«Огненный котёл»

Огненный котёл (fb2) - Огненный котёл [ЛП] (пер. Алексей Николаевич Заревич) (Киров - 2) 1656K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джон Шеттлер

ДЖОН ШЕТТЛЕР «КИРОВ — 2: ОГНЕННЫЙ КОТЕЛ»

«… Уводит в ночь. Моряк в порту найдет

Конец трудам опасным и заботам,

А дух — уплывший в Вечность мореход

Не знает, где предел ее бездонных вод»

Байрон, «Чайлд Гарольд», 3.70

ОТ АВТОРА

Эта книга о войне, и поэтому затрагивает некоторые вопросы дилемм, неуверенности, жестокости и бессмысленного безумия войны. В этом плавильном котле каждый человек проявляет себя по-разному — от демонстрации искренних мужества и сострадания, другие — обнажая всю глубину своей подлости и трусости. Никогда не следует удивляться тому, что заряженное орудие стреляет, а выпущенная из него пуля убивает без всякой мысли. Принимая во внимание историю, можно с уверенностью сказать только одно: единственный способ не дать заряженному оружию выстрелить, это не стрелять из него.

Что же касается кораблей, самолетов и людей, изображенных в романе, то хотя тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров» и его экипаж является продуктом моего воображения, все остальные упомянутые корабли и люди, от высших офицеров до последнего матроса или пилота являются историческими личностями, служившими именно в тех местах и на тех должностях, в которых они упомянуты в романе.

ПРОЛОГ

Залив Арджентия, 9 августа 1941 года

— Вы уверены, что можете быть настолько обнадеженным в отношении намерений японцев, сэр? — Фельдмаршал сэр Джон Грир Дилл, начальник Импераского генерального штаба посмотрел на Черчилля. — Это может открыть нечто большее, чем вы могли бы ожидать на первый взгляд.

— Что вы имеете в виду, генерал? Это был тот удар, которого мы так долго ждали. Атака на американскую оперативную группу стала настоящей находкой. Американская общественность просто не сможет так это оставить. Рузвельту теперь не составит труда совладать с антивоенным лобби. Теперь все изменилось.

— Это действительно так, сэр, но что касается Японии, в частности, планов, касающихся Пёрл-Харбора, слишком откровенная дискуссия покажет американцам только то, сколько мы узнали, вскрыв японский морской шифр JN-25. Это может оказаться неудобным обстоятельством.

— Вот-вот, сэр Джон, — махнул рукой Черчилль. — Мы можем разговаривать более уверенно. И нам нужно это использовать, чтобы подкатить к американцам. Теперь они с нами в одном гареме, и, позвольте заметить, я хотел бы большего. — Он искоса посмотрел на начальника генштаба. — Оставьте этот вопрос мне. Я полагаю, что могу недурно ориентироваться в этих водах.

— Никогда не сомневался, сэр Уинстон[1], - улыбнулся Дилл. Он посмотрел на часы, а затем указал на дверь. — Я полагаю, что мистер Рузвельт уже ждет. — Черчилль не мог желать большего. Спустя час, после знаменательного первого рукопожатия и сессии для репортеров он был раз, наконец, расположиться с американским президентом, чтобы обсудить события, которые должны были последовать. После некоторых затравок они быстро перешли к сути дела — как им выжить, а затем и победить в долгой войне, которую им предстояло вести.

— У меня было при себе несколько тысяч коробок с подарками от дам на родине, — сказал Черчилль. — Все это предназначалось для вашего экипажа, но, боюсь, все они находились на «Принце Уэльском», когда он подвергся удару этими немецкими ракетами. Мы сумели сохранить его на плаву, но мне сказали, что я, вероятно, не имел бы удовольствия встретиться с вами, оставшись в своей каюте.

— Это поражает, — сказал Рузвельт. — Удивительно то, что немцы смогли разработать это оружие так, чтобы мы об этом ничего не знали.

— И, тем не менее, Берлин до сих пор хранит молчание по поводу своего участия в этом деле. Они заявляют, что в настоящее время у них нет надводных рейдеров в море, хотя я вряд ли могу доверять словам херра Гитлера.

— Я бы не стал их ждать, — сказал Рузвельт. — Если позволите, сэр, я перейду сразу к сути. Если у вас остаются сомнения относительно того, где находятся Соединенные Штаты в этом конфликте, то позвольте их немедленно развеять. Я намерен немедленно объявить войну Германии и поступить соответственно в отношении любой страны, которая выступит на ее стороне. И я намереваюсь добиться того, чего хочу, так что не нужно сомневаться в том, что с этого момента мы вместе. Решение Конгресса — просто формальность. Как только сведения об атаке на наш флот появиться в средствах массовой информации, страна придет в ярость. Итак, сэр, мы с вами… Единственный вопрос в том, как нам лучше всего вести войну против врага, разработавшего оружие настолько страшное, как то, что было использовано против наших кораблей.

— Все мои, весьма способные, генералы и адмиралы заявляют, что это не был обычный взрыв, — сказал Черчилль. — Якобы это было атомное оружие огромной силы. Я не стану увиливать, сэр. Мы знаем, что в Соединенных Штатах действует программа по разработке такого оружия. Мы знаем, что она есть и у немцев, и у русских, однако шокирует то, что мы понятия не имели, насколько продвинулся враг в своих разработках. Единственный вопрос, который стоит сейчас, касается масштабов вражеской мощи. Сколько у них этих бомб? Вот, в чем вопрос.

— Мои генералы задают эти же самые вопросы. Я буду откровенен и подтверждаю, что у нас имеется программа на раннем этапе развития. Мне докладывают, что она все еще носит в значительной степени теоретический характер, и у нас нет ничего, пригодного к реальному использованию в качестве оружия.

— Наш мистер Олифант захочет обсудить этот вопрос с вашими специалистами. Мы охотно поделимся любыми сведениями по этому вопросу. Мы знали, что немцы занимаются этим, когда они пытались скупить весь запас норвежской тяжелой воды с гидроэлектростанции в Норске. Однако нам удалось обхитрить их с помощью французской Секретной Службы, и доставить ее в старую добрую Англию.

— Для использования в программе «Тьюб Эллой»? — Улыбнулся Рузвель, произнеся совершенно секретное наименование начатой в Великобритании программы по созданию ядерной бомбы.

— Похоже, между нам нет секретов, Франклин. Меня беспокоит только то, что немцы, похоже, все равно обошли нас, несмотря на все наши усилия. Мы получили тяжелую воду из Норвегии незадолго до того, как туда вторглись немцы, и благополучно спрятали ее вместе с Королевскими драгоценностями в лондонском Тауэре. Сначала мы решили, что эксперименты с тяжелой водой окончатся ничем, но затем наши ученые доложили мне о выделении нового элемента, и впоследствии пришли к выводу, что разработка атомной бомбы является не просто возможной, а неизбежной.

— Похоже, что немцы это подтвердили, — сказал Рузвельт. — И, значит, единственный вопрос в том, сможем ли мы выжить до того момента, как получим то же самое?

— Совершенно верно, — согласился Черчилль. — Мы знаем, что делать и как делать, но это требует времени. Как долго мы сможем продержаться? Можете ли вы представить себе применение такого оружия против масс армии и флота при попытке высадиться на побережье Франции? А если немцы применят это оружие против Советов? Они могут выбить Россию из войны, пока мы сами останемся без штанов. Что будет, если Германия обратит свою силу на Запад? Не заблуждайтесь, сэр. Германия только слегка щелкнула нас пальцем своей военной мощи. Они набросились на нас с Люфтваффе Гёринга, но мы выстояли и избили их нашими «Спитфайрами». Большая часть Вермахта сейчас находится в России, где, как я надеюсь, и останется на некоторое время. Против нас действуют только две или три дивизии в Северной Африке. Остальное — лишь гарнизоны во Франции, Дании и Норвегии. Они бросили на нас Кригсмарине, но Королевский флот оставался хозяином положения вплоть до этой последней вылазки и появления этих ужасных ракет. Пока что мы получали лишь некоторые тумаки в море, и даже это завершилось после гибели «Бисмарка». Так мне и сказали, но, Господи, кто бы мог подумать, что они смогут сделать такое! Один корабль повредил два наших новейших линкора, потопил линейный крейсер «Рипалс» и выпотрошил два авианосца. Некоторые легкие корабли также получили повреждения. И, боюсь, ваши потери еще серьезнее.

— Это монументальное преуменьшение, — ответил Рузвельт. — Мы потеряли «Уосп», три крейсера, двенадцать эсминцев и линкор «Миссисипи». Тысячи погибших. Эскадра наших эсминцев сумела подобраться достаточно близко, чтобы разглядеть этот демонический корабль и вступила с ним в перестрелку, но затем взорвалась эта жуткая бомба. Наша 16-я оперативная группа была полностью уничтожена, и лишь несколько кораблей, сумевших приблизиться к врагу, смогли уцелеть. Остальные просто исчезли. Мы полагаем, что они, вероятно, были потоплены волной, созданной взрывом. Возможно, она достала и вражеский корабль, но мы не обнаружили никаких обломков.

— Океан в этом месте очень глубок, — сказал Черчилль. — Но если этот корабль отправился на дно, то тем лучше. Однако странно, что немцы использовали оружие подобной силы на морском корабле. Мы полагали, что единственным способом его доставки к цели будет самолет.

— Это определенно была демонстрация, Уинстон. Возможно, они намеревались запугать нас, потребовать капитуляции, предотвратить наш союз. Видимо, они прознали о нашей встрече, и решили отправить торжественный комитет. Они должны понимать, к чему приведет укрепление отношений между нашими странами. Должно быть, они считали наш союз неприемлемым.

— Возможно, задача этого корабля была еще более зловещей, — предположил Черчилль. — Возможно, он направлялся к вашему восточному побережью, намереваясь выпустить одну из этих ракет по Нью-Йорку или, возможно, даже по Вашингтону. Меня бы это не удивило после бомбардировок Лондона в прошлом декабре. В отсутствие бомбардировщиков, способных достичь вашего побережья, единственным способом доставки бомбы мог стать морской — на корабле или подводной лодке. Эти новые ракеты позволяют им вести огонь, оставаясь на огромном расстоянии от зоны стрельбы орудий наших кораблей. Наш флот даже не смог увидеть этот немецкий корабль, чем бы он ни был. Мы полагали, что это «Тирпиц», потом, что «Адмирал Шеер», затем «Граф Цеппелин», но все эти корабли были обнаружены. Поэтому мы присвоили ему кодовое обозначение «Джеронимо», по имени мятежника с вашего собственного Дикого Запада. Мы полагаем, что немцы планировали застать вас врасплох, возможно, скоординировав атаку с японцами.

— Не дай Бог, — сказал Рузвельт. — Но все же, что случилось с этим кораблем? Он затонул? Мои адмиралы выглядят несколько смущенными. Наши крейсера и эсминцы все еще ведут поиски этого немецкого рейдера, держась неплотными группами, чтобы не представлять слишком заманчивой цели.

— Совершенно верно, — сказал Черчилль. — Все, что мы знаем об этом корабле — загадка. Несмотря на то, что на снимках он выглядит угрожающе, ваша PBY смогла пристально его рассмотреть, на нем нет орудий, стоящих упоминания. Впрочем, им это и не нужно, учитывая эти ракеты.

— Наши эсминцы получили тяжелые повреждения перед взрывом этой жуткой бомбы.

— Согласен, но эти орудия не побеспокоят наши линкоры. Мы даже не столь сильно пострадали от ракет. И «Король Георг V» и «Принц Уэльский» все еще в строю, хотя последний пострадал более серьезно, но все еще на ногах. Однако враг исчез. Мы потеряли его после этой позорной атаки на вашу 16-ю оперативную группу, и с тех пор больше его не видели. Самолеты с «Арк Ройял» прочесали все окрестности и ничего не нашли. Быть может, он пал от собственного меча и затонул вместе с вашей эскадрой эсминцев.

Рузвельт подался вперед, постукивая пальцами по столу.

— Я хотел бы верить, что один из наших эсминцев смог вогнать в этого монстра несколько торпед. И моим адмиралам тоже хотелось бы так думать, но они говорят, что, возможно, немцы просто исчерпали запас ракет и ушли на высокой скорости на север. Тем не менее, наши самолеты из Исландии не заметили ничего — никаких признаков зверя.

— Это наше единственное утешение, — сказал Черчилль. — Даже если у них есть это оружие, его пока что мало. Если мы потопили этот корабль, это заставит их задуматься. Мы также не увидели никаких признаков развертывания подобных ракет на других фронтах. Советская разведка подтверждает это. Поэтому мы убеждены, что это был прототип, опытная партия, возможно, испытательная. Предполагалось также, как сказали вы сами, что немцы узнали о нашей встрече и пытались направить эту последнюю ракету таким образом, чтобы убить двух зайцев одним выстрелом.

— Верно, — сказал Рузвельт. — Мои люди согласны. Они полагают, что корабль, его ракеты и эта бомба являются чем-то штучным. Но все изменится, сэр Уинстон. После того, как была доказана их эффективность, немцы смогут начать наращивать производство, и мы сможем столкнуться с этим оружием через несколько месяцев или даже недель, если у них будет достаточно материалов.

— Я сомневаюсь в этом, но то, что вы говорите, является для нас наилучшей причиной действовать максимально решительно, — ответил Черчилль.

— Но как именно, Уинстон? — Рузвельт вытянул руку, подчеркивая свои слова. — Вы сами сказали. Мы могли бы собрать наши армии, но что дальше? Что, если немцы просто уничтожат их одним ударом своих ракет или бомб? А что, если они снова атакуют Лондон, чтобы закончить то, что начали? Вы сами сказали, что это оружие могло бы быть доставлено и самолетом.

— Мы уже принимаем меры. Правительство рассредоточивается в ряд защищенных бункеров по всему Королевству. Вы говорите верно. Обычные методы войны уже не применимы. Мы не можем бросить на врага массу людей или стали, потому что только создадим для него привлекательную цель. Наши города также уязвимы. Нашим военным теперь придется действовать по иному, подобно тому, как наши адмиралы приняли решение выстроить корабли широкой сетью вместо одной сосредоточенной боевой группы. Что-то подсказывает мне, что теперь средством ведения войны станут корабли, самолеты и ракеты, а не массовые армии. Но однажды, если мы намереваемся победить, нам придется двинуться на Берлин.

— Однажды так и будет, — сказал Рузвельт. — И я хочу лишь надеяться, что мы оба доживем до того момента, когда сможем это увидеть.

Они оба на минуту замолчали, словно переваривали эту мысль, осознавая собственную смертность, как и уязвимость своих народов перед немецким чудо-оружием. Затем Рузвельт продолжил, его голос был ровным и серьезным, и в нем отчетливо звучала сталь.

— Позвольте сказать, господин премьер-министр. Мы ни коим образом не окажется запуганы немцами, ни на единую минуту. У нас огромная страна. Если будет нужно, мы переместим наши заводы вглубь континента, в Скалистые горы, туда, куда не достанет ни одна ракета. Мы построим арсенал, которого мир не видел никогда. Мы начнем с самолетов и кораблей, как вы и предполагаете. Я намерен в самое ближайшее время вцепиться Германии в горло, но пока мы не сможем этого сделать, я буду бомбить ее с каждого аэродрома в зоне досягаемости, есть у них ракеты или нет. Мы построим три бомбардировщика на каждую вражескую ракету, если так будет нужно, и мы сделаем это. И помоги нам Бог.

— Лучше не скажешь! — Согласился Черчилль, хлопнув по столу открытой ладонью.

— Что же касается флота, я не думаю, что Германия сможет причинить нам беспокойство на Тихоокеанском побережье, хотя с большой вероятностью это сделают японцы. Как вы считаете, мог ли Гитлер поделиться этой технологией с Японией?

— Ни в коей мере, — твердо ответил Черчилль.

— В таком случае, я полагаю, что мы сможем сдержать японцев, если они решат вмешаться, задействовав чуть более трети нашей военной мощи. Прежде всего Германия. Мы можем некоторое время удерживать японцев в страхе, если дадим им понять, что наши силы на базах в Тихом океане готовы к бою. Я должен сказать вам, что адмирал Киммел привел Тихоокеанский флот в полную боевую готовность, а Макартур перевел свои войска на Филиппинах на режим военного времени. Если японцы решат вмешаться, мы заставим их извиниться за это.

— Ваша решимость и уверенность обнадеживают, сэр. Позвольте мне быть откровенным и сказать вам, что мы не считаем, что японцы желают вам добра. У них имеется план по нападению на ваш Тихоокеанский флот в Пёрл-Харборе, однако нынешние события могут привести к отмене этой операции. Возможно, потеря ваших кораблей здесь, в Атлантике, предотвратит многие проблемы на Тихом океане. В этом случае, японское вмешательство будет означать войну. Мы должны понимать это со всей определенностью.

— Согласен… — Сказал Рузвельт, потянувшись к любимому портсигару. — Что же, просто отставьте японцев нам, Уинстон, — сказал он, получав сигаретой по столу.

— Дайте нам знать, если Королевский флот сможет что-либо для вас сделать, — ответил Черчилль. — Со своей стороны я могу заверить вас, что Великобритания сделает все, что в ее силах, чтобы загнать нож в сердце херру Гитлеру и положить конец этой бредовой непристойной мечте о тысячелетнем Рейхе. Вы можете считать все наши острова непотопляемыми авианосцами. Я предлагаю развивать базы в Исландии в качестве перевалочных пунктов для ваших самолетов, перебрасываемых через Атлантический океан. Вероятно, нам придется взять на себя основную тяжесть того, что немцы еще смогут бросит на нас. Безусловно, нас ждет еще одно испытание, и да поможет нам Бог, если они сбросят такую бомбу на Лондон. Я отправил в Германию официальное письмо, в котором указал, что у нас также существует программа по разработке этого оружия, и официально предупредил, что у уничтожу Берлин, Гамбург или любой другой город в случае, если они атакуют нас своим «чудо-оружием». Посмотрим, поверят ли они в это, но я был бы признателен, если у меня появиться нечто большее, чем несколько эскадрилий «Веллингтонов», если они не купятся на мой блеф.

— У вас это есть, Уинстон. Я намерен немедленно задействовать все, что у нас есть, всю воздушную и морскую мощь. Мои адмиралы говорят мне, что большой и эффективный подводный флот также может оказаться очень полезен. С его помощью мы сможем держать немцев на дистанции, пока сами не создадим атомное оружие. Не могу сказать, как скоро это произойдет. Никто не может мне этого сказать. Но однажды это случится, Уинстон. Я вас заверяю. И, клянусь Богом, мы будем с Англией до конца. Не будет никакого сепаратного мира. Мы продолжим эту войну, пока от Германии не останутся дымящиеся руины.

— Именно это я и хотел услышать от вас, сэр. У меня мало сомнений в том, что мы победим. Но мы должны подумать и о русских. Этим летом немцы могут занять Москву. Россия — большая страна. Возможно, им удастся продержаться, но, учитывая нынешние события, мы не можем рассчитывать на это. Что, если они капитулируют? В этом случае немцы могут вернуться к идее вторжения на британские острова в следующем году.

— Не беспокойтесь об этом ни на минуту, Уинстон. Я могу отправить в Великобританию пятьдесят дивизий, если вы попросите об этом.

Черчилль улыбнулся, поднимая бровь.

— Но, Франклин, ребята из Блэтчли-Парк говорят, что у вас не так много силы на руках.

— На данный момент, — заявил Рузвельт. — Но мы действуем быстро, если принимаем решение. Главное заключается в том, что Соединенные Штаты не допустят капитуляции или оккупации Великобритании. Мы будем бороться за вашу свободу всем, что у нас есть.

Черчилль широко улыбнулся.

— Господин президент, — сказал он. — Похоже, что мне хотелось бы попробовать одну из этих кубинских сигар, если вы не возражаете. И, возможно, выпить весь этот бренди до дна.

— Думаю, нам нужно сначала пожать друг другу руки, — сказал Рузвельт, протягивая руку Черчиллю.

— Полагаю, мы должны сделать какое-то совместное заявление, — сказал Черчилль.

— Почему бы не назвать наше соглашение Атлантической Хартией? — Улыбнулся Рузвельт. — Мы один народ, разделенный океаном, с одним языком. Пусть же океан станет мостом между нами, и, клянусь Богом, мне все равно, сколько подобных кораблей может быть у немцев. Со временем вы вычистим этот океан огнем и сталью. Он наш, Уинстон, весь он наш. Мы выметем из него все немецкие подводные лодки и запрем их флот в Балтийском море. Полагаю, что первым делом следует взять под контроль Азорские и Канарские острова, создав там базы бомбардировщиков, а затем двинуться в Северную Африку, чтобы сделать то же самое. Я хочу, чтобы к концу следующего годы мы окружили Германию стальным кольцом. Мы будем бомбить их день и ночь. Им понадобиться тысячи их новых бомб, чтобы остановить нас, а я не думаю, что у них есть больше, чем несколько, несмотря ни на что. Возможно, это была их единственная бомба.

Черчилль глубоко вздохнул и кивнул.

— Атлантическая Хартия. Мне нравиться идея с кольцом. Я полностью с вами согласен. Мы победим. Это лишь вопрос времени.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПЕРВАЯ КРОВЬ

«Так долог путь, так труден он,

Когда вернусь, я не могу сказать.

До той поры не быть нам вместе,

И лишь в ночи тоска и тягость,

Но ты не плачь по мне…»

Гимн военно-морского флота Российской Федерации[2]

ГЛАВА 1

20 августа, год не установлен

Адмирал Леонид Вольский поднялся по трапу на верхнюю палубу, появившись на юте корабля в ясную звездную ночь. Теплый средиземноморский ветер был намного желаннее суровых ветров, к которым они привык на севере. Он глубоко вздохнул, погружаясь в сладость ночного воздуха и спокойствие моря.

Они шли на восток десять дней, пересекая Атлантический океан и направляясь к берегам Европы, дабы узнать больше о странных последствиях их плавания. Блуждая по воспоминаниям последних нескольких недель, он едва мог поверить в то, чему стал свидетелем — катастрофа, отправившая корабль в ледяной туман бесконечности и невозможные последствия. Случайная встреча со старым истребителем бросила их прямо в котел Второй Мировой войны. Несколько дней корабль и его экипаж вели бой не на жизнь, а насмерть с все нарастающими силами британского флота, а затем и их американских союзников. Приступ головной боли и странного головокружения отправил его в лазарет доктора Золкина, что позволило его верному заместителю капитану Карпову втянуть корабль в еще более тяжелый бой. К тому времени, как он оправился, погибли тысячи. Смертоносный арсенал современного вооружения «Кирова» был применен в полном объеме.

Карпов…

Адмирал покачал головой, размышляя об этом человеке и надеясь, что ему, наконец, удалось понять его несколько дней назад. Он пришел к нему всего несколько дней назад, с тысячами вопросом, идущих и от разума, и от сердца. Ему вспомнилось это сейчас, пока он медленно шел к вертолетной площадке на корме.

— Зачем, Карпов? — Сказал он тогда. Его глаза горели от боли и гнева за предательство, которое ему довелось испытать.

Капитан задумчиво молчал, отведя глаза и сложив руки на груди. На его лице все еще читался сдерживаемый гнев.

Вольский подался вперед, словно расстроенный отец к блудному сыну.

— Никто больше не участвовал в этом, — ровно сказал он. — Роденко, Самсонов, Тарасов — их не в чем обвинять. Орлова я понять могу, — медленно произнес он. — Орлов абсолютный валенок, когда доходит до дела. То, что он смог дорасти до главного корабельного старшины, меня уже напрягает. Он готов следовать за любым, кто ему понравится, и вообще явно привык больше полагаться на мышцы, чем на ум, когда нужно решить проблему. Да, он жесткий человек, но бесхитростный. Он бы никогда сам даже не задумался бы о том, что сделал ты, Карпов. Нет. Это все ты. Орлов был просто приспешником, и я готов поспорить, что тебе пришлось надавить на него, чтобы втянуть в это дело.

Они находились в каюте, где Вольский приказал привести мятежного капитана под охраной из карцера. «Киров» шел на восток, прочь от черного ужаса Галифакса.

Карпов резко посмотрел на адмирала и снова отвел глаза, все еще угрюмый и невосприимчивый. Он был погружен в себя и раздавлен множеством чувств — гневом, подавленностью, возмущением и, под всеми ними — ноткой стыда, которая словно осадила его, но и сделала мрачным, как никогда.

— То, что вы сделали, называется мятежом, — сказал Вольский. — Другого слова быть не может. И офицера в вашем положении не может ожидать светлое будущее.

— Будущее? — Карпов говорил тихо, с едва ли сдержанным тоном. — О каком будущем ты говоришь, старик?

Вольский мощно ударил кулаком по тонкому дереву стола, и капитан отпрянул от неожиданности.

— Обращайтесь по уставу, капитан! Вы разговариваете с командующим Северным флотом!

— Командующим флотом? И где тот флот, которым вы должны командовать, товарищ адмирал? Мы сами по себе, один корабль, потерянный среди моря и вечности. Один Бог знает, где мы сейчас, но могу вас заверить, что флота давно больше нет, и никто в Североморске не ждет нас. Этого больше нет, Вольский. Нет! Поймите это. Если вы хотите понять, зачем я это сделал, просто посмотрите правде в глаза. Все, что у нас осталось, товарищ адмирал, это этот корабль, и никто другой не мог сделать большего, чтобы защитить его. Если бы я не сделал то, что сделал, весьма вероятно, что мы были бы сейчас на дне моря. Вы не думали об этом? Делайте что хотите. Расстреляйте! Заприте на губе навсегда!

Он с болезненным видом указал на дверь, у которой застыл морской пехотинец, делая вид, что ничего не видит и не слышит, стальной манекен, и который, тем не менее, сейчас в полной мере символизировал власть адмирала. Вся эта дискуссия в конечном итоге сводилась к борьбе за власть между стареющим адмиралом флота, желавшим покоя и выхода на пенсию, и напористым склонным к интригам капитаном, всегда стремившимся лишь к следующей ступеньке служебной лестницы.

Карпов попытался захватить контроль над кораблем и почти преуспел. Если бы не удачное появление Федорова у двери в лазарет, и обнаружение того, что она была заблокирована снаружи, план капитана, возможно, вызвал бы еще больший хаос. За короткий промежуток времени, пока адмирал изо всех силы пытался освободиться и вернуть контроль над кораблем, капитан успел обрушить ад на союзные эскадры, приближавшиеся к ним со всех направлений. И в результате они сами оказались в каком-то далеком и забытом уголке ада, царстве жуткого безмолвия, где остались лишь опаленные войной берега.

Адмирал недовольно отвел глаза, в которых еще читалась боль. Затем встал и подошел к морпеху, что-то тихо сказав.

— Так точно, — четко ответил тот и быстро вышел, оставив двух офицеров наедине.

Вольский посмотрел на Карпова. Тот сидел молча, опустил голову на поставленные локтями на стол руки. Он медленно отодвинул стол и снова сел напротив, глядя на капитана с тем же болезненным выражением, однако Карпов казался безразличным к происходящему, смирившись с любой судьбой, которая его ожидала. Он собрал все запасы мужества без остатка тогда, в тот пьянящий момент, когда повесил замок на запорный механизм люка в лазарет, заперев там и Золкина и адмирала. Теперь он был полностью опустошен и выжат, в голове не осталось ничего, кроме подавленности, боли, и ужасного ощущения пустоты. Будучи намного моложе адмирала, он выглядел сломленным и усталым, глядя пустыми глазами на пустой стол.

— Я уже говорил, — сказал Вольский. — Что пришел не позорить вас и не стыдить. Однако мятеж это мятеж, и вы должны понимать, что, как любой человек, несете ответственность за то, что сделали. Нет, капитан. Я не стану вас душить или расстреливать. Но посидеть в карцере вам будет полезно. Понятно, что я не могу просто освободить вас. Что подумают остальные? Я думаю пока перевести вас в каюту, но пока посидите на губе. Да. Посидите и подумаете, прежде, чем вспомните, что вы человек, Карпов, а затем, может быть, снова сможете обрести чувство собственного достоинства вместе с раскаянием в том, что сделали.

— И чего ради? — Глухо сказал Карпов. — Чтобы я с нетерпением ждал, когда вы меня выпустите, чтобы потом вернуться к вам обычным матросом и надеяться однажды снова получить свое звание? Разве вы не понимаете, насколько это глупо? Я держал время за горло, и дал ему вырваться. — Он сжал руку в кулак. Взгляд его снова стал твердым и холодным. — Разве вы не понимаете, что мы могли сделать с этим кораблем?

— Я все еще пытаюсь понять, что мы уже сделали, — быстро ответил Вольский. — Вы были заперты, когда мы вошли в Галифакс, а у меня не было времени разбираться. Я был нужен на ГКП, и слава Богу, что у нас есть Федоров. По крайней мере, есть хотя бы кто-то, на кого я мог рассчитывать в этом безумии. Да, Золкин и Федоров. Спасибо Богу за них обоих.

— Не забудьте про Трояка, — сказал Карпов с сарказмом в голосе. — Без него я все еще мог бы оставаться в том кресле, товарищ адмирал, — он указал пальцем в сторону главного командного поста, расположенного где-то над ними.

— И вот, к чему это привело, — сказал Вольский. — Вы и я, с пальцами на спуске, и Трояк между нами. Но, по крайней мере, он знает значение слова «долг», верно? Он, по крайней мере, смог сохранить трезвую голову, чтобы распознать сумасшедшего, потому что вы, Карпов, рехнулись. Вы хоть представляете, сколько людей погибло в тех боях, которые вы с такой радостью развязали? По крайней мере… — Адмирал тяжело вздохнул и повернул голову, услышав тихий стук в дверь.

— Войдите, — он подождал, пока морпех снова вошел в каюту, держа в руках бутылку водки и две рюмки. Вольский указал на стол, он поставил их и вытянулся по стойке смирно.

— Ждите снаружи.

— Есть! — Ответил морпех и вышел, со стуком закрыв за собой дверь.

Вольский посмотрел на бутылку и рюмки, затем снова на Карпова. Он медленно протянул руку к бутылке, отвинтил пробку и наполнил обе рюмки, после чего подтолкнул одну через стол к Карпову, искоса следящему за происходящим.

— Давайте, — сказал он. — Это нужно нам обоим.

Он поднес рюмку ко рту и выпил, выдохнув обожженным водкой горлом и ощутив некоторое удовлетворение, которое был способен понять только русский. Карпов проследил за ним взглядом, глубок вздохнул и быстро опрокинул свою рюмку, ничего не сказав. Вольский, тоже ничего не ответив, налил по второй.

Что-то в этом простом действии изменило всю атмосферу в помещении. Они смотрели друг на друга, и за небольшой промежуток каждый утратил свою собственную внутреннюю музу, потерявшись в собственной toska, как русские называли грустное погружение в себя, окрашенное меланхолией.

Наконец, Вольский заговорил снова, уже мягче, без упрека в тоне.

— Я понимаю, зачем вы сделали это, Карпов. Я не могу оправдать этого, но я, по крайней мере, вас понимаю. Однако теперь все изменилось. Мы пересекли Атлантический океан, потому что я решил как можно скорее уйти от этих недружественных вол, и, возможно, от тени вины, которую мы все ощущаем в равной степени после того, что увидели в Галифаксе. Кто знает, мы ли это сделали? Федоров полагает, что нас приняли за немцев, и американцы вступили в войну раньше. Он полагает, что использование нами ядерного оружие вызвало обжигающий страх у Союзников, и они пошли на все, чтобы заполучить бомбу самим. Возможно, они преуспели в этом, и война закончилась по-другому. Мы этого не знаем. Знаем мы только одно: не этот корабль выпустил ядерную ракету по Галифаксу.

Он сделал паузу, наполнив свою рюмку.

— Мы зашли на Азорские острова… Мадалена также была разрушена, я полагаю, зарядом малой мощности. Я отправил партию на остров Пико за свежей водой, но они мало что нашли… Несколько зданий уцелели, там вроде бы не было никаких признаков войны… Но людей не было — только кости… Только кости.

Он опрокинул рюмку.

— Поэтому я решил направиться в Средиземное море. Да, я понимаю, что там слишком много целей, чтобы считать, что что-либо могло уцелеть, раз уж кто-то решил потратить целую ракету на удаленный островной аванпост вроде Мадалены, но ведь интересно, верно? Вы оставались здесь и ничего не видели, но когда мы подошли к Гибралтарскому проливу, я надеялся увидеть огни Танжера, сверкающие над побережьем, но темнота была черной, как уголь. Как только мы подошли ближе, появился туман, густой, как хороший борщ. В проливе стояла мертвая тишина. Сам Гибралтар был сожжен и разрушен почти до неузнаваемости. Мы шли всю ночь в этом тумане, когда наступил тусклый серый рассвет. Некоторое время мы обходили побережье Северной Африки. Оран и Алжир также были разрушены — кто знает, почему?

— Я приказал направиться на север, в Балеарское море. Не знаю, что я хотел увидеть после всего, что мы встретили… Возможно, просто подтвердить свои худшие опасения. Я всегда любил южное побережье Франции. Когда-то я мечтал купить там дом и выращивать виноград на вино. Но этого больше нет… Там не растет уже ничего. — Он замолк, держа губы на краю рюмки. Капитан выпил одновременно с ним, медленнее, чем ощутить жгучий вкус водки и убрать от горла подступившую желчь.

— Мы сделали это? — Вольский махнул рукой в сторону невидимого берега. — Нет, не мы. Мы просто сделали возможным то, что сделали другие — все эти генералы, адмиралы, премьеры и президенты. Мы показали им силу, и они захотели иметь ее, Карпов. И вот мы видим результат. По правде говоря, я не могу винить вас больше, чем себя. В конце концов, перед нами стоит лишь вопрос выживания.

Карпов кивнул. Они оба некоторое время молчали, затем он посмотрел на адмирала и моргнул. Что-то в его лице сказало больше, чем мог сказать он сам. Вольский был достаточно мудр, чтобы увидеть это — горе, муку и стыд.

— Я хочу взглянуть на Рим прежде, чем снова направиться в Атлантику, — сказал он.

— Я полагал направиться через Эгейское море в Севастополь, но не вижу в этом смысла. Если на Земле что-то еще осталось, оно будет в южных широтах. Мы пройдем вдоль побережья Италии, а затем снова направимся на запад через Тирренское море. Кто знает, куда.

— К острову, товарищ адмирал? — Карпов выдавил из себя улыбку.

— К острову.

Вольский встал и направился к выходу, обернувшись через плечо.

— Будет лучше, чтобы экипаж увидел последствия того, что вы сделали, а также, чтобы вы поняли это сами. Со временем, вы вернетесь в капитанскую каюту. Что будет дальше, зависит только от вас.

Прежде, чем уйти, он протянул капитану последнюю рюмку. Затем слегка поправил фуражку и двинулся к выходу.

— Товарищ адмирал…

Вольский снова обернулся через плечо.

— Я был не прав. Я… Я совершил идиотскую ошибку.

Вольский тяжело кивнул. Вероятно, это было для Карпова чем-то, наиболее близким к подлинному осознанию своих поступков и раскаянию. Однако он ничего не ответил.

ГЛАВА 2

Вольский прохаживался по юту корабля, размышляя о разговоре с Карповым, и сам ощущал вину за то, что не смотрел на многие вещи более трезво.

Я должен был видеть это, думал он. Карпов был слишком уязвлен, слишком напорист, слишком жаждал продвижения. Я был занят попыткой разобраться в безумии происходящего, но должен был понимать и то, что он планирует, что сделает, если представится шанс. Да что теперь говорить. Он сможет оправдаться и может быть полезен в предстоящие дни. Однако пусть пока лучше посидит в каюте, чтобы самому придти к такому выводу.

В эту ночь он испытывал мало энтузиазма. Они прошли северное побережье Италии, и, наконец, прошли мимо легендарного города на семи холмах — Рима. Он смотрел на Эсквилин, самый большой из семи холмов, на одном из склонов которого император Нерон построил свой «Золотой дом», а на другой чернели ямы, в которые сбрасывали тела преступников на поживу птицам. Это была подходящая метафора для человеческой жизни, мрачно подумал он, то, насколько одно и то же могло быть приспособлено к совершенно разному. Затем когда-то были разбиты Сады Меценатов, чтобы скрыть остатки мертвых, но теперь не осталось ничего. Он противился стремлению отправить людей на берег, не желая выслушивать доклады и лицезреть свидетельства того, что они там найдут. Все ушло, он понимал это — город, памятники архитектуры, амфитеатры, соборы, картины, статуи, Ватикан и вся его долгая история, не говоря уже о людях, которые там жили.

С тяжелым сердцем он отдал приказ двигаться дальше, пройдя мимо в равной степени опустошенного Неаполя, а затем сдался и скомандовал изменить курс на запад. «Киров» находился примерно в двухстах милях к юго-западу от Неаполя, когда Вольский ощутил странное смутное беспокойство, где-то в глубине разума. Он остановился у края палубы, держась за леера с ощущением странной тревоги. Какой-то звук вдали. Затем по кораблю прокатилась странная дрожь, и он, не задумываясь, бросился к переговорному устройству, дабы связаться с главным командным постом.

Он открыл заслонку и взял трубку, нажимая кнопку связи с цитаделью.

— Говорит адмирал Вольский.

— Старший помощник Федоров слушает, товарищ адмирал, — ответил голос.

— Что-то, о чем мне стоит беспокоится?

— Добрынин докладывает, что реакторы снова барахлят.

— Барахлят?

— Странная дрожь по кораблю, товарищ адмирал.

— Да, я также это заметил.

— Следуем на двадцати узлах. Запрашиваем указаний, товарищ адмирал.

— Поддерживайте ход, если Добрынин не запросит сбавить его. Можете связаться с ним и выяснить, нужно ли это сделать. Что-либо еще, капитан? — Он присвоил молодому лейтенанту звание капитан-лейтенант и должность старшего помощника после инцидента с Карповым, не более двух недель назад, и молодой офицер работал с неподдельным энтузиазмом, с каждым днем обретая опыт и компетентность.

— Так точно… — Федоров немного заколебался. — Фиксируем помехи, товарищ адмирал. Роденко и Тарасов фиксируют низкочастотный фоновый шум. Это… Их беспокоит. Возможно, вам стоит прибыть на ГКП, товарищ адмирал.

— Хорошо, — сказал Вольский. — Следите за ситуацией. Я скоро буду.

Вольский повесил трубку, закрыл ящик и развернулся, направившись к ближайшему трапу. Пройдя мимо спасательных шлюпок[3], он вдруг порадовался, что для них не нашлось применения, несмотря на испытания, которые они прошли в последние недели. Добравшись до центра корабля и поднявшись на несколько уровней, он подумал, что было бы неплохо установить лифты, дабы облегчить жизнь его плотным усталым ногам, вынужденным переносить его значительный вес. Он направился дальше, но внезапно понял, что море вокруг них странным образом поблекло. Он остановился, ощутив нечто неправильное, и снова ощутил эту странную дрожь, словно исходящую из недр корабля.

Сознание лихорадочно заметалось по последним сообщениям, которые он получил, уйдя с ГКП. Погода ожидалась благоприятной, без признаков шторма или сильного ветра. Но темнота вокруг корабля словно рассеялась, и появилось странное неуместное свечение. В это время должна была стоять темнота.

Море все больше светлело, постепенно приобретая молочно-зеленый оттенок, и он ощутил, как его сковывает страх. Что-то было неправильно. Вместо того, чтобы воспользоваться лабиринтом проходов внутри надстройки корабля, он решил подняться по длинной вертикальной лестнице, идущей вдоль фок-мачты к служебному коридору, который привел бы его прямо на главный командный пост. Начав подниматься, он услышал еще один странный звук, нарушивший долгую застывшую тишину окружающего моря и неба. Он застыл на месте, напрягая все чувства, и глаза инстинктивно начали обыскивать стремительно светлеющее небо. Что такое? Звук наполнил его ужасом и волнением. Он понял, что это было — идущий на малой высоте летательный аппарат!

Кто это мог быть? Господи, неужели кто-то все же смог пережить этот ад? Но кто? Кто бы это не был, он приближался по серому небу. Серому? Куда исчезла ночь? Он взглянул на горизонт, в полном изумлении понимая, что небо светлело с каждой секундой. Он вышел на корму проветриться около часа ночи. Неужели он мог провести здесь четыре часа? Ему казалось, что это были несколько минут. Затем все вопросы затмила черная тень, приближающаяся с кормы. Он достиг следующей площадки, тяжело дыша. Сердце екнуло. Всеми фибрами души он ощущал угрозу, он ощутил прилив адреналина, давший ему силы начать взбираться быстрее.

Что теперь, думал он, устремившись мыслями на мостик. Видел ли это Федоров? Знает ли он, что делать? Раздавшийся рев боевой тревоги принес ему облегчение.

Вой двигателей становился все громче. Вольский остановился и повернул голову, глядя на зловещую крылатую тень в светлеющем небе. А затем она расцвела белыми вспышками пламени, и к кораблю понесся поток раскаленных трассеров. Ему вторил грохот, который мог быть только звуком огня крупнокалиберных пулеметов. Их атаковали!

11 августа 1942 года, Тирренское море, к востоку от Сардинии

Флайт-офицер[4] Джордж Мелвилл-Джексон выполнял разведывательный полет на двухмоторном «Бристоль Бофайдер VIC». Недавно переведенный в 248-ю эскадрилью, он прибыл на Мальту из Гибралтара, где его эскадрилья действовала в составе сил Берегового командования. Теперь эскадрилья из шести «Бофайтеров» должна была поддержать отчаянные попытки провода еще одного конвоя через опасные воды Средиземного моря, чтобы доставить столь необходимые продовольствие, боеприпасы и, самое главное, топливо на осажденный островной форпост.

Он прошел на северо-запад над опасными водами Сицилийского пролива, а затем довернул на север, в сторону Тирренского моря, преодолел около 300 миль, а затем выполнил изящный разворот, ища признаки присутствия вражеских кораблей. Ввиду того, что конвой должен был прибыть всего через несколько дней, было жизненно необходимо поддерживать воды в районе Мальты свободными от тяжелых кораблей противника. И Мелвилл-Джексону не пришлось долго ждать. Его взгляд привлекло непонятное сияние на поверхности моря. Он двинул ручку управления вперед, слегка опустив нос самолета, чтобы лучше все рассмотреть.

— Что это, Лиззи? — Сказал он вслух, мысленно обращаясь к своей любимой жене, оставшейся дома. — Что это у нас тут?

— Томми, ты заснул? — Произнес он в гарнитуру, несколько раздраженный тем, что штурман не уведомил его о цели. — Что это там на три часа? И зачем нам новый радар, если мы не собираемся его использовать? — Он прищурился от странного сияния. Казалось, что-то поднималось со дна моря, взбаламучивая воду примерно в радиусе четверти мили. Он смутно различил нечто темное в центре вспененного участка. Это что, всплывала подводная лодка? Нет. Объект был слишком крупным, чтобы быть подводной лодкой.

Созданный как ночной истребитель, его «Бофайтер» был оснащен новейшим британским авиационным радаром Мк. VIII с новейшим концентрическим экраном, так что он хотел знать, видели ли они цель ранее. Все остальные «Бофайтеры» его эскадрильи были оснащены более старыми радарами Мк. IV, и немцы, опередив их частоты, начали неплохо глушить их в последние недели. Он надеялся, что его новый радар решит эту проблему.

— Ничего не видел весь полет, — ответил Томпсон. — Но сейчас… Вижу цель на удалении пять миль. Что довольно странно.

— Похоже, большой! Нужно снизиться и взглянуть.

Мелвилл-Джексон бросил самолет в резкое снижение, скользя по предрассветному небу и возвещая о своем появлении ревом мощных звездообразных моторов. Штурман и оператор радара переместился в верхнюю пулеметную точку, заняв место, положенное в боевой обстановке.

Джексон сжал зубы под густыми усами песочного цвета, ожидая, что по нему в любой момент может быть открыт огонь, но ничего не случилось. Мгновением спустя тень на поверхности моря четко оформилась в зловещий силуэт военного корабля. Дистанция сокращалась, и он уже отчетливо видел рад клинообразных надстроек.

— Что, неужто поймали макаронников? — Улыбнулся он, будучи уверен, что обнаружил крупный итальянский крейсер, выходящий на позицию для атаки конвоя. — Покажем и себя, Томми! — Крикнул он в гарнитуру.

«Бофайтер» был одним из наиболее мощных дальних истребителей Королевских ВВС. Убранный бомбоотсек позволил установить в нижней части фюзеляжа четыре 20-мм пушки, дополненные шестью 7,7-мм пулеметами в крыльях, что обеспечивало огромную огневую мощь, превосходящую любой другой истребитель, и даже многие тяжелые бомбардировщики.

Снижаясь, он не видел никаких флагов или обозначений, однако, как его заверили в предполетном инструктаже, в этих водах не было никаких союзных кораблей. В другой раз он, возможно, выполнил бы заход на опознание, прежде, чем открывать огонь, но не сегодня, не в свете ожидающихся боев и петли, затягивающейся вокруг осажденного острова, как никогда раньше. Роммель прорвался почти к самому Нилу, и джерри были жизненно заинтересованы в том, чтобы подавить все, оставшееся от сопротивления на Мальте, и обеспечить ему припасы для последнего рывка. Чтобы недавно принявший командование генерал Монтгомери получил возможность остановить его на подступах к Александрии, следовало поддерживать угрозу морским коммуникациям гитлеровского коалиции, и Мальта была ключевым узлом этих усилий — Мальта и такие люди как Мелвилл-Джексон и его «Бристоль Бо». Он положил палец на спусковую скобу, направляя нос самолета на корабль внизу, все еще окруженный странным пульсирующим светом.

— Доложить, — сказал он штурману. — Наблюдаю здоровенный крейсер, сообщи наши координаты. Поздороваемся, прежде, чем уходить домой. — Он не слишком торопился вернуться на аэродром Такали на Мальте, и, заходя на снижение, включил фотопулемет, зная, что разведка захочет чего-то большего, чем его слова. Жаль, что у нас нет торпеды, подумал он. Возможно, в другой раз.

Он нажал спуск, и четыре мощные 20-мм пушки взревели. Им вторил треск 7,7-мм пулеметов Браунига. Пушки обрушили шквал раскаленного металла прямо в центр корабля, ударив прямо в надстройку и вызвав море огня и дыма.

* * *

Вольский услышал грохот выстрелов, перекрываемый жутким воем самолета, пронесшегося над головой. На поверхности воды поднялось множество брызг в тех местах, где ударили первые снаряды, однако несколько следующих врезались прямо в надстройку в центральной части корабля, разбрасывая во все стороны алюминиевые осколки и раскаленные добела искры. Адмирал ощутил жгучую боль, когда что-то ударило ему в бок и ногу, и упал с высоты двух с половиной метров, сильно ушибив ноги, и ударился головой об ограждение. Ему повезло, что он не успел подняться выше, иначе падение могло его убить. Тем не менее, он лежал без сознания с несколькими кровоточащими ранами и не слышал панического грохота тяжелых ботинок по всему кораблю, когда члены экипажа бросились во все стороны, хватая спасательные жилеты и шлемы и занимая свои места по боевому расписанию.

На главном командном посту исполняющий обязанности старшего помощника капитан-лейтенант Антон Федоров услышал жуткий вой самолета и поспешил к иллюминаторам левого борта, ощущая смесь удивления и шока. Роденко доложил о странных помехах — как и Тарасов, но они не видели и не слышали ничего, до тех пор, пока отдаленный гул самолета словно не вылетел из густой темной ночи, загадочно сменившейся серым рассветом. Гул были низким и угрожающим, постепенно переходящим в протяжный резкий вой. Воздух словно наполнился треском статических разрядов, а по кораблю снова прокатилась странная дрожь. Море вокруг светилось потусторонним светом, освещавшим еще темное небо. Он бросил взгляд на хронометр. 1.37 ночи. Ночи, которая всего несколько мгновений назад была угольно-черной, а луна еще не взошла. Что это было?

Гул двигателей самолета показался ему злобным ревом, и инстинкты, наконец, побудили Федорова действовать.

— Боевая тревога! — Крикнул он.

А в следующую секунду ночное небо словно вспыхнуло огнем. Раскаленные белые полосы понеслись вниз, проходя сквозь стекла и переборки, словно лучи лазеров, исчезая во внутренностях корабля. Затем раздались четкие и безошибочно узнаваемые хрустящие звуки ударов металла о металл. Свет словно внезапно обрел материальность, превратившись в жидкий огонь, а затем в твердый металл, ударивший по кораблю.

Они ощутили глухие удары тяжелых снарядов по броне главного командного поста и решеткам хрупких антенных куполов над ним. Затем глухой рык двигателей самолета стал более тонким, исчезнув с правого борта корабля. Федоров обернулся, заметив, что все на посту смотрят на него, некоторые с выражением шока, другие со страхом и изумлением. Его собственное сознание судорожно пыталось понять, что только что случилось.

— Вы это видели? — Сказал Тарасов, указывая на место, где луч света пролетел через пост и исчез в палубе, не оставив, однако, никаких признаков повреждений.

Федоров не мог ответить. Он знал, что должен что-то сделать, принять адекватные меры для защиты корабля, но что именно? Он был штурманом. Он никогда не проходил боевой подготовки, хотя его инстинкты были верными, а суждения обычно здравыми, это не был реальный опыт командования кораблем в морском сражении. Он на мгновение снял шапку, вытирая рукавом холодный пот со лба. Все ждали, наблюдая за ним, пока он изо всех сил пытался вспомнить, что делал в подобной ситуации адмирал Вольский или как поступал в боевой обстановке Карпов.

— Роденко, — сбивчиво сказал он. — Вы сопровождаете цель?

— Я не видел его ранее, товарищ капитан-лейтенант, но сейчас наблюдаю. Сигнал слабый, уходит в южном направлении. Я не думаю, что он атакует снова.

— Тарасов? — Он хотел знать и то, что происходило под ними. Первым правилом, которое он мог вспомнить, было оценить обстановку и составить как можно более четкую картину происходящего вокруг корабля. Он видел, как Карпов делает это много раз, поэтому решил поступить аналогично, проверяя глаза и уши корабля и уясняя самые безотлагательные на данный момент вопросы.

Тарасов поправил гарнитуру и закрыл глаза, затем открыл их и сверился с экранами ГАК.

— Ничего, товарищ командир, — сказал он. — Подводных целей не наблюдаю. Вообще ничего. Что-то не так.

— Рулевой, пятнадцать влево.

— Есть пятнадцать влево. Курс 210.

Изменить курс, подумал он. Правильно. Он видел, как Карпов делал это, чтобы уклониться от любого приближающегося врага — самый элементарный маневр. Корабль занял новый курс, и напряжение немного уменьшилось. Федоров посмотрел на радиста.

— Николин, — спокойно сказал он. — Включить «Ротан» и дать полную картинку района по носу и корме. — Если радары не засекли самолета, подумал он, что еще они могли пропустить?

— Так точно, — Николин включил систему камер высокого разрешения, выводящую картинку на ЖК-монитор на главном командном посту. Стабилизированные антенные посты комплекса «Ротан» располагались на носовой и кормовой надстройках и обеспечивали панорамный обзор на 360 градусов в реальном времени. Изображение шло с небольшими помехами, видимо, из-за того, что статические разряды затронули всю электронику главного командного поста, однако Федоров смогу увидеть ясное спокойное море без малейших признаков опасных целей. И, тем не менее, было светло! Это, похоже, поразило младших членов экипажа, которые смотрели на экран широко раскрытыми глазами, периодически поглядывая на Федорова, чтобы оценить его реакцию. Свет проникал и сквозь обзорные иллюминаторы, смешиваясь с мягким ночным освещением. Федоров удивленно моргнул, но собрался, желая подать пример для личного состава.

— Итак, Николин, вам было явно нечего делать последние десять дней, — сказал он. — Теперь, будьте любезны начать проверку всего диапазона. Проверьте все, КВ, УКВ, после чего доложите мне о результатах.

— Так точно, — молодой mishman[5] вскоре занялся радиостанцией. Федоров повернулся к самому старшему гардемарину[6] этой вахты — Виктору Самсонову, их крепкой руке на посту командира боевого информационного центра.

— Самсонов, доклад, — хладнокровно сказал он.

Самсонов тяжело сглотнул. Его мощные черты на мгновение утратили твердость, но затем он начал стандартный доклад четким и ясным голосом.

— Товарищ капитан, — начал он. — Нет параметров цели. Самолет, атаковавший нас, исчез, по крайней мере, по показаниями приборов. Обе носовые РЛС МР-90 неисправны, индикаторы красные. Комплекс С-300, один индикатор желтый.

По-видимому, получили повреждения основные радиолокационные станции ЗРК средней дальности «Кинжал», являвшегося основой ПВО корабля на дистанциях[7] от тридцати до девяноста километров. В НАТО этот комплекс получил обозначение «Гоунтлет» — «тяжелое испытание» — за свою смертоносную эффективность, а комплекс, которым был оснащен «Киров» был значительно модернизирован. Желтые индикаторы относились к не менее эффективному ЗРК дальнего радиуса действия С-300, вертикальные пусковые установки которого располагались в носовой части палубы. Оба комплекса были использованы несколько недель назад для отражения налета с авианосцев «Фьюриос» и «Викториес», и мысль о том, что они могут выйти из строя, вызывала у Федорова опасения.

- Еще что-либо?

— Все три комплекса ПКР норма[8]. Одна ракета каждого комплекса к пуску готова. — Настоящие зубы корабля, смертоносные противокорабельные ракеты, скрытые под люками в носовой части, были остры, как никогда.

- Хорошо, — кивнул Федоров, вспомнив, что именно так говорил адмирал после получения доклада. По той же причине он принял позу, которую принимал Вольский, получив доклад по обстановке — сложил руки на груди, приподнял подбородок и пристально посмотрел на поверхность моря — спокойного моря под дневным светом высоко взошедшего солнца. Он много раз смотрел на адмирала со своего поста штурмана и в душе надеялся, что адмирал уже направляется сюда, так что начал собираться с мыслями для собственного доклада. Но минуты уходили, а Вольский так и не появился. Время шло, а он так и стоял, не зная, что делать дальше.

Раздался вызов, и Федоров быстро подошел к переговорному устройству возле командирского кресла.

— Старший помощник Федоров слушает, — сказал он, желая услышать в ответ голос адмирала Вольского. Однако это бы начмед корабля Золкин.

— Боюсь, что у нас есть потери, Федоров[9]. — Его голос был слаб и серьезен. — Если ситуация позволяет, вы не могли бы зайти в санчасть?

Федоров заколебался. Затем он собрался с духом и заговорил, стараясь держать голос ясным и ровным.

— Понятно. Мне нужно получить доклады по повреждениям, но я прибуду, как только смогу.

Он положил трубку на место, и у него возникло ощущение, что он знает, почему адмирал не прибыл на ГКП.

ГЛАВА 3

Задержавшись у командирского кресла, Федоров понял, что очень скоро может оказаться в нем, чего он никогда не мог себе на самом деле представить, и чего, в общем-то, и не хотел. Он все еще слышал сигналы тревоги и знал, что возгорание под палубой еще не ликвидировано. Аварийные партии пытались справится с огнем. Взглянув в иллюминаторы переднего обзора, он увидел столб густого черного дыма, поднимающийся из центральной части надстройки «Кирова», покрывая сажей вращающиеся антенны радиолокационных станций на вершине фок-мачты.

Командир дивизиона борьбы за живучесть Быко доложил на мостик о характере полученных повреждений, которые казались удивительно легкими, учитывая грохот и ярость атаки, которую они только что пережили. Одна из спасательных шлюпок левого борта была пробита пулеметным огнем и загорелась. Более тяжелые снаряды ударили в главную надстройку, проникнув весьма глубоко. Трое погибли, еще семеро получили ранения. Наиболее плотный обстрел пришелся на район главного командного поста, но именно там повреждения были минимальны. 200-мм броня, защищавшая критически важные системы и личный состав, выдержала, но расположенные выше чувствительные антенные посты и другие электронные системы получили серьезные повреждения. Антенный пост левого борта комплекса «Кинжал» (SA-N-92) был разбит и почти полностью уничтожен[10]. Быко отправил группы на вершину цитадели, чтобы разобрать обломки и проверить, возможно ли восстановить поврежденные системы при помощи имеющихся запасных частей.

В конце концов, Роденко, похоже, обнаружил, что основные обзорные РЛС не были затронуты, и получил четкую картинку района вокруг корабля, хотя дальность действия систем все еще была ограничена.

— На данный момент все чисто, — доложил он старшему помощнику. — Я считаю, что нам повезло, что они не задели основные РЛС. МР-900 «Восход» работает нормально, трехкоординатная МР-910 «Фрегат»[11] на грот-мачте полностью работоспособна. Не могу понять, почему дальность настолько ограничена, но не похоже, что это как-то связано с полученными повреждениями.

- В прошлый раз были те же проблемы с дальностью радаров, — сказал Федоров. — Навигационные РЛС работают на 50 % возможностей последние несколько часов.

Роденко посмотрел на него.

— В прошлый раз? Вы хотите сказать…

— Нас атаковал не современный самолет, — сказал Федоров. — Я не слишком разобрался, но успел более-менее его рассмотреть и понял, что это двухмоторный винтовой истребитель. Вероятно, «Бофайтер» или, возможно, Ме-110.

Самсонов нахмурился. Он никогда не слышал о таких самолетах, и понял, что события опять уходят в невозможное русло.

— Мы что, опять вернулись во времена Второй Мировой? Это безумие!

Федоров посмотрел на него, на мгновение задумавшись. Он вспомнил ослепительные вспышки, пронесшиеся прямо через мостик. Роденко тоже их видел.

— Те вспышки, Роденко. Вы помните, как это было?

— Я решил, что это был лазер[12], - ответил Роденко. — Прошел прямо через стену цитадели и ударил в палубу. Но ведь никакого ущерба не было, — он почесал в затылке с явным смущением.

- Это могли быть снаряды авиапушек того самолета, — сказал Федоров.

— Не может быть, — возразил Самсонов. — Прошли прямо через броню? И где тогда пробоины?

— Я не думаю, что они действительно попали в нас тогда, — начал Федоров, все еще пытаясь объяснить случившееся прежде всего самому себе. — Эта проблема с реактором, о которой доложил Добрынин… Странное свечение моря перед атакой, странная дрожь — все было так же, как в прошлый раз. Я полагаю, что, возможно, мы снова переместились во времени.

— Но как? — Роденко и Тарасов повернулись к нему, внимательно слушая. Остальные члены экипажа также навострили уши, хотя Роденко махнул на одного из операторов РЛС рукой с раздражением на лице, что заставило того вернуться к своему экрану.

Федоров подошел к ним ближе, и они четверо словно сформировали круг сташих офицеров — Федоров, исполняющий обязанности старшего помощника, и старшие лейтенанты Роденко, Тарасов и Самсонов[13]. Федоров продолжил, все еще пытаясь разобраться с ситуации прямо на ходу.

— Предположим, что мы снова переместились, — начал он. — Бог знает, где мы сейчас, но явно не в будущем. Мы снова вернулись — или, возможно, нас отбросило обратно. Когда этот самолет атаковал нас, мы словно были уже здесь, но еще не здесь. Несколько снарядов прошли прямо через мостик, словно, как вы, Роденко, говорили, лазер. Затем мы как бы закрепились в этом времени, и снаряды начали бить по броне цитадели, которая легко их задержала. Эти пушки могли нанести гораздо больше вреда, если бы поразили критически важные системы, но большая часть снарядов словно прошла сквозь нас… Потому что мы были еще не здесь, а только начали появляться в новом времени.

Он понимал, насколько бредово это звучит, но к этому моменту экипаж начал свыкаться с невозможными обстоятельствами.

— Посмотрите на время, — указал Федоров на хронометр. — Два часа ночи, должна стоять непроглядная темнота. Прошу поправить меня, если это не дневное время. Если только скорость вращения Земли не изменилась, мы очевидно переместились во времени.

— Но ведь не было ядерного взрыва, — сказал Роденко. — Как это могло случиться? Как мы снова могли переместиться во времени?

— Этого я не знаю, — Федоров быстро признал свое невежество. — И мы можем никогда не узнать. Возможно, мы так и не закрепились во времени после катастрофы, забросившей нас в прошлое. Как камешек, брошенный по поверхности пруда. Мы плюхнулись в 1941, потом отскочили от воды в этот кошмарный мир будущего, а затем снова опустились на поверхность воды. Мы перешли Атлантический океан, потому что сознательно перемещались в пространстве.

— Но я не вижу никакого рулевого управления у перемещений во времени, — возразил Роденко. — Как это возможно?

— Я уже сказал, что не знаю, — ответил Федоров. — Послушайте, мы не сможем понять это в ближайшее время. В первый раз нам потребовалось несколько дней, чтобы понять, что случилось, но на этот раз у нас может не быть такой роскоши. Мы должны сохранять бдительность и быть готовыми к тому, что мы больше не там, откуда пришли. Если это случилось снова, мы должны понять, где оказались, потому, что если мы снова в 1940-х, это может быть очень опасным местом. — Он указал на передние иллюминаторы. — Не обманывайтесь спокойствием моря и ясным синим небом. Средиземное море во время Второй Мировой было плавильным котлом, и мы оказались прямо в нем. Если бы я только смог установить дату и время… — Он повернулся к радисту с загоревшимся взглядом.

— Николин, есть что-нибудь?

— Никак нет, товарищ капитан-лейтенант. Шумы на всех частотах. Я словно начинаю что-то принимать, но сразу теряю сигнал.

— Хорошо, продолжайте. — Он окинул мостик взглядом и задумался, что делать дальше. На данный момент ситуация успокоилась, и он хотел бы спуститься вниз, чтобы собственными глазами увидеть повреждения. Но еще больше он хотел бы добраться до санчасти и проверить, зачем его вызывал начмед.

— Мы выясним, что случилось, достаточно скоро, — подвел он итог. — Тем временем, мне нужно доложить адмиралу Вольскому. Роденко — нет, вы все — соблюдать готовность. Самсонов, — предупредил он. — Мы не можем дать застать себя врасплох. Я никого не обвиняю. Никто не видел этого самолета, пока он не оказался прямо над нами. Но не позвольте никому снова подойти к кораблю таким манером, понятно? Если Роденко обнаружит враждебную цель, разрешаю применить оружие по усмотрению. Боюсь, что обстоятельства вынуждают нас сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы, пока мы не поймем, что произошло, и где мы оказались. — Он решительно поправил шапку.

— Это все, товарищи офицеры. Я должен идти вниз. Роденко, вы за старшего.

— Так точно.

* * *

Он вышел с ГКП и направился вниз. Встречающиеся члены экипажа отдавали ему честь, но исключительно его форме и званию. Все знали Федорова как молодого штурмана, вне вахты вечно погруженного в свои в пыльные страницы истории в своих книгах. Тем не менее, учитывая слухи, которые пошли насчет адмирала, все были рады, по крайней мере, увидеть рядом старшего офицера. Карпов и Орлова все еще находились под арестом в каютах, а большая часть других старших офицеров — на ГКП. Хотя большинство младших офицеров все еще воспринимало Федорова как кого-то из своей среды, факт оставался фактом: теперь у него на манжетах были три полосы и две бляшки капитан-лейтенанта[14], а также должность старшего помощника командира корабля, второго человека после адмирала Вольского.

На нижних палубах всем заправляли mishmanyy, командовавшие starshini различных статей Ниже них находились старшие матросы, хотя большая часть 750 человек экипажа носили самое низкое звание — матрос, выполняя все каждодневные задачи, необходимые для поддержания корабля в надлежащем состоянии.

Федоров заметил худшее из случившегося — снаряд пробил наружный люк, породив град острых металлических осколков, убивших и ранивших нескольких в отсеке. Несколько трасс, густо идущих под потолком, были пробиты. Техники уже работали над ними, обрезая и заменяя поврежденную проводку и заменяя электрощитки, почерневшие от недавнего возгорания.

— Насколько все плохо? — Спросил он матроса.

Молодой человек повернулся к нему, отсалютовав, когда заметил фуражку и погоны Федорова. Затем он узнал и его лицо, чуть улыбнувшись. Однако его глаза быстро померкли.

— Было много осколков, товарищ капитан-лейтенант. Мы потеряли троих — Горохова, Калинина и Пушкина. Остальные более-менее нормально. Старшина отправил их в санчасть двадцать минуты назад.

Федоров знал одного из них достаточно хорошо, чтобы не суметь принять новость совсем просто так. Он кивнул. Его черты были напряжены, но он держал себя в руках.

— Я проверю, что с ними, — ответил он.

— Что это было, товарищ капитан-лейтенант? — Спросил матрос с широко раскрытыми глазами.

— Неопознанный самолет. Мы еще сами не разобрались, но все спокойно. Роденко следит за обстановкой.

— Но что с адмиралом, товарищ капитан-лейтенант? Он убит, как говорят?

— Убит? — Федоров попытался произнести это так, будто знал сам, однако новость потрясла его, и лицо не смогло скрыть эмоций. — Нам не сообщали этого, — тихо сказал он.

— Но я затем сделаю объявление. Продолжайте работать.

Федоров направился по длинному коридору в сторону санчасти. По пути многие пытались задавать ему вопросы, но он отвечал им только заниматься своим делами и побыстрее, что мало способствовало подавлению беспокойства, волной прокатившегося по экипажу корабля.

Убит? Эта мысль навалилась ему на плечи свинцовой тяжестью. Если все было так, то ответственность за корабль и весь его экипаж ложилась на него. По правде говоря, он никогда не хотел командирской должности, будучи довольным должностью штурмана. Адмирал Вольский стал для него наставником, почти отцом. Он выслушивал его, направлял, постепенно вводил в новую жизнь старшего помощника в последние дни. Он не мог погибнуть! Не мог! Но если это было так, то теперь ему придется стать примером другим. Вольский был тем большим связующим звеном, которое связывало экипаж корабля воедино. Все любили его и были готовы на все ради него, потому мятеж Карпова был обречен с того самого момента, как был задуман. Но теперь… Если адмирал погиб…

О чем думал экипаж? В последние дни они прошли через многое. Долгий и тоскливый переход через Атлантический океан наполнял всех нехорошим предчувствием с тех пор, как они впервые зашли на Азорские острова. Быстро пошли слухи, что там все были мертвы, что там не нашли ничего, кроме обгоревших руин и обугленных костей. Когда они, наконец, вошли в Средиземное море и прошли на север к Тулону, а затем вдоль побережья Италии, все, наконец, увидели, что слухи верны. Они собирались группами на верхней палубе, глядя на руины Рима и Неаполя. Это не способствовало поднятию боевого духа. Были ли они единственными, кто пережил эту жуткую войну, думали они? И что теперь будет с ними?

Наконец он добрался до входа в санчасть. Два старших матроса отдали честь, заметив его. У одного была забинтована голова, у второго рука лежала на перевязи, однако оба были ранены не слишком серьезно. Он проскользнул в люк, мельком заметив в дальнем углу три тела, накрытые белыми простынями. Сердце екнуло от мысли, что одно из них может принадлежать адмиралу, но затем из соседнего помещения появился слабо улыбающийся Золкин. Начальник медицинской части корабля, обладатель бороды и очков, имел звание капитана второго ранга после долгой службы в российском флоте и был, в сущности, на две ступени старше Федорова по званию, хотя по роду своей должности не входил в обычную командную структуру корабля.

— А, Федоров! Я надеялся увидеть вас. Мне сказали, что нас обстрелял самолет. Это так? Надеюсь, серьезных повреждений не было? Как видите, нам уже хватило, — он мрачно указал на три тела.

— Все в порядке — на данный момент, — ответил Федоров. — Но что с адмиралом? Мне сказали…

— Не беспокойтесь о том, кто что говорит, — сказал Золкин. — Я вот только что прочитал последним двоим лекцию по поводу пользы самообладания и вреда нелепых слухов. Один говорит то, другой это, а дальше вам докладывают, что «Титаник» тонет по правому борту, — он вытер руки чистым белым полотенцем, и Федоров не мог не заметить на его халате пятна крови.

Первая кровь, подумал он. Враг, кем бы он ни был, наконец нанес им повреждения.

— Адмирал жив?

— Разумеется — по крайней мере, так было пять минут назад — но у него будет жуткая головная боль, когда он очнется. Он получил ранение осколками, когда нас обстрелял этот самолет. Что случилось, Федоров? Я полагал, что в этом кошмаре нашего собственного изготовления мы, по крайней мере, находимся в безопасности.

— Адмирал поправится?

— Конечно. Он в изоляторе. Рана в ноге и поверхностная рана на боку. Видимо, он пытался подняться по лестнице вдоль надстройки, и упал, когда мы были атакованы. О чем он думал, пытаясь сделать это в свои-то годы? Адмирал в хорошей форме, но уже не юноша. Кроме того, у него ушиб головы, и, вероятно, легкое сотрясение мозга. Однако я подлатал его, и через несколько дней он будет здоров.

— Мы потеряли троих?

— К сожалению да. Я ничего не мог сделать. Они уже были мертвы, когда их доставили сюда. К счастью для Вольского, аварийная партия имела при себе носилки и доставила его сюда. Но вы не ответили на мой вопрос. Что случилось?

— Мы пока не знаем.

Федоров собирался сказать, что они сами пока ничего не знает, но внутренний голос напомнил ему, что сейчас нужно проявлять большую решимость и собранность. В этот момент раздался вызов по системе внутренней связи. Золкин взглянул на него поверх очков.

— Можете ответить, — жестом указал он. — Возможно, это вас? Я пока сниму халат и уберусь.

Федоров поднял трубку. Это был радист Исаак Николин, который доложил ему о ситуации с радиосигналом.

— Принимаю сигнал, достаточно слабый, но различимый. Похоже на переговоры между кораблями, товарищ капитан-лейтенант. На английском. Что-то насчет орла.

— «Орла»?

— Так точно. Я полагаю, это корабль — и они говорят о каком-то пятом за войну, по крайней мере, я слышал это выражение. Затем сигнал снова пропал.

Федоров на мгновение задумался. «Орел»… Корабль… Пятый за войну… Затем разум внезапно осознал три эти странные подсказки, и его словно громом поразило. Они понял, где они оказались.

— Ясно. Продолжайте. Я скоро вернусь на мостик.

Федоров пошатнулся от внезапного осознания. Как проверить это? Как подтвердить?

— Еще плохие новости? — Спросил Золкин, бросая халат в корзину. — Вы будто привидение увидели. Почему бы вам не присесть?

— Нет времени, доктор. Я должен идти обратно.

Золкин взглянул на него и приобнял за плечо.

— Я понимаю вас, — сказал он с кривой ухмылкой. — Всему свое время, молодой человек. Переведите дыхание и передохните на мгновение. Вы находились в центре событий все последние дни на своем новом поту, и этого достаточно, чтобы выбить из колеи кого угодно.

— Спасибо, — Федоров кивнул, а затем понизил голос. — Я полагаю, мы снова переместились обратно во времени. Николин перехватил фрагмент радиопереговоров. Мне кажется, что я понял, где мы оказались, и это не может меня радовать. Как скоро адмирал поправится?

— Сложно сказать. Понадобится хотя бы день, прежде, чем я разрешу ему что-либо делать. Боюсь, вам придется некоторое время побыть за старшего. Идите и разберитесь, что там на ГКП, но если вам удастся немного поспать, то это будет хорошо. Я вижу необъяснимый день, вместе с которым отменился и мой ночной сон, но думаю, как-нибудь справлюсь, учитывая, какие ужасы мы переживали последние недели. Возвращайтесь, когда узнаете что-либо, и у нас будет больше шансов во всем разобраться — у вас, у меня и у адмирала.

— Наверное, — сказал Федоров. — Тогда я пойду… Вы помните книгу, которую я отдал адмиралу? «Хронология войны на море»?

— Хотите немного заняться чтением? Зачем вам это сейчас, Федоров?

— Нужно свериться с датами.

Золкин сложил руки, потирая густую бородку.

— Я полагаю, она в каюте у адмирала. После того, как мы справились с Каропвым, он читал ее много ночей подряд.

— Спасибо, доктор. Я пойду, — он задержался взглядом на троих погибших. — Что будет с ними? Я полагаю, похороны в море будут уместны.

— Я займусь, — ответил Золкин. — У вас достаточно забот. Идите и найдите свою книгу.

Федоров мрачно кивнул и вышел. Золкин покачал головой ему вслед.

Да, мне на плечи свалилось многое, подумал Федоров. Больше, чем я когда-либо пытался нести в жизни. Он задался вопросом, не сломает ли это ему спину, и не подведут ли ноги в решающий момент, когда на кону будет стоять гораздо больше жизней, чем три.

Он шел по длинному коридору к офицерской кают-кампании, и в голову пришли строки о тех троих, которых он увидел в медчасти:

  «А море и небо вернутся когда-нибудь снова   На вечно свои — отведенные Богом места.   И вы — кто остались живыми — бывайте здоровы.   На месте погибших ни холмика нет, ни креста!»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ

«Необходимо еще раз попытаться провести конвой на Мальту. На карту поставлена судьба острова, и усилия по его удержанию стоят того, что нужно будет сделать. Необходим сильный эскорт в составе линкоров, способных противостоять итальянской боевой эскадре и мощное прикрытие авианосцами. Необходима как минимум дюжина быстроходных транспортных судов, и любые приоритеты в их использовании будут обеспечены. Я буду раз выслушать ваши предложения и считаю верным немедленно отправить телеграмму лорду Горту, дабы предотвратить отчаяние населения. Он должен быть в состоянии заявить: Флот никогда не бросит Мальту»

Премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль. Совершенно секретно, записка первому лорду Адмиралтейства, первому морскому лорду и начальнику генерального штаба генералу Х.Л. Исмею

ГЛАВА 4

Федоров перелистывал страницы своей книги, пытаясь найти то, что узнал от Николина, сидя в тишине в адмиральской каюте, где и нашел ее на тумбочке, как и сказал Золкин. Его первой мыслью было то, что корабль забросило обратно во времени, и он вернулся в 1941 год, но читая записи о событиях на Средиземном море, он не находил ничего, что было бы связано с загадочным сообщением.

— «Орел», корабль, пятый за войну… — Бормотал он вслух. Наконец, он нашел. HMS «Игл» — «Орел» — был британским авианосцем, действовавшим на Средиземном море в 1941 и 1942 годах. Он был потоплен немецкой подводной лодкой, проскользнувшей мимо эсминцев охранения и поразившей авианосец четырьмя торпедами, отчего тот перевернулся и затонул в считанные минуты. Вот! Он нашел то, что искал. Фотография из «Дэйли Телеграф», взорвавшая Британию заголовком «Пятый авианосец потерян». Он прищурился, вглядываясь в мелкий текст.

«В коммюнике Адмиралтейства сообщается, что авианосец HMS «Игл» потоплен подводной лодкой в Средиземном море. Большая часть экипажа спасена. Дополнительные сведения будут сообщены по мере их получения».

HMS «Игл» водоизмещением 22 600 тонн, находившийся под командованием капитана Л.Д.Макинтоша, был заложен на верфях «Армстронг» в 1913 году в качестве дредноута для флота Чили. Однако в 1917 году он был выкуплен Великобританией за 1 334 358 фунтов, и вступил в строй в качестве авианосца 13 апреля 1920 года.

Последним потерянным британским авианосцем был «Гермес», потопленный в апреле 1942 у Цейлона японскими бомбардировщиками. Помимо него с начала войны погибли еще три — «Корейджес», торпедированный в сентябре 1939 года, «Глориес», потопленный в бою с «Шарнхорстом» и «Гнейзенау» во время кампании в Норвегии, и «Арк Ройял».

«Игл» был пятым авианосцем, потерянным в войну, подумал Федоров. Все правильно! Но было странно то, что, проверив дату статьи, он увидел 12 августа 1942 года, ровно год с момента их исчезновения после ужасной свалки в Атлантике. Тогда они провалились в какое-то неизвестное будущее, в котором от мира остались лишь обугленные руины. Они совершили переход через Атлантический океан и Средиземное море. Хронометр корабля показывал 20 августа. Однако, проверив еще раз материалы, он убедился, что «Игл» был потоплен 11 августа в 13.15, а заметка в «Дэйли Телеграф» вышла через день. Даты не совпадали, и это его смутило.

Атака самолета, явно не современного самолета и внезапная смена ночи на день убедили его в том, что они снова оказались изгоями в другом времени. Николин ведь не мог получить радиоперехват сообщения, сделанного на неделю раньше. Оно определенно указывало на их текущее положение во времени. Нужно было больше сведений, так что он взглянул на радиста, ожидая дальнейших новостей.

Он встал на ноги, ощущая безотлагательность момента и напоминая себе, что ему следовало находиться на ГКП. Однако в этот же момент он заметил на тумбочке фотографию адмирала с его женой, а также бумагу с тонкими следами ручки. Похоже, что адмирал писал это письмо, а он настолько спешил взять «Хронологию», что этого даже не заметил. Мгновение он колебался, стоит ли прочитать это письмо. В начале листа было ясно написано твердой рукой: «Моей дорогой жене…».

Он ухмыльнулся, подумав о том, что если адмирал начал это письмо раньше, во время событий в Датском проливе, то тогда его жена еще даже не родилась! А если сейчас, то она определенно не могла пережить разрушения, которые они видели, путешествуя от одного почерневшего берега к другому.

От этой мысли он внезапно ощутил приступ одиночества. Каждый должен был искать душевное равновесие, подумал он. Даже адмиралу был нужен кто-то, кто мог услышать его в долгие пустые ночи на борту корабля, потерянного во времени также, как и все они. Каждый держался за что-либо, за воспоминания, места, родных и любимых, все то, что осталось с ними в том уютном внутреннем мире.

Если ли в этом мире место, в котором я сам смогу обрести покой, подумал он? Он ушел в море, не оставив дома никого. Его книги и история были его единственными настоящими спутниками жизни — лица и образы давно ушедших людей. Он знал их так хорошо, что порой они казались ему более реальными и живыми, чем товарищи по экипажу. А теперь он оказался брошен в эту самую эпоху, словно чайный пакетик в кипящую воду. В этот самый момент Черчилль готовился к встрече со Сталиным в Москве, чтобы сообщить о том, что открытия второго фронта на западе в ближайшее время не случиться — если они действительно оказались в том году и том месяце.

«Игл» был потоплен 11 августа 1942 года. Он должен был убедиться в этом, и именно эта срочность выбила его из задумчивости и заставила направиться на главный командный пост.

* * *

Спустя час Федоров получил ответы на многие вопросы. Николин внимательно мониторил эфир, который постепенно очищался от помех. Они начали принимать новые сообщения, а также эфир ВВС. Одна передача за другой рисовали мрачную картину мира, в котором оказался «Киров». Немецкая 6-я армия формировала Дон и заняла Калач, откуда начала злополучное наступление на Сталинград. Операция «Эдельвейс» также была в самом разгаре. Красная армия потеряла нефтяные месторождения Майкопа, откатившись к Черноморским портам.

Среди принимаемых передач фигурировали и другие, меньше по масштабам обстоятельства. В южной Атлантике немецкой подлодкой было потоплено норвежское судно «Мирло». 37 членов экипажа покинули его на трех спасательных шлюпках и были подобраны британским шлюпом «Банфф». Федоров смог точно определить время и место этого нападения, сверившись со своей литературой — 2:27 ночи, в 870 милях к западу от Фритауна в Сьерра-Леоне, подлодка носила номер U-130. Сообщалось также о ночном налете британской авиации силами 154 бомбардировщиков на Майнц. Все это случилось 11 августа 1942 года, что подтверждало его опасения, что «Киров» снова попал в плавильный котел.

Да уж, подумал Федоров, из огня Северной Атлантики да в полымя Средиземного моря! Несколько дней они провели в черном забвении будущего. Они так и не определили, какой это был год, но теперь вернулись, всего через несколько дней после сражения с Британским флотом, и в то же время спустя год! И на этот раз не будет возможности уклониться от конфликта на широких просторах Атлантического океана. В этот раз они оказались заперты в бутылке. Из Средиземного моря было три выхода: Суэц, Босфор и Гибралтар, и ни одним из них пройти не будет просто. Они были замечены и атакованы в первые же секунды своего здесь появления, и Федоров не сомневался, что вскоре им предстоит принимать самые тяжелые решения.

Молодой старший помощник наконец окончательно убедился, где они находились и какова была их судьба. Это было проще всего. Он мог поверить в это после того, через что они уже прошли, и на этот раз рядом не будет Карпова с его спекуляциями. Теперь нужно было решить, что делать, и больше, чем чего бы то ни было, он хотел видеть Вольского в командирском кресле. Что мог сделать он сам?

Остальные на ГКП пристально следили за нам со своих постов. Они видели, как он хмурился, перелистывая свои справочники и просматривая данные, хранившиеся на его собственном бывшем посту. Чем больше они наблюдали за ним, тем более становилось очевидным, что Федоров был чем-то серьезно обеспокоен.

— Товарищ капитан-лейтенант, — решился, наконец, Роденко. — Вы что-то выяснили, или это был еще один плохой сон?

— Плохой сон? — Посмотрел Федоров на командира радиотехнической части. — Хорошее определение, Роденко. Если я прав, и Николин перехватил верные данные, то на этот раз мы оказались в самом настоящем кошмаре, и теперь единственный вопрос, который стоит перед нам — это что нам с этим делать?

— Не беспокойтесь, — ответил Роденко. — Системы начинают приходить в норму. Наблюдаю воздушные цели над Сицилией и Сардинией, но ни одна из них не направляется в нашу сторону. На этот раз никто не сможет застать нас врасплох, а мы сами можем уничтожить все, что попытается это сделать. Что вас так беспокоит?

— То, что если я верно определил дату, то это 11 августа 1942 года, и мы находимся в непосредственной близости от одного из крупнейших морских сражений этой войны. Что меня беспокоит? — Федоров пристально посмотрел на него, понизив голос, чтобы остальные не услышали. — Могу сказать одним простым словом: выживание.

* * *

Споры в Адмиралтействе шли очень долго. Неудачная отправка конвоя PQ-17 в Мурманск закончилась катастрофой, когда были потоплены двадцать четыре из тридцати девяти судов конвоя. А теперь премьер-министр настаивал на том, чтобы сделать то же самое на Средиземном море. Разумеется, у Адмиралтейства были свои соображения. В Атлантике обстановка оставалась достаточно напряженной. Немецкие подлодки продолжали кровавое пиршество на коммуникациях, уничтожая слишком много кораблей, для охранения которых никогда не хватало крейсеров и эсминцев.

Теперь же он требовал от флота собрать в единый кулак 50 военных кораблей, чтобы провести на Мальту всего 14 транспортов! Сначала это казалось нелепым. Катастрофа конвоя PQ-17 заставила прекратить все конвои в Россию, а теперь это? Тем не менее, премьер-министр со своим привычным убедительным красноречием смог разъяснить безотлагательную важность острова для хода войны на западном театре боевых действий.

В этот год Британия не видела ничего хорошего. Роммель высадился в Африке и отбросил Окинлека к Газале, а затем снова вынудил к отступлению к дельте Нила в мае. Сейчас бои шли не более чем в 60 милях к западу от Александрии. Тобрук значительное время держался в осаде, оставаясь в глубоком тылу итальянских войск, будучи единственным остатком выгодной позиции, занимаемой когда-то в Африке частями британской 8-й армии. Он, наконец пал 21 июня, не оставив британцам никаких позиций в пустыне, однако истребители оттуда были эвакуированы на Мальту. Силы гитлеровской коалиции катились неукротимым валом, и Мальта оставалась последней одинокой скалой на его пути.

Если и был кто-то, способный действительно описать ужасный характер ситуации, то это был Черчилль, и именно это он и сделал, убедив адмиралов, что защита Мальты имеет первостепенное значение. «Мы можем потерять наши корабли в этих боях, — утверждал он. — Но Мальта — наш непотопляемый авианосец, стоящий прямо на пути конвоев с припасами, необходимыми для поддержки Роммеля». С Мальты КВВС могли отправлять самолеты на разведку, чтобы обнаруживать вражеские транспорты и наводить на них ударные самолеты. После катастрофы на Крите немецкая армия вряд ли могла выбросить на остров парашютный десант, а итальянский флот не продемонстрировал ни решимости, ни способности обеспечить высадку морского десанта.

И бои за Мальту стали отголоском легендарной Битвы за Британию. Остров ежедневно подвергался налетам самолетов с Сардинии и Сицилии, которым противостояли «Спитфайры», доставляемые авианосцами Королевского флота. Черчилль утверждал, что немцы могли занять хоть всю Северную Африку, но для окончательной победы англичане должны были удержать три позиции: Гибралтр на одной оконечности Средиземного моря, Суэцкий канал на другой, и Мальту — прямо посередине этого плавильного котла. Остров оставался препятствием на пути врага, и пока он не был захвачен, части Роммеля не могли быть должным образом обеспечены.

Поэтому «Операция», как ее называли в ходе планирования, считалась настолько важной, что Королевскому флоту требовалось задействовать половину доступных кораблей сопровождения. Красноречивые аргументы Черчилля, выкрикиваемые с командного поста премьер-министра, не могли остаться без ответа. Был сформирован новый конвой — еще один под обозначением «Уинстона Специальной», или WS-21S. Задачей было доставка жизненное необходимых припасов и топлива на Мальту, и охранение должно было стать самым мощным из тех, что до сих пор создавалось в этой войне.

Для обеспечения различных аспектов операции должны были быть задействованы не менее пяти авианосцев, дабы собрать столько мощи морской авиации, сколько возможно. Ядром группы прикрытия должны будут стать два крупнейших линкора межвоенного периода — «Нельсон» и «Родни». Это были оба корабля своего типа и единственные корабли британского флота, вооруженные 406-мм орудиями. Тяжелые и неповоротливые, способные развить не более 21–23 узлов, они были, тем не менее, отлично бронированы и идеально подходили для сопровождения медлительных транспортных судов. Оба хорошо зарекомендовали себя, обеспечивая защиту конвоев в Атлантике от немецких надводных кораблей, а «Родни» сыграл важную роль в охоте на «Бисмарк» чуть больше года назад.

Девять крейсеров и около тридцати эсминцев, включая корабли, отозванные из восточной части Средиземного моря, являли собой одно из крупнейших военно-морских соединений из когда-либо созданных. Все они были собраны для защиты всего четырнадцати драгоценных транспортных судов, включая жизненно важный быстроходный нефтеналивной танкер «Огайо», который Черчилль выцыганил у американцев, задействовав свою легендарную способность к убеждению.

Пять авианосцев носили возвышенные названия, олицетворяя имперскую мощь: «Неукротимый», «Победоносный», «Орел». К ним присоединились еще два — «Аргус» и «Яростный», последний из которых имел особую задачу по доставке тридцати восьми «Спитфайров» для поддержки находящихся в тяжелом положении авиационных частей на Мальте. Крейсера олицетворяли собой далекие форпосты империи — «Нигерия», «Кения», «Манчестер», «Каир». Другие носили имена древних богов, властвовавших над судьбой людей, действовавшим в этих водах в прежние времена — «Харибда», «Сириус» и «Феба».

Это огромное соединение вышли из внутренних вод Британии в Бискайский залив. Авианосцы подняли истребители, начавшие пролеты над конвоем в рамках учений по распознаванию самолетов. Четырнадцать транспортных кораблей отрабатывали высокоскоростные маневры перестроения из четырех колонн в две, как это было принято во враждебных водах. Они прошли Геркулесовы Столпы, мимо огромной Гибралтарской скалы серой безлунной туманной ночью 10 августа. На следующий день сменившие старые «Си Фулмары» «Си Харрикейны» начали полеты с пяти авианосцев, обеспечивая воздушное прикрытие конвоя. Среди этих авианосцев был и HMS «Фьюриос», восстановленный из близкого к металлолому состояния после мучительной встречи год назад с загадочным немецким рейдером в Атлантическом океане. Теперь он вернулся в строй, выполняя задачи авиатраспорта.

Все словно шло по плану, пока спустя час после полудня 11 августа не случилась катастрофа. Опытный немецкий подводник, капитан Хельмут Розенбаум сумел пройти мимо эсминцев сопровождения и выпустил четыре торпеды по HMS «Игл». Все они поразили цель. Корабль был разорван четырьмя взрывами, вызывавшими катастрофическое затопление, и неудержимо пошел ко дну. В считанные несколько минут члены его экипажа отчаянно боролись за свои жизни, пытаясь выпрыгнуть за борт и схватиться за что-нибудь, плавающее вокруг корабля. Один из матросов увидел побелевшее лицо своего товарища и бросился к нему, только чтобы обнаружить, что того буквально разорвало пополам одним из взрывов.

Выполнив двенадцать успешных боевых походов в этих самых водах и прослуживший долгую и выдающуюся службу, «Игл» перевернулся и затонул в считанные минуты. К счастью, большинство членов экипажа были спасены держащимися поблизости эсминцами. Это был пятый авианосец, потерянный Королевским флотом. Вместе с ним ушли под воду двенадцать «Си Харркейнов», составлявшие большую часть 801-й эскадрильи и все четыре самолета 813-й. Только четыре самолета 801-й уцелели, так как находились в это время в воздухе и успешно сели на «Индомитейбл».

План, как обычно, начал разваливаться с самого начала боевых действий. Предполагалось, что тяжелые корабли обеспечат безопасность конвоя по крайней мере до Бизерта, однако «Игл» был потерян на сотни миль западнее, к северу от Алжира. Внезапность и шок этой атаки стал ужасным предзнаменованием того, что должно было случиться со всем предприятием — как его назвали, «Операцией «Пьедестал». Они также напомнили адмиралам и капитанам, что враги хорошо знали их намерения и собрали значительные силы для противодействия. Кессельринг хвастался тем, что после получения подкреплений с других направлений смог собрать более 700 самолетов для противодействия британскому флоту. Кроме того, в распоряжении противника имелись также немецкие и итальянские подводные лодки, а у островов Пантеллерия и Лампедуза ожидали рои торпедных катеров, нготовые нанести удар по любым кораблям в момент прохода мыса Бон на самой северной оконечности Туниса, откуда начинался их последний отчаянный рывок к Мальте. В этих ограниченных, заполненных минами водах, где не могли действовать могучие британские линкоры, быстроходные катера были идеальным средством.

Но помимо всего этого было и то, чего Адмиралтейство не планировало никогда, несмотря на мучительную встречу с ужасным рейдером год назад — тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров».

ГЛАВА 5

Мелвилл-Джексон вошел в инструкторскую на аэродроме Такали на Мальте, готовый к разбору полета. Уинг-Коммандер[15] Дэвид Картридж уже ждал его вместе с Джорджем Стэнтоном, еще одним пилотом, проводившим разведку этим утром. Неожиданностью стало присутствие Вице-Маршала Авиации[16] Кита Парка, командующего ПВО Мальты. Джексон бодро отдал честь и сел в кресло.

- Добрый день, — встретил его Парк приятной улыбкой. — Как вам новый радар?

— Замечательно, сэр, — ответил Стэнтон. — Несколько меньше дальность, но намного более адекватен для поиска морских целей на малых высотах.

— Должен заменить, что у меня другое мнение, — сказал Мелвилл-Джексон. — Я обнаружил цель визуально раньше, чем радар хотя бы пикнул. Сначала я подумал, что это штурман заснул, но он клянется и божится, что на экране не было ничего, пока мы не прошли над этой проклятой штукой.

— Ах, да, — сказал Парк. — Крупный итальянский крейсер по координатам 39.00 северной широты и 11,16 восточной долготы. Двести миль к востоку от Кальяри, следует курсом 225.

— Так точно, сэр. Появился из ниоткуда, причем на море было что-то странное. Сначала я подумал, что это всплывает подводная лодка, но рябь была слишком сильной, а цель слишком крупной. Это был, безусловно, военный корабль, хотя я не могу сказать, какой именно, пока мы не проверим данные по итальянскому флоту, но это точно был, по крайней мере, крейсер, скорее всего, тяжелый.

Парк был четким и старательным офицером, всегда уделявшим больше внимание деталям и собственному пониманию всех новых технологий, влиявших на ведение боевых действий, в особенности, новых радаров.

— Ясно, Джексон. Ты только вчера прибыл из Берегового командования, и да, смею заметить, что сейчас итальянцы не очень любят ходить на запад, и в следующий раз опознавайте корабли прежде, чем их обстреливать. Воды в этом районе достаточно загружены, так что нужно точно знать, в кого стреляешь.

Парк хорошо знал, о чем говорил, когда дело доходило до военных действий в воздухе. Будучи уроженцем Новой Зеландии, он стал асом в Первую Мировую, вскоре поднявшись до высшего командного состава в Королевских ВВС. Он хорошо разбирался и в военно-морских вопросах, впервые попав в море в девятнадцать лет на пароходе, отчего и получил прозвище «шкипер». В свое время он участвовал в десантной операции в Галиполи и в битве на Сомме, где хорошо усвоил, насколько ценной может быть правильная воздушная разведка в любом военном конфликте. Тогда он летал на старых бипланах «Бристоль», выполнявших функции разведчиков и истребителей, и имел на своем счету немало сбитых немецких самолетов. К началу Второй Мировой войны Парк был вице-маршалом авиации и командовал 11-й группой КВВС, участвовавших в обороне Лондона. Он лично вел бои в небе над городом и лично принимал участие в совещаниях в бункере КВВС в Аксбридже. После командировки в Египет Парк представился идеальной кандидатурой на должность командующего ПВО Мальты ввиду своей способности выдерживать ежедневную борьбу с Люфтваффе, оставаясь с врагом на равных.

— Вы сняли корабль на фотопулемет?

— Так точно, сэр, — ответил Джексон. — И подбавил из просто пулеметов. Похоже, что мы их поймали. Они не открыли огня, пока я не прошел над ними и не ушел. Тем не менее, я решил, что не стоит идти на второй заход. Крейсер подобного размера — задача для полной эскадрильи.

— Согласен, — ответил Парк. — Что же, в ближайшие дни мы не вылезем из-под земли. — Он имел в виду подземные сооружения под Валлеттой, где располагался командный центр противовоздушной обороной острова. — Я намеревался отправить тебя для удара по Комозо на Сицилии сегодня днем. Нужно поколотить их аэродромы прежде, чем конвой уйдет в глухую оборону. Но, ввиду того, что мы здесь обнаружили, я поручу эту задачу 235-й эскадрилье, оснащенной «Бо Mk.I». У вас более новые самолеты, два из которых оснащены новейшими радарами. Вашей задачей будет пройти на север, снова обнаружить этот корабль и определить его курс и намерения. Адмиралтейство сообщает, что итальянские 3-я и 7-я крейсерские дивизии вышли в Тирренское море. Их, определенно не следует подпускать к конвою.

— Так точно, сэр. — Джексон был рад любой боевой задаче. Следующие несколько минут они провели за обсуждением плана удара 235-й эскадрильи по Комозо, пока техники не установили запись фотопулеметов в проектор.

— Джентльмены, я знаю, что вы видели пару итальянских крейсеров, так что приглашаю взглянуть, — сказал Парк. — Осмелюсь заметить, что у меня имеется большой опыт в этом вопросе. — Они с интересом начали просмотр запили, и Парк вскоре поймал себя на мысли, что подался вперед, сложив руки за спиной, чтобы лучше рассмотреть. Картинка становилась все более четкой, хотя дистанция была большой, а цель была словно окутана дымкой. Кода Джексон открыл огонь, снаряды подняли целый лет тонких гейзеров вокруг корабля, а затем ударили по его центральной части в район главной надстройки, где вскоре начался пожар и показался дым.

— Можете отмотать на несколько кадров назад? — Сказал Парк через плечо. — Да… Вот. Взгляните, джентльмены. Что скажете, мистер Картридж?

Уинг-коммандер ответил быстро:

— Это не итальянский крейсер, сэр. Где дымовые трубы? — Он указал на экран. — Вот, район фок-мачты, на которую пришелся основной огонь. Я не вижу дымовой трубы[17]. На большинстве итальянских крейсеров она находится именно здесь и слегка склонена назад, а еще одна труба поменьше ближе к корме. Возможно, вот она, — он снова указал на экран, — но основная надстройка на мой взгляд совершенно не характерна для итальянских кораблей, по крайней мере, для крейсеров. И он представляется мне слишком большим, сэр.

- Да, настоящий монстр, — согласился Парк. — Смотрите, что за тень на юте? Гидросамолет? Может быть, это линкор?

— С такого угла не видно башен главного калибра. Передняя часть палубы выглядит пустой, но изображение не слишком четкое, сэр. Странные тени и отсветы, да и поднялось как-то слишком много дыма, когда ты подошел ближе.

— Все равно, Джексон, я рад, что ты смог щелкнуть его[18], - Парк сложил руки. Его глаза горели, когда он смотрел на снимки.

- Если это так, сэр, чтобы справиться с линкором, понадобиться полная эскадрилья — минимум шесть самолетов. Я полагал, что нехватка топлива удержит большую часть их крупных кораблей в базах.

— Да, они использовали их топливо для заправки эсминцев и более легких кораблей эскорта, но если прознали об операции, то могли вытащить из загашников и более тяжелые корабли.

— Не слишком похоже на тот итальянский флот, который я знаю, сэр, — ответил Картридж. — Они будут сражаться, если им придется, но скорее всего дважды подумают об этом, особенно если не могут обеспечить достаточное воздушное прикрытие, или если у нас имеются свои тяжелые корабли поблизости. В этом отношении я не могу представить себе их линкор, идущий сам по себе. Это может быть крупный грузовой корабль, но меня все равно удивляет, что рядом нет кораблей сопровождения.

Парк согласно кивнул.

— Давайте отправим это разведке и посмотрим, смогут ли он найти что-нибудь на этого парня. Однако на данный момент я не думаю, что мы сможем сделать слишком многое. Хорошая работа, Джексон. Вы точно заставили нас задуматься над этим. Пока отдохните, но будьте готовы к скорому вылету. Пока что я свяжусь с Мэрилендом из 69-й разведывательной эскадрильи на аэродроме Лука, дабы он убедился, что корабль движется не в нашу сторону. Свободны, джентльмены.

* * *

На «Кирове», тем временем, Федоров устроил собственное совещание в лазарете с участием Роденко, Тарасова и очнувшегося адмирала. Вольский пришел в себя с жуткой головной болью, как и предсказывал Золкин. Его состояние было стабильным, а осколочные ранения, к счастью, были не опасны. Тем не менее, он не вполне осознавал происходящее, и Золкин снова дал ему снотворное.

Должно быть, так и выглядел порог смерти, подумал он про себя. Жуткий грохот пушечного и пулеметного огня, резкий лязг металла о металл, вой рикошетов, жгучая боль в ноге и боку, после которого он не смог удержаться и упал. Затем был удар головой, вспышка белого света, острая боль и темнота, когда сознание отключилось, словно рухнув в черный колодец.

Теперь ему хотелось сна и отдыха от бремени командования, однако внезапно появился Федоров с очередной невозможной историей в которую он, несомненно, должен был поверить. Его голос словно эхом звучал у него в голове, пока адмирал изо всех силы старался сосредоточиться. Молодой офицер был прав во всех аспектах их первого появления в опасных водах Второй Мировой, и у него не было причин не доверять ему.

— Операция «Пьедестал», — медленно произнес он после того, как Федоров закончил свой доклад. — Да, я изучал эту операцию в академии, но это было слишком давно, чтобы я хорошо помнил детали. Что-то подсказывает мне, Федоров, что все находится в ваших надежных руках и я могу немного успокоить свою больную голову.

— У меня имеется 50-страничная статья из Американского Военно-морского колледжа по этой операции, товарищ адмирал. Там все, что нам нужно знать, вплоть до последних подробностей: даты, времена, боевые приказы — все.

— Какова наша позиция? — Спросил Вольский.

— Товарищ адмирал, я приказал занять курс 210 сразу после атаки, после чего мы следовали на скорости 20 узлов в течение двух часов. Однако в настоящее время мы покидаем Тирренское море, и я полагаю, что текущий курс будет для нас опасен. Я приказал немедленно занять курс 45. Мы возвращаемся в Тирренское море, которое может обеспечить нам пространство для маневра и остаться в стороне от основного сражения, пока мы не разберемся в ситуации.

— Кроме того, вы полагаете, что сейчас 16.00 11 августа 1942 года, плюс-минус несколько минут, я полагаю. — Вольский выдавил из себя улыбку, хотя еще испытывал сильную боль. — Точно не 20-е августа?

— Так точно, товарищ адмирал. Мы приняли сообщения, из которых следует, что авианосец «Игл» был потоплен сегодня в 13.10. Николин докладывает, что продолжает фиксировать переговоры относительно отправки выживших в Гибралтар. Мы не могли бы слышать их неделю спустя, будь это 20-е августа.

— Так что же случилось с теми днями, в которые мы совершали переход через Атлантический океан?

— Не могу знать, товарищ адмирал. Мы можем лишь наиболее точно определить текущую дату.

— Разумеется… Благодарю, Федоров, как всегда. Ваши оперативные действия, вероятно, не позволили кораблю попасть в ситуацию, о который мы очень быстро бы пожалели. Крайне важно держаться как можно дальше от зоны операции. Остается лишь вопрос, какой курс нам следует занять в нынешней ситуации? Однако прежде, чем мы начнем, я бы хотел, чтобы к нам присоединился еще один офицер. — Адмирал посмотрел на своего старого друга доктора Золкина. — Не могли бы вы вызвать сюда Карпова?

— Карпова? — Лицо Золина моментально отразило общею реакцию всех них. И на нем явно читалось недовольство.

— Да, я понимаю, что мы все еще испытываем относительно того, что он совершил. Но он высококвалифицированный офицер, один из лучших боевых офицеров флота. Я бы хотел услышать его оценку ситуации с чисто военной точки зрения.

Доктор сложил руки и нахмурился.

— Если вы хотите знать мое мнение, в тактике, которую он проявил в Северной Атлантике, не было ничего выдающегося. Он двинулся прямо в зубы превосходящим силам противника и атаковал их, не думая ни о жизнях, ни о принципах, вообще ни о чем, кроме собственных амбиций. И бог знает, что он собирался сделать в бухте Арджентия — выпустить еще одну ракету с ядерной боевой частью по Черчиллю с Рузвельтом?

— Я понимаю, Дмитрий, — сказал Вольский, обращаясь к другу менее формально. — Но подумайте как психолог. Что мы будем с ним делать? Оставим гнить в карцере до скончания времен? Кто знает, сколько мы проведем в море — возможно, всю оставшуюся жизнь? Я согласен с тем, что Карпов допустил серьезнейшие ошибки. Его суждения были искажены желанием произвести решительное вмешательство, или же, возможно, более темными помыслами. Только он может это знать. Тем не менее, он является офицером Северного флота, или, по крайней мере, когда-то был им. Возможно, мы считаем, что он действовал как сумасшедший, а то и вовсе без сознания. Но если у него остаются силы, чтобы искупить свою вину, снова став человеком, в наших глазах и в собственных, мы должны дать ему такую возможность. Вы не согласны?

Золкин собрался что-то сказать, но остановился и задумался. Он потер темную бороду и кивнул.

— Вероятно, вы правы, товарищ адмирал. Мы можем не уважать его, даже презирать за то, что он сделал, но тем не менее, он человек, и он один из нас. Был бы я рад увидеть, что он стал кем-то большим, чем он представляется мне сейчас? Разумеется. Но должен сказать вам, что пока что у меня имеются серьезные опасения.

— Как и у меня, — согласился Вольский. — Но мы должны с чего-то начать. Пошлите за ним… Если только не будет возражения со стороны остальных, — он посмотрел на Федорова, Роденко и Тарасова. Все они воспринимали ситуацию с соответствующей ей серьезностью, однако никто не высказал возражений, а адмирал приказал привести Карпова. Они тем временем начали обсуждать недавнее нападение и полученные повреждения. Роденко доложил, что основные средства обнаружения работают нормально, но имеются проблемы со станциями наведения зенитно-ракетного комплекса средней дальности. Тарасов доложил, что проблем с гидроакустическим комплексом не имеется, а также отметил, что очень доволен успехами своего молодого сменщика Величко.

Пока они ждали, Золкин поднял еще один вопрос:

— А что насчет Орлова? Он пока также в карцере, надеюсь, что в отдельном. Последнее, что нам нужно — это чтобы эти двое снова снюхались.

— Я серьезно думал об этом, — сказал Вольский. — Орлов не прошел через систему подготовки офицеров, как Карпов. Он был мичманом и пробивался к своей должности старомодным способом, поднимаясь по служебной лестнице. Я встретил его на должности начальника оперативной части, когда прибыл на борт для предстоящих учений, если так можно назвать то, что с нами случилось. Но я никогда не принимал то, как он относится к личному составу. Кроме того, Орлов не имеет боевой подготовки, о которой стоит говорить, и я сомневаюсь, что он способен ее освоить. Нет, Карпов явно вовлек его в то, что произошло. Карпову нужна была сила, а Орлов, я полагаю, думал в первую очередь мускулатурой, когда решился на это, что они сделали. Я не считаю Орлова невиновным — ни в коем случае. Но я не думаю, что он имел хоть какое-то отношение к замыслу этого мятежа.

— Рад, что вы так это называете, — сказал Золкин. — Потому что именно так все и было.

Вольский кивнул и продолжил, заканчивая свою мысль.

— Возможно, когда-нибудь мы проведем надлежащее разбирательство и наджелащий трибунал над ними обоими. Но пока у нас нет на это времени. Что же касается Орлова, то вчера я придал его десантной группе Трояка. На данный момент он еще слишком привык физически запугивать любого, кто пытается ему перечить. Но Трояк… — Вольский улыбнулся. — Трояк — единственный на корабле, кто может поставить Орлова на место, как физически, так и морально[19].

- Да, спасибо тебе, Господи, за Трояка, — согласно кивнул Золкин.

— Он знает, что такое его долг. Такие люди как он — естественные лидеры. Отправка Орлова в подразделение морской пехоты, где Трояк сможет несколько обтесать его, представляется мне хорошей идеей. Это именно то, что нужно такому человеку, как Орлов. Вы согласны?

— Хороший план, — сказал Золкин. Остальные кивнули.

— Замечательно, — сказал Вольский, поворачивая голову на стук в наружный люк. — Я полагаю, сюда привели товарища Карпова. Посмотрим, товарищи офицеры, сможем ли мы разобраться в ситуации и решить, что нам следует делать.

ГЛАВА 6

Карпов вошел в помещение, пристально глядя на остальных, но ничего не сказал. Он ожидал справедливого революционного трибунала, в ходе которого другие обольют его помоями с ног до головы, уже заранее определив наказание, и, скорее всего, переведут в матросы на сколько еще осталось этому обреченному кораблю. Так что для него стало неожиданностью, когда адмирал Вольский объявил, что это будет оперативное совещание и указал ему на место за столом Золкина. Он ощутил на себе недобрые взгляды, сам осмотрел остальных, но затем сел рядом с Тарасовым в угрюмом ожидании.

— Хорошо, — начал Вольский с койки. — Слово предоставляется старшему помощнику Федорову.

Карпов заставил себя не шикнуть что-нибудь, понимая, чем рискует. Он пристально уставился на поверхность стола, не глядя в глаза другим, ощущая стыд и, в то же время, злость за собственную глупость. Это был молодой Starshina[20], все еще лопоухий, но опережавший его теперь на три звания, будучи до кучи старшим помощником. Однако когда Федоров начал, он был потрясен услышанным.

- Введу вас в курс дела, товарищ капитан, — начал Федоров, обращаясь к Карпову, который не преминул заметить и оценить, что тот обратился по правильному званию. О Федорову можно было сказать одно — он был почтителен, даже если Карпов сам считал, что более не заслуживает носить это звание. — Атака три часа назад была произведена неопознанным двухмоторным винтовым самолетом, предположительно, британским самолетом с Мальты или немецким дальним истребителем с Сицилии или Сардинии. Я не успел четко рассмотреть его, но склоняюсь к первому варианту. Его внезапное появление заставило меня начать разбирательство, приведшее меня к выводу, что мы снова попали во времена Второй Мировой войны. Я не знаю, как это стало возможным, однако Добрынин доложил о странностях в работе реакторов непосредственно перед случившимся… А затем мы были обстреляны двухмоторным винтовым самолетом. Чтобы говорить более конкретно, я полагаю, что сегодня 16.20 11 августа 1942 года, — он взглянул на настенные часы, которые Золкин уже перевел заранее.

Глаза Карпова расширились, когда он услышал невероятное еще раз, но не стал спорить, и принял невозможное как обыденное на этом корабле. Кроме того, он желал узнать больше.

— Ны находимся в весьма угрожающем положении, будучи заперты в Средиземном море в непосредственной близости к крупномасштабной воздушно-морской операции, в рамках которой британцы пытались провести на Мальту конвой с топливом и припасами. Следующие три для ожидаются крупномасштабные боевые действия к юго-западу от нашего местоположения, вот здесь, — он встал и подошел к карте, висящей на стене лазарета. — Наш текущий курс сорок пять градусов, скорость двадцать узлов. Получены небольшие повреждения, однако основные системы работают нормально. Добрынин докладывает, что реакторы работают стабильно.

— Операция «Пьедестал», Карпов, — посмотрел Вольский на бывшего капитана. — Помните по учебке? — Карпов на мгновение задумался, затем согласно кивнул, и Федоров продолжил доклад:

— Боевые действия уже начались, — сказал он. — Конвой достиг первого рубежа действия подводных лодок гитлеровской коалиции к середине дня, и, пока что в соответствии с прежней версией истории, британский легкий авианосец «Игл» был потоплен. Он продолжит свой путь на восток, и будет снова атакован около 20.00 в ходе пробной атаки силами 36 самолетов в Сардинии. Затем будут еще две атаки прежде, чем конвой достигнет банки Скерки к северо-востоку от Бизерты. В этот момент, если история останется прежней, тяжелые корабли сопровождения отойдут, и конвой будет сопровождаться подразделениями легких крейсеров и эсминцев у мыса Бон, а затем вдоль Сицилии к Мальте. Они подвергнуться мощным атаками торпедных катеров, дислоцированных в Пантеллерии у мыса Бон, а по мере приближения к Мальте снова начнутся воздушные удары самолетов с Комозо и других аэродромов на Сицилии. Этот конвой был имел самое мощное охранение в эту войну, более 50 британских кораблей, в том числе два линкора, пять… уже четыре авианосца, пытавшихся обезопасить всего четырнадцать транспортных кораблей. Тем не менее, до Мальты добрались всего пять, из которых один, танкер «Огайо» едва держался на плаву и буксировался двумя эсминцами. Помимо того, британцы потеряют несколько крейсеров и эсминцев.

— Говоря проще, — сказал Вольский, — на наиболее очевидном пути отхода разворошенное осиное гнездо. Направившись в Атлантику, как мы и планировали, мы, безусловно, окажемся втянуты в эту операцию. Я не рассчитываю, что британцы встретят нас хлебом-солью на Суэцком канале, так что перед нами стоит острая проблема. Таким образом, я хочу услышать мнение каждого из вас, особенно товарища Карпова, поскольку вы являетесь одним из лучших тактических офицеров флота.

Похвала адмирала, казалось, несколько укрепила мятущуюся душу Карпова, особенно перед другими, заставляя пелену позора вокруг него несколько рассеяться. Он с благодарностью взглянул на Вольского и немного выпрямился в кресле, более не пряча глаза и осторожно посматривая на других, оценивая их реакцию на свое присутствие.

— Нынешний курс приведет нас в Тирренское море, — сказал Федоров. — Этот район не был зоной операции, поскольку она больше была сосредоточена в треугольнике между мысом Тунис, Сардинией и Палермо на Сицилии. Тем не менее, несколько итальянских крейсерских дивизий планировали сосредоточиться в Палермо для возможного набега на конвой в Сицилийском проливе. РЛС восстанавливают работоспособность, и я ожидаю, что вскоре мы заметим их. Также не вызывает сомнений тот факт, что те, кто обстрелял нас, вскоре отправят дополнительные самолеты на наши поиски. Если это были, как я предполагаю, британцы, они, вероятно, предположат, что мы — один из итальянских крейсеров. Тем не менее, они регулярно производят облеты итальянских портов в районе с целью учета итальянских кораблей. Тогда начнется настоящая игра. Они зададутся вопросом, кто мы, как и в прошлый раз.

— А если нас обстрелял итальянский или немецкий самолет? — Спросил Вольский?

— Тогда можно заключить, что они предполагают нашу принадлежность к силам Союзников, возможно, что мы — быстроходный крейсер, совершающий рейд по прибрежным объектам. Это было бы достаточно рискованно, но не невозможно. Однако опасность для нас будет не меньшей. 11 августа в регионе имелось 328 немецких и 456 итальянских самолетов, если история осталась прежней. У Союзников было 140 самолетов на Мальте, а именно девять истребительных эскадрилий, три эскадрильи торпедоносцев, четыре бомбардировочные и две специальные разведывательные. Кроме того, они были усилены еще 37 «Спитфайрами», взлетевшими с «Фьюриоса» примерно в то же время, как был торпедирован «Игл».

— «Фьюриоса»? — Карпов, наконец, что-то сказал, будучи несколько удивлен, услышав имя авианосца, который обстрелял всего несколько дней назад — и одновременно больше года назад, как бы странно это не звучало.

— Видимо, корабль уцелел, — сказал Федоров. — Вероятно, он был отбуксирован в Исландию, а затем в Скапа-Флоу или Клайд. В любом случае, он был отремонтирован и возвращен в строй, хотя у нас нет точного подтверждения его присутствия здесь. Видимо, он используется в качестве авиатранспорта — как и «Уосп» во время своего первого рейса в Исладнию…

Все неуверенно поерзали. Казалось, что Федоров был близок к тому, чтобы в чем-то обвинить Карпова, но это нужно было сказать. Карпов напрягся, но ничего не ответил, хотя его поза стала более закрытой. Он сложил руки, а в глазах блеснул гнев.

— Британцы смогли сохранить высокую боеспособность своих истребителей на Мальте, а теперь к ним прибудет еще больше с авианосцев. Разумеется, у нас нет такого количества зенитных ракет. — Его точка зрения была очевидной. Роденко напомнил также о повреждении РЛС сопровождения комплекса «Кинжал».

— Мы сможем восстановит работу одной РЛС в течение суток, — сказал он. — И, возможно, восстановить вторую при помощи запасных частей, но это займет намного больше времени. Комплекс большой дальности «Форт» полностью работоспособен, кроме того, ЗРК самообороны не повреждены, но Федоров отметил правильно — нам противостоит 780 немецких самолетов, и еще 140 на Мальте, а еще авианосцы… Сколько их там, товарищ капитан-лейтенант?

— Сорок шесть на «Индоминейбле», включая четыре принятых с «Игла», тридцать восемь на «Викториесе» — да, том самом, с которым мы столкнулись в прошлый раз. Кроме того, присутствует старый авианосец «Аргус», но он не представляет реальной угрозы, так как имеет всего шесть «Фулмаров». После отбытия «Спитфайеров» на «Фьюриосе» осталось еще четыре «Альбакора», но он направляется на запад к Гибралтару и выходит из зоны боев. Итак, на данный момент авианосцы, сопровождающие конвой, несут примерно девяносто самолетов.

Роденко кивнул, приподняв бровь.

— То есть, более тысячи самолетов. У нас есть девяносто шесть ракет комплекса средней дальности «Кинжал» и сорок семь ракет комплекса большой дальности «Форт»[21]. То есть примерно одна ракета на семь вражеских самолетов.

- Не слишком хороший расклад, — сказал адмирал Вольский. — Атака несколько часов назад показала, насколько мы уязвимы, даже если один вражеский самолет пройдет нашу ПВО.

— На данный момент, нам больше угрожает авиация гитлеровской коалиции, нежели авиация Союзников, — сказал Федоров. — Кессельринг приказал перебросить эскадрильи 2-го воздушного корпуса в Италии, а также подразделения, базирующиеся на Сицилии на Сардинию для первой фазы ударов по британскому конвою. Таким образом, сейчас центр тяжести смещается на запад. Мы можем обнаружить эти самолеты в любую минуту и должны быть готовы к воздушной тревоге. Единственным плюсом нашей позиции является то, что нас, вероятно, примут за итальянский корабль — обе стороны. Мы должны решить, какой курс занять, и сделать это быстро, прежде, чем будем вновь обнаружены.

— А что насчет подводных лодок? — Спросил Карпов, и в его голосе отчетливо звучало напряжение.

— Основные соединения занимают линию пикета дальше на западе, но у них имеется семнадцать итальянских и две немецкие подводные лодки, доступные для этой операции, — быстро ответил Федоров. — Вот…Семь итальянских и две немецкие подводные лодки действуют к северу от Алжира. Еще десять итальянских подлодок действуют между мысами Фрателли и северной частью банки Скерки, ближе к Сицилии. Это вторая линия пикета, и некоторые из этих лодок направятся на северо-запад к мысу Бон для совместных действий с авиацией. Кроме того, еще одна итальянская подлодка действует к западу от Мальты, еще одна у Наварино, и еще три лодки примерно к ста милях к юго-западу от Крита. — Он отложил распечатку, указывая эти районы на настенной карте. — Что же касается британцев, пара их лодок прикрывает Мессинский пролив, и еще четыре действуют к западу от Мальты. Ни одной из них не может быть рядом с нами.

Тарасов подтвердил отсутствие признаков присутствия вражеских подводных лодок, и это, видимо, несколько успокоило Карпова.

— Нам придется преодолеть оба пикета гитлеровской коалиции, направившись на запад по наиболее прямому маршруту, — сказал Федоров.

— Об этом не может быть и речи, — быстро ответил Вольский. — И думаю, что нам стоит благодарить бога за то, что мы оказались там, где оказались. Еще несколько часов, и мы попали бы в самую гущу событий. И все же остается вопрос: куда мы должны направиться в долгосрочной перспективе, и где мы должны находиться в разгар событий в следующие сутки-двое? Соображения, товарищи офицеры?

Роденко решился первым.

— А как насчет Мессинского пролива?

— Это будет нелегко, могу вас заверить, — сказал Федоров. — Там расположена база итальянских крейсеров, кроме того, в том районе действуют две британские подводные лодки.

— С подлодками мы легко справимся, — вмешался Тарасов.

— Кроме того, у нас достаточно ракет для отражения воздушных ударов, на данный момент, и достаточно «Москитов-2», если нас решат побеспокоить эти крейсера, — поддержал его Роденко.

— Но не забывайте о береговых батареях в очень узком проливе. Хорошо, предположим, что мы достигнем прорыва, — сказал Федоров. — И что дальше? Как вы уже понимаете, британцы не встретят нас с распростертыми объятиями в Суэце. Полагаю, мы могли бы направиться в Эгейское море и пройти проливом Дарданеллы. После прохода через эти воды, мы станем хозяевами Черного моря.

— Мы сможем размазать немцев и помочь нашим товарищам! — Улыбнулся Тарасов.

— Возражения? — Спросил Вольский, подняв густые брови, и обведя взглядом всех, в особенности Карпова.

— Черное море — определенная возможность, — начал Карпов. — Пройдя через Босфор, мы могли бы присоединиться к сражению за Новороссийск. Если уж на то пошло, мы могли бы нанести ядерный удар по 6-й немецкой армии, предотвратив страдания и смерти в Сталинградском сражении. Это могло бы ускорить перелом в войне. Если нам снова придется сражаться, почему бы не сражаться за Россию?

Вольский нахмурился от упоминания о ядерное оружии. Огромное грибовидное облако все еще стояло у него перед глазами.

— Сталин, безусловно, это оценит, — сказал Вольский. — У меня было время подумать над этим, когда мы впервые начали это злодеяние. Мы также располагаем знанием о ходе будущих событий, что может оказаться более ценным, чем любое оружие, которое мы можем использовать. Мы знаем время и цель каждой немецкой операции, верно, Федоров?

— Так точно, товарищ адмирал, но нам предстоит преодолеть 1 800 миль, пройти Мессинский пролив, остров Крит и базы гитлеровской коалиции в Греции, затем Дарданеллы, то есть еще 200 миль через минные поля, береговые батареи, в пределах досягаемости немецкой авиации. И, оказавшись там, мы будем заперты в Черном море на весь период войны, предполагая, что мы не исчезнем раньше. И что же? Как скоро наши соотечественники начнут настаивать на чем-то большем, чем информация? Я не забыл, что все мы говорили о Сталине, когда этот вопрос был поднят впервые.

Вольский кивнул с хмурым лицом.

— Есть и другой вариант, — продолжил Федоров. — Я предлагаю направиться на север в Лигурийское море, либо в район южнее Тулона. Там мы могли бы переждать сражение. Пусть британцы с немцами и итальянцами вцепятся друг в друга, как это и должно было быть, а мы постараемся не вмешиваться. Направившись к эпицентру боевых действий, мы будем неизбежно обнаружены и атакованы той или другой стороной. Да, вероятно, мы сможем с ними справиться, но будет обнаружены, и тогда немцы бросят против нас серьезные силы. Или британцы. В общем замешательстве мы можем быть атакованы даже и теми и другими Нам не следует идти на запад прямым маршрутом, — подытожил он. — А направившись на юго-восток через Мессинский пролив, мы должны будем совершать долгий переход через Эгейское море в условиях противодействия авиации обеих сторон, а затем окажемся заперты в Черном море.

— Похоже, что наш единственный вариант — уйти на север, подальше от эпицентра боев, а затем решить, что делать дальше.

— Действительно, — сказал Федоров. — Но это означает, что нам придется пройти мимо итальянских крейсерских патрулей на север через Тирренское море, после чего пройти вокруг северного побережья Корсики, мимо крупной базы итальянского флота в Специи, либо через пролив Бонифачо, мимо итальянской базы на островах Мадделена.

— А что будет дальше? — Спросил Вольский. — Предположим, что мы сделаем это и прорвемся в район западнее Сардинии и Корсики. Затем, я так понимаю, мы пройдем севернее Балеарских островов. Что дальше? Будем ли мы готовы к прорыву через Гибралтар? И какие силы противника мы встретим там?

— Британский флот, — категорично сказал Федоров. — Все, что остается после провода конвоя, уйдет к Гибралтару, и их тяжелые корабли окажутся там задолго до нас, если мы не выдвинемся немедленно. Среди них линкоры «Нельсон» и «Родни», а также стая крейсеров и эсминцев. Их авианосцы тяжело пострадают, если ход истории останется прежним. Они уже потеряли «Игл», а «Индомитейбл» получит такие повреждения, что утратит боеспособность. «Аргус» не вызывает у меня беспокойства, но остаются еще наши старые знакомые — «Фьюриос» и «Викториес», а также все авиационные соединения, оставшиеся в Гибралтаре, представляющим собой еще один непотопляемый авианосец, как и Мальта.

— Сможем ли мы прорваться, Карпов? — Спросил адмирал, желая вовлечь капитана в дискуссию.

— Разумеется, — ответил Карпов. — Все мы видели возможности этого корабля, поскольку они могут быть крайне необходимы. Я не хочу сказать, что я действовал разумно… — Он сделал паузу, и Вольский видел, что говорить это было для него тяжело. — … Или даже, что мои тактические решения были верны. Я был одержим намерением нанести решающий политический удар, который бы действительно изменил ход истории, который породил бы лучший мир для России, страны, которую мы оставили и которую все мы присягнули защищать.

— Верно. Но все мы видели результаты, капитан, и это никого не обрадовало. Мы попали в ад, в то, что ближе всего к этому слову в пределах человеческого понимания. Мы все попадем туда в свое время, — улыбнулся он. — Но у меня совершенно нет желания возвращаться туда.

— Но именно это нам и предстоит, направимся мы на запад или на восток, — сказал Карпов. — Нам придется пройти через огненные врата — будь то Мессина, Бонифачо, Босфор или Гибралтар. Путь на запад означает 1 800 миль опасного пути и крупное сражение в конце.

— Кто-либо считает, что мы можем победить?

— Разумеется, хотя многое будет зависеть от нашего боезапаса к тому моменту. Прошу не воспринимать мои слова как упрек, но я должен сказать, что там, куда мы направляемся, нет непотопляемых авианосцев. — Он указал пальцем на стол, подчеркивая свою точку зрения. — У нас есть средства уничтожить как Мальту, так и Гибралтар, стереть всю их воздушную мощь с карты одним ударом. И если у нас остаются силы продолжать обсуждение, то я должен также добавить, что уничтожив любую из этих баз, мы можем повлиять на исход войны, в особенности сейчас, в августе 1942. Потеря Мальты либо Гибралтара серьезно склонит баланс сил в Северной Африке в пользу немцев. В конечном итоге, они могут не победить, но у них будет серьезный шанс занять Александрию или даже прорваться к Суэцкому каналу. Это могло бы лишить Британию возможности вести войну на суше, по крайней мере, на какое-то время.

Федоров понимал, что любое подобное направление мысли к конечном итоге вело к использованию ядерного оружия для нанесения решающего удара и изменения хода войны, по крайней мере, в понимании Карпова. Он опасался вступать с капитаном в дискуссию, но не удивился жесткой линии с его стороны. Он взглянул на Вольского, интересуясь, есть ли у адмирала какие-либо соображения, а затем заговорил, напомнив про еще одно обстоятельство.

— А что насчет операции «Факел»? Американцы планируют высадку в Северной Африке 8 ноября. Если Роммелю удастся отбросить британцев в Суэц, в его тылу все равно окажется американская армия. Не вызывает сомнений, что потеря Мальты — и, разумеется, Гибралтара — может возыметь значительные последствия, но Союзники будут в целом придерживаться плана высадиться в Касабланке, Оране и Алжире и начать продвигаться на восток.

— Об этом можно гадать весь день, — ответил Карпов. — Я не говорю, что вы ошибаетесь, Федоров, но без Мальты и Гибралтара страны Оси легко представят Роммелю все, что ему нужно, в то время как их собственные линии снабжения растянутся на многие тысячи кишащих подлодками миль вокруг Африки. Вы предполагаете, что Роммелю придется одолеть и американцев?

— Вероятно, капитан.

— Но как мы можем знать наверняка? — Адмирал указал на реальную проблему. — Это дилемма для нас, когда мы говорим о решительном вмешательстве. Но на самом деле мы совершенно не знаем, что может случиться с историей, и, как мы все видели, все может стать намного хуже.

— Я согласен, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Давайте оставим эту дискуссию и подумаем о более непосредственной потребности — а именно выживании. Уничтожив Мальту, Гибралтар или разгромив 6-ю армию, мы, безусловно, окажем масштабное влияние на ход войны. Но разве мы увидели недостаточно смертей и разрушений в этом походе?

Золкин внимательно следил за ходом дискуссии. Он не был военным человеком, и потому не вполне понимал все, о чем говорили Карпов и Федоров. Вместо этого он следил за всеми, оценивая их эмоции и анализируя происходящее на другом уровне. Теперь он вмешался с резким замечанием, которое изменило тон дискуссии.

— Все вы обсуждаете то, что мы можем сделать, что мы способны сделать, какие последствия это может возыметь… Но никто не говорит о том, следует ли нам это делать… — Роль какого-то морального соображения в его словах была очевидна. — Да, мы способны прорваться через эти корабли, спалить Мальту и Гибралтар, если мы решим так поступить, но следует ли нам это делать? Просто для того, чтобы спасти собственные жизни? Скольким придется погибнуть, если мы попытаемся это сделать?

Ответом стал вой боевой тревоги, разорвавший повисшее молчание. Карпов напрягся, его рефлексы сработали безошибочно, глаза засветились вновь.

— Послушайте, Золкин, — резко сказал он, указывая в коридор, из которого доносился грохот ботинок бегущих по своим постам членов экипажа. — Вы слышите это? Вопрос стоит не в том, что нам следует делать, а в том, что нам придется сделать. И либо мы сделаем это, либо отправимся на морское дно, как очень многие до нас.

— Федоров, я полагаю, вам нужно на ГКП, — сказал Вольский.

Федоров уже поднялся и направился к люку, но Карпов потянулся к нему:

— Товарищ капитан-лейтенант, — быстро сказал он. — Нужно откалибровать «Кинжал» по данным от любого другого радара. Роденко, обойдите поврежденные системы при помощи основной обзорной РЛС. После этого ракеты могут сделать все сами.

Вольский кивнул и отдал окончательный приказ:

— Делайте все для защиты корабля, Федоров. Роденко, Тарасов — за ним.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ИСКУПЛЕНИЕ

«Я никогда не беспокоюсь насчет действия, только насчет бездействия… Если вам предстоит идти через ад, идите… Пессимист видит трудности в каждой возможности, оптимист видит возможность в любых трудностях»

Сэр Уинстон Черчилль

ГЛАВА 7

Когда они добрались до мостика, обстановка уже накалилась. Младшие офицеры наблюдали одиночную воздушную цель по корме, двигавшуюся будто бы в сторону от корабля. Они вели ее десять минут, после чего Калиничев заметил групповую воздушную цель на юге. Она прошла над морем, затем над сицилийским проливом, и направлялась к «Кирову». Они напряженно сопровождали ее еще десять минут, пока она не приблизилась на дистанцию 130 миль, после чего убедились в том, что она представляет угрозу, и объявили боевую тревогу.

Пять минут спустя Федоров и остальные старшие офицеры прибыли на мостик. Роденко занял свое место и немедленно провел перекрестную проверку ЗРК «Кинжал» на основе данных трехкоординатной РЛС «Фрегат», как и советовал Карпов. Ему потребовалось еще пять минут, чтобы обойти поврежденные системы и к тому моменту, как он был готов обеспечить целеуказание, цели подошли на 150 километров и приближались со скоростью 550 км/ч. Она должна была пройти над ними через пятнадцать минут.

— Цель в зоне досягаемости «Форта», — объявил он.

Федоров обдумал все варианты, желая больше узнать о цели, но пришел к выводу, что это были, скорее всего, дальние истребители или торпедоносцы с Мальты. Их курс был очевиден, как и их цель. Корабль, скорее всего, был обнаружен разведывательным самолетом, который младшие офицеры не сочли опасной целью. Было ясно, что «Киров» снова был обнаружен, и теперь против него отправили ударную группу, но он колебался, понимая, что изменит ход истории, открыв огонь. Уничтожив эти самолеты и их экипажи, он убьет тех, кому, возможно, суждено было выжить и даже внести какой-то значительный вклад в ход войны. В голове пронеслись последние слова Вольского: «Защищайте корабль. Делайте все, от вас зависящее…». Он мог был сбить их дальнобойными ракетами комплекса С-300, или уже подождать, пока самолеты приблизятся на 45 километров, чтобы задействовать ЗРК средней дальности. Решал он не долго.

— Подождем, — сказал он, наконец. У них имелось всего сорок семь ракет комплекса «Форт» и вдвое больше ракет «Кинжала». — БИЦ, комплексу 3К95 принять целеуказание[22].

- К стрельбе готов, — ответил Самсонов.

Вертикальные восьмипозиционные пусковые установки комплекса были установлены по восемь на носу и корме корабля, и могли выпускать ракеты с интервалом в три секунды. Ракета выбрасывалась из пусковой установки катапультой, после чего ориентировалась в сторону цели газодинамическими рулями, после чего срабатывал ракетный двигатель.

Федоров ждал, понимая, что стал судьей, коллегией присяжных и палачом для людей, которых даже не сможет увидеть и никогда не знал, вместе со всеми их возможными детьми и потомками. Он ощутил, как рука дрожала, когда он поправлял головной убор, и собственный голос показался ему тонким и неестественным. Теперь он понимал, что ощущал адмирал, когда впервые приказал сбить британский самолет. И вместе с тем, в него закрадывались те чувства, которые, должно быть, испытывал в бою Карпов.

— С приходом в зону пуска цели уничтожить.

— Есть.

Минуты казались бесконечностью. С ожиданием росла и напряженность. Роденко озвучивал дистанцию до целей для Самоснова. На дистанции сорок пять километров Самсонов автоматически и бесстрастно, как во всех прошлых боях, включил центральный переключатель. Он намеревался выпустить шесть ракет, оставив последние две в пусковой на случай необходимости.

Над кормой взревела сирена и вспыхнули сигнальные огни[23]. Три секунды спустя первая ракета вылетела из пусковой, приняла положение и с ревом устремилась прочь, оставляя за собой длинный белый хвост. Несколькими секундами спустя взлетела следующая, затем третья — и случилась катастрофа.

Один из клапанов был отрегулирован неправильно, газодинамическая система оказалась перенапряжена и сработала с избыточной силой. Ракета отклонилась на сорок пять градусов в сторону от правильного угла в момент срабатывания двигателя, что направило ее прямо на посадочную площадку вертолета. Она ударила по одному из винтов Ка-40, и рванулась дальше, врезавшись в корму корабля и взорвавшись прямо над люком буксируемой антенны гидроакустического комплекса «Полином». Воспламенилось ракетное топливо и вспыхнул пожар[24].

Четвертая ракета оказалась сбита ударной волной и отклонилась в сторону, врезавшись в море, и оставляя за собой облако дыма ушла под воду, словно охваченная бездумной яростью акула. Огонь охватил нос Ка-40, и аварийные партии бросились к месту происшествия, несмотря на то, что из пусковой вылетела пятая ракета. Когда грохот взрыва донесся до носовой части корабля, Самсонов понял, что что-то случилось, и отменил пуск шестой. Вся корма была охвачена огнем. Ка-40 спасти было уже невозможно. В рубке, откуда не было обзора на корму, учитывая ее положение перед фок-мачтой корабля, раздался вызов.

— Говорит Быко — прекратить огонь, пожар на палубе! Повторяю, прекратить огонь!

* * *

Орлов услышал сигнал боевой тревоги, занимаясь приборкой в помещении десантной партии корабля, размышляя над собственной судьбой и злясь на весь белый свет за то, что теперь снова стал обычным лейтенантом. Вольский пришел к нему несколько дней назад, заявив, что лишает его звания. Вместе с тем, он сказал, что у него есть шанс искупить свою виду и сделать все возможное на новом месте службы. Но для него очевидным было только то, что он больше не являлся начальником оперативной части корабля. Вся его работа за последние пять лет, все синяки и шишки, набитые на этом пути, пошли прахом. Но, по крайней мере, не в матросы, подумал он. Могло быть и хуже.

Карпов, думал он. Не нужно было слушать этого хорька. О чем я только думал? Он боялся сделать то, что задумал сам, и считал, что обретет в моем лице сильного союзника. Но я был дураком, думая, что мы можем взять корабль под контроль — нет, идиотом! Да, Североморска больше не было, и теперь власть мог взять кто угодно, но экипаж, коллектив корабля, офицеры и матросы остались теми же! Я же знал, что они пойдут за Вольским. Так зачем же? Карпов, этот урод задурил мне голову своими хитрыми планами и обдурил, как школьника… Ох, доберусь я когда-нибудь до этой крысы…

Рев тревоги вывел его из задумчивости, заставив немедленно подняться на ноги. Остальные также отреагировали автоматически, и Орлову пришлось проследить за тем, чтобы не орать и ничего не требовать. У него больше не было его должности. Его фактически поместили в подразделение Трояка под охрану и под наблюдение. Это были не те обычные члены экипажа, на которых он привык орать и применять мускулы[25]. Это были морские пехотинцы, и Трояк был одним из лучших. Фактически, он поддался на аргументы Карпова только потому, что капитан был уверен, что Трояк останется на его стороне.

Он задержался на мгновение, глядя, как остальные бросились к оружейной, разбирая автоматы и шлемы, но он сам еще не был полностью вписан в подразделение и не получил своего шкафчика. Затем, услышав от бегущих мимо членов экипажа слово «пожар», он инстинктивно бросился к трапу, ведущему наверх. Оказавшись на юте корабля, он с ошеломлением увидел серьезный пожар. Трое изо всех сил пытались развернуть пожарный рукав. Он обернулся, увидев еще пятерых, бегущих к месту происшествия, и немедленно взял на себя командование.

— Все, все — за мной! — Крикнул он, и те немедленно подчинились, несмотря на то, что были удивлены увидеть его после всех слухов о том, что Орлов с Карповым попытались захватить корабль и были в результате посажены под арест.

Бывший когда-то главным корабельным старшиной, Орлов отреагировал адекватно, несмотря на звание. Он подбежал к Ка-40, заметив, как пламя затягивает нос вертолета и сразу же понял, что спасти его нельзя. И если огонь доберется до топливных баков, произойдет взрыв, который может причинить еще больше повреждений и вызвать еще больший пожар. Нужно было убрать вертолет с корабля![26]

- Давай! — Крикнул он. — Отцепляй крепежи!

Он опустился на колени, лихорадочно отцепляя ближайший кабель, удерживающий вертолет на площадке. Другие бросились на помощь, и он понимал, что им нужно действовать быстро. Жар и дым уже были ужасны, но вот кто-то притащил тяжелые клещи, и после того, как были обрезаны два кабеля, Орлов схватил инструмент и нырнул под вертолет, чтобы разрезать последний кабель. Дым едва не ослепил его, пламя уже обжигало голые руки, заставляя кричать от боли. К счастью, у инструмента был гидравлический усилитель, и его челюсти сомкнулись с резким щелчком. Последний кабель был обрезан.

Орлов выбрался из-под вертолета, понимая, что тот может взорваться в любой момент и вскочил на ноги, протирая глаза и кашляя.

— Давай! — Проревел он суровым и хриплым голосом.

К нему бросились пятеро, затем семеро. Они взялись за вертолет и вместе изо всех силы попытались столкнуть его с площадки. К ним присоединились еще пятеро, и вместе они смогли столкнуть его с места одним могучим порывом, которому поспособствовало и то, что корабль резко накренился, меняя курс. Именно это позволило им столкнуть вертолет с места, подкатив его правому борту, пока он со стуком не ударился в ограждение палубы, почти соскочив за борт, но зацепился коротким крылом.

Орлов впрягся плечом и крикнул «Давай! Качай его!». Другие энергично принялись за дело, медленно поднимая хвост вертолета общими усилиями. Кабина машины полностью скрылась в пламени, подбиравшемся к одному из двигателей. Но, наконец, им удалось приподнять вертолет на «три-четыре!» и сбросить его в воду. Несколькими секундами спустя раздался мощный взрыв, когда лопнул один из топливных шлангов и огонь добрался до горючего. Они отшатнулись от края палубы, и Орлов ощутил, как по щеке что-то резануло — видимо, осколок. Корабль снова содрогнулся от взрыва, и несколько человек повалились на палубу, однако их усилия спасли «Киров» от еще более серьезных повреждений, если бы взрыв произошел на посадочной площадке.

Он согнулся, откашливаясь от дыма. Руки были обожжены, на лице была кровь. Он поднял голову с выражением мучительной боли, которое вскоре сменилась облегчением. Все они разошлись со смертью всего на считанные секунды, но какого черта случилось? Откуда на корабле пожар?

* * *

Мелвилл-Джексон вскоре узнал ответ на этот вопрос. Немногим более часа помощник явился в инструкторскую эскадрильи и сообщил, что Мэриленд из 69-й разведывательной эскадрильи обнаружил итальянский крейсер. Тот направлялся на северо-запад, в сторону от планируемого маршрута конвоя, но 248-й эскадрилье Джексона было приказано немедленно готовиться к вылету. Они должны были приблизиться к цели, идентифицировать и при необходимости атаковать. Поступила информация, что несколько итальянских крейсерских дивизий вышло со средиземноморских баз, и этот корабль, вероятно, также участвовал в операции.

Шесть «Бофайтеров» вскоре поднялись в воздух и направились на северо-запад в плотном построении через Сицилию, как и ранее. На этот раз четыре самолета несли торпеды, а два других относились к модификации IV с новейшими радарами. Джексон пилотировал один из них, исполняя роль командира группы.

Они мчались на север, медленно приближаясь к цели. Его план состоял в том, чтобы разделить группу на два звена и атаковать с двух направлении. Стэнтон поведет группу из трех Мк. I в атаку с правого борта корабля, а Джексон с последним торпедоносцем Мк. I и вторым Мк. IV атакует с левого. Оба командира звеньев сняли маски, доложив друг другу о готовности, и покачали крыльями. Группа начала расходиться как раз в тот момент, как «Киров» открыл огонь.

Первые две ракеты взмыли в небо и, направляемые радиолокационными системами, пошли прямо к приближающимся самолетам. Когда те разошлись, ракеты, словно подчиняясь интуиции, пошли за тремя Мк. I, оснащенными торпедами. Стоунтон успел заметить что-то странное в небе. Моргнув и подавшись вперед, чтобы протереть стекло, он заметил будто бы след от другого самолета. Противник имел прикрытие с воздуха, подумал он.

Но ему не пришлось долго ждать решения этой загадки. Первая ракета пошла прямо на его звено. Несколькими секундами спустя он увидел, как ракета ударила по самолету ведомого, шедшего справа от него, и тот исчез в облаке взрыва и пламени. Потрясенный, он рванул рукоятку управления и ушел в вираж, в туже секунду, как вторая ракета уничтожила второго ведомого.

— Господи! — Только и выдохнул он, ныряя в низкую облачность.

На вторую группу пошла только пятая ракета из намеченных. Мелвилл-Джексон внезапно услышал безумный голос Стэнтона:

— Мэйдэй, Мэйдэй! Атакованы! Два самолета сбиты, ухожу на малую!

Атакованы? О чем это говорил Стэнтон? Он вытянул шею, осматривая небо в поисках любых признаков вражеских истребителей. Должно быть, они столкнулись с немецкими дальними истребителями, вероятно, Bf-110, раз те смогли перехватить их так далеко. Это также был двухмоторный истребитель, как и его собственный «Бофайтер», быстрый и опасный. А замет он увидел это: пятая ракета прорвалась через белое облако и пошла прямо на них. На мгновение он оторопел, но затем сработали инстинкты.

— Противник! Расходимся!

Двое его ведомых отреагировали немедленно. Звено разбилось на три отдельных самолета, каждый из которых начал самостоятельно выполонять маневр уклонения. Джексон заметил, как жуткая полоса огня внезапно довернула и пошла прямо за левым ведомым, и спустя несколько мгновений взрыв оторвал самолету Биллингса крыло. «Бофайтер», объятый пламенем, беспорядочно закувыркался. Мелвилл-Джексон пораженно вглядывался в небо, ища новые… новые что? Что за чертовщина? Он не видел никаких признаков вражеских самолетов.

ГЛАВА 8

Вольский услышал старты ракет — первый, второй — и немедленно понял, что что-то пошло не так. Его взгляд остановился на Карпове в тот самый момент, когда они услышали взрыв и ощутили, как корабль содрогнулся[27].

- Сбой при старте ракеты, — немедленно сказал Карпов, борясь с желанием вскочить и броситься на ГКП.

Адмирал согласно кивнул. Лицо перекосило от явной боли, но теперь его больше беспокоила судьба корабля. Что случилось? Командир дивизиона борьбы за живучесть Быко в свое время доложит, но сначала он должен был доложить на мостик, затем в инженерную часть, а в санчасти в этом списке не было вообще. Но Карпов немедленно все понял. В последние недели корабль прошел через многое. Передышку нужно было использовать для того, чтобы проверить все системы, в особенности реакторы, поскольку именно они, похоже, были как-то затронуты странными эффектами, переместившими корабль во времени. В это все еще было тяжело поверить, однако они все же вели реальный обстрел чего-то, приближавшегося к ним, а теперь ситуация осложнялась еще и какой-то аварией.

Вольский с сожалением и неудовлетворением покачал головой.

— Мы были слишком безалаберны, — сказал он. Затем они услышали[28] пожарную тревогу и топот и крики членов экипажа, бегущих на корму, откуда вскоре донеслось шипение пожарных рукавов.

- Кормовые пусковые «Кинжала», — сказал Карпов. — Вероятно, осечка или взрыв ракеты при пуске. Скоро узнаем. Я слышал, как нормально стартовали две ракеты. Это была третья.

От резкого воя сирен тревоги боль в голове адмирала запульсировала еще сильнее. Он посмотрел на капитана.

— Черт побери, Карпов! — Выдохнул он. — Вы мне нужны! Мне нужен ваш опыт, ваше мастерство в маневрировании, ваше чутье и ваши тактические навыки. Федоров — штурман. Он никогда не видел боя, не отрабатывал действия в бою даже на учениях! Но как мне отправить вас туда? Как, расскажите мне?

Взрыв сотряс корабль, заставив их схватиться за что-либо.

— Что это было? — Спросил Золкин. — В нас что-то попало?

— Не думаю… — Темные глаза Карпова словно разглядывали происходящее через потолок. — Насколько я знаю Роденко, они открыли бы огонь с дистанции сорок пять километров. Если это старые самолеты времен Войны, они бы не смогли подойти близко настолько быстро. Должно быть, это связано с пожаром на корме. Вероятно, он затронул один из вертолетов. Это единственное объяснение.

— Ка-40? — Вольский поднял густые брови.

— Или Ка-226. Какой был на площадке?

— Я был на юте незадолго до того, как первая атака застала нас врасплох. На площадке стоял Ка-40. Створки ангара были закрыты, два других вертолета находились под палубой. Надеюсь, что мы не потеряли его.

— Звучит нехорошо, — предупреждающе отметил Карпов.

— Черт, нужно было поставить здесь экран от «Ротана».

— Прости, Леонид, но я не люблю смотреть на бои, — сказал Золкин. — Я как Быко — он штопает железо, я штопаю людей. Когда могу, — он обернулся через плечо на три тела, уже убранных в мешки. — Надеюсь, новые появятся не скоро.

— Как и я, Дмитрий, — ответил Вольский. — Как и я.

Карпов опустил глаза, потер шею, и сделал глубокий вдох.

— Чего вы ждете от меня, товарищ адмирал? — Быстро сказал он. — Чтобы я признал, что был неправ? Конечно, я был неправ. Я поступил, как идиот, и готов принять ответственность за свои ошибки, но если я вам нужен, вы можете отдать мне любой приказ, который сочтете нужным.

Адмирал посмотрел на него, закрыл глаза и потер лоб, также ощущая усталость. Ему уже не хотелось ничего, кроме как спать. Золкин пристально посмотрел на него, потянулся к медицинской стойке и взял оттуда шприц.

— Как мне отправить вас обратно, Карпов? — Горько спросил Вольский.

— Я клянусь вам — здесь и сейчас — что будут служить этому кораблю и подчиняться вашим приказам и приказам тех, кого вы поставите выше меня. Если вы считаете нужным, можете отправить меня на ГКП под конвоем. Я знаю, что я совершил, знаю почему я это сделал, и знаю, чем это закончилось. Я понимаю, что не заслуживаю ничего, кроме вашего презрения, и не подведу вас снова. — Его лицо приобрело мучительное выражение. Он плотно поджал губы, стараясь держать эмоции под контролем.

Золкин собирался уколоть адмиралу снотворное, но остановился, замерев с проспиртованной ватой в одной руке и шприцем в другой. Адмирал пристально посмотрел на капитана.

— Хорошо, — медленно сказал он. — Если у вас осталась какая-то честь, Карпов, я дам вам шанс снова обрести ее. Федоров молод и неопытен, особенно в боевой обстановке. Но я должен сказать вам, что его суждения, его понимание того, где и в каких обстоятельствах мы оказались, является исключительным. Я не считаю, что без него мы бы пережили последнюю встречу с объединенными британскими и американскими силами. Так что Федоров остается старшим офицером корабля, с целью чего я повышаю его в звании. Он тот, кто будет отдавать приказы, доктор Золкин, — сказал он, наклонив голову к своему старому другу.

— Но вы, Карпов, вы можете сделать то, что нужно, предполагая, что он примет ваше присутствие на ГКП. Один момент — не обсуждайте то, как нам наилучшим образом применить ядерное оружие, прошу вас. Этот вопрос буду решать только я. Это понятно?

— Так точно, — четко ответил Карпов. — Если вы считаете это нужным, я стану старшим помощником под командованием Федорова и буду во всем его поддерживать. Я буду прямо высказывать свое мнение, если меня спросят, но не буду оспаривать его решения перед лицом врага или членов экипажа. И если он отдаст мне приказ, я клянусь его выполнить.

— Хорошо, что мы в санчасти, — сказал Вольский с улыбкой. — Сейчас вам пришлось подавить в себе гордость так, что могло поплохеть. — Он рассмеялся, ощущая, словно с плеч спала тяжелая ноша.

Карпов улыбнулся, глядя на старого адмирала, как никогда ранее. Теперь, вспоминая, каким он был раньше, как всегда возмущался присутствием Вольского и его старшинством в командовании кораблем, как всегда искал способы подорвать его влияние, он мог ощутить только стыд. Вольский дал ему шанс, и он не мог допустить, чтобы тот в нем разочаровался. Он просто не мог настолько опуститься.

— Экипаж примет это, Леонид? — Спросил Золкин.

— Возможно, — сказал Вольский. — Возможно нет, но, тем не менее, они будут следовать уставу. — Он посмотрел на Карпова, приняв окончательное решение. — Это хороший корабль и хороший экипаж, капитан. Они заслуживают лучшего, чем участь, которая нам выпала, и наша задача — спасти их и защитить корабль. Хорошо… В качестве меры наказания за свои действия и преднамеренный мятеж вы понижены в звании на три ранга до капитан-лейтенанта. Федорову я немедленно присваиваю звание капитана третьего ранга и назначаю его исполняющим обязанности командира корабля до моего выздоровления. Вы назначаетесь старшим помощником и немедленно приступаете к исполнению своих обязанностей. Немедленно направляйтесь на ГКП, и пока что вас будет сопровождать морской пехотинец, пока вы не докажете, что заслуживаете доверие, которое сегодня выказал вам я и все на этом корабле.

Глаза Карпова заблестели. Он кивнул, будучи благодарен за шанс, который дал ему адмирал.

— Можете положиться на меня, — сказал он. — Вы и весь экипаж…

— Идите, — сказал Вольский. — И сообщите Федорову о его новом звании и назначении, а также не забудьте отдать воинское приветствие.

— И щелкну каблуками, товарищ адмирал, — улыбнулся Карпов.

Вольский опять рассмеялся, но его тут же скрутило от боли.

— Сколько можно драть эту сирену? Голова сейчас лопнет. Доктор, если пропишите мне еще несколько часов сна своей химией, я буду безмерно благодарен.

* * *

Федоров был удивлен не менее, чем остальные, когда на главном командном пункте появился Карпов, сопровождаемый морпехом. Он следил за ситуацией на корме на экране системы «Ротан», наблюдая за хаотичными усилиями по борьбе с огнем, и видел отчаянный рывок людей, столкнувших Ка-40 за борт прежде, чем тот взорвался. Другие офицеры также были удивлены увидеть Карпова. Тот, опустив глаза, борясь с чувством стыда, внезапно обнаружил в себе решимость, вытянулся по стойке смирно, буквально щелкнул каблуками, как и обещал, и отсалютовал.

— Товарищ командир, — официально сказал он. — Адмирал Вольский передает, что вам присваивается звание капитана третьего ранга и приказывает принять командование кораблем на время его болезни. Мне присвоено звание капитан-лейтенанта, и я прошу вас принять меня в качестве старшего помощника. — Произнес он, не отнимая руку от виска.

Федоров выслушал это с изумлением, но вместе с тем с облегчением. Его внимание отвлек взрыв на корме, и он едва не забыл, что корабль продолжали атаковать. Вспомнив о приближающихся самолетах, он задумался, что делать дальше, и в этот момент появился Карпов. Событий было слишком много, чтобы разобраться в них на месте, однако он сохранил самообладание и повернулся к Карпову.

— Хорошо, — сказал он, снова подражая адмиралу. — Я официально принимаю командование атомным ракетным крейсером «Киров» на время болезни адмирала Вольского. Своим приказом я назначаю капитан-лейтенанта Карпова старшим помощником. Понятно?

Все кивнули, особенно старшие офицеры — Роденко, Тарасов и Самсонов.

— Карпов, займитесь с Роденко отслеживанием целей и используйте все средства, чтобы обеспечить оборону корабля по вашему усмотрению. Я должен координировать работу Быко по устранению чрезвычайной ситуации на корме.

— Так точно! — Карпов снова отсалютовал и немедленно направился к посту Роденко, дабы оценить обстановку на экране РЛС «Фрегат». Роденко ощутил, как Карпов появился рядом, но немедленно ощутил, что что-то изменилось. Исчезли его привычные презрительность и высокомерие. Вместо этого Карпов действовал с тихой уверенностью опытного офицера, так что он даже испытал облегчение. Он помогал Федорову советами, как мог, но, по правде говоря, его специализацией были радары.

— Самсонов, — спросил Карпов. — Вы задействовали седьмую пусковую?

— Так точно, — ответил Самсонов. Настроение на ГКП начало входить в привычное русло. — До сбоя выпущены три ракеты.

— Все три поразили цели, несмотря на повреждения станций наведения. Однако мы потеряли время из-за осечки. Роденко отслеживает еще три цели на очень малой дистанции. Нам придется задействовать зенитные установки, но им может потребоваться дополнительное сопровождение целей.

— Так точно. ЗУ принять целеуказание.

* * *

Мелвилл-Джексон поднялся из низких облаков. Оператор радара доложил о цели:

— Цель на три, дистанция пять миль!

— Понял. Ребята, сбрасываем рыб и уходим! Мы откусили больше, чем сможем прожевать. Это не крейсер, это гребучий линкор! Вы только посмотрите на него!

Два самолета из трех все еще несли торпеды, но не было никакого смысла пытаться атаковать. Он потянул ручку на себя, уходя в резкий разворот. Выйдя из облачности, он бросил взгляд на отдаленный силуэт вражеского корабля и ясно заметил огонь у него на корме. Возможно, кто-то из ребят все же смог сбросить торпеду! Мгновением спустя он услышал, как Стэнтон объявил «рыба пошла!», но ни слова от Доббса на другом Mk.I.

Стэнтон сбросил торпеду с четырех километров, предельной дальности, а затем довернул, следуя за Джексоном. Однако Доббс продолжил заход, чтобы увеличить шанс поразить цель. Джексон заметил что-то, и вытянул шею, чтобы обернуться. Темный силуэт вражеского корабля осветился выстрелами единственного орудия, «Бофорса»[29], судя по плотности огня — смертельно точного. Град снарядов разорвал самолет Доббса в считанные секунды. Он быстро моментально, потерял управление и рухнул в море.

- Твою же мать! — Крикнул Джексон. Его эскадрилья понесла потери — хуже, чем просто потери. Чем, черт его бери, противник вел огонь? На самолете были установлены камеры, и он надеялся, что снимки окажутся полезны, если они сумеют благополучно добраться домой. — Плохая работа на сегодня, — сказал он Стэнтону по радио.

— Да ну нах! — Ответил тот. — Уходим отсюда!

* * *

— Торпедная атака! — Громко объявил Тарасов. — Две цели, курсом на корабль.

Карпов повернулся к Федорову.

— Они имеют самонаведение на корпус?

— Нет, — ответил Федоров. — Просто идут установленным курсом до выработки двигателя, и только взрыватель реагирует на корпус. У них нет радиолокационной или гидроакустической систем самонаведения. Мы можем уйти от них маневрированием.

— Рулевой, круто влево, полный вперед.

— Так точно, — ответил тот. — Есть круто влево, полный вперед.

Корабль выполнил резкий маневр, тяжело зарывшись в море и рванувшись вперед с новой силой. Карпов хотел держаться от торпед настолько далеко, насколько возможно, и легко выполнил маневр. Подойдя к иллюминаторам, он потянулся за своим биноклем, с удовлетворением обнаружив, что тот висит там же, где он его оставил — казалось, так давно. Быстрый взгляд позволил заключить, что маневр сработал. Две торпеды прошли далеко справа от корабля, и он вздохнул с облегчением.

— Две воздушные цели удаляются, — сказал Роденко. — Думаю, с них хватило.

Карпов кивнул.

— Будем надеться, что больше мы пока что ничего не увидим. — Затем он повернулся к Федорову. — Что по кормовой палубе, товарищ командир?

Федоров только что выслушал доклад и имел мрачное выражение лица.

— Плохо, — сказал он. — Ка-40 загорелся после сбоя ракеты, и его пришлось выбросить за борт. Я не знаю, как они это сделали, но они смогли. Вторичный взрыв, который мы слышали, вероятно, затронул топливохранилища. Если корабль находится вне опасности, я бы хотел замедлить ход до десяти узлов и отправить водолазов для осмотра корпуса. Быко докладывает, что буксируемая антенна ГАК повреждена. Вероятны дополнительные повреждения от взрыва.

— Так точно, — подтвердил Тарасов. — Неисправность буксируемой антенны, однако подкильная работает исправно. Похоже, что мы не сможем развернуть буксируемую антенну, но по крайней мере ГАК не вышел из строя. Кроме того, остаются два вертолета, оснащенные опускаемыми антеннами.

Корабль был оснащен модификацией старого низкочастотного гидроакустического комплекса «Полином», главная антенна которого располагалась в характерном бульбе в носовой части корабля. Однако на корме имелась буксируемая на длинном кабеле антенна, способная опускаться на переменную глубину, таким образом, обходя слои скачка.

Федоров пожал плечами, подошел к центру командного поста и положил руку на спинку командирского кресла. Карпов подошел к нему, положив руку на плечо.

— Непосредственной опасности больше нет, — сказал он.

— Рад это слышать, — ответил Федоров. — Такое ощущение, что уже забыл, сколько на ногах.

Карпов улыбнулся.

— Привыкайте, товарищ командир. — Затем он указал на кресло. — Располагайтесь. Корабль ваш.

— Благодарю, — ответил Федоров и тихо скользнул в кресло, понимая, что сидит там впервые. Этот момент останется с ним на всю оставшуюся жизнь. Он стал командиром самого мощного военного корабля в мире. По крайней мере, пока.

ГЛАВА 9

В санчасти появились трое, и Золкин был сильно удивлен, увидев среди них Орлова, лицо которого было перемазано сажей и кровью. Он также сильно сжимал руками форменную хэбэшку, будто пытаясь уберечь корпус от дальнейшего вреда. Шерстяная шапку он натянул на лоб, выглядя все тем же грубым и угрожающим человеком, который когда-то занимал должность начальника оперативной части.

Однако для Золкина оказание медицинской помощи было долгом и призванием, так что он отложил свои чувства к Орлову и быстро усадил его на койку, изготовившись оказать первую помощь.

— Надеюсь, Орлов, вы не намерены участвовать в турнире по боксу. Что случилось?

Орлов скривился, пока доктор обрабатывал раны и накладывал повязки, однако ожоги не были серьезны. Он рассказал доктору о пожаре и о том, как они сбросили вертолет за борт прежде, чем он взорвался. Остальные двое отделались незначительными синяками, и превозносили Орлова, и вовсе не потому, что боялись каких-либо действий с его стороны. В пылу чрезвычайной ситуации Орлов среагировал инстинктивно, рискуя своей жизнью и жизнями других, чтобы спасти корабль, и вместе с тем сумел обойти судьбу на считанные секунды. Факт оставался фактом — Орлов стал для других героем, и Золкин подумал, что это был первый позитивный шаг для него в его новом статусе.

— Чтобы я не думал относительно вас в других аспектах, — сказал он. — Я считаю нужным отложить это, и хвалю вас за ваге мужество. Другие тоже рассказывали о вашем подвиге. Адмирал будет рад узнать об этом.

Когда эти двое удалились, Орлов решил задать вопрос.

— Что вообще случилось? Я так ничего и не понял. В кого мы стреляли?

— Не спрашивайте. Да, я участвовал в совещании, и могу сказать, что корабль снова переместился в разгар войны. Федоров смог определить, что сегодня 12 августа 1942 года, почти год с момента окончания нашего приключения. По-видимому, к югу идет серьезное сражение, так что он направил корабль обратно в Тирренское море, чтобы уйти подальше от него. Но, как видите, мы все-таки были обнаружены. Вы не единственный раненый. Адмирал Вольский сейчас спит в соседней палате.

Орлов опустил голову.

— Я сглупил, Золкин, — тихо сказал он. — Карпов обманул меня. Змееныш. Я повелся на его vranyo. Если я когда-нибудь до него доберусь…

— Так, так! Это ничем хорошим не кончится, Орлов! — Увещевающе покачал пальцем Золкин.

— Ну и пусть тогда гниет на губе! У меня хотя бы осталось хоть какое-то звание и должность.

— Не поймите неправильно, но Карпова только что отправили на ГКП в качестве исполняющего обязанности старшего помощника. Адмирал будет нездоров еще несколько дней, а мы уже атакованы. Федоров мало понимает в морском бою. Карпов пообещал добросовестно исполнять свои обязанности, если ему дадут шанс.

Орлов покачал головой.

— Это он сделал! — Сказал он. — Это все он!

— Не считайте себя невинной жертвой, Орлов. У вас был выбор, и вы поступили неправильно. Если вас это утешит, то Карпов понижен в звании на три ранга, и сейчас является капитан-лейтенантом под началом Федорова. Я полагаю, они как-то объявят об этом официально, когда все успокоится. Со своей стороны, вы только что отличились. И это хорошо. Так что поменьше думайте о Карпове и побольше о себе. Вы естественный лидер, Орлов, но вы слишком часто позволяете своей злости взять верх. Подумайте об этом — и поменьше держите в голове глупостей насчет Карпова. У Вольского есть своей предел. Он дал Карпову шанс искупить свою вину. И вам тоже.

Он посмотрел на него поверх очков и улыбнулся.

— Я сообщу Трояку, что вы должны отдохнуть не менее двух суток. Проведите это время за хорошей книгой или, еще лучше, хорошо поешьте. Вы все еще офицер и имеете доступ в офицерскую столовую. И постарайтесь не портить ни с кем отношения лишний раз.

Орлов вздохнул, кивнув головой.

— Понятно. В том, что вы говорите, больше смысла, чем было у меня в голове довольно долгое время. Я буду держать себя в руках, и если меня никто не будет донимать, не будет никаких проблем. Но пока не просите меня садиться за один стол с Карповым.

— Вам легко винить Карпова в том, что сделали вы сами, — сказал Золкин. — Но это не мудро. Посмотрите на себя, Орлов. Разберитесь сначала в себе, и, если вы сможете это сделать, попытайтесь достичь мира с другими. Это то, чего вам действительно не хватает. Сейчас все смотрят на вас с некоторой похвалой в глазах, а не со страхом. Это должно дать вам стимул для перемен, и я надеюсь, что это откроет вам новую дорогу в жизни.

* * *

На главном командном посту не было времени на отдых. РЛС, наконец, вышли на максимальную дальность обнаружения с хорошими показателями разрешения по всем направлениям. Экран внезапно наполнился множественными целями — надводными и воздушными. Федоров определил одну из воздушных групповых целей, перемещающуюся от Сицилии к Сардинии как резервные немецкие самолеты, перебрасываемые на сардинские аэродромы для удара по британскому конвою, который должен был быть нанесен на следующий день. Однако обеспокоенность вызвала надводная групповая цель, приближающаяся с запада курсом перехвата.

— Не думаю, что немцы знают о нашем появлении, — сказал он Карпову. — Эта группа, однако, включает два легких крейсера со 152-мм орудиями и несколько эсминцев под командованием адмирала Да Зары. Они очень быстры и могут догнать нас, если заходят. Хотя я склонен полагать, что они не станут проявлять агрессии. Им было приказано встретиться с другими соединениями крейсеров в этом районе, и они не могут ожидать, что какие-либо вражеские корабли могут находится так далеко на север от маршрута движения конвоя.

— Хорошо, — сказал Карпов. — Могу ли я предложить направиться на север? Мы не можем тратить на эти корабли ракеты. Если они обнаружат нас и проявят враждебность, мы могли бы задействовать артиллерийские установки и положиться на превосходство в дальности стрельбы.

— Согласен, — сказал Федоров. — Однако их основные силы выдвигаются с других баз — еще крейсера и эсминцы. Два тяжелых крейсера — «Больцано» и «Гориция» вышли из Мессины в сопровождении пяти эсминцев и двигаются на соединение с ними. Он намереваются встретиться здесь, — он указал на прозрачном планшете у своего бывшего поста. — Это остров Устика. Очень жаль, что они, похоже, перепугались и остановились, что означает, что некоторые из этих кораблей останутся в Тирренском море вместо того, чтобы направиться на юго-запад. Мы должны проявлять осторожность и быть готовыми к тому, что немцы также могут обнаружить нас в любой момент.

Корабль занял новый курс, почти точно на север, и в это время раздался ощутимый стон, и по кораблю прокатилась какая-то дрожь. Карпов немедленно обратил на это внимание. Федоров с хмурым видом продолжил просматривать материалы по операции «Пьедестал».

— Вы это слышали? — Спросил Карпов.

Федоров поднял глаза, явно не понимая, что произошло. Он затерялся в истории 1942 года, не обращая внимания на происходящее, так как думал только о том, как наилучшим образом уйти от дальнейших боев.

— Когда мы изменили курс, раздался какой-то странный звук, и по кораблю прошла дрожь, — пояснил Карпов. Ему словно вторил звонок системы внутренней связи. Федоров ответил. Это был командир дивизиона борьбы за живучесть Быко, и у него были плохие новости.

— Полагаю, имеют место повреждения ниже ватерлинии в районе правого вала и руля, — сказал он. — Возможно, из-за взрыва после того, как они выбросили за борт Ка-40. Возможно ли уменьшить ход до 10 узлов, чтобы я смог спустить водолазов?

Федоров посмотрел на хронометр, прикидывая в уме.

— Хорошо. Мы замедлимся до 10 узлов. Держите меня в курсе. — Он посмотрел на Карпова с некоторым беспокойством. Последнее, что сейчас им было нужно — это потеря скорости и маневренности. Если они снова будут обнаружены авиацией или кораблями противника, они могут быть быстро втянуты в бой, чего Федоров очень надеялся избежать.

— Быко свое дело знает, — сказал Карпов, чтобы успокоить его. — Не беспокойтесь, он вернет нас в форму в кратчайшие сроки.

* * *

За много миль к западу от них день окончательно уступил место сумеркам. Небо, освещаемое последними лучами зашедшего солнца, приобрело цвет янтаря. Вице-адмирал Эдвард Невилл Сифрет находился на борту линкора «Нельсон», осуществляя командование всей операцией и основной силой прикрытия — Соединением «Z». По корме шел однотипный линкор «Родни», вместе с которым они составляли ядро соединения, отвечающего за прикрытие конвоя. Пока эти два корабля были в деле, этого было более чем достаточно, чтобы у итальянского флота не было мыслей о любой попытке вылазки.

Операция действительно началась 11 августа, после спокойного прохода Гибралтара накануне. Вскоре стало хорошо понятно, что окружающие моря и небеса не были дружелюбны к ним. Потеря HMS «Игл» стала резким ударом, как и гибель 260 членов его экипажа, несмотря на выдающиеся мероприятия по спасению выживших.

Это был день ужасных неудач и некоторых утешений. Сифрет поморщился, вспоминая гибель почтенного старого авианосца и потерю шестидесяти необходимых самолетов. Зрелище падающих в море с палубы опрокидывающегося «Игла» «Сифайров» все еще стояло перед глазами. Тем не менее, его несколько успокаивало то, что более 900 членов экипажа удалось спасти. Заправка стаи жаждущих эсминцев также прошла успешно, и теперь все двадцать четыре быстроходных кораблика были в его полном распоряжении. Тем не менее, вражеская подлодка все же сумела пройти мимо них и нанести серьезный урон, так что он беспокоился о том, что еще ждет их впереди. Он понимал, что это был лишь внешний рубеж противника. Дальше все будет намного хуже, особенно, когда основная часть прикрытия должна будет вернуться с тяжелыми кораблями и авианосцами. Пока что их беспокоило только несколько вражеских самолетов, следивших за конвоем с безопасного расстояния, но все изменится с подходом к вражеским аэродромам на Сардинии и Сицилии.

Будучи человеком осторожным и опытным, он понимал, что это был лишь первый раунд предстоящей схватки, и потому потерял «Игла» стала особенно сильным ударом. Было ясно, что вражеская авиация и подводные лодки получат приказ действовать в первую очередь против авианосцев. Это был первый раз, когда Королевский флот задействовал одновременно пять, хотя это достижение стал трагически недолговечным из-за гибели «Игла».

Родившийся в южноафриканском Кейптауне в 1889 году, Сифрет в последнее время переместился с линкора «Родни» на должность командира крейсерской эскадры, а затем на должность командующего Гибралтарским «Соединением «Z». Он знал, каким потом и кровью проводились на Мальту предыдущие конвои, и не сомневался в ожидавших трудностях. Однако ранее он успешно провел 15 из 16 транспортов на Мальту на должности командира HMS «Эдинбург», что не осталось незамеченным Адмиралтейством.

Сегодня вечером для нас могут оставаться последние спокойные часы на некоторое время, подумал он, сняв фуражку и проведя рукой по тонким волнистым седым волосам. Он был высок и аккуратен, с худощавым серьезным лицом, с глазами, в которых таилась мудрость многих десятилетий, проведенных в море, как в хорошие, так и в плохие времена. Он подумал о том, что было достаточно тяжело признать, но явной чертой его характера была определенная пронырливость, хотя он сам никогда не считал ее нужной. Одно время он был правой рукой Черчилля, будучи его секретарем, когда будущий премьер-министр находился на посту Первого морского лорда, а затем отправился на действительную службу после начала войны.

Сегодня он вел два крупнейших линкора Королевского флота, монстров, имевших полное водоизмещение 38 000 тонн и вооруженных девятью 406-мм орудиями главного калибра, и ощетинившихся батареями орудий среднего калибра и зениток. Это было именно то, что он считал правильным — находиться в море на мощном и хорошо защищенном корабле. Орудия были способны направиться туда, куда сочтут нужным. На маршруте к Мальте был только один этап, вызывавший у него беспокойство — Сицилийский пролив, забитый минами и подводными лодками, где двум тяжелым линкорам будет негде развернуться. А затем им предстояло пройти через еще более узкое место в лице банки Скерки, группы известняковых рифов у устье пролива. Поэтому они будут прикрывать конвой только до банки, а затем вернутся назад. Окончательное сопровождение конвоя к Мальте будут осуществлять более легкие и маневренные крейсера вице-адмирала Барроу, выделенные в «Соединение «Х».

Уже пришло время ставить параваны. Он проследил, как члены экипажа тащили тросы к носу через заставленную орудийными башнями носовую часть «Нельсона». Два паравана ставились по обоим бортам всех крупных кораблей с наступлением темноты. Это был своего рода подводный планер, внешне напоминающий крылатую торпеду, только короче и с более выраженными рулями и хвостом, предназначенными для маневрирования в воде. Они буксировались тяжелыми тросами, закрепленными на носу корабля, крылья при этом удерживали параван на расстоянии от корпуса. Назначением параванов было подсекать минрепы якорных мин и обрезать их, что приводило к всплытию мины на поверхность, где она могла быть уничтожена пулеметным огнем.

Игра началась, подумал он. Нет, не игра — долгое изнурительное испытание. Выдержат ли они его на этот раз? Он помнил собственные последние указания старшим офицерам конвоируемых судов на последний прорыв к Мальте под покровом ночи. «Не допускайте сильного дыма и погасите все огни. Сохраняйте бдительность. Не отбейтесь от конвоя. Если ваш корабль будет поврежден, поддерживайте максимально возможный ход…». Сколько из четырнадцати драгоценных транспортов дойдут на этот раз?

В 16.34 поступило сообщение от Командующего районом Северной Атлантики, которое не стало для него неожиданностью. В нем содержалось предупреждение о готовящейся атаке вражеских торпедоносцев, и вскоре британские истребители начали подниматься с палуб оставшихся кораблей — «Индомитебла» и «Викториеса», уходя в багровое небо. Немецкие Ю-88 приближались на малой высоте, но истребителям удалось рассеять их, сбив как минимум троих. Сифрет дал приказ открыть огонь, и от строя линкоров и крейсеров в небо потянулись облака дыма и огненные трассы зенитных «Бофорсов». Он пришел к выводу, что это была лишь пробная атака силами от тридцати до тридцати шести самолетов. В ближайшие дни станет намного хуже.

Так… Последний пункт сообщения: «Мальта докладывает о появлении крупного вражеского корабля в районе Сицилийского пролива. Возможна атака при поддержке соединений вражеских крейсеров».

Крупный вражеский корабль? Линкор? Поконкретнее нельзя?

* * *

Капитан Хельмут Розенбаум, командир U-73, получил истинное удовлетворение от сообщения из штаба Средиземноморской эскадры в Специи. «Поздравляем с представлением на Рыцарский крест!». Все, что ему оставалось сделать — это выжить, чтобы получить эту награду, и он был доволен, что вскоре сможет вновь воспользоваться новейшей радарной установкой, когда оторвется от основного прикрытия конвоя и выйдет в открытое море.

U-73 была очень особенной лодкой — одной из немногих, оснащенных радаром FuMO61 «Хоэнтвиэль», названным так в честь крепости, построенной на вершине потухшего вулкана Бургхардом III, герцогом Швабии в 914 году, и ставшей одной из мощнейших крепостей в регионе и важным аванпостом на горных перевалах в Баден-Вюртемберге. Радар располагался на правой стороне рубки, позволяя лодке обнаруживать надводные и воздушные цели в надводном положении.

Хельмут Розенбаум хорошо использовал ее возможности в семи боевых походах, потопив шесть транспортных кораблей, к которым можно было прибавить еще две патрульные лодки, перевозимые одним из них. Экипаж был настроен приписывать ему восемь побед, но он отказывался записывать их на свой счет.

— Нет, ребята, — говорил он. — Я насчитал шесть, так что теперь наша цель — седьмой, чтобы было счастливое число. — Большая часть его целей была потоплена во время действий с острова Сент-Назер и Лорьян у побережья Бретани. В одном из них, дальнем походе в Атлантику в составе «волчьей стаи «Грёнланд» ему встретился очень странный военный корабль, который, похоже, оказался в самом центре крупной морской операции. Розенбаум не имел сведений о том, что в этих водах имеются какие-либо крупные вражеские конвои, так что он задался вопросом, что же происходило в ледяных водах Северной Атлантики? Он знал, что никаких немецких надводных кораблей в море не действовало. Однако это был крупный военный корабль, за которыми вели охоту многочисленные корабли британского флота.

* * *

… Он вглядывался в перископ, отметив, насколько зловеще и угрожающе выглядел силуэт этого корабля, но его привело в замешательство отсутствие серьезных орудий, что привело его к выводу, что это мог быть старый британский линкор со снятой артиллерией, используемый в неких учениях. Поэтому он решил испортить британцам мероприятие и отправить этот корабль на дно. Корабль шел прямо на его лодку, зависшую в безмолвных ледяных водах. Он готовился выпустить последние оставшиеся торпеды, когда корабль внезапно поразительно быстро увеличил ход и выполнил маневр уклонения! Он сразу же понял, что случилось. Одна из лодок «стаи», вероятно, U-563 Клауса Баргстена, также обнаружила его и решила атаковать.

— Что ж ты делаешь, Клаус? — Выдохнул он. У того было мало шансов на успех. Для Баргстена было нетипичным допустить подобную ошибку, однако все перекрыла реакция корабля, заставившая Розенбаума убедиться, что это был не старый линкор. От его скорости и точности маневра у него перехватило дыхание. Затем он увидел, как на темном борту корабля что-то вспыхнуло и устремилось прочь с невероятной скоростью. Несколькими мгновениями спустя грянул взрыв, и он повернул перископ, заметив гейзер прямо на трассе стрельбы U-563. Что-то перехватило торпеду Баргстена! Розенбаум резко расхотел иметь с этим кораблем что-либо общее и скомандовал немедленное погружение под слой скачка и отход. Его товарищу повезло меньше. Мгновениями спустя корабль обнаружил U-563, и экипаж Розенбаума ощутил взрыв, уничтоживший подлодку.

Капитану вспомнилось, как он в ошеломлении повернулся к своему старшему помощнику Хорсту Диккерту.

— Он был размером с линкор, насколько я мору судить… И при этом двигался и маневрировал, будто эсминец, или какая-то такая хрень… — Он собрался, заставив себя замолчать. — Убираемся отсюда.

* * *

Год спустя, в своем восьмом боевом походе, U-73 прорвалась сквозь охраняемые ворота Гибралтарского пролива за счет выключенных двигателей и несомая силой океанских течений. Она вошла в состав «Унтерсееботе Миттельмеер» — «Средиземноморской эскадры подводных лодок» из состава 29-й флотилии, базирующейся в Специи в северной Италии. Она вышла на боевое патрулирование 4 августа, ища цели, когда Розенбаум получил сведения о том, что британский флот проводит крупную операцию и приказ действовать в составе внешнего пикета подводных лодок севернее Алжира. Там он и обнаружил британский конвой, собранный в рамках операции «Пьедестал», и смог проскользнуть к его тыловой части, где находились авианосцы, обеспечивающие прикрытие конвоя.

Розенбаум умело избежал обнаружения, несмотря на то, что в непосредственной близости от него находились четыре британских эсминца, и вышел на идеальную позицию для атаки на старый британский авианосец «Игл», выпустив в него четыре торпеды, отправившие корабль на дно в считанные минуты. Затем он избежал обнаружения в начавшемся хаосе и отошел от конвоя на север, к Балеарским островам. Вскоре он узнал, что за уничтожение «Игла» ему предстояло получить Рыцарский крест и новое назначение — командиром Черноморской флотилии подводных лодок, «Потерянного флота Гитлера», действовавшего во внутренних водах южной Европы.

В рамках этой смелой и по своему гениальной операции, немцы частично разобрали шесть малых подводных лодок береговой обороны Типа II в Киле, срезав рубки, после чего переместили их по суше на самых мощных в Германии тягачах. Их доставили на Дунай, где погрузили на понтоны, после чего сплавили в Черное море! Изначально они должны были прибыть туда в октябре 1942 года, но появились на два месяца ранее, и Хельмуту Розенбауму предстояло принять командование ими сразу по возвращении из нынешнего похода.

Он потер руки, будучи доволен, что теперь сможет командовать сразу целой флотилией из шести подлодок. Тем не менее, в этом странном повороте судьбы его ждала еще одна случайная встреча, которая могла как принести ему желаемые семь побед, так и лишить всего. U-73 словно была каким-то странным образом связана с «Кировом», и вскоре ей предстояло оказаться на огневой позиции для атаки на тот самый корабль, который Розенбаум встретил год назад в Северной Атлантике…

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ «ДЖЕРОНИМО»

«Мы дали клятву не делать ничего дурного и не противостоять друг другу…. Я не вождь и никогда им не был, но поскольку я был обижен гораздо больше, чем другие, эта честь оказалась возложена на меня, и я решил оправдать доверие».

Джеронимо

ГЛАВА 10

Роденко следил за экраном обзорной РЛС с некоторым беспокойством. Группа из пяти целей продолжала следовать на восток от Кальяри, и теперь, когда корабль замедлил ход до 10 узлов, чтобы отправить под воду на корме водолазов, их курс вел их прямо на перехват. Федоров, похоже, совершенно запутался в своих исследованиях, пытаясь получить любые сведения по силам итальянского флота в Тирренском море. Он начал делать некие пометки на прозрачном планшете у поста штурмана. Карпов следил за ним одним глазом. Затем поступил доклад от Быко по ходу ремонтных работ.

По его оценке значительный обломок взорвавшегося Ка-40 ударил в борт корабля, вызвав вмятину, хотя целостность корпуса не была нарушена. Имели место также повреждения осколками, однако водолазы смогли заделать их, а также устранить некоторые осколки, застрявшие опасно близко от правого вала и руля. Спустя два часа Быко поднял своих людей из воды и доложил на ГКП, что через десять минут корабль сможет развить нормальную крейсерскую скорость.

— Что же касается буксируемой антенны, — сказал он, — придется заменить выводящие приводы и несколько сегментов, и это займет восемь-двенадцать часов.

— Тогда напрягай деда! Нам нужен этот комплекс как можно скорее. — Карпов говорил о главном механике корабля, которого часто называли «дедом», когда дело касалось всего механического. Он передал рапорт Федорову.

— Хорошо, — ответил тот. — Я не ожидаю серьезных проблем в следующие несколько часов. Группа, идущая с запада от Кальяри, приближается но, если мы не предпримем явно враждебных действий, то, думаю, сможем просто пройти мимо. Я ожидаю гостей с севера и востока, но не прямо сейчас. Экипажу нужен отдых. Готовы к вахте до полуночи?

Карпов заверил его в этом, и Федоров отправился вниз вместе с несколькими старшими офицерами ГКП. Сумерки сменились явной темной ночью, вернувшейся к ним после того, как была самым бессовестным образом похищена. Время шло к полуночи. Карпов был рад, что Федоров верил ему в достаточной степени, чтобы оставить старшим вахтенным офицером, хотя на ГКП все еще присутствовали морские пехотинцы в качестве меры предосторожности. Тем не менее, это была его первая вахта за достаточно продолжительное время. Он опустился в командирское кресло, вспомнив, что ощущал, будучи полноправным хозяином корабля, и задумался о том, насколько оказался глуп, как ослеплен собственными амбициями.

Он все еще маялся этим, перебирая в разуме аргументы и оправдания, пока был под арестом в каюте. Но он получил второй шанс от человека, которого предал, что случалось мало с кем в российском флоте, в особенности в отношении обвиняемых в мятеже. В любых других обстоятельствах, он это понимал, он все еще оставался бы под арестом и под угрозой более серьезных дисциплинарных мер, включая скорый трибунал и, возможно, смертный приговор[30].

Калиничев, несущий вахту командира радиотехнической части, отметил, что групповая цель на западе, шедшая на пятнадцати узлах, внезапно увеличила ход.

— Набирает двадцать узлов, товарищ капитан, — доложил он. — Дистанция 15 километров.

— Идут на перехват?

— Так точно.

— Дистанция до горизонта?

— С верхней точки одного из этих кораблей? — Калиничев быстро прикинул в уме. — Могу сказать, что мы, вероятно, сейчас на их горизонте, но сейчас очень темно.

— Погасить все огни, — твердо сказал Карпов.

— Есть.

Он знал, что делает, так как ночь словно хлынула на мостик, освещаемый сейчас только свечением экранов радара и гидроакустического комплекса. Он знал, что может увеличить ход и изменить курс на север, чтобы уйти от контакта. Как и говорил Федоров. Но что-то внутри отказывалось уступать дорогу этим кораблям. Он решил дождаться Федорова и избежать подозрений или обвинений в попытке снова несанкционированно атаковать, хотя предпочел бы сделать именно это. Он дал слово Вольскому, у которого не было никаких причин принимать его в нынешних обстоятельствах, так что не мог его нарушить.

Десять минут спустя на ГКП вернулся все еще сонный Федоров.

— Капитан на мостике! — Объявил вахтенный. Тот секунду постоял, привыкая к темноте, а затем подошел к Карпову, стоявшему возле поста командира радиотехнической части.

— Вахту принял, — вежливо сказал он, снова принимая командование кораблем.

— Вахту сдал, — по форме ответил Карпов[31], все еще борясь со своими внутренними демонами, отказывающимися признавать старшинство бывшего штурмана. Но он отошел в сторону, ожидая, пока Федоров изучит обстановку.

Новый командир корабля ожидал контакта в районе полуночи и был рад, что события, похоже, разворачивались правильно, следуя ходу истории, словно хорошо отлаженный механизм. Он поддержал решение Карпова.

— Рулевой, курс прежний, скорость тридцать.

Рулевой подтвердил приказ, словно эхо. Раздался звонок, и они ощутили мощный импульс двух корабельных турбин, бросивших «Киров» вперед. Федоров подошел к передним иллюминаторам, заметив бинокль Карпова.

— Позволите? — Спросил он, указывая на него.

— Разумеется, — кивнул Карпов.

Федоров несколько мгновений всматривался в сторону левой раковины[32], но ничего не разобрал.

- Луны еще нет, — сказал он. — И нет времени ждать ее. Слишком темно. Николин, задействовать «Ротан» по левому борту и дать обзор на пеленг 315.

Стабилизированный антенный пост комплекса оптического контроля «Ротан» развернулся и запустил низкоуровневую ночную систему в паре с инфракрасной, и через несколько мгновений они увидели четкое изображение небольшой оперативной группы. Корабли были именно теми, которые он ожидал увидеть. Крейсера «Эудженио ди Савойя» и «Раймондо Монтекукколи», а также эсминцы «Ориани», «Гиоберте» и «Маэстрале».

— Цели увеличили скорость до тридцати узлов, — доложил Калиничев. — Скорость цели тридцать.

Карпов пристально посмотрел на Федорова.

— Они бы не стали делать этого ради случайной встречи, — сказал он. — Советую объявить общую тревогу.

— Что еще по обстановке? — Спросил Федоров.

— Фиксирую два контакта по пеленгу 25, дистанция 62 километра, также три контакта по пеленгу 55, дальность 120. — Доложил Калиничев показания загоризонтального радара. Федоров внезапно встревожился.

Состав и координаты целей не удивляли его, но удивляло время их появления. Первую группу составляли тяжелый крейсер «Триест» и эсминец «Камика Нера», вторую — легкий крейсер «Муцио Аттендоло» и два эсминца «Авиере» и «Гениере». Они появились раньше, чем должны были, так что он направился к своему старому штурманскому посту, чтобы свериться со своими записями. Карпов поерзал, напряженно глядя на экран системы «Ротан».

— Что-то не так… — Пробормотал Федоров сам себе, выражая собственное смятение. — «Муцио Аттендоло» еще не должен был получить приказ на выход в море. Что-то изменилось…

Карпов, услышав это, подошел к нему.

— Взгляните на экран, товарищ капитан, а не в свои книги по истории. Что-то изменилось? Скорее всего. Только кто знает, что именно? Мы уже вспыхнули, как свеча, и англичане, несомненно, уже знают о нашем присутствии. Не удивляйтесь, если итальянцы тоже нас обнаружили. Единственное, что я могу сказать, так это то, что эти корабли выглядят недружественно. — Он указал на дисплей системы «Ротан», уже способной дать достаточно четкую картинку, чтобы увидеть, что носовые башни головного крейсера повернулись в их сторону.

Федоров посмотрел на экран, и его сердце забилось чаще. История изменилась! Как бы он не хотел просто тихой проскользнуть мимо, появление «Кирова» в самом сердце внутренней запретной зоны итальянского флота — Тирренского моря — стало подобно взорвавшейся шутихе. Он понял, что преждевременное появление итальянских кораблей и неожиданные эволюции ближайшей группы стали ответом на их присутствие. Словно этого было мало, раздался голос Калиничева:

— Воздушная групповая цель, пеленг 255, дальность 92 километра, курсом на корабль. Только что отделились от сборища над Сардинией. Фиксирую двадцать сигнатур.

Федоров сразу понял, что это были итальянские самолеты с аэродромов вблизи Кальяри. Ситуация вышла из-под контроля, и для него стало очевидно, что корабль подвергается скоординированной атаке. На лице Карпова появилось выражение раздражения и нетерпения. Он собирался что-то сказать, но Федоров перебил его, произнеся слова, которые, как надеялся, ему не придется произносить так скоро:

— Боевая тревога! — Звук тревоги принес Карпову облегчение, и он с готовностью кивнул.

— Карпов, — Федоров повернулся к старшему помощнику. — 152-мм орудия к стрельбе по ближайшей цели. Огонь по моему приказу.

— Есть! — Ответил Карпов и продублировал приказ Громенко, сменившему Самсонова на посту командира БИЦ. — Калиничев, обеспечить целеуказание.

— Так точно. Целеуказание выполнено, сопровождаю цель.

Федоров закусил губу, очень обескураженный, но полный решимости.

— Двадцать маловысотных целей. Торпедоносцы. Готовность к отражению воздушной атаки.

* * *

Да Зара также был нетерпелив. Итальянский адмирал прищурился, глядя через бинокль на приближающуюся тень на горизонте. Один из наиболее способных боевых адмиралов итальянского флота держал свой флаг на легком крейсере «Эудженио ди Савойя», вышедшем с базы дивизии в Кальяри на соединение с многочисленными другими кораблями для подготовки к атаке на британский конвой у Пантеллирии на следующий день. Он предпринял подобный маневр во время последней попытки британцев провести подкрепления на Мальту, возглавив быструю морскую и воздушную атаку, в ходе которой отправил на дно британский эсминец «Бедуин» и подошел к разгромленному конвою так близко, что смог учуять запах гари. На этот раз он собирался проделать то же самое, пока сообщение высшего приоритета от командования итальянского королевского флота не изменило все.

Ему было приказано перехватить предположительно британский крейсер, замеченный в сумерках подводной лодкой «Бронцо», возвращавшейся на базу из-за неисправности и не способной продолжать боевое патрулирование. Доклад был очень странным. Но британский корабль, смело вошедший в Тирренское море, немедленно взбесил командование. В момент обнаружения на его корме наблюдался пожар. Был ли он каким-либо образом поврежден? Решил, что Реджиа Аэронаутика уже успели покусать нарушителя, капитан просто доложил и продолжил свой путь.

— Один корабль? — Сказал Да Зара с недоверием, когда получил этот доклад. Должно быть, это ошибка, подумал он. Это не мог быть корабль из сил прикрытия конвоя, иначе наши подлодки обнаружили бы его гораздо раньше. Что там сегодня пил Дуче? А если корабль совершил обход с востока в рамках отвлекающей операции? Если так, то он был дьявольски хитер, чтобы сделать это, оставшись незамеченным. Но да, быстроходный крейсер мог это сделать, в особенности после того, как все наши самолеты рванули на запад, на Сардинию для ударов по британскому конвою. Кто бы мог подумать, что в этот же момент кто-то полезет сюда, прямо на наш задний двор?

Вскоре был ободрен известием, что две эскадрильи торпедоносцев SM-79 «Спаравиеро» — «Пустельга» — уже поднялись в воздух, чтобы поддержать их, а также дополнительные корабли выдвинулись навстречу им из Неаполя, как и 7-я крейсерская дивизия из Мессины, которая также изначально выдвинулась в запланированную точку встречи у острова Устика. Но сначала, подумал он, мы разберемся с этим вором в ночи.

— Гоббо Маледетто! — Сказал он своему старшему артиллеристу. — Где эти чертовы горбыли? Мы уже слишком близко! Нас заметят в любой момент, если еще не заметили!

«Чертовыми горбылями» именовались SM-79 за свою странную конструкцию с тремя двигателями и высоким «горбом» в районе кабины. Многим такое прозвище представлялось более уместным, чем «пустельга». Это были старые самолеты, изначально созданные в качестве небольших пассажирских. Бомбардировщики, созданные на их основе после начала войны хорошо зарекомендовали себя. Для своего возраста они были достаточно быстры, несмотря на деревянный фюзеляж, и достаточно смертоносны в случае выхода на дистанцию сброса торпед.

Да Зара вышел на крыло мостика, откинув тяжелый капюшон, являя небу расшитую золотом адмиральскую фуражку, и поднял бинокль. Он был хорош собой, и в свое время добился большего, чем просто несколько удачных заходов. Однако в настоящий момент все его мысли были заняты исключительно своими любимыми легкими крейсерами.

— Avanti! — Крикнул он через плечо. — Sparare!

Его приказу немедленно вторили яркие оранжевые сполохи и резкий грохот носовых башен. «Эудженио ди Савойя» имел четыре башни с двумя 152-мм орудиями каждая. Залп устремился сквозь темноту к бесформенному пятну на горизонте. Второй крейсер, «Раймондо Монтекукколи» последовал его примеру и открыл огонь, все три эсминца увеличили ход, оставляя за собой белые пенные следы, готовясь броситься в торпедную атаку.

В этот же момент Да Зара услышал вой идущих на малой высоте самолетов, обернулся, и увидел неуклюжие «Спаравиеро», направляющиеся к цели для скоординированной атаки. Запах моря и грохот стрельбы раззадоривали адмирала, который часто похвалялся, что был единственным боевым командиром итальянского флота, переигравшим британский Королевский флот. Теперь он был готов подтвердить свои претензии и отправить наглеца на дно.

* * *

Федоров заметил на горизонте вспышки, слишком близко, чтобы не принимать это во внимание. Его план проскользнуть мимо итальянцев сорвался. Их так или иначе заметили, вероятно, пока инженеры Быко вели огневые работы, устраняя повреждение под Ватерлинией. Увидев, что противник открыл огонь, он понял, что корабль находился в опасном положении. «Киров» никогда не предназначался для близкого боя со способным вести точный артиллерийский огонь противником. Несмотря на то, что это были всего лишь легкие крейсера, 152-мм снаряды могли причинить серьезные повреждения в случае попадания. Только командные посты имели достаточно серьезную броневую защиту. Нет, сила корабля состояла в том, чтобы держаться на удалении от противника и поражать его с большого расстояния, полагаясь на скорость и смертоносную силу противокорабельных ракет, закрывая вопрос раньше, чем противник вообще узнает о том, где он. Он полагался на темноту, ночное время и слабость противника, и теперь жалел, что ждал так долго. Они были обнаружены и обстреляны, чего вообще не должно было случиться с таким кораблем, как «Киров».

Первые вражеские снаряды легли с недолетом и широким разлетом, что не удивило его. Итальянские корабли не имели радаров управления огнем и полагались на развитую оптику. А их корабельная артиллерия имела достаточно долгую и проблемную историю. Слабая кучность артиллерийских снарядов была вызвана слабой стандартизацией массы как снарядов, так и пороховых зарядов. Кроме того, орудия проявляли склонность к осечкам, вплоть до 10 процентов случаев, а также к механическим проблемам при заряжании, неплотному закрытию затворов и ненадежной работе механизмов подачи снарядов, что серьезно снижало реальную скорострельность. Проекты предполагали до трех выстрелов в минуту, но сейчас корабли Да Зары могли делать в лучшем случае два.

Он посмотрел на Карпова, смирившись с тем, что «Кирову» придется вступать в бой.

— Карпов, — тихо сказал он. — Разберитесь с ними.

— С радостью, — улыбнулся Карпов, повернулся к Громенко и отдал приказ. Теперь «Киров» задействовал три сдвоенные 152-мм артиллерийские установки, того же калибра, что и у противника, но с несравненно более точными системами управления огнем, стволами с водяным охлаждением, быстродействующими автоматами заряжания и снарядами, являвшими собой произведение искусства. Установки резко гаркнули, сдвоенные стволы откатывались снова и снова. Громенко выставил интервал стрельбы в 3 секунды, и за долгую минуту, пока расчеты орудий кораблей Да Зары изо всех сил пытались обеспечить заряжание, наведение и выстрелы четырех носовых двухорудийных башен обоих крейсеров, «Киров» дал 20 залпов, выпустив 120 снарядов против 16 у противника. И каждый снаряд, выпущенный атомным ракетным крейсером по целеуказанию от радара, несся над морем частью сокрушительного стального града.

ГЛАВА 11

Прежде, чем Да Зара смог подстроить бинокль, чтобы лучше увидеть гейзеры от снарядов его собственного залпа, его корабль был поражен тремя прямыми попаданиям. Еще один снаряд разорвался совсем рядом. Его почти сбило с ног.

— Мадре де Дио! — Воскликнул он, а затем увидел, как «Монтеккуколи» загорелся и затянулся дымом от двух, а затем еще пяти ударов. Носовая башня взорвалась, один из стволов швырнуло вверх, словно водопроводную трубу. Два из трех эсминцев также вспыхнули. Казалось, что кто-то подобрался непосредственно к его кораблям с огромным дробовиком и выпалил по ним в упор! Он скомандовал резкий поворот влево, надеясь дать хотя бы один залп кормовыми башнями, но его энтузиазм в отношении этого боя резко исчез.

«Эудженио ди Савойя» резко дернулся от еще трех попаданий, один из снарядов ударил рядом с мостиком, все-таки сбив адмирала с ног на холодное железо. Он застонал, откашливая дым и ощущая внизу пожал. А затем его окончательно добило то, что он увидел в небе!

Среди приближающихся «Спарвиеро» носились странные полосы огня и вспыхивали взрывы. Огненные следы носились по темному небу, словно раскаленные стрелы, поражая бомбардировщики со смертоносной точностью. Три, пять, девять, ночь разрывал вой машин, падающих в море цвета темного вина, на поверхности которого плясали отсветы пламени. Он перекрестился, глядя, как его соотечественников рвали на части. Затем схватился за поручень рукой в окровавленной перчатке и вскочил на ноги.

Он взял себя в руки и выкрикнул последний приказ:

— Avvenire! A tutta velocita. Andiamo via de qui! — Корабль устремился прочь, и лишь кормовые орудия дали жалкий последний залп. Он потряс головой, пытаясь осознать случившееся. Это был не крейсер, подумал он, это линкор! Он порвал всю мою оперативную группу огнем вспомогательного калибра. Но Мадре де Дио! Чем он стрелял в торпедоносцы? Он бросил на противника последний взгляд. Крейсера и эсминцы ставили дымовую завесу, прикрывая отход. На его взгляд британцы отплатили за все потери в последние месяцы. Теперь он понял, как этот корабль мог решиться двигаться здесь в одиночестве. Это был демон возмездия, чудовище из самого ада!

* * *

Они нанесли тяжелые повреждения эскадре Да Зары, хотя Федорову не принес удовлетворения вид этих кораблей, когда они развернулись и бросились наутек. Затем прибыли торпедоносцы, и Карпов хладнокровно приказал задействовать тот же комплекс «Кинжал», который ранее стал причиной аварии, только теперь использовал носовые пусковые. На этот раз сбоев не было. Ракеты покидали пусковые установки с интервалом в три секунды, устремляясь навстречу приближающимся самолетам. Спустя несколько секунд они видели, как в небе на горизонте расцветают огромные огненные шары. Казалось, над мертвенно-спокойным море бушует страшная гроза.

Карпов приказал задействовать две пусковые, и Громенко, следуя ранее полученным указаниями, выпустил по шесть из каждой, оставляя две в запасе. Все двенадцать ракет поразили цели, а шок вынудил оставшиеся восемь SM-79 броситься в маневры уклонения, насколько это было возможно для трехмоторного самолета с деревянным корпусом. Четыре не выдержали, развернулись и с ревом прошли над малой высоте мимо горящих крейсеров Да Зары, погрозившего им кулаком. Остальные четыре храбро бросились к цели. Три сбросили торпеды, а последний продолжал упорно рваться к «Кирову».

— Какова дальность этих торпед? — Спросил Карпов, следя за самолетами на экране «Ротана».

— Не беспокойтесь, — ответил Федоров. — Им нужно подойти минимум на два километра, чтобы иметь шанс попасть в нас.

Карпова этот ответ устроил, и он отдал приказ прекратить огонь и приготовить к стрельбе новейшие зенитные установки АК-760, пришедшие на смену старым АК-630М1-2. Они размещались в новых башнях, выполненных по технологии снижения заметности, и все еще представляли собой 30-мм орудия с блоком из шести вращающихся стволов. Хотя их скорострельность достигала поразительных 10 000 выстрелов в минуту, боекомплект установки составлял, как на странно, всего 8 000 в нормальных условиях, поэтому она редко использовалась в режиме непрерывного огня. Вместо этого она давала короткие очереди осколочно-фугасных снарядов[33], способные уничтожить приближающуюся ракету на дистанции до четырех километров. РЛС, оптическая система и лазерный дальномер обеспечивали поразительную точность. Карпов уверенно следил за тем, как орудия левого борта взяли цель на сопровождение, а затем дали две короткие очереди на дистанции 4 000 метров.

Пилот последнего отважного «Горбуна» сжал ручку управления, готовясь сбросить торпеду, когда ощутил, как самолет сильно тряхнуло. Град снарядов вырвал правый двигатель и половину крыла. Идущий на малой высоте самолет моментально и безоговорочно потерял управление и рухнул в море с огромным всплеском.

На главном командном посту услышали подбадривающие крики снизу в момент падения самолета. Карпов улыбнулся, бросив взгляд на Федорова.

— Громенко, ЗУ в дежурный режим.

Федоров глубоко вздохнул, поджав губы. У него не было реального представления о том, как следует вести бой, подобного Карповскому, но он выучил этот урок. Карпов подошел к нему и тихо сказал:

— Я понимаю, что вы ощущаете, товарищ командир, — сказал он так, чтобы не услышал ни один из других офицеров. — Делать то, что нужно, не всегда приятно. Но когда вопрос встает так, что или они, или мы, следует делать то, что должно.

Федоров опустил глаза. Он все еще был расстроен, но вынужден согласиться с Карповым. Затем он выпрямился и повернулся к Громенко.

— Доложить боезапас комплекса 3К95.

— Остаток 79.

— Есть над чем задуматься, — сказал он Карпову. — Нам предстоит долгий путь прежде, чем мы достигнем безопасных вод. — Он посмотрел на хронометр. — Лево на борт, курс 315.

— Есть курс три-один-пять, есть скорость тридцать, — эхом повторил рулевой.

— Прошу за мной, капитан, — Федоров слышал, как Вольский говорил так, когда хотел поговорить с кем-то наедине, и ему это показалось уместным. Карпов усмехнулся, но почтительно последовал за ним в кабинет для совещаний в задней части командного поста.

— Я намерен направиться к проливу Бонифачо, — начал Федоров, выводя на настенный экран цифровую карту региона. — На тридцати узлах мы будем там на рассвете, примерно через шесть часов. Было бы желательно пройти пролив ночью, но я не хочу задерживаться в этих водах дольше, чем необходимо. — Он указал на карту, на которой нынешняя позиция корабля обозначалась яркой красной точкой. Несколько синих отметок к северу и востоку от их позиции обозначали цели, обнаруженные РЛС большой дальности. Он указал на одну из отметок, к востоку от корабля.

— Это группа тяжелых крейсеров, — сказал он. — «Больцано» и «Гориция», оба с 203-мм орудиями и лучшей броней, чем у кораблей, с которыми мы только что столкнулись. Это, должно быть, еще один тяжелый крейсер «Триест». Обе группы имеют также эсминцы сопровождения. Эта группа, движущаяся от Неаполя, скорее всего, еще один легкий крейсер с эсминцами. Курс 315 обеспечит нам кратчайший маршрут на север, способный вывести нас из Тирренского моря. Эти крейсера достаточно быстроходны, но я считаю, что поддерживая ход 30 узлов, мы сможем добраться до пролива раньше, чем они смогут представлять для нас угрозу. И, учитывая мою оценку действий итальянцев в этой войне, я не думаю, что легкие крейсера снова попытаются атаковать нас без поддержки авиации или более тяжелых кораблей. В районе Кальяри дислоцированы крупные воздушные соединения, и мы окажемся достаточно близко от их аэродромов, но их первостепенной задачей являются действия против британского конвоя, так что им, вероятно, может быть просто не до нас. Они пытались атаковать нас, но это было менее пятой части сил, которые они могли задействовать в хорошо организованной атаке. Однако на рассвете нам предстоит пройти мимо военно-морской базы в Маддалене. Также мы окажемся в зоне досягаемости немецких и итальянских самолетов из Гроссето. Этот аэродром находится вот здесь, на континентальной части Италии, но очень близко к острову Эльба. Попытка обойти Корсику с севера приведет нас опасно близко к главной базе итальянского флота в Специи. К счастью, действительно опасные их корабли находятся в Таранто. Они перебросят линкоры в Специю только в конце 1942 года.

— Не важно, — мрачно сказал Карпов. — Если они осмелятся выйти против нас, то получат такой же прием.

Федоров проигнорировал это замечание и просто сказал:

— Я надеюсь, что нам удастся избежать боев настолько, насколько это возможно.

— Согласен, — сказал Карпов. — Нам следует беречь боезапас. Но что насчет этой военно-морской базы?

— Там не будет серьезных сил — несколько эсминцев, возможно, торпедных катеров и вспомогательных судов. Я полагаю, мы сможем пройти мимо без особого труда. Но пролив имеет всего 11 километров в ширину, что оставляет мало пространства для маневра. Мы можем столкнуться с минными полями и, возможно, подводными лодками.

Взгляд Карпова потемнел. Если он чего-то действительно боялся в море, то это вражеских подводных лодок. Тем не менее, это были не быстрые и скрытные современные американские подлодки, отражение атак которых он часто отрабатывал на учениях. Это были старые подлодки времен Второй Мировой войны, так что он постарался ободрить себя пониманием этого, хотя особо не вышло.

— Потеря одного из Ка-40 наиболее прискорбна, — сказал он. — И меня все еще беспокоит буксируемая антенна. Тем не менее, я полагаю, что мы обладаем более чем достаточными средствами борьбы с этими старыми лодками.

— Это дизельные лодки с аккумуляторами для подводного хода, — предупредил его Федоров. — Мне не нужно напоминать, что мы уже были атакованы, и что эти лодки действительно тяжело обнаружить в режиме тишины. Поэтому я хочу, чтобы во время прохождения пролива ГАК работал в активном режиме.

— Я проконтролирую, — ответил Карпов. — У Тарасова лучшие уши на флоте. И, с вашего позволения, я намерен проверить ход ремонтных работ. У нас имеются проблемы с кормовыми пусковыми комплекса 3К95, РЛС и ГАК. И теперь, учитывая потерю одного из вертолетов, нам нужно быть более решительными при столкновениях с противником, в особенности, подводными лодками.

— Вы полагаете, что я колебался слишком долго?

— При всем уважении, да.

Федоров кивнул.

— Я понял вас. Я знаю, что мне еще многому нужно научиться, и я буду полагаться на вас и других старших офицеров, если нам снова придется вступить в бой.

— Каждый должен делать все, от него зависящее, — сказал Карпов. — Без колебаний.

Федоров помолчал какое-то мгновение, а затем сказал то, что витало в воздухе, и в то же время было глубоко скрыто в душах их обоих.

— Я знаю, что для вас это тяжело, капитан — я имею в виду то, что вас лишили звания и поставили под мое командование. Я также не считаю, что заслуживаю этой должности. Я знаю, что у меня нет боевого или даже просто реального командного опыта. Разве что, будучи штурманом, я могу неплохо маневрировать кораблем.

— Я понимаю ваши чувства, Федоров, и понимаю то, что должен выполнять свои обязанности как можно лучше. Я просил адмирала назначить меня на этот пост, и он сделал это — хотя то, что я совершил, невозможно легко простить — ни адмиралу, ни вам, ни даже младшим офицерам. Да, я признаю это. У меня было достаточно времени в своей каюте, чтобы обдумать это. Вы пытались предупредить меня, что тот американский авианосец не представляет реальной угрозы, но мне ударило в голову гораздо больше, чем я мог вынести. И я поступил… Глупо.

— Я понял вас, — ответил Федоров. — Так что предлагаю взаимопомощь. Вы не даете мне поступать глупо, когда дело доходит до боя, а я сделаю все возможное, чтобы вы не могли поступить глупо тогда же. — Он улыбнулся, и Карпов положил ему руку на плечо.»

— Хорошо, — сказал он.

Час спустя на корабле снова была объявлена боевая тревога, когда к нему с юго-запада направилась еще одна эскадрилья итальянских бомбардировщиков. Карпов предложил рассеять их одной точно рассчитанной ракетой комплекса С-300.

— Если устроить фейерверк в центре их роя, они хорошо подумают о том, атаковать ли нас, — сказал он и оказался прав. Громенко выпустил одну зенитную ракету большой дальности, сбив два самолета и заставив восемь остальных броситься врассыпную. Николин слышал переговоры пилотов, явно подавленных случившимся. Затем самолеты один за другим прервали атаку и направились на юго-запад к Кальяри.

— Это была лишь пробная атака, — сказал Федоров. — У них есть гораздо более важные задачи, так как британский конвой приближается к банке Скерки. В прежней версии истории первый налет силами 20 самолетов случился в 08.00, затем последовала более серьезная атака силами 70 самолетов в полдень и, наконец, настоящее представление силами более 100 самолетов в сумерках. Излишне говорить, что я полагаю, что нам очень повезло, что они больше озабочены югом. Сейчас они собирают самолеты на Сицилии и готовятся к этим налетам, Но они знают, где мы находимся и что атака на нас провалилась. Моя единственная надежда состоит в том, чтобы они не включили нас в свои планы на утро.

Он посмотрел на Николина с лукавым блеском в глазах.

— Эта задача для вас, Николин.

— Товарищ капитан?

— Пришло время немного схитрить…

ГЛАВА 12

«Хижина-4» в усадьбе Блэтчли-Парк была невыразительной пристройкой к основному комплексу зданий, с простыми бледно-зелеными стенами и черной крышей. Задачей работающих здесь специалистов была дешифровка перехваченных сообщений и анализ фотоснимков кораблей. Одним из них был главный криптограф Великобритании Алан Тьюринг, явившийся на свое рабочее место через несколько минут после полуночи, когда пришел конверт. В отличие от других полученных посылок, этот был доставлен запыхавшимся курьером в форме военно-морского флота, не вспомнившим даже отряхнуть сапог, что немедленно привлекло внимание Тьюринга. Обычно корреспонденция приходила в шесть утра, тихо и буднично, помощник развозил ее на скрипучей тележке от стола к столу. Курьер, ворвавшийся в столь поздний час, свидетельствовал о том, что в разведывательные сети попало нечто очень важное.

— Повезло, что в такое время здесь кто-то есть, — выдохнул курьер.

Тьюринг кивнул и выпрямился, расписался за получение пакета, а затем с интересом и любопытством посмотрел на него. В последнее время поток шифровок, снимков и записей, требующих внимания специалистов «Хижины-4» несколько ослаб. Этот пакет был помечен грифом «СРОЧНО, СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Как всегда. Тьюринг убрал темные волосы со лба и пристально посмотрел на реквизиты отправителя.

Итак, что-то на Средиземном море, подумал он. Раз для доставки этого был привлечен ночной специальный курьерский рейс, значит, кто-то хотел, чтобы он отнесся к этому со всей серьезностью. Господи, в жизни бы не догадался! Он с любопытством вскрыл конверт, без удивления обнаружив там катушку видеопленки, типичную для кинопулеметов, и несколько раскадрованных и увеличенных снимков. Он взял один, немедленно перевернув и посмотрев на примечания и дату. Очень свежие — не более дня, что было совершенно неожиданно. 14,30, 11 августа 1942, аэродром Такали, Мальта, требуется опознание. Он приподнял бровь, так как с Мальты давно не поступало никаких запросов на опознание. Большинство боевых и вспомогательных сил противника, действующих в том районе, были засняты и задокументированы. И что же там такого? Возможно, результаты аэрофотосъёмки Таранто или Ла Специи. Или, возможно, результаты прохода на малой высоте над базой немецких подводных лодок в Саламисе. Джерри отправили на Средиземное море новые подлодки? У них были несколько лодок типа VII в составе 29-й флотилии. Так, что тут у нас?

Он перевернул фотографию, и снова был удивлен, увидев крупный корабль за трассами стрельбы с самолета в какой-то очень странной дымке. Его внимание привлекло будто бы светящееся море и необычный зловещий силуэт самого корабля. Из-за низкого качества снимка было трудно рассмотреть детали, так что он решил изучить пленку в проекторе. Несколькими минутами спустя он полностью погрузился в увиденное. Он прокрутил запись один раз, не сразу заметив, что пленка уже кончилась, затем медленно подался вперед, заправил ее еще раз, и включил снова. Очень интересно. Смотря запись во второй раз он ощутил в животе холод, подчеркнутый сильным приливом адреналина. Закончив просмотр записи, он посмотрел на два фотоснимка, которые держал в руках.

— «Требуется опознание»… И действительно, — сказал он вслух. Его глаза беспокойно метались, брови низко нахмурились. Он встал и быстро и решительно направился в архив в задней части здания. Где оно? Было здесь. Он он как раз проверял некоторые материалы некоторое время назад. Да, вот оно. Вот нужное дело.

Так он назвал это после дискуссии с избранной группой товарищей здесь же. «Дело». Год назад оно поставило их всех на уши, как и весь Королевский флот, обнаруживший новый немецкий рейдер в Северной Атлантике. Оружие, которым был оснащен этот корабль, просто потрясало. Особенно то, которым был нанесен такой урон американскому флоту. Это было оружие огромной силы, потрясающее по своему эффекту. И оно заставило все разведывательное сообщество радовать сверхурочно следующие полгода. Они изрядно испугались уже когда поступили фотоснимки этого монстра. Но когда Королевский флот и его американские союзники перехватили призрачный корабль, он внезапно исчез, предположительно затонув в последнем бою. Американцы заявляли, что их отважная эскадра эсминцев прорвалась к морскому голиафу и погибла в полном составе, но забрала его с собой на дно. Тем не менее, для британской разведки вопрос так и не был до конца закрыт.

Общественность ничего не знала, так как случившееся было окружено плотной завесой секретности, будучи представлено как подлое нападение немецких подводных лодок и надводного корабля на нейтральную американскую оперативную группу. Мало кто знал все подробности. И мало кто жил в невероятном страхе в следующие полгода. Мало у кого глаза белели от ужаса при каждом появлении на подлете к Лондону немецких бомбардировщиков в ожидании смертельного и катастрофического удара этим невероятным оружием. Но этого так и не случилось.

Моряки, участвовавшие в инциденте, проговаривались, несмотря на все предупреждения, и вскоре флот полнился слухами о том, что немцы разрабатывают некое новое оружие, чтобы отнять преимущество у Королевского флота на море. Но никто его больше не видел. Даже в стычке с немецким линкором «Тирпиц», скрывавшимся в холодных водах Норвежского моря, где впервые был замечен загадочный рейдер, не было отмечено никаких признаков использования «чудо-оружия».

Недели превращались в месяцы, те вскоре превратились в год. Вся информация, отчеты Адмиралтейства, протоколы опроса старших офицеров, записи в командирских и иных журналах были собраны, засекречены и объединены в одно дело — «Дело», как незатейливо назвал его Тьюринг. И его копия все еще находилась здесь, в «Хижине-4», в коробке с простой машинописной подписью: «Джеронимо».

Какое-то призрачное чувство отправило Тьюринга прямо к этому делу. Он с некоторым трепетом открыл папку, сразу на приложении с фотоснимками, которых было мало — очень мало, учитывая силы, брошенные на этот рейдер. Он выбрал лучший снимок, вспомнив, как год назад впервые взял его, как заметил тень человека на длинной палубе и предложил определить по ней размеры корабля. Он взял фотографию в левую руку и начал сравнивать с той, что держал в правой, затем начал изучать обе под лупой. Глаза его быстро потемнели. Он закрыл папку и быстро подошел к стоявшему на столе телефону.

— Специальную линию, — коротко сказал он. — Адмиралтейство.

— Так точно, сэр, — ответил оператор, переключая его на шифрованный канал. Последовала небольшая задержка, показавшаяся Тьюрингу долгими минутами. Затем раздался голос.

— Адмиралтейство, отдел специальных операций и разведки.

Он назвался просто.

— Говорит Тьюринг, «Хижина-4». «Джеронимо», повторяю, «Джеронимо».

Последовала пауза. Очень долгая пауза. Затем голос тихо подтвердил прием:

— Вас понял, сэр. «Джеронимо». Доложу немедленно.

* * *

Телефонный звонок раздался в личной каюте командующего Флотом Метрополии адмирала Джона Тови ранним утром 12 августа 1942 года. Звонок вырвал его из столь необходимого сна и заставил изо всех сил начать искать рукой телефон на тумбочке. Наконец, схватив трубку, он раздраженно пробормотал «да?», в котором отчетливо слышалось «да какого черта?». Однако каким-то краем сознания, еще не очнувшегося от тягостного сна, он понимал, что никто бы не стал беспокоить его без настоятельной необходимости.

Что еще случилось, подумал он? Флот не проводил никаких операций. Высадка в Дьеппе была отменена. Операция «Пьедестал» его не касалась. Единственное, что было в его расписании, это намеченная на завтра тягомотина с визитом турецкого посла и военно-морского атташе на борт «Короля Георга V». Все арктические конвои были приостановлены после катастрофы конвоя PQ-17, а также из-за перевода некоторых подразделений Флота Метрополии на Средиземное море для операции «Пьедестал». Дурные новости о HMS «Игл» он уже получил перед сном. Что еще могло случиться? Господи, подумал он, как не вовремя. Только не говорите, что они угробили еще один авианосец — иди даже линкор.

— Тови слушает. Что случилось? — На этот раз в его голосе было меньше раздражения.

— На линии разведывательный отдел адмиралтейства, сэр. Пожалуйста, дождитесь соединения. — Тови напрягся в темноте каюты, ожидая неизбежных дурных вестей. Было еще слишком рано рассчитывать на хорошие новости о единственной крупной операции, проводимой на Средиземном море. Значит, что-то плохое. Что же?

Раздался низкий гудок, указывающий на установление шифрованного соединения. Затем голос произнес единственное слово, от которого сердце подпрыгнуло в груди. «Джеронимо».

Последовало долгое молчание, пока вызывающий ожидал, пока Тови подтвердит, что сообщение было услышано и понято.

— Понял, — ответил он, наконец. — «Джеронимо». Первый лорд адмиралтейства адмирал Паунд проинформирован?

— Так точно, сэр. Адмиралтейство просит вашего присутствия на совещании в 8.00, сэр. Место обычное. Самолет морской авиации будет ожидать вас в Хатстоне через один час, сэр. Прошу прощения за столь короткое уведомление, но мы получили его только что. Штабу Флота Метрополии будет сообщено, что вы нездоровы и не можете принять посла Турции в Скапа-Флоу.

— Я подтвержу это. Что-либо еще?

— Никак нет, сэр.

Этого уже достаточно, подумал Тови, повесив трубку. Похоже, скука официальных мероприятий этим утром отменяется. Вместо этого будет долгий перелет в Лондон на холодном самолете, будет сэр Дадли Паунд и все остальные высокопоставленные головы из Адмиралтейства. Но то, что он услышал в сообщении, это единственное, понятное очень мало кому слово, наполнило его ужасным предчувствием. Разведка на что-то наткнулась. На что же?

Он поднялся с койки, ища рукой выключатель. Оставалось очень мало времени, если он намеревался прибыть к самолету в назначенный час. Господи, помоги нам, если это еще один «инцидент», думал он, понимая, насколько нелепым было это слово, учитывая то, что он и его люди испытали в Северной Атлантике… уже год назад, что ли? Да, целый год, почти день в день.

* * *

Перелет проходил на скоростном «Бофайтере» Берегового командования, что было не удивительно, учитывая, что он должен был прибыть в Адмиралтейство заблаговременно. Самолет прорвался через типичный для этих мест саван низкого тумана, и летел на полном газу большую часть 500-мильного перелета. Посадку он совершил на малоиспользуемом аэродроме, расположенном так близко к Уайтхоллу, как только возможно, после чего осталась только короткая поездка на автомобиле до цитадели Адмиралтейства. К тому моменту, как Тови прибыл в цели на тридцать минут раньше срока, уже начался седой рассвет. Пройдя через охрану, адмирал в конце концов оказался в командном центре Адмиралтейства, «Специальном зале совещаний?1». На двери висела лаконичная табличка: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО: ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ УПОЛНОМОЧЕННОГО ПЕРСОНАЛА».

Морской пехотинец у двери замер по стойке смирно и отсалютовал ему. Когда Тови ответил салютом, охранник повернулся и аккуратно постучал в дверь рукой в белой перчатке, а затем открыл ее перед адмиралом. Тови вошел в предбанник, дверь за ним тихо закрылась, и он открыл внутреннюю, увидев четырех человек за столом совещаний. Список присутствующих не вызывал удивления. Первый лорд Адмиралтейства сэр Дадли Паунд сидел во главе стола. По сторонам от него расположились Второй лорд Адмиралтейства сэр Уильям Уитуорт, а также старый друг Тови, сэр Фредерик Уэйк-Уолкер, ставший Третьим лордом Адмиралтейства. Четвертый человек был не в форме. На нем были темные брюки, белая рубашка, тонкая трикотажная жилетка и серый твидовый пиджак. Галстук был завязан достаточно неряшливо и явно наличествовал для приличия. Каштановые волосы опадали на лоб над черными глазами, прямо-таки светившимися огнем.

Все встали, приветствуя его, и адмирал Паунд протянул ему руку.

— Вижу, вы удивлены увидеть здесь человека в гражданском, адмирал, — тепло сказал он. — Позвольте представить вам профессора Алана Тьюринга, прибывшего из Блэтчли-Парк.

— Здравствуйте, — сказал Тови, пожимая ему руку. — Если я правильно помню, вы возглавляли работу по взлому немецкого кода «Энигма»?

— Я внес свой вклад, сэр, — ответил Тьюринг высоким и резким голосом. — «Хижина-8» провела хорошую работу по сортировке материалов.

— Что же, это все равно было нечто большее, чем вы можете себе представить. И я склонен полагать, что на этот раз вы взломали нечто особенное, учитывая количество золота на погонах в этом зале.

Паунд перешел к делу.

— Профессор Тьюринг получил несколько снимков, сделанных фотопулеметом «Бофайтера» Берегового командования в середине вчерашнего дня. Вице-Маршал авиации Парк, командующий ПВО Мальты, счел, что их стоит направить в Гибралтар, где они были получены в 17.00, надо же такому было случиться, всего за час до отбытия последнего курьерского самолета. Это чудо, что они попали в Блэтчли-Парк так скоро. Я также должен отметить, что Парк также совершил звонок с просьбой поставить это дело на контроль. Нам чрезвычайно повезло, что профессор Тьюринг также работал очень поздней ночью, и, получив эти снимки около полуночи, пришел к достаточно тревожным выводам. — Адмирал жестом указал всем садиться.

Тови ощутил, как его сердце упало, так как по кодовому слову он знал, что станет темой данного совещания. Адмирал Паунд опустился в кресло и дал Тьюрингу знак начинать.

Молодой человек прокашлялся.

— Итак, джентльмены, — начал он, со слегка расширившимися глазами. — Это был обычный запрос на опознание корабля, замеченного вчера в Тирренском море. Вот снимки, — он протянул два фотоснимка адмиралу Паунду. — И я взял на себя смелость приложить снимок, сделанный во время инцидента с рейдером «Джеронимо» в августе прошлого года. Я сравнил их, и нечто в облике этого корабля вызвало у меня холод в животе — учитывая, какое влияние «Джеронимо» оказал на наши операции.

Паунд просмотрел фотоснимки, а затем передал их сидевшему справа от него Уитуорту, который внимательно изучил их с большим интересом. Он служил в Королевском флоте с начала века, и командовал эскадрой линейных крейсеров и ее флагманским кораблем «Худ» в первые годы войны. Ему были не чужды и сражения, в частности, под его флагом линейный крейсер «Ринаун» вступил в бой с немецкими рейдерами «Шарнхорст» и «Гнейзенау», вынудив их отступить с повреждениями. Всего за несколько недель до похода «Бисмарка» он был переведен с «Худа» в Адмиралтейство, чтобы занять пост члена адмиралтейского совета и Второго лорда Адмиралтейства. Гибель «Худа» стала для него настоящим шоком. Он понимал, что перевод, возможно, спас ему жизнь, но все равно сожалел, что не был на корабле в его отчаянном последнем походе.

Затем он передал снимки Уэйк-Уолкеру, человеку, карьера которого носила оттенок какой-то злой судьбы, что, однако, не мешало неуклонному подъему к посту Третьего Лорда Адмиралтейства. В 1934 году он был признан виновным в ненадлежащем исполнении обязанностей командира HMS «Дракон». В прошлом году, во время охоты на «Бисмарк», адмирал Паунд обвинил его в гибели «Худа» и отказе атаковать противника силами линкора «Принц Уэльский» и крейсеров «Норфолк» и «Саффолк». В ходе этого инцидента Тови встал на его защиту, угрожая уйти в отставку, если подобные обвинения будут выдвинуты, и выступить в качестве свидетеля защиты в случае любого трибунала над Уэйк-Уолкером. В конечном итоге, дело было замято. Затем, всего несколько месяцев спустя, авианосное «Соединение «П» Уэйк-Уолкера впервые обнаружило и атаковало «Джеронимо», так что он проявил особый интерес к снимкам, долго рассматривая их прежде, чем передать адмиралу Тови.

— Обратите внимание на антенные решетки, расположенные на грот-мачте на обоих снимках, — сказал Тьюринг. — Оба расположены под одним углом. Примерно тридцать градусов от вертикали. Это сходство, которое сражу бросилось мне в глаза.

Тови поднял голову с некоторым удивлением.

— Вы полагаете, что итальянцы разместили на своих капитальных кораблях радарные установки, возможно, переданные им немцами?

— Что я могу полагать, — сказал адмирал Паунд. — Так это то, что это определенно не может быть немецкий корабль.

— Прошу прощения, сэр, — вмешался Тьюринг. — Но разве точно так же не было год назад — когда выяснилось, что «Джеронимо» не мог быть никаким из известных немецких кораблей? — Они проверили каждую гавань, каждую верфь, и пришли к выводу, что корабль, с которым они столкнулись год назад в Северной Атлантике взялся неизвестно откуда. Все корабли немецкого флота, способные развить подобную скорость, были учтены. Однако корабль оставался загадкой. Не было ясно, как немцы могли построить его в полной тайне от разведки Королевского флота. Это было предметом долгих дискуссий и вынудило ребят из Блэтчли-Парк несколько месяцев пересматривать все перехваченные сообщения. Однако они не нашли ничего, что могло бы указывать на существование этого корабля, не говоря уже о том, что не было отмечено применения образцов вооружения, возымевших столь драматические последствия.

В конце концов, рейдеру было присвоено кодовое обозначение «Джеронимо», по имени мятежного индейского вождя, в конце концов выслеженного специальным подразделением федеральной кавалерии. Королевский военно-морской флот отправил на охоту за ним собственную корабельную группу, затем последовали авианосцы Уэйк-Уолкера, а затем и линкоры Флота Метрополии адмирала Тови, но это не помогло. В конечном итоге британцы приняли американскую точку зрения, гласящую, что вражеский корабль был потоплен американской 7-й эскадрой эсминцев, хотя ни один из ее восьми кораблей не уцелел, и никто не мог подтвердить ее. Не было найдено ни одного выжившего, никаких обломков, ни даже нефтяного пятна, которое должно было обозначить место, где эсминцы приняли последний бой.

Это доставляло большое неудобство людям, привыкшим к определенности, когда дело доходило до определения намерений и возможностей противника. Провал разведки был очевиден. Так выразился Черчилль, и когда боевой премьер-министр решал засунуть кому-то свой зонт в задницу, этого нельзя было не почувствовать. Но все усилия окончились ничем — все тем же черным пятном, который навел на них Абвер. Однако у Тьюринга были глубокие опасения относительно корабля и оружия, примененного им. Он, в основном, держал свои соображения при себе, но внутренне никогда не верил ни одной строчке официальной версии случившегося. Он считал бессмысленным оглашать их, поднимая переполох в разведывательном сообществе. Но никогда не мог забыть о них.

Паунд посмотрел на него с некоторым волнением.

— Значит, вы говорите, это крейсер? Выглядит как что-то большее.

— Это сразу поразило меня, — ответил Тьюринг. — Я могу точно сказать, что это не итальянский крейсер, сэр. Все их корабли нами учтены. Их линкоры испытывают дефицит топлива и вынуждены оставаться в портах, передавая свое топливо для заправки меньших кораблей и подводных лодок. Наши оперативники сообщают, что никакой корабль подобного размера не мог покинуть Таранто три дня назад, то же самое касается и Специи. Мы знаем, что адмирал Да Зара вывел из Калабрии 3-ю крейсерскую дивизию в составе двух легких крейсеров и трех эсминцев. Он также вывел из Мессины и Неаполя 7-ю крейсерскую дивизию, состоящую их пары тяжелых крейсеров и нескольких эсминцев, но эти корабли не были замечены вблизи района, где был сделан этот снимок. — Он указал на дешифрованное приложение, в котором были указаны точные координаты.

— Согласен, — сказал Уитуорт. — Сегодня утром я просмотрел последние доклады. Все эти корабли находятся под нашим наблюдением. Но на этом снимке изображено нечто большее. И представляется странным, что корабль действует в одиночку, без сопровождения.

Паунд недовольно двинулся. Уитуорт продолжил:

— Мы перебросили «Бофайтеры» 248-й эскадрильи из Гибралтара на Мальту 10-го августа. Именно эти самолеты обнаружили корабль, и у меня есть доклад Парка о том, что та же эскадрилья совершила вылет на его уничтожение во второй половине 11-го августа. Они снова обнаружили этот корабль и… и не справились. Четыре из шести машин были сбиты, и только два экипажа были подобраны живыми. И вот что странно… Все они были сбиты ракетами. — Он с тяжелым видом сложил руки, глядя на Уэйк-Уолкера и Тови.

— Ракетами? — Напрягся Уэйк-Уолкер, вспомнив о незаживающих ранах, полученных авиагруппами его собственных «Фьюриоса» и «Викториеса». — Вы хотите сказать, что теперь у итальянцев есть подобное оружие?

— Похоже, что так, — быстро ответил Паунд. — Я полагаю, немцы настрогали новую партию этих огненных палок, и отправили их Реджиа Марина, чтобы склонить чашу весов войны в Средиземноморье в свою пользу. В этом отношении, мы могли бы ожидать, что в будущем обнаружим «Тирпиц» или другие тяжелые корабли вооруженными ими. И если они также несут нечто большее… — Последствия были очевидны для всех.

На лице Тьюринга появилось странное выражение, твердое и решительно. Он не знал о боестолкновении и использовании ракет до этого момента. Теперь худшие подозрения подтвердились, по крайней мере, для него самого, но как было убедить в этом верхушку Адмиралтейства? Эти люди были чуждыми бессмысленности королями моря. За ними стоял многовековой опыт, и они привыкли твердо стоять на ногах, и чтобы все было по правилам. Но он не мог молчать. Он должен был что-то сказать.

— Сэр, — сказал он адмиралу Паунду. — Должен заметить, что после тщательного изучения этих снимков я не считаю, что этот корабль имеет отношение к итальянскому флоту.

Паунд тяжело посмотрел на него. Хватило уже и того, что Тьюринг решил противоречить Первому Лорду Адмиралтейства, но мало того, он предполагал… Предполагал что?

— Хорошо, — начал он с некоторым раздражением. — Итак, вы говорите, что это не итальянский корабль. И со всей чертовской определенностью не немецкий. Это оставляет нам вариант, что это нечто их Тулона, хотя будет очень большой фантазией представить французский корабль в море, тем более, с оружием, описанном в последнем рапорте с Мальты.

Остатки французского флота были по-прежнему заперты в Тулоне, в том числе некоторые достаточно грозные корабли, в том числе линкоры «Дюнкерк», «Страссбург» и «Прован», а также многочисленные крейсера и эсминцы, всего 57 кораблей и множество подводных лодок, торпедных катеров, шлюпов и вспомогательных судов.

Уэйк-Уолкер взглянул на это под другим углом.

— Могли ли немцы наложить руку на один из французских кораблей и оснастить его этим новым оружием? Я смею утверждать, что мы не слишком внимательно следили за французским флотом после Абукира.

— «Хижина-4» не может подтвердить это, — сказал Тьюринг. — И могу сказать со всей уверенностью, что в перехваченных сообщениях в коде «Энигма» не было ничего, что позволит «Хижине-8» придти к такому выводу.

— Хотелось бы ощущать большую уверенность в то, что я услышал от вас, профессор, — нахмурился Паунд, — В конце концов, Блэтчли-Парк говорил то же самое относительно появления «Джеронимо».

Тьюринг проигнорировал явный камень в собственный огород, понимая, что обсуждение смешается к выводам, способным привести Королевский флот к серьезным ошибкам. Он пришел к совершенно иным выводам, впервые увидев эти снимки и понимал, что пытаясь донести до них то, что думал, может в большой долей вероятности стать козлом отпущения за любые дальнейшие провалы разведки. Да уж. Гонца повесить. Это случалось слишком часто, несмотря на всю светскую цивилизованность этих людей. Он собрался, и начал говорить то, что думал.

— Адмирал Паунд, — прямо сказал он. — Я очень внимательно изучил этот снимок. Корабль, изображенный на нем, имеет длину более двухсот пятидесяти метров и водоизмещение, по моей оценке, не менее 30 000 тонн. Его длина на тридцать метров больше чем у французских линкоров «Дюнкерк» и «Страссбург», на 20 метров больше итальянских линкоров типа «Литторио», и почти равна длине нашего потерянного «Худа». Он не имеет видимого вооружения, не считая небольших башен с орудиями вспомогательных калибров, но все же смог разбить нос всему нашему Флоту Метрополии в составе двух авианосцев, трех линкоров, пяти крейсеров и девяти эсминцев. Кроме того, он продемонстрировал способность развить ход более тридцати узлов, что больше, чем у наших самых современных линкоров, и даже некоторых крейсеров, но у нем не было видимых дымовых труб и вообще дыма, в частности, на этих последних снимках… — Он позволил последним словам повиснуть в воздухе, поняв, что его голос стал несколько резким от того, что он позволил собственной увлеченности взять верх.

Паунд даже не попытался сдерживать гнев.

— Нелепость! — Хлопнул он рукой по столу, будучи более чем раздражен этим выскочкой-профессором. Он слышал много гадких слухов об этом человеке, о его эксцентричности, странных полетах фантазии и о других особых чертах, которые Паунду не доставляло желания обдумывать. И теперь он делал подобные заявления перед самыми высокопоставленными офицерами Королевского флота! Нелепость была совершенно не тем словом, чтобы выразить недовольство, явно проступившее у него на лице.

— Вы утверждаете, что эти снимки аналогичны тем, что были сделаны годом ранее, и эти два корабля — один и тот же? Нелепость!

ЧАСТЬ ПЯТАЯ ПЕРВЫЕ ВРАТА

«Здесь мною входят в скорбный град к мученьям,

Здесь мною входят к муке вековой…

… Оставь надежду всяк, сюда входящий»

Данте Алегьери, «Ад», Песнь III

ГЛАВА 13

Карпов вошел в офицерскую столовую, и разговоры сразу стали тише, в особенности за дальним столом, где виднелись широкие плечи и шерстяная шапка Орлова[34]. Бывший начальник оперативной части, а теперь просто лейтенант морской пехоты сидел рядом с шайкой молодых Starshini, один младший лейтенант также смеялся его шуткам. Их внезапное молчание заставило Орлова обернуться через плечо, и, садясь на свое место, Карпов услышал, как Орлов протянул сквозь зубы «Mudak…». Кто-то из соседей осторожно толкнул его локтем, что побудило Орлова сказать уже в голос «Mne pohui!», говоря, что его это не колышет.

Карпов проигнорировал это, продолжая есть в повисшей тишине и пытаясь сосредоточиться на последнем инструктаже у Федорова и о том, что ожидает их впереди. Однако ситуация все время заставляла его возвращаться к тому последнему моменту на ГКП, когда он изо всех сил пытался выпустить ракету, а Орлов молча стоял рядом, ничего не сказав и не сделав, когда адмирал перехватил управление.

Прокручивая это в уме, он ощущал себя совершенно неправым. Орлов поддержал его решение, но так вышло, что он втянул его в это, ни разу не подумав. В какой-то степени он ощущал себя преданным, но еще более стыдно ему было за то, что он решил заручиться поддержкой такого олуха, как Орлов. Однако уже собираясь перенаправить свой гнев на него, он вспомнил и то, как открыл люк морпехам, глупо решив, что они прибыли по его собственному приказу и даже не подумав, что Вольский уже мог восстановить контроль над кораблем.

На себя посмотри, подумал он. Ты же знал, что это будет только вопрос времени, когда кто-то попытается пройти в лазарет и освободит адмирала. И ты знал, что он немедленно восстановит контроль над кораблем. Вот почему ты заперся на ГКП, полагая, что присутствия Орлова будет достаточно, чтобы остальные офицеры сидели молча. Ты хотел выпустить чертову ракету и ты это сделал, порвав американцев к чертовой матери. Но однажды тебе придется встретиться с ними. Да, однажды ты встретишь всех, кто погиб в моря из-за твоей дурости. Так что забудь про Орлова. Вини себя. Да, ты именно тот урод, которым он назвал тебя, и даже хуже.

Через какое-то время Орлов достаточно слышимо рыгнул и встал, держа стакан с кофе в руке, и направился к выходу мимо Карпова. Капитан сразу понял, что он что-то задумал, так как офицеры всегда оставляли посуду на столе, откуда ее убирали потом, и никогда ничего не забирали с камбуза. В повисшей тишине Орлов прошел мимо Карпова, а потом сделал вид, будто споткнулся.

— Смотри, куда идешь! — Резко сказал Карпов, прекрасно понимая, что Орлов умышленно пролил кофе на его правое плечо, и еще более прекрасно понимая, что тот собирался не обратить на это внимания.

— Виноват, товарищ капитан, — саркастично сказал он. — Я вас не заметил. Вот этого как-то не заметил, — он указал на нарукавный знак. — Орлов натянул на лицо улыбку, которая была более чем насмешливой. Карпов попытался не обращать на него внимания, мрачно сконцентрировавшись на дальнем столе, из-за которого доносился сдержанный смех младших офицеров. Он ощутил жар в затылке и понимал, что Орлов намеренно пытался унизить его перед младшими по званию. Он протер пролитый на него кофе салфеткой, и Орлов двинулся дальше, угрюмый и злой. Если бы это был кто-то другой, горько подумал он…

Младшие офицеры начали расходиться один за другим, и некоторые из них осмелели настолько, чтобы пройти мимо Карпова, а некоторые даже демонстративно держали в руках стаканы с кофе, хотя никто не позволил себе ничего большего. Если бы, подумал он, я бы их них котлету бы сделал, однако случившееся показало, что он не рискнул выступить против Орлова, несмотря на то, что был старше по званию и имел должность старшего помощника. Это уже не могло защитить его.

Все разошлись, и Карпов взялся за еду, усталый, злой, униженный и делающий выспаться. Он встал, и только тогда заметил, что Орлов поставил стакан с кофе на его стол, так, чтобы она упала на палубу, облив при этом скатерть. Его плечи поникли, он развернулся и направился через дверь, но в коридоре сразу заметил, что кто-то идет ему навстречу. Это был Орлов.

— Ох, товарищ капитан, — сказал он. — Виноват. А где вы забыли свои погоны?

— Yob tvou mat, Орлов! — Воскликнул Карпов, указывая тому, что ему следует сделать с собственной матерью. — Где ж твоя борзость была тогда, на ГКП?

Это был первый раз, когда они оба заговорили о своей неудавшейся попытке захватить корабль, и от сказанных слов прорвало обоих.

— Да пошел ты, Карпов! Ты меня напарил! Задурил своими планами, а я был настолько глуп, чтобы тебе поверить!

— Давай, просто скажи, мы у тебя сдали нервы, и твоя смелость снова при тебе! Ты же так любишь на всех наезжать, но только не на морпехов! Только не на тех, кто может дать тебе под зад!

Орлов рванулся к нему, схватив Карпова за куртку, несмотря на явную боль в руках. Он был на двадцать килограммов тяжелее и на голову выше, так что проблем с «наездом» у него не возникло.

— Точно, Карпов. Все как тогда, когда дело дошло до ракет. Ты такой отдал приказ, а потом стоял и смотрел, чтобы я подтвердил твой приказ! Ты вывалил на меня целую кучу говна, чтобы потом свалить все на меня, если все пойдет в жопу. Да?

— Руки убери! — Лицо Карпова покраснело от злости.

— Да? И что же вы сделаете, товарищ капитан? Трояка здесь нет, да? Или пойдете жаловаться Вольскому? Или на мостик, докладывать Федорову? Piz-da!

Карпов попытался вырваться, но Орлов сам убрал одну руку и сильно ударил его в живот, заставив согнуться пополам, хотя и сам поморщился от боли в перевязанной руке. Он оттолкнул Карпова, сбив его с ног, и навис над ним с довольной ухмылкой.

— Na kaleni, suka! — Прошипел он. — Иди пожалуйся Федорову, и просто радуйся, что получил не ножом. — Он развернулся и пошел прочь, грохоча по палубе тяжелыми ботинками.

* * *

Ночь сгущалась. На борту «Кирова» сменилась вахта — кто-то отправился на несколько часов сна, другие заняли места по боевому расписанию. Третьи расположились на камбузе, выстраиваясь в очереди за теплым молоком, бутербродами с сыром, кашей и горячим чаем. Федоров решил понизить степень боевой готовности, несмотря на то, что обнаружил преждевременный выход в море кораблей 7-й крейсерской дивизии итальянского флота. Они справились с 3-й дивизией Да Зары достаточно легко, но другие цели, все еще направляющиеся в их сторону, вызывали у него обеспокоенность. Итальянские крейсера были быстры — каждый из них был способен развить тридцать узлов, так что «Киров» продолжал мчаться на север на самом полном ходу.

Хитрость, которую он задумал, предполагала дать поддельный сигнал бедствия азбукой Морзе. После дешифровки итальянцы получили бы следующее: «Соединению «К» — критические повреждения от артиллерийского огня в 23.45. Прекращаю операцию, отход по плану «Б». Дабы быть уверенным, что оно будет дешифровано, он нашел старый справочник шифров Королевского флота, намеренно выбрав тот, который мог быть итальянцами взломан. Он намеревался убедить итальянский флот в том, что его корабль более не представляет непосредственной угрозы для их баз и аэродромов в надежде, что они прекратят преследование и вернут корабли в собственные порты, как и случилось в ходе реальной операции «Пьедестал». Тогда итальянский флот прекратил операцию после того, как немцы отказались обеспечить воздушное прикрытие над Сицилией. Федоров надеялся, что они также отстанут и от них. Однако он ошибался.

* * *

У Итальянского флота появилась заноза в мягком месте. Взбешенный Да Зара отступил на юго-запад к Кальяри со своими избитыми кораблями в полнейшей ярости от того, что не получил дополнительной поддержки и в полной уверенности в том, что в Тирренское море прорвался не просто британский крейсер, а британский линейный крейсер. Он пришел к выводу, что этот корабль, должно быть, проскользнул к северу от банки Скерки за день до того, как там был расположен заслон подводных лодок, а большинство разведывательных самолетов были сосредоточены западнее. Очевидно, корабль намеревался сорвать запланированную итальянским надводным флотом атаку на конвой, и пока что справлялся с этой задачей просто замечательно.

Типично английское высокомерие, подумал он. Они считают, что могут просто так войти в наши домашние воды? Он связался с адмиралом Бергамини в Специи, и яростно потребовал не допустить, чтобы подобные действия остались безнаказанными. От ответа у него отлегло от сердца.

Бергамини заявил, что они уже знают о появлении этого корабля, после того, как подлодка «Бронцо» заметила его перед закатом, причем с признаками пожара на корме.

— Почему, как вы думаете, ваша дивизия была отправлена к нему? — Ответил далекий слабый голос. — Немцы, должно быть, застукали его во время переброски своих сил на Сицилию, чтобы поддержать наши силы в Кальяри. Кроме того, мы перехватили сообщение о полученных этим кораблем повреждениях, и полагаем, что он попытается прорваться через пролив Бонифачо.

Он похвалил Да Зару, считая, что его действия были своевременными и позволили нанести дополнительный урон противнику, а также сказал, что корабли 7-й крейсерской дивизии прямо сейчас следуют на север, преследуя наглый рейдер.

— И это еще не все, — тихо сказал он. — У меня есть для нашего незваного гостя пара сюрпризов. Я не могу сказать больше, но вскоре вы увидите, что Реджиа Марина представляют собой больше, чем вы можете ожидать. Я сообщу вам детали по обычным каналам в свое время. Если любой из ваших кораблей сохраняет боеспособность, готовьте их к выходу!

— Боеспособность? — Резко ответил Да Зара. — Да, все они остаются на плаву. Но готовы ли они к бою? Полагаю, что будут, через несколько недель, если не месяцев после полученных повреждений.

— Тогда не берите в голову. В Специи найдется, кому им заняться.

* * *

Адмирал Тови был разбужен звонком, в котором содержалось жуткое кодовое слово, и направился на совещание в Адмиралтейство утром 12 августа, в то же самое время, как «Киров» приближался к проливу Бонифачо. Сейчас он находился вместе с адмиралом Паундом и другими морскими Лордами, а также этим занятным профессором из Блэтчли-Парк. Несмотря на реакцию Паунда, Тови увидел на фотографиях больше, чем хотел, и у него тоже похолодело в животе.

— Тот же самый корабль? — Выпалил Паунд. — Позвольте напомнить вам, профессор, что последнее столкновение с этим рейдером имело место 8 августа, целый год назад. Я признаю, что у нас имеются сомнения в американской версии, согласно которой он был потоплен их эсминцами, но то, что корабль уцелел и целый год слонялся по Атлантике, после чего проник в Средиземное море, не будучи обнаруженным — абсолютная чушь.

— Профессор, — начал Тови более спокойным тоном, желая прояснить ситуацию. — Позиция адмирала достаточно точна. Конечно, вы же на самом деле не считаете, что это был тот самый корабль, с которым мы столкнулись год назад? Как можно объяснить его внезапное появление в зоне более чем активных боевых действий?

Тьюринг оперся на правую руку, понимая, что было глупо озвучивать свои подозрения сейчас, не получив доказательств, достаточных для победы в любом возможном споре. Он задумался о том, как загладить эту тему, не отменяя срочности, необходимой в нынешней ситуации. Он собирался что-то сказать, когда раздался аккуратный стук в дверь, принеся ему желаемую отсрочку.

Тови обернулся и увидел морского пехотинца, державшего в руках две папки с распечатками, только что переданные из шифровальной. Он взял папки и открыл первую, увидев гриф «Совершенно секретно, срочно», и молча прочитал. Поднятые брови, а затем и взгляд отразили явную обеспокоенность.

— Итак, джентльмены, — сказал он, передавая папку Паунду. — Похоже, что Реджиа Марина все же собрались с духом. — Он вежливо подождал, пока Паунд прочитает доклад. Тьюринг следил за ними, ощущая иронию момента. Расшифровка этих перехватов была прямым следствием его работы, и флот быстро научился принимать их за правду. Но он понимал, что придется серьезно аргументировать свою позицию, чтобы преодолеть их решительное неприятие его идей относительно этого корабля.

Паунд передал доклад Уитуорту.

— Шесть часов назад итальянцы начали готовить тяжелые корабли к выходу. Они покинули Специю сразу после полуночи. Похоже, что адмиралу Сифрету достанется больше, чем мы ожидали. В составе группы замечены линкоры «Литторио» и «Витторио Венето».

— Линкоры? — Спросил Уэйк-Уолкер. — Мы полагали, что они останутся в портах из-за недостатка топлива для крупной операции.

— Видимо, нет, — ответил Паунд. — Они или добыли больше мазута, или решили действовать с тем, что есть. В любом случае, я должен сказать вам, джентльмены, что такой масштаб означает, что они решили рискнуть всем, чтобы не пропустить конвой к Мальте.

— Не удивлен, — сказал Тови. — Мы задействовали для его прикрытия пятьдесят кораблей.

— Согласен, — сказал Паунд. — Что же, похоже, что у «Нельсона» и «Родни» будут и другие заботы, кроме как не быть расколоченными Люфтваффе. — Что там еще было в докладе?

— Прошу прощения, сэр, — сказал Тови. — Дальше говорится о действиях 7-й крейсерской дивизии, базирующейся в Мессине и Неаполе. Видимо, они также вышли в море и теперь, похоже, собираются вблизи итальянской базы Ла-Маддалена, что несколько удивительно. Странно также то, что тяжелые корабли из Специи не пошли в Тирренское море. Они направились на запад, курсом, который к настоящему моменту привел бы их к западному побережью Корсики. — Он посмотрел на часы, отмечая время.

— Пролив Бонифачо? — Спросил Уитуорт.

— Именно, — сказал Тови.

— Но почему им просто не пройти Тирренским морем и не атаковать нас к северу от банки Скерки? Их корабли были бы хорошо прикрыты самолетами с аэродромов у Кальяри?

Тови медленно открыл второе донесение. Уитуорт продолжил рассуждать о ситуации.

— В таком случае, они могут намереваться атаковать конвой, пройдя мимо западного побережья Сардинии.

— Что не имеет никакого смысла, — ответил Уэйк-Уолкер. — Для них было бы оптимально выйти западнее Кальяри, как и предполагает Уитуорт. Они должны знать, что мы намерены пройти мимо мыса Бон поздней ночью. При нехватке топлива они не смогут развить полный ход. Так что даже если они будут идти на двадцати узлах двенадцать часов западнее Сардинии, к тому моменту наши корабли будут к северу от Бизерты. И итальянцы останутся далеко позади них.

— Если только они не намерены атаковать нашу группу прикрытия, — предположил Уитуорт.

— Атаковать «Родни» и «Нельсона»? — Спросил Паунд. — Уверяю вас, они об этом пожалеют.

— Что же, я также не могу придумать ни одной веской причины, заставляющей Специйскую эскадру действовать подобным образом, — сказал Тови. — На самом деле, я не могу объяснить то, что происходит сейчас в море вообще! — Он указал на второе донесение. — Итак, — сказал он тихим голосом. — Сообщение с Мальты… Похоже, что вчера имело место сражение к северо-востоку от Кальяри. С Мальты вылетов не производилось, так что ни один из наших самолетов не имеет к этому отношения. Однако итальянская 3-я крейсерская дивизия Да Зары была встречена довольно грубо… Все пять кораблей вернулись в Кальяри этим утром, и все они получили повреждения.

Новость упала на стол, словно пудовая гиря, оборвав дискуссию. Затем заговорит Тьюринг. Его высокий голос был ровным и чистым. Он долго слушал с некоторым интересом и, наконец, решился на еще одни заход.

— Если позволите, сэр, — начал он. — И прошу поправить меня, если я ошибаюсь, но я не думаю, что у нас в данный момент имеются корабли в Тирренском море — в особенности к северо-востоку от Кальяри, где 248-я эскадрилья обнаружила и сфотографировала этот корабль вчера вечером, а затем была обстреляна ракетами. И я говорю вам, что итальянцы столкнулись с этим же кораблем! И он определенно не наш, джентльмены, — категорично сказал он, а затем произнес слово, собравшее их за этим столом. «Джеронимо».

ГЛАВА 14

Окрашенное алым рассветное небо быстро светлело, становясь бледно-розовым. «Киров» мчался на запад стальной стрелой, нацеленной на пролив Бонифачо, преследуемый стаей крейсеров и эсминцев. Федоров вернулся на ГКП после короткого двухчасового отдыха, на который удалился в три часа ночи, оставив на вахте Роденко. Изучив обстановку, он с удовлетворением отметил, что они все еще лидируют в гонке и успеют достичь архипелага Маддалены и пройти пролив задолго до того, как преследующие их корабли смогут вмешаться.

— Будет много работы для артиллерийских установок, — сказал он Самсонову, также вернувшемуся на пост командира ракетно-артиллерийской части.

— Замечательно! — Ответил Самсонов. — Громенко сегодня хвалился уловом, так что я ему покажу мастер-класс!

Федорову это не понравилось, но он промолчал. Почему, подумал он, если нам снова придется вступать в бой, нельзя сделать это без выпендрежа? «Киров» будто пытался произвести на него впечатление. Он снова посмотрел на экран. Бледный свет нового дня начал освещать командный пункт. Еще полчаса, подумал он, и мы увидим, что выйдет против нас в Маддалене. Осталось немного.

Тарасов внезапно напрягся и доложил:

— Наблюдаю подводную цель, пеленг 325, дистанция 10, глубина двенадцать метров, скорость 5 узлов. Отмечаю как «Альфа-один».

Подводная лодка притаилась на северо-западе, в непосредственной близости от пролива, очевидно, занимая блокирующую позицию, чтобы иметь возможность атаковать любой корабль, пытающийся войти в пролив. Федоров подошел к Тарасову.

— Похоже, ГАК работает достаточно хорошо, несмотря на отсутствие буксируемой антенны, — ободрено сказал он. — Правильно говорят, что у вас лучшие ушли на флоте. Можете установить за ней слежение?

— Пока она продолжит движение, товарищ капитан. Если она остановится и затаится, придется перевести ГАК в активный режим, но пока что у меня есть четкий сигнал.

— Возможно ее уничтожить? Нужен вертолет? — Федоров помнил дикие минуты первого контакта c неопознанной подводной лодкой. Адмирал тогда немедленно приказа поднять вертолеты, и он задумался, следует ли сделать то же самое. Ответ Тарасова, однако, его успокоил:

— Товарищ капитан, цель в зоне поражения комплекса «Шквал». Ракето-торпеды преодолеют эту дистанцию в считанные секунды.

И снова поразительное технологическое преимущество «Кирова» над своими оппонентами времен Второй Мировой войны оказалось решающим. Затаившаяся вражеская подлодка находилась далеко от оптимальной дистанции пуска торпед. Чтобы получить какое-либо шансы на попадание в «Киров», она должна была подойти на 1000–2000 метров. Суперкавитационные ракето-торпеды «Шквал» «Кирова» могли поразить цель на в несколько раз большей дистанции, развивая невероятную скорость 200 узлов за счет того, что торпеда создавала вокруг себя воздушный пузырь, буквально отталкивавший воду. По сути, морская вода просто не касалась торпеды и не вызывала сопротивления. В случае пуска она могла преодолеть отделяющие «Киров» от цели десять километров за минуту и пятнадцать секунд.

— Только дайте приказ, товарищ командир.

Федоров на мгновение задумался.

— Доложите боезапас.

— Остаток девять[35].

- А что помимо них?

— У нас остается один Ка-40 с обычным боезапасом в шестнадцать торпед. Обычная нагрузка в влете — одна или две. Кроме того, у нас есть система самозащиты «Удав-2», но она намного менее эффективна, чем «Шквал».

— Понятно, — ответил Федоров. — «Шквал» к бою.

— Так точно… Но, товарищ командир, на скорости тридцать узлов мы окажемся в зоне досягаемости подлодки через девять минут.

— Понятно, — ответил Федоров. — Рулевой, две трети вперед.

— Есть две трети вперед, курс 315.

— Пятнадцать влево, курс три-ноль-ноль.

— Есть курс триста.

Он решил выиграть несколько коротких минут за счет уменьшения скорости, так как корабль приближался к архипелагу Маддалена, скоплению небольших скалистых островов, скрывавших итальянскую морскую базу. Пришло время решаться.

— Самсонов, полная боевая готовность. Организовать наблюдение за минами как по левому, так и по правому борту. Также мы можем столкнуться с береговыми орудиями.

Раздался сигнал боевой тревоги. «Киров» стремительно приближался к бутылочному горлышку пролива, через которое им предстояло прорваться, чтобы снова выйти в безопасные воды. Расчеты тумбовых пулеметных установок заняли свои места по обоим бортам, а Самсонов подготовил зенитные установки АК-730 к стрельбе, чтобы помочь им в борьбе с минами.

Архипелаг Маддалена доминировал над восточным подходом к проливу — семь крупных островов и множество мелких. Стратегическое положение привело к постройке здесь укреплений, начиная со времен Римской империи, и на скалистых склонах возвышалось множество старинных башен и бастионов. Ко временам Второй Мировой войны эти укрепления были дополнены современными бетонными орудийными огневыми точками, в особенности на Капрере на востоке, Ла Маддалене в центре архипелага и Спарги на западе. На этих позициях были расположены как зенитные, так и морские орудия, и они были фактором, который Федоров не мог точно оценить. Он знал, что эти орудия существуют, но не знал их точного местоположения. Изменив курс, он направил корабль ближе к северной оконечности архипелага, и первым сюрпризом стала батарея Кандеро, открывшая огонь с острова Капрера сразу после рассвета.

Доклад и резкий вой снарядов заставил Федорова внутренне сжаться, хотя он и ожидал этого. «Киров» находился всего в пяти километрах от берега, в пределах досягаемости батареи.

— Самсонов, — быстро сказал он. — Можете засечь их расположение?

— Дайте им выстрелить еще один раз, и я определю координаты по траекториям снарядов. — Работа контрбатарейных РЛС была высоким искусством, но вскоре «Киров» засек огневые позиции противника.

Карпов ворвался на мостик явно взмочаленным, как раз в тот же момент, как носовое 100-мм орудие корабля открыло огонь.

— Виноват. Тревога застала меня врасплох.

Федоров заметил, что капитан сжимает рукой бок, но решил, что это было просто следствием быстрого забега с нижних палуб. Он подозвал Карпова жестом и ввел его в курс дел, указывая на экран «Ротана».

— Вот, — сказал он. — Это береговая батарея «Кандеро» на острове Капрера. Они выпустили по нам три снаряда — все мимо, и теперь Самсонов засек ее расположение. — Они проследили на экране за тем, как носовая артиллерийская установка выпустила в цель десять снарядов, от разрывов которых батарея и окружающий ее холм затянуло дымом и пылью.

— Наблюдаю воздушную цель, дистанция 150, пеленг сорок пять, высота 7200, скорость 280, - раздался голос Роденко. Он немного промолчал и продолжил: — Надводная групповая цель, три сигнатуры, пеленг 202, скорость тридцать, курсом на корабль.

— Вероятно, это дальний разведчик из Гроссето, — сказал Федоров. — А надводные цели — миноносцы.

— Есть целеуказание на миноносцы, — доложил Самсонов. — Запрашиваю разрешения атаковать.

— Разрешаю, — сказал Федоров. — Карпов, займетесь организацией противовоздушной обороны с Роденко?

— Так точно!

— Подводная цель, дистанция пять километров, — доложил Тарасов.

— Подлодка? — Обернулся Карпов, немедленно переключившись на эту угрозу.

— Мы отслеживаем ее, — сказал Федоров.

— Советую немедленно уничтожить ее, товарищ командир, — быстро сказал Карпов. — «Шквал» легко справится с этой угрозой.

— Я поручил Тарасову выработать огневое решение. Можете действовать, Карпов. — Резкий треск пулеметного огня разорвал воздух, и Федоров бросился к иллюминаторам левого борта, заметив круги на поверхности моря. Он немедленно понял, что они столкнулись с плавучей миной, и со страхом понял, что впереди было еще много невидимых угроз.

«Киров» столкнулся с одновременной угрозой с суши, моря и воздуха, но Карпов решил первым делом покончить с подводной целью. Суперкавитационная подводная ракета «Шквал» вылетела из пусковой, быстро набрав скорость 50 узлов, после чего заработал ракетный двигатель, направив ее в сторону невидимой подводной лодки противника, словно смертоносное копье, избежать удара которого не было ни шанса. Спустя минуту Тарасов доложил о поражении цели. Подводная лодка «Аворио», маневрировавшая, чтобы блокировать вход в пролив, взорвалась, мгновенно затонув. Ее командир и экипаж так и не узнали, что их атакуют до того момента, как услышали вой ракеты перед самым ударом.

Артиллерийские установки «Кирова» уже перенесли огонь на три миноносца типа «Спика» — «Антарес», «Центауро» и «Лира» — мчавшиеся через пролив между островами Капрера и Ла-Маддалена. Когда рядом начали взрываться 152-мм снаряды, изумленные капитаны миноносцев вцепились в бинокли, тщетно пытаясь разглядеть вражеский корабль. «Киров» был все еще достаточно далеко от берега, ведя огонь на дистанцию более семи километров. Как враг смог так быстро заметить маленькие миноносцы? Торпедоносцам предстояло пройти испытание огнем, чтобы выйти на дистанцию 2000 метров, и ни один из них его не пережил. Самоснов вел огонь с жестокой эффективностью, получая целеуказание и быстро накрыл небольшое соединение огнем всех трех 152-мм артиллерийских установок. Первым погиб «Центауро», получивший попадание в мидель, затем в мостик, после чего корабль дико завалился в сторону, когда рулевой потерял контроль. «Антарес» взорвался ослепительным оранжевым шаром пламени, когда снаряд вызвал детонацию одной из торпед. «Лира» погиб наиболее мучительно, получив пять попаданий, пробивших корпус и надстройку и вызвавшие пожары в трех местах. Всего тридцать шесть снарядов покончили с этой угрозой.

Скоординированная атака не удалась, так как авиация из Гроссето опоздала, и даже не смогла приблизиться к зоне сражения. Радары «Кирова» обеспечили обнаружение и уничтожение вражеских эскадрилий задолго до того, как те даже могли предположить, что могут быть атакованы. Карпов приказал выпустить по ним шесть ракет комплекса «Форт» с пятисекундными интервалами. Первые два ракеты врезались в ведущую группу из двенадцати Ю-87, сбив три самолета и вынудив оставшиеся в ужасе броситься в пикирование. Следующие две ракеты поразили группу из шести Do-217, сбив два самолета. Осколки повредили крылья еще двух и вызывали пожар в двигателе у третьего, вынудив их прекратить атаку. Оставшаяся группа из девяти «лаптежников» с удивлением поняла, что маневры уклонения никак не помогают им, когда последние две ракеты метнулись в их сторону, снеся одно звено из трех самолетов прежде, чем их пилоты осознали, что им нужно броситься в стороны, спасаясь от гибели.

Невероятное преимущество «Кирова» в средствах радиолокационного обнаружения, позволило им обнаруживать, сопровождать и поражать все виды целей одновременно. Корабль мчался мимо архипелага Маддалена в ярких лучах утреннего солнца мимо островов Санта-Мария и Раццоли, входя в пролив Бонифачо. Здесь им предстояло столкновение с гораздо более коварной и совершенно пассивной угрозой. Работающий в активном режиме гидроакустический комплекс Тарасова обнаружил по курсу корабля многочисленные подводные объекты в непосредственной близости от корабля. Некоторые их них были якорными минами, закрепленными на морском дне длинными цепями.

Федоров приказал замедлить ход до всего десяти узлов, явно обеспокоенный угрозой мин. Это было, пожалуй, самое дешевое оружие, которое противник мог выставить против них и, в отличие от кораблей и самолетов противника, которые могли быть обнаружены и атакованы задолго до того, как смогут представлять реальную угрозу для корабля, мины скрывались в водах, через которые «Киров» должен был пройти. Его очень беспокоило то, что большая часть угроз не будет видна и что они могли столкнуться с огромным множеством видов мин: с магнитными, акустическим, старыми контактными взрывателями, взрывателями отложенного действия, якорными и плавучими. Некоторые мины могли быть связаны проводами, обеспечивающими одновременную детонацию. Он не знал, что делать.

— Нужно будет несколько дней, чтобы вычистить весь фарватер и устранить все угрозы, — сказал Карпов. — Нам нужно будет принять наиболее адекватные меры и задействовать «Удав-2». — Федоров признался, что понятия не имеет, о чем идет речь, и Карпов пояснил:

— Вон, — указал он на правый борт корабля. — И еще на носу. Мы можем использовать их против подводных целей. — Эта установка напоминала старые немецкие «Небельвёрферы» времен Второй Мировой, и включала десять труб, расположенных двумя полуокружностями по пять. Свое происхождение она вела от британской установки «Хеджхог», представлявшей собой морской бомбомет, способный выпустить двадцать четыре глубинные бомбы перед кораблем. Современный российский эквивалент имел дальность 3 000 метров и стрелял 300-миллиметровыми реактивными бомбами. Карпов выпустил их в район гораздо ближе к кораблю, где Тарасов обнаружил скопление мин. Через несколько мгновений море впереди словно взорвалось, в небо взмыли огромные гейзеры воды. «Киров» буквально прорывался через минные поля, замедлив ход до всего пяти узлов.

Они выпустили три залпа в различных направлениях на различном расстоянии, используя «Удавы» обоих бортов, и мощные вторичные взрывы подсказывали, что план сработал. Некоторые мины содержали до тонны взрывчатого вещества, и их взрывы сотрясали корабль, иногда вызывая детонацию мин, оснащенных контактными или акустическими взрывателями. Они давали залп, ждали, пока Тарасов обнаружит новые цели работающим в активном режиме ГАК, а затем давали новый залп. Стороннему наблюдателю могло показаться, что огромный крейсер ведет бой с самим морем.

Солдаты 4-й бригады береговой обороны, дислоцированной в Пиацца ла Маддалена на северном побережье Сардинии, вглядывались в очертания огромного военного корабля в канале. Если у британцев есть такие корабли, война проиграна, думали одни. Другие грозили серому силуэту «Кирова» кулаками и обещали, что вскоре флот покажет ему. Злоумышленник играючи отмахнулся от легких 795-тонных миноносцев, но 7-я крейсерская дивизия быстро приближалась. Ее передовые корабли — тяжелый крейсер «Триест», легкий «Муцио Аттандоло» и три эсминца были уже в тридцати километрах. За ними шли тяжелые крейсера «Больцано» и «Гориция» с еще тремя эсминцами, и обе группы координировали свои курсы и скорости, чтобы сойтись в единый боевой кулак и атаковать разом.

Роденко был готов обеспечить по ним целеуказание, но Федоров решил не тратить драгоценные противокорабельные ракеты, рассчитывая, что за этот час они смогут пройти пролив Бонифачу и выйти в Средиземное море, и не рассчитывал, что эти корабли последуют за ними. Он полагал, что они смогут направиться к Балеарским островам, и встретить на этом пути разве что случайные разведывательные самолеты… Но он снова ошибся. Достигнув центра пролива, они обнаружили новую надводную групповую цель, направляющуюся к западному выходу из пролива Бонифачо, прямо перед ними.

Коммандо Супремо хорошо расставил свою ловушку.

ГЛАВА 15

— Надводная групповая цель, пять единиц, дистанция двадцать пять километров, скорость двадцать и увеличивается, курсом на корабль!

Федоров быстро подошел к Роденко и с удивлением посмотрел на экран.

— Пять единиц?

— Полагаю, они скрывались за побережьем Корсики. — Он указал на береговую линию, оканчивающуюся мысом Капо-де Фено. Мыс возвышался на двести метров, и вражеская оперативная группы скрывалась за ним. Но кто это может быть, подумал Федоров? В этом районе не должно быть итальянских кораблей. Последней угрозой были неуклонно следовавшие за ними корабли 7-й крейсерской дивизии.

— Задействовать «Ротан» и дать картинку цели, — Федорову нужно было понять, с кем он имеет дело. Возможно, просто несколько торговых судов, или же противник? Несколькими мгновениями спустя он увидел на экране изображения двух очень крупных военных кораблей.

— Господи, — выдохнул он. — Линкоры.

— Британские? Здесь?

— Нет. Видите две трубы прямо за главной мачтой? Это итальянские корабли типа «Литторио», но это невозможно! Все они должны быть в Таранто! Они не могли бы добраться сюда, и должны были быть переброшены в Специю только в декабре этого года.

— Да, в истории, которую вы учили, но, видимо, все изменилось, прямо как с этими крейсерами, севшими нам на хвост. — Карпов оглянулся через плечо в сторону кормы. Затем они услышали приглушенный, но все же грохот мощного взрыва, от которого корабль ощутимо вздрогнул.

— Тарасов, Роденко, доклад!

— Воздушные цели севернее и южнее, — сказал Роденко. — Небольшие группы по три-шесть сигнатур, ничего угрожающего. — Однако Тарасов зафиксировал подводный объект непосредственно перед взрывом, заставившим его сорвать гарнитуру из-за резкого грохота. Этот доклад заставил Карпова напрячься.

— Подлодка? ПЛО к бою!

— Не думаю, товарищ капитан. Это была донная мина, вероятно, сорванная с якоря глубинными бомбами. Взрыв был далеко от борта.

Однако прежде, чем они закончили, Федоров заменит яркие вспышки и дым над изображениями вражеских кораблей на экране «Ротана». Противник открыл огонь, и это были не 152-мм снаряды легкого крейсера или береговых орудий. Это были 381-мм снаряды головного линкора.

— Сейчас нас должны больше заботить они, — сказал он, заметив, как большие темные силуэты вражеских линкоров начали угрожающие маневрировать. Рядом с ними на подтанцовке держались три эсминца, готовые броситься в торпедную атаку. Они услышали вой приближающихся снарядов, пронесшихся высоко над кораблем и рухнувшим в воду пролива позади них. Федоров понимал, что на пяти узлах они являются слишком легкой мишенью.

— Хорошо, — сказал Карпов, складывая руки на груди. — Всыпем им из орудий.

— Этого будет мало, — быстро ответил Федоров. — Это линкоры, Карпов. Снаряды, которые только что прошли над нами, выпущены из 380-мм орудий, одних из самых мощных, когда-либо установленных на кораблях. Не стоит их недооценивать. — Его тон намекал на опасность, а взгляд подчеркивал серьезность ситуации. Корабль попал в опасную ситуацию — опасную ситуацию, которую он никак не мог предусмотреть. — Кроме того, они защищены 350-мм броней, и 152-мм снаряды ее не пробьют. Башни главного калибра защищены не хуже. Они смогут обстреливать нас столько, сколько захотят, и в узком проливе у нас нет места для маневра. Надеюсь, что вы понимаете, что будет, если в нас попадут хотя бы один раз!

— Тогда мы можем применить «Москит-2», как и против британцев.

— Да, но потребуется несколько попаданий, чтобы нанести реальный урон этим кораблям.

Он покачал головой, понимая, что история сыграла с ним жестокую шутку, но вместе с тем понимал и то, что присутствие «Кирова», здесь и сейчас, и было тем преступлением против хода вещей. Они уже видели катастрофические последствия своих действий в будущем — темные обугленные руины сожженных прибрежных городов все еще преследовали их всех. Теперь он понял и то, что история этого периода начала обретать новую форму. По каким-то причинам, которые он не мог понять, было принято решение перебросить эти линкоры в Специю на три месяца раньше… Три месяца.

В одно мгновение он понял, что ход событий должно было изменить преждевременное вступление американцев в войну! «Киров» искусил судьбу, создав инцидент, равноценный нападению на Пёрл-Харбор своими отчаянными действиями в холодных водах Северной Атлантики. Значение этого инцидента, видимо, отразилось на ходе истории, тонко изменяя события. В значительной степени история оставалась прежней, вплоть до таких мелочей, как гибель отдельных кораблей, например, HMS «Игл». Южнее боевые действия концентрировались вокруг операции «Пьедестал». Но появление «Кирова» вызвало бурную и все нарастающую деятельность итальянского флота.

На него наваливалось осознание того, что надежды на быстрый прорыв угасали с каждой секундой. Безопасные воды, через которые он намеревался уйти, теперь оказались перекрыты двумя грозными кораблями, и им предстояло бороться за свои жизни.

— Самсонов, «Москиты-2» к пуску. Все. — Капров повернулся к бывшему штурману. — Запрашивают разрешения, товарищ командир.

Выхода не было, подумал Федоров. Единственными альтернативами была сдача или смерть. Они почти прошли канал, но все еще продолжали двигаться всего лишь на пяти узлах. За эти несколько минут дистанция сократилась до 23 километров, и он уже услышал отдаленный грохот второго залпа итальянских линкоров. Видимо, они получили сообщение от береговых наблюдателей. Рев падающих снарядов на этот раз был намного громче, хотя все они легли с большим разлетом.

В эту мучительную минуту Федоров отринул свою драгоценную историю. Ответственность за судьбы будущих поколений снялась с его усталых плеч. На место им пришел самый древний инстинкт. Выжить!

— Рулевой, вперед две трети! — Они сидели в проливе, словно подсадные утки, и требовалось увеличить ход, несмотря на угрозу мин. — Карпов, — сказал он с подавленным выражением. — Разрешаю атаковать.

— Залп! — Скомандовал Карпов[36], и Самсонов нажал кнопку пуска. Взревела сирена, откинулись крышки люков в носовой части палубы, и смертоносные ракеты взмыли в воздух. Газодинамические рули сориентировали их точно в сторону сверкающего солнца, и рев стартовых ускорителей вторил далекому грому впереди.

* * *

На линкоре «Витторио Венето» адмирал Якино прищурился, глядя в бинокль на отдаленную цель. Губы расплылись в улыбке. Реджиа Марина все-таки сработал, как надо. Сообщение о том, что британский линейный крейсер был обнаружен в Тирренском море плавила телефонные провода последние двадцать четыре часа, в особенности после злополучной вылазки Да Зары из Калгари. Адмирал Бергамини умолял его выделить крупные корабли для поддержки 7-й крейсерской эскадры, ведущей охоту за кораблем. Топлива было мало, но цель была слишком близко. Кроме того, Северная Эскадра была недавно усилена перешедшими из Таранто «Литторио» и «Витторио Венето», так что Якино решился на боевой выход. Он сталкивался с британцами уже три раза, наносив им столь же тяжелый урон, какой получал от них сам, хотя за глаза многие говорили, что именно его ошибки у мыса Матапан стоили Королевским военно-морским силам Италии столь необходимой победы.

На этот раз ошибку допустили британцы, подумал он. Небольшая группа Да Зары была разбита врагом, однако теперь наперерез врагу шел его флагманский корабль «Витторио Венето», один из новейших кораблей ВМФ Италии в сопровождении однотипного «Литторио». Если вражеский корабль был британским линейным крейсером, шансы складывались очень не в его пользу. Он получал сообщения о координатах и скорости вражеского корабля уже достаточно долгое время, пока его линкоры двигались вдоль западного побережья Корсики, скрываясь за махиной мыса Капо-де-Фено.

Вскоре ему сообщили, что британский корабль обстрелял береговые батареи в Маддалене и пытается прорваться через пролив Бонифачо, ведя огонь из странного оружия, поднимающего огромные столбы воды, расчищая проходы через плотные минные поля. Обойдя мыс, он с удовлетворением заметил, наконец, отблеск света утреннего солнца на далекой мачте вражеского корабля. Он отдал приказ увеличить ход до двадцати пяти узлов и изменить курс на пятнадцать градусов вправо, чтобы задействовать все башни в момент выхода противника из пролива. Это был хороший маневр, так как британский корабль был скован в маневрах и должен был двигаться строго западным курсом в течение еще некоторого времени. Если противник попытается уйти на юго-запад, параллельно курсу движения его оперативной группы, он окажется в заливе Асинара, где опасные воды вблизи Капо-дель-Фальконе снова ограничат его в маневре.

Нет, подумал он. Им придется прорываться на запад, чтобы попытаться пройти у Пунта-Капрары, самого северного мыса острова Асинара. Направив свою оперативную группу к этому острову, от отрежет им путь отхода и охватит с головы. Он уже возвестил о своем присутствии первым залпом, бросив вызов британскому злоумышленнику. А покончив с ним, подумал он, глядя на обретающий все большую четкость силуэт вражеского корабля, возможно, я направлюсь на юг и раздолбаю этот чертов конвой.

Первые снаряды легли с широким разлетом достаточно далеко от цели, что не удивило его. Хотя его 380-мм орудия были одними из лучших в мире, они страдали от той же проблемы, что ухудшала точность стрельбы итальянских крейсеров — отсутствия стандартизации пороховых картузов. Но он знал, что добившись попадания, он нанесет врагу тяжелый урон, так как с нынешней дистанции эти снаряды могли пробить 450 миллиметров брони, а он сомневался, что враг был настолько сильно защищен, в особенности, если это был линейный крейсер с намного более легкой броней.

Второй залп с грохотом устремился навстречу врагу. Несколькими мгновениями спустя он с волнением сжал кулак, заметив яркую вспышку и дым над носовой частью британского корабля. Попадание? Или первый ответный залп?

Ответ не заставил себя ждать. Что-то взлетело над вражеским кораблем, будто какая-то труба, закувыркавшаяся в воздухе, что на мгновение заставило его поверить, что они добились попадания в носовую башню, вырвавшее одно из орудий. Но затем, к его полному изумлению, это что-то устремилось ввысь на хвосте огня! Оно двигалось с поразительной скоростью. Еще одно нечто устремилось ввысь от далекого силуэта на горизонте. Тонкий белый дымный след чертил смертоносную дугу, шедшую прямо к его кораблям. Он успел опомниться как раз в тот момент, когда нечто с ужасающим ревом ударило прямо в мидель «Витторио Венето» примерно в пятнадцати метрах от мостика, породив огромный огненный шар, разбило три зенитные установки и ушло в основание передней трубы.

Вторая ракета ударила почти в мостик, но все же прошла ниже и врезалась в башню со 152-мм орудиями вспомогательного калибра. Рассчитанные на гораздо большую дистанцию пуска и почти не израсходовавшие топлива ракеты вызвали колоссальный пожар.

Якино схватился за нактоуз, отчаянно пытаясь удержаться на ногах. Бинокль вылетел из рук куда-то в сторону. Он был ошеломлен внезапной атакой и не мог поверить в то, что видел. Взгляд задержался на компасе в нактоузе и он с удивлением отметил, что стрелка дико вращается из стороны в сторону. Ревущее пламя и клубы угольно-черного дыма затрудняли обзор. Что это было? Новые британские ракеты? Он знал, что немцы, и даже Реджиа Аэронавтика экспериментировали с радиоуправляемыми бомбами, но они предназначались для сброса с самолетов. Что же это было? Времени на раздумья не было. Корабль был объят огнем, и, взглянув на «Литторио» он увидел, что тот тоже получил попадание в центральную часть, почти ровно в то же место, что и его собственный корабль!

Орудия главного калибра не были повреждены и корабль, похоже, выдержал, однако сообщения из-под палубы обрисовали мрачную картину. Пожар был обширен, труба номер один была полностью охвачена пламенем и частично обрушилась. Боевая часть ракеты, видимо, пробила относительно тонкую броню палубы и ушла глубоко внутрь корабля, разбрасывая во все стороны мерзкий град раскаленных осколков. Однако все повреждения были нанесены выше ватерлинии, и корабль сохранял плавучесть[37].

Третий залп «Витторио Венето» лег ближе к вражескому кораблю, вздымая огромные столбы воды. Якино понимал, что недостаточно близко. Враг также дал три залпа с гораздо более разрушительным результатом. Прищурившись, глядя через дым и огонь, он заметил, что носовая часть вражеского корабля снова вспыхнула. Одна за другой, еще три удивительные новые ракеты пошли на его корабли.

— Круто вправо! — Закричал он, приказывая начать маневр уклонения, но безуспешно. Все три ракеты шли точно к целям. Ни один маневр или какая-либо военно-морская хитрость не позволял уйти от них. На его кораблях не было ни одного орудия, способного сбить эти ракеты. Ничто не могло спасти его оперативную группу — кроме ограниченности боезапаса «Кирова».

* * *

Карпов проследил за тем, как смертоносные ракеты «Москит-2» безжалостно ударили по крупным вражеским кораблям. В НАТО им было присвоено обозначение «Санбёрн» — «солнечный ожог», и это было правильно, подумал он. Это были самые быстрые и самые точные противокорабельные ракеты в мире[38], и как только они захватывали цель, сбить их было практически невозможно.

- Это заставит их задуматься, — сказал он Федорову. — Головной корабль серьезно горит, второй еще более серьезно. Они перепрограммированы на атаку с пикирования для обхода тяжелой брони. При полном запасе топлива они вызовут такие пожары, что противнику станет не до нас даже без пробития корпуса.

— Эти корабли уязвимы для огня, — сказал Федоров. Палубная броня была недостаточно сильной, а ее конструкция была весьма спорной.

— Дистанция слишком мала для этого, но мы точно нанесли им урон. Взгляните, какие пожары! — Карпов указал на густой черный дым, поднимавшийся над головным кораблем. — Да! Они отворачивают!

Вражеская оперативная группа резко отвалилась вправо, а три эсминца сопровождения начали маневрировать, ставя дымовую завесу в бесплодной попытке прикрыть крупные корабли от новых ударов. Яркие оранжевые вспышки снова расцвели на корме линкоров, когда оба дали залп кормовыми башнями. Тяжелые снаряды с гулом рухнули по правому борту, подняв фонтаны воды опасно близко от корабля. Залп пришелся очень близко, не более полукилометра, и Федоров затаил дыхание, когда новые снаряды ударили еще ближе.

— Пристреливаются, — сказал он. Фонтан воды от последнего снаряда залил носовую часть «Кирова». Они ощутили глухой удар по корпусу корабля, несомненно, от ударной волны.

— Пятнадцать влево, — сказал Федоров. — Полный вперед! — Они вышли из узкого фарватера пролива Бонифачо, но маневры и резкий набор скорости все еще было делать опасно. Могли оставаться и мины, которые Тарасов не смог обнаружить в грохоте выстрелов и близких разрывов. Но «Киров» отвернул вовремя, потому что у Федорова перебило дыхание — последний снаряд последнего залпа рухнул прямо в то место, где корабль, возможно, оказался бы через несколько секунд, если бы продолжил идти прежним курсом. Они снова ощутили удар тяжелого снаряда, рухнувшего очень близко. От звука удара по корпусу ему снова стало не по себе.

* * *

Итальянцы дали последний залп, в последний раз потрясая кулаком перед носом врага, с которым они явно не готовы были к бою. Якино решил проявить великую добродетель — осмотрительность. Оба линкора были охвачены пожаром, но все еще оставались на плаву и не имели повреждений орудий. Тем не менее, пожары проникали все глубже внутрь «Витторио Венето», а «Литторио», как он ясно мог видеть, находился не в лучшем состоянии. Ошеломленный удивительным новым оружием, с которым он столкнулся, адмирал дал приказ набирать скорость и уходить на север, в безопасные воды, пока пожары не будут взяты под контроль.

Густой черный дым затруднял обзор, и лишал артиллеристов возможности ведения точного огня. Возможно, потребуется три или четыре пристрелочных залпа после резкого маневра цели. Тем не менее, каждая вражеская ракета била без промаха. Если они дадут еще один залп… Ему не хотелось думать о том, что будет тогда. Нет, он вернется домой, в Специю, опозоренным и гораздо менее заносчивым, чем был тогда, выводя свои гордые корабли в море, но, по крайней мере, он надеялся, что сможет однажды вернуться для нового боя.

— В другой раз, — сказал он вахтенному офицеру.

— В другой раз, адмирал? — Тот безучастно посмотрел на него. — Когда у британцев будут корабли, способные на такое?

Якино пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ РЕШЕНИЯ

«В одну минуту приходится принимать решения, которые будут нами пересмотрены в следующую минуту»

Томас Стернз Элиот

ГЛАВА 16

Все уставились на Тьюринга — Паунд с раздражением, но остальные с серьезным опасением и некоторым недоумением на лицах. Морской пехотинец снова прервал их, принеся еще одно сообщение в облаченных в белые перчатки руках. Тови просмотрел его, обратив внимание на отправителя.

— Шифровка от нашей сети в Средиземноморье, — сказал он. — Похоже, что кто-то из двенадцати апостолов придет на вечерю, — Он имел в виду сверхсекретную разведывательную сеть американского Управления стратегических служб и британского управления специальных операций, действующих во французских североафриканских колониях в преддверии запланированной на ноябрь Операции «Факел». Всего имелось двенадцать оперативников, один из которых действовал на Сардинии, оценивая военные силы и нанося на карты береговые укрепления. Видимо, он увидел или услышал нечто важное и достаточно срочное, чтобы рисковать, передавая информацию напрямую. На этот раз адмирал зачитал вслух:

— «Майор Даффинг снимает шляпу перед маленьким Виктором и его другом у станции Бэлхэм…». Ну и китайская головоломка — шифровка в шифровке!

— Что это за чушь? — Поддержал его Паунд. — Сообщение что, было некорректно дешифровано?

— Если позволите, сэр, — осторожно заговорил Тьюринг. — «Майор Даффинг» — это кодовое сообщение отдела специальных операций в северном Средиземноморье, означающее вражеский корабль — капитальный корабль, сэр. «Снимает шляпу» — означает морской бой с «Маленьким Виктором» — или «Витторио» по-итальянски. То есть, чтобы быть точным, линкором «Витторио Венето». «Его друг» — корабль того же типа, скорее всего, «Литторио», так как оба этих корабля были недавно переброшены в Специю. Что же касается «станции Бэлхэм», то это не станция метро в Лондоне, сэр, а кодовое обозначение пролива Бонифачо.

Паунд поднял брови.

— Морской бой с участием двух итальянских линкоров у пролива Бонифачо?

— Именно, сэр, — сказал Тьюринг с улыбкой.

— Здесь еще кое-что, — сказал Тови. — «Виктор» ушел домой по любой дороге в не лучшем виде. — Он посмотрел на Тьюринга, внезапно оценив его по-новому.

— Это означает, что «Витторио Венето», который, как я полагаю, является флагманским кораблем, вышел из боя и ушел в северном направлении. — «Любая дорога» было разговорным выражением в Северной Англии, часто использовавшимся вместо более привычного «как бы то ни было», что ловко указывало направление отхода итальянцев — на север. — Это означает также, что некто атаковал два наиболее тяжелых корабля Реджиа Марина и заставил их отойти с тяжелыми повреждениями. «Витторио Венето» был не в лучшем виде… Что же, это точно не был наш корабль. Что же могло выступить против двух лучших итальянских линкоров и привести один из них в не лучший вид? Я могу подумать только одно: корабль, атаковавший ракетами самолеты 248-й эскадрильи, сэр.

— Прошу прощения, профессор, — сказал Паунд. — Но разве «Джеронимо» не немецкий корабль? Зачем ему вступать в бой с итальянскими кораблями? Насколько я помню, Италия и Германия были вполне себе закадычными подельниками.

Тьюринг нервно потер руки. Другие офицеры смотрели на него, видимо, думая о том же самом. Он задумался над ответом, и понял, что другого варианта у него нет. Гулять, так гулять, подумал он.

— Нет, адмирал Паунд. Я пришел к выводу, что если в обоих инцидентах принимал участие один и тот же корабль, то это не немецкий корабль, не год назад, и не сейчас.

Паунд был справедливо удивлен.

— Не немецкий? Господи, дорогой мой человек, я так полагаю, вы скажете, что он принадлежит Королю Швабии? Что значит «не немецкий»? Какой еще корабль мог атаковать нас в северной Атлантике?

— Я много думал об этом, — ответил Тьюринг. — Да, это очень озадачивает. В свете случившегося в Северной Атлантике имело смысл предположение, что корабль являлся секретным немецким рейдером, но случившееся сейчас уводит нас от этого удобного пути. Если этот тот же самый корабль, он явно не может принадлежать Кригсмарине.

— Тогда чей же он? — Надавил Паунд с заметным раздражением.

— Я полагал, сэр, что это мог быть советский корабль, учитывая, что он был впервые обнаружен в Северном ледовитом океане. Но мне пришлось отказаться от этой мысли, учитывая тот факт, что Советский Союз на данный момент является нашим союзником…

— Очень хорошо, — рыкнул Паунд. — Не немецкий, не русский, определенно не итальянский… — Он посмотрел на Тьюринга, словно недовольный учитель на тупого ученика.

— Я должен быть откровенен, господа, и потому говорю прямо, что пока не знаю. Какую бы линию мы не пытались взять за основу, она ведет в тупик. Мы сталкиваемся с одним невозможным обстоятельством за другим, но факт остается фактом: некто атакует передовыми ракетами и оружием невиданной силы Королевский флот, а теперь и итальянцев. Этот корабль, его оружие — все это требует больших ресурсов, чтобы быть спроектированным и построенным. Быть может, корабль действительно немецкий или даже советский, и управляется неким мятежным капитаном, своего рода капитаном Немо, изгоем, не согласным ни с Гитлером, ни со Сталиным и атакует любого, кто стоит у него на пути. Я знаю, насколько невозможно это звучит, но тем не менее, этот корабль — объективный факт, и нам придется иметь с этим дело.

Уитуорт заговорил, явно пытаясь привязать лодку прежде, чем ее унесет в открытое море.

— Мне представляется, что эта путаница проистекает из предположения, что эти два корабля являются одним и тем же. Предположим, что инцидент в прошлом году был вызван немецким кораблем, либо даже мятежным советским, как предполагаете вы, хотя я могу принять это с большой натяжкой. Теперь это случается на Средиземном море. Я более склонен полагать эти инциденты не связанными. Возможно, корабль на Средиземном море является французским. Это, на мой взгляд, не слишком правдоподобно или вообще возможно, но в этом предположении имеется больше смысла, чем в любом другом.

Паунд сложил руки, нахмурился, но ничего не сказал. Тови постукивал пальцами по столу, поглядывая на Уэйк-Уолкера. Уитуорт, похоже, занял какую-то позицию, подался вперед и мягко продолжил:

— Господа, очевидно, что нам нужны новые сведения. Где на данный момент находится «Соединение «Z»?

— Должно быть между алжирским побережьем и южной частью Сардинии, — ответил Первый Лорд Адмиралтейства. — Я не сомневаюсь, что сейчас они уже подвергаются атакам как Люфтваффе, так и Реджиа Аэронавтика.

— То есть, примерно в 300 милях к югу от места столкновения. Они прибудут туда только через пятнадцать часов, если «Родни» и «Нельсон» еще могут развить двадцать узлов.

— Вы полагаете, что мы должны отправить корабли прикрытия на север на основании единственного доклада?

— Не на север, — быстро сказал Уитуорт. — На запад, господа. К Гибралтару. При всем уважении адмирал, дело не только в докладе 248-й эскадрильи. Вчера вечером был обнаружен неопознанный корабль в Тирренском море. Мы получили сведения о том, что в полночь итальянцы крепко получили от него по носу. Затем этот корабль направился на север, к проливу Бонифачо, и Якино вероятно, отправил своих больших хулиганов, чтобы поквитаться за это — и только что получил по носу сам, если последний доклад верен. Это, разумеется, замечательно для Королевского флота, но если мы не развернем Соединение «Z», этот корабль сможет достичь Скалы прежде, чем мы сможем что-либо сделать.

Однако происходящее все еще доставляло этим профессиональным морским волкам изрядное неудобство. Что они видели перед собой? Картина была ни в склад, ни в лад. Происходило нечто, явно выходящее за рамки их понимания, и это все их беспокоило. Паунд реагировал с раздражением, явно пытаясь сделать козлом отпущения Тьюринга. Уитуорт ходил вокруг да около, хотя явно желал принять понимание происходящего в распростертые объятия. Уэйк-Уолкер многозначительно молчал. В его привычно спокойных чертах читалось воинственное настроение. Глаза над тонким носом светились огнем.

— Я согласен с адмиралом Уитуортом, — начал он. — Я не могу сказать, что разумно отправлять корабли прикрытия на север на данный момент. Я предлагаю оставить их при текущем задании, но приказать адмиралу Сифрету быть готовым немедленно направиться к Гибралтару на полном ходу по нашему указанию.

Паунд вопросительно посмотрел на него.

— Уже растеряли боевой задор, сэр? Разве нам не следует направиться на север и разобраться раз и навсегда?

— Растерял боевой задор? — Уэйк-Уолкер пропустил оскорбление, будучи привычен к общению с Паундом в подобной манере со времен сражения с «Бисмарком». Тови неуверенно поерзал. Уэйк-Уолкер продолжил: — Нет, сэр, я не потерял боевого задора и научился держать голову не плечах и не бросаться с саблей наголо, пока не буду уверен в том, с чем мы имеем дело. Возможно, это французский корабль. Возможно нет. Но если это действительно «Джеронимо», как бы это не представлялось невозможным, мне представляется, что мы должны задать себе вопрос — как это может быть тот самый корабль? Как он мог оказаться в Средиземном море после того, как исчез на год, а теперь появился из ниоткуда, вступая в бой со всяким, кто станет у него на пути? Мы можем так никогда и не получить ответов на эти вопросы, но если мы намереваемся верить этим докладам, нам стоит лучше подготовиться. На этот раз нам не нужно искать этот корабль — что-то подсказывает мне, что он сам найдет нас. Адмирал Уитуорт прав. Есть только один выход из бутылки, в которой он оказался, и это приводит нас к Гибралтару. Учитывая его курс, я полагаю, что корабль направляется на запад, и потому мы должны вернуть Соединение «Z» адмирала Сифрет к Скале, как только они выполнял задачу по сопровождению конвоя. Чем скорее, тем лучше.

Паунд озадаченно посмотрел на него, но прежде, чем он успел что-то сказать, Тови подался вперед, передавая Паунда последний рапорт, словно крупье, сдающий последние карты в жаркой партии в покер.

— Со своей стороны, — сказал он, — я полагаю, что разумно немедленно отправить Флоту Метрополии приказ быть готовым к выходу в море через четыре часа. Боюсь, нам придется доставить неудобство турецкому послу, но я хочу, чтобы «Король Георг V», «Принц Уэльский» и «Энсон» были готовы к полудню.

— «Энсон»? — Спросил Паунд. — Он только что закончил испытания артиллерии. Сырой, как попа младенца.

— Но он уже находится с кораблями флота в Скапа-Флоу, — парировал Тови. — Позволю напомнить, что «Принц Уэльский» находился в том же состоянии, когда вышел против «Бисмарка».

— Да, и мы все помним, что из этого вышло, — предупреждающе сказал Паунд, бросив взгляд на Уэйк-Уолкера.

— Нет, так не пойдет. Если этот корабль действительно «Джеронимо», мне понадобится вся огневая мощь, которую мы сможем собрать. Поскольку в настоящий момент не планируется отправки конвоев в Советский Союз, мы могли бы забрать и «Герцога Йорка» из Хвальфьорда. Мы отправим туда танкер, чтобы заправить его. Не думаю, что немцы смогут побеспокоить нас «Тирпицем» на данный момент.

— Это оставит нас с пустыми руками, если они все же это сделают, — напомнил Паунд.

— У нас останется «Ринаун». Его брони недостаточно для подобного боя. Гибель «Рипалса» в прошлый раз сделала это очевидным[39].

- Верно, его брони будет совершенно недостаточно, чтобы выйти против «Тирпица».

— «Тирпиц» на данный момент не представляет для нас угрозы. Он стоит с сухом доке в Тронхейме на ремонте. Я не думаю, что джерри смогут задействовать его еще несколько недель — возможно месяцев. «Ринауна» будет достаточно, чтобы справиться со всем, что они посмеют вывести в море. Итак, я могу отправиться на самолете в Холихеад на западном побережье, где меня подберет крейсер, который доставит меня к кораблям флота.

— Хороший план, — сказал Уэйк-Уолкер. — Нам повезло убедить премьер-министра не отправлять «Принца Уэльского» на Дальний Восток в августе прошлого года. Ему также досталось от «Джеронимо», и он не был в надлежащей форме для такого долгого похода. Теперь его залатали, и он сыграет свою роль. Флот Метрополии сильнее, чем когда-либо, и если к Гибралтару отправятся еще и «Нельсон» и «Родни», то я уже могу сказать, кто кого.

— Вот-вот, — сказал Тови, хлопнув по столу открытой ладонью.

Первый Лорд Адмиралтейства вздохнул, вопросительно посмотрел на Тьюринга, а затем снова повернулся к Тови и Уэйк-Уолкеру.

— Что же, похоже, что вы не утратили своего боевого задора, адмирал. — Он улыбнулся Уэйк-Уолкеру. — Вы уверены, что мы сможем отправить все тяжелые корабли Флота Метрополии на юг? Вы понимаете, что это означает отмену операции «Юбилей»? — Операция «Юбилей», предполагавшая высадку десанта в Дьеппе, была намечена на 19 августа, всего через несколько дней.

— В глубине души да, — ответил Тови. — Что же, делать, так делать. У нас недостаточно кораблей, чтобы прикрыть налет на Дьепп и одновременно бежать к Гибралтару. Я не думаю, что следует выводить целую дивизию в море, пока вопрос с «Джеронимо» не будет закрыт.

— А если это все же французский корабль? Будет довольно неудобно, когда премьер-министр вернется домой и узнает, что мы вывели в море весь Флот Метрополии и отменили крупные операции из-за недовольного французского капитана.

— Корабль с передовым ракетным вооружением, способным отбиться от двух итальянских линкоров? Если эта война чему-то меня и научила, адмирал, так этот тому, что следует предполагать худшее.

— Вероятно, вы правы, — сказал Паунд, подводя итог. — Значит, вы говорите, что немцы не смогут задействовать «Тирпиц», но это может быть самой меньшей из наших забот. Если это действительно «Джеронимо», давайте не будем забывать, что случилось с американцами…

Ему не нужно было продолжать.

* * *

Встреча была окончена, и Лорды Адмиралтейства вернулись к своими срочным делам. Уходя, Тови потянул руку к Тьюрингу.

— На два слова, профессор.

Он остались в коридоре одни.

— Послушайте, — начал Тови. — Эти ваши слова о капитане Немо заставили меня задуматься. Я читал эту историю в детстве, и она запала мне в душу. Интересно, о чем думает адмирал Паунд? Суть в том, что мы ищем подходы к Режиму Виши в преддверии операции «Факел». Дарлан пытался склонить французский флот в Тулоне к смене стороны. Возможно, этот корабль — французский линкор, решивший пробиваться на нашу сторону или, возможно, попытаться добраться до контролируемых вишистами портов в африканских колониях?

— С одной стороны смысл в этом есть, сэр. Если это французский линейный крейсер из Тулона, это могло бы объяснить его столкновения с итальянцами. Но ракеты, сэр. Как вы сами заметили, это главная странность.

— Я бы не хотел развивать эту тему, в особенности в присутствии адмирала Паунда, — кивнул Тови. — Но у меня есть чувство, что вы не все сказали, профессор. Что вы еще держите в себе?

Тьюринг посмотрел на него, оценив откровенность адмирала, и радуясь, что кто-то отнесся к нему с пониманием. Он понимал, что то, что он собирался сказать, мало поможет преодолеть его репутацию чудака и немного сумасшедшего, одержимого дикими теориями и совершенно недисциплинированного. Он не хотел развивать эту линию, опасаясь, что кто-то может заинтересоваться им слишком сильно, однако лицо Тови было серьезным, восприимчивым и искренним. Это был шанс высказаться.

— Не могу сказать, что я сам понял все, сэр, — начал он. — Но я скажу, как знаю. Мы оба понимаем, что на создание корабля такого размера ушли бы годы и большие ресурсы. У немцев очень мало верфей, способных строить нечто подобное. Это просто не могла бы скрыть ни Германия, ни любая другая страна. Да, японцы скрывают создание пары монструозных кораблей, но Роджерс и Бемис узнали о них еще в 1938.

Капитан Фред Ф. Роджерс был военно-морским атташе США в Токио, сообщившим о том, что «японцы строят военные корабли водоизмещением от 45 до 55 тысяч тонн». Его преемник Гарольд М.Бемис подтвердил его доклад, передав первые сведения, которые в итоге приведут американскую разведку к факту существования суперлинкоров «Ямато» и «Мусаси».

— Поймете, сэр, — продолжил Тьюринг. — Вы просто никак не сможете скрыть нечто подобное. Японцы очень старались, но мы знаем об их тайной программе строительства линкоров. Если бы это был немецкий корабль, мы знали бы хоть что-нибудь. Что же касается этих ракет, использованных против наших кораблей и самолетов… Это как раз постижимо для нас, потому что у нас самих есть аналогичные проекты, и мы знаем, что у немцев они тоже есть, но не у французов. Я знаю о донесениях польской разведки о разработке немцами «летающей торпеды», и знаю, что они работают над аналогичными проектами. Итальянцы использовали авиационные торпеды против нашего последнего конвоя на Мальту. Но все это гораздо менее продвинуто по сравнению с тем, что применял против нас этот корабль. Кроме того, за этот год мы не увидели ни одного примера использования подобного оружия. Почему же? Если немцы смогу установить подобное на корабль, они легко могли бы установить его на суше или даже на самолетах. Но мы не видели ничего.

— Согласен, — сказал Тови. — Я тоже много об этом думал.

— Поэтому я пришел к выводу, что немцы просто не обладают средствами и технологиями, продемонстрированными этим кораблем. Он видел наши корабли задолго до того, как те замечали его, что означает, что на нем имеется очень продвинутый радар, намного превосходящий все, что мы имеем на сегодняшний день. Он атаковал наши корабли с поразительной точностью, оружием, которое было столь смертоносным, что я совершенно искренне считаю, что ни одна страна мира не может произвести его… На данный момент. — Он сделал паузу. Глаза его блестели. «На данный момент». Он понимал, что подошел опасно близко к обрыву, но адмирал был готов его выслушать. Возможно, ему удастся привести его к такому же выводу, к какому он пришел сам.

— Возможно, я сказал слишком много, адмирал, и представляюсь вам молодым и глупым, но уверяю вас, что это не так.

Тови посмотрел на него и тепло улыбнулся.

— Нет, профессор. Последнее, кем я могу назвать вас, так это дураком, и я не считаю эту линию столь нелепой, как адмирал Паунд. Не забывайте о том, что я видел это оружие собственными глазами — видел, как оно поразило мой собственный корабль. Вы полагаете, что в наше время подобные технологии не в наших силах, но как по вашему, как скоро мы смогли бы получить его? Вы думали об этом?

Глаза Тьюринга словно потемнели, в них появились сомнения, даже страх.

— Если вам нужна моя оценка, адмирал, то для достижения подобного уровня развития потребовались бы годы тщательных разработок. Вы видите, что сама по себе эта технология не выходит за рамки нашего понимания. Мы знаем дорогу, и, чтобы добраться до цели, понадобиться только время. Возможно, десятилетия. Где есть цель и желание, есть и способ достижения цели, верно? Остальное лишь вопрос времени, сэр.

— Понятно, — сказал Тови, глубоко задумавшись. Его глаза выдавали неопределенность и беспокойство, но он больше ничего не сказал и протянул руку. — Хорошая работа, Тьюринг. Продолжайте.

— Разумеется. Благодарю вас, сэр.

Тови покинул его, направившись к скоростному самолету в Холихэд, и Тьюринг медленно потянулся по длинному коридору, все еще думая о том, что сейчас сказал и о том, не займутся ли им на этот раз вплотную из-а его сумасбродных идей. Интересно, получил ли я то, чего хотел, подумал он про себя? Нет, понять это было невозможно. С такими людьми, как Паунд, все было ясно. Несомненно, таким, как Паунд смогут превратить его жизнь в ад, если пытаться слишком сильно стучать в их двери. Но что же с адмиралом Тови? Он прислушался к тому, что сказал ему. Возможно, когда-то адмирал придет к нему сам.

Он посмотрел на наручные часы, понимая, что должен поспешить на самолет, который должен был доставить его обратно в Блэтчли-Парк. Время, сказал он сам себе. Да, это самое главное. Просто вопрос времени…

ГЛАВА 17

К тому моменту, как они прошли мимо Пунта-Капрара, самой северной оконечности острова Асинара, время перевалило за 10.00. Позади остались береговые батареи, минные поля, миноносцы, подводная лодка, вражеские самолеты и скоротечный бой с двумя линкорами. Федоров считал удачей то, что корабль прошел это испытание, получив лишь косметические повреждения корпуса, что было заслугой поразительного технологического превосходства «Кирова» над своими противниками. Однако после оценки полученных повреждений у него остался повод для беспокойства. Тарасов доложил о том, что основная антенна комплекса «Полином», расположенная в бульбе корабля, работает с перебоями. Ввиду того, что буксируемая антенна все еще находилась в ремонте, это вызывало определенное беспокойство.

Федорова это беспокоило, но он надеялся, что история осталась нетронутой, и большинство вражеских подводных лодок все еще будут действовать южнее, против британских сил, участвующих в операции «Пьедестал». 7-я крейсерская эскадра, преследовавшая их, остановилась у восточного портала пролива Бонифачо, видимо, на случай, если отчаянный британский рейдер попытается вернуться.

— Как я и ожидал, они не стали нас преследовать. Особенно после того, что случилось с их линкорами.

На данный момент он считал основной угрозой вражескую авиацию, действующую с баз на Сардинии, но надеялся, что большая часть воздушной мощи гитлеровской коалиции будет направлена на британские корабли, находящиеся примерно в 300 милях к югу. Ситуация предоставляла им возможность благополучно уйти от Сардинии и Корсики в открытое море. Он направил корабль строго на запад на скорости 20 узлов, желая установить дистанцию не менее 150 миль между кораблем и любыми наземными аэродромами. Несколько позже он приказал замедлить ход до десяти узлов и спустить водолазов, чтобы осмотреть корпус, подозревая, что были получены осколочные повреждения бульба или антенн по внешнему краю корпуса. На ремонт придется потратить некоторое время, возможно, когда корабль окажется в районе Балеарских островов.

Роденко доложил, что все еще наблюдает итальянские линкоры, направляющиеся на север. Затем они изменили курс на северо-восток, к Специи. Эта злополучная вылазка, возможно, стала последним отважным порывом итальянского флота в эту войну.

Следующим пунктом повести дня стала оценка их собственного боезапаса. Он взял с собой Карпова, и они вместе направились к посту Самсонова. Боезапас двух критически важных комплексов вооружения начал истощаться. В комплексе большой дальности С-300 осталась 41 ракета. Комплекс средней дальности «Кинжал» располагал 70. Что было еще серьезнее, боезапас основного противокорабельного вооружения корабля, смертоносного комплекса «Москит-2», доказавшего свою эффективности против вражеских кораблей, составлял теперь всего 14 ракет. И им повезло иметь даже их. В нормальной ситуации изначальный боезапас составлял 20 ракет, но они приняли еще двадцать для боевых стрельб, намеченных перед началом их странной одиссеи[40]. Все они уже были израсходованы в Северной Атлантике.

Тем не менее, в наличии имелось еще девять чрезвычайно быстрых ракет MOS-III «Старфайер», имевших поразительную скорость в шесть звуковых, однако их боевая часть в 300 кг была меньше 450-килограммовой на «Москитах-2». Также, корабль располагал десятью крылатыми ракетами П-900 «Бирюза», имевшими 400-килограммовые боевые части. В общей сложности, три противокорабельных комплекса располагали 33 ракетами из 60, имевшихся на борту перед выходом в море.

Что касалось прочего вооружения, то 152-мм артиллерийские установки располагали 89 процентами снарядов, а боезапас 100-мм носовой установки был почти нетронут. Было израсходовано шесть процентов снарядов 30-мм зенитных установок и две смертоносные противолодочные ракето-торпеды «Шквал» из десяти. Кроме того, они имели почти полный запас торпед УГСТ в 15 единиц и полную боевую нагрузку оставшегося Ка-40. Короче говоря, корабль по-прежнему обладал огромной огневой мощью, но многочисленные бои в последний день начали истощать боезапас[41].

- Теперь нам нужно относиться к применению оружия осмотрительнее, чем когда-либо, — сказал Федоров.

— Чего мы можем ожидать на этом пути? — Спросил Карпов.

— На данный момент нам нужен перерыв, чтобы произвести ремонт и дать экипажу необходимый отдых. Я намереваюсь направиться на запад, к Менорке и затем в Балеарское море. Оно имеет от 160 до 200 километров в ширину, а затем, когда мы выйдем на юг, у нас останется восемьдесят километров между побережьем Испании и островом Санта-Эулана. Оттуда мы попадем в последнее узкое место — море Альборан. Оно имеет почти 250 километров в ширину, но затем сужается до 150 на подходах к Гибралтару. Это будут последние врата. Пролив имеет всего 15 километров в самом широком месте. Но если мы сможем пройти через него, перед нами будет весь Атлантический океан, и там наша скорость даст нам решающее преимущество.

— С чем мы можем столкнуться у Гибралтара? — Спросил Карпов.

— Пока не могу сказать, — ответил Федоров. — Следующие сутки должны против спокойно, и я намерен отправить под воду водолазов в районе Менорки. Завтра мы должны войти в Балеарское море. Я надеюсь, что к тому времени повреждения будут устранены, но хотел бы переговорить с адмиралом Вольским и принять решение о том, как мы будем прорываться через Гибралтар. Вы примите участие в совещании?

— Разумеется, — ответил Карпов. — Нам нужно знать, с чем мы столкнемся и, и будем надеяться, что все немного успокоится. Я знаю, что эти два итальянских линкора стали для нас неприятным сюрпризом, но «Москиты» стали для них тем же самым.

— Мы истратили на них шесть ракет, — предупредил его Федоров. — Да, мы отогнали их, но не прикончили. И не стоит забывать, что у нас осталось всего тридцать три ракеты всех трех комплексов.

— Не вопрос, — ответил Карпов. — Еще шесть на «Родни» и «Нельсон», и останется еще достаточно для прочих крейсеров или эсминцев, которые они могут бросить против нас.

— Я бы не был настолько самоуверен, капитан. Британский флот — серьезная и профессиональная сила. Они учатся на собственных ошибках, и в последние годы выучили немало уроков. Что касается линкоров типа «Нельсон», то да, они старые и тихоходные, но оснащены 406-мм орудиями и отличной броней. Кроме того, это 1942 год, и, как только мы выйдем в Атлантику, то обнаружим, что англичане ввели в состав своего флота еще два быстроходных линкора — «Герцог Йорк» и «Энсон». Всего через несколько недель в строй должен вступить еще один корабль этого типа — «Хоу». Короче говоря, их флот Метрополии в два раза сильнее того, с которым мы столкнулись в первый раз, по крайней мере, в отношении линкоров.

— Я полагаю, что Вольский решит направиться на юг, подальше от британского флота.

— Согласен. Но сначала нам нужно будет прорваться через Гибралтарский пролив, так же, как мы прорвались через пролив Бонифачо. Скорее всего, при этом мы окажемся в зоне поражения орудий «Нельсона» и «Родни», если они доберутся туда раньше нас. И капитан… — Он сделал паузу для выразительности. — На этот раз мы не применим ядерное оружие, пока я командую кораблем.

Глаза Карпова сузились, но он ничего не ответил, а секундой позже сменил тему.

— Если рельеф помешает нашим радарам, мы сможем поднять вертолеты для разведки. Это даст нам преимущество внезапности.

— Хороший план, — согласился Федоров. — Пойду проверю адмирала. Вахта ваша. Я пошлю за вами, если адмирал Вольский будет в состоянии для разговора.

* * *

Федоров шел в лазарет, погруженный в мысли. С начала этой новой одиссеи он очень мало спал. На корабль неожиданно свалилось множество неожиданных врагов и он получил первый реальный урон. Ограниченность вод Средиземного моря сводила на нет одно из главных технологических преимуществ «Кирова» — способность видеть противника раньше, чем тот вообще узнает о российском атомном ракетном крейсере. А то, что могло быть обнаружено, могло быть атаковано и уничтожено. Море, окруженное со всех сторон землей, означало море, окруженное со всех сторон аэродромами, и разведывательные самолеты наверняка уже обнаружили их, определив координаты, курс и скорость. Чтобы этого не допустить, придется сбивать почти каждую воздушную цель, что было очень непрактично, учитывая постепенно тающий боезапас.

Это обеспечит их врагам гораздо более полное понимание ситуации, чем раньше. Они будут примерно знать, где мы находимся, подумал он, и, что еще хуже, у нас есть всего три варианта выхода из этих вод. Суэцкий канал был закрыт, а проход через Босфор, привлекательный в каком-то смысле, запирал их в Черном море, что означало только прорыв к Гибралтарскому пролив через зону активных боевых действий. Именно то, что путь вел прямо через хаос операции «Пьедестал» побудил его выбрать северный маршрут. Теперь, после прохода пролива Бонифачо, у них будет хоть какое-то время, чтобы отдохнуть, оценить ситуацию и спланировать, что делать дальше.

В голову лезли и другие мысли, наполнявшие его зловещими сомнениями. Появление корабля здесь напоминало попадание раздражающей крупинки соли в раковину моллюска. Какая из этого вызреет жемчужина истории? И англичане и итальянцы уже задействовали против них ресурсы, людей, корабли и самолеты, которые могли использовать друг против друга. И это вело к все более и более тонким изменениям истории, и знание будущей истории уже не было тем ошеломляющим преимуществом. Он не ждал, что столкновение с 3-й крейсерской дивизией Да Зары или преследование их кораблями 7-й крейсерской дивизии окажет какое-то влияние, так как эти корабли уже от них отстали. 3-я дивизия получила в бою с «Кировом» повреждения, которых не должна была получить, но 7-й дивизии и в прошлой версии истории было приказано вернуться в Мессину после торпедирования британской подлодкой «Анброкен» тяжелого крейсера «Больцано» и легкого «Муцио Аттендоло». Сейчас эти корабли находились в безопасности на восточных подступах к проливу Бонифачо. Он подумал, что история сможет свести баланс.

Появление двух итальянских линкоров стало опасным сюрпризом, подорвавшим его уверенность в знании будущего. Их не должно было быть в Специи или в любом месте, откуда они могли появиться здесь. Он полагал, что все тяжелые итальянские корабли находятся в Таранто, что было еще одной причиной, по которой он отказался от курса на Черное море.

Размышляя о будущем маршруте, он мрачно подумал, что британцы должны были узнать о сражении в проливе Бонифачо. Они знали, что ни одного их корабля не могло находится в этом районе. И с кем же, по их мнению, вели бой итальянцы? Эта мысль наполнила его недоумением как раз в тот момент, когда он добрался до лазарета и аккуратно постучал в люк.

— Федоров, — поздоровался Золкин, когда он вошел, сняв фуражку и улыбнулся. Штурман с облегчением отметил, что адмирал Вольский уже проснулся и выглядел гораздо бодрее, чем накануне.

— Я надеялся, что кто-то придет и скажет, что это была за стрельба. Совсем поспать старику не дадите, — адмирал вымучено улыбнулся, но затем задал самый важный вопрос.

— Как обстановка, Федоров? Что случилось? Золкин только что не привязал меня к этой койке.

— Это предписание врача, Леонид, — ответил Золкин, настороженно опустив брови.

— Не беспокойтесь, товарищ адмирал. Худшее уже позади, и мы не ожидаем появления противника в течение следующих двадцати четырех часов, — он кратко доложил Вольскому о случившемся, закончив докладом о неожиданном столкновении с «Литторио» и «Витторио Венето».

— Линкоры? — Удивился Вольский. — Вот, значит, что это было. Я полагал, это были бомбы с самолетов. Сотрясение было серьезным.

— Несколько снарядов главного калибра упали ближе, чем хотелось бы, — пояснил Федоров. — Возможны осколочные повреждения в носовой части, и Тарасов докладывает о проблемах с ГАК. Мы отправим водолазов для проверки ближе к сумеркам. — Он кратко изложил доклад Быко, а затем спросил, могут ли они вызвать Карпова, чтобы обсудить предстоящий маршрут более подробно. Пока они ждали его, Вольский решил прояснить еще один вопрос.

— Как обстоят дела на ГКП? — Спросил он. — Личный состав принял Карпова? И как с ним работается вам?

— Так точно, — без колебаний ответил Федоров. — В действительности, его знания и опыт в боевой обстановке неоценимы. Он умеет быстро принимать решения, а остальные офицеры не высказывают сомнений в правильности его действий. Я полагаю, что Карпов действительно пытается реабилитироваться. Да, его гордость пострадала, но вместе с ней ушли амбиции и высокомерие, и, честно говоря, я не могу сказать, что он что-то замышляет Хотя не могу сказать и того, что он полностью сменил свой образ мышления.

— То есть, вы хотите сказать, что он не выпустит еще одну ракету с ядерной боевой частью в ближайшем будущем, — сказал Золкин. — Это не может не радовать.

— Я сказал ему, что об этом не может быть и речи, и он не стал возражать, — ответил Федоров.

— А как вам самому на должности командира корабля, молодой человек? — Спросил Вольский.

— Это огромная ответственность, товарищ адмирал. Мне нужно многому научиться, и я благодарен за помощь Карпову и другим офицерам за их компетентность. Однако нам предстоит принимать достаточно серьезные решения, и мне бы хотелось, чтобы вы руководили нам и высказывались относительно того, что мы должны делать.

— О чем это вы? — Спросил Золкин.

— Боюсь, что обо всем, доктор.

В помещение вошел Карпов. Он выглядел уставшим, как и Федоров, и несколько изможденным.

— Вахту несет Роденко, — сказал он. — На данный момент все спокойно. Но Федоров полагает, что впереди нас ждет немало тяжелых часов.

— Хорошо, — сказал Вольский. — Давайте выслушаем Федорова, а затем примем решение.

ГЛАВА 18

— Если история осталась прежней, — сказал Федоров, — то Соединение «Z» должно повернуть в Гибралтар в 18.55 этим вечером, максимум перед закатом. В лучшем случае, они смогут развить двадцать узлов — эту скорость способны развить два линкора, являющиеся ядром соединения — «Родни» и «Нельсон». Они оснащены 406-мм орудиями и имеют 406-мм броню на главном поясе, башнях главного калибра и их барбетах. Это медлительные, но чрезвычайно крепкие корабли. Их никогда не было среди лучших линкоров этой войны, но их нельзя недооценивать. В столкновении с итальянской эскадрой были использованы шесть «Москитов», поразивших их с пикирования[42]. Я не считаю, что британцы также легко от нас отстанут.

- Считаете, что они будут вести бой до конца? — Спросил Вольский.

— Так точно. Прежде всего, с их точки зрения мы угрожаем одной из наиболее важных баз Британской империи. Посмотрите, что они предприняли для защиты Мальты. Британцы знают, что на текущем этапе войны должны удержать на Средиземном море три позиции: Суэц, Мальту и Гибралтар. И они будут сражаться за них. Нельзя надеяться, что они отойдут, даже если ситуация сложится не в их пользу.

— Что они могут знать о нас? — Вопрос Вольского был чрезвычайно актуален и заставил Федорова задуматься.

— Я много думал об этом, товарищ адмирал. Если они знают о нашем столкновении с итальянцами, это, вероятно, сильно смутит их.

— Да, потому что мы — большая рыба в очень маленьком пруду, которая нападает на других рыб. Им придется задаться вопросом, с кем столкнулись итальянцы, и почему мы не можем решить, на какой стороне находимся в этой войне.

— Если позволите, их самолеты обнаружили нас в Тирренском море, возможно, даже сфотографировали. Тогда они, вероятно, приняли нас за итальянский тяжелый крейсер, но, после боя у пролива Бонифачо, я не могу сказать, что они могут решить. Возможно, они примут нас за мятежный французский корабль из Тулона. Я надеюсь на это. На французском флоте растет недовольство сотрудничеством режима Виши с гитлеровской Германией. Кроме того, Союзники планируют высадку в Северной Африке прямо сейчас, и Эйзенхауэр надеется склонить французский флот присоединиться к ним. Он ведет переговоры с адмиралом Дарланом, надеясь, что тот сможет сплотить флот вокруг себя. Гитлер, в свою очередь, относится к французам с подозрением и планирует операцию «Лила», направленную на захват кораблей французского флота и передачу их итальянцам. Эти события должны были случиться через несколько месяцев, но я заметил, что все началось несколько раньше. Видимо, в ходе истории произошел некий сдвиг. Возможно, мы могли бы сбить британскую разведку с толку, если бы Николин дал поддельное сообщение о том, что мы являемся мятежным французским кораблем. Им пришлось бы проверить Тулон, дабы убедиться в этом, и это могло быть дать нам некоторое время.

— Вы полагаете, что мы сможем выдать себя за французский корабль?

— Стоит попытаться, товарищ адмирал, хотя мы, разумеется, не имеем реального представления о том, что может быть известно англичанам прямо сейчас, во время этого самого разговора. Даже если они поверят, они отправят свои корабли, чтобы сопроводить нас, а затем медведь вылезет из берлоги.

— Мы должны понять только то, что они не позволят нам просто пройти мимо, — сказал Карпов. — И нам нужно понимать, как они планируют защитить Гибралтарский пролив.

— Наш опыт в прорыве через пролив Бонифачо может очень нам пригодиться, капитан, — Федоров потер лоб. Он явно очень устал. — Однако все будет намного серьезнее.

— На батарее Магдала над заливом Росиа расположено стотонное 457-мм орудие. Это старая установка, но она имеет дальность огня пять-шесть тысяч метров. Она не слишком точна, но будет разумно оставаться вне зоны ее досягаемости. Также британцы имеют там подводные лодки, самолеты и минные поля. В намного большем количестве, чем нам встречались до сих пор. Мы можем уйти от их береговых батарей, но не от Королевского флота. Мы должны предполагать, что столкнемся с двумя линкорами, тремя крейсерами и множеством эсминцев. Если история останется прежней, то их лучший авианосец «Индомитейбл» сегодня вечером получит тяжелые повреждения от вражеской авиации. Это оставит им наших старых знакомых — «Фьюриос» и «Викториес», а также, возможно, вспомогательный авианосец «Аргус».

Карпов угрюмо покачал головой.

— Я уже пытался потопить их, но меня никто не стал слушать. Теперь, возможно, придется это все-таки сделать.

— Что-нибудь еще? — Лицо Вольского уже приобрело достаточно мрачное выражение. Он явно не был доволен сложившейся ситуацией.

— Товарищ адмирал, я не думаю, что они могут привести сюда подкрепления из состава Флота Метрополии, — сказал Федоров. — Они должны выдвинуться прямо сейчас, чтобы достичь Гибралтара вовремя. С уверенностью можно сказать, что нашим основным врагом станет Соединение «Z», а также, вероятно, Соединение «Н» после его возвращения в Гибралтар.

Вольский, казалось, что-то взвешивал в уме. Затем он сказал, предлагая альтернативу.

— Федоров, Карпов… Могут ли британцы пойти на переговоры о нашем безопасном проходе через эти воды?

Карпов с удивлением поднял брови.

— Переговоры? Не думаю. И что мы им скажем? Что мы здесь тут мимо проходили, когда их истребитель атаковал нас, и мы просто защищались?

Взгляд Федорова немного просветлел от мысли о переговорах, но он понимал, что это была палка о двух концах.

— Я понимаю, капитан, но это все же может стать предпочтительнее сражения. Если мы вступим в бой, погибнут многие. Мы уже разорвали ткань истории во многих событиях. Каждый корабль и каждый самолет, который мы уничтожим, каждый человек, погибший от нашего оружия, будет тем фактором, которого не окажется в распоряжении времени в наши дни. Будут последствия — мы уже видели, какими они могут быть.

— Не думаю, что мы можем сотворить нечто худшее, чем тот мир ужаса, который нам пришлось посетить, — сказал Вольский.

— И мы даже могли бы изменить ситуацию к лучшему, — вмешался Карпов. — Да, я понимаю, что именно мои решения и действия, вероятно, заставили американцев вступить в войну раньше времени. Поэтому я несу за все это ответственность, я, Владимир Карпов, человек, уничтоживший мир. Вы полагали, что я не думал об этом? Так вот, подумайте о том, что у нас, возможно, есть шанс исправить это.

— Каким образом? — Вольский посмотрел на него пустым взглядом, однако был открыт к предложениям.

— Что же, учитывая, что нашей целью было создать для России более благоприятные условия после окончания войны, я полагал, что должен нанести по Союзникам решительный удар.

— Да, — вмешался Золкин. — И чтобы закончить свое грязное дело, вы бы сбросили еще одну ядерную бомбу на Рузвельта и Черчилля!

Карпов нахмурился, в глазах его вспыхнуло негодование.

— Я признаю, что такая мысль приходила мне в голову, доктор. Такое действие может показаться безумным в тишине вашего лазарета, но на мостике боевого корабля, находящегося под атакой, все выглядит несколько иначе. Тем не менее, нам не нужны столь радикальные меры. Простая угроза действий может оказаться не менее эффективной, чем сами действия. Если мы предложим им переговоры, как предлагает адмирал, они должны понимать, что в наших руках находится реальная сила. Настоящая сила, а не просто способность потопить несколько кораблей. Британцам жизненно важен Гибралтар, верно? Скажите им, что мы превратим его и все, что находится рядом в груду шлака, если они не остановятся. Это даст нам лишний козырь на переговорах. Не забывайте об этом, — он сложил руки на груди, скривившись от боли в боку.

Адмирал потер подбородок, размышляя. Он понимал, что Федорова что-то беспокоило.

— Вам есть, что добавить, Федоров?

Молодой человек заговорил медленно и неуверенно, словно сам еще оценивал собственные аргументы.

— Я одобряю идею переговоров, — начал он, — но даже в этом случае имеется серьезный риск. Под Гибралтарской скалой находится более сорока километров туннелей, настоящий военный город. Но даже не считая этого, если мы начнем разговаривать с людьми этой эпохи, они заходят знать, кто и что мы такое. Можем ли мы им ответить? Помните, что любые сведения, которые мы им раскроем, также могут повлиять на будущий ход событий. Информация была, по сути, одним из основных видов оружия этой войны. Мы знаем очень много, и это тоже сила, способная изменить будущее, начиная от нашей встречи.

Вольский улыбнулся про себя. Он уже мысленно шел этим путем, когда рассматривал возможность переговоров с Черчиллем и Рузвельтом. И уже тогда понял, что любой контакт поит в себе столько же опасностей, сколько и возможностей.

— Однако я не думаю, что мы сможем долго выдавать себя за французский линкор, — сказал он, наконец — Эта уловка может выиграть нам немного времени, но со временем англичане все поймут. Любые переговоры, которые мы можем предполагать, должны быть крайне осторожны и ограничены. Возможно, мы могли бы просто просить безопасного прохода через пролив в обмен на обещание нейтралитета на время войны. Мы можем сказать им, что направимся в южное полушарие и останемся там, на максимальном удалении от любой стороны в этой войне.

— И тогда они потребуют сказать, кто мы такие, — сказал Карпов несколько резко. — Что мы им ответим?

— Еще не знаю, однако дайте мне время подумать над этим — как и над всем остальным, о чем мы говорили. Быть может, у нас и не будет мирного варианта.

— Особенно, если британцы не будут заинтересованы в переговорах. Помните, что у них есть к нас свои счеты, и я бы не удивился, если они не будут думать ни о чем, кроме нашего уничтожения.

— Во всем, что мы делаем, есть определенный риск, капитан. Но ответьте мне… Учитывая силы противника, которые описал нам Федоров, сможем ли мы прорваться через эти последние врата в Атлантику?

— Предоставьте это мне, товарищ адмирал. Да, мы сможем прорваться.

— Но какой ценой? — Спросил Федоров.

Карпов понимал, что речь шла о жизнях британцев, и ответил то, что думал.

— Если противник решит вступить с нами в бой, то бремя потерь придется нести им. Мы же должны обеспечить безопасность нашего корабля и нашего экипажа.

— Я понимаю то, что речь идет о силе и решительных действиях, направленных на изменение будущего, чего я не понимаю, — согласился Вольский. — Мы никогда не сможем узнать, к чему могут привести наши действия. — Он снова замолчал, ощущая усталость и желая выспаться без побудок грохотом разрывов 381-мм снарядов. — Хорошо, джентльмены, — продолжил он. — Я приказываю вас обоим выспаться, как намерен поступить и я. Надеюсь, никто не станет стрелять в нас в следующие пять часов.

Федоров поблагодарил адмирала и вышел, действительно желая несколько часов поспать. Карпов также поднялся и направился к люку.

— Карпов, — сказал Золкин. — Похоже, у вас какая-то проблема с ребрами. Могу ли я вам помочь?

— Ничего страшного, — он потер место, в которое Орлов ударил кулаком. — Поскользнулся на мокрой палубе и приложился о трап. Все нормально. Просто синяк.

— Тогда свободны, — сказал Вольский. — И Карпов… Благодарю вас за вашу поддержку Федорова. Он становится замечательным офицером. Помогайте ему и дальше, ясно?

— Так точно, товарищ адмирал.

* * *

Адмирал Тови, находящийся на борту крейсера «Норфолк», задавался тем же вопросом, что преследовал Федорова. Чего им это будет стоить на этот раз? Он прибыл на самолете на аэродром Холихэд на побережье Ирландского моря, где в 14.00 поднялся на борт крейсера, прибывшего из Скапа-Флоу, во главе Флота Метрополии. С ним двигались еще три быстроходных крейсера и легкий авианосец «Эвенджер», новый корабль Флота Метрополии с 802-й и 825-й эскадрильями на борту. За ними величественной колонной двигались линкоры вздымая острыми форштевнями мягкие пенные волны, следуя на скорости 24 узла, всего на 4 узла медленнее полного хода. Но даже при такой скорости они не доберутся до теплых вод испанского побережья раньше позднего вечера 14 августа. По обоим бортам от них держались эсминцы, хотя мало какое корабли этого класса имели достаточный запас хода для похода на юг. Тови думал о том, успеют ли они вовремя.

Если этот корабль удастся удержать в Средиземном море, продумал он, мы справимся с ним, и получим ответы на все вопросы раз и навсегда. Если же он двинется к Гибралтару, то помоги господи, Соединению «Z». Сифрет, державший свой флаг на «Нельсоне» был способным командиром, и будет действовать грамотно. Его собственный заместитель на посту командующего Флотом Метрополии адмирал Брюс Фрэзер также находился инкогнито на «Родни», дабы наблюдать за ходом операции «Пьедестал». Смогут ли «Родни» и «Нельсон» продержаться до подхода Флота Метрополии? Какова будет цена, если он прикажет Сифрету удерживать Геркулесовы Столпы любой ценой? Он видел оружие, которым был оснащен таинственный корабль. Неужели он просто пошлет хороших людей на верную гибель? Но что будет, если этот необъяснимый рейдер прорвется в Атлантический океан? Флот Метрополии мчался, не щадя дыхания. Его линкоры были хорошо вооружены и бронированы, но имели не слишком большую дальность плавания. Он сможет поддерживать такой ход еще несколько суток, а затем будет вынужден произвести заправку кораблей. К тому времени «Джеронимо» мог вырваться в океан, оставив их с пустыми руками. Неужели он просто сжигал мазут в очередной бесполезной погоне?

Эти и сотни других вопросов метались в его голове, а перед глазами все еще стояло лицо профессора Тьюринга, просто умалявшего обратить на него внимание. Что он хотел сказать этим последним разговором? Он сказал, что на земле нет страны, способной построить такой корабль, как «Джеронимо», либо создать оружие, которым он был оснащен. Для этого потребовались бы годы, если не десятилетия разработок. И вместе с тем Тови видел невероятную правду собственными глазами — он сам ощутил удар этих адских ракет, видел гордый киль «Рипалса», оседающий в бушующее море… И этот жуткий грибовидный столб морской воды! От мысли о гибели американской оперативной группы по спине пробежал холод.

Годы… Десятилетия… Что же хотел сказать этим Тьюринг? Что это был за ужас? Откуда он взялся? Это был не немецкий корабль — иначе он бы не вступил в бой с итальянцами у пролива Бонифачо. Разумеется, не французским — не с ракетами в качестве основного вооружения. Мог ли он быть русским? Невозможно! Но что тогда? Версию о том, что некий Капитан Немо построил его на пустынном острове, как в «Двадцати тысячах льё под водой» Жюля Верна всерьез рассматривать было нельзя. И тем не менее, корабль был настоящей загадкой, не менее, чем Таинственный остров из одноименного продолжения этой истории. И он явно бросал вызов Британской империи и кому-то еще, точно так же, как и Капитан Немо из романа, которым Тови зачитывался в юности.

Капитан Немо… Принц Даккар, сын индийского раджи. Верн рассказывал о том, что он обнаружил погибшую Атлантиду и намекал, что технические чудеса были получены им из древних знаний. Тови не забыл, как размышлял над этой историей, и особенно над тем, как Немо вернулся на Таинственный остров, старый и поседевший после своего долгого похода по океану, последним выжившим на «Наутилусе». В хронологии событий было странное несоответствие, так как «Наутилус» выбрался из водоворота в конце первой книги в июне 1868 года, а в октябре того же года вся команда «Наутилуса» была уже давно мертва, а капитан умирал от старости на Таинственном острове Линкольна. Он вспомнил свою мысль о том, что, возможно, лодка могла перемещаться во времени, прибыл в конце своего долгого путешествия в ту же точку, в которой оно началось[43].

Путешествия во времени… Он улыбнулся, отложив эту историю и прищурился, глядя на серый горизонт. «Норфолк» взбирался на очередную волну в набухающем море. Сила моря ощущалась вокруг, и он ощутил себя дома, твердо стоявшим на ногах, здесь и сейчас. Это невозможно, подумал он. О таком могут фантазировать Жюль Верн или Герберт Уэллс, но не командующий британским Флотом Метрополии.

Вопросы взмывали в небо, устремляясь за морскими птицами, искавшими землю. Что это за корабль? Кто мог создать его? Эта тайна будет раскрыта. Он перевернет рай и ад всей силой Флота Метрополии, чтобы получить на них ответы.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ ВРАГ В ГЛУБИНЕ

«Задумав месть, выкопай две могилы — для врага и для себя»

Народная мудрость

ГЛАВА 19

Сумерки спустились, ознаменовывая окончание прошедшего без происшествий перехода, принесшего долгожданную передышку. Корабль мчался весь день на тридцати узлах, навстречу заходящему солнцу, уходя подальше от Сардинии и Корсики, и теперь находился неподалеку от совершенно пустынного побережья острова Менорка. Федоров поднялся с койки, ощущая себя более-менее свежим и отдохнувшим. Он посмотрел на часы — 19.30, всего за несколько минут до захода солнца[44]. Возле Менорки будет безопасно, подумал он. Там нет никаких поселений, в особенности на северном берегу, а сам остров был территорией нейтральной Испании.

Он быстро поел, а затем направился в сторону кормы, ища Быко. Пришло время замедлиться, поэтому он приказал уменьшить ход до пяти узлов и поставить корабль в круг, чтобы Быко мог спустить водолазов и осмотреть корпус и бульб, в котором находилась основная антенна гидроакустического комплекса. Последний все еще работал с перебоями в пассивном режиме, а должен был работать идеально на случай столкновения с британским флотом в районе Гибралтара.

Однако у кормы он встретил Орлова, сидящего с еще несколькими морскими пехотинцами у полуоткрытого люка кубрика морпехов у вертолетного ангара. Похоже, что Орлов как раз рассказал им какой-то сальный анекдот, так как все рассмеялись, но, заметив Федорова, замялись и встали смирно. Орлов небрежно отсалютовал с кривой ухмылкой на лице.

— Товарищ капитан, — сказал он. Остальные вытянулись по стойке смирно, чуть более уважительно, однако Орлов остался сидеть с издевательским выражением на лице.

— Орлов, — обратил на него внимание Федоров. — Я слышал о ваших действиях во время пожара. Адмирала Вольского это порадовало. Надеюсь, вы не сильно пострадали?

— А, это? — Орлов посмотрел на все еще забинтованные руки. — На нет, нормально. Хорошо заживают, да и ожоги не слишком сильные.

— Хорошо… Я хочу, чтобы Ка-40 был подготовлен к вылету. Основная задача — ПЛО. Быко, возможно, придется отключить ГАК, чтобы завершить ремонт, а буксируемая антенна также еще не готова. Это оставляет нам только Ка-40. Оснастить его опускаемой антенной, и сбрасываемыми буями, двумя торпедами, а также средствами самозащиты.

— Так точно, товарищ капитан Федоров, слушаюсь, — Орлов явно насмехался над ним, а остальные всеми силами пытались подавить ухмылки. Федоров задумался о том, что ответить, однако уловил краем глаза какую-то тень в проходе за спиной Орлова. Некто быстро приблизился и схватил Орлова за плечи, рывком поставив на ноги. Остальные морпехи застыли с каменными лицами, полными неподдельного страха. Орлов скривился и обернулся, увидев стальное лицо старшины Кандемира Трояка[45]. Тот отпустил его и произнес низким угрожающим тоном.

- Орлов, перед тобой находится командир корабля, в его присутствии следует вставать и вести себя соответственно! Еще раз увижу, что ты сидишь, я прослежу, чтобы сесть ты еще долго не смог! А теперь извинись немедленно!

Федоров никогда не видел, чтобы Трояк так говорил, и его голоса, в сочетании с непроницаемым лицом и каменным сложением оказалось достаточно, чтобы закрыть вопрос. Шея Орлова покраснела. Он впился с Трояка взглядом, но не решился протестовать в подобной ситуации, выдавив из себя сквозь зубы слова извинения.

— Я прошу прощения, товарищ капитан…

— Что это сейчас было? — Рявкнул Трояк. — Будем считать, что мы этого не слышали!

— Виноват, товарищ капитан, — сказал Орлов четким уставным голосом, в котором звучало явное недовольство.

— Хорошо, — сказал Федоров. — Ка-40 должен быть готов к вылету через тридцать минут. — Он кивнул Трояку и двинулся в сторону поста энергетики и живучести, чтобы проверить Добрынина и убедиться, что реакторы в порядке. И только отойдя подальше, он позволил себе улыбнуться.

* * *

U-73 застыла в спокойных водах у залива Форнеллс на северном побережье острова Менорка. Капитан-лейтенант Розенбаум улыбнулся, с интересом глядя в окуляр перископа на неожиданно появившийся у горизонта силуэт. Может, это тот самый корабль, подумал он? А что же еще это может быть?

Час назад оператором телеграфного аппарата «Funkegefreiten» было принято сообщение из Специи. Они должны были обнаружить быстроходный британский линейный крейсер, предположительно направляющийся в этот район — в последний раз об был обнаружен следующим курсом 245, прямо к Менорке, одному из любимых место Розенбаума. После триумфального потопления «Игла» он получил поздравления и разрешение возвращаться. Однако, дабы отпраздновать свою победу, он направил лодку на север, к старому укрытию пиратов Варварского берега — заливу Форнеллс. Здесь находились лишь несколько хижин рыбаков да развалины старинных башен, с которых когда-то высматривали пиратские корабли. Однако этого пирата не мог заметить никто.

U-73 едва ползла вперед на скорости три километра в час, ее нос был идеально направлен на узкий вход в залив, глубина которого составляла всего 18 морских саженей[46]. В таких водах было находится опасно, но лодка имела осадку всего пять метров и могла войти в залив даже в подводном положении, а затем спокойно опуститься на дно залива глубиной более тридцати метров. Вечером он быстро всплывет на поверхность, отправив людей за свежей водой и, возможно, за рыбой, чтобы немного отпраздновать.

Розенбаум привычно оглянулся напоследок «через плечо», желая удостовериться, что рядом нет никакой опасности. Однако от силуэта огромного корабля, выдвигающегося из-за массы острова Са Мола Исмутус на востоке ему стало не по себе. Он находился в четырех или пяти километрах от них, и имел самый грозный вид из тех кораблей, которые он когда-либо видел. Он был огромен, размером с линейный крейсер, хотя на такой дальности было трудно различить орудийные башни. Он скользил не более чем на пяти узлах, представляя собой идеальную цель! Затем он заметил в воде рядом с кораблем какое-то небольшое судно. Вероятно, они осматривали корпус после полученных повреждений или решили отправить партию на берег.

И что-то в облике этого корабля поразило его, вытащив воспоминания из глубин памяти и одновременно обесцветив взгляд адреналином. Это был, должно быть, тот самый корабль, о котором ему было сообщено в телеграмме, и он оказался в идеальной позиции, чтобы выпустить единственную торпеду из кормового аппарата в цель! Он немедленно приказал убрать перископ и перейти в режим тишины. Всем показалось, что капитан был на грани. Старший помощник Хорст Деккерт пристально следил за ним, отметив взгляд куда-то вдаль и тень ужаса в глазах.

— Что такое, капитан? — Спросил он.

Розенбаум с опаской посмотрел на него.

— Я видел этот корабль раньше, — сказал он тихо, почти шепотом, словно боясь, что корабль его услышит и резко бросится в атаку, как это было тогда.

— Год назад, — добавил он. — В северной Атлантике. Ты помнишь, Декерт?

— Корабль, который вы обнаружили у побережья Исландии, приняв за учебную цель?

— Да! Это он!

— Корабль, уничтоживший U-563 Клауса Баргстена?

Розенбаум ничего не ответил и кивнул молодому вахтенному офицеру Гансу Альтманну, слушавшему их из угла. Он повернулся к нему и отдал приказ:

— Аппарат номер пять товсь! Прогреть торпеду!

— Ja Kapitän, — ответил Альтманн и передал приказ дальше. Для пуска на такую большую дистанцию предпочтительно было использовать «прогретую» торпеду. Лодка была оснащена четырьмя носовыми и одним кормовым — пятым — торпедным аппаратом. В последнем находилась одна из новых торпед G7T3, представлявшая собой улучшенную версию торпеды Т2. Перед пуском она прогревалась до тридцати градусов Цельсия, что обеспечивало лучший режим работы аккумуляторной батареи, и увеличивало дальность до 7 500 метров на испытательных пусках. Если он сможет убедить это чудо техники проработать до четырех или пяти тысяч метров, у него будет хороший шанс попасть в этот корабль. Затем он планировал уйти в бухту и затаится там в подводном положении на час на случай, если где-то рядом с этим кораблем держалась свора эсминцев, которые он пока что не обнаружил.

— Вы намерены произвести пуск с большой дистанции? — Прошептал Деккерт. — Помните, что случилось с Баргстеном. Вы уже получили Рыцарский крест за авианосец, капитан. Он ждет нас на базе, если мы сможем добраться туда в целом виде.

— Не беспокойся, Декерт. У меня есть план, вот увидишь.

Он провел несколько минут, сверяясь с таблицами, дабы рассчитать необходимый угол и глубину хода торпеды, пока та готовилась к пуску. Британский линейный крейсер, размышлял он. Не слишком подробно, да и выглядел он непохожим ни на что, что он когда-либо видел. В его справочнике указывались данные о «Ринауне», иногда действовавшем в этих водах. Этот корабль имел 242 метра в длину и осадку чуть больше 8 метров. Этот корабль имел в длину столько же. Если бы это был обычный крейсер, его длина не превышала бы 190 метров. Возможно, это некий новый корабль? Не важно. Он приказал выставить глубину хода торпеды на 8 метров. Вскоре ему доложили, что аппарат готов к пуску. Он поднял перископ и снова рассчитал угол стрельбы, беря поправки на скорость движения цели и торпеды. Вскоре он нашел огневое решение.

Солнце уже село, но последний мрачный свет все так же выделял резкие обводы темного силуэта корабля. Все, что было нужно, это слегка довернуть лодку, чтобы получить идеальный угол. При работе от батарей лодка была очень тихой, и гидроакустик не слышал никаких признаков того, что противник подозревал о его присутствии. Закончив с расчетами, он сжал зубы и отдал приказ:

— Feuer jetzt!

Свист выходящей торпеды показался ему единственным источником шума на лодке. Он немедленно опустил перископ.

— Вперед две трети, — прошептал он, желая убраться как можно дальше от следа уходящей торпеды. Не было никакой нужды прибегать к использованию Federapparat, который был полезен против конвоев, но совершенно точно не в такой ситуации. Последнее, чего он хотел, так это чтобы какой-нибудь матрос на палубе вражеского корабля заметил след приближающейся торпеды и проследил его взглядом до самого перископа. Так что он решил ослепнуть и направил лодку на аккумуляторных батареях за массу острова Са Мола в залив Форнелсс. Он, словно опасная мурена, укусил врага и тут же рванулся обратно в свою пещеру.

Он посмотрел на гидроакустика, внимательно вслушивающегося в шум торпеды. Тот нахмурился и покачал головой.

— Звучит нехорошо, капитан. Похоже, она всплывает.

Розенбаум сжал кулак от досады. Всплыла на поверхность! Теперь она пройдет слишком высоко, как раз туда, где у большинства кораблей такого класса будет сильная противоторпедная защита. В идеале он бы хотел, чтобы торпеда ударила как раз на выставленной глубине, где корпус будет изгибаться от вертикального борта к днищу, и где не будет броневой защиты. Если бы он выпустил торпеду с магнитным взрывателем, предназначенным для подрыва под корпусом корабля, все было бы еще хуже. По крайней мере, у этой были четыре металлических щупа контактного взрывателя в носу, которые подорвут 273-килограммовую боевую часть при ударе. Она все равно могла нанести серьезный урон, несмотря на то, что шла на меньшей глубине.

Вход в бухту находился чуть более чем в 500 метрах, однако имел целых два километра в длину, а сам залив — всего пять, и глубина его была едва достаточна, чтобы он смог лечь на грунт и затаиться. Им меня не найти, думал он, глядя на хронометр и отсчитывая секунды хода торпеды. Если они не услышат взрыва, это будет означать, что торпеда прошла мимо. Тогда он затаятся и подождут. Англичане будут напрасно искать его, а когда он будет готов, то подкрадется к ним снова и снова вступит в игру.

Медленно уходили секунды…

* * *

Быко стоял на полуюте, глядя, как Ка-40 медленно раскручивает сверкающие бронзой в лучах угасающего солнца лопасти двух винтов и медленно понимается в воздух. Он сам бы человеком крупного телосложения, с «морскими» ногами, крепкими плечами и руками, в одной из которых держал гаечный ключ, ожидая, пока спустят катер. Грубое лицо ожесточилось за многие годы, проведенные в море, а коротко подстриженные волосы почти не скрывали черепа. Кроме того, у шеи их было едва ли не больше, чем на остальной голове.

Его подчиненные находились в воде около двух часов, опускаясь с небольшого катера, застывшего у миделя, и поднимаясь обратно. Основной целью был бульб под носом корабля, в котором находилась антенна гидроакустического комплекса, который, как они установили, не был поврежден. По правому борту корпус кое-где был пробит металлическими осколками, некоторые из которых все еще застряли там. Ремонтники извлекали их, заполняя отверстия быстрозастывающим водостойким герметиком. Небольшие объемы морской воды, поступающие внутрь корпуса, затем были легко откачаны.

Затем они перебрались на левый борт и быстро обнаружили большой осколок, врезавшийся в бульб. Это был, несомненно, та самая причина перебоев в работе ГАК, и после предварительной оценки они вернулись на лодку и направились к корме, чтобы вернуться на корабль и забрать инструменты, в том числе подводные сварочные аппараты и некоторые запасные части. В кормовой части лодки угрюмо сидел морской пехотинец, который по уставу должен был обеспечивать охрану любого спускаемого плавсредства, насколько бы оно не должно было удалиться от корабля.

Андрей Сиянко несколько лет прослужил в 874-м отдельном батальоне морской пехоты и радовался, когда попал в десантный отряд, приданный новому атомному крейсеру «Киров» после его ввода в строй. Пока что он смотрел на запад, наблюдая за тем, как последние лучи солнечного света исчезают за Балеарскими островами. А затем он заметил что-то краем левого глаза и повернулся, чтобы посмотреть. Глаза тут же широко раскрылись от ужаса, когда он увидел длинный тонкий след торпеды, идущей прямо на корабль!

— Торпеда! — Закричал он, инстинктивно вскидывая автомат и прицеливаясь в смертоносную подводную цель. У него не было шансов вывести ее из строя, но он отреагировал рефлекторно.

Так как ГАК «Кирова» был отключен для жизненно-важного ремонта, никто не увидел торпеду. Один морской пехотинец с автоматом стали единственным ответом корабля на торпедную атаку. Он открыл огонь в том числе в целях самозащиты, так как торпеда поднялась к самой поверхности воды и неслась прямо на катер. Сиянко так и не смог узнать, каким был результат его рефлекторогого действия.

ГЛАВА 20

Торпеда ударила прямо в катер и взорвалась, буквально разорвав его на мелкие обломки. Возможно, выпущенная Сиянко очередь как-то помогла, но не спасла ни его самого, и не избавила «Киров» от сильного близкого взрыва.

Карпов только что заступил на свою вахту на главном командном посту, сменив отправившегося отдыхать Федорова. Он проследил на экране «Ротана» за взлетом последнего Ка-40, радуясь, что теперь у них была защита от подводных лодок. Но едва эта мысль пришла ему в голову, как раздался мощный взрыв, и он ощутил, как корабль содрогнулся. Единственным предположением в этот безумный момент было то, что они подорвались на невидимой подводной мине.

Он выбежал на крыло мостика, глядя в сторону кормы, у которой поднялся над кораблем огромный столб воды. Катер был разорван в клочья, обломки засыпали палубу «Кирова». Затем он увидел это. Тонкий след торпеды, медленно рассеивающийся в воде.

Сердце бешено заколотилось. Он ворвался обратно на ГКП с широко раскрытыми глазами и крича во весь голос.

— Торпеда! Подлодка по левой раковине! Тарасов, слышали что-либо? ГАК в активный режим!

— Так точно! — «Бип!» сонара раздалось секунду спустя. Пассивные систем обнаружения были отключены для ремонта, однако они имели возможность выдавать в воду высокочастотные импульсы, вслушиваясь в их отражение.

— Самсонов, «Шквал» к пуску! Обеспечить огневое решение немедленно!

Но решения не было. Тарасов внимательно вслушивался, и хотя он был одним из лучших гидроакустиков флота, он не мог обнаружить ничего под темными водами.

— Мы слишком близко к острову, — сказал он. — Слишком сильное переотражение сигналов от берега. Нужно уйти дальше в море, товарищ капитан.

Карпов лихорадочно соображал, пытаясь поймать невидимого врага. Он отметил направление торпедного следа и немедленно решил дать залп реактивным бомбометам по району, из которого тот должен был исходить. Подлодка находилась где-то между кораблем и островом, в нескольких сотнях метров от следа и явно пыталась уйти. Он присмотрелся к узкому проливу с одной стороны, хотя плохо видел в темноте. Но он был явно слишком узок, и от отбросил этот вариант. Лодка явно погрузится глубже и попытается выйти дальше в море как можно тише.

— «Удав» к стрельбе! Стрельба дугой по району острова, дистанция три километра. Огонь!

Самсонов перевел систему на ручное управление, так как не получал целеуказания от Тарасова, и быстро выпустил два залпа РБУ «Удав-2», в общей сложности десять снарядов широкой дугой по левому борту корабля. Бомбы яростно взорвались, подняв в отдалении бурную завесу морской воды. Если там действительно находилась подводная лодка, он точно была потрясена внезапной яростью этой атаки. «Киров» выстрелил в ответ, однако не видя врага. Это был первый случай, когда они вели огонь, не имея возможности точно нацелить оружие на противника и без реальной уверенности уничтожить его либо нанести повреждения. Даже отчаянная попытка Сиянко была более целенаправленным действием. Это была не более чем стрельба наугад в попытке запугать врага и выиграть достаточно времени, чтобы Карпов смог лучше оценить ситуацию и взять контроль над ней в свои руки.

Карпов считал необходимым вернуть кораблю ход немедленно, однако не знал, насколько тяжелы были полученные повреждения. Набрав скорость, он мог усилить возможное затопление. Он рискнул дать десять узлов, ощущая себя скобленным и беспомощным на меньшем ходу. Он видел, что катер был полностью уничтожен, однако они все еще могли подобрать любых возможных выживших, как только найдут и уничтожат зловещего врага. Не двигаясь с места, они все могут оказаться в воде.

Раздался звонок интеркома.

— Говорит Быко, доклад по повреждениям.

Карпов снял трубку, и услышал именно то, на что надеялся. Торпеда уничтожила спущенный катер, находившийся в пяти метрах от борта корабля. Взрыва оказалось достаточно, чтобы сотрясти корабль и забросить на корпус обломки катера, но изучение уроков атаки террористов на американский эсминец «Коул» в Адене не прошло даром. «Киров» был усилен в средней части корпуса 100-мм противоторпедным поясом. Его оказалось достаточно, чтобы обеспечить целостность корпуса. Группы Быко доложили о нескольких вмятинах, но затопления не было. Именно это и надеялся услышать Карпов. Теперь к кораблю вернулась скорость и маневренность. Он приказал дать полный вперед и резко уйти вправо в открытое море. В этот момент на ГКП влетел Федоров, тяжело дыша после долгого забега.

— Капитан на мостике!

— Вольно! — Быстро ответил Федоров. Карпов быстро ввел его в курс дела.

— Как это могло случиться? — Спросил Федоров. — Я полагал, что мы подняли Ка-40.

— Так точно, — ответил Карпов. — Лодка находилась очень близко[47]. Я дал залп РБУ, чтобы заставить их затаиться и не дать им поднять головы. Они ведь не могут запускать торпеды с большой глубины?

- Не на этом этапе войны. Они должны находиться на поверхности либо на перископной глубине, чтобы стрелять с каким-то шансом на попадание.

— Хорошо, — Карпов потер руки, ощущая боевой задор. — Теперь, набрав ход, мы не станем целью снова. Насколько быстр этот черт?

— Медленная. Не более пяти узлов на аккумуляторах, как должна идти сейчас. Это дизель-электрическая лодка, капитан. Где она по вашей оценке?

— Есть карта?

Федоров повернулся к своему старому посту штурмана и жестом указал Товарищу[48] вывести цифровую карту Балеарских островов.

— Это Менорка, — указал он. — Мы находимся здесь, у длинного залива.

- Может ли она быть там?

— Сомневаюсь, — сказал Федоров. — Размеры бухты обманчивы, а вход очень узок. По моим данным глубина достаточна, чтобы лодка могла оставаться там в подводном положении, но на полпути в бухту она легко может сесть на мель.

— Тогда я подозреваю, что она находится где-то здесь, — Карпов указал на побережье восточнее. — Он не побежит на запад, так как быстро упрется в длинный мыс. Нет, урод пойдет на восток, вдоль берега, и будет пытаться обойти перешеек к востоку от бухты. Я прикажу Николину отправить Ка-40 к берегу, и скоро мы узнаем, так это или нет. А тем временем, я намерен показать ему корму и дать тридцать узлов. Какова дальность его торпед?

— 5 000 метров в лучшем случае.

— Они имеют системы самонаведения?

— Нет, они просто следуют заданным курсом, однако могут оснащаться устройствами рыскания, но я не думаю, что их использование будет уместно в данной ситуации.

— Хорошо. Мы выйдем за пределы его досягаемости через несколько минут. Затем обнаружим его при помощи вертолета и дадим сдачи. Если их капитан сможет выжить в следующий час, он проклянет тот момент, когда увидел нас, я вас уверяю.

Карпов тяжело вздохнул, снял шапку и вытер пот со лба. Он ненавидел подводные лодки — именно ненавидел, но теперь, когда «Киров» благополучно ушел от угрозы на большой скорости, враг уже не казался особенно опасным. Это была медлительная лодка с устаревшим вооружением, которое не могло преследовать его. У него не было сомнений в том, что он легко справиться с ней.

— Пять узлов? — Сказал он. — Да, не быстро. По сравнению с учениями, на которых условным противником были быстрые американские ударные лодки, это не будет проблемой[49].

Несколькими минутами спустя Ка-40 сбросил три буя треугольником к востоку от небольшого прохода, идеальным образом для того, чтобы перекрыть путь вдоль берега. Один из них работал в активном режиме, определяя цель, второй должен был определить пеленг цели, а третий — дистанцию. Вертолет также мог использовать опускаемую в воду антенну гидролокатора, чтобы уточнить данные.

Они ждали, пока Ка-40 вел поиски подлодки, передавая данные прямо на пост Тарасова. Время шло, но никаких признаков подводной лодки обнаружено не было. Карпов зашагал туда-сюда, громко стуча ботинками по палубе.

— Разрешите выполнить маневр? — Спросил он Федорова. Тот утвердительно кивнул.

— Ход две трети, тридцать вправо, курс ноль шестьдесят пять.

— Есть тридцать влево, есть курс ноль шестьдесят пять, есть скорость двадцать.

Карпов развернул корабль на восток, следуя курсом, параллельным тому, которым, как он ожидал, следовала подлодка. Однако время шло, а Ка-40 все еще не обнаружил ее, что заставило их думать о том, что они столкнулись с очень хитрым подводником.

— Ну, где же ты, мать твою, — бормотал он сам себе.

Федоров все еще оставался с Товарищем на своем старом посту штурмана, изучая данные. Он понимал, что на завершение ремонта ГАК требовалось совсем немного времени. Затем они могли просто уйти на полном ходу. У подлодки, если это была немецкая подлодка времен Второй Мировой, не было бы никакой возможности догнать их. С этой мыслью он подошел к Карпову.

— Капитан, мы вне зоны ее досягаемости и можем легко обогнать эту лодку. Я предлагаю использовать это время для завершения ремонта. Верните корабль на курс на запад и поставьте Ка-40 между нами и островом. Обойдем этот мыс и встанем в открытом море, чтобы завершить ремонт. Ка-40 сможет прикрывать нас всю ночь, если будет нужно.

— Потеряли урода, — указал Карпов в сторону моря с явным разочарованием.

— Это не имеет значения. Она слишком медлительна, чтобы создать угрозу. Восстановить полную работоспособность ГАК сейчас гораздо важнее.

Карпов сжал зубы, но затем смягчился.

— Хорошо, — согласился он. — Судя по всему, он где-то там, затаился на дне у берега. Трудно будет найти его в этой мешанине камней. Но если он хотя бы дернется, вертолет окажется прямо над ним сей же час.

Карпов был зол от того, что их обвели вокруг пальца. Если бы корабль был в Атлантическом океане, подумал он, они бы нас даже не поцарапали. Ничто не смогло бы приблизиться и на пятьдесят миль, чтобы создать какую-то угрозу. Но здесь, в этих ограниченных водах, они вступали в один бой за другим, получали повреждения радаров, сонара, корпуса, потеряли Ка-40, людей убитыми и ранеными, в том числе адмирала. Это было непростительно.

— Мы потеряли людей при взрыве катера, — сказал Федоров. — Прикажу спустить еще один, чтобы проверить, нет ли выживших. Я уведомил Быко о нашем решении и приказал ему задействовать больше людей, но все равно потребуется время. В подобной ситуации расход авиационного топлива будет оправдан. Мы должны его использовать.

Они развернули корабль, и Федоров приказал спустить еще один катер для поиска выживших. Спустя час они подобрали всего одного члена экипажа, дрейфовавшего в море на деревянном обломке. Два водолаза, рулевой катера и морпех Сиянко пропали без вести. В целом, потери были невелики, но все же составили уже семь человек, и Федоров задумался о том, сколько еще погибнут в предстоящие дни.

Он провел некоторое время с Товарищем у поста штурмана, копаясь в своих материалах и ища сведения о действиях немецких подводных лодок. Что это была за лодка? Итальянская? Определенно не британская. Большинство итальянский подлодок находились в сицилийском проливе, противодействуя британским силам. Они базировались в Кальяри, Палермо и других базах на юге Италии. Немцы действовали из Специи, и он пытался понять, что это могла быть за лодка.

U-205 вышла в поход для действий против британцев, но была вынуждена вернуться в Полу на побережье Адриатического моря вместо Специи. U-83 ушла далеко на восток в район Александрии, а U-331 только что покинула Специю и находилась к северу от Корсики. Если только эта лодка не вышла в море раньше, чем должна была, противником была U-73 Хельмута Розенбаума, та самая, что потопила авианосец «Игл» два дня назад. Он проверил записи, отметив, что она все еще должна была находится южнее, действуя против британского конвоя, однако мог ли он еще полагаться на эти сведения? Преждевременный выход в море кораблей итальянской 7-й крейсерской дивизии и неожиданная вылазка двух линкоров подорвали его веру в свое знание истории. Было ясно, что неожиданное появление «Кирова» в этих водах изрядно взбаламутило воду. Кораблям ставились задачи, которых они не получали в той истории, которую он знал. Происходили бои, которых не должно было случиться.

Что, если U-73 ушла на север раньше, что это должно было случиться? Он отметил, что возвращаясь в Специю, она должна была пройти как раз мимо Менорки. Внезапное любопытство заставило его снова взглянуть на навигационную карту, и взгляд с подозрением задержался на длинном узком входе в бухту Форнеллс. Идя на аккумуляторах, лодка была очень тихой, но три гидроакустических буя и вертолет с опускаемой антенной должны были засечь ее, если бы она затаилась у береговой линии, как полагал Карпов. А что если, подумал он…

* * *

В ту ночь с U-73 также выбрались двое водолазов — двое опытных пловцов, которые должны были разведать обстановку на берегу. Он узнал о таком трюке от другого капитана подводной лодки, который сделал так у побережья Норвегии — скрылся с лодкой во фьорде, а затем отправил людей на берег, чтобы оценить обстановку и следить за вражескими эсминцами. Когда станет ясно, что все чисто, они снова тайно вернутся на лодку.

Добравшись до восточного берега бухты, они поднялись на холм высотой в несколько сотен метров и расположились на его каменистой вершине, осматривая море на севере. Матрос Генрих Вальдманн вглядывался в бинокль, но не видел ничего в безлунную ночь. Затем внезапно в отдалении мигнул какой-то огонек, а затем раздался странный рокот.

Тогда он этого не знал, но это был вертолет Ка-40, облетавший позицию «Кирова», словно бдительный сторожевой пес. Как бы то ни было, он рассудил, что определил позицию вражеского корабля и направился вместе с помощником вниз по скалистому склону, чтобы вернуться на подлодку и доложить. Некоторое время спустя Розенбаум получил доклад, и у него похолодело внутри от мысли, что этот крейсер все еще был у него в руках.

— Видели признаки пожара или дым?

— Никак нет. Только какой-то странный гул, как от самолета. Еще видели ходовые огни.

Однако он ясно слышал взрыв и знал, что торпеда поразила цель. Но, видимо, ущерб оказался не настолько серьезным, как он надеялся. По крайней мере, мы его ранили, подумал он. Он должен будет остаться у берега, чтобы спустить водолазов и оценить полученные повреждения. Значит, будет возможность всплыть и дохнуть свежего воздуха. Затем мы сможем выскользнуть из бухты и снова подкрасться к нему. Вероятно, они думают, что я ушел и теперь хочу лишь убраться подальше. Но они ошибаются. Я намерен потопить этот корабль, за Клауса, за U-73, и за свою счастливую «семерку».

ГЛАВА 21

Незадолго до рассвета 13 августа 1942 года «Киров» все еще дрейфовал у северного побережья острова Менорка. Ремонт гидроакустического комплекса и проверка корпуса заняли еще шесть часов. Ка-40 обладал хорошей выносливостью, и мог продержаться все это время в воздухе. Хотя Федоров сожалел о потере авиационного топлива, он понимал необходимость и сам внимательно следил за возможными признаками присутствия вражеской подводной лодки, однако ничего не видел. Тем временем, Быко доложил о полном вводе в строй кормовой буксируемой антенный ГАК, и заверил его, что основная антенна в бульбе будет готова к полудню.

Направляясь обратно на ГКП, он задержался в лазарете, чтобы проверить адмирала Вольского. Золкин тоже был там, они просто разговаривали, как старые друзья. На подставке у койки адмирала стояла тарелка горячего супа.

— Федоров! — Улыбнулся Вольский. — Я надеялся, что вы зайдете. Что на этот раз? Подорвались на мине?

— Никак нет, товарищ адмирал. Нас пыталась атаковать немецкая подводная лодка.

— Немецкая подлодка? Похоже, вы хорошо в этом уверены.

— Я полагаю, что знаю даже, какая именно. И где она может скрываться сейчас.

— Узнали по своим книгам?

— Не только, товарищ адмирал. Однако я сделал достаточно обоснованное предположение. Мы выставили буи в районе, куда она могла направится по оценке Карпова, но ничего не обнаружили. Так что остается единственный вариант.

— Вы сказали об этом ему? Карпов очень напрягается, когда дело касается подлодок.

— Я полагаю, что капитан сейчас отдыхает. Вахту на ГКП несет Роденко, я направляюсь туда. Я хотел проверить ваше самочувствие, товарищ адмирал, а также доложить. Добрынин доложил мне, что реакторы стабильны, так что корабль также стабилен.

— Что вы хотите этим сказать?

— Товарищ адмирал, каждый раз, как мы перемещались — я имею в виду во времени — в активной зоне наблюдался странный нейтронный поток. Я полагаю, что это случалось несколько раз после того, как мы исчезли после ядерного взрыва. Я нашел странные упоминания об охоте Союзников на, предположительно, немецкий крейсер типа «Хиппер», несколько раз замеченный на курсе, которым мы двигались к Галифаксу.

— Верно, — сказал Вольский. — Я помню, вы говорили об этом. Все еще пытаетесь разобраться?

— Я думал о том, что это может случиться снова, товарищ адмирал. И, очевидно, случилось, почему же еще мы оказались здесь, посреди войны?

— Может, тогда скажем Добрынину немного побаловаться с реактором? — Подал голос Золкин.

— Что вы имеете в виду?

— Скажите ему подергать ручки или что он там обычно делает, и, быть может, мы опять переместимся. Тогда у нас не будет вопроса с прорывом через Гибралтар, а англичане смогут расслабиться и дальше драться с немцами и итальянцами, отцепившись от нас, несчастных русских.

Вольский рассмеялся, однако в его глазах что-то появилось.

— Доктор дело говорит. Поставьте Добрынину задачу проложить курс на Североморск 2021 года. Тогда мы просто сойдем на берег и забудем об этом кошмаре.

Федоров улыбнулся, продолжая что-то обдумывать.

— Я подумал вот о чем, — сказал он. — Возможно, это просто совпадение, но прошло ровно двенадцать дней с момента катастрофы на «Орле», прежде, чем мы снова оказались в этом зеленом море. С 28 июля по 8 августа включительно. Затем мы снова исчезли и провели еще двенадцать дней в том пустынном мире — после чего снова переместились 20 августа.

— Вы полагаете, что-то вызывает наши перемещения каждые двенадцать дней?

— Я думал об этом. Возможно, это просто совпадение. Но, если уж на то пошло, мы так и не выяснили, что вызвало наши первые смещения во времени.

— Я полагал, что это были ядерные взрывы, — сказал Золкин.

— Мы все так полагали, — согласился Федоров.

— Тогда, если никто не попытается запереть нас всех здесь, а ядерные БЧ останутся в погребах, а не на ракетах, все будет хорошо, — мрачно сказал Золкин. — Мы просто будет плыть по Средиземному морю, пока не убежим от тех, кто пытается стрелять в нас. Или у нас не останется ракет, чтобы стрелять в ответ.

— Не слишком заманчивая перспектива, — сказал Вольский. — Я бы предпочел найти пустынный остров в южной части Тихого океана, но для начала нам нужно добраться туда живыми и целыми. Чем дольше мы задерживаемся здесь, тем больше у нас остается возможностей наткнуться на вражеские самолеты, линкоры и подводные лодки. И что-то подсказывает мне, что у нас будет скорее больше, чем меньше проблем, когда мы снова выйдем в Атлантику.

— Я вот тут подумал, — сказал Золкин. — Не считая этой подлодки, эти воды безопасны, не так ли? Испания ведь сохраняла нейтралитет? А эти острова принадлежат Испании. Мы могли бы бросить якорь здесь, в нейтральных водах и подождать неделю, чтобы проверить новую теорию Федорова. Быть может, на двенадцатый день мы снова переместимся, и нам не придется никого убивать, и никто не будет пытаться убить нас. — Он сложил руки с довольным выражением на лице.

Федоров улыбнулся, но его мысли вернулись к текущим проблемам.

— Товарищ адмирал… Ка-40 в воздухе и может обнаружить лодку, но ремонт будет завершен к полудню. К сожалению, в инциденте погибло четверо.

Он рассказал Вольскому о том, что случилось, им о том, как корабль не получил прямого удара торпеды только потому, что на ее пути ненароком оказался катер с водолазами, принявший удар на себя.

— Все могло быть намного хуже, — сказал Золкин.

— Значительно хуже, доктор, — согласился Вольский. — Торпеда могла нанести серьезный урон и вызвать затопление. Нам очень повезло.

— Иногда судьба подкидывает такие финты, — сказал Золкин. — Торпеда могла бы попасть в нас. Кто знает, сколько бы погибло при этом? Вместо этого погибли те четверо, и нам остается утешаться только этим. Было бы намного лучше, если бы мы вообще не плавали туда-сюда на металлических машинах и не стреляли друг в друга, но пока люди этого не поняли, я полагаю, что жизнь лучше смерти, даже если это означает, что вы не выиграете себе еще один день и не отомстите врагу.

Федоров кивнул. Затем повернулся к Вольскому и спросил:

— Мне следует уничтожить подлодку, товарищ адмирал?

Адмирал посмотрел на него из-под тяжелых бровей, а затем проглотил еще одну ложку супа. Он понимал, что молодой капитан простит его взять на себя бремя еще одного возможного убийства, чтобы не нажимать на спуск самому.

— В настоящее время вы исполняете обязанности командира корабля, Федоров. Решение за вами. Действуйте по усмотрению. Единственное, как только вы закончите с подлодкой тем или иным образом, будет разумно подобрать буи. Не оставляйте ничего, что может быть найдено и породить вопросы.

— Так точно… Как скоро вы поправитесь, товарищ адмирал?

— Это вопрос к Золкину, — сказал адмирал, кивнув головой в сторону своего друга.

— Вопрос к Золкину, вопрос к Золкину… Все всегда спрашивают у врача совета. Что же, я полагаю, что адмирал прекрасно идет на поправку и должен вскоре встать на ноги. Федоров, разберитесь с подлодкой, но не подпускайте ее слишком близко. Адмирал плохо спит из-за близких взрывов.

— Не беспокойтесь обо мне, Федоров, — сказал Вольский. — Все будет хорошо.

* * *

Федоров вышел из лазарета, ободренный мыслью о том, что вскоре адмирал поправиться и сможет принять командование на себя. Он направился на ГКП, размышляя о том, что делать с подлодкой. Они потеряли четверых. Он знал, что лодка оставалась поблизости, и, вероятно, планировала атаковать снова, если они задержатся здесь. Тем не менее, он решил, что знает, что делать. Несколькими минутами спустя он прибыл на ГКП, принял вахту и отправил отдыхать Роденко.

Карпов ушел на отдых несколькими часами ранее, еще до рассвета. Теперь он был готов заняться подлодкой. Ка-40 все еще находился в воздухе, однако топлива у него оставалось мало. Тем не менее, он решил проверить свою догадку и осмотреть залив Форнеллс, приказав Николину направить вертолет туда и задействовать инфракрасные системы. Как только данные начали поступить на корабль, они обнаружили похожий на нож корпус подлодки совсем рядом с устьем залива. Пытается прокрасться в этот самый момент, подумал он!

Вернувшись к посту штурмана, он снова взял материалы по U-73 и еще раз просмотрел их, ища информацию о капитане лодки Хельмуте Розенбауме, последнем на данный момент кавалере Рыцарского Креста, полученного за потопление «Игла». Итак, вот ты какой. Он посмотрел на первую фотографию Розенбаума, улыбающегося из-под капитанской фуражки — простого молодого человека. Еще одна фотография изображала его вернувшимся в Специю из боевого похода, небритого и с ярко блестящими от гордости глазами. Он прочитал пометку о его дальнейшей судьбе:

«Оставил командование U-73 в октябре 1942 и стал командующим 30-й флотилии подводных лодок, действующей на Черном море. Погиб в авиакатастрофе 10 мая 1944 года».

Федоров смотрел на фотографию, ощущая нечто жуткое от того факта, что знал его будущее. Это было пьянящее чувство, почти ощущение себя богом. Никто не должен испытывать такого, проумал он.

— Ка-40 докладывает о готовности уничтожить цель, — сказал Николин, глядя на Федорова.

Федоров отринул свои мысли и моргнул. Он мог приказать уничтожить лодку в одно мгновение и в одно мгновение убить всех, находящихся на ее борту. И в этом случае фотография, на которую я смотрю сейчас, подумал он, никогда не будет сделана!

Что-то внутри него противилось. Это был уже не холодный расчет войны и не вопрос выживания. «Киров» был далеко от берега и в безопасности от любой угрозы, которую могла представить собой эта подлодка. Как только вертолет вернется, они направятся за запад, и даже если дадут всего двадцать узлов, Розенбаум никогда в жизни их не догонит. Он снова посмотрел на фотографию, на гордые глаза этого человека, и принял решение. Розенбаум погиб в авиакатастрофе 10 мая 1944. Ему оставались последние годы жизни, и Федоров решил не лишать его их.

Он вспомнил слова доктора Золкина, сказанные всего несколько минут назад и понял, что тот был прав. «…жизнь лучше смерти, даже если это означает, что вы не выиграете себе еще один день и не отомстите врагу».

— Николин, — сказал он. — Ка-40 немедленно вернуться на корабль, предварительно подобрав все ранее сброшенные буи. Ничего не оставлять в воде, это ясно?

Николин удивленно поднял брови.

— Так точно, — ответил он и переда приказы.

Когда через час на ГКП вернулся Карпов, «Киров» уже направился на запад, оставив позади побережье Менорки, и направился в пролив между ней и самым большим островом Балеарского архипелага Майоркой. Корабль следовал курсом 270, намереваясь обойти остров с севера, а затем направиться через пролив на запад. Дальше будет лишь открытое море и возможность остаться далеко от берега и любых посторонних глаз. Они проследуют на юг, в Алборанское море — горлышко бутылки, которое оканчивалось пробкой — Гибралтаром.

Федоров ввел Карпова в курс дел и изготовился покинуть мостик.

— Вахту сдал.

— Так точно. Вахту принял.

Оставшись в одиночестве, Карпов подошел к Тарасову, также сдававшему вахту Величко.

— Есть какие-либо признаки этого гада?

— Мы обнаружили его в устье залива чуть более часа назад. Ка-40 находился прямо над ним, но товарищ капитан приказал не атаковать и вернуться на корабль.

На лице Карпова отразилось неподдельное удивление. Он собрался что-то сказать, но затем взял себя в руки. Федоров взял чертову подлодку в прицел, но эта чертова штука уцелела! И он ни словом ни обмолвился об этом, когда я пришел, чтобы сменить его! В голове метнулась шальная мысль дозаправить вертолет и отправить его обратно, чтобы отомстить за подлое нападение на корабль и гибель членов экипажа, но затем слово взял другой внутренний голос. «Ища мести, выкопай две могилы — два врага и для себя». Его упорство в исправлении одних проблем неизбежно порождало новые. И он согласился с решением Федорова.

— Хорошо, — сказал он, наконец, похлопав Тарасова по плечу. — Отдохните. Ваши уши будут нам очень нужны при прорыве к Гибралтару.

Затем повернулся к рулевому и скомандовал:

— Курс два семь ноль.

* * *

U-73 тихо прошла через узкое устье залива и вышла мимо скалистых берегов в открытое море. Розенбаум немедленно поднял перископ, дабы проверить, оставался ли враг все еще рядом. Он не видел корабля, но видел странный летательный аппарат, направляющийся на северо-запад, мигая навигационным огнями.

Он ощутил странное чувство и непроизвольно содрогнулся, глядя, как аппарат исчезает в седом рассветном небе. Смерть занесла свою руку над его головой, но отвела ее. Он ощущал себя живым, ощущал яркость момента, смысл жизни, глядя на горизонт. Вокруг было пусто, и лишь первые золотые лучи восходящего солнца играли на гребне мыса Кабальерия на северо-западе. Он понимал, что ему не догнать британский корабль, и что-то подсказывало, что не стоит даже и пытаться. Так что он спокойно вывел лодку в открытое море, а затем направился на северо-восток в Специю. Он так и не набрал свою «семерку» в этом походе, и был вынужден отменить атаку, призванную отомстить за гибель U-563 и Клауса Баргстена. Ну уж как есть, подумал он.

Он улыбнулся, убрал перископ и подумал о доме. Этот поход закончился. Он вернется в Специю, получит орден, а затем отправится на новое место службы — на Черное море, чтобы принять командование флотилией из шести лодок типа II!

Жизнь удалась.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ИДЕАЛЬНЫЕ ПЛАНЫ

«Неверен здесь ничей расчет:

Спокойно ждем

Мы счастья, а судьба несет

Невзгоду в дом»

Роберт Бёрнс

«Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить»

Федор Достоевский, «Записки из подполья»

ГЛАВА 22

Сообщение поступило Сифрету во время короткой передышки в середине очень напряженного дня — 12 августа. Оно поступило прямо из Адмиралтейства, и было помечено грифом наивысшего приоритета, что означало, что он должен был немедленно ознакомиться и приступить к исполнению новых приказов. В это время у него было больше проблем, чем ему бы хотелось, так как итальянцы и немцы бросили на него все силы. В 08.00 последовала относительно слабая атака, которая была легко отбита бешеным зенитным огнем, который были способны выдать его корабли. В полдень, однако, последовал более серьезный налет силами около семидесяти самолетов. Все было ровно так, как указывала разведка после перехвата и дешифровки приказов, поступивших в итальянское 77-е авиакрыло, базирующееся в Эльмасе на Сарднии. Кроме того, среди перехваченных сведений были странные обрывки информации о неком столкновении севернее, у пролива Бонифачо. Что именно это было? Единственным светлым моментом ситуации было то, что итальянские надводные подразделения, реевшие в Тирренском море, словно стая черных ворон, внезапно ушли на север, и сейчас находились далеко от намеченного маршрута конвоя.

Было совершенно ясно, что вся операция привлекла к себе самое непосредственное внимание противника. Высказывались в том числе мнения, что немцы полагали возможной прямую угрозу высадки десанта в Бенгази, Триполи или даже на Крите, что побудило их привести все имеющиеся воздушные и наземные силы в этих районах в боевую готовность и направить им подкрепления.

Господи, подумал он, как будто мне мало хлопот с попытками защитить четырнадцать грузовых судов, везущих припасы на Мальту. Чего мне явно не хватает, так это десанта в тыл Роммелю. Он знал, что такие планы существуют, но на данный момент исключительно в теории. Так что он решил просмотреть новые приказы и понять, что случилось настолько срочного.

«СРОЧНО, СЕКРЕТНО. ВЫВЕСТИ СОЕДИНЕНИЕ «Z» ИЗ ОПЕРАЦИИ ПРИ ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ И СЛЕДОВАТЬ К ГИБРАЛТАРУ НА МАКСИМАЛЬНО ВОЗМОЖНОЙ СКОРОСТИ. ПОВТОРЯЮ, ВОЗВРАТ НЕМЕДЛЕННО».

Он нахмурился, отметив, как гармонично «при первой возможности» сочеталось с требованием вывести соединение «немедленно». Немцы и итальянцы делали все, чтобы помешать его продвижению налетами высотных и пикирующих бомбардировщиков, маловысотных торпедоносцев, атаками подводных лодок, минными полями, и даже какими-то новыми «воздушными торпедами», сбрасываемыми с самолетов, нарезавших круги вокруг конвоя в поисках целей. Итальянцы называли их «мотобомбас». Он слышал даже, что они собрали гидросамолет, начиненный взрывчаткой, и планировали направить его на радиоуправлении в один из его авианосцев. К счастью, он потерял управление, и благополучно перелетев через Средиземное море, рухнул в пустыне, оставив огромную воронку, не причинив, однако, никакого вреда. Итальянцы, подумал он, покачав головой.

Теперь адмиралтейство просто приказывало ему отвести ядро прикрытия и бежать домой в Гибралтар. Зачем? Он знал, что им в любом случае придется вернуться, так как они были уже близко к банке Скерки, где фарватер сужался настолько, что проводить его линкоры было бы неразумно в нынешних обстоятельствах. Было изначально запланировано, что Соединение «Z» повернет обратно в этот момент. Вопрос состоял лишь в том, как долго оно останется с конвоем прежде, чем передаст его адмиралу Берроу и крейсерам и эсминцами его Соединения «Х».

Он знал, что для транспортов худшее еще было впереди. Он заберет авианосцы, «Родни» и «Нельсон», и у них останется только Берроу.

— С «Родни» докладывают о проблеме с рулем, сэр, — доложил вахтенный. Сифрет знал, что на этот корабле в последний месяц появились проблемы, и он был способен развить не более пятнадцати узлов. Если Адмиралтейство требовало отправить их домой, у него не оставалось выбора. Нужно было разворачиваться прямо сейчас.

— Хорошо, — ответил он с тяжелым сердцем и отдал приказ: — Пожелайте адмиралу Берроу доброго пути и немедленно повернуть в Гибралтар. — Он посмотрел на часы. 16.00, за три часа до того, как он должен был сделать это.

В результате в следующие три часа авианосец «Индомитейбл» не получил три критических бомбовых попадания во время полномасштабного и хорошо организованного налета немецких «Юнкерсов-87» и «88», а также итальянских торпедоносцев «Z-1007». «Родни» также избежал трех близких промахов и тарана сбитого итальянского самолета, который должен был врезаться ему в нос. Приказ Адмиралтейства изменил ход истории — «Киров» изменил ход истории своим появлением, став причиной этого срочного приказа.

Корабли Сифрета шли на запад, навстречу заходящему солнцу, пока на «Кирове» спускали в воду водолазов к северу от острова Менорка. В то время, как U-73 произвела атаку, заставив Карпова вспенить море глубинными бомбами и поднять Ка-40, Сифрет получал плохие новости и маялся сомнениями. Корабли Берроу подверглись мощной атаке, крейсера «Нигерия» и «Каир» получили попадания торпедами, как и корабль, который они всеми силами надеялись защитить — американский танкер «Огайо». Он порывался разделить свои силы и направить «Родни» домой, чтобы удовлетворить Адмиралтейство, а «Нельсона» направить обратно на восток, чтобы прикрыть отход Соединения «Х». Тем не менее, поступили дальнейшие указания, четко разъясняющие ему варианты действий. Он должен был вернуться к Гибралтару максимально быстро со всеми силами, которые имел в своем распоряжении. Но всеже он ощущал себя обязанным отделить некоторые из кораблей сопровождения для помощи Соединению «Х», так что приказал дать сигнал семафором крейсеру «Харибда» и эсминцам «Эскимос» и «Сомалиец» отделиться и поддержать их. Это принесло мало пользы.

В следующие двадцать четыре часа были торпедированы еще два британских крейсера — «Кения» и «Манчестер», и четырнадцать кораблей конвоя утратили всякую защиту. Только пять их них смогли выдержать это жуткое испытание огнем и достичь Мальты. «Огайо» был спасен отчаянными усилиями экипажа, направлявшего огонь зениток, глядя, как корабль зарывается в воду едва ли не до палубы. Два британских эсминца встали по обоим его бортам, буквально таща танкер на себе.

Пять кораблей… Всего пять кораблей смогли прорваться, но этого было достаточно, чтобы спасти гарнизон и населения Мальты от голода, а жизненно важное топлива удалось откачать с «Огайо» в последний момент, прежде, чем изувеченный корабль затонул прямо у причала. Больше он никогда не увидит моря.

Пока избитые корабли британского флота направились обратно к Гибралтару, Соединение «Z» уже бодро шло домой в составе двух огромных линкоров, авианосцев «Индомитейбл» и «Викториес», двух легких крейсеров и двенадцати эсминцев. Авианосец «Фьюриос» и еще пять эсминцев прикрывали тылы. Их изможденные экипажи получили короткую передышку.

К своему огромному удивлению, адмирал Сифрет вскоре узнал о том, что они должны быть готовы к отражению попытки атаковать сам Гибралтар! Он должен был немедленно закрыть пролив для всех судов.

Что могло настолько поставить Адмиралтейство на уши, думал он? Он не был одним из немногих избранных, знавших детали случившегося в прошлом году. Да, по флоту ходили слухи о столкновении с новейшим немецким рейдером, «чудо-оружии» и жуткой гибели американской оперативной группы. Да, он собственными глазами видел поврежденные «Принц Уэльский» и «Король Георг V», когда те вернулись в Скапа-Флоу, и знал, что заслуженный линейный крейсер «Рипалс» не вернулся. Но это случилось год назад, и вражеский корабль был потоплен — по крайней мере, так гласило официальное заявление. Он ничего не знал о продолжающемся разбирательстве в Адмиралтействе и не знал кода «Джеронимо», запустившего нынешние события.

Так в чем же было дело? Была ли форсирована подготовка к операции «Факел»? Это было единственное, что имело для него какой-то смысл, так что он немедленно начал составлять планы по дозаправке своих кораблей, чтобы эсминцы могли немедленно установить дежурство в Гибралтарском проливе, когда они доберутся туда. И, возможно, стоило пригласить адмирала Фрэзера с «Родни» на разговор. Быть может, тот мог что-то знать.

* * *

В то же самое время, как Сифрет с неохотой отдал приказ развернуться, адмирал Тови уже поднялся на борт крейсера «Норфолк» и вышел в море, вскоре достигнув своего флагманского корабля — «Короля Георга V».

Пока Ка-40 тщетно искал U-73 в ночь с 12 на 13 августа, Флот Метрополии уже мчался на юг на скорости 24 узла. К тому моменту, как Федоров завершил разговор с адмиралом, линкоры Тови уже проходили мимо Бреста. В это же время они были обнаружены немецкими разведывательными самолетами, и вскоре начали разрываться телефоны в попытках немцев понять причины выдвижения этого крупного соединения. Они уже были достаточно напуганы операцией «Пьедестал», относительно которой высказывались мнения о том, что истинной ее целью была высадка крупного десанта в Северной Африке. Должно быть, решили он, задачей этих кораблей было обеспечение предстоящей операции. Начали приниматься меры по укреплению обороны побережья.

«Киров» задержался к северу от Менорки, а U-73 тем временем тихо ускользала на северо-восток, направляясь домой. В какой-то момент они увидели подводную лодку на экранах мощного радара в надводном положении, и у Карпова появилась мысль прикончить ее ракетой. Однако он решил, что лодка просто не стоит того, и дал Розенбауму уйти. Тем не менее, он не думал о том, что могло произойти или чего не могло произойти в будущем, как и какие-либо философские вопросы жизни и смерти. Это был лишь вопрос экономии. Противокорабельные ракеты «Кирова» нужны были для того, чтобы справиться с тем, что ожидало их впереди, а не что осталось позади.

В полдень Федоров прибыл на ГКП после отдыха, и они снова провели совещание за час до того, как Карпов должен был уйти на отдых. Федоров принял еще одно тяжелое решение, и решил проинформировать об этом Карпова.

— Ситуация следующая, — сказал он. — Соединение «Z» отходит к Гибралтару. Развив полную скорость, мы сможем обойти их, но все равно разойдемся очень близко. Кроме того, нам нужно будет двигаться не менее, чем на тридцати узлах, чтобы иметь какой-то шанс. Я намеревался направиться на юг и повернуть на запад у Пальмы, но теперь предлагаю маршрут на юго-запад, к Кабо-де-Нао, откуда мы пройдем вдоль испанского побережья у Картахены, после чего войдем в Алборанское море к югу от Алмерии. К тому моменту Соединение «Z» будет находиться к западу от Орана. Если мы будем обнаружены, что более чем вероятно, учитывая воздушную активность в районе, они, вероятно, бросят авиацию против нас.

— Таким образом, мы столкнемся с этими кораблями в Алборанском море, а не у Гибралтарского пролива, — сказал Карпов.

— Верно, но в случае более логичного маршрута и нормальной крейсерской скорости он достигнут Гибралтара раньше нас. Мы могли бы задержаться в Алборанском море и проверить вариант с переговорами, о которых говорил адмирал. Тогда это будет его решение.

Карпов задумался.

— С чисто военной точки зрения я бы предложил навязать Соединению «Z» бой в открытом море, где мы сможем в полной пере использовать преимущества своего вооружения — скорость и дальность. Да, мы будем легко обнаружены, когда двинемся на юг, но и мы обнаружим их достаточно просто, и при случае сможем использовать противокорабельные ракеты. Также, возможно, мы могли бы передать им через Николина приказ отступить, и, если у них и так оказалось слишком много проблем с итальянцами, мы могли бы пройти через пролив и пойти своей дорогой.

— Я понимаю, — сказал Федоров. — Но этот курс почти наверняка приведет к бою. Будет непросто вести переговоры, обстреливая их корабли ракетами в попытке запугать. И я полагаю, что они все равно несколько опередят нас, даже если мы двинемся на полной скорости.

— Тогда к чему зря тратить время? — Сказал Карпов. — Они могут обходить нас, но с этого момента наша скорость становиться решающим фактором. Мы догоним их и обгоним, но для этого нам нужно пространство, чтобы остаться вне зоны обстрела их орудий, о которых вы все время говорите. Так что давайте вернем кораблю ход и посмотрим, сможем ли мы выиграть эту гонку!

— Я бы предложил подождать, — сказал Федоров и сразу же заметил недовольство Карпова.

— Хорошо… Товарищ капитан, я ознакомился с делом нашего немца-подводника после заступления на вахту. Он скрывался в бухте, верно? И Николин рассказал мне, что Ка-40 оказался прямо над уродов, а вы просто приказали ему вернуться на корабль. Хорошо, — он вытянулся. — Я понимаю, почему вы решили отпустить его. Я сам вскоре обнаружил эту лодку на радаре, когда она всплыла и мог прикончить ее, но не стал тратить на это ракеты. Но это — совсем другое дело. Если у нас есть шанс опередить британские корабли, мы должны им воспользоваться. Кроме того, мы можем нанести им достаточный урон, чтобы замедлить их. Они не смогут нагнать нас, и мы просто уйдем. Так чего же вы ждете?

Федоров посмотрел на него, пытаясь разобраться в сказанном.

— Но можем ли мы действительно использовать силу? Все будет очень опасно, капитан. Если у нас возникнут дополнительные трудности — еще одна подлодка, авианалет, поломка, мы не сможем разминуться с ними в Алборанском море.

— Но мы должны хотя бы попытаться, — сказал Карпов. Он заметил в глазах Федорова неуверенность и решил надавить.

— Тогда что вы предлагаете — идти к Вольскому? Сколько времени это займет — час, два? К тому времени мы можем потерять свой шанс. Теперь вы командир этого корабля, Федоров. Я знаю, что это последнее, чего вы ожидали, но эта честь выпала вам. Вольский находится в санчасти, а вы на главном командном посту. Я высказал вам свои соображения и поддержу вас при любом варианте, но подумайте. Вы правда считаете, что англичане станут вести с нами переговоры? А что мы им скажем? Сколько вопросов они зададут прежде, чем будут удовлетворены? Вы полагаете, они просто позволят нам пройти Гибралтарским проливом и весело пойти своей дорогой? Подумайте. Вы знаете этих людей. Вы всю жизнь изучали их по своим историческим книгам. Посмотрите, что они делают прямо сейчас — рискуют половиной своего флота, чтобы провести на Мальту пять грузовых судов! Это все, что нам нужно знать о них. Что они сделают, если мы подойдем к Гибралтару под белым флагом и попросим пройти? Что они сделали в Мерс-эль-Кибире? В охоте не «Бисмарк»? Провели переговоры?

Федоров опустил голову, видя правду в тяжелых словах капитана. Что Карпов точно умел, так это быть мрачным реалистом. Федоров действительно изучал эту войну и ее участников на протяжении многих лет. Это была совершенно иная порода людей. Он вспомнил, как пытался объяснить это Золкину, как надеялся отговорить Карпова от атаки на американские корабли. И теперь Карпов говорил ему то же самое — что эти люди были другими, не испытывали колебаний, не страдали уклончивостью, не хотели ничего, кроме полной победы. Они встанут у Гибралтара насмерть. Они обладали теми же качествами, в честь которых называли свои корабли — «Неукротимый», «Победоносный», «Яростный». Это была Британская империя. Это был Королевский флот. Это были люди железной воли и непоколебимой храбрости. Они не желали тратить время на тонкости и долгие дискуссии. Да, им хотелось знать, что представлял собой «Киров» и откуда он взялся, и они не удовлетворятся, пока не получат ответов. Карпов был прав. Но даже теперь, стоя на краю, он не мог принять решения.

Капитан увидел его нерешительности и сказал снова:

— Товарищ капитан, если мы договоримся с ними, они решат нашу судьбу. Но если мы начнем действовать сейчас, то решим ее сами. Мы станем тем, что надеемся выиграть у них — мы сами станем своей судьбой. И от наших решений будет зависеть наше будущее. — Это был его последний аргумент. Он вытянулся смирной и выжидающе посмотрел Федорову в глаза.

Федоров снова задумался о том, что они могут делать и что им следует сделать. Слова Карпова стали для него брошенной перчаткой, которая могла изменить все, начиная с этого момента. Раньше он был так уверен в своих суждениях, но теперь появилось нечто другое. Что они могли сделать, чтобы спасти себя, но и сохранить будущее без изменений, чтобы мир снова мог жить? Был ли способ добиться и того и другого?

Он принял решение.

ГЛАВА 23

Орлов вошел в каюту, злой как черт, все еще не оправившись от унижения, которому его подверг Трояк и думал о том, как ему пережить еще день. Никто не обходился с ним так! Никто! Он был Геннадием Орловым, главным корабельным старшиной[50]! По крайней мере, когда-то, после долгих лет восхождения к этой должности. А теперь его понизили до гребаного лейтенанта, засунув к таким же гребаным лейтенантам, и это все еще не давало ему покоя. Больше этого он ненавидел только Карпова, вернувшегося на мостик, тогда как его засунули в кубрик на корме корабля к Трояку и другим морпехам. Он просто не мог смириться с тем, что ему отдает приказы младший по званию, и то, что этот лопоухий щенок Федоров теперь являлся командиром корабля, его не оправдывало.

Единственным светлым пятном с момента его освобождения из карцера было то, что он возглавил операцию по сбросу горящего Ка-40 за борт, но улучшение было недолгим. Его тяга издеваться над людьми вскоре стала только хуже. Ему словно нужно было иметь кого-то ниже себя, чтобы ощущать себя сильнее, лучше, более привилегированно, даже если вся его жизнь и карьера полетели коту под хвост. Уважение, которое он приобрел своим поступком, быстро смылось его врожденным дурным нравом. Остальные словно избегали его, будто он разносил какую-то заразу.

Он все еще винил в своих проблемах Карпова и получил большое удовлетворение, заехав коварному капитану в живот, но сомневался, что ему удастся повторить что-то такое. Нужно было убить его прямо там, подумал он.

Да, можно было придушить этого хорька и оставить прямо там… Нет, это была бы еще одна ошибка. Слишком многие видели, как ты облил его кофе. На тебя бы вышли слишком быстро и снова бы отправили гнить в карцер.

Он сидел за небольшим столом, радуясь, что его хотя бы не выкинули из офицерской каюты. Перед ним лежал хорошо смазанный пистолет, который он прятал в шкафчике вместе с фляжкой водки. Его жизнь стала одним большим геморроем, а Трояк нависал над ним постоянно, словно мрачная тень. Какого его вообще засунули к морпехам? Он не был солдатом, никогда не проходил боевой подготовки. Он понимал, почему, и от этого на душе становилось только гаже. Он ощутил себя еще более бесполезным, когда был передан в инженерное подразделение, вменив шлем и автомат на ящик с инструментами. Теперь он стал дрессированной обезьяной, которая должна была обеспечивать вылеты вертолетов и прочую херню.

Что его могло ждать на этом гребаном корабле, кроме тяжелой повседневной работы и подневольного вкалывания на таких чмошников как Карпов и мальчиков-отличников типа Федорова? И стоит ему ляпнуть что-нибудь против, как тут же рядом окажется этот здоровый суровый страшный чукча Трояк. Нужно было что-то делать хотя он пока сам не знал, что.

Уставившись на пистолет, он вдруг подумал, насколько глупы были Вольский и остальные. Они даже не потрудились обыскать его каюту! Они что, думали, что он теперь будет подобно всем этим Mishmanny и Starshini день за днем жрать говно всю оставшуюся жизнь? Нет, это меня точно не устраивало, думал он, вставляя патрон за патроном в магазин, и в этот момент появилась идея. Будто это жалкое убогое состояние подвело его к раю пропасти и бросило перчатку вперед, глядя, хватит ли ему духу прыгнуть… Да. Прыгнуть.

Да! Пошли нахер Трояк, Карпов, Федоров и этот жиртрест Вольский. Пошли они нахер все. Пошел нахер этот гребаный корабль и все, кто с ним связан. Он резко вогнал магазин в рукоять до щелчка, держа в одной руке пистолет, в другой фляжку с водкой. Идея обрывками заметалась у него в голове, словно ошметки бинтов на руках. Он, наконец, понял, что ему нужно сделать.

* * *

Адмирал Сифрет просматривал рапорты, все еще поступающие из зоны боев, которую он оставил позади. Он словно бросил все и сбежал. Тем не менее, он все еще думал о людях, которые продолжали прорываться мимо мыса Бон к Пантеллерии через эти проклятые подлодки, поджидавшие на каждом шагу и стаи похожих «лаптежников», реявших в воздухе, словно грифы и готовых броситься на добычу.

Он уже жутко устал, хотя был только полдень. Его изможденные корабли проходили мимо Алжира, подойдя к побережью опасно близко, однако он следовал указаниям, избрав наиболее прямой путь к Гибралтару. Пока что противник давал о себе знать лишь присутствием нескольких высотных разведчиков, и он полагал, что одного взгляда на три авианосца было более чем достаточно, чтобы дважды подумать прежде, чем пытаться атаковать корабли с воздуха.

Что там случилось на Скале, задавался он вопросом? Что знал об этом Фрэзер? Он подумал о том, чтобы обсудить это с ним по радиосвязи, однако поскольку Фрэзер был заместителем командующего Флотом Метрополии и находился на «Родни» инкогнито, он отбросил эту идею.

«Нельсон» и «Родни», представлявшие собой ядро оперативной группы, следовали на максимальной скорости, которую могли обеспечить шалящие котлы и рулевая машина «Родни». Пока что это были восемнадцать узлов, и по его расчетам, Соединение «Z» должно было пройти Оран в 18.00. После этого опасность вражеских авиационных ударов резко уменьшится, так как корабли окажутся в зоне боевого патрулирования самолетов из Гибралтара. Морская авиация потеряла в ходе боев двенадцать истребителей, и еще шестнадцать были потеряны при гибели «Игла». Еще шесть находились на борту «Аргуса», который уже прибыл в Гибралтар.

Это оставляло ему на трех оставшихся авианосцах 36 истребителей «Си Харриер» и «Мартлет»[51], а также 42 торпедоносца «Альбакор». «Викториесу» сегодня очень сильно повезло. Пара итальянских истребителей подкралась к нему, будучи принята за британские «Си Харриеры». Затем они внезапно зашли в пикирование и попытались сбросить на авианосец бомбы. Одна из них упала рядом с кораблем, а вторая ударила в бронированную полетную палубу, но, к счастью, не взорвалась, и корабль сохранил боеспособность.

Он посмотрел в иллюминаторы переднего обзора, глядя на длинную палубу «Нельсона» и все три башни, установленные перед боевой рубкой. Это были единственные корабли флота, все оружия которых были направлены вперед — на корме их не было. Можно было подумать, хмыкнул он, что по замыслу конструкторов корабль предназначался исключительно для преследования бегущего противника. Если бы они еще не забыли обеспечить требуемую для этого скорость.

Он прищурился, глядя на поврежденный эсминец «Итюриэль», идущий по правому борту. Его капитан оказался настолько горяч, что, обнаружив вблизи оперативной группы итальянскую подводную лодку в надводном положении, бросился в атаку и протаранил ее, выведя из строя, но и сам изуродовал нос эсминца. Зачем? Он что, не знал, для чего нужны артиллерийские установки? В ходе операции это была уже вторая подобная дурость, и это его совершенно не радовало. Когда они вернуться в Гибралтар, у него будет долгий разговор с капитаном Кричтоном.

В это время зазвонил телефон и мичман сообщил ему, что его вызывают по радиосвязи с «Родни». Странно, подумал он, направляясь в радиорубку. К его немалому удивлению, это был заместитель командующего Флотом Метрополии адмирал сэр Брюс Фрэзер.

— Добрый день, Невилл, — раздался голос. — Прошу прощения за то, что прерываю обед, однако нужно обсудить некоторые вопросы.

— Я так и подумал, — ответил Сифрет.

— Хорошо. Я пока сам не знаю всех подробностей, однако Адмиралтейство связалось со мной и поручило проинформировать вас. Я не могу сказать большего по радиосвязи, так что если вы будете любезны позволить «Родни» подойти к вам по правому борту и подготовить чай. И да, после этого объявите режим полного радиомолчания.

Сифрет удивленно поднял брови. Это означало, что это на некоторое время была последняя радиопередача соединения до получения специального разрешения.

— Так точно, — ответил он. — И мы замедлим ход до 10 узлов, чтобы принять вас. «Эрл Грей» будет готов в 15.00. Одну ложку или две?

— Действуйте по усмотрению. Я полагаю, что сахара нам потребуется много. Но об этом позже. Конец связи.

* * *

Федоров напряженно стоял на главном командном посту «Кирова». Мысли, наконец, обрели твердость. Ощутив прилив адреналина, он поджал губы и придал лицу решительное выражение. Карпов ждал, затаив дыхание. Затем Федоров повернулся к рулевому и отдал приказ:

— Курс двести тридцать, полный вперед, — сказал он слегка дрогнувшим голосом.

— Есть курс двести тридцать, товарищ капитан. Скорость тридцать узлов.

Он повернулся к Карпову, отметив блеск в его глазах.

— Это будет гонка, товарищ капитан. Мы будем следовать этим курсом до 17.30, затем изменим курс на 200 градусов и пройдем мимо Кабо-Де-Нао до района к юго-западу от Картахены. Затем мы выйдем на курс 225 и направимся в Алборанское море. Соединение «Z» опережает нас и сейчас, вероятно, находится на траверзе Алжира. К моменту нашего следующего изменения курса они должны будут приближаться к Орану. Мы можем заметить их на радаре, однако я полагаю, что нужно будет поднять вертолет, чтобы определить их. Я хочу знать их точные координаты, курс и скорость, чтобы лучше рассчитать наш курс. И намерен сохранять для нас резерв в два узла, если нам это потребуется. — Полная боевая скорость «Кирова» составляла тридцать два узла.

Карпов улыбнулся.

— Вы приняли верное решение, товарищ капитан. — Он сказал это с гордостью и положил ему руку на плечо. — Теперь вы знаете, каково это.

— Я не ожидаю проблем в следующие десять-двенадцать часов, — сказал Федоров. — Я принял решение, но считаю необходимым доложить адмиралу. Он может отменить мой приказ…

Карпов пожал плечами. Вольский… Словно нужно было перепрыгнуть еще одно препятствие, словно долгой гонки с британский флотом до момента встречи было мало. Первой мыслью было пойти вместе с Федоровым и высказать свое мнение, но затем он понял, что Федоров должен был сам сделать это. Ему приказали стать командиром корабля, и он это сделал.

— Полагаю, что адмирал поддержит вас, товарищ капитан. Он уважает вас, и это дорогого стоит. Изложите свои соображения, и Вольский поступит так, как сочтет наилучшим. Я думаю, что стал понимать его. Да, он может выхватить вожжи из ваших рук, но когда будете спускаться в санчасть, прочувствуйте их в своих руках. Вы оседлали тигра. И не забывайте об этом никогда.

— Спасибо, капитан. Вы можете задержаться на несколько минут? Я сменю вас в 13.00.

— Так точно.

Карпов кратко отсалютовал двумя пальцами. Затем повернулся к вахтенному мичману и ясно сказал:

— Капитан покинул мостик!

Офицеры также отсалютовали ему, и да, он никогда не забудет этого момента. На этот раз все было иначе. Он был капитаном. Не просто одним из трех-четырех офицеров этого звания трех рангов на корабле[52]. Он был капитаном тяжелого атомного ракетного крейсера «Киров», флагманского корабля Северного Флота. И это было хорошо.

До санчасти он добирался недолго. Войдя, он обнаружил адмирала Вольского сидящим на койке. Его щеки обрели цвет, глаза стали ярче, а выражение мучительной боли исчезло с лица.

— Федоров! — Поприветствовал его адмирал. — Вы только что пропустили недурственный обед.

— Что-то подсказывает мне, что он пришел на запах хорошего борща, — сказал Золкин. — Сегодня они исправились за то, что было вчера, так что все было сделано правильно — морковь, пастернак, репа, хорошая капуста и, разумеется, прожаренная свекла!

— Пахнет великолепно, — сказал Федоров. Он снял фуражку и глубоко вдохнул.

— Товарищ адмирал, — начал он. — Я приказал увеличить ход до тридцати узлов с целью достичь Гибралтара прежде, чем туда вернется британский флот, — сказал он и замолчал, ожидая ответа.

— Понятно, — сказал Вольский, продолжая протирать руки салфеткой. — Продолжайте.

Молодой капитан изложил свои соображения, и Вольский спокойно выслушал его, не перебивая.

— Мы сойдемся очень близко, — подытожил он. — Даже на тридцати узлах мы не обгоним Соединение «Z» намного, хотя я не могу знать точно, пока не будут известны их точные координаты, курс и скорость.

— И как близко мы окажемся от этого «Соединения «Z»? — Он на мгновение бросил взгляд на Золкина. — Звучит угрожающе, да, Дмитрий? «Соединение «Z».

— Это будет зависеть от многих факторов, — сказал Федоров. — Обнаружили ли они нас и установили ли наше местоположение, от их приказов и даже, если так можно выразиться, любопытства. Однако я должен быть честен и сказать, что в Алборанском море будет мало места для маневра. Это бутылочное горлышко, однако оно все же шире Гибралтарского пролива.

— Предполагая, что мы все же столкнемся с ними, сможем ли мы обогнать их?

— Их крупные корабли да, товарищ адмирал. У линкоров не будет шанса догнать нас, если мы возьмем инициативу в этой гоне. Их легкие корабли смогут начать преследовать нас, однако недолго, и они будут представлять угрозу, несоизмеримую с 406-мм орудиями. Существует ряд факторов, работающих в нашу пользу. На данный момент они обходят нас, однако я проверил информацию по линкорам, и оказалось, что на «Родни» имеются проблемы с котлами и рулевой машиной. Они существуют уже несколько последних месяцев и усугубились, видимо, от маневров, которые конвой выполнял во время атак. Я удивлюсь, если он сможет развить пятнадцать узлов. «Нельсон», вероятно, мог бы развить двадцать, но я не думаю, что они станут разделять их.

— Согласен, — сказал Вольский. — Какие еще козыри есть у нас на руках?

— У нас может иметься преимущество внезапности. Возможно, они пока не обнаружили нас, и не смогут адекватно отреагировать при внезапном контакте. Кроме того, мы могли бы попытаться выдать себя за французский корабль, что, возможно, выиграет нам несколько важных минут или даже часов. Я не намерен применять оружия при отсутствии непосредственной угрозы, товарищ адмирал. Теперь наше основное оружие — скорость. — Он промолчал, затем кивнул и добавил.

— Разумеется, я помню, что вы рассматривали вариант с переговорами, товарищ адмирал. Однако я должен сказать, что, по моему убеждению, они будут бесплодны. Англичанам понадобилось меньше суток, чтобы попытаться уничтожить нас, и вопросы, скорее всего, потянутся один за другим. Я не могу найти это подходящим решением. Однако вы вправе отменить море решение, и готов оказать вам всю необходимую поддержку в ходе любых переговоров, которые вы можете начать. Если, по вашему мнению, я совершил ошибку, мы можем замедлить ход в любой момент.

Вольский взглянул на него, и улыбнулся.

— Нет, товарищ капитан. Вы не ошиблись. Вы приняли правильное командирское решение, и я вас поддерживаю. Действуйте по усмотрению, однако прошу держать меня в курсе.

Федоров словно стал чуть выше.

— Так точно, товарищ адмирал. Благодарю вас. — Он улыбнулся. — Теперь прошу меня простить, я должен переговорить с Добрыниным и убедиться, что мы сможем поддерживать такой ход без каких-либо проблем. Затем я планирую вменить Карпова на ГКП.

ГЛАВА 24

Адмирал Фрэзер расположился в кресле в кают-кампании линкора «Нельсон», испытывая оживление от недавнего прибытия на этот корабль. Его щеки и лоб все еще покраснели, а в носу стоял запах моря. Ему даже потребовалось мгновение, чтобы собраться, когда ординарец принес послеобеденный чай — как и обещал адмирал Сифрет — «Эрл Грей», ароматный и горячий.

Фрэзер был восходящей звездой Королевского флота. Он с отличием служил во время первой Мировой, стал экспертом в области корабельной артиллерии и руководил интернированием немецкого Флота открытого моря после ее окончания. Его обширный опыт включал также службу на авианосце «Глориес», службы начальником штаба Средиземноморского флота, должность Третьего морского лорда и звание рыцаря-командора ордена Бани. Ему также предстояло командовать линкором «Герцог Йорк» и, в частности, потопить немецкий рейдер «Шарнхорст» в конце 1943 года, затем получить назначение на Тихий океан и однажды подписать акт о капитуляции Японии от лица Британской империи на борту линкора «Миссури» в Токийском заливе. История, однако, приберегла для него еще кое-какие неожиданные повороты, о которых он не мог знать, сидя в этот момент за чаем.

— Что же, Невилл, похоже, что мы получили некую загадку. Я знаю, что тебе ничего не сообщили, я сам тоже знаю не намного больше, однако я получил те же самые приказы — немедленно развернуть соединение и следовать с максимально возможной скоростью к Гибралтару.

— Я лишь надеюсь, что вы скажете мне, почему, сэр Брюс, — ответил Сифрет. — Они знали друг друга много лет и привыкли отбрасывать формальности в личных разговорах, и не единожды разделяли чай и хлеб, хотя редко при подобных обстоятельствах. — Что привело к отмене операции «Юбилей»? Я полагал, что она не состоится, пока мы не проведем конвой на Мальту, после чего воссоздадим Соединение «Н» в Гибралтаре, чтобы иметь возможность обеспечить ее поддержку. Вы же знаете, что мы выдохлись. Они бросали на нас самолеты лопатами, и слава тебе, Господи, за то, что наши ребята из палубных эскадрилий проявили себя настолько превосходно.

— Совершенно верно, — сказал Фрэзер. Его песочного цвета волосы выцвели от седины, однако румянец все еще вносил в его образ жизнь и силу. Он повернулся к ординарцу, все еще стоявшему у входа. — Свободны, молодой человек.

— Есть, сэр! — Матрос отсалютовал и вышел, оставив их наедине. Фрэзер подался вперед, понизив голос. Его окружала атмосфера настороженности.

— Нет, операция «Юбилей» здесь не при чем. Более того, ее, по сути, отменили. Шестьдесят эскадрилий вернулись на свои базы, а у флота появилась другая задача.

— Другая задача? Продолжайте, сэр Брюс.

— Невилл, я должен извиниться за то, что ты ничего не знал из того, что я намереваюсь сейчас сказать. Да и никто, я полагаю, не знает всего. Я сам узнал об этом деле только когда стал заместителем командующего Флотом метрополии после ухода «Папы» Бринда на должность помощника начальника Морского штаба в Адмиралтейство. Это касается прошлогоднего инцидента к югу от Исландии. Я уверен, ты что-то знаешь, — он вежливо улыбнулся.

— Я знаю, что «Рипалс» тогда не вернулся, — угрюмо ответил Сифрет. — И все мы видели повреждения, полученные «Королем Георгом V» и «Принцем Уэльским». Должен сказать, что я тогда пытался что-то спрашивать, но был уже достаточно взрослым мальчиком, чтобы понять, куда не стоит лезть, так что просто заткнулся и занялся своими делами.

— Но ты, разумеется, знаешь слухи.

— О ракетах? Да, какой-то новый немецкий рейдер поднял настоящий переполох. Об этом было трудно не узнать. Об этом говорили в каждом кабаке и каждом борделе. Но матросы вообще много чего говорят. Нам сказали бить по башке каждого, кого поймаем на распространении подобных слухов, и, осмелюсь признаться, я и сам бил некоторых.

Фрэзер кивнул, отпил чая, и поставил чашку.

— Хорошо. Я должен сказать, что в этих слухах было больше правды, чем мы сначала поверили. На самом деле, большая часть была святой правдой. Это был корабль, немецкий, насколько мы можем судить, и с ним оказалось действительно тяжело справиться. Как ты знаешь, американцы тоже участвовали, и им досталось еще сильнее. Ты же читал газеты.

— Да, тогда был торпедирован линкор «Миссисипи». И, честно говоря, нам чертовски повезло, что так вышло. Янки бросились нам на помощь, как и надеялся сэр Уинстон.

— Да… Но только это была не торпедная атака.

Сифрет удивленно поднял брови, понимая, что Фрэзер явно к чему-то его подводит.

— Не торпедная атака?

— Это было нечто иное, — сказал Фрэзер. — Блэтчли-Парк полагает, что это было некое «чудо-оружие» херра Гитлера. Ты знаешь, что у них есть ракеты на чертежных досках. И у них оказалась одна бомба невдолбенной мощности для них. Как ты думаешь, почему мы рассредоточили объекты командной инфраструктуры по всему Королевству? Что происходит в бункерах, построенных в Шотландском высокогорье?

— Я полагал, там будут склады боеприпасов.

— Я тоже — до тех пор, пока туда не стали завозить столы и телефонную аппаратуру, а также прочее, чем загромождают кабинеты в Адмиралтействе. Командную инфраструктуру размазывают тонким слоем, Невилл, потому что они не хотят, чтобы однажды на Уайтхолл обрушилась одна из таких ракет.

— Понятно… Но причем здесь наши текущие приказы, сэр Брюс? Зачем нам нестись в Гибралтар?

— Генерал Монтгоммери укрепил свои позиции у Эль-Аламейна, и мы полагаем, что он не даст Роммелю прорваться к Александрии — по крайней мере пока. Таким образом, Суэцкий канал в безопасности — на данный момент. Вы сделали свое дело чтобы укрепить Мальту, и, несмотря на потери, я уверен, что нам удастся удерживать ее еще несколько месяцев. Жаль, что это обошлось так дорого — «Манчестер», «Нигерия», «Каир» и другие разворочены, а особенно тяжелым ударом стала потеря «Игла». Однако Берроуз развернет остатки Соединения «Х» и направится на запад примерно через три часа, и Адмиралтейство сообщило мне, что операция «Пьедестал» имеет второстепенное значение. — Он постучал пальцем по чашке, обдумывая, как продолжить свою мысль.

— Операция «Юбилей» отменена, а планы по операции «Факел» также повисли в воздухе. Не до этого, Невилл. Существует угроза Гибралтару… — Он позволил своим словам повиснуть в воздухе, сделав глоток чая и следя за реакцией Сифрета.

— Угроза Гибралтару? Что, неужели Испания все же решала выступить на стороне Гитлера?

— Нет, Франко этого не хочет. Это касается только Королевского флота, что возвращает нас к нашим приказам. В Средиземном море был обнаружен корабль — его засекли самолеты 248-й эскадрильи несколько дней назад. Парк отправил записи в Гибралтар, а оттуда они попали в Блэтчли-Парк. Я не совсем уверен, что они там решили, но, видимо, это имеет некое отношение к инциденту год назад у побережья Исландии. Ему присвоено кодовое обозначение, а нам был отдан приказ быть готовыми воспрепятствовать проходу любых судов через Гибралтарский пролив. Вам следует объявить полную боевую готовность при первом же обнаружении любого неопознанного судно и начать авиаразведку района к северу и северо-западу.

— Понятно, — сказал Сифрет, допивая чай. — Прошу прощения, если представляюсь несколько тупым, но что именно мы ищем?

— Корабль. Некое подобие линейного крейсера. Тот самый корабль, который 248-я эскадрилья обнаружила два дня назад. Ты же знаешь, что мы потеряли четыре «Бофайтера» из шести.

— Я получил отчет, но тогда он меня не касался, и я не обратил особого внимания.

— Согласен… В общем, Адмиралтейство так поставило на уши то, как именно были сбиты наши самолеты. Они были сбиты ракетами, Невилл. И этот корабль, предположительно, направляется сюда. Он был обнаружен в Тирренском море, однако, видимо, ушел на север через пролив Бонифачо.

— Итальянский?

— Сначала именно так мы и подумали, но у пролива Бонифачо имел место бой, который опять перевернул в Адмиралтействе все с ног на голову. Похоже, что этот корабль вступил в бой с двумя итальянскими линкорами и вышел победителем. Я получил эти сведения только сегодня утром.

— Тогда он, должно быть, французский, — сказал Сифрет. — Вишистский флот давно думает о том, как присоединиться к адмиралу Дарлану.

— Я тоже так думаю, но Адмиралтейство не уверено. Может случиться разное. Если это корабль Вишистского флота, он может обстрелять все, что попадется в прицел. В этом есть определенный смысл. Опять же, это может быть мятежный корабль, экипаж которого решил прорываться из Тулона. Никто не знает точно, но понятно одно: корабль движется в нашу сторону, и мы должны убедиться, что он не подойдет слишком близко к Гибралтару.

— Хорошо, если он отбился от пары итальянских линкоров, это должен быть «Дюнкерк» или «Страссбург», или, возможно, они оба. С другой стороны, «Дюнкерк» довольно серьезно пострадал в Мерс-эль-Кебире. И самолеты с «Арк Ройяла» торпедировали его несколько дней спустя. Это должен быть «Страссбург». Тогда он не пострадал, и сейчас полностью готов к выходу в море. Это, вероятно, единственный французский корабль, который мог иметь шанс отбиться от итальянцев в подобных обстоятельствах.

— Я тоже так считаю, но Адмиралтейство не уверено.

— Что значит «не уверено»? Какие еще могут быть варианты?

— Они все еще не могут организовать воздушную разведку Тулона и убедиться, что все яйца лежат в корзине, так сказать, и до того момента ты сам знаешь, как все делается.

— Боюсь, даже слишком хорошо.

— Согласен. Пока что кораблю, или кораблям присвоено кодовое обозначение «Джеронимо». Предупреждаю, что этим не следует делиться с кем-то без больших полос на манжетах. — Он указал на собственный нарукавный знак, указывающий его звание адмирала. — Корабль идет сам по себе, и они хотят, чтобы мы обнаружили его и поздоровались. И скоро у нас будет компания. Адмирал Тови движется сюда с Флотом Метрополии.

— Понятно… — Последнее особенно удивило Сифрета. — Как ты думаешь, это действительно необходимо? Надеюсь, мы не устроим очередной инцидент с французами, сэр Брюс. Разве Мерс-эль-Кебир не стал для нас достаточным бельмом на глазу?

— Если дойдет до такого, тебе прикажут остановить этот кораблю любым способом. Возможно, он направляется в Дакар, но в любом случае он не должен подойти к Гибралтару. Предполагая, что это мятежный французский корабль, мы точно не знаем, чем это может закончиться. На «Страссбурге» восемь орудий главного калибра, все в носовой части, а рисунок надстройки также напоминает «Джеронимо» — высокая башнеобразная мачта в районе миделя и еще одна поменьше дальше к корме. Что нам точно не нужно — это 330-мм снаряды, падающие на Гибралтар. Если это мятежный французский корабль, его капитан, возможно, захочет отомстить нам за Мерс-эль-Кебир.

Фрэзер говорил о прискорбном, но необходимом решении адмирала Сомервилля приказать британскому Соединению «Н» открыть огонь по кораблям французского флота в Мерс-эль-Кебире, когда те отказались сдаться.

— Некоторые полагают, что французы даже могли узнать о готовящейся операции «Факел», и это может быть своего рода превентивный удар по Гибралтару или попытка укрепить свои силы в Северной Африке.

— Понятно, — сказал, задумавшись, Сифрет. — Но «Страссбург» способен развить тридцать узлов, сэр Брюс. Вы в курсе происшествия на «Родни». Нам повезло, что он смог развить восемнадцать.

— И нам, вероятно, придется сбавить ход до пятнадцати. Эти котлы невыносимы, но нам нужно делать все, что возможно. Крайне важно, чтобы мы успели закупорить бутылку прежде, чем этот корабль достигнет Гибралтара.

Фрэзер предоставил наилучшее объяснение этой тайне, и даже если бы сам знал больше, то не готов был бы поделиться этими сведениями сейчас. Тем не менее, он решил подчеркнуть одно обстоятельство, подавшись вперед.

— Мы должны потопить этот корабль, адмирал, — Формальность ясно давала понять, что это был приказ.

— Так точно, сэр. Я полагаю, «Нельсона» и «Родни» будет достаточно, чтобы выполнить поставленную задачу.

— Отлично, — чай Фрэзера уже остыл, и он мрачно посмотрел на свою полупустую чашку. Он знал, что Тови следует на юг с силами, которые были явно неадекватно избыточными, если это был «Страссбург». Слишком много для одинокого французского линкора. Адмиралтейство что-то знало, или, по крайней мере, подозревало, что «Джеронимо» может быть большей угрозой, чем это укладывалось в его понимание. Отмена операции «Юбилей» стала для него неожиданностью. Однако, рассуждал он, дело может быть в потенциальной угрозе проведению операции «Факел». Французский мятежник мог усилить бастионы режима Виши в Северной Африке и стать реальной проблемой. Тем не менее, слухи о ракетах не давали ему покоя. Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Мир катиться в ад, Невилл. Весь чертов мир скалился в эту проклятую войну.

— Досадно, — сэр Брюс, — сказал Сифрет, подливая горячего чая в чашку своему другу. — Но, по крайней мере, с чаем проблем нет.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ ДЕЗЕРТИР

«Отчаяние — сырье для драматических изменений. Только те, кто способен оставить все, во что когда-либо верили, могут надеяться на спасение»

Уильям С. Берроуз

ГЛАВА 25

В 18.00 Орлов получил то, чего ждал. Разведывательный вертолет Ка-226 был подготовлен к взлету и оснащен радиолокационным комплексом дальнего обнаружения 901-М «Око». Этот комплекс был впервые создан для старых Ка-31 в конце прошлого века. Модификация 901М была более компактной, размещалась под фюзеляжем, и могла быть развернута в вертикальное положение после взлета, обеспечивая круговое покрытие и позволяя обнаруживать воздушные цели типа «истребитель» на дистанции до 150, и надводные на дистанции до 200 километров.

Видимо, кто-то на ГКП хотел осмотреться, подумал он. Услышав приказ о подготовке к вылету, он выбрался из кубрика под предлогом того, что собирался найти надлежащие инструменты, внутренне потирая руки и будучи уверенным, что это был его последний шанс осуществить задуманное.

Вернувшись в вертолетный ангар под палубой, он проследил за установкой комплекса «Око», так как много раз наблюдал за этой процедурой в прошлом, даже изредка сам брал в руки инструменты. Два матроса из инженерной группы всеми силами старались держаться подальше от него, и никто ничего не сказал, когда он обматерил их за якобы плохую работу, указав гаечным ключом на Людвича, как всегда найдя козла отпущения, и заявил, что придется все делать самому. Затем он надел летный жилет и шлем и забрался в вертолет. Пилот оглянулся через плечо, с удивлением заметив его.

— Что вы здесь делаете, лейтенант? На борту должна быть только охрана из морской пехоты.

— Ты что, Праткин, не слышал? Я и есть морская пехота, так что вперед. И не называй меня лейтенантом. Наш пятнадцатилетний капитан хочет, чтобы мы взлетели через десять минут. И если ты хочешь убедиться, что чертов комплекс ДРЛО будет развернут, то радуйся, что я здесь с инструментами. Эти идиоты вставили раком контрольные кабели, так что мне придется работать над ними в полете! Видишь? — Он поднял связку плотно скрученных кабелей, ухмыльнувшись пилоту, который просто покачал головой и запросил кормовой диспетчерский пост о разрешении на взлет. Несколькими минутами спустя Ка-226 поднялся в воздух и направился на юг, намереваясь отойти от корабля на дистанцию семьдесят-сто километров с целью обнаружения крупной оперативной группы противника.

* * *

Когда прибыл Карпов, чтобы заступить на собственную вахту, Федоров все еще находился на ГКП, обсуждая с Калиничевым обстановку на радаре. Он заметил старпома и жестом подозвал его.

— Мы заняли курс 200 около получала назад, — сказал он. — Корабельные РЛС скоро обнаружат «Соединение «Z», но информация нужна мне сейчас. Я приказал поднять Ка-226 с комплексом «Око». Насколько я могу предполагать, «Соединение «Z» находится примерно в 225 километрах к юго-западу от нас, направляясь в сторону Орана. Мы должны получить картинку с вертолета через двадцать минут.

— Что по вражеским авианосцам? — Спросил Карпов. — Они могут поднять истребители?

— Разумеется, но они не смогут обнаружить Ка-226. Он оснащен аппаратурой РЭБ, которую я приказал настроить на частоты британских радаров шесть часов назад. Сейчас это наша игра. Мы должны как можно скорее обнаружить их, и одновременно не выдать нашей собственной позиции. Если же британский истребитель случайно обнаружит их, они легко смогут уйти, а при необходимости сбить его.

Конструкция вертолета предполагала модульное устройство задней части фюзеляжа, где в обычной обстановке устанавливался десантное отделение. Он также был оснащен 30-мм пушкой и легкими ракетами типов «воздух-воздух» и «воздух-земля». Антенна РЛС «Око» устанавливалась под этим модулем и управлялась дистанционно. Они ждали. Николин выводил вертолет и обеспечивал прием сигнала корабельными системами. Калиничев также следил за обстановкой.

— Сообщим им, что они ушли слишком далеко на запад, — бросил он через плечо, и Николин передал сообщение по шифрованному каналу. Его голос был оцифрован, затем зашифрован, передан на вертолет и декодирован бортовой аппаратурой, после чего воспроизвелся бы в гарнитуре пилота. Любой, кто попытался бы перехватить сигнал, услышал бы только беспорядочный набор импульсов.

— Ка-266 ГКП, вы слишком далеко ушли на запад. Выйти на курс один-восемь-ноль и развернуть комплекс ДРЛО, как поняли?

Вертолет находился слишком далеко к западу, по уважительной причине или нет. Орлов сидел в десантном отделении, потягивая из фляги. Он терпеливо дождался, пока вертолет отойдет от корабля на сотню километров на юг, а затем сделал последний долгий глоток и вытащил пистолет.

— Вы готовы, лейтенант? Нужно разворачивать антенну.

— Я же сказал, не зови меня лейтенантом, — прорычал Орлов. — Готов ли я? — Ухмыльнулся он. — Да, я готов. А ты, Праткин? — И, не дожидаясь ответа, нажал на спуск, выстрелив Праткину в голову. Пилот рухнул вперед, заставив вертолет дико дернуться, однако Орлов быстро перебрался на место второго пилота и взял управление. Он проходил базовую подготовку управления Ка-226 годы назад, так как часто принимал на себя обязанности командующего операцией при вылете на вертолете групп морской пехоты. Теперь он изо всех сил пытался вспомнить, что должен делать, чтобы выровнять машину и направить ее туда, куда ему было нужно.

Ему удалось взять управление прежде, чем вертолет потерял его окончательно. Затем он медленно развернулся на запад и набрал скорость. Затем подобрал гарнитуру и сказал.

— Прошу прощения, но я не буду разворачивать ваш гребаный радар. А ты лох, Николин. — После чего со смехом отключил связь. Затем он посмотрел на обмякшее тело пилота, заметил кровь, текущую из пулевого ранения и снова рассмеялся. — Что скажешь, Праткин, если мы уйдем в самоход? Потому что это последний раз, когда мы увидим этого гребучий корабль и его экипаж.

Он внезапно вспомнил нечто важное и потянулся к приборам, отключая транспондер и включая на полную мощность бортовую станцию радиоэлектронной борьбы. Последнее, что он хотел увидеть, так это одну из убийственных зенитных ракет «Кирова».

* * *

Лицо Николина приобрело шокированное выражение. Он посмотрел на Федорова и доложил:

— Товарищ капитан… На связи только что был Орлов. Он заявил, что они не могут развернуть антенну.

— Орлов? Его там быть не должно. Он должен был просто проконтролировать установку. Что он делает на вертолете? — Он покачал головой, с подозрением глядя на Карпова.

— Запросите у них доклад. Что именно не так с антенной?

— Нет связи, товарищ капитан. Потеряна вся телеметрия. И, похоже, он выключил ответчик. Фиксирую сильные помехи на рабочих частотах.

— Помехи?

Калиничев также отметил пропажу телеметрии, а также что экран покрылся ложными отметками.

— Он запустил станцию РЭБ, товарищ капитан. Не фиксирую его.

— Его последний курс?

— Уходит на запад. Это все, что я смог обнаружить прежде, чем появились помехи.

Федоров посмотрел на Карпова и понял, что его недоумение сменилось вспышкой гнева.

— Урод, — сказал он. — Что он, черт его бери, творит?

— Вы полагаете, он сделал это намеренно? — Федоров был ошеломлен. Он знал, что Орлов был раздражительным и сварливым, неуважительным и порой недисциплинированным, но это было нечто большее, чем он мог ожидать от него.

— Если он направляется на запад, то идет к побережью Испании, — сказал Карпов. — Я должен был сразу понять, что что-то с ним не то. Он напал на меня вчера в столовой. А теперь окончательно сошел с ума!

— Напал на вас?

— Да, двинул по ребрам. Полагаю, он считал, что я его спровоцировал, и, возможно, так и было. Но ему точно не понравилось в кубрике морпехов. Я полагаю, он не намерен возвращаться на корабль.

— Но… Он не мог захватить вертолет таким вот образом? Что он намерен делать? Куда он думает направиться?

— В Испанию, — категорично сказал Карпов. — Это единственная нейтральная территория в пределах досягаемости, а пока станция РЭБ работает, мы не сможем увидеть и сбить его. Этот псих решил захватить вертолет и улететь туда!

— Безумие, — сказал Федоров, потрясенный мыслями о том, что может произойти, если вертолет попадет в распоряжение тамошних властей. — Вы понимаете, что это значит? Нам придется отправится за ним. Мы не можем этого допустить. Эти технологии не должны попасть в руки ни одной живой души!

— Не думаю, что это будет легко, — сказал Карпов. — Взгляните на карту. Территория к северу и западу от Картахены довольно холмистая. Он легко может скрыться там, и нам потребуется несколько дней, чтобы найти его. Он, должно быть, хорошо все спланирован. Хотя кто его знает? Возможно, он и вообще не понимает, что делает.

Федоров был глубоко обеспокоен. Это было нечто совершенно неожиданное, безумный момент в безумном потоке событий, который просто невозможно было предугадать, как бы он не планировал прорыв на юг. Сейчас он мог думать только о том, как это могло повлиять на ход истории. Если Орлов выживет, как он сможет что-то изменить? Он знал, что он не был образованным человеком, но знал достаточно, чтобы нанести реальный ущерб, если кто-то все же поверит в его слова о будущем. Поверит и начнет действовать…

Но гораздо хуже будет появление вертолета посреди Второй Мировой войны. Вне зависимости от того, насколько мягко Орлов сумеет его посадить, возможно, на каком-то отдаленном холме, в один прекрасный момент его найдут, и эта находка окажет драматическое и неизгладимое влияние на ход истории. Он ощущал смущение, расстройство и злость. Было так сложно учиться командовать кораблем, при том, что он никогда к этому не стремился. Ему нужна была поддержку адмирала, капитана Карпова и других хороших офицеров. Вот еще не хватало только ложки дегтя, которую Орлов с радостью представил собой. Почему он не подумал об этом раньше? Его следовало так и оставить в карцере. После инцидента с Ка-40 он подумал, что Орлов заслуживал шанса искупить свою вину, подобно Карпову. Теперь все эти надежды полетели к чертовой матери в один момент. И как он намеревался исправить эту ситуацию? В каких книгах по истории он мог найти ответ?

— Товарищ капитан, — подал голос Калиничев. — Я хорошо знаю характеристики бортовой аппаратуры РЭБ. Думаю, я смогу отследить его.

— Сможешь определить его?

— Не вполне, однако я могу провести обработку сигнала и изолировать его, чтобы определить источник. Я знаю параметры частот системы, так как помогал ее настраивать. Полагаю, что смогу получить хотя бы примерные координаты источника.

— Насколько точно? — Немедленно подошел к нему Карпов.

— Не думаю, что смогу взять его на сопровождение… Но несколько сотен метров, — заявил Калиничев. Ни Федоров, ни Карпов не могли предложить иного решения. Карпов повернулся и сказал:

— Товарищ капитан, мы не сможем точно узнать, где он, но можем примерно определить его местоположение. Мы знаем, куда он направляется — точно не в море. И пока что он все еще остается в зоне досягаемости «Форта». Если Калиничев сможет с достаточной точностью определить его местонахождение, мы сможем выпустить три или четыре ракеты, чтобы с достаточной вероятностью сбить его прежде, чем он достигнет берега. Если нам это удастся, он рухнет в открытое море, и никто не найдет его и даже о нем не узнает.

Глаза Федорова широко раскрылись. Нужно было что-то делать, и это был лучший план, какой он только мог придумать. Затем он вспомнил, что рассказывал Карпов о помехах всего несколько секунд назад.

— Калиничев! — Взволнованно сказал он. — Можете изолировать диапазон от 150 до 176 МГц, и определить источник сигналов в этом диапазоне?

— Так точно, но мы обычно не ставим помех на этих частотах…

— Действуйте! Найдите его! Карпов, ЗРК к пуску. — Он не колебался ни секунды. Если была возможность сбить вертолет, они должны были действовать немедленно.

Карпов как всегда был рад стараться. Он отдал приказ подготовить комплекс С-300 к пуску и дал Калиничеву задачу обеспечить наилучшую оценку реального и прогнозируемого курса вертолета. Он знал, что это будет в определенной степени выстрел вслепую, подобно тому, как эсминцы этого периода сбрасывали бомбы в точки, где, по их мнению, могла находится подводная лодка противника. Однако у ракет комплекса С-300 были мощные осколочные боевые части. Выпустив от трех до пяти ракет, он мог просто насытить район цели достаточным количеством осколков, чтобы поразить ее. Он знал, что ракет у них было мало, чтобы ими разбрасываться, однако где-то внутри понимал, что так напугало Федорова. Кроме того, он намеревался расплатиться за тот удар кулаком. «Киров» сделает это за него. Три минуты спустя он скомандовал пуск.

Они неотрывно следили за фосфоресцирующим экраном радара, на котором отображался удаляющийся залп — пять драгоценных ракет С-300. Их скорость была невероятной, и они быстро настигали пятно на экране, которое, благодаря проделанной Калиничевым работе, обозначало источник помех. Оно было уже близко к побережью. Федоров закусил губу, проклиная то, что они делали, но надеясь, что все получится. Потому что если не получится, Геннадий Орлов исчезнет на территории Испании 1942 года, и одному Богу будет ведомо, какое опустошение его голова и темное сердце смогут принести в мир.

ГЛАВА 26

Пять смертоносных ракет комплекса С-300 с ревом вырвались из-под носовой части палубы «Кирова». Они были способны развить скорость в шесть звуковых и преодолеть 150 километров[53]. Целью был район, который Калиничев определил как наиболее вероятное расположение источника интенсивных помех, с акцентом на сигналы на частоте ниже 176МГц. После пуска Карпов осознал, что у них имеется еще один вариант и повернулся к командиру БЧ-2, перекрикивая оглушительный рев двигателей ракет.

- Включить дополнительные ИК-системы наведения! — Если они выйдут в район цели, ракеты могли задействовать и другие средства для наведения. Пять стальных пальцев устремились вдаль от корабля, словно латная перчатка.

Орлов заметил сигнал системы предупреждения о ракетной атаке и понял, что у него остаются считанные секунды, чтобы выжить.

— Уроды! — Крикнул он и схватил парашют, понимая, что ему нужно немедленно покинуть машину. На то, чтобы разблокировать и, матерясь, открыть боковую дверцу, у него ушло пятнадцать секунд. Еще пятнадцать — и он расположился у дверцы, ощущая близкое присутствие винта и бьющий в лицо холодный ветер. За этот короткий промежуток времени ракеты набрали максимальную скорость и ушли от корабля на тридцать километров, быстро приближаясь.

Сердце застыло от страха и адреналина, когда он посмотрел вниз. Обычно вертолеты совершали полеты на высоте одного километра, но они поднялись намного выше для обеспечения радиолокационного обзора — более четырех. Он прыгнул навстречу бьющему ветру, кувыркаясь всей своей немалой тушкой и набирая более шестидесяти метров в секунду в свободном падении. Отлетит ли он достаточно далеко, когда ракеты поразят цель, дума он, молясь всем богам и демонам, которых только мог вспомнить.

Карпов с восторгом сжал кулак, увидев, что сигнал телеметрии пропадает, что указывало на попадание.

— Попали! — Воскликнул он. — «Снег» помех на экране Калиничева немедленно исчез, и они могли четко видеть пораженную цель очень близко к берегу к северо-западу от Картахены. — Достали урода!

Глаза и лицо Федорова помрачнели.

— Вы уверены? — Спросил он.

— Разумеется, — сказал Карпов. — Никто не мог выжить. Но пять С-300? Слишком высокая цена за этого засранца, не говоря уже о потере еще одного вертолета.

Федоров кивнул, на мгновение задумался, а затем тихо сказал «прощайте, товарищ Орлов…». Остальные промолчали, ощущая какое-то странное неудобство. Все они знали тяжелого начальника оперативной части, каждый помнил, как он ко всем относился. Никто из них не был ему другом, а многие ощутили на себе его грубость и вспыльчивость, но что-то в том, что сказал Федоров, пробудило у некоторых смутные эмоции, какое-то подобие жалости, возможно сожаления или ощущения неправильности. Все странным образом ощущали потерю и смутный страх, хотя никто не стал бы горевать по Орлову. Однако их эмоции оказались неуместны…

* * *

Орлов пролетел вниз долгий километр прежде, чем нащупал кольцо парашюта. Незащищенные глаза разрывало холодным ветром. Он резко дернул за кольцо, и его жестко развернуло, задерживая падение. Он закричал, спуская напряжение после того, как смог выбраться из вертолета живым. Затем он увидел их — пять стрел гибели, появившиеся из низкого белого облака и понесшиеся с невозможной скоростью к точке, где он находился только что. Вертолет все еще летел на скорости 360 км/ч последние двадцать секунд, отойдя на еще два километра. Он сам находился на километр ниже и достаточно далеко, чтобы осколки не представляли для него опасности.

Четыре ракет из пяти захватили вертолет — инфракрасные системы самонаведения безжалостно направили их на крупную горячую цель. Последняя С-300 захватила небольшую цель, находившуюся поблизости, но значительно ниже, однако в течение нескольких секунд система отклонила цель, приняв ее за ложную, и перенаправила ракету на ту же цель, к которой шли ее товарки. Несколькими секундами спустя пять взрывов один за другим разорвали вечернее небо, уничтожив Ка-226.

Орлов содрогнулся от осознания того, насколько близок был к смерти. Он увидел, как смерть протянула к нему пять холодных пальцев и почти схватила его. Но он не был мертв — он был жив! Он захохотал, ревя от радости, глядя в небо и проваливаясь все ниже в холодном вечернем воздухе, исчезая в низком облаке. Пройдя через облако, он ощутил, как дыхание перехватило от красоты моря в лучах последнего угасающего света. Он схватился за стропы все еще не зажившими руками, не обращая внимания на боль.

Он был жив! Жив. Жив!!! И в ликующей яркости момента он понял, что был единственным, кто это знал. Они поймут, что ракеты поразили цель и решат, что он мертв. Теперь он был свободен, дрейфуя в наползающем белом тумане. Он полностью переродился, став полубогом, спускающимся с небес в мир, не готовый к силе, которую он однажды использует. Да, он стал подобен богу, так как знал все, что случиться в последующие дни. Знание было силой, и если что-то в жизни он и понял, так это то, что такое сила.

Он опускался все ниже и ниже, а затем понял, что находился достаточно далеко от суши, к которой, вероятно, придется плыть. Ничего еще не закончилось. Он дернул за шнур спасательного жилета, надетого поверх летного, и тот с шипением надулся. На плаву он останется, но наступала ночь, и вода будет достаточно холодной. Еды и воды при себе у него не было, пистолет в кармане жилета был единственным, что ему удалось забрать в бешеной попытке выбраться из вертолета. Затем он вспомнил, что парашютом можно было управлять и начал тянуть за стропы, направляя его ближе к затянутой сиреневой дымкой земле, видимой на западе.

Однако внезапно он заметил, что море под ним не было пустым. На воде держалась целая флотилия небольших лодок, следовавших на запад, к небольшим городам и деревням, заполонившим побережье. Кто-то точно увидит, как он падал и придет ему на помощь.

Так в конце концов и случилось. Его вытащили из моря, словно огромную рыбину, и только уже растянувшись на деревянной палубе рыбацкой лодки он снова ощутил радость и понимание того, что прежняя жизнь действительно осталась позади. Он пробыл в воде около часа, пока к нему не приблизилась одна из лодок, с которой заметили, как он размахивает руками и услышали его хриплые крики.

Теперь он сидел в лодке, уставший и промокший. Шапка сползла на глаза. Он улыбнулся и с благодарностью сказал «Spasibo!» глядя на троих растерянно смотрящих на него карими глазами мужчин. — Za druzhbu myezhdu narodami!

Они, разумеется, не поняли ни слова. Орлов так же не говорил ни на одном языке, кроме родного русского, но интонация и выражение лица явно передали благодарность. Самый крупный из рыбаков, стоявший в центре, ответил:

— Bienvenidos a bordo![54]

Они видели и слышали взрыв в небе, после чего заметили, как он спускается на парашюте. Это не было чем-то особенно удивительным. Шла война, хотя Испания, к счастью, сумела удержаться подальше от нее. Они уже видели, как итальянские самолеты пролетали мимо со своих далеких баз, чтобы бомбить Гибралтар, и сначала предположили, что это был какой-то невезучий итальянский летчик, однако внешность и язык Орлова заставили их отбросить эту мысль. Возможно, он был немцем или восточным европейцем, подумали они. В британских войсках было немало поляков. В любом случае, он был человеком, попавшим в беду, так что они помогли ему, дали снять промокшую одежду и дали поесть. Заметив пистолет, они косо посмотрел на него, но ничего не сделали, не желая провоцировать. Возможно, он был из специальных войск, подумали он. На нем, безусловно, была какая-то форма и выглядел он довольно угрожающе.

— Tenga cuidado, amigo mío. Si las autoridades descubren que eres un soldado, van a detarar y detener a usted por la duración de la guerra. Tenga cuidado[55], - сказал ему крупный, хотя Орлов в ответ лишь улыбнулся и кивнул.

Орлов понял мало, но был рад услышать человеческий голос, и от этих людей ему нужно было немного — еда, сухая одежда и несколько часов поспать прежде, чем лодка причалит к берегу. Он оказался в новом мире, и, хотя не имел при себе ничего, чем можно было бы расплатиться, и вообще мало знал, где находится, он понимал, что ему не составит труда получить то, что захочет или оказаться там, где захочет.

Да, подумал он. Это будет очень интересно. Хорошая еда, выпивка и женщины. И никто с «Кирова» не сможет найти его. Он переродился и был свободен, волен начать совершенно новую жизнь, если для этого у него хватит головы на плечах. Если это действительно был 1942 год, он мог заработать очень много денег за счет того, что знал. И в этом мире Карпов, Вольский и все остальные еще даже не родились, и это открывало дополнительные возможности. Сколько там было Карпову, подумал он? Где-то за сорок? Черт, придется ждать тридцать с гаком лет, чтобы суметь снова его увидеть, но это бы того стоило. Хм… А что будет с этой крысой, если я найду и придушу его деда, а? Он улыбнулся сам себе от этой мысли.

* * *

Федоров выразил желание отправить оставшийся Ка-40, чтобы подтвердить, что вертолет был уничтожен и проверить, выжил ли Орлов, но Карпов убедил его, что это будет бесполезно.

— Мы только зря потратим время и топливо. А этот инцидент и так стоил нам слишком много. Никто не мог уцелеть. Все пять ракет поразили цель, это я могу сказать точно. Так что теперь нам нужно обратить внимание на то, что ждет нас вперед. Если и поднимать Ка-40, то чтобы обнаружить британские корабли, о которых вы беспокоились.

Федоров заколебался. Он не хотел потерять последний вертолет и решил придерживаться запланированного курса. У него было мало сомнений в том, что они в ближайшем времени обнаружат Соединение «Z» корабельными радарами и узнают то же самое.

— Принимайте вахту, Карпов. Я доложу адмиралу Вольскому о случившемся, после чего несколько часов отдохну. Следуйте нынешним курсом два часа, после чего измените курс на два-два-пять.

Он направился вниз с тяжелым сердцем, не желая приносить адмиралу новые дурные вести. Однако добравшись до санчасти, он обнаружил, что Вольский спал в изоляторе, так что решил рассказать все Золкину.

— Не принимайте это слишком близко, — ответил тот. — Люди, подобные Орлову, следуют своим путем и получают то, чего заслуживают. Если вас это утешит, я скажу, что вы поступили правильно. Адмирал отдал категоричный приказ, гласящий, что ни один образец нашего оружия или иной техники не должен попасть в руки врага. Вы предотвратили это, дорогой ценой, но сделали то, что должны были.

— Однако Орлов мог выжить, — ответил Федоров, и ему стало не по себе от осознания того, что он намеревался его убить.

— Я понимаю. Он не был вам другом, но ваша совесть все еще беспокоит вас. Это происходит только потому, что вы хороший человек, Федоров. На этом вертолете находился еще один человек, и я не думаю, что Орлов отнесся к нему с пониманием. Итого девять. Уже девять погибших. По крайней мере, нам не нужно сбрасывать этих двоих в море. Помните, что вы сделали это только потому, что должны были сделать это, чтобы защитить всех нас.

— Благодарю, доктор.

Тем не менее, особого утешения слова Золкина ему не принесли. Он все еще ощущал себя ответственным за все, что случилось, за всех девятерых погибших, хотя он предпринял все, чтобы не допустить подобного. Это была темная сторона командования, подумал он, изнанка гордости и волнения, которые он ощутил, впервые приняв корабль. Теперь это казалось невыносимым бременем, и он ощущал каждые его грамм на собственных плечах — не только за корабль и его экипаж, но и за историю, которую он столь упорны пытался защитить. Но что ты будешь спасать, подумал он? Все было так понятно, так предсказуемо… А потом из ниоткуда появились итальянские линкоры. Он уже не мог ощущать себя ни в чем уверенным с теми знаниями, которыми наполнял свою память.

Подойдя к своей каюте, он снова ощутил странное беспокойство, необъяснимое чувство того, что что-то было неправильно. Это было нечто большее, чем измена и слепая глупость Орлова, нечто большее, чем его гибель и потеря вертолета. Это была тень глубокой неопределенности, которая теперь неотступно следовала за ним. Ощущение подавляющего слепого страха, которое он никак не мог выбросить из головы.

Он вошел в каюту и лег на койку, глядя в подволок и пытаясь понять, где именно он совершил какую-то ужасную, но до сих пор не понятую ошибку. Ему нужно было отдохнуть, но сон не шел. Он просто лежал, снова и снова возвращаясь к этому вопросу.

Что, если Орлов все-таки выжил? Господи, избавь мир от этого человека. Найди для него место на небесах и забери его туда. Ибо в ином случае, он обязательно найдет для себя место в аду — для себя и для многих других.

ГЛАВА 27

Федоров вернулся на ГКП через три часа. Карпов доложил, что все спокойно, однако на юго-западе четко наблюдается надводная групповая цель.

— Следуем курсом 225, скорость тридцать узлов. Все спокойно, однако мы обнаружили ваше «Соединение «Z». Вы были правы. Они были замечены на удалении примерно 150 морских миль. Они следуют курсом 255 и все еще опережают нас, однако замедлили ход до пятнадцати узлов, что сокращает дистанцию. Увеличив скорость до полной боевой, мы получим еще пять узлов и посмотрим, сможем ли увеличить дистанцию.

— Этого будет недостаточно, — сказал Федоров, направившись к навигационному планшету. Его хорошо подготовленный глаз быстро определил положение, курс и скорости британской оперативной группы относительно «Кирова», и он понял, что они проиграли гонку. — Именно то, чего я боялся. Если бы у нас было пространство для маневра по правому борту, я бы изменил курс на пятнадцать-двадцать градусов вправо, и тогда мы, возможно, смогли бы обойти их. Однако этот курс ведет нас прямо на Кабо-де-Гата — Мыс Кошки. — Он указал на массивный участок суши на юго-восток от Альмерии. — Мы не сможем пройти по суше, а если они изменят курс хотя бы на несколько градусов вправо, все станет еще хуже. Они просто ждали слишком долго прежде, чем броситься за нами, хотя я не понимаю, почему. Тем не менее, они опережают нас на несколько часов.

Что-то пошло не так. Что-то опять изменилась. Если только проблемы с котлами на «Родни» не были чудесным образом исправлены, это означало, что «Соединение «Z» развернулось раньше, чем должно было. Оно должно было лечь на обратный курс в 18.55, но тогда у него не было никакой возможности оказаться там, где оно находилось, если только… Он быстро прикинул в уме.

— Твою мать, — выдохнул он. — Что-то опять изменилось. Они, должно быть, повернули на запад уже в 16.00! И это означает, что «Индомитейбл» не повергся атаке, в ходе которой получил три бомбы в полетную палубу — она должна была случиться в 18.30. Что означает, что он остался нетронут.

— То есть, у них будут три авианосца? — Спросил Карпов.

— Именно.

— И я мог бы утопить два из них несколько недель назад, если бы у меня были развязаны руки. Кошка, которую вы не покормите сегодня, оцарапает вас завтра. Теперь нам снова придется столкнуться с ними.

Федоров выглядел неуверенным в себе. Их план провалился. Они не смогут разминуться с «Соединением «Z», и перспектива полномасштабного сражения становилась все ближе с каждым оборотом мощных винтов «Кирова», несших корабль на запад. Он взглянул на навигационный планшет и задумался.

— В 23.00 они будут вот здесь, если продолжат следовать текущим курсом. Я сомневаюсь, что они поднимут самолеты ночью, не считая дежурных сил прикрытия оперативной группы. Здесь могут действовать дальние разведчики из Гибралтара, но я не думаю, что мы уже обнаружены.

— И где мы будет находится к этому времени?

— Вот здесь — примерно в сорока морских милях по их правой раковине. — Затем он увидел это — весьма призрачный шанс, который нужно было очень правильно спланировать. Карпов заметил, как изменился его взгляд.

— У вас есть другое предложение?

— Взгляните. В 23.00 мы также будем находится в сорока морских милях к востоку от Кабо-де-Гата. Предположим, что в тот момент мы займем курс строго на запад и направимся прямо к мысу. Тогда они могут не заметить нас, и мы просто пройдем мимо. Если же они заметят нас, им придется изменить курс на пятнадцать градусов вправо — но и тогда, я полагаю, мы сможем уйти. Единственное, что меня беспокоит, это то, что, хотя они не смогут догнать нас, их орудия имеют техническую дальность 36 000 метров при эффективной 32 000.

— Мы будем находиться в пределах их досягаемости?

— К сожалению да. — Он задумался. — У нас не будет пространства для маневра вправо. Там будет чертово побережье, так что нам придется просто идти напролом под огнем.

— Так давайте прорываться. Когда по ним ударит наш первый ракетный залп, они ошалеют так же, как итальянцы. Бой будет проходить ночью. Мы можем подавать любой их радар. И у нас в два раза выше скорость.

— Верно, но у них есть три авианосца, которые запустят все, что есть. Кроме того, скоро будут задействованы самолеты из Гибралтара.

— У нас имеются тридцать пять ракет комплекса «Форт» и семьдесят девять комплекса «Кинжал».

— Кроме того, у них имеются подлодки.

— Гидроакустический комплекс полностью исправен.

— Минные поля в проливе…

— И вы видели, как мы преодолели их в проливе Бонифачо. Мы можем прорваться, Федоров! Нет смысла мандражировать попусту. Единственный альтернативный вариант — встать на якорь и связаться с Гибралтаром. — Он указан на далекую невидимую базу где-то на западе. — Сделайте это, и я гарантирую, что «Соединение «Z» броситься сюда на всех парах и бой нам придется принять прямо здесь. Это случиться, рано или поздно. Но если мы пойдем на прорыв, у нас будет по крайней мере шанс победить.

Федоров посмотрел на него, понимая, что Карпов был прав.

— Хорошо, — сказал он. — Я предлагаю вам отдохнуть несколько часов и хорошо поесть, капитан. Ожидаю вас на ГКП в 23.00, после чего мы начнем маневр вокруг Кабо-де-Гата. Предлагаю назвать это «Операция «Прогон через строй».

— Так точно, товарищ капитан. Отличное название.

Карпов получил то, чего хотел.

* * *

В это же самое время адмирал Тови смотрел на карту в штурманской рубке «Короля Георга V» вместе с начальником своего штаба Майклом Денни и командиром корабля капитаном Паттерсоном. Они проходили мимо испанского Виго, мчась на юг к Лиссабону, однако оставалось еще много часов пути.

— Итак, — сказал Тови, — Мы не сможем выйти к западным подходам к Гибралтару до 14.00 завтрашнего дня.

— Я уже поражен тем, что мы идем настолько быстро, — сказал Денни. — Можно решить, что от этой вылазки зависит исход всей войны.

Относительно молодой, сорокашестилетний, он еще не обзавелся сединой, присущей другим старшим офицерам. После службы на крейсере «Кения» и авианосце «Викториес», он заменил «Папу» Бринда на посту начальника штаба Тови, и привнес на эту должность всю остроту суждений и энергию своей относительной молодости. Тем не менее, Тови сейчас не хватало Бринда, его мрачной мудрости и каменной серьезности.

— Это может быть не так далеко от истины, джентльмены, — сказал адмирал. — Надеюсь, что мне не нужно напоминать вам, что случилось с американским флотом в прошлом году. Я направил сообщение адмиралу Фрэзеру и сказал ему, что он может предлагать Сифрету место за круглым столом, так что он уже проинформирован о «Джеронимо». Однако, он все еще полагает, что это французский линейный крейсер «Страссбург». Если же это действительно так, то все мы вздохнем с облегчением, ибо единственное, что мы потеряем в этом походе — так это мазут.

— «Родни» и «Нельсон» легко справятся со «Страссбургом», — сказал капитан Паттерсон. — Но если это не французский корабль? — Он видел, на что был способен «Джеронимо», так как сам ощутил удар этих ракет по тяжелой броне его корабля.

— Тогда все решиться огнем и сталью, джентльмены. Не более, не менее. — Лицо Тови приобрело мрачное выражение. — Что мы имеем в Гибралтаре?

Денни повернулся к доске, на которой висели последние сводки со «Скалы».

— Бомбардировщики «Хадсон» из 223-й эскадрильи будут готовы к полетам с рассветом. Также 808-я эскадрилья Кэмпбелла, оснащенная «Фулмарами-II», 813-я эскадрилья «Си Харриеров» Хатчинсона, а также несколько «Бофайтеров» Берегового командования и истребителей 804-й эскадрильи с «Аргуса». Всего 48 самолетов. Мы перебросили многие самолеты для обеспечения операции «Пьедестал», однако Сифрет располагает авиагруппами трех авианосцев «Соединения «Z», в том числе тридцатью шестью истребителями и сорока двумя торпедоносцами «Альбакор-II». Наши собственные силы насчитывают шестнадцать «Суордфишей» 825-й и двенадцать «Си Харриеров» 802-й эскадрилий на «Эвенджере». Таким образом, всего мы располагаем 154 самолетами.

— Уже лучше, — сказал Тови. — А подводные лодки?

— В Гибралтаре находится «Талисман», и нам повезло, что она оказалась там. Она была по ошибке атакована «Сазерлендом» в Бискайском заливе и отправлена в Гибралтар для ремонта. Кроме того, «Травелер» возвращается домой, но на ней не осталось торпед. Все остальные лодки действуют в центральном и восточном Средиземноморье.

— Не слишком многообещающе, но «Талисман» будет нам полезен, — сказал Тови, постукивая по карте. — Итак, господа, вот наш план действий: Соединение «Z» ведет поиски Джеронимо, и я ожидаю, что, располагая тремя авианосцами, обнаружит его в ближайшее время. Его задача — вцепиться ему в ноги и не отпускать, сколько это возможно, чтобы выиграть для нас время, нужное для подхода Флота Метрополии. Если наши самолеты, наша единственная подлодка и «Соединение «Z» справятся сами, я будут только рад. Но если ситуация изменится к худшему, слово останется за нами. Я не поведу флот в пролив. Там недостаточно места для маневра, и мы сгрудимся, словно стадо баранов. Нет, джентльмены. Мы встанем широкой дугой вот здесь, — он указал на западные подступы к Гибралтару.

— Кроме того, мы не станем формировать боевую линию. Эта тактика не оправдала себя в прошлый раз. Я планирую поставить наши линкоры широкой дугой, таким образом, чтобы каждый мог поддержать огнем три других, но с достаточно широкими интервалами, чтобы противник не мог сконцентрировать свой огонь. Крейсера и эсминцы сформируют передовое охранение. «Эвенджер» останется севернее у побережья Испании на значительной дистанции и поднимет все, что есть. Я хочу, чтобы их «Си Харриеры» были вооружены бомбами. Они пойдут на большой высоте, а «Суордфиши» на предельно малой, причем держа дистанцию между машинами. Не будет никаких действий эскадрильями и звеньями. Каждый будет сам за себя. В Атлантике эти ракеты сбивали по два-три самолета за раз. На этот раз такого не будет.

Они рассмотрели план, тщательно определив интервалы между кораблями для недопущения бегства противника, если тот все же пройдет пролив. Тови продолжил:

— Если же этот корабль — «Джеронимо», и он выпустит одну из этих чудо-бомб, как по американцам, они смогут уничтожить лишь один из наших тяжелых кораблей одним ударом. Это до отвращения безжалостная логика, но, ввиду того, что мы видели год назад, это единственный способ справиться с подобной силой. Если этот корабль прорвется через «Соединение «Z», нам нужно быть на правильной позиции и готовыми ко всему. Как только он направится в Гибралтарский пролив, я прикажу Флоту Метрополии вступить в бой. Мы будем тяжелой кавалерией, господа. Каждый корабль должен действовать в полную силу, всеми орудиями. Просто подсчитав все носовые башни на четырех линкорах, мы получаем двадцать четыре 356-мм орудия. Если какой-либо корабль сможет выполнить маневр и ввести в действие кормовую башню, будет замечательно, но я хочу, чтобы мы просто сокращали дистанцию, ведя непрерывный огонь. Вы можете ожидать ударов, если они снова задействуют свои проклятые ракеты. Как я уже говорил, исход определят броня, меткая стрельба и железная выдержка. В нашем распоряжении «Король Георг V», «Принц Уэльский», «Герцог Йорк» и «Энсон». Один из нас должен прикончить урода.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ ПРОГОН ЧЕРЕЗ СТРОЙ

«Солдаты в черных мундирах стояли двумя рядами друг против друга, держа ружья к ноге, и не двигались. Позади их стояли барабанщик и флейтщик и не переставая повторяли всё ту же неприятную, визгливую мелодию.

— Что это они делают? — спросил я у кузнеца, остановившегося рядом со мною.

— Татарина гоняют за побег, — сердито сказал кузнец, взглядывая в дальний конец рядов»

Л.Н.Толстой, «После бала»

ГЛАВА 28

Все началось вскоре после 23.00 13 августа 1942 года. «Киров» мчался, не будучи обнаружен, на юг, и начал маневр на запад к Кабо-де-ла-Гата. Эти шестьдесят миль они преодолеют за два часа, достигнув мыса к 1.00. Однако в районе полуночи с юга показались три самолета, явно ведущие поиск.

— Должно быть, с авианосцев, — сказал Федоров.

— Сбить их? — Карпов вернулся на ГКП, отдохнувший и готовый действовать.

Федоров подумал и покачал головой.

— Незачем. Если мы уничтожим их, это даст британцам наши примерные координаты и немедленно сигнализирует о нашей враждебности. Я хочу проверить, купятся ли он на нашу уловку относительно того, что мы французский корабль. Это может обеспечить нам немного времени.

Они проследили за тем, как разведывательные самолеты приближались все ближе, подойдя на четыре километра, а затем развернулись и направились на юг. Вскоре Николин напрягся, поправил гарнитуру и доложил.

— Сообщение, товарищ капитан. На английском, сигнал четкий.

Он включил громкую связь и начал переводить.

— «Корабль по координатам тридцать шесть градусов сорок две минуты северной широты два градуса западной долготы, следующий курсом 270, прошу назваться».

Федоров ухмыльнулся.

— Кто-то уже стучится в дверь. Хорошо у них корректировщики работают. Координаты очень точны.

— Игнорировать их? — Спросил Николин.

— Нет. Теперь вам придется немного попрактиковаться в английском. А если вы сможете изобразить говорящего по-английски француза, то тем лучше. Скажите им, что мы французский линейный крейсер «Страссбург», что мы прорвались из Тулона, вступили в бой с двумя итальянскими линкорами, пытавшимися перехватить нас, и направляемся к контролируемым «Свободной Францией» портам в экваториальной Африке, чтобы присоединиться к силам адмирала Дарлана.

— Так точно, — Николин начал передавать сообщение. Его карие глаза переводили взгляд от микрофона на Федорова и обратно с явным волнение. Прошло некоторое время, и они услышали ответ, которого Федоров ожидал.

— Товарищ капитан, они требуют уменьшить ход и занять курс 255. Говорят, что будут сопровождать нас к Гибралтару, откуда мы сможем начать переход на юг.

— Очень хорошо. Сообщите, что мы занимаем этот курс и следуем ходом двадцать узлов. Установим связь семафором через тридцать минут.

— Вы намерены делать то, что они говорят? — Карпов выглядел смущенным.

— Нет, разумеется. Курс 270, полная боевая скорость. Теперь посмотрим, насколько британцы подозрительны. Если бы они хотел, чтобы мы следовали курсом 255, им нужно было бы изменить курс почти на ноль, чтобы встретиться с нами, учитывая их нынешнюю позицию. Если они двинутся западнее, это будет означать, что они не намерены рисковать и намерены отрезать нас. Даже если они поверили, что мы «Страссбург», они понимают, что мы способны развить тридцать узлов. Давайте посмотрим, что они предпримут.

Ответ был получен очень быстро, когда Роденко доложил о том, что цели изменили курс на 302 градуса и увеличили ход до более чем двадцати узлов.

— Осторожные, сучьи дети, — Карпов беспокойно сложил руки за спиной. — Изменили курс прежде, чем дали нам хотя бы шанс занять курс 255.

— Я не думаю, что они купились. И они никогда не заявляли, что Британия правила морями просто так, — сказал Федоров. — Они знают, что «Страссбургу» было бы нелегко одолеть два итальянских линкора. Они следуют курсом, который позволил бы им легко перехватить нас при прошлом курсе и скорости. Очень хорошо… Давайте сыграем. Через несколько минут выпустить осветительный снаряд по координатам, в которых мы должны были бы находиться, если бы следовали курсом, который нам указали. Они, вероятно, снова направят к нам свои самолеты, однако это должно внести некоторую сумятицу.

— Можно выпустить одну РГБ из «Удава», — сказал Карпов. — Настроив на подрыв в воздухе.

Они выждали время и выпустили одну реактивную бомбу на максимальную дистанцию. Все это время Роденко наблюдал еще один приближающийся самолет. Было понятно, что британцы вообще не намерены рисковать. Самолет бросился к тому месту, в которое они выпустили бомбу, а затем направился на северо-запад курсом перехвата.

— Они что, видят нас на радарах? — Спросил Карпов. — Что с нашими средствами РЭБ, Роденко?

— Все норма, товарищ капитан-лейтенант. Устойчивые помехи на всех используемых противником частотах.

— Просто это опытные и работоспособные люди, — сказал Федоров. — Этот человек может лететь без штанов, но понимает достаточно, чтобы направить самолет на северо-запад, учитывая наш прежний курс.

— При текущей скорости они снова обнаружат нас через десять минут, — сказал Роденко.

— Пусть так. Они не узнают ничего, чего уже не знают. Уловки кончились. Начинается испытание огнем. Погасить все огни. Мы должны достичь мыса к 01.00. К тому времени корабль должен находиться в полной боевой готовности. Мы изменим курс на пятнадцать градусов влево, чтобы разойтись с судоходными маршрутами в Альмерийском заливе. На побережье имеются хорошие порты, кроме того, это идеальный район для подводных лодок. Мы будем избегать контакта, насколько это возможно, однако к 01.30 неминуемо будем атакованы. Остаток времени я предлагаю потратить на проверку всего вооружения. Я не хочу повторения катастрофы с комплексом «Кинжал». На этот раз нам будут нужны каждая ракета и каждый снаряд.

* * *

Находящийся на борту линкора «Нельсон» адмирал Сифрет убедился в своем предположении, что корабль являлся мятежным французским линейным крейсером, однако, как бы то ни было, намеревался поставить свои линкоры в наилучшую позицию на тот случай, если его просьба не будет выполнена. От отделил свои корабли в 18.00, отправив три авианосца под командованием контр-адмирала Сент-Листера в сопровождении всех оставшихся крейсеров и пяти эсминцев на параллельный линкорам курс примерно в сорока милях от них. Кроме того, нужно было подумать о тяжело поврежденном эсминце «Итюриэль», который от отправил на юг в сопровождении эсминца «Квентин». У него оставалось два линкора и шесть эсминцев, что он находил более чем достаточными силами, чтобы справиться с этим «Джеронимо». Приблизившись на дистанцию ведения огня, он даст сигнал капитану «Индомитейбла» Траубриджу поднимать свои торпедоносцы «Альбакор-II» на всякий случай. Он намеревался направить линкоры прямо наперерез «Страссбургу», а затем сказать свое последнее слово прежде, чем заговорят его 406-мм орудия.

В эфире стояла мертвая тишина, но он знал, что адмирал Фрэзер остался инкогнито на «Родни» в качестве наблюдателя, и сейчас явно находился на его мостике. Он просигналил однотипному кораблю семафором, сообщая о своих намерениях и передав приказ развить полный ход. Ответный сигнал сообщил, что они не намерены опоздать на чай, что подтвердило его догадку относительно присутствия Фрэзера на мостике.

Ну и к чему вся эта суета и неразбериха, подумал он? Через два-три часа дело будет сделано. Незачем было отменять операцию и гнать весь Флот Метрополии на юг, словно ошпаренный. Однако затем поступил доклад от самолета 827-й эскадрильи с «Индомитейбла». И он не понял, что с ним делать.

* * *

Сублейтенант Уильям Уолтер Парсонс, наблюдатель морской авиации из состава 827-й эскадрильи с авианосца «Индомитейбл» был тем, кому посчастливилось обнаружить «Киров», и от вида этого корабля его бросило в дрожь. Год назад судьба привела его на север, в составе той же 827-й эскадрильи, базирующейся тогда на авианосце «Викториес». Тогда они должны были нанести удар по Киркинесу. Однако обнаружение странного надводного корабля заставило Уэйк-Уолкера отменить намеченную операцию и начать долгую и жестокую охоту. Он, разумеется, этого не знал, но тогда он должен был быть сбит над Киркинесом и взят в плен немцами, однако все изменилось после появления таинственного корабля.

Отмена налета на Киркинес означала, что ему не придется провести долгие годы в холодном немецком лагере для военнопленных, что ему не придется совершать долгий изнурительный марш из Сагана, толкая перед собой чертову тачку сотни миль по заледенелой дороге. Да, повезло — как покойнику. Потому что именно его эскадрилья особенно сильно пострадала в охоте на тот неопознанный рейдер, потеряв многих хороших людей. Он был одним из немногих, кто смог вернуться. И все еще помнил лица тех, кто погиб — Маккендрика, Тернбулла, Бонда, Гринсдейла, Майлза… И те жуткие ракеты, рвущиеся к их самолетам, словно бешеная стая ненасытных акул…

Одного взгляда на корабль, разрезавший темное море у побережья Испании хватило, чтобы все это пробудилось в памяти. Вместе с ощущением дикого страха и недобрым предчувствием. Он должен был начать слежение за этим кораблем, но что-то заставило его рвануть ручку управления и бросить машину в резкий разворот, чтобы уйти как можно дальше. Он немедленно доложил и, через несколько минут смог взять себя в руки, понимая, что ему следует развернуться и снова начать следовать за целью.

— Что это у нас? — Сказал он сам себе вслух. Это был… Это был тот корабль! Черт меня побери, но это не французский линейный крейсер! Нет. Это был… Но ведь его не могло быть здесь… Этого не могло быть…

Это был он.

К счастью, индикатор топлива позволил Парсонсу уйти с некоторым достоинством, и вскоре он направился на юг, к «Индомитейблу». У него было странное ощущение, что он следил за какой-то тенью из ночного кошмара, и чем дальше он уходил от него, тем сильнее оно становилось. Совершив посадку, он направился в инструкторскую, не зная, что должен сказать. Он доложил командиру эскадрильи лейтенат-коммандеру Бьюкенен-Данлоп, и сказал то, что думал.

— Вас тогда с нами не было, — подытожил он. — И вам очень повезло. Но этот корабль до боли похож на тот, с которым мы сражались в Северной Атлантике в августе прошлого года. Он сбил большую часть моих товарищей, после чего ударил по «Викториесу» зажигательным снарядом[56].

* * *

Адмирал Сифрет получил этот доклад по соответствующим каналам, но отнесся без особого пиетета. Он знал, что ночные полеты нервировали всех. Волнение перед боем было нормальным делом. И все равно, Парсонс выполнил поставленную задачу, обнаружив цель, и правильно оценил ее курс и скорость.

Парсонс так никогда и не узнал о том, что Федоров пощадил его, не став отдавать приказ сбить самолет. Благодаря этому он смог пережить войну, стать школьным учителем и обзавестись детьми и внуками. Однако многие из 827-й эскадрильи уже не смогут. Они уже проходили инструктаж, а техники готовили к вылету их самолеты и подвешивали торпеды. Парсонс не был включен в состав ударной группы, чтобы, вероятно, произвести доразведку цели после удара. Однако после окончания инструктажа он поймал одного из своих товарищей по эскадрилье.

— Том, будь внимателен, — тихо сказал он. — Не лезьте напролом. Спуститесь к самой воде и идите максимально рассредоточившись. Оставайтесь на предельно малой высоте и укрывайтесь за всем, что найдете.

Это был лучший совет, который Томас Уэлс когда-либо получал в своей жизни.

* * *

«Соединение «Z» рвалось вперед, направляясь к точке в тридцати морских милях к юго-западу от Кабо-де-Гата. По последним докладам, цель шла очень быстро. В полночь они находились примерно в тридцати двух морских милях или шестидесяти километрах друг от друга и продолжали сближаться. Была объявлена боевая тревога. Корабли изготовились к бою, огромные орудия были заряжены, тяжело бронированные башни развернулись в направлении, откуда ожидалось появление противника.

Настало время для последней попытки уладить вопрос по-дружески. Он приказал радисту немедленно потребовать от корабля снизить ход и принять на борт британского офицера связи. Ответа не последовало. Он сложил руки на груди. Адмиралу Фрэзеру на «Родни» был отправлен сигнал семафором: «Объект не отвечает. Готовность к бою. Прошу присоединяться».

Следующее слово должны были сказать наблюдатели с мощными биноклями на боевом марсе, однако они столкнулись со значительными трудностями. Радар совершенно разладился, и операторы не видели никаких признаков вражеского корабля. Похоже, дело будет делаться дедовскими методами — опытными глазами с биноклями и хорошо обученными расчетами орудий. Что же, быть по сему. Его добыча находилась именно там, где бы он мог пожелать — зажатой у береговой линии Испании по его правому борту, не имя особого пространства для маневра. Сифрет понимал, что им не хватит скорости, чтобы подойти ближе 20 000 метров, но огонь они могли открыть значительно раньше. Цель могла быть быстроходной, но ей предстояло провести в зоне огня его орудий около часа. Луна взойдет только в районе пяти утра, так что было очень темно. Французы выбрали идеальное время для попытки прорыва, но, если им удастся обнаружить противника, Сифрет был уверен, что его артиллеристы сделают все остальное.

Он посмотрел на часы и отдал приказ.

— Хорошо. Отменить режим радиомолчания. Пока спустить собак, чтобы найти этих джентльменов. Отправьте «Ашанти» и «Татарина». Остальным продолжать прикрывать нас. — Два кораблика по правому борту отделались от группы и набрали ход. Вскоре поступил доклад, что корабль был замечен на северо-востоке. Он был замечен с очень большой дистанции, однако было ясно, что некий крупный корабль направляется к Мысу Кошки и идет слишком быстро, чтобы это могло быть гражданское судно. Сифрет решил встретить мятежный французский корабль более весомыми аргументами. Он знал, что первый залп придется очень далеко от цели, но послужит предупредительным выстрелом по курсу.

Он приказал произвести выстрелы центральными орудиями башен «А» и «В». Что-то напоминало ему о важности вежливости, даже если это была война, являющаяся смертельно серьезным делом. Мысль о том, что он показывал им таким образом средний палец тоже пришла ему в голову. Если же французы ответят на его предупредительные выстрелы собственными, он знал, что начнется драка, и не сомневался, кто выйдет из нее победителем. Он отметил, что «Родни» не произвел выстрелов — его темная и угрожающая масса спокойно следовала в 4 500 метров от них. Он ждал со спокойствием и уверенностью. Корректировщики на эсминцах заметили вдалеке белые столбы воды от упавших снарядов и доложили, что снаряды легли со значительным разлетом в нескольких тысячах метров по курсу корабля противника. Началось.

* * *

Федоров услышал далекий вой первых снарядов и глухой удар при их падении в темное море. Он отметил время — 01.10 14 августа 1942 года. Морское сражение, которого не должно было случиться в принципе, началось. Кому-то предстояло погибнуть, возможно, с обеих сторон. Погибнуть тем, кто должен был остаться в живых. Это сводило его с ума. Война сама по себе была концентрированным безумием, но это было еще хуже. Его кораблю нужно было пройти морским путем, на котором стал, как шлагбаум, другой корабль. На мгновение он подумал о том, чтобы произвести разворот и направиться обратно к Балеарским островам, однако он понимал, что этим лишь отложит неизбежное. Им не оставалось ничего, кроме как сражаться.

Для Карпова все было проще. Кто-то должен будет отступить, и это будет не «Киров». Он посмотрел на Федорова, заметил мучительное выражение на его лице, и сказал:

— Я полагаю, нас атакуют, товарищ капитан. Танец с Варенькой закончился, начинается прогон через строй. Давайте посмотрим, что у них там будет после бала.

Федоров отметил ссылку на знаменитый рассказ Толстого, герой которого был поражен на балу красотой и очарованием девушки по имени Варенька. Однако позже, тем же вечером, он шел один, наткнувшись на дисциплинарное наказание пытавшегося сбежать татарина, которым руководил отец Вареньки, армейский полковник. Это было жестоко и беспощадно — солдатам было приказано бить татарина все сильнее, из-за чего герой полностью лишился веры в человеческое сострадание и растерял все чувства к дочери этого человека. Он утверждал, что эта случайная встреча переменила его жизнь, и что-то в нем умирало с каждым ударом по несчастному беглецу.

Теперь «Киров» оказался на месте этого беглого татарина. Следующий час им предстояло провести в серьезной опасности в зоне огня смертоносных 406-мм орудий. Случайно была эта встреча или запланированной, было не важно. И это морское безумие точно должно было навсегда изменить жизнь всех, кто имел к нему отношение.

— Товарищ капитан? — Настойчиво спросил Карпов.

— Это предупредительные выстрелы, — быстро ответил он.

— Да, и было бы неплохо ответить тем же, хотя я не думаю, что мы можем позволить себе разбрасываться боеприпасами. Предлагаю дать им такое же предупреждение. У нас осталось четырнадцать ПКР «Москит». Шести должно хватить.

— Это не итальянцы… — Начал Федоров, осознавая, что настало время делать выбор, которого он ждал долгие часы. Время пришло, и им оставалось только драться. Он повернулся у Карпову и отдал приказ:

— Одну ракету П-900 к пуску по каждому линкору сразу после их следующего залпа.

— П-900? Они же малоскоростные.

— Да, и именно этого я и хочу. Чтобы они хорошо их рассмотрели. — Он решил использовать дозвуковые крылатые ракеты вместо более смертоносных сверхзвуковых «Москитов». П-900 были более медленными, но все же опасными за счет 400-килограммовой БЧ и отменной точности.

— Так точно. Самсонов, две П-900 к пуску, целераспределение по усмотрению.

Самсонов четко фиксировал оба линкора на своем экране. Он провел световым пером, коснулся каждой отметки, а затем выбрал соответствующий комплекс и нажал «готовность»[57].

- Осредненные элементы движения целей введены в БИУС. К пуску готов.

Они начали молча ждать. Черный сатин безлунной ночи словно обволакивал их чувством незнания и неуверенности. Лица освещались лишь зеленой люминесценцией экранов радаров, их настоящих глаз, вглядывающихся в черноту ночи, откуда на них словно мог бросится какой-то ужасный зверь. А затем горизонт словно взорвался огнем. Несколькими секундами спустя налетел отдаленный гром[58].

«Нельсон» и «Родни» грянули снова, уже всерьез.

Федоров пожал плечами, а затем с мрачным видом повернулся к Карпову.

— Толкните их в плечо, только слегка, капитан.

— Есть.

ГЛАВА 29

Сифрет никогда не видел ничего подобного. Ночной мрак у горизонта разорвала далекая вспышка, освещающая клубы дыма. Он смог разглядеть, как в небе что-то горит, а затем услышал отдаленный низкий гул.

— Что это? — Спросил он у старшего лейтенанта, указывая на яркое пятно, становящееся все больше с каждой секундой. Медленное приближение пятна произвело именно то впечатление, на которое рассчитывал Федоров. Каждый на мостике завороженно смотрел на приближающееся сияние. Они все видели, как надают в море горящие самолеты, в том числе ночью, но это было что-то другое. Оно медленно и явно целеустремленно поднималось все выше и выше, затем выровнялось, и начало постепенно снижаться. Опустившись к самой воде, оно вдруг резко вспыхнуло и рванулось вперед, оставляя за собой хвост яркого пламени, освещающей след призрачного дыма. Это был самолет — решил кто-то. Бедняга явно уходил в сторону моря. Вероятно, один из наших разведывательных самолетов подошел слишком близко.

Но это был не самолет… Это точно был не самолет! Оно вдруг рвануло вперед с мощным ревом, обратившись в огненное копье, направленное в самое сердце корабля. Запустившийся на терминальном участке прямоточный реактивный двигатель разогнал ракету до скорости в три звуковые. К тому моменту каждый матрос смотрел на нее, словно завороженный.

Оно приближалось, и Сифрет инстинктивно сделал шаг назад, протягивая руку к поручню прямо в тот момент, когда нечто с грохотом пронеслось по небу и ударило прямо в основание высокой бронированной боевой рубки корабля. От удара на мостике вылетели все стекла, однако удар пришелся достаточно низко, чтобы не нанести реальных повреждений мостику. Однако он пришелся достаточно низко, чтобы ударить прямо в башню «С», взорвавшись клубами пламени и дыма.

Все, что мог сделать адмирал, это просто удержаться на ногах. Два мичмана повалились на палубу. Черный дым заставил всех закашляться, и Сифрет инстинктивно присел, чтобы избежать его.

— М-м-мать честная! — Буквально прокашлял он. Попадание первым же чертовым выстрелом? Но что это вообще было? Затем в памяти ожили все слухи и рассказы матросов, которые он отвергал как бред в прошлом году — о ракетах, быстрых, как молния и убийственно точных. Ракетах, выпускаемых загадочным кораблем, скользящим в ночи, словно призрак.

И это было оно! У французов никогда не было ничего подобного ни в проекте, ни в металле. «Страссбург» был вооружен 330-мм орудиями, но это было нечто совершенно другое — ни яркой вспышки вражеского залпа на горизонте, ни фонтанов воды от промахов. Это был он! Это был тот самый корабль, о котором предупреждал его Фрэзер, корабль, отправивший в водную могилу «Рипалс», корабль, атаковавший «Короля Георга V» и «Принца Уэльского»! И теперь он нанес ему удар в лицо, разбив его до первой крови.

Но изумление внезапно сменилось иным чувством. «Нельсон» был гордым, но не слишком везучим кораблем. Он по-глупому сел на мель в Хэмилтон-Шоал в 1934, пока немецкие крейсера и эсминцы нарезали круги вокруг, оставаясь вне зоны досягаемости. Он едва не был потоплен тремя торпедами, выпущенной немецкой подводной лодкой у Оркнейских островов, однако чудесным образом уцелел вследствие того, что ни одна из торпед не взорвалась. Затем он подорвался на мине у Лох-Эве. Совсем недавно он был поражен итальянской торпедой и вернулся в строй только в мае этого года. Во всех этих эпизодах над кораблем висела, словно рок, его тихоходность и вялая маневренность. Но ни один вражеский корабль никогда не осмеливался тянуть к нему свои руки подобным образом.

Сифрет поднялся на ноги, ощущая уже не изумление, но гнев. Он находился в тяжело бронированной башнеобразной боевой рубке, защищенной со всех сторон тридцатью сантиметрами брони и одной из наиболее защищенных в мире. Тем не менее, он презрительно выбрался из-под брони на крыло мостика, дабы оценить полученный ущерб.

Удар пришелся в башню «С», вероятно, убив и контузив всех, кто находился с той стороны. Барбет почернел от пламени, начавшего подбираться к расположенным рядом двух спасательным шлюпкам. Левое орудие было задрано вверх, словно металлический палец, указывающий на дымный след ракеты. Однако башня была бронирована еще сильнее, чем боевая рубка — 420 миллиметрами брони, и он с облегчением заметив, что уцелевшие два орудия начали изменять угол наклона и понял, что прислуга все-таки уцелела и была готова продолжать огонь, несмотря на жар пламени неподалеку. Обернувшись в сторону кормы, он увидел, что «Родни» также получил попадание в мидель, но немного ниже, и большая часть силы удара была поглощена тяжелой бортовой броней. На нем также начался пожар, но на вид не слишком серьезный, и все орудия корабля остались в хорошем состоянии.

— Черт вас бери, сэр! — Крикнул он далекому невидимому врагу и бросился обратно в рубку, крича на ходу приказ. — Определить дистанцию, вашу мать! Башни «А» и В» к бою!

Ниже, в недрах корабля, персонал лихорадочно вводил показания оптических дальномеров в устройства управления огнем, выставляя рычаги на определенные показатели возвышения, направления, дальности, а также вносили по таблица поправки на ветер. Циферблаты указывали скорость и пеленг цели, гироскопы обеспечивали показали качки. Другие определяли расчетную высоту цели и другие показатели. Внутри устройства все эти устройства ввода и вывода соединяли провода, кабели и механических элементы, делая начинку похожей для любого непосвященного наблюдателя на швейцарские часы. Здесь имелись металлические пластины, покрытые миллиметровой разметкой, азимутальные шестерни, гидравлические привода, вращающие шестерни и фланцы, собственно часы, определяющие некоторые интервалы, и даже нагревательные элементы, обеспечивающие поддержание устройства в сухости.

Другие вели слежение за целью с командно-дальномерных постов, крича данные через слуховые трубы людям, работающим с баллистическим вычислителем. Старший артиллерист руководил этой работой по телефону из боевой рубки. Хотя это устройство было своего рода произведением искусства, по факту оно представляло собой механическую машину для гадания. Требовалась командная работа с дальномерами, визирными постами, высотомерами — синергия человеческих глаз и механических элементов. Расчет огневого решения занимал многие минуты, пока орудийная прислуга в башнях главного калибра загружала в орудия огромные снаряды и метательные заряды. И в конечном итоге выдавались более-менее обоснованные догадки, хотя чаще менее, чем более.

В бою с «Бисмарком», однотипному с «Нельсоном» «Родни» потребовалось три залпа и пятнадцать минут, чтобы добиться попадания, притом, что огонь велся на рассвете на дистанцию 18 000 метров. Сейчас дальность была еще больше, притом в ночное время, так что кораблям Сифрета приходилось полагаться на корректировку огня с эсминцев «Ашанти» и «Татарин». Он понимал, что потребуется по меньшей мере пять залпов прежде, чем они добьются попадания, возможно, даже больше. Оставалось только надеяться, что у них будет на это время прежде, чем этот демон вырвется из их рук.

— Устройте им гребаный ад! — Заорал Сифрет во все горло, командуя процессом прямо с мостика. — Огонь!

Несколькими секундами спустя весь корабль содрогнулся от выстрелов огромных орудий. Все незакрепленное на мостике запрыгало по столам, намереваясь упасть на палубу. Вылетели последние осколки стекол, уцелевшие после ракетного удара. Бинокль яростно затрясся у него в руках от сотрясения, источником которого был просто-напросто управляемый взрыв в толстых стальных стенках орудий. На самом деле, это действительно было похоже на кромешный ад — из зияющих дульных срезов вырвались сполохи огня и дым, после чего снаряды унеслись в сторону врага с пугающе громким ревом. Теперь он смог заметить вдали на горизонте своего противника, освещенного следами собственных ракет, так как дистанция постепенно уменьшалась.

Если они хотят боя с Королевским флотом, думал он, то клянусь Богом, они его получат!

* * *

Снаряды залпа, выпущенного в ответ на ракетный удар «Кирова» с воем пронеслись над кораблем и упали в море, подняв огромные столбы морской воды. Карпов увидел, как обе ракеты поразили цели, улыбнувшись, заметив признаки сильного пожара в центральной части обоих линкоров.

— Обе цели поражены! — Доложил он.

— Пятнадцать вправо, — скомандовал Федоров. — Начать уклонение.

— Это же прямо к месту падения их последнего залпа, — сказал Карпов.

— Именно, — возбужденно ответил Федоров. — Нашей скорости и маневренности достаточно, чтобы уходить от их огня. Им нужно определять параметры стрельбы на основании оценки нашего постоянного курса и скорости. Поэтому следующий залп придется по левому борту с недолетом.

Он намеревался использовать преимущество «Кирова» в маневренности и скорости, чтобы затруднить британским кораблям определение точной дистанции. Они увидели, как ночь взорвал еще один залп, на этот наз обоих кораблей, и мысли о том, что в их сторону направлялись по меньшей мере двенадцать, а то и восемнадцать огромных снарядов, не могла не пугать. «Киров» был чемпионом в среднем весе с беспощадно мощным ударом и пугающей проворностью. Корабли противника представляли собой медлительных и стойких тяжеловесов, способных, однако, на мощнейшие нокаутирующие удары. Им нужен был единственный удар, чтобы заставить противника зашататься и, возможно, решить исход боя.

В голову пришли слова Карпова. Что будет дальше, после этого боя? Нет, подумал он, бой еще не закончился. Нам нужно двигаться, уклоняться, и одного взгляда на навигационную панель было достаточно, чтобы понять — им нужно было сделать все возможное, чтобы выйти из зоны поражения вражеских орудий.

Оба залпа рухнули в море по левому борту, как он и предсказывал, но уже кучнее и ближе. Он быстро приказал изменить курс навстречу упавшим снарядам. Мощные турбины взбивали воду позади «Кирова», рвавшегося вперед на полной боевой скорости в 32 узла.

— Мне прикончить их? — Спросил Карпов, глаза которого горели восторгом боя. Он уже склонился над Самсоновым, прорабатывая новый ракетный удар.

— Прикончить? — Спросил Федоров. — Все только начинается, капитан. Боюсь, мы только разозлили этих двух монстров. Что нам нужно сейчас — так это скорость. Скорость и уверенная рука на штурвале.

— Тем не менее, я предлагаю ударить по ним снова, и на этот раз «Москитами».

— Действуйте по усмотрению. Я займусь маневрами корабля.

Карпов кивнул, радуясь развязанным рукам, и повернулся к Самсонову.

— Четыре «Москита-2» к пуску… — Внезапно он заметил на экране Самсонова еще две отметки, следующие курсом на корабль. — Эсминцы, — быстро отметил он. — Дистанция 15 000. Огонь артиллерийскими установками. Затем готовность к пуску двух ракет по целям один и два.

— Так точно, — ответил Самсонова, вводя параметры целей. В отличие от британских механических счетно-решающих устройств, системы управления огнем «Киров» представляли собой быстродействующие цифровые устройства, интегрированные с трехкоординатной РЛС[59]. Несколькими секундами спустя носовая 152-мм установка развернулась в сторону целей, оба ствола немного поднялись, а затем раздалось частое бах-бах-бах. Оба орудия откатывались идеально в унисон с каждым залпом. Затем одна из двух кормовых артиллерийских установок также открыла огонь. Самсонов направил по одной установке на каждый эсминец.

Затем в носовой части палубы открылись люки, и четыре ракеты «Москит-2» устремились с интервалом три секунды навстречу целям, находящимся на дистанции 28 000 метров. За шесть секунд они разогнались до скорости, в три раза превышающей скорость звука — более 3 500 километров в час или около километра в секунду. Дистанцию до целей они преодолели всего за двадцать восемь секунд! Для сравнения, начальная скорость снарядов британских 406-мм орудий составляла 766 метров в секунду. Такая скорость обеспечивала ракетам прорыв обладающих молниеносной реакцией средств ПВО американских крейсеров типа «Иджис»[60], и они были в сто раз точнее орудий «Нельсона». Они могли поразить все, на что были нацелены почти со стопроцентной вероятностью. И они могли нанести тяжелый урон.

Пока британские тяжеловесы ворочали огромными орудиям, отправляя в сторону «Кирова» стальные чемоданы, пытаясь нанести нокаутирующий удар, российский крейсер словно сделал уверенный выпад с левой в подбородок противника, а затем нанес резкий сокрушительный удар правой прямо в лицо. Единственным способом вывести эти корабли из строя было бить в голову. Их броня была просто слишком толстой, чтобы их можно было пронять ударами в корпус. Карпов снова приказал нацелить ракеты значительно выше ватерлинии, надеясь поразить надстройку. Каждый «Москит» содержал в себе 450-килограммовую проникающую боевую часть и несколько тонн топлива, воспламенявшегося при ударе. Всего в ракете были четыре с половиной тонны[61]. Это была гиперзвуковая бронебойно-зажигательная бомба, а огонь был самым страшным врагом любого корабля на протяжении столетий.

Сифрет приказал «Нельсону» и «Родни» обрушить на врага ад, но всего несколькими секундами спустя тот ответил им со всей яростью. Ракеты пронеслись к линкорам и ударили в центральные части обоих кораблей с ужасающей силой, словно на каждом из кораблей ярким шаром пламени и расплавленных осколков вспыхнуло миниатюрное солнце. Одна из ракет ударила в основание цитадели «Нельсона», но была задержана 305 миллиметрами закаленной стали. Несколькими мгновениями спустя вторая ракета снова ударила в башню «С», на этот раз выведя орудия из строя чудовищным ударом и начавшимся пожаром. Броня выдержала, но не выдержали люди внутри башни, будучи моментально убиты ужасной силой удара, порожденной скоростью ракеты.

Над кораблем взвился столб жаркого пламени и черного дыма. Адмирал Сифрет был сбит с ног и ударился головой о переборку, потеряв сознание. «Родни» получил не меньшие повреждения. Удар пришелся чуть за бронированной боевой рубкой, где располагались дальномеры, приборы управления стрельбой и баллистические вычислители, расчеты которых лихорадочно работали над определением параметров для следующего залпа. Удар «Москита» пришелся одновременно с залпом шести огромных орудий, и ярость его взрыва добавилась к сотрясению от отдачи. По всему кораблю начали лопаться трубопроводы. В жилых помещениях полетели во все стороны стулья, поручни повылетали из рук держащихся за них, с креплений сорвало приборы. Так как в этом месте броня была тоньше, боевая часть проломила обшивку и взорвалась внутри корабля.

Если бы это были современные корабли, ракеты бы уничтожили обе цели. Но, хотя и получив повреждения, яростно горящие и с едва ли не контуженными экипажами, ни «Нельсон» ни «Родни» не получили смертельного удара. Члены экипажа начали подниматься на ноги, видя прочные сосновые доски обшивки верхней палубы, сорванные и изогнутые от сотрясения от собственной стрельбы. Ошеломленные и подавленные, они, тем не менее, отреагировали рефлекторно, начав извлекать пожарные рукава и разбирать ломы для разбора завалов из перекрученной стали и тушения страшного пожара. Некоторые пытались попасть в башню «С» «Нельсона», но, пробившись к ней с помощью пожарных рукавов, оказались поражены, увидев, как люк, ведущий в башню, практически заплавило!

Для «Кирова» масштаб и сила удара взрывов стала решающей. Карпов сложил руки на груди, довольный тем, что вывел корабли противника из строя, и полагая, что теперь кораблю ничего не угрожает. Однако он ошибался. Он посмотрел на Федорова, улыбнулся, поймав взгляд молодого капитана, и собирался что-то сказать, когда они услышали в отдалении еще один громовой залп. Карпов решил, что это был грохот взрывов, но затем они услышали вой снарядов над головой, на этот раз намного ниже, чем ранее, хотя ни один из снарядов не упал ближе километра от корабля.

— Наблюдаю воздушную цель. Цель групповая, пеленг сто восемьдесят, дистанция сорок, скорость двести, высота 15 000, курсом на корабль. — Роденко обнаружил торпедоносцы «Альбакор II» с британских авианосцев. Это были по девять машин 827-й и 831-й эскадрилий с «Индомитейбла» и еще одна полная 832-я эскадрилья в двенадцать машин с «Викториеса». Их сопровождали шесть «Си Харриеров» 800-й эскадрильи. Всего на них шло тридцать шесть самолетов.

— Торпедоносцы, — сказал Федоров. — Бипланы, похожие на те, что встречались нам раньше. Круто влево, курс 260.

— Есть круто влево, есть курс 260.

— Наблюдаю авианосное соединение, — сказал Роденко, глядя на Карпова.

— Нельзя дать им поднять еще больше самолетов. Самсонов, одну «Москит» по центру ордера. — Он знал, что группа противника насчитывает три авианосца, но не хотел тратить на них три ракеты. Возможно, если один из авианосцев загорится, другие отступят или отзовут самолеты. Он понимал, что нельзя недооценивать решимость противника, но вскоре переключил внимание на приближающиеся самолеты, приказав задействовать как носовой, так и кормовой комплексы «Кинжал». 152-мм орудия прекратили огонь, и он поднял бинокль, заметив, что два маленьких британских эсминца, мчавшихся к ним, горели и зарывались в море. «Ашанти» заваливался на левый борт, палуба «Татарина» была объята пламенем. Однако вскоре он с удивлением заметил, что еще четыре приближались по левому борту. Англичане спустили на них собак.

Они намерены устроить скоординированную атаку с моря и с воздуха, подумал он, бросившись к Самсонову, чтобы проверить боекомплект. Четыре эсминца и тридцать шесть самолетов! Ракета, которую он приказал выпустить по авианосцам, взлетела из пусковой установки и устремилась на юг, и теперь «Москитов» осталось всего девять. В его распоряжении было еще восемь более медленных крылатых ракет П-900 и девять MOS-III «Старфайер», имевших огромную скорость, но значительно меньшие боевые части. «Киров» располагал двадцатью шестью противокорабельными ракетами. Они поразили каждый линкор тремя ракетами, и все же он видел, как их орудия продолжают вспыхивать вдали, а снаряды продолжали падать неприлично близко к кораблю, который должен был поражать противника с дистанции сто километров и более.

— Какова дальность торпед этих кораблей и самолетов, товарищ капитан?

— Не более 11 000 метров, и они, скорее всего, постараются подойти намного ближе. Эти торпеды не имеют систем наведения. Просто идут выставленным курсом. Эсминцы могут выпустить их раньше, чтобы смутить нас, но самолеты не станут сбрасывать их дальше трех-четырех тысяч метров.

Карпов был рад это слышать. Комплекс «Кинжал» устроит огненный ад вражеским самолетам. Он приказал задействовать по эсминцам все три 152-мм артиллерийские установки.

Британские гончие находились примерно в 15 000 метров к югу. Группу возглавлял «Лукаут». Всего в пятистах метрах по его правой раковине шел «Лайтнинг». Следом за ними двигались «Интепид» и «Мачлесс». Глядя на них, Карпову пришли в голову дурные воспоминания о тех последних беспокойных моментах, когда американская 7-я эскадра бросилась в атаку, пока он изо всех сил пытался выпустить ту ракету MOS-III с ядерной боевой частью. Внезапно в голове словно вспыхнуло — он ведь приказал Мартынову установить ядерную боевую часть на П-900 номер десять! Она все еще там, подумал он. Или же ее уже сменили на обычную? Впрочем, это не имело значения. У него на нее не было командирского ключа, так что он уже не был прежним. Безумные воспоминания нахлынули словно из какой-то другой жизни, однако быстро уступили место мыслям о текущей обстановке. Они вели бой уже более тридцати минут, гораздо больше, чем он рассчитывал. Он хотел этого боя, и англичане обеспечили его ему.

— Воздушные цели снижаются, — доложил Роденко. — Начинают рассредоточение.

Снова головокружительным стаккато раздались трещащие выстрелы артиллерийских установок. Федоров снова приказы выполнить маневр, далекие линкоры взорвались еще одним залпом. Как они могли пережить эти ракетные удары? Тыжелые снаряды с воем падали опасно близко, а один рухнул настолько рядом с левым бортом «Кирова», что корабль ощутимо качнуло. Сотрясения было достаточно, чтобы на корпусе появился прогиб, но он, тем не менее, не был пробит. Однако осколки засыпали борт корабля рядом с местом взрыва, и несколько членов экипажа попадали. Желтые спасательные жилеты покрылись пятнами крови.

— Круто вправо двадцать! — Крикнул Федоров, продолжая выполнять энергичные маневры уклонения. «Нельсон», наконец, нащупал дистанцию, а по левому борту рухнул залп «Родни». Близко, подумал он. Опасно близко. Затем он услышал, как Карпов выкрикивает приказ приготовиться к отражению воздушного удара. Палубы «Кирова» снова окутал белый дым — одна ракета за другой вылетали из пусковых установок, устремляясь на юг, словно стая акул. На этот раз осечек не было.

ГЛАВА 30

Четыре эсминца мчались вперед, взрезая острыми носами спокойное море. Глаза их командиров были прикованы к далекому силуэту вражеского корабля. «Лукаут» совершил большую ошибку, попытавшись осветить противника прожекторами, чем привлек к себе первоочередное внимание «Кирова». Бронебойные снаряды ударили по кораблю, получившему пять попаданий, еще один снаряд взорвался совсем рядом. Он загорелся от носа до кормы, а два из четырех 120-мм орудий превратились в покореженные обломки.

Остальные эсминцы разошлись, готовясь к пуску торпед. Их экипажи услышали отдаленный гул приближающихся «Альбакоров-II», а затем увидели, как «Киров» открыл по торпедоносцам огонь. Ракеты взмывали в воздух и устремлялись к целям, словно стая бросавшихся на добычу акул. И они явно не испытывали никаких трудностей с поражением неуклюжих «Альбакоров», сбивая их одного за другим.

Командир эсминца «Интепид» Колин Дуглас Мод стоял на мостике. Мощная фигура и черная борода делали его похожим на древнего пиратского капитана, как утверждали все, кто его видел. Не хватало лишь повязки на глазу и попугая. Это упущение компенсировал черный шерстяной берет, который он носил вместо форменной фуражки, а также длинная трость, которой он постучал по палубе, словно подгоняя корабль.

Он пришел на службу в Королевский флот в 1921, прослужил два года на старом дредноуте «Айрон Дьюк», после чего ушел на эсминцы. В эту войну он потопил две немецкие подлодки, а больше года назад вместе с другими эсминцами участвовал в охоте на «Бисмарк». Именно его прежний корабль «Икар» первым появился на месте трагической гибели «Худа», спустив по бортам веревки и готовясь приступить к спасению выживших. Однако спасти удалось лишь троих.

Спустя некоторое время его корабль в составе сил прикрытия Флота метрополии участвовал в охоте на еще один немецкий рейдер в водах Северной Атлантики. Его корабль был одним из двух, получивших наиболее тяжелые повреждения от ракетного обстрела кораблей флота. Удача Мода подвела его. «Икар» получил прямое попадание и мгновенно затонул. Ему посчастливилось быть спасенным из воды, однако он потерял многих членов экипажа, в том числе своего любимца — бульдога Винни. Потеря корабля стала для него потрясением, однако он оправился, успокоился, и немедленно запросил новый. Флот Метрополии выделил ему «Интепид».

Мальтийские конвои обеспечили ему много работы, но теперь происходило нечто иное. Он хрипло рычал команды, ощущая, как наполняется силой и энергией по мере того, как корабль рвался вперед. Он видел, как ракеты били по линкорам, заставляя его застывать от ужасных воспоминаний о событиях в Северной Атлантике, о страшном взрыве и пожаре, о ледяной воде открытого моря. И все же это было то, ради чего создавались эсминцы, подумал он. Не для изматывающего сопровождения других кораблей, и даже не для осторожной и расчетливой охоты на подводные лодки. Нет, это была безумная атака, которую он любил больше всего на свете — даже если она была чревата огнем и смертью. Это было то, что давало имена таким кораблям — «Молния», «Бесстрашный». Его также согревала мысль о том, что теперь он может отомстить тем, кто отнял у него «Икар». Он подойдет к врагу на минимальную дистанцию и выпустит торпеды, или умрет в попытке это сделать.

— Давайте, мужики! — Крикнул он торпедистам, готовившим к стрельбе аппараты обоих бортов. — Шевелите поршнями! — Он шел прямо на вражеский корабль на полном ходу, и от него его отделяло примерно 8 000 метров. Господи, а этот корабль был быстр! Он шел на тридцати узлах, и даже способному развить тридцать шесть эсминцу было нелегко за ним угнаться. Нужно было довернуть влево, чтобы выйти на правильный курс для атаки. Это сделало бы вражеский корабль идеальной целью.

Черное небо над ними разрывали пылающие огненные шары и отвратительные дымные следы вражеских ракет. Вражеский корабль казался ему разгневанной медузой, а каждая ракета казалась рассерженной злобной змеей с полными яда клыками. «Лукаут» был разбит и горел, оседая на корму. «Лайтнинг» получил тяжелые повреждения, особенно после того, как ударивший в мидель снаряд вызвал детонацию торпед, переломившую его пополам, но «Интепид» продолжал атаку. И когда вражеские снаряды ударили в непосредственной близости от его правого борта, Мод приказал открыть ответный огонь. Он был слишком полон решимости выпустить торпеды, что бы то ни случилось.

Три эсминца попали под огонь невероятно скорострельных и точных орудий вражеского корабля. Они маневрировали, ставили дымовую завесу, некоторые горели настолько, что ставить ее не было нужды. «Интепид» единственный продолжал атаку и, наконец, выпустил торпеды.

Капитан Мод проследил за тем, как торпеды начали удаляться, и перевел взгляд на три «Альбакора», шедших прямо позади эсминцев и разошедшихся теперь для атаки. Он сорвал с головы берет и помахал им своим товарищам с сердечным пожеланием.

— Сделайте урода! — Крикнул он. — Вломите ему, ребята!

* * *

Это были самолеты 827-й эскадрильи под управлением Тома Уэлса и двоих его товарищей. Они спустились к самой воде, едва ли не на считанные метры, следуя прямо за четырьмя эсминцами, пока те не попали под убийственный огонь вражеской артиллерии.

— Держитесь на предельно малой высоте и ищите что угодно, за чем можно укрыться… — Сказал им Парсонс по время инструктажа.

Когда снаряды «Кирова» начали бить по эсминцам, расчеты комплексов «Кинжал» не заметили три «Альбакора», скрывавшихся за эсминцами, и занялись другими целями на большей высоте. Самолеты набрали высоту в последние мгновения, вырвавшись из-за кораблей, словно вылетевшие из моря летучие рыбы. Фюзеляжи и плоскости все промокли от брызг воды. Это было самое смелое, что когда-либо видел Мод, замахавший им черным беретом и начавший подбадривать летчиков громовым голосом. Затем он увидел, как на темном силуэте вражеского корабля что-то вспыхнуло, и до него донесся напоминающий звук пилы треск.

Самсонов обнаружил самолеты в последнюю минуту в непосредственной близости, и переключился на зенитные орудия самозащиты корабля. С каждого борта были установлены три установки, похожие на солдатские шлемы с вращающимся блоком из шести стволов каждое[62]. Стволы раскрутились, и выпустили навстречу самолетам яркое пламя[63]. Два были немедленно поражены, разорваны снарядами и, дико закувыркавшись, рухнули в море, однако Томми Уэлс успел дернуть рычаг и сбросить торпеду. Горящая масса «Лайтнинга», горящего в непосредственной близости слева от него приняла на себя поток огня, нацеленный на его самолет.

Он был единственным из 827-й эскадрильи, кто вернулся этой ночью. Остальные были сбиты ЗРК. Трое из 831-й эскадрильи также смогли выжить. Они сбросили торпеды с большой дистанции и ушли на предельно малую высоту. Однако их торпеды были плохо нацелены и не поразили цель. 832-я эскадрилья с «Викториеса» потеряла восемь самолетов из двенадцати, и то только потому, что когда ракеты «Кирова» разорвали эскадрилью, уцелевшие самолеты бросились на предельно малую высоту и во все стороны, так что четверым удалось уцелеть. Они никогда не видели ничего похожего на ту ужасную огненную феерию, что обрушил на них этот корабль, и надеялись, что уже не увидят. Они были привычны к отважному прорыву через вражеский зенитный огонь, уклоняясь от безмозглых снарядов. Но эти штуки рвались к ним, словно видели. Это была смерть в стальной оболочке с крыльями, и это пугало до полной потери веры во что-либо.

* * *

— Торпедная атака, три единицы! — Крикнул Тарасов, немедленно переводя гидроакустический комплекс в активный режим, предполагающий выдачу импульсов с высокой частотой, чтобы отслеживать приближающуюся угрозу.

— Резко тридцать вправо! — Скомандовал Федоров.

Корабль резко изменил курс, однако Карпов понял, что хотя этот маневр легко позволит им избежать торпед, выпущенных «Интепидом», он приведет их опасно близко к торпеде, сброшенной «Альбакором-II» Тома Уэлса.

— «Шквал»! — На автомате крикнул он.

Ракето-торпеда вылетела из пусковой, захватила цель в считанные секунды, и понеслась к ней с невероятность скоростью. Карпов взглянул в иллюминаторы левого борта и увидел медленно оседающий столб морской воды от взрыва, и угрожающие пенные трассы еще двух торпед позади корабля. Затем все стихло. Осталось лишь далекое зарево пожаров над британскими кораблями. Тарасов доложил, что все в порядке.

Корабль довернул на курс 292 градуса, все еще двигаясь на полной боевой скорости. Последние сорок минут они проходили залив Альмерия, обогнув еще один плоский мыс, выступающий в Алборанское море. Федоров мог видеть впереди темную морщинистую возвышенность скалистой береговой линии, поднимающейся на высоту более 1 800 метров. Корабль направлялся прямо к берегу, несмотря на опасность подводных лодок, которые могли скрываться у побережья. Но это было единственное свободное пространство на северо-западе, хотя он и понимал, что вскоре им придется довернуть налево, чтобы обойти Кабо Сакратиф. Тем не менее, они, наконец, вышли из зоны досягаемости орудий британских линкоров, и дистанция между ними росла с каждой минутой.

Они увидели яркие оранжевые сполохи последнего залпа своих преследователей, а затем британские орудия замолчали. На «Нельсоне» продолжался сильный пожар, дым был настолько густым, что вся надстройка была затянута сажей, и кораблю пришлось изменить курс, чтобы персонал мостика смог, наконец, получить глоток свежего воздуха и продолжать работу. «Родни» выпустил последний мстительный залп, и снаряды башни «А» легли так близком к корме «Кирова», что на крейсере ощутили удар. Тем не менее, более он не мог продолжать огонь.

На британских кораблях поняли, что морской дьявол, которого они преследовали, все-таки ушел. «Киров» неуклонно продолжал удаляться, и они не могли догнать его. Грамотно рассчитанный курс перехвата обеспечил им лишь краткое окно возможностей. Находящийся на «Родни» адмирал Фрэзер принял командование эскадрой и приказал повернуть на 30 градусов влево. Сифрет был жив, но все еще без сознания, так что его унесли с мостика вниз. Кроме того, Фрэзер получил сообщение от адмирала Сент-Листера, что «Индомитейбл» подвергся удару одной из ракет, побившей полетную палубу и причинившей тяжелые повреждения ниже. Они не могли потерять еще один авианосец. «Игла» уже было более чем достаточно, так что он принял разумное решение отвести свои избитые корабли на юг, чтобы прикрыть авианосцы. Большинство эсминцев также были сильно избиты, за исключением «Интепида», который остался совершенно невредим, несмотря на то, что подошел к этому дьяволу ближе, чем кто бы то ни было.

Гул орудий и вой ракет медленно утих, и над морем снова воцарилась тихая ночь. «Бой в Альмерийском заливе» шел более часа, и теперь завершился. Хотя «Родни» и «Нельсон» получили более чем тяжелые повреждения, британцы могли завить, что не первыми вышли из боя, что это враг сбежал в ночь уходя за счет превосходства в скорости от огня их 406-мм орудий. Для кораблей типа «Нельсон» это была обычная история. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» сбегали от них, они были недостаточно быстры, чтобы догнать «Бисмарк» или «Тирпиц», пока первый не был поврежден самолетами с «Арк Ройяла», и только потому «Родни» смог его настичь. Для них бой прошел и ушел. Они оба уцелели, чтобы вернуться к напряженной службе по сопровождению конвоев. Они все еще являли собой грозную силу, но время их славы ушло безвозвратно.

Когда атака эсминцев провалилась, а авиация понесла настолько тяжелые потери, Фрэзер понял, что с его людей было достаточно на одну ночь. Они сделали все возможное, и за этот бой многие будут награждены, но слишком многие — посмертно. Увидев, что эсминец «Интепид» отводит остатки флотилии на юг, он приказал развернуться и уходить на соединение с авианосцами. Затем целенаправленно направился в радиорубку, чтобы приказать отправить сообщение Тови. Это были всего три коротких слова, которые выражали всю полноту того, что его силы не смогли выполнить поставленную задачу.

«Джеронимо… Джеронимо… Джеронимо…»

* * *

Подводная лодка «Талисман» неподвижно висела в прохладных спокойных водах у побережья Адры. Гидроакустик слышал бушующее выше морское сражение. Командир лодки, лейтенант-коммандер Майкл Уиллмотт приказал опуститься на перископную глубину. В свое время он принимал участие в нескольких захватывающих походах в Северную Атлантику. Его лодка вела охоту за крейсером «Принц Ойген», а также один раз пыталась атаковать «Шарнхорста» и «Гнейзенау». 12 марта он счел, что обнаружил их, приказав погрузиться для атаки. Однако выйдя на позицию для пуска торпед, он внезапно понял, что видит перед собой «Родни» и «Короля Георга V». Тогда он вышел из положения наилучшим образом, представив случившееся как учебную атаку, и доложил на линкоры о своем присутствии.

Теперь он слышал на юго-востоке грохот орудий «Родни», как и звуки снарядов, рушащихся в бурное море. Старый перечник может быть раздражительным, если захочет, подумал он, радуясь, что не выпустил по нему торпеды тогда. Этой лодке словно было суждено постоянно занимать не ту сторону в войне. Год назад он атаковал, как полагал, вражескую подводную лодку, позднее узнав, что это была HMS «Отус» Фавелла. К счастью, торпеды прошли мимо. Совсем недавно он вел охоту за немецкой подводной лодкой в Бискайском заливе. Всплыв, чтобы догнать цель, она была обнаружена и атакована глубинными бомбами британским гидросамолетом «Сазерленд»!

«Талисман» получила достаточно серьезные повреждения и утром 13 августа направилась в Гибралтар для ремонта. Операция «Пьедестал» находилась в самом разгаре, так что он был рад возможности отдохнуть от служебного долга, пока инженерный состав лихорадочно вел работу в доке. Слишком лихорадочно, подумал он, вспомнив, как отвел в сторону своего помощника с просил, в чем дело.

— Не могу сказать, что знаю, лейтенант-коммандер, — ответил тот. — Нам просто поставили задачу подготовить лодку к выходу до заката. Это все, что я знаю.

— Сегодня? Да ты посмотри на нее! Весь корпус в хлам.

— Не беспокойтесь, сэр, мы все исправим… Но я бы советовал вам не погружаться на большую глубину, сэр.

Уиллмотт был сбит с толку, однако к 15 часам того же дня получил приказ выйти в Алборское море и занять позицию поблизости от побережья Испании, с целью слежения за мятежным французским линейным крейсером. Он обнаружил его примерно в 04.00 14 августа.

По крайней мере, какой-то толк от этого был, подумал он. Он мог застрять в кабинетах в недрах Скалы, отвечая на ворохи утомительных вопросов об инциденте с «Сазерлендом». Он наблюдал быстроходный капитальный корабль, и, Господи, это было просто ничего себе! Он проследил за угрожающим силуэтом корабля, более всего напоминающего линейный крейсер, и получил доклад гидроакустика о том, что последние полчаса он следует на всех парах прямо на них. Все, что ему оставалось, это произвести пуск.

— Убрать перископ! Аппараты один и четыре товсь! И живее, живее!

Члены экипажа бросились по своим постам, и аппараты были подготовлены в рекордные сроки. Он снова поднял перископ, проверяя позицию. Цель все еще продолжала приближаться на высокой скорости, и находилась примерно в 3 000 метров. Он мог бы произвести пуск с большой дистанции — или спокойно дождаться, когда вражеский корабль подойдет ближе. Пока он раздумывал над этими вариантами, везение закончилось. Нечто с молниеносной скоростью пронеслось по морским глубинам и ударило по его лодке. Он ощутил сильный взрыв, затем услышал со стороны кормы жуткий скрежет сминаемого металла и рев морской воды. Кормовую часть просто оторвало.

В последние моменты своей жизни он посмотрел широко раскрытыми глазами на пораженного старшего помощника и сказал:

— Господи, Джонни, в нас попали!

Это были последние слова, сказанные кем-либо на подлодке.

* * *

Наступил промежуток относительного спокойствия, и все на «Кирове» вздохнули с облегчением на своих постах после того, как «Шквал» поразил вражескую подлодку. Тарасов доложил, что все чисто, и Карпов заметно расслабился. Его плечи поникли, а на лице отразилась усталость. Они выдержали испытание последних трех часов, уклонившись от множества вражеских ударов за счет всего, что могли дать им их навыки и удивительные технологические преимущества корабля.

Федоров оценил позиции вражеских надводных соединений на радаре и понял, что они все же прорвались. Сверившись с навигационной системой, он вывел корабль на курс 250. От Гибралтара их все еще отделяли 240 миль. Было запросил у него сбавить ход, чтобы проверить какие-то возможные повреждения на корме. Он приказал сбавить ход до двадцати узлов и несколько изменить кус на запад, где, как он полагал, теплые воды не смогут обеспечить никакого укрытия подводным лодкам.

Однако он ничего не знал о кодовом сообщении, которое было передано Фрэзером Тови и означало, что противник ушел от «Соединения «Z» и направляется на запад. Ничего он не знал о приближающемся Флоте Метрополии, который как раз прошел Лиссабон и продолжал мчаться на юг. Его единственными мыслями было то, что они обошли «Соединение «Z» и оказались вне зоны досягаемости их 406-мм орудий, и вряд ли окажутся в ней снова. Он намеревался набрать тридцать узлов при первой же возможности и начать прорыв через Гибралтар в 9-10 часов утра.

Но, как это обычно бывает с идеально составленными планами, он пошел насмарку.

ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ ЗА ЧАС ДО ПОЛУНОЧИ

«Чтобы поступить действительно разумно, нужно нечто большее, чем разум»

Федор Достоевский, «Преступление и наказание»

ГЛАВА 31

Еще одна атака из Гибралтара последовала до рассвета. Это был хорошо согласованный налет как самолетов наземного базирования, так и оставшихся ударных самолетов авианосцев Соединения «Z». Как и раньше, летчики действовали отважно, однако были замечены сразу после взлета и тут же взяты на прицел смертоносными комплексами «Кинжал» задолго до того, как смогли представить собой реальную угрозу. Однако этот налет стоил им еще восемнадцати ракет комплексов «Кинжал», прежде, чем Роденко доложил, что уцелевшие ломают строй и отворачивают. До того они уже истратили двадцать четыре ракеты на отражение первого удара самолетов с авианосцев.

— Доложить боезапас, — напряженно сказал Федоров.

Самсонов обратил внимание на его лицо, похожее на выражение карточного игрока, наблюдавшего, как его запас фишек все тает, притом, что он выигрывает партию за партией, однако не получает ничего.

— Остаток тридцать семь, товарищ капитан. Остаток комплекса «Форт» тридцать пять.

— Что по ударному вооружению?

— Девять «Москитов-2», девять MOS-III «Старфайер», восемь П-900.

Это вызывало определенную озабоченность. Он посмотрел на Карпова, и его глаза ясно выражали мысль, которую он намеревался донести.

— Двадцать шесть ракет, — медленно сказал он. — Это все, способное причинить серьезный ущерб кораблям, что остается в нашем распоряжении. Когда исчерпаются и они, это непобедимый ракетный крейсер станет не более чем плавучей зенитной батареей, а когда закончатся и зенитные ракеты, у нас останутся лишь зенитные орудия, а когда закончатся снаряды для них, мы станем столь же беззащитны перед вражеской авиацией, как рыболовный сейнер. По показаниям Роденко мы не потопили ни одного из британских линкоров, хотя явно причинили серьезные повреждения. Соединение «Z» по-прежнему следует за нами, хотя я полагаю, вступят в бой с меньшей охотой, если вступят вообще. Тем не менее, вскоре их усилят крейсера Соединения «Х» адмирала Берроуза. Они сопровождали конвой к самой Мальте и, хотя понесли значительные потери, все еще способны усилить Соединение «Z» несколькими эсминцами и двумя поврежденными крейсерами — «Нигерия» и «Кения». Я полагаю, они составят единое соединение, которые воспрепятствует нам в отходе на восток, если Гибралтарский пролив станет для нас слишком сложной преградой. Они уже должны потушить пожары на линкорах и являют собой опасную силу, подступающую к нас сзади.

— Нет, мы продолжим прорыв к проливу, — сказал Карпов. — Что они смогут бросить против нас? Какие корабли имеются в Гибралтаре?

— Я не могу быть уверен, — сказал Федоров. — Справочная информация уже не является исчерпывающей, и многие вещи находятся в полном беспорядке. Эсминцы тасуются из одной оперативной группы в другую, а история начинает напоминать черт знает что. Однако, нам повезло, что большая часть их кораблей все равно была отправлена на восток для обеспечения операции «Пьедестал», но все, что имеется в Гибралтаре, будет развернуто, чтобы заблокировать пролив. Учитывая состояние нашего боезапаса, мы должны быть предельно аккуратны в его использовании.

— Там могут быть капитальные корабли?

— Нет, по крайней мере, в этом можно быть уверенным.

— Тогда будет достаточно артиллерийских установок. Наше преимущество в скорости и точности и точности стрельбы настолько высоки, что мы легко справимся с их крейсерами и эсминцами. Самсонов, доложить боезапас.

— Израсходовано 434 снаряда из 3 000.

— Отлично. То есть более 2 500 снарядов. Я предлагаю поднять Ка-40 для разведки. При включенных средствах РЭБ противник не сможет обнаружить его, кроме того, он способен защитится от всего, что может его атаковать. Помимо того, он может выставить буи, чтобы проверить пролив на наличие подлодок. Мы узнаем, что на руках у противника и сможем принимать более адекватные решения и наилучшим образом использовать оставшийся боезапас.

Федоров задумался.

— Это наш последний вертолет, — сказал он. — Но все же, думаю, будет неправильно держать его в ангаре, будто его у нас уже нет. Хорошо, мы рискнем. У нас достаточно топлива, особенно учитывая, что двух других вертолетов уже нет. Действуйте. Я должен доложить Вольскому о ситуации. Дальнейшие действия имеют решающее значение, и я должен держать его в курсе.

— Разумеется, — Карпов кивнул, хотя в душе хотел, чтобы они сами решили этот вопрос. Вольский был опытным и компетентным командиром, но Карпов полагал адмирала слишком осторожным и считал себя лучшим тактиком. Они преодолели уже тысячи миль через враждебные воды, и корабль хорошо себя показал. Он гордился собой и был уверен, что сможет завершить последний этап своего марафона благополучным прорывом в Атлантический океан.

Все изменили два рапорта. Первый из них поступил от командира дивизиона борьбы за живучесть Быко. Проблема находилась на корме, около которой пришлось два близких разрыва вражеских снарядов. Вода поступала в отсеки, в которых находились жизненно важные механизмы, управляющие гребными валами корабля.

— Поступление не сильное, насосы пока что справляются, однако ситуация может осложниться, особенно если мы продолжим следовать с такой скоростью. Если возможно, я прошу пару часов, чтобы исправить ее. Я не могу отправить туда людей, пока корабль идет на тридцати узлах.

Это навалилось на Федорова, словно тяжелая ноша. Они не могли лишиться преимущества в скорости. Соединение «Z» следовало за ними, он ответил Быко, что требовалось поддерживать ход еще два часа, чтобы увеличить разрыв с кораблями противника, а затем он прикажет уменьшить скорость. Пока Роденко мог видеть корабли противника, они могли предпринять любые действия в случае, если противник попытается сократить дистанцию. Это было еще одним большим преимуществом, которым обладал «Киров». Он мог видеть противника и вести бой на большой дистанции, как в эпоху Второй Мировой войны могли только авианосцы. Единственная проблема заключалась в том, что отправляемые к целям ракеты уже не возвращались обратно.

Когда он уже собирался покинуть мостик, появилась вторая проблема, на этот раз от Николина. Молодой лейтенант сидел на своем посту, усталый, но справляющийся, однако явно ждал, когда же его вахта закончится. Затем он услышал в гарнитуре нечто странное, что немедленно привлекло его внимание. Это был устойчивый сигнал, и вскоре он понял, что передача шла старой азбукой Морзе. Сначала он подумал, что это был простой радиообмен между кем-то из множества кораблей и баз в этом районе, однако, будучи человеком любопытным, он начал слушать его. Сообщение повторялось снова и снова. Он начал записывать его на листе блокнота, но выходила полная ерунда, так как он предполагал, что передача шла на английском. Возможно, это был испанский или даже французский радиообмен. Однако затем что-то в голове щелкнуло, и он узнал русскую кодировку Морзе, содержащую уникальные сигналы для передачи специфических букв алфавита. Он сразу же все понял, начав записывать. Тире-тире-тире… Точка-тире-точка-точка… Он записал последний набор букв ниже первого, а затем уставился на запись в полнейшем удивлении. «НИКОЛИН». Оно повторялось три раза, а затем шли еще два слова.

— Товарищ капитан… — Ошарашенно сказал он. — Получено странное сообщение. — И Федоров и Карпов повернулись к нему.

— Николин, не стоит просто сидеть с таким лицом, — сказал Карпов. — Что случилось?

— Товарищ капитан… Это была передача азбукой Морзе, русским кодом. Посмотрите, что здесь!

Карпов подошел к его посту в некотором раздражении, но увидев, что записал Николин, повернулся к Федорову явно обеспокоенным.

— Что там? — Спросил Федоров, задержавшись у люка.

— Моя фамилия, — сказал Николин. — Повторяется три раза, а потом еще два слова: ты лох. Повторилась три раза, затем я потерял сигнал.

— Русской морзянкой? Ваша фамилия?

— Моя фамилия — Николин. Товарищ капитан… — Он закусил губу, а затем выпалил. — Я играл в карты с Орловым после вчерашнего обеда. Я тогда думал, что у меня выигрышная комбинация — две пары, но Орлов взял последнюю карту… После чего сказал: «Николин, Николин, Николин — ты лох», а потом выложил карты и у него был пять пик.

* * *

Часом позже Карпов и Федоров явились в лазарет к адмиралу Вольскому. Их лица были мрачными и обеспокоенными.

— Я полагал, что наконец-то смогу отдохнуть от головной боли, — сказал Вольский. — А затем снова начались пуски ракет и стрельба. А теперь это? Почему не доложили раньше?

— Виноват, товарищ адмирал, — сказал Золкин. — Это было мое указание. Федоров сообщил мне, пока вы спали. Я решил, что это может подождать.

— Итак, вы полагаете, что Орлов жив? И это он отправил сигнал?

— Так точно, — сказал Карпов. — Это на него похоже. Он, должно быть, покинул вертолет прежде, чем тот был сбит, и теперь издевается над нами. Однако вертолет уничтожен, об этом не беспокойтесь.

— Это понятно, так что меня беспокоит именно Орлов! Он не историк вроде Федорова, но знает достаточно, чтобы создать проблемы, если откроет рот.

— Но кто поверит тому, что он скажет? Кроме того, он сейчас в Испании и знает только русский. Никто его даже не поймет. Да, он способен на некоторые пакости. Ему нужны будут еда и деньги, а также новая одежда. Так что он, вероятно, причинит кому-то вред, чтобы получить то, чего хочет, а затем напьется в каком-нибудь кабаке и привлечет внимание. За это его арестуют и посадят до конца войны. Возможно, это пойдет ему на пользу.

— Надеюсь, что все будет именно так, — сказал Вольский. — Но я ознакомился с его делом, когда прибыл на корабль. Прежде, чем придти на флот, он имел дело с некоторыми очень темными личностями. Он хитер и безжалостен. Посмотрите, как он спланировал свой побег. Ситуация может быть намного опаснее, чем мы предполагаем. Не удивлюсь, если его так и не схватят. Что он сделает тогда? Скажу точно, он не станет оставаться в Испании. Он попытается пробраться в СССР, если сможет, и вот тогда начнутся настоящие проблемы.

— Путь до Союза неблизкий, и лежит через множество оккупированных стран.

— Даже если его схватят, что случиться после окончания войны, когда его освободят?

Карпов нахмурился.

— Мы отправили последний Ка-40 для разведки пролива. Скоро он вернутся, и мы сможем отправить отделение морпехов на поиски Орлова. Трояк сделает свое дело.

— Все может быть тяжелее, чем на первый взгляд, — сказал Федоров. — Как это будет выглядеть? Если Орлов добрался до берега, он должен находиться где-то в районе Картахены, или, возможно, он уже направился вглубь страны. Сигнал, который мы получили, был слишком коротким, чтобы мы могли запеленговать его источник. Найти его может оказаться невозможным. Мы не можем просто отправить за ним Трояка. Для начала, никто из его морпехов не знает языка, и весь сценарий вообще крайне непрактичен. У меня было дурное предчувствие, когда я приказал сбить его. Это может возыметь последствия, которые мы не можем себе представить.

Адмирал отрицательно покачал головой.

— У меня такое же чувство. Этот человек не способен причинить ничего, кроме страданий и проблем. Возможно, мы не можем ничего поделать, и нам остается надеяться только на то, что дурной характер доведет его до тюрьмы или до могилы. Я знаю, что нехорошо желать такого одному из нас, но в данной ситуации нам не на что больше рассчитывать.

Он обвел их усталым взглядом.

— Теперь к другим плохим новостям. Что докладывает Быко?

— Затопление ниже ватерлинии в районе гребных валов, — прямо и точно ответил Федоров. — Он просит уменьшить ход, чтобы его люди могли подобраться к валам и заделать пробоину. Должно быть, ее причинил осколок или сильное сотрясение от близкого разрыва. Или, возможно, усугубило повреждения, полученные при взрыве вертолета.

— Мы можем безопасно произвести ремонт?

— С полуночи мы идем на тридцати узлах. Сейчас с в девяноста милях от Гибралтарского пролива. Соединение «Z» находится в шестидесяти милях к юго-востоку и следует за нами на пятнадцати узлах. Они собрали вместе все уцелевшие корабли и прикрывают ими авианосцы. Даже если они снова попытаются атаковать нас, у нас будет три часа, чтобы Быко смог закончить ремонт. Если только за нами не погонятся крейсера и эсминцы.

— Если они направятся в нашу сторону, мы сможем встретить их с большой дистанции, — сказал Карпов. — Артиллерийские установки имеют дальность до 50 000 метров. Количество снарядов повышенной дальности ограничено, но пара сотен точно найдется[64].

- Хорошо, — сказал Вольский. — Скажите Быко начинать.

— Он спустит людей в воду через десять минут, товарищ адмирал.

— Теперь, что вертолет? Я полагаю, мы уже должны получить телеметрию.

Карпов посмотрел на Федорова и понял, что тому явно было нелегко. Молодой капитан начал несколько обескураженным и почти извиняющимся голосом. Ранее он был удивлен появлением итальянских линкоров, но теперь было еще хуже.

— Боюсь, что впереди у нас больше проблем, чем позади. Ка-40 обнаружил крупное британское соединение в районе Лагоса. Они дружится на юг на скорости двадцать пять узлов.

— Я бы хотел надеяться, что то очередной конвой, идущий в Гибралтар, — сказал Вольский. — Но их скорость говорит об обратном.

— Так точно, товарищ адмирал, — обеспокоенно сказал Федоров, глядя на свои ботинки.

— Значит, это ударное соединение?

— Четыре крупных корабля в боевой линии, авианосец, по крайней мере четыре крейсера и множество эсминцев. Это может быть только Флот Метрополии, товарищ адмирал. Потрясает, то, что они могли узнать о нас и отправить такие силы на юг так быстро.

— Однако они это сделали, — сказал Вольский. Его глаза потемнели от обеспокоенности. — Итак, наша очередь быть пораженными внезапным появлением противника в море. Лагос… Как это далеко?

— Около двухсот миль, товарищ адмирал. При нынешнем курсе и скорости они выйдут к западным подходам к проливу через восемь часов.

— Сейчас мы находимся в двухстах милях от Гибралтара, верно? Тогда позвольте прикинуть. Если мы дадим Быко два часа, а затем разовьем тридцать узлов, нам потребуется пять часов, чтобы выйти к проливу. У нас остается узкое окно для прохода. Полагаю, в проливе будут минные поля?

— Более чем вероятно.

— Мы можем использовать РБУ для расчистки прохода, — быстро вмешался Карпов.

— Согласен, но сколько нам понадобится на проход пролива?

— Два часа, — сказал Федоров.

— Два, плюс три, плюс два, итого семь. Если британский флот наберет скорость, они могут прибыть и раньше. Не слишком в нашу пользу, товарищи офицеры.

— Наши варианты очевидны, — сказал Карпов. — Мы должны решить, отказаться ли от ремонта, который Быко хочет произвести и немедленно следовать к проливу, или же подождать и рисковать полномасштабным сражением, если мы опоздаем.

— Вы говорите, четыре капитальных корабля, Федоров?

— Так точно. Вероятно, это все четыре корабля типа «Король Георг V». Мы встретились с первыми двумя в прошлый раз в Атлантике, и хотя мы нанесли им урон, потребовалось три попадания нашими лучшими ракетами «Москит», чтобы заставить «Принца Уэльского» выйти из боя.

— Да, я слышал пуски всю ночь. Сколько их у нас осталось?

— Девять, товарищ адмирал.

— Кроме того, у нас есть девять MOS-III и восемь П-900, - вставил Карпов. — Этого достаточно, товарищ адмирал. Мы сможем прорваться.

— Кто командует британским флотом? — Адмирал повернулся к Федорову.

— Нельзя сказать наверняка, но по моим предположениям это лично командующий Флотом Метрополии адмирал Джон Тови.

— Что это за человек?

— Опытный, очень дисциплинированный, отличный планировщик, уважаем всеми, кто служил под его командованием. Привык лично принимать решения и склонен к решительным действиям. Охота на «Бисмарк» была типичным образцом его мышления.

— Значит, именно с ним мы столкнулись ранее?

— Так точно. Когда капитан Карпов удивил его обстрелом с превосходящей дальности, он отошел, затем вызвал Соединение «Н» и продолжил преследование.

— Значит, вы уже сталкивались с ним в бою, Карпов. Ваша оценка?

— Он определенно решителен, однако мы превосходим его. «Киров» способен справиться с ними.

— Тогда зачем было прибегать к ядерному оружию?

Карпов промолчал, затем ответил.

— Я уже отвечал на этот вопрос. Я не видел причин, по которым корабль не должен был задействовать всю силу, имеющуюся в его распоряжении.

— Однако я разговаривал с другими офицерами, и они поведали мне, что обстановка складывалась неблагоприятной. Мы столкнулись с четырьмя отдельными ударными группами противника, и, атаковав все, скорее всего бы истратили весь боезапас.

— Поэтому я предпочел, чтобы одна ракета сделала работу нескольких.

— Да, мы заметили, — сказал Золкин.

— Мне хорошо известно ваше мнение по этому вопросу, доктор, — резко ответил Карпов.

— Хватит, — сказал Вольский. — Что сделано, то сделано. Карпов понимает, что он сделал и почему. Он просил дать ему шанс искупить свою вину, и он это сделал.

Карпов приподнял подбородок.

— Благодарю вас, товарищ адмирал. Хотя я считаю, что мы способны победить обычными средствами, я также обязан напомнить, что на крайний случай у нас остается ядерный вариант.

— Я прекрасно понимаю это, Карпов, но подобные соображения — слишком холодная логика. Она предполагает, что мы сохраним боекомплект ценой сотен, если не тысяч людских жизней. Поверьте, эта мысль мне не по душе. Итак, я хочу знать, как этот адмирал Тови будет вести бой, если дойдет до этого.

— Он будет цепким и напористым, товарищ адмирал. По моей оценке, он сочтет неблагоприятной обстановку этим вечером и захочет перенести бой на завтрашнее утро. Мы встретимся перед закатом, когда его корабли будут сильно выделяться на фоне заходящего солнца.

— Не вижу разницы, — сказал Вольский. — Мы будем видеть их не менее хорошо и в полночь.

— Так точно, но ведь он этого не знает. Он будет мыслить как человек своей эпохи. Если бы дальность действия нашего оружия была бы столь же ограничена как и его собственная, я не думаю, что он стал бы колебаться и вступил бы в бой немедленно. Однако я полагаю, что он сделал определенные выводы из случившегося в Северной Атлантике. Он полагает, что мы больше похожи в бою на авианосец, чем на линкор. Он знает, что мы способны видеть и поражать его корабли на огромной дистанции, и это дает нам огромное преимущество. Ключом к борьбе с мощным авианосцем противника всегда является собственная воздушная мощь, но наши ЗРК обесценивают этот вариант. Каждая попытка авиации атаковать нас оканчивалась тем, что мы рвали их на части. Следовательно, если он атакует нас авиацией, это будет лишь попыткой отвлечь наше внимание.

— Вы согласны, Карпов?

— Так точно. На данный момент их авиация меня не беспокоит. По крайней мере, в нынешних обстоятельствах. У нас достаточно зенитных ракет.

— Тогда как бы вы атаковали серьезный авианосец, капитан? Как бы нейтрализовали его воздушную мощь?

— Сформировал бы мощный ударный наряд, восемь, возможно шестнадцать или более ракет.

— А в условиях, в которых находятся британцы?

— Им следовало бы выставить больше целей, чем мы могли бы нейтрализовать, — Карпову не нравилось направление дискуссии.

— Сколько у них может быть самолетов, Федоров?

— Сорок-пятьдесят в Гибралтаре, двадцать четыре на авианосце Флота Метрополии. Мы нанесли тяжелые потери авиагруппам Соединения «Z», но они могут располагать еще двадцатью-тридцатью самолетами. Это, в основном, истребители, но они способны нести бомбы.

— В основном истребители… Мы все видели, что случилось, когда один из них оказался слишком близко. Я еще не забыл, почему провел последние три для в компании Золкина. Этого достаточно, чтобы израсходовать наш боезапас. Мне не нравиться то, что я слышу, товарищи офицеры. Что насчет надводных кораблей противника?

— После того, что случилось с американцами, адмирал Тови будет опасаться концентрировать свои силы в любое подобие единой боевой группы, — сказал Федоров. — По этой же причине я полагаю, что он не введет свои корабли в пролив этим вечером, даже если доберется туда первым. Он выставит свои силы на западных подходах в некое подобие сети, которую мы должны будем прорывать. Затем, как только мы втянемся в прорыв, он совершит один безумный рывок, бросив на нас все, что имеет — все корабли и все самолеты, которые сможет поднять в воздух. Его основная задача состоит в том, чтобы как можно быстрее подойти к нам на дальность стрельбы 356-мм орудий своих кораблей. Всего одного попадания будет достаточно, чтобы переломить ход боя в его пользу. Тем не менее, в некоторых сражениях этой эпохи корабли выпускали сотни снарядов, так и не добившись попаданий. Прошлой ночью темнота, неспособность противника использовать радары и наша огромная скорость сослужили нам хорошую службу. Тем не менее, близкие разрывы причинили нам некоторые повреждения корпуса. Однако нам пока что вело в столкновениях с итальянским флотом и Соединением «Z».

— То есть мы должны также следить за тылом?

— Соединение «Z» движется за нами и точно попытается блокировать пролив, особенно, если мы окажемся втянуты в бой с Флотом Метрополии.

Вольский обдумывал сказанное, глядя куда-то вдаль.

— Карпов? — Сказал он, наконец.

— Я согласен с оценкой Федорова.

— Тогда каким образом нам действовать?

— Если они поставят свои корабли цепью, как предполагает Федоров, мы должны выбрать одну точку прорыва, предпочтительно на одном из флангов, нанести мощный удар и вывести корабль противника из строя как можно скорее. У нам недостаточно ракет, чтобы нейтрализовать все линкоры, однако мы можем быстро вывести из строя один, а затем устремиться на прорыв на полной скорости. Я предполагаю атаковать их на левом фланге, а затем уходить на юго-запад.

— Сколько ракет нам для этого потребуется?

— Мы атакуем наиболее опасный корабль на линии нашего движения, и задействуем три ракеты — или, в случае необходимости, пять. Если в этой точке будут развернуты крейсера, одной ракеты на каждый будет достаточно. Для борьбы с эсминцами мы задействуем артиллерийские установки.

— Такой подход не остановил линкоры Соединения «Z».

— Однако это значительно замедлило их и позволило нам использовать превосходство в скорости. Кроме того, это потрясло их и уменьшило эффективность их стрельбы. Мы можем провести этот бой точно так же, как прорыв через пролив Бонифачо и бой с Соединением «Z».

Вольский кивнул.

— Если только наше везение не кончиться, и мы не получим прямого попадания. Что, если адмирал Тови разместит свои линкоры достаточно близко друг к другу для взаимной поддержки? Эти орудия имеют значительную дальность стрельбы, верно, Федоров?

— Так точно. При хорошем освещении мы можем ожидать, что они будут способны вести огонь на дистанцию 28 000, возможно, даже на 32 000 метров.

— То есть, если мы выведем из строя один из их линкоров, другие, возможно, все равно смогут вести по нам огонь. Не слишком удовлетворительная ситуация. Кроме того, меня беспокоит ситуация на корме. Если наша скорость упадет… — Ему не нужно было продолжать.

— Есть и другое решение, — сказал Карпов. — И нет, доктор, это не использование ядерного оружия, — добавил он, искоса посмотрев на Золкина.

— Продолжайте, — сказал Вольский, сложив руки на груди.

— Федоров очень верно заметил насчет ночного боя. Темнота помешает им использовать оптические средства и позволит нам лучше реализовать наше преимущество в скорости. Будет лучше идти на прорыв ночью. Нам не нужно будет ждать рассвета. А у Быко будет время, чтобы убедиться, что у нас не возникнет проблем со скоростью. Мы подойдем к Гибралтару сразу после заката.

— Полагаю, это улучшит наши шансы, — сказал Вольский. — Хотя я все еще не убежден, что мы способны прорваться через заслон из четырех линкоров, не получив ни одного попадания.

— Прошу прощения, товарищ адмирал, но я не закончил.

— Продолжайте, Карпов.

— Мы подойдем сразу после захода солнца, и, если Федоров прав, к тому времени они будут развернуты на западных подходах. Используем Ка-40 для разведки и целеуказания, после чего нанесем по ним удар противокорабельными ракетами прежде, чем войдем в пролив. В последнем сражении Федоров предложил использовать вначале П-900, так как они достаточно малоскоростные, чтобы их можно было хорошо рассмотреть. Это было умно — я считаю, что это может оказать серьезное психологическое воздействие. Мы должны разбить их волю не в меньшей степени, чем их корабли. Представьте… Тьма сгущается. Мы подходим к входу в пролив и выпускаем по две ракеты П-900 по каждому из четырех линкоров противника. Ночью ракеты произведут достаточно шокирующее впечатление. Они увидят приближающиеся ракеты, выпущенные совершенно невидимым противником, и это сильно подорвет их дух. Адмирал Тови будет смотреть на свою хорошо расставленную ловушку и увидит все четыре своих драгоценных корабля в огне, при том, что у него не будет ни малейшего намека на то, где находимся мы, так что он не сможет открыть ответный огонь.

— Пуски могут быть замечены из Гибралтара, после чего оттуда передадут данные по нашей позиции.

— Тем лучше. Они все равно ничего не смогут сделать, если не войдут в пролив, чтобы сблизиться с нами. Мы останемся вне зоны досягаемости их орудий.

— Очень эффектно, — сказал Вольский. Затем посмотрел на Золкина и добавил. — Я говорил вам, что он один из лучших офицеров тактического уровня?

— Так точно, — ответил Золкин. — Достаточно храбр, чтобы оставаться вне зоны досягаемости противника. Это очень удобно, хотя на мой взгляд несколько подло.

Карпов закатил глаза, но не желал вступать в перепалку с Золкиным.

— Подумайте вот о чем. Как только четыре лучших корабля англичан получат попадания и загорятся, мы сможем потребовать от них остановиться, или мы их уничтожим. Они не будут знать, что у нас мало ракет. Скажем им, что если они не отойдут в сторону, мы потопим их прежде, чем они нас увидят. Мы не окажемся в зоне огня их орудий, потому что прежде, чем мы войдем в пролив, они окажутся на дне. Если это их не убедит, мы выпустим по каждому по «Москиту», перепрограммированному на атаку с пикирования. Одного удара по каждому линкору можем оказаться более чем достаточно.

Волський почесал в затылке, обвел взглядом остальных, а затем подытожил.

— Итак, товарищи офицеры, мы находимся за час до полуночи. Я выслушал ваши соображения и решил, что есть оружие, которое мы еще не обсудили, и которое я намерен использовать.

— Товарищ адмирал? Я полагал, что нам не следует рассматривать ядерный вариант.

— Нет, Карпов, его то мы как раз обсудили и я отбросил этот вариант. Я говорю о том, которое мы используем сейчас — о разуме. Мы рассмотрели два варианта. Первый предполагает серьезный риск. Подбежать к противнику, толкнуть его, надеясь сбить с ног, и скрыться в темноте. Это сработает, если нам повезет. Затем было предложено сильно ударить врага в лицо и пригрозить новыми увечьями, если он не отойдет. Да, это силовой вариант. Наш старый друг Орлов точно бы его добрил. Но я предлагаю иное решение. Что, если я поговорю с ними прежде, чем бить? Возможно, они окажутся склонны меня выслушать.

— Переговоры? Прежде, чем мы покажем им, что будет, если они откажутся разговаривать?

— Именно, Карпов. Полагаю, вы уже видели, на что мы способны — несколько недель назад в Северной Атлантике. Они уже знают, что мы можем сделать с ними прежде, чем они даже нас заметят. Вот почему они располагают свои корабли цепью на выходе из пролива. Да, они понимают, насколько мы опасны. Они знают, какой мы способны нанести урон, и все же вышли против нас. Это ведь определенно проявление храбрости? — Он бросил взгляд на Золкина.

Глаза адмирала внезапно сверкнули огнем.

— Я хочу встретиться с этим человеком лицом к лицу и посмотреть, сможем ли мы достичь понимая прежде, чем начнут гибнуть люди — с обеих сторон.

Он улыбнулся, глядя на начмеда.

— Дмитрий, благодарю за отличное времяпрепровождение, но я ощущаю себя достаточно отдохнувшим и способным вернуться к своим обязанностям. Федоров, Карпов — благодарю вас за службу, однако с этого момента я принимаю командование кораблем. Федоров остается на должности старшего помощника, а вы, Карпов, остаетесь на ГКП в качестве старшего тактического офицера[65]. Итак, товарищи офицеры, давайте я скажу вам, как мы поступим.

* * *

Незадолго до заката радист «Короля Георга V» получил крайне необычное сообщение — на хорошем английском языке. Оно предназначалось адмиралу Джону Тови и стало для него большим сюрпризом. Он внимательно прослушал его, пока оно повторялось снова и снова, и задумался. Учитывая серьезность ситуации, Тови нашел это хорошим знаком. Ему пришлось торопиться, чтобы успеть расположить свои корабли на западных подходах. Он был почти на месте, но из Гибралтара докладывали, что враг находится в хорошей позиции для попытки прорыва через пролив, оставаясь вне зоны досягаемости береговых батарей. Это означало, что он займет позиции на закате, в самое неблагоприятное время, когда его корабли будут отчетливо выделяться на фоне освещенного солнцем горизонта.

Настигнув, наконец, «Бисмарк», он мудро решил не вступать в бой и дождаться утра[66]. Он надеялся, по возможности, вступить в бой на рассвете, когда вместо его кораблей будет отчетливо выделяться вражеский. Возможно, думал он, это не имеет значения для врага, но безусловно, поможет нашим артиллеристам. Сообщение обеспечивало ему то, чего он хотел — так что он немедленно согласился, улыбнувшись вахтенному офицеру.

- Немедленно дать ответ, — сказал он, сложив руки на груди. — Открытым текстом.

— Что именно, сэр?

— Всего два слова: «Лас-Паломас».

ГЛАВА 32

Остров Лас-Паломас представлял собой самую южную точку Испании, располагаясь у Гибралтарского пролива и обозначая собой границу между Атлантическим океаном и Средиземным морем, словно кулон, висящий на шее Испании, маленький сердцевидный участок суши не более 600 метров длиной и примерно столько же шириной. Здесь можно было найти множество памятников истории, начиная с наскальных рисунков людей каменного века в пещерах до памятников времен древнего Рима и последующих веков. Стратегическое положение острова у входа в Гибралтарский пролив привлекало к нему внимание многих империй. Расположенный неподалеку испанский город Тарифа именовался так в честь мавританского военачальника Тарифа Бен Малика, вторгшегося сюда в 711 году. Некоторые говорили, что именно от его имени произошло слово «тариф», так как на острове расположился один из первых в регионе портов, где начали собирать пошлины с проходящих судов. Здесь все еще можно было найти остатки укреплений, построенных Абдулом Ар-Раманом, видным мавританским халифом, вторгшимся в Южную Европу и в конечном итоге разбитым Карлом Мартеллом в Битве при Туре.

Учитывая свое положение, на протяжении многих лет остров повидал немало отчаянных битв. Испанцы боролись за возвращение своих земель у Мавров на протяжении многих веков, и остров повидал немало на завершающем этапе. В 1292 году испанский лорд Гузман Эль Буэно был осажден в местной крепости 5 000 мавров. Предавший его соперник дон Хуан похитил сына Гузмана и пытался заставить его сдаться, угрожая убить мальчика. Тем не менее, Гузман стойко отказался, и даже бросил со стены нож, чтобы его враги могли убить его сына.

В 1812 году Британия поддержала испанцев в их отчаянной борьбе со вторгшимися армиями Наполеона. Жан-Франсуа Леваль отправил 15 000 солдат на захват Тарифы и был остановлен всего 3 000 защитников. Однако сильные непрекращающиеся дожди оказали на исход сражения не меньшее влияние, чем любой другой фактор. Французская армия отступила, промокшая и скованная болезнями, оставив множество орудий, застрявших в грязи. Теперь остров снова стал свидетелем того, как враги направились к нему для острожных переговоров.

Вскоре после 17.00 14 августа 1942 года зловещая тень атомного ракетного крейсера «Киров» появилась у восточного подхода к узкому Гибралтарскому проливу. Гидроакусический комплекс работал в активном режиме, гарантируя, что ни одна подводная лодка не сможет к нему приблизиться. Радары не менее тщательно контролировали воздушное пространство вокруг корабля. На северо-западе виднелись резкие очертания самой Скалы — мыса Гибралтар, одной из важнейших и значимых баз Великобритании во всем мире.

От корабля отделился небольшой моторный катер, медленно направившийся под флагом перемирия к скалистому восточному берегу Лас-Паломас. Адмирал Вольский гордо сидел в центре катера в окружении еще пяти человек. Они могли бы произвести гораздо большее впечатление, прибыв на остров на Ка-40, но Вольский решил не устраивать представлений, тем более, способных поставить неудобные лишние вопросы. Чем меньше британцы узнают о них, тем лучше.

Он понимал, однако, что то, что ему предстояло сейчас, было, возможно, более опасно, чем все, с чем корабль столкнулся в последние несколько мучительных дней. Вскоре адмирал и его сопровождение выбрались из лодки и направились вглубь острова к одному из старых береговых валов у развалин замка, построенного в стиле нео-ренессанса, с янтарными стенами из песчаника и стилизованными парапетами, на которых когда-то стояли свою стражу мавританские лучники. Ниже находились округлые бетонные формы казематов, в которых в 1941 году были установлены огромные орудия, снятые со списанных испанских дредноутом времен Первой Мировой войны. Их стволы выступали из портов, холодные и угрожающие. Вольскому от одного взгляда на все это казалось, что война не имеет конца, пронизывая каждое поколение на протяжении всей человеческой истории… Руины и укрепления самых разных эпох наползали друг на друга на крошечной сторожевой заставе. Теперь сюда прибыл он, изгнанник совершенно иной эпохи, вступивший в войну, на которой он в принципе не должен был оказаться.

Вскоре они заметили побеленный каменный маяк, обозначающий вход в пролив. Построенный в 1800-х годах, он стоял на высокой скале, возвышаясь над каменистым побережьем, заполненном эскадрильями морских птиц, укрывающихся здесь от океана. Поднялся ветер, вздымающий в проливе волны. Он заметив вдали туманный силуэт Джебель-Муса, поднимающийся на побережье испанского Марокко.

Катер Вольского причалил у средиземноморского побережья острова. С адмиралом прибыл небольшой отряд в составе Федорова, Николина, исполняющего роль переводчика, а также грозного Кандемира Трояка и двух его лучших морских пехотинцев. Адмирал Тови прибыл к противоположной стороне острова, на котором предстояло встретиться людям разных эпох — здесь, в тени истории, среди наследия моряков и солдат, занимавших эту крошечную заставу на протяжении многих столетий.

Отряд адмирала Тови медленно приближался с северо-запада по скалистому берегу. Адмирал был облачен в темно-синий мундир с фуражкой, резко отличавший его от остальных как главного. Адмирал Вольский ждал его здесь, в месте, которое представлялось ему тонкой границей океана и внутреннего моря, наиболее подходящим местом для встречи двух умов. В британской группе также было шесть человек, один из которых явно был членом штаба адмирала, а также матрос в обычной форме, и еще трое вооруженных морских пехотинцев. Когда они направились к Вольскому, он услышал, как один из его морпехов щелкнул переключателем режимов огня автомата, снимая его с предохранителя, и повернулся, жестом указав ему этого не делать. Трояк также глянул на морпеха, который быстро опустил оружие.

Британская делегация приблизилась к ним, остановившись примерно в тридцати шагах и глядя на них с осторожностью и любопытством в глазах. Тови указал морским пехотинцам оставаться на месте и похлопал по плечу своего начальника штаба Денни и они двинулись вперед вместе с матросом, который должен был выступить в качестве переводчика. Вольский, со своей стороны, бросил взгляд на Федорова и Николина, указав им делать то же самое, и шагнул вперед, чтобы поприветствовать британцев. Его хромота все еще была слегка заметна. Он остановился, пристально разглядывая Тови.

Федоров стоял сразу за ним, глядя полными восхищения и благоговения глазами на Тови, человека, которого так хорошо знал по своим книгам. Сейчас же перед ним стояла живая легенда, человек из плоти и крови, а не маленькая черно-белая фотография, по которой он пытался проникнуть в мысли изображенного на ней человека. Вот он, Адмирал Флота Метрополии!

Взгляд Вольского потеплел, и он протянул руку, приветствуя этого обитателя открытого моря. Тови пожал ему руку. Вольский заговорил первым. Николин быстро начал переводить.

— Адмирал просит передать, что, поскольку невозможно спать из-за всех этих ракет, орудий и торпед, нам лучше поговорить и посмотреть, не удастся ли уладить вопрос до отбоя.

Замечание удивило Тови, несколько смягчив его и разрядив напряженность, логичную для ситуации. Итак, вот он, современный капитан Немо, в конце концов, обычный человек, подумал он про себя, отодвигая в сторону сотни вопросов. Но что мне ответить? Лучше проявить вежливость и зайти со стороны.

— Рад встрече, сэр. Я адмирал Джон Тови, командующий Флотом Метрополии Британского Королевского флота. — Матрос медленно перевел, и Вольский кивнул. Николин подтвердил, что все было переведено верно.

— Прошу простить меня, адмирал, но я не могу назвать себя аналогичным образом, за исключением того, что я также являюсь командующим флотом, так что мы с вами равны, особенно здесь, на границе двух морей, и я надеюсь, что мы найдем способ уладить наши разногласия без дальнейшего кровопролития. Как вы могли заметить, я немного хромаю. Причиной того является осколок, попавший в мою ногу. Поэтому я хорошо представляю себе, что может случиться, когда люди начинают сначала стрелять, а потом пытаться разобраться. — Николин эхом повторил его слова. Матрос подтвердил, что все было переведено правильно.

— Я приношу свои извинения, адмирал, — сказал Тови. — Однако ваш корабль появился у самой зоны боевых действий и был изначально принят за враждебный. Ваши удары по многочисленным кораблям Королевского флота мало помогли нам осознать ошибочность этого вывода.

— Это объяснимо, — сказал Вольский. — Но я должен сказать вам, что никогда не собирался вступать в бой с вашим флотом силами моего корабля и его экипажа. Однако, как говориться, пошло-поехало, верно? Особенно в море, в ситуациях, когда вы сталкиваетесь с неопределенностью и необходимостью защиты вашего корабля и вашей страны от любой угрозы.

— Я так понимаю, вы хотите сказать, что все, что случилось в последние несколько дней с вашей стороны, было самообороной?

— Это так, — сказал Вольский, надеясь выразить взглядом свою искренность.

— И какую же страну вы защищаете, могу я спросить?

— Не можете. Ответ вам ничего не скажет, и никак не поможет разрешить вопрос, стоящий перед нами.

Это принесло больше замешательства, чем пользы, но Тови пошел дальше, стремясь шагнуть за край, к которому шел столько месяцев с тех пор, как первые ракеты ударили по его кораблю, с тех пор, как он увидел ужасное грибовидное облако над ледяными водами Северной Атлантики.

— Могу ли я поинтересоваться, адмирал, не ваши ли корабли и самолеты уже встречались нам в этой войне, год назад, к юго-западу от Исландии, если быть точным.

Вольский пожал плечами.

— Да, вы можете поинтересоваться, но я буду вынужден оставить этот вопрос без ответа. Я полагаю, что нам лучше всего сосредоточиться на том, что происходит сейчас, адмирал, а не о том, что осталось в прошлом. Ничего из того, что уже случилось, нельзя исправить — по крайней мере, так я когда-то считал. Хотя больше я в этом не уверен. Однако я должен сказать вас, адмирал, что решение, которое мы примем сегодня, может оказать серьезное влияние на будущее, возможно, большее, чем вы или я можем осознавать в этот момент.

Куда он клонит, задумал Тови? Он кажется искренним. Я вижу это в его глазах, слышу в его голосе. Но кто он? Откуда? Что это за страшный «Наутилус», которым он командует, корабль, оснащенный оружием, которого еще не видел этот мир?

— Значит, это ваш корабль атаковал Королевский флот год назад. Что же, я должен умерить свое негодование, сэр, однако то, что случилось дальше, для нас совершенно непостижимо. Как стало возможным то, что мы разговариваем с вами сейчас, при том, что целый год никто не видел никаких признаков присутствия вашего корабля и того ужасного оружия, которым вы обладаете? Ваш корабль очевидно не является подводной лодкой, способной незаметно проскользнуть во внутреннее море, дрейфуя в подводных течениях. Вы не могли пройти Гибралтарским проливом так, чтобы мы об этом ничего не узнали, не могли пройти и Суэцким каналом. Таким образом, ваше присутствие здесь является поводом для серьезного беспокойство и способно совершенно сбить с толку.

— Прошу вас поверить мне адмирал. Это будет нелегко, но я озадачен этими вопросами не менее, чем вы. Однако я должен говорить откровенно. Я не могу сказать вам, кто мы такие и откуда появились. Да, я полагаю, что мои ответы очень бы вам помогли, но чем меньше я буду говорить об этом, тем лучше. Тем не менее, я полагаю, что вы способны сделать определенные выводы. Во-первых, вы привели с собой матроса, знающего наш язык, — он посмотрел на Тови, оценивая его реакцию, и продолжил: — То есть, вы поняли, что наш корабль и его экипаж — русские, однако я должен заверить вас, что Сталин ничего не знает о нашем существовании. У него появились бы те же вопросы, если бы это был Мурманск, а мы с ним стояли на острове в Карском море[67]. Мы не действуем от его имени и не выражаем интересы Советского государства, которым он управляет.

Он сделал паузу, позволяя Николину закончить перевод, однако заметил явное разочарование Тови и замешательство, которое, несомненно, должен был породить его ответ. Однако затем тот собрался, склонил голову, и задал новый вопрос.

— Значит, ваш корабль построен в Советском Союзе? И вы хотите сказать, что действуете без приказа и против воли советского руководства? Вы мятежный корабль с Черного моря?

— Адмирал… Вы очень хорошо знаете, что Советский Союз не мог создать корабля, способного на то, чему вы стали свидетелями, по крайней мере, сейчас. Мы только что провели длительный ночной бой с двумя вашими линкорами. Как они назывались, Федоров?

— «Нельсон» и «Родни», товарищ адмирал.

Вольский кивнул, повторяя эти названия так хорошо, как мог.

— «Нельсон» и «Родни». Еще адмиралы. Это был ненужный бой, и я надеюсь, что нам не придется его повторять. Нашим намерением было обойти эти корабли и избежать боя. По крайней мере, так говорит мне мой капитан, командовавший кораблем в этом бою. Однако ваши корабли сражались слишком хорошо. Я выражаю глубокое сожаление за всех погибших, но ради обеспечения безопасности моего корабля я был вынужден вступить в бой. Предположим, я отвечу вам, что мой корабль был построен в Советском Союзе. Поверите ли вы в это? Я так не думаю. Какой корабль во флоте Сталина смог бы вступить в бой с вашими «Нельсоном» и «Родни» и уйти невредимым? Нет. Советское руководство даже не знает о нашем существовании.

— Понятно… — Тови на мгновение замолчал, задумавшись. — Это оружие, примененное вами… На данный момент оно, безусловно, опережает все, на что способны мы, отличается от всего, что мы когда-либо видели. Разумеется, ракеты столь же стары, как и порох, но все же вы, как мне представляется, улучшили их… достаточно пугающим образом. По крайней мере, для тех, кто столкнулся с вашим оружием и погиб.

— Об этом я действительно сожалею. Должен сказать вам, что я тоже потерял многих людей, которых бы хотел видеть на своих постах этим вечером. Но к чему это все? Сожалеть о них я буду в свое время.

— Тогда какой стране вы служите, адмирал? Вы не немцы, как мы думали изначально, не итальянцы и не французы, как хотели в этом нас убедить. Вы определенно русские, но утверждаете, что не имеете отношения к Советскому Союзу, нашему союзнику на данный момент, как, я надеюсь, вы знаете.

— На данный момент, — сказал Вольский, понимая, что обмолвился слишком сильно.

Адмирал Тови, — сказал он более спокойным тоном, намереваясь перевести дискуссию в новое русло. — Ничто из этого сейчас не имеет значения, и я не вижу смысла это обсуждать. Вы находитесь там, мы здесь. Нас разделяет тонкая граница между морем и океаном, которую, похоже, не удастся пересечь никому из нас. И, тем не менее, мы должны попытаться сделать это.

Тови задумался. Его глаза од тонкими бровями прищурились, губы сжались.

— Адмирал, я должен вам сказать, что я привел сюда свой флот, чтобы покончить с вашим кораблем и отправить его на дно, если только смогу. Океан широк, и может казаться подвластным одному Богу, но в данный момент, когда я стою здесь, перед вами, он подвластен Королевскому флоту и Британской империи, которая создала его.

— И в этом и состоит разница между нами, — ответил Вольский. — Ибо я никогда не посягал быть первым после Бога и не привел сюда свой корабль, чтобы бросать вызов вам или вашей стране. Я признаю, что на моем корабле есть офицеры, которые не желали вам добра, когда началась эта битва, но я не намерен бросать перчатку вашей Империи или оспаривать у вас владение этими водами. Вызов бросили ваши корабли. Мы защищали себя. С обеих сторон были погибшие, и я лишь ищу способ покончить с этим кошмаром и вернуться домой. Да, адмирал. Если вы хотите знать правду, я лишь пытаюсь найти дорогу домой.

— И вы даже не можете сказать, где это? Откуда вы нарисовались?

Николин с трудом перевел последнюю фразу, так как понял достаточно, чтобы осознать, что Тови выражает определенный гнев.

— Он хочет знать, откуда мы взялись, товарищ адмирал, и, похоже, несколько злится.

— Можете сказать так: откуда вы, черт вас подери, — сказал матрос, стоящий рядом с Тови.

Вольский кивнул.

— Говорю вам в третий раз: я не могу ответить на этот вопрос. Скажем так, вы, возможно, не поймете, что я имею в виду, но, думаю, поймете со временем. — Он указал на высокий кусок крепостной стены на склоне над ними, обратив внимание на казематы береговых батарей у ее подножья. — Мой помощник Федоров говорит, что эти стены были построены маврами в двенадцатом веке. А ниже находятся батареи, которые занимают люди, охраняющие эти воды сегодня. Несколько столетий назад хозяином этих вод был марокканский халиф. Сегодня этот путь охраняют ваши корабли и люди. Но если бы ваш флагман прибыл сюда, адмирал, и обнаружил, что казематы пропали, а на острове остались только стены этого замка? Что, если бы вам встретились мавританские мечники и лучники, которые заявили бы вам, что все вокруг до последнего камня, является владениями Абдула Ар Рахмана? — Вольский бросил взгляд на Федорова, слабо улыбнулся, а затем продолжил.

— Все меняется, адмирал Тови. Все меняется. Я не могу ответить на ваши вопросы в большей степени, чем вы бы смогли объяснить свое существование людям, построившим эту крепость. Я могу сказать только одно: если вы попытаетесь отправить мой корабль на дно, я буду вынужден помешать вам это сделать. Да, ваш Королевский флот здесь, без сомнения, с вашими лучшими кораблями, но их будет не достаточно, адмирал. Я не хотел разрушений, которые принесли наши встречи в море. Среди моих старших офицеров имело место несогласие относительно того, что нам делать и какую силу нам следует использовать. К сожалению, я оказался нездоров, и командование кораблем принял другой офицер, имевший совершенно иную точку зрения. И все же, как бы мне не не хотелось поступать подобным образом, я должен сказать вам, я смогу это сделать. Мой корабль способен пройти этим проливом и пробиться в открытое море силой, если это будет необходимо, и вы не видели даже малую долю того, на что мы действительно способны в бою.

Тови нахмурился, выражение его лица потяжелело, но Вольский продолжил, добавив в голос больше человечности и без единого намека на браваду.

— Итак, мы оба колотим себя в грудь, как два старых дурака, но, тем не менее, мы должны решить, что делать дальше. Мы можем принять решение, как два противоборствующих адмирала, или же как люди, лицом к лицу. Мы можем использовать наши военные корабли, чтобы решить наш вопрос, или же использовать разум, или даже что-то иное. Один великий русский писатель как-то сказал: «Чтобы поступить действительно разумно, нужно нечто большее, чем разум». Мы должны найти это, найти оба, или же еще многим придется заплатить своими жизнями за нашу глупость.

Тови задумался. Да, теперь у них был способ уладить этот вопрос мирно, без потери человеческих жизней или кораблей. Если он вступит в бой, на который так спешил, что остается от его флота, даже если он победит? Но как он мог позволить кораблю, обладающему такой силой, выйти в Атлантику, через которую проходили жизненно важные для Империи морские пути, заполненные жирными конвоями, охраняемыми мощными соединениями военных кораблей, подобные тому, который они только что с таким риском попытались провести к Мальте. Если он позволит этому кораблю пройти, этим морским путями может быть создана самая серьезнейшая угроза. От его решения мог зависеть исход всей войны. Загадочный корабль был здесь и сейчас, прямо перед ним, и он подумал, будет ли у него подобная возможность снова. Он кашлянул и сказал то, что думал.

— Я должен обеспечить безопасность наших морских путей, сэр. Уверен, что вы понимаете это.

— Адмирал, я понимаю, что сейчас настал одиннадцатый час, и вы опасаетесь, что может настать полночь, так что позвольте мне сделать вам предложение. Я ищу перемирия в этой нашей личной войне посреди войны полномасштабной. Вы достаточно заняты борьбой с немцами и итальянцами, верно? Поэтому я прошу вас оставить мой корабль в покое и предоставить нам право пройти через пролив в открытое море. Если вы хотите знать мои намерения, я прямо говорю вам, что у меня нет никаких враждебных вам целей, и я не намереваюсь вступать в сражения с вашим флотом или флотом какой-либо иной страны. Что же касается безопасности ваших конвоев, я должен оставить этот вопрос вам, но даю вам слово, что мой корабль не атакует ни одного грузового судна любой стороны этого конфликта. Это мое слово. — Он прервался, позволяя Николину закончить переводить, глядя на лицо Тови в поисках ответа.

— Все, чего я хочу — это найти какой-либо островок мира посреди бушующего моя этой войны и подумать о том, как мне снова вернуть своих людей домой. Чтобы выразиться формально, я прошу вас о безопасном проходе в обмен на обещание нейтралитета. Я намереваюсь держаться от вашей войны в стороне настолько, насколько это возможно. Да, я понимаю, что в условиях мировой войны это будет затруднительно, но где-то должен быть остров, на котором я смогу выспаться и обрести душевное спокойствие. И если я никогда больше не увижу, как кто-то погибает в море, особенно вследствие моего приказа, я буду счастлив. Это все, чего я хочу, адмирал. — Он кивнул. — Ну и, возможно, хорошую тарелку борща и иногда бутылку хорошей водки, — он улыбнулся, заметив, что последнее замечание Тови встретил явным пониманием.

Взгляд британского адмирала на мгновение обрел твердость. Тови завел руки за спину, пристально глядя на рыжие обломки мавританских укреплений. Он понял, что «Капитан Немо» сказал ему нечто важное этом комментарием насчет замка. Возможно, больше, чем хотел.

Его взгляд словно устремился куда-то вдаль, словно он внезапно увидел отдаленные времена, неизвестное будущее, в котором эта война давно стала историей… Как давно стала историей сама Британская имения, и уже другие люди ходили по скалистым берегам этого острова, не думая о войне. Возможно ли это?… Он знал, что Адмиралтейство посоветовало бы ему сделать — что они на самом деле приказали бы ему сделать. Сомервилль столкнулся именно с этим в Мерс-эль-Кибире, когда предложил французскому флоту присоединиться к Империи, и после получения отказа получил приказ уничтожить их корабли. Конечно, они отказались, как отказался бы он сам, окажись на их месте. Да, гордость ведет к падению, но может быть добродетелью в той же степени, как и пороком, и он не сомневался, что этот адмирал окажется столь же гордым и решительным человеком, если ему придется его испытать.

Он хотел найти остров, подумал он. Таинственный остров, на котором он мог бы отдохнуть и подумать. Что же, внезапно подумал он, Наполеону мы уже предоставили такую возможность. Он хотел бы бросить якорь на собственном острове Святой Елены. Серьезное желание этого человека избежать дальнейшего конфликта было очевидным и заслуживающим доверия. Возможен ли был такой выход?

— Адмирал, я склонен верить вам, когда вы заявляете о своем желании избежать дальнейших боевых действий? Вы просили меня рассмотреть вопрос о перемирии — могу ли я простить вас рассмотреть вопрос о союзе? Могли бы мы стать друзьями, а не бессмысленными врагами, которыми были до сих пор?

Вольский улыбнулся, так как долго думал о возможности подобной встречи и знал, что такой вопрос неизбежно возникнет. Дело принимало серьезный оборот, и он понимал, что его ответ будет иметь критическое значение. Он посмотрел Тови прямо в глаза.

— То есть, будет ли у вас палочка-выручалочка, способная к применению как в пользу друзей, так и против врагов? — Улыбнулся он. — Я полагаю, в обоих случаях будет только хуже. Нет, адмирал. Я не могу присоединиться к вашей войне. Мы сражались только потому, что нам пришлось сражаться с итальянскими и немецкими кораблями и самолетами, а теперь и с вами. Довольно долгое время я полагал, что вы считаете нас немецким кораблем. Итальянцы и немцы теперь могут считать, что мы британцы. Но, как бы то ни было, я полагаю, что нам не стоит занимать какую-либо сторону в этой войне. Мы уже нанесли больше вреда, чем оно того стоило.

— Я понял, — сказал Тови, не будучи удивлен таким ответом. Теперь вопрос стоял перед ним. Союза не будет — но будет ли война или мир с этим человеком и его таинственным и ужасным кораблем? Имея в своем распоряжении четыре линкора, Тови полагал, что у него имеются все средства, чтобы победить, но у него не было иллюзий относительно того, что эта задача будет легкой или что он вообще даже доживет до ее успешного выполнения. Вступив в бой он точно потеряет корабли и людей. Затем ему в голову пришла идея. Он понимал, что это может стоить ему нынешней должности, даже звания вообще, однако ни то ни другое, похоже, того не стоило.

— Мы уже не раз сталкивались с подобной дилеммой в отношении кораблей французского флота, — начал он. — Они уютно устроились в Тулоне, однако появилась информация, что «Страссбург» прорвался оттуда, — он посмотрел на Вольского и понимающе улыбнулся. — Таким образом, согласны ли вы рассмотреть возможность отправиться в нейтральное государство в сопровождении кораблей Королевского флота и быть интернированы на время войны?

Это не стало для него неожиданностью, однако Вольский, улыбаясь, покачал головой.

— Адмирал, как вы полагаете оставить подобный корабль в спокойной обстановке где-либо при подобных обстоятельствах? В каком порту он мог бы бросить якорь, не опасаясь, что люди отнесутся к нему с очень и очень большим любопытством и не станут задавать те же вопросы, что пришли в голову вам? Нет. Подобные вопросы должны остаться без ответа, а еще лучше, чтобы их не задал никто и никогда. Мы должны иметь свободу передвижения, чтобы гарантировать, что так и будет.

— Но вам, тем не менее, определенно будут нужны топливо, еда, вода и припасы для вашего экипажа.

— Мы имеем все топливо, которое нам может понадобиться, и даже более, — он понял, что Тови не осознает этого, так что подготовил небольшую белую ложь, небольшое vranyo, чтобы сгладить этот вопрос. — Мы можем превращать морскую воду в пар в любом количестве, так что топливо не является для нас вопросом[68]. Что же касается пищи и воды, мы добудем их сами, с минимальным привлечением посторонних.

- Значит, вы не видите оснований идти на компромисс?

— Я уже пошел на компромисс, адмирал. Я не хотел этой встречи, однако нашел ее наиболее мудрым решением, которое я только принимал в последнее время. Я знаю, что основная проблема для вас сейчас, это доверие. Полагаю, мистер Черчилль думает сейчас о том же самом, приступая к обеду с Иосифом Сталиным на его даче под Москвой. — Он увидел удивленный взгляд Тови и надавил сильнее. — Возможно, единственное, благодаря чему человек может действовать разумно — это немного доверия, немного веры и чистого сердца. Я знаю, что вы сейчас вынуждены искать ответы обо всем этом, но я предупреждаю вас — вы потеряете гораздо больше, если найдете их.

Тови глубоко вздохнул, будучи поражен последним замечанием. В том, что сказал адмирал, было нечто глубокое. Нечто большее. Конференция в Москве была государственной тайной и вопросом, требовавшим наибольших мер безопасности. Очень немногие вообще знали о ней, даже в самых высоких кругах британского правительства. Чтобы этот человек знал об этом и говорил настолько небрежно… Он посмотрел на адмирала понимающим взглядом.

— Хорошо, адмирал. Я обдумаю то, что вы сказали, но, полагаю, что мне нужно вернуться на свой корабль, а вам на свой. Я свяжусь с вами в полночь и дам ответ на наш вопрос.

Вольский снова протянул и пожал ему руку.

— Обдумайте, адмирал Тови. Я буду ждать вашего ответа.

* * *

Тови провел последние часы в раздумьях относительно осторожной логики своего плана и вопросах обо всех этих тонких намеках, полученных на необычной встрече Русские, подумал он. Они явно были русскими, но в то же время отрицали какую-либо связь со Сталиным или Советскими государством. Но как они могли знать о встрече Черчилля со Сталиным в Москве? Они лгали? Честность этого человека была очевидной, но ее перевешивала логика происходящего. Когда он сказал, что Россия была их союзником, замечание адмирала было достаточно откровенным — «на данный момент»…

Он ответил так, будто знал нечто противное. Мог ли его корабль быть кораблем новейшего типа, построенного Советским Союзом на Черном море? И если так, как он мог попасть в Средиземное море? Пройдя Босфор? Пытался ли он попасть в Атлантический океан, чтобы атаковать наши конвои? Неужели Россия намеревалась сменить сторону в этой войне? И что насчет случившегося год назад? Адмирал явно пытался заставить меня поверить в то, что это был тот же самый корабль. Но как так может быть? Мог ли тот корабль выйти из Мурманска год назад и быть потопленным американцами? Мог ли это быть однотипный корабль, вышедший из Одессы или Севастополя[69]? Но как русские могли построить нечто подобное, причем чтобы мы ничего об этом не узнали?

Вопросы проносились в его голове один за другим, и он снова и снова отбрасывал их, понимая, что это совершенно невозможно. Русские могли построить этот корабль не в большей степени, чем это могли сделать немцы. Но даже если бы и смогли, как бы он мог остаться вне зоны нашего внимания? Как он мог пройти мимо наших наблюдателей в Дарданеллах, как смог пройти, не будучи обнаруженным, Эгейское море, не попасться крейсерами Виана в восточном Средиземноморье, не говоря уже об итальянцах в Таранто? Невозможно! Ни одна страна на земле не могла создать такой корабль. Разве что он мог быть построен на некоем таинственном острове консорциумом безумных ученых.

И что имел в виду этот человек, говоря про старые укрепления и о том, что мне было бы нелегко объяснить корабли моего флота маврам? В этом что-то было, что-то, продолжавшее тянуть его мысли к размышлениям о Жюле Верне и его старой истории о Капитане Немо, а еще к мыслям о странном взгляде профессора Тьюринга в коридоре Адмиралтейства.

Почему этот человек был настолько обеспокоен? Он отказался объяснить мне свое присутствие здесь или в Северной Атлантике год назад, как будто раскрытие правды могло нанести непоправимый вред. Он упрекнул сам себя за то, что не проявил большей настойчивости. Господи, в моем распоряжении были все мышцы и жилы Флота Метрополии! У Сифрета и Фрэзера было два старых неповоротливых линкора, заложенных в начале 1920-х. У него были четыре новейших британских дредноута, быстроходные, хорошо защищенные, хорошо вооруженные. Он мог силой решить вопрос раз и навсегда, но что-то в словах адмирала не давало ему покоя: «но я предупреждаю вас — вы потеряете гораздо больше, если найдете их». Была ли это просто завуалированная угроза, или же в словах адмирала звучало некое более мрачное предупреждение?

Поступил, наконец, доклад от Фрэзера с «Родни». Они потеряли более 200 человек погибшими, но пожары, наконец, были потушены. Ни один из его кораблей не мог развить более двенадцати узлов, а на «Нельсоне» была выведена из строя башня «С». Однако оба корабля сохраняли плавучесть, а оставшиеся орудия были исправны. Им понадобилось бы некоторое время, чтобы догнать вражеский корабль, но он мог зажать «Джеронимо» между их кораблями и кораблями своего собственного флота, раздавив, словно жука…

Или же… Воспоминания о жутком грибе морской воды и опрокинутом корпусе «Миссисипи», медленно уходящем в бушующую воду, словно туша убитого кита все еще стояли перед глазами, напоминая ему, что этого жука раздавить будет не так просто. Более того, он мог очень больно кусаться.

Черт подери, Джек, мучительно думал он. Что вообще твориться? Ты что, привел сюда весь Флот Метрополии, чтобы вот так вот маяться сомнениями? Он хотел остров, сказал тот адмирал. Хотел просто остаться в покое и найти дорогу домой, чтобы это не значило.

Он подумал о том, что Капитан Немо однажды нашел свой Таинственный остров, чтобы умереть от старости, окончив свои мстительные вылазки против флотов мира. Он не согласился на интернирование в нейтральном порту… Затем в голову Тови пришли мысли о Наполеоне, и вместе с ними пришло решение. Да! Остров Святой Елены! Предположим, он предложит адмиралу безопасный проход и сопровождение до острова Святой Елены. Это место было достаточно удалено от любых любопытных глаз. Тем не менее, у его кораблей уже оставалось мало топлива, а остров Святой Елены находился в тысяче миль к югу[70]. Однако он мог передать топливо крейсерам «Норфолк» и «Шеффилд». Эти два корабля имели как соответствующую дальность, чтобы выступить в качестве эскорта, так и достаточную скорость, чтобы начать слежение за кораблем, если он попытается уйти.

Надежды на альтернативную развязку омрачало только одно. Ему были нужны все линкоры Королевского флота просто чтобы иметь шанс справиться с этим демоном. «Норфолка» и «Шеффилда» будет явно не достаточно для того же самого. Они никак не помешают этому кораблю сбежать, если он попытается это сделать. Затем он понял, что все сводится именно к тому, о чем говорил тот адмирал — доверию. Он смотрел этому человеку в глаза, и непроницаемая завеса тайны спадала, открывая обычного человека, а не волшебника с небес или черта из ада. Его корабль и его вооружение могли быть чем-то чудовищным, но не более, чем орудия «Короля Георга V». Люди создают этих монстров, и только люди решают, будут ли использованы их разрушительные возможности.

Тови сложил руки на груди, глядя на развешенные в рубке планы, видя перед глазами картину сражения и задаваясь вопросами, какие корабли будут поражены этими смертоносными ракетами, или вспенится и закипит ли снова океан от еще одной жуткой атомной бомбы. Он, вероятно, смог бы уничтожить этот корабль, но слишком многие погибнут завтра, если он попытается это сделать.

Он принял решение.

ЭПИЛОГ

— Корабль по курсу! — Раздался окрик наблюдателя с крыла мостика, указывающего на правую скулу корабля. Капитан Кларк на мостке крейсера «Шеффилд» поднял бинокль, глядя на далекий корабль.

Доклад был быстро продублирован семафором и сигнальными флагами для идущего в нескольких сотнях метров позади тяжелого крейсера «Норфолк». Затем взгляд снова метнулся к далеким серым силуэтам линкоров дальше в открытом море… Вот и он. Он шел через пролив прямо сейчас. Кларк видел пенную волну, вздымаемую высоким резким форштевнем темного силуэта с рядом клиновидных надстроек, ощетинившихся странными антеннами и белыми металлическими куполами. Ему стало не по себе. Каждая линия, каждый обвод этого корабля говорил о мощной, огромной и грозной силе. Он знал слухи об этом корабле, как и о том, что он разбил в кровь носы и «Нельсону» и «Родни».

— Т-твою-то мать, — протянул он. — И что нам делать со своими шестидюймовыми пукалками, если шестнадцатидюймовок «Нельсона» оказалось мало?

Он приказал лейтенанту-сигнальщику передать сообщение капитану «Норфолка» Уилсону держать свои восьмидюймовки наготове. Ему же было приказано просто отделиться от основного флота и пристально следить за вражеским кораблем. Что он и делал.

«Шеффилд» был выбран для проведения очень особой операции. Этот корабль носил прозвище «Старая блестяшка», так как все принадлежности, обычно изготавливаемые из меди на других кораблях этого типа, на «Шеффилде» были из нержавеющей стали. Все ограждения, леера, сигнальные трубы, даже колокола были из стали, и корабль порой словно сиял на солнце, идя по морю. Но к сегодняшней операции это не имело никакого отношения. К ней имели отношение скорость, ходовые качества и, прежде всего, продвинутый радар, делавший «Шеффилд» идеальным разведывательным кораблем.

Антенна этого радара была установлена на вершине фок-мачты, и была прозвана впервые увидевшими ее матросами «вороньим гнездом после бомбежки». На корабле, на который он смотрел вдали, было намного больше разнообразных диковин. Он видел медленно вращающуюся антенну на грот-мачте, и становилось нехорошо от мысли, как далеко она может обеспечить обзор, сквозь непогоду, темноту, дым и огонь боя. Антенна, установленная в «вороньем гнезде» на «Шеффилде» казалась совершенно невзрачной.

Кларк завороженно наблюдал за тем, как корабль вышел из пролива, словно злобное чудовище из чрева кита. Он снова обернулся, бросив взгляд на ядро Флота Метрополии, обнажившись от вида строя линкоров, выстроившихся огромной стальной дугой позади него. Они шли со значительными интервалами. Огромные орудия сверкали на солнце.

Призрачный корабль все приближался. Затем он заметил, что тот изменил курс на пятнадцать градусов влево, чтобы разойтись с опасными скалами у мыса Спартел к западу от Танжера. Под таким углом его размеры стали еще более очевидны, и Кларк поймал себя на мысли, что восхищается твердой, но изящной красотой этого корабля, удивительным сочетанием мощи и стремительности. Тем не менее, орудийные башни, которые он мог разглядеть с такой дальности в бинокль, были не больше, чем его собственные. Он слышал о ракетах, даже сам получил повреждения, но все равно в это было трудно поверить.

После долгого и тяжелого пути по огненному котлу Средиземного моря «Киров», наконец, вернулся в Атлантический океан. Три часа назад адмирал Тови прислал им сообщение, что если корабль примет эскорт из двух британских крейсеров и отправится к острову Святой Елены, он согласиться на перемирие в обмен на нейтралитет на время войны. Адмирал Вольский был признателен за то, что им не придется вступить в бой этим утром, и никому больше не придется умереть. И у них будет тот самый остров! Поэтому он согласился занять курс, который позволил бы им обойти остров Фуншал, затем пройти мимо Пальмы на Канарских островах, и, наконец, мимо Рибейра-Гранде на островах Кабо-Верде, где береговые наблюдатели также могли бы подтвердить их движение на юг. Затем они направятся на юго-восток к Острову Святой Елены, где Великобритания хоронила своих монстров, и где провел свои последние дни в ссылке Наполеон Бонапарт.

Федорова это впечатлило. Он призывал Вольского принять предложение, но адмирала не нужно было убеждать. Он получил то, чего хотел — мир и покой далекого острова, на котором он и его экипаж могли отдохнуть, скрытые от посторонних глаз, и время на то, чтобы решить свою судьбу. Вольский согласился идти не быстрее двадцати узлов и не мешать работе британских радаров, при условии, что британские корабли не приблизятся к «Кирову» менее чем на пять километров. Он знал, что для морских орудий это была почти дистанция прямого выстрела, но доверился людям, сдержавшим свое слово после переговоров. Он хотел, чтобы война «Кирова» со всем миром закончилась, но, как и во многих подобных случаях, это желание осталось невыполненным, потому что у мира было иное мнение.

На пятый день после своего появления в Тирренском море, 15 августа 1942 года «Киров» прошел Гибралтарским проливом, смело проследовав мимо длинной дуги линкоров Флота Метрополии, четырех приземистых силуэтов практически идентичных кораблей, молча следящих за ним. Сверху доносился гул самолета с авианосца «Эвенджер», ведущего слежение с воздуха.

«Киров» направился на юг в сопровождении «Шеффилда» и «Норфолка», начав долгий семидневный переход. Они прошли намеченным маршрутом через спокойные воды близ экзотических островов у побережья Африки. На седьмой день, в который, как известно, сам Бог взял отдых, на горизонте появился густой туман вокруг далекого острова.

Согласно договоренности, они должны были встать на якорь у Сэнди-Бэй на южном побережье Острова Святой Елены, у подножия Пауэлл-Гут — высоких коричневых скал, поднимающихся над морем на высоту примерно 600 метров. За ними начиналась равнина и коричневые скалы, известные как «Врата Хаоса». Вольский следил за приближающимся островом с растущим любопытством. Карпов хмурился, будучи недоволен соглашением, но смирился. Федоров словно нервничал, периодически бросая взгляд на корабельный хронометр по мере того, как они приближались к острову в густом тумане. Тумане, который становился все гуще.

В пяти километрах по оба борта от них, вахтенные офицеры «Шеффилда» и «Норфолка» вздохнули с облегчением, будучи уверены, что долгий поход, наконец, закончился, и их задача была практически выполнена. Странный корабль вскоре будет передан под наблюдение специальной группы Королевского флота, которая заранее прибыла в Джеймстаун на острове Святой Елены. Вскоре крейсера смогут, наконец, развернуться и снова направиться на север.

Наблюдатели в последний раз смотрели через бинокли на изящный крейсер, скрывающийся в густом тумане. Вскоре с наземного поста на вершине Хай Ридж над Вратами Хаоса должны были доложить о том, что корабль встал на якорь. Затем «Шеффилд» и «Норфолк» займут позиции по обе стороны острова, причем оба капитана должны будут внести запись в журнал о том, что корабль прибыл на место интернирования, получить фотографические доказательства этого и доложить.

Королевский флот был полон решимости не дать их гостю никакого шанса уйти незамеченным. Из Джеймстауна уже были подняты три разведывательных самолета, следивших за обеими сторонами острова. Авиатранспорт «Пегас» также совершил дальний поход на юг, доставив в Джеймстаун еще шесть гидросамолетов на всякий случай.

Спустя ровно двенадцать суток после появления в 1942 году «Киров» подошел к затянутым туманом берегам острова Святой Елены… И исчез. Наблюдатели на Высоком Хребте ждали напрасно — им так никогда и не было суждено увидеть его в Сэнди-Бэй. Ибо другие врата хаоса открылись вновь, и атомный ракетный крейсер пропал, исчезнув из этого времени.

«Норфолк» и «Шеффилд» напрасно вели поисковую операцию весь день, как и все имеющиеся на острове самолеты, но не обнаружили ни следа. В отчаянии они даже отправили водолазов, на случай того, что «Киров» мог потерпеть крушение на подходах к острову в густом утреннем тумане. Ничего найдено не было.

* * *

Автомобиль быстро двигался по проселочной дороге в сторону величественной усадьбы, здания которой представляли собой причудливое смешение самых различных архитектурных стилей. Блэтчли-Парк, или «Станция «Х», была одним из десяти специальных объектов, созданных МИ-6, и официально являлась «Стрелковым клубом капитана Ридли», предназначенным для послеобеденной охоты на перепелов на площади в двадцать пять гектаров с ружьями и гончими. Реальностью была «Правительственная школа кодов и шифров», где блестящая команда мужчин и женщин занималась дешифровкой, обеспечивая жизненно важную для хода войны разведывательную информацию.

Оборудование включало цветные кодовые диски и более странные устройства, напоминающие шифровальные машины «Энигма», а также совсем непонятные приспособления, выдающие данные на длинных бумажных лентах в виде наборов черных точек различного размера. Блэтчли-Парк почти начало делать первые шаги в деле оцифровки аналогового мира в формах, пригодных для обработки первыми прототипами электронных вычислительных машин. Год спустя в усадьбе заработает первый компьютер «Колосс», с «мозгом», состоящим из 1 500 электронных ламп.

Машина остановилась, дверь быстро открылась, и из нее появился адмирал Тови с толстой папкой в правой руке, направившись не по главной дороге к стилизованному особняку, а свернув влево, к зеленому боковому крылу — «Хижине-4», сердцу военно-морской разведки. Год назад люди, работавшие там, смогли насладиться прорывом — дешифровкой немецкого кода «Энигма». Но затем были получены необъяснимые снимки странного корабля в Норвежском море, и весь отдел вернулся с небес на землю.

Тови прошел мимо белых окон к простой двери без всяких табличек. Морской пехотинец немедленно встретил его, отдал честь и провел по узкому коридору к кабинету Алана Тьюринга, который ожидал адмирала за чтением Байрона.

— Добрый день, профессор, — сказал Тови, быстро войдя и протянув руку. Тьюринг убрал книгу и встал, дабы поприветствовать адмирала. Его темные глаза светились.

— Я привез некоторые новые материалы по вашему делу, — сказал Тови.

— А! — Сказал Тьюринг. — Снимки!

— Именно. Две катушки с записями и полный отчет. Я собрал журналы со всех кораблей, участвовавших в инциденте, так что у вас будет время просмотреть все это прежде, чем они будут отправлены кому-либо еще.

— Очень хорошо, сэр, — сказал Тьюринг, любопытство которого немедленно пробудилось. — Очень интересно, адмирал. Могу я убедить вас разрешить мне вылететь на остров Святой Елены и взглянуть на него лично?

Тови приподнял бровь. Его лицо внезапно стало очень серьезным и напряженным. Его взгляд упал на открытый том Байрона. Он просмотрел строки и прочитал про себя:

  «… Уводит в ночь. Моряк в порту найдет   Конец трудам опасным и заботам,   А дух — уплывший в Вечность мореход   Не знает, где предел ее бездонных вод».

Он тяжело вздохнул и посмотрел на Тьюринга. Все оставшиеся без ответа вопросы заняли свои места, ожидая своей очереди. — Боюсь, что у меня для вас есть очень интересные новости, профессор, — тихо сказал он. — И полагаю, пришло время поговорить очень откровенно.

Примечания

1

Это или ошибка, или альтернативная история — Несмотря на своё происхождение из рода герцогов Мальборо ветвь семьи Спенсер королева Елизавета II пожаловала Черчиллю членство в рыцарском ордене Подвязки, что дало ему право на титул «сэр» только в 1953 году и он не мог в 1941 именоваться «Сэр Уинстон»

(обратно)

2

Данный текст представляет собой начало песни британского композитора Марка Алмонда «So Long The Path», представляющей собой вольную переработку «Полюшка-поля» для вышедшего в 2003 альбома «русских» песен Heart on Snow

(обратно)

3

На крейсерах проекта 1144 нет спасательных шлюпок, есть шесть катеров различного назначения. Для спасения членов экипажа применяются надувные плоты, хранящиеся в рядах контейнеров на верхней палубе в центральной части корабля

(обратно)

4

Звание в КВВС Великобритании, аналогичное лейтенанту

(обратно)

5

Звание Николина вообще-то лейтенант, согласно прошлой серии

(обратно)

6

В оригинале midshipman, что на английском означает «курсант военно-морского училища». Причем здесь это, учитывая, что Самсонов лейтенант? Да черт его знает

(обратно)

7

РЛС МР-90 «Орех» предназначены для наведения ракет ЗРК семейства «Ураган», и на крейсерах проекта 1144 их никогда не было — по причине отсутствия ЗРК семейства «Ураган». К комплексу «Кинжал» они не имеют ни малейшего отношения (и не смогли бы обеспечить нормальную работу даже его гипотетической модернизированной версии по причине одноканальности — число одновременно наводимых ракет повышается установкой большего числа РЛС). Для управления огнем «Кинжала» используются две (по проекту) многоканальные поворотные РЛС 3Р95, находящиеся в носовой и кормовой частях корабля

(обратно)

8

После вымышленной автором модернизации в 2017–2020 годах «Киров» получил основное вооружение в составе 20 ПКР «Москит-2», 10 ракет П-900 «Бирюза» (комплекса «Калибр-НК») и 10 ракет MOS-III «Старфайер» (все ракеты имеют запасной боекомплект, который может быть установлен силами экипажа в море). Последняя представляет собой вымышленную гиперзвуковую ракету, чем-то похожую на новейший «Циркон», но им не являющуюся (основное отличие — дальность всего 170 км). Употребить «российское» название не представляется возможным ввиду отсутствия такового

(обратно)

9

Будучи капитаном 2-го ранга, Золкин как бы старше Федорова (капитан-лейтенанта) по званию. С историей того, как каплей оказался старпомом на атомном ракетном крейсере, можно ознакомиться в первой книге серии

(обратно)

10

Проект 11442 предполагает наличие двух станций наведения комплекса «Кинжал» — носовой и кормовой (в реальности, «Кинжал» имеется только на «Петре Великом», и то только кормовой). Эти станции не могут быть левой и правой — они располагаются по диаметральной плоскости корабля — и расположены очень далеко от фок-мачты. Кроме того, главный командный пост крейсеров проекта 1144 располагается на уровне ватерлинии — в том числе для недопущения подобного

(обратно)

11

РЛС «Восход» имеет индекс МР-600, кроме того, РЛС на вершине фок-мачты крейсеров проекта 1144 — это комплекс МР-800 «Флаг», в составе МР-600 «Восход» и МР-500 «Кливер». И, кстати, «Восход» также является трехкоординатной системой. РЛС «Фрегат» имеет индекс МР-700, МР-710 или МР-750 в зависимости от модификации, на «Кирове» изначально стояла МР-700, но, возможно, при модернизации была установлена новая.

(обратно)

12

Целый старлей, а не знает, что луч лазера в в чистой среде со стороны не виден — на то он и лазер)

(обратно)

13

Вообще-то, на крейсерах проекта 1144 их примерные аналоги по обязанностям в реальной жизни — командиры радиотехнической, минно-торпедной и ракетно-артиллерийской боевых частей — должны носить звания капитанов 3-го ранга, но автор этого явно не знает — потому что они реально лейтенанты, как на каком-нибудь сторожевике. Федоров, кстати, тоже, как не просто «штурман», а командир штурманской боевой части, должен был быть каптри.

(обратно)

14

По мнению автора, погоны российские офицеры либо не носят, либо не придают им значения

(обратно)

15

«Командир авиакрыла» (англ. Wing Commander) в КВВС Великобритании не должность, а звание, аналогичное подполковнику авиации. Ситуацию осложняет то, что в описываемый период командирами авиакрыльев были уже групп-капитаны (полковники)

(обратно)

16

Звание, аналогичное генерал-майору авиации

(обратно)

17

На крейсерах проекта 1144 дымовая труба есть — для аварийных котлов, причем она встроена именно в башнеобразную фок-мачту

(обратно)

18

В оригинале непереводимая игра слова, основанная на том, что в английском языке shot — это и «снимать» и «стрелять»

(обратно)

19

Это, конечно, новое слово в военной системе — поставить лейтенанта под командование старшины. Кстати, десантным подразделением такого корабля должен командовать как минимум майор

(обратно)

20

Причем здесь Starshina — одному автору ведомо, видимо, имелось в виду нечто вроде salaga. Изначально Федоров носил звание «младший лейтенант» (которое абсолютно не соответствует его должности и, к тому же, в РФ не используется с 1998 года, а до этого присваивалось исключительно «суррогатным» офицерам — выпускникам военных кафедр гражданских ВУЗ-ов, ускоренных командирских курсов (в военное время), военнослужащим рядового и сержантского состава, закончившим офицерские курсы, не имея высшего образования, военнослужащим, проходящим службу одновременно с получением высшего образования

(обратно)

21

Согласно автору, боезапас комплекса С-300Ф «Форт» крейсера «Киров» составляет 64 ракеты, а не 96, как в реальности. То есть, ракет должно быть 79. Кроме того, автор не учитывает 64 ракеты ЗРАК «Кортик» (после вымышленной автором модернизации их на корабле было установлено 2). Кроме того, автор не учитывает возможности применения артиллерийских орудий корабля для стрельбы по воздушным целям, хотя четыре артиллерийские установки в 7 стволов могли бы создать заслон посильнее, чем даже ЗРК, особенно применительно к самолетам тех лет. Но автор об этой возможности не знает и не узнает по крайней мере до седьмой книги серии

(обратно)

22

По мнению автора, управление огнем всех корабельных средств вооружения осуществляется с поста командира БИЦ сугубо командиром БИЦ. В реальности, управление ЗРК «Кинжал» ведется с отдельного командного пункта специальным расчетом из 13 человек, либо в полностью автоматическом режиме (и эта команда должна была отдаваться командиром БИЦ командиру боевого поста ЗРК). Кроме того, согласно автору, на «Кирове» была установлена усовершенствованная версия комплекса «Кинжал», обеспечивающая сопровождение цели на дистанции 90 километров и поражение на дистанции 45.

(обратно)

23

При пусках ракет даже главного ударного комплекса на корабле не срабатывает никакая сирена — просто потому, что по боевому расписанию на верхней палубе все равно никого не может быть

(обратно)

24

Как обычно у автора, вместо офицеров — жабы парагвайские. И какой идиот разрешил пуски при стоящем на площадке вертолете? Точнее, не догадался убрать вертолет перед стрельбой?

(обратно)

25

По мнению автора, задача начальника оперативной части — поддерживать порядок на корабле и дрючить экипаж, вплоть до рукоприкладства. И, кстати, ТОЛЬКО на российском флоте — во всех других флотах они описываются верно

(обратно)

26

Хм… А как насчет того, чтобы хотя бы попытаться погасить пожар, залив вертолет пеной? На крейсерах этого типа средства пожаротушения у посадочной площадки есть, и их расчеты находятся на посту во время взлетов и посадок

(обратно)

27

32 000-тонный корабль содрогнулся от взрыва 15-килограммовой осколочной боевой части. Ну-ну

(обратно)

28

У них в лазарете стереостстема, что ли стоит? Или корабль такой маленький и такой звукопрозрачный, что любой звук слышен?

(обратно)

29

Крайне интересно, как можно принять орудие с темпом стрельбы 5000 в/мин (в реальности) и 10 000 в/мин во вселенной автора за орудие с темпом стрельбы 120 в/мин и магазином на 4 снаряда. Более логично было бы принять за «Эрликон».

(обратно)

30

Напоминаем, что в РФ смертная казнь существует только в праве военного времени

(обратно)

31

«По форме», вообще-то, конечно, «вахту сдал — вахту принял», но то такое…

(обратно)

32

«Раковина» — направление на борт и корму корабля. Соответственно, бывает левой и правой

(обратно)

33

Хм, по мнению автора, другие зенитные установки устроены иначе? «Фаланкс», например, имеет 1470 снарядов при скорострельности 3000 в/мин, и что? Более того, лента для АО-18 имеет 2000 снарядов, 8000 обеспечиваются четырьмя лентами. Кроме того, АК-630М1-2 не состояла на вооружении российского флота и даже не была запущена в серийное производство, а 10 000 в/мин. обеспечивает только двуствольная АК-630М-2 или «Кортик», так как скорострельность одной пушки АО-18 составляет 5 000 в/мин

(обратно)

34

На всякий случай — у этих варваров принято головной убор за столом снимать

(обратно)

35

Во время событий первой книги были израсходованы два «Шквала», то есть, должно быть восемь. Или их было 11?

(обратно)

36

Как нетрудно заметить, Карпов не указал ни целей, ни типа, ни количества ракет в залпе

(обратно)

37

По мнению автора, ПКР почти не способны пробивать броню за счет того, что боевая часть, в данном случае, «Москита» — всего 450 кг против 800 кг у снаряда линкора. Однако не учитывается вес самой ракеты — а это 4 500 кг, летящие на скорости 3 600 км/ч, что намного серьезнее снаряда. Реальные ПКР «Москит» пробивают до МЕТРА стали или двенадцати метров железобетона, и при попадании в носовую или кормовую часть могут прошить корабль насквозь. Вдоль.

(обратно)

38

При этом на «Кирове» же имеются ПУ ПКР MOS-III «Старфайер», имеющие скорость до восьми звуковых, почти втрое быстрее «Москитов»

(обратно)

39

В этой вселенной «Рипалс» был потоплен «Кировом» во время событий первой книги

(обратно)

40

Да, автор считает, что так можно

(обратно)

41

Видимо, два комплекса «Кортик» будут установлены на корабль только в следующий книге. Помимо того, вместо части торпед корабль должен был бы располагать противолодочными ракетами «Водопад», но автор о них не знает, так как считает, что «Водопад» — это сами торпедные аппараты. И почему 15, если аппаратов 10, полный боезапас 30, а торпеды не использовались? И да, было бы неплохо узнать, что все-таки используется для запуска «Шквалов», потому что это явно не торпедные аппараты

(обратно)

42

Однотипный линкор «Рома» («Рим») был в 1943 году потоплен двумя немецкими управляемыми бомбами Fritz-X (пробивали до 150 мм брони при сбросе с обычных высот, при этом были признаны избыточно мощными — зачастую пробивали корабль от палубы до днища, не успевая взорваться). Но конечно, куда российской ракете из 2021 года до немецкой бомбы из 1943?

(обратно)

43

На самом деле причина в том, что изначально капитан Немо должен был на злобу дня быть поляком, обиженным на Россию за подавление восстания 1830-31 годов (и события «Двадцати тысяч льё под водой» разворачивались в 1830-е). Однако затем ради опять же злободневности Верн сделал его индусом и участником восстания сипаев 1857-59 годов, а хронологию в соответствие привести забыл

(обратно)

44

12 августа???!!!

(обратно)

45

Да, именно так его и зовут. Помимо того, он еще и эсмикос с Чукотки (они действительно там живут в количестве около 1 700). Ну и какие, все же, милые гопницкие порядки… Орда, что с них взять…

(обратно)

46

Морская сажень — 1,83 метра. Соответственно, 33 метра

(обратно)

47

Ну, мы же слишком умные, чтобы сначала поднять вертолет, провести разведку, а только потом подвести корабль к берегу…

(обратно)

48

Это такая простая русская фамилия

(обратно)

49

У автора есть некоторые проблемы с пониманием того, что для подлодки скорость — не главное, а главное то, что дизель-электрическая лодка гораздо тише атомной

(обратно)

50

В оригинале Chief of the Boat — Главный корабельный старшина или боцман. Какое к этому имеет отношение капитан третьего ранга и начальник оперативной части? Хороший вопрос

(обратно)

51

«Мартлет» — обозначение американского палубного истребителя «Грумман «Уайлдкэт» в британских ВВС. Кроме того, британцам просто невероятно повезло иметь во время Второй Мировой реактивные самолеты вертикального взлета и посадки «Харриер» — вероятно, автор имел в виду «Харрикейн»

(обратно)

52

Офицерский состав крейсеров проекта 1144 насчитывает от 105 до 120 офицеров, и крайне сомнительно, чтобы капитанов всех трех рангов из них было три-четыре

(обратно)

53

РЛС наведения 4Р48 комплекса С-300ФМ обеспечивает формирование шести целевых и двенадцати ракетных каналов (то есть одновременный обстрел шести целей двумя ракетами каждую). Наведение на одну цель пяти ракет при такой конфигурации невозможно (несколько целевых каналов не могут формироваться на одну цель), не говоря уже о том, что это неадекватно избыточно, особенно для поражения такой цели, как вертолет.

P.S. 4Р48 потому что дальность комплекса составляет 150 километров, тогда как более старые РЛС 3Р41, которыми «Киров» был оснащен изначально, обеспечивали не более 93 (а ракеты 5В55РМ имели дальность 75). Остается единственный вопрос — почему «Киров» при модернизации не получил ракеты 48Н6Е2 с дальностью 200 км?

(обратно)

54

Добро пожаловать на борт (исп.)

(обратно)

55

Будь осторожен, друг мой. Если они узнают, что ты военный, они арестуют тебя и будут удерживать до конца войны. Будь осторожен (исп.)

(обратно)

56

По «Фьюриосу», вообще-то. Точнее, «Киров» атаковал «Викториес» и «Фьюриос», но из-за сбоя обе ракеты поразили «Фьюриос»

(обратно)

57

Именно так, в точности как в той игрушке, по которой автор представляет себе происходящее

(обратно)

58

Снаряды линкоров типа «Нельсон» имеют скорость 766 м/с против 330 м/с у звука — то есть сначала бы где-то в районе «Кирова»? упали бы снаряды, а только затем налетел бы грохот выстрелов

(обратно)

59

Артиллерийские установки получают параметры стрельбы от отдельных РЛС управления огнем, не имеющих отношение к основным РЛС корабля

(обратно)

60

Такого типа крейсеров не существует — существуют корабли различных классов и типов, оснащенные БИУС «Иджис». В американском флоте это крейсера типа «Тикондерога» и эсминцы типа «Арли Бёрк»

(обратно)

61

И вся эта красота пробивает до МЕТРА стали, так что должна смотреть на броню «Нельсона», как на известно что.

(обратно)

62

Изначально «Киров» был оснащен восемью установками АК-630, объединенными в четыре батареи по две — с каждого борта две на носу и две на корме. И зачем две установки спилили? Кроме того, в следующей книге выясняется, что ближнюю ПВО крейсера образовывали четыре АК-760 и два «Кортика», о которых автор, надо понимать, еще в Википедии не прочитал

(обратно)

63

В отличие от американских, российские многоствольные системы не имеют электропривода, а вращаются отработанными пороховыми газами. То есть блок стволов не может вращаться, не стреляя

(обратно)

64

Кстати, еще можно использовать торпеды, но это хроническая проблема всей серии — про них вспомнили только один раз… Сходу выведя из строя линкор. Но это уже совсем другая история…

(обратно)

65

Риторический вопрос, зачем? Как адмирал Вольский остается старшим на борту, Федоров — командиром, Карпов — старпомом. К чему это перетряхивание с фактическим понижением в должности ни за что? Да и не адмиральская эта должность — командир корабля

(обратно)

66

Да, а ведь так рисковал — вдруг корабль с отказавшим рулевым управлением все-таки сможет уйти…

(обратно)

67

Если бы это был Мурманск, то море было бы Баренцевым, вообще-то

(обратно)

68

Вообще-то, в ЯЭУ крейсеров проекта 1144 используется замкнутый контур, и пар никуда не расходуется

(обратно)

69

Точно не мог — так как в августе 1942 и Одесса и Севастополь были оккупированы немцами

(обратно)

70

Так в оригинале. От Гибралтара до острова Святой Елены 3 000 морских миль даже по прямой — а ведь кораблям придется огибать западную Африку

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПЕРВАЯ КРОВЬ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ИСКУПЛЕНИЕ

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ «ДЖЕРОНИМО»

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

ЧАСТЬ ПЯТАЯ ПЕРВЫЕ ВРАТА

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ РЕШЕНИЯ

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ ВРАГ В ГЛУБИНЕ

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ИДЕАЛЬНЫЕ ПЛАНЫ

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ ДЕЗЕРТИР

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ ПРОГОН ЧЕРЕЗ СТРОЙ

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ ЗА ЧАС ДО ПОЛУНОЧИ

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

ЭПИЛОГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg