— Вот именно. Там царит самоуправство, граничащее с неподчинением. Взять хотя бы Золкина.
— Опять пытаетесь сесть кому-то на шею, Волков. Дайте ему отдохнуть. Я знаю Золкина. Да, он несколько эксцентричен, но он прекрасный врач с тридцатилетним стажем. Не давите на него.
— Хорошо. Однако Карпов также ведет себя слишком развязно, на мой взгляд, — Волков сложил руки, переключаясь на другую цель.
— Как и вы, Волков! Я полагаю, что когда человек получает погоны капитана первого ранга, он хочет, чтобы все вокруг знали об этом. Да, Карпов бывает высокомерен, но он прекрасный офицер, один из лучших во флоте. Иначе почему бы его назначили на «Киров»?
— Как вы можете убедиться, флот также допускает ошибки.
Капустин ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла, потянувшись ручкой к блокноту.
— Что-то еще?
— Старпом. Бывший штурман.
— А, да. Антон Федоров. А что с ним?
— Он был младшим лейтенантом[43] и был произведен на несколько званий за последние шесть недель! Вольский дал ему капитана второго ранга. Это очень необычно.
- Я отмечу себе обсудить это с адмиралом, когда тот вернутся с берега. Это все?
— Никак нет. У меня есть еще один вопрос, который мы должны обсудить. В списке погибших имеется один человек, о котором имеются документы в управлении кадровой работы. Начальник оперативной части капитан третьего ранга Геннадий Орлов.
— Орлов? Я слышал о нем. Он служил на эсминце типа «Современный» несколько лет назад, а затем перевелся на «Киров». Неприятный человек, насколько мне известно.
— Он был вторым на корабле у Карпова[44]. Антон Федоров получил свою должность после того, как он погиб при крушении вертолета.
— Это объясняет повышение Федорова.
— Не вполне. Федоров был лишь штурманом. У него не было боевой подготовки. Разве не странно было назначать его старшим помощником?
— Возможно, но, как я уже сказал, этот вопрос я буду обсуждать с Вольским. Вернемся к Орлову. Что вам удалось выяснить?
— Я слышал, как пара морпехов говорила об этом Орлове. Они выражались не очень вежливо, но когда я вошел в вертолетный ангар, они мгновенно сменили тему и превратились в образцово-показательных мальчиков-отличников, которые не могли сказать о нем ничего, кроме хорошего. Это весьма подозрительно.
Капустин вздохнул, почесывая голову.
— Волков, Волков… Вы полагает, что рядовые скажут старшему офицеру в лицо то, что действительно о нем думают, или, если уж на то пошло, скажут это вам? Вас может шокировать, что говорят о вас у вас за спиной. И не удивляйтесь, что настроение людей может меняться, словно погода на море. Не думайте о подобной ерунде. У меня есть действительно серьезная проблема. Я говорил с начальником хозяйственного снабжения корабля Мартыновым. Корабль вышел в море, имея на борту три специальные боевые части. Их не было разрешено использовать при проведении стрельб, однако одна из них пропала, а вторая установлена на крылатую ракету номер десять.
— Одна пропала?
— Да. Я считаю, что установка боевой части на ракету не является поводом для беспокойства. Возможно, проводились какие-то учения. Но пропавшая ядерная боеголовка? Что вы думаете, Волков. Вы хотели поймать кого-нибудь на горячем? Это оно.
— Верно. Вы полагаете, она была выпущена в ходе учений под командованием Вольского?
— Возможно, но это должно быть что-то из ряда вон выходящее.
— Инцидент? Учитывая, что случилось с «Орлом», я бы не удивился… Господи! А что, если именно этой боеголовкой был уничтожен «Орел»?
— Я пришел к тому же выводу. Этот вопрос будет непростым, когда мы сядем со старшими офицерами после общей проверки. В любом случае, была ли она выпущена по приказу Вольского, или же произошел несчастный случай, кто-то должен понести ответственность.
От этих слов Вольков улыбнулся.
— Я знал, что что-то не так с этими повреждениями данных. Они пытались что-то скрыть, это явно было не случайно. Я полагаю, они намеренно уничтожили записи, чтобы не дать нам выяснить, что именно случилось.
— Тогда они довольно глупы. Как вы могли заметить, выявить это могла простая проверка боекомплекта. Если бы они хотели скрыть случившееся, им пришлось бы поработать немного больше.
— Я не думаю, что они могли бы подсунуть нам муляж боеголовки, — покачал головой Волков. — Возможно, Карпов не так умен и коварен, как гласит его репутация.
— Карпов? Что вы вцепились в Карпова? Только Вольский мог разрешить применение ядерного оружия. Вы думаете, что Карпов мог использовать специальную БЧ в ходе стрельб без его согласия? Не глупите.
Волков наклонил голову, размышляя.
— Тогда, вероятно, у нас наметился больший улов, чем Карпов. Вы же знаете, что Сучков очень недоволен Вольским.
— Да, он не был рад, что Вольский продолжил поход, в особенности, не выходя на связь с внешним миром и не доложив в Североморск о намерении сделать это. Мы полагали, что «Киров» был уничтожен в результате инцидента, и флот потратил много времени и ресурсов, расследуя инцидент на «Орле», в том числе, моего собственного времени. Мы даже рассматривали вариант, что «Киров» мог быть уничтожен в результате враждебных действий. Я понимаю, что мы не хотим травмировать наше эго, Волков, но даже «Киров» не неуязвим. Атакуйте корабль правильным оружием правильным образом, и он будет уничтожен. Но мы не нашли никаких признаков «Кирова» на дне Ледовитого океана. «Орел» мы там обнаружили, но «Киров» словно растворился в воздухе, пока вдруг не вышел на связь неделю назад.
— Вы правы. Вольский должен объясниться.
— Да, но теперь он готовиться принять командование Тихоокеанским флотом. Это не мелочи, капитан. Вы хорошо осведомлены о том, что происходит на политическом фронте в этом регионе. Китай не доволен результатами выборов на Тайване. Они достали посуду из шкафа и накрыли все столы от Гонконга до Шанхая. Сначала спор вокруг островов Сенкаку. Теперь еще и Тайвань. Вы видели спутниковые снимки гавани Шаньтоу? — Капустин говорил о китайской военно-морской базе.
— Китайцы перебросили туда малоразмерные десантные корабли типа 071 и два более крупных типа 081. Мы знаем это по линии разведывательного управления флота.
— Конечно, — продолжил Капустин. — И вы также осведомлены о том, что они перебрасывают все новые пусковые установки баллистических ракет к побережью. Это может быть больше, чем просто демонстрация силы, капитан. Что ваши люди думают об этом?
— Я согласен. На этот раз китайцы действуют всерьез. Они были очень терпеливы по тайваньскому вопросу, и намного более терпеливы с Японией. Им приходилось быть терпеливыми, потому что в первую очередь им нужно было создать флот, соответствующий японскому, прежде, чем начинать создавать присутствие. Теперь у них есть флот, и они больше не намерены не отвечать на вопросы, связанные с островами Сенкаку или Тайванем. И кстати, раз уж мы подписали союзный договор СиноПак, мы, в разведке флота, привыкли называть эти острова Дяоюйтай. Мы должны проявлять политическую корректность, даже если японцы пока поддерживают там свое присутствие.
— Что же, Волков, я предполагаю, что в самом скором времени это может измениться. Да, Китай отправит к островами пару эсминцев, и нам придется вступить в игру. Однако реальные дела делаются в гавани Шаньтоу. У меня мало сомнений в том, что ваши спутниковые снимки вскоре покажут, как на эти десантные корабли грузятся вертолеты и танки.
— И это не считая масштабной переброски военно-воздушных сил НОАК на прибрежные аэродромы.
— И перемещения всех этих самолетов, ракет, кораблей и вертолетов не останутся незамеченными американцами.
— Конечно нет. Они уже направили в регион еще один авианосец. «Эйзенхауэр» покинул Персидский залив на прошлой неделе, но направился не на запад в Норфолк. Он движется в Индийский океан, на соединение с «Нимицем», действующим на Тихом океане. Оба корабля довольно старые и запланированы к списанию в ближайшее время, но все еще представляют собой фактор, о котором стоит беспокоится. Если все станет серьезно, американцы могут удволить свои силы. У них имеется «Вашингтон», находящийся в готовности к немедленному развертыванию в Йокосуке, а также «Стеннис» и «Форд» на тихоокеанском побережье в Сан-Диего и Бремертоне. Это серьезные силы палубной авиации, если дело дойдет до драки.
— А до драки дойдет, капитан. На этот раз заваривается серьезная каша. Как вы думаете, зачем мы перебросили «Киров» на Тихий океан? А теперь посмотрите на него! Мы можем отремонтировать его, чтобы снова ввести в строй, но Вольский доставил поврежденный товар и должен ответить за это, так или иначе. И ведь именно поэтому мы здесь, Волков? Верно? Займитесь пока списком погибших, то думаю, у нас уже достаточно оснований взять Вольского за шкирку из-за пропавшей ядерной боеголовки.
ГЛАВА 12
Ресторан «Zolotoy Drakon» находился в растущем китайском районе поблизости от порта, на широкой лице Владивостока, заполненной магазинами и кафе, медленно переориентирующимися на работу в туристической сфере.
Сам ресторан был красиво оформлен, с белыми скатертями, свечами, элегантно вписанными в обстановку орхидеями и длинными хрустальными бокалами на тонких ножках. Адмирал Вольский устроился в удобном кресле с высокой спинкой рядом с Карповым и Федоровым. От него не ускользнула ирония момента, когда Карпов упомянул альтернативным местом встречи популярный суши-бар «Ямато» в нескольких кварталах севернее.
— Мы здесь, наконец-то вернулись домой и будем есть китайскую еду вместо хорошего борща?
— Могло быть хуже, адмирал, — сказал Федоров. — Капитан предложил суши, но они почему-то не лезут мне в горло после того, что мы только что пережили.
— Ну что же, к северо-востоку от Тайваня обстановка тоже накаляется, — сказал Вольский. — Японцы отправили туда для маневров группу эсминцев, а сегодня утром Абрамов сообщил мне, что правительство получило официальный запрос о совместной демонстрации силы в Восточно-Китайском море. Они хотят, чтобы несколько наших кораблей присоединились к вечеринке. Два их новых эсминца, «Ланьчжоу» и «Хайкоу» уже выдвинулись из Чжаньцзяна.
— Это их новейшие корабли, — сказал Карпов.
— Верно, — сказал Вольский. — Это означает, что мы не можем ограничиться парой старых кораблей проекта 1155. Это было бы неловко. Мы обучили их практически всему, что они знают о строительстве флота, оснастили новейшими вооружениями, смотрели, как они покупают наши авианосцы, а теперь они втягивают нас в собственные игры. Мы должны отправить туда «Головко» и «Орлан». Это единственные наши корабли, способные произвести впечатление на китайцев.
— Прошу прощения, адмирал, — вмешался Федоров. — Но зачем на посылать что-либо вообще? Это будет обыкновенная провокация. Мы отправили группу кораблей, японцы отправили группу кораблей, а что случилось дальше, мы можем прочитать в газетах, которые нашли на острове Малус.
— Я понимаю вас, Федоров. Но Абрамов говорил, что ему приказано отправить эти корабли, и пока военно-морская инспекция не закончит проверку на «Кирове», он остается формальным командующим флотом еще на неделю. Приказ уже получен.
— Почему не поговорить с ним, адмирал? Убедите его, что это будет бесполезная эскалация.
— Я говорил с ним, и он согласен, но это не отменяет того факта, что он получил приказ из Москвы. Да, адмиралы тоже получают приказы. Надеюсь, это выставка будет просто походом других посмотреть и себя показать, Но в то же время, я полагаю, нам нужно привыкать к китайской кухне. Что мне делать с вот этим? — Он поднял палочки для еды. Затем продолжил более серьезным голосом.
— Как обстановка на «Кирове», Карпов?
— Не так хорошо, как я надеялся. Вчера погиб Волошин. Предположительно самоубийство.
— Самоубийство? Что сказал Золкин?
— Что того преследовали кошмары все эти дни. Кроме того, похоже, что от него ушла жена.
Вольский покачал головой, глубоко обеспокоенный этим.
— Мы должны быть более внимательны к членам экипажа. Они прошли через ад и вернулись обратно.
— Инспекция нам в этом не помогает. Этот капитан Волков достал всех. Он мотается по кораблю, говорит со всем, суется всюду. Вчера у него случилась пикировка с Золкиным. Сегодня он полдня донимал Быко.
— Золкиным? Чего он хотел от него?
— Медицинские карты. Отчеты обо всех, кто погиб во время нашей одиссеи через сороковые. У меня все еще голова идет кругом, когда я думаю об этом.
— У меня нехорошее предчувствие относительно него, — сказал Федоров. — Он похож на собаку, рвущуюся с привязи. Мы сделали все возможное, чтобы прикрыть задницы, и, похоже, что наша легенда пока держится, но такой человек как он может стать проблемой, потому что, вероятно, раскопает то, что мы упустили или прикрыли недостаточно. И если он найдет что-либо, это только заставит его копать еще глубже[45].
- Медицинские журналы… — Задумался Вольский. — Зачем ему записи о погибших?
За столом воцарилось молчание. Затем Карпов положил салфетку и сказал.
— У нас могут быть проблемы по этой части, адмирал. Я получил сообщение из управления по персоналу флота. Оно было адресовано лично мне, поступило через Николина и было корректно зашифровано.
— Что именно им нужно? — Вольский был настолько занят с Добрыниным и Абрамовым, что совершенно упустил из виду дела на корабле.
— Любые имеющиеся на корабле сведения по погибшим. Я ответил, что все данные были уничтожены, когда произошел сбой систем в результате взрыва, но они нашли дела на троих человек. Они находились в кормовой цитадели, когда по ней был нанесен удар, и так как они имели звания от младшего лейтенанта и выше, сведения по ним должны были храниться в журнале Золкина за его подписью. Доктор забыл о них, когда мы стирали записи. Волков нашел их.
— Так в чем проблема? — Непонимающе спросил Вольский.
— В том, что управление кадровой работы не имеет никаких сведений об этих людях. Они говорят, что они никогда не получали назначения на «Киров». Более того, у них нет никаких записей о них вообще.
— Нелепость. Это были Деникин, Краснов и Рыков[46]. Я лично назначил их туда для тренировки в реальных условиях перед назначением на главный мостик. Теперь мне придется писать письма их семьям. Что значит нет никаких записей?
— Не только по ним, адмирал. У них нет ничего ни на одного из погибших. Капустин и его цепной пес Волков прошерстили весь список членов экипажа и проверили все прошлое каждого по линии разведывательного управления флота.
— Проверили прошлое? — Вольский выглядел обеспокоенно.
— Да, адмирал. Я полагаю, они подозревают саботаж причиной некоторых полученных нами повреждений. Можно только представить, сколько ходит разговоров в их кругах о том, что случилось в Атлантике, и эта ситуация в скором времени может выйти боком. Вы знаете, что они намерены проверить пломбы на хранилище спецбоеприпасов и все три боеголовки, которые еще находятся в ведении Мартынова.
— Я тоже пришел к такому выводу, — тяжелым голосом сказал Вольский. — И взял на себя смелость отчитаться о том, что приказал выпустить MOS-III номер десять в ходе учений, хотя это выглядит неправдоподобно. Ядерное оружие не могло быть применено в ходе учений. Никогда. Сказать это означает ополчить на себя все командование ВМФ в Москве. Им это не понравится. Сучков уже топает ногами и желает мою голову на блюде. И для этого ему нужно лишь повернуть несколько других голов в мою сторону.
— Я виноват, адмирал. Это полностью моя вина.
— Мы оба знаем это, Карпов. Не нужно снова возвращаться к этому.
— Тогда, с вашего позволения, я продолжу. Я не поднялся по служебной лестнице до командира флагмана флота, будучи пай-мальчиком. Я упорно боролся за эту должность, и я знаю, как мыслят такие люди как Капустин и Волков. Я был вероломным специалистом по ударам в спину и сукиным сыном. Теперь я смотрю на многое по другому, но можете быть уверены, таких как Волков я знаю и понимаю.
— Подобные дела в наших рядах всегда были мне неприятны, Карпов, но я понимаю, о чем вы говорите. Да, я полагаю, мы могли бы осадить Волкова, но окончательный доклад готовит Капустин. Адмирал Абрамов относится к нам с некоторым сочувствием, и, похоже, считает моей главной заботой Волкова. Я не смог его переубедить, но вам говорю со всей ответственностью, что главный — Капустин. Волков лишь вывеска. Он давит, расталкивает и копает, но отчеты пишет Капустин. И выводы тоже будет делать он. Они обнаружат, что у нас недостает одной боеголовки, и нам придется за это ответить.
— У меня есть возможное решения. Я бы так сделал, по крайней мере, когда-то тогда. По правде говоря, я должен признать, что я все тот же. Все та же старая черная акула все еще кружит у меня в душе, и если бы я позволил ей захватить себя, я бы нашел самое простое решение — обвинить во всем какого-нибудь матроса. Сказать, что тот выбрал неправильную боеголовку. Разве не это случилось на «Орле»?
— Мы в действительности не знаем этого, — сказал Вольский. — Я понимаю, о чем вы говорите, Карпов, но это довольно низко.
— Конечно. Я был не слишком щепетильным человеком.
— Но и вы и я понимаем, что это было бы не так легко. Никакой матрос не мог иметь доступа к специальным боевым частям. Он есть у Мартынова, и боеголовки должны устанавливаться под его непосредственным руководством. Кроме того, десятая пусковая были изолирована и оснащена несколькими отказоустойчивыми предохранителями. Как вы это объясните? Затем начнутся вопросы относительно командного ключа, и мы оба знаем, что произошло. Нет, будет непросто списать все на некомпетентность. Ни один матрос не мог сделать такой цепи ошибок. Такого не могло быть, и я не стану обвинять в этом любого члена экипажа, живого или мертвого.
— Тогда перейдем к следующему варианту, к которому бы прибег новый Карпов. Он мог бы просто пойти к Капустину и Волкову и взять на себя всю ответственность.
— Это очень благородный поступок, — сказал Вольский. — Да, вы могли бы сказать им, что приказали Мартынову установить боеголовку, а затем сказать, что оператор вооружения на мостике допустил ошибку. Но как же ключи — тот, что висит на шее у вас и тот, который находится у меня? Вы что, намереваетесь сказать им, что решили провести проверить ракету с ядерной боевой частью, пока я спал? Зачем? Так делать нельзя. Это совершенно неслыханно. Вы лишитесь должности, звания, возможно, даже будете отправлены в отставку.
— Я уже лишился из-за этого звания и должности, — сказал Карпов. — Во второй раз будет проще.
— Но разве вы не понимаете? — Вольский выставил вперед открытую ладонь. — Ваши действия, предпринятые в реальной боевой обстановке, это одно. Но не забывайте, что они не должны узнать ничего о том, что мы выпустили хотя бы один снаряд в реального противника. В какого же именно? Это как поставить горячую чашку на пластилин, скажи одно, и все поплывет дальше само собой. Заявление, что это был учебный пуск уже выглядит натянутым. Что же нам сказать Капустину? Что мы выпустили ее по американским кораблям в 1941 году?
— Конечно нет, адмирал. Я полагаю, что у нас есть единственный выход. Я возьму вину на себя. Она моя и есть, и будет справедливо, что мне придется за это ответить. Я отдал приказ Мартынову, сказал ему сбросить настройки кодового устройства контроля пуска и я выпустил MOS-III. Скажете им, что я был убежден в необходимости отработки реального пуска, что я запросил разрешение сделать это, и когда мне было отказано, я скажу, что взял на себя смелость проигнорировать ваши приказы, когда вы были нездоровы. Ведь все так и было. Это наш единственный выход.
Мысли Карпова пребывали в той старом мире, где коварство и увертки были в порядке вещей. Он знал таких людей, как Капустин и Волков, и знал, что они собираются копать и копать, пока не найдут хоть что-нибудь, и искал способ донести до адмирала холодную логику того мира, в котором успешно жал многие годы.
— Мы должны что-то дать им, товарищ адмирал. Бросить кость. В противном случае, они будут копать, пока что-то не найдут. Они уже крайне подозрительны. Ищут предполагаемых саботажников. Они почуяли, что здесь что-то не так, и хотят крови. Если мы убедим их в то, что наша история придумана для прикрытия того, что сделал я, то они радостно набросятся на меня. Я уже могу сказать, что Волков идет по следу и готов вцепиться мне в задницу. Разве это не ясно? Если мы дадим им что-то, что им будет понятно, это может оказаться единственным, что не даст им понять действительную невозможную истину.
Вольский посмотрел на свою тарелку, а затем устало потер лоб.
— Я понимаю логику того, что вы предлагаете, но вы понимаете, что это будет значить для вашей карьеры. В любом случае поднимется шум, но я полагаю, что это может быть нашим единственным выходом.
Федоров слушал их разговор с какой-то тоской, а затем решился.
— Мне не хотелось бы этого говорить, адмирал, но даже головы капитана может оказаться не достаточно, когда они обнаружат то, что, как я полагаю, они обнаружат в ближайшие восемь часов.
— Обнаружат что, Федоров?
— Что дела тридцати шести человек, включенных в список погибших, которые они получили от доктора Золкина, не были уничтожены в результате инцидента и не были потеряны управлением по персоналу. Я полагаю, они обнаружат, что этих людей никогда не существовало вообще.
Вольский недоверчиво посмотрел на него.
— Никогда не существовало?
— А вы не понимаете? Эти люди находились на корабле, когда тот вышел из того Североморска, который мы оставили несколько недель назад. Но теперь это другой мир. В этом мире никто их них так и не родился, так что я не думаю, что вам придется писать письма семьям, адмирал.
— Мы сделали это?
— Полагаю да. Мы изменили ход Второй Мировой войны. Как вы помните, у меня было немало книг. Я изучал ее историю всю жизнь. Я проверил в корабельной библиотеке все, связанное с историей, но, уж простите меня, придержал некоторые книги, чтобы посмотреть, что изменится. Как оказалось, три из этих книг даже не были опубликованы в этом мире. Это заставило меня всерьез взяться за выяснение того, что изменилось. Вы помните книгу, которую я вам показывал, «Хронологию войны на море»?
— Да, ту самую, которая привела нас на эту кривую дорожку.
— Итак, я оставил ее у себя, и как только мы прибыли сюда, я направился в город и купил последнее издание, а затем сравнил с собственной. Да, мы определенно изменили многое. Японцы были атакованы американцами у Соломоновых островов и потеряли три авианосца. Наши действия также сильно подорвали из 5-ю авианосную дивизию. Японский императорский флот практически утратил эффективную палубную авиацию после нашего вмешательства. Они сумели восстановить свои силы, и война продолжилась вроде бы так же, но ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки не было. Япония капитулировала в апреле 1945.
— Но причем здесь те, кто погиб на нашем корабле?
— Я не знаю. Но мы определенно изменили многое, а когда вся мелодия переигывается, несколько нот могут оказаться неуместны. Во многом, я могу сказать, что история излучилась и вернулась на круги своя. Но не было, например, рейда на Дьепп — это один пример того, что мы изменили. Однако высадка в Нормандии прошла так же, как и в нашем прошлом. Тем не менее, явно имелись отличия, особенно в мелочах.
— Как говорится, дьявол кроется в деталях, — вмешался Карпов.
— Совершенно верно. Вероятно, что-то случилось с предками тех, кто оказался в нашем списке, и время каким-то жутким образом нашло способ избавиться от них.
— Дикость, — сказал Вольский.
— Не могу спорить, — ответил Федоров. — Весь этот инцидент совершенная дикость. Но подумайте, адмирал. Если что-то изменилось, если деды Деникина, Краснова и Рыкова погибли на войне, или их отцы женились на других женщинах… То как они могли существовать? Если бы они вернулись живыми, это создало бы огромный парадокс. Как они могли быть здесь? Получается, время не нашло для них места в этом мире. История это колоссальный оркестр, и когда капитан не дал нам уничтожить «Ки Уэст», все изменилось. Музыка изменилась, и для них не нашлось места. Этот мир выглядит точно так же, как и наш, вот мы здесь, в «Золотом Драконе», верно? Но это не тот мир, который мы оставили, когда прошли мимо волноломов в Североморске в июле. Как я уже говорил, у меня есть три книги, которые даже не были изданы.
— А кстати, как они могли остаться нетронутыми? — Спросил Карпов.
— Я не уверен, но, возможно, из защитило то, что они были при нас на корабле[47]. Однако люди не вещи, они живые субъекты истории. Время нашло способ свести баланс, так что я думаю, теперь мы обнаружим, что их никогда не существовало. Единственное место на земле, кто можно найти любые сведения об их жизни, это наш корабль. — Федоров указал на свою голову. — И еще здесь. Мы знали их, мы ходили с ними, воевали с ними, но, как и те книги, в этом мире они так и не появились на свет…
- Господи, — сказал Карпов. — Забудьте о ядерных боеголовках, это мелкие протокольные вопросы. Каким образом мы объясним это Капустину?
ЧАСТЬ ПЯТАЯ ВОСХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ
«Выбирая начало пути, мы выбираем и то, куда он приведет»
Харри Эмерсон ФосдикГЛАВА 13
Военно-морские силы НОАК (Народной освободительной армии Китая) больше не являлись местными силами самообороны, ограниченными прибрежными водами, как это было в прошлом. В начале 21-го века Китай начал развертывание новых океанских сил, и это касалось почти всех классов кораблей. Надводный флот, или «шумиан титхин байи» усилился чрезвычайно, получив новые типы ракетных эсминцев и подводных лодок, авианосцы и вертолетоносцы и, что не менее важно, инфраструктуру обеспечения кораблей в открытом море, что позволило флоту выступить за пределы прибрежных вод Китая впервые с XV века.
Задачи, стоящие перед флотом, росли вместе с ним. В настоящее время они заключались в обнаружении и уничтожении групп надводных кораблей противника, противолодочной обороне и обеспечении высадки десантов на территории противника, воспрепятствовании противнику в атаках на прибрежные китайские города и порты, а также в регулярной морской разведке. Составной частью последней задачи была противолодочная обороны и траление мин.
Тем не менее, китайцы были все еще новичками. 15 сентября 2021 года, небольшая оперативная группа вышла в море, направившись к островам Дяоюйтай или Сэнкаку, как из называли японцы, с целью демонстрации флага в районе богатого подводного нефтяного месторождения под безлюдными скалами островов. Это было продолжением длительной словесной войны Китая и Японии по поводу этих территорий, но на этот раз намечалось нечто большее. Острова были расположены примерно в 125 милях к северо-востоку от Тайбея (Тайвань) и имели идеальную позицию для размещения сил прикрытия операции против этой крупной цели. Если бы японским силам понадобилось проводить операции в регионе, они бы действовали со стороны Окинавы на северо-востоке и собственно Японии, и Дяоюйтай находились прямо на их коммуникациях.
В связи с этим китайская эскадра располагала достаточными ресурсами для поставленной ей задачи. Ее центром был один из новых эсминцев типа 052С «Ланьчжоу», головной корабль данного типа. Созданный с применением технологий снижения заметности, этот 7 000-тонный корабль часто называли «Китайский Иджис»[48]. Он был оснащен фазированной РЛС с неподвижными антеннами, что делало «это» весьма эффективным кораблем. Китайцы полагали корабли вещами, и не наделяли мужским либо женским родом.
Корабль был оснащен 48 пусковыми установками зенитных управляемых ракет HQ-9 в передней части палубы в восьми пусковых установках «холодного» пуска на шесть ракет каждая. Они имели дальность до 200 километров и скорость Мах 4, обеспечивая прочный зонтик ПВО над эскадрой. Во многом они были схожи с российскими С-300, установленными на «Кирове», были почти также эффективны. «Ланьчжоу» также был оснащен восемью противокорабельными ракетами С-805/7 в двух четырехтрубных пусковых установках. Известные как YJ-82 «Атакующий орел», они имели режим атаки на предельно малой высоте на конечном участке полета и широко разрекламированную 98-процентную вероятность попадания. Шесть торпедных аппаратов и новое одноствольное 130-мм орудие, вытеснившее старое российское 130-мм орудие[49] довершали основное вооружение корабля, однако помимо всего этого он был оснащен парой 30-мм зенитных орудий и вертолетом Harbin Z-9C для усиления противолодочных возможностей.
По оба борта от «Ланчьжоу» следовали два фрегата типа 054А водоизмещением чуть более 4 000 тонн. Оба, «Шоянг» и «Вэйфан» были построены в 2012 году и были оснащены универсальными вертикальными пусковыми установками на 32 ячейки, предназначенные для применения зенитных либо противолодочных ракет. Кроме того они были оснащены двумя четырехтрубными пусковыми установками противокорабельных ракет С-803 и двумя трехтрубными торпедными аппаратами. Каждый корабль также имел на борту вертолет Z-9C.
Четвертый участник оперативной группы не был надводным кораблем. «Ли Чжу» была подводной лодкой типа 095 водоизмещением 7 000 тонн с корпусом, обеспечивающим высокую гидроакустическую изоляцию и сонарными системами бокового обзора. Она была названа в честь легендарной жемчужины, выросшей под подбородком могучего черного дракона, и сама была морской жемчужиной. Несмотря на все усовершенствования, она была более шумной по сравнению с более современными российскими и американскими подводными лодками. Даже старые российские лодки типов «Акула»/«Щука-Б» и «Оскар»/«Антей» были тише[50], однако это была самая скрытная лодка, имевшаяся в распоряжении Китая. Подводный шум никогда не радовал подводников, и именно он выдал «Ли Чжу» в ту ночь, выдав ее местонахождение чувствительным электронным ушам японской оперативной группы приближавшейся с северо-востока.
Подлодка находилась в примерно двадцати милях впереди китайской группы, идя в авангарде. Командир лодки Кай Фан медленно крался за японской группой, незаметно двигаясь к позиции, с которой мог преградить им путь к островам. Его гидроакустики классифицировали противника как два эсминца типа «Абукума»[51] и были правы. Это были «Оёко»[52] и «Сендай», пункт приписки Сасебо, водоизмещением около 2 500 тонн, старые корабли, построенные в 1988–1991 годах, но все еще способные выполнять задачи, для которых были созданы. Они не были столь малозаметны, как новые китайские корабли, следовавшие за «Драконьей жемчужиной», но несли по 8 ПКР «Гарпун» и восемь противолодочных ракет ASROC в старых пусковых установках, коробками установленных на палубах, а также по два трехтрубных торпедных аппарата и по 76-мм артиллерийскому орудию.
За ними следовал намного более грозный ракетный эсминец «Кирисима» водоизмещением 9 500 тонн и практически не уступающий американскому крейсеру типа «Иджис»[53]. На нем уже знали о «драконьей жемчужине» под поверхностью океана и отправили вертолет, чтобы уточнить ее координаты. Командир корабля капитан Кейдзи Намура сделал первый предупредительный шаг, запустив наведение пусковой установки RUM-139C VLS ASROC, способной доставить малоразмерную противолодочную торпеду на расстояние до 25 километров, но все еще не стал активно «выражать недовольство», переведя гидролокатор в активный режим.
В течение многих лет обе стороны вступали в ссоры из-за островов, случались инциденты, когда корабли обеих сторон подсвечивали друг друга РЛС управления огнем либо обходили корабли скоростными ударными самолетами. Намура мог рассчитывать на более серьезную поддержку, в том числе силами морской пехоты на близлежащих базах. В скором времени они ему понадобятся, ибо сегодня китайцы намеревались отправить на вертолета людей на острова, чтобы установить там флаг Китайской Народной республики. Это был бессмысленный и провокационный жест, который усилит конфронтацию между Японией и Китаем, которая и без того начала медленно выходить из-под контроля.
Чего на подводной лодке Кая Фэна не знали в эту ночь, так это действующего над ними вертолета с «Кирисимы». Он уже начал ставить буи и передавать японской группе данные о местоположении лодки, медленно приближающейся к старым эсминцам. Кай Фэн нервно смотрел на то, как число на индикаторе дальности медленно ползет к отметке 22 000 метров, когда гидроакустик услышал то, что принял за сброс торпеды. На самом деле это был гидроакустический буй, но неопытный акустик неверно его интерпретировал, и это возымело самые серьезные последствия. В современной войне на море, где электронные системы направляли оружие на невидимые цели, секунды решали все. Он объявил тревогу, оповестив капитана Кая о торпедной атаке. Четыре торпедных аппарата лодки уже были заряжены и готовы, так что он выпустил все четыре торпеды[54].
Гидроакустики всех трех японских кораблей выкрикнули предупреждение о том, что корабли были атакованы. Кендзи Намура был ошеломлен, поняв, что его группа, весьма вероятно, пострадает от вопиющей атаки, и приказал немедленно открыть ответный огонь. Вертолет MCH-101 «Мерлин» немедленно сбросил в воду торпеду, а «Кирисима» добавил две противолодочные ракеты. Надводные корабли и подводная лодка начали противодействие, пытаясь уйти от приближающихся торпед.
Две китайские торпеды оказались обмануты, но две другие ударили в левый борт эсминца «Оёко», породив огромный взрыв, положивший службе корабля конец раз и навсегда. В эту ночь ему предстояло отдаться морю. Он затонул через час.
Что же касалось «Ли Чжу», то лодке предстояло стать жемчужиной, покаящейся на дне морском. Гидроакустик дорого заплатил за свои действия. Однако капитан Кай Фэн также подписал долговое распоряжение, по которому предстояло заплатить всему миру, когда «Драконья Жемчужина» оказалась поражена, и затонула сентябрьской ночью у Островов Мира.
Легкий эскортный авианосец «Акаги» без промедления вышел в море, вскоре оказавшись в хорошей компании. Первоначально классифицированный как эсминец, этот корабль заменил старый эсминец 70-х годов постройки, носивший то же имя и имевшего ангар для трех вертолетов. Новый «Акаги» был чем-то намного большим, и, наконец, был переклассифицирован в легкий эскортный авианосец после того, как был модифицирован для базирования истребителей вертикального взлета и посадки JF-35 «Лайтнинг», спосособных как взлетать с сокращенным разбегом, так и совершать посадку вертикально. Эти самолеты пришли на смену старыми AV-8В «Харриер», медленно пополняя собой палубные соединения, состоящие, в основном, из F-18 «СуперХорнет», хотя пока что их было мало и располагались они далеко друг от друга. К 2021 году все ошибку в конструкции были исправлены, и он стал надежным и смертоносным малозаметным истребителем пятого поколения, имея подвесную 25-мм пушку под фюзеляжем и боевой радиус примерно в 830 километров.
«Акаги», базировавшийся в Сасебо вместе с однотипным «Кага» был одним из четырех подобных кораблей, имевшихся в настоящий момент в ВМС Японии. Это были крупнейшие корабли японского флота, длиной 248 метров и водоизмещением 27 000 тонн. На данный момент его авиагруппа состояла из семи JF-35B, девяти вертолетов SG-60J «Си Хок» и двух «Мерлин» СН-101S. На нем имелось место для размещения максимум девяти самолетов на палубе и четырнадцати в ангарах, но «Акаги» вышел в восточно-китайское море по тревоге с тем, что было на борту. В зависимости от обстоятельства, японские силы самообороны могли перебросить на него самолеты прямо в море — если он уцелеет.
Гибель легкого эскортного эсминца «Оёко» тяжелым бременем легла на плечи капитана Сойдзи Ёсида. Имея водоизмещение всего в 2 500 тонн, «Оёко» в реальности относился к фрегатам и был поражен двумя торпедами. Хотя «Акаги» мог быть намного более крепким в боевых условиях при своих 27 000 тонн, размер никак не гарантировал безопасности. Японцы выучили этот урок слишком хорошо после гибели своих гордых быстроходных авианосцев во время Второй Мировой. Прошлый корабль, носивший имя «Акаги», был почти вдвое больше[55] «Акаги» современного.
Итак, это, наконец, произошло, думал он, глядя на короткую полетную палубу и то, как первые два F-35 вылетают на разведку. Китайцы, наконец, собрались решить этот вопрос. Они заплатили высокую цену за «Оёко». Кендзи Намура с «Кирисимы» доложил о том, что потопил подводную лодку типа 095 «Ли Чжу», совершившую нападение. Теперь он задавался вопросом, насколько далеко были готовы зайти китайцы.
Они уже удерживали небольшой японский корабль береговой охраны в заложниках в смертельной игре и имели наглость действительно высадить небольшой отряд морской пехоты на Уоцуридзима, главном острове Сенкаку, «островов мира», чтобы установить там свой флаг. Семь лет назад группа активистов уже рискнула высадиться на островах, но на этот раз все было совершенно иначе. Это были первые реальные военные действия со стороны громадной китайской военной машины, и Ёсида с дрожью думал о том, что японский флот выдвинулся на запад, чтобы противостоять огромному враждебному соседу.
Массовые демонстрации у посольства Японии в Пекине бушевали в течение нескольких месяцев, и золотая хризантема уже была основательно покрыта брызгами разбитых о стены яиц, и лишь одинокий флаг восходящего солнца смело реял в море гнева в далеком городе. Японские магазины и рестораны подверглись актам вандализма, а затем были задрапированы ярко-красными китайскими флагами. Беспорядки перекинулись на другие города, распространившись из Шеньчжэня в привычно спокойный Гонконг, где был сожжен японский флаг. Нарастающие протесты побудили китайское правительство бросить протестующим кость, пойдя на оскорбление японского посла помещением под домашний арест, что было беспрецедентным нарушением международных правил. Но опять же, разве война не была лишь нарастанием недостаточности манер и вежливости, а?
Он обескураженно покачал головой. Конфликт из-за этих проклятых островов крылся в давних кровавых событиях, случившихся во время Второй Мировой, а теперь из-за принадлежности нефтегазового месторождения. Это снова начиналось — кровь за острова в бескрайнем море, кровь за нефть и газ. Скольким его людям придется заплатить эту цену за то, чтобы «Тойота» и «Хонда» могли продолжать крутить колеса? Он знал, что Япония сделала глупость, прямо предложив приобрести эти острова вместо попытки достичь какого-либо соглашения. Однако это была не та мысль, с которой следовало идти в бой, так что он отринул ее и сосредоточился на своих непосредственных задачах.
У него было семь JF-35, достаточно для выполнения поставленной ему задачи. Они могли легко прикрыть стремительный бросок «Си Хоков» с группой элитных морских пехотинцев к островам. Затем следовало решить вопрос с катером береговой охраны. Сначала он хотел бы обеспечить прикрытие с воздуха. Мы зашли с тузов, подумал он. Во флоте было всего четыре таких корабля, как и в карточной колоде. Однотипный «Кага» все еще находился в Сасебо, а другие два корабля на севере, в Йокогаме. Этот корабль является одним из лучших в нашем флоте, подумал он. Я не должен подвести свою страну и свой народ, подумал он.
Он вошел в восточно-китайское море в поздних сумерках, гордый человек на гордом корабле с гордым наследием — и прочая и прочая. Гордость, как говорили, приходит перед падением, и бедна, зиявшая на просторах Тихого океана была непроглядно глубока. Капитан Ёсида медленно двигался к ее краю.
Он встретился с «Кирисомой», приведя с собой новый эсминец «Асигара», следующую ступень в развитии по сравнению с типом «Конго», оснащенный новыми противокорабельными ракетами Тип-90 и замечательным ЗРК, который обеспечит им достаточно прочное зенитное прикрытие помимо его семи истребителей. Имея 10 000 тонн, это был крупнейший боевой корабль флота, всего в семь раз меньше предыдущего обладателя этого титула «Ямато». Тем не менее, «Асигара» бы разнес все надстройки «Ямато» на части, кусок за куском, как это сделал «Киров», и грозный линкор даже не сумел бы подойти на дальность поражения, чтобы ввести в дело свои орудия.
Третьим шел стареющий «Хьюга», настоящий вертолетоносец, введенный в строй в 2009 году и приближавшийся к концу срока своей службы[56]. Четыре корабля типа 22 должны были взять на себя их роль. Тем не менее, капитан Ёсида был рад, что этот корабль все еще в строю и следовал за ним. Его одиннадцать «Си Хоков» и второй взвод морской пехоты были им необходимы.
Флотилию Ёсиды дополняла подводная лодка «Сорю», тихий «Синий Дракон», идущая вперед оперативной группы в подводных течениях на глубине 100 метров. Она вышла с базы подводных лодок на Миякодзима, небольшом островном форпосте в 225 километрах к юго-востоку от островов Сэнкаку. Лодка была вооружена торпедами типа 89 и смертоносными ракетами UGM-84 «Гарпун», которые могла запускать из шести 553-мм торпедных аппаратов.
В настоящее время информация поступала и с одиночного самолета дальнего радиолокационного обнаружения Р-3С[57], держащегося вблизи спорных островов. Китайцы все еще располагали военным кораблями поблизости, блокировавшими катер PS-206 «Хоуо». Что случится сегодня, задавался вопросом Ёсида. Ему было приказано высадить на островах подразделение морской пехоты и убрать оттуда китайских солдат и китайский флаг, одновременно блокируя действия любых китайских сил, пытающихся помешать операции. Если ему требовались подкрепления, аэродромы Кадена и Наха находились всего в четырехстах пятидесяти километрах, что составляло несколько минут лет для размещенных там F-15 «Игл» и F-22 «Раптор»[58]. Ближайшие китайские самолеты базировались на аэродромах Шуимень, Лонгтиань и Фучжоу на аналогичном расстоянии на западе — но это были не «Иглы» и не «Рапторы». Ёсиде нравились карты, которые он получил на руки этим утром.
Рев первого взлетевшего JF-35 разорвал воздух, второй самолет бодро вырулил на взлетную позицию, готовясь последовать за первым. Первая пара наберет высоту двенадцать тысяч через несколько минут. Затем он мог поднять третий самолет на случай любых непредвиденных обстоятельства. Странная мысль пришла Ёсиде в голову, пока он наблюдал за взлетом трех самолетов. Это мог быть первый боевой вылет с авианосца в Третьей Мировой войне! Недоразумение побудило «Драконью жемчужину» выпустить торпеды в «Оёко», и теперь началось. По мере того, как три самолета поднимались в ясное небо, Ёсида представлял себе, о чем мог думать адмирал Нагумо, глядя на первые три «Зеро», уходящие в предрассветное небо к северу от Филиппин в начале Второй Мировой.
В начале всегда все так просто и чисто, подумал он. Форма у всех была свежая и белая, с накрахмаленными воротничками, украшенная золотом и серебром, а не пятнами крови и пороховой гари. Все начиналось с флагами, честью, музыкой и национальной гордостью, а заканчивалось все теми же смертями и разрушениями.
Оставалось немного времени до того, как он получит возможность увидеть истинное лицо войны, и это его точно не радовало.
ГЛАВА 14
Находящийся на борту «Ланьчжоу» капитан Ван Фу Цзин на данный момент был властителем островов Дяоюйдао. Небольшая группа из пяти морских пехотинцев высадилась там с моторной лодки под прикрытием вертолета, и ворвалась на каменистый берег, на котором отдельные валуны казались ступенями лестницы, ведущей к похожим на акульи плавники скалам, составляющим основную часть острова. Там они обнаружили статую Матсу, китайской богини моря, доставленную сюда тайваньским рыболовным траулером в 2013 году, чтобы защитить рыбаков, действующих в этих водах. Само слово «Дяоюйдао» означало «Рыбацкий остров» на китайском языке. Первая попытка установить здесь статую была пресечена водометом с японского катера береговой охраны, но вторая попытка в следующем году увенчалась успехом.
Тайвань имел собственные притязания на спорные острова, хотя и благоразумно держался в стороне от нарастающего спора Китая и Японии. Однако атмосфера войны снова начала витать в воздухе, так как Китай вернулся к позиции, согласно которой Тайвань также являлся островом, принадлежность которого Китай давно оспаривал, и который также следовало вернуть под контроль. На Тайване никогда не считали, что Китай будет настаивать на своих правах всерьез, но в последнее время наращивание Китаем военной мощи было отмечено и вызывало тревогу в политических структурах и военных штабах по всему миру.
В настоящее время Китай имел корабли в море на северо-востоке вблизи островов Дяоюйдао и на юго-западе от гавани Шаньтоу. Обе надводные оперативные группы были небольшими, но, тем не менее, были расположены прямо на наиболее очевидных морских путях, которые могли использовать любые иностранные силы, направляющиеся к Тайваню.
Моские пехотинцы Ван Фу Цзина разбили лагерь на самом южном острове Нансяодао, и установили небольшой наблюдательный пост под черной каменной скалой, нависавшей над ними, словно безучастная статуя Будды. Несколько крачек безучастно взирали на них с близлежащих скал вместе с чайками и случайным пеликаном. Перья, как говориться, вечно сбивались в кучу, но, по крайней мере, птицы смогли выработать некое негласное соглашение и разделить скалистый берег, чего не смогли сделать люди в форме со стальными кораблями и самолетами.
Остальная часть отправленного Ван Фу Цзином отделения находилась на главном острове Дяоюйдао, или Уоцуридзима по-японски, четко видимом в отделении. Это был единственный остров маленького архипелага, действительно достойный подобного названия, длиной около четырех километров и похожий на изумруд в обрамлении бесплодного камня. На нем находилась группа из одиннадцати человек. Их военное присутствие было скорее символическим, но достаточным для того, чтобы считать, что на данный момент острова Дяоюйдао находились под контролем Китая.
Солдаты медленно прочесывали берег, находя и удаляя любые пережитки японской оккупации. Их было не так много. Группе правых активистов удалось высадиться здесь несколько недель назад, установив несколько флагов восходящего солнца и небольшую белую башенку, похожую на миниатюрную нефтяную вышку. Кроме того, они собрали несколько камней и возвели стену символической крепости, которую китайцы вскоре убрали вместе с флагами.
На этих островах было мало чего-либо, стоящего упоминания… Птицы, скалы, уголки зелени. Позже, когда спор будет разрешен, сюда прибудут люди с геологоразведочным оборудованием, буровыми установками и другой техникой, чтобы построить буровые платформы, которые смогут затмить собой многие из островов архипелага. В этом была вся суть. Сами острова имели к ней слабое отношение.
Однако в это же время другие люди занимали места в двух вертолетах «Си Хоук» на вертолетоносце «Акаги». Два F-35 «Лайтнинг» будут сопровождать их, а третий будет идти на большой высоте, обеспечивая обзор. Второе звено будет готово взлететь по тревоге. Вертолеты шли на предельно малой высоте над морем, чтобы укрыться от радаров, насколько это будет возможно, но в 150 километрах к западу действовал китайский самолет дальнего радиолокационного обнаружения KJ-2000, оснащенный системами третьего поколения, которые позволяли ему обнаружить даже F-35 — или так было заявлено. Приближение вертолетов было обнаружено, и капитан Ван Фу Цзин получил предупреждение. Ему предстояло увидеть, было ли приближение японских сил просто еще одной бессмысленной демонстрацией силы в попытке усмирить национальные чувства, или же оно должно было рассматриваться как непосредственная угроза китайским силам, уже развернутым в регионе.
Его приказы были предельно ясны, и действия противника определенно им противоречило: он должен был занять острова Diaoyutai, установить наблюдательный пункт, устранить все следы иностранного присутствия и убрать любых иностранных граждан, воспрепятствовать любой попытке нарушить территориальные воды Китайской народной республики.
Современные морские и воздушные бои сильно отличались от того, что было раньше. Перехват противника, сближение на дальность перестрелки и даже нанесение воздушного удара давно устарели. Бой начинался при четком знании того, где находился противник и какими силами располагал — это требовалось для верного целераспределения и «нейтрализации» целей. Это был мир, в котором скрытность, информационные потоки, осведомленность об окружающей обстановке, высокоскоростные системы передачи данных, средства радиоэлектронного противодействия, а также случайные переменные, такие как заметность, дальность, полезная нагрузка и живучесть и огневая мощь сливались все в то же, о чем думал Ёсида — смерть и разрушение. Самолеты больше не были сделаны из брезента и стали, даже не из алюминия — теперь они состояли из сложных композитных материалов, углеродных нанотрубок, армированных эпоксидной смолой, но цель, для которой они были созданы, была все той же — найти и уничтожить врага прежде, чем он сделает это.
Таким образом, та одна из сторон, которая первой пересекла бы тонкую грань между демонстрацией угрозы и реальными намерениями совершить военные действия против противника, получила бы решающее преимущество. В эти утренние часы маневров и развертывания, когда тени войны закрались на сцену опасного театра кабуки, угрожая вызвать пожар, который охватит весь регион. Сейчас именно сдержанность была, пожалуй, основным, что удерживало мир от сползания в пропасть очередного крупного конфликта, от хаоса современного боя, в котором тонкую черту, отделяющую победу от поражения определяли минуты, сжимавшиеся в секунды, и секунды, становившиеся наносекундами.
Капитан Ван Фу Цзин балансировал на лезвии бритвы, пытаясь понять истинный образ мыслей своего противника. Когда солнце встало, осветив золотистым светом широкие просторы Тихого океана, он двинул первые пешки, занимая острова. Ответным ходом противника стало приближение девяти вертолетов «Си Хоук», за которыми виднелся опасный «конь» противника в виде звена из трех JF-35 «Лайтнинг», идущих в синей вышине.
Он знал, что за этим последует и рассудил, что вертолеты могли нести не больше одного взвода морской пехоты, но этого было достаточно, чтобы справиться с его отделением из шестнадцати человек, которых он перебросил на острова на единственном Z-9. Два вертолета сопровождавших его фрегатов выполняли противолодочные операции, ставя буи и периодически опуская в воду антенны в поисках подводных лодок противника.
Если он позволит вертолетам подойти и высадить десант, то что будет дальше? Случиться ли простая прославленная игра в гляделки, или японцы посмеют атаковать? В этом случае он знал, что его люди окажут сопротивление и все сведется к простому численному превосходству, в результате чего их сомнут. После того, как японцы восстановят контроль над островами, эти же вертолеты вскоре окажутся над фрегатом «Шуянг», удерживающим в заложниках японский катер «Хово» у главного острова. Допустив высадку десанта, он переложит ответственность на принятие решения вступать в бой или нет на плечи лейтенантов и сержантов. Что-то в этом ему сильно не нравилось. Он был капитаном, и решение должен был принять сам. Второй фрегат «Вэйфан» выдвинулся вперед флагмана, готовя к стрельбе вертикальную пусковую установку с 32 зенитными ракетами «Хончи-16В».
Он закусил губу, считая неприемлемой альтернативой видеть, как его морпехи будут убиты или взяты в плен, а «Хово» освобожден, и его кораблями придется в бессильной злобе дрейфовать у островов, глядя, как над ними снова поднимается японский флаг. Так что он решил уравнять шансы.
«Вэйфан» показал зубы в 09.20. Корабль был назван в честь ветренного города красочных китайских воздушных змеев, но этим утром он запустил отнюдь не их. Вместо этого раскрылись две шестиячеечные пусковые установки на передней палубе, и зенитные ракеты Н-16 устремились в прохладное утреннее небо с намерением найти и уничтожить свои цели. Они понеслись по широкой дуге, ища радарами приближающиеся на малой высоте и скорости цели, но «Си Хоуки» шли близко к минимальной высоте их применения. Ракеты жаждали открытого неба, в которое могли подняться на высоту 25 000 метров, но против целей, идущих на высоте десяти метров, их эффективность оставляла желать лучшего, а вертолеты шли именно на такой высоте.
Японские «Си Хоуки» начали противодействие. Помехи, ложные цели и технологии снижения заметности вступили в игру, вместе со старыми добрыми обманками — облаками металлизированного стекловолокна под названием дипольные отражатели, создававшими своего рода дымовую завесу, способную затруднить обзор электронным «глазам» приближающихся ракет. Девять из первых двенадцати ракет были прошли мимо или пошли на ложные цели, но три нет, что означало, что девять «Си Хоуков» превратились в семь «Си Хоуков», а еще один получил повреждения, но смог удержаться в воздухе[59].
В десяти километрах от острова уцелевшие вертолеты внезапно остановились и зависли, прикрываясь крошечной скалой острова Окиниокита. Японские морские пехотинцы быстро развернули легкие быстроходные надувные лодки и с хорошо отработанной четкостью спустились в них по тросам группами по шесть-восемь человек в одну лодку. Они заняли свои места и завели двигатели, помчавшись в сторону «Острова мира». «Си Хоуки» отошли, понимая свои шансы в случае новых пусков зенитных ракет, но у «Вэйфана» вдруг появились другие заботы.
Идущие выше J-35 выпустили пару противокорабельных ракет JSM, находясь вне пределов досягаемости H-16 «Вэйфана». Это были низколетящие ракеты, развивающие околозвуковую скорость и выполняющие маневры уклонения на конечном участке полета. Следующий залп «Вэйфана» пришелся по ним, когда обезумевшие операторы радаров фрегата оповестили о новой ракетной атаке. Шесть ракет Тип-90, выпущенных японским эсминцем «Асигара» приближались на скорости около 1 100 км/ч. фрегат был вынужден произвести два залпа по ним и начать противодействие, в считанные минуты перейдя к обороне.
Китайские ракеты были хороши, но в хаос современного боя требовал идеальной эффективности. Одна из ракет Тип-90 прорвалась, направив свою 270-килограммовую боевую часть прямо в мидель «Вэйфана», не испугавшись огня 30-мм зенитного орудия. Взрыв повредил корпус и быстро вывел фрегат из боеспособного состояния.
Эта краткая передышка позволила лейтенанту Аримото высадить большую часть своего взвода на лодки, широким веером направившиеся в сторону побережья. Его взвод подошел к Уоцуридзиме с северо-востока, где китайцы выставили всего двоих человек из пятнадцати. Их огня из стрелкового оружия оказалось не достаточно, чтобы переубедить приближающиеся лодки, и несколько минут спустя японские морские пехотинцы произвели первую высадку на берег тихоокеанского острова в реальной боевой обстановке со времен Второй Мировой. Один из «Си Хоуков» храбро остался, прикрывая высадку, и вскоре большая часть взвода лейтенанта Аримото оказалась на берегу, перебравшись по неровному берегу к поросшей растительностью возвышенности, где голые скалы взирали на них, словно каменные стражи. Заработали камеры, и японцы изобразили собственную версию знаменитой сцены «американские солдаты устанавливают флаг на Иводзиме».
На другом конце четырехкилометрового острова остатки китайского отделения доложили о высадке по рации и запросили инструкций. Вскоре им предстояло столкнуться с более чем семьюдесятью вражескими морскими пехотинцами[60], уже начавшими методично прочесывать остров. Аримото время от времени выставлял посты на ключевых позициях, но до другой стороны острова они бы добрались примерно через два часа. Китайский сержант доложил об этом на «Ланьчжоу» и запросил приказов.
Краткое правление капитана Ван Фу Цзина на Рыбацком острове не шло ни в какое сравнение с вековыми историями династий, скреплявших воедино 5 000-летнюю историю Китая. Его попытка остановить японские вертолеты провалилась. В его распоряжении имелось лишь три собственных вертолета, два из которых выполняли задачи противолодочной обороны, не позволяя ему немедленно использовать их для переброски подкреплений на остров. Кроме того, у него на борту имелось более двадцать морских пехотинцев, но даже если он отправит их всех, его силы как минимум вдвое будут уступать противнику. Они могли бы продержаться какое-то время, но как доставлять им припасы? В том, что в скором времени японцы возьмут под контроль небо и море вокруг островов, у него было мало сомнений.
Когда прибудет второе соединение, у него снова будет возможность оспорить принадлежность островов, но пока что один из его фрегатов получил тяжелые повреждения и мог не добраться до порта приписки. Это оставляло ему только один эсминец и фрегат «Шуянг», который был занят, блокируя японский катер «Хово». Хуже всего было то, что авиация, которую он запросил, не торопилась прибывать, и даже когда прибудет, сможет обеспечить лишь весьма ограниченную поддержку. Он начинал ощущать себя потерянным на просторах Тихого океана, хотя помощь уже была в пути.
Вторая группа кораблей в составе однотипного с «Ланьчжоу» эсминца «Ханькоу» и еще двух фрегатов «Иян» и «Чанчжоу» двигалась к ним. Тем не менее, в его распоряжении все равно не будет достаточно войск, чтобы выбить японцев, высадившихся на острове, если только не подойти к берегу и не использовать артиллерийские орудия, чтобы заставить тех убраться самостоятельно. Похоже, что японцы не намеревались отступать. Самолет ДРЛО KJ-2000 зафиксировал усиление активности на базах Кадена и Наха на Окинаве и новую группу кораблей, приближающихся с северо-востока. Оперативная группа капитана Ёсиды была замечена и опознана как два вертолетоносца, два ракетных эсминца и небольшой корабль размером с фрегат. У них не было никаких сведений о действиях подводных лодок противника, но он знал, что японцы имели подводные лодки на Миякодзиме на востоке. Китайским подкреплениям понадобиться три часа, чтобы прибыть сюда, и Ван Фу Цзину предстояло взглянуть в лицо реальности своего положения.
Японцы приближались превосходящими силами. Он не сомневался, что на вертолетоносцах находилось еще больше солдат. Мысль об отступлении раздражала его, но, особенно ввиду неизбежной потери «Вэйфана», он уступал противнику и на море и на земле. Все, что он мог сделать, это спасти экипаж, все еще оставшийся на борту покалеченного «Вэйфана». Он решил отвести свои силы и переклассифицировать операцию в «рейд». Японское контрнаступление поднимет серьезнейший шум в завтрашних новостях, но в его положении мудрее всего было последовать заветам Сунь-цзы, писавшего: «Если ты превосходишь противника в десять раз, окружи его. Если в пять раз — атакуй его. Если в два раза — раздели его силы. Если ваши силы равны, придумай хороший план. Если уступаешь числом — имей возможность отступить. Если совершенно уступаешь числом — отступай».
Вопрос, однако, заключался в том, мог ли «Ланьчжоу» отступить. «Вэйфан» уже подвергся ракетному удару и он знал, что его собственный корабль также находился в зоне прямой видимости радаров противника. Он решил немедленно отправить все три вертолета за морскими пехотинцами на островах, а затем отправить «Шуянг» снять экипаж с тонущего «Вэйфана». Я могу бросить еще одну рыбу в кипящее масло, подумал он, но я не могу бросить своих людей.
Он решил также дать ракетный залп по противнику и отойти на соединение со второй группой во главе с «Хайкоу». В отместку за потерю «Вэйфана», японский катер «Хово» будет потоплен, а его экипаж взят в плен. Это будет не та победа, на которую он надеялся, но этого будет достаточно, чтобы сохранить лицо и, возможно, сохранить жизни своих подчиненных.
От отдал приказ подготовить ракеты YJ-82 к пуску и дать полный залп в восемь ракет по приближающейся оперативной группе противника, надеясь по крайней мере заставить их уйти в оборону на достаточное время, чтобы он смог вытащить с острова своих людей и спешно отойти. Затем, когда они встретятся со вторым соединением и получат адекватную поддержку с воздуха, он посмотрит, как японской морской пехоте понравятся спартанские условия в отеле Дяоюйдао. Сражение для него не было завершено, оно только начиналось, но то, как оно разворачивалось, было ему не по душе.
ГЛАВА 15
Полная эскадрилья «Сайлет Иглов» с авиабазы Наха приближалась со стороны Окинавы. Истребители F-15SE были модернизированы с применением технологий снижения заметности, включая радиопоглощающие материалы и внутренние отсеки для вооружения. Для РЛС Х-диапазона, обычно используемых в воздушном бою, они имели заметность не большую, чем у мячика для бейсбола. Это был не настолько хороший показатель, как у JF-35, имевших ЭПР мяча для гольфа или смертоносных F-22 «Раптор», имевших ЭПР мраморного шарика, но все равно было полезно. Дни скрытности, обеспечивавшейся покрытием корпуса, давно прошли. Теперь истребители пятого поколения изготавливались из бисмалеимида и материалов на основе эпоксидной смолы и углеволокна. «Сайлент Иглов» было достаточно, чтобы решить исход боя, по крайней мере, японцы на это рассчитывали. Это была единственная их эскадрилья, оснащенная самолетами данной модели.
В этом вылете каждый из них нес две новые противокорабельные ракеты JSM, и шесть самолетов набрали высоту для нанесения удара. Капитан Ван Фу Цзин видел их приближение на радаре, затем потерял их, а затем при содействии самолета ДРЛО КJ-2000 снова обнаружил как раз вовремя, чтобы открыть огонь, но не раньше, чем «Иглы» также произвели пуски.
Небо наполнилось тонкими линиями следов, оставляемых смертоносными ракетами, летящими в обе стороны. Зенитные ракеты Н-16В, которые «Ланьчжоу» успел выпустить в количестве двенадцати единиц, устремились ввысь, словно стая барракуд к косяку тунца, сбили четыре из приближающихся ПКР. Еще три были сбиты при уходе на предельно малую высоту, но остальные пять прошли через ракетный заслон и бросили вызов 30-мм зенитным орудиям кораблей. Им удалось сбить две на терминальном участке, но остальные три нашли китайские корабли.
«Шуянг» находился за кормой поврежденного «Вэйфана» и принял удар в переднюю часть палубы, что привело к детонации установленных там ракет, вызвав огромный взрыв. «Вэйфан» оказался засыпал обломками, а затем вторая ракета ударила ему в корму. Второго взрывал оказалось достаточно, чтобы окончательно уничтожить корабль. Последняя ракета попала в «Ланьчжоу», предпринявшего в последнюю минуту маневр уклонения и ударила прямо в палубу на миделе. Капитан Ван Фу Цзин ощутил, как корабль содрогнулся от попадания, увидел ярко-оранжевые языки пламени и понял, что получил серьезные повреждения. 7 000-тонный корабль оказался достаточно крепким, чтобы выдержать такой удар, но не мог задерживаться в этих водах. Ван Фу Цзин немедленно вышел на связь с аэродромами в Фуньчжоу, ругая командующего местными авиационными соединениями за отсутствие поддержки с воздуха.
— Где вы? Где поддержка с воздуха? Один из моих кораблей тонет, другой поврежден, люди в воде, на миделе пожар, а на экранах полно вражеских самолетов!
Он был в ярости от того, что был вынужден бороться как с палубной авиацией противника, так и с его самолетами наземного базирования при полном отсутствии противодействия в небе над оспариваемыми островами. Наконец, он услышал сообщение с KJ-2000, кружившего, как оказалось, прямо над местом потопления старого японского линкора «Конго» американской подлодкой «Морской лев» 16 ноября 1944 года. Авиация приближалась, хотя на то, что сегодня она покажет мастер-класс лучше было не рассчитывать.
Две эскадрильи многоцелевых морских истребителей «Ченду J-10АН» приближались на форсаже, хотя такая поспешность и делал их более заметными. Это были самолеты с очень высокими возможностями, с хорошей авионикой и превосходными скоростью и маневренностью, но это был их первый реальный боевой вылет, и они не были в достаточной степени подготовлены к бою[61]. За ними следовала еще одна группа из шести J-11В «Чайна-Фланкер» с более опытными пилотами, в составе восемнадцати самолетов.
Заметив их на радарах, японские самолеты немедленно начали целераспределение. Три JF-35В набрали высоту, шесть «Сайлент Иглов» с базы Наха остались на высоте 9 000. Даже при содействии KJ-2000, J-10 испытывали трудность в обнаружении японских самолетов. Наконец, они заметили приближающиеся «Сайлент Иглы», но к тому моменту, как обе стороны приблизились к островам, японские летчики уже выкрикнули код НАТО «Фокс-3» и выпустили ракеты AIM-120 AMRAAM. Эти ракеты были предназначены для поражения целей, находящихся вне пределов визуальной видимости и реализовывали принцип «выстрелил и забыл» за счет активного радиолокационного самонаведения. Они выпустили из с максимальной дальности в 105 километров, что на тридцать километров превышало дальность пуска китайских ракет PL-11, которыми были оснащены J-10[62]. Эти тридцать километров обеспечивали им преимущество не более чем в двадцать две секунды, так как обе группы сближались на скорости, близкой к Мах 2. Однако для китайских J-10 эти секунды означали разницу между жизнью и смертью. Ракеты двигались вдвое быстрее самолетов на скорости Мах 4, и вскоре небо расцвело отстреливаемыми ложными целями и пораженными реальными.
Первая волна китайских самолетов получила предупреждение о ракетной атаке, и всего через несколько секунд увидели их визуально. J-10 тяжело пострадали, потеряв пять самолетов от прямых попаданий. Еще два, судя по всему, были повреждены близкими взрывами. Их собственный шквал ракет PL-11 не смог достать ни одного «Сайлент Игла», так как японцы отвернули после пуска, чтобы оставаться на пределе досягаемости PL-11. Их единственным преимуществом была ограниченная малозаметность, лучшие радары и эти тридцать километров.
После беспорядочного первого залпа противника японские истребители снова развернулись, сократили дистанцию и переключились на ракеты малой дальности AIM-9X «Сайдуаиндер». Пилоты выкрикнули «Фокс-два!», сигнализируя о пуске ракеты с тепловой головкой самонаведения. Эти ракеты были более медленными, чуть быстрее Мах 2,5, но очень маневренными и имели дальность до 35 километров[63]. Они заявили о поражении двух J-10, а еще один самолет ушел в резкий маневр, оставляя за собой ярких хвост ложных целей в попытке обмануть преследующую его ракету. Однако «Сайдуаиндер» был точно настроен на распознавание разницы между ложными тепловыми целями и двигателями самолета и не был обманут.
Маневренные «Сайлент Иглы» налетели на свою добычу, сбив восемь из двенадцати J-10 менее чем за пять минут. Теперь намечался последний смертоносный поединок, так как обе стороны сблизились на дальность прямой видимости, вступив в ближний бой. Здесь опыт и мастерство японских пилотов и удивительные возможности их самолетов оказались решающими.
— Фокс-четыре! Перейти на пушки! — 20-мм пушки «Вулкан» системы Гатлинга имели боезапас всего в 510 снарядов, но этого было достаточно для того, чтобы сбить еще два J-10 прежде, чем они развернулись и на полной скорости ушли на запад, уступая место своим старшим братьям в виде истребителей «Шэньян J-11».
Называемый некоторыми западными аналитиками «Чайна-Фланкер» ввиду того, что этот самолет был создан на основе российского Су-27 «Фланкер», J-11 были серьезны вызовом «Иглам» и «Файтинг Фалконам», для противостояния которым создавались. Они были оснащены российской авионикой, радарами и двигателями, но имели и некоторые коренные усовершенствования. Кроме того, они несли лучшие ракеты PL-12, имевшие дальность 100 километров и не дававшие «Сайлент Иглам» преимущества в дальности.
Но «Иглы» были не одни.
По приближающимся с ревом с запада J-11 ударили невидимые молнии, когда три JB-35B с японских вертолетоносцев неожиданно появились на радарах изумленных китайских пилотов. F-35 полагались на малую заметность в передней полусфере, чтобы получить жизненно важное преимущество «первым увидел — первым выстрелил — первым поразил», находясь вне пределов видимости противника. Ракеты были выпущены, и «Лайтнинги» мощно ударили по J-11. Каждый самолет мог претендовать на сбитого.
Затем происходящее превратилось в дикий танец неопытных пилотов на сверхпередовых самолетах. Один из японских пилотов потерял бдительность, слишком возликовав после того, как разнес один из J-10 на куски из пушки, и его «Орел» оказался поражен взрывом осколочной боевой части почти прошедшей мимо ракеты PL-12. Самолет резко начал терять высоту, однако пилоту в конце концов удалось восстановить управление и направиться на восток, к базе Наха. Последние три J-11 оказались захваченными водоворотом головокружительных маневров и вскоре присоединились к J-10, выйдя из боя и направившись на запад к дружественному побережью. Для всех участников это был первый настоящий боевой вылет, и некоторые преимущества, которыми обладали японские самолеты и пилоты оказались решающими. Тем не менее, китайцы тоже быстро сделают выводы, и в следующий раз их J-10 будут нести лучшие ракеты.
Находящийся на борту «Акаги» капитан Ёсида слышал безумные крики пилотов, атакующих вражеские самолеты. Когда все закончилось, он услышал:
— Враг отходит. Четырнадцать целей сбито! Малый остаток топлива, возвращаемся на базу.
Люди на мостике «Акаги» ликовали, пока кто-то не крикнул «Банзай!». Услышав это, капитан Ёсида резко повысил голос.
— Мы не будет приветствовать смерть наших врагов, и не будет делать того же, когда наши собственные братья падут в бою.
Он оценил ситуацию, понимая, что вскоре ему потребуется поднять второе звено JF-35, и вскоре персонал мостика занялся делом, а руководитель полетов доложил о готовности. Ёсида подошел к радару и указал пальцем на один из объектов.
— Это KJ-2000?
— Так точно, сэр. Он держится там на высоте 12 000 последний час.
— Гони его оттуда. Направь второе звено F-35.
Ёсида хотел выбить противнику глаза, лишив его обзора и гарантированно безопасно подвести свою оперативную группу к островам Сэнкаку, но было слишком поздно. Китайцы давно определили их координаты и готовились сделать японцам смертоносный сюрприз.
— Сэр, цель высокоскоростная высотная, профиль баллистический, курсом на корабль! — Поднял тревогу оператор РЛС.
Сражение разгорелось с новой силой. Китайцы бросили в бой второе соединение истребителей, фиксируя внимание противника на воздушном бое над островами. Но в это же время высоко над ними в космическом пространстве, американский разведывательный спутник внезапно передал Тихоокеанскому командованию в Гонолулу на Гаваях предупреждение о запуске баллистических ракет. В то время, как корабли вели бой на море, а самолеты кружили в смертоносном танке в небе, китайские лучники дали залп баллистическими ракетами малой дальности «Дун Фэн-12С» и их старшими братьями, смертоносными «Дун Фэн-21». Они были названы в честь восточного ветра, по поверию, служившего предвестником чего-то полезного, и этот ветер принес огненный дождь на зазевавшегося противника.
Они шли на корабли Ёсиды на скорости Мах 6 на терминальном участке, и их было чрезвычайно трудно отследить и поразить. Имея в своем распоряжении всего несколько секунд, Ёсида отдал приказ выпустить противоракеты SM-3, имевшие жуткую скорость в Мах 8. Четыре ракеты стартовали, но приближающиеся цели были обнаружены слишком поздно и на перехват оставалась всего одна попытка. Пять из шести китайских ракет первого залпа дошли до района целей и две из них выполнили свою задачу.
Первая была оснащена электромагнитной боевой частью, предназначенной для выведения из строя электроники противника. Вторая несла обычную бронебойно-фугасную боевую часть, ударившую в палубу невезучего вертолетоносца «Хьюга», пройдя перед взрывом до нижней части корпуса. Взрыв боеголовки, дополненный взрывом вертолетов, готовящихся к вылету, и боеприпасов имел катастрофические последствия. «Хьюга» получил смертельный удар, завалился на правый борт, опрокидывая в море оставшиеся вертолеты, и затонул за несколько минут.
Хотя «Хьюга» не был настоящим авианосцем, он был близок к таковому, будучи третьим кораблем во 2-м вертолетоносном дивизионе, состоявшим из него, «Акаги» и «Кага». Ни один авианосец в мире не был потоплен с тех пор, как японский авианосец «Амаги» ушел на дно гавани Куре 24 июля 1945 года[64]. Ужасная судьба «Хьюга», ушедшего в воды Восточно-Китайского моря, была страшной ценой за безжизненные утесы, которые Япония так стремилась защитить.
Капитан Ёсида в шоке и смятении смотрел в сторону кормы, наблюдая, как «Хьюга» загорелся и опрокинулся буквально за несколько минут. Теперь ситуация стала намного серьезнее, чем была тогда, когда он приказал поднять первое звено JF-35. Теперь сражение затронуло его соединение непосредственно — ракеты нашли его в открытом море. Он предполагал возможность этого, но не рассматривал ее всерьез. Теперь же китайцы потопили один из его кораблей одной баллистической ракетой. Он знал, что системы, направившие ракету к цели, висели сейчас в безвоздушном космическом пространстве над ними, причем важную роли играла система спутниковой навигации.
Если «инцидент» действительно перерастет в полномасштабную войну, с этим нужно было что-то делать, однако у Японии не было никаких средств противоракетной обороны, которые могли бы поразить вражеские спутники. Эту задачу предстояло возложить на американцев, обязанных защищать Японию по договору с момента окончания Второй Мировой войны. Но если американцы вмешаются, подумал он, то как скоро вмешаются русские?
Ёсида не мог не думать об этом. Электромагнитная боеголовка вызвала дополнительные трудности, хотя и не сработала должным образом. Вышел из строя ряд незащищенных систем, однако основная электроника выдержала и продолжала функционировать. Тем не менее, ее оказалось достаточно, чтобы вызвать некоторые сбои, и потеря «Хьюга» стала мощным ударом по моральному состоянию экипажа.
Он угрюмо посмотрел на персонал мостика, подчеркивая урок, который преподнес им ранее.
— Кто теперь хочет порадоваться смерти наших врагов? — Его темные глаза перемещались от одного офицера к другому. — Это лишь начало. Если война придет в наш дом всерьез, поверьте мне, никто из вас не найдет ее желанной гостьей.
Ёсида пока этого не знал, но незваный гость уже постучался в дверь на заднем дворе Японии. Первый порыв смертоносного «восточного ветра» был лишь предвестником бури. Китай глубоко зарылся в свою землю, выкапывая кости предыдущих поколений, чтобы построить удивительную сеть, состоящую из более чем 3 000 миль подземных туннелей и укрепленных бункеров. Тихоходные мобильные пусковые установки двигались по темным туннелям, приближая событие, планировавшееся уже давно.
В считанные минуты Китай вывел смертоносный поединок вокруг островов на новый уровень. То, что начиналось в возможного боя нескольких небольших подразделений морских пехотинцев, вскоре переросло в масштабное воздушно-морское сражение, а затем и в стратегический удар по базам, имевшим наиболее важное значение для любых японских операций в регионе. Единственной спасительной милостью было то, что пока не было задействовано ядерное оружие. Обе стороны все еще «боксировали в перчатках», и «правила» боя все еще усердно соблюдались.
Китай был не готов к решимости и жестокости, с которой японцы отреагировали на их попытку занять острова Дяоюйтай, и оказались побиты в честном поединке на корабля, самолетах и ракетах над глубоким синим морем. Тем не менее, чтобы победить их, японцы бросили в бой свои лучшие силы в регионе. Ставки стали гораздо серьезнее, и китайцы обещали намного более грозный ответ, чем краткий бой и последнее китайское предупреждение. Они смело зашли с козыря, чего никак не ожидали в самом начале игры ни японцы, на аналитики в Гонолулу, следящие за происходящим через свои спутники КН-11, и что было намного большим, чем ограниченный инцидент на море.
Капитан Ёсида мог претендовать на пиррову победу, но это сражение было не более чем игрой теней на стене, имя целью лишь отвлечь внимание противника. В тот же день первые ракеты большой дальности DF-21 ударили по Окинаве, и их маневрирующие головные части обрушили град зажигательных и фугасных поражающих элементов на японскую авиабазу Наха. База ВВС США в Кадена была пока избавлена от этой участи, оставалась в списке целей. Это был тонкий сигнал американцам — держитесь подальше, и мы не станем с вами ссориться. Сражение, начавшееся с высадки десантного отделения на далекий пустынный остров в Тихом океане, закончилось ударом баллистический ракет по территории Японии странным эхом последней Великой Войны. Однако мысли капитана Ёсиды были поистине пророческими. Это было только начало.
Тревожные часы начали громко тикать, а ситуация подходила все ближе к неуправляемому хаосу. Через несколько минут после удара раздались звонки «тревожных телефонов» на столах по всему миру, от Пекина до Владивостока, Гонолулу и Вашингтона.
На Тихом океане начинался новый шторм, молнии войны уже сверкали над потемневшим горизонтом. То, что началось с пограничного инцидента из-за неразведаннного месторожения нефти стало крошечным сорванным предохранителем, обещавшим вскоре сорвать другие. Настоящая война зрела в давно разведанных регионах, в Персидском и Мексиканском заливах, а также обширных новых суперместорождениях в Средней Азии в Казахстане.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ЛЮДИ ВОЙНЫ
«Открытие энергии атомного ядра не породило новой проблемы. Она лишь сделал более насущной потребность решения существующих… Для меня достаточно одной способности этих людей получать удовольствие от маршировки по четыре в виде воинственной банды, чтобы презирать их. Их головной мозг достался им по недоразумению — им достаточно одного спинного мозга»
Альберт ЭйнштейнГЛАВА 16
Каменский медленно листал книгу, тихо покачивая головой. Это была история японского военно-морского флота во Второй Мировой войне. Он пришел в библиотеку во Владивостоке, чтобы унять тревогу, беспокоившую его последние двадцать лет. Он узнал многое о таинственных событиях в Коралловом море, но эта история так и не была объяснена до конца. Японцы пытались скрыть многое, но шли годы, и все больше и больше фактов медленно всплывали на свет. Что-то случилось в 1942 году, словно молния, сверкнувшая в черных тучах войны. Что-то пришло из Индийского океана, ударив стальным копьем в самое сердце японского наступления.
Все началось у берегов острова Мелвилл, где, согласно докладам австралийских разведчиков, японцы обнаружили крупный надводный корабль корабль союзников, направлявшийся на восток от Дарвина. Проблема заключалась в том, что в Дарвине в то время не было никаких кораблей Союзников, и никто не мог определить, что это был за корабль. Тем не менее, японцы начали преследовать его, направившись через Торресов пролив в Коралловое море силами 5-й авианосной дивизии. В результате погони линкор «Кирисима» потерпел крушение на коралловых рифах Торресова пролива и оказался частично затоплен. Дальнейшие сведения о ходе инцидента были смутными и нечеткими: «беспрецедентные потери, понесенные соединением Хары, помешали ему поддержать авианосцы Ямасиро в критически важный момент, в результате чего американцы смогли справиться с обеими японскими ударными группами по очереди».
Беспрецедентные потери? И это все, что стало известно обо всем этом через восемьдесят долгих лет? Загадка усиливалась ввиду того, что затем адмирал Ямамото разделил тяжелую группу прикрытия вторжения на Гуадалканал и направился в Коралловое море… На борту линкора «Ямато». Это было наиболее странно. «Ямато» был символом морской мощи Японии, названный в честь древней родины японцев. Что могло побудить Ямамото предпринять эти действия? Более того, обратно в Куре «Ямато» прибыл избитым и капитально поврежденным. Японцы держали случившееся в секрете. В действительности, так и не стало известно, кто атаковал «Ямато» и нанес ему такие повреждения, даже после окончания войны.
В этих водах действовало нечто загадочное и могущественное. Нечто, способное защитить себя от целого авианосного соединения и повредить самый могучий линкор, который когда-либо видел мир. Но даже сейчас подробности оставались загадкой. Согласно первоначальным сообщениям, «Ямато» подорвался на мине вблизи Милн-Бэй. Несколько лет спустя эта точка зрения была оспорена американским историком, утверждавшим, что «Ямато» был атакован американской подводной лодкой «Морской Дракон», возвращавшейся с третьего боевого патрулирования в Южно-Китайском море и сумевшей попасть в могучий корабль двумя торпедами.
Каменский отнесся к обеим версиям с долей скепсиса, так как ему удалось добыть секретные отчеты по повреждениям, полученным «Ямато». Одно из орудий кормовой башни было выведено из строя и заменено на новое, изначально создававшееся для линкора «Синано». Кроме того, «Ямато» получил серьезнейшие повреждения от пожара в надстройке — выше ватерлинии, что могло означать только то, что они были нанесены снарядами или бомбами крупного калибра. Кроме того, имелись отрывочные сообщения о том, что эти повреждения были нанесены вражескими ракетами, что уже само по себе было странно. Затем Каменский наткнулся на то, что ошеломило его — фотографию двух японских инженеров, державших в руках кусок обгоревшего металла, на котором был совершенно четко виден выгравированный серийный номер.
Каменский держал этот номер в памяти многие годы, но так и не смог найти его где-либо до 2020 года. Однако он был любопытным стариком. Он провел сорок лет на государственной службе, во флоте и в разведке, и все еще имел доступ к материалам, к которым не имел доступа обычный человек. В частности, к материалам по производству новых ракет «Москит-2» для военно-морского флота. Именно там он наткнулся на этот самый номер — и он был присвоен ракете, оказавшейся в боекомплекте «Кирова» — того самого ракетного крейсера, который они с Алексеем рассматривали в порту во второй половине дня.
Он понимал, что, скорее всего, это было лишь совпадение, но, тем не менее, сделал звонок своему старому другу, инспектору Герасиму Капустину, который как раз прибыл в город и находился на «Кирове». Была ли ракета номер 110720-12 на корабле? Нет, ответил тот, она была выпущена в ходе учений и да, давай встретимся в воскресенье в обед.
Каменский еще не знал, какой переворот произведет то, что он узнал, но понимал, что задать этот вопрос его побудили какие-то причины, погребенные глубоко в подсознании, откуда до сих пор не выходили тщательно просеянные сведения, фотографии и другие части головоломки, которую он пытался сложить все эти годы. Что могло задержать флоты Хары и Ямамото? Он начал думать, что понял это. В то самое утро ему рассказал об этом собственный внук…
Об этом говорил и крейсер «Тоне» вернувшийся из очередного похода в войну со странными повреждениями корпуса. Каменский смотрел на странную фотографию, на которой изображался член экипажа, намеревающийся совершить сэпукку. Как ни странно, из примерно 800 членов экипажа 346 покончили самоубийством! «Тоне» приобрел репутацию проклятого корабля с тех пор, и каждый, кто служил на его борту, говорил о странных видениях, беспокойстве ночью в море, страдал от прерывистого сна и ночных кошмаров[65]. Бывший капитан корабля Сандзи Ивабути также совершил сэпукку когда американская армия заняла Манилу.
Крейсер «Хагуро» погиб в тот же месяц, в ту же неделю, но никто не знал, почему. Он был просто «потоплен противником у острова Меллвил». Все это было очень странно, но оставалось не более чем фантазиями отдельно взятого старика до того воскресного вечера, когда он сел ужинать с Герасимом Капустиным.
— Взгляни, — сказал Каменский, протягивая другу книгу. — Я может, и старый дурак, но это выглядит слишком знакомо, верно? Если бы я чего-то не знал, я бы сказал, что это стабилизатор от ракеты «Москит-2».
Капустин улыбнулся, присмотревшись к фотографии через очки, и проверил подпись. Фотография была датирована 1946 годом.
— Да, это очень странное совпадение, но я рад, Павел, что ты все так же любознателен. Когда ты позвонил, спросив об этой ракете, я задался вопросом, почему. Но послушай, друг мой… — Он обвел взглядом ресторан, хотя они сидели за отдельным столиком в углу и было мало шансов, что кто-то мог их слышать. — Что касается серийных номеров, в ходе учений была израсходована еще одна ракета, или, по крайней мере, они так утверждают. Мы только что обнаружили, что ее номер оканчивается на Х.
Каменский поднял густые брови. Буква Х в конце номера означала, что это был носитель ядерного оружия[66]. Капустин хотел сказать ему о чем-то значимом.
— Она была выпущена? — Недоверчиво спросил он. — Где?
- Я до сих пор не установил.
— Ты проверял спутниковые данные?
— Конечно, но в Тихом океане, где, как я предполагаю, эта ракета могла быть запущена, ничего не было. Я направил запрос для проверки морских коммуникаций в Атлантике и Арктике, но не узнаю ответа еще день или около того.
— Это самое необычное. Знаешь, Герасим, я водил внука в гавань посмотреть на корабль. Господи, да он словно прошел через ад! Повреждения на корме наиболее красноречивы. Судя по тому, что я видел, корабль получил попадание в палубу, затем снаряд прошел внутрь, пробив корпус.
— Они заявили, что произошел неудачный запуск ракеты.
— Неудачный пуск? Бред какой-то. На корме установлены только зенитные ракеты, верно? Только не говори мне, что одна такая ракета могла пробить палубу и проделать такую пробоину в корпусе. Я видел свежую краску, под которой они явно пытались что-то скрыть, Герасим. Соскоблите ее, и я думаю, что там обнаружатся следы дыма или даже повреждения от взрывов.
— Я тоже так думаю, Павел, и это приводит меня к крайне неудобным выводам. Я расскажу тебе кое-что еще… Мы обнаружили повреждения справа на миделе ниже ватерлинии. Да, я отправил Волкова вниз, чтобы все там осмотреть, и он обнаружил значительные повреждения корпуса. Они использовали пластырь, чтобы устранить пробоину и проделали довольно неплохую работу внутри, но корабль все равно придется поставить в сухой док, так как пробоина находится ниже ватерлинии. Они утверждают, что она была получена в результате инцидента на «Орле», но скажи честно, можешь ли ты себе представить, чтобы Вольский после этого решил направиться от Ян-Майена во Владивосток?
— Нелепость, — сказал Каменский. — И еще более нелепо, что корабли НАТО не облепили его, словно мухи. Я все еще не могу поверить, что «Киров» ушел от них. Ты говорил, что все началось с учений с боевыми стрельбами? Как в НАТО могли не вести спутникового наблюдения? Каким маршрутом «Киров» мог уйти?
— Карпов утверждает, что они обошли Гренландию с севера. Это тоже интересно. Он утверждал, что они обнаружили слабый лед.
— Этот проход открылся в 2012 году, — сказал Каменский. — Глобальное потепление сделал его более простым. Но он все еще менее судоходен, чем другие пути, и я не могу себе представить, чтобы «Киров» мог уйти на юг, обогнув мыс Доброй Надежды или мыс Горн. Не с такой пробоиной, о которой ты говорил.
— Я полностью согласен. Но если он действительно ушел на север, он мог бы избегать патрулей НАТО в течение какого-то времени. Они там не столь бдительны, и я готов поспорить, что большая часть их средств была направлена для наблюдения за нашей спасательной операцией на «Орле».
— Похоже на то, — согласился Каменский. — Но стрельба ракетами по айсбергам привлекла бы много внимания, верно? И «Киров» пропал в конце июля. Чем они занимались все это время?
— Вольский заявил, что увел корабль в южную часть Тихого океана. Я полагаю, большую часть учений они провели там, подальше от посторонних глаз. Только подводная лодка могла бы их обнаружить, а океан большой.
— Да, но специальная боевая часть? Ты спрашивал старших офицеров о ней?
— Пока нет, но скоро придется, — пожал плечами Капустин. — Существует одна возможность… Взрыв, уничтоживший «Орел» мог быть ядерным. Я проверял это лично.
— Ты думаешь, они выпустили ее по «Орлу»? — Каменский был шокирован подобным предположением.
— Это приходило мне в голову, хотя пока у меня нет доказательств. Они утверждают, что на «Орле» произошел несчастный случай — но, возможно, на самом деле он произошел на «Кирове», и теперь они пытаются это скрыть. Мое расследование продвигается, но, учитывая обстановку на Тихом океане, я задаюсь вопросом, будет ли у меня время закончить его прежде, чем все взлетит на воздух.
— А, ты беспокоишься по поводу этих спорных островов? Все ограничится походом нескольких эсминцев и испытанием ракет или орудий в условиях, приближенных к боевым. Больше ничего не будет. Они носятся с этими островами с тех пор, как возник спор по поводу месторождений.
— Меня не волнуют мелкие острова. Меня беспокоит большой остров.
— Тайвань?
— А что же еще? Там происходит очень многие — перемещения войск, самолетов, ракет, кораблей. Я думаю, они что-то предпримут на этот раз, и очень скоро.
— Ты полагаешь, что китайцы действительно готовят военное вторжение?
— В этот самый момент они грузят войска на девять десантных кораблей, и, насколько мне известно, то же самое делают и американцы.
— Это серьезно, Герасим. Что думают в Москве?
— В Москве? Они даже не могут разобраться со списком личного состава «Кирова». Нет, в Москве, скорее всего, будет неразбериха, пока все не выйдет из-под контроля. Да, я слышал, что они перебросили на восток несколько стратегических бомбардировщиков по просьбе Китая и, конечно же, с этой целью сюда был направлен и «Киров», верно? Жаль, что от корабля будет мало пользы, если дело дойдет до драки. Мы можем перевооружить его достаточно легко, но повреждения корпуса потребуют ремонта в течение нескольких недель, возможно даже месяцев, потому что те листы брезента на корме, которые ты видел, только скрывают основные повреждения. Вся кормовая цитадель разнесена на куски. Они сказали, что один из Ка-40 находился в воздухе, когда произошел взрыв на «Орле» и рухнул прямо на корабль, взорвавшись вместе с боекомплектом. Я нашел нам немало обломков Ка-40, но все равно, на мой опытный взгляд они выглядят как-то постановочно. Что же нам делать с этим бардаком, Павел? Надвигается война, и этот корабль и его экипаж нужны нам, как никогда раньше.
— И что же ты намерен делать? Выдвинуть обвинения против Вольского? Ты знаешь, насколько его уважают. «Папа Вольский» не уйдет в сторону легко.
Капустин вздохнул.
— В точку. И с этой китайской заварухой я передумал серьезно копаться во всем этом. Да, я мог бы вернуться в Москву и поднять шум. Сучков меня бы за это в задницу поцеловал. Но если все взорвется, где в этот момент будет Вольский? В Москве, выяснять отношения с Сучковым. Здоровье Абрамова ухудшается, и, откровенно говоря, Вольский нужен нам больше, чем когда-либо. Его называют Папой Вольским потому, что личный состав его любит, но на севере его называли Королем северных морей, и этот титул он заслужил по праву. Так что же мне делать? Накатать кляузу и отправить ее в Москву, пока китайцы устраивают серьезный инцидент? Если китайцы снова атакуют японцев или ударят по Тайваню, мы тоже будем втянуты. И попомни мои слова, они это сделают. Я в этом практически уверен.
— Да… — Каменский на некоторое время задумался. — Никто не требует от тебя отчета завтра, Герасим. Не торопить. Походи вокруг, поговори с Вольским, посмотри, что он тебе скажет. Если Китай решит заняться Тайванем, то да, ты тоже с ними. И ты прекрасно знаешь, что вмешаются и японцы, и американцы и все остальные. Так что на твоем месте я бы не торопился разводить гвалт вокруг Вольского. Уже достаточно плохо, что «Киров» стоит там, прикрытый брезентом и свежепокрашенными пластырями. Какой смысл сейчас еще и пытаться торпедировать Вольского? Он нам нужен. Ты прав насчет Абрамова. У него был сердечный приступ в прошлом месяце.
Капустин кивнул, наклонился над тарелкой супа и от души заработал ложкой.
— Ты все знаешь, Павел. Если меня высадят на необитаемый остров с условием, что мне оставят какую-то одну еду, я выберу суп. Жить без него не могу. И ты прав. Тихоокеанский флот не сможет жить без Вольского. Да, я могу взять перерыв. У меня есть еще много неразрешенных вопросов по делу «Кирова». Что-то подсказывает мне, друг мой, что на этот раз мы катимся в пропасть. В таком случае, лучшее, что мы, на мой взгляд, можем сделать, это найти способ снова ввести «Киров» в строй. Я думаю, что нам будут нужны все корабли, которые у нас есть, даже эти старые ржавые «Удалые».
— Я думаю, ты прав, — сказал Каменский. — У меня есть свои подозрения по поводу этого корабля, но перед лицом неизбежной войны то, о чем ты говоришь, имеет смысл. Жаль, что мы так и не закончили переоснащение «Адмирала Лазарева»[67].
Раздался тихий звонок, и Капустин, извинившись, потянулся в карман за мобильным. Это был Волков с отчетом о проверке списков личного состава. Инспектор внимательно его выслушал, его глаза потемнели, и он ответил, что займется этим вопросом завтра.
— Прости меня, друг мой, но это был мой волк, который опять начал гонять овец. Повреждения, полученные «Кировом» привели к человеческим жертвам. Тридцать шесть погибших.
— Какой позор, — сказал Каменский.
— Более того. Теперь это настоящая загадка. Мы получили список погибших, но когда соотнесли его со списком экипажа корабля, то не нашли ни одного из них. Тогда мы отправили запрос в Москву. Они не имеют никаких сведений об этих людях — не только в компьютерах, даже на бумажных носителях. Никаких служебных записей, никаких приказов, ничего вообще. Мы проверили каждую систему и каждую старую пыльную папку в городе. Корабельный врач «Кирова», этот Золкин, вручил Волкову список погибших из тридцати шести имен, а флот не имеет никаких сведений о том, что эти люди вообще когда-либо существовали!
— Невозможно. Значит, этот список был сфальсифицирован.
— Да, Павел, но зачем? Почему? Что они творят? Я генеральный инспектор российского флота! Неужели они думали, что могли передать мне подобный список, который я не проверю? Это что, какая-то нелепая шутка? Тогда мне не смешно — ни вот столько!
Мобильный телефон Капустина снова потребовал быть услышанным. Он нахмурился, будучи явно расстроен.
— Да. Что на этот раз?… Что? Когда?… Это проверено? Понял. Хорошо, буду, как только смогу.
Он посмотрел на тарелку с супом, а затем в лицо своему старому другу. На этот раз в его взгляде читались усталость и расстройство.
— Произошел вооруженный инцидент у островов Дяоюйдао. Китайцы и японцы, наконец, сцепились. Началось, Павел, и одному богу ведомо, когда и чем все это закончится.
ГЛАВА 17
Капустин и Каменский были не единственными, кому пришлось прервать ужин в тот вечер. Адмирал Вольский получил то же сообщение, спешно взяв машину, чтобы отбыть в штаб флота в Фокино. Карпову и Федорову было приказано немедленно явиться на корабль.
Вольский выглянул в окно, глядя на двоих своих офицеров и задался вопросом, увидит ли он их когда-либо снова.
— Карпов, — сказал он, жестом поманив капитана к кабине. — Приведите корабль в готовность. Пусть Быко делает все, что может, в особенности с пробоиной.
— Не беспокойтесь, товарищ адмирал. Люди Быко работали в воде всю неделю. Также они завершили перезарядку пусковых сегодня после полудня. Капустин переписал все серийные номера ракет.
— Да, хорошо. Мы оба знаем, что происходит. Мы, возможно, заткнули дыру в плотине, пощадив американскую подлодку, но теперь, похоже, вода перехлынула через нее. Помните, что вы действующий командир крейсера «Киров». Не позволяйте Капустину и Волкову мешать вам. И еще одно… Федоров. Слушайте его, капитан. Внимательно слушайте. На этот раз он ваш старпом, и кораблем командуете вы, но не забывайте те времена, когда это было не так. Сохраняйте тот же ум и то же сердце, что благополучно доставили нас домой. Делайте то, что должны, но мы оба понимаем, что на кону стоит больше, чем судьба корабля, большее, чем наши собственные жизни. Мы единственные, Карпов, кто знает, что происходит, и судьба никогда не простит нас, если мы подведем ее.
— Федоров будет находится рядом, товарищ адмирал, и мы сделаем все, от нас зависящее, чтобы не допустить будущего, которому мы стали свидетелями. Обещаю.
— Я верю в вас обоих, — сказал Вольский. — И вот еще что… — Адмирал вынул командный ключ, снял его и медленно протянул Карпову. Их взгляды встретились с тысячами несказанных слов. Затем Вольский кивнул, отдавая честь крепкой рукой, на что Карпов ответил прощальной улыбкой. Затем капитан развернулся и направился к причалу, к которого виднелся темный угрожающий силуэт самого мощного надводного корабля в мире, тихо стоящего на якоре. Адмирал посмотрел капитану вслед, затем на корабль. Антенна комплекса «Флаг» на передней надстройке все еще отсутствовала, хотя на кормовой уже была установлена новая антенна РЛС «Фрегат», спокойно вращавшаяся в ночи.
Ветер трепал края серого листа брезента, до сих пор прикрывающего почерневшие остатки кормового мостика. Единственный Ка-40 тихо стоял на кормовой площадке. Адмирал бросил взгляд на Ка-40, подумав воспользоваться им, но затем решил, что не стоит. Ему нужно будет о многом подумать прежде, чем снова увидеться с Абрамовым. Были и другие новости, сидевшие глубоко у него в голове, которые он не смог обдумать за китайской едой и даже за дискуссией с Карповым и Федоровым.
Добрынин позвонил ему как раз перед закатом, доложив о странном инциденте с исчезновением члена экипажа, Маркова. Что-то в этом сообщении пробило Вольского на дрожь, но он знал не достаточно, чтобы обсуждать это с другими. Вместо этого он приказал Добрынину выставить у испытательного стенда двоих морских пехотинцев и никого к нему не подпускать, пока стержень №25 не будет безопасно извлечен и помещен и контейнер радиационной защиты.
Он уселся на переднее сидение и приказал водителю ехать в Фокино. Им предстояло преодолеть около восьмидесяти километров по идущему вдоль побережья шоссе, но, вероятно, это все равно окажется быстрее, чем пересекать залив Петра Великого на вертолете. По дороге он связался со штабом флота и запросил адмирала Абрамова.
— Товарищ адмирал? Добрый вечер. Мы пытались связаться с вами. Я вынужден сообщить, что адмирал Абрамов госпитализирован с сердечным приступом. В данный момент он находится в госпитале флота.
Новость потрясла Вольского, даже при том, что не была неожиданной. Здоровье Абрамова ухудшалось весь последний год, и Вольский знал, что должен был принять его должность, принять ответственность за все операции Тихоокеанского флота — ношу, которую бедняга Абрамов уже не мог нести.
Это случилось незадолго до того, как машина обогнула северный край залива, пройдя деревни Штоково и Романовка, и направилась на юг к Фокино. Вскоре он увидел высокую мачту приемопередающей станции Тихоокеанского флота, подмигивающую ночными маяками с высокого холма к юго-востоку от города. Он подумал, что будет немного парадоксально увидеть один из четырех крейсеров изначального проекта 1144 «Адмирал Лазарев», все еще стоявший «в консервации» в бухте перед зданием штаба флота. Было запланировано, что он снова будет введен в строй, но средства так и не были найдены, а на деле некоторые из его внутренних частей были использованы для постройки нового «Кирова». Сейчас этот стремительный крепкий корпус был лишь ржавеющей пустой оболочкой корабля.
Двадцать минут спустя он оказался в здании штаба флота, ощущая нарастающую напряженность по поведению офицеров штаба и адъютантов, и понял, что ночь будет долгой. Но наступит ли когда-либо рассвет, подумал он?
Начальник штаба тепло поприветствовал его. Андрей Таланов был крепким и компетентным темноволосым человеком в возрасте под пятьдесят, с острым взглядом и хорошей головой на плечах.
— Здравствуйте, товарищ адмирал. Мы получили приказы из Москву, касательно как ситуации в тихоокеанском регионе, так и состояния адмирала Абрамова.
— Как адмирал?
— Еще неизвестно, товарищ адмирал, он все еще в реанимации. — Таланов вручил Вольскому простую распечатку сообщения, смысл которого он понял, едва взглянув на нее. «Срочно. Адмирал флота Вольский Леонид назначается командующим Краснознаменным Тихоокеанский флотом…»
Итак, подумал он про себя, я выбрался со сковороды Капустина, как только прочитаю это сообщение. Да, из огня, да в полымя. Он сложил распечатку и торжественно посмотрел на своего нового начальника штаба.
— Я ожидаю, что у вас найдется, что мне рассказать, капитан Таланов, и, разумеется, что у вас в этом здании есть буфет с хорошим чаем.
— Так точно, товарищ адмирал.
— Очень хорошо. Тогда приступим. Я так полагаю, вы намерены ввести меня в курс ситуации между Китаем и Японией.
— Так точно, товарищ адмирал. Имел место вооруженный инцидент к северо-востоку от архипелага Дяоюйтай. Мы не знаем, с чего все началось, но японцы потеряли сторожевой корабль «Оёко» в 2 500 тонн. Он был частью соединения из трех кораблей. Ответным огнем была уничтожена китайская подводная лодка типа 095. Мы находимся на связи с Пекином, и они подтверждают потерю связи с лодкой «Ли Чжу». Оставшиеся два японских корабля временно отошли на северо-восток. Японцы быстро выступили с осуждением, пригрозили расправой, а затем вывели в море еще одно соединение.
— А что китайцы?
— Их корабли заняли позицию в районе главного острова Дяоюйтай и высадили десант на берег, товарищ адмирал. Мы получили сообщение о том, что японский катер береговой охраны был обстрелян и захвачен китайскими морскими пехотинцами с главного корабля оперативной группы «Ланьчжоу».
— Судя по всему, долгая словесная война за острова теперь закончилась. Завтра это будет во всех новостях. Японский посол в Пекине сойдет с ума.
— Боюсь, ему будет не до того, товарищ адмирал. Из Пекина сообщили, что они заняли японское посольство и арестовали посла.
— Они что? Это неслыханно!
— Я думаю, на этот раз они знают, что делают, товарищ адмирал. Сегодня поступает много сведений по дипломатическим каналам, но уходят слухи о том, что рассматривается формальное объявление войны. Пекин проинформировал Москву об этом в последний час.
— Войны? Из-за этих груд камней посреди Тихого океана?
— Не в первый раз, товарищ адмирал, — сказал Таланов. Вольский слишком хорошо знал, что он имел в виду.
— Какие силы мы имеем в море?
— Фрегат «Адмирал Головко» и эсминец «Орлан» сейчас в Японском море, вместе с крейсером «Варяг».
— Хорошо. Пусть пока остаются там.
— Но товарищ адмирал, им приказано идти в восточно-китайское море на соединение с китайцами.
— Они опоздают. Я отменяю приказ немедленно. Соединению оставаться в Японском море и встать в круг. Кто-то должен действовать разумно в данной ситуации. Думаю, это придется делать мне.
— Так точно, товарищ адмирал, но не вызовет ли это некоторые… политические проблемы? Китайцы ожидают нашей поддержки.
— Политические проблемы решаются гораздо легче, чем военные, Таланов. Было бы неплохо, если бы китайцы сообщили нам, что намерены стрелять по японским кораблям, верно? Как вы думаете, наш флот готов к крупномасштабным действиям в восточно-китайском море? Я думаю, что вряд ли. Вы можете направить туда одну или две подводные лодки для получение оперативной информации, и, я полагаю, было бы целесообразно направить туда дальние разведчики Ил-38 или Ту-95. Но я не направлю надводные корабли через Корейский против при подобных обстоятельствах. Если мы это сделаем, японцы немедленно начнут пролеты над ними своих самолетов, а в случае чего смогут направить против них морскую авиацию. Нет, если мы начнем развертывание, то к северу от Хоккайдо в Охотском море в плотном взаимодействии с морской авиацией на Сахалине. Таким образом, нас смогут поддержать и силы, базирующиеся на Камчатке. Посмотрите на карту, капитан. Я не направлю ничего на юг в Японское море без веских оснований. А теперь… Мне нужна связь с Москвой по защищенному каналу, а затем со штабом американского флота на Гавайях.
— С американцами, товарищ адмирал?
— Конечно. Свяжитесь с кабинетом адмирала Ричардсона и попросите принять мой звонок в течение часа. И я хочу, чтобы список всего, что американцы имеют в регионе или направляют туда, в данный момент был у меня на столе через десять минут.
Таланов не видел такого решительного командования уже долгое время и оно показалось ему глотком свежего воздуха после медлительного и нерешительного Абрамова. Он улыбнулся, радуясь тону Вольского, который явно знал, как отдавать приказы и как обеспечивать их исполнение.
— Так точно, товарищ адмирал. Нужно десять минут. Я обеспечу связь с Москвой немедленно. — Он отдал честь и вылетел прочь.
Вольский прошелся по старому кабинету Абрамова, зацепившись взглядом за его фотографии на столе — жены, дочери, внука. Он сам немедленно задумался о своей жене, оставшейся в Москве. Он говорил с ней по телефону, распознав радость и облегчение в ее голосе, когда она узнала, что он благополучно вернулся. Он извинился за то горе, которое, должно быть, вызвало его внезапное исчезновение.
— Лена, — вспомнил он, как говорил ей уже давно. — Ты понимаешь, что жизнь моряка таит в себе множество опасностей и неожиданностей. Быть может, однажды я уйду и не вернусь, но не теряй надежды. Флот заставляет делать трудный выбор раз за разом, и что-то из того, чем я занимаюсь, ты не сможешь узнать никогда. Да, еще существуют секреты, которые должны держаться в шляпе, и адмирал флота получает более чем справедливую их долю. Просто жди меня. Я вернусь домой скоро. Займись планами на новый дом во Владивостоке.
Она так и поступила, но после того, как по телевидению рассказали об инциденте с «Орлом», ее верное сердце подверглось тяжёлому испытанию. Тем не менее, она так и ждала месяц, не имея ни малейшего представления, где находится ее муж, с которым она прожила сорок лет, но не теряла надежды. А потом он позвонил ей, и ее сердце замерло от радости.
— Леня, ты забыл новые кожаные перчатки, — сказала она, вспомнив о чем подумала в последний раз тогда, перед тем, как он ее покинул.
— Ты сложила их для переезда?
— Конечно, но ты же знаешь, как у тебя мерзнут руки на этих твоих кораблях. Однажды ты так голову забудешь.
— Но я не забуду тебя…
Тишины на линии было достаточно, чтобы выразить те чувства, которые они испытывали друг к другу, прожив вместе многие десятилетия. Адмирал улыбнулся сам себе, радуясь, что несмотря ни на что, время нашло способ оставить их вместе, в отличие от несчастного Волошина. Что-то должно было оставаться неизменным, подумал он, в этом мире и в любом другом.
Вольский расположился на столом Абрамова, сдвигая его личные вещи в ящик и попытался сосредоточиться на трудных днях, которые, несомненно, ожидали их впереди. Таланов вернулся ровно через десять минут, как и обещал, с беспокойным видом.
— Ситуация нестабильна, — категорично сказал он. — Японцы пошли на обострение. Они направили туда пару своих новых «вертолетонесущих эсминцев» и высадили десант на главный остров.
— Высадка встретила сопротивление? — Задал Вольский очевидный вопрос.
— Так точно, товарищ адмирал, и бой вспыхнул с новой силой. Китайцы обстреляли вертолеты на подходе к острову, японцы потопили китайский фрегат «Вэйфан» типа 054.
— Потопили? Что вдруг нашло на японцев? Многие десятилетия они вполне довольствовались тем, что сидели на своих островах и делали лучшие в мире автомобили и электронику. А теперь это?
— Это все новый премьер-министр, товарищ адмирал. Вы можете знать старую китайскую поговорку.
— Какую? — Спросил адмирал.
— Вновь назначенный чиновник горит втрое жарче. То есть они, как правило, склонны переусердствовать, и господин Амори занял очень жесткую позицию в отношении японских территориальных споров.
— Да, — сказал Вольский. — Особенно тех, что касаются крупных месторождений нефти и газа. Что китайцы?
— Произошел воздушный бой между истребителями с Окинавы и с материковой части Китая.
— Что-то подсказывает мне, что я не захочу узнать, что за этим последовало.
— Удар баллистическими ракетами, товарищ адмирал. «Дун Фэн-15 и -21». Китайцы поразили японский вертолетоносец. Он затонул примерно два часа назад. Затем был нанесен удар по авиабазе Наха на острове Окинава. С обычными боевыми частями, но это все равно серьезное обострение. Эти острова все еще спорная территория, но Окинава, безусловно, нет. Это бесспорная территория Японии.
— Да, — сказал Вольский с обеспокоенным видом. Перед глазами стояли панорамы сожженных городов.
— Я не думаю, что они сами было готовы к такому развитию конфликта, товарищ адмирал. Китайцы отправили всего одну группу из трех кораблей, а японцы ответили превосходящими силами. На одном из их вертолетоносцев находились американские истребители F-35 JSF.
— Федоров многое мне говорил о них. Да уж, японцы имеют скверную привычку подлавливать противников, не будучи сами готовы к ответу и тяжело расплачиваться. Вспомните хотя бы Перл-Харбор.
— Перл-Харбор, товарищ адмирал?
Адмирал внезапно понял, что споткнулся[68], и решил уйти от темы самым простым путем. Он тоже был свеженазначенным чиновником, и тоже решил просто начать гореть втрое жарче.
— Пока забудьте о японцах, Таланов. Когда Москва будет на линии?
— Жакаров уже на месте. Мы ждем Сучкова.
— Да, мы уже точно ждем немало лет. Когда он уйдет, — сказал Вольский, вызвав у Таланова понимающий взгляд.
— Еще несколько минут, товарищ адмирал.
Как верно подмечено, подумал Вольский. Время на таймере бомбы дошло до минут, и да поможет им бог, потому что дальше виднелась темная бездна.
ГЛАВА 18
Карпов делал то, что редко делал когда-либо раньше. Он шел по кораблю и разговаривал с личным составом, подобно тому, как это делал Вольский, выслушивая их тревоги и думая о том, что бы он мог для них сделать. Он прошел корабль от носа до кормы, проверяя ход работ и поощряя членов экипажа. Он восхищался их решимостью и чувством долга, а также тем, насколько легко и непринужденно они научились сотрудничать с младшими офицерами, и уверенностью, которая читалась в каждом их действии. Корабль стал кораблем ветеранов, и он был горд тем, что являлся его капитаном. Он знал, что у него осталось несколько неоплаченных счетов после того, что он сделал в Атлантике, и он решил расплатиться по одному их них.
Он нашел Трояка занятого наблюдением за разгрузкой единственного Ка-40 на вертолетной площадке. Плотный старшина отдал ему честь и Карпов указал ему отойти к ограждению правого борта.
— Похоже, у вас все хорошо, старшина. Как личный состав?
— В порядке, товарищ капитан первого ранга. У Мантека[69] проблемы дома, но остальные хорошо провели время в увольнении на прошлой неделе.
- А что не так с Мантеком?
— Девушки, — улыбнулся Трояк.
— Понимаю. А что насчет вас, сержант? Где ваш дом?
— Провидения, товарищ капитан. Небольшой поселок на Чукотском полуострове.
— Вы звонили домой? Надеюсь, там все в порядке.
— Он все еще там, товарищ капитан первого ранга.
Карпов улыбнулся, затем изменил тон, несколько понизив голос.
— С некоторыми другими все было не так, — признал он. — Один обнаружил свою жену с другим. Другой даже не смог найти свою квартиру в городе. Все изменилось, Трояк. Вы понимаете?
— Не вполне, товарищ капитан.
— Это может коснуться и нас обоих. Но, я думаю, что с этим как-нибудь разберется Федоров. А пока… — Он пристально посмотрел на Трояка. — Старшина, я хочу извиниться перед вами за то, что сделал в Атлантике. Я использовал вас и ваших людей, пытаясь противостоять адмиралу. Я сделал глупость. Меня могли сурово наказать, но вместо этого я получил прощение. Я хочу понять, простите ли вы меня.
Трояк тяжеловесно кивнул, и Карпов продолжил:
— Я был не прав, когда сделал то, что сделал, и только по милости адмирала я все еще здесь и на мне эти погоны. Я должен был оказаться на губе или даже хуже, но Вольский дал мне шанс, и я обещаю служить этому кораблю. Я больше не подведу его и его экипаж.
— Так точно, товарищ капитан.
Карпов улыбнулся.
— Я, наконец, узнал кое-что, что вы знали все это время, Трояк.
— Товарищ капитан?
— Значение слова «долг».
Сержант-кремень молча понимающе кивнул. Карпов скрестил руки на груди, приняв позу командира, инструктирующего подчиненного, но в его тоне было что-то другое. Он выражал Трояку свое доверие, и сержант четко это понимал.
— Адмирала Вольского вызвали в штаб флота в Фокино. Я полагаю, что он примет командование, и слава Богу за это. Это означает, что мы должны делать то, что мы можем. Произошел инцидент в Восточно-Китайском море. Опять китайцы и японцы, однако на этот раз все серьезно. Очень вероятно, что вскоре мы снова пойдем в бой. Я лишь хочу, чтобы вы понимали, что мы оба люди войны.
Трояк вспомнил, как Карпов пытался поставить себя в один ряд с морскими пехотинцами в прошлый раз. Он вспомнил, как воспринял подобное заявление, но на этот раз все было по-другому. Он слышал, что рассказывал о Карпове на мостике. Младшие офицеры спускали слухи к нижним палубам, рисуя очень сильную картину. Враг шел прямо на них, но Карпов спас корабль. Они приближались со всех сторон, но Карпов был холоден, словно лед, и он остановил их! Огромный вражеский линкор пытался атаковать их, но не с капитаном на мостике. Карпов показал им, где раки зимуют! Трояк понимал, что теперь ему говорил это совсем другой человек, воин, безусловный человек войны. Сила Карпова была не в его плечах и руках, однако он делал свое дело и благополучно доставил корабль домой. Трояк кивнул и согласился, принимая его.
— Можете положиться на меня, товарищ капитан.
— Я понял. Однако, полагаю, дальше будет нелегко, старшина. Когда дело дойдет до боя, мы оба будем знать, что нам делать. Но мы оба видели и то, что осталось от нашего мира, один черный день за другим. Что-то подсказывает мне, что все идет к тому прямо сейчас, пока мы разговариваем. Пока я не знаю, что с этим делать. Когда-то я думал, что стоит мне просто благополучно привести корабль домой, как все закончится, но впереди нас ждет что-то еще. Вскоре мы можем оказаться на войне, но если мы не хотим увидеть мир таким, каким мы его увидели, мы оба должны стать кем-то большим. Мы должны стать людьми мира.
— Я понимаю, товарищ капитан.
— Вы — командир взвода высоко подготовленных солдат, старшина. Но не каждый удар наносится во вред. Иногда мы сражаемся за то, чтобы сделать что-то хорошее, и мы делаем то, что должны. Но Федоров однажды сказал мне о том, что мы должны думать о том, что мы делаем. На этот раз я буду помнить его слова.
Капитан положил Трояку руку на плечо, как сделал в прошлый раз, однако на этот раз все было по-другому. Его жест был искренним.
— Спасибо, сержант.
Трояк отдал ему честь и повернулся к своим.
Карпов же направился на поиски Федорова, и, узнав, что тот ушел в санчасть, сам пошел туда. Однако там он с удивлением обнаружил Капустина и Волкова, что-то обсуждавших с Золкиным явно на повышенных тонах.
— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга, — сказал доктор с некоторым раздражением. — Возможно, вы сейчас сможете немного покричать, а я немного передохнуть.
Золкин сидел за своим столом, Федоров на стуле у стены, а Капустин сидел напротив доктора с тремя картонными папками в руках. Волков стоял у него за спиной, словно тень, чему-то ухмыляясь.
— Я пытался спросить доброго доктора о том, что за ребусы он здесь придумал, — сказал Капустин, указывая на папки.
— О чем вы говорите, товарищ инспектор? — Спросил Карпов, бросая взгляд на папки.
— Хотите сказать, что ничего об этом не знаете? Вы кто, три слепые мыши? Или трое старших офицеров корабля?
— Он утверждает, что эти дела были подделаны, — сказал Золкин с скорбным выражением на лице. — Это дела трех новых младших офицеров, погибших при крушении вертолета на корме.
— Деникин, Краснов и Рыков[70], - сказал Карпов.
- Именно, — сказал Золкин. — Вот видите, товарищ капитан первого ранга может назвать их фамилии, не задумываясь. — Он указал на капитана, ссылаясь на его свидетельство. Карпов понял, что Золкин был не в курсе его разговора с Вольским и Федоровым, и задумался, как ему поступить.
— Значит, товарищ капитан знает их? — Медленно протянул Капустин. — Очень хорошо, потому что, похоже, никто в Москве не знает ничего ни о них, ни об их службе на флоте. — Он медленно повернулся, словно большая грозная орудийная башня, наводящая орудия на новую цель.
Карпов знал, что это дело не решиться легко. Не здесь и не сейчас. Они не пришли к какому-либо решению прежде, чем их обед прервал вызов, требующий немедленно вернуться на свои посты. Теперь Капустин и Волков снова взялись за этот вопрос. Но капитан уже решил, что ему делать, так что просто навел свои «Москиты-2» и дал залп.
— Это вопрос государственной безопасности, — спокойно сказал он. — Ни вы, ни капитан Волков не имеете к нему допуска. Да, не удивляйтесь, товарищ инспектор. Вы знаете не все, и его отправите запрос, то получите тот же ответ, что получили из Москвы.
— Карпов, конечно же, врал, но делал это убедительно, что придавало его словам правдоподобие.
— Вы хотите сказать… Вы говорите, что эти люди не мертвы? — Перескочил Капустин к очевидному выводу.
— Это возмутительно! — Сказал Волков.
— Да неужели? — Повернулся к нему Карпов, готовя новый ракетный удар. — Вы офицер — старший офицер военно-морской разведки — говорите мне, что реальные люди без отслеживаемой истории никогда не бывают очень полезны? Верните голову на плечи!
— Он повысил голос, затем опустил руки, подался вперед и посмотрел прямо на Капустина.
— Вы вообще понимаете, что сейчас там происходит? — Он указал рукой на невидимую гавань и океан за ее пределами. — Вы хоть понимаете, что происходило в последние недели и месяцы? Куда катится этот мир? Вы думаете, вы обо всем знаете, у вас все записано? В ваши умные головы ни разу не приходила мысль о том, что корабль исчез по какой-то причине? — Он указал на палубу. Глаза Капустина раскрылись шире, во взгляде мелькнула неопределенность. Волков бросил на Карпова болезненный взгляд, смесь шока и недоверия.
— Да, — продолжил Карпов. — Как такой корабль мог обогнуть половину мира, чтобы НАТО о нем ничего не знала? Куда делась специальная боевая часть? И, разумеется, что случилось с тридцатью шестью людьми из списка, который предоставил вам Золкин? Держите карман шире, товарищ инспектор. Проще говоря, это не ваше дело! Однако это мое дело, дело этого корабля и его экипажа. Уж простите, если никто не озаботился доложить вам прежде, чем мы вышли из Североморска, но, вероятно, тогда вы были слишком заняты отслеживанием серийных номеров на каком-то другом корабле, верно?
Капустин долго смотрел на Карпова, размышляя. Он был генеральным инспектором российского флота, и в силу должности, знал многое. Он мог рассказать о том, что имелось в описях и трюмах почти каждого корабля флота, кто служил на них, где эти корабли находились, сколько на них было заказано банок с краской, какие из них были эффективны, а какие нет. Да, он много знал о военно-морском флоте, но знал он и то, какой лабиринт складывался время от времени в потоках власти, исходивших от тревожащего количества седых стариков.
Бравада Карпова впечатлила его, потому, что капитан был прав — никто не мог знать всего. Были и темные углы, в которые он никогда не мог заглянуть. Он часто посылал людей вроде Волкова, чтобы обнюхать эти углы, полаять рядом, вытащить вещи из тени. Но были времена, когда такие люди уходили и не возвращались. В запутанной старой структуре российских вооруженных силы были места, в которые было очень опасно соваться.
Учитывая обстановку на Тихом океане, слова Карпова начали обретать смысл. Корабль явно выполнял какое-то очень опасное задание. Он не выяснил все до конца, но проверка показала, что корабль явно участвовал в бою. Пробоина в корпусе была не случайна. Это было повреждение от торпеды. Повреждения передней надстройки и кормового мостика тоже были не случайны. Немного работы перочинным ножом… Пару образцов в полиэтиленовый пакет для лаборатории… Да, вскоре подозрения подтвердились. На обшивке остались следы огня и дыма, шрамы морского боя. Он мог видеть это по экипажу. Это был боевой корабль, во всех отношениях. Это был боевой экипаж, настоящие военные. И Карпов, боевой капитан, соответствовавший всей информации, имевшейся о нем на флоте. Теперь можно было сказать со всей определенностью, что в прошлом месяце «Киров» принял участие в какой-то очень специфической операции, и это были не учения.
Капустин откинулся назад и прищурился. Затем удивленное выражение пропало с его лица, а в голове явно пронеслись мысли. Затем он просто забрал папки со стола Золкина, аккуратно сложил их и встал.
— Спасибо, товарищ капитан. На данный момент, я полагаю, вопрос закрыт. — Он получил попадание в мидель и нуждался в тушении пожара на борту. Дым неуверенности стал слишком густым, и его артиллеристы не видели цели. Ему пришлось отвалить в сторону и отойти, как адмиралу Да Заре в Тирренском море, как адмиралу Ячино в проливе Бонифачо. Какое-то внутреннее чутье, хорошо служившее ему все эти годы, подсказывало, что сейчас было не время и не место для боя. Продолжив преследования, он мог оказаться на невидимых подводных рифах, окружавших эти мутные воды. Сандзи Ивабучи, вероятно, порекомендовал бы ему предостеречься, хотя Капустин ничего не знал о печальной судьбе этого человека.
— О чем вы говорите? — Сказал Волков, недоверчиво глядя на Карпова. — Вы хотите сказать, что позволите ему просто так уйти после подобного нарушения субординации? А что насчет «Орла»? Я скажу вам, куда пропала боеголовка!
Карпов бросил на него убийственный взгляд, и Капустин быстро вмешался, словно набрасывая на Волкова аркан.
— Волков, — резко сказал он. — Какое еще нарушение субординации? Вы либо не слышали, что сказал капитан Карпов, либо оказались недостаточно умны, чтобы услышать то, что услышал я. Я пойду вам на встречу, и предположу, что вы не глупы. Поэтому повторяю еще раз: вопрос закрыт. Полагаю, у меня есть достаточно информации для отчета, но готовить я его буду несколько недель. — Он посмотрел на Карпова и Федорова, а затем снова на Волкова. — Наша работа здесь завершена, и я полагаю, что у товарищей офицеров есть и другие дела.
— Но…
Волкову пришлось делать выбор между своим рвением и чутьем, требующим осторожности. Когда ставился вопрос, драться или бежать, он всегда выбирал драться. Но теперь он словно ощутил на шее прочную цель и понял, что ее конец прочно лежал в руке Капустина. Поэтому он подавил собственный протест, решив, что сможет каким-то иным образом решить этот вопрос по линии военно-морской разведки.
— Хорошо, — прорычал он. — Я подготовлюсь к отбытию. — Было ясно, что он был не рад. Он вылетел, бросив злобный взгляд на Карпова.
Капустин собрал вещи, затем посмотрел на Золкина, на Федорова, молча сидевшего у стены, и снова на Карпова. Капитан поднялся с места и напряженно замер, скрестив руки и сузив глаза.
— Вы знаете, — сказал Капустин. — Когда-то у меня была собака. Бельгийский Тервюрен по кличке Чанг. Великолепный пес. У него был самый толстый воротник, который я когда-либо видел. Они могут спокойно справиться с немецкой овчаркой, просто потому, что никакая другая собака не может вцепиться в этот воротник. — Он сжал пальцы. — Вы правы, капитан. Никто не может знать все. Даже генеральный инспектор российского флота, хотя я знаю больше, чем вы можете себе представить. На этот раз я не смог вцепиться в вас. Возможно, мы однажды поговорим об этом снова, но не думаю, потому что в одном вы правы. Мир катиться к черту, быстрее, чем мы оба понимаем, и я, например, не горю желанием в этом участвовать. Нам потребуются люди вашей породы, поэтому я дам вам заниматься более важными вопросами.
Капустин улыбнулся, поднял черную фетровую шляпу и медленно вышел. Никто не произнес ни слова, пока не стихло эхо его шагов.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ ДЬЯВОЛ В ДЕТАЛЯХ
«Гора состоит из крошечных зерен земли. Море состоит из крошечных капель воды. Жизнь есть бесконечное множество мелких деталей, дел, слов и мыслей. И любые действия, хорошие ли, дурные ли, будут иметь далеко идущие последствия».
Свами ШиванандаГЛАВА 19
Рыбацкая лодка направилась прочь от скалистого берега к северо-востоку от Гибралтара, в скором времени присоединившись к еще пятнадцати таким же, на котором рыбаки с почерневшими на солнце жилистыми руками выставляли сети в надежде поймать достаточно, чтобы прокормить себя и свои семьи и продать оставшееся на местных рынках.
Орлов сильно устал и спустился в небольшое помещение под палубой, чтобы немного поспать. Несколько часов спустя он обнаружил, что лодка лежит в дрейфе рядом с потрепанным старыми пароходом. Вскоре трое с лодки вместе с пассажиром особой важности вскарабкались по веревочным лестницами на палубу «Шаркёя», направившегося на восток через Средиземное море.
Нейтральная Турция пользовалась редкой в Средиземноморье привилегий, так как и страны Оси и Союзники были заинтересованы в то, чтобы переманить ее на свою сторону, дабы завладеть жизненно важными турецкими проливами. Вишистская Франция даже пыталась иногда маскировать свой торговые корабли как турецкие, дабы провести их мимо бдительных глаз англичан в Гибралтаре, и некоторым из них это удалось, в то время, как другие были захвачены более внимательными капитанами Королевского флота. К счастью, «Шаркёй» добрался до Стамбула с единственной тревогой, когда два итальянских самолета обошли его на малой высоте в сицилийском проливе. Еще раз какой-то корабль некоторое время сопровождал его в районе Мальты, а затем исчез в тумане, предоставляя незадачливый пароход собственной судьбе.
Орлов был доволен тем, что находился здесь, уже составив план, как устранит этих троих, зорко следящих за ним. Он отметил их привычки, смены и всякий раз думал, что сможет сбежать без особых проблем. Со временем он, однако, сошелся с высоким русским, Сергеем Камковым, с которым они проводили долгие ночи за разговорами, раскуриванием сигарет и распитием водки, имевшихся к Камкова. Орлов не мог сказать наверняка, но по некоторому хвастовству в его словах понимал, что Камков работал на советскую разведку.
— Англичане почти взяли тебя, — поддел его Камков. — Они собирались вывезти тебя на самолете в Лондон и там мехом внутрь вывернуть. Скажи, Орлов, почему ты им так нужен?
— Наверное, потому, что много знаю, — он сделал еще глоток водки.
— Да? И что же ты такое знаешь? Лобан обычно очень осторожен. Он еще ни разу не рисковал, выводя человека так, как он сделал с тобой. Наверное, решил что ты действительно крупная рыба?
— Крупная, просто от-такая. — Сказал Орлов. — Я могу рассказать тебе то, что тебя поразит, дружище.
— Так расскажи. Что в мешке?
— Каком еще мешке?
— Для диппочты, который дал мне Лобан. Что там такого особенного? Нам сказали не вскрывать его, или нам все пальцы пообрывают, и Лобан, похоже, не шутил.
— Ну, мне Лобан такого не говорил. Так что дай посмотрю, что там.
— Я так не думаю, — сказал Камков. — Путь полежит пока в рюкзаке. Похоже, ты все-таки не столько знаешь, как треплешься.
— А хер с ним, — сказал Орлов. — Там, наверное, моя беспроводная гарнитура.
— Беспроводная? Как она может быть беспроводная? От рации? Да как такое может быть?
— Там, откуда я родом, мы можем делать очень маленькие штуки. У меня был такие «беруши» с микрофоном и динамиком. Наверное, он их и засунул в этот мешок.
— Беруши? Быть не может. Такие маленькие? Кто мог их сделать?
— Не думай об этом, Камков.
Во всяком случае, это лучше, чем быть запертым в пещере под долбаной Скалой, подумал орлов. На Босфоре будет просто сбежать, когда мы туда доберемся. Он задался вопросом, что будет делать дальше.
Орлов не хотел иметь никакого отношения в войне на восточном фронте. Он знал, что где бы там не оказался он, вероятно, будет мобилизован и отправлен в ближайшую советскую роту, батальон или полк. Немцы уже заняли Крым и Севестополь, и вели бои за Новороссийск.
Однако на подходах к Босформу, темной туманной ночью «Шаркёй» встретил небольшой траулер. На борт поднялись трое в черных кожаных куртках и ушанках с эмблемой[71], и Орлов сразу понял, к своему огорчению, что его оказался передан советским представителям. А какой был план уйти с корабля, подумал он. Камков перешел на траулер вместе с ними. Переходя на траулер, Орлов подумал, не прыгнуть ли ему в воду, но быстро передумал. Пока что русские встречали его намного лучше, чем британцы или испанцы. Спустившись на старую деревянную палубу траулера, он обратил внимание на номер Т-492 на ржавом корпусе.
Двое других, бывших с ним раньше, остались на турецком корабле. Орлов отдельно отметил, что Камков захватил ранец, в котором лежал мешок для дипломатической почты. Они шли в прибрежных водах, и, просчитав курс по звездам, Орлов понял, что они направились вдоль северного побережья Турции в сторону Грузии. Конечно, подумал он. Эта посудина была слишком мала, чтобы рисковать пересекать Черное море, в особенности в присутствии Люфтваффе, реющих над ним, словно воронье, нет, они пройдут вдоль побережья до Поти и дальше.
Это будет последний шанс, подумал он. Если я позволю этим ушаночникам доставить меня на побережье, скорее всего они отправят меня в Сочи или Туапсе, где я снова окажусь посреди долбаной войны. Если же это люди НКВД, они вскоре захотят узнать, кто я, и почему обо мне нет никаких записей в их документах. Тем не менее, пока что плавание проходило легко. Если на этом траулере будет приличная еда, я смогу остаться здесь на какое-то время. По крайней мере, здесь не придется беспокоиться о проклятых немецких подводных лодках. И раз уж это судно выглядело похожим на тральщик, то и опасаться было нечего.
Он сильно ошибался.
Оберлейтенант Клаус Петерсон был вторым расстроенным командиром подводной лодки, которому предстояло стать рукой судьбы в этой странной истории, как и капитану Вернеру Чигану, командиру U-118. Петерсон был командиром U-24, подводной лодки, унаследовавшей этот очень гордый номер от своей предшественницы, введенной в строй в 1913 году и участвовавшей в Первой Мировой войне с большим успехом, снискав многие лавры. 26 октября 1914 года она удостоилась сомнительной чести стать первой немецкой подводной лодкой, атаковавшей без предупреждения безоружное торговое судно «Адмирал Гантоме». Ее следующая жертва была уже немного более выдающейся, и лодка заслужила реальный почет, потопив 15 000-тонный дредноут «Формидэйбл»[72]. Всего до конца войны U-24 атаковала впечатляющие 39 кораблей, потопив 34 из них, сильно повредив три других и взяв одно судно призом. Всего она причинила боль и смерть вражеским кораблям суммарным водоизмещением 137 560 тонн.
U-24 Второй Мировой войны была малоразмерной лодкой типа IIB, введенной в строй в 1936 году. В отличие от своей предшественницы, U-24 могла похвастаться мало чем. На ее счету был всего один корабль — торговый пароход «Кармартен», подорвавшийся на выставленных лодкой минах у побережья Великобритании 9 ноября 1939 года, подобно невезучему «Дуэро». С тех пор место у перископа лодки сменили три командира, так и не добившихся ни одной победы, и к мою 1940 она стала считаться «несчастливой», и вскоре была переклассифицирована у учебную и передана 21-й флотилии. Затем, в конце 1942 года, U-24 была тайно отправлена на Черное море по особому маршруту, вскоре войдя в состав 30-й флотилии под командованием другого немецкого подводника, попавшегося в странную паутину судьбы — бывшего командира U-73 капитана Вернера Розенбаума.
Капитан Розенбаум только что получил Рыцарский Крест за свои действия на Средиземном море против британской операции «Пьедестал». Он был одним из немногих немецких командиров подводных лодок, записавших на свой счет авианосец — HMS «Игл». Затем, после столкновения с другим крупным вражеским кораблем, который так и не смог опознать, Розенбаум прибыл на базу в Ла-Специя, и вскоре был переведен в Констанцу на побережье Черного моря в качестве нового командующего 30-й флотилии подводных лодок, действующей на Черном море, «Потерянном флоте Гитлера» во внутренних водах южной Европы.
В рамках смелой и хитроумной операции, немцы частично разобрали шесть подводных лодок ближней зоны типа IIB в Киле, срезав ацетиленокислородными аппаратами рубки, после чего перевезли по суше к Дунаю самыми мощными наземными самосвалами и тракторами в Германии. На Дунае лодки были укреплены понтонами, а затем сплавлены по Дуную в Черное море. Первоначально планировалось, что они прибудут туда в октябре 1942, но они оказались там на два месяца раньше. Двадцатипятилетнему оберлейтенанту цур зее Клаусу Петерсену, служившему под командованием Розенбаума, выпала честь участвовать в первых походах 30-й флотилии.
Он был взволнован перспективой неожиданно атаковать врага, который всю войну подводные лодки здесь даже во сне не снились. Петерсон учился у другого известного командира подводной лодки, однажды бывшего командиром U-14 Херберта Вольфарта, и помнил его рассказы о том, как он стал свидетелем трагической гибели линкора «Бисмарк». Вольфарт видел финал боя через перископ, но не имел торпед, чтобы выполнить свое обещание оберегать линкор от всякого зла. Он использовал последние торпеды против пары старых грузовых судов несколькими днями ранее, и горько жалел о своем выборе всю оставшуюся жизнь. Петерсон никогда не забывал его историю.
Судьба вообще находила очень странные способы пересекать линий жизни и создавать странные связи. Петерсон обучался у Вольфарта и теперь ему предстояло случить под командованием Розенбаума, человека, который остался в живых только потому, что Антон Федоров отозвал Ка-40, обнаруживший подлодку Розенбаума, затаившуюся в бухте Форнеллс на Менорке. Искренний интерес Федорова к судьбам людей, сражающихся во Второй Мировой войне не позволил ему приказать уничтожить лодку Розенбаума. Его акт милосердия возымел драматически и далеко идущие последствия, первым из которых стал надлом в другом человеке, капитана Владимире Карпове. Когда Карпов узнал, что Федоров отпустил подлодку, его первым желанием было развернуть вертолет и уничтожить ее, однако он тоже остановился. Это был не первый раз, когда он пощадил подводную лодку противника.
И Розенбаум остался в живых. Он принял командование секретной 30-й флотилией подводных лодок на Чертом море на несколько месяцев раньше, чем должен был, и теперь отправил молодого и жаждущего подвигов командира Клауса Петерсона за первой для его лодки победой с 1939 года. Он получил свой первый шанс, обнаружив этой ночью другой судьбоносный корабль — советский тральщик Т-492.
Солнце село три часа назад. Стояла тихая и темная ночь над спокойными водами Черного моря. U-24 Петерсона, вышедшая из Констанцы несколько дней назад и рыскавшая по юго-востоку Черного моря, обнаружила небольшой советский корабль, шедший этим районом, чтобы избежать немецкой авиации. В 19.00 было очень темно, так как Луна должна была взойти только в 22.30, и даже тогда это будет лишь тонкий серп. Условия были идеальны для подводной лодки, шедшей в надводном положении в поисках неосторожной добычи.
325-тонные лодки типа IIВ были одними из первых лодок, построенных Германией после отказа от Версальского договора. Двенадцать этих лодок были построены в тайных укрытиях. Задуманные изначально как небольшие лодки для действия в прибрежных водах, они имели всего 43 метра в длину и 4 метра в ширину, и ограниченную дальность, делавшую их полезными только в качестве учебных, либо для действий в ограниченных водах, вроде Черного моря. В открытом океане они были подвержены слишком сильной качке, за что получили прозвище «лодка-долбленка». Однако в более спокойных внутренних водах и в прибрежных зонах их выдающаяся маневренность и высокая скорость погружения — всего тридцать секунд — делали их очень эффективными. Запас хода составлял 1 800 миль при 12 узлах, чего было более чем достаточно для действий в Черном море. Лодка была вооружена тремя 533-мм носовыми торпедными аппаратами с боезапасом в шесть торпед, но в ту ночь оберлейтенант Клаус Петерсон располагал всего тремя после безуспешной атаки на пару лихтеров у турецкого побережья в предыдущие дни.
В 19.18 наблюдатели заметили впереди что-то, похожее на небольшой буксир, плавно шедший в сторону Поти, и Петерсон приказал изменить курс, направляя нос на него. Хотя обычно так и не делалось, подводная лодка могла запускать торпеды и из надводного положения, и молодой оберлейтенант был готов к первой победе в своем первом походе. Он был из «Олимпийского экипажа», получившего такое название в честь Берлинской олимпиады, прошедшей в 1936, году их выпуска, и Петерсон надеялся все же взять сегодня медаль. Корабль впереди не производил впечатления крупной добычи, но он был готов взять его без жалоб.
— Траектория идеальна, Отто, — прошептал он своему старшему помощнику. — Первый аппарат, пли!
Торпеда G7 вышла из аппарата с тихим всплеском, и пошла прямо на неосторожный Тщ-492, где Геннадий Орлов дремал в гамаке под палубой под постоянным надзором двоих сотрудников НКВД. Затем сверху раздался крик, и по палубе немедленно загрохотали тяжелые сапоги. Орлов вскочил, услышав крики тревоги.
Двое охранников унеслись наверх, глупо оставив Орлова одного. Он услышал крики о торпеде, затем о подводной лодке, затем то, как командир кричал разворачивать 76-мм орудие[73], хорошо укрытое под тяжелым брезентом. В короткий момент неопределенности, взгляд Орлова застыл на ранце Камкова. Почти не задумываясь, он бросился к нему и выудил мешок для дипломатической почты. Вот! Ощутив, как сердце забилось чаще, он открыл его, нащупал внутри гарнитуру, а затем быстро завязал мешок и положил его обратно.
Он услышал какое-то журчание в воде, а затем высокий пронзительный свист, и понял, что это была торпеда. Сердце забилось сильнее от мысли, что это могли быть последние секунды его жизни. Но неудача, преследовавшая U-24, дерзнувшую принять на себя мантию своей прославленной предшественницы, не прошла мимо Клауса Петерсона и в эту ночь. Траектория была рассчитана идеально, прямо в советский тральщик, но глубина хода оказалась выставлена неверно, не учитывая мелкой осадки цели, и торпеда прошла прямо под ней!
Услышав, как торпеда прошла под тральщиком, Орлов вздохнул с облегчением. Он решил попытаться выбраться на палубу, но не знал, где находится тральщик, и перспектива прыгнуть за борт в открытом море его совершенно не радовала. Вместо этого он стал ждать, сидя в темноте и шуме, слыша сверху стук металла, пока расчет разворачивал 76-мм орудие. Затем раздался грохот выстрела, когда они дали первый выстрел по вражеской подводной лодке. Что-то внутри заставляло его переживать за советский экипаж, не только потому, что от них зависела его жизнь, но и потому, что это были его соотечественники, представители предка той страны, которую он оставил, но, тем не менее, все равно соотечественники.
Оберлейтенант Петерсон удивился результату атаки, а затем услышал тяжелый всплеск от удара снаряда по правому борту.
— Черт! Торпеда прошла слишком глубоко! Это не буксир, это тральщик! Погружение!
Раздался резкий звук сирены, и офицеры убрались с крошечной рубки. Тридцать секунд спустя U-24 ушла под воду и довернула на пятнадцать градусов влево. Петерсон услышал разрыв еще одного снаряда, который, к счастью, тоже прошел миом, и вытер пот со лба, изо всех сил пытаясь успокоиться. Его первая атака не принесла успеха, но смертельная игра только начиналась. Он отошел, надеясь заставить противника поверить, что они отогнали его, а самому тем временем попытаться атаковать снова. Но сначала следовало отойти подальше о того места, с которого он произвел первый пуск. Перископ поблизости станет лишь маяком для неприятностей.
Он не знал, что теперь судьба и время наблюдали за каждым его движением, вписывая все в свои книги, и что другой человек, Геннадий Орлов, намеревался украдкой заглянуть в эти книги.
ГЛАВА 20
Находящегося на борту Т-492 Орлова посетила неожиданная мысль. Он посмотрел на наушники в правой ладони, вставил один в правое ухо и нажал кнопку, включая встроенный в куртку планшет, радуясь и ухмыляясь тому, что англичане оказались слишком глупы, чтобы провести какую-либо связь между наушниками и курткой. Он решил проверить, что мог узнать о происходящем, и «Портативная Вики» из 2021 года его не разочаровала. «Светлана» ответила немедленно:
«В 19.18, в районе Поти, Грузия: подводная лодка U-24 атаковала торпедой G7 советский тральщик Т-492, однако торпеда прошла под корпусом. Ответным огнем тральщик заставил U-24 погрузиться…»
Как удобно, улыбаясь, подумал Орлов. Он мог спокойно сидеть и узнать о том, какая судьба его ожидает, и следовало ли ему бежать наверх и бросаться в воду, если окажется, что этот проклятый корабль будет потоплен этой ночью. Теперь он понял, почему Федоров вечно не отрывался от книг и компьютеров, пока они были в Атлантике, и вспомнил, как он давал Вольскому и Карпову советы по истории. Он улыбнулся, прошептал «продолжить» и стал слушать, что скажет ему «Светлана».
От следующих слов сердце забилось чаще, однако вскоре он улыбнулся.
«… U-24 добилась попадания в 21.37…»[74]. Орлов выслушал приговор судьбы, а затем убрал наушник в потайной карман куртки, выключил систему и встал, направившись на палубу.
Он просунул голову в люк, поднимаясь на палубу, и в нос ударил сильный соленый запах моря. Он увидел людей, напряженно осматривающихся по сторонам, плотно прижав бинокли к глазам, и услышал третий выстрел из орудия. Он выбрался на палубу и двинулся вдоль фальшборта мимо рулевой рубки, когда его заметил один из офицеров НКВД.
— Ты что здесь делаешь? Свали вниз!
— Да пошел ты! — Выпалил Орлов в ответ. — Эти козлы пытаются меня убить. — Он указал на воду в то место, куда стреляло орудие. — По-вашему я что, хочу сидеть там и ждать, пока он загонят торпеду мне в зад?
Офицер НКВД улыбнулся, смягчившись, но решил следить за Орловым, заметив, как легко тот идет по палубе, уверенно стоя на ногах и умело балансируя при качке. Он сразу понял, что тот был моряком, причем просоленным насквозь. По палубе все еще бегали люди, а командир кричал приказы. Камков был с ним в рубке, и, заметив Орлова, помахал ему, говоря заходить.
— Урод подкрался к нам, — сказал он. — Было так чертовски темно, что мы не видели его, пока он не выпустил торпеду. Хорошо, что она прошли под нами.
— Они не повторят этой ошибки, — спокойно сказал Орлов, потянувшись в карман за сигаретами.
— Думаешь, она еще здесь?
— Разумеется! Вы здорово их удивили. Не думаю, что они ожидали ответного огня. Наверное решили, что это рыболовный траулер.
— Урод должен действительно гнаться за палками, чтобы тратить целую торпеду на корабль такого размера. Интересно, это были немцы? Как они могли здесь оказаться?
— Это немцы, — буднично сказал Орлов. Он задал «Светлане» вопрос, прежде чем убрать наушники, и теперь знал все об U-24 и о том, как она оказалась на Черном море. Да, немцы были хитрыми мелкими засранцами. И эта лодка была такой же. Ее капитан должен был быть очень хорош, раз сумел направить первую же торпеду прямо им в мидель… И добиться попадания второй!
— Сколько времени? — Спросил Орлов, заметив, что луна еще не показалась.
— Пол восьмого, или около того. Что, снова срубает?
Орлов улыбнулся. Ему по-прежнему нравился Камков и он надеялся, что ему не придется в ближайшее время убить его. Он знал, что было еще много времени, до следующей атаки оставалось около часа. Поединки, такие как этот, не были похожи на скоротечные исступляющие бои надводных кораблей. Минуту назад подводная лодка ушла под воду, и началась игра в кошки-мышки. Единственный вопрос состоял в том, были ли подводная лодка кошкой?
У Клауса Петерсона не было никаких сомнений, что верховодил процессом он. Он был главным, как бы то ни было. Он застал противника врасплох, и вскоре займет позицию для повторной атаки. Рискнув поднять перископ в безлунную ночь, он вскоре заметил, что добыча по-дурацки кружила на месте вместо того, чтобы на всем ходу мчаться к побережью, как он ожидал. Что они делают, задался он вопросом?
А делали они то, что тихо сбрасывали с кормы мины, оставляя небольшую паутину из стали в надежде удержать врага под водой. Орлов улыбнулся про себя, услышав подобный приказ, но не стал спорить. На Т-492 не было глубинных бомб или какого-либо гидролокатора, так что он не мог вести поиск вражеской подводной лодки. Он должен был ждать, пока враг снова не проявит себя или просто бежать. Это был как раз тот случай, когда осторожность была наивысшим проявлением доблести, но Орлов восхищался решимостью и мужеством этих людей. Они по-глупому ставили мины, словно это давало какой-то шанс поразить вражескую подлодку, но были полны решимости.
— Мы теряем время, — наконец, сказал он капитану.
— У тебя есть лучшие предложения? — Рыкнул седой человек в ответ.
Время уходило, и напряжение возрастало. Прошло почти полтора часа с тех диких мгновений. Такова была жизнь на море, смешка и ожидание. Минуты хаоса и адреналина и долгие часы мучительного ожидания. Однако вскоре ожидание закончилось.
— Торпеда по правому борту! — Крикнул наблюдатель.
— Sookin sin! — Выругался капитан, изо всех сил проворачивая штурвал. Камков побледнел от страха, но Орлов выглядел спокойным и безразличным. — Не переживай, — сказал он своему другу. — Она не сработает.
Он протянул руку и взял Камкова за запястье, чтобы посмотреть на его часы. Враг действовал точно по графику. «Светлана» была права, и Орлову оставалось только надеяться, что история все еще оставалась той, что была записана в приложении. Даты уже расходились, но мелкие детали, такие как точное время, пока что были совершенно точны. Теперь он понял и то, почему Федоров всегда настолько нервничал, когда полагал, что «Киров» каким-то образом нарушит тонкую и хрупкую линию истории. Жизнь Орлова решалась прямо сейчас, решалась торпедой, выпущенной прямо в тральщик.
Они уже могли слышать далекий свист, становившийся все громче и громче. Кто-то кричал, кто-то матерился, указывая на море. Торпеда ударила по тральщику прямо в мидель по правому борту. Раздался сильный глухой удар, и все вокруг инстинктивно закрыли глаза, сжавшись от страха. Все, кроме Олова. Проклятие все еще преследовало U-24. Вторая атака Петерсона также не удалась, как и рассказывала «Светлана», как и сказал Орлов Камкову. Дьявол крылся в деталях.
Камков открыл глаза, посмотрел на капитана, шумно выдохнувшего с облегчением, а затем на Орлова со странным выражением.
— Откуда ты знал? — Выдохнул он.
Орлов беспечно наклонил голову.
— Я могу это слышать, — сказал он, указывая на ухо. — Научился во время службы на эсминце. Там развивается очень хороший слух на такие дела. Я слышал, что первая торпеда идет слишком глубоко. — Небольшая lozh была глазурью на торте. — И про эту я тоже знал, что она даст осечку. Не спрашивай, как это работает. У него осталась еще одна торпеда, но он не станет атаковать. Вы получите свой шанс позже. Расслабьтесь. На этот раз он будет ждать долго.
— А ты, похоже, уверен в себе, — сказал Камков.
— Я всегда уверен в себе, — с усмешкой сказал Орлов. — Почему ж еще я раздел тебя в покер? Пойду вниз. Луна появится в ближайшее время, и станет легче. Разбуди в полночь, хорошо?
«Светлана» все еще продолжала шептать ему в ухо, так что Орлов знал, что будет дальше. У него было достаточно времени, так что он расположился в гамаке, пытаясь заснуть, но этого ему не давал топот на палубе — экипаж Т-492 продолжал свою нервную деятельность. Они все еще тупо топтались на корме, выставляя мины, и заставляя Орлова ехидно улыбаться. Знание о судьбах этих людей, до минут и секунд, давало ощущение богоподобного могущества. Они все еще были там, неумело носясь по холодной мокрой палубе в ночи, вцепившись в канаты и цепи по мере того, как Т-492 медленно шел на восток в сторону Поти, оставляя за собой след из мин, что, вероятно, создаст больше проблем для местного судоходства, чем для немецкой подводной лодки.
Вскоре после полуночи Камков сунул голову в люк и позвал его.
— Орлов, просыпайся. Луна появилась, как ты и говорил. Но подлодки пока не видим.
Орлов поднялся наверх, зевнул и потянулся за сигаретой, которую на этот раз разделил с Камковым. Экипаж казался гораздо более спокойным. Долгие три часа ожидания вызвали у них ложное ощущение безопасности. Некоторые уже валялись на палубе, другие разговаривали, расчет орудия уселся за снарядными ящиками, а один из офицеров НКВД медленно расхаживал туда-сюда, с пистолетом-пулеметом, перекинутым через плечо, в черной ушанке, сдвинутой набок и, и следил за морем, покрытым серебристыми отблесками лунного света.
Орлов неспешно курил, убивая время. Затем началось. Один из членов экипажа, работавших на корме с минами, подал тревогу. По левой раковине появилась еще одна торпеда, и все на борту подскочили, вытягивая головы и прищуриваясь. Все, кроме Орлова. Торпеда прошла мимо, как Орлов и говорил.
Клаус Петерсон осознал, что удача окончательно покинула его, так как это была последняя торпеда. Он выругался про себя, зло думая, что он выпустил первые две торпеды точно в цель и ни одна из них не поразила ее.
— Эта лодка точно проклята, — сказал Отто, когда Петерсон, явно будучи расстроен, опустил перископ.
— К черту все, — ответил оберлейтенант. — Мы за ними. Всплываем и работаем зениткой.
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал Отто. — У них есть орудия. — Но увидев стальную решимость во взгляде Петерсона, он лишь отдал приказ.
U-24 всплыла в облаке белых пузырей воздуха. Расчет выбежал из рубки к 2-см зенитной пушке. Петерсон появился вслед за ними, забравшись на рубку с биноклем и торопя своих людей. У него не осталось ничего, кроме этих 2-см снарядов, и он понимал, что старпом был прав. Это был просто глупый жест отчаяния, но когда орудие открыло огонь, он ощутил некоторое удовлетворение, когда снаряды ударили в воду у кормы вражеского корабля. Чертов тральщик, подумал он. Мы не можем потопить даже чертов тральщик!
Услышав лай зенитной пушки, капитан резко развернул штурвал, дабы дать расчету 76-мм орудия произвести выстрел, однако Орлов знал, что ничего не выйдет. Чего он не знал, это того, что глупый жест отчаяния Петерсона возымеет непредвиденные последствия. Очередь 20-мм снарядов ударила по тральщику, выбив несколько осколков из ходовой рубки, заставив Орлова инстинктивно пригнуться. Однако один из снарядов нашел себе цель, и Орлов с удивлением заметил, как Камков осел на палубу с пробитой грудью. Затем огонь прекратился, и Орлов заметил вдали силуэты немцев, занимающихся орудием.
Слова «Светланы» снова раздались у него в голове.
«После того, как U-24 выпустила последнюю торпеду, прошедшую мимо в 00.38, лодка всплыла и атаковала тральщик 20-мм орудием».
Среди очень многих мелких деталей, упомянутых «Светланой» не было ничего, касательно Камкова, и Орлов понял, что эти снаряды также легко смогут прошить и его грудь. Камков был мертв, и Орлов вышел из себя. Он вскочил, глядя на немецкую подводную лодку и слыша, как 76-мм орудие выстрелило в бессильной ярости. Снаряд прошел над вражеской лодкой и упал с большим перелетом.
В бешенстве, Орлов кинулся к охраннику из НКВД, спрятавшемуся за фальшбортом и одним быстрым движением выхватил у него автомат.
— Piz-da! — Выругался он на подводную лодку, высунулся из-за укрытия и открыл огонь по немцам, с радостью заметив искры, высекаемые пулями из обшивки рубку. Все еще сжимая сигарету в зубах, он стрелял, крича на врага:
— Валите нахер, сукины дети! — Крикнул он, выплюнув окурок и зловеще ухмыльнулся, заметив, что немцы оставили зенитку и убрались в люк. Небольшой бой на Черном море закончился, и вскоре он узнал, почему. «Светлана» поведала ему все.»… Лодка всплыла на поверхность и обстреляла тральщик из 20-мм зенитного орудия, однако вскоре оно вышло из строя, заставив U-24 превратить атаку ввиду пулеметного огня с тральщика».
Орлов усмехнулся сам себе и отдал дымящийся автомат изумленному охраннику, посмотревшему на него с трепетом и уважением, когда заметил, что подводная лодка быстро скрывается под водой.
— Следить за торпедами! — Крикнул капитан, но Орлов лишь рассмеялся. Он вписал свой скромный вклад в историю очередью из пистолета-пулемета ППД, стреляющего патронами Токарев 7.62x25 мм, и этого было достаточно.
— Не переживай, — крикнул он в ответ. — Если бы у них были торпеды, стали бы они всплывать и стрелять в нас? Все. Отдыхайте.
Клаусу Петерсону эта ночь принесла сплошное разочарование. Его лодка осталась без зубов и годилась разве что для разведки. Ему придется красться обратно в Констанцу ни с чем. Он ничего не добился в первом походе, но извлек из случившегося урок. Теперь на ум пришла история Вольфарта о том бессилии, с которым он наблюдал за гибелью «Бисмарка», не имея торпед, чтобы защитить его.
Судьба Петерсона не была настолько недоброй, но ему пришлось ждать долгих девять месяцев прежде, чем он сумел поймать в прицел другую цель, ибо Черное море было действительно бедными угодьями. Июньской ночью 1943 года он обнаружил и потопил советский 441-тонны тральщик, почти такой же, как тот, что ушел от него сегодня. Это был борт?411 «Zashchitnik» (No. 26), и он предусмотрительно атаковал его двумя торпедами, уже не полагаясь на одиночный пуск.
Петерсон не смог потопить Т-492 в ту ночь, но, сам того не зная, сделал гораздо больше. Его неопытность, неверно выставленная глубина ход торпеды, отказ другой и заклинившее зенитное орудие словно сговорились, чтобы сделать одно существенное дело: они сохранили в живых Геннадия Орлова, хотя Камков и стал холоднее камня. Теперь никто из офицеров НКВД, которым было получено доставить Орлова в Поти не знал ничего ни о мешке для дипломатической почты, ни о том, что могло находиться внутри.
ГЛАВА 21
«Ташкент» начал походы во Владивосток по программе Лэнд-Лиза в этом году. Построенные «Мэрилэнд Стилл» в 1914 году, он принадлежал Американской Гавайской пароходной компании и использовался на их линии через Панамский канал, и арендовался Дальневосточным государственным морским пароходством. В июне 1942 года, однако, корабль снова был помечен серпом и молотом и вернулся в СССР для перевозок Лэнд-Лизовских грузов во Владивосток. Как не удивительно, но более 8 400 000 тонн продовольствия, грузовиков, самолетов и оружия были поставлены через открытые морские коридоры в Охотском море, или доставлялись по воздуху с Аляски, так как Советский Союз «соблюдал нейтралитет» на Тихоокеанском театре Второй Мировой войны. «Ташкент» был одним из бесстрашных судов общего назначения, перевозивших эти грузы.
Корабль получил название от советского транспортного судна, потопленного немецкой авиацией в Феодосии в день нового 1942 года. Название спокойно перешло к американскому судну, и никто не придумал ничего умнее.
В этот сентябрьский день 1942 года молодой матрос Джимми Девис только что закончил разгрузку нескольких контейнеров на набережную залива Золотой Рог во Владивостоке, когда стал свидетелем очень странной сцены.
Какой-то человек бежал по улице Калинина, пересекая старые железнодорожные пути и направляясь к причалу. Через несколько секунд стало понятно, что его преследуют несколько полицейских в форме. Дэвис слышал, как те пронзительно свистели, требуя от человека остановиться, и кричали что-то людям у путей, где стояли вагоны, ожидавшие грузов с «Ташкента». Человек споткнулся и упал, и какие-то бумаги выскользнули из его заднего кармана, когда он снова поднялся на ноги. Он бросился вдоль набережной мимо Дэвиса, а затем вдруг замер. Его глаза широко раскрылись от страха.
Он остановился, тяжело дыша с мучительным выражением лица глядя на гавань. Затем он схватился за голову обеими руками, словно пытался не дать себе сойти с ума и начал что-то неразборчиво кричать по-русски. Раздался треск, и Дэвис рывком обернулся, увидев, что советский полицейский выстрелил из пистолета. Человек упал на колени, и повалился вперед, потеряв сознание. Трое полицейских бросились к нему. Дэвис посмотрел на них некоторое время, а затем подумал, что лучше будет постараться не отсвечивать, потому что, вероятно, к нему могут возникнуть вопросы. Уже собираясь подняться по трапу обратно на «Ташкент», он вдруг зацепился взглядом за бумаги, которые потерял тот человек и подошел к ним, укрываясь за пустыми деревянными ящиками, чтобы посмотреть. Он поднял бумаги, подумав сначала, что это могут быть документы разоблаченного шпиона. Понимание того, что это был всего-навсего русский журнал, почти разочаровало его. Затем он подумал, что некоторым из русских членов экипажа он может оказаться интересен, поэтому забрал журнал с собой.
День спустя «Ташкент» снова вышел в море и направился домой, в Сиэтл. Русские члены экипажа проявили большой интерес к журналу, который начал передаваться от человека к человеку. Дэвис заметил, как они передавали его друг другу, указывая на что-то с явно озадаченным видом. Он подумал, что там были фотографии с девушками и обматерил себя за то, что не посмотрел лучше, прежде, чем бросил на стол. Но потом он увидел там только фотографии странных машин, непонятных устройств, похожих на металлические кейсы с картинкой на внутренней стороне, реклама товаров, которых он раньше никогда не видел. Он понятия не имел ни о «Тойота Короллах», ни о ноутбуках «DELL», ни о другой современной электронике вроде мобильных телефонов. Для него это были просто любопытные фотографии, и не более того.
Корабль сделал короткую остановку на Алеутских островах, где сведения о странном журнале были доведены до британского офицера связи лейтенанта Уильяма Кемпа в Датч-Харбор. Британцы имели на островах пост радиоперехвата, занимающийся прослушиванием японского эфира. Когда офицер увидел журнал, отметив странную карту в одной из статей и не менее странные даты, проставленные там, он попросил одного из русских перевести ему несколько строк и сразу понял, что это было что-то необычное. Вручив человеку фунт за работу, он аккуратно вырвал нужные страницы и с улыбкой вернул журнал. Вернувшись к своему столу, он приложил к статье короткую записку «найдено опубликованным в русском журнале». Страницы вскоре были запакованы в простой кожаный мешок и начали свой долгий путь, приведший их в конце концов в Блэтчли-Парк.
Внимание Келпа привлекла, в первую очередь дата «13–14 сентября 1942 года», а текст, как перевел ему русский матрос, был посвящен некой «операции «Согласие», которая заключалась в британской атаке на немецкую крепость Тобрук и закончилась катастрофой. Кемп обнаружил эту странную разведсводку посреди полной чуши. Мало того, этим утром было 7 сентября 1942 года — до якобы проведенной операции оставалась еще неделя!
Он быстро упаковал статью в мешок для разведсводок, который был доставлен в Сиэтл, оттуда в Нью-Йорк, оттуда в Исландию и, в конечном итоге, в Лондон. Теперь ее просматривали Алан Тьюринг и Питер Твинн из «Хижину-4» в Блэтчли-Парк.
Статья была оперативно переведена, подняв тревогу в управлении Морской разведки в «Хат-8». Она называлась: «Британия вспоминает павших в неудавшемся «Согласии». Речь шла об Операции «Согласие», которая должна была начаться через день, но описывалась так, как будто уже случилась… Словно это была история! В ней подробно описывалось то, как британские эсминцы «Сикх» и «Зулус» с 350 морскими пехотинцами на борту вышли из Александрии и встретились с зенитным крейсером «Ковентри» и 5-й группой эсминцев для налета на Тобрук, который должен был начаться менее чем через тридцать шесть часов.
Подробности, указанные в статье, были поразительны! Там перечислялись офицеры, командующие операцией, и судьбы кораблей и людей, участвовавших в бою. Более того, приводилась информация о печальном исходе рейда: «Сикх» был поврежден немецкими Ju-88 и затонул во время попытки взять его на буксир, «Ковентри» был потоплен пикирующими бомбардировщиками Ju-87, «Зулус» также был потоплен, атака коммандос Хаселдена была отбита с большими для них потерями, а сам он погиб, 576 солдат союзников были взяты в плен, кроме того, противником было захвачена ценная шифровальная машина. Короче говоря, это была катастрофа.
Твинн был непроницаемо серьезным человеком, всегда одетым в твидовое пальто, жилетку, рубашку с белым накрахмаленным воротничком, над которым светились его ясные глаза, а волосы всегда спадали на лоб справа, когда он склонялся над столом. Он был блестящим математиком из Оксфорда, пришедшим в «Хижину-4», чтобы учится у Дилли Нокса методам взлома шифров — и научившимся заканчивать работу за пять минут до того, как Нокс говорил ему начинать. Твинн работал вместе с Тьюрингом над взломом шифра «Энигма» и сыграл важную роль в решении этой задачи. Сейчас они оба бились над решением новой загадки.
— Может быть, это предупреждение? — Сказал Твинн. — Вероятно, они узнали о планирующейся операции и решили запугать нас таким образом?
— Но детали, Питер! — Сказал Тьюринг. — Здесь все по полочкам. Даты, сроки, корабли…
— Итоги и потери, — продолжил Твинн. — Это дешевая провокация. Они хотят сказать нам, что все знают и готовы встретить нас. Другого объяснения быть не может.
Тьюринг молча посмотрел на него, затем снова обратился к детализованной карте из статьи, показывающей события планируемой высадки с точностью до минут. Это нервировало. Словно кто-то заполучил почти всю информацию по предстоящей операции.
— Я мог бы согласиться, что они получили общий план операции, — сказ Тьюринг. — Они могли перехватить наши сообщения еще раньше, чем мы сами получили их. Но такие детали? Им должен был помогать кто-то изнутри. Может ли у нас быть «крот», Питер? — Во взгляде Тьюринга было заметно предупреждение.
— Странно, что это поступило от русских, — сказал Твинн. — Может быть, они пытаются намекнуть нам, что наши шифры были взломаны? Как бы то ни было, они наши союзники.
— Нам хотелось бы в это верить, — сказал Тьюринг. — Но как они заполучили эти сведения?
— Должно быть, информация действительно пришла изнутри, Алан, как вы и говорите. Это не те детали, которые могли быть получены путем случайного перехвата сообщений. У них здесь все, со всей подноготной. Вы можете быть правы. У нас могут быть проблемы. В конце концов, у нас здесь полно людей с улицы — шахматистов, художников, целый зоопарк эклектичных умов. Я сам простой безработный математик, пришедший сюда в поисках возможностей. И теперь я в самой гуще. Было бы не слишком удивительно думать, что кто-то был подсажен сюда другой стороной?
— Это было бы весьма пагубным, — сказал Тьюринг. — Нужно телеграфировать в Александрию, Питер. Игра окончена. Операцию следует немедленно отменить.
Они начали думать вместе, пытаясь понять, где именно эта операция могла просочиться и через кого, хотя Тьюринг испытывал глубокое внутренне опасение, что этот источник — русский, еще один лист, упавший с дерева Родины. Это мнение стало почти пророческим в отношении события, которого еще даже не произошло.
От этих мыслей ему внезапно вспомнился его долгий разговор с адмиралом Тови. Его собственный слова эхом начали преследовать его. «Если станет известно, что кто-либо их этого списка сделает что-то… представляющее угрозу, он станет врагом судьбы и времени. Если вы хотите установить дозор за историей, адмирал, то вы должны быть готовы делать весьма неприятные вещи».
Что же делать, если эта статья была не просто попыткой сообщить им, что план операции оказался раскрыт, подумал Тьюринг? Что делать, если это было действительно то, о чем он думал — взглядом из будущего, написанным людьми, давно пережившими эти дни. По его же логике, Хаселден, которому было суждено погибнуть в операции, превратится в «зомби», если она будет отменена. Тьюринг внезапно оказался перед мучительным выбором. Спасая людей, обреченных на гибель в операции «Согласие», он мог изменить всю будущую историю.
— Вот, — взволнованно сказал Твинн. — Обо всем сказано здесь, в прилагавшейся записке. Послушайте. «Найдено в порту Владивостока».
— Тогда, должно быть, он был найден кем-то с корабля, работающего по программе Ленд-Лиза, — решительно сказал Тьюринг. — Он поступил от Кемпа из Датч-Харбор. Эти корабли регулярно заходят туда.
* * *
Поступил журнал, разумеется, от человека по фамилии Марков, младшего сотрудника инженерного подразделения, приданного крейсеру «Киров». Это был журнал с кофейного столика в зоне ожидания, который Марков подхватил во время перерыва, и который пронес на испытательный стенд Приморского инженерного центра во Владивостоке. Марков исчез в 2021 году, и загадочным образом появился на том же месте, но семьдесят девять лет назад. Конкретно он появился в гостиной частного дома, и когда Марта Ваятин вошла и увидела Маркова, сидящего на одном из стульев с выражением полного шока на лице, он выбежала на улицу, крича и зовя милицию.
Бедняга Марков, наконец, пришел в себя и выбежал из дома, сразу же поняв, что он во Владивостоке и смотрит в залив Золотой Рог, но все было совершенно другим! Город был намного меньше. Большинство новых высотных домов пропали. Он был серым и запущенным, и на главных улицах не было практически никакого движения. На самом деле, многие улицы представляли собой грунтовые и гравийные дорожки, шедшие мимо старых потрепанных жилых домов. Он побежал, и ноги словно сами вели его вниз, к гавани, где он инстинктивно надеялся найти «Киров», словно крыса, мчавшаяся на родной корабль. Остальное стало историей — особенно персонально для Маркова, умершего от огнестрельного ранения на холодной бетонной набережной бухты Золотой Рог.
* * *
Тьюринг глубоко вздохнул, понимая, что должен принять очень важное решение. Что делать по поводу налета на Тобрук?
— Мне нужно сделать звонок, Питер. Подождете пока? — Он с торжественным видом в глубокой задумчивости направился из комнаты в закрытую зону. Несколькими минутами спустя он вернулся, все еще обеспокоенный, но словно получивший какое-то направление мыслей. Он вызвал адмирала Тови, чтобы обсудить это с ними.
— Вопрос в следующем, — прямо сказал он. — Либо мы спасаем этих людей и корабли, и будем надеяться, что все закончится хорошо, либо действуем по плану и смотрим, что будет. Если результат совпадет с тем, что попало к нам в руки… появиться другая проблема, адмирал. Это будет означать, что этот кто-то жив, возможно, до сих пор во Владивостоке, со знанием нашего будущего.
— С ума сойти можно, — ответил Тови. Последовала долгая пауза. — Вы предупреждали меня, профессор, но я не думаю, что уже готов заглянуть в ящик Пандоры. Мы можем это выяснить, не жертвуя 576 людьми и тремя кораблями. Никто не мог знать таких подробностей операции. Вы очень хорошо знаете, что цель, состав сил и время атаки хранятся в трех отдельных делах и были собраны вместе для окончательного инструктажа в одиннадцать часов. И я могу сказать вам еще кое-что. Окончательный состав сил еще даже не определен. Пока только предполагалось, что мы заберем зенитный крейсер «Ковентри» из Суэца, а этот отчет, о котором вы говорите, был написан минимум неделю назад, если он действительно пришел из Владивостока. Как в нем мог фигурировать этот корабль? Нет, я не могу отправить туда людей, зная об этом докладе. Мы отменяем операцию. Возможно, придется включить всех этих людей в наш список, но, по крайней мере, они не умрут на побережье Северной Африки. Мы обсудим это в ближайшее время. — «Дозор» сделал первый в своей истории выбор между жизнью и смертью. Но не последний.
* * *
Тем не менее, это было не единственное, что в конечном счете изменил этот журнал для чтения за кофе. Семьдесят девять лет спустя Антон Федоров только что закончил вахту во время долгой работы по подготовке корабля к выходу в море. Он сидел в офицерской столовой, уединившись со своей «Хронологией войны на море». Он читал том, приобретенный в книжном магазине, сравнивая ее со своим старым экземпляром. Всякий раз, находя различие, он помечал его желтым маркером.
Вчера он дошел до сентября 1942 года, изучая, какие непосредственные последствия возымело недавнее появление «Кирова» на Тихом океане. Однако теперь его глаза широко раскрылись, взгляд стал нервным, а лицо приобрело странное выражение. Он осмотрелся вокруг, словно потерял что-то, вроде часов или кошелька. Затем он быстро проверил страницы недавно приобретенного тома, ведя пальцем по длинным узким колонкам.
Части текста не было! Куда же он мог деться? Он читал его буквально вчера, а теперь его не было. Раздел, описывающий одну операцию, просто исчез! Он внимательно все проверил, дабы убедиться, не вырвал ли кто-нибудь страницу из книги, и не нашел ничего подозрительного. Тем не менее, он точно помнил, как читал о британском налете на Тобрук, который должен был произойти в середине сентября 1942 года. Теперь этого раздела не было.
Он быстро сверился со своей старой книгой и, разумеется, обнаружил там раздел об этой операции. Мог ли он вчера просто перепутать книги? Нет, решительно подумал он. Он отчетливо помнил, как обвел этот раздел желтым маркером, чтобы затем свериться со вторичными источниками, а в старой книге таких пометок не было.
— Какого черта…
Что-то изменилось. Он внезапно оказался в вихре возможностей, изо всех сил пытаясь понять, что именно он только что обнаружил. Что-то еще раз изменило историю! И это изменение было настолько серьезным, что даже повлияло на новый том, который он купил. Ему пришло в голову, что теперь такое случиться с каждой книгой, содержащей текст, касающийся того, что было напечатано на странице 164. Но вместе с тем его старый том, тот, который был с ним на борту «Кирова», остался совершенно нетронутым.
Физические изменения! Понимание этого ударило его, словно кувалдой. Физические изменения! Что-то изменило историю, и последствия этого распространились на все реальные и материальные объекты, кванты настоящего померкли и вновь ожили, но теперь они были другими, тонко настроенными, измененными тем, что случилось в прошлом. Это было поразительно! Форма и внешний вид в целом остались неизменны, но дьявол крылся в деталях… Или же его книга была защищена от изменений, потому что он прибыл из другого мира, другой версии этой самой вселенной? Это просто сводило с ума.
Федоров подумал о часах, проведенных в разговорах с Вольским и Карповым об их странной дилемме. Они беспокоились насчет Орлова и возможности нанесения им ущерба истории, если он на самом деле выжил. Но Федоров пришел к выводу, что все, что сделал Орлов, уже давно было сделано и стало фактом. Он давно был мертв и его поступки вписались в матрицу времени и жизни. История снова обрела твердость, и обо всем, сделанным им, можно было бы узнать, если бы удалось найти какие-то сведения здесь, в этом новом мире.
Но теперь операция «Согласие» оказалась неожиданно вычеркнута из свитков истории, и материалы, из которых о ней можно было узнать, физически изменились, отражая случившееся. Это серьезно потрясло его. Теперь Федоров понял, что случилось с делами тридцати шести погибших, хранившихся в московских архивах. Мертвые не могли ничего сказать… Теперь он понял, что его предположение было верным. Эти люди даже никогда не родились. Время нашло способ вычеркнуть их из собственной бухгалтерской книги, а с ними стерло и последние свидетельства из существования.
В голову пришла другая мысль, еще более тревожная. Книга изменилась, однако он все же помнил текст. Он помнил, как читал и выделял его так же легко, как и стычку Карпова с Капустиным в лазарете. Если что-то твердое и материальное, как эта книга, могло измениться по прихоти судьбы, почему же я помню прежний текст? Это беспокоило его больше всего. Если книга могла измениться в одно мгновение, возможно, и люди могли точно так же исчезнуть, словно их никогда и не было?
Он вспомнил о двоих членах экипажа, отсутствовавших на корабле этим утром. Все остальные присутствовали, за исключением этих двоих — Ёлкина и Маркова. Оба были признаны самовольно отсутствующими. Ёлкин отправился в город за припасами, и старшина Мартынов доложил, что он так и не вернулся. Марков пропал без вести в Приморском инженерном центре, хотя Федоров не знал подробностей случившегося. Затем его размышления прервали громкие шаги в коридоре, ведущем в столовую, и дверь резко открылась.
— Вот вы где, капитан. Мне нужно с вами поговорить. Только что случилось что-то очень странное, а адмирал отбыл в штаб флота в Фокино.
Это был начальник инженерной части Добрынин.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ОПЕРАЦИЯ
«Маленькое тело, обусловленное духом и воодушевленное неугасимой верой в свою миссию, может изменять ход истории»
Махатма ГандиГЛАВА 22
— Что значит сбежал? Они должны были быть глубоко под Скалой! — Адмирал Тови не был рад это слышать.
— Его должны были доставить на «Хадсоне» прошлой ночью, сэр. Почта прибыла без нарушений, однако никаких пассажиров не было, — Сержант Уильямс несколько растерялся, как растерялся бы любой, принесший адмиралу подобные новости.
— И что же МИ-6 хочет сказать по этому поводу?
— Они изучили обстоятельства и пришли к выводу, что кто-то должен был помочь ему изнутри. Капрал-часовой видел небольшую лодку у северо-восточного берега в то самое время. Он решил, что это была лодка рыбаков, так как люди на ее корме разбирали сети. Но все достаточно подозрительно, учитывая пропажу задержанного.
Тови ни сказал ни слова. Да, задним числом все всегда было понятно. Он, разумеется, должен был испытывать подозрения из-за случившегося, но, безусловно, ими не следовало делиться с сержантом морской пехоты. В голову пришла одна мысль. Восточный берег… Если он сбежал на этой лодке, она, вероятно, доставила его на какой-то корабль. В Средиземном море у Гибралтара движение было плотным. На какой же?
— Спасибо, сержант. Свободны.
— Сэр! — Сержант отдал честь, развернулся и поспешно ретировался. Тови остался за столом, кружась в вихре возможностей. Мысль о том, что этому человеку помогли сбежать, была наиболее тревожной. Он сделал пометку, чтобы проверить всех, кто имел любой, даже самый незначительный контакт с задержанным во время допроса. Но гораздо более насущной была более непосредственная проблема. Куда направлялся этот человек? Согласно полученным сведениям, он был подобран, когда направлялся на запад, в Атлантический океан. Пароход «Дуэро» направлялся в Кадис. С его собственных слов, этот человек поднялся на его борт в Картахене.
От этой мысли в памяти кое-что всплыло, и он открыл запирающийся на ключ нижний ящик стола, доставая тонкую папку с грифом «Совершенно секретно». Он снова прочитал доклад береговых наблюдателей в районе Картахены, ставших свидетелями странного воздушного инцидента вечером 13 августа. Они утверждали, что видели в небе пять инверсионных следов, пять тонких полос дыма, пронесшихся сквозь облака и взорвавшихся. Также были замечены упавшие в море обломки и парашют. От доклада его передернуло, так как это слишком напоминало описания адских ракет, использовавшихся вражеским кораблем. Но в кого они могли стрелять? Это мог быть самолет, оказавшийся слишком близко от «Джеронимо», направлявшегося на юг, к роковому столкновению с «Соединением «Z» Сиферта, но в тот день не было никаких докладов о потерях. Возможно, это был испанский самолет. Но инцидент произошел прямо на пути следования таинственного корабля к Гибралтару. Это было очень странно.
Этот человек, русский, по фамилии Орлов, носил нечто, похожее на китель морского офицера, имел при себе странный пистолет со странным фонариком, и это беруши, на самом деле представлявшие собой своего рода беспроводную гарнитуру. Допустим, он действительно прибыл с «Джеронимо», направлявшегося на запад… Но зачем? Для чего? Возможно, у него было какое-то задание в Испании? Затем в голову пришла темная мысль. Возможно, этот человек пытался связаться с советскими агентами в Испании, ожидавшими его в Кадисе. Он сделал в уме еще одно пометку, приказать ребятам Флеминга тщательно проверить этот город.
Опять же, если рыбацкая лодка действительно направилась в точку встречи с торговым судном, оно, вероятно, направлялось на восток. Рыболовецкие суда не допускались в пролив. Он напомнил себе запросить список всех коммерческих судов, находившихся в тот вечер в районе Гибралтара — названия, регистрации, пункты назначения. Это, возможно, позволит ему заранее отправить людей в эти пункты назначения, что, как он надеялся, облегчит им работу. Если этот человек направлялся на восток, то куда? Чтобы рассчитывать на возвращение в Россию, любому пришлось бы пройти через Стамбул. Да, в этом был смысл. Из Стамбула можно было легко пересечь Черное море и встретиться с советскими представителями в любом месте на побережье Грузии.
Затем он задумался о странном протоколе допроса. К счастью, он был доставлен вместе с почтой. Он прочел его, заинтересовавшись странным прибором на пистолете, который, по словам задержанного, был фонариком неизвестного типа. Беспроводные наушники тоже были весьма примечательны. И кто такая Светлана?
Чем больше он думал обо всем этом, тем больше приходил к выводу, что этот человек, вероятно, действительно бы с корабля, не дававшего покоя Королевскому флоту весь последний год. Он мог покинуть «Джеронимо», чтобы установить контакт с Советским Союзом этой эпохи… Но зачем? Разве они не могли просто воспользоваться радиосвязью? Так, чтобы мы не могли этого слышать, я полагаю. Была ли Светлана его связным? Это предположение уводило намного дальше, так как если это было так, этот человек мог быть агентом, отправленным с определенной целью, и полученная от него Советами информация могла оказать глубокое влияние как на исход войны, так и на очень многое другое.
Пришельцы, подумал он. «Дозор», возможно, обнаружил первого человека, который явно был не тем, за кого пытался себя выдавать. Все это имело смысл в свете того рокового часа, проведенного Тови на острове Лас-Паломас, где он встретился с командиром корабля, известного как «Джеронимо», с удивление обнаружив, что тот был русским. Теперь действовал четкий протокол, согласно которому любой русский оперативник, обнаруженный на территории Англии и других областей королевства, становился объектом самого пристального внимания британских разведывательных служб. Тови все еще этого не осознавал, разве что, возможно, где-то на самой глубине сознания, но Холодная война уже началась с этих подозрений и приказов, последовавших за ними. Странные союзники, которым он считал Великобританию и Советский Союз, стали еще более странными после этого инцидента.
* * *
На следующий день он получил отчет по кораблям в регионе, и начал отметать варианты один за другим, пока не сузил перечень до трех. Решив, что ему следует делать, он поднял трубку.
— Закрытая линия, — сказал он, ожидая подтверждения. — Дайте комнату 39, пожалуйста. Стол 17F. — Он хотел поговорить с Флемингом, начальником «30-го штурмового подразделения» (No. 3 °Commando). Да, подумал Тови. Предстоит работа плаща и кинжала, поэтому мне нужны люди, привычные к подобным неприятностям. Затем раздался короткий и четкий ответ:
— Семнадцатый слушает.
— Говорит адмирал Джек Тови. Я хотел бы узнать, могли бы мы отправить людей на восток в Стамбул, чтобы взглянуть на корабль, направляющийся туда прямо сейчас?
Последовала короткая пауза.
— Могу я знать детали, сэр?
Тови рассказал, и Флеминг задал очевидный вопрос: почему бы просто не отправить скоростной эсминец и не перехватить этот корабль?
— Эта мысль приходила мне в голову, семнадцатый, но я думаю, нужно действовать несколько более тонко. — Если бы он приказал эсминцу перехватить нейтральный турецкий корабль, последовало бы много вопросов, отчетов, документов, возможно, даже официальный протест от турок, не говоря уже о том, что это могло привлечь к судну внимание противника.
— Понятно, сэр, — раздался голос. — У нас есть несколько хороших ребят в Александрии, которым все равно нечем заняться после того, как в последний раз не пришли к согласию, — Тови отметил, как умело Флеминг описал отмену операции «Согласие».
— Отлично. Поднимай их. Вот что вам нужно будет сделать…
* * *
Когда через несколько дней раздался звонок в Генеральном штабе, капитан Джон Хаселден действительно не знал, что ему делать. Он и его люди сидели посреди пустыни, недоумевая, какая муха укусила планировщиков в Англии. Сначала они получили приказ готовиться к масштабной операции в районе Тобрука, затем они так же внезапно была отменена.
Хазелден был худощавым компетентным человеком почти сорока лет с большим опытом работы в пустыне. Фактически, он родился здесь же, в Александрии, в семье Генри Эрнеста Хазелдена и его жены, итальянки Марии Каззани. До войны он занимался торговлей хлопком, и свободно владел арабским, французским, итальянским и английским языками. Как и каждый человек его возраста он был призван, когда началась война, оказавшись на должности офицера связи с ливийскими военно-воздушными силами, а затем попал непосредственно в Генеральный Штаб Ближнего востока, где его знание языков быстро нашло полезное применение.
Его специальность вскоре сменилась на спецоперации, когда он был отправлен в штаб 8-й армии в качестве связиста в Группе глубоких операций в пустынных условиях. В этом качестве он принимал участие в ряде операций, включая операцию «Флиппер» — рейд на штаб Роммеля с целью захватить этого человека в сотнях миль за линией фронта, закончившийся неудачей. Роммеля там не было, и когда он об этом узнал, то оскорбился тем, что британцы полагали, что он командовал войсками из глубокого тыла.
Когда было объявлено о новой операции в Тобруке, он хотел снова оказаться в гуще событий, и был расстроен, когда операцию отменили. Возможно, узнав, что он должен был стать одним из многих погибших в этом рейде, он не стал бы громко жаловаться. Но, конечно, он и понятия не имел, что живет второй жизнью, по новому договору, подписанному самим Временем, оказавшимся втянутым в паутину интриг Судьбы.
А что за тряхомундия началась сейчас? Сначала проклятая операция была отменена. В Уайтхолле нашелся какой-то очень глубокий мыслитель? Потом нам сказали, что мы должны будем подняться на борт самолета и пролететь над всей Турцией до самого Стамбула. Разве у нас нет людей в Стамбуле? Конечно же есть. Они могли найти того человека, взять его под белы рученьки и доставить на конспиративную квартиру раньше, чем мы успели бы туда добраться. Два дня спустя выяснилось, что в кораблем, на котором находился этот человек, встретился советский тральщик и затем ушел в Черное море, растворившись, словно шепот в ночи.
— Да, людей искать нелегко, верно? — Сказал он вслух лейтенанту Дэвиду Сазерленду. — Чего, черт возьми, нам ждать теперь?
— Расслабься, Джок, — Сазерленд был соединительным звеном между Хаселденом и личным составом. — Они знают, что делают. Точно говорю, за всем стоит Флеминг.
— Флеминг? Я думал, он работает в Мадриде с «Золотыми глазами», после того как Рашброк сменил Годфри на посту руководителя военно-морского разведывательного управления.
— Но он все еще в Комнате 39, - сказал Сазерленд, делая длинную затяжку и глядя на карту, которую изучал уже некоторое время. — И все еще отвечает «Семнадцать-F» хотя от этого все за пределами закрытой зоны лезут на стену.
— Ну хорошо, и что тогда «Семнадцатый» придумал насчет нас? Мы же готовились к налету на Тобрук.
— Вообще-то, продинамили не только вас, — Сазерленд указал на Хазелдена длинным тонким пальцем. — Моя операция «Анджело» тоже была отменена. Мы собирались на Родос, пошалить на аэродромах джерри, то ее тоже спустили в трубу.
— Что-то подсказывает мне, что намечается нечто серьезное. Что вообще творится со всему крупными операциями? Я слышал, что прошлом месяце они собирались форсировать Канал, и все тоже отменили в последнюю минуту.
— Причины не по нашей части, Джок. Наше дело это сделать и сдохнуть. Они выхватили меня прямо на окончательном планировании операции на Родосе и отправили сюда.
— Похоже, что «Семнадцатый» собирает довольно интересную группу, хотя и не знаю, для чего. Получается так: я со своим опытом работы в пустыне, вы, со своим опытом в Специальной Лодочной службе. Они также прислали мне сержанта Терри и капрала Сиверна — оба хорошие ребята с опытом глубоких разведывательных операций. Но куда мы идем? Где вообще этот Кизляр?
— Я вот как раз пытаюсь это выяснить, — Сазерленд снова покосился на карту. — «Семнадцатый» задумал что-то очень оригинальное.
— Я и сам так думаю, — раздался голос, и они оба обернулись, увидев коренастого человека в шортах цвета хаки и пустынной камуфляжной рубашке, стоявшего в дверном проеме. Хлопковая шляпа скрывала кудрявые коричневые волосы, а его глаза словно сканировала обоих. Это был «Семнадцать-F», лично Ян Флеминг. Пройдет немало лет, прежде, чем он начнет применять свой опыт военных лет в написании романов о Джеймсе Бонде. Пока что он писал сценарий новой операции.
— Я тот, о ком вы говорили, — тихо сказал он. — И у меня есть действительно интересное дело для вас, джентльмены. И никто его не отменит на этот раз, если только я сам этого не сделаю.
— Должен сказать, коммандер, что вы двигаетесь, словно кот, — сказал Хазелден. — Не удивительно, что в темных коридорах Уайтхолла всем постоянно мерещиться ваша тень.
— Это верно, — сказал Флеминг, ощущая запах дыма трубки Сазерленда. Пах он хорошо, и Флеминг потянулся в карман рубашки за мятой пачкой сигарет. Сазерленд быстро протянул ему зажигалку «Ронсон».
— Наше дело, джентльмены, действительно происходит из очень темных уголков. Такого темного, что даже я ничего не смог толком понять, пытаясь разобраться. Но к делу… Очень немногие люди когда-либо узнают то, что я собираюсь сказать вам. Возможно, до вас доходили слухи, какие-либо случайные упоминания со стороны людей с большим количеством золота на шапках и толстыми полосами на манжетах. Возможно вы слышали о проблемах, которые очень скоро начинались у любого, кто слишком свободно говорил об этом. Я говорю о «Джеронимо».
Воцарилась тишина с явным оттенком беспокойства, так как и Хазелден и Сазерленд слышали это всегда произносимое шепотом слово, хотя и не знали, о чем точно идет речь — потому что об этом всегда говорили очень и очень тихо, потому что любого, кто бы заговорил об этом открыто, очень скоро сожрали бы с костями. Услышать это слово, произнесенное с подобной беспечностью человеком из уютных подвалов Уайтхолла было шоком.
Флеминг увидел озадаченное выражение лиц обоих им решил использовать это. Он знал, что не следовало вываливать подобное на таких людей, потому что у него было то, чего они жаждали больше всего на свете — информации о задаче, которую должны были выполнить. Да, оба были хорошими солдатами, именно поэтому Флеминг выбрал их, но им часто приходилось действовать в обстановке незнания, под покровом ночи после того, как они высаживались с подводных лодок в безлунную ночь на черных резиновых плотах. Чаще всего, настоящая цель операции, которую им было поручено выполнить, была им не известна, и «они знали только основы». Сегодня Флеминг решил, что им нужно знать.
— Я вижу, джентльмены, что вы слышали это слово, так что я должен пояснить, о чем идет речь. «Джеронимо» это корабль — очень опасный корабль. И на его борту находятся люди — очень опасные люди. Один из этих людей сошел на берег около Картахены в прошлом месяцев и пытался отправиться на запад, в Атлантику, на пароходе, следовавшем в Кадис. Немецкая мина и внимательный капитан британского эсминца странным образом посотрудничали, и он оказался на некоторое время под Скалой в Гибралтаре… А потом нам не повезло. Мы не знаем, как он сбежал, возможно, ему кто-то помог, но вскоре мы это узнаем. Этим я займусь сам. Мы знаем, что этот человек, вероятно, направлялся на восток, через Стамбул на турецком пароходе, а затем пробрался в Черное море на советском тральщике. Короче говоря, мы хотим его вернуть, и вы, джентльмены, должны его вернуть… — Он прервался, сделал длинную затяжку и снова посмотрел на них оценивающим взглядом. — Или же, — категорично сказал он, — вы умрете, пытаясь сделать это[75].
ГЛАВА 23
В сентябре 1942 германские вооруженные силы достигли наибольшего продвижения в войне. Силы Союзников были отброшены, однако сопротивление медленно усиливалось, словно натягиваемая тетива лука, и вскоре стрелы контрнаступлений полетят в немцев всерьез. Но в этот месяце исход войны еще отнюдь не был определен, и мир затаил дыхание от страха, что могучий Вермахт так и не будет остановлен. Роммель оттеснил британцев до самой египетской границы и занимался вопросами снабжения, чтобы продолжить наступать на восток. Немецкая 6-я армия генерала Паулюса входила на улицы Сталинграда, а дальше на юге 1-я танковая и 17-я армии Клейста наступали от Ростова на Кавказ. «Если я не получу кавказскую нефть», — говорил фюрер. — «Война будет проиграна».
Наступление на Кавказ имело своей главной целью обеспечить жизненно важные для немецкой армии ресурсы, в частности нефть, нужную для приведения в движение военной машины. По мере того, как советская армия беспорядочно отступала, немцы быстро захватили нефтяные месторождения в Майкопе и наступали в сторону еще более богатых месторождений в районе Грозного. Тем не менее, главный приз лежал дальше на юге и востоке у побережья Каспийского моря: главные нефтяные месторождения в районе Баку.
В этот критический месяц немецкие генералы вручили Гитлеру большой украшенный торт в форме Кавказа. Улыбаясь от уха до уха, фюрер быстро отрезал себе то, что считал наилучшим куском, на котором повар расположил большие шоколадные буквы B A K U.
Теперь главным вопросом Гитлера было, что делать с 4-й танковой армией Гота? Первоначально она должна была наступать на Сталинград, но затем повернула на юг, пересекая Дон и расположилась в идеальном месте для броска на Кавказ на левом фланге сил Клейста. Если бы Гитлер снова направил ее на север вдоль берега Дона к Сталинграду, у него была возможность быстро прорвать советскую оборону и захватить город, которого он так желал. Но если направить армию Гота на юг, Гитлер мог бы действительно получить свой кусок торта и заполучить жизненно важные нефтяные месторождения в Баку.
В истории, которую так хорошо знал Федоров, большая часть сил Гота двинулась на север к Сталинграду, где была втянута в ожесточенные уличные бои, завершившиеся в конечном итоге катастрофой. На этот раз, однако, длинные колонны грузов, идущие по Лэнд-Лизу через персидский коридор, убедили Гитлера, что он должен перекрыть этот маршрут поставок и обеспечить себя нефтью раз и навсегда[76]. Части Гота направились на юг, возглавляемые двумя дивизиями, 29-я моторизованной, с ядром в виде танкового полка, и 16-й моторизованной, известной как «Борзые». Их серые бронемашины шли в авангарде, обходя Ставрополь и направляясь на юг к Минеральным водам, огибая Пятигорск и Георгиевск, наступая в район к северу от Моздока.
Там, в районе быстрой реки Терек русские подготовили последнюю линию обороны в отчаянно попытке остановить немецкое наступление. Одновременно в Баку, где царила тихая контролируемая паника, шестьдесят процентов нефтедобычи были свернуты, добытые запаса закачаны в танки и плавучие резервуары, оборудование разобрано и все это перемещено как можно быстрее через Каспийское море в Казахстан и Туркменистан, где была надежда использовать его в случае обнаружения нефти где-то там.
Если бы Гитлер заполучил Баку, он бы получил нефть, но не технику, необходимую для бурения и добычи. Однако на данный момент немцы ничего не знали о масштабной операции, представлявшей собой один из многих крупных логистических подвигов, совершенных русскими в этой войне. Гитлер радостно улыбался торту с надписью «Баку» на белой глазури. Фронт катился на юг и восток в сторону Каспийского моря, сметая десятки тысяч человек, вскоре коснувшись и судьбы одного, весьма значительного человека по имени Геннадий Орлов.
После дуэли с U-24, русский минный тральщик Т-492 зашел в порт Поти и Орлов сошел на берег в сопровождении трех охранников НКВД. В ту ночь они остановились в небольшой гостинице рядом с портом, пока охранники ждали телефонного звонка с инструкциями о том, что делать с этим человеком. Но ни один из этих трех не переживет эту ночь. У Орлова уже не было его любимого пистолета Glock, но все трое были вооружены, давая ему достаточно средств, чтобы получить контроль над ситуацией и осуществить побег.
Наконец он оказался на просторах старого Советского Союза и решил, что будет лучше казаться кем-то более значимым, чем бездомный матрос. Он надел теплую кожаную куртку одного из охранников НКВД поверх своей легкой куртки с планшетом, а также ушанку из овечьей шерсти со значком в виде серпа и молота, указывающего, что он являлся капитаном НКВД[77]. Он поможет держать людей в стороне, а значит, ему не будут задавать слишком много вопросов.
Он быстро добрался до железнодорожной станции с карманами, набитыми рублями, взятыми у охранников, и вскоре оказался на поезде, идущем на восток темной ночью через Грузию в Азербайджан, глубоко дыша и ощущая запахи дома. У его бабушки был деревенский дом в Азербайджане, и какой-то внутренний компас вел ему туда, словно лосося на нерест вверх по течению.
Этот путь привел его на юг в Евлах, мимо высоких заснеженных пиков Кавказа. Там он увидел гору Эльбрус[78], на которую немецкие горные войска отправили экспедицию, чтобы порадовать Гитлера установкой немецкого флага на высочайшей вершине Европы всего несколько недель назад. Фюрера этот не порадовало. Он просто взорвался от ярости, потому что его мысли были заняты обеспечением жизненно важных портов на побережье Черного моря, без чего его флот не мог установит контроль над морем и доставлять припасы из Крыма.
Гитлер разорялся по этому поводу некоторое время, крича «Эти сумасшедшие альпинисты подлежат трибуналу!». Он рассматривал их подвиг как простую показуху и был совершенно прав. Тем не менее, потеря двадцати трех горных стрелков ради фотографии с немецким флагом сделала немного, чтобы задержать продвижение немцев к северу от неровных заснеженных вершин. Гот быстро продвигался вперед моторизованными соединениями, и вскоре новость о том, что он обошел Грозный, прорвав советскую линию обороны на Тереке, вызвала улыбку на усталом лице фюрера.
А тем временем, пока немецкая операция «Эдельвейс» достигла своей наивысшей точки, к югу от Кавказских гор Орлов покинул поезд, направляясь в предгорья к старой ферме своей бабушки. Он ушел в сельскую местность, передвигаясь, в основном, ночью. Спал он, в основном, днем, периодически наведываясь в маленькие деревушки в поисках пищи, воды и крова. Периодически он заходил в города в поисках удобств или женщин, если кто-либо попадался ему на глаза. И, конечно, он всегда испытывал потребность в выпивке и возможности поговорить с барменом. Деньги не были проблемой. Израсходовав наличные, отнятые у охранников, он просто ограбил ничего не подозревающего прохожего, на которого наткнулся на дороге[79].
Со временем он оказался в южных предгорьях в Азербайджане, медленно направившись на северо-запад от Баку. Он решил, что сначала навестит свою бабушку, надеясь незаметно посмотреть на нее, потому что сейчас ей было всего восемнадцать. На самом деле, она не встретит его деда еще несколько лет, и как-то раз Орлов целую ночь смотрел на звезды и думал, смогут ли они пережить войну? Что случиться с ним, если его дед окажется сметен хаосом Сталинграда и шальная пуля заберет его жизнь? Его отец должен был родиться у них только в 1957. Если его дед или бабка каким-то образом погибнут, он просто исчезнет, растворившись, словно его корабль в тумане времени?
Его влекло к тому старому сельскому дому более чем по одной причине. Он вспоминал, как приезжал туда с отцом, будучи ребенком, вспоминал запах высокой травы, зерна в полях, коров, кур — все это говорило ему о доме. Но с другой стороны, он хотел убедится, что его бабушка все еще была где-то там, что она все еще была жива прежде, чем она отправиться на север, где ее, как ему было известно, ждала очень тяжелая жизнь и более чем один момент боли и печали.
Когда он стал намного старше, дед однажды рассказал ему о том, что его жена подверглась нападению на дороге, идущей на север. Добравшись, наконец, до дома, он понял, что опоздал. Она уже ушла на север, и он понимал, что ужасные моменты, которые ей предстояло пережить, уже не за горами. Если только…
Ему в голову пришла мысль, что он мог двинуться по этой дороге, словно тень, направляющаяся на север вместе со всему другими неприметными потерянными душами, сметенными войной. Он знал имена людей, причинивших боль его бабке, знал место, где это случилось, и мог вспомнить боль в глазах деда, когда тот говорил об этом.
Просидев еще несколько часов в одиночестве у края фермы, а также ободрав, словно мальчишка, яблоки, которые смог найти, Орлов плотно натянул черную форменную ушанку на голову, нащупал рукой холодную сталь револьвера и вышел на дорогу в яростной решимости. Однажды ночью, в городе Губа он сильно напился, и нашел старую телеграфную станцию, залез туда в темноте и отбил жалобное послание для той жизни, которая у него была когда-то. «Николин, Николин, Николин, я иду к бабушке в Кизляр. Не забывай меня…». Это была глупость, он понял это на следующее утро, но он сделал этот на далеко нетрезвую голову и вскоре перестал беспокоиться. Никто на корабле его не услышит и ничего не узнает. Его захватили другие дела.
На этот раз эти ублюдки не тронут ее! А если они сделают это прежде, чем он доберется туда, они заплатят, и очень дорого. Он поклялся сам себе в этом и двинулся на север, словно тень смерти и возмездия.
* * *
Далеко на юге, на посту прослушивания, расположенном на одной из давно забытых застав среди пустошей Средней Азии, другие люди делали свою работу. Им была поставлена задача искать любой намек касательно местонахождения человека по фамилии Орлов, и внезапно оно всплыло четко и ясно, в виде сигнала на русской азбуке Морзе! В этом же сообщении указывалось и место. 24 сентября группа, томящаяся в Александрии после отмененной операции, наконец, получила возможность что-то сделать. «Семнадцатый», наконец, поставил им задачу.
— Вот такой план, джентльмены, — сказал он, выдыхая облако дыма. — Забудьте о Стамбуле, мы опоздали, НКВД уже заполучил объект первым. Но они могли направить его на тральщике лишь в одно или два места, и мы перехватили сообщение, что этот тральщик сцепился с немецкой подводной лодкой у Поти три дня назад.
— Подводной лодкой? — Спросил Хаселден с ошеломленным выражением. — Как она могла там оказаться?
— Она там не одна, — ответил «Семнадцатый» само собой разумеющимся тоном. — У них там целая флотилия, но нас на данный момент этот никак не касается. Нас касается то, что мы полагаем, что этого человека доставили в Поти. Остается только гадать, куда он мог направиться далее, но у нас есть люди, очень хорошо умеющие строить подобного рода догадки, и мы смогли несколько сузить круг. Это Кизляр, о котором говорил лейтенант Сазерленд, находящийся в Осетии, к северо-востоку от Баку[80] в районе порта Махачкала. Это недалеко от побережья Каспийского моря, что играет нам на руку.
- Господи, — воскликнул Хаселден. — Это более чем в тысяче миль отсюда.
— Тысяча триста миль, если быть точным, — сказал Флеминг. — Но большую часть этого пути вы проделаете по воздуху. Могу я увидеть вашу карту, лейтенант?
— Разумеется, сэр.
— Очень хорошо… — Вот это место, — он указал на карту, и двое подались ближе, чтобы посмотреть. — Мы доставим вас на «Веллингтоне» в Тегеран в сумерках, а там вы возьмете меньший самолет и прибудете вот сюда, — он указал на небольшой полуостров в Каспийском море у побережья Казахстана.
— Это место называется Форт-Шевченко. Там не так много чего есть, только развалины старой крепости середины восемнадцатого века и небольшой город и порт. Официально вы прибудете туда, чтобы осмотреть это место в качестве возможного пункта разгрузки Лэнд-лиза. Это идеальное прикрытие, и вас никто не побеспокоит. Затем вам нужно будет пересечь Каспийское море — вот где пригодиться ваш опыт, мистер Сазерленд. У вас будут более подробные карты, но пока что могу сказать, что вы пересечете море здесь… обойдете остров Чечень и эту косу и высадитесь на берег примерно здесь. Там вы попадаете на старую грунтовую дорогу, которая приведет вас прямо в Кизляр. Вам предстоит преодолеть примерно шестьдесят пять километров по прямой, и боюсь, если только вы не сможете найти бесхозного верблюда или рабочий грузовик, вам придется идти пешком. На все про все у вас есть неделя начиная с этого дня. Объект должен быть захвачен до 30 сентября. Не позднее.
— С оружием и припасами мы сможем идти не быстрее четырех километров в час, — сказал Хаселден. — Это либо сутки форсированным маршем, либо двое с привалами.
— У вас достаточно времени, джентльмены. Вы прибудете в Тегеран завтра, 25-го. Мы полагаем, что объект сбежал. Мы получили доклад от нашего человека в Поти. Трое сотрудников НКВД были найдены убитыми. Это объясняет обрывок информации о Кизляре. Он пытается добраться до своей семьи, находящейся там, или, как мы можем полагать, своей бабки. Его наилучшим решением будет отправиться на поезде в Баку, а затем вдоль побережья Каспийского моря. Пытаться перехватить его на маршруте будет нецелесообразно, поэтому мы решили направить вас сразу в Кизляр. Боюсь, это все, что мы можем вам сказать. Вопросы?
— Предположим, что мы найдем этого человека, сэр…
— Не должно быть никаких «предположим», лейтенант Хаселден. Я выбрал вас потому, что мне нужно найти этого человека. Срочно.
— Так точно, сэр, — Хаселден вытянулся еще прямее. — Каков маршрут отхода с пленным?
— Точно такой же, которым вы прибудете туда. Направляйтесь на восток к побережью любым способом. Если вы сможете угнать автомобиль, то замечательно. Вас будет ждать некоторая помощь, а затем вы пересечете Каспий и снова прибудете в Форт-Шевченко. Проще простого. Итак, вот ваш объект: человек по имени Геннадий Орлов. Хорошо изучите это фото, оно сделано, когда он был задержан на Скале, а также изучите информацию. Он достаточно примечателен, его нетрудно заметить в толпе. Возможно, с ним будет женщина преклонных лет, имейте это в виду. Скорее всего, он сотрудник НКВД, однако трое убитых в Поти заставляют нас думать, что он перебежчик. Тем не менее, НКВД, безусловно, будет искать его, и вы можете с ними столкнуться. Русские являются нашими союзниками, но ваша легенда насчет Лэнд-Лиза не слишком вам поможет. Не полагайтесь на нее. Помните, что вы британские офицеры и сильная рука королевы[81]. Если ситуация осложниться, поступайте по обстановке. Но нам нужен этот Орлов. Очень нужен.
— Понятно, сэр, — сказал Сазерленд. — С НКВД мы разберемся.
— Мы присваиваем этой операции кодовое название «Эскейпед». Достаточно символично, верно?[82] Ах да, еще одно обстоятельство, — сказал Флеминг, закуривая очередную сигару. — Немцы прут туда как на буфет, так что у вас, возможно, появится неожиданная компания. Не так уж много, просто вся чертова 16-я моторизованная дивизия.
Он взглянул на своих подчиненных, выдохнул и улыбнулся.
ГЛАВА 24
Кизляр представлял собой небольшое селение на границе свежепровозглашенного в 1942 году чеченского государства. Старый город когда-то именовался Самандар, будучи построен в древности гуннами, и до сих пор был известен своими винами и коньяками, ножами, кинжалами и саблями, которые казаки прославили на просторах степей. По крайней мере, виноградники на окраинах города обеспечивали какое-то укрытие.
Это было все, что Хаселден и его группа узнали об этом месте из документов, выданных им в рамках операции «Эскепейд» за время долгого полета на север. В Тегеране они пересели на старый британский «Авро Энсон Mk.IV», короткий и толстый двухмоторный самолет, используемый, в основном, в качестве учебных для подготовки пилотов бомбардировщиков. Некоторые из этих старых самолетов уже нашли себе место в Иране, когда Союзники вторглись туда год назад, и теперь использовались для подобных операций, так как два двигателя «Райт Уирлвинд» обеспечивали достаточную дальность полета, чтобы добраться до Форт-Шевченко.
В операции принимали участие два самолета, один с группой и основными припасами, другой со скоростной резиновой надувной лодкой, рацией, палатками, запасом топлива и другими предметами первой необходимости. Они приземлились бы на старом аэродроме, где британцы подготовили для них дополнительный запас топлива для длительного перелета обратно в Тегеран.
Когда Хаселден впервые увидел Форт-Шевченко, тот показался ему похожим на брюхо огромной птицы — красноватое озеро, словно «глаз» и длинный мыс, выступавший в Каспийское море параллельно береговой линии, похожей на клюв.
— И куда нас только занесло, — пробормотал он лейтенанту Сазерленду. Тощий офицер SAS тоже выглянул в иллюминатор, отметив банки и мутно-зеленую воду, особенно к северу, где Каспий очень сильно мелел.
— Господи, да тут же ничего нет, — сказал он. — Ни одного дерева на мили вокруг.
Восемьдесят лет спустя он увидел бы гораздо больше. Высокие буровые платформы поднимавшиеся из моря скоплениями, трубопроводы, уходящие в илистый грунт под ними, доставляя ценную нефть. Во времена Федорова здесь кипела деятельность «Шеврон»[83], с управляющими и рабочими, обосновавшимися прямо в Форт-Шевченко и дальше по побережью в Бузачи. Суперместорождение Кашаган находилось прямо к северу от них под тусклыми синими водами Каспийского моря, по пока что это место выглядело пустынным и заброшенным, обширная ничейная пустошь под небом в облаках-барашках.
— Ну и нормально, — сказал Хаселден. Он привык к таким местами, широким пустынным просторам без единого дерева, раскинувшимся на сотни миль вокруг, где не было ни единой живой души.
— Здесь же негде укрыться, — пожаловался Сазерленд.
— Нам это и не нужно, — сказал Хаселден. — Помните, мы просто проводим изучение местности в интересах Лэнд-Лиза. Мы не станем коммандос, пока не переправимся через море.
— А что насчет немцев?
— А что они? Думали, мы собираемся хулиганить? Нет, мы просто пару дней будем идти туда, пару дней искать этого человека, а затем направимся обратно к берегу.
— Здорово. Если только у нас за спиной не окажется пары броневиков. А что? У нас же никакого тяжелого оружия.
— У нас есть один из этих новых мултуков, который Семнадцатый счел нужным нам выдать. Прототип. Они всегда дают нам что-то на обкатку. Сержанту Терри оказывается честь нести ее. — Он имел в виду новое британское противотанковое средство, появившееся в этом году — PIAT, представлявший собой некое подобие миномета с ручным взводом, способный метнуть 1,4-килограммовую мину на расстояние до 100 метров. Они поступят на вооружение только во время высадки Союзников на Сицилии в 1943 году, но Семнадцатый-F всегда находил способ заполучить в свои руки последние инструменты убийства и дать попрактиковаться с ними своим людям.
— Сегодня отыграем прикрытие до конца, — сказал Хаселден. — Будем ходить туда-сюда с планшетами, биноклями и прочими геодезическими приблудами, пока летчики обустроят лагерь и наладят связь. Затем несколько часов отдохнем, поедим и выдвигаемся на лодке.
— Лучше всего будет переправляться ночью, — сказал Сазерленд.
— Верно. Когда доберемся до другого берега, капрал Северн останется приглядывать за лодками, а вы, я и сержант Терри выходим на запад завтра вечером.
— Блестяще, — сказал Сазерленд. — Посмотрим, что удастся узнать по радио завтра прежде, чем вы вынесемся. И будем надеяться, что русские не доставят нам проблем и будут помнить, на чьей они стороне.
— Предполагай проблемы, Дэйви. Предполагай проблемы. Потому что если они все же начнутся, мы будем готовы. НКВД, очевидно, хочет заполучить этого человека так же, как и мы. Они выдернули его прямо у нас из-под носа и отправили за две тысячи километров. Теперь мы должны вернуть его, и им это не понравиться. Попомни мои слова. Не понравиться ни на йоту.
Они сыграли свою роль превосходно, вступив в контакт с местными органами власти и выслушав их просьбы о расходных материалах, грузовиках, кранах и прочей технике, а также обошли порт с блокнотами и геодезическими приборами. К ночи группа обеспечения разбила лагерь на небольшом полуострове, который показался Хаселдену похожим с воздуха на птичий клюв. После наступления темноты они развернули две надувные лодки и вышли в море, тихо идя на запад на веслах, чтобы достаточно отойти от берега прежде, чем включить небольшие моторы. Группа обеспечения объяснит их отсутствие все той же легендой о геодезических изысканиях в районе побережья. Каспийское море в этом месте имело ширину 260 километров, что было слишком много, чтобы пытаться пересечь его на веслах. Вскоре они мчались по темным водам в свете убывающей луны.
Море было спокойным, лишь легкий бриз и умеренная температура. Теплые летние дни сменялись осенью, но здесь было все еще комфортно. Временами они замечали вдали призрачные силуэты судов, небольшие пароходы, буксирующие что-то, похожее на длинные цепочки нефтяных цистерн, мерцающие в лунном свете. Это действительно были нефтяные цистерны, держащиеся на воде за свет собственной плавучести, связанные между собой длинными ржавыми цепями и медленно буксируемые в сторону Астрахани.
Такие встречи заставляли их глушить моторы и останавливаться на некоторое время, низко пригибаясь в лодках и ожидая, пока далекие суда пройдут мимо. Сазерленд бесшумно координировал их действия, подавая сигналы жестами сержанту Терри и капралу Северну. Ориентируясь при помощи компаса и луны, он безошибочно вел их на запад. Хаселден зорко осматривал окрестности и бинокль, стараясь заметить любой приближающийся корабль задолго до того, как тот сможет стать для них проблемой. В какой-то момент они оказались слишком близко к одному судну, и небольшой траулер включил прожектор, луч которого прошел в опасной близости от них, но затем удалился.
Они пересекли море чуть более чем за пять часов, вскоре увидев вдали плоские берега острова Чечень. Он был расположен у мыса, выступающего из западного берега, на пути перелетов диких птиц, которые собирались на солоноватых берегах, отбеливая местные камни пометом. Обогнув остров с севера, группа заглушила двигатели при приближении к берегу и снова перешла на весла.
Подход к берегу был особенно медленным, так как они должны были пройти отмели, но вскоре они оказались на берегу и затащили лодки в кустарник. Северн сделал все возможное, чтобы укрыть их, после чего остался стеречь лодки, а остальные трое взвалили на спины рюкзаки и начали долгий путь на запад.
Луна, наконец, ушла на несколько минут перед восходом солнца, ожидавшимся в четыре часа утра, и Хаселден хотел использовать эти рассветные часы, чтобы провести группу как можно дальше. Они прошли вдоль небольшого петляющего ручья, в конце концов, выйдя к дороге примерно в трех с половиной километрах от берега.
— Вот она, — прошептал Хаселден. — По ней мы должны добраться до Кизляра, так что вперед. У нас есть час или два до восхода, после чего заляжем где-нибудь и немного отдохнем. Эта дорога наш единственный путь, потому что если это место начнут зондировать немцы, здесь, безусловно, появятся советские войска. Так что все будет несколько рискованно.
Это еще мягко сказано, подумал Сазерленд. Как им, черт подери, вообще найти этого человека? Он мог быть любым из тысяч в этот городе, и они, разумеется, не могли подходить к каждому встречному и спрашивать господина Орлова. Оставалось полагаться только на несколько фотографий и описание. Это должен быть человек в форме НКВД, высокий, с хорошо развитой мускулатурой. Все это было очень общим, так что он понимал, что в конечном итоге поиск будет делом скрытности, терпения, хорошей работы с биноклем и отчаянного поиска высокого крепкого человека, с которым может быть пожилая женщина. Они не имели ни малейшего представления о том, что бабушка Орлова была юной красавицей восемнадцати лет.
Если же группа будет замечена, вероятно, их примут за самовольщиков или дезертиров, или, что еще хуже, за немецких разведчиков. Он покачал головой, думая о том, что операция не имели даже малейших шансов на успех. Затем сделал сам себе выговор и сказал:
— Коммандос, мы лучшие, кто есть у королевы и Бог поможет нам, так или иначе.
* * *
Добравшись до прибрежной Махачкалы, Орлов обнаружил мир, опустошенный по сравнению с сельским домом его бабушки в пышных холмах к югу от кавказских гор. Он шел сюда много тяжелых дней, подъезжая автостопом по возможности. Он быстро понял, что чтобы поймать машину, требовалось снять форменную ушанку, так как водители резко прибавляли ходу, не желая подбирать сотрудника госбезопасности, способного принести полные карманы проблем.
По дороге Орлов побывал в Баку, где своими глазами увидел поспешный демонтаж буровых установок и другой инфраструктуры нефтедобычи. В один момент на него обратил внимание комиссар, глядя на него мрачным взглядом, предвещающим неприятности, но Орлов быстро сообразил и начал кричать на ближайшую группу рабочих, тащивших какое-то оборудование к грузовику.
— Давайте, малохольные! На спину возьмите! А ты — подставь плечо! — Его естественная напористость и умение внушать заставили комиссара просто улыбнуться, решив, что Орлов просто еще один офицер из другой группы, следящей за выполнением этой тяжелой работы.
Орлов подумал, что мог поискать свою бабушку Аню Канину в Баку, и задержался нам на целый день, собирая все сведения, которые только мог, обшаривая гостиницы, притоны[84] и общежития, спрашивая о ней. Люди смотрели на него посеревшими усталыми глазами, настороженно относясь к крупному человеку в форме НКВД, так что узнал он мало.
Он надеялся, что она покинула город не слишком давно, так как уже не выдерживал мыслей о том, что говорил ему дед о человеке по фамилии Молла. Голос его деда словно звучал у него в ушах, подобно «Светлане». «И Молла, такой смуглый человек… Старый комиссар Молла потянул руки к твоей бабке так, как не должен был делать ни одни человек, и он делал немыслимые вещи… Они, Молла и Барзан».
Так как ему не удалось найти ее, он решил, что будет лучше попытаться найти этого Моллу. Если это был комиссар, он будет более известен. Поэтому он принялся расспрашивать местных рабочих об этом человеке, и в итоге направился в Махачкалу на грузовике, в который смог забраться. Именно там его ждали первые неприятности.
* * *
— Эй, ты! Ты что здесь делаешь?
Орлов только что выбрался из грузовика и побрел по улице, настороженно осматривая блеклые здания вокруг. Здесь было много военных, колонны солдат маршировали длинными колоннами по проезжей части, другие собирались в небольшие группы на грязных улицах с усталым и подавленным видом. Орлов инстинктивно понял, что окликнули его, но попытался проигнорировать окрик и направился к ближайшему зданию.
— Я тебе говорю!
Орлов ощутил руку на своем плече и, нахмурившись, обернулся, увидев невысокого коренастого человека в форме офицера милиции. Тот был лейтенантом, и это обстоятельство сработало в пользу Орлова, выдававшего себя за капитана НКВД. Человек сразу заметил это.
— Ээ… Прошу прощения, товарищ капитан, я думал…
— Думали, что я в самоходе, лейтенант? Ну, если вам так нужно это знать, я искал место, где можно облегчиться. Я пробыл в этом проклятом грузовике несколько часов.
Офицер улыбнулся.
— Есть в гостинце, товарищ капитан. Вон там, — он указал на здание, которое Орлов заметил сам. Затем он подумал, что этот лейтенант мог бы ему помочь.
— Что здесь происходит, лейтенант?
— Война, товарищ капитан, что же еще? Я Анатолий Иванович Анохин из комендантской службы. Наша дивизия располагается за городом, прикрывая порт. — Орлов кивнул, ничего не сказав, и человек продолжил: — Еще вчера два батальона направили на фронт. Немцы наступаю на Кизляр к северу отсюда. На дороге полно гражданских. Будет очень плохо, если немцы прорвутся сюда.
— Понятно, — сказал Орлов. — Мы остановим этих уродов, иначе и быть не может.
— Разумеется, товарищ капитан, — лейтенант выдавил из себя улыбку.
— Слушай, Анохин, я сам разберусь, хорошо? Мне нужен человек по фамилии Молла и еще один, Барзан. Слышал о таких?
— Комиссар Молла? Да, товарищ капитан. Он направился туда — в Кизляр. Вы получили назначение в его часть? Тогда удачи вам. Молла жесткий человек. Он из людей Берии и всегда собирает вокруг себя приспешников. На вашем месте я бы держался подальше от него. Он был здесь вчера с тремя грузовиками с женщинами из деревень. Он сказал, что эвакуирует их в Астрахань, но что знает, что он на самом деле намерен сделать с ними.
Орлов прищурился. Его расчет на то, что местный комиссар будет хорошо известен и его будет просто найти оправдался. Три грузовика с женщинами… Ему это не нравилось.
— Хорошо, — сказал он. — А теперь мне надо отлить.
Лейтенант козырнул и пошел по своим делам. Орлов направился в гостиницу, с напряженным видом посмотрел на вахтера и спросил, куда ему пройти. Закрывшись в мужском туалете, он включил планшет в куртке и спросил о Махачкалинской дивизии. Он узнал, что это была специальная дивизия НКВД, сформированная из местных пограничников, а также охраны железных дорог и складов. Она была придана 58-й резервной армии и будет оставаться в регионе еще два месяца, до ноября. Теперь стоило выдавать себя за капитана, стремящегося попасть на свое новое место службы как можно быстрее, подумал он.
Он подумал о том, что делать и решил, что лучше всего было говорить, что у него имелся пакет для комиссара Моллы. Мускулатура и природная напористость помогут осадить большинство людей, которые попытаются задавать вопросы, и звание капитана ему в этом также пригодиться. Оставалось только держаться подальше от любого любопытного полковника, а в остальном он будет «старше по званию» большинства офицеров, которых может встретить по дороге. Ему нужно было срочно доставить пакет комиссару Молле, который сейчас направлялся на север, так что следовало выдвигаться быстрее, так как он понимал, что с ним были и те грузовики с женщинами, и этот эпизод не захочется вспоминать никому.
Множество оборудования по прежнему перевозилось на север от Баку. Поезда скрипели мимо, нагруженные старыми ржавыми трубами, буровыми головками и деталями вышек, инструментами, лопатами и всем прочим, что могло быть вывезено с месторождений. Они намеревались использовать все это на новых месторождениях где бы то ни было. Помимо того, были созданы огромные трудовые лагеря в качестве источника дешевой рабочей силы на новых нефтяных месторождениях. Комиссар Молла найдет где-то здесь его бабушку, а затем заберет ее вместе с женщинами из тех трех грузовиков черт знает куда. У него было мало времени, так что после еды и короткого отдыха от отправился дальше на север, в Кизляр.
Гррод превратился в место сбора разбитых армейских частей, медленно перегруппировывавшихся здесь, получая припасы с барж, разгружаемых в порту. От отметил наплечные шевроны старой 317-й Бакинской стрелковой дивизии[85], разбитой под Изюмом и находящейся здесь на переформировании, а также новой 319-й стрелковой дивизии, формирующейся здесь вместе с частями НКВД.
Он вздохнул, понимая, что как бы не пытался сбежать от войны, она все равно найдет его в любом месте, куда бы он не пошел. Не важно. Он проделал долгий путь от пьяницы, бесцельно скитающегося по испанскому побережью, пересек море и годы, чтобы оказаться в этом пустынном месте. Но теперь у него была цель. Теперь он не был потерянной заблудшей душой, и это затмевало все.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ ПИСЬМА МЕРТВЕЦА
«Невостребованные письма! Разве это не те же мертвецы? Представьте себе человека, от природы и под влиянием жизненных невзгод склонного к вялой безнадежности; есть ли работа, более способная усилить такую склонность, чем бесконечная разборка этих невостребованных писем, предшествующая их сожжению? А сжигают их каждый год целыми возами. Порою из сложенного листка бумаги бледный клерк вынимает кольцо, — палец, для которого оно предназначалось, возможно, уже истлел в могиле; или кредитный билет, посланный в порыве сострадания, — тот, кого он должен был выручить, уже не ест и не знает голода»
Герман Мелвилл, «Писец Бартлби»ГЛАВА 25
Федоров нашел Карпова на мостике и отвел в сторону. Его взгляд был серьезен, но глаза выдавали явное беспокойство.
— Мы могли бы поговорить в комнате для совещаний, капитан?
— Конечно, Федоров, — сказал Карпов, отвлекаясь от экрана высокого разрешения системы контроля обстановки. Сегодня они принимали два вертолета, и он следил за тем, как Ка-40 заходил на посадку на кормовой площадке. Он повернулся к Роденко. — Проконтролируйте, лейтенант. Мне нужно переговорить со старшим помощником в комнате совещаний.
Они вошли в помещение в задней части цитадели, и Федоров совершенно осознанно запер дверь, чтобы поговорить наедине. Капитан видел, что у него под мышкой были несколько толстых книг, из которых выступали закладки, видимо, на нужных моментах. Федоров снова ушел с головой в книги, подумал он, однако научился прислушиваться к молодому старпому еще в Средиземном море, так что решил уделить ему пристальное внимание. Если Федоров приходил с книгами по истории, у него явно было что-то на уме, и, скорее всего, что-то важное.
— Ну, что теперь, Федоров? — Спросил он, когда тот положил книги на стол.
— Что-то странное, — ответил Федоров. — Я читал кое-что о войне, чтобы проверить, что мы могли изменить. Вот, посмотрите — это моя старая «Хронология войны на море». Вы можете помнить ее, эта та самая книга, что я дал адмиралу Вольскому.
— Слишком хорошо, — сказал Карпов. — Эта крыса действительно пробралась в каюту адмирала и хорошо изучила эту книгу.
— А эта та же книга, которую я добыл в городе несколько дней назад. Я сравнивал их, чтобы увидеть, что изменилось, и дошел до операций в Средиземном море в сентябре 1942… - Он открыл старую книгу на разделе «Операция «Согласие», которая заключалась в налете на Тобрук 13–14 сентября 1942.
— Это было и в старой версии, — сказал он. — Но есть незначительные различия. Например, выжил кто-то, кто должен был погибнуть. Так что я просматривал обе книги, намечая дальнейшие места, которые следует изучить, помечая их желтым маркером.
— Господи, Федоров! Да вы постареете и поседеете прежде, чем все это изучите. — Пока Федоров переворачивал страницы, тут и там виднелись желтые пометки.
— Возможно, но случилось кое-что очень странное, — Он рассказал Карпову, как просматривал книгу во второй раз и обнаружил, что в новом томе полностью пропал один раздел.
Карпов сложил руки на груди, ошеломленно глядя на него.
— Что значит пропал?
— Именно это и значит. Раздел исчез, но я точно помню, что читал его за день до этого. Я точно знаю, что прочитал его и обвел желтым маркером… Смотрите, в оригинальной книге пометок нет, но я уверен, что сделал их в новой.
Карпов предположил, что он просто перепутал книги, но Федоров упрямо покачал головой.
— Нет, товарищ капитан. Я уверен. Вы должны мне поверить.
— Как же это возможно?
— Именно это я и пытаюсь понять. У меня есть предположение, но я не могу быть уверен. Добрынин говорил мне, что пропал Марков. Он исчез, прямо на заводе, где находился испытательный стенд для стержней реактора.
— Да, я слышал об этом. И что насчет этого?
— Они как раз завершали процедуру проверки стержня №25, того самого, который мы подозревали в случившемся с кораблем. Марков исчез, и не только он. Исчезли его куртка на вешалке, чай, который он пил, книги и журналы, жесткий диск и ручка, а также оба кресла. Все в помещении, что не было неотъемлемой частью здания!
Карпов не знал, что ответить, но упоминание стержня №25 привело его к выводу без дальнейших пояснений Федорова.
— Они переместились в прошлое, — тихо сказал он. — Наши подозрения относительно стержня управления были верны. Что Добрынин может сказать о нем?
— Он осмотрел его под микроскопом, но, честно говоря, он не физик. Он искал явные дефекты, но стержень выглядит нормально.
— Он должен как-то отличаться от других. Это поразительно!
Федоров посмотрел на капитана и сказал прямо.
— Похоже, количество перемежаемой массы зависит от мощности реактора. Реактор корабля состоял из двух блоков по двадцать четыре стержня. Он в десять раз мощнее реактора испытательного стенда. Стержень №25 своего рода спецсимвол. Всякий раз, будучи помещенным в активную зону реактора, он приводит к образованию разрыва во времени и смешению свободной массы в пределах определенного радиуса. В нашем случае, эту массу составляет весь корабль!
— А что сам реактор? Он тоже исчез?
— Нет. Он является неотъемлемой частью здания и объектов вокруг него. Силы эффекта было недостаточно, чтобы переместить всю эту массу. Судя по всему, он не может просто втянуть всю материю в определенном радиусе и оставить зияющую дыру. Он гораздо более привередлив и перемещает только свободные объекты в пределах определенной зоны вокруг реактора. В нашем случае это оказалось все, что не было прибито, в том числе Марков. Это лучший вывод, который я могу сделать из того, что случилось, хотя у меня нет никакого способа узнать, прав ли я.
— И вы полагаете, что Марков сделал что-то, что изменило историю и отразилось на вашей книге? Откуда нам знать, что он вернулся в тот же период времени?
— Я начал исходить их этого предположения. Я думаю, что стержень №25 имеет связь с какой-то определенной точкой времени в прошлом, или, возможно, дело в мощности. Он перемещает объекты примерно на 80 лет назад. Марков исчез, а затем пропали сведения по операции, которую я хорошо знаю. Это не спроста. Это случилось вчера, с той самой новой книгой, которую я купил здесь. Что бы ни случилось, история снова изменилась, но самое удивительное в том, что это вызвало физическое изменение книги!
— Ну, это за пределами моего понимания, — сказал Карпов. — Мне до сих пор вообще трудно поверить в то, что это случилось. Как могли измениться книги, в которых, как вы знали, содержалась правда? Если вы помните об этом, то помнят и другие, кто это читал. Факты вполне очевидны. Это нонсенс. Как они просто могли в одночасье измениться?
— Факты очевидны? А кто убил президента Кеннеди? Факты могут быть у каждого свои, капитан. Лишь немногие могут знать истинную правду, и она может быть совершенно отличной от записанной истории этого события. Мы может записать только малую часть всего, что происходило в мире. Настоящая правда состоит в том, что историки никогда не знают или не записывают настоящей правды. Писанная история лишь вершина айсберга, плавающего в море времени. Остальная его часть в значительной степени никому не известна, но именно она действительно имеет значение.
Лицо Карпова приобрело разочарованное выражение.
— И что же нам с этим делать, Федоров?
— Я задал себе тот же вопрос и понял, что должен был выяснить, что случилось с Марковым, чтобы понять причины остального. Спасибо тебе, Господи, за Интернет. Объемы информации, доступной благодаря нему, просто поражают. Я смог найти отчет о смерти Маркова! Он действительно переместился в прошлое. Он был был убит прямо здесь, на набережной во Владивостоке в сентябре 1942. Он был пойман на проникновении в дом со взломом в районе гавани и застрелен преследовавшими его милиционерами. Я нашел в архивах рапорт комендантской службы[86]. Этого жома больше не существует, но ровно на том же месте двадцать лет назад был построен ядерный испытательный центр.
Молчание Карпова выдало его удивление. И он был не меньше впечатлен тем, с какой хваткой Федоров расследовал это дело. Бывший штурман имел целостный склад ума, позволивший ему разобраться в этой невозможной ситуации, пробившись сквозь бурный водоворот времени.
— Господи… Вы только себе представьте, — сказал Карпов. — Только ты сидел, уставившись в показатели реактора, а затем внезапно оказываешься в чужом доме. С ума сойти можно. Но как это могло изменить историю? Как это могло отменить операцию, которая должна была начаться за половину мира?
— Я думал об этом достаточно долго и не мог найти никакой связи. Тогда я предположил, что он мог взять на испытательный стенд какую-нибудь книгу или журнал. Моя версия подтвердилась. Гарин сказал, что он читал журнал «Россия сегодня» и научно-фантастический роман. Я купил номер этого журнала и посмотрите, что я в нем нашел. — Он передал журнал Карпову, который широко раскрывшимися глазами прочитал заголовок: «Британцы вспоминают павших в не достигнутом «Согласии».
— Эта та операция, о которой вы говорили?
— Именно. Статья была опубликована в тандеме с другой статьей по поводу планирующейся операции «Бритиш Петролеум» в Сибири. Она также пропала вместе со статьей о войне.
— Поразительно… Просто невероятно.
— И, тем не менее, это случилось. Одной статьи из нашего мира оказалось достаточно, чтобы исказить историю до такой степени, что я увидел реальные физические изменения. Вот, что поразительно. Подумайте, капитан. Изменение было очень слабым, едва заметным. Я готов поспорить, что лишь горстка людей могла обратить на нее внимание. Кто же прочитал этот журнал в свободную минуту?
— Да, это был кто-то такой же сумасшедший, как и вы, Федоров.
Потом в голову капитану пришла еще одна мысль, не имевшая смысла.
— Постойте… Мы прибыли во Владивосток только 15-го. Добрынин сказал, что проверка стержня проводилась два дня спустя. Если Марков исчез, то он должен был появиться уже после того, как эта операция должна была состояться. Вы сказали, что она должна была проходить 13-го и 14-го сентября.
— Верно. Значит, теперь мы знаем, что эти временные смешения не слишком уважают наш календарь. Погрешность составляет часы, дни, возможно, даже недели. Должно быть, Марков появился задолго до операции. Кто знает как, но англичане должны были заполучить эту статью, и, вероятно, у них кровь застыла в жилах. Но вы понимаете, что это значит?
— Это значит, что мир покатился под откос, — сказал Карпов. — Я могу проснуться завтра и обнаружить, что Брежнева никогда не существовало.
— Я думаю, здесь требуется нечто большее, чтобы повлиять на жизнь такого человека, но кто знает? Важно то, что история больше не фиксирована! Мир, в котором мы находимся, является результатом миллионов и миллионов отдельных событий, текущих, словно песчинки в песочных часах времени. Это альтернативная история, заметно отличающейся от той, которую мы знали, выходя из Североморска, но теперь Марков изменил и ее! Она не фиксирована! И если он изменил ее, то и мы можем ее изменить.
— Видимо да, — пожал плечами Карпов. — Мы уже изменяли ее несколько раз, с каждой выпущенной нами ракетой. Я изменил ее своими собственными действиями.
— Безусловно. В этом мире не было атаки на Перл-Харбор, не было битвы за Мидуэй. Ничего из этого не описано в купленном мной томе, и поверьте мне, изменилось намного больше. У меня ушло несколько дней только чтобы приблизительно все сопоставить. Но самое удивительное в том, что целые сегменты истории остались просто безукоризненно нетронутыми. Словно у нас было больше и совершенное зеркало, на котором мы вдруг заметили трещину, искажающую все изображение. Все другое, но в целом зеркало прекрасно.
— Но если изменилась книга, то почему не изменились вы, Федоров? Как вы можете помнить, что читали этот фрагмент? Как можете быть так уверены?
— Я действительно не знаю. Я пытался понять, и единственный вывод, к которому я смог придти, это то, что мы сами измененные вещи в этом мире. Все мы, все люди на этом корабле. Мы не из этого времени. Мы принадлежим миру, который оставили в Североморске. Никто, с кем я говорил в городе, например, не знает о Перл-Харборе. Я спросил у нескольких человек в библиотеке, но они совершенно ничего не знают. Мы же знаем, что японцы должны были нанести по нему внезапный удар 7 декабря 1942[87], но здесь, в этой альтернативной реальности, они этого не сделали, и потому никто об этом не знает.
Карпов опустился за стол с глубоким вздохом.
— Мало нам угрозы новой мировой войны, теперь еще и это. И что мы можем сделать, Федоров? Я понимаю, что вы не сможете не копаться во всем этом, Федоров, но какой смысл?
— Я знаю, что мы можем сделать. Мы должны найти Орлова.
От упоминания Орлова им обоим показалось, что в ведро кипятка швырнули кусок льда. Оба сразу все поняли. Орлов оказался в 1942, с компьютеризированной курткой, скрывающей в себе «Портативную Вики».
— У нас осталось незаконченное дело, капитан, и пока мы не найдем его, все, я имею в виду весь мир, находится под угрозой. Вполне может оказаться так, что все события, происходящие сейчас на Тихом океане, не являются неизбежными, как мы полагаем. Костяшки домино не обязаны падать одинаково каждый раз. Вспомните, что случилось с «Ки Уэстом». Возможно, ни вы, ни я, ни весь корабль не имеем никакого отношения к опустошенному миру, который мы видели. Причиной могло быть то, что Орлов сделал или не сделал после того, как сбежал с корабля. Вы понимаете, о чем я?
— Орлов? Он причина всего этого?
— Мы знаем только то, что мир, в котором мы находимся, это мир, в котором Орлов жил много лет назад. Допустим, мы найдем способ вернуть его обратно. Это бы все изменило!
— Но как?
— Я давно пытался выяснить, что произошло с ним, и думаю, что, возможно, напал на его след прошлой ночью.
— В смысле, в книгах по истории?
— Разумеется. Нельзя прожить в мире, не оставив никаких следов. Опять же, к счастью, мы живем в информационную эпоху, и я нашел некоторые архивные данные. Готовьтесь, вас это удивит. Я нашел следы Орлова в истории и, думаю, что могу понять, куда он направился после того, как спрыгнул с того вертолета.
— Куда? Что вы о нем узнали?
— Похоже, что он был задержан британцами и доставлен в Гибралтар. Затем он сбежал. Дальше я обнаружил след в этой самой книге. — Он поднял новый экземпляр «Хронологии войны на море».
— Его фамилия фигурировала в описании столкновения советского тральщика и немецкой подводной лодки на Черном море. И я пошел по хлебным крошкам. Он был подозреваемым в убийстве троих сотрудников НКВД в Поти. Затем стало интереснее — на него начали охоту британцы. Вот… — Он открыл новую закладку и показал Карпову текст: «25 сентября 1942 года, операция «Эскейпед»: небольшая группа коммандос направлена в Каспийский регион на поиск предполагаемого советского агента».
— Но здесь ничего не сказано об Орлове, — возразил Карпов.
— Да, эта книга довольна расплывчата, но я нашел еще два источника, которые дали мне более подробные сведения. Они остались после Орлова. Они были серьезно засекречены, но я смог раскопать.
— Не сомневаюсь.
— И вот еще что… — Федоров потянулся в карман кителя и достал последний козырь. Он передал Карпову сложенный листок бумаги, который капитан взял медленно, словно опасался того, что мог увидеть. Он открыл его и начал молча читать. На его лице явно отражались удивления и все чувства, которые он испытывал.
— Сукин сын, — прошептал он. — Где вы это нашли?
Федоров лишь улыбнулся.
ГЛАВА 26
Грузовик двигался по тонкой грунтовой колее, которая здесь сходила за дорогу. Усилившееся движение расширило ее — машины и люди вытоптали обочины, на которых осталось мало травы. Грузовик с рыком ехал мимо широко раскинувшихся виноградников, на которых все еще виднелись грозди созревшего винограда, которые Орлов срывал всякий раз, как машина делал остановку. Время сбора урожая было близко, но в этом году винограду предстояло ждать и сохнуть на лозах. Крестьяне из окрестностей Кизляра занимались другим — мужчины рыли окопы на западной окраине города, женщины носили дрова и готовили еду для усталых солдат, прибывающих сюда на грузовиках.
Орлов прибыл на одном из таких грузовиков вместе со стрелковым отделением. На остановке у окраины города он предупреждающе взглянул на солдат и выпрыгнул из кузовка. Никто не последовал за ним, и грузовик покатился дальше.
Он решил для начала осмотреться, отметив извилистое русло Терека на западе от города. Он уходил дальше на север, теряясь среди виноградников и деревьев, небольшими группами жмущихся к его берегам. Орлов заметил на восточном берегу группы, занимавшиеся рытьем окопов и сооружением брустверов из земли и щебня для замаскированных артиллерийских орудий. В нескольких местах он видел срубленные деревья, сложенные в баррикады для защиты от вражеских танков и бронемашин, но пока поблизости не было заметно никаких признаков боевых действий.
Он заметил небольшой канал, отходящий от русла реки для доставки воды в город, и пошел вдоль него к южной окраине. Канал изогнулся на север и привел Орлова к нескольким лачугам и потрепанным хибарам. На редких деревьях еще оставалась листва, хотя листья уже пожелтели и начали осыпаться. Он прошел мимо старика, стоявшего, грузно опираясь на трость около виноградника, а затем подошел к длинной траншее, перегораживающей дорогу перед старым зданием из красного кирпича. На дверях был прибит жалкого вида красный флаг, так что Орлов решил, что это было некое официальное управление.
Молла, подумал он. Наверное, это козел прячется здесь. Он направился к зданию, нащупывая в кармане револьвер, который он забрал у НКВД-шников. Дверь открылась с сухим скрипом, и его сапоги тяжело застучали по голому деревянному полу.
Двое мужчин, распивавших что-то за столом, обернулись к нему с недружелюбным взглядом.
— Вы кто? — Спросил у него лысеющий человек с толстой шеей, вытирая губы тыльной стороной пухлой руки.
— Комиссар Молла?
— Его здесь нет, — сказал человек. — А вам какое дело?
— У меня приказ для комиссара.
— Приказ? — Человек улыбнулся щербатым ртом. — Он говорит «приказ», — на этот раз он обратился к своему собутыльнику, тощему офицеру с прямоугольниками лейтенанта на плечах[88]. — Ну, Молла не легко принимает приказы, — человек рассмеялся, а затем кашлянул, прочищая горло, и сплюнул на пол.
Орлов медленно подошел к ним.
— Где он? — Тихо спросил он. В его голосе слышался намек на угрозу, и грузный человек нахмурился.
— Я же сказал, Молла не принимает приказы. Он комиссар, или ты не слышал? Он отдает приказы, и вам лучше выполнять их. Ваш значок на шапке здесь не имеет никакого значения[89].
- Это так… — Орлов достал пистолет, затем медленно потянулся к бутылке другой рукой и поднес ее ближе. Это был коньяк, которым был известен этот регион, и он сделал глоток. Двое были явно не рады.
— Ничего так, — сказал он. — Может, заберу ее себе. А может, разобью об чью-то башку. — Он убийственно посмотрел на толстяка. — Спрашиваю еще раз. Где Молла?
— На дороге, с колонной грузовиков, — быстро ответил толстяк. — Пасет там женщин, как всегда — он из людей Берии. Слышали о нем, да? Берия большой человек. Хотите найти Моллу, ищите грузовики с женщинами. Он будет где-то рядом. — Он пристально посмотрел на Орлова, сделавшего еще глоток коньяка. Затем с грохотом поставил бутылку на стол.
— Спасибо, товарищи, — сказал он и вышел.
Час спустя он подошел к длинной колонне грузовиков, остановившихся на обочине дороги, ведущей на север от города. Мужчины носили коробки с едой и водой из старых зданий и складов у дороги. Внутри машин он видел женщин, молодых и старых, жавшихся в тени, и понял, что мог найти здесь свою бабушку.
Орлов просунул голову в кузов первого грузовика.
— Аня Канина? — Спросил он, глядя на пожелтевшие лица женщин, сидевших на деревянных скамейках вдоль бортов. В их глазах был заметен страх, но ни одна не произнесла ни слова. — Я ищу Аню Канину. Кто-нибудь видел ее? — Единственным ответом стало молчание, так что он направился к следующему грузовику, получив тот же ответ.
Через пять грузовиков он заметил девушку, немного подавшуюся глубже в тень, когда он назвал это имя, и сердце забилось чаще. Могла ли это быть она? Он наклонился ближе, чтобы ее рассмотреть, отметив молодость и длинные светлые волосы, о которых дед всегда говорил. «О, твоя бабка была настоящей красавицей, Гена… Волосы, как золотистый шелк…»[90]
От облегчения он широко улыбнулся и попытался запрыгнуть в машину и обнять ее. Тем не менее, она явно была напугана, отвела взгляд и попыталась забиться глубже.
— Аня Канина? — Торжественно сказал он.
— Оставь ее в покое! — Вмешалась седая старуха, вытянув вперед тощие руки в защитном движении. — Вам что, мало? Скажи комиссару, чтобы нашел кого-то другого, ублюдок! Да! Стреляй в меня, есть хочешь, но вы больше не обидите эту бедную девушку. Вам придется сначала вытащить отсюда мой труп! Оставьте ее в покое!
От услышанного Орлов снова ощутил приступ гнева. Комиссар… Молла, урод! Sookin syn! Он резко развернулся, сжав зубы, крепко обхватив рукоять револьвера в кармане, и направился к старому складу, откуда люди носили продукты с отблесками темного пламени в глазах.
— Эй! Ты что здесь делаешь? — Голос незнакомца был резким и требовательным. Он увидел шестерых человек в темных плащах и черных ушанках с пистолетами-пулеметами ППС[91], висящими на плечах на тонких кожаных ремнях.
— Комиссар Молла? — Орлов решил пойти в лоб.
— А вы кто такой?
Орлов подошел к ним, ощущая, как сердце бешено колотится. Волнение от поисков своей бабушки перешло в еле сдерживаемый гнев.
— У меня пакет для комиссара, — сказал он, хмуро взглянув на них.
— Я возьму его.
Орлов увидел на рукавах человека знак различия НКВД в виде трех золотых галунов на красном сукне. Судя по значку на фуражке, это был полковник. Он пристально осмотрел Орлова с ног до головы[92].
— Вы комиссар Молла? — Палец Орлова скользнул на спусковой крючок пистолета в кармане. Двое других напряглись. Он понимал, что если выхватит оружие и застрелит этого человека, то и самому ему не жить, но его это не волновало.
— Молла дальше по этой дороге. Если у вас есть пакет для него, дайте его мне. Я прослежу, чтобы он его получил.
Орлов покачал головой.
— Прошу прощения, товарищ полковник, но мне было сказано передать его комиссару лично. Где он?
Полковнику это не понравилось. Он был человеком, который привык, что другие делают то, что он им говорит, без каких-либо колебаний или сомнений. Он был, как намекал толстый человек из кирпичного дома, человеком Берии. Лаврентий Берия был пресловутым руководителем госбезопасности, и имел очень мерзкие привычки, в частности, он часто оправлял людей обследовать деревни на предмет молодых красивых женщин, в особенности на своей прежней родине, Кавказе. Полковник положил руку на бедро и посмотрел на Орлова с очевидным гневом.
— Вы меня не слышали, капитан?
Орлов отметил кожаную перевязь, пересекающую грудь полковника, выступающий воротник, толстый черный пояс с золотой звездой на квадратной пряжке, штаны над черными кожаными сапогами. Еще один проклятый офицер, подумал он, сжимая рукоятку револьвера.
* * *
Хаселден заметил в бинокль группу людей НКВД, схвативших еще одного высокого человека, и что-то ему показалось неправильным. Группа явно испытывала напряжение, а один из них зашел задержанному за спину, наставив на него пистолет-пулемет. Что-то было не так. Он подрегулировал фокус, присмотрелся, и подумал, что это мог быть их объект. Он был на голову выше остальных, и форма его тоже была иной. Было очевидно, что он не был из числа других энкавэдэшников, которых они наблюдали у склада из своего укрытия.
— Черт, Сазерленд! Посмотри! Это может быть наш человек?
Сазерленд взял бинокль, аккуратно стараясь не поймать объективами солнце. Он присмотрелся и вздохнул.
— Может так, а может и нет, — сказал он. — Слишком далеко, чтобы можно было толком его рассмотреть.
— Но все довольно подозрительно. Похоже, там какие-то проблемы.
Их разговор внезапно прервался тревожным звоном церковного колокола. Сазерленд обернулся, вновь сосредоточив внимание на далекой реке на западе.
— Да ты что… У нас гости.
Он не успел договорить, как раздался далекий, словно жалобный звук пулеметного огня, а затем свист падающего снаряда. Грохнул взрыв возле реки к югу от города, затем еще и еще.
Хаселден знал этот звук. Это были немецкие 8-см минометы «Гранатверфер 34». Это оружие снискало грозную репутацию за хорошую дальность, точность и скорострельность, хотя, более вероятно, за навыки людей, использовавших его. Хаселден понимал, что это был просто прикрывающий огонь — стрельба велась на слишком большую дальность, чтобы это было что-то другое — но пулеметы вели огонь, что значило, что пулеметчики видели, в кого стреляли.
— Похоже, джерри ломятся сюда, — сказал Сазерленд.
— Это точно, — ответил Хаселден со стальным взглядом.
Первые выстрелы ударили рядом с группой НКВД-шников очень быстро. Трое направили оружие на Орлова и затолкали в кузов грузовика. Хаселден лихорадочно соображал.
— Слушай, Дэйви, если это наш человек, то они вывезут его из города на север, если мы не вмешаемся немедленно. — Его свистящий шепот передавал срочность. Он потянулся за автоматом «Стэн».
— Нет, ну не можем же мы проделать этот путь зря, — твердо сказал Сазерленд. — Давайте разберемся. — Он посмотрел через плечо, подавая знак сержанту Терри, который заложил снаряд в ствол PIAT и вставил магазин в верхнюю часть легкого пулемета Bren[93]. На сержанте была огневая поддержка, и по команде Сазерленда он открыл огонь по кабине грузовика короткими очередями.
Хаселден и Сазерленд рванулись вперед, низко пригибаясь, направляясь к задней стороне склада. В воротах старого здания кричал и носились туда-сюда люди с оружием наготове, и над всем этим стоял свист новых немецких мин и далекий гул двигателей бронированных машин.
Двое коммандос нашли какое-то укрытие, и Сазерленд перекатился в сторону, открыв заградительный огонь. НКВД-шники рассыпались, ища любое укрытие, и Хаселден бросился вперед. Он добрался до склада, бросил в широкие ворота светошумовую гранату[94], и бросился на север вдоль задней стенки здания.
Рядом с Сазерлендом начали бить короткие очереди из советских автоматов. Сержант Терри развернул Брен влево и открыл огонь, заставляя черные ушанки залечь. Сазерленд немедленно вскочил и бросился за Хаселденом. Из открытых ворот склада вырывался дым, и в этот момент Хаселден бросил еще одну светошумовую гранату из-за угла. Он был уже рядом с грузовиком, но услышал рев двигателя и заметил, что тот начинает движение. Тогда он обернулся к сержанту Терри и подал сигнал рукой. Терри в одно мгновение схватил PIAT и выстрелил. Гранату ударила в переднюю правую дверь и грохнула, точно раскат грома. Машина качнулась от удара и загорелась.
Хаселден бросился от стены склада, держа «Стэн» наготове. Сазерленд следовал за ним по пятам. В кузов они запрыгнули почти одновременно, пытаясь что-то заметить в клубах дыма. В кузове никого не было, и он сразу понял, почему. Брезент над кабиной был сорван и свободно болтался. Очевидно, те, кто были в кузове, выбрались через эту дыру, когда первая очередь из «Брена» Терри ударила по кабине. Хаселден выругался, но затем развернул своего товарища, указывая на ряд грузовиков.
Сазерленд заметил, как он развернулся влево и открыл по кому-то огонь, и бросился так быстро, как только мог в противоположную сторону, к девятке грузовиков, которые внезапно пришли в движение, выбрасывая грязь из-под колес, когда водители завели большие двигатели. Вся колонна начала выбираться обратно на дорогу, и по мере приближения к ним Сазерленд мог слышать женские и детские крики.
Черт, подумал он. Человека нигде не было видно, как и драных НКВД-шников. Он оглянулся, услышав как «Брен» сержанта Терри снова открыл огонь, и увидел, как ему показалось, целую роту пехотинцев в коричневой форме[95], бегущих от окраины города к дороге и дальше, через широкое поле к позициям вдоль Терека.
Хаселден видел приближающихся людей, слышал треск огня из стрелкового оружия, но не видел того, что видел Сазерленд. Он смело открыл прикрывающий огонь в надежде, что Сазерленд сможет добраться до объекта, но это было безнадежное дело. Поняв, что русские намереваются броситься в атаку на его позицию, он дал последнюю очередь из «Стэна», а затем залег, доставая из нагрудного кармана свисток.
Он дал три пронзительных свистка, установленный сигнал отходить на заранее разведанную точку сбора в виде старого сарая. Он знал, что должен был быстро отходить на позицию, с которой мог прикрыть отход сержанта Терри с тяжелым вооружением, и бросился к навесу у края виноградника, где когда-то хранились бочки с вином. Это были не лучшие времена, и длинные ряды виноградной лозы не были должным образом ухожены, так как война надвигалась на юг. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы обеспечить ему некоторое прикрытие. Он залег, видя, как Сазерленд лихо пронесся справа от него.
Терри отходил тактически грамотно, а хаос немецкой атаки в настоящее время полностью приковал к себе внимание русских. В конце концов они залегли перевести дыхание за старым сараем, на берегу реки, петлявшей к северу от виноградника.
— Твою мать, — сказал Хазелден. — Раненые есть?
Все были вымотаны, но невредимы. Сазерленд посмотрел на правое плечо — пуля распорола куртку, но его не ранило.
— Что теперь? — Спросил он, тяжело дыша.
Они могли видеть колонну из десяти грузовиков, спешно движущихся по дороге на север, оставляя за собой облако пыли. Затем, к их большому удивлению, колонна сделал остановку, а затем передовой грузовик свернул вправо на вспомогательную дорогу, идущую на восток. Один за другим десять грузовиков последовали за ним. Последний остановился, и из кузова выбрались люди в темных шинелях и черных ушанках, которые рассыпались цепью и залегли. Вскоре они открыли огонь в северном направлении, и Хаселден поднял бинокль, чтобы лучше все рассмотреть.
— Немцы! — Прохрипел он. — Три драных броневика и пехота. Дорога на север отрезана, мужики. Сазерленд — где карта? Что за дорога ведет на восток?
Сазерленд быстро достал из нагрудного кармана карту и мгновенно раскрыл ее.
— Господи! Это же наша дорога! Мы пришли по ней, когда подходили к городу. Но капитан! Смотрите, она ведет вокруг виноградника, а затем выходит на главную дорогу, ведущую на восток, к побережью.
— Значит, они в тупике?
— Нет, сэр, взгляните. Они могут выйти на эту дорогу и обойти болотистую местность, чтобы направиться на юг. Это приведет их прямо в Махачкалу, а затем они направятся оттуда на юг, в Баку, если окажутся достаточно умны.
— Значит, удача королевы с нам, ребята. Нам нужно захватить этого человека прежде, чем он будет мертв. Тогда он будет не слишком нам полезен.
— Да, мертвые не болтают.
— Точно, Сазерленд.
Хаселден покосился на карту и указал грязным пальцем.
— Вот, — решительно сказал он. — Мы сможем пройти через виноградники, а затем пройти на восток вдоль северного берега этой реки. Нам будет заболоченная местность, и даже машины будут двигаться по ней достаточно медленно. Если мы будем двигаться достаточно быстро, мы сможем добраться до вот этого моста прежде, чем это сделают они.
— Да это ж сорок километров! — Сказал Сазерленд со страдальческим выражением на лице.
— Нет, больше похоже на пятьдесят, так что нам понадобиться машина. Если мы найдем что-нибудь с колесами, мы сможем перехватить их… у Казгана. Это единственный шанс.
— Так давайте вперед, сэр, — Сержант Терри уже взвалил PIAT на плечи. Их ожидала долгая дорога на восток по очень сложной местности, но поставленная им задача никуда не делась.
ГЛАВА 27
Карпов читал письмо, которое передал ему Федоров с выражением удивления и шока на лице.
«Федоров, ты это читаешь? Ты меня слышишь? Я знаю, ты потратил много долгих ночей на мои поиски. Ну, вот и я. Да, это я, Геннадий Орлов, тот самый, что поставил тебе фингал в офицерской столовой. Я в Кизляре, посреди жопы мира, и меня собираются везти на грузовике обратно в Баку. Я пришел сюда, чтобы найти свою бабушку и увидеть ее юной и невинной, прежде, чем она ушла на север и комиссар Молла наложил на нее руки, но опоздал. Я найду его достаточно скоро и убью прежде, чем он сможет хотя бы взглянуть на нее, но тут возникли проблемы. Немцы! Sookin syn!
Я с людьми Берии, и не думаю, что им понравится моя история или значок НКВД на моей шапке. Они не смогли найти меня в списках. Таким образом, передо мной поставили интересный выбор: умереть как дезертиру или попасть в рабочий отряд в Баку. Я выбрал последнее, но на нас поперли немцы. Svoloch! Что-то подсказывает мне, что меня ожидает долгое и нудное пребывание в Баилово. Я всегда был в душе большевиком. Это не значит, что я не боюсь умереть. Я служил, как проклятый, потому что люблю свой народ, свою страну и свою Родину. Я хочу сказать вам, мои товарищи по оружию, что никогда не знал трусости или паники. Я оставил вам возможность найти собственную жизнь, то, чего у меня самого никогда не было. Не знаю, что могло случиться с вами и кораблем, на котором я когда-то служил. Мое предсмертное желание одно: уничтожьте наших врагов раз и навсегда. Будьте храбрыми, будьте героями, и история запомнит вас защитниками Родины. Если вы когда-либо найдете это и узнаете о моей судьбе, я надеюсь что вы, отважные русские моряки, отомстите за мою смерть.
Геннадий Орлов, 30 сентября 1942 года»Карпов торжественно сложил лист, медленно передавая его Федорову.
— Итак, Орлов, наконец, нашел себе место.
— Я нашел упоминание о боях в Кизляре, но этого не было в нашей истории. Книги, которые я нашел здесь, говорят, что немецкая 16-я моторизованная дивизия направила части своего разведывательного батальона в направлении Кизляра в конце сентября 1942 года. Они, разумеется, рвались к бакинской нефти, но были остановлены, не только там, но вообще вдоль Терека. Эти бои, похоже, имели особо важное значение. Они не дали обрушиться всей советской линии обороны на Тереке.
— Значит, его отправили в Баку. Где вы нашли это письмо?
— Письмо? Потребовалось много покопаться, но мы нашли его на малоизвестном сайте. Парень по фамилии Смердлов публикует последние письма советских мужчин и женщин, погибших на войне, как на фронте, так и в лагерях. Он называет это «Письма мертвых».
— Значит, это последнее письмо Орлова? И все? Вы хотите сказать, что он мертв?
— В 2021 году он, разумеется, мертв. Но он был жив, когда писал это в 1942 году. Возможно, Орлов писал что-либо в дневнике в лагере, или даже в Баилово — это печально известная тюрьма на южной оконечности города, также известная как Баиловка. Десятки тысяч были отправлены в Сибирь во время этой проклятой войны, но тюрьма в Баилово была полна. Это было гиблое место. Вы знаете, что Сталин даже сидел там некоторое время в 1908 году? Бедняга Орлов… Возможно, он умер там, возможно, нет. Мы очень многого еще не знаем.
— Ну, если Орлов мертв, он ничего не сможет изменить.
— Подумайте, капитан. Он уже что-то изменил. Результатом стало то, что мы видим — заголовки новостей этим вечером. Война приближается, в эту самую ночь. Адмирал пытается торговаться с Москвой, но там заняли жесткую линию, по крайней мере, так я слышал. И вот мы снова готовим корабль к бою, и если мы думали, что знаем, что такое проблемы, этот бой будет настоящим адом. Стал ли Орлов тому причиной? Или же это должно было произойти в любом случае? Мы не может знать наверняка, но Орлов что-то изменил, так же, как это сделал Марков. В зеркале истории пошли трещины, и мы больше не видим в нем себя. Мы должны что-то сделать.
— Что-то мне подсказывает, что у вас есть план.
— Посмотрите на дату, капитан. Единственное, что мы знаем наверняка, это местонахождение Орлова в данный момент. Он будет в Кизляре 30 сентября 1942 года. Он говорит, что его везут на грузовике в Баку, так что у нас есть хорошие сведения о его местонахождении.
— Но сейчас не 1942 год, Федоров. Сейчас 2021!
— На данный момент… — Он позволил фразе повиснуть, давая им самим сделать очевидный вывод. Но Карпов немедленно толкнул эту приоткрытую двери, распахнувшуюся со зловещим скрежетом.
— Что вы предлагаете?
— Вы знаете, что мы можем сделать, — сказал Федоров, жестким хлопком закрывая книгу. — Мы еще можем изменить положение вещей, капитан. Мы можем отправится туда и найти его. Мы можем найти Орлова и вернуть его туда, где ему и место — его и эту чертовку куртку с планшетом. Это настоящая угроза, и со стержнем №25 мы имеем возможность все исправить. Нам нужно добраться до него прежде, чем он найдет свой конец в Баилово.
— Господи, Федоров, вы предлагаете повторить этот фокус снова? С кораблем?
— У меня есть идея…
Карпов покачал головой с некоторым раздражением. Он пытался вытащить свой корабль и его экипаж из неминуемой войны, а теперь его же старший помощник обратился к нему с этим! Тем не менее, в голове словно раздался голос адмирала Вольского: «И еще одно… Федоров. Слушайте его, капитан. Слушайте его внимательно. На этот раз вы командир корабля, а он старпом, но не забывайте не моменты, когда ситуация была обратной. Сохраните тот же ум и то же сердце, что благополучно доставили нас домой. Делайте то, что должны, но мы оба знаем, что на этот раз на кону стоит больше, чем судьба всего корабля, намного большее, чем наши собственные жизни. Мы единственные, кто знает, что происходит, и судьба не простит нас, если мы подведем ее на этот раз». По крайней мере, он мог выслушать Федорова. Он был многим ему обязан.
— Ладно, Федоров, давайте. Что за сумасшедшая идея есть у вас на этот раз?
— Есть два способа попытаться сделать это, — начал Федоров несколько взволнованно. — Первый, это использовать корабль, как и раньше. Мы должны будем заполучить и снова установить стержень №25.
— А дальше? — Карпов решил выступить адвокатом дьявола. Могильный холод ситуации, с которой они столкнулись, требовала все отрицать, но он все же слушал. — И потом мы просто выйдем в море и снова исчезнем?
— Что-то вроде того, — сказал Федоров. — Думаю, мы сделаем это в Охотском море и в заливе к западу от Сахалина и к югу от Татарского пролива. Там мы можем остаться незамеченными. Туманы там как молоко. Затем мы высадим группу на берег и отправим в Кизляр.
— О ком вы говорите?
— Я сам. Кроме того, я думал попросить Трояка и нескольких морпехов. Добровольцев.
— Спасательная операция, да? Он за тысячи километров от нас. Ни один из наших вертолетов не сможет добраться туда, не говоря уже о том, чтобы вернуться.
— Мы отправимся по транссибу.
— И как вы доберетесь туда, и что будете там делать? Спрашивать всех, не видели ли они Орлова? Это место будет кишеть НКВД. А еще немцы. А что тем временем будет с остальными нами? Мы просто будем стоять у Сахалина, сбежав от всего этого ада здесь, от этой войны? Это безумие, Федоров. И что будем, когда они узнают, что «Киров» снова исчез? Я скажу вам. Они решат, что большая толстая американская подлодка распорола нам брюхо и отправила на дно моря, вот что. Только на этот раз нас не будут даже искать, потому что ракеты будет летать туда и сюда. Стране отчаянно нужен этот корабль, если действительно грядет война. Все глаза будут смотреть на нас снова, как на надежду. Вы об этом подумали?
— Подумал… И не могу сказать, что мне нравиться перспектива снова отправить «Киров» в бой. Все, что мы добьемся этим, это еще немного подтолкнем мир к краю пропасти. И вы, и я знаем, что этот корабль имеет много сил, даже будучи ранен. Если мы пойдем вперед, мы будем сметать все на своем пути.
— Я понимаю, о чем вы говорите, но люди считают, что прошли через ад. Мы не можем просить их сделать это снова. Если нам придется сражаться здесь, они поймут. Ради этого они служат на флоте, в конце концов.
Федоров пожал плечами.
— Хорошо. Есть другой способ. Оставим стержень №25 там, где он есть и перенесемся в Приморском инженерном центре… Как Марков.
Карпов прямо взглянул на него.
— А как вы вернетесь обратно?
— Я не знаю.
— Не знаете? Я тоже не знаю. Вы беспокоитесь об Орлове и его «Портативной Вики», но при этом готовы усугубить ситуацию, в которой мы уже оказались, при этом не имея представления как вернуть обратно себя с Трояком и морпехами? После того, что случилось с Марковым? Черт побери, Федоров, послушайте себя! Что заставляет вас считать, что свет клином сошелся на Орлове? Все, что мы знаем, это то, что он умер в Баку или где-то там еще, и на этом все закончилось. Если бы даже кто-то нашел его куртку, он не имел бы ни малейшего представления о том, что это такое. Орлов ничего не сможет сделать. Он может быть совершенно невиновен в преступлении, в котором вы его подозреваете.
Федоров посмотрел вниз, потирая лоб. Карпов был прав. Что он знал на самом деле? С чего он взял, что Орлов нес ответственность за все, что происходило сейчас в настоящем? Не была ли этот попытка переложить на него ответственность с себя, адмирала, Карпова и всего корабля? Нет, все они в равной степени виновны в любом возможном преступлении. Глядя в то разбитое зеркало, он должен был оставаться человеком, чтобы сказать, что видит там собственное отражение.
— Возможно, вы правы, капитан, — сказал он с некоторым смущением. — Да, это сумасбродная идея. Нет никакого способа взять корабль и сделать то, что я предлагал в нынешних обстоятельствах, а план «Б» и вправду шит белыми нитками. Если мы попытаемся пройти тем же путем, что и Марков, мы все окажемся в ловушке, запертыми в прошлом. Я хотел бы думать, что был бы достаточно осторожен, но я все равно буду человеком, знающим, что будет завтра, и такого искушения я не пожелал бы никому.
— И не забывайте, что о том же думали бы Трояк и морпехи, — добавил Карпов.
— Я знаю… — Федоров имел побежденное выражение лица. На этот раз капитан стал голосом разума, а он должен был отодвинуть свои дикие фантазии в сторону и заняться тем, что было реально на данный момент. — Так что твориться в мире, капитан? Последние два дня я провел скорее в 1942.
Карпов почесал голову, размышляя.
— Я читал газетные заголовки и не могу выкинуть их из головы. «Российские истребители нарушили воздушное пространство Японии». «Япония предостерегает Китай после ракетного удара». «Северная Корея предостерегает от провокационных действий». «Тайвань вмешивается в китайско-японское морское противостояние». Они устроили цирк в Совбезе ООН, но и вы и я понимаем, что происходит за кулисами — телефонные звонки, сердитые слова, угрозы. И я не сомневаюсь, что на каждой военной базе на земном шаре точат копья. Я слышал, что сюда перебросили две эскадрильи стратегических бомбардировщиков и эскадрилью новых Т-50 ПАК ФА[96]. Это наши истребители пятого поколения, так что вы знаете, насколько все серьезно.
— Насколько по-вашему, все серьезно?
— Сложно сказать. Если все станет на курс, которого мы опасаемся, ООН ничего не будет решать. Япония потребует резолюции, осуждающей китайский ракетный удар по Окинаве. Китай наложит на нее вето. Это давняя большая ошибка ООН, давать отдельному постоянному члену совета право вето. Четыре голоса против одного должны иметь решающее значение.
— В другом мире, — сказал Федоров.
— Согласен. Но в любом случае, это не имеет значения. Россия поддержит Китай. На данный момент небольшая группа японцев ночует под открытым небом на этих ничтожных островах, а корабли и самолеты обеих сторон носятся вокруг. Но реальная угроза — это Тайвань. Ведь это точка воспламенения, судя по тому, что мы нашли в газетах, верно?
— Очень на то похоже.
— Адмирал звонил мне вчера, запрашивая состояние корабля. Он сказал, что спутники зафиксировали крупную концентрацию китайских сил в Тайваньском проливе. Он считает, что конфликт вокруг островов Дяоюйтай не более чем увертюра. Первый акт этой драмы начнется в ближайшее время.
— Он полагает, что китайцы атакуют Тайвань?
— Определенно. Все, разумеется, начнется с требований. Затем Китай потребует от Тайваня какого-либо документального признания себя неотъемлемой частью Китайской Народной республики. Тайваньское руководство откажется и будет артачиться несколько дней, а тем временем американцы выдвинут в район свои авианосцы.
— Да, авианосцы. Теперь все укладывается в ту статью. Помните? Китайцы вывели в море «Ляонин», и США остановили его подводной лодкой. Это привело к удару по «Эйзенхауэру». Что известно об этом корабле?
— Идет в регион, — сказал Карпов. — Вольский говорит, что он в Индийском океане у Диего-Гарсия.
— Мне это не нравиться, — раздраженно сказал Федоров. — Он может принимать хранящиеся там спецбоеприпасы.
— Точат зубы? Похоже на то, как и мы. Сегодня пришел спецгруз.
Федоров был не рад.
— Сколько?
— Вы же знаете, что это будет закрытая информация, пока мы не выйдем в море с приказами.
— Мартынов знает.
— Конечно, Мартынов знает. Как вы думаете, из кого я это вытянул в прошлый раз в Атлантике? Нет, на этот раз я у него не спрошу, и, поверьте мне, я не имею никакого желания видеть любое их количество, установленными на ракеты после того, что мы пережили. В то же время, я надеюсь, что вы задвините свой план подальше, Федоров. У нас есть гораздо более важные проблемы, чем Орлов.
Федоров посмотрел на сложенный лист бумаги, который он передал Карпову, письмо мертвого человека, ощущая странную связь с ним, безусловно, встретившим свою судьбу и умершим десятилетия назад. Они пребывали в мире, который Орлов и другие мужчины и женщины того поколения покинули уже давно. Как он мог полагать, что Орлов был единственной причиной всего, что творилось в мире? Но что-то подсказывало ему, что этот голос разума ошибался. Это было какое-то зудящее ощущение, от которого сердце билось чаще. В глубине души внутренний голос шептал ему правду: они должны были вытащить Орлова, или этот мир сгорит в огне.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ ВЫХОД ДРАКОНА
«Если вы будете игнорировать дракона, он вас съест.
Если вы попытаетесь сражаться с драконом, он вас победит
Если вы оседлаете дракона, вы обретете его мощь и силу»
Китайская поговоркаГЛАВА 28
Генерал-майор Чжу Хун решительно прошел по длинному проходу в зал Совета Безопасности, держа под мышкой книгу в красном переплете, и сел в первом ряду вместе с членами китайской делегации. Было довольно зловещим предзнаменованием видеть здесь военного. Это было послание миру, с нервным интересом наблюдавшему происходящее на экранах телевизоров, точнее, для тех, кто смог оторваться он тысяч других дел.
Напряженная дискуссия была типичным представлением типа «туда-сюда», в ходе которой одна сторона распалялась обвинениями и угрозами, в то время как другая сидела с невозмутимым видом, ожидая возможности ответить. Ни одна из сторон не намеревалась слушать другую, вместо этого приводя все новые записи, карты, фотографии и документы. Посол Японии продемонстрировал видеозапись гибели эсминца «Оёко». Китайский посол привел в ответ фотографии плачущих семей членов экипажа подводной лодки «Ли Чжу». Японцы показали запись о захваченном корабле береговой охраны «Хово» и его взятых в заложники членах экипажа, проходящих перед камерами в Китае. Китайцы продемонстрировали кадры незаконной высадки японцев на китайский остров Дяоюйтай и горящих фрегатов «Вэйфан» и «Шуянг».
В ответ японцы продемонстрировали ужасные повреждения вертолетоносца «Хьюга», а затем кадры шести баллистических ракет, обрушившихся на авиабазу Наха, воронки на взлетной полосе и разбитые ангары на фоне клубов мрачно-торжественно поднимающегося отовсюду черного дыма. Японский посол торжественно погрозил пальцем, заявив, что эта территория являлась суверенной землей японского народа, и не могла быть предметом территориального спора. Эскалация, сказал он, была трусливым поступком страны, потерпевшей поражение на море и пытающейся лишь сохранить лицо.
Китайский посол отбросил эти обвинения, назвав их не более чем ворчанием старого рыбака, вызвав приглушенные смешки, быстро стихшие, когда японский посол встал, вытянулся и вывел свою делегацию из зала.
Затем слово взял американский представитель, посетовавший на неспособность страну урегулировать свои споры, не прибегая к военному конфликту, а затем принялся рассуждать о том, что Китай должен был быть хорошо осведомлен о своих обязательствах на мировой арене.
В ответ китайский представитель продемонстрировал спутниковые снимки американского авианосца «Эйзенхауэр» на острове Диего-Гарсия, задав вопрос, куда он направляется?
— Прежде, чем читать лекции Китайской народной республике о ее обязательствах, возможно, господин посол объяснит, почему американский авианосец спешит в регион? Вероятно, Соединенные Штаты также решили прибегнуть к быстрому военному решению спора, что делает их слова лицемерными ввиду их склонности тыкать пальцами в Китай в этом вопросе.
Американцы в ответ вывалили целый ворох фотографий и спутниковых снимков, показывающих серьезное наращивание военных сил на побережье Тайваньского пролива на протяжении недель, погрузку сил на десантные корабли, инфракрасные снимки запускаемых энергетических установок все большего количества фрегатов и эсминцев, самолеты, выстроенные в ряд на прибрежных аэродромах и, наконец, перемещения мобильных пусковых установок баллистических ракет.
— Господин посол, — многозначительно сказал американский представитель. — Мы видим развертывание китайскими военными до трех моторизованных дивизий на побережье и силы, эквивалентные двум бригадам, погруженные на десантные корабли. Спорные острова не позволят разместить даже небольшую часть этих сил. Так будьте любезны объяснить нам, куда направятся эти силы? Почему Китай ведет погрузку личного состава и техники на корабли?
Кот по имени «Тайвань» быстро вылез из мешка, так как никто не сомневался, что было целью Китая. На китайском Празднике середины осени в сентябре тайваньский посол гневно отказался принять традиционный пряник, выполненный в виде его родного острова. «Китайская Республика», — заявил он. — «Не кондитерское изделие, чтобы быть съеденной нашими алчными соседями на западе. Тайвань будет решительно выступать против любых попыток нарушить наш суверенитет всей мощью своих вооруженных сил, на суше, в воздухе и на море».
В ответ представители Китайской народной республики предупредили его, что в скором времени тайваньцы могут попытаться сделать это, однако из этого ничего не выйдет и будет мудрее подчиниться своим законным властям в Пекине. Посол заявил, что Китай долгие годы терпеливо ждет, когда его блудный сын вернется домой, расчетливо испытывая терпение тайваньского посла, который в конце концов громко хлопнул рукой по столу в надежде быть услышанным.
Он грубо напомнил Китаю, что его страна не одинока, и Япония тоже, вызвав нервный шепот среди американской делегации ввиду того, что нити договоров о взаимной обороне связывали как Тайбэй, так и Токио с Вашингтоном на протяжении последних восьмидесяти лет[97].
Китайский представитель резко осадил его, упрекая за дурные манеры.
— Младшему сыну не полагается перебивать старших, — сердито сказал он. Затем он напомнил, что и Китайская народная республика была не одинока, вызвав нервный шепот среди членов российской делегации.
Слово взял американский представитель, намереваясь озвучить свое заключительное слово с хорошо поставленной мрачной торжественностью.
— Господа, становиться ясно, что наши договоры и обязательства вынуждают Соединенные Штаты развернуть в регионе силы сдерживания. Мы сохраняем надежду, что нам не придется их использовать, но выражаем твердое намерение сделать это, чтобы удержать Китай от агрессии и создания угрозы любой из сторон, связанных договорами, о которых я говорил.
Китайский посол воспринял это как угрозу, взглянул на членов российской делегации, и напомнил американцам, что СиноПак также был организацией, выступающей за мир, но не мир любой ценой, и любое вмешательство во внутренние дела китайского народа в тайваньском вопросе или деле с островами Дяоюйтай будет считаться актом войны.
Именно в этот момент генерал-майор Чжу Хун внезапно вышел на сцену, смело зашагав по проходу, и бросил свою толстую красную книгу на стол, беря в руки микрофон[98].
- У меня тоже есть снимки, которые я должен показать, — холодно сказал он, представив снимки ударной группы авианосца USS «Вашингтон», выходящего в море из Йокогамы, группы USS «Нимиц», покинувшей Гавайи после совсем недавнего захода туда, и шедшей на запад, ударной группы USS «Эйзенхауэр», направляющейся на восток в сторону Сингапурского пролива.
Затем он представил последний снимок, на котором демонстрировался участок среди пустыни Гоби, вокруг которого была обведена тонкая красная окружность, явно намекающая на дальность угрозы для вражеских авианосцев. Он продемонстрировал снимок с двумя пробоинами в летной палубе корабля, сделанными ракетами с дальностью 2 000 километров. На сегодняшний день, заявил он, давно прошли те времена, когда американский флот мог стать большой дубиной, как назвал его президент Теодор Рузвельт. Китай имел свою большую дубину, заявил он, а затем, шокировав всех присутствующих, генерал Чжу прямо перед камерами всех мировых средств массовой информации пригрозил Соединенным Штатам Америки ядерным ударом, если те вмешаются в конфликт между Китаем и Тайванем.
— Если американцы развернут свои флоты и направят свои самолеты в китайское пространство, мы ответим ядерным ударом, — Сказал Чжу Хун ошарашенным седеющим членам Совета Безопасности. — Если Соединенные Штаты ответят тем же, мы, китайцы, готовы к разрушению всех городов к востоку от Сианя. Конечно, американцам придется уничтожить своими ракетами сотни наших городов, — серьезно добавил он. — И когда они это сделают, мы ожидаем, что наше население сократиться до 300 миллионов, что примерно равно нынешнему населению Соединенных Штатов. Но если это случиться завтра, никакого населения Соединенных Штатов уже не будет. Не будет никаких Соединенных Штатов, в которыми мы сможем разговаривать. — Закончив свои холодные подсчеты, генерал встал и взял свою книгу. — Это решено, — заявил он. — Дальнейших обсуждений не будет. — Он развернулся и направился к выходу. За ним последовала вся китайская делегация.
Ошеломленные члены остальных делегаций смотрели им вслед, не в силах поверить, что подобная угроза могла быть настолько нагло озвучена в зале Совета Безопасности. Глава американской делегации посол Стивенсон недоуменно покачал головой. Он нахмурился и повернулся к своему помощнику Джеймсу Портеру.
— Никогда не следует ослаблять бдительность, когда корабли начинают сходить со стапелей в Тихом океане, мистер Портер. Китайцы строили их последние пятнадцать лет, и теперь мы пришли к этому. Построите эти проклятые штуки, и люди в белых и синих мундирах захотят их использовать[99]. — Он услышал тихий сигнал и понял, что один из его помощников во втором ряду только что получил звонок. Стивенсон повернулся к нему с серьезным лицом. Молодой человек наклонился к нему и прошептал последние новости.
Стивенсон быстро собрал портфель и встал, ощущая приток крови в свои длинные ноги после изнурительного трехчасового заседания. Он знал, что ему предстоял полный отчет перед обладателями больших погон и новые инструкции в течение часа.
— Вызови генерала Гэбриэла, как только доберемся до кабинета. Я также уверен, что адмиралам Фергюссону и Ричардсону из Тихоокеанского командования захочется это услышать. Кто еще? Вероятно, Карлайл из Тихоокеанского авиационного командования, и, вероятно, Гортни.
— Гортни, сэр? Он готовился к выходу на пенсию в следующем месяце.
— Я думаю, что ему придется подождать. Нам понадобиться адмирал флота, и Гортни стоит во главе списка. Он старый командир авианосца. Вероятно, пятая звезда убедить его остаться.
— Там очень много адмиралов, готовых прибыть по первому звонку, сэр. Будет ли это обсуждаться в комитете начальников штабов или в овальном кабинете?
— Вероятно, и там и там. С каким безумием приходится иметь дело, — тихо сказал он. — И чем раньше мы разберемся, тем лучше.
* * *
Высоко над Тихим океаном, NROL-50 пристально следил за развитием событий из космоса. В центре военно-морской разведки на дежурстве находился второй лейтенант Мэтт Иден. Он получил хорошую картинку аэродромов по всему центральном и южному Китаю, в особенности тех, на которых, как было заранее известно, были развернуты авиационные соединения. ВВС Китая хорошо получили по носу во время недавнего инцидента с японцами. Он слышал доклад, циркулирующий по управлению, и не был удивлен.
Шайка J-10 против шести «Сайлент Иглов» и трех JF-35, подумал он? Отличные шансы. Китайцам следовало оставить свои J-10 на аэродромах, где им было самое место. Эти самолеты были аэродинамически неустойчивы и нуждались в электродистанционной системе управления, чтобы самолет не развалился на крутом вираже или любом маневре с высокой перегрузкой. Это были замечательные самолеты, когда эта система работала, но вот если залезть к проводам с кусачками…[100]
Он улыбнулся, задумавшись, что было бы, если бы японцы имели что-либо похожее на NS-111, бывшие сверхсекретным дополнением к некоторым особым эскадрильям ВВС США. В этом случае, «Иглы», вероятно, взяли бы J-10 на прицел задолго до того, как те смогли бы даже взлететь. Все бы закончилось, не успев начаться.[101]
Но последние наблюдения выглядели намного более тревожно. Он проверял три ключевых аэродрома, и видел одно и то же. Укрытые под землей бункеры распахивали створки, открываясь дневному свету. Он видел, как самолеты появлялись из них группами по шесть, выруливая на взлет. Их силуэты были безошибочно узнаваемы, и он быстро подсчитал общее количество, понимая, что видит очень существенное развертывание. Десять минут спустя он набрал номер заместителя командующего, чтобы сообщить ему очень плохие новости. Похоже, на этот раз китайцы не шутили.
— Заместитель командующего. Слушаю.
— Сэр, докладывает лейтенант Иден. «Глубокий черный десять». Летучие мыши вылетели из пещеры.
— Наблюдение одиночное?
— Никак нет, сэр, наблюдаю на трех аэродромах. Получаю дополнительные снимки.
— Ясно… Посмотрим, что они имеют через ASIA и «Кихоул». Я уверен, что на этой неделе нас ждет много всего интересного. Проверьте еще раз и перешлите мне снимки как можно скорее.
— Да, сэр. Конец связи. — Они собирались сопоставить данные с информацией от Японского Агентства Аэрокосмических исследований (Aerospace Exploration Agency). Нифигово. Он прикинул в уме. Что же, вскоре они получат те же сведения. Иден был внутренне доволен тем, что заместитель командующего воспринял эти сведения как срочные новости. «Кихоул» получит их несколькими минутами спустя, но он будет первым.
Е-мое, подумал он. «Вампиры». Китайцы не называл их так. Их название было ближе их собственной культуре: «Шен Лонг» — «Могучий дракон»[102]. Это было более оригинальное название, чем индекс Цзянь-20 или «Убийца-20». США попытались принизить их, назвав «летучими мышами», подразумевая особо отвратительных летучих мышей-вампиров. Термин «Вампир», давно подразумевающий приближающуюся угрозу, претерпел некоторые изменения. Но как их не называй, новые малозаметные истребители пятого поколения J-20 соответствовали этому имени. Как правило, они спали в глубоких подземных бункерах, лишь изредка вылетая оттуда и давая о себе знать, чтобы мы о них не забывали. Но не сегодня.
Когда этот самолет совершил первый полет девять лет назад во время визита тогдашнего министра обороны Гейтса в Китай, американские аналитики заявили, что «J-20 имеет потенциал, чтобы представлять опасность для некоторых наших средств». Иден усмехнулся про себя, думая о том, что людям на их кораблях и самолетах вскоре предстояло столкнуться с «Вампирами» лицом к лицу. Мысль о том, что высшее руководство стремилось принизить эти самолеты, сводя их к простому «потенциалу» была несколько тревожной.
Лейтенант понимал, что происходило. Все было совершенно очевидно. Япония нарвалась, а Тайвань был следующим в очереди. Но Дядя Сэм жил на той же улице, и авианосцы, символ американской военной мощи и престижа в последние восемьдесят лет, уже выдвигались. J-20 был первым истребителем пятого поколения, способным нести противокорабельные ракеты большой дальности, способные пробить грозные средства ПВО. Теперь большим и относительно неповоротливым авианосцам предстояло столкнуться с противником, который мог атаковать их более чем одним способом. «Вампиры» вскоре попытаются пристроиться на спину буйволам, подумал он, а я будут сидеть здесь и смотреть на это в реальном времени при высоком разрешении.
Спутник почти закончил проход, и экран покрылся новыми координатами целей. Ему предстояло проверить еще три аэродрома, но он слабо сомневался в том, что увидит то же самое. Все станет намного хуже, прежде, чем стать лучше, подумал он. Намного хуже.
ГЛАВА 29
Авианосец CV-16 носил название «Ляонин» в честь быстрой реки, протекавшей через одноименную северо-восточную провинцию Китая. По иронии судьбы, второй иероглиф, составлявший это название, «Нин», означал «мир». Эта провинция имело стратегическое значение, обеспечивая выход к Желтому морю и имея по одну сторону Северную Корею на востоке, и столицу Китая Пекин с другой на юго-западе, что обеспечивало ей благоприятное прозвище «золотой треугольник». От побережья провинции в Желтое море выступал длинный полуостров, у оконечности которого находилась крупная военно-морская база и порт Далянь.
Это был массивный комплекс сооружений, служащий основным терминалом для приема и хранения нефти, сжигаемой огромной китайской экономикой. Часть гавани была занята нефтеперерабатывающим заводом «Далянь Вест Пасифик Оил», приземистые металлические резервуары которого длинными рядами выстроились вдоль восточного берега Даляньского залива.
По всему западному побережью залива раскинулся город, лабиринт высотных бетонных жилых зданий, над вершинами которых тут и там выступали красные высотные краны, добавляя новые здания по мере того, как Китай продолжал развивать свою инфраструктуру. Девяносто процентов всех промышленных кранов на земле находились в Китайской народной республике, и они не простаивали без дела. Город за городом гудели словно улей, в некоторых районах в любой момент времени строились пятьдесят новых зданий. В то же время во всех Соединенных Штатах строилось не более десяти-двадцати новых зданий одновременно, однозначно указывая, что индустриальная мощь мира в данный момент опиралась на широкие плечи Китая.
К югу от Даляня располагалась база подводных лодок Сяопиндао, где базировались новые подводные лодки типов 094 и 095, а также более старые дизельные лодки типа «Минь», которые представляли собой старые российские лодки типа «Ромео»[103], отданные по принципу «на тебе боже». Еще южнее находилась гавань Люйшань, известная прежде как Порт-Артур, который был яблоком раздора между Китаем и Японией в 1890-е годы. Полуостров Тигр Тай прикрывал вход в гавань, покрытую старыми следами войн и руинами укреплений, начиная с 1800-х годов. Там располагались несколько аэродромов, авиабаза Тачензи, хранилища вооружений, позиции зенитно-ракетных комплексов и другие объекты явно военного назначения.
Именно там, в гавани, гордо стоял «Ляонин», бывший «Варяг», однотипный корабль с российским «Адмиралом Кузнецовым». Свежеокрашенный трамплин в носовой части полетной палубы вздымался вверх, обеспечивая кораблю элегантный вид и очень функциональную конструкцию. Китайцы приобрели недостроенный корабль у Украины на ничтожную сумму в 18 миллионов долларов и еще два миллиона за чертежи. После трехлетних переговоров с турками по разрешению на пропуск корабля через Босфор, китайцы с любовью и заботой принялись за серьезную работу по его восстановлению и переоснащению. Прежнее название перешло к стареющему российскому крейсеру, базирующемуся во Владивостоке. Китайцы назвали корабль «Ляонин», и все его 67 500 тонн теперь блестели свежей темно-белой и серой краской, украшенные красочными флагами.
Будучи первым авианосцем китайского флота, «Ляонин» занял почетное место любого старшего сына в семье. Два новых и более крупных авианосца находились в процессе строительства с 2012 года, быстро готовясь к испытанию огнем. «Ляонин» был их старшим братом, с тех пор как первый истребитель «Шэньян J-15» совершил посадку на его палубу 25 ноября 2012 года. Палубы были покрыты качественной грунтовкой на основе хромата цинка, поверх которой было установлено долговечное нескользящее покрытие. На надстройке разместились новые радары «Морской орел» и современная электроника, в том числе передовые РЛС с фазированной антенной решетной. Были добавлены системы ПВО, в том числе четыре пусковые установки FL-3000N «Летающий леопард» с 24 ракетами TY-90 каждая. Ракеты реализовывали принцип «выстрелил и забыл» за счет комбинированной РЛ- и ИК-систем наведения при дальность до девяти километров. Однако, это были лишь системы последнего шанса, как и две ЗУ типа 103 с 30-мм орудиями с вращающимся блоком стволов, прикрывающими корму корабля по левому и правому бортам[104].
Реальными зубами любого авианосца были его самолеты, и «Ляонин» нес минимальное авиакрыло в составе тридцати двух истребителей J-15, китайской подделки смертоносного российского Су-33, корабельной версии Су-27 «Фланкер». Дополняли их шесть вертолетов Z-8 и два новых российских вертолета ДРЛО Ка-31. За несколько месяцев до этого, пилоты и летный экипаж отрабатывали свои действия по обширной программе подготовки в исследовательском центре ВМФ в Ухане, где был построен полноразмерный макет полетной палубы авианосца с надстройкой.
Действующий «в условиях, приближенным к боевым», корабль постоянно совершенствовался, оснащаясь как новыми ракетами, так и самолетами. Его оборона должна была постоянно развиваться, чтобы отвечать на вызовы, возникающие год за годом. В 2021 J-15В были обновлены по сравнению с оригиналом и представляли собой проверенные и надежные самолеты. Люди, служившие на корабле, также профессионально росли и развивались. Девять лет спустя первый командир «Ляонина» Чжан Чжэн стал адмиралом, командующим всем Даляньским морским комплексом, приняв контроль над всеми операциями в Желтом море.
Адмирал Чжан Чжэн был умным, опытным и технически грамотным человеком. Ему было 52. Родившись в семье военного в 1969 году, он пожертвовал многим ради военно-морской жизни, которую любил всей душой. В училище он поклялся, что не жениться прежде, чем станет капитаном корабля и не повелся на приманки возможностей прибыльного бизнеса. Он служил на фрегате, ракетном эсминце, и, в конце концов, получил главную гордость флота, приняв командование «Ляонином» в 2012 году.
Чжан учился за границей в Соединенном Королевстве в Военном институте иностранных языков[105] и Общевойсковом командно-штабном колледже. В результате, он свободно владел английским языком, как и многие на борту «Ляонина», который стал самым интернациональным китайским кораблем вскоре после ввода в строй. Девяносто восемь процентов членов экипажа были выпускниками того же колледжа. Теперь Чжан принял командование всем Даляньским военно-морским районом, но сохранил официальную должность комиссара авианосца «Ляонин». Ему было трудно уходить с корабля, отдавая честь экипажу, выстроившемуся на палубе в белой парадной форме, и изо всех сил приходилось сдерживать чувства.
В этот раз, когда надводная ударная группа выйдет в море, им не придется ждать, пока самолеты преодолеют более 400 километров, отделяющих их от береговых баз. На этот раз над ними будут кружить в поисках добычи быстрые и проворные «Летающие акулы» J-15. Старший сын китайского флота направлялся на войну, но он был не один.
Далеко на юге второй авианосец готовился выйти в море с военно-морской базы Санья на острове Хайнань. Новый «Тайфенг», головной корабль типа «Тайфун» был первым из двух китайских суперавианосцев этого типа. Однотипный «Хайфэн» или «Морской ветер» лихорадочно достраивался на верфи Цзяннань в Шанхае. Заложенные в 2012 и 2014 годах, эти два корабля были первыми полноценными китайскими авианосцами с водоизмещением 72 000 тонн и авиагруппой из шестидесяти восьми передовых ударных самолетов. «Тайфэн» был первым кандидатом на противостояние «Эйзенхауэру» и корабль спешно готовился к своему первому походу.
Словесная война в ООН неожиданно и окончательно завершилась после внезапного удара баллистических ракет по авиабазе Наха на Окинаве. Теперь перчатки были сняты, и самолеты и корабли, развернутые в регионе, действовали исходя из предположения, что любой обнаруженный объект будет реальным противником.
* * *
— Итак, что же нам делать в этой ситуации? — Сказал Род Лейман, начальник администрации Белого дома. Он проводил встречу с лейтенант-коммандером Уильямом Ридом, аналитиком и экспертом по военным вопросам, который был вызван в Западное крыло для консультаций гражданского руководства. После поразительного представления в ООН, линии защищенной связи между Вашингтоном, Лэнгли и Пентагоном были перегружены. — Можно ли сказать, что китайцы просто пускают дым из ушей своими ядерными угрозами?
— Это было очень необычный демарш, сэр, и при данных обстоятельствах было бы легко поверить, что это была в большей степени игра на публику.
— Да, но все здесь все-таки в определенной мере вкусили страха. Должен вам сказать, что некоторые высшие офицеры считают, что мы должны отнестись к этому со всей серьезностью.
— Разумеется, сэр. Любой вопрос, связанный с возможностью применения ядерного оружия должен восприниматься со всей серьезностью. Слава богу, что оно было применено в боевой обстановке лишь один раз за все эти десятилетия.
Лейман не вполне понял, что Рид имел в виду, но ничего не сказал, и лейтенант-коммандер мысленно дал себе подзатыльник. Да, оно было применено лишь однажды — бомба, уничтожившая «Миссисипи» в 1941 году. Хотя Соединенные Штаты имели две бомбы, готовые к применению против Японии к концу 1944 года, здравомыслие восторжествовало, и Япония капитулировала прежде, чем они оказались использованы[106]. Но даже сейчас, по прошествии более чем восьмидесяти лет, лишь немногие знали, что на самом деле случилось в тот день в начале августа 1941 года. Он отметил это для себя и выслушал следующий вопрос Леймана.
— Поступают предложения сбить их спутники, и сделать это немедленно[107].
- Похоже на план превентивного удара, сэр. Настоящей основой современной войны является космос. У нас есть системы, которые могут вывести из строя их спутники, у них имеются некоторые ограниченные средства сделать то же самое с нашими. Но тот, кто ударит первым, будет иметь реальное преимущество. Выбить противнику глаз в первом же раунде верная и надежная тактика.
— Я буду считать, что вы сказали «да». Кстати, о спутниках, мы получили сведения, что китайцы перебросили несколько самолетов в баз в глубине страны к побережью. — Он вручил Рид несколько фотографий. — Что вы можете сказать о них?
Рид долго смотрел на них, покачивая головой, словно ожидал подобного.
— J-20, - сказал он как ни в чем не бывало. — Передовой малозаметный истребитель пятого поколения.
— И насколько хороши эти самолеты? Именно флоту придется иметь с ними дело.
— Это достойный самолет, сэр, с низкой заметностью, в особенность в передней полусфере и хорошим вооружением. Он быстр и имеет боевой радиус свыше 2 000 километров. Наши более старые истребители будут иметь проблемы один-на одни. Выставите «Вампира» против «Хорнета», и преимущество будет не на нашей стороне.
— «Вампиры»? Я думал, эти штуки именуются «Драконами».
— Китайцы называют их «Могучий дракон», сэр. Это мы зовем из «Вампирами» или «мышами» для краткости. В некотором роде это малозаметная версия старого советского МиГ-25 «Фоксбэт»… Если можно так выразиться.
— Коммандер Рид, меня интересует другое — смогут ли эти штуки побить нас.
— Я не могу сказать этого наверняка, сэр. Я могу сказать другое. F/A-18 «Хорнет», которые выставим мы, когда-то были в расцвете сил, но те времена прошли. У нас есть пара эскадрилий новых F-35 «Лайтнинг-II». Но все не сводиться к тому, чьи самолеты лучше. Дело не будет решаться просто малозаметностью и ракетами. Хороший боевой самолет сегодня имеет очень длинный перечень характеристик. Да, степень заметности и ракеты решают многое, но остается еще бортовая электроника, надежность радара и двигатели, средства радиоэлектронной борьбы, способность принимать данные по каналам от спутников, наземных станций и других средств, таких, как самолеты ДРЛО. Затем мы должны учесть то, насколько хороши будут их пилоты, насколько они подготовлены и насколько качественно было выполнено техническое обслуживание перед вылетом. Что остается еще? Например, возможность и практика дозаправки в воздухе. Добавьте ко всему этому аппаратные средства и программное обеспечение, и вы получите представление о том, что такое современный военный самолет в условиях реальных боевых действий.
— Тогда перейдем к главному, мистер Рид. Значит, именно их китайцы собираются бросить против наших авианосцев, если мы отправим туда «Эйзенхауэр» и «Нимиц»?
— Нет, сэр, я так не думаю. Эти самолеты имеют некоторые преимущества, о которых я уже упоминал — дальность, скорость, скрытность и вооружение. Но что же касается всего остального, то я не думаю, что китайцы способны стоять в одном ряду с нами. Мы занимались этим годы и десятилетия. Эти новые J-20 поступили на вооружение в значительных количествах всего три года назад. По нашим оценкам, их на вооружении имеется не более ста, и это будет их первый бой. Что касается пилотов, то некоторые из них будут подготовлены хорошо, некоторые плохо, а некоторые никак. Но каждый их этих самолетов отличная машина убийства, и это не хвастовство, сэр. Думайте о них, как о дротиках. Они будут бросать их в нас, и иногда они будут во что-то попадать.
— В наши авианосцы?
— Они будут пытаться, но им придется пройти несколько кругов ада, сэр. Я полагаю, скорее всего они будут пытаться прорываться на высокой скорости к нашим средствам наблюдения. Корабли снабжения, командные корабли, меньшие десантные авианосцы будут более уязвимы, чем авианосные ударные соединения. Авианосцы не действуют в одиночку. Это высокоинтегрированное боевое соединение. Все оно прикрыто палубной авиацией и зло в обороне. И если вы хотите узнать, на что способны наши ребята, спросите Саддама или Аятоллу[108].
— Поправьте меня, мистер Рид, если я неправ, но Саддам мертв, — бойко сказал Лейман.
— Совершенно согласен, сэр.
— Значит, вы уверены, что мы можем безопасно ввести две авианосные ударные группы в Восточно-Китайское море?
— Я думаю, нам следует держаться на некотором удалении, сэр. Нам не нужно входить в эти воды, чтобы обозначить свое присутствие. Помните, что у нас есть подразделения на базе Кадена на Окинаве.
— Да, но вспомните, что произошло с базой Наха. Следует ли нам ожидать града баллистических ракет по нашим аэродромам в регионе?
— Я, безусловно, полагаю, что такую возможность следует иметь в виду. Я сравнил J-20 с дротиками… Что же, баллистические ракеты совсем другое дело. Думайте о них, как о стрелах, выпускаемых очень хорошими лучниками.
— Мы можем остановить эти штуки, коммандер?
— Мы можем попытаться, сэр. И, возвращаясь к прошлой теме, я бы начал со спутников и не стал бы терять времени. Генерал устроил настоящее представление в ООН, вытащив ту карту с установками в пустыне Гоби. Да, они могут поразить цель, мы ясно это видели, но они должны знать, где она находится. Именно при помощи спутников они могут отслеживать «Нимиц» и «Эйзенхауэр». Уберите эти спутники, и они будут вынуждены полагаться на три вещи: самолеты-разведчики, подводные лодки и загоризонтальные радары. Мы можем сбить самолеты, найти и потопить подводные лодки и заглушить радары. Но спутники… У нас один выход, сэр. Нужно сбить их, и немедленно.
Лейман переварил все это и положил папку на стол.
— Я понял, — сказал он. — А о скольких баллистических ракетах мы говорим, мистер Рид? Их потребовалось целых шесть штук, чтобы устроить этот погром на базе Наха.
— Боюсь, сэр, их у них несколько больше.
— Сколько? Мы говорим о паре сотен?
Рид потер нос, а затем посмотрел Лейману в глаза и сказал прямо.
— Нет, сэр, мы говорим о паре тысяч. Более 2 200 по последним оценкам, если точнее.
— Господи… — Лейман потянулся за стаканом воды.
— И еще одно обстоятельство, сэр.
— Господи ты боже мой, этих проклятых ракет вполне достаточно. Но давайте, коммандер. Что еще у них есть, о чем я должен знать?
— Ну что же, сэр… У них есть русские.
ГЛАВА 30
Адмирал Вольский сидел за большим столом в старом кабинете Абрамова в штабе Тихоокеанского флота в Фокино. Теперь это был его новый дом, его новый корабль, и эта прикованность к столу приносила с собой осознание того, что для каждого адмирала старше шестидесяти лет кладбище было не за горами. Это, скорее всего, будет его последнее назначение, и тень неизбежной отставки уже начала затмевать его долгую и выдающуюся службу. Скоро он станет похож на один из старых кораблей на кладбищах Камчатки или Сахалина, и ржавеющий остров второго тяжелого атомного ракетного крейсера проекта 1144 «Адмирал Лазарев», стоявший на якоре возле склада снабжения флота в бухте Абрек словно издевался над ним.
Да, подумал он. Ты стоишь там, «Лазарев», как и сижу здесь, за бывшим столом Абрамова. Это было его кресло, а теперь оно стало моим, пока они не отбуксируют меня в какую-нибудь заброшенную гавань, где я буду ржаветь свои последние годы. Может быть, в один прекрасный день они назовут корабль в мою честь — «Адмирал Вольский», и я снова буду жить и бороздить открытое море под звездным небом… Но не сегодня. Сегодня у меня есть другие вопросы и заботы, которые довели старика Абрамова до инфаркта и отправили на больничную койку. И самое худшее в том, что я знаю, что приближается конец, и я, сидя здесь, все еще пытаюсь найти способ послужить российскому флоту в качестве адмирала, одновременно стараясь предотвратить то, ради чего были созданы все эти корабли и подготовлены все эти люди.
Мы строим их, и, господи, в один прекрасный день используем их. Это печальная и неизбежная логика войны. «Адмирал Лазарев» видел не много за свою короткую службу. Он был заложен в старой гавани в Ленинграде в 1981 и введен в строй в 1984, совершал походы в Аден, Луанду, Вьетнам, а затем бесцельно встал у пирса, будучи выведенным из состава флота в 1999. Его сердце вырвали несколько нет спустя, подобно Абрамову, выгрузив ядерное топливо.
Его взгляд блуждал среди приземистых зданий на юго-западе от бухты Чажма, где располагался судоремонтный завод, принимавший отработанное ядерное топливо с атомных подводных лодок флота. Длинная тонкая нить транссибирской магистрали обеспечивала доставку нового топлива с Машиностроительного завода в Электростали и вывоз отработанного топлива для переработки и хранения на комбинате «Маяк» в Челябинске. Это тоже были операции на сердце, подумал он. Интересно, сколько лет осталось мне?
Всему приходит конец…
Начальник штаба флота Таланов вывел его из задумчивости, принеся новости, которых адмирал ожидал.
— Доброе утро, товарищ адмирал флота. Капитаны Карпов и Федоров по вашему приказанию прибыли. Мне пригласить их?
— Да, прошу вас. Спасибо, Таланов.
Дверь открылась, и они вошли, улыбаясь, будучи рады увидеть адмирала снова. Вольский встал, пожал им руки и жестом указал на два кресла перед полированным кленовым столом.
— Что же, товарищ офицеры, полагаю, вы видели этот цирк в ООН. Меня удивляет, что китайцы устроили нечто подобное.
— Ходят слухи, что имеет место раскол между военными и гражданским руководством, товарищ адмирал, — сказал Карпов.
— Возможно, — сказал Вольский. — Китайский посол показался мне столь же удивленным, как и все остальные, когда генерал выскочил и схватился за микрофон. Но теперь они сидят над картами, указывают на острова пальцами и составляют списки кораблей и людей, которых они туда отправят. Нет ничего более страшного, чем генерал или адмирал с картой. К сожалению, в равной степени это относиться и ко мне самому. Я вызвал вас потом, что Москва требует мобилизации флота и демонстрации силы в соответствии с нашими «обязательствами» по договору СиноПак. — Он сделал жест пальцами, словно ставя кавычки вокруг слова «обязательства» с циничным выражением лица. — Конечно, американцы также полезут в бутылку, и вскоре в регионе появится очень неприятна компания.
— Я согласен, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Я вижу четкие намеки на то, о чем мы прочитали в той австралийской газете. Мы уже избежали одной растяжки, когда не стали топить «Ки Уэст», и я полагаю, это было взаимным, так как они могли торпедировать нас задолго до того, как системы Тарасова вернулись в строй и мы даже узнали об этой подложке. Но остальные предупреждающие знаки уже видны в новостях, словно темная туча на горизонте.
— Совершенно верно, — сказал Вольский. — Сегодня мы получили сведения, что китайцы раскочегаривают старый авианосец, который купили несколько лет назад. «Ляонин» светится на инфракрасных системах и готовится выйти в море в Даляне». Мы видели на спутниках переброску дополнительных J-15 и новых J-20. На этот раз они формируют мощное соединение. Не оно ли фигурирует в следующем инциденте, описанном в газете?
— Так точно, товарищ адмирал, — ответил Федоров. — Тем не менее, в статье говорилось о том, что американская подводная лодка потопила «Ляонин» в отместку за гибель «Ки Уэста». Но мы уже переписали эту часть истории.
— Возможно, однако я думаю, что атака на «Ляонин» будет четким сигналом китайцам, что им не следует пытаться вторгнуться на Тайвань.
— Так точно, товарищ адмирал, но это слишком опасный способ сделать нечто подобное. Для этого будет достаточно телефонного звонка или выступления в ООН.
— Верно, — улыбнулся Вольский. — Возможно, американцы будут действовать разумно, и этой атаки не случиться. Но вспомните Достоевского: «для того, чтобы поступить умно, требуется нечто большее, чем ум». Мне не дает покоя вопрос, есть ли у американцев этот недостающий фактор. Они вышли на мировую арену во времена Второй Мировой войны, и им не нравится, что китайцы начинают качать права. Поэтому они могут поступить глупо.
— Что же, товарищ адмирал, похоже, что мы лишь купили отсрочку на пару недель. В той статье говорилось, что «Ляонин» был потоплен 7-го сентября, а сегодня 21-е, и он лаже еще не покинул Даляня. «Эйзенхауэр» сейчас находится в Малаккском проливе и приближается к Сингапуру. Предполагалось, что он был потоплен еще неделю назад, следовательно, смешение составляет около двух недель. Это время ушло на инцидент у островов Дяоютай и словесную войну в ООН. К сожалению, возможно, это даже ухудшило ситуацию. В нее оказались вовлечены японцы, однако в той статье об этом не упоминалось ни разу. Это означает, что теперь США обязаны выполнить сразу два договора. Это может подтолкнуть их к более решительным действиям.
— Вопрос в том, станут ли американцы атаковать «Ляонин», — сказал Карпов. — Если они это сделают, костяшки домино начнут падать, как и раньше. Но даже если они не атакуют его, я полагаю, костяшки просто начнут падать по-другому.
— Верно, — сказал Вольский. — Вот почему, как бы странно это не звучало, есть какая-то мудрость в том, чего хочет Москва. Если мы проведем крупную демонстрацию силы, это может убедить американцев, что им придется иметь дело и с нами, помимо китайцев. Это может заставить их остановиться и, возможно, даст время для переговоров. Я уже говорил с адмиралом Ричардсоном и высказал свои соображения. Он показался мне разумным человеком, но вскоре гражданское руководство может заставить его действовать, как и меня сейчас.
— Сегодя поступили сведения, что адмирал Гортни может получить Адмирала флота и заменить его, — сказал Федоров. — Очень редко можно увидеть в американском флоте пятизвездного адмирала. Это звание присваивается только в военное время.
— Да, американцы посылают этим очень сильный сигнал. Ричардсон пришел с подводных лодок стратегического назначения, но Гортни боевой адмирал, выросший на авианосцах. Будем надеяться, что китайцы поймут намек. Будем надеяться, но у них не было восьмидесяти лет Холодной войны с американцами. У нас наработано определенное чутье, мы понимаем нюансы подобных действий. Китайцы, возможно, еще не умеют играть в подобные игры. Они сделали первый шаг, разыграв пешку, бросая вызов японцам из-за этих бесполезных островов, но теперь понятно, что они хотят сделать ход конем на Тайвань. Разумеется, американцы разыграют «Руи Лопеса», и выдвинут слона в виде авианосных ударных групп, дабы блокировать этого коня. — Он имел в виду знаменитую шахматную партию Руи Лопеса, в ходе которой белый слон немедленно блокировал ход черного коня. — Однако, что касается тех шагов, которые мы должны предпринять и послания, которое мы должны отправить… Я боюсь, что в РВСН сейчас никто не спит. — Он имел в виду командный центр российских ракетных войск стратегического назначения. — Ракетных шахты под Свободным могут в скором времени начать прогревать пусковые. Надеюсь, что ничего не случиться, но в ближайшее время у меня точно будут приказы для вас. Я надеюсь, корабль готов к выходу в море, Карпов.
— На прошлой неделе мы сделали многое, товарищ адмирал. Люди Быко работают над заделкой подводной пробоины день за днем, и мы завершили многие работы внутри корпуса. Комплекс «Фрегат» снова запущен, а на вершине передней надстройки установлена новая станция, хотя предстоит еще немало работы, чтобы ввести ее в строй. Но что касается кормовой цитадели, то, я боюсь, все, что мы могли сделать, это расчистить ее от обломков и подновить краску. Они установили несколько голых стальных балок, чтобы поддержать перекрытие, и установили некоторые усиливающие элементы, но там нет никакой брони, о которой стоит говорить. Мы просто храним там припасы и оборудование. Ущерб, нанесенный взрывом бомбы, исправлен, но у нас все еще нет системы управления огнем комплекса «Клинок», так что мы, скорее всего, останемся без него. Однако я приказал перезарядить пусковые. Они в любом случае у нас будут и Роденко проверит, возможно ли переключить их на работу от носовых РЛС. Чтобы компенсировать эту потерю, они заменили наши С-300 новой замечательной системой.
— С-400?
Карпов утвердительно кивнул.
— Все три варианта дальности. — Новейший российский корабельный зенитно-ракетный комплекс С-400Ф «Триумф» были зенитной системой «премиум-класса» за счет новейшей ракеты большой дальности 40Н6, имевшей дальность поражения 400 километров и мощную 180-килограммовую боевую часть[109].
- Это станет неприятным сюрпризом для американцев, — сказал адмирал.
— Согласен, товарищ адмирал. Что касается остального вооружения, мы закончили погрузку «Москитов-2» и других ПКР этой ночью, и убрали погрузочное оборудование.
— Когда корабль будет готов к выходу в море?
— Корабль готов, товарищ адмирал.
Федоров беспокойно посмотрел на него и заговорил, запинаясь, но набираясь все больше и больше решимости.
— Товарищ адмирал… У меня есть просьба. Вы знаете об инциденте с Марковым в испытательном центре?
— С тем, что пропал без вести? Да, Добрынин доложил мне, но я был слишком занят, чтобы следить за этим. Я получил ему опечатать объект. Полагаю, вы провели какое-то разбирательство, Федоров?
— Так точно, товарищ адмирал, — он поведал ему о том, что обнаружил изменения в книге по военно-морской истории и своих соображениях насчет Орлова. Карпов стоял, сложив руки со вроде бы безучастным видом, но явно следил за ситуацией.
— Очень странно, — сказал Вольский. — Вы подозреваете, что британцы обнаружили статью в журнале и отменили операцию, а затем ваша книга изменилась? Это несколько тревожно, если это правда.
— Товарищ адмирал, изменилась только одна книга — та, что я купил в городе, когда мы прибыли сюда. Моя старая книга не изменилась.
— И что это означает, Федоров?
— Это означает, что мы находимся в привилегированном положении, товарищ адмирал. Мы не подвержены влиянию изменений истории, по крайней мере, так я считал раньше. Но потом я обнаружил кое-что еще. Еще один член экипажа пропал без вести в тот же день, что и Марков, матрос Ёлкин из снабжения. Он отправился в город по поручению Мартынова и не вернулся.
— Понятно, — сказал Вольский. — Но, насколько бы мне не хотелось этого признавать, он мог и просто уйти в самоход. Кто знает, почему он пропал? Возможно, у него нашлась подруга или что-либо другое, что заставило его уйти.
— Возможно, товарищ адмирал, но я проверил. Инспектор Капустил был возмущен, когда обнаружил, что в Москве нет никаких документов на людей из предоставленного нами списка погибших. Теперь же к ним можно добавить еще одного — Ёлкина. Я проверил через Москву. Там нет никаких сведений о том, что такой человек когда-либо был поставлен на воинский учет.
— А мы сидим здесь и обсуждаем его, — сказал Вольский. — Я помню, что он был плотного сложения, а нос у него всегда становился красным от холода, когда мы были на севере.
— Верно, и его сослуживцы тоже помнят его, товарищ адмирал. Но его больше нет, даже в резервной копии данных, которую мы сделал перед стиранием. Она изменилась, как и книга. Это произошло после того, как мы переместились в этот мир и поняли, что это нет тот мир, который мы оставили в Североморске. Я опросил ближайших друзей Елкина, узнал дату его рождения и даже нашел его свидетельство о рождении. Конечно, есть много Елкиных, но не этот. Он исчез, как и Марков, но, в отличие от того, словно вообще никогда не существовал.
Это заявление удивило Вольского и придало вес рассуждениям Федорова.
— Никогда не существовал? Вы хотите сказать, что случай с Марковым привел к тому, что история жизни Елкина изменилась настолько, что тот даже не родился?
— Все, что я могу сказать наверняка, это то, что теперь не существует никаких документов о нет — свидетельства о рождении, школьных документов, медицинских карт, налоговых и банковских документов. Елкин словно был вычеркнут из книги жизни. Это могло быть побочным эффектом инцидента с Марковым, однако тот погиб всего через несколько минут после своего появления во Владивостоке в 1942 году. Я нашел милицейский рапорт в архивах военного времени. Разумеется, они нашли его бумажник и, увидев удостоверение личности, вероятно, решили, что это какая-то подделка, хотя готов поспорить, что у него были какие-то деньги, и тогда у пары человек точно должны были приподняться брови. Однако трудно установить какую-либо связь между Марковым и Елкиным, не считая того, что оба они исчезли в один и тот же день, что могло быть и случайностью.
— Тогда как, Федоров? Как вы можете это объяснить?
— Я как раз хотел рассказать вам об этом, товарищ адмирал. Больше времени и исследований могут привести меня к более определенному ответу, но один вариант есть — Орлов.
— Орлов? Он давно мертв. Как он может быть ответственен за это?
— Я говорил об этом, товарищ адмирал — жизнь и судьба Орлова оказались вплетены в историю мира, в который мы вернулись, и поэтому этот мир, возможно, является до какой-то степени результатом его действий. Было бы легко предположить, что он имел какое-то прямое отношение к неизбежной войне, с которой мы, похоже, столкнулись, но я отказался от этой идее. В ней слишком много переменных, чтобы свести их к одному Орлову. Но затем я обнаружил кое-что… — Он сунул руку в карман и протянул адмиралу письмо, которое тот прочитал с явно видимой грустью на лице.
Вольский прочитал последнюю строчку и вздохнул. «Будьте храбрыми, будьте героями, и история запомнит вас защитниками Родины. Если вы когда-либо найдете это и узнаете о моей судьбе, я надеюсь что вы, отважные русские моряки, отомстите за мою смерть» — Он медленно сложил письмо и положил его на стол.
— Очень печально, — сказал он. — Отомстить за него? Мы даже не знаем, как он умер и от чьей руки. Кизляр… Да, там действовала какая-то дивизия войск НКВД. Странно, что он призывает вас найти это, но я все равно не понимаю, что это меняет, или как это могло привести к тому, что Елкин просто взял и исчез.
— Именно так я Федорову и сказал, — ответил Карпов. — Он предложил пойти и найти Орлова, чтобы доставить его домой, но нам пока мягко говоря, не до того.
— Пойти и найти его? Что вы хотите этим сказать, Федоров?
Молодой капитан рассказал обо всем, а затем признал, что Капров убедил его в том, что операцию невозможно выполнить с использованием корабля в нынешних обстоятельствах. — Однако, хочу сказать одно, товарищ адмирал. Да, это связано с этим письмом и всеми этими безумными идеями о том, чтобы вернуть Орлова. Я читал теоретические статьи, посвященные идее путешествий во времени. Верите или нет, но серьезные умы всерьез рассматривали эту возможность. Так вот. Я нашел статью американского физика Пола Дорланда. Его идеи очень радикальны — он создал полноценную теорию путешествий во времени с использованием контролируемой миниатюрной черной дыры. Я пытался понять причины необычных явлений, создаваемых стержнем №25, но мое внимание в статье привлекли не физические выкладки, а интересный перечень терминов, которые он придумал для определения путешествий во времени и создаваемых ими последствий. Он выдвинул идею, которую назвал «Узловой точкой». Суть ее заключается в том, что как только осмысленно действующий агент, обладающий способностью влиять на ход событий, начинает действовать, время как бы приостанавливается. Действия этого человека и возможности, открываемые ими, меняют реальность и способны оказать физическое влияние на последующие события — именно это случилось с моей книгой, именно это случилось с Елкиным или Волошиным, который обнаружил, что его жена и квартира исчезли, и в результате совершил самоубийство.
— Я не понимаю, — сказал Вольский. — Узловая точка?
— Время похоже на течение реки. Представьте, что в потоке возник водоворот. Это и есть узловая точка, где различные потоки времени сливаются воедино, а затем расходятся в новых направлениях. В этом водовороте может случиться что угодно. Представьте, что туда затянуло упавший в реку лист. Вернувшись в спокойное течение, он окажется в другом месте, поплывет другим путем. «Киров» оказался тем самым листом в потоке времени, товарищ адмирал, но я не думаю, что наша одиссея закончилась. Мы все еще в водовороте. У нас все еще есть стержень №25 и возможность использовать его, и пока она у нас есть, ничего не закончилось, и мы не можем вернуться в нормальное течение.
— Так значит, наша проблема в том, что у нас есть стержень №25.
— Однако он не только проблема, но и решение. Стержень №25 породил проблему, но он может быть и единственным средством ее исправить. С его помощью мы можем изменить ход событий — изменить ход истории с 1942 года и по настоящее время. Мы можем переписать заголовки, которые читаем в газетах. Мы уже отредактировали историю, но теперь можем сделать это снова.
Глаза Карпова засветились. Он слышал тот же зов сирен, и давно искушался временем и судьбой.
— Да, у нас есть эта сила, — тихо сказал он. — Стержень №25. Его магия сработала и на испытательном стенде, и на «Кирове».
— Именно, — сказал Федоров. — Пока стержень №25 работоспособен, он может вызывать временные сдвиги. Установите его в маломощный 12-стержневой реактор, и пропадут журналы, чашки, стулья и Марков. Верните его на корабль с двумя реакторами с 24 стержнями каждый, и мы получим крейсер, совершающий выходы в 1942 год.
Вольский удивленно поднял брови.
— Вы не перестаете изумлять меня, Федоров. Вы заявляете полнейшее безумие и заставляете его выглядеть разумным. Вы говорите, что обнаружение этого письма дает нам возможность что-то сделать с Орловым, верно?
— Верно, товарищ адмирал. Мы точно знаем, где он находится, в каком времени и месте. У нас есть аналог его координат в истории и у нас есть средства, чтобы пойти туда, найти его, и вернуть обратно. У нас есть сила, чтобы сделать это.
— Но только если мы используем корабль, — нахмурился Вольский. — Я прав? Если мы воспользуемся испытательным стендом, у нас будет билет в один конец. На той стороне не будет реактора со стержнем №25, чтобы вернуться.
— Верно, товарищ адмирал. У него, похоже, не хватит мощности, чтобы переместить что-либо, за исключением свободных объектов в ограниченном радиусе. Однако, как мы видели, на более мощном реакторе стержень №25 может переместить целый корабль! А у нас есть вертолеты, и сержант Трояк с его морскими пехотинцами.
— Люди войны, — сказал Вольский, вспоминая последнее письмо Орлова. — Так что вы предполагаете, какая судьба ждет нас? Пока этот водоворот существует, мир никогда не успокоится?
— Что-то вроде этого, товарищ адмирал.
— А если мы сделаем то, что вы предлагаете, проведем какую-то спасательную операцию, что тогда?
— Тогда мы, по крайней мере, уберем за собой, — сказал Карпов. — Прошу прощения, что говорю об Орлове в таких терминах, но мы вернем его и его проклятую компьютерную куртку, и уберем последние следы беспорядка, который сами создали.
— В конце концов, товарищ адмирал, разве вам не показалось странным, что мы появились здесь в тот самый момент, когда все зависело от того, уничтожим мы или отпустим «Ки Уэст»? — Подхватил Федоров. — Время словно пыталось заставить нас сделать выбор, чтобы оно могло заниматься дальше своими делами. Теперь у нас есть письмо и еще одно незаконченное дело. Разве вы не ощущаете этого? Это момент истины. События подошли к некой кульминации, но время ждет — ждет того, какой выбор мы сделаем.
Вольский глубоко вздохнул, откинулся в кресле и задумался.
— Я могу видеть два варианта. Один из них — вернуть стержень №25 на «Киров» и надеяться, что однажды мы сделаем что-либо, и наше странное перемещение повториться снова. И другой вариант заключается в том, чтобы полностью уничтожить этот рычаг, закрыть это дело раз и навсегда и жать дальше, утратив силу как-либо повлиять на события, иначе как кровью и сталью, здесь и сейчас. — Его взгляд устремился куда-то вдаль, словно в прошлое или, возможно, в какое-то неизвестное будущее, которое от сейчас четко мог видеть перед глазами.
— Так что же нам делать, товарищ адмирал? — Сказал Карпов. — Как мы поступим с величайшей силой, когда-либо виданной на земле — силой изменить все, весь мир? Огромный дракон собирается начать войну. Мы видели конец этой истории. Что же нам делать?
Вольский улыбнулся, все еще размышляя.
— Это напомнило мне старую китайскую пословицу, — сказал он, наконец. — Если вы будете игнорировать дракона, он вас съест. Если вы попытаетесь сражаться с драконом, он вас одолеет. Но если вы сможете оседлать дракона, вы обретете его силу и мощь. Товарищи офицеры… Мы не можем игнорировать его, и я не уверен, что мы сможем предотвратить эту войну или победить в ней. Но, господи, у нас действительно есть сила оседлать дракона.
ЧАСТЬ ОДИНАДЦАТАЯ ЗОВ СИРЕНЫ
«Да это песнь что
Хотели всегда вы запомнить:
И ваша воля той песне вдруг станет покорна
За песней той через борт
Все мужчины ныряли толпою
К пляжу что лишь черепами пред ними наполнен
Песню не знает никто
Даже если и слышал,
То уж давно позабыл — а скорее не дышит.
Мне рассказать Вам секрет…»
Маргарет Этвуд, «Песня сирены»ГЛАВА 31
Глаза адмирала Вольского снова светились. Он больше не был старым адмиралом, сидевшим за бывшим столом другого старого адмирала, с тоской глядя на корпуса «Адмирала Лазарева» в заливе Абрек. Этот корабль был так похож на «Киров», но на деле был не более чем распотрошенной пустой внутри тушей, бессильной и заброшенной. Но с «Кировом» все было не так. Он обрел силу снова выйти в море, реальную мощь, стремление бороться и решать. И еще у них был стержень №25, таинственная «волшебная палочка», обладающая силой, которой мир не видел еще никогда. Они открыли эту силу без понимания, вломившись в отдаленную эпоху, ведя войну ради самой войны. И хотя они боролись за то, чтобы сохранить свои жизни и судьбы, они невольно сломали жизни и судьбы многих других. Они сделали это тогда. И могли сделать это снова.
Красный телефон настойчиво зазвонил на столе. Это был Таланов.
— Прошу прощения, товарищ адмирал флота, но вам нужно это знать. — На этот раз это случилось на Генеральной Ассамблее ООН. Китайский посол прочитал длинную речь, выдвинув официальное требование резолюции о признании суверенитета КНР над Китайской Республикой.
— Они предлагают Тайваню сдаться без боя, — сказал Карпов.
— Хороший ход, но я не думаю, что он даст какой-то результат, — сказал Вольский. — Это простая формальность. Из Москвы мне сообщили, что они направятся к Тайваню не позднее завтрашней полуночи. Их подводные лодки уже вышли с баз Санья и Юлин на острове Хайнань, чтобы сформировать заслон в Южно-Китайском море, а их новый авианосец готовиться к выходу в эти воды. По всему побережью от Шанхая до Дайланя кипит активность — Гуаньчжоу, Шаньтоу, Бэйхай, и даже Гонконг. Туда перебрасываются авианосные соединения, а весь флот начинает развертывание. Мы должны сделать то же самое. Я свяжусь с адмиралом Ши Ланом и постараюсь выиграть немного времени. Он может и не иметь возможности что-либо решать, но, по крайней мере, я узнаю больше о том, чего ожидать в ближайшие дни. У нас есть меньше сорока восьми часов, чтобы решать, что делать с «Кировом».
— Корабль готов, товарищ адмирал флота. Мы готовы выйти в море немедленно.
Вольский задумался и взглянул на Федорова, увидев обеспокоенность на его лице. Теперь у них было три вида оружия: время, кровь и сталь. Проблема заключалась в том, что первого было слишком мало, несмотря на вечность, открываемую перед ними стержнем №25.
— Федоров, — сказал он, наконец. — Если у вас есть какие-либо соображения, потрудитесь их высказать. Что вы предлагаете?
Федоров взглянул на Карпова, собрался, и рассказал о двух возможных способах спасения Орлова — один с использованием корабля, другой — путем повторения несчастной судьбы Маркова.
— Я понимаю, что использование корабля в данный момент может оказаться невозможным, товарищ адмирал. Тогда, с вашего позволения, пойду я. Я отправлюсь в испытательный центр и повторю путь Маркова. Он переместился в сентябрь 1942, именно тогда, когда нам нужно найти Орлова. Он полагал, что его отправят в Баиловскую тюрьму в Баку. Если это так, то он будет находиться в одном место достаточно долго. Мы могли бы попытаться найти его.
— Как вы туда доберетесь?
— По транссибирской магистрали.
— Это будет долгий путь, и очень опасный, — напомнил очевидное Карпов. — Возвращаться на восток с Орловым будет еще опаснее. Я полагаю, ваш план состоит в этом? И мы должны будет совершить переход на «Кирове», чтобы переместить вас обратно. Сделать перерыв на Третьей Мировой войне будет непросто. И даже если мы сможем сделать это, как мы будем знать, что вы возвращаетесь с добычей? Или, предположим, мы сделаем это и окажемся в 1944 году? Вам придется ждать наших вертолетов на берегу очень долго. На самом деле, вы можете ждать их всю жизнь.
— Боюсь, что я вынужден согласиться, — сказал Вольский. — Будет полным безумием уводить «Киров» куда-то в подобных обстоятельствах. Этот корабль является ядром флота. У нас есть единственный авианосец «Адмирал Кузнецов», действующий к югу от острова Беринга в сопровождении трех старых сторожевиков проекта 1135. Нам нужно больше. С другой стороны, в нашем распоряжении есть оружие небывалой мощи, если мы осмелимся использовать его снова. И если у нас есть хотя бы малейший шанс предотвратить эту войну, мы должны попытаться. Вы задумывались об этом, Федоров? Если все получиться, как с Марковым, и вы исчезнете, как мы сможем узнать, что с вами случилось? Как мы сможем вернуться за вами?
— Я могу дать знать, что вернулся в нужное время, товарищ адмирал.
— Каким это образом? Я не думаю, что вы сможете найти в тогдашнем Владивостоке линию защищенной связи с 2021 годом.
— Нет, но во Владивостоке есть безопасные места, оставшиеся с глубины веков. Мне повезло, что одно из подобных мест принадлежит мне.
— Поясните?
— Старая база материально-технического обеспечения флота. Подвал номер пять. Там до сих пор имеются старые бункеры для хранения припасов, построенные во времена Второй Мировой войны, а некоторые даже раньше. Мой отец был моряком, как и мой дед. У деда там был склад, который затем перешел отцу, а затем мне. Я проверил его вчера. Он все еще там, совершенно нетронутый за многие десятилетия. Там будет старый чемодан с шинелью моего дела. Я положу записку во внутренний карман, — он поднял старый почерневший ключ и улыбнулся. — там никого не было все эти годы, — сказал он. — Даже вероятность, что еще у кого-либо есть ключ, равны нулю. Мое письмо должно будет там и остаться. Эта мысль пришла мне в голову, когда я нашел письмо Орлова.
— Поразительно, — сказал Вольский.
— Таким образом, вы сможете узнать, что все закончилось как надо. Затем я отправлюсь в Кизляр по транссибирской магистрали.
— Это огромное расстояние, — вмешался Карпов. — Что, если вы не сможете добраться туда и обратно? Вспомните, что произошло с Марковым! Вы сами сказали, что он оказался застрелен милицией на набережной через несколько минут после того, как оказался там.
— Я бы не стал об этом волноваться, капитан.
— Почему?
— Потому, что со мной будет Трояк, — Сказал Федоров, сложив руки на груди.
— Трояк? — Удивился Карпов. — Вы говорили с ним об этом?
— Сегодня во второй половине дня. Он вызвался добровольцем вместе с двумя своими лучшими бойцами. Кроме того, он показал мне устройство связи, по которому вы могли бы отслеживать нас для эвакуации. Они используют их при проведении специальных операций.
— Вы все ему рассказали? Он и его люди понимают риск?
— Они понимают, что поставлено на карту.
Вольский улыбнулся.
— Ну и ну… Да, если вы возьмете с собой Трояка, вы, безусловно, оставите письмо и, я полагаю, доберетесь до Кизляра. Я не сомневаюсь в этом. Но не обольщайтесь, Федоров. Это все еще очень опасно. Трояк и его бойцы одни из лучших на нашем флоте, но они все равно люди, а не роботы. Пуля легко убьет и их, и вас.
— Я понимаю, товарищ адмирал. Мы готовы пойти на риск.
— Я восхищаюсь вашей храбростью, но может оказаться так, что «Киров» не сможет забрать вас.
Федоров знал, что это было самым слабым звеном в его плане. «Киров» вскоре мог оказаться в бою, и никто не мог гарантировать, что корабль переживет его или просто сможет найти способ отойти в сторону и использовать стержень №25, чтобы вернуться за ними. Но у него был и другой план.
— Есть другой вариант, товарищ адмирал. «Киров» не единственный корабль с ядерным реактором. «Анатолий Александров» сейчас находится на Каспийском море, и он оснащен двумя реакторами КЛТ-40Б — точно такой же номинальной мощности, как и у реакторов «Кирова».
— «Анатолий Александров»? — Удивился Карпов. — Это просто плавучая атомная электростанция. Она была доставлена в Каспийск и используется «Газпромом» для обеспечения своих буровых работ на морском месторождении Кашаган. Но я не думаю, что она даже укомплектована экипажем на данный момент. — Карпов знал обо всем этом, так как был чиновником в «Газпроме» до того, как уйти на флот.
— Совершенно верно, товарищ капитан. Она полностью работоспособна, но еще не направлена к месту работ и не укомплектована экипажем — то есть просто идеальна для моего плана. Все, что нам нужно, это отправить Добрынина и группу инженеров с группой морской пехоты с корабля. Станция стоит на якоре в десяти километрах от Каспийска и всего в примерно 120 километрах к югу от Кизляра! Мы может доставить стержень №25 на аэродром Уйташ уже сегодня. У нас там имеется база береговой охраны, корабли на воздушной подушке, вертолеты и целая 77-я гвардейская бригада морской пехоты[110]. С приказом адмирала мы могли бы легко взять под контроль «Анатолия Александрова» и тайно установить стержень №25, что перенесет в прошлое всю станцию. Она имеет водоизмещение всего 21 500 тонн, меньше, чем «Киров». Возможно, мы сможем также переместить один из новых десантных кораблей из Каспийска. Я полагаю, что там мы сможем найти «Лейтенант Римский». Он имеет запас хода до 1 000 километров, требует лишь шестерых членов экипажа и можете брать на борт 140 тонн груза — скоростные катера на воздушной подушке, вертолет, и даже танки. Если мы подведем его вплотную к «Анатолию Александрову», я полагаю, реактор сможет переместить и его. Это обеспечит нашей морской пехоте мобильную платформу для быстрой эвакуации и несколько козырей на случай проблем. Мы сможем связаться с ним по рации и выйти к точке встречи. Вы сможете подобрать нас где-нибудь на Каспийском побережье!
- Поразительно, — сказал Вольский. — У вас уже спланирована вся операция. — Он сел, на мгновение задумавшись и понимая, что насколько бы странной не выглядела эта операция, они должны были попытаться.
— Очень хорошо… Операцию разрешаю. Однако, Федоров, почему бы вам не отправиться из Астрахани? Зачем рисковать в долгом пути с востока?
— Потребуется много времени, чтобы подготовить все на Каспии, товарищ адмирал.
— Да, я полагаю, несколько дней, возможно, даже неделя.
— Однако я могу отбыть сегодня вечером. Да, путь в 1942 году будет долгим и трудным, но если мы не начнем действовать немедленно, ситуация может усугубиться. Кто знает, что случиться через неделю? Мы должны действовать немедленно, товарищ адмирал. Я отмечу в письме день, в котором мы окажемся, как и было запланировано. Мы знаем приблизительное время, в которое мы сможем переместиться из инженерного центра, но не с «Александрова».
— Предположим, вы переместитесь в сентябрь 1942, как и Марков, но что, если «Александров» переместиться в другое время, возможно, в 1943 или 1944? Или не переместится вообще?
— Это риск, на который нам придется пойти, товарищ адмирал. Если спасатели прибудут позже, мы их дождемся. Если они не придут… Ну что же, я напишу вам длинное письмо. — Федоров улыбнулся, но было понятно, что он слишком хорошо понимал, что после этой ночи мог уже никогда не увидеть мир, в котором был рожден, или хотя бы его подобие вроде этого.
— Очень хорошо, — тяжело сказал Вольский. — Отправляйтесь в испытательный центр и свяжитесь со мной по закрытой лини, когда будете готовы. По моему приказу Добрынин начнет процедуру. Затем я немедленно отдам соответствующие приказы отправлю Добрынина с инженерами и отделением морской пехоты самолетов на Каспий. Адмирал Камилов, командующий Каспийской флотилией, мой старый друг и я смогу организовать все, что может понадобиться Добрынину. Остальная часть контингента морской пехоты корабля также отправиться с ними. Все это будет сверхсекретной операцией.
— Спасибо, товарищ адмирал!
— Не благодарите, Федоров. Мы можем уже никогда вас не увидеть.
— Мы выполним эту задачу, товарищ адмирал. Я в этом уверен.
— Я верю вам… И пусть Бог поможет вам. Но что, если операция потерпит неудачу и вы окажетесь запертыми в прошлом?
— Я думал об этом, товарищ адмирал, и у меня есть решение.
— Решение? Что вы намерены делать?
— Нам придется покончить с собой. Это звучит жутко, но это единственный выход.
Никто не ответил. Затем Вольский потер лоб и тихо сказал с печалью в голосе:
— Орлов услышал зов сирен, а теперь мы следуем за ним. Прыгаем прямо за борт, даже если видим, что берег устелен черепами. И этот зов слишком часто является зовом смерти. Будем надеяться, что вам и остальным не придется заплатить такой цены.
Он снова взглянул на гавань, на «Адмирала Лазарева», и глубоко вздохнул.
— Тем не менее, это оставляет нам свободу действий здесь и сейчас. — Он повернулся к Карпову.
— Что же касается вас, капитан, то сегодня ночью вы поведете Краснознаменный Тихоокеанский флот в море. Погода ухудшается, и, похоже, надвигается шторм. Он поможет скрыть наше развертывание на некоторое время. Я отозвал «Адмирал Головко» и «Орлан», чтобы они составили «Кирову» компанию. Вы также получите «Варяг», четыре противолодочника и нашу лучшую подводную лодку — «Казань». Остальные подводные лодки уже развернуты широкой дугой к востоку от побережья Японии.
Он подался к Карте, показывая Карпову свой план.
— Вашей задачей будет выйти в море под прикрытием шторма и встретиться с группой «Адмирала Кузнецова», после чего ударить себя в грудь. У нас нет не надводных сил аналогичной огневой мощи в пределах тысячи миль, но у вас будет авиагруппа «Кузнецова» и вся доступная береговая авиация. Вы получите самую мощную ударную силу на море, и пока Федоров отправиться в свои книги по истории, вы поведете «Киров» и весь флот к Курильским островам к северу от Хоккайдо. Я назначаю вам исполняющим обязанности командующего оперативной группы. Вам ясно?
— Так точно, товарищ адмирал флота. — Карпов вытянулся, и в его глазах отчетливо читалась гордость.
— Вы уполномочены демонстрировать силу, но не должны провоцировать или атаковать противника первым. Если ваше соединение будет атаковано, вы можете предпринимать соответствующие оборонительные и наступательные действия с применением исключительно обычного вооружения. Я повторяю. Применение тактического ядерного оружия без приказа не допускается. Вы получите специальные боевые части, но не должны применять их без прямого приказа. Вам понятно?
— Так точно, товарищ адмирал флота.
— Тем не менее, вы получаете полную свободу действий относительно того, как выполнять поставленную задачу. Сдерживайте противника своим присутствием, если этого не удастся — атакуйте, но помните, что каждая выпущенная вами ракета повышает вероятность того, что война начнется всерьез. До того уровня, когда начнут летать МБР. Помните, Карпов. Если применение ядерного оружия станет вашим единственным вариантом, ваше сражение будет проиграно. Я верю вам, потому что из всех живущих сейчас только мы знаем правду. Кроме того, вы единственный в мире человек, когда-либо применивший ядерное оружие в реальной боевой обстановке. Будем надеяться, что это был первый и последний раз.
Карпов кивнул с серьезным видом, слишком хорошо понимая, что адмирал имел в виду.
— Можете положиться на меня, товарищ адмирал. Я вас не подведу.
— Я буду полагаться на вас обоих, как уже делал раньше, когда не мог стоять на ногах и застрял с Золкиным в санчасти. Теперь на вашей ответственности не корабль, товарищи офицеры, а весь мир. Помоги Бог вам обоим.
* * *
Ночью Федоров встретился с сержантом Кандемиром Трояком и двумя морскими пехотинцами его группы, старшими матросами Букиным и Зыковым. Теперь они медленно шли по длинному коридору в Приморском Инженерном центре. За ними следовал Добрынин. Достигнув опечатанного испытательного стенда, Добрынин указал им на четыре стула, ожидавших их в месте, которое, по его мнению, должно будет быть затронуто эффектом.
— Я все еще ничего не знаю о том, что может случиться, Федоров. Уверены, что хотите попытаться снова?
— Мы приняли решение, Добрынин. Давайте начинать. Закончим побыстрее, чтобы у вас осталось время доставить стержень №25 обратно на «Киров».
— Хорошо. Я начну процедуру, а затем уйду в центр обработки данных. Я буду следить за работой реактора и, как мне представляется, не буду затронут эффектом. — Он повернулся и указал на дверь. — Там установлена камера, по которой я буду следить за вами в ходе процедуры. Эти стулья надежно привинчены к полу, так что вы и ваша экипировка — единственные свободные объекты во всем помещении.
Добрынин помахал им рукой. Затем раздался звонок телефона, висящего на стене. Это был адмирал Вольский, пожелав им удачи и поблагодарив каждого за службу.
— Не забудьте о письме, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Это очень важно. Я отмечу дату, в которую мы прибудем, и место, в котором будем ожидать вас в Ванино на побережье.
— Вы уверены, что с ним ничего не случиться за эти годы?
— Совершенно уверен, товарищ адмирал.
— Хорошо… Вам предстоит лететь на драконе, Федоров. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам. Можете начинать, Добрынин.
Добрынин запустил процедуру, а затем началось ожидание. Первый час прошел мучительно медленно. Непреклонный Кандемир Трояк казался совершенно спокойным, проверяя свою экипировку. Он привык к долгим часам ожидания в холодном вертолете, летящим в ночи несколько часов к секретной точке высадки. Это ожидание ничем не отличалось. Двое его бойцов также были спокойны, проверяя оружие, боезапас, рационы, системы связи и другие вещи, которых Федоров никогда раньше не видел.
По этой части Федоров имел при себе тубус с небольшой картой и компасом, а также заранее подготовленные документы. В рюкзаке лежали также высококалорийные рационы и другие припасы. Он отправился в город за день до этого, скупив все старые рубли, которые смог найти выпущенными до 1942 года[111]. У него также имелись при себе небольшие золотые и серебряные слитки, дабы увеличить их покупательную способность. Одежда была теплой, рюкзаки удивительно легкими, так что они решили ждать столько, сколько это возможно.
Прошел еще один долгий час, и стержень №25 был переведен в режим вывода. Голос Добрынина оповестил их, что все в порядке, а затем они услышали это. Звук шел словно откуда-то издали, изменяя темп и тон, пока не заглушил голос Добрынина. Он продолжил усиливаться, становясь все более раздражающим. Зов сирены манил их, затмевая умы, казался почти соблазнительным. Замерцал свет. Морпехи вскочили на ноги, и Федоров заметил, что их стулья тоже словно замерцали, а затем они исчезли.
Добрынин шокированно посмотрел на монитор. Там, где только что четверо людей сидело на четырех стульях, спокойно ожидая, стояло три пустых стула и один человек, сидевший на четвертом с удивленным выражением лица.
ГЛАВА 32
Атомная ударная подводная лодка «Казань» тихо вышла из подземной базы в бухте Павловск, полностью восстановленной и приспособленной для размещения новых смертоносных лодок этого класса. Их было всего три, «Северодвинск» на Северном флоте и «Ясень» на Средиземном море[112], но это были лучшие и самые бесшумные подводные лодки, когда-либо созданные в России. Еще четыре лодки были запланированы, но средства на них так и не были найдены и закончены они не были.
«Казань» вышла с базы в подводном положении, маскируясь густым туманом и низкой облачностью от инфракрасных систем обнаружения. Лодка будет наконечником копья Карпова, быстрым и смертоносным разведчиком, действующим на подходах к острову Хоккайдо с востока. В течение часа за ней последуют надводные корабли в порядке, утвержденном Карповым: фрегат «Адмирал Головко», лидер эсминцев «Орлан» и крейсер «Варяг». За ними будут идти крейсер «Киров» и четыре противолодочных корабля типа «Удалой». Эти восемь кораблей соединятся с «Адмиралом Кузнецовым» и тремя сторожевиками проекта 1135, став двенадцатью апостолами российского Краснознаменного Тихоокеанского флота.
Они выскользнули из бухты Золотой Рог, словно ветер в ночи, прошли остров Русский и повернули на восток, огибая побережье и проходя мимо Фокино, где адмирал Вольский с грустью в глазах смотрел в туманную ночь из своего кабинета. Затем раздался далекий рев корабельной сирены — три длинных гудка в ночи. Вольский узнал их сразу и понял, что флот проходит мимо острова Аскольд неподалеку от Фокино. Карпов давал прощальный сигнал.
Раздался телефонный звонок, и Вольский поднял трубку, медленно и задумчиво, словно боялся услышать то, что ему намеревались сообщить. Это был человек, отправленным им на старый подземный склад?5 пункта материально-технического обеспечения флота на улице Светланской. Он сказал ему позвонить в полночь, и тот был очень пунктуален.
— Докладывает лейтенант Каслан, товарищ адмирал.
— Благодарю за своевременный звонок, товарищ лейтенант. Прошу вас направиться в помещение № 317. Используйте ключи, которые вам выдали. Там вы должны будете найти чемодан с офицерской шинелью. Осмотрите карманы. Если обнаружите какие-либо конверты или другие документы, закройте чемодан и немедленно доставьте найденное в мой кабинет. Нет, принесите все, что найдете в карманах. Шинель оставьте на месте. Вам понятно?
— Так точно, товарищ адмирал. Мне перезвонить, если я что-либо найду, прежде, чем уходить со склада?
— Я подожду, лейтенант. Проверьте, пока я на линии.
— Так точно, товарищ адмирал.
Вольский слышал глухие шаги в коридоре. Эхо становилось все тише с каждым шагом, словно человек удалялся на годы и десятилетия в прошлое. Затем раздался сухой металлический скрежет, старая дверь подалась с большой неохотой, словно спящий, разбуженный посреди глубокой ночи. Затем раздался какой-то звук, похожий на тяжелый удар по металлическому полу склада. Вольский затаил дыхание, представляя происходящее, следя за светом небольшого фонарика, который наверняка должен был быть в руке у лейтенанта. Что это было?
Он услышал тихий удар, затем жалобный скрип закрывающейся металлической двери и короткий треск закрываемого замка. Затем снова раздались слабые шаги, становившиеся все громче, словно возвращаясь из прошлого. Вольский глубоко вздохнул, сердце забилось чаще. Внезапно раздался резкий, приглушенный, но все же различимый звук удара, и что-то гулко упало на пол. И тишина… Нет! Не тишина… Другой звук шагов, скрип сухой кожи по холодному бетону и жесткие удары каблуков… Там был кто-то еще! Вольский услышал какой-то глухой шорох, и его глаза широко раскрылись. Он сразу понял, что это значило. Кто-то тащил тело по бетонному полу! Раздался еще один металлический стук, жужжание замка-молнии, кто-то хрюкнул от напряжения. Затем Вольский услышал, как закрылась металлическая дверь и раздались удаляющийся шаги.
Тишина…. Мертвая зловещая тишина…
Вольский подождал, но уже понял, что случилось. Он медленно повесил трубку и потянулся к другому телефону, ощущая, как сердце забилось чаще.
— Дежурный, — раздался голос.
— Говорит адмирал Вольский. Отправьте пятерых морских пехотинцев в мой кабинет немедленно.
— Так точно… А что случилось, товарищ адмирал?
— Пришлите пять человек, немедленно.
— Так точно, товарищ адмирал.
* * *
Они стояли в тишине в очень темной комнате, скованные внезапным ощущением холода. Звук, который они слышали, достиг пронзительного крещендо и стих, а тени вокруг начали медленно обретать форму. Сирены призывали их на берег, и, к удивлению Федорова, похоже, что один из них не пережил смертельной приманки.
Он посмотрел на плотную пожилую женщину, осевшую на потертый диван. Ее всклоченные седые волосы и ошалевший взгляд выдавали крайний шок. Было понятно, что она сидела за столом, на котором стояла еще дымящаяся чашка чая, когда посреди комнаты внезапно появились четыре человека. Должно быть, ее буквально до смерти шокировало их появление в ее доме. Она могла стать первый жертвой их вмешательства, подумал он с некоторым опасением. Она была уже слишком стара, чтобы иметь детей, но кто знает, что еще она могла сделать за остаток жизни. Никто не мог этого знать.
Четверо? Он оглянулся. Где Букин? Трояк и Зыков были рядом, но четвертого члена группы нигде не было видно. Сержант коснулся кнопки на воротнике, настроил наушник и тихо вызвал Букина.
Тем временем Зыков, высокий, широкоплечий блондин с мощными руками и точеным лицом, уже обследовал помещение небольшим ручным ИК-сканером, ища признаки жизни. Трояк посмотрел на Федорова.
— Букин не отвечает, — категорично сказал он, осматривая стальными глазами углы.
— Похоже, что 12-й стержень в испытательном реакторе не развил достаточной мощности, — сказал Федоров. — Мы трое были перенесены, но Букин нет. Слишком большая масса.
Трояк кивнув, внутренне перенастраиваясь на поставленную им задачу. Ни один план не переживал первой встречи с противником, это он знал достаточно хорошо.
— Очень хорошо, товарищ полковник, — улыбнулся сержант. — Пойдемте.
Федоров потратил немало времени накануне на то, чтобы найти старую форму времен Второй Мировой войны у торговцев армейскими излишками во Владивостоке. Ему удалось найти знаки различия полковника НКВД, и, покопавшись, он даже узнал, что форма принадлежала во время войны офицеру НКВД по фамилии Федоров. Его тезка был заместителем начальника Главного транспортного управления Народного комиссариата обороны[113], дослужившимся впоследствии до генерал-майора. Федоров даже добыл Орден Красной Звезды, который прикрепил на правой стороне груди за Орденом Отечественной войны 1-й степени[114], как это полагалось по уставу. Красная эмалевая пятиконечная звезда с прямыми лучами на заднем плане и скрещенными саблей и винтовкой сверкала в свете одинокой лампы на столе. Трояк и Зыков также были одеты в форму НКВД с черными Ushankas. Они изображали личную охрану Федорова.
- Мы должны перебраться через залив к пункту материально-технического обеспечения флота, — он потянулся к карману, с облегчением обнаружив, что ключ все еще при нем. Дубликат он передал адмиралу Вольскому, чтобы проверить склад и найти письмо, которое будет лежать в конверте в нагрудном кармане шинели. У них было два варианта: добраться туда на машине или лодке, в зависимости от того, какой потребует наименьших усилий.
Зыков быстро осмотрел дом и окрестности. Федоров тем временем обнаружил на столе газету. 22 сентября 1942 года — идеальная точность! Он оторвал кусок страницы с датой в качестве доказательства и сунул его в конверт. Он запечатал его, и они двинулись вперед.
Они вошли в испытательный центр ровно через семьдесят девять лет — 21 сентября 2021 года. До даты, указанной — 30 сентября — в которую Орлов, согласно своему письму, находился в Кизляре, оставалось еще много времени. Тем не менее, тратить его попусту было нельзя. Им предстоял долгий путь по Транссибирской магистрали, и что угодно могло их задержать.
В доме больше никого не было, а ночь была холодной и тихой. Они тихо шли по затянутым туманом темным улицами спящего города, направляясь вниз по склону к гавани. В это время в 2021 году на небе стояла полная луна, а сейчас было новолуние. Только туман был все тот же. Зыков шел впереди в разведке, за ним Федоров и Трояк замыкающим. Достигнув набережной, они нашли и присвоили маленькую шлюпку. Вокруг бухты Золотой Рог им нужно было идти три или четыре километра, и никаких доступных транспортных средств в их распоряжении не было. Лодка позволит им легко сократить это расстояние вдвое.
Несколькими минутами спустя они подошли к причалам Дальзавода на северном берегу залива и тихо сошли на берег. Корпуса транспортных кораблей мягко покачивались на воде у причалов в унылом ночном тумане, а у одного из причалов стоял старый эсминец. Растворившись среди рядов ящиков и старых бочек с нефтепродуктами на набережной, они услышали вдали стонущий звук туманного горна. Вскоре они добрались до города и вышли на улицу Светланскую, которая была гораздо более узкой, чем в 2021 году. Оттуда они свернули налево, к зданию пункта материально-технического обеспечения флота, выполнявшему эту роль еще до Второй Мировой войны. Путь до здания составлял чуть больше километра — это была короткая прогулка. Затем они смело вошли через передний вход.
Подойдя к внутренней двери, Фежоров испытал странное ощущение и дотронулся до письма, лежавшего в нагрудном кармане. Ему показалось, что какая-то тень выскользнула из здания когда он открыл дверь, что заставило его вздрогнуть. Они вошли, разбудив ночного сторожа, который неуверенно поднялся на ноги, увидев троих сотрудников НКВД, которые были хорошо вооружены и смотрелись очень угрожающе.
— Все в порядке, — сказал Федоров. — Спите дальше. Мы просто проверим груз и выйдем через задний выход.
— Так точно, товарищ полковник, — человек был более чем счастлив позволить этим троим удалиться, а сам вернулся в свое кресло, закутавшись в тонкое шерстяное одеяло[115].
Оказавшись в подвале, они быстро нашли нужное складское помещение. Федоров достал письмо и вытащил из кармана карандаш, написав записку адмиралу, что четвертого члена группы с ними не было. Он надеялся, что Букин благополучно остался в испытательном центре в будущем. Это сняло бы у меня с плеч хотя бы один грех, подумал он.
Он открыл чемодан и сунул новый белый конверт в нагрудный карман шинели своего деда. У него снова возникло странное ощущение, что в холодном пустом подвальном коридоре прямо сейчас, но через восемьдесят лет находится офицер морской пехоты, ожидая телефонного звонка от адмирала Вольского. Добрынин, должно быть, только что сообщил Вольскому, и тот вскоре должен был ему позвонить.
Чего он не мог себе представить это того, что в помещении ждал своего часа еще один человек — низко пригнувшись в тени под лестницей на верхние этажи, с глазами волка и пистолетом, стреляющим дротиками с транквилизатором. Настоящий пистолет принес бы слишком много проблем. Как объяснить кровь? Никак. Он поджидал человека Вольского, и вскоре тот оказался совершенно недееспособен. Он внимательно следил за морпехом, увидев, как тот что-то берет со склада и направляется обратно. Он встал и нажал на спуск, щелчок выстрела эхом отразился в пустом коридоре. Он не знал, что выстрел слышал по телефону кто-то еще, находящийся в нескольких милях в Фокино, и вскоре этот выстрел породит сотни вопросов.
Но Федоров не знал ничего этого.
* * *
Тень показалась Федорову лишь странным совпадением, однако человек, отбросивший ее, действительно проходил через эту самую дверь в этот самый момент, но на восемьдесят лет позже, покидая здание пункта обеспечения флота на Светланской улице. У входа в здание стоял черный лимузин. Луна взошла несколько часов назад, просвечивая тонкую завесу тумана и отбрасывая слабый призрачный свет. Человек в темно-сером пальто быстро прошел от зияющего арочного входа, построенного еще в 1903 году. Он быстро подошел к ожидавшему его лимузину. Задняя дверь машины открылась, и он скользнул в темный салон.
На заднем сидении сидел еще один человек, постучавший по звуконепроницаемой перегородке, отделявшей их от водителя. Машина отъехала, и плавно покатилась по улице, проехав мимо здания цирка и свернула налево на извилистую дорогу, ведущую в жилой микрорайон.
— И? — Спросил сидящий в тени. Его лицо было не освещено и со всей тщательностью прикрыто краем шляпы. Второй протянул ему запечатанный белый конверт.
— Это все?
— Я обыскал его со всей тщательностью.
Человек в шляпе осмотрел конверт в слабом свете.
— Очень необычно, — пробормотал он, перевернув его и не обнаружив ничего особенного. Затем он посмотрел на своего посланника, словно вдруг что-то вспомнив. — Что вы сделали с телом?
— Как и планировали. Запер в помещении 400. Я отправлю туда людей забрать его через час. Не волнуйтесь, он очнется завтра утром с жуткой головной болью и не будет ничего помнить. Препарат что надо.
— Очень хорошо. Опустите шторки, пожалуйста. — Они опустили черные шторки на боковых окнах и перегородке, отделяющей их от водителя, после чего человек в шляпе медленно нащупал выключатель на спинке кресла перед ним.
— Отлично, капитан Волков, — спокойно сказал генеральный инспектор Герасим Капустин, медленно снимая черную шляпу и кладя ее на сидение рядом, изучая конверт с явным интересом. Он аккуратно открыл конверт большим пальцем, обратив внимание на то, что клей был таким старым, что едва держался, а бумага пожелтела от времени, хотя конверт был запечатан лишь несколько минут назад… Несколько минут, растянувшихся в долгие десятилетия.
— Итак… Давай посмотрим, что мы добыли.
ГЛАВА 33
Машина подъехала к небольшому деревянному дому, скрытому за ореховыми деревьями по адресу улица Тунгусская, 21. Из нее вышли двое, один, одетый в длинное серое пальто и серую ушанку, говорил что-то по мобильному телефону. Второй был в темном пальто и черной фетровой шляпе. Они быстро подошли к парадному входу, и, учитывая поздний час, Капустин не стал звонить в звонок, вместо этого слегка постучав по оконному стеклу в двери.
Они услышали шаги, затем звук снимаемой цепочки. Дверь открылась, и за ней показался седой человек с мягким взглядом в тяжелом халате. Это был Каменский.
— Прошу прощения, старый друг, — сказал Капустин, — но я думаю, тебе будет интересно посмотреть на то, что я нашел.
— Заходите, — ответил Каменский. — Дочь и внук спят в своих комнатах на первом этаже, но мы может подняться наверх, в библиотеку, — он указал на лестницу. — Сделаю чай.
— Это подождет. Увидишь — поймешь.
— Возможно, но если мир не перевернулся, мне лучше выпить чаю. Это всегда помогает очистить разум. Я сейчас вернусь. — Он отошел в сторону, пропуская двоих, которые поднялись по скрипучим ступенькам и расположились за столом в библиотеке Каменского.
Вскоре он вернулся с Samovar[116] и чашками с горячим чаем на подносе, который поставил на стол.
— Есть немного меда, если кому-то интересно. — Он осторожно сделал глоток. Капустин напряженно похлопал ладонью по конверту.
— И что же там такое, Герасим? Надеюсь, не счет за печь?
Капустин улыбнулся, подался вперед и положил конверт на стол перед Каменским. Любопытство старика стало очевидно. Он сел за стол, осматривая конверт, и потянулся за очками.
Волков с некоторым нетерпением потер подбородок, но Капустин просто подождал, пока его старый друг сделает глоток чая прежде, чем взять конверт.
— Где ты это взял? — Мягко спросил он.
— Это пока не важно. Скажи, что ты об этом думаешь.
Каменский открыл конверт и спокойно прочел:
«Адмирал Вольский… Если вы это читаете, то знайте, что мы благополучно прибыли в пункт назначения и приступаем к операции по спасению Орлова в Кизляре. Если обстоятельства сложатся должным образом, ищите нас на побережье Каспия, начиная с 15 октября 1942 года. Да прибудет Бог со всеми нами. Капитан Антон Федоров». В конце была добавлена приписка: «Букин не смог прибыть. Мы надеемся, он с вами, в безопасности».
Затем Каменский осмотрел небольшой кусок бумаги, судя по всему, вырванный из газеты, внимательно вглядываясь в текст и отметив дату: 22 сентября 1942 года. Он положил конверт на стол и потянулся к чашке.
— Где вы это нашли? — Спросил он снова.
— В старом складском помещении в пункте материально-технического обеспечения флота. Ночью Вольский отправил человека, чтобы забрать его.
— Конверт был запечатан?
— Слабым клеем. Так что происходит, Павел? Это что, какая-то дурацкая шутка? Мы пошли на риск значительных проблем, чтобы заполучить это. Меня это серьезно беспокоит.
— Действительно, — тихо сказал Каменский. — Итак, ты принес мне старый документ 1940-х годов. Бумага довольно старая, как и чернила. Возможно, это подделка, но на первый взгляд нельзя сказать с уверенностью, написано ли это в наше время или в 1942 году. Газета выглядит настоящей, но ее не могли положить в этот конверт вчера вечером, в этом мы уверены. Так что же положил это туда для адмирала Вольского в 1942 году? Я не знаю, кто бы мог это сделать.
— Разумеется, это было написано не в 1942 году, — сказал Капустин. — Должно быть, это какая-то шифровка, возможно, что-либо можно понять по этой газетной вырезке? Что Вольский пытается провернуть подобным трюком? Должно быть, он подозревает, что он под наблюдением, как и все остальные старшие офицеры. Возможно, он пытается сунуть это нам в нос? Показать, что знает о нас?
— Адмирал Вольский очень серьезный человек. И, учитывая обстановку на Тихом океане, Герасим, я с трудом могу поверить, что он мог найти время для подобных игр.
— Возможно, здесь нечто большее. Мы видели, что Антона Федорова в Приморский инженерный центр сопровождали несколько вооруженных человек. Федоров — старпом на «Кирове». Мы оставили там наблюдателя, и он доложил, что начальник инженерной части корабля с пятью техниками погрузили там на грузовик длинный контейнер и направились в аэропорт.
— Какое-то оружие? Ты хочешь сказать ракету?
— Мы тоже так подумали, но кто знает? Что же, я должен это выяснить. Верно? Я генеральный инспектор российского флота. Я должен это знать, но там всюду шатались морские пехотинцы.
— А Федоров вернулся на корабль?
— Мы не смогли проверить. Должно быть, он каким-то образом ускользнул, потому что мы обыскали весь инженерный центр и там было пусто. Но корабль вышел всего через два часа, незадолго до полуночи. Весь проклятый флот вышел в море!
— Это было неизбежно, Герасим. И вы не сможете проинспектировать ни одного корабля некоторое время, так что можете считать, что отпуск вам испорчен. — Он улыбнулся. Капустин сложил руки и нахмурился, и Каменский принял более серьезное выражение.
— В записке упоминался некий Орлов. Кто это?
Волков заговорил тоном прирожденного доносчика.
— Начальник оперативной части «Кирова», включенный в список погибших.
— Верно, — сказал Капустин. — И единственный человек, о котором нашлись документы в кадровом управлении флота в Москве. Когда ты позвонил мне, Павел, чтобы спросить насчет старой фотографии японцев с ракетой, я задался вопросом, что ты задумал? Итак, теперь ты задайся вопросом, что мы имеем: Орлов пропал без вести. Теперь офицер морской пехоты направился из штаба флота в Фокино в старый пункт обеспечения, где достал это старое письмо из старого пыльного подвала. Очевидно, его послал Вольский. И что же все это значит?
— В письме упоминался третий человек. Кто это?
— Букин? Старший матрос морской пехоты с «Кирова». Он был одним из тех, кто сопровождал Федорова в инженерный центр.
— Очень любопытно. В записке говорится, что старпом отправился в Кизляр, искать пропавшего начальника оперативной части.
— Капитан Карпов и прочие становились очень осторожны, когда я начинал копаться в списке погибших, — сказал Капустин.
— Точно, — сказал Волков. — Мне пришлось пререкаться с начмедом просто чтобы получить этот список.
— Позвольте поинтересоваться, Капустин. Я, конечно, не думаю, что вы потрудились проверить что-либо в корабельной библиотеке, пока были на «Кирове».
— Библиотеке? То есть книги? Хочу напомнить, Павел, что я веду учет людей и ракет, а не книг.
— Конечно. Но я готов поспорить, что после того, как корабль вышел из Североморска, в библиотеке имеются книги, которых даже не существует сейчас, когда он покидает Владивосток. Вам не показалось странным то, что в результате инцидента таинственным образом оказались повреждены все системы хранения данных корабля, но не системы управления огнем и связи? Все это работает нормально, а остальное накрылось? Вы не потрудились изъять с корабля какие-либо жесткие диски, чтобы проверить их на предмет фальсификации данных?
— Эта мысль приходила мне в голову, но у нас было очень мало времени, учитывая обстановку на Тихом океане. Группы восстановления работали по всему кораблю, чтобы подготовить его к бою. Я не мог начать потрошить компьютеры. Персонал, отвечающий за них, сказал, что они восстановили эти диски и перезаписали жизненно важные данные по кораблю.
— Как удобно. А потом наше время и вовсе кончилось, — закончил Каменский мысль своего друга.
— Уверяю тебя, я настаивал.
— Это все капитан, — сказал Волков. — Карпов чинил нам препятствия с первого же момента, как мы ступили на борт «Кирова». Он фактически наотрез отказался отвечать на вопросы, связанные с пропавшими членами экипажа, не говоря уже о пропавшей ядерной боеголовке! Он сказал, что это не наше дело! Вы представляете себе подобную наглость?
Капустин поднял руку, словно успокаивая разгорячившегося помощника.
— Карпов пытался создать видимость того, что корабль выполнял какое-то очень секретное задание.
— Именно так все и может быть.
— Он явно намекал на это, Павел. Вы не все знаете — так сказал мне Карпов. Я считаю, что они пытались скрыть что-то, связанное с этими тридцатью шестью пропавшими людьми. Возможно, «Киров» выполнял какое-то секретное задание, возможно, высадку нелегальной агентуры где-то, пока мир не начал снова катиться в пропасть? Я поверил в это, и поэтому официально закрыл расследование. Тем не менее, я все равно продолжаю его. Для себя.
— Мудрое решение, Герасим. Однако, учитывая нынешнее положение дел, выход «Кирова» в море, у тебя и не было иного выхода. Поэтому я дам вам совет. Пусть все идет своим чередом.
— Свои чередом? Как я смогу объяснить все это — пропавших людей, пропавшую боеголовку, это нелепое письмо со старого склада?
— Ты не можешь объяснить этого, поэтому тебе придется пока отложить окончательный отчет. Ты умный человек, Герасим. Ты можешь похоронить ответы под тоннами бумаги, если захочешь. Просто укажи, что расследование задержано экстренным развертыванием флота. Ответы на вопросы остались на борту корабля, но он отправился на войну. Так что оставь это дело, как уже решил раньше.
Капустин пожал плечами. Затем его лицо смягчилось, и он согласно кивнул своему старому другу. Волков явно не был этому рад, и его лицо ясно давало это понять.
Каменский сделал еще глоток чая и повернулся к Волкову, отметив его настроение и затаенную настойчивость. Он решил что-то для себя, и сказал:
— Волков, я полагаю, было бы неплохо, если бы вы отправили несколько человек в аэропорт. Выясните, где находится этот контейнер. Возможно, именно там и находится ваша пропавшая боеголовка. Пусть пара хороших людей очень аккуратно проверят это. Далее. Федоров должен каким-то образом добраться до Кизляра. Он может быть в аэропорту, но опять же… Я полагаю, вам предстоит долгий путь. С остановками на каждой станции между нами и Кизляром. Задавайте вопросы. Насколько нам известно, старпом сейчас движется по транссибирской магистрали. Он тоже будет внимателен, но вам придется проследить за ними. Верно?
— Определенно.
— Отлично…. Я полагаю, вам следует отправляться немедленно. В подобном деле совершенно нельзя терять времени.
— Хорошо, — сказал Волков. — Я обо всем позабочусь. Если Федоров будет на поезде или самолете, направляющемся на запад, мы найдем его. Можете быть в этом уверены.
— Найдите его и следите за ним, капитан, но будьте предельно осторожны. Немедленно доложите мне. Понятно? Не говорите никому другому. Если кто-либо начнет задавать вопросы, просто скажете, что вас послал Каменский. Это решит все проблемы.
— Разумеется.
Волков встал, наполнившись новыми силами, извинился и быстро спустился по лестнице, слишком громко на взгляд Каменского, но вскоре они услышали, как закрылась входная дверь, и они остались одни. Каменский подошел к одному из стеллажей, взял книгу, а затем закрыл дверь прежде, чем вернуться к столу.
— Мне просто нужно было избавиться от Волкова, — тихо сказал он. — Этот человек очень въедлив, Герасим. Тебе нужно быть с ним осторожным. Думаю, что вскоре тебе нужно будет отправить его на какое-нибудь другое задание. Отправь его в Омск или Новосибирск, проводить инвентаризацию баллистических ракет или что-нибудь в таком духе[117]. Однако я полагаю, что пока у него появилось занятие. Хорошая поездка по Транссибу займет его на какое-то время. Ты понимаешь, что он опасен?
— Конечно, Павел. Время от времени он действует мне на нервы. Возможно, ты прав. Но что же по «Кирову»? Ты действительно думаешь, что мне следует бросить это дело? Здесь чтог-то происходит. Но что? Эти даты в письма, 1942 год… Это ведь код, верно?
— Вероятно…. Вероятно, нет.
— Что значит «вероятно нет»? Если Федоров будет на поезде, Волков доберется до него в ближайшее время, и мы точно это узнаем.
— Федоров определенно будет на поезде, — сказал Каменский. — Но я не думаю, что Волков найдет его. — Он откинулся назад, потягивая чай. — Я хочу рассказать тебе кое-что, друг мой. Это еще одна причина, по которой я отослал Волкова. Очень немногие из ныне живущих знают об этом. — Он указал на множество книг в шкафах. — Как видишь, я много читаю и многое изучаю. Довольно много, на старости лет. Так вот. То, что я тебе расскажу, может тебя удивить, даже шокировать. Возможно, у тебя возникнет соблазн принять это за проявление старческого маразма, но если ты так решишь, ты совершишь ошибку. Да, иногда я забываю, куда положил очки, но мозги у меня на месте. — Он постучал пальцем по лбу.
— У меня есть особый интерес к военно-морской истории. К примеру, мне очень нравиться вот эта книга, — он указал на жесткий толстый том «Хронологии войны на море». — Как бы тебе сказать… Предположим, что у тебя есть любимая книга, возможно, фильм или песня. Ты читал ее много раз, видел много раз, напевал себе под нос много раз. А затем однажды ты решил перечитать эту книгу, и обнаружил что какая-то глава изменилась. Эпизода, который ты ожидал перечитать, больше нет, на его месте оказался странный новый эпизод, которого ты хоть убей не можешь вспомнить! Ты сидишь, ожидая любимый эпизод из фильма, и его нет. Или, напевая песню сам себе, ты включаешь ее на проигрывателе, и понимаешь, что она изменилась. Фактически, это что-то совершенно новое.
— Я понимаю, Павел, но к чему ты ведешь?
— И вот, вероятно, ты окажешься расстроен, поняв, что твоя любимая книга или твой любимый фильм изменились. Но тебя ведь это и обеспокоит, верно? Твои друзья, вероятно, убедят тебя в том, что на самом деле все то же, что и было, или ты просто забыл какой-то момент. Что здесь такого страшного? — Он потянулся за чаем, сделав очень долгий глоток прежде, чем продолжить.
— К сожалению, у меня остается мало времени на книги и литературу, но я провожу много времени за этими книгами. — Он указал на «Хронологию войны на море». — Представь себе, что в один прекрасный день я взял этот том и обнаружил, что целого куска текста больше не существует! Я осознал это со всей четкостью. Я читал этот отрывок в тот самый день, но когда вернулся к нему, чтобы уточнить некоторые детали, но нигде не смог его найти. Я полез в другие справочники, и, к своему великому удивлению, нигде не смог найти информации об описанных событиях. Называется, теперь можешь считать себя свихнувшимся.
— Герасим… Одно дело — найти в песне то, что не замечал в ней раньше или обнаружить, что персонаж книги на самом деле не тот, кем он тебе казался. Но когда книги начинают вести себя подобным образом это ведь тревожно, верно? Ты сидишь поздним вечером с старым пыльным томиком на тумбочке, читаешь, засыпаешь, и надеешься, что вспомнишь все на следующее утро. А затем ты обнаруживаешь, что что-то изменилось, и твое желание разобраться удваивается. Ты становишься человеком, который хочет понять, что случилось, что вызвало это невозможное явление, которое не дает тебе покоя. Ты становишься настроен по-настоящему решительно.
Капустин слушал, хотя и начинал осознавать бессмысленность того, что говорил ему его друг. Тем не менее, он слушал, кивал и не высказывал возражений, принимая это за некую форму vranyo — небольшую ложь или преувеличение. Сделать какие-либо выводы он мог бы, лишь если бы Каменский рассказал все. Тот прервался, глядя на друга и оценивая, как тот отреагирует.
— Ты хочешь сказать, что история, изложенная в книге, изменилась? С чем у тебя чай, Павел?
— Конечно, — сказал Каменский. — Это первое, что ты мог подумать. Люди меняют свое мнение постоянно, но книга не может переписать сама себя. Она четко определенная и постоянная вещь — если не будет специально изменена и переиздана. Мы делаем такие вещи достаточно часто, но тогда ведь появятся две книги, верно? В одной старый текст, в другой новый. Но я говорю не об этом. Я говорю о каком-либо событии, которые ты знаешь, как собственную фамилию, которое, как ты обнаружил, изменилось, или того хуже — пропало… А ты сидишь и задаешься вопросом, почему ты единственный, кто помнит о ней.
— Историю пишут люди, Павел. Ты знаешь это не хуже меня. Мне жаль, если ты забыл что-то из своих книг и думаешь, что на самом деле все изменилось, но меня волнует нечто большее — пропавшая ядерная боеголовка. Пропавшие люди. Тридцать шесть человек числятся погибшими, а никто в мире даже не слышал о них.
— И ты бы о них тоже не узнал, если бы доктор не подготовил этот список. Ты не думал об этом, Герасим?
— … Полагаю, что нет.
— Доктор совершил ошибку, но я не могу его винить. Откуда он мог знать, что об этих людях не будет никаких документов? Как он мог проверить что-то в те несколько часов, учитывая, что Волков уже начал пытаться вцепиться ему в пятки? Он дал тебе список. Но то, друг мой, человек осторожный. Ты проверил его через Москву, и оказалось, что эти люди действительно мертвы. Так мертвы, что даже не родились.
— Так ты хочешь сказать, что это действительно была секретная операция? Все это было частью прикрытия?
— Нет, Герасим. Я хочу сказать, что они действительно никогда не рождались. А что касается ядерной боеголовки, я точно знаю, что с ней произошло, и «Орел» здесь не при чем, и она не вывезена в аэропорт. Я просто хотел сбить Волкова со следа.
Павел Каменеский был не просто любопытным стариком, живущим в тихом пригороде Владивостока с дочерью, внуком, кошкой и ореховыми деревьями. Он был офицером разведывательного управления военно-морского флота. Но на этом его карьера не закончилась. По сути, он был лишь недавно вышедшим в отставку заместителем директора КГБ[118], и знал о «Кирове» намного больше, чем его друг-инспектор.
Он посмотрел на Капустина, понимая, что то, что он собирался сказать, может изменить жизнь его друга раз и навсегда. Но ему не оставалось другого выбора. Волковым он мог управлять достаточно легко. Но Капустин был его другом много лет и хорошо его знал. Он собирался продолжать копаться в этом деле, пока не накопает что-либо еще. Поэтому Каменский готовил его к откровению медленно, тщательно разделяя информацию на порции и следя за его реакцией. Пришло время дать ему всю картину. Капустин был генеральным инспектором российского флота, достаточно высокопоставленным офицером. Но что будет, подумал Каменский, когда я вытащу воск у него из ушей и дам ему услышать песнь сирены? Сойдет ли он с ума, подобно другим? Что же, увидим. Он потянулся к самовару.
— Итак, Герасим, налей и себе чая…
ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ ТУПИК
«Очень немногие ветераны могут вернуться на поле боя и найти в себе мужество взглянуть в глаза тому, что они сделали, будучи участниками боевых действий… Они часто оказываются не в состоянии видеть страдания и смерть, которые причинили… Они видят только собственные призраки»
Крис ХеджесГЛАВА 34
Новости лились непрерывным потоком 24 часа каждый день, переходя от темы к теме в темпе стаккато. Новостью часа стало мрачное предупреждение, озвученное в ООН китайским генералом. Fox News разорялся громогласными призывами к репрессиям, а стареющий Билл О'Рейли выносил собственные суждения, пытаясь сплотить редеющую правую аудиторию канала. На CNN «говорящие головы» более либеральной направленности болтали и обсуждали происходящее с «экспертами» в лице отставных офицеров Армии и Флота, выясняя, что же произошло в Восточно-Китайском море, и что, возможно, случиться дальше… Сразу после перерыва на рекламу.
В странном калейдоскопе предельно серьезного и безумно неважного, новости быстро сменялись «другими новостями» — светской хроникой и прочими бессмысленными «развлекательными материалами».
На Уолл-стрит военные новости ненавидели. Прошло не слишком много времени до того, как рынок просел на леденящие 1200 пунктов, и потерял еще 350 следующим утром. Финансовый комментатор Арт Хоган выдал цитату дня, объясняя происходящее: «Рыночные показатели утекают, как бесплатное пиво. Я бы сказал, что тот день, которого мы пытаемся избежать, действительно может наступить». Деньги спешно пытались найти убежище в облигациях, затем в золоте и других драгоценных металлах, как всегда случалось во время кризиса.
Когда они не смотрели телевизоры, американцы неслись в торговые центры и супермаркеты, создавая ненавязчивый ажиотаж. Цены начали взлетать, и нехватка товаров из списка» сто вещей, которые исчезнут первыми» стала реальностью. Люди ощущали тень неминуемой войны на автозаправках серьезнее, чем где бы то ни было, в супермаркетах, и по стоимости телефонных звонков. Молоко продавалось более чем за 2,36$ за литр. Бензин подорожал до 1,72$ за литр, что по-прежнему было дешево по сравнению с Европой и Великобританией. В то время, как миллионы сидели за последобеденным кофе, просматривая «The Huffington Post», война уже разгоралась в беспокойном пространстве Интернета.
* * *
В половине мира и восьми часовых поясах шанхайским утром, «Подразделение 61398» был очень занято. Располагаясь в обычном высотном здании, таком же, как и тысячи таких же, раскинувшихся вокруг в расползающемся мега-городе, отборные китайские военные компьютерные специалисты работали сверхурочно, исследуя любую слабость, которую они могли обнаружить и использовать в оборонной и инфраструктурной системе США. Они атаковали энергосистемы, гидроэлектростанции, заводы, спутники и системы спутниковой навигации, телекоммуникационные и мобильные сети, средства управления воздушным движением, финансовые институты и ключевые оборонительные системы. Киберпространство и космос были первым полем боя между Западом и Востоком.
Этот перечень стратегических объектов выглядел очень страшно, но большинство американцев впервые ощутили на себе нападение, когда Подразделение 61398 заявило о себе немыслимо умным и столь же символичным образом. Они обвалили основную сеть телевещания в прайм-тайм. Символично это было потому, что этим вечером демонстрировался классический научно-фантастический фильм «День Независимости». Огромная тень только что прошла над местом посадки «Аполлона» на Луне, и оставленные Нилом Армстроногом следы задрожали в зловещей открывающей сцене, которая как бы обещала «вы еще ничего не видели». Следующая сцена показывала киберпанковски выглядящего ученого, сидящего в своем кресле в центре прослушивания «SETI» в Аризонской пустыне. Он поймал странный сигнал, прервавший играющую на фоне рок «Это конец мира, каким вы его знали…».
Этот фильм был совершенно не похож на водоворот спецэффектов и разрушений, призванный развлечь аудиторию и дать ей забыть о проблемах. Бывший «летний блокбастер» был снят тем же режиссером, что снял мать всех фильмов-катастроф, намного более спекулятивный «2012». Вскоре огромные инопланетные корабли вошли в атмосферу и направились к крупным городам мира. Джефф Голдблюм тем временем занимался правильной утилизацией алюминиевых банок в своей роли гениального специалиста кабельных сетей. Вскоре он понял, в чем дело, и помчался в Белый дом в обнимку со своим «Apple PowerBook», чтобы предупредить президента о готовящемся нападении.
Первая половина фильма была наполнена невероятными спецэффектами — инопланетные корабли прибыли на землю и принялись использовать лучи смерти, чтобы уничтожить человечество. Сцен хаоса и разрушений было предостаточно. Затем ВВС предприняли попытку контратаки. Вражеские защитные поля оказались неуязвимы ко всему нашему оружию, даже ядерному. Но пришельцы не рассчитывали на Джеффа Голдблюма и его «Макинтош»[119]. Главный герой написал компьютерный вирус и использовал НЛО, потерпевший крушение в Розуэле, чтобы доставить его на главный вражеский корабль.
Тем временем президент лично возглавил следующую атаку с пьяным летчиком сельскохозяйственной авиации в качестве ведомого. Вирус нарушил работу защитных полей инопланетян, позволив бывшему опылителю уничтожить один из инопланетных кораблей, отомстив за все, что он пережил, будучи похищенным пришельцами ранее. Посыл фильма был очевиден: американцы всегда победят, даже оказавшись против инопланетян на летающих тарелках. У них всегда найдутся такие люди как Джефф Голдблюм и пьяный летчик-опылитель, в котором до поры до времени скрывался человек, готовый спасти мир.
В то время, как корабли и подводные лодки семи стран тихо выходили со своих баз на побережье Тихого океана, американцы обратили внимание на 50-дюймовые плазменные панели над своими каминами, дабы забыться. Последовал первый перерыв на рекламу, вещавшую о том, что они хотели знать о моде, кремах для лица и предстоящих бейсбольных матчах.
Было удивительно, как мало, несмотря на кризис, поступало реальных новостей по средствам массовой информации. Инопланетяне взрывали Ною-Йорк и Вашингтон, сразу после рекламной паузы, поэтому мысли о том, стоил ли бензин шесть или семь долларов или стоимости отопления предстоящей зимой не имели принципиального значения. Они смотрели на то, как президент Соединенных Штатов спросил пришельца в Розуэле, чего они хотят от людей. Прозвучал ответ, озвученный пришельцем через персонажа неудачливого актера Брента Спайнера, наиболее известного по роли андроида Дэйты из сериала «Звездный путь». Это было всего одно слово, произнесенное протяжно, скрипучим голосом «умрите…», и на этом переговоры закончились. К счастью, тогда у мира был Джефф Голдблюм.
На этот раз, на этом моменте оборвалось само вещание. В некоторых случаях на экране появилось сообщение:
«Возникли технические проблемы. Пожалуйста, подождите»,
* * *
В то же утро внезапно оборвался тонкий шнур здравомыслия, связывавший Сеул и Пхеньян в течение долгих десятилетий хрупкого мира. Ежедневная проверка «Горячей линии Красного креста» окончилась неудачей. Полковник Сун Юн Ким стоял, держа у уха трубку и слыша все новые новые сигналы, без ответа, пока они, наконец, не сменились долгим бессердечным гудком пустого тонального сигнала. Он нажал на сброс и набрал номер еще раз, но линия была мертва.
В последний раз подобное произошло ранним утром 11 марта 2012 года, когда Северная Корея выразила таким образом протест против военных учений на юге и санкций ООН, направленных на сворачивание ее ядерной программы. Обе страны не имели официальных дипломатических отношений — лишь предварительное перемирие, заключенное в 1950-х, и, технически, до сих пор находились в состоянии войны. Было не удивительно, учитывая обстановку на Тихом океане, что «деревня доверия» в Паньмыньчжоне в это утро пребывала в более нервном состоянии, чем обычно.
Пхеньян ответил на нарастание напряженности в типичной манере, приведя вооруженные силы в состояние повышенной боевой готовности. Крошечный голодающий анклав репрессивной гегемонии на севере располагал четвертой по численности армией постоянного состава в мире, имея более миллиона военнослужащих в любой момент времени, и еще восемь миллионов в резерве. Имея 1 000 баллистических ракет, в том числе несколько, способных достичь западного побережья США, 5 400 танков, 2 600 боевых машин, 1 60 °CАУ и РСЗО, Северная Корея представляла собой рычащую собаку на тонком поводке, тянущемся до Пекина.
«Инцидент» был еще одним мрачным напоминанием США, что если они намеревались гордо броситься выполнять два договора о взаимной обороне с Японией и Тайванем, то в скором времени обстановка усложнится, и Южной Корее придется о многом беспокоится. Голодный хищнический Север был слишком рад броситься, имея мощные вооруженные силы, готовые, и собранные в одном месте. В глубоком подземном бункере под Белым домом начинался очень долгий день.
* * *
Длинная линия кораблей ушла на восток мимо базы подводных лодок, с которой несколько часов назад выскользнула ПЛАРК «Казань», а затем повернула на северо-восток, направляясь в Охотское море. Карпов направил флот на север от острова Хоккайдо, к контролируемому Россией проливу к югу от залива Анива на острове Сахалин. Это заняло долгий день при ходе 25 узлов, и пройти пролив предполагалось в полночь на следующий день. Японский наблюдательный пост в Вакканай на северной оконечности Хоккайдо обнаружил корабли, передав сведения к штаб Сил Самообороны Японии в Токио.
Морской разведчик «Кавасаки Р-1», вылетевший с аэродрома Мисава, представлял собой замену стареющим американским самолетам Р-3. Это был продвинутый новый самолет, оснащенный передовыми системами радиоэлектронной разведки и новейшей системой обработки данных с элементами искусственного интеллекта, обеспечивающую тактическому координатору (TACCO) наилучшие векторы для перехвата при выполнении задач противолодочной обороны. Всего было закуплено десять таких самолетов, обеспечивая длинному японскому архипелагу надежное прикрытие. Имея дальность полета 8 000 километров, эти самолеты идеально подходили для выполнения своей задачи этой ночью. Они могли держаться в безопасности в японском воздушном пространстве над островом Хоккайдо и использовать свои превосходные радары с фазированной антенной решеткой для наблюдения за зловещей колонной кораблей, идущих на север.
Флот продолжал движение на востоку через Охотское море следующий день, достигнув широкого пролива к югу от острова Уруп Курильской гряды. Днем небо над соединением прикрывали пары самолетов МиГ-29 с аэродромов на Курилах. Ночью корабли поднимали собственные вертолеты, расходящиеся широкой дугой впереди и ведущих слежение за подводными лодками противника. Никто пока ничего не видел и не слышал. Со стороны японских военно-воздушных или военно-морских сил не было попыток бросить вызов. У них было уже достаточно проблем с разгневанным драконом, которого они пробудили от долгой спячки, так что довольствовались наблюдением с почтительного расстояния, пока Карпов вел флот в сторону отрытого океана. Вскоре стало ясно, что эта флотилия грозных кораблей намеревалась соединиться с группой «Адмирала Кузнецова», действовавшего у южной оконечности Камчатки и теперь направившегося на юг в точку встречи.
К югу от японского архипелага, младший брат «Адмирала Кузнецова», проданный и перестроенный китайцами годы назад, уже выходил с военно-морской базы Далянь и готовился войти в Желтое море. Стрелки часов тревожно отсчитывали секунды сорока восьмичасового ультиматума, выдвинутого Китайской Народной республикой, и такого мучительного ожидания мир не знал со времен начала Первой Войны в Персидском заливе в августе 1990 года, более тридцати лет назад.
В той войне, и последовавшей через десять лет, после терактов 11-го сентября второй войне против Саддама, было жестоко навязано абсолютное господство западных воздушных и наземных сил. Только долгая асимметричная партизанская война радикальных исламистов доказала, что современный мир не пребывал в эпоху завоеваний и оккупации. Американские войска покинули Ирак и Афганистан без особых успехов, потеряв миллиарды долларов и тысячи убитых и раненых солдат. Теперь все было не так, как во времена Второй Мировой войны, когда Соединенные Штаты решительно присоединились к Союзниками, чтобы победить две ведущие мировые державы и освободить более десятка захваченных врагом стран всего за четыре года. Нет, в начале 21-го века Америка вела войну в Афганистане почти 15 лет, а оставила его в том же состоянии, в котором в него вступила. Всего через два года после того, как были выведены последние части, Талибы занялись своими обычными делами.
На этот раз не американские войска готовились к переброске со своей родины на далекий вражеский берег. На этот раз это были силы коалиции, растянувшейся на половину Земли, союза «СиноПак» между Россией и Китаем, подписанного в 2020 году. Медведь и дракон урегулировали собственные разногласия, договорившись о совместной разработке обширных неосвоенных сибирских ресурсов, благодаря чему испытывающая голод экономика Китая получила нефть, древесину и металлы, а Россия оказалась наводнена финансовыми средствами, так отчаянно необходимыми для возвращения к старым днями, когда она была доминирующим игроком на мировой арене.
Страх неминуемой войны витал над миром, и когда Тайвань провозгласил формальную независимость, декларацию которой приняли как законодательная, так и исполнительная власть, в мире воцарилось безмолвие. У Китая был готов ответ. Вашингтон скривился от всего этого, не сумев предотвратить дипломатическими методами выкручивания рук в последние двадцать четыре часа. Тайвань поддался на драконий блеф и начал звать на помощь, ссылаясь на давний договор с США о взаимной обороне.
Вашингтон осторожно шел по натянутому канату в отношениях Острова и Китая в 1955 года. С одной стороны, США приняли на себя обязательства защищать Тайвань от внешней агрессии, с другой стороны, бросили кость Китайской Народной республике, добавив в договор перед его ратификацией острожную оговорку: «Сенат действует с пониманием того, что ничто в настоящем договоре не может толковаться, как затрагивающее или изменяющее юридический статус либо суверенитет территорий, к которым он применяется».
Это приносило выгоду США в течение многих десятилетий, путем обмена обещаний военной помощи и поддержки Тайваня и Японии на военные базы, которые помогли бы Америке сдерживать Великого Дракона Востока. Но теперь китайцы вышли в море, построив военный флот, обеспечивший им реальную силу.
Сегодня этот флот пришел в движение. Десантные корабли отходили от причалов и пирсов, сопровождаемые быстрыми новыми фрегатами. Новые китайские эсминцы формировали соединения в авангарде оперативных групп, а множество скрытных подводных лодок выползали вдоль длинной береговой черты. Все они направлялись к точкам в регионе, где можно было ожидать встречи с противником.
На материке сотни самолетов выстраивались на военных аэродромах, готовые ко взлету. Некоторые из них, гладкие и малозаметные, уже уходили в ночное небо с ракетами, спрятанным в брюхах, другие, более традиционные, с подвешенными под крыльями тяжелыми бомбами и другой боевой нагрузкой. По всей береговой линии тысячи мобильных пусковых установок баллистических ракет появлялись из пещер, бункеров и туннелей, медленно поднимая кроваво-красные носы ракет навстречу серебристой луне. Холодный «восточный ветер» готов был подняться. Более тысячи ста ракет DF-11 и DF-15 и еще более тысячи старых ракет были готовы для ударов по наземным целям. С ними были еще около 200 смертоносных DF-21, тех самых, что снайперски поразили и уничтожили японский вертолетоносец «Хьюга» в недавнем инциденте у островом Сенкаку/Дяоюйдао.
Лейтенант-коммандер Рид объяснял все это на примере игры в дартс и стрельбы из лука начальнику штаба Леймену, но теперь начинался настоящий ночной кошмар. Системы разведки и спутники фиксировали все это с напряженной настороженностью, в то время как в оперативном центре Белого дома бушевали дебаты: следовало ли США превентивно атаковать и уничтожить китайские разведывательные сети и системы спутниковой навигации?
* * *
Что бы они там не говорили, второй лейтенант Мэтт Иден, находящийся в центре спутниковой разведки на Гавайях, заметив что-то очень интересное на своих системах слежения. Спутник NROL-50 зафиксировал очевидный след трех ракет, запущенных из Космического и ракетного центра Шуанченджи, и Иден быстро потянулся к телефону.
— Говорит «Глубокий черный десять». «Красный один», повторяю, «Красный один», — быстро проговорил он. — Наблюдаю три «Красных стрелы» над Сьерра-Майк-Чарли. Как поняли?
— Вас понял, «Глубокий черный десять». Три «Красные стрелы».
Вот черт, надеюсь, они пошевелятся, подумал он, потому что одна из этих штукуевин могла идти на мой NROL-50, подумал он. NORAD, СТРАТКОМ и J-SOC — Объединенный космический оперативный центр также обнаружат запуск. Они точно заметят инфракрасную сигнатуру и поймут, что это. Чтобы изменить орбиту своего аппарата, ему нужно было подтверждение обнаружения ракеты радиолокационными и оптическими средствами, а также точную траекторию ее движения. Спутники могли быть сбиты обычными ракетами с инфракрасными системами наведения, выходящими на орбиту для совершения маневра, напоминающего столкновение частиц в ускорителе. Боеголовка выходила на более высокую орбиту, а затем начинала снижение, приводящее к столкновению со спутником на скорости более 29 500 километров в час.
Пока Запад обсуждал различные варианты, Восток начал действовать. Случившееся у островов Сенкаку было просто прелюдией. Три ракеты, обнаруженные Иденом, были первым залпом войны, которая вполне могла положить конец всем войнам. Но они были и последним, что он обнаружит.
Далеко внизу, в скалистых горах провинции Синцзян медленно разошлись две бетонные створки шахты, и из глубокого бункера на двух тонких рельсах медленно выкатилось устройство, напоминающее массивный прожектор. Оно развернулось, направляя большую сферу в небо, словно огромный телескоп. Через несколько секунд мощный лазер сработал, и его луч исчез в небе. Ослепляющее устройство вывело из строя спутниковые глаза Мэтта Идена.
ГЛАВА 35
Карпов стоял на главном командном посту крейсера «Киров», глядя на восход солнца над просторами Тихого океана. Они находились как раз на его пороге, проходя пролив к югу от острова Уруп, примерно в 250 милях к северо-востоку от Хоккайдо. Он посмотрел через бинокль на север, где над островом поднимался давно спящий вулкан Демон. Голоценовый стратовулкан, до сих пор не известный значительными извержениями, медленно пробуждался, сотрясая регион последний месяц, побудив вулканологов начать за ним пристальное наблюдение. Демон пробуждался.
Впереди он видел три передовых корабля своего формирования. Возглавлял его новый фрегат «Адмирал Головко», за которым следовал превосходный новый эсминец «Орлан». За ними двигалось ядро корабельной ударной группы. Старый крейсер «Варяг» типа «Слава» вышел за пределы расцвета сил, но все еще представлял значительную угрозу благодаря своим шестнадцати сверхзвуковым ракетам П-1000 «Вулкан» с дальностью до семисот километров. Это был последний корабль флота, способный использовать эти старые ракеты[120]. Также, он нес шестьдесят четыре зенитные ракеты большой дальности С-300, которые «Киров» столь эффективно использовал против военно-воздушных силы Великобритании, США, Италии и Японии в ходе своих таинственных рейдов в далекое прошлое. Никто на «Варяге» не знал об этом, и его капитан Мышелов было более чем счастлив иметь возможность оглянуться через плечо и увидеть за спиной самый мощный надводный боевой корабль флота.
«Киров» шел последним в основной группе, раненый, но продолжавший игру. Заделанная пробоина хорошо держала открытое море и скорость 25 узлов. В пусковые установки были загружены новые ракеты — двадцать «Москит-2», десять гиперзвуковых MOS-III «Старфайер» и десять П-900[121] — корабль превосходил по огневой мощи «Варяг» более чем в два раза. У Карпова также имелся хвости в виде четырех старых противолодочников типа «Удалой», которых он расположил группами по два по обе стороны от корабля в качестве прикрытия. «Маршал Шапошников» и «Адмирал Трибуц» шли по левому борту, «Адмирал Пантелеев» и «Адмирал Виноградов» по правому. Глубоко под водой широкой дугой двигались десять подводных лодок, прикрывая флот, идущий на соединение с «Адмиралом Кузнецовым».
Роденко доложил о воздушной групповой высокоскоростной цели прямо по курсу, но тревоги не объявил. Это было звено из трех МиГ-29 и одного Су-33, шедших ромбом и отдающих честь новому королю северной части Тихого океана Владимиру Карпову. Самолеты прошли на малой высоте, сверкая на солнце стреловидными крыльями и оставляя за собой белые инверсионные следы в голубом утреннем небе. Грохоту самолетов вторили крики людей с палубы, махавших руками своим товарищам. Три МиГ-а резко отвернули и разошлись в разные стороны, набирая высоту, единственный Су-33 продолжил полет, покачивая крыльями.
Карпов улыбнулся. Да, теперь его называли так, король севера Тихого океана. Похожего титула ранее удостаивался Вольский в те времена, когда руководил в Североморске. Ныне адмирал был прикован к своему столу в Фокино, занимаясь координацией действий всех сил флота, вопросами материально-технического обеспечения, развертыванием авиации, а также неизбежными политическими проблемами, которые все это вызывало. Одновременно он руководил смелой операцией по спасению Федорова и остальных на Каспии с участием основной части группы морской пехоты корабля и начальника инженерной части Добрынина.
План Федорова использовать Анатолия Александрова был блестящим, подумал он. Знать, что флоту очень скоро предстоит вступить в бой, было тяжело, и не было никакого способа благополучно вывести «Киров» из боя, вернувшись в прошлое. Однако теперь Карпов испытывал странное ощущение после удаления стержня №25, словно он забыл бумажник или ключи, или пытался улыбаться при отсутствии переднего зуба. «Киров» больше не был кораблем с волшебной палочкой. Возможности и могущество, дарованные стержнем №25 пропали, и теперь он ощущал себя богом, низвергнутым на землю и ставшим простым смертным. Да, теперь все сводиться к плоти, крови и стали, как и говорил Вольский. Мы больше не можем держать время на ладони, по крайней мере, не я. Возможно, так оно и к лучшему. Это слишком великое искушение, и я не могу больше идти на песни сирен, как раньше. Я должен жить здесь и сейчас. Но что все это будет значить для Федорова, Орлова и остальных? Мысль о том, что его судьба, как и судьба всего мира по-прежнему танцевала на лезвии бритвы, оставалась все такой же тревожной.
Он выбросил все это из головы, стараясь сосредоточиться на корабле и своей задаче. «Кузнецов» уже поднял вертолеты с системой ДРЛО «Око», обеспечивая им загоризонтальный обзор, и передал данные по вероятному противнику.
5-я авианосная ударная группа вышла из Йокосуки в Токийском заливе с мощной эскадрой американского 7-го Тихоокеанского флота. Она состояла из авианосца «Джордж Вашингтон», сопровождаемого двумя ракетными крейсерами типа «Тикондерога», «Энтитем» и «Шайло». Словно этого было мало, с ними находилась большая часть 15-й эскадры эсминцев в составе пяти грозных кораблей типа «Арли Бёрк»: «Уилбур», «Маккейн», «Фитцджеральд», «Лассен» и «Маккемпбелл». Еще два сопровождали корабль управления «Блю Ридж», державшийся к югу от авианосной ударной группы. Карпов знал, что где-то там будут также корабли материально-технического обеспечения, а также что мощную флотилию будут, несомненно, сопровождать подводные лодки.
Опять проклятый американский флот, подумал он, и уже не тот, что я порвал на части восемьдесят лет назад. Да, тогда я потопил «Уосп» и старый линкор, но теперь все гораздо хуже. Еще два американских авианосца направлялись в регион — «Эйзенхауэр» уже был в Сингапуре, а «Нимиц» шел на запад от Перл-Харбора. Китайцы займутся «Эйзенхауэром», но два других… Он полагал, что «Вашингтон» направиться на юг, чтобы поддержать японцев в Восточно-Китайском море. Вместе этого он направился на восток, чтобы занять блокирующую позицию на случай, если я поведу флот на юг.
Вероятно появление «Нимица», подумал он. Это был корабль, на котором сняли классический научно-фантастический фильм «Последний отсчет». Какая ирония. Если бы только актер Кирк Дуглас знал то, что я знаю сейчас[122]. Карпов улыбнулся, осознавая, что ударная группа «Нимица» будет представлять серьезную угрозу. Против одной из этих группу его силы были адекватны… Но против обеих?
У него были веские причины опасаться: «Нимиц» шел не в одиночку. Он был ядром 8-й авианосной ударной группы, и по данным разведки его сопровождал ракетный крейсер «Принстон» и 23-я эскадра эсминцев. Еще одна свора эсминцев типа «Арли Бёрк»: «Джон Пол Джонс», «Говард», «Сампсон», «Лоуренс», а также два солидных фрегата ПЛО «Тач» и «Вэндегрифт». Таким образом, даже при том, что он имел в своем распоряжении весь российский Тихоокеанский флот, к утру американцы превзойдут его вдвое. Что ему делать? У него было сорок два самолета на «Адмирале Кузнецове» и дополнительные наземные авиационные соединения, если он останется достаточно близко к берегу, но американцы располагали почти 200 самолетами!
Он знал, что в его распоряжении имелась скрытная и опасная подводная лодка «Казань», действовавшая впереди его кораблей, одна из лучших наших, подумал он. Тем не менее, американцы тоже имели подводные лодки, и это будут не старые дизельные лодки, которые я топил раз за разом. Он знал, что как минимум одна лодка типа «Лос-Анджелес» «Ки-Уэст»[123] уже вышла с Гуама, а на совещании ему доложили, что ему следовало ожидать присутствия как минимум еще одной лодки типа «Лос-Анджелес». Если мы встретимся снова, подумал он, я больше не дам ее капитану выкурить сигару. Он был лучшим, кому Россия могла поручить эту задачу, у него были лучшие корабли, которые были. Будет ли этого достаточно? Хотя бы примерно? Все, что он мог делать, это верить в свой корабль и его экипаж, а также в себя.
Да, сейчас все сводилось к этому — плоти, крови, стали, и чему-то еще — уму и силе воли. Ему потребуется все свое мастерство в ремесле войны, чтобы выжить и победить. Что могли противопоставит американцы? Они никогда не сталкивались в реальном бою с нами, мы никогда не сталкивались с ними. Теперь увидим, насколько хороши «Москиты-2» против защищенных целей. Этот бой будет совершенно иным. Не будет размеренных неторопливых пусков ракет по одной-две по неуклюжим вражескими линкорам. Нет. На этот раз сражение будет быстрым, жестким и беспощадным. Его мысли занимала борьба за первый залп. Должен ли он был взять инициативу в свои руки и нанести удар первым, создав по хотя бы одной из этих грозных ударных группы огонь достаточной силы, чтобы гарантированно опустошить ее? Последствия будут серьезны. И что он в таком случае сможет противопоставить второй авианосной группе?
— Роденко, — спокойно сказал он. — Как только вы обнаружите воздушные цели в районе ударных групп «Нимица» либо «Вашингтона», объявите по кораблю боевую тревогу. Помните, что вы исполняете обязанности старпома. Следите за всем, словно ястреб. Если обнаружите что-либо хотя бы отдаленно похожее на ударную эскадрилью, немедленно привести в готовность С-400. Самсонов, в случае подтверждения атаки я хочу, чтобы мы были готовы дать полный залп «Москитами-2».
Оба офицера кивнули, понимая, что игра изменила правила. Это была та война, которой они никогда не видели, но к которой готовились долгие годы. Здесь счет шел на минуты и секунды, и никак не походило на те сражения, в которых они участвовали десятилетия назад, сталкиваясь с ничего не подозревающим противником, имевшим мало шансов нанести «Кирову» существенные повреждения.
— Тихий океан, — сказал Карпов. — Что же, это не надолго. Добро пожаловать в ад, товарищи офицеры. Добро пожаловать в ад на земле.
Его слова словно подчеркивал далекий гул дремлющего вулкана Демон на острове Уруп[124]. Карпов видел новый столб дыма и пепла, поднимающийся над конической вершиной. Внезапно ему в голову пришла интересная идея.
* * *
Капитан ВМФ США Джеймс Таннер сидел в командирском кресле авианосца «Джордж Вашингтон», думая о сотне вещей. Он ожидал маневра в южном направлении для поддержки японцев у Окинавы с севера, образуя клещи вместе с идущим с юга «Эйзенхауэром», однако приказы были пересмотрены. Он должен был занять позицию у побережья Японии, сдерживая продвижение российского Тихоокеанского флота до подхода «Нимица». Затем, в зависимости от ситуации, он должен будет либо передать эту задачу «Нимицу» и направиться на юго-запад, как и было запланировано, либо совместно с «Нимицем» отбросить русских. В любом случае впереди ожидались весьма напряженные дни.
— Энсин Пайл[125], где сводка? Я не могу ждать весь день, мистер.
- Виноват, сэр, — Пайл подошел к нему с планшетом с последней сводкой по российским силам.
— И? — Таннер нетерпеливо взглянул на него.
— Так точно, сэр. Основные силы сосредоточены вокруг нового линейного крейсера к югу от острова Уруп. В настоящее время они состоят из линейного крейсера «Киров», крейсера «Варяг», четырех старых эсминцев типа «Удалой», одного нового фрегата и нового эсминца «Орлан», сэр. Судя по всему, они движутся на соединение с меньшей авианосной группой в составе «Адмирала Кузнецова» и трех старых фрегатов типа «Кривак».
— Кривак?
— Так точно, сэр. «Кирвак» — хот-доги, труба, пушки сзади.
Таннер пренебрежительно посмотрел на него, но и сам вспомнил этот старый речитатив. Хот-догами называлась счетверенная передняя ракетная пусковая установка, затем на миделе находились дымовые трубы, а на корме две башни с 76-мм орудиями. — Не видел таких уже много лет, — сказал он. — Должно быть, их достали откуда-то с самого дна погреба.
— Похоже, что да, сэр. Эти «Удалые» не доставят серьезного беспокойства. Это «Влад», «Папа», «Виноград» и «Пантивейст»*. — Пайл называл корабли собственными прозвищами. «Владом» он именовал «Адмирал Трубиц», «Маршал Шапошников», названный в честь старого советского маршала он именовал «папой». «Виноград» был кличкой для «Адмирала Виноградова», а «Пантивейст» для «Адмирала Пантелеева»[126]. — Но я бы не стал сбрасывать со счетов крейсер типа «Киров», сэр. Он выглядит достаточно сурово.
- Не могу спорить. Нам пришлось немало погоняться за этим кораблем по Норвежскому мою прежде, чем он снова был введен в строй.
— Я слышал, что этот новый корабль еще более серьезен, сэр.
— Возможно, Пайл. Возможно. — Таннер потер подбородок.
— Но что он делает здесь, сэр? Мои последние данные говорят, что «Киров» является флагманом Северного флота.
— Читали что-то об этом, энсин? Не важно, где этот корабль был, когда вы проверяли в последний раз. Он там и намерен дать нам по роже. Хорошо. Оставьте планшет мне и убирайтесь. Мне надо подумать и ваше присутствие, черт побери, этому не способствует.
— Слушаюсь. То есть, так точно. — Пайл удалился, чтобы найти себе какое-то иное занятие, и Таннер ухмыльнулся ему вслед. Фрегаты типа «Кривак». Он посмотрел на оператора систем вооружения лейтенанта Дикена, которого персонал мостика называл «Уиззо», прозвищем, позаимствованными у ребят из ВВС[127].
- Скажи мне, Дик. Какие ЗРК могут нести эти «Криваки»? Прошло много лет.
Дикен произвел проверку, выведя на экран данные по кораблям этого типа.
— Похоже, что SA-N-4 «Геккон»[128], сэр. Дальность до пятнадцати километров, высота до двенадцати. Хорошая боевая часть, 16 килограммов, с радиусом поражения около пяти метров. Но они не побеспокоят наши самолеты, сэр. Это просто приманки для ракет.
- Чертовски слабое прикрытие для единственного авианосца раски[129]. Не удивительно, что они идут на соединение с надводной ударной группой[130].
- Так точно, сэр.
— Нам есть о чем беспокоиться, Дик?
— Проклятые С-300 на «Кирове», сэр. Дальность 150 километров и быстрые, что те молнии.
— Черт их дери, — сказал Таннер. — Наши «Гарпуны» имеют загоризонтальную дальность, но С-300 могут быстро их перехватить.
Ни Дик, ни Таннер не знали о модернизации, которую «Киров» прошел перед отплытием из бухты Золотой Рог. В передней части палубы теперь находились более совершенные ракеты зенитно-ракетного комплекса С-400Ф «Триумф», имевшие дальность до 400 километров.
— Это так, сэр. И не думайте о «Томагавках», Они чертовски медленные. Мы вывели TASM[131] из состава вооружения кораблей очень давно, и скатертью им дорога. Однако русские располагают замечательными ПКР. Эти новые «Санберн-2» реальная угроза, а «Старфайеры» еще быстрее.
Таннер повернулся к оператору радара.
— Боуги, дальность до ОГ «Кирова»?
— По данным с Мисавы примерно восемьсот морских миль, сэр. «Хокай» подтверждает… Да?… Что такое? — Энсин Боуги нажал несколько переключателей на панели спутниковой связи. — Сэр, я только что потерял данные со спутника GPS. Провожу проверку, но канал полностью закрыт. Не думаю, что это сбой системы.
Таннеру это не понравилось. Ни на йоту.
— Кто-то пальнул в наши спутники?
— Я веду проверку, сэр. Пока ничего… Секунду… Подтверждаю, сэр. Фиксирую удар противоспутниковой ракеты на ноль-девять-четыре.
Таннер стиснул зубы, смиряясь с тем, что ему предстоят прямые действия, и притом очень скоро.
— Это серьезный вызов для нас, а также для японцев, — сказал он. — Ну вот и все, господа. Мы привели сюда 100 000 тонн не чтобы позагорать. Вызовите командира авиационной части и прикажите поднимать «Королевскую булаву» немедленно. «Гремучников» поднять на палубу вместе с «Дамбастерами»[132]. Всем орлам чистить перья.
— Так точно, сэр, готовность к удару. «Булавы» и Змеи» идут первыми.
27-я ударная истребительная эскадрилья «Королевская булава» все еще была оснащена F/A-18 «Супер Хорнет», но этот самолет все еще имел широкие возможности за счет новой авионики и средств снижения заметности, хотя по планам должна была быть перевооружена на F-35. Эскадрилья была создана в 1967 году. Тогда она была оснащена А-7 «Корсар» и участвовала в войне во Вьтенаме. Они провели над Намом первую половину 70-х, затем обеспечивали воздушное прикрытие во время попытки освобождения заложников в Иране в 1980-м, и получили первые «Хорнеты» в 1991, во время первой войны в Персидском заливе. Двадцать лет назад они участвовали в операции в Афганистане, начавшейся после терактов 11-го сентября и Второй войне в Персидском заливе. Чего у палубной авиации США было не отнять, это налета, больше, чем у всех остальных стран на земле вместе взятых.
Таннер обдумывал ситуацию, когда лицо энсина Боуги вдруг приобрело изумленное выражение.
— Сэр, вызов от русских. Прямо и четко.
— Что, телефонный звонок из Москвы?
— Никак нет, сэр. Вызов от надводной ударной группы противника. Ее командир на линии. Их офицер связи переводит на английский.
Таннер приподнял брови.
— Нда, черт меня бери.
ГЛАВА 36
Николин переводил так хорошо, как только мог.
— Доброе утро, капитан. Чем могу быть полезен? — Перевел он слова американского капитана, и посмотрел на Карпова, ожидая ответа.
— Скажи ему, что у нас здесь одна из тех интересных ситуаций, которые мы вроде как репетировали последние восемьдесят лет. Я просто хочу убедиться, что он запомнил черту. — Николин перевел с улыбкой.
— Как же, мы тоже знаем свою часть достаточно хорошо, капитан. Я просто не понимаю, зачем вы здесь портите нам выступление.
Николин работал очень хорошо, и разговор плавно пошел дальше, хотя Роденко и всем другим членам экипажа на мостике казалось, будто Карпов говорит с самим Николиным, и кое-что из того, что тот переводил, заставляло их смеяться. Карпов тоже улыбнулся сам себе, понимая значение этой пикировки, и продолжил словесный поединок со своим американским коллегой, командовавшим авианосной ударной группой на юге.
— Разумеется, — сказал Карпов. — Вы привыкли думать, что вы звезда первой величины на сцене. Но сегодня у меня для тебя сюрприз, капитан. Призрак пришел в оперу этим утром, и я стою прямо на его мостике. — В момент подобных переговоров всегда было нужно слегка побить себя в грудь. Карпов ожидал подобного от американцев и думал, что начнет сразу с ракет.
Николин слушал, и его глаза ярко блестели из-под гарнитуры.
— Да неужели! Это что, вы и те четыре старых «Удалых», которые плетутся за вами? Вытащили их на какие-то новые маневры и планируете снова раствориться, как уже сделали в Атлантике?
— А вы нас потеряли? — Улыбнулся Карпов, пропуская мимом ушей оскорбление, как и большая часть персонала мостика. — Мы поспешили домой, как только смогли. Кстати, спасибо, что проводили до дома. Я надеюсь, офицеры «Ки-Уэста» смогли насладиться сигарами.
Раздались новые смешки, но Николин продолжал сосредоточенно слушать. Он посмотрел на Карпова, прикрыл рукой микрофон и прошептал:
— Теперь он говорит более серьезно, товарищ капитан. Думаю, сейчас он намерен поговорить. — Мгновением спустя он начал переводить.
— Послушайте, капитан. Я нахожусь на более чем ста тысячах тонн военной мощи к востоку от вас. Нас больше, и это наше выступление. Я говорю сейчас от имени ВМФ Соединенных Штатов, как его уполномоченный посол. Так что вот вам мое послание: вы и ваш флот можете делать что хотите в Охотском море. Можете наведаться на Камчатку. Я слышал, что сейчас там отличная погода. Но вы вышли в открытый океан, а это моя зона ответственности. Вы меня понимаете?
Карпов ожидал этого. Американцы контролировали все открытые океаны, особенно здесь, на Тихом океане после своей решительной победы во Второй Мировой войне. Парадоксально, подумал он, ведь это «Киров» сыграл важную роль в уравнивании шансов для американских авианосцев, когда те столкнулись с превосходящими силами Ямамото всего несколько недель назад. То есть для него. Для его противника это была древняя история.
— Да, я забыл. Вы, американцы, мировой полицейский. Что же, я боюсь, всему остальному миру такой подход никогда не нравился, капитан Таннер. Ваша политика, возможно, зачастую была и правильна, но вы не единственная страна, имеющая решительных людей на борту военных кораблей. Только смелым покоряются моря, и я один из таких. И этот корабль тоже. Мне не нужно ваше разрешение, чтобы выйти в эти воды. Краснознаменный Тихоокеанский флот будет действовать там, где сочтет нужным.
— Вот как? Это так вы это теперь называете? И куда вы направляетесь, капитан? Намерены укрепить китайцев в этой заварухе с Тайванем?
— Слышали о «СиноПак», мистер Таннер? Вы прекрасно знаете, что мы вынуждены следовать соглашениям, заключенным Россией.
— Как и мы, мистер Карпов, — американец впервые назвал его по имени. — Соединенные Штаты несут обязательства по защите Японии и Тайваня. Но не будем копаться в таких подробностях, верно?
— Полагаю, что нет, — ответил Карпов. — Мы здесь просто затем, чтобы вы знали, что китайцы будут не одни. Вам следует тщательно обдумать свой следующий шаг, капитан. Очень тщательно.
— Черт меня дери, если это не угроза… — Николин прервался. — Это сарказм, товарищ капитан, — прошептал он и продолжил переводить. — Смотрите, Карпов. Мы не разбираемся в дипломатии. Я оставляю это на людей в костюмах и просто выполняю приказы. И это наша задаче решать, что случиться между моими кораблями и вашими. Вы, раски, любили сходиться с нами борт о борт в свое время, но те времена прошли. Ваши корабли ржавели в гаванях последние двадцать лет.
— То же можно сказать и вашей прекрасной леди, капитан, как и о вашем приятеле на востоке, о «Нимице». Он ведь был введен в строй в 1975, или как?
Николин сделал паузу.
— Старый, да удалый, — продолжил он. — И мы немало пошумели в свое время. Дело в том, что мы были здесь еще тогда, когда вы, капитан, пешком под стол ходили. Этим все сказано. Мы все о вас знаем. Я не думаю, что вы когда-либо участвовали в серьезном бою, а я да. Я бил Иракцев, иранцев и афганцев[133]. Я был молотом нашего правительства достаточно долго. Будете распушать на меня перья, и я заполоню самолетами небо. Это пятая авианосная ударная группа, попрошу отметить слово «ударная». Вам понятен намек, сэр?
— Более чем, капитан. И позвольте сказать кое-что и вас. У вас есть выражение насчет дилеммы быть зажатым между дьяволом и глубокими синим морем, я прав? Вы уже в море. А я дьявол. У меня нет перьев, только красивые толстые копыта, заостренный хвост и два красных рога. Я не тот человек, которое вы можете не воспринимать всерьез, и я не советую вам недооценивать возможности российского флота.
— Вот как? Ну что же, я смотрю ваши учения в прошлом месяце вскружили вам голову. Ладно, Карпов, достаточно этих игр. Я скажу вам прямо и открыто. Я стою у берегов Японии по одной простой причине — мне приказано находиться здесь правительством Соединенных Штатов, и никто другой не будет наступать на мою тень. Останетесь со своими бабушками на севере, и я не стану с вами ссориться. Направитесь на юг и пересечете 43-ю параллель, и я должен будут предположить ваши темные намерения. Узнав об этом, я и сам начну вести себя плохо. Сделаете это, и мои самолеты закроют собой небо и испортят вам утро. Вам это понятно?
Карпову это не понравилось, но он задумался на секунду, и ответил.
— Что-то подсказывает мне, капитан, что небо все равно скоро станет черным, капитан, и не только здесь. Однако вы и я можем кое-что сделать этим утром, если мы хотим продолжать в том же духе. У вас есть свои приказы, у меня свои. Вы здесь, чтобы следить за нами. Я здесь, чтобы сделать за вами. Все просто. Мы поступали так последние восемьдесят лет, и ничего не изменилось. Однако есть закономерность — когда в море выходит столько железа, все может выйти из-под контроля. Итак, позвольте мне быть столь же откровенным с вами. Если я увижу что-то, хотя бы отдаленно напоминающее ударные самолеты в пределах 200 морских миль от моих кораблей, направляющееся в нашу сторону, я вынужден буду предполагать вашу атаку. Вам ясно, капитан? Вы меня поняли? Если хотите, можете полетать вокруг своих кораблей и погонять чаек, это ваше право. Направитесь в мою сторону, и продолжите разговор с ракетами. Я хотел поговорить с вами только затем, чтобы попытаться избежать этого варианта. Еще что-нибудь прежде, чем вы вернемся к утреннему кофе?
Николин долго молчал.
— Он раздумывает, товарищ капитан… — Затем перевел: — Я думаю, мы поняли друг друга, Карпов. Помните о 43-й параллели. Да, я тут погоняю чаек. Это любимое занятие для любого командира авианосца. Но, как я слышал, на севере их довольно мало.
Это был тонкий намек Карпову, что американцы не собирались усиливать напряженность. Обе стороны явно демонстрировали флаг и стоящие за ним мускулы, но оба капитана явно не хотели, чтобы ситуация зашла дальше, чем нужно.
— Совсем не помню, чтобы я видел чаек этим утром, — ответил Карпов. — И еще я слышал, что воды к югу от 43-й параллели до сих пор загрязнены после аварии на Фукусиме. Да, капитан Таннер. Я думаю, мы поняли друг друга. Я полагаю, что мы можем только надеяться, что наши правительства смогут достичь подобного взаимопонимания. Наслаждайтесь кофе. Конец связи.
Капитан Таннер почесал голову с ошеломленным выражением на лице. Карпов прозрачно намекнул ему, что не намерен пересекать 43-ю параллель и не представлять угрозы, если его флот не приблизиться более чем на 200 морских миль. Его палубные самолеты должны были подойти ближе для применения «Гарпунов». AGM-84L Block-II имели дальность 150 миль.
Раски все еще любили говорить жестко, но времена, когда они могли отвечать за свои слова прошли давно. Этот линейный крейсер все еще был опасным кораблем, что не вызывало сомнений, но вот компания у него была слабовата. С 5-й и 8-й авианосными ударными группами у меня будут 200 вооруженных до зубов самолетов, а этот парень думает, что может тыкать мне пальцем в нос? Воплощенный дьявол, твою налево? Он прочитал досье Карпова и не нашел там чего-либо, производящего особого впечатления. Этот человек, похоже, никогда не производил реального пуска ракеты по реальной цели за всю свою несчастную жизнь. Так какого черта он думал, что может диктовать условия ВМФ Соединенных Штатов?
Таннер подумал направиться на север и проверить этого человека на блеф, после чего отправить ржавые ведра, которые тот назвал Краснознаменным Тихоокеанским флотом во Владивосток и на Камчатке, где им было самое место. Тем не менее, он решил, что пока проявить «понимание» было намного предпочтительнее морского боя. Ему не пришлось размышлять об этом слишком долго, так как примерно через десять минут после переговоров с русскими он получил сообщение с пометкой «СРОЧНО — Z» и проверил код подтверждения, после чего отдал старпому. Гриф «СРОЧНО — Z» присваивался самым неотложным сообщениями в боевой обстановке и означало, что они должны были приниматься немедленно и исполняться в приоритетном порядке.
— СРОЧНО, СРОЧНО, СРОЧНО, — начал он читать вслух, просматривая остальное. Матерь Божья! Кто-то начал рвать на заднице волосы. Ему было прямо приказано немедленно обнаружить и уничтожить линейный крейсер «Киров» любой ценой.
Ему придется отказаться от своего джентльменского соглашения с российским капитаном. Теперь внезапное изменение приказов, отправившее его сюда вместо Восточно-Китайского море и поспешное выдвижение группы «Нимица» на запад обрели смысл. В Вашингтоне хряпнули чего-то действительно забористого, подумал он. Видимо, они хотели убедиться, что русские понимают, что США настроены серьезно, и лучшим способом довести до них эти сведения было отправить их на морское дно. Но почему свет клином сошелся на именно этом корабле?
Он посмотрел на старпома.
— Гриф «СРОЧНО — Z». Скажи командиру авиационной части удвоить ударную нагрузку. Я хочу, чтобы «Булавы» и «Змеи» были готовы отработать на отлично.
— Так точно, сэр, — Паттерсон имел обеспокоенный вид. — Вы полагаете, дело в уничтожении спутника, сэр?
— Возможно, но разведка говорит, что за этим стоят китайцы. PACOM докладывает, что они выпустили три «Красные стрелы» и задействовали лазер этим утром. Они сбили два навигационных спутника системы GPS и пару разведывательных спутников, проходивших над ними. Я полагаю, они претендуют на то, что все, что находится выше Китая, также принадлежит им. Кому-то они начали серьезно мозолить глаза и кто-то решил что-то сделать. Мы, вероятно, атаковали их нашими новыми «Скайболтами», чтобы сравнять счет, но если дело дошло до спутников, это чертовски серьезная эскалация. Вашингтон явно хочет приложить кого-то молотом. Но причем здесь этот крейсер? Хвататься за русских это бред собачий, особенно так поспешно. Чем «Киров» так отличается от какой-нибудь слишком любопытной подлодки раски? А теперь мы должны уничтожить всю их надводную оперативную группу.
— Это лучшее, что у них есть, сэр. Выведите из строя «Киров», и русские, в основном, вернуться домой и не станут нам мешать.
— Что по «Адмиралу Кузнецову»?
— Мы можем с ним справиться, сэр. Полагаю, мы убьем двух русских зайцев одним ударом этим утром.
Таннер посмотрел на чашку с кофе, ощущая, что она холодна, как камень.
— На дне этого океана так много мертвого металла, — безнадежно сказал он. — Полагаю, что Дэйви Джонсу потребуется еще немного места в своем рундуке. Нам остается лишь надеяться, что не для нас.
* * *
За половину мира от них другой российский морской офицер доставлял сообщение лично, находясь в одной из российских подводных лодок, любящих всюду совать нос и на этот раз засунувших его слишком далеко. Тигр крался по мексиканскому заливу. «Тигр», лодка типа «Улучшенная «Акула», действовала на глубине менее 60 метров в море, над которым бушевал ураган «Виктор». Как и животное, давшее ему имя, лодка была гладкой и опасной. Она была оснащена 8 торпедными аппаратами с боезапасом 40 торпед. Способная развить под водой скорость более 30 узлов, она была очень тихой для старой лодки, и была одной из лучших, не считая трех новых лодок типа «Ясень».
Но «Тигр» не был достаточно тих этим утром, медленно двигаясь через загрязненные нефтью воды залива. У северного побередья Кубы она была обнаружена американской подводной лодкой «Джон Уорнер» типа «Вирджиния», одной из лучших ударных подводных лодок в ВМФ США, превосходившей все, что имели в распоряжении русские. Командир лодки Дэн Филлипс держал «Тигра» на прицеле и палец на спуске. Что это все значило? Учитывая события на Тихом океане, для русских было смелым и провокационным шагом отправлять «Акулу» в Мексиканский залив, и самым неразумным действием, которое только могло прийти Филлипсу в голову.
Его гидроакустик отслеживал российскую подлодку сонаром в пассивном режиме и похоже было, что на ней даже не знали о присутствии американцев. У них были готовы у пуску две торпеды. А затем акустик услышал то, чего боялся каждую минуту, проведенную в море.
— Говорит сонар. Торпедная атака! Дальность 1 500 и… И увеличивается, сэр. Она движется не в нашу сторону.
— Не в нашу сторону? Филлипс быстро взглянул на прозрачный планшет и сразу понял, что происходит.
— Матерь божья! — Выдохнул он. — Аппараты два и четыре, — резко сказал он. — Товсь!
— Сэр, аппараты два и четыре готовы!
Несколькими секундами спустя две торпеды Mk.48 оказались в воде, и пошли, следуя системам самонаведения, к далекому тигру. К тому моменту как «Акула» услышала их и собиралась развернуться, чтобы показать зубы, Mk.48 уже зафиксировали цель и их активные системы самонаведения вели их вперед безошибочно. Мгновением спустя они ударили по цели с раскатом подводного грома. Две 295-килограммовые боевые части практически разломили российскую лодку пополам. Однако «Тигр» уже сделал то, для чего прибыл сюда этим утром. Он выпустил одну 650-мм торпеду с массивной 450-килограммовой боевой частью, хотя больше никогда не выпустит другой.
Акустик «Джона Уорнера» был прав. Торпеда уходила на высокой скорости, но направлялась не на американскую лодку, а на гораздо более заманчивую цель в темных водах впереди. Она наводилась на подводную часть морской нефтяной платформы над месторождением «Тандер Хорс», находящемся в совместной разработке «Бритиш Петролеум» и «Эксон Мобил», представшую собой одну из крупнейших буровых платформ в заливе. Ураган «Виктор», скорость ветра при котором достигала 360 километров в час, сделает все остальное.
* * *
Несколько часов спустя уранан удалился к побережью Техаса, и вертолет «Бритиш Петролеум» прошел над объектом малой высоте. Его пилот пришел в ужас от того, что увидел. Он вылетел из Порт-Форчан в устье Миссисипи, совершая облет для оценки повреждений, нанесенных ураганом «Виктор». По предварительным оценкам, 15 платформ получили повреждения, требующие ремонта, как минимум, в течение недели, возможно дольше. Это была последняя точка маршрута, жемчужина совместного проекта ВР и «Экксон» в регионе. Они приближались к «Тандер Хорс», крупнейшей в мире полупогружной нефтяной платформе, на верхней части которой можно было расположить три футбольных поля. В данный момент она была полностью затоплена.
— Взгляни! — Пилот указал на поврежденную платформу. «Тандер Хорс», стоявшая на массивных стабилизирующих колоннах оранжевого цвета, почти полностью ушла в воду. С установкой, построенной в Корее и доставленной в Корпус-Кристи в штате Техас в 2004 году, проблемы начали сразу же. Какая-то криворукая обезьяна установила некачественную шестидюймовую трубу, что привело к нештатному затоплению балластных цистерн в 2005, в результате чего платформа сильно накренилась и потребовалась неделя на то, чтобы откачать воду и вернуть платформу в правильное положение. Шесть недель спустя она выдержала удар урагана «Катрина», и несколько крупных штормов более поздних лет не создавали, казалось бы, серьезной опасности для огромной платформы. Но 650-мм торпеда была чем-то иным — чем-то, на что проектировщики никогда не рассчитывали.
— Как такое могло случиться? — Находившийся на вертолете инженер знал, что прямого удара «Виктора» на платформу не пришлось. Тем не менее, разрушения были очевидны. — Вы не могли бы снизиться, чтобы я мог взглянуть с другой стороны? — Детские болезни на платформе были окончательно устранены в июне 2008 года, и она, как ожидалось, должна была дать более миллиарда баррелей нефти за 25 лет расчетного срока эксплуатации. Но теперь возникла проблема, обещавшая серьезные коррективы этих планов. 250 000 баррелей, которые она должна была дать только в эти сутки, очевидно, не будут поставлены, не говоря уже о 5,66 миллионах кубометров газа. Опоры платформы явно сорвало. Глубина океана составляла здесь до полутора километров с отдельными впадинами до двух и более. Одна из массивных опор полностью скрылась под водой.
— Черт, теперь, когда «Мэд Дог» поврежден, мы не можем потерять «Тандер Хорс», — сказал инженер.
«Мэд Дог» был одним из пятидесяти проектов «Голдман Сакс», призванных изменить мир. Это был самый большой в мире комплекс добывающих сооружений, созданный в Мексиканском заливе примерно в 190 милях к югу от Нового Орлеана в области Грин-Кэньон. «Мэд Дог» был прочно установлен на морском дне, добывая около 100 000 баррелей нефти и 1,7 миллионов кубических метров природного газа в сутки, намного меньше, чем «Тандер Хорс», но тоже значительно. Он также был поврежден, но не настолько.
— Мне доложить? — Осторожно спросил у инженера пилот.
— Лучше сообщить бригаде на «Мэд Дог», чтобы они прибыли сюда, — сказал инженер. Там уже велись работы над восстановлением 610-мм отвода, соединяющего «Мэд Дог» с нефтепроводом «Цезарь». Природный газ с платформы поступал по 406-мм отводу к газопроводу «Клеопатра». Оба этих трубопровода были частью «Марди грас», трубопроводной системы «Бритиш петролеум» в Мексиканском заливе.
— Господи, — Инженер почесал голову, широко раскрыв от удивления глаза. — Там еще и пожар! С отключением «Цезаря» и «Клеопатры» и затоплением крупных платформ вроде этих, у нас будут многие недели сплошного гемморроя. Лучше дунуть в горн. Этой малышке нужна помощь и срочно! Черт, она вот-вот затонет!
— Понятно, — сказал пилот, настраивая гарнитуру. — «Мэд Дог», «Мэд Дог», я «обходчик», как слышите, прием.
Нечеткий голос ответил через несколько секунд.
— Слушаю тебя, «Обходчик».
— «Тандер Хорс» выведена из строя, мужики. Повторяю, «Тандер Хорс» выведена из строя. Инженер говорит, что здесь потребуется вдвое больше людей и все, что может плавать, как поняли?
На другом конце кто-то выругался. Затем голос ответил.
— Вас понял, «Обходчик». «Тандер Хорс» выведена из строя.
Примечания
1
Количество крейсеров проекта 1144 не было определено заранее, серия была прекращена на пятом крейсере «Дзержинский», который был зачислен в состав флота, но не закладывался.
P.S. 30 декабря 1980 года «Киров» уже почти три месяца находился в пункте постоянного базирования в Североморске, проходя испытания. 27 мая 1980 начались заводские испытания на Балтийском море. 27 сентября крейсер вышел из Балтийска, направившись в Североморск. 30 декабря был лишь подписан приемный акт и корабль был официально передан флоту
(обратно)2
ПУ ракет «Гранит» на крейсерах проекта 1144 не вертикальные, а наклонные
(обратно)3
Полеты U-2 над СССР были прекращены после всем известного инцидента в 1960 году. Тем более, над Ленинградом
(обратно)4
Звание в ВМФ Великобритании, промежуточное между капитаном и контр-адмиралом. Аналогов в российском флоте не имеет
(обратно)5
По классификации НАТО
(обратно)6
Название «Киров» было возвращено этому кораблю еще в 2004 году
(обратно)7
Так в оригинале
(обратно)8
Это какие-то особые «Томагавки», так как дальность свыше 1 600 км они имеют только при оснащении более легкой по весу ядерной боевой частью, а точность не выше 10 метров у самых лучших модификаций
(обратно)9
Видимо, типа «Слава», то есть проекта 1164, то есть «Маршал Устинов». Однако автор называет его именно «Слава» и проявляет непонятный нездоровый интерес к выставлению этого корабля старым корытом, годным разве что таскать баржи (и даже русские, думая, что их атаковала НАТО, не могли поверить, что НАТО могла атаковать этот пепелац)
(обратно)10
По мнению автора, ракетные пусковые установки «Кирова» имеют возможность перезарядки в открытом море ракетами, которые складываются в трюмах и помещаются в пусковые установки силами экипажа. Кроме того, силами экипажа происходит и установка на ракеты боевых частей — в частности, согласно первой книге, экипаж «Орла» сначала сорвал учения, так как на готовящуюся к пуску ракету ПО ОШИБКЕ поставили ядерную боеголовку, а потом эта боеголовка самопроизвольно сдетонировала
(обратно)11
Да кстати, это по неизвестной причине рванула та самая ядерная боеголовка, которую русские по ошибке установили на ракету. Видимо, у этих обезьян и ядерные боеголовки сами взрываются — от броска валенком в пульт или от удара кувалдой…
P.S. Согласно первой книге, этот эпизод был хоть какой-то попыткой объяснить происходящее, пока экипаж «Кирова» не понял, что они действительно попали в прошлое. Однако в третьей книге выяснилось, что причиной перехода послужил аномальный стержень ядерного реактора «Кирова», и операция, ставшая причиной перехода, была произведена как раз незадолго до планируемых стрельб. То есть, никаких оснований предполагать, что на «Орле» действительно произошел ядерный взрыв, больше не было. Но… Это же Россия.
(обратно)12
Грузовое судно, совершающее нерегулярные рейсы
(обратно)13
В Германии калибр орудий традиционно считается в сантиметрах
(обратно)14
Звание, аналогичное капитану 3-го ранга
(обратно)15
Было бы интересно узнать, как Токарев мог опираться в разработке созданного в 1930 году ТТ на Vis.35, созданный в 1932 и поступивший на вооружение, а стало быть, ставший доступным для ознакомления, в 1935
(обратно)16
В оригинале именно laser range finder — лазерный дальномер
(обратно)17
Гражданская награда второго уровня в Великобритании и Британском Содружестве, вручаемая «За поступок великой храбрости». Вручается гражданским, а также военнослужащим за совершение подвига вне боевой обстановки
(обратно)18
МИ-6 настолько сурова, что за такое отрубили голову и руки?
(обратно)19
А в Великобритании дают премию?
(обратно)20
Автор, судя по всему, несколько путает начальника оперативной части корабля (задача которого состоит в разработке планов действий корабля) и начальника оперативной части исправительной колонии
(обратно)21
Игра слов Government Code & Cipher Station = Golf, Cheese and Chess Society
(обратно)22
Вождь племени Апачи (настоящее имя Гоятлай), развязавший партизанскую войну против американцев и наводивший на них такой ужас, что по легенде, стоило в общественном месте крикнуть «Джеронимо», как люди начинали в панике выпрыгивать в окна
(обратно)23
Вообще-то, в подобных силовых установках используется замкнутый контур — пар, пройдя турбины, поступает на конденсаторы, где снова охлаждается в жидкую воду
(обратно)24
Конечно, а еще так построить заводы по производству микроэлектроники, научить писать ПО для ракет и систем управления… И трудно перечислить, что еще.
(обратно)25
Оказывается, в русском языке «корабль» женского рода, как в английском (раз уж это русскоязычный поисковый робот)
(обратно)26
Вообще, если уж технический жаргон, то робот должен был ответить скорее «приложение было загружено», но слово «приложение» по идее, должно было бы смутить больше, чем «загрузка»
(обратно)27
Н-да, а Брежнев-то тут причем? Почему тогда не «Куйбышев» или «Юрий Андропов» на худой конец, это все-таки его прежние названия?
(обратно)28
На всякий случай, КГБ был создан только в 1954 году
(обратно)29
А вот в нормальной стране никого бы не интересовало, куда пропал атомный ракетный крейсер, почему его обнаружили через месяц на другом конце мира, и, особенно, куда делся весь боекомплект, в том числе ядерная боеголовка. Варварская, варварская Россия…
(обратно)30
Так в оригинале
(обратно)31
С островом Русский, на котором находится Фрунзенский район Владивостока
(обратно)32
Атомные подводные лодки Тихоокеанского флота базируются в Вилючинске на Камчатке, а не во Владивостоке. Кроме того, здесь не хватает еще четырех лодок проекта 949А («Оскар») и двух новых стратегических подводных лодок проекта 955 («Борей») — «Александр Невский» и «Владимир Мономах»). Что касается «даже ржавых «Кило», то нужно учитывать, что автор полагает, что дизельные лодки в составе российского флота остались со времен Второй Мировой, а не были отдельным классом подводных лодок для береговой обороны
(обратно)33
Подводные лодки, надо понимать, к реальному флоту не относятся
(обратно)34
Правда, продала «Варяга» не Россия, но это уже совсем другая история…
(обратно)35
Вообще-то, по восемь там стоят зенитные ракеты, но не будем целятся. И кстати, при таком уровне детализации, это очень даже «взрослая» модель
(обратно)36
Так в оригинале
(обратно)37
Судя по всему, имеются в виду голубцы (автор уверен, что в русском форма множественного числа образуется так же, как в английском — то есть прибавлением окончания — s). Слово halupki взято из польского языка
(обратно)38
Автор полагает, что боевые части на кораблях и подводных лодках устанавливаются членами экипажа в море в зависимости от обстановки. Стоит отметить, что согласно первой книге, на «Орле» установили ядерную боеголовку на ракету (П-700 «Гранит»), а не на торпеду (нам же нужно притянуть за уши «Курск»).
(обратно)39
В английском prune — это не только чернослив, но «дурак, простофиля». То есть в оригинале каламбур вроде «раз уж включаете дурака»
(обратно)40
Основой топлива для ядерных реакторов служит Уран-235, однако при изготовлении топлива природный уран претерпевает процесс обогащения с целью повысить содержание урана-235. При этом относительное содержание урана-234, как ещё более лёгкого изотопа, повышается в ещё большей степени. Хотя массовое содержание урана-234 остаётся на уровне сотых долей процента, его активность становится преобладающей. Поэтому обогащённый уран с санитарно-гигиенической точки зрения рассматривается как уран-234.
(обратно)41
Вообще-то, проект (тип) «Орлан» — это крейсера проекта 1144, к которым относится и «Киров». Проект эсминцев 21956 проходил как «тип «Лидер», впоследствии это название перешло к проекту 23560
(обратно)42
Но при этом русскоязычный поисковый робот полагает, что слово «корабль» женского рода
(обратно)43
Звание «младший лейтенант» в российских вооруженных силах не используется с 1998 года, а до того присваивалось исключительно «недоучившимся» офицерам — выпускникам военных кафедр гражданских ВУЗ-ов, ускоренных командирских курсов (в военное время), военнослужащим сержантского состава, прошедшим офицерские курсы и получающим высшее военное образование одновременно с прохождением службы.
(обратно)44
Согласно первой книге, на «Кирове» по неизвестной причине не было старпома, и заместителем командира корабля являлся начальник оперативной части Орлов.
(обратно)45
Вот же козел — мы всего-то пропали без вести с целым ракетным крейсером, нежданно-негаданно вернулись через месяц на другом конце земного шара без боекомплекта и вдобавок еще и пролюбили ядерную боеголовку. Что тут такого, к чем тут можно цепляться?
(обратно)46
И Колчак
(обратно)47
Согласно эпилогу первой книги «Хронология войны на море» Федорова изменилась, в ней появились записи об охоте на пропавший «немецкий рейдер» в районе Лабрадора в августе 1941, то есть она также была подвержена темпоральным изменениям.
(обратно)48
Игра слов: это и «Эгида» — то есть щит Зевса, и одноименная американская БИУС
(обратно)49
Эсминцы типа 052С оснащаются и всегда оснащались китайской 100-мм артиллерийской установкой
(обратно)50
«Даже старые» лодки проектов 971-Б и 949А всего-навсего вчетверо тише современных им, но, конечно же, не старых и не ржавых американских «Лос-Анжелесов»
(обратно)51
Корабли типа «Абукума» являются фрегатами, а не эсминцами
(обратно)52
Так в оригинале. В реальности «Оёдо»
(обратно)53
Так в оригинале. Крейсеров типа «Иджис» не существует, есть крейсер с системой «Иджис» типа «Тикондерога»
(обратно)54
Конечно, ни подтверждения торпедной атаки, не проверки, ничего. Просто взял и выстрелил. В интересном мире живет автор — то у него ядерные боеголовки по ошибке ставят, то они сами вызываются, то корабли запросто стреляют боевыми без всякого повода…
(обратно)55
27 000 * 2 = 41 000. Арифметика!
(обратно)56
Странные, конечно, представления о сроках службы кораблей
(обратно)57
Р-3С — противолодочный самолет. Самолет ДРЛО — Е-3. Кроме того, японские ВВС… То есть, простите, воздушные силы самообороны используют либо Е-2 «Хокай», либо тяжелые самолеты ДРЛО E-767
(обратно)58
F-22 «Раптор» в японских ВВС нет, хотя это можно списать на то, что до 2021 будут, и вообще это альтернативная реальность. Либо же, возможно, имеются в виду американские самолеты с базы Кадена
(обратно)59
После взрыва 65-килограммовой БЧ? Ну-ну.
(обратно)60
Более 85 человек («более 70» + 15 погибших в двух вертолетах) — это взвод? Больше похоже на роту
(обратно)61
Как обычно — вражеские неопытные пилоты не были готовы к бою, у наших неопытных пилотов все зашибись.
(обратно)62
А как же можно было забыть про то, что китайские ракеты, будучи выпущенными с максимальной дальности, не смогут активно маневрировать, а японские с максимальной дальности смогут маневрировать свободно?
(обратно)63
Одно уточнение — при пуске в заднюю полусферу
(обратно)64
Автор забывает, что действие происходит в его же альтернативной реальности, в которой Япония капитулировала еще весной 1945
(обратно)65
Согласно «Тихоокеанскому шторму» «Тонэ» попытался протаранить «Киров» в тот самый момент, когда тот начал перемещаться во времени. В результате корабли прошли через друг друга в различных фазах, что со стороны выглядело как таран кораблем-призраком (при этом внутри корабля появились призрачные члены экипажа другого). Кроме того, что это самом по себе жутко, в момент перехода обостряются все эмоции, появляется повышенная тревожность и впечатлительность.
(обратно)66
Уточнение: в вооруженных силах США
(обратно)67
А, так его уже не порезали на запчасти для ремонта «Кирова», как прямо утверждалось в первой книге? Автор начинает вычищать откровенный бред, молодец
(обратно)68
Из-за действий «Кирова» в первой книге серии нападения японцев на Пёрл-Харбор так и не случилось. Вместо этого поводом для вступления США в войну стало применение «неизвестным немецким крейсером» ядерного заряда у острова Ньюфайудленд
(обратно)69
Мантек, Марток… Клингоны какие-то
(обратно)70
И Колчак
(обратно)71
Классическая летняя форма одежды в Черноморском регионе
(обратно)72
«Формидэйбл» являлся эскадренным броненосцем, построенным за четыре года до появления «Дредноута» и линкоров нового типа, получивших такое название
(обратно)73
Вооружение тральщика Т-492 составляли 3 45-мм орудия, 1 20-мм, и 2 12,7-мм пулемета
(обратно)74
Вероятно, очередная альтернативная история, так как тральщика Т-492 в списке потопленных подлодкой U-24 кораблей нет.
(обратно)75
На всякий случай — это лишь девиз 30-го подразделения коммандос: «сделать, или умереть пытаясь»
(обратно)76
Вопреки распространенному в западной литературе мнению о том, что Гитлер хотел взять Сталинград только потому, что тот назывался в честь Сталина, захват Сталинграда позволял выполнить те же самые задачи — перекрыть Лэнд-лиз из Ирана и нефть из Баку, поступавшие в СССР по Волге, не гоняя моторизованные соединения через голые степи
(обратно)77
На звание капитана НКВД, вообще-то, указывали соответствующие званию петлицы
(обратно)78
Эльбрус отделяет от Евлаха 500 километров. Более того, Эльбрус он никак не мог видеть даже по дороге в Евлах из Поти — от железнодорожной ветки его отделяет минимум 100 километров
(обратно)79
Интересно, а чего-то местного, острого и национального, то бишь кинжал в задницу он не получил за такой подход к жизни?
(обратно)80
Кизляр находится к северо-западу от Баку в Дагестане
(обратно)81
Какой еще королевы, Георга VI что ли?
(обратно)82
Веселое, но рискованное мероприятие, смелая проделка (англ.)
(обратно)83
«Шеврон» не участвует в добыче нефти на месторождении Кашаган (возможно, автор перепутал с «Шелл», владеющей 16,67 % совместной операционной компании North Caspian Operating Company, осуществляющей разработку)
(обратно)84
В оригинале brothels, что может перевестись как «притоны» только в самом нейтральном смысле — а так, вообще-то, бордели. А стрипклубов в Баку 1942 года не было?
(обратно)85
А с каких это пор в советской армии использовались шевроны с обозначением конкретной дивизии, в которой служит солдат?
(обратно)86
В оригинале military police, что является наиболее близким аналогом
(обратно)87
Разумеется, 1941. Опечатка, клюква или хитрый план?
(обратно)88
В советской армии в 1942 году знаки различия носились петлицах, а не на плечах. Во-вторых, в оригинале они названы Lieutenant» s bars — то есть, на товарище лейтенанте мало того, что погоны, так еще и американские
(обратно)89
Здорово, настоящая советская армия. И кстати, что за звание — комиссар? В советской армии комиссары были разные, от батальонного (примерно аналогичен майору) до армейского
(обратно)90
Очень типично для Азербайджана
(обратно)91
Пистолет-пулемет Судаева был создан в июне 1942 года, принят на вооружение в 1943, получил относительно широкое распространение только к 1944, в первую очередь у танкистов и разведчиков, но не в НКВД
(обратно)92
Нарукавный знак также соответствует званию. И все равно неясно, куда делись петлицы и причем тут значок на шапке
(обратно)93
А еще и рацию на него, случаем, не нагрузили? 25 кг только оружия, не считая боезапаса.
(обратно)94
В 1942 году? А что у него еще было, может, датчик сердцебиения на стволе?
(обратно)95
Какой еще коричневой форме — вопрос к автору
(обратно)96
Если эти истребители пошли в серию, то должны именоваться не Т-номер (прототип), а Су-номер (и вовсе не обязательно Су-50). В реальности, уже намного после написания данной книги, они получили индекс Су-57
(обратно)97
С 1941 года?
(обратно)98
Так это было на заседании Совбеза ООН, или на генеральной ассамблее?
(обратно)99
Не следует забывать, что только добрым мирным американцам флот нужен просто для того, чтобы был и для защиты мира во всем мире. Всем другим странами вооруженные силы нужны только для актов агрессии, потому что у них есть такая возможность. А зачем же еще — ведь под сенью американских вооруженных сил им ничто не угрожает
(обратно)100
Какой фатальный недостаток, какие тупые китайцы… Автор или товарищ лейтенант не знает, что ВСЕ современные истребители, включая F-15 и F-35 аэродинамически неустойчивы для повышения маневренности?
(обратно)101
Что это за вундерваффе — известно одному автору
(обратно)102
В китайских ВВС эти самолеты именуются «Черный орел»
(обратно)103
Подводные лодки проекта 633
(обратно)104
FL-3000N имеет 18 ячеек, и на корабле их установлено три, а не четыре, и дальность их составляет 6 км. Также на корабле установлены три ЗУ типа 1130. Стоит отметить, что зенитное вооружение было серьезно ослаблено по сравнению с первоначальным советским проектом
(обратно)105
Данное учебное заведение находится в США, а не в Великобритании
(обратно)106
Согласно первой книге, США применили две ядерные бомбы против Германии — сбросив их на Гамбург и Берлин. Хотя, возможно, «Киров» опять поменял историю, и этого не было
(обратно)107
Уничтожение спутников приравнивается к ядерному удару
(обратно)108
Альтернативная история или США уже успели повоевать с Ираном? И да, мы же все помним неисчислимые полчища иракских истребителей пятого поколения, и как героически храбрые американские соколы гордо оборвали этим стервятникам загребучие волосатые щупальца…
(обратно)109
То есть за неделю корабль был переоснащен новым зенитно-ракетным комплексом? Авто хотя бы немного представляет себе, что для этого требовалось заменить сами пусковые, установить новые станции наведения и системы управления?
(обратно)110
77-я отдельная гвардейская бригада морской пехоты была расформирована в 2008 году. На смену ей на Каспии пришли 414-й (Каспийск) и 727-й (Астрахань) отдельные батальоны морской пехоты
(обратно)111
У коллекционеров, или автор полагает, что российские рубли 2021 года и советские рубли 1942 это одни и те же рубли?
(обратно)112
В составе какого флота, Черноморского что ли? Кстати, «Ясень» — это название всего проекта 885. Первые три лодки должны называться «Северодвинск», «Казань» и «Новосибирск»
(обратно)113
Полковник НКВД служит в НКО… То, что Министерство обороны и Министерство внутренних дел это немного разные ведомства, этому не мешает?
(обратно)114
Орден Отечественной войны 1-й степени был учрежден весной 1942, однако основания награждения слабо стыкуются с деятельностью полковника НКВД, особенно служившего в НКО
(обратно)115
Нда, порядок… Хотя, что с этих русских взять?
(обратно)116
Интересно, а Samovar был как положено, с Sapog? А потому что чайники в России запрещены!
(обратно)117
Не будем задавать глупых вопросов вроде того, с какого лешего офицер из разведки ВМФ может инспектировать части РВСН
(обратно)118
Альтернативная история, или по мнению автора в 2010-х годах в России существовал КГБ?
(обратно)119
Согласно первоначальному сценарию «Дня Независимости», «Макинтош» был создан на основе технологий пришельцев, что и позволило главному герою создать и загрузить вирус
(обратно)120
А РКР «Москва» куда делся?
(обратно)121
А где дополнительный боекомплект ракет, сложенных в трюме, которые матросы будут руками заряжать в пусковые? Тоже дошло, что это бред?
(обратно)122
Фильм посвящен попаданию авианосца «Нимиц» в 6 декабря 1941 года, за сутки до нападения японцев на Перл-Харбор. Кроме того, он явно являлся источником вдохновения автора при написании по крайней мере первой книги данной серии
(обратно)123
АПЛ «Ки-Уэст» вступила в строй в 1987 году и, таким образом, старше и РКР «Варяг» и ВСЕХ российских лодок, имевшихся в составе флота на 2012 год. Вопрос: где слово «старая» или «ржавая»?
(обратно)124
Вулкан Демон находится на острове Итуруп.
(обратно)125
Фамилия для американцев весьма примечательная: это и туповатый автомеханик из сериала «Энди Гриффин», и центральный персонаж комедийного сериала «Гомер Пайл, морской пехотинец», и персонаж «Цельнометаллической оболочки» (в переводе Д.Ю. Пучкова фамилия «переведена» как Куча)
(обратно)126
В оригинале Winograd, то есть транслитерация, и Pantywaist — неженка, слюнтяй
(обратно)127
Штурман-оператор вооружения на двухместных самолетах (жаргон ВВС США)
(обратно)128
ЗРК «Оса-М»
(обратно)129
Презрительно прозвище русских, основанное на прочтении по правилам английского языка транслитерации (в США такое произношение считается передразнивающим, дескать, я в ваших варварских словах не разбираюсь) слова russkie
(обратно)130
Вообще-то, сам «Кузнецов» предназначен именно для воздушного прикрытия корабельных соединений, но автор, видимо, рассматривает его как классический ударный авианосец
(обратно)131
Tomahawk Anti-Ship Missile — противокорабельная модификация ракеты «Томагавк», снятая с вооружения ВМФ США в начале 2000-х годов.
(обратно)132
Все вышеперечисленные эскадрильи базируются на авианосце «Рональд Рейган», а не на «Джордже Вашингтоне»
(обратно)133
Все же помнят легендарное уничтожение США афганского флота, как храбрые американские соколы прорывались через огонь тяжелого атомного ракетного крейсера «Аллах-бабах», попутно отбиваясь от талибских асов на истребителях пятого поколения… И когда это он «бил иранцев»?
(обратно)
Комментарии к книге «Люди войны», Джон Шеттлер
Всего 0 комментариев