«Агент Омега-корпуса (сборник)»

Агент Омега-корпуса (сборник) (fb2) - Агент Омега-корпуса (сборник) 1570K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Леонардович Гуданец - Тимур Георгиевич Свиридов

Николай Гуданец Тимур Свиридов АГЕНТ ОМЕГА-КОРПУСА (сборник)

Николай Гуданец ОПАСНЫЙ ГРУЗ

Посвящается Пепу

ПРОЛОГ

Огромная толпа теснилась в ангаре. Охранники выпускали заключенных по одному, и те брели между двумя рядами конвоиров на другой конец взлетного поля, где их загоняли в космобот. Никто не сопротивлялся, не пытался бежать.

Идущие к космоботу ступали по твердой земле в последний раз. Больше им не суждено было увидеть ни солнце, ни облака. Эти люди преступили закон, поставив себя тем самым вне его, и человечество исторгало их из своей среды.

Бандиты, насильники, убийцы, отпетые негодяи, на чьей совести лежали самые черные грехи и жестокие преступления, неисправимые, отчаянные, злобные, теряющие человеческий облик, они были приговорены к вечному изгнанию.

Космоботы взлетали и садились один за другим, перевозя обитателей ангара в звездолет, лежавший на грузовой орбите. Затем корабль покидал планету и, постепенно разгоняясь до субсветовой скорости, брал курс на звездное скопление в неосвоенной и неизведанной области Галактики. Полетом управлял компьютер. Рубка управления была разгерметизирована, и вход в нее наглухо задраен, чтобы никто из ссыльных не мог взять управление в свои руки и повернуть звездолет вспять. Отторгнутые от человечества, не сумевшие с ним ужиться, пассажиры корабля теперь должны были поневоле поладить друг с другом.

Внутри автоматизированной субсветовой тюрьмы., в тесноте, на скудном пайке из водорослей и синтезированной органике, изгои создавали свое микроскопическое государство со своей иерархией, устоями, понятиями о добре и зле, своей законностью. Выработанный совместно свод регламентации скреплял маленькую общину так же прочно, как стальная обшивка звездолета.

Брошенные в бесконечную звездную яму, изгнанники летели в никуда. Среди них были и женщины — сосланные официально или согласившиеся разделить участь мужей. На корабле рождались дети, никогда не видевшие неба и солнца. Одно поколение сменялось другим, пока звездолет не достигал заложенной в программу полета цели.

Приблизившись к произвольно выбранной звезде, корабль начинал поиск подходящей планеты. Если таковой не оказывалось, компьютер давал команду возобновить полет, и так продолжалось до тех пор, пока автоматы и исследовательские зонды не признавали одну из встреченных планет пригодной для высадки. Тогда баки с горючим для маршевого двигателя отстреливались, и при помощи маневрового двигателя звездолет осуществлял посадку. Когда уровень радиации на почве спадал, шлюз корабля распахивался, наземь опускался трап, и по нему сходили потомки ссыльных преступников. Им предстояло выжить на незнакомой планете.

Не раз и не два отправлялись в глубины космоса звездолеты с преступниками. Их насчитывалось больше двухсот к тому времени, когда все люди до единого наконец осознали, что жестокость никогда не порождает ничего, кроме новой жестокости.

За те релятивистские годы, что изгнанники и их потомство дичали в своих стальных тюрьмах, человечество продвигалось вперед на века. Ведущим принципом жизни стал Принцип Гуманности. Исчезли из обращения деньги, оружие осталось лишь в музеях. Ученые сделали величайшее открытие — агер онтон, иначе называемый сывороткой, — препарат, который увеличил срок человеческой жизни до пяти тысяч галактических микролет и больше.[1]

Второе великое открытие — освоение субпространственных перелетов — раздвинуло границы обитания человека беспредельно. Теперь не ощущалось недостатка ни в жизненном пространстве, ни в людях для его освоения.

И вот когда человечество начало по-хозяйски обживать всю Галактику, то здесь, то там первооткрыватели планет стали находить неизвестные доселе крошечные цивилизации, пребывавшие в состоянии дикости либо полудикости. Попытки установить контакт заканчивались, как правило, трагически.

Так мало-помалу на окраине обитаемой Галактики очертилась запретная для грузовых и пассажирских перевозок область.

Колония..

Часть первая ГРУЗ

ДИСКВАЛИФИЦИРОВАН

Прощай, разведка!

Ульс вошел в крошечный гостиничный номер и с треском задвинул дверь.

Прощай, любимое дело, прощай, настоящая жизнь, прощай, друзья до гроба. Все, кранты, был разведчик Ульс, да спекся.

Он сорвал с плеч накидку и швырнул в угол. За ней с грохотом последовали мокрые сапоги. Растянувшись на узком ложе и заломив руки за голову, Ульс уставился в потолок. Всегда его умиляли традиционные голубые потолки в каютах звездолетов и гостиницах космопортов.

Теперь же его подмывало смачно плюнуть в дурацкий лазурный пластик, да, плюнуть, харкнуть от всей души, как сделал бы раздосадованный колонист.

А что остается? Плевать в потолок. Все вторые пилоты только этим и занимаются.

Все, разведка, прощай навеки. Эх, разведка, любил я тебя больше самой жизни. Не думал, не чаял, что придется живым и здоровым уйти во вторые пилоты или таможенные крысы.

Дисквалифицировали.

Да лучше бы меня прирезали тогда на Золотой Канаве или утопили жрецы-сангхли. Лучше бы Ивз оставил меня подыхать от гангрены тогда, в пещере. Эх, Ивз. Ты же меня знаешь как облупленного, ты меня еще сопливым мальцом натаскивал, и, между нами говоря, не всегда по уставу. И ты, ты мне такое устроил! Еще и проголосовал на комиссии вместе со всеми. Да ежели рассуждать так, как тот заморыш, нас обоих надо начисто лишить допуска в колонию. Да что там нас, да что там в колонию — всех разведчиков до единого не выпускать в космос ни за какие коврижки. А повязать им выглаженные слюнявчики, дать цветные кубики и поручить заботам самой кислой из всех старых дев Галактики. Впрочем, вместо старой девы можно использовать Ивза. Тоже сойдет. Эх, был у меня друг, брат, отец и командир, и все это в одном лице называлось Ивз, а теперь я ему руки не подал, и он мне больше не подаст, мы друг другу никто, а я еще и числюсь в команде отставной козы барабанщиком. Это тот, которому сразу после училища присвоили третий класс, потом дали внеочередной второй, а теперь, не дожидаясь стажа в шестьсот микролет, уже хотели давать первый! И надо же, все врачи на всех осмотрах всегда констатировали абсолютную пригодность, а этот докторишка…

Ульс вспомнил унизительный спор в кабинете врача.

— Да вы что, сдурели, док?! — горячился разведчик — Вы что мне лепите 203-ю УРС? Что я вам, труляля негожее?

— Вот вам пожалуйста, — развел руками врач. — Вы уже разговариваете в точности, как ваши подопечные. Рассуждаете почти так же. И не исключено, что вскоре начнете поступать как они.

— Что-о?!

— Всем своим поведением вы только подтверждаете мои выводы. Заметьте, рефлекторно вы сжали кулаки. Полагаю, вы не прочь бьши бы их применить в отношении меня. Вы полностью утратили самообладание. А это уже на грани 203-й статьи устава разведслужбы.

– «На грани»! «На грани»! — Ульс окончательно вышел из себя. — На грани — это еще не статья! Это не есть психологическая непригодность!

— Я поражен, — отчеканил врач. — Я просто поражен вашей необузданностью. Как вы могли столько времени проработать в разведслужбе? Уму непостижимо. Вы поразительно разболтанны. Да еще эта ваша грива, борода…

Разведчик перевел дух. Надо было срочно загладить оплошность.

— Доктор, поймите, — заговорил он гораздо спокойнее. — Работа есть работа. Срывов у меня до сих пор не было и не будет. Когда я на задании — это же совсем другое дело. А бороду я отращиваю для следующего рейда, и волосы — тоже. Это камуфляж, поймите.

— Итак, на карантинной планете вы умеете держать себя в руках. Там — другое дело. А в кабинете врача вы позволяете себе немножко распуститься? Нет, Ульс, ваше поведение слишком красноречиво свидетельствует против вас. Поищите себе другое дело по душе.

Все рухнуло. Ульс понимал, что при таком обороте дела возражать бессмысленно и остается надеяться лишь на чудо, на снисходительность комиссии, на послужной список, на заступничество Ивза. Но он попытался, пусть ценой унижения, как-то исправить ситуацию.

— Доктор, приношу вам свои извинения, — начал он как можно задушевнее. — Вы специалист, вам виднее. Но поймите меня и как человек. Вы же меня рубите под корень. Я разведчик и никем иным быть уже не смогу. Спросите хоть кого в бригаде, спросите Ивза. Они меня знают, они видели меня в деле. Вот вы говорите — найти другую работенку. Не выйдет у меня. Без разведки я ничто, я не выдержу, я тогда точно сойду с катушек, извините за профессиональную терминологию. Вы, конечно, вправе изложить комиссии свое мнение. На то вы и врач, на то и очередное освидетельствование. Я не прошу вас смягчать картину. Но ваш вывод слишком жесток. Доктор, снимите 203-ю статью. Ваш диагноз я учту. Я переломлю себя, я выкарабкаюсь, даю вам слово. Но только дайте мне шанс остаться в разведке.

— Почему вы думаете, что я не советовался с командиром Ивзом?

— Потому что ни один врач до сих пор этого не делал.

— А он, представьте, сам попросил обратить на вас особое внимание. Многое в вашем поведении его настораживало.

Такого удара Ульс не ожидал.

— Ах вот оно что… — только и смог вымолвить он.

— Не смею вас больше задерживать, — холодно бросил врач, поглощенный своими записями.

Если бы Вселенная вывернулась наизнанку и встала кверху дном, если бы колонисты организовали благотворительный базар в пользу нуждающихся разведчиков, а те, в свою очередь, отвергли бы начисто Принцип Гуманности, все равно Ульс не был бы так потрясен, как теперь.

Он хотел немедленно разыскать Ивза и потребовать объяснений. Но потом Ульс понял, что претензий к командиру иметь не может. Дружба дружбой, а служба службой.

Заметил сдвиги в психологии подчиненного — значит, должен посоветоваться с врачом. А будь Ульс предупрежден о грозящем ему диагнозе, уж, конечно, он держался бы настороже.

Медицинское заключение для комиссии вышло роскошное. Тут тебе и признаки жестокости, и неадекватная самооценка, и смещение ценностных ориентации, и перемежающаяся потеря выдержки, и повышенная лабильность, и даже ростки эгоцентризма. Словом, краше в гроб кладут. После такого диагноза третьим помощником на мусоровоз и то возьмут с опаской.

Впрочем, комиссия смилостивилась. Принимая во внимание заслуги и все такое, учитывая то и се, постановили дать 203-ю статью условно, с испытательным сроком в сто пятьдесят гал и временным переводом на работу, не связанную с разведслужбой. Естественно, под неусыпным врачебным контролем. Весьма мягко по сравнению с диагнозом, это уж Ивз постарался, выступая в роли адвоката. Он закопал, он же и выкопал. Настоящий друг, что и говорить.

На выбор предложили две работенки — или в службе досмотра, или пилотом второго класса на грузачах. Такой расклад. Ульс решил пойти в пилоты — все ж таки в космосе, не на одном месте.

Теперь, в гостиничном номере, такая тоска на него навалилась, такая злость обуяла, что хоть криком кричи.

И тогда Ульс решил попробовать излюбленное средство колонистов, чего никогда не позволил бы себе ни на задании, ни в отпуске. Но теперь ему было начхать на все запреты. Он вытащил из-под койки сумку с походным синтезатором, запрограммировал химический состав и концентрацию напитка. В считанные минуты аппарат нацедил стакан прозрачной, остро пахнущей дряни. Ульс проглотил ее залпом, поперхнулся. В глотку словно воткнули рашпиль. От жгучего вкуса и мерзкого запаха его едва не стошнило.

Ну и гадость, подумал он, валясь на койку, чтобы отдышаться.

Вскоре жжение сменилось ровным приятным тлением.

От теплого очага в желудке по телу растекалась истома.

Ожидаемого прилива сил, впрочем, не наступило. Насколько это пойло взвинчивало и веселило колонистов, настолько Ульса оно расслабило и погрузило в черную меланхолию.

На душе у бывшего разведчика стало еще гаже. Вспомнился последний разговор с Ивзом. После комиссии тот сразу подошел к Ульсу и отвел его в сторону.

— Я должен тебе кое в чем признаться, — начал командир. — Видишь ли, это я попросил врача отнестись к тебе с особым вниманием.

— Спасибо, я знаю.

— Тем лучше. Ты хочешь знать, почему я так поступил?

Ульс не ответил.

— Я не ожидал, что дело примет такой оборот.

Командир сделал паузу. Ульс молчал.

— Претензий служебного свойства я к тебе не имел и иметь не мог. Формально ты чист передо мной и перед уставом. Однако есть в тебе нечто такое, что давно меня настораживало. Я поделился своими сомнениями с врачом. И вот что вышло.

— Я не согласен с диагнозом, — процедил Ульс.

— Диагноз — еще полбеды. Врач ведь не знает тебя так хорошо, как я.

Повисло тяжелое молчание.

— Давай выкладывай, — не выдержал Ульс.

— Во-первых, у тебя полностью отсутствует чувство страха. Ты постоянно прешь на рожон. Когда от этого зависит твоя жизнь, это плохо. Но когда — жизнь других, кто тебя страхует или работает в паре с тобой, — это уже хуже некуда.

— Когда это и кого я подставлял вместо себя?! Ивз! Что ты говоришь?

— Ну вот, ты даже не понял, о чем речь.

— Нет, почему же, я прекрасно понял. Но кто меня учил никогда и ничего не бояться? Разве не ты?

— Трусить и испытывать страх — разные вещи. Трусость парализует. А страх помогает оценить опасность. Извини, что приходится тебе втолковывать азбучные истины.

— Так. И по-твоему, из-за этого я не гожусь для разведки?

Ульс начинал медленно закипать. Скажи ему такое человек, ничего не смыслящий в их профессии, он тихо посмеялся бы. Но Ивз…

— Погоди, я еще не все сказал. По части мимикрии тебе нет равных. Ты можешь прикинуться кем угодно, и ни один черт не раскусит, кто ты такой на самом деле. Казалось бы, для разведчика это плюс. Но тут есть одна опасность. Ты перенимаешь не только манеры, но и весь способ поведения, повадку. Всю психологию того, под кого ты в данный момент работаешь. И тогда уже не замечаешь, что роль оседает в тебе как накипь. И чем дальше, тем больше. Ты уже совсем не тот, каким пришел к нам в бригаду. И я не могу поручиться за то, что в будущем…

— Ты хочешь сказать, что я могу стать таким, как они?! Такой же мразью?!

— Ну вот. Об этом я тоже хотел поговорить с тобой. Колонисты вовсе не мразь, Ульс. Ты столько проработал в разведке, но до сих пор их не разглядел, не понял. В тебе нет к ним ни капли сострадания. Ты видишь в них только врагов. А они — люди. Да, они жестоки, порочны, стоят неизмеримо ниже нас по своему нравственному развитию. Но это не их вина. Скорее, наша. Мы до сих пор не сумели ничего для них сделать. Более того, мы опасаемся вступать с ними в контакт. Мы ведем себя как совершенно посторонние наблюдатели. Вот что жутко.

— Что ты говоришь, командир? — ужаснулся Ульс. — Они — люди?! Они же сброд! Отребье! Мусор! Кому их знать, как не тебе?

— А ты никогда не задумывался над тем, что из тебя вышло бы, родись ты в темный век или на колонизированной планете? Не ставил такой мысленный эксперимент?

— Ну, достаточно того, что это сделал ты. Послушать тебя, так я уже созрел для колониста. Спасибо, командир.

Ивз мягко опустил свою лапищу ему на плечо.

— Успокойся. Впереди у тебя испытательный срок. Тебе надо за это время хорошенько подумать. Еще ничего не потеряно, Ульс.

— Ты думаешь? А впрочем, действительно ничего не потеряно, живут же иные и без разведки. Только ты, командир, мой добрейший, умнейший, честнейший и храбрейший командир, который меня тысячу раз спасал, который сделал из сопляка Ульса разведчика, ты, на которого я молился… — У него перехватило горло.

— Что — я?

— Ты всадил мне нож в спину, командир. Ты не помог, не объяснил, не предупредил, не посоветовался, ты элементарно заложил меня врачу. Вот что ты сделал, мой командир. Да на кой ляд мне теперь разведка? С кем, с кем прикажете в нее идти? Значит, остался один расклад — кантоваться на грузачах. Что я и сделаю.

— Не пори горячку. Пойми, у тебя срыв. Будем надеяться, это пройдет. Запомни: я хочу, чтобы ты вернулся в разведку.

— Почем знать, может, и я этого захочу. На твоей ведь бригаде свет клином не сошелся. Прощай, Ивз.

И, не замечая протянутой для рукопожатия руки, Ульс вразвалочку пошел прочь.

За окном гостиницы шумел все тот же с утра зарядивший ливень. Ульс неподвижно лежал на койке. В голове у него колыхалось вязкое месиво из оборванных мыслей, неузнаваемых лиц, невнятных побуждений. Напиток колонистов все больше забирал над ним власть. Перипетии дня казались ему теперь досадными мелочами, чем-то смешным и посторонним, но одно бередило душу бывшего разведчика — то, что он не подал на прощание руки Ивзу.

Он разговаривал с воображаемым командиром, не замечая, что бормочет вслух. Сбивчиво, заплетающимся языком Ульс каялся, что-то обещал, в чем-то сознавался, о чем-то умолял, уже сам не понимая, о чем речь. Его бормотание становилось все глуше и бессвязнее, и наконец он уснул одетым на неразобранной постели.

РЕЗЕРВНЫЙ ПИЛОТ

Ульс проснулся с кошмарной головной болью. Во рту гадко, на душе гнусно. Собственный мозг казался ему клубком колючей проволоки. Вспомнив о вчерашнем опыте с веселящим напитком, он содрогнулся.

А доктор-то прав оказался, подумал он. И Ивз тоже.

Мне самую чуточку осталось, чтобы дойти до заправского колониста. Не хватало только ширево попробовать. Все, покатился. Позор на всю Галактику…

Стоявший на тумбочке видекс коротко звякнул. Ульс нажал клавишу, и на экране появился второй диспетчер Космопорта-1 собственной персоной.

— Привет, старина, — сказал он. — Что поделываешь?

— Привет, — буркнул Ульс. — Набираюсь сил потихоньку.

— Ты зачислен в резервные нилоты Космопорта. Как только на одном из грузачей освободится место, сразу его займешь. Иди принимай вахту.

— Волосы и бороду прикажете подровнять?

— Как хочешь. Вообще пилоты редко так зарастают, но дело твое.

— Ну, спасибо так спасибо. Должность ты мне по старой дружбе подсуропил, как я понимаю? Весьма тронут. Второй эшелон запасных пилотов — для меня теперь и это великая честь…

— Брось. Все экипажи укомплектованы. Ты что думал, за сутки тебе можно найти место пилота?

— Ладно, сказал Ульс. — Я перекушу и двину в твою контору. Буду околачиваться в предбаннике. Там меня и ищи, если что.

Он переоделся в обыкновенный комбинезон, а форму разведчика безжалостно пихнул в пасть утилизатора. Аппарат зашипел, поглощая ее вместе со всеми знаками отличия. Пусть этот мундир защитного цвета Ульс надевал гораздо реже, чем обноски колонистов, но все же сердце у него глухо екнуло. Теперь последней памятью о разведке оставался его личный платиновый жетон, который, впрочем, предстояло обменять на удостоверение пилота. А еще длинные волосы и косматая борода.

В кафе на цокольном этаже Ульс позавтракал, проглотил пилюлю от головной боли и отправился на новую работу. После вчерашнего ливня пахло свежестью, небо прояснилось, и над серой многокупольной громадой Космопорта висело гигантское розовое светило. Ульс неторопливо шагал вдоль фасада, направляясь к противоположному крылу, где находились комнаты отдыха экипажей, именуемые для краткости «предбанником», и служба досмотра. Предстояли нескончаемо тягучие дни, а то и недели пребывания в резерве, до тех пор пока кто-нибудь из вторых пилотов не заболеет, не уйдет в отпуск или не возвысится до капитанского чина.

Бывший разведчик размышлял о превратностях судьбы. Диспетчера-2 он знавал еще в ту пору, когда оба они проходили курс в разведучилище. Потом их пути разошлись: один стал разведчиком и даже снискал себе некоторую известность на этом поприще, другой ушел из разведки, обнаружив, что не вполне для нее пригоден, и подался в служащие Космопорта. Когда бывшие коллеги встречались, между ними всегда возникала некоторая натянутость: Ульс считал диспетчера неудачником, и тот это чувствовал. Теперь в неудачники попал сам Ульс, и бывший сокурсник обращался к нему с мягкой снисходительностью, подчеркивающей, что, несмотря на явную разницу в занимаемом положении, они все-таки бывшие однокашники и добрые знакомые. Ульсу пришлось терпеливо испить еще и эту чашу унижений.

На входе в предбанник, за столиком, сидела юная дежурная и что-то вдохновенно строчила на кристаллографе. Может, стихи, а может, письмо возлюбленному.

— Добрый день. Где тут кантуются резервные пилоты? — поинтересовался Ульс.

— Сейчас ни одного нет на месте. Вот-вот должен прийти вахтенный резерва, пилот Ульс, — ответила дежурная, разглядывая буйную растительность на лице бывшего разведчика.

— Это я самый и есть, девушка.

Она так и подскочила в своем креслице: — Ой, это вы?

— Я, — подтвердил он, улыбнувшись эффекту, который произвело его имя.

— Вас же срочно ищет диспетчер-2! Он просил сообщить, как только вы появитесь. А я же не знаю, где вас искать..

— Да-да, — буркнул Ульс. Улыбку словно тряпкой стерло. — Ну-ка, соедините меня с диспетчером, милочка.

Дежурная тоже насупилась, но проглотила вертевшуюся на языке резкость, набрала код и развернула видекс экраном к Ульсу.

— Здорово, дружище. Что там у вас за переполох? Кому-то срочно требуются отставные разведчики?

— Слушай, Ульс, давай без кривлянья.

— Это как угодно будет приказать вашему высокоблагородию.

— Отставить треп!!

На секунду Ульс представил, что будет, если он сейчас просто-напросто повернется и пойдет куда глаза глядят…

Одно известно наперед: тогда его к разведке и на версту не подпустят. Ни через сто пятьдесят гал, ни через тысячу. Это уж точно. Остается стиснуть зубы и терпеть. Что он и сделал.

— Жду ваших указаний, — проговорил он.

— Пилот Ульс, вы идете вторым номером экипажа в рейс М-80429. Срочно. Даю вам двадцать минут на сборы и прохождение контроля. Прибудете на корабль с грузовой баржей и доложите о прибытии капитану Мэгу. Повторите.

— М-80429 — двадцать минут — капитан Мэг, — отчеканил Ульс. — Что-нибудь еще?

— О стартовой готовности доложите с баржи мне. Все.

Экран погас.

Ульс позвонил в гостиницу, сообщил, что освобождает номер, и попросил сдать его личные вещи в камеру хранения. Затем лифтом спустился в подвальный этаж, где экипажи проходили предстартовый личный досмотр. Эта нудная формальность всегда раздражала его еще в разведке, а теперь, когда он стал пилотом никому не нужного захудалого грузача, — тем более.

При его появлении у таможенного турникета дежурный по досмотру необыкновенно оживился.

— А-а, старина Ульс! Здорово! Да что ты мне тычешь свой жетон, что я тебя — в первый раз вижу?

— Кто вас, таможню, разберет, — буркнул он. — Иной раз вы родного папу не пропустите без жетона, еще и обшарите с ног до головы.

— Ну-ну, кого другого мы бы просто так в космос не пустили, но тебя… — Дежурный выразительно развел руками.

При другом раскладе Ульс был бы польщен. Однако почесть, которой он удостоился, относилась к прежнему Ульсу — разведчику, а отнюдь не пилоту. Порывшись в памяти, он вспомнил имя таможенника: Вайс.

— Спасибо, Вайс. Покажи, где тут галоша, на которой мне лететь.

— Погоди минутку. Тебе еще не скоро взлетать. Разговорчик один есть.

Ульс облокотился на турникет: — Давай выкладывай.

— Мы все очень жалели, что ты не пошел к нам, Ульс. Серьезно, очень жалели. Нам требуются настоящие парни, особенно сейчас, в связи с некоторыми событиями. Может, еще не поздно переиграть?

— Что это вам вдруг понадобились настоящие парни? — Ульс фыркнул. — До сих пор ведь обходились, а?

— Смейся-смейся. Думаешь, мы только перетряхиваем грузы да по карманам шарим?

— Неужто вы еще что-нибудь придумали? Ты, Вайс, не обижайся, но смысла в вашей работенке негусто. Колонисты сидят на своих планетах, разведка их, голубчиков, пасет, а вы чем занимаетесь? В кои-то веки перехватите груз утепленных подштанников, который сдуру заслали не в тот конец Галактики. Вот и вся работа, не так, что ли?

— Раньше, признаться, так оно и было. — Вайс заговорил вполголоса. — А теперь и у нас наклевывается кое-что. Думаю, тебе можно сказать. Но учти, секретность А1.

За время работы в разведке Ульс всего три раза имел дело с такой секретностью. А тут какой-то рядовой таможенник имеет к ней доступ. Да еще и распускает язык по глупости. Ну-ка, ну-ка, интересно…

— Знать ничего не желаю, — лениво ответил он. — Я второй пилот грузача, и такие великие тайны не по мне. Я человек маленький.

— Брось, — зашептал Вайс. — Ты только послушай. Знаешь, за что сняли пилота, вместо которого ты летишь?

— Очевидно, у парня двухсторонний насморк с осложнением?

— Нет, его всего-навсего подозревают в нарушении карантина.

— Фью-у! Это не шуточки.

— То-то и оно. Значит, так: этот парень приписан к нам совсем недавно. Грузач, на котором он ходил, отправили в капремонт. Команду, естественно, рассовали кого куда. И тут вдруг выяснилось, что в их экипаже был колонист.

— Что-о? — переспросил Ульс, не веря своим ушам. Колонист? В космосе?! Да быть того не может!

— Вообще-то никто пока не знает, колонист ли он на самом деле. Просто досмотр в третьем порту его расколол. Он не тот, за кого себя выдавал. Липовое имя, липовая биография, послужной список и все такое. Правда, сфабриковано было на совесть. Он прокололся случайно. Теперь идет расследование. Подозревают, что он колонист. Иначе кто же он такой?

— Но это же полный бред! Колонист попал в космос, внедрился на корабль, а разведка что, выходит, прошляпила?

— Я же говорю, до конца ничего не известно. Сам он ни в чем не сознался. Полчаса назад Ивз и его парни сграбастали пилота, когда он садился на баржу. Сейчас они уже на пути в третий порт. Больше я ничего не знаю. Только думаю, что пахнет крупной заварушкой. Жаль, что ты работаешь не у нас. Очень жаль.

— Ничего, расхлебаете как-нибудь сами. Да и Ивз с бригадой кое-чего стоят.

Зазвонил видекс.

— Ульс у вас? — спросил появившийся на экране диспетчер-2.

— Да, только что прошел досмотр.

— Попросите его поторопиться. До старта триста секунд.

Видекс выключился.

— Пока, Вайс. Полечу себе потихонечку.

— Давай. Только в полете думай хорошенько. Может, еще не поздно будет переиграть. Надумаешь перейти к нам — милости просим. — Таможенник похлопал его по плечу. — Уж я замолвлю за тебя словечко.

Это обещание довело Ульса окончательно.

В рулевую кабину баржи он вскарабкался с тем чувством, с каким лег бы живым в могилу. Диспетчер-2 объявил предстартовый отсчет времени. Побежали секунды на табло. Девяносто… шестьдесят… двадцать… пятнадцать… три, два, один. Мягко, бесшумно отделилась от космодрома многотонйая баржа и устремилась в солнечное небо. Ульс развалился в кресле, закинув ногу на ногу. Всеми маневрами баржи управляла автоматика. На долю пилота оставались одни только непредвиденные случайности, бывающие раз в сто микролет. Что касается управления грузачом, то им занимался капитан, лишь изредка доверяя штурвал второму пилоту, чтобы тот не свихнулся от ничегонеделания.

После услышанного на таможне Ульс начал сознавать, что дал маху, избрав местом работы грузач. Вряд ли чрезвычайное происшествие в третьем Космопорте — эпизод или недоразумение. Скорее всего, назревают сенсационные события, и не сегодня завтра у всей Галактики на устах будет то дело, которое сейчас раскручивают Ивз и его бригада. Раскручивают без него. Без Ульса. Он поймал себя на том, что думает о командире и товарищах как о посторонних. Вместо «наша бригада» он уже мысленно произносил «бригада Ивза». Вот такой расклад.

Обзорный экран понемногу темнел, на небе проступали звезды; казалось, баржа падает в стремительно наступающие сумерки. Мрак быстро сгустился, и в кабину заглянула вечная ночь, усеянная мириадами звезд. Баржа шла точно по заданному курсу, поэтому созвездия казались приклеенными к черному бархату пространства.

Впрочем, приглядевшись внимательнее, можно было заметить то здесь, то там блуждающие огоньки. Они с незаметным упорством минутной стрелки пробирались от звезды к звезде, появляясь на экране слева и в конце концов скрываясь из виду за его правым краем. Это спутники и космические корабли кружили над планетой Космопорт-1.

Баржа меняла курс. Поднявшись над орбитой невидимого пока грузового корабля и разогнавшись, она теперь плавно тормозила, теряя высоту и приближаясь к расчетной точке стыковки. Звездное небо заструилось по экрану, внизу мелькнул и пропал ослепительный краешек солнечного диска. Затем включился задний обзор. Над голубой горбушкой планеты неподвижно висели звезды; в центре экрана проступило яркое пятнышко. Оно мало-помалу разрасталось, одновременно принимая очертания грузового корабля. Казалось, грузач двигается навстречу, хотя в действительности он догонял баржу сзади, раздвинув огромные лепестки шлюзовых створок. Вскоре мерцающая обшивка грузача заслонила обзор, затем ее сменила непроглядная тьма разверстого шлюза. Без шума, без единого толчка баржа отшвартовалась в правом трюме. Ульс перевел вектор обзора на 180 градусов и увидел, как шлюзовые створки смыкаются, заключая звездную россыпь в черное кольцо, превращая ее в кружочек, и наконец закрываются наглухо.

ГЛАЗА ШТУРМАНА ХИСКА

Тенькнул сигнал вызова.

— Капитан Мэг вызывает пилота Ульса, — послышалось из видекса.

— Я слушаю. — Ульс щелкнул клавишей.

— Капитан Мэг приветствует вас на борту корабля, морщинистое лицо на экране радушно улыбнулось, — и просит пройти в рубку управления.

— Приказ понял, — машинально ответил Ульс и тут же одернул себя, ведь капитан обратился к нему не по форме.

Видимо, придется забыть об уставных командах и ответах. Ох уж эти патриархально-фамильярные экипажи грузачей…

Пластиковая гармошка перехода уже присосалась к люку баржи и наполнилась воздухом.

Ульс выбрался в коридор, тянувшийся от переборки двигательного отсека до самого носа грузача, где помещалась рубка управления. Его встретил специфический запах космического корабля, вернее, гнетущее отсутствие каких-либо запахов, которое замечаешь не сразу, а заметив, невольно связываешь с бесконечной холодной и темной пустотой, зияющей вокруг, отгороженной лишь скорлупой из металлического сплава, именуемой звездолетом.

И он почувствовал себя наконец в космосе.

Пройдя по коридору, он вошел в услужливо раздвинувшуюся дверь. При его появлении человек, сидевший за рулевым пультом, поднялся с кресла и протянул руку.

— Очень рад, — сказал он. — Надеюсь, вы не будете сожалеть, что пришли в наш экипаж?

— Лишь бы вы не пожалели, — вырвалось у Ульса.

Впрочем, капитан расценил это как свидетельство скромности нового подчиненного.

— Познакомьтесь: штурман Хиск, механик Тод. Пилот Ульс заменит в этом рейсе пилота Эди.

Сидевшие в углу за столиком Хиск и Тод поднялись со своих кресел и молча обменялись рукопожатием с новичком.

И внешность, и манера выражаться безошибочно выдавали в капитане Мэге уроженца планеты Ийе. Что касается его подчиненных, то определить их происхождение Ульс затруднялся. Скорее всего, у обоих оно было смешанным, как и у большинства населяющих ойкумену. Белобрысый верзила Тод снова сел в кресло, склонился над доской для игры в нак-нак и принялся обдумывать позицию.

— Что новенького там, внизу? — спросил Хиск. — С Эди еще не разобрались толком?

Этот низкорослый крепыш с первого взгляда вызвал у Ульса неприязнь, что случалось редко. Глядя в юркие черные глазки штурмана, он заподозрил неладное. Нечто знакомое и вместе с тем из ряда вон выходящее почудилось бывшему разведчику в этих глазах.

— Пока разбираются, — сухо сказал Ульс.

Другого ответа не предвиделось, и Хиск вернулся к прерванной партии в нак-нак.

— Не имеет ли пилот Ульс каких-либо вопросов к нам? — осведомился капитан.

— Пожалуй, нет. А впрочем, хотел бы узнать, куда мы идем и с каким грузом. Мне в суматохе назвали только номер рейса.

— Корабль совершает прямой рейс на Софорос. Груз — две баржи с исследовательской аппаратурой и маршевым топливом. На Софоросе мы заберем троих сотрудников станции, их надо на обратном пути завезти в 612-й центр агеронтона. Кстати, пилот Ульс не нуждается в очередной прививке?

— Нет, благодарю, — сказал Ульс. — Вы сказали, в груше маршевое топливо?

— Да, тридцать типовых контейнеров.

Бывший разведчик невольно присвистнул.

— Позвольте, капитан Мэг, нет ли здесь накладки? На Софоросе только и есть что полдюжины лабораторий. Аппаратура еще туда-сюда, но горючее? Да еще такой огромный запас?

— В самом деле, — сказал капитан, поразмыслив. — Да, не исключено, что контейнеры погружены ошибочно.

— А кто их, ученых, разберет, — подал голос из угла рубки штурман. — Мало ли какой опыт они там собираются поставить.

— Я что-то не могу вообразить никакого такого опыта, — возразил Ульс. — Разве что они приделали к Софоросу маршевый движок и решили прокатиться в другой конец Галактики. Тридцати баков хватит еще и на обратную дорогу.

— Нам-то что за дело? — буркнул Хиск. — Все равно ведь лететь. На Софоросе они сами разберутся что к чему.

— Но пока мы здесь, лучше выяснить у диспетчера, нет ли какой путаницы. Это ведь гораздо проще, а? — стоял на своем Ульс.

Вопреки его ожиданиям штурман не стал спорить.

— Валяйте, мне-то что. Мое дело — брать координаты. Ну, Тод, сдаешься? Может, начнем новую — как раз закончим к старту.

— Пилот Ульс совершенно прав, — подытожил капитан Мэг.

Он набрал на пульте вызов диспетчера и стал ждать ответа.

Странно, весьма странно, думал между тем Ульс. Наклевывается веселенький расклад. Сначала эта история с арестованным вторым пилотом. Колонист в третьем Космопорте — да это же уму непостижимо! И если бы только он один. Вот он, колонист, сидит в углу, пешки двигает.

Самый натуральный колонист, потому что кто же еще во всей ойкумене будет ширяться. Правда, он хорошо держится, ширяется по малой, чтобы не впасть ни в отключку, ни в отход, и засечь его может лишь наметанный глаз.

Милый капитан Мэг ни о чем не подозревает. Где ж ему было навидаться ширакешей? Это я их узнаю за версту — поволока в глазах, чуточный пальцевый тремор. Если специально не приглядываться, так и не заметишь ничего.

Но с чего я взял, что милый капитан Мэг ничего не знает? Да ну, чушь какая. Он самый типичный уроженец Ийе, типичнее некуда, с какой стати ему связываться с колонистами? Стоп, а с какой стати он при пушке? Какой ийянин согласится хоть пальцем прикоснуться к оружию, хотел бы я знать? Загадка на загадке. А с какой такой стати колонисты вообще объявились в космосе? Это не шуточки. Сами они взлететь не могут — не на чем, значит, им помогли. Их вывезли в космос. Их обучили и внедрили в экипажи. Кто, как, с какой целью? Неужто нашлись идиоты, которые под угрозой высылки, за спиной у разведки, под носом у таможни стали на свой страх и риск возиться с этим делом? Неужели непонятно, что стоит колонистам хоть чуточку освоиться в космосе — и нам всем кранты, гроб с музыкой, нас как слепых котят передушат и глазом не моргнут. Как прикажете с ними воевать? Ампульными пистолетами? А они развернутся к тебе дюзами да врубят полный ход — и от любой планеты останется пшик, головешка радиоактивная… Ну и ну. Им понадобилась горючка, ясно как божий день. Значит, где-то у них есть свой корабль. Корабль колонистов.

Мама родная, рехнуться можно. Неужто ни один контрольный буй их не засек? Неужто никто в разведке об этом не знает?..

Отозвался диспетчер-2:

— Ну что, готовы, капитан Мэг? Даю предстартовый отсчет.

— Капитан Мэг просит второго диспетчера немного подождать. Необходимо разрешить один вопрос относительно груза.

— Что там такое с грузом?

— На баржу, которую привел пилот Ульс, погружено тридцать контейнеров с горючим. Не находит ли уважаемый диспетчер, что это груз скорее для заправочного спутника, а не для исследовательской станции? Нет ли здесь ошибки?

— Честно говоря, я и сам так сперва подумал, — ответил диспетчер. — Но все указания получены от главного.

Краем глаза Ульс следил за Хиском и Тодом. Те казались полностью поглощенными ситуацией на доске.

— Вот как, — капитан удовлетворенно кивнул, — Что ж, тогда все в порядке.

— Даю отсчет.

Ульс подошел к капитанскому креслу и встал так, чтобы диспетчер его заметил.

— Минуточку, — вмешался он. — Нельзя ли соединить нас с главным?

— Капитан Мэг считает необходимым напомнить пилоту Ульсу, что переговоры с диспетчером осуществляет капитан судна.

— Да, да, Ульс, — подхватил диспетчер-2.— Поверьте, у главного и без вас хватает забот. Кстати, шесть минут назад он специально справлялся у меня, отправлена ли баржа с контейнерами.

Так-так. Главный диспетчер Космопорта беспокоится, отправлена ли какая-то там баржа для захудалой станции на краю ойкумены. Совсем заврались вы, ребята. Слишком дружно меня отшиваете.

Ульс передвинулся вбок, словно бы желая лучше видеть экран. На самом деле он занимал позицию для схватки. Теперь капитанское кресло находилось между ним и мирно играющими в нак-нак Хиском и Тодом. Те уже не могли напасть внезапно, со спины. Оружия при них не наблюдалось. Но вот у капитана на поясе болталась кобура со штатным револьвером. Даже на разведывательных фрегатах капитаны не придерживаются ветхой традиции и хранят личное оружие кто в шкафу, кто в ящике с обувью. А этот чудак на грузаче с тремя человеками команды таскает при себе абсолютно ненужную пушку. Но зачем и в кого он собирается стрелять? В Ульса, что ли? Вот это да. Уроженец Ийе, планеты, где культивируются вегетарианство и самая изысканная вежливость, где нет и не было ни войн, ни преступности, где никто никогда не погибал от руки разумного существа, этот человек снюхался с колонистами и намерен вывести в расход своего нового пилота? Бред. Между тем Ульс не сомневался, что в ближайшие минуты не замедлит последовать развязка. Один против троих. Ай-яй-яй, какой расклад. Они представить себе не могут, как легко разделывается с тремя противниками бывалый разведчик…

— Позволю себе настаивать, — сказал он.

— Перестаньте ломаться, Ульс. Что это вам взбрело в голову? Профессиональная подозрительность взыграла? Если я вызову главного, вы упустите время и придется делать лишний виток. Сбесились вы, что ли?

— Я прошу подтверждения от лица, на которое вы ссылаетесь. При всем уважении к вам и капитану Мэгу. Иначе, согласно кодексу о досмотре, я имею право задержать рейс и вызвать таможенников. Я имею на это право, как и любой член экипажа.

Диспетчер-2 запыхтел от ярости. Капитан Мэг осуждающе покачал головой.

— Соединяю с главным, — процедил наконец диспетчер. — Ждите.

Экран погас.

Хиск поднял голову от доски.

— Что это ты, парень, как с цепи сорвался? — лениво молвил он. — Или ты думаешь, диспетчер тебе врет?

Ульс молча ожидал нападения.

— Кстати, что это там было сказано насчет профессиональной подозрительности? — добавил Хиск.

— Разве? Я не расслышал, — ответил Ульс.

Так. Ай да диспетчер. Он ясно дал понять, что Ульс никакой не пилот. Сейчас эти пентюхи попытаются его убить. Если бы они только знали, какая уйма народу бралась за это дело, искренне считая невысокого, худощавого Ульса легкой добычей…

— Некрасиво это, парень, — заявил Хиск. — Ой, некрасиво. Откуда ты только выискался такой? А впрочем, дело твое. Ходи, Тод.

— Оставьте его в покое, — миролюбиво промолвил механик. — Пока эти резервные околачиваются в предбаннике, у них совсем заходит ум за разум. Ну, проваландаемся лишний виток, ну и что…

Партнеры снова занялись игрой. Капитан сидел неподвижно, глядя в погасший видекс. Похоже, никто не собирался убивать Ульса.

На душе у бывшего разведчика заскребли кошки. Неужто маху дал, подумал он. Но как же прикажете тогда понимать всю эту историю с арестом пилота, контейнерами, наширявшимся штурманом? Плюс кобура на ремне у капитана. Что он в ней — пилюли от запора таскает, что ли?

С какой стати он ее нацепил? Странная причуда, если не сказать больше.

Включился видекс.

— Даю главного, — буркнул диспетчер. — Кстати, вы только что миновали стартовую точку.

Лицо второго диспетчера сменилось лицом Старика.

Ульс никогда ни вслух, ни мысленно не именовал его иначе. Право обращаться к нему по кличке Ульс заслужил в ту далекую пору, когда тот еще не был главным диспетчером Космопорта-1 и пользовался славой самого матерого разведчика во всей ойкумене, а также преподавал своим юным коллегам курс по выживанию в экстремальных условиях. Курсант Ульс ходил у него в любимчиках.

— Здравствуйте, капитан Мэг. Что там за неувязка?

— Капитан Мэг не вызывал главного диспетчера. На этом вызове настоял пилот Ульс.

— Ульс? Мальчик мой, ты здесь?

— Ну да. Вместо парня по имени Эди.

— Так что случилось?

— У нас в трюме тридцать баков горючки, а летим мы на Софорос…

— Да, правильно, — Перебил его Старик. — Оттуда пришла срочная заявка. Они добились разрешения на какой-то небывалый эксперимент.

Хиск фыркнул в своем углу. На Ульса жалко было смотреть.

— Ах вот как… — пролепетал он, сраженный.

— Тебя ведь именно это интересовало? Никакой ошибки нет. Счастливого пути. Капитан Мэг, не сердитесь на Ульса. У него горячая голова, но в остальном он стоит десятка других. Можете на него положиться. Отсчет времени вам даст второй диспетчер. Желаю удачного рейса.

Крах. Полный крах. Ульс почувствовал, что у него зарделись уши, как у пристыженного школьника. Еще и это вдобавок! Хорош разведчик, ничего не скажешь.

Штурман и механик демонстративно встали, не доиграв партию.

— Капитан, мы будем ждать старта на своих местах, — отрапортовал Хиск. Приятели вышли.

Ну ладно, ребята. Похоже, вы оба одного поля ягоды.

Первый раунд остался за тобой, загадочный штурман с туманными глазками. Но с Софороса мы придем сюда, и тогда на досмотре я тебя расколю. Я раскопаю, кто ты такой на самом деле, откуда и почему нахально ходишь под ширевом на виду у ничего не подозревающего капитана.

А пока давай гони прокладку на Софорос. И не вздумай мухлевать. Вряд ли я умею брать координаты хуже тебя.

КАПИТАНСКИЙ РЕВОЛЬВЕР

По экрану медленно передвигалась координатная сетка; светлое пятнышко в центре указывало, над какой точкой планеты находится грузач. Скоро корабль пройдет виток и по касательной сорвется с орбиты в бесконечный звездный простор.

Начнется заурядный рейс среднего каботажа, когда механик мирно дрыхнет, приткнувшись к теплой переборке реакторного отсека, штурман, изнывая от скуки, таращится в дисплей на стандартные координаты контрольных точек, зевающий капитан ждет субпространственного нырка, чтобы взять управление в свои руки, а второй пилот может надеяться лишь на то, что капитана вдруг хватит кондрашка и место за пультом управления станет вакантным.

Присев к столику для игры в нак-нак, Ульс принялся размышлять, машинально двигая пешки по разноцветным клеткам.

После разговора со Стариком инцидент, казалось бы, был исчерпан. Во всяком случае, не было никакой возможности задержать отправку подозрительного груза.

Контейнеры заказывал Софорос. Значит, надо отправляться туда и на месте выяснить что к чему. Может быть, и впрямь горючее предназначено для экспериментов. Однако нюхом Ульс чуял неладное. Работа в разведке научила его не полагаться на случай и не верить в случайность.

Между арестованным Эди, мутноглазым Хиском и загадочными контейнерами, несомненно, существует связь.

То есть, если эту связь допустить, вырисовывается прелюбопытная картинка. Колонисты получили возможность тайно, в обход карантина, покидать свои планеты. Более того, они обучены кораблевождению. И теперь им нужно горючее для корабля, который нигде не зарегистрирован.

Потому что внесенные в реестр корабли берут горючее на заправочных спутниках, а других кораблей в Галактике нет и быть не должно. Значит, их корабль не на ходу, иначе они взяли бы любой заправочный спутник на абордаж. Им нужна баржа, баржа с контейнерами, которая может тихо, без шума и пыли, сесть на любую планету. Вот так.

Наверно, им надо заправить один из тех старых кораблей, на которых ссылали их непутевых предков. Все сходится, и остается только ждать, когда грузач прибудет к месту назначения. Скорее всего, эта лихая команда сразу махнет туда, где спрятан незаправленный корабль, — на одну из карантинных планет. А по пути они попытаются избавиться от Ульса. Или отложат это нехитрое, как им кажется, дело до прибытия на свою планету. Так что теперь бывший разведчик, а ныне второй пилот Ульс будет и приманкой и охотником. Пока Ивз и ребята возятся со злополучным Эди, он размотает это дело здесь, на корабле. Он выяснит, куда направляется грузач. Он найдет тех, кто спланировал похищение горючего. Тех, кто сфабриковал срочную заявку, тех, кто допустил колонистов в экипажи. Может статься, на этом испытательный срок окончится и второй пилот Ульс опять станет разведчиком Ульсом. Медицина медициной, а дело остается делом. Он еще докажет, чего он стоит и кого потеряла разведка из-за этой дурацкой дисквалификации!

Грузач приближался к стартовой точке. Капитан Мэг связался со вторым диспетчером, получил отсчет времени и предупредил экипаж о готовности. А чего предупреждать, спрашивается. До тех пор, пока они летят в обычном пространстве, никто из команды и пальцем не пошевелит.

И вообще, если рейс проходит как по маслу, а так обычно и бывает, с кораблем запросто справляется в одиночку капитан.

Капитан. Капитан Мэг. Мэг с планеты Ийе. Мэг, ийянин с кобурой на ремне. И все-таки Ульс голову мог прозакладывать, что Мэг не колонист. И не похоже, чтобы такой человек был с ними в сговоре. Хотя чем черт не шутит, чужая душа — потемки.

На табло вспыхнул ноль. Затем побежали секунды, отсчитывающие уже время полета. Ульс по-прежнему передвигал пешки, а капитан Мэг встал с кресла и начал прохаживаться по рубке, заложив руки за спину. Гравитационная изоляция, незримыми витками силового поля окутывавшая корпус корабля, спасала экипаж от перегрузок.

Внутри же корабля, в жилых помещениях, поддерживалась гравитация, равная тяготению на планете средней величины.

Ульс думал. Его мысли опять вернулись к неизвестно где спрятанному кораблю колонистов. Интересно, есть ли у них транспер, без него ведь много не налетаешь. Ссыльные корабли, конечно, трансперами не оборудованы. Значит, помимо горючки колонистам понадобится еще и эта машинка. А может, они уже ее раздобыли? Нет, не так все просто. Это ж не иголка. А тридцать баков горючки — иголка? Но ведь они в трюме… Кто же заварил всю эту кашу? Неужто непонятно, чем дело пахнет и что может натворить пусть даже один-единственный корабль с головорезами на борту? Что тогда будет со всей ойкуменой, давным-давно позабывшей о войнах и насилии? Н-да, однако горючка — полдела, другая половина — транспер.

— Капитан Мэг, можно задать вам один вопрос? — осведомился Ульс.

— К вашим услугам.

— Какой примерно величины бывает транспер для корабля обычного тоннажа?

— Капитану Мэгу неизвестно слово «транспер».

— Прошу прощения. На сленге так называют генератор транспространственного импульса.

Капитан удовлетворенно кивнул: — Вместе со всеми каскадами он занял бы помещение гораздо больше этого.

— Значит, примерно с баржу?

— О да, баржа вполне подошла бы.

— Ну, а как насчет того, чтобы переставить транспер с одного корабля на другой?

— Гм. Трудно представить себе ситуацию, в которой это могло бы понадобиться.

Капитан Мэг никогда не задавался подобным вопросом.

Внешне капитана ничуть не удивили ни любознательность, ни вопиющая техническая безграмотность подчиненного.

— А все-таки? — не отставал Ульс.

— Наверно, это ненамного труднее, чем смонтировать новый корабль.

— Спасибо, все ясно.

Итак, забрать транспер с грузача невозможно. Для посадки на планету корабль не приспособлен, а выполнить монтаж такого рода на орбите совершенно нереально, даже если бы среди колонистов нашлась бригада, искушенная в сборке звездолетов.

Капитан Мэг прошелся из угла в угол, затем остановился перед Ульсом и заговорил:

— Должен сказать, никого не желая обидеть, что пилот Ульс знает устройство корабля меньше, чем полагается пилоту.

— Видите ли, я — пилот не далее как со вчерашнего дня. Но не беспокойтесь, вождению корабля я обучен, и неплохо.

— Так. Нельзя ли узнать, чем занимался пилот Ульс до вчерашнего дня?

— Пожалуйста, — сказал Ульс, испытующе глядя в глаза капитана Мэга. — Я работал в разведке. Я кадровый разведчик второго класса, имею отличия.

Капитан и бровью не повел.

— Итак, разведчику Ульсу дано специальное поручение конфиденциального свойства? — спросил он.

— Ничуть. Я комиссован по причине ухудшения здоровья.

— О-о, будем надеяться, что ваше здоровье еще улучшится.

На этом разговор прервался.

Он абсолютно непроницаем, разочарованно подытожил про себя Ульс. Приросшая маска бесстрастной вежливости. Ну что ж, посмотрим, как дело пойдет дальше.

Если он в сговоре, такой разговор обязательно заставит его понервничать. Пускай ломает голову, заподозрил я что-то или нет. А от нервозности до промашки — один шаг. Хотя бы одну, самую крошечную промашечку, чтобы наступила полная ясность, а там уж и до корабля колонистов недалеко…

Стоп. Какой же я идиот! Все двести четыре ссыльные планеты уже найдены. И ни на одной нет корабля. Они либо разобраны на кусочки, либо погребены в культурном слое. Во всей колонии не сыщется судна, годного для капремонта, не то что для полета. Последнему лодырю с последней парты в разведучилище это известно. А я-то, я-то уже сочинил целую версию… Полный прокол. Да, двести четыре звездолета сосланы, двести четыре планеты найдены, и ни одного целого корабля. Факт.

Ульс пригорюнился. Он удрученно двигал пешки накнака, загоняя самого себя в угол, окружая со всех сторон и уготавливая себе бесславную гибель, как вдруг увидел краем глаза, что капитан Мэг вытаскивает из кобуры массивный старинный револьвер.

А вот это уже другое дело, подумал Ульс, подобрался и сдвинул ноги под стулом, готовясь к прыжку.

Ийянин повертел оружие в руке, зачем-то заглянул в ДУЛО.

— Капитан Мэг просит разведчика Ульса о небольшой ответной консультации, — начал он. — Как ни странно, корабль устроен гораздо проще револьвера. Можно сказать иначе: капитан Мэг не имеет понятия, как обращаться с этой увесистой штуковиной. Не мог бы разведчик Ульс немного поделиться опытом по части стрельбы?

— С вашего позволения, не разведчик, а второй пилот Ульс, — ответил тот, не веря своим ушам.

— Пусть так, — согласился капитан Мэг, протягиваяревольвер.

Ульс осмотрел оружие, убедился, что оно в исправности и заряжено.

— Разрешите сначала узнать, зачем вы носите при себе револьвер, если не умеете с ним обращаться?

— Такова инструкция.

— В первый раз слышу о такой инструкции.

— Шесть часов назад всем капитанам космофлота была дана инструкция иметь при себе личное оружие. В связи с исключительными обстоятельствами, о которых, впрочем, в инструкции нет никаких пояснений. Согласитесь, шести часов мало, чтобы выучиться владеть оружием.

— Это может значить только одно, — заключил Ульс. — В космосе объявились колонисты. Как ни фантастично такое объяснение, другого я подыскать не могу.

— В самом деле, другой причины быть не может.

— Но зачем тогда старинные пороховые револьверы, из которых легче убить, чем ранить? Не проще ли ампульные пистолеты?

— Вряд ли найдется столько ампульных пистолетов, сколько в Галактике капитанов.

— Тоже верно. И все-таки инструкция совершенно безумна! — горячился Ульс.-Неужто найдется хоть один капитан, способный применить к другому человеку оружие, пусть в крайней ситуации? Вот вы, лично вы, смогли бы?

Капитан Мэг развел руками:

— Трудно ответить так сразу. Но если жизнь экипажа и судьба корабля подвергнутся опасности… тогда… не исключена возможность…

— Вы откроете стрельбу?

— Возможность не исключена.

— И следовательно, нарушите Принцип Гуманности?

— В ситуации, о которой мы говорим, Принцип Гуманности будет попран вне зависимости от того, выстрелит капитан или нет.

— Что-то больно сложно вы рассуждаете.

— О, ничуть. Если капитан не выстрелит и не обезвредит того, кто угрожает чужой жизни, это называется отказ в помощи. Тем самым нарушится один из аспектов Принципа. Налицо неразрешимое и трагическое противоречие.

— Все ясно, капитан. С револьвером обращаются так. Прежде всего сдвигаете предохранитель. Затем направляете ствол на… гм… объект стрельбы. Затем нажимаете указательным пальцем на курок. При необходимости стреляете неоднократно, пока не добьетесь положительного результата.

Капитан внимательно следил за манипуляциями Ульса.

— О, это достаточно просто. Даже не требуется специальной подготовки, — сказал он, взяв из рук разведчика оружие и засовывая в кобуру. — Весьма признателен.

Прозвучал сигнал зуммера. На табло пошел отсчет времени перед субпространственным нырком. Капитан Мэг вернулся на свое место, сел и опустил ладони на пульт.

ЗНАК РАВЕНСТВА

— Капитан, извините, если я вас отвлекаю, — возобновил разговор Ульс. — Но до нырка еще есть время. И я хотел бы побеседовать, если вы не против, конечно.

Капитан Мэг развернулся вместе с креслом лицом к Ульсу: — Пожалуйста.

— Не находите ли вы, что инструкция относительно капитанских револьверов абсурдна от начала до конца?

— Личное мнение капитана Мэга тут ни при чем. Инструкции даны для выполнения, а не для обсуждения.

— Согласен. Но вы инструкцию выполнили в точности. Теперь не грех и обсудить ее на досуге. Начнем с того, что не на каждом корабле имеется отставной разведчик, чтобы обучить капитана стрельбе.

— К счастью, в нашем случае это не так.

— Тогда, извольте, поговорим о нашем конкретном случае. Предположим, что на наш корабль прокрался колонист. Остается выяснить, кто бы это мог быть. Хиск? Тод? Может быть, я?

— Последнее вероятнее всего, — без тени юмора заметил капитан. — Штурман Хиск и механик Тод идут не в первый рейс на этом корабле, и была возможность оценить их квалификацию. Они не колонисты. Они для этого чересчур компетентны в своем деле.

Ульс расхохотался:

— Прекрасно, капитан! Один-ноль в вашу пользу. Допустим, я колонист, пробравшийся на корабль с преступной целью. Допустим также, что я собираюсь на вас напасть. Интересно, что вы предпримете? А?

Капитан Мэг погрузился в мучительное раздумье. Нет, нет и еще раз нет, он явно не имел никакого отношения к колонистам. Уверившись в этом, Ульс мог с легкой душой разрядить ситуацию.

— Ладно, — сказал он. — Оставим шутки. Я никакой не колонист. Хотя бы потому, что меня знает в лицо Старик.

— Это имя ничего не говорит капитану Мэгу.

— Ну, главный диспетчер, если на то пошло.

— Ах да, совершенно верно. — Капитан просиял. — Самое лучшее доказательство, других не требуется.

— Я тоже так думаю. Но хочу задать все тот же вопрос, несколько видоизменив его: как бы вы вели себя, доведись вам вступить в поединок с колонистами? Вы уверены в том, что сможете выстрелить?

— Если есть хоть малейшая возможность не обсуждать этот вопрос, капитан Мэг хотел бы ее использовать с глубочайшими извинениями.

— А все-таки, — не отставал Ульс. — Десять минут назад вы при помощи абстрактных выкладок убедились, что без стрельбы не обойтись. Но одно дело — решить проблему абстрактно, в уме, а совсем другое — пальнуть в нападающего на вас выродка. Боюсь, что если дойдет до вполне конкретных действий, капитан, вы не сдюжите. Увы, это так.

— Необходимость причинить зло — самое тяжкое испытание, — подумав, сказал капитан Мэг. — Именно необходимость причинить зло другому человеку.

— Они не люди! — крикнул Ульс. — Вы не знаете, вы не можете даже вообразить, какое это зверье! Я видел их, я знаю, что говорю, я насмотрелся такого, что не приснится в кошмарном сне! Я видел, как они убивают друг друга. И поодиночке, и десятками тысяч. Им уничтожить себе подобного не тяжелей, чем сплюнуть! Вы не можете этого представить, вы родились на Ийе. Но они — зверье. Зверье! Самое страшное и хищное зверье во всей Галактике. Они — людоеды. Они — вне закона. Это говорю вам я, я, тысячу раз ходивший среди них на волосок от смерти! И если бы я мог, я их…

Ульс прервался, сам испугавшись того, что едва не сорвалось с языка.

— Убивали бы, — закончил его мысль ийянин. — И это означало бы лишь то, что вы, будучи не в силах поднять их до себя, упали до их уровня. А знаете, разведчик Ульс, вы — очень слабый человек. Очень, очень слабый. С первого взгляда может показаться, что в вас незаурядная сила. Но вся она — как пирамида, стоящая на своей вершине. Ваша сила велика, но, увы, шатка. Я понимаю, что наш разговор закончился бы просьбой передать револьвер вам. Вы подозреваете, что рейс пройдет не совсем обычно, хотя я сомневаюсь, так ли это. Одно несомненно: оружие вам ни к чему. Да, вы не раз смотрели смерти в глаза и не раз держали в руках человеческие судьбы. Но вкладывать оружие в эти руки я не могу, не хочу и не буду.

Тон его речи ничем не отличался от обычного — ровного и подчеркнуто корректного. Однако Ульс заметил и оценил отсутствие назойливых ийянских формул вежливости. Капитан Мэг вышел из себя. Капитан Мэг открыто грубил. В меру своих способностей, разумеется.

— Нет, так и не надо, — махнул рукой Ульс. — Не скрою, мне было бы спокойнее знать, что револьвер — в надежных руках вроде моих. Но, капитан, я и безоружный стою дюжины вооруженных. Говорю это без бахвальства. Наверно, вы знаете хотя бы понаслышке, чему обучают разведчиков.

— Судя по вам, их обучают все-таки не тому, чему необходимо, — все в том же духе отвечал капитан Мэг. — Нет, не тому.

— Интересное суждение. Чему же мне следует научиться?

— Прежде всего — умению видеть в колонистах людей. Помнить о том, что они люди. Не сметь забывать о том, что они люди. Такие же, как вы и я.

— Видите ли, капитан, каждый из них признает человеком лишь самого себя. А остальных за людей не считает. Со всеми вытекающими последствиями. Они не мучаются проблемами высшего порядка. Они даже не задумываются о том, что другой может испытывать боль, душевную муку. А когда они что-то замечают, это их только забавляет. Они не понимают самого элементарного — того, что другой тоже хочет жить.

— Научите их пониманию. Ведь они — наши братья.

— О, вы считаете их братьями? Между прочим, многие из них не признали бы вас братом ни за что. Они сочли бы это либо оскорблением, либо издевкой.

— Как так?

— Очень просто. Благодаря цвету вашей кожи.

Иссиня-черное лицо ийянина застыло в полнейшем недоумении.

— Я, может быть, не слишком осведомлен о тамошних обычаях и нравах, — наконец выговорил он. — Разве такой пустяк может иметь хоть какое-то значение?

— Может, капитан, еще как может! В колонии, как известно, представлены почти все расы, все цвета и оттенки кожи. Не много сыщется планет, чьи уроженцы не ссылались бы. Так вот, в этом кошмарном мире, где все пропитано насилием и злобой, повсюду существует самое вопиющее неравенство. На одних планетах белые люди угнетают черных. На других — диаметрально противоположная ситуация. На третьих — желтокожие держат в рабстве и тех и других. Но принцип неизменен: одна раса господствует, другая считается неполноценной и низводится до положения рабочей скотины. Мало того, существует различие по цвету волос, глаз, форме носа, подбородка, черепной коробки. И по этому принципу люди с рождения также получают либо право на господство, либо бесправие, позор и нищету.

— Как это нелепо, страшно, гнусно… — прошептал капитан Мэг.

— Неравенство и насилие, насилие и неравенство — это два столпа, на которых держится вся колония. Ее планеты разбросаны, между ними нет обмена информацией, но на подавляющем большинстве из них встречаешь одно и то же. Неравенство плодит насилие, насилие порождает неравенство. И конца краю этому не видно. Насилие там процветает на любом уровне и во всех видах. Более того, в зависимости от обстоятельств насилие либо карается, либо поощряется. Если вы зарежете человека на городской площади, вас казнят. А если сделаете это на поле сражения, вас наградят. Виновник гибели тысяч людей может пользоваться почетом, всеми благами и мирно умереть в глубокой старости. Ах да, еще: огромный успех имеют имитации насилия. Поверите ли, капитан, целые толпы собираются поглазеть на инсценированное насилие либо игру, построенную по принципу избиения или убийства. Они возбуждаются, они остро переживают, впадают в самый настоящий психоз в зависимости от того, кто одержит верх.

— Кошмарный мир, кошмарный мир… Вы не преувеличиваете?

— Преувеличить просто невозможно. Вся их жизнь проходит в атмосфере враждебности. Каждая крупная группа людей имеет заклятого врага в лице другой подобной группы. Внутри каждой из них, однако, есть два противоборствующих лагеря. И так далее. И все они грызутся за власть, то есть, другими словами, за возможность неограниченно применять насилие.

— Чудовищно! Расколотый мир, разобщенное человечество.

— Да, капитан, такова колония.

— Речь идет не о колонии, — возразил капитан Мэг. — Расколота прежде всего населенная Галактика. Она разделена на колонистов и нас.

— Но позвольте, капитан. Как можно ставить знак равенства между ними и нами?

— Очень просто. Если этот знак перечеркнуть, возникает то самое противоестественное неравенство, которое вы только что обличали.

Против такого аргумента возразить было невозможно.

И все же Ульс не сдавался:

— Говорю вам, капитан: они люди только внешне, по совокупности биологических признаков. Больше ничего общего между ними и нами нет. Их существование лежит в абсолютно иной плоскости. Они поглощены мелкими распрями, раздираемы междоусобицами, беспрестанно посягают на жизнь друг друга, и без того невероятно краткую…

— Тем более они нуждаются в сострадании, — тихо и веско сказал капитан Мэг.

Ульс помолчал, собираясь с мыслями.

— Время для беседы истекает, — заметил ийянин. — Если пилот Ульс позволит, капитан Мэг приступит к своим непосредственным обязанностям. А наш спор можно оставить до другого раза.

Из своего угла Ульс не различал циферблат лага. Но над ним давно загорелась крупная цифра 5, означающая, что корабль набрал пятую космическую скорость, при которой возможен нырок в субпространство. Область сильной гравитации осталась позади, и ничто не мешало нырнуть в неизведанное Никуда, чтобы вынырнуть за сотни световых лет отсюда, вблизи Софороса.

Нет, думал Ульс, не так все просто с капитаном Мэгом. Вон куда, оказывается, гнет прекраснодушный уроженец Ийе. К братанию с колонистами. К воссоединению разобщенного человечества. И меня, кстати, видимо, надеется завербовать в сторонники своей доктрины. Аи да капитан! Вот и прояснился расклад. Колонисты ведь не дураки, ох не дураки. Вот где наша слабость. Вот лазейка для них. Вот как они нашли себе пособников. Милый, наивный капитан Мэг. Представляю, с какой постной рожей слушает твои проповеди штурман Хиск. И с каким удовольствием он перережет тебе глотку, как только ты перестанешь быть нужен. Нет, дорогой Мэг, прежде чем лезть к колонистам с братскими объятиями, надо мало-мальски изучить эту публику. И хорошенько взвесить, а стоит ли.

Ох, ох. Вовремя списали меня во вторые пилоты. Очень кстати. Эти Мэги не ведают, что творят. Еще немного — и вся Галактика стала бы вотчиной колонии. Эх, капитан, капитан, еще ни одно доброе дело не оставалось безнаказанным, как говаривают колонисты…

Капитан Мэг объявил по трансляции:

— Экипажу быть на местах. Трехминутная готовность. — И сосредоточенно возложил руки на штурвал.

Дверь рубки распахнулась.

Капитан оглянулся в недоумении.

На пороге стоял Хиск. Тод маячил за его плечом.

СХВАТКА

— Что случилось? — обеспокоенно спросил капитан Мэг.

Разве что слепой мог теперь не заметить, что Хиск наширялся под завязку. Его лицо стало багровым, ноздри подрагивали, губы кривились в бессмысленной ухмылке.

Тяжело ступая, он приблизился к пульту.

— Ничего особенного, Мэг. Уступи-ка Тоду место. Грузач поведет он. Надо заглянуть к приятелю на одной планете, тут неподалеку.

Капитан в изумлении поднялся с кресла.

— Вот вам и колонисты, — сказал Ульс. — Легки на помине.

— Тод, займись им, — бросил через плечо Хиск. — Сдается мне, что он сучкарь.

Механик пригнулся, пошарил за голенищем, и в его руке блеснул длинный нож.

— Ну, ты, хмырь корявый, — пробормотал он. — Сейчас я тебя заделаю под красный воротник.

На табло отсчета мелькнул ноль. Немного погодя заныл зуммер, замигала аварийная лампа. Автоматика сигналила о том, что в программе полета происходит заминка по вине экипажа.

— Капитан, ты оглох или сдурел, что ли? — повысил голос Хиск. — А ну пшел, образина лиловая!

Тод остановился в двух шагах от спокойно сидящего в кресле Ульса, поигрывая ножом.

— Эй, Хиск, — сказал он, не отрывая взгляда от лица разведчика. — Похоже, этот волосатый чунарь нас ни капли не трухляет.

— Я ж тебе говорю: он сучкарь. Гнус легавый из досмотровки. Давай кончай его.

Вооруженный человек не опаснее однорукого. Все его внимание сосредоточено на оружии. Его действия легко предугадать. А главное — он уверен в своем преимуществе перед безоружным. Ульс широко улыбнулся, потягиваясь в кресле, и это вывело Хода из себя. Что и требовалось для полного перевеса сил в пользу разведчика.

— Ах ты, гнида! — рявкнул колонист и ринулся вперед, замахиваясь ножом.

В тот же миг капитан с неожиданной для его лет ловкостью отпрыгнул в угол, вырвал из кобуры револьвер и наставил на Хиска.

— Стоять! — крикнул он.

Хиск сделал шаг вперед. Револьвер чуть заметно дрогнул в руке Мэга.

Выстрела не последовало.

Молниеносно колонист схватил капитана за кисть левой руки, из правого кулака Хиска выскочило лезвие складного ножа и вошло по рукоять в грудь Мэга.

Все произошло в считанные мгновения.

В углу рубки навзничь лежал труп Мэга с ножом в груди. В противоположном углу, среди рассыпанных по полу пешек нак-нака, стонал скрюченный Тод. Ульс стоял над ним с ножом в руке, глядя на то, как Хиск целится в него из капитанского револьвера.

Ныл зуммер, мигала сигнальная лампа.

Разведчик думал не о револьвере, а о капитане Мэге.

Револьвер — барахло, детская хлопушка. Пока нервный импульс, отразившись в глазах стреляющего, сбегает к пальцу, пока сокращается мышца, пока курок становится на боевой взвод и срывается, ударяя по бойку, пока сгорает порох, ввинчивается в ствол пуля, пока пуля рассекает воздух со скоростью полмили в секунду — времени более чем достаточно. Легкий финт корпусом, прыжок, удар ногой по стволу револьвера. Выстрелить дважды Хиск просто не успеет. Увалень с чудовищно плохой реакцией. Так черепаха могла бы попытаться укусить змею.

Не о револьвере, который в руках Хиска безобиднее пугача, думал Ульс, а о капитане Мэге.

Ийянин все-таки не выстрелил.

Но кто бы мог предположить, что Хиск его зарежет?

Ульс полностью был уверен, что капитан в сговоре с колонистами. Из лучших, из гуманнейших побуждений, но в сговоре. Проклятая инерция мышления.

Разведчик понимал, что смерть капитана лежит на его совести. Надо было не мешкая, одним махом скрутить обоих подонков и возвращаться в Космопорт-1. В конце концов рано или поздно выяснилось бы, кто организовал похищение горючего и где находится корабль колонистов.

Мэг. Благородный непротивленец злу Мэг. Нет, капитан, что-то тут не так. В твоей концепции кроется изъян.

Ты обнаружил его своей гибелью. Ты не прав, капитан.

Нет ничего возвышенней и героичней такой смерти, но и более нелепую трудно представить.

По-прежнему ныл зуммер и мигал аварийный сигнал.

Ты надеялся, что убийца испугается револьвера, Мэг.

А тот знал, что ты не сумеешь выстрелить даже под страхом смерти. Он спокойно и цинично зарезал тебя, зная наперед, что ты не сможешь оказать сопротивления.

Тут что-то не так. До тех пор, пока мир делится на хисков и мэгов, нельзя отказаться от оружия. Даже рискуя встать на одну доску с убийцами. Кто — кого. Либо мы избавим мир от заразы насилия, либо колонисты вынудят нас стать такими же, как они. Но ты избрал свой путь, Мэг. Иначе и быть не могло.

Противники стояли в разных углах рубки. Хиск целился, надо отдать ему должное, безупречно. Правее и ниже левого соска на три пальца.

Ульсу ничего не стоило увернуться от пули, перехватить обрызганную кровью руку и сломать ее, как хворостину. Он дорого дал бы за то, чтобы она медленно похрустывала, и сухожилия лопались одно за другим, и так же лопйлся бы от боли мозг убийцы, пока на него не упадет милосердное покрывало шока. Пусть. Пусть летит ко всем чертям великий Принцип Гуманности, если гибнут такие, как капитан Мэг. Но тогда игра будет окончена. И смерть Мэга не будет полностью отомщенной.

Знал бы врач, на какие мысли способен разведчик Ульс, он вообще выправил бы ему инвалидность.

Так прошло несколько секунд. Хиск тщательно целился. Но не стрелял.

— Милосердный дьявол, — наконец пробормотал колонист, — да он и пули не трухляет.

Стонущий Тод заворочался и сел на полу. Сломанная рука задела ножку опрокинутого столика, и колонист зашипел от нестерпимой боли.

— Чего ты тянешь?! — сдавленным от ярости голосом выкрикнул он. — Этот гнус размастырил мне граблю! Кончай его!

— Не кипеши, — ответил Хиск, продолжая целиться Ульсу в грудь. — А что еще он мог заделать такому хавырлу негожему? Ты теперь полное труляля. Кто поведет грузач?

— Думаешь, он пилот? Он же сучкарь, легавый сучкарь, клянусь на Башню!

— Легавый или нет, но он стоит десятка таких чунарей ненадобных, как ты. Сиди, кочумай. Паси свою граблю. Слушай, ты, — обратился он к Ульсу, — не вздумай только вертеть косую. Ты пилот или вправду легаш?

— Я умею водить корабль. Этого тебе достаточно?

— Он косит! Он жить хочет и лепит тебе горбатого! В досмотровке не учат водить корабли! — вопил Тод. — Лучше кончай его. Веди сам!

Густо пересыпанный сленгом диалект, которым пользовались колонисты, был хорошо знаком Ульсу. Так разговаривали на восемнадцати из карантинных планет. Значит, круг поиска сужается. Но это еще не успех. Этого ничтожно мало. Надо, чтобы колонисты сами вывели разведчика на спрятанный корабль.

— Я не могу вести, — ответил Хиск. — Грабли дрожат.

— Наширялся! Наширялся, падла! Теперь кранты нам. Зет узнает — он тебя за кишки на Башне подвесит! Только нам не добраться. Нас легавка тут прижучит. Тепленьких.

— Ничего. На самый край этот легаш будет заложником. А ну брось мойло, ты!

Ульс отбросил нож в дальний конец рубки.

— Говори как на духу: вправду умеешь водить или так, бороду клеишь?

— Сколько можно повторять? — произнес Ульс. — Я пилот второго класса, на счету больше ста нырков.

Хиск сощурил туманные глазки.

— Ну, смотри. Если ты мне загибаешь туфлю, я тебе не завидую. Я тебя не сразу убью. Я тебя неделю буду мучить. Я с тебя всю шкуру сдеру по кусочку, если что не так. Понял? Садись за пульт! Живо!

Не опуская револьвера, колонист отступил вбок, пропуская разведчика к пульту. Ульс положил руки на чуткие подушечки сенсорного штурвала.

Тод постанывал в своем углу и отчаянно сквернословил.

— Все равно я его кончу, — приговаривал он. — Я его заделаю начисто. Он положил меня под крест, гнида легавая.

— Заткни пасть, — буркнул Хиск. — А ты не трухляй, веди спокойно. Если нырнешь как надо, никто тебя не тронет. Верняк Что-то не верилось Ульсу в благодарность колонистов.

— А-а-а, до чего больно… Милосердный дьявол, как болит, у-у-у… — канючил Тод в своем углу.

— Да заткнись ты! — не выдержал Хиск. — Хватит скулить!

— Бо-ольно…

— Что я тебе — лепило? Я мастырки не вправляю.

— Дай ширнуться. Дай. Может, отпустит.

Поколебавшись, Хиск вынул из кармана портативный инъектор и кинул его изувеченному.

— Держи тележку. Больше трех башей не втыкай, а то тебя тогда ни один лепило не откачает.

Здоровой рукой Тод сделал себе инъекцию в бедро, прямо сквозь комбинезон.

— Ну, все. Погнали, — сказал Хиск. — Давай ныряй, пилот-легавый второго класса.

— Знать бы, куда нырять.

— Ага, верно, — штурман извлек из нагрудного кармана модуль с мнемокриеталлом. — Лови.

Ульс поймал модуль на лету, вставил в гнездо ввода и быстренько вычитал с дисплея координаты. Затем вспомнил нужную страницу из атласа разведслужбы.

Планета К-103.

Ориентировочная давность высадки, учитывая релятивизм, составляет сорок тысяч гал. Колония компактная, урбанистического типа, жизненное пространство имеет ограниченный радиус, численность — около пятисот тысяч человек. Индекс социального неравенства — 1/5х104.

Развитие культуры — дегенеративное. Самообеспечение — 0,15 от потенциального уровня. Промышленности нет, земледелие в зачатке. Убытки от социальной несправедливости — 90 процентов. Преобладающая массовая психология — паразитическая. Образ жизни в основном растительный. Государственность монократическая, кастовая.

Общее развитие протекает с обратным знаком, затухающими темпами, к уровню гомеостаза.

Что еще?

Корабль.

Судно прибытия не отождествлено и не обнаружено.

Предположительно залегает в культурном слое. Что ж, это не работает на версию, но и не отметает ее. Будем искать.

Надо думать, не зря же колонисты должны были привести захваченный грузач именно туда. Скорее всего, на К-103 находится таинственный Зет, который властен над кишками штурмана Хиска. Такую крупную птицу не грех навестить.

Из компьютера выползла широкая лента с вычерченной параболой нырка. Ульс оторвал ее и прикрепил над штурвалом к пюпитру, поверх типовой схемы нырка на Софорос.

— Готов? — спросил Хиск.

— Сейчас нырнем. Только, слышь, не маячь за спиной со своей дурацкой пушкой. Не дави на психику.

Поколебавшись, Хиск отошел и сел в уцелевшее после драки кресло. В выпуклом экранчике планетного локатора, отключенного за ненадобностью, он был отлично виден. Руку с револьвером убийца держал на подлокотнике, ствол нацелен на Ульса. Разведчик не сомневался, что, едва грузач вынырнет вблизи К-103, Хиск выстрелит ему в затылок.

КОШКИ-МЫШКИ ВСЛЕПУЮ

— Слышь, ты, сявка. Попробуй только нырнуть не туда. Я стреляю без промаха, — предупредил Хиск.

— Да иди ты, — отмахнулся Ульс.

— Что-о?!

— Сказано тебе, не дави на нервы. Если у меня дрогнет хоть палец по твоей милости, наша корма вынырнет сегодня, а нос послезавтра. Причем в разных созвездиях. Это ты хоть понимаешь?

— Ага. Все-таки затрухлял, — удовлетворенно заметил колонист. — Тогда порядок.

Накачавшийся наркотиком Тод мирно спал на полу.

— Присматривай лучше за своим приятелем, — посоветовал Ульс. — Если пойдем штопором, как бы он голову не зашиб.

— Что я его, на колени к себе возьму? Давай ныряй без разговоров. Не тяни, ради милосердного дьявола!

Ульс предельно сосредоточился.

Сейчас генератор транспросгранственного импульса взрежет привычные три измерения, и корабль провалится в то, что даже бездной назвать было бы слишком мягко.

Там вообще не применимы никакие привычные представления о пространстве. До сих пор неизвестно, что это за субпространство такое. Впрочем, для того, чтобы хорошо плавать, вовсе не обязательно знать химический состав воды. Дело пилота — вести корабль точно по расчетной параболе. И если на ее входной ветви судно станет вилять или, того хуже, вдруг сделает петлю, пойдет штопором, пилот должен строго симметрично повторить эволюции корабля на выходной ветви в обратном порядке.

Никакая электроника ему не в силах помочь, потому что в субпространстве атом — уже не атом, электрон — не электрон. И хотя лампочки горят, как обычно, их свет состоит не из фотонов, а из каких-то иных, неведомых частиц. По-прежнему ток бежит по проводам, но ни одна электронная схема не работает. В субпространстве теряют свою одностороннюю проницаемость р-п переходы полупроводников микромодулей. И вся надежда лишь на память пилота, его руки, его молниеносную реакцию. Стоит допустить малейшую неточность — и корабль развалится на куски при выходе из нырка, на границе субпространства и трехмерного мира. Хотя и редко, но такое тоже случается.

И вот настал миг, когда Ульс с замиранием сердца включил таймер и легонько прижал к штурвалу ладони.

Таймер отсчитал пять последних секунд перед нырком.

Затем корабль мелко вздрогнул, как лодка, проходящая речной перекат. Над пультом загорелась надпись: «Отказ автоматики».

Впервые Ульс выполнял параболический нырок не на тренажере, а за штурвалом корабля. В качестве пассажира он тысячи раз пересекал субпространство. И каждый раз ему становилось слегка не по себе. Потому что и корабль, и воздух в каюте, и комбинезон, и само тело разведчика состояли не из обычного вещества. Материя меняла знак, выворачивалась наизнанку, преображалась зеркально; происходило все что угодно, но, поскольку одновременно изменялось все находящееся на корабле, перемены оставались незаметными. И только отказ электроники свидетельствовал о том, что судно погружено в иной, чуждый мир.

Ежесекундно взгляд пилота обегал шкалы координаторов, гирокомпас, лаг, хронометр, обрывок ленты с параболой нырка. Малейшие отклонения от расчетной траектории он тут же корректировал легкими движениями пальцев и откладывал в памяти. Корабль шел легко, флюктуации не наблюдалось. С идеальной точностью заложив вираж, Ульс лег на обратный курс. Тут даже думать не приходилось: руки сами помнили, что им делать.

Снова по корпусу корабля пробежала дрожь, и бездействовавшая часть экранов, шкал и циферблатов снова ожила.

Нырок закончился.

Теперь электронный лоцман должен был вывести грузач на орбиту вокруг К-103, а Хиск, взглянув на координатор и оценив точность нырка, мог со спокойной душой отправлять пилота в расход.

Покосившись на выпуклый экранчик локатора, Ульс увидел, как штурман поднимает револьвер и не спеша прицеливается. Видимо, у Хиска не возникало ни малейших сомнений в том, что грузач приведен в нужное место.

— Как вынырнули? Порядок? — спросил колонист.

Лишь одно коротенькое «да» отделяло Ульса от пули в затылок.

И тут наступила тьма.

Внезапная, кромешная, пугающая, она заполнила рубку вместе с абсолютной тишиной.

— Что за дьявол?! — вскрикнул Хиск опомнившись. Эй! Авария?!

Ответа не последовало.

— Ты что, шутки шутить вздумал? Стрелять буду! Э-эй! Подай голос, гнида! Что стряслось?

В рубке по-прежнему стояли тьма и тишь.

Хиск не решался палить наугад, и Ульс оценил его выдержку. Разведчик ожидал, что, едва он рванет аварийный рубильник, растерянный колонист откроет пальбу. Поэтому Ульс молниеносно соскользнул с кресла на пол, затем бесшумно перекатился почти к самым ногам убийцы. Тот мог выстрелить наобум, но вряд ли догадался бы, что разведчик распластался на полу в двух шагах от него.

— Эй! — рявкнул Хиск. — Легаш паршивый! Или ты включаешь свет, или буду стрелять!

Враги замерли прислушиваясь. Каждый пытался определить по слуху, где находится и что делает противник.

— Считаю до трех, потом стреляю! — предупредил колонист. — Раз! Два!

Разведчик приподнялся, готовясь вскочить на ноги, едва сверкнет пороховая вспышка. Выстрел выдаст Хиска с головой. Стоит Ульсу увидеть, где находится рука с оружием — у бедра, у пояса или на уровне плеча, — и все, поединок можно будет считать законченным. Стреляющий в темноте уязвимей безоружного.

— Три! — крикнул колонист.

Однако выстрел не грянул.

Чего-чего, а смекалки и самообладания этому Хиску не занимать. Игра в кошки-мышки несколько затянулась.

А это не входило в расчет. Время пока работало на Хиска.

Рано или поздно разведчик выдаст себя малейшим шорохом. И убийца уверенно выстрелит на звук. Звук!.

Осторожно, по миллиметру передвигая руку, Ульс нашарил на полу одну из рассыпанных пешек нак-нака. Затем все так же бесшумно кинул ее в дальний угол. Раздался звучный щелчок. Тут же над самой головой Ульса метнулся сноп пламени и прогрохотал выстрел.

Не успел заглохнуть визг рикошета, как в темноте послышались учащенное дыхание и сдавленная ругань колониста, затем крик боли, и чуть погодя на пол шмякнулось поверженное тело.

Зажегся свет.

Ульс сидел на подлокотнике капитанского кресла, поигрывая револьвером. Хиск валялся в углу. Немного погодя колонист привстал, привалился спиной к стене и, морщась от боли, стал массировать левой рукой помятую кисть.

— Ну, кто тут сявка? Кто чунарь? — поинтересовался разведчик.

— Твоя взяла, легавый. Ну, ничего. Смотри в оба. Хиск еще никому спуску не давал. У-у, милосердный дьявол. Ты ж меня чуть не замастырил.

— А надо бы. Руки-ноги бы тебе переломать, подонок.

— Э, нет, — ехидно возразил колонист. — Не сможешь ты этого. Ваша чистоплюйская вера не позволит.

— Ага. Вот почему ты ничего не боишься. В самом деле, что с тебя взять? Максимум — сошлют по суду на ту же самую твою планету.

— Точно, легавый. Ничего-то вы мне не сделаете. А мы сделаем. Еще как сделаем. Вот увидишь. И тогда уж мы наладим себе нормальную житуху, а вас запихаем на самые дерьмовые из всех дерьмовых планет. Если не проще будет списать вас под корень. И мы с тобой еще посчитаемся, не сомневайся.

— Ах, как ты в этом уверен…

Закипая от ярости, разведчик встал с подлокотника и навел револьвер Хиску в лицо.

— Эй… — встревоженно забормотал тот. — Эй, ты что? На клин сошел? Сбрендил? Ты… ты что это…

— Ты вне закона, — ледяным тоном заявил Ульс. — Свидетелей нет. Никаких доказательств в свое оправдание s, мне даже не потребуется. Любая комиссия поверит на слово, что я разнес тебе череп случайно, в порядке самозащиты, вместо того чтобы ранить в плечо. Да мне вообще плевать на все комиссии. Пусть меня хоть сошлют, но я тебя выведу в расход. Встать, гадина! Суд идет.

— Ты что? Какой суд?..

— Мой собственный. Слушай приговор. Убийца капитана Мэга приговаривается к смертной казни через расстрел. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В исполнение привести немедленно, — отчеканил разведчик. — Встать!!!

Хиск вжался в стену, не сводя глаз с черного дульного зрачка.

— Нет… ты не… сможешь… — наконец пролепетал он. — Легавые не убивают. Ты не убьешь.

— С такой уверенностью, конечно, приятно убивать самому, — усмехнулся разведчик. — Ты думал, в любом случае тебе эта смерть сойдет с рук? Да? Можно перерезать нас всех до единого и никто не даст отпора? Но ты не на того нарвался, подонок Я работал в разведке. До тех пор, пока врач не обнаружил, что еще немного — и я начну стрелять направо и налево в такую мразь, как ты. А теперь я, кажется, действительно могу убивать. Потому что таких, как ты, надо убивать. Потому что вас нельзя не убивать. Это преступление — не раздавить такую гадину, как ты.

Сквозь багровый румянец ширакеша пятнами проступила меловая бледность.

— Ты не сможешь, — промямлил он. — Я не верю.

— Сейчас убедишься. — И Ульс хладнокровно взвел большим пальцем тугой курок.

— Нет-е-ет! Не надо!! Не надо, не надо!! Не-ет!!

Закрыв лицо ладонями, убийца корчился в истерике.

— А ну молчать! Умей встретить смерть как надо, приказал Ульс.

— Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет… Я не хочу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Уцепившись за одно слово, колонист твердил его как заклинание, в котором заключается возможность жить.

Словно выстрела не могло последовать, пока он говорил.

— Смотри сюда! — рявкнул Ульс. — Смотри на дуло. Больше ты никогда и ничего не увидишь.

— Не надо — не надо — не надо… — захлебываясь рыданиями, повторял обреченный.

— Тьфу! — плюнул разведчик, сунув револьвер за пояс. — Слизняк.

Хиск сразу притих и, не веря, что еще жив, посмотрел сквозь мокрые от слез пальцы.

Выдержав необходимую паузу, разведчик начал допрос, благо психологическая обработка прошла отменно.

— Ты будешь жить, — сказал он, — но только в одном случае: если ответишь на все мои вопросы без утайки. Иначе я тебя пристрелю и глазом не моргну. Понял?

— Д-да.

— Ты хорошо понял? Не вздумай врать, все равно запутаешься. Если поймаю на малейшем вранье, тебе каюк. Начали. Кто организовал погрузку горючего? Кто спланировал всю операцию?

Хиск молчал.

— Отвечай, живо! — Ульс взялся за рукоять револьвера.

— Сначала давай все вопросы. А потом я посмотрю, отвечать или нет.

— Ого! Не надолго хватило твоего испуга, — удивился Ульс. — Или ты думаешь, я шутил?

— Все вопросы сразу. Иначе отвечать не буду, — упрямо пробормотал Хиск.

— Сразу так сразу. Я покладистый. Значит, так. Если горючка нужна для вашего корабля, то где он? Как вы попали в космос и на корабли? Сколько вас? Кого ты знаешь и с кем связан? Кто вас посылал и кто обучал? Какова конечная цель операции? Кто такой Зет и где его можно найти? Для начала хватит.

— Нет, — с неожиданной твердостью ответил Хиск. — Я передумал. Я не буду тебе катать шары.

— Тогда я тебя убью. Клянусь всем святым, если не ответишь, ты мертвец. Или думаешь, у меня не хватит духу тебя пристрелить? Хватит, еще как.

— Стреляй. Так и так хана. Только тебе тоже хана, раз ты закрасился в этом деле. Спрашиваешь, кто такой Зет? Лучше не лезь, не мочи рога, забудь это имя, легавый. Забудь. А меня можешь кончить. Потому что, если я расколюсь, я все равно не жилец на этом свете. Но уж лучше тогда от пули. Это легкая смерть.

Ну и ну. Похоже, от Хиска действительно ничего не добьешься. Кто же такой Зет, нагнавший на прожженного головореза такого страху?

— Ложись! — гаркнул разведчик. — Лицом вниз! Руки за спину!

Колонист, немного поколебавшись, выполнил приказание. Ульс завел ему руки за спину, пристегнул левую манжету комбинезона к правой, так, чтобы освободиться без посторонней помощи Хиск не мог.

— Полежи и подумай хорошенько, — посоветовал он связанному. — Может, и есть смысл расколоться.

Взвалив на спину труп капитана Мэга, Ульс отнес его в подсобный отсек. Там он уложил погибшего в герметическую капсулу и подсоединил ее к трубопроводу жидкого азота.

Прощай, капитан.

В нашем споре поставил точку другой.

Все кончено, и ты лежишь в ледяном гробу за сотни парсеков от благодатной Ийе. Но тебя похоронят на родине, со всеми почестями. Обещаю тебе это, капитан.

Ты не отдал мне револьвер и не сумел выстрелить сам.

И тебя зарезал подонок.

Так ведется от века — покуда существуют добро и зло, добрый выглядит беспомощным в сравнении с многоликим и ничем не брезгающим негодяем. Подлый может применять все приемы борьбы, и дозволенные и грязные.

Значит, в открытом поединке благородный человек обречен.

Так ли?

Закон рычага: выигрывая в расстоянии, проигрываешь в силе. Обретая высокий смысл жизни, рискуешь утратить саму жизнь. Мир предрасположен к тому, чтобы честность и доброта всегда оставались в проигрыше.

Так ли?

В конечном итоге кто берет верх? Грубая сила? Величие духа?

Но что может быть презреннее бессильного духа и что может быть гаже бездуховной силы?

Неужто они разделены, как вода и масло, и не смешиваются никогда?

Кто побеждает в итоге?

А где он, итог?

Он, словно черта горизонта, передвигается вместе с идущим.

Прощай, капитан. Я иду.

НЕХОРОШО БЫТЬ ШИРАКЕШЕМ

Вернувшись в рубку, Ульс занялся спящим Тодом. В аптечке нашелся баллон с жидким сернокислым кальцием. Разведчик густо обрызгал им рукав комбинезона Тода, и вскоре покалеченная рука колониста покоилась в импровизированном лубке. До госпиталя сойдет, а там уже ему срастят кости в лучшем виде.

Ульс понимал, что любой теоретик в области гуманизма осудил бы его за причиненное Тоду излишнее увечье.

Но иного способа отстранить колонистов от управления кораблем Ульс второпях не придумал. Он затеял крупную игру, и пока что она удалась блестяще. К голосу же воображаемых ригористов, а точнее, к голосу совести он старался не особенно прислушиваться. Главное, считал он, выйти на нужную планету.

Вон она, планета, застилает весь экран. Впрочем, над материком висит сплошная облачность, ничего не видать.

Настроив корабельную рацию на аварийную частоту, Ульс услышал настырный писк. Ти-та-та-ти. Ти-та-та-ти.

Ага, неподалеку проходит контрольный буй, в просторечии — пискун. С этого писка предупреждающего корабли о карантине, всегда начинается работа разведчика.

Ульс запросил буй о нарушениях карантина за последнее время. Оказалось, что за шестьсот без малого гал ни один корабль к планете не приближался, с тех пор как восьмая бригада разведслужбы обследовала К-103 в порядке превентивного надзора. Ордер на обследование зафиксирован, выдан Галактической Лигой. Все как полагается.

Негусто. Посмотреть бы отчет «восьмерки». После него постоянное наблюдение, значит, сочли нецелесообразным, планету внесли в список бесперспективных и оставили ее на попечении пискунов до лучших времен. Интересно, кто проводил рейд и составил отчет? Да ну, если своих подозревать… Но кто тогда? Кто имеет дело с карантином кроме разведки? С другой стороны, шестьсот гал — назад ни Хиска, ни Тода вообще на свете не было. Разве что… Релятивистский парадокс? Чушь какая-то.

Тут интуиция подсказала Ульсу запросить с буя анализ текущего момента. Хотя это считалось среди разведчиков таким же бессмысленным занятием, как расспрашивать дверную ручку о ее самочувствии.

Терпеливо слушал Ульс и данные о работе бортовых систем, и метеосводку по карантинной планете, и много всего прочего в том же духе. Наконец пискун исчерпал свои возможности и прекратил доклад.

Одна-единственная фраза, мелькнувшая среди нестерпимо скучной чепухи, подтвердила догадку Ульса.

«Нарушений карантина нет»,— браво доложил пискун.

«А корабль на орбите?» — переспросил Ульс.

«Корабля нет. Нарушений карантина нет»,— отрапортовал пискун, нимало не смущенный нелогичностью такого заявления.

Все стало ясно. Буй просто-напросто не засекает грузач. Он слеп. Можно ручаться, что пискуны на всех орбитах вокруг К-103 тоже искусно подпорчены.

Ну и расклад. Эти ребята подготовились нешуточно.

— Эй, Хиск, — позвал Ульс через плечо, — а чего это вокруг твоей планеты неисправные буи крутятся? Разве ж это порядок?

— Пошел ты… — вяло буркнул колонист.

— Ну-ну, детка, без грубостей. — Ульс крутанулся в кресле, чтобы видеть допрашиваемого. — Пораскинь-ка мозгами. Ты спалился? Опалился начисто. Горючку привез? Гада легавого ты привез вместо горючки. Я хоть сейчас могу твою планету сдать под пропол. За неделю все раскопаем, будь уверен.

— Ну и раскапывай. А я тебе не подельник.

— Думай, думай хорошенько. Если твой дорогой Зет уцелеет, что он с тобой тогда сделает? Поди объясни ему, что ты молчал. Лучше не молчи, дай зацепку. Определю я твоего Зета в стойло, и ты целее будешь.

— Зета в стойло?! Руки у тебя коротки. Попробуйте к нему сунуться. Хоть всей вашей легавкой. Он вас мигом накрутит на винт.

Что такое «накрутит на винт», Ульс не знал. Но похоже, Хиск искренне убежден, что Зет при желании накрутит на винт не то что Ульса, но и всю разведку. Интересная персона. Как бы с ним ловчее познакомиться?

— Дубина, — сказал Ульс. — Выгоды своей не понимаешь. Коли так, давай наводку на Зета. Страви меня с ним. Или я его, или он меня. Иначе ты свою шкуру не убережешь.

— Нет, мне так и так хана, — пробормотал Хиск, безучастно глядя в потолок. — Хана кромешная. И тебе хана. Всем хана. Зет спуску не дает. Говорил тебе, не мочи рога свои легавые. Ты его не сыщешь. А сыщешь, тебе же хуже. Дергай лучше отсюда, пока цел.

— Отсюда? Вот ты и прокололся. Значит, Зет внизу, на этой планете?

— Я тебе ничего не говорил, — лениво возразил Хиск. И вообще, сипни. Дай припухнуть.

Он демонстративно закрыл глаза. Похоже, наркотическое возбуждение сменилось у него глубокой апатией. Да, придется отложить дальнейший допрос.

Но главное — Зет находится на планете К-103. Да и Тод ведь проговорился, что они могут не добраться туда — то есть к Зету.

Надо идти в рейд. Надо застать противника врасплох, пока он ожидает прибытия контейнеров. И скорее всего, Зет на своей планете — весьма заметная личность. Вот только вряд ли он известен под этой кличкой. Что ж, поживем — увидим.

Для высадки сгодится за неимением лучшего разъездная капитанская шлюпка. Можно сходить в веселенький рейд. Без начальства, без бригады, без ордера, сам себе хозяин. А что, так даже веселее. Пусть меня выперли из разведки, я еще кое-чего стою. А хуже, чем есть, уже не будет. И даже если после этого меня спишут вчистую, будет что вспомнить. А может, еще и не спишут… В любом случае спрашивать позволения сейчас не у кого.

Разведчик повернулся к пульту, настроил обзор. На экране голубел прозрачный серпик. Корабль проходил над ночным материком. Там, внизу, во тьме, раскинулось поселение, единственное на всю планету. Крошечная прививка человеческой расы, сделанная звездолетом на выпуклом планетном боку. Автоматика посадила ссыльный корабль в гуще сельвы, у излучины реки. Выше по течению начинались неприступные, горные хребты. С другой стороны подковой раскинулись обширные болота. И лишь крошечный клочок земли, огражденный природой со всех сторон, приютил колонистов.

Они до сих пор жили на пятачке, выжженном корабельными дюзами при посадке. Радиоактивную пыль развеяло ветром или смыло дождем, но долго еще ни одной травинки не могло взойти на спекшейся почве. Со временем люди осмелились выйти из корабля. Любопытство — возобладало над страхом неизвестности. Следующее поколение уже перестало бояться голубой бездны вверху и отсутствия металлических переборок вокруг. На пепелище вырастали землянки, шалаши, кривобокие лачуги из нетесаных камней, обмазанных глиной. Позже во всеми покинутую громаду звездолета забредали только дети либо те, кому понадобился кусок металла для изготовления ножа. Разъедаемый хозяйственными нуждами поселенцев, корабль мало-помалу превращался в обгрызанный остов, и его лишенные обшивки ребра наконец обрушивались, не выдержав собственного веса. Груда металлолома исчезала под наслоениями отбросов, и к тому времени, как правило, память о корабле изглаживалась окончательно.

Во всяком случае, такой была судьба звездолетов на большинстве планет, которые довелось повидать Ульсу.

Его размышления прервал сдавленный стон.

Разведчик оглянулся на спящего Тода. Лжемеханик тихо посапывал, сжав здоровой рукой инъектор; подле валялись три пустые ампулы.

Стонал Хиск.

— Эй, что с тобой? — окликнул его Ульс.

Колонист разлепил веки и уставил в потолок выпученные, безумные глаза.

— Ширвы… — пробормотал он. — Тележку… М-м-м-м…

— А, отходняк начался? — соболезнующе поинтересовался разведчик. — Ничего, потерпишь.

— Д-дай. Дай ширву. Скорее. Жжет.

— Не дам, и не проси. Я тебя ублажать не намерен.

— Х-хах! — выдохнул Хиск ворочаясь. — Ну дай. Д-дай. Не будь гнидой. А-а, милосер-рдный дьявол! Все нутро печет. Ну дай. Ну хоть полбаша.

У него начинался приступ абстинентной горячки. Ее симптомы стремительно нарастали.

Тело ширакеша дугой выгнулось над полом. Рубку потряс нечеловеческий вопль.

— Ши-ирву! — орал Хиск. — Дай! Дай! Дай ширнуться!! Да-а-а-ай!!! Сучара! Гнус! Легавра! О, как жжет… А-а-а! Дай! Тележку! Хоть каплю! Каплю! Ши-ирвы! Я подыхаю! Я подыхаю! Я подыха-а-а-ю!!

В нестерпимых муках ширакеш корчился на полу. С его посиневших губ летели клочья пены.

— Дай! Дай! Дай-дай-дай!! Гнус! О-о, кишки выну через горло! Дай тележку! У-у-у, милосердный д-дьявол! Я же подыхаю, ты что, не видишь, падла?! Дай!!!

— Не меня проси. Попроси у капитана. Он бы дал. А я другой закваски. Можешь хоть загнуться или сойти на клин — я и глазом не моргну. Капитан тебя пожалел бы. Но ты его прирезал, подонок. И сжалиться над тобой теперь некому. Понял?

Хиск зарычал от ненависти и боли. Он силился разнять сцепленные за спиной рукава, но форменная ткань и пряжки не поддавались.

— Я тебя заделаю-у-у-у! — выл он. — Бородатая гнида, а-а! Заделаю! О-о, я сойду на клин! Я завернусь! О, как жжет! Это огонь! Воткни хоть полтележки! Человек ты или нет?!

Ульс вынул инъектор из руки спящего Тода. Хиск затих и умоляющими больными глазами уставился на вожделенную «тележку». То был многозарядный аппарат, предназначенный для массовых прививок. Им оснащались биологические лаборатории и спасательные медицинские бригады.

— Где ж ты раздобыл такую справную тележку? — поинтересовался разведчик, убедившись, что в магазине инъектора имеются еще дюжины две ампул.

— В грузе…

— И ширву там же?

— Д-да. Воткни. Воткни скорее. Хоть каплю. Будь же ты человеком.

— Человека ты прирезал. А я всего-навсего разведчик. Я дам тебе ширву. Но сначала ты мне все скажешь. Все! Без утайки.

Колонист забился в припадке. Уж на что, Ульс видал виды, но от этого звериного воя и судорог ему стало не по себе. Нагнувшись, он приложил сопло инъектора к шее Хиска и ввел минимальную дозу. Дрожащий наркоман замер, прислушиваясь, как снадобье растекается по его жилам.

— Еще… Дай еще, — прошептал он. — Это на пять минут. Дай полную втычку.

— Сначала скажи, кто такой Зет, зачем вам горючка, кто с вами работает. Живо!

Хиск не сводил глаз с руки Ульса, державшей инъектор.

— Нет…

— Ну, как знаешь. — Разведчик выпрямился и сунул инъектор в карман.

— Помоги… Спаси… — зашептал Хиск, и по его щеке поползла медленная слеза. — Сейчас начнется по новой. Я не вытерплю. Я на клин сойду…

— Отвечай, — попытался вразумить его Ульс. — Хуже, чем есть, тебе уже не будет.

— Нет.

— Боишься Зета?

— Да.

— Но ты понимаешь хоть, что сейчас загнешься? Или у тебя перегорят мозги — разница невелика. Так и так не будет больше тебя на свете. — Ульс вытащил из кармана инъектор и повертел его перед мокрым от слез лицом ширакеша. — Вот оно, спасение. Я тебя запру в каюте, дам тележку, ширяйся хоть неделю. Только сначала дай мне брезец на остальную твою компанию. Ну?

Черты Хиска страшно исказились. Похоже, боль нарастала с новой силой.

— Ты… ничем не-лучше… — прохрипел он корчась.

— Что-что? — не разобрал Ульс.

— Такой же, как мы, — превозмогая муку, проговорил ширакеш, потом перекатился на живот, скрючился, как зародыш, и умолк.

— Через пять минут будет поздно! — крикнул Ульс. — Говори! Говори — и я тебя откачаю!

Хиск захрипел. Вдруг хрип его оборвался, и мышцы напряглись до предела. Начиналась каталептическая фаза, после которой могла следовать лишь агония.

Ульс нагнулся, прижал сопло инъектора к сонной артерии умирающего и дал полную дозу. Чуть погодя тело колониста обмякло, он испустил долгий вздох и блаженно растянулся на полу.

Разведчик освободил его скрученные руки, расстегнув пряжки манжет, перевернул Хиска на спину и вложил ему в ладонь инъектор. Ширакеш стиснул пальцы на рукояти мертвой хваткой.

— На, — сказал Ульс. — Заширяйся, хоть лопни.

Он сел в кресло и, не обращал внимания на простертого у его ног колониста, уткнулся лицом в кулаки. Его била дрожь.

Не каждому дано быть палачом.

Часть вторая БАШНЯ

НА СВОЙ СТРАХ И РИСК

Казалось, он висит в сплошной тьме.

Лишь бег цифр на шкале квантового лота показывал, что разъездная шлюпка с бешеной скоростью летит к ночному материку.

Никогда еще, наверно, подготовка к разведывательному рейду не занимала так мало времени. Ульс перетащил в кают-компанию одурманенных до бесчувствия Хиска и Тода, оставил им ящик с аварийными пайками и наглухо заблокировал дверь снаружи. Через несколько минут он уже сидел в капитанской шлюпке и, пройдя шлюзование, устремился к запретной планете.

С этого момента Ульс считался вне закона, как грубо нарушивший карантинные предписания.

Впервые вступал он в такой серьезный конфликт с законностью, которую дотоле всячески охранял по долгу службы, и это его даже позабавило. Хотя положение его было далеко не шуточным.

Он шел в рейд на свой страх и риск, шлюпка не имела специального разведывательного оборудования. Ему предстояло работать в одиночку, без прикрытия, без тщательной рекогносцировки и получения вводных, без камуфляжа, связи, биозащиты. Ему не приходилось рассчитывать ни на какую помощь извне. Он не имел при себе ни пневматического оружия с усыпляющими ампулами, ни газовых гранат, сеющих панику среди любого, самого доблестного воинства. Он не был подробно ознакомлен с обычаями населения и общественной структурой, не был снабжен соответствующими биографией, одеждой, гримом, денежными знаками.

В разведслужбе победителей тоже судят, поэтому по возвращении его ждало суровое наказание. Он не предполагал, какое именно, да и не так уж эта перспектива его волновала. Худшей кары, чем дисквалификация, для него изобрести не могли.

Теперь, летя в крошечной шлюпке навстречу неизвестности, он понял, что давно мечтал именно о таком рейде.

Где вся надежда лишь на себя самого. Где сразу видно, чего ты стоишь. Именно ты. Ты сам.

Командир Ивз назвал бы это ребячеством, врач — преступным эгоцентризмом. Но оглядываться на чье-нибудь мнение Ульс не желал. Человек, привыкший рисковать, редко задумывается об отдаленном будущем. Потому что это будущее может не наступить вовсе.

Пока что его занимало одно: как разыскать человека по кличке Зет и раскрыть его агентуру. Проследить пути, по которым идет обмен людьми, сведениями, грузами.

Отвести угрозу всегалактического конфликта. Любой ценой не допустить колонистов в космос.

Первый раунд остался за Ульсом — он перехватил груз горючего. Но требовалось еще найти и пресечь нити, связывавшие колонию с… С кем? Как вообще могла зародиться в космопортах измена? Вот уж загадка из загадок.

Рейд предстоял совершенно небывалый. Обычно, идя на очередную карантинную планету, Ульс знал всю подноготную ее обитателей, а те о его присутствии даже не подозревали. Они вообще наивно полагали себя центром мироздания, не задумываясь, есть ли еще где-либо жизнь, отличающаяся от их собственной. А заметив промелькнувший меж облаков серебристый диск разведбота, они считали его обманом зрения или плодом фантазии. В их среду Ульс внедрялся с легкостью. Какую бы роль ему ни приходилось играть — нищего, слуги или вельможи, — он постоянно чувствовал свое неизмеримое превосходство над окружающими. Ибо те не ведали, кто он есть на самом деле. Ибо за его спиной стояла вся разведслужба.

Теперь ситуация диаметрально изменилась. Ульс вступал в борьбу с огромной, строго засекреченной и профессионально отлаженной машиной, которая действовала, судя по всему, не хуже разведки. Да, если дело зашло так далеко, значит, агентурная сеть колонистов необычайно могущественна и разветвлена, а Хиск полностью убежден, что при столкновении разведки с его хозяином Зетом несдобровать именно разведке. Уж наверняка эта убежденность хоть на чем-то да основана.

Ульс поймал себя на каком-то новом, неведомом прежде ощущении. Как будто случайно наглотался газа, которым начинены гранаты заградительных групп. Только раз в десять слабее.

Неужто это страх, подумал он. Я испугался? Чепуха.

Задрипанное селение на дикой планете, что там может встретиться серьезного… Будто не бывал я в переделках…

Но тягостное ощущение никак не проходило.

Вот что такое страх. Это когда ты чувствуешь, что есть нечто неведомое, перед чем ты бессилен. Или можешь оказаться таковым. Н-да, знал бы старина Ивз, что начисто лишенный страха Ульс дрогнул-таки, ввязавшись в настоящее дело. Потому что как ни крути, а все предыдущие рейды не шли ни в какое сравнение с этим.

Да, Ивз, я впервые почувствовал страх. Но назад не поверну. Никогда еще ойкумена не зависела в такой степени от одного-единственного разведчика и результатов его рейда. Можешь корить Меня, командир, за то, что я пошел в одиночку. Ты усмотришь в этом лишнее подтверждение моего плачевного диагноза. Но не могу же я вернуться в Космопорт! Я не знаю, как далеко зашла измена. Здесь, по крайней мере, ясно, откуда ждать удара и где искать врага.

Ты возразишь, что я мог бы со спокойной душой отправиться в Космопорт-3, к тебе, но у нас свои счеты. К тому же ты там распутываешь это дело с другого конца.

Встретимся посередке, Ивз, и честно разделим славу. А, тебе не по вкусу это слово? Ты считаешь его ключом ко всему, что сейчас происходит? Это и так, и не так. Не могу сказать, что я безразличен к славе. Но и без нее обойдусь. Я просто хочу добраться до загадочного Зета, а потом прочитать и весь букварь, сзаду наперед. Посмотрим, кто это наводит такой страх и каковы у него самого запасы личной храбрости. И если совсем начистоту, я ненавижу этого Зета, как никого прежде, потому что именно он заставил меня впервые пережить испуг.

Между тем шлюпка вошла в нижний слой пепельных ночных облаков. Ульс остановил ее полет, зависнув над самым центром поселения.

В инфравизоре, которым, по счастью, было оснащено суденышко, разведчик видел густую светящуюся сыпь. Он прибавил кратность увеличения. Точки превратились в расплывчатые, неправильной формы пятнышки. Так выглядели в инфракрасном спектре жилища, согретые дыханием спящих обитателей. Посреди селения различался отчетливый, ровно и сильно светящийся круг. Отлетев немного в сторону, разведчик обнаружил, что светящийся предмет имеет цилиндрическую форму. Прикинув высоту и диаметр строения, Ульс невольно присвистнул.

Больше до рассвета делать нечего. Разве что отдыхать.

Разведчик направил шлюпку в сторону сельвы. Вскоре внизу показались еле различимые на экране контуры могучих крон. Ульс сбавил ход, снизился и вплыл в хвойную тьму одного из гигантских деревьев. Шлюпка оказалась укрыта ветвями со всех сторон. Выдвинув манипулятор, Ульс обхватил им ствол дерева и таким образом надежно встал на якорь. Затем разложил оба кресла и, вольготно разлегшись на них, уснул.

Можно было поспать не менее двух часов. Однако не прошло и полутора, как он проснулся, будто его толкнули.

Уже заметно светало. Над прозрачным колпаком кабины нависали густые колючие сучья. Раздвинув их, на лежащего Ульса взирали два лица. Хотя было бы не совсем точным назвать лицами два клубка спутанных волос, изпод слипшихся прядей которых посверкивали вытаращенные глаза, а ниже белели крепкие длинные клыки. Заметив пробуждение Ульса, существа пришли в бешеное возбуждение. Одно из них налегло на колпак мощной курчавой грудью и стиснуло его узловатыми когтистыми лапами, словно пытаясь раздавить этот прозрачный орех вместе с его начинкой. Второе существо принялось яростно молотить по колпаку твердым белым предметом, в котором Ульс распознал обломок челюсти, похожей на человеческую. Судя по всему, волосатые существа состояли в дальнем родстве с разведчиком и надеялись свести знакомство покороче.

Не обращая внимания на суету нежданных гостей, он убрал манипулятор. Шлюпка отчалила, всплыла сквозь хлещущие ветви и повисла в рассветных небесах. В ответ существа изменили тактику. Они принялись когтями и клыками обрабатывать соединение колпака с обшивкой, вопреки очевидной тщетности подобного занятия. Увлеченность, с которой они пытались добыть себе завтрак, мешала им разглядеть, что шлюпка забралась на такую высоту, откуда падать небезопасно.

Настырность визитеров быстро приелась. Устремившись опять в гущу деревьев, Ульс буквально счистил страшилищ с колпака, пройдя впритирку под толстым суком. Оглянувшись, он увидел, что твари оседлали сук и в оцепенелом разочаровании провожают глазами ускользающую добычу.

Вынув из-под кресла пакет с пайком, разведчик перекусил на скорую руку и повел шлюпку обратно к селению.

Когда оно показалось за краем клубящегося зеленого простора сельвы, пришлось подняться к россыпи кучевых облаков и передвигаться в белесой мути, молниеносными рывками пересекая участки свободного пространства. Серебристая, с оранжевой флуоресцирующей полосой вдоль борта шлюпка, естественно, не годилась для разведывательных облетов. А что поделаешь. Приходилось утешаться тем, что на такой высоте она выглядела с земли юркой поблескивающей мошкой, и то если хорошо присмотреться. Зато Ульс, окутавшись кисейными космами на нижней границе облачности, мог спокойно разглядывать селение в бинокулярный рефрактор.

Всякого навидаешься в колонии. Там щедро представлены все возможные варианты цивилизаций — от технократических до буколических. Больше всего там, однако, варварства, которое назвать цивилизацией не повернется язык. Но то, что открылось в поле зрения бинокуляра, не имело себе равных и потрясло своим убожеством даже видавшего виды разведчика. Жилищами по большей части служили шалаши из полусгнивших веток. Но их не хватало, и большинство людей в этот ранний час спало просто под открытым небом, на голой земле, Поворачивая объективы и орудуя трансфокатором, Ульс исследовал населенное пространство и всюду находил одно и то же.

Полмиллиона нищих бродяг лежали вповалку, приткнувшись друг к другу боками. И хотя благодатный климат позволял им круглый год не опасаться простуды, зрелище от этого не становилось менее жутким.

А в центре невероятной картины находилось огромное каменное здание, которое ночью на экране инфравизора выглядело раскаленным кружком. Даже с высоты птичьего полета поражали колоссальные размеры постройки.

Сложенная из нетесаных камней, Башня увенчивалась коническим бревенчатым колпаком. Внизу ее окольцовывала деревянная пристройка со множеством узких бойниц и большими двустворчатыми воротами, от которых тянулась мощенная камнем широкая и прямая дорога. Она шла по радиусу через все поселение в сторону гор и примерно посредине раздваивалась. Пространство вокруг дороги и за развилкой было необитаемым и являло собой зловещий контраст с остальной, густонаселенной частью поселения.

Правая дорога вела к внушительной каменной стене, ограждавшей обширный прямоугольный участок. Там за оградой густо росли высаженные рядами деревья, пестрели аккуратные заплатки города, к стене изнутри примыкало несколько амбаров. Половину участка занимал цветущий луг, и на нем паслось стадо крупных четвероногих.

Левая дорога заканчивалась у подошвы скальной гряды, ныряя в жерло тоннеля. Куда вел тоннель, оставалось непонятным: дальше, за скалами, вздымались крутые горные уступы, переходившие в застланное тучами плоскогорье. Кое-где в просветах меж облаков сияли снеговые шапки, питавшие реку, которая спускалась по долине.

Среди сельвы и вблизи поселения она разливалась широким полукольцом, встретив плотину в виде булыжной насыпи, обмазанной глиной.

Обозрев ландшафт, Ульс опять принялся разглядывать лишенную окон и вообще следов обитания громаду Башни. Он прикидывал, исходя из величины и пропорций, какого типа звездолет мог находиться внутри. Потому что не оставалось никаких сомнений в том, что Башня — это ссыльный корабль, заложенный камнями. Видимо, эта постройка, призванная уберечь обшивку от атмосферных воздействии, поглотила весь запас стеклоцемента, которым наряду со строительными и земледельческими орудиями снабжались приговоренные к вечному изгнанию.

Разведчик подивился сверхъестественной нищете, которую влачили обитатели поселения, и той ревностности, с коей они, судя по всему, берегли свой бесполезный звездолет. Одно оставалось неясным: судя по показаниям инфравизора, корабль вовсе не бездействует. Мощное тепловое излучение доказывало, что внутри корабля работает реактор средней величины — скорее всего, это реактор системы жизнеобеспечения. Но поселение существовало около сорока тысяч гал, согласно справке в атласе. За это время, к которому следовало приплюсовать немалый срок полета, реактор должен был исчерпать любые мыслимые запасы Ттитания. Что-то тут не вяжется.

Солнце поднялось довольно высоко, когда спящие начали пробуждаться. Заинтересованный Ульс довел увеличение рефрактора до максимума, так, что мог теперь различить даже пальцы на руках у поселенцев. Проснувшиеся собрались вокруг врытых в землю невдалеке от Башни многочисленных бочек и чанов, заполненных густой зеленой массой. Они зачерпывали ее пригоршнями и отправляли в рот. Насытившись, они брели прочь, их место занимали другие.

Ульс длинно присвистнул от изумления. Он знал, что кое-где в колонии поселенцы до сих пор выращивают микроскопическую водоросль аминореллу. Неприхотливая, размножающаяся с чудодейственной быстротой, ора служила полноценным пищевым продуктом на кораблях того времени. Но чтобы колонисты питались исключительно ею, да еще в сыром виде, — это превосходило всяческие понятия об оскудении и деградации.

Не успели обитатели равнины закончить свою малопривлекательную трапезу, как ворота деревянного здания у подножия Башни распахнулись. Четыре отряда людей в черных балахонах вышли оттуда, неся на плечах сверкающие лопаты. Их появление вызвало среди толпы панику.

Забыв об аминорелле, поселенцы бросились кто куда, но черные балахоны рассыпались цепью и, врезавшись в мятущееся человеческое стадо, стали хватать людей направо и налево. Каждый отряд набрал десятка два пленных, и на том ловля закончилась. Несколько зарубленных лопатами человек остались лежать на земле. Уцелевшие сразу успокоились и вернулись к своему завтраку.

Один из отрядов, захвативший кучку детей, вернулся в круглый деревянный барак, после чего ворота захлопнулись. Другие два отряда, ловившие только мужчин, повели своих пленников по мощенной камнем дороге. Последний отряд, чья добыча оказалась разношерстной, направился к водохранилищу.

На развилке одна колонна свернула вправо, другая влево. Те, кого вели к обнесенному оградой участку, шли спокойно. Однако пленные, которых направили к тоннелю, все, как один, понурились и замедлили шаг, так что страже пришлось подгонять их тычками лопат. Вдруг один из ведомых попытался прорвать цепь черных балахонов. Он сбил с ног ближайшего конвоира, метнулся в сторону от дороги, но его мигом настигли и раскроили лопатой череп. Остальные нехотя шагали, пока не скрылись в темном тоннельном жерле. Охрана не последовала за ними, а оцепила вход, взяв свое оружие наперевес.

Между тем утренний ветерок все крепчал и отгонял облака в сторону болота. Небо над поселением расчищалось, и Ульс вынужденно ретировался.

Напоследок он успел только заметить, как четвертая группа пленников, впряженных в повозку с цистерной, под присмотром черной стражи привозит воду из реки и доливает ею бочки с аминореллой.

ПЛЯЖ ПОСЕЛЕНЦЕВ

Удаляясь в последнем, подгоняемом, ветром облачке, Ульс подумал, что если системы замурованного в Башне корабля исправны, то носовые локаторы давным-давно засекли и грузам на орбите, и шлюпку. Тогда прятанье в облаках становится столь же бессмысленным, сколь и подозрительным.

Ульс боролся с искушением отдаться во власть импровизации. А именно: приземлиться у ворот Башни, выйти наружу прямо в комбинезоне и приказать обомлевшей страже провести его к Зету. Если бы знать, что Зет находится именно здесь. Если бы знать, кличка это, титул или еще что-нибудь в этом духе. Если бы…

Все же он не решался на такую лобовую вылазку. Уж конечно, те, кто планировал похищение горючего, договорились и об условных сигналах, и о паролях, да и не исключено, что все участники знают друг друга в лицо. Не стоило очертя голову лезть прямо в их логово.

Над болотом, едва Башня скрылась из виду, разведчик, покинув облако, по дуге вне прямой видимости с равнины полетел к верховью реки. Там он снизился до самой воды и под прикрытием высоких берегов устремился обратно к поселению. Как только позволила глубина речного ложа, Ульс направил шлюпку в воду; быстрые горные струи сомкнулись над ней.

Он плыл в зеленоватой, пронизанной солнечными бликами толще над каменистым дном. Глубина постепенно увеличивалась. Когда она достигла примерно пятидесяти локтей, прямо по курсу замаячила отлогая плотина.

Тогда Ульс пошел малым ходом против течения, поднявшись почти к самой поверхности и выставив наружу лишь перископ — кончик гибкого стального щупальца со световодом внутри.

Приникнув к окуляру, он видел песчаный берег, дюны, поросшие раскидистым кустарником. На песке прямо-таки кишели поселенцы. Видимо, купание для них было любимым, если не единственным развлечением.

Одежда их представляла собой ромб из грубой ткани, имевший посредине дыру, в которую просовывалась голова. Задний угол ромба, удлиненный, пропускали между ног и обматывали вокруг талии, заодно прихватывая остальные три свисающих угла. Ни белья, ни обуви, никаких иных излишеств. Впрочем, и без своего на диво простого одеяния поселенцы чувствовали себя превосходно.

Сбросив грязные ромбы на песок, нимало не придавая значения своей и чужой наготе, мужчины и женщины дружно неслись к реке, чтобы плескаться до изнеможения, до озноба. Те, кто вылез из воды, искали свободное местечко, ложились и грелись на солнышке. Тут же разыгрывались нехитрые сцены, ведущие к продолжению рода, чересчур поспешные со стороны представителей одного пола и в основном равнодушные — другого. Это не привлекало ровным счетом ничьего внимания, включая детей от мала до велика, сновавших по пляжу и время от времени получавших пинки и подзатыльники от потревоженных ими взрослых. Ни семейственность, ни чадолюбие не процветали в этом заброшенном полудиком мирке.

Одно поразило разведчика, привыкшего к любым проявлениям человеческого убожества: обилие калек. Многие поселенцы, невзирая на высокую питательность аминореллы, носили на себе печать крайней дистрофии. Среди толпы наблюдалось немалое количество уродов и уродцев всех мастей, с чрезмерно раздутыми головами, идиотическими лицами, атрофированными либо искривленными конечностями. Людей преклонного возраста не попадалось вовсе: очевидно, средняя продолжительность жизни находится на очень низком уровне. Тем не менее чуть ли не каждый третий в толпе был абсолютно лыс. И редко у кого из мужчин волосы не перемежались беспорядочными мелкими плешинами. Именно у мужчин, потому что женщин облысение не затрагивало вовсе. Кроме того, у многих на руках виднелись вздутые багровые рубцы и язвы. И наконец, большинство увечных страдало вдобавок полной слепотой. Предоставленные самим себе, слепцы ощупью, на четвереньках пробирались к реке, окунались прямо в одежде и спешили прочь, подальше от ног толпы.

Ульс оторвался от окуляра. У него саднило сердце. Он и не подозревал, что способен на такое сострадание. Среди своих оно просто не имело пищи. На заданиях оно держалось под спудом по вполне понятным причинам. Теперь он наконец узнал, что есть сострадание. Это душераздирающее желание помочь, когда помогать нечем.

Вот уже двум неведомым дотоле чувствам научила его планета К-103.

Но ум его работал, несмотря ни на что, трезво и профессионально.

Многочисленность и специфика уродств ясно свидетельствовали о том, что подавляющее большинство мужского населения соприкасается с довольно высокой радиацией. Однако на всем протяжении облета дозиметр шлюпки еле-еле, как обычно, потрескивал, а его стрелка отмечала нормальный планетный фон.

«Восьмерка», эх «восьмерка», подумал разведчик. Головы бы намылить хорошенько всей восьмой бригаде за такую липовую работу…

И тут из памяти выплыло такое, от чего Ульса бросило в дрожь.

Шестьсот гал назад, незадолго до ничем не обоснованного добровольного перехода в диспетчерскую службу Космопорта-1, восьмой бригадой командовал Старик.

Неумолимая цепь фактов разом высветилась перед Ульсом.

«Восьмерка» — превентивный осмотр — заключение о бесперспективности постоянного контроля — уход в диспетчеры-отправка груза с горючим — подтверждение ложной заявки на контейнеры.

Старик?!

Не может быть. Почему это не может? А колонисты с ножами в рубке управления — может?!

Если это Старик… Его завербовали? Чушь. Он сам колонист? Бред. Сотрудничает с ними по доброй воле? Уму непостижимо.

Если это действительно Старик, дело худо. Возможности главного диспетчера первого Космопорта неограниченны. Он — царь и бог. К тому же ветеран разведки. А во всем этом деле ощутима железная и опытная рука.

Старик-это Зет?!

Главный диспетчер олицетворяет фактическую власть, ничуть не меньшую той, что сосредоточена в руках Галактической Лиги.

Допустим, Старик-предатель. Скрепя сердце, усмирив эмоции, наплевав на здравый смысл и держась одной лишь формальной логики — допустим.

Все сводится к Старику и замыкается на нем. Все — то есть хлипкие косвенные улики, ниточка умозаключений, а их легко можно направить и по другому пути. Прямых доказательств нет.

Будем их искать. Холодно, деловито, без суеты и истерик, будем искать. Без малейшей предвзятости. Не признаваясь самому себе, что все бы на свете отдал, лишь бы Старик оказался ни при чем. Друг отца. Свет в окошке. С детства. И все годы в разведке.

Будем продолжать рейд.

Главное, в чем убедился Ульс при осмотре пляжа, было полное равнодушие к праву собственности. Облачение свое поселенцы сбрасывали где попало, а искупавшись и вволю позагорав, брали первое попавшееся, напяливали на себя и лениво брели восвояси.

Вот где пригодились длинные волосы и борода, с которыми Ульс не расстался наперекор судьбе. Он ничем не отличался от купавшихся колонистов. Во всяком случае, от тех, кто не страдал дистрофией и выпадением волос.

Ульс повел шлюпку вверх по руслу, пока глубина не уменьшилась примерно до двадцати пяти локтей. Для опытного ньфяльщика двадцать пять локтей — мелочь, но среди колонистов таковые вряд ли найдутся.

Опустившись на грунт, разведчик выставил оба манипулятора и всадил их в дно, чтобы шлюпку не снесло течением. Затем разделся догола и, открыв узкую поперечную крышку за сиденьями, лег в тесный кормовой шлюз.

Крошечный баллон с аварийным дыхательным ресурсом лежал в кармашке на стенке шлюза. Ульс вынул его, прикусил клапан загубника и убедился в том, что баллон заряжен. Потом включил автоматику шлюзования. Крышка над ним захлопнулась, и тесная камера стала быстро наполняться забортной водой. Кожу обжег холод. Сделав несколько глубоких вдохов, Ульс засунул баллон обратно в кармашек, протиснулся в распахнувшийся выход из шлюза и устремился к поверхности.

Он показался над водой не сразу-вначале несколько раз он делал вдох, выставив наружу лишь нос и губы, тут же нырял и скрытно плыл к берегу. Наконец он оказался среди барахтающихся и резвящихся на мелководье поселенцев. Волосы, борода и смуглая от природы кожа делали Ульса неотличимым от них. Появление в воде еще одного купальщика осталось незамеченным.

Стоя по пояс в воде, разведчик окинул взглядом берег.

У самой кромки лежал небольшой валун. Оглянувшись, Ульс заметил на противоположном обрывистом берегу узкую светлую полосу оползня. Отлично. Оползень и валун послужат ориентирами при возвращении.

И тут ему как будто воткнули раскаленный стержень в левое колено. Едва не рухнув в реку, разведчик сумел-таки доковылять до суши.

Он сел на валун и осмотрел ногу. Немного ниже коленной чашечки к коже присосалась желтая пиявка с мизинец величиной. Ульс раздавил ее двумя пальцами, обильно брызнула кровь. Даже мертвая, пиявка не разжимала кольцо присоски. Морщась, разведчик оторвал ее от кожи и швырнул на песок. Маленькая припухлая ранка нестерпимо горела.

Не хватало еще, чтобы тварь оказалась ядовитой. Тогда всему конец. Вот что значит идти в рейд одному, да еще наобум.

А впрочем, невесело рассудил он, полдела сделано, контейнеры по назначению не попадут. Рано или поздно разведка засечет грузач на орбите К-103, и определить получателя груза не составит труда. Вот только смерть чересчур уж нелепая. Глупая. Да разве она бывает иной…

УРКИ И ЛОХИ

Как бы там ни было, а рассиживаться на валуне смысла нет.

Прихрамывая, Ульс направился в сторону кустов.

Эта часть пляжа оказалась малолюдней той, которую разведчик обследовал в перископ. Здесь загорали и купались одни только мужчины. Сброшенные ими одеяния в беспорядке валялись там и сям.

Приметив один ромб почище, прижатый к песку камешком, Ульс поднял его и накинул на себя.

— Эй! — послышалось сзади.

Разведчик невозмутимо, как заправский поселенец, обмотал косицу вокруг пояса.

— Эй, ты! Я с тобой разговариваю, кажется? Ты зачем взял баху Рябого?

Дорогу Ульсу загородил плечистый чернобородый мужчина. Вместо правой руки у него торчала культя. Очевидно, врожденное увечье.

— А ну, стой! Ты откуда тут взялся?

Разведчик понял, что влип в историю. Мирно загоравшие колонисты повскакивали с песка, и вокруг Ульса образовалось возбужденное человеческое кольцо.

— Что такое?

— Лох!

— Кто, вот этот?

— Ну да. Он украл баху Рябого!

— Рябой! Эй, Рябой! Тут какой-то лох позарился на твое тряпье!

Мокрый владелец одеяния уже спешил из реки на зов приятелей.

— Это что ж такое?! — грозно спросил он, оказавшись в центре круга, лицом к лицу с огорошенным Ульсом.

Богатырского телосложения, чуть не на две головы выше разведчика, Рябой надвигался на похитителя, сжав кулаки.

Эх, с тоской подумал Ульс, если б не нога, я запросто раскидал бы всю эту ораву:..

— Об чем базар? — спросил он вслух, непринужденно снимая спорную одежду и протягивая ее исконному владельцу. — Обмишурился, подумаешь… Чего ты так разлетелся, кореш?

Компания возбужденно загомонила.

— Лох. Точно лох!

— Лох и есть, по разговору слыхать!

— Мало мы их учили…

— Рябой, и ты стерпишь?!

Невозмутимо Рябой взял свою баху и кинул через плечо на песок.

— Обмишурился, говоришь, лох несчастный? — участливо поинтересовался он. — А то, что она камешком была прижата, тебе ни о чем не говорит? На слепого ты что-то не похож пока.

— Да что тут разговоры разговаривать! — вскричал чернявый с обрубком вместо руки. — А ну-ка, урки, всыплем ему, чтоб знал!

Колонисты готовы были броситься на Ульса, но Рябой предотвратил свалку одним жестом.

— Погодите. Я сам с ним разберусь. Правильно, Атаман?

— Правильно, — отозвался человек с пышной рыжей бородой. — Остальные не вмешивайтесь.

Круг раздался. Все предвкушали веселое зрелище.

— Убить я тебя не убью, — посулил Рябой. — Но маленько проучу. Чтоб знал, как соваться к уркам.

— Чего церемонишься? — зароптали вокруг. — Задай ему трепку! Бей!

Рябой размахнулся, и его кулак черкнул по воздуху в том месте, где только что находилось лицо разведчика.

Потеряв равновесие, нападавший еле удержался на ногах.

Он развернулся и снова пошел на Ульса.

— Ого! — насмешливо сказал Атаман. — Еще неизвестно, кто кому задаст. А, Рябой?

Верзила пришел в неописуемый гнев: — Ах ты!.. Ну, получай!

На сей раз Ульсу едва удалось увернуться. Укушенная пиявкой нога страшно болела и плохо сгибалась в колене.

Однако разведчик сумел проскользнуть под локтем Рябого и вновь оказаться у него в тылу. А тот, вложив в удар всю массу могучего тела и всю ярость, попал кулаком в пустоту и кубарем покатился на песок.

— Ну и ну!

— Вот так лох!

— Молодец, клянусь Черной Смертью!

— В жизни не видывал такого вьюна…

Обвалявшийся в песке Рябой шел на противника расставив руки.

— Чтоб меня съели! — орал он. — Чтоб я попал в дыру! Я его придушу! Я ему все кости переломаю!

Однако в его голосе не чувствовалось прежней самоуверенности. Скорее, он подбадривал сам себя грозными воплями.

Ульс понимал, что высадка срывается окончательно.

Если бы не нога, он с легкостью прорвал бы кольцо колонистов, добежал бы до реки, а там поминай как звали. Но с позором вернуться в шлюпку он не хотел, даже если бы мог.

Рябой попытался обхватить разведчика здоровенными ручищами. Стиснув зубы и охнув от боли в ноге, Ульс провел бросок через плечо. Он постарался тушировать противника мягко, словно они боролись в тренировочном зале, и, не разжимая захвата, буквально распял тяжелое тело Рябого на песке. Потом выпустил его и разогнулся.

— Достаточно? — спросил он. — Или прикажете повторить?

— Лопни мои глаза! — рявкнул Рябой и с неожиданной ловкостью, едва поднявшись на четвереньки, прыгнул. Он хотел схватить своего верткого врага за ноги, но снова неудачно. Глубоко пропахав по инерции песок, он встал и обалдело помотал головой.

— Ну и ловкач, — пробормотал он. — Клянусь милостивым дьяволом! В жизнь бы не поверил.

— Кто ещё желает попробовать свои силы? — предложил Ульс, добродушно улыбаясь.

Он шел ва-банк. Сейчас они навалятся всей кучей и разорвут его на куски либо…

— Не сметь! — прогремел голос Атамана. — Кто его тронет, ответит головой!

Готовые броситься на чужака урки замерли.

— Атаман! — после паузы, вызванной всеобщим замешательством, произнес чернобородый калека. — Неужто этот лох уйдет безнаказанным?!

— Он как будто не собирается уходить, — ответил Атаман и обратился к непринужденно стоявшему в окружении врагов Ульсу: — Отвечай, кто ты? Лох?

— Так ли важно, кто я? Я пришел к вам. Если можете принять к себе — примите. Если нет — отпустите с миром. Я никому из вас не причинил вреда.

— Что скажете, ватага? — обратился Атаман к присутствующим. — Он смел и ловок Он хочет быть с нами. Что ему ответить?

Лица урок постепенно расплывались в улыбках, обнажавших щербатые, скошенные впереди зубы — следствие исключительно жидкого питания.

— Да! — крикнул кто-то.

— Парень подходящий, — буркнул другой.

— Чего там, достоин…

— А твое мнение, Рябой? Вы с ним, кажется, не поладили? — спросил Атаман.

Рябой перестал стряхивать песок с плеч и приблизился к Ульсу.

— Ты меня вроде как опозорил, — начал он. — Но ты единственный, кто смог меня побороть. Единственный! Не думал, что встречу такого человека. Но раз уж встретил… — Он протянул разведчику руку: — Держи! Я не таю зла.

И он от души пожал ладонь своего победителя.

— Очень хорошо, Рябой, — одобрил Атаман. — Настоящие урки не затевают между собою ссор. А он с этой минуты наш. Как тебя зовут?

— Зовите меня Ул.

— Преклони колено, Ул, и повторяй за мной, — приказал глава ватаги. — Клянусь ненавидеть Башню. Клянусь выручать своих. Клянусь повиноваться вожаку. Клянусь чтить милостивого дьявола.

Не без труда припав на здоровое колено, разведчик послушно повторил.

— Отныне ты посвящен в Подземные Братья, — произнес Атаман, дотрагиваясь двумя пальцами до плеча коленопреклоненного неофита. — Так называется наша ватага. Отныне и до смерти твоя жизнь вручена нам, а наша — тебе. Встань, брат Ул.

Посвященный в урки повиновался, но едва он перенес тяжесть тела на левую ногу, в глазах помутилось от боли и земля ушла куда-то косо вбок.

Очнувшись от короткого обморока, он увидел, что Рябой бережно поддерживает его голову, а Атаман разглядывает укушенное колено.

— Что, желтая пиявка? — спросил тот.

— Она самая, — подтвердил Ульс.

— Жаль. — Атаман слегка нахмурился. — Ну да ничего. Может, и выживешь. Рябой!

— Слушаю, Атаман.

— Раздобудь-ка ему баху. Желательно почище. Думаю, он вправе рассчитывать на твою любезность.

— Ага. Я мигом! — И силач со всех ног понесся туда, где беззаботно плескались лохи.

— Лежи тут, отдыхай. — И Атаман удалился.

Пытаясь отвлечься от жгучей боли в ноге, Ульс размышлял о том, сколь неисповедимы пути человеческой речи. Блатные жаргоны изобретались для того, чтобы можно было выделиться из общей массы, безошибочно узнавать своих. А в колонии, где все говорят на жаргоне, блатной феней нередко становится литературный язык…

Поистине забавно.

Вернулся Рябой с выстиранным на скорую руку одеянием.

— Сейчас просохнет, и можешь надевать, — заговорил он, расстилая ткань на горячем песке. — Там земляные кусаки были, но я вытряс всех до единой. Так что надевай смело. Как нога — очень болит?

— Очень.

— Ничего, брат. Не горюй. Я своими глазами видел одного, который выжил, — утешил его Рябой. — А ты парень крепкий. Слушай, кто тебя научил так драться?

— Никто. — Ульс безучастно смотрел в небо. — Само получается.

— Ишь ты!.. — восхитился детина. — Хорошо, что ты к нам попал. Наша ватага — не чета прочим. Вот пойдем обедать — сам увидишь. Тебе такие чудеса и не снились. Дойдешь? Тут недалеко.

— Дойду.

— Не дойдешь — так дотащу. Ей же, дьявол, ты настоящий урка. Хочешь — пожмем руку на брата?

— А как это?

— Верно, где тебе знать. Это делается так. — Рябой охватил пятерней ладонь разведчика и сплел свой и его большие пальцы. — Теперь надо сказать: «Рябой мне брат».

— Рябой мне брат.

— Ул мне брат. — И силач в восторге стиснул руку названого брата, да так, что тот едва удержал вскрик.

— Тебе лежать удобно? — спросил Рябой участливо.

— Спасибо, вполне.

— Я пойду окунусь, ладно?

— Конечно, иди.

Ульс остался в одиночестве.

Со стороны могло показаться, что он безмятежно греется на солнцепеке, но на самом деле он чутко следил за тем, что делается вокруг. Техникой чтения по губам разведчик владел в совершенстве, и ему не составило ни малейшего труда разобрать, о чем беседуют в тени куста Атаман и чернобородый человек с культей, уединившиеся на расстоянии не меньше пятидесяти локтей от Ульса.

— Поговорим о новичке? — склонившись над плечом Атамана и пристально глядя в сторону Ульса, спросил чернобородый.

— Охотно, — не оборачиваясь ответил тот.

— Неужели ты действительно принял его в ватагу? Неужто мы допустим его в убежище?

— Разумеется. Я сказал при всех, что отныне этот человек — наш. Разве ты глухой, Культяпа?

— И он узнает все наши тайны и планы?

— Иначе и быть не может. К чему эти лишние вопросы?

— К тому, Атаман, что не похож он на лоха. Голову готов прозакладывать, что он не лох. У него на руках ни пятнышка. Волосы целые. Зубы ровные. Надо бы еще посмотреть, есть ли зарубка на ухе…

— Это ничего не значит. Ты же видел, он увертлив, как земляная кусака.

— Ну, как знаешь. Ты Атаман, не я. Но предупреждаю: берегись его. Он не тот, за кого себя выдает. Нутром чую.

Атаман усмехнулся: — А он вовсе не говорил ведь, что он лох. Просто сказал, что желает быть с нами.

— Тогда он штемп! Понимаешь? Подосланный штемп!

— И не штемп он вовсе, — ровным голосом возразил Атаман. — У него слишком умные глаза.

— Так ты думаешь, он из самой Башни? Сбежал, соскучившись по зеленке да Черной Смерти?

— Ну нет. Я не столь наивен. Тебе мешает подозрительность, Культяпа. А все очень просто. Он не урка, не лох, не штемп и не Хранитель. И не оронг, естественно.

— Так тогда кто же он?!

— Не шуми, Культяпа. Поразмысли. Вспомни Святое Предание.

— Атаман, ты сошел с ума. Все наши предания — бабьи бредни и болтовня от первого до последнего слова.

— Ты забываешься, Культяпа.

— Прости, Атаман. Я не хотел тебя задеть. Вгорячах вырвалось.

— То-то. Этот человек пришел не из Башни. Он вынырнул из реки. А ведь сказано было, что посланец придет нагим и чистым, как младенец. Дозорные хорошо смотрели по сторонам. Ни справа, ни слева, ни сзади он не мог появиться. В воде плескались три и еще три человека из ватаги. Потом вынырнул еще один — этот.

— Я верю тебе, Атаман. Ты мудр, ты владеешь счетом. Но я не верю ни в Посланца, ни тем более в то, что этот человек — Посланец.

— Зря. Он уже явил чудо нечеловеческой ловкости. Предание гласит, что Посланец с виду неказист, но на деле он сильнее самого сильного. Он взял баху самого могучего урки во всей ватаге. Ибо его руку направляет промысл милостивого дьявола. Горе тем, кто отринет Посланца, Культяпа! Горе! Ибо таких постигнет та же участь, которую милостивый дьявол уготовил Башне. Близок час!

— Неужто ты и впрямь во все это веришь, Атаман?

— Да. Башня падет на наших глазах. И совершит это человек, которого я сегодня рукоположил в урки. Сбываются древние пророчества.

— Допустим. Но когда падет Башня, кто защитит нас всех от оронгов? Тоже он?

— Кому под силу одолеть Башню, тот превозможет все. Истинно говорю тебе, Культяпа, час искупления грядет.

— Для начала пусть этот человек превозможет желтую пиявку, — злорадно сказал увечный.

— Эх, невера. Не трудно ли тебе ни во что не верить, Культяпа? Зачем и жить, если не верить? Хлебать зеленку да бегать от штемпов? Послушай. Разве сказано, что Посланец неуязвим? Он такой же человек из мяса, костей и страха, как любой другой. Пиявка — глупая тварь, где уж ей распознать Посланца. Но он выживет, ибо милостивый дьявол его спасет.

— А если не выживет?

— Увидим, — Ладно, Атаман, будь по-твоему. Пока он беспомощен, пускай живет у нас в убежище. Но если впрямь свершится чудо и он не умрет — смотри в оба.

— Я не так прост. Придет время, и я спрошу начистоту, кто направил его сюда — милостивый дьявол или Хранители.

— Ясное дело, он попробует прикинуться Посланцем. Жить всем охота.

— Но тогда пускай он явит нам чудо. Чтобы мы доподлинно уверовали. А если он не сможет явить могущество Посланца, значит, он штемп. И тогда мы убьем его. Разговор окончен, Культяпа.

— Разговор окончен, Атаман. Ты воистину велик и мудр.

Чернобородый встал и пошел купаться.

ШТЕМПЫ И ОРОНГИ

Солнце поднималось все выше. Ватага нежилась на горячем песке.

Вдруг раздался многоголосый крик дозорных: — Штемпы!!

За кустами грозно поблескивали лопаты из нержавеющего сплава. Стража в черных балахонах окружала пляж.

Паника вспыхнула, как сухая трава. Сорвавшись с мест, перепуганные урки метались из стороны в сторону.

— Ватага, за мной! — раздался клич Атамана.

Он понесся вдоль берега в сторону сельвы, и полуголая орда в развевающихся бахах с воплями устремилась следом.

Ульс насилу поднялся с песка. При попытке ступить на укушенную ногу он едва не упал и замычал от боли.

— Садись на закорки! — велел подскочивший Рябой, ухватив с песка обе бахи, свою и Ульса.

Силач нагнулся, разведчик вцепился в его плечи и прижался к могучей спине. Придерживая нареченного брата за правое колено, Рябой побежал по рыхлому песку.

Как ни силен был недавний противник Ульса, но со своей ношей он безнадежно отставал от быстроногой ватаги. Впрочем, раскормленные стражники со своими лопатами наперевес бегали еще хуже.

Вскоре Атаман с ватагой далеко оторвались от преследователей в черных балахонах и свернули в поросшие кустарником дюны.

Задыхаясь, Рябой наддал ходу.

Ульс обернулся и увидел, что стража, преследовавшая их с чисто служебной неторопливостью, не только отстала, но и повернула назад, прельстившись более легкой добычей — лохами.

Рябой свернул на тропинку, зажатую меж крутых дюнных откосов, остановился и перевел дух.

— Уф! Кажись, обошлось, — проговорил он пыхтя.

И тут с дюны скатился, взрывая песчаные вихри, стражник в черном балахоне. Он преградил им дорогу и, наставив свое оружие в грудь Рябого, рявкнул:

— Ни с места!

Ульс выпустил плечи своего спасителя и рухнул на песок. Силач замер, точно загипнотизированный смертельным стальным блеском.

— А-а, падлы! — зарычал раскрасневшийся от бега стражник. — Удирать вздумали!

Он шагнул вперед и, крякнув, широко замахнулся.

Ульс рванулся вперед, заслоняя оцепеневшего Рябого. Оттолкнувшись здоровой ногой, разведчик прыгнул и левой рукой отвел страшный удар — черенок скользнул по его предплечью, заступ вонзился в песок. Получив крепкий тычок в горло, стражник хрюкнул и мешком повалился на тропинку.

После выпада разведчик упал неудачно, на укушенную пиявкой ногу, и зашелся от боли.

Опомнившийся Рябой схватил заступ, взбежал на гребень дюны и, пригнувшись, осмотрелся по сторонам.

— Больше никого, — заявил он спускаясь.

Морщась от рези в колене, Ульс приподнялся и сел.

— Ну и ловок же ты, — восхищенно молвил силач. — А я-то думал, конец нам обоим. Со штемпами шутки плохи…

— Со мной они еще хуже.

— Ей-ей, можно подумать, что ты — сам милостивый дьявол в человеческом обличье.

Разведчик промолчал.

Силач нагнулся над бесчувственным стражником и вытряхнул его из заскорузлого балахона. Потом взялся за лопату, примерился, сделал замах…

— Не смей!!! — крикнул разведчик.

— Да ты что? — изумился Рябой.

— Убивать не смей!

— Он же нас чуть не зарубил.

— Все равно не смей.

Стражник очнулся и, увидев над собой великана с занесенным заступом, скорчился от ужаса.

Рябой покачал всклокоченной головой.

— Ежели б ты меня не спас, я бы решил, что ты сам — штемп. Или святой. Но для святого ты слишком лихо дерешься.

— Зачем же его убивать? Он больше никому не страшен. Обратно, к своим, ему хода нет. Пускай идет к лохам, поживет в их шкуре.

— Чтоб меня съели, вот это ловко! — загоготал Рябой. — Правильно. Так бы он слишком легко отделался.

— Вот именно, — заключил Ульс.

Братья надели бахи, подобрали трофеи и углубились в дюны. Голый стражник остался лежать ни жив ни мертв.

Ульс ковылял, опираясь на лопату. Его мутило, в глазах плавали огненные точки.

— Очень худо? — соболезнующе спросил Рябой. — Потерпи, скоро дойдем.

Дюны перешли в заросшие бурьяном холмы. Слева, на расстоянии полумили, зеленой стеной стояла сельва.

Справа простиралась населенная лохами равнина и возвышалась мрачная твердыня Башни, окутанная дымкой расстояния.

Взбираясь по очередному склону, Рябой вдруг замер, дернул Ульса за руку и прислушался.

— Тихо! — шепнул он. — Ложись.

Разведчик давно уже заслышал впереди шорох множества лап и какие-то странные звуки: сопенье, чмоканье, глухое болботанье, но полагал, что это пасется стадо диких травоядных.

Ползком братья добрались до вершины холма и осторожно выглянули из густой травы.

— Так и есть! — выдохнул Рябой. — Оронги.

По ложбине пробиралась стая заросших бурой шерстью страшилищ, точь-в-точь таких же, как те, с которыми Ульс познакомился утром в сельве. По земле они передвигались на задних лапах, круто сгорбившись и свесив длинные передние конечности. Чудища несли тяжелые суковатые дубины. За отрядом самцов следовала гурьба самок и детенышей. Совсем крошечные дети сидели на спинах матерей, вцепившись всеми лапами в косматую шерсть, а те, что постарше, носились, то забегая вперед, то, напуганные огрызнувшимся самцом, улепетывали в самый арьергард. Шествие в целом оставляло впечатление строгой продуманности и дисциплины. Вместе с самками в стае насчитывалось не менее двухсот особей.

— Чуть не напоролись, — прошептал Рябой в самое ухо разведчика. — Хороши бы мы были.

Оронги миновали ложбину и, прячась в высоких травянистых зарослях, приблизились к равнине, по которой бесцельно бродили ничего не подозревающие лохи.

— До чего тупые твари, — заметил силач уже веселее. — Опять лезут. Ну, ничего, Башня им сейчас задаст…

Подкравшись к самой границе поселения, оронги разом вскочили и с диким ревом кинулись на людей. Те в ужасе заметались, давя друг друга, побежали врассыпную.

Нескольких калек, слепцов и подростков чудища прикончили на месте и, победно рыча, устремились дальше.

Под их натиском обезумевшая масса лохов очистила немалый кусок равнины. Потрясенный Ульс видел, как самки и детеныши оронгов набросились на трупы и начали жадно рвать их клыками. Самцы прекратили атаку и побрели назад; каждый из них кроме окровавленной дубины волочил по земле труп лоха.

Рябой метался по вершине холма, потрясая кулаками.

— Ну, давай! Ну!! Чего ждешь? — вопил он, обратившись лицом к далекой Башне.

Словно откликнувшись на его призыв, бревенчатая верхушка Башни начала медленно вращаться. Ульс заметил это благодаря движению темной вертикальной полосы-очевидно, распахнувшегося люка, которая выползла из-за края венчающего строение колпака и остановилась, направленная в сторону торжествующих людоедов.

И тогда из люка ударил луч.

Нестерпимо яркий, многоцветный, переливающийся, он возник над равниной. Самое поразительное было то, что он обрывался в воздухе, не достигая земли. Присмотревшись, разведчик различил внутри луча нечто вроде спиральной радуги, плавно крутившейся вокруг осевой линии. Луч постепенно удлинялся, и его срезанная оконечность повисла над головами ничего не замечающих оронгов, которые уже собрались в походный порядок и готовы были направиться с добычей обратно в сельву.

— Ну! Ну! Ну! — пританцовывал от нетерпения Рябой.

Крутящаяся радуга коснулась косматой орды. Произошло невообразимое. Медленно и неудержимо, как во сне, стая втягивалась в луч. Тела слиплись в одну массу, изгибающуюся вдоль линий многоцветной спирали. Как будто оронги возгонялись в громадном прозрачном змеевике. На равнину хлынул густой кровавый ливень.

Возмездие свершилось за несколько секунд. Луч исчез, и алая каша, в которую превратились оронги, звучно шлепнулась с высоты. Пятно имело форму «улитки вращения» — каридоиды, своим малым фокусом обращенной к Башне.

— Ну вот. Порядок, — удовлетворенно подытожил спутник Ульса.

«Зет вас мигом накрутит на винт»,— вспомнил разведчик угрозу Хиска. Вот он, винт. Дело гораздо серьезнее, чем он раньше предполагал.

— Экие дурни, эти оронги, — заметил Рябой. — Сколько их ни кроши, они опять лезут. Ну, пойдем. Совсем недалеко осталось.

Они спустились в ложбину и пошли дальше, петляя меж холмов.

Да, это тот самый винт, и управляет им грозный неведомый Зет. Ульс сразу понял, что это такое. Обыкновенный пятимерный луч, генерируемый корабельным транспером. Ведь первоначально свойства кратных измерений и использовались как мощное разрушительное оружие. А потом на учебных стрельбах по движущимся мишеням были замечены непредусмотренные эффекты, что привело к открытию внепространственных нырков.

В свое время Ульс прилежно штудировал историю далекой эры оружия и даже видел в учебном квантофильме нечто подобное тому, что сейчас произошло у него на глазах.

Непонятным остается одно: транспер жестко совмещен с осью корабля, им не прицелишься. Как видно, обитатели Башни переоборудовали облучатель для своих неотложных нужд.

Загадки множились час от часу, а путей к разгадке не было и в помине. А тут еще некстати подвернулась желтая пиявка. Ульс понимал, что исход может оказаться смертельным. Нелепость какая.

Нога посинела и распухла как полено. Вдобавок начались головные боли и невыносимая слабость.

— Держись. — Рябой отобрал у него лопату и подставил плечо. — Мы уже, почитай, дошли.

Впереди высилась гряда скал, уходившая вдаль и дугой окаймлявшая часть равнины. Ульс вспомнил, что в дальнем ее конце пробит тоннель, в который охрана загоняла плененных лохов.

Спутник разведчика остановился перед узкой, прикрытой пышным кустом расселиной.

— А ну, принюхайся, — велел он.

Из уходившей в глубь скалы расселины тянуло горьковатым дымком.

— Чуешь? Это пахнет цветок милостивого дьявола. Пойдем, брат. Сейчас ты увидишь такое, что ни в каком сне не приснится. Не будь я Рябой.

Напоследок Ульс обернулся и смерил взглядом далекий тяжелый силуэт Башни.

Спутники протиснулись в лаз. Темный ход полого опускался вниз и сворачивал направо. Рябой шел впереди, Ульс ковылял за ним, придерживаясь за стенку и стараясь не стонать.

Они не увидели, как верхушка Башни опять начала вращение. Сияющий луч скользнул к плотине обезлюдевшего, оцепленного стражей водохранилища и ударил, подняв в воздух несколько тонн скрепленных глиной булыжников.

Река хлынула в пролом.

СТАРИК ПРОСТОКВАША

Впереди забрезжил свет.

Узкий и длинный ход привел в пещеру, озаряемую светом костра. Судя по известковым натекам на стенах, она была карстового происхождения. В ее высоком, изборожденном каменными складками своде голубел небольшой пролом, к которому столбом поднимался дым. Озаренные трепетными красными отблесками, вокруг огня сидели Подземные Братья с Атаманом во главе.

Дальний конец пещеры сужался и тонул во мраке.

— Вот оно, убежище, — радостно пояснил Рябой. — Здорово, а?

Заслышав его голос, урки оставили грубые глиняные плошки с обедом и, восторженно галдя, обступили вошедших.

— Смотрите! — Рябой воздел над головой руку с блестящим заступом. — Ул отнял это у штемпа. Он поборол его голыми руками. Теперь и у нас есть оружие!

Крик изумления сотряс пещеру. Трофей передавали из рук в руки, пробовали ногтем пластиковый черенок, опасливо касались остро заточенной кромки.

— Аи да Ул!

— Ну и молодчага!

Атаман многозначительно взглянул на Культяпу, словно бы говоря: «Что, уверовал? Какие тебе еще нужны доказательства?» Тот вздохнул, нежно гладя заступ своим обрубком:

— Эх, кабы побольше нам таких штуковин. Тогда бы от штемпов только юшка брызнула. Мы бы тогда поглядели, кому лазить за Черной Смертью.

— Ничего, Культяпа. Придет еще времечко! — заверил Атаман.

Он приобнял Ульса за плечи и помог ему подойти к жарко пылающему костру.

— Нам тоже есть чем похвалиться, Ул. Гляди. Это цветок милостивого дьявола. Им владеем только мы. Его нет даже у тех, в Башне. Он иногда расцветает после грозы на высоких деревьях. Его все боятся. Но те, кто давным-давно основал наше убежище, сумели приручить его. Они сняли его с дерева, принесли сюда. На дереве цветок умирает после того, как объест все ветки. А этот жив до сих пор, потому что мы его кормим хворостом. Он дарит нам взамен свет и тепло. Чувствуешь? Он совсем как солнце. Сядь возле него, не бойся, и отдохни.

Ватага снова собралась у костра и продолжила обед.

Держа в руках плошку с бульоном из аминореллы, Атаман продолжил лекцию:

— Цветок милостивого дьявола творит чудеса. Он превращает глину в камень, который уже не раскисает от воды. Видишь, это вылеплено из глины и потом закалено в сердцевине цветка. А еще он делает зеленку гораздо вкуснее. Особенно приятно, если она не совсем остыла. Бери, поешь.

Ульс взял чашку и отпил глоток.

— Цветок погибает не только от голода, — добавил Рябой. — Его убивает знаешь что? Обыкновенная вода. За ним надо хорошенько присматривать и ухаживать. Да, вот еще что: к нему нельзя прикасаться. А то будут язвы, такие, как от Черной Смерти. Понял?

Ульс кивнул, допивая бульон.

— Правда, вкусно? — спросил Атаман.

— Еще как…

— Небось ежели ничего такого не едал, так горячая зеленка покажется не хуже простокваши! — не без умысла ввернул Культяпа.

Расценив его намек как шутку, ватага дружно прыснула от хохота.

— Это уж точно! И никакой простокваши не надо! — гоготали урки.

И тут раздался несусветный вопль:

— А?!! Что?! Где?! — Из темного угла пещеры к костру метнулся седой старик в изодранной донельзя бахе. — Где простокваша?!

Ватага расхохоталась еще пуще.

— Эге, мигом проснулся, — добродушно пробурчал Атаман. — Успокойся, они шутят. Нет никакой простокваши. Посмотри, вот наш новый брат, его зовут Ул. Гляди и ты, Ул, гляди во все глаза. Такого ты еще не видел и нигде больше не увидишь.

Глаза старика дико блуждали, он тяжело дышал и никак не мог опомниться от возбуждения.

— Смотри, — повторил Атаман. — Так выглядит человек, который очень долго жил. Он утверждает, что раньше его кожа была, как у всех, гладкой, а волосы темными. Кто его знает, может, оно и вправду так.

— Я никогда не вру, — обиделся старик. — Волосы у меня действительно побелели. Вас никого еще на свете не было, когда они начали белеть. А ты, значит, новенький?

— Он герой, — объяснил Рябой. — Он победил штемпа и отнял у него оружие.

— Тц-тц, — восхитился старик. — Герой героем, а ты мне вот что скажи. Ты ел когда-нибудь простоквашу?

— Нет.

— Никогда-никогда?

— Эй, а откуда тебе известно, что такое простокваша? — поинтересовался Культяпа у Ульса.

— Я и не говорю, что знаю про нее. Я сказал, что не ел ничего такого. Разве я мог есть то, о чем не имею ни малейшего понятия?

— Ее едят только в Башне, — пояснил Атаман. — На ферме есть животные, которые дают молоко. Из него получают такую густую белую жидкость и отвозят в Башню. Это она и есть. Говорят, вкус у нее необыкновенный.

— Да-да! — напыжившись, подтвердил старик. — У нее такой вкус, что никакими словами не опишешь. Куда там ваша зеленка, хотя бы даже и горячая. Я ел простоквашу. Да. Ел!

— Ишь заливает, — послышались реплики вполголоса. — Слышь, ты, Ул, не верь ему. Мало ли что он мелет. У него ум за разум зашел.

— Нет!! Я ее ел! Ел! Правда, ел! Клянусь садами милостивого дьявола!

Деланные смешки и ропот послышались со всех сторон. Похоже, сцена разыгрывалась не в первый раз и уже доставляла ватаге немало приятных минут.

— Он, конечно, сумасшедший, — шепнул Ульсу Атаман. — Но не совсем. Он умеет считать до трех. И меня этому научил. Так что не все мозги у него набекрень… Где ж ты ее ел, простоквашу эту? — спросил он вслух.

— В Башне, где же еще! Я раньше жил в Башне! И туда привозят с фермы простоквашу! Там она всегда есть! И я ее ел! Клянусь вам!

— Эй, Простокваша! — взвизгнул кто-то от предвкушаемого удовольствия. — А расскажи-ка нам, как ты мертвецов резал.

— Да-да, — подхватил Атаман, — расскажи всем, что ты делал в Башне. Будь добр.

— Вы опять насмехаться будете.

— Нет, не будем!

— Расскажи, Простокваша!

— Кто будет насмехаться, тому я все ребра пересчитаю! — пообещал Рябой.

— Ладно. Коли так, расскажу.

Старик хихикнул и, наставив узловатый палец в Атамана, стал чертить им по воздуху.

— Хи-хи, я резал мертвецов. Вот так, так и еще вот так. Я их резал на кусочки, много-много разных кусочков, и складывал по кучкам. А потом их забирали, чтобы разглядывать.

— Кому ж это и зачем надо разглядывать дохлое мясо? — спросил Культяпа.

— Много ты понимаешь, — пренебрежительно парировал сумасшедший. — У тех, в Башне, есть такая палка, и внутри нее — затвердевшая вода. Сквозь нее рассматривают резаное мясо.

В упоении ватага залилась долго сдерживаемым смехом:

— Это ж придумать надо! Твердая вода!

— Ага, — нимало не смутившись, подтвердил Простокваша. — Твердая и гладкая. Не выливается. Сквозь нее можно видеть. Один раз я попросил, и мне тоже дали посмотреть. Но я ничего не понял. Оно как и не мясо вовсе.

— Ладно, оставим эту тему, — сказал Атаман. — Дальше. Зачем же те, в Башне, заставляли тебя ковыряться в трупах? Чего они ищут?

— Они сравнивают детское мясо с мясом взрослых. Чтобы найти секрет, как жить вечно. Они бы рады были и меня разрезать, чтобы сравнить мое мясо с детским, да я вовремя убежал.

Агеронтон, понял Ульс. Агеронтон! Те, в Башне, ищут чудесную сыворотку. Они знают о ее существовании. Невероятно. Исследуют, препарируют трупы. Чудовищная наивность. С тем же успехом можно пытаться получить золото из свинца. Вот так расклад.

Разведчик вдруг подумал о том, что он выглядит едва ли не самым молодым в ватаге. А на деле он прожил в несколько раз больше, чем любой из них. Дети. Какие же они дети. Подумать только. Они же так малы и неразумны… Что они могут познать и обдумать за свой мотыльковый век?.. Почему-то до сих пор это никогда не приходило ему в голову.

— Да неужто в самом деле можно жить вечно? — подзудил Атаман старика. — Брось ты, Простокваша. Быть того не может.

— Они говорят, может. Они говорят, на звездах живут люди. И те, дескать, владеют секретом, как никогда не умирать. Есть такое снадобье, — моргая, неуверенно объяснил Простокваша.

— Сказки! — зевнув, объявил Рябой. — А оно неплохо бы — жить вечно. Правда? — обратился к присутствующим Атаман, как будто впервые слышал то, что сказал Простокваша.

— Еще чего, — пробурчал Культяпа, видимо подавая давно отточенную и не раз повторявшуюся реплику. — На кой ляд мне вечно спать на охапке сена и жрать одну зеленку? Я уж лучше как-нибудь так, до нормальной смерти доживу.

— Правильно, — согласился Атаман, и его глаза недобро сузились. — Это им, Хранителям, охота вечно жить. У них житуха послаще нашей.

— Простокваша, разве это все? Давай дальше!

— А еще они говорят, что люди могут летать, — продолжал Простокваша торопливо, боясь, что его опять прервут. — Только для этого надо много-много Черной Смерти. Столько, сколько лохам ни в жизнь не собрать. И тогда Башня может полететь, как птица, на любую звезду и завладеть секретом вечной жизни.

— Совсем заврался!

— Эк загибает! Прямо уши вянут…

Безумец обиделся. Он пригнулся, оскалился и обвел насмешников вытаращенными глазами.

— Ах так! — прошипел он. — Погодите. Я вас всех разрежу на куски. Будете знать, как издеваться. Всех разрежу, до единого. Вот только засните. Зарежу!

И, провожаемый исступленным смехом ватаги, старик скользнул во тьму, из которой явился.

— Ну, что я тебе говорил? — спросил разведчика Рябой. — Говорил ведь, что увидишь чудеса. На всей равнине не сыщется человека, который прожил столько, сколько Простокваша.

— Несчастный, — тихо промолвил Ульс.

— Да. Он там, в Башне, свихнулся. Но, знаешь ли, помоему, он не лжет, — сказал Атаман, и в его голосе послышался оттенок, с каким говорят о чем-то восхитительном и таинственном. — Он действительно ел простоквашу.

После обеда Рябой уложил Ульса на свою подстилку, а сам сел в изножье.

— Озноб чувствуешь? — спросил он.

— Да. Все тело как ледяное. А нога горит.

— Э-э, плохо дело, брат. Сейчас самая лихорадка и начнется.

Разведчик лежал, глядя, как по своду пещеры бродят смутные красные блики от костра. Он переставал чувствовать свое тело, ему начинало казаться, что им владеет состояние невесомости и, если бы не горячий и тяжкий груз укушенной ноги, он взмыл бы под каменный потолок, будто наполненный гелием баллон метеозонда. Временами наваливался ледяной озноб, стеснялось дыхание.

На лбу проступала клейкая испарина, и Рябой промокал ее уголком бахи.

Потом он начал забывать, где лежит, что с ним, почему перед глазами пляшут красные змейки, и бред стал чередоваться с явью все чаще, пока Ульс не забыл окончательно, что лежит в пещере на запретной планете К-103.

Ему привиделось, будто он находится в гостиничном номере, который покинул меньше чем корабельные сутки назад, и о чем-то ожесточенно препирается с Ивзом.

— Лежи-лежи, брат. Авось выкарабкаешься, — отвечал на все доводы командир сиповатым басом Рябого.

Но Ульс не желал слушаться, он порывался вскочить и побежать скорее туда, где капитан Мэг с заиндевелым мертвым лицом беспомощно барахтался в паутине. Он видел эту багровую паутину, сплетенную из колючих металлических тросов, и зыбкую, словно блики солнца на каменистом дне. Она застилала весь овал Галактики, охватывая и космопорты, и карантинные планеты, и голубые кущи жилых планет. Ульс карабкался по одной из паутинок, чтобы помочь капитану Мэгу выбраться из страшных пут, но, когда наконец он добрался до цели и протянул руку, увидел, что это вовсе не Мэг, а Хиск. Ширакеш захохотал, прицелился из инъектора на три пальца правее и ниже левого соска. Тонкая и упругая, как спица, струя наркотика хлестнула, пронзая Ульса насквозь, и он с тоской подумал, что, если бы не укушенная желтой пиявкой нога, он элементарным финтом ушел бы от выстрела.

Пальцы его выпустили трос, и он упал в звездную бездну, где кружились и настырно сигналили испорченные пискуны. Его крику вторил торжествующий рев оронгов, размахивающих заступами. Внизу, в дальномерной сетке рефрактора, показалась накрытая бревенчатым колпаком громада Башни, сквозь которую зловеще просвечивала изъеденная метеоритной пылью обшивка звездолета. В прозрачной носовой рубке корабля сходились в одну точку нити охватившей Галактику паутины, и в этой точке сидел, перебирая мохнатыми лапами и все стягивая и стягивая свою ловчую сеть, толстый паук с литерой Z на спине и человеческой головой. Паук поднял лицо, и разведчик узнал Старика. Ульс зарыдал, протягивая к нему руки и все еще веря, что произошло глупейшее совпадение, недоразумение, ошибка, что сейчас все разъяснится к лучшему, но главный диспетчер взревел и, ухватив суковатую дубину, обрушил ее на темя Ульса. Дальше разведчик уже ничего не чувствовал, не помнил, не знал.

ЧТО ТАКОЕ ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ

…Губ его коснулось что-то горькое, такое горькое, что он весь передернулся и слабо застонал.

— Он оживает, Культяпа, — сказали над ним.

— Похоже.

— Да, нет сомнения, он будет жить. Милосердный дьявол простер свою длань и спас его. Теперь ты, надеюсь, уверовал?

— Сдается мне, что ему помог не дьявол, а Рябой.

— Не кощунствуй.

— И все же дьявол здесь ни при чем.

— Неужели ты полагал, что владыка мира сам поднимется в наше логово, дабы уврачевать Посланца своего? Нет. Он сотворил чудо руками Рябого. Он ниспослал на Рябого благодать свою, и тот исцелил Посланца.

— Бедняга Рябой. Дорого встала ему благодать.

— Ты неисправим, Культяпа.

— А ты чересчур легковерен. Теперь смотри в оба, Атаман.

Голоса удалились, и снова наступило черное сплошное забытье.

…Ульс возвращался к яви медленно, словно чувства одно за другим выплывали из мрака и присоединялись к его телу. Он как бы заново вспоминал, что такое осязать спиной подстилку, слышать, видеть. Разлепив веки, он увидел склоненное над ним рыжебородое лицо. Не сразу на память пришло имя: Атаман. Но, возникнув, оно замкнуло некий недостававший контакт, и прошедшее явилось разом. Башня. Ватага. Рябой. Пещера.

Он попробовал подняться и не смог.

— Лежи, лежи, — успокоил его Атаман. — Ты еще очень слаб.

— Где Рябой? — спросил Ульс.

— Его больше нет. Ушел и не вернулся. Полагаю, что навсегда.

— Как так? — прошептал разведчик.

— Рябой отыскал среди урок человека, который выжил после укуса желтой пиявки. Тот посоветовал лекарство, — Атаман поднес к глазам Ульса мясистый колючий листок. — Вот. Этот куст растет только на ферме. Сок его листьев исцеляет укушенных пиявкой. Рябой ночью пробрался на ферму и нарвал листьев столько, сколько смог унести в подоле бахи. Но ему показалось мало. На следующую ночь он пошел туда опять. Никто из нас не смог удержать его. С тех пор он пропал. Очевидно, штемпы заметили обломанный куст и усилили охрану.

— Когда это было?

— Позапрошлой ночью.

— Значит, я болел долго?

— Три и еще два дня.

Ульс закрыл глаза.

Рябой погиб. Он отдал жизнь за своего названого брата. Как будто смерть нарочно косит самые чистые души.

Сначала ийянин Мэг. Потом колонист Рябой. Разведчик скрипнул зубами.

— Все мы скорбим о Рябом, — сказал Атаман.

— Он со мной побратался. Пожал руку.

— Мы все братья.

Наступило молчание.

— Ты хочешь есть?

— Хочу, — ответил больной.

Атаман ушел и вернулся, неся теплую плошку вареной аминореллы. Он приподнял голову Ульса и напоил его бульоном. Скосив глаза на сидевшую у костра ватагу, разведчик заметил, что за ним следят с любопытством, но без удивления. Словно Атамана в роли сиделки все воспринимали как должное.

— Как ты себя чувствуешь?

Ульс дотянулся до колена и помял его пальцами. Опухоль еще держалась, но стала безболезненной. Нога сгибалась плохо, с трудом.

— Боли нет. Вялость только.

— Это ничего. Главное, выжил. Тебе разговаривать не трудно?

— Ничуть.

Атаман отнес плошку к костру.

— Культяпа, — обратился он к своему неизменному советнику. — Ватаге пора идти. Я останусь тут. Будешь за старшего. Братья, слушайтесь Культяпу как меня.

— Хорошо, — ответила вразнобой ватага.

Урки встали и один за другим исчезли в расселине.

Атаман проводил их взглядом и вернулся к лежащему разведчику.

— Поговорим, Ул.

— Поговорим, Атаман.

— В тот день, когда ты появился среди нас, штемпы устроили на пляже облаву. Кого искали, не ведаю. Никто не припомнит такого, чтобы они напали на пляж. Значит, причина серьезная.

Атаман замолчал, испытующе глядя в глаза разведчика. Не дождавшись ответа, он продолжил:

— Но это еще не все. После того как мы скрылись от облавы, штемпы разогнали всех лохов. И тогда те, в Башне, ударили своей смертоносной радугой по плотине. Вся вода ушла, остался лишь ручей на самом дне ложа. Штемпы никого и близко не подпускали, но людское любопытство разве удержишь. Разнесся слух, что в пересохшей реке обнаружилась огромная раковина, высотой с человека, а в длину и того больше. Я решил понаблюдать за ней с холма. И вот что мне удалось рассмотреть.

Снова Атаман сделал паузу. Разведчик смотрел в его пронизывающие глаза по-прежнему спокойно, будто и не переживал сейчас первый провал за свои бесчисленные рейды, и притом самый тяжкий, самый опасный провал, какой только можно вообразить.

— Эта раковина круглая и вверху прозрачна, а нижняя половина блестит, как оружие штемпов. На боку яркая полоса. Из нее торчат два длинных уса, как у жука, ими она цепляется за дно. Внутри раковина пустая, и там может поместиться человек, даже не один. А главное — она лежит напротив валуна, у которого тебя укусила пиявка, чуть выше по течению. Теперь ответь, не знаешь ли ты, что это за раковина?

Как бы случайно на расстоянии вытянутой руки от Атамана лежал увесистый булыжник.

— Отвечай.

— Штемпы тут ни при чем, Атаман Ты же сам догадался, что они кого-то искали. Значит, раковина принадлежит не Башне, иначе с какой стати было разламывать плотину и выставлять охрану?

— Да, раковину день и ночь сторожит самый большой отряд штемпов из всех, что я видывал. Но ты не дал прямого ответа на мой вопрос.

— Твоя догадка верна, Атаман. Да, я вышел из этой раковины.

На лице вожака изобразилась ожесточенная внутренняя борьба. Он и хотел задать очередной вопрос, и сам побаивался того, что может услышать в ответ.

— Вся равнина только и судачит об этой необычной раковине, — начал он. — Нашлись толкователи и прорицатели. Они утверждают, что раковина брошена в реку самим милостивым дьяволом. Они приводят в доказательство уйму самых туманных фраз из нашего Святого Предания. Умы пришли в брожение. Никто не знает, чему верить и чего ждать. Скажи мне, человек из раковины, кто ты? Откуда ты? Зачем ты? И неужто вправду я, недостойный, сподобился…

Он не решился продолжить и впился взглядом в лицо разведчика. Страх, надежда и тревога отражались в его карих глазах.

— Сподобился увидеть Посланца? — докончил за него Ульс. — Нет, Атаман, обманывать не буду. Я не Посланец. Я такой же человек, как и ты. Только прилетел со звезд. Помнишь, безумный Простокваша утверждал, что на небе живут люди? Их там очень много, так много, что не уместится ни на какой равнине. И я один из них.

Повисло тягостное молчание.

— Верю, — сказал Атаман убитым голосом. — Верю, что ты со звезд. Но что привело тебя сюда? Неужто ваша жизнь еще хуже нашей?

— Не в том дело. Я узнал, что живущие в Башне угрожают смертью всем живущим на звездах. Почему Башня мой злейший враг, слишком долго объяснять. Я шел по следу, и след привел меня сюда, на равнину. Но до сих пор мне не удалось ничего толком узнать ни о Башне, ни о ваших порядках. Я многого не понимаю. Помоги мне, Атаман. Объясни, Быть может, ты поможешь мне добраться до сути и сокрушить врагов, живущих в Башне.

— Не понимаю, как Башня может угрожать небесам, — покачал головой Атаман. — Она высока, но не настолько.

— Простокваша тогда сказал чистую правду, Атаман. Эта Башня умеет летать. Внутри она сделана из того же блестящего материала, что и моя раковина. Пойми, взлетая, она извергает такой огромный цветок милостивого дьявола, что ничто живое вокруг не уцелеет. Погибнут лохи, погибнете вы, а потом они перебьют всех людей на звездах своим радужным лучом. Я пришел, чтобы не допустить этого. Башня не взлетит, Атаман, если ты мне поможешь.

— Все это похоже на сказку. Но я не Культяпа и способен верить. Чем же помочь тебе?

— Для начала расскажи мне все, что тебе известно о Башне.

— Я знаю ровно столько, сколько ты уже слышал от Простокваши. Большего из него не вытянешь. Он подозрителен и пуглив. Он боится мести Хранителей, хотя здесь они его не достанут.

— Ты сказал — Хранители. Кто они?

— Те, кто живет в Башне и командует штемпами. Их никто никогда не видел. Известно лишь, что они называются Хранителями Мудрости. Я их ненавижу. Они держат нас в кабале. Это они являются причиной того, что мы не знаем ни счета, ни букв и живем как скоты. Они нас за людей не считают.

Сердце разведчика больно вздрогнуло. А как же мы, подумал он. Мы, гуманисты, высокоразвитая, могучая раса? Чем мы отличаемся от этих запершихся в Башне владык? Тем, что не проливаем крови?..

Он устыдился и устрашился таких мыслей. Но опровергнуть их горькую правоту не мог.

— Ну вот, кое-что все-таки известно, — сказал он вслух. — Теперь объясни, зачем отряды штемпов хватают людей? Тех, кто возит воду для бочек с зеленкой, понятно. Тех, которых ведут на ферму, — тоже. Работники нужны. А вот зачем хватают детей? И что там за дыра пробита в скалах?

— В Башне нет женщин, и рожать некому, — ответил Атаман, — Штемпы приводят в Башню детей, которые уже могут ходить и говорить, но быстро забывают прошлое. Хранители осматривают их, расспрашивают, чтобы оценить их тело и ум. Смекалистых оставляют в Башне и растят из них Хранителей. Крепких телом отдают в штампы. А тем, кто ни то ни се, делают зарубку на ухе, чтобы в другой раз не спутать, и отпускают восвояси.

Он отвел пальцем пряди волос и показал Ульсу треугольный вырез на мочке уха.

— Я плохо помню, как меня привели тогда в Башню, — сказал он. — От страха я ничего не видел вокруг и не мог связать двух слов. Меня сочли дурачком и выпустили. А вот Рябой, да упокоится душа его, вообще не имел зарубки. Его непременно забрали бы в штемпы, но он всегда умудрялся улизнуть от облавы.

— Скажи, Атаман, а нельзя ли всем детям заранее делать зарубки? Пусть пресечется род Башни.

— Хорошо бы. Но у лохов нет ничего, чем можно резать. И потом, оронги. Без Башни и ее луча мы бы все пропали.

— Понятно. Теперь расскажи о дыре в скалах.

— Та дыра глубоко уходит под землю. Она еще в незапамятные годы проделана радужным лучом Башни. Там царит вечный мрак. Лохи, которых загоняют туда, должны забраться в самую глубь и на ощуиь долбить стены камнями. Обломки выносят наружу и осматривают. Если лох найдет хотя бы крошку Черной Смерти, его отпускают на волю. Остальных снова гонят в дыру.

— Объясни, что такое Черная Смерть, — попросил Ульс, начиная понимать, в чем тут дело.

— Черные камни. Таких черных камней нигде, кроме дыры, нет. Я не знаю, зачем Хранителям нужна эта дрянь. От нее у лохов начинаются язвы на руках. Давно замечено, что худеют, лысеют и слепнут те лохи, кто чаще других бывал в дыре. Проклятое место. Еще поговаривают, что от Черной Смерти убывает мужская сила и рождаются уроды. Может быть. Только поди разбери, чей у кого ребенок. Немыслимо.

Ульс почувствовал, что медленно цепенеет от ужаса.

Разработка урановой жилы голыми руками. Кем надо быть, чтобы изобрести такое?! Как ни бесчеловечны нравы колонии, но до подобной жестокости не додумался никто. Впрочем, ядерный распад открыли и используют всего лишь на трех карантинных планетах, остальные слишком технически отсталы.

— Эти камни похожи на слипшиеся зерна или они цельные и блестят на изломе? — спросил он.

— Цельные. Круглые такие. Говорят, что это застывшие слезы милостивого дьявола, которыми тот плакал, глядя на нашу жизнь, — добавил Атаман. — Они на изломе блестят, как слезы. И дескать, если кто прочтет над ними особую молитву, известную лишь Хранителям Мудрости, тот сразу обучится счету, чтению и письму, станет счастливым и неуязвимым. Но мне не очень верится. Культяпа утверждает, что это враки. А я сомневаюсь.

Цельные черные натеки. Блестящий излом. Значит, не настуран, а урановая смолка. Впрочем, какая разница.

Восстановить руду из окиси можно запросто, на корабельном утилизаторе-синтезаторе. И обогатить — тоже, благо реактор непрерывно работает. Выход чистого урана составит от 40 до 70 процентов, в зависимости от качества руды. До чего все просто. Разгадка лежала на поверхности, мешало одно — то, что подобная жестокость не укладывалась в голове.

— Это все равно что хворост для очага, который должен стоять в Башне, — объяснил Ульс.

— Я так и думал. Уж больно похожи язвы от этих камней на те, что бывают от нашего цветка.

— А теперь, Атаман, давай поразмыслим, как мне добраться до самих Хранителей Мудрости.

Тот покачал головой: — Попасть в Башню невозможно.

— Я переоденусь штемпом. Есть лопата и балахон.

— Они никогда не ходят по равнине в одиночку. Уж на что лохи запуганы и слабы, на одинокого штемпа они набросятся кучей и разорвут в клочья. Ты просто-напросто не дойдешь до Башни.

— Так. Ну а с фермы кто-то носит продукты в Башню? Допустим, я сделаю так, что штемпы меня поймают в числе прочих лохов…

— Нет, не выйдет. Лохов не пускают дальше ворот Башни. И потом, откуда тебе знать, попадешь ты на ферму или в дыру? На ферму идут даже с охотой. Там очень тяжело приходится, зато можно украдкой что-нибудь сорвать и съесть. Лишь бы не заметили, а то убьют на месте. Дыра — дело другое. Некоторые помирают прямо после нее. У них из зада начинает течь кровь, и они умирают в муках. Придумай что-нибудь другое, человек со звезд.

— Что? — горько спросил Ульс. — Ну что тут можно придумать?..

— Не знаю, — ответил после долгих раздумий Атаман.

БУКВЫ БУКВАМ РОЗНЬ

Некоторое время они провели в молчании.

Ульс думал о том, что оказался на карантинной планете в ловушке. Локатор Башни засек шлюпку и либо проследил ее путь, либо же Хранители догадались о высадке.

Как поспешно, как неосторожно и самонадеянно поступил он, и теперь жестоко наказан. Сначала укус желтой пиявки, который сказывается до сих пор. Пять дней упущено, и неизвестно, сколько придется потерять еще. Пока нога не придет в норму, а это, видимо, произойдет еще ой как не скоро, открытые рукопашные схватки Ульсу не нод силу. Пробиться к шлюпке сквозь оцепление штемпов — сейчас нечего и думать. Штемпам от нее мало проку, поскольку, готовясь к рейду, разведчик настроил все управление суденышком в узком спектре и оно слушается лишь его индивидуального биополя. Проникнуть в шлюпку, а тем более пользоваться ею не сможет никто. Но и Ульсу не видать космоса как своих ушей, если он срочно не изобретет беспроигрышную уловку. Да, расклад хуже некуда.

А самое тяжкое и непоправимое — то, что он стал невольным виновником гибели своего названого брата, Рябого.

Атаман сидел у ложа больного спиной к костру, и его рыжие волосы, просвеченные пламенем, обрамляли темное лицо ярким ореолом. Несмотря на сумрак, Ульс заметил, что его собеседник нервничает, явно желая сказать что-то очень важное, но колеблется в нерешительности.

— Можешь мне довериться, — сказал разведчик, при коснувшись к руке Атамана — Я — друг. И я умею хранить секреты.

Столь непроницаемо насмешливый или строгий в обращении с ватагой, вожак вдруг длинно, прерывисто вздохнул. Он решился.

— Скажи, человек со звезд, — начал он. — Ты разумеешь грамоте?

— Конечно.

— А мы — нет. Никто из нас не умеет ни читать, ни писать, ни исчислять. Понаслышке, из преданий, известно, что такие занятия существуют и в них заключается мудрость. А Хранители Мудрости крепко держат знания в своих руках и не желают просвещать нас. Больше того, любого, кто попытается проникнуть в тайну счета и письма, предают казни. Но мы, урки, не признаем власть Башни. Мы ее ненавидим. Мы не желаем собирать для нее Черную Смерть. Нашим приютом стали пещеры, в которых собирали камень для постройки Башни. Отсюда она взяла начало, отсюда и гибель ее придет, как сказано в изустном предании лохов. Но мы слишком слабы и мало знаем. Мы боимся, что без Хранителей Мудрости мы вообще пропадем. Как бы худо ни жилось под их игом, но без их знаний вообще не останется никакой надежды на лучшее. И поэтому надо вырвать знания из их рук. Скажи, ты веришь в милостивого дьявола?

— Лгать не буду, Атаман. Не верю.

— А во что ты веришь?

Ульс задумался.

— В себя, — наконец сказал он.

— Этого мало.

— Еще в людей.

— Хорошо. Поклянись собой и всеми людьми на свете, что не выдашь мою тайну.

— Клянусь.

На Атамане лица не было. Волнение обуревало его, и руки судорожно комкали уголок бахи.

— Я верю тебе, — проговорил он. — А если б даже не верил, упускать такой случай нельзя.

Он встал, направился к своей подстилке, разгреб ее и извлек небольшой сверток. Затем вернулся к лежащему Ульсу.

— У меня есть книга! — заявил он. — Да, да, самая настоящая книга. Одному дьяволу известно, как она очутилась на равнине. Штемпы прознали про нее и пытались найти, чтобы отобрать, но я опередил их.

Он говорил все быстрее и громче. Казалось, еще немного — и этот привыкший властвовать над собой и другими человек начнет кликушествовать.

— В Башне много книг, и в них есть сила! Хранители думают, что лишили нас мудрости раз и навсегда. Что мы останемся навечно безмозглыми скотами. Но нет! Вот она, книга!! — Атаман потряс свертком, словно грозя им неведомому врагу. — Мы прочтем ее и узнаем все — и как устроена радуга, убивающая оронгов, и как полететь на звезды, и что такое наш мир, и в чем высшая мудрость и цель жизни!!

Он захлебнулся словами и умолк, потом продолжил более спокойно:

— Помоги мне, человек со звезд. Научи меня буквам. Несколько букв знает Простокваша, и он мне их показал. Я отличу их среди тысячи прочих. Целыми ночами, когда ватага спит, я бьюсь над этой книгой, стараясь проникнуть в ее смысл. Но, наверно, мне еще не по силам научиться читать самому. Если ты мне поможешь, я буду до смерти твоим лохом. Я жизнь за тебя положу, только научи меня буквам.

Он протянул разведчику свое сокровище. Тот развернул кусок обивочного мебельного пластика, вынул истрепанный томик карманного формата. На обложке значилось: «Как вести себя в гостях, за обедом и на балу. Краткое наставление для вступающих в высшее общество».

Наморщив лоб, Ульс полистал страницы из стародавнего, растрескавшегося по краям полимера. Атаман следил за ним с напряжением и тревожной надеждой.

— Жаль. Я не знаю букв, которыми это написано, — наконец выговорил разведчик, возвращая книгу.

— А разве буквы бывают разные?..

— Да. На звездах множество селений. В них по-разному говорят и пишут.

Атаман убито посмотрел на свой томик.

— Вот как… Я и не знал…

Он сжал книгу в руке и взглянул нахмурившись гуда, где над кучей хвороста плясало всепожирающее пламя.

Однако быстро одумался.

— Нет, — прошептал он, вслух подытожив свои горькие размышления. — Я все равно ее прочту. Прочту, хоть ослепну.

Тщательно завернув книгу, он водворил ее на прежнее место и разровнял подстилку. Потом опять подошел к ложу больного.

— Ватага тревожится, — сказал Атаман. — Люди не знают, что и подумать о тебе. Культяпа болтает, что ты подосланный штемп. Но ты — под моей защитой и можешь жить здесь сколько захочешь. Ты враг Башни, а значит, мы союзники. Что касается этого разговора, смотри не болтай, а то велю тебя убить. Нельзя лишать людей веры.

Прежде чем Ульс успел что-либо ответить, Атаман резко повернулся и, сгорбившись, побрел во тьму.

Больной закрыл глаза. Минуту спустя он уже спал крепким сном выздоравливающего.

Проснулся он резко, словно в мозгу повернулся рычажок, и сознание заработало на полную мощность. Его разбудило ощущение смутной угрозы.

Нечто блеснуло перед его глазами, какая-то тень тихо отпрянула от подстилки.

Приподнявшись на локте, Ульс обвел взглядом пещеру и убедился, что ватага беспробудно спит. Очевидно, наверху, на равнине, царила ночь. Озаряемый трепетным светом полуугасшего костра, между спящими бродил старик Простокваша. Именно он был причиной тревоги, которая вернула Ульса к яви.

В руке сумасшедшего поблескивал большой ланцет.

Увидев это, разведчик вспомнил угрозу перерезать всех насмешников спящими и похолодел.

Простокваша наклонился над одним из беззаботно похрапывающих урок. Что-то вполголоса бормоча себе под нос, он начал водить ланцетом над лицом спящего, над его горлом, над его телом, вдоль, поперек, словно нарезая дымный воздух убежища крупными ломтями.

Судя по всему, спящему не долго осталось жить. Ульс пытался сообразить, как предотвратить убийство. Крикюз нуть? Наброситься на умалишенного? В любом случае тот успеет полоснуть жертву своим острым оружием.

Не отрывая взгляда от безумца, разведчик скатился с подстилки и бесшумно пополз. Он одолел расстояние шагов в пять, когда его распухшая неуклюжая нога случайно задела одного из спящих, между которыми он передвигал ея.

Урка рывком сел на подстилке и очумело уставился на разведчика. Это был кряжистый лысый человек с рваным рубцом во всю щеку и вытекшим глазом.

— Ты что это?! — негодующе пробасил он.

— Тс-с-с… — Ульс взглядом показал в сторону Простокваши. Выпучив свой единственный глаз, урка оглядел старика, потом снова воззрился на разведчика: — Ну и что?

— Тише. Как что? Зарежет ведь.

— Иди ты в дыру. Чего закопошился? Никого он не тронет. Он так каждую ночь дурачится.

Услышав голоса, Простокваша оглянулся, выпрямился; ланцет исчез в складках бахи. Как ни в чем не бывало старик засеменил к лежавшей у входа куче хвороста, набрал охапку и кинул в догорающий костер. Сучья затрещали, стайка искр взлетела и, угасая на лету, вознеслась к звездному пролому в своде пещеры.

— Надо отобрать у него ланцет. Это опасно, — шепнул Ульс.

— Поди отбери. Выть будет день и ночь, как голодный оронг. Лучше не обижай полоумного. Пускай балуется.

— А если вдруг зарежет кого?

— Чтоб тебя съели!! Нашел, кого бояться. Пшел отсюда, не мешай спать.

— Но нельзя же так. За ним нужен присмотр…

— Клянусь последним глазом, сейчас схлопочешь по башке, если не угомонишься. Отвяжись. Я спать хочу.

Одноглазый лег и отвернулся. Почти сразу он начал посапывать.

Простокваша сосредоточенно ворошил головни хворостиной. Ульс поднялся с пола и подошел к нему.

— Старик, — позвал разведчик, — что это ты делал только что?

Безумец заморгал в испуге и вдруг хихикнул.

— Я тебя знаю, — вместо ответа заявил он, уставив в Ульса корявый палец. — Ты новичок.

— Да.

— Ты друг Рябого, — продолжал Простокваша. — Рябой хороший.

— Он пропал.

— А знаешь что? Ты когда-нибудь пробовал простоквашу? Нет? А я ее ел. Правда. Клянусь.

— Я верю.

— Веришь? Да, ты хороший. Не насмехаешься. Хочешь, я покажу тебе, как разрезают мертвецов?

— Давай в другой раз.

— Когда я жил в Башне, я резал мертвых. Таскал их, резал, вытирал кровь, убирал остатки. Неприятно.

— Да уж, чего хорошего!

— Зато однажды мне удалось попробовать простоквашу. Те, в Башне, едят ее вдоволь. И вот однажды я увидел, что кто-то оставил недопитую простоквашу на столе. Я сделал целых два глотка. Никто не видел. Веришь?

— Верю.

— Ты хороший человек, — сказал сумасшедший с глубоким вздохом. — Если б ты знал, какой у нее изумительный вкус. Она так и тает во рту — свежая, кисленькая, густая… Не иначе ее едят праведники в подземных садах милостивого дьявола.

Собеседники помолчали.

— Так вот. Я съел два глотка. А потом испугался, что меня накажут, если узнают. Они бы велели меня разрезать на куски. Это ведь нехорошо, когда тебя разрезают?

— Ничего хорошего.

— Вот-вот. Слушай. Я испугался и убежал. Долго ползал в темноте по подземелью. Наконец увидел свет. И пришел сюда. Сначала я думал, что живым попал в подземные сады, где обитают непорочные души. Они сидели вот у этого светлого и горячего куста. Когда я сказал, что я из Башни, меня хотели убить. Потом пожалели. Оставили здесь, чтобы ухаживал за горячим кустом.

— Погоди-погоди, — осторожно начал разведчик, боясь спугнуть проговорившегося безумца. — Говоришь, ты попал в подземелье из Башни?

— Да.

— Каким образом?

— Я испугался. Я очень испугался и забился в самый низ. Потом нашел дырку. Пролез в нее, захлопнул крышку. Там было очень темно, и я обрадовался, что меня не найдут. Пополз в темноте и вдруг провалился. Очень больно ударился. Долго ползал по камням. Думал, умру с голоду. Потом попал сюда, и меня накормили.

— Послушай. Ты не мог бы показать мне путь, по которому пришел?

— Зачем?

— Я хочу добраться до тех, кто в Башне, — зашептал Ульс ему на ухо. — Они мои враги.

— Не могу. Я их боюсь, — заморгав, пролепетал Простокваша. — Они кого хочешь велят на куски разрезать.

— Они тебя не тронут, — заверил разведчик. — Ты проводишь меня до Башни и отправишься назад.

В сумбурном уме старика шла борьба между симпатией к Ульсу, страхом и недоверием. Наконец его лоб разгладился, и в глазах мелькнул проблеск разума.

— Хорошо, — сказал он. — Я знаю, ты со звезд. Я все слышал. Я помогу тебе.

Он взял из костра пылающую головню. Ульс набрал охапку сухих смолистых веток для факелов. Подойдя к дальнему, темному и полого опускающемуся концу пещеры, Простокваша нагнулся и полез в округлую промоину.

Разведчик последовал за ним.

МЕНЯ ЗОВУТ АОР

Факел чадил и пылал, озаряя пересохшие русла подземных рек, проточивших в каменной толще лабиринт из тоннелей, пещер и бездонных отвесных шахт. Старик шагал уверенно, не оборачиваясь, и прихрамывающий разведчик едва поспевал за ним.

Дорога шла то вверх, то вниз. Порой приходилось карабкаться по склонам, цепляясь за трещины и известковые наросты.

— Как же ты полз тут в темноте? — удивился Ульс.

— Жить хотелось.

— А дорогу назад неужели всю запомнил?

— Нет, я нашел ее потом. Я люблю тут ходить. Красиво. Урки боятся, говорят, где-то тут недалеко чертоги милостивого дьявола. А я не боюсь. Он меня не обижал.

Они шли долго, и ослабевший после болезни разведчик выбился из сил.

— Погоди, — взмолился он, сев на каменный выступ и привалившись к стене.

Старик остановился, зажег новый факел и отбросил догорающий. От охапки осталось всего несколько веток.

— Как же ты найдешь дорогу назад без света? — обеспокоенно спросил Ульс.

— Башня близко. А назад вернусь и в темноте. Не заблужусь. Много тут ходил.

Они помолчали. Ульс растирал ноющее колено.

— Когда ты станешь хозяином Башни, — сказал сумасшедший, — ты мне отплатишь добром. Правда?

Разведчик ответил не сразу, обдумывая, что сказать.

— Я не хочу быть хозяином Башни.

— Тогда зачем тебе туда?

— Ты же слышал наш разговор с Атаманом. Я должен спасти людей на звездах. Им грозит гибель.

— А-а. Я думал, ты победишь Башню и накормишь нас всех простоквашей, — убито вымолвил старик.

Ульс почувствовал угрызения совести. Он не желал обманывать беднягу. Но и не мог сказать правду, что открытое вмешательство в жизнь карантинных планет запрещается и Галактическая Лига строго карает за нарушение запрета.

— Ладно, — прервал паузу Простокваша. — Пойдем.

По крутому тоннелю они поднялись в обширную сталактитовую пещеру. Множество ноздреватых известковых сосулек свисало с ее свода, навстречу им поднимались бугристые, оплывающие сталагмиты, сплошь и рядом сливаясь воедино. Простокваша уверенно петлял меж толстых желтых колонн, — выращенных за тысячелетия мельчайшими каплями воды. Он привел разведчика к широкому, словно дворцовая лестница, каскаду. Отложения известняка ниспадали по его скату застывшей пышной пеной.

Поднявшись наверх, спутники очутились в узком проходе, загроможденном обломками грубой кладки. В этом месте пол разорвала косая трещина, и возведенная строителями Башни перегородка из нетесаных камней обрушилась. Перебравшись через развалины, они попали в скальную пазуху, где идти приходилось согнувшись.

Приземляясь, звездолет разметал рыхлый грунт потоками огня и сел прямо на гранитный массив, который, будучи источен внутри карстовыми водами, не выдержал тяжести и растрескался.

Одна из трещин пересекала низкий потолок пазухи, расширяясь возле стены настолько, что впору пролезть человеку среднего телосложения. Толщина гранита в этом месте не превышала трех локтей.

— Здесь, — объявил Простокваша.

Ульс выпрямился и дотянулся до верхнего края трещины, за который можно было уцепиться.

— Погоди, человек со звезд, — остановил его сидевший на корточках старик. — Дай руку.

Разведчик нагнулся к нему, протянул ладонь, и Простокваша вложил в нее узкий удлиненный предмет. То был его ланцет.

— На. Пригодится. Разрежь их на куски.

— Зачем? Не надо.

— Возьми-возьми. Хороший. Им любого можно разрезать.

— Нет, оставь себе.

— А как же ты их одолеешь?

— Не беспокойся, справлюсь. Передай Атаману, что я не вернусь. Скажи, пусть не беспокоится. В случае чего я не выдам убежище.

Озаренный зыбким светом факела, воткнутого в узкую трещину на полу, старик смотрел в глаза Ульса. В этом доверчивом взгляде на сей раз не было ничего от безумия.

— На самом деле меня зовут Аор, — произнес он. — Звали Аор. Зови меня Аор. Пожалуйста. Это мое имя.

— Хорошо, Аор. Прощай. Спасибо тебе.

— Прощай. Ты хороший человек. Я вижу. Наверно, если тебя разрезать, внутри будет одно сплошное сердце. Большое-большое. — Старик замолчал, подыскивая слова, чтобы выразить распиравшие его чувства. — Другому не поверил бы. Тебе верю.

— Спасибо, Аор, — сглотнув комок в горле, ответил разведчик.

— Удачи тебе, хороший человек.

Ульс чуть подпрыгнул и вцепился в край трещины.

Подтягиваться бьшо неудобно — тесно, да и пальцы едва-едва не соскальзывали с гранита. Он беспомощно шарил ногой по гладкой стене.

— Аор! Подсади, — попросил разведчик.

Внизу послышалась странная глухая возня. Затем кто-то схватил Ульса за щиколотку, но вместо того, чтобы помочь вскарабкаться наверх, рванул с силой вниз. Пальцы разведчика соскользнули; падая, он ударился о нижний край трещины затылком и рухнул без чувств.

Очнувшись от хлесткого удара по лицу, он обнаружил, что его запястья и щиколотки крепко связаны концами бахи. Торжествующий Культяпа нагнулся над ним и приставил к горлу лезвие ланцета.

— Тебе конец, штемп, — ощерившись, произнес он. — Ты не вернешься в Башню и не предашь нас. Я раскусил тебя и выследит. Но прежде чем умрешь, говори: зачем тебя подослали? Что прознали о нас в Башне? Что они хотят сделать с ватагой и убежищем? Говори!!

Ульс молчал. Волосяной, щекотный холодок исходил от прижатого к коже лезвия. Ну вот. Мало того, что пиявка сделала его наполовину инвалидом, а Башня захватила шлюпку. Теперь его скрутил однорукий калека. Аи да разведчик, даром что отставной.

— Не хочешь говорить?

Культяпа отбросил ланцет и выдернул из расщелины пылающую ветпсу. Скосив глаза, Ульс увидел, что Аор лежит ничком. Рядом с размозженной седой головой валялся окровавленнвлй камень. Яростное рыдание подкатило к горлу, но он не издал ни звука, и глаза оставались ясными и сухими.

— Цветок мшлостивого дьявола отворит тебе рот, — посулил увечный. — Лучше скажи сам, не заставляй мучить. Тогда я просто перережу тебе глотку. А ну, говори!

И он поднес факел к лицу разведчика, едва не опалив его бороду.

— Эх, неверш, — вздохнув, сказал Ульс. — И не страшно тебе ни во что не верить, Культяпа? Вспомни речи Атамана тогда, на берегу. Горе тем, кто отринет Посланца, сказал он. Их постигнет участь, которую милостивый дьявол уготовил Башне. Близок час. Ты еще ответил, что, мол, пусть для начала этот человек превозможет желтую пиявку. Не страшно ли тебе, Культяпа? Ты посягаешь на промысл того, перед кем ты ничтожнее праха.

— Ты подслушал… — ошарашенно проговорил Культяпа.

— Вспомни: я лежал поодаль, у всех на виду. Я никак не мог слышать разговора.

— Значит… кто-то прятался в кустах.

— А как он пересказал мне ваш разговор? В тот день я попал в вашу пещеру и больше из нее не выходил.

— А! Тебе рассказал сам Атаман!

— Слово в слово? Слушай: «Так тогда кто же он?!» — «Не шуми, Культяпа. Поразмысли. Вспомни Святое Предание».— «Атаман, ты сошел с ума. Все наши предания — бабьи бредни и болтовня от первого до последнего слова». Вот что дерзнул ты сказать. Покайся. Уверуй, пока не поздно. Сегодня во сне владыка мира явился мне и велел: «Когда Культяпа тебя свяжет, объяви ему, что неверующие не доживут до ближайшего восхода солнца». А чтобы ты не сомневался и получил знак, он передал мне ваш разговор с Атаманом, которого не мог слышать никто.

Зубы Культяпы мелко застучали.

— Верую! — хрипло выдохнул он. — Верую! Прости меня!

И он припал к ногам Ульса.

— Прости! Прости! — твердил он. — Я был глух и слеп. Но ты исцелил меня. Воистину ты — Посланец.

— О снисхождении проси не меня. Я лишь слуга.

Воткнув факел обратно в расщелину, Культяпа поспешно, зубами распутывал узлы.

— Не держи зла, Посланец. Я был глуп и зол. О милостивый дьявол! Прости меня, отведи кару! Дай мне искупить вину мою…

Разведчик сел, потирая затекшие запястья.

— Все было бы поправимо, не убей ты этого несчастного! — негодующе молвил он, кивнув на тело Аора. Кровь его тебе взыщется!

— Он живой. Живой. Я не смог хорошо размахнуться, тут тесно. — Культяпа захлопотал, переворачивая старика на спину.

Тот глухо застонал.

— Отнесешь его в убежище и будешь выхаживать. До конца дней будешь служить ему и оберегать от глумления, — приказал Ульс.

— Да! Да! Я все сделаю…

— Теперь помоги мне. Подсади. Потом подашь новую ветку, пересадив на нее цветок.

Культяпа опустился на колени. Разведчик ступил на его плечо, оттолкнулся и единым махом оказался наверху.

Затем взял поданный снизу факел.

Он стоял на дне Башни.

Над его головой, отражая ровное пламя факела, сияла шлифованная воронка одной из ходовых дюз. По сравнению с ней Ульс выглядел карликом. Пригнувшись, он пролез между краем дюзы и полом. Как он и ожидал, аварийный люк в центре громадного днища оказался распахнут.

Подковыляв к свисающему гибкому трапу, Ульс вскарабкался наверх, нашел рубильник освещения и повернул его, включив цепочку миниатюрных плафонов, тянувшихся вверх по стенке аварийной шахты. Дым от чадящей ветки не затягивало в шахту, значит, верхний люк захлопнут. Он отбросил факел.

С трудом ворочая негнущейся ногой, Ульс карабкался по лесенке. Несколько раз он останавливался передохнуть.

Когда он добрался до верха, пот заливал глаза, разъедал рану на затылке; вялые после болезни мышцы еле слушались.

Верхний, закрытый люк оказался разблокирован. Без труда распахнув его, разведчик выбрался в кормовой отсек. Поскольку двигатели не работали, опасаться радиации не приходилось. Слабо светили негасимые дежурные лампы, озаряя бессчетное множество трубопроводов, кожухов, наглухо заклепанных ремонтных лючков. Бортовая сеть исправно работала на Черной Смерти.

Компоновка звездолета ничем не отличалась от типовой во времена империи. Это облегчало задачу.

Поднявшись по винтовой лесенке к потолку, Ульс нажал кнопку, и толстенная дверь из покрытого никелем свинца послушно отъехала вбок. Ульс вошел в еле освещенный трюм. Как и ожидалось, большинство запаянных ящиков с инструментами и приборами, которыми снабжались ссыльные, оказались нетронутыми. Хранившегося здесь добра хватило бы на то, чтобы оснастить целый город-завод.

Не рискуя пользоваться лифтом, разведчик полез дальше по лесенке, прикрепленной к решетчатой шахте грузового транспортера. Не скоро достиг он уровня жилых палуб, располагавшихся по спирали вокруг огромного многоярусного помещения трюма. Они начинались выше ворот грузового шлюза, о чем свидетельствовала первая дверь в прозрачной трубе гидравлического лифта. Дальше лесенка крепилась просто на переборке, и вдоль нее на равном расстоянии друг от друга располагались красные заслонки запасных входов. Дойдя до верхней из них, Ульс остановился и перевел дух.

Отсюда он попадал в отсек экипажа, венчавшийся рубкой управления. Разведчик дошел почти до носовой оконечности корабля, до вершины Башни, грозно возвышавшейся над ночной равниной. Он надеялся, что снаружи все еще ночь и обитатели звездолета мирно спят. Вряд ли они выставляют часовых в своих коридорах.

Все же сердце его коротко трепыхнулось, когда он повернул ручку, приоткрыл заслонку и прислушался.

Ободренный полной тишиной, он выбрался в пустой узкий коридор, по ходу винтовой нарезки обвивавший толстенную сердцевину корабля. Левая, выпуклая стена была глухой, за исключением аварийной заслонки, через которую он сюда пролез. По правой, вогнутой стене тянулась вереница дверей. Ульс двинулся вдоль нее, потрясенно глядя на дверные таблички: А, А1, А2, A3, В, В1, В2, ВЗ, С, С1… Мог бы догадаться сразу, упрекнул он себя.

Однако на пассажирских кораблях каюты экипажа испокон веку помечаются просто цифрами. Литеры с цифрами приняты на супергрузачах с большой командой. Но это же не грузач, на них не ссылали. А еще? Фрегаты разведслужбы, естественно. Но их в то время, разумеется, и в помине не было. А еще какие корабли имели каюты с буквенно-числовыми обозначениями?

Военные.

Прихрамывая, Ульс почти бежал по истертому полу коридора, сохранившему рифление лишь по краям. Он спешил к последнему номеру боевого расчета, к двери с одинокой литерой Z. Справа мелькнули Y и Y1. Коридор уперся в глухую переборку. Разведчик вздрогнул. Потом повернул голову. Ну конечно. Последняя дверь, ведущая в крайний носовой отсек, оказалась слева от него.

Стандартная табличка с черным зигзагом на ней свидетельствовала, что наконец-то Ульс достиг цели.

Погибший Мэг.

Пропавший Рябой.

Потерявший разум Аор.

Лохи.

Пришла пора поквитаться за них.

Волноваться не стоило. Зачем волноваться? Исход игры предрешен. Значит, надо перевести дыхание и спокойно коснуться дверной кнопки.

Мгновенно входной проем обнажился.

— Добрый день, уважаемый Зет, — произнес разведчик, остановившись на пороге орудийной рубки боевого крейсера. — Приветствую вас на борту единственного в Галактике военного корабля.

ВЕРХОВНЫЙ ХРАНИТЕЛЬ МУДРОСТИ ГОСПОДИН ЗЕТ

Навстречу разведчику шагнул пухлощекий юноша в белоснежной мантии и такой же круглой шапочке. Видимо, он только что поднялся с еще не убранного в стену ложа рядом с большим полукруглым пультом, над которым светились шесть локаторных экранов.

Его бледное, не знавшее солнца лицо обрамляли светлые кудри, выбивавшиеся из-под шапочки и волной спадающие до плеч. Ясные голубые глаза растерянно щурились.

— Кто вы такой?! — воскликнул он тонким полудетским голосом.

— Спокойнее, пожалуйста. — Ульс нажал кнопку, и дверь закрылась. — Я тот самый пилот, чью шлюпку сейчас стерегут ваши балбесы.

Юноша окаменел от изумления.

— Мы что, так и будем беседовать стоя? — поинтересовался разведчик.

Маленькой паузы хватило, чтобы Зет полностью овладел собой.

— Прошу, садитесь. — Он указал на кресло в углу рубки жестом любезного властелина, а сам сел на винтовой табурет, спиной к пульту. — Слушаю вас.

— Прежде всего, какого черта вы разрушили плотину и демаскировали шлюпку? — развалившись и закинув ногу за ногу, начал разведчик. — Ничего поумнее нельзя было придумать? Или вам уже начхать на конспирацию?

— Позвольте, — ответил Зет тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Здесь вопросы задаю я. Ответы — не моя специфика. Прежде всего, как вы сюда попали?

— Элементарно. Едва я втолковал, что вы меня ждете, стража обмерла и беспрекословно пропустила. Приятно иметь дело с солидным руководителем.

— Лжете. Не может быть.

— Велите спросить стражу. Они не будут отрицать.

Юноша склонился к селектору, нажал одну из клавиш.

— Господин F? — спросил он, услышав отклик. — Прошу разобраться, почему человек в одежде лоха беспрепятственно миновал стражу и добрался до наших кают.

— Это исключено, — донесся хриплый голос из динамика.

— Я тоже так думаю. Однако этот человек сейчас сидит передо мной.

— Тысяча чертей!!!

— Совершенно верно. Хотя опасность мне и не грозит. Он производит благоприятное впечатление. Займитесь вашими людьми и доложите по выяснении.

Зет выключил селектор.

— Если вы солгали, это сразу обнаружится, — заявил он. — Подождем результатов. А пока продолжим. С какой целью вы высадились на планету?

— Я привез горючее, — ответил Ульс.-Тридцать контейнеров.

— Что-о?! — изумленно вскинул брови юноша.

Он помолчал, переваривая услышанное. Ульс чутьем понял, что тут не все ладно. Им допущен первый промах, который может оказаться последним.

— Почему так рано? — спросил Зет, и его льдисто-голубые глаза недобро сузились. — Был назначен другой срок. Ну, это еще пустяки. Даже выкручиваться не надо.

— Пришлось поторапливаться. Разведка что-то пронюхала и сцапала нескольких наших ребят. Мы не стали дожидаться, пока дойдет черед и до нас.

— До кого — до нас?

— До Хиска, Тода и меня.

— Наконец-то. С этого надо было начинать.

— Но вопросы задаете вы, не правда ли? — съязвил разведчик.

— Только не подумайте, что они уже закончились. Вы отнюдь не рассеяли сомнений. Почему вы не сели ночью на ферме, а продолжали играть в прятки? Почему не подали установленных сигналов? Вы вели себя так бесцеремонно, словно и не подозревали о наличии у нас локатора. Естественно, мы приняли вас за шпиона. Вы простотаки напрашивались на то, чтобы вас сбили. А теперь, когда ваша шлюпка захвачена и вы у меня в руках, вы являетесь, городите несусветную ложь и надеетесь, что я поверю хоть единому вашему слову. Я не столь наивен.

— Придется мне начать с самого начала. А то вы уже вообразили, что я из разведки.

— Не сомневаюсь, что вы оттуда.

— Так вот, послушайте. — Ульс говорил ровным, почти монотонным голосом, будто не настала долгожданная решающая минута, ради которой он шел на смертельный риск. — Меня уговорил работать с вами Старик.

Зет поморщился:

— Неужели я обязан знать клички всех исполнителей? Увольте. Скажите лучше, по каким мотивам вы согласились. Это гораздо интереснее.

Так Старик и впрямь ни при чем? Впрочем, юноша не ответил ни да, ни нет. Это зефирное создание с девичьими локонами на самом деле опасный и хитрый противник. Ладно, посмотрим, кто на чью удочку клюнет.

— Мои мотивы достаточно просты. Я резервный пилот второго класса, обслуживаю грузачи. Без связей, без перспектив, без возможности зарекомендовать себя. Согласитесь, это незавидная участь. Я полагаю, что достоин лучшей.

— А, честолюбие. Действительно, в вашем мире оно — единственная приправа к жизни. Весьма убедительно сочиняете. Продолжайте.

— Я не сочиняю! — сверкнул глазами Ульс. — Вам не понять, что это такое, когда вас затерли, запихнули в разряд ничтожеств, когда ваши бездарные однокашники процветают, но не дают себе труда снизойти до вас!!

— Ну-ну. Без лишней горячности. Дальше.

— Я понял, что это мой единственный шанс вырваться из бессмысленного прозябания, которое…

— Я сказал: дальше.

Ульс засопел, проглатывая остальную часть тирады и успокаиваясь.

— Когда разведка сцапала Эди, — снова заговорил он, — контейнеры уже были готовы к погрузке. В любую минуту нас всех могли накрыть. На замену удалось поставить меня. Рейс был якобы на Софорос…

— Короче.

— Когда дело дошло до перемены курса, накладки посыпались одна за другой. Сначала…

— Погодите. Почему схватили Эди?

Зет допрашивал профессионально. Он владел всеми тонкостями этого нелегкого искусства. Его глаза подмечали малейшую перемену в мимике разведчика. Тот только диву давался.

— Я же сказал, разведка что-то разнюхала. Они взяли весь экипаж, с которым Эди летал раньше. Пришлось форсировать отправку груза.

— Вы сказали, Эди арестовали, когда груз горючего уже был готов. Неувязка.

— Тех ребят загребли в третьем Космопорте, — терпеливо объяснил Ульс. — Нас вовремя предупредили, и пришлось идти напролом.

— Кто предупредил?

— Я не знаю!! — взорвался разведчик. — Я знаю только, что меня выдернули из гостиницы и отправили бегрм в порт. Там я получил баржу с контейнерами, которую должен был пилотировать бедняга Эди. Отвел ее на корабль. О том, что стряслось, мне рассказал Тод. Он не особенно вдавался в подробности.

— Незнание — довольно удобная позиция для защиты, а? Оставим это, расскажите, что произошло в полете.

— А в полете было вот что. Этот подонок Хиск выгреб из аптечки наркотики и накачался ими до очумения. Пришлось нам с Тодом его прятать, чтобы не попался на глаза капитану. Едва грузач вышел из зоны прямой связи и был готов к нырку, мы с Тодом хотели скрутить капитана. Но тот что-то заподозрил. У него под рукой оказался штатный револьвер. И прежде чем я его скрутил, он уложил Тода наповал.

Брови Зета презрительно приподнялись.

— Наглая ложь. Ни за что не поверю, что ваши рафинированные гуманисты научились убивать.

— Я бы сам не поверил. А что ему оставалось делать, когда Тод вытащил свой ножичек? Наверно, капитан хотел ранить в плечо или просто выстрелил от неумения… В общем, Тоду от этого не легче.

— Допустим. Но Хиск, надеюсь, уцелел? Ему отлично известны и сигналы, и пароли, и место посадки.

— Ваш чертов Хиск засел в каюте и всласть накачивается наркотиком. А стоит к нему постучаться, орет, что выпустит кишки любому нахалу, который осмелится беспокоить его особу по пустякам. Этот скот стал абсолютно невменяем.

— Ах как вам не повезло!

— Еще бы. — Разведчик сделал вид, что не замечает издевки. — Хорошо еще, что я нашел в штурманской рубке запись координат вашей планеты. А то вообще не знал бы, куда лететь.

— Этот мерзавец не понадеялся на память?! Он посмел оставить такую важную улику, да еще находясь на грани провала?! — вознегодовал Зет.

— То-то и оно. Как ни парадоксально, это спасло и меня, и вас. Я летел, зная лишь координаты планеты, где находится корабль, и ваше имя.

— Весьма тронут. Но в этой критической ситуации вы повели себя самым загадочным образом. Сначала болтались в шлюпке над равниной, что-то разнюхивали.

— Что, нельзя уже на ваших лохов посмотреть? Я сроду такого не видывал…

— Затем спрятались в водохранилище, — продолжал Зет. — Думали, мы вас потеряли из виду? Не тут-то было. Локатор засек вас на бреющем полете, за две секунды до входа в воду шлюпка попала в зону прямой видимости.

— Я прятался не от вас. Разведка могла уже что-то узнать — и внедрить на равнине своих людей, оставить засаду.

— Не проще ли им было блокировать планету патрулями?

— Кто знает, чего им проще. Я побоялся приземлиться нагло и у всех на виду. И без того я рисковал сверх всякой меды.

— Поскольку вы привезли горючее, мы становимся хозяевами Галактики. Бояться тут глупо.

— Почем я знаю, может, у вас корабль еще не готов для взлета…

Селектор тоненько просигналил. Зет нажал клавишу отзыва.

— Докладывает F. Смена часовых утверждает, что этой ночью никто в Башню не входил. А лохов они не пропускают вообще.

— Минутку. — Юноша отключил микрофон и насмешливо посмотрел на Ульса: — Как вы это объясните?

— Что тут объяснять? Они перетрусили, когда их призвали к ответу. Поняли, что допустили промашку. Пытаются огульно все отрицать. Но как же иначе я мог сюда попасть? С неба свалился?

— Действительно. — Зет снова нажал клавишу. — Господин F, я же объяснил, что у меня сейчас находится гость. Расспросите ваших людей еще раз. Да покруче, покруче! — Его высокий мелодичный голос сорвался.

— Понял. Разрешите выполнять?

— Их вина очевидна. Смотрите, как бы она не стала еще и вашей.

— Слушаюсь!! — рявкнул бравый служака.

Зет выключил селектор: — Остается выяснить: где вы прохлаждались целых пять дней? Почему не явились сразу, немедленно?

Ульс показал на распухшее колено и засохший струп на месте укуса.

— При высадке меня укусила желтая пиявка.

— Сочувствую. Вернее, поздравляю, поскольку вы живы.

— Как только я смог передвигаться самостоятельно, я отправился к вам. Вот и все.

— Неправдоподобно. В вашей истории слишком много неправдоподобного.

— Жизнь бывает похлеще всякой выдумки. Не хотите — не верьте. Но что тогда на самом деле, по-вашему?

— На самом деле вы — боевик разведслужбы, допустивший массу оплошностей. Главная из них — потеря шлюпки. Теперь вы пытаетесь меня перехитрить, чтобы добраться до шлюпки и благополучно вернуться к своим.

— Ах так? Но если я послан разведкой, значит, контейнеры перехвачены. Вы раскрыты. Все пропало.

— Не думаю. Пока что пропали вы. Причем ваша смерть будет незавидной, знаете ли.

— Но где же логика?! — вспылил Ульс.

— Не кричите. Я лишился большого удовольствия — уничтожить всех вас. Взамен получил маленькое — уничтожить одного шпиона. Меняется масштаб, но не само удовольствие.

— Да вы маньяк! — ахнул разведчик. — С кем я связался! С узколобым дикарем!

— Выбирайте выражения.

— Дичь, бред! Зачем разведке провоцировать вас?! Зачем посылать шлюпку, зная, что у вас оружие и локатор! Да позвольте же! Я разве похож на самоубийцу?!

Его прервал сигнал селектора.

— Докладывает F, — послышалось из динамика. — Часовые во всем признались.

— Ну и отлично.

— Как прикажете с ними поступить?

— Вы еще спрашиваете, как поступить в подобных случаях? — Зет раздраженно ткнул пальцем в выключатель. На чем мы остановились?

— На том, что я не самоубийца. Но допустим, я все-таки агент. Один как перст, на штатной корабельной шлюпке, не имеющей разведывательного оборудования. Ни прикрытия, ни связи… В общем, заведомо обречен на неудачу и послан на верную смерть. Как по-вашему, это стиль разведки?

— Рассуждение не лишено тонкости. А может, именно на это сделан расчет.

— Расчет? Какой расчет? Какова цель? Обезвредить вас? Вы и так никому не опасны. Если ваши люди арестованы разведкой, никому больше дела нет до вас лично. Пока лет через тысячу не научитесь производить сами сверхтяжелое топливо. А до тех пор сидите себе на планете, как сыч в дупле. Так что никакого расчета быть не может.

— Расчет прост, — возразил юноша. — Вряд ли выявлена поголовно вся агентура. И вы посланы разузнать…

— Ничего я не желаю разузнавать!! — снова взорвался Удьс, — Чихал я на вашу агентуру! Я привез топливо! Понимаете? Топливо! А вы дурака валяете. А время и так упущено. Что, если настоящие разведчики уже на пути сюда?

— Пусть попробуют сунуться.

— А зачем соваться, с какой стати? Они угонят грузач, только и всего.

— Хорошо, — подумав, сказал Зет. — Все логично, достоверно, убедительно. За исключением одной детали. Такой смелый, ловкий и хитрый человек, как вы, мало похож на резервного пилота второго класса. Вы матерый профессионал. Вот кто вы такой.

С минуту они молчали, сверля друг друга глазами.

Ульс в душе отдал должное тому, как изящно его переиграли. Продолжать запирательство не имело смысла.

— Да, — нарушил он молчание. — Вы правы. Я кадровый агент разведслужбы.

Юноша удовлетворенно улыбнулся:

— А вот это уже гораздо интереснее. Получите жизнь в обмен на подробные сведения. Рассказывайте: как произошел наш провал, что стало известно разведке и что она пытается выяснить? А главное — что ваши хозяева намерены предпринять в дальнейшем. Потом подумаем вместе, как выправить положение.

— Подождите. Я просто не все сказал. Должен уточнить: я агент в прошлом. Недавно был дисквалифицирован за недисциплинированность и переведен в резервные пилоты. Это единственное, о чем я умолчал.

— А, крах карьеры. Обида на судьбу.

— Не на судьбу. На всех этих зажравшихся чистоплюев…

— Тут-то вам и предложили сотрудничать с нами?

— Да. Учтите, я знаю разведку как свои пять пальцев. Знаю космос, колонию. Обучен пилотажу. Думаю, вы оцените меня по достоинству.

— И все-таки это не делает вашу историю правдоподобнее. Пока что вы меня ни в чем не убедили.

— Слушайте, Зет… — устало проговорил разведчик.

— Господин Зет, с вашего позволения.

— …зачем вы вообще заварили эту кашу, если боитесь собственной тени?

— План операции разработан давно, еще моими предшественниками. Последний из них скоропостижно скончался от сердечного приступа, и я заступил на его место.

Вот оно что. Пересменка властей. Надо полагать, очередной Зет еще не вполне вошел в курс дела. И очень хорошо. Прежний, опытный, мог и не попасться в ловушку.

Повезло.

— Что теперь прикажете делать? — поинтересовался разведчик. — Отвезти контейнеры обратно в Космопорт и принести от вашего имени извинения?

— А что предлагаете вы?

— Да поди ты к черту! Идиот! Сопляк! Я же привез ключи от мира!!

— Вы забываетесь, милейший.

— Трусливый кретин!! — гаркнул Ульс.-С минуты на минуту все может рухнуть! И без того сколько времени упущено! А ты празднуешь труса! Болван!

— Вы, кажется, забыли, что находитесь в моей власти, — презрительно сощурился господин Зет.

— Нет уж, птенчик! — Ульс вскочил с кресла и наклонился над невозмутимо сидящим Зетом, уперев руки в бока. — Это я взял тебя за глотку! Ты у меня вот где! — Он потряс кулаком. — Хочешь владеть Галактикой? На! Только пополам. Поделим добычу от сих до сих. Пятнадцать килопарсек — тебе, пятнадцать — мне. Иначе я и пальцем не шевельну, пусть все летит к черту!

Зет поднял брови: — О, у вас неплохие аппетиты.

— А ты что думал!

— Предположим, я согласен. Какие вам нужны гарантии?

— Я сам себе гарантия. Без меня тебе не обойтись. Такой человек, как я, — находка, неужели непонятно? Или ты надеешься в одиночку управиться со всей Галактикой? Формально диктатором будешь ты. Пожалуйста. Я буду считаться твоим наместником. Забирай всю мишуру и титулы, а править будет каждый сам, в своей половине.

— Забавно, — Зет усмехнулся уголками губ. — Вы недурно торгуетесь. Должен признать, что ваши претензии не лишены оснований. На вашем месте любой повел бы себя так же. Я предвидел это и готов принять ваши условия.

— Но учти, — не успокаивался Ульс. — Вздумаешь нарушить уговор — пеняй на себя. Придушу голыми руками. И никакие штемпы не спасут.

— Бросьте. Я реалист. Наместник действительно необходим. Ваша кандидатура, сколько могу судить, подходит. Думаю, между нами не возникнет больше трений.

— По рукам! — воскликнул разведчик.

Лицевые мускулы Зета чуть дрогнули, он с трудом подавил усмешку.

— Кто бы вы ни были на самом деле, колебаться бессмысленно, — сказал он. — Вселенная стоит на кону, и жребий брошен. Если вы лжете, я заведомо проиграл, если нет — выиграл. Не стоит бояться того, что уже свершилось.

Он включил селектор:

— Господин F? Через три минуты постройте у выхода отряд в сорок человек. Я прогуляюсь по равнине.

— Как? — изумленно переспросил голос в аппарате.

— Я неясно выразился? Мне необходимо пройтись к реке и обратно. Обеспечьте охрану.

— Так вы в самом деле выйдете из Башни? — продолжал недоумевать F.

— Да. Выполняйте.

Зет встал и распахнул дверь лифта в стене.

— Прошу.

Они вошли в кабину и стремительно понеслись вниз.

— Я строго приказал не подпускать к шлюпке никого без моего личного присутствия, — объяснил Зет. — Предосторожность никогда не бывает излишней.

— Разумно, — кивнул Ульс.

Лифт остановился. На площадке выходного шлюза их ожидал выстроенный в две шеренги отряд черных балахонов. Одутловатый толстяк в белой хламиде с черной полосой, очевидно господин F, склонился в низком поклоне.

Зет сдержанно кивнул ему и, сопровождаемый по пятам Ульсом, прошествовал к трапу. Вышколенная стража заключила их в каре и зашагала, подлаживаясь к походке повелителя и угрожающе выставив острые заступы.

Трап спускался в темный, дурно пахнущий барак штемпов. Рифленый настил сменялся мощеной дорогой, ведущей за распахнувшиеся с поспешностью ворота.

— Нельзя ли помедленнее? — проворчал Ульс. — У меня нога еще не в норме.

— Ах да. — Зет убавил шаг.

Они вышли на рассветную равнину. Стоял час, когда удушливая духота тропической ночи сменяется дневным зноем. Светило еще не показалось из-за бурой гряды плоскогорья, но небо уже посветлело и стало серо-голубым.

Где-то там, за непроглядной толщей атмосферы, кружился над планетой грузач с тридцатью контейнерами горючего в трюме.

Передняя шеренга каре перестроилась в виде клина.

Пинками охрана будила и разгоняла лохов, оказавшихся на пути властелина.

— Баржу сажайте прямо у ворот Башни, — вполголоса втолковывал Зет. — Загрузим контейнеры и сразу взлетим.

— Как поступить с грузачом?

— Оставьте на орбите. После взлета я попрактикуюсь в стрельбе по движущейся мишени. Пригодится впоследствии.

— А поселение?

Зет недоуменно вскинул брови, словно Ульс сморозил невесть какую глупость.

— Мы больше не нуждаемся ни в лохах, ни в штемпах, — объяснил он.

Шествие пересекло равнину, миновало дюны и вышло к пересохшему ложу водохранилища, где неподалеку от памятного разведчику валуна, омываемая сбоку торопливым горным ручьем, в который превратилась река, лежала в оцеплении тройного кольца штемпов разъездная шлюпка. Завидев белую мантию в центре черного каре, стража поспешно расступилась.

Ульс осмотрел шлюпку и убедился, что она в полной сохранности. Затем приложил палец к выемке на борту, и колпак откинулся.

— Велите им помочь, — попросил разведчик, навалившись грудью на край борта и пытаясь закинуть на него ногу.

Зет еле уловимо кивнул, и штемпы бросились подсаживать Ульса.

— Жду баржу, — коротко бросил Зет и повернулся, чтобы уйти, — Минутку! Чуть не забыл. Еще два слова.

— Что такое?

Ульс покосился на стражу. Зет обернулся и указал взглядом дистанцию, на которую следовало отступить черным балахонам. Те суетливо повиновались.

— Слушаю, — сказал Зет, чуть склонившись к сидящему в кресле разведчику. Тот ухватил властителя за шиворот, другой рукой нанес удар в нервный ствол пониже уха и рывком перевалил обмякшее тело через борт.

Не успела стража опомниться, как захлопнулся прозрачный колпак и шлюпка свечой взмыла в небо.

Часть третья ПРИНЦИП ГУМАННОСТИ

ВЗГЛЯД ИЗВНЕ

Среди несметного скопища звезд, разметавшихся овальным вихрем на тысячи парсеков, среди этой искрящейся, невообразимо громадной карусели с краю, вокруг неприметного в числе прочих светила, обращалась маленькая голубая планета, и в четырехмерной вмятине, продавленной ее ничтожной массой, кружилась и кружилась по эллиптической траектории металлическая крупинка, ставшая по воле случая гробницей для одного разумного существа и тюрьмой для двоих других, и она несла в своем чреве тридцать скорлупок, начиненньгх сверхтяжелым самораспадающимся веществом, из-за которого схлестнулись в смертельном поединке две судьбы, заключенные в еще более крохотную крупицу металла, чем та, что вращалась по эллипсу вокруг планеты, и эти крупицы, большая и маленькая, стремительно, по их масштабам, сближались, затем одна поглотила другую, и вот уже далеко позади осталась голубая планета, а извергающая сноп энергии металлическая крошка несла сквозь межзвездное пространство находившихся в ней существ со всеми их страстями, чаяниями, борьбой, вместе со всем, что заботило и застилало в тот момент их умы, мешая осознать, где они находятся на самом деле, не в металлической же оболочке, летящей сквозь пустоту, нет, шире, гораздо шире, чем дано помыслить, и если бы существовал некто, способный окинуть всю картину мироздания взглядом извне, точнее говоря, если бы существовал такой взгляд, сам по себе, вне каких-либо зависимостей, и взаимодействий, и следствий, и, как знать, может быть, он, действительно есть, хотя по меньшей мере странно — рассуждать о существовании того, что объемлет все сущее без остатка, так вот, если допустить наличие такого взгляда извне, он и не заметил бы передвижения металлической, населенной живыми существами пылинки, а даже заметив, не счел бы достойным своего внимания или, скорее, вообще не различил бы те всплески биополя, интерференцию силовых линий, непредсказуемые и неуправляемые пучки смешанных излучений, словом, все те страсти, сотрясающие горстку разумной протоплазмы, разделенной на несколько биологических особей и несущейся внутри извергающей энергию полой крупицы, затерянной где-то с краю искрящейся, невообразимо громадной карусели, среди овальным вихрем разметавшегося на тысячи парсеков несметного скопища звезд.

ЗАВТРАК ВДВОЕМ

— Ну вот, теперь вы у меня в гостях, — сказал Ульс, заметив, что господин Зет очнулся. — И вопросы начну задавать я. Не обессудьте.

Юноша пристально смотрел на него.

— Хорошо сработано, — признал он. — Что ж, я ведь не исключал эту возможность.

А он умеет проигрывать, подумал Ульс. При всей ненависти к нему разведчик понимал, что этот противник достоин уважения.

— Приступим к беседе, господин Зет. Время дорого.

— Прежде всего, я хочу есть, — капризно заявил юноша. — По вашей милости я до сих пор не позавтракал.

Туг Ульс и сам почувствовал, до чего у него подвело живот.

— Сейчас я принесу еду, — пообещал он, вышел и на всякий случай заблокировал дверь капитанской каюты, в которую поместил своего пленника.

Открыв соседнюю, ведущую в кают-компанию дверь, он невольно замер на пороге. Несмотря на исправно работающую систему кондиционирования, в нос ему ударил трупный душок.

На полу среди разбросанных пустых ампул, скомканных оберток, вскрытых коробок, объедков сидел Хиск, вертя в руках разряженный инъектор. Ширакеш прикладывал сопло то к локтевому сгибу, то к бедру и, впустую нажав на спуск, блаженно закатывал глаза к лазурному потолку. Он словно бы не замечал Ульса. У стены лежал Тод. Голова лжемеханика неестественно запрокинулась, на вздутом лице проступили фиолетовые пятна. Взгляд остекленелых глаз казался обиженно-недоумевающим.

— За что ты его?.. — спросил потрясенный разведчик.

Ширакеш захихикал.

— Ишь, воняет, — проговорил он. — Похлеще, чем живой.

— Я спрашиваю, за что ты его задушил?

— Нечего ширву зря тратить. Я лег в отключку. А он мою тележку отначил, гнида. Мне самому и то не хватало, — надув губы, заявил колонист.

Ульс заглянул в широко раскрытые, безмятежные глаза ширакеша и вздрогнул. Хиск лишился рассудка.

Разведчик ухватил тяжелого мертвеца под мышки, оттащил в подсобку.

Теперь уже две заиндевелые капсулы лежали рядом, совершенно не отличимые друг от друга. Стоя над ними, Ульс почувствовал, что его сердце как будто тоже окунулось в жидкий азот.

Обеих смертей могло не быть.

Это вовсе не означало, что он счел себя их виновником. Да и не в вине суть. А в том, что безвозвратно исчезли две души, два разума, и перед тяжестью утраты меркнут любые различия между ними, потому что, как бы ни был человек добр или зол, честен или подл, чист или порочен, смерть остается смертью. Она сметает всех, не приемля различий, и в миг ее торжества гаснет целая Вселенная. Ийянин Мэг и колонист Тод погрузились в Великое Ничто. Из всеобщего мироздания вычтены два частных мироздания. Ульс понимал, что его совесть не обретет покоя, пока он будет помнить об этом. И еще сознавал, что в забвении ему будет отказано.

Со стесненной душой вернулся разведчик в капитанскую каюту. Недоуменный взгляд Зета напомнил ему об обещанном завтраке. Снова он отправился в кают-компанию, где не обращающий ни на что внимания Хиск играл пустыми ампулами, раскладывая их то веером, то рядком.

Ульс взял два запаянных в толстый пластик пакета из наполовину опустошенного ящика с припасами.

Ознакомившись с их содержимым, Зет слегка покривился, но последовал примеру разведчика и, содрав фольгу с прозрачной плошки, обмакнул в минерализованную воду белковый брикет.

— А знаете, недурно, — признал он, прожевав разбухшую массу.

— За неимением лучшего, — буркнул Ульс, вспомнивший о чанах с аминореллой.

— Ну и куда же мы теперь летим?

— Пока берем разгон. Особенно торопиться некуда. Нам ведь есть о чем поговорить, не так ли?

— Ошибаетесь. Я не намерен беседовать с рядовым исполнителем. Это не мой уровень.

— Хотите вы этого или нет, а разговора по душам не избежать.

— Повторяю, мы с вами стоим на совершенно разных ступенях, — возразил холодно Зет. — Вы — не что иное, как своего рода штемп. Вас выдрессировали для исполнения охранительных функций. И вряд ли для вас важны тонкости — кого и от кого охранять. А я намерен объясняться лишь с теми, кто реально отправляет функцию власти. С вашим руководством.

— В том и закавыка, что я теперь сам себе и руководитель, и власть. Я действительно бывший разведчик, разжалованный во вторые пилоты. После гибели капитана командование кораблем перешло ко мне.

— О, надеюсь, блистательная карьера не вскружила вам голову?

— Ничуть.

Насытившийся разведчик смотрел, как Зет увлеченно потягивает сладкий крем из тюбика. Этот юнец с внешностью ангела чуть не перехитрил разведку и едва не сокрушил Галактическую Лигу. Невольно Ульсу вспомнились изувеченные Черной Смертью лохи, безумные глаза Аора, нож в груди капитана Мэга…

Окончив завтрак, Зет бросил сплющенный тюбик под стол и проронил: — Все-таки я предпочел бы собеседников позначительнее, чем новоиспеченный капитан грузача.

— Поднимите тюбик и положите на стол, — приказал Ульс.

— Даже не подумаю.

Их взгляды скрестились: насмешливый — Зета и ненавидящий — разведчика.

— Уверяю, рано или поздно вам придется это сделать.

— Я слишком привык к тому, что мне оказывают мелкие услуги, — вздохнул юноша. — Можете поднять сами, и считайте это за честь.

— Как хотите. Предупреждаю: пока не уберете тюбик, не получите больше еды.

Глаза Зета округлились: — О-о, я и не знал, что разведка применяет пытки…

— Какие там пытки, просто привитие гигиенических навыков.

Зет сверлил Ульса бешеным взглядом. Потом что-то разом погасло в его глазах. Он нагнулся, поднял тюбик и положил рядом со вскрытым пакетом.

— Только не подумайте, что сможете чего-либо добиться угрозами, — предупредил он. — Я нисколько вас не боюсь.

— А зря.

— Ну что вы можете мне сделать? — скорчил высокомерную гримасу Зет. — Подвергнуть пыткам? Казнить?

— Вы прекрасно знаете, что это противоречит главному принципу нашей жизни.

— Правда, вы можете отправить меня в заточение, — продолжал юноша. — Но я и так жил в тюрьме. Я не мог покинуть Башню, а тем более планету. Думаю, самый разумный выход из положения — вернуть меня в мою Башню. Наверняка ваше начальство признает это наиболее целесообразным.

— Что ж, вернуть я вас могу, — задумчиво промолвил Ульс. — Хоть сейчас лягу на обратный курс. Только выпущу вас на равнину, причем голенького. Будете жить среди лохов, будете лохом. Почувствуйте на своей шкуре, какова Черная Смерть. Лучевые ожоги, дистрофия, катаракта и так далее. Хотите?

— Вы не посмеете.

— Еще как посмею.

— Что ж, охрана узнает меня в любой одежде. Стоит мне подойти к воротам, и…

— И ваши штемпы с наслаждением зарубят вас лопатами. Как только узнают в лицо — забьют насмерть, изуродуют до неузнаваемости, и никто с них не взыщет. Полагаете, им не за что с вами поквитаться?

Зет не возразил. Похоже, его проняло.

— А что как верну вас, да только не на вашу, а на другую планету? — продолжил разведчик. — На такую, где светлая кожа не в почете? И будете вы вместе с другими белыми рабами гнуть спину на плантации, по колено в грязи, изнемогая от лихорадки. Будете получать в обрез баланды, зато вдоволь кнута. Уж тогда-то не останется никаких шансов вернуться в боевую рубку Башни. Как насчет этого, господин Зет?.

— Я не верю, что вы способны на такое зверство.

— А что остается делать? Пока ваша агентура не выловлена до последнего человека, вы угрожаете гибелью всему человечеству. И было бы сущим безумием возвратить вас в кресло диктатора.

— Так. Разумно. А можете ли вы гарантировать мне беспрепятственное и безопасное возвращение, если я пойду на уступки?

— Иными словами, укажете ваших сообщников?

— Да.

— Тогда нет смысла вас карать. Обещаю, вы возвратитесь в Башню.

— Вы правомочны решать такой важный вопрос? Вы, именно вы, самочинно?

— Конечно. В данном вопросе я не менее правомочен, чем Галактическая Лига в полном составе. Я даю вам честное слово, и никто в ойкумене не допустит, чтобы, оно оказалось нарушено. Бесчестье одного — позор для всех. Таковы наши принципы.

— Очень мило. Но я предпочел бы иметь гарантом саму Галактическую Лигу или как ее там.

Ульс покачал головой.

— Не выйдет, — сказал он. — Зачем беспокоить занятых людей попусту? Мы с вами как-нибудь сами разберемся. Не хотите отвечать — ваше право. А я вправе под свою ответственность поселить вас на такой планете, что вы проклянете день и час, когда появились на свет. Вот что я сделаю. А потом займусь дальнейшим расследованием. И можете не сомневаться, доведу его до конца.

— И вас не накажут за самоуправство?

— Как-нибудь стерплю еще один строгий выговор. А может, до этого и не дойдет. Я ведь действую не по чьемулибо заданию, а в силу вынужденных обстоятельств. Я вас взял в плен, я с вами и поступлю, как сочту нужным, принимая во внимание исключительную обстановку. Так что советую снизойти до моей скромной персоны и не слишком злоупотреблять моим добродушием. Его запасы могут иссякнуть.

Зету не понадобилось много времени для раздумий.

— Да, все логично и убедительно, — признал он. — Пожалуйста, к вашим услугам.

Разведчик не сомневался, что ему удастся сломить сопротивление противника и подчинить его своей воле. Но он предвидел затяжной, изматывающий спор, бурю побочных эмоций, постепенное, шаг за шагом, отступление допрашиваемого в тупик, откуда можно выйти лишь ценой безоговорочной капитуляции. А Зет сдался до неправдоподобия легко и просто, словно компьютер, играющий в нак-нак, стоило довести до его сведения предполагаемые ответные ходы.

БЕСЕДА ВНЕ ЖАНРА

Ульс решил начать издалека, чтобы, как говорят в разведке, «раскатать» собеседника, а заодно и удовлетворить собственное любопытство.

— Для начала изучим картину в целом, — начал он. — Как я понимаю, изначально на вашем звездолете имелся довольно большой процент энергичных, умных людей. Они быстро научились задавать тон, и блатным вожакам, от которых на корабле не предвиделось большого проку, пришлось отступить на второй план. Готов допустить, что на первых порах ваша каста руководствовалась самыми благими намерениями. Сохранить знания, не допустить варварства, противостоять деградации и так далее. Но потом, как и всякая каста, Хранители выродились в самодовлеющий замкнутый клан. Поглощенные заботой о своем благе, они уже не так рьяно преследовали первоначальные цели…

— Ошибаетесь, — перебил его Зет. — Нашей целью была и остается месть.

— Ах да. Ведь на корабле имелось вооружение. Кстати, почему его не демонтировали перед высылкой?

— Видимо, не сочли нужным возиться, резать и заваривать обшивку. Легко снимавшиеся важные узлы изъяли и привели в негодность. Но зато за сотни лет, прошедшие после посадки на планету, нам удалось привести крейсер в полную боеготовность.

— Понятно. С посадкой вам, скажем прямо, не повезло. Автоматика не учла совокупности всех природных факторов, ландшафта и обрекла вас жить на пятачке. К тому же вас до сих пор теснят коренные обитатели…

— Вы имеете в виду оронгов?

— Кого же еще?

— Кто вам сказал, что они — аборигены? — удивился Зет. — Ничуть не бывало. Они, как и мы, прилетели на том же самом корабле.

— Как?! — изумился Ульс.

— Проще простого. Со временем крейсер оказался перенаселен, ибо Хранители оказались не в силах наладить эффективное регулирование рождаемости. Тогда часть пассажиров перешла в кормовой отсек. Естественно, без всяких слецкостюмов. А что такое дельта-излучение, вам, надеюсь, известно. Его уровень, правда, не превышал смертельного. Но дети этих людей оказались мутантами, причем из поколения в поколение мутация прогрессировала. Поначалу оронги показались нам даже милыми. Этакие шаловливые зверюшки. Мутантов заперли в их отсеке, наладили им подачу аминореллы из общего трубопровода. Но при их темпах размножения пищи скоро перестало хватать. Сами понимаете, инкубатор с аминореллой имел ограниченную мощность. Вообще в полете все жили впроголодь…

— Все, за исключением Хранителей?

— Разумеется. Так вот, со временем мутанты стали поедать друг друга. И буквально в последние дни полета обнаружилось, что естественный отбор в условиях кормового отсека подарил нам расу могучих и свирепых каннибалов. Уничтожить их не представлялось возможным. Решили уморить голодом. Но звездолет к тому времени уже совершил посадку. А поскольку снаружи имелось нормальное атмосферное давление, блокираторы кормового аварийного люка отключились автоматически. Долго ли, коротко ли, один из беснующихся голодных оронгов рванул рычаг, и люк открылся. Остальное понятно без комментариев.

— Ну и ну, — только и смог вымолвить Ульс.

— Хорошо еще, что оронги панически боятся темноты и никогда не охотятся ночью. В противном случае на равнине не осталось бы ни одного живого лоха.

— А заодно пришел бы конец и Башне.

— О да! Между прочим, оронги приносят и своего рода пользу, не позволяя лохам уходить далеко от Башни. Если бы сельва не кишела ими, разве могли бы мы держать этот сброд в повиновении? Сосуду нужны стенки, иначе содержимое растечется. А пятимерный луч прекрасно демонстрирует всему населению и мощь Хранителей, и правомерность их существования. Не так ли?

— А не кажется ли вам, что вы паразитируете на лохах?

— Очень может быть. Но у нас решительно нет другой возможности сохранить звездолет и культуру, а стало быть, надежду на лучшее будущее.

— Чего стоит будущее, оплаченное таким настоящим? — тихо спросил Ульс.

— Вы нас обвиняете?

— Нет, я просто спрашиваю.

— Извольте, я отвечу. Лохи настолько деградировали, что не могут сами себя обеспечивать аминореллой. Им лень. Они будут голодать, но и не подумают прикатить цистерну с водой, чтобы наполнить бочки. Приходится принуждать их, посылая стражу, чтобы она заставила их обеспечить себе пропитание.

— Неужели вы не понимаете, что это ваша каста погрузила их в дикость и невежество? Вы, только вы низвели их до уровня животных!

Зет брезгливо поморщился:

— Нам не нужны подданные с академическим образованием. Вполне достаточно того, что они отличают уранит от куска пустой породы. Поймите, мы не садисты. Но наши возможности крайне скудны. Мы можем существовать лишь за счет быдла. И быдло должно быть быдлом, чтобы оно не способно было даже помыслить об иной жизни.

— Они не быдло, в том-то и дело, — возразил Ульс. — Я жил среди них. И я знаю, что говорю. Они — все что угодно, только не быдло. Как бы вы ни пытались втоптать их в грязь, они остаются людьми.

— Вы судите о нас с каких-то абстрактных и тривиальных позиций. Повторяю, мы не изверги. Мы вполне разумные властители. Например, мы всячески приветствуем разделение наших подданных на покорных лохов и уклоняющихся от добычи урановой смолки урок. Ибо лохи, даже если способны к воспроизводству потомства, плодят калек. А урки — носители здорового генофонда, не соприкасавшегося с радиацией. Если бы не они, равнина с течением времени оказалась бы населена ублюдками. Некому стало бы пополнять ряды штемпов и контингент Хранителей Мудрости.

— Кроме разумности есть еще человечность.

— Гм… Вряд ли вы способны воспринять то, что я вам скажу, однако послушайте. Власть есть знание, а знание — власть. Обе функции бесчеловечны в том смысле, какой вы придаете этому слову. Я бы сказал, что они внечеловечны по отношению к лицу, которое эти функции отправляет.

— Вы жонглируете понятиями. Суть от этого не меняется.

— Я же говорил, вы не поймете.

— Вот что я хотел бы понять, — немного погодя заговорил Ульс.-Скажите, Зет, а ведь там, на равнине, живут ваши отец, мать, ваши братья и сестры. Если они еще живы, конечно. У ваших братьев руки разъедены язвами. Ваш отец ослеп от лучевой катаракты. С вашей матерью забавляется на пляже первый встречный. Неужели это никогда не приходило вам в голову? Вам не страшно? Не больно за них?

Юноша высокомерно вскинул голову.

— Не говорите мне о биологических узах. Для нас, Хранителей Мудрости, они — ничто. Меня вскормил и воспитал Корабль. И я предан одному ему. Это колоссальное стальное чрево, этот гигантский каменный столб — истинные мать и отец мои.

— Ладно, оставим символику. Но хоть что-то человеческое в вас должно быть, в конце концов?

— Что вы имеете в виду?

— Потребность в любви. В спутнице. В детях.

— Хранители не нуждаются в ложных ценностях. Мы — мозг Корабля. Любые страсти нам только помешали бы, внесли разлад и смуту в нашу жизнь. Все, что выходит за рамки рационального, мы отметаем начисто.

— Могу представить, с каким трудом вам это удается.

— Ничуть. Я стерилизован, — заявил Зет. — Как и все Хранители.

Потрясенный Ульс не нашелся, что сказать.

Тонкий голос, одутловатость, безволосый подбородок…

Несчастный. И он еще гордится этим своим увечьем…

Разведчик вспомнил об отце. Тот тоже был разведчиком, лучшим другом Старика. Он погиб в рейде. Мать Ульса не перенесла утраты. Она осталась жить, однако горе исподволь разъедало ее мозг, словно кислота. Когда наконец окружающие поняли, что кроется за овладевшими ею отрешенностью и замкнутостью, процесс оказался необратимым. Ее поместили в клинику. А мальчик, едва подрос, сбежал из интерната и пришел в разведучилище.

Хотя его возраст не соответствовал условиям приема, его зачислили в курсанты. Отчасти из уважения к памяти отца, отчасти лотому, что переупрямить пронырливого подростка оказалось делом безнадежным. Так Ульс пришел в разведку. До сих пор не обзавелся он семьей, считая это не совместимым со своей профессией. Судьбы отца, матери и собственная казались ему слишком красноречивыми. И теперь, глядя на кудрявого бледного юношу, которого тоже постигли сиротство и отречение, но который отнюдь не считал свою участь несчастьем, разведчик почувствовал, как его сердце больно екнуло. В точности как тогда, когда он наблюдал в перископ за пляжем лохов.

Еще раз убедился он, насколько величествен и всеобъемлющ Принцип, определяющий ныне жизнь ойкумены, состоящий всего из трех слов, выбитых на постаменте Памятника Всем Жертвам…

— Я хотел бы уточнить жанр нашей беседы, — прервал его размышления Зет. — На дружескую болтовню это непохоже, не те у нас отношения. Если это миссионерская проповедь, то вы переоценили себя и к тому же избрали неподходящий объект. А если это допрос, то извольте держаться ближе к сути. Без психологических выкрутасов.

— Вы правы, — признал Ульс. — Давайте и правда ближе к делу. Насколько я понимаю, Хиск и Тод — уроженцы другой планеты? Какой?

— Они с Золотой Канавы.

— А, знакомое местечко. С какими еще планетами вы сотрудничаете?

— Ни с какими. Исполнителей для наших целей мы намечаем и изымаем тайно. Гарантируем им неприкосновенность, свободу выбора и предлагаем добровольно сотрудничать с нами. Поскольку они внедряются к вам и получают агеронтон, не было случая, чтобы кто-то отказался.

— Вы сказали: «сотрудничают с нами», «мы»… Нельзя ли конкретнее, кто это — вы?

— Мы — тайная организация, которую возглавляю я, а до меня возглавляли мои предшественники.

— Сколько человек она насчитывает? Какова ее структура? Кого вы можете назвать поименно?

— В такие подробности я не углублялся. Мой покойный наставник до поры до времени посвятил меня лишь в основные детали. Он скончался внезапно. Мне известны связные, но и вы их уже знаете.

— Хиск, Тод, Эди и компания.

— Совершенно верно.

— А кто направляет и координирует деятельность ваших людей в космосе?

— Наш полномочный эмиссар. Собственно, мы с ним властвуем на равных. Я тем более мало знаю, что свои секреты он не доверяет никому. Это крайне осторожный и в высшей степени мудрый человек. На него мы полагаемся всецело.

— Кто же этот ваш эмиссар? — спросил Ульс, холодея оттого, что ответ ему был известен наперед.

— Главный диспетчер первого Космопорта.

МЫ ДЛЯ ВАС ОРОНГИ

Значит, Старик.

Да, все-таки он. И никакой ошибки быть не может. Зету незачем лгать. А даже если бы он вздумал возводить напраслину, выдвигать подставную версию, вряд ли он имел представление о тех косвенных уликах, которые превращали подозрения Ульса в почти стопроцентную уверенность.

Все сходится.

Но зачем, почему? Это уму непостижимо. Отречься от дела всей своей жизни — во имя чего? Вступить в тайный сговор с заклятыми врагами — какова цель? Поставить под угрозу свое доброе имя, славу, высокое положение и почет, в случае неудачи обрекая себя на клеймо предателя и вечное изгнание? Выбор поистине безрассудный. Не приобрести ничего сверх того, что уже имеешь, либо лишиться агеронтона и влачить остаток дней своих на задворках ойкумены, под надзором? Что должно было произойти, чтобы Старик — великий Старик! — стал отступником?!

Однако теперь не остается места для малейших сомнений.

— Значит, все-таки Старик, — повторил вслух Ульс.

— Простите?

— Я сказал, Старик. В разведке до сих пор так кличут главного диспетчера.

— Мне неизвестен этот его псевдоним.

— Разумеется.

Повисло тягостное молчание.

— Что еще вы хотели узнать? — спросил Зет.

— Один маленький вопрос. Не докладывали ли вам на днях о ночных кражах на ферме? А если да, то какова судьба пойманного?

— Если кто-то в курсе такой чепухи, так это господин F. Если угодно, я задам ему этот вопрос по возвращении. Надеюсь, оно произойдет достаточно быстро?

— Сразу после того, как вы подтвердите на очной ставке, что вашим эмиссаром был главный диспетчер.

— Вряд ли он прибегнет к запирательству. Игра окончена. Нельзя ли вернуть меня в Башню безотлагательно?

— Нет. Я не могу упускать время.

— Но там, в Башне, за пультом сидит мой преемник, — начал Зет, и в его голосе послышались умоляющие нотки. — Он еще подросток. Сможет ли он отстоять равнину от оронгов?

— Будем надеяться.

— Вы понимаете, что можете стать виновником гибели всех лохов до единого?

— Они чуть не погибли в стартовом пламени. А заодно с ними и вся ойкумена. Так что не надо взывать к моей совести. Что касается излучателя, с ним способен справиться даже ребенок.

Они снова замолчали, не глядя друг на друга.

— Но почему, зачем?! Как он мог решиться на такое? — не выдержал Ульс.

— Вы имеете в виду диспетчера?

— Если вы можете ответить…

— Охотно. Разгадка проста до предела. Она в том, что главный диспетчер, по-видимому, больше сочувствует нам, нежели вам.

— Одного сочувствия здесь мало. Ведь он готовил верную гибель для всей ойкумены. Он посягнул на Принцип Гуманности, вот что невероятно.

— Позвольте узнать, что это за Принцип?

— Неужели вам неизвестно?

— Я имею в виду, как его понимаете лично вы?

— Наверно, так же, как и миллиарды других людей, ответил разведчик. — В первом Космопорте стоит самый большой в Галактике монумент. Памятник всем жертвам. На его постаменте начертано: «Он — это ты». Вот Принцип Гуманности в его чистейшем виде.

— Да, но в каком виде его исповедуете вы?

— Я не причиняю по своей инициативе другому человеку ничего такого, чего не хотел бы себе.

— Нет, не вы сам, а все вы, обрекшие нас на вечное изгнание?

Ульс пожал плечами.

— Но ведь это случилось в темном веке, — сказал он — Еще при империи. Теперь Галактическая Лига ищет выход из положения, для того и создана разведка. А ваше обвинение лишено реальной почвы. Как вы понимаете, ни я, ни кто-либо из ныне живущих людей не отправлял звездолеты в вечную ссылку.

Зет отшвырнул злосчастный выдавленный тюбик, который вертел в пальцах, и вскочил.

— А я не преступал законов! — взвизгнул он. — Их нарушил сотни лет назад мой предок! За что же наказан я? Именно я?! Я и все остальные несчастные на двухстах карантинных планетах?

— Будем точны, их сто девяносто восемь, — возразил разведчик. — С шести планет карантин снят. Они включены в состав Лиги, пользуются всеми достижениями и правами человечества, потому что их население естественным ходом пришло к тому, что Принцип Гуманности господствует в их среде безоговорочно.

— Безоговорочно!!! — страшным голосом закричал юноша. Его лицо побагровело и исказилось. — О какой безоговорочности вы толкуете?! О какой гуманности? Мы для вас — оронги! Это вы затоптали нас, бросили во тьму, вынудили нас, как мутантов в кормовом отсеке, пожирать друг друга! Но кто вы такие, чем кичитесь и намного ли вы человечнее нас? Вы, разведка, разве отличаетесь от тех же штемпов? Разница лишь в том, что ваши лопаты не убивают, они технически совершенны и действуют бескровно!!

— Прекратите истерику, — велел Ульс.

— Вы ставите нам, Хранителям, в вину то, что мы паразитируем на лохах! А вы паразитируете на всех нас! Да, паразитируете — тем, что за наш счет создали свой великолепный, холеный, оранжевый мир! И пока вы блаженствуете, питаясь агеронтоном, мы обречены жрать человечину!

— О да! Только вам потребовалось расширить меню на всю Галактику…

— А что нам остается делать? Ждать, пока вы признаете нас братьями, каким бы опасным и абсурдным это ни казалось? Дайте нам агеронтон! Дайте знания! Технику! Дайте возможность вырваться из кровавого кошмара! Протяните нам руку-наши ладони в язвах от урановой смолки!! Что?! Боязно?!

— Пока что ваши руки в чужой крови.

— Но где же ваш хваленый Принцип? Который безоговорочен? Ведь я — тот самый «он», я — это вы! Кровью лохов забрызганы ваши руки, ничьи другие! Потому что вы отреклись от нас! Мы — ваши братья, покинутые вами во Вселенной! Мы стали дикарями, чудовищами — согласен! Да! Тысячу раз — да! Но — только по вашей милости!..

Юноша захлебнулся внезапным кашлем. Скорчившись, зажав рот рукой, он сотрясался, точно его легкие были деревянными и кто-то разрубал их изнутри топором. Откашлявшись, он провел ладонью по мантии, оставляя влажный алый след.

— В Башне нет ни одного здорового человека, — проговорил он. — Мы хиреем. Либо сердце, либо легкие, либо и то и другое чахнет. Слишком много вложено в Корабль, и слишком мало осталось на медицину.

— Сочувствую.

— А, бросьте. Сорванной гайки не стоит ваше сочувствие. Вы говорили о гуманности. Но ведь она не бывает частичной, избирательной, ограниченно пригодной. Либо она есть, либо ее нет. Она одна для всех, и в том ее суть. А вы даже не сознаете, до чего вы гнусны со своей куцей, боязливой гуманностью. Сами вы не убиваете, нет. Но преспокойно позволяете другим погибать в колонии — от недоедания, нищеты, войн. Вы не поможете, вы будете спокойно наблюдать со своих разведботов, как мы гнием заживо.

— А что вы предлагаете?

— Ну конечно! Вы же рациональны до мозга костей. По-вашему, полное торжество человечности достижимо лишь тогда, когда вы станете поистине всемогущи, а мы научимся быть святыми среди голода, невежества, грязи. Но ведь это циничная пародия на гуманизм — ваша боязливая, с оглядкой, выверенная и взвешенная доброта…

— Кажется, вы начинаете повторяться.

— Еще немного терпения. Сейчас я закончу. Ваш Принцип шаток, ибо любая капля чужой крови тотчас разъедает его сверху донизу, как плавиковая кислота. Но если бы только это…

— А что же еще?

Зет перевел дух и заговорил совсем спокойно, даже монотонно, словно вспышка ярости, излившаяся в туберкулезном кашле, выжгла его без остатка.

— Дело в том, что космос беспределен. И хотя он замыкается в пространстве, имея исчислимый радиус, он ничем не ограничен во времени. То, что вы сделали с нами, повторялось и повторится, не важно в каких масштабах. Но и это еще не все. Число измерений в мироздании также беспредельно, и наши длина, ширина и высота — лишь голодный минимум, низшая ступень, на которой может зародиться жизнь. Никому не дано по-настоящему проникнуть на порядок выше. И никому не дано познать, откуда, из каких семян проросли жизнь и разум. Быть может, человечество — лишь упавшие с верстака опилки. Быть может, вы с вашими гордыней, Принципом, пренебрежением к нам — не менее порочны и убоги в чьих-то неведомых глазах. Вы тоже оронги — для кого-то. Бесконечное уходит вверх и вниз — в сторону бесконечно малого и бесконечно большого, а человеку мнится, что он стоит в ее центре. Как будто бесконечное может иметь середину… — Он замолчал.

— Это что — ваша религия? — соболезнующе спросил Ульс.

— Понимайте как хотите. Я не нуждаюсь в вашем понимании. А теперь, прошу, оставьте меня одного.

После короткой паузы разведчик повернулся и вышел.

В рубке управления привычно светились и перемигивались приборы. Электронный лоцман полностью выполнил программу, и из щели компьютера торчала лента с предлагаемой параболой нырка на Космопорт-1.

Ульс поспешно сел за пульт; он успел как раз к началу трехминутной готовности. Несколько секунд ушло на то, чтобы забыть о больной ноге, расшибленном затылке, целиком сосредоточить свое сознание во взгляде, обегающем приборную панель, и в лежащих на штурвале ладонях.

С замиранием сердца он послал корабль в нырок.

Прошла секунда, другая, и тут, подтверждая худшие его предчувствия, началась болтанка. Внешне она ни в чем не проявлялась. Пилот все так же сидел в кресле, тихонько поглаживая пальцами штурвал. Но на приборной доске разразилась настоящая буря: направление полета и скорость изменялись каждый миг, только успевай корректировать курс. К концу входной ветви глаза Ульса заливал едкий пот, и не было возможности утереться.

Все это походило на то, как если бы вы пытались утопить обрезок доски, норовящий выскользнуть из рук, вихляющийся и так и этак. А затем, когда погруженная в глубину доска вдруг освободилась и устремилась кратчайшим путем к поверхности, надлежало тормозить ее, заставляя передвигаться в том же темпе и по той же траектории, что и при погружении.

Грузач лег на возвратный курс.

Упражнения на тренажере, которые Ульс выполнял запросто, не шли ни в какое сравнение с настоящим нырком, хотя там попадались гораздо более сложные фигуры.

Здесь от действия пилота зависел не аттестационный балл, а судьба корабля и всех, кто на нем находился. Но Ульс не позволял волнению полностью захватить себя.

Даже когда он заметил, что невольно срезал один из последних головоломных витков, а это сулило почти неминуемую гибель, ему удалось сохранить присутствие духа и довести остальные эволюции до конца.

Настал миг обратного перехода, неотвратимый, чреватый внезапным, неосознаваемым распадом.

Разведчик успел подумать с безразличием обреченного, что даже следов катастрофы не останется…

Мощный удар сотряс корабль.

Невольно зажмурившись, Ульс открыл глаза, утер пот.

Поспешно включил он панорамный обзор корпуса. Выяснилось, что из двенадцати маневровых двигателей, крепившихся вокруг кормы на толстом ободе, три срезаны начисто. Мало приятного, но и ничего страшного. Запас летности грузача рассчитан и не на такие передряги.

Главное — нырок закончился в расчетной точке. Пропавший без вести корабль рейса М-80429 через каких-нибудь три тысячи секунд ляжет на резервированную орбиту вокруг Космопорта-1.

МАЛЫШ ПРОТИВ СТАРИКА

Неопознанный корабль, приближающийся к орбитальному поясу Космопорта без разрешения диспетчера и не отвечающий на запросы, — явление редкое, но отнюдь не из ряда вон выходящее. Мало ли что случается в космосе.

Например, отказала основная связь, а потом и дублирующая. Бывает. Для таких случаев резервируется как минимум один входной сектор вместе с орбитой средней удаленности, чтобы потерпевшие аварию могли с помощью собственного электронного лоцмана лечь в дрейф, никому не мешая, и спокойно дожидаться подмоги.

Впрочем, не успела разбуженная среди ночи группа техпомощи приготовиться к старту, как локаторы показали, что с корабля, сохранявшего стойкое радиомолчание, стартовала разъездная шлюпка. Начальник группы получил указание отложить взлет до выяснения обстоятельств.

Между тем недоумение наземных служб возрастало.

Шлюпка также не ртветила на запросы ни в общем, ни в аварийном диапазонах. Попытки обеспечить посадку штатными сигналами она оставила без внимания и, игнорируя указанный ей участок на служебном космодроме, устремилась к общему взлетному полю. Она села почти у самых стен центрального здания. А когда трое поднятых по тревоге таможенников рысью примчались к месту происшествия, навстречу им уже шагал прихрамывающий бородатый человек в лишенном должностных знаков комбинезоне, с кое-как наложенным пенобинтом вокруг головы.

— А, Вайс, — проговорил он. — Здорово, старина. Что новенького?

В резком свете прожекторов его лицо выглядело совершенно бескровным.

— Ульс?! — изумился таможенник. — Что случилось? Ваш грузач ищут по всей Галактике…

— Чего искать, он на резервированной орбите. Можешь двигать на досмотр. Зарегистрируй, что в грузе тридцать топливных контейнеров по липовой заявке. А еще познакомься с колонистами. Их там на борту двое, третий мертв.

— Ничего не понимаю. Как трое? Кто мертв? Где вы пропадали? Что, в конце концов, случилось, черт подери?

— Капитан Мэг убит. Хиск и Тод оказались колонистами.

— А третий колонист — Мэг?!

— Да нет же. Третий колонист — с планеты К-103. Я его захватил в качестве свидетеля. Оформи их статус пленников.

— Ты что, был на карантинной планете? Без разрешения?

— Да.

— Мы вынуждены тебя задержать, Ульс.

— Погоди, старина. Успеешь. Отправляйся со своими ребятами на грузач, а мне до зарезу нужен Старик. Он что — на вахте?

— Да, как всегда. По-моему, он вообще ночует у себя в дежурке. Стой, ты куда?

— К Старику.

— До выяснения обстоятельств мы не имеем права…

— Успокойся. Никуда я не сбегу. Мне и нужен Старик для выяснения всех обстоятельств.

— Вообще-то мы обязаны тебя арестовать, — почесал в затылке Вайс. — Знаешь, доложи старшему дежурному по досмотру. Пускай он решает. А мы не вправе нарушать кодекс.

— Не вправе так не вправе, — сказал Ульс. — Пойду к дежурному.

— До встречи, — махнул рукой Вайс и вместе с двумя другими таможенниками зашагал к досмотровому боту.

Однако, предоставленный самому себе, Ульс и не думал идти через таможенный турникет, а свернул к дверце служебного лифта. Набрав код замка, он вошел в кабинку и мигом вознесся на самый верхний ярус Космопорта, под утыканный радарными рефлекторами купол, в святая святых — диспетчерскую.

Разведчик постоял немного в хорошо знакомом ему овальном зальце, чьи стены почти сплошь состояли из дверей, затем, припадая на больную ногу, подошел к самой заметной — единственной двустворчатой, с крупными буквами «Г» и «Д» на ее половинках. Стоило ему коснуться дверного звонка, и створки разъехались. Старик никогда не спрашивал, кто там. Просто открывал дверь. К главному диспетчеру не обращаются по пустякам.

Он сидел в просторном кабинете за столом, уставленным видексами, спиной к карте звездного неба, занимавшей всю стену. Терминал компьютера на столике в углу и ряд стульев сбоку дополняли аскетическую обстановку дежурки.

— Малыш, — утвердительно сказал он, когда дверь захлопнулась позади Ульса.

— Он самый.

— Я так и думал, что неопознанный грузач — твой.

— Да, я вернулся. Привез теплую компанию во главе с господином Зет.

— Вот как, — спокойно произнес главный диспетчер. — Неплохо. Ну, присаживайся. Поговорим.

Ульс пододвинул стул ближе к столу и уселся.

— Что у тебя с ногой?

— Мелочи. Скоро совсем пройдет. Голова тоже в порядке.

— Досталось тебе, я вижу.

— Ты, конечно, не надеялся, что я вернусь?

Старик и не думал отводить глаза. И вообще он не был похож на изобличаемого с поличным.

— Да, — ответил он. — Честно говоря, мне было жаль. Ты сам понимаешь, не я тебя послал на грузач. А когда узнал, изменить ничего не мог.

— Ты жалел обо мне или о заведомом провале?

Главный диспетчер усмехнулся: — Неплохой вопрос. Как ни странно, оба исхода меня мало привлекали. И имели равную вероятность. Что поделаешь…

— Трогательно до слез, — заметил Ульс. — Ну да ладно. Перейдем к делу.

— Ты, конечно, явился требовать объяснений.

— Само собой.

— Пожалуйста. — Главный диспетчер откинулся на спинку кресла. — Что тебя интересует?

— Прежде всего, почему восьмая бригада представила липовый отчет?

— Очень просто. Когда мы обнаружили корабль, я взял со всех подписку о молчании. Объявил это делом высочайшей важности и сверхсекретности. Сказал, что лично доложу о нем Лиге.

— Но никому ничего не сказал, а вступил с колонистами в сговор. Вдобавок заменил работающие пискуны на орбитах испорченными, чтобы беспрепятственно нарушать карантин.

— Ты, я вижу, даром времени не терял.

— Меня хорошо обучали, Старик. Продолжим. Затем ты стал готовить группы для захвата горючего. Основную и запасную. В них вошли только колонисты. Так?

— Так.

— Но как тебе удалось завербовать тех, кто перебрасывал колонистов, учил, внедрял? Они-то как согласились?

— Я и не вербовал их вовсе. Они до сих пор уверены, что участвуют в тайном эксперименте, разработанном Лигой, а я лишь осуществляю руководство. Конечной целью эксперимента якобы являлось воссоединение всего человечества.

— Лихо. Очень лихо, Старик. Но как ты уцелел после арестов в третьем порту?

— Колонисты благоразумно помалкивают. А те, кто считает себя участниками эксперимента, соблюдают секретность. Даже те, кого арестовали в связи со следствием по этому делу. Они полагают, что недоразумение скоро разрешится.

— Но долго это не может продолжаться, разве нет?

— Я с минуты на минуту ожидал прибытия крейсера. Если бы не ты, Космопорт давно капитулировал бы.

— Понятно. Скажи, а капитан Мэг тоже участвовал в твоем эксперименте?

— Нет. Я не успел его обработать. Пришлось форсировать операцию, когда основная группа провалилась.

— Еще вопрос. Как удавалось внедрять колонистов в судовые роли и проводить их через таможню?

— Нет ничего проще. Я устраивал им путешествие на перекладных, без захода в порты. Сменив два-три корабля, они запутывали след и беспрепятственно шли через турникеты.

— Теперь все ясно. Но ты понимаешь хоть, что ты — убийца? Из-за тебя зарезан Мэг. И чуть не погибла вся ойкумена.

— О Мэге я сожалею. Указания убивать его я не давал. А что касается ойкумены, то если ее может погубить один-единственный пиратствующий крейсер, туда ей и дорога.

— Что-что-что-о?! — ошарашенно спросил Ульс. — Погоди. На что же ты рассчитывал? Ради чего все это?

— Изволь. И на этот вопрос я отвечу. Неужели ты еще не понял, что человечество, насильственно разделенное на две свои противоположности, зашло в тупик? С одной стороны — ангельская и высокоразвитая ойкумена. С другой — колония, смрад и мерзость. Первые грешат против своей же совести, отрекшись от вторых. А те не в силах сами преодолеть собственную натуру и медленно развиваются по пути, чреватому катастрофами и тотальным самоубийством в итоге. Я решил встать над теми и над другими Взять на себя роль демиурга и дать миру первотолчок. Взболтать Галактику, словно бутыль с микстурой.

— Старик, — ахнул Ульс, — да что ты такое говоришь? Это же типичная паранойя.

— Может быть, малыш. Может быть. Поживи с мое.

Ссохшееся, морщинистое, усыпанное старческими веснушками лицо главного диспетчера озарилось улыбкой. Однако слезящиеся глаза смотрели строго и, как показалось разведчику, чуть печально. Ульс знал, что Старик был одним из первых добровольцев, испытавших на себе действие агеронтона. С тех пор прошло почти пять тысяч гал, и еще никто в ойкумене не умер естественной смертью.

— Попробуй понять меня, — заговорил Старик снова. Я прожил длинную жизнь, гораздо длиннее твоей. И больше проработал в разведке. Я слишком долго служил промежуточным звеном между тем миром и этим. И знаешь, как протекает жизнь такого промежуточного звена? Вначале ты ненавидишь колонистов — до судорог. Потом на смену омерзению приходят понимание и жалость. Эта вторая фаза сменяется третьей, когда душа огрубевает, ты становишься равнодушен к людскому страданию, а заодно и ко всему на свете. Потому что ты навидался всего. Когда хорошенько узнаешь колонию, больше ничто тебя не потрясет. Так-то, малыш.

— Ты хочешь сказать, что поступил так из равнодушия?

— О нет. Есть и еще одна фаза, последняя. Когда начинаешь понимать, что всю жизнь простоял между, ни к кому по-настоящему не примкнув и глубоко презирая и тех и этих. Но гораздо больше тогда начинаешь ненавидеть именно своих. За их якобы чистоту. За то, что они столь неколебимы в своем моральном дутом превосходстве. За то, что у них раз и навсегда все решено и нет места для сомнений. Знаешь, как умер твой отец? Их группа потеряла связь. Он неделю лежал в шалаше, умирая от раны в животе. Вскоре его уже ничто не могло спасти, и он агонизировал, долго и страшно. Его муки не оборвал никто — из милосердия. Потому что гуманисты никого не лишают жизни. Я ненавижу такое милосердие. Этот мир дошел до предела, малыш. И обнажился полнейший абсурд. Наш Принцип лежит вне природы. Он ложен и обречен. Рано или поздно колонисты вырвутся в космос со всей своей злобой и беспощадностью, а наши слюнтяи ничего не смогут им противопоставить. Пока не откажутся открыто от нашего лживого великого Принципа. Я решил ускорить этот процесс и бросить в космос крейсер, словно щепоть фермента. Только и всего.

— Старик, это безумие. Безумие и преступление.

— Может быть. Все возможно. Повторяю, поживи с мое. А потом уже суди.

— Мне жаль тебя. Но я вынужден передать дело в Лигу. Пусть решает она.

— Не спеши, — сказал главный диспетчер, и в его руке тускло блеснул ампульный пистолет. — Игра продолжается.

— Надеешься выкрутиться? Зря. Даже если ты уберешь меня, хватит одной-единственной улики — тридцати контейнеров по фальшивой заявке. До тебя доберутся, будь уверен.

— Между прочим, я возглавляю комиссию, расследующую дело о пропаже грузача с контейнерами. Она установила, что заявку подделал второй диспетчер.

— Ну а что говорит по этому поводу он сам?

— Он уже никому ничего не скажет, поскольку на днях попал под погрузчик. Полагают, он покончил с собой, испугавшись разоблачения.

— Работаешь с размахом, — признал Ульс. — Но мне очень не нравится, как ты разговариваешь со мной. Ты откровенен, как с трупом. Не рано ли?

— Мне жаль, что ты встал мне поперек дороги. Очень жаль, малыш.

— Допустим, ты от меня избавишься. Что толку? Я привел грузач, в нем контейнеры и твой лучший друг Зет. Думаю, он уже вовсю рассказывает таможенникам о вашем знакомстве.

— Считай, что никого из них больше нет на свете. Они — радиоактивная пыль дружок. Я все предусмотрел. Как только они включат корабельную связь, до баржи дойдет кодированный сигнал с моего передатчика. А там, среди контейнеров, упрятана такая ма-аленькая машинка… Сигнал идет в эфир с тех самых пор, как пропал грузач. Словом, единственным свидетелем останешься ты, малыш. Поверь, мне жаль.

Широкое дуло пистолета было нацелено Ульсу к живот. Ампулы усыпляют в среднем на сутки. Старик-не Хиск. От его выстрела не увернешься.

— Мои люди тебя проводят, — сказал главный диспетчер. — Учти, они колонисты. Но обучены стрельбе не хуже тебя. Будь благоразумен.

Он нажал на кнопку, и в распахнувшуюся дверь вошли двое громил в таможенных мундирах.

— Старик, — произнес Ульс, — ты не человек. Ты оборотень.

— Может быть, — сказал тот. — Проводите его в ангар.

Двое достали ампульные пистолеты и, вполне квалифицированно держа их у бедра, вывели Ульса в коридор.

Спускаясь с ними в лифте, разведчик чувствовал сквозь комбинезон холод обоих стволов. Один был прижат к груди, другой — к лопатке. Аи да ребята. Похоже, расклад безвыходный.

На космодроме в этот ночной час не было ни души.

Конвоиры вели Ульса вдоль шеренги грузовых барж, отстав от него шага на три. Он увидел, как впереди распахнулись ворота одного из ангаров, и там, в полутьме, загудел двигатель телеуправляемого погрузчика. Они даже не стесняются повторений, подумал разведчик.

До ангара оставался десяток шагов. За его воротами гудела и лязгала гусеницами смерть.

Где-то в ночном небе несся грузач с телами Мэга и Тода, с безумным Хиском, чахоточным Зетом и тремя таможенниками на борту. Адская машинка в его трюме ждала момента, когда Вайс включит общую систему связи. Этого Ульс не сможет предотвратить. Даже если каким-то чудом выиграет схватку с двумя вооруженными конвоирами. Чтобы доложить о результатах осмотра и получить указания, таможенники воспользуются видексом грузача, но не успеют они повернуть рубильник…

Высоко в ночи зажглась сверхновая.

Ослепительные потоки света обрушились на Космопорт с мгновенно поголубевшего неба. Казалось, все вокруг вспыхнуло белым пламенем, до рези в глазах, — так мощно полыхнуло фотонное топливо на орбите.

Но прежде чем погасла чудовищная вспышка, повергшая в изумленное оцепенение обоих конвоиров, Ульс выстрелил из капитанского револьвера дважды. Два сдавленных вскрика слились в один. И два пистолета вывалились из простреленных рук.

А затем Космопорт снова объяла ночь, косо располосованная прожекторными лучами.

…И ВСЯ ОЙКУМЕНА

Парящий над постаментом обелиск, чье острие окутывали облака, можно было увидеть из любой точки Космопорта-1. По давней традиции многие разведчики приходили сюда перед тем, как уйти в рейд. Вот и теперь два человека стояли у громадного круглого цоколя, на котором алыми буквами человечество начертало свой главный и нерушимый Принцип.

— Вот не думал, что мой рейд окажется и впрямь последним, — сказал тот из двоих, что носил партикулярный костюм и при ходьбе опирался на трость.

— Неужто никакой надежды? — спросил его спутник, рослый атлет в комбинезоне с командирскими нашивками на рукаве.

— Почему же, есть. Мне предложили операцию, хотят удалить сустав и вырастить новый. Долгая морока, но ничего не попишешь, придется…

— Вот и отлично. Вылечишься — вернешься. Я похлопочу.

— Нет, командир, — возразил человек с тростью. — Я не вернусь в разведку.

— Как так?

— Видишь ли, я уже не тот малыш, у которого констатировали психологическую непригодность. Теперь эта непригодность совсем другого рода. Я хлебал с колонистами их аминореллу из одного котла. Я побратался с одним из них, и он спас меня от верной смерти. Пойми, я больше не смогу выйти на карантинную планету, оставаясь сторонним наблюдателем.

— Странно ты рассуждаешь. Как будто тысячу раз до этого ты не был в роли колониста.

— То-то и оно, что в роли. Тогда я носил личину. А тут прожил несколько суток их жизнью — по-настоящему, без всяких прикрытий и надежды на то, что свои отовсюду вытащат. И во мне что-то перевернулось. Я увидел их совсем с другой стороны…

— А, ты наконец убедился?..

— Не только. Я понял еще кое-что. — Первый собеседник указал тростью на постамент: — Принцип Гуманности ошибочен. Прежде всего потому, что его попираем мы сами.

— Погоди-погоди. Не руби с маху. Пока Принцип не исповедуют все до одного, он и не может применяться во всей полноте. Это вытекает из него самого. Из его зеркальности.

— Нет, это ты погоди. Мораль — здание, из ее фундамента не вынуть ни одного постулата. Иначе вся она начнет соскальзывать по наклонной плоскости, разваливаясь на лету. Тот самый постулат оказался изъятым еще тогда, когда объявили несколько тысяч человек изгоями, посадили их в звездолеты и швырнули в космос, как горсть вредных отходов.

— Имперским политикам это казалось проще всего. Не строить тюрем, не содержать охрану, не заботиться о заключенных. А с другой стороны, раз и навсегда изолировать их, пресекая репродуцирование преступности, к тому же — в назидание остальным. Наконец, надеялись, что они просто вынуждены будут исправиться, оказавшись в узкой среде себе подобных, где их жизнь будет зависеть от плодов их труда…

— Можешь еще добавить, что агрессивность и жестокость считали тогда рецессивными генетическими признаками. Что ссылали из самых лучших, гуманных, евгенических соображений, вместо того чтобы стерилизовать насильственным путем.

— И это так, — сказал собеседник, которого назвали командиром. — Но что ни говори, теперь с насилием в ойкумене покончено, и Принцип Гуманности торжествует.

— Я же сказал, мы исповедуем вовсе не тот принцип. Мы выбили на этом постаменте: «Он — это ты». Но на самом деле придерживаемся иной формулы: «Я — это он, если он такой же, как я». Вместо главного мерила — «он» выступает субъективное «я». И в итоге все сводится к тавтологии.

— Допустим, так и есть. А что ты предлагаешь взамен?

— Не знаю. Не мне судить. Я сам нарушил один из аспектов Принципа, пускай невольно. В какой-то мере из-за меня погибли люди, начиная с Мэга и кончая таможенниками.

— Не мог же ты всего предусмотреть. Вряд ли другой на твоем месте смог бы больше.

— И все-таки оказалось легче выжить, чем жить, сознавая, что из всех уцелел я один.

— И вся ойкумена, — сказал Ивз, кладя руку на плечо Ульса.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

С прогулки Ульс вернулся в свой гостиничный номер и лег отдохнуть. Однако не успел он смежить веки, зазвонил видекс.

— Я слушаю.

— Это вы — Ульс? Ну сколько можно вас искать?! — негодовал с экрана безукоризненно подстриженный и выбритый человек. — Пожалуйста, срочно явитесь в канцелярию Космопорта!

— Что-нибудь случилось?

— Вы еще спрашиваете! До сих пор вы не обменяли свой жетон на удостоверение второго пилота!

Тимур Свиридов АГЕНТ ОМЕГА-КОРПУСА

ПРОЛОГ

Виктор Лылов задумчиво стоял, прислонившись плечом к стене. Вот уже вторые сутки он не покидал своего просторного кабинета. Мысленно Виктор не раз проклинал работу, заставлявшую почти безвылазно находиться в этой стальной конуре без окон, в то время как душа его Жаждала иного — бархатистой зелени лугов, холодной быстрой воды рек, таинственного полумрака прохладных чащ родной Земли. Но судьбу эту он выбрал сам, выбрал потому, что человечеству по-прежнему нужны люди, способные на риск и самопожертвование.

Каждый раз под утро, если удавалось прилечь, ему снился один и тот же сон. Он пробегал полусгнившие деревянные ворота, за которыми начинался полный таинственной жизни лес. Каждый раз была весна, и между шершавыми влажными стволами старых деревьев, на покрытой ворохом коричневых старых листьев земле тут и там поднимали к небу нежные лепестки маленькие лесные цветы. А он бежал все дальше и дальше, не чувствуя усталости, забот, груза прошлого. Здесь он был дома…

Сон кончался всегда одинаково: он просыпался, и снова вокруг были металлические стены станции 001, принадлежавшей КВС — Комитету Взаимодействия Содружества.

Виктор Лылов был начальником особого операционного отдела Внутреннего Бюро КВС. Иначе говоря, руководил знаменитым Омега-корпусом. Сорокалетний и энергичный, скупой на слова, он слыл редкой одаренности организатором в своей области. Умел предельно быстро усваивать и перерабатывать основной массив информации по очередному делу, точно наметить план предстоящей операции и конкретных людей, способных эту операцию выполнить.

Лылов не любил лишних предметов, и потому обстановка в его кабинете была спартански проста: только два длинных стола с креслами. Столы, кресла, стены — все было глубокого бархатисто-черного цвета. Но, словно дань щемящим снам, кругом стояли причудливые, тоже черные, вазы, в которых всегда были живые цветы.

Свободное время, если таковое находилось, он посвящал этим растениям, долго и старательно подбирая букеты, срезая лишние листья, расставляя цветы так, что даже самые простые одуванчики начинали выглядеть фантастическим чудом. Многие считали его чудаком, лиловокожие лиогяне скептически пожимали плечами, невозмутимые и холодные уроженцы Ариестры чуть поднимали брови, и только во взгляде сициан всегда читалось понимание.

Он стоял у стены и смотрел на удивительно выносливый сицианский букет. Сициане знали толк в этом деле. В мире, более древнем, чем Земля, умели ценить красоту природы. Может быть, поэтому они так и не вышли в большой космос? Может быть, именно нежелание жить в стесненных условиях металлических коробов астростанций заставило их отказаться от освоения Пространства и отдать пальму первенства в объединении звездных рас людям Земли?

И не потому ли стал тревожным местом Правый рукав Сфинкса?

Лылов прошел к рабочему столу, сел в кресло. До визита к шефу оставался почти час. Виктор хотел немного расслабиться, сбить напряжение, но мысли против воли крутились вокруг странных обстоятельств «дела Сфинкса».

Связавшись с центральным информкомпом станции, он вызвал запись с «легендой Боржа»: он уже почти верил в то, что она имеет отношение к «делу Сфинкса».

Большой двухметровый экран ожил, на нем появились очертания небольшой каюты, какие бывают на станции старого образца: отделка под дерево, кресла стоят по периметру стен, а круглый стол — точно в центре помещения. Пятеро человек — трое лиогян, мрачного вида ариестрянин и юноша-джозлусианец — замерли в неудобных позах. По экрану проскочила надпись:

«ЛЕГЕНДА БОРЖА»; АНКЕТА ВБ 5678/452/А; ЗАПИСЬ АГ; ГОД 375, Эмин.

Запись пошла, люди ожили, повернувшись к одному из лиогян, который сидел, прикрыв глаза, с сосредоточенным выражением на крупном округлом лице.

— Ну так вот, — послышался его рокочущий сочный бас, — он тогда еще ни черта не понимал, что с ним приключилось. Думал, планета как планета, прилетел с бригадой — и давай копаться в земле и рассылать всякие автоматы. Он подрядился составить план-карту ископаемых на средних глубинах, а когда лиогянин за что-то берется, поверьте мне, он это сделает, даже если кругом конец света начнется.

— Ты вроде хотел легенду рассказать, — высоким тенорком напомнил джозлусйанец.

Лиогянин усмехнулся, показав острые белые зубы:

— Ты слушай, Клай, не обманешься. Мямар у него был, хороший такой зверек, умный. Но однажды ночью он вдруг пропал. Все спали, а двери были открыты: планета пустая, бояться нечего. Утром Борж Бимскерк позвал своего любимца — никто не отзывается.

— Мямар сам ушел? — недоверчиво спросил ариестрянин.

— Сам, конечно. Борж принялся искать его по территории станции, но безрезультатно. Выбежал наружу — а на Пустой Планете стоял летний сезон, чистое пекло, с ума сойдешь. Лиогяне, конечно, парни выносливые, и не такие условия выдерживали, но все же в полдень на той планетке и им было не сладко. А главное, Борж за мямара боялся: ведь по такой жаре в песках без воды долго не протянешь.

— Вернулся бы к вечеру зверь, ничего страшного, это бывает, — сказал джозлусйанец.

— Не вернулся бы, — мрачно откликнулся ариестрянин. — Мямар или уходит с позволения хозяина, или уходит, чтобы не вернуться.

— Правильно, — обрадовался лиогянин. — Вот тут-то Борж и припомнил, что говорила старуха Бирига. Он знал, что без мямара она его и на порог не пустит, и так каждый раз перед рейсом пилила, чтоб не таскал с собой бедное животное. Короче, целый день мотался Борж по жаре, компактолет чуть не запорол, но все впустую. К вечеру вернулся как выжатый тюбик. Он уже прикидывал по пути, не купить ли взамен другого мямара, но ведь старуха сразу заметит, да и цены на мямаров — не подступишься.

— Это точно, — сказал джозлусианец.

— В общем, скверное было положение. И в этот момент он услышал вдали странное верещанье. На Пустой Планете не водились животные, так что он сразу насторожился, слава Богу, у лиогян слух — любой позавидует.

Борж двинул в ту сторону и через некоторое время увидел своего мямара на верхушке песчаного бархана. Животное металось из стороны в сторону, словно места себе не находило. Время от времени мямар замирал и кричал необычным голосом — вроде птичьего щелканья, перемежавшегося горловыми стонами.

— Откуда тебе все так точно известно, Бэвил? — усмехнулся один из соотечественников рассказчика.

— Не перебивай! — крикнул джозлусианец.

— Мямар, увидев хозяина, радостно подпрыгнул и начал остервенело рыть лапами песок, возбужденно взлаивая. «Мохнатый, — укоризненно сказал ему Борж, — зачем же ты так далеко убежал?» Но мямар продолжал так быстро рыть, что только лопатки мелькали. «Что ты тут нашел, дуралей? — покачал головой Борж. — Ну ладно давай я тебе помогу». Он начал копать рядом, и скоро им удалось вырыть ямку глубиной поболее метра. Внезапно пальцы Боржа наткнулись на что-то твердое. Он вырыл камень, потом еще один и остолбенел от удивления. За все время работы никому из экспедиции еще не удалось найти ничего, кроме песка, в этом районе. С первого взгляда Борж понял, что это такое. Хотя камни и были сверху покрыты чем-то зеленым, свежие царапины ярко отсвечивали на солнце желтым. Золото!

— Неужели золото? — поразился джозлусианец.

— Он держал в руках теплые на ощупь самородки, и его шатало как пьяного. Золото, с тех пор как лиогяне начали специализироваться на производстве битронных бэев, было в большой цене. А мямар терся загривком о самородки.

— Он его почуял, что ли? — недоверчиво усмехнулся ариестрянин.

— Все может быть, — загадочным тоном произнес Бэвил.

— Что это за планета? — тихо поинтересовался джозлусианец.

— Пустая Планета. Координат не знаю…

Лылов движением пальца остановил запись. Рассказчик замер с открытым ртом.

В сотый раз он просматривал ленту с «легендой Боржа», а также «легенду Пилипа» и «легенду Винкса». В каждой из них рассказывалось, как сбежавший без видимой причины мямар разыскивал с помощью неведомого шестого чувства небольшие залежи, не более полусотни килограммов, ценимых в Содружестве минералов. У Боржа это было золото, у Пилипа — ирит, у Винкса — «Очи Цирцеи». Было удивительно, что каждый находил то, что хотел бы найти. На планетах Лиого нуждаются в золоте — и Борж видит золото. На Шагаре в цене серебристый ирит — Пилип находит именно его. Драгоценнейшим камнем для любого сицианина является минерал «Очи Цирцеи» — и Винкс обнаруживает этот камень. Удивительно и странно.

Легенды о неизведанной Пустой Планете пользовались популярностью среди звездолетчиков, и каждый, кто мог позволить себе роскошь приобрести мямара, таскал его за собой по Пространству, насильно выгоняя на первой встречной планете. Цена на зверьков, естественно, подскочила на биорынках Содружества до немыслимых высот.

Умевший увязывать самые, казалось бы, далекие друг от друга события в единую цепь, Лылов чуял, что легенды о мямарах неким образом касаются «дела Сфинкса». Во время предварительного подбора материалов выяснилось неожиданное: все три персонажа легенд реальны. Каждый из них непонятным образом раздобыл когда-то золото, ирит и «Очи Цирцеи», а потом бесследно канул. Исчезли и минералы. И что самое интересное, во время этих удачных полетов путь каждого проходил через Правый рукав Сфинкса…

Было еще несколько обстоятельств, имеющих касательство к тревожной зоне: повышенная активность секций философов-блоссистов на планетах систем, окружающих Правый рукав Сфинкса, а также необыкновенная находка ВБ Ариестры — непонятный минерал редлит, идентифицировать который не удается уже несколько месяцев.

Сфинкс ставил загадки. Нужен был человек, способный их разгадать.

В кабинете шефа царили приятный, чуть сладковатый запах и ослепительно яркий после коридорной полутени белый свет. Массивная холодная дверь захлопнулась с легким щелчком, словно сомкнулись огромные челюсти, отгораживая его от остального мира. Мир остался позади, но его проблемы перешагнули порог вместе с Виктором.

Впрочем, они были здесь постоянными гостями.

— Здравствуй, Лылов.

Шеф Внутреннего Бюро КВС джозлусианец Сэм Стревеле приветливо махнул рукой и указал на кресло перед собой. Виктор отметил про себя, что за последние дни у шефа ясно очертились серые круги под выпуклыми глазами, а всегда имевшая зеленоватый оттенок кожа приобрела землистый цвет.

Стревеле невесело усмехнулся:

— Темпы похвальны, однако выглядишь неважно. Сколько спал за последние сутки?

Ничего не ответив, Лылов опустился в кресло перед огромным столом.

— Ну ладно, — буркнул Сэм, — приходится жертвовать сном, раз времени в обрез. Итак, ты ознакомился с «делом Сфинкса» и пришел со своим планом, не так ли? — Он мучительно закашлялся, сотрясаясь всем телом.

Виктор тактично выждал, пока пройдет приступ, аккуратно положил на стол стопку пластиковых информационных карточек.

Стревеле прокашлялся, откинулся на спинку кресла, блаженно прикрыв глаза и положив руку на огромную покатую грудь. Бурные годы молодости и возмужания шефа прошли здесь же, в Омега-корпусе ВБ, а теперь многочисленные ожоги и ранения не давали ему спокойной жизни.

И все же в свои семьдесят два года он обладал цепкой памятью и здравым умом. Грузный и малоподвижный, очень высокий для джозлусианца, он производил внушительное впечатление, несмотря на мешковато сидевшую синюю форму.

— Если мне не изменяет память, — начал Лылов, — уже более десятка лет стеллиум Сфинкса в лоциях гражданского флота означен зоной повышенной осторожности. За последние четыре года зафиксировано исчезновение двенадцати кораблей после выхода с трасс в зону Правого рукава Сфинкса, в том числе пяти — за последний год. Звездный патруль спец-К-флота КВС, направленный в минувшем году в Правый рукав, по невыясненным до сих пор причинам не смог выйти с трассы к системам Шичи и Рухи. От облета по целине, по понятным соображениям, отказались.

— Стоит ли перечислять общеизвестные факты? — перебил Стревеле. — Твои предложения?

— Считаю целесообразным послать в Правый рукав два малых корабля и незаметно высадить в каждой из систем группы, скажем, из трех человек.

— Только с целью разведки, — шумно завозился в кресле Стревеле. — Испытывать группы в таком серьезном деле, где речь идет, заметь, не просто о жизни одного человека, а о судьбах многотоннажных межзвездных лайнеров с сотнями людей на борту — недопустимо. — Он облизал свои полные темные губы. — Они провалят операцию, до времени раскрыв наши карты. Собирать информацию — пожалуйста. Отправь своих ребят, но без права вступать в конфликт.

Лылов нахмурился.

Еще за месяц до официального распоряжения шефа он начал разрабатывать программу внедрения трех групп в зону стеллиума Сфинкса и рассчитывал, что время на подготовку операции будет выделено пощедрее. Но Стревеле торопил и ужимал все сроки.

Правый рукав Сфинкса был неприятным и опасным местом; острые на язык звездолетчики награждали его самыми нелестными эпитетами. В ходу были гипотезы о существовании в стеллиуме комплекса неявных черных дыр, о гибельной для кораблей спонтанной гиперактивности пространственных полей, сродни той, что выбросила недавно экспедицию академика Ленка из свободной зоны Целле к самым Баркотовым астероидам. Институт освоения выслал уже две автоматические экспедиции для изучения феномена Сфинкса, однако они шли по целине, и результатов исследования предстояло ждать годы.

Теории были делом научных учреждений, а обеспечение безопасности людей — обязанностью служб Внутреннего Бюро КВС.

Правый рукав стеллиума Сфинкса простирался вытянутым эллипсом на сорок семь световых лет. Семнадцать мелких звезд с планетными системами — самая заурядная провинция. Уже не один десяток лет числящаяся малоисследованной территория находилась под юрисдикцией Сиция. Мир Сиция, более древний, чем Земля, отличался замкнутостью и тяготением к старым традициям, а как следствие — малой активностью в освоении новых пространств. Входя на правах равенства в Содружество, сициане охотно позволяли экспедициям соседей разведывать новые земли своей периферии, особенно не вникая в цели и методы их работы. Этот заброшенный край, конечно, был бы идеальным местечком для всякого рода антисоциальных элементов, но пираты-серкеры имели привычку гнездиться поблизости от более посещаемых зон, где была возможность поживиться, нападая на мелкие суденышки.

После того как случаи исчезновения кораблей в Правом рукаве Сфинкса участились, ВБ КВС направило туда усиленный звездный патруль с базы на Мирте. Разделившись, патруль за полгода обследовал пятнадцать планетных систем, но не смог выйти с трассы к звездам Шичи и Рухи, несмотря на неоднократные попытки. Трассы — специально пробитые в Пространстве, очищенные от вещества силовые трубы — позволяли звездолетам передвигаться с мультисветовой скоростью. Специальная навигационная аппаратура сама выводила корабли в нужной точке наружу, и дальше они следовали по космической целине на каботажном ходу. Движение на больших скоростях по целине было из-за множества помех равносильно самоубийству. Но в случае с патрулем автонавигаторы каждый раз ошибались, выводя корабли в тех местах, откуда на малых скоростях до цели предстояли многие годы полета с каботажной скоростью. Это было тем более странно, что регулярно, дважды в год, в системы Шичи и Рухи беспрепятственно входили рейсовые звездолеты. Естественно, ВБ КВС воспользовалось этим обстоятельством для неявного инспектирования обеих систем, но и в космопортах базовых планет, и в небольших поселках рядом с ними все было в порядке. И эта видимая тишина в сверхопаоной зоне не могла не рождать беспокойства. Потому что выдергивать корабли с трассы или проводить их мимо — задача, непосильная для современной техники. В теорию же о стихийных силах природы не верилось.

Лылов подготовил несколько агентов Омега-корпуса для смены персонала в обоих космопортах, но решение Стревеле перечеркнуло эти планы. В соответствии с решением Директората КВС шеф настаивал на немедленной высадке больших десантов в тревожные системы. Он считал, что это лучший вариант решения.

Сэм Стревеле был джозлусианцем. Он не сильно отличался от жителей Земли или Ариестры, хотя мелочи могли бы покоробить непривычный взгляд: утолщенные суставы, зеленый оттенок кожи, морщинистое толстощекое лицо с очень богатой мимикой. Сэм принадлежал к первому эшелону тех молодых людей, что полетели учиться премудрости старших братьев по Содружеству в институты, специально созданные для обучения юношей и девушек новооткрытых миров «молодой тройки». Предки Стревеле из поколения в поколение занимались расследованием преступлений, поэтому неудивительно, что он избрал ту же профессию. Был он, как и все джозлусианцы, легким на контакт, словоохотливым и незлопамятным, а выдающиеся логические способности быстро выдвинули его по службе.

В свое время методы, усвоенные им еще на Джозлусе, давали хорошие результаты, но в последние годы, когда все больше и больше сторонников во Внутреннем Бюро завоевывала, концепция «пресечения зла в зародыше», Стревеле явно становился обузой. Лобовые удары и силовое давление не отвечали требованиям времени.

Психотехники и энергосоматики Содружества предложили комплекс особой всесторонней подготовки акторов Внутренних Бюро. Сверхэнергетичные и сверхчувствительные, такие агенты способны были в одиночку или в составе групп выполнять задачи, по размаху и действенности сравнимые с операциями больших соединений спец-К-флота. Проникая в самое сердце нелегальной oрганизации, они разрушали ее, не давая злу распространяться. Строгий энергетический самоконтроль, владение методами гипноза и обездвиживания, умение длительные сроки обходиться без воды и пищи, способность вхождения в чужое биополе делали агентов нового поколения людьми крайне надежными и эффективными в любых операциях ВБ. Одиночек-универсалов было пока крайне мало, а группы, как полагал Лылов, еще не успели окончательно сработаться, но за ними было будущее.

К сожалению, переворот в тактическом и стратегическом мышлении Внутреннего Бюро еще не произошел.

Стревеле считает, что гораздо лучше послать армаду военной техники, чем трех человек.

— Во-первых, — начал Лылов, — нам до сих пор неизвестны истинные причины пропажи кораблей в Правом рукаве Сфинкса, следовательно, мы не имеем достаточных оснований для засылки к звездам Шичи и Рухи больших воинских сил. Планируемая акция спец-К-флотов потребует ощутимых затрат, а результат, возможно, будет нулевой.

Стревеле шумно выдохнул и промолчал.

— Во-вторых: если все же эта зона является пристанищем серкеров, при подходе эскадры они попросту скроются. Подготовку такой широкомасштабной операции невозможно удержать в секрете. И в этом случае результат тоже будет нулевой.

Виктор смолк, внимательно глядя за реакцией шефа.

Слово «результат» для Стревеле было святым. Джозлусианец был гордым человеком и очень заботился о «служебной чести».

Сэм прищурил выпуклые глаза, и на мгновение Лылову показалось, что он читает его мысли.

— И третье, — продолжил Виктор, — посылать большую эскадру совершенно неразумно без предварительной рекогносцировки, после которой будет окончательно известна расстановка сил.

— Вот с этим я совершенно согласен, — закивал шеф.

— Но, встретив пиратов, группа просто не сможет не вступить с ними в конфликт. — Лылов выразительно посмотрел в холодные глаза Стревеле. — Если вы, конечно, хотите их возвращения.

— Ну, не надо сгущать краски, Виктор. Я имел в виду, что твои ребята просто не должны брать на себя слишком большие задачи. Будет совсем неплохо, если им удастся привезти «языка». Ты говоришь — две группы? Что ж, пожалуй, разумно. Давай-ка определим им время на операцию… Скажем, неделю.

Лылов понял мысль шефа и улыбнулся. Стревеле, не будучи уверен, что группы не ввяжутся в серьезные действия, решил сковать им руки сроками. В самом деле — что можно успеть за неделю?

— Итак, решено, — сразу повеселев, сказал шеф. — Высылай своих парней, а я пока буду готовить эскадру. Пусть две тройки хорошенько осмотрятся на новом месте. И еще вот что… Если я не ошибаюсь, Сфинкс в земной мифологии — это сказочное существо, задававшее загадки, да? Неразрешимые загадки. И кто-то все же отгадал их. Как звали того человека?

— Эдип.

– «Миссия Эдипа». Так и назовем операцию. Как тебе?

— Ничего, — пожал плечами Лылов. Он не любил громких названий.

«Старкад» Илья Моросанов заметил сразу, хотя звездолет терялся среди колоссальных сигарообразных громад курсовых кораблей, изящных «звездных игл», покрытых массивной броней тихоходных целинников «скарабеев».

Маленький дискоид «Старкада» примостился на самом краю стартового поля, поблескивая сталью в лучах утреннего солнца. Внешне он ничем не отличался от базовой модели выпускаемых Ариестрой «микроходов» — звездолетов сверхмалого тоннажа, и мало кто мог бы догадаться, что в действительности представляет собой эта машина. Технический сектор ВБ КВС фактически перестроил корабль, оставив лишь внешнюю скорлупу. Бездна техники, оружия, приспособлений для экранировки и слежения — вот что такое на самом деле был «Старкад».

Илья отметил время — до назначенного срока оставалось около десяти минут. Прежде чем идти к кораблю, он решил осмотреться, тем более что уже несколько раз слышал о космодроме на Маге.

Мага, бывший военный спутник Лиого, ныне был меккой туристов, слетавшихся сюда со всех уголков обжитого Пространства. Рядом со стартовым полем юрко сновали салатовые вагонетки, наполненные людьми семи миров. Рослые торжественные лиогяне, обслуживающие туристов, были одеты в просторные, ниспадающие розовые балахоны, неожиданно ярко и празднично смотревшиеся на фоне их темно-лиловой кожи. О воинственном прошлом Маги напоминали только рядами уходящие к горизонту огромные металлические валы с тут и там возвышающимися округлыми башенками. Внутренности спутника — прежде сплошь казармы, ангары да арсеналы — ныне были до отказа набиты развлекательной и увеселительной техникой, в изобилии созданной изобретательным народом Лиого.

Лылов решил, что стартовать «Миссия Эдипа-1» будет с Маги. К Додарбу, второй планете Шичи, были и более короткие пути, но Виктор любил конспирацию и нетривиальные ходы. «Миссия Эдйпа-П», летевшая с аналогичным заданием к системе Рухи, стартовала тоже отсюда.

На поверхности спутника было довольно холодно, и, чтобы согреться, Илья решил пробежаться, тем более что время уже поджимало. Водитель проезжавшей мимо вагонетки предложил подвезти его, но Моросанов только помотал головой, и тот покатил дальше.

Вблизи сорокаметровый дискоид «Старкада» уже не казался таким маленьким. Он походил на две сложенные тарелки, в месте стыка схваченные зигзагообразным швом.

Пять тонких стоек прочно упирались в металлическое основание космодрома, лифтовая труба шлюза, спущенная с корабля, манила к себе зияющим овалом люка. Вбежав в капсулу, Илья перевел дух и поправил комбинезон. Поднимаясь, Моросанов подумал о просчете Лылова: несмотря ни на что, нельзя было идти на поводу у Стревеле и расформировывать готовые группы. Предстоит опасная и тяжелая работа, очень важно уверенно чувствовать плечо напарника, необходима «сыгранность» членов маленькой оперкоманды. Малейшая неточность, крохотная частица психологической несовместимости — и все насмарку. Лылов не прав. Это настоящий риск.

Наверху сдвинулся в сторону блистер внутреннего люка, и Илья увидел перед собой высокую тощую фшуру пожилого сицианина. Глубокого синего тона глаза его пытливо и мудро смотрели из-под изогнутых седых бровей. На вид ему было около шестидесяти, но во всем облике чувствовалась какая-то оптимистическая молодая энергия. Одет он был в стандартную летную форму, сидевшую с особенным изяществом, свойственным сицианам.

— Добрый день, — сказал встречающий приятным баритоном. — Вирист Ю-Стега, капитан «Старкада». Рад приветствовать вас на борту нашего судна.

— Илья Моросанов. — Он пожал протянутую ладонь.

— Пройдемте в рубку. — Сицианин улыбнулся, обнажив поразительно ровные и белые зубы. — Я познакомлю вас с пилотом.

Коротким коридором они вышли к центральной части корабля и оказались перед темной овальной дверью. Распахнув ее, Вирист пропустил Моросанова вперед. В рубке сидели двое мужчин, при виде Ильи оба поднялись и улыбнулись. Он подумал, насколько разные у них улыбки.

Сидевший ближе лиловокожий гигант со светло-малиновыми пятнами на лбу, видимо лиогянин-полукровка, осклабился как-то нахально и озорно, словно старому знакомому. За этой веселостью чувствовалась бьющая через край жизненная энергия. Второй, ариестрянин, улыбнулся одними губами.

— Давайте знакомиться. — Он прошел в центр рубки. — Илья Моросанов, сотрудник ВБ КВС, гражданин Земли, ведущий группы «Миссия Эдипа-Один».

— Проходи, садись, — зычным басом загремел гигант. От предков-лиогян ему достались смазанные черты лица, бычья шея и сильный грудной бас. — Я пилот Уко Фток, гражданин мира Сиция, хотя по происхождению скорее лиогянин. Думаю, мы отлично споемся. Можно сразу на «ты»? Мы с Крисом уже…

— Кристофер Шанс, — четким бесстрастным тоном перебил его второй, — актор пятого разряда Внутреннего Бюро Ариестры.

Илья пожал обе протянутые руки и внимательно взглянул в глаза ариестрянина. — С ним ему предстоит серьезная и, скорее всего, опасная работа. Кристофер Шанс производил впечатление холодного и рассудочного человека. По внешнему виду он вполне мог сойти за землянина — льняные прямые волосы, округлая форма черепа, привычная фигура. Ариестрянское происхождение выдавали только розовый оттенок кожи да удлиненные уши.

Мускулистый и довольно рослый, он сразу понравился Илье, и это было хорошо. Моросанов знал, как важно, чтобы будущий напарник при первой же встрече рождал симпатию.

Из-за кресла, горделиво приосанясь, вышел необычный зверь. Илья и раньше видел мямаров, но все же с любопытством рассматривал животное. Бежевый, с бордовыми подпалинами на подтянутом брюхе, мямар хранил невозмутимое выражение на узкой морде. Короткая шерсть его топорщилась ежиком, черные брови и бородка контрастно выделялись. Особенно необычно смотрелась крупная шишка между большими треугольными ушами. Насколько Моросанов помнил, до сих пор точно не было известно, зачем она нужна мямарам. Вырост между ушами, безусловно, способствовал возникновению легенд об удачных похождениях мямаров на таинственной Пустой Планете.

Кстати, Лылрв связывает эти легенды с Правым рукавом Сфинкса. Не случайно ариестрянам, выразившим желание послать своего актора, было предложено направить агента, имеющего собственного мямара.

Хозяин и зверь были чем-то неуловимо похожи друг на друга: оба с каменным выражением на лицах, молчаливые и скупые на движения, но за этой малоподвижностью чувствуется тугая пружина, готовая в любую секунду молниеносно разжаться.

— Его зовут Багдо. Животное служебное. Лучше всего, если вы не будете обращать на него внимания.

Мямар запрыгнул в освободившееся кресло и лег, не сводя напряженного взгляда с Моросанова.

— Хороший зверь, — понимающим тоном сказал Вирист Ю-Стега.

— Багдо! — рявкнул Уко. — Ты почему занял место хозяина?

— Пусть лежит, — Крис бросил быстрый взгляд на пилота, — он занял лишь мое кресло, а мое место он занять не в состоянии.

Фток надул огромные лиловые щеки и покачал головой.

Кристофер подошел, к Моросанову и негромко сказал:

— Много слышал о вас. Считаю для себя честью работать в вашей группе.

— Где вы проходили курс спецподготовки? — поинтересовался Илья.

— База «Синий лист» на Зике. Это пока единственное заведение подобного рода у Ариестры, — ответил Шанс и добавил тише: — Может быть, перейдем на «ты»?

— Вот-вот, давно пора! — подскочил в кресле Уко, демонстрируя прекрасный слух. — Нас всего пятеро, трястись на этой колымаге предстоит никак не меньше месяца. Контактировать надо поживее.

Крис бросил выразительный взгляд на пилота, и Илья понял, что панибратство Фтока не находит одобрения в его душе.

— Нас пока еще не пятеро, — Вирист отвернулся от экрана и лучезарно улыбнулся, — если не считать мямара.

В этот момент дверь в рубку распахнулась, и на пороге показался задумчивый молодой человек лет тридцати, тонкий в кости, с высоким бледным лбом и большими серыми глазами. Он печально улыбнулся, словно извиняясь, что явился позже других, и сделал приветливый жест.

— Здравствуйте, — произнес он негромким ясным голосом. — Я Хеликс Йоронг.

«Таргянин явился, — подумал Моросанов, — и теперь группа в сборе. Можно трогаться».

Часть первая ЗАГАДКИ СФИНКСА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Первая ночь после высадки 00 ч. 30 м.

— Додарб, — медленно произнес Илья Моросанов.

И замер, прислушиваясь к странному звучанию этого слова. В ночной тишине пустыни звук сразу канул, растворился в плотном напряженном воздухе. Вновь возникло тревожащее ощущение моментальной и неразрывной связи с этим новым миром, этой непонятной планетой.

Они были друг перед другом — человек и пустыня, покрывавшая поверхность Додарба, оба предельно собранные, цельные, сильные. Пески Додарба представились сознательной сущностью, он ощутил некий контакт, будто все бесчисленные барханы обернулись к нему, прислушались, что происходит в его душе, ждут его действия. От несоизмеримости маленького человеческого существа и целой планеты этот контакт ощущается еще острее — парадокс. Илья замер, стараясь продлить ощущение, ибо по опыту знал: первое знакомство с новым миром — решающее. От того, как тебя примет планета, как произойдет твое слияние с ней, и будет зависеть весь ход последующей операции. В то, что это так, Илья верил твердо и не раз убеждался в собственной правоте. И теперь, словно слившись в молчаливом мгновенном диалоге с целой планетой, остро сознавал это всеобъемлющее «я — ты», словно песню на два голоса, подобно далеким предкам, жившим в холодных и темных пещерах, что наделяли душой все природные стихии.

— Здравствуй, Додарб! — прошептал Моросанов.

На спине возник холодок, и начала пульсировать энергетическая точка в переносице.

Была ночь.

В лицо веял Легкий холодный ветер.

Звезды висели так же редко и были так же тусклы, как в небе Земли. Отливая ртутным блеском, покатые спины барханов тянулись к горизонту. Вокруг на тысячи и тысячи километров простиралась голая, бесплодная пустыня.

Додарб!

Ощущение эмоциональной слитности с природой, только что захлестнувшее сердце, стало слабеть, уступая место сухому рационализму сознания.

Моросанов запрокинул голову и устремил взгляд в небо. Он уже достаточно хорошо ориентировался в местном звездном рисунке и просчитал, где из тени вынырнет сверкающая звездочка патрулера. Сверяясь с часами, понял, что до появления спутника еще почти четыре минуты. Илья вдохнул полной грудью сухой плотный воздух, пахнувший будто бы смолами или асфальтом. Весь день этот запах неотступно преследовал его, но уже к вечеру приелся, стал обычным фоном. Наверное, скоро он вообще перестанет восприниматься.

Моросанов оглянулся. Сзади наползли с десяток пустозвонов и теперь покачивались, словно водоросли в воде.

На их корявых пунцовых ветвях гроздьями висели розовые звонцы — шиповатые шишечки, издававшие еле слышный дребезжащий перезвон. К этому тоже надо было привыкнуть.

Додарб был планетой призраков, а с призраками трудно чувствовать себя в безопасности. Даже если знаешь, что они бесплотны.

Илья легонько пнул пустозвон, нога без помехи прошла через мираж. Видение было потрясающе реальным, как в объемном голографическом видео, только без транслятора. Очередная загадка Додарба, причем не самая большая.

Планета поражала с первых шагов, сделанных по ее поверхности. В то время как ни один из приборов не показывал никаких отклонений обычных параметров, регистрируя безжизненное пространство на сотни километров вокруг, перед высадившейся группой в замутившемся воздухе прорисовался, сверкая гранями удивительных зданий, чудный сказочный город. Довольно компактный, он устремлял пирамиды своих будто подсвеченных изнутри зданий ввысь, к неспокойным небесам. Зеленоватосиний, он поражал разнообразием цветовых оттенков, казался наполненным жизнью и силой. В голову бы не пришло сказать, что его не было. Мираж, пустота, небыль.

«В пустынях Земли тоже бывают миражи, — подумал Моросанов, — атмосферное явление».

Крис, увидев город, замер и едва заметно побледнел, напряженно сверкая глазами.

— Этого еще не хватало, — услышал Илья его тихий шепот. И тут же крик: — Ты куда? Стой!

Но Хеликс продолжал идти вперед, входя уже в странное искрящееся марево, окружавшее город.

— Стой! — снова крикнул Шанс. — Это же просто мираж!

В походке Хеликса было нечто, заставившее Моросанова иначе взглянуть на призрачный город, нечто благоговейное, сродни преклонению перед красотой. Илья сжал руку Криса, сдерживая его.

— Пусть идет.

Крис двинул бровями, и губы его сложились в улыбку, столь непривычную на этом суровом лице.

Город исчез так же быстро, как и появился. Одинокая фигурка Йоронга замерла на бархане…

Потом пришли маленькие бесплотные кустики пустозвонов и вытянутые на два метра в высоту тонкостволые ветреники. Они жили в каком-то другом мире, непонятным чудом соприкасаясь с нашей реальностью. Лишь зримые, но неосязаемые, не давали забыть, что рядом есть нечто, еще неясное, незнакомое людям. Время от времени у горизонта на большой скорости проскакивали красные видения. В отличие от псевдорастений, напористо подползавших к людям, быстроходные миражи у горизонта не терпели приближения к себе, молниеносно уносясь прочь.

Додарб был планетой призраков.

Додарб был загадкой, которую предстояло разгадать.

Хронометрическая биосхема была вживлена на сгибе левого локтевого сустава, и, когда там кольнуло, Илья понял, что засеченные четыре минуты прошли. Он поднял голову и увидел, как на фоне неподвижного звездного рисунка яркой точкой вычерчивает прямую патрулер. Неприятный холодок пробежал по спине — явное свидетельство опасности, исходящей от спутника.

Замеры, сделанные им в первые же часы, показали, что над Додарбом патрулируют шесть такого рода аппаратов. Хорошо, что они не обрабатывали поверхность ни в одном из спектров, а то группу пришлось бы маскировать. Судя по всему, основной задачей спутников было контролирование околопланетного пространства. На Додарбе не хотели, чтобы кто-либо незаметно высадился на поверхность.

Моросанов протянул руку к опоясывающему голову обручу и опустил на глаза оптическую пластинку. Спутник из крохотной точки вырос в крупный шар. Видно плохо — слепила обшивка борта, но все равно было ясно, что это стандартный разведывательный сфероид производства Лиого. Аппараты такого типа использовались при освоении новых планет. Один из пропавших в Правом рукаве Сфинкса грузовиков шел как раз с комплектом подобной техники. Значит ли это, что грузовик тогда не потерпел крушение, а был захвачен?

Илья покачал головой — Додарб не имел достаточных оснований для патрулирования околопланетного пространства. Единственный более чем скромный порт служил обыкновенным пунктом дозаправки рейсовых кораблей. Единственное поселение — база у порта. Заводов нет.

Сырьевые разработки не ведутся.

За время полета группа детально ознакомилась со всеми материалами о Додарбе. Планета была открыта сравнительно давно — более семидесяти лет назад, в период некоторого оживления космической активности мира Сиция. Тогда, судя по сводкам, здесь не было ни городов-миражей, ни псевдорастений, ни стремительных красных призраков — обычная пустыня, абсолютно безжизненная и негостеприимная. Удивляло наличие атмосферы, пригодной для дыхания людей. Исследователи не задержались здесь надолго — кварцевый песок не самая большая ценность в Галактике. Был отстроен порт с базой, а также установлены вспомогательные координационные буи для удобства ориентирования в секторе. Правый рукав Сфинкса казался самой заурядной, скучной провинцией.

По сообщениям персонала базы, обслуживающей порт Додарба, призраки появились около десяти лет назад.

Хрустальный город однажды висел рядом с базой почти неделю, и можно было ходить по его искрящимся нереальным улицам, поражаться странной архитектуре, играючи проникать сквозь дымчатые стены. Тогда снимались сотни фильмов, делались замеры по всем мыслимым параметрам и спектрам. Исследовательская группа с Сиция проработала тут полгода, спецкомплекс КВС — год. Но призраки сохранили свои тайны.

«Интересно, — подумал Моросанов, — почему с базы порта ни разу не поступало сообщений, что околопланетное пространство патрулируется?» Факт говорил о многом. Как минимум о том, что люди с базы считали возможным умалчивать о некоторых событиях на планете, и это было тревожно.

Над ночной пустыней дребезжащей тонкой трелью внезапно прокатился щемящий звук. Он вызывал неприятный вибрирующий резонанс в ушах, и Илья против воли поморщился. «Оросли-Сфинкс» — так он именовался в официальных сводках, что в переводе с сицианского значило «крик Сфинкса». Это была очередная загадка Додарба, непонятное явление местной природы. Смысл пульсации «оросли» или хоть какую-нибудь закономерность в нем обнаружить не удалось. Каждый раз это было совершенно оригинальное сочетание обертонов, скрипящая музыка планеты призраков. «Оросли» был сродни всем миражам планеты — присутствовал, не имея ни определенного источника, ни адресата.

Илья вздохнул и снова покачал головой — сициане напрасно оставили Додарб в покое. Планетой явно стоило заняться посерьезнее. Кто знает, может быть, тогда не пршдлось бы засылать сюда оперативную группу Омегакорпуса.

Падающая звездочка патрулера в ночном небе внезапно погасла, войдя в зону планетарной тени. Илья откинул пластинку с глаз и двинулся в сторону палатки. Ее покатые бока вынырнули из-за бархана, слабо поблескивая в свете звезд. Рядом уже собралась целая поросль пустозвонов.

Песок под ногами чуть слышно хрустел, выдавая шаги. В палатке спал Хеликс Йбронг, уроженец одной из синих планет Тарга. Подойдя, Моросанов увидел, что полог палатки откинут, и удивился — он всегда тщательно герметизировал вход, чтобы внутрь не просачивался назойливый песок.

За день, что прошел с момента высадки, они не успели привыкнуть к местным условиям: сутки здесь длились восемнадцать часов. К тому же напряженный ритм работы первого дня давал себя знать — сон не шел, а вызывать его искусственно не хотелось.

Илья прилег и расслабился. Сухие песчинки, время от времени поднимаемые легкими порывами ветра, шелестели о прочную ткань палатки, а затем вновь становилось первозданно тихо. Но эта тишина не успокаивала.

Согласно тактическому плану, разработанному ВБ КВС, группе надлежало к началу вторых суток разделиться. Каждый из троих пойдет дальше своим маршрутом, выходя каждые пять часов на контакт импульсной связи.

Но Додарб и тут припас сюрприз — неизвестной природы поле мешало распространению радиоволн. В досье Додарба об этом не было ни слова. А комплектовать экспедиционеров громоздкой аппаратурой «граса» — гравитационной связи — никому не пришло в голову. Члены группы и так были перегружены всевозможной амуницией.

Спавший рядом Хеликс вдруг тихо застонал, неспокойно зашевелился. Все-таки он наконец уснул, несмотря ни на что. Способность к адаптации у жителей Тарга просто потрясающая. Конечно, Илья знал, что сейчас, в активированном режиме, он способен бодрствовать, сохраняя ясность ума и твердость руки, не менее двухсот пятидесяти часов, но все же вряд ли стоило упускать возможность отоспаться.

Провал со связью не давал покоя, и Моросанов прокручивал в уме различные варианты действий. Базисная разработка Лылова предполагала раздельное двухдневное ознакомление с планетой с последующим слиянием группы. За это время будет обследована большая часть поверхности и станет ясно, как вести себя дальше. В случае, если на Додарбе не будет обнаружено ничего подозрительного, они должны проследовать в порт. Но что делать теперь?

Разделяться, не имея связи? Не слишком ли это безрассудно? Или, может быть, радиоволны гасятся только на ограниченном участке?

Снаружи послышался тихий хруст песка — возвращался Крис Шанс, которому тоже не спалось. Впрочем, он еще не закончил свой объем работы — установку под слоем песка метчиков, чтобы в случае неудачи операции подошедная эскадра спец-К-флота КВС смогла провести расследование. Крис любил работать на совесть, и, если что-то делал, можно было не волноваться за результаты. Моросанов очень уважал за пунктуальность и основательность жителей Ариестры и Лиого. На этих людей можно было положиться.

Кристофер тенью промелькнул по палатке, беззвучно и легко опустился рядом. Несколько минут прошли в полной тишине. Илья уже начал понемногу проваливаться в сон, как вдруг послышался тихий удивленный шепот:

— До! Ты где?

Илья мгновенно очнулся и повернулся на голос. Крис уловил его движение.

— Багдо не у тебя?

— Нет.

Мямар спал с ними в палатке.

Весь день он волновался, метался от одного человека к другому, что было совсем на него не похоже. Наверное, теперь решил прогуляться. Стало ясно, почему был откинут полог.

— А в пустыню он с тобой не пошел? — спросил Моросанов.

Крис хмыкнул: — Багдо без меня не уходит. Я приказал ему ждать.

И тут же невероятная догадка сверкнула в голове Ильи: он припомнил «легенду Боржа». На такой планете, как Додарб, она вполне могла воплотиться.

— Может, он еще вернется? — протянул Илья. — Просто вышел проветриться.

— Он без меня не смел выходить, — отрезал Кристофер. — Он совсем ушел.

Темная фигура поднялась и пошла к выходу.

— Пойду поищу, — упавшим голосом сказал ариестрянин, — может, он еще не успел далеко уйти.

— Я с тобой, Крис. Послушай, ты помнишь «легенду Боржа»?

— Еще бы! Местечко для таких дел вполне подходящее.

Мямара искали до рассвета. Крис был в отчаянии.

Всегда послушный, преданный Багдо исчез. Ушел из палатки по какой-то странной прихоти, чего с ним никогда ранее не бывало, и не вернулся к своему хозяину. Напрашивалось предположение, что мямара украли. Но вокруг расстилалась безбрежная и безжизненная пустыня. Исчезновение Багдо было странным и непонятным.

К утру, уставшие и озабоченные, они сошлись у палатки.

Второй день 08 ч. 40 м.

Солнце достигло высшей точки и замерло там, посылая на пески убийственные волны своего жара. От зноя воздух стал тягучим и зыбким. Пропали даже блеклые псевдорастения. Казалось, планета решила испытать маленького человека, упрямо продвигавшегося в юго-западном направлении, на выдержку и выносливость.

«Слава Богу, что сейчас на Додарбе осень, а не лето»,подумал Крис.

Воздух разогрелся до сорока пяти градусов, его неприветливые струи жгли лицо и руки.

Кристофер решил не подниматься высоко. Ему совсем не улыбалась перспектива быть замеченным с какого-нибудь наземного или передвижного наблюдательного пункта. Компактолет был хорошо экранирован, но не в оптическом диапазоне.

После пропажи Багдо от Додарба можно было ждать чего угодно.

Вместе с Моросановым он до восхода рыскал в окрестностях палатки, звал, свистел по-особому. Тщетно. Мямар словно испарился. Крис усмехнулся, вспомнив, как после слов Ильи о «легенде Боржа» защемило сердце, как под сиянием звезд реальной и близкой показалась возможность исполнения «легенды». Он даже стал прикидывать, что же именно преподнесет ему пустыня. Вместо этого Додарб зло посмеялся над ними. Багдо пропал, а с ним пропала надежда выяснить причину повышенного интереса к мямарам в этом районе.

Утром они, как было запланировано, разделились и двинулись каждый в своем направлении.

Крис все теснее прижимал компактолет к поверхности, и ветер порой швырял ему в лицо колкие горячие песчинки. Солнцезащитный шлем с широкими полями спасал только голову. Комбинезон взмок от пота и прилипал к коже. Увеличение скорости против расчетной не давало результата: раскаленный ветер не охлаждал, от него уже саднили открытые кисти рук и лицо.

Свободной рукой Крис отер лоб, стараясь, чтобы пропитанный потом песок не попал в глаза. Солнце выжимало из него последние остатки влаги, а запас воды был строго регламентирован.

Бедный Багдо. Даже с его выносливостью без воды здесь долго не протянуть. Верная смерть. Странный поступок.

Крис отметил в себе тенденцию мыслить короткими, рублеными фразами, будто от жары они тоже усыхали. В глазах начали плавать светлые пухлые круги — признак зрительной усталости. Требовался отдых, но Кристофер лишь сильнее сжал зубы. Скоро полдень минет, а там станет легче.

Они разошлись на рассвете, когда из-за горизонта резво выпрыгнуло непоседливое светило. Атмосфера еще хранила ночную свежесть, а ветер почти стих. Через несколько минут после восхода Додарб развернул перед ними ошеломительную панораму грандиозной долины с лесами и рекой, на берегу которой раскинулся очередной хрустальный город. Но времени на тонкие эмоции уже не было, и, подгоняемые трелями «оросли», они стартовали.

На горизонте возник из ничего крупный розовый объект. Шанс насторожился и откинул оптическую пластинку с обруча. В сильном приближении объект оказался напластованием неровных полупрозрачных кубов. Замерев ненадолго, он вдруг развил немыслимую скорость и скрылся в вихре поднятой пыли.

«Странно, — подумал Крис, — если миражи бесплотны, отчего же поднялась пыль?» Это был уже третий призрак с утра. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы спокойно выдерживать провокации Додарба. А ну как это окажутся не призраки, а боевые машины окопавшихся тут серкеров?

Крис старался не терять бдительности, зорко осматриваясь по сторонам. В душе еще теплилась надежда, что все же удастся разыскать Багдо. Конечно, он уже отмахал более тысячи километров, но чем черт не шутит?

Нет, не мог сам по себе мямар уйти в пески. Это было великолепно вышколенное служебное животное. Крис побывал с ним в переделках и знал цену его сообразительности, силе и мощи крепких белых клыков. Мямары были на редкость привязчивы к людям, у которых жили, хотя, если хозяин им по каким-либо причинам не нравился, уходили при первой подвернувшейся возможности.

Характерной особенностью мямаров был необычайно тонкий и точный эмоциональный контакт с хозяином, при котором животное зачастую без слов и жестов понимало волю человека и исполняло ее. Но опять же с оговоркой — если эта воля не вызывала у них неприятия. Это были свободолюбивые и умные создания, и их отношения с человеком строились скорее на основе взаимного уважения и доверия, чем слепого подчинения.

Пристегнутый к металлической ферме собранного утром компактолета, чувствуя ребрами его малоподатливое ложе, Шанс безотчетно искал глазами четырехлапую темную фигурку. Может быть, поэтому он не сразу сообразил, что неподвижный предмет, замерший слева по курсу, ничего общего с призраками не имеет. Округлой сигарообразной формы, он косо торчал из песка под углом градусов в пятьдесят. Крис вздрогнул и резко спланировал вниз, почти врезавшись в раскаленный песок. От удара его сильно тряхнуло, но конструкция летательного аппарата выдержала. Не обращая внимания на боль в отбитых руках, Крис тут же сверился с показаниями витаскопа, убедился, что в направлении странного объекта органической жизни нет, и успокоился. Снова поднявшись в воздух, ариестрянин на предельной скорости подлетел к странному предмету.

Ракета зарылась носовой частью в песок. Ее стального цвета корпус покрылся сетью глубоких трещин. Система наружных навигационных приспособлений сметена огненным шквалом, когда-то обрушившимся на небольшой корабль. Наискось по борту шел широкий оплавленный след от удара лучевика. Собственно, после такого попадания звездолет должен был разорваться на миллион осколков, но почему-то выстоял. Повезло, если таковое состояние можно назвать везением.

Ракета была небольшой, видимо метров шестидесяти в длину. Двигательная установка фюзеляжной части почти раздроблена. Крис попытался вспомнить, не было ли в сводках о Правом рукаве Сфинкса сведений о пропаже подобного корабля. Нет, ничего похожего. Значит, список жертв этого веселого местечка можно расширить.

На облупившемся борту было невозможно разглядеть флага принадлежности. Чей это корабль, почему его постигла столь печальная участь?

Крис снова вытер взмокшее лицо и оглянулся по сторонам, словно отыскивая виновников этой трагедии. Додарб постепенно начинал поворачиваться к ним своим истинным лицом…

Приземлившись и отстегнувшись от компактолета, Шанс обошел сбитую машину. С обратной стороны зияла большая пробоина, через которую можно было проникнуть внутрь. Она располагалась в метре от поверхности, и потому туда еще не успело намести песка. Чувствуя холодок в груди, ариестрянин перелез через иззубренную, рваную обшивку борта. Витаскоп, в числе прочих приборов вмонтированный в обруч на лбу, по-прежнему показывал отсутствие органической жизни. Значит, внутри никого не было. Опасаться нечего, и все же…

Пробоина вела в темный корабельный коридор, уходивший глубоко вниз. Солнечные лучи не проникали сюда, в полумраке было трудно ориентироваться. Крис пристегнул к запястью схит, перевел его в режим фонаря.

Подсвечивая себе, начал спускаться, цепляясь за поручни на рифленых стенках. Из хвостовой части с искореженной двигательной установкой он двинулся к носовым отсекам.

Через несколько минут, весь покрытый градинами пота от напряжения, он опустился по наклонной шахте коридора до жилого сектора.

Первая каюта, куда он проник, была явно нежилая, пустые кровать и стол отсвечивали металлом. Под лучом фонаря сверкнули осколки разбитого стенного экрана, в глубоких нишах шкафа толстым слоем лежала мелкая песчаная пыль. Стараясь не поскользнуться на покатом полу, Крис осторожно подполз к шкафу. В глубине одной из секций одиноко лежала темная квадратная коробка.

Вытащив ее и отерев пыль, он узнал комплект пищевых брикетов для кормления домашних животных. Мысли ариестрянина против воли вернулись к Багдо, и он вспомнил, что одно время кормил мямара подобной пищей.

На противоположной стене был закреплен прямоугольный лист бумаги с неразборчивым рисунком. Лист был ветхий, а изображение абстрактным — ничего не разобрать. Крис сполз по полу ниже и копнул носком ботинка ворох мусора, скопившегося в углу у стены. На свет вылетели старая щетка для волос, обрывки бумажек, пустые пластиковые коробочки. Люди, жившие здесь, были явно неряхами. В следующий раз нога зацепила что-то потяжелее. Протянув руку, Крис вытащил блок с видеокартонами. Это уже было кое-что: с помощью этих записей наверняка удастся идентифицировать корабль и личности погибших.

Когда он начал карабкаться обратно к выходу, его взгляд случайно наткнулся на цветную голографию. Это было удивительно: несмотря на катастрофу, проектор работал. Тонкая, изящно сложенная сицианка тревожно всматривалась в объектив. Раскованная поза, голова чуть откинута назад, выше лба — желтая диадема. В глазах странная смесь надменности, трогательной обреченности и ожидания. Казалось, девушка предчувствует судьбу того, кого отправляет на этом корабле. Крис подполз к стене, открыл крышечку проектора и выковырнул скользкий кристаллик. Картинка с девушкой погасла. Сунув кристаллик в карман, он стал выбираться из каюты.

Еще немного спустившись по коридору, ариестрянин уперся ногами в песок. Коридор заканчивался резко и неожиданно, оборвавшись на середине. Осмотревшись, Крис понял — носовая часть корабля, видимо, была срезана в бою. Упав на Додарб, звездолет воткнулся в песок, как обломок гигантской трубы.

Крис увидел еще одну, последнюю каюту, люк которой был полузасыпан. Руками и ногами разгреб завал, освободив немного места, чтобы приоткрыть дверь. Люк поддавался с трудом, сопротивляясь человеку.

Из маленькой щели в нос ударил тяжелый смрадный дух, от которого перехватило дыхание. Пересиливая тошноту, Крис рванул дверцу на себя и просунул внутрь голову. Посветил, задерживая вдох.

Это была большая каюта, заполненная беспорядочно разбросанными квадратными металлическими контейнерами. Потом луч фонаря уперся в два маленьких тельца, замерших в щели меж контейнеров. Шкура зверьков уже превратилась в облезлое месиво с выпирающим костяком; блеснул оскал клыков и открытых остекленевших глаз.

Мямары!

Те, кто пытался достигнуть поверхности этой планеты, тоже везли с собой мямаров.

Второй день 09 ч. 30 м.

Хеликс Йоронг родился на Малом Острове — второй из двух обжитых планет Тарга. О родине у него остались сбивчивые воспоминания, которые так легко складываются в детстве и с таким трудом прочитываются зрелым сознанием.

Малый Остров — или просто МО — был колонизован выходцами с Большого Острова более полутораста лет назад. Близко расположенные орбиты планет позволяли даже с примитивной техникой того времени осуществлять перелеты. МО обладал богатым животным и растительным миром, но ничего похожего на разум на нем не было. Планета имела меньшую силу тяжести в сравнении с земной. МО-таргяне, за полтора века освоившие планету, были ростом выше своих сородичей с БО, имели более тонкий костяк и изящные пропорции. Различие во внешнем виде породило некоторую высокомерность у жителей «Нового Света», тем более что все состоятельные БО-таргяне стремились покинуть свою экологически изуродованную родину и переселиться в юный и цветущий мир МО. И хотя эпоха раздоров Тарга канула в историю, а неустанная работа над повышением духовного уровня таргян за последние десятилетия неузнаваемо изменила манеры и привычки планетян, Хеликс даже у себя ловил при встрече с БО-таргянами отзвук превосходства.

Идеи любви и космического равенства всех семи звездных семей, которые принесли в Тарг посланцы Содружества, упали на плодородную почву. Сегодня на планетах Тарга не было более высокой задачи для каждого гражданина, чем воспитание в себе высоких моральных качеств, необходимых выходящему в космос человеку. Отзывчивость и открытость посланцев Содружества, их доброта и пренебрежение собственными интересами с детства отпечатались в сознании Хеликса. Не каждый таргянин мог и сегодня похвастать таким самообладанием и стремлением к мягкому решению конфликтных вопросов, какие демонстрировали люди звезд.

С МО Хеликс был увезен в шесть лет, и с тех пор его пристанищем стали малоуютные космические станции и автозаводы. Родители Хеликса, Чард и Вилфа Йоронг, были в числе первых таргян, взятых на обучение предприятиями Содружества. Несколько лет семья жила на территории Лиого, и у Хеликса надолго осталось специфическое чувство к высоким темнокожим лиогянам. После того как Чард и Вилфа освоили в школе Альфа Лиого специальности сборщиков астроконструкций, началась сущая чехарда, вспоминавшаяся с неприятным осадком.

Строители — профессия мобильная, и семья редко задерживалась на одном месте дольше чем на год. Молодой Йоронг в период своей короткой юности ознакомился со всей грандиозной картиной развивающегося космического Содружества. Огромные освоенные пространства вокруг могучей и бескорыстной Земли; Ариестра, основанная землянами; отточенного изящества живописные планеты древнего Сиция, крепкие и функциональные планеты Лиого, молодые миры Шагара и Джозлуса — все это четко отпечаталось в юном сознании, дав почувствовать причастность к великим деяниям человека в космосе.

Когда родители вернулись на родину, Хеликс не последовал за ними, потому что ощутил в себе призвание, диктовавшее иные маршруты. Молодой Йоронг решил посвятить себя борьбе за порядок и гармонию.

Промелькнули напряженные годы учебы в спецшколе Внутреннего Бюро КВС. Он учился стрелять без промаха, водить звездолеты любой системы, освоил психологию и право — все то, что необходимо агенту Омега-корпуса. И, вернувшись на родную МО двадцати пяти лет от роду, сразу вошел в состав Трисила — комитета Тарга, занимающегося тремя основными проблемами: подъем жизненного уровня людей, перестройка общественного сознания, пресечение правонарушений. С тех пор прошло уже более десяти лет…

Вернувшись на родную МО агентом спецслужбы, Хеликс был шокирован несоответствием реальности его детским ощущениям, несоответствием, которое практически лишало его дома. Вырвав из детства, жизнь бросила его скитаться по далям освоенного космоса, но так и не смогла вернуть обратно. Мир детства был не здесь, он остался в каком-то другом пространстве, и это рождало временами щемящую невыразимую обреченность, почти ностальгию.

Таргянам был свойствен перекос в сторону эмоций, которые неизменно оказывались сильнее логики и рассудка. Это могло бы стать большой опасностью для существования общества, если бы не природная мягкость и неагрессивность планетян. Дети Тарга были мечтательны и неспокойны, подвержены спонтанным внутренним порывам. Взрослея, они сталкивались с реальной неустроенностью жизни, ибо процесс гармонизации общественных и личных отношений на Тарге еще далеко не окончился.

Постепенно у них выковывался особый характер, вырабатывалась своеобразная манера держаться, выполняющая функции рыцарских доспехов, за которыми могла укрыться ранимая и трепетная душа. Но Хеликс, избегший всеобщей участи подростков Тарга, развился другим путем, все его эмоции, не подавленные внешним окружением, остались при нем. Их хорошо уравновешивал развитый в лиогянском стиле интеллект. Лиогяне, подчеркнуто уважающие рассудок и здравый смысл, приучили его к добросовестности и точности в выполнении любого дела.

Конечно, для таргянина он выглядел необычно открытым, но своеобразный сплав характера Йоронга был более гармоничен, чем у сородичей. Когда из КВС пришел запрос на агента-нкина, выбор пал на него…

Хеликс отметил про себя, что солнце, даже пройдя верхнюю точку своего пути, продолжает огненную пляску над бездушными песками. Пустыня, казалось, тоже с трудом переносила палящий зной звезды и словно поблекла, приобретя серовато-пыльный оттенок. Ближе к поверхности жара была совсем невыносимой, поэтому он поднялся немного выше. Издалека он был похож на крупную темную птицу, раскинувшую крылья и неподвижно парящую в потоках воздуха.

Способности нкина Йоронг ощутил в себе через три года после возвращения на Тарг. Таинственный дар был присущ только таргянам, что поднимало их в собственных глазах, как бы уравновешивая с людьми высокоразвитых миров Центра Содружества. Далеко не все таргяне обладали им, мало кто владел им в совершенстве, но те, кто осваивал сложную и напряженную технику нкина, были настоящим кладом для Трисила и КВС. Благодаря невероятной эмоциональной одаренности жителей МО и БО, их способности целиком, без остатка отдаваться во власть внутренних подсознательных потоков мышления хорошо тренированный нкин мог выуживать информацию специального характера из разных пластов времени, чем ставил в тупик ученых и психологов.

Полностью объяснить феноменальные способности нкинов наука до сих пор не могла, но существовала базовая теория о разнонаправленных временных потоках, в которые эмоционально входят нкины. Информация — самая неруцшмая материя во Вселенной — в закодированном виде неощутимо для людей существует во всем, что их окружает, и необходимо снятие всех блоков волевого контроля над сознанием, выход в открытые таинственные пространства подсознания, чтобы получить ее и суметь усвоить. В зависимости от одаренности нкинов информация получается «чистой» или «грязной», ибо, проходя через сито эмоций, неминуемо окрашивается личным восприятием индивида, Один и тот же информационный символ у двух нкинов различной квалификации выглядит удивительно несхоже. Специальный Институт времени при Трисиле тщательно проверял и сопоставлял показания работающих там нкинов, прежде чем считать информацию достоверной.

В экспедицию на Додарб ВБ КВС решило включить нкина — мера, свидетельствующая о крайней важности операции.

Этим нкином был Хеликс Йоронг.

Пролетая над песками, Хеликс пытался понять те чувства, которые в нем рождал Додарб, но, как и вчера, не мог вывести определенного мнения. Было очевидно, что это напряженное и опасное место с явным запахом смерти, но в то же время присутствовал странный момент кристальной радости и чистоты. Эти два полюса резко контрастировали между собой, не давали точно оценить обстановку. Здесь бы мог помочь, пожалуй, глубокий прогностический транс, но на него пока не было времени.

Ночью, в первую фазу сна, Йоронг пытался раскрыть на «прием» свое подсознание, но постоянно что-то сбивало, сводя на нет все усилия. Додарб пока оставался загадкой.

Единственное, что он вынес на поверхность сознания — образ странного четырехлапого животного, очень напоминающего исчезнувшего Багдо. Может быть, он просто предвидел бегство мямара? Но во сне зверь с ним разговаривал на человеческом языке… Значит, это все же был обычный сон, как у всех людей.

Хеликс вздрогнул всем телом, словно от разряда высокого напряжения: у самого горизонта виднелась темная точка, почти нереальная в струящемся от жары воздухе.

Йоронг откинул с обруча оптическую пластинку. Впереди деловито и целенаправленно по гребню бархана шел мямар.

Второй день 09 ч. 10 м.

Крис среагировал достаточно быстро, хлопнув литой дверцей люка. Черт его попутал заходить в эту ракету!

Наверху, в пробоине, наверное, даже не успели сообразить, что, собственно, произошло…

— Эй, дружочек, зачем прятаться? — Голос с сильным лиогянским акцентом с трудом проникал сквозь прикрытый люк.

Люди!

Голова начала мутиться от мерзкой вони в каюте.

— Мы ведь тебя и выкурить можем. Сам выползай!

Крис прижался спиной к холодному металлу люка, чувствуя, как ручка впилась в позвоночник через тонкую ткань комбинезона. Каким-то чудом он еще успел краем глаза заметить мелькнувшую тень наверху. Теперь он в кромешной темноте, отрезанный от мира, в зловонной каюте без воды и пищи. Долго не протянешь.

— Считаю до трех! — раздался голос сверху. — А потом изжарим тебя, как браскака…

Крис проверил схит на правом запястье — слава Богу, хоть догадался захватить с собой оружие. Вспомнил, что браскак — лиогянский зверек типа зайца. С лязгом откинулся люк.

— Эй, — крикнул он, — чего надо?

— Поболтать с тобой, дружочек. — Голос лиогянина повеселел. — Поднимайся живее. И выкинь-ка сразу дурь из головы!

Крис поднял голову и увидел, как в пробоину просунулся раструб разрядника АМА — нервного деструктора. С таким доводом было трудно спорить. Он зло сплюнул и начал нехотя карабкаться наверх.

— Приятно работать с интеллигентными людьми. Лиогянин явно издевался.

Самого человека в дыре видно не было — только поблескивающий металлом раструб.

— Почему вы угрожаете мне оружием? — Крис постарался придать голосу побольше наивного негодования и простодушия.

— Поторапливайся, у меня мало времени, — грубо оборвал его лиогянин. — Ну?

Когда до сияющего голубизной пролома осталось метра два, Крис приостановился и развернулся так, чтобы было легче воспользоваться оружием. Схит плотно облегал запястье с выставленным на уровне костяшек кулака плоским дулом.

— Отлично, — раздалось сверху, — а теперь отстегни схит и брось его вниз. Быстро!

Крис с плохо скрытой ненавистью посмотрел на разряднцк. Будь это простой лучевик, еще бы полбеды, но против АМА он бессилен. К тому же лиогянин явно не новичок.

Схит полетел в темный провал и шлепнулся на песок метрах в сорока внизу. Цепляясь за скобы поручней, Крис подтянулся и рывком, обдирая комбинезон, выпрыгнул наружу.

И оторопел от неожиданности — перед ним высилась громада размалеванной красной маскировкой боевой машины. Издалека ее элементарно можно было принять за мираж!

Немного старомодный приземистый вездеход, накрытый сверху литой бронеплитой, выпускался разведсектором Лиого для освоителей новых планет. Он имел хорошую защиту, но был практически не вооружен, представляя собой систему «ходячего дома». Прозванный за неуклюжесть «черепахой», вездеход тем не менее пользовался популярностью среди понимающих толк в освоительской технике целинников. Однако машина, что стояла перед Крисом, немного, совсем немного отличалась от изначальной конструкции. Щурясь от бьющего в лицо солнечного света, Шанс моментально углядел усеченный короткий конус пушки-высокочастотки, кривые антенны «магнитного бублика» и объемных зеркал, делающих машину практически неуязвимой для неоптической стрельбы. Неплохо, совсем неплохо. В такой «черепахе» вполне можно чувствовать себя в безопасности.

Высокочастотка дернулась и коротким точным движением уставилась ему в грудь. Не оглядываясь, Крис почувствовал, что сзади находится человек.

— Руки за голову! — раздался резкий окрик.

Ариестрянин подчинился, стараясь удержать на лице простодушную негодующую мину.

Грубые руки ощупали карманы комбинезона в поисках оружия.

— Откуда ты?

— Я требую уважения к равенству! — выкрикнул Крис традиционный призыв к соблюдению порядка.

Тяжелый удар неожиданно обрушился сзади. Шанс потерял равновесие и рухнул на землю.

— Это тебе по поводу равенства, — с непонятной жестокостью в голосе крикнул стоявший сзади лиогянин.

Крис открыл глаза. Огромный лиловый мужчина, явно за два метра ростом, с презрением смотрел на него. Лиогяне вообще были рослые ребята, но такого экземпляра Крису встречать не доводилось. Скорее всего, именно необычайная физическая сила толкнула его на путь нарушения законности. Одет лиогянин был в странную зеленовато-коричневую форму, с множеством карманов, металлическими наплечниками и поясом, на голове — солнцезащитный желтый шлем.

— Ну-ка, Кон, помоги ему встать!

С другой стороны разбитой ракеты выскользнул остававшийся незамеченным щуплый и верткий парень со светлой кожей, скорее всего шагарец, одетый в такую же форму. Не дожидаясь, пока он подойдет, Шанс сам поднялся на ноги. Главное было сохранить на лице выражение негодования и удивления от такой бесцеремонности.

Лучше будет, если эти далеко не мирного нрава люди слегка его недооценят.

— С кем ты здесь? — Лиогянин сверлил его взглядом.

В руках он держал разрядник АМА.

— Ты что, оглох? — Щуплый подбежал к нему и замахнулся, но лиогянин жестом остановил его: — Пусть помолчит. Оставь его для Мастера.

— Что с ним делать?

Лиогянин подошел к Кону, хлопнул его по плечу и скрылся за разбитым фюзеляжем звездолета.

— Запри его в багажнике, — раздалось оттуда.

— Понял! — откликнулся щуплый и посмотрел на Криса. — А ну пошел!

Под опасливым взглядом Кона Крис побрел к вездеходу. На броне «черепахи», рядом с люком, была намалевана странная эмблема — красное кольцо в черном квадрате, крест-накрест перечеркнутое двумя белыми линиями. Рядом стояла цифра «16». Это было нехорошо. Боевая машина с флагом и номером, униформа, оружие…

Здесь пахло не просто серкерской шайкой, а чем-то посерьезнее.

Кон шел позади, на расстоянии нескольких шагов. Лиогянин был скрыт за ракетой, хорошая возможность устранить щуплого и захватить; вездеход. Внутри наверняка остался только водитель.

Сзади вдруг раздался оглушительный взрыв. Во все стороны взлетели тучи песка. Видимо, лиогянин взорвал компактолет вместе с приборами, батареями и едой.

Жаль.

Крис, словно невзначай, обернулся.

— Не оглядывайся, скотина! — заорал Кон, выставив перед собой излучатель. — Топай дальше!

«Впрочем, — подумал Крис, — посмотрим, как будут развиваться события».

Щуплый провел его до кормы. Забравшись внутрь, Шанс услышал, как захлопнулся люк и щелкнул замок.

Отсек погрузился в темноту. Через некоторое время завелся двигатель, и пол под ногами ожил. Крис привалился к стене, сохраняя равновесие. Затем приподнял шлем.

Слава Богу, эти бандиты не заметили обруч. Откинув пластинку, он смог различить обстановку.

Рядом оказалась какая-то металлическая лавка. Крис устало присел. От неожиданного сильного удара лиогянина ныла спина. Прикладом, наверное, заехал.

Захотелось пить. Но фляга осталась на компактолете. Осмотревшись, Крис увидел в противоположной стене массивный люк. Около внутренней переборки на полу стояли квадратные металлические ящики — два полуметровых и один побольше, с высверленными по бокам дырками.

Переключившись на замки люка, ариестрянин отметил невысокую степень их секретности, так что при желании можно покинуть гостеприимных хозяев достаточно быстро. Только вот что потом делать одному в пустыне?

Крис вернулся на лавку и задумался.

Странно ведут себя эти люди в униформе. Почему-то даже не стали особенно интересоваться, кто он и откуда.

Какой-то мастер будет узнавать это сам… Интересно, что за мастер объявился на Додарбе?

Итак, задача непростая: захватить «черепаху», обездвижить бандитов и привезти их к месту встречи с Моросановым и Йоронгом. Вездеход с тремя «языками» — неплохое начало операции.

Прежде чем заняться внутренней дверью, Крис решил осмотреть ящики. Первый, с дырками в необычайно прочных стенках, оказался первозданно пуст. Второй, простой контейнер со скрытыми ручками и сглаженными углами, легко раскрылся. Там тоже ничего не было. Третий Крис просто толкнул ногой и опешил: из контейнера раздалось злобное тявканье. Голос мямара не узнать было невозможно.

Второй день 09 ч. 10 м.

Вздымая фонтанчики пыли, танкетка Моросанова неслась над пустыней. Впечатление было такое, будто плывешь по неспокойному морю: сухие коричневые валы то вздымались перед Ильей крутыми боками, то бросали в низины меж собой. В краткие мгновения подъема пустыня открывалась вся, с дрожащим от зноя воздухом и буреющей к горизонту желтизной песков. Вдалеке воздух над барханами раскалился и блестел, как озера ртути.

Внутри машины было прохладно, и Илья с сожалением подумал о товарищах на компактолетах. Им наверняка несладко в такую жару. Несколько раз проверил связь — она по-прежнему не действовала. Трижды на горизонте проскакивали миражи, увеличенные экраном танкетки, они смотрелись рваным нагромождением пухлых полупрозрачных звеньев. Призраки были довольно любопытны, но, к сожалению, к ним нельзя было приблизиться. В свое время освоителям и экспедиторам УВС пришлось удовольствоваться лишь голографиями, полученными с раскиданных по всей поверхности планеты фотокапканов.

«Какое досадное недоразумение, — подумал Моросанов, — в ситуации, когда странности Додарба совершенно не изучены, когда не выяснено, что собой представляют все эти миражи, „оросли“ и хрустальные города, исследователи просто обязаны были потребовать „вето“ на установку дозаправочного космопорта». Конечно, Сиций очень нуждался в станции: в перспективе маячили две сырьевые системы в Правом рукаве Сфинкса, а орбита Додарба расположена весьма удачно для этих целей. К тому же кислородная атмосфера позволяла создать отличную перевалочную базу для людей и техники. Тогда еще никто не знал, что обе системы будут закрыты для разработок из-за обнаруженных зачатков разума местной фауны и каких-то особых растений редко встречающейся группы. Космопорт Додарба остался стоять немым укором излишней торопливости. Редкий шальной звездолет да дважды в год рейсовый курсовик — вся его нагрузка.

Из всех членов группы ему было сейчас легче всего, и Моросанов испытывал неловкость. Он не привык облегчать свою участь, но такова была воля Лылова, а Лылов всегда знал, что делает. Да и территория обследования у Ильи куда обширнее: он двигался широкими зигзагами.

Небезопасно, если вспомнить об орбитальных патрулях, но времени на длительное вживание нет. На всю операцию Лылов дал неделю — то есть чуть больше девяти местных суток. Два дня разведки и семь на определение характера опасности, если таковая существует, с разрешением на самостоятельные действия.

Если подняться повыше, осмотр занял бы куда меньше времени, но маскировка есть маскировка!

Пустыня замерла. Девять часов — это местный полдень, апогей буйства солнца.

«Как странно, — подумал Моросанов, — Додарб словно специально демонстрирует свою удивительно безжизненную внешность». Самая пустая из планет с кислородной атмосферой. И в то же время эти непонятные, из ниоткуда возникающие миражи. Он не мог отделаться от ощущения, что это маска, что под мертвенной личиной ключом бьет подспудная напряженная жизнь. В тихом омуте черти водятся!

Мысли то и дело возвращались к пропавшему мямару Кристофера. Зверек ушел от хозяина при первом удобном случае, словно и не жил с ним так долго и дружно. Ушел на чужой планете, туда, где нет ни еды, ни питья. Что привлекло его в пустыне?

С исчезновением Багдо лопнула надежда проверить, почему в районе Правого рукава Сфинкса так в цене мямары. Если бы «легенда Боржа» оправдалась и Багдо нашел что-нибудь… Нет, видимо, с этим животным связано что-то иное.

Моросанов бросил хмурый взгляд на полуденное небо и в который раз вспомнил об орбитальных патрулерах.

Где-то рядом находились таинственные соседи, о которых не предупредили работники порта. Удивительно, что не однажды прилетавшие вместе с курсовыми звездолетами инспектора КВС ничего не замечали. Вероятно, на время прилета рейсовых кораблей патрулеры снимались с орбиты.

Танкетка поднялась над очередным барханом, и размышления Ильи были прерваны появившимся на горизонте силуэтом. Мираж красной правильной пирамидой стоял над песками.

Это было по меньшей мере необычно.

Миражи на Додарбе не стояли на месте. А этот располагался прямо по курсу и не двигался, словно бы целиком вырос из песка. В экранном приближении пирамида выглядела плотной и абсолютно реальной, хотя и какой-то зернистой.

Танкетка нырнула под гребень, и мираж исчез из поля зрения. Моросанов заволновался, ему показалось, что он потерял пирамиду безвозвратно. Однако когда машина снова взлетела наверх, объект не только не исчез, а будто вырос. Илья врубил максимальное увеличение и с забившимся сердцем рассматривал изображение. Теперь у него не повернулся бы язык назвать пирамиду миражем. Треугольная гора была составлена из маленьких частей, словно из зерен или сот. Пирамида была явно сооружением в том смысле, какой вкладывается в понятие разумного созидания. Это дело чьих-то рук, лап, щупалец или Бог знает чего еще.

Он просветил объект витаскопом, но тот показал отсутствие жизни. Строение было пустым. Это успокаивало, хотя существовала опасность, что там таятся электронные устройства слежения и захвата.

Когда пирамида в третий раз предстала перед Ильей, он уже принял решение. Диффузор скорости встал в максимальное положение, и танкетка, взлетев над песками, быстро заскользила вперед.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Второй день 10 ч. 00 м.

Это был не Багдо.

Хеликс висел над ним, внимательно всматриваясь в странное животное. Мямаров он знал плохо и не любил, а этот и вовсе казался каким-то особенным.

Компактолет работал бесшумно, но мямар почуял, что за ним наблюдают, и тут же повернулся к Йоронгу, когда тот еще был на подлете.

Хеликс прикидывал, что делать дальше. Если зверек чужой, пожалуй, его надо отпустить с миром. Он совсем не похож на Багдо — иная форма ушей и глаз, нет усов и гораздо более крупная шишка между ушами…

«Чужой? — Его словно дернуло током. — Но чей это может быть здесь мямар? Здесь, где на многие тысячи километров нет жилья, нет еды. Или все-таки есть?» Иоронг тут же оглянулся по сторонам, словно рассчитывал увидеть хозяев зверька. Кругом были только барханы. Но разве мямар может жить сам по себе в пустыне?

«Тоже, наверное, откуда-нибудь сбежал, — подумал Хеликс. — Странная планета, все почему-то сбегают…» Ему пришло в голову, что этот незнакомый зверь, так серьезно его разглядывающий, в общем-то может вполне заменить Багдо. Если есть решение проверить способности мямаров в пустыне Додарба — какая разница, какой будет мямар?

— Ну что, малый, — сказал он и ободряюще улыбнулся. — Как же тебя сюда занесло? Хочешь, я тебя накормлю?

— Дела, — ответил тот и двинул ушами. Голос был бархатистый и сочный.

Иоронг встрепенулся, откинул на глаза пластинку и заметался — значит, за ними уже наблюдают…

— Куда вы смотрите?

— Что? — Хеликс повернулся и понял: говорил именно зверек, что стоял перед ним.

— Ты… где научился говорить? — поразился Иоронг.

— По случаю, — ответил мямар. Взгляд у него был не очень приятный — немигающий и какой-то жгучий. В произношении его был странный акцент, зверь сильно растягивал согласные.

— По случаю? — переспросил Хеликс, начиная тянуть время и соображая, что бы это все могло значить. О говорящих мямарах на Додарбе никто не предупреждал. — По какому случаю?

— Это не важно, — отрезал зверь. — Как вас зовут?

— Хеликс Иоронг.

— Меня — Аркл. — Очень приятно.

— Странно себя ведете. Что-то не так?

Хеликс прикрыл глаза и медленно выдохнул. Здесь, на пустынной планете, среди песка и жары отыскивается мямар, разговаривающий на интерлинге, и интересуется, чем это человек так удивлен. В самом деле, чем это он так удивлен?

— Прости, — откликнулся Иоронг, — еще не доводилось встречать говорящих мямаров.

— Уирд, — сказал тот, потом коротко тявкнул и в первый раз за все время разговора медленно моргнул.

— Что? — переспросил Хеликс.

— Не мямар — уирд! Это запомни.

— Хорошо…

— Спускайся! — Это прозвучало как команда. Слова мямар произносил коротко и отрывисто, словно пролаивая их, окончания фраз падали вниз, куда-то в инфразвук.

Хеликс посадил компактолет и живо отстегнулся. Вокруг стояла ломящая уши, напоенная зноем и духотой тишина. Происходящее казалось нереальным, фантастичным, неправдоподобным. Хеликс размял затекшие руки, несколько раз присел, стараясь не пялить глаза на мямара или уирда, черт его разберет. Главное в необычной ситуации — сохранять спокойствие, это он хорошо знал. На всякий случай отметил, надет ли схит. Потом достал флягу и, налив воды в ладонь, омыл запыленное лицо. Сразу полегчало. Он подошел к Арклу и небрежно присел на песок рядом с ним. Тот по-прежнему стоял не шелохнувшись, глядя куда-то в сторону.

— У нас пропал ночью мям… уирд Багдо, не можем найти.

— Не уирд. Мямар. Багдо еще мямар.

«Так, — подумал Хеликс, — о мямарах он в курсе. Мямар — не уирд. Так кто же такой этот уирд?» Было яснее ясного, что существо, стоящее перед ним, так схожее с мямаром, было самостоятельным и разумным. Но Йоронг не помнил, чтобы среди братьев по разуму, с кем Содружество установило контакт, были сапиенсы типа мямара. Следовательно, эта встреча — первая, и ее можно расценивать как контакт с инопланетным разумом.

Хеликс почувствовал, как в нем поднимается волна радости и беспокойства, вдруг сразу сделалось душно, и он потянул воротник комбинезона.

Логические выводы напрашивались сами собой — если собрат по разуму сам здесь пришлый, то ситуация с Додарбом, а заодно и со всем Правым рукавом Сфинкса здорово осложняется. Додарб становится зоной контактной границы, и вряд ли группа теперь имеет право продолжать операцию. Если же уирд, как это ни невероятно, — местный житель, скрывавшийся все эти долгие годы от людей, группе тем более надлежит покинуть планету.

Кстати, откуда он так хорошо знает язык? Или это телепатические штучки?

Уирд стоял на четырех мохнатых лапах, совершенно невозмутимый и спокойный. Его блестящий, ровного красного цвета мех, казалось, не доставлял ему никаких хлопот в такую жару. Он молчал, словно ждал каких-то слов или действий со стороны человека. Ростом с хорошую собаку, он был явно крупнее Багдо.

Хеликс решил прощупать пришельца на биоэлектрическом уровне. Подобные операции были намного проще, чем вхождение в разнонаправленные потоки времени в ходе прогностических сеансов, но тоже включали умение концентрироваться и «забывать» о своем теле. Требовалось прочувствовать хитросплетение биотоков собеседника и через них попытаться уловить эмоциональную или, если удастся, мыслительную волну.

Воспользовавшись затишьем в разговоре, Йоронг прикрыл глаза. Биотоки уирда он наш легко и сразу — такими отчетливыми по сравнению с человеческими они были. Сильные, но очень сумбурные. Хеликс начал чувствовать быстрокружащие волны разной температуры и напряженности. Это было очень интересно, но он пошел дальше — разбираться в хитросплетении биотоков имело смысл только в случае лечения больного организма. Сейчас же он ставил перед собой качественно иную цель — получить от уирда информацию эмоционального или мыслительного характера. Через пойманное ощущение чужого тела Йоронг начал попытку проникновения в его эмоциональную сферу.

Постепенно усилия дали плоды, и Хеликс уловил эмоцию.

Уирд не был напряжен. Он вообще был непонятным.

Если это эмоция, она на редкость неопределенна, нефокусированна. Единственное, что нкин чувствовал, — это сложный комплекс странного переживания, которому не было слов на человеческом языке и в котором различалось напряжение, связанное с ожиданием какого-то результата и с радостью. Эмоции уирда оказались сильны и удивительно прилипчивы. Заметив, что сам он уже работает им в резонанс с большим трудом, Йоронг поспешил «отключиться».

Аркл стоял не шелохнувшись, по-прежнему глядя в сторону. Его мохнатая морда была все так же непроницаема, но теперь Хеликс знал, что от него не исходит опасность. Это было важно. Уирд не таил зла на человека.

— Откуда вы знаете наш язык? — спросил Йоронг.

— Это не важно.

— Контакт с уирдами не зарегистрирован в метриках КВС. Значит ли это, что вы вошли в неофициальные отношения с людьми?

— Это не важно.

— Как раз важно, — усмехнулся нкин, — очень важно. И скоро вы это поймете.

Аркл так быстро повернул к нему голову, что Хеликс даже не увидел движения: только что он был в профиль и уже — фас.

— Сразу не надо официальных отношений. Пока. А сейчас надо передвинуться.

— Передвинуться? — удивился Йоронг. — Как это передвинуться?

Мямар чвыгнулся по-кошачьи, дугой, шерсть его вздыбилась, и тут же пространство вокруг на мгновение потемнело. Когда Хеликс снова огляделся, Аркла рядом не было, а в полукилометре высилась странная красная пирамида.

— Неплохо, — ошарашенно произнес Йоронг.

Второй день 09 ч. 30 м.

— До, — тихо позвал Крис, — До, это ты?

Голос у мямара был странный, совсем непохожий на Багдо, но он вполне мог измениться до неузнаваемости в тесной и душной металлической коробке.

На зов никто не отозвался. Мелкая вибрация, приглушенный шум двигателя — и больше ничего. Тот, кто находился внутри контейнера, не желал общения.

Кристофер и не подозревал, что мямар ему так дорог.

Теперь при одной мысли о том, что зверь находится рядом, стало что-то теснить в области сердца. «Он здесь! — стучало в висках. — Здесь!» Так вот куда подевался Багдо — напоролся на этих бандитов еще ночью! Доверчивое животное…

Забыв, что можно открыть контейнер, он стал стучать ладонью по холодному металлу, стремясь привлечь внимание мямара.

— До, До! — звал он. — Это я, неужели не узнаешь?

Но мямар не подавал признаков жизни. Возможно, он потерял сознание. Крис собрался ломать замок, но тут услышал, как за переборкой затопали кованые сапоги. Он метнулся к скамье, снова спрятав обруч под шлемом.

В раскрывшийся люк широким потоком хлынул электрический свет. В дверном проеме высилась мощная фигура лиогянина. Он стоял, широко расставив ноги, взявшись руками за металлический пояс. Лицо стушевала тень, и его выражение прочесть было невозможно, но Крис почуял излучаемые этим человеком неприязнь и подозрение.

С неуравновешенными и неуверенными нарушителями было легче, как правило, они оказывались втянутыми в преступные дела в результате разного рода случайностей, на них еще можно было влиять. Но устойчивость во зле и жажда насилия — это внутренний итог жизни человека, итог его мыслей и действий. Такие люди всегда чрезвычайно опасны и отчаянны. Такие люди заслуживают крайней меры.

Люди, совершавшие преступление против общества или личности, подлежали разной тяжести наказаниям, в зависимости от состояния их психики. Дифференцированный судебный подход к правонарушителям, сложившийся за последние два века, несомненно, был самым гуманным методом. Впервые разработанный в древнем мире Сиция, в Содружестве он обрел ясные и по-новому справедливые черты. Принудительная перестройка личности была самым суровым методом воздействия. Она назначалась после того, как устанавливалось, что человек, совершивший преступление, не реагирует на обучающее воздействие и полностью фиксирован в своем мировосприятии. Сложная психическая операция перестройки личности означала разрушение верхних слоев памяти, вплоть до того уровня, где гнездился первичный зародыш будущего преступного характера.

Лиогянин явно принадлежал к этой группе. Его случай осложняло то обстоятельство, что он был уроженцем благополучного мира Лиого, в котором подобные проблемы были давно решены.

— Скажи свое имя, — пробасил он.

— Я могу назвать любое имя, — усмехнулся Шанс, какая тебе разница?

Лиогянин надменно хмыкнул и вошел в багажный отсек. Когда он снова повернулся, Крис смог хорошенько рассмотреть его лицо. У гостя были крупные темные глаза с тяжелым давящим взглядом, шишковидный нос и странно смотрящиеся на этом рубленом лице красиво очерченные тонкие губы, несколько смягчавшие общее неприязненное выражение. Лиогянин тоже внимательно рассматривал пленника. Он держался очень уверенно, хотя в руках у него не было никакого оружия…

— Землянин?

— Это имеет значение?

— Имеет, — повысил тон лиогянин. — Впрочем, нет, ты с Ариестры.

В полумраке багажного отделения уловить разницу между землянином и ариестрянином было не так просто.

Зрение у лиогянина оказалось довольно острым. Это следовало учесть.

— Откуда в песках?

— С неба.

— Это на твоих-то стрекозиных крылышках? Где корабль? Сколько человек с тобой? Как вы умудрились сесть?

— Триста пятьдесят душ. — Крис исподлобья посмотрел в глаза лиогянину. — Скоро меня хватятся.

Гость осклабился: — А ты шутник, парень. Ну ладно, пошути пока. После разговоришься. Будет случай.

Крис отметил уверенность, с какой это было сказано.

Почему лиогянин так убежден, что он не сможет молчать?

— Куда вы меня везете?

— Тебя не касается. Отдыхай пока.

— Ты отдаешь себе отчет, что это насилие над личностью?

— Заткнись, — грубо отрезал лиогянин. — Ты выглядишь совсем не таким глупым, как твои слова. Ты мне очень подозрителен.

— По крайней мере, я не пускал в ход кулаки и не воровал! — вскочил на ноги Крис.

Лиогянин тут же выхватил оружие.

— Что ты хочешь сказать?

— Зачем мямара мучаешь?

— Никто его не мучает. — Он бросил быстрый взгляд на контейнер. — Сам рад, что едет с нами.

— А ты тоже шутник, — рассмеялся Крис.

Лиогянин принялся шарить темными глазами по его лицу, словно выискивая скрытый изъян.

— Ты сказал, что я — вор?

— Зачем мямара взяли?

— Нужен был, раз взяли, — Он сжал крупные лиловые кулаки.

Неожиданно, приглушенный бортами «черепахи», в отсек проник дребезжащий звук «оросли» и звенел, не утихая, секунд пятнадцать. Лиогянин скривился, как от зубной боли.

— Потому и говорю, что вор.

— Ты о чем это? — насторожился гость.

— О мямаре. Зачем вы его украли?

— У кого?

— У меня.

— Ты что, рехнулся?

— Больше некому.

— Больше некому? — ошарашенно повторил лиогянин. — И давно он у тебя пропал?

Второй день 09 ч. 20 м.

Вблизи пирамида представляла внушительное зрелище. Огромная, она давила на сознание, словно подчеркивая на равнине пустыни разницу между своей колоссальностью и микроскопичностью человека. Моросанову, конечно, приходилось видеть и куда более крупные постройки, но то было в сверхгородах планет Центра, и там зданий было много, одно возле другого они смотрелись не так величественно. Но здесь, посреди пустынного Додарба…

Плоскости граней пирамиды стремительно уносились вверх и вбок, и чувство реальности давало сбой: эти грани казались определяющими, а линия горизонта уже становилась косой — странная игра воображения. На Земле тоже были пирамиды, но меньших размеров, и не возникало такого острого, нереального чувства.

Форма ее выглядела сложнее, чем казалось сначала.

Пирамида была сложена из неисчислимого множества маленьких пирамидок-которые он сначала принял за зерна — и оттого представлялась колючей и неуютной.

Посреди обращенной к нему грани Илья увидел темный провал треугольной формы — судя по всему, коридор, ведущий внутрь постройки.

Моросанов задумался: пирамиды не значились ни в одном из каталогов по Додарбу. Специальной стройтехники здесь еще не было, да и песок не совсем подходит как материал. Откуда же она взялась?

Илья все ближе подгонял танкетку к треугольному ходу и боялся только одного: красная пирамида окажется миражем, стремительно ускользнет в сторону или, подобно хрустальному городу, растворится в воздухе. Но она по-прежнему неколебимо высилась, заслоняя полнеба. Ребра граней были иззубрены, словно пилы, треугольными выступами, а плоскости — равномерно усеяны острыми шипами, глядящимися особенно колюче из-за солнца, дававшего резкие темные тени.

Илья еще раз просветил сооружение витаскопом, и тот снова показал отсутствие жизни. Он посадил машину, пристегнул холодный браслет схита. Потом спрыгнул на песок и захлопнул люк. Моросанова пронизало вдруг чувство одиночества, почти тоски. Он был один на один с чем-то удивительным и нереальным, чему не было аналогов в его практике.

Войдя в коридор, он заметил, что стены сходятся углом над головой. Отсутствие потолка было непривычно.

Рядом со входом было еще светло, но дальше все утопало во мраке. Коридор шел с легким наклоном вниз, и Илья понял, что на самом деле пирамида больше, чем кажется.

Ее грандиозное основание уходило в песок, под поверхность, и коридор вел именно туда. Чернота впереди манила к себе как магнитом. Звук шагов дробился в стенах и гулким эхом летел вперед, словно предупреждая о вторжении чужака.

Моросанов остановился и замер, слушая, как стихает эхо. Потом сконцентрировал в себе биоэнергетический сгусток на уровне центра солнечного сплетения. Он уже достаточно хорошо научился обращаться со своим повышенным потенциалом. На тренировках спецкурса ВБ КВС этот прием назывался «летучая мышь». Резко раскинув руки в стороны, он выслал компактный энергоимпульс.

Затаил дыхание. Импульс через мгновение вернулся, принеся непонятное ощущение. Впереди не чувствовались живые существа, не было ловушек, и все же… Там таилось нечто незнакомое, тревожное и мощное. И еще он понял — пирамида вовсе не бездействует.

Илья не разбирался точно, как действует прием «летучей мыши», но владел им в совершенстве. «Летучая мышь» не раз выручала его, позволяя сносно ориентироваться в кромешной темноте, предчувствовать приближение врага или друга. Возвращавшаяся биоэнергия приносила информацию о происходящем впереди, чего он не мог ни видеть, ни слышать.

Сейчас обратная волна принесла на своем гребне то, что не укладывалось в рамки прежнего опыта. Додарб был явно непростой планетой, и все его загадки грозили опасностью. Моросанов нащупал кнопку на браслете и нажал ее. Широкий световой луч вырвался наружу — схит заработал в режиме фонаря. Тотчас заискрились удивительными цветными блестками косые стены. Впереди, в сотне метров, стал различим тупик с черной треугольной дверью. Там пол сближался с потолком, создавая иллюзию удивительной удаленности.

Он двигался пригнувшись, так как стены сходились уже над самой головой, и вдруг отметил в себе странное возбуждение, почти нетерпение, словно он стремился поскорее достигнуть этой черной двери. Осознав это, он удвоил осторожность.

Дверь доходила ему до груди, если бы удалось распрямиться. В том, что это дверь, Илья не сомневался — коридор должен был куда-то вести! Он осмотрел темную поверхность в поисках замка или ручки, но не нашел ничего похожего.

Перед глазами встали лица Криса и Хеликса, оба почему-то напряженные и растерянные. Неужели и перед ними Додарб поставил свой загадки?

От первого же прикосновения дверца скользнула в сторону. За ней была плотная густая темнота. Луч схита, направленный вперед, растворялся в этой пучине мрака. В лицо дохнуло прохладой и какими-то удивительными запахами, которым он не мог найти аналогов. Что-то отдаленно напоминающее аромат нарциссов. В теле возник вдруг непонятный протест, требуя возвращения наружу.

Илья всматривался в черноту, удивленно отмечая реакцию организма. Он привык доверять своим чувствам и теперь размышлял, что бы это все могло значить.

Дыхание против воли участилось, сердце забилось так, словно он только что отмахал стометровку. Несмотря на пронизывающий сквозняк из треугольного провала, лоб покрылся капельками пота.

Моросанов улыбнулся помертвевшими губами, крепко растер похолодевшие кисти. То, что даже собственные мускулы сопротивляются его решению, только подогревало азарт и упрямство. Илья сцепил зубы и решительно двинулся в лаз, преодолевая сопротивление одеревеневших конечностей. Вслед за этим движением возник тугой комок спазма в верхушках легких, он чуть не задохнулся от этого, и комок сразу же скользнул вниз, в пах, рождая дрожь в ногах. Затрепетали пальцы рук и связки подколенных центров. Где-то, как показалось, рядом раздался отчаянный вопль «оросли», и одновременно с этим, словно некий бесплотный ветер, проявилось нечто в глубине громадного темного зала. Оно было неопределенным, неосязаемым, будто тяжелый пристальный взгляд, что-то бесконечно тонкое и бесконечно огромное, на пороге восприятия. Кусая губы, Моросанов миновал дверной проем и, распрямившись, пошел вперед.

Второй день 09 ч. 40 м.

— Подходим, Бат!

Застучали сапоги, и в коридоре показалась фигура щуплого Кона.

Лиогянин мгновенно переменился в лице, став озабоченным и сосредоточенным.

— Не рановато?

— Еспер здорово нажал. На горизонте Кошачья гора.

— Вставай! — крикнул лиогянин. — Перейдешь в другие апартаменты. Здесь сейчас обоснуется еще один шутник.

Крис поднялся и под тяжелым взглядом лилового Бата прошел по коридору в соседний отсек, где развалился в широком кресле Кон.

— Привет, — кивнул тот, — не надоело в шляпе-то?

— Нет, — отозвался Крис и покосился на лиогянина, опасаясь, что он заметит обруч. Но тот уже потерял к пленнику всякий интерес.

— Подготовь капкан, — напряженно бросил он Кону.

Шанс опустился в кресло и прикрыл глаза.

Каюта была большой, с двумя иллюминаторами. На стене закреплен метровый экран, рядом два длинных стола с креслами.

«Кошачья гора? — подумал он. — Откуда гора на Додарбе?» — Послушай, парень, — на плечо легла тяжелая лиловая рука, — что бы здесь ни произошло, ты должен помнить, крепко помнить, что ты прежде всего человек. Понимаешь?

В голосе лиогянина сквозили какие-то новые нотки, Крис уловил даже оттенок участия и заботы. О чем это Бат? Почему надо помнить, что он прежде всего человек?

— Даже если ты вор или убийца, на Додарбе ты прежде всего человек, и в этой тухлой дыре лучше всего держаться рядом. Потому что мы люди. А теперь извини! — В плечо, разрывая ткань комбинезона, вонзилась тонкая короткая игла, Крис дернулся в сторону, но тут же волна тяжелого душного мрака придавила сознание. Он успел еще услышать, как хлопнул кормовой люк, как дрогнула, опустившись на поверхность, «черепаха», и провалился в забытье.

Две-три минуты, не меньше, он пролежал в обморочном состоянии, но затем сверхукрепленный иммунитет начал срабатывать. Несколько болезненных спазм волной прокатились в затылке, он вздрогнул, и к нему медленно возвратилось полное сознание. Инъекция Бата явно не была рассчитана на подготовленных людей.

Вокруг было очень тихо. Крис осторожно поднялся с кресла и крадучись прошел в коридор. Люк в багажный отсек был распахнут, посреди отсека валялся раскрытый контейнер, в котором сидел Багдо. Он был пуст. Вернувшись, Крис подошел к иллюминатору и сдвинул металлическую шторку.

Перед вездеходом уходила в небо огромная красная стена. Обзор был мал, трудно понять, что это за строение.

О таких колоссальных постройках на Додарбе никто в ВБ еще не знал. Стена была покрыта треугольными острыми шипами и рождала ассоциацию с древней прочной крепостью. Посреди темным провалом зияла треугольная дыра.

Неподалеку стоял лиогянин, держа на руках мямара. Это был совсем не Багдо, а гораздо более мелкий и пугливый зверек. Оба — и человек и животное — с напряжением смотрели в сторону темного проема.

В этот момент в поле зрения попал еще один очень крупный мямар ровного красного цвета.

— Ого, — прошептал Крис, — да здесь их целый питомник.

Они теперь стояли на фоне красной стены, в позах — сильное напряжение.

«Красных мямаров не бывает, — удивился ариестянин, — и крупноват он для мямара».

Животное вдруг выскользнуло из рук лиогянина и метнулось к темному провалу в пирамиде. Бат наклонился и поднял с песка какой-то предмет. Он стал жестикулировать, все время показывая на «черепаху».

Красный большой мямар пошел к вездеходу. Бат следом.

Услышав шаги, Крис бросился в кресло.

Появился Кон. Бросив взгляд на «усыпленного» Криса, он косо улыбнулся. В багажном отсеке раздались голоса, затем возмущенное отчаянное тявканье, приглушенный грохот и стук. Тут же распахнулся люк, и, едва не сбив щуплого Кона, в каюту влетел лиогянин.

— Быстро в боевой отсек! — заорал он Кону и еще громче водителю: — Еспер! Давай!

Словно услышав его крик, дрогнул пол «черепахи». Кона уже и след простыл. Бат, тяжело дыша, оглянулся на неподвижного Криса и отер лоб.

— Вот так, Аркл, — тихо пробормотал он, — больше не отделаешься отдельными складами! Клянусь матерью дьявола…

Он не успел договорить, как раздался душераздирающий крик. Лиогянин переменился в лице и пулей вылетел из отсека. Мотор заглох, и вездеход снова опустился.

Где-то гулко хлопнул люк. Снова повторился жуткий крик. И навалилась тишина.

Второй день 09 ч. 45 м.

Илья очнулся рывком, словно включили лампу в темном помещении. Вокруг теснился густой полумрак, разрезаемый справа узким лучом схита. Он осознал, что лежит на спине. Пол леденил лопатку, стены сходились над ним в метре. Тело ощущалось застывшим холодным бруском. Он кашлянул, чтобы придать себе уверенности, и, услышав сухой, нарочитый звук собственного кашля, окончательно пришел в себя.

Сознание путалось. В голове плясала неистовая фуга неуправляемых стремительных мыслей. Они были похожи на испуганных птиц, поднявшихся от неосторожного крика и бессмысленно мельтешащих в небе. Сознание двоилось, троилось, десятерилось.

Моросанов осторожно перевернулся на живот и подтянул колени. Закружилась голова. Хотелось пить. Он поднялся на четвереньки, скрипя зубами, и замер. Потом медленно сел.

Где он?

Илья вспомнил, как подъехал к искристой пирамиде, как пробрался в темное чрево коридора и дошел до таинственной двери. Кольнуло испытанное чувство животного страха, и снова взбаламутились мысли, но он уже уверенно совладал с этим приступом. Однако дальше память отказывалась работать.

Может быть, он провалился в обморок, едва переступив черный порог? Но были какие-то смутные обрывки ощущений, оглушивших его маленькое хрупкое сознание.

Хрупкое, маленькое? Так о себе Илья не мог думать, наоборот, он знал, что его тренированные воля и сознание имели высшие показания на учебном психостенде спецкурса ВБ. Так что же произошло?

Он сосредоточился и еще раз попытался вспомнить, что стряслось с ним в той черноте. И тут неясные ощущения, которые сохранило тело, легким дуновением влетели в мозг.

Нити. Было ощущение, что он пронзен множеством нитей, висит на них, не в силах шевельнуться. Каждая соединена с его нервом, а может, и была этим вдруг удлинившимся нервом, который вырос из тела и ускользнул в темноту, прикрепившись к чему-то непонятному, огромному и разумному… Человек по имени Илья Моросанов почувствовал себя стремительно уменьшающейся частицей чего-то грандиозного, живого. Частицей столь малой, что моментально растворился в этом громадном океане воли… И потом вдруг проснулся в коридоре…

Пирамида хранила тайну. Илья не находил в себе сил еще на одну попытку. Он понял одно: сооружение вовсе не бездействует и возникло оно тут недавно. Разведчики его не проглядели — пирамиды раньше не было.

Моросанов оглянулся и метрах в пятидесяти увидел ярко-желтый треугольник выхода. Там были солнце, день, жизнь. Там было тепло и были друзья. Илья со стоном повернулся и пополз. Он полз к выходу, оставляя позади себя холод и тайну. В лицо уже начинало дышать зноем пустыни, и тело охватил приятный согревающий озноб.

Уже можно было подняться — проход расширился.

В этот момент раздался страшный вопль, громовым эхом заметавшийся по коридору. Илья вздрогнул и замер.

Кричал смертельно напуганный человек. Моросанов рывком вскочил на ноги и метнулся к выходу. Через несколько секунд страшный крик повторился.

Снаружи было по-прежнему знойно, куда-то исчезла танкетка, а вместо нее темной громадой стоял незнакомый вездеход с размалеванной красными разводами броней. Вокруг ни души, лишь несколько кустиков пустозвона и высокий приползший ветреник. Моросанов автоматически направил витаскоп. Люди!

Боковой люк машины был откинут. Вокруг все замерло. Но едва Моросанов решит, двинуться к машине, как незнакомый человек с невероятной быстротой перемахнул через люк вездехода и стремительно побежал прочь. Это был лиогянин, судя по цвету кожи. Он вдруг снова заорал.

Илья прижался к стене за выступом.

Лиогянин на бегу то и дело хватался на шею. Неожиданно и звонко крикнул другой голос. Моросанов выглянул из-за укрытия и увидел знакомую фигуру: Хеликс стоял на бархане и махал рукой.

Лиогянин, заметив Хеликса, выбросил вперед правую руку и выстрелил. Йоронг исчез за барханом. Моросанок, не целясь, выстрелил в ответ. Ослепительный заряд пришелся в спину агрессивному незнакомцу, но не причинил никакого вреда. Чертыхаясь, Илья вспомнил, что перевел схит в режим освещения. Он передвинул кнопку и резанул парализующим лучом. Лиогянин упал, неловко подворачивая ноги. Хеликс снова появился на бархане и сбежал вниз навстречу Моросанову.

Огромный лиогянин, закусив губы, ощупывал парализованные ноги. Было видно, с каким трудом ему дается каждое движение.

— Какого черта! — захрипел он. — Оставьте меня в покое, мохнатые скоты! Прочь, гады! — Он зажмурился от боли. Потом схватился за горло, словно его что-то душило.

— И выглядят как люди… — Он захрипел, покрываясь внезапной синевой.

— Что он говорит? — спросил Хеликс.

Моросанов зло сжал зубы: он понимал, что перед ними ставят еще одну загадку — невероятную, жестокую.

Лиогянин откинулся на спину, пронзая их ненавидящим взглядом стекленеющих глаз.

Илья сделал шаг вперед и схватил незнакомца за рукав. Он ощутил тот же холод и мрак, что и за черной дверью.

— Что с ним происходит? — вскрикнул Хеликс. — Этот человек умирает. Что такое с ним?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Второй день 15 ч. 10 м.

Массивное тело «пчелы» дернулось еще раз и застыло.

Двигатель замер, и в кабине воцарилась тишина. В иллюминатор было видно, как ветер быстро сносил в сторону столб поднятого в воздух песка. Мрачное свинцовое здание Дворца красовалось невдалеке, и ослепительный луч прожектора, укрепленного над ангаром, хищно впился в машину. Он слепил глаза, застилая оранжево-красными кругами черноту неба и блеск звезд.

Сидевшие в кабине почти одновременно прищурились и отвернулись.

— Двенадцатый, двенадцатый! Доложите о прибытии!

— Я двенадцатый! — ответил один из сидевших, одетый в зеленовато-коричневую форму со множеством карманов и округлыми металлическими наплечниками. На рукавах ярко блестели два больших красных шеврона. Мы прибыли!

— Привет, Корбодан! — опять раздался голос диспетчера. — Как прошла операция?

Корбодан удивленно вскинул широкие брови. Его лицо было лилового оттенка, словно у жителя Лиого, однако светлые пятна на жирном загривке выдавали, что его кровь не была чистой. Розовощекий и рыхлый, он тем не менее словно излучал жестокость. Две резкие морщины на полном лице, сбегавшие от глаз к скулам, только усиливали это впечатление.

— Все в порядке, — .просипел он.

Напарник бросил, на Корбодана удивленный и затравленный взгляд. Морщинистое лицо с богатой мимикой, кожа зеленоватого отлива, утолщенные суставы пальцев — все говорило о том, что это был уроженец Джозлуса. Миуш Ана, ученик-пилот 3-го класса, тотчас отвел взгляд в сторону, не рискнув вызвать гнев крайне раздраженного сейчас шефа.

— Поздравляю! — громогласно сказал диспетчер. — Как там Черный Батрик с ребятами? Смотрите, выпивка за вами! — В его голосе слышались игривые нотки.

— Пошел к черту! — крикнул, срываясь, Корбодан и треснул кулаком по подлокотнику кресла.

— Подождите, Корбодан! Вас требует к себе Четвертый Мастер.

— А, черт, отвяжешься ты, или… — Он мотнул лиловой головой, как норовистый бык. — Сам знаю, что теперь к Четвертому.

Воцарилась тишина. Диспетчер оценил настроение прибывших и отключился. Миуш старательно смотрел в иллюминатор. Длинные тени от двух машин прорисовали на песке плаца черные полосы.

— Ты вот что, — негромко процедил шеф, — помалкивай. — Он недобро глянул на Миуша, отчего тот почувствовал себя как на иголках.

— Не выходи, жди меня. Пока заправь «пчелу».

Корбодан резко выскользнул из кресла и покинул кабину. Через несколько секунд лязгнул люк. На экране было видно, как он побежал к свинцовому зданию Дворца.

Порывы ветра месили его рыжую шевелюру, швыряли в спину песок.

Миуш зябко передернул плечами и с удовольствием подумал о том, что это не ему, слава Богу, в такую погоду бежать по летному полю к Дворцу, и уж тем более слава Богу, что не ему придется сейчас предстать с отчетом перед Четвертым Мастером. Ха! Ну и влепят же сейчас этому жирному подонку!

Миуш расправил плечи и поудобнее устроился в кресле. Через закрытые веки розовым просвечивали прожектора. За иллюминатором выла и бесновалась песчаная метель, при одной мысли о которой бегали мурашки по коже.

«И зачем это Корбодану понадобилось оставлять меня здесь? — с раздражением подумал он. — И без того уж пятнадцать часов без смены!» Мрачное здание Дворца темным бруском лежало на песке. Плоское и невыразительное, оно здорово смахивало на надгробную плиту. Не оказалось бы это сравнение пророческим… Миуш вздрогнул, и перед его взором возникло кладбище на Протоиране, литыми могильными плитами отгородившее от него мать и отца. Тогда вовсю хлестал дождь, и сквозь застилавшие глаза слезы он смотрел на плиты, и они казались ему ларцами, глубоко, по самые крышки, зарытыми в землю.

Но Дворец не был ларцом. Скорее его можно было уподобить огромному черному айсбергу в море песка. Гигантский монолитный экран крыши скрывал под собой мощный развивающийся организм, действующий четко и организованно, так, что сразу отпадали изредка возникающие сомнения. Может быть, вполне оправданна жестокость в отношениях между членами различных уровней? Миуша воспитывали в других правилах, и ему было трудно освоиться в этом странном мире, выхода из которого нет. Но его мозг все время пытался понять, почему человек делает то или иное, должен ли он жертвовать собой ради другого, точно такого же, должен ли делать добро тому, кто платит только злом? Кто ответит на все эти вопросы? Но видящий тайное воздаст явное. Но прав тот, кто силен, ведь сила дается свыше. Может ли быть прав человек вечно? Так же и сила преходяща. Когда появляется сила, значит, ищи правду рядом, ибо силой правота проявляется и утверждается и ею борется, освещая во тьме путь. А с помощью правоты сила доказывает существование свое, проявляется для обозрения и веры. Сила и правота — неразлучные сестры…

Миуш наконец разлепил веки. В ушах продолжали греметь удаляющиеся трубные звуки. Фразы урока, утихая, вибрировали в мозгу, тихонько дрожало что-то во всем теле. И плавали перед — глазами цветные медленные круги…

Черт бы подрал эти гипноуроки! В каждую свободную минуту, которую тебе удается выкроить для отдыха, это охватывает тебя, вторгается в сознание, тесня прочие мысли и ощущения, будто он с самого начала плохо запомнил всю эту, галиматью о силе и правде, о безднах космоса, которые предстоит перекроить, о времени, текущем в ногу с ними, о могучем Демиурге…

Миуш вдруг вспомнил о Корбодане — тот, наверное, идет сейчас с проводником через лабиринт к четвертому уровню, трясется от страха и обливается холодным потом.

Ничего, порция оплеух ему не помешает.

Пилот представил себе, как раздается громовой голос Четвертого:

— Почему упустил вездеход? Как ты посмел? Почему упустил сырье, сукин сын?

Миуш прекрасно знал, как реагируют Мастера на перебои в доставке редлита. Широкое мясистое лицо Корбодана синеет от страха, и он, комкая в руках перчатки, старается скрыть дрожь в пальцах. Правда, это животное потом сорвет на нем злобу, но, во-первых, злоба, Корбодана — это не злоба Мастера, а во-вторых, надутого лилового хлыща могут еще элементарно разжаловать, поместить в казарму, и уж тогда он, Миуш, поиздевается над ним. Все правильно — ни один человек не имеет силу вечно! Пилот даже рассмеялся от того, как ловко он ввернул реплику из сегодняшнего гипноурока…

Сквозь обшивку в кабину прорвался слабый трепещущий писк. Пилот поморщился — он не любил «оросли», как и все рэбберы.

— Опять завыли! — прошептал он, но звук уже пропал.

Второй день 15 ч. 25 м.

Впереди шел проводник. Позади — атлетически сложенный охранник, через темную униформу которого проступали очертания громадных мускулов. Охранник был высок, плотен и лилов — чистокровный лиогянин. Между ними техник Корбодан чувствовал себя очень неуверенно.

«Бык лобастый! — с отвращением подумал он об охраннике. — Мастера любят таких, чтоб тупая довольная рожа да кулаки с пивную кружку». Корбодан оглянулся, но, встретив прямой жесткий взгляд лиогянина, быстро отвернулся и неожиданно для себя ускорил шаг.

Атлет сзади молчал. Они молчат всегда — служба! Но сейчас это молчание действовало на нервы. Да и о каком спокойствии может идти речь, когда идешь к Четвертому…

Как гордо, бывало, он, старший техник контакта, живущий уже на третьем уровне, загонял в ангары забитые сырьем «черепахи», как задирал новобранцев, как козырял перед Мастерами неизменной удачей в обмене и контакте… Что-то, он это твердо знал, нравилось в нем шефам.

Особенно Четвертому, и тот покровительствовал Корбодану, помогая продвигаться по тернистой лестнице карьеры и получить знаки отличия — два красных круга на левом рукаве, которые давали ему власть на всех уровнях до третьего…

А теперь? Пропажа грузовой «черепахи», пропажа арсеналки, исчезновение Черного Батрика с экипажем… Как объяснить все это Мастеру? Как объяснить, что он здесь совершенно ни при чем, просто в назначенное время грузовик не вышел на связь, а ожидавшая конвойная «пчела» Корбодана уже ничего найти не смогла… Что он мог поделать, если в период активности Кошачьей горы не то что с «пчелы», с орбитального контролера ничего не вынюхаешь? Неужели все сначала? Закон джунглей среди новобранцев, придирки наставников? 'Корбодана бросило в пот при одной мысли об этом. Куда же мог запропаститься чертов лиогянин?

Мерные шаги проводника звучали как хорошо отлаженный механизм, подчиняя все вокруг своему упругому ритму. Витки, туннели, проходы и повороты лабиринта перед четвертым уровнем сменяли друг друга. Проводник уверенно сворачивал направо, налево, шел вперед, опять сворачивал. Может быть, он водит их кругами, чтобы запутать? Хотя какая разница? К Мастеру-то все равно выведет. Ох уж этот лабиринт! Невероятных размеров, запутанный, с многочисленными, утыкающимися в песок глубоко под поверхностью тупиками — серьезная преграда к сердцу Дворца, к четвертому уровню, где располагались Мастера и витал дух Великого Демиурга.

«Странно, — испуганно соображал Корбодан, — обычно верховные беседуют с ним По видеоканалу. Что бы могла значить эта аудиенция?» Стоп! Корбодан, зазевавшись, наткнулся на остановившегося проводника. Стена перед ними была черной, с большим красным кругом и двумя тонкими полосками силы, разрывающей темноту.

Впереди покои Мастеров. За ними — Великий Демиург!

Второй день 15 ч. 35 м.

Проводник стоял молча. Прошло секунд тридцать, потом сзади, за Корбоданом, стала сползать с потолка толстая перегородка, вырастая на глазах и отрезая их от остального мира. Охранник остался по ту сторону, он простоит до тех пор, пока Корбодан не пустится в обратный путь. Перегородка достигла пола, и они оказались в глухом замкнутом помещении. Каменная ловушка. Корбодану стало страшно — вдруг его решили убрать? Только за то, что пропала «черепаха» с редлитом? Но этого не может быть! А где проводник? Наверное, уже скользнул в боковой проем, и теперь Корбодан здесь совершенно один… Не зря проводник так петлял… Тупик для обреченных!

Корбодан испуганно протянул вперед руку и наткнулся на спину проводника. Дьявол! Какие только мысли не лезут в голову в темноте!

Впереди забрезжил свет. Тонкая горизонтальная полоска слепила уже привыкшие к темноте глаза. Она становилась все шире — стена впереди постепенно уходила в пол. Из-за спины проводника стал виден просторный холл, залитый зеленоватым светом. Проводник шагнул вперед, за ним двинулся Корбодан. Они пересекли холл, осторожно ступая грубыми сапогами, прошли в зловещей тишине небольшой коридорчик с алым ярким освещением и попали в круглую, с высоким потолком, комнату.

Нахлынули запахи. Впервые за долгие годы пребывания на Додарбе Корбодан увидел цветы. Нежные растения тонкими прямыми ростками поднимались вверх, зелеными пышными волнами ниспадали с уступов на стенах.

Проводник провел его в центр комнаты, где на полу были нарисованы круги с номерами от одного до двенадцати, поставил на круг «4» и отошел в сторону. Корбодан вдруг ухнул куда-то вниз, где мягкое кресло поймало его обмякшее от страха тело.

У Четвертого Мастера были необыкновенно тонкие для лиогянина черты лица. Лиловую голову венчала выстриженная тонзура. Корбодан вскочил и приветствовал верховного громким кличем.

Четвертый был в штатском, но в нем сразу проглядывал военный: прямая спина, пронзительный взгляд узких глаз и что-то еще — давящее, властное, подчиняющее.

— Садись, Корбодан.

Корбодан вздрогнул, ощутив силу этого тихого голоса, и послушно сел.

— Расскажи, что произошло. — Голос верховного был сух и ленив.

У Корбодана моментально спутались все мысли, он забыл заготовленные оправдания. Пауза все росла, и наконец он заговорил чужим голосом:

— Эти кошки не любят, когда боевая «пчела»…

— Знаю, — перебил его Четвертый. — Короче.

— Батрик не вышел на связь в одиннадцать тридцать, как было условлено, — зачастил Корбодан. — Я был по соседству и сразу вылетел на своей «пчеле» в нулевой сектор. Увидел там Кошачью гору, но она опускалась. Рядом никого. Прочесал весь сектор — безрезультатно, Батрик пропал, — выдохнул он и замер, ожидая приговора Мастера.

Воцарилась тишина, прерываемая чириканьем порхавших в зелени птах. Корбодан ощутил, как задергался в нервном тике мускул на правой щеке. Стало тоскливо и страшно.

— Знал ли ты, что поручали Батрику? — поинтересовался Мастер.

— Нет, — , тихо, словно оправдываясь, проговорил Корбодан.

«Так у Батрика было задание? — пронеслась в голове мысль. — Может быть, из-за этого он и не вернулся?» Корбодана охватило радостное предчувствие. Все останется по-прежнему, наказания не будет!

— Значит, это Аркл, — продолжая буравить Корбодана взглядом, задумчиво сказал Мастер. — Ты сказал, Длор опустился?

— Длор?

— Кошачья гора.

— Да.

— Значит, это Аркл.

— Может, долбануть этот Длор как следует? — пролепетал Корбодан, радуясь, что все так благополучно для неги закончилось.

— Надо бы, но пока еще рано. И с охотой на Аркла поторопились.

«Охота на Аркла? — вспыхнуло в мозгу Корбодана, — Неужели они пытались изловить Аркла?»

— Теперь, — продолжал Мастер, — придется, несладко. Борьба на два фронта…

— Мы — дремлющая сила, а сила проявляется в действии! — вскочив, отчеканил Корбодан и изобразил на лице преданную и решительную мину.

Мастер сдержанно улыбнулся и ударил кулаком по ладони.

— Теперь главное. Зачем нам, воинам Великого Демиурга, нужен редлит?

Корбодан с недоумением взглянул на верховного. Всевозможнейшие слухи ходили по Дворцу. Редлит держали в своих руках сотни людей, но никто не мог понять, почему его так жаждут Мастера. Редлит нужен Великому Демиургу-только и оставалось думать.

— Редлит нужен Великому Демиургу, — неуверенно вымолвил он.

— Да… Но не совсем. — Четвертый встал и вышел из комнаты.

Корбодан удивленно проследил за ним глазами, недоумевая, что бы мог значить уход Мастера. Вдруг до его слуха донесся легкий хлопок.

Он резко обернулся и увидел невесть откуда взявшуюся юную девицу. Она села в кресло Мастера и очаровательно улыбнулась. Корбодан выпучил глаза.

— А… Откуда… — выдавил он из себя, оглянулся, но Мастера не было.

Девушка усмехнулась, плавно поднялась и скользнула к нему. Кокетливо улыбаясь, присела перед ним на корточки. На ней было совсем легкое платье, огливавшее металлическим блеском.

Корбодан снова оглянулся, ища глазами Четвертого и показывая всем видом, что к даме он не имеет отношения. Никого, кроме них, в комнате не было.

«Откуда здесь эта красотка?» — испуганно думал Корбодан.

Девица тем временем уселась к нему на колени. Техник резко отпрянул.

— Извините… — промямлил он и привстал.

Та поднялась, лицо ее сделалось злым.

«Как она похожа на Четвертого! — поразился Корбодан. — А вдруг это его дочь? Дочь? Что за чушь!» В ее глазах зажглись жесткие огоньки. Она растянула губы в нечеловеческой улыбке и, не отрывая от него взгляда, стала клониться к полу. Это было неестественно и жутко. Корбодан тихо осел в кресло. Красотка встала на четвереньки, быстро покрылась темной короткой шерстью. Руки укоротились и стали крупнее, вместо пальцев показались когти, и улыбка переросла в отвратительный оскал страшных зубов. Поднявшиеся над головой два багровых треугольных уха были направлены в его сторону, и присевший для прыжка необыкновенно крупный зверь замер.

Мямар!

Корбодан непослушной рукой выковырнул схит и, не надевая на запястье, направил в оборотня.

— Не стрелять! — Властный баритон Четвертого вибрировал от удовольствия. Корбодан оглянулся и увидел рядом с открытой дверью Мастера.

— Продолжим наш разговор. — Четвертый прошел вперед.

— Кто это был? — прохрипел Корбодан, трясущимися руками складывая схит и недоуменно ища глазами мямара. Тот словно в воду канул.

— Это редлит, — отчеканил Четвертый. — И хватит трястись!

Корбодан одернул форму, стардясь взять себя в руки.

На месте гигантского мямара тускло мерцал бесформенный ком. Ба! Да это же редлит! Он повернулся к Мастеру:

— Но каким образом?

— Все узнаешь в свое время! — Голос Четвертого надменно звенел. — А теперь ответь, сколько лет существует наша обитель?

— Семь лет.

— Вот именно. А сколько здесь находишься ты?

— Пять.

— И все эти годы я присматривался к тебе, Корбодан. Уже новобранцем ты выделялся преданностью делу. Ты давно уже был членом ордена блоссистов и бестрепетно сделал решающий шаг, вступив в ряды рэбберов, хотя тебя и прислали на Додарб с инспекцией от ордена. Теперь, когда рэбберы — признанный авангард блоссистов, к нам идут многие. Но их цена гораздо ниже.

«Вот оно! — затрепетал Корбодан. — Я чувствовал, что это произойдет!» Сердце бешено забилось в предвкушении чего-то прекрасного, желанного, ну, скажем, чина подмастера…

— Сейчас пришло время, когда ваш опыт — я имею в виду тебя и еще некоторых офицеров — должен послужить делу Великого Демиурга!

Корбодан вскочил и вытянулся.

— Ты пройдешь курс мастерства и овладеешь новой ступенью знаний о Силе, проявляющей Истину. Это будет нелегко, но ты справишься!

Корбодан сиял, не веря своему счастью.

— А сейчас, подмастер Корбодан, на своей «пчеле», вместе с машинами подмастеров Итора, Хорхе и Страза, ты должен вылететь со мной к космодрому встречать рейсовый звездолет. Он теперь нам пригодится. Итор и Страз — подмастера? И я тоже? Вот это удача!

— И там, на космодроме, — продолжал Мастер, — я преподам урок силы. Ты свободен.

И прежде чем кресло унесло Корбодана наверх, Мастер резко повернулся и зашагал прочь.

Второй день 16 ч. 00 м.

Миуша разбудил трезвон. Еще не соображая, что к чему, он включил двигатель, и тот утробно заурчал на холостом ходу.

— …Четвертый, шестой, девятый, двенадцатый! На вылет!

— Двенадцатый готов! — крикнул пилот и оглянулся на Дворец, нервничая. Неожиданные операции ничего хорошего не приносят. Это он знал по собственному опыту: брать лопоухих из космопорта или принимать пленных с какого-нибудь захваченного звездолета на малом космодроме — работа не из приятных. Толстые створки ворот ангара, темневшего за глыбой Дворца, величаво распахнулись, обнажая огромное мрачное чрево. Экипажи уже неслись к машинам. «Пчелы» ожили, ошалело загудев двигателями. Было видно, как мчатся по полю две «черепахи». Когда они нырнули в «пчелу», Миуш закрыл за ними створ.

Корбодан влетел в кабину, излучая всем своим видом радостное возбуждение. Лиловое лицо его светилось. Миуша это поразило — ведь не по головке же его гладил Мастер, в самом деле!

— Поднимай машину, живо! — Корбодан энергично расправил плечи и пристегнул поясной ремень к сиденью.

Плавно качнулся, уплывая вниз, мрачный Дворец, окруженный мощным лесом псевдорастений. Рядом буравили звездную ночь огнями остальные «пчелы», разворачиваясь во фронт и набирая высоту. Стрекот несся над песками.

— Нужно быть у космопорта через два часа. — Корбодан победоносно глянул на Миуша.

— Успеем, — процедил сквозь зубы тот.

Сверху, мощно урча, пронесся огромный черный мастерский катер с цифрой «4» на борту, показав покатое брюхо с круглыми перепонками.

Миуш уверенно вел машину, привычно ориентируясь над покрытыми мраком песками и лишь изредка кидая взгляд на приборный экран. Корбодан сидел задумавшись.

«Что ему там сказали? — вертелось в голове у пилота. Пропала „черепаха“ с редлитом, а он и в ус не дует. И с какой стати, скажите на милость, мы летим с мастерским катером к космодрому?» Внезапно Корбодан очнулся и, внимательно взглянув на Миуша, просипел:

— Сейчас захватим космопорт и рейсовый курсовик.

«Так вот оно что! — Миуш облизал мгновенно пересохшие губы. — Началось! Космопорт… дело нехитрое. Но взять рейсовый звездолет — это же, черт возьми… вызвать на себя огонь всего Содружества…» И вслух произнес:

— Мы же всем рискуем.

Корбодан не ответил.

«Подонок! — глядя на тусклое отражение Корбодана на экране, внезапно подумал Миуш. — Подонок и мерзавец!» Пилот был зол на своего шефа с того самого момента, как попал на Додарб. Года три назад, когда Миуш после стажировки отдыхал на Ноль-Пятнадцатой пересадочной станции Сиция, ему попался Корбодан, тогда еще довольно щуплый и не такой спесивый. Миушу и таким же, как и он, простакам Корбодан в красках расписал эти дурацкие легенды о Пустой Планете, где якобы с помощью мямаров можно быстро и без особых хлопот разбогатеть.

Мямары-де шестым чувством находят клады, оставленные древней погибшей цивилизацией. И пятеро легковерных юнцов бросились покупать на свои деньги этих дорогих животных. Эх, молодость!

Три года прошло с тех пор, три года изнурительной службы в рядах рэбберов. Но Миуш и сейчас хорошо помнил, как злорадствовал Корбодан, еще ходивший в звании ученика, когда их под конвоем повезли во Дворец, едва скрылся курсовик… По игре судьбы, Миуш стал пилотом того самого гравилета, который теперь принадлежит Корбодану, но симпатией к шефу проникнуться так и не смог.

Третий день 00 ч. 05 м.

Впереди прорезали мрак огни космодрома. С мастерского катера раздался приказ снизиться. Маскируясь, они подкрадывались к звездному порту. Тот вырастал на глазах — громадное овальное поле с черными силуэтами лайнеров. Здание вокзала, энергоемкости и ангары расположились с краю. Огонь горел только в окнах верхнего этажа вокзала, светлыми бусинками опоясывая здание. Космопорт был окружен целым лесом низкорослых пустозвонов.

— Сесть перед вокзалом! — рявкнул в динамике голос Четвертого. — Людей брать живыми!

В то же мгновение широкий луч, пущенный мастерским катером, охватил все здания космопорта. Четыре «пчелы» грузно ухнули вниз. Блистеры грузовых кабин сдвинулись, и оттуда, урча, стали выскальзывать вездеходы. Они врывались в ангар порта и исчезали в темноте.

Сзади послышались шипящие звуки. Оглянувшись, Миуш увидел, как брызжущая искрами струя света, распорола небо и уперлась в ровное плотное покрытие рядом с вокзалом. Когда она иссякла, покрытие еще некоторое время продолжало пузыриться, но постепенно застыло, всклокоченное буграми. Пилот и раньше видел работу высокочастотной пушки, но потрясение замер, глядя на катер, творивший эти злые чудеса.

— Демонстрация силы никогда не помешает! — Корбодан довольно хрюкнул и впился глазами в вокзал. — Теперь они не осмелятся сделать ни одного выстрела.

«Еще бы! — подумал Миуш. — Особенно когда тебе могут пальнуть в спину. Ни для кого не секрет, что почти половина персонала завербована Мастерами».

Неясные блики мерцали в окнах здания. Выстрелов не было, но внутри ощущалась какая-то борьба.

— Они так и не воспользовались вооружением, — презрительно скривил губы Корбодан. — Трусы! Посмотри на башню!

Мйуш глянул вверх и увидел, что боевая башенка, обязательная принадлежность вокзалов, опустила оба ствола вниз.

— Вот что значит внезапность! — изрек Корбодан.

Вдруг Миуш почувствовал, как его внутренности затрепетали волнами. Кожа горела, словно содранная. Стало нестерпимо больно.

— О-о! — завизжал Корбодан. — В нас попали АМА!

Миуш, задыхаясь, распластался в кресле. Мгновенно покрылся испариной лоб, пот струйками заливал глаза.

Однако разряд был слаб — наверное, стреляли из ручного оружия. Боль стала уходить. Отдышавшись, пилот вытер лицо рукавом и повернулся к Корбодану. Лицо командира налилось темной краской, мясистый нос распух, белые пятна на шее выступили ярче.

«Наверное, и я выгляжу не лучше»,— подумал Миуш.

Пилот глянул на экран, где за одним из черных окон блеснула вдруг огненная короткая стрела, затем послышались крики ужаса и злобы. Через некоторое время чье-то обмякшее тело вывалилось наружу через выставленное окно. Звука падения слышно не было. Миуш вздрогнул.

— Целы! — радостно просипел Корбодан. — Надо же, и от АМА убереглись! Готов спорить, что ребята Второго Мастера уже захватили энергостанцию. Теперь не придется воровать топливо.

Из здания вокзала больше не доносилось ни звука.

Свет на верхних этажах погас. Миуш тоскующим взором оглядел поле рядом с большим ангаром космодрома, где выстроились несколько кораблей. Они стояли в кажущемся беспорядке, высокие и приземистые, тонкие, как стрела, и округлые, с подкрылками. Оставалось только гадать, зачем они здесь. На Додарб так редко прилетают гости.

«Великий Демиург забирает свое добро, — подумал пилот, — значит, и эти машины уже стали нужны».

Раздалась команда «пчелам» скрыться в большом ангаре, и они двинулись, не дожидаясь возвращения вездеходов. Гравилеты крались меж громадных космических машин, отбрасывающих чудовищные тени. Потом заползли в огромную пасть ангара.

— Смотри! — Корбодан ткнул Миуша локтем в бок.

Пилот глянул в ту сторону, куда указывал шеф, и увидел, как из мастерского катера вывалилась «черепаха» с цифрой «4» на борту. Катер, подняв люк, направился вслед за «пчелами» в ангар, а «черепаха» стала зарываться в песок. Спустя минуту только два штыря — зрительный ус и излучатель — едва заметно торчали там, где раньше стоял вездеход.

— Что он собирается делать? — хрипло спросил Миуш.

— Брать курсовик! — весело ответил его шеф.

— В одиночку?

— Ученик-пилот Миуш! — резко отчеканил Корбодан. Кто дал тебе право сомневаться в действиях Мастера?

Миуш втянул голову в плечи.

— Неужели ты за три года так и не понял, на чьей стороне Сила, проявляющая Истину? Да! Даже один Мастер способен сразиться со звездолетом!

Его речь прервал нарастающий рев, пробившийся сквозь задраенные люки. Корбодан, понизив голос до шепота, одними губами сказал: — Курсовик!

Третий день 00 ч. 20 м.

Из темного неба с нарастающим свирепым грохотом возник рейсовый галактический корабль. Резко сбавив скорость, он плавно приземлился точно в центре посадочного овала. Возвратилась тишина и сразу сделалась зловещей. В ночной тьме звездолет выглядел устрашающе.

Поднятая в воздух пыль постепенно оседала вокруг него.

Космический лайнер засверкал разноцветными огоньками приветствия. Миуш на мгновение отвел взгляд и попытался найти среди песка «черепаху» Четвертого, но даже приблизительно не смог определить, где она пряталась.

В корабле открылся паз, и беззвучно выползла стойка с трапом. Над ней запульсировал свет. Звездолет наверняка пытался связаться с диспетчерами порта по связи, а теперь и с помощью семафора, но безрезультатно. Вокзал молчал, и на корабле не торопились открывать люки: этот район пользовался худой славой среди звездолетчиков.

Так прошло десять долгих минут. Но дозаправка кораблю все же была нужна.

Прожектор звездолета стал нервно шарить по полю, натыкаясь на стальные величественные громады других кораблей, впрочем намного уступавших размерами курсовому лайнеру. Потом луч уперся в здание вокзала, остро блеснуло битое стекло. Когда осветилось развороченное покрытие перед вокзалом, космический корабль мгновенно ощерился жерлами пушек.

Миуша начала бить нервная дрожь, он вцепился в подлокотники и обернулся к Корбодану. Тот кусал губы.

Над стойкой открылся крохотный люк и показались две фигуры в костюмах высшей защиты. В их руках поблескивали тяжелые автоматы с заостренными конусами излучателей.

— Космическое оружие, — зачарованно прошептал Корбодан. — Это конвоиры!

Двое с корабля медленно спускались по трапу, внимательно оглядываясь по сторонам.

Миуш чувствовал себя как на прицеле: что, если космонавты заметят их машины в ангаре? Пушки, распыляющие целые астероиды, в одно мгновение превратят ангар в облачко пара. По лиловому лицу Корбодана струился обильный пот.

Внезапно из вокзала выбежал человек, что-то крича конвоирам и испуганно оборачиваясь. Миуш ясно видел перекошенное от ужаса лицо беглеца.

— Кто это? — изумленно спросил он, но Корбодан ничего не ответил.

Вдруг следом выскочило нечто кошмарное и огромными прыжками стало догонять человека. Толстые кривые лапы пружиняще прогибались под темным телом и бросали зверя вперед. Мощные мышцы плотными связками набухали при каждом новом прыжке.

Конвоиры сориентировались быстро. Встав по обе стороны трапа, они двумя параллельными лучами опрокинули монстра. После того как струи ослепительного огня опали, ничего уже нельзя было разобрать — ни трупа, ни останков, только искрящееся в прожекторах облако.

Но спустя доли секунды мерзкое животное снова материализовалось из дыма и сразу же бросилось вперед.

Оба космонавта начали беспорядочно палить в зверя.

Тот, исчезая и возрождаясь, все приближался и приближался к ним, догоняя совершенно обезумевшего от страха беглеца.

Бабахнула одна из пушек звездолета и выжгла здоровую дыру на поле, не причинив зверю вреда. Раздался второй залп, потом третий — безрезультатно. Больше пушка не стреляла: дистанция стала ничтожной.

Беглец вскочил на трап и стремительно промчался по ступеням. За ним, почти одновременно, бросились оба конвоира и скрылись внутри звездолета. Бронированная крышка люка захлопнулась перед самым носом животного. Монстр сразу обмяк и осел бесформенной кашей у трапа.

От пережитого страха Миуш не мог двинуться с места, он с трудом перевел дух. В противоположность ему Корбодан выглядел довольным и спокойным. Он откинулся в кресле, почтительно посмотрел в ту сторону, где зарылся мастерский вездеход.

— Отличная работа! До чего натурально! — Корбодан хитро усмехнулся. — Как ты думаешь, кто это так спешил на корабль?

— Кто-то из диспетчеров вокзала?

— Кто бы его пустил? Нет, мальчик, это вообще был не человек! — Он утробно хрюкнул, что означало высшую степень удовольствия. — Смотри дальше. Основной концерт впереди!

Миуш обернулся к космолету и увидел, как замер поднимавшийся трап. Спрятались жерла страшных пушек, перестали двигаться антенны и прожекторы.

Серебристая каша у трапа собралась в комок, отчего у пилота по спине пробежал холодок. Медленно поворачиваясь, вспыхивая в лучах света, эта масса направилась к вездеходу Четвертого Мастера, который уже выползал из песка.

— Двинулись, — неожиданно резко скомандовал Корбодан. — Пора вскрывать люки…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Второй день 10 ч. 10 м.

Илья помог Крису выволочь обоих из вездехода. Парни — щуплый и полный — не дышали, пульс не прощупывался. То же самое, что и с лиогянином. У всех троих на лице застыло выражение крайнего ужаса. Крис закрыл им глаза, но страшное впечатление оставалось.

Моросанов ломал голову над тем, кто и зачем свел их всех здесь и что означало появление незнакомого вездехода. Потом решил, что для размышлений еще будет время, а пока надо как можно скорее покинуть это место.

Вокруг уже начали появляться псевдорастения.

Крис уволок лиогянина в черный коридор пирамиды, и Илья подумал, что это, пожалуй, верно. Не по-человечески было бы оставить их в песке. Правда, древние хоронили своих мертвецов в земле… Моросанов потащил второй труп туда же, ему помог подошедший Хеликс. Илья взглянул на товарища и заметил, как изменилось у него лицо: для эмоционального таргянина увидеть воочию смерть было тяжелым испытанием.

Они затащили безжизненное тело в коридор, положили на полированный пол метрах в тридцати от входа, и Хеликс сразу же вышел наружу. Моросанов осмотрел карманы убитого, в одном обнаружил странную пластину черного цвета с красным кругом и двумя пересекающимися белыми лучами.

После того как в пирамиду упрятали третий труп, все собрались в «черепахе».

Оглядевшись в рубке, Илья понял, что не ошибся, это была не грузовая машина, а боевой аппарат первого класса защиты. Внешне вездеход почти не отличался от геологического, однако опытный взгляд сразу замечал и более крупного калибра лучевик, и ряд сквозных отверстий в броне по бортам — выходы разрядников АМА, и две маленькие антенны за боевой башенкой, одна из которых могла запросто оказаться волновым эмоционатором — последней новинкой спец-К-флота Ариестры.

Внутреннее убранство было роскошным. Вместо обычных-двух над панелью управления красовались четыре экрана. Кресла не стандартные — массивные, литые. Стены забраны мягким материалом. Все сверкало новизной.

В одно из кресел, отшвырнув шляпу, тут же рухнул Хеликс, и его лимонный лысый череп с перевязью обруча едва возвышался над подголовником. Его примеру последовал и Крис. Откинувшись на спинку, он спросил: — Где танкетка?

— Когда заходил в пирамиду, оставил ее рядом. — Илья коротко рассказал о своих приключениях в черном коридоре.

— Это все очень странно. — Хеликс порывисто вздохнул. — И тревожно. Не могла же она сама по себе исчезнуть?

— Да, ребята, — задумчиво промолвил Илья, — всего несколько часов прошло с того момента, как мы расстались, а каждый из нас уже убедился, что Додарб совсем не прост.

— И уже вляпались. — Голос Криса был мрачен.

— Себя мы еще не раскрыли, — Илья подался вперед, зато кое-что выяснили.

— Они будут искать пропавшую «черепаху».

— Без сомнения, — кивнул Моросанов, — и это здорово осложнит нам жизнь.

— Вот она! — воскликнул Йоронг.

На экране за очередным пилообразным ребром пирамиды показалась экспедиционная танкетка. Она стояла, сиротливо уткнувшись носом в выросший бархан. Крис, подогнав «черепаху» поближе, обернулся: — Нехорошо оставлять ее здесь.

— Открой багажник. — Илья поднялся и вышел наружу.

После кондиционированного воздуха вездехода жар пустыни показался особенно невыносимым. Забравшись в танкетку, Моросанов убедился в ее исправности. Большой багажный люк «черепахи» открылся, и Илья загнал машину в просторный трюм.

Возвращаясь в рубку, он вытащил из кармана найденный у одного из убитых черный жетон и внимательней присмотрелся к нему. Жетон был сделан из твердого пластика, уже здорово потертого по краям, на задней стороне было выбито «975 БАТРИК БИРК». Похоже, это было имя и личный номер. Имя явно лиогянское, начинающееся на «Б». Жетон, видимо, служил чем-то вроде удостоверения личности. «Значит, — предположил Моросанов, — на Додарбе существует какая-то неофициальная воинственная организация, в которой по меньшей мере тысяча человек. „Черепаха“ имеет номер „16“, следовательно, с техникой у них тоже неплохо. Теперь понятно, куда пропадали корабли».

Перевернув жетон, Моросанов еще раз осмотрел символ — красный круг на черном фоне, пересеченный двумя серебристыми диагональными лучами. Подобным символом пользовались блоссисты. Илье не раз доводилось встречаться с приверженцами этой философии. Основатель течения, лиогянин Бун Блосс, в своих многочисленных трудах доказывал, что все существующие в мире физические законы работают не сами по себе, а поддерживаются некой космической сущностью, которая переросла личную форму и трансформировалась в принцип. Подобные рассуждения всегда достаточно туманны, и понять их было не просто. Блосс призывал своих последователей искать путь к такой трансформации, заниматься духовным самовозрождением, постигать себя и преодолевать свои пороки, как препятствия в пути. В некотором смысле лиогянин недалеко ушел от земного мудреца, сказавшего: «Познай себя», однако было что-то в блоссизме настолько притягательное, что многие подпадали под влияние его идей.

Встречаясь с приверженцами учения, Илья не мог не отметить исключительную правдивость и совестливость этих людей. Блоссисты серьезно и тщательно занимались самовоспитанием, стремясь контролировать себя и свои поступки даже в мелочах. Это была явно положительная черта учения, и специальный институт Лиого занимался изучением теории и практики блоссизма, чтобы использовать его позитивные моменты при обучении молодежи.

Особенно действенными методы блоссизма оказались в институтах, организованных для выходцев из новооткрытых миров Джозлуса, Шагара и Тарга.

Основой системы были так называемые «афоризмы Блосса», над которыми полагалось размышлять. Их насчитывалось более двухсот. Считалось, что каждый из них — зерно, которое должно прорасти в сознании, чтобы дать плоды. Блосс утверждал, что при размышлениях над афоризмами невозможно использовать такой инструмент познания, как логическое суждение: при упорной работе ученика пробуждаются к жизни более глубокие участки мозга, которые пока слабо подчинены рассудку.

Илья постарался припомнить хотя бы некоторые афоризмы, но на память пришел всего один: «Ты властен только над телом. Овладей хотя бы им».

«Странная фраза, — подумал Моросанов, — явный парадокс. Если я властен над своим телом, зачем мне им овладевать?» Почти все афоризмы были построены как загадки или ребусы. Возможно, этим и объяснялась их привлекательность? Есть же люди, любящие ломать голову над кроссвордами.

Символ блоссизма был достаточно ясен: на фоне черного пространства красный круг. Наверняка имелся в виду рост возможностей человека. Красный круг зрительно воспринимался как расширяющийся — интересная оптическая иллюзия. Словесным паролем блоссизма и было слово «расширение».

Однако в изображении на пластинке было нечто, отличающееся от первоначального символа: два серебристых перекрещенных луча. Вероятно, на Додарбе существует особая разновидность этого учения. Но как может быть связан блоссизм, эта сверхмиролюбивая доктрина, с тем, что происходит на планете?

Когда Илья вернулся в рубку, в руках Хеликса он заметил аналогичный жетон. Ребята, похоже, обсуждали ту же проблему.

— Пора отсюда уходить. — Кристофер посмотрел на Моросанова.

— Хорошо бы узнать, где база этих вояк. — Илья опустился в кресло.

— День в убежище не повредит, — настаивал Крис.

Убежище было базой одной из первых экспедиций на планету, законсервированной сотрудниками ВБ Сиция.

Разработка Лылова предполагала в крайнем случае воспользоваться этой базой.

— На «черепахе» туда не меньше пяти часов лета, прикинул Моросанов.

— Мы придем туда уже в темноте. Раньше утра они не будут искать пропавших.

«Что ж, — подумал Илья, — потратим остатки дня, зато будет время обдумать сложившуюся ситуацию».

— Хорошо, — сказал он, — летим. А пока расскажи, как ты здесь очутился?

Ариестрянин поведал свою историю, уложившись в две минуты. Он умел очень тонко подмечать детали.

— Считаю, — заключил он, — что организация очень боеспособная. Это не рядовые серкеры, здесь серьезная подготовка. Что-то необычное.

— Как бы ты охарактеризовал эту необычность? — заинтересовался Илья.

— Трудно сказать. Они крепко связаны между собой. Уверены в правоте… Да, пожалуй, это: они уверены, хотя явно преступники!

— Самое необычное было со мной, — тихо сказал Хеликс.

Илья обернулся и заметил, как затуманились глаза таргянина. Крис тоже повернулся, и Моросанов вдруг остро ощутил неспаянность их маленького коллектива. Они еще не чувствовали друг друга, не могли по оттенкам интонации, жестам, взгляду понимать и делать выводы. Все же странно, что Лылов не послал уже сработавшуюся группу.

Илья вспомнил своих предыдущих напарников: иногда не успевал один сказать слово, а другой уже знал, что он скажет. В такой обстановке можно было работать и в полном молчании. На разговоры нужно время, а его не всегда хватает. Успеют ли они так же сработаться на Додарбе?

— Ну, говори, — поторопил таргянина Крис. Чувствовалось, что собранный и всегда предельно краткий ариестрянин не может привыкнуть к манере общения впечатлительного и эмоционального Йоронга.

— Сейчас мне все это самому кажется странным, нереальным. Может быть, мне все привиделось, здесь такие миражи…

— Давай по делу!

— Я нашел в песках мямара.

— Багдо? — вскинулся Крис.

— Нет. Не Багдо. Этот был говорящий.

— Что? — переспросил Крис. — Говорящий?

— Он говорил на чистейшем интерлинге. — Хеликс рассказал, как было дело.

С минуту все молчали. Потом Крис произнес: — Ситуация осложняется.

— Ты уверен, что это он тебя сюда переправил? — спросил Илья.

— Но я же шел по другому маршруту!

— Верно…

— Ты сказал, его зовут Аркл? — Крис продолжал вести «черепаху», загораживая пол-экрана широченной спиной. — Что-то знакомое.

С каждым из них произошло нечто из ряда вон выходящее, подумал Моросанов. Удачный денек. Теперь главное — верно сориентироваться. Если воинствующие блоссисты не знают о существовании группы, то подозрительный уирд не только в курсе всех событий, но даже специально привел сюда Хеликса, словно знает о цели «Миссии Эдип-1». Откуда?

— Пирамида, уирд, бандиты. Что будем делать мы? — спросил Крис.

— Бандитов убили, — сказал Хеликс. — Значит, между ними борьба. Для нас это хорошо.

— Вспомнил! — вдруг резко обернулся Шанс. — Лиогянин хотел поймать Аркла в капкан. И еще он говорил мне: «Помни, что ты человек, а людям на Додарбе лучше держаться вместе».

— Хотел поймать или поймал?

— Надо посмотреть в багажнике. — Из-под нахмуренлых пшеничных бровей голубые глаза Кристофера смотрели пронзительно. — Если он там, все быстро выяснится.

— Какие непонятные смерти, — задумчиво сказал Хеликс, — я не заметил никаких следов насилия…

Ариестрянин был уже возле двери. На пульте горел огонек автопилота. Илья двинулся следом.

— Осторожно! — крикнул Йоронг. — Это они убили Батрика и его экипаж!

Четвертый день 10 ч. 12 м.

Реддон внезапно вздыбился и пошел волдырями. Потом с шумом лопнул.

— Стоп! Стоп! — прогремел голос Мастера. — Куда же ты смотришь, Корбодан? Держи свои мозги!

Новоиспеченный подмастер чертыхнулся и снова сосредоточился. Редлон к тому времени уже оплыл и превратился в серебристую бесформенную груду. Поднявшись, он принял подобие какого-то животного, без ушей и глаз. Корбодан хорошо помнил программу — надо осваивать движение. И уж никак нельзя допустить промахов и отвлекаться! Подмастер сосредоточился, сформулировал образ редлона и стал в него вживаться. Постепенно начал чувствовать объект: кожу, кости. Когда Корбодан ощутил, что полностью вошел в образ, он заставил реддон взбрыкнуть, поднял его на задние ноги.

— Отрасти хобот, — раздался приказ Четвертого.

Он начал представлять, как растет и утолщается у него нос, сбегает складками вниз, к земле.

— Можно что-нибудь пострашнее? — издевался голос. — Какие-нибудь когти, панцирь, зубы, наконец!

Корбодан напыжился и с трудом вырастил на хоботе крючковатый коготь.

— Да не на хоботе!

Тогда Корбодан одарил реддон громадными копытами, посадил на мощные задние ноги, передние украсил когтями. На лбу вырастил рог, пасть ощерилась зубами.

Пот градом катился по его лицу.

— А рог-то как из глины, — издевался голос.

Корбодан сделал рог стальным.

— Сойдет! — подбодрил Мастер. — А теперь прыгни!

Редлон послушно подпрыгнул.

— Тьфу, черт! Да что ты, как в детском саду! Где боевой дух? Мощь, сила, напор?

На этот раз подмастер не оплошал. Редлон с такой силой влепился в стену, что даже до Корбодана, сидевшего далеко от полигона, донеслось сотрясение.

— В другую сторону, бегом! — приказал голос.

Редлон развернулся и помчался рысью по кругу.

— Прыжки!

Редлон заухал, затопал по стальному полигону.

— Мишень!

Мишень он видел отчетливо. Когда она приблизилась, впился в нее зубами, клыками, проткнул рогом и раздавил копытом.

— Неплохо, подмастер, неплохо, — похвалил Четвертый.

Корбодан расцвел. Рвать и топтать мясистую мишень ему доставляло большое удовольствие. Он любил эти мгновения в работе на полигоне — борьбу с мишенью…

— Стоп! Стоп! В чем дело? Опять развалился. Второй раз за занятие. Я тебя разжалую. Иди сюда!

Шепча проклятия, Корбодан разлепил глаза и, морщась от неминуемо наступившей головной боли, поплелся на учебный полигон. Четвертый был там.

— Невозможно научить только тупого! Ты способен, подмастер, но расхлябан, мозг неорганизован и вял, как у животного.

Корбодан молчал, потупившись.

— Мало тренируешься!

— Да я каждую минуту…

— Отставить! Если бы тренировался, никакая посторонняя мысль не могла бы помешать работать. А это что? — Он показал на серебристую груду редлита, сырья для редлона. — Это скверная концентрация. Вернее, никакой концентрации. Твоя голова набита дурью. О чем думал на этот раз? О выпивке?

Корбодан испуганно покачал головой.

— Именно о выпивке, — неприятным голосом сказал Четвертый. — Все мозги пропил. Вот что, Корбодан: с сегодняшнего дня ты на сухом законе. Все ясно?

— Да, верховный!

— Зачет назначен через два дня. Ты хоть это понимаешь? Тренируйся как следует. Иначе не видать тебе моего одобрения. Да, Страз, кажется, твой приятель? Он сдал уже на четвертую ступень. Подумай об этом. А теперь иди!

Корбодан покинул полигон и поплелся наверх, на свой уровень. Плохо, ох как плохо, что никак не удается совладать с этими лишними мыслями. А если лишняя мысль в голове, да еще и резонирует, то редлон сразу рассыпается…

Он прошел в свою каюту и скинул мокрый от пота комбинезон. И тут же чувство удовлетворения теплом разлилось в груди. Как хорошо, что подмастерам Великого Демиурга полагаются отдельные жилища! Третий уровень — это класс!

Он развалился в удобном кресле и прикрыл глаза. Голову заполнила первозданная пустота — расплата за недавнее чудовищное напряжение. В таком оцепенении он пробыл некоторое время, потом полезли посторонние мысли. Корбодан автоматически начал работать — выгонять их, чтобы сознание оставалось чистым. Удавалось с трудом. Он продержался минуты две, потом сдался. Полез в шкафчик, но там ничего не было. Корбодан удивился, но вспомнил приказ Четвертого — сухой закон! — и недовольно поморщился — быстро работают, подонки!

Мастеров Корбодан уважал. Представители реальной силы, сподвижники Великого Демиурга, они были незыблемым костяком, основой развивающейся жизни на Додарбе. Приблизиться к ним хоть на полшага, хоть на время стать таким же сверхчеловеком, разделить с ними эту восхитительную силу и власть над людьми — это было настоящей целью, достойной любой жертвы.

Но в Мастерах было и такое, что вызывало особое почтение, почти преклонение, у Корбодана — их особый талант продвижения вперед по Великому Пути. С тех пор как подмастер познакомился с техникой редлирования, он боготворил всех верховных, и особенно Четвертого — своего покровителя. Тот творил чудеса. Немудрено, что некоторые фокусы, которые показывают адепты Великого Демиурга на центральных планетах, привлекают в ряды рэбберов так много людей. И теперь то же самое вскоре будет делать и он, Корбодан.

К радости примешивалась и тревога. Подмастер с сожалением подумал о том, что ему никак не удается ухватить что-то основное в словах Четвертого: «Верь в свою мысль! Верь в себя! У тебя в голове есть центр, который в состоянии неукоснительно следить за редлоном. Овладей им — и будешь на полдороге к Истине».

Но центр этот оставался за семью печатями. Пока что редлоны выскальзывали из-под контроля, и сознание пробуксовывало. Стабильности не было.

В дверь постучали. На пороге показался новобранец из прислуги и вкатил столик с едой. Разнесся заманчивый аромат. Корбодан оживился и подался вперед. Когда столик оказался перед ним, заметил между приборами плоский голубой конверт с тисненой цифрой «4». Удивленный личным официальным посланием, он кивком отпустил новобранца и торопливо надорвал конверт. Перед глазами рябил текст:

«ПОДМАСТЕРУ КОРБОДАНУ. ЛИЧНО.

Сегодня в 12.05 вам надлежит быть в Северном секторе четвертого уровня.

P. S. Приготовьтесь к Черному залу.

Четвертый Мастер».

Корбодан трижды перечитал записку, прежде чем осознал смысл. Складки на лиловых щеках дрогнули. И было отчего: Черный зал — преддверие мира, где витает дух Великого Демиурга. Не зря это место называли Черной Исповедальней, о которой ходили легенды по всему Дворцу, ничуть не менее странные и загадочные, чем о редлите.

Очень немногие удостаивались чести побывать в Черном зале, и лишь единицы после этой процедуры оставались во Дворце — правда, с повышением.

Демиург не спрашивает, не задает вопросов. Ему не нужны ничьи ответы. Он погружается в человека, добирается до самой сути, и если исповедуемый не обнаруживает всемерной преданности Демиургу, почтения, любви и жертвенности…

Подмастер зябко передернул плечами. Аппетит пропал. Запах пищи показался тяжелым, вид — отталкивающим. Корбодан вскочил и прошелся по комнате. Лицо его пылало.

Черная Исповедальня!

Но почему? За что? Хотя, с другой стороны, это и возможность повышения — исчезают лишь те, кому, по-видимому, нельзя доверять В 12.05! Он лихорадочно посмотрел на хронометр — еще какой-то час… И потом его судьба, оказавшаяся на переломе, решится. В любом случае его сегодняшнему равновесию пришел конец…

Корбодан нажал кнопку.

Вошел тот же новобранец. Подмастер коротко кивнул ему на столик и бросил: — Цитатник Блосса!

Новобранец, ничем не выказав удивления при виде нетронутой пищи, укатил ее обратно и через минуту появился вновь, неся небольшую черную книгу с пунцовым кругом и двумя белыми нитями на обложке.

Второй день 11 ч. 00 м.

Термоконтейнер оказался тяжелым. Крис с Ильей, решившие донести его до рубки, чтобы вскрыть там, покраснели от натуги.

Спотыкаясь у каждого люка, они выволокли ящик в коридор и остановились передохнуть. Крис отер пот с лица, толкнул Илью, указав кивком на стенной шкаф. Его металлические дверцы были разрисованы так же, как и странные жетоны. Моросанов подошел к шкафу и раскрыл его. Внутри блестящим рядком стояли разрядники и лучеметы. На отдельной полочке лежали круглые болванки реактивных гранат, мотки жгутов экранировки. В комплектации угадывалась знакомая схема. Ариестрянин напряженно взглянул на Илью.

— Неплохие игрушки, — сказал Илья и провел рукой по шеренге разрядников.

— Полный боекомплект колиолы. — Кристофер нахмурил брови.

Почти забытое слово резануло слух. Колиолой называли лиогянский взвод в те времена, когда на Лиого не утихали междоусобицы.

— Колиола? — отозвался Илья. — Но почему именно колиола?

— Вот именно, — повысил голос ариестрянин, — почему здесь лиогянский порядок?

Моросанов задумался. Обнаружить на Додарбе подобие лиогянской военной схемы — это не шутка. Конечно, времена, когда оскорбленное самолюбие лиогян толкало их на неразумные поступки, давно прошли. И все же… Армейская дисциплина и порядок на планетах Лиого были доведены до совершенства. Лиогяне воевали друг с другом до Всеобщего Объединения и к моменту встречи с братьями по разуму успели выпестовать мощную армию. Может быть, благодаря именно военной мощи землян контакт с лиогянами прошел без конфликтов и осложнений.

Лиогяне предпочли подчиниться, познакомившись с техникой Земли. С тех пор прошло более двухсот лет. Кардинально изменился склад мышления жителей Лиого: участие в космической интеграции, приток культуры Земли, и особенно Сиция, сделали свое дело. Лиогяне стали гораздо менее агрессивными. И вот теперь на Додабре группа находит боекомплект колиолы — боевой единицы Лиого!

Мир Лиого был весьма своеобразным. Затянувшийся мрачный исторический период, сравнимый с земным средневековьем, долго держал под спудом техническую мысль лиогян. Последовавший затем период бурных революций, словно катапультой, бросил вперед гордый и трудолюбивый народ. За рекордно короткий срок выйдя в космос, лиогяне возомнили себя покорителями и хозяевами Пространства. Но духовный облик жителей Лиого заметно не соответствовал их развитой технике.

Начавшие Великое Объединение люди Земли, к тому времени уже основавшие весьма жизнеспособные поселения на трех планетах Ариестры и вошедшие в контакт с замкнутым миром Сиция, встретили на планетах Лиого сверхукрепленные оборонительные рубежи, заградительные позиции колоссальной протяженности и плотности.

Боевой флот лиогян насчитывал тысячи добротно оснащенных звездолетов, под ружьем находилось до полутора миллиардов человек. Привыкшие с пеленок к слову «война», лиогяне и из космоса ждали только агрессивно настроенных чужаков. Процесс перестройки их психологии длился более века, и столько же времени потребовалось на установление отношений, основанных на доверии и равноправии. Но и теперь отличительным качеством любого лиогянина оставались задиристость и ранимая гордость.

Большое самомнение, впрочем, было отчасти оправданно: отличные работники, лиогяне детально вникали во все мелочи выполняемой работы. Впитав с поразительной быстротой технические достижения землян и жителей Ариестры, они теперь поражали все Содружество фонтаном изобретений, не требовавших серьезных научных разработок. Именно на Лиого стало возможным создание разработанного в Сиции биоэлектронного агрегата — бэя, способного полностью брать на себя задачи по пилотажу космических кораблей. Никто не мог так хорошо, как лиогяне, обслуживать бэи, и в каждом звездолете теперь можно было встретить высокого, с горделивым выражением лица, лиловокожего человека.

Однако из четверки развитых миров Содружества, в которую входили Земля, Ариестра, Сиций и Лиого, лиогяне духовно были все еще наиболее отсталыми. Для многих из них не стало естественным восприятие себя как части единого большого целого. Своя планета и культура казались им обособленными, и, возможно, именно это порождало некоторые шовинистические черты, проскальзывавшие в манере поведения и мыслях. Технические успехи последних столетий, казалось бы, давали возможность говорить о «сверхбыстром» по сравнению с другими культурами прогрессе. «Если бы не случайность, — говорили лиогяне, — позволившая землянам ненадолго опередить нас, Лиого стал бы первым среди равных в Содружестве!» «Молодая тройка», как называли недавно вошедшие в состав Содружества миры Джозлуса, Шагара и Тарга, конечно, была намного более отсталой духовно по сравнению с Лиого. Смена старых воззрений, ломка экономических и социальных отношений рождали массу конфликтных ситуаций не только в самих молодых мирах, но и во всем Содружестве в целом. Проблема состояла в том, что из новооткрытых миров начался приток людей с типом психики, давно канувшим в историю. С тех пор начались большие заботы у сотрудников Внутренних Бюро, у Омега-корпуса, Почти забытое слово «преступление» зазвучало с новой силой. Тем не менее граждане Шагара, Джозлуса и Тарга получили право беспрепятственного допуска на планеты развитых миров, большие группы молодежи специально направлялись в учебные заведения Земли, Ариестры, Сиция и Лиого; сотни тысяч добровольцев полетели в новооткрытые миры для оказания бескорыстной помощи собратьям. Содружество сознательно пошло на это, невзирая на то что проникшие в космическое пространство преступные элементы молодых миров занимались контрабандой и воровством, нередко сбивались в организованные банды серкеров — пиратов космических просторов.

Встретившись на Додарбе с явными признаками серкерской группировки, Илью теперь неприятно поразило наличие лиогянской структуры. Если стержнем организации стали лиогяне, это могло вьшиться в весьма неприятные формы. Один маньяк, решивший вернуть Лиого «былую славу», обретя помощников в лице таргян, шагарцев или выходцев с Джозлуса, мог принести достаточно много хлопот. И потому вовсе не странно, что банда на Додарбе смогла возникнуть здесь так быстро и незаметно. Непонятно другое: ее философской основой стала доктрина лиогянина Блосса. Как серкеры сумели приспособить к своим нуждам миролюбивый блоссизм, прикрыть им низкие цели?

Илья переглянулся с Кристофером и понял, что ариестрянин думает о том же.

— Каковы их задачи, — тихо спросил Шанс, — если они стараются удерживаться от простого грабежа?

— Необычно и то, — отозвался Моросанов, — что они базируются в малопосещаемом месте.

Крис нагнулся к контейнеру, Илья последовал его примеру. Они поднялись по лесенке и осторожно втащили металлический ящик в рубку.

На лобовом экране светлыми полосами слоились облака. Яркий насыщенно-желтый диск звезды Шичи почти касался горизонта, и тени от проносившихся внизу барханов стали длинными и глубокими. «Черепаха» шла быстро. В таком темпе до убежища оставалось не более четырех часов лета. На место они прибудут уже глубокой ночью, ведь сутки длятся на Додарбе восемнадцать часов.

Вход в убежище можно будет отыскать только на рассвете.

Сидевший в пилотском кресле Хеликс бросил задумчивый взгляд на контейнер. Илья и Крис расположились рядом.

— Он здесь, — медленно произнес Йоронг, — я его чувствую.

— Будем вскрывать? — Крис вопросительно посмотрел на Илью.

— Конечно.

Кристофер склонился над ящиком. Шов между крышкой и корпусом контейнера был идеально тонким. Никакого намека на замок — только странные сквозные отверстия по бокам, которые Крис заметил еще тогда, когда сидел в багажнике.

— Интересно, — холодно произнес Шанс. — Такой системы я еще не видел.

Илья посмотрел на Йоронга. Таргянин, казалось, ушел в себя, прикрыв глаза. Он был единственным из них, кто уже видел уирда. Моросанов почувствовал, что Хеликс очень напряжен. Напряжение передалось и ему.

— Без схита не обойтись, — промолвил Крис.

— Неверно. — Незнакомый голос с трудом пробился из контейнера. — Капкан открывается через дыры.

Илья замер. Вздрогнул от неожиданности ариестрянин.

— Дыры для пальцев. Только для человека, — повторил кто-то из контейнера.

Реакция Кристофера была молниеносной. Через мгновение, щелкнув, отвалилась вбок тяжелая крышка, и перед ними появился необыкновенной величины багровый мямар. Странный мямар, умеющий говорить на человеческом языке.

Второй день 11 ч. 18 м.

— Что? — недоверчиво переспросил Моросанов.

— Мы их не убивали.

— Невозможно поверить. — Хеликс говорил очень напряженным голосом. После случая у красной пирамиды он с явным подозрением относился к Арклу.

— Это усыпление.

— Вы считаете себя вправе усыплять людей? — Слово «усыплять» Крис произнес с иронией.

Илья вспомнил переданные Крисом слова лиогянина Батрика: «Помните на Додарбе, что вы прежде всего люди». Он почувствовал в груди тот же холодок недоверия к уирду.

— Правильно, что внесли их в Длор, — сказал тот.

— Они не спали, — ледяным тоном сказал Хеликс. — Ни дыхания, ни пульса.

— Они были люди, — процедил сквозь зубы Крис.

— Оставим эмоции, — предостерегающим тоном сказал Илья.

С уирдом стоило быть поаккуратнее.

— Они были люди, — повторил Крис.

— Нам важно другое, — напомнил Моросанов. — Кто были эти люди и какого рода контакт у вас с ними?

Уирд напряженно замер. Он сидел в кресле, переводя взгляд с одного человека на другого. Илье показалось, что тот чувствует себя достаточно неуютно, но в то же время словно бы заранее уверен в исходе этой беседы.

Сходство с мямаром действительно поразительное, и, если бы не цвет и внушительные размеры Аркла, отличить его от ариестрянского животного было бы почти невозможно.

— Буду рассказывать много. — Глаза уирда сверкнули внутренним огнем. У него были очень странные интонации — конец каждой фразы опускался вниз и словно пропадал в инфразвуковом диапазоне. Возможно, спектр его голоса был шире, чем воспринимало человеческое ухо.

Моросанов уже успел прощупать уирда и обнаружил его невероятную биоэнергетичность. Центр энергетической структуры располагался у него в крупной шишке между ушами. С Арклом стоило держаться начеку. Не исключено, что при желании он мог обездвижить всю группу.

— Ну и рассказывайте, — оживился Хеликс, в глазах его загорелись странные огоньки. Моросанов понял, что таргянин тоже прощупал гостя.

— Но не прежде другого. Мы уже у тайника.

— Что? — переспросил Крис. — Тайник?

— Батрик менял мямара на тайник. Полный тайник. Карту у спящего Батрика взял он. — Аркл посмотрел на Кристофера.

Ариестрянин вытащил из кармана пластину.

— Разве это не жетон серкеров?

— Это мое. Из-за этого они готовы на все. Я — из-за мямаров. У нас всегда обмен.

— Что в тайнике? — спросил Илья.

— Редлит.

— Редлит? — удивленно воскликнул Хеликс.

Кристофер промолчал, но Моросанов заметил, как вспыхнул его взгляд. Илья и сам насторожился. Редлит!

Не о нем ли, загадочном и таинственном минерале, тайну которого еще не смогли разгадать крупнейшие геологи-и ученые Содружества, идет речь? Не о нем ли ему рассказывал на последнем инструктаже Лылов? Вслух Илья спросил:

— Что такое редлит?

— Минерал по-вашему, — спокойно ответил Аркл, словно речь шла о чем-то обыденном. — До тайника вам еще пять минут. Успею поговорить. Слушайте: вам главное — борьба с Демиургом. Это сила рэбберов.

— Кто такие рэбберы? — спросил Крис.

Уирд посмотрел на него так, словно ариестрянин задал глупый вопрос.

— В вездеходе — память и автопилот возвращения. Думал, вы ознакомились.

— Каковы силы рэбберов? — поинтересовался Илья.

— Вместе около семи тысяч человек.

— Что? — подскочил на месте Хеликс. — Этого не может быть!

— Логово… — прошептал Крис.

— Каковы ваши отношения? — спросил Илья.

— На Майе они лишние;

— Майя? — переспросил Хеликс. — Это что?

— Майя — моя планета. Ваше название — Додарб.

— Где они расположены?

— На противоположном полушарии от Длора. Здесь мы гасим частоты вашей связи.

— Длор — это пирамида? — спросил Моросанов.

Уирд промолчал.

— У рэбберов есть космическая техника? — От напряжения голос Кристофера стал холодным и отрывистым.

— Есть. Им мало. Скоро поставят большой орбитальный старт-комплекс для десяти крейсеров.

— У них десять крейсеров? — поразился Хеликс.

— Пока еще нет. Поэтому ваше противодействие так важно.

— Каким же образом этой пиратской банде удалось так быстро вырасти здесь? — прошептал Хеликс.

Уирд повернулся к нему с тем же сосредоточенным выражением на морде: — Все в Демиурге. Главное — Демиург!

— А вы? — заметил Крис. — Почему до сих пор не было сигнала в КВС?

Аркл молчал.

— Опомнись, — сказал Хеликс, — с ними еще не был установлен дипломатический контакт.

— Вы прятались от разведчиков? — спросил Илья.

Уирд не произнес ни звука.

— Все могло бы быть гораздо проще.

Уирд повернул голову к Моросанову.

— Рэбберов уж точно бы не было, — промолвил Хеликс.

— Опасно, — коротко изрек Аркл.

— Опаснее рэбберов?

— Да.

Хеликс шумно откинулся на спинку кресла. Кристофер скептически поднял бровь.

— Разве может быть вред от контакта? — спросил Илья.

Уирд молчал. Атмосфера в рубке сделалась напряженной. Каждый участник группы подумал: неизвестно, кто на самом деле опаснее — рэбберы или уирды.

— Теперь без контакта все равно не обойтись, — примирительно сказал Илья.

— Вначале мало проку, — медленно произнес Аркл.

— А от этих пиратов вам много проку? Если не забыли, мы вас только что вытащили из капкана.

— Не с вашей ли помощью рэбберы так быстро нарастили мускулы? — крикнул Хеликс.

— Лучше контакт не с организацией, а с индивидом. Аркл медленно моргнул, глядя на Моросанова. Взгляд его был жгучим, гипнотизирующим.

«Они хотели извлечь выгоду из неофициального контакта, — подумал Илья. — Это похоже на разведку. Нехорошо».

— Вы боялись, что при официальном контакте мямары могли вам дорого обойтись? — резко спросил Крис.

— Так вы торговались с Демиургом? — протянул Хеликс.

— Нет. Только с Мастерами. Демиург и Мастера — разное.

Илья не стал уточнять, какая разница между таинственным Демиургом и Мастерами, и лишь спросил: — Платили редлитом?

— Да.

— Зачем им редлит?

— Увидите.

— Зачем вам мямары?

Уирд промолчал. Стало тихо. Информация Аркла оказалась достаточно серьезной. Семь тысяч серкеров — такого в истории Содружества еще не было.

— Значит, будем дожидаться военной эскадры, — заключил Илья.

— Нет, — неожиданно резко сказал Аркл. — Нам нужны вы.

— Для чего? — поинтересовался Крис.

Уирд пронзительно на него посмотрел, вдруг дернулся всем телом, как от испуга, и со вздохом выгнул спину.

— Для насилия.

Хеликс хотел что-то сказать, но слова смешались, и вышел какой-то стон.

— Насилие — страшная вещь, — медленно произнес Моросанов.

— Да. Но у вас нет выхода.

— Кого мы должны уничтожить? — спросил Крис странным тоном.

— Не преувеличивайте. Другое. Ваши язвы сподручнее лечить вам самим. Не нам.

— Вот и дождемся эскадры.

— Это не даст результата. Вы потеряете эскадру.

— Что? — недоверчиво протянул Крис.

— Большая война? — Хеликс с нескрываемым подозрением смотрел на сидящего перед ним уирда. — И, зная это, вы сидите сложа руки?

— У моих было правило, — помолчав, ответил Аркл, ненавидели насилие.

«Странно, — подумал Моросанов, — почему он говорит о своей цивилизации в прошедшем времени?» — У вас не так, — продолжал уирд. — Вы, люди, догоняете или убегаете, боитесь или вызываете страх, бьете или получаете удары.

— Аркл, — тотчас откликнулся Илья, — отложим обсуждение людей до более удобного момента. Мне кажется, вы располагаете далеко не полной информацией о нас. Почему вы не хотите прилета спец-К-флота?

— Нужно решить без этого.

— А что бы вы делали, если бы мы случайно не оказались здесь?

В этот момент раздался странный дребезжащий звук.

Все обернулись к Крису. Шанс протянул руку, в которой была карточка Аркла.

Уирд спрыгнул с кресла и подошел к люку.

— Остановитесь! — потребовал он. — Мы у тайника.

Крис посадил «черепаху». На экране видны были потемневшие в сумерках поля песка. Поднявшийся вечерний ветер гнал клубы мелкой песчаной пыли.

— Где? — спросил Крис.

— Вон.

Ветер на мгновение стих, и стала заметна небольшая зона, густо покрытая псевдорастениями. Ариестрянин тронул с места вездеход, и зона приблизилась. Уирд повернулся к Илье и, медленно выговаривая слова, спросил:

— Случайно? Вы говорите, оказались здесь случайно?

Моросанов кивнул.

— Откройте люки и выпустите меня!

Илья переглянулся с Крисом и Хеликсом. Они сразу поняли друг друга: начинать с осложнений с уирдами вряд ли стоило. Только Хеликс, похоже, хотел что-то спросить. Моросанов поднялся, подошел к двери и отворил ее. Аркл легко скользнул по лесенке и, дождавшись, когда Илья открыл внешний люк, выпрыгнул наружу.

Четвертый день 12 ч. 00 м.

За несколько переходов до Черного зала Корбодан неожиданно увидел Четвертого. Тот молча глядел, как к нему приближается новоиспеченный подмастер. На непроницаемом лице верховного Корбодан всегда с трепетом искал признаки неудовольствия, но сейчас не находил их: лицо Мастера было холодно, спокойно и властно. В нем чувствовалась большая сила. Недаром он был правой рукой Великого Демиурга!

Четвертый взглядом дал понять Корбодану, что хочет поговорить. Тот задержал шаги и свернул к Мастеру. Произнеся слова приветствия, при которых тот недовольно сощурился, Корбодан почувствовал, что внутренняя дрожь, мучившая его последний час, стала утихать. Он вдруг понял, что Мастер скажет сейчас ему что-то важное, что поможет в Исповедальне.

— Малыш, — тихо шепнул Мастер, — это испытание, которое ты обязан пройти. Ясно? По сути дела, все уже решено, и это — формальность, но формальность не легкая… И отнюдь не безопасная. Ответь: ты уверен в своей преданности? — Он глубоко кольнул взглядом Корбодана.

— Я не лицемер, верховный, — так же тихо, почти с гордостью прошептал Корбодан. Ласковое обращение «малыш» было необычно и очень приятно. Это многое обещало.

— Хорошо. Тогда мой совет — спрячь поглубже свои мысли о честолюбии. Пусть останется одна преданность. И когда-нибудь она превратится в любовь к Великому Демиургу. Ты меня понял? — Он не отрываясь глядел на подмастера. По лицу Четвертого не скользнула даже тень, по которой можно было бы догадаться, что удачный исход исповеди что-то значит для Мастера. Однако Корбодан чувствовал это всем своим существом.

— Верховный… — Корбодан изобразил полное смирение, — как мне лучше…

— Я же сказал, пусть будут только две мысли. И еще помни: Великий Демиург, видящий тайное, воздаст явное. — Четвертый развернулся и зашагал прочь.

Подмастеру не оставалось ничего другого, как, призвав на помощь всю свою решительность, двинуться к Черному залу.

Легко сказать: задержи мысль в голове. Одну мысль!

Две минуты, ну, может быть, три это ему удастся. Но ведь исповедь длится гораздо дольше. Сколько? Этого он не знал.

Хотя… Корбодан даже остановился, пораженный догадкой. Ведь Четвертый дал прекрасную идею: думать только о преданности и любви к Великому Демиургу. А преданность и любовь — это разные вещи! Это две, ДВЕ мысли!

Ими можно жонглировать, заменять одну другой, когда первая выдохнется. Так, наверное, можно продержаться очень долго! Подмастер ожил, и шаги его стали увереннее.

«Нет, воистину Четвертый неравнодушен ко мне, — решил Корбодан. — Моя звезда мне помогает!» Настроение поднялось, и он приосанился. Дверь в Исповедальню выросла перед ним — большая, черная. Закутанный в черное охранник, чье лицо невозможно было рассмотреть под темным капюшоном, неторопливо раскрыл створки и пропустил его внутрь.

Здесь было темно, только узкая полоска света из еще не прикрытой двери падала на мозаичный пол и единственное высокое кресло в центре зала. Стены тонули во мраке.

Борясь со страхом, Корбодан дошел до кресла и уселся.

Охранник, прежде чем прикрыть дверь, глянул на него, и подмастер содрогнулся от укола этих глаз, прятавшихся в тени капюшона. Створки закрылись. Он погрузился в неимоверную черноту. Сразу стеснило дыхание, мускулы напряглись. Корбодан стал бороться со своим организмом, чтобы расслабиться. Сердце бешено стучало.

Ничего не происходило. Внезапно его осенила жуткая мысль: а что, если Великий Демиург уже исповедует его?

Тут же, забыв обо всем, он стал фокусировать мысли.

Сконцентрировав их, краем сознания начал проверять свои ощущения. Вокруг стелилась странная колдовская тишина.

И началось!

Стены исчезли, и зал наполнился языками пламени.

Корбодан находился в самом центре жгучего огня, чувствовал страшный опаляющий жар, но не кожей, а как-то иначе, словно бы жгли его другое тело, которое у него тоже было. Корбодан зажмурился — не помогало. Пламя билось со всех сторон, и он отчетливо видел его даже с закрытыми глазами.

Великий Демиург начал свою атаку!

Преданность! Корбодан всего себя вложил в это чувство. Все его мышление подчинено преданности Великому Демиургу. Пусть пылает все вокруг, пусть он, возможно, исчезнет в этом всепроникающем пламени — ничто не отвратит его от того, кто пришел, чтобы воспринять в себя мир.

Появилось ощущение пристального взгляда. Кто-то тяжело копался в его сознании, пытаясь заглянуть в самые потайные уголки души. Преданность! Корбодан давал понять, что это чувство владеет им безраздельно, хотя уже дрогнул внутренне, почувствовав неизмеримую мощь всепроникающего взгляда. Постепенно мысль о преданности слабела, выдыхалась и вот-вот готова была испариться, теснимая клокочущим сумбуром паники, за которым неудержимым потоком могли хлынуть любые чувства. Тогда он постепенно стал переходить на любовь.

Борьба продолжалась. Огонь, казалось, уже выжег все его внутренности. Терпение и воля иссякли.

Любовь, только настоящая любовь, глубокие сильные волны которой подмастер фокусировал в своем сознании, — она всепроникающа, безмерна, безгранична… Она учит, подсказывает, помогает, направляет к Великому Демиургу. Дает возможность отличать истинное от ложного и вредного. Дает по-настоящему ясно осознать ту Цель, великие предначертания которой выпало ему осуществлять!

Страшный взгляд невозмутимо рылся в нем.

Корбодан начал слабеть. Не смея хоть на секунду ослабить волю и сознание, вдыхая раскаленный воздух, он познал, что такое настоящий ад. Но именно это, как ни странно, помогало продолжать борьбу. Чересчур велик был ужас перед последствиями неверного шага. Откуда-то черпались все новые силы, он чередовал и чередовал чувства преданности и любви…

Время замерло. Пространство окаменело. Только длилась эта чудовищная пытка, и он боролся, не давая себе послабления, не позволяя прорваться шлюзам сознания, через которые откроются самые глубины его души…

Когда высокие створки дверей Исповедальни открылись и лучи света упали на кресло с полуживой жертвой, охранник неспешно прошел в глубь зала. Перекосившееся лицо испытуемого заставило его содрогнуться под маской.

— Подмастер! — почтительно шепнул он. — Подмастер Корбодан! Исповедь окончена.

Тот тупо уставился на него, не осознавая, кто перед ним.

Охранник слегка дотронулся до его плеча: — Пора идти.

Корбодан неестественно прямо поднялся и сделал шаг.

Потом, словно очнувшись, сорвался с места и побежал из Черного зала.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Третий день 04 ч. 25 м.

Крик Хеликса разорвал тишину. Он заметался в железных стенах убежища, срывая остатки покоя и сна, возвращая к суровой реальности.

Первым делом Моросанов, открыв глаза, сверился с хронометром — поспать удалось четыре часа. Вполне достаточно для Додарба.

О чем это кричал Хеликс?

Илья схватил схит и выбежал из каюты.

— Город! — снова завопил Йоронг высоким фальцетом. — Мертвый город! Теперь мертвый город!

Выскочив на поверхность, Илья увидел Хеликса и подоспевшего Кристофера. Напарники даже не повернулись к нему, полностью поглощенные открывшимся перед ними потрясающим зрелищем.

Мертвый город начинался почти сразу же за большими зелеными валунами, метрах в ста. Он лежал в глубокой равнине, окруженный титанической полуразрушенной крепостной стеной. В рассеянном предутреннем свете радужно сверкали и переливались купола непонятных высоких строений, свечками поднимались в небо остроконечные темные шпили, поблескивали, словно зерна, многочисленные дома с плоскими крышами. Повсюду виднелись следы борьбы и разрушения — словно каверны, зияли неровные сквозные прорехи в стенах и крышах, многие шпили, не доходя и до половины своей высоты, обрывались изломанными остриями.

— Смотри, — резко дернув за рукав Моросанова, прошептал Хеликс. — Звездолет!

Илья и сам уже увидел вдалеке, на окраине города, огромную темную воронку, словно кратер вулкана, обугленные остовы зданий, среди которых, изрядно измятый, возвышался обгоревший корпус боевого крейсера. Несмотря на то что Илья отдавал себе отчет в нереальности зрелища, оно производило сильное угнетающее впечатление. До сих пор они видели на Додарбе только изумительной красоты хрустальные города, которых не коснулось разрушение. Почему им теперь показывают это? В том, что видения миражей проецируются специально, Моросанов уже не сомневался. Этот мертвый город — явно работа Аркла. Что это — предупреждение, шантаж?

— Поразительные разрушения, — шептал Йоронг. — Ни разу еще в космосе не вспыхивала война. Что они хотят этим сказать? Ужасное зрелище.

— Длор боится прилета эскадры. — Крис повернулся к Илье, мельком взглянув на таргянина.

— Их можно, понять, — сказал Илья, — они не желают, чтобы мы устраивали свои дела на их территории.

— Кто же этого захочет? — с сердцем проговорил Хеликс. — Они правы.

— Остается только передать их пожелание рэбберам, бросил Крис.

— Они хотят, чтобы мы втроем разрушили организацию серкеров. — Илья положил руку на плечо Йоронга. Втроем против семи тысяч.

Крис хмыкнул и вернулся в убежище.

— Это был красивый город, — с сожалением произнес таргянин.

— Этого города никогда не было, — ответил Моросанов, — это сказка. Разве были у хрустальных городов крепостные стены?

— Нет, — согласился Йоронг. — Но на Майе вообще ничего нет. Разведчики ничего не могли найти. Уирды прячутся от людей. Кто знает, может быть, они скрывают свои города и показывают их нам время от времени?

Моросанов пожал плечами.

На раскрасневшемся горизонте маленькой яркой точкой сверкнул край светила. Все вокруг преобразилось в утреннем свете звезды Шичи. Плоскогорье, на котором располагалось убежище, было нагромождением огромных каменных валунов зеленого цвета. Теперь они заискрились всеми оттенками изумруда. Небо над головой глубокого фиолетового цвета постепенно бледнело к востоку. Звезды уже пропали, им на смену с севера наползали бело-алые облака.

Разрушенный город, освещенный справа поднимающимся солнцем, стал реальнее и ярче. Стены домов блеснули, словно стеклянные, темно-фиолетовые тени пролегли глубже, сделав мираж рельефнее. Разноцветные купола переливались радугой, будто капельки росы на рассвете.

— Какая прелесть! — Хеликс порывисто вздохнул. — Но почему-то не хочется туда идти. Мне не нравится этот мертвый город.

Илья повернулся и посмотрел на вход в убежище. Жилище первых разведчиков было отлично замаскировано.

Ворота в ангар, где свободно разместилась «черепаха», прятались в громадной щели меж двух больших валунов.

Внутри располагался склад, две жилые каюты и командный пост с четырьмя видеоэкранами на оптических объективах. Все окрестности оттуда просматривались как на ладони. В убежище был колодец с родниковой водой, запас продовольствия и энергии, которых хватило бы на годы жизни. Командный пост разведчики оборудовали хорошей высокочастоткой и АМА. Они были очень великодушны, оставив все это в полной сохранности, замаскировав и законсервировав базу.

Убежище еще ночью обнаружил Крис, каким-то чудом сумев углядеть его приборами ночного поиска. Едва обосновавшись, они включили коммуникационный компьютер «черепахи» и узнали точное место расположения базы рэбберов. После предложения Аркла и странного разговора с ним на душе было невесело. Уирд подталкивал их, предугадывая ходы, а работать всегда лучше с чистыми тылами. Но Аркл давал ценную информацию, и обойтись без него в этой ситуации было невозможно. Оставалась еще тайна редлита, сто сорок килограммов которого лежало в трюме «черепахи». Каковы его свойства? Зачем он так нужен рэбберам?

— Знаешь, — сказал Хеликс, щурясь от солнечного света, — мне понравился Аркл. Я знаю, ты удивишься, Илья, потому что считаешь, что я виню его в смерти экипажа Батрика. Но это не Аркл и не уирды. Вчера, когда мы ехали, я понял, что это не они. Мне даже кажется, что я понял Аркла. Они просто не способны на насилие.

— Почему ты так считаешь?

— Когда я увидел здесь восход, меня озарило. Эта планета очень мирная. По крайней мере, была такой до появления людей. Я понял, что Аркл преступает свои принципы, толкая нас на борьбу против Демиурга и рэбберов.

— Демиург… — повторил Моросанов. — Хоть бы знать, что это такое.

— Ему неприятно было вынуждать нас, он по-настоящему страдал. Мне его так жаль. И он уверен в нас.

— Почему ты считаешь, что они не способны на насилие?

— Я не могу доказать. Я так чувствую. — Хеликс вздохнул еще раз и виновато посмотрел на Илью. — Просто чувствую.

Чувства не подводят нкинов — это Илья хорошо помнил. К словам Хеликса стоило прислушаться.

Над каменистой равниной прокатился щемящий звук «оросли». Он был необыкновенно силен и тревожен. Когда он смолк, мертвый город растворился в воздухе, словно его сдуло порывом ветра. Сразу возникло рщущение пустоты.

— Пошли, — сказал Моросанов, — лучше не рисковать.

Сегодня они будут прочесывать поверхность с орбитальных патрулеров.

— Они подумают на Аркла, — тихо сказал Хеликс, следуя за Ильей.

— Вот именно. А мы пока выждем.

В большой каюте командного пункта убежища задумчиво сидел Крис. Перед ним стоял металлический стол, на котором неровной горкой возвышались темно-серебристые камешки, каждый величиной с крупный орех.

Крис бросил хмурый взгляд на вошедших. Похоже, он продолжал ломать голову над тем, что собой представляет редлит. Илья взял один камешек и сразу ощутил его необычную тяжесть. «Чем-то похож на свинец, — подумал Моросанов. — И по виду, и по плотности». В то же время от минерала исходила едва уловимая теплота, словно его где-то нагрели. А может быть, редлит излучает какие-то волны? Его размышления прервал голос Криса: — Зачем они меняли его на мямаров?

— Был бы Аркл, спросили бы, — в тон ему ответил Хеликс.

Крис посмотрел на Йоронга с таким видом, будто видит его впервые.

— Послушай, — сказал он, — ты ведь нкин.

— Да, — ответил таргянин и сел рядом.

— Может, ты сам попытаешься догадаться, зачем им нужен редлит?

— Я приблизительно знаю, — просто ответил Йоронг.

Крис переглянулся с Ильей.

— И молчишь?

— Я не знаю, как вам это объяснить… И не совсем понимаю, как его можно применять…

— Ну-ка, — Илья подошел к Хеликсу, — рассказывай. Мы сами подумаем, что с ним можно сделать.

— Хорошо. — Йоронг задумчиво закатил большие серые глаза. Потом отстегнул перевязь обруча и снял его со лба. На месте обруча осталась красная вдавленная полоса. — Но я не уверен, что смогу правильно передать, здесь все так тонко…

— Не тяни, — ласково попросил Крис.

— Когда Аркл ехал с нами в вездеходе, я немного, совсем немного поработал с ним. Аркл был очень возбужден и открыт, может, поэтому мне удалось так хорошо слиться с ним.

Илья выразительно посмотрел на Криса — вряд ли стоило перебивать Йоронга. Очень эмоциональные, зависящие от настроения, обращающие внимание на каждую мелочь таргяне пугливо замолкали, если им не давали излагать свои мысли так, как они текут. Привыкший к краткости, простоте и молчанию, Крис вряд ли представлял всю сложность оттенков душевных переживаний и ощущений, через которые, как через тропические дебри, продирался сейчас Хеликс.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы превратно истолковали мои слова, но Аркл будто бы уверен в том, что знает, зачем мы прилетели. Я имею в виду не нас, вернее, не только нас, «Миссию Эдипа-1», но и вообще всех людей на Додарбе, в том числе и рэбберов. И он сам как представитель, как часть определенной силы стал помощником в этой работе. Но это даже не работа, я никак не могу подобрать подходящие слова… Когда сталкиваешься с непонятными явлениями, очень трудно их перевести на человеческий язык. Изобретать новые слова бесполезно — их тоже сначала придется объяснять с помощью старых… Эту работу выпало осуществлять Арклу.

— Так что же редлит? — не удержался Крис.

— Это и был редлит. — Хеликс замолчал, продолжая, словно по инерции, шевелить губами.

«Сказано много, — подумал Илья, — но информации никакой. Что он хотел сказать?»

— Редлит, — наконец вымолвил Йоронг, — это нечто необычное, с этим люди еще ни разу не сталкивались в Пространстве. А если бы и столкнулись, то не поняли бы, что это на самом деле.

— Чем он хорош? — спросил ариестрянин. Чувствовалось, что многословие Хеликса раздражает его, но Крис сдерживался.

— Аркл уверен, что он великолепен. Это… Ну, если можете себе представить камень со свойствами воздуха или, нет, скорее огня! Да, именно огня! Помните известный афоризм Блосса: «Индивидуальность человека есть скорее индивидуальность огня, чем индивидуальность камня».

Редлит нужен для индивидуальности огня, это инструмент для изменения психики, хотя таким и не выглядит.

Рэбберы ничего не поняли, они стали пользоваться им как простой материей. Это неудивительно: человек каменного века использовал бы разрядник АМА вместо дубины.

Таков уровень сознания.

Хеликс заметно возбудился, речь его стала прерывистой, он то замолкал, то начинал говорить громче и воодушевленнее. Щеки у него порозовели, глаза по-прежнему были закрыты.

Илья внимательно слушал, но смысл речей таргянина все время ускользал от него. В тайну редлита, таким образом, проникнуть не удавалось. Вполне возможно, что у Хеликса сложилось какое-то представление об этом минерале, но передать его достаточно адекватно он не мог.

— Погоди, — остановил таргянина Илья, — связаны ли как-нибудь легенды о Пустой Планете с редлитом?

Хеликс замолчал на полуслове. Он открыл затуманенные глаза и удивленно посмотрел на Моросанова. В глазах его было бездонное море.

— Так это и есть редлит. Они все находили редлит!

— Аркл, — коротко сказал Кристофер.

Обернувшись к экрану, Илья увидел, что перед самым объективом во всю величину экрана неподвижно стоит уирд. Он не мигая смотрел в камеру, словно видел их.

Взгляд был холоден и пуст, как у ящерицы.

Третий день 05 ч. 00 м.

Теперь вид Аркла показался Моросанову вызывающим. Горделивый наклон головы, замерший, направленный в стену взгляд, беспечная поза. В то же время Илья отдавал себе отчет, что позы и мимика чужой цивилизации наверняка просчитываются совсем с другим смыслом.

— Я вижу, вы уже почти разобрались с редлитом. Уирд словно проглатывал гласные, и казалось, его речь состоит целиком из жестких согласных букв.

— Почти, — ответил Крис, усмехнувшись.

— Положение неравно. Вы знаете меньше рэбберов.

Моросанов заметил, как широко раскрылись глаза Хеликса. Уирд вдруг резко повернулся к Йоронгу:

— Вы — Хеликс. Не соединяйтесь со мной. Это может стать больно. Вам рано.

Лицо таргянина потемнело, он отвел взгляд в сторону.

Илья заметил, как дрогнули его пальцы. Он тут же включился в энергообмен с Хеликсом, испугавшись, что уирд решил проучить навязчивого Йоронга. Без сомнения, Аркл чувствовал все попытки Хеликса проникнуть в его биополе. Но нет — с Йоронгом все было в порядке. Ему, видимо, просто стало неудобно перед Арклом.

— Гуманоиды, которых я встречал, — как ни в чем не бывало продолжил уирд, — не понимают работу мысли как надо. — Он по-прежнему смотрел в точку на стене и говорил, словно ни к кому не обращаясь. — Ваши мысли не центрированы — значит, бессильны. Хотя у вас лучше, чем у прочих.

«Эге, — подумал Моросанов, — этот четвероногий парень, кажется, запросто читает наши мысли?» Он спешно надстроил вокруг себя дополнительное защитное поле жестких энергий. По напрягшемуся лицу Кристофера понял, что тот сделал то же самое.

— Если есть достаточная концентрация — можно заставить редлит работать!

— Но как? — тотчас откликнулся Хеликс.

— Редлит преображается в то, что захотите. Пробуйте!

— Сейчас! — крикнул таргянин, — Что делать?

— Концентрируйся. Представь, что хочешь получить.

Хеликс прищурился, глядя на камешки. Илья с интересом переводил взгляд с Хеликса на редлит. Минерал не изменялся, хотя под бледными скулами нкина ходили желваки, а лицо окаменело от напряжения.

— Не напрягайся, — предостерег Аркл, — от мускулов это не идет. Наоборот.

Вдруг редлит шевельнулся, отдельные камешки слились в одну кучу, став похожими на круглую толстую лепешку. Лепешка, чуть приподнявшись, шлепнулась обратно на стол и замерла. Хеликс очнулся, вытер лоб рукавом и тяжело задышал.

Аркл коротко тявкнул и отвернулся.

— Что это? — поразился Кристофер. Зрелище преобразившейся материи подействовало на него как удар тока.

— У всех одинаково, — сказал уирд, — нет концентрации.

— Как это нет! — возмутился Хеликс.

— Даже средние рэбберы сейчас работают лучше. Теперь ты, Моросанов.

— Зачем же ты их учил? — спросил Хеликс.

— А вас? — вопросом ответил уирд. — С людьми неизвестно к чему приведет. Я помогу вам разделаться с Демиургом, а потом?

— Погоди, Аркл, — сказал Моросанов, — еще неизвестно, будем ли мы бороться с рэбберами. Кстати, ты нам так и не рассказал, что вам в них не нравится.

— Всегда не нравится насилие, — сразу ответил уирд, но пробуй, Моросанов!

Опять наступила тишина.

Илья расслабился, закрыл глаза и успокоился. Потом, не торопясь, вывел в мозгу одну мысль. Как на учебных занятиях психополигона ВБ по отработке гипноза, он наполнил созданный образ своей энергией, пока тот не стал вибрировать в мозгу, потом дал эмоциональное напряжение и бросил весь этот клубок в редлит…

Раздался свист, словно куда-то с силой втягивался воздух, камешки мгновенно трансформировались в мутное облако, из которого возник, сверкая глазищами, мямар.

— Багдо! — выдохнул Крис.

— Ну… Это… Знаете… — прошептал Хеликс. — Загадочные странности…

— Не расслабляйся! — крикнул Аркл.

Илья не слышал. Он уже хорошо умел укрываться от внешних раздражений за броней концентрации. Моросанов вживался в мямара, отсекая ощущения собственного тела, и уже чуял тысячи запахов, слышал тысячи шорохов. Моросанов поднял лохматую голову и уставился немигающим взором на того, кто сидел напротив. Когда взгляды скрестились, Аркл прыгнул на стол и медленно подошел к нему. Один раз уирд недоверчиво оглянулся на громадное, словно башня, сидящее с закрытыми глазами тело Моросанова и ближе подошел к реддиту.

— Ты здесь? — еле слышно спросил он.

Багдо — Моросанов несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, прежде чем появился голос: — Здесь.

Концентрация вошла в стадию иммунитета, когда ничто, кроме желания и воли, не могло создавать помех.

Моросанов испытывал наслаждение, словно молодой пилот, впервые выводящий звездолет в космос. Он ощущал радость, гордость, упоение от собственной власти над редлитом.

— Хватит, Моросанов, — услышал он голос Аркла, — на первый раз.

Но усталости он не ощущал. Напротив, была какая-то свобода и легкость. Илья взглянул наверх, изучая того, непомерно большого, Моросанова, что сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.

Сверху задвигалась очень большая фигура Криса, появилась здоровенная ладонь, он ловко увернулся от нее.

Тотчас послышался глухой шум. С кошачьей реакцией обернувшись, он увидел, что Крис озабоченно поддерживает большое тело. Его, Моросанова, тело, выскользнувшее из кресла!

Илья «выпрыгнул» из образа Багдо и вновь ощутил себя человеком. Откуда-то появилась боль, она ширилась в голове, наваливалась все сильнее, и он поморщился.

— Что с тобой? — тряс его за плечо ариестрянин.

Илья посмотрел на него и сжал губы.

— Ничего, Моросанов. У всех то же, — проворковал Аркл. — Потом будет легче.

— Голова болит? — участливо спросил Хеликс. — Но здорово у тебя… получается.

— Смотри, Хеликс, — многозначительно сказал Аркл, Моросанов тоже впервые с редлитом. Но лучше концентрируется.

— Как тебе это удалось? — удивился нкин.

Моросанов массировал переносицу. Боль уже уходила, только ныла энергетическая точка под обручем между бровями.

— Не знаю, что тут сложного, — пробормотал он. — Это легко, надо лишь немного сосредоточиться…

— Итак, — заключил Аркл, — есть время, есть редлит. Думаю, знаете, чем дальше заниматься.

— Редлитом мы займемся. Непременно, — пообещал Крис. — А ты расскажи нам о рэбберах. Что ты говорил о системе насилия? Кто такой Демиург?

— Хорошо, — сказал Аркл.

Четвертый день 14 ч. 15 м.

Работа с солдатней отняла больше сил, чем он рассчитывал, и Поль дал себе небольшую передышку. Он изнутри оглядел свое шарообразное тело и подумал о том, что делать дальше. История с Арклом и Батриком была очень не ко времени. Ох, как не ко времени!

А что, если все слова хитрого уирда о неприятии его народом насилия — пустой звук? Что, если в эту мохнатую башку придет мысль разделаться с Дворцом? Коли у них был редлит, может найтись вполне приличное оружие. Со старыми цивилизациями держи ухо востро!

«Тьфу, — одернул себя Четвертый, — о ком ты говоришь? Пока что видно только Аркла и пирамиду. И больше ничего. Если не считать все эти призрачные растения и красные миражи. Никого и нет, кроме Аркла, понял?

Запомни — никого!» Четвертый давно пришел к убеждению, что Аркл — последний представитель угасающего племени псевдомямаров, хотя не исключено, что он всего лишь биоробот или что-нибудь вроде осязаемого миража. Ведь вначале и Аркл был бесплотен. Они этого не видели, но так рассказывал Салам — один из первых исследователей Додарба.

Салам был хитрым парнем и, познакомившись с Арклом, сразу смекнул, что такое редлит. Он хорошо умел держать язык за зубами, пока не пришел в секцию блоссистов на Уине, которой руководил Поль. У Салама хватило ума рассказать, что вместе с ним Аркл посвятил в тайну еще трех исследователей — Шереста, Твана и Береру. Салам оказал неоценимую услугу движению. Однако он слишком рвался на Додарб сам… Его свидетельство, что Аркл был призраком, — единственное. Когда на Додарб прибыл Поль, уирд стал осязаемым.

Узнав от Салама о редлите и мямарах, они поволокли на Додарб кучу этих зверьков и начали бойкую торговлю с Арклом. Зачем старому уирду мямары, они не знали, но предполагали, что каким-то образом тот использует их, чтобы омолодить кровь своей угасшей нации. Недаром уирды так схожи с мямарами! Но это не важно. Главное — стратегические запасы редлита теперь приняли такие размеры, что можно смело задумываться об освоении других планет. Поначалу было много хлопот с секциями блоссистов, они никак не хотели признать новых вершителей своих судеб. Особенно яростно оспаривали право на применение силы. Тут — Поль злорадно усмехнулся — он проделал немалую работу, убеждая сомневающихся. Разве не учит блоссизм, что расширенное сознание стремится включить в себя больше и больше нового? «Я называю это Рэббом, и это пора переделать!» — говорил старик Блосс. А Рэбб — это старый мир, и рождение нового неизбежно приводит к разрушению устоявшихся форм, к ликвидации старых рамок, границ, законов. Таков принцип мира!

И без насилия здесь обойтись совершенно невозможно.

Особо упорных пришлось утихомирить с помощью Демиурга. Хорошая гипнодоза решала любой спор. Естественно, после встречи с этим психогигантом отпадали сомнения даже у самых ретивых противников. Теперь блоссистам стало ясно, что рэбберы, цвет и сила блоссизма, являются единственной надеждой и смыслом будущего для всего человечества.

Четвертый Мастер снова вернулся к действительности, почувствовав, что потраченные душевные силы возродились в нем. Все-таки эти обязательные пятнадцать ежедневных сеансов здорово изматывают психику. Но без них не обойтись — гипноуроки стальными звеньями структурируют сознание бойцов Великого Демиурга!

Теперь, после передышки, можно было работать дальше.

Он мимоходом проверил состояние психики подмастеров. Затем переключился на магистров. Те не заметили или сделали вид, что не замечают проверки. Уже довольно крепкие, они спокойно реагировали на подобные манипуляции со своим сознанием, не пугаясь необходимой откровенности. Магистры были сильны и потому опасны.

Их приходилось проверять ежедневно, чтобы успокоить чувство растущей тревоги в груди. Поль был убежден, что и остальные три Мастера поступали с магистрами точно так же. К Мастерам Поль не решился лезть в душу. Если каждый из них во время сеанса начал бы проверять остальных трех, жизнь превратилась бы в мучительную пытку. Нет, Мастера не решались прощупывать друг друга, сохраняя шаткое равновесие, основанное на простом доверии.

Закончив необходимые дела, Поль проверил состояние энергетических полей на Додарбе и отметил, что блокирующее воздействие Длора на противоположном полушарии не изменилось. Сейчас это был хороший знак-после случая с Батриком можно было ожидать активизации со стороны Кошачьей горы. Но, слава Богу, все по-прежнему.

Что ни говори, эти уирды здесь здорово мешают!

«Почему уирды? — одернул себя Мастер. — Аркл один. Один!» Поль переключился на недавно занятый космодром.

Там все было в порядке. Станция пристально следила за состоянием космического пространства вокруг Додарба, обрабатывая сведения от орбитальных патрулеров.

Тайный космодром тоже был в норме. Там проводились учебные полеты — пилотов все еще не хватало.

«Дьявол! — подумал Четвертый. — Блоссисты с Мирты до сих пор не выслали отряд хороших пилотов. Сколько они будут кормить нас обещаниями?» Отдохнув, собравшись с силами, он сосредоточился и покинул Додарб, выпрыгнув в космос. Тотчас на него обрушился каскад чьих-то громких и приглушенных голосов, криков, смеха. Космос жил своей напряженной жизнью.

Поль убрал лишние частоты мыслеволн, оградил себя от назойливой информации несколькими тормозящими блоками и стал продираться через толщи Пространства.

Это было самое сложное во всей работе с биошаром — действие через космос. Его человеческие чувства говорили, что он ввинчивался, втискивался во что-то упругое и неподатливое. Его словно мяли плотными валами, хотя на самом деле телу ничто не грозило. Работал лишь мозг.

Два раза он промахнулся, выйдя на крупный звездолет и какую-то мрачную маленькую планетку.

Мысль Поля, усиленная потенциалом Демиурга, неимоверно утончалась, чтобы в бешеном натиске пронзить планеты и парсеки и выйти на того крохотного человечка, который был ему нужен. Это был высший пилотаж работы с Демиургом! Игра с огнем: биошар пульсировал бешеной энергией, и требовалось умело и точно управлять ею, не запутавшись в перехлестах и наплывах чужеродных мощностей и сил. Поль даже сквозь суперзащиту чувствовал колеблющие всю его структуру титанические скрипы, уханье, звон, тонкую, как трель, вибрацию… И наконец, словно из небытия, выплыл перед ним образ Омбера — руководителя блоссистов планеты Мирта.

Четвертый Мастер вошел в психополе планеты и стабилизировал связь. Теперь можно было узнать о делах на Мирте.

Третий день 15 ч. 00 м.

Моросанов вымотался настолько, что не было сил пошевелить даже рукой. О том, чтобы встать и идти, не могло быть и речи. Казалось, после такого напряжения трудно даже думать. Он ощущал жажду и легкий голод. С самого утра, как Хеликс повел их смотреть мертвый город, он ничего не ел. Конечно, при необходимости Илья мог обойтись без пищи больше месяца, сохраняя психическую энергию и физическую силу. Но с чувством голода бороться всегда труднее, чем с самим голодом.

Постоянные упражнения с редлитом окончательно вымотали его. День вспоминался как сплошной кошмар, как ряд болезненных пробуждений, когда крутыми тисками сдавливало голову после очередного сеанса работы со сверхпластичным минералом Аркла.

Редлит был, несомненно, чудом. Возможности его оказались столь велики, что, задумываясь о них, Моросанов терялся. Овладев техникой мысленного управления редлитом, можно было стать поистине всемогущим. Как он пригодился бы во всех отраслях производства Содружества, какую неоценимую помощь оказал бы освоителям новых планет, аварийным ремонтным бригадам, скульпторам… В любой сфере человеческой деятельности, какую ни вспоминал Илья, редлит был незаменим. Он обладал способностью, подчиняясь мысленным приказам людей, превращаться в любое материальное тело, любой вид энергии. Единственный недостаток минерала заключался в том, что едва кончалось мысленное усилие, направленное на него, как он снова превращался в груду сухих серебристых камешков. Чтобы поддерживать существование вылепленных из него предметов, необходимо постоянно контролировать в сознании образ желаемого объекта. В этом, конечно, была большая сложность. Моросанов помнил, сколько сил в свое время было затрачено в спецкурсе Внутреннего Бюро КВС на то, чтобы воспитать у него и остальных курсантов способность к длительной и глубокой концентрации, когда все внимание без остатка направляется на один предмет.

Сознание неподготовленного человека устроено таким образом, что само по себе не способно долгое время фокусироваться на одном объекте или по желанию не допускать в себя другой. Мысли имеют постоянную тенденцию «течь», сменяя одна другую. Сила такого «потока» очень велика. В этом Илья убедился на первом же занятии спецкурса, когда получил задание удержать определенную мысль в течение полминуты. Уже через тринадцать секунд он поймал себя на том, что думает о чем-то постороннем. Владеть своей головой оказалось сложно.

Эти фокусы нетренированного сознания сыграли бы губительную шутку при наделении человека повышенным биопотенциалом. И уж, конечно, не позволили бы сейчас достаточно хорошо управлять редлитом.

Следовательно, к моменту встречи с редлитом он подошел уже достаточно подготовленным. В будущем людям придется затрачивать много времени сначала на тренировку собственного мышления, а уж после учиться работать с редлитом.

«Погоди, — остановил он себя, — людям, быть может, вовсе не суждено использовать редлит. Неизвестно, согласится ли цивилизация уирдов предоставить в наше распоряжение этот минерал. Вполне вероятно, что после того, как инцидент с рэбберами будет исчерпан, Аркл заберет назад все, что у них есть. А если и не заберет, запасов надолго не хватит».

Весь день Илья экспериментировал с редлитом и довольно скоро выяснил: ничем сверхъестественным здесь и не пахнет. Минерал подчинялся объективным физическим законам и чем больше превращений испытывал, тем больше терял в массе. Значит, через какое-то определенное время редлит «выработается», и, если не будет новых источников, о нем придется забыть.

А что, если победителями в борьбе выйдут рэбберы?

Каким страшным бедствием для человечества станет удивительное открытие уирдов! Конечно, столкнувшись впервые с применением редлита, подходящая эскадра спец-Кфлота КВС будет моментально деморализована и разгромлена. Редлит при достаточно умелом управлении поглощает и излучает любой вид энергии, так что боевые звездолеты рэбберов будут практически неуязвимы. Пираты могут вообще обойтись без космической военной техники-отправят навстречу эскадре псевдокораблъ из редлита. А может, у них есть в запасе и что-нибудь посерьезнее, о чем Илья пока и не догадывался.

Следовательно, как и предполагает Аркл, группа обязательно должна вступить в борьбу против новых серкеров, чтобы помешать им использовать свое преимущество. Но каким образом три человека могут помешать действиям целой армии из семи тысяч хорошо обученных солдат?

Моросанов уже имел опыт работы против пиратских группировок, но тогда он не был так стеснен временем.

Вместе с товарищами из Омега-корпуса он спокойно и методично внедрялся в бандитские организации и, выяснив методы и структуру их действий, бил в слабое место, вызывая деформацию внутренних связей. Важно в таких случаях отрезать агрессивно настроенную верхушку от рядовых исполнителей, как правило случайно попавших под влияние преступных главарей. Но сейчас в запасе оставалось чуть больше пяти местных суток. Ни о каком вживлении в банду речи быть не могло. Командир эскадры спец-К-флота КВС Стив Ашор, решительный и бескомпромиссный офицер, в случае провала группы сразу начнет боевые действия. И проиграет. Что же делать?

Может быть, стоит потребовать от Аркла помощи, — в конце концов, его родная планета может стать ареной беспощадной борьбы. Нет, действовать нужно по старой схеме: любым способом изолировать правящую верхушку, дать одуматься рядовым рэбберам, убедить их выступить против своих вожаков. Наверняка большинство попросту одурманено фокусами с редлитом, которые им показывают Мастера.

Чтобы победить рэбберов, надо воспользоваться их же оружием. Против редлита будет применен редлит, против внушения — внушение! Но сначала надо досконально изучить их философию, надо хорошо ориентироваться в тех вопросах, которые для них являются ключевыми и толкают на бунт. Надо изучить блоссизм!

Илья вытащил из кармана небольшую желтую карточку, взятую из картотеки «черепахи», вставил ее в приемную щель инфоркомпа каюты.

На небольшом экране появилось задумчивое лицо — лиогянин пристально глядел в объектив. Изображение казалось негативным, так странно смотрелись на этом темном лице белоснежные борода и усы. В больших черных глазах прятался странный огонек, то ли скрытая усмешка, то ли вызов. Высокий, иссеченный морщинами лоб рождал представление о мощном интеллекте, упрямо сжатые губы придавали всему облику выражение собранности и внутренней борьбы. Лицо Моросанов узнал сразу.

Это был Бун Блосс — идеал и образец человека для каждого блоссиста.

— Ты пришел выслушать меня, — раздался негромкий проникновенный бас. — Ты пришел ко мне, — значит, пришло твое время. Я готов принять тебя. Я готов дать тебе многое. Я готов позволить тебе припасть к дивному источнику, способному утолить твою жажду…

Завораживающий, гипнотизирующий голос словно подбирался к самым потаенным уголкам души Моросанова. Тон был стопроцентно удачным: Блосс, без сомнения, был выдающимся психологом.

— Ты пришел ко мне со своими вопросами. Я знаю большинство из них. Ты спрашиваешь: «Почему я живу на свете уже столько-то лет, но спокойствие не приходит ко мне?», «Каждый день я бьюсь над решением своих жизненных проблем, вкладываю много сил и труда, но проблемы не уменьшаются, а растут день ото дня», «Что я должен сделать, чтобы жизнь моя стала спокойной и плавной, как течение реки?», «Как мне победить свою раздражительность, я чувствую, что я бессилен перед ней, хотя всячески пытаюсь от нее избавиться?», «Мои близкие не понимают меня, они хотят, чтобы я стал другим, и я ничего не могу с этим поделать, как быть?». Я знаю, как видишь, твои вопросы. Но послушай — брось их. Это не вопросы. Ты приходишь ко мне и задаешь, как все остальные, целую кучу второстепенных вопросов. Они не помогут тебе. Почему каждый, кто приходит ко мне, не задает настоящих вопросов? Их мало — настоящих вопросов, но вы до них никак не дойдете. Никто не задает мне настоящих вопросов, а на второстепенные отвечать бесполезно. Лучше их не задавать. Лучше сразу искать ответ на настоящие вопросы, тогда второстепенные отпадут сами собой…

«Этот Бун Блосс совсем не прост, — подумал Моросанов. — Как ловко несколькими фразами он отметает все, с чем приходят к нему люди. Он явно стремится перевести их напряженность на угодные ему рельсы. Посмотрим, чем он закончит».

— Критерий настоящего вопроса прост: на него невозможно дать ответ. Если есть ответ, — значит, вопрос не настоящий. Настоящих вопросов мало. Их всего три: «Кто я?», «Откуда я?», «Куда я иду?». На них невозможно дать ответ. Над ними возможно только размышлять. И если ты будешь делать это достаточно серьезно, то сам в конце концов станешь этим вопросом и окажешься лицом к лицу с ответом. У тебя не будет ответа, ты сам станешь этим ответом. И тогда больше не станешь задавать второстепенных вопросов, они отпадут сами собой, как шелуха. У тебя возникнет шанс стать по-настоящему живым. И вот тогда мы с тобой займемся серьезной работой. Очень серьезной работой…

Илья остановил запись и задумался. Блосс ставит приходящего к нему человека сразу перед парадоксом, дает ему нелегкую задачу, заранее предупреждая, что на нее нет ответа. Еще бы! Все три вопроса вот уже несколько тысячелетий волнуют лучшие умы человечества. С тех пор как были открыты миры «молодой тройки» и в составе Содружества стало семь звездных цивилизаций, перед учеными со всей остротой встал вопрос: почему, выйдя в космос, человек встретил братьев по разуму, практически ничем не отличающихся друг от друга? Почему жители Земли и Лиого, Сиция и Джозлуса, Шагара и Тарга не просто чрезвычайно схожи внешне, но словно являются далекими братьями? Почему их биология и психология практически одинаковы? Создавалось впечатление, что некий Космический Сеятель в невообразимо далеком прошлом разбросал в звездных просторах ростки человеческого разума. Разница между людьми разных миров столь мизерна, что между ними возможны даже браки. Немного иной цвет кожи, минимальные отличия в росте и пропорциях.

Даже на Земле, насколько помнил Илья, разные нации отличались друг от друга зачастую сильнее.

Конечно, люди встретили в Пространстве и представителей разума совсем иных биологических форм — сверхдальние экспедиции вошли в контакт с разумными рептилиями Ооша, паукообразными жителями Сиририи, жесткокрылым змееподобным населением Элласа. Но все эти гуманоидные цивилизации гнездились в такой чудовищно отдаленной зоне космоса, что о каком бы то ни было сотрудничестве не могло быть и речи. Здесь же, на вполне досягаемых расстояниях, удивительно кучно жили только люди. Кто знает, может, в далеком прошлом это была могучая древняя человеческая цивилизация, в результате какого-то космического катаклизма потерявшая свое могущество и отброшенная к самым истокам исторического развития? Этот серьезный вопрос изучался в специальных институтах, многочисленные археологические экспедиции работали на всех открытых Содружеством планетах, пытаясь найти следы первоначальной источниковой цивилизации. Но до сих пор таких свидетельств не было. Загадка оставалась нерешенной.

На этом решил играть Блосс? Посмотрим, что он скажет дальше.

— Когда ты станешь немного другим, — продолжал голос, — когда ты поддашься моему влиянию, когда ты скажешь от чистого сердца: «Учи меня, я доверяю. Я согласен, чтобы ты вел меня», тогда я улыбнусь и отвечу: «Хорошо! Ты слишком застоялся на Пути, ты окостенел и превратился в камень. Но помни: индивидуальность человека — это индивидуальность огня, а не индивидуальность камня. И я сделаю тебя подвижным, как жизнь. Ты станешь по-настоящему живым!»

Третий день 16 ч. 15 м.

— На вид — ничего особенного, какой-то невзрачный минерал. А какая сила в нем заложена! Я затрудняюсь сказать, с чем бы его можно было сравнить, — овладев силой редлита, человек получает такие неограниченные возможности, каких прежде у него никогда не было. Кристофер Шанс побарабанил крепкими длинными пальцами по обтянутой желтым пластиком столешнице пульта.

Илья подумал, что Крис уже неплохо работает с редлитом. Живые модели ему пока еще не удавались, зато неорганика получалась даже лучше, чем у Моросанова.

Хеликс вот уже пять часов как погрузился в необычный сон, используя свои способности нкина. Он должен выяснить общую обстановку на Додарбе — Майе, особенности структуры организации рэбберов и, если удастся, попытаться предугадать будущее операции «Миссия Эдип-1».

Илья посмотрел на экран. Специальные объективы, подсвечивая ночной пейзаж, показывали прежнее угрюмое нагромождение массивных валунов. Плоскогорье Зеленых Камней располагалось в северной зоне планеты, ночи здесь были довольно холодные, и к рассвету на гранях валунов слабо мерцал тонкий слой инея. В окрестностях плоскогорья почему-то не показывались миражи и псевдорастения. Видение мертвого города было единственным исключением.

— Это можно сравнить, пожалуй, только с открытием на Земле радиоактивных элементов, могучей ядерной энергии, — продолжал Крис, — но если вспомнить историю первооткрывателей, супругов Кюри, и особенно тех, кто первыми создавал атомные реакторы… — Он замолчал.

— Что ты хочешь сказать? — тихо спросил Моросанов.

— Вспомни их участь, — угрюмо ответил Шанс. — Они занимались очень важными и очень интересными, с точки зрения науки, опытами, они шли по пути, по которому до них никто не шел. И они даже не догадывались, как смертельно действует на человека радиация.

— Ты связываешь это с редлитом?

— Никто не знает, чем он грозит людям. За каждый шаг в неизвестное человечеству всегда приходилось расплачиваться. И очень дорогой ценой. Трудно предугадать, как будет на этот раз.

— Считаешь, чти редлит опасен для жизни?

— Вполне вероятно. Это может быть не так грубо, как тогда, в истории с ураном. Но разве у тебя не трещит голова после каждого сеанса?

— Продолжай!

— Я всегда был убежден, что здоровый скепсис — лучшая приправа к любой новизне. Посмотри, что происходит: мы что-то делаем с собой, напрягаем некий центр в мозгу, в результате, чего возникает направленный импульс, заряженный нашей энергией. Я бы назвал его пилот-волна. Встречаясь со сверхпластичной материей редлита, пилот-волна структурирует ее специфическим образом, подчиняя себе, и все время, пока существует созданный нашим направленным вниманием объект редлита, мы поддерживаем это усилие. Фактически редлит в это время живет, вернее, преображается нами, нашей энергией. — Он сделал многозначительную паузу. — Но что происходит в это же самое время с нашим собственным организмом? Мы этого не чувствуем, не знаем. Мы отключены от него. Вспомни следующую за каждым сеансом сильную головную боль. По-моему, существует серьезная опасность, которую мы пока не в силах опознать. Не кажется ли тебе, что мы разрушаем самих себя? Энергия пилот-волны, которую мы отдаем редлиту, в нормальном состоянии принадлежит организму, поддерживает его целостность, возможно, иммунитет или, как говорили в древности, усиливает «жизненную силу». Мне кажется, раз от раза, при потере внимания к организму, в нем накапливаются негативные изменения. Как при малой дозе радиации. Покидая свое тело, мы тем самым разрушаем его. Отсюда и головная боль. Наш мозг очень чувствителен. Кстати, возможно, со временем появятся и другие симптомы.

Моросанов задумчиво смотрел на ариестрянина. Он был необычно многословен. Несмотря на то что глаза Криса по-прежнему блестели холодно, Илья заметил, насколько тот взволнован. Шанс привык вокруг себя видеть опасность. Совсем не лишнее в составе группы иметь человека с повышенным чувством осторожности.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво сказал Илья, но вряд ли сейчас у нас есть возможность научно, в лабораторных условиях проверять твои предположения. Потерпи до возвращения. В нашей ситуации дело осложняется тем, что предстоит борьба с рэбберами в любом случае. И в любом случае не обойтись без применения редлита.

— Но это вовсе не мешает смотреть правде в глаза.

— Верно. Однако вспомни-ка о рэбберах. Они-то используют редлит достаточно долгое время. Если бы это было смертельно опасно, вряд ли они стали бы его применять.

— Возможно, они используют пилот-волну очень редко или же у них есть какие-то меры предосторожности, разработана система защиты, своя техника безопасности.

— У нас всего пять дней, — напомнил Моросанов. — Боюсь, на поиски предосторожностей не осталось времени.

Крис молча кивнул, потом взглянул на обзорный экран и произнес: — Смотри!

Илья увидел направляющегося к ним уирда. Как он кстати появился!

— Аркл!

— Вовремя. — Илья сосредоточился. — У меня как раз накопилась к нему парочка вопросов.

Через несколько минут, пропустив уирда в убежище, они расположились в командном пункте. После приветствия Аркл замер в кресле, его глаза смотрели особенно напряженно.

— Вы обдумали?

— Да, — сказал Моросанов, — но у нас есть некоторые вопросы… Мы ничего не знаем об организации рэбберов, о Демиурге.

— Хорошо, — перебил его уирд. Озабоченное выражение его глаз не изменилось. — Вопросы потом. На все отвечу. Сейчас слушайте! Вы уже знаете редлит. Дальше: вы знаете его хуже Мастеров. Борьба предстоит трудная. Хочу вам дать несколько советов. Первый: редлит управляется лучом направленной мысли, но это управление можно отрезать более острой и сильной мыслью.

— Это мы уже выяснили, — сказал Илья. — Из двух управляет сильнейший.

— Правильно, — подтвердил Аркл. — Второй совет. Управление редлитом могут отрезать и слаботренированные, если их группа.

— Коллективные помехи? — удивленно спросил Крис. Интересно!

— Да, они могут сильно влиять. Это вы запомните.

— Мы и потренируемся, — пообещал Илья.

— А теперь третий совет. — Уирд внимательно посмотрел каждому в лицо, как бы обдумывая, говорить или не говорить, и после паузы сказал — У реддита есть еще одна тайна. Главная! Ее не знают рэбберы. Ее не знает и Демиург. Я им не рассказывал. Я ее открою вам. Это может пригодиться.

Моросанов и Крис насторожились. Аркл поерзал в кресле, словно усаживался в нем поудобнее, пошевелил ушами. Видно было, что уирд борется сам с собой, не решаясь раскрыть людям важную особенность редлита и в то же время ясно понимая, что малочисленной группе Моросанова предстоит тяжелая неравная борьба, предугадать исход которой невозможно.

— Слушайте внимательно. Главная тайна — это сгорание редлита. Последняя реакция редлита очень сильная. Аркл сделал паузу и произнес одно слово — Огнешок!

— Хорошо бы поподробнее, — попросил Крис.

Аркл перевел взгляд на Илью, и на какое-то мгновение тому показалось, что в глазах уирда блеснул огонек сочувствия и тревоги. Но это, скорее всего, только показалось — Аркл вряд ли мог выражать свои чувства по-человечески.

— Сейчас я вам все объясню про огнешок. Научу, как его проводить, как им пользоваться.

Четвертый день 14 ч. 40 м.

Когда Четвертый Мастер вошел в сознание Омбера, ожидаемые, но каждый раз такие непривычные ощущения чужого тела обступили его со всех сторон. Омбер, бывший подмастер с Додарба, а ныне адепт Демиурга на планете Мирта, мгновенно почуял в себе чье-то присутствие и слегка напрягся. Впрочем, быстро сообразив, в чем дело, он привел мозг в состояние, при котором легче считывать информацию.

Поль осмотрелся в Омбере, и ему передалось ощущение горделивости, владевшее адептом.

Четвертый проглядел сведения, сообщаемые ему бывшим подмастером. Да, Омберу было чем гордиться. Дела миртовской секции шли прекрасно. Только активных и готовых к действию рэбберов, прикрывающихся вывеской блоссистов, насчитывалось более пятисот тысяч. Сочувствующих и колеблющихся на этой планете с миллиардным населением было уже около полутора миллионов. Если сведения Омбера верны хоть наполовину, этого более чем достаточно, чтобы взять в свои руки Мирту — лакомый кусочек, одну из самых совершенных космобаз мира Сиция! Ох, пожалеют тогда в КВС, что решились два года назад разместить здесь Пятнадцатую эскадру союзных войск!

Тридцать новехоньких, еще в масле, крейсеров, «Игл» и «Баумов», живительной струей вольются в разрастающуюся организацию Великого Демиурга. Все идет как по маслу. Еще чуть-чуть, легкий нажим, и все свершится — взрыв, скачок, бурная экспансия духа Демиурга! Наконец-то можно будет открыто крикнуть всем: «Вот мы, рэбберы! Мы — сила, которая растет!»

— Омбер! — проговорил Четвертый. — Все это прекрасно, но когда же ты пришлешь триста обещанных пилотов? Сроки истекли.

Адепт принялся объяснять, что группа уже подобрана, однако ввиду секретности мероприятия необходимо немного выждать. Поль почувствовал просьбу адепта: какой-то человек, Кирюк, ведет деятельную пропаганду против Демиурга, открыто высмеивает его и теорию растущего влияния. Кирюк — бывший поверенный синклита блоссистов Мирты и ярый радикал, многих отвращает от лона Великого Демиурга, а многих заставляет тайно усомниться в разумности движения рэбберов.

«Ладно! — просигналил Поль. — Передай его мне».

Омбер начал путано объяснять, что мог бы и сам ликвидировать Кирюка, однако это чересчур неубедительный ход. Адепт показал мысленный портрет бывшего поверенного.

— Среди кого он ведет агитацию? — спросил Поль.

— Только среди членов секции, — ответил Омбер. — У него, слава Богу, хватает сообразительности не выносить сор из избы.

— Пока! — крикнул Мастер и отключился от Омбера.

Тут же чуть не утерял связь с Миртой, но помогли сноровка и отменная реакция. Снова несколько мгновений прошли в напряженном поиске, и наконец Кирюк был найден.

Он обедал, и был не один.

«Хорошо, — подумал Четвертый, — пусть будут свидетели „чудесного“ преображения!» — и напористо влез в Кирюка.

Поль мгновенно ощутил голод, уже почти утоленный, и приятное чувство проглоченной пищи, только что попавшей в желудок. Однако этот Кирюк неплохо жил, судя по блюдам, что стояли на столе.

Бывший поверенный синклита блоссистов Мирты не сразу понял, что происходит. Это был ершистый, энергетически крепкий мужчина. Он сразу выбросил чужака из своего сознания, продолжая что-то уплетать.

Четвертый разозлился от подобного нахальства и с такой силой вонзился в мозг этого человека, что Кирюк взвыл и вскочил со стула, опрокинув тарелку.

Поль с наслаждением смотрел, как постепенно блоссист со страхом ощущал его в себе, и молчал, давая Кирюку возможность самостоятельно осознавать это присутствие.

Мощное, гибельно тяжелое присутствие Великого Демиурга!

Кирюк сделал скидку на расшатанность нервов, но все равно цепенел от изумления и страха. Поль посмотрел его глазами вокруг и увидел рядом застывшие лица женщины и трех детей.

«Пусть полюбуются! — думал Четвертый. — И пусть потом подумают сами и другим расскажут…» Поль знал, на что похоже немое присутствие Демиурга в голове: словно стальное ядро засело глубоко вмозгу, оно давит и тормозит движение мыслей, мешает сосредоточению. Его невозможно не заметить, ему невозможно противостоять, ему можно только подчиняться.

Кирюк вытянулся струной, словно его позвоночник потерял способность гнуться. Женщина что-то залопотала.

«Боится! — с презрением подумал Четвертый. — Значит, не так силен. Омбер мог и сам справиться…»

— Кто ты? — вдруг мысленно закричал Кирюк.

— Ты сам это знаешь, — раскатисто и страшно шепнул ему Поль. — Ты слишком много сделал против меня. Знай: месть мне незнакома, но только — Истина. Истина дает свои знаки, и я — один из них!

— Великий Демиург! — прошептал Кирюк.

Четвертый почувствовал, что перципиент вот-вот впадет в коматозное состояние, и тут же бросил его.

«Теперь, — подумал Поль, — этот блоссист из рьяного врага превратится в самоотверженного приспешника, что как нельзя лучше подействует на остальных сомневающихся».

Он вернулся к Омберу:

— Я вразумил Кирюка. Можешь использовать его на самых сложных участках. — И, не слушая благодарностей и лести, помчался дальше.

Часть вторая «МИССИЯ ЭДИПА»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Пятый день 03 ч. 00 м.

Огненный смерч прервался на полутоне, словно по взмаху палочки дирижера смолк титанический оркестр, который еще мгновение назад рвал барабаны, струны, трубы в бешеном «тутти» экстатического «престо» дикой звездной симфонии. Зрачки, еще хранившие отблески неистовых зарниц и молний, словно потеряли способность воспринимать простой свет.

Вирист Ю-Стега открыл глаза.

Все вокруг заволокло густым красно-коричневым туманом. Уши ломило от тишины. Нервы, мгновение назад напряженные, как высоковольтная сеть, продолжали вздрагивать остаточными токами.

Рядом послышались частые и очень глубокие вздохи.

При выходе с трассы инструкция предписывала дыхательную гимнастику.

Этот выход каждый воспринимал по-своему.

Для Вириста это не было мучением — скорее высшим накалом страстей, высшей октавой искусства. Каждый раз, когда «Старкад» возвращался с трассы в нормальное пространство, когда сила и напор чувств достигали апогея, он замирал в восторге. То были удивительно острые, чудные мгновения, когда казалось, что он теряет тело, превращаясь в нечто легкое и подвижное, как быстрый ветер. Именно образ ветра, пронизывающего все его существо, выносил Вирист после каждого выхода с трассы.

Казалось, еще немного, и из этого потока он прорвется туда, куда должно стремиться все его существо, а все эти быстрые ветры — лишь прелюдия, зов, предощущение прекрасного, того, что стояло за пространством и временем.

Во время выхода с трассы человек находится в особом состоянии, весьма близком по физиологическим характеристикам к смерти. Может быть, все дело в этом?

Вирист старался не думать о смерти.

Ему нравилось то, что происходило, и он не стремился идти дальше. Он останавливался на уровне ветра. Следующую ступеньку он не перешагнет никогда.

Наверное, именно из-за любви к этим состояниям Вирист и стал сначала пилотом, а затем и командиром звездолета.

— Дьяволова мать! — раздался рядом свистящий шепот Уко Фтока. Потом под его грузным телом заскрипело пилотское кресло.

Слух полностью проснулся, и Вирист услышал тройной писк на высоких нотах, затем серию коротких точек и протяжный певучий звук. Это означало, что «Старкад» завершил трассовое торможение, вышел в Пространство и находится на целине. Теперь на низких скоростях можно было идти к Додарбу.

Интересно, каковы успехи группы Моросанова?

Вирист обернулся к пилоту. На Уко было больно смотреть. Его широкое лицо распухло и стало еще лиловее.

Фток всегда плохо переносил подобные маневры, для него феерия чувств была истинной пыткой, которую он каждый раз преодолевал с помощью закаленного в невзгодах характера. Он был сильным и волевым человеком. С первого взгляда пилот мог показаться простоватым и недалеким, но Вирист, не один год бороздивший с ним космос, давно оценил его по достоинству. Уко обладал одним немаловажным качеством: он был всегда готов к неожиданностям.

Для сициан, к которым принадлежал Вирист, это было немыслимо. Они умели хорошо сохранять, но не рождать импульс и при встрече с новым всегда внутренне сжимались, замолкали, раздумывали и рассчитывали. Уко, унаследовав лучшие традиции лиогян, бросался в действие сразу же, ибо был ориентирован психологически на изменение существующих обстоятельств. Трудно сказать, какое отношение к жизни было предпочтительнее — лиогянское или сицианское, но Вирист и не пытался выбирать. Он по опыту знал, что самое лучшее на свете — это разнообразие, и потому предпочитал сплавы. Свой экипаж он находил прекрасным сплавом: рассудочное и действующее звенья.

Жаль, что в десанте Моросанова нет ни одного лиогянина — их напористость и воля к победе были бы вполне уместны на Додарбе. Впрочем, группа и так хороша: холодный, рассудочный ариестрянин Кристофер Шанс производит впечатление медлительного и тяжелого на подъем человека, но способен совершать молниеносные и точные действия. Таргянин Хеликс Йоронг, разбросанный и эмоциональный, словно витающий в облаках высоких материй мечтатель, — первоклассный нкин. О Моросанове говорить не приходится. Первоклассный агент Омега-корпуса, он уже в двадцать пять лет заставил говорить о себе после удачно проведенной акции против серкерской банды «Стрела Сатаны», теперь уже вошедшей в учебники спецкурсов ВБ.

К землянам Вирист испытывал особые чувства. И дело не только в том, что из всех миров Содружества они по своему духовному развитию, образу мыслей и принципу действий были ближе сицианам. Все люди Земли, каких Вирист встречал на своем жизненном пути, обладали особо ценным качеством — умели сочетать несочетаемое. Не случайно именно земляне стали объединителями звездных-рас, основателями Содружества. Талант увязывания разнородных частей в единое целое, дар чистого синтеза позволял им гармонично сплавлять все полюса бытия, переводя вражду и противоречия в состояние мира и покоя.

— Командир! — Голос Уко был сух и деловит. — Из трассы вышли нормально. Плотность целины — ноль-пятнадцать процентов. Грузовые емкости в порядке. Точка выхода с трассы — двенадцать пунктов от Шичи.

— Скорость?

— Максимально безопасная — восемьсот пятьдесят узлов. Радиовидимость — предельная.

— Дурно, — поморщился сицианин. — Открыты, как горошина на ладони.

— Маскируюсь! — Уко протянул громадные лапищи к пульту и пробежался ими по сенсорам, время от времени бросая короткие взгляды на выводной экран. — Создаю помехи.

— Нас могли засечь при выходе с трассы?

— Еще бы, — сказал Уко, потом резко обернулся и рассмеялся — Но только в том случае, если заранее ждали!

— Дурно, — еще раз повторил сицианин и нахмурил седые брови.

Шумное дыхание пилота смешивалось со щелчками, писками и пением информзвуков. Выводной экран пульсировал сетчатыми метрическими схемами пространства и красочными пластами развёртки энергетических полей вокруг «Старкада». Космос здесь был довольно чист и спокоен, ничто не предвещало неприятностей. Если и дальше все пойдет так же, они без осложнений совершат посадку и подберут группу с поверхности.

«Если группа цела!» — обожгла сицианина внезапная мысль. Он тут же постарался отогнать ее, но это было непросто.

Вирист закрыл глаза и собрался с мыслями. Что делать, если ребята не выйдут к условному месту в условленный срок? Согласно плану КВС, «Старкад» не должен задерживаться на планете ни часа лишнего. Они обязаны сразу же вылететь навстречу подходящей эскадре адмирала Ашора, с группой Моросанова или без нее. Таков приказ. Эскадра преодолела огромные расстояния, имея четкое боевое задание. С пиратскими бандами разговор короток. Им нет места в просторах Содружества. Но это, возможно, будет одновременно означать и гибель группы Моросанова.

Конечно, он, Вирист, не имеет права не выполнить предписания, но где тот закон, за которым можно будет спрятаться от своей совести, зная, что бросил товарища в беде? Да и какая от них помощь эскадре — ведь никакой новой информации они не принесут?

«Погоди, — сказал себе сицианин, — не хорони их раньше времени».

Вирист открыл глаза, тщательно вытер взмокший от тревожных мыслей высокий лоб. Его взгляд уперся в бортовой хронометр на выводном экране и замер. Беззвучно, одними губами, сицианин прочитал его показания и не поверил своим глазам. Такого не может быть! Получалось, что «Старкад» прошел трассу за время, вдвое короче расчетного. Скорость, необходимая для этого, требовала расхода энергии на порядок больше затраченной…

Вирист сосредоточенно смотрел на экран. Здесь явно что-то не так. Но он хорошо знал, что на корабле все агрегаты отлажены, надежны, проверены в дальних рейсах, и где-то в глубине сознания зародилась неясная тревога.

Неужели…

Неужели хронометр сломался?

Однако Вирист отдавал себе отчет, что поломка бортового хронометра означала бы только одно: вышел из строя и битронный мозг «Стакарда», а в этом случае они не вынырнули бы с трассы никогда…

— Уко!

— Что такое? — обернулся пилот.

— Сколько времени?

— В каком исчислении? На Додарбе, по поясу космопорта, — почти полночь.

— Посмотри на экран!

Уко Фток громко ухнул и хлопнул в ладоши: — Как это нам удалось? — И тут же тревожно воскликнул — Неужели хронометр полетел?

— Полетел? — как можно спокойнее переспросил Вирист. — Это как?

— Дьяволова мать! Но этого не может быть! У нас же нет такой мощности…

Наступило молчание, насыщенное полифонией разноголосых информзвуков.

— Вот что, — сказал Вирист, — у меня в каюте есть личный хронометр.

— Это идея, — пробасил Уко и выволок из кармана свои старомодные часы, запрессованные в стеклянный шар.

— Ну-у… — начал он неуверенно.

— Что?

— То же самое… — Он в задумчивости почесал тяжелый подбородок, и в этот момент запел сигнал форсажной готовности. Забыв обо всех загадках на свете, пилот снова склонился над пультом.

«Значит, хронометр в порядке, — соображал Вирист, — и у нас в какой-то момент колоссально возросла мощность энергоотдачи. Недаром Правый рукав Сфинкса считается гиблой зоной. Хорошо, что мы вообще смогли выйти в зоне Додарба!» В этот момент сицианин почувствовал, что пространство вокруг него изменилось. Он продолжал по-прежнему ясно видеть перед собой рубку и согнутую спину Уко, и в то же время словно холодный серый мрак сгустился над ними — давящий, неприятный. Не успел Вирист поделиться своими ощущениями с пилотом, как острая боль вонзилась в мозг, дробя его сознание.

— О-о-о! — невольно вырвалось из его горла.

— О-о-у! — взревел рядом Уко.

Вирист с трудом удерживался в сознании. Корабль оставался в полном порядке, судя по показаниям экрана.

Может, они подверглись нападению АМА? Но там совсем другие ощущения, куда более страшные.

Вирист расслабился, принимая неведомую боль. Впечатление было такое, словно его нанизали на миллион тонких стальных игл, а теперь медленно вытягивают их обратно.

Поблизости что-то страшно хрипело, этот звук очень раздражал. Вирист прислушался, пытаясь найти его источник, пока не понял, Что хрип вырывается из его собственного горла. Сознание стремительно проваливалось в какую-то пучину. Появился странный, алогичный страх, причину которого сицианин не мог понять. Перед глазами возникла физиономия Багдо — мямара, которого вез Кристофер. Зверь пристально вглядывался в сицианина, словно стараясь загипнотизировать. Вирист ясно чувствовал, как мямар воздействует на него энергетически, хотя это было явным бредом. Он что-то хотел сделать с Виристом, который не мог сопротивляться. Наконец из мозга сицианина, дернувшись, что-то выплыло, словно белок из разбитого яйца, и сразу стало легче. В этот момент Вирист осознал, что этот мямар — совсем не Багдо. Шишка между ушами была непомерно велика. И почему он красного цвета? Галлюцинация начала меркнуть. Понемногу сицианин стал обретать свободу и былую власть над телом. Вирист порывисто вздохнул, вбирая в себя спасительный воздух. Сознание прояснилось почти окончательно, и о недавней боли в голове напоминали лишь капли холодного пота на лбу да пересохшее от крика горло.

— Это еще что? Какого дьявола!.. — раздался стон из пилотского кресла. Уко зашевелился.

По-видимому, пилот чувствовал себя не лучше, но он уже что-то делал за пультом. В уши сицианина, словно разом включенные, прорвались разноголосые тембры информзвуков. По высоким тревожным свисткам капитан понял, что «Старкад» вот-вот войдет в форсаж тормоза.

Неужели они провалялись в обмороке так долго? Что же это было?

На экране медленно поворачивался и вырастал оранжевый бок Додарба. Планета была чуть пришторена слабой облачностью. На мгновение экран высветился энергополевой разверткой, и снова появилась планета. «Старкад» чувствительно тряхнуло: гравитаторы не успевали реагировать на форсажную перестройку. Додарб на экране резко дернулся вправо.

— Вошли в тормоз, — чужим от напряжения голосом сообщил Уко Фток, — через полчаса будем садиться.

Утробно запели информзвуки задействованных гравитаторов.

— Паршивое местечко, — прохрипел пилот, — немудрено, что здесь пропадают корабли.

«Старкад» опять резко дернулся, и снова тошнота подступила к горлу. Раздался неприятный вибрирующий писк.

От недоброго предчувствия Вирист снова замер, не сводя глаз с экрана.

— Звездолет! — крикнул Фток.

Вирист посмотрел на экран. В темноте космоса он различил неуловимо маленькую пылинку, поблескивающую в свете Шичи.

— Дай приближение! — крикнул он, но пилот уже сам среагировал: пылинка выросла, превратившись в огромный грозный корабль из тех, что обычно совершают рейсы между отдаленными звездными колониями.

За тридцать шесть дней до высадки на Додарбе

Его обтекал поток людей.

Заразительно веселые, они изредка задерживали на нем свои взгляды, и, скользнув по лицу Моросанова, отворачивались.

Аллея Вечера. Самое людное место на 001. Основная жизненная артерия мини-планеты: широченный коридор главного туннеля со складами продуктов питания и одежды, лекционными залами, спортивно-оздоровительными комплексами, информотеками. Здесь же располагались и различные залы порта. Сюда приходили отметить торжественное событие или скрасить грустное настроение, здесь назначались деловые встречи и любовные свидания, здесь собирались, чтобы поспорить и обсудить злободневные вопросы, принять участие в увлекательной игре или поболеть за товарищей. Сотни людей всех возрастов заполняли Аллею Вечера разноголосым говором, шутками, приглушенным смехом.

Илью никто не узнавал, никто не окликал и не приветствовал. Он был словно чужак, хотя именно здесь должен был бы чувствовать себя как дома. Еще бы — экспектор Внутреннего Бюро КВС!

Каждый раз, когда он возвращался на базу 001, это чувство отстраненности приходило к нему. После длительных месяцев работы на далеких планетах Содружества-работы, требовавшей предельной отдачи, перевоплощения и напряжения, спокойный и светлый мир КВС-001 казался ему чуть нереальным, хотя во время работы он всегда вспоминался Илье как что-то родное и близкое.

Проходящие бросали на Илью удивленные взгляды — слишком хмурым, наверное, казалось им его лицо. Моросанов улыбнулся и невольно почувствовал, как вливается в общую атмосферу доброжелательности.

— Ба! — вывел его из задумчивости громкий окрик, за которым последовал чувствительный удар по плечу. — Да ведь это Моросанов! Дух неуловимый!

Илья повернулся и увидел расплывшееся в улыбке лицо Джефа. Актор Омега-корпуса Джеф Паттон был знаком Илье по совместной операции на астероидах Томана, когда пришлось обезвреживать старый военный комплекс Лиого. Пираты отчаянно защищались. Джеф запомнился невероятной храбростью, молниеносной реакцией и улыбкой, не сходившей с его уст даже в самые напряженные и мрачные мгновения.

— Джеф? — радостно вымолвил Илья. — Какими судьбами?

— Перелетными ветрами, — усмехнулся Паттон. — А ты так высоко залетел, что не угнаться за тобой простым птицам. Прибыл за новым делом?

Моросанов пожал плечами. О заданиях не полагалось рассказывать даже такому старому другу, как Джеф.

— Через пятнадцать минут меня ждут в кабинете.

— Сэм? — спросил Паттон.

— Нет, Лылов.

— Понятно. Значит, завтра снова в бой? Как твоя группа?

— Отдыхает.

— Так тебя вызвали одного? — удивился Паттон.

Илья кивнул. Джеф громко расхохотался. Год назад ему предложили войти в состав группы, но он отказался, предпочтя работу оперативника-одиночки.

— Может, Лылов наконец понял, что пора отказаться от этой идеи?

Илья покачал головой.

— Какой-то ты сегодня заторможенный, — насторожился Джеф. — Что произошло?

— Все в порядке, — ответил Илья. — Все в полном порядке.

— Знаешь, — доверительно сказал Паттон, — и на меня иногда находит это… Прилетаешь сюда как домой, а здесь все другое. Посмотри, — он сделал широкий жест рукой, разве это наша старая Аллея Вечера? Все эти люди — кто они, откуда здесь? Где те, с кем мы начинали?

Моросанов понимающе смотрел на товарища. Джефа волновали те же мысли. Время неумолимо.

— Стареем, — грустно сказал он, — что поделаешь.

— Ну нет! — произнес Паттон так громко и задорно, что прохожие обернулись. — Стареть я не собираюсь!

— Мне пора, Джеф, — сказал Илья, — до встречи! — И протянул руку.

Едва высокая фигура скрылась в толпе, Моросанов повернулся и зашагал в другую сторону. Свернув с Аллеи в правый трехполосный транспортный коридор, он не нашел привычных люк-лифтов меридиана Управления.

Илья опешил, потом подошел к ближайшему информкомпу и набрал срочный код Управления ВБ. На экране прорисовалась схема новой трассы меридиана Управления. Надо было пройти еще два транспортных коридора.

Все меньше становилось красочных вывесок, реже встречались прохожие и звучала музыка. Начинались деловые зоны станции. Третий коридор вывел его на нужное место. Здесь, словно гигантская гроздь винограда, на полу лежали разноцветные большие пузыри люк-лифтов. Илья нашел золотой и вошел в раскрывшуюся полость. Дверь беззвучно закрылась. Моросанов набрал код и личный индекс. Полупрозрачный аппарат понес его по сложному сплетению транспортных артерий планетоида.

Мимо проносились чуть искаженные линзами люклифта силовые агрегаты станции, какие-то трубки, жезлы, воронки, плиты, сквозные дыры, сверкающие звездочки, столбы, пучки проводов, ступени лестниц… Временами он проваливался почти в полный-мрак. На каком-то этапе капсулу поглотила другая, с металлическими рифлеными стеклами. Это длилось секунд тридцать, затем с легким звоном внешняя капсула раскрылась, люк-лифт выскользнул из нее и, остановившись, отворил входную полость.

Илья вышел, сделал несколько шагов к знакомой двери и в который раз прочел:

УПРАВЛЕНИЕ КОМИТЕТА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СОДРУЖЕСТВА ВНУТРЕННЕЕ БЮРО

Он некоторое время смотрел на надпись, потом решительно подошел к двери и набрал личный индекс.

Пятый день 03 ч. 00 м.

Боль наваливалась волнами. Поль боролся с ней умело, он давно изучил ее повадки. Он с точностью до секунд мог предсказать, сколько боль продлится, когда, вволю насладившись его беспомощностью, уйдет, оставив напоминание о себе лишь смутной неловкостью в затылке.

Потом придет облегчение сладкое и долгожданное. Он станет нормальным, здоровым человеком.

От острого приступа боли он чуть не взвыл. Мастер крепче стиснул зубы и попытался отвлечься.

«Всегда одно и то же, — невесело думал он, — за каждый сеанс работы с биошаром приходится расплачиваться пытками. Власть требует жертв».

Четвертый скосил глаза и увидел расплывчатое пятно биошара, прилепившееся блеклыми сосульками к бритой макушке Третьего. Теперь уже он, Третий, — Великий Демиург рэбберов, всеведущий и всемогущий!

Поль прикрыл глаза и вспомнил, как впервые пришла эта гениальная мысль — нарастить себе с помощью редлита могучий сверхмозг. Однако он быстро понял, что достаточно долго контролировать эту штуковину одному человеку не под силу. Даже двое не в состоянии длительное время поддерживать «огонь жизни» в гипертрофированном подобии разума. Однако создавать его каждый раз заново было чрезвычайно трудно. Так появились четыре Мастера — «великолепная четверка», как он иногда презрительно называл их, верхушка будущей космической элиты…

Свежий импульс боли заставил Поля оторваться от своих мыслей и вернуться в наполненное мукой тело. О, это возвращение в самого себя! Только что ты был гигантом, могущественнейшим Демиургом, сосредоточением миллионов надежд и проклятий, но вот прошли твои четыре с половиной часа, ты вываливаешься из этого колоссального сознания, которое подхватывает на следующий срок другой, и снова оказываешься в своем бренном теле, наполненном немощью, безволием и страданием. О, как это ужасно!

Мастер крепче стиснул зубы и дождался окончания приступа. Тело награждало его за измену пыткой, но всему есть предел, слава Богу. Вот, кажется, боль стала утихать…

Мысли Поля вдруг сделали резкий крен и понесли к Длору. Длор… Идиотское название. Что у них там такое?

База? Информотека? Склад? Почему пирамида не стоит на месте, а предпочитает, едва показавшись над поверхностью, уходить в глубины пустыни? Интересно, Аркл ее вызывает наверх, когда получает своих мямаров, или сам ориентируется по динамике ее движения? Как все неясно и непонятно! Если бы здесь не было ни Аркла, ни чрезвычайно опасного Длора, можно было бы развернуться понастоящему, а так… Впрочем, нет, без Аркла не было бы и редлита, а значит, не состоялся бы и Демиург вместе с воинством и философией развивающейся силы.

Поль осторожно поднял руку и с наслаждением помассировал выбритую тонзуру. Все четыре Мастера, подобно древним священникам, выстригали волосы на темени и брили макушку. Тонзура была необходима для сращения с биошаром, позволяла моментально перехватывать управление у истощенного предшественника и сразу же, не давая редлону терять ни одну из налаженных нервных связей, начинать работу.

Холодные пальцы мяли и гладили макушку, пока не выветрились последние остатки боли. Поль открыл глаза и поднялся. Выйдя из камеры Демиурга, длинным темным коридором он прошел в спортивный зал, созданный специально для восстановления сил отработавших свою смену Мастеров.

Он встал за тренажер, привычно напружинил мускулы и заработал, не щадя себя. Пот катился градом, но сознание прояснялось. Ритмично двигая руками и ногами, как того требовала программа тренажера, Поль свободно размышлял, стараясь увязать все происходящее вокруг в единую картину, которая позволила бы не только быть досконально ориентированным в настоящем, но и предвидеть будущее.

«Эскадра КВС, — соображал Поль, — тринадцать больших и мощных крейсеров. Это, пожалуй, многовато для такой маленькой планетки, как Додарб. Конечно, крейсеры могут залпами своих сверхмощных орудий превратить ее в плазму или космическую пыль. А мне не улыбается такая перспектива. — Поль надменно сжал тонкие губы. В сущности, что они могут противопоставить всемогущему Демиургу? Там, в Центре Содружества, куда не может добраться психоволна Демиурга, эти вояки пока в безопасности. А здесь каждый на мушке биошара. Кто будет руководить эскадрой, если свихнется командир? И заместитель? И заместитель заместителя? Крейсерами управляют люди, а с людьми у Демиурга разговор короткий! — Поль самодовольно усмехнулся. — Что ж, крейсеры, пожалуй, пригодятся и нам!

Но Длор! — обожгла другая мысль. — В прошлый раз, когда КВС прислал сюда первый патруль, Аркл увел его от Додарба. Но теперь уирд вряд ли будет помогать, а навредить он сможет основательно. Один лишь намек в Управление КВС, и все преимущества внезапности теряются!» Поль, тяжело дыша, соскочил с тренажера, перешел на другой и снова принялся терзать мышцы. Следует всегда находиться в наилучшей форме! Смена упражнений привела к смене мысли. Ему вдруг вспомнились итоги исповеди Корбодана.

После того как четверка констатировала, что решающий момент экспансии блоссизма настал, каждый из Мастеров взял себе еще одного ученика. Так стали заниматься Итон, Хорхе, Страз и, конечно, Корбодан. Произведенные недавно в ранг подмастеров, они ступень за ступенью постигали самые сокровенные таинства управления редлитом.

Эти ребята должны были в скором времени стать ударным кулаком армии, той силой, что поведет за собой остальных рэбберов. Конечно, сегодня рано задумываться над тем, какова будет окончательная тактика, однако одно ясно уже теперь: когда мастера будут напряженно работать на Демиурга, срывая командование и нейтрализуя нервные узлы врага, нынешние ученики станут вселять ужас и панику во вражеские ряды фокусами с редлитом. Да, неподготовленный человек приходит в шоковое состояние от этих штучек, ведь редлон практически неуязвим и спокойно может работать даже в открытом космосе!

Однако, едва началась учеба, сразу же пришли подозрения. Вдруг кому-нибудь из Мастеров придет в голову сместить остальных, поставив на их место этих ребят?

Учеба постоянно перемежалась со слежкой, Мастера ревниво шпионили за чужими подопечными. Но даже это не объясняет причин жестокости, с какой исповедовал Корбодана Второй. Ох уж этот Второй! С того момента, как он увязался на Додарб и по нелепейшей случайности был посвящен в тайну редлита, Второй мешается на пути.

Сегодня он еще не в состоянии серьезно зацепить Поля.

Однако что будет, когда он подготовит своего Страза?

Слава Богу, Корбодан не поддался на исповеди, хотя Второй довел его почти до истерики. Иначе на Корбодане можно было бы поставить крест и искать кого-нибудь другого. А волевых людей, способных к оперированию редлитом, ничтожно мало. Первая десятка, прошедшая курс, уже отправлена на густонаселенные планеты Центра для организации и укрепления «Круга Содействия» — секции рэбберов, пока еще прячущихся под вывеской блоссистов.

Эти военизированные секции, конечно, окажут серьезное содействие в решающую минуту. Редлитом способны оперировать и магистры, шесть человек. Они даже имеют право носить при себе серебристый минерал, однако применять его могут лишь в исключительных случаях. Новая четверка готовилась особым образом. Для этих в будущем отведены особые роли.

Четвертый с шумом выдохнул, соскочил с тренажера и побежал к бассейну. Искрящаяся вода остудила его разгоряченное двухцветное тело, и Поль почувствовал, что понастоящему оживает. Он нырнул, сильными рывками продвигаясь в ультрамариновой глубине. Потом вынырнул, шумно отдышался, расплескивая короткими фонтанчиками воду, и медленно поплыл вперед.

«Пожалуй, — продолжал размышлять он, — никто из новичков не сравнится с Корбоданом. Презрение к низшим чинам и наглость, преклонение перед властью до слепоты, самоуверенность наряду с непроходимым тугодумием — это ли не идеальнейший кандидат для вторых ролей. Марионетка без претензий, чего нельзя сказать о ребятах остальных Мастеров. Ох и трудно же с ними будет, когда они начнут достаточно хорошо работать!» Не спеша, с удовольствием отфыркиваясь, Поль подплыл к краю бассейна и вылез. Влажное тело тут же покрылось гусиной кожей, и в этом приятном ознобе Поль прошел к теплому воздушному душу.

Его руки и ноги были по-лиогянски лиловы, однако тело напоминало, что в жилах течет и добрая доля земной крови.

Полностью расслабиться не удалось даже под душем.

Что-то свербило в душе, мысли вихрились в голове, рождая тревогу. Недоброе предчувствие терзало Четвертого уже несколько дней кряду. И он решил логически вычислить подсознательные страхи.

Чего стоит в данный момент опасаться больше всего?

Четвертый сдвинул тонкие брови в одну линию, на переносице зазмеилась складка. «Пожалуй, самым опасным сейчас может быть только Внутреннее Бюро КВС. Их агенты способны разнюхать что угодно на расстоянии в десятки световых лет. И если у них нюх не подведет, жди гостинцев! Постой-ка, а не с этим ли связано и приближение нежданной эскадры? Может быть, на Додарбе уже побывал какой-нибудь актор ВБ?» Поля зазнобило под теплым душем, и он увеличил подачу горячего воздуха. Нет, не может быть! За семь лет ни один звездолет не опустился незамеченным на Додарб.

Здесь бывали лишь рейсовые корабли, после заправки сразу стартовавшие в космос, да собственные звездолеты рэбберов. Предательство одного из адептов? Невозможно!

Прилететь на малой шлюпке нельзя — Додарб находится на краю исследованной территории Содружества. А ведь нужно не только долететь, найти редлит, понять его тайну и овладеть сложнейшей техникой оперирования, но и улететь обратно… Нет, крейсеры союзных войск тут явно ни при чем.

«Все же удивительно, — подумал, согреваясь, Поль, как они все помешаны на своей свободой демократичности. Содружество — мыльный пузырь, который лопнет от первого же прикосновения. Все эти КВС, Внутренние Бюро семи миров яйца выеденного не стоят. Да, сейчас они сильны, но за ними — пустота. С тех пор как было ровозглашено равноправие всех без исключения гуманоидов и в цивилизованный Центр потекло варварство недоразвитых миров Шагара, Тарга и Джозлуса, средний интеллектуальный уровень людей неизмеримо понизился. Зачем им нужна вся эта идиотская помощь, опека, игра в благородство и возвышенные чувства? Каков результат?

Могучий волевой дух землян и лиогян разбазаривается по мелочам, смешивается в общей рутине и безволии. Сициане не в счет, это трусливое племя при явном превосходстве в технике не решилось покинуть систему своей звезды, в то время как земляне занимали одну планету за другой. Поистине нерешительность — злейший враг успеха.

Содружество, — размышлял Четвертый, — напоминает огромное травоядное, вяло и лениво кружащее на поляне в поисках травинок, в то время как стоит ему пройти чуть дальше, и сразу отыщутся куда более сочные пастбища.

Нет, должен явиться хищник, чтобы по праву называться первейшим среди разумных рас, населяющих Галактику.

Все эти мозговитые паучки и спруты, уродцы и монстры должны понять, что именно человеку предназначено вершить судьбы миров, а не придерживаться каких-то жалких законов Космического Общежития, установленных Бог знает кем и когда.

Немалую роль в этом предстоит сыграть давним, почти заглохшим размолвкам и обидам лиогян. Лиловые парни достойны слыть лучшими из гуманоидов. Земляне опередили Лиого на самую малость. Еще бы лет двести спокойного развития — и… Впрочем, земляне — тоже ребята что надо. Эти две расы самим Провидением призваны стать во главе нового космического союза. И надо бы поскорее сместить Третьего Мастера за сицианское происхождение!» Одевался он быстро и ловко. Статный, с «железной» спиной, каменным лицом и колючим взглядом, Поль снова стал грозой Додарба, одним из тех, на кого молились, втихую проклинали, кого боялись и кому безмерно завидовали, — он вновь превратился в Четвертого Мастера рэбберов.

Пятый день 03 ч. 55 м.

Плохи дела. Вирист знал, что просто так летать рейсовым звездолетом не полагается. И уж тем более скверно, что такой корабль движется прямо к ним.

— Борт, идущий на посадку к Додарбу! — в ту же секунду услышали они. — Кто вы?

Сицианин приподнял брови. Рейсовый должен был по негласному космическому этикету сначала представиться сам. Тем более не пристало ему гоняться за кораблями.

Звездолет повторил вопрос более требовательно.

Уко продолжал посадочный маневр. Он слышал голос с рейсового, но, как всегда в критических случаях, когда требовались разум и холодный расчет, привык полагаться на командира. На экране неумолимо вырастала оранжевая планета. Обзор изредка закрывался тощими полосатыми облаками.

— Борт микрохода! Прекратить посадку! На планете эпидемия. Срочно прекратить посадку!

«Уже опознал, — мелькнуло в голове Вириста, — микроход опознать нетрудно». Что-то в голосе с рейсового не нравилось сицианину, очень не нравилось. Самоуверенность? Нахальство? Да и какая тут эпидемия, если признаков человеческого жилья почти нет…

Резко взвыла сирена отдачи большой мощности, корабль тряхнуло. На экране вспыхнуло ярко-белое зарево.

— Обстреливают! — тревожно крикнул Уко. — Отвечаем?

— Уходи! — прошипел сицианин, мгновенно развернувшись к микропульту тандемного управления. Обороняться «Старкад» мог и самостоятельно, бэй корабля был рассчитан на это. Но для контрударов необходима была обоюдная работа пилота и капитана. Вирист сам взялся за управление оружием, Фток был слишком горяч, а ввязываться в серьезную драку не хотелось. Возможно, все еще обойдется…

— Рейсовый, рейсовый! — закричал он. — Требую уважения к равенству!

Снова вспышка на экране, снова дрожь «Старкада».

— Долго так не протянем, — проорал Уко. — У курсовика слишком хорошие пушки. Стреляй!

Сицианин медлил. Сузившимися до щелочек глазами он смотрел на показания бэя на маленьком экране второго пульта. Звездолет бил парными пучками из высокочастотки, мощность удара поражала…

— Ну что же ты?! — зарычал срывающимся голосом пилот. — Из нас сейчас кишки… все выпустят к дьяволовой матери! И сами сгорим, и Моросанова подсадим…

— Давай я поведу «Старкад»,-наконец выдавил Вирист.

Пилот бросил на него многозначительный взгляд и выскочил из кресла.

— Быстрее!

«Старкад» резко дернулся. Вирист ударился щекой о рифленую стенку, но не почувствовал боли. Чудом удержавшийся на ногах Уко уже устроился за боевым пультом. Со стороны нижнего коридора слышалось странное потрескивание. Вирист, пошатываясь, сел в кресло пилота и начал посадку. Их микроход уже вошел в атмосферу Додарба, и все маневры стали затруднительны.

— Нам перебили энергоканал правого аккумулятора! — крикнул Уко Фток. — Готовься, сейчас будет жарко!

Вирист судорожно сглотнул и вдруг отчетливо понял, чтоеперь любое попадание курсовика будет стоить им жизни. Маневры «Старкада» в плотных слоях атмосферы выглядели особенно неповоротливыми и медлительными.

На экране стало видно, что включенное бэем корабля «кинжальное поле» наконец-то оформилось и искрящимся облаком окутало «Старкад». Через мгновение сверкнула еще одна молния с вражеского лайнера, но, коснувшись облака, луч десистематизировался и иссяк. Потом стало заметно, как от курсовика отделились четыре торпеды, но тут же склеились в одну точку и рванули, залив пространство экрана ослепительной вспышкой.

— Утечка топлива, — бесстрастно сообщил Уко.

Стало понятно, почему дезориентировались торпеды: «Старкад» перестал быть целью: утечка топлива сделала их невидимыми. На экране все поплыло и засверкало множеством огней. За микроходом тянулся шлейф выскользнувшего в пробоину топлива.

Уко вошел в раж, и курсовик, еще не успевший задействовать свои защитные системы, подвергся ответному удару. Фток стрелял очень метко. От курсовика после его выстрелов отлетели два двигательных блока и тут же взорвались, опалив нижний ярус корабля фиолетовым пламенем. Курсовик ответил целым сонмом огней, но все они растаяли в «кинжальнике» «Старкада». Почти сразу же за этим вражеский звездолет сам оделся деструктурирующим защитным облаком.

На половинной энергоемкости невозможно было рассчитывать на длительную оборону. В таком режиме их хватит еще минут на двадцать. Микроход стремительно приближался к поверхности. На глазах вырастали и уносились вверх пронзенные облака. Вокруг, горя в атмосфере, мелькали куски топлива — приятное соседство! С рейсового еще раз пальнули, но у них уже не было точного прицела, удар пришелся выше, он прожег пылающий тоннель в густом пылевом шлейфе из топлива.

— Ну что? — прохрипел Уко. — Крышка?

Шипение и треск снизу усилились, появился едкий запах горящего пластика. Вирист посмотрел на блок внутреннего контроля корабля и вздрогнул от неожиданности — первые удары курсовика повредили корпус в неприятном соседстве с несущими лонжеронами. «Старкад» мог в любое мгновение развалиться.

— Уко, быстро в шлюпку! — крикнул он.

Фток охнул, взглянув на щиток внутреннего блока, мгновенно поднялся на ноги и выскочил из рубки. Открыть люк, ведущий в шлюпку, было делом недолгим.

Уко лишь подумал о том, что не зря перед каждым вылетом они тренировались в быстрой посадке в шлюпку, имитируя различные аварийные ситуации.

— Командир, давай!

В разрыве облаков, далеко внизу, Вирист заметил странный прямоугольный брусок. Он чернел на желтом пространстве песка инородным телом, окруженный мелкими коробочками других зданий.

«Жаль, что так много топлива потеряли»,— подумал капитан и, нажав кнопку, направил весь оставшийся груз вниз, потом выскочил из кресла и бросился вслед за пилотом. Они быстро задраили люк шлюпки и катапультировались.

В иллюминаторы ворвался солнечный день Додарба.

Мимо пролетали стайки облаков, легкими перистыми разводами закрывая обозрение. В опасной близости от шлюпки неслись раскаленные докрасна, крупные, как булыжники, куски топлива.

— Вроде не заметили, — с надеждой прохрипел Уко. — Надо бы уйти подальше от «Старкада». Сейчас рванет!

Он умело увел шлюпку от здоровенного куска породы, приблизившегося на опасное расстояние.

— Смотри! — изумленно крикнул он.

Вирист обернулся и увидел далеко внизу странное прямоугольное сооружение на песке. Внезапно Оно ощерилось лучами, вонзившимися в покинутый «Старкад». Микроход дернулся, вспыхнул и разломился пополам. В одном из обломков корабля вдруг с удвоенной силой заработал двигатель, и он понесся прямо в сторону непонятного сооружения. Оттуда навстречу ему хлынули целые потоки лучей, и обломок, истыканный блестящими стрелами, гулко взорвался, разрастаясь клубящимся курчавым пламенем. С поверхности земли поднялся неимоверный вихрь песка и гари. Все видимое пространство заволокло дымом, где-то бухнуло еще раз — рухнул второй обломок.

Фток, прижав шлюпку почти к самой поверхности, дал максимальный ход, стремясь покинуть опасное место.

— Куда направляешься? — спросил, тяжело дыша, Вирист.

— К Зеленым Камням.

Их обступила тишина — после гигантского взрыва шум двигателей шлюпки казался еле слышным.

«Что происходит? — лихорадочно думал Вирист. — Сначала фокусы с хронометром, потом галлюцинации с мямаром, затем непонятно откуда взявшийся курсовик, странный брус на песке весьма агрессивного нрава…»

— Интересно, сколько таких звездолетов патрулируют Додарб? — Уко бросил взгляд на капитана и вновь отвернулся. — Нас-то как заметили? Наверное, при выходе с трассы… Как думаешь, мы встретим на Камнях Моросанова?

Эта мысль не давала покоя и Виристу.

— Давай пока не думать об этом. В крайнем случае мы всегда сможем отсидеться в убежище.

— Можно вообще ни о чем не думать, — проворчал пилот. — В самом деле, зачем думать мишеням?

Он вел шлюпку так низко, что, казалось, она вот-вот заденет покатым брюхом гребни барханов. Позади тонким шлейфом взвивался вверх песок, медленно оседая вниз.

— Этим парням я запросто не дамся, — пообещал Фток, — они у меня припомнят и Моросанова, и Криса, и Хеликса… если мы ребят не встретим.

— На этом-то драндулете? — скептически осведомился Вирист.

— Да хоть на самокате. — Пилот вдруг громогласно расхохотался. Смех звучал в тишине кабины жутко и тревожно.

— Ладно, — остановил его капитан, — основное мы уже выяснили: это местечко облюбовали себе пираты. Мы точно знаем место расположения их базы, а это немало. И что самое главное — меры приняты. Думаю, церий попал в точку.

Уко расхохотался еще громче и, размахивая в воздухе громадной лиловой пятерней, пробасил:

— Хороший подарочек! А они-то думают, что так запросто с нами разделались. Представляю, как вытянутся их рожи! С церием они вряд ли знакомы.

«Только бы не заметили, что мы катапультировались, — напряженно думал Вирист Ю-Стега, — только бы не заметили».

— Капитан, — вдруг тихо пробасил Уко, — а ведь нет уж на свете нашего доброго «Старкада». До чего ж хороша была машина…

В голосе пилота послышались такие нотки, каких Вирист еще никогда не слышал от Уко. Простоватый и шумный пилот оказался способным на глубокие переживания.

Кто бы мог подумать, что потеря корабля — обычной машины — вызовет в нем такие трогательные чувства.

— Дай только вернуться в Центр, — пообещал Вирист, будет тебе новый «Старкад».

— Такого больше не будет. — Глаза Уко смотрели двумя темными влажными сливами. — Новое — это всегда новое. А у «Старкада» была душа. Родная душа…

– «Старкад» — еще не все, что ты можешь потерять на Додарбе, — глухо сказал Вирист.

За тридцать шесть дней до высадки на Додарбе

— Привет, — просто сказал Лылов, словно они не виделись каких-нибудь два-три дня.

Лылов был фигурой необычной даже для Внутреннего Бюро КВС, где оригиналов хватало.

Он пригласил его к себе в кабинет, и одно это сказало Моросанову, какую честь шеф ему оказывает. Лылов был затворником и в свою черную крепость почти никого не допускал.

— Здравствуйте, — ответил Илья.

Шеф стоял у стены и задумчиво смотрел на вошедшего. Так, наверное, раньше смотрели древние, выбирая себе лучшего скакуна. Или любовались изысканной картиной.

Моросанова это не смутило. Он хорошо знал Лылова.

Они были сверстниками. И хотя пришли во Внутреннее Бюро разными дорогами, путь их стал одним.

В кабинете Лылова все было по-прежнему. Он не поддался на провокацию современной моды менять тона и убранство кабинетов каждую неделю. Внешняя форма всегда оставалась однообразной. Поведение всегда оставалось ровным. Снаружи Лылов был неколебим для нового, как гранитная скала. Внутри — подвижен, как ветер. Вся структурная модернизация последнего времени, затеянная во Внутреннем Бюро, в конечном итоге замыкалась на Викторе.

Сегодня в кабинете цветов было мало: два скромных букета в высоких, причудливо изогнутых таргянских вазах. Видимо, у шефа совсем плохо со временем.

— Отдохнул?

— Да, — ответил Илья, хотя его вызвали с Земли на полмесяца раньше положенного срока.

— Хорошо. — Лылов сегодня говорил односложно.

— Меня вызвали одного, — начал Моросанов, — Суфир и Якобсон еще на Земле. — И, сделав паузу, задал вопрос, который его волновал: — Вы расчленяете группу?

Виктор посмотрел на него таким взглядом, что Илья сразу все понял — и то, что напарники теперь не будут работать с ним, и то, что Лылов сам не в восторге от этого.

— Для Суфира и Якобсона отдых еще не закончен. Ты против?

— Я весь внимание, — насторожился Илья. Если Лылов решился разбить сложившуюся группу, — значит, есть серьезная причина.

— Ты хорошо отдохнул? — еще раз спросил Виктор. Подумай, прежде чем ответить. В этом деле от тебя потребуется отдать все силы.

Моросанов улыбнулся. Каждый сотрудник Внутреннего Бюро готов отдать даже жизнь во имя высших целей, стоящих перед организацией. Других людей здесь нет. И ответил коротко: —Да.

Лылов кивнул, подошел к своему столу и включил большой настенный экран.

Моросанов опустился в черное кресло и насторожился.

Сейчас Лылов поставит задачку. Чтобы правильно решить ее, надо хорошо запомнить условия.

Через несколько секунд экран потемнел, на нем проскочили пять молний секретности, выступили цифры поставщика информации, времени и места. Речь шла об Ариестре, событие датировалось прошлым месяцем. Появилось лицо с типично ариестрянской красноватой кожей, ореолом золотых волос и голубыми глазами. Облик вполне земной.

— Кристофер Шанс, — возник сопроводительный голос, — актор Внутреннего Бюро Ариестры пятого разряда. Направляется ВБА в систему Шичи, стеллиум Сфинкса, принадлежности Сиция.

Моросанов присмотрелся к ариестрянину. Волевое, холодное лицо. Оно говорило о многом. Смышлен, выдержан, решителен. Скорее всего, молчун.

— Цель операции, — продолжал голос, — добыча редлита, необычного минерала, указанного в дневнике Береры Бокко — исследователя с Лиого, участвовавшего в изучении системы Шичи десять лет назад. Разбитый звездолет Бокко «Б-Б» найден шесть месяцев назад на спутнике «два дробь три» планеты Зохо звезды Юнгама, принадлежности Тарга. В сохранившихся после взрыва записках Бокко несколько раз упоминается минерал редлит, который, по его выражению, «может дать блоссистам будущее». Вскользь в дневнике говорится о животных из семейства кошачьих, близких мямарам с Ариестры. Бокко не называет планету, где можно найти редлит. Речь часто идет о Правом рукаве Сфинкса, и рядом всегда стоит стилизованная буква «Д». ВБА предполагает, что имеется в виду Додарб — малоисследованная планета системы Шичи. Предположительный срок аварии звездолета «Б-Б» — около семи лет назад.

«Редлит, — подумал Моросанов, — какое странное название».

— При чем тут мямары? — спросил он.

— Тебе надо будет узнать и это, — ответил Лылов. — Ты пока слушай.

Портрет актора ВБА уменьшился, и рядом с ним возникло напряженно сверкающее глазами необычное животное. Широкая грудь, квадратная голова, сильное туловище. Шерсть его была короткой, светлого палевого оттенка, с бордовыми подпалинами на брюхе. Моросанов невольно обратил внимание на крупную шишку на голове. И еще отметил острые клыки.

— Багдо, личный мямар Кристофера Шанса, — продолжал голос, — направляется вместе с Шансом в систему звезды Шичи. Условное название операции — «Минерал». Предлогом избрана «легенда Боржа», где мямары находят золото. Кристофер Шанс — актор одиночной спецификации, тридцать пять лет, прошел спецподготовку оперативника-энергетика на базе «Синий лист» Зики. Предельная энерговыносливость: П-двести.

«Неплохо, — подумал Илья, — уровень очень мощный».

— Внутреннее Бюро Ариестры запрашивает согласие КВС на проведение операции «Минерал», согласно на подключение двух дополнительных акторов.

Илья оценил тактичность ВБА: зная, что группа, отсылаемая в отдаленный район, должна состоять минимум из трех человек, и помня, что работа будет происходить на территории Сиция, Бюро направляет лишь одного своего агента, предоставляя КВС право выбрать остальных двух.

Экран погас и тут же зажегся снова. Опять проскочили пять молний секретности и информационные индексы.

Потом возникли два лица — пожилого сухопарого сицианина с мудрым взглядом глубоких синих глаз и кряжистого мужчины с лиловой мясистой физиономией лиогяиина.

— Экипаж «Старкада», микрохода спецназиачения ВБ КВС, сициане капитан Вирист Ю-Стега и пилот Уко Фток. Согласно запросу Структурного Коммона Сиция предположительно комплектуются в группу с актором ВБ Ариестры Кристофером Шансом.

«Любопытно, — подумал Моросанов. — Структурный Коммон — это внутреннее управление Сиция. Их заинтересовала операция „Минерал“ или еще что-то?»

— Вирист Ю-Стега, пятьдесят четыре года, старший наблюдатель Структурного Коммона, участия в оперативных акциях не принимал. Курс спецподготовки сокращенного типа прошел на базе Сиция «Озерник», предельная энерговыносливость: П-десять. Уко Фток, тридцать два года, младший наблюдатель Структурного Коммона, профессиональный пилот спецрейсов, участия в оперативных акциях не принимал. Курс спецподготовки прошел вместе с капитаном Ю-Стегой. Предельная энерговыносливость: П-десять.

«Слабоваты сициане, — отметил Моросанов. — Впрочем, наблюдателям и не нужна большая сила. Номинально тройка укомплектована. Но при чем тут я?»

— Согласно информации, поступившей от Структурного Коммона, на планетах Калмир и Зистола мира Сиция образовались необычные объединения последователей философа-лиогянина Блосса. Структурный Коммон имеет доказательства перерождения блоссизма в кардинально противоположное движение, использующее приверженцев Блосса и имеющее антисоциальные цели. Раскрыты пять штаб-квартир нового движения на Калмире и семь на Зистоле. Во всех случаях были обнаружены склады оружия…

— Оружие у блоссистов? — поразился Моросанов.

Лылов бросил на него многозначительный взгляд и промолчал.

— Руководителям обеих сект, — продолжал голос, — удалось скрыться при весьма странных обстоятельствах. Акторы Коммона, направленные на задержание этих так называемых адептов, погибли. Это были люди, прошедшие курс спецподготовки, с энергоуровнем, поднятым на время операции до индекса П-тридцать.

Моросанов нахмурился. П-30 — достаточно сильный уровень. Бороться с такими агентами неподготовленным людям весьма непросто.

— Структурный Коммон имеет основания подозревать, что адепты нового движения продолжают работать подпольно на Калмире и Зистоле. Согласно захваченным в штаб-квартирах блоссистов материалам установлено, что движение имеет разветвленную сеть по всей территории Содружества, наиболее плотная часть которой базируется вокруг стеллиума Сфинкса. Сиций предполагает, что малоисследованная область Правого рукава Сфинкса может являться базой негативного движения. Поскольку патруль КВС обследовал территории всех звездных систем этого района, кроме систем Шичи и Рухи, именно туда Структурный Коммон намеревается направить своих наблюдателей.

Экран погас.

— Вопрос серьезный, — тут же сказал Лылов. — Ты понимаешь, что лжеблоссисты — дело не только Сиция, но и всего Содружества.

— Значит, — подытожил Моросанов, — ВБА ищет в Правом рукаве редлит, а Структурный Коммон — гнездо блоссистов. Вы связываете обе линии?

— Это еще не все. — Лылов тронул кнопку, и снова ожил экран.

Цифры комментировали: «Астероиды Бих-8, сорок шесть пунктов от трассы „Тарг — Харибда“, куб 0-0-300».

Появились каменные громады. Ноздреватые, черные, блестящие, как антрацит, они производили угнетающее впечатление. Между ними Илья заметил некий объект, в искореженных линиях которого с трудом угадывался корабль типа «Звездная игла»: оплавленная во многих местах обшивка, острые изломы разрывов корпуса, смятая в гармошку носовая часть…

— Звездолет «Илзамар» принадлежности Ариестры, пророкотал комментатор. — Нападение совершено около восьми лет назад. Двенадцать человек погибло. Обнаружен сорок дней назад.

— Серкеры? — подался вперед Моросанов.

Лылов не ответил.

— Первоначальная версия, что «Илзамар» погиб в результате нападения серкеров, не подтвердилась, — продолжал комментатор. — «Илзамар» не должен был, согласно графику полета, выходить с трассы «Тарг — Харибда». Все члены экипажа — блоссисты. Среди погибших — участники первой экспедиции в системы Шичи и Рухи Болуган Тван и Шерест Уок.

Лылов выключил экран.

— Снова гибель разведчиков Правого рукава Сфинкса?

— На борту «Илзамара» обнаружен груз странного минерала серебристого цвета, идентифицировать который не удается. В дневнике Болугана Твана обнаружена запись… — Лылов сделал многозначительную паузу.-«Черт бы побрал этот чертов редлит».

— Так это редлит? — переспросил Илья.

— Возможно. Итак, от трех исследователей систем Шичи и Рухи к нам попадают сведения о редлите. Что это, мы не знаем. Никаких официальных сведений в экспедиционных информатеках тех лет о редлите нет. Мы беседовали с остальными участниками экспедиции к Правому рукаву Сфинкса, но они ничего по этому поводу сообщить не смогли. Далее: четвертым блоссистом — участником разведки Шичи и Рухи был Салам Йо. Как и те трое, он мертв. Смерть настигла его восемь лет назад на старт-спутнике Уина «К-18» —территории Сиция. По подозрению в убийстве все эти годы безрезультатно разыскивается человек по имени Дриф Корбер. Итак, из сорока пяти участников разведэкспедиции четверо были блоссистами. Все четверо мертвы.

— Междоусобица?

— Думаю, четверка узнала что-то важное на планетах Шичи или Рухи. Удалось выяснить, что каждый из них так или иначе был связан с Дрифом Корбером — известным мастером блоссизма на Уине. После гибели Салама Йо на «К-18» Корбер пропал. Возможно, он — причина всех четырех смертей.

— Вы подозреваете, что он находится в Правом рукаве Сфинкса?

Лылов вернулся к столу и снова сел.

— В состав твоей микрогруппы, кроме Кристофера Шанса, войдет таргянин. Это — нкин. — Виктор включил экран.

Таргянин был очень молод. Высокий бледный лоб, грустный взгляд больших блекло-серых глаз, губы сложены в печальную полуулыбку.

— Без нкина тебе не обойтись, — сказал Лылов.

— Актор Трисила Тарга, — комментировал голос за кадром, — Хеликс Йоронг, тридцать лет. Прошел курс спецподготовки на базе КВС «Звезда», предельная энерговыносливость: П-тридцать.

— Хороший парень, — отозвался Виктор, — я его знаю. В Трисил его направили от КВС.

— Всегда лучше посылать сработавшуюся группу, — ответил Моросанов, нахмурившись. — Шанс и Йоронг, не сомневаюсь, прекрасные парни. Но мы еще не были вместе в деле.

— Так нужно, Илья, поверь мне. Сейчас мы располагаем девятью группами, — словно нехотя сказал он, — и все они очень специфичны. Мы всегда слишком ориентировались на борьбу. Здесь же, мне думается, пригодится прежде всего умение думать, понимать… Знаешь, как Стревеле назвал операцию? «Миссия Эдипа». Тебе это о чем-нибудь говорит?

Моросанов кивнул.

— Суфир и Якобсон тебе сейчас не подойдут. Пойми меня правильно. Я хочу, чтобы в группе было представлено как можно больше разных типов мышления и микровосприятия. Подумай: ты, ариестрянин Шанс, нкин-таргянин Йоронг плюс пилоты — сицианин Ю-Стега и полулиогянин Фток. Каков подбор?

Илья задумался. Группа разношерстная, и хотя он не сомневался в том, что каждый из акторов зарекомендовал себя с лучшей стороны, однако вместе они не участвовали ни в одной боевой операции. Но спорить не имело смысла. В данной ситуации Моросанов мог лишь принять предложение или отказаться.

— Ну как? — спросил Лылов, словно читая его мысли.

— Нужно обследовать обе системы? — вопросом ответил Моросанов.

— Нет. — Лылов понимающе покачал головой. — В вашу задачу входит только система Шичи. Я предполагаю, скорее всего, это будет планета Додарб. К Рухи отправится вторая микрогруппа.

— Чья? — живо откликнулся Илья.

— Ведущий Стив Боулман. И тебе и ему дается одна неделя — срок предельный, короткий. Все, что я тебе рассказал, — только предыстория. На этот раз операция будет именоваться предварительной, ваше официальное задание: выяснить ситуацию в обеих системах. Так решил Стревеле. После вас туда направляется эскадра спец-Кфлота КВС из тридцати крейсеров.

— Эскадра?!

— Слушай внимательно. — Голос Лылова стал суше. — В зоне Правого рукава Сфинкса стали довольно часто пропадать корабли…

Пятый день 04 ч. 10 м.

Память была предметом внутренней гордости Поля, но доставляла слишком много хлопот. Подробности раз увиденного запечатлевались с такой остротой, что спустя продолжительное время все еще продолжали стоять перед глазами. Бывало, что через месяцы он обращался к ней за помощью, и она услужливо прокручивала свои ролики.

Случалось, задним числом анализируя какую-нибудь сцену, Мастер видел даже то, что вначале ускользнуло от его внимания. Дар был ценный, но мучительный — от зрительных впечатлений убежать было некуда, они настигали повсюду, и он жил как на бурлящем вулкане.

Стоило лишь отвлечься, расслабиться, задуматься — и былые картины набрасывались на сознание, как хищные звери.

Пройдя через все залы и коридоры своего уровня, Четвертый направился в диспетчерскую рубку. Дворец имел очень сложное строение. Снаружи это была толстая металлическая плита-экран, необходимая в случае прямого нападения. Под ней, все глубже и глубже зарываясь в землю, шли жилые уровни. Первый и второй — для солдат и младших офицеров, третий, относительно комфортабельный, — для подмастеров и магистров. Четвертый уровень — обиталище Мастеров. Естественно, здесь же находился и биошар Демиурга.

Сейчас Мастер решил переговорить с Корбоданом, поддержать его после тяжелой исповеди. Вызывать подмастера снова на четвертый уровень он не собирался. Лучше самому подняться на верхние этажи Дворца.

Память прокручивала давнюю сцену: перед ним навытяжку стоял Батрик, весь — готовность к действию и беспрекословное подчинение. Поль видел мельчайшие подробности эпизода: и пустой зал, и складки на форме Батрика, и его покрытое потом широкое лицо.

— Ты все сказал, что я просил? — услышал он свой голос.

— Да, верховный! — Лиогягин вытянулся. — Как вы приказали.

— Что именно?

— Я сказал ему: «Аркл! Слушай внимательно: что бы мы на Додарбе ни делали, мы люди, понял?» Он молчал. Тогда я добавил: «И как бы мы ни вздорили друг с другом, мы — люди. Понял? А люди всегда стоят за людей. Если что-нибудь произойдет с нами, прилетят другие, и тогда будет плохо. Понял?» — Что он ответил?

— Промолчал, верховный!..

Воспоминание улетучилось. Поль с сожалением подумал о том, что бедный Батрик и не догадывался, как скоро оправдаются их подозрения относительно уирдов.

«Опять ты за свое, — одернул себя Мастер. — Не уирдов, а уирда, одного уирда!» Поль размашистым шагом прошел последний холл и уже взялся было за рукоятку люка, как вдруг резкая волна беспокойства остановила его. Накатило неясное тяжелое чувство и тут же исчезло. Поль привык доверять своей интуиции и остановился как вкопанный. Что это было?

Мастер развернулся, медленно пошел обратно. Последнее время тревожные ощущения все чаще и чаще беспокоили его. Раньше Поль относил их за счет приближающейся борьбы. Пройдет совсем немного времени, и грянет тяжелая война против Содружества, в руках которого колоссальные флотилии боевых звездолетов, мощные укрепленные базы на спутниках и планетах, узлы вхождения в космотрассы. Предстоит перепахать грандиозные космические территории, целые миры. Конечно, цель заманчива-галактическая империя, средоточие силы и власти сверхлюдей, в чьих руках окажется редлит. Но до этого прекрасного момента пройдут, может быть, годы тягот и лишений военного времени. Вероятно, он просто предчувствует это?

Нет, сегодняшняя тревога была связана с чем-то иным. Поль медленно прошел обратно через два коридора, и неясный образ возник в его сознании. Чтобы проверить возникшую догадку, он бегом вернулся в центральный зал и тут же убедился в своей правоте: на гладкой, покрытой звуконепроницаемым пластиком стене, почти у самого потолка, возвышался небольшой бугорок.

Откуда он мог здесь взяться? Стены на четвертом уровне идеально ровные…

Поль не стал гадать, кто здесь шпионит. Еще успеется.

Мастер попытался подцепить бугорок ногтем, но тот не поддавался. Усмехнувшись, он быстро сосредоточился и приказал ему сделаться шариком. Бугорок дрогнул и начал округляться, но тут же снова расплющился, став почти незаметным. Четвертый опешил: ни один из Мастеров не мог противостоять ему по силе воздействия. Поля учил сам Аркл, и не было еще на свете столь же сильного оператора редлита! Он снова сфокусировал свою волю, поднес пальцы почти к самому редлону и начал новую атаку. Противодействуя неизвестной мощной воле, он вырвал редлон из стены. Борьба постепенно завершалась в его пользу. Противник явно слабел.

Позади хлопнула дверь. Поль не стал оборачиваться, чтобы не отвлечься. Вошедший, наверное, опешил от позы Четвертого, ну и черт с ним! Противник сник, и теперь оставалось только оградить возникший шарик защитным полем. Потом можно будет по остаточной связи выяснить личность лазутчика.

И в этот момент произошло что-то непонятное.

Зал озарился яркой вспышкой.

Тяжелая волна отбросила Поля назад, к ногам вошедшего. Уши заложило от грохота, в глазах плавали мерцающие отсветы, мучительно и резко заломило голову. Вошедший тоже упал и лежа тер лиловыми лапищами веки.

Это был Буйвол — Первый Мастер.

Они непонимающе уставились друг на друга. Поль, превозмогая головную боль, какой у него не случалось даже после работы с Демиургом, поднялся.

На месте редлона чернел обгорелый круг с оплавленным пластиком. Невероятно — редлон сам взорвался?!

— Что здесь происходит? — послышался возмущенный голос Буйвола.

Поль, морщась, посмотрел на него и подумал, что Первого следует исключить из числа возможных кандидатов на роль шпиона. Третий сейчас на Демиурге. Остается Второй.

— Где Второй? — вопросом на вопрос ответил он.

— Со Стразом. На обучении, — коротко ответил Буйвол.

Потом спросил: — Думаешь, его работа?

— Ничего я не думаю. Когда у Страза исповедь?

— Завтра утром. Веду я.

— Веду я! — резко крикнул Поль и, тут же смягчив тон, добавил: — Пожалуйста, ты же видел…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пятый день 04 ч. 30 мин.

— Смотри-ка! — раздался громкий крик Хеликса.

Илья еще не успел закрыть за собой дверь, как что-то серое и блестящее метнулось к нему. Инстинктивно выставив руку, Моросанов в последний момент сообразил, что это редлон, и успел перехватить управление. Превратив это нечто в парящий полупрозрачный куб, он услышал громкий хохот Йоронга.

— Мог бы поосторожнее, — проворчал Илья, морщась.

Головная боль после сеанса еще не прошла.

Моросанов был утомлен недавней схваткой. Мастер был удивительно зорок Подумать только — сумел не только разглядеть маленький бугорок на стене, но еще вспомнить об этом и вернуться, чтобы проверить догадку.

Невероятная внимательность и осторожность! Если бы не Арклов огнешок, дела могли бы обернуться плачевно.

Аркл предупреждал, что Демиург в состоянии по остаточной связи у редлона найти оператора. И какая мощная воля!

— Где Крис? — спросил он.

— На командном пункте. Осматривает окрестности.

Ариестрянин был сверхосторожен. Едва только группа заняла убежище, он тут же проверил состояние комнат и складов, пищевых контейнеров и энергоаккумуляторов, осмотрел оружие, а теперь принялся досконально изучать окружающую местность. Илья знал, что Крис не рассчитывает всерьез на осаду, но полагает, что необходимо быть к ней готовыми. Молодец.

Илья вспомнил свое недавнее путешествие во Дворец.

Едва только он научился хорошо управлять редлоном, как решился на разведку. Правда, добравшись до покоев Мастеров, редлон израсходовал половину массы на маневры, зато теперь Моросанов узнал схему лабиринта. Все было очень просто: лабиринт был устроен по принципу повторяющихся частей. Чтобы пройти от третьего уровня к четвертому, надо семь раз сделать один и тот же ход: три поворота направо, два налево и еще два направо. Предельно просто. Пристроившись за проводником, он достиг четвертого уровня и узнал систему отпирания шлюзов.

Итак, на четвертый уровень путь был открыт. Теперь предстояло решить, как пройти три предыдущих.

План действий созрел в голове Моросанова тотчас, едва только он понял, что представляет собой четвертый уровень. Всех Мастеров можно было запереть в нем как в ловушке, если удастся обезвредить Демиурга. Биошар, без сомнения, самая надежная защита для них. Солдаты и офицеры этого воинства, расположенные частично на поверхности, частично на верхних уровнях, серьезной опасности не представляли.

Самое разумное — каким-нибудь образом лишить их возможности действия. Как? Предстоит подумать. Если бы удалось пробраться сразу на четвертый уровень, минуя остальные… Взять всю верхушку разом — и дело сделано.

Без Мастеров и биошара рэбберы не способны сопротивляться. Конечно, останутся умеющие работать с редлитом магистры и подмастера, но это уже мелочь. Решив вопрос с Мастерами, прочно обосновавшись на четвертом уровне и перестроив Демиурга, можно заняться перевоспитанием рэбберов.

Илья вспомнил виденных Мастеров. Прилепившись к стене, он всю поверхность редлона превратил в большой глаз, но лица все же были чересчур огромными, не хватало объема зрения.

На кого они похожи? Лылов показал ему пятьдесят двух человека, предположительно участвующих в движении лжеблоссистов. Но лица Мастеров были незнакомы.

Или он плохо рассмотрел?

Илья вспомнил о Длоре. После того как Аркл рассказал им о Демиурге и дал в руки мощное оружие против редлонов — огнешок, он больше не появлялся. Напоследок уирд сказал, что убежище на определенное время будет прикрыто полем Длора, чтобы Демиург не смог в телепатическом поиске обнаружить группу. Сейчас они были под надежным экраном. Но Аркл жаждал, чтобы Моросанов с товарищами скорее вступали в борьбу против рэбберов. Когда он снимет защиту?

— Илья, — раздался тихий голос Йоронга, — я недавно вышел из транса. Есть информация.

— Давай! — насторожился Моросанов.

Нкин прищурил сразу погрустневшие глаза.

— Как мы и решили, я «прокачал» вариант с ожиданием эскадры адмирала Ашора, — голос его упал, — и не смог увидеть результатов…

— То есть?

— Это вне вероятности. Видимо, мы не будем дожидаться прилета эскадры. Но есть другое… — Хеликс замялся. — Я видел «Старкад»…

Моросанов напрягся. Если что-то случится со «Старкадом», они вынуждены будут надолго остаться на Додарбе.

Но микроход должен вернуться не раньше чем через четверо местных суток — то есть через семьдесят часов.

— Что со «Старкадом»?

— Он погибнет над Майей. Его взорвут рэбберы.

— А пилоты?

— Я сразу занялся этим вопросом, но все очень неясно. Они, безусловно, живы или останутся в живых! В трансе понятия времени мешаются, возможно, это еще произойдет, возможно, уже было…

— Их захватили Мастера?

Нкин по-земному пожал плечами.

— Я не понял. Но главное не это. — Его голос совсем угас.

Моросанов похолодел: Хеликс то и дело замолкал, словно ему было трудно говорить, и выглядел расстроенным. Это могло означать только одно.

— Что-то с группой?

— Понимаешь, — начал Йоронг, — мозг устроен таким образом, что не воспринимает информацию некромантического характера…

— Некромантического?

— Всего, что связано со смертью. В ход идут разного рода ухищрения подсознания, сведения предельно искажаются, иногда это просто откровенный увод в сторону, и нужно много сил, чтобы вернуться к заданному вопросу. Со мной еще ни разу такого не было, но я много слышал о подобном. Когда я проходил практику в Институте нкинов на Тарге, нам объясняли, что возможны такие «игры в прятки» с самим собой, учили, как их отличить от настоящей информации, но в трансе все так шатко, так непросто… Трудно объяснить несведущему человеку…

— Ты можешь говорить прямо? — не выдержал Илья.

— Хорошо, — сразу согласился Хеликс. — Группу, насколько я понял, ожидает гибель. — Он стрельнул глазами на Моросанова. — Но задание мы выполним…

— На сколько процентов ты считаешь верными свои предположения?

— Я предупредил, что еще ни разу не сталкивался с некромантической…

— Я спрашиваю не о том, — резко перебил его Моросанов. — Сколько у нас шансов переиграть Мастеров?

— Много… Нкины редко ошибаются… Я бы дал почти все сто процентов.

— Отлично. — Илья не узнал своего голоса, таким он стал отрывистым и холодным. — Тренируйся дальше с редлитом, я пойду навещу Криса.

Ариестрянин сидел перед экраном внешнего обзора насупленный и сосредоточенный и, не поворачивая головы, спросил: — Хеликс тебе уже сообщил?

— Да.

— И что ты думаешь по этому поводу?

Илья внимательно посмотрел на Криса. Вряд ли тот трусил. Скорее всего, его вопрос продиктован желанием узнать планы Моросанова. Что Илья думает по этому поводу? Он думал только об одном — с Мастерами необходимо покончить до прилета эскадры. И еще думал, что нкины тоже иногда ошибаются.

— Главное — мы выиграем эту схватку.

Крис кивнул, по-прежнему не поворачиваясь.

— Но как? У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет? Сегодня пошел шестой день высадки. Когда пройдет девять дней, Ашор перестанет ждать и двинет эскадру.

— Мой редлон побывал во Дворце, — сказал Илья. — Я прошел его весь, вплоть до мастерского уровня обитания. Там, на четвертом уровне, сердцевина этой берлоги. Все четыре Мастера и биошар. Нам необходимо попасть туда и разом отрезать их от основных сил рэбберов. Пока еще я не знаю точно как, но это уже вопрос техники. Через лабиринт, по крайней мере, мы теперь пройти сможем. Я знаю ход. Надо дойти до лабиринта.

— Постой, — Крис обернулся, — а разве тебе Йоронг не сказал, что тупики лабиринта утыкаются в песок?

— Нет.

«Тупики выходят прямо в песок под поверхностью. Может, устроить подкоп и выйти прямо на один из тупиков… Что это?!» Внезапный крик Шанса заставил Илью снова взглянуть на экран. На горизонте, поднимая за собой еле заметный шлейф пыли, в направлении убежища двигался темный предмет. Пока еще было трудно определить, что это такое, но опытный глаз Ильи подсказывал, что это не «черепаха» рэбберов.

Ариестрянин защелкал тумблерами, и через мгновение пульт управления АМА и лучевыми пушками загорелся готовностью. Неизвестный объект летел на большой скорости: через несколько секунд он увеличился настолько, что стало видно — это спасательная шлюпка-дискоид, какими оснащались микроходы. Послышался нарастающий рев рассекаемого воздуха. Крис сбросил увеличение, и дискоид вновь стал пятнышком на экране.

— Рэбберы? — выдохнул ариестрянин.

— Не похоже. Их машины с красной маркировкой. А эта обычного стального цвета.

— Но кто здесь может быть, кроме рэбберов?

— Посмотрим. Об убежище во Дворце не знают. Если эта шлюпка оттуда — они пролетят мимо.

— Ты забываешь про биоскоп, — прошептал Шанс. Они могут лететь мимо, но все-таки нас заметить. Биоскоп засечет нас в два счета.

Дискоид стремительно приближался. Даже без увеличения его теперь было хорошо видно на экране; нарастающий свист рассекаемого воздуха прорывался сквозь закрытые двери. Шлюпка жалась к поверхности, иногда почти задевая покатым брюхом большие валуны.

— Почему-то идет низко. Маскируются. — Крис принялся подстраивать стволы лучевиков.

— Не стреляй первым! — крикнул Моросанов и, подойдя к пульту, приблизил изображение. На лобовой панели дискоида большими черными буквами было выведено: «Старкад».

— Что? — привстал Шанс.

— Это пилоты!

— Слишком рано для «Старкада».

Дискоид мгновенно преодолел оставшееся до убежища расстояние и темной тенью промелькнул над ними.

— Ушла, — прошептал Илья.

В этот момент на другом экране стало видно, как шлюпка начала вираж разворота, поднявшись вверх и накренившись.

— Вирист должен прийти через три дня! — повторил ариестрянин.

«Неужели ребята вернулись? Но почему так скоро?» — лихорадочно соображал Моросанов.

— Если они решили не выходить из системы Шичи, крикнул Крис, — то могли напороться на корабль рэбберов! Что они могут противопоставить редлонам? Хеликс же предупреждал!

— Все равно не стреляй, — повторил Илья. — А если это все-таки они?

— Черта с два. Демиург с помощью гипнодопроса вытянул из них всю информацию. Это рэбберы, Илья!

Шлюпка вернулась к убежищу и зависла над ним.

Крис поймал ее в видеоловушку лучевиков и принялся подстраивать регуляторы АМА. Дискоид был виден отчетливо, правый борт его освещался лучами восходящей Шичи. На днище откинулся щиток, и появился ствол высокочастотки.

— Смотри! — крикнул ариестрянин. — Рэбберы рассчитывают, что, увидев знакомую шлюпку, мы сами выйдем из убежища. Ну уж нет…

«Где же Хеликс?» — обожгла запоздалая мысль.

— Илья, один удар — и готово! Связи с Дворцом тут нет, пока они опомнятся, мы уйдем подальше.

— Погоди!

Слишком уж точно встала шлюпка над входом в убежище… Неужели и в самом деле рэбберы?

В это время на экране появилась еще одна фигура. Хеликс выскочил из пещеры между валунами, что-то крича и размахивая руками.

— Идиот! — крикнул Шанс.

В броске Илья успел перехватить руку Криса, метнувшуюся к кнопке подключения лучевиков. Оба упали.

— Они же убьют его! — горячо выдохнул, поднимаясь, Шанс.

Снаружи стало тихо. Видимо, дискоид сел.

Обернувшись к экрану, Илья увидел, как Хеликс подошел к опустившейся шлюпке. Из раскрывшегося люка, радостно скалясь, вывалился лиловый Уко. Следом появился невозмутимый Вирист Ю-Стега. Хеликс, смеясь, хлопал их по плечам.

— Ребята? — недоверчиво и радостно протянул Крис.

— Нкины редко ошибаются, — прошептал Моросанов, утирая пот с лица. Потом встал и пошел к выходу.

Шестой день 08 ч. 50 м.

После квадриона — совета четырех Мастеров — Поль чувствовал себя совершенно разбитым. Все эти полунамеки, недомолвки, полные таинственного смысла короткие взгляды, когда нужно постоянно быть начеку, изматывали не хуже работы на биошаре. Важно полностью контролировать ход мыслей каждого из Мастеров, не хватало еще, чтобы они сколотили коалицию против него. Второй явно мутит воду!

Чего стоило удержать возле себя Корбодана! Второй на исповеди настолько удивился психообороне этого парня, что теперь старается всячески избавиться от него. Конечно, на его месте Четвертый тоже попытался бы услать неугодного человека адептом на какую-нибудь отдаленную планету. Если бы не помощь Буйвола, тоже отныне не доверявшего Второму…

Впрочем, на квадрионе событий хватало и без Корбодана. Откуда взялся подозрительный микроход, безалаберно пропущенный к Додарбу? Были на нем люди, выжили ли они? Случайно ли его взорвавшаяся хвостовая часть распорола оболочку казарм вплоть до верхнего уровня обитания, уничтожив два из пяти автоангаров?

Что за камни раскиданы вокруг места катастрофы?

На восстановление оболочки тотчас были направлены двенадцать ремонтных бригад. Автоангары жаль — многие машины сильно искорежены. Впрочем, это не смертельно, есть и другие. Главное — люди! Кто вел корабль, почему он оказался над Дворцом? Удалось ли кому-нибудь спастись? Два пилота с курсовика утверждают, что от микрохода отделился планетарный дискоид. Но не приняли ли они за шлюпку один из этих чертовых камней, что теперь разбросаны вокруг Дворца? Если из них кто-то спасся, их удастся изловить с помощью Демиурга. Но с каждой минутой Поль все больше сомневался, что это дело рук людей. Четвертый склонялся к версии о вмешательстве Длора.

В отношении Длора было решено ничего не предпринимать. Хотя — Поль это ясно чувствовал — все понемногу начали опасаться Аркла. Теория о невмешательстве уирдов дала трещину с тех пор, как бесследно исчез Батрик.

Тридцать боевых «пчел» вылетели на поиски мифического дискоида с микрохода, семьсот новобранцев ищут и выкапывают подозрительные камни. Радарным станциям обоих космопортов, трем имевшимся в распоряжении крупным звездолетам и захваченному курсовику вменялась в обязанность строжайшая поисковая дисциплина: ничто не должно незамеченным подойти к Додарбу. Для острастки двенадцать человек экипажа курсовика были разжалованы и направлены в спецгруппу гипноуроков Демиурга.

Важнейшей темой квадриона была разработка плана захвата тридцати крейсеров Центра, мчавшихся к Додарбу. И конечно, была обсуждена будущая экспансия. Колеса гигантской машины начинали медленно вращаться. На сегодняшний день движение рэбберов руководило в основном только действиями планетарных блоссистских секций «Круга Содействия», которые возглавлялись адептами и могучими гипноволнами биошара. Теперь предстояло совершить качественный скачок — перейти к накоплению реальной мускулатуры. Движению нужны железные кулаки, мощные средства межзвездной войны: стационарные сверхизлучатели, виртуальные пульпы, хорошо оснащенные патрульные крейсеры, линкоры и, конечно, люди… Адептам приказано заниматься формированием боевых групп и отправкой их на условленные космобазы. Мастера отсылали каждому из адептов дополнительный груз редлита — чтобы агитация шла успешней!

И все же на душе у Поля скребли кошки. «Впрочем, не кошки, а мямары»,— невесело усмехнулся он. С тех пор как к нему перестал приходить Аркл, Четвертый постоянно чувствовал себя будто на пороховой бочке. Скорее действовать, пока все не лопнуло, словно мыльный пузырь…

Скорее — и прочь с этой планеты, чтобы крепко обосноваться средни людей!

«Аркл, — с тоской подумал Поль, — из-за чего ты перестал приходить? По какой причине прекратились твои прекрасные уроки?» В его покоях раздался мелодичный звук.

Четвертый прикоснулся к пластине на поясе, и замок сработал. Дверь распахнулась, на пороге, улыбаясь, стоял Третий. Поль не верил постоянной улыбке Эрчера, но гадостей ему Третий пока не делал, и он держал с ним дружеский тон.

За секунду гость обшарил взглядом все — и предметы обстановки, и одежду Поля, и выражение его лица.

Выражение было каменным.

— Никого нет, — сказал Эрчер. — Я обыскал всю планету.

— Ты уверен? — пристально глядя в убегающие глаза сицианина, спросил Поль.

— Вы все по очереди убедитесь в этом.

— А если они под крылышком Длора?

— Длор не станет помогать людям, — полувопросительно сказал Третий. — Тем более чужим…

— Может, чужим как раз и поможет, — бросил Поль.

— Нет, это все твой Аркл. Тогда увел патруль КВС, а теперь выловил кого-то нам на голову.

Поль пожал плечами. Эрчер явно пришел не за этим.

— Хорошо, оставим эту тему, — снова улыбнулся Третий. Проникновенно посмотрел в глаза: — Что у тебя со Вторым, Поль?

Четвертого передернуло: неужели Буйвол проболтался?

— Не понимаю, о чем ты?

— Мне очень неприятно говорить Поль, но отношения между тобой и Вторым… Мы — Мастера! Зачем ты следишь?

— Я слежу? — ледяным тоном спросил Поль.

— Может, это твой Корбодан? Я прошу тебя… — Третий мягко дотронулся до его руки. — Мы делаем одно большое дело, и надо сжать себя в кулак. Сейчас не время для раздоров.

— Эрчер! — презрительно отчеканил Поль. — О чем ты говоришь?

Тот удивленно — вскинул брови, не переставая улыбаться:

— О чем? Я сам видел твой редлон у Второго. Ты прекрасно знаешь, что оперируешь редлитом лучше всех нас.

— А не наоборот ли? — повысил голос Четвертый. — Ты был с Демиургом, а Буйвол стоял рядом, когда я пытался снять его редлон. Безуспешно пытался. Второй сваливает с больной головы на здоровую.

Эрчер растерянно смотрел на него, забыв нацепить улыбку.

— Я сам видел, Поль, — прошептал он, — как Второй пыжился перехватить управление. Редлон как-то странно взорвался и сгорел…

— Что? — отшатнулся Поль. — Так это не Второй?

— А он думал, что ты…

Четвертый быстро очнулся от потрясения и энергично тряхнул головой:

— Подмастера и магистры отпадают. Ни один из них не смог бы мне противостоять. Мастера, выходит, тоже. Но редлоны-то были. Надо искать еще кого-то. Может, вернулся кто-нибудь из адептов?

— Это невозможно. Только Длор, — нахмурился Эрчер.

— Что?

— Я хочу сказать, не дай Бог, чтобы это были проделки Аркла. Если уирды объявят войну…

— Какие уирды? — оборвал Четвертый. — Аркл один!

— Обманывают, гады, — зло сказал Эрчер, — бьют наверняка: сперва пели песню про ненасилие и непротивление, а теперь дождались, когда мы влипли с этой эскадрой, и начали свои забавы.

— Ну-ну, — одернул его Поль, — не все так ужасно. Мне думается, можно обойтись мирными средствами. Сколько у нас осталось арсеналок? Кажется, десятка два?

— Что-то вроде этого.

— Недоразумение с Арклом замнем, свалив все на самодеятельность Батрика, а в доказательство доброй воли отдадим десять — нет, всех мямаров.

— Ну уж всех, — недовольно поморщился Эрчер.

— Не надо торговаться, дружище, — повысил голос Поль.

— Кому поручим восстанавливать перемирие? — спросил Третий, — Решим на квадрионе, как и остальные вопросы.

— Какие вопросы?

— Эрч, если микроход — проделка Аркла, то камни могут оказаться порядочной дрянью. Дело нельзя затягивать.

— Брось, — махнул рукой Эрчер. — Длор надеялся поразить Дворец своим звездолетом.

— Поразить или предупредить? — с полуусмешкой спросил Четвёртый.

Он вдруг понял, что это очень правдоподобно: Аркл их предупреждал! Удар за удар!

— Да, именно предупредить, — ухватился за слова Поля Эрчер. — Они провели микроход незамеченным под самым носом у рейсового, а ведь это почти невозможно. И камни были лишь маскировкой. Курсовик из-за них никак не мог взять его на мушку.

Раздался мелодичный звон.

Оба Мастера одновременно взглянули на свои хронометры.

Наступал час Парада.

Шестой день 08 ч. 20 м.

— А что тут думать? — удивился Уко. — Драться надо, вот и все. Что думать-то?

Вирист усмехнулся, глядя на своего пилота.

Хеликс смотрел куда-то в сторону, словно происходящее его не касалось.

Крис сидел позади Ильи, и выражения его лица видно не было.

— Для нас вопрос ясен, — сказал Моросанов. — Группа вступает в борьбу против Дворца, это дело решенное. Но хотелось бы знать, что решите вы. Я ни в коем случае не подталкиваю вас идти с нами. Можете переждать в убежище. В конце концов, в ваше задание не входят оперативные действия.

— Значит, вы будете рисковать своими головами, а мы отсиживаться в теплом местечке? — взревел, темнея лицом, Фток. — Хорошее предложеньице, Моросанов!

Вирист посмотрел на Илью и отвел глаза в сторону.

Ясно: если пойдет Фток, ему тоже придется принять участие в походе, но Илье вовсе не улыбалось насильно тащить за собой сицианина. Может, лучше охладить пыл Уко и оставить пилотов в покое?

— Вам известен наш план, — сказал он, — скорее всего, нам удастся и втроем захватить четвертый уровень Дворца. Участие Уко и Вириста я не считаю обязательным.

Вирист поднял брови: — Я поступлю так, как вы сочтете нужным.

— Нет, — тут же отозвался Моросанов, — ты человек, более того — сотрудник особой организации. Ты должен самостоятельно принимать на себя тяжесть решения. Никто не будет ничего навязывать. Даже если мы все пойдем против рэбберов, а ты останешься — это твое право.

— Не кажется ли вам, — ответил Вирист Ю-Стега, — что вы идете на поводу у Аркла? Подумайте, так ли уж необходимо сломя голову бросаться на Мастеров? Не лучше ли немного выждать, а когда подойдут основные силы эскадры спец-К-флота КВС, начать борьбу вместе с ними?

«Как это по-сициански, — подумал Моросанов. — Выжидать, выгадывать удобный момент. Из-за этой черты Сиций так несмело и поздно начал осваивать космос».

— Когда зацветет церий? — холодным тоном спросил Крис.

— Сегодня к ночи, — прогудел Уко.

— Каков срок его действия?

— Церий не имеет обратного действия. Но он прекратит расти спустя тридцать часов после начала цветения.

— Значит, через трое местных суток или, по крайней мере, к моменту подхода эскадры они смогут освободиться? — спросил Крис.

Вирист молча кивнул.

— Нет, ждать никак нельзя, — заволновался Уко, — надо быстро выступать.

— Я не могу не идти с вами, — наконец вымолвил старший наблюдатель Коммона, — и я сделаю это по собственной воле.

— Предупреждаю: дело опасное, — поднялся Моросанов. — Как вы знаете Хеликс напророчил нам гибель.

Таргянин что-то неразборчиво промычал.

— Но я считаю, что, если мы, даже ценой своих жизней, хотя бы отсрочим агрессию рэбберов против Содружества, это даст свои плоды. От нас сейчас зависят судьбы миллиардов человек.

— И все же, — откликнулся Вирист, — почему Аркл так настаивал, чтобы мы обходились без эскадры? Меня это настораживает. Не действуем ли мы под диктовку Длора?

— Думаешь, Длор боится Мастеров или нашей эскадры? — подал голос Йоронг.

— А разве нет? — удивился Фток.

Хеликс лишь усмехнулся в ответ.

— Но зачем тогда мы нужны?

— Чтобы самим не марать руки, — ответил за Хеликса Крис. — Если есть мы, почему этим не воспользоваться?

— Мне кажется, — продолжил Вирист, — что, используя нас, Аркл ведет куда более сложную игру. После вашего рассказа, после того, что случилось с каждым из нас, после всех этих странностей я хочу спросить: так ли вы уверены в правильности своих действий? Аркл все время устраивал нам подстановки: сначала свел вас троих у Длора, после ввязал в дело рэбберов, затем выдернул «Старкад» с трассы раньше времени. Уирдам зачем-то необходимо, чтобы люди боролись с людьми.

— Одна ошибка, Вирист, — поправил его Илья. — Уирды как раз стремятся, чтобы такой борьбы не было. Мы должны отрезать Мастеров от их воинства, на этом дело заканчивается.

— Это вы так думаете. А если, убрав с вашей помощью верхушку рэбберов, уирды займут место Мастеров? Ведь они способны создать куда более мощного Демиурга.

— Они могли бы создать его намного раньше, — перебил Вириста Крис. — Для уирдов это не проблема. Они первыми разгадали и освоили необычные качества редлита.

— Уирды не воины, — добавил тихим голосом Хеликс, — вы все время ошибаетесь. Им не нужна война. Им нужны другие люди.

— Еще лучше! — отозвался Вирист. — Они будут изменять людей.

— Запомните: редлит нужен, чтобы проявить в человеке индивидуальность огня, — голос Йоронга окреп, — потому-то им сначала и понравились блоссисты. У Блосса есть такой афоризм: «Индивидуальность человека — это скорее индивидуальность огня, чем индивидуальность камня». Помните? Блосс попал в точку.

Илья в который раз задумался над словами Хеликса и Блосса. Каким образом собираются помогать уирды людям? Если предположить, что Майя — планета со сверхразвитой цивилизацией, то как бы стали вести себя ее обитатели? Человек привык представлять себе контакт с далеко ушедшими вперед собратьями по разуму как обмен дружественными делегациями, как фонтан открытий и изобретений, что изобильно прольется на Содружество.

Но так ли это будет на самом деле? Захотят ли сверхразвитые делиться своими достижениями? И техническими ли достижениями они станут делиться? Вполне вероятно, что уровень развития людей в целом покажется им удручающе низким. Конечно, человек поставил себе на службу многие законы природы, сумел преодолеть космические расстояния, заселить многие прежде непригодные для жизни планеты. Но в этом ли смысл развития и эволюции? С начала времен общественные структуры претерпевали различные изменения, но человек зачастую оставался все тем же, что и прежде. Скорость наших реакций та же, что и миллионы лет назад, способность усваивать новое не отличается от способности предков. Конечно, мы стали неимоверно умнее, информированнее, но что дальше? Наш ум зачастую — способность запоминать множество разнообразных фактов… Если вспомнить диалектику, то ситуацию можно уподобить периоду накопления количества, которое должно претерпеть качественный скачок..

Не об этом ли говорит фраза Блосса? Индивидуальность огня — что это может значить в таком контексте?

— В любом случае, — прервал его мысли холодный голос Криса, — мы начинаем борьбу против Мастеров. Какие выгоды при этом извлекут уирды, будет решать эскадра адмирала Ашора. Думаю, там найдутся ксенологи.

— Хорошо, — сдался Вирист, — будем считать, что вопрос с Арклом исчерпан. Когда выступаем?

— Вам пока не мешало бы попрактиковаться с редлитом, — сказал Моросанов, сверился с хронометром и добавил:-А нам пора. Приближается час Парада. Крис, Хеликс, вы готовы?

Шестой день 09 ч. 00 м.

Вид сверху открывался просто великолепный.

Так высоко Корбодан еще ни разу не поднимался.

Комбинезоны и короткие шлемы воинов отчетливо выделялись на поле. Несколько боевых машин сверкали стальными перепонками.

Внизу воздух плавился от жары, но здесь она не ощущалась — козырек надежно защищал от палящих лучей Шичи, оставляя свободу ветерку.

Немного портил картину раскинувшийся неподалеку призрачный город проклятого Аркла. Он начинался сразу за последними рядами рэбберов — дымчатый, голубоватосерый. Снова он был полон разрушенных зданий и поверженных обгоревших звездолетов. Тут и там поднимался к душному небу черный дым, кое-где сверкали языки пламени. Солдаты, уже привыкшие к подобным зрелищам, не реагировали на мираж, хотя сегодня он, пожалуй, был особенно реалистичным. Корбодан задержал взгляд на искореженных обломках огромного центрального здания, в котором без труда угадывался Дворец Великого Демиурга. Нет, Аркл — сущий простак. Ведь остальных зданий нет и в помине. На кого же подействует такая картинка, насквозь лживая? Такими безделками рэбберов не запугать!

Час Парада — ежемесячная торжественная церемония — неизменно рождал трепетное чувство в груди Корбодана.

Впервые находясь в группе подмастеров, он горделиво смотрел перед собой на ряды идеально построенных рэбберов, упиваясь своей возросшей властью над ними. Еще немного, и эти люди покажут Галактике свою удивительную выдержку и стойкость.

Рядом с еле заметной ухмылкой стоял Страз, быстро переводя глаза с одной фигуры на другую. За ним Корбодан увидел напыщенного Хорхе.

— Конечно, — донеслась до них речь Третьего Мастера, — еще достаточно у нас противников на центральных планетах и, я не боюсь говорить об этом, даже на самом Додарбе. Но то, чему мы посвятили свои жизни, великое новое сознание, неумолимо пробивает себе дорогу. Едва ли найдется человек, который скажет: нет ничего нового в этом старом мире, все идет по-прежнему, и нет никакого Великого Демиурга. Едва ли найдется сегодня тот, кто не заметил манящих зарниц грядущего, не заметил, как начинает судорожно лихорадить весь космос от закладки фундамента великой новой стройки.

Легкий ветерок трепал бахрому волос вокруг тонзур Мастеров, солнце плясало в звездах на их мундирах. Они осанисто держались на возвышении перед стройными рядами. Заглядение! Корбодан чуть не задохнулся от восторга, глядя на это чудесное зрелище. Как удачно случилось, что он сразу понял, на кого надо ставить, и пошел за Четвертым. Теперь, когда предсказания Блосса стали сбываться, когда бывший простой человек трансформировался в могущественнейшего и всеведущего Великого Демиурга, даже последнему сопляку стало ясно, что конец старого мира близок. Теперь миллионы людей бросятся записываться в рэбберы, но цена им будет грош.

Но что это? Корбодан заметил какое-то недопустимое движение в рядах. Головы воинов сближались, некоторые поворачивались. Как они смеют разговаривать в такой торжественный момент?! Это было просто невероятно.

Корбодан проследил, куда поворачивались солдаты, и у него перехватило дух: издалека, неторопливо шагая, к плацу приближалась колоссальная фигура в свободном белом балахоне. Метров десяти ростом, прикинул Корбодан, если не больше. Он бросил быстрый взгляд на трибуну и понял, что Мастера тоже заметили гиганта. Они стояли на возвышении так же уверенно, но в глазах заблестел огонек растерянности.

Ораторствующий смолк, и над плацем повисла знойная тишина. Забыв про дисциплину, воины Великого Демиурга развернулись к приближающемуся великану. Ряды ощерились стволами луч, еметов. Тот не спеша подходил, лицо его было младенчески спокойно. Никаких красных оттенков в облике. Нет, не мираж!

Гигант остановился и поднял руку в приветствии.

— Здравствуйте, братья! — прозвучал его зычный и властный бас. — Слушайте меня, ибо я принес вам весть!

— Блосс! Блосс! — послышалось в рядах. — Это он, Учитель!

— Зачем рядитесь в бранные одежды? Зачем руки ваши держат приносящее смерть оружие? Опомнитесь, пора уже. Звал я вас к настоящей власти. Но, отдавшись сну, теряешь настоящую власть. Проснитесь, братья! Не о той власти вы печетесь!

Четвертый сориентировался быстрее остальных, и его выстрел первым вонзился в грудь пришельца. Затем засверкали лучи остальных Мастеров.

«Дьявол! — испугался Корбодан. — Да это же, кажется, сам Бун Блосс! Учитель проснулся? Боже, Боже, что это значит?» Он ошалело вытаращил глаза, а в голове рождался страшный вопрос: неужели верховные их обманывали?

Подмастер прекрасно помнил облик Учителя, ведь некогда сам был ярым блоссистом. Какое поразительное сходство! Перед ним возвышался Блосс.

Белый гигант скорбно улыбнулся, глядя на рэбберов как на забавляющихся детей. На месте выстрелов возникали рваные раны, которые тут же затягивались. Когда ударила пушка одного из вездеходов, луч выдрал из тела большой клок, но плоть мгновенно восстановилась.

— Хуже делаете не мне, но себе, неразумные! — Его голос набрал такую силу, что люди хватались за уши. — Разве я учил вас насилию? Разве Рэбб — это то, что стреляет? Где ум ваш? Дела подобные не смейте прикрывать моим именем. Обманывают вас. — Он резким движением руки указал на мастерскую трибуну. — Дьявольские замыслы кроются в этих душах. Послушаете их — и превратитесь в преступников. Истинно говорю вам: море крови пролить можете. Остановитесь!

— Волю Великого Демиурга грех называть дьявольской! — орал Четвертый, но голос его тонул в визге выстрелов.

— Остановитесь, братья, и других остановите. Но если не остановитесь, я вас остановлю. Предрекаю: если не бросите оружие прочь от себя, навеки запру вас на этой заброшенной планете. К утру все свершится. Говорю: не верьте пастырю своему. Ибо пастырь ваш не Демиург. Пират ему имя! Серкер и убийца! — Белый великан развернулся и зашагал прочь.

Многие палили ему в спину, но не все. Корбодан заметил, что стреляют в основном из офицерской ложи. Простые рэбберы разинули рты и остолбенели: авторитет Блосса был для них непререкаем. Они теперь вспомнили, что Учитель в первую очередь призывал к миру. Некоторые в ярости побросали оружие. Поднявшись из ангара, мимо пронеслись четыре «пчелы».

«Кто это был? — испуганно соображал Корбодан. Не Блосс же в самом деле? Учитель давно в могиле, мир праху его…» Он посмотрел вслед гиганту. Над тем, словно надоедливые мухи, кружили боевые машины.

Если это редлон, то чей? Мастера наверняка пытались сбить управление. А великан ни на йоту не изменил облика, не вспучился, не затуманился. Значит, оператор сильнее Мастеров?! Нет, такого не может быть!

Снизу раздавались злобные выкрики младших офицеров, восстанавливающих дисциплину в шеренгах. На рядовой состав белый гигант произвел большое впечатление.

Еще бы: Бун Блосс собственной персоной! И еще эта чудесная неуязвимость. Олухи и не ведают, что такое редлон!

— Не очень приятный момент, — саркастически изрек Страз. — Эта белая дубина вселила благоговейный ужас в сердца доблестных рэбберов. Достойная же опора у Великого Демиурга!

— Они не были готовы к борьбе с редлоном, — промямлил Корбодан, оглядываясь. Речь Страза могла показаться крамольной.

— Грош нам цена, если мы не будем готовы ко всему.

— Думаете, редлон? — тихо осведомился Хорхе.

— А что же? — искренне удивился его вопросу Страз.

Вновь раздался голос Третьего Мастера.

— Мои слова подтвердились, — задорно и зло крикнул он, — враги не смыкают глаз. Сегодня они решили одолеть нас психической атакой при помощи грубо сфабрикованного подобия Учителя Блосса. Но мы все видели — это не более чем мираж, мифический призрак, какими полны просторы Додарба…

«А если это и в самом деле Блосс, — мучительно думал Корбодан, — чем это грозит? Господи, чем это может грозить? Неужели и в самом деле запрет на Додарбе?»

— Пока что могу вам сообщить, — Мастер вновь принял уверенную и раскованную позу, — что за свои слова в адрес Великого Демиурга пришелец понес заслуженную кару. Призрак уничтожен!

— Ага, теперь не проверишь, — шепнул Страз.

Корбодан прикрыл глаза: дай Бог, чтобы это был редлон.

— Прикончили все-таки, — злорадно молвил Хорхе. Значит, действительно редлон. Только чей?

— …Впредь следует быть предельно осмотрительными!

Сегодня мы воочию убедились, что черные силы прошлого продолжают строить препоны Великому Демиургу. Но они бессильны противостоять напору нашей Идеи. Враг будет сломлен!

Корбодан вдруг заметил, что Четвертый делает ему знаки. Он выскользнул из строя и быстро направился к Мастеру. Худощавая фигура Четвертого снова излучала уверенность, хотя лиловое холеное лицо было покрыто потом. Корбодан недоумевал: что заставило верховного нарушить этикет Парада?

Корбодан подбежал к Мастеру и вытянулся в приветствии. Словно не замечая этого, Четвертый хмуро произнес: — Как тебе понравился лже-Блосс?

— Аркл? — догадался Корбодан.

— Похоже. Вот что: через пять минут выйдешь с тремя «черепахами» и «пчелой» к Зеленым Камням. Возьмешь с собой двадцать арсеналок или сколько там осталось. Всех. У Камней, вероятно, встретишь Аркла. Арсеналки — наш подарок ему, понял? — Мастер изучающе глядел на Корбодана. В его глазах играли острые и неприятные льдинки.

— К Камням? — удивленно спросил Корбодан.

— Да. Над ними сейчас сгусток поля Длора.

— Есть!

— Нам не нужны конфликты с Арклом, — продолжал Четвертый, — пусть он это осознает. То, что произошло у Длора, свалишь на самодеятельность Батрика. Мы к этому отношения не имеем, понял?

— Да, верховный!

— Во что бы то ни стало убеди Аркла, что нам нужны только мирные отношения. Наобещай чего хочешь.

— Есть!

— Держи связь, пока это будет возможно. И вот что: осторожнее, подмастер! Помни о судьбе Батрика. — Четвертый отвел взгляд в сторону. — Ты должен вернуться, понял?

У Корбодана возник неприятный металлический привкус во рту, и он глотнул, пытаясь от него избавиться.

— Ты меня понял? Обязан вернуться!

— Так точно! — выдавил подмастер.

— Иди! — Поль направился обратно к трибуне.

Корбодан бросился к Дворцу. Там уже открывались ворота крайнего ангара, отделившаяся от построения на плацу рота быстро бежала туда. Корбодан мысленно представил себе белого великана, и его продрал мороз по коже: а что, если и в самом деле операция опасна? Дурное предчувствие сжало сердце, но он приказал себе не думать об этом и направился к арсеналу с мямарами.

Шестой день 09 ч. 40 м.

— Ну что, ребята? — Голос Фтока прорывался из каких-то далеких глубин. В вязких пространствах полуобморочного состояния, в каком пребывал Илья после Парада, живой сочный бас пилота казался нереальным. — Я вижу, вы вернулись. Очухивайтесь поскорее!

Голос Фтока резал слух, от каждого слова Моросанов внутренне болезненно съеживался, словно тот кричал ему прямо в ухо. Илья заметил, что после выхода из длительного оперирования редлитом чувства так обостряются, что нормальные ощущения кажутся чудовищно мощными.

Илья старался лежать тихо, не шевелясь, чтобы резкими движениями не усилить боль. Под череп, казалось, налили крутого кипятка. Моросанов решил отвлечься и вспомнил, как удачно они выстояли против попыток Мастеров сбить управление редлоном.

Без сомнения, это был удачный ход — показать на Параде живого Блосса. Рэбберам явно не мешает вспомнить о том, к чему на самом деле призывал их учитель.

В основе учения Блосса Лежит идея о том, что все физические законы мира не постоянны, а существуют лишь потому, что поддерживаются неким вселенским сверхразумом, являясь частью его сознания. Весь мир: от наполненных солнечными системами галактик до малейшей пылинки — есть не что иное, как части этого огромного разумного целого. Блосс здесь недалеко ушел от земных мифологий, в частности индийской, где мир рассматривается как единое сверхсущество. Но он потом вводит понятие Рэбба — изначально заложенной в каждом разумном живом существе возможности так самоорганизоваться, чтобы превозмочь имеющиеся структуры и законы мира, чтобы развиться и со временем заменить собой старое сверхсущество.

Работа должна начинаться с самого себя. «Ты властен только над телом, овладей хотя бы им!» — гласит афоризм Блосса. В данном контексте это можно прочитать так: прежде всего надо учиться владеть своим телом, которое хоть и является твоим, но все же подчиняется объективным физическим законам.

Именно идею Рэбба и поставили во главу угла своей доктрины Мастера. Всякое новое, говорили они, неизменно борется со старым, такова диалектика развития. Потому, мол, не следует бояться борьбы. Сами мы против войн, но что же делать, если старый мир сопротивляется?

Если он не желает уступать дорогу новому? И уже забыто предупреждение Блосса, что путь развития Рэбба всегда мирный, что переход должен совершаться плавно, без скачков и насилия. И вот уже созданный темной волей Мастеров биошар с громким именем Демиург прославляется как настоящий Рэбб, когда-то бывший человеком, но уже прошедший человеческую стадию развития.

Чудеса с редлитом, естественно, наилучшим образом иллюстрируют эту сказочку. И романтически настроенные блоссисты, уверовав в нового «пророка», слепо следуют воле четырех обезумевших от жажды галактической власти Мастеров.

С другой стороны, Мастера на Додарбе начали широко применять телепатические способности биошара для массового гипнотического оболванивают блоссисгов. Мощное внушение Демиурга на обязательных для каждого рэббера ежедневных гипноуроках конечно же отлично цементировало верноподданнические чувства этого воинства.

Моросанов решил переключиться от тяжелых мыслей и вспомнил, как удачно они провели операцию на Параде.

Впервые — этому Аркл их не учил — группа вела одновременное управление редлоном. Илья вместе с Крисом и Хеликсом коллективными усилиями противостояли натиску воли Мастеров. Итог этой борьбы был обнадеживающим: операция прошла отлично, без сучка и задоринки.

Редлон удалось невредимым увести из поля зрения рэбберов, а потом Моросанов взорвал его при помощи огнешока: слишком рискованно было возвращать редлит в убежище, за ним могла начаться погоня из Дворца. Удачно было и то, что в события не вмешался Демиург. Видимо, биошар занимался иными вопросами. Самое главное — удалось немного сбить с рядовых рэбберов эту странную смесь спеси и убежденности в собственной правоте. Илья особенно рассчитывал на то, что его речь даст обильные плоды в будущем — рэбберы конечно же и понятия не имели о церии, случайно сброшенном Виристом и Уко над Дворцом. Угроза псевдо-Блосса запереть воинство Демиурга на Додарбе предстанет скоро перед ними в новом, угрожающем свете. Когда церий распустится, рэбберы сильно упадут духом.

— Да очнетесь вы когда-нибудь или нет? — продолжал орать над самым ухом Фток.

— Поработай с редлитом, все поймешь, — сквозь зубы процедил Крис.

— Не надо пугать! Успел уже я побаловаться с редлитом. Могу вам сказать, что когда неточно впишешься на малом корабле в трассу — не такое почувствуешь. Эта головная боль — пустяки. Давайте, ребята, поднимайтесь. Рассказали бы, как у вас дела?

Полный бурлящей энергии голос пилота действовал не хуже лекарства. Илья усмехнулся и открыл глаза.

— Смотри, Моросанов уже поднимается!

В этот момент послышались торопливые шаги, и отворилась дверь.

— Все в порядке? — раздался голос Вириста.

— Уже очухались. Сейчас послушаем новости.

Илья улыбнулся, и лицо пилота расплылось в широкой ответной улыбке.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Шестой день 13 ч. 50 м.

Редлон без устали мчался вперед, движения были легки и удобны. Оперируя удивительным минералом, Илья не переставал восхищаться достижением цивилизации Аркла. Всего несколько дней упражнений, и он научился заставлять редлон излучать или поглощать энергию, становиться полуматериальным, дымчатым, превращаться в любое мыслимое существо. С каждым разом управление становилось все легче, а боль после окончания работы — короче.

Предположения Кристофера о возможных негативных последствиях управления редлитом пока не оправдывались. Чувствовал Илья себя по-прежнему превосходно, а если что-то и возникнет потом — это уже не важно. В конце концов, Хеликс недвусмысленно предсказал, чем для них кончится «Миссия Эдипа». Итак — все силы на борьбу против Мастеров!

Сейчас он бежал навстречу замершим в отдалении трем «черепахам» рэбберов. Грозные боевые машины расположились в полукилометре от убежища, темными приземистыми пятнами выделяясь на фоне изумрудных россыпей. Вдалеке, почти на пределе видимости, различалась парящая в облаках «пчела». Она десантировала вездеходы и ретировалась. Без сомнения, сверху их дополнительно контролирует какой-нибудь из патрулеров.

Рэбберы появились на горизонте внезапно, свалились как снег на голову. Группа в это время занималась обсуждением плана прорыва во Дворец. Времени оставалось в обрез: операция должна была начаться сегодня ночью.

«Впрочем, — подумал Илья, — на полушарии Дворца это будет не ночь».

Когда Крис заметил машины рэбберов, ребята немного растерялись, а Фток сразу же предложил спалить их на подлете. Он подозревал, что враги выследили шлюпку «Старкада» и теперь идут по следу. Но Илья, кажется, понял, что означал этот визит.

Скорее всего, вслед за пропажей «черепахи» Батрика с экипажем Мастера ждали от Аркла ответных шагов. Теперь, после появления на Параде мнимого Блосса, они не на шутку перепугались и решили как-нибудь уладить конфликт. Тем более что воевать сразу на два фронта у них вряд ли есть желание, а до подлета эскадры Ашора остаются считанные дни. Длор уже опустился в бездны пустыни, и его не найти.

Как бы рассуждал он на месте Мастеров? Известно, что в данный момент существует сгусток поля Длора над частью плоскогорья Зеленых Камней: Аркл предупредил, что сделает это для защиты от телепатического воздействия Демиурга. Обнаружив поле, Мастера, видимо, решили, что это новая резиденция Аркла, и направили делегацию для заключения перемирия. Теперь они хотят задобрить уирда… Тогда-то и пришла Илье в голову мысль создать из редлита копию Аркла, чтобы решить все вопросы с рэбберами. И вот теперь он бежит им навстречу…

От размышлений Моросанова отвлекло какое-то мелкое животное, прошмыгнувшее мимо. «Дьявол! — подумал Илья. — Достаточно было ему притаиться, и я бы не заметил!» Он бросился за зверьком. Тот, заметив погоню, ускорил бег. В последнем прыжке, когда Илья уже ожидал ощутить у себя в когтях добычу, зверек выскользнул и птицей взлетел в небо.

Не преображая Аркла в другой редлон, Моросанов сконцентрировался и тонким пучком воли возбудил огнешок у противника. Некоторое время птица еще продолжала лететь, но потом упала, ярко полыхнула и с грохотом взорвалась. Оператор получил сильный гипноудар.

Илья повернул к машинам рэбберов. Он мог не торопиться-тот, кто хотел с ним говорить, будет еще долго приходить в себя.

Силуэты трех вражеских «черепах» приближались, неестественно огромные в глазах уирда. Отчетливо, до мельчайших подробностей, Моросанов видел все — и пупырышки зернистой брони, и мерцание оптических перископов, и застывшую напряженность лучевых жал. Наверху стрекотала «пчела», ловя каждое его движение.

Моросанов сразу понял замысел: она должна покинуть район в кризисной ситуации, чтобы информировать о действиях Аркла.

«Глупцы, — подумал он, — если бы за дело взялся настоящий Аркл, „пчела“ бы не ушла».

Илья оглянулся назад. Все-таки у него сейчас был повод беспокоиться: шлюпка «Старкада» не смогла пролезть в ангароубежище и частично виднелась в развале валунов.

Если, не дай Бог, рэбберы ее заметят, всего можно ожидать!

Раздался скрежет металла. В откинувшемся люке ближайшего вездехода показался полный человек с лиловым лицом лиогянина. Полуприкрытые глаза и сдерживаемые судороги щек говорили о спазмах головной боли, неуверенная походка выдавала нервную дрожь — следствие шока. Так вот кто был его противником!

Моросанов внимательно осмотрел рэббера, но регалий Мастера не заметил. Илья небрежно усадил редлон и, вытянув шею, почесал ухо быстрыми движениями задней лапы. Подошедший почтительно выждал, пока Илья не начесался вволю, и тогда, прикладывая руку ко лбу, начал речь.

Шестой день 14 ч. 10 м.

Боковые туннели, ветвясь и блестя матовыми стенами, непрерывной чередой выплывали справа и слева. Поворот, еще поворот. Теперь сюда… Поль уже почти бессознательно проходил лабиринт, выбирая дорогу к своему уровню.

Всем своим существом он сознавал, что стоит на каком-то поворотном пункте судьбы. Появление призрака Блосса ставило большой знак вопроса над всем тем, что происходило на Додарбе.

Значит, Длор активизировался! Какой следующий фокус выкинет Аркл?

Мастер наконец миновал последний туннель лабиринта и через шлюзы и тамбур прошел в холл, увитый растениями. Сегодня пышная листва и аромат не радовали: Четвертый лишь мельком глянул на цветы и поспешил к рубке связи.

Как там Корбодан? Пошел ли Аркл на перемирие?

Поль в который раз корил себя за то, что не решился сам поехать к Зеленым Камням, чтобы лично встретиться с Арклом и выяснить в конце концов взаимоотношения.

— …С тобой хватит, — сказал ему тогда в своей полупонятной манере Аркл. Он был особенно нетороплив и важен. Пески тонули в сгущавшемся мраке. Потянул вечерний сухой ветерок. — Я вижу, что закончил дело.

Он развернулся и ушел, сгинув навсегда. Разлилась тишина, и напуганный, бессильный, опешивший Поль стоял посреди безлюдной пустыни. Кулаки его сжимались и разжимались.

Нет, все-таки надо было перебороть свой страх перед Арклом и самому поехать с этими двадцатью мямарами!

Но дело сделано. Остается надеяться, что у Корбодана все получится, что Длор даст время осмотреться.

Вот и дверь в рубку. Стены-панели, испещренные знаковыми символами и световыми индикаторами. Поль уселся в одно из кресел и замер. Кусая губы, он ждал, что в любую секунду раздастся долгожданный голос…

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился Буйвол. Он покрутил лобастой лиловой головой, взъерошил громадной пятерней волосы и тупо уставился на Поля.

Четвертый выругался прб себя: он ушел из рубки нижнего уровня вовсе не для того, чтобы беседовать с Корбоданом в присутствии Первого здесь, на четвертом уровне.

Первый принес с собой какой-то кислый запах, и Поль с шумом выдохнул.

— От него ничего нет? — строго спросил прямолинейный Буйвол, не отрывая пристального взгляда от Четвертого.

«Испытывай свой взгляд на рэбберах, чурбан!» — подумал с отвращением Поль.

— Нет.

Четвертый резко отвернулся, оказавшись лицом к стене, начиненной аппаратурой связи и слежения.

— Пора бы уж ему, — презрительно бросил Буйвол.

«Пошел к дьяволу!» — подумал Поль.

Экран тихо тренькнул и ожил. Четвертый подался вперед, впившись в него глазами.

— Корбодан? — крикнул сзади Первый.

— Нет! — раздалось с экрана. — Ноль-служба Дворца.

Старший техник Ченгер третьей роты коммуникации. — В голосе слышалась тревога.

Поль замер, предчувствуя недоброе.

— Докладывай!

— Верховный… Тут у нас…

— В чем дело? — загремел сзади Буйвол. — Что произошло?

— Что-то разрастается перед Дворцом…

— Что-о?

— Такое впечатление, что вдруг выросли кристаллы хрусталя…

— Какой еще хрусталь? — грозно спросил Первый, наливаясь кровью.

— Весь плац уже зарос… Это очень быстро продвигается вперед. Ходить наверху нельзя…

— Что-о?

«Так! — испуганно подумал Поль. — Началось! На этот раз Длор пошел в настоящую атаку». Он почувствовал желание расхохотаться, но только до боли в пальцах сжал подлокотник и прохрипел:

— Как входы во Дворец и ангары?

— Они забиты той же дрянью. Мы направили туда пятьсот людей для расчистки, но прозрачные камни растут очень быстро.

— Так направьте еще тысячу! — приказал Первый. — Чтоб через полчаса все было закончено! Ясно?

— Есть! — раздалось с экрана, и он погас.

— Черт знает что такое! — громко проворчал Буйвол. Куда смотрят, олухи!

Поль зажмурился и снова до боли закусил губу.

Шестой день 13 ч. 30 м.

Вездеход и «пчела» скрылись за горизонтом.

— Мямаров отдай, — услышал Илья знакомый голос.

Он обернулся и увидел расположившегося неподалеку Аркла. Тот сидел неподвижно, выделяясь багровой шкурой на зелени камней.

— Бери, — попытался было кивнуть Моросанов, но не вышло: кошачья голова не очень-то приспособлена для человеческих жестов. — Извини, Аркл, я представлял твои интересы.

— Не мои, а их. — Уирд перевел взгляд на контейнер с мямарами.

Моросанов промолчал.

— Ничего, — сказал Аркл. — Я немного слышал и согласен. Мы не вмешиваемся.

— Во что? — насторожился Илья.

— В ваши действия.

— Но нам может потребоваться твоя помощь.

— Стой! — перебил его Аркл. — Камни срабатывают через сорок часов после контакта с воздухом?

— Какие камни?

— Те, что везли пилоты.

— С чего ты взял?

— Они дурно пахнут…

«Аркл знает про церий, — отметил Моросанов, — а ведь Вирист рассказывал, что ему грезился красный мямар во время странного шока на подлете к Додарбу. Не работа ли Длора преждевременное возвращение пилотов и точное попадание „Старкада“ во Дворец?»

— Пятерых мало против семи тысяч! Мы же не можем…

— Ну, Моросанов. — Уирд покрутил головой. — Ничего не можете? А камешки у Дворца начинают распускаться.

— Уже?

— Да.

— Как рэбберы? — спросил Илья.

Аркл издал странный горловой звук, похожий на лай.

Потом повернулся и принялся открывать контейнер.

— Но ведь Дворец еще не все! А космопорт, поселения?

Уирд снова не ответил. Он наконец справился с замком, предназначенным для человеческих пальцев, и, откинув крышку, освободил заключенных. Тут же наружу высыпали изящные бежевые мямары. Их короткие хвосты стояли трубой. Черные брови и бородки контрастно и рельефно выделялись на мордах. Мурлыкание было наполнено радостным возбуждением. Выскакивая один за другим, они изгибались, извивались, словно сообща исполняли загадочный и грациозный танец. Илье, воплощенному в мямара, они казались неправдоподобно большими и более реальными, чем когда-либо.

— Скажу кое-что, — повернулся Аркл. — Эти были тем, что угнетало. Мастера могли шантажировать. Благодаря вам они свободны. Спасибо! — Уирд отвернулся и с ходу включился в общий танец горящих глаз и блестящих опаловых шкур, выделяясь темно-бордовым окрасом.

«Ну почему же он так похож на ариестрянских мямаров? — думал Илья в который раз. — Почему?»

Шестой день 16 ч. 40 м.

— Признаться, я не совсем понимаю, зачем Длору нужны эти мямары. — Уко готовился лечь спать, воротник его комбинезона был расстегнут, обнажая лиловую, с редкими белыми пятнами, грудь. Моросанов усмехнулся простодушию пилота. Этот вопрос мучил всю группу с того момента, как они узнали о странном пристрастии уирдов к мямарам. Додарб поставил перед ними много загадок, но почти все уже были разгаданы. Стали понятны причины возникновения легенд о Пустой Планете, пропажи кораблей в зоне Сфинкса, смерти блоссистов… В конце концов выяснилась тайна редлита. Но были задачи, оказавшиеся неразрешимыми. Зачем Арклу мямары — одна из них.

— Я сам этого не могу понять, — откликнулся Хеликс. — Они внешне очень похожи, и невольно возникает мысль, что это далекие родственные ветви одного вида.

— От цивилизации уирдов остался лишь Длор, можно предположить, что это вымирающий разум, — послышался голос Вириста — Вероятно, они рассчитывают влить струю свежей крови в старые вены.

— Стоит ли упрощать? — включился в разговор Илья. Скорее всего, мы даже приблизительно не представляем истинных причин, движущих Арклом. Вспомните, как редко залетают на территорию Содружества корабли Сиририи. И чего же всегда хотят эти паукообразные? Вспомните!

— Странная причуда, — отозвался Уко. — Они всегда выменивают сухие листья, это мы знаем.

— А с их точки зрения, невозможно понять, зачем нам, людям, нужны Рембрандт или музыка. Да и мы сами вряд ли сможем достаточно объективно ответить на этот вопрос. Что уж говорить об Аркле! Да и вообще, это сейчас не главное.

Уко принялся устраиваться на лежаке, шумно сопя.

Моросанов сверился с хронометром. Кончался шестой день их пребывания на планете. Но поскольку сутки Додарба длились всего восемнадцать часов, неделя эталонного земного времени здесь растягивалась на девять дней.

На девятый день «Старкаду» полагалось забрать группу с Додарба. Эскадра Ашора не будет долго ждать. Группа «Миссия Эдип-П», вылетевшая к планетам Рухи, наверняка вернется в срок. А они? Об этом не хотелось думать.

Церий распустился более четырех часов назад. Во Дворце наверняка началась паника среди рэбберов. Медлить больше нельзя.

— Уко, — сказал Илья, — мы выступаем через три часа. Ты помнишь?

— А как же, — загудел пилот, — как раз успею выспаться. Во Дворце уже будет не до сна.

— Я сам тебя разбужу. — Моросанов поднялся и вышел.

Он прошел во вторую каюту. Здесь было пусто. Крис, видимо, снова сидел в рубке. Илья достал желтую информационную карточку из вездехода Батрика и вставил ее в приемную щель компьютера. На экране появилось задумчивое лиогянское лицо. Блосс смотрел на неведомого слушателя с выражением глубокого спокойствия и доброжелательства. Если бы он только мог знать, какие плоды принесет посаженное им дерево!

Моросанову хотелось еще раз прослушать запавший в душу фрагмент, и он стал наобум шарить в записи, пока не наткнулся на искомое:

— Такие, какие вы сейчас есть, вы — камни, вы замерли внутри жесткой личины, и полагаете, что так и должно быть. Вы не представляете себе, как вы себя замедляете. Войдите в себя и поймите, что внешность слишком окаменела, слишком тверда. Зачем себя тормозить и фиксировать? Раскройтесь и станьте иными. Ведь индивидуальность человека — это совсем не индивидуальность камня, в нем нет никакой свободы и роста. Индивидуальность человека — это трепет огня…

Дверь резко распахнулась, и тут же раздался необычно возбужденный голос Криса:

— Длор снял поле!

Моросанов вскочил на ноги: — Как ты это узнал?

— Стала действовать связь. Я уже слышал рэбберов.

«Аи да Аркл, — подумал Илья, — даже не предупредил».

— Значит, дипломатия закончена?

Крис бросился во вторую каюту. Послышались возмущенные вопли Уко и топот.

«Ладно, — подумал Илья, — мы все равно собирались скоро выступать. Часом раньше, часом позже — не имеет значения».

Не прошло и пяти минут, как все уже были в рубке дискоида. Уко уселся в пилотское кресло, и туг же запели двигатели шлюпки.

Крис включил бортовую систему, и в комкомпе послышались переговоры рэбберов. Резкий далекий голос что-то грубо кричал, невероятно быстро произнося слова.

В этом сумбуре было невозможно ничего разобрать. Ариестрянин переключился на другой канал, и в рубку ворвался властный грохочущий бас:

— …гарнизону! В том числе два планетарных, шесть зональных и двенадцать «пчел». Немедленно направить в сторону Зеленых Камней! Все подозрительное уничтожать немедленно!

— Есть! — ответил звонкий молодой голос.

— Сколько летит до Камней планетарный?

— Два часа, верховный.

— Пусть идут первыми. Хотя нет! Выведите из них экипаж!

— Что?

— Что? — тоже крикнул начальственный голос кому-то другому и тут же добавил: — В самом деле! Срочно переходи на лик.

— Понял. Перехожу на лик — Из комкомпа потекла аналогичная мешанина скрипов.

— Кодируют, — буркнул Уко, — подозревают, что мы их слышим.

— Два планетарных? — тихо осведомился Хеликс. Против нас?

— Уко, — сказал Илья, — открой наружный люк. Хеликс, отвори дверь багажника.

— Зачем? — не понял Йоронг.

— Я сам. — Крис бросился в хвостовую часть.

Шестой день 16 ч. 30 м.

Буйвол наконец ушел.

Поль сидел в полном одиночестве. Спецкомкомп весь теперь был в его распоряжении. Четвертый включил ожидание на сигнал Корбодана по шифру Мастеров и задумался.

Положение было скверным. За короткий срок Длор нанес весьма болезненные удары: вывел из строя половину машин в ангарах, замуровал казармы и сам Дворец. И, что гораздо хуже, деморализовал появлением этого мифического Блосса рядовой состав. И это теперь, когда нет времени заниматься обработкой мозгов, ибо Демиург должен быть постоянно наготове в связи с возможной гипноатакой уирдов.

Дьявол! И от Корбодана никаких вестей. Неужели его постигла участь Батрика?

Что же делать?

Как не вовремя оказался он во Дворце! Вдруг вся эта кристаллическая гадость так и не позволит выбраться наружу? Крейсеры КВС разделаются с ними без труда. Пять тысяч рэбберов взаперти! Проклятье!

Говорил же он трем верховным остолопам еще год назад, что пора сматываться с Додарба. Хоть на космостанцию, лишь бы подальше от Аркла!

В раздражении он случайно коснулся кнопки, и на экране поплыли груды бритвенноострых кристаллов, похоронившие под собой плац. Чудовищная поросль поднялась и уже подбиралась к объективу. Еще немного, и ничего невозможно будет разглядеть.

«Господи, — подумал Поль, — если только удастся вылезти из этой ловушки, прочь с Додарба! К черту Буйвола, Эрчера и Второго! Для начала можно продержаться и с Корбоданом. Итон и Хорхе тоже неплохие ребята, с ними можно договориться. А главное, движение уже существует». Он воспрял духом.

«Интересно, — пронеслась мысль, — как там в казармах?» Рука сама метнулась к сенсорам. Картина на экране мгновенно сменилась. Возникла одна из комнат рядовых рэбберов. Было сумрачно. На стене висела крупная эмблема Рэбба. Ниши для сна, словно ячейки сот, заглублены в противоположной стене. Людей нет. Поль крутанул верньер — новая комната. Снова пусто. Понял — все на расчистке. Наконец выплыла комната с людьми. Усталые лица красны и потны. Рэбберы стаскивают с себя униформу, отшвыривают шлемы и заползают в ячейки. Но что там за группа в углу?

Поль дал увеличение, крупным планом увидел затылки пяти мужчин. Включил звук — брань и крики. Пятерку не было слышно.

— Кончай там бузу! — раздался грубый окрик.

Один из затылков повернулся, сменившись испуганным лицом лиогянина.

— Да-да, именно ты, Бокбор! Мы знаем, о чем ты шепчешься!

— Да пошел ты… — огрызнулся тот.

Поль врубил звук на полную мощность.

— Блосс не зря предупреждал, — торопливо шептал чей-то голос. — Несчастья уже начались. Скоро мы все будем мертвы!

— Да ну? — неуверенно просипел кто-то. — Брось…

— А что же Демиург?

— Демиург? Он даже на Параде ничего не мог сделать Блоссу.

— Что? — возмутился Поль. — Бунт, и никто не чешется?

Что-то громко хлопнуло. Дрогнули затылки заговорщиков. Поль вернул общий план и узрел в дверях новую фигуру. Рэббер с шевроном техника стоял в надменной позе, вперив грозный взгляд в угол.

— Ну-ка, — крикнул он, — вы, мартышки, отойдите от него!

Пятеро перешептывающихся окаменели.

— Ах так? — злорадно процедил техник и ловко выхватил микроразрядник АМА. — Брысь, кому сказано!

Четверо заговорщиков отшатнулись от Бокбора. Тот с посеревшим лицом вытянул руку перед собой.

— Нет, — шептал он, — не надо!

— Молчать! — радостно крикнул техник и старательно прицелился. — А вы пока обработайте эту четверочку.

Несколько человек бросились вперед. Послышались удары.

— Техник Кин! — грянул уверенный баритон. — Что вы намерены делать?

— Хочу проучить эту скотину Бокбора! Эта мразь разводит пропаганду против великого Демиурга.

«Хороший контроль, — успокоился Поль, — а то ишь расчирикались, пташки».

— Смотри, не убей его, — приказал баритон.

— Есть! — дернулся Кин. — Но я проучу его хорошенько!

Из спальных ячеек выглядывали лица рэбберов, со страхом ожидавших развязки. Поль, не любивший подобных сцен, отключился, и в этот момент послышался сигнал вызова.

— Да! — крикнул Четвертый.

— Ноль-служба Дворца. Техник Ченгер третьей роты коммуникации.

— Давай!

— Передача с курсового корабля. Капитан Золль сообщает, что над всем полушарием Длора снята радиоблокада. Коммуникационные сигналы свободно проходят над Длором. Все.

Поль рывком отключил Ченгера. «Длор снял радиоблокаду. Почему они это сделали? Чем это может грозить?» — запульсировали испуганные мысли.

«Идиот, — тут же сам себя выругал он, — и они все идиоты! Это же нам только на руку! Весь район теперь будет под контролем патрулеров. И можно вызвать Корбодана».

Рука Четвертого припала к сенсорам спецкомкомпа.

— Корбодан! — закричал Поль. — Алло, Корбодан!

Шестой день 16 ч. 45 м.

Когда уирд остался позади, Корбодан почувствовал сильное облегчение. После случая с Батриком его опасения укрепились: Аркл чрезвычайно кровожаден и опасен, он только и ждет момента, чтобы прикончить очередную жертву.

Двигатель урчал успокаивающе, и чем дальше они удалялись от проклятого места, тем спокойнее становилось на душе. Жуткая головная боль, возникшая после того, как Аркл сжег его редлон, отступила. До зоны, где можно выйти на связь, остался еще час. Три вездехода, снова загруженные в трюм «пчелы», здорово утяжелили машину, гравитаторы работали на полную мощность. Миуш склонился над пультом, казалось, что он спит.

— Ты что, заснул?

Пилот вздрогнул: — Нет.

— Что? Не понял.

— Никак нет, подмастер Корбодан! — отчеканил тот тонким голосом.

— Вот теперь ясно, — кивнул Корбодан и отвернулся.

Мысли потянулись к Дворцу. Уж сегодня-то Мастер будет им доволен. Про случай с редлоном лучше не упоминать. Все остальное — в полном порядке. Операция выполнена блестяще!

— Алло, Корбодан!

Подмастер подскочил на месте. Что? Связь заработала?

— Здесь Корбодан! — крикнул он и инстинктивно оправил форму.

— Слава Богу! — произнес Мастер, и в его голосе действительно послышалось облегчение. — Что у тебя?

— У меня все прекрасно, верховный! — радостно отрапортовал он. — Все прошло отлично.

— Что прошло отлично? — неожиданно грубо спросил Мастер.

— С Арклом полный порядок, — приосанился Корбодан, — подарок сделан. Он с удовольствием принял наших мямаров.

— Конкретнее, о чем вы разговаривали?

Короодан испуганно вздрогнул: — Как вы приказали — о прекращении действии против нас.

— Что он ответил?

— Согласился на все.

— Ты не ослышался?

— Нет, верховный.

— Когда это было?

— Перед тем как мы улетели.

— Болван, — взорвался Четвертый, — мне нужно точное время!

Корбодан загнанно посмотрел на хронометр, прикидывая, сколько прошло с того момента.

— Что ты замолчал? — Окрик Мастера пронзил уши. Язык проглотил?

Это совершенно не было похоже на выдержанного Четвертого.

— Приблизительно три часа назад, — затрепетал подмастер.

— Больше ничего особенного ты не заметил?

— Мне показалось, что у Зеленых Камней какая-то шлюпка.

— Кретин! — заорал Мастер. — Трижды кретин! С этого надо было начинать! Немедленно назад! Сожги эту машину к чертовой матери! Немедленно!!!

— Есть! — обалдело ответил подмастер.

Дворец отключился. Отзвуки воплей верховного еще некоторое время звенели в ушах. Миуш молча разворачивал «пчелу».

«Что происходит? — задохнулся от страшных предчувствий Корбодан. — Сначала призрак Блосса, потом щедрый подарок Арклу. А теперь ярость Мастера и приказ возвращаться к Зеленым Камням… В чем дело?» Он включил комкомп и стал наобум шарить в эфире.

— …еных Камней! — донеслось издалека. — Немедленно! — По голосу он узнал Третьего. — Всеми средствами!

— Есть! — отчеканил молодой тенор, и вновь легла тишина.

Корбодан принялся крутить ручку дальше. Писк, вой, мгновения полной, закладывающей уши тишины. Прорвалась чья-то невнятная речь, слова невозможно разобрать. Интонация взволнованная, местами откровенно испуганная. Давно на Додарбе не было слышно таких интонаций.

— Аркл? — пролепетал Миуш и запнулся.

Корбодан хмуро посмотрел на пилота и пожал плечами.

— С нами как с Батриком? — снова подал голос Миуш.

Внезапно из комкомпа раздался уверенный голос:

— Внимание, рэбберы! Я разрушил Дворец и отменяю законы Демиурга! Приказываю прекратить сопротивление и сложить оружие.

Пилот и подмастер переглянулись с перекошенными лицами.

— Отныне оскорбляющее достоинство человека движение Рэбба я объявляю распущенным. Противодействующего ждет кара, как она постигла Мастеров и Демиурга!

Корбодан, судорожно глотнув, заорал в микрофон: — Кто ты? — И услышал одновременно десяток голосов, спрашивающих то же самое.

— Я — Бун Блосс! — торжественно сказал голос и отключился.

Шестой день 17 ч. 00 м.

Впереди светлела алая полоса над горизонтом. Он летел навстречу заре. Волокнистые облака на востоке слоились поверх застывших темных песков.

Моросанов увидел это, как в моментальном снимке, совсем не по-человечески. У редлона не было глаз. Свет звук ощущались всей поверхностью тела. Сосредоточившись, он отрастил локатор и заглянул вперед. Планетарные корабли были далеко. Продолжая набирать скорость, он подключился к эфиру, тут же полился рой окриков, команд, воплей.

«Волнуются, — подумал Илья, — узнали о судьбе Дворца».

Он выделил два планетарных корабля, мчавшихся впереди, и поразился тишине: ни единого голоса. Это было странно. Моросанов вернулся к остальным машинам, там люди говорили почти без умолку. Этот муравейник здорово расшевелился. Потом поймал импульс дальней связи — пришел приказ изменить курс. Черт! Патрулеры уловилитаки движение шлюпки.

В зону ближней Е лдимости уже попали два больших сигарообразных тела. Наконец-то! Моросанов с ходу прилепился к обшивке одного, мгновенно поменяв вектор движения и аккумулировав выделившуюся энергию.

Сильно тряхнуло, и он едва не потерял управление. Нащупать люк не составило труда. Соревнуясь с ветром, он ворвался в шлюз. Замер. Тускло блестевшие, как в лабиринте, стены. Никого. Илья удивился и, следуя блеснувшей догадке, направился к рубке, на ходу отращивая лапы.

Дверь оказалась прикрытой. Моросанов нажал, но она не поддалась. Через холодный металл ручки ему передалась дрожь двигателей. Скорее! Каждая секунда на счету!

Приложив лапу к замку, Илья дал импульс, и сталь ярким веером брызнула в стороны. Некоторое время замок еще упрямился, потом скользнул дымящимся малиновым куском на пол.

Не теряя времени, он рванул дверь. За пультом сидел плотный студень с множеством отростков. Вот почему не было слышно ни звука с планетарных! Редлон!

Студень наконец почувствовал что-то неладное у себя за спиной. На спине выросли глаза и уши. Увидев Илью, он дрогнул и неловко бросился на него, мгновенно материализуя клыки и когти. Моросанов пропустил через себя врага и тотчас вышел на волну, по которой шло управление. Ударил волей по этой струне. Студень начал вспухать, но не распался. Противник был крепок — один из Мастеров, наверное.

Студень изменил тактику и теперь стремился Занять одно с Моросановым пространство, тоже сделавшись полуматериальным. Одновременно Илья почувствовал сильное давление на сознание — Мастер пытался из двух редлонов слепить один. Смекалистый парень!

Выстояв под волевым ударом, Моросанов решил больше не тянуть и швырнул в студень сноп огня. Тот гулко полыхнул. Потеряв интерес к обреченному редлону, Илья бросился к пульту. На экране был виден второй корабль, шедший параллельным курсом. Пока Мастер не очнулся, надо действовать!

Боевой пост подключился мгновенно. Сбоку планетолета выдвинулась черная трубка и трижды плюнула светлым лучом. В воздухе бабахнуло, соседний планетолет покрылся бесчисленными трещинами и стал разваливаться.

Обшивка, словно скорлупа с яйца, отлетала кусочками.

Внутри его что-то сверкало, разгораясь.

Моросанов снял программу автопилота и быстро увел свой корабль в сторону. Краем глаза успел увидеть ослепительную вспышку. Раздался грохот. Развернувшись и спикировав вниз, приборами корабля он обнаружил колонну: шесть зональных катеров и двенадцать «пчел».

Сверху они выглядели крохотными точками. Его явно заметили, однако приветствий в эфире не было слышно.

Значит, видели редлон. Моросанов круто спикировал на караван, обдав его жаром дюз, и с ревом поднялся на форсаже. Рэбберы оторопели от такого фортеля. Колонна замерла, потом отдельные машины продолжили движение, и строй распался.

Первоначальные намерения рухнули — Илья почувствовал, что не может стрелять в этих беззащитных перед ним людей. Одурманенные гипноуроками Демиурга, они не заслуживали жестокой смерти. Решение созрело мгновенно. Он подключил связь:

— Внимание, рэбберы! Я разрушил Дворец и отменяю законы Демиурга. Приказываю прекратить сопротивление и сложить оружие. Отныне оскорбляющее достоинство человека движение Рэбба я объявляю распущенным. Противодействующего ждет кара, как она постигла Мастеров и Демиурга!

— Кто ты? — раздался десяток далеких и близких голосов. Его слышали не только в колонне. Что ж, это на руку.

— Я — Бун Блосс! — прогремел он.

Тут же в его сторону сверкнули лучики с двух зоналок и трех «пчел». Огоньки были слабоваты для броневой обшивки планетолета, но могли при точном попадании нарушить работу дюз. Он собрался поднять корабль повыше, но увидел внизу частые вспышки выстрелов — началась перестрелка в караване. Две «пчелы», дымясь, уже падали, разбрызгивая в стороны яркие снопы ослепительных искр.

«Значит, подействовали уговоры»,— радостно подумал Илья и тут почувствовал сильный толчок. Предметы запрыгали перед ним, и все видимое пространство охватил темный туман.

Шестой день 17 ч. 20 м.

— А-а! — истошно закричал Хеликс.

Капитан Ю-Стега хотел повернуться к нему, но вдруг почувствовал страшное жжение, потом возникло острое болезненное ощущение, как будто его нервы раскалились.

Внутренности сотрясались мучительными волнами. Сицианин испуганно вдавился в кресло: это был импульс АМА, деструктирующий нервную систему. Хеликс почувствовал его раньше.

Вирист скосил глаза в сторону: если Уко потеряет сознание, шлюпке конец. Он увидел, как покрасневший от натуги Крис перехватил управление у замершего в беспамятстве пилота. Ариестрянин обладал нечеловеческой выносливостью! Борясь с дурнотой, Вирист перевел взгляд дальше и увидел бессильно откинувшегося Хеликса. Импульс АМА, видимо, был чем-то ослаблен, и с каждой секундой дышать становилось все легче.

— Сверху, — натужно просипел Крис, заметив немой вопрос в глазах сицианина, — с орбитального бьют.

Ю-Стега понял: не зная наверняка, где их искать, звездолет наобум покрывал импульсами всю зону Зеленых Камней.

Боль стала слабеть. Очнулись Уко и Хеликс.

— Ктр стрелял? — заорал Фток.

— Курсовик с орбиты, — ответил Вирист, — но не было точного прицела. Нас задело краем импульса.

— Первый раз попадаю под АМА, — донеслось от Хеликса. — Боже мой, до чего же больно. Никогда не представлял себе, что можно умереть столь мучительной смертью…

— Мы еще не умерли, — загоготал повеселевший Уко. Вся жизнь впереди, ребята!

«Быстро, однако, они сообразили бить по Зеленым Камням, — подумал Вирист. — Наверное, конвой, что привез мямаров Арклу, все же заметил шлюпку».

Уко недоверчиво смотрел на Криса, продолжающего вести космошлюпку, и постепенно лицо его светлело: видимо, Шанс делал это достаточно профессионально. Ариестрянин не рисковал подниматься выше волокнистых облаков, чтобы не попасть в зону оптической видимости орбиталыциков.

— Господи, — повторил Хеликс, — не дай еще раз попасть под АМА…

В кабине прозвенел локационный писк, и в ту же секунду в пространственной сетке обзорного экрана появилась яркая точка.

— Рэбберы! — крикнул Крис. — Уко, бери управление! — Он бросился за боевой пульт.

— Почему они не маскируются? — прошептал Вирист.

— Нерадивость, — процедил сквозь зубы Крис.

В это мгновение точка на экране выпустила из себя три маленьких, и те поплыли вниз.

— Вездеходы десантировали, — прокомментировал Уко. Их теперь четверо.

— Можно их обойти? — напряженно спросил Вирист.

— Поздно, — ответил Крис.

— Уже разделились для атаки, — поддакнул Фток. — Ну что, ребята, рубанем рэбберов?

— Нужно пройти во что бы то ни стало!

На обзорном экране с уже сработавшим приближением стала заметна маленькая стальная муха, тускло отблескивающая красным.

Шестой день 17 ч. 20 м.

Моросанов понял, что это было: двигающийся к плоскогорью караван прикрывал с орбиты какой-то звездолет. Заметив комбинации Ильи, а может быть, по указанию Мастера, чей редлон он сжег, орбиталыцик расправился со взбунтовавшимся планетолетом. А жаль. Такая большая машина еще пригодилась бы.

Что-то взорвалось сзади. Мимо и через него, прошивая редлон насквозь, стремительно летели обломки, появился черный дым. Прямо перед Ильей стена вспучилась от нового удара и лопнула миллиардом серебряных брызг.

Усилием воли став полуматериальным, Моросанов ухватился за бритвенноострый край разлома и выскочил из обреченного корабля. Задержал падение и оглянулся: отчетливо были видны только четыре зональных катера, дружно удиравших куда-то в сторону. На месте каравана столбом поднимались дым и песок. Мимо с ужасным грохотом пронеслась обреченная махина планетолета. Не дожидаясь взрыва, Моросанов выпустил управление редлоном, и все померкло перед глазами.

Головная боль тут же затмила сознание. Прошла не одна минута, пока Илья начал понемногу ощущать свое тело. И сразу возникло странное ощущение тревоги. Не давая себе послабления, он усилием воли заставил себя подняться.

Тишина.

Не работали двигатели.

Дискоид стоял!

Взмокший комбинезон прилипал к спине. Превозмогая ломоту в висках и затылке, он встал и, пошатываясь, направился в рубку. Из раскрытой двери несло гарью.

Пол был усыпан стеклянной крошкой от раздробленного экрана. Лобовая панель почернела. В пилотском ложементе замер Уко, кожа иссечена множеством мелких царапин с запекшейся кровью. На лице застыло выражение крайнего ужаса.

— Ты… Что? — непослушными губами спросил Моросанов.

Выражение на лице Уко не изменилось. Но на мертвеца он похож не был. Оглянувшись, Илья заметил Вириста, чьи тонкие черты лица тоже были искривлены выражением ужаса и муки. В уцелевшем обзорном экране виднелись пески. Почему-то не было барханов. Уже приползли несколько пустозвонов.

Моросанов хотел было оттолкнуть пилота и поднять дискоид, но в этот момент послышался хрип. Обернувшись, он заметил Криса, его побагровевшее лицо вздулось, вены на висках вспухли темными червяками. Пальцы ариестрянина яростно сжимали подлокотники.

— Пус-с-ти… — хрипел он, и глаза его вылезали из орбит.

— Крис! — крикнул Илья. — Что происходит?

Страшным усилием тот перевел взгляд на Моросанова, и в нем сверкнула искорка надежды.

— Кто? — Илья сжал плечи товарища.

— Де-ми-ург… — прошептал Крис.

— Как?

— Не знаю… Да-вит…

— Держись! — закричал Илья и бросился в кресло. — Во что бы то ни стало держись!

Положение было критическим: если бы он «вернулся» хоть на минуту позже… В любой момент мог поддаться гипнозу Демиурга и Крис.

Илья лихорадочно соображал, что противопоставить мощной телепатической силе биошара. Аркл, видимо, решил предоставить их самим себе. Что же делать?

С Демиургом лучше всего драться его же оружием — создав подобный гипноредлон. Но в то же время совершенно ясно, что такого за короткий срок Моросанову не создать — ни по мощности, ни по тонкости структуры.

Оставалось только одно: преимущество внезапности.

Он расслабился и сконцентрировал волю. Сразу же вся масса редлита в грузовом отсеке пришла в движение.

Невидимые нервные цепи структурировали еще не организованное желе возникавшего мозга, зазмеились отростки, мгновенно бороздились миллионы извилин… Моросанов не имел времени для раздумий — он просто создавал самого себя, только в увеличенном масштабе, с увеличенными способностями и возможностями. Почувствовав, что новое орудие, здорово усилив его потенциал, фактически готово к выполнению задачи, Илья хладнокровно выделил еще минуту для создания спокойствия и уравновешенности, хотя в любое мгновение на него мог обрушиться Демиург. Потом нарастил сверху крепчайшую монолитную оболочку и выбросил в пространство силовое биополе на частоте тех вибраций, на которых работал сам.

Теперь можно было начинать.

Он медленно обшарил пространство и почти сразу нащупал луч, впившийся в Криса. Надо отдать должное ариестрянину: впервые схлестнувшись с Демиургом, он заставлял того изрядно напрягаться. Осторожно, еще не обнаруживая себя, Илья проследил точку, откуда был направлен луч, и, читая в разнообразии волн и вибраций, увидел структуру противника.

Демиург был величествен. Снаружи его оболочка состояла из двух бронированных полусфер. Под ней скрывался тончайший мощный инструмент, непосредственно сращенный с мозгом одного из Мастеров, лежащего рядом. Внимательно, хотя все внутри Ильи требовало: «Быстрее! Быстрее!» — он оглядел контуры биошара и чуть не закричал от неожиданности: Демиург не имел систем защиты! Уверенные в уникальности своего детища, в отсутствии равного противника, а может, просто не сознавая телепатические закономерности, Мастера упустили из виду эту весьма важную деталь.

Моросанов тотчас принял решение: огнешок! Только он мог сейчас спасти ситуацию. Медлить нельзя ни секунды. В сотни раз более массивный и за долгое время использования намного, тоньше структурированный, гипноредлон Мастеров смял бы Илью в короткий срок.

Собрав предельно концентрированный и мощный пучок, Моросанов направил его в цель. Демиург вспыхнул, но как-то слабо. Он тут же выпустил свою почти бездыханную жертву и ощерился жесткими лучами. Пламя на его поверхности мигнуло и погасло.

Огнешок не сработал!

Это открытие настолько потрясло Илью, что на некоторое время он растерялся. До сих пор огнешок всегда выручал его. Почему же теперь ничего не вышло? Может, всему виной громадная разница в массах редлонов? Или то, что Мастер находится рядом со своим детищем, в то время как Илья пытался воздействовать на него через такое огромное расстояние? Или не хватило мощности удара?

Первый ответный выстрел биошара просвистел мимо — Мастеру еще только предстояло найти противника. Моросанов попытался снова поджечь Демиурга, но опять безрезультатно. Биошар мгновенно собрался, сбросил пламя и, перехватив луч, добрался до Ильи!

Мастера были совсем не так просты, как показалось сначала. С запоздалым удивлением Моросанов заметил, что почти все цепи Демиурга имели двойную структуру.

Это была чья-то дьявольская предусмотрительность!

Начался второй раунд борьбы, не обещавший хорошего исхода. Моросанов почувствовал, как от гипнотического удара убойной силы крошится сознание и утягивает в сон. Благословляя предусмотрительность, с которой он выстроил защитное поле, намного ослабившее силу удара, Илья мгновенно втянул импульсы, замкнувшись в шар, вылудил снаружи свой биоэкран, отчего тот стал энергетически зеркальным. Еще несколько ударов потрясли его, но, скользя по защите, они рикошетировали. Моросанов содрогался при мысли о силе этих энергий. Несмотря на кокон, они все-таки колебали всю его структуру. Становилось неуютно.

Демиург продолжал держать его под обстрелом, но удары становились все слабее и реже — биошар осознал, что броня действительно защищает Моросанова. Наконец атака прекратилась. Противник занялся накоплением сил.

Настало время действовать!

Илья сделал отверстие в коконе и острым лучом добрался до Демиурга. Тот либо не чувствовал этого, либо отвлекся на что-то еще. Моросанов нащупал вторую — последнюю — цепь ассоциаций и, вложив всю свою силу, резанул по ней. Там что-то надломилось, заухав и заскрежетав, но в ту же секунду он почувствовал нокаутирующий гипноудар, от которого потемнело в глазах, и, слыша хруст рвущихся собственных связей, Илья провалился в небытие.

Седьмой день 00 ч. 20 м.

Крис чувствовал себя обессилевшим и основательно потрепанным.

Он помнил, что полулежит в кресле, даже приблизительно представлял себе, в какой именно позе, но тело совершенно не чувствовалось, а открывать глаза и смотреть не было сил.

Вместо тела ощущался быстрый вихрящийся клубок, в котором, словно разноцветные клочки нитей, переплелись обрывки высоких напряжений — и свои и чужие. Демиург уже покинул поле боя, но перепутанный клубок оставался, вызывая почти физическую боль. Нужно было освобождаться от этих цепких остаточных воздействий, распутывать мешанину энергий.

Мастер, управляющий Демиургом, вне всякого сомнения, был тупицей. Иначе он не стал бы сначала нападать на него. Если бы первой жертвой оказался любой другой, например кто-нибудь из пилотов, дело было бы совсем плохо. Конечно, оператор Демиурга опешил, когда нашел людей, но все же нельзя настолько терять самообладание!

Сициане бы в два счета «раскололись» и выдали дальнейшие планы действия группы. Это означало бы полный провал «Миссии Эдип-Ь». Но Мастер, к счастью, начал с Криса, сразу напоровшись на его сверхукрепленную энергоструктуру. Видимо, ему еще не приходилось сталкиваться со спецагентами ВБ, иначе бы он сразу сообразил, что перед ним не простой человек.

Кристофер Шанс был человеком предельно уравновешенным, с великолепно сбалансированными психическими и физическими компонентами. Его нервная система была сплетена словно из титановой проволоки, и легче было заставить реку течь вспять, чем вывести Криса из себя. Может быть, именно поэтому его способность выдерживать биоэнергетические нагрузки была так поразительно высока.

Окончив начальную школу на Зике — третьей планете Ариестры, Шанс выбрал для дальнейшего образования стажитет курсов Внутреннего Бюро, с акцентом на специальностях перехвата и предупреждения преступлений. Решение это было заранее и тщательно обдуманным: Крис не любил спешки и случайных бросков. Все свои действия он десятки раз выверял и просчитывал.

Годы учебы пролетели как одно мгновение. Потом начались напряженные будни оперативной работы. Руководство Внутреннего Бюро Ариестры быстро заметило необычайно серьезного молодого актора Шанса, умеющего не терять присутствия духа в самые острые и напряженные мгновения поиска, при захвате, в бою. Одним из первых в ВБА Крис прошел спецкурс на базе «Синий лист», и с тех пор в документах перед его фамилией всегда стояли три звездочки, отмечавшие особо подготовленных оперативников.

Из-за своей молчаливости и привычки к полной самостоятельности в принятии решений Шанс с трудом срабатывался с напарниками. Поэтому его все чаще и чаще направляли на те участки, где требовался один человек с холодной головой и твердыми руками. Последним поветрием во Внутреннем Бюро стала комплектация психологически подобранных групп. Но на все предложения руководства о включении в состав той или иной группы Кристофер неизменно отвечал отказом: с годами привычка к самостоятельной работе укрепилась в нем настолько, что необходимость соотносить свои действия с другими людьми казалась ему совершенно абсурдной.

Привыкший к одиночеству, он завел себе мямара и вышколил его так, что тот стал понимать хозяина без слов.

Ежегодно проходя двухнедельную экзаменацию спецкурса на базе «Синий лист», Кристофер неизменно получал прибавку в статусе энерговыносливости. В последние годы его индекс стал одним из самых высоких во Внутреннем Бюро Ариестры.

Актором-биоэнергетиком Шанс был уже десять лет.

Привыкший всегда и везде держать свои эмоции в крепкой узде, он постоянно совершенствовал свое умение применять в оперработе биодозы, перестраивая собственную энергоструктуру, добившись ее идеальной прочности и безотказности. Он лишь внутренне усмехался, когда Хеликс Йоронг во время подлета к Додарбу пытался прощупать его на биоволновом уровне. Иоронга ждало неприятное разочарование: перед собой он почувствовал зеркальную стену, проникнуть за которую ему так и не удалось.

Участие в операции «Миссия Эдип-Ь» было полной неожиданностью для Шанса. Он оказался единственным из акторов ВБА, имевшим ручного служебного мямара, и это решило дело. Правда, ВБА посулило полную автономность в действиях на Додарбе, но реальность скорректировала эти планы. Внутреннее Бюро КВС включило его в состав группы под руководством Моросанова. Ариестрянина успокаивало то, что группы как таковой на самом деле не было — коллектив подобрали непосредственно перед заброской в район Сфинкса. Такова была воля Лылова.

Весьма лестным было то, что ведущим в группе стал хорошо известный в кругу оперативников землянин Моросанов — агент суперкласса.

…И вот теперь обессиленный Крис валялся в кресле, пытаясь собрать себя по клочкам после схватки с Демиургом.

События развивались молниеносно: после того как Илья повел редлон против атакующих планетарных кораблей, шлюпка вступила в бой с вернувшимися машинами рэбберов. Это препятствие удалось пройти быстро, хотя и не без потерь: дискоид дважды чувствительно задело.

Слава Богу, он все еще оставался на ходу. И сразу же вслед за этим на них набросился всей своей чудовищной силой Демиург.

И наткнулся на ариестрянина.

Управлявший им разиня даже не дал себе труда пристальней рассмотреть оборонительные рубежи противника. Видимо, привык, что ему противостоят, как правило, слабые и несведущие люди. Первый бросок Крис отбил без особого труда. Шанс сразу понял, что это такое, и успел предупредить товарищей. К моменту второй атаки Уко уже успел посадить шлюпку, а Хеликс присоединился к биоэнергетической структуре ариестрянина. Пилоты попытались последовать его примеру, но они были так слабы…

На этот раз Демиург сделал попытку разобраться в структуре защиты противника, недоумевая, почему не удалось с первого раза пробить ее. Поток энергии возрос настолько, что казалось, тело вот-вот засверкает наподобие электрической лампочки. Войдя в биополе Криса, Хеликс принял на себя часть этого удара, но одновременно несколько ослабил устойчивость структуры. К тому же постоянно чувствовались попытки Вириста и Уко оказать поддержку.

Но лучше бы они не вмешивались. Заметив их, Демиург моментально переключился и сразу «погасил» обоих.

Потерявшие сознание пилоты были обыкновенными наблюдателями без опыта энергетической работы, и винить их было нельзя.

Демиург, привыкший манипулировать сразу с несколькими людьми, продолжал обрабатывать Криса и Хеликса, но в то же время попытался получить информацию от впавших в гипнотический сон Уко и Вириста. Почувствовав это, Крис накрыл своим ослабевшим полем обоих пилотов, и с этого момента для него начался настоящий кошмар.

На учебных полигонах «Синего листа» Шансу приходилось в порядке эксперимента выдерживать довольно большие дозы биовоздействия. Его энерговыносливость равнялась тремстам баллам, но он выдерживал краткосрочные импульсы до шестисот. Крис не мог точно знать, какова напряженность ударов Демиурга, но чувствовал, что она намного превышает все то, что ему доводилось выдерживать до сих пор. Хеликс держался молодцом, оттягивая на себя часть напора биошара.

В мозгу взрывались цветные ослепительные молнии, после которых большого труда стоило не провалиться в сон. Оставив надежду добиться информации, Демиург решил погрузить экипаж дискоида в гипнотический сон, а уже потом заняться выяснением их личностей. Крис чувствовал, что с каждым мгновением слабеет. Борьба длилась всего каких-нибудь пять минут, но сердце уже стучало на пределе, а сознание стремительно скатывалось в забытье. Стоило неимоверных усилий оставаться в бодрствующем состоянии, но так не могло продолжаться долго.

И в этот момент появился Моросанов.

Демиург сразу выпустил свою жертву.

Отдышавшись, Крис тщательно проверил себя, старательно выметая прочь остатки энергетических импульсов биошара. Даже самые незначительные из них, укрепившись, в организме, могут стать впоследствии причиной серьезных недомоганий.

Рядом послышался тяжелый глубокий вздох.

— Где Демиург? — очнувшийся Уко непонимающе озирался.

— Моросанов… — прошептал Крис. Говорить было тяжело.

Вирист тоже открыл глаза, в которых стояли слезы.

Уко двинул нижней челюстью, словно проверяя ее подвижность. Потом пошевелил плечами. Посмотрел на свои руки так, словно видел их впервые.

Хеликс сидел с опущенными веками. Он все-таки не выдержал натиска Демиурга и провалился в беспамятство.

Крис помассировал грудь, выравнивая дыхание. Бросил взгляд в иллюминатор. Там виднелись оплавленные полосы на обшивке, обрубки срезанных в бою радарных штанг.

— Капитан, — обратился к Виристу Уко. Его голос сделался вдруг очень тихим. — Это страшно…

Фток повернул искаженное судорогой лиловое лицо.

— Я понял, — сказал он и дернул кадыком, — на чем все держится на этой чертовой планете. На нем! — Он словно боялся упоминать имя Демиурга. — Тот, кто испытал хотя бы половину того, что мы…

В спокойных глазах Вириста гнездилась растерянность.

«Да, — подумал Крис, — путь ко Дворцу лежит и через это. Через страх».

— Думаешь, боюсь за свою шкуру? — Уко говорил громче и громче. — Но это совсем другое…

— Не думаю, — осторожно отозвался сицианин.

— Я не уверен в самом себе, не уверен, что волен над собой, что не сделаю вдруг пакости своим же друзьям! — Он спрятал лицо в громадных ладонях.

— Уко! — резко одернул его Крис.

— Где Илья? — раздался слабый голос очнувшегося Хеликса.

— Смотри! — вдруг завопил Фток и снова переменился в лице.

Крис рывком обернулся и увидел на неповрежденном оптическом экране четыре крупных корабля. Без приближения было ясно, что это — зональные катера рэбберов.

Седьмой день 00 ч. 30 м.

Илья очнулся почти сразу же. Пораженный ударом Демиурга, он все же успел в последний момент замкнуть кокон и даже с частично нарушенной структурой находился под его защитой. Редлон, слава Богу, не успел распасться.

Второй раунд остался за Демиургом. Преимущество неожиданности давно было утеряно. Огнешок не дал результата…

Зато ребята уже были свободны. Быть может, они собрались сейчас вокруг него и смотрят, как, корчась и извиваясь на ложе, он ведет страшный бой.

Илья знал, что все внимание Демиурга сейчас приковано к нему, что гигантский редлон Мастеров намерен окончательно разделаться с ним, едва лишь он сделает новую вылазку.

Он невольно вспомнил предсказание Хеликса, и тут же все похолодело внутри. Может, смертный час уже близок?

И ему суждено погибнуть в схватке с Демиургом?

Моросанов сбросил оцепенение и сжал волю в кулак.

Терять было нечего. Смерти Илья не страшился. Жалко только, что в случае его гибели ребятам будет сложнее пробираться во Дворец.

Но биошар? Разве он даст им возможность продвинуться дальше хоть на шаг? Если Илья не справится с Демиургом, за него этого не сделает никто!

Враг выжидал. Не исключено, что он решил накопить побольше сил и прожечь кокон насквозь. Отказаться от борьбы? Но тогда все они окажутся под гипновоздействием биошара, а подошедшие отряды рэбберов возьмут их без труда.

Неужели выхода нет?

Илья почувствовал, как все в нем возмутилось от этой мысли. Гнев был настолько сильным, что его стало мутить от заклубившейся жгучей энергии. В мозгу, словно навязчивый бред, продолжали крутиться фразы из Блосса: «Индивидуальность человека…», «Вы должны лишиться себя…», «Если хотите быть всем, нельзя себе позволить быть чем-то…».

Кокон задрожал от нового убийственного удара. Биошар вел прицельную стрельбу, рассчитывая добить раненого противника.

«Погоди, — с острой злостью подумал Илья, — безвыходных ситуаций не бывает!» Оставался еще один шанс — сам Мастер, оперировавший редлоном. Незаметно обследуя Демиурга в начале схватки, Моросанов заметил, что защиты не имеет не только биошар, но и оператор. Почему он сразу не воспользовался этим… А сейчас для того, чтобы усыпить Мастера или на время сбить управление, нужно время, хотя бы несколько свободных секунд. Но ведь Демиург ни за что не даст их ему! Если бы его отвлечь…

Внезапно у него в голове словно что-то замкнулось, и всплыло решение — странное, невероятное, небывалое.

Демиург бил по защите, по кокону. Но что будет, если защиты не окажется? Если не будет противника, не будет редлона, а только струя огненной энергии, которую невозможно атаковать?!

«Индивидуальность человека — это скорее индивидуальность огня!» В ту же секунду Илья решился.

Своего редлона он сломал за один миг. И тут же убрал кокон. Приготовившийся бить Демиург даже не сообразил, что произошло на самом деле. По инерции, не думая, не успевая думать, он все же нанес свой чудовищный удар, но смертельный заряд энергии просвистел рядом с Ильей, не причинив вреда.

«Стать огнем! — клокотала в голове гневная мысль. Огнем!» Второй удар Демиурга прошел через Моросанова, враг не промахнулся, но почему-то не нанес урона, словно Илья стал для него прозрачным. А он уже был пламенем: жарким, полуматериальным, светящимся.

— Ты можешь разбивать камни! — захохотал он. — Но попробуй-ка разбить огонь! Попробуй-ка ударить по огню!

Мастер на том конце поля боя, в своем подземном бастионе, в страхе заметался, не понимая, что произошло, куда исчез противник.

Момент был чрезвычайно удобный.

Из огня Илья превратился в тонкий, клокочущий, бурлящий луч, в поток, в жгут, струю энергии, устремившуюся к замершему от неожиданности и пораженному страхом Демиургу. В доли секунды Илья бурлящим лучом достиг обезумевшего Мастера, почувствовал, как, поддаваясь его воле, затормозилось сердце, спутались объятые ужасом мысли, напряженные токи сумбурно заметались по нервным стволам. Мастер напрягся, в последнем рывке пытаясь сбросить с себя чужую волю, но было поздно.

Оторванный колоссальной энергией от биошара, он мгновенно провалился в глубочайший, почти каталептический сон.

Оставшийся без оператора Демиург стал таять, как лед на солнце, теряя налаженные структуры и связи. Не позволяя ему снова превратиться в редлит, Илья выбросил в него ярчайший сноп пламени, и биошар занялся без промедления.

Провалившегося в обморок Мастера попытался заменить другой, пришедший на смену. Но редлон гулко взорвался, как бочка с порохом, ослепительно голубым напряженным пламенем, раздробив на куски бронированные защитные полусферы…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Седьмой день 00 ч. 15 м.

Когда враги скрылись из виду, Корбодан с дрожью перевел дух. Он бросил презрительный взгляд на скулившего рядом Миуша И смежил горевшие веки.

Повезло!

Ему, подмастеру рэбберов Корбодану, опять фантастически повезло! Он жив и даже не ранен, в то время как три взвода бойцов уже превратились в покойников. Миуш умудрился каким-то образом посадить машину и погасить пламя, а все три «черепахи» выведены из строя — две сожжены, а третья попала под прямой импульс АМА. Неведомые враги покинули поле боя в уверенности, что «пчела» тоже уничтожена.

Корбодана охватила мелкая дрожь — нервный ответ организма на прошедшее напряжение. Он решил не обращать на нее внимания, собрался с силами и твердо скомандовал:

— Проверь машину. Может быть, все не так плохо!

— Да! — ответил срывающимся голосом Миуш. — Есть!.

Он принялся нажимать какие-то кнопки и трогать сенсоры, а Корбодан с закрытыми глазами слушал его возню и внимательно присматривался к себе — нет, все в норме, и дрожь постепенно уходила.

Перед ним пронеслась картина недавнего жаркого боя.

Вражеский дискоид был просто неуязвим! Один против четырех машин, хоть и уступающих ему по мощности, он творил чудеса. Тот, кто сидел за боевым пультом, видимо, был мастером своего дела. Итог: космошлюпка ушла дальше своим курсом по направлению к Дворцу, а Корбодан со своим отрядом разбит, повержен, уничтожен.

«Ну уж нет, не так-то просто меня уничтожить!» — подумал радостно подмастер и с гордостью вспомнил, как обманул противника, выпустив маскировочное черное облако. Это была его личная выдумка — защитное облако, имитирующее клубы дыма загоревшейся машины. Немного смекалки — и в этом дыме раздается взрыв, копия взрыва настоящей «пчелы». Нет, Корбодана голыми руками не возьмешь!

— Здорово они нас, — услышал он тихий голос Миуша.

— Кто? — словно не понимая, спросил Корбодан.

— Уирды эти чертовы! — понизив голос, ответил тот.

— Уирды? — удивился подмастер и даже открыл глаза, чтобы посмотреть на Миуша.

— А разве люди бессмертны? — еще тише ответил тот. — После прямого попадания шлюпка должна была сгореть или хотя бы упасть… — Видя, что подмастер смотрит на него с недоверием, продолжил: — И стреляли в наших с такого расстояния…

Корбодан насупился, задумавшись.

— А ведь больше сражаться с нами некому, — подлил масла в огонь пилот. — С людьми Демиург работает подругому…

«И впрямь, — подумал Корбодан, — с людьми поступили бы иначе». Он вспомнил свой визит в Исповедальню.

Потом, чтобы скрыть от младшего чина выражение, появившееся на его лице, вылез из рубки и крикнул, пробираясь к наружному люку: — Посмотрю, как все это выглядит снаружи!

Он вылез, щурясь от солнечного света. Массивная машина неуклюже завалилась на борт, открывая пропоротое сбоку стальное брюхо. Выглядело это плачевно и эффектно. Может быть, благодаря такому виду Аркл и бросил их?

«Аркл? — переспросил себя подмастер. — Неужели ты тоже веришь, что это он?» Корбодан покачал головой и продолжил обход «пчелы».

Пропоротое брюхо, поврежденные нижние отсеки, следы взрыва виброгранат на подкрылках, мелкое «сито» от осколков в броне — и больше ничего. Может, они еще и взлететь смогут?

— Эй! Миуш! Эй! — заорал он что было мочи.

Ветерок сносил его крик в сторону, в пески. Корбодан заметил, что на ближайшем бархане возник силуэт пустозвона.

— А-а? — отозвался Миуш из корабля.

— Проверил? Как машина?

Пилот что-то ответил, но неразборчиво. Корбодан поспешил вернуться в кабину:

— Все не так плохо, — растерянно и как-то разочарованно протянул пилот. — Лететь можно. Правда, пониже и не с такой скоростью, как раньше…

— Отлично! — похвалил его Корбодан. — Просто превосходно! Ты уже связался с базой?

Миуш отрицательно покачал головой и грустно посмотрел на шефа: — Связи у нас нет. В комкомп угодил осколок.

— Ну а остальное? — громким голосом спросил Корбодан, хотя у самого на душе стало тошно. — До Дворца-то хоть долететь сможешь?

— До Дворца я и с закрытыми глазами. — Миуш завел двигатель.

Поднялись они довольно легко. Только потом, когда начали набирать скорость, страшно засвистел воздух, врываясь через рваные дыры в нижние отсеки.

Снизу плыли привычные коричневые пески, скупыми красками рисовался окружающий пейзаж. Былая уверенность почти вернулась к подмастеру, и он развалился в кресле, предавшись своим думам.

Недаром, ох недаром Четвертый так странно разговаривал с ним. Можно подумать, что Мастер чего-то смертельно испугался. Уж не этой ли космошлюпки, что пробилась в сторону Дворца? Кстати, почему она туда так стремилась? И вдруг мгновенная догадка расставила все по местам. Еще не веря самому себе, он хрипло спросил у Миуша:

— Как думаешь, куда полетели эти… на шлюпке?

Пилот, не поворачиваясь, словно был полностью поглощен управлением, ответил:

— Во Дворец!

Седьмой день 00 ч. 35 м.

Зональный катер не считается большой машиной. В открытый космос на нем предпочитают не высовываться.

Даже в сравнении с планетолетом он не обладает достаточной дальностью и скоростью хода. Да и пылевой защиты нет. Но когда четыре катера окружили замершую в песках космошлюпку, Крис понял, что дела плохи.

Покатыми стальными громадами катера высились вокруг шлюпки, их яйцеобразные корпуса упирались в песок тонкими треногами стоек. Смертоносные жерла орудий были направлены в сторону дискоида.

«Чего они ждут? — пульсировало в голове Шанса. — Почему сразу не прикончили?» Прошло уже более десяти минут с тех пор, как катера приземлились и началось это противостояние. Поведение рэбберов было очень странным. Может, среди них есть Мастер и они пытаются провернуть какую-нибудь штуку с редлитом?

— Кто вы? — вдруг раздались оглушающие звуки. Слова проникли в рубку даже через толстую обшивку. На одном из «гостей» были установлены мощные звукоизлучатели. Рядом шумно засопел Уко, наводя прицел АМА на один из катеров. На его широком лице выступил обильный пот.

«А вы?» — хотел было спросить Крис, но лишь усмехнулся: на лоснящихся бортах каждой из машин красовалась эмблема Рэбба, а на одной были даже какие-то особые знаки отличия.

«Важная птица»,— подумал Шанс и тут понял, почему не стреляли катера. Шлюпка, вернее, обитатели шлюпки им были нужны живыми. Их хотели не просто уничтожить, но схватить и продемонстрировать всем рэбберам: вот они, нарушители спокойствия. Простые люди, а вовсе не воскресший Блосс или уирды. И опять закрутится колесо насилия на Додарбе, закабаляя безропотных рэбберов, уверовавших в Великую Идею. От кражи кораблей они перейдут к захвату космостанций и заводов, примутся за целые планеты… Нет, любезные, живьем не выйдет!

Наверное, вид у шлюпки после минувшего боя столь плачевный, что катера уверены в ее беззащитности. Придется их разочаровать…

— По крайней мере, двоим из них точно крышка! — осатанело промычал Уко.

— А до Дворца еще так далеко. — Голос Вириста казался спокойным.

— Это не препятствие, — вдруг тихо сказал Хеликс.

Крис быстро обернулся к нему. Нкин сидел, закрыв глаза, с таким лицом, будто их жизнь сейчас не висела на волоске. Что он чувствовал? Крису пришла в голову мысль, что неплохо бы сейчас воспользоваться ригдлитом!.

Моросанов наверняка использовал весь его запас против Демиурга…

— Если вы связаны с Блоссом, говорите!

— Зачем вам Блосс? — закричал Фток, но его крик не вышел дальше рубки.

— Почему они переговариваются не по связи? — удивился Вирист.

«Боятся, что их кто-то может услышать? — подумал Шанс. — Но почему?» В это мгновение у него возник план, дававший шанс на спасение.

— Вирист! — крикнул он. — Сядь на мое место!

— Зачем? — удивился тот.

— Я иду на катер. Сейчас нас будет двое против двоих.

— Я с тобой, — подался вперед Фток.

— На место! — крикнул Крис и скрылся за дверью.

Хлопнул наружный люк. Капитан Ю-Стега сел к боевому пульту рядом со своим пилотом. В иллюминатор было видно, как маленькая человеческая фигурка пересекла крутой бархан, увязая в песке. Катер, хищно притаившись, поджидал Криса. В его борту прорезалась щель шлюза и поглотила ариестрянина.

Седьмой день 01 ч. 40 м.

Первое, что Илья почувствовал, возвращаясь в свое тело, была прохладная влажная примочка на лбу. Это было так приятно, что боль сразу куда-то отступила и в сознании стало усиливаться ощущение глубокой и полной радости. По всему телу разливалась покалывающая теплота, убаюкивающая добрая теплота…

Демиург повержен!

Илья все-таки осилил этого монстра. Теперь уже ничто не помешает прорыву во Дворец!

Моросанов не знал, сколько прошло времени с того момента, как он взорвал редлон Мастеров. Несколько схваток, следовавших одна за другой, так его измотали, что он блаженствовал от покоя и неподвижности. Сколько прошло времени с тех пор, как Длор снял защитное поле и группа двинулась на прорыв? Несколько минут? А может, несколько дней? Время перестало существовать, он потерял ориентацию…

Словно подчиняясь его вопросу, пришел моментальный ответ. Хронометр был вживлен в сгиб локтевого сустава, информация от него тут же поступила в мозг. Час сорок, седьмой день высадки на планету. Выходит, он почти без передышки оперировал редлитом около трех часов? Это рекорд…

Вспомнив о редлите, Илья вдруг ощутил, как кровь застучала в висках, с каждым ударом наполняя голову резкими волнами острой боли. Сжав зубы, Моросанов боролся с ней, но эта пытка росла. Наступила минута, когда казалось, что дальше терпеть невозможно, а муки все усиливались. Он победил Мастеров и Демиурга, но теперь предстояло сражаться с собой, и на это уже не было сил.

Чем это могло закончиться? Может быть, прав Крис, предположивший негативное влияние редлита на организм человека?

И в этот момент словно что-то щелкнуло в сознании Моросанова. Так же, как и в бою с Демиургом, он почувствовал, что теряет свою жесткую структуру, растворяется, становясь текучим, прозрачным, каким-то воздушным…

Ощущение было очень странным и необычным, и в то же время он осознал, что боли больше нет. Ей не за что было цепляться, она скользила мимо и сквозь него.

Илья замер, изучая свое состояние. Чувство тела тоже потерялось, хотя он не работал с редлитом. Опытный биоэнергетик, он сразу же проверил свою внутреннюю структуру и обнаружил, что она непонятным образом переродилась. Это был какой-то качественно иной уровень, принципиально новое состояние.

«Как интересно, — подумал Илья, — если всегда применять этот метод, можно легко уходить от болевых симптомов. Надо обязательно научить этому ребят».

Он вспомнил битву с Демиургом и переход в такое же парадоксальное состояние, когда враг не смог зацепить его своими ударами. Может быть, это имел в виду Блосс, говоря об «индивидуальности огня»? Может, об этом намекал в разговоре об Аркле Хеликс? Все не так просто, а в то же время и не так сложно. Нужно только расстаться с представлением о себе как о чем-то нерушимом, твердом, жестко структурированном. Отбросив жесткость, убеждаешься, что есть что-то еще, какая-то неуловимо тонкая часть сознания, неподвластная разрушительной силе энергий…

Необычное состояние быстро исчезло, и Илья соскользнул в привычное мировосприятие. Головная боль осталась, но она уже уходила. Он несколько раз вздохнул полной грудью, изгоняя остатки ее. Он начал ощущать свои руки, ноги, кожу. Он снова становился человеком.

Чья-то заботливая рука сменила примочку на лбу.

Приоткрыв глаза, Илья увидел склонившегося над ним Хеликса. Корпус шлюпки слегка подрагивал, и Моросанов радостно подумал, что вопреки стараниям Мастеров они все-таки идут во Дворец.

— Проснулся? — послышался деловитый голос Криса.

— Да. — Хеликс улыбнулся Моросанову. — С Ильей все в порядке.

Послышались шаги, и в поле зрения попал ариестрянин. Он долгим взглядом посмотрел на товарища. В этом взгляде читались сдержанное восхищение, радость и в тоже время какая-то угрюмая решительность.

— Что Демиург? — Голос Криса словно лишился интонаций.

Моросанов с трудом оторвался от ложа и, опираясь на руки, сел, потянулся. Приятно было чувствовать напрягающиеся мышцы, от долгой неподвижности суставы чуть хрустнули.

— Заказывайте ему панихиду. — Он усмехался.

— Что? — вскочил Хеликс.

Крис промолчал, только глаза его как-то странно сверкнули.

— Что? — повторил Йоронг. — Как тебе это удалось? Помог Аркл?

Илья покачал головой. Затем поднялся и сделал несколько нетвердых шагов по рубке. Под ногами захрустели осколки разбитого радарного экрана. Видно было, что дискоид выдержал нелегкий бой.

— Сам? — недоверчиво воскликнул Хеликс и подбежал к Илье. — Ты сам одолел его?!

— Сам. — Илья оперся о плечо товарища. Навалилась слабость, и он сел в кресло. На борьбу против Мастера потрачено так много энергии. — До Дворца еще далеко?

— Около часа с таким ходом, — ответил Крис.

— Это было трудно, — сказал Илья. — Очень трудно. Где пилоты?

В голове его вдруг сверкнула страшная мысль, он вспомнил раскинувшегося в кресле Уко с запекшейся кровью на лице.

— Не волнуйся. — Хеликс присел на подлокотник его кресла. — Все в порядке. У нас появились союзники.

— Какие еще союзники?

— Нас окружили четыре катера, и мы было подумали, что пришел конец, но оказалось, что некоторые рэбберы перестали доверять своему начальству, — затараторил Йоронг радостно. — Они шли в составе большого каравана с тайного космодрома, когда вернулся один из улетевших вперед планетолетов и объявил об участи Дворца. Тогда Барк и откололся от них….

— Погоди, — попросил Илья, — помедленнее. Кто этот Барк?

— Лиогянин. Конвоир с недавно захваченного рэббсрами курсовика.

— Они не уничтожили экипаж?

— Нет, люди им очень нужны. А кроме того, Мастера полностью полагаются на свои гипноуроки.

— Понятно, — сказал Илья, — значит, он из той колонны. Там действительно началась перестрелка между рэбберами, я видел.

— Планетолет — твоя работа? — осведомился Крис.

— Да. Второй я сбил, а на этом вернулся к колонне. Кстати, оба управлялись редлонами!

— И где же он?

— Операцию прикрывали с орбиты. Когда они поняли, что это моя работа, планетолет сбили.

— Жаль!

— Так пилоты…

— Они пошли с Барком. Рэбберы хотят видеть доказательство присутствия на Додарбе противодействующих Демиургу сил. Барк называл их представителями Блосса для поднятия боевого духа. А кроме того, они немного умеют работать с редлитом.

— И где они теперь?

— Хотят захватить второй космодром. Охраны там почти нет. Барк говорит, что его группа не единственная среди рэбберов, поднявшая восстание. Их напугали и таинственно выросшие камни. Мастерам сейчас приходится туго. К тому же они заперты во Дворце каменным лесом. Если удастся овладеть обоими портами, ситуация в корне изменится.

— Барк уверен в исходе своего рейда?

— Естественно. Он убежден, что у нас все будет в порядке, а мы рассчитываем, что и он не подведет.

— У него в экипаже одни «старики», рэбберы со стажем, — вставил Крис. — Если ему удалось так быстро склонить их на свою сторону…

«У Мастеров была сильная схема, — подумал Моросанов. — „Чудеса“ с редлитом, манипулирование сознанием при помощи гипноуроков, воздействие Демиурга. Но слабое звено нашлось: все в конечном счете держалось на биошаре. И стоило доказать, что он не всесилен, как карточный домик рухнул».

— Барк рассказывал, — повернулся Хеликс, — про гипноуроки. Говорит, удивительная вещь. Зрительное и звуковое воздействие колоссальное. А главное, в любую свободную минуту, когда человек хочет расслабиться, видения овладевают сознанием снова. С помощью гипноуроков Мастера постоянно промывают мозги рэбберам.

«Против такой схемы, — продолжал размышлять Илья, — трудно бороться, не зная природы редлита. Столкнувшись с воинством Рэбба, обыкновенная армия будет моментально деморализована и разбита. Вовремя послал сюда Лылов микрогруппу!» Моросанов протер красные от усталости глаза и повернулся к товарищам: самое время было рассказать им о методе «индивидуальности огня».

Седьмой день 03 ч. 10 м.

Локационные системы «пчелы» были разбиты, поэтому ориентироваться приходилось по звездам. Поврежденная машина натужно тянула на пределе сил, и все же скорость была смехотворна. Расстояние, которое прежде удалось бы пройти за пару часов, теперь они преодолевали всю ночь.

Ночь сегодня была особенно глубокой и мрачной.

Внизу стелилась кромешная мгла, и Миуш со страхом думал, что «пчела» в любую минуту может врезаться в крутые холодные барханы. Но, слепая, глухая и немая, машина продолжала подкрадываться к Дворцу.

Подкрадываться? Почему же? Дворец, ангары, казармы давно стали его, Миуша, домом. Почему подкрадываться?

Но он не стал лицемерить с собой. В последнее время происходит слишком много странного: пропадает Батрик, Бун Блосс на Параде поносит Мастеров, появляется непробиваемая шлюпка…

Ровное надсадное гудение двигателя действовало усыпляюще, и на мгновение он снова испугался, что сейчас уснет и вмажется в песок…

— Как думаешь, что там? — вывел его из задумчивости голос шефа.

— Где?

— Я про Дворец. — Корбодан повернулся и пристально взглянул на пилота. — Помнишь тот голос по связи?

— Помню, — тихо, в тон подмастеру, ответил Миуш.

— Он сказал, что наказание постигло верховных и Дворец. Какое наказание?

Пилот качнул плечами и почувствовал, как внутри у него все похолодело.

— Интересно, — продолжил Корбодан, — кто бы это мог быть… И кого собрались преследовать всем составом большого космодрома? Как ты думаешь?

Миуш молчал.

— Но кроме Дворца нам двигаться некуда, — словно убеждая себя, промолвил Корбодан, и пилоту почудилась растерянность в его голосе. — Приказ есть приказ. Далеко еще?

— Да уже вроде на месте, — буркнул он.

Оба всматривались в черноту снаружи, но ничего не было видно, кроме отсветов с пульта на лобовом обзорном иллюминаторе.

— Может, они маскируются? — хрипло спросил Корбодан. — Потому и огни погашены?

Миуш снова пожал плечами.

Звездное небо слабо искрилось над непроглядным мраком внизу. Но вот впереди что-то блеснуло… Или показалось? Пилот и подмастер впились взглядом в непонятное слабое свечение. Приблизившись, они увидели какой-то бурелом из торчавших в разные стороны гигантских штырей. Чудовищная мешанина была словно из стекла, подсвечиваясь изнутри странным холодным светом.

Когда до жуткого завала оставалось около километра, Миуш, не дожидаясь команды Корбодана, заглушил мотор. Пролетев еще немного по инерции, машина опустилась на песок.

Наступило глубокое молчание. Подмастер и пилот тревожно разглядывали удивительное и страшное видение. Так прошло несколько долгих минут. Наконец Корбодан нарушил тяжелую тишину: — Это — Дворец?

— По координатам сходится…

— Что же нам, идти туда? — Корбодан указал пальцем на ворох стеклянных стволов, но прежде чем Миуш успел ответить, где-то во чреве этого хаоса сверкнула яркая белая молния и, запоздав, раздался грохот удара. Корбодан вздрогнул всем телом.

— Что… там? — шепотом спросил он.

Миуш молчал.

Еще дважды сверкнула молния и ударил гром.

— Может, нам переждать до утра здесь? — предложил подмастер.

Пилот откинулся в кресле и закрыл глаза. Худшие его опасения подтверждались: наказание, обещанное Учителем Блоссом, сбывалось. Дворец завален камнями, а внутри, кажется, превращен в руины. Что дальше?

Жалобно заскрипело кресло под тяжестью Корбодана.

— У тебя здесь есть что-нибудь? — спросил тот — Что?

— Пожрать, говорю, есть что-нибудь?

— Нет, — злорадствуя в душе, ответил Миуш.

— А «НЗ»?

– «НЗ» сгорел в бою.

Корбодан разочарованно промычал что-то нечленораздельное и заерзал в кресле.

Они не слышали, как тихо отворился наружный люк и чья-то ловкая тень прокралась к освещенной рубке. Рывком распахнулась дверь, и властный голос крикнул: — Руки за голову! Живо!

Седьмой день 02 ч. 30 м.

— Дворец! — воскликнул Крис.

Илья с Хеликсом тут же обернулись к экрану.

Снаружи уже давно была ночь, но приборы ночного видения достаточно хорошо рисовали окружающий пейзаж-правда, лишь в угрюмых серых тонах. Ровные ряды барханов, словно тщательно выписанные талантливы, но мрачным живописцем, тянулись к горизонту. Там, почти на пределе видимости, ярко светилась маленькая точка.

Крис, пилотирующий танкетку, дал максимальное увеличение на экран, и они увидели страшное преображение, которому подверглась база рэбберов. Дворец уже не был зданием: невероятно разросшаяся кристаллическая поросль охватила его со всех сторон. Исполинские и хрупкие на вид полупрозрачные гребни возносились к темному небу, ниже развороченным лесом торчали острые штыри, одетые мириадами сверкающих иголочек. Сброшенный «Старкадом» церий дал удивительно мощные всходы.

— Садимся? — спросил Хеликс тихо.

— Рано, — ответил Крис.

До Дворца оставалось еще около четырех километров.

«Как хорошо, — подумал Илья, — что мы догадались прихватить танкетку с собой. Шум двигателей шлюпки наверняка не остался бы незамеченным. А нам сейчас необходима полная внезапность».

Шлюпку пришлось оставить около часа назад. В танкетке поместилась только часть редлита, но его, кажется, должно хватить. Машина из-за минерала здорово отяжелела, но двигатель работал по-прежнему хорошо и так тихо, что даже в кабине его почти не было слышно.

Над цериевой порослью, сковавшей Дворец, маленькими точками носились машины рэбберов. Видимо, Мастера не оставили надежды выбраться из неожиданного заточения. Через одинаковые промежутки времени внутри полупрозрачного нагромождения колоссальных цериевых шипов сверкали яркие молнии. Но это было бесполезно.

С отсталой техникой рэбберов остановить процесс кристаллообразования сейчас было невозможно.

Крис, подведя на предельно низкой высоте танкетку поближе к Дворцу, опустился на песок. Экипаж плавно качнулся в пружинящих креслах.

Если их все же заметили, то через лабиринт не пройти: Мастера перекроют его по всей длине ходов. Или наполнят отрядами рэбберов.

— Выходим, — бросил Крис.

Илья подумал, что Крис не любит подчиняться чужим приказам, но и командовать сам тоже не умеет.

— Какое взять оружие? — спросил Хеликс.

— Нам хватит схитов, — ответил Илья.

— Маловато, — обернулся Крис.

— Достаточно.

Когда товарищи вышли, Илья расслабился в кресле, потом начал тщательно сосредотачиваться. Вся масса редлита на полу танкетки пришла в движение. Слившись в плотное темное тело, она поползла через открытый люк наружу.

Крис и Хеликс молча смотрели, как выползающий редлит превращается в подобие огромной металлической гусеницы. Большой корпус ее слегка вздрагивал, посредине проклюнулась дыра. Вытащив отключившегося Моросанова из танкетки, они занесли его в уже полностью оформившийся механизм редлона. Уложив Илью, они заняли места в каких-то подобиях люлек. Входное отверстие быстро затянулось. Их окружила полная темнота, затем послышались шуршащие и чавкающие звуки. Вздрагивающий корпус начал сокращаться, ввинчиваясь в песок.

Седьмой день 03 ч. 10 м.

Недолгое молчание, повисшее над столом квадриона, прервал резкий бас Первого:

— Опять ничего! Все время ничего! — Он с силой хватил крепким костистым кулаком по столу.

Поль продолжал молчать. О чем спорить? Положение, в котором они оказались, было просто немыслимым. Кто бы мог подумать, что все так быстро изменится? Что они окажутся в этой ловушке, отрезанные от остального мира, с надломленным биошаром?

— Они, видите ли, не могут пробиться сквозь эти стекляшки! — Первый яростно глянул на Поля и раздул ноздри. — Эти скоты, кажется, вообще ничего не могут!

— Не их вина, что кристаллы восстанавливаются, — вяло сказал Четвертый.

— Не их вина, — язвительно передразнил его Первый и скривил губы, — а все твои заигрывания с Арклом! Тебе бы давно забыть о его существовании, так нет, подавай ему карту всех залежей!

От Первого постоянно исходила вибрация силы, помогающая ему подчинять людей. Бывало, он нес сущую околесицу, но она казалась почти гениальным прозрением, потому что эта брызжущая энергия сбивала с толку окружающих. Буйвол мог всего за одну минуту так разжечь толпу, что люди готовы были идти в огонь и в воду. Это Поль очень ценил, но в остальном считал его туповатым и негибким. За бешеный напор, силу и тупость Первый еще в молодости приобрел прозвище Буйвол, но не обижался, а, похоже, даже гордился им.

Буйвол был лиогянином, страшно любил власть и рвался к ней всеми правдами и неправдами. Кто знает, как сложилась бы ситуация, если бы была возможность управлять колонией рэбберов на Додарбе силами двух или одного человека… Нет, Первого тогда пришлось бы убрать. Такие люди не должны мешать движению Рэбба.

«Впрочем, — подумал Поль, — не все ли теперь равно?» Когда у Буйвола случались припадки бешенства, его правое веко опускалось почти наполовину. Теперь, глядя, как тот медленно растравливает себя, Поль заметил: веко начало неумолимо тянуть вниз. Пора бы вмешаться.

Но зачем спорить? Это же абсолютно бессмысленно.

Конечно, Буйвол не прав — сам всегда говорил, что надо как можно больше накапливать редлита. А как же этого добиться, если не через Аркла? Идея захватить уирда принадлежала Полю, но ведь и Буйвол против не был. А кроме того, разве теперь это имеет хоть какое-нибудь значение?

— С Арклом, конечно, надо было повременить, — примирительно сказал Четвертый. — Но былого не воротишь, не так ли?

Буйвол уверенно выдержал взгляд Поля и ничего не возразил. Он умел, когда надо, и промолчать.

Поль смотрел на веко Первого как на барометр — оно застыло на мертвой точке, ниже, чем обычно, но не намного. Слава Богу. Не хватало здесь еще припадков бешенства этого кретина.

— Плохо нам, Буйвол, — тихо сказал он и отвел взгляд.

Первый немного встрепенулся, услышав старое прозвище.

— И теперь, — продолжал Поль, — надо во что бы то ни стало сдержать разложение там, наверху. Никто, давай говорить начистоту, никто не сможет это сделать лучше, чем ты. — Поль склонил голову, словно задумавшись. — Ты лучше всех умеешь работать с людьми!

Буйвол, не ожидавший такого поворота, буркнул чтото неразборчиво и, довольный, надулся.

«Так, — подумал Четвертый, — чем сидеть здесь и болтать, пусть займется делом. Погоняет ребят наверху, — может, они и прорвут блокаду. Во всяком случае, мне нужно, чтобы они все трое, тепленькие, сидели здесь… Вот только как самому выбраться?» Ловушка, похоже, захлопнулась, и нежданные «гости» могли наведаться с минуты на минуту. Было самое время испариться. Улететь куда-нибудь, но не слишком далеко.

Чтобы можно было контролировать развитие событий здесь, на Додарбе.

«Еще никому не удавалось перехитрить старину Поля!» — не без гордости подумал он.

— Я хочу сказать, Поль, — услышал он смягчившийся голос Буйвола, — что вам не следует валить всю вину на меня. Мы оказались в блокаде еще до того, как… — Он замялся. — Я перед тобой чист, Поль. И сам не знаю, как это произошло.

Четвертый задумчиво кивнул: — Никто тебя не винит.

— Вспомни, как сам на меня орал, когда я очнулся. И эти… — Он кивнул головой, подразумевая Эрчера и Второго. — Как они визжали: «Ах, Демиург распался!» А ведь это я увидел чужаков первым!

— Сейчас важно другое, — сказал Поль, — нам надо искать вместе выход из кризиса. — Он немного помолчал и добавил — Я его не вижу. Пока.

— Я его тоже пока не вижу, — неожиданно раздался голос Эрчера, который умел входить очень тихо.

— Как Демиург? — быстро обернулся к нему Буйвол.

— Сейчас на нем Второй. Запасной биошар работает, но… на старом были такие тонкие связи, ты же знаешь. Они налаживаются только со временем.

— А те, с Зеленых Камней? — спросил Поль.

— Никак, — скорбно улыбнулся Третий. — Их обнаружить не удается. Зато есть интересная новость: нашли космошлюпку.

— Где?

— В часе лета. Пустую.

— А люди? Там было четверо… нет, пятеро людей!

Третий одарил Буйвола очередной улыбкой.

— Я как раз и хочу сказать, что их не могло быть пятеро, даже если это и были люди. — Сицианин не обращал внимания на побагровевшего Буйвола. — Микроходы управляются двумя пилотами. Двумя! Да и не успели бы они так спеться с Арклом.

— А если это оперативники КВС? — крикнул, темнея, Первый. — Может, первая партия окопалась здесь давнымдавно… Когда к тебе перестал приходить Аркл? — внезапно обернулся он к Полю.

— Года четыре назад.

— Может, он потому и перестал к тебе ходить, что у него завелись новые любимчики?

— Но почему же они тогда не предупредили курсовик, — спросил Эрчер, — если сидят здесь так давно?

— О курсовике они могли вообще не знать! — с жаром воскликнул Первый. — Рейсовый захватили внезапно, как и космодром. А вообще, чихать они хотели на этот кораблик! Они уступили нам пешку, а берут ферзя!

— В любом случае, — прервал бесполезный спор Поль, — надо пробивать блокаду. Если это люди, все просто.

— Люди бы не стали бросать исправную шлюпку, сказал Эрчер.

— Что? Почему?

— Это работа Аркла. — Эрчер понизил тон. — Я еще не видел ни одной машины Длора и не в курсе, как они выглядят и работают. Но, думаю, имитировать наши машины им под силу. — Он пронзительно посмотрел на обоих Мастеров. — И вообще, я уверен, что уирды морочат нам голову этой шлюпкой. Предполагать всегда надо худшее. Худшее! — Он глотнул воздух и продолжал — Если микроход — их работа, то и шлюпка с него, «случайно брошенная» у нас под носом, просто отвлекающий маневр. Чтобы мы искали врагов — людей!

Поль одобрительно смотрел на Эрчера. Сицианин отбросил все свои улыбки и сверкал глазами.

— Говори яснее! — глухо потребовал Буйвол.

— Куда уж яснее, — по-змеиному прошипел Третий. — Кто мог бы пересилить тебя на Демиурге, признайся? Человек?

Буйвол замер.

— Когда мы со Вторым управляли планетолетами, ты знаешь, что произошло. Я тоже почувствовал эту силу. Это не человек. И методы совершенно незнакомы. Я до сих пор не могу понять, что случилось.

— Но я-то обрабатывал людей, — откликнулся Буйвол, — обыкновенных людей из плоти и крови. Трое уже лежали готовые, и я добивал четвертого…

— Ну? — спросил Эрчер.

— И не смог! Мне помешал, кажется, Длор…

— Об этом и говорят! Ты уверен, что это действительно были люди? Только не злись, не злись!

— Если бы вас посадить на мое место… — угрожающе начал Первый.

— Не сомневаюсь, мы увидели бы то же самое. Я не думаю, что Аркл влиять может только на тебя. Если уж он пересилил Демиурга…

— Надо рвануть по этой пирамидке как следует! — остервенело зарычал Буйвол. — Чтоб ни куска…

— Сейчас важно другое, — остудил его пыл Эрчер.

— Что?

— То, что произошло с колонной большого космодрома. Длор всеми силами пытается развязать здесь междоусобицу.

— И я об этом говорю, — повернулся Поль к Буйволу.

— Но пока все нормально, — удивился тот, — беспорядки ликвидированы.

— Да какие, к чертовой матери, беспорядки! — крикнул Поль. — Это же были настоящие бои. Утечка людей и техники! Дисциплина восстановлена только среди тех, кто ее не нарушал.

— Приказ о поимке дезертиров уже отдан, — уверенно сказал Буйвол. — Они не продержатся долго без топлива и продовольствия.

— Аркл! — сквозь зубы процедил Поль, — Ты все время забываешь об Аркле. От него они получат все необходимое.

— Да? — вздрогнул Буйвол. — Надо разобраться с этим как можно скорее. Я пошел в рубку! — Он резко поднялся, кивнул остальным и вышел.

— А ты как думаешь? — спросил Эрчер, но Поль тоже встал: — Если ты не против, я отдохну перед сеансом Демиурга. Что-то голова разболелась. — И покинул зал квадриона.

Седьмой день 02 ч. 25 м.

— Честно говоря, в этой ситуации меня больше всего беспокоят не люди и даже не Мастера, а те штуки, которые способен выкидывать Демиург.

Барк сидел напротив Вириста, и тот из-под полуопущенных век рассматривал этого человека. Барк недаром был конвоиром. Весь его вид и манера говорить — отрывистая и одновременно очень спокойная — подтверждали первое впечатление: за кажущейся расслабленностью в нем чувствовалась готовность к молниеносной атаке, к решительным и жестким действиям. Среди сициан таких людей не было. Требовалась определенная молодость культуры, чтобы выращивать их — готовых к борьбе, к напряжению схватки, к моментальной бурной атаке. Напарник Вириста Уко Фток был лиогянином лишь наполовину, но и в нем проявлялись эти черты. Однако мать Фтока все же была сицианкой, и это не могло не придать его характеру известной мягкости.

— Они так слепо верят в этого дурацкого Демиурга с его ахинеей! — Барк поморщился. — А эти проклятые гипноуроки… Они перепахивают сознание, особенно если нет твердой установки в голове. Люди на глазах превращаются в повторяющих чушь марионеток. Мне тоже довелось хлебнуть этого. Нас сажали в маленьком душном зале группой человек по двести. Свет, конечно, выключался. Так проходило, несколько минут, и вдруг все менялось…

Барк нахмурился. Густые, сросшиеся на переносье брови надвинулись почти на самые глаза.

— Возникало впечатление, что ты проваливаешься в какую-то иную реальность. Только что ты сидел в душной комнате, и вдруг открывается необъятный белоснежный простор, куда ни посмотришь — ты один, и больше нет ничего, никого… — Он пожевач губами, словно подбирая слова. — Какой-то странный сплав чувства одиночества и ощущения присутствия сверхъестественного существа, которого не видно, не слышно, но оно рядом… Я не знаю, трудно это выражать в словах… Словно тебя осматривают со всех сторон и изнутри. Колоссальное воздействие. И потом начинают появляться чужие слова, чужое зрение, чужие мысли. Понимаешь, мы по-настоящему видели, а не только чувствовали то, что вещал Демиург.

— Что именно? — спросил Вирист.

— Примерно одно и то же, но всегда по-разному. Теперь-то я знаю, что это просто работали разные Мастера, и точного совпадения быть не могло. Честно говоря, первые гипноуроки меня потрясли. Никогда еще не доводилось сталкиваться с таким напором и мощью. Сначала я даже боялся, что здесь проявляется экспансия агрессивного негуманоидного разума. Но потом понял, что это чисто человеческие штучки. Уж слишком явно сквозило стремление к мировому господству. Это мы помним. Слава Богу, я родился на Лиого и проходил историю. У меня на такие вещи нюх острый. Понимать-то понимал, но сопротивляться не было сил. Демиург слишком силен. Но в конце концов мне удалось выработать тактику: на этих гипнодолбежках я полностью расслаблялся, пропускал через себя все, как поток воды через сито. А потом, когда каждую свободную минуту повторные видения норовили прорваться в сознание, я старался гнать их усилием воли.

— Эти гипноуроки перемалывают каждого?

— Ну что ты! Они срабатывают только на слабых и не уверенных в себе людях. Определенная часть рэбберов, процентов тридцать, только делают вид, что беспрекословно подчиняются Мастерам. Но, не зная, что на самом деле представляет собой Демиург, не отваживаются на решительные действия. Ну, а после появления на Параде вашего Блосса даже самые отупевшие рэбберы затрепетали: как-никак он считается духовным отцом движения. С Блоссом вы верно рассчитали. В точку. — Барк рассмеялся коротким грудным смехом. — Это здорово подействовало на заблудшие души. Надо и дальше работать в таком ключе.

— Ты пытался склонить кого-нибудь на свою сторону?

— Агитировать? Ха! Своих видать издалека, а с остальными… После того как техник нашей роты влепил мне заряд АМА, я пять часов провалялся в беспамятстве, и охота разговаривать пропала., — Но все же большинство рэбберов пока на стороне Мастеров?

— А разве вам удалось уничтожить Демиурга?

Вирист пожал плечами.

— А может быть, вам известны способы защиты от его излучений?

— Не знаю.

— Вот видишь. Поэтому они хоть и сомневаются, но выполняют приказы. Пока выполняют.

Капитан Ю-Стега задумался. Операция все еще висела на волоске. Когда они с Фтоком на катерах восставших рэбберов двинулись в сторону тайного космодрома, Моросанов все еще боролся с Демиургом. Исход этой схватки был под вопросом. Честно говоря, Вирист вообще не понимал, как Илья может так долго сопротивляться биошару Мастеров. И если он проиграет, все будет кончено. Демиург в два счета подавит восстание. Но Хеликс предсказал, что «Миссия Эдип-Ь» выполнит свою задачу…

Дверь отворилась, и в рубку вошел повстанец:

— Мы перехватили приказ Дворца: немедленно силами Третьей и Восьмой бригад преследовать бунтовщиков и добиться их сдачи или уничтожения.

— Глупо. — Барк прикрыл глаза. — Они удостоверяют наше существование. Теперь к нам присоединятся многие. Может быть, сразу две бригады. Ты с редлитом хорошо работаешь? — обратился он к Виристу.

— Не слишком, — признался тот.

— Жаль.

Повстанец, козырнув, вышел.

Вирист повернулся к иллюминатору. Они направлялись в экваториальную зону планеты. Казалось, что даже внутри катера постепенно нагнетается жара. Небо было безоблачным и словно выцветшим под жаркими лучами светила.

Второй космодром уже давно был отстроен рэбберами для секретных стартов и посадок, проведения пиратских вылазок за людьми, провиантом и энергией. То, что Додарб располагался в стороне от оживленных трасс, было на руку Мастерам.

— А вот и он! — резко выдохнул Барк.

Оторвавшись от своих мыслей, Вирист увидел на обзорном экране очертания приземистого здания, очень похожего на Дворец.

— Когда его видишь впервые, трудно понять, как здесь могут приземляться тяжелые звездолеты, — сказал Барк, но потом все проясняется: под песком скрывается хорошая стартплощадка. И техническое оснащение на уровне.

— Вы хотите сесть прямо на поле? — удивился Вирист.

— Конечно. Они ожидают увидеть полковника Кирча с подкреплением. У них приказ разработать совместный план уничтожения бунтовщиков. Но Кирча уже задержали на полпути.

— А увидят меня?

— Ты не боишься, когда стреляют?

Вирист вспыхнул. Намек на нерешительность сициан был слишком прозрачным. Он молча нацепил на запястье браслет схита.

— Хорошая штучка, — заметил лиогянин и поднял крупнокалиберный лучемет.

Космодром приближался. За первым зданием выглянуло второе, потом третье. На стартшющадке блестящими громадами высились звездолеты. На плацу аккуратными шеренгами выстроился личный состав. Чуть в стороне стояла группа офицеров, сверкая бляхами на груди. Поле наполовину было покрыто псевдорастениями.

— Ну, мне пора. — Барк направился к люку.

— Но зачем выходить наружу? — ужаснулся Вирист.

— Надо. Здесь знают меня в лицо.

Капитан Ю-Стега тоже встал. Катер начал стремительно опускаться. Сицианин едва успел схватиться за поручень под пристальным взглядом Барка. У Яюка замерли в напряженных позах с десяток повстанцев. Их лица были сосредоточенны, глаза горели внутренней решимостью.

Их зональный катер со знаками полковника Кирча, плавно притормозив у самой земли, сел. Остальные три машины продолжали висеть в воздухе.

Едва почувствовав, что катер коснулся твердой почвы, Барк распахнул люк и выскочил на залитый солнцем красный песок плаца. Вирист вместе с повстанцами выпрыгнул следом и успел заметить, как перекосились лица офицеров. В ту же секунду раздался оглушительный голос звукоизлучателей катера:

— Мы пришли от Блосса! Долой власть Мастеров и Демиурга! Дворец разрушен!

Из офицерской ложи засверкали выстрелы. Барк толкнул зазевавшегося и оглохшего Вириста, оба рухнули на песок. Лиогянин уже в падении открыл огонь из лучемета.

Его поддержали мощные снопы убийственных лучей с катеров.

Звукоизлучатели продолжали надрываться, но Вирист уже перестал их слышать. Он только лихорадочно следил за перестрелкой. Схит болтался на запястье без применения: наблюдатель Структурного Коммона Сиция не мог заставить себя поднять руку на человека.

Седьмой день 03 ч. 20 м.

Когда захлопнулся люк, разделивший его и Эрчера, Поль мгновенно преобразился. Движения стали мягкими и пружинящими, словно ему не было за пятьдесят: опасность омолаживает! Пришла пора действовать предельно осторожно и молниеносно. Четвертый скорым шагом пересек холл и направился к шлюзовой перед лабиринтом.

Самое время сматываться.

Все трое заняты: Второй — с Демиургом, Буйвол взнуздывает солдатню, Эрчер размышляет о следующих ходах Аркла.

Но Поль знал этот следующий ход!

Теперь, когда они отрезаны от мира, Аркл постарается уничтожить их одним махом. Пора бежать!

Впереди был лабиринт.

Опасность, конечно, придет оттуда, это единственный ход на четвертый уровень. А он, Поль, сейчас перейдет наверх и затеряется в толпе рэбберов, пробивающихся наружу. Униформа и грим заготовлены заранее.

Включив систему замков бронированной двери плиты на отмыкание, Поль кинулся за угол. Кто знает, может враги уже здесь?

Люк начал уходить в пол.

Поль присел, выставив дуло лучемета перед собой.

Уловка проста: человек привык смотреть вперед на уровне своих глаз. Это даст необходимые для выигрыша мгновения.

Люк опустился.

Никого!

Поль, раздувая ноздри, шагнул вперед. Люк задвинулся, и стало темно. Тревожные мысли заметались с невиданной силой. Он быстро лег на пол, стремясь как можно плотнее прижаться щекой к полу, и выставил перед собой оружие: второй люк уходил в потолок.

Щель медленно росла. Если там кто-то есть, он будет немедленно убит.

Снова никого!

Не дождавшись, пока люк полностью уйдет в потолок, он проскользнул под ним. Смахнул с лица капли пота.

Матовые стены коридоров лабиринта, скудно освещенные, не давали хорошего обзора. Это хорошо. Опасность могла поджидать за любым поворотом, с любой стороны.

Поль прислушался: полная, оглушающая тишина. Перехватив оружие поудобнее, он неслышно пошел вперед.

«Нет, — думал Четвертый, — не обмануть тебе, Аркл, старину Поля! Наверху есть небольшой запасец редлита, о котором никто не знает. Уж с его-то помощью удастся как-нибудь вырваться из западни. А там на тайный — и в космос! И посмотрим, чем все это здесь закончится…» Но иллюзий насчет того, чем вся эта история может закончиться, Поль не питал. Твердо уяснил: уирды выживают их с планеты Майя! Надо же такое дурацкое название дать Додарбу!

«А получиться может неплохо, — соображал Мастер. Как раз подлетает эскадра КВС. Они-то уж не потерпят надругательства над людьми. Посмотрим, как Аркл подожмет свой хвостик! Конечно, Буйвол с Эрчером и Вторым попытаются взлететь, но вряд ли Аркл даст им это сделать».

Поворот. Еще один. Тусклое освещение в трубах-коридорах лабиринта. Но что это там, что за скрежещущие звуки? Поль замер и затаил дыхание.

Звуки послышались снова, но словно с другой стороны. «Вот оно! — пронеслось в голове. — Аркл!» Осторожно дыша, Поль встал за угол, поднял схит.

Звуки немного усилились, а затем вдруг резко пропали. Это могло означать что угодно. Например, то, что его заметили и теперь осторожно подкрадываются, чтобы внезапным броском застать врасплох. Поль стал судорожно оглядываться по сторонам. Он стоял в очень неудобном месте, почти на пересечении четырех ходов, и из любого могли появиться враги.

Проклятье!

Осторожно, стараясь действовать бесшумно, он начал отползать в глубину одного из тоннелей. Песок тихо скрипел под ногами, норовя выдать. Весь мир ополчился против него!

Остановившись, он снова прислушался, но было тихо.

Неужели ему померещилось?

Бесшумной тенью Четвертый скользнул еще за один угол и с трудом сдержал готовый вырваться крик. Впереди, метрах в десяти, стояли люди, три человека.

Люди?!

Моментально, не прицеливаясь, Мастер выстрелил.

Яркий разряд пронзил полумрак. Но перед тремя людьми возникла из пустоты молочно-белая стена, он даже не увидел, попал ли в кого-нибудь. В ту же секунду сверкнули сразу две ответные вспышки, и воздух рядом с его головой засвистел от перепада температур.

— А, черт! — крикнул Поль и бросился в сторону.

— Дриф, стой! — послышался крик, и у Поля заныло внутри.

Никто на Додарбе не знал его прежнего имени. Никто!

Неужели это Аркл?

Он еще раз резко свернул и начал петлять, стремясь сбить преследователей. Позади слышался громкий топот.

Кто это — люди или уирды?

Мастер напрягал все силы, чтобы выдержать эту гонку.

Сейчас на карту было поставлено все: не только движение Рэбба, но и его жизнь. Топот стал затихать — они потеряли его среди переплетения коридоров. Неужели Аркл мог бы ошибиться? Поль свернул еще один раз и замер, хватая широко раскрытым ртом воздух.

Было тихо. Отстали! Четвертый медленно опустился на пол и прикрыл глаза, приложив руку к громко стучащему сердцу. Куда направились они теперь? Неужели снова ищут его? Ну зачем им он один? Не лучше ли двинуться к шлюзам и пройти на четвертый уровень? Все-таки там целых три Мастера!

Поль криво усмехнулся. Скоро эти ребята навестят Эрчера, Буйвола и Второго. Счастливого пути!

Но что же делать теперь? Возвращаться обратно — верная гибель. Подниматься на третий уровень? Но ведь сейчас преследователи вот-вот пройдут шлюзы и перекроют лабиринт. Неужели опоздал?

Он оперся рукой о пол и вскрикнул от боли — по пальцу змеилась тонкая струйка крови. Рядом торчала хрупкая на вид хрустальная палочка, усеянная шипами-кристаллами. Мастер лорывисто обернулся. Впереди коридор терялся во мраке. Тупик?

В самом деле, под ним тонким слоем лежал уже песок.

Из него, слабо отсвечивая, торчала толстая ветвь кристаллов. Тупики выходили в недра пустыни.

Поль наклонился, чтобы рассмотреть странную поросль. Кристаллы добрались даже на такую глубину! И тут заметил в стороне горку знакомых камешков. Не поверил своим глазам. Редлит! Судьба снова улыбнулась ему. Поль присел, сдерживая дыхание, начал сосредоточиваться. И редлит послушно стал принимать заданную форму.

Так вот каким образом проникли сюда эти люди!

Идиоты, надо лучше прятать редлит!

Выровняв дыхание, он стал создавать редлон, способный вылезти наружу.

«Спасен! — ликовал Мастер. — Старину Поля еще рано сбрасывать со счетов!»

ГЛАВА ПЯТАЯ

Седьмой день 03 ч. 20 м.

Этот человек ускользнул из-под самого носа. В короткое мгновение перед тем, как он выстрелил, а Илья создал из редлита защитное белое облако, Моросанов успел рассмотреть противника. Это был Дриф Корбер, который подозревался в убийстве четверки блоссистов, первых исследователей Додарба. То, что было невозможно сделать глазами маленького редлона, когда Илья исследовал мастерский уровень, стало возможным теперь. Даже в полумраке лабиринта Илья сразу узнал эти плотно сжатые бескровные губы, бесноватый взгляд вытянутых узких глаз, густые брови под огромным костистым лбом. Несмотря на возраст — Илья знал, что Дрифу давно за пятьдесят, Корбер с завидной реакцией и ловкостью скрылся от них.

Он ушел, а значит, у рэбберов останется злобный и дьявольски изощренный предводитель. Был только один способ задержать его: скорее добраться до четвертого уровня и оттуда перекрыть лабиринт.

Илья взглянул на напарников и увидел, что те без слов поняли его. Группа тотчас бросилась вперед. Бешеным калейдоскопом замелькали коридоры, повороты, углы. Лабиринт плохо проветривался, запах затхлости и запустения властвовал тут безраздельно. Местами стены ходов, пол и потолок были влажными. Приходилось замедлять бег, чтобы не потерять равновесия на скользкой поверхности. Дорогу Илья помнил хорошо. Он слышал за собой быстрое свистящее дыхание Хеликса. Крис умудрялся бежать практически бесшумно.

Перед глазами Ильи снова и снова повторялась только что происшедшая сцена: Хеликс, закусив губу, резким движением останавливает его, прижимает палец ко рту.

Без слов ясно: он кого-то почувствовал. Они замерли как вкопанные. «Где?» — взглядом спросил Крис. Йоронг кивнул вперед. Илья тут же раскинул руки в стороны, проведя прием «летучей мыши», и понял, что метрах в пятидесяти затаился какой-то человек. Предельно осторожно они свернули в сторону и стали красться параллельным ходом. Но противник словно почувствовал их маневр. Неужели Дриф Корбер поджидал их в лабиринте? Но зачем?

Или, быть может, он сумел предугадать появление группы? Какое невероятное предощущение опасности! Какая реакция! Недаром он стал главарем этой шайки.

Они вбежали в финишный коридор и, приостановившись, осторожно приблизились к монолитной бронеплите, закрывавшей вход в четвертый уровень. Едва они подошли к ней, как сбоку, в маленькой нише, загорелись огоньки на пульте. Илья помнил, что, если они в течение минуты не дадут верного сигнала для отпирания шлюза, сработает автоматический сторож. Что их ожидает в таком случае — неизвестно. Четвертый уровень был самой совершенной крепостью из всех, какие Илья знал. Укрепившись и ликвидировав лабиринт, Мастера могут продержаться там неограниченно долгое время. У них остался запас редлита…

Действовать надо молниеносно!

Илья сорвал с головы обруч и приложил его к небольшой металлической пластине на поверхности пульта.

Проводники и Мастера, ходившие через лабиринт, имели специальные битронные карточки, передававшие на пульт кодированный сигнал.

Плоская часть браслета не полностью прикрыла пластинку. Это могло оказаться гибельным. Илья почему-то был уверен, что обруч подойдет идеально. Огоньки на ребре обруча замелькали в быстром танце, пытаясь найти пароль шлюза. Илья обернулся. Крис явно заметил несоответствие размеров и выхватил из кармана несколько камешков редлита. Моросанов покачал головой: вряд ли так быстро удастся создать редлон, способный вписаться в битронную схему обруча. Хеликс закрыл глаза, губы его шевелились. Секунды летели с бешеной скоростью.

Вдруг пол под ними дрогнул, по лабиринту прокатился отдаленный глубокий гул.

— Запирают? — одними губами спросил Крис.

Если Мастера перекроют лабиринт, группа окажется похороненной заживо и операция «Миссия Эдип-1» провалится. Того мизерного запаса редлита, что они захватили с собой, вряд ли хватит, чтобы пробиться сквозь толщи песка на поверхность. Да и там их уже будут поджидать рэбберы. Неужели обруч не справится?

В этот момент что-то тихо щелкнуло, и позади них с потолка стала опускаться широченная стена. Шифр был найден! Стена опускалась совершенно беззвучно, затем неожиданно раздался громкий треск. Пол и стены лабиринта снова дрогнули, как от землетрясения. В финишном коридоре появилась трещина, в которую с тихим шипением устремились ручейки песка.

— Что это? — тихо спросил Хеликс.

Илья пожал плечами. От опускающейся стены до пола оставалось менее полуметра. Он быстро нагнулся, и в этот момент громыхнуло так, что звук едва не разорвал барабанные перепонки. Трещины избороздили стены лабиринта. Сверху посыпались большие куски пластиковой обшивки и металлических стоек. Бронеплита достигла пола, и они оказались в полной темноте. Илья поднялся.

Слышался только близкий шелест песка да прерывистое сопение Йоронга.

Они были заперты в узком пространстве шлюза перед четвертым уровнем. Моросанов вдруг почувствовал громадное напряжение напарников, оно передавалось в замкнутом пространстве с удивительной силой. Пот струился по вискам.

Каменный мешок. Страшная могила!

Внезапно темноту пронзила ослепительная вспышка.

Пахнуло сильным жаром, и они отпрянули. Маленький синий огонек двинулся влево и за минуту повторил очертания только что опустившейся массивной бронеплиты.

Остро запахло гарью и расплавленным песком.

— Герметизация входа, — холодно констатировал Крис.

— Что? — откликнулся Хеликс. — Зачем?

Впереди появилась тонкая полоска света. Она медленно ширилась. Стало ясно, что передняя плита медленно уходит в пол.

— Успели. — В бесстрастном голосе Криса Илье почудились торжествующие нотки.

Не дожидаясь, пока плита полностью опустится, они перемахнули через нее и оказались в просторном помещении. Мягкое покрытие пола заглушало шаги. Яркий свет слепил привыкшие к полутьме глаза.

Илья изучил здесь все ходы, но теперь, когда он смотрел глазами человека, окружающее выглядело иначе. Крис и Хеликс бежали рядом, полагаясь на него.

Итак, на четвертом уровне остались три Мастера, один из них работал на запасном или восстановленном Демиурге. Этот противник по-прежнему был самым опасным.

Надо сначала разобраться с двумя остальными, а уж потом заниматься биошаром.

Вбежав в коридор с четырьмя дверьми, они остановились. Илья вдруг посмотрел на Хеликса. На лице нкина застыло выражение необычной отрешенности, будто он не чувствовал напряжения последней схватки и опасности.

Взгляд его потемневших глаз был затуманен и в то же время необычайно подвижен. Глаза нкина быстро передвигались от одной точки к другой. Таким Хеликса Моросанов еще ни разу не видел. Йоронг вышел вперед, словно дистанционно управляемый автомат. Движения его потеряли былую плавность, казалось подчиняясь множеству коротких импульсов. Крис, прищурился и не отрываясь глядел на товарища.

Вытянув руки перед собой, Хеликс медленно прошел коридор, сопровождаемый товарищами. Каким-то непонятным чутьем Илья понял, что нкин занимается поиском Мастеров. Но, судя по его реакции, здесь никого не было.

Продолжая внимательно осматриваться по сторонам, Моросавов попытался войти в плотный контакт с Иоронгом, чтобы понять его действия. Несколько минут назад, когда они были заперты в шлюзе, возникла такая поразительная общность группы, какой Илья не помнил даже в своем прежнем коллективе: удивительно тонко чувствовались оттенки настроения и эмоций каждого. Но теперь, решив «поближе» ощутить Хеликса, Моросанов заметил, что из того буквально хлещет незнакомая жесткая энергия. Прием был совершенно неизвестен Илье, и он подумал даже, что Трисил Тарга имеет какие-то специфические секреты спецвоздействия на своих агентов. Илья переглянулся с ариестрянином, и они поняли друг друга: Крис тоже был поражен преображением Йоронга. Нкин сейчас словно стал ведущим группы вместо Моросанова.

Хеликс остановился и резко повернулся к одной из дверей, выводящих из внутреннего коридора. Открыв ее, он быстро двинулся вперед. Крутой округлый ход вел вниз. Они спустились но рифленым металлическим ступеням. Здесь Илье бывать не приходилось. Нижний ярус четвертого уровня оказался для него новостью.

Ход преградила овальная металлическая дверца. Подойдя к ней, Хеликс остановился в нерешительности.

Дверца не имела ручек. Гладкая литая поверхность бликовала блестками потолочных светильников. Никакого намека на замок. Крис прошел вперед, несколько раз нажал на нее плечом и отступил, осознав бесполезность своих действий: преграда была серьезной. Он поднял правую руку с прикрепленным схитом и вопросительно посмотрел на Моросанова. Илья покачал головой.

В это время Йоронг, пристально рассматривавший своим дергающимся взглядом стены, перевел глаза на потолок. Затем поднял ладони вверх, кивнул каким-то своим мыслям, быстро шагнул вперед, став почти перед самой дверцей. Крис отступил, освобождая ему место. Подняв голову, Хеликс судорожно глотнул и отчетливо произнес:

— Власть рождается силой!

Илья не узнал его голоса. Он мысленно содрогнулся от той перемены, что произошла с нкином. Йоронг вдруг стал другим человеком, изменилась походка, взгляд и даже голос!

В этот момент что-то заскрежетало, овал дверцы выдвинулся вперед и вдруг легко скользнул в сторону.

«Так это был звуковой замок! — понял Илья. — Но как же Хеликс мог узнать пароль? Это совершенно невероятно!» Крис собрался пройти внутрь, но Йоронг быстрым жестом остановил его. Подойдя почти к самому входу, он протянул вперед руку и тут же отдернул ее. Последующее произошло так быстро, что Илья даже не успел отреагировать: какие-то две тени мелькнули в открывшемся овальном проеме. Хеликс поднес руку ко рту и облизнул палец.

По нему текла кровь.

— Гильотина! — прошептал Крис.

Хеликс, словно во сне, подошел к сдвинутой плите дверцы и с силой надавил на ее середину ладонью. Пространство за овалом окрасилось алым светом, раздался тонкий писк. Йоронг нырнул в лаз и побежал вперед.

Илья и Крис последовали за ним. Тотчас захлопнулся люк. Моросанов, все еще не в состоянии объяснить для себя действия нкина, осознал, какой опасности они только что подвергались. Но как удавалось Хеликсу не только предчувствовать секреты жилища Мастеров, но и разгадывать их?

Они пробежали длинный, идеально прямой коридор.

Здесь не было дверей, кроме той, что темнела впереди.

Хеликс с разбегу ударил по ней ногой. Дверь открылась внутрь. В зале горел яркий свет. Мелькнул темный силуэт человека, Хеликс бросился к нему. Моросанов ворвался следом, и сразу блеснула вспышка выстрела. Илья выбросил вперед защитное облако из редлита, но было поздно: Йоронг упал ничком, сильно стукнувшись локтями о пол.

Илья с Крисом моментально спрятались за какими-то метровыми кубическими возвышениями на полу. Два раза еще мелькнул луч, и угол куба, к которому прижался Моросанов, нестерпимо раскалился.

— Сопротивление бесполезно! — крикнул ариестрянин. — Сдавайся!

— Черта с два! — раздалось в ответ из правого угла комнаты.

«Молодец Крис, — оценил Моросанов, — выяснил, где залег Мастер».

— Добрались-таки! — Голос был полон необузданной злобы. — Теперь-то вам уж точно конец!

«Что с Хеликсом?» — билась тревожная мысль.

Моросанов рещил было снова воспользоваться редлитом, чтобы защитить себя и Криса от выстрелов Мастера, но понял, что лучше действовать иначе. Редлйт требовал сосредоточения, а концентрироваться сейчас надо было на другом. Крис словно понял Илью и отвлекал Мастера:

— Один из вас уже убежал через лабиринт. Теперь вас только трое…

— Что?

Послышалась какая-то возня в дальнем углу, потом тяжелые медленные шаги.

— Вот что, ребята! — раздался громовой голос Мастера. — Сейчас я буду вас убивать, благо Великий Демиург дал мне такую возможность!

Не видя противника, Илья понял, что тот применил редлитную защиту, полагая, что стал неуязвим. Потом послышался возглас удивления. Видимо, Крис начал мешать ему работать с минералом.

— Вы… знаете? — Голос верховного рэббера исказился.

К этому моменту Моросанов уже полностью чувствовал противника. У Мастера было необыкновенно упругое и насыщенное биополе. Илья замкнул его на себя, создал энерговоронку в солнечном сплетении и моментально впитал в себя чужие токи. Раздался звук падения. Мастер был обездвижен!

Чувствуя сильную слабость, неизменно наступающую после подобной операции, Моросанов поднялся и увидел, как бросился к лежащему Хеликсу ариестрянин. Подойдя нетвердыми шагами к Мастеру, Илья заметил, что его строгая черная форма с цифрой I на красном шевроне на плече разорвана в области груди и живота. Видимо, редлит был зашит там. Мастер лежал на спине, неловко подогнув руки. Решив не искушать судьбу, Моросанов стащил с него одежду. Противник дышал тяжело, хрипло.

Его глаза оставались открытыми и смотрели в одну точку на потолке. Илья знал, что Мастер продолжает все чувствовать и сознавать, но не в состоянии двинуться. Когда он поймет, что может пользоваться редлитом, лучше, чтобы минерала не было поблизости.

— Что с Хеликсом?

— Пробито правое легкое!

«Ничего страшного, — подумал Илья, — от лучевых ранений не бывает потери крови, вылечим!» В этот момент стал гаснуть свет. Мастер вполне-мог включить какой-то особый механизм. Большие кубы на полу тихонько зажужжали. Но Хеликс потерял сознание, и никто из них не смог бы разгадать очередную загадку хозяев Дворца. Моросанов решил побыстрее покинуть подозрительную комнату и поволок Мастера к следующей двери.

— Выноси Хеликса! — крикнул он Крису. — Скорее!

Он подтащил Мастера почти к самой двери, прислонил к стене и вдруг почувствовал ослепительную вспышку в мозгу. Было такое впечатление, словно ему с размаху в затылок всадили топор. Охнув, Моросанов упал на Мастера и заскрипел зубами, стараясь освободиться от боли. Это начал работать Демиург.

Стало совсем темно, но, может быть, это просто потемнело у него в глазах? Закусив губу, он собрал все силы и предельно сконцентрировался. Казалось, Илья совершенно беспомощен перед гипноредлоном. Не имея возможности воспользоваться редлитом, чтобы создать собственный биошар, отягощенный опаляющей чужеродной энергией поверженного Мастера, он тем не менее стойко вынес первый удар. Но в отличие от предыдущей схватки с Демиургом теперь Моросанов находился практически рядом с ним, а не за тысячи километров! Демиург продолжал бешено давить на сознание, стремясь подчинить Моросанова своей титанической воле, но Илья вдруг почему-то вспомнил о раненом Хеликсе. В нем поднялась мощная волна жгучей ненависти к врагу, и мгновенно почти весь заряд его энергии выплеснулся на редлон Мастера. В самом конце Илья спохватился и придал волне особый импульс. И тут же помещение сотряс тяжелый взрыв…

На этот раз огнешок сработал великолепно!

Моросанов отдышался, но тут что-то шевельнулось под ним, потом последовал пушечной силы удар в солнечное сплетение. Илья почувствовал, что куда-то проваливается…

Седьмой день 02 ч. 50 м.

Вирист с ужасом смотрел, как разбегаются в разные стороны под градом огня рэбберы. Офицеры, залегшие за невысоким бруствером вокруг плаца, яростно отстреливались. Катера наверху мгновенно оделись блестками объемных зеркал. Барк орал в невесть откуда взявшийся в его руке транслятор:

— Не стрелять! Слушай меня!

Плац перед казармой уже опустел. Отряд повстанцев, десантировавшихся вместе с Виристом и конвоиром, занял оборонительные рубежи. Они замерли, ожидая реакции рэбберов на слова своего командира.

— Слушай меня! Власти Демиурга пришел конец!

Дворец замурован, и Мастера вместе с ним. Только полные идиоты будут сейчас защищать их!

Вирист заметил, что стрельба заметно поутихла. Воины Рэбба прислушивались к Барку. Послышались понукающие крики офицеров.

— Я сам такой же солдат, как и вы. И меня завербовала шайка этих подонков!

В этот момент сверкающая игла вонзилась в песок рядом с Барком. Брызнули дымящиеся капли. Тут же пушка одного из катеров двинула лучом туда, откуда раздался выстрел, и вспыхнуло голубое пламя.

— Кретины! — еще громче заорал Барк, морщась от боли. — Идиоты! Я принес вам свободу… Прекращай стрельбу!

Рэбберы продолжали оказывать сопротивление только с левой стороны плаца, там, где скрывалось большинство офицеров. К несчастью, там же располагались одна из боевых башенок и ангар порта. Призывы сдаваться лишь усилили злобу обороняющихся. Зато над противоположной стороной плаца уже поднялся белый платок, привязанный наспех к какому-то штырю.

— Черт! — Барк повернулся к Виристу и пристально посмотрел ему в глаза. — Надо было сразу отсечь офицеров! Кто бы мог подумать, что эти полоумные будут так отчаянно драться?

Башенка порта резко развернулась и плюнула огненной струей в сторону севшего катера. Тот мгновенно вспыхнул и разорвался на тысячи осколков. Вирист теснее прижался к земле. Спину засыпало песком, в легкие ворвался удушающий смрад гари, и он надсадно закашлялся. Вокруг слышались крики, повизгивание выстрелов.

Когда видимость улучшилась, капитан Ю-Стега обнаружил, что остался один. Барк куда-то пропал. Впереди появились две бегущие тени. По блестящим наплечникам стало ясно, что это рэбберы. Вирист выставил руку со схитом, закрыл глаза, но так и не смог выстрелить.

Он лежал, уронив голову, уши заложило от грохота, в глаза забились песчинки. Через несколько томительно долгих секунд чьи-то тяжелые сапоги протопали мимо него. Видимо, его приняли за мертвеца.

Капитан Вирист Ю-Стега, старший наблюдатель Структурного Коммона Сиция, прошедший полный курс спецподготовки, лежал в песке, и тело его ритмично содрогалось. Ему еще не доводилось видеть смерть.

— Рэбберы! — снова послышался голос Барка, откуда-то справа. — Офицеры окопались вокруг ангара. Они хотят возвращения старых порядков! Долой офицеров!

Послышались странные лязгающие звуки. Поднялся ветер, и разглядеть что-либо стало совсем трудно. Вирист неловко поднялся и, шатаясь, побрел прочь от места сражения. Лязгающие звуки усилились. Обернувшись, он увидел позади большой поблескивающий сталью силуэт.

По конфигурации верхней бронеплиты было ясно, что это «черепаха».

Вскрикнув, Ю-Стега бросился в сторону и побежал изо всех сил. Раздался сильный хлопок, спутать звук разряда АМА было невозможно. Вирист на мгновение сжался и, скорчившись, рухнул на горячий, черный от копоти песок…

Седьмой день 03 ч. 30 м.

Очнувшись, Илья увидел, что Мастер торопливо запирает дверь. Видимо, от удара Моросанов влетел в следующую комнату. Крис с Хеликсом остались по ту сторону.

Илья вскочил, успев увернуться от последовавшего броска. В голове трещало после борьбы с Демиургом, в глазах плавали разноцветные слепящие амебы.

Они стояли друг против друга, выбирая подходящий момент для атаки. Илью немного пошатывало, солнечное сплетение свело после сильного энерговыброса. Сил на обездвиживание врага не находилось.

Буйвол был на голову выше Моросанова, с мощно развитой мускулатурой под плотной лиловой кожей. Он явно был уверен в своем преимуществе, надменно и хищно разглядывая противника. Илья выжидал, хватая спасительный воздух раскрытым ртом.

Потеряв терпение, Мастер бросился вперед. Он нанес два хлестких удара, метя в челюсть. Хорошо отработанный боксерский прием. Но кулаки ударили в пустоту: Ильи на прежнем месте уже не было. В мгновение ока он, повернувшись спиной, от защиты перешел к атаке и выбросил пятку в живот нападающего. Буйвол охнул, согнувшись пополам, и тут же отлетел от размашистого удара подъемом ступни. Моросанов знал, что от таких ударов не поднимались, но противник, ободрав бедро о пол при падении, сразу же вскочил на ноги и с перекошенным лицом успел блокировать два удара в грудь.

Лиогянина было не так-то просто сломить. Его лиловое тело посинело от ударов, но он снова бросился на Илью с остервенелым выражением лица. Моросанов сделал ложный выпад обеими руками и, когда руки врага уже дернулись на отбив, выбросил вперед кулак и достал квадратный подбородок. Буйвол рухнул навзничь, но тут же, напрягая последние силы, начал подниматься.

Буйвол был непробиваем!

Подпустив Мастера на ближнюю дистанцию, Илья нырнул в сторону, но рэббер все же задел плечо. Пронзила острая боль. В это мгновение пол резко дрогнул и ушел из-под ног. Моросанов почувствовал, что падает, и едва успел сгруппироваться. Не понимая, что бы это могло значить, Илья с трудом повернул голову и увидел Мастера, валявшегося в нескольких метрах. Тонкая струйка крови сбегала по его лицу. Взгляд Буйвола был полон ненависти и злобы. Он медленно начал подниматься. Моросанов вдруг понял, откуда это дрожание пола под ногами и тяжесть в теле: похоже на перегрузки старта…

Четвертый уровень катапультировался?!

Нечеловеческим усилием Буйволу удалось подняться, вены на шее и руках вздулись темными веревками. Сжав зубы, Илья тоже каким-то чудом умудрился встать на ноги. Пот заливал глаза. Крючковатые пальцы Мастера тянулись к нему. Каждое движение давалось с огромным трудом — перегрузка не спадала.

Позади Буйвола что-то молниеносно мелькнуло, раздался грохот. На полу валялось разломавшееся от удара большое кресло. В потолке зияла крупная дыра.

Что это за падающие кресла?

На лице Буйвола зазмеилась улыбка. Он смотрел кудато поверх Ильи. Повинуясь инстинктивному порыву, Моросанов с трудом отодвинулся в сторону, и тут же рядом с ним рухнуло еще одно кресло, с треском развалившись.

Пол снова дернулся, и их обоих смело. На этот раз перегрузка стала сильнее, и подняться уже не было сил. Моросанов скосил глаза и наткнулся на взгляд Мастера, полный неистощимой злобы. Какая отрицательная мощь!

Обращенный к нему глаз рэббера был почти закрыт веком, Темными убийственными глыбами сверху метнулись еще несколько кресел. Илья перевел взгляд на потолок.

Семь дыр. И пять наметившихся кругов. Повернулся к Мастеру — тот тоже смотрел вверх и мелко тряс головой.

На потолке прямо над ним дрожал тяжелый круг.

— Нет, Буйвол! Нет! — раздался истошный вопль.

На стене Илья заметил экран, на котором было полное ужаса вытянутое сицианское лицо. Ниже чернела мастерская форма.

Еще один Мастер!

Раздался страшный грохот. Илья обернулся и увидел на месте Буйвола искореженную груду. На потолке зияли двенадцать дыр. Все!

Внезапно тяжесть перегрузки пропала. Сразу стало легче дышать. Быстро обернувшись к экрану, Илья увидел, что тот погас.

За дверью послышался скрежет. Вспомнив о товарищах, Илья подбежал к двери и отпер ее. Из темного помещения ввалился Крис. Илья помог ему втащить Йоронга.

Лицо Криса посерело. Он жадно вдыхал воздух. В открытую дверь проникали, клубясь, клочья дыма. Шанс пытался что-то сказать, но голос не слушался его. Илья захлопнул дверь и наклонился к Йоронгу.

Хеликс лежал неподвижно, его лицо чуть осунулось. С правой стороны груди виднелась обугленная маленькая точка, вокруг которой расплавилась ткань комбинезона.

Глаза были закрыты. Казалось, сейчас он резким движением поднимет веки и снова устремится вперед своим странным угловатым стилем. Но Моросанов уже знал, что этого не будет. Неуловимым чутьем, даже не входя в энергоконтакт с товарищем, он понял: таргянин мертв.

Громко и надсадно закашлялся Крис. Илья приник ухом к груди Йоронга. Сердце нкина молчало.

— Там… — продолжая кашлять, силился выговорить ариестрянин, — там… накопители!

Моросанов понял: зал, в котором Мастер ранил Хеликса, был резервным аккумулятором четвертого уровня.

Когда уровень решили катапультировать, накопители стали прогреваться. Началась химическая реакция в их оболочке, и выделился ядовитый газ хогор.

Но это же шло вразрез с элементарной техникой безопасности! Накопители ни в коем случае не должны располагаться рядом с жилыми зонами! Впрочем, Мастера, видимо, всерьез не предполагали, что придется воспользоваться этим крайним способом спасения своих шкур. Да к тому же четвертый уровень — это не звездолет, здесь не до разделения на функциональные зоны! Скорее всего, он просто выходит на орбиту, чтобы Мастера могли пересесть на настоящий корабль.

Илья почувствовал, как запершило в горле, и понял, что хогор уже проник и сюда. Быстро подбежав к ариестрянину, Моросанов помог ему подняться:

— Быстрее, Мастера могут состыковаться со звездолетом!

Они выбежали через очередную дверь. Лесенка вела наверх. Крису уже было значительно лучше: видимо, он вовремя сообразил, чем грозит прогрев накопителей, и сумел надолго задержать дыхание. Но Хеликс… Тот, скорее всего, надышался отравы.

Длинный коридор. Поворот. Снова лесенка, теперь вниз. Подошвы стучали по широким металлическим ступеням. Еще один коридор. Он упирается в большую квадратную дверь с символом Рэбба. Крис уже перестал кашлять. Дверь распахнулась от удара ноги…

Помещение было полно дыма. Отполированные металлические стены, словно зеркала, отражали вошедших.

Посреди зала находилось четырехугольное возвышение. К его плоской вершине вели широкие темные ступени, покрытые алым ковром. Там, словно скорлупки гигантского ореха, закопченные и оплавленные, лежали две большие полусферы. Одна из них была сильно разрушена взрывом.

Это был зал Великого Демиурга — средоточие силы и власти Мастеров Додарба! Все было устроено тут с помпезностью и размахом, в стиле древних императоров. Но плававший под высоким потолком дым яснее ясного говорил о крахе вселенских замыслов хозяев постройки. Колосс рухнул!

Мастер лежал головой вниз на верхних ступенях. Подойдя к нему, Моросанов увидел, что опасаться этого человека уже нечего. Первый осколок вошел ему в правое бедро чуть выше колена и, видимо, перебил кость. Штанина комбинезона пропиталась кровью. Второй осколок пробил грудь. Мастер часто и прерывисто дышал, раскрыв в оскале рот. На выбритой голове еще виднелись следы присосок биошара. Судя по характеру ранений, этот человек должен был выжить при условии оказания медицинской помощи.

Илья подошел к нему и, сконцентрировав самую мягкую из своих энергий, остановил кровотечение. Потом создал консервационное поле вокруг раненого, в котором тот смог бы продержаться некоторое время.

Крис нетерпеливо оглядывался по сторонам. Оставался еще один Мастер. Об этом нельзя было забывать.

— Он в рубке. — Моросанов сбежал по ступеням вниз. Пытается состыковаться с курсовиком!

Они выбежали из зала Демиурга. Рубка оказалась рядом, но дверь была заперта. Крис включил схит на максимальную отдачу и выплавил замок.

Редлита не оставалось ни грамма. Энергии на обездвиживание последнего врага не было ни у Криса, ни у Моросанова.

Войдя, они сразу бросились на пол, в полете схватывая обстановку.

Стены помещения целиком состояли из экранов, на которых чернотой проступал космос. Всюду светились маленькие разноцветные лампочки включенных программ бэя. Оснащение катапультированного блока четвертого уровня было великолепным.

Никто не отреагировал на их появление. Не было слышно ни единого звука, словно рубка была пустой. Следующим броском Илья достиг высокого черного кресла и спрятался за ним.

Крис откатился в другую сторону. Илья видел, как быстро мелькнуло его тело за выступ большого пульта, и поразился скорости, с которой ариестрянин провел этот прием. Несомненно, это был оперативник экстра-класса.

— Ты — единственный из Мастеров, оставшийся здесь! — крикнул Илья, обращаясь к Третьему Мастеру.

Тишина была ответом.

Враг, видимо, затаился. Он не хотел даже голосом выдать свое присутствие.

Моросанов быстро переполз к следующему креслу. Изза кресла торчала нога в тяжелом коротком сапоге с металлической рифленой подошвой. Она была как-то странно подвернута. Перестав маскироваться, Илья медленно встал.

Верховный рэббер полулежал в кресле. Его гладко выбритый подбородок был направлен к потолку, руки безвольно раскинулись в стороны. Одет он был в строгую черную форму с цифрой «3» в красном шевроне на плече.

На виске зияла маленькая дырочка.

Рядом беззвучно поднялся Крис. Он подошел и поднял веко Мастера, заглядывая в глаза.

— Сицианин, — прошептал он, — они не борются…

Седьмой день 03 ч. 40 м.

Корбодан вздрогнул всем телом и быстро поднял руки.

Глаза его вылезли из орбит.

У Миуша хватило сил обернуться, и он обомлел: перед ним в грязном рваном мундире стоял Четвертый Мастер!

— Это ты, что ли? — жестко бросил Поль.

Наконец и Корбодан узнал верховного и радостно затряс головой: — Я, Корбодан…

— Только что вернулся?

— Да, верховный…

— Почему молчал, идиот? Да опусти ты руки! — Мастер устало сел. Весь вид его был каким-то неуверенным.

Корбодан сбивчиво рассказал о бое.

— Значит, машина еще на ходу?

— Да.

Неожиданно раздался тоскливый звук «оросли». Мастер сплюнул и горько покачал голбвой.

Корбодан загнанно оглянулся.

— Ну-ка, пошли со мной. — Поль поднялся и вышел из рубки.

Вместе с пилотом и подмастером они спрыгнули на песок. Четвертый тут же скрылся в ночи.

— Открой багажник, — раздалось из темноты.

— Он пробит, верховный…

— Тогда любую каюту, которая надежно запирается.

Подмастер послушно нырнул в машину, послышался лязгающий звук.

— Готово!

Какая-то темная масса зашуршала по песку. Миуш нервно вскрикнул и бросился в люк. Длинная извивающаяся тень вползла, шурша, за ним. Миуш кинулся в рубку к Корбодану.

— Там… — пролепетал он, — что-то…

— Редлит?

— Огромное, длинное…

Корбодан скривился. Через некоторое время появился Мастер и сел сзади: — Поехали.

Миуш завел двигатель и поднял машину.

— Куда? — спросил он.

— На малый космодром, — послышалось сзади. — Да поживее!

Эпилог

В глубине двухметрового квадратного экрана, на фоне антрацитово-черной стены стоял букет белых лилий. Тонкие стебли покрыты редкими длинными листьями, цветы грациозно изогнулись, направив к Моросанову пластичные легкие лепестки. Внутри каждой лилии подрагивали тяжелые коричневые тычинки, а пестик слабо поблескивал на свету накопленным нектаром.

Моросанов вдруг остро пожалел, что не сможет привезти шефу ни одно из удивительных растений Майи.

Лылов медленно пробарабанил по столу какую-то сложную ритмическую фигуру.

Букет лилий был виден великолепно, он словно на самом деле находился здесь, в центральной рубке «Быка».

Комплекс «граса» — гравитационной связи — на флагмане Стива Ашора был самой последней модели.

После отчета Ильи повисло долгое молчание.

Лылов, прикрыв глаза, размышлял над услышанным.

Крис вертел в руках карточку одного из Мастеров с эмблемой Рэбба. Командор Ашор, тоже, как и Крис, ариестрянин, замер, подобно изваянию, в своем высоком кресле.

Илья посмотрел на его большой прямой нос с глубоко запавшим переносьем, плоские, покрытые морщинками щеки, тонкие губы и снова почувствовал исходящую от этого человека силу и уверенность. Ашор, казалось, был несколько разочарован, что дело решилось без его участия.

Уко, получивший во время сражения за малый космодром серьезное ранение в ногу, отсутствовал.

— Так что же с Дрифом Корбером, командор? — поднял вдруг быстрым движением голову Лылов.

Под скулами Ашора напряглись желваки.

— Мы подошли, позднее, чем хотелось бы. Корбер ушел на «игле» в направлении Мирты, система Эльды. По целине он вряд ли пойдет, а все трассы этого района уже полностью перекрыты.

— Понятно, — кивнул Лылов.

— Как же все это произошло? — Виктор поднял голову и посмотрел на Илью.

— После затяжного боя, в котором погиб Вирист Ю-Стега, повстанцы Барка выдохлись и потеряли бдительность. Очевидно, Четвертому удалось захватить звездолет при помощи редлита, хотя это до сих пор не удалось установить достоверно.

Лылов снова кивнул и посмотрел на свой букет.

«Нелепица, — подумал Моросанов. — Какая нелепица!

Именно Корберу удалось скрыться. Каким же образом он бежал из лабиринта?» Резко прозвенел зуммер вызова, и на малом экране появилось лицо дежурного.

— Командор! С орбиты Майи сняты все двенадцать патрулеров. Брайтон подвел их к «Дерзкому».

— Отведите патрулеры к «Авроре».— Голос Ашора стал чеканным. — Снимите информацию и передайте на центральный бэй «Быка».

Дежурный козырнул и отключился.

Илья никак не мог привыкнуть к тому, что с Демиургом и Мастерами покончено, что опасность агрессии рэбберов исчезла. К тому, что вот он сидит здесь, в рубке звездолета «Бык», жив и даже не ранен, а Хеликс и Вирист, отличные и надежные ребята, уже никогда не улыбнутся и не пожмут ему руку. Илья вспомнил, как выразительно посмотрел на него Крис, когда рэбберы были сломлены и они оказались на флагмане эскадры. Илья понял его без слов: выходило, что непогрешимо точный нкин ошибся. Группа не погибла, они остались в живых, хотя так свыклись с мыслью о смерти, что не ждали ничего иного.

А может быть, потому-то они и победили, что перешагнули через этот страх и согласились на смерть ради победы?

Или Хеликс предчувствовал не гибель группы, а собственную смерть? Он же признался, что ему еще не доводилось работать с некромантической информацией…

— А как обстоят дела с выжившим Мастером? — спросил Лылов.

— Он сейчас в санблоке. — Ашор усмехнулся тонкими губами. — Медики обещают ему долгие годы жизни.

— Илья! — Виктор Лылов поднялся и прошел почти к самой границе между своим кабинетом и рубкой «Быка».

Он стоял во весь экран, задумчивый и сосредоточенный. — Расскажи-ка поподробней о своей последней встрече с Арклом.

— Я бы не назвал это встречей. Мы были уже на орбите Майи, и, думаю, Аркла на самом деле не было. Возможно, очередной призрак. Он появился почти сразу же после того, как мы нашли покончившего с собой Третьего Мастера. Уирд сидел на полу и молчал. Долго молчал и смотрел мне в глаза. У него очень тяжелый взгляд. А потом он сказал: «Время наступления удачи». И исчез.

— Время наступления удачи? Что это значит?

— Я не могу этого понять до сих пор… Какой удачи?

— Может, он имел в виду победу над Мастерами? — подал голос молчавший до сих пор Крис.

— Возможно. Но Аркл всегда изъяснялся не очень понятно. Наверное, я чего-то не уловил.

— Ну, хорошо. — Лылов прошелся по своему кабинету. — Оставим пока эту загадку. Скажи, как по-твоему, зачем Арклу были нужны мямары?

— Это работа для ксенологов, — сказал Ашор негромко. — У меня в составе есть несколько человек. И они уже работают.

— Я не смог прийти к вразумительному выводу, — ответил Моросанов. — Аркл вел себя очень замкнуто. Мы ответили на многие вопросы, но не на этот.

— Почему он воспользовался вашими услугами? Сомнительно, чтобы Длор не мог расправиться с рэбберами самостоятельно, — заметил Лылов.

— Они не могут совершать насилие, — ответил Илья.

— Да, я помню. Но это лишь беспокоит меня.

— Беспокоит?

— Отказ от насилия свидетельствует об очень высокой ступени развития цивилизации. Для того чтобы отказаться от него, надо иметь что-то еще.

— Погодите, — насторожился Ашор, — что еще?

— Это вопрос — что еще.

— Но, — повысил голос командор, — имеет ли смысл говорить о цивилизации на Майе? Возможно, это лишь аванпост цивилизации Аркла, граница наших миров.

— Вспомни свои слова, Илья, — сказал Лылов. — Ты говорил, что Аркл вначале тоже был миражем и лишь потом стал таким, каков сейчас. Отсюда можем сделать вывод…

— Что и все прочие миражи — реальность?

— Да. — Но зачем понадобилось наше вмешательство? Можно было оставаться в призрачной ипостаси, и ничто бы им не грозило.

— Вы забываете о мямарах, — вставил Ашор. — Они Арклу зачем-то нужны. Хотите знать, как все будет дальше?

— Интересно послушать, — усмехнулся Лылов.

Командор внезапно нахмурился, сдвинул брови в одну линию.

— На полноценный контакт нам рассчитывать не приходится. Мы будем чуть-чуть касаться друг друга локтями, но не сотрудничать. Люди отсюда улетят. Длор дистанцируется. Это будет ограниченный контакт по группе К-3. К сожалению.

— Командор, вы полагаете, что мы им не понравились? Но ответьте, только ли эмоции важны для сотрудничества?

— Не то, Виктор, не то! Если бы мы нужны были им безусловно, они не стали бы нас проверять.

— Проверять?

Резко и требовательно прозвучал сигнальный зуммер, и на экране снова возник силуэт дежурного в синей форме спец-К-флота.

— Командор! В десяти пунктах от нас первый паром.

— Отлично! Эвакуируйте рэбберов. Начните с офицеров.

Дежурный козырнул и отключился.

— Так что? — напомнил Моросанов. — Почему проверять?

Командор опустил глаза и отвернулся.

— Вы знаете, что такое философский камень? — Не дав Илье ответить, он продолжил — В древности люди тысячелетиями бились над загадкой, которую сами себе придумали. Лучшие умы пытались синтезировать этот камень. По их расчетам, он мог превращаться по желанию владельца во что угодно. Представляете, как заманчиво?

— Похоже, — прошептал Моросанов.

— Одни искали его, чтобы быстро обогатиться, другим была нужна власть над себе подобными, третьи хотели с его помощью овладеть собой, потому что в долгих поисках обнаруживали собственную несовершенность. Все попытки, гласит история, кончались неудачами.

— Так редлит…

— Погодите, Моросанов. Сходство редлита с философским камнем, быть может, только внешнее. Но тут важно другое. Как и тот камень, он раскрывает человека, обнажает его нутро… Мне, например, сделалось страшно, когда вы рассказали о редлите. Что бы я с ним сделал? Не знаю…

— Но если это так, — вставил Лылов, — то люди предстали перед Длором не с самой лучшей стороны?

— Наверное. Теперь вы понимаете, почему я настроен пессимистично относительно возможности полноценного контакта?

— Да, Ашор, но вы постоянно забываете о мямарах!

— Вы полагаете, что мямары им действительно нужны? Мне кажется, это была искусственная валюта. С таким же успехом они могли попросить конфетные обертки или старые башмаки. Иначе люди заподозрили бы неладное. Когда тебе что-то всовывают насильно, ты инстинктивно сторонишься. Разве не так?

— Нет, — отрезал Моросанов, — мямары им нужны.

Ашор скептически пожал плечами.

Повисло молчание.

— Да! — сказал командор. — С тех пор как мы забрали Батрика и остальных рэбберов, спавших в Длоре, ни один из наблюдателей не видел ни миражей, ни хрустальных городов, ни быстрых призраков.

— Что?

— И совершенно прекратился «оросли».

— Кстати, — спросил Лылов, — как себя чувствует группа Батрика?

— Они тоже в санблоке. До сих пор медики не смогли обнаружить никаких отклонений…

— Смотрите! — вдруг резко сказал Ашор и показал на экран.

Над поверхностью светло-оранжевой Майи медленно скользили волокнистые завитки облаков. В стороне от планеты что-то сверкнуло, словно маленькая иголочка.

— Паром? — спросил Илья.

— Да. Скоро на Майе людей не останется. Кроме посольства, естественно.

— Ваше предположение пахнет весьма серьезными выводами, командор, — сухо сказал Лылов. — Вы уже расцениваете цивилизацию Майи как недружелюбную.

— А как же ее еще расценивать? — тотчас ответил Ашор. — Если они сразу не пошли на нормальный контакт.

— Значит, есть нормальные контакты и ненормальные контакты…

— Ну, знаете, — вспыхнул командор, — время покажет, кто из нас прав. Но я бы расценивал действия Аркла как…

Опять тревожно зазвенел зуммер.

— Командор! — взволнованно сказал дежурный. — Псевдорастения, покинувшие окрестности Дворца тринадцать часов назад, продолжают продвигаться в сторону квадрата Длора. Исследования с орбиты не дают возможности точно судить о находящейся под поверхностью субстанции, однако отмечена повышенная активность на двух верхних частотах «оросли-Сфинкс» в этой зоне.

С экрана за дежурным послышались какие-то тревожные информзвуки, потом раздался быстрый громкий голос:

— Центральная диспетчерская! Говорит пост семнадцать. В зоне ноль вьшэдит Длор. Повторяю: в зоне ноль появляется вершина Длора!

Командор резко развернулся и бросился к своему пульту.

Моросанов вдруг заметил смеющийся взгляд Лылова, обращенный на него. Илья улыбнулся в ответ. Почему-то вспомнилось, как удивился шеф, когда он рассказал ему о сходстве некоторых выражений Аркла с афоризмом Блосса: «Индивидуальность человека есть скорее индивидуальность огня, чем индивидуальность камня». Лылов всегда очень быстро и тонко схватывал все необычные вещи. Неужели и на этот раз он сумел понять то, что сообщил Илья?

Несколько дней ожидания эскадры Моросанов провел в размышлениях о свойствах и сущности редлита. Слова Хеликса и Аркла, афоризмы Блосса и собственный опыт работы с минералом привели Илью к выводу о необыкновенной ценности редлита. Впрочем, ученым еще предстоит разгадать его загадки, в том числе и главную тайну редлита-его влияние на человека. Принесет ли он пользу человечеству? Моросанову хотелось верить, что так и будет.

Трудно предсказать, каким станет сам человек, освободившись от необходимости содержать рядом с собой неисчислимую орду вспомогательных предметов, механизмов и приспособлений. Не исключено, что при помощи редлита возможно будет совершать даже межзвездные перелеты! Перестав быть в окружении «камней», люди перейдут к реддиту, меняющемуся быстро, как огонь, и это не сможет не сказаться на их психике, которая станет гибкой и подвижной. Конечно, возникнут проблемы: мы слишком привыкли преодолевать природу, чтобы изменять ее на пользу себе. Когда появляется возможность преодолеть эту вечную борьбу, человек может растеряться.

Но вряд ли потеря утилитарных задач остановит его на великом пути развития. Космос так велик, а разум так талантлив и так жаждет познания! Несомненно одно: редлит не превратит жизнь в сказочный рай с молочными реками и кисельными берегами. Наоборот, он покажет несостоятельность желаний достичь лишь материального благополучия и наверняка укрепит веру в творческие способности человечества. Это будет следующая ступень в познании мира и в развитии мышления…

Командор уже сидел за своим пультом. Растерянное лицо дежурного исчезло, и на его месте появилась картина стремительно приближающейся планеты. Казалось, что звездолет пошел на посадку, но на самом деле это было лишь оптическое приближение. Скоро стали видны мелкие объекты на поверхности — испещренное миллионами мелких точек поле. Точки были нагромождением псевдорастений. Их было такое множество, что песок за ними было невозможно разглядеть. Этот серый лес стлался волнами, сходясь концентрическими кругами в одной точке. Там вырастал трехгранный конус красной пирамиды.

— Длор поднимается, — напряженно бросил командор. — Что это может значить? Люди еще не вывезены с планеты, группа контакта на полдороге… Что это значит?

Моросанов, улыбаясь, смотрел на пирамиду Аркла.

Он знал, зачем появляется Длор.

ОБ АВТОРАХ

НИКОЛАЙ ЛЕОНАРДОВИЧ ГУДАНЕЦ родился в г. Риге в 1957 году, окончил филологический факультет ЛГУ им. П. Стучки; работал учителем, редактором; публиковался в газете «Советская молодежь», в журналах «Даугава», «Наука и техника», «Спутник» (издание АПН), в коллективных сборниках «Вдохновение» (Москва), «Серебряная корзина» (Рига); авторские сборники: «Автобиография» (стихи, Р.: Лиесма, 1980), «Субботние поцелуи» (рассказы, Р.: Лиесма, 1984); дебютировал в фантастике в сборнике «Платиновый обруч». В 1990 году в Риге вышел фантастический роман «Покинутые во Вселенной».

Некоторые произведения переведены на английский, немецкий, французский и другие языки мира.

ТИМУР ГЕОРГИЕВИЧ СВИРИДОВ родился в 1957 году, офицер запаса, журналист-международник, член профкома литераторов, печатается с 1975 года, автор рассказов и очерков, опубликованных в центральной печати. Участник I и II Всесоюзных семинаров писателей-фантастов и VIII Всесоюзного совещания молодых писателей.

Т. Свиридов — автор повести «Спасатель» («Искатель», № 6, 1984), повести «Конец охотничьего сезона» («Уральский следопыт», № 9, 1985), повесть вышла на английском языке в сборнике издательства «Радуга» в 1989 году.

Рукопись романа «Агент Омега-корпуса» получила одобрение на II Всесоюзном семинаре писателей-фантастов и на VIII Всесоюзном совещании молодых писателей. Роман опубликован в сокращении в журнале «Урал» № 2–4 в 1987 году под названием «Лабиринт».

Примечания

1

В масштабе Галактики время исчисляется иначе, нежели на планете. Период обращения, то есть галактический год, здесь равен 200 миллионам земных. Галактический микрогод, сокращенно гал, равен 1х10~9 этого периода, или 0,2 земного года.

(обратно)

Оглавление

Николай Гуданец ОПАСНЫЙ ГРУЗ

  ПРОЛОГ

  Часть первая ГРУЗ

    ДИСКВАЛИФИЦИРОВАН

    РЕЗЕРВНЫЙ ПИЛОТ

    ГЛАЗА ШТУРМАНА ХИСКА

    КАПИТАНСКИЙ РЕВОЛЬВЕР

    ЗНАК РАВЕНСТВА

    СХВАТКА

    КОШКИ-МЫШКИ ВСЛЕПУЮ

    НЕХОРОШО БЫТЬ ШИРАКЕШЕМ

  Часть вторая БАШНЯ

    НА СВОЙ СТРАХ И РИСК

    ПЛЯЖ ПОСЕЛЕНЦЕВ

    УРКИ И ЛОХИ

    ШТЕМПЫ И ОРОНГИ

    СТАРИК ПРОСТОКВАША

    ЧТО ТАКОЕ ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ

    БУКВЫ БУКВАМ РОЗНЬ

    МЕНЯ ЗОВУТ АОР

    ВЕРХОВНЫЙ ХРАНИТЕЛЬ МУДРОСТИ ГОСПОДИН ЗЕТ

  Часть третья ПРИНЦИП ГУМАННОСТИ

    ВЗГЛЯД ИЗВНЕ

    ЗАВТРАК ВДВОЕМ

    БЕСЕДА ВНЕ ЖАНРА

    МЫ ДЛЯ ВАС ОРОНГИ

    МАЛЫШ ПРОТИВ СТАРИКА

    …И ВСЯ ОЙКУМЕНА

  ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Тимур Свиридов АГЕНТ ОМЕГА-КОРПУСА

  ПРОЛОГ

  Часть первая ЗАГАДКИ СФИНКСА

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

    ГЛАВА ВТОРАЯ

    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    ГЛАВА ПЯТАЯ

  Часть вторая «МИССИЯ ЭДИПА»

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

    ГЛАВА ВТОРАЯ

    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    ГЛАВА ПЯТАЯ

  Эпилог

ОБ АВТОРАХ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg