«Слуга Жнеца»

Слуга Жнеца (fb2) - Слуга Жнеца [publisher: SelfPub.ru] (Золотой Талисман - 8) 1941K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Гай Юлий Орловский - Марго Генер

Ворг. Успеть до полуночи

Потерянная

Со смертью наперегонки

Мелкинд Виллейн

Цитадель

Сестра ветра

Цитадель в Огне

Слуга Жнеца

Ответный удар

Стальные перья

Глава 1

Вверху загрохотало, ворг раздраженно прижал уши и поднял взгляд. Над куполом Цитадели пронеслась крылатая фигура с когтистыми лапами и скрылась в расщелине скалы.

Полузверь недовольно зарычал.

– Мелисс…

Над резиденциями время от времени кружат горгульи, гарпии и горгоны, даже птеринги, вынуждая жителей опасливо коситься в небо.

После того, как весть о Цитадели разлетелась по миру, сюда потянулись все, кому не лень. Вокруг основного круга резиденций образовалось еще один, где поселились сперва ремесленники и купцы. А когда из-за близости к Хранителям эта территория стала престижной, за ними появился круг с торговцами, работягами и простыми фермерами, которых становится все больше.

Ворг досадно вздохнул, оперевшись локтем на столбик возле одного из входов в Зал Советов.

– Набежали, – прорычал он и мотнул головой.

Вторая Цитадель получилась не такой разноцветной, но зато продуманной и правильной, чтобы у каждого Хранителя была своя дверь, и они не толкались, торопясь на советы.

Лотер шумно поскреб подбородок, клыки от удовольствия вытянулись.

– Набежали… – повторил он.

Потом окинул хозяйским взором резиденции, на какие хватило глаз, и задумчиво сдвинул брови. За его леском, который делал лишь для себя и принцессы, образовался стан воргов. Полузверей мало, едва пара десятков наберется, но рычат и перекидываются на глазах у жителей, а те боятся ходить по ночам.

В стане идет неспешная работа – одни роют землянки, другие таскают бревна и укладывают на дно ям. Вдалеке за участком Тарната тоже трудятся, слышен стук молотков, ругань и гогот.

Какой-то гном орет:

– Держи! Держи, говорю! Я тебе не тролль, чтоб в одиночку такие бревна тягать!

– Ты ж сам бахвалился, – смеется другой.

– То я в пещерах бахвалился! А тут поверхность, сил вполовину меньше!

– Ну да! Только бочонки опустошать сила не убавляется.

Гномы зычно захохотали и потащили бревно куда-то к окраине, где успели сколотить небольшую, но шумную таверну с дубовыми столами и пышными гномками-разносчицами.

Ворг нахмурился сильней и отвернулся. Ближе всего к нему башня Теонарда и замок Страга. Первый так и оставил резиденцию умеренно аскетичной – только каменные ступеньки и дверь. Все как надо, суровая, северная башня. Второй тоже особо не изгалялся, но вмешались женщины, намечтали вокруг столько роз, что в ворговском леске по вечерам пахнет чем-то сладковатым. Оттуда доносится чириканье, птицы готовятся ко сну и спешат скорее всем об этом рассказать.

Где-то на границе неба и леса серым маревом застыла гора. Исполинские размеры превратили ее в призрака, который вроде есть, но лишь на границе видимости, а вершина вообще теряется там, куда не ступала ничья нога.

Люди, гномы, эльфы и остальные ползают по территориям, как муравьи возле гнезда. Такие же деловые и усердные. Если лишить поддержки собратьев, эти тоже растеряются и станут бегать в поисках нового ориентира.

Смачно зевнув вовсю пасть, Лотер поскреб грудь и перевел взгляд вправо. Там высится огромных размеров дерево. По утрам ветки бросают тень на башню Теонарда, и тот пару раз жаловался, что мерзнет.

Мимо пронеслась амазонка на поджаром коне, помахала воргу, мол, работаю, не бездельничаю, охраняю.

– Теонард запретил верхом во внутреннем круге! – рыкнул Лотер.

Амазонка сделала такие глаза, будто впервые услышала, ответила быстро:

– Я не во внутреннем. Я так, с краешку, чтоб на всякий случай. Мало ли.

– Ладно-ладно, – бросил Лотер, махая, чтобы скакала отсюда. – Я ему не скажу. А ты будешь должна.

Амазонка счастливо улыбнулась, готовая хоть прям сейчас отдавать долг, но полузверь уже отвернулся. Воительница с печальным вздохом пришпорила коня и помчалась к внешнему кругу, пока не заметил Глава Совета.

Левее каменной насыпи Грагрха и болота Булука, высится башня мелкинда, белоснежная, как речной жемчуг. Виллейн покидает ее редко, и всегда с недовольным видом, мол, я важными делами занят, а вы дергаете по пустякам. Дальше полупрозрачный купол ихтионки, откуда иногда слышен заливистый смех, плеск и бульканье. Резиденция на суше, но к морю ведет длинный тоннель, в который, по заверению Селины, ни одна опасная рыба не проберется.

На другой стороне участки тахаша, птеринга, крылатых женщин и остальных. Зато на втором круге какие-то подвесные конструкции, бараки, конюшни и куча других сооружений, которые у разных народов именуются домами.

Ворг вытер лоб тыльной стороной ладони и снова пробормотал:

– Откуда вы только.

Он глянул в сторону жилища Тарната, за которым протоптана дорожка к свежевыстроенной таверне, и потянул носом.

Глаза блаженно закрылись. Облизнувшись, ворг выпрямился и пару секунд стоял так, будто обоняние уже нарисовала красочные картины и ворг весь там, в этих грезах.

Простояв с довольной мордой целую минуту, развернулся и уверенной походкой направился мимо башни Теонарда к шумной, но очень уж соблазнительной таверне.

Когда проходил возле Дерева Каонэль, подул ветерок, легкий, как дыхание эльфа. За спиной зашуршало, раздался мелодичный голос:

– Лотер!

Ворг прижал уши и скривился, по лицу скользнула тень, на несколько секунд глаза покраснели. Пришлось помотать головой и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Чего тебе? – проворчал полузверь и нехотя обернулся.

Под широкой веткой застыла эльфийка. Глаза, как маленькие солнца, декольте перетянуто корсетом. Настолько туго, что две полусферы стремятся наружу. Сапоги почти до бедер, а те скрыты плотными штанами. На плечах лацерна, которую ворг сам однажды подарил с барского плеча. Серебряные локоны струятся до самого пояса.

Полузверь шумно сглотнул, и многозначительно прищурился.

– Бесшумная ты наша, – проговорил он. – Хоть бы покашляла. Так и удар хватить может.

– Ты и так чуял, – деловито сообщила серая.

– Тебя почуешь, – проговорил он. – Наверное, моешься по десять раз на дню. Разве что аромат благовоний уловить. Ты ж натираешься благовониями?

Каонэль оскорбленно вскинула подбородок.

– Благовония для грязных и не мытых. То есть для тебя. А настоящая чистота должна быть естественной и без запаха.

– А ты чего в дорожном? Собралась куда? Это надо с Теонардом решать, а то уйдешь, а нам Талисман понадобится. Или просто так нарядилась? Вообще-то да, эта одежа тебе больше к лицу. Платье оно тоже хорошо, но как-то вроде и нет.

Она бросила на него обжигающий взгляд и дернула ушами. Ворг уже неделю ходит с оскаленными клыками, пугая вновь прибывающий народ, но убирать не спешит, будто хвастается принадлежностью к звериному роду.

Каонэль еще секунду гневно сверлила взглядом могучую фигуру в одних портках, затем сказала резко:

– Я по делам отлучалась. А тебя Теонард ищет. За тобой и послал.

– И ты пошла?

Эльфийка скривила маленький носик.

– Мне было по пути.

Ворг покосился на стан гномов вдалеке и маленькую крышу таверны. Прямо за ней такой притягательный и уютный домик с багровым фонарем.

– А он не сказал, чего надо? – спросил Лотер. – А то я такой голодный, такой голодный.

Глаза Каонэль сузились, но светиться стали сильней.

– Голодный? – поинтересовалась она. – То-то смотрю глазеешь на таверну. С каких пор ешь в тавернах? Прям как настоящий гном.

– Чего сразу обзываться? – буркнул ворг. – Да просто гномы знают толк в еде. Это не то, что человечья. С гномьей у меня порядок. И не есть, а благородно думствовать и отдыхать.

Губы эльфийки растянулись в улыбке, она бросила быстрый взгляд в сторону таверны и небольшого домика рядом, проговорила с усмешкой:

– Знаю я, куда думствовать пойдешь. Но держи свою звериную натуру в узде. Лучше, поспеши к Теонарду, его главнейшество не должно столько ждать.

Ворг потемнел лицом, глаза сузились, а клыки удлинились еще на пол пальца.

– Теонард у нас, конечно, Глава. Но я свободный ворг. И вообще, ты много разговариваешь, остроухая, лучше молчи. Вон, Тарнат говорит, что женщины должны быть покорными и кроткими.

– Ну конечно.

– А ты резкая, хоть и красивая, – продолжил полузверь. – Так не только рыжие эльфы, любые убегут.

Взгляд Каонэль в миг стал холодным, подбородок поднялся. Губы вытянулись в полоску, словно в ногу воткнули нож, но положено терпеть и держать лицо.

– Много ты в эльфах понимаешь, – проговорила она выпрямляясь и откидывая серебряный локон с груди.

– Чего тут понимать? Все и так знают, вы высокомерные. Ну ты, может и не сильно, но видал я солнечного… Задушу с удовольствием.

Идеальное лицо Каонэль потемнело, словно тучка набежала.

– Только попробуй, – проговорила она. – Они хоть и невыносимые, но все же моя родня.

– Что не радует.

– А я и не пытаюсь тебя обрадовать. Делать мне больше нечего. И так дел на целую жизнь.

– Или две, – добавил ворг.

Он снова покосился на крышу таверны, где наверняка и стулья широкие, и разносчицы не только гномихи, и вообще, можно сесть в самый дальний угол и прикинуться бревном, потому что известно – легче всего уединиться в толпе.

На другой стороне за Залом Советов кто-то возмущенно вопит, слышен голос мелкинда. Народ ходит мимо, занятый своими делам, лишь чуткие уши ворга с эльфийкой улавливают ругань и вопли в башне.

– Что там за крики? – спросила Каонэль.

Ворг проговорил задумчиво:

– Не может разобраться с механизмами портала.

– Портал в Цитадели? – удивилась эльфийка.

– Угу. Мелкинд выпросил, – начал пояснять Лотер. – Поставили для перемещения в особо важных ситуациях. Теонард долго думал, но согласился. Тем более, портал в башне Виллейна, это он у нас маг. Ему и отдуваться.

Каонэль вскинула брови.

– И никто не возмущался? Мне ведь даже не сказали.

Ворг покачал головой.

– Некогда возмущаться, – сказал он. – Все заняты своими делами, и плевать на всякие порталы. Только он работает через раз. Виллейн говорит, надо порошок особый всыпать, чтоб стабильным стал, какие-то слова говорить. Я не запоминал. Негоже воргу в магические дела соваться.

– Почему?

– Как почему? – удивился Лотер. – Я честный ворг. А обороты наши – дело врожденное, что значит, природное. Никакой магии. Разве что мертвячьи кости надо хрумкать. Но сам не знаю, как действуют.

Каонэль повела плечами, будто представляет, как ворг раскусывает кости, потом спросила:

– Как же это выходит? Превращаешься, а как – не знаешь?

Полузверь посмотрел на нее, словно эльфийка интересуется, как читается заклинание, или сколько ждать, чтоб у гнома выросли крылья.

– А зачем мне это? – прорычал он. – Главное работает. Ты лучше у мелкинда спроси. Он маг, превращает всякое. Наверное, про ворговские перекиды тоже.

– Да с ним говорить… Легче лягушку съесть.

– Съешь. Слышал, для кожи полезно.

Солнце коснулось верхушек деревьев, на востоке появилась темная полоска туч, предвещая грозу. Народ зашевелился, послышались крики и резкие команды, кто-то недовольно бурчал – повсюду работа, а гроза означает перерыв. В грязи возиться, кроме болотных троллей, мало кому нравится.

Лотер пригладил лохматую макушку и развернулся к гномьей таверне, всем видом показывая, что разговор окончен. Стал наклонять голову то так, то эдак, словно прикидывает, как лучше перемещаться – шагами или ворговскими прыжками.

Едва занес ногу, как эльфийка снова проговорила:

– Так к что с Теонардом? Просил передать, что ждет. Если вернусь и сообщу, что твое звериное величество не соизволило посетить его скромную башню, обидится. Точно обидится. А высказывать будет мне.

– Что, прям срочно?

– Если меня послал, значит, срочно. Я ведь быстрее всех бегаю.

Ворг вздохнул, глядя на таверну, над которой небо уже потемнело. С запада ползут сумерки и дождь. Самое время сидеть в теплом месте среди грохота кружек, молчаливо думствуя.

– Иду, – сказал он нехотя.

Эльфийка ослепительно улыбнулась, довольная, что удалось наставить своенравного полузверя на путь истинный.

Потом небрежно откинула волосы за спину, одарила ворга то ли надменным, то ли покровительственным взглядом, и стройная фигурка исчезла в огромном дупле эльфийского Дерева. Послышался шорох, он быстро пронесся по стволу вверх и затерялся где-то в кроне.

Как только все стихло, Лотер облегченно выдохнул. Он снова посмотрел назад на гномью таверну, где полным ходом идет веселье, можно съесть жирного гуся, и в нагрузку прихватить пирогов с малиной.

Когда из двери показался дородный рубака с секирой на плече, ворг сокрушенно покачал головой и направился к башне Теонарда.

Едва отошел от Дерева, за спиной раздался гнусавый голос:

– Лотер!

Ворг скрипнул зубами и вжал голову в плечи, словно так может стать незаметным, но по топоту гоблинских ног понял, коротышка уходить не намерен.

Пару мгновений полузверь претворялся молчаливым буйволом, но когда гоблин забежал спереди и посмотрел в глаза снизу-вверх – не выдержал и отвернулся.

Зеленомордый ничуть не обиделся, лишь оббежал с другой стороны и деловито поправил кинжалы на поясе.

Ворг глянул на него самым строгим взглядом. Губы коротышки растянулись в такой широкой улыбке, что сразу видно врун и проныра.

– Гнур, меня Теонард ждет, – предупредил Лотер серьезно.

Гоблин встрепенулся.

– Замечательно! Это даже лучше, – сообщил он бодро и метнулся вперед него по кольцевой дороге. – Я с тобой пройдусь.

Тяжело вздохнув, ворг поплелся следом.

– Я счастлив, – пробормотал он.

Пока шли, гоблин без умолку трещал про южных собратьев, про очаровательных гоблинок, про точность метания коротких кинжалов и о чем-то еще. Ворг только мотал головой и скалился.

Когда до башни Теонарда осталось несколько ворговских прыжков, морда Лотера скорбно вытянулась, зато гоблин разошелся и в подробностях вещает о способах засола продуктов в тыквах.

Наконец, закончив страстную речь лекцией о преимуществе северных гоблинов перед южными, Гнур сказал:

– Я зачем вообще подошел.

– Действительно, зачем? – поинтересовался Лотер, глядя на зеленомордого сверху вниз.

Тот помялся немного и проговорил:

– По поводу моего участка. Ты же помнишь, что гоблинов много? Значит, что?

– Что?

– Что нам нужно как-то увеличить территорию, – стал пояснять Гнур. – У меня столько родни набежало, не знал, что она вообще есть. Даже не уверен, что вообще родня, но гоблины, как-никак, один народ. Даже те, что в болотах, да хранит их, бедолаг, священный крашар.

Лотер ускорился, стараясь не смотреть на зеленомордого, но тот чудесным образом оказывается впереди и щурит левый глаз со шрамом.

– От меня-то ты что хочешь? – спросил ворг.

– Как что? – удивился Гнур. – Скажи Теонарду, что гоблинам надо помочь. У меня и так целая деревня образовалась вокруг места, где должна стоять резиденция. Которой, кстати, все еще нет. У тахаша вон, вообще родни не имеется. Можно у него позаимствовать землю. Или у банши.

– Если поселить гоблинов на земле банши, то гоблины вымрут. Она ж женщина. Поди, ночью наткнется на зеленомордого, закричит. Знаешь, что бывает, когда кричит банши?

Гнур насупился.

– Знаю, знаю.

– И на земле тахаша тоже никого селить не будем, – продолжил Лотер, приближаясь к ступенькам башни Теонарда. – Все селятся по кругу. Чем гоблины лучше? Да-да, вы самый древний, мудрый и… зеленый народ. Только участки розданы и переделу не подлежат. Пускай твои гоблины селятся дальше от Цитадели, но чтоб не мешали другим.

Гоблин хотел сказать что-то, но Лотер решительно развернулся и в один ворговский прыжок запрыгнул на крыльцо. Гнур только охнул и схватился за рукоять кинжала.

Выпрямившись, полузверь демонстративно повернулся к нему спиной и постучал в дверь. Позади раздалось недовольное ворчание, через пару секунд послышались удаляющиеся шаги и тихая, но четкая ругань, на тему того, какие все несправедливые и глупые.

Выждав еще пару мгновений, Лотер толкнул створку, та со скрипом отворилась, и полузверь вошел в коридор. Всюду полумрак, но слева пляшут отблески костра.

Ворг быстро прошел вперед и заглянул в зал – небольшую комнату со столом и тахтой.

У дальней стены Теонард кормит голубей и бормочет что-то ласковое. На противоположной стороне прямо на полу костер, над ним котелок с водой. Та кипит, но человек на столько увлечен птицами, что видимо, забыл, и капли время от времени с шипением падают на поленья.

– Теонард, – рыкнул ворг так, что арбалетчик подпрыгнул. – Мне наша прекрасная эльфийка донесла, что ты с ног сбился, разыскивая меня. Рассказывай, что стряслось, а то меня в таверне ждут. Есть хочу, аж зубы сводит.

Глава Совета быстро закрыл клетку и отряхнул ладони.

– Потише, – казал он. – Чего орешь, как на собрании? Голубей мне перепугаешь.

– Что, нестись не будут? – поинтересовался Лотер. – Ты если что, к нашему птерингу сходи, он тебе расскажет, как птиц содержать.

Лицо Теонарда за время работы Главой Совета осунулось, под глазами темные круги, будто не спит ночами, а все думает, как улучшить, да исправить. Волосы стали похожи на колтуны ворга, который неделю провел в дороге.

Он с силой потер ладонями щеки, и проговорил:

– Про голубей потом. Ты их главное не пугай, а то ходишь с клыками который день. Кого угодно заикой оставишь. Разве для них не надо костей каких пожевать или что ты обычно делаешь?

– Мертвячьи кости нужны для оборотов, – пояснил ворг. – А клыки, это так, баловство.

– Что, и харя звериная баловство?

– Ну, харя уже не совсем баловство, – согласился Лотер. – Она или от голода, или от злости появляется. Озвер то есть. Долго зубы заговаривать будешь? Чего позвал?

Глава помялся и проговорил:

– Тут вот какое дело. Не хотел эльфийке сразу говорить, думал сначала тебе.

– Да не томи уже.

Теонард резко выдохнул.

– Амазонка Брестиды свиток принесла. Предупредительное письмо на белоснежной бумаге, с серебряной печатью. Даже читать не хотел, чтоб не дергаться…

– Ну?

– К нам шлют посла солнечных эльфов, – наконец выдохнул Теонард.

Ворг застыл с открытым ртом, через секунду на шее вылезла черная, как уголь, клыки вытянулись на ладонь, а по залу прокатился взбешенный рык:

– Какого лешего их несет!? Теонард, ты, как Глава Совета, давай, скажи свое главское слово. Каонэль, она наша, тут претензий нет. Даже лесные, пес с ними. Можно приютить, чтоб подметали или посуду гномам чистили. Но солнечные? Эти важноухие? Ты хоть раз с ними разговаривал? Они одним молчанием тебя в грязь втопчут!

Он принялся ходить по комнате взад-вперед, гаркая и рыча, как потревоженный во время спячки медведь. Теонард наблюдал с осторожностью, потому, что злой и голодный ворг не самая хорошая компания. Когда проходил слишком близко, приходилось хвататься за рукоять меча, но ворг или не замечал, или делал вид, что не замечает, продолжая ругаться и рычать.

– Нет, ты подумай! – негодовал полузверь. – Это сколько наглости надо иметь, чтоб вот так, без приглашения. И так народу – не протолкнуться. Так еще эти понабегут.

Лишь спустя несколько минут, гнев Лотера пошел на спад. Тяжело дыша, как после долгой битвы, он остановился середине зала, и опустился прямо на каменный пол.

Теонард, чтобы не казаться выше, сел на подушку у стены, хотя мог бы воссесть хотя бы на стул, потому как он Глава Совета и сидеть выше, вроде как, полагается.

– Я тоже взбесился, – согласился Теонард.

Лотер зарычал.

– Да как тут не взбесишься. Как же, сейчас приедут, начнут свои белые морды всюду совать. Но я не забыл, как ты рвался всех солнечных порешить. Помни, я буду решить их вместе с тобой.

Лицо Теонарда стало таким скорбным, будто на него опустились все тяготы мира, а он совсем не готовился к такому и теперь мучается, принимая каждое решение.

– Понимаешь Лотер, – начал Теонард издалека. – Я просто не знаю, с чего начать. Так-то всей душой хочу их с лица земли стереть. Но в Цитадель народ пребывает. Надо следить, чтоб строились правильно, не залезали на чужие территории. Вон, вчера Гнур приходил. Требовал, чтоб я ему кусок тахашевой земли отдал.

– Ишь какой, – проворчал Лотер. – Видать, ко всем ходит. Подговаривает, зеленомордый.

Теонард изумился.

– И к тебе ходил?

– Не удивлюсь, если уже всех оббежал, – фыркнул ворг. – Так что там с белоухими?

Теонард поморщился и вздохнул с такой тяжестью, что по залу разлетелось эхо.

– Да не знаю, – сказал он. – Поубивал бы и дело с концом. Но они не фермеры, которые острей вил ничего в руках не держали. Это мастера боя, высокородные эльфы. К тому же…

Ворг испытующе посмотрел на Главу Совета, глаза лоб нахмурился.

– Договаривай.

– Не уверен, – осторожно проговорил Теонард, – что биться с солнечными – хорошая идея. Они слишком серьезный противник и… Только не бей. Их лучше держать в союзниках.

– Да ни в жизни не поверю! – выдохнул Лотер. – Ты ж сам кричал, что всех солнечных под корень, чтоб даже имени в веках не осталось.

– Кричал, – согласился Теонард. – Но тогда я… В общем… Думаешь, мне не хочется им уши поотрубать? Да только как ты будешь сражаться с бойцами, которые смеются над болью, а умирать пойдут с бесстрастными лицами. Да и попробуй попади по этой заразе. Я с ними с ними сражался. Знаю.

Полузверь снова зарычал, глухо и зло, словно загнанный в угол зверь, шерсть на морде удлинилась.

– От кочевников же отбились, – прохрипел он.

Глава прошелся по залу и остановился у очага. Поленья наполовину прогорели, в зале стало темней, зато глаза ворга горят недобро.

– Тогда мы одни были, – произнес Теонард тяжело. – И смогли укрыться на моей башне. А теперь народу прибыло, и за всех мы отвечаем. Сам подумай, если что не так, эльфы кого первыми порежут? Ага, понял? То-то и оно. Вот и говорю, не знаю, как правильно. Днем и ночью думаю, а никак.

Лотер оглядел его с ног до головы и обратно.

– Вижу, – бросил он. – На тебе лица нет, скоро на стройного птеринга будешь похож. Хочешь, лично буду каждый вечер оленя приносить? Ты только не помирай от работы. А то кто будет главствовать?

Теонард хмыкнул и внимательно посмотрел на ворга.

– Тогда ты будешь, – сказал он.

Лотер поднял на него красные, как вечернее зарево, глаза, челюсть лязгнула, будто собирается прямо тут нападать. Он шумно поскреб мохнатую грудь и проговорил обижено:

– Что я тебе плохого сделал? Ему оленей предлагаю, а он на меня вся заботы и тяготы свалить вздумал.

Теонард вздохнул.

– Понимаю. И когда Главу выбирали понимал. Ну, может не совсем, но догадывался. Потому и предложил тебя, а ты, выходит, еще раньше догадался.

– Если много власти, – проговорил Лотер, глядя на арбалетчика слишком мудрым для ворга взглядом, – то ответственности в два, а то и три раза больше. А мы, ворги, народ вольный.

Плечи Теонард поникли, он сразу как-то осунулся, будто не неделю, а сотню лет несет тяжкое бремя.

Птицы у стены встрепенулись и заурчали, одна даже попыталась взлететь, но стукнулась о решетку и бухнулась на пол. Тут же вспорхнула на жердь, словно ничего не было, и присоединилась к голубиному хору.

Ворг пошевелил ушами, повернувшись одной стороной к выходу. Пару секунд так сидел, потом сказал:

– Ты давай, воспрянь. Глава ты или где? Никто не должен знать, как тебе непросто. Иди, умойся, а лучше – помойся. А то вид, как у меня после недели беготни по болотам. А я к Страгу сбегаю.

Теонард вытер лицо и уставился на ладонь, надеясь разглядеть грязь и пыль.

– Что, – произнес он. – Совсем плох?

Лотер глянул на него, покривился.

– Да не совсем, но помыться надо. Это даже я, ворг, тебе говорю. Иди-иди, а потом выходи встречать дорогих гостей.

Глава 2

Закатное небо расплескало оранжевые краски, солнце медленно погружается в тучи, что значит – завтра будет ветрено. Зато сейчас природа спешит показать все оттенки багрового, красного и оранжевого, словно это последний в мире закат.

Со своего прекрасного Дерева, Каонэль видела, как ворг скрылся в башне Теонарда, как, спустя некоторое время вышел из нее и помчался к замку Страга, будто за ним гонится орда мертвяков.

Идеальные брови сдвинулись. Накинув капюшон, эльфийка отошла от резного окна, которое скорее дупло, украшенное плющом и светлячками. Когда загадывала резиденцию, все детали были продуманы с эолумской точностью. Несмотря на отсутствие видимых связей с солнечными, Каонэль умудрилась построить идеальное жилище для любого эльфа.

Покои получились сказочными – ветвистые колонны, плетеные арки, мерцающие матовым светом в полумраке. В середине широкое ложе с простынями из паучьего шелка, а над ним стайка крошечных светлячков с синими брюшками.

Каонэль вышла из комнаты в темноту коридора и двинулась по извилистым анфиладам вверх.

Стены с потолком заплел плющ и корни, между ними скопились голубые и желтые огоньки. Время от времени они переползают целыми группами, и анфилады переливаются таинственным светом.

Поднявшись на верхний ярус, серая сделала еще несколько поворотов и остановилась у резной двери с изображением распустившейся лилии.

Она постучала.

– Эвриала? Ты здесь?

За дверью послышался шорох, что-то глухо стукнуло и покатилось по полу. Спустя несколько секунд возни, раздался мягкий, словно пуховая подушка, голос.

– Да, заходи.

Каонэль толкнула дверь, та бесшумно отворилась и брови эльфийки медленно всползли на лоб.

Все комната, которую серая так старательно украшала в мечтах, а потом воплощала с помощью Талисмана, заставлена котелками, мисками, плошками разного размера и высоты.

В середине, склонившись над пузырящейся похлебкой, стоит горгона.

Крылья аккуратно сложены за спиной и почти незаметны, передник забрызган зеленым, из прически выбились черные пряди и падают на глаза. Эвриала помешивает длинной ложкой, лицо скорбное, будто на поминках.

Она подняла взгляд на эльфийку и сообщила:

– Все утро пытаюсь найти идеальное сочетание. Уже по крупинке взвешиваю, а все равно, то пересолю, то переперчу.

Каонэль еще раз оглядела комнату, которая превратилась в кухню, и ответила:

– Говорят, если много соли кладешь, значит, влюбилась.

– В кого? – изумилась горгона, округлив глаза.

Эльфийка пожала плечами, проговорила:

– Не знаю. Наверное, в Теонарда. В него положено влюбляться, он ведь Глава. Но я бы посоветовала ворга, он хоть и не главный Хранитель, зато сильный и смелый. Или, на крайний случай, Страга. Хотя тебе, наверное, ближе птеринг?

Горгона быстро проговорила:

– Теонард тоже сильный.

И тут же спохватилась, белоснежные щеки запунцовели, как вечернее солнце в тучах. Эльфийка хмыкнула, но сделала вид, что очень увлечена булькающим варевом в котелке.

Она осторожно заглянула и тут же отпрыгнула, когда горячая капля выстрелила вверх.

– Это что у тебя кипит? – спросила серая.

Эвриала захлопала ресницами, вся из себя мирная и домашняя, таких больше всего любят мужчины. Потом встрепенулась и проговорила виновато:

– Извини. Ты меня приютила, пока не выстроили жилье, а я тут устроила беспорядок.

Каонэль покосилась на котелки, словно прикидывая – не оживут ли, потом махнула рукой.

– Не страшно, – сказала она. – Главное потом это все собрать в одну кучу и отмыть. Но можно гномкам отдать, Тарнат все хвастается, какие у него чудесные и покладистые женщины. Вот пускай продемонстрирует. Вообще я вот зачем зашла.

Эвриала облегченно выдохнула и положила ложку на большой зеленый лист.

– Зачем?

– По поводу нашего Главы, – произнесла Каонэль и бросила взгляд в окно, где высится не большая, но все же, башня Теонарда. – Он что-то нервный в последнее время, и скрытный какой-то, а мне ничего не говорит. Думала, может, ты знаешь?

Горгона покачала головой.

– Нет. Нам, недавно прибывшим, он доверяет еще меньше. Но могу слетать, вдруг полезное узнаю.

– Буду признательна, – сказала эльфийка с улыбкой.

– Куда же еще признательней? Ты и так много для меня делаешь, -произнесла Эвриала.

Заправив выбившиеся локоны за уши, горгона сорвала забрызганный передник, крылья за спиной приподнялись. Она быстро оказалась у окна, которое, словно специально для таких вылетов делали – широкое и во весь рост. Потом подняла подол платья и осторожно переступила порожек.

– Постараюсь быстро и незаметно, – сказала Эвриала.

Она быстро пробежала по широкой, как тропинка, ветке и, оттолкнувшись, выпорхнула из кроны.

***

День угасал. Теонард вышел на крыльцо, заметно посвежевший после двух ведер воды, которые вылил на себя. Волосы мокрые и растрепанные, но с моря дует ветерок, и они высыхают прямо на глазах.

Со стороны дальнего поста на внешнем круге к нему несется амазонка Брестиды, непривычная и маленькая без лошади. Он хотел дернуться вперед, чтоб сократить расстояние, но удержался, напомнив себе, что он Глава и нечего бегать, как простолюдину.

Амазонка прибежала запыхавшаяся, тугой хвост на голове растрепался, по лбу катятся крупные капли. Но лицо счастливое, словно не через круги и участки бежала, а коня выбирала.

Она быстро отдышалась и доложила, выпрямившись так сильно, что грудь подскочила почти до подбородка:

– Прибыли… эльфы. Солнечные. Там посол и сопровождение…

По земле скользнула крылатая тень, амазонка отшатнулась, но тут же встала по стойке смирно, раздраженная недостойной воительницы пугливостью.

Лицо Теонарда потемнело, он поднял взгляд в небо, то там уже пусто, на востоке появилась темная полоса, где зажглась первая звезда.

– Спасибо, Иллара, – проговорил он. – Ступай обратно, скажи, сейчас приду. Сюда не веди. Сперва сам посмотрю, что за остроухие, будь они неладны. И вот еще что… Собери, на всякий случай, несколько отрядов, но на глаза пусть не показываются. А со мной пусть пятеро выедут.

Амазонка осторожно поинтересовалась:

– Хотите напасть, ваше главшество?

Теонард покачал головой.

– Надеюсь, нет. Но подстраховаться надо. Мало ли, что этим остроухим в голову взбредет.

– А-а… – протянула амазонка. – Поняла, тактический ход. Все сделаю.

Амазонка быстро поклонилась и помчалась обратно, вскидывая крепкие округлые ягодицы.

Теонард невольно загляделся. Когда фигурка воительницы уменьшилась до размеров козы, он спустился по ступенькам и направился следом, стараясь держаться невозмутимо и спокойно.

Через минуту его догнал Лотер, глаза сверкают, как рубины, клыки торчат из пасти, словно собирается с разбегу налететь на прибывших и разорвать, чтоб следов не осталось. Волосы взлохмачены и напоминает больше двуногого медведя или волка.

Он щелкнул клыками и прорычал с веселой злобой:

– Я Страга позвал. Он вроде тоже эльфов недолюбливает. Хотя ума не приложу, с чего. У самого уши какие.

– Ты себя в зеркало видел, харя озверевшая?

– Злой потому что, – огрызнулся ворг. – Злой и голодный. Это все вы мне есть не даете. Изверги. Теонард, ты уж не подведи.

Арбалетчик нахмурился, по лбу пролегла глубокая морщина, словно думает уже не об эльфах, а обо всем мире, только мыслей так много, что они не умещаются в черепушке и лезут наружу.

– Постараюсь, – проговорил он. – Еще не понял, как, но постараюсь.

Лотер посмотрел на него с подозрением, но Теонард лишь сильнее сдвинул брови.

Проходя мимо эльфийского Дерева, ворг покосился на кроны, где мелькнула тень, зашуршали листья, и в воздух взметнулась стайка потревоженных светлячков. На фоне темнеющего неба, они показались магической пылью, которую мелкинд иногда использует в заклинаниях.

Ворг спросил, все еще глазея на Дерево:

– Ты ей не сказал?

– Нет, – бросил Теонард, не оборачиваясь. – Но что-то подсказывает, сама узнает. Главное, чтоб высокородные не промыли ей мозги прежде, чем решим вопросы.

– Ей попробуй промой, – хмыкнул полузверь. – Она вроде не в ладах с солнечным собратьями.

Теонард покачал головой.

– Тут дело тонкое. Это ее личные дрязги. Но они ей собратья, а значит, не известно, как себя поведет, если нападем. Да и нельзя нападать, хотя хочется. В общем, надо думать. А то эльфы быстро начнут качать права и указывать всем, что делать.

Шерсть ворга поднялась на загривке, он глухо зарычал и проговорил:

– Сойдись я с ним в честном поединке… без мечей и луков… От остроухого даже ушей не осталось бы.

Теонард приподнял бровь, покосившись на Лотера.

– Крепко они тебе насолили. Но надо десять раз подумать прежде, чем что-то решим. Ни дай бог, война с солнечными. Уж не знаю, насколько мы теперь могучи, но сразу на высокородных проверять не хочется.

– Ну да… – уклончиво пробормотал ворг и спросил, меняя тему: -Там мелкинд портал соорудил. Знаю, ты разрешил. Но вдруг будет пользоваться в своих целях? Мало ли, набегут всякие мелкие в Цитадель. И так всяких понабежало.

– Даже если будет, – сказал Теонард, пожимая плечами. – Все равно мелкиндов пока не видно, не известно, выжили ли вообще. Вон, тахаш честно признался, что один в целом свете. Даже Керкегор согласился, что его раса вымирает. А Каонэль вообще серая, хоть и красивая. Портал может быть полезным. Чародей пользуется такими, чем мы хуже?

Лотер напомнил осторожно:

– Все-таки чародей маг, или кто он там. И живет долго. Ему положено использовать порталы и северные ветры. Но мы? Справимся ли?

Теонард скрипнул зубами.

– Придется справиться. В наших руках великая мощь, чародей сам говорил. Так что выбора нет. А мелкинду я еще и сферу разрешил поставить, магическую, чтоб наблюдать за ближними территориями. Не все же самим бегать.

– Можно подумать, бегаешь, – усмехнулся Лотер. – Когда вообще из своей башни выходил? Это я бегаю, особенно утром, когда еще все спят. Воздух тогда самый чистый, а небо совсем бледное. Или ночью.

Теонард скривил губы, и произнес, поправляя меч на поясе:

– У нас есть дозорные, но лучше заранее видеть, что там, вдалеке, прежде чем высылать отряды. Конечно, проще отправлять гоблинов, их хлебом не корми, дай крашаром помахать. Но мы же должны головой думать, а не тем, на чем сидят гномы.

И без того жуткая морда полузверя оскалилась, послышался прерывистое рычание, которое в зверином облике означает смех. Теонард передернул плечами и ускорил шаг.

Когда резиденции остались позади, Хранители двинулись через второй круг поселений, где успели появиться дома, местами двухэтажные, из крепких, добротных бревен, торговые лавки и кузницы. Народ, что обосновался тут, прибыл к Цитадели раньше всех и теперь с гордостью демонстрирует остальным преимущество.

Завидев Хранителей люди почтительно кланяются. Даже гномы, которые расселись на лавке возле таверны, которую зачем-то разместили на поверхности, тоже кивнули.

– Признают, – проговорил Лотер.

– Чего?

Ворг повторил:

– Признают, говорю. Не только гномьего хранителя, который толстый и упитанный Тарнат. А вообще, всех. Это хорошо. Власть нужно уважать. В любой стае важно четкое подчинение, а если его нет – стая погибнет во внутренних драках и склоках.

– Суровые у вас законы, – сказал арбалетчик.

– Не суровее других, – огрызнулся Лотер. – На гоблинов посмотри, у них крашар почти священный. А у людей вообще леший разбери, что творится. Грызетесь друг с другом, хуже псов.

– Ну-ну, – предупредил Теонард. – Не слишком наседай. Я все-таки Глава Совета. Власть, вроде как, имею.

– И ответственность, – добавил полузверь хищно.

Теонард бросил быстрый взгляд на ворга, который время от времени говорит мудрые вещи, что совсем не вяжется с его диким и хищным обликом, и отозвался печально:

– Уж и не рад.

Пару минут шли молча. Когда вышли к кругу, где живут фермеры, которые успели распахать все пригодные участки и засеять кто чем, ворг сказал:

– Я понимаю. На твоих плечах непростая ноша. Но помни, так же, как ты отвечаешь за нас, так же и мы отвечаем за тебя. Сами выбрали. Даже если захочешь смыться – не получится. Будешь главствовать, пока не отпустим.

Он хохотнул во всю звериную глотку так, что куры в ближайшем курятнике послетали с насестов и с кудахтаньем принялись носиться.

Теонард тяжко вздохнул и устремил взгляд к посту, где в окружении амазонок остановился небольшой отряд.

Воины верхом на единорогах цвета первого снега. Все, как на подбор, высокие, кожа белая настолько, что едва не сияет в сумерках, медленно опускающихся на мир. Волосы светлые. Если у Каонэль они серебрятся, как горный ручей, то у этих – словно само солнце.

Каждый закован в доспехи из сияющего металла, на поясах по два меча. Смотрят бесстрастно и свысока. В середине карета, украшенная так вычурно, что удивительно, как добрались в целости, и не попались в руки дорожным разбойникам.

Лотер наклонился к Теонарду и шепнул:

– Из адамантина.

– Что?

– Доспехи, говорю, из адамантина, – пояснил ворг. – Гляди как уставились. Будто все должны им, а они ничего и никому не должны.

По лицу арбалетчика скользнула тень.

– По долгам я мастер, – проговорил он хмуро.

Эльф впереди процессии посмотрел на Теонарда пронзительно синими глазами, голова едва заметно качнулась, что в его исполнении означает вежливый поклон. На несколько секунд повисло молчание, солнечные застыли верхом, в ожидании указаний старшего, а Хранители выжидательно уставились на них.

Наконец командир тихо выдохнул. Вскинув подбородок, с легкостью бабочки спрыгнул с единорога. Тот покосился на него рубиновым глазом, громко фырча и переступая копытами – от Дерева Каонэль тянется сочный аромат травы, а ему, бедному, приходится стоять тут и катать остроухих.

Эльф сделал шаг на встречу Теонарду и произнес:

– Я Белионар, сын главнокомандующего Эолумской армией Мориолина, старший гвардеец отряда солнечных эльфов, обладатель верхнего ранга владения мечем…

Пока эльф перечислял титулы, Лотер снова наклонился к арбалетчику.

– Смотри как распинается, – проговорил он. – Предупреждал же, что начнут выделываться. Может, гоблинов натравим?

Жвалки на лице Теонарда заиграли, пальцы сжались, но он ответил:

– Гоблинов всегда успеем.

Солнечный, тем временем, продолжал.

– Приближенный к самому казначею Тенадруину и его ослепительному сыну Лисгарду, а также носитель почетного титула высокородного. Явился в Цитадель по распоряжению короля Эолума, с целью доставить посла, который будет представлять интересы солнечных эльфов.

Теонард бросил быстрый взгляд на карету, украшенную с такой роскошью, что глаз не отвести, затем проговорил:

– Мое имя Теонард из рода Астарвардов, сын Мидшира и внук Гунтвига, который ведет род от самого Вильтенара. Я выполняю обязанности Главы Совета Хранителей, которые великодушно позволили мне занять этот пост.

Лицо эльфа осталось невозмутимым, но во взгляде мелькнуло удивление, словно впервые видит, как человек не просто связно говорит, но и перечисляет титулы.

– В самом деле? – поинтересовался эльф.

– Как видишь, – отозвался Теонард.

Справа распрямился ворг, демонстрируя всем, что не просто ворг, а очень злой и клыкастый. Командир отряда остался невозмутим, но кончики ушей дернулись.

Теонард продолжил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно, как и подобает Главе:

– А что же, ваш король не в курсе? В Цитадели уже есть представитель эльфов.

Губы Белионара дрогнули в усмешке.

– Король Эолума в курсе всего, – ответил он. – Но непременным условием благополучия всего эльфийского народа является присутствие именно солнечного эльфа. Мы нисколько не пытаемся унизить достоинства лесных или, да сохранит нас сияющий источник, темных. Но мы, все же, высокородные.

– Заметно, – буркнул ворг.

Эльф проигнорировал его и продолжил:

– К тому же, есть надежда, что ваш Хранитель верный слуга его величества, хоть и не является высокородным. Но достаточно сознателен, чтобы передать осколок более достойному представителю, если в этом будет необходимость.

В этот раз ворг хохотнул, да так, что пришлось подтягивать портки.

– Вот прям счаз, – сказал он. – Хранитель спит и видит, чтоб отдать вам кристалл. Каждый из нас жилы рвал, чтобы его получить, а тут прикатили вы, все такие белоухие, напомаженые и хотите осколок. Развертайтесь, пока целы.

Ворг зарычал и подался вперед, еще больше зарастая шерстью, но Теонард придержал его.

– Ворг прав, – произнес он. – Вы здесь чужие.

Вдалеке послышался топот, через несколько мгновений из-за кузницы выбежал Страг, взмыленный, как угорелый конь, волосы дыбом, в ладони рукоять секиры, готовая разить и крушить.

Амазонки едва успели его поймать, прежде чем тот успел накинуться на прибывших. Мягкие, но не по-женски крепкие руки ухватили его за локти и плечи, кто-то даже успел нашептать что-то в ухо, от чего щеки Страга покрылись красными пятнами.

Секира медленно опустилась, он бросил быстрый взгляд на Теонарда и убрал оружие за спину.

– И чего тут? – спросил он зло. – Я думал, не успею к сладкому. А вы беседуете.

– Да ничего, – ответил Теонард. – Пытаюсь выяснить, чем солнечные лучше лесных или болотных, или … какие еще бывают? Как по мне, так все на одно лицо, ушастые и чванливые.

Все посмотрели на командира отряда, ожидая, что тот вспыхнет, начнет махать мечом, тогда будет честная причина прибить его прямо тут, а отряд развернуть и отправить подальше.

Но у Белионара лицо невозмутимое, как у мраморной статуи, что сотни лет стоит на вершине горы и блистает в солнечных лучах. Остальные гвардейцы такие же спокойные, на предводителя поглядывают с уважением и почтением, зато на Хранителей даже не смотрят.

Выждав пару мгновений, командир медленно повернулся к Страгу, в синих, как ледяное море, глазах блеснули искры.

– Странно видеть полукровку таким категоричным, – проговорил эльф ровным голосом. – Но, помня вашего эльфийского предка, который, по всей видимости, мать, вам следует изучить хотя бы правила эолумского приличия.

Страг буркнул:

– Больно надо. Теонард, гони их взашей, а? Или лучше прямо тут порубим по-тихому, пока никто не видит.

Эльфы, как один положили ладони на рукояти, глаза полыхнули синим, лишь Белионар остался неподвижным. Но той неподвижностью, от которой веет силой и опасностью.

– А я поддержу, – прорычал ворг.

Когда Страг потянулся к левому боку, где висит короткий кинжал, амазонки напряглись, а эльфы медленно потянули мечи из ножен.

Теонард проговорил спокойно, но уверенно:

– Страг, погоди. Давай хоть выясним, зачем посла привезли. Ну, кроме смехотворного желания забрать осколок. Хотя не знаю, как заведено у эльфов, но думаю, наш эльф его не отдаст.

Поединщик странно ухмыльнулся и опустил пальцы в карман, мечи высокородных выползли еще на пол ладони. Потом хмыкнул и вытащил два металлических шарика, которые стал крутить в ладони.

Теонард проговорил бодро, хотя ворг заметил, как тот облегченно выдохнул:

– Как видите, здесь никто не станет вас терпеть. Тем более, нас вполне устраивает ваш, в смысле эльфийский, представитель. А солнечного мы даже не видели. Мало ли, он урод какой?

Командир отряда дернулся, лицо чуть скривилось.

– Среди эльфов не бывает уродов.

– Да? – удивился Лотер, который все это время не сводил взгляда с белоснежной шеи командира. – Некоторые считают иначе. Вот есть у меня знакомая, все плачет, что не такая. Я ей говорю, мол, хороша, хоть и остроухая. А она все плачет. А вообще высокомерие и есть главное уродство. Так что ты подумай, подумай…

Для устрашения ворг показательно оскалился, щетина на лице погустела, а на пальцах вытянулись когти.

Брови Белионара сдвинулись, ладонь, как бы невзначай легла на левый меч, остальные эльфы уловили этот жест и, как один, встали в боевую позу.

– Как минимум, – проговорил высокородный важно, – мы должны проверить, подходящая ли у эльфов резиденция. Если все будет в порядке, а Хранителя сочтем достойным, уедем вместе с послом.

Теонард кивнул, но ворг снова заметил, что Глава перевел дух.

Над миром засиял серп месяца, заливая Цитадель бледным светом, в котором время от времени мелькают крылатые тени. В небе одна за другой зажглись звезды, похожие на острия иголок, а со стороны леса запели первые цикады.

Эльфы и Хранители молчаливо смотрят друг на друга, Белионар спокойный и возвышенный, будто золотой идол на пьедестале, его гвардейцы такие же сосредоточенные.

Зато Лотер и Страг зло улыбаются, в предвкушении возможной драки с остроухими, в которой можно с удовольствием покромсать солнечные кости.

Лишь Теонард темнее тучи, которая набежала на вечерний лес.

– Думаю вот что, – наконец проговорил он. – Так и быть, бить не будем, хотя хочется, аж кулаки зудят. Но видишь, как у нас высокородных любят? Боюсь, как бы чего не вышло.

Эльф презрительно скривился.

– Я думал, ты Глава, – произнес он.

Теонард кивнул и открыл рот, чтобы ответить, но его перебил Лотер.

– Глава, – прорычал он со злобным задором. – Не знаю, как там у вас в Эолуме, но здесь Глава умный, что значит, прислушивается к Хранителям, о которых заботится денно и нощно.

– Много ли такие Хранители, – проговорил Белионар, снисходительно глядя на ворга, – насоветуют? Обычно я не опускаюсь да объяснений полузверям, но вы Хранитель, поэтому скажу. Блистательный Эолум построен на четкой иерархии, где каждый знает, кому подчиняться.

Глаза Лотера медленно округлились, глаза перестали светиться, шерсть опала, а облик стал почти человеческим.

Страг и Теонард покосились на него, амазонки зашептались, а ворг произнес озадачено:

– Так что же у вас? Законы стаи?

Позади командира раздались смешки, эльф хмыкнул и сказал:

– Стаи у зверей, вроде вас. Хотя, насколько мне известно, вы не совсем звери. А Эолум – это оплот культуры и знания. Поэтому я бы поостерегся использовать такие сравнения.

– Иначе что? – зарычал ворг, снова обрастая шерстью.

Белионар пожал плечами.

– Не знаю, но мне бы не хотелось проверять остроту моих мечей в первый день прибытия.

Ворг ощетинился и подался вперед, но Теонард жестом остановил.

– Погоди, – сказал он. – Что значит в день прибытия?

– Вы же не думали, что мы оставим посла без охраны? – удивился эльф.

– А ты не думал, – отозвался арбалетчик, – что тебя вообще не пустят во внутренний круг? Цитадель для Хранителей, остальные селятся во втором, третьем и… остальных кольцах. А вас никто не звал.

Страг подкинул шарики, те звякнули в воздухе, он ловко подхватил и сказал громко:

– Да говорю тебе, гони их, гвоздь мне в пятку! Чего цацкаться. Могу помочь крепким пинком, вот и сапог у меня грязный, вступил, наверное, когда мимо Тарнатовой шахты шел…

Теонард посмотрел эльфу прямо в глаза.

– Видишь, – сообщил он буднично. – Ты свидетель, я пытался. Но с мнением Хранителей нужно считаться, иначе никак. Так что придется тебе забрать своего остроухого и вернуться в Эолум. А то покалечат кого.

Глаза Белионара потемнели, как грозовое море, уши вытянулись, он тяжело задышал.

– Если пострадает хоть один эльф…

Теонард его перебил:

– А если пострадает человек…

Он подался вперед, а пальцы высокородного сомкнулись на рукояти.

В этот момент карета качнулась. Ажурная дверца, украшенная камнями и золотыми лепестками отворилась, и на ступеньку шагнула изящная ножка.

Все замерли, наблюдая, как миниатюрная эльфийка с волосами цвета свежей соломы величественно спустилась на землю.

Платье колышется от вечернего бриза, легкое, словно из паутины, тонкая талия перехвачена золотым пояском, под грудью голубые ленты, а само декольте утянуто настолько, что вот-вот выпрыгнет.

Ворг нервно сглотнул, Страг перестал крутить шарики. Эльфийка подняла на Теонарда голубые, как само небо глаза и проговорила мелодичным голосом:

– Рада приветствовать вас, милорды. Я посол.

Глава 3

Хранители пару секунд смотрели на ослепительную эльфийку, даже в глазах амазонок мелькнула зависть к роскошному наряду и утонченности, от которой слезы наворачиваются.

Наконец Теонард проговорил чуть охрипшим голосом:

– Посол… Женщина?

Солнечная мило улыбнулась, обнажив два ряда жемчужных зубов.

– Позвольте представиться, милорды.

Белионар рядом вскинулся, глаза расширились, он быстро проговорил, делая шаг к ней:

– Миледи, вам не стоит. Позвольте представить вас, как подобает. Зачем высокородной эльфийке снисходить до перечисления титулов самостоятельно?

Она скользнула по командиру взглядом, пушистые ресницы колыхнулись, как крылья бабочки. Эльф моментально присмирел и отступил, склонив голову.

– Оставьте это, Белионар, – проговорила она высоким, чарующим голоском. – Мы прибыли во владения Хранителей, здесь свои законы. Уверенна, милорды будут помнить, что имеют дело не только с эльфийкой, но, прежде всего, с леди.

Лотер и Страг переглянулись, у обоих такие лица, по которым видно – очень сомневаются в своей принадлежности к каким-то милордам.

Эльфийка продолжила:

– Я миледи Генэль, дочь Нимероэля, второго советника короля Эолума. По настоянию казначея и приказу Его величества, прислана в качестве посла для проверки работы эльфийкого Хранителя.

Пока эльфийка говорила, ворг тихонько подошел к Страгу и шепнул:

– Кто все эти Нимеро… и остальные?

Поединщик покосился на него недовольно, и сказал:

– Откуда я знаю.

– Ну у тебя ж вроде родство с остроухими.

Страг потемнел лицом.

– Слушая, я и обидеться могу, – проговорил он. – Сейчас достану секиру и начну обижаться. Я человек. Тебе понятно, или по-другому объяснить?

Ворг замахал руками.

– Ладно-ладно, человек. Хотя не пойму, чего так стараешься примкнуть к их рядам. Нет бы к кому-то приличному, к воргам например. А то к людям…

Он отвернулся и вернулся к Теонарду, который молчит, хмуря брови, словно вынашивает план мести всем врагам, в частности солнечным эльфам, но присутствие хрупкой и утонченной эльфийки смешивает планы.

Когда молчание затянулось на столько, что даже амазонки стали тревожно перешептываться, а Белионар покашливать, арбалетчик проговорил:

– Повторюсь. Солнечных эльфов, да и вообще остроухих тут не очень жалуют, за редким исключением. Но чтобы не обострять отношений с вашим Эолумом предлагаю вот что. Посол может остаться. Пускай проверяет, смотрит и что там ей еще надо. Сами возвращайтесь обратно. Даю слово, с вашей миледи ничего не случиться. Как закончит, отправим письмо, тогда и заберете.

Белоснежное лицо командира стало еще белее, глаза сверкнули, он проговорил с нажимом:

– Мы не можем оставить миледи Генэль без охраны.

Теонард сложил руки на груди и кивнул.

– Понимаю, – сказал он. – Но видишь, в чем дело. Вокруг Цитадели образовался целый город, тут живут не только люди, а еще гоблины, гномы, гарпии, даже ворги, и еще много всяких. Безопасностью мы занимаемся все. Но вам ее гарантировать не могу, поскольку на окраинах может всякое случиться. Так что надо быть подальше друг от друга. Для общего блага.

Лицо Белионара скривилось, словно перед ним блоха пытается говорить о мироустройстве.

– Мы солнечные эльфы, – сказал он. – Как-нибудь справимся с шайкой разбойников, если вы сами не способны контролировать рубежи Цитадели. Мы одни из самых древних эльфийких народов, мы жили, когда люди еще не появились, и будем жить, когда вы исчезните, мы…

– Самоуверенные и высокомерные, – закончил Теонард резко.

Командир отряда открыл рот, чтобы ответить, но миледи Генэль вскинула изящную ладонь и проговорила:

– Белионар, довольно.

– Слушаюсь, миледи, – сказал он быстро, но взгляд колючих, словно ледяные иглы, глаз остался на Главе Совета.

Лотер насмешливо покосился на эльфа, губы растянулись в ухмылке, мол, какой же ты воин, если подчиняешься женщине, но промолчал.

С запада подул холодный морской воздух, который вечером становится сырым и промозглым, Теонард незаметно поправил плащ и проговорил, разворачиваясь в сторону башни:

– Лотер, проводи посла к Дереву. Пускай там разбираются. Страг, проследи, чтобы достопочтенные остроухие потрудились убраться от Цитадели на достаточное расстояние, чтобы не раздражать белыми физиономиями народ.

После того, как горгона сообщила Каонэль о прибытии солнечных эльфов, серая металась по комнате, как ужаленная дикой пчелой. Время от времени останавливалась и выглядывала в увитое корнями и плющом окно. Но оно выходит на башню Теонарда, а чтобы наблюдать за другой стороной, нужно подняться выше, в другие покои. А там сейчас живет Аэлло.

Когда в сгустившихся сумерках из ворговского леска выскочил Лотер и со скоростью бешенного кабана умчался на восточную сторону, Каонэль сжала кулаки и села в кресло из мха.

Она смотрела на светлячков под потолком, которые танцевали в темноте, составляя сложные фигуры, словно обладают общим разумом. Эльфийка пыталась сосредоточится на них, но взгляд уползал к окну.

В дверь постучали.

– Да, – ответила серая отрешенно.

Створка отворилась и в проход шагнула горгона.

– Ты как? – спросила она.

– Переживаю, – честно ответила Каонэль.

– Так чего не сходишь?

Эльфийка поежилась.

– Боюсь.

– Чего? – не поняла Эвриала.

Каонэль снова как-то сжалась и проговорила:

– Вдруг они там уже передрались? Это же высокородные. Их даже я с трудом выношу. Ворг вообще не знаю, как утерпит. Да и Теонарду только дай повод, чтоб обрезать уши эльфу. Хотя ему и повод не нужен.

Горгона вздохнула.

– Понимаю, – сказала она. – За эльфов боишься. Я бы за своих тоже переживала.

Каонэль болезненно поморщилась и произнесла:

– В том-то и дело. Когда представляю, как порубили солнечных – внутри все падает, а когда думаю, как Лотеру и Теонарду головы снесли – сердце сжимается.

– Да, – проговорила Эвриала. – Непросто. Но ты все же сходи. Тем более, если бы что-то случилось, Мелисс уже до несла бы.

Серая тяжело выдохнула и сказала:

– Схожу. Сейчас соберусь и схожу.

– Вот и умница, – одобрительно сообщила горгона и стала прикрывать за собой дверь. – Я буду у себя. Если что, заходи.

Эльфийка осталась одна и снова уставилась в окно. Когда спустя несколько минут, размахивая секирой, по территории пробежал Страг, Каонэль вскочила.

– Матерь небесная… – прошептала она.

Еще некоторое время тревожно расхаживала по комнате. Потом выдохнула и сказала в никуда:

– Я схожу.

Расправив края плаща, взбила серебряный водопад волос, провела ладонью по корсету, выпрямляя невидимые складки. Взгляд упал на роскошное платье из паучьего шелка в шкафу.

Пару секунд серая смотрела, размышляя, стоит ли надеть его, чтобы предстать перед солнечными эльфами, но потом тряхнула головой и вышла в полумрак плетеных арок.

Спустившись, Каонэль вышла из роскошной двери, которую гномы почему-то называют дуплом и, на всякий случай, оглядела Дерево.

– Все-таки я молодец, – произнесла она тихо.

Ветки раскинулись, как пальцы древнего исполина, с одной стороны почти доходят до башни Теонарда. В кроне порхают стайки светлячков, и в темноте кажется, что дерево окутано магическим свечением.

На каждой ветке что-то вроде ульев, в которых можно поселить простых рабочих эльфов, если такие найдутся. Ствол широкий, внутри полно комнат и лестниц с витиеватыми узорами лиан и плющей.

Каонэль довольно улыбнулась, глядя на резиденцию, больше предназначенную для лесных, но деревья любят все эльфы, так что с этим не прогадала.

Эльфийка откинула непослушный локон со лба и занесла ногу для шага, в этот момент за спиной раздался голос, который ожидала услышать меньше всего.

– Поверить не могу! Серое недоразумение!

Глаза Каонэль сверкнули, она воинственно подняла уши и медленно обернулась.

– Генэль? – неверяще выдавила она.

Солнечная эльфийка застыла перед ней в привычном для эолумских красавец наряде. Платье струится в пол, голубые ленты под грудью колышутся на ветру, а само декольте настолько глубокое, что при желании можно разглядеть пупок.

Генэль смотрела на серую с таким же изумлением, но спустя несколько секунд, спохватилась. Манерно поправив локон, который выбился из высокой прически, спросила надменно:

– Как тебя сюда занесло?

В опустившейся на плато темноте глаза Каонэль засветились, как раскаленное золото, голова чуть наклонилась, кончики ушей нервно дернулись.

Она проговорила с нажимом:

– Могу тебя спросить о том же.

Лицо Генэль кажется сияющим, но в глазах ледяной огонь, а губы искривлены насмешкой.

– Да будет тебе известно, – произнесла она королевским тоном, – меня прислали из самого Эолума в качестве посла солнечных эльфов. Тенадруин рекомендовал меня королю.

При этих словах солнечная прищурилась, как поймавшая птичку кошка, и замолчала. Каонэль набрала воздуха, но заметив, как снисходительно улыбается эолумская красавица, сжала губы.

Досчитав до пяти, выдохнула, взгляд стал блуждать по резиденциям, новым постройкам со стороны ворговского леска. Серая намеренно старалась не смотреть на высокомерное лицо солнечной.

Наконец спросила:

– У вас тоже есть часть Талисмана?

Генэль дернула кончиками ушей, на них звякнули серьги с синими, как глубокое море, камнями.

– Нет, – проговорила она все так же надменно. – Пока нет. Но согласно этикету и порядкам высокородных, мне положено явиться перед эльфийским Хранителем осколка. Если кристалл не в тех руках, заберу. И проверю, как обустроили резиденцию.

– Очень интересно, – оживилась Каонэль.

– Не веришь? – снисходительно поинтересовалась Генэль. – Зря. Даже ваш человеческий Глава размяк, как медовая пыльца на солнце, когда меня увидел. А люди, как известно, примитивны во взаимоотношениях.

Серая сложила руки под грудью, декольте приподнялось.

– Много ты знаешь о людях, – сказала она хмуро.

– Достаточно, чтобы уметь с ними обращаться, – произнесла эолумская красавица. – Это я только что доказала. Кстати, с полукровками и полузверями тоже.

Каонэль вздохнула так тяжело, словно на нее опустилась ладонь каменного тролля. Она покачала головой и посмотрела на башню Теонарда.

Башня в свете месяца выглядит одиноко и зловеще. Если замок Страга окружен розами, из окон льется теплый свет, а прислушавшись, можно уловить, как он упражняется то ли в прыжках, то ли во владении мечем. То резиденция Теонарда суровая и аскетичная даже снаружи. А Лесок ворга ночью вообще страшный.

Каонэль повернулась к высокородной и посмотрела прямо в глаза.

– Значит, решила опутать любовными чарами эльфийкого Хранителя… – проговорила она озадаченно.

– Если бы ты хоть немного была леди, – проворковала высокородная, – не задавала бы глупых вопросов. Самая сильная сторона эльфийки, ее хрупкость и утонченность.

– Ну конечно, – фыркнула серая. – От вашей утонченность даже воздух становится приторным.

Улыбка солнечной стала шире, уши приподнялись, обрамив прическу, словно рогатая корона.

– Я прощаю твое невежество, – произнесла она. – Ты ведь рождена… дайка подумать. Ах, да. Никто не знает, где и кем. Так вот, серая, даю бесплатный совет. Если хочешь управлять, маши не мечом, а платьем.

Глаза Каонэль сверкнули.

– Мне не нужны советы белоухой, которая всю жизнь просидела в Эолуме, – сказала она.

Вверху что-то зашуршало, когда обе подняли головы, из темноты на землю свалилось пустое гнездо.

Эолумская красавица, скривив носик, посмотрела на гнездо и отшагнула. Потом приподняла края платья, будто само присутствие птичьей корзинки оскверняло ее высокородную натуру.

Изящные брови серой сдвинулись, она быстро скользнула взглядом по кроне. Затем подняла гнездо, а когда поднесла к носу, глаза прикрылись, и Каонэль несколько раз быстро втянула воздух.

– Не страшно, – проговорила она отрешенно. – Его покинули давно.

Губы Генэль скривились так, будто целиком засунула в рот очищенный лимон. Брезгливо растопырив пальцы, эолумская красавица отступила на шаг.

– Я рада, – сказала она, морщась. – Вот и займись этим птичьим мусором. Ты ведь для этого в Цитадели?

– Для чего?  – не поняла Каонэль.

– Для поддержания чистоты и гармонии, – сказала солнечная снисходительно. – Так в Эолуме называют уборку.

– Для леди ты слишком дерзкая.

Уши Каонэль вытянулись, глаза превратились в щели, из которых льется желтый свет, она потянулась к антрацитовой рукояти, но Генэль отвела в сторону ладонь и быстро зашевелила губами. Между пальцами забегали огненные искорки.

Серая изумленно произнесла:

– Нельзя же вне Эолума говорить на высшем языке!

– Для дела можно, – ответила высокородная. – Не всем и не всегда.

Так они стояли, сверля друг друга ненавидящими взглядами, пока над ними не пронеслась огромная крылатая тень.

Раздался клекот, эльфийки нехотя опустили руки, провожая дозорную горгулью взглядами.

– Чудовище, – прошептала Генэль, вскинув голову. – Как можно было таких пустить в Цитадель… Но мы наведем порядок. Теонард пустил меня для исследования резиденции.

Серая снова глянула на высокородную, которая все еще глазеет в темноту неба, пытаясь рассмотреть крылатый силуэт, щурится и морщит нос, но, как и все солнечные эльфы, ночью видит плохо.

– Еще раз. Ты твердо намерена опутать любовными чарами эльфийского Хранителя? – переспросила Каонэль.

Высокородная наконец перестала таращиться вверх, и одарила серую снисходительным взглядом. Потом обошла ее, подняв подбородок, и остановилась у входа в дерево.

Она произнесла:

– Я уже сказала, зачем прибыла. Для особо непонятливых могу повторить, но не уверена, что запомнишь.

– Ты очень любезна, – фыркнула серая.

– Даже слишком.

Несколько мгновений посланница разглядывала увитую плющами арку, носик кривился, время от времени что-то бормотала, пару раз порывалась коснуться покрытой трещинами коры.

Потом осмелела и ткнула ствол холеным пальчиком.

– Кто додумался поставить дерево… – проговорила она. – Нет, мы все их любим, но делать из дерева резиденцию? Сколько же тут работы… Когда осколок будет передан солнечным эльфам, мы позаботимся, чтобы на месте этого прекрасного, но неуместного дерева появился ослепительный замок, достойный Эолума. А тебя я, так и быть, выгонять не буду. Разрешу жить вон там, на окраине последнего кольца.

Она указала на самую дальнюю часть всей крепости, ее уши дернулись, отгоняя назойливых мошек, которых ветер принес с огриного болота.

– Я счастлива, – хмуро произнесла Каонэль, глядя на башню Теонарда.

Эолумская красавица расправила невидимые складки на платье и произнесла, делая шаг в проход дерева:

– Развлекайся с гнездом, серая.

Глава 4

Когда высокородная скрылась в Дереве, Каонэль пару минут стояла перед входом с гнездом в ладони. Взгляд впился в ствол, словно несчастное Дерево виновато в прибытии солнечной.

Серая слышала, как Генэль поднялась на второй ярус и заняла покои напротив ее комнаты, чуткий эльфийский слух уловил, как она недовольно ворчит на тему недопустимости в резиденции такого обилия корней и мха.

Когда высокородная начала обустраиваться и переставлять предметы, глаза Каонэль сузились, как у готовящейся к броску кошки, уши вытянулись, она сделала шаг к двери, но за спиной что-то глухо бухнуло.

Она резко обернулась, ладонь схватилась за анрацитовую рукоять, но тут же опустилась.

В бледном сиянии светлячков застыла Мелисс. Хищная горгулья с каменным клювом и когтями, способными вспороть брюхо быку. Она выпрямилась перед эльфийкой и проговорила резким каркающим голосом:

– Беспорядки!

Каонэль выдохнула.

– Где?

– Там, – ответила горгулья и указала в темноту дальних колец вокруг Цитадели.

Эльфийка вгляделась в темноту. Благодаря ночному зрению смогла разглядеть задремавших гномов на лавке возле таверны, даже кузницу чуть дальше. Но окраины скрыты домиками и бараками.

– Мелисс, миленькая, – проговорила Каонэль все еще вглядываясь во тьму, – можешь быть поточнее? Кто там дерется? На чьей территории?

Горгулья склонила голову на бок, взгляд на секунду стал задумчивым, словно пытается подобрать слова. Потом сказала резко:

– Со стороны земледельцев, с восточного края. Драка между солнечными эльфами и людьми.

– Забытые боги! – охнула Каонэль. – Почему Теонарду не сказала?

Мелисс пожала плечами.

– Это же эльфы дерутся. А ты Хранитель от эльфов.

– Я-то от эльфов, – выдохнула серая, – а Теонард от людей.

С этими словами Каонэль сорвалась с места и побежала в сторону крайнего кольца.

Гномы, дремлющие у таверны, храпели, как хор медведей. Когда один заерзал и ткнул локтем в глаз другому, тот проснулся.

Разлепив веки, успел заметить, как по дороге пронеслась темная тень в плаще с серебристым шлейфом волос. От воздушного потока борода рубаки качнулась, гном закряхтел и потер кулаком правый глаз, но когда смог хоть что-то разглядеть, двор опустел.

Эльфийка бежала, словно за ней гонятся звери Чумного леса, глаза горят, лацерна раскрылась как крылья огромного ворона, но движется бесшумно, больше напоминая призрака.

За несколько минут она миновала круг резиденций, купцов и ремесленников, а в половине перелета стрелы уши эльфийки уловили звуки боя, крики и ругань.

Каонэль поднажала и через несколько мгновений оказалась у небольшой поляны, где солнечный отряд разбил шатер. У входа на табурете с тонкими ножками сидит эльф с белой кожей и соломенными волосами. По обе руки по два гвардейца, все закованы в адамантин, в руках по клинку.

Эльф с благородной суровостью взирает, как в середине поляны схлестнулись один из его гвардейцев и дородный детина.

Гвардеец безоружен, но на противника поглядывает с презрением, словно тот не достоин схватки на мечах. Зато у детины здоровая дубина, которой размахивает, но не попадает по юркому белокожему.

Люди стоят полукругом чуть поодаль, кричат, потряхивая кулаками, подбадривают парня, а эльфы на другой стороне снисходительно спокойны.

Каонэль секунду смотрела на происходящее, потом сделала пару вдохов и вышла из кустов в самую середину поляны.

Бойцы в замешательстве остановились, детина нахмурился, опуская дубину, а гвардеец оглянулся на командира.

– Что здесь происходит? – с расстановкой спросила Каонэль.

Крики и гомон быстро затихли, несколько крестьян поспешили скрыться в темноте, охая и бормоча что-то неразборчивое.

На безмятежных лицах солнечных эльфов появилось удивление, а командир уставился на серую немигающими глазами. Затем медленно и с достоинством поднялся, жестом приказывая принести еще один табурет.

Один из гвардейцев скрылся в шатре, через секунду появился с резным стульчиком и поставил рядом с первым, а командир жестом пригласил серую сесть.

Каонэль бросила холодный взгляд на него, игнорируя приглашение, и повторила:

– Кто-нибудь потрудится объяснить, кто устроил драку рядом с Цитаделью?

– Могу я уточнить имя леди, – поинтересовался командир, – которая так бесцеремонно нарушила наше развлечение и требует ответов на странные вопросы?

Серая вытаращила глаза.

– Что же в них странного?

Командир улыбнулся, словно она мало дитя, которому нужно все разжевывать и разъяснять.

– Это люди, – произнес он так, словно это все объясняет.

Каонэль окинула взглядом кучку крестьян на другой стороне поляны. Женщины жмутся к мужчинам, а те смотрят на белокожих со страхом и плохо скрываемой злобой.

Затем обернулась к эльфам и произнесла:

– Ах, да. Люди. А вы высокородные солнечные эльфы, которые даже на своих собратьев глядят свысока.

Командир сдержанно улыбнулся.

– Этому есть причины, – сказал он. – Лесные эльфы разбираются со своими проблемами и неожиданно свалившимся счастьем. О темных вообще давно не слышно. И… не сочтите за дерзость, но серых эльфиек мне тоже видеть не доводилось. К тому же, вы все еще не представились, миледи.

– Как всегда, церемонии, – усмехнулась серая.

Из темноты леса донесся крик совы, раздался шорох и топот убегающих лап. Каонэль задумчиво посмотрела во мрак деревьев, глаза засияли сильнее.

Командир поднял правую бровь, проследив за ее взглядом. Несколько секунд щурился, пытаясь разглядеть в кустах хоть что-нибудь, но потом нахмурился и отвернулся.

– И так, миледи? – повторил он.

Серая откинула края лацерны, на груди блеснула цепочка, но подвеска, надежно спрятанная в декольте, осталась неподвижна.

– Знаешь, не скажу, что люблю людей, – проговорила Каонэль, взбивая волосы. – Даже очень наоборот. Еще совсем недавно с удовольствием самолично утопила бы их в ближайшей реке, или отрезала бы уши, например. Но сейчас для этого не лучшее время. Тем более, они находятся под защитой человеческого Хранителя. А мир, можно сказать, зыбок. К тому же, если так настаиваешь на соблюдении приличий, то согласно эолумским правилам этикета, первым назваться должен эльф. Тем более, гость.

Среди гвардейцев послышались вздохи и едва различимы шепот, командир на секунду застыл. В синих, как гаюины, глазах мелькнула тень, отдаленно напоминающая смущение.

Он громко прочистил горло и поднялся. Потом сделал шаг вперед, голова чуть наклонилась.

– Прошу меня извинить, миледи, – проговорил белокожий. – Мое имя Белионар, сын главнокомандующего Эолумской армией Мориолина…

Серая сразу прервала его, вскинув ладонь.

– Достаточно. Меня можете называть Каонэль, я понятия не имею чья я дочь, а имя мне дал Тенадруин.

Над лагерем эльфов прокатился изумленный вздох, глаза командира медленно округлились, рот раскрылся.

Тем временем, фермеры за спиной эльфийки затихли и с интересом наблюдают за общением ненавистных, но удивительных эльфов, словно перед ними разыграли сценку из древних летописей. Детина и гвардеец, которые всего несколько минут назад горели желанием убить друг друга, стоят рядом и таращатся на происходящее.

Когда к командиру вернулся дар речи, он проговорил:

– Сам казначей?.. Так значит… Вы та серая эльфийка, которая…

– Да-да, – быстро сказала Каонэль. – Это я. Как будто могли быть другие серые эльфийки.

Она развернулась к крестьянам, детина и гвардеец, наконец, осознали, что стоят слишком близко друг к другу. Белокожий с достоинством, но быстро вернулся к шатру, а детина попятился к своим.

– Глазам не верю, – прошептал командир.

А Каонэль сделала шаг к людям и произнесла громким, чистым голосом:

– Расходитесь по домам. Это недоразумение не должно повториться. Эльфы вас не тронут, пока я это того не позволю. А вам следует согласовывать такие вылазки с Теонардом, уверенна, он будет не доволен.

Из толпы послышался чей-то голос.

– Теонард сам не любит эльфов!

Серая впилась взглядом в кучку людей, народ стоит плотно, но она смотрит, не мигая, будто видит крикуна.

– Что любит Теонард вас не касается, – отрезала она и снова развернулась к солнечным эльфам. – А вы сейчас же снимитесь со стоянки и уйдете подальше в лес. Или еще лучше, возвращайтесь в Эолум. Здесь достаточно одной солнечной эльфийки, чтобы портить всем жизнь.

– Извиняюсь, но вы в своем уме, миледи? – поинтересовался Белионар. – Я командир отряда солнечных эльфов и подчиняюсь лишь его величеству. У меня приказ.

Каонэль кивнула.

– Понимаю, – сказала она. – Но, как говорит наш замечательный Глава, здесь приказы королей не работают. Вы эльфы, и мне приятно видеть вас. Но я не могу допустить, чтобы происходили такие стычки. Вдруг убьют солнечного?

– Исключено! – выдохнул командир, потеряв привычное эльфийское спокойствие. – Мы сметем любого врага!

Серая покачала головой.

– Может, и сметете, но такая битва будет слишком дорого стоить. Вам вообще не следовало сюда являться. Не знаю, чем думал ваш король.

Уши Белионара покраснели, словно закат перед ветреным днем, глаза полыхнули синим, он проговорил с нажимом:

– Вы забываетесь, миледи Каонэль. Его величество неприкосновенен, он знает, что лучше для всего эльфийского народа.

Серая бросила на него резкий, как антрацитовое лезвие, взгляд, лицо потемнело, уши воинственно вытянулись, словно сейчас бросится на командира солнечного отряда.

Когда заговорила, голос прозвучал жестко, будто в нее вселился дух правосудия.

– Знает? – спросила она ядовито. – Знает? Если бы твой король знал, эльфийскому народу не пришлось бы уходить все дальше в леса и прятаться за магическими вратами! Если бы твой король знал, на далеких северах эльфов не уводили бы в рабство, как поганый скот! Твой король спрятался в Эолуме и лелеет воспоминания о былых днях, которые не вернуть, а мир тем временем заполоняют люди и гоблины. Разве твой король не знает, что эльфов ждет судьба птерингов, если ничего не предпринять? Почему он ничего не делает? Я отвечу тебе Белионар, сын Мориолина! Он боится! И вы все боитесь, поэтому цепляетесь за прошлое. Оно вас не спасет. Единственная надежда – Цитадель!

Каонэль замолчала. Декольте высоко вздымается, словно она пробежала сотни перелетов стрелы без остановок на еду и сон, в янтарных глазах фиолетовые искры.

Командир сжал челюсти. Гвардейцы застыли в ужасе от святотатства, которое услышали. Даже горстка людей, которая все еще чего-то ждет позади, замерла, будто их вообще нет.

Белионар шумно сглотнул, не сводя с Каонэль стеклянного взгляда, краснота ушей расползлась ниже и захватила щеки.

– Миледи… – проговорил он хрипло. – За такие речи я должен вас немедленно казнить…

Каонэль закрыла глаза, послышался глубокий вдох, она выждала пару секунд и вновь взглянула на командира. Тот все еще наполовину пунцовый, что для солнечных эльфов почти невероятно.

Шагнув к Белионару, эльфийка приблизилась настолько, что нарушила сразу десять эолумских правил приличия, командир застыл, а Каонэль прошептала ему на ухо:

– Эльфы мой народ. Я люблю его, несмотря на то, что ни один из вас до сих пор меня не принял. Я хочу, чтобы мы выжили. Разве не понимаешь? Я пытаюсь защитить. Теонард не эльф. Он, если надо, в спину выстрелит.

Серая отстранилась от командира, у которого теперь даже лоб стал багровым.

– Это возмутительно, – сказал солнечный глухо.

– Но это так, – заверила Каонэль.

Гвардейцы смотрят на главу отряда, будто он превратился в чудовище, а на эльфийку вообще, как на исчадие из другого мира.

Белионар оттянул край воротника и проговорил еще более хриплым голосом:

– Назовите хоть одну причину, по которой должен вас слушать? По приказу короля мне нужно доставить посла Хранителю…

– Отлично, – отмахнулась Каонэль. – Ты выполнил приказ. Хранитель я.

Командир резко побледнел, лицу вернулась былая белизна, но с легким оттенком мертвенности, он попятился и сел на табурет, не сводя взгляда с эльфийки.

– Вы?..

– Да, – ответила она улыбаясь. – Безродная серая эльфийка. Передавайте привет Тенадруину, он был добр ко мне. И…

Серая на секунду запнулась, взгляд устремился куда-то в темноту, потом проговорила:

– А его сын почему не приехал?

– Ему предлагали, – проговорил командир не своим голосом. – Сказал, что поедет сюда только при смертельной угрозе эльфам.

Каонэль вздохнула.

– Понятно…

Потом резко развернулась и пошла через поляну в сторону своей резиденции, сияющие кроны которой видно даже с такого расстояния.

Проходя мимо людей, Каонэль сказала тихо:

– Чтоб через три секунды вас не было. А то Теонарда позову.

***

Ночь окутала мир темным покрывалом, небо усеялось звездами, словно боги просыпали муку на черный бархат. Главное здание Цитадели поддернуто зеленовато-голубы свечением и напоминает призрака во мраке.

Но вокруг есть участки с черными провалами. Керкегору, Тарнату и Мелисс резиденции освещать нет надобности. Наверху крылатые и так чувствуют себя в безопасности, гном живет под землей, а у некоторых вообще до сих пор нет жилища.

Вокруг эльфийского Дерева порхают светлячки, делая его еще прекрасней, в окнах домов и бараков свет, слышны тихие разговоры.

Лишь в таверне шумно, гогот и громыхание. Время от времени отворяется дверь, выбегает гном с кружкой, больше похожей на небольшую бочку, крича и размахивая руками. Брага плескается через край, а когда из таверны раздается дружный смех, гном разворачивается и с довольным видом скрывается внутри.

Когда эльфийка проходила мимо, чуткий слух уловил разговор двух гномов за окном.

– Да я говорю, белоухий побил мужика!

– Врешь! Все врешь! Туда серая прибежала, я сам видел.

– Не было серой. Чего б она по ночам шаталась?

– Я сам видел! Видел!

– Врешь…

Каонэль нахмурила идеальные брови и ускорила шаг. В башне Теонарда, к которой направляется, подозрительно горит свет. Эльфийка нервно дернула ушами и перешла на бег.

Спустя пару минут, взлетела по ступенькам на крыльцо и постучала. Изнутри донеслось низкое неразборчивое бормотание, которое можно принять за приглашение.

Каонэль вошла, а когда оказалась в зале, бросила с порога:

– Теона…

И замолчала на полуслове. Возле самодельного очага стоит Теонард, руки сложены на груди, брови сшиблены на переносице, взгляд устремлен на нее.

Рядом горгулья со сложенными крыльями, непривычная и даже похожая на женщину в таком виде. Она быстро посмотрела на Каонэль, затем отшагнула к стене и стала едва заметной, будто превратилась в камень.

Слева пахнуло сырой шерстью и хвоей, эльфийка поморщилась, но даже не оглянулась на ворга.

– Ты очень вовремя, – проговорил, наконец, Теонард. – А то я все думаю, как лучше сделать. Поотрезать твоим остроухим уши или просто перебить, чтоб неповадно было?

Глаза эльфийки засветились, как у ночной совы.

– Не придется, – сообщила она с расстановкой.

– Почему это? – удивился Теонард. – За нарушения следует наказывать, иначе никакого порядка не будет. Так, Лотер?

С другой стороны зала, похожего на жилище аскета, раздался рык:

– А то! Мы в стае держали всех в медвежьих лапах, и в волчьих клыках. Чем лучше соблюдают правила, тем крепче стая.

– Вот-вот, и я про то, – согласился человек. – Когда они приехали, еле сдержался, потому как нам теперь положено думать головой, а не чем привыкли.

– Это чем же? – подозрительно спросил Лотер, выходя из тени.

В зубах кусок, отдаленно напоминающий кость, но какой-то зеленый и в пятнах. Полузверь с наслаждением перекатывает ее языком и щурится, волосы всклочены, на портках возле колена дыра, будто так и носился по лесу.

– Ну-ну? Глава, не томи, – повторил ворг, щурясь, – объясни нашей скромной эльфийке чем не стоит думать, эм… Никогда.

– Да вот, думаю, как аккуратней сказать, – произнес Теонард.

Он протянул ладонь к костру, тот горит прямо на каменном полу, по стенам мелькают тени, превращая балки в чудовищ. В свете огня лица тоже кажутся зловещими, словно у демонов, которые только покинули преисподнюю.

– Я не так глупа, как считаете, – фыркнула Каонэль. – Могу догадаться, кто чем думает.

– Угу, – проговорил Теонард, после паузы. – Тогда, чем думали солнечные ханжи, когда напали на моих крестьян?

Эльфийка вспыхнула.

– Еще не известно, кто на кого напал!

– Не сложно угадать, – рыкнул Лотер со злым весельем. – Если они в своем Эолуме людей в рабство угоняют, то почему тут должны вести себя по-другому? Мне на людей плевать, хоть перебейте друг друга, но тут вам не там. Надо порядки соблюдать. И вообще, люди всего лишь бесхребетные, а эльфы хуже.

– Эльфы хуже, – подтвердил Теонард недовольно поглядывая на ворга.

Каонэль вскинула подбородок и проговорила резко:

– Я, если не забыли, тоже эльфийка.

Теонард посмотрел на нее, потому на горгулью, которая так и стоит, как каменная, возле стены, затем снова перевел взгляд на Каонэль.

– Оно как бы так, – сказал он, – но и, как бы, не совсем. Ты эльфийка для них, а для нас ты… Каонэль. Понимаешь? Ничего, потом поймешь. В общем, думаю, надо твоих эльфов наказать, как следует. И скажу честно, сделаю это с удовольствием.

Серая глубоко вздохнула и произнесла:

– Сказала же, не придется. Я услала их от Цитадели. Но думаю, далеко не уйдут, станут лагерем где-то в лесу. Осталось только белоухую из своего Дерева выгнать, и вопрос будет исчерпан.

Ворг кивнул.

– Верно. Пока пускай делает что-нибудь полезное. А нет, так давай ее к Теонарду посуду мыть или, так и быть, ко мне. Только у меня нет посуды, а в землянке она и за ночь загнется. Главное Тарнату не отдавать, а то потом точно солнечные эльфы войну объявят.

Каонэль посмотрела на него хмуро. Из узкого, как щель, окна прилетел поток ветра и раскрыл края плаща, открыв идеально выточенную фигуру, в тугих кожаных доспехах.

Вместе с ветром прилетела стайка листьев, один закружился над эльфийкой и опустился в декольте. Она нарочно медленно опустила в него пальцы, под пристальным наблюдением вытащила. Когда ворг, наконец, захлопнул рот и отвел взгляд, Каонэль поднесла лист к носу.

– Из Поломанной рощи принесло… – проговорила она, втягивая воздух.

Серая сунула лист обратно в вырез и сомкнула края лацерны. Со стороны ворга послышался разочарованный вздох.

Каонэль продолжила:

– Правильно решили. Для общего блага солнечную лучше отправить подальше, чтобы ее маленькие глазки и острый барсучий нос не лезли в чужие дела. Иначе она своей легкостью и чистотой нам всю Цитадель перепачкает.

Лотер и Теонард переглянулись, ворг проговорил задумчиво:

– Смотрю, ты ее очень полюбила. Аж глаза, горят. Молодец, что отряд развернула. Только если мы отправим обратно посла, разве в Эолуме не обозлятся?

– Если добровольно уедут, – сказала эльфийка. – Все в порядке будет. Боюсь лишь, что вы не выдержите и начнете драться. А тогда точно ничего хорошего не выйдет.

Ворг демонстративно оскалился и показал длинные, как у медведя, клыки.

– С удовольствием подрался бы. Только Теонард не пускает. Говорит, надо умом, а не мышцами. А ты их чего гонишь?

– Как тебе сказать, – уклончиво произнесла серая. – Не хочу, чтоб кого-нибудь из них убили. Или они кого, что более вероятно.

– Не позволю! – прорычал полузверь. – До последней капли крови буду биться. Даже не за воргов. Мы народ самостоятельный. А просто потому, что высокородные.

– Вот-вот, – подтвердила эльфийка.

В этот момент входная дверь скрипнула, Теонард потянулся к мечу на поясе, но видя, как ухмыльнулся ворг и скривилась эльфийка, опустил руки, принимая позу, достойную хозяина башни.

Через пару секунд из прохода появилась утонченная эльфийка с кожей, белей чем весенний снег. Глаза, словно само небо, края платья из паучьего шелка колышутся при каждом шаге, а содержимое декольте передавлено и стремится наружу. На голове высокая прическа, обрамленная темно-синими камнями. В ушах длинные серьги с такими же драгоценностями, настолько крупными, что оттягивают мочки. Но острые кончики гордо торчат вверх.

Белокожая смерила изумленным взглядом Каонэль и, высоко задрав подбородок, проследовала на середину зала.

Остановившись, присела в коротком поклоне и произнесла высоким голосом:

– Приветствую Хранителей Золотого Талисмана.

Высокородная повертела головой и остановила взгляд на Лотере, тот все еще скалится, а левый клык длиннее правого. Он оглянулся, ища, на кого могла бы таращиться солнечная, потом озадаченно хмыкнул.

Теонард недовольно сморщился, Лотер проговорил вместо него:

– Виделись уже. Кстати, нужно стучаться, когда входишь в чужой дом. Такому в Эолуме не учат? Так вот учу, почти бесплатно. Надо стучаться. Это Теонард у нас сегодня добрый, а если к гоблину, или, не к ночи будет сказано, огру зайти… Тот и сожрать может. Как тебе у нас? Не дует?

Белокожая слегка повернула голову, кивнула настолько сдержанно, что будто и неживая вообще. Спина прямая, подбородок демонстративно поднят, словно на голове корона, и если резко дернется – свалится.

Она равнодушно улыбнулась, Лотер покосился на Каонэль, та оперлась спиной на стену и молча смотрит на высокородную. Глаза полыхают, как маленькие солнца, кончики ушей подергиваются.

Теонард подложил в костер полено, потревоженные угли пыхнули искрами, а те растаяли, так и не долетев до пола.

– Ты вот что скажи, – начала он, потирая подбородок, – зачем фермеров задирали? Понимаю, люди, эльфы, вражда. Но тут как бы надо ответ держать.

Высокородная снова улыбнулась и проговорила серебристым, как ручей голосом:

– Не представляю, о чем речь.

Каонэль фыркнула, солнечная даже не удостоила ее взгляда. Теонард покосился на ворга, тот пожал плечами и достал из кармана очередную кость, через секунду она скрылась во рту, послышался сочный хруст.

– Значит, – произнес Теонард терпеливо, – ты не в курсе, что твой отряд устроил зрелище на окраине?

– Разумеется, нет, – осветила Генэль мирно. – Я ведь посол, а не гвардеец или командир. Такими вещами следует заниматься эльфу подкованному и умелому в военном деле, а я эльфийка. У меня другие задачи.

Ворг спросил:

– Это какие, позволь узнать?

Высокородная улыбнулась так, что показалось, в зале стало чуточку светлее.

– Исключительно защищающие интересы всех эльфов, – ответила Генэль.

С другой стороны зала донесся едкий голос серой.

– Даже мои?

Генэль бросила на нее быстрый взгляд и улыбнулась, как кошка, поймавшая мышь. Каонэль ответила ей многозначительной ухмылкой и покачала головой, стягивая края лацерны.

Остальные хмуро, но с интересом наблюдали за противостоянием двух эльфиек. Даже молчаливая Мелисс высунула каменный клюв из тени.

В дальнем краю зала послышалось хлопанье крыльев, все резко оглянулись на клетку с голубями. Те почему-то проснулись и беспокойно заурчали, моргая круглыми, как бусины глазами.

Теонард быстро приблизился и резким движением накрыл клетку широкой тканью. Птицы моментально затихли.

Высокородная даже приподняла бровь:

– Голуби? – удивилась она.

Теонард обернулся, лицо потемневшее, будто она не интересуется, а грозится их живьем зажарить на вертеле.

– Да… Гм… Так чем обязан визитом? – спросил арбалетчик

Генэль манерно приподняла подбородок, демонстрируя важность и красоту, уши изящно колыхнулись, она приготовилась к речи, но Каонэль перебила.

– Солнечная жаждет представиться Хранителю от эльфов, – сообщила она.

Глава 5

Все удивленно переглянулись, Теонард непонимающе поднял брови, ворг подался вперед, а Мелисс каркнула так, что все вздрогнули.

Потом Хранители медленно повернулись к Каонэль. Даже эолумская красавица растерянно покрутила головой, остановив взгляд на серой эльфийке.

Та улыбнулась невинно, будто только что спустилась от самих богов и вообще не представляет, что в мире может быть зло и несправедливость. Ресницы запорхали, как крылья бабочки, а Лотер шумно поскреб затылок и поинтересовался:

– Она не в курсе?

Каонэль пожала плечами и произнесла чистым, как горный ручей, голосом:

– Я вся растерялась даже, когда она заявилась к Дереву. Хотела сообщить, да все как-то некогда было. Это же высокородная, а прерывать их речь, даже если она длинная, как жизнь тахаша, не положено. Вот я и ждала смиренно.

– Ты? Смиренно? – удивился Лотер. – Каонэль, признавайся, тебя Тарнат чем-то угостил? Говорили тебе, не ешь тарнатову еду, окормит, опоит, потом вообще к нему под землю жить уйдешь. Кто будет в твоем Дереве подметать? На меня не смотри, у меня лес. Там не подметают.

Лицо солнечной эльфийки из белоснежного стало превращаться в мертвенно-бледное, глаза расширились, она отшатнулась и уставилась на Каонэль, словно та кровожадное чудовище, вылезшее из подземелий.

Обескровленными губами высокородная прошептала:

– Вы ведь не хотите сказать…

Входная дверь в башню снова скрипнула, послышался топот, через секунду в зал влетел мелкинд. Капюшон съехал и закрывает левый глаз, правый выпучен, напоминая жабий, дыхание с шумом вырывается из груди.

Он быстро откинул капюшон и проговорил, задыхаясь:

– Там…. Это…

Уперев ладони в колени, коротышка шумно запыхтел, пытаясь восстановить дыхание, Теонард указал на табуретку возле Каонэль.

– Садись. Быстрей отдышишься, – посоветовал он. – Что случилось?

Виллейн не разгибаясь оглянулся на эльфийку, взгляд опустился к грубо сколоченной табуретке. Затем проковылял мимо серой, и с кряхтением забрался на стул.

– Фу… – выдохнул он, вытирая лоб. – Бежал, спотыкался, чуть плащ не порвал. А для мага, между прочим, плащ очень важный элемент одежды. Так что запомните, какой я полезный и вообще молодец. Потому, что мелкинд. А мелкинды, как известно, вообще самая мудрая раса в мире.

Теонард кивнул.

– Угу, – согласился он. – А ворги самые великие танцоры. Не знал? Так он сейчас тебе спляшет. Лотер, спляшешь?

– Сам пляши, – рыкнул полузверь. – Я тебе что, птеринг какой? Это они все прыгают и орут ку-каре-ку.

– Вот видишь, – сказал Теонард Виллейну, – не пляшет. А ты говоришь. Давай, рассказывай, чего торопился. У меня тут сегодня не башня, а какой-то зал советов. Мне бы всех побыстрей вас всех вытолкать и заняться своими делами. У меня они, кстати, тоже есть.

Мелкинд покосился на накрытую покрывалом клетку.

– Знаем мы про твои дела, – проговорил он ехидно. – Видел, как амазонка в башню шастает. Но сейчас будет не до них. Помнишь, разрешил сферу поставить? Я и поставил, старался, мучился, потел, но поставил. А как поставил, сел наблюдать, что тут, у нас в округе. Теперь внимание.

Виллейн выпрямился на табуретке, будто на королевском приеме у властелина мира, и не важно, что ноги не достают до пола.

Теонард подался вперед.

– Ну-ну?

– Что ну-ну? – важно произнес Виллейн. – Там за Поломанной рощей телега или что-то такое.

Ворг разочарованно промычал, пальцы снова опустились в карман, потом в воздух взлетела маленькая косточка, которую поймал ртом и проглотил не жуя.

– Я-то думал… – проговорил он, облизываясь. – У нас каждый день по десятку телег прибывает. Главе что, из-за каждой на ночь глядя подрываться и бежать смотреть? У нас постовые, охрана, амазонки, в конце концов.

Виллейн одарил его царственным взглядом.

– Это не просто телега, – сообщил он.

– Неужто из золота? То-то я думаю, чего мелкинд самолично потащился в Поломанную рощу.

– Ничего не тащился, – обиделся Виллейн. – Я в магическую сферу увидел. Сильно приблизить не получилось, в амулетах магии все еще мало, но издалека кое-что разглядел. Едет неспешно, лошадь странная, худая, как ихтионка. Глаза мутные. На козлах извозчик в мантии и широкополой шляпе. Лица не видно, только волосы белые по плечам. Разбираться не стал. Последил, последил, и сюда побежал. Тут же Глава, ему и разбираться с непонятными телегами.

Лицо Теонарда стало задумчивым. После того, как на его плечи опустилась тяжесть ответственности за Цитадель, он осунулся и похудел, а на вопросы отвечает задумчиво и сосредоточенно.

– Странная телега, говоришь? – спросил он.

– Да куда странней, – проговорил Виллейн, косясь на солнечную эльфийку, которая все это время стоит с круглыми глазами и переводит глупый взгляд с одного Хранителя на другого.

– Угу… – протянул арбалетчик. – Угу… А кто в повозке, значит, не понятно?

Мелкинд сдвинул плечами.

– Да вроде хлам какой-то, в темноте не разглядел. Больше извозчиком занимался, больно непонятный.

Послышался шумный глоток, ворг сожрал очередную косточку и прошел через зал, остановившись у Теонарда. Проговорил тихо:

– Давай разнесем эту телегу? Мало ли что там за гость. У нас их и так хватает, вон, солнечных эльфов привалило, не знаем, куда деваться. Шарахнуть по этой повозке, и делов. В конце концов, это наша территория. А свое надо охранять.

Теонард потер подбородок, брови сдвинулись так сильно, что между ними образовались аж две морщины, глубокие, как трещины на теле тролля.

– Так-то оно так, – проговорил он, все больше хмурясь. – Но Цитадель не просто наша территория. Для многих это долгожданный дом и защита.

Каонэль встрепенулась и, заправив серебристый локон за ухо поинтересовалась:

– Да? Даже для солнечных эльфов?

Теонард глянул на нее, в глазах удивление, будто только заметил, затем перевел взгляд на высокородную. Та смотрит свысока, хотя кончики ушей подрагивают, а в голубых, как горное озеро, глазах возмущение и брезгливость.

Теонард вздохнул.

– Вы еще тут… – протянул он, уставившись в пол, будто там написан ответ на все вопросы. – В общем эээ… Что эолумский отряд отправили подальше, это удачно. А высокородной разрешил исследовать твое Дерево.

– Очень хорошо, – фыркнула серая. – Может стоило сначала меня спросить, а потом разрешать, кто будет шататься по моей резиденции?

Теонард кивнул и продолжил:

– Стоило. Только времени не было. А ты сама проследишь. Если будет возмущаться, отправь на кухню посуду мыть. У тебя же есть кухня? Виллейн, портал работает?

– Работает, – произнес мелкинд нехотя. – Но только пока недоделан. По нему можно только в одну сторону, один раз и пока неизвестно – куда.

– Плохо, – сказал Теонард. – Сейчас бы он пригодился.

Виллейн спрыгнул с табурета и упер кулаки в бока.

– Я, между прочим, три дня возился с этим порталом, – произнес он. – Мешок малахитового порошка извел, а у меня магии еще не накопилось. Старался, делал. И где спасибо? Что за люди? Никакой благодарности.

Человек потер лоб, что-то бормоча под нос, проговорил, будто не слышал мага:

– Значит, портал используем, когда будет действительно нужно. Найдите Гнура. Надо отправить отряд гоблинов. Пускай проверят, что там за путник.

Послышалось недовольное сопение Каонэль, шагнув вперед, она сложила руки под грудью. Ворг покосился на нее, потом на высокородную, которая делает вид, что вообще никого здесь не замечает, затем снова на Каонэль.

Серая спросила:

– Значит, она остается?

– Да-да, – ответил Теонард, махая рукой, мол, идете, делите Дерево. – На эту ночь. У тебя такая резиденция, что при желании целую эльфийскую деревню разместить можно. Одну высокородную как-нибудь пристроишь.

– Да помогут нам всем забытые боги, – проговорила Каонэль и резко развернулась.

Вскинув подбородок, быстро скрылась в темноте коридора.

Когда Каонэль покинула башню, солнечная едва заметно склонила голову. Высокая прическа качнулась, и белокурый локон упал на плечо. Она смахнула его с такой грацией и достоинством, что ворг невольно засмотрелся, а Теонард наоборот – отвернулся и делает вид, что разглядывает окно-бойницу.

– Премного благодарна, – проговорила Генэль чистым, высоким голосом. – Сожалею, что вам приходится быть свидетелями разногласий, которые вас не касаются. Но могу заверить, с моим появлением прибыл и порядок.

С этими словами она развернулась, декольте дразняще колыхнулось, норовя покинуть глубокий вырез. Лотер шумно выдохнул, а солнечная, выпрямив спину, вышла следом за Каонэль.

– Что, интересно, имела ввиду, – проговорил ворг задумчиво, – когда сказала о разногласиях и порядке?

– Не знаю, – ответил Теонард. – Но пока они здесь, покоя не будет.

Виллейн, окончательно пришел в себя после бега, к которому не слишком привык. Спрыгнув с табуретка, он поправил плащ и сказал, шагая к выходу:

– Моя миссия на этом кончилась. Про телегу сказал, сфера работает, портал стоит. А за Гнуром идите сами, я с ним не очень.

Когда мелкинд ушел, Теонард проговорил устало:

– Портал стоит… Но сказал, что почти без толку. Только место занимает.

– Это пока без толку, – поправил Лотер. – Тем более, в его башне стоит. Ладно, ты думствуй, как и положено Главе, только не сильно, а то опять круги под глазами появляются. Я пока к Гнуру сбегаю.

***

После того, как среди ночи отряд гоблинов вернулся с телегой из Поломанной рощи, пришлось звать Хранителей.

Вышли не все, до Тарната не докричались, на насесте Керкегора что-то шуршало, но он, видимо сделал вид, что птеринги ночью спят и никакие собрания не заставят нарушить это правило.

Эвриала с Аэлло остались в Дереве, сославшись на то, что в таких вопросах бесполезны, зато Каонэль прибежала едва не первая. Встала рядом со Страгом и заглядывает в глаза тощей, как вяленая рыба, лошади.

У той радужки мутные, ноздри бледные, да и сама цвета утреннего тумана. Бока провалены, будто не ела недели две, ребра выпирают, а дыхание такое слабое, что кажется и вовсе не дышит.

– Страшная какая, – проговорил Страг заглядывая то так, то эдак.

– И худая, – подтвердил Лотер. – Такую даже я есть бы не стал. Ты посмотри, одни кости. Одно дело мертвячьи, они полезные. Но это? Что за хозяин такой затравил животину? На рею его. Эй, ответствуй, кто такой?

Кучер на козлах, как и предупреждал мелкинд, укутан с головы до ног в темную мантию, на голове шляпа с широкими полями. Извозчика пошатывает от вечернего бриза, лицо скрыто, но даже так понятно, что усталое и изможденное.

Он неспешно повернулся к Лотеру, тот ощетинился.

– Чего глядишь? За что лошадь замучил?

Кучер промолчал, переведя взгляд на эльфийку. Та вздрогнула и отшагнула, но кучер все смотрит тенью из-под шляпы, словно пытается заглянуть в самую душу.

Каонэль нервно дернула ушами, лобик нахмурился, а рука потянулась к лошадиной щеке. Когда пальцы коснулись короткой шерсти, провела до самого лба и проговорила жалобно:

– Жуть какая. Я ему не доверяю. Даже лошадка холодная, как ледышка. Это все от голода, от него звери умирают.

Ворг поднял палец и проговорил значительно:

– Не только звери, но и люди, а еще ворги, гномы и всякие другие. Эльфы, кстати, тоже. Ты, извозчик, чего молчишь? Языка что ли нет?

Кучер остался неподвижным и продолжает глазеть на серую, та снова отшагнула и проговорила:

– Какой он страшный. Давайте его выгоним?

Ворг ухмыляясь покосился на нее, мол, не такая ты и храбрая, но тебе можно, ты женщина. Потом потянул носом, пытаясь определить, чем пахнет от чужака, но через несколько попыток перестал, брови сдвинулись.

Каонэль продолжила:

– Эльфы тоже от голода гибнут. Только в отличии от некоторых, мы можем долго терпеть и не впадать в безумие при первых признаках голода.

– Ну не при первых… – проговорил ворг хмурясь. – Теонард, что делать будем с повозкой и этим извергом? Лошадь совсем плохая.

Глава Совета подошел сразу, как телега оказалась возле башни, и несколько минут ругался, потому что ее следовало оставить на окраине. Но гоблины почему-то решили прикатить прямо к нему.

Потом глянул на Гнура, который сидит на ступеньках и косится на телегу, щуря левый глаз. В темноте поблескивает острие кинжала, гоблин срезает с яблока пластинки и быстро отправляет в рот.

– Зачем они их сюда приперли? – спросил его Теонард. – Мало мне что ли пришлых?

Гоблин пожал плечами, продолжая жевать.

– Не знаю. Я с ними не ходил. Наверное, поглядели, решили, что тебе самому надо осмотреть. Кучер, вроде, мирный. Молчит, правда, подозрительно.

– Да, но зачем прям к башне?

Гнур проглотил и сказан недовольно:

– Чего возмущаешься? Приказ же выполнен. Между прочим, они не хотели идти, а я уговорил. Так что ты мне спасибо должен.

Теонард вздохнул.

– Кому я только не должен… Эй ты, кто такой?

Наездник молча повернулся к нему, все еще скрывая лицо под шляпой, затем тело качнулось. Лотер едва успел подхватить, прежде, чем тот рухнул на землю.

– Тяжелый, как кабан… – натужно произнес ворг.

– Час от часу не легче, – снова вздохнул Теонард. – Ладно давайте открывать повозку. Только осторожно. А этого в… не знаю. Положите куда-нибудь… В повозку. И везите к мелкинду. Пускай исследует.

Ворг определил чужака поперек повозки, чтоб можно было и к ногам, и к голове подобраться, взгляд устремился в глубину телеги. Когда наклонился и потянул носом, лицо сморщилось, словно перед ним оказались гоблинские сапоги после дороги.

– Ну и вонь. Сюда бы Булука. Он огр, ему вонь, что самые лучшие благовония.

– До него не докричались, – сообщил Гнур. – Видать спит беспробудным огриным сном. А завтра придет и начнет ругаться, мол, чего зудели, спать не давали.

Теонард зажал нос пальцами и заглянул внутрь.

– Завтра он уже будет не нужен, – проговорил он. – Толкай телегу к магу, пусть посмотрит вместе с конем. А то дохлый какой-то.

Справа возникла Каонэль, зажимающая носик изящными пальцами. Глаза сияют, как полуденное солнце, она произнесла гнусаво:

– Коня? В башню? Да он крик поднимет, обвинит в притеснении его великого народа, использовании магии мелкиндов в своих целях и вообще во всех мирских бедах. Кстати, где он?

Хранители завертели головами, будто только что обнаружили отсутствие мага, Гнур поднял ногу и посмотрел под сапогом.

Ворг предположил:

– Наверное, спрятался у себя в резиденции. Вроде как свою часть работы выполнил.

– Быстрый он, – проговорил Теонард задумчиво. – У нас только мне от обязанностей увернуться не получается. В общем везите, а то чужак уже дышит шумно. Вдруг помрет.

Ворг кивнул. Обойдя телегу, взял лошадь под уздцы и потащил в сторону башни мелкинда. Лошадь упрямо застыла и моргает мутными глазами. Лишь, когда подошла Каонэль и прошептала что-то на ухо, кляча тронулась с места и неспешно застучала копытами.

– А если спросит, зачем понадобился? – крикнул ворг через плечо.

– Как зачем? Он же маг. Кто еще вот с этим будет разбираться, – произнес Теонард, указывая на повозку и тощую клячу. – Не нравится мне это все, ох, как не нравится. Если магия какая, пускай изучает.

Эльфийка остановилась, глядя вслед телеге.

– Может, лучше к Брестиде? – предложила она. – У нее конюшня, и с лошадьми на короткой ноге.

Теонард покачал головой.

– Потом. Когда Виллейн скажет свое магское слово, – сказал он, – определим в конюшни. А пока Лотер за ней приглядит. И за чужаком.

***

Ворг пересек несколько территорий, где располагаются резиденции Хранителей. За замком Страга слышны голоса, народ успел поселиться рядом и даже среди ночи возится по хозяйству. Зато на каменной горке Грагрха тишина, как в подземной пещере. Исполина не видно, то ли ушел по делам, то ли слился со скалами и пребывает в благородной дреме.

С огриного болота доносятся песни лягушек, разноголосый хор перебивает даже сверчков, жабы так стараются, что кажется, именно поют, а не квакают.

Наконец впереди показалась башня мелкинда, украшенная весьма скромно, но вокруг других построек нет, и она выглядит величественно и таинственно.

Ворг приблизился к башне, пару мгновений задирал голову, разглядывая высокое строение, на которое сам бы в жизни не полез, потом тряхнул головой и постучал в дверь.

– Эй, Виллейн, открывай! Это я, Лотер!

В ответ лишь тихое подвывание ветра на самом верху и шелест моря со стороны обрыва. Ворг подождал минуту, глядя на месяц, который сегодня особенно хорош – манит перекинуться волком и побегать в ближнем лесу.

Потом снова постучал.

– Маг, где ты там? Я тебе подарок привез, большой и тяжелый. Ты такое любишь. Выходи смотреть.

Когда не открыли и в этот раз, Лотер осторожно нажал на дверь, но вместо того, чтобы скрипнуть и отвориться, она пошла волнами и откинула его на пару шагов.

Ворг перевернулся в воздухе и грохнулся на живот. Тут же вскочив с раздраженным рычанием, подбежал к двери и начал орать:

– Виллейн, етить твою клячу! Вылезай быстро! Твоя дверь дерется! Кто такие двери разрешил ставить? Ладно я, у меня бошка что надо, а если эльфийка придет? Костей не соберем. Вылезай говорю!

Через некоторое время где-то вверху послышалась возня, чуткий звериный слух уловил шаги и бормотание. Они спускались все ниже, наконец, загремел замок и дверь открылась.

На пороге возник мелкинд в плаще, а волосы светлые и короткие настолько, что кажется голова светится.

– Чего орешь, как потерпевший? – спросил он зевая. – Нельзя на пять минут прилечь. Я, между прочим, сделал свою часть работы, самолично предупредил. Так что… Чего надо?

Ворг оскалился.

– Меня твоя дверь шибанула похлеще гномьего кулака!

Брови мелкинда всползли на лоб, на лице отразилось неподдельное удивление.

– Правда? – спросил он. – Даже не знал. Вообще оно логично, башни магов должны охраняться от чужаков. Чтоб всякие не ломились. У нас же там ценности, амулеты, зелья.

– Гадость всякая, – огрызнулся Лотер. – Про чужаков кстати. Вот тебе работа.

Он указал на телегу с лошадью, которая смотрит на Хранителей безразличным взглядом. Тощие бока раздуваются, но выглядит болезненно, словно дурной воды напилась или ядовитых грибов съела.

В повозке лежит укутанный в мантию незнакомец и тоже тяжело дышит. Лицо скрыто под шляпой.

Виллейн покривился и сложил руки на груди.

– Чего это?

– Да вот, – отозвался ворг. – Твоя находка. Та непонятная телега с загадочным наездником. Теонард сказал, что сперва осмотреть должен ты, и лошадь в том числе. Поскольку лишь маг может разобраться, если какое колдовство замешано.

Мелкинд даже выпрямился, мол, да мы такие, важные и полезные, а меня вообще беречь надо. Ворг продолжил:

– Ну и извозчик этот… Плохо ему видать. Прям с повозки свалился, еле подхватить успел. В общем, его бы подлатать и допросить. Давай к тебе в башню его пока? И лошадку осмотри. Она, глянь, какая дохлая.

Виллейн поправил края плаща, будто не врачевать собирается, а на собрание высокородных идет, где одежда и манеры – самое главное. Потом спустился со ступеньки и приблизился к телеге.

Взобравшись на козлы, он перелез внутрь и долго разглядывал одежду незнакомца, когда осторожно заглянул под шляпу, тут же отпрянул.

– В жизни такого не встречал.

Он прижал палец к его шее, потом потрогал лоб, понажимал на грудную клетку.

– Не пойму, – сказал мелкинд. – Вроде сердце стучит, но как-то тихо, жара нет, ребра целы. Для человека это хорошо. Но это точно не человек. Так что не знаю.

– И чего дальше?

Виллейн потер подбородок двумя пальцами, затем перелез обратно на козлы и спрыгнул.

– В общем так, – проговорил он, идя к двери. – Тащи его сюда, есть у меня свободная кладовка с длинным столом. На верх не пущу. Не надо мне тут всяких в башне. Ну вот. Попробую привести его в чувства.

– Приводи, – прорычал ворг, – Теонард допросить его хочет.

Потом подскочил к телеге, кряхтя, фыркая вытащил чужака и поволок в башню.

Глава 6

Едва ворг увез телегу с незнакомцем, Хранители стали расходиться. Небо давно покрылось звездами, мелкими, словно мука, месяц поднялся и теперь висит сбоку от Зала Советов.

Не дожидаясь, пока Теонард даст разрешение, Каонэль развернулась и быстрым шагом отправилась к Дереву, где прямо сейчас обустраивается белоухая.

Воздух свежий, с моря тянет солью и водорослями, которые прибило к берегу, и они за день успели разопреть. Зато ее резиденция сияет и благоухает в темноте, как бриллиант в не очень дорогой оправе.

Когда до Дерева оставалось четверть перелета стрелы, ее догнал Гнур.

– Хорошая погода сегодня, – сказал он бодро. – Прям так и хочется сделать что-нибудь хорошее. Крашар поточить, или кошель у кого утянуть.

Эльфийка на ходу покосилась на него.

– Давай ты где-нибудь подальше с кошелями будешь? – предложила она. – Вон, сходи к Тарнату. Говорят, у него в шахте столько золота, что даже тролль не унесет.

– Правда? – встрепенулся гоблин. – То-то он оттуда не вылезает, стережет, наверное. Боится, что украдут.

Каонэль заправила локон за ухо и хмыкнула.

– Еще бы. С такими соседями нужно держать ухо востро. Посмотри на мои, видишь какие длинные? Это все из-за гоблинов и всяких таких. Что хотел?

Гоблин пару секунд молчал, будто подбирает правильные слова, взгляд стал задумчивым и уставился в небо. Лишь, когда споткнулся о камень – пришел в себя и проговорил:

– Да вот… Резиденции у меня все еще нет. Вы-то все домой ходите, в кроватях спите. А я по гостям мыкаюсь. К тому же, гоблинов набежало, строят бараки рядом с моей землей. И надо мной посмеиваются. Мол, Хранитель без резиденции.

Эльфийка с сочувствием посмотрела на зеленомордого. Тот ссутулился, то ли устал, то ли специально на жалость давит, лицо печальное, а глаза вообще такие, что серая охнула.

– Согласна. Это никуда не годится. Хотя ты сам долго думал, чего хочешь.

– Думал, – согласился Гнур. – Но уже придумал.

– Не прошло и недели.

Гоблин насупился, обходя пустую бочку, которую бросили гномы, а сами ушли в свежевыстроенную таверну и горлопанят так, что аж сюда слышно.

– Ну да, – проговорил гоблин. – Долго думал. Но ты пойми, нужно, чтоб все правильно получилось. Я ж не просто для себя стараюсь, а еще для тех, зеленых, которые приехали в Цитадель. Они должны видеть, здесь вершина гоблинского мира, оплот ценностей и идеалов.

Теперь Каонэль смотрела на него с явным изумлением, даже голову наклонила, чтобы разглядеть, правда ли он такой сердобольный, или только прикидывается, чтобы доверие вызвать. Но лицо Гнура скорбно-возвышенное, гребень блестит в свете месяца, словно намазал маслом, а бивни вскинуты.

– Ого… – протянула эльфийка. – Не знала, что у вас все так сложно. Так, а от меня ты чего хочешь?

– Хочу, чтоб поговорила с Теонардом и убедила его дать мне еще немного земли. Для вновь пришедших.

Идеальные брови Каонэль сдвинулись, она проговорила:

– Он вряд ли на это пойдет. Тем более, один такое решить не сможет. Придется совет собирать.

– Тебе хорошо, – произнес гоблин. – Ты Дерево себе умудрилась так намечтать, что целую деревню разместить можно. А мы так высоко не строим. Не дело это, приличному гоблину в облаках летать. Нам площадь нужна.

До резиденции эльфийки осталось несколько шагов, Каонэль быстро преодолела расстояние, а зеленомордый остался позади пыхтеть в ожидании. У самого входа серая задержалась и поговорила через плечо:

– На счет территорий не знаю. Но то, что у тебя нет дома – не хорошо. Я напомню Теонарду, но с учетом, что ты поддержишь мои решения на собраниях.

Гнур моментально просветлел.

– Благодарствую, желтоглазка, – выдохнул он и, развернувшись, побежал в сторону купола ихтионки.

Каонэль насупилась, чувствуя, что Гнур в чем-то обманул, но все равно не дело, что бездомным ходит.

Она толкнула увитую плющами дверь и вошла. Приятная прохлада и свежесть трав мгновенно окутали и мысленно унесли в далекие леса, где она, наверное, не бывала.

Поднявшись по ступенькам, что не ступеньки даже, а огромные корни, серая остановилась возле своей комнаты. Только занесла ногу, чтобы войти, как дверь позади отворилась и Каонэль учуяла запах терпко-сладких духов.

– Поверить не могу, – проговорила Генэль. – Эльфийка на побегушках у человека. Это возмутительно. Когда я сообщу об этом в Эолум, тебя мигом отстранят от Цитадели и вышлют на Южные болота собирать светляков.

Каонэль опустила ногу и медленно развернулась.

– Лучше бы спасибо сказала, что не выдворила тебя ночевать на пороге, – проговорила она хмуро. – Я все еще помню, как ты для меня постаралась.

Идеальные брови Генэль сдвинулись.

– И сделала бы это снова, – произнесла она. – Эолум – оплот красоты и величия, любой честный эльф должен склонить голову перед решениями Его величества и сделать все, для благополучия города.

Высокородная красавица посмотрела победно, пальцы аккуратно придерживают платье, чтобы случайно не наступить и с позором не свалиться по ступенькам. Подбородок задран так высоко, что не понятно, как видит вокруг, а белоснежные локоны уложены, будто успела привести себя в порядок после дороги.

Серая пару секунд разглядывала белокожую, потом сказала:

– Я не подчиняюсь ни Эолуму, ни его королю.

– Мы спасли тебя, – напомнила высокородная с презрительной ухмылкой.

Каонэль хмыкнула.

– Кто-кто, а ты к моему спасению отношения не имеешь.

Она развернулась и снова занесла ногу, чтобы скрыться в комнате, но высокородная выпалила из-за спины совсем не по-эолумски:

– Обернись немедленно! С тобой говорит солнечная эльфийка!

Уши Каонэль дернулись и поднялись, как боевые пики, в глазах полыхнуло расплавленное золото, она скрипнула зубами, но осталась неподвижной.

Эолумская красавица повторила:

– Ты что, не слышишь? Я приказала обернуться!

На этот раз Каонэль действительно развернулась, но лишь для того, чтобы резко приблизиться.

Эльфийки впились друг в друга взглядами. С откуда-то из открытого окна прилетел порыв, волосы серой вздыбились, локоны слетели со лба, приоткрыв лицо с горящими глазами.

Она вплотную придвинулась к носу Генэль и проговорила сквозь зубы:

– Приказывать будешь в Эолуме.

Лицо высокородной стало еще белее, она сделала шаг назад, но взгляд остался бешеным, в глазах заплясало синее пламя.

Подняв подбородок Генэль сказала с показным разочарованием, от которого могли бы завянуть все цветы в округе:

– Как это могло случиться? Как вышло, что такая как ты, стала Хранителем? Ты ведь не справляешься. Построила дерево вместо дворца с башнями, слушаешь приказы человека. Ты хоть понимаешь глубину позора, в который опустилась?

Каонэль дернула ушами.

– Я никуда не опускалась, Генэль. Просто живу не так, как привыкли в Эолуме. Вы же сами меня отвергли, и ты первая. Ты едва ли не самолично гнала меня поганой метлой. А теперь требуешь подчинения? Да, я серая и…

– Безродная, не высокородная и совершенно не леди, – добавила Генэль.

Дыхание Каонэль участилось, она на секунду замолчала, шевеля лишь губами, потом терпеливо продолжила:

– Именно. Не леди. А эльфийка, которая бегает по лесам вместе с эльфами, машет мечем, который изготовили в Великом Разломе. Но я не прислуживаю человеку. Я пытаюсь удержать мир. И поверь мне на слово, никто, кроме меня с этим не справится.

Эолумская красавица отошла на полшага, словно боится заразиться чем-то, уши раздраженно задергались, а глаза полыхнули синим.

– Как ты можешь сомневаться в силе высокородной? – спросила Генэль. – Я всю жизнь при дворе и знаю, как вести переговоры. А людей мне даже два раза доверяли отбирать для рудников. Я сильнее тебя, серая. И умнее. Справлюсь лучше.

Каонэль тяжко вздохнула, на идеальном, как весеннее утро, лбу появилась крохотная морщинка.

– Все так, – произнесла она. – Но есть несколько причин, по которым я не отдам осколок.

– Потрудись объяснить.

Серая кивнула.

– Во-первых, я не сомневаюсь в силе Эолума. Но ты не знаешь Теонарда, Лотера, не знаешь всех остальных. Некоторые настолько… Необычны, что твоя тонкая натура может не вынести. Во-вторых, точнее, в главных, здесь не любят солнечных эльфов. Очень не любят.

Генэль поморщилась и спросила:

– Это все?

Каонэль покачала головой.

– Нет. Есть еще, но те причины называть не обязана. Это личное.

– Но ты же украла у меня личное.

– Я не крала.

– Ну конечено.

Повисло тяжелое молчание, в котором от напряжения разве что воздух не искрится, серая на высокородную не смотрит, за то та прожигает взглядом.

Со стороны окна прилетел очередной порыв, появился запах рыбы и соли. Каонэль тряхнула серебристой копной, стараясь выгнать воспоминания, которые полезли в голову.

Неожиданно губы Генэль быстро за шевелились, она отвела руку в сторону, и в ладони стал появляться огненный шарик. Серая застыла, удивленно наклонив голову, уши поднялись, глаза сузились, она быстро посмотрела по сторонам, но Генэль предупредительно подняла шарик.

– Только попробуй, – сказал высокородная гневно. – Ты же помнишь, все солнечные эльфы обладают магией огня.

– Как забыть, – бросила Каонэль. – Но ты же не собираешься швыряться огнем в резиденции из дерева?

Высокородная пожала плечами.

– А почему нет? Мне-то огонь безвреден.

Даже на серой коже стало заметно, как побледнела Каонэль, ладонь опустилась к антрацитовой рукояти.

– Здесь живут еще двое Хранителей, – произнесла она, – не считая птиц и зверей в ветках. Если с ними что-то случится, остальные будут очень недовольны. Да даже если только со мной. Хранители заметят мою пропажу, станут искать. Без меня Талисман не полный.

Генэль мило улыбнулась, но с такой же улыбкой метнет в нее шар.

– Не без тебя, – поправила она, – а без осколка. Отдай мне кристалл и можешь идти. Желательно подальше. Остальным скажу, что ты передала осколок мне, как более подходящему представителю, а сама ушла. Король будет доволен.

Наверху послышалось хлопанье крыльев, затем кто-то пробежался по комнате, шум некоторое время побродил от стены до стены, потом направился к коридору.

За это время серая успела достать меч и направила острие в грудь высокородной. Та изумленно уставилась на блестящий кончик.

– Ты в своем уме? Нельзя убивать эльфов, – сказала она.

– А меня, значит, можно? – поинтересовалась Каонэль.

Генэль подняла огненный шар выше, тот уже размером с небольшую тыкву, и проговорила:

– Я не собираюсь тебя убивать… без особой причины. Но если она будет…

Высокородная покрутила пальцами, огненный шаг завертелся в ладони, создавая вокруг себя горящий вихрь, Каонэль отшагнула и отвела меч для удара.

В этот момент на ступеньках послышались шаги, обе эльфийки чуть оттопырили уши, пытаясь определить, кто спускается. Потом на лестнице появилась горгона с горшком какого-то варева.

Увидев немую сцену, она на секунду застыла с вытаращенными глазами, тело быстро покрылось блестящей, как сталь чешуей, горшок выпал из рук потому, что на тех появились огромные кривые когти.

– Девочки, – выдохнула она. – Вы что?

Генэль покосилась на неожиданно опасную горгону с хищными когтями и выдавила сквозь зубки:

– Она у меня сына казначея увела.

– Никого я не уводила, – резко ответила Каонэль. – Он сам ушел. А потом… снова ушел. Его ушли… Радуйся, он же в Эолуме.

Белоснежное лицо Генэль потемнело.

– В Эолуме. Да только ни на кого не смотрит.

Горгона перепрыгнула лужу, натекшую из горшка, через секунду оказалась между эльфийками, прижав обеих могучими крыльями. Меч серой выпал, а огненный шар высокородной потух от мощного взмаха. Они закопошились, пытаясь выбраться, но Эвриала только сильней растопырила крылья.

Когда у тех кончились силы, и они затихли, не в силах шелохнуться, горгона проговорила ласковым, почти материнским голосом:

– Ну вы что, в самом деле. Вы же эльфы и должны держаться вместе. А тем более, женщины. Нам вообще всем нужно друг за друга, а то придут всякие тарнаты и лотеры и все, конец спокойной жизни. Нельзя из-за мужчин ссориться. Поняли?

Эльфийки, как по команде, по команде отвернулись друг от друга, но Эвриала прижала крыльями так, что серая простонала:

– Дышать… нечем.

– Не успокоитесь – не выпущу.

Каонэль снова проговорила, еле выдыхая:

– Это… не ко… мне.

Эвриала повернула голову к солнечной. Та из сияюще-белой стала слегка синеватой, глаза выпучились и напоминают рыбьи, только голубые. Уши дернулись, она попыталась пробормотать заклинание, но горгона приподняла острое, как лезвие, перо и уперла ей у шею.

Та застыла и остановила бешеный взгляд на горгоне.

– Ты… хоть знаешь, кто я? – просипела высокородная.

– Мне без разницы, – ответила Эвриала. – Я не позволю обижать своих.

Еще несколько секунд горгона держала эльфийек прижатыми к стенам, пока эолумская красавица не начала совсем задыхаться. Но даже тогда крылья не опустились, хотя давление на серую чуть ослабилось.

Когда кончики ушей высокородной посинели, Каонэль не выдержала.

– Отпусти ее.

Горгона тут же сложила крылья и вернулась в привычный облик мирной, покладистой девушки со стянутыми в пучок волосами. Эльфийки грохнулись на пол, хватая воздух и пуча глаза.

Через секунду серая, не поднимаясь, толкнула дверь и вкатилась в комнату, а Эвриала странно подмигнула ей и с довольным лицом направилась к лестнице.

Глава 7

Лотер втащил в дверь башни тело незнакомца, которое на удивление тяжелое и неповоротливое, хотя выглядит щупло. В коридоре пахнет старой кожей, пергаментом и известью, словно маг специально набросал у входа, чтобы перебить другие ароматы. По стенам факелы, в дальнем углу – винтовая лестница со стороны которой доносятся какие-то звуки.

Мелкинд бегает вокруг, приговаривая под руку, чтоб то не сбил, это не задел. Ворг рычит и ругается, пытаясь обходить коротышку, но тот чудесным образом появляется на пути и снова загораживает дорогу.

От веса незнакомца Лотер вспотел, волосы свалялась сосульками, а портки со стороны спины потемнели.

В конце концов, когда внес в кладовку и уложил на стол, полузверь сел на трехногий табурет.

– Фу. Не думал, что в таком тщедушном теле, столько веса, – проговорил он, отирая лоб. – Как огра тащил.

Кладовка оказалась тесной, с низким потолком и белыми стенами, словно это вообще подвал. Только в отличии от него, здесь сухо и пахнет то ли соломой, то ли сильно пересохшей одеждой. В углах факелы на коротких ножках, по полу разбросаны какие-то мешки и пробки.

Ворг повертел головой, под потолком на стенах обнаружил полки с большими и маленькими склянками, какие-то травы в виде веников, и кучу предметов, которые раньше не видел. В углу горка лопаток и крошечных мотыг.

– Это что? – спросил ворг, указывая на них.

Мелкинд пожал плечами.

– Понятия не имею. Я этого не заказывал. Наверное, женщины опять влезли со своими цветами и кустами. Хотят всем зелень насадить.

– А чего тебе зелень не угодила? – удивился полузверь. – У меня вон, целый лес. Хорошо, выходишь утром, и тебе птички поют. Ты злой, а они споют, сразу настроение поднимается.

Виллейн обошел стол с незнакомцем, который все еще без сознания, подвинул ящик к стене и забрался. Потом пошарил по полке и достал склянку с прозрачной жидкостью, плотно закупоренную деревяшкой.

– Ничего я против зелени не имею, – сказал он спрыгивая. – Просто не люблю, когда в мои дела чужие носы суются. Кто их спрашивал? Может, мне эти лопатки эстетический баланс нарушают.

– В углу кладовки?

Мелкинд кивнул и подошел к столу.

– Да. Именно в кладовке.

Он осторожно стянул шляпу с лица незнакомца и перед Хранителями предстало существо с бледной, до синевы, кожей. Волосы седые, до плеч. Лоб гладкий, аж блестит от света факелов, бровей нет, только надбровные дуги, губы тонкие, а вместо носа просто две небольшие дырочки. Чужак лежит с закрытыми глазами и глубоко дышит.

Ворг аж привстал с табуретки.

– Это кто такое? – спросил он почему-то шепотом.

Мелкинд сдвинул плечами и ответил таким же шепотом:

– А я почем знаю?

– Маг?

– Нет, – проговорил Виллейн. – Я бы почувствовал. Но такое первый раз вижу. Может, у тахаша спросить? Он долго живет, мало ли, кого повидал. Я, конечно, мудрый маг, но пока еще в расцвете лет. В смысле молодой.

– Тахаша не дозвались, – проговорил Лотер уже нормальным голосом. – Кричали, кричали, по всем участку ходили, да так и не нашли. Видать пошел куда-то. Вместе с банши, ее тоже нет на месте.

Виллейн покачал головой и сказал:

– Отличные из нас Хранители. Одни дрыхнут, не добудишься, другие где-то шастают без предупреждения.

– Кто бы говорил, – произнес ворг. – Я к тебе вечность достучаться не мог.

Мелкинд проигнорировал его, осторожно откупорил склянку, стараясь держать подальше от себя, поднес к лицу незнакомца. Тот остался неподвижен, маг озадаченно хмыкнул и понюхал горлышко. Глаза резко вытаращились, он одернул руку и стал шумно дышать, словно хватанул огня.

Ворг дернулся в перед, но тут же в замешательстве остановился. Когда ранят в бою или драке – сразу видно, где прижать, забинтовать, чтобы кровь не текла. Или руку вывихнутую приладить. На худой конец, поломанную конечность к палке привязать, чтоб не двигалась. А тут не понятно, чего таращится и кряхтит.

Когда мелкинд, наконец отдышался и закупорил бутылку, Лотер спросил:

– Ты чего, как гвоздей наелся? Кривишься, кривишься, по спине постучать?

Виллейн, шмыгая носом и моргая, снова влез на ящик, склянка оказалась на прежнем месте.

– Стучать надо, когда давятся, – сказал он и покосился на чужака. – Да и то, не правильно это. Где-то читал, надо обхватить и как бы… рывками, под дых, чтоб закашлял…

– Давай без нравоучений, – проговорил ворг кривясь. – В банке у тебя что за дрянь?

– Почему сразу дрянь? – обиделся маг.

– А чего тогда перекосило? Не, ты мне клыки не заговаривай. Точно дрянь.

Лицо мелкинда стало скорбным, глаза закатились к потолку, словно сокрушается о необразованных воргах, и вообще целом мире, который не желает постигать тонкости магии. Ведь она самое ценное, что можно вообразить.

Он вздохнул и ответил:

– Грубый ты. Как тролль грубый. Это зелье с особо резким запахом, тут стуком не обойдешься. Как вдохнешь, так мертвого поднимет. А этот лежит, будто вокруг цветы да бабочки.

Полузверь присвистнул и сделал шажок к столу, кожа незнакомца, как у покойника, грудь вздымается, но других признаков жизни не подает.

Лотер спросил озадачено:

– Может он ранен где, а нам не видно? Хотя, когда тащил, вроде целый был, в кровь не влез.

Спрыгнув с ящика, Виллейн снова приблизился к чужаку и склонился над лицом так низко, что скосились глаза. Несколько мгновений что-то изучал, потом прощупал живот, осмотрел ступни, которые оказались босыми и в мозолях, словно он всю жизнь без сапог ходил.

Затем осторожно расстегнул мантию до пояса, и Хранители увидели на боку рану в ладонь длиной.

Края ровные, кровь, на удивление не сочится, будто застыла где-то внутри и боится выходить наружу.

– Вот это да, – выдохнул мелкинд. – Видал как? Обычно из живого тела кровище так и хлещет, а это… Чудо какое-то. Или проклятие. Уж не знаю. Но надо зашить. А то не хорошо ходить с дырой в боку. Ты постереги, я пока наверх за инструментами сбегаю.

Ворг хмыкнул.

– У тебя что, есть инструменты для зашивания плоти? – спросил он настороженно.

Виллейн поднял подбородок и проговорил высокопарно:

– У настоящего мага должно быть все.

Потом зачем-то поднял полы плаща, который вообще-то по его росту, даже до земли не достает, и вышел в коридор. Послышались удаляющиеся шаги.

Когда звук затих где-то наверху, Лотер несколько минут смирно сидел на табуретке и разглядывал незнакомца. Рана действительно странная, такая получается лишь от очень тонкого меча. Края идеальны, если соединить, даже не заметишь, что кожа разрезана. Чужак все так же дышит, но теперь то ли тише, толи ворг привык и не обращает внимания.

Прошло минут десять, а мелкинд все не шел. Ворг поднялся и стал ходить из угла в угол. Когда и это надоело, полез разглядывать склянки на полках, причем без помощи ящика, на который вставал мелкинд – ростом полузверь в два раза выше.

В хламе мага обнаружились баночки с разными жидкостями, одни густые и темные, как гречишный мед, другие – светлые, и даже немного мерцают. В дальнем углу ворг нашел коробок с порошком, который пахнет горелым деревом, за ней мешок.

Он вытащил, пощупал. Мешок отозвался сухим стуком перекатывающихся шариков. Быстро развязав, Лотер сунул в него пятерню и вытащил жменю орехов.

Довольный находкой, он вернулся на табуретку и бросил орех в рот. Попытался расколоть зубами, но тут же скривился и вытащил – скорлупа старая и не поддается. Тогда полузверь положил мешок на колени, а орех зажал между ладонями. Послышался сухой хруст. С довольной ухмылкой Лотер стал выковыривать вкусную сердцевину и, почти не жуя, глотать.

Через несколько минут наверху послышались шаги, мелкинд идет неспешно, будто несет что-то ценное, а может просто для важности тянет время.

Когда маг вошел в кладовку, ворг съел почти половину мешка, а на полу выросла небольшая горка из скорлупы.

Виллейн покосился на нее, подходя к столу с небольшой сумочкой, и сказал:

– Тебя не учили в чужом доме не брать всякого без спроса?

– Меня учили, – ответил Лотер, жуя, – что если вещь валяется без дела, ее следует пристроить. Это ж кладовка. Сюда только ненужное уносят. Хотя зря орехи задвинул. Отличные они. Прям как у деда в саду. Хотя там не сад, а одно дерево было, но он гордился.

Мелкинд хмыкнул, раскрыв сумку, стал раскладывать инструменты рядом с чужаком.

– Да, – протянул он загадочно, – выглядят они действительно, как настоящие.

Лотер застыл с поднесенным ко рту орехом.

– А что не так? – спросил он настороженно.

– Да все так, – усмехнулся Виллейн и вдел нитку в иглу, похожую на крючок. – Просто я как-то учился превращать бешеную ягоду в орехи, так, для практики. Как видишь, удачно. Но что там со свойствами, уж не знаю.

Ворг резко выплюнул все, что нажевал, а мелкинд поморщился и проговорил:

– Ты мне еще помусорь.

– Предупреждать же надо! – зарычал Лотер. – Вдруг я прям тут сейчас… того!

– А нечего хватать чужое, – отозвался Виллейн.

Лотер вскочил и выбежал из башни, а когда минут через десять вернулся, вся морда оказалась в черном. Он опустился обратно на табурет и с облегчением выдохнул.

– Ну ты зараза, маг, – сказал ворг. – Пришлось всю золу из костра сожрать, а люди, между прочем, поразбегались, когда влетел во двор и стал загребать из кострища.

Виллейн уже заканчивал с раненым, затягивал последние узлы и обрезал лишние нитки. Шов получился гладкий и ровный, когда зарастет, заметен будет лишь при ближнем рассмотрении. Но чужак все еще без сознания, хотя дыхание стало ровней.

Собрав инструменты в сумку, мелкинд обошел стол и проговорил, вытирая руки о тряпку:

– Ну да. Я бы тоже испугался, если б такая рожа выскочила на меня. В зеркало посмотри, ты ж злой, как медведь. И клыки торчат.

– Голодный потому что, – огрызнулся ворг. – Давай, ответствуй, что с этим пленником… или он не пленник еще? А то Теонард жаждет знать, кто таков, да поскорей. Ибо у Главы нашего дел невпроворот.

Мелкинд расправил плащ, вытер лоб от капель, которые выступили, пока зашивал рану. Факел на ближней стене треснул, и крошечная искра метнулась прямо на лоб незнакомцу.

Ворг и мелкинд застыли, ожидая, что тот сейчас подскочит или, хотя бы вздрогнет, но чужак остался неподвижен. Лотер поскреб темечко, которое сейчас особо заросшее, потом приблизился к раненому и склонился над лицом.

Место, куда упала искра, гладкое и ровное, как кожа младенца, только эта синеватая и неприятная на вид.

– Ерунда какая-то, – проговорил Лотер задумчиво. – След должен был остаться.

– Должен, – согласился маг. – И кровь из раны тоже должна была течь. А не текла, даже когда зашивал. Так что очень рекомендую приставить охрану к этому… Созданию.

Когда солнечный луч проник в окно и упал на лицо воргу, тот терпел до последнего, морщился, но не открывал глаза. Когда щеку напекло так, что покраснела, все же пришлось перевернуться и разлепить веки.

Под боком шевельнулось теплое, Лотер инстинктивно прижал к себе и зевнул во весь рот, который сейчас вполне человеческий.

– Проснулся? – послышался девичий голос из-под одеяла. – А я уже десять минут боюсь шелохнуться, чтобы не разбудить.

– Зря боишься, – ответил ворг потягиваясь. – Звериный сон короткий и чуткий. Еще на заре очнулся.

Из одеяла высунулось аккуратное личико, обрамленное рыжеватыми волосами, глаза распахнуты, словно кроме ворга вообще ничего знать не желает.

Она прижалась к нему горячим телом и спросила тихо:

– Значит, специально со мной остался?

Полузверь провел широкой дланью по ее волосам, взгляд на секунду стал отстраненным и пустым, но когда девушка снова зашевелилась, сказал:

– Ну, вообще, как раз на заре уходил побегать. Пару зайцев задрал, на амазонок посмотрел, чего они там делают. Эти девки еще те бойцы. И в лошадях смыслят, что вдвойне хорошо. Даже по краю дальнего круга пробежал…

Веки девушки прикрылись, она печально вздохнула и откатилась от полузверя. Тот поскреб волосатую грудь и сел на кровати.

Вчера, после того, как вышел от мелкинда, пошел к Теонарду, но у того даже свет не горел и дверь оказалась заперта. Поэтому отправился за гномью таверну, где те выстроили дом, какие пользуются спросом в Межземье. Ел много, пил только воду, а в комнату вошел уже с девицей.

Помещение небольшое и уютное, в окно льется солнечный свет, высветляя пыль в воздухе. У стены сундук, на нем аккуратно сложена девичья одежда, за то его портки валяются посреди пола.

Быстро поднявшись, он натянул их и подвязал вшитой веревкой. Затем подошел к табуретке, на которой кадка с водой, и несколько раз плеснул в лицо. Когда поверхность успокоилась, Лотер в отражении увидел суровое мужское лицо с трехдневной щетиной, а по бокам скатанные в сосульки волосы.

Ворг довольно ухмыльнулся и стал скалить зубы, разглядывая клыки, которые сейчас хоть и человеческие, но все равно острые и белые.

Из постели донесся голосок:

– Уже уходишь?

Лотер оглянулся на девицу. Та сидит, до подбородка укрывшись одеялом, рыжие локоны волнами падают на плечи, а на щеках румянец, словно стесняется даже смотреть на него.

Он разглядывал ее, задерживая взгляд на рыжих локонах, которые больше всего понравились, хмурил лоб, потом сказал:

– Дела не ждут. Вот тебе на платье, старое, кажется… порвалось. И сорочка тоже.

Ворг положил рядом с кадкой две золотые монеты и направился к двери.

– Спасибо, – кротко ответила девица, и добавила тихо: – Ты еще придешь?

Ворг на секунду задержался у двери.

– Забегу как-нибудь, – ответил он, не оборачиваясь. – Забегу, Иза.

– Меня зовут Упава!

Но ворг уже вышел в коридор и двинулся мимо плотно закрытых дверей к выходу. Когда оказался на пороге, солнце сияло радостно и бодро, ворг довольно потянулся, так что хрустнули позвонки.

Купол Зала Советов искрится в лучах, словно украшен драгоценными камнями, а может, и правда украшен, мало ли что женщины успели нашептать чародею, когда тот воздвигал.

Прямо перед ним таверна, у входа два гнома, один на лестнице, которая правым краем приставлена к крыше, а левым опасно качается в воздухе. Другой гном – на пороге подает доску, кряхтит и бормочет.

– Ну ты взялся или как? Я тебе не тролль, чтоб весь день так стоять.

Тот, что на лестнице, уцепился пальцами и попытался подтянуть, но лестница качнулась, а гном уцепился за перекладину.

– Да я пытаюсь! – выдохнул он. – Лестница кривая. Кто сколотил такую? Руки оторвать. Сейчас загремлю тебе на голову.

– Я тебе загремлю. Подымай давай!

– Да не могу, – отозвался гном на лестнице, – упаду ведь. Я гном, а не птеринг. Это они на самой верхатуре живут.

Гном внизу покраснел от натуги, пытаясь вытолкнуть доску повыше, чтоб напарник все же уцепился.

Ворг с интересом наблюдал, потом подошел и сказал громко:

– Утро всем доброе!

Оба гнома подпрыгнули. Тот, что на лестнице, закачался, пришлось хвататься обеими руками за карниз, другой уронил доску прямо себе на палец и жутко взвыл.

– Да что б тебе… – заорал он, согнувшись, но когда увидел перед собой Лотера, запнулся.

Полузверь обошел его и наклонился над доской. Та отполированна до блеска, в воздухе растекается запах дерева и опилок, а на поверхности огромными буквами написано «Кривой молот».

Ворг хмыкнул и поскреб лоб чуть удлинившимися ногтями, потом ткнул пальцем в доску и спросил:

– Это что?

Гном с ушибленным пальцем насупился и сложил руки на груди, мол я обижен, за то тот, который чуть не грохнулся с лестницы, наконец поймал равновесие и проговорил:

– Название таверне дать хотим. У каждой приличной таверны должно быть название. У нас в Чернорудье знаешь какие таверны?

– Какие? – поинтересовался Лотер, косясь на хлипкую лестницу у которой одна нога надломилась, но еще держится.

Гном пошатнулся, но сказал с жаром:

– Самые лучшие! А название – это пол дела. Только послушай: «Черный топор», «Алмазная кирка». Ладные названия, да? А эту назовем «Лихой кузнец» потому, что как назовешь, так и дело пойдет.

Лотер понимающе кивнул, потом отшагнул и окинул оценивающим взглядом крыльцо. Ступеньки низкие, но широкие, как раз для всяких низкорослых, но саму таверну сделали такой, чтоб и те, кто повыше, могли заходить.

– Таверна у вас достойная, – согласился ворг, – хоть и голова в потолок упирается. И с названием угадали. Только с каким?

Гном с перебитым пальцем что-то раздраженно прорычал, а тот, что на лестнице раскрыл рот.

– Это как понять, с каким? – поинтересовался он удивленно.

– Ну, – осторожно проговорил полузверь, – тут написано «Кривой молот».

Лицо верхнего гнома покраснело, брови сшиблись, а глаз вытаращились так, что повылезали из орбит. Он потянулся к кувалде за спиной и заорал напарнику:

– Ах ты ащеул! Я ж сказал, никаких «кривых»! Где ты видел славную таверну с кривым названием?

Перебитый гаркнул в ответ:

– За то в моем названии есть молот! Какой кузнец, коли мы на поверхности? Лучшие кузнецы лишь под землей!

– А как же уговор?

– Да к излюку такой уговор, ежели название лживое!

Ворг наблюдал за перепалкой гномов, а сам косился в сторону башни Теонарда, откуда выпорхнула крохотная фигурка амазонки, но главное, дверь осталась нараспашку. Даже с такого расстояния, полузверь разглядел, или скорее дорисовал стройные крепкие ноги воительницы, крепкие ягодицы и высокую грудь, специально перетянутую, чтобы не мешала во время скачки.

Когда снова перевел взгляд на гномов, те уже готовы были кинуться друг на друга с кулаками. Перебитый достал молот, а верхний грозится кувалдой, умудряясь цепляться за карниз.

Ворг проговорил:

– Погодите. А почему не назвать «Лихой молот»? Тут и молот, и лихой, и все рады.

Гномы застыли с занесенным оружием и непонимающе уставились на полузверя. Тот, что внизу, вообще скривился, мол, что ворг может понимать в названиях гномьих таверн, но верхний через секунду опустил кувалду и сказал:

– А что, можно. Так даже справней. Пускай будет «Лихой молот». Только слезу с этой клятой лестницы и перерисуем. Эй, давай неси ведро с охрой.

Он помахал перебитому, чтоб пошевеливался, тот недовольно закряхтел, но развернулся и скрылся в таверне. Верхний принялся осторожно спускаться, переставляя стопы так медленно, словно под ним тонкий лед. Лестница поскрипывает, а гном вздрагивает при каждом стоне.

Ворг прищурился, глядя на трещину в ноге лестницы, та опасно расширяется, но лестница, вроде, из дуба и должна выдержать.

– Ну, бывайте, – произнес Лотер и зашагал по тропинке в сторону башни Теонарда.

Когда отошел на три ворговских прыжка, за спиной раздался треск и грохот, послышалась отборная ругань, от которой у эльфов уши сами должны отпасть. Лотер вжал голову, словно виноват, но продолжил путь, поскольку Теонард ждет, хотя еще сам не знает.

Проходя мимо эльфийского Дерева, уловил высокие голоса, кто-то спорил и ругался, поэтому ворг поспешил убраться от резиденции остроухих подальше.

Со стороны первого круга жителей тоже доносятся голоса, какая-то ругань, стук молотков и куриное кудахтанье. Чтобы не ввязаться в очередную разборку, которые вообще-то Хранители не должны разрешать сами, полузверь опустился на четыре конечности.

Когда шарахнулся головой оземь, руки вытянулись, шерсть на них стала гуще, а на пальцах появились загнутые когти, которые помогают при беге. В образе зверя Лотер широкими прыжками преодолел оставшееся расстояние, неся в зубах портки. На самом крыльце остановился, и задумчиво уставился в небо, словно решает сложную задачу. Потом вновь ударился. Шерсть на руках укоротилась, когти вновь стали ногтями, когда весь облик опять стал человечьим, полузверь натянул штаны и вошел.

Теонарда обнаружил меряющим широкими шагами комнату, которую почему-то упрямо называет залом. Лицо хмурое, как дождливый день в людской деревне, вокруг глаз черные круги, от чего похож на сову.

Ворг вытаращился.

– Эй, Глава, ты чего не живой?

Арбалетчик поднял на него взгляд и сказал неожиданно:

– Иллара докладывает о беспорядках в последнем круге.

– Да видел я твою Иллару, – хмыкнул полузверь. – Выбежала вся довольная, разве что не взлетела, пока по ступенькам скакала.

Теонард покачал головой.

– Я не о том. Амазонки следят за внешними границами, чтоб всякие солнечные и прочая гадость не совалась. Кое-где патрулируют, но… Но что делать с теми, кто уже поселился здесь? Отряд Брестиды не может за всем уследить.

Ворг прошагал к столу, на котором блюдо с не доеденной курицей, пальцы сомкнулись на сочной ноге и через секунду полузверь довольно зажевал.

– У воргов таких проблем нет, – проговорил он сквозь набитые щеки. – Законы стаи, подчинение. А если нет, то либо выгонят, либо разорвут, чтоб другим в назидание. Это ты к эльфийке сходи, видал, как они с высокородной друг на друга зыркают?

Глава кивнул, но как-то отстраненно, словно где-то далеко обдумывает, как все наладить и утрясти, а здесь лишь тело. Потом это тело приблизилось к воргу, оторвав другую ногу курицы, молча стало жевать.

Полузверь косился на Главу, ожидая, что тот что-нибудь скажет, но тот темнеет лицом, челюсть двигается все медленней.

Ворг сказал рычащим басом:

– Я вообще чего зашел…

Теонард вздрогнул, рука метнулась к арбалету, но тут же опустилась, он виновато улыбнулся. Лотер отшатнулся.

– Ты полегче с думаньем, – предупредил он. – От него, говорят, с ума сходят.

– Извини, Лотер, – произнес арбалетчик, глотая не дожеванный кусок. – Солнечные эльфы все нервы промотали. Чувствую, опасная игра идет. И надо ее провести так, чтобы выиграть. Только как, если даже правил не знаешь? Думал, Каонэль разберется, да только солнечные самые отвратительные, даже на своих плюют…

– Говорят, темные хуже, – осторожно вставил ворг.

Теонард отмахнулся.

– Их уже пять тысяч лет не видели, – сказал он. – Повымерли, наверное, давно в своем Великом Разломе. А солнечные, вот они, прям сейчас житья не дают. И народ все прибывает…

Отерев пальцы о бедра, арбалетчик прижал ладони к щекам и с силой потер, пытаясь разогнать кровь и заставить голову работать. Потом отошел к клетке с голубями и заглянул сквозь решётки. Птицы довольно воркуют, чистят перья, сытые и довольные спокойной жизнью, когда не надо терпеть холод и сырость, ломиться по болотам и убегать от медведей.

Когда полузверь покашлял, Теонард оглянулся.

– Я вот чего зашел, – проговорил Лотер. – Как раз по поводу пришлых. Тот вчерашний чужак на телеге, помнишь? Так вот мелкинд его заштопал, но… В общем, мутный этот чужак. Надо бы к нему охрану. И не амазонок, этих жалко, женщины все-таки. А, например, гоблинов или людей. Их много.

– Много, – согласился Теонард. – Только воинов среди людей мало и те задействованы в дозоре. А остальные – фермеры. С них толку нет. Так что придется гоблинов.

Ворг поковырялся в зубе и сказал:

– Твоя правда. Но тут еще вот что. Гнур резиденцию требовать начнет. Оно, как бы справедливо, но ему дополнительные земли подавай.

Глава Совета поморщился.

– Обойдется, – сказал он. – Но охранники нужны.

Глава 8

Теонард и Лотер вышли из башни и по кольцевой дорожке направились к мелкинду. Даже из далека сразу видно – это башня мага. Высокая, хотя Залу Совета значительно уступает. С белыми округлыми стенами, а на верхушке заостренный шпиль. Под ней площадка, но что там делается, не разобрать.

Полузверь поморщился. Справа доносятся голоса, стук молотков, какая-то беготня, народ обустраивает быт, старается принести свою культуру и уклад. Некоторые так далеко от круга Хранителей, что никогда их не видели и вообще плевать хотели. Главное, чтоб защищали.

Когда проходили мимо замка Страга, ворг напрягся, нос задергался, а голова повернулась правым ухом к той стороне.

Теонард спросил озабочено:

– Что, Страг храпит?

Лицо Лотера нахмурилось, он ответил:

– Да вроде нет. В крепости, тихо, как в могиле. Сам Страг не знаю где, может и правда спит, но без храпа. Зато дальше, за замком, не просто ругань, а целые крики.

– Кто кричит?

Ворг напрягся сильнее, брови сшиблись, а лоб покрылся морщинами, словно решает такую сложную задачу, какие только чародею под силу. Несколько секунд пыхтел и смотрел под ноги, время от времени пиная мелкие камешки, потом произнес:

– Нет. Не разберу. Далеко слишком. Но ругаются знатно.

Теонард поправил цепочку на груди, проверяя, надежно ли спрятан осколок и сказал:

– Надо бы проверить…

– Так чего самим ходить? – удивился полузверь. – Пускай амазонки сбегают. Или отряд этого… как его… Хасавгерта, из Ялдарии который. Чего без толку вокруг бегают?

Глава окинул завистливым взором добротный замок Страга, который, по сравнению с его башней, целая крепость, роскошная и неприступная. Хотя его тоже неприступная, отбились же они с нее от кочевников, и не просто отбились, а победили, заставили врага бежать, теряя портки, а тех, кто не сбежал – добили.

Но замок вправду хорош, с башнями и стеной, по которой так хорошо ходить, делая вид, что в дозоре. Из-за нее выглядывает крыша донжона, серая и неприметная, что правильно – запутает врага, если вздумает нападать с воздуха. Вокруг замка тонюсенький ров с водой, но через него гордо лежит мост, что ведет к самим воротам.

Ворг тоже засмотрелся на резиденцию полукровки и сказал:

– Сурово, по-мужски. Обычно замки как строят?

– Как?

– Пышно, вычурно, – пояснил полузверь, – чтоб глянули и заохали, мол, какая красота. А тут – ничего лишнего. Правда розы вокруг…

Когда дошли до места, где тропа поворачивает к замку, а потом уходит дальше, в сторону кругов, Теонард свернул.

– Все-таки надо сходить, – сказал он. – Отряд Хасавгерта не бездельничает, а сторожит дальние рубежи. Амазонки вообще копыта лошадям стерли, не успевают по Цитадели бегать. Народа уже так много, что половина даже не знает, как Хранители выглядят. А должны.

– Мда, – пробормотал полузверь невесело. – Это плохо. Вожаков надобно знать в лицо и уважать. Иначе никакого порядка не будет.

– Вот и я о том.

Ворг хмуро покосился на башню мага и двинулся следом за Теонардом, который ускорил шаг, словно чувствует неладное. Это ему, воргу, слышно, как усиливается ругань и шум, а человеку остается надеяться только на богов, которые ведут их, как слепых котят.

Когда замок Страга остался позади и пошли дома первых прибывших, добротные, с хорошими крышами, большими курятниками, арбалетчик сказал:

– Успели обустроить. Так быстро, аж не верится. Кажется, только вчера тащился по болоту с клеткой за спиной, а тут… Целая Цитадель, Талисман и гора с ответственностью. Давит… Хотя б хребет не подломился.

– Не подломится, – ободрил его полузверь. – Ты вроде крепкий, на тебе пахать и пахать. А надломится – обмотаем, перевяжем и дальше пойдешь.

Он по-звериному хохотнул, но лицо резко посерьезнело, брови сдвинулись, а нос задергался с новой силой.

– Гарью пахнет. Оттуда, – сказал Лотер, указывая на бараки вдалеке. – Со второго круга, кажется, несет.

Не сговариваясь, они рванули вперед, бегом пересекли оставшееся расстояние. Когда вбежали на территорию второго кольца, въедливый запах почувствовал даже человек.

Дома тут куда скромнее, скорее наскоро сколоченные лачуги для ночлега. Народ оглядывается на бегущих людей, один из которых больше напоминает зверя или оборванца из леса. Второй получше, в одежде, с арбалетом за спиной и мечом на поясе, но тоже всклоченный и нездоровый.

Ворг прокричал на бегу мужику с вилами:

– Что горит?

– А тебе почто знать? – хмуро спросил мужик, выставляя вилы.

Глаза ворга загорелись, клыки удлинились, а волосы на руках превратились в шерсть.

– Голову оторву! – прорычал он в бешенстве.

Мужик побледнел, как обескровленная тушка, вилы выпали, он попятился, но стукнулся спиной о стену и сполз по ней на землю. Ворг махнул рукой и с Теонардом побежали дальше.

Когда завернули за очередной барак, в лицо полыхнуло огнем, оба едва успели закрыться руками. Но полузверь все равно опалил шерсть, зарычал и крепко выругался.

Небольшой домик пылает, как костер в день весеннего равноденствия, языки пламени вылетают на два человеческих роста, балки еще не перегорели, но скоро надломятся, и вся конструкция обвалится.

Рядом дерутся человек и северный гоблин. В руках коротышки крашар, кривой и блестящий в свете костра. Человек сражается мечом. Оба в ссадинах и кровоподтеках, лица в саже, человек прихрамывает, а штаны на бедре потемнели. Зеленомордый выглядит бодрее, хотя на щеке свежая рана, но сукровица уже запеклась. Оба двигаются с трудом, видимо сражаются давно и силы быстро покидают, зато народ вокруг собрался полукругом и смотрит. Кто-то тыкает пальцем, кивает, переговаривается.

Когда гоблин пошел в новое наступление, Теонард заорал гневно:

– Прекратить!!!

Дерущиеся застыли с занесенным для удара оружием, зеваки тоже замолкли и уставились круглыми глазами.

– Тушить немедленно! – снова прокричал Теонард.

Человек, который дрался с гоблином, поморщился и спросил, чуть отходя от зеленомордого, чтобы тот не пырнул, пока отвлекается:

– А ты чего приказываешь? Кто такой? Я сам решаю, чьи дома жечь, а чьи тушить.

Лицо Теонарда потемнело, как грозовая туча, рука дернулась к арбалету, но в последнюю секунду удержался и произнес:

– Я? Да в общем-то никто. Просто Теонард. А ты кто?

Человек выпрямился, хотя с раненой ногой это получилось не очень, выставил меч перед собой, косясь на гоблина, который сделал попытку обойти по дуге, но, заметив злой взгляд ворга, остался на месте.

– Я Фрол, и это моя земля. А этот, с зеленой рожей, построил тут халупу, и давай жить. Будто места им мало.

Гоблин наконец подал голос.

– Так действительно мало, – сказал он гнусаво и стал крутить крашар в руке, становясь похожим на мельницу. – Мешал тебе мой дом что ли? Жил, никого не трогал, а теперь на мне печать мести. И мстить я буду, уж точно.

Теонард покосился на пламя, которое разгорается все сильнее, а рядом несколько домов, которые еще целые, но карнизы уже побелели от жара. Потом перевел взгляд за дом, где коровник и стог сена до самой крыши, и сказал:

– Значит Фрол? Зачем ты приехал в Цитадель, Фрол? И чем промышляешь?

– Да что ты ко мне привязался? – выпалил человек и вскинул меч, не зная, на кого напасть, на гоблина, который щурится и вроде уже не идет в наступление, или на незнакомца, посмевшего вмешаться в справедливый суд.

Теонард молча покосился на ворга, тот едва заметно кивнул и метнулся к зевакам, те все еще таращатся с раскрытыми ртами. Что-то прорычал им, помахал руками, потом половина из них побежала за ним в сторону моря.

Когда те скрылись, Теонард с тревогой глянул на близ стоящие дома и сказал:

– Да смешно мне. Прямо сейчас пояс расстегивать начну, чтоб живот не давило.

– Чего это? – не понял Фрол.

Глава сдвинул плечами.

– Ну, во-первых, – проговорил он, – земля эта не твоя, а хранительская. Хранители тут все построили и сделали. Слыхал о таких? Во-вторых, это твоя корова?

Он указал на коровник возле дома, который ближе всех к пламени и уже потрескивает от жара. Фрол оглянулся и охнул, меч выпал из рук.

Схватившись за голову, он кинулся к дому и скрылся в дверях, через несколько мгновений появился с кадкой воды и опрокинул ее на стену, что ближе всего к огню.

Этого хватило лишь чтобы намочить часть цоколя, карниз же все белеет и потрескивает. Фрол простонал и снова метнулся в дом, когда вернулся с очередной кадкой и вылил из нее на стену, раздалось шипение горящего металла.

– Скобы нагрелись, – пробормотал Фрол и оглянулся на гоблина. – Это ты виноват! Тварь зеленая!

Он отшвырнул кадку и бросился к мечу, что валяется в пыли, но Теонард перегородил ему путь.

– Погоди, – сказал он. – Разве он поджег собственный дом?

– А нечего было строить на моей земле!

Глава проговорил терпеливо:

– Это не твоя земля, это земля для тех, кто нуждается в защите. А ты… От тебя в самый раз других защищать.

Лицо Фрола налилось багряным, глаза выпучились, как у жабы в брачный сезон, он сжал кулаки до хруста и прокричал:

– Ты гоблина защищаешь! Предатель! Боги покарают тебя. Да обрушится небо тебе на голову, да затопит вода твои пашни…

– Не гоблина, – проговорил Теонард спокойно. – А мир. А ты этот мир нарушаешь. Ну не понравилось тебе, что гоблин построил дом рядом с твоим. Так чего не пришел к Хранителю?

Фрол покосился на полыхающий домик гоблина, потом на свой, который в опасной близости к огню, и если не потушить – вспыхнет, как овечий пух, потом на коровник перекинется. А там сено и телушка, которая прокормит даже в голодный год.

Плечи опустились, голова повисла, он проговорил печально:

– Да больно надо Хранителям слушать дела простых людей. Они у себя в резиденциях сидят, пальчик не прищемят. А мы, вон, с гоблинами деремся. Кто поближе живет, довольны. Им что? Хранители рядом, беспорядков нет. Зато остальным только на отряды амазонок приходится надеяться, да на себя. Говорят, теперь солнечные эльфы прибыли. Вообще спасу не будет.

Лицо Теонарда омрачилось, по лбу пролегли морщины, а у губ появилась складка, какая бывает если выпить горький отвар. Гоблин тем временем, видя, что разборки не будет, убрал крашар и отошел к пеньку. Там сел, вытащил из карманов скромные пожитки, видимо то, что успел вынести из горящего дома, и стал вздыхать на разные лады.

Глава переводил взгляд с человека на гоблина, все больше чернея. Когда из-за домов появился взъерошенный ворг с огромным ведром воды, Теонард поднял на него тяжелый взгляд и сказал:

– Сколько всего надо сделать…

Лотер прорычал бодро:

– Ага. Сейчас как зальем, дыму будет… Всех снарядил, мужикам по два, девкам по одному ведру.

В эту же секунду следом за ним выбежал народ с ведрами и стали заливать домик гоблина. Ворг замахнулся, чтобы тоже плеснуть, но арбалетчик сказал тихо:

– Можешь на вот этот дом?

И указал на хатку Фрола, который уже белей солнечного эльфа, глаза стеклянные, а на меч даже не смотрит.

Ворг тряхнул головой, с волос полетели капли.

– А чего ж нет? – прорычал он со злым весельем.

Подбежав к стене, со всего размаху вылил ведро, струя долетела до самого карниза, послышалось шипение и дерево потемнело. Фрол перевел оторопелый взгляд на Теонарда.

Тот подошел и проговорил тихо:

– Хранителям не плевать. Давно уже не плевать. Ты прав, дел много, но вопрос надо решать. И мы решим.

Фрол пару секунд непонимающе смотрел на человека, который говорит такие странные речи, потом заметил стальную цепочку под воротником, и глаза расширились.

– Не уж то… – выдохнул он.

Но Теонард развернулся и размашистыми шагами направился по дорожке в сторону центра.

Лицо злое и решительное. Народ в страхе расступался, пока не вышел к первому кругу. Но даже там никто не рискнул поприветствовать Хранителя, которого здесь уже знают.

Мимо замка Страга прошел, не повернув головы. Солнце поднялось до середины неба и льет горячие лучи, заставляя деревья расти быстрее, а зверей выползать из нор, чтобы погреться.

Теонард свернул вправо и двинулся к башне мелкинда. Во внутреннем круге тихо и мирно, где-то идет неспешная работа, стучат молотки, но Теонард хмурый, как небо в дождливый день. Когда до башни осталось рукой подать, его догнал Лотер.

– Фух, – выдохнул он, на ходу убирая клыки и когти. – Еле потушили. Пришлось еще разок сбегать к морю. Хорошо, что у гоблина домик оказался крошечный. Так бы до вечера тушили. Ты чего опять недовольный?

Глава покривился.

– Гоблин тот где? – вместо ответа спросил он.

– Велел амазонке довести его до территории Гнура, – сказал ворг. – Тот даже не возмущался. Наоборот, рожа довольная стала. Еще бы, амазонки все, как одна, поджарые, складные. Даже гоблину приятно с такой рядом идти.

– Угу, – хмуро произнес арбалетчик. – Гнур теперь крик поднимет. Готовься.

– А чего, я готов, – сказал ворг, пожимая плечами.

Они остановились возле двери, Теонард занес кулак, чтобы постучать, но ворг остановил и произнес:

– Погоди. Вчера эта дверь меня шарахнула. Давай покричу лучше. Виллейн! Это мы, Лотер и Глава Совета! Отворяй!

Несколько мгновений было тихо, потом наверху послышались шаги, и через некоторое время дверь отворилась. Хранители ожидали увидеть мелкинда, но вместо этого впереди оказался пустой коридор с факелами на стенах и винтовой лестницей вдалеке.

Теонард сунулся вперед, но ворг снова придержал, а сам шагнул в коридор и шумно потянул носом. Чуть слева в стене дверца, откуда исходит синеватое сияние и негромкий гул. Ворг застыл, прислушиваясь.

На ступеньках раздались шаги, потом появился Виллейн с какими-то склянками в руках. Увидев гостей, он поднял склянки в приветственном жесте и проговорил:

– Наконец-то. Я уже половину запасов извел.

Ворг облегченно выдохнул, и они с Теонардом прошли вперед, оставив дверь нараспашку.

– На что извел? – поинтересовался Лотер.

– Да как же, – отозвался маг. – Вы же охрану не прислали. Как предлагаешь спать, когда в кладовой какое-то чудище сидит? Ну я и щит поставил. Только его поддерживать все время надо. Пришлось влезть в запасы. А их, между прочим, не так просто пополнять. Придется опять по лесу ночью на четвереньках ползать.

Хранители приблизились ко входу к кладовую и осторожно заглянули.

Комната охвачена синеватым светом и окутана коконом, словно изнутри надули пузырь, а он никак не лопнет. На столе сидит вчерашний незнакомец, мантия распахнута до живота, на боку шов, который аккуратно наложил мелкинд. Чужак смотрит перед собой не моргающими глазами, круглыми, как у рыбы, дырочки на месте носа едва заметно подрагивают.

Виллейн вошел следом в кладовую и проговорил:

– С утра так сидит.

Теонард разглядывал незнакомца, наклоняя голову то так, то эдак, ворг усиленно сопел, пытаясь что-то определить по запаху. Зато маг, довольный работой, приблизился к миске на полу и стал очень бережно капать с начала из одной, потом из другой склянки.

Появился дымок, потом вытянулся в струйку и присоединился к щиту. Тот засиял ярче.

– Назовись, – приказал Теонард.

Чужак молча посмотрел на него, в глазах мелькнула осознанность, но через секунду взгляд снова стал отрешенным.

Глава Совета снова спросил:

– Отвечай, кто такой? Зачем прибыл в Цитадель? Откуда?

Мелкинд покачал головой.

– Я уже спрашивал, – сказал он. – Молчит, как немой. Но, язык у него есть, я проверял. Его лошадь тоже осмотрел утром. Нормальная лошадь, только сильно истощена. Дал ей сена, но есть не стала. Тогда выловил Брестиду, она еще на заре мимо скакала, и вручил животную ей.

– А телега? – спросил ворг.

– Телегу за башню закатили, – ответил Виллейн, пересекая кладовку. – Амазонка сказала, у нее места нет под нее. А может побрезговала, там хлам какой-то лежит.

Он остановился возле другой миски и снова покапал из склянок, гул усилился, щит пошел волнами. Мелкинд отошел на пару шагов, любуясь работой, потом поставила склянки на пол, достал из карманов пробки и заткнул бутыли.

Потом добавил:

– В общем, говорит, ставить некуда. Сами разбирайтесь.

– Что ж они все на место жалуются… – проговорил Теонард сокрушенно.

Виллейн встрепенулся.

– Кто жалуется? Я не жалуюсь. Мне всего хватает. Разве что если б башня была повыше. У магов она должна быть самой высокой, чтоб прямо в небесную твердь упиралась, и видно было с любого края мира…

– Ага, и небесного единорога в придачу, – оборвал его ворг.

Маг насупился, недовольный, что помешали мечтать вслух, убрал склянки в карманы, в которые, наверное, даже огра можно спрятать при большом желании.

– Не знаю я никакого небесного единорога, – обиделся он. – Между прочим, я полезное дело делаю, и совершенно бесплатно. Все потому, что мелкинд. А душа у нас больше роста. Понятно вам, невежды?

Теонард кивнул, мол, конечно невежды, потом снова обратился к незнакомцу.

– Я Теонард, выбранный Глава Совета, – сказал он. – Отвечаю за благополучие и безопасность Цитадели. И должен знать, кто пребывает сюда, особенно в таком виде. Потому, как если ты со злом к нам… То…

Он похлопал себя по рукояти меча, которым Страг по доброте своей научил сносно пользоваться, но незнакомец остался безмолвным. Лишь глаза сверкнули неприятным, холодным светом.

Теонард сдвинул брови и потер подбородок, потом развернулся к воргу и мелкинду.

– Нужно вытянуть из него, откуда и зачем, – поговорил он. – Но мне некогда, поскольку образовалось неотложное дело. Даже два. Ой, нет. Три. Потому оставим его пока здесь, под щитом у мелкинда, а как заговорит, сразу зовите.

Виллейн даже подпрыгнул, глаза вытаращились. Он прошел через кладовку и встал перед Главой, задрав голову и сложив на груди руки.

– Ни за что, – сказал он. – Я и так потратил четыре колбы и три банки, а это вам не шуточки. Не известно, когда он заговорит, а мне что? Все это время его щитом прикрывать, зелья тратить? Нет, спасибо. Я свое дело сделал. Переводите куда-нибудь в другое место. Вон, у Лотера целый лес.

Ворг охнул и попятился к выходу.

– У меня нет темниц, – сказал он оправдываясь. – Держать негде.

Чужак в этот момент пошевелился, все насторожились. Он поднес ладонь к груди, прислонил, тонкие губы что-то беззвучно прошептали. Потом прижал пальцы ко лбу. Глаза засветились, как две утренние звезды, и опять неподвижно застыл.

– Шевелится, – прошептал полезверь.

Хранители ждали, что незнакомец подаст еще какие-нибудь признаки жизни, но тот будто превратился в живую статую.

Глава почесал лоб и произнес:

– Мда, эээ… Да. Шевелится. Но Лотер прав. У него не где держать пленников. Наверное, и слов в ворговском языке таких нет. Есть у вас язык? Врага сразу разрывают и никаких пленных. Да?

– Угу, – согласился полузверь, кивая.

Мелкинд завопил:

– Все равно не позволю тут оставлять! Вот и делай людям добро, дашь вам палец – по плечи откусываете!

Ворг начал нетерпеливо ходить по коридору, топать и ковырять стены, проверяя, чем те покрыты. Потом остановился возле стойки с факелом и принялся изучать, как подгибали петли. Теонард все это время тер лоб, усиленно думая под сердитым взглядом мага.

Потом выдохнул и проговорил:

– Ну, раз не хочешь, тогда переведем. У Страга большой замок, должна же там быть темница? Только Виллейн, ты все равно обеспечь защиту, пока вести будут. Ты ж у нас один такой молодец, ответственный могучий маг. Без тебя не справиться.

Мелкинд нехотя улыбнулся, даже спина чуть приосанилась. Но когда заметил, как ворг за спиной Теонарда начал пробовать зубами известь на стене, заорал:

– Да сделаю, сделаю! Только уходите поскорей. Этот зверь мне всю башню обожрет. Даже орехи из бешеной ягоды пол мешка сжевал. И хоть бы что.

– А у меня желудок хороший, – отозвался Лотер, хрустя крошкой на зубах. – Только к человечьей еде не очень.

– Все-все, – проговорил маг, выпроваживая гостей. – Постерегу пока, но стражу присылайте срочно. У меня банок мало осталось.

Едва Лотер и Теонард покинули башню, дверь с шумом захлопнулась, а по поверхности прошла прозрачная волна, послышался лязг замков.

Со стороны моря подул ветерок, принес запах свежести и соли, ворг потянул носом и блаженно закрыл глаза. Лишь, когда арбалетчик толкнул в бок, очнулся и довольно хрустнул шеей.

– А чего ты про дела говорил? – спросил он. – Какие еще у тебя дела? Или на ходу придумал?

Теонард поправил воротник, под которым надежно спрятана цепь с осколком, и сказал с досадой:

– Да если бы. Мне от близости солнечных со злости потряхивает. Аж есть не могу. А тут еще эти разборки во второму круге. Чего им не жилось? Мы же как-то уживаемся. Видал, какой пожарище устроили?

Ворг покривился и сказал с сомнением:

– Уживаемся, это громко сказано. Ты Керкегора, например, давно видел? А Грагрха? Некоторые демонстративно или по глупости думают, что если урвали кусок Талисмана и земли, можно жить с краю, мол, ничего не знаю.

– Да я бы сам так с удовольствием жил. Да только мы не всех Хранителей еще жильем снабдили, а тут уже простой народ требует участия. Я вот что подумал, надо какие-то правила создать. Прям написать на бумаге и чтоб все Хранители под ней согласились. Чтоб не получалось, как сегодня с гоблином. А то Гнур на пену изойдется.

Ворг почесал заросшую щетиной щеку и подставил ее солнечным лучам. Потом поглядел на юг, где приближается зеленое пятно в облачке пыли и сказал:

– А вот и Гнур.

Глава 9

Когда утром Каонэль проснулась в уютной постели с одеялами из паучьего шелка, вчерашний приезд солнечных эльфов показался ночным кошмаром. Она потянулась и откинула покрывало.

Оказалось, спать легла прямо в одежде и теперь внизу простыни следы от сапог. Когда поднялась, пришлось снять с постели белье и бросить в корзину, которую приспособила специально для таких нужд. Та стоит в углу в форме цветка из ивовых прутьев с откидной крышкой.

В правой стене едва заметная дверь в комнату для омовения. Каонэль распутала завязки на корсете, потом кинула одежду и проследовала к ней.

Когда вошла, глаза серой засветились в полумраке. Воздух прохладный и сырой, от чего кожа покрылась крошечными капельками, которые в свете адуляров, выглядят как алмазы.

С противоположной стороны широкая купель с мерцающей водой, по краям специальные подголовники, чтобы удобней лежать. Чуть правее омывальня в форме маленького водопада с камнями и мхом, по которым струится вода.

Эльфийка с тоской посмотрела на купель, в которой так хочется понежиться, и прошагала к омывальне.

Когда закончила и вернулась в комнату, на окне собралась целая стая синиц. Они с громким щебетанием прыгают друг через друга, особо смелые влетают в покои, но тут же выпархивают наружу.

– Хорошо вам, – проговорила Каонэль. – Вам не надо переживать за всех.

Одна синичка повернулась к ней правым глазом и пронзительно пискнула.

Каонэль удивленно подняла бровь.

– Что? Не согласна? Может ты и права, но тебе вряд ли приходится думать, как примирить врагов, которые с рождения непримиримы.

Потом серая постелила новые покрывала, светло-зеленые, как молодая трава, и приблизилась к окну. Синицы моментально разлетелись по ветками, продолжив весело щебетать. На полу остались несколько перьев.

Утро в разгаре, солнце сияет радостно и ярко, умытое после ночного сна. Внизу бегают гномы, что-то таскают, переругиваются, иногда мелькают гоблины, прижимая что-то к груди. Как ни старалась эльфийка смотреть только на синиц, взгляд все равно сползает к дворам.

Когда присмотрелась, заметила Теонарда и Лотера у самой башни мага. Отсюда они кажутся не больше кошки, но острое зрение эльфийки позволило разглядеть лохматые руки полузверя и драный плащ Главы.

– Опять ничего не говорят, – пробормотала Каонэль.

Она быстро оделась, затянув шнурки от корсета на животе, разгладила складки. Потом поправила серебряный водопад волос так, чтоб лежал поверх плаща и вышла в полумрак коридора. Едва развернулась к выходу, как откуда-то сверху раздался пронзительный крик.

Моментально забыв о Лотере и Теонарде, серая метнулась через анфилады по коридору и взлетела по винтовым ступеньками на самый верх.

Здесь широкая площадка со свободным от веток центром, несколько лавок со спинками, чтобы отдыхать, когда замучают. Возле каждой цветы в горшках, над которыми по ночам сбиваются стайки светлячков, а сейчас жужжат пчелы. На этой же площадке живет Пушок, на которого наткнулась Генэль и теперь истошно вопит, заламывая руки.

– Чудовище! Чудовище! Уберите его немедленно!

Пушок встал перед ней на задние лапки, коротенькие и не приспособленные для таких действий, и тихонько пищит, боясь ранить остроухую, такую похожую на хозяйку, но почему-то кричащую. Перепончатые крылья растопырились, словно готов взлететь, а приплюснутая морда с острыми зубами испуганно сморщилась.

Каонэль метнулась к зверю и стала успокаивать, ласково поглаживая по густой шерсти.

– Тихо, тихо, маленький. Успокойся, все хорошо, я тут. Напугала тебя противная эльфийка. Но ты не бойся. Я тебя не дам в обиду.

Нетопырь перестал пищать и опустился на четыре конечности, крылья сложились. Он уткнулся огромной мордой в ладони Каонэль и жалобно заурчал, мол обижают меня, кто хочет.

– Ну все-все, – проговорила серая. – Никто тебя не побил. Видишь, все добрые. Ползи в свое дупло и спи. День на дворе, приличные нетопыри спят.

Пушок еще немного поластился к хозяйки, но та строго посмотрела, и нетопырь пополз куда-то в ветки.

Когда Каонэль обернулась, высокородная выглядела как мраморное изваяние, застывшее в момент ужаса. Глаза вытаращены, рот раскрыт, а уши острыми пиками пытаются пронзить небо.

– Ты зачем Пушка напугала? – резко спросила серая.

Генэль, наконец, смогла выдавить:

– П… Пу… Пушка?

– Да, Пушка, – повторила Каонэль. – Это мой нетопырь. Он очень ласковый и добрый. Его нельзя пугать, иначе может закричать. А страшнее него кричит только банши.

Высокородная пыталась прийти в себя, поправляла платье и откидывала колоны, но взгляд все равно переползает к зарослям, где скрылся зверь. Когда уши перестали трястись, а лицо приобрело прежнее холодное выражение, она спросила повелительно:

– Кто такая банши?

Серая обошла ее, проверяя не сломал ли что-нибудь перепуганный Пушок, стала трогать лавки и горшки с цветами, который высаживала вручную.

– Банши, – проговорила она, подвигая горшок, – это такая женщина… Хранитель. Которая если заорет, все повымрут. Понятно?

Безупречное лицо солнечной скривилось, она некоторое время наблюдала как серая напрягается, упираясь стопами в пол, что совершенно недопустимо для высокородной.

Потом спросила:

– И ты позволила таким созданиям жить рядом?

– Она хорошая, – ответила серая эльфийка. – Грустная правда очень, но хорошая. И вообще, у нас все хорошие. Гнур только занудливый. И Тарнат не может руки держать при себе. Еще мелкинд бывает невыносимым, а от Булука воняет. От ворга иногда страшно делается, а от Теонарда вообще не знаешь, чего ждать. Ну и остальные. Но все хорошие.

Генэль фыркнула.

– Отвратительно. Как с ними вообще можно уживаться приличному эльфу? Ты, может и не приличная, но все же эльф.

Серая перешла к следующему горшку и принялась передвигать его ближе к лавке потому, что Пушок, видимо успел побегать по всей площадке, пока спасался от страшного чудовища.

Она проговорила натужно:

– В том-то и дело. Мы вместе прошли страшное. Такое, что тебе в самом диком кошмаре не снилось, так что как-то приходится. Во всяком случае, пока. И как ты собираешься влиться в этот круг, скрепленный, можно сказать кровью?

– Ради благополучия Эолума и всего эльфийского рода я готова на все! – заявила солнечная, вскинув подбородок.

Каонэль кивнула и выпрямилась.

– Может и готова. Но понятия не имеешь, о чем говоришь. Вы сидите у себя в Эолуме и не знаете мира дальше Южных болот. А он огромен. Настолько, что даже страшно от его огромности.

Высокородная бросила:

– Это меня тоже не пугает.

– А зря.

Глаза солнечной полыхнули синим, между бровями появилась крошечная морщинка, которая больше похожа на царапину.

Она произнесла важно:

– Смеешь сомневаться?

Каонэль вздохнула.

– Смею.

– Тогда может продолжим вчерашний разговор, который так бесцеремонно прервала твоя подруга?

– Горгона.

Солнечная даже отпрянула.

– Что-о?

– Говорю, это горгона, – пояснила серая эльфийка, отходя подальше от высокородной, чтобы в случае чего было больше места для маневров. – Ее зовут Эвриала. Она хорошая.

Генэль скривила маленький носик и произнесла:

– У тебя все хорошие. Как и у всех наивных эльфиек. Только это не правильно. Если в каждом видеть врага, всегда будешь готова к атаке.

Каонэль незаметно положила ладонь на рукоять и отвела серебристый локон со лба.

– Тебя послушать, так никому верить нельзя, – сказала она и выставила левое ухо, прислушиваясь к шуму наверху.

– Верно. Только Его величеству и Эолуму. Лишь они не предают.

Лицо Каонэль потемнело, Генэль ухмыльнулась, довольная, что нашла больное место.

В чистом, как горный ручей, небе промелькнула крылатая фигура, послышалось хлопанье крыльев, фигура ушла на второй круг. Потом поднялась в вышину и сложила крылья.

Обе эльфийки задрали головы, наблюдая, как крылатое создание камнем несется к площадке.

Когда до нее осталось всего четверть перелета стрелы, Генэль невольно охнула, а серая победно выпрямила спину. У самой поверхности горгона резко распахнула крылья и плавно опустилась, придавливая ладонями подол платья, который взметнулся до самой головы.

Горгона сложила крылья так, что и не видно почти, и проговорила:

– Извините, оно всегда задирается, когда приземляюсь.

– Не страшно, – сказала Каонэль. – Мужчин тут все равно нет.

Эвриала странно потупила глаза и пробормотала:

– Да если бы и были…

Потом поправила тугой пучок волос, который несколько растрепался после полета, разровняла складки на платье и подошла к Каонэль. Та застыла и переводит тяжелый взгляд с высокородной на горгону и обратно.

– А что вы тут делаете? – поинтересовалась Эвриала. – Я вот к Теонарду летала, хотела ему пирог отнести, а то Лотер говорил, что он ест плохо и почти не спит. А там никого нет. Я стучала, стучала, а никто не открыл. Пришлось пирог на крыльце оставить. Свежий, с яблоками.

Лицо серой, наконец, посветлело, она убрала пальцы с рукояти и выпрямилась. Генэль заметила этот жест и подняла бровь, мол, неужели думаешь, что теперь справитесь. Но потом нахмурилась.

– Я иду проверять пригодность купелей, – сообщила она и, развернувшись к обеим спиной, направилась ко входу в ствол.

К Каонэль подлетела синица и с щебетанием опустилась на плечо, та улыбнулась и почесала пальцем пернатую голову. От удовольствия птичка даже глаза закрыла, лишь, когда та перестала чесать, снова запела и упорхнула к собратьям в ветки.

Горгона проводила ее взглядом и сказала:

– Вы снова собирались ссориться?

Каонэль кивнула.

– Ты прилетела как раз во время, – сказала она, нервно дергая ушами. – Еще не много, и пришлось бы снова разнимать. Она никак не поймет, что я пытаюсь защитить эльфов.

– Понимаю…

– Но не только эльфов, но и Хранителей, и вообще. Но присутствие солнечных все усложняет. А она хочет, чтобы осколок передали ей. Уже и не знаю, может она права? Если умудрилась уговорить Теонарда оставить ее здесь, пока не осмотрит резиденцию, может действительно умнее? В меня-то арбалетчик порывался стрелой метнуть при первой встрече. Причем в спину.

Эвриала положила ей ладонь на плечо, та вздохнула так, будто сейчас разрыдается, но крепится из последних сил.

– Тут никто не советчик, – произнесла горгона. – У всех свои обычаи и правила. Ворг, наверное, сразу бы отдал, если бы вожак стаи потребовал кристалл. А как у вас… Тебе виднее.

Каонэль повернула к ней голову с непривычно яркими для дня глазами, кончики ушей подрагивают, а на губах горькая улыбка.

Серая сказала:

– В том-то и дело, что будь солнечной, наверное, тоже отдала бы. Но если так, они бы не отправили посла. А я серая, непонятная, да еще с потерянной памятью. Куда мне… Генэль еще и сцены закатывает. Будто я виновата.

– А ты виновата?

– Конечно нет.

Губы Эвриалы растянулись в лучезарной улыбке, словно не печальную исповедь слушает, а пришла на праздник, где все поют и танцуют. В ветках послышалось оживленное щебетание, синицы нашли крупную гусеницу и вчетвером пытаются поделить. Гусеница иногда оказывается на площадке, и птицы бросаются наперерез друг другу, чтобы выхватить сытный завтрак.

– Об этом не беспокойся, – неожиданно заявила горгона.

– Ты о чем? – не поняла Каонэль.

Эвриала сообщила:

– Об истериках. С ревнивыми девицами уж я знаю, как обращаться. А какие они, горгонские, эльфийские или человеческие, не имеет значения. Могу заверить, больше она не попытается тебя убить.

– Почему? – изумилась эльфийка.

Горгона снова улыбнулась, кроткой, но почему-то пугающей улыбкой, глаза сверкнули, а по молочно-белой коже прокатилась волна, какая бывает лишь на металле.

Она сказала:

– Хочешь обезоружить соперницу, сделай ее обязанной. У всех есть совесть, даже у самых подлых.

Глаза Каонэль расширились.

– Ты это задумала, когда вчера в коридоре нас разняла? – не поверила она.

– Чем больше она тебе обязана, тем меньше сил тебе навредить, – сообщила Эвриала радостно.

Потом потупила взгляд и направилась ко входу в ствол, оставив изумленную Каонэль на площадке.

***

Оставшись одна, серая некоторое время поправляла сдвинутые нетопырем горшки, потом вернулась в Дерево. Темная прохлада моментально окутала и укрыта нежно, как одеяло из лебяжьего пуха.

Стараясь не наткнуться на высокородную, Каонэль бесшумно спустилась вниз и вышла.

Расстояние до башни Виллейна преодолела бегом, наслаждаясь, как играет ветер в волосах, распахивается лацерна и пружинят мышцы. Крики Гнура услышала еще за четверть перелета стрелы и замедлила бег. А к башне уже подошла совсем медленно, встав за Лотером.

Тот сунул ладонь в карман, а из другого вытаскивает косточки и вкусно хрустит. Зато Теонард с бледным лицом терпеливо выслушивает отповедь гоблина.

– Я требую! – орал зеленомордый с темным от гнева лицом. – Требую, обезопасить гоблинов от такой расправы! Сжечь дом, это почти как украсть крашар! И никто ничего не делает, а я просил построить мне резиденцию. Все войско разбрелось по Цитадели. А знаете почему? Клянусь бивнями, потому, что не видят предводителя. То есть меня. Я ведь по гостям ночую!

Каонэль привстала на пальчики и шепнула воргу в ухо:

– Чего он кричит? Убили кого-то?

Лотер чуть отклонился назад и ответил, не сводя взгляда с распинающегося зеленомордого:

– Пока нет. Подоспели вовремя. Но чую, это не первая стычка, так что орет, в общем-то, по делу.

Гнур тем временем вошел в раж, стал ходить из стороны в сторону, размахивая кинжалом и все больше распаляясь. Проходящие мимо люди в страхе косятся и ускоряют шаг, даже чайки над обрывом перестали кричать, уселись на камень и с любопытством поворачивают голову то одной, то другой стороной.

Теонард выслушивает молча, руки сложены на груди, брови хмурятся, когда гоблин орет особо громко. Когда зеленомордый взял паузу, чтобы набрать воздуха и продолжить с новой силой, Теонард сказал:

– Ты же сам не мог решить, какую резиденцию строить. Перенесли на попозже. А теперь возмущаешься.

Гнур топнул ногой.

– Могли уже догадаться, что пора. Видели, сколько гоблинов у меня? За моей территорией целая деревня, только мало ее.

– Это ты намекаешь, чтоб тебе еще кусок земли дали? – поинтересовался Глава.

Гоблин вскинул голову так высоко, будто собирается бивнями проткнуть небо, кинжал тоже выставил вверх и стал похож на статую воина, только маленького и зеленого.

Он произнес резко:

– Нет, не намекаю. Требую!

Ворг и Каонэль переглянулись, Теонард ответил спокойно:

– Если выдадим тебе еще землю, другие тоже захотят. Начнутся переделы, ссоры, хотя они и так есть. А у нас солнечные эльфы на пороге, если не забыл. Как там у посла дела, кстати?

Все оглянулись на Каонэль. Та зябко повела плечами, хотя день солнечный, а воздух прогрелся так, что можно по пояс раздеваться.

Дернув ушами, эльфийка отвернулась и проговорила уклончиво:

– Обживается.

– Да? – удивился Теонард. – А я считал, она посмотрит и уедет. Потому как если не уедет она, то остальной отряд тоже с места не сдвинется. Придется всю жизнь их тут наблюдать. Надо, наверное, отправить в Ялдарию гонца, пусть в помощь пару отрядов пришлют.

Ворг подкинул косточку и налету поймал языком.

– Боишься, что нападут? – спросил он.

Тот покривился, будто жует недоспелое яблоко, и сказал:

– Надо ко всему быть готовыми. Мало ли, что они думают. От остроухих всякого можно ждать, они же считают себе единственно достойными, а остальные так, отребье.

Глаза Каонэль полыхнули желтым, дыхание стало частым, словно бежала без останови пару дней. Со стороны моря налетел ветерок, всколыхнув волосы и плащ, от чего серая стала похожа на вестницу правосудия.

Она выдохнула возмущенно:

– Я бы попросила!

Теонард махнул рукой.

– Попроси, – сказал он. – Да только я сам видел, как твоя соплеменница презрительно на тебя же смотрела. И перебить бы всех, да не получится. Хотя если с силой Талисмана…

Ворг оживился, перестал жевать и с довольным оскалом уставился на Главу. Зато Каонэль побледнела, кожа стала цвета старой золы, глаза вытаращились, а уши устремились в небо, как заточенные пики. Она медленно опустила ладонь на рукоять и сжала пальцы.

Даже Гнур перестал размахивать кинжалом и с интересом наблюдает. Эльфийка неожиданно обошла Лотера и встала рядом с гоблином.

– Мы, конечно, сражались спина к спине, – сказал она, – но причинять вред эльфам, будь они солнечные, лесные, да хоть какие, не позволю. Для того, чтобы задействовать Талисман, нужно хотя бы две трети осколков. Да только не все вас поддержат. Кому надо с эльфами в открытую ссориться?

Ворг хмыкнул, на лице ухмылка то ли удовольствия, то ли удивления остроушкой, которая вдруг заговорила очень по-эльфийски.

– Думаешь, мало найдется тех, кто захочет высокородным уши пообрывать? – спросил он, щурясь. – Я вот, поддержу Теонарда, Тарнат поддержит, Керкегор. Гнур, тоже. Да, Гнур?

Гоблин приосанился, открыл рот, чтобы ответить, но Каонэль неожиданно сказала:

– Уж не знаю, что ты там надумал, но Керкегору вообще плевать. Главное, чтобы его восьмерых жен не трогали. Женщины будут против, Булук вообще может неделями спать, а Грагрх, наверное, годами. Мелкинд, тоже вряд ли согласится. Остается Гнур.

– Я? – удивился гоблин.

– Ты, – буркнул Лотер и вперил на него звериный взгляд.

Осознав неожиданную значимость, зеленомордый выпрямился еще сильнее, убрал кинжал за пояс и сложил руки на груди. Он уже не орет, а только ворочает глазами, переводя взгляд с одного хранителя на другого.

Серая отвела прядь со лба и поправила края лацерны, но снова налетел ветерок и глубокое декольте с цепочкой оказалось на всеобщем обозрении. Лотер невольно перевел взгляд на упругие полусферы, а Теонард наоборот отвернулся.

– Гнуру, – продолжила Каонэль, пользуясь всеобщим замешательством, – давно пора выстроить резиденцию. Почему он, как оборванец ходит по гостям?

– Сам виноват, – буркнул Глава. – Долго думал.

– Может и думал. Но уже придумал. Да?

Все снова посмотрели на гоблина, тот отшагнул с таким видом, словно его обвиняют, потом проговорил:

– А чего тут думать. Главное, чтоб вокруг печки был дом. Ну и земля, а то гоблинши тоже понабежали. Точно захотят выращивать что-нибудь. Оно, конечно, хорошо, чтоб еще немного территорий дали. Можно у тахаша отщипнуть чуток. Или у банши. Им какая разница?

Ворг хмыкнул.

– Да уж конечно. А потом и ко мне в лес полезешь.

– Тебе хорошо говорить, – произнес Гнур. – У тебя за леском свободное плато. Народ может сколько угодно селиться. Хоть до самой Поломаной рощи. А у меня что?

– Что?

– Клочок обрыва да море, – нравоучительно сообщил гоблин. – Это только для Селины хорошо.

Теонард все это время молча потирал подбородок с видом мудреца, которого отрывают от мировых проблем и принуждают заниматься обустройством курятника. Когда Гнур снова начал канючить и жаловаться, сказал:

– Ничьи участки мы делить не будем. На этом точка. А резиденцию, построим, как и обещали. Надо только собрать Хранителей, как Каонэль говорит, хотя бы две трети. Но Гнур, не забудь выдать отряд гоблинов. Надо укреплять оборону не только внешнюю, но и внутреннюю.

Гнур недовольно скривился, лицо стало похоже на вялое яблоко, но кивнул.

В небе с криками пронеслась стая чаек. Им, видимо надоело наблюдать за такими скучными и глупыми Хранителями, которые ничего не понимают в рыбе, и даже не имеют клюва. На землю перед воргом шлепнулось белое пятно, он поморщился и отшагнул, словно может заразиться чем-то.

Когда Хранители развернулись, чтобы разойтись по своим резиденциям, дверь башни отворилась. На пороге возник мелкинд с круглыми глазами и вытянутыми лицом.

За спиной в коридоре голубоватый свет сильнее, чем прежде, гул усилился. Виллейн умудряется держать в ладонях уже по две колбы, те норовят выскользнуть, и мелкинду приходится прижимать к груди.

– Заговорил, – сказал он.

Глава 10

Над башней снова пролетела стая чаек, в этот раз гораздо ниже, словно интересуются, чем заняты козявки внизу. Теонард проводил их взглядом до самого обрыва, когда те скрылись за скалой, проговорил:

– Хоть какая-то хорошая новость. Что рассказывает?

Виллейн отошел, приглашая Хранителей внутрь и пожал плечами.

– Сами послушайте.

Глава и Лотер одновременно шагнули в проход, едва не застряв в нем. Плечи обоих широкие, а дверь мелкинд делал, исходя из своего размера.

– Кому-то надо меньше есть, – пробормотал Теонард.

– Не учи ворга с едой обращаться, – огрызнулся полузверь.

Кое-как преодолев вход, они двинулись по коридору к кладовке, откуда гудит и сияет. Когда подошли, ворг оглянулся на Каонэль и Гнура.

– А вы чего не идете? – спросил он.

Каонэль хмурая, как туча, которая вот-вот прорвется и обрушит на мир потоки воды, гоблин наоборот, почему-то довольный. На лице хитрая ухмылочка, глаз со шрамом щурится, а сам покряхтывает и деловито поправляет крашар на поясе.

– Нет, спасибо, – холодно произнесла эльфийка. – Лучше тут постою. Мне хватило одного раза взглянуть на вашего незнакомца, чтобы больше не хотеть.

Ворг понимающе кивнул.

– Ну да, – сказал он. – это правильно. Нечего женщинам в такие дела лезть. Еще на пугаешься, обморок приключится, а я не умею с… обморочными женщинами обращаться. Так что да, тут постой. Гнур, а ты?

Гоблин довольный, что удалось настоять на постройке резиденции, перестал возиться с ятаганом и перешел к осмотру кинжала, короткому, но заточенному до такой степени, что на лету рассекает волосок.

Он сказал, не поднимая головы:

– А чего я? Мне территорию расчистить надо, некогда вашими гостями заниматься. Пока вы тут в своих дворцах в потолок плевали, на моей земле гоблинский отряд лагерь разбил. Даже строиться хотели. Не позволил. А теперь надо ближе к обрыву подвинуть. Возмущаться будут, но что поделать. Вы же не дали мне дополнительной земли.

Ворг недовольно зарычал, глянув на Теонарда, который уже вошел в кладовую и о чем-то беседует с мелкиндом. Едва Гнур развернулся и вприпрыжку побежал в сторону своей будущей резиденции, Лотер шагнул следом за Главой и спросил громко:

– Ну и чего говорит наш пленник? Или он не пленник? Нет? Тогда гость. Но если что, станет пленником.

Теонард сделал шаг к незнакомцу, который все так же сидит за сияющим щитом, но теперь что-то бормочет на непонятном языке. Воротник распахнут, будто ему вообще все равно, как одет, мол уже и так шляпу сняли. Стопы босые, на пальцах давно не стриженные ногти, которые из далека кажутся когтями, едва ли не ворговскими. Отверстия на месте носа мерно сужаются и расширяются, в седых волосах отблески факелов.

Несколько секунд Хранители прислушивались, пытаясь разобрать хоть что-нибудь, потом арбалетчик не выдержал.

– Немедленно назовись, чужак, – сказал от спокойно, но в голосе прозвучал металл. – И желательно на языке, понятном нам, если им владеешь. В противном случае, придется допрашивать более неприятными способами. А какие я способы видел… Не хочется пугать, но я бы попробовал пару из них.

Ворг и мелкинд переглянулись, с интересом наблюдая за Главой, который неожиданно восхотел стать пытальщиком, а чужак повернул к нему голову и уставился рыбьими глазами.

Пару секунд сверлил, будто сквозь плоть пытался проникнуть в душу, потом произнес гулким, похожи на пещерное эхо голосом:

– Вам не остановить время…

Теонард озадачено нахмурился.

– Эээ… – протянул он. – Как бы это сказать… Я вроде и не пытался. Как твое имя? Зачем прибыл в Цитадель? Что случилось с тобой и твоей лошадью?

Чужак чуть наклонил голову, как делают любопытные кошки, когда перед ними машешь игрушкой, потом произнес все тем же эхоподобным гласом:

– Ваш город хрупок… Все идет по лезвию. Много разных, но трудно вместе…

– Кого много? – не понял полузверь.

– Десятки… Сотни… – продолжал чужак, словно не слышал вопроса. – Великий груз на плечах семнадцати… Слишком разные…

Ворг зарычал и ударил кулаком по стене, на пол посыпалась белесая известь и образовала небольшую кучку. Мелкинд метнул в него гневный взгляд, но Лотер даже не повернулся.

– Ты можешь нормально говорить? – гаркнул он. – Или не можешь? Так я быстро тебе язык на место вправлю. Виллейн, а ну отойди.

Ворг, отодвинул мага, который переложив все склянки на локоть, ковыряется в кармане и недовольно шепчет. Едва полузверь приблизился к щиту, чужак резко поднялся.

Хранители замерли. Он оказался выше всех в кладовой, хотя ворг совсем не маленький. Потом оглядел присутствующих стеклянным взглядом, мантия колыхнулась, и шляпа с шорохом накрыла его голову.

Он произнес:

– Ждите, ждите… Нет порядка. Ссоры, недовольство. Он идет сюда, но опоздает, не сможет выжить… Выпустите меня, я сберегу павших.

– Что за ерунду ты несешь? – снова прорычал ворг.

Теонард потер лоб, пытаясь разогнать кровь, в этот момент со стороны выхода послышался шум, какой-то топот. Лотер навострил уши, нос шевельнулся, через несколько секунд в проходе показалась Каонэль, придерживающая под руку того самого Фрола.

Личико эльфийки кривится, глаза отводит, все видом показывая, что притащила его сюда не от большой любви к людям, а следуя долгу или еще чему-то, ведомому только ей.

На боку человека алеет пятно и растекается по рубахе, Фрол пытается прижимать, но багровые струи все равно текут между пальцами. Лицо бледное, на лбу выступили крупные капли, а губы побелели.

Не спрашивая разрешения, сарая втащила его в кладовую и посадила на табуретку, уперев спиной в стену. Фрол простонал и прикрыл глаза.

Мелкинд сунул склянки в руки воргу и подскочил к раненому.

– Кто его? – быстро спросил он и одним движением разорвал рубаху на месте раны.

Эльфийка отшагнула, брезгливо смахивая с корсета остатки крови, но та только размазалась.

– Не знаю. Может мотыгой какой-нибудь поранился?

– Какая мотыга, – бросил маг, ковыряясь с раненым. – Даже слепой поймет, что ударили хорошо заточенным и кривым. Такие раны плохо заживают. Повреждения сильные.

– Так вылечи его, – посоветовала эльфийка. – Не то, чтобы я к людям испытывала привязанность, просто лучше никому не умирать.

– Пытаюсь, – отозвался мелкинд.

Чужак проговорил, голосом, какой мог бы быть у духа или вестника смерти:

– Не жилец… Умрет…

Эльфийка покосилась на незнакомца в капюшоне и поежилась.

– Пришел сам, – сказала она, кивая на раненого. – Видела, как шатается по пути, но думала из таверны возвращается. А когда приблизился, заметила, как зажимает бок. Бормотал что-то про месть гоблина и пожар.

Теонард потемнел лицом, рука метнулась к арбалету, он рванулся к двери, но широкая ладонь ворга опустилась на плечо. Теонард поднял непонимающий взгляд, но ворг покачал головой. Когда глава попытался освободиться, полузверь проговорил глухо:

– Ты хочешь пойти и оторвать тому гоблину голову, а потом и Гнуру всыпать по первое число. Понимаю. Да только кто виноват во всем?

Теонард дернулся, высвобождаясь из хватки Лотера.

– Кто? Сам разве не видишь? – зло сказа он. – Гоблин ранил человека. Какие тебе еще объяснения нужны? За это нужно сразу наказывать, не спускать… не пропускать…

Глаза Теонарда уставились в одну точки, на скулах заиграли жвалки, а губы стали бормотать что-то непонятное о молниях, облаке в котором он явится перед зеленомордыми и покарает грешников. Но ворг снова покачал головой.

– Это ты сперва подумал, – сказал он глухо. – А теперь подумай еще раз, но получше. Мы, Хранители, сами с трудом находим общий язык, а народу вообще не до того. Для них все просто. Гоблин человеку враг, как и наоборот, эльфов надо остерегаться, горгулья может унести и сожрать ночью, и вообще кругом опасности и жуткие твари. Ну и сажи теперь, мудрый наш Глава, кто виноват, что в Цитадели нет порядка?

Чужак за щитом отозвался этом:

– Нет порядка…

Лотер зыркнул на него, глаза полыхнули красным, а левый клык угрожающе вытянулся. Он хрустнул шеей и сказал:

– Отвечать будешь, когда спросят.

Чужак медленно сел и уставился немигающими глазами на Фрола, над которым ковыряется мелкинд, что-то прижимает, бинтует, но человек становится все бледнее и бледнее. Дыхание участилось, стало поверхностным и рывковым, Теонард приблизился и наклонился радом с Виллейном.

– Он как? – спросил арбалетчик.

Виллейн покривился, стараясь зажать рану.

– Плохо, – ответил он. – Я прочел заклинание, чтоб боль унять, но он крови много потерял…

– Постарайся, – тихо сказал Теонард.

В этот момент Фрол содрогнулся, спина выгнулась, потом он обмяк и застыл, уставившись остекленевшими глазами в пустоту.

Теонард еще сильнее нагнулся, пару секунд смотрел на труп, потом резко выпрямился. Глаза потемнели, по лбу пролегла морщина, а челюсти сжались, что аж голова затряслась. Он снова рванулся к выходу, но дверь перегородил ворг.

– Не забывай, что ты Глава, – сказал он многозначительно.

– С вами забудешь, – проговорил Теонард сквозь зубы.

Ворг открыл рот, чтобы что-то сказать, но взгляд переполз за спину Теонарда. Глаза расширились.

Когда Глава оглянулся, чужак сидел на столе с вытянутой рукой. Пальцы шевелятся, как паучьи лапки, глаза закатаны, изо рта доносятся звуки, напоминающие бульканье и раскаты камнепада одновременно.

Каонэль начала пятиться и через пару секунд вообще оказалась в полумраке коридора, только желтые фонари глаз повисли в воздухе. Чужак перевернул руку ладонью вверх, что-то засветилось, а потом едва заметное облачко перекочевало от покойника к нему и втянулось под полы мантии.

– Ты знал! – гневно зарычал ворг. – Точно знал, гад. Бормотал что-то. А ну говори давай, что сотворил с ним?

Лотер вплотную приблизился к щиту, запахло паленой шерстью, но полузверь застыл, как изваяние. Незнакомец поднял на него голову и спрятал ладони в рукавах.

– Я вижу, – произнес он гулко, – как умирают создания. Люди, гоблины… Это прекрасно…

Каонэль в коридоре охнула.

– Когда умирают? Что в этом прекрасного?

Незнакомец поднял на нее круглые глаза и эльфийка отшагнула дальше в темноту, но тот словно не заметил и продолжает таращиться. Каонэль поежилась.

– Какая жуть. Больше не зовите меня, если вздумаете с такими страшилищами водиться.

– Тебя не звали, – бросил полузверь. – Сама пришла.

– Ты очень любезен, – отозвалась эльфийка. – Я подожду снаружи.

Стянув края лацерны, она нервно дернула ушами и быстро направилась к выходу.

Ворг потянул носом. Когда серая покинула башню, сказал:

– Теперь по подробнее. Что значит, «прекрасно»?

– Прекрасно… – отстраненно повторил чужак.

– Это мы уже слышали, – прорычал Лотер. – Ты по-людски скажи, по-человечьи, откуда прознал о раненом? Или сам гоблинов подговорил? Говори давай. Теонард, можно ему голову оторву? Не сильно, так, для страху. Виллейн сними щит на секунду. Я быстро из него правду вытрясу.

Мелкинд тем временем, осматривал покойного, проверял карманы и выкладывал на пол все, что находил. Некоторые вещи сразу прятал в складки плаща, а когда поймал вопросительный взгляд Теонарда, проговорил деловито:

– Что? Ему это уже ни к чему. А я, может, для магии приспособлю. И не смотри на меня, будто сам никогда не обшаривал карманы умерших.

– Всякое бывало, – смутившись, произнес Глава.

Виллейн кивнул.

– И я об этом, – сказал он. – Вон, иди лучше, с пленником своим разбирайся. У меня, между прочим, тут не постоялый двор и не темница. Ты обещал перевезти его, кстати.

Глава покачал головой и приблизился к воргу, который уже готов кинуться на щит грудью, лишь бы выбить правду из незнакомца.

– Ворг прав, – проговорил Теонард. – Нам всем интересно, откуда узнал про раненого. А судя по бреду, который нес, ты знал точно. Что там за прекрасный момент?

Чужак опустил голову, полы шляпы скрыли лицо, снова послышалось бормотание на непонятном языке.

– Раз так, – сказал Теонард зло. – Посадим его в подвал к Страгу. Может тогда заговорит. А пока надо с беспорядками разобраться, и с Гнуром. Ты прав, Лотер, в убийстве Фрола виноваты все Хранители.

***

Перехватив пешую амазонку с луком за плечами, Глава велел сбегать к Страгу, собрать нескольких крепких воинов и перевести чужака в темницу замка.

Мелкинду было поручено обеспечить магическим щитом незнакомца. Но Виллейн долго упирался и заявлял, что у него и так осталось мало магических снадобий и зелий, а собирать их – настоящая морока, а все только и думают, как воспользоваться его доброй натурой. После полу часа разговоров и увещеваний, все же, согласился, но бухтел как старый дед.

Теонард направился прямиком к Гнуру, а ворг побежал собирать Хранителей.

Едва Лотер скрылся за массивом Зала Советов, Каонэль сдержанно кивнула Главе и легким бегом помчалась вперед по круговой дорожке в сторону скалы горгульи. Та возвышается за территорией гоблина, где в середине пусто, зато на окраинах шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на зеленомордого.

Опасаясь, что кто-нибудь из них, а может и сам Гнур, пристанет, эльфийка припустила, стройные ноги понесли быстрей, и спустя пару минут она остановилась перед высокой скалой.

Наверху расщелина, длинная, словно кто-то пытался разорвать камень, но в самом начале работы махнул рукой. Выступов на скале достаточно, чтобы эльфийка могла подняться, но из расщелины тянет кровью, и она осталась у подножья.

Задрав голову, Каонэль крикнула:

– Мелисс! Теонард на собрание зовет! Точнее, не на собрание, а резиденцию Гнуру строить!

Никто не ответил. Тяжело вздохнув, эльфийка согнула колени, ноги отпружинили и через несколько мгновений она оказалась на самом краю расщелины.

Вблизи запахи еще резче, и серой пришлось зажать носик пальцами. В темноте пещеры глаза засияли, как расплавленные монеты, мир стал выпуклым и контрастным, словно предметы подсвечивают со всех сторон.

Каонэль сделала робкий шаг и остановилась.

– Мелисс, – шепнула она и тут же поняла, что пещера пустая, лишь по полу разбросаны останки животных, кости и какие-то ошметки.

Эльфийка скривилась, кое-где роятся мухи, в пещере недовольный гул, что потревожили и согнали с насиженных мест. Дальше эльфийка проходить не стала, развернувшись спрыгнула со скалы.

Когда стопы ударились о землю, она кувыркнулась и вскочила на ноги. Стараясь избавиться от запаха тлена, потрясла волосами и попыталась встряхнуть плащ, но острое обоняние все еще чувствует налет мертвячины.

Серая снова поморщилась.

– Какая гадость, – пробормотала она. – Генэль бы в обморок упала.

Едва сделала шаг, как над скалой пронеслась крылатая тень. Каонэль запрыгала и стала махать руками.

– Мелисс! Ме-елисс!

Но горгулья не услышала и умчалась куда-то в сторону южного леса. Эльфийка оглянулась на территорию Гнура, которая прямо перед резиденцией Мелисс. Вдалеке Теонард уже разговаривает с гоблином, оба машут руками, что-то кричат.

Из-за Зала Советов вывернула фигура медведя, лохматая и крупная, что значит – ворг уже оббежал, кого смог. А она, быстроногая эльфийка, до сих пор до горгульи докричаться не может.

Расправив плащ, она быстро проверила сапоги и сорвалась с места.

Воздух тугими потоками проскальзывает под руками и поднимает за спиной лацерну вместе с волосами, в ушах свистит, а стопы едва касаются земли.

Когда пробегала мимо конюшни Брестиды, послышалось одобрительное улюлюканье и крики, даже кто-то из амазонок кинулся к лошади, но ее остановили.

Потом миновала трехногий насест Керкегора, с которого летят перья, будто он себе спину ощипывает. Затем пустые территории Аэлло и Эвриалы. Сразу за ними плато, покрытое разрозненными домиками, какими-то странными конструкциями, которые, видимо, тоже являются жилищем, чуть дальше хижины и бараки.

С этой стороны народа мало, в основном люди и гномы, которые таскают бревна, переговариваются и, похоже, что-то строят.

Когда серая пронеслась мимо них, один бросил вдогонку:

– Ставлю на эльфийку.

– И проиграешь, – хохотнул второй. – Я за горгулью. Она только что пролетела.

Каонэль еще поднажала, пробежав еще несколько минут, оказалась в лесу.

В нос сразу ворвались сотни запахов, цветы, зелень, где-то ручей. Все свежее и манящее. На разные лады заливаются иволги, в кронах шелестит листва, а по коже приятные мурашки от прохлады. Эльфийка на секунду сомкнула веки, и просто наслаждалась природой, по которой успела заскучать, пока сидела в Цитадели.

Потом выдохнула и открыла глаза, уши зашевелились, как у игривой кошки. Со стороны юга донеслись звуки борьбы, Каонэль легким бегом направилась туда, стараясь не наступать на ветки, чтобы оставаться бесшумной.

Прошелестев между кустами шиповника, серая выбралась на поляну и застыла.

В середине по траве распластала крылья гогрулья, склонившись над чем-то, оттуда доносятся урчание и глухой хруст. Пальцы эльфийки легли на рукоять клинка, колени согнулись, она напряглась.

– Мелисс? – осторожно окликнула она.

Горгулья резко оглянулась. Глаза круглые, клюв в крови, она сложила крылья и выпрямилась. На траве остался человек в распростертой позе. Когда Каонэль приблизилась, обнаружила, его с пробитым черепом, а рана такая, что ясно – ударили чем-то вроде когтей.

Эльфийка отвернулась, стараясь не смотреть на человека с размозжённой головой, и спросила:

– Кто это?

Горгулья произнесла каркающим голосом:

– Лазутчик. Не хотела убивать, но он первый напал.

– С земли? – не поверила эльфийка.

Мелисс кивнула, Каонэль ждала, что горгулья скажет еще что-нибудь, но та молчит и не двигается, как каменное изваяние. Тогда серая все же повернулась к убитому и стала разглядывать одежду. Потом проговорила с досадой:

– Кажется, на этой нашивке гербе королевства Асгаранд. Того, где правит Кориолард. Если узнает, что ты его убила, может рассердится. Зачем он тут ходил?

Мелисс ответила неожиданно многословно:

– Если это лазутчик, король не сможет ничего сделать, иначе придется признать, что следил за рубежами. Надо Теонарду сказать.

– Надо, – согласилась эльфийка. – Я за тем и пришла, чтоб тебя позвать. Глава собирает Хранителей. Будем резиденцию Гнуру строить.

Горгулья кивнула, потом покосилась на убитого, который выглядит, словно радостно разлегся в траве, если бы не глубокие раны на голове. Каонэль тоже глянула на него и сказала:

– Надо избавиться.

– Могу съесть, – предложила Млисс.

Эльфийка вытаращила глаза и отшатнулась.

– Не вздумай. Это отвратительно, – сказала она. – Надо закопать где-нибудь в кустах. Он все равно уже ничего не скажет.

Горгулья пожала плечами, лицо каменное, словно прежде доводилось есть такое, о чем эльфийке лучше не знать. Вдвоем они выбрали раскидистый куст шиповника, долго копали под ним потому, что Каонэль все время возмущалась и требовала не задеть корни. Мелисс умело работала когтистыми лапами, эльфийка загребала мечем, как лопатой. Наконец, получилась яма, способная вместить тело воина.

В пару взмахов крыльев Мелисс перенесла тело в нее, и Хранители стали усердно забрасывать землю. Когда все было готово, они разровняли траву, поправили ветки шиповника и посыпали листьями вокруг.

Каонэль нахмурилась.

– Почти не видно, – сказала она. – Но опытный следопыт заметит. Хотя если пройдет пара дней, да еще дождик, будет весьма натурально.

Горгулья промолчала, эльфийка обтерла клинок о траву, убрала у в ножны, руки оказались по локоть в земле, пришлось отряхивать. Потом расправила лацерну и произнесла:

– Пойдем, а то Гнур, наверное, уже прямо в ухо Теонарду кричит.

Каонэль развернулась и сделала шаг. Неожиданно сзади зашуршало, хлопнули крылья, холодное и жесткое сжалось на плечах. Чрез мгновение эльфийка увидела, как земля рывками отдаляется, поляна становится маленькой.

Когда поднялись выше, в лицо ударил ветер, глаза заслезились, и серой пришлось усиленно моргать. Лес внизу показался ковром с огромным ворсом. С высоты впереди видна Цитадель, резиденции, даже ее прекрасное Дерево, в котором хозяйничает солнечная эльфийка.

Лапы горгульи сжимают сильно, под крючковатыми пальцами пульсирует, значит будут синяки, но лицо серой невозмутимо. Она изумленно вертит головой и таращится на лес под ногами и блестящие крыши резиденций впереди.

Когда, наконец, горгулья перестала дергаться, набирая высоту, и пошла ровно, почти не двигая крыльями, Каонэль прокричала:

– В следующий раз предупреждай! Нельзя же хватать без спросу и поднимать в небо.

Мелисс даже не опустила головы, ответила резким, каркающим голосом:

– По воздуху быстрей.

Она чуть приподняла правое крыло, и воздушный поток быстро понес их влево. Каонэль только охнула, когда ее наклонило почти параллельно земле, но цепкие лапы только сильнее сжались на плачах. Через пару секунд Мелисс снова выровнялась, внизу замелькали домики бараки, мимо которых она бежала. Потом мелькнул насест Керкегора, на котором острое эльфийское зрение позволило разглядеть какие-то гнезда и навесы. Поверхность блестит в свете солнца, словно целиком из полированного металла, сбоку узенькая лесенка потому, как Теонард запретил Хранителям изолироваться друг от друга.

Каонэль любовалась миром с высоты гогрульего полета, Мелисс неожиданно опустила голову и каркнула:

– У земли разожму лапы. Будь готова.

Не успела эльфийка ответить, горгулья резко пошла на снижение, целясь прямо в Теонарда, Гнура и остальных Хранителей, которые с высоты кажутся жуками, но очень быстро расту.

Ветер ударил с новой силой, плащ и волосы вытянулись назад. Эльфийка все время пыталась вывернуть руки и прижать, чтобы не мешали Мелисс, но той, похоже даже тролль не помешает.

Когда Хранители стали почти привычного размера, горгулья громко прокричала что-то клокочущее, Теонард и Гнур подняли взгляды на приближающуюся крылатую массу и прыгнули в стороны.

Лапы Мелисс разжались. Каонэль пришлось сгруппироваться еще в воздухе, чтобы перелететь Теонарда, который оказался не таким проворным, как гоблин. Она кувыркнулась пару раз и вскочила. Глаза вытаращены, сияя маленькими солнцами, уши торчком, волосы спутаны, будто пыталась ими подметать.

Отдышавшись, эльфийка обернулась и увидела, как несколько десятков глаз изумленно уставились на нее. Радом тяжело опустилась горгулья. Сложив крылья, подошла к остальным и застыла, как окаменевшая, словно ничего не произошло.

Первым пришел в себя Теонард.

– Развлекаетесь? – спросил он отряхивая пыль со штанов. – А мы тут, между прочим, только вас и ждем. Уже почти час, кстати. Где вас горгулья носила? Гнур сейчас крашаром махать начнет, так резиденцию хочет.

Эльфийка, наконец отдышалась, попыталась разгладить волосы, но те так перепутались, что спасет лишь купель с водой. Потом выпрямила спину, приподняв глубокое декольте и проговорила гордо:

– Мы тоже не прохлаждались. В южной стороне леса Мелисс поймала лазутчика.

– Эльфы? – спросил Теонард хмуро.

Каонэль покачала головой и сказала со злорадной улыбкой:

– Люди. На груди и плечах нашивки герба Асгаранда. Наверное, Кориолард послал следить, после того как ты не отдал осколок.

Теонард на секунду задумался, по лубу пролегла морщина, потом сказал:

– Выступить в открытую он пока не может, потому как не знает, какое у нас войско и на что способен Талисман. Отряд, который предоставил с барского плеча я услал охранять окраины. Так что они тоже ничего рассказать ему не могут.

Ворг, который с интересом разглядывал горгулью и эльфийку, только что неожиданно свалившихся с небес проговорил глухо:

– Потому и подослал человека, чтоб смотрел и докладывал. Не известно, что успел передать, сколько чего насчитать. Может, к нам уже войско движется.

Хранители молча переводили взгляды с Главы на ворга, потом на эльфийку и горгулью, и обратно. Арбалетчик какое-то время молчал, двигая бровями, затем заговорил, взвешивая каждое слово:

– Думаю, войска пока нет. Не знаю, как долго тот парень следил, но если еще не отослали, скорее всего, сведений не достаточно. К том же, про солнечных эльфов наверняка доложил. А пока они тут, сюда мало кто осмелится сунуться. Прямо удивительно.

– Хочешь сказать, что они нам на благо? – неверяще спросил ворг.

Теонард неуверенно повел плечами.

– Не знаю, что считать благом, – сказал он, – но разбираться со всем будем по мере поступления вопросов. Иначе никаких сил не хватит. Где сейчас лазутчик.

Эльфийка бросила быстрый взгляд на Мелисс, которая делает вид, что и вправду превратилась в камень и даже не слышит, о чем речь, и сказала:

– В южной части леса под кустом шиповника.

– Вы его там бросили что ли? – изумился ворг.

Каонэль фыркнула и проговорила победно:

– Бросили. Только в прямом смысле под кустом. Закопали.

Ворг хохотнул, хлопнув себя по бедру, Каонэль поймала на себе взгляд горгульи, неожиданно благодарный за то, что не опозорила перед Хранителями и не рассказала о ее варианте избавления от тела.

Гнур, который все это время молча наблюдал за разговором, вышел вперед, поигрывая кинжалом. Солнечные лучи переливаются в гранях, бросая солнечных зайчиков на землю и в глаза Хранителям.

– Мы тут зачем собрались? – спросил он недовольно. – Давайте займемся, а с остальными потом разберетесь. Когда закончите самое важное дело.

Глава 11

Все оглянулись на гоблина, кто-то даже шикнул, но тот еще больше сдвинул брови, всем видом показывая, что бесповоротно прав. Подул теплы бриз и принес со стороны гоблинского лагеря целый букет запахов. Эльфийка покривилась, ворг наоборот – задумчиво потянул носом, словно раскладывает ароматы по полками и прикидывает, какие куда. Мелкинд сделал вид, что его вообще не беспокоят запахи, поскольку он маг, а маги должны быть хладнокровными и бесстрастными. Другие же отпрянули.

Серая оглядела Хранителей и сказала:

– Ну вот. Меня торопили, а сами по резиденциям побегать не потрудились.

Теонард расставил ноги, принимая упор, и вытащил из-за ворота цепочку. Осколок сверкнул, как капля чистого солнца. Все невольно загляделись, заворчали, каждый вынул свою часть кристалла и жадно сжимает в пальцах, мало ли, кто позарится.

Каонэль снова произнесла:

– Теонард, где остальные? Тут же не все.

– Не все, – согласился Глава. – Но сама же напомнила, для работы Талисмана все и не нужны. А большая часть все же изволили явиться.

Керкегор, стройный птеринг с красным гребнем на голове, сложил руки на груди и проговорил недовольно:

– Изволили. Конечно изволили. Этот полумедведь, полу вообще не знаю кто, орал так что, что у меня гнезда дрожали.

– Какие гнезда? – не понял Теонард.

Керкегор вскинул клюв.

– Для моих жен, – гордо сообщил он. – Когда прибудут, у каждой должно быть свое. Плюс для птенцов, чтобы не теснились друг на друге. А вы как думали? Наш великий народ любит удобства.

Ворг шарахнулся головой о землю. Заросшая шерстью морда медленно стала превращаться в лицо, спина выпрямилась. Через несколько мгновений он выглядел как вполне себе человек, только волосатый и с длинными клыками, которыми в самую пору добычу рвать. Но когда поймал на себе косые взгляды, убрал и их.

Керкегор сказал, морщась:

– Ты бы не орал так больше. У меня гармония рушится от медвежьего рева.

– Так ты забрался на такую верхотуру, – довольно прорычал Лотер, спешно натягивая портки. – В следующий раз вообще с Тарнатом приду. У него голос знаешь какой? Правда Тарнат?

Гном на собравшихся почти не смотрел и все время косился влево, где далеко его собраться на пустыре за территорией Аэлло усердно заняты стройкой.

Когда услышал свое имя, опомнился и повернулся к Хранителям.

– Чего? А, голос. Ну да, – сказал он. – Голос знатный. Только я не пойду. Дел, знаешь ли, много. Я в отличии от тебя, немытого и дикого зверя, занят благоустройством. У нас в Черных Рудниках все удобно и приятно. Значит, и тут надо сделать что-то на вроде Чернорудья.

– Я тебе сделаю Чернорудье, – ответил полузверь. – В своей шахте можешь хоть Великий Разлом учинить, только лес мой не трожь. Понял? А то ты такой аппетитный с этого бока.

Тарнат не заметил издевки и проговорил, выпрямляясь, чтобы все видели, какой он красивый и плечистый гном.

– Я и с другого бока ничего, – сообщил он.

Теонард наблюдал за обменом любезностями. Хранители действительно явились не все. До Булука и Грагрха опять не докричались, а тахаша с банши не нашли. Они то ли скрываться от глаз умеют, то ли действительно куда-то отлучились не сказав. Но собравшихся чуть больше двух третьих.

Глава проговорил:

– Мы не все, но должно сработать. Давайте, как в прошлые разы. Направляем мысленно силу осколка на гоблина, а ты, Гнур, давай, намечтывай быстрее. А то некоторые уже волком смотрят.

Хранители посжимали осколки, некоторые даже глаза закрыли, Гнур, просиял, радостный, что наконец получит долгожданную резиденцию.

Он сжал кристалл и сделал глубокий вдох. В этот момент со стороны замка Страга донесся крик. Все оглянулись и увидели двух стражей, несущихся к ним во весь опор. Сам Страг все это время мирно крутил металлические шарики в сторонке.

Когда увидел своих стражей, мигом убрал и вышел вперед. Еще не добежав, один из них крикнул:

– Сбежал!

– Как? – не поверил Страг. – Вы же вчетвером его вели. И щит Виллейна был.

Стражи, наконец, приблизились. У одного синяк на пол лица, такой через пару дней стечет на щеку и еще неделю будет расползаться. Другой с распухшим носом и свежими следами крови под ним. Оба перепуганные, будто демона подземелья увидели.

– Был щит, – согласился один, тяжело дыша. – Да только он мерцать начал, а потом и вовсе исчез. Думали, ничего страшного, а он…

Страж закашлялся, но второй продолжил:

– Он что-то бормотать начал. Потом руками пошевелил. Мы ему, мол, не дергайся, а то зарубим.

– Ну? – поторопил Страг.

– Да чего, раскидал нас, как котят. Двое до сих пор в пыли валяются. Но живые, я проверил. Только ребра поломаны. Но это заживет.

Теонард пробормотал:

– Как знал. Специально подгадал.

Он выступил вперед, убрав осколок Талисмана под воротник. Остальные последовали его примеру и попрятали кристаллы кто куда. Гнур растерянно завертел головой, все еще сжимая пальцами осколок. Потом открыл рот, чтобы что-то сказать, но Теонард опередил.

– Куда побежал? – спросил Глава.

Один из стражей сокрушенно покачал головой.

– Не видели, ваше главшество, – проговорил он. – Он как начал драться, у нас в уме все побелело. Сам не понял, как на земле оказался. А как встал, так его и не было. Только стражники в пыли.

Глава Совета глянул на ворга. Тот, похоже, только и ждет, как бы поскорей отсюда убраться, потому, что в кармане пусто, вкусные косточки кончились, а Каонэль отвернулась и запахнула плащ.

Теонард спросил его:

– Сможешь по запаху определить?

Ворг сдвинул плечами.

– Если он пахнет, – ответил он, – смогу. На вид этот безымянный был странным. Но все чем-то да пахнут. Даже эльфы. Не обижайся, Каонэль. Ты почти не пахнешь, мне надо до пяток напрягаться, что бы тебя учуять.

Теонард кивнул и проговорил, поправляя ворот, чтобы осколок не выглядывал:

– Тогда спеши. Сбежавший пленник никогда к хорошему не приводил. Лучше взять живым, но если не дастся… Знаешь, что делать.

– Да с удовольствием, – прорычал Лотер и снова ударился со всего размаху о землю.

Тело с ног до головы покрылось шерстью, конечности укоротились, зато морда вытянулась, превратившись в волчью. Когда портки свалились, он цапнул их в зубы и помчался ворговскими прыжками в сторону замка Страга.

Страг стоит, чернее тучи, брови сшиблись, кулаки со скрипом сжимаются, а губы что-то бормочут. Стоящая неподалеку эльфийка расслышала про гвоздь и про пятку.

Потом сказал:

– Это я виноват.

Каонэль приблизилась и аккуратно положила пальчики ему на плечо, но поединщик окатил угрюмым взглядом, и эльфийка отшагнула.

– С кем не бывает, – проговорила она тихо. – Кто же знал, что он такой сильный.

– Мог бы догадаться, – пробубнил Страг. – Не просто так над ним магический щит повесили. Надо отряд собрать.

Эльфийка собиралась сказать что-то еще, даже лицо сделала участливое и скорбное, но Страг замахал руками и, развернувшись, быстро пошел вслед за воргом. Стражи пару секунд смотрели на удаляющуюся спину господина, затем переглянулись и бросились догонять.

Видя, что Хранителей не достаточно, остальные начали потихоньку отходить, коситься на свои резиденции, а те, у кого нет своих – на те, где их великодушно приняли погостить. Только Гнур все еще стоит, сжимая кристалл и хлопает редкими ресницами.

Когда мелкинд развернулся, чтобы под шумок вернуться в башню, гоблин завопил:

– Маг! Это ты виноват!

Виллейн застыл с занесенной в воздухе ногой.

– Это в чем же? – поинтересовался он через плечо.

– Надо было щит нормальный делать! – зло произнес Гнур. – Тогда бы и пленник не сбежал, и резиденцию мне, наконец, построили. А теперь что? По Цитадели бегает неведомо кто, а мне даже отдохнуть после славных битв не где.

Мелкинд опустил ногу и демонстративно поправил плащ, словно советник при каком-нибудь королевстве. Потом вскинул голову и проговорил:

– Вины моей тут нет. Я предупреждал, что зелий мало, вот они и кончились. А ты со своей резиденцией уже итак всех замучил. Пожить на открытом воздухе будет в назидание.

Глаза гоблина вытаращились, будто его обвинили в краже крашара, он спрятала осколок и сказал резко:

– Какое такое назидание? У меня полторы сотни собратьев бездомными ходят. Вон, Теонард орал, мол, почему гоблин строит хижину рядом с человеком. Только какая разница? Ее все равно сожгли.

Теонард поднял с земли камешек со сквозным отверстием в середине, посмотрев через него на Гнура проговорил угрюмо:

– Я не про хижину орал, а про то, что поджигателя кто-то кинжалом пырнул.

Гоблин сделал удивленное лицо и развел руками.

– Не представляю, кто это мог быть. Но рад, что справедливая месть настигла негодяя. И вообще, не переводите тему. Мы тут зачем собрались? Мне резиденцию строить. А из-за мелкинда, мне опять под звездами спать. Ночью, вообще-то холодно.

Виллейн, который порывается удрать и закрыться в башне, сказал обижено:

– Обратитесь еще ко мне. Вот не буду больше помогать, поймете цену магии.

Каонэль, переводящая взгляды с одного Хранителя на другого, быстро приблизилась к магу. Тот поднял на нее непонимающий взгляд, мол чего нависла, а серая произнесла, шевеля ушами:

– Не обижайся на него. Я видела, как ты старался при битве с огнетроллями. Это он от бездомности такой злой.

Глава делал вид, что не слушает Хранителей и разглядывает диковинный камешек, но сам время от времени косится, то на одного то на другого и проверяет арбалет с мечем.

Пока гоблин и мелкинд обменивались обвинениями, к Теонарду подошел Керкегор, несколько секунд наблюдал, как тот изучает камешек. Затем наклонился и сказал:

– У нас такие птенцам на шею вешают. Чтоб злых духов отгонять.

Теонард оглянулся.

– Помогает?

Птеринг по жал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Но те, кто без камня, чаще выпадают из гнезд. А дети, они почти без перьев. Так и расшибаются. Жалко, но что поделать. Зато кто выживает, становятся настоящими птерингами.

– Может, за ними лучше следить надо? – предположил Глава.

Лицо Керкегора стало таким, будто человек учит его молиться птичьему богу. Кулаки уперлись в бока, а грудь выпятилась.

– Ты бы главствованием занялся, – сказал он с издевкой. – А то вон, гоблин и мелкинд сейчас подерутся. Я, так и быть, сделаю пару кругов, посмотрю, сверху. Если замечу этого вашего незнакомца, покричу Брестиде. Она ближе всех.

С этими словами он развернулся и важной, как у бойцовского петуха, походкой направился в сторону своего насеста. Вслед за ним ушла Брестида, точнее убежала, красиво играя мышцами на загорелых ногах и спине.

Теонард проводил ее взглядом. Через пару минут, после того как амазонка скрылась в стойле, оттуда выехал небольшой конный отряд в сопровождении Брестиды. Она что-то быстро скомандовала на своем языке, лошадь пошла быстрой рысью, а девушки последовали за ней, держа луки наготове.

Когда за ними осталось лишь облачко пыли прозрачное и легкое в солнечных лучах, Теонард невольно улыбнулся. Хранители хоть и ругаются, но после того, как сражались спина к спине, иногда способны к слаженной работе, что значит, не все потеряно. Потом перевел взгляд на море.

Поверхность исходит крупной рябью, ветер несет свежесть и соль. Солнце льет теплые лучи на Цитадель и ее жителей, но с запада быстро ползут тучи. Он глубоко вдохнул. Даже человеческий нос смог уловить влагу в воздухе.

Стоявшие чуть поодаль гарпия и горгона одновременно приблизились. Эвриала потупила глаза и проговорила мягко:

– Мы с Аэлло тоже можем сверху посмотреть. Я хоть и плохо летаю, но дополнительные глаза вам не помешают. Нам все равно заняться не чем. Своих резиденций пока нет, а у Каонэль в Дереве хозяйничает солнечная.

Гарпия кивнула.

– Хозяйничает, – согласилась она бодро. – Каждую купель проверила, даже ко мне в покои напросилась. Выпроваживала, как могла. А сейчас, вроде пошла ствол вокруг осматривать. Но как вернется, снова спасу не будет.

Пушистые ресницы Эвриалы затрепетали, она вздохнула и глянула на Главу.

– Это правда, – сказала горгона. – Она даже с Каонэль чуть два раза не подралась. А на вид такая приличная, с манерами. И платье красивое.

Теонард окинул фигуру горгоны одобрительным взглядом. Полная грудь натягивает платье, бедра сочные, даже сквозь ткань видно белоснежную кожу, на удивление не тронутую солнцем. Крылья за спиной сложены аккуратно и почти не заметны, но едва раскинет – только ворговским прыжком и измеряешь.

Он сказал:

– Летите. Только осторожно. Если заметите, сами не лезьте, сразу мне докладывайте. Он силен, а вы хрупкие, нежные и вообще женщины. Вас беречь надо.

Эвриала зарделась еще сильней, потом цапнула хлопающую ресницами гарпию и отвела в сторону. Обе распахнули крылья, почти синхронно оттолкнулись, а когда взмыли в небо, пошли по кругу в разные стороны.

Гном проводил их мечтательным взглядом, на губах появилась глуповатая улыбка.

– Хороша, – проговорил он. – С крыльями, а хороша. Теонард, как думаешь, горгоны в шахтах приживаются?

Глава снова посмотрел на морской горизонт, где туча уже накрыла половину неба и стремительно приближается. Чайки с криками носятся над обрывом, а худенькая ихтионка подошла к самому краю и неподвижно смотрит в даль.

– Думаю, Эвриала не захочет туда спускаться. А тот, кто попробует заставить, сильно пострадает.

– Почему это? – не понял гном и внимательно посмотрел на Теонарда, прищурив глаз.

Тот сдвинул плечами и подкинул в ладони камешек с отверстием.

– Ну как. Помнишь, как раскидала кочевников, которые позарились на ее честь?

– А… – протянул Тарнат. – Ну это да. Она молодец. Но все равно хороша. Ох, как хороша…

Гнур и Виллейн все еще препирались, Каонэль рядом с тревогой переводит взгляд с одного на другого, позади Мелисс, готовая, чуть что, кинуться разнимать. Ей ничего не стоит цапнуть любого и перенести на другую сторону Цитадели, а тот пока добежит, вся злость выветрится.

Мелкинд даже пару раз хватался за связку амулетов на груди, грозно потряхивал, но когда горгулья что-то угрожающе клокотала, недовольно косился и отпускал.

Наконец, Теонард проговорил:

– Довольно. Гнур, не кричи, выстроим мы тебе резиденцию. Уже чтобы не видеть твоих зеленомордых по всей территории, все постараются. Виллейн, не задирай его, у нас есть проблемы посерьезней, чем взаимные обвинения.

Гоблин обернулся. Лицо злое, губы искривлены, а из гребня на голове выбилась тоненькая прядь, что для гоблина не прилично.

Он проговорил едко:

– Да? А чего тогда тут ждешь, а не бегаешь с мечем? Стоишь, посылаешь всех туда-сюда. Нет бы самому.

Теонард нахмурился. Вместо него ответила Каонэль, которой изрядно надоел спор коротышек, готовых передраться даже без повода:

– Он Глава. Его первая задача распределять обязанности между остальными и заниматься благоустройством. Если он сам сейчас побежит искать чужака, кто за всем следить будет? Это даже я, эльфийка понимаю.

Теонард с одобрением посмотрел на серую, та хмуро улыбнулась, еще помнит, как арбалетчик подбивал ворга и гоблина атаковать солнечных собратьев.

Едва она закончила, Виллейн встрепенулся, глаза блеснули, а рот растянулся в жабьей улыбке.

– Ой, ну я могу вместо него посторожить. Тяжко, конечно, но что делать. Обращайтесь, если надо вместо Главы поглавствовать. Мы, мелкинды, мудрые и справедливые, потому, что расположены к магии. А только магия несет зерно истины.

Все зыркнули на него так, что сразу замолчал и сделал вид, что очень занят перекладыванием амулетов на груди.

Небо совсем затянулось, над Цитаделью стало пасмурно, будто неожиданно опустилась поздняя осень. Со стороны обрыва притопала худенькая Селина.

По настоянию эльфики и остальных женщин, стала носить платье из зеленого шелка, свободное и длинное, чтобы не сверкать перед всякими тарнатами и воргами отрытыми частями тела. Когда та, попыталась возмутиться, мол, у Каонэль вообще декольте, ей сказали, что у эльфиек оно не элемент одежды, а образ жизни. Что это предполагает, ихтионка не поняла, но пришлось смириться.

Она пару мгновений наблюдала за Хранителями, потом сказала:

– Сейчас дождь начнется.

Каонэль радостно проговорила:

– Как хорошо! Как раз скроет следы лазутчика.

Зато Теонард сдвинул брови.

– Лазутчика скроет, – сказал он, все сильнее хмурясь. – Только следы чужака тоже смоет.

Едва замолчал, на макушку шлепнулась холодная капля, следующая упала на грудь эльфийке потому, что ветер раскрыл края плаща. На земле начали появляться темные пятна, и через несколько мгновений воздух наполнился равномерным шумом, а Хранители стали похожи на нахохленных воробьёв.

Только Селина светится улыбкой, довольная и моментально посвежевшая. Намокшее платье облепило тоненькую фигурку, очертив изгибы и выпуклости, Тарнат аж засмотрелся. Белоснежные волосы потяжелели и перестали пушиться.

– Я могу поискать в море, – предложила ихтионка, моргая вертикальным веком.

Теонард, натянул плащ на плечи и развернулся в сторону своей башни.

– Поищи, – сказал он. – Только не приближайся если найдешь. Хотя это существо вряд ли в воду нырнуло. Жабр у него не видел.

– У меня тоже не видел, – обижено произнесла ихтионка. – Потому, что все время водой сбрызгиваю. Они вот тут.

Селина указала пальчиком на шею, Теонарду даже пришлось наклониться, чтобы разглядеть несколько поперечных полосок.

Морская дева добавила:

– Я очень неплохо плаваю. А если на дельфине, вообще не догонишь.

Взгляд Теонарда стал озадаченным.

– Да? Ну плыви. Только, тем более, будь осторожна. Остальным предлагаю не мокнуть и заняться пользой где-нибудь в сухом месте. Я, например, пошел к себе. А то было у меня как-то приключение… Вымок по пояс, а там пиявки налипли… Отвратительное ощущение, но… дело того стоило.

Он быстрым шагом двинулся мимо Зала Советов, все сильнее кутаясь в плащ, который местами дырявый и от дождя защищает плохо. Мелкинд почти бегом направился к себе, укутавшись в мантию, как долго странствующий старец. Зато Гоблин демонстративно уселся прямо на землю посреди места, где должна была появится его резиденция. Лицо оскорбленно-возвышенное, бивни задраны к небу, словно собирается проткнуть тучи, а руки сложены на груди.

В таком виде эльфийка и гном оставили его и пошли вслед за Теонардом.

– Обиделся, – сказала Каонэль, едва они отошли на несколько шагов.

Тарнат пожал плечами.

– Ну и что? – проговорил он, вытирая лицо от капель. – Пускай обижается. У нас на обиженных вагонетки возят.

– Все равно не хорошо, – ответила серая.

Она давно спрятала голову и лицо под капюшоном, струи воды с шумом отскакивают и летят прямо на голову гному. Тот пытается отойти, но с неба так льет, что перестал различать, откуда его полощет.

Когда завернули за угол Зала Советов, фигура Теонарда уже приблизилась к башне. Едва Глава стал подниматься на крыльцо, как Хранители заметили огромного волка, несущегося широкими прыжками со стороны Дерева Каонэль. В зубах какая-то тряпка, даже с такого расстояния видно, как горят багровые глаза.

За считанные секунду волк преодолел расстояние до башни и с разбегу шарахнулся головой о стену. Тряпка вылетела из пасти, волка перевернуло, конечности стали удлиняться, а шерсть быстро редела, пока не превратилась в обычную человеческую кожу, хоть и излишне волосатую.

Ворг быстро поднялся, Каонэль отвернулась, а Тарнат хохотнул.

– Он оделся? – спросила эльфийка, хмуря лобик.

– Оделся.

Каонэль подняла голову и охнула, снова пряча глаза под краем капюшона.

– Какой ты гадкий, Тарнат, – проговорила она, ускоряя шаг.

Гном снова захохотал, гулко и зычно, как могут только жители рудников и шахт. Потом поправил кувалду и поспешил следом, кряхтя и посмеиваясь.

Когда снова поравнялся с Каонэль, та смотрела строго вперед. По капюшону стекают прозрачные струи, глаза под ним горят праведным гневом.

Лотер возле башни наконец натянул портки и что-то объясняет Теонарду, размахивая руками. Тот застыл и даже не пытается спрятаться в башне.

– Я ж не со зла, – проговорил гном, когда до Главы и ворга осталось совсем не много. – Ну пошутил. Чего дуешься? Пошутить нельзя что ли? Ворг, вон, все время меня толстым зовет, я же не бью его кувалдой за это.

Лицо эльфийки осталось непроницаемым.

– Это ваши мужицкие шуточки, – сказала она холодно. – Вот друг с другом и веселитесь. А я, хоть и не высокородная леди, но все-таки эльфийка. Можно и поделикатней.

– Как с вами сложно, – пробубнил Тарнат.

Они приблизились к крыльцу. Теонард стоит мокрый, лицо мрачнее тучи, которая накрыла Цитадель и нещадно поливает водой. Лотер тоже взъерошенный, волосы на голове свалялись в колтуны, которые придется отстричь, чтобы как-то привести в божеский вид. Глаза все еще красные, а по плечам текут тугие струи.

Эльфийка натянула поглубже капюшон и спросила:

– Вы чего мокнете, внутрь не идете?

Лотер оглянулся на нее и проговорил хриплым от бега голосом:

– Да думаем.

– Здесь? – удивилась Каонэль.

Ворг кивнул.

– Ага, – согласился он угрюмо – Под холодной водичкой оно как-то бодрее. Тут вон какое дело. След оборвался возле твоего Дерева.

Глава 12

Эльфийка непонимающе посмотрела на Лотера. Тот хмурый, как разбуженный посреди зимы медведь, Теонард рядом совсем промок и мелко подрагивает.

Мимо прошлепала хмурая и сгорбленная, как лесная ведьма, горгулья. Из-за дождя ей тоже не удалось взлететь. Крылья сложены за спиной, по ним струятся потоки, лицо с клювом, который напоминает каменный, недовольное. Она шла за Тарнатом и Каонэль, но из-за шума воды те не заметили, даже острый слух эльфийки оказался бессилен.

Под удивленными взглядами Хранителей, горгулья поднялась по ступенькам, и застыла, как изваяние под навесом. В ту же секунду дождь резко усилился. Теонард замахал руками, приглашая к себе, через пару мгновений все забежали в башню. Даже окаменевшая Мелисс куда-то протопала и скрылась в тени стен.

Теонард скинул пропитанный водой плащ и быстро развел огонь прямо на полу.

– Что со следом? – нетерпеливо спросила Каонэль.

Лотер по-собачьи отряхнулся и проговорил:

– Был ярким и четким от самого замка Страга. Но в половине ворговского прыжка от твоего Дерева оборвался. Там еще пахло терпко-сладким, но начался дождь и все смыло.

Серая кожа эльфийки побледнела, она отшатнулась, уперевшись спиной в стену.

– Терпко-сладким? – спросила она тревожно.

– Угу. Кажется, от твоей солнечной так благоухает. Или зловоняет. Уж не знаю, кому нравится такой запах.

Уши Каонэль дрогнули, глаза засветились в полумраке.

– И там никого не было? – спросила она.

– Никого, – согласился Лотер приближаясь к костру, возле которого греет ладони угрюмый Теонард. – Не знаю, может наши крылатые успели чего заметить. Да только дождь… чтоб его. Я в горгонах и гарпиях не разбираюсь, но если даже наша славная Мелисс тут отсиживается… В общем, скрылся наш пленник.

Каонэль пару секунд хлопала ресницами, потом охнула и выскочила из башни, едва не сбив с ног гнома, который оперся плечом на дверной косяк и даже задремал.

Когда вновь оказалась на улице, дождь превратился в настоящий ливень, на расстоянии вытянутой руки все теряет очертания. Натянув капюшон поглубже, эльфийка помчалась по круговой дорожке, с трудом удерживая равновесие, чтобы не рухнуть в грязь.

Ствол Дерева вынырнул неожиданно, серая едва не промахнулась мимо входа, но в последнюю секунду успела сменить направление и влетела прямо в коридор.

Оставляя за собой лужи и грязные следы, Каонэль взлетела по ступенькам на второй ярус и ворвалась в покои высокородной.

– Генэль! – выдохнула она.

Но в комнате пусто, как в голове тролля.

Эльфийка пробежалась по кругу, нос задергался, пробуя воздух. Пару секунд шевелила бровями и пыталась разобраться с картинкой, которая встала перед глазами. Вот высокородная переодевает платье, обувает другие туфли, потом зачем-то стоит у окна. После этого выходит из комнаты. Но воздух сырой и образы быстро расплываются, а через несколько минут их совсем не останется.

Каонэль выскочила в коридор и прокричала:

– Аэлло! Эвриала!

В одной из комнат наверху загремели котелки, послышались женские причитания и топот ног. Через несколько мгновений на ступеньках, сплетенных из корней, появилась горгона с подмокшими крыльями и испачканном переднике.

Вытирая пальцы об него, Эвриала отдула смоляной локон со лба и стала вглядываться в полумрак коридора. Потом лицо просветлело, губы растянулись в счастливой улыбке, обнажив два ряда жемчужных зубов.

– Каонэль, это ты, – проговорила она с облегчением. – Думала Теонард пришел ругаться. Сможешь ему передать? Мы с Аэлло так ничего и не заметили, а когда начался дождь, пришлось срочно возвращаться. С мокрыми крыльями особо не полетаешь. А падать с высоты очень неприятно.

Уши эльфийки затряслись, кожа побледнела, как у банши во время крика. Горгона спросила с тревогой:

– Ты почему как не живая? Что-то еще случилось?

– Где высокородная? – вместо ответа спросила Каонэль. – Где Генэль?

Дыхание эльфийки участилось, словно бежала сутки без остановок, глаза не моргают и невидяще смотрят на горгону. Эвриала отшатнулась, кожа, помимо воли, начала покрываться алмазной коркой.

– Не знаю, – сказала она ошарашено. – Когда вылетали, ходила вокруг Дерева, что-то проверяла, светляков считала. А потом не до нее было, перья промокли, пришлось срочно садиться. Хорошо, что ты площадку наверху намечтала.

– И больше никого не видели?

Горгона покачала головой.

– Никого? – ответила она печально. – Простите, что оказались такими бесполезными.

Лицо эльфийки стало скорбным, она простонала. Эвриала собралась сказать что-то еще, но Каонэль уже неслась по ступенькам, перелетая через три, словно собирается взлететь.

Выскочив из резиденции, серая быстро оббежала вокруг ствола, кое-где обнаружила сбившихся в кучки светлячков, которые прячутся от дождя в трещинах коры. Когда жучки вместе, их проще считать, чем, по словам горгоны, занималась солнечная. Запахов нет, вода смыла все, но Каонэль хлопает ресницами, будто воочию видит, что здесь произошло.

– Только не это, – простонала она. – Ну почему именно сейчас…

Уши под капюшоном затряслись сильнее, дыхание участилось, она схватилась за голову и несколько секунд так стояла. Потом сделала пару глубоких вдохов и помчалась обратно к Теонарду.

Когда вбежала в зал, мокрая и взъерошенная, как отбившийся от стаи воробей, Хранители втроем нависли над столом в углу и что-то обсуждали.

– Нужны жесткие порядки, – рычал ворг. – И одинаковые для всех.

Тарнат возмущался.

– По-твоему звериные законы подойдут и гнома, и людям, и даже эльфам?

– Да какая разница. Главное, чтобы крепкая рука была.

Эльфийка немного отдышалась, потом скинула капюшон и проговорил громко:

– Я знаю, что с чужаком.

Все разом обернулись. Ворг лязгнул челюстью, недовольный, что прервали важный разговор, Тарнат поднял брови, а Глава сказал, выступая вперед:

– Говори.

Каонэль прошла по залу и устало опустилась на табурет, который почему-то нравится всем коротышкам.

– Он похитил солнечную, – обреченно произнесла она. – Похитил Генэль.

– То есть как это, похитил? – не понял Тарнат. – Зачем ему высокородная? Ну, в смысле, если бы ее похитил я или Лотер, на худой конец, то… Ну… Можно понять. А этому что надо?

Каонэль сокрушенно покачала головой, кончики ушей повисли, как у печального зайчонка.

– Не знаю, – проговорила она обреченно. – Но если об этом узнают в ее отряде, начнется такое… Даже подумать боюсь какое.

Брови Теонарда сдвинулись, а на лице Лотера появился злорадный оскал, доволен, что можно будет в открытую подраться с эльфами, обрывать уши и отрывать головы.

Глава сказал:

– У нас Талисман. Если решатся на атаку, уничтожим всех.

Каонэль простонала так, будто ей уже отрезали уши, а она не стала терпеть боль. Потом подняла на арбалетчика взгляд и произнесла печально:

– А до этого они успеют порешить добрую половину жителей. К тому же, когда в Эолуме и других эльфийских городах узнают, что вы убили отряд солнечных, поднимется волна. Эльфы не простят такого. Они пойдут на Цитадель.

– А мы направим силу Талисмана на всех эльфов, – хищно произнес ворг.

Он отошел от стола, шерсть погустела, а клыки удлинились, делая его похожим на медведя, который встал на задние лапы.

Эльфийка перевела на него взгляд.

– И на меня? – спросила она печально. – Меня ты тоже хочешь убить?

Лицо ворга омрачилось, он прорычал глухо:

– Тебя можно оставить. Ты красивая.

Эльфийка не среагировала на похвалу, только горько усмехнулась. Теонард потер лоб с такой силой, что на нем остались красные пятна, потом сказал:

– Все же Талисман единственный способ раз и на всегда разобраться с эльфами.

– Ты не посмеешь! – неожиданно резко выдохнула Каонэль, вскакивая с табуретки.

Глаза полыхнули, уши вытянулись, как готовые к атаке пики, а всегда идеальное, безупречное лицо исказилось яростью. Хранители даже отшатнулись.

Она повторила:

– Не посмеешь. У вас ничего не получится. Аэлло, Эвриала, Селина вас ни за что не поддержат.

– Но это меньшинство, – напомнил Теонард. – А для работы Талисмана нужно всего две трети.

Каонэль сказала еще злее:

– С остальными я договорюсь. Можешь не надеяться.

Тарнат переводил взгляд с Главы на эльфийку и обратно, хмурил брови, потом почесал подбородок и спросил:

– Каонэль, я что-то не понял. Ты за кого, за нас или за них?

Гнев эльфийки неожиданно погас, она устало опустилась обратно на табуретку и уронила лицо в ладони. Послушала всхлип, Тарнат даже дернулся вперед, чтобы успокоить, но Глава придержал за плечо.

Когда серая подняла голову, глаза блестели от влаги, а на щеках остались мокрые дорожки. Она быстро отёрла их пальцами и сказала тихо:

– Я за мир.

– Как-то один знакомый сказал, – проговорил Теонард, подходя к клетке с голубями, – мол, хочешь мира, готовь меч.

Эльфийка с сожалением посмотрела на Главу.

– Дурак был твой знакомый, – сказала она. – И не умел разговаривать. Все можно разрешить миром, если найти верные слова.

– Посмотрим, что ты скажешь своим собратьям, когда они всей армией нахлынут, – мрачно заметил Теонард.

Повисла пауза в которой каждый погружен в свои мысли. Каонэль шевелит ушами, словно боится пропустить даже самый незначительный звук, ворг похрустывает шеей и трогает языком кончики клыков, Тарнат принял позу возвышенной задумчивости, но время от времени зачем-то проверяет кувалду. А Глава кормит птиц, но лицо отстраненное и напряженное.

Неожиданно гном произнес:

– А давайте им не скажем?

– Что и кому? – не понял Теонард.

Тарнат, довольный внезапным озарением, широко улыбнулся и пояснил:

– Ну, солнечным этим не скажем, что послицу украли.

Теонард всыпал горсть зерна в голубиную кормушку и закрыл клетку. Птицы с радостным воркованием набросились на корм, довольные, что человеческие ладони не мешают клевать.

– Сомнительная идея, – проговорил он. – Они, конечно, высокомерные, но совсем не глупые. Даже наоборот. Глянь на Каонэль, вроде женщина, а думствовать пытается. И ты ж вроде ненавидел эльфов. Чего вдруг пути стал изыскивать?

Тарнат пожал плечами.

– Да ты посмотри, как она плачет, – сказал гном, кивая на хлюпающую носом Каонэль. – Терпеть не могу, когда женщины плачут. А вообще, если серьезно, ты сам вещал, мол, солнечных лучше иметь в союзниках.

– Я разве тебе вещал? – с сомнением проговорил Глава и покосился на Лотера.

Но тот ответил взглядом невинной овечки, только в теле клыкастого зверя с кривыми когтями. Ладонь нырнула в карман, через секунду в зале раздался сочный хруст, Лотер даже прищурился от удовольствия. Потом поскреб подбородок и произнес, глядя на непривычно мудрствующего гнома:

– Оказывается, сурового Тарната можно пронять женскими слезами.

Гном сделал вид, что его не интересуют замечания всяких лохматых. Подбородок с редкой светлой бородой приподнялся, а взгляд голубых глаз устремился в потолок.

Глава помолчал еще мгновение, поглядывая на воркующих голубей, потом сказал:

– Вообще доля смысла в этом есть. Во всяком случае, можно отсрочить гибель десятков людей и… эээ… не людей.

Каонэль с надеждой подняла на него взгляд, желтые, как закатное солнце, глаза засветились сильней.

Теонард продолжил:

– Можно им пока не говорить. Все равно же искать беглеца. А как найдем, тогда и будет видно.

– А если не найдем? – мрачно прорычал ворг.

Теонард сдвинул брови.

– Тогда беда.

Дождь все усиливался. Со стороны выхода доносится густой рев воды, слышно, как журчат ручьи по ступенькам, образуя маленькие реки, сливаются в лужи. Хранители молча смотрят друг на друга под рев ливня и потрескивание костра в очаге Теонарда. Время от времени посапывает гном.

Теонард, наконец, проговорил:

– Хранители обещали поискать чужака. Не все, но может быть толк. Но что, если…

С улицы донесся шум, послышался топот на ступеньках, и через несколько секунд в дверях появился страж из отряда Хасавгерта. Одежда вымокла, по лицу течет, волосы облепили голову, сделав ее похожей на шар.

Лоб Главы нахмурился, он сложил руки на груди и спросил:

– Разве я разрешал заходить вашему отряду во внутренний круг?

Тот уперся ладонью в дверной косяк и пару секунд приводил в порядок дыхание, согнувшись почти пополам. Потом поднял голову на Теонарда и проговорил сбивчиво:

– Там… это… Эльфы.

Хранители напряглись, ворг стал еще сильнее покрываться шерстью. Но в какой-то момент прекратил, лишь вытянул клыки в целую ладонь, и теперь пасть до конца не закрывается. Каонэль застыла, вся превратилась в слух, направив кончики ушей в сторону стража.

Теонард спросил серьезно:

– Что они в этот раз натворили?

– Ничего, ваше главшество, – ответил страж поспешно. – Просто приходил гвардеец. Прямо к посту подошел, уж не знаю, как проскользнул мимо охраны.

– Плохо, – произнес арбалетчик, качая головой. – Нельзя, чтобы кто попало шастал через Цитадель. Значит, не справляетесь с работой.

Страж побледнел и отшатнулся, глаза выпучились.

– Да как же это… – пробормотал он испуганно. – Ваше главшество, они ж как тени. Мелькают, поди улови. Простой люд вообще говорил, что они родня каких-то демонов.

От стены, возле которой сидит Каонэль, донеслось фырканье, страж в страхе покосился туда и охнул, когда увидел пару светящихся глаз в воздухе и отблеск пепельной кожи в свете костра.

Эльфийка произнесла с пренебрежением:

– Какая ерунда. Люди чего только не придумают, лишь бы оправдать свое невежество.

Страж нервно сглотнул и перевел взгляд на Главу, тот сказал повелительно:

– Продолжай. Зачем эльфийский гвардеец в дождь вышел к посту?

– Просил передать, – с облегчением проговорил страж, отшагивая подальше от горящих глаз, – что Белионар хочет встретиться с послом. Я спросил, мол, зачем. А он – не твое дело, червь. Я чего, я-то эльфов прежде не видал. Ну, кроме вас.

Он покосился на светящиеся глаза Каонэль, Теонард поторопил:

– Ну-ну?

– А, ну да, – кивая, произнес стражник. – Так вот. Он хотел прямиком к Главе в башню, но я не пустил. Сказал, что не велено. Тогда эльф подумал и сказал, что милорд Белионар беспокоится о благополучии посла и хочет лично встретиться с ней, чтоб убедиться.

Хранители переглянулись, в воздухе повисло напряжение, от которого зал должен вот-вот заискриться. Ворг зарычал, как разбуженный медведь, выпустив клыки и когти, голуби в клетке тревожно захлопали крыльями, стали урчать и вертеть головами.

– Началось, – рыкнул ворг.

Тарнат покосился на Лотера, который и в мирное время не очень-то приветлив, а сейчас вообще тварь клыкастая. Потом величаво, но поспешно перешел на другую сторону зала, где Глава стоит с хмурым, как грозовая туча, лицом.

– И что теперь? – нервно проговорил арбалетчик, обернувшись к Каонэль. – Видишь, этот остроухий упырь желает с послом поговорить. Почему бы и нет? Давай, серая, отведи ее к нему.

Эльфийка задергала ушами, как встревоженная кошка, которая видит убегающих мышей, а ей еще целый выводок котят кормить. Потом поднялась и приблизилась к очагу.

Плащ стал быстро высыхать, от ткани повалил пар, а складки распрямились и поднялись. Эльфийка откинула капюшон, высвободив серебристый водопад, взбила волосы пальцами. От влажного воздуха те распушились, а теперь, подсыхая, стали еще пышней.

– Сделаем так же, как и хотели, – сказала Каонэль, глядя в огонь. – Передай гвардейцу, что миледи Генэль сейчас крайне занята осмотром купелей во всей резиденции и никак не может отлучиться. Но, как только закончит, непременно пошлет за ними. И напомни ему, что посол находится под защитой эльфийского Хранителя.

Страж покосился на Главу, тот пару секунд сверлил взглядом серую, но Каонэль смотрит в огонь и делает вид, что не замечает. Теонард еще несколько мгновений изучал эльфийку, потом медленно кивнул.

Выдохнув, страж поспешно покинул башню. Сквозь шум дождя с улицы послышалось хлюпанье сапог. Когда они стихли, Теонард спросил:

– Выкладывай. Что задумала?

Эльфийка вздохнула так тяжело, что по залу прокатилось эхо.

Она ответила:

– Ничего такого, чего бы ты сам не знал. Нам нужно время, чтобы найти чужака и Генэль. Желательно живой и здоровой. А для этого будет неплохо, если мои солнечные собратья будут считать, что она в безопасности.

– Мудро.

Каонэль кивнула.

– Не знаю, сколько их удастся кормить такой ложью, – продолжила она, – но выход у нас один – найти посла. Иначе развяжется война. Кровавая. Даже не смотря на Талисман, многие погибнут. А ты, как Глава Цитадели и ответственный за весь род людской, должен позаботиться о безопасности своего племени.

– Не указывай, – проговорил Теонард хмуро, – что мне и как делать. Без остроухих разберусь. Людей в мире много, даже больше, чем всех остальных.

Со стороны ворга донеслось хриплое:

– А как же гномы и гоблины? Зеленомордые вообще скоро весь мир заплодят. Так что ты не больно, не больно…

Теонард кивнул.

– Да, – сказал он, – гоблинов сейчас слишком много. Но речь не об этом. А о том, что иногда приходится жертвовать людьми для блага, эээ… Людей. Но как бы не хотелось изничтожить всех эльфов под корень, уже говорил, в союзниках они куда полезней. И вы с этим согласны. Даже ты, Лотер, хоть и жаждешь им уши обрывать. Думаете, мне легко? Да я собственной песне сапогом на глотку давлю…

Тарнат уронил кувалду на каменный пол, по залу прокатился грохот, из-за которого всем пришлось зажать уши, эльфийка даже согнулась.

Гном быстро поднял ее, пока никто не отпустил колкие шуточки и проговорил гулко:

– Да как же ты их союзниками сделаешь, коли они всех тлей считают?

– Считают, – согласился Глава. – Но Каонэль как-то с нами уживается. Даже разговаривает, с мечом и луком не бросается.

– То Каонэль, – проговорил гном значительно. – Она с самого начала с нами. И вообще, сама не знает, какого роду-племени. Может она в душе гном.

Каонэль выпалила:

– Сам ты гном! Я эльфийка! Вот уши, и ноги, и глаза. И бегаю уж точно быстрее твоих низкорослых братьев.

– Ноги, да, – согласился Тарнат кивая и разглядывая фигуру эльфийки. – Ноги что надо. Ты ко мне в гости заходи, в шахту. Я тебе расскажу про ноги… Только вот с солнечными как быть? Теонард, как с ними управляться?

Глава замолчал, задумчиво уставившись в пол. Тарнат, со знающим видом сложил руки на груди, мол, глядите, какой я дальновидный, и что бы вы без меня делали.

Мелис в тени шевельнулась, напугав несчастных голубей так, что те заметались по клетке. Лишь, когда Теонард накрыл их тряпкой, успокоились. Ворг потянул носом, прищурился, впервые представив голубей арбалетчика в качестве обеда. Или ужина. Глава заметил и послал ему яростный взгляд.

Неожиданно Каонэль вскинула голову, глаза сверкнули.

– Обязательства! – выдохнула она.

Хранители разом оглянулись на нее, Теонард даже брови вскинул, пытаясь понять, издевается она или действительно что-то придумала.

Каонэль переводит взгляд с одного на другого, дергает ушами, пытаясь сообразить, как правильно объяснить мысли, роящиеся в ее прекрасной головке. Дыхание участилось, грудь заколыхалась быстро, даже под плащом видно. Ворг невольно расплылся в ухмылке.

Шум дождя на улице стал тише, зато журчание маленьких рек по ступеньками и в руслах, которые вода пробила в почве, усилился. Звуки перемешались и напоминают музыку, какая может звучать лишь с Эолуме или Сильвиреле.

Тарнат не выдержал.

– Ну так чего там про обязательства? – спросил он, укладывая кувалду на плечо.

Каонэль вздрогнула, будто очнувшись от грез, и проговорила быстро:

– Мне тут одна знакомая нашептала, – произнесла она уклончиво, – что иногда можно получить союзника, сковав его узами обязательств.

– Это ты солнечных эльфов хочешь так усмирить? – усмехнулся ворг, выходя из тени. – Да я скорее портки свои сжую, чем высокородный снизойдет до простого «благодарствую».

Эльфийка повела плечами и чуть приоткрыла края лацерны, которую ворг любезно предоставил в пользование. В свете огня сверкнула цепочка из адамантина, уходящая в пышное декольте.

Она сказала:

– Если не получится, нам всем придется не сладко. В противном случае, готовь соль и травы потому, что без них твои портки не сжевать.

Полузверь довольно ухмыльнулся, мол, это вовсе не обидно, а наоборот, похвально. Потом сунул ладонь в карман и достал маленькую косточку, через мгновение она оказалась в воздухе, потом щелкнули зубы и послышался довольный хруст.

Теонард несколько раз измерил зал широкими шагами, лоб пошел морщинами. Остановившись в середине, Глава потер подбородок и проговорил:

– Значит, сделаем вот как. Никому из гвардейцев ни слова о похищении посла. Даже нашим стражам. Тем, кто в курсе, пригрозите отрезать языки, если будут болтать. Самим надо организовать поиски. Если стражи будут спрашивать, говорите, что ищем беглого чужака.

– Быстро ты переменился, – буркнул ворг.

Теонард покачал головой и вздохнул так тяжко, будто на него ладонь тролля опустилась.

– Не переменился, – сказал он. – Просто стараюсь выгадать. Дело того стоит.

Глава 13

Когда дождь совсем прекратился, Главу оставили в башне с Тарнатом обсуждать законы, которых еще нет, но которые так нужны для процветания Цитадели. Теонард порывался самолично отправиться на поиски, но ворг не пустил, мол, Главе положено общими делами заниматься, а не по лесам бегать.

Арбалетчик, хмурый и недовольный, остался у стола, а Каонэль и Лотер вышли на крыльцо.

Ворг глубоко вдохнул и потянулся так, что затрещали кости. Потом покосился на эльфийку, у которой края плаща все еще раскрыты и декольте соблазнительно выставлено наружу.

– Я соберу воргов, – сказал он хрипло. – Страг, наверное, уже бегает с отрядом по грязи, ищет. Рожа у него виноватая была. Разошлю своих по всем сторонам Цитадели.

Каонэль тяжело вздохнула.

– Спасибо, Лотер, – сказала она. – Чем быстрее найдем ее, тем лучше.

– А ты топай в Дерево к себе. Мало ли, объявится кто, – добавил полузверь.

Эльфийка посмотрела на него оскорбленно.

– И не подумаю, – ответила она. – Я не собираюсь терпеливо ждать, пока солнечные эльфы все поймут. Тоже буду искать.

Ворг поднял руку, чтобы положить на плечо серой, но та ловко увернулась и с гордо поднятой головой быстро двинулась в сторону своей резиденции.

Едва небо расчистилось, появилось чистое и умытое солнце, которое успело переползти на вторую половину неба и теперь медленно движется в сторону моря. Цитадель оживилась. Теплые лучи быстро нагрели землю, стало душно, как в бане, воздух наполнился звуком падающих капель, шлепаньем сапогов.

Эльфийка приблизилась к Дереву и пошла по кругу, разглядывая кору с таким вниманием, что даже мелкинд позавидовал бы. Спустя несколько минут исследования поняла, что после дождя следы безвозвратно исчезли, и если ворг ничего не нашел, то она и подавно.

Каонэль тяжело вздохнула и устремила взор в сторону кругов, которые с этой стороны застроены наиболее плотно. Из Дерева вышла Эвриала, в не по размеру широких сапогах. В руках очередной поднос с поварскими изысками.

Увидев эльфийку, она улыбнулась и прошлепала к ней.

– Любуешься резиденцией? – поинтересовалась горгона.

– Ищу следы, – отозвалась Каонэль. – Только, видимо, зря. Вода смыла все, а следы эльфов итак едва заметны.

Эвриала окинула взглядом трещины в коре, где плотными кусками сбились светляки, прячась от влаги.

– Бесполезно, – сказала горгона вздыхая. – Я с высоты тоже ничего не увидела. Пленник, как сквозь землю провалился. А перья у меня все еще не высохли. Вот.

Она вытянула крыло со слипшимися от сырости перышками и ткнула пальчиком. Эльфийка кивнула и снова отвернулась к Дереву, взгляд стал сосредоточенным и глубоким, будто надеется в коре увидеть отражение былого.

Эвриала пару секунд наблюдала за ней, потом произнесла:

– Я к Теонарду. Все-таки постараюсь отнести ему ужин. Мужчин нужно кормить, иначе они становятся злые и неприветливые.

– Угу.

– Ты из-за беглеца такая взъерошенная была, – продолжила говорить горгона. – Я сама испугалась, когда ты на всю резиденцию закричала. Даже Аэлло проснулась. Она вымокла сильнее, еле долетела до площадки.

Каонэль подняла взгляд на крылатую женщину, которая в битве страшнее медведя. Несколько мгновений хмурила брови, потом оглянулась на всякий случай и проговорила шепотом:

– Солнечную эльфийку похитили. Теонард сказал не говорить, но если вдруг случится война, хочу, чтобы Хранители знали – высокородные не просто так пошли в атаку. Не из вредности.

Рот горгоны раскрылся, глаза округлились, пальцы сжались сильнее, чтобы не выронить блюдо.

– Ужас какой, – тоже шепотом ответила крылатая женщина. – А я думаю, зачем тебе следы эльфов? Высокородная, конечно, невыносимая, но ее жизнь слишком ценна. Война с солнечными может обернуться ужасным.

Каонэль кивнула.

– Я Теонарду тоже самое сказала, – произнесла она чуть громче. – И он вроде согласен. Но, боюсь, при удобном случае, попытается уничтожить высокородных с помощью Талисмана.

Горгона шагнула к ней и наклонилась.

– Мой голос с тобой, – проговорила Эвриала.

– Спасибо, – сказала Каонэль слабо улыбнувшись. – Но этого слишком мало, чтобы перевесить остальных. Знаю, Аэлло и Селина тоже будут против. Но с другой стороны, если не помешать высокородным, пострадает Цитадель. Этого тоже допустить нельзя. Войну допустить нельзя.

Эвриала моргнула и проговорила озадаченно:

– Так что же делать?

– Только одно, – устало произнесла эльфийка. – Найти Генэль. Потому, что солнечные уже отправляли посыльного. Белионар хочет встретиться с послом…

Горгона охнула. Потом быстро присела, поставив блюдо у входа, а выпрямившись, сказала:

– Пойду я крылья посушу. Подождет ужин Теонарда, когда на карте мир.

После того, как крылатая женщина скрылась в ветвистом проходе, Каонэль еще несколько минут безуспешно исследовала Дерево и все, что к нему прилегает. Даже в траве ковырялась, как какая-нибудь крестьянка.

Через некоторое время из-за гномьей таверны за шахтой Тарната появился небольшой отряд, когда приблизился, эльфийка увидела Страга, хмурого и взъерошенного. Проходя мимо он покосился на Каонэль, словно это она виновата во всех бедах мирских.

Серая ответила ему таким же взглядом и прокричала:

– Видимо, безуспешно?

Страг остановился, посылая отряд дальше, а сам подошел к эльфийке.

– Как видишь, – произнес он мрачно. – Эта тварь как в воздухе растворилась. Никто его не видел, никто его не слышал. Наверняка, лазутчик какого-нибудь королевства. Или колдун.

– Почему колдун? – не поняла эльфийка.

Страг поморщился и сказал:

– Ну а как, по-твоему, можно исчезнуть, да еще и без следов из Цитадели, окруженной двумя кольцами жителей? А скрыться от крылатых стражей?

– Нет, – сказала эльфийка, качая головой. – Будь он колдуном, мелкинд сказал бы, и щитов бы побольше поставил. И вообще из своей башни не выпустил бы. Он до магии жадный.

– И хвастливый, – добавил поединщик. – Кстати о хвастливых. Вон смотри.

Он кивнул в сторону, Каонэль повернулась и обомлела. По круговой дорожке в их сторону движется белокожий гвардеец из отряда Белионара. Адамантиновые доспехи сверкают в свете солнца, подбородок поднят, взгляд холодный и высокомерный. На поясе покачиваются два меча, а уши заостренными пиками торчат из золотистых волос.

– Как не во время, – прошептала серая. – Все не во время.

Страг проговорил угрюмо:

– Твои гости. Разбирайся. А я пойду скажу Теонарду, что у него охрана плохо работает, и всякие остроухие спокойно шастают по территории.

Каонэль метнула на него раздраженный взгляд.

– На себя посмотри, остроухий, – бросила она. – Страг, есть проблемы посерьезнее.

Поединщик потемнел лицом, но к этому моменту солнечный гвардеец приблизился на столько, что мог услышать разговор. Каонэль сделала пару коротких вдохов, успокаивая бешено колотящееся сердце, поправила волосы и выпрямила спину.

Страг фыркнул, сунув ладонь в карман, достал металлически шарики и стал крутить. Когда эльф подошел, поединщик демонстративно отвернулся и широкими шагами направился в сторону башни Теонарда.

Гвардеец даже не удостоил его взглядом. Приблизившись к серой, коротко поклонился лишь головой, что в исполнении высокородного означает глубокое почтение.

Серая бросила быстрый взгляд в сторону прохода в Дерево, который горгона оставила открытым. Стараясь держаться так же прямо и непринужденно, прошла мимо гвардейца, который даже бровь поднял от удивления пренебрежением этикетом.

Эльфийка стукнула по коре, проход в резиденцию моментально затянулся плющами и лианами, а под ними появилась кора.

Гвардеец секунду наблюдал, потом проговорил:

– Приветствую вас, миледи Каонэль, нареченная Тенадруином и Хранитель осколка Талисмана. Счастлив лицезреть вас в добром здравии.

Каонэль тоже едва заметно кивнула.

– И я рада, гвардеец, – проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Как ты прошел через охрану? Надеюсь, все живи и здоровы потому, что мир хрупок.

– Миледи может не беспокоиться, – произнес гвардеец. – Охрана даже не знает, что я здесь. И если бы не ваш полукровный друг, она и дальше оставалась бы в неведении. Я был быстр и незаметен.

Каонэль едва заметно расслабила плечи, но тут же снова напряглась, когда тот покосился на затянутый плющом вход в резиденцию.

По стволу спустилась белка и строго посмотрела на эльфов, маленький носик задергался, а хвост вытянулся вверх. Она быстро что-то пропищала и шмыгнула в ветки.

Гвардеец одобрительно улыбнулся, довольный, что резиденция едина с природой, а для эльфов это первостепенно. Каонэль проследила его взгляд и сказала:

– И так, ты проявил чудеса сноровки и незаметности, чтобы проникнуть в круг Хранителей. Что привело тебя сюда?

Гвардеец снова коротко поклонился.

– Миледи слишком любезны, – проговорил он. – Меня послал милорд Белионар. Он не хотел больше получать отказов от человека, пусть и Хранителя. Поэтому просил меня лично доложить о его просьбе увидеться с послом.

Каонэль натянула на лицо улыбку и постаралась сделать все, чтобы уши не дрожали, но самые кончики предательски шевельнулись.

– Я польщена степенью доверия, – произнесла она сдержанно, хотя по спине пробежала холодная струйка. – Но у Главы Совета не было в мыслях оскорблять командира. Миледи Генэль действительно очень занята. Ее послали с ответственным заданием, и его следует выполнить с высокородной точностью. Иначе как сможет достоверно рассказать королю о Цитадели? Если будет постоянно отвлекаться, как сможет закончить миссию? Понимаю нетерпение Белионара, но прошу позволить Генэль закончить то, зачем прибыла. Ты не находишь это правильным, гвардеец?

Солнечный эльф поднял подбородок, но опустил взгляд.

– Не в моем праве обсуждать решения милордов и миледи, – сказал он холодно.

Каонэль улыбнулась, хотя спина под плащом взмокла сильней.

– Ты хороший воин и преданный гвардеец, – произнесла она. – Иди и передай Белионару все слово в слово. Обещаю, когда она закончит, сама попросит встречи.

Гвардеец снова наклонил голову.

– Как миледи будет угодно, – сказал он, затем вновь поклонился и, развернувшись, быстро направился по круговой дорожке.

Едва сверкающие адамантином доспехи скрылись за домами, Каонэль облегченно выдохнула и вытерла лоб. На пальцах остались крошечные капли, которые гвардеец наверняка заметил. Серая сдавленно простонала, уронив голову.

Когда подняла, из леска ворга выдвинулся отряд полузверей во главе с Лотером. Все заросшие и крупные, как откормленные медведи, даже сюда слышно, как рычат и клацают зубами. Эльфийка тяжело вздохнула и перевела взгляд на Башню Теонарда.

***

Едва Лотер и Каонэль покинули Зал, Теонард метнулся к табуретке, на которой оставил арбалет, и принялся снаряжаться. Когда направился к выходу, гном цапнул его за локоть.

– Лотер сказал, что Главе не следует как простому оруженосцу бегать, – проговорил он.

Теонард вырвал руку из цепкой хватки и сказал резко:

– А что я по-твоему должен делать? Смотреть, как эльфы нападают, когда обнаружится, что посла нет? Или ждать, пока этот чужак сопрет, или еще хуже – убьет кого-то? В Цитадели бардак, все друг на друга косо смотрят, а я буду сидеть, как король, и пироги жевать?

Гном хмыкнул.

– Ну, пироги, еще не плохо, – проговорил он. – А если еще девицы, мягкие и пышногрудые…

– Да какие девицы, – произнес Теонард, качая головой, – мне бы выспаться. Но это потом. А сейчас надо присоединяться к поискам.

Теонард шагнул в коридор, готовый хоть пешком прочесать все территории, но гном снова проговорил:

– Слушай, Глава, я не шибко рад соглашаться с клыкастым. Но он прав. Что народ скажет, если увидит, как главный Хранитель по кустам в грязи ползает?

Арбалетчик посмотрел на Тарната сверху вниз. Брови сдвинулись, лицо потемнело, как непогожий день, а когда гном ненавязчиво встал поперек коридора и наклонился, делая вид, будто сапог чистит, сказал недовольно:

– Они и так считают, что мы тут как цари сидим, в потолок плюем. А народ, вроде как, бедствует.

– Да ничего он не бедствует, – буркнул Тарнат. – Вон, лес до самой Поломанной рощи вырубили, огороды распахали, домов понастроили. Где там, бедствуют. Конечно. Жадность просто проснулась. А ропщут, потому как законов нет. Ты б лучше правилами занялся, чем по грязи пузом лазить.

Теонард несколько секунду смотрел на дверь, которая по привычке открыта, если он готов принимать. Потом раздраженно проворчал:

– Умные все стали.

– Да как тут не стать, – отозвался гном. – Такое творится, даже Каонэль думствует. А мне, мудрому гному, сами боги велели.

– Не знаю, что у вас за боги, – сказал Теонард, но мои требуют действий.

Развернувшись в другую сторону, он быстро пересек коридор, а взлетев по ступенькам, вышел на смотровую площадку башни, откуда совсем недавно оборонялись от кочевников.

Ветерок заиграл в волосах, воздух после дождя чистый и влажный, с легким землистым привкусом. Солнце ползет по небосклону вниз, постепенно приобретая золотисто-оранжевые оттенки.

Теонард вдохнул полной грудью и приблизился к краю. Перед ним расстелилась половина территорий Цитадели, вторая скрыта Залом Советов, но и той, что видно достаточно, чтобы затрепетать. Еще недавно здесь было безжизненное плато продуваемое всеми ветрами, а теперь целый город с домами, тавернами и такими разношерстными жителями, что любое королевство обзавидуется. И порядок нужен, как воздух.

Глава Совета зажмурился. Когда перед глазами пошли цветные пятна, разомкнул веки и вгляделся вдаль. Возле Дерева эльфийки заметил небольшой отряд, который движется в сторону башни, различил Страга и Каонэль под кронами. Потом из-за домов ближнего к резиденциям круга вышел блестящий адамантином эльф, а Страг пошел догонять отряд.

Теонард скрипнул зубами.

– Высокородные… – проговорил он зло.

Глава метнулся обратно в зал, под изумленным взглядом гнома накарябал что-то на пергаменте. Достав из клетки голубя, примотал к ноге письмо и широкими шагами пошел к лестнице.

Гном крикнул вдогонку:

– Я думал, они только домой летят.

– Домой, – угрюмо отозвался Теонард. – Зависит от того, где их дом. Это голуби из Ялдарии.

Потом взбежал на смотровую площадку и подкинул голубя. Птица расправила крылья, довольная свободой, послышалось хлопанье. Теонард наблюдал, как голубь уменьшается, направляясь куда-то на юг.

Дождавшись, когда птица превратится в темную точку, он спустился в зал и обнаружил Страга, такого же хмурого и недовольного, как он. Поединщик покосился на стол, где разложены пергаменты и перья с чернилами.

– Картинки рисуете? – спросил Страг мрачно. – Ну-ну. Только я со своими воинами все дома и бараки обошел. Нет нашего пленника. Можете сечь палками. Только не сильно. А то разозлюсь.

Теонард прошел к столу, подняв один пергамент, подул. На пол посыпалась то ли труха, то ли мука.

– Не рисуем, – сказал он, – а пытаемся правила придумать. А то нас не то что эльфы, куры лапами загребут скоро.

Страг промычал:

– Угу. Правила, это хорошо. Только чего ты их вдвоем с гномом выдумываешь? Надо, чтобы все участвовали. А то запретишь плавать в полночь нагишом, а у ихтионов, может это вековая традиция.

– Да? – озадаченно спросил Теонард. – Как-то не подумал. Ну ладно. Тогда давай в Зале Советов Хранителей соберем. Хотя бы тех, кто есть. А то все бродят, непонятно где. Сразу двух зайцев убьем.

– Какой второй? – прищурившись спросил Страг.

Теонард встряхнул пергамент и аккуратно опустил на стол, тот зашелестел, словно давно пересох и вот-вот рассыплется.

– Эльфы, – проговорил он мрачно.

– Что еще натворили?

– Еще ничего, – ответил Теонард. – Но натворят. Каонэль пытается удержать равновесие, но, думаю, не получится. Тут, видишь ли, посла украли. Скорей всего, наш беглый пленник. А остроухим вдруг приспичило поговорить с послом. В общем, сдается мне, может статься придется использовать Талисман. Надо бы обсудить.

Страг замолчал, повисла пауза, в которой даже гном затаил дыхание и ведет себя непривычно тихо, усевшись на высокий табурет. Ноги не достают до пола и забавно торчат вперед.

Лишь, когда в тени зашевелилась тень, все опомнились. От стены отделилась Мелисс, которая все это время неподвижно оставалась здесь. Она процокала когтями к выходу и, бросив холодный взгляд на Главу, скрылась в дверях.

– Давно она тут? – осторожно спросил Страг.

Тарнат ответил:

– С тех пор, как вошли.

– Значит, все слышала, – продолжил поединщик и перевел вопросительный взгляд на Главу.

Тот покривился.

– Ну и пусть. Если нас больше, не обязательно, чтобы все согласились. Ты ведь с нами?

Страг прямо посмотрел на Теонарда.

– Гвоздь мне в пятку, что за вопросы? – сказал он. – Ты не смотри, что у меня уши острые. Я человек. И давно сказал, что буду рядом с тобой против эльфов, если что.

Теонард облегченно выдохнул. Потом скрутил пергамент, взял перо, склянку с чернилами и направился к выходу. Остальные Хранители пошли следом.

Когда пересекли территорию по размытой дождем тропинке и вошли в Зал Советов, на мраморном полу остались пятна грязи. В чистоте и сиянии зала это выглядело как святотатство, и все трое торопливо принялись оттирать следы сапогами. Спустя минуту вместо пятен на полу появились длинные серые полосы, Хранители переглянулись и торопливо прошли вперед, занимая свои места за столом.

Круглая столешница отполирована так, что можно глядеться. Страг посмотрел на свое отражение и сказал:

– А остальные? Надо оповестить. Может, колокол какой придумать?

Теонард кивнул.

– Хорошая идея. Потом подумаем, может не колокол, а что-нибудь потише, но чтоб все чувствовали. Только пока и без него можно. Жди и смотри.

Спустя пару минут послышались шаги. В проходе со стороны птеринга величавой походкой появился Керкегор, зачем-то поклонился и, пройдя через зал, уселся на свой стул. Потом прискакал гоблин, за ним шлепая ножками, пришла Селина, подтянулись крылатые женщины, даже Мелисс.

Хранители появлялись и появлялись, даже вечно дремлющий Булук выбрался из своего болота и теперь восседает на стуле, сделанном специально для его широкой туши.

Страг наклонился к Теонарду и спросил шепотом:

– Откуда знал?

– Все друг за другом следят сильнее, чем за эльфами, – ответил он таким же шепотом. – А должно быть, вообще-то наоборот.

Поединщик хмыкнул.

– Все пока собой заняты. Кстати, смотри, каменного тролля нет.

– Наверное и не придет, – проговорил Теонард тихо. – Сколько раз ему кричали. Спит. Может он так годами, а то и столетиями спать умеет. Кто знает, чем будить. Так что придется пока без него.

Когда большая часть Хранителей расселась по местам, взоры обратились на Теонарда. Прибыли не все – места тахаша и банши пустуют, как и эльфийки с мелкиндом. Лотера тоже нет, но этот где-то бегает в поисках беглеца и посла.

Глава чуть сдвинул брови и поговорил так, будто сам не рад тут находиться:

– Это наш второй совет…

– Третий, – перебил его Гнур.

С другой стороны стола донесся голос Керкегора:

– Если считать советами, когда самого зала еще не было, то пятый. А может и шестой.

– Ишь, умник какой, – проворчал гоблин. – Тебе хорошо. У тебя резиденция. Можешь со своего насеста умничать и пальцем указывать, что да как. Есть у тебя палец? Или только когти да перья?

Гребень на голове птеринга налился кровью, он произнес величественно и резко:

– У меня хватило ума загадать что-то приличное, а не то, что ты там себе собирался построить.

– Ты не больно-то ерепенься, – начал Гнур. – Я…

Но Теонард вскинул ладони, все вновь замолчали и уставились на него в ожидании. Пару секунд Глава стоял с поднятыми руками, не зная, как реагировать и что делать, потом медленно опустил и произнес:

– У нас на подходе эльфы, среди народа витает недовольство, а вы о мелочах спорете. Мы собрались здесь по двум вопросам. Если вы дадите сказать, так и быть, расскажу, что да как.

Хранители загалдели, как потревоженные чайки.

– Говори, давай, не тяни.

– Ну-ну.

– Да быстрей уже…

Арбалетчик дождался, пока гомон утихнет и продолжил:

– Первый вопрос касается эльфов. Солнечных эльфов и защиты от них. Вы в курсе, что в лесу стоит лагерь высокородных и вносит смятение в нашу еще далеко не мирную жизнь. Но сейчас ситуация такова, эээ… Что равновесие может нарушиться. Вы знаете, чем это грозит. Потому, в случае чего, предлагаю использовать Талисман для защиты. Или нападения. Там как получится.

Повисла тяжелая пауза. В голове каждого закрутились мысли, о том, как это все может отразиться на его племени, народе и вообще – всей Цитадели.

Пока размышляли, в зал вошла Каонэль, величественная и прекрасная, с откинутым капюшоном. Серебряный водопад волос колышется при каждом шаге, глаза светятся, уши подергиваются, что значит – слышала все, что сказал Теонард.

Под пристальным вниманием Хранителей она приблизилась к своему месту и с королевской грацией опустилась на стул.

– А ты сказал им причину? – спросила эльфийка, глядя в глаза Теонарду. – Сказал им, почему равновесие может нарушиться?

Глава потемнел лицом.

– Какая разница? – спросил он. – Что это изменит? Если они узнают про посла, обязательно пошлют за подмогой. А когда бесстрашное эльфийское войско пойдет на штурм, мало не покажется никому.

– Но есть шанс этого не допустить.

– Как? – спросил Теонард, а потом обратился к остальным: – Дело в том, что посол солнечных эльфов похищен. И высокородные что-то подозревают. Наша Каонэль считает, что можно сохранить мир, спасти и эльфов, и Цитадель. Но есть проблема.

Ихтионка тихонько пискнула:

– Какая? – и тут же зажала рот ладонями, когда рядом сидящие покосились на нее.

Теонард заметил, как Селина заморгала вертикальным веком, лицо стало еще суровей.

– Мы не знаем, где посол. А учитывая, что похитил ее пленник, который вообще не понятно, что за существо, шансы выпутаться из этого очень быстро тают. Да, наши отряды прочесывают округу, расширяя круги поиска. Хотя это тоже может вызвать вопросы у высокородных. Поэтому я собрал всех тут. Точнее, не только поэтому, но поэтому в первую очередь.

Каонэль слушала Теонарда с каменным лицом. Лишь глаза, которые горят все ярче, выдают гнев, растущий с каждой секундой. Кончики ушей вытянулись, готовые пронзить хоть саму небесную твердь, дыхание участилось.

Хранители стали тихо перешептываться, горгона и гарпия послали сочувственные взгляды Каонэль, Эвриала едва заметно кивнула.

Выждав пару минут, Теонард проговорил:

– Многие знают, как я отношусь к эльфам. Но тут вопрос не о личном. Будь моя воля… Ну вы знаете. Но даже я считаю, что солнечных лучше иметь в союзниках, чем во врагах. Только в нашей ситуации выбирать не приходится. Союзниками сделать их, как видите, не выйдет.

Каонэль проговорила тихо, но так жестко, что даже воздух затвердел:

– Ты еще не пытался.

– Ты сама видела, – сказал Теонард, глядя ей в глаза, – как все искали похитителя и посла. И до сих пор ищут. Даже мелкинд с магией. Но мы должны быть готовым ко всему. На карте не только солнечные эльфы, а мир со всеми остальными расами…

Каонэль прервала его.

– Мир, которым ты рискуешь, предлагая уничтожить отряд! – выдохнула она гневно.

– Это вынужденные меры, – устало произнес Теонард. – Нужно принять верное решение. Подумайте, что вы хотите для своего народа?

– А как же мой народ? – спросила эльфийка.

Гном, который все это время молча наблюдал за всеми, вдруг сказал:

– Ты сама-то знаешь, кто твой народ?

Серая обожгла его таким взглядом, от которого Тарнат должен был расплавиться на месте. Но он остался цел, только отшатнулся, стукнувшись затылком о спинку стула.

– Не зыркай, – буркнул он.

В эту секунду в дверь со стороны мелкинда вошел Виллейн. На лице странная улыбка от уха до уха, такая могла быть у мага, который придумал как получить мировое господство. Мантия тащится по полу, но мелкинд безуспешно пытается подхватить.

Он остановился на половине пути к своему месту и окинул всех взглядом королевского величества, которое снизошло до простых смертных.

– Я ненадолго, – сказал он. – С новостями.

Глава 14

Он так и остался стоять, изредка поглядывая назад, где в двери виднеется его башня. Остальные Хранители выжидательно смотрят, пока мелкинд вдоволь порасправляет складки на мантии. Наконец, Теонард сказал:

– Ты пришел очень кстати. Нам как раз не хватает мудрого магского слова.

Виллейн подозрительно покосился на него, не понимая, издевается или действительно выказывает почтение. Но тот серьезный, как орел, высматривающий добычу. Так и не разобравшись, мелкинд почему-то ухмыльнулся и бросил короткий взгляд на эльфийку.

Гном закряхтел и проговорил гулко:

– Сказывай давай. И ты бы сел на свою табуретку, чего стоять, глаза мозолить? Зря что ли такие табуретки намечтали?

Мелкинд ответил терпеливо:

– В отличии от некоторых, мне нужно делом заниматься, а не на табуретках рассиживаться. Вон, Глава и тот привстал, видать не сидится. А ты, так и быть, можешь восседать.

– Это ты обзываешься что ли? – не понял гном.

Теонард снова вскинул ладонь, предотвращая перепалку, которая между некоторыми Хранителями может длиться бесконечно. Они нехотя замолчали, но послали руг другу красноречивые взгляды.

Вытерев лоб, Теонард сказал:

– Виллейн, мы все ждем. Что за вести?

– Ну как вам сказать, – начал маг важно. – Все же в курсе, я благоразумный и мудрый. Стараюсь заглянуть наперед. Потому и поставил сферу, в которую, как известно, можно зреть. Заглянул я только что в нее. К счастью, она работает исправно…

Послышался нетерпеливый голос Керкегора.

– Давай ближе к делу.

Мелкинд недовольно посмотрел на него и продолжил:

– В общем, оглядел я окрестности и скажу – в Цитадели и рядом с ней ни чужака, ни солнечной нет. Во всяком случае, на суше.

– То же мне, новость, – рыкнул ворг. – Мы и без сферы поняли, что эта зараза лихо прячется. Даже ворговские носы и уши не отыскали.

Виллейн насупился.

– Ты не слишком дерзи, – сказал он. – Я для дела стараюсь. И на общее благо. Хочу заметить, магических следов тоже нет. Ну то есть, от солнечной они есть, но обрываются прямо у Дерева Каонэль. И это странно.

Лотер нехотя кивнул и проговорил:

– Да уж. Ни носом его почуять, ни магией отыскать.

Глава потер подбородок.

– Ерунда какая-то. Он вообще живой? А то может мертвяк?

– Нет, – проговорил Лотер. – Мертвяка я за десятки ворговских прыжков учую. Этот точно не мертвяк. Живой, хотя как-то странно живой.

Народ замолчал. Мелкинд, довольный произведенным эффектом, окинул всех покровительственным взглядом, гном раздраженно закряхтел, а птеринг проклокотал что-то непонятное, но, наверняка ругательное.

С моря подул ветерок, края мантии мага затрепетали, приоткрыв пальцы на ногах с черными аккуратно подпиленными когтями.

Маг проговорил:

– Это еще не все.

Теонард уперся ладонями в столешницу.

– Давай, – сказал он. – Добивай.

– С юга движутся три конных отряда. Судя по нашивкам…

Гоблин ехидно поинтересовался:

– Ты и нашивки в свою сферу разглядел?

– Разглядел, – ответил маг, не глядя на зеленомордого. – Так вот, на нашивках герб Ялдарии.

Глава облегченно выдохнул и опустился на стул с высокой белой спинкой.

– Это не страшно, – сказал он. – Я посылал за подмогой к королю Угерту. К счастью, он не отказал.

– Зачем? – охнула Каонэль.

– Понимаешь, желтоглазка, – начал объяснять Теонард, – Белионар кажется мне подозрительным. Ну с чего он вдруг решил проведать посла? Наверняка чует неладное. А если чует, то и предпринять может что-то. Я должен предугадывать такое. Потому, когда эльфы нападут, у нас будет чем ответить. А не только Талисманом.

Серая исподлобья посмотрела на Теонарда и проговорила:

– Если.

– Что «если»? – не понял он.

Каонэль пояснила:

– Нападут. Не «когда», а «если». С чего им нападать. Мы ведь найдем посла?

Теонард слабо улыбнулся и покачал головой, мол, чтобы ты понимала в военных действиях, а маг хмыкнул.

– Осторожничаешь? – спросил он.

– Смотрю наперед, – согласился Теонард. – Талисману нужно время для перезарядки, как мы помним. А за это время много чего может случиться. Потому, лучше перестраховаться.

Каонэль переводила горящий взор с одного Хранителя на другого. Пока маг говорил, успела встретиться взглядами с Аэлло и Селиной, те едва заметно кивнули. Мелисс осталась безучастна, сидит с каменной мордой, клюв направлен вперед, а глаза не моргают.

Мелкинд, тем временем, развернулся и зашагал в сторону выхода.

Хранители проводили его удивленными взглядами, а гном крикнул вдогонку:

– А голосовать?

Мелкинд отозвался не оборачиваясь:

– Запишите, я воздержался.

Едва маг покинул Зал Советов, Теонард развернул пергамент и взял перо. Затем обмакнул в чернила и в самом углу, будто жалко тратить ценный ресурс на такую ерунду, прочертил вертикальную линию.

Потом поднял голову и сказал:

– Предлагаю начать. Я голосую за использование Талисмана. В самом крайнем случае. Не поверите, но все еще считаю, что с солнечными выгодней дружить. Но события пока складываются не в эту пользу.

Он поставил крестик слева от линии и снова посмотрел на Хранителей. Те молчат, лбы хмурятся, даже у ихтионки, которая живя под водой, вообще, наверное, лишена представления о морщинах.

Затем Страг и Тарнат одновременно подняли руки, обменявшись взглядами. Поединщик произнес:

– Меня тоже запиши. Я хоть и полукровка, но в нашем положении нужно выбирать сторону. Правильную сторону. И я выбрал.

– Я тоже, – согласился гном.

Горгона окинула гнома взглядом, полным недовольства, словно он не против эльфов голосует, а вообще против всех и всего, что есть на земле. Подбородок поднялся, всегда приветливое и нежное лицо заострилось, она взяла гарпию за руку и проговорила:

– Мы с Аэлло против. Никогда не построить мир там, где все началось с войны. А эльфы высокомерные, но прекрасные создания. Каонэль приютила нас и ничего в замен не просит. Вы заблуждаетесь. Не все эльфы плохие.

Теонард потер подбородок.

– Просто они не угоняли в рабство твоих сородичей, – сказал он.

– Не угоняли, – согласилась Эвриала. – И у меня нет никаких оснований их ненавидеть. А ты даже моих пирогов не ел.

Теонард поперхнулся, Хранители устремили на него удивленные взгляды.

Стараясь не дать покраснеть щекам, Глава тряхнул головой и сдвинул брови. Выждав пару мгновений, поставил два крестика с права от линии и повернулся к птерингу.

– А ты что скажешь?

Тот покачал головой и поставил локти на стол.

– Не нравится мне все это, – произнес птеринг. – Эльфы действительно прекрасны, они великолепные воины и достойны носить гребень, почти как у нас. Но я должен думать о своем народе. Поэтому, прости Каонэль, я голосую «за».

Когда глава сделал пометку в пергаменте, оглянулся на ихтионку. Та смотрит огромными красными глазами и моргает вертикальным веком. Платье с небольшим вырезом рукавами по самые кисти, свободно свисает на худеньком теле. Волосы распушились от сухости и похожи на взбитую вату.

– Я с Каонэль. Она хорошая. И эльфы тоже, – тихо проговорила она. – Не правильно их убивать. Вообще убивать не правильно.

Каонэль с тревогой наблюдала, как арбалетчик рисует крестики то с одной, то с другой стороны линии. Неожиданно горгулья поднялась, раздался цокот когтей, когда она приблизилась к Теонарду и ткнула кривым когтем в правую колонку.

– Против, – сказала она коротко.

Затем развернулась и, покачивая каменными крыльями, вышла.

Когда послышалось хлопанье, Теонард проговорил глухо:

– Хм… Неожиданно.

Потом повернулся к огру. Тот восседает на непомерно большом стуле, больше которого только табурет тролля, который все еще спит беспробудным сном каменного гиганта.

Живот огра вывалился над портками, кушак натянут и поскрипывает от дыхания, на теле жилетка, прикрывающая лишь подмышки. Время от времени под складками на пузе перекатываются волны, что значит – недавно поел и знаменитый огриный желудок занят перевариванием.

Заметив, что на него устремлены взгляды, Булук проговорил глубоким басом:

– Огры живут в болотах, окруженные мокрыми жабами, прекрасными в молчаливой безмятежности. И следуя их мудрости, нужно выбирать мир. Болота – те земли, куда другие народы пойду в последнюю очередь и воевать нам вообще нет нужды. Я за Каонэль с ее попытками. Применить Талисман всегда успеем, но если не попробовать, где тогда справедливость?

Тарнат хохотнул, хлопнув себя по бедру.

– Какая справедливость? – спросил он. – Ты с ними дела не имел. А я ведаю, как относятся к остальным. Да плевать они хотели на справедливость.

Для усиления эффекта гном сплюнул себе под стол, чем вызвал недовольные вздохи женщин. Булук снисходительно посмотрел на гнома сверху вниз, и покачал головой. Он молча повернулся к Главе, тот вздохнул, но поставил крестик справа.

В возникшей тишине Брестида, предводительница амазонок с огненными волосами и бронзовой от долгого пребывания на солнце кожей, сказала:

– Я с Теонардом. И все мои воительницы будут сражаться на его стороне.

Каонэль выдохнула слишком уж громко:

– Что-о?

Брестида странно посмотрела на нее и чуть улыбнулась. Через секунду взгляд стал прямым и открытым, словно уже видит, как скачет на коне, рассекая врага и пуская в него стрелы.

Когда арбалетчик сделал пометку в пергаменте, Гнур поднял руку.

– Запиши и меня, – сказал он. – Я тоже с тобой, Глава.

И без того полыхающие глаза Каонэль потемнели, внутри поплыли сиреневые волны, она скрипнула зубами. Когда гоблин поймал на себе бешеный взгляд эльфийки, даже отсел на край стула и положил ладонь на рукоять крашара.

– Ты же обещал, – прошипела серая.

– Обещал, – согласился Гнур. – Но резиденции до сих пор нет. А значит, договора тоже. Ты уж не сердись. Когда резиденция будет, вот тогда и поговорим.

– Подлая зеленая морда!

Гнур покачал головой.

– Ну-ну. Зачем сразу на личное переходить. У меня отличная морда. И бивни вот.

Каонэль поднялась, ладони уперлись на стол.

– Следи за своими бивнями, – процедила она. – Как бы кто не обломал.

– Послежу, – согласился гоблин кивая, и еще крепче сжал рукоять.

Теонард тем временем посчитал крестики, получилось по шесть в обоих столбах. Глава потер лоб, снова пересчитал, потом лицо просветлело.

– Понял, – сказал он себе, и обратился к остальным: – Сейчас голосов поровну. Но когда придет Лотер, в колонке «за» появится еще один. Уверен. Но чтобы задействовать Талисман нужны еще хотя бы трое. Значит, надо дождаться Тахаша и банши. И попытаться разбудить Грагрха, ну или мелкинда заставить отвечать.

Эльфийка задышала так, что декольте стало вздыматься высоко и часто.

– Поверить не могу, что это происходит.

Она выпрямилась, поправляя края лацерны, взгляд несколько секунд сверлил Хранителей. Затем резко развернулась и направилась к выходу.

От движения плащ распахнулся, волосы заколыхались вместе с кончиками ушей, по залу разнесся стук сапожек о мраморный пол. Когда подошла к двери, в Зал вбежал взмыленный ворг. Волосы растрепались, рожа заросшая, как у медведя, а глаза горят, как чернорудные рубины.

Он проговорил, запыхавшись:

– Не нашли… Ни следа, ни запаха. Как в воздухе растворились.

– Ясно, – сказал Теонард. – У мелкинда и Страга тоже пусто. Амазонки и отряд Хасавгерта еще на поисках, но… Боюсь… В общем, что думаешь о Талисмане? В смысле, если придется применить его против эльфов, ты эээ… как?

Лотер зарычал.

– Применяй, – ответил он хрипло.

Глава кивнул и посмотрел вслед эльфийке, которая дернула ушами и покинула Зал.

– Решение принято, – сказал он. – Теперь займемся следующим, пока есть время. Нужно создать правила. Основные, чтоб поддерживать равновесие и баланс между расами.

Гоблин ехидно заметил:

– Если будем воевать, не до правил станет.

– Ты не прав, – произнес Теонард. – В войне порядки вдвойне важны.

***

Тем временем, Каонэль вышла из Зала и тревожно оглядела территорию Цитадели. Если раньше слышались только стук молотков, разговоры и хохот, то теперь доносятся приказы и ропот. Видимо, отряды Страга и Лотера взбаламутили народ и теперь все поспешно готовятся, хотя не знают, к чему.

Несколько раз пробегали гномы с кувалдами на плечах, будто и впрямь готовы вступить в сражение, последствия которого трудно представить.

Когда мимо проносилась амазонка на коне, Каонэль окликнула.

– Эй! Адора, кажется. С окраин есть новости? Эльфы так и стоят в лесу?

Амазонка натянула поводья, конь заржал и встал на дыбы, но когда та похлопала по взмыленной шее и что-то прошептала на ухо – успокоился и подошел к эльфийке.

– Стоят, – ответила девушка. – Но наши лазутчики докладывают, в лагере оживление, какого прежде не было. Белионар раздает указания, гвардейцы проверяют оружие. Но…

Она на секунду запнулась, эльфийка нервно дернула ушами.

– Говори, – поторопила она.

– Народ беспокоится, одни говорят, что эльфы хотят угнать людей в рабство. Другие, что хотят поквитаться за что-то с гоблинами. Третьи думают, что это кара за злодеяния и срочно нужно приносить в жертву белых куриц.

– Кто распускает такие слухи? – спросила Каонэль, сдвигая бровями.

Девушка помялась, потом проговорила нехотя:

– Это всего лишь слухи. Вряд ли эльфам нужны гоблины и люди. Отсюда слишком далеко до Эолума. Зачем из такого далека кого-то в плен вести? Эльфы слишком самовлюблённые для…

Амазонка резко покраснела, голова втянулась в плечи, она виновато пробормотала:

– Извините, я не имела ввиду…

Каонэль стояла черные тучи, глаза сияют, как два раскаленных топаза, ветер сзади поднимает волосы и плащ, делая ее похожей на фурию. Она несколько мгновений была неподвижна, словно статуя, потом подняла невидящий взгляд на амазонку и произнесла:

– Ничего… Теонард. Ничего… Посмотрим, кто прав.

– Еще поговаривают, будто солнечные эльфы искусные маги, – осторожно добавила воительница, пытаясь сменить тему.

Каонэль напряженно дернула ушами, потом глянула на башню мелкинда, и лицо просветлено.

– Точно! – выдохнула она.

– Извините, не понимаю…

Каонэль всплеснула руками и быстро проговорила:

– Как же мы сразу не догадались! Магия. У нас есть маг. Ты умница, Адора.

Амазонка набрала воздуха, чтобы задать вопрос, но Каонэль сорвалась с места и помчалась к Дереву.

Пока бежала, пару раз чуть не сбила гномов, которые не успевали увернуться от несущейся на них серебристой стрелы. Только охали, когда она с кошачьей легкостью перелетала их и бежала дальше.

Достигнув резиденции, Каонэль взлетела по ступенькам и ворвалась в комнату Генэль, где вещи разложены со скрупулезной аккуратностью. Даже перчатки на столе лежат в порядке от светло-желтого до кремового.

Серая принялась рыться в платьях, лентах, раскидала туфли из такой тонкой ткани, что удивительно, как не рвется при ходьбе. Потом взгляд упал на прикроватный столик. На нем гребешок из можжевельника, а между зубцами блестит одинокая волосинка.

Каонэль цапнула его и бросилась к выходу, через секунду уже бежала к башне мага, бережно сжимая гребешок.

Когда проносилась мимо Зала Советов, различила раздраженные крики и рычание, видимо ворг пытается научить всех, как лучше отрезать уши эльфам.

Каонэль ускорилась, плащ распахнулся, будто она вот-вот взлетит и помчится по небу, как настоящая гарпия или горгона, волосы вытянулись серебристым шлейфом.

Спустя несколько минут, она ударилась о дверь башни мелкинда.

Та пошла волнами и отбросила эльфийку на пару шагов, но серая только перевернулась в воздухе, а приземлившись на ноги снова подбежала и затарабанила.

– Виллейн! Виллейн, открой! Это я Каонэль! Мне помощь нужна! Срочно!

Дверь распахнулась, на эльфийку пахнуло горелым, словно мелкинд проводил неудачные опыты с готовкой. В полумраке коридора, ее глаза засветились еще больше.

Едва рванулась к лестнице, на ней появился мелкинд с перепачканным сажей лицом.

– Ну и чего на этот раз? – спросил он недовольно. – Только зашел, склянки расставил. Но нет, не дают честному мелкинду заниматься важными делами.

– Виллейн, – начала эльфийка сбивчиво. – Ты же маг?

Брови мелкинда возмущенно взлетели.

– Что за вопросы? Конечно маг! Самый лучший маг, хотя еще не до конца опытный. Но это не на долго, я прямо сейчас улучшаю навыки. Скоро станут такими, что прям отсюда полечу искать своих сородичей, а потом сразу сюда доставлю. Я…

– Значит силы твои в порядке? – перебила эльфийка.

Лицо встревоженное и напряженное, и мелкинд сам начал переживать.

– А что такое? – спросил он.

– Ты же знаешь, что творится в Цитадели? – сказала она, не сводя взгляда с коротышки, который даже выпрямился, видя, как старается серая.

Он хмыкнул и произнес:

– Ну, знаю.

– И не голосовал.

– Верно, – согласился Виллейн. – В моих интересах быть нейтральным. Во-первых, потому, что я маг. А магия не бывает злой или доброй. Таковой ее делают маги. Только мне сейчас не до выбора сторон. Своих дел невпроворот.

Каонэль сделала глубокий вдох, будто готовится к пламенной речи перед многотысячной толпой. Шагнув к нему, протянула гребешок с волоском солнечной эльфийки.

– Вот, – произнесла она. – Это все, что нашла от посла высокородных. Ты можешь по нему ее найти? Ее, Генэль. Я знаю, маги так умеют. Виллейн, пожалуйста.

Мелкинд взял двумя пальцами волос и поднес к носу, несколько секунд разглядывал, губы кривились, лоб морщился. Потом сказал:

– А зачем мне это?

Глаза эльфийки полыхнули, она беспомощно простонала. Схватив мелкинда за руку, потащила его к выходу, хотя тот упирался и негодовал.

– Ты что творишь? Я маг! Со мной так нельзя!

Когда оказались на пороге, эльфийка разжала пальцы, мелкинд потер кисть, словно от тонких пальчиков серой могли остаться синяки, и обжег Каонэль гневным взглядом.

Та указала на Зал Советов и проговорила задыхаясь от напряжения:

– Теонард готов схлестнуться с солнечными эльфами! Многие погибнут с обеих сторон!

Виллейн секунду смотрел на то, как к башне Главы стекаются амазонки и другие человеческие отряды, затем снова спросил:

– А мне что с того? Я в башне. А башня мага, если ты не знаешь, место почти неприступное. Если эльфы и люди что-то не поделили, это не моя забота. А что Теонард втянул в это остальных, что ж. Молодец. Умело сработал.

– Да ты разве не понимаешь? – взорвалась эльфийка. – Многие пострадают. Многие! Люди, ворги, эльфы!

Мелкинд пожал плечами.

– Прекрасно понимаю, – сказал он, разглядывая золотистый волос между пальцами. – И, если все обернется плохо для Цитадели, кровь жителей будет на его руках. Я во всем этом участвовать не собираюсь. Захочет применить Талисман – вперед. Одна вспышка и все. Все рады и счастливы. Правда, солнечные эльфы погибнут…

Каонэль даже отшатнулась, уши задрожали.

– Ты хоть слышишь себя? – выдохнула она. – Я тоже эльф! Я – эльф!

Виллейн посмотрел на нее, брови нахмурились, а широкий, похожий на жабий, рот искривился, будто откусил кусок чего-то не знакомого и пытается понять вкус.

– Да нет, ты не эльф, – протянул он с сомнением. – Точнее эльф, но все-таки больше Хранитель. А те… Да плевать мне на них. Пускай хоть передавят друг друга. Главное, чтоб мелкиндам не мешали. Хоть я пока никого и не нашел, но когда найду…

– Виллейн, – сказала сокрушенно. – Я поддержу твой голос на совете. Не в этот, в следующий раз. Только если ты будешь, как Гнур… Даже не знаю, кому верить.

Мелкинд сразу оживился, плечи расправились, он приподнял волосок и помахал им, как флагом. Потом приблизился к эльфийке и взял ее за пальцы, та резко выдернула руку, и уставилась на мага, у которого в глазах заблестели странные искры.

Виллейн хмыкнул, и покачал головой. Повисло молчание.

Солнце поползло к закату, лучи расплескали по небу жидкое золото, отражаясь в море дрожащей рябью. Над обрывом летают чайки, кричат и выхватывают друг у друга добычу. Иногда она выпадает из клювов и птицы с криками бросаются догонять, но спасенная рыбеха, едва оказавшись в воде, уходит на глубину. Морской воздух пахнет свежестью и влажными камнями, волны тихо шелестят внизу обрыва. Мир кажется безопасным и открытым, если не смотреть назад, где за Залом Советов кипит подготовка к войне.

Каонэль скорбно смотрит на морской горизонт, наконец, мелкинд вздохнул и проговорил:

– Подожди здесь.

Он поднял волос высокородной, будто собирается демонстрировать его кому-то, и быстро скрылся с темноте коридора. Каонэль осталась одна в напряженном одиночестве, разглядывая едва заметные узоры на стене башни. В извести выцарапаны витиеватые символы и рисунки, которые уходят вверх до самой крыши, но заметить их можно только почти уткнувшись в стену.

Прошло минуть пять, мелкинда все не было, и эльфийка стала расхаживать из стороны в сторону, нервно подергивая ушами. Когда готова была уже войти в башню и, вопреки запретам, подняться, наверху послышались шаги.

Через несколько мгновений показался мелкинд с колбой в одной руке. В другой все еще держит волос.

Он вышел на порожек и сказал:

– Ждешь? Правильно делаешь. Магия дело серьезное. Для нее сосредоточенность нужна. Когда в спешке, может всякое получиться. А тебе же нужно не всякое? Тебе умелое нужно?

Каонэль закивала, широко раскрыв глаза, Виллейн продолжил:

– Ну вот. В этом сосуде особое зелье. Оно сделает портал туда, где находится хозяйка этого волоса. Только волоса маловато, так что не знаю, как близко тебя выбросит. Хотя…

Мелкинд почесал лоб, эльфийка спросила, подергивая ушами:

– Что?

– Может… – пробормотал Виллейн, – в телеге его вещи? В смысле беглеца. Тогда можно попробовать поточнее…

Каонэль закивала.

– Попробуй, – попросила она. – Вдруг ее убили. Тогда это безумие не остановить.

– Вздор, – бросил маг, направляясь за башню, куда самолично откатил телегу чужака. – Хотел бы убить, оставил бы труп прямо под твоим Деревом. Нет, тут другое. Она для чего-то ему понадобилась. Так что есть надежда.

Маг скрылся за башней, эльфийка некоторое время напряженно вглядывалась в небо, пытаясь, сосредоточиться на предстоящих поисках. Из Зала Советов все еще доносятся рычание и разговоры на повышенных тонах, но даже эльфийский слух не различает слов.

Каонэль поежилась, представляя, какие идеи могут обговариваться относительно судьбы солнечных эльфов. Через пару минут из-за башни появился мелкинд.

Лицо озадаченное, лоб в мелких морщинках, словно увидел неизвестный амулет и думает, как применить.

– Странно… – пробормотал он.

Эльфийка простонала:

– Ну что еще стряслось?

– Странно, – повторил маг. – Телега на месте, но вещи из нее пропали. Там был старый, ненужный хлам, коробок со стеклянными шариками, цветными такими. Видимо, для фокусов. Хотел потом Страгу отдать, это ж он у нас бывший циркач.

– А лошадь?

– Лошадь на месте, – сказал Виллейн, – такая же бледная и худая. Но уже начала есть. Сегодня с утра сжевала ведро сена. Можешь пойти посмотреть.

Эльфийка покачала головой.

– Некогда. В другой раз обязательно. А сейчас давай, колдуй, Виллейнушка. Постарайся поскорее.

Мелкинд хмыкнул, губы чуть растянулись в улыбке, довольный таким почтением и важностью. С поднятой головой он прошел мимо серой и остановился в нескольких шагах от башни. Потом зажал бутыль с мерцающей жидкостью под мышкой, из складок мантии достал пустую и осторожно перелил половину в нее.

– Смотри, – сказал он. – Тут на два раза. Вообще-то, это мой личный портал, тот, что ставил у себя в башне…

– А почему мы просто не поднялись к тебе? – невинно спросила эльфийка.

Мелкинд странно посмотрел на нее и произнес:

– Подняться ко мне можно в самых особых случаях. А это, увы, не он. Так вот, слушай дальше. Я перенес ингредиенты для портала обратно в бутыль, кое-что попытался доработать. Уж не знаю, как получилось. Но вроде по составу все верно.

Каонэль тревожно посмотрела на склянку.

– А как я обратно выберусь?

Мелкинд наклонился и загреб горсть рыжей земли, эльфийка удивленно вытаращилась, а маг взял ее за руку и всыпал землю в ладонь.

Она охнула от неожиданности, а Виллейн отряхнул пальцы и сказал:

– Вот. Вообще-то порталы можно так ставить, но я пока не все изучил. А если в бутыль добавить земли, одежды или еще чего-то с места, куда надо попасть, точность повышается. Тебе же надо в Цитадель попасть потом, а не куда-нибудь рядом?

Каонэль снова закивала, потом вытащила из внутреннего кармана плаща платочек и высыпала землю в него. Когда убрала, мелкинд плотно закупорил вторую склянку и протянул ей.

– Осторожно, – сказал он. – Не пролей. Делать будешь все в точности, как я.

Склянка скрылась следом за платком во внутреннем кармане, а Виллейн поднял первую бутыль перед носом и осторожно опустил в нее золотистый волос. Жидкость пошла бледными волнами, блеск на секунду усилился, но тут же снова стал обычным. Словно бледнеющие на утреннем небе звезды.

– Ну как? – поинтересовалась серая осторожно.

Виллейн покачал головой.

– Эх… Говорил, маловато от солнечной эльфийки. Не знаю, как близко забросит. Это тебе не ворговские обороты. Там все просто – съел горку костей мертвячьих, обернулся хоть птицей, хоть мышью. А тут точность нужна.

Каонэль сказала:

– Никогда не понимала, куда деваются кости и мышцы, когда он в мышь, на пример… Он же огромный, как помещается в такое маленькое тельце?

Виллейн даже оглянулся, бровь приподнята, словно не верит, что женщина интересуется таким. Но Каонэль смотри серьезно, успевая наблюдать, как маг взбалтывает и приподнимает склянку. Жидкость постепенно начинает закручиваться, образуя маленький водоворот с мерцающими звездами.

– Любопытствуешь? – спросил он, постукивая большим пальцем по боку бутыли.

Каонэль сдвинула плечами.

– Интересно просто.

– Всего объяснять не стану, – хмыкнув, произнес маг. – Иначе твоя прелестная головка забьется ненужными мыслями. И так много запомнить и сделать надо. А ты вообще-то женщина… Скажу лишь, что мир соткан из магии, которую мы не зрим глазами. Да что там, глазами. Даже потрогать не можем. Хотя, может и можем, но не понимаем, что трогаем. Считай, что ворги умеют заимствовать и отдавать часть себя у этой магии.

Эльфийка захлопала ресницами, на лице глубокое замешательство, будто маг говорит на чужом языке, а ей приходится делать вид, что понимает.

– Значит, заимствует, – произнесла она неуверенно. – Ты тоже заимствуешь, когда портал делаешь?

Виллейн хмыкнул, потом заглянул в склянку и проговорил со вздохом:

– Нестабильный.

– У меня нет выбора, – отозвалась Каонэль.

Маг сделал жест, чтобы отошла подальше.

Когда серая укрылась за поворотом башни, маг вскинул склянку и начал читать заклинание на гортанном булькающем языке. Поднялся ветерок, который через несколько секунд превратился в порывистый и недобрый.

С земли вздыбились клубы пыли, засыпая траву, эльфийку и все что попадается на пути, Виллейн громко прокричал и плеснул из склянки на землю.

Раздался хлопок, магическая волна прокатилась по всему двору, с такой силой, что даже в шахте Тарната затряслись столы. Мелкинда отшвырнуло к стене. Эльфийке досталось меньше – поворот башни спас, но пыли наглоталась.

Когда клубы коричневой взвеси опустились, Каонэль высунулась из-за угла и увидела мелкинда. Тот распластался на пороге в форме звезды и недовольно таращится в небо. Лицо желтое, словно окунулся в мешок с пыльцой, даже амулеты пожелтели.

Он гневно что-то шептал, но как только заметил, как эльфийка разглядывает его, оперся на локти и поднялся. Лицо моментально приняло привычное деловитое выражение. Мелкинд отряхнулся и попытался отереть щеки от пыли, но лишь размазал.

– Все-таки переборщил, – проговорил он.

– С чем? – поинтересовалась эльфийка, выходя из-за башни.

Мелкинд вздохнул и сказал:

– Думаю, со всем сразу.

– Наверное, надо как-то осторожнее, – заметила серая. – Вдруг и башню так разрушишь. А она у тебя красивая.

Мелкинд посмотрел на нее подозрительно, не издевается ли, но Каонэль смотрит честно, даже восхищенно.

Он поднял палец к небу и сообщил важно:

– Да будет тебе известно, желтоглазка, башни магов защищены от внешнего воздействия. И разрушиться могут лишь, если сам маг умрет. Кроме того, смотри.

Виллейн кивнул в сторону. Каонэль обернулась.

Возле дверей в полушаге от земли всеми цветами радуги переливается портал. Из середины расходятся волны, словно поверхность создана из воды, по краям что-то вроде коротких щупалец. Они тянутся в стороны, но не могут оторваться от общей массы. Так и шевелятся, как волосы карги на ветру.

Каонэль осмелела и подошла вплотную, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть всполохи. Края лацерны свесились по бокам, делая ее похожей на старуху, которую согнуло от тяжелой жизни.

Мелкинд прокашлялся, освобождая горло от пыли. Затем приблизился к переливающейся поверхности.

– Советую быть осторожней, – проговорил он, когда Каонэль потянулась пальчиком к всполохам. – Он на один раз.

Эльфийка отдернула руку и отшатнулась.

– Ты столько всего говорил и кричал, – сказала она. – Как я это все запомню? У меня и так с памятью нелады.

Виллейн проговорил, отряхивая мантию:

– Тебе надо будет только всыпать земли в склянку и плеснуть перед собой. Остальное я уже сделал. Дело в том, что зелье как бы запомнило…

Каонэль замахала руками.

– Ой, Виллейн, хватит, – взмолилась она. – Я и про воргов ничего не поняла. Про зелья тоже лучше не говори.

– Ладно, – сказал маг со вздохом. – Иди. Может быть неприятно, но это быстро кончится.

Эльфийка снова приблизилась к порталу, стараясь держаться гордо и бесстрашно. Но кончики ушей предательски задергались.

– Спасибо, – сказала она, глянув через плечо.

– Ты обещала голос на Совете, – напомнил Виллейн.

Каонэль кивнула и шагнула в портал.

Глава 15

На несколько секунд эльфийку сковало холодом. Несмотря на устойчивость к низким температурам, по коже прошел озноб, кровь обездвижилась. Мимо понеслись радужные полосы, засверкали волны и льдинки, верх и низ потерялись.

Едва Каонэль привыкла к цветной круговерти, раздался хлопок, толчок швырнул ее в высокую траву. Несколько мгновений серая лежала, не шевелясь, и прислушивалась.

Тихонько шелестит листва, иногда поет иволга, но других птиц не слышно. Где-то далеко копошится зверек, Каонэль потянула носом и поморщилась – в воздухе застыли следы скунса.

– Получилось, – прошептала она.

Выждав еще пару секунд, подняла голову и высунулась из травы.

Всюду густой лес с травой по пояс. В нижнем ярусе молодые деревца переплелись друг с другом, напоминая застывших в движении танцоров. Листва густая, и под кронами прохладно. Кое-где паутина, настолько плотная, что хоть сейчас шей платья из паучьего шелка.

Каонэль потянула воздух, нос уловил едва заметные соленые капли, что значит, где-то море.

Стараясь не шуметь, серая сделала шаг и натянула капюшон. За время перемещения он вывернулся в обратную сторону, волосы спутались, как у старой карги, которая давно забыла, что такое гребешок, а лацерна обмоталась вокруг тела. Пришлось расправить.

Слева хрустнуло. Эльфийка резко присела оглядываясь, ладонь сжалась на антрацитовой рукояти. Но вокруг лишь вековые стволы и непроходимый бурелом, поросший травой.

Убедившись, что никто не нападает и не пытается разорвать на куски, она выпрямилась. Но через секунду лицо потемнело.

– А что дальше, никто не подумал, – пробормотала Каонэль и пошевелила ушами в попытке уловить хоть что-то, отдаленно напоминающее высокородную.

Наконец различила едва уловимый шум, похожий на движение обоза или чего-то на него похожего. Смахнув со щеки сухой лист, эльфийка осторожно двинулась сквозь траву, стараясь быть бесшумной. Но даже с ее врожденными умениями бурелом под ногами хрустит, словно сквозь чащу пробирается медведь.

Она прошла пол перелета стрелы, прежде чем деревья поредели. Клены и дубы стали шире и кудрявей, заполняя кронами пространство, чтобы легче ловить солнечный свет. Вокруг все еще есть молодняк, но уже не такой густой.

Каонэль на мгновение остановилась и повернула голову правым ухом вперед. Шум усилился, теперь можно отчетливо различить глухой стук копыт и позвякивание доспехов.

Держась за деревьями и пригибаясь, эльфийка перебежками направилась в сторону звуков. Ветки под сапогами предательски похрустывают, приходится замирать через каждые несколько шагов.

Наконец, она увидела узкую дорогу, по которой движется человеческий отряд. Все на лошадях, рукояти мечей поблескивают в ножнах. На доспехах герб, на попонах лошадей тоже.

Каонэль пригляделась и пробормотала нервно:

– Ялдария…

Она чуть подалась вперед, выглядывая из-за ствола, в этот момент один из воинов повернул голову прямо к ней. Повисло молчание.

Потом раздалась команда, войско моментально перегруппировалось, часть конников ушла вперед, но серая слышала, как они пошли по кругу, намереваясь зайти с боков и отрезать путь назад. Вперед выехал высокий воин в богатых доспехах, на плечах бордовая накидка, а пальцы предусмотрительно сжаты на рукояти.

– Выйди и сложи оружие, – произнес воин властно.

Каонэль даже не пыталась убежать. Сняв капюшон, она выступила из тени дерева.

По отряду прокатился удивленный шепот, но едва командир вскинул ладонь, затих.

– Назовись, эльфийка, – потребовал он.

Каонэль нахмурилась, посмотрев на него исподлобья.

– С девушками так не разговаривают, – сказала она недовольно. – тем более, ты на коне. Это даже для человека неприлично.

Воины переглянулись, но лицо командира осталось невозмутимым, он лишь чуть наклонился вперед, оперевшись локтем на шею коню.

– Может и так, – согласился он. – Но у меня нет времени на любезности, тем более с эльфами, пусть даже такими прекрасными и… Странными. Взять ее, связать. Она может быть лазутчицей.

Несколько воинов спешились и направились к серой, на ходу доставая веревки из заплечных мешков. Каонэль сделала шаг назад и сказала:

– Вы ошиблись. Мне известно, куда вы направляетесь, и я здесь, чтобы все остановить.

Командир даже вскинул брови.

– Вы видели? – изумился он. – Эльфийка собирается остановить нас. Я, конечно, в курсе, какие вы искусные бойцы, но нас, все-таки сотня, а ты одна. Так что вяжите ее и поехали. Нас уже заждались.

– Вы едете в Цитадель, – просто сказала серая, – по призыву Теонарда.

Командир окинул ее хмурым взглядом.

– Это любому известно, – произнес он, делая жест ладонью, чтоб воины поторопились.

– Возможно, – согласилась эльфийка, тревожно поглядывая на приближающихся бойцов. – Только не каждый Хранитель.

Она приоткрыла край лацерны, пальцы опустились в декольте, через секунду перед командиром и его войском заблестел осколок чистого солнца на цепочке.

Выждав, пока до каждого дойдет, что она не лазутчица, Каонэль затолкала осколок обратно между полусферами, уложив цепочку так, чтобы не натягивалась при движении, и сомкнула края плаща.

Отряд застыл в ожидании. Из кроны дуба доносится заливистое пение иволги, шумит листва, а командир отряда хмурит лоб, словно решает непосильную задачу.

Спустя несколько мгновений, он перекинул ногу и спрыгнул с коня с почти эльфийкой ловкостью.

– Прошу меня простить, – сказал он, все еще хмурясь. – Сами понимаете, не все знают, как выглядят Хранители. Такие случаи еще будут.

– Понимаю, – вздохнула серая.

Командир продолжил все так же мрачно, словно ему с огромным трудом дается не начать бой с эльфом прямо тут:

– Я граф Норнгер, подданный Его величества Угерта, направляюсь в Цитадель по приказу короля. Что вы делаете так далеко от… дома? Если заблудились, мы сопроводим вас обратно.

При этих словах глаза графа недобро блеснули, ладонь эльфийки механически дернулась к антрацитовой рукояти, но вовремя взяла себя в руки и покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Я здесь по делу. Вам случайно не попадались двое? Один в шляпе, высокий и худой. А с ним высокородная эльфийка, возможно раненная.

Норнгер совсем потемнел лицом, в по отряду прокатился шепот, кто-то даже вытащил меч из ножен. Граф вновь вскинул ладонь. Разговоры моментльно стихли, а воин, вытащивший меч, так и застыл с отведенной рукой.

– Нет, – произнес командир. – Ничего такого не видели. Иначе они оба были бы связанны и перекинуты через вьючную лошадь. Хотя, скорее всего, я бы их убил. Чтобы не мешали в пути.

Каонэль скрипнула зубами, но сделала глубокий вдох и проговорила как можно спокойнее:

– Понимаю вашу непримиримость. Но от жизни этой эльфийки зависит будущий мир. Поэтому осмелюсь просить вас не ехать в Цитадель, а помочь мне ее разыскать.

Норнгер даже охнул от такой непосредственности, оглянулся на воинов, которые тоже с изумлением вытаращились на эльфийку, кто-то даже хохотнул.

Серая переждала всеобщее удивление, глядя в сторону деревьев, где деловитая белка носится по стволу вниз-вверх и прячет орехи. Потом перевела взгляд обратно на графа.

Тот помялся, потом проговорил так, словно объясняет несмышленому ребенку устройство телеги:

– Видите ли, Хранитель. Я верный подданный Его величества. А согласиться помочь вам, означает ослушаться приказа. Учитывая, что мне самому вовсе не хочется участвовать в ваших делах, вынужден отказать. Как я понял, назревает война. Но это вам и так известно. Поэтому каждый выбирает сторону. Я же не выбираю. Я сразу на стороне Его величества.

– Но если война разразится, прольются реки крови, – выдохнула Каонэль. – И людской, и эльфийкой, и всех, кто будет, как вы говорите, не на той стороне.

– Это война, – спокойно сказал граф. – Тем более, как понимаю, есть Талисман. Не знаю, как он работает, но уверен, Теонард людей в обиду не даст.

Каонэль сжала кулачки под лацерной.

– Это расколет мир, – простонала она. – Разве не видите?

– Извините, Хранитель. Но нам пора. До Цитадели всего час пути, но отряд движется медленней, чем одиночка. Можете присоединиться к нам. Под моей защитой вам ничего не грозит. Хотя… что может грозить Хранителю?

Глаза Норнгера снова сверкнули и серая сделала шаг назад, даже успела бегло оглядеться, прикидывая, можно ли допрыгнуть до веток и сбежать по ним.

Граф выжидающе смотрит, остальные молча наблюдают за разговором командира и живого Хранителя.

Каонэль дернула ушами и проговорила, стараясь подавить волнение:

– Вы правы. Ничего такого, с чем сама бы не справилась.

Норнгер хмыкнул и обернулся к коню. Взлетев в седло, он коротко поклонился эльфийке и махнул вперед, приказывая отряду двигаться.

– Удачи не желаю, – сказал он мрачно.

– И я вам, – отозвалась Каонэль.

Граф гикнул, конь с места сорвался в галоп, поднимая за собой клубы пыли, остальные рванули следом. Эльфийка отступила к деревьями, наблюдая, как по дороге проносится река из людей на лошадях, звеня доспехами и покрикивая на скакунов.

Пришлось закрыть нос лацерной, чтобы не наглотаться пыли, которой мелкинд уже успел накормить.

Когда поток кончился, а над дорогой осталось лишь коричнево-серое облако, Каонэль перешла на другую сторону и попыталась отряхнуться. Но мелкие частички так плотно налипли, что спасет лишь купель в ее прекрасном Дереве.

Дождавшись пока пыль окончательно сядет, она потерла нос и втянула воздух. Здесь он оказался чуть влажнее, а когда подул легкий ветерок, снова уловила привкус соли.

Она шевельнула ушами и осторожно направилась через бурелом в сторону, откуда тянет бризом. Пока шла из кустов высовывались любопытные мордочки, по стволам спускались белки, но быстро взлетали обратно, словно боятся, что кто-то украдет их запасы.

Пару раз цеплялась плащом за ракитник, приходилось останавливаться и распутывать, чтобы не повредить и лацерну, и куст. Когда это удавалось, ракитник будто становился выше и приветливо качал листьями. Каонэль встряхивала головой, стараясь прогнать наваждение, и шла дальше сквозь лес.

Деревья все редели. Через некоторое время между ветками стало видно небо, бледно-голубое с примесью лилового, какое бывает лишь вечером. Листва в это время кажется особенно сочной, будто кто-то изнутри подсвечивает каждый листочек.

Каонэль вздохнула. Если бы не угроза войны, можно было бы сесть и наслаждаться безмятежным спокойствием и красотой природы.

Пройдя еще немного она уловила запах, совсем не похожий на лесной. Из букета лиственных ароматов выбился один, похожий на смесь чего-то горелого и сладкого. Каонэль согнула колени и стала двигаться осторожней, прислушиваясь к лесу.

Впереди показались густые заросли шиповника, запах усилился. Эльфийка бесшумно вытащила меч, и подойдя на полупальцах, раздвинула ветки.

– Ну вот… – пробормотала она, выпрямляясь.

За кустами оказалось пусто, но когда их обошла, обнаружила на траве выжженное пятно. Присев, стала внимательно изучать.

Пятно широкое, словно здесь вспыхнула и прогорела целая бочка, но что горело – не понятно. Травинки почернели, но не скрутились, как обычно бывает от пламени. Почва под ними покрылась синеватым налетом, и все это источает сладковато-горелый запах.

– Никогда такого не встречала, – пробормотала эльфийка и поднялась.

Когда покрутила головой, в десятке шагов на запад обнаружила еще одно пятно, но уже на стволе дерева. Через пару мгновений Каонэль уже стояла рядом и внимательно разглядывала кору.

Она тоже оказалась неповрежденной, лишь покрылась темно-синим.

Эльфийка озадаченно потерла подбородок.

– Будто кто-то наносил магические удары, – сказала серая себе. – Но тогда кора и трава должны были выгореть. Значит, не удары.

Она двинулась дальше на запад. Спустя еще четверть перелета стрелы наткнулась на новое пятно. В этот раз возле пня. По лобику Каонэль пролегла крохотная морщинка, едва заметная, но неприемлемая для эльфов. Некоторое время серая усиленно терла кончик уха, потом лицо просияло.

– Это следы! – выдохнула она изумленно. – Следы от перемещения!

Каонэль потянула носом, и картинка кое-как сложилась в одну. Обоняние нарисовало чужака, очень смутно и неразборчиво. Высокородную почувствовать не смогла, но появилась уверенность, что она жива.

Сосредоточившись на запахе, эльфийка двинулась за ним. Время от времени темные пятна встречались то на стволах, то прямо на траве. Один раз даже заметила почерневший куст. Она так увлеклась запахами, что не заметила, как где-то в четверти перелета стрелы хрустнула ветка. Но когда хруст повторился, Каонэль резко откинула плащ и отвела клинок в сторону.

Вокруг пустота. Даже белки куда-то подевались, лиши беспечная иволга все распевает на разные лады, словно не замечает, что день угасает.

Уши серой зашевелились, как у нервной кошки, крылья носа затрепетали. Но бриз со стороны моря, и даже ворг не учуял бы зверя.

Несколько минут Каонэль крутилась на месте, вглядываясь в тени стволов, прислушиваясь и принюхиваясь. Солнце к этому времени опустилось еще немного, и лес погрузился в легкие сумерки.

– Выходи, – потребовала эльфийка.

Но никто не ответил. Она тихо выругалась, развернувшись, быстрым шагом, иногда переходящим в бег, двинулась дальше.

Ветер засвистел на кончиках ушей, раздувая плащ и поднимая волосы. Каонэль понеслась вперед, постепенно расслабляясь потому, что кто бы ее ни преследовал, догнать эльфа можно лишь на единороге, а они тут не водятся.

Спустя несколько минут бега, она выскочила на открытую территорию, поросшую редкой травой. Впереди земля круто обрывается, а дальше бесконечное море. Здесь все еще светло, солнце медленно ползет к горизонту, расплескав по воде расплавленное золото. За обрывом волны шелестят о камни. Позади к иволге присоединился соловей и запел вечернюю песню, демонстрируя – здесь моя территория, тут только мне разрешается петь. Иволга быстро затихла.

Каонэль прошла вперед и застыла на самом краю, вглядываясь в золотистое, как край Талисмана, море.

Время от времени где-то выпрыгивает рыба, ветер усилился, принося запах морских водорослей.

Серая вздохнула и проговорила в никуда:

– Где же искать тебя, высокородная…

Где-то загоготала перепуганная чайка, послышался всплеск, и море снова погрузилось в вечернее спокойствие.

Чуть ниже обнаружился плоский выступ, нависающий над водой, как балкон без перил, под которым в воде отражаются солнечные блики. На самом краю камень с синим пятном.

Каонэль охнула и спрыгнула на выступ.

– Ну не мог же он тебя под воду утащить. Ты же не ихтионка. Утонешь.

Потянув воздух, эльфийка закрыла глаза и стала перебирать картинки, которые нарисовало обоняние. Справа под выступом затаилась мышь, сердце бьется часто, словно уже попалась. Дальше – кусок дерева на волнах стукается прибоем о камни, а потом – пустынный берег со скалами и мокрыми валунами.

Каонэль сосредоточилась и снова втянула носом, в голове появились новые образы. Слева у воды сбились водоросли и, судя по запаху, скоро зацветут, наполнив берег резким кисловатым воздухом. Дальше снова пустынный обрыв.

Плечи эльфийки опустились. Она обреченно оглядела берег и развернулась, чтобы вернуться, но взгляд зацепился за ярко голубую ленту, застрявшую в расщелине между камней.

Серая буквально слетела вниз.

– Генэль… – прошептала она.

Потом спрыгнула еще ниже.

Едва подошвы коснулись камней, серая, наконец, уловила запах высокородной, терпко-сладкий, а с ним что-то горелое и недоброе. Уши дернулись, она бросилась вдоль обрыва, перепрыгивая с валуна на валун, и рискуя поскользнуться, лишь бы не потерять тонкую нить аромата.

Глаза эльфийки загорелись. Она балансировала, как настоящая акробатка, чьей ловкости позавидуют не только циркачи Страга, но и лесные эльфы, с которыми в сноровке вообще глупо соревноваться.

Через некоторое время берег стал уже, а обрыв выше. Крутые утесы нависли, как черные громады, закрывая треть неба, вода справа дошла до середины валунов, и те мокрые от брызг. Каонэль пришлось смотреть во все глаза и напрягать каждую мышцу, чтобы удерживать равновесие.

Когда берег превратился в полоску, шириной не больше шага, расстояние между камнями увеличилось. Серая пару секунд оценивала взглядом расщелины, в которых плещется на удивление чистая вода, потом оглянулась. Но там пусто, словно ее преследователь отстал, не решился спускаться следом, а может вообще плюнул на это бесполезное занятие.

Она снова принюхалась. Сладко-терпкий запах стал отчетливей, хотя и кажется, что идет откуда-то из камней.

– Сюда бы гнома, – проговорила она рыбе, которая застыла у валунов и покачивает лишь хвостом, чтобы держаться на плаву. – Вот кто разбирается в камнях, пещерах и всей этой скалистости. Только он против меня голос отдал. Точнее не меня, а моего народа. Хотя какая разница…

Рыба безмолвно открыла ртом, жабры тоже шевельнулись и на поверхность всплыло несколько пузырьков. Каонэль продолжила, осторожно перебираясь на следующий камень:

– Нет, я понимаю, что не известно к каким эльфам принадлежу. Но эльфы везде эльфы. Только Хранителей я тоже люблю. Ну пусть не всех, но все равно. И как прикажешь быть?

Рыба снова промолчала, потом шевельнула хвостом и скрылась в глубине.

Эльфийка махнула рукой и стала шевелить ушами. Лепестки носа затрепетали, вылавливая каждую крупицу запаха, который ведет вперед, где путь становится все уже и опасней.

– За эльфов, – подбодрила она себя и стала прыгать по мокрым валунам.

Пару раз чуть не соскользнула, но благодаря врожденному чувству равновесия, удержалась.

Спустя вечность, запах высокородной стал, наконец, отчетливым и ясным, а с ним тот, чужой и страшный.

Впереди, в нескольких шагах звук прибоя отдает эхом, словно волны бьются в жестяном ведре. Серая ускорилась и через несколько прыжков оказалась возле входа в грот у самой кромки воды.

Стараясь не издавать звуков, она сделала шаг в темноту. Глаза засияли сильней и осветили ее встревоженное лицо, на котором такая смесь эмоция, что даже маг не разобрал бы.

– Генэль, – шепнула эльфийка, проходя вперед.

Пещера оказалась, на удивление сухой – проход сразу уходит вверх, вода если и поднимается в прилив, внутри все равно остается воздушный карман.

Пройдя дальше, Каонэль вытащила антрацитовый клинок и согнула колени. Впереди небольшой зал, а справа в стене темнеет еще один вход. Эльфийка быстро пересекла пещеру и осторожно заглянула в темноту, стараясь прикрывать светящиеся, как маленькие солнца глаза, капюшоном.

Когда пересекла пустой зал и остановилась у темного прохода, оттуда донесся слабый звук, похожий то ли на всплеск, то ли на всхлип. Каонэль заглянула в черноту. Ночное зрение показало лишь длинный проход, который сворачивает куда-то вправо. Оттуда тянет могильной сыростью и чем-то что трудно поддается описанию, но хочется бросить меч и кинуться обратно, где солнце, трава и деревья.

Эльфийка сделала глубокий вдох.

– Продержись, высокородная, – прошептала она. – Еще немного.

Сцепив зубки, Каонэль пошла вперед.

Глава 16

Темнота обступила эльфийку. Желтые, как утреннее солнце, глаза повисли в темноте, и если бы Каонэль сейчас увидел гном или птеринг, хватался бы за сердце и кричал, что хотят напугать до смерти.

Серая двинулась вперед, выставив перед собой острие клинка. Проход узкий, рассчитанный на двоих, не больше, да и те будут плечами о камни цепляться. На стеная кое-где мох и зеленоватая плесень. Пятна разрослись под самый потолок, словно коридор обили ковром. Зато пол гладкий. Иногда его пересекают тонкие струйки и стекают в невидимые щели.

Эльфийка старалась выверять каждый шаг, но все равно вступала в воду. Через некоторое время тоннель пошел вниз, воздух стал тяжелее, словно где-то там, в недрах, кипит гномья работа, куются молоты и адамантиновые доспехи.

Когда Каонэль завернула за очередной поворот, коридор неожиданно оборвался, и серая едва удержалась, чтобы не свалиться с края. Поймав равновесие, она схватилась за стену и осторожно заглянула вниз. Темнота показалась такой непроглядной, что даже ночное зрение не различило ничего, кроме пустоты.

– Сюда точно надо Тарната, – прошептала она и тут же зажала рот, потому, что шепот разлетелся эхом, постепенно превращаясь во что-то зловещее и чужое.

Она вытаращила глаза и вскинула меч, готовая отражать атаку неведомых зверей, но в тоннеле все стихло. Даже страшное эхо исчезло, словно убежало наружу и растворилось в вечернем воздухе.

Из колодца потянуло, эльфийка вытянула шею, принюхиваясь. К радости и сожалению, уловила запах высокородной.

– Только не туда… – пролепетала она одними губами.

Но порыв повторился, принеся очередную порцию сведений, из которых ясно – незнакомец там же.

Вдохнув поглубже, словно собирается нырять за жемчугом, Каонэль прижала клинок к груди и шагнула в проход. Внутренности моментально потеряли вес, по телу прокатилась волна щекотки, какая бывает лишь при падении, и серая приготовилась лететь долго и страшно.

Но стопы неожиданно ударились в пол. В голове зазвенело, Каонэль отпружинила, кувыркнувшись застыла на одном колене, и отвела меч в сторону для удара.

Нижний тоннель оказался таким же пустым, только душнее, плесень расползлась до самого пола, местами полностью его затянув. Эльфийка пару раз чуть не поскользнулась на ней.

Когда проходила мимо трещины в стене, из которой сыростью тянет особо сильно, оттуда выползла крупная козявка, похожая на червя, только в броне и с таким количеством лапок, что Каонэль поморщилась

Козявка с сухим треском поползла к потолку, ножки задвигались быстро и волнообразно, а усики стали дергаться, ощупывая дорогу. Каонэль отшагнула, когда существо оказалось прямо над ней.

Существо чувствует себя в тоннелях куда лучше, чем эльфийка. Оно перелезло на другую стену и застыло, покачивая усами.

– Страшилище, – проговорила Каонэль едва слышно, опасаясь страшного эха, которое может ее выдать. – Только такие тут и живут.

Стараясь не выпускать из виду козявку, которая вообще-то размером с небольшую крысу, эльфийка шагнула дальше.

Что-то хрустнуло. Каонэль инстинктивно выставила меч, в эту же секунду пол под ней зашатался и исчез. Она едва успела выбросить руки вперед и зацепиться за край.

Внизу послышался глухой всплеск и мерный шум воды. Когда эльфийка опустила голову, ночным зрением различила подземную реку. Вода суровым потоком несется к морю, зажатая в каменных тисках, воздух из канала плотный и влажный.

Каонэль еще секунду таращилась на черный поток, потом подтянулась и вылезла обратно в тоннель. Козявка уползла, видимо испуганная обвалом, а серая стала прощупывать пол перед собой прежде, чем шагнуть.

Прошла вечность, а она все еще двигалась по воздушному следу глубже и глубже в недра. Пол стал земляным и теперь серая чаще вступает в лужи, шлепая сапогами. Зато потолок ушел вверх и сузился, словно когда-то давно тут столкнулись две горы, а время стерло воспоминания о них, оставив только этот потолок.

Земля под ногами размягчилась, через некоторое время вовсе превратилась в грязевое тесто. Козявка снова вылезла и теперь ползет наравне с эльфийкой.

– Вот привязался, – пробормотала Каонэль. – Ползи в свои катакомбы и пугай мокриц.

Хитиновый червь промолчал, только быстрее зашевелил ножками.

Каонэль покривилась.

– Создали же боги такое, – проговорила она под нос. – Я, конечно, всех зверей люблю. Но ты страшный.

Козявка издала трескучий звук и негодующе задергала усиками. Эльфийка удивленно подняла бровь.

– Вот только не надо. Я с козявками не разговариваю, – произнесла она. – Даже не знаю, как меня звери понимают. А ты вообще не зверь. Ворг говорит, что козявки не звери. Хотя, ворг в последнее время вообще много чего говорит. Даже с Теонардом соглашается…

Козявка шевельнула усами и скрылась в очередной расщелине.

– Ну вот, – вздохнула серая, – ты тоже уполз.

Из тоннеля снова потянуло запахами, аромат Генэль и чужака стал настолько отчетливым, словно они где-то за поворотом. Забыв о козявке, серая ускорилась, выставив перед собой клинок.

Грязь из рыхлой превратилась в жидкую, а потом и вовсе скрылась под водяной пленкой. Через несколько минут Каонэль уже двигались по щиколотку в воде, которая поднимается с каждым шагом.

Когда нога эльфийки угодила в яму, она успела ухватиться за стену, но все равно намочила колени. Сверху послышалось гудение, словно по поверхности пронеслось стадо коров. Между трещинами с потолка посыпались камешки, с плеском разлетаясь по воде. Каонэль повертела головой, уши прижались, а ноги сами понесли вперед.

Через несколько поворотов вода поднялась до колен, и эльфийка мысленно поблагодарила того, кто шил сапоги, доходящие почти до бедер.

Раздался всплеск, не похожий на то, какой получает от падения камней с потолка. Эльфийка замерла. Всплеск повторился, Каонэль пробормотала нервно:

– Козявка, надеюсь, это ты решила потрогать под водой мою ногу.

Толща воды спокойная и черная, как свежая смола, на поверхности отражаются горящие глаза эльфийки и время от времени прокатываются маленькие волны.

Потянув воздух, серая зашевелила ушами, но в тоннеле лишь звук капель и далекий шум подземной реки. Когда мимо снова что-то проплыло, серая сорвалась с места уже без разбора. Но бежать в воде тяжко – сапоги вязнут в иле, темная толща тормозит движения, а какая-то тварь все чаще касается ног.

Один раз она все же упала, погрузившись с головой. В черной воде мелькнул силуэт, и серая пробкой вылетела на поверхность, испуганно крутя головой. Справа послышался плеск и совсем недоброе бульканье.

Каонэль дернула ушами, пытаясь прогнать мурашки размером с жука, но кожа все равно покрылась крупными пупырышками.

Под водой прокатились волны, какие бывают, когда что-то крупное быстро проплывает рядом. Впереди показался очередной поворот. Когда добралась до него, облегченно выдохнула. Коридор снова поднимается вверх, а пол сухой и каменистый.

Забыв обо всем, серая ринулась вперед, с трудом переставляя ноги, потому, что вода поднялась до бедер и теперь эльфийка хлюпает сапогами.

До подъема осталось шагов пять. С потолка свисают каменные сосульки. Острые, как пики, кончики поблескивают от влаги и с них, время от времени, падает вода. По краям подъема большие валуны, на них тоже сосульки, только перевернутые, но такие же острые. Серая рванулась туда.

В этот момент толща перед ней забурлила, из воды медленно поднялась огромная змеиная голова с вертикальными зрачками и медленно повернулась к Каонэль.

Эльфийка застыла. Лицо стало непроницаемым и сосредоточенным, будто не перед гигантской змеей стоит, а дотошно пересчитывает звезды в небе.

Изо рта змеи высунулся длинный раздвоенный язык и тут же спрятался, тварь еще немного вытянула тело из воды, голова при этом осталась на месте. Она чуть повернулась и издала глухое шипение.

– Тихо, – едва слышно проговорила эльфийка, не сводя глаз с гадины.

Медленно вытянула руку с мечем в сторону, для замаха. Змее это не понравилось, она качнула головой и снова зашипела, высовывая язык. Слева вода тоже пошла кругами, эльфийка затаила дыхание, ожидая появления еще одной чудовищной головы. Но вместо нее показался острый кончик хвоста, он беспокойно завертелся и стал бить по поверхности, разбрызгивая капли.

Пользуясь моментом, Каонэль все же отвела меч, делая его продолжением руки.

– Я не ищу с тобой ссоры, – прошептала она и медленно двинулась влево, обходя гадину по дуге.

Змея наблюдала за ней, как если бы изучала кролика, которого готовится сожрать. Язык время от времени высовывается, кончик хвоста дергается, в такт ушам эльфийки, которые шевелятся, как у нервной кошки.

Когда Каонэль оказалась возле стены, пальцы крепче сжали рукоять. Сделав вдох, она приподняла кончик для удара. В этот же момент змея с шипением кинулась.

Серая едва успела отпрыгнуть в сторону, как за ней раздался всплеск. Когда оглянулась, на воде остались лишь круги, но толща опасно колышется, как огриное брюхо, которое переваривает ужин.

Собрав все силы, эльфийка бросилась к подъему, местами утопая по пояс. До него остался шаг, она сделала рывок, но тут почувствовала, как что-то холодное и шершавое обвилось вокруг ноги. Едва вскинула меч, как ее дернуло обратно и утащило с головой под воду.

Холодные кольца моментально опутали вторую ногу, лишь благодаря врожденной верткости, не окрутили полностью. Каонэль чувствовала, как змея прижимает ко дну, но душить не спешит, а когда ощутила, как драгоценный воздух постепенно уплывает крупными пузырями вверх поняла, что змея попросту намерена ее утопить.

Сердцебиение участилось, Каонэль задергалась, как подцепленный на крючок червь, извернувшись, умудрилась достать клинком до чешуи. Под водой прокатился скрежет, как если бы тролль решил помыться железной теркой. Кольца чуть ослабли, и эльфийка освободила ноги.

Оказавшись на поверхности, судорожно вдохнула и погребла к подъему, но перед ней снова вынырнула змеиная голова. Высунулся раздвоенный язык, круглые глаза уставились на эльфийку бездушно и хищно, словно серая для гадины и впрямь не больше, чем ужин. А совсем не противник.

Когда змея дернулась к ней, Каонэль прошипела в отчаянии:

– Стой!

Тварь неожиданно замерла, словно загипнотизированная. Каонэль сама в оцепенении раскрыла рот, глаза вытаращились. Так они стояли в воде несколько мгновений. Потом, видя, что змея послушалась, Каонэль проговорила голосом, похожим на шелест осеннего ветра в листве:

– Я тебе не враг. Не я тебя сюда загнала.

Змея качнулась, взгляд стал внимательным и разумным, она наклонила голову. Каонэль медленно, стараясь не делать лишних движений, пошла вокруг твари, намереваясь добраться до подъема.

Когда змея зашипела, эльфийка снова заговорила ласковым гипнотическим голосом.

– Смотри, – шептала она. – Видишь меч? Это антрацитовый клинок. Его изготовили в самом Великом Разломе. Он очень острый и прочный. А у тебя на боку рана. Но даже с ней ты все еще сильна и опасна. А я простая серая эльфийка. Мне нужно помочь.

Очевидно, гадина не понимала значения слов, но тон и манера ввели ее в состояние полудремы. Она зашаталась, словно молодое деревце на ветру, взгляд стал рассеянным и приковался к желтым глазам.

Эльфийка продолжала шептать:

– Ты же хорошая змея. Вот и плыви в свою нору, а меня не трогай. А если хочешь кого-то проглотить, можешь изловить незнакомца.

Змея не мигая наблюдала, как эльфийка медленно, движется вокруг нее. Спустя минуту, Каонэль наконец выбралась из воды и осторожно отшагнула в тоннель. Лацерна облепила стройное тело, с волос потекли струи, с шорохом ударяясь о пол, но звуки падающих с потолка капель заглушил шум.

Гадина подплыла к одному из камней с перевернутой сосулькой. Взгляд все еще прикован к эльфийке. Серая проследила за ним и только сейчас заметила, что он сосредоточен на декольте, где спрятан осколок.

– Все же ты у меня работаешь, – пробормотала Каонэль, глядя между полусферами. Потом подняла голову и прошептала: – Ты меня не тронешь. Поняла? Я могу испугаться и ударить лезвием. А ты рассердишься, попытаешься съесть меня. Зачем это надо? Мы больше не будем драться. Верно?

Змея подплыла ближе. Остановившись возле самой кромки, поднялась, словно готовится к броску. В глазах отразился свет эльфийских глаз, а сама показалась промокшим бревном, которое почему-то встало вертикально.

Когда Каонэль испуганно отшагнула, тварь приблизилась еще немного, но в тоннель выползать не стала. Только уперлась брюхом в валун и опустила голову, будто поклонилась.

Осторожно опустив меч, эльфийка наклонила голову. Змея повторила за ней, словно отражение. Пар секунд они вглядывались друг в друга, потом серая произнесла тихо, но уверенно:

– Ты не нападешь.

Змея высунула раздвоенный язык и зашипела. Но Каонэль осталась неподвижной. Змея еще раз зашипела. Потом опустилась в воду, к величайшему облегчению эльфийки, уплыла в глубину, оставив на воде мелкую рябь.

С этой стороны видно, как круто коридор забирает вверх, и почему тут скопилось столько воды. Она капает сверху и плохо уходит в почву, а ниже – подземная река, вода застаивается, образуя озерце. Каменные сосульки в темноте кажутся клыками огромного чудовища, но ночное зрение позволяет видеть всего лишь камни, а не то, что дорисовывает беспокойный ум.

Эльфийка сказала, глядя на них:

– Ну и место. Только безумный мог забраться сюда. Но еще безумнее тот, кто пойдет следом…

Потом вытерла мокрое лицо и развернулась в тоннель. Лишь пройдя пару поворотов, Каонэль смогла облегчённо выдохнуть.

Опустив пальцы в декольте, осторожно вытащила осколок и поднесла к лицу. Тот переливается золотистыми волнами и отражает свет эльфийских глаз, словно подмигивает.

– Я думала, ты у меня бесполезный, – шепнула она и затолкала его поглубже между грудью и корсетом. Тот даже скрипнул, когда она укладывала его поудобнее, чтобы углы не упирались в кожу.

– А ты, значит, помогаешь мне животных приструнить. Вообще-то, я идо этого как-то обходилась. Но спасибо.

Расправив складки, серая провела пальцами по цепочке, которая не заметна под плащом и двинулась дальше. Стены поплыли по бокам холодные и безжизненные. Лишь иногда из щелей вылезают козявки, похожие на ту, что пугала эльфийку, только крупнее.

Серая старалась ускоряться, но козявки и сами спешат поскорее скрыться от горящих глаз потому, что не привыкли к свету.

Тоннель поднимался еще пару изгибов, потом пошел ровный, словно его специально заменяли и вытачивали. Потолок ушел еще выше, что могло значить – либо сверху какая-то возвышенность, либо Каонэль спустилась слишком глубоко.

Подняв тревожный взгляд, она вгляделась в темноту расщелин, которые из-за ночного зрения кажутся особенно рельефными. Там что-то зашевелились, а когда эльфийка остановилась, задрав голову, с потолка посыпалось черное и пищащее.

Каонэль резко согнулась, прикрыв макушку. Из-под локтя успела заметить, как черные тряпки, не долетая до пола уносятся вниз по тоннелю.

Только когда последняя упорхнула в темноту, Каонэль сообразила, что это было.

– Нетопыри, – пробормотала она. – Маленькие, но громкие.

Покосившись на свод пещеры и опасаясь, что спугнет еще одну стаю летучих мышей, серая пригнулась и на полусогнутых побрела дальше. На новом повороте, ее глаза неожиданно расширились. Каонэль быстро сунула ладонь во внутренний карман лацерны и долго там возилась. Лишь, когда нащупала гладкий бок склянки, что дал мелкинд и мягкий платок с землей, облегченно расслабила плечи.

– Слава забытым богам, – прошептала она, укладывая предметы поудобнее. – Хороший плащ. И карманы глубокие.

Потом были еще несколько поворотов. Наконец тоннель кончился и эльфийка оказалась в просторном зале с таким высоким сводом, что потолка вообще не видно.

Покатые стены, которые за сотни лет до гладкости обточила вода, уходят вниз, а там теряются в непроглядной темноте. Каонэль заглянула за край, оттуда пахнуло мертвенным холодом и чем-то чужим.

Резко отклонившись, серая застыла на каменном мостике, соединяющий тоннель и зал. Пол выпуклый, словно сделан из части огромного шара и вмурован в породу. На противоположной стене арка, огромная, с непонятными символами, которые, видимо рисовали в спешке и подручным материалом.

В глубине зеленоватый свет, такой бледный, что только эльфийка и смогла бы увидеть. Потянув носом, она тревожно охнула и прошептала:

– Нашла.

Эльфийка быстро пересекла пещеру и осторожно заглянула в темноту, стараясь прикрывать светящиеся, как маленькие солнца глаза, капюшоном.

Не успела заглянуть, как из прохода раздался глубокий, похожий на саму смерть, голос:

– Не страшись, солнечная эльфийка. Я дарую тебе великое.

Каонэль, помимо воли, ощутила, как затряслись колени и кончики ушей, но когда услышала высокородную, застыла.

– Ты не посмеешь!

– Успокойся, эльфийка, – прогудел голос. – Душа твоя в смятении. Но не тревожься. Все пройдет хорошо.

Генэль выкрикнула:

– Тебя найдут и обезглавят! Нельзя безнаказанно убить эльфа!

– О, несмышленое дитя. Я не убью тебя. Я сберегу тебя.

Каонэль выглянула одним глазом из-за арки и охнула.

Глава 17

Вся комната напоминает алтарь, сделанный на скорую руку. Этот зал поменьше, но тоже с покатыми стенами и сводчатым потолком. В середине невысокий плоский камень, шириной в целое ложе, на котором в позе звезды распята Генэль. Глаза закрыты, всегда сияющая кожа поблекла и выглядит слегка землистой, пряди из прически выбились. Глянь она в зеркало – упала бы без чувств.

По краям светильники льют зеленоватый свет, и солнечная кажется совсем больной.

Чужак в мантии и широкополой шляпе деловито прохаживается вокруг, поправляя веревки на руках и ногах белокожей, что-то тихо произносит. Но Каонэль не смогла разобрать, даже когда вытянула уши.

Когда он расставил по углам четыре камня, высокородная пришла в чувства. Ресницы поднялись и затрепетали, словно пробуждается от приятного сна, но когда взгляд упал на незнакомца, Генэль дернулась.

– О, сияющий источник, – прошептала она, таращась круглыми глазами на фигуру в мантии. – Сбереги меня… Пошли сил и терпения. Спаси меня, а если моя жизнь так ничтожна, дай достойно встретить гибель…

Незнакомец шагнул к ней и проговорил гулко:

– Не трепещи, высокородная эльфийка. Твоя судьба будет прекрасной. Когда я закончу, ты обретешь вечность.

Генэль зажмурилась так сильно, что чужак усмехнулся. Затем выпрямился и бесшумно, словно вообще не касается пола, скрылся в небольшом проходе на другой стороне.

Каонэль пару секунд выжидала, прислушиваясь и изучая воздух. Когда убедилась, что незнакомец чем-то занят, пригнувшись, подбежала к солнечной.

Та лежит со все еще зажмуренными глазами, уши позорно прижаты, а дыхание частое, как у загнанного зайца.

Каонэль оглянулась на проход, откуда слышен голос жуткий и глубокий настолько, что волосы на макушке поднимаются.

Затем шепнула нервно:

– Ты в порядке?

Генэль не ответила, только сильнее зажмурилась. Серая потянула веревки, но те сырые, а такие под силу только каменному троллю разорвать, хотя она и с сухими бы не справилась.

– Генэль, – снова прошептала желтоглазая. – Посмотри на меня. Это я. Да очнись же!

Веки высокородной дрогнули, пушистые ресницы медленно поднялись, солнечная шумно вдохнула и несколько мгновений тупо таращилась на Хранителя. Потом уши вытянулись, как заостренные пики.

– Распутай меня немедленно! – заговорила она громким шепотом. – Он не нормальный и боюсь представить, что задумал. За такое король Эолума его уничтожит! И всех, кто ему помогает!

Каонэль бегло оглядела зал.

– Тише! – шепотом выдохнула она.

Солнечная вытаращилась на нее безумными глазами, на лице отразилась палитра эмоций от радости, что больше не одна, до презрения и ненависти. Потом принялась дергать веревки, но получился лишь шум.

– Бесполезно, – произнесла Каонэль, опасливо оглядываясь на проход, в котором скрылся чужак. – Веревки будто на гоблинов, а может и огров делали. Тем более мокрые. Придется резать.

– Это ты подстроила? – прошипела высокородная, метнув на серую уничтожающий взгляд.

Каонэль посмотрела нее, как на безумную.

– Разуй глаза, – произнесла она. – Что я, по-твоему, тут делаю?

На лице солнечной пляшут тени, глаза полыхают синим огнем, будто это Каонэль во всем виновата. Всегда идеальное и опрятное платье порвано на бедре, а в дыре сияет белоснежная кожа.

Она снова дернула руками и прошептала:

– Откуда я знаю, что у таких, как ты на уме. Может это коварный план, и ты хочешь выкуп.

– Ты спятила? – бросила серая. – Я вообще-то тебя спасать шла, жизнью рисковала. И все еще рискую, учитывая, что мы обе в пещере, а рядом какой-то живодер.

Белокожая изменилась в лице, глаза уставились на Каонэль, словно она только что превратилась из эльфийки в нечто невероятное и странное. Губы Генэль бесшумно зашевелились, но серая смогла разобрать удивленное «спасать».

В проходе что-то стукнуло, послышались шаги, через секунду из темноты вынырнула долговязая фигура в шляпе, сильно надвинутой на лицо. Каонэль едва успела присесть, прячась за алтарем.

Высокородная тоже замерла, только глаза поворачиваются следом за незнакомцем.

Тот пересек зал и остановился возле одного из камней, ладонь нырнула в складку мантии и через секунду из нее появился небольшой шар. Один из тех, что лежали в телеге, которую мелкинд оставил за башней.

Незнакомец очень бережно, словно шар может разбиться от малейшего прикосновения, опустил его на камень и перешел к другому. Каонэль пришлось переползти.

Чужак остановился и покосился на Генэль. Та дернулась, отвлекая внимание, лицо приняло высокомерное выражение, а взгляд стал холодным.

– Вы, верное, ошиблись, – произнесла она так величественно, что Каонэль чуть не вылезла посмотреть. – Я уже говорила, что схватили не того. Но если сию минуту исправите это ужасное недоразумение, я постараюсь уговорить гвардейцев убить вас быстро и без мучений.

Существо покачало головой, из-под шляпы прозвучал жуткий голос:

– Я не ошибся, о высокородная эльфийка. Я долго скитался, в поисках душ, что ценнее золота. Ценнее адамантина, который вы так любите. А когда учуял ее…

Он указал на Генэль, которая синими глазами взирает на происходящее, стараясь держаться достойно, но уши предательски подрагивают. Потом продолжил:

– Мой путь был предрешен. Пришлось идти из далеких земель, где наше славное племя довольствуется лишь умершими. Их души, как пыль на сапогах времени, что идет неумолимыми шагами. Но в мое хранилище попадают настоящие алмазы. Я не стану ждать, пока твой час придет, а сам приближу его. И тогда ты обретешь вечность.

Невозмутимое выражение стало сползать с лица Генэль, глаза округлились, уши позорно прижались, словно она не высокородная, а какая-нибудь рабыня из неведомых северных стран.

Бросив быстрый взгляд в сторону, где прячется Каонэль, она быстро проговорила:

– Ты же говорил, что не причинишь мне вред?! А теперь хочешь убить! Убить эльфа? За это будет страшное наказание! Страшное!

Незнакомец выложил второй шар на камень.

– Смерть – моя работа, – сказал он гулко.

Высокородная нервно сглотнула, взгляд приковался к фигуре в шляпе, от которой веет холодом вечности. Существо качнулось и направилось к следующему камню. Каонэль на четвереньках переползла на другую сторону, моля забытых богов. что бы слух у чужака был не такой чуткий, как у нее.

Он, тем временем, выложил следующую сферу, а когда закончил с четвертой, приблизился к алтарю и наклонился над высокородной. Каонэль услышала сдавленный вдох, потом частую дробь, лишь через секунду серая поняла, что это стучат зубы белокожей.

– Не ты ли, – проговорил чужак голосом, которому сама смерть позавидовала бы, – чуть раньше готова была убить соплеменницу? Не ты ли зажгла огненный шар в ладони и грозилась сжечь? Я все чувствовал, эльфийка. Чувствовал твое желание лишить жизни живое существо. Мы всегда это слышим. Момент смерти манит нас, как мотыльков огонь. Ответь мне, солнечная, чем ты лучше?

Генэль задрожала, как осина во время урагана, ноготки впились в камень и противно заскрипели. Она шумно сглотнула, и прошептала:

– Что ты такое…

– Отвечай! – крикнул незнакомец, и своды пещеры задрожали, а эхо разбилось на сотни частей, разлетаясь в самые потаенные углы.

Генэль прошептала помертвевшим голосом:

– То была справедливость. Я бы в жизни не…

Чужак еще сильнее приблизился, застыв на расстоянии ладони от ее лица.

– Справедливость? – оборвал он.

– Честная битва, – дрожащим голосом произнесла высокородная. – Это не считается…

– Честная? Ты могла лишить мир чудесного создания, а я был пленен. Я не смог бы поймать ее душу! Где бы она оказалась?!

– Я… я не знаю, – едва слышно пролепетала Генэль и всхлипнула.

В блестящую от воды стену, гладкой, как эолумское зеркало, Каонэль видела, как по вискам высокородной потекли слезы. Потом Генэль отвернулась, зажмурившись, будто больше не может смотреть в лицо ужасу, что скрывается под шляпой.

Каонэль шевельнулась. Незнакомец поднял голову и в отражении, наконец, заметил ее.

Серая подпрыгнула, видя, что прятаться больше нет смысла. В воздухе сверкнуло антрацитовое лезвие, и она приземлилась на край алтаря.

– Отпусти ее немедленно! – закричала Каонэль, удивляясь собственной смелости. – Иначе на тебя обрушится гнев всех Хранителей.

Чужак неспешно повернул голову к серой, все так же пряча лицо под шляпой. Пальцы сцепились в замок в молитвенном жесте, Каонэль растерялась, когда он застыл спокойно и безмятежно.

Потом плавно поднял левую длань и задрал голову. Обе эльфийки охнули, когда перед ними предстало лицо с круглыми рыбьими глазами. Отверстия вместо носа мерно расширяются и сужаются, а седые волосы плавно качаются, словно в пещере ветер.

Он пару мгновений изучал серую, которая почему-то не могла пошевелиться, потом прогудел:

– Ты не понимаешь, Хранитель. Я совершаю благое дело. Души солнечных эльфов – великая ценность. Я хочу их спасти.

Каонэль направила острие клинка на незнакомца.

– Кем бы ты ни был, ты безумен, – выпалила она.

– О нет, – сказал он. – Я лишь верный слуга великого Жнеца. Вестник, который не желает более терпеть неудач. Я могу сберечь ценную душу от забвенья. От бесславного конца, какому подвластны все смертные. Но я не стану ждать. Я сохраню твою соплеменницу в хранилище. Навсегда. Навечно.

– Это мы еще посмотрим, – выпалила Каонэль, готовясь к прыжку. – Вообще не понимаю, почему говорю с тобой.

– Я вестник. Все хотят с нами говорить, – произнес чужак спокойно. – Думают, так отсрочат неизбежное. Но от тебя идут неведомые волны. При первой встрече не разглядел, но сейчас вижу. Ты даже ценнее.

Уши Каонэль дрогнули, она проговорила, стараясь, чтобы голос не дрожал:

– Спасибо, конечно. Но я пока не спешу умирать.

– О, ты не знаешь, какой это дар, – сказал чужак, раскидывая руки. – Нам приходится ждать, пока естественный ход вещей все сделает сам. Но я ждать не стану. Я уже потерял несколько золотых душ и больше не опозорюсь.

Его губы забормотали что-то на неизвестном языке, шары, расставленные по камням, засветились, как набитые светляками адуляры. От них поползли жгуты, похожие на медленные молнии.

Чужак вынул из складок мантии еще один шар, размером с небольшую дыню и разжал пальцы. Шар проплыл над белокожей и застыл над ее животом.

– Что ты делаешь! – закричала высокородная.

Каонэль таращилась, как замороженная. Лишь, когда услышала вопль солнечной, опомнилась и с яростным криком бросилась на незнакомца.

В воздухе блеснул клинок, но фигура даже не шевельнулась. Он повел пальцами и Каонэль швырнуло на пол.

– О, как удивительно, – прогудел он. – Да, теперь я чувствую. Ты необычная эльфийка. Ты пополнишь мою коллекцию.

Поверхность сферы над Генэль пошла желто-оранжевыми волнами, внутри появились всполохи, будто в ней заключена буря. Они сталкиваются и разлетаются, словно боятся друг друга.

– Не смей! – закричала серая. – Она должна быть живой! Живой!

– Не бойся, серый Хранитель, твоя душа тоже будет сохранена.

– Моя душа нужна мне самой, – огрызнулась Каонэль и подскочила, согнув колени для прыжка.

Шар над солнечной поднялся к потолку, засиял ярче. Когда всполохи внутри заметались, как перепуганные мотыльки, лицо Генэль вытянулось, как у покойницы, взгляд стал беспомощным, а в глазах отразилась такая мука, что Каонэль даже вздрогнула, потому, что никогда прежде не видела солнечных такими напуганными.

Сорвавшись с места, Каонэль вихрем налетела на чужака. Тот остался неподвижен, лишь рука метнулась вверх.

Клинок звякнул, будто ударился о камень. Серую снова откинуло. Но в этот раз удержалась на ногах и оттолкнувшись, зависла в воздухе для своего коронного удара.

Незнакомец даже не оглянулся.

– Жизнь, это энергия, – проговорил он спокойно. – Это сила, которую оставлять без присмотра непростительная беспечность. Энергия должна быть поймана и сохранена для следующих поколений. Но мы не всегда успеваем. И лишь я нашел выход.

Генэль закричала и разрыдалась, как самая простая эльфийка, а серая обрушилась на существо, целясь клинком в затылок. Но, когда приземлилась, на месте осталось лишь темное пятно синей пыли.

Серая в панике завертелась, через секунду на другой стороне алтаря раздался хлопок, и чужак возник прямо из воздух. Только синяя взвесь в стороны полетела.

– Не сопротивляйся, – прогудел он. – Идем со мной.

– Я скорее жабу съем! – крикнула эльфийка и снова прыгнула на чужака, в этот раз стараясь достать его с бока.

Тот снова исчез и возник у головы высокородной.

– Ты ничего не можешь изменить, – проговорил он голосом, похожим на раскаты грома.

– Если жизнь, как ты говоришь, энергия, – выпалила она, обходя алтарь, – зачем ее ловить? Пускай летает.

Она выбросила руку с мечом вперед, намереваясь проткнуть незнакомца, но острие звякнуло, словно уткнулось в металл.

Он глянул на нее из-под края шляпы и проговорил снисходительно:

– Энергия должна быть сохранена, о серая эльфийка. Но не беспокойся. Ты будешь в безопасности. Я сохраню тебя и твою редкую силу.

Чужак сделал быстрые пассы рукой, меч Каонэль вырвало, а ее ударило о пол. Существо вынуло из складок мантии длинный четырехгранный кинжал с малахитовой рукоятью и приблизилось к ней.

– Только попробуй, – прошипела серая, косясь на Генэль, которая обреченно смотрит на нее холодными глазами, – и я вырву твои уродливые глаза!

– Не бойся, о чудесная, – сказал чужак. – Расслабься и не тревожься. Будет немного больно, но эльфы знают толк в боли.

Затем сделал шаг, послышался хруст стекла. Каонэль бросила испуганный взгляд на лацерну, которая распласталась по полу. Там, где вшит внутренний карман растекается темное пятно с блестящими вкраплениями.

Она в ужасе охнула.

– Что ты наделал!

Чужак поднял стопу и бесстрастно посмотрел на пятно.

– Зелье для портала, – прогудел он, наклоняясь. – Оно тебе не понадобится.

Эльфийка дернула лацерну на себя, из кармана выкатился свернутый платок с землей. Когда острие кинжала потянулось к шее, серая одним движением развернула платок и сыпанула землей в незнакомца.

Тот с воем выпрямился и схватился за глаза. Пользуясь моментом, Каонэль метнулась за мечом, потом подскочила к трясущейся Генэль и стала пилить веревки. Те поддаются с трудом, будто нарочно пропитаны чем-то плотным и скользким.

Серая постоянно оглядывалась, пока чужак стонами бродит, как оживший мертвец, и ковыряется в глазах.

Наконец, веревка на руках лопнула, Генэль кое-как села и стала снимать петли с запястий. Каонэль метнулась к ногам. Там уже не пилила, а рубила наотмашь по толстым канатам.

– Быстрее! – выдохнула высокородная. – Он приходит в себя!

Каонэль покосилась через плечо. Чужак остановился возле одной из стен, по которой струится вода, стал зачерпывать ладонью и плескать в лицо.

Через пару секунд повернул к эльфийкам рыбьи глаза. Генэль взвизгнула, в этот момент веревка на ногах разошлась. Солнечная стала судорожно скидывать остатки, а Каонэль с воинственным криком вскинула меч и ринулась на чужака.

Тот остался неподвижен, а когда острие со звоном ударилось ему в грудь, опустил озадаченный взгляд вниз.

– Оставь эти попытки, – сказал он громогласно и потянул руку к Хранителю.

К этому моменту высокородная освободилась от пут и трясущимися ногами слезла на пол.

Каонэль, наконец поняв, что меч не приносит незнакомцу ни капли вреда, развернулась и закричала:

– Беги!

И сама сорвалась с места.

Высокородная подхватила подол платья и ринулась к выходу. Каонэль оказалась прямо за ней, а в коридор вбежали уже вдвоем. Сзади раздался вой, в котором смешалось сожаление, злость и обида.

Серая прокричала:

– Быстрей!

– Не могу! – выпалила высокородная. – Мне невидно!

Каонэль зло зарычала. Прибавив скорости, обогнула солнечную и схватила ее за пальцы. Высокородная охнула, когда увидела две горящие точки в воздухе и отблеск на серой коже, от чего лицо Каонэль стало жутким и неживым. Глаза пару раз моргнули на бегу.

– Слепые солнечные! – крикнула серая. – Да быстрей же! Он умеет перемещаться! Видела пятна.

– Знаю, – отозвалась Генэль, едва не налетев на валун на повороте. – Пока меня тащил, несколько раз ныряли во что-то синее. Даже голова кружилась.

– И убить его не получается, – согласилась серая.

Через несколько поворотов коридор пошел вниз, Генэль спотыкалась и цеплялась подолом за камни. Серая покрикивала и торопила потому, что позади стали раздаваться хлопки, а в воздухе потянуло горелым.

Высокородная в очередной раз замешкалась, стала ковыряться, Каонэль выпалила:

– Да что ты там делаешь?! Он преследует! Разве не слышишь?

– Я платьем зацепилась, – простонал высокородная.

Серая проговорила в бешенстве:

– К лешему платье. Тебя сейчас не только без ушей оставят. Быстрей!

– Устала…

Глаза Каонэль полыхнули, как замок поверженного врага.

– Ты же эльф! – выкрикнула она. – Ты бегать начинаешь раньше, чем ходить! Шевелись!

Они снова ринулись вниз по коридору. Генэль со стонами преодолевала повороты, будто и впрямь, бегала так давно, что забыла, как это делается.

Когда добежали до подземного озера, хлопок раздался за поворотом, который только что обогнули.

– Сияющий источник… – прошептала высокородная. – Он совсем близко!

– За мной! – скомандовала Каонэль, утаскивая солнечную в воду.

Генэль с опаской шагнула в холодную толщу и простонала:

– Платье из паучьего шелка…

– Да забудь ты о платье! – взбесилась Хранитель. – Это чудовище из тебя хочет сделать… Не знаю, что!

– Из тебя тоже, – напомнила Генэль.

– Вот именно. А я этим становиться не хочу.

Эльфийки зашли в воду по пояс, когда хлопок раздался у самой кромки.

Коридор на мгновение озарился густым синеватым светом, и высокородная увидела, что они движутся по каменному мешку, залитому водой. Стены блестят от влаги, а с потолка свисают острые каменные сосульки.

Незнакомец взревел, пару мгновений топтался возле воды, потом осторожно ступил следом.

– Он не может через воду переместиться, – догадалась Генэль. – В ту сторону он тоже так шел.

– Это дает шансы, – хмуро заметила серая, тяжело переставляя ноги в воде.

Она все еще тянет солнечную. Та, как новорожденный котенок в темном чулане, слепо вертит головой и щурит свободной рукой в поисках опоры.

– Ой! – неожиданно выдохнула высокородная. – Что-то коснулось моей ноги!

Брови Хранителя взлетели на лоб.

– Точно! – произнесла она и сунула пыльцы в декольте.

Ее губы что-то забормотали, Генэль опасливо оглянулась, когда за спиной раздался всплеск, означающий, что незнакомец неумолимо приближается. В страхе она подняла левую руку и произнесла заклинание на высшем языке, который использовать за пределами Эолума запрещено.

Пальцы высокородной замерцали. Через секунду между ними сверкнули полосы, и в ладони засиял огненный шар. Коридор осветился, словно факелом, Генэль взвизгнула, когда увидела немигающие глаза чужака всего в трех шагах от себя.

– Каонэль! – выдохнула высокородная, впервые назвав серую по имени.

В этот момент вода перед ними забурлила, из толщи медленно поднялась огромная змеиная голова и уставилась холодными глазами на беглецов. Незнакомец позади довольно усмехнулся, даже ход замедлил и спрятал пальцы в рукава.

– Вам не куда идти, – громогласно заявил он. – Мой страж вас не пропустит.

Змея поднялась чуть выше эльфиек. Раздвоенный язык высовывается, пробуя запахи, а голова повернулась к Каонэль и едва заметно наклоняется из стороны в сторону. Потом змея перевела взгляд на чужака и снова на эльфиек.

– Нам конец, – простонала Генэль. – О сияющий источник, даруй мне смелости и чести, чтобы достойно встретить…

– Тихо! – приказала серая, и Генэль со звуком захлопнула рот.

Раздалось тихое, но глубокое шипение. В свете огненного шара солнечной, чешуя змеи замерцала, словно покрытая мельчайшими драгоценностями. Каонэль осторожно протянула ладонь к гадине, та чуть опустилась в воду и подставила огромную голову.

Каонэль прикоснулась к холодной коже и проговорила резко:

– Может, твой страж и не пропустит. Но это не твой страж. Хватайся!

Серая ухватилась за шею змеи, умудрившись подтащить высокородную поближе. Та ойкнула, а когда поняла, что обнимает гигантскую змею, уже неслась по воде.

Незнакомец взревел, сосульки под потолком тревожно задребезжали, и несколько камешков с плеском упали в воду. Один больно стукнул высокородную в макушку.

– Не ожидала, – простонала она.

– Держись, – подбодрила Каонэль. – И терпи. Ты эльф.

Змея стремительно несла эльфиек по подземному озеру. Огненный шар Генэль потух, она снова погрузилась во мрак, который заливается в рот холодными струями и лезет в уши. Зато Каонэль что-то коротко приказывает, вертит головой, сверкая страшными горящими глазами. Гадина извивается, время от времени ныряет, вынуждая обеих эльфиек задерживать дыхание.

По пещере прокатился разочарованный гул:

– Предатель! Предателей постигает кара!

– Это он про змею, – проговорила Каонэль, отплевываясь от воды и взвеси. – Не переживай, змейка. Не какая ты не предатель. Ты хорошая.

Серая оглянулась. Высокородная выглядит хуже разоренной фермерши. От прически не осталось ничего, волосы облепили голову, по лицу катятся струи, а лицо такое скорбное, что в самый раз просить подаяния.

Солнечная взмолилась:

– Долго еще?

Каонэль победно покосилась на нее и сказала:

– Долго.

В этот момент их тряхнуло, змея с разгона влетела грудью в противоположный берег. Каонэль быстро спрыгнула и потащила за собой солнечную. Та совсем сникла, кончики ушей повисли, а кожа уже не кажется такой белоснежной даже в ночном зрении.

Змея зашипела и развернулась обратно.

– Куда ты! – крикнула Каонэль вслед.

Огромное тело гадины стремительно понеслось на незнакомца. Тот вытаращил глаза, секунду неподвижно наблюдал, затем вкинул руки.

Раздался всплеск, змея выпрыгнула из воды, как пущенная стрела, и ринулась на него. Завязалась драка.

Каонэль потянула высокородную из воды, та подхватила подол и пошлепала за ней.

– Грязь, – пробормотала белокожая. – Тут всюду грязь…

– Конечно, – бросила серая. – В этом месте пол земляной. Мы должны были вернуться через портал. Мелкинд дал. Но склянка разбилась. Точнее, эта тварь его раздавила.

– И что делать? Что нам делать? – проговорила Генэль с ноткой надрыва.

Серая покосилась на ходу через плечо. Собиралась сказать что-нибудь резкое, но когда увидела, высокородную с ног до головы мокрую, в грязном платье, повисшие уши и волосы сосульками, лишь ухмыльнулась.

– Бежать, Генэль, – ответила она, ускоряясь. – Бежать.

Глава 18

Каонэль потянула высокородную с новой силой. Та бежит куда быстрей любого самого сноровистого человека, но серой уступает, к тому же ничего не видит и постоянно спотыкается о камни.

Со стороны подземного озера доносятся звуки борьбы, всплески и глухие хрипы, время от времени по коридору прокатывается шипение. Неожиданно что-то грохнуло, шипение раздалось в последний раз и все затихло.

Каонэль крепче сжала ладонь высокородной и подалась вперед, ускоряя бег так, что Генэль застонала.

– Где ты училась скорости? – спросила она задыхаясь. – Так не бегают даже лесные.

Каонэль дернула ушами и проговорила, не оборачиваясь:

– Не знаю. Я вообще ничего не знаю, кроме того, что эта тварь только что убила беззащитную змейку.

– Беззащитную? – изумилась высокородная, в сотый раз споткнувшись о камень. – Ты разве не видела ее зубы?

Обогнув мокрый валун, серая дернула за собой солнечную и проговорила гневно:

– Видела. Отличные были зубы. Длинные, наверное, очень ядовитые. А теперь эти зубы ничем не могут помочь. Бедная, бедная змейка…

Даже в темноте, Генэль уставилась на затылок серой, словно та помешалась и смеет говорить на высшем языке вне пределов Эолума.

Через несколько поворотов пол снова стал каменным, высокородная облегченно выдохнула потому, что ее туфельки покрылись таким слоем грязи, что никакая чистка не поможет. Двигаться стала быстрей, но серая подгоняет еще больше.

– Там, – сказала она, указывая вперед, словно солнечная может увидеть, – будет провал. Под ним подземная река, я чуть не угодила туда. А дальше что-то вроде колодца вверх. Придется хорошенько подпрыгнуть. Прыгать ты, надеюсь, умеешь?

Из-за спины Хранителя раздался уставший голос белокожей.

– Умею. Только хватило бы сил. Ты несешься, как молодой единорог.

– Потому, что за нами гонится чудовище, – бросила Каонэль. – Совсем немного осталось. Я уже вижу провал, всего несколько шагов.

В эту секунду, с другой стороны ямы воздух вспыхнул синим, между колодцем и провалом возникла высокая фигура в мантии и шляпе.

Эльфийки едва успели затормозить, чтобы не свалиться в поток, который гудит внизу. Чужак посмотрел на них, как на неразумных детей и раскинул руки, словно собирается обнять.

– Вы зря тратите силы, – проговорил он голосом, от которого у эльфиек по коже побежали крупные мурашки. – Я сказал, от меня не уйти. Я быстрее вас. Я долго жил, и видел народы, о каких вы даже не знаете. Чтобы с ними было, не сохрани я хотя бы по одному в своем тайнике? Исчезнуть… Это так страшно. Не дайте вашим народам кануть в лету.

Каонэль завертела головой в поисках спасения. Белоухая сжала пальцы у нее на ладони, а в другой появился огненный шар. Пещера осветилась, и на гладкой коже незнакомца заиграли блики, делая его совсем страшным.

Генэль замахнулась и швырнула шар. Тот пролетел над ямой и врезался в грудь чужаку, мантия, вместо того, чтобы вспыхнуть, лишь колыхнулась. А шар с шипением потух, словно угодил в воду.

– Да что ты такое! – прокричала высокородная.

– Тот, – проговорил чужак гулко, – кто сохранит твою душу. Слуга Жнеца… Подойдите же ко мне.

Он простер руки, от них потянулись извивающиеся темно-синие жгуты, воздух наполнился гарью. Генэль зашептала на запретном языке очередное заклинание, но серая одернул. Та непонимающе вытаращилась, косясь на жгуты, которые подползают все ближе.

Каонэль проговорила:

– Не дождешься.

С этими словами она толкнула высокородную в яму и спрыгнула следом.

Генэль закричала от неожиданности, зато чужак прогудел так, что затряслись своды каменного коридора. Каонэль видела, как под ней в воду плюхнулась фигура высокородной. Серая поджала ноги, боясь грохнуться на голову Генэль, но поток уже подхватил белокожую и стремительно понес по темному руслу.

Хранитель с плеском упала следом. Кожу обдало льдом, словно вода течет о снежных шапок самой Великой Горы. Мощный поток моментально закрутил и понес вперёд, будто сам желает сбежать.

Вода заливалась в рот и уши, Каонэль отплевывалась и шлепала руками, пытаясь выровняться на воде, но течение слишком сильное, и ее постоянно утягивало с головой.

Когда удавалось вынырнуть, серая судорожно глотала спертый воздух пещеры и вертела головой. Подземная река веками пробивала себе ход, который теперь извивается, как танцующая змея. Стены гладкие и отполированные, местами русло сужается и воздушные карманы исчезают, приходится задерживать дыхание.

Вынырнув в очередном месте, где потолок повыше, Каонэль попыталась вглядеться в темноту. В ночном зрении видно ровные стены, почти идеальный арочный потолок и черную массу воды, в которой ее несет, как пушинка.

Хранитель вытянула шею и прокричала, отплевываясь от воды:

– Генэль!

В ответ тишина. Серая попыталась вынырнуть повыше, но стукнулась макушкой о каменный свод. Поток увлек ее в глубину и завертел, ударяя о повороты и подводные валуны.

Когда снова выкинуло в воздушный карман, воздух в легких почти кончился, серая стала хватать ртом и дрыгать ногами. От этого закрутило еще сильней. Наконец, догадалась лечь на спину и постараться удерживать это положение. Перед глазами помчался потолок, такой же гладкий и мокрый, как стены.

Получив доступ к воздуху, она снова прокричала:

– Генэль! Высокородная! Ты живая?

Снова молчание. Хранитель простонала. В грохоте воды, который в пещере похож на рев тролля, Каонэль стали мерещиться звуки, которых здесь быть не может. С начала показался шепот, потом превратился в неразборчивое бормотание, словно Теонард и Лотер что-то обсуждают неподалеку. А когда ее ударило боком о поворот, даже голоса Эавриалы с Аэлло померещились.

Когда уже совсем отчаялась, из темноты впереди донесся булькающий голос:

– Серая…

Каонэль дернулась от радости, из-за чего баланс нарушился, и ее два раза кувыркнуло под водой. Кое-как выплыв, серая снова постаралась лечь и отдаться на волю потока, прижав руки к телу, иначе их сильно бьет о камни.

Сквозь рев воды снова послышалось:

– Каонэль…

– Я здесь! – крикнула серая. – Живая!

Повисла короткая пауза, Хранитель встревоженно вгляделась в темноту, но из-за изгибов и порогов даже с ее зрением ничего не видно.

Наконец, снова раздался голос белокожей, булькающий и хриплый.

– Я тоже… Сил нет. Поток слишком сильный.

– Держись! – крикнула серая, нервно дергая ушами от бессилия. – Ляг на спину. Это поможет. И руки к себе.

Через несколько секунд высокородная прокричала:

– Пытаюсь, но меня переворачивает! И в рот заливает!

Каонэль попыталась плыть, но подводная река тут же швырнула ее о поворот и утащила на глубину. Там вертела, крутила, как в водяной мельнице, только очень злой и сильной, а когда выкинула на поверхность, серая поняла, что разбита губа.

Солнечная, видимо нашла положение, в котором можно хоть как-то контролировать сплав, голос стал громче, но все равно хриплый.

– Холодно, – прокричала она. – Кожу обжигает!

– Ничего, – отозвалась Каонэль. – Холод полезен, он молодость сохраняет. Ты только не умирай. Мне тоже холодно, но…

Воздушный карман сузился и эльфиек утащило под воду, серая едва успела выставить ладони перед собой, чтобы не удариться лицом.

Когда снова вынырнула, продолжила:

– Но мне не так холодно. Я люблю, когда прохладно.

– А я нет! – всхлипнула Генэль. – Солнечным нужно тепло! И огонь!

Серая пробормотала, отплевываясь:

– Ну конечно.

– Он преследует? – спросила высокородная, перекрикивая грохот воды.

– Не знаю. Если и преследует, то не по воде, – ответила Каонэль, осторожно выворачивая шею, чтобы оглянуться.

Солнечная простонала:

– Надеюсь. У меня все кружится. Темнота и вода…

Неожиданно русло стало шире, потолок поднялся, их несло еще некоторое время, потом течение немного замедлилось, пороги превратились в покатые горки. Еще через пару минут стены ушли в стороны.

Генэль прокричала:

– Я вижу свет! Впереди!

– Надеюсь, не синий? – тревожно спросила Каонэль.

Голос высокородной стал уверенней, хотя теперь слышно, как зубы выстукивают дробь.

– Нет, – сказала она, унимая дрожь. – Бледный, но не синий.

Через несколько минут эльфиек вынесло плавным потоком в море. Кожу сразу обдало теплом, вода здесь прогрета, хоть и ее и больше в разы. Послышался стон солнечной.

Солнце давно село, небо побледнело и продолжает стремительно терять краски. Кое-где появились звезды, пока маленькие, но как только ночь вступит в свои права – засияют, как кончики иголок.

Только теперь Каонэль увидела высокородную. Та лежит на воде, широко раскинув руки, горло нервно сокращается, словно глотает крупные порции еды, а глаза вытаращены вверх.

– Такое только Селине могло понравиться, – прошептала Каонэль, потом сказала уже громче: – Ты ранена?

Высокородная пару секунд неподвижно лежала на воде в позе звезды. Платье и волосы расплылись вокруг, на кончиках ушей капли, а лицо непривычно бледное, даже для белокожей.

Она отозвалась, прокашливаясь от воды:

– Даже если ранена. Я же эльф. Потерплю.

– Я не спрашиваю, – огрызнулась серая, – больно тебе или нет. Но если у тебя кровь, сюда может наплыть куча страшных рыб.

Генэль моментально перевернулась на живот, на секунду ушла под воду, серая даже дыхание затаила. Если высокородная пойдет ко дну, когда они только начали отрываться от незнакомца, у Каонэль даже нырнуть сил не хватит, не то, что вытянуть обеих на берег.

К счастью, Генэль через секунд вынырнула сама, перепуганная и уставшая.

– Надо грести к берегу, – проговорила серая. – Сможешь?

– У меня есть выбор? – кашляя, спросила солнечная.

Каонэль ответила:

– Нет.

Потом перевернулась на живот и заработала руками.

Высокородная поплыла следом, Хранитель слышала, как та отчаянно загребает руками и ногами, видимо, прежде никогда не приходилось так далеко и мучительно плавать.

К счастью, подземная река отнесла их не далеко. Через несколько минут выросла темная стена обрыва, а еще спустя пару, Каонэль ухватилась за камень и подтянулась.

Втащив себя на сушу дрожащими от усталости руками, серая развернулась лицом к морю и положила локти на колени. По волосам и лацерне течет, одежда противно прилипла, а вечерний воздух холодит кожу.

В воде мелькает белая голова высокородной. Та изо всех сил гребет, иногда подныривая, а всплывает уже гораздо ближе.

Наконец, солнечная добралась до берега и выползла на камни. С протяжным стоном она растянулась на широком валуне, который густо облеплен тиной. Но Генэль не обратила внимания, лежит и тяжело дышит, как выброшенная на берег рыба.

Пока она приходила в себя, Хранитель с тревогой сунула пальцы в декольте. Лицо облегченно расслабилось.

– На месте… – прошептала она, позвякивая адамантиновой цепочкой.

Генэль приподнялась на локтях и невидяще уставилась в бледный горизонт, где тают последние блики дня.

– Меня будто тролль жевал, – простонала она. – Это ужасно. Он хотел меня убить. Нас убить!

Ночную тишину пронзил гулкий вой, воздух задрожал, а с обрыва покатились мелкие камешки. Серая подскочила и прищурилась, вглядываясь в даль, откуда раздался звук.

– И все еще хочет, – сообщила она. – Мы не далеко от пещеры. Вода его задержала, но не на долго. Надо спешить.

– Когда я сообщу об этом Его величеству, – проговорила Генэль поднимаясь, – он в порошок сотрет это чудовище.

– Если оно не прибьет нас прежде, – заметила серая и приблизилась вплотную к обрыву.

Генэль, постанывая и бормоча что-то совсем не высокородное, направилась к серой. Пока перелезала с одного валуна на другой, чуть не рухнула в воду, а когда Каонэль шикнула, послала ей гневный взгляд, мол, я делом занята.

Наконец, скользя и качаясь, солнечная приблизилась к Каонэль. Та задрала голову и проговорила.

– Ты говорила, прыгать умеешь, – произнесла она скорее утвердительно.

Высокородная кивнула.

– Конечно. Как и пускать огненные шары.

– Чудесно, – сказала серая, сгибая колени. – Тогда вперед.

Она отпружинила от камней и, словно пушинка, помчалась вверх по уступам. Генэль тяжело выдохнула и последовала за ней, успевая подхватывать подол платья, чтобы случайно не наступить.

С кошачьей легкостью эльфийки взлетели на обрыв. Лес впереди превратился в темную стену, где время от времени мелькают светящиеся точки и глаза. Генэль испуганно ойкнула и забормотала что-то, в ладони появился огненный шар.

Она замахнулась, а Каонэль произнесла озадаченно:

– А как же запрет на использование высшего языка вне Эолума?

Генэль прицелилась.

– В особых ситуациях можно, – произнесла она и чуть присела для броска.

– Погоди, – сказала серая, поглядывая назад, где темная вода неспешно колышется накатываясь на валуны. – Сбереги силы. Уверенна, они нам еще понадобятся.

Высокородная дернула ушами и с тревогой обернулась.

– Он уже здесь? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Пока нет, – ответила Хранитель и крадучись двинулась к лесу. – Но скоро будет. А светлячки и совы тебе вряд ли навредят.

Когда серая отошла на несколько шагов, Генэль нехотя потушила огненный шар и быстро пошла следом.

В лесу они поравнялись. Белокожая подхватила края платья, которое будто жевал медведь, ткань в нескольких местах разорвана, от лент под грудью остались огрызки. Но подбородок Генэль поднят, пытаясь даже сейчас сохранять остатки достоинства.

Серая, принюхиваясь, вертит головой и шевелит ушами. Лицо с каждым шагом все мрачнее, а пальцы плотно сжались на антрацитовой рукояти.

– Что-то не так, – проговорила она тихо. – Затылок равномерно теплый, как и в пещерах. Он всегда нагревается, если рядом беда. Но ощущение, что опасность не только от незнакомца.

Генэль устало выдохнула, пальцы снова замерцали, готовые создать шар из пламени, но серая вскинула ладонь.

– Нет, – приказала она. – С ним нас будет хорошо видно.

– А мне вообще ничего не видно, – недовольно проговорила солнечная. – Не у всех глаза горят, как фонари.

Но пальцы потухли, несколько минут молча двигались в темноте леса. В сумерках воздух наполнился свежестью и прохладой, где-то ухает филин, слышно, как наперебой стрекочут цикады. В кустах ракиты шуршит мышь, а в четверти перелета стрелы затаилась лиса. Но серая вглядывается в дальние деревья, щурится, от чего глаза превращаются в светящиеся полоски.

– Давай быстрей, – скомандовала она. – Не нравится мне все это.

Они перешли на бег, легкий и бесшумный, как у всех эльфов. Лишь иногда похрустывают совсем уж сухие ветки, но они похрустывают и в других местах, где копошатся животные.

Генэль проговорила на бегу:

– Ты меня спасла.

Серая перелетела низенький пень и бросила через плечо:

– Мы же своих не бросаем. Хотя не уверенна, что ты бы сделала то же самое для меня.

– Не сделала, – согласилась высокородная. – Раньше бы не сделала.

– А теперь в тебе неожиданно проснулась совесть? – поинтересовалась Каонэль огибая раскидистый куст с крупными черными ягодами.

Солнечная тоже оббежала его, но зацепилась платьем за колючку, послышался треск, и голубой лоскут остался на ветке. Генэль замешкалась, дернулась обратно, чтобы снять, но фигурка Хранителя быстро исчезает в темноте. Белокожая махнула рукой и бросилась догонять.

– Не совесть, – проговорила она, когда серебристая копна Каонэль снова оказалась в двух шагах. – Справедливость. Я не предполагала, что ты способна на такое.

Каонэль оглянулась на бегу.

– Ох, высокородная, – сказала она на выдохе, – неужели ты думаешь, что я пойду против своего народа? Будь ты солнечная, лесная, да пусть даже, темная, не к ночи будь сказано…

– Да сохранит нас сияющий источник, – быстро добавила Генэль.

Серая поднырнула под широкой еловой лапой и продолжила:

– Да, пускай сохранит. Так вот, белоухая, я с тобой не ссорилась. Это ты взъелась на меня. А я, между прочим, ни в чем не виновата. Можешь не верить, но я даже пальцем не пошевелила, чтобы привлечь его внимание.

Генэль вздохнула.

– Это и обидно, – сказала она, перелетая через муравьиную кучу. – Я одна из самых высокородных леди Эолума. Образованная, имею доступ к источнику, неплохо владею огненной магией. И что?

– Что?

– Появляешься ты, и сын казначея бросает все. Титул, отца, короля и бежит, как подлый преступник за безродной серой эльфийкой.

– Уверена? Я ведь не помню ничего.

Солнечная сообщила:

– Тем более. Без родословной ты вдвойне безродная.

Каонэль на бегу отвела ветку осины. Когда отбежала и отпустила, позади послышался хлопок, шуршание, а за ними недовольное бормотание высокородной.

– Спасибо, что все время напоминаешь, – с ухмылкой проговорила серая. – Только забуду, что я серая, к тому же, безродная, как ты тут, как тут.

– И, несмотря на это, – ответила солнечная, отплевываясь от листьев и чешуек коры, – ты бросилась в самое логово чудовища спасать меня.

Каонэль резко остановилась и обернулась к высокородной. Та едва успела затормозить, чтобы не налететь на фигуру горящими глазами и растрепанными, как у карги, волосами.

Отерев лоб, серая проговорила, глядя в глаза белокожей:

– Если вовремя не доставить тебя обратно, случится война. Эльфов и Цитадели. А если разразится она, то весь мир охватит кровопролитие потому, что в Цитадели живут не только люди и эльфы. А еще гномы, гоблины, мелкинды и куча других. И в этой войне погибнут многие. Погибнут эльфы. Солнечные, лесные, странники…

При упоминании о странниках Каонэль на секунду запнулась, словно ей ударили под дых, но она эльф и всегда терпит.

Выждав, пока дыхание успокоится, она продолжила:

– Единственный шанс остановить это безумие, вернуть тебя командиру отряда. Иначе Теонард применит Талисман. Ему не хватает лишь одного голоса, чтобы воплотить задуманное. Но когда он разбудит Грагрха, каменного тролля, может случиться непоправимое. Понимаешь? Ты понимаешь меня, Генэль? Эльфы могут погибнуть. Не один. И не два. А сотни, десятки сотен.

И без того белоснежное лицо Генэль приобрело землистый оттенок, уши совсем не по высокородному прижались, а в глазах заблестела влага. Она пару секунд таращилась круглыми глазами на серую, словно увидела ее впервые, потом быстро сморгнула, но одна слезинка все же скатилась по щеке.

– Но как же… Убить эльфов? Это немыслимо…

– Не время для слез, – резко сказала Каонэль.

Генэль всхлипнула, серая отвернулась, наморщив носик. Взгляд устремился в сторону трех деревьев, которые похожи на братьев, растущих с одинаковой скоростью. Стволы широкие, за каждым можно втроем спрятаться, раскидистые ветки свисают до земли, делая деревья похожими на огромное живое существо.

Генэль быстро смахнула слезу, подбородок вскинулся, даже попыталась расправить волосы, но те после воды требуют крепкой расчески.

– Мы остановим это, – произнесла она возвышенно. – Никто не смеет вредить прекрасному и гордому народу эльфов. Ни чудовища с рыбьими глазами, ни всякие Теонарды.

Серая озадаченно покосилась в траву.

– По правде сказать, – произнесла она уклончиво, – там не только Теонард. Но это не важно. Если успеем вовремя, Белионар не станет вторгаться, он ведь еще не знает, что тебя там нет. А Глава не станет использовать Талисман, пока нет прямой угрозы.

– Жаль, что мы не можем оказаться в Цитадели сию секунду, – с досадой проговорила высокородная. – Я бы всем все объяснила.

Каонэль осторожно двинулась дальше, поглядывая по сторонам, где звуки и хруст веток кажутся все более странным.

– Все объяснять не надо, – произнесла серая, вглядываясь в темноту и приподнимая кончик меча. – Достаточно лишь сказать, что с тобой все хорошо. Узнай Белионар о нашем приключении, разнервничается, клинками махать начнет. А это очередные беспорядки. Тебе это надо?

– Нет, – ответила Генэль, сдвинув идеальные брови. – Но что же говорить, когда спросит, где я была?

– Как где? – удивилась Каонэль. – У меня в Дереве. Проверяла и осматривала. А если расскажешь все, как было, то Белионар вызовет войско из Эолума под предводительством самых умелых. И снова возникнет опасность беспорядков. Мало ли, кого в них ранят.

Высокородная охнула, заспешила, а когда оказалась слева, проговорила сбивчиво, будто к горлу поднесли меч:

– Могут послать сына казначея… Я не допущу… Не допущу такого. Это все слишком для высокородной леди. О сияющий источник, как я хочу оказаться дома, в Эолуме, в перинах из паучьего шелка и свете адуляров… Мое платье изорвано, прическа испорчена, на коже синяки…

– И я не обещаю, что это конец, – добавила Каонэль с ухмылкой. – Мы должны были переместится с помощью портала. Мне мелкинд дал склянку. Но ее раздавил этот слуга Жнеца. Так что придется бежать. Быстро бежать.

– Далеко? – устало спросила солнечная.

Каонэль покачала головой.

– Для меня нет, – сказала она. – Норнгер сказал, что отряд там будет через час.

– Какой Норнгер? – не поняла Генэль и переступила холмик с поганками.

Серая еще сильнее зашевелила ушами, тревожно поглядывая по сторонам.

– Это граф Ялдарии, – ответила Хранитель. – Его с отрядом послали на помощь Теонарду, если случится страшное.

– Тогда нужно его опередить.

– Было бы не плохо, – согласилась Каонэль. – Два эльфа как-нибудь обгонят неповоротливый отряд людей. Если только ничего не помешает.

В эту секунду в воздухе просвистело, Каонэль успела отклониться, а в ствол рядом воткнулась тяжелая стрела.

Глава 19

Генэль уставилась на стрелу, а серая крикнула, дергая за руку:

– Ложись!

Высокородная рухнула в траву и, вместе с Каонэль поползла к раскидистым кустам ракиты. Далеко забраться не получилось, колючки цепляются за плащ серой и подол солнечной. Пришлось затаиться у корней.

Чтобы скрыть светящиеся глаза, Каонэль поглубже натянула капюшон и наклонила голову. Стараясь держаться как можно ближе к земле, шепнула едва слышно:

– Говорила же, что-то не так.

– Кто это? – таким же шепотом спросила солнечная и тоже пригнулась пониже.

Серая приподняла меч, на случай атаки и сказала тихо:

– Не знаю. Но они явно не хотят показываться. Надеются перебить прямо из засады.

Генэль подползла к серой, за спиной хрустнуло, обе эльфийки застыли. Когда высокородная обернулась, оказалось, подол в очередной раз зацепился за колючку.

– Твое платье нас погубит, – прошипела серая.

– Но это высококлассный паучий шелк.

– Да хоть атлас, – прошептала Каонэль. – В таком по лесу далеко не убежишь.

Мимо снова просвистела стрела. На этот раз попала в куст и застряла в ветках. Сверху посыпались листья и мелкие палки, а потом и сама стрела свалилась на голову Каонэль. Та подняла и долго разглядывала. Потом проговорила тихо:

– Хорошо, что это не эльфы.

– Эльфы бы не стали стрелять в своих, – отозвалась белокожая.

Каонэль кивнула, проводя пальцем по древку.

– Верно. Это люди. Эльф бы не промазал.

Генэль заметила тихонько:

– Только если бы не хотел просто напугать или предостеречь. Кому нужно нас убивать стрелами? Как я поняла, в Цитадели даже не знают, где мы.

– Не знаю, – произнесла серая, продолжая осматривать стрелу. – Но это точно не эльфы. Смотри, направляющие в оперении плохо подобраны, одни из правого, другие из левого крыла. Ни один эльф так бы не опозорился.

Генэль с опаской покосилась на серую, которая с напряженным видом изучает стрелу, словно та вот-вот превратится в чудовище, начнет нападать, и нужно срочно решить, как с ним бороться. В темноте ее накрытая плащом фигура похожа на холмик. Генэль механически тронула себя за плечо, надеясь тоже укрыться, но у нее плаща нет.

– Ты лучница? – спросила она.

– Понятия не имею, – ответила Каонэль. – Но очевидно, эти люди нас не по голове хотят погладить. На наконечнике два крючка. Загнуты в разные стороны. Такую стрелу ни протолкнуть. Ни вытащить. Только вырезать.

Белокожая скривилась, словно ее вынудили за руку поздороваться с человеком.

– Какая низость.

Каонэль кивнула.

– Да, – сказала она. – Но очень действенная. Стрела короткая, значит, стреляют где-то близко.

– И что нам делать? – тревожно спросила солнечная. – Бежать? Они скорее всего не попадут. В лесу темно, но даже я ничего не вижу, а в бегущих эльфов попасть сложно.

Серая приподняла голову и потянула воздух, крылья носа затрепетали, ловя каждую каплю запаха. Потом личико скривилось, она проговорила тихо:

– Ветер с моря. Почти ничего не могу разобрать. Ворга бы сюда, он бы, наверное, больше учуял. Но я уверенна, их достаточно, чтобы хотя бы одна стрела, пусть в темноте, нашла цель. А если одну из нас ранят, все будет напрасно.

Генэль в ужасе прикрыла рот. Ей приходится прижиматься к земле с двойным усердием потому, что рискует выдать обеих белой кожей.

В стороне деревьев хрустнуло, через секунду треск донесся с другой стороны, а когда и впереди затрещало, серая напряженно прошептала:

– Окружают. Сжимают кольцо.

– Какой позор, – с ненавистью выдохнула высокородная. – Оказаться в плену у людей. Я лучше воткну себе нож в сердце, чем опущусь до такой низости. Если он у меня будет.

Каонэль, стараясь не произвести ни единого звука, откинула край лацерны и вытащила из-за спины керис с красивой ручкой. Потом протянула его высокородной и сказала, не оборачиваясь:

– Вот, возьми.

Генэль непонимающе вытаращилась, а серая проговорила поспешно:

– Это не для того, чтобы ты себя убивала. А для обороны. Будем прорываться. Ты ведь помнишь, на кону стоят не только наши жизни.

Высокородная бережно, словно принимает на руки ребенка, взяла керис и поднесла к лицу. Чем дольше разглядывала в темноте, тем шире становились глаза.

– На нем знаки высшей власти и королевские символы, – произнесла она трепетно.

Каонэль кивнула, отводя меч в сторону и делая его продолжением руки, потом стала на одно колено.

– Его мне подарил сын казначея, – согласилась она, опуская голову и вслушиваясь в шаги вокруг. – Он часто помогал. Но тебе сейчас нужнее, ты ведь безоружна.

– Ты забываешь об огненной магии, серая, – сказала Генэль гордо. – К тому же, если тебе его подарили, я не могу принять. Слишком ценно.

Хранитель вытянула уши, капюшон натянулся. Хруст шагов приблизился настолько, что серая смогла различить дыхание, спокойное и равномерное, что значит – это не разбойники, а подготовленный отряд, где воины обучены даже дышать правильно во время стрельбы.

Серая жестом подозвала Генэль, та быстро подползла и протянула керис. Каонэль покачала головой.

– Нет, – сказал она. – Мне будет спокойней, если у тебя в руках будет что-то кроме огненных шаров. Они, конечно, опасны, но нет ничего вернее острого клинка. Тебе это любой воин скажет. Я, конечно, простая серая эльфийка, но тоже предпочитаю меч. Или стрелы.

– Это пока, – буркнула высокородная.

За кустом щелкнуло, в воздухе просвистело, Каонэль резко дернулась вниз, солнечная тоже пригнулась. В этот раз стрела воткнулась в землю в мизинце от Хранителя.

Лес моментально ожил, раздались приказы, топот, обе эльфийки слышали, как их окружают, а через несколько мгновений серая увидела темные, но выпуклые из-за ночного зрения фигуры в накидках.

Они перебежками приближаются, у одних натянуты луки, другие повскидывали мечи и готовы с разбегу накинуться. Солнечная тоже увидела фигуры, пальцы крепче сжали рукоять кериса, который, видимо, передумала отдавать.

Едва выставила его перед собой, раздался боевой клич, со всех сторон на эльфиек понеслись воины, замелькали мечи.

Каонэль скомандовала:

– Держись ниже к земле, не давай попасть по себе. Целься в ноги!

С этими словами серая кувыркнулась, а потом солнечная видела лишь темную фигурку, быстро крутящийся меч и время от времени две желтые точки, которые выглядывают из-под капюшона.

Воины закричали, послышались короткие команды. В темноте засвистели стрелы и Генэль, которую еще не нашли под кустом, испуганно охнула. В эту же секунду в расстеленный по земле подол платья воткнулась стрела. Высокородная дернула ткань, та с треском разошлась.

Послышался густой бас:

– Вторая в кустах! Цельтесь туда!

Генэль перепугано вытаращилась, не зная, что делать, рука вытянула керис перед собой, но тот слишком короткий, чтобы достать даже ближнего воина.

Каонэль все еще бьется в темноте, юркая фигурка мечется между толпой наемников, слышен звон доспехов и клинков.

Она прокричала:

– Огонь! Швыряй в них!

Высокородная словно опомнилась, когда темные силуэты застыли, натягивая луки. Губы быстро зашевелились, пальцы заискрились, через мгновение в ладони появился огромный огненный шар. Она замахнулась и с силой бросила его в толпу наемников.

Пламя попало в того, что оказался по центру. Накидка вспыхнула, наемник закричал и стал судорожно метаться. Но озарился лес, тьма отступила и Генэль увидела, что их окружает целый отряд. На каждом бойце плащ, под которым блестят доспехи, мечи из хорошей стали, а на плечах гербовые нашивки.

– У них магия! – прокричал кто-то.

– Не важно, – отозвался командный голос. – Приказано убить солнечную. Хранителя не трогать!

Каонэль сражалась сразу с тремя воинами, которые никак не могли попасть по юркой фигурке. Та успевает увернуться от меча в тот самый момент, когда он должен снести ей голову. Когда один вскинул клинок и понесся на нее, серая отпружинила от земли и, кувыркнувшись, опустилась ему на плечи. Антрацитовый клинок блеснул, с хрустом входя в черепушку воина, тот пошатнулся и стал медленно опускаться на колени.

Хранитель успела выдернуть меч и спрыгнуть на землю прежде, чем наемник грохнулся лицом вниз.

Двое остальных двинулись на нее уже осторожнее, серая отвела клинок в сторону, откинув край плаща и хищно сверкнула глазами из-под капюшона.

– Кто вас послал? – спросила она резко.

– Тебе ни к чему знать, – огрызнулся тот, что слева.

Каонэль скользнула взглядом по накидкам, на плечах темнеют гербы.

– Норнгер, – почти выплюнула она. – Он же помощь предлагал. Лицемерное людское племя!

Воины стали обходить с двух сторон. На лезвиях мечей играет пламя, павший воин лежит возле дерева, неестественно раскинув ноги, накидка полыхает, а доспехи под ней почернели.

Возле кустов высокородная с керисом в одной руке и с огненным шаром в другой. Вокруг нее сжимается кольцо наемников с луками и мечами, но почему-то стрелять не торопятся, словно опасаются чего-то.

Лишь, когда серая пригляделась, заметила, как вокруг Генэль мерцают огненные всполохи. Щит слабый, на лице солнечной мука, а лоб покрылся мелкими капельками. Когда лучники выпустили несколько стрела, те, едва коснувшись щита, вспыхнули и осыпались в траву, но Генэль скривилась, словно держит тяжелую бочку и вот-вот выронит.

Каонэль снова перевела взгляд на двоих, которые медленно, но уверенно приближаются. В глазах холодная решимость и злость.

– Зачем? – выдохнула серая эльфийка. – Зачем вас послали нас убить?

Тот, что слева, скривил рот, обнажив испорченные зубы.

– Не задавай вопросов, – рявкнул он. – Отвечать не положено.

Второй неприятно засмеялся и сказал, поднимая меч так, чтобы наколоть эльфийку сверху:

– Чтобы Глава Совета использовал Талисман. И начал войну против вас.

– Заткнись! – заорал на него первый.

Каонэль спросила едко:

– А Король Угерт знает?

– Не важно, что знает Угерт, важно, что лучше для королевства. А для него лучше убить высокородную.

Эльфийка вытаращила горящие, как утреннее солнце глаза, лезвие меча блеснуло.

– Убивать беззащитную женщину, пусть и эльфийку? – выдохнула она в притворном ужасе. – Это не достойно.

Потом согнула колени и снова зависла в воздухе. Воины уже были готовы к такому и лишь отошли подальше, чтобы серая не достала с прыжка, но вместо того, чтобы нападать, та зависла в воздухе.

– Генэль! – прокричала она. – Сожги их к лешему!

Высокородная видела, как прыгнула Каонэль, но убирать огненный щит не стала потому, что вокруг наемники, которые пытаются прорваться, время от времени пуская стрелы.

– Огонь! – снова скомандовала серая.

– С удовольствием, – крикнула она в ответ, вытирая кулаком лоб. – Только сил мало.

Воины довольно загоготали, чувствуя близкую победу, пара из них даже сально облизнулись, глядя на разорванное до бедра платье высокородной, где видно белоснежную кожу. Генэль проследила их взгляды и содрогнулась.

Тот, что стоял ближе, проговорил покачивая луком:

– А перед тем, как пришибить, надо попробовать эльфийку на вкус. Я такого слыхал.

– Я тоже, – отозвался второй. – Только ты первый, а то мало ли, у нее и там огонь. Хе-хе.

Воин с луком хохотнул, мерзко улыбаясь.

– Там и должен быть огонь.

В эту секунду им на головы свалилась Каонэль, оба воина рухнули вперед, лица угодили прямо в щит. Раздались вопли боли, послышалось шипение, а воздух наполнился запахом горелого мяса.

Серая отпрыгнула в сторону, остальные наемники с криком ринулись на нее, засвистели стрелы, которые могут попасть и в своих, но людям, похоже, все равно. Загремели доспехи и мечи, Каонэль завертелась, как угорь на раскаленной сковородке, едва успевая уворачиваться и подпрыгивать.

Она отступала под натиском толпы, иногда выбрасывая меч в стороны, раздавался крик и из толпы падал поверженный. Но их все еще слишком много даже для ловкой серой эльфийки.

Когда ее спина уперлась в ствол, по войску прокатилось победное гиканье, щит Генэль спал, она быстро прошептала на высшем языке и швырнула увеличившийся шар огня в спины людям.

Трое с криками вспыхнули, как пересохшая солома, остальные разбежались, но лишь для того, чтобы налететь с утроенной яростью на серую эльфийку. Лишь четверо обернулись к высокородной и, вскинув мечи, ринулись в атаку.

Генэль прошипела с ненавистью, создавая в ладони новый шар:

– Никогда эльф не склонится перед грязным человеком!

– Сами склоним! – крикнул один из наемников, который оказался ближе всех и уже занес меч для удара.

Генэль швырнула огненный шар, наемник уклонился, шар пролетел над травой и врезался в спину воина, который целился в Каонэль. Накидка вспыхнула, воин превратился кричащий факел, который носится по лесу в поисках спасения.

Наемник, избежавший страшной участи, оглянулся, потом повернулся к высокородной. Губы искривились в ухмылке, он жестами показал остальным заходить с других сторон.

– Не попала, остроухая, – сказал он мерзким голосом. – Молись своим эльфячьим богам. Хотел сперва попользовать, но вижу, лучше и впрямь прибить.

– Ты мерзкая, человеческая свинья! – прошипела Генэль, выставив перед собой керис.

В ладони снова стало появляться пламя, но маленькое и бледное. Ухмылка наемника стала шире, он выпрямился, победно вскидывая голову, в свете пламени лицо показалось особенно страшным и грязным.

– Или может, все же и попользовать, – проговорил он сально. – Кончился у тебя огонь, видать. А булавочкой этой только тряпки штопать.

Остальные наемники обступили высокородную полукругом. За спиной ракитовый куст, а справа под деревом Каонэль отбивается от атаки толпы с мечами и луками. Солнечная напряглась.

– Ну-ка, иди сюда, – сказал наемник и протянул руку к белокожей.

В воздухе сверкнула полоска кериса, воин схватился за руку и прорычал:

– Тварь! Убить ее!

Наемники вскинули мечи и ринулись на высокородную, Каонэль закричала, пытаясь прорваться сквозь заслон из кулаков, мечей и луков, но наемники обступили ее и навесили острия сверху, чтобы не могла выпрыгнуть.

– Держите Хранителя! – прокричал кто-то.

Генэль бросила затравленный взгляд на серую, та в ужасе вытаращилась на нее и бессильно пытается растолкать воинов, но те наваливаются всей массой, пытаются ранить.

Когда один из воинов схватил высокородную за руку, в которой зажат керис, Генэль закричала, наемник дернул на себя и замахнулся.

Серая смотрела на все, как в тумане. Перед ней развернулась битва двух эльфиек с человеческим отрядом в лесу, но она видела, как войска эльфов вторгаются в Цитадель, гибнут жители, льются реки крови, воздух сотрясают вопли, потом Теонард уничтожает солнечные войска. Эльфы посылают подмогу, на этот раз лесную, горят деревни, всюду смерть и разгром, Теонард снова применяет Талисман…

Когда острие меча понеслось к беззащитной шее высокородной, Каонэль отчаянно закричала:

– Не надо!

В эту же секунду воздух задрожал от громоподобного гула, ветки на деревьях задрожали, посыпались листья. Наемник, вцепившийся в солнечную, застыл с мечом в руке, только голова опасливо повернулась в сторону.

Воины рядом с Каонэль тоже обернулись и вглядываются в темноту, выставив клинки.

– Что там? – спросил один.

Из темной стены деревьев выступила высокая фигура в мантии, по воздуху разлетелись темно-синие искры. Голова поднялась, из-под шляпы раздался гулкий, эхоподобный голос, от которого у всех кровь застыла в жилах.

– Никто не смеет брать эти бесценные души, кроме меня. Вы пыль на подошве времени. А эти души…

Он указал длинным пальцем на солнечную, затем перевел на Каонэль, и продолжил:

– Они сокровище в моем хранилище. Как вы дерзнули? Вы, бесполезная тля.

Пока чужак говорил, Каонэль быстро перебежала к солнечной, и оттащила ее подальше от наемника, который оторопело смотрит на незнакомца. Тот в свете огня и темной мантии кажется самой смертью, которая пришла за грешными душами и собирается утащить прямо в подземелья.

– Генэль, – прошептала серая, тряся солнечную за плечи. – Генэль, надо бежать. Пока они не опомнились.

Высокородная переводит обезумевший взгляд с чужака на наемников и обратно, уши трясутся, а рот раскрылся в немом крике. Лишь, когда Каонэль шлепнула по щеке, та дернулась и гневно посмотрела на серую.

– Ты что себе позволяешь? – выдохнула она.

– Зато подействовало, – быстро проговорила Каонэль, косясь на чужака и наемников, которые медленно приходят в себя и начинают обходить дерзкого незнакомца по кругу, чтобы преподать урок.

Белокожая нервно сглотнула и сделала шаг в сторону, подол платья в сотый раз зацепился за ветку, она стала дергать. Но Каонэль схватила ткань и пару раз взмахнула мечем. Раздался легкий треск, и платье из паучьего шелка укоротилось ровно на треть, оголив не только колени, но и половину бедра.

Генэль охнула и попыталась оттянуть края.

– Что ты натворила! – выпалила она. – Это же платье для приемов!

– Из-за которого мы обе можем лишиться ушей, – отозвалась серая. – Бежим.

Она схватила высокородную за руку и бросилась в темноту. Солнечная успела лишь оглянуться на воинов, которые плотным кругом смыкаются вокруг незнакомца. Тот стоит спокойный и расслабленный, словно воины для него не страшнее расшалившихся котят.

Когда белокожая отвернулась, чтобы не спотыкаться, поспевая за быстроногой хранительницей, за спиной раздались воинственные крики, грохот доспехов и лязг оружия.

Эльфийки не оборачивались, несясь как перепуганные лани сквозь темноту. Ветки били по лицу, иногда по щекам царапали сосновые иглы, но остроухие мчались все быстрей.

– Здесь есть дорога? – запыхавшись, спросила солнечная.

– Есть, – отозвалась Каонэль не оборачиваясь. – Но он пойдет за нами, и искать будет как раз на дороге. Придется через лес.

Белокожая простонала:

– Я не выдержу… Когда все это кончится…

– Молись, чтобы кончилось в нашу пользу, – бросила серая и оттолкнулась от земли, перелетая валежник.

Генэль не успела сориентироваться, в темноте ее глаза почти ничего не различают. Лишь в последний момент, когда ее руку резко дернуло вверх, смогла оттолкнуться и, неловко дрыгая ногами, перелететь следом.

Едва приземлились, серая потянула дальше.

Они молча бежали минут десять, перепрыгивая пни и невысокие кусты. Высокородная стонала, но скорости не сбавляла, хотя белоснежные ноги покрылись царапинами и ссадинами. Зато серая, перетянутая высококлассной кожей, словно погрузилась в свою стихию, где можно бежать и больше ни о чем не думать.

Когда на пути возникли очередные заросли ракитника, эльфийкам пришлось двигаться в обход.

Генэль проговорила, тяжело дыша:

– Если выберемся живыми, не говори, что я убила воинов. Свалим все на чужака. У вас же любят людей… Остальных, наверное, на самом деле убил он.

– Ты действительно выросла среди интриг, – бросила на бегу серая.

– А ты должна быть этому рада.

Они двигались сквозь заросли стараясь не шуметь. Но спустя некоторое время уши серой уловили мерный стук копыт и позвякивание доспехов. Еще через несколько минут разобрала отдельные голоса.

Каонэль сообщила:

– Мы догнали отряд Норнгера. Он движется справа по дороге. И лучше бы нам их обогнать.

– Ты их чуешь?

– Нет, – сказала серая. – Ветер с другой стороны. Но прекрасно слышу. Быстрей.

Эльфийки припустили.

Впереди лес стал чуть реже. Серая обрадовалась, надеясь увидеть малахитовый купол Цитадели, но когда стволы расступились, перед эльфийками открылась небольшая поляна. В середине несколько столбов, на каждом вырезаны лица, а у того, что в центре на макушке два деревянных крыла.

Небо давно потемнело, колючие звезды рассыпались до самого горизонта, а тонкий серп месяца льет призрачный свет на лес. Трава колышется от ветерка, каждая травинка подсвечена. С одной стороны серебристая, а с другой черная, будто там вообще ничего нет, кроме бесконечного мрака бездны.

– Что это за место? – нервно спросила Генэль, выставляя перед собой керис, который все еще сжимает в ладони.

Хранитель покачала головой, оглядываясь, нет ли погони.

– Не знаю, – сказала она. – Похоже на какое-то место поклонения богам. Но я не знаю, каким и кто поклонялся.

Они быстро двинулись черед поляну, стараясь держаться в стороне от неведомых столбов. Трава шелестит под ногами и обдает прохладой истерзанную кожу высокородной. Даже сквозь сапоги Каонэль проник необычный холод.

– Здесь страшно, – проговорила серая. – Прежде тут точно было что-то магическое. Чувствуешь?

Белокожая кивнула.

– Очень. Терпкий запах магии ни с чем не спутаешь. Но этот будто прокисший, словно дерево, которое столетия гнило в застоялом озере.

– Может, это могила древнего бога? – предположила Каонэль, ускоряя шаг, и солнечной пришлось тоже пойти быстрее.

– У бога не может быть могилы, – проговорила Генэль наставительно, откидывая со лба свалявшиеся пряди. – Он же бог. А значит, не может умереть.

Каонэль снова покосилась назад и перешла на бег, утягивая за руку высокородную. Та с мучением выдохнула, но ноги заработали быстро, как у молодой антилопы. Едва они приблизились к краю поляны, на той стороне раздался хлопок, ветер принес горелый запах.

Эльфийки одновременно обернулись и вскрикнули. У стены деревьев в середине синего пятна возникла фигура в шляпе. Даже с такого расстояния видно, как блестят круглые рыбьи глаза, а губы растянуты в жуткой холодной улыбке, какой может улыбаться лишь уверенное в своем безумии существо.

Он раскинул руки и прогудел:

– Куда вы, золотые души? Я спасу вас.

Генэль взвизгнула, серая зажала рот, чтобы не закричать, а когда чужак двинулся к ним, тихо шелестя травой, спросила сбивчиво:

– У тебя магия накопилась?

– Немного, – пробормотала белоухая, не отрывая взгляда от приближающейся фигуры.

Каонэль указала на деревянные столбы.

– Сможешь поджечь?

– Конечно, – проговорила солнечная, тревожно глянув на Каонэль. – Но зачем? Они далеко, даже если повалятся, он не пострадает.

Хранитель оттащила ее дальше к деревьям и приказала:

– Жги!

Генэль сдвинула брови, недовольная тоном, но губы зашевелились, через секунду в ладони загорелся огненный шар. Она прицелилась и метнула его в центральный столб.

Тот моментально вспыхнул, будто специально ждал, пока его кто-нибудь подожжет. Огонь оказался таким жарким, что остальные столбы загорелись следом, озарив всю поляну.

Незнакомец посмотрел на пламя и продолжил приближаться, наблюдая, как высокородная и серая отходят за деревья.

– Это бесполезно, – сказал он спокойно.

– Посмотрим, – пробормотала Каонэль.

Когда чужак оказался на середине поляны, слева показались несколько конных воинов в доспехах и с гербами на плечах.

Они что-то резко скомандовали, через секунду со стороны дороги появились еще воины, они двинулись к чужаку.

Один крикнул:

– Зачем алтарь поджег? Богов надо чтить. Даже чужих!

Незнакомец развел руками.

– Я ничего не жег, тля.

– Ну да, – бросил воин. – Столбы сами зажглись и теперь сгорают в пепел. Так не годится. Придется ответить за содеянное.

Каонэль потащила высокородную дальше в лес. Они отбежали на два перелета стрелы, прежде, чем Генэль запыхиваясь спросила:

– Ты знала?

– Что? – не поняла серая чуть замедляя бег и давая солнечной отдышаться.

– Что это их боги?

Каонэль махнула рукой, потом вытерла лоб, который тоже взмок, но скорее от напряжения, чем от бега.

– Нет, – ответила она. – Просто угадала. Понадеялась, что пламя привлечет людей. Это их всех немного задержит.

Глава 20

Они вновь рванули через лес. Генэль больше не стонет, только сжимает зубы и молча терпит, когда иголки елок и ракиты царапают оголенные ноги.

Спустя несколько минут бега, звуки борьбы затихли, запах гари стал меньше, а еще через некоторое время совсем улетучился. Эльфийки мчались, как две пущенные стрелы, пока путь не пошел вверх. Тогда чуть замедлились и стали двигаться осторожнее.

– Как он нас нашел? – наконец спросила белокожая. – Мы ведь не оставляли следов. К тому же, темно.

Каонэль сдвинула плечами и покосилась назад, где лес видно чуть сверху. Со склона зарево пожара кажется особенно ярким, а дым густым, словно потревожили древнего духа, и он медленно восстает из недр.

– Не знаю, – ответила Каонэль поднимаясь выше. – Наверное, по запаху. У него нос странный, может как раз для того, чтобы лучше чуять.

– Тогда мы не на долго от него отделались, – заключила солнечная поднимая двумя пальцами грязный локон. – Как я мечтаю оказаться в Эолуме…

– А я в Дереве, – отозвалась серая. – И переодеться в чистое. Только это все не понадобится, если не добежим.

Холм полысел, деревья и кустарники остались внизу. Когда эльфийки поднялись на самый верх, перед ними расстелился лес, залитый бледным сиянием молодого месяца. С подсвеченной стороны листва синеватая, зато с обратной чернота, кроны тихонько покачиваются, наполняя воздух убаюкивающим шелестом.

Вдалеке блестит малахитовый купол, даже с такого расстояния огромный и величественный, как спина исполина, что спит вековым сном.

– Смотри, – сказала Каонэль, указывая на купол. – Это Цитадель.

– Так близко! – выдохнула солнечная.

Каонэль покачала головой и прикусила губу.

– И да, и нет, – сказала она. – Главное здание огромное, и видимость обманчива. Кажется, вот оно, всего ничего, а идешь, идешь, а оно… все такое же огромное.

Не дожидаясь команды серой, белокожая быстро двинулась в сторону Цитадели. Каонэль даже охнула, когда та проявила чудеса прыти, перелетая через ямы и просевшие в землю валуны.

Склон стал крутым, эльфийки быстро перебирали ногами, удерживая равновесие, серая перепрыгивает торчащие из почвы коренья, зато Генэль время от времени спотыкается. Хотя вовремя ловит баланс.

Один раз, все же, не успела. Нога попала между камнями, а когда солнечная дернула, оба вывернулись и покатились по склону. Белокожая тоже не удержалась и с тихим писком полетела следом, кувыркаясь и проламывая дорогу в траве.

Каонэль чуть усмехнулась, но когда солнечная вломилась в кусты, которые скопились в подножья, спохватилась и широкими прыжками понеслась вниз.

Едва приблизилась к зарослям, прошептала, наклонившись:

– Ты жива?

Из кустов послышалось жалобное и, одновременно, раздраженное:

– Жива. И выгляжу, как человеческая фермерша в период засухи. Не стой, без толку, серая! Помоги выбраться.

Каонэль нехотя протянула руку. Из веток вылезла белая ладошка и дернула на себя так, что эльфийка чуть не свалилась следом.

– Для высокородной ты слишком тяжелая, – заметила Хранитель.

Генэль вылезла из кустарника, отплевываясь от веток и трухи, волосы растрепались и напоминают пакли старой карги, платье грязное, на боку дыра, а колени в крупных ссадинах.

Солнечная брезгливо осмотрела себя, попыталась разгладить складки на обрывках подола, но тот испорчен и спасти его может только мусорное ведро.

Она проговорила, кривясь и отряхивая волосы:

– Может, это у тебя силы маловато.

– Я эльфийка, – напомнила Каонэль. – Откуда у меня сила?

– Не знаю, – бросила высокородная. – Но ты же серая. Мало ли, что там у тебя внутри.

Вскинув голову, Генэль трусцой двинулась через заросли в строну Цитадели, хрустя ветками, как разбуженный медведь. Хранитель покосилась назад, где на траве остался длинный след от падения, а внизу – поломанный кустарник. Потом тяжело вздохнула и двинулась следом.

Солнечная успела убежать на четверть перелета стрелы, и когда Каонэль догнала, та даже не оглянулась. Лицо возвышенное и сосредоточенное, словно не по лесу бежит, а на собрание Совета идет.

– Ты оставила целую дорогу после себя, – проговорила серая, поравнявшись. – Даже слепой заметит.

Генэль простонала.

– Не напоминая даже. И не вздумай кому-нибудь рассказать. Это позор, позор… Эльфийка потеряла равновесие и упала. Только попробуй…

– Достаточно было и первой просьбы, – оборвала ее серая. – Я не скажу.

Высокородная странно посмотрела на нее, в глазах отразилось недоверие. Каонэль идет с высоко поднятой головой, но капюшон скрывает лицо, только остроконечные уши натягивают ткань сверху. На всякий случай белокожая тоже подняла подбородок, но тут же споткнулась о пень. Тонкая ткань на правой туфле разлезлась и в дыру вылез большой палец.

Каонэль не удержалась и прыснула, за это солнечная окатила ее гневным взглядом, серая отвернулась, посмеиваясь уже в сторону.

– Посмотрела бы я на тебя, – пробормотала Генэль раздраженно, – если бы твои ноги исцарапало колючками.

– Это самая маленькая из проблем, – напомнила серая. – Куда хуже будет, если Белионар поймет, что тебя нет в Цитадели и вызовет подмогу. Тогда Теонарда не остановим.

Генэль процедила сквозь зубки:

– За такое я этого Теонарда сама в пепел сожгу.

– А вот этого не надо, – сказала Каонэль серьезно. – Я не для того бросилась вытаскивать тебя из лап чудовища, рискуя жизнью.

Высокородная стряхнула остатки земли и трухи с испорченной туфли и проговорила, обходя пень:

– Не напоминай. У меня мурашки до самых ушей от одной мысли, что это создание гонится попятам. А твоя услуга…

Она не закончила. Со стороны холма раздался хлопок и недовольный гул. Прижав уши, словно какие-нибудь эльфы низкого ранга, обе бросились вперед сквозь траву и кустарник. Старались не шуметь, но время от времени слишком тонкая ветка предательски хрустела.

Когда хлопок раздался ближе, Каонэль резко свернула, утаскивая за собой высокородную. Та охнула от неожиданности, а серая остановилась перед широким стволом и указала вверх.

– Если он идет по запаху, то так его потеряет, – сказала она.

– Что ты имеешь ввиду? – не поняла Генэль, косясь назад, где уже слышно шуршание травы и веток.

Серая раздраженно зашипела, сгибая колени.

– На дерево лезь, говорю. Так он потеряет воздушный след. Я сама хорошо разбираюсь в запахах и знаю, как можно его потерять.

Глаза солнечной округлились, руки сложились на груди, она проговорила, задрав подбородок:

– Ни за что! Лезть на дерево недостойно высокородной эльфийки.

Каонэль схватила ее за локоть и резко проговорила прямо в лицо:

– Лезь немедленно! Иначе умрешь!

Белоухая скривила нос, но все же, согнула колени, через секунду обе эльфийки взлетели на ветку, затем выше и выше. Пока не оказались на самом верху, откуда открывается вид на кудрявые кроны. В свете месяца они выглядят таинственно и зловеще.

– Не дыши, – шепнула Каонэль и указала вниз.

Эльфийки опустили головы. Далеко внизу в темноте из кустов выплыла высокая фигура в шляпе и мантии, за ней тянется след темно-синего свечения, от которого листва покрывается налетом, а в воздухе растекается запах гари.

– Догнал, – одними губами пролепетала Каонэль. – Не отстает ни как. Даже войско его не остановило.

Генэль нахмурилась и так же беззвучно ответила:

– Трудно поверить, что он столько воинов перебил.

– Может кто-то выжил, – заметила серая.

– Лучше бы нет.

– Почему?

– Потому, – начала пояснять высокородная, став неожиданно рассудительной, – что они послали отряд убить меня. А если прибудут в Цитадель вслед за нами и обнаружат обеих невредимыми, решат, это мы разделались с отрядом. Нажалуются Главе. Сама говоришь, ему только повод дай.

Каонэль сдвинула брови, на идеальном лбе появилась крохотная морщинка, едва заметная, но совершенно не уместная для эльфийского лица.

Генэль добавила едва слышно, кивая вниз:

– Можно все на этого свалить.

Каонэль прищурилась, стараясь прикрыть свечение глаз.

– В одном ты права, – прошептала она. – Трудно поверить, что две хрупкие эльфийки разделались с целым отрядом. А вот это существо могло. Но там погибли люди. Жалко их.

– Просто люди… – шепнула высокородная.

Каонэль покачала головой.

– Не просто. А живые люди, которые ехали помочь. Хотя и не совсем понимали, что это значит.

Незнакомец внизу сделал несколько шагов и застыл прямо под деревом. Эльфийки тоже замерли, боясь шевельнуть даже ухом, а когда фигура резко повернулась влево, Генэль вздрогнула. Нога со скользнула, и кусочек коры, как в замедленном действии, полетел вниз.

Солнечная перевела на Каонэль обреченный взгляд. Глаза круглые, как у совы, уши вытянулись, словно собираются проткнуть небесную твердь.

Она вцепилась в ветку и снова опустила голову, наблюдая, как черное пятнышко опускается вниз, медленно, словно перо. Губы побледнели и пролепетали:

– Я не нарочно…

Но Каонэль осталась неподвижной, поза напряженная, как у пантеры, готовящейся к прыжку.

Когда кусочек опустился на плечо чужака, тот плавно повернул голову. Затем двумя пальцами снял с плеча кору и поднес к лицу. Несколько секунд разглядывал, а когда поднял голову, свет месяца отразился в глазах, как в зеркалах.

Он уставился на эльфиек, в ужасе застывших на верхушке древа.

– Нам конец, – прошептала Генэль. – Он не отстанет. Никогда. Мы сегодня погибнем, серая. Подготовься встретить смерть достойно и как подобает настоящему эльфу. Хоть ты и не высокородная, но проявила…

– Я не собираюсь умирать, – процедила Каонэль. – И тебе не дам.

Фигура под деревом выжидательно наблюдала, как эльфийки с перепуганными лицами таращатся сверху и нервно переговариваются. Потом приблизилась к стволу, длинные пальцы прикоснулись к коре, та затрещала, вверх поползли темно-синие полосы, похожие на разозленных змей.

Каонэль замахнулась мечом и прокричала в отчаянии:

– Давай! Иди сюда! Попробуй удержаться здесь, на тонких ветках!

Чужак наклонил голову и с любопытством палача продолжает наблюдать, как из-под его пальцев расползаются темные полосы и тянутся к вершине.

– Мне нет надобности, – проговорил он. – Вы сами спуститесь, о бесценные души.

Генэль заморгала часто-часто, словно надеется с помощью ресниц взлететь, потом спросила с надеждой:

– Он не полезет на дерево?

Эльфийки видели, как незнакомец приложил вторую ладонь, пуская по стволу все новые щупальца, но подниматься не торопится и поглядывает с нетерпением, будто и правда не может забраться.

Каонэль проговорила, быстро крутя головой в поисках спасения:

– Не полезет. Почти уверенна, что не полезет. Иначе уже был бы тут.

– Тогда чего хочет?

В этот момент ствол затрещал, дерево качнулось и стало плавно крениться на бок. Незнакомец внизу довольно улыбнулся, а Каонэль закричала в панике:

– Прыгай!

– Мне же не видно! – отозвалась солнечная в ужасе.

Но Каонэль уже набирала разбег. Потом проскользила стопами по ветке и оттолкнувшись перелетела на широкую сосну рядом. От удара ветки с длинными колючками захрустели, в плащ воткнулись иголки, но сама эльфийка осталась невредима. Она распласталась на широкой лапе, которая прогнулась под ее весом, и оглянулась.

Позади дерево почти повалилось, а Генэль семенит по самой верхней ветке, балансируя, как настоящая белка.

Она прокричала, щурясь и присматриваясь:

– Серая! Каонэль! Куда прыгать?

– На мой голос, – отозвалась Хранитель.

– Легко сказать.

Когда крона почти погрузилась в темноту подлеска, высокородная оттолкнулась, ноги нелепо задергались в воздухе, и через пару мгновений она влетела в сосновые ветки.

Снова хрустнули иголки, Генэль выпалила:

– Я влезла во что-то липкое!

– Это смола, – проговорила серая, пытаясь подняться, но сосновая лапа только раскачивается и тыкает колючками в декольте.

Высокородная, на удивление, быстро подтянулась и переползла на ветку. Когда поднялась и мелкими шагами пошла к стволу, все платье оказалось утыкано длинными иголками.

Фигура внизу досадно взвыла, послышалось недовольное бормотание на чужом языке. Ствол упавшего дерева полностью покрылся синими жгутами, ветки и листья потемнели, потом раздался треск, похожий на разламывание сухарей, и дерево стало на глазах превращаться в пыль.

Каонэль охнула и покарабкалась выше следом за белокожей. Чужак проговорил, глядя на эльфиек немигающими рыбьими глазами:

– Мир меняется каждую секунду. И не уловить его течения. Но я могу сохранить частицы жизни. Сделать так, чтобы ваше бытие осталось неизменным. Как застывшие в янтаре бабочки, вы будете бесконечно украшать его.

Серая, наконец, смогла вылезти на толстую ветку. Поднявшись, быстро побежала, как цирковой канатоходец, к Генэль, которая прижалась к стволу. На лице и руках остатки древесной смолы, платье тоже в пятнах, а в волосах что-то вроде шпилек. Лишь, когда серая прищурилась, разглядела иголки.

– Я предпочитаю украшать этот мир, оставаясь живой, – проговорила Каонэль.

– Я тоже, – согласилась высокородная. – Хотя в таком виде это не особо получается. Посмотри на меня. Ни дай боги, кто-нибудь увидит.

– Обязательно увидит, – проговорила серая наблюдая, как чужак медленно подходит к сосне. – Даже очень надеюсь, что увидит. Это будет значить, что мы выбрались.

Генэль задергала ушами и ткнула пальцем вниз.

– Да? Уверенна, что выберемся? Посмотри.

Серая опустила голову. Чужак делает тоже, что и с предыдущим деревом – положил ладонь на ствол, что-то шепнул, и по коре медленно поползли темно-синие жгуты.

– Он точно не может забраться на дерево, – проговорила она.

Генэль обтерла пальцы об изодранные остатки платья и сказала, не сводя взгляда с фигуры:

– Зато у него получается их валить.

Место, откуда по стволу расползаются темные полосы, захрустело, и полувековая сосна начала крениться на бок, как перебитая мачта. Эльфиек тряхнуло, Генэль схватилась пальцами за ветку, снова угодив в смолу, высокородный носик скривился, но пальцы сжались еще сильнее.

– И что дальше?

– Что, что, – зло бросила серая. – Дальше по деревьям прыгать. Белок видела? Вот будем как белки.

– Какой позор… – пробормотала белокожая.

В этот момент сосна с треском вломилась в рядом стоящий дуб, эльфийки запищали и, как по команде перелетели на него.

Чужак прогудел громогласно:

– Вы можете сколько угодно прыгать, но от судьбы не уйти. Я могу бесконечно ломать эти чудные деревья, пока весь лес не превратится в обломанные зубья. Не лучше ли вам пощадить их и добровольно спуститься?

Каонэль и солнечная кое-как поймали равновесие на широкой, но раскачивающейся ветке дуба. Генэль замахала руками и едва не свалилась, но серая ухватила за волосы. Та взвизгнула и обернула к ней горящее гневом лицо.

Каонэль проговорила, перебегая по ветке к стволу:

– Можешь не благодарить.

– Сделаю это, только если останемся в живых, – сказала солнечная и тоже перебралась к основанию ветки. – Не знаю, на сколько меня хватит прыгать в темноте по деревьям. Я ведь леди, а не лесной эльф, который всю жизнь этим занимается.

Серая вытерла лоб, к которому прилипли сосновые колючки.

– А я разве лесной? – спросила она наблюдая, как незнакомец с восковой улыбкой приближается к подножью дуба. – Будем прыгать. Если придется, до самой Цитадели. Только тут он не может нас достать. И, надеюсь, успеем вовремя. Пока Теонард не сделал хуже.

***

Когда Каонэль покинула Зал, Хранители еще некоторое время обсуждали эльфийскую угрозу. Когда споры утихли, за окнами уже стемнело.

На черном бархате неба рассыпались тысячи мельчайших звезд, а над куполом Зала Советов поднялся тонкий серп месяца.

Обсудив с Эвриалой начинку для пирога из перепелки, Тарнат начал с кряхтением сползать со стула.

Гоблин заметил и проговорил удивленно:

– А ты куда это собрался?

Тарнат посмотрел на него исподлобья, но ответил:

– Дело, конечно, не твое, но все ж отвечу. Не потому, что тебе, а потому, что тут и остальные Хранители есть. Ну так вот. Собираюсь я в таверну, потому, что больше тут делать нечего.

– Как это нечего? – воскликнул Гнур, подпрыгивая на стуле. – У нас, кроме эльфов, еще дела были. Напомнить? У моего сородича дом сожгли.

Гном буркнул:

– А нечего строить, где попало.

Но за столом остался, только насупился и сложил руки на груди.

– Тебя забили спросить. Гоблины вольный народ. И никто не смеет указывать.

– Хочешь сказать, – уточнил Тарнат, – всем указывают, а тебе не будут?

– А ты Теонарда спроси.

– Не буду я никого спрашивать, – огрызнулся гном.

Ворг, который после бега взъерошенный и растрепанный, будто пол дня валялся в малине, напрягся. Хотя лицо человеческое, да и глаза черные, а не кровавые, как когда злой и голодный, но клыки вытянулись.

Полузверь долго наблюдал, как Хранители бурно обсуждают эльфов, машут руками и пытаются переубедить друг друга. Потом хлопнул ладонью по столу и провел по отполированной поверхности, словно хочет схватить кружку с водой. Когда ее не обнаружил, нахмурился и проговорил хрипло:

– Вот только о гоблинских домах нам осталось поговорить. Лучше представь, как огромное эльфийское войско на единорогах скачет на тебя, а ты один и без штанов. Никаких домов не захочется.

Теонард все это время напряженно смотрел в окно, будто намеревался высмотреть там чародея, который прилетит на северном ветре и разрешит все вопросы. Но там лишь звезды на лилово-черном небосводе.

Когда Лотер упомянул об эльфах, Глава обернулся, лоб нахмурился.

– Думаешь, все-таки вышлют? – переспросил он.

– Если предоставим посла, – ответил ворг, барабаня по столу слишком длинными для человека ногтями, – не вышлют. Но с послами у нас нынче туго. А единороги скачут красиво и быстро.

Теонард покривился, словно кислого молока хлебнул.

– Не нагнетай.

Брестида, которая откинулась на спинку стула и лежит, сомкнув веки, плавно выпрямилась. Поджарая и натянутая, как лук кочевников, посмотрела на Лотера.

– Единороги быстры, как ветер в поле, – проговорила она со знающим видом. – Догнать их не под силу даже лучшим скакунам степей.

– И чего? – поинтересовался ворг, поскребывая грудь ногтями.

Амазонка пожала плечами.

– Не знаю. Но кочевники, от которых отбивались с башни Теонарда, покажутся детской забавой. В лагере солнечных, наверняка уже есть планы на все случаи жизни. А сейчас просто ждут.

– Мы тоже ждем, – сказал Глава. – У нас на подходе войско из Ялдарии. Виллейн сказал, уже в пути, не так далеко осталось. У тебя откуда такие познания в эльфах?

– Я воительница, – гордо заявила амазонка. – Я сражалась с разными противниками. Понимаю, как поступают великие воины. А эльфы, без сомнения, великие.

Лотер спросил удивленно:

– Так чего тогда против них голосуешь?

Брестида посмотрела на него, словно ерунду спросил и промолчала, а Теонард сказал:

– Не одни эльфы великие воины. Мы сами в этом убедились, когда сражались спина к спине. Значит, надо тоже строить планы и использовать время с умом.

Гоблин надвинул брови на глаза, бивни выставились вперед, будто собирается кого-то проткнуть.

– Это как? – пробурчал он недовольно.

– Разбудим тролля, – просто сказал Глава. – Он у нас решающее звено среди тех, кто готов применить Талисман.

Гнур возмутился.

– А как же остальные вопросы?

– Их мы тоже решим, – пообещал Теонард. – Дай с мыслями собраться. А сейчас идемте.

Теонард поднялся со стула.

В этот момент в дверях со стороны входа Брестиды появилась амазонка, вся поджарая и свежая, будто бегала, а потом купалась в холодной воде, чтобы не растерять бодрость. В руках широкое блюдо, на нем исходят паром свежие пирожки с коричневой корочкой.

Амазонка вопросительно посмотрела на воительницу, та коротко кивнула, и двинулась в зал, выставив перед собой блюдо и виляя бедрами.

Хранители с интересом и непониманием уставились на амазонку, а когда оказалась рядом с Брестидой и опустила блюдо на стол, стараясь поставить так, чтоб все могли дотянуться, Теонард спросил:

– Это что?

Брестида сделала короткий жест рукой, амазонка быстро поклонилась и выскочила в дверь, сверкнув загорелыми икрами.

– Пироги, – просто ответила она.

Хранители глазели на блюдо. Кто-то откровенно облизывался, потягивал носом, особенно ворг, который вообще потянулся за пирогом, но остальные возмущенно покосились, и он недовольно пустил руку.

Огр тоже разглядывал пирожки, румяные и аппетитные. С какой стороны ни посмотришь, каждый вылеплен с особым старанием, а аромат такой, что в животе урчит и потайные мышцы желудка начинают шевелиться, требуя еды.

Глава сдвинул брови и хмыкнул.

– Прямо в Зале Советов… – проговорил он. – Нет, воительница. Лучше сначала к Грагрху.

Брестида улыбнулась, обнажив два ряда белых, словно жемчуг, зубов, в уголках глаз появились крошечные морщинки, что значит – улыбается искренне. Взгляд скользнул по горгоне, которая сидит мрачная, как дождевая туча в осенний день, руки сложились под грудью, а в глазах молнии.

Она послала прямой взгляд Брестиде, та улыбнулась еще шире и проговорила приветливо:

– Наверное, пиры устраивать действительно не стоит. Но мы здесь уже несколько часов сидим, а мужчинам нужно есть. Да и женщинам, только меньше. Как думать, когда в животе пусто? В наших землях перед делами всегда делают легкий перекус, чтобы не размякать, но и не падать с коня от слабости.

– Это точно, – поддакнул ворг и снова потянулся к блюду, но Эвриала опалила его таким взглядом, что опять невольно положил ладонь на стол.

Теонард потер живот, у самого с утра во рту была только куриная нога, остальное съел Лотер. В желудке предательски за ворчало.

Глава сглотнул голодную слюну и сказал:

– Да, но все же это Зал Советов. Мы тут вопросы решаем. Да и, как бы, дела есть.

Брестида кивнула, все также ослепительно улыбаясь.

– Ты прав, Глава, – согласилась она. – Поэтому и не принесла ничего, кроме пирожков. Мои воительницы настаивали, чтобы каждому по блюду поставить, с куропатками, перепелками. Сами наловили и общипали. Но я запретила. Знала, ты не одобришь, если на совете будут столы ломиться. Так что для поддержания духа и здоровой бодрости только пирожки с нежнейшим мясом.

– Теонард, не будь извергом! – не выдержал ворг. – Успеем мы Грагрха разбудить. А там и дел на две минуты, намечтаем, и эльфийского лагеря нет. А хватит сил, и Эолум с лица земли сотрем. Только война войной, а жратаньки надо вовремя. Как решать, если есть охота? Какие мысли на голодный желудок?

– Да я не изверг, – быстро проговорил Глава. – Я для порядка. Все же дела сперва надо делать.

– Успеем, – оборвал Лотер. – Эльфы пока далеко.

Он в третий раз потянулся к блюду и, наконец, цапнул самый большой пирожок, который оказался ближе. Едва поднес ко рту, с другого конца стола послышалось фырканье.

Ворг обернулся, а Эвриала произнесла с такой заботой, что где-то наверняка скрыта издевка:

– Лотер, тебе же нельзя человеческую еду. Тем более хлебную. Сам говорил, потом животом маешься. Лучше пойдем к нам, мы тебя настоящим накормим. И Теонарда бери, ему вообще нужно есть.

– Говорил, – согласился ворг. – Но есть охота. Ну, помаюсь, чего там. Зато сытым и довольным.

Страг, что молча сидит рядом, толкнул его в бок, ворг ойкнул и возмущенно вытаращился на него. Тот заворочал глазами, явно пытаясь что-то объяснить, но полузверь только брови поднял, мол, чего пинаешься.

А Брестида добавила победно:

– Мы муку брали у гоблинов, говорят, у них она самая лучшая. Сторговались за пол цены. Так что может и не будет дурно.

Эвриала снова нахмурилась, мягкие женские черты заострились, она послала недобрый взгляд амазонке и дернулась, чтобы уйти, но Аэлло взяла за руку, что-то тихо проговорила. Горгона осталась, но от амазонки отвернулась.

Тем временем, все похватали пирожки и с довольными лицами жуют. Брестида улыбается, как утреннее солнышко, и поглядывает на Теонарда, мол, бери, для тебя больше всех старалась. Выждав пару мгновений, глава все же взял пирог, откусил, а потом обнаружил, что сожрал уже два и тянется за третьим.

Амазонка бросила победный взгляд на горгону, но та делает вид, что объясняет что-то Тарнату, который сидит через стул и уплетает пирожки.

Когда блюдо опустело, амазонка тихонько свистнула, в двери появилась та же амазонка и унесла поднос.

Хранители вытирали пальцы – мужчины обо что попало, а женщины откуда-то подоставали платочки и манерно промакивают. Даже ихтионка откуда-то вытащила голубой кусочек ткани. Лишь горгона к пирогам не притронулась, сидит прекрасная и спокойная, как грозовая туча перед бурей.

Гоблин умудрился стащить аж пять штук и проглотить, пока все остальные разговаривали, а теперь довольно щурится, как кот на солнце.

– Это что, – проговорил он, хлопнув себя по животу. – Мука у нас хорошая. Но вы бы тыквы, тыквы видели! И эти тыквы требуют ухода, земля им нужна.

Керкегор, прилично взявший всего один пирожок, который теперь аккуратно лежит на краю стола, бросил резко:

– Ты нам не рассказывай. Уход им нужен. Тыквы сами растут, как бурьян. Даже в наших каменистых землях птерингов.

Гоблин аж стал ногами на стул от возмущения.

– Ты разве разбираешься в тыквах? – выдохнул он. – Да будет тебе известно, пернатая голова, чтобы вырастить большую и вкусную, надо и тепло, и вода и земля. То-то не видел ни одного обоза с тыквами у птерингов. Хотя я вообще их раньше не видел. Так вот, для таких тыкв нужна земля. И гоблинам нужна земля, чтобы вокруг дома можно насадить, что хочется.

– А что, гоблины фермеры? – язвительно поинтересовался Керкегор. – Я и смотрю, совсем размяк ты, сидишь тыквы выращивать рвешься.

Гнур от злости стал зеленее обычного, глаз со шрамом прищурился, а пальцы скользнули к поясу, где висит заточенный крашар.

Он проговорил, сверля гневным взглядом птеринга:

– Хочешь проверить, как я размяк? Ну пойдем, выйдем во двор. Клянусь бивнями, посмотришь, кто у нас…

Лотер громко кашлянул, все вздрогнули и обернулись на полузверя, который с деловым видом ковыряет в зубах, разглядывает, что вытащил и вытирает о портки. Видя, что внимание обратилось к нему, хрустнул шеей и проговорил:

– Да не ругайтесь вы. У меня вот друг есть, южный гоблин. Да не смотрите так, я серьезно. Так вот, он торгует этими вашими тыквами. Наверное, не только тыквами, хотя другого не видел. Но поверьте, с этим торгашом в бою лучше не сталкиваться.

Гнур нехотя опустился на стул и сказал:

– Вот-вот, нечего с нами задираться. Мы гоблины, мы такие. В общем, что? Мне обещали резиденцию. А до сих пор не построили. Где она? Где?

Для виду он повертел головой, словно надеется обнаружить резиденцию по бокам стула, потом выпрямился и развел руками – не нашел.

Теонард после пирогов Брестиды немного порозовел, кровь по венам потекла быстрее, даже ладони потер.

– Да как же мы будем строить, если Каонэль ушла куда-то? – спросил он. – Обиделась, наверное.

– Как-как, – удивился Гнур. – Так и будем. Сами же говорите, для работы Талисмана достаточно двух третьих Хранителей. А нас тут побольше собралось. Это эльфов убивать не все хотят, а резиденцию строить мне хотят все. Верно?

Он окинул остальных таким взглядом, от которого Хранители должны были пасть ниц и молить о благосклонности могучего гоблинского народа. Но все остались на местах, Булук даже задремал.

Теонард вытер лоб и проговорил нетерпеливо:

– Гнур, мы построим тебе резиденцию. Как разберемся со всеми делами, так сразу построим.

– Да, конечно, – огрызнулся гоблин. – Сейчас одни дела, потом другие, потом еще какая-нибудь гадость из-за моря прилетит. Нет уж. Давайте сейчас.

– Гнур, нам правила писать, Грагрха будить…

– То-то ты пироги ешь, – язвительно бросил Гнур. – Наверное жир для битв и ума запасаешь.

Теонард нахмурился.

– Гнур…

– Сейчас!

– Мы потом, честное слово.

– Сейчас! – проговорил гоблин резко и спрыгнул со стула. – Иначе я не участвую в потенциальном истреблении эльфийского лагеря. А без меня даже не знаю, как заработает Талисман.

Теонард устало вздохнул и покосился на ворга, который с интересом наблюдает, как гоблин ловко манипулирует своим голосом на совете.

Остальные тоже повернулись к Главе и ждут, что скажет. Тот, пару мгновений сверлил гоблина взглядом, пока зеленомордый демонстративно поглядывал на дверь, словно намеревается уйти, потом сказал хмуро:

– Ладно. Только побыстрей.

Глава 21

Настроение Гнура моментально улучшилось, на лице появилась улыбка, а спина выпрямилась. Он пробежался по залу и остановился возле своего выхода, потом оглянулся с видом крайнего удивления.

– А чего вы сидите? – поинтересовался он. – Давайте, поднимайтесь. Тут не далеко, сами знаете.

Хранители закряхтели. Брестида подхватилась, поджарая и натянутая, как тетива. Прошла по залу, покачивая тугими ягодицами и остановилась возле гоблина. Тот оглядел воительницу с ног до головы и сказал:

– Вот, настоящая женщина. Сильная, смелая, но покорная.

Амазонка нахмурилась.

– Осторожней, гоблин, – проговорила она веско. – Славные воительницы никогда не покорялись ни завоевателям, ни просто мужчинам. А тем более гоблинам. Я поднялась потому, что мне по пути.

В зале послышались смешки, Тарнат даже на спинку откинулся и насмешливо лыбится. Ворг кривит лицо и косится в сторону своего леска, где можно побегать, а потом свернуться в землянке и уснуть коротким звериным сном.

– Гнур, а хочешь я тебе землянку выкопаю? – спросил он, лязгнув зубами. – Даже платы не попрошу. За так сделаю. Будешь спать в норе, боевой дух закалять.

– Мой дух закален, – ответил гоблин веско. – Вот мои кинжалы и крашар. И вообще, не сбивай народ с мысли. Они только согласились на стройку.

Ихтионка, сидящая рядом со стулом гоблина, поправила белоснежные локоны, которые от сухости пушатся и никак не хотят ложится красивыми кольцами, робко подняла руку.

Хранители разом оглянулись на нее, Теонард произнес, поднимая брови:

– Селина, ты что-то хотела?

Ихтионка кивнула.

– Да, – сказала она неуверенно. – Просто хотела напомнить. Вы говорили, что по Цитадели беспорядки происходят. Я вот тоже скажу. Я тоже видела. Мне нужно было книжку дочитать, решила на обрыве расположиться. Там воздух влажный…

Гнур нетерпеливо проговорил, поглядывая в дверной проем, где под звездным небом пустеет его территория:

– Ну и чего?

Селина опасливо покосилась на гоблина и продолжила:

– Так вот. Пока сидела, наблюдала за чайками. Они очень крикливые и быстрые, почти как ихтионы в воде, я даже вспомнила…

– Селина, – оборвал ее Теонард. – Что ты хочешь сказать? Давай к делу ближе, а то у нас разговаривать все умеют. Смотри, Гнур тебя сейчас живьем съест.

Ихтионка снова оглянулась на зеленомордого, в этот раз рука скользнула к поясу, где висит короткий, но очень опасный трезубец.

– Да, я поняла, – проговорила она, кивая. – Я просто хотела напомнить, что беспорядки действительно происходят и нужны правила. Потому, что пока читала два раза видела стычки с начала людей и гоблинов, а потом гоблинов и гномов.

Тарнат, который внимательно слушал ихтионку, даже привстал, но до конца это сделать не получилось потому, что ноги до пола не достают. Пришлось опереться на локти.

Он пригладил русоволосые кудри и проговорил гулко:

– Что-то куда ни плюнь, всюду гоблины. Может вас вообще в лес выселить? Чтоб не мешали честным гномам жить? Ну и людям. Им же вы тоже мешаете. Меня многие поддержат. Да, Керкегор?

Птеринг промолчал, только ухмыльнулся довольно и по птичьи, гребень на голове налился кровью, будто прямо с места собирается кинуться в бой.

Но Теонард покачал головой.

– Никого мы выселять не будем. Что за глупости? Сегодня гоблинов выселим, завтра кому-то ворги не понравятся, а потом что? Располземся по всему свету, снова? И придем к тому, от чего так старательно бежим? Нет, не годится. Цитадель создана, чтобы как раз такие вопросы решать. Молодец, Селина. Правильно говоришь. Если порядков нет, их надо придумать. И проследить, что бы все соблюдали.

Лотер хлопнул в ладоши и прорычал радостно:

– А тех, кто не будет выполнять – оторвать голову! Вот так.

Он стал показывать, как обхватывает воображаемого нарушителя и дергает голову вверх, а потом отбрасывает в сторону. Селина изумленно захлопала вертикальными веками, а Аэлло с Эвриалой недовольно закачали головами. Зато на губах амазонки снова заиграла улыбка.

– А я согласна, – проговорила она, победно глядя на горгону. – Нарушителей нужно карать самым действенным способом.

Та опять отвернулась.

Глава выждал, пока Хранители насмотрятся на представление ворга и снова обратят внимание на него, потом сказал:

– Верно. Нужны правила и наказания для тех, кто не соблюдает. Наглядные и доходчивые.

Гоблин внимательно слушал, потом выпалил резко:

– Я что-то не понял. Вы что же, опять не идете строить мне резиденцию?

Теонард ответил быстро:

– Идем-идем. Даже бежим. Сейчас с правилами разберемся и побежим. Вам же плевать что Белионар пытается свой нос в Цитадель просунуть. Каждый личные вопросы спешит решить.

– Нам не плевать, – проговорил Гнур. – Только ты не больно наседай. Сам больше всех хочешь изничтожить солнечных эльфов. Остальные их тоже не любят, даже ненавидят. Но ты – больше всех. Ну? И кто тут личные вопросы решает?

Теонард бросил короткий взгляд на ворга, который отодвинулся от стола и, положив ладони на колени, выстукивает пятками по полу. Ворг взгляд уловил и едва заметно покачал головой.

– Ты и прав, и не прав, Гнур, – сказал он хрипло, – может интерес у нашего Главы и личный, да только этот интерес так же и наш. Тогда почему его интересу не сослужить на руку всем остальным? Это если вдруг что случится.

Лотер снова посмотрел на Теонарда, тот благодарно улыбнулся краями губ, потом перевернул пергамент и начертил закорючку в левом верхнем углу.

– Хорошо, – проговорил Глава. – Говорите, нужны правила, вот первое. Нельзя убивать. Никого. Ни гоблина, ни человека, ни даже эльфа.

Гнур оперся на дверной косяк и беззастенчиво разглядывает Брестиду, которая так и стоит рядом с гоблином.

– Хорошенькое дело, – едко заметил зеленомордый. – Они, значит, нам дома жечь, а мы их не трогать? Да ни за что. Священная месть священна!

– Ты не понял, – начал пояснять Глава. – За бесчинства придется отвечать. Но это не значит, что можно вершить самосуд. Так никакого порядка не будет. Верно?

Хранители нехотя закивали. Заседание длится уже несколько часов, за окнами давно темень, и многим хочется уйти в свои резиденции, заняться излюбленными делами, будь то сон, еда или еще что-то. Только Гнур все мрачнеет, как грозовая туча. Сложил руки на груди и сверлит взглядом Селину, будто она виновата во всех его бедах. Ихтионка даже отодвинулась вместе со стулом ближе к Булуку. Тот все еще дремлет, зато большой и массивный, за такими можно спрятаться.

Теонард произнес:

– Так что? Все согласны, убийства запрещены?

– Да согласны, – буркнул Тарнат. – Записывай на своем клочке.

– Записал, – отозвался Глава. – Дальше что?

Повисла короткая пауза, в которой слышно сопение гнома и недовольное дыхание гоблина. Потом Керкегор сказал неожиданно:

– Воровство. Его тоже надо запретить. Когда мои жены прибудут, как они будут птенцов высиживать, если вокруг будут воры бегать? Украдут яйцо, продадут за золото в рабство. Я на такое не согласен.

Теонард кивнул и наклонился, чтобы сделать пометку в пергаменте, но Гнур вдруг выпалил возмущенно:

– Это как? Запретить воровство? А как тогда мы будем проверять годность гоблина? Да вы что! Гоблин, который не может кошель украсть, не гоблин вовсе! Крашар, фермы и ловкость рук – вот что важно. А вы запретить хотите!

Хранители переглянулись. У каждого есть свои странные особенности народа, которые не всегда вяжутся с пониманием правильного у других. Но пока их интересы не задеты, помалкивают. Ворг сочувственно покачал головой. В ворговских стаях тоже хватает законов, от которых у других волосы дыбом встанут.

Теонард потер подбородок.

– Хочешь сказать, – спросил он, – что гоблинам нужно позволить делать то, что запрещено другим?

Гнур выпятил бивни и проговорил:

– Понимайте, как хотите. Но неловкий гоблин, это не гоблин.

Пару минут Теонард внимательно разглядывал вторую закорючку, которую успел на чертить в пергаменте, потом поднял голову и сказал:

– Воровать тоже нельзя. Прости Гнур, но если одному будет позволено больше, чем другому, беспорядки не прекратятся, а только больше станет. Я знаю, как нужна твердая рука. Когда-то давно я не занимался своим замком, не следил за богатством. А потом пришлось с тараканами говорить. Люди со мной говорить не хотели. Да и не было никого, все ушли.

Лицо Главы стало задумчивым, глаза остановились в одной точке, словно зрит призраков прошлого. Когда гном громко кашлянул и прочистил горло, Теонард вздрогнул, а Гнур сказал с вызовом:

– Ах так? Тогда я не буду против эльфов свой осколок направлять!

На этот раз не выдержал Керкегор. Птеринг хлопнул ладонями по столу и проговорил резким, похожим на клекот, голосом:

– Да? Ну тогда живи на пустыре. Думаешь, ты один хочешь лучшего для себя и своего народа? Да только не получится, чтоб одному все, а другому ничего. Это даже я, птеринг, понимаю. А мы не очень-то любим, что бы нас ужимали. И так ужали, живем на верхотурах.

Гоблин оскалился.

– А тебя кто спрашивает?

– Ну ты возьми и спроси, – сказал Керкегор с нажимом. – Давай-давай. А лучше, спроси у остальных.

– А может все-таки поговорим снаружи? – произнес гоблин, хватаясь за крашар.

Теонард вскинул ладони и громко сказал:

– Тихо! Голосуем. Кто за то, чтобы позволить гоблинам красть?

Хранители в молчании опустили голову, кто-то стал делать вид, что разглядывает носки сапог под столом, кто-то отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с разгневанным гоблином, а кто-то наоборот – смотрит надменно и с издевкой.

– Так, – произнес Глава. – Теперь, кто против.

Над столом поднялись руки, Гнур потемнел лицом и потянул из ножен крашар. Но Брестида, которая рядом и тоже подняла руку, предупредительно посмотрела на него, и гоблин с хлопком всунул ятаган обратно.

Теонард быстро пересчитал руки и сказал:

– Единогласно. Записываю. Красть запрещено.

– Вы просто все завидуете нам, нам, смелым и отважным, – негодующе произнес Гнур. – А еще боитесь, что мы ловкие и сноровистые. Это все от трусости, от трусости.

Ворг, который съел все косточки из кармана, нетерпеливо поглядывает в сторону, где в проходе видно таверну. Она хоть и далеко, за шахтой Тарната, но звериное обоняние говорит, что там готов жареный гусь, а к нему луковая подлива и кусок пирога со смородиной.

Он голодно сглотнул и проговорил:

– Главное, что не от дурости. Давайте ему уже построим и пойдем Грагрха будить? А то есть охота.

– Ты же только что ел, – изумился гном.

– Да что там ел? – отмахнулся ворг. – так, облизнулся. Нет, оно облизнулся хорошо. Но мало.

Теонард поднял растерянны взгляд на ворга, но быстро собрался и спросил:

– Что, дальше правила писать не будем?

– Почему? – сказал Лотер, поднимаясь. – Будем. Смотри, уже целых два написали. Не убивать, не красть. Для начала не плохо. Надо куда-то на видное место это повесить, чтоб все смотрели и проникались.

Теонард покривился.

– Да маловато как-то, – сказал он и стал сворачивать пергамент. – Да и не понятно, что за не соблюдение грозит.

– Это пока, – произнес ворг. – Потом еще допишем. А пока пускай запоминают. Гнур, да не смотри ты на меня так. Пойдем, построим тебе наконец.

Ворг широкими шагами приблизился к гоблину и Брестиде, та выпрямилась еще сильнее, подбородок поднялся, демонстрируя воинственность и женственность одновременно. Эвриала, которая все это время косилась на амазонку, закатила глаза, а гоблин спросил немного успокаиваясь:

– А остальные что же? Тут сидеть будут?

Лотер отмахнулся.

– Так чародей говорил, не обязательно смотреть, пока возводишь. Главное, направить мысль или как-то так. Это тебе надо зреть, куда строишь, а остальные могут и в Зале посидеть.

– Лучше, чтобы видели… – произнес Гнур, выходя на улицу.

– Пойдем-пойдем. Потом похвастаешься своими… Что там у вас? Фермы?

Гоблин недовольно покосился на Лотера и проговорил:

– Не просто фермы. А дома! Настоящие, гоблинские.

Втроем они отошли от Зала так, чтобы оставаться в зоне видимости Хранителей и одновременно видеть территорию гоблина, вокруг которой в темноте небольшие огоньки. Пришлые зеленомордые настроили лачужек и теперь греются у костров.

Гнур покачал головой, недовольный, что его славному народу приходится ютиться, как каким-то бродяжкам, в тесноте. Из Зала вышел Теонард, за ним Тарнат и Керкегор, остальные Хранители тоже повылезали и быстро направились к ним.

– Что, не утерпели? – спросил гоблин довольно, когда все подошли. – И правильно. Сейчас увидите, как живут северные гоблины. Ну и южные.

Керкегор провел ладонью по гребню и произнес, окидывая пустырь критичным взглядом:

– Да уж, не утерпели. Мало ли, сейчас настроишь такого, что переделывать придется.

– Я тебе переделаю, – возмутился Гнур. – У себя хоть в малиновый все выкрась. Вы ж пернатые, любите яркое. А мое не тронь.

– И ты мое, – предостерег птеринг.

Чтобы предотвратить очередную перепалку, Теонард выступил вперед, Хранители замолчали и перевели на него взгляды. В свете месяца все выглядят бледными фигурами, освещенными ночным светилом. Женщины кажутся стройнее, но какими-то неживыми, горгулья вообще, как окаменевшая. Лишь по легкому колыханию крыльев понятно – настоящая.

Гнур выбежал вперед и замахал руками гоблинам, что расположились у костров. Те таращатся в огонь, даже если бы оглянулись – пламя ослепило, не увидели бы. Тогда Гнур покричал. Пара зеленомордых нехотя оглянулись, но потом снова уставились в костер.

Хранитель махнул рукой и вернулся к остальным.

– Ну и ладно, – сказал он. – Предупредить хотел, чтоб вещи собирали. Ну не хотят, как хотят. Потом будут бегать, как пчелой ужаленные.

Керкегор поинтересовался с сомнением:

– А что, у гоблинов много вещей?

– Много, не много, а все нужное, – ответил Гнур отворачиваясь. – Мы бережливые. Все может сгодиться.

Птеринг хмыкнул и поскреб клюв.

– Ну да. Только за карманами надо следить.

Теонарду с беспокойством поглядывал на восток. Где-то там за резиденциями и домами простых жителей, в лесу, расположился лагерь солнечных эльфов, которые с нарастающим нетерпением ждут посла, которого нет.

– Гоблинам тоже нельзя красть, – напомнил он. – Давайте уже поторопимся. Тревожно мне.

Лотер сунул ладонь в пустой карман, потом в другой, поковырялся, будто там есть еще один, потайной. Затем вытащил блестящий даже в темноте осколок и проговорил:

– Это все от голода. Ешь плохо. Вот и дергаешься. Вон, смотри, тихо все.

– Это пока.

– Не каркай.

Теонард скривился, будто его пнули в бок. Потом отодвинул с груди амулет для арбалета и подсунул пальцы под воротник, где висит осколок.

– Давайте. Как в прошлые разы. Направить мысли на Гнура. Пусть строит.

От сосредоточенно уставился на гоблина, остальные последовали его примеру. Женщины что-то зашептали, видимо надеясь таким образом улучшить связь. Гном вообще зажмурился.

Пустырь гоблина заходил ходуном, плато вспучилось, в стороны покатились камешки, сначала мелкие, потом все больше, а затем и вовсе валуны. Гоблины, что сидели вокруг, повскакивали, с перепуганными криками стали носиться и спешно собирать пожитки.

Едва последний зеленомордый отбежал, хлипкие лачужки рассыпались в труху, из земли поползли темные столбы, что-то само укладывалось, появлялось и с хрустом вставлялось в пазы.

Хранители с растущим интересом наблюдали за действом. С соседних участков повыбегали жители и с тревогой смотрят на освещенный месяцем пустырь, который на глазах превращается во что-то другое. Когда грохот прекратился Тарнат открыл глаза и охнул.

– Ого!

Гнур проговорил довольно:

– Нравится?

– Да какой же это домик!? – выдохнул Тарнат. – Это… Это что же?

На месте пустыря расположился дом в три яруса, нижний самый широкий, видимо там легендарная гоблинская печь. Второй ярус чуть уже, а третий похож на чердак, только просторный и удобный, в каком и жить не зазорно. На крыше в бледном свете блестит черепица, вокруг дома лестница, и на любой ярус можно попасть прямо с улицы.

По остальной территории в обе стороны полукругом расходятся одноэтажные домики. Перед каждым рыхлая почва, которая непонятно откуда взялась на плато, а от главного дома протоптанная тропинка к Залу Советов и круговой дорожке.

Гнур потрогал пальцем кончик бивня и проговорил с таким удовольствием, что прищурился:

– Ну наконец-то.

Тарнат вылез вперед и во все глаза разглядывает резиденцию гоблина.

– Разве так можно? Это же не дом, а домище! И к нему еще домики. Теонард, разве так можно?

Глава открыл рот, чтобы ответить, но Гнур опередил:

– Ты бы помолчал, – сказал он. – У самого шахта, не известно, сколько глубиной и шириной. И никто не лазил проверять. Только сам бахвалился.

– Так то шахта! – изумился гном. – Шахта и должна быть глубокой.

Гнур кивнул.

– Правильно. Шахта глубокой, а дом у гоблина – добротный. С печкой. А если ярус сверху, или лучше два, совсем хорошо.

Керкегор с тревогой разглядывал дом гоблина, время от времени переводя взгляд на свою платформу, словно сравнивает, что выше. Потом облегченно выдохнул и сказал:

– С домом понятно. А что это за хатки полукругом? Это к резиденции, вроде как, не относится. Кто позволил пристройки такие делать?

Гоблин вытаращил на него глаза, полные неподдельного изумления и произнес, уперев кулаки в бока:

– Как это не относится? Очень даже относится. Они же на моем участке. Кто ноет постоянно, что гоблины без спросу селятся, где попало? Так вот я выстроил им дома. Пускай живут. Вы спасибо мне все сказать должны. Видите, я обо всех позаботился.

– Или просто хвост распушил, – бросил Керкегор резко.

– Хвост это у тебя, – отозвался гоблин. – Или у вас нет хвостов? В общем, всем спасибо. Я пошел обживаться в новом доме.

Он сделала шаг в сторону резиденции, которая выглядит слегка устрашающей в сиянии ночного светила, но Теонард окликнул:

– Погоди, а Грагрха будить?

Гоблин застыл, и чуть втянул голову в плечи.

– А что, я там сильно нужен? – спросил он нехотя.

– Нужен, – подтвердил Глава. – К тому же, обещал.

Послышалось ворчание, но Гнур развернулся и поплелся в сторону каменной насыпи тролля, стараясь не оборачиваться. Но все услышали, какой он несчастный, все ему жить мешают и не дают насладиться собственным домом, которого у него долгое время не было.

Теонард окинул взглядом новую резиденцию и вздохнул. Каждый пытается найти лазейку, изыскать для себя и своего народа условия получше, не смотря на то, сами уже как-то перемешались, и гоблин уже не злобный зеленомордый, а просто Хранитель. Только в остальном мире вражда между расами никуда не делась, и даже в пределах Цитадели то-тут, то там происходят стычки.

– Да, – вздохнул он. – Правила нужны.

Лотер, который стоял рядом, озабочено глянул на него.

– Ты чего, Глава, бормочешь? – спросил он.

– Да так, – отозвался Теонард. – Думаю вслух. Согласен, говорю, что правила нужны. Тарнат, пусть твои трудяги сколотят несколько досок с ногами, чтоб можно было в землю воткнуть.

Гном провел ладонью по редкой бороде и спросил недоверчиво:

– Это зачем еще?

– Правила повесим. Лотер верно сказал. Надо чтобы видели.

Тарнат постоял пару секунд с видом глубокой задумчивости, потом кивнул.

– Сколотим.

Глава выдохнул.

– Ну, налаживается все понемногу. Только эльфы…

Послышался топот копыт, он быстро приблизился, через несколько секунд из-за Зала советов вылетела амазонка на лошади. Воительницы прижалась к шее, тугой хвост на макушке смешался с гривой.

Она едва успела дернуть поводья, когда приблизилась к Хранителям, лошадь встала на дыбы и громко заржала. Амазонка даже не дождалась, пока та опустился на все четыре копыта, спрыгнула на землю и подскочила к Теонарду.

– Глава…

– Что такое? – тревожно спросил Теонард.

Воительница уперлась ладонями в колени, перетянутая кожаным жилетом грудь, наполовину открылась, ворг с ухмылкой скользнул взглядом.

– Глава… – задыхаясь сказала она.

– Да говори же! – выдохнул Глава, хватаясь за место, где обычно висит арбалет, но сейчас там пусто потому, что оставил оружие в башне.

Амазонка сглотнула, поморщившись, будто во рту песок, и произнесла, выпрямляясь:

– С дальних рубежей прискакал гонец. Конь взмыленный… Там за пещерами огнетроллей портал. Из него солнечные эльфы на боевых единорогах… Есть и пешие. Их ведет высокий эльф с чем-то вроде обруча на голове, а в нем синий камень.

– Говорил же, – процедил Глава, – Белионар что-то подозревает. Вон, и войско подозвал.

Амазонка быстро продолжила:

– Еще… В общем… Командир эльфов идет сюда. Мы его пытались задержать. Но приказы не помогли. Он даже посмеялся. А когда пригрозили применить силу, сказал, что один раскидает весь отряд амазонок.

Лицо Теонарда потемнело, брови наползли на глаза, а губы зло искривились.

– Высокомерные твари… – процедил он, сжимая кулаки.

Лотер положил ладонь ему на плечо, но Теонард даже не оглянулся. Смотрит перед собой в никуда и все мрачнеет.

Воительница продолжила.

– Он требовал встречи с послом. Говорил, что имеет право встретиться с ней в любое время, и приказы Главы Совета тут бессильно. Но мы же не могли…

Теонард сжал челюсти и шумно выдохнул.

– К Грагрху. Сейчас. Всем.

Затем повернулся и быстро зашагал следом за гномом в сторону каменной насыпи.

Глава 22

Каонэль и высокородная прыгали по деревьям, как перепуганные белки, которых преследует куница. Время от времени Генэль срывалась в темноту, но успевала схватиться за что-нибудь. Пару раз ее вытаскивала серая.

Чужак следовал по пятам с завидной скоростью, а когда очередное дерево с хрустом падало, даже хохотал. И по лесу разносились гулкие раскаты.

– У меня уже пятна пред глазами, – выдавила солнечная, когда они в очередной раз перелетели на дерево.

Серая оглянулась на нее. Генэль выглядит хуже старой метлы, которой подметали не только в доме, но еще и камни загребали, а также ветки и листья.

– Держись, белокожая, – подбодрила ее Каонэль. – Осталось немного. Я уже чувствую запах из гномьей таверны. Слабый, едва заметный, но чувствую.

– Да поможет нам сияющий источник… – простонала высокородная.

В этот момент ствол застонал, раздался оглушительный треск, и дерево, как и предыдущие, начало клониться в сторону.

Когда эльфийки перелетели на следующее, Каонэль вытерла взмокший лоб и вгляделась вперед. Потом глаза расширились, она охнула, а солнечная, заметив, как потемнело лицо, спросила тревожно:

– Что ты видишь?

Каонэль нервно сглотнула.

– Честно сказать, не очень хорошее, – проговорила она.

– А точнее.

– Впереди деревья мельчают, – сказала она упавшим голосом. – На таких особо не спрячешься.

Генэль в ужасе вытаращила глаза, косясь вниз, где чужак уже взялся за ствол и со спокойным видом пускает по нему темно-синие жгуты.

– Боги… – выдохнула она. – Он нас убьет! Что делать?

– Тоже хочется знать, – пробормотала Каонэль. – Пока будем прыгать. А когда деревья совсем обмельчают, побежим пешком.

Высокородная согнула колени, готовясь к прыжку потому, что дерево уже начало жалобно трещать.

– А потом? – в ужасе спросила она. – Он же движется, как дух. Как нам бежать?

– Очень быстро, Генэль, – отозвалась серая мрачно. – Очень быстро.

***

Теонард торопился. Когда завернул на угол Зала Советов, перед ним на круге Хранителей предстала огромная каменная насыпь, мимо которой все ходят, но никогда на долго не останавливаются.

В свете месяца она выглядит, как непонятно откуда взявшаяся скала посреди плато. Сторона, повернутая к ночному светилу, поблескивает и серебрится, словно покрытая слюдой. Но когда Глава подошел ближе, блеск рассыпался на крупинки и стало ясно – это драгоценные камни, намертво вросшие в породу.

Дойдя до скалы, обнаружил гоблина и гнома. Тарнат с озадаченным видом потирает бороду и хмурит брови. Заметив Теонарда, повернулся и проговорил зычно:

– Ну, осталось самое малое.

– Быстро разбудить? – поинтересовался Глава, разглядывая насыпь.

Гном покривился.

– Ну как сказать. Это тоже малое, – проговорил он. – Но еще бы понять, где тут тролль, а где не тролль.

Гнур с ехидной физиономией покосился в сторону свежепостроенной резиденции, где срочно нужно поспать на каждой лавке, поесть из каждого котелка, если найдет, что.

– Не приятно соглашать, но Тарнат прав, – проговорил он, все еще глядя в сторону. – Посмотри на эту груду или что это? Скала? Насыпь? Куча камней, которые Грагрх выбирал как сталь для крашара. Дотошный.

Теонард задрал голову, меряя взглядом массив, и произнес:

– Это для тебя груда. А для него особо важные камни. Не знаю, что там у как, но слышал, у них каждая порода что-то значит, а названий для камня несколько сотен.

Гнур присвистнул и хлопнул себя по бедру.

– Несколько сотен? – впечатленно произнес он. – Для камня? Да что там называть-то? Булыжник, он и есть булыжник. Или валун. Ну галька какая-нибудь еще. Что там еще называть?

– Это ты у Грагрха спросишь. Когда разбудим, – отозвался Глава.

Подошли остальные Хранители. Эвриала с Аэлло стараются держаться друг к другу ближе, как две крылатые женщины. Гарпия улыбчивая, как могла бы улыбаться чайка рыбе, зато горгона подчеркнуто отстраненная и гордая. На Теонарда не смотрит, делая вид, что всецело занята изучением тролльего скальника. Мелисс тоже недалеко, но все же чуть позади, то ли стесняется, то ли не слишком рада всей затее.

Лотер со Страгом что-то живо обсуждают на ходу. До Теонарда долетели слова:

– Страг, я тебе честное слово. Не пожалеешь.

Страг ответил:

– Сто раз говорил, у меня другим мысли заняты. Не до того.

– Как это не до того? – изумился ворг. – Любому самцу до того. А все мужчины самцы, даже если не ворги.

Поединщик бросил быстрый взгляд на Главу, который обернулся к ним и внимательно смотрит. Когда приблизились к нему, Страг проговорил:

– Вон, посмотри на Теонарда. Ему тоже не до того.

Ворг хрипло усмехнулся.

– Я б тебе рассказал, да как-то не хочется в чужую душу лезть. Но ты подумай. За «Лихим молотом» в доме такие девки…

– Лотер, отстань, – сказал поединщик. – Думаешь, не знаю об этом доме?

– А, все-таки знаешь? – снова ухмыльнулся полузверь.

Страг покривился, будто ему поднесли суп из лягушек, есть не хочется, но надо, чтоб не обидеть хозяев.

– Да кто не знает? Что с Грагрхом?

Теонард снова перевел взгляд на насыпь, которая вдруг показалась еще больше потому, что месяц ползет по небосводу и меняет угол освещения.

Он сложил руки на груди и проговорил:

– Пока никак. Надо амазонок послать. Пускай задерживают Белионара, как могут.

Лотер кивнул.

– Надо, – сказал он. – Я уже послал. Приказал удерживать, хоть даже придется раздеться и плясать перед ним в свете луны.

Страг и Теонард озадаченно покосились на него, потом на Брестиду. Та приближается с гордо поднятой головой, бледный свет играет на загорелой коже, делая ее похожей на ожившую статую из бронзы. Мышцы на ногах поигрывают при каждом шаге, а волосы, затянуты в тугой хвост на макушке и развеваются рыжим флагом.

Теонард поинтересовался осторожно, пока амазонка не слышит:

– Думаешь она будет рада, что ее воительницы голышом перед эльфом?

Ворг вытаращился, будто его в чем-то уличили.

– Так они же для дела! Не просто так, а с великой целью потянуть время и защитить командиршу и всех остальных. И вообще.

– Что?

– Не надо ей говорить.

Страг хмыкнул.

– Ну да. Конечно. Ты дочкам сыроваров тоже самое советуешь, когда похищаешь?

Лотер посмотрел на него исподлобья и проговорил глухо:

– Я никого не похищаю. Если хочешь знать, за свою жизнь не принудил ни одной женщины.

– Да ну, – удивился поединщик, внимательно вглядываясь в лицо полузверя, но тот смотрит честно, как только что родившаяся овечка.

– Честное слово, – подтвердил ворг. – Сходи в дом за таверной. Спроси кого хочешь. Это Тарнат у нас буйный, вон, даже горгону предлагал в шахту утащить.

Гном тем временем изучал породу, расхаживал туда-сюда с умным видом, как единственный, кто разбирается в камнях, пока спит тролль. Когда в третий раз обошел вокруг насыпи, подошли Булук, Керкегор и Селина. Птеринг любезно придерживает ихтионку под локоть, подсказывая, где камни и ямки, та благодарно улыбается и шагает на тонких ножках, которые гораздо полезнее в воде.

Тарнат кивнул в их сторону и проговорил:

– Вон, пернатый, наверное, новую жену себе хочет. И так восемь, а он девятую…

Ворг усмехнулся, скаля клыки.

– Вы скажите ему, что ихтионы яиц не несут.

– А может несут, – задумчиво проговорил гном. – Они же рыбы. Рыбы икру мечут, а икра это рыбьи яйцы.

Лотер сказал:

– Дурак ты, Тарнат. Какая ж она рыба? Вон, смотри, в платье, глазами хлопает, хоть и вертикально. Хихикает и облизывает губы. Значит женщина. В насыпи что нашел?

Гном сразу посерьезнел, брови сдвинулись к переносице, а на лбу пролегло аж три глубоких морщины.

– Вот что скажу, – произнес он. – В общем… Даже не знаю. Но… Неведомо мне, где у этой насыпи что.

Хранители плотным кольцом обступили Главу и Тарната и тревожно уставились на гнома, а Брестида покосилась в сторону, где за кругами в лесу разбит лагерь солнечных эльфов.

Теонард спросил:

– Как это понимать?

– Так и понимать, – ответил гном. – Облазил все, обсмотрел. Выглядит, как монолитная скала. Только слеплена из разных камней, а тролля средь них и не заметить.

Ворг даже рот раскрыл.

– Как это, тролля не заметить? Он же самый огромный Хранитель.

– А вот так, – сказал гном и указал на насыпь. – Видишь, как камни расположены?

– Кучей? – предположил полузверь.

Тарнат недовольно покачал головой и проговорил с видом знатока:

– Сам ты куча. А это порода. Только тут все не понятно. Смотри, вот тут камень с вулкана, такие только близ огненных гор бывают, а рядом с ним обточенный рекой валун, справа глыба, которая только за сотни лет может сделаться из-за воды и проседания. На верху вообще блестит, камешки драгоценные. Понимаешь?

– Нет, – честно ответил ворг.

Гном досадно всплеснул руками.

– Да ну что ж тут не понятного? – спросил он негодуя. – Так не бывает. Не может случиться, чтоб драгоценная порода сверху была. Только если сам туда затащишь. Да только оно все так слеплено, излюк носа не подсунет. И где тролль средь этой неразберихи, только горное Лихо знает.

Хранители озадаченно переглянулись. Ворг даже подошел и наклонился над валуном, который по словам гнома что-то значит и как-то там называется. Валун блестит отполированной поверхностью, словно по нему и впрямь сотни лет текла вода, а теперь он тут, намертво влепленный в скалу.

Керкегор, наконец, отпустил локоть Селины, та благодарно улыбнулась и отошла к женщинам, которые молчат и во все глаза таращатся на Тарната, который вдруг такой умный и важный. Даже Мелисс приблизилась и незаметно разглядывает гнома, время от времени поглядывая на скальник.

Ворг ее заметил и сказал неожиданно:

– Мелисс, ты же тоже каменная? Может лучше нашего гнома знаешь, как тролля извлечь?

Горгулья посмотрела не него так, будто тот обозвал коровой. Пару мгновений помолчала, потом произнесла резким каркающим голосом:

– Не знаю.

– Жаль, – честно ответил полузверь.

Керкегор вылез вперед и проговорил нетерпеливо:

– Да что мы тянем! Покричать ему, он сам вылезет.

– Раньше его шум не беспокоил, – заметил Теонард.

Птеринг отмахнулся.

– Вы все не так делаете, – сказал он. – Смотри, как надо.

Приблизившись к скальнику, птеринг выпрямился так сильно, что спина изогнулась дугой, перья на плечах вздыбились, а гребень стал наливаться кровью. Когда он набрал воздуха, Хранители тоже механически затаили дыхание. Потом по территории разнесся истошный крик, похожий на петушиный и орлиный одновременно.

Едва он стих, все затаились, в ожидании глядя на насыпь. В повисшем молчании слышно, как испуганно квакают лягушки в болоте Булука, а из домов за кругом Хранителей повысовывались встревоженные фигурки.

Выждав еще пару мгновений, Глава произнес напряженно:

– Не помогло.

Керкегор почесал раскрасневшийся гребень и сказал:

– Странно. От такого крика у нас каждое утро просыпаются.

– Я бы заикаться начал, – пробормотал Гнур в сторонке, – если бы во сне такое услыхал.

Птеринг одарил его взглядом, который мог бы принадлежать королю, снизошедшему к беседе с простым крестьянином.

– Может надо громче и всем вместе? – предположил он. – У Тарната глотка луженая.

Ворг нашел в глубине кармана крошечную косточку, бросил ее в рот и теперь с наслаждением хрустит.

– Это точно, – проговорил он, вытирая губы. – Сам слышал, как орет. Разве что горы не дрожат. Давайте покричим. А ну, разом!

Хранители стали звать Грагрха. С начала хором, потом на перебой, в конце концов, выдохлись, а каменная насыпь все такая же величественная и молчаливая.

Глава тревожно покосился в сторону, где в лесу разбил лагерь солнечных эльфов и откуда в любую минуту может появиться разгневанный Белионар.

Он проговорил:

– Надо торопиться. Что-то мне подсказывает, времени у нас не много.

Тарнат отер лоб и предложил, отдуваясь:

– Может его киркой поковырять? Ради такого могу даже в шахту сбегать.

Глава покачал головой.

– Пока ты бегать будешь, завтра наступит, – проговорила он. – Да и Грагрх будет не очень доволен, если начнем ковырять его жилище. Как бы не прибил после такого. Видел его кулаки?

– Видел, – угрюмо согласился гном. – Ну кувалдой тогда? Она может и не раскрошит породу, зато будет громко и гулко.

Ворг огрызнулся, обходя насыпь справа, где есть небольшой выступ и можно забраться:

– Да плевать ему на громко. Хоть кувалдой, хоть птерингом, все равно не слышит. Лучше смотрите, что я нашел.

Полузверь ухватился за выступ, бугры мышц на руках вздулись, и он оказался на едва заметном утесе. Потом перехватился выше и полез дальше.

Хранители, задрав головы, смотрели, как Лотер карабкается все выше. Гоблин сложил ладони трубочкой возле рта и прокричал:

– Если решил убиться, скажи, кому осколок передашь. А лучше сразу отдай, чтоб не мучиться.

Ворг долез до половины, там оглянулся вниз и охнул. Но тут же одернул себя и стал подтягиваться выше. Здесь камни удобные для хватания, а по некоторые даже можно ходить.

Остановившись на одном из таких, Лотер глянул на Хранителей, которые с высоты кажутся размером с кошек, и прокричал:

– Он же где-то здесь. Может у него уши камнями засыпаны, потому и не слышит. Надо найти, разгрести и покричать.

Гоблин снова сложил ладони и даже на пальцах привстал.

– Ничего глупее в жизни не слыхал! – прокричал он.

– А ты предложи что-нибудь получше! – отозвался полузверь, перелезая на другую сторону уступа. – Давай лезь и помогай.

Гоблин заворчал что-то неразборчивое, но явно гневное. Зато горгона с гарпией взмыли в воздух, Аэлло стала медленно парить вокруг насыпи, а Эвриала подлетела к воргу.

Крылья красиво изогнулись, позволяя зависнуть на месте, платье всколыхнулось, и горгоне пришлось прижимать подол. Но легкая ткань все равно трепещет от взмахов, обнажая белоснежную кожу.

– Мы тоже посмотрим, – произнесла она мягко, и ворг невольно загляделся на прекрасную, даже в полете, крылатую женщину.

– Посмотрите, – ответил он хрипло, потом снова наклонился к остальным и прокричал: – Гнур, давай, поднимайся. И остальные тоже ищите. Надо как-то тролля из этой скалы выковырять.

Селина перевела испуганный взгляд на Главу. Тот с хмурым лицом приблизился к месту, откуда начинал забираться ворг и подпрыгнул, цепляясь пальцами за выступ.

Ихтионка спросила тихо:

– А мне тоже надо лезть?

Теонард выглянул из-под локтя.

– Тебе не надо, – ответил он. – Ты нам в воде полезна. Сиди тут и стереги.

Гнур поспешно проговорил:

– И я буду стеречь.

– Нет уж, – сказал Глава, подтягиваясь на выступ. – Ты с Тарнатом вокруг ходи и тоже ищи. Может ногу найдешь.

Керкегор засмеялся резким клокочущим голосом, а когда гном и гоблин вопросительно на него уставились, пояснил:

– Ногу. Конечно ногу. Что еще можно найти снизу трольей горы.

После этого разбежался и вспорхнул к Эвриале, которая с женской дотошностью заглядывает в щели и трещины.

Ворг осторожно перелезал с одного уступа на другой, поднимаясь выше. Когда до вершины осталось несколько перехватов, он обернулся и окинул взором территорию.

С высоты мир внизу кажется не настоящим, будто кто-то вылепил фигурки из глины и расставил, как хотел. Бледный свет месяца разливается по плато, глянцевые стены Зала Советов блестят, как слюда. Отсюда видно его лесок, не такой большой, как кажется снизу, но густой и с дубами. Видно даже дома дальнего круга, а перед ними желтоватое свечение.

Ворг пригляделся, потом прокричал:

– Тарнат, отсюда «Лихой молот» видно! Залезай, посмотришь.

Снизу донесся недовольный голос.

– Я гном, а не белка. Сам лазь. Я приличный гном, мне вглубь полагается, а не ввысь.

Сбоку налетел порыв, ворг ухватился за камень, через секунду из-за утеса выпорхнула Аэлло. Волосы спутались и лезут в рот, она небрежно откидывает, будто не обращает внимания, но локоны все равно спешат обратно.

– Ой, Аэлло, – прохрипел ворг, выпрямляясь. – Ты чего пугаешь?

– Я не пугаю, – бойко ответила она, – а исследую гору Грагрха.

Лотер осторожно перелез через очередной выступ и сказал:

– Молодец. Хвалю. Только осторожней. Высота вон какая.

Гарпия дерзко улыбнулась и проговорила:

– Это разве высота? Сейчас покажу тебе высоту!

Крылья Аэлло сделали несколько взмахов, она почти моментально уменьшилась до размеров козы, а потом и вовсе кошки. Ворг наблюдал, как по ночному небу медленно поплыла бледная точка, удаляясь и становясь все меньше. Затем сделала большой круг и стремительно понеслась обратно.

Когда начала быстрое падение, Хранители задержали дыхание. Лишь у самой земли Аэлло распахнула крылья и, как ни в чем не бывало приземлилась, придерживая края платья.

Тарнат, который в сотый раз обошел насыпь, так ничего и не найдя, приблизился к гарпии. Та дышит тяжело, словно не прогулочный полет совершила, а от стаи драконов улетала, глаза выпученные.

– Там эльфийский командир… – выдохнула она. – Идет.

Все, кроме ворга, перелезшего на другую сторону насыпи, замерли и оглянулись на Аэлло.

Теонард ухватился за выступ, чтобы не свалиться в потемках, и спросил тревожно:

– Далеко?

– На подходе к гномьей таверне, – ответила гарпия. – Вокруг него амазонки, машут руками, что-то говорят. Эльф иногда останавливается, но потом снова идет.

– Тьфу! – выругался Глава. – Грагрх! Просыпайся давай! Потом выспишься!

Но насыпь осталась молчаливой и величественной в сиянии ночного светила. Теонард снова выругался и с двойным усердием полез искать хоть что-то, отдаленно напоминающее тролля.

Аэлло вытерла лоб, переводя дух.

Со стороны домов появились две фигуры. Они быстро приближались, а когда гарпия разглядела, они оказались почти у самого скальника.

Аэлло радостно вскрикнула:

– Это тахаш и банши!

И тут же зажала рот ладонью, поняв, чем это грозит для эльфов.

Те приблизились. Банши в белом платье, белоснежные волосы рассыпаны по плечам, а когда движется, кажется вообще не касается земли. Тахаш в кожаном доспехе и баклажкой на поясе.

Оказавшись рядом с Аэлло, тахаш уставился фиолетовыми глазами на гору, змеиные зрачки вытянулись.

– Мы что-то пропустили? – спросил он ровно.

Теонард их тоже заметил и прокричал, подтягиваясь выше:

– Совсем не много. Только угрозу нападения солнечных эльфов. В следующий раз хоть скажите, куда пошли и когда ждать обратно. А то без вас никак.

– Угроза? – спросил тахаш все так же спокойно. – Что предпримем?

– Атаку Талисманом, – отозвался Глава. – Для того и Грагрха будим. Нужны еще твой голос и банши. В смысле не кричать, а то если банши закричит…

Тахаш прервал его.

– Мы поняли, – сказал он. – Война, это плохо. Я всегда против, если можно избежать. Но ты бы не стал идти на такие меры, если бы можно было иначе. Хранители моя семья. Я отдам голос.

Банши печально вздохнула и произнесла:

– Я тоже.

Тем временем ворг подобрался к самой верхушке, но только с той стороны, где темно. Глаза покраснели, клыки вытянулись, а нос зашевелился, как у голодного волка, который издалека учуял запах добычи и начинает преследование.

Пару минут обнюхивал камни, потом сделал шаг, но поскользнулся и провалился. Глухо зарычав, он сгруппировался, надеясь не слишком расшибиться, пока катится. Но вместо того, чтобы врезаться в булыжники, грохнулся спиной на плоское и холодное.

Моментально вскочив, Лотер завертел головой, а когда понял, что вокруг темнота, задрал голову. Вверху небольшое отверстие, лунный свет льется в него, как река, но внутрь почему-то не попадает. Пол плавно уходит вниз, но из-за темноты ничего не разобрать.

– Эй! – заорал ворг.

Никто не ответил. Он снова заорал, уже громче:

– Эй! Хранители! Я тут, где-то внутри!

Снова повисла тишина, но через несколько мгновений свет загородила белокурая голова. Гарпия осторожно заглянула, продолжая хлопать крыльями, и проговорила прямо в отверстие:

– Лотер?

– Ну а кто еще? – прорычал ворг. – Тут темно, как в душе проклятого. Есть чем посветить?

Аэлло покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Но могу слетать и принести.

– Вот и молодец. Слетай, принеси.

Голова гарпии исчезла, в проеме снова заструился свет, такой же бледный и бесполезный. Ворг огляделся, но в темноте только запах каменной пыли.

Через несколько секунд Аэлло вернулась.

– Тарнат дал огниво, – проговорила она, бросая что-то в проем. – И мох. Сказал, ты разберешься.

Лотер на лету поймал кресало, следом опустился пучок пожелтевшего мха. Едав наклонился, как в макушку что-то глухо стукнуло, ворг зарычал, резко выпрямляясь. Загривок тут же зарос шерстью, а клыки вытянулись на пол ладони.

– Та чего? – прорычал он.

– Ой, – выдохнула гарпия, прикрыв ладошкой губы. – Я не нарочно. Извини. Тарнат сказал, тебе палка понадобится, чтоб подсветить. Мох же быстро прогорит.

Ворг потер ушибленный затылок и подобрал палку, длиной в руку.

– Предупреждать надо, – пробурчал он.

Потом присел, распушил мох и чиркнул рядом с ним огнивом. Веселые языки пламени моментально заплясали на сухих стебельках, темнота чуть отступила, но все еще плотная и густая.

Лотер поднес палку к огню, и через пару секунд пещера озарилась теплым светом.

Подняв недоделанный факел над головой, ворг шагнул вперед и присвистнул.

– Ого!

– Что там? – нетерпеливо спросила гарпия.

Ворг ответил:

– Очень тесный ход, руки не отставить. Слева впереди подходит еще тоннель, а потом оба сливаются и уходят в темноту.

– Далеко?

– Не знаю, но могу спуститься, проверить.

Гарпия проговорила тревожно:

– Может не надо? Все-таки тролль.

– Куда деваться, – отмахнулся полузверь и стал протискиваться вперед.

Горящую палку пришлось поднять, и теперь она упирается в самый потолок, ужасно дымя и оставляя черные следы на камне.

Едва Лотер сделал шаг, как все вокруг задрожало, тесный ход пришел в движение, с потолка посыпались мелкие камни.

Гарпия прокричала в отверстие:

– Лотер! Вылезай! Гора зашевелилась!

Ворг кое-как развернулся и попытался продвинуться обратно, но стены заходили ходуном, то сужаясь, то расширяясь, а по пещере прокатился протяжный гул. Когда тугая струя воздуха рывками потянула вглубь тоннеля, палка погасла.

– Что за леший, – выругался полузверь.

Тут же очередной рывок дернул его в глубину, свет месяца исчез. Затем что-то ухнуло в глубине, и ворга с рокотом, похожим на камнепад, вышвырнуло обратно.

Его закрутило, потом ударило во что-то мягкое и податливое, раздался девичий вскрик. Тут же все перестало крутиться, и он вместе с Аэлло, которая держит его за ногу, быстро спустились на землю.

Едва опустились, гарпия отбежала к Эвриале, которая уже налеталась и ждет внизу.

Аэлло захныкала.

– Он мне руку вывернул.

Ворг быстро вскочил, глядя на то, как гора тролля медленно оживает и приходит в движение вместе с Хранителями. Те не успели слезть. Потом подошел к Аэлло и аккуратно обнял.

– Ну ты чего? Не плачь. Ты ж герой. Меня спасла. Куда бы я улетел, если б не твои девичьи крылья и руки? Вот и тахаш с банши откуда-то взялись. А ты хнычешь.

Гарпия еще больше захныкала и проговорила, шмыгая носом:

– Да-а? Знаешь, как больно? У-у-у…

– Знаю, – проговорил ворг. – Дай посмотрю.

Аэлло прижалась к горгоне, словно тот собирается ее сожрать прямо тут и целиком, но Эвриала подтолкнула, мол, не бойся, не обидит.

Гарпия недоверчиво протянула воргу правую руку. Тот взял ладошку, которая в его руках кажется совсем маленькой, перевернул, куда-то понажимал, погладил.

Потом, словно что-то решил, взялся другой рукой за плечо Аэлло и проговорил:

– Да тут ничего страшного. Знаешь, как бывает? Бежишь по лесу, весь в зверином азарте, глаза горят, пасть распахнута. Только и ждешь, как встретить зайца, а лучше оленя. Его больше, и не придется потом снова никого ловить. Прыгнешь, да как грохнешься в яму потому, что не рассчитаешь прыжок. Летишь и думаешь, и чего я такой рассеянный сегодня. У тебя так бывает?

Аэлло подняла задумчивый взгляд к небу и сказала:

– Я же гарпия. Мы не…

Ворг резко дернул, раздался хруст, гарпия вскрикнула и схватилась за плечо.

– Ты что! Больно! – выпалила она, покрываясь стальными чешуйками.

– Ничего не больно, – ответил Лотер. – Проверь-проверь.

Аэлло еще секунду зло таращилась на ворга, потом все же осторожно пошевелила рукой. Та, к удивлению, послушалась, и даже кожа такая же белоснежная, без синяков.

Ворг довольно ухмыльнулся, а Эвриала послала ему благодарный взгляд. Зато гарпия надулась и отвернулась. Лишь, когда ворг пошел обратно к скале, будто уже забыл о вправленной руке, крикнула вдогонку:

– Спасибо.

Глава 23

Гора дрожала, как замерзший путник. Усыпанная алмазами верхушка замерцала, словно маяк. А когда с краев покатились камни размерами от горошины, до коровы, Хранители завопили, судорожно цепляясь за выступы.

Брестида, легкая и крепкая, успела залезть выше половины, и теперь цепляется пальцами за камни, лицо бледное, но держится изо всех сил, чтобы не опозориться. Зато Теонард, который не так высоко, ругается, как чернорудный гном, пытаясь балансировать на едва заметном уступе. С другой стороны горы по стене распластался Страг, будто так легче держать равновесие.

Остальные напряженно наблюдают снизу. Гнур вообще отбежал подальше и делает вид, что отсюда лучше видно.

Подойдя к скальнику на такое расстояние, чтобы падающие камни не задели, Лотер задрал голову и прокричал:

– Вы бы слезали!

Теонард увернулся от увесистого камня и прокричал зло:

– Какой ты умный! Мы б в жизни не догадались! Вот сидим тут и не знаем, как быть.

Брестида все же вскрикнула, когда гора качнулась и начала плавно подниматься, издавая такой треск, какой должны услышать даже в Великом Разломе.

– Не удержусь! – прокричала она.

А Эвриала внизу чуть улыбнулась, и мягко посмотрела на верхушку скальника, где трепыхается амазонка. Лотер быстро перебежал на сторону, где висит беспомощная женщина в короткой юбке и дрыгает ногами.

Губы ворга невольно растянулись в улыбке.

– Прыгай! – крикнул он, вытягивая руки. – Я поймаю.

Амазонка вывернула шею и посмотрела вниз, глаза расширились, а рот в ужасе открылся.

– Ни за что! Тут высоко.

Лотер разочарованно сунул ладони в карманы и обернулся к остальным Хранителям. Потом перевел взгляд на горгулью. Та сложила руки на груди, смотрит на всех с недовольством, а крылья позади расставлены, словно готова взлететь в любую секунду.

Она поймала взгляд ворга, покачала головой, мол, вы глупые бескрылые создания. Через секунду крылья ударили по воздуху, и мощное тело Мелисс взмыло в небо.

Темным пятном она метнулась к амазонке и спикировала, как на добычу, послышался вскрик, а когда Мелисс снова поднялась в вышину, в лапах трепыхалось женское тело.

Все видели, как они камнем понеслись вниз. Лапы горгулья разжала на приличной высоте, но ворг все-таки поймал перепуганную амазонку. А крылья распахнулись лишь у самой земли, обдав Хранителей тугой струей воздуха.

Недовольно покосившись на полузверя и Брестиду, которая выглядит непривычно хрупкой и уязвимой, прижимаясь к могучему телу, Мелисс протопала в сторону и снова сложила руки.

– Вот это я понимаю, – впечатленно проговорил ворг. – Мелисс, ты просто чудо.

Брестида, наконец пришла в себя, заерзала, пытаясь освободиться из объятий ворга.

– Поставь меня, – попросила она, но таким тоном, каким могла бы приказывать. – Если мои амазонки такое увидят, не оправдаюсь потом.

Лотер аккуратно опустил воительницу, та быстро отошла, но оказалась слишком близко к Эвриале, которая косится, будто уличила в непотребстве. Брестида ответила грозным взглядом, но горгона только улыбнулась медленно, словно уже с удовольствием распиливает ее на кусочки.

Тем временем, гора поднялась еще немного. Рядом с верхушкой появился выступ и через несколько мгновений превратился в угловатую голову, размером небольшой дом. Брови как утесы, глаза сверкают драгоценными камнями.

Голова плавно повернулась, издавая оглушительный грохот, и стала разглядывать Хранителей, которые все еще висят на склонах.

Потом прозвучал голос, похожий на рокот камней:

– Слезайте с меня. Зачем залезли?

Теонард перехватился в сотый раз и прокричал вверх:

– Так ты не шевелись! Мы ж в лепешки расшибемся!

– Хорошо, – прогудел тролль.

Гора моментально перестала дрожать. Теонард на дрожащих руках пополз вниз, а когда спрыгнул на землю, и проковылял к остальным, Страг оказался уже там бодрый и свежий, словно не по горе лазил, а на прогулку ходил.

Глава вытер лоб, сделал несколько вдохов, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце и сказал:

– Ты чего такой довольный?

Страг распрямился и ответил весело:

– Давно не упражнялся. Прям соскучился. Что ли с Грагрхом договориться, чтоб иногда лазить по его скалам?..

– Мы за другим пришли к Грагрху, – отозвался Теонард и обернулся к горе.

Та снова задрожала, по камням пошли трещины, а когда порода разошлась, из скальника выступила громадная фигура тролля. Освещенный бледным светом камень кажется синим, а глаза сверкают, будто внутри головы горят сотни свечей.

Он плавно захрустел шеей, плавно перекатывая голову, из трещин посыпались мелкие блестящие крупинки. Когда одна из них подкатилась к ногам Селины, та подняла и поднесла к глазам.

– Как красиво, – проговорила она мечтательно.

Гном, стоящий рядом, произнес нравоучительно:

– Это изумруд, в сланцевых пачках частенько бывает. Ценный камень. Самые красивые травянистого такого цвета, прозрачные. Чтоб без пузырьков и полосок. Такой можно продать за… За много.

Ихтионка сжала камешек в ладошке и прижала к груди.

– Не буду я его продавать. Ни за сколько. Он мне нравится.

Теонард, наконец, отдышался. Поправив на груди амулет и осколок под воротником, вышел вперед, пока тролль неспешно разглядывает себя, словно эти маленькие букашки могли испортить благородный вид его камней.

Глава задрал голову и проговорил громко:

– Грагрх! Мы к тебе по делу. Не хотелось будить, но тут так вышло, что нам всем грозит опасность.

Каменный тролль наклонил голову со звуком перетирающих муку жерновов.

– Опасность, это плохо, – сказал он рокочуще. – Опять огненные собратья?

Теонард покачал головой.

– Нет, – ответил он. – На этот раз солнечные эльфы.

– Эльфы? – удивился Грагрх.

– Да. Может разразиться война, в которой погибнут многие, в том числе и жители Цитадели. Мы провели совет. Извини, что не позвали. Точнее, позвали, но тебя очень сложно разбудить.

Грагрх поднос громадную ладонь к лицу и с силой потер, вниз посыпались мелкие камешки.

– Кто мне в нос огонь положил? – спросил тролль медленно.

Хранители разом указали на ворга. Тот молча разглядывает камешек, который подобрал после того, как каменный гигант раскидал их по территории. Когда заметил, направленные на него взгляды направленны, особенно Грагрха, который не всегда понятен – то ли уснет сейчас, то ли кулаком прихлопнет, Лотер развел руками.

– Уж извините, – сказал он. – Кто ж знал, что это нос. К тому же там темно, как… Не при женщинах будет сказано. Главное, разбудили.

Теонард кивнул.

– Да, – сказал он. – В общем, было решено применить Золотой Талисман. Мы проголосовали, но мнения разделились. Для того, чтобы защитить Цитадель не хватает только твоего голоса.

Эвриала с негодующим лицом выступила вперед. В свете месяца кожа кажется белее снега, словно состоит в родстве с солнечными, и только отсутствие острых ушей говорит об обратном.

– Это не честно! – проговорила она. – Ты специально говоришь так, чтобы он принял твою сторону.

– Тогда скажи сама, – мрачно произнес Глава. – Скажи правильно, о том, что на Цитадель движется войско солнечных эльфов, а прямо сейчас к нам идет командир отряда с требованием предоставить посла, которого у нас нет.

Эвриала закусила губу и отвернулась, Аэлло подошла к ней и проговорила что-то успокаивающее. Горгона глянула на Теонарда искоса.

– Это не справедливо, – произнесла она. – Так нельзя…

– Я забочусь, прежде все, о благе Цитадели и всех, кто пришел сюда за защитой, – сказал Теонард. – Нельзя позволить, чтобы пострадали те, кто вообще не причем. Если силой Талисмана уничтожим солнечных эльфов…

– То другие эльфы этого не простят! – выдохнула Эвриала.

Глава выдохнул и проговорил терпеливо:

– А кто, скажи пожалуйста, пойдет мстить? Темные? О них давно не слышали, вообще сомневаюсь, что остались. Ну, пусть и остались. Вряд ли из своего Разлома вылезут. Лесные? Так их город превращен в Чумной лес, им не до мести. Еще какие-то? Пока до них дойдет весть, мы так устроимся, что станем неприступны.

Эвриала колыхнула крыльями и попыталась возразить:

– Я слышала, что город лесных…

Но Теонард оборвал.

– Некогда, Эвриала. Я понимаю, ты живешь у Каонэль, она приютила тебя и Аэлло. Вы к ней привыкли. Но Каонэль не солнечная, и вообще мы все ее воспринимаем не как эльфа, а как… Каонэль.

Горгона тяжело вздохнула и замолчала, отойдя к Мелисс, которая все это время стоит, как изваяние с сложенными на груди руками. Аэлло и Селина протопали за ней и только теперь заметили неподалеку Булука. Тот прислонится спиной к куче бочек и дремлет, сливаясь с ними.

Теонард проводил их взглядами и вновь обернулся к Грагрху. Тот внимательно слушает все, что говорят. Слышно, как перекатываются камни, словно его извилины силятся осмыслить происходящее. Прошло пол минуты, прежде, чем он заговорил.

– Мне жалко Каонэль, – сказал он. – Она не пострадает?

– Обещаю, – сказал Теонард.

Грагрх продолжил так же медленно и рокочуще, как горный водопад:

– Тогда я согласен. Нужно спасти Цитадель. Тут наш новый дом. Я отдам голос.

В стороне всхлипнула Эвриала, послышался раздраженный клекот Мелисс, а Селина охнула и опустилась на землю, уронив голову на колени.

Остальные молча достали осколки Талисмана и перевели взгляды на Главу в ожидании команды. Грагрх тоже сунул массивную ладонь куда-то в грудь. Камни разошлись, и он вытащил свою часть кристалла.

– Я готов, – прогудел он.

Хранители сосредоточились, гном даже поднял осколок над головой то ли для вида, то ли для лучшего действия, птеринг закрыл глаза, а ворг сделал такое лицо, словно самолично уничтожает высокородных в пылу схватки.

Осколки засветились, Эвриала закрыла лицо ладонями и отвернулась.

Прозвучал голос Теонарда:

– Во имя мира, мы…

В этот момент с южной стороны Цитадели раздался оглушительный треск. Хранители резко обернулись, тревожно вглядываясь в темноту. Между резиденцией Керкегора и пустырем Аэлло лес пришел в неестественное движение. Черные верхушки подрагивают и исчезают, издавая почти живой вой, и эта волна быстро приближается.

Когда дрожание верхушек достигло края, из темноты вынырнули две фигурки, несущиеся в их сторону и на бегу размахивающие руками.

Лес за ними складывается, будто там орудует целый отряд лесорубов, доносится сухой треск и хлопки, похожие на взрывающиеся пузыри.

Теонард прищурился и даже оттянул веко в сторону.

– Что там? – мрачно сказал он. – Эльфы? Они не могли так быстро. Белионар даже еще не пришел.

Аэлло с Эвриалой таращились во все глаза, счастливые, что удалось хоть немного отсрочить ужасное. Потом гарпия охнула и проговорила ошеломленно:

– Это Каонэль! Смотрите! Каонэль!

Когда фигурки вынырнули на освещенное месяцем пространство, остальные увидели серую. Плащ раскрыт как огромные крылья, словно вот-вот взлетит, волосы клубятся серебристым облаком. Рядом с ней еще одна фигурка. Такая же изящная, но с белоснежной кожей.

Едва они достигли круга Хранителей, за ними вспыхнуло темно-синее пятно, эльфийки завизжали и припустили, как перепуганные лани.

– Чего это они? – спросил Тарнат, который щурится и вертит голову то так, то эдак.

Лотер прорычал:

– Не похоже, что ради развлечения бегут.

– А солнечная тоже бегает, – заметил гном. – Гляди, как коленки мелькают.

Эльфийки достигли Зала Советов, ворг не выдержал и бросился им на встречу, гном крикнул вдогонку:

– Зачем? Они ж и так сюда бегут.

Но оголодавший ворг уже озверился, тело покрылось густой шерстью, морда превратилась в звериную с красными глазами и опасно длинными клыками. Он опустился на четыре конечности и широкими прыжками помчался к эльфийками.

До Хранителей лишь донеслось рычащее:

– Если не добегут, помогу.

Под лапами полузверя замелькала земля, тонкие фигурки стремительно приближались, через несколько секунд он уже видел перепуганное лицо Каонэль и солнечную с непривычно прижатыми ушами.

Серая закричала не добегая:

– Он прямо за нами! За нами!

Высокородная на бегу оглянулась и вскрикнула, едва не споткнулась о камень. Когда между ними и Лотером осталось три ворговских прыжка, перед эльфийками вспыхнуло темно-синее, раздался хлопок.

В воздухе возникла высокая фигура в шляпе, серая и высокородная едва успели затормозить, чтобы не налететь. Тут же поспешно отбежали.

Зато ворг со всего разбегу врезался в спину чужаку. Но тот остался стоять, лишь плавно повернул голову, словно интересуется, что за листок опустился на его плечо – кленовый или дубовый. Потом взмахнул рукой, и ворга отшвырнуло в сторону, сильно ударив о стену Зала Советов.

– Лотер! – выкрикнула Каонэль.

Ворг лежал неподвижно и эльфийка в ужасе прикрыла рот ладонью. Но через пару секунд он шевельнулся и стал медленно подниматься на четвереньки.

Серая в бешенстве взглянула на чужака, который стоит с невозмутимым видом и смотрит на них, как на неразумных котят.

– Ты бездушная тварь! – выкрикнула она. – Бездушная и мерзкая! Оставь нас в покое!

Незнакомец воздел руки и проговорил эхоподобным голосом:

– Ты ошибаешься, бесценная. У меня больше душ, чем вы обе можете представить. И скоро моя коллекция пополнится двумя бриллиантами.

– Никогда! – бросила Каонэль и выглянула в сторону.

Там со стороны резиденции тролля бегут Хранители, Грагрх медленно поднимается, видимо, тоже готовясь шагать к ним. По воздуху стремительно приближаются крылатые фигуры. Быстрее всех мчится Мелисс.

Когда до чужака осталось совсем не много, она выставила вперед когти, намереваясь схватить.

– Нет! – только и успела крикнуть серая.

Но незнакомец уже взмахнул рукой. Горгулью закрутило в воздухе и с силой ударило о землю. Послышался хруст, Мелисс издала болезненный хрип, и схватилась за руку, правое крыло неестественно повисло.

Аэлло и Эвриала тут же подлетели к ней и оттащили подальше. Когда Хранители приблизились, замахиваясь кто чем, Каонэль закричала:

– Не подходите! Его так просто не убить!

Чужак снисходительно улыбнулся.

– Наконец-то вы поняли, о мои прекрасные, – произнес он. – Ранить можно лишь тело. Но оно соткано из силы, которую вам не постичь. В моем хранилище вам уготовано лучшее место.

Страг замер с занесенной над готовой секирой и спросил гнома, не сводя взгляда с чужака:

– Что он несет?

– А я почто знаю? – отозвался Тарнат с такой же занесенной кувалдой.

Зато банши выплыла в перед и произнесла, глядя в спину чужака большими глазами:

– Не подходите к нему.

Теонард замер в нерешительности, переводя взгляд то на рычащего от боли ворга, то на Мелис, которая с молчаливым мужеством переносит муки от вывернутого крыла.

– Ты знаешь его? – спросил он.

Банши кивнула.

– Это анку, – проговорила она. – Его не убить мечом или стрелой. Он один из прислужников самой смерти. Анку обычно мирные, они всего лишь вестники смерти…

– Мирные? – переспросил Теонард. – Скажи это эльфийкам.

У тех лица напуганные, что редко бывает у эльфов, а чужак простирает к ним руки, как заботливый отец, желающий защитить. Только Каонэль от этой заботы побледнела и стала почти как высокородная.

Банши сдвинула брови и пытается вглядеться в чужака.

– Этот анку не мирный… – сказала она печально. – Но где его телега и лошадь?

– Изъяли, – коротко сказал Теонард. – Откуда эта тварь?

Банши произнесла тихо:

– Им становится последний умерший в году. Реже первый похороненный. Главная угроза от них, лишь предвестье. В каком-то роде они делают тоже, что и банши. Предрекают. Но анку никогда не нападали…

– Ну у тебя и родня, – бросил Теонард.

– Это не родня…

– Тем лучше.

Он сделал шаг вперед, в этот момент из-за Зала Советов выбежала амазонка. Взмыленная и запыхавшаяся. Она просто остановилась на углу и стала отчаянно тыкать обеими руками за Зал.

Теонард проговорил помертвевшим голосом:

– Белионар. Он здесь.

Каонэль в панике завертела головой, потом прокричала:

– Талисман! Мы можем применить Талисман!

Аэлло, Эвриала и Селина неверяще вытаращились на нее, а Мелисс даже отшатнулась, забыв о крыле. Другие Хранители переглянулись, а Теонард спросил с опаской:

– Ты готова уничтожить солнечных эльфов?

Генэль рядом охнула и схватилась за сердце, а серая проговорила быстро:

– Нет. Я хочу, чтобы все выжили. Кроме него.

Она указала на незнакомца.

Тот сомкнул пальцы в рукавах и теперь напоминает друида или шамана, который смиренно просит богов о помощи. Только рыбьи глаза, холодные, как потухшая душа, взирают из-под шляпы, а волосы серебрятся в лунном свете, придавая еще более зловещий вид.

Чужак проговорил все так же гулко и жутко:

– Опять? Вы снова хотите все усложнить? Не надо. О драгоценные. Я вам не враг. Я соткан из силы…

– Конечно, – ядовито бросила Каонэль. – Не враг. Только убить хочешь. Теонард. Если мы направим силу на него, возможно получится.

– Вам не суметь… – промолвил незнакомец.

Но Теонард уже вскинул осколок над головой.

– Кто к нам с силой придет, от силы и падет, – сказал он тихо, но четко.

В руках Хранителей заблестели кристаллы. Даже Грагрх, наконец, приблизился гулкой поступью и сжимает в каменных ладонях свою часть Талисмана.

– У вас не выйдет, – с нерушимой уверенностью повторил анку.

Каонэль вытащила осколок из декольте.

– Вот и проверим, – проговорила она с ненавистью.

В ту же секунду все кристаллы засияли ярким золотистым светом, темнота разошлась. Незнакомец смотрел на Хранителей с холодным снисхождением, потом стал поднимать руку, но она на пол пути застыла.

Он непонимающе уставился на нее.

– Не возможно… – произнес он, переведя безумный взгляд на Каонэль.

По его телу прошла трещина от шеи до пояса, из разлома засочилось что-то темно-синее. Стекая на землю, оно превратило ее в выжженное пятно.

Потом трещина заполнилась золотым свечением. Чужак упал на колени, затем опустился на четвереньки.

– Это не… – прошептал он, подняв рыбьи глаза на Каонэль. – Ты не понимаешь… Я соткан… Я знаю, кто ты…

С этими словами он рухнул лицом вниз и застыл в неподвижной позе. Через пару секунд его тело завибрировало и стало превращаться в пыль, которую тут же разносило ночным бризом.

Когда последняя частица улетела с порывом, на земле осталось лишь темное пятно.

Хранители в молчании таращились на место, где только что было страшное существо. Лотер, наконец, поднялся, держась за бок, приковылял к пятну.

– А говорил, нельзя убить, – прорычал он, кривясь от боли. – Глупый, какой-то. Каонэль, надо быть разборчивей в друзьях.

Серая смотрела на пятно не моргающими глазами, губы что-то шептали, а кончики ушей нервно дергались. Рядом Генэль, такая же перепуганная. Но едва заметила, что на нее смотрят, выпрямила спину и подняла уши, как полагается приличной высокородной эльфийке.

Каонэль прошептала:

– Он знал, кто я…

Амазонка на углу Зала что-то прокричала, все обратили взоры к ней. Через секунду оттуда вышел солнечный эльф в горящих адамантиновых доспехах. Волосы блестят в лунном свете, подбородок высокомерно вскинут, а на поясе покачиваются два меча.

Вокруг него амазонки что-то говорят и машут руками, но эльф обращает на них внимание не больше чем на комаров.

Ворг буркнул:

– Явление.

Когда воительницы заметили Хранителей, руками махать перестали и остановились. Солнечный пошел дальше.

По мере приближения, его лицо теряло привычную невозмутимость, а когда подошел, глаза расширились.

Он оглядел Хранителей, потом посмотрел на Генэль, которая после всего, что случилось, стоит с оборванным подолом платья. Ноги неприлично оголены до середины бедра, ленты под грудью оборваны, волосы разметались по плечам небрежными сосульками, а на щеке пятно смолы.

– Миледи… – только и смог вымолвить Белионар.

Потом прочистил горло и с глазами, полными гнева, обернулся к остальным.

– Что вы сделали с ней? – спросил он так резко, что любой хлыст позавидовал бы. – Что произошло с высокородной эльфийкой, которую великодушно прислал Его величество, надеясь, что здесь она в безопасности? Когда он у знает…

Серая бросила бессильный взгляд на Теонарда, который только и ждет повода, чтобы применить Талисман снова, раз и навсегда покончив с солнечными.

Но Генэль неожиданно выдохнула:

– Пушок!

Белионар повернулся к ней, брови поднялись.

Он спросил:

– Что, простите?

Солнечная расправила складки на обрывках платья, словно это может ему помочь, и проговорила уже привычным, надменным тоном, который достоин королевы:

– Я летала на нетопыре, который принадлежит Каонэль. Упала и разорвала платье. Синяки и испорченная прическа оттуда же.

Глаза Белионара округлились.

– Вы летали на нетопыре?

– Да, – подтвердила Генэль.

– Но зачем?

Высокородная вскинула подбородок так, что в шее хрустнуло.

– Захотела, вот и летала, – проговорила она. – Каонэль, как порядочная эльфийка великодушно разрешила мне воспользоваться ее питомцем. Разве вы спрашиваете меня, какого единорога выбрать?

Командир перевел взгляд на серую, потом на Хранителей, лицо такое, словно понимает – его водят за нос, но не известно, в чем.

– Все-таки, единорог и дикий нетопырь не одно и то же, – проговорил он с сомнением. – К тому же ваше платье, слишком уж…

– Какой вздор! – сказал Генэль, развернувшись в строну эльфийского Дерева. – Вряд ли вы знаете о платьях больше меня. Так что прекратите этот бессмысленный разговор и вернитесь в лагерь. Утром мы отбудем в Эолум. Мой осмотр резиденции окончен. И я заявляю, Каонэль достаточно хороша, чтобы быть Хранителем осколка.

Она сделала несколько шагов. Возле Каонэль остановилась, незаметно вытянув из-за пояса керис, и протянула его серой.

– Никому не говори, – проговорила так тихо, что услышать смогла только серая, – что я прижимала уши, кричала, прыгала по деревьям… ну и остальное.

Каонэль уже пришла в себя после уничтожения существа, которое могло пролить свет на ее прошлое. Она улыбнулась одними уголками губ и спрятала керис в ножнах.

– Я же обещала, – сказала серая. – Никому ни слова, можешь быть спокойна.

– Вот и славно. А керис оставь себе. Это особый подарок, такое не отдают. Даже высокородным.

– Ты действительно не хочешь быть Хранителем? – поинтересовалась Каонэль, глядя ей в глаза.

Белокожая даже отшатнулась.

– Ни за что, – прошептала она. – Если вам приходится все время, вот так… Монстры, беготня, невозможность отдохнуть и помыться… Я не вынесу еще одного изорванного платья. А если кто-то прикоснется к прическе, клянусь сияющим источником…

Она сделала вдох и закончила:

– В общем, ты достойный Хранитель. Позволяю тебе остаться. И… за то, что спасла меня…

– Обращайся, – сказала Каонэль еще больше расплываясь в улыбке.

Высокородная оглянулась на Хранителей и произнесла, подняв подбородок:

– В Цитадели собрались разные народы, что уже не просто. Но я видела достаточно, и передам Его величеству – Цитадель достойное место.

Генэль сделала короткий кивок, что значит, выказывает большое почтение, и с гордо выпрямленной спиной направилась через двор, плавно покачивая бедрами.

Белионар пару мгновений смотрел ей в след, потом повернулся к Хранителям, наградив таким взглядом, от которого все должны были прямо на месте пасть ниц и молить о пощаде. Потом коротко поклонился Каонэль.

– Миледи Хранитель.

Серая в ответ так же кивнула.

– Ты хотел что-то сказать?

– С вашего позволения и, полагаю, позволения миледи Генэль, я отправлю гонца с просьбой развернуть войско Эолума, – произнес он сдержанно. – Думаю, необходимость в присутствии сына казначея отпала. Впрочем, если верить послу, ее и не было. А у меня нет прав сомневаться в словах эльфа, высшего по рангу.

Каонэль улыбнулась, но как-то тоскливо, будто прощается с кем-то близким, но не имеет права выказывать печаль.

– Ты хороший командир и верный воин, – сказала она. – Передай Его величеству, что осколок в надежных руках. И я буду защищать эльфов до последней капли крови. Пускай не сомневается.

– Да хранит вас сияющий источник, – сказал Белионар и, поклонившись еще раз, направился следом за послом.

Хранители наблюдали за всем молча. Страг и Тарнат убрали оружие и смотрят в спину удаляющемуся эльфу. Теонард хмурится, то складывая руки на груди, то снова размыкая, за то Лотер довольный, будто поймал мертвяка и сейчас приступит к трапезе.

Эвриала оставила Мелисс с Аэлло и Селиной и в пару взмахов крыльев подлетела к Каонэль.

Когда приземлилась, спросила быстро:

– Как тебе удалось?

– Спасти? – не поняла эльфийка. – Лучше не спрашивай. Я такого насмотрелась, что неделю будет сниться.

Эвриала покачала головой.

– Я не об этом. Как заставила ее изменить мнение?

Каонэль вдохнула полной грудью и поняла взгляд к небу, где месяц переполз не другую сторону неба и плавно движется среди бледных на его фоне звезд. Пару мгновений разглядывала, потом произнесла, не опуская головы:

– Ты сама говорила, нужно сделать ее обязанной. А она теперь обязана мне жизнью. Не только своей, но и всего Эолума.

Глаза Эвриалы изумленно распахнулись, даже рот раскрылся. Справа подошла Брестида, поджарая и крепкая, как степная лошадка.

Горгона окинула ее острым взглядом, а амазонка сказала:

– Каонэль, я потянула время. Пришлось быть изобретательной. Так что ты тоже не забудь о своем обещании. Когда мне понадобится помощь, ты поддержишь меня голосом.

Глаза Эвриалы округлились, как у молодого совенка.

– Ты знала? – выдохнула она.

Брестида кивнула.

– Почти. Каонэль просила помощи, хотя знала, что я проголосую против. Это смелый поступок. А смелось достойна уважения. Я обещала потянуть время, но если ничего не выйдет…

За нее закончила Каонэль:

– Применить Талисман против эльфов. Спасибо, Брестида. Я помню об обещании. Кажется, я постепенно превращаюсь в Теонарда. Это он любит брать в долг.

Она вздохнула, а потом крикнула:

– Лотер! Ты готов жевать свои портки?

– Не-не, – отозвался он, кривясь от боли. – Эльфы хоть и были благосклонны, но про союз не говорили. Вот когда объявят, тогда неси соль и перец.

Эльфийка устало улыбнулась. Потом потерла щеки и неуверенной походкой поплелась в свою резиденцию.

Лотер все еще потирает бок, но лыбится и похрустывает шеей, словно это может ускорить заживление. Он приблизился к Теонарду. Тот смотрит в спину эльфийке, но лицо такое, будто не здесь и видит совсем другое.

Лотер поковырялся в кармане, но последнюю косточку сожрал еще когда собирались Грагрха будить. В животе тоскливо заурчало.

Он вздохнул, наклонившись к Главе и спросил:

– Ну что? На сегодня все?

Теонард кивнул.

– Видимо. Осталось только отправить голубя в Ялдарию, с просьбой отозвать войско. Они слишком долго ехали. Без них все разрешилось.

– Да, – проговорил ворг. – Наша хрупкая Каонэль умудрилась сохранить мир. В одиночку. Хотя рисковала всем.

Глава тяжело вздохнул и сказал:

– Будет нам наука.

– Какая?

– Мир хрупок, – отозвался он. – Потому и ценней войны. А мы сильней, когда вместе. Но как вместе быть, еще предстоит научиться.

Лотер посмотрел на него, даже в лицо заглянул.

– Теонард, хватит думать, – проговорил ворг. – А то опять черные круги под глазами появляются. Пойдем в «Лихой молот», хоть поешь. За таверной в доме такие девки, с вот такими… Нам еще законы писать, жизнь налаживать. Для этого силы нужны.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg