Валерий Большаков Ракетчик звездной войны
© Большаков В.П., 2017
© ООО «Яуза-каталог», 2017
Часть первая «Наши»
Глава 1 Род войск – герой
Вьетнам, провинция Куангбинь. 1973 год
Пулеметная очередь выстригла в джунглях прокос – шесть струй раскаленных кусочков металла, увесистых и губительных, мочалили и щепили бамбук, рвали и шинковали плотные листья фикусов.
Пулемет был электрический, палил из шести стволов, по сто пуль в секунду, и отдельные выстрелы сливались в сплошной гремящий вой.
– Ложись! – майор Кузьмичев в прыжке столкнул в грязь растерявшегося Марка Виштальского.
Очередь скосила верхушку пальмы, и в прогале показалась тупая застекленная морда вертолета «Хьюз».
За распахнутой дверцей скалился американер в бронежилете на голое тело. Он жал на гашетки и трясся так, что каска сползала ему на глаза.
– С-сука! – обозвал майор борца за гниющий империализм и послал хорошую порцию из «калаша».
Заполучи!
Американера отбросило в кабину, пулемет заглох.
Вертолет, хлеща лопастями, отвалил, кренясь на бок, и унесся прочь – от греха подальше.
– Марк! – позвал Кузьмичев старлея. – Хватит вылеживаться. Подъем…
Старший лейтенант Виштальский поднялся на колени и встал.
– Я уж думал – все… – выговорил он вздрагивающим голосом. – Готовьте к отправке «груз 200»…
– Не дождутся, – буркнул майор и прокричал, сложив ладони рупором: – Нгуэн! Лим! Тьен!
Маленькие, похожие на подростков бойцы НОАВ[1] показались из зарослей.
– Мот саум! Хай саум! Ба саум![2] – четко доложили номера расчета.
Кузьмичев в двух словах обрисовал задачу, и солдатики в зеленых гимнастерках без погон, в смешных пробковых шлемах бросились к ракете.
Изящная С-75[3] возлежала на прицепе. «Те тао тай Лиенсо»[4].
Могучий «КрАЗ» на широченных шинах взревел дизелем и выволок установку на новую позицию.
– Товарищ майор, а как вы их различаете? – спросил Виштальский. – По мне, так что Во Нгуен, что Лим. Они ж одинаковые, как огурцы с Привоза!
– Это поначалу они все на одно лицо, – ответил Кузьмичев и махнул рукой Фи Хунгу, усердно ворочавшему руль тягача. – Потом уже замечаешь разности… И хватит меня по званию величать! Тут тебе не штаб, чтобы каблуками щелкать.
– А… как? – растерялся Марк.
– А как все, – усмехнулся майор. – Кузьмичом. Я и привык уже…
Медсестричка Лиен, миниатюрное, большеглазое создание, прошла мимо, лукаво косясь на Кузьмичева.
Зеленая форменка плотно обтягивала ее фигурку, через плечо висела медицинская сумка. Лиен шагала к реке, негромко напевая и расплетая длинную черную косу.
Река Бенхай шумела неподалеку, за великанскими деревьями сау.
Ее чистые воды, стекшие с гор, еще не напитались грязью с рисовых чеков – пить нельзя, но искупаться можно. Если, конечно, не страшишься холода. Лиен не страшилась.
Майор быстро поскидывал предметы одежды и тоже спустился к реке. Марк с замиранием сердца прислушался.
Его ожидания не были напрасны – вскоре он уловил горячие стоны, перебивавшие журчание воды.
– Нас не засыпать «Шрайками»[5], – пробормотал он слова песенки, сочиненные таким же, как он, военспецом из Союза, – снабдите лучше «Райками»… Хоть «Зинкою», хоть «Валькою», хоть «Катькою» хромой… – Марк вздохнул, послушал завистливо сладострастные аханья и закончил: – Пусть по ночам кошмарные и индивидуальные приходят к нам видения из «сфэры половой»…
Слово «сфера» все почему-то пропевали именно через «э».
Может, автор был родом из Одессы? Виштальский и сам родился на Молдаванке и пел с отменным одесским выговором. Эх, спеть бы после свидания! Везет же Кузьмичеву…
Майор вскоре вернулся, спокойный и удоволенный.
– Това… Кузьмич! – обратился Марк. – А у Лиен подружки нет, случайно? Я имею интерес, чтобы познакомиться с девушкой.
Георгий усмехнулся.
– Можешь не объяснять, – сказал он. – Я сам, пока Лиен не нашел, не знал, куда деваться. Ну, Лиен ты не получишь, и не надейся, потерпи до Ханоя. Сейчас вот отстреляемся и вернемся. Я тебя познакомлю с Хоа…
– А она хорошенькая? – оживился Марк.
– Лялечка! «Хоа» по-вьетнамски «цветок». У нее, как у Лиен, лицо красивенькое – тоненькое такое… Но! – майор поднял палец и сказал строгим тоном: – Осторожность и еще раз осторожность! Если вас застукают местные особисты, то тебе, как ракетчику, может, и простится, а вот девку твою загребут. У них тут закон действует такой, под номером «10–67». Девок за связь с иностранцем они не расстреливают, действуют куда гаже – отправляют «грешниц» в особую «Четвертую зону». А там постоянные бомбежки, и уцелеть мало кому удается… Понял?
– Понял, – серьезно сказал Виштальский. – А… долго нам еще отстреливаться?
– Часа два, от силы, – ухмыльнулся Кузьмичев. – Те вертолетчики наверняка уже доложились, куда надо, и по нашему следу пустили авиацию. Скоро тут будет жарко, Марк.
Рядом прошла Лиен. Девушка ласково улыбалась майору и вытирала мокрые волосы вафельным полотенцем.
Сошлись Запад и Восток…
Марк проводил прекрасное видение глазами и уже по-иному вслушался в шепот джунглей.
Вспомнил, как пролетал на «вертушке» – внизу курчавились сады, блестели водой квадратики рисовых полей – и краснели воронки.
Их было много, следов от разрывов бомб, и скольких людей посекли острые как бритва осколки?
А сколько живых факелов, визжа и дергаясь от нестерпимой боли, сгорело под выплесками напалма? Баки с этой студенистой дрянью воронок не оставляли, выжигали только черные гари в зеленом покрове леса.
А чем лучше фосфорные бомбы? Их адские гранулы глубоко врезались в плоть, а когда до них добирался скальпель хирурга, шарики вспыхивали, и раненые заживо, в корчах, сгорали на операционном столе…
– Как же я их всех ненавижу, – воскликнул Виштальский, сжимая кулаки, – всех этих америкосов! Поубивал бы гадов!
– Скоро тебе такая возможность представится, – усмехнулся Кузьмичев и прислушался. – Очень скоро. Хуанг! Тревога! Все по местам!
С юга подлетал легкий F-105 «Тандерчиф» – разведчик и приманка. Марк, глубоко и взволнованно дыша, влез за майором в тесную кабину наведения. Поглядел на экран локатора и перестал дышать.
– Цель с востока, – крикнул оператор, – идет на группу!
– Это «Фантомы»… – пробормотал Кузьмичев и резко залопотал на вьетнамском, отдавая команды стартовикам.
Антенна мгновенно развернулась к югу.
– Третья в боевом положении!
– Принято.
– Вторая в боевом!
– Принято. Даю подготовку.
– Азимут сто двадцать, дальность двадцать два.
– Перейти на АС![6]
– Есть АС!
– Расчет, в укрытие!
– Второй взвод в укрытии!
– Третий в укрытии.
– Принято.
А Марк совершенно обалдевал от жары и духоты. Офицеры, сидевшие в кабине, были мокрыми, а под каждым вращавшимся стульчиком расплывалась лужа пота.
– Первая, пуск!
– Есть, первая пуск!
Остроносая ракета, заваленная ветками, так и взлетела, раскидывая ворох листьев в нарушение всех инструкций, внося в них фронтовые поправки. С громовым шипением, распушив рыжий хвост, С-75 сорвалась с направляющих и понеслась иглой навстречу серебряному крестику «Тандерчифа». Укол!
Самолет расплылся оранжево-копотным облачком…
А локаторы уже переброшены к востоку.
«Фантомы» приближались, с ревом проносясь по-над самой рекой и вздымая за собой водяные столбы.
– По ведущему! Пуск!
Хватило одной ракеты.
«F-4», летевший впереди ударной группы, вспыхнул ярким факелом и закувыркался клубами огня к земле. Бухнуло. Потянулся в синее небо черный шлейф дыма. Ведомый круто развернулся для удара по позициям зенитно-ракетного дивизиона.
– «Шрайками» бить будет, зараза… – проговорил майор, наблюдая за пикирующим истребителем.
Вьетнамцы, обычно храбрые как смертники, не выдержали войны нервов. Вид зловещего силуэта истребителя с загнутыми на концах крыльями, с ревом налетающего с небес, пугал их – обслуга разбежалась. Может, «Фантомы» казались вьетнамцам огнедышащими драконами?
– Нас не засыпать «Шрайками»… – пробормотал Марк, желая оборотиться Очень Маленьким Существом.
– Старлей! – крикнул Кузьмичев. – «Ложный пуск»! Живо!
– А? А-а! – старлей всплыл из сумерек рассудка и включил передатчик управления уже выпущенным «изделием».
Ракета «Шрайк» настраивалась на сигнал локатора С-75 и шла по его же лучу. А когда срабатывала, то десятки тысяч металлических кубиков и стрелок выбрасывались из нее взрывом и пробивали насквозь все, что попадалось – ракеты, тягачи, людские тела…
– Пуск!
Шипение «семьдесят пятой» слилось с ревущим накатом «Фантома» и родило раскалывавший небо грохот.
Огненное облако, сеющее дождь раскаленных обломков, опустилось за лес, черными контурами высвечивая деревья нян и да.
– Есть! – заорал Марк. – Есть!
– Погоди радоваться, – криво усмехнулся Кузьмичев. – Это только начало… Вон где основное-то гадство, гляди!
Он показал на экран локатора, сплошь покрытый помехами.
– Это прут бомбовозы с Гуама, – объяснил майор. – «Б-52». Их тут звено… Один, два… да, три штуки. И каждый тащит по тридцать четыре тонны фугасов. Видишь, сопровождение какое? Это штурмовики, а впереди идет целая эскадрилья «Уайлд Уиззл» – помехи ставят…
– И что делать? – шепотом спросил Виштальский.
– Надо понять срочно и быстро, что у них что и где! – сказал наставник. – Наша цель – бомбардировщики. Всякие «Крусайдеры» и «Скайхоки» городам не страшны, их отгонят. А вот «пятьдесят вторые»… Эти летят очень высоко, их только наши ракеты достанут. Врубай «ложный пуск»!
Не спрашивая зачем, Марк врубил. Помехи на экране частично пропали. Стали заметны отдельные самолеты, причем одни из них крутились и маневрировали, растревоженные сигналом локаторов ЗРК, а другие перли по-прежнему.
– Ага! – удовлетворенно сказал Кузьмичев. – Попались. Видишь, эти не маневрируют? Это и есть «Б-52». Такую тушу сразу не развернешь! Вот, вся тройка идет… Групповую цель уничтожить! Тремя, очередью, темп шесть.
Поиск. Захват. Пуск. Круто в небо ушел рыжий столб пламени.
– Ну… Ну… – шептал старлей в горячке. – Есть! Ур-ра!
Громадный клуб разрыва указал на точное попадание в бомбовоз.
– Май бай ми гет! – заверещали вьетнамцы, что означало «Американский самолет сбит!»
– Штурмовики, блин… – проговорил майор, и тут же все вокруг погрузилось в огонь и гром. Мелко затряслась земля под ногами.
Загорелся боковой отсек ракеты, через секунду С-75 взорвалась.
СНР – станцию наведения ракет – разнесло прямым попаданием «Шрайка». Кабина РВ превратилась в дуршлаг, «КрАЗ» тяжело опустился на разорванных шинах.
– В рощу! – надрывался Кузьмичев, созывая подтянувшихся вьетнамцев. – В рощу, мать вашу! Веревки где?
Фи Хунг, как белка, запрыгнул в уцелевший «КрАЗ», дал гари и потащил ракету в чащобу кокосовых пальм.
– Вы что?! – крикнул Марк. – Оттуда же не стрельнешь!
– Главное, – оскалился командир МГ – маневренной группы, – что по роще не стрельнут! Мы ж русские, у нас мозги варят. Живее, живее! – прикрикнул он на персонал.
Прыгая на ухабах, продираясь сквозь кусты зуой, ракета заехала в кокосовую рощу.
– Цепляй!
Пока вьетнамцы забрасывали веревки на пальмы, стартовики готовили ракету к пуску. Нгуен Суан Дай подбежал к майору и отрапортовал:
– Готовы к бою одним каналом!
Поиск. Захват.
Кузьмич выглянул из кабины и рявкнул:
– Давай!
Вьетнамцы, выстроившиеся в два ряда, преданно глядевшие в его сторону, дружно потянули за веревки – и раздвинули кроны пальм, освобождая ракете узкий коридор.
– Пуск!
Ракета, срывая пальмовые листья, ушла из зелени в синь.
И еще один «гриб» расплылся черным и желтым в вышине. Разваливаясь на куски, посыпался вниз «Б-52».
Не удалось вражине отбомбиться на деревнях и ГЭС, на улицах Ханоя и причалах Хайфона!
– Есть! – заорал Марк, приплясывая от возбуждения. – Есть!
– Потом поорешь, – осадил его командир. – Живо с позиции! Если не успеем передислоцироваться за сорок минут, штурмовики все тут перекопают на три метра вглубь. Беги пошевеливай своих!
– Слушаюсь! – сказал Виштальский, отдал честь и убежал.
Ровно через полчаса все три дивизиона группы покинули позиции и переместились за реку, заняв узкую долинку меж двух гор.
* * *
Кузьмичев устало вылез из кабины «КрАЗа» и прошел под натянутую маскировочную сеть, где домовитый Хюи Куанг уже вкопал стол и поставил легкие плетеные стулья.
Майор сел, снял фуражку и отер потный лоб. Горячий выдался денек…
Он раскурил вонючую сигарету «Дьен Бьен» и стал бездумно смотреть, как трудолюбиво окапываются вьетнамцы, громоздя земляные валы вокруг ракетных установок.
Нерешительно приблизился Марк Виштальский.
– Присаживайся… – сказал Кузьмичев и стряхнул пепел в половинку шариковой бомбы.
Марк сел. Пальцем покачал полусферу, из толстой стенки которой выглядывали увесистые шарики.
– Спасибо вам, Георгий Алексеич!.. – выпалил он внезапно.
– За что? – спокойно спросил майор.
– За науку!
– Ну, ученый здесь как раз ты, – усмехнулся Кузьмичев.
Виштальский кивнул.
– Да, – признался он. – Но когда испытываешь ракету на Капустином Яре, переживаешь совсем другие ощущения… Восторг! Гордость! А здесь все иначе. Тут война. Да и какой с меня ученый… Вот дядька мой, тот – да!
Марк помолчал, испытывая внутренние колебания, и договорил:
– Дядя Трофим такую штуку готовит… Никакие бомбовозы американеров не спасут. Д-процесс![7]
– Дэ… что? – лениво удивился Кузьмичев.
– Д-процесс, – повторил Марк. – Это такая штука… Выход в гиперпространство! Дядя делал вычисления… В общем, если выйти в гипер, то можно любой материальный предмет перебросить за считаные месяцы, даже недели, хоть за сто световых лет! Вроде тут нарушение, да? Выше-то скорости света двигаться нельзя. А никаких нарушений и нет. Скорость света абсолютна для обычного континуума, а предмет станет двигаться в гиперпространстве, где нет ни времени, ни расстояний! Здорово?
– Здорово, – согласился Георгий. – Только вот неясно, в каком веке это доведут до ума.
– В этом! – решительно заявил Виштальский. – Дядя ручается. Говорит, еще лет пять, и все получится!
– И будем мы бомбы на американеров сыпать с доставкой на дом… – усмехнулся майор.
– Да! – горячо сказал старлей. – Пусть на своей шкуре узнают, каково это – живьем гореть! Откроем устье гиперканала и вывалим контейнеры с шариковыми бомбами! – Марк крутанул пепельницу. – И пусть падают на улицы Нью-Йорка! На Уолл-стрит! – помолчав, остывая, он заключил: – Не-е, Д-принцип – это сила…
Кузьмичев достал бутылочку рисовой водки луамой.
– Выпьешь? – предложил он Виштальскому.
Тот покачал головой.
– А я глотну… – майор слегка приложился и благодарно кивнул Лам Ван Литю, поставившему на стол миску с горячим рисом, заправленным острым соусом из мелких речных крабиков.
– Мы и так воюем с американами, – проговорил Кузьмич не спеша. – Сейчас – здесь, а раньше в Корее, Венгрии, на Кубе, в Чехословакии, Египте… И еще не раз им жизни дадим. Это только так говорится – «холодная война». Лично для меня она куда как горяча. Пошли спать, Марк. Учись использовать время между налетами для сна и отдыха…
– И для личной жизни! – осклабился старший лейтенант.
– Правильно, куда ж без этого?
Лес надежно спрятал маневренную группу. Стемнело очень быстро, почти сразу, как повсюду в тропиках, и в сгустившейся тьме поплыли зеленоватые огоньки – светлячки «дон-дон».
Вьетнамцы засели по наблюдательным постам и высматривали подлетающие цели с повышенным рвением. Им было стыдно за бегство во время атаки, и бойцы изо всех сил оправдывали название, официально данное ракетчикам во Вьетнаме – «Род войск – Герой».
Глава 2 Секретный «ящик»
СССР, Первомайск Горьковской области. 1982 г.
За Горьким потянулись сплошные леса – не лиричные подмосковные, просвеченные «то березкой, то рябиной», а темные, дремучие. Состав бодро стучал на стыках рельс, проезжая будто просекой между ельников.
Полковник Кузьмичев ехал в плацкартном вагоне и вертел головой, то глядя в «свое» окно, то посматривая в то, что сквозило над боковыми местами.
Поезд «Горький – Киров» лишь на минуту остановился у маленькой станции со смешным названием Обход, и, заскрипев, залязгав, тронулся дальше. Выйдя на дощатый перрон, полковник огляделся. И куда теперь?
– Товарищ Кузьмичев? – послышался голос.
Георгий обернулся. Его встречал невысокий, ладно скроенный парень с погонами лейтенанта. Полевая форма сидела на нем как влитая, хоть плакат пиши – «Так должны выглядеть отличники СА!»
– Да, это я.
– Прошу в машину.
Подали обычный «уазик». Правда, чистенький и ухоженный – заметно было, что за матчастью следят. Лейтенант прошмыгнул на место водителя, а полковник занял место рядом. Заурчав двигателем, «козлик», он же «бобик», покатил по грязной улице Школьной, чья проезжая часть ежедневно вымешивалась копытами коров и гусеницами трелевочных тракторов. Для пешеходов были сколочены «тротуары» – мостки из толстых досок.
Миновав сельпо и бревенчатую школу, «уазик» свернул у пастбища – пахнуло буколикой – и выехал в дебри, одолевая узкую лесовозную дорогу. Вскоре, наскакавшись на колдобинах, «козлик» выбрался на асфальтированное шоссе.
Мотор сразу добавил оборотов, и машина покатила резвее.
Километров через двадцать однообразного мельтешения хвойных пород показался шлагбаум. Пожилой капитан при всем параде, затянутый портупеей, проверил у Кузьмичева документы. В сторонке ненавязчиво маячил сержантик с «калашниковым» на плече.
– Проезжайте, – сказал капитан, возвращая документы.
– Строго тут у вас, – проговорил полковник, пряча бумаги.
– А то! – с охотой откликнулся лейтенант. – Запретная зона!
Кузьмичев заинтересованно приник к пыльному стеклу – что за место новой службы?
Первомайск был невелик, всего четыре параллельных улицы, застроенных двухэтажными домами из силикатного кирпича и обсаженных все теми же – елками.
– Тормозните здесь, – сказал Георгий, – осмотрюсь хоть.
Он надел фуражку, подхватил чемоданчик (атташе-кейс, купленный на барахолке в Сайгоне) и вышел из машины.
Было тихо, автомобили не показывались, да и народу на улицах было мало – рабочий день.
Перед полковником тянулась улица Революции, а перпендикуляром к ней шла улица Советская – слева двухэтажный «Универмаг», справа – книжный и аптека, в перспективе – нечто с колоннами, вероятно, местный исполком.
Кузьмичев зашагал по Советской. На углу розовой двухэтажки висели жестяные буквы, извещавшие, что в доме имеется заведение для культурного досуга – «Ресторан „Ветлуга“».
Подкрепиться, может? Да нет, рано еще… «Азу по-татарски», умятое в вагоне, держало аппетит в узде. А вот испить холодненького было бы очень кстати…
Напротив ресторации стояла желтая бочка с квасом. Жирная продавщица приняла десять копеек и отсчитала липкую сдачу. Большой бокал приятно освежил офицерский желудок, и Георгий пошагал бодрее.
Улица Советская, густо обсаженная вездесущими елками, влилась в площадь Ленина. Сразу за памятником вождю мощно серел дворец с колоннами и куполами – Дом Советов. Справа вытягивал бетонный навес кинотеатр, налево, стелясь меж почтамтом и гостиницей, уходила улица Карла Маркса.
И куда теперь? Искать совершенно секретный «ящик», куда полковнику Кузьмичеву следовало явиться «для дальнейшего прохождения службы»? Или сначала снять номер?
Георгий поднял голову и прочитал: «Гостиница „Октябрь“».
– Кузьмич? – воскликнул кто-то радостно, и полковник оглянулся в изумлении.
На него, лучась и переливаясь, глядел Марк Виштальский, уже в погонах капитана.
– Марк?
Хохоча, капитан Виштальский бросился к Кузьмичеву и потряс его руку.
– Как же я рад вас видеть, товарищ наставник! – вскричал он.
– Да, могу себе представить, – улыбнулся Георгий южной экспансивности капитана.
– Ах, Кузьмич, мы же не дипломаты, к чему вы так говорите? А что вы все глядите на гостиницу?
– Да я, собственно, ищу «ящик номер ноль ноль семнадцать».
– Ну, и где же вы ищете? Вы считаете, «ящик» есть в гостинице? Так его там нет!
– Ты думаешь? – улыбнулся Кузьмичев.
– Кузьмич, – величественно сказал Марк, – когда я говорю, так я уже не думаю. Когда Марк говорит, он знает. Пойдемте я доведу вас прямо до «ящика» и покажу город!
– Давай…
Они пересекли площадь и через скверик вышли на улицу Ленина.
– Что я вам могу объяснить за город? – болтал Виштальский. – А ничего! Воздух тут замечательный, в кранах течет родниковая вода, люди сплошь интеллигентные и дисциплинированные – они все или ученые или военные. И что я расхваливаю Первомайск! – вдруг спохватился капитан. – Хорошенькое дело, я расхваливаю Первомайск. У вас есть глаза – так смотрите!
– А ты где здесь служишь? – поинтересовался полковник.
Марк оглянулся и понизил голос:
– Служил! А теперь я с дядей Трофимом, тружусь в «ящике». В том самом!
– Д-принцип? – вспомнил Кузьмичев. – И как успехи?
– Так будьте известны, – торжественно заговорил Виштальский, – что дело на мази! Вообще-то оно сверхсекретное, дело это, но я вас за болтуна не знаю и верю без честного слова, – он утишил голос и даже подзабыл свой местечковый выговор: – Дядя строит одноразовые гиперканальные станции, здоровые дуры в двести метров, копит месяцами гигаватты в энергоемкостях, а потом пробивает гиперканал аж к далекой звезде Спике! Одно плохо – до Нью-Йорка просто так не добраться, пространственно-временной континуум легче «проколоть» на световые годы, чем на тысячи километров. Но маршал Гречко – светлая ему память! – выразил дяде свою мысль: надо забросить технику и людей на другую планету, устроить там базу, а уже оттуда перебрасывать «гостинцы» на территорию противника! Во как. И секретность соблюдена, и эффект неожиданности, и… и никто не подкопается. Будут думать на пришельцев из космоса!
– Ни хрена себе… – протянул Георгий. – Прямо не верится. Так я не понял, а мое-то присутствие кому тут нужно? У меня по физике «тройка» была…
– Это дважды два! – воскликнул Марк и снова приглушил звук голоса. – Кто поручится за никем не охраняемую базу, на которой нет ракетчика и ЗРК? И я подговорил дядю, а тот достучался до вашего начальства. И вы здесь!
– Ни хрена себе… – повторил Кузьмичев. – И когда… э-э… старт?
– Когда выходим в гипер? Так этой зимой! Кстати, очень удобный город – только начнешь шагать, а уже приходишь! Пошлите представлю вас начальству.
– Строгое? – спросил полковник.
– В основном – тупое и вредное, а только где вы найдете лучше? Тут всем командует генерал Лоскутов, но он вечно в разъездах и командировках, так что генерала постоянно замещает ВРИО – академик Луценко. Ну, академик из него, как из меня балерина! В молодости, говорят, блистал, идеи генерировал, а потом пошел по партийной линии, и все заглохло. Зато степеней и премий нахватал на целый институт!
Через мощные, прямо-таки фундаментальные ворота со строгой табличкой, золотом по черному – «Институт физики пространства АН СССР» – они прошли в расположение «ящика». Постовой узнал капитана Виштальского и взял под козырек.
За высоким забором скрывались стандартные здания, копия – гарнизонные корпуса на территории энской военчасти. Асфальтированные дорожки, неизбежные ели, рядками высаженные повдоль и поперек, всенепременная «Доска почета».
Марк провел Кузьмичева куда надо и шепнул, что подождет на улице.
Принял Георгия «тов. Луценко П. Н.», как извещала табличка на дверях.
– Располагайтесь, товарищ полковник, – сделал жест академик. Перебрав документы, он отложил их и сказал: – Я тут начальствую временно, в основном, понима-ашь, людями руковожу. Я не только по научной части, а еще и парторг. Кстати, вы коммунист?
– Пока нет, – развел руки Кузьмичев.
– Нехорошо, – строго заметил академик.
– Согласен.
– Ага… Ну ничего, мы проведем среди вас работу и пополним наши сплоченные ряды. Народ у нас хороший подобрался, все, понима-ашь, вузы позаканчивали, диссертации позащищали… На переднем крае науки все! Ну, бумагам я вашим верю, кого попало к нам не пошлют, хе-хе… А вот я интересуюсь, вы где служили?
– Да я в основном по заграницам… – замялся полковник.
– Да-а? – очень заинтересовался Луценко. – А где именно?
Кузьмичев пожал плечами.
– В 67-м в Египте, обороняли Суэц. В 68-м в Чехословакии… э-э… – он замешкался и выговорил официальную версию: – Оказывал интернациональную помощь чехословацкому народу в деле защиты социализма от праворевизионистских и антисоциалистических сил.
Обычно такая формулировка влет выявляла сущность начальника – если тот морщился от казенщины, значит, нормальный. Академик даже не покривился, только спросил деловито:
– Это которые были поддержаны империалистами Запада?
– Так точно, – подтвердил Георгий. – Потом…
– Да, да, – доброжелательно проговорил академик-парторг, – что же потом?
– С 70-го по 75-й находился в продолжительной спецкомандировке – помогал вьетнамским товарищам крепить оборону.
– А, вы же ракетчик? Много самолетов империалистов посбивали?
– Пять «Тандерчифов», десять «Фантомов», штук двадцать «Крусайдеров», «Скайхоков»… Три «Б-52».
– Ого! – восхищенно сказал Луценко. – Наверное, и боевые награды имеете?
– Имею, – коротко ответил полковник.
– А какие? – не отставал его визави.
– «Герой ДРВ», кавалер орденов «Боевой подвиг» трех степеней, дважды – «Красной звезды», и еще – Золотой звезды.
Кузьмичев не любил говорить о своих наградах, но и не стеснялся их – ордена он заслужил.
– Впервые разговариваю с настоящим Героем Советского Союза, – с уважением произнес Луценко. – Ну что ж, я полагаю, вы хорошо послужите нашей социалистической Родине и здесь, и на благо мирного космоса!
– Надеюсь, – скромно сказал полковник.
– Работать будете в блоке «Д», а пока располагайтесь, товарищ Виштальский покажет, где у нас общежитие, а вечером познакомитесь с коллективом, наладите взаимопонимание!
Кузьмичев поклонился и вышел, уже в коридоре выцедив пару ласковых, весьма для академика нелестных.
На «Командирских» было полвторого – в народ идти рановато, а вот поработать часика три-четыре – это вполне. И полковник отправился в блок «Д» – всемерно повышать уровень боевой и политической подготовки.
Глава 3 Репагулюм[8]
– Смотрим сюда, – сказал краснолицый генерал-лейтенант по фамилии Нечипоренко и постучал мелом по доске.
Все собравшиеся в институтском «красном уголке» заскрипели стульями и вытянули шеи. Кое-кто, из самых старательных, пристраивал тетрадки на коленях, готовясь конспектировать.
Кузьмичев занял место во втором ряду, рядом примостился Марк Виштальский, дальше сидел его дядя, Трофим Иванович Воронин, научный руководитель всего проекта, а с краю притулился Лядов Отто Янович – особист.
Воронин и Лядов были погодки, но как же резко отличила их жизнь! Трофим Иваныч сразу располагал к себе неприкрытым интересом к собеседнику, старомодной учтивостью и благожелательной улыбкой. Был он весь толстенький, кругленький, уютный и румяный. На его широком лице терялись очки в тонкой серебряной оправе, напоминая чеховское пенсне. Короткая боксерская стрижка не прятала седины, а большие уши были плотно прижаты к шишковатой голове. Ото всей фигуры Воронина веяло доброй силой, маленькие глазки, цепкие и хваткие, всегда светились великим умом и не слабым юмором.
Лядов был совсем иным – жестким, сухим, длинным, как жердь.
За глаза его прозывали «три метра сухой дранки», но посмеиваться над Отто Яновичем, даже в своей компании, опасались – тот совершенно не понимал шуток.
Он всегда был подозрителен и всякого нового человека исследовал на предмет благонадежности. Хотя назвать Лядова тупым чекистом, способным только кровь пускать врагам народа, тоже было нельзя – Отто Янович был умен, даже слишком, но разумение его отдавало холодом и бесчувственностью уэллсовского марсианина. Этот человек был способен увести на допрос собственную жену, если таковая проявит нелояльность к советской власти, и, что весьма вероятно, будет удовлетворен, когда бедная женщина ответит «по всей строгости закона».
Было неприятно иметь рядом такого соседа, но Кузьмичев терпел – Восток приучил не замечать суетности. Как говаривал его святейшество Ка Кху, настоятель буддистского монастыря и учитель тогдашнего майора-ракетчика: «В середке земных помышлений всегда скрыта тщета…»
– Вот гиперканальная станция, – Нечипоренко прочертил мелом горизонталь, изображавшую земную поверхность, и нарисовал что-то вроде диванной пружины. – Установка имеет высоту приблизительно полста метров… – полковник отметил размер. – И диаметр в двести метров. Именно таков будет и поперечник устья гиперканала, куда мы станем сбрасывать «Реактавры»[9]. Сразу хочу заметить, что парашютные системы, применяемые у нас, не те, что уже приняты на вооружение, а экспериментальные. Опасно ли это? Нет, не опасно. Хотя бы потому, что опытные «Реактавры» устанавливаются на каждую единицу техники в двойном комплекте. И, если вдруг не сработает одна, можно будет прямо из кабины задействовать запасную. Во-от… «Антеи» будут взлетать с аэродрома рядом с Шахуньей и кружить, ожидая включения Д-установки и вывода ее на режим. И тогда сразу приступаем к сбросу! Подходим уступом и работаем по очереди. Тут главное не только попасть «в дырочку», но и успеть – гиперканал будет открыт не менее минуты, но и не более двух. Так, профессор?
Воронин грузно поднялся и улыбнулся как ясно солнышко.
– Именно, Сергей Иванович, – прожурчал он, – именно! Мы будем постоянно вести отсчет, посекундно, чтобы вам было легче ориентироваться по времени. В течение полутора минут нужно будет сбросить все машины и грузы, и очень желательно уложиться в интервал.
– Вот так! – увесисто сказал Нечипоренко. – Вопросы будут?
– У меня вопрос, – подняла руку Аллочка Миньковская, очень хорошенький младший научный сотрудник. – А когда же начнут людей забрасывать? Когда мы отправимся… туда? Кстати, а куда именно, можно узнать?
Трофим Иваныч стал подниматься, но тут встал академик Луценко, с отеческой улыбкой усаживая профессора на место. Склонившись к седому генералу, занявшему место в первом ряду, он спросил что-то неслышное, кивнул и выпрямился.
– Значит, так… – начал весомо ВРИО. – Мы тут посовещались с товарищами, доложили наверх и нас поддержали – отправка персонала инопланетной базы будет приурочена к шестьдесят пятой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Ура, товарищи!
Луценко захлопал, его поддержал Лядов. Жидкие хлопки донеслись с мест – люди, военные и ученые, сидели в растерянности.
– Позвольте! – вскочил Воронин. – Как это – к седьмому ноября? Да вы что? Мы не можем отправлять людей раньше весны! Никак не можем! Совершенно не исследовано такое явление, как легенные помехи. Не закончены медицинские опыты. Да мы понятия не имеем, как воздействует на психику погружение в гиперпространство, как оно влияет на человеческий организм! Вы что?!
– Народ нас не поймет, – внушительно проговорил Луценко, – если мы задержимся с отправкой и не сделаем подарок Родине к празднику Великого Октября, понима-ашь!
– Но… – беспомощно вякнул Воронин.
Генерал-полковник Лоскутов развернулся к нему.
– Скажите, профессор, – величественно произнес он, – технически отправка персонала базы возможна?
– Да, но…
Лоскутов поднял руку, осаживая старого ученого.
– Клетки с собаками и шимпанзе опускались на вертолетах в устье канала?
– Опускались… – обреченно вздохнул Воронин, понимая, что его голос «против» засчитан не будет – все уже решено «в соответствующих инстанциях».
– Выявлена была патология? – напирал Лоскутов и сам же ответил: – Нет, не была! Разумеется, отправлены будут исключительно добровольцы и – строго-обязательно! – в спецкостюмах, дабы не подхватить инопланетный вирус. Всего решено отправить пятьдесят шесть человек, уже отобранных специальной комиссией Минобороны. К сбросу готовятся пять боевых машин десанта, восемь жилых балков и шесть служебных – лабораторный, медицинский, бытовой и так далее. Зенитные самоходки «Шилка» облегченного типа, бочки с ГСМ и ЗРК «Двина» будут сброшены сегодня, в шестнадцать нуль-нуль…
– Можно? – поднял руку маленький, незаметный человечек в строгом черном костюме.
– Конечно, конечно, Вячеслав Владимирович! – засуетился Луценко и торжественно объявил: – Слово предоставляется члену ЦК КПСС товарищу Виноградову!
Академик похлопал, его поддержали в зале. Виноградов выбрался на трибуну, налил водички из графина, отпил чуток и, подвигав губами, словно пережевывая хлорированную жидкость, заговорил:
– Вашему проекту, товарищи, то есть, конечно же, нашему проекту, придается очень большое значение. Мы создали ракетно-ядерный щит, защищающий государство рабочих и крестьян от агрессии капиталистических стран. Теперь наша задача состоит в том, чтобы создать ракетно-ядерный меч, которым мы сможем грозить империалистам. И руководство партии очень ответственно подошло к вопросу о назначении коменданта базы – первого внеземного плацдарма СССР! К-хм… Но по порядку. Начальником научной экспедиции назначен Воронин Трофим Иванович, – Виноградов оторвался от писульки, поискал глазами профессора и кивнул ему, поздравляя с оказанием доверия.
Профессор пожал плечами: ладно, мол…
– Командиром гарнизона назначен Кузьмичев Георгий Алексеевич, полковник ракетных войск.
Марк Виштальский радостно потряс Кузьмичеву руку, а сам полковник ракетных войск все не мог оправиться от изумления.
Это надо же, а?
– Замполитом… вернее, помполитом, назначается Лядов Отто Янович.
Лядов вскочил, принимая стойку «смирно», и улыбнулся откровенно счастливой улыбкой.
– Ну а на должность коменданта базы Президиум АН СССР рекомендовал Луценко Павла Николаевича. Рад вам сообщить, что на заседании Политбюро ЦК КПСС кандидатура товарища Луценко была утверждена единогласно!
Академик-парторг вскочил. Всю его благодушность стянуло с лица – на члена ЦК таращился совершенно растерянный и перепуганный функционер.
– А я… я… невоеннообязанный… – пролепетал Луценко.
– Это ничего, – утешил его Виноградов, – под началом товарища Кузьмичева будет двадцать пять солдат и сержантов, годных к строевой службе. Справитесь, Павел Николаевич, справитесь… Вы, как старый партиец, покажете пример товарищам и членам ВЛКСМ!
Виноградов троекратно и смачно облобызал товарища по партии и сказал:
– Успехов тебе, Паша!
Луценко, пуча обессмысленные глаза и по-рыбьи хапая ртом воздух, медленно опустился на стул.
Георгий усмехнулся. По его мнению, советская власть закончилась со смертью Сталина. Почти тридцать лет прошло, и компартия выродилась. Загнивающий социализм.
Было гадостно это понимать, но Кузьмичев свыкся с крушением идеалов юности. А вот каково было прийти к таким выводам еще тогда, на Суэцком канале… Вот когда ему было по-настоящему паршиво! Бывало, тоска наваливалась така-ая…
От Великого Октября, от побед и свершений осталась одна наглядная агитация. Молодой капитан-ракетчик тогда впервые напился, залил горе…
– Товарищ Воронин, – обратился Лоскутов к ученому, – тут народ интересовался… э-э… местоположением базы. Не просветите нас?
Воронин кивнул и поднялся.
– Можете с места, – дозволило начальство.
Трофим Иваныч еще раз кивнул и принялся за объяснения:
– Не буду касаться технических деталей, – сказал он, – это материя скучная. И совершенно секретная. Итак, решено создать базу на одной из планет звезды, которая находится на расстоянии ста сорока девяти световых лет от Земли, в созвездии Лебедя. Это двойная звезда, то есть система из двух светил. Выбранная нами планета вращается вокруг главной звезды, масса которой чуть больше солнечной, а спектр – переходный от оранжевого к красному. Извините, астрономии не знаю, говорю своими словами. Еще одна звезда – сине-голубой гигант. Поэтому на той планете сначала бывает «красный» рассвет, после чего восходит голубое светило – такой вот суточный цикл, в двадцать восемь часов. Ну, пока очень трудно сказать что-либо о самой планете. Все, что нам известно, умещается в пару фраз – планета землеподобна, у нее кислородная атмосфера. На ней можно жить! Остальное покажут исследования, проведенные на месте… У меня все.
– Благодарю вас, – церемонно сказал генерал-полковник. – Ну а теперь прошу всех занять места в автобусе. Мы проедем на место и пронаблюдаем сброс вашего хозяйства, товарищ Кузьмичев.
Полковник встал и коротко поклонился. Честь имею!
* * *
Автобус прокатился по улице Ленина, нырнул под задравшийся шлагбаум и прибавил скорости на шоссе.
– Дед, – разнесся по автобусу звонкий детский голос, – а ты мне подалок пливезес-с?
Кузьмичев улыбнулся и перегнулся через спинку сиденья, за которым изящно выгибалась лебединая шейка Аллочки.
– Это чей такой младший научный сотрудник? – спросил он девушку.
Девушка улыбнулась, блеснув зубками, и приблизила к полковнику свою головку.
– Это профессорский внук, Шурик, – объяснила она. – Трофим Иваныч всех уверяет, что «Александр Сергеич» прославит советскую физику. Весь в деда!
– Как это Лядов его пропустил? – хмыкнул Кузьмичев.
– Исключительно по малолетству! Шурику еще пяти нет.
Георгий послушал громкий шепот «деда Трофима», убеждавший внучка разговаривать потише, улыбнулся и стал любоваться сразу двумя видами – Аллочкой впереди и лесными пейзажами, достойными кисти Шишкина, стелившимися за окном.
В меру худенькую девушку украшали весьма заметные выпуклости грудей, высоких и тугих вприглядку. Лес же был темен и непроницаем, как будущее.
– Подъезжаем! – обернулась к нему Алла.
Кузьмичев улыбнулся и подумал: а не приударить ли за этой симпатяшечкой?..
Автобус свернул с шоссе и закачался на грунтовке.
Лес приблизился махом, окружил со всех сторон, зашуршал по кузову метелками трав, распустил еловые лапы. И вдруг чащоба поредела, разошлась, словно занавес, открывая просторную равнину с редкими, хилыми деревцами вразброс.
А потом впереди возникло и стало расти совсем уж ни с чем не сравнимое сооружение – огромные сверкающие на солнце кольца, открытые в небо параболоидом, глубокой чашей. Ее поддерживали, выстроившись по кругу, решетчатые вышки.
– Это она! – возбужденно сказала Алла. – Гиперканальная станция!
– А Д-установка где? – проявил информированность Георгий.
– А это и есть Д-установка, это как бы синоним ГКС. Там, внизу, под кольцами Д-камер, восемь инверторов поля, их отсюда не видно просто. Я сюда как в будущее езжу! Вы только представьте – сто сорок девять светолет! По Эйнштейну не получалось, что «перепрыгнуть барьер» – это возможно, но Трофим Иваныч терпеть не может поклоняться «святому Альберту» и создал совершенно новое исчисление – репагулярное. А уж сколько мороки было, чтобы этот репагулюм одолеть технически… О-о!
Чем ближе подъезжал автобус, тем выше в небо вырывалась станция. Выполненные из красноватого металла, ее кольца были усеяны лючками, решетками радиаторов, отводами кабелей и толстых пучков разноцветных проводов, и еще чем-то, совершенно непонятным, но для науки важным. В полосатой тени установки прятались восемь конусов величиной с двухэтажный дом, выкрашенных масляной краской.
Автобус по наклонному пандусу спустился в бункер.
– Приехали! – бодро сказал Трофим Иванович.
Все вышли. Те, кто уже присутствовал на запусках, сразу поспешили к перископам, новички же не знали лучшего способа, чем топтаться на месте.
– Кузьмич! – позвал Марк. – Идите сюда.
Кузьмичев подошел и глянул в предложенные окуляры перископа. Видно было хорошо – вся громада гиперканальной станции умещалась в поле зрения, захватывая клок неба.
– Сейчас… – прошептал Виштальский.
– Готовность два! – прозвучало в репродукторе.
– Внимание! – громко сказал Воронин, и полковник удивился – такая властность и твердость прозвучали в голосе профессора.
– Энерговоды – полная мощность!
– Есть полная мощность! – откликнулись операторы за пультами.
– Готовность один!
– Есть готовность один! Энерговоды на цикле.
– Первый базовый – пуск! Второй базовый – пуск! Первый резервный – готовность ноль.
Что-то неуловимо изменилось снаружи.
Кузьмичев пригляделся – будто марево заструилось по спирали, восходя потоком горячего воздуха над гигантским кольчатым параболоидом. Голубые светящиеся колонны соединили зеленоватые конусы и нижнее кольцо. Мощное басистое гудение опало на лес.
– Первый резервный – пуск! Третий базовый – пуск!
– Инверсия поля!
– «Антеи» на подлете. Обратный отсчет!
– Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.
– Пробой!
Что-то сдвинулось в мире. По ушам ударило безмолвие, а в глубинах Д-установки заплясали лиловые сполохи.
– Выход на режим… Канал пробит! Пошел!
Заткав раствор параболоида сполохами да переливами, замерцало устье гиперпространственного канала. Поверить было невозможно, что за всей этой цветомузыкой крылись плотные слои чужой атмосферы, неведомый простор иной планеты.
Это в голове не укладывалось, и даже математику не сразу давалась картина происходящего. Но это было.
Показался первый Ан-22 «Антей». Створки его люков раскрылись, и с трапа-рампы слетела БМД[10]. Она была похожа на серийные образцы внешне, но внутри была полностью переделана «под проект» – ее, к примеру, герметизировали и даже оборудовали регенератором кислорода.
Маленький парашют выдернул основной, побольше, и вот распустился белоснежный купол, вытягиваясь почти горизонтально – парашют позади, бронетранспортер – впереди. Потом БМД перевесила и медленным маятником покатилась вниз, занимая законное место. Все это время груз падал, одновременно скользя по инерции вперед. Так, под углом, БМД и вошла в устье канала.
Рассудок ждал грохота столкновения, но и боевая машина, и парашют просто канули и пропали, прорывая ткань мироздания за тридевять звезд от Земли.
А самолеты наплывали и наплывали, грузы сыпались и сыпались – ЗРК «Волхов», БМД, две «Шилки» с целыми «букетами» парашютов, платформа, загруженная бочками с соляром.
– Внимание! – заговорил репродуктор. – Осталось сорок секунд. Тридцать пять секунд. Тридцать секунд. Закончить сброс!
– Сейчас тоже будет интересно, – оживился Марк.
Кузьмичев пригнулся к окулярам.
– Сейчас устье схлопнется!
Ослепительная сиреневая вспышка высветила луговину, и полость внутри параболоида заполнили темные струи то ли воздуха, то ли материализовавшейся тьмы.
Станция заколебалась и оплыла, а из Д-камер ударили радужные столбы пламени. Загрохотало. Стены бункера шатнулись, и все стихло.
И тут же с ясного неба повалил снег, у земли обращаясь в дождь. Капли падали, шипели на раскаленном грунте и парком возвращались в небо.
– Здолово-о… – выдохнул «Александр Сергеевич», впечатленно тараща глазята.
– Да уж… – проговорил Георгий.
– Товарищи! – провозгласил Луценко. – Просьба не покидать убежища! Снаружи плюс сто!
Собравшиеся походили, пообщались, полня бункер шумным многоголосьем. Говорили все сразу:
– Дорого, дорого нам эти запуски обходятся… Одного бериллия сколько! Пять тонн рениевых контактов…
– Ну, оно ж не пропадает. Выколотим и – на переплавку!
– Все равно… Энергонакопители летят, половину менять приходится…
– А что ж вы хотите! Такая конденсация энергии. Гигаватты!
– А делать стационар – еще дороже. Придется заодно и электростанцию строить мощностью с Братскую ГЭС.
– Нет, это задание на завтра и послезавтра…
Марк подергал Кузьмичева за рукав.
– Пошли, – сказал он, – подостыло уже.
Они вышли на обширную луговину. Пахло увядшей травой и хвоей.
Было непривычно без обширной тени гиперканальной станции – там, где вился гигантский параболоид, торчали только мачты, искривленные и перекрученные.
– Мачты раскаляются докрасна, – вполголоса сказал Виштальский, – а потом их корежит…
Они прошли дальше, и ботинки полковника застучали по стекловидному шлаку, покрывшему добрый гектар.
– Осторожно! – предупредил Марк. – Это только сверху снежком остудило, а внутри все полужидкое, как пюре.
От остекленевших масс тянуло жаром. Кузьмичев нагнулся и протянул ладони – печет…
Из переплавленной почвы выглядывали кольца параболоида, вернее, застывшие ручьи вскипевшего сплава. «Выколотим – и на переплавку!» – вспомнил Георгий. Да, долго придется выколачивать…
– К вечеру сюда пригонят роту солдат, – разъяснял Виштальский, – они тут все выдолбят, металл порежут и все увезут на спецзавод. А нашу станцию будут ставить уже завтра. Вон там, где флажки. Это фундаменты Д-камер… Вам не страшно? – внезапно спросил капитан.
– Отчего ж? – удивился полковник.
– Тут ведь космос поработал! – Марк обвел рукой останки Д-установки. – Одними гигаваттами такой тепловой удар не объяснишь. А мы и понятия не имеем, какие силы будим, до чего, до каких глубин достучались. Мощь-то какая!
– Да уж… – неопределенно протянул Георгий.
– Видели, каков гиперканал? Наш, наверное, от слова «кануть». Порог невозврата…
– Как-как?
– Порог невозврата! Это точка такая на траектории полета ракеты – до нее «изделие» еще можно вернуть, а после – все. Улетела, вознеслась на орбиту. Канула…
– Не расходитесь, товарищи! – тоном массовика-затейника заговорил Луценко. – Мы наметили, понима-ашь, торжественное мероприятие на шесть часов, просьба не опаздывать!
– А танцы будут? – пискнули из молодежной группки.
– Это культурно-массовое мероприятие, – сказал академик со значением. – Танцы будут!
* * *
После продолжительной официальной части, где долго и нудно говорилось о новых достижениях советской науки, о приумножении боевой и трудовой славы, о единстве партии и народа, все с облегчением убрали стулья, и актовый зал превратился в танцевальный.
Комсомольцы-добровольцы приволокли радиолу и завели музыку. Все разбились по парам.
Кузьмичев с полчаса просидел на подоконнике в кругу докторов и кандидатов, слушая перспективы развития физики времени, «начало которой положил Козырев, и физики пространства, основали которую тоже мы! Точнее, вы, Трофим Иванович! Не скромничайте!»
Георгий слушал вполуха, вполглаза посматривая на Аллу. Отметив, что девушка отвергла уже второго кавалера, он решил рискнуть и заодно выяснить, нравится ли он этой красоточке или ему это только кажется.
– Разрешите? – поклонился он Аллочке, и Аллочка ответила ему ослепительной улыбкой. Она подала Кузьмичеву руку и встала.
Как раз сменили пластинку, и по залу разошлись звуки саксофона, томные и приглушенные.
Полковник обнял девушку за талию, осторожно, но крепко прижал к себе.
Алла положила ладони на полковничьи погоны, потом подняла глаза и сплела пальцы у Георгия на шее. Две тугие прелести весьма ощутимо уперлись в рубашку-форменку.
– Какая у вас тоненькая талия… – пробормотал Кузьмичев.
– Правда?..
– Правда…
Странно Кузьмичев чувствовал себя. Весь этот суматошный день словно отдалился, перешел во вчера, а он будто стоял на последней ступеньке лестницы, сложенной из лет его жизни, и обнимал эту девушку – такую красивую, такую милую, такую доверчивую, такую… Слов нет.
Может, «полковник ракетных войск» и шел всю жизнь вот к этому «культурно-массовому мероприятию»? Ведь не зря же он с самого начала выделил Аллу в толпе девушек, а там собралось достаточно прелестниц…
Кузьмичев отбросил размышления. Рассудок так иной раз мешает жить – просто жить, испытывать усладу от касаний мягкого и теплого, гибкого и упругого…
Музыка кончилась, Алла опустила руки, перевела их Георгию на грудь, погладила пальцем орденские планки.
– Уже темнеет… – проговорила она.
– Я провожу вас?
– Это просьба? – лукаво улыбнулась «пани Миньковска». – Или утверждение?
– Убедительная просьба!
– Тогда проводите, а то мне далеко идти…
Они вышли во двор. Все пространство было залито светом фонарей и прожекторов, перед воротами прохаживался постовой. Увидев Кузьмичева, он молодцевато отдал честь и отпер калитку ворот.
Улица Ленина встретила пару темнотой, теплыми потемками летней ночи. Точнее, позднего вечера, да какая в том разница, если Аллочка берет тебя под руку и шагает рядом, путая мысли и рождая желания?
– Марк хвастался, что он вместе с вами воевал во Вьетнаме, – заговорила девушка.
– Да, – кивнул Кузьмичев, – приезжала комиссия из КБ, смотрели на месте, как работают их ракеты.
– А страшно, когда война?
– Конечно, страшно, – усмехнулся Георгий. – Там ведь и убить могут. Марк испробовал пару боев, но просто не успел вдосталь натерпеться грязюки и пота. И кровищи… Война везде такая. Только когда мы воевали в Египте, был песок, жара и скорпионы. А во Вьетнаме – духота, как в парной, болота и москиты…
– А теперь что будет? – негромко спросила Миньковская. – Пыльные тропинки далекой планеты? И чудовища, бредущие по оранжевым джунглям?..
– Скоро увидим.
Алла вздохнула.
– Иногда так сердце сжимается, – проговорила она, – как подумаешь об этих парсеках, о звездах… И я так рада, что нашла вас…
Девушка остановилась и посмотрела на Кузьмичева, пытливо и робко.
– И я рад, – признался Георгий.
– Поцелуйте меня! – потребовала Алла.
Полковник исполнил приказ. Губки Аллины раскрылись, и Кузьмичев ощутил кончиком языка ровные зубки. Девушка с трудом оторвалась и отшагнула, не убирая ладоней с широкой полковничьей груди.
– Мы уже пришли, – сказала она, – вот мой дом!
Георгий прикинул, уместна ли будет его инициатива, решил, что уместна, и поцеловал Аллу еще раз. Девушка неожиданно пылко ответила, обхватила его за шею, привставая на носочки, и нежно оттолкнула, с мудрой мягкостью пресекая побуждения разбуженной плоти.
– Спокойной ночи… Гоша!
Но Гоша не желал успокаиваться, у него другое было на уме. Кузьмичев уверенно покрывал лицо девушки поцелуями, переходя на стройную шею.
– Гоша!
Кузьмичев крепко прижал Аллу, порывисто гладя ее куда ниже талии и вдавливая пальцы в неподатливую мякоть. Девушка рванулась, делая замах, но пощечины не дала. Глубоко дыша, она отшагнула назад.
– Я думала, вы другой, – проговорила она стеклянным голосом, – а вы такой же, как все они!
– Да! – сказал Георгий, скрывая за твердостью вызов и разочарование. – Я обычный. Я – как все! Ты мне очень нравишься, и…
– Ты странный! – перебила его Алла и скрылась за калиткой. – Ты до ужаса странный!
Девушка растаяла во мраке, ее каблучки процокали по дорожке к дому, чьи окна просвечивали из-за встопорщенных елей, и поздний вечер исполнился тишиной.
Кузьмичев облокотился о забор. Странный… Что ж в нем странного? На дворе вечер, впереди ночь. И теперь что он, что она проведут ее порознь. Вот это – странно! А он хотел быть с Аллой вдвоем. До утра…
Белым пятном во тьме выделился кот. Мурлыкнув, он потерся о штанину. Полковник нагнулся и почесал кота за ухом.
– Что, котяра? – вздохнул он. – Тоже один? Странный ты, кот…
Глава 4 Созвездие Лебедя
Утро седьмого ноября выдалось хмурым и холодным, пронзительно синее осеннее небо законопатили серые клубистые тучи. Но никакая пасмура не могла отменить культурно-массовые мероприятия в честь шестидесятипятилетия Великого Октября – на центральной улице Первомайска надрывались динамики, транслируя марши и гимны, на стенах и столбах трепетали красные флаги, нарядные горожане вели расфуфыренную малышню под сенью гигантских бантов и воздушных шариков.
Кузьмичев провожал глазами эти верные приметы праздника, глядя в окно теплого «ЛАЗа», с фырчаньем одолевавшего улицу Дзержинского, – это было в другой стороне от улицы Ленина, но как же не заехать за комендантом – персональная «Волга» академика-парторга находилась в ремонте.
Автобус остановился за школой, и в салон влез Луценко – бледнолицый, с черными кругами под глазами. А в глазах стыли страх и обреченность. Георгий даже испытал секундное раздражение – за каким чертом было назначать этого клоуна?
Марк, сидевший рядом, прошептал:
– Его даже жалко! Человек так надеялся потрепать языком еще лет десять и спокойно уйти на пенсию, а ему поручают покорять Вселенную!
– Он меня раздражает, – признался полковник.
– «В середке земных помышлений всегда скрыта тщета», – назидательно сказал капитан Виштальский.
Кузьмичев отвел взгляд от Луценко, и глаза сами вернулись к тому предмету, на который хотели смотреть. К Алле.
Девушка сидела во втором ряду, гордо и независимо держа голову на шейке, изящной и стройной, прямо-таки созданной для поцелуев. Георгий вздохнул украдкой. А он действительно странный… Женщины не всегда давали ему свое согласие, иной раз и отказывали. Хоть и редко, но такое бывало. И тогда он запросто расставался с недоступными, окружая вниманием тех, кто был склонен сказать ему: «Да…»
Офицеру-ракетчику никогда и в голову не приходило завоевывать женщин, ибо война была его профессией, а у ног представительниц прекрасного пола он искал мира и покоя.
Правда, подруги упрекали его в непостоянстве… Нашли кого упрекать! Он – воин и не может планировать свою жизнь. Сегодня он здесь, завтра – там, а послезавтра… Бог весть! На войне как на войне.
Почему же он не покинул Аллу? В тот вечер она едва не съездила ему по морде, а потом добрую неделю отводила взгляд, словно вычеркивая из своего поля зрения. Он пробовал пару раз поговорить с ней, но девушка была холодна и немногословна.
Больше всего Георгия злило даже не то, что Алла пошла на разрыв с ним, а то, что он сам стремился залатать прореху в отношениях. Холостяцкие рефлексы нашептывали ему об опасности таких потуг, но он был упрям и упорен. Штурм не удался – ему дали отпор? Ладно, приступим к осаде…
– Запевай! – воскликнул вдруг Юра Семенов, избранный комсоргом группы. На него все посмотрели как на идиота и отвернулись. Семенов сделал вид, что ничего не произошло, и о чем-то оживленно зашептался с Арнаутовым, председателем месткома.
Кузьмичев оглядел своих спутников. Люди в возрасте были сосредоточены, иные сильно нервничали. Даже комсомольцы-добровольцы, обычно такие шумные, ехали молчаливо и задумчиво.
Всем перед выездом выдали одинаковые серебристые спецкостюмы из металлизированного нейлона и того же цвета сапоги. В шейные вырезы СК были заделаны кольцевые крепления для шлемов – эти прозрачные колпаки, похожие на круглые аквариумы, перестукивались на верхней полке.
Солдаты и сержанты, подчиненные Кузьмичева, ехали в отдельном автобусе – двадцать пять «дембелей», отобранных в воздушно-десантном полку, расквартированном под Псковом.
– Я смотрю на улицы, – прошептала сзади Элла Наумовна, повар и жена старшего планетолога экспедиции Гоцмана, – и будто прощаюсь со всем этим…
– Что за минорные мысли, Эля? – бодро сказал Гоцман.
Элла Наумовна только вздохнула.
* * *
Автобусы приехали в Шахунью, маленький поселок, при котором имелся аэродром. Покрытия на его ВВП никогда не было, если не считать кое-где пробившейся травки, да и к чему оно «Аннушкам», занятым опылением лесов от жука-короеда?
На полосе прогревали моторы «Антеи». Их аппарели были опущены, как жадные языки, пробующие траву на вкус.
Кузьмичев подождал указаний от коменданта, не дождался и громко скомандовал:
– Проходите к первому и второму самолетам! Скляров, Переверзев! Займитесь добровольцами!
Старшие сержанты козырнули и повели волонтеров на посадку.
– Алла, ваш балок пятый. Марк! Где тебя носит? Трофим Иваныч! Пойдемте с нами.
– Иду, иду! – заспешил ученый. – Первый раз все увижу не снизу, а сверху…
– Э, Трофим Иваныч, – усмехнулся Кузьмичев. – То, на что мы будем смотреть там, в жизни никто не видел!
Все вместе они поднялись по аппарели в гулкий грузовой отсек транспортного самолета.
Алла до того засмотрелась на пару разнесенных килей, что едва не сверзилась с трапа. Полковник удержал ее.
– Благодарю, – чопорно сказала Миньковская.
– По машинам! – скомандовал Кузьмичев. – Помните свои места?
– Помним! – хором ответили добровольцы и полезли по машинам и балкам – цилиндрическим домикам на колесах, похожим на маленькие железнодорожные цистерны с круглыми иллюминаторами. Говорят, такие делали для строителей БАМа.
Ну, для строителей внеземной базы они тоже сгодятся…
Георгий открыл выпуклую дверь пятого балка, пропустил всех вперед и вошел сам. Внутри для каждого было приготовлено особое кресло.
– Внимание! – разнеслось по отсекам. – Приготовиться!
Створки аппарелей медленно сошлись, и винты «Антеев» завыли на низкой, угрожающей ноте.
– Энерговоды зациклены, Трофим Иваныч! – сообщили из кабины пилотов.
– Ага! – довольно сказал Воронин. – Пошло дело!
– Пристегнуться всем, – негромко скомандовал Кузьмичев.
– Дядя, – задумчиво выговорил Виштальский, – я имею вам сказать пару слов.
– Вырази мне твою мысль, Марк, – улыбнулся профессор.
– Вот я хочу поинтересоваться у вас, а как мы обратно станем выбираться?
– Пусть тебя не волнует этих глупостей, – проговорил Трофим Иванович, старательно копируя одесский говор. – Все детали гиперканальной станции уже сброшены в районе будущей базы. Где-то в январе нам подкинут краны и ядерный реактор типа тех, что стоят на атомных подлодках. Начнем монтаж, подзарядим энергоемкости…
Марк поглядел на дядю с большим сомнением. Кузьмичев тоже не испытывал особой уверенности насчет «обратного билета», но промолчал – бытие советского офицера рано приучило его к простой истине – не высовывайся! Начальство знает лучше.
А когда выяснится, что начальство – ни в зуб ногой, что оно опять прошляпило и «не учло», то решать проблемы придется самому, как оно часто и бывало. И в чем же тут разница?
Будешь ты лезть поперед батьки в пекло или промолчишь – все равно надеяться надо только на себя…
– Взлет! – пронеслось по всем балкам и боевым машинам.
«Антеи» затряслись, пробегая по рулежной дорожке, разогнались и взлетели.
– До выхода на режим тридцать секунд! – объявил пилот.
– Успеем? – заволновался Воронин.
– Должны! – легкомысленно сказал Марк.
Алла только вздохнула.
– Готовность один! – рявкнул динамик.
– Готовность ноль! Сброс!
Кузьмичев почувствовал, как балок шатнулся и двинулся.
Рывок – это раздулся по ветру вытяжной парашют, и…
У-ах!
Балок падал, повернувшись к земле торцом. Томительное замирание выворачивало организм наизнанку. Хлам с пола подняло невесомостью – прямо перед лицом полковника вихлялась невесть откуда взявшаяся гайка.
Алла глухо вскрикнула и застонала.
– Сейчас, сейчас… – пробормотал Георгий.
Балок резко дернуло – раскрылись тормозные парашюты.
– Раньше у нас другая система была, – разглагольствовал Марк, видимо, сбрасывая напряжение, – называлась «Кентавр». Это когда танки и БМД десантировались отдельно, а люди отдельно. И ищи потом ту технику! А теперь вот – «Реактавр». Бойцы сразу в машинах приземляются. Ни у кого во всем мире такой нет! А мы спускаемся и вовсе на… О, и назва-ния-то нет… На «Спецтаврах»!
Кузьмичев глянул в окно и увидел стремительно набегавшее устье гиперканала. Сейчас, сейчас…
Он посмотрел вверх, за полукруглый плексигласовый колпак, увидел клочок голубого неба… и его с пят до головы пронизало болезненное ощущение разрыва и слома. Полковник закричал, но губы не выговорили даже слабого шепота.
А когда он пришел в себя, за колпаком весело лиловели чужие небеса…
– Мы там! – каркнул Воронин.
– Вижу… – буркнул Кузьмичев и перешел на переговорное устройство: – Я – Первый! Всем принять позу изготовки, сейчас будет земля!
Балок опускался медленно, не качаясь в порывах ветра. Потом наверху загрохотало, показался «лисий хвост» реактивного тормоза, и балок опустило на землю…
На грунт.
Георгий отстегнулся и скомандовал:
– Всем надеть шлемы! Проверить биофильтры!
Укрепив шлем, он включил переговорное устройство.
– Выходим!
Пользуясь тамбуром как шлюз-камерой, все выбрались на поверхность планеты, где им выпало жить и работать.
Балки и бронетехника приземлились кучно – в обширной промоине, все дно которой покрывали наносы песка и окатанные камни. Берега были круты и слоисты, но в половине мест обрывы сползали пологими осыпями. Цепляясь корнями за край, в промоину заглядывали странные деревья – скрюченные, причудливо ветвившиеся, поросшие не листьями, а пучками тонких нитей насыщенного оранжевого цвета.
– Словно скальпы рыжих на просушку вывесили… – прокомментировал Марк.
– Фу! – поморщилась Алла. – Ну у тебя и сравнения.
Подошел Воронин, неотрывно глядевший в небо.
– Вон он! – сказал он возбужденно. – Видите?
Наполовину скрытое облаками, отливало сиреневым устье гиперканала. Устье походило на пухлую микрогалактику, спиральный вихрь, который то ли вращался, то ли выворачивался наизнанку. Внезапно канал стянулся в точку и пропал.
Все. Хода нет.
Кузьмичев перевел взгляд в конец промоины, где над пологими холмами калился алый шар то ли первой, то ли второй звезды, изливавшей тепло и свет.
Казалось бы, фиолетовое небо и красное сияние должны были рождать потемки, ан нет, было светло, как в земной полдень, разве что краски сияли иные. Да и разве на Земле, когда рассвет и алое солнце висит над горизонтом, тускло бывает?
В эту минуту Георгий испытал детский восторг, от которого задыхаешься, плюс невероятное возбуждение и томительный страх – это в какие же дали его занесло?
– Десантура! – крикнул он. – Собираем парашюты!
– Товарищ полковник! А запасные снимать?
Кузьмичев посмотрел на «бээмдэшки», броня которых горбилась здоровенными коробами, прикрывавшими запасные парашютно-реактивные системы от дождей и прочих осадков.
– С балков снимайте, а на БМД пусть остаются пока.
– Товарищ полковник! – подбежал сержант Шматко. – Посты выставлены, все спокойно.
– Все нормально приземлились?
– Все! Почти… – сержант презрительно скривил губы. – Товарища коменданта вытошнило, врач его в чувство приводит.
– Понятно… Ну что, Трофим Иваныч? Придется вам сказать приветственное слово. Больше некому!
– А что тут говорить? – пожал плечами профессор. – Прибыли? Прибыли. За работу!
– Вот это и скажете.
Вокруг командирской БМД собрались все, кроме врача Ханина и коменданта.
Усатенький молодчик, активный и скользкий Юра Семенов, попытался толкнуть речь, но Кузьмичев молча попросил его освободить гусеницу и помог на нее взобраться Воронину.
– Товарищи! – громко сказал начальник экспедиции. – Что долго говорить? Эксперимент удался! Мы все на месте, живы, почти все здоровы (в толпе засмеялись). Будем работать! Товарищ полковник, вам слово!
Кузьмичев запрыгнул на гусеницу, поднялся на броню и оглядел место приземления.
– Не нравится мне эта промоина… – сказал он. – Небось, потоки тут шпарят не хилые. Надо бы нам выбраться отсюда и переехать, куда посуше…
– Балки останутся там, где они находятся! – перебил его резкий голос Луценко.
Комендант в сопровождении Лядова подошел и хмуро оглядел Георгия.
– Ваша задача, товарищ полковник, – угрюмо проговорил Луценко, – заключается в укреплении обороны и отражении атак возможного агрессора. Вот и займитесь своим делом!
– А я им и занят, – спокойно парировал Кузьмичев. – Нельзя крепить оборону в низине, это ясно даже и ежу.
Комендант побагровел, но ничего не ответил. Отвернувшись, он скомандовал:
– Водителям БМД! Берите на прицеп балки и буксируйте их сюда, понима-ашь! Надо собраться покучнее! – оглянувшись на Георгия, Луценко пробурчал: – Я вас не задерживаю.
Кузьмичев отдал честь и спрыгнул на землю. На грунт.
– Шматко! – гаркнул он. – Скляров! Переверзев! Ко мне!
Десантники материализовались как по волшебству.
– Отберите каждый по двое рядовых, которые потолковее, и быстро сюда! Съездим на разведку. Заодно поищем, где лежат грузы и оружие… Трофим Иваныч! Вы с нами?
– Да, да! – обрадовался профессор и снова полез на броню.
– Нет, полезайте лучше внутрь. Снаружи поедут те, кто с автоматом дружит.
Луценко ничего не сказал. Он сделал вид, что не заметил, как его приказ нарушен на одну пятую – Кузьмичев уводил командирскую БМД, не дозволяя ее механику-водителю принять участие в «кучковании» балков.
– Нажили вы себе врага, Гоша, – тихо проговорил Воронин, тискаясь в задний люк.
– Ничего, – усмехнулся Кузьмичев, – переживу как-нибудь. Поехали!
БМД взревела двигателем и двинулась к ближней осыпи.
Грунт был плотным, гусеницы не вязли. Машина взобралась по склону и перевалила взгорбок, с треском сминая густой красный кустарник. Стволики его были хрупкие и полые внутри, а увенчивались, как бунчуки, пучками длинных шелковистых нитей, рыжих и красновато-желтых.
– Смотреть в оба! – приказал Георгий. – Тут до нас никто не бывал, не ясно даже, чего бояться…
– Мы смотрим, товарищ полковник, – заверил Кузьмичева Переверзев.
Даже рядовой Саксин поддакнул в том смысле, что бдим и всегда готовы к труду и обороне.
Георгий усмехнулся – вот и польза от его длительных «загранкомандировок»! Солдаты уважали своего командира, принимавшего участие в действительных боевых действиях.
Взрыкивая мотором, БМД заехала в лес. Кузьмичев пригнулся под оранжевой плетью лианы и поставил автомат на боевой взвод. Волосатые кроны деревьев плотно переплелись вверху, создавая красноватый полумрак.
Под гусеницами зачавкало, меж стволов засверкали лужи, выдавая топкие места. Мириады воздушных корней свешивались из листвяного полога, уходили в болото, цеплялись за кочки. Корни торчали шерстистыми столпами и разлохмаченными канатами, порой истончаясь до размеров мохеровых нитей. Их вертикали перечеркивали петли лиан, иной раз отягощенные клейкими лиловыми гроздями. И что это такое висело? Инопланетные фрукты? Икра? Такая вот местная флора?
Лес не был тих – в путанице липких ветвей постоянно кто-то гукал и визжал, разноцветные многоножки то и дело плюхались в болото и выныривали оттуда. Глухо фукали созревшие спороносы, веером пуская рыжие султаны пыльцы. А потом по лесу разнесся отвратительный визг – мурашки по коже, и Кузьмичев услыхал клацанье спускаемых предохранителей.
БМД, не снижая скорости, выехала на обширную поляну, поросшую оранжевой и красной травой. Наперерез машине кинулось страхолюдное чудище – десятки суставчатых ног, мослами кверху, несли длинное членистое тело. Фасетчатые буркалы на плоской голове смотрели, чудилось Кузьмичеву, прямо в глаза ему.
«Ракопаук с Пандоры…» – мелькнуло у Георгия.
Многоногая тварь раззявила убийственные жвала и снова завизжала – трапезничать желала. «Фиг тебе!» – подумал полковник и скомандовал:
– Огонь!
Сразу десяток коротких очередей прогремело по лесу. Пули рвали верхний шипастый панцирь арахнозавра и дырявили щетинистое брюхо, отрывали ноги, мочалили заостренную морду, но бестия продолжала переть на БМД. И перла, пока кто-то не угодил по ней гранатой из РПГ.
Громадный визгун задергался, конвульсивно изогнулся, сворачиваясь в колесо, суча ногами, и замер. А по поляне, по БМД скользнула тень.
Кузьмичев вскинул голову и увидел… дракона. Самого настоящего дракона, парившего на перепончатых крыльях. Ящер кружил над поляной, опустив плоский хвост, а его голова, тоже сплющенная с боков, словно стрелка компаса указывала на труп арахнозавра.
– Всем залечь! – крикнул Георгий. – Не стрелять!
Он спрыгнул на грунт, и десантники последовали за ним, прижимаясь к гусеницам, позванивавшим в натяг.
Дракон сделал еще круг и упал, складывая крылья. У самой поверхности он снова разложил их, резкими махами тормозя, выпустил когтистые лапы и подхватил арахнозавра, истекавшего мерзкой зеленоватой жижицей. Натужно хлопая крыльями, дракон улетел с добычей, а Переверзев выразил общее состояние:
– Фу-у… Ну дает!
Из люка вылез восторженный механик-водитель Раджабов и громко сказал:
– Вот бы на кого поохотиться!
Кузьмичев улыбнулся и полез на броню, устраиваясь спиной к коробу со вторым комплектом «Спецтавра».
– А ты уверен, Джафар, – спросил полковник, – что это самая крупная дичь в здешних угодьях?
– А что, – округлил глаза Раджабов, – тут и поболе найдется?
– Не знаю! – засмеялся Кузьмичев. – Мы тут первые. Можем этого дракошу назвать в твою честь. Дракониус Джафарис! Звучит? Или Раджабиус вульгарис!
Десантники грохнули.
– Нет уж, – фыркнул механик-водитель, тоже скалясь, – спасибочки!
– Пусть это будет орнитозавр! – послышался возбужденный голос Воронина, выглядывавшего из кормового люка.
– Пусть! – легко согласился Кузьмичев и скомандовал: – Трогай! И за шлемами приглядывайте, а то кокните еще…
БМД взревела, лязгнула гусеницами и снова вторглась в болотистые сумрачные джунгли. Переехав огромного трехметрового червяка и пару громадных слизняков, отвалившихся от ноздреватой коры деревьев, бронеход выехал на просеку.
Настоящая просека – широкая полоса, свободная от зарослей. Деревья или лежали выкорчеванные, или были сломаны у самого комля, а вдоль всей полосы тянулась цепочка огромных овальных ям.
– Кто ж это такой прошелся? – пробормотал Переверзев.
– Да-а… – затянул Шматко. – На такого, пожалуй, «калаша» не хватит… Тут только пушка сгодится!
– Вы лучше в другую сторону гляньте, – спокойно сказал Кузьмичев и показал на угол чего-то коробчатого, в потеках ржавчины, выглядывавшего из зарослей.
– Груз! – крикнул Переверзев. – Ей-богу, он! Джафар, газу!
Раджабов газанул, и БМД покатилась по просеке к «посылке». Вблизи оказалось, что на просеку выглядывал корпус «Шилки», четырехствольной зенитной установки-самоходки.
Но в каком же диком состоянии она была!
Ее сбрасывали в сентябре, однако где парашюты? Где новенькая зеленая красочка? Весь корпус был коричневым и рыжим от ржавчины. Три ствола сгнили, а четвертый, хоть и держался, но был изъеден напрочь. Правая гусеница рассыпалась, на левой даже половина колес-ленивцев отвалилась, металл облезал струпьями и чешуями…
– Что за диво? – пробормотал Кузьмичев и спрыгнул на землю. На грунт.
Подойдя к «Шилке», он похолодел – так запаршиветь не могла даже техника, брошенная в войну. Полковник колупнул борт – и пальцами проломил броню.
– Трофим Иваныч! – позвал он.
– Я здесь… – глухо проговорил Воронин.
Профессор стоял рядом с ним и тоже смотрел на «Шилку». Смотрел с тоской и отчаянием.
– Что с вами, Трофим Иваныч? – встревожился Георгий.
– С нами, Гоша! – страдающим голосом сказал Воронин. – С нами! Эта ваша «Шилка» гнила здесь двести лет! Понимаете?
– Н-нет…
– Легенные помехи, будь они неладны! Я предупреждал этих верных ленинцев, чтоб им всем ни дна, ни покрышки! Легенные ускорения, Гоша… Легенные ускорения![11]
– Объясните толком, Трофим Иваныч! – начал сердиться Кузьмичев.
– Легенные – значит произвольно меняющиеся, – попытался растолковать суть явления профессор. – При легенных помехах неизбежны чрезвычайно сильные искажения масштабов времени. Мы с ними столкнулись в пору первых запусков. Спускали с вертолета, на тросе, клетки с собаками – прямо в устье гиперканала, и вынимали. Рекс выбрался здоровым, голодным только, а вот Барсик… Клетка его насквозь проржавела, а от собаки только кости остались да клочки полуистлевшей шкуры… Короче говоря, смысл вот в чем: обе клетки мы опускали буквально на секунду, но если для Рекса пребывание здесь, – профессор обвел рукой оранжево-красные заросли, – длилось сутки или двое, то Барс провел тут два века… Рексу вот повезло, но как, почему? Мы не знаем! Мы были должны, обязаны все это исследовать, прежде чем соваться самим, но этим… – профессор сдержался и не выматерился. – Приспичило отметить ноябрьские! Ну что ты будешь делать…
Георгий медленно осознавал происшедшее.
– Так какой сейчас год? – проговорил он.
Воронин пожал плечами.
– Затрудняюсь сказать…
– Ну хоть приблизительно!
– М-м-м… Где-то… Две тысячи двухсотый, плюс-минус пятьдесят лет.
– Следовательно, – измолвил Марк, – мы больше никогда не вернемся? Что ж, каждый человек имеет свои неприятности…
– Почему не вернемся? – сказал Кузьмичев. – Вернемся… Только какова будет та Земля и та страна, которые мы покинули, вот вопрос.
– Здорово, ребята! – звонко шлепнул по броне Раджабов. – В коммунизме побываем, в будущем!
Воронин тихо заплакал, стряхивая слезы под шлемом.
Десантники завздыхали, неловко топчась по броне.
– Та вы не журитэсь, прохвессор, – ласково пробасил сверхсрочник Шулейко. – Прорвэмся!
– Куда мы денемся… – вздохнул Кузьмичев и полез на броню. – Поехали, Раджабов, поищем еще грузы…
* * *
Двумя часами позже они сыскали в джунглях ржавый остов БМД-1 и пирамиду из рассыпавшихся бочек с солярой. Дизтопливо чудом уцелело лишь в двух бочках, прохудившихся не насквозь. Драгоценную солярку осторожно перелили в баки и запасные канистры. А когда тронулись в путь, Кузьмичев заметил в кустах ракету С-75, развалившуюся на три части. Это его добило.
Страшный удар пригнул душу, почти раздавил безысходностью – они остались совершенно одни, затерялись в безмерных далях!
Вне своей планеты, вне своего солнца, своего времени…
Промозглый холод отчаяния забрался Георгию под череп, полковник зажмурился и привалился к коробу ПРС. Стоп!
Он широко открыл глаза и задышал, умеряя сердцебиение.
Тихо, полковник, спокойнее… Ты не один, и никто из подчиненных тебе людей не должен услышать, как ты скулишь и нюнишь! Никто даже подумать не должен, что начгарнизона ослаб и поддался черной тоске! Ты за них в ответе, полковник. Не в то время прибыл? И государство, из коего ты отбыл, скорее всего, уже отсутствует на карте? Ну и что? Люди-то остались! И Переверзев, и Марк, и профессор. И Алла…
– Возвращаемся, – скомандовал Кузьмичев, – искать больше нечего. Горючее экономить надо.
– И патроны! – поддержал его Переверзев.
– И патроны…
БМД тронулась, развернулась и поехала по своим же следам.
* * *
В лесу у самой промоины – слышны были взревывавшие шумы моторов – «бээмдэшке» пришлось задержаться. Из рощи красных лохматых деревьев выбралась колоссальная животина, с трехэтажный дом величиной.
Ее горбатую спину покрывали костистые гребни, могучие ноги-тумбы глубоко зарывались в грунт, выворачивая кустарник. Голова повернулась, шаровидные глаза на толстеньких стебельках закачались, обозревая возможного противника, и разверзлась пасть-кошелек, размерами равная воротам гаража. Хриплый басистый рев огласил окрестности. БМД почтительно остановилась.
«Чудище обло, озорно и лаяй» удовлетворилось произведенным эффектом и побрело дальше, оставляя по себе просеку-продавку-прогребку.
– Ух ты! – оценил зверюгу Марк, выглядывая из кормового люка. – Годзилла… Нет, давайте лучше назовем его годзиллоидом! Слушайте, товарищи, а мы ж еще не назвали саму планету! Предлагаю… Э-э… Вот есть у нас Юпитер с Марсом, а давайте этой дадим имя Перуна? В нашу честь. Все ж таки бог войны!
– Перун был громовержцем, – улыбнулся Кузьмичев. – А бога войны наши предки звали Воданом. Викинги говорили – Один.
– Водан – лучше звучит! – согласился Марк. – Кто за?
Все, сидевшие на БМП, подняли руки с автоматами. Лязгнул люк, наружу выглянул Джафар с поднятой рукой.
– Я тоже за! – высказался он.
– За рычаги, живо! – шуганул его Переверзев, и механик-водитель просыпался на место.
БМД выехала на обрыв. Промоина открылась вся, занятая по центру базой – балками, соединенными в неровный квадрат, разорванный только в одном месте. Внутри четырехугольника в ряд стояли платформы с ящиками и бочками, а снаружи фыркали четыре БМД. Дно промоины все было изрыто гусеницами.
– Сколько горючки сжег, вонь рейтузная… – проворчал Шматко.
– Да при чем тут горючка! – поднял голос Переверзев. – Какой вообще дурак ставит лагерь на низменности? Вон, их же отсюда перестрелять всех – нечего делать!
– Ну, какой дурак – это ясно… – хихикнул Шматко.
– А если дождь пойдет? – встрял рядовой Саксин. – Тут же зальет все!
– Цыц, солобон! – весело прижучил его Шматко. – Шо делать будем, товарищ полковник? Как держаться?
Голос его стал серьезен – Шматко уловил перемену политического момента.
– Вот что, – сказал Кузьмичев. – Все мы давали присягу, и никто от нее нас не освобождал. Но! Народ тут – это мы, это вон те – и-тэ-эр с мэ-нэ-эсами[12]. Нас мало, но мы в тельняшках. Следить за порядком – вот наша задача! Баб охранять и гражданских – тут есть, от кого. Вот и все…
– Значить, – заключил Переверзев, – мы будем слушать вашу команду, товарищ полковник. Как скажете, так и будем делать!
– Тогда вперед.
БМД съехала по насыпи вниз и остановилась рядом с четырьмя однотипными машинами. От балков побежали люди.
Кузьмичев узнал Аллу, ее подружку Наташу Мальцеву, биологиню, доктора Ханина. Ни Лядов, ни Луценко не показывались.
– Ну, что? – спросила Наташа, отпыхиваясь. – Нашли?
– Нашли… – криво усмехнулся Георгий. Он поднялся на ноги.
Народ прибывал – почти все уже стояли и топтались вокруг БМД. Даже комендант с помполитом приблизились. Кузьмичев поглядел на Воронина – тот вздохнул и покачал головой.
– Значит, так, – громко, командирским голосом сказал полковник. – Все грузы пришли в полную негодность. Почему? Потому что нас поторопили с запуском. Потому что легенные ускорения сделали свое черное дело. Сбросили нас, товарищи, в восемьдесят втором, а сейчас… Ну, примерно две тысячи двухсотый год! Или двести двадцатый – точно неизвестно. Так что на дворе, товарищи, двадцать третий век!
– Это провокация! – заорал Луценко. – Это происки!
– Если и происки, то ваши! – взорвался Воронин. Ученый был страшен. – Говорил я вам – подождать?! Говорил?! Что вы мне ответили, хрущевский выкормыш?! «Народ нас не поймет!» А вот теперь и отчитайтесь перед народом! Вы нас лишили родины! Даже если сюда прилетят наши потомки на звездолетах и вернут на Землю, то никого из родных и близких мы уже не застанем – все они умерли еще двести лет назад! Даже мой маленький внук!
– Молчать! – взревел Лядов и стал рвать пистолет из кобуры.
Кузьмичев поднял «калашников» дулом вверх и дал короткую очередь.
– Предлагаю – ша! – гаркнул Марк Виштальский, поигрывая «макаровым».
Ропот в толпе пошел на убыль. Отто Янович, бледный и растерянный, развел руки в стороны, подальше от кобуры.
– Вы за это ответите! – прохрипел Луценко, с ненавистью глядя на Георгия.
– Все ответим, – усмехнулся полковник и опустил автомат.
Глава 5 Остаться в живых
База на планете Водан, маленький слепок советского общества, подчинялась всем законам психологии и неписаным правилам человеческого общежития. На базе царили раздор и шатание.
Пятьдесят шесть человек, мужчин и женщин, молодых и не очень, ученых, инженеров, солдат, руководящих работников – всех их объединяла тоска по родине плюс инстинктивный позыв быть как все. Но людям мало просто объединиться в стадо – им еще надо выбрать вожака, чтобы признать его и пойти за ним. А за кем?
Больше половины продолжали держаться Луценко – коммунисты блюли партийную дисциплину, малодушных пугали неприятности, символом которых выступал Лядов. Другие склонялись на сторону Кузьмичева и его друзей. Доктор Ханин демонстративно не примыкал ни к тем, ни к другим и очень гордился своим свободомыслием. А кое-кто наивно полагал, что легенные помехи – это все выдумки или ошибка Воронина.
И вот они раз за разом задирали головы то к лиловому, то к бурому, то к белесому небу, ожидая, что вот-вот развернется спираль гиперканала и посыпятся оттуда бочки с дизтопливом и реакторы, детали – Д-установки и строительные краны…
Но небо не размыкалось многомерными вратами.
Красное светило медленно опускалось за пологие холмы, облака на закате окрашивались в изумрудные тона, потом заходило голубое светило, видимое в размере меньшем, чем у земного солнца, и наступали темно-зеленые сумерки. Падала ночь, но не темная – две большие зыбкие луны, мешая на себе сияние обеих звезд, изливали бурый свет. И снова восходило солнце красное, зачиная долгие воданианские сутки, а часом позже вставал голубой гигант…
* * *
Лядова выматывал постоянный, нескончаемый страх. Как поселилось это гадкое чувство в минуту сброса, так и держалось в нем. И не убывало, крепло только. Сути легенных помех помполит не понимал, но Воронину он верил. За ничтожное мгновение, которое потребовали выход в гиперпространство и вся эта дурацкая переброска, для них протекла секунда, даже меньше. А на Земле пролетело два с лишним века…
Лядов как-то прочел в «Науке и жизни» популярный очерк о сути теории относительности Эйнштейна, мало что понял, но вынес твердое убеждение: Вселенной правит полная невероять, и доверять здравому смыслу просто глупо, ибо он есть производное земного опыта, к космосу неприложимого…
В кабинет вошел Луценко и с порога спросил:
– Сколько людей у этого диссидента?
– Вы имеете в виду полковника? – поднял бровь Отто Янович.
– Да, да! – раздраженно сказал комендант. – Этот солдафон меня просто бесит!
Подняв покрышку дивана, он достал початый ящик консервов – НЗ для раненых и хворых и вынул банку «Говядины тушеной».
Вскрыл ее, наколол на вилку аппетитный шматик, отломил ломоть круглого хлеба по двадцать две копейки.
Лядов покосился на Луценко – совсем не похоже было, что академик переживал из-за легенных помех. Вся база в трансе, женщины ревут, даже взрослые мужики истерику закатывали, какой-то сержантик пытался черепушку себе разворотить из «калашникова» – благо Переверзев вразумил дурака, излечил «наложением рук»…
А Луценко хоть бы хны. Или он глуп, или отбоялся…
– Так сколько? – повторил комендант свой вопрос.
– Дюжина – это точно, – протянул Отто. – Но половина людей еще не сориентировалась. Надо вести разъяснительную работу.
– Ну, так ведите!
– Я и веду…
– А где он сам?
– Кузьмичев? Убыл на охоту – людей кормить нечем.
Луценко кивнул и облизал вилку – слова Лядова он не принял на свой счет, да помполит и не думал указывать коменданту на недопустимость и предосудительность его поведения – крысятничать и лопать втихушку, когда другим есть нечего. Он и сам кормился из того же НЗ. И прикармливал Семенова. Комсорг все-таки.
…Начало резко темнеть. Небо налилось темным малахитом, с юга поползли тучи красивого лилового оттенка, под ними позаривали молнии. Ударил гром – будто вагоны катались по рельсам.
– Дождь будет… – весомо заметил Луценко.
Выгреб последний кусок, вилкой скребя по банке, и сховал оную в пакет – не тот преступник, кто нарушает закон, а тот, кто пойман.
А следы не надо оставлять! Вот и вся метода…
– Слыхал, как этот враг народа планету назвал? Воданом! В честь бога, понима-ашь… Мало мне его антисоветской деятельности, так он еще и религиозной пропагандой занялся! Надо срочно собрать партконференцию и провентилировать данный вопрос. Дадим планете имя… мнэ-э… О! Назовем ее Ленина! Хм. Нет, так похоже на оленину… Еще анекдоты сочинят идеологически незрелые… Марксия?
– Леонида, – предложил Лядов. – В честь товарища Брежнева.
Загрохотало так, что стакан с графином жалобно зазвякали.
– Ну, и грозы у них тут… – пробормотал Луценко, разжигая примус. – Где чайник?
Отто встал и подал коменданту чайник с водой. Через окна-иллюминаторы и тонкие стены (слой стали-оцинковки, слой пенопласта, слой фанеры) донеслись панические крики.
– Что еще такое… – Лядов выглянул в окно, но ничего особенного не увидел. – Пойду гляну.
– Давай… – буркнул академик, парторг и комендант, заваривая чай «Грузинский», опилки первого сорта.
Отто укрепил шлем и вышел во двор – пара мэнээсов металась у входа в периметр, на ночь «запираемый» БМД – бронемашина надежно затыкала ворота, грозя ворогу пушкой.
– Что случилось? – крикнул он.
В ответ он услышал матерщину. Потом одинокий голос проверещал:
– Потоп, вот что!
Люди выскакивали из домов и карабкались на круглые крыши. Срывались, падали, ругались. Старший планетолог Гоцман надрывался:
– Да что вы все как с ума посходили? Слушайте меня ушами – двери выдержат! Что вы бежите, как самые последние?
Лядов выскочил за периметр и резко затормозил. Если бы на его голове был не круглый шлем, а фуражка, она поднялась бы на встопорщенных волосах.
Дальние холмы скрывала сплошная стена дождя. На базу ни капли еще не упало, но сырой ветер дул в биофильтры, забивая их влагой, а в ущелье, которым заканчивалась промоина, пучилась белесая стена. Оттуда доносился низкий гул – это шла вода.
Помполит пискнул и помчался к балкам. Хлопнул дверью тамбура, махнул рукой на обязательную дезинфекцию и приник к окну, не обращая внимания на Луценко, прихлебывавшего чай из большой кружки.
– Что еще не слава богу? – проворчал комендант.
– Да так… – пожал плечами помполит. – Наводнение…
Луценко поперхнулся, а в следующее мгновение грохочущая вода заполнила все видимое пространство, поднялась до окон, заплескивая мутной пеной и скребясь в стенки несомым песком.
Балок покачнулся. Его развернуло и резко накренило. Академик не удержался, упал, съехав на заднице под стол, едва не опрокидывая бюстик Ленина.
– Что за… А-ах!
Гулкий удар сотряс балок, заскрежетали камни.
– На убыль пошла! – крикнул Лядов.
Луценко замысловато выругался. Окно выпачкало грязной пеной, но кое-что было видно – стволы деревьев с обломанными сучьями плыли, кружась и заныривая, труп какой-то животины протащило…
Выйти наружу после схода воды оказалось непросто – песка и грязи нанесло выше колес, а кое-где и двери засыпало до половины. Пришлось тем, у кого вход-выход остался свободным, откапывать соседей.
Отто сухо поблагодарил «копщиков» и прошелся по периметру. Черт-те что… Четырехугольника больше не существовало – вода растащила балки, сгребла их в три кучки, а один даже опрокинула.
– Где БМД? – крикнул Лядов.
– Откапываются! – ответили ему. – Щас причапают!
«Щас» длилось ровно час. Три БМД с наносами глины на броне и даже на башнях подъехали задом к перевернутому балку, суетливые мэнээсы зацепили тросы. Один трос сорвался, и механик-водитель, высунувшись из люка, обстоятельно указал адрес, по которому ученым рекомендовалось прибыть в кратчайшие сроки. А четвертая «бээмдэшка» буквально влетела в расположение базы, и пара солдат – «верных режиму», как любил выражаться Лядов, – закричала:
– Звери! Звери идут! Стадо! Огромные звери!
– Да что ж это такое! – зарычал помполит и бросился к проходу. Так и есть! Еще один вал клубился в устье ущелья – уже не белесый, а бурый, и не гул наплывал оттуда, а тяжкий-тяжкий топот.
– БМД в проходы! – заорал он, маша руками. – В проходы! Быстро! Сюда и сюда! Автоматчики – на броню!
Механики-водители его послушались и вывели броневики в проходы между скученными балками.
– По моей команде! – орал, надсаживаясь, Лядов. – По передним животным! Огонь!
Огромное стадо набегало из ущелья. Зверюги удивительно походили на китов-кашалотов – такие же тупые морды обрубком и пасти снизу, только не плавники торчали у зверюг, а мощные лапы. Страшные лапы – на каждой по восемь когтей. Эти когти землю драли, что твои бороны.
Две пушчонки забрызгали огнем, забил пулемет, звонко сыпля гильзами, закашляли автоматы. Снаряды и пули рвали набегавшие туши, те падали, на них натыкались бегущие и тоже получали свою долю осколков или прямых попаданий. Вскоре громадная плотина из мертвых тварей воздвиглась перед базой, преграждая путь стаду.
– Прекратить огонь!
Животные, вымешивая лапами грязь, оббежали базу двумя потоками и скрылись на другом конце промоины, где громоздились острые скалы.
Отто спрыгнул с БМД и подошел к гекатомбам, принесенным им в жертву неведомым богам. С туш текло. Противная зеленоватая слизь сочилась и собиралась в противные зеленоватые лужи. Это как же они будут вонять на солнцепеке…
Лядов обернулся и посмотрел на «верных режиму». Те стояли и, было видно, руки их тянулись чесать в затылках, да шлемы мешали.
– Чего встали, рты раззявили? – хмуро спросил помполит. – По машинам, и вперед – балки стаскивать до кучи.
«Верные» козырнули и бросились исполнять приказание.
Глава 6 Первая кровь
– Профессор, а почему тут небо фиолетовое, – спросил рядовой Саксин, – а всякая флора – красная какая-то?
– Это все из-за атмосферы, – благодушно ответил Воронин. – Свет по-разному преломляется на Земле и на Водане. Да и газовый состав разный – у нас… хм… азота много плюс кислород, а здесь вместо азота – аргон и неон. А главное, атмосфера воданианская очень толстая. Вон, ночью звезд почти не увидишь! Из-за этого и растения красные да оранжевые…
Профессор ехал «верхом» – спиною к коробу «Спецтавра», в окружении десантников, пообещавших Кузьмичеву защищать Воронина «до последней капли крови».
БМД ехала на охоту, причем в сафари принимали участие и девушки – Алла и Наташа разместились в отделении для десанта. Естественно, взяли их не на пикничок – надо было исследовать добываемое мясо на предмет питательности и усвояемости. Вдруг да мясо какого-нибудь местного годзиллоида ядовито для хомо сапиенсов? Метаболизм не тот, или еще какаянибудь хрень.
Кузьмичев ехал впереди, сбоку от башни, держась за пулемет – касания вороненого металла малость успокаивали. Все-таки крупнокалиберный…
Всего в километре от базы они убили первого «соискателя на строчку в меню», как выразился Марк Виштальский – огромную животину, ужасно похожую на кита и бегемота одновременно. Его жабья пасть впечатляла набором остреньких конических зубиков, но еще большее почтение внушали громадные когти, каждый размером с кривой кинжал, и числом восемь – на каждой лапе!
С легкой руки Марка животину нарекли гиппоцетом. К великому сожалению, гиппоцетину даже в рот взять было нельзя: твердое и упругое, как резина, мясо бегемота-кашалота еще и воняло премерзко – аммиаком.
Поехали дальше.
* * *
Дальше была мутная бурливая река. Деревья не подходили к самому берегу, они толпились на возвышенности и тянули к воде истончавшиеся ветви. Стволы деревьев покрывала пористая кора, мягкая, как поролон, с розовым отливом. Кора чуть заметно пульсировала, а когда мимо проезжала БМД, то ее морщило и кукожило.
На узкий песчаный пляжик не тянуло прилечь – песок дырявили воронки, на дне которых плотоядно шевелились пренеприятнейшего вида хилицеры[13].
Переверзев, в порядке научного опыта, кинул в одну из воронок кусок гиппоцетины – и уродливая морда, блестя фасетками, жадно ухватила подачку, впилась в нее и пропала под слоем песка.
– Так, дети, – сделал вывод старший сержант, – в песочке не играться, а то вава будет, не совместимая с жизнью!
Перебравшись вброд через реку, БМД осилила косогор и выбралась на столовую гору, окруженную скалистыми холмами. За вершиной стлалась равнина, а предел ей обозначили горы, отливая темным изумрудом на ледниках и снежниках.
– Джафар! – позвал Кузьмичев. – Глянь по приборам, прикинь – высок тот хребет?
После секундного молчания из нутра БМД донеслось глухое:
– Ого, и еще как! Восемь-девять километров в среднем, а отдельные пики за полный десяток переваливают!
– Ось бы дэ полазыты!.. – жаждуще простонал Шулейко, скалолаз-экстремал. – Усэ ж таки яка гарна планэта!
Шулейко, как и большая часть населения УССР, литературной «украиньской мовы» не знал, изъясняясь на «суржике» – адаптированной разговорной помеси русского с украинским. И чаще всего его вполне можно было понять русскоязычному «кацапу», как и Тарапуньку, беседовавшего со Штепселем на «Голубом огоньке».
БМД бодро скатилась по склону вниз, к прозрачной речушке, щебнистые берега которой были истоптаны копытами и лапами.
– Не водопой ли тут у местных зверушек? – задался вопросом Марк Виштальский.
– Мабуть, так! – кивнул Шулейко.
Резкий басистый клекот, раздавшийся из леса, был тому подтверждением.
– Приготовиться… – процедил Кузьмичев.
Треща деревьями, на берег выполз невиданный зверь – метров пятнадцати длиной, а в холке выше рослого Саксина. Качая плоской головой, он засвистел и приблизился к воде, раскачиваясь всем туловом. Из пасти у него торчали огромные клыки, причем только сверху, а нижней челюсти не было вообще – рот закрывался этакой мягкой треугольной губищей. Зверь подошел к воде, раскатал губу и вытянул огромный язык.
– Это у него типа хобота… – прошептал Переверзев.
– Да это и есть хобот! – сказал Шматко.
– Да тише вы! – зашипел Марк.
А полковник шепотом скомандовал:
– Огонь!
Пулемет выпустил короткую очередь и разнес шею чуду-юду. Голова его упала на гальку, хобот растянулся, попав между зубов, а тулово еще добрую минуту толклось по берегу, пока не упало в стороне от головы.
– А кровь-то красная! – воскликнул Виштальский.
Он соскочил с БМД и подбежал к голове.
– И вовсе это не зубы! – крикнул он. – Наташа! Глянь!
Девушки боязливо высунулись из люка и вышли, приветствуемые бравыми охотниками.
– Смотри! – с гордостью указал Марк на жертву бронетранспортера. – Заметь, это не зубы, это трубки какие-то… Воздуховоды, что ли?
– А ты прав! – сказала Наташа. – Это что-то вроде трахей. Вот в шее видно – по центру пищевод, плавно переходящий в хобот, а кругом, прямо внутри мышц – вот, видишь? – трубки воздушные… И куда они ведут? – разгорячившись на любимой работе, девушка и думать забыла об опасностях и угрозах. – А ведут они в воздухополость… Молодец, Марк! Садись, «пять»!
– А поцеловать? – подставил щеку одессит.
– А по шее? – в тон ему ответила Наташа.
– Вот так всегда! – вздохнул капитан Виштальский. – Двигаешь им науку, двигаешь, и никакой благодарности!
Мальцева только хмыкала, мешая реактивы и пробуя образцы мяса.
– А знаете, Георгий, – сказала она радостно, – мясо у трахеодонта вполне съедобное!
– У кого?
– У трахеодонта. Не все ж одному Марку местную фауну обзывать!
– Отлично, – кивнул Кузьмичев. – Тогда разделываем тушу и грузим вырезку. Все не поместится – в этом… э-э… трахеодонте центнеров пять весу.
– Да как бы не все шесть, – покивал Переверзев. – Значить, так, десант, ножи наголо! Налетай!
Через час упорных трудов большие куски трахеодонтятины были упакованы в отрезки виниловой пленки и погружены на броню.
– Поехали народ кормить! – весело скомандовал полковник.
БМД взревела годзиллоидом и поперла до дому.
* * *
Когда «бээмдэшка» въехала на обрыв и Георгий увидел гору дохлых гиппоцетов, он прикрыл глаза и замычал.
– Слов нет, – потрясенно сказал Марк, – одни слюни остались…
– Идиоты… – пробормотал Кузьмичев и рявкнул: – Раджабов! Вниз!
БМД ринулась под гору, словно с испугу, и не сбавляла скорости до самых балков.
Полковник спрыгнул на землю. Та-ак, где этот придурок? Широкими шагами он отмерил расстояние до Лядова, стоявшего руки в боки у входа в балок.
– Кто стрелял? – рявкнул Георгий. – Кто нагородил эту дамбу из падали?
– Ну, я, – сказал Лядов. – А что?
– Будь ты моложе, – с чувством сказал Кузьмичев, – я бы тебе сейчас морду набил, да так, что ты бы синий ходил! Какого хрена ты навалил эти туши? Что, совсем уже ума нет? Так сними погоны и иди в землекопы! Хотя я бы тебе и лопату не доверил – опасно для общества!
Добровольцы, интересуясь деталями, сходились и жадно наблюдали за ходом скандала.
– Да как вы смеете… – забулькал Лядов, наливаясь нездоровым багрецом. Полковник схватил помполита за мягкий распах комбинезона и как следует встряхнул.
– Ты, урод! – прорычал он. – Ты долго нам вредить будешь? А?! Помощи от тебя не дождешься, ладно! Так хоть не мешай, сиволапый!
С отвращением отбросив помполита, Кузьмичев развернулся к солдатам, стрелявшим по стаду.
– Какого черта… – медленно выговорил он. Солдаты попятились.
– Мы выполняли приказ Лядова… – выступил рядовой.
– Я – ваш командир, а не Лядов, – зловеще-спокойно сказал Георгий. – Понятно?
– Да мы ж понимаем, – заюлил рядовой, – но надо ж было их остановить как-то…
– А головой думать ты не пробовал, служивый? – ласково сказал Кузьмичев. – На черта их было останавливать? Бегут животины – и пусть бы себе бежали! Неужто эти твари дурнее тебя и поперли бы на балки? Короче, так: еще раз замечу, что исполняете не мои приказы, – лично пущу в расход!
– Я не понимаю, – раздался за спиной полковника голос Луценко, – в чем проблема? Бойцы исполняли свой долг, защищали женщин и штатских лиц от нападения, понима-ашь…
– Проблема в том, комендант, что никто ни на кого не нападал! – резко сказал Кузьмичев. – А если у вашего Лядова очко заиграло, то пусть бы спрятался под койку и не высовывался оттуда! Вы тут оба дел понатворили, а мне теперь разгребай!
– Не разводите панику, полковник! – процедил Луценко.
Георгий подошел очень близко к Павлу Николаевичу, приблизил свое лицо к комендантскому – у того глазки забегали и пот выступил – и раздельно сказал:
– Паника, академик ты хренов, будет чуть позже, когда придут ночные хищники. Уже стемнело, и мы просто не успеваем оттащить туши подальше. И теперь придется оборонять каждый балок. Не спать всю ночь и исправлять последствия ваших с Лядовым долбаных инициатив!
– Я бы попросил… – засипел Луценко.
– Пшел вон! – бросил Кузьмичев и громко скомандовал: – Шматко! Скляров! Переверзев! Виштальский! Берите своих людей и распределитесь по балкам. Чтобы в каждом было хотя бы по двое автоматчиков. Раджабов! Поставишь БМД за крайним балком. Будешь отгонять хищников от базы с этой стороны. Где механики-водители? Живо ко мне!
Механики сломя голову помчались на зов. Полковник распределил все боевые машины по сторонам света и занялся гражданскими.
– Трофим Иваныч! – подозвал он профессора. – Поговорите сами с учеными. Правила на эту ночь просты: балки ни в коем случае не покидать, свет не зажигать, к окнам не приближаться, комбинезонов и шлемов не снимать. И вообще – бдить!
– Вы уверены, что ночь будет опасна? – спросил Воронин.
– Я видел следы, – ответствовал Кузьмичев, – и остатки ночных трапез. И вы уж поверьте – ночка будет та еще!
* * *
Отцвела зеленая заря, предвещая ночь. Огромными пузырями всплыли луны, сначала одна, потом другая. На промоину опустилась тишина.
Лишь изредка тихонько повизгивали, разворачиваясь, башни БМД. Издали – из-за холмов, из-за леса – доносились рев и клекот – ночные делили добычу.
Кузьмичев сидел в своем балке и лениво ковырялся в тарелке с жарким из трахеодонта. Мясо было вкусным, мягким, с лучком, с морковкой… Картошечки совсем чуток – экономили картошечку.
– Скажите, Георгий, – заговорил Воронин, – и поправьте меня, если я ошибусь… Вот вы, опытный, сильный, мужественный человек. Вы прекрасно разбираетесь в обстановке, видите, какие ничтожества нами руководят, и все же не пытаетесь навести порядок на базе. Почему вы терпите Луценко? Этого Лядова?
– Да, да! – подхватила Наташа. – Многие вас поддержали бы.
Не дождавшись голоса Аллы, Кузьмичев пожал плечами.
– Много – это сколько? – спросил он. – Наташенька, Трофим Иваныч… Я все вижу, все понимаю. Именно поэтому и терплю этих идиотов. Мой вьетнамский учитель – он был настоятелем буддистского монастыря – говорил так: «Не тряси дерево, пока плод зелен. Позволь ему созреть, и он сам упадет в протянутую руку!»
– Красиво, – согласился Воронин, – и верно. А не боитесь вы, что плод перезреет? Тогда он гнить начнет… И грянет тот самый – бессмысленный и беспощадный!
– Вот и надо успеть вовремя, – вздохнул Георгий. – Люди сами должны дотумкать: «Так жить нельзя!» А мое дело – помочь слегка. Чтобы не хлопали крикунам и болтунам… Тихо!
Полковник прислушался. Марк зажег карманный фонарик и посветил в окно.
– А-а! – закричала Алла.
В иллюминатор плющилась уродливая морда, сверкала тысячегранниками фасеток и блестела лезвиями роговых челюстей.
– Выключи! – гаркнул Кузьмичев, но было поздно.
За окном поднялся дикий хриплый вой, и морда вышибла иллюминатор, с визгливым скрежетом прорвала оболочку балка, полезла внутрь. Вой, зеленая слюна и смрад заполнили балок. Полковник, не думая, пустил длинную очередь в ревущее горло. Марк и Переверзев поддержали его.
Морда вырвалась наружу и через дыру стало слышно, как палят пушки. При свете фар БМД Кузьмичев разглядел непрошеного гостя. Зубастый визитер не поражал размерами – был он от силы метров трех-четырех высотою, бегал на двух лапах, еще четырьмя конечностями хватал добычу. Но больше всего в изумление приводил скелет твари – мало того что он был внешним, как у местного арахнозавра или у земных инсектов, так еще и дырявым!
Это странное создание с экзоскелетом будто собрали где-то на заводе из двух типов деталей – толстых бубликов и чурбачков-обрубков, соединив их мышечными узлами. Два отверстия сквозили в шее-груди, еще два – в области таза, даже голова со страшными челюстями, и та была дырява!
Пара снарядов попала в «гостя» – один угодил в грудное зияние и разорвался где-то на обрыве, зато второй разнес среднюю грудную пластину, расшвыряв осколки экзоскелета и литры какой-то зернистой слякоти.
– Марк, за мной! – скомандовал Кузьмичев. – Шурик! Охраняй!
– Есть! – вздохнул Переверзев.
На «улице» царила кутерьма. Рычали двигатели БМД, лязгали гусеницы, в мечущемся свете фар скакали «дырявые», палили от живота десантники. Стрельба из «калашниковых» перемежалась с пушечной пальбой, сливаясь в аккорды знатной кордебаталии.
– Не разбегаться! – орал по рации полковник. – Всем держаться периметра! Группе Склярова удерживать северный проход. Группе Шматко – южный! Быстро, быстро! Саксин, Шулейко! Ко мне! Я у восточного прохода. Будем стоять здесь!
Из облака дизельного перегара выскочил Шулейко, за ним поспешал Саксин и молодой Эдик Яковец.
– Стрелять экономно! Внутрь ни одного гада не пропускать! Эй, на БМД! Беречь боезапас!
Сверху противно заскрежетало. С криком «Шкелет!» Шулейко кинулся к Кузьмичеву и принял на себя спрыгнувший с крыши живой костяк. Поскрипывая экзоскелетом, тварь вцепилась в Шулейко.
Застучал автомат, прорывая спинные пластины, но роговые челюсти уже схватили сверхсрочника за левый бок и перекусили, отполовинив и легкие, и – сердце.
Георгий, рыча в жестокой ярости, в упор расстрелял «дырявого» – тягучая слизь плюхнула в лужу красной человеческой крови.
– Стреляй, стреляй! – заходился в крике Виштальский. – Вон еще один! Вон!
У колеса балка залег Саксин с пулеметом и начал кроить «шкелетов» по всему сектору обстрела. Самое, пожалуй, ужасное заключалось в том, что дырявые монстры не пугались выстрелов – перед ними в клочья разрывало чей-то экзоскелет, а они перепрыгивали убитого и мчались на вас по-прежнему. И их было много – целая стая роилась на грудах падали, терзая дохлых гиппоцетов.
– Прекратить огонь! – скомандовал Кузьмичев. – Раджабову и Веригину передвинуться к востоку, станьте между балками и стаей. Чебанову и Почтарю держать оборону вокруг балков. По пулемету на каждый проход! Если побегут кучно – забросать гранатами. И берегите боеприпасы!
Круговая оборона помогла удержать базу. До самого утра ночные хищники пировали на горе трупов, десантура стерегла балки, а отдельных дырявых особей, особенно наглых или тупых, набегавших на лагерь, отстреливали из пулеметов.
Так, без сна и отдыха, в постоянном напряге, прошла вторая ночь на Водане.
Глава 7 Перестройка
Шулейко похоронили утром. Могилу выкопали на вершине плоского холма, что наподобие острова высился по центру промоины. Вместо гроба использовали пустой деревянный контейнер, а группа Переверзева приволокла красивую глыбу камня, самой природой обколотую под вид пирамидки-обелиска.
Камень был полупрозрачен и отсвечивал желтовато-золотистыми тонами. Саксин неумело, но очень старательно высек на нем зубилом простенькое: «Микола Шулейко, 1956–1982». Истинной даты смерти не ведал никто…
Траурная процессия по дуге обошла причину беды – гору падали – и взошла на холм. Музыки не было, но суровое молчание навевало куда большую печаль. Кузьмичев аккуратно разложил красный флаг, выглаженный девчонками, и покрыл им гроб. Сержанты осторожно опустили его в идеально отрытую могилу. Окоп на одного…
В толпе завздыхали, послышался плач. Глухо ударили по крышке комки земли, заширкали лопаты. Когда поднялся холмик, Переверзев со Шматко и дюжим Женькой Сегалем накатили памятник.
– Скажи что-нибудь… – пробормотала Алла.
У Георгия что-то екнуло внутри – заговорила сама! И на «ты»!
Но момент… Ах, какой поганый момент!
Полковник сумрачно кивнул и выступил вперед.
– Ты отдал свою жизнь за командира, – сказал он, – ты прикрыл всех нас… Вечная тебе память!
Сухо клацнули затворы, ударил в лиловое небо салют.
Вот и все, угрюмо подумал Кузьмичев. Водан сожрал свою первую жертву…
Да нет, не так все просто. Водана накормили!
Георгий сжал зубы и прибавил шагу. Трупы «дырявых», или как их по-научному назвала Наташа Мальцева – псевдоцефалов, валялись десятками, но живых не было видно ни одного – время вышло, нечистая сила убралась с рассветом… Зато орнитозавры, клекоча и свистя, дрались на куче битых гиппоцетов, неуклюже подпрыгивая и взмахивая крыльями. Человека поднимет с легкостью…
– Переверзев! – окликнул Георгий.
– Мы следим, товарищ полковник! – понял его мысль старший сержант.
Дошагав до балков, начгар круто развернулся и показал на балки, занесенные песком и глиной выше колес:
– Лопаты в руки, и откапываем!
Солдаты мигом вооружились саперными лопатками, лица гражданской наружности взяли в руки заступы. Кузьмичев нашел себе подборную, и работа пошла. Никто даже не спросил – зачем они орудуют шанцевым инструментом. Сказали: «Копать!» – копают…
Первым очистили балок инженерной группы. БМД вытянула его на жесткой сцепке. К обеду все балки выкатили на ровное место, прицепили по два, по три за каждой из бронемашин и выстроили в рядок. К походу готовы.
– Помянем Миколу, – распорядился Георгий, – и выезжаем. Первой пойдет командирская, остальные за ней.
– А куда? – спросил Раджабов. – На ту гору?
Кузьмичев кивнул.
– Это где вершина плоская? – уточнил Джафар.
– Да, – терпеливо сказал полковник. – Только держись левого берега Радужного озера – там грунт посуше. Потом просекой между Серыми Болотами и Белой горой, а Горячие источники оставляешь слева.
– Все ясно! – разулыбался Раджабов.
– Лю-уди-и! – прокричала Наташа и для убедительности постучала крышкой кастрюли по борту – балка.
Помянуть Шулейко решили его любимым борщом и тремя кукольными порциями водки. Собраться вместе было просто негде, и все разбрелись с судками по своим балкам.
Обтерев спецкостюм тряпочкой с бактерицидкой, Алла прошла на свое место и сняла шлем.
– Когда мы наконец начнем без этих «горшков» ходить? – пробурчала она.
Наташа покачала головой.
– Мы нашли пару опасных вирусов, – сказала она, – Ханин пробует вакцину сделать, но… не знаю.
– Так ведь всю жизнь в скафандре не проходишь. Фильтры скоро кончатся…
– Попробуем дотянуть до зимы, – вздохнула Наташа. – Мы улетали осенью и прилетели в осень… На морозе походим – все ж вирусов поменьше будет, привыкнем, выработаем хоть какой-то иммунитет. Ну, земля пухом нашему Миколе…
Не чокаясь, все выпили. После наваристого, янтарно-багрового борща с ха-арошим куском мяса, люди заленились – давала себя знать бессонная ночь.
– Спать хочу… – пробормотала Алла.
– Ложись, – улыбнулся Кузьмичев.
– Мне стыдно-о…
– Ложись, ложись…
«Панночка», довольно стеная, вытянулась на откидной койке. Минуты не прошло, как пальчики у нее на ногах стали подергиваться – девушка кого-то догоняла во сне…
Георгий сидел неподалеку и испытывал усладу примирения. Ведь не просто так Алла отменила ему меру наказания! Теперь главное – опять все не испортить. Зря она ему тогда не врезала, может, скорее прочухался бы…
Он слишком привык решать амурные проблемы от первого лица. Ладно, там, Хелена, Лейла, Лиен… Но у Аллы есть и свое «Я», и веления ее с хотениями тоже надо хоть иногда учитывать.
И главное, попробуй-ка теперь оправдай свой солдатский эгоизм!
И сегодня ты здесь, и завтра. Может, хоть послезавтра отзовут?
Кто? Куда? Знать бы…
– Надо же… – вздохнула Наташа. – На Земле не навоевались, так и сюда войну занесли… Скажите, Гоша, – можно вас так называть? – вот вы воевали… Каково это, вообще? Вот вы же были в Египте, да?
– Был, – кивнул Кузьмичев. – И в 67-м был, и в 70-м… Каково это…
Ему не пришлось даже напрягать память – события тех лет встали перед ним, словно произошли вчера.
– Наши ракеты стояли на горе близ местечка Фаид, – вспоминал Георгий, – на берегу Большого Горького озера – это сразу за Суэцким каналом. Весь склон горы, помню, изрыт был воронками от НУРСов[14] и пятисотфунтовых бомб. Пристрелялись…
* * *
…Снаружи было жарко – настоящее пекло, а в бетонном блиндаже стояла духота. Пустыня…
Скорпионы с фалангами кусаются, а хамсин, самый проклятущий ветер на свете, дует пятьдесят дней в году, забивая песком глаза и легкие, фильтры дизелей и электронные схемы ЗРК.
Капитан Кузьмичев отер пот с лица – сдохнуть можно… Ноги нещадно грызли блохи, над ухом заунывно, как муэдзин, зудел упитанный египетский комар.
Георгий сел, сунул ноги в разношенные «шип-шипы» и вылез из блиндажа – все равно не отдохнешь.
– Кузьмич, сабахуль хейр! – подошел Адель, чернущий араб-ракетчик. – В КаПэ?
Капитан кивнул и надел каску – такая тут была неуставная форма одежды – обувка, трусы и каска. Под рваным тентом маялся лейтенант Кобенко.
– Чего это хабир Юра, – приглушенно спросил Адель, показывая на лейтенанта, – такой смурной?
– Жрать хочет хабир Юра… – буркнул Кузьмичев.
И тут завыла сирена. Куда только девалась вялость – мигом все разбежались по местам.
– Самолеты противника прямо по курсу! – закричал Кобенко.
Георгий развернулся к востоку – в дрожащем мареве ветхозаветных песков Синая шли на бреющем три «Миража».
Израильтяне, испробовав силу русских ракет, приспосабливались – выходили в атаку на предельной скорости, прижимаясь к земле, точно зная, что С-75 не берут низколетящие цели.
Была у ракет и еще одна непростреливаемая зона – по вертикали. С-75 не задирались точно в зенит, и вот этой-то «мертвой воронкой» евреи и пользовались – делали горку и входили в пике.
Арабы, побросав все, дружно спасались.
– Куда?! – заорал Георгий, преграждая дорогу Аделю. – Мы тут за вас кровь лей, а вы драпать?
– Аллаху акбар! – хрипел Адель. – Аллаху акбар!
Сорвав каску, Кузьмичев с размаху влепил ею по худой арабской морде.
Рев пикирующих «Миражей» вознесся в запределье. С подвесок истребителей сорвались и протянулись к земле дымные векторы ракет. Загрохотали взрывы, перетряхивая пески. Металлические иглы из боеголовок высекали искры и пропахивали глубокие борозды в бетоне.
В клубах дыма и пыли воспарили рваные куски металлических ангаров. Осколок бомбы срезал Аделю голову – курчавая башка, вращаясь и брызгая кровью, ударила Кузьмичеву в спину.
Капитан только сжался и прибавил ходу.
Отбомбившись, первый «Мираж» уваливал прочь крутым разворотом. Сразу две «Шилки» захлестали тяжкими очередями. Есть! Подранили! «Мираж» вильнул, перекашиваясь на левое крыло, за ним потянулся черный хвост. Медленно снижаясь, истребитель со звездой Давида на консолях пропахал пески и взорвался, клубясь оранжевым и копотно-черным. В белесом, изжаренном небе раскрылся белый одуванчик парашюта. А с востока заходили сразу двое…
Георгий ворвался в кабину – там жара, все в касках, трусах и с противогазами.
– Вижу цель! – заорал Кобенко.
Оператор нежно взял ее на автоматическое сопровождение. Оператор ручного сопровождения подслеживал. Психуя, оператор наведения стучал ногой по металлическому полу кабины. Светились зеленым экраны. Звучали краткие доклады и тут же отдавались резкие команды.
Надсадный вой истребителей действовал на нервы, холодок подавленного страха протекал по хребту, в пальцах бегали ледяные иголочки.
– Пуск!
«Миражи» совершили противоракетный маневр – спикировали с разворотом в сторону канала и включили форсаж. Тут-то их и достали «семьдесят пятые» – сначала одного, потом другого. Спаренный рев оборвался двойным взрывом. Огненные шлейфы, клубясь и брызгая, уперлись в пески, и к дымным облакам добавилась туча пыли…
* * *
– …Вот таково оно и было, – договорил Кузьмичев.
– Терпеть не могу скорпионов и тарантулов… – проворчала Наташа.
– Кому что! – хохотнул Переверзев и зажал рукою рот.
Но нет, Алла даже не шевельнулась.
– И сколько ж это будет продолжаться… – вздохнула Мальцева.
– Ефремов, по-моему, в «Часе Быка», – заговорил Марк, – доказывал, что цивилизация, летающая к звездам, не будет агрессивной. Дескать, для того чтобы звездолеты клепать, надо и высшую форму экономики иметь, и высшую форму общества, то бишь коммунизм. А разве можно коммунарам воевать? Ответ отрицательный!
– Товарищ капитан, – спросил его Переверзев со въедливостью, – а вы где? Я «Туманность Андромеды» тоже читывал! Помните, куда там Мвен Мас собирался? На Эпсилон Тукана! Это рядом с нами – налево пройти и свернуть.
– Свернуть… – криво усмехнулся Шматко. – Хотели американцам в спину вдарить и свернули…
– Вот я интересуюсь, товарищ полковник, – сказал Марк, – а в «войну миров» вы верите? В межпланетную войну? Или там межзвездную?
– Что значит «верю ли»? – проворчал Кузьмичев. – При чем тут вера вообще? Тут политика… Разводим мы политику на Земле – и ведем войны, то локальные, то мировые. В какую точку на карте ни ткни – везде горячо. А дорастем до астрополитики – начнем войны межзвездные…
– Да чего в космосе делить? – поразилась Наташа.
– Как что? Планеты! Вот, представь себе – прилетели мы на далекую планету. Хорош мирок – и воздух, и вода. Только начали мы колонию устраивать, как прилетают братья по разуму и заявляют: мотайте, дескать, отсюда, мы ее первыми нашли! И какие будут варианты?
– Ну, если они первые, – неуверенно проговорила Мальцева, – то можно и уйти…
– В том-то и дело, что нельзя, – вздохнул Георгий. – Уйти – это значит показать слабость. Тогда братья по разуму могут нас со всех наших будущих колоний попросить!
– А потом и на Землю явятся, – вступил Марк. – Скажут, что нас тут не стояло.
– Вот именно. Так что придется защищать планету-находку. Не удастся удержать – отступим и попытаемся по новой отвоевать.
– Не понимаю! – сердито сказала Наташа. – Ну, можно ж поделить. Планета же немаленькая!
– Можно, – согласился Кузьмичев. – Только где поделено, там и границы проведены. И очень скоро начнутся пограничные конфликты, борьба за передел мира. Тоже, знаешь, мало хорошего!
– Господи, – вздохнула девушка, – одна война на уме… Вот уж правда – от ума горе!
– Но не навсегда, – улыбнулся полковник. – Не верю я, что сверхцивилизация будет воевать. Обычные, такие как у нас, будут обязательно, потому что, имея силу, хочется и приложить ее. Или побороться с иной силой. А сверхцивилизация – это могущество, настоящее, как у волшебников или этих, демиургов, им-то война ни к чему. Планеты? Да демиурги их запросто сотворят! Надо будет – поменяют светимость звезды или вообще новую зажгут… Но между Человеком – Разумным и Человеком Всемогущим ой-ой-ой сколько лет! Мы до тех времен точно не доживем.
Все помолчали.
– Ну ладно, – вздохнул Кузьмичев. – Пора трогаться. А то потом не успеем вторую ходку сделать… Оставайся, Наташа, мы пока доедем – выспаться успеешь!
– Ага! Я потом ночью не засну…
– Заснешь, заснешь! – уверил ее Переверзев. – Тебе надо отдохнуть, а то кто же нам такой вкусный борщ варить будет?
– Кто о чем, – съязвила Наташа, – а Шурик о своем желудке беспокоится!
Похохатывая, десантники вышли.
– По машинам! – скомандовал Кузьмичев.
Командирская БМД, ворча двигателем, вывернула на осыпь и поднялась к лесу. По ее следам въехали остальные. Переезд начался.
* * *
На плосковерхой Базовой горе нашлось подходящее местечко – под высоченной скалой, как бы на приступке. Балки поставили в круг, и полковник повел БМД обратно в промоину – надо было захватить оставшиеся грузы, что лежали в бочках и ящиках, да служебные балки. Горючего сжигалось уйма, но куда денешься?
Вернулись они часам к пяти. Затянули волокуши внутрь квадрата из балков, и Кузьмичев с удивлением заметил что-то новенькое – на шестах была растянута маскировочная сеть, а под нею рядами стояли стулья и трибуна. На стульях сидел народ, а с трибуны толкал речь сам Луценко.
– Товарищи! – говорил он. – На нас возложена большая ответственность. И оказано большое доверие. И никто пока не отменял главной задачи – создания инопланетной базы для оказания превентивного удара по проклятым империалистам! Да, возникли трудности, но когда это коммунисты отступали перед трудностями? Вы что-то хотите сказать, товарищ комсорг?
Комсорг подскочил с места и бойко заговорил:
– Мы предлагаем назвать эту планету Леонидой, в честь дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева! Образовать Леонидянскую АССР и просить Совет Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС включить ее в состав РСФСР!
– Запишите в протокол! – важно велел Луценко.
Кузьмичев сбавил шаг.
На него оглядывались Переверзев со своими «голубыми беретами» сидел в последнем ряду и откровенно развлекался. Углядев командира, он кивнул ему и подмигнул.
– Это что еще за малохудожественная самодеятельность? – лениво спросил Георгий, выходя к трибуне. – У вас что, комендант, работы нет? Так я вам ее найду.
– Народ, – внушительно сказал Луценко, – проводит общее собрание. Это важно!
Полковник взял со стола президиума, где восседали Лядов и председатель месткома Арнаутов, листок с повесткой дня.
– «Отчет о проделанной работе»… – прочел он, усмехаясь. – Вы о какой работе толкуете, комендант? Когда это вы трудились? На Земле дурью маялись, языком болтали, а теперь и здесь хотите говорильню развести? Не выйдет.
– А что вы имеете против докладчика? – напыжился Арнаутов.
– Ничего, – хладнокровно сказал Кузьмичев. – Гнать его надо со всех постов. Вы что делать-то умеете, Луценко? У вас же ни ума, ни фантазии, и руки из жопы растут! Кому вы здесь нужны? И что тут, на вашей подтирке, написано? «План мероприятий»! Каких мероприятий? – возвысил он голос. – «Всемерно увеличить, повысить эффективность, обеспечить рост»? Нам дело нужно! Конкретное! Вам, руководство долбаное, не профсоюзные конференции разводить надо, а о зиме думать. Зима катит в глаза! Вот что важно! А вы базу к зиме подготовили? Утеплили стены балков? Заготовили дрова? А печки ставить вы когда думаете? А припасы на зиму копить? А шубы шить, унты, шапки, штаны меховые? Варежки вязать, свитера, шапочки, шарфики? Вы чем, вообще, думаете, «ум, честь и совесть нашей эпохи»? Почему я должен за вас все делать? Почему я должен людей кормить?
– А им зачем? – крикнул с места Переверзев. – Они же весь НЗ заграбастали и жрут тушенку втроем – комендант, помполит и комсорг!
– Клевета! – заревел Луценко.
– Ха! – Переверзев встал и громыхнул грязной авоськой с пустыми консервными банками. – А это что? Эй вы, «проклятые расхитители социалистической собственности»! Вот они – баночки! Их ваш холуй – извините, комсорг! – лично прикопал. Видать, в благодарность за то, что к кормушке допустили!
– Ах вы, сволочи! – закричала Алла. – Это же для больных!
Люди повскакали с мест, и уже не ропот – рев заметался под маскировочной сеткой. Слышались возгласы:
– Опять они жрать будут, а мы голодать!
– Я блокаду пережил, замерзал, хлеб с опилками ел! А эти, со Ждановым своим, икрой обжирались и у теплых печек грелись!
– Долой!
– Да сколько ж можно терпеть это издевательство?!
– Гнать их к чертовой матери!
– Раскулачить – и к стенке!
Кузьмичев спокойно вынул пистолет из кобуры и выстрелил вверх. Мгновенно упала тишина.
– Обойдемся без высшей меры, – спокойно сказал он. – Нас и так мало.
– Так эта ж свинья ничего не умеет! – раздался голос с места. – Верно вы сказали! Званий нахватал, а толку? Чего его зря кормить?
– Зря кормить мы никого не станем, – громко сказал полковник и спрятал пистолет в кобуру. – А насчет неумения… В армии бытует такая поговорка: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим!»
Да даже и заставлять мы никого не станем. Пусть действует принцип социализма – «Неработающий – да не ест!» Вот поголодают денек – сами прибегут на работу проситься!
В толпе засмеялись – напряжение спадало.
– Запишите в протокол, – повернулся Кузьмичев к секретарю – бледной дамочке в возрасте. – Назначаются выборы коменданта базы.
– Себя, небось, прочите? – усмехнулся Лядов, дергая лицом.
Георгий глянул в злобные, ненавидящие глазки помполита и покачал головой.
– Я офицер, – сказал он, – и моя задача – оборонять базу от внешнего врага. А надо будет, – полковник усмехнулся, – и от внутреннего защитим. Я предлагаю избрать комендантом Воронина Трофима Ивановича. Кто «за», прошу поднять руки!
Собравшиеся дружно вскинули руки.
– Кто против? Воздержался?
– Против проголосовали семь человек, воздержались трое, – проблеяла секретарь. – Большинством голосов избран Воронин Трофим Иванович…
Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают.
– Поздравляю, Трофим Иваныч, – улыбнулся Кузьмичев растерянному профессору. – Принимайте бразды правления!
– Да я… – слабо воспротивился Воронин. – Думаете, я сумею?
– Сумеете! – сказали в толпе. – Чего там!
– Ну… – профессор развел руками. – Спасибо, конечно, за доверие… Постараюсь оправдать…
Георгий обернулся к экс-коменданту, вцепившемуся в трибуну, и показал пальцами: мотай отсюда!
– Прошу, Трофим Иваныч. Скажите свое веское слово!
Воронин неуклюже занял место Луценко, прокашлялся и сказал:
– Я, вообще-то, не оратор, я только лекции читать могу. Но тут полковник все до меня сказал: пора, давно пора готовиться к зиме! Тут нам никто не поможет. Если сами не побеспокоимся, никто нас не прокормит и не обогреет до теплых дней. Вот и займемся этим прямо с утра! Тут за горой речка протекает, по ней деревья растут… ну, они не совсем деревья, и кора у них не совсем кора… Да ладно. Главное, что она уже не пульсирует, не накачивает воду – вся высохла и стала похожа на пенопласт. Или на пробку. Надо нам содрать ее пластинами и обложить балки…
– И колеса надо с балков поснимать, – предложил с места Раджабов. – Чтоб не потрескались на морозе!
– Правильно! – обрадовался Воронин. – Поснимаем и спрячем до весны. Печки выложим, а трубы выведем по месту прозрачных колпаков, что на крышах. А стволы деревьев, когда кору снимем, попилим и порубим. Ну а насчет шуб и прочего… Тут уж вы сами, товарищ полковник. Я уж и не знаю, с кого тут шкуры снимать!
В толпе засмеялись, а Наташа вскочила и закричала:
– В лесу зверь такой водится, мы его подобрахией назвали! У него шерсть густючая-густючая! Ее и настричь можно, ниток насучить и на спицах потом вязать. А можно и шубы шить или там унты. Только я не знаю как…
– Научимся, – сказал Кузьмичев. – Куда мы денемся…
Глава 8 Перелом
Прошла неделя. Пролетела другая. Пронзительное фиолетовое небо затянули серые, с сиреневым отливом тучи. Стали задувать колючие ветра. Листья-волосы секлись и обсыпались, ложась под деревья с нежным шелестом, а ветви скручивались в клубки и прижимались к стволам, словно прячась в их густой древошерсти.
Развесистые псевдобураки укорачивались и раздувались, походя на громадные крутобокие бочки – каждая на тыщи литров. Изо всех пор у них сочилась густая белая жидкость, на воздухе она пузырилась и застывала желтоватой пористой коркой. А заросли поличинара иначе готовились к холодам – обрастали жирком под кожистой корой, так что тоненькие колючие веточки стали походить на палки колбасы и гирлянды сарделек.
Многие животные покинули леса. Собирались в стада и мигрировали на юг гиппоцеты и трахеодонты. Однажды ночью выпал снежок, и с утра стали видны цепочки следов, оставленных псевдоцефалами – «дырявые» тоже отправились в теплые края.
Туда же, шумной, драчливой стаей, отлетели орнитозавры.
Только лохматые подобрахии бегали по лесу да угрюмые годзиллоиды по-прежнему ломились напрямик через чащу. Осатаневшие от голода мелкие арахнозавры сбивались в стаи и нападали на этих гигантов. Годзиллоиды слабо реагировали на атаки этих полуинсектов-полурептилий – гребли себе землю, аки экскаваторы, в поисках сочных клубней картоплянии, набивали ими великанскую пасть и только отряхивали со спины особо надоедливых. Но арахнозавры были упорны, они не снимали осаду, раз за разом штурмуя живую «крепость». И тогда годзиллоид приходил в ярость. Взревывая и харкая, колосс начинал бешено крутиться, давить мелкоту ножищами и сметать хвостищем-булавой. Деревья разлетались в щепу, почва разрывалась глубокими бороздами, а замешкавшегося хищника размазывало тонким слоем.
Но иногда «крепости» сдавались – за Серыми Болотами охотники наткнулись на исполинский костяк годзиллоида, выеденный до блеска. Никакая костяная броня не уберегла громадное травоядное – спаянный коллектив одолел кустаря-одиночку.
…Люди приспосабливались к новой жизни. Балки обкладывались пластами коры, каменные печи выглядывали корявыми трубами там, где раньше блестели плексигласовые колпаки.
Обкорнанные стволы пилили на чурки, кололи, рубили и складывали дрова в поленницы. Охотники с раннего утра до позднего вечера таскались по лесу, добывая подобрахий и снимая их роскошные шкуры. Арахнозавры уже на опушке встречали БМД – только что членистыми своими хвостами не виляли – и провожали, предвкушая поживу.
Освежеванные туши подобрахий, по полтонны каждая, люди не забирали с собой – мясо было жестким и вонючим. А визгунам и такое годилось.
В кругу балков сооружали баню – оставалось только щели законопатить здешним красным мхом. Из пустых бочек – горючее улетало ведрами! – смастерили коптильню, а мясо для нее добыли, завалив из пушки годзиллоида. Окорока выходили – объедение! Ломами и кирками долбили мерзлую землю, добывая мучнистые клубни картоплянии, каждый размером с волейбольный мяч. Выбирали сладкую середину наростов на стволах поднебесников. Шили шубы, вязали шапки. Жизнь налаживалась…
* * *
Лядов постоял у окна, выглядывая, не прибыли ли охотники. Кузьмичев, если заметит, как они отлынивают от работы, может запросто лишить обеда. Экс-помполит прошипел пару матерков.
– Нет, с этим надо что-то решать, – сказал он, обращаясь к Луценко.
Экс-комендант уныло покивал. Вся его вальяжность куда-то подевалась, он стал похож на полусдутый воздушный шарик.
– Дрова рубил весь день, – сказал академик-парторг плачущим голосом, – у меня мозоли на руках полопались, а эти гады смеются только!
Лядов сжал зубы и оглядел остальных. Кем из этих лишенцев можно заменить Кузьмичева?
Арнаутовым? Этот член ВЦСПС и на Земле сачковал, и на Лео… тьфу, на Водане ерундой занимается. Абсолютно безынициативный и безыдейный товарищ. Да он и с виду таков – рыхлый, бесформенный какой-то, лицо будто под старую копирку оттиснуто – стерты черты, смазаны. Примет нет – ни особых, никаких вообще… Комсорга поставить? Юрочку? Так он же трус и слабак. А подхалимаж у него в крови – быдлом рожден. Всех, кто ниже его, пинает, всем, кто над ним, зад лижет. А может, этого выдвинуть, «знатного рабочего»? Лядов перевел взгляд на Панайотова. Этакий благообразный старец – седые усы, очки с круглыми стеклышками. Таких любили показывать в фильмах о трудной жизни пролетариев до революции. Так он такой и есть – пролетарская морда… Алкаш со стажем, лодырь потомственный, но активист – на всех собраниях руку тянет. И бойко так языком чешет – то империалистов громит, то сионистов клеймит, то еще какой гневный протест выра-жает…
Отто усмехнулся. Выходит, что единственная кандидатура вождя – это он, Отто Янович, старший сын немца-эмигранта из «Рот Фронта» и полячки-гордячки Ядвиги. Сколько он потом натерпелся из-за такой – родни…
– По сути, – начал он, – назначение Воронина незаконно.
– Правильно! – горячо одобрил комсорг.
– Произошел переворот, – продолжал Лядов, – можно даже сказать, путч. И наша задача – вернуть базу на путь социалистической демократии. Не дать всякого рода ренегатам и перерожденцам испохабить те великие ценности, за которые боролись наши отцы в октябре семнадцатого!
– Согласные мы! – взволнованно сказал Панайотов.
– А способ у нас один, – веско заключил Отто, – с оружием в руках встать на защиту завоеваний социализма!
Панайотов сразу поскучнел, Семенов продолжал улыбаться, но в лице его пробивались некоторая растерянность и легкое беспокойство. Одно дело – болтать о вооруженном восстании и совсем другое – самому браться за оружие. Пуля – она ж дура, еще попадет не в того… В тебя, молодого и здорового…
– Что скисли? – недобро усмехнулся Лядов. – Не волнуйтесь, «парабеллумов» я вам раздавать не намерен, у нас тут не «Союз меча и орала». Есть человек, который возьмет на себя всю черную работу. Нашелся во вражьем стане умный товарищ! А вот и он…
В дверь балка потарабанили условным стуком. Отто открыл и впустил десантника с лычками старшего сержанта.
– Знакомьтесь, – торжественно сказал он, – генерал Скляров!
Лядов был очень рад и горд, когда старший сержант сам вышел на него и предложил свои услуги. Помполит еще на Земле досконально изучил личные дела каждого из добровольцев. Ни к кому особых претензий не было. Кроме Склярова.
Года два назад прапорщика Склярова поймали на торговле армейским имуществом. Прапор тогда сумел отбрехаться, и даже остался в рядах, но в звании его понизили. Лядов имел полное право отказать старшему сержанту в приеме на службу в секретный проект, но что-то ему подсказало тогда все-таки подписать направление. Может, то было наитие? Вот и пригодился тот зигзаг по линии работы с кадрами…
Это был давнишний и безотказный метод – выискивать в человеке гнильцу, червоточину и разрабатывать ее. Жаден человек? Купим с потрохами! Глуп, но падок на лесть? Похвалим к месту! К власти склонен? Продвинем! Так и расставляются фигуры на доске, и начинается игра…
Скляров хмыкнул озадаченно.
– Да какой с меня генерал? – сказал он. – Нам бы в прапоры…
– Товарищ не понима-ает… – ласково протянул Лядов. – Мы, товарищ Скляров, на переломе истории находимся, как тогда, в семнадцатом. Было такое – царя скидывали, Временное правительство пинками сгоняли – и работяги министрами делались, а рядовые в маршалы выходили! Так и сейчас. Ты, товарищ Скляров, нужен нам, нашему великому делу, и быть тебе первым генералом на Водане, вот мое слово!
– Ну, и мы за ценой не постоим! – повеселел старший сержант и понизил голос. – Короче. Я так порядок смен составил, что вечером все мои будут на месте, а кузьмичевские – на охоте. Мы мигом баньку законопатим и, когда те приедут, поведем их париться…
Скляров изложил свой план, и Комиссия по Чрезвычайному Положению единогласно его приняла.
– Расходимся по одному, – приглушенно сказал Лядов.
БМД вернулись в четвертом часу и привезли неплохую добычу – шесть мешков корнеплодов картоплянии и пять подобрахиевых шкур. Намерзшись и набегавшись, десантники слезали с брони и разминались.
– А к-как насчет б-баньки? – весело спросил Арнаутов. Он стоял, красный и распаренный, изображая на лице счастье от свидания с парной.
– Неужто готова? – воскликнул Переверзев.
– А как же! – засиял предместкома. – П-протопили как надо. Зах-ходите, заходите!
Обрадованные десантники повалили в баню.
Ухая и стеная, они по-быстрому разоблачились в предбаннике, побросали «калашниковы» в угол и с хохотом протиснулись в мыльню.
Горячая вода! Пару сколько! О-о!
Счастливо гогоча, десантура намыливалась, терла друг другу широкие спины, парилась, переползая с полка на полок, а в предбаннике втихомолку орудовали их однополчане, «верные режиму», деловито собирая оружие.
Вошел механик-водитель Рудак и спросил негромко:
– Все стволы изъяли?
– Так точно! – вытянулся рядовой Маляев.
– Выводи! – механик-водитель небрежно указал подбородком на дверь.
– А… Кузьмичев? – прошептал рядовой.
– Не мандражируй, – усмехнулся Рудак, – разберутся с Кузьмичевым.
Маляев успокоенно заулыбался и ударом ноги распахнул дверь.
– Выходь, чистюли! – заорал он. – Вытираться будем!
Загоготав, рядовые Хаецкий, Кислый и Липов отошли к выходу и вскинули автоматы.
– Эт-то что еще за хрень? – высказался голый Переверзев, переступив порог предбанника.
– Это революция! – отважно сказал Маляев и повел дулом в сторону. – Одеваться и выходить по одному! Быстро!
– А если не послушаюсь? – сощурился Шурик.
– Прикончу на месте! – зашипел Маляев. – Быстро, я сказал!
– Ах вы, шкурки продажные! – выговорил Переверзев и шагнул к одежде. – Ла-адно…
Вымытых и одетых десантников вывели по одному и заперли в дровяном сарае, приковав каждого к отдельному крюку, вбитому в стену. А чтобы узники не замерзли к утру, посередине сарая поставили буржуйку, сделанную из бочки.
Дверь за тюремщиком закрылась, и Переверзев сказал:
– Влипли мы, ребята… Расслабились, и вот – греемся у печки…
Глава 9 Длинный чулок
Кузьмичев так вымотался за день, что даже в баню за своими не поспешил, решил сперва отдышаться.
– Товарищ полковник! – подбежал к нему Скляров. – Тут такое дело… Я, конечно, понимаю, устали вы после смены…
– Говори яснее, – улыбнулся Георгий, – у тебя такое выражение, будто тебе именинный торт достался…
– Может, и так… – поежился старший сержант. – Короче. Я тут видел одну штуку – недалеко, километр отсюда! Мы вчера там проезжали после охоты, но я только сегодня вспомнил, что я видел. Что-то такое… коробчатое было за деревьями, вроде контейнера… Или это платформа с ящиками? В общем, что-то такое! Оно все так быстро промелькнуло, я и не подумал ничего, да и устал как собака… А сейчас, вот, сижу и думаю – а если там этот… гостинец с Земли?
– Интересно… – протянул Кузьмичев. – Ладно, прямо с утра туда выедем, покажешь.
– В том-то и дело, – огорченно вздохнул бывший прапор, – нельзя до завтра! Ученые снегопад обещают, тут все занесет выше крыши – не пробьемся до самой весны! Может, сейчас, по-быстрому смотаемся, и сразу назад? А?
– Ну, черт с тобой, – махнул рукой Георгий. – Заводи!
– Рудак! – рявкнул повеселевший Скляров. – БМД к подъезду!
Механик-водитель махнул рукой из люка, и БМД выпустила струю черного дыма. Первым на броню влез старший сержант и помог забраться полковнику.
– Трогай!
Боевая машина спустилась по склону и обогнула подножие Базовой горы с запада, выходя на просеку, оставленную годзиллоидом на той неделе. Проехав Белые Скалы, БМД углубилась в Западный лес, заехав в глухую чащу.
– Приехали… – оповестил Скляров и закашлялся. – Вон оно! За теми деревьями…
Кузьмичев спустился с брони и пошагал к «тем деревьям»…
Бок над левым бедром пронзило, будто раскаленным шкворнем, и только потом грохнул одиночный из «калаша». Георгий упал, выставляя руки, на мерзлую землю. На грунт.
Подняв трясущуюся голову, он увидел выходящих из-за деревьев Лядова и Панайотова. «Пролетария» одолевала дрожь, а Отто улыбался, не в силах удержать злобную радость.
Опасливо обойдя Кузьмичева, прошел Скляров.
– Иу-душка… – прохрипел полковник. – П-паскуда…
– Кончайте его! – нервно сказал «генерал», и Лядов выстрелил из «ТТ», вдребезги расколачивая полковничий шлем. Небо упало на Георгия, и свет погас.
* * *
Очнулся он от холода. С трудом перевернувшись на здоровый бок, Георгий дотянулся до головы, где пульсировала боль, и ощутил холодное и липкое. Всю правую сторону, от макушки до уха, заливала кровь. Пуля чиркнула по черепушке, содрала клок скальпа, но это не смертельно. Больно, конечно… И бок горел.
Кое-как цепляясь за дерево, Кузьмичев поднялся на колено, стараясь не сгибать левую ногу – там вся штанина мокрая и липнет. Кровищи вытекло…
Он постоял, ощущая ужасную слабость. Паршиво как…
Темный лес качался перед глазами, грозя пропасть вообще.
Сверху падали крупные хлопья снега. «Если будет мороз, а я не разожгу костра, – отстраненно подумал полковник, – план Лядова удастся… До красного утра я просто не доживу…»
Держась одной рукой за ствол, другой он ощупал пояс. Кобура, конечно, пуста… А нож? На месте! Слава богу… С собой Кузьмичев таскал не обычный штык-нож, а трофейный «боуи», прихваченный во Вьетнаме, со спичками в рукоятке и прочим барахлишком, способствующим выживанию – крючками, лесками, компасом. Еще б бинты туда впихнуты были…
Перехватываясь, от дерева к дереву, полковник побрел, зажимая рукою рану в боку. Тут есть чему гореть, но надо место найти… Укрыться, натаскать сухой коры, костерчик организовать…
Вторично он очнулся под деревом. «Надо же, – подумал Георгий, – второй раз за день в обморок хлопаюсь…» Он встал на колени и пополз окарачь, едва удерживая вес на вытянутых руках. Ладони до того от холода одеревенели, что не чувствовали ни камешков, ни ребристых плодов поднебесника.
Неожиданно ровная поверхность кончилась, полковник уперся в довольно крутой склон холма, удивительно напоминавшего полусферу. Холм зарос лесом, но у самого подножия случился оползень – пара деревьев рухнула, выворотив корни и оголив голое каменное основание, прикрытое худосочной почвой. В сером камне чернело зияние. Пещера?
– Пускай будет пещера, – натужно прохрипел Кузьмичев, – нам все сойдет…
Кое-как наломав сухой коры и «жирных» веток поличинара, он вполз на карачках в пещеру. Странная она была – вход круглый, пол ровный… Да грот ли это?
– А нам все равно, – хрипел полковник, – а нам все равно… Пусть боимся мы… волка и сову…
Он дополз до тупика и растянулся на твердом и холодном.
– Нет, так дело не пойдет…
Кое-как привстав, Георгий соорудил костерок, запалил его, «домиком» сложив толстые куски коры. Огонь быстро согрел его. Последним усилием Кузьмичев подгреб под бок лубяных лоскутов и провалился в сон, как в третий обморок.
* * *
Когда он открыл глаза, в пещеру заглядывал белый свет голубого солнца, слабый, словно отцеженный через густую облачность. Георгий с трудом сел, шурша ворохом луба.
Сколько он провалялся? Ночь? Две ночи? Этого полковник не помнил. В теле были легкость и онемение. «Так я и не промыл рану, – запоздало повинился Кузьмичев. – Если загноится, будет мне… Отсюда до „Скорой помощи“ ох как далеко…»
Костер добросовестно горел полночи. Стоило подбросить на угли веточки поличинара, как их дутая кора принялась лопаться и брызгать млечным соком, горючим и тягучим. Огонь затрещал и вспыхнул, словно в костер солярки плеснули.
В стволах поднебесников копится жижица еще огнеопасней – пыхает, что твой соляр! – но не зубами же ствол ковырять…
И только теперь Кузьмичев сообразил, что тупика, в который он давеча уткнулся, больше нет – в гладкой каменной стене появился вход. Словно кто высверлил в стене идеальный круг.
– Не-е, – просипел Георгий, – таких пещер не бывает…
С большим трудом он поднялся с колен и тут же приткнулся к стене – дико закружилась голова. Новый вход расплылся и стал двоиться.
– Ух, как меня…
Хватаясь за камень и подволакивая ногу, Кузьмичев миновал круглый проем. Сделал еще два шага, и расслышал шорох – это закрывался люк. Метнуться назад он просто не успевал – не с его силенками сигать да прыгать.
Толстая крышка люка выползла из стены и плотно задвинула проход. Вот только мрак не наступил – слабое свечение пронизывало стоячий воздух, исходя от наклонных стен и плоского потолка, в шахматном порядке покрытых зелеными и желтыми панелями. Панели светились, не давая теней, но довольно-таки ярко, хоть читай.
Тяжело дыша, Кузьмичев оглянулся. Он стоял в обширном зале, где группками торчали прозрачные колонны, похожие на стеклянные трубы, по которым бежала подкрашенная синим вода. На огромных круглых столах помещались фосфоресцирующие шары на ножках, здорово смахивавшие на школьные глобусы. Высоченные прозрачные стеллажи, словно отлитые из хрусталя, разгораживали зал на три зоны, и в средней, там, где к стене примыкала наклонная доска пульта, сидел человек.
Перехватываясь за колонны, Георгий приблизился к пульту. Длинная, нескладная фигура неизвестного, затянутая во что-то схожее с трико белого цвета, скрючилась, положив вытянутую, как мяч для регби, голову на пульт и свесив до самого пола тонкую, костистую руку. Лицо человека было повернуто к Кузьмичеву – бледное, безбровое, очень похожее на истукана-моаи с острова Пасхи. Маленькие, близко посаженные глаза были открыты и блестели как пуговицы.
– Привет брату по разуму, – глухо проговорил Кузьмичев.
Пришелец, конечно, не ответил – он был давно и безнадежно мертв. Сколько он тут просидел, дожидаясь визита – год, десять, сто? Бог весть…
И это еще надо разобраться, кто из них пришелец! Костюм мертвого гуманоида был странен и немного смешон – обтягивающие шортики, обтягивающая… рубашка? И обтягивающие чулки.
– Длинный чулок, – усмехнулся полковник. – Лонгструмп[15].
Он прислушался и разобрал слабый звук – такой издает капля воды, падая в лужу или в полную бочку.
Добравшись до конца зала, Георгий обнаружил что-то вроде бака с толстыми белыми стенками. Воды в нем было до краю. Над баком висел пузатый цилиндр, встроенный в стену, и по капле цедил аш-два-о.
– Как вовремя…
Сняв остаток шлема с торчащими осколками и стащив присохший к ноге СК, Кузьмичев глянул на рану. Пулевое отверстие не задело никаких внутренностей, пронизало насквозь мышцу. Больно, но ничего, выживешь. Воспалилась, однако…
Георгий осторожно промыл рану и перевязал ее, кое-как разорвав футболку. Быстренько намочив лоскут, он обтер кровь с волос, справился с раной на голове и тоже перемотал.
– Голова обвязана, – сипло запел Кузьмичев, – кровь на рукаве…
Натягивать обратно серебристый спецкостюм полковник не стал – только сейчас он заметил, что в зале потеплело. Видать, иноземная автоматика среагировала на присутствие живого носителя разума, не вникая в подробности – свой он или чужой.
– Ты б меня подкормила еще, – прокряхтел Георгий, – цены тебе тогда не было бы…
Прошкандыбав до мертвеца, он заметил пояс, затягивавший тонкую талию лонгструмпа-сапиенса. На поясе висело нечто, вызывающее аналогии с кобурой. Да это она и была – громко сопя, полковник вынул из нее что-то похожее на «маузер», только дуло было длинней, толщиной с три пальца. Попав в руку, оружие словно ожило – мигнул маленький экранчик, наливаясь наполовину красным.
– Ну-ка…
Кузьмичев вытянул руку, направляя дуло к стене, и нажал курок-кнопку. Ослепительный фиолетовый луч ударил в панель, разбрызгивая рдеющие капли металла. Панель медленно угасла.
– Ну, извините… Надо ж было проверить.
Рядом с экранчиком обнаружилась кнопочка, выполненная заподлицо. На ней было изображено белое колечко. Надеясь, что гуманоидная логика схожа, Георгий осторожно нажал кнопку с кольцом. Ничего. Попробовал выстрелить. Никак. Ага… Утопил кнопочку еще разок, вскинул «бластер»…
Лиловый луч погасил вторую панель.
– Будем считать, что предохранитель мы нашли… – удовлетворенно сказал полковник.
Будто подтверждая это, на пол упала простреленная панель и забрякала. С открывшихся полочек посыпались блестящие цилиндрики, похожие на патроны с дробью. Некоторые из них были повреждены выстрелом – их распирала розовая пена, застывавшая на воздухе. На Кузьмичева пахнуло совершенно незнакомым, но возбуждавшим аппетит ароматом. Сглотнув слюнки, полковник сказал:
– Али мы не гуманоиды?
Подняв с полу целый цилиндрик, он вскоре добился того, что из «гильзы» полезла розовая пена. Храбро кусанув, Кузьмичев прожевал нечто сочное, ни на что не похожее, но вкусное.
– «Чего тебе надобно, старче?» – молвила золотая рыбка. – Пробормотал он. – «Базу бы мне, – отвечал старик, – инопланетную, с оружием, и чтоб отопление на полную мощность…»
Георгий вскрыл еще один цилиндрик, закусил, как следует, и проговорил с набитым ртом:
– «Ступай себе с богом, – отвечала ему золотая рыбка, – будет тебе база пришельцев из космоса…»
Глава 10 Воданлаг
Алла проснулась без пяти восемь и лежала, кутаясь в одеяло, изыскивая то положение, в котором теплее всего. Устроившись наконец, она с тоскою стала ожидать неизбежного – энергичных шагов дежурного.
Сон не отпускал ее, тело погружалось в дрему, а рассудок тащил организм в явь. Пятью минутами не надышишься…
По снегу заскрипели шаги. Сердце у Миньковской сжалось. Приклад автомата с грохотом заколотил в дверь, и грубый голос гаркнул:
– Подъем!
Девушка со злостью откинула одеяло и спустила голые ноги на холодный пол. Гады! Себе так топят круглые сутки, а тут сунут охапочку несчастную, и попробуй согрейся! За ночь балок выстуживало так, что пар шел изо рта.
Алла торопливо оделась. Шуба из подобрахии была тяжела, но тепла. Строго говоря, это была не шуба, а дубленка – примитивная, с грубыми швами, но крепкая. На голову Миньковская натянула толстую вязаную шапочку, ноги сунула в унты. Великоваты, но ничего… Какая теперь разница?
Девчонки просыпались тяжелее – ворочались, ныли, стонали.
– Поднимайтесь, – буркнула Алла. – Опять хотите без завтрака остаться?
Наташа захлюпала носом и села, кутаясь в одеяло.
– О, как я хочу спать! – простонала она.
– Да что толку? – подала голос Маруся Пивоварова. – Проваляешься только минут десять, замерзнешь и все равно вскочишь!
Алла оглядела тесный балок. Лядов подселил к ней десять человек, теперь вдоль стен тянулись койки в два яруса. А иной мебели и не полагалось.
«Обедать будете в столовой! – объявил помполит. – А научные исследования мы временно отменяем – нечего удовлетворять свое любопытство за общий счет. Работать надо!»
– Все оделись? – спросила Миньковская. – Наташка, давай быстрей!
– Сейчас, сейчас!
Чередой девушки вышли во двор и побрели в столовую – длинный, низкий барак рядом с баней, похожий на конюшню. Внутри стояло два монастырских стола и четыре скамейки на чурбаках. На кухне гремели кастрюли, пахло подгорелой кашей и еще какой-то кислятиной.
За столами уже сидело человек десять ученых – нахохлившихся, скучных. Дневальные стали разносить подносы. На первое и второе опять была каша из картоплянии, а на третье и четвертое – подобие чая, заваренного из корешков пей-травы.
Механически поглощая кашу, Алла думала о своем.
Была проблема – проклятый фюрер Отто, проклятый генерал Скляров, проклятая солдатня из ЗО – «Защитных отрядов».
Но сосредоточиться на способах решения этой проблемы девушка никак не могла – мешала боль.
Она запрещала себе даже думать о Гоше, не позволяя уверовать в его смерть, ибо что тогда? Пока у нее есть хоть надежда – крошечная, исчезающе малая надежда. Лично она не видела Кузьмичева мертвым, а когда она напрямую задала вопрос Лядову – где полковник? – тот глумливо улыбнулся и ответил в том духе, что в лесу хватает могильщиков.
Алла сжала зубы и с трудом проглотила комок каши.
Запустить бы этой тарелкой… Да в кого? В «зотовца», что растопырился в дверях? Небось, сволочь такая, картоплянию не жрет, мясцо подъедает! Чтоб ты им подавился, козел…
– А вы знаете, – громко спросила Наташа, – как по-немецки будет «Защитные отряды»? – и сама же ответила: – Schutzstaffeln! Сокращенно – СС.
По столовой расползлась тишина.
– Хороший синоним, – хладнокровно сказала Алла, – Гитлер вообще-то собирал не «защитные», а «охранные отряды»… Да какая разница, правда?
«Зотовец» неуверенно пошевелился, шмыгнул облупленным носом и прикрикнул:
– Разговорчики!
Алла поухватистей взялась за тарелку, красочно представила себе, как мечет ее в эту конопатую морду, и медленно отняла пальцы. Не время.
В столовую вплыл Арнаутов. Лизнув грязный палец, он перелистнул страницу блокнота.
– Ну, – громко сказал он, – разнарядка на сегодня такая… На к-копку картоплянии – три человека!
– Огласите весь список, пожалуйста! – послышался голос.
Арнаутов сердито глянул на работников.
– Поёрничайте мне еще, поёрничайте! – прикрикнул он. – С-сатирики – юм-мористы… На уборку территории – два человека. На растопку б-бани – два человека. Носить воду – д-два человека… Охрану дадим. На пошив верхней одежды – ч-четыре человека. Дежурство по кухне – два человека…
Огласив список, Арнаутов распределил работы.
Алле досталось копать картоплянию. Это значило – счищать снег лопатой вокруг кустов, долбить ломом и киркой мерзлую почву на метр вглубь и выковыривать оттуда эти чертовы корнеплоды. Дневная норма – пять этих чертовых корнеплодов на одну работницу.
С гордым видом в пределы столовой ступил «генерал» Скляров. Покачавшись с пятки на носок, он махнул перчаткой адьютанту, бывшему комсоргу:
– Распишешь охранников, кого куда.
– Так точно! – прогнулся адъютант.
– Ну, что с-стоим? – крикнул Арнаутов. – Даррмоеды! На работу!
Алла вышла из столовой и подождала Наташу с Марусей.
– Ну что, дармоедки? – усмехнулась она. – Айда за инструментом?
– Алла, смотри! – напряженным голосом сказала Наташа.
Алла повернулась. Из сдвоенного балка «вождя» спиною выпал Воронин, за ним шагнул встрепанный Лядов.
– Фашист! – тонко закричал профессор. – Гестаповец!
Отто ударил ученого сапогом, Воронин ухватил «вождя» за ногу и повалил. Уселся ему на грудь и пошел дубасить – неумело, но с превеликим удовольствием.
– Так его! Так! – радостно попискивала Наташа.
Алла молчала. Она понимала, что Трофим Иваныч только что испытал последнее в своей жизни удовольствие.
Подбежавшие «зотовцы» схватили профессора и завернули ему руки за спину. В зарешеченном окне дровяного сарая, давно ставшего тюрягой, показался Переверзев.
– Что, суки?! Старика повязали? Гер-рои, мать вашу…
Лядов поднялся и отряхнулся. Он не закричал и не бросился к Воронину. «Вождь» растянул губы в страшненькой улыбке и проговорил с ласковостью:
– Дорвался, мышь белый? – обернувшись к Арнаутову, он спросил: – Почему зэки еще не на работе? Живо стройте их, и вперед!
– В З-западный лес? – угодливо спросил Арнаутов.
– Да, наверное… – подумал Лядов. – Дрова оттуда больше жару дают. А этого, – он небрежно ткнул пальцем в Воронина, – расстрелять!
Скляров взял под козырек и двинулся к профессору.
– Не сейчас, – притормозил его «вождь», – ближе к обеду. Уведете зэков – сунете это хулиганье задрипанное на их место… Исполняйте.
Все встали во фрунт. Алла сумрачно проводила взглядом «вождя» и махнула рукой Наташе с Марусей:
– Пошли! Надо успеть до обеда хотя бы пять штук надолбать.
– Поражаюсь я твоим нервам… – вздохнула Наташа.
Алла усмехнулась.
– А они у меня перегорели, – сказала она. – Нервы в нашем Воданлаге – недопустимая роскошь…
Глава 11 Контрудар
С неделю Кузьмичев отлеживался и отъедался. На базе лонгструмпов, кроме «розовых» цилиндриков, обнаружились еще и синие – со вкусом, отдаленно напоминавшим красную икру, и зеленые – на сладкое.
Больше ни одного бластера Георгий не отыскал, зато наткнулся на пару запасных батарей – не забывала его Золотая рыбка!
Кое-как прикрепив внеземную кобуру к офицерскому ремню, Кузьмичев сам себе показался пришельцем.
А на седьмой день его одолело беспокойство. Раны еще не затянулись как следует, побаливали, и слабость не проходила, но лечиться дольше не позволяла совесть. Пока он тут космические деликатесы лопает, что на базе-то деется? Ведь неспроста Скляров с Лядовым спелись, наверняка же гадости готовят людям!
Конечно, здоровье у него еще не то, чтобы бегать и прыгать, ему бы еще деньков десять поваляться, да невмоготу уже.
Полковник накинул на себя подобие круглого лонгструмповского одеяла, в котором он проделал дыру посередине – для головы, – и покинул базу. Одеяло было интересное, толстенькое, но легкое. Может, и не одеяло вовсе, а матрасик… Ну неважно, главное, что теплое.
Кузьмичев выбрался на просеку и направил стопы к востоку, где за деревьями смутно угадывалась плоская макушка Базовой.
Не дойдя до цели километров двух, полковник остановился. Послышалось ему, что ли? Да нет, вот опять этот звук – удар топора по дереву.
Поглаживая рукоятку бластера, Георгий вслушался в морозную тишь. Опять… В лесу раздавался топор дровосека…
Какая глупая строчка, товарищ Некрасов! Раздаваться мог только стук топора… Ага, а вот и пила раздалась…
Заготовка дров? Или лесоповал? Выудив бластер, Кузьмичев пошел на звуки.
Идти пришлось недолго. Скоро за деревьями замаячили человеческие фигуры, и Георгий понял, что явился вовремя.
На большой, истоптанной поляне двое десантников в шерстяных одеялах, подвязанных стропами, рубили деревья. Еще двое отпиливали загнутую верхушку уже поваленного поднебесника. К ширканью пилы и голканью топоров прибавлялось странное позвякивание. Кузьмичев пригляделся и рассмотрел ножные кандалы.
Ага… Вот теперь все совместилось!
Послышались окрики, и полковник осторожно продвинулся к самой поляне, хоронясь за толстенным псевдобураком.
Злые и ожесточенные, спустились Переверзев и Виштальский. Подхватили бревно, взвалили на плечи и потащили, огибая стоявшую БМД. В сторонке, дулом указывая верный путь, шагала охрана. Шаг влево, шаг вправо…
В охраннике Кузьмичев узнал Маляева. И Маляев не кутался в тонкое одеяльце – топтался в унтах и тулупе из подобрахии. Ну-ну…
А с горы спускалась еще одна процессия. Первым шел Воронин. Вернее, его вел, пихая в спину автоматом, паскуда Скляров. Третьим топал Лядов.
– К дереву его! – скомандовал помполит, и старший сержант подвел профессора к поднебеснику, примотав к стволу стропом.
– Как был ты тупым ничтожеством, Отто, – проговорил Воронин, – так ты им и остался…
– За публичное оскорбление руководства, – выкрикнул Скляров, читая по бумажке, – Воронин Трофим Иванович приговаривается к высшей мере наказания! Привести приговор в исполнение!
С этими словами старший сержант снял с плеча автомат. Дожидаться финала Кузьмичев не стал – свалил Склярова коротким импульсом и вышел из-за дерева.
Краем глаза отметив сияние на лицах десантников, он сместил дуло влево и прожег в Лядове дыру – кулак пролезет. Помполит выстелился, пачкая белый снег красной кровью и черной сажей.
Переверзев с напарником мигом вступили в игру – сбросили бревно на охранника – тот даже вякнуть не успел раздавленной грудиной.
– Командир! – заорал Переверзев. – Живой!
– Пригнись! – крикнул Кузьмичев, заметив вращение орудийной башни БМД.
Тщательно прицелившись, он нажал на спуск. Луч ударил под башню. Без шума, без пыли, в красно-лиловой вспышке, башня сползла в снег.
– Вы что это, – осклабился Кузьмичев, – в зэки записались?
– Как последние попались! – вопил Марк. – Ну все! Пошли, Кузьмич! Добьем фашистов в их логове!
Отвязав расчувствовавшегося Воронина и обнявшись со всеми, Кузьмичев хмыкнул:
– Пойдемте сперва подкормлю вас… Оружие подберите, пригодится в хозяйстве.
Вернувшись по своим следам на базу лонгструмпов, он сразу полез в инопланетные хованки, набирая полные жмени цилиндриков.
– Делай, как я!
Десантники мигом выели розовую вкуснятину и вцепились в синее желе.
– Это… как? – спросил потрясенный Воронин, не забывая поглощать внеземное угощение. – Это не наше?
– До того не наше, что даже жуть берет!
Поманив профессора за собой, Кузьмичев провел его к закутку, где он положил мертвого лонгструмпа.
– Вот он, последний хозяин.
– Невероятно… – прошептал Воронин.
– А чего все я? – нарочито возмутился Георгий. – Рассказывайте давайте!
Переверзев и Саксин, перебивая друг друга, повели рассказ о событиях недели.
– Да-а… – протянул полковник. – Куцая у мещан фантазия… Дальше лагерей мечты не идут.
С улыбкой посмотрев на Воронина, увлеченно исследовавшего базу инопланетян, полковник сказал:
– Пора! Пойдем расставим точки над «Ё»… Или нет, дайте-ка я сначала оковы ваши почикаю…
Короткими, экономными импульсами Кузьмичев пережег цепи.
– За мной!
Переверзев передернул затвор трофейного маляевского автомата. Виштальский подхватил скляровский. Воронин неумело зажал в руке лядовский «тэтэшник». Саксин с Яковцом вооружились топорами.
– Выдвигаемся!
А на лесосеке уже шуровали арахнозавры – этим мороз был нипочем. В той жидкости, что заменяла им кровь, полно было вещества-антифриза. Собравшись кучками, визгуны увлеченно терзали трупы Лядова и Склярова, выдергивали охранника из-под бревна. Две твари крутились на БМД, по очереди ныряя к останкам Рудака.
– Давай к Серым Болотам! – крикнул Марк. – Девчонки там должны быть!
Кузьмичев круто развернулся и добавил прыти раненому организму. Силы таяли быстро, но эмоции держали тонус, подстегивая, как сильный наркотик.
Путь сообщения долго искать не пришлось – снег пачкала и уминала широкая тропа, ведущая к болотам. Георгий вывернул на нее, поглядывая на верхушку Базовой, где мирно упирались в небо дымки и звонко выпевала пила. Пока тревога не сыграна…
Вскоре обозначились три фигурки, долбившие землю. Еще две сидели у костра.
Переверзеву ничего советовать не пришлось. Десантник занял у Кузьмичева его «боуи» и скрадом пошел к костру. Очень скоро один из охранников вздрогнул всем телом, выгнулся и повалился в костер. Второй растерянно вскочил, озираясь, и тоже попал под нож. Два-ноль в пользу ВДВ…
А полковник все никак не мог сделать первый шаг – он все смотрел и смотрел на Аллу. Девушка глядела на него и молча плакала. Улыбалась, плакала, вытирала варежками щеки и смотрела.
Шагнув, Кузьмичев зашатался, и Алла подбежала к нему.
Она бормотала что-то горячечное, счастливое и невразумительное. Да и кому он был нужен сейчас, смысл этот? И так все понятно…
– Вот, задержался чуток… – пробормотал Георгий.
– Живой… – шептала «панночка» и гладила его лицо, словно на ощупь желая убедиться в правоте зрения. – Ты живой…
Кузьмичев прижал девушку к груди, оплывая слабостью, чувствуя, как потекла кровь из открывшейся раны на боку, но улыбаясь счастливо и беззаботно.
Наташа и Маруся стояли рядом, сжимая ладони, словно молитву вознося, и просто лучились от радости. Вернулся Переверзев – в тулупе, с двумя «калашниковыми» в руках.
– Кому? – спросил он дурашливо.
– Дай мне, – строго сказала Алла и отобрала у него автомат. Обернулась к Георгию: – Вперед?
Кузьмичев помолчал, соображая.
– Остальные все на месте? – спросил он. – И наши, и не наши?
– Все там, – подтвердил Переверзев. – Мои в сарае, нас всех сразу не выпускают, боятся, суки…
– Тогда начнем с твоих парней.
– Выпустим десант на волю! – осклабился старший сержант. – Ох, и пошумим!
– Вперед!
Маленький отряд, хоронясь за деревьями, выбрался к подъему на Базовую.
– Изображай из себя этого, как их… «зотовца», – приказал Кузьмичев.
Шурик кивнул.
– Станиславский поверит, – процедил он.
Натянув маляевскую шапку, запахнув трофейный тулуп, десантник, не торопясь, вразвалочку, прошествовал к сараю, где томились «зэки».
– Куда? – окликнул его рядовой Липов, выглядывая из столовой.
Алла не выдержала – пустила длинную очередь. Ни одна пуля не пропала даром – кровавые фонтанчики так и забрызгали сквозь простреленную шубу «зотовца». Девушка отбросила автомат и закрыла лицо руками.
Кузьмичев, сжимая зубы, чтобы не выпустить на волю грубые слова, подхватил «калаш» и выдал пару коротких очередей поверх упавшего Липова, скармливая пули Хаецкому и сытенькому, отъевшемуся Арнаутову. Рядом торопливо опорожнял магазин Воронин.
– Выходи, робя! – заорал Переверзев, сбивая замок и распахивая ворота сарая.
Окоченевшая десантура повалила, распаленная голодом и злобой. Кузьмичев опустил автомат, чувствуя дурноту. Привалился к бревенчатой стене бани. Да и кому тут нужно его командование? Всяк знал свой маневр…
Через пять минут база была взята. Оставшуюся в живых «хунту» загнали в дровяной сарай. Но Кузьмичев этого уже не видел – он медленно оседал в снег, успокоительно улыбаясь Алле: все хорошо, дескать, не волнуйся, обычный обморок, со мной это бывает…
Глава 12 Город
Доктор Ханин выписал Кузьмичева через два дня после Нового года, а днем позже короткая воданианская зима сменилась бурной весной. Пористая корка на псевдобураках растрескалась и развалилась, деревья потянулись к небу, утончаясь и распуская первые липкие нити нежного абрикосового оттенка. Снега рыхлели, повсюду журчали ручьи, сливаясь в речки, затапливая низины.
С юга вернулись орнитозавры. Потянулись трахеодонты. Лес наполнился ревом и писком, клекотом и свистом, гуканьем и верезжаньем.
И на базе жили переменами. Пригодились бочка бензина и лодочный мотор, помещенные в служебный балок. Резиновой лодки так и не нашли, а вот мотор приспособили – из парашютной ткани Сегаль с Яковцом смастерили мотодельтаплан и испытали его, покружив над темными лесами, над Кругосветными горами.
Обратный путь едва не стал последним для бравых летунов – Эдик с Жекой кое-как дотянули до Южного леса, аппарат утоп в болоте, а его экипаж неделю топал до своих, усиленно бегая от голодных чудовищ.
Однако весть, доставленная пилотами, была такова, что Воронин срочно собрал персонал базы. Явка была строго обязательна, пришли все, кроме «лишенцев», запертых в сарае.
Первым слово взял Трофим Иванович.
– Мы все оставили на Земле родных и близких, – начал он, волнуясь. – И больше никогда их уже не увидим. Двести лет – срок достаточный для полного забвения… Честно признаюсь: мне была омерзительна сама идея создания военной базы для того, чтобы подло ударять в спину – пусть даже вероятному противнику. Ну уж такой я либерал неисправимый! Вы можете спросить: а зачем же ты тогда выходил в гипер? Зачем согласился возглавить экспедицию? Я вам отвечу. Я хотел побывать на другой планете, у чужого солнца. Хотел увидеть, понюхать и пощупать руками иной мир! Да, тут есть одна закавыка – какой смысл что-то исследовать, если о результатах никто никогда не услышит? А я, знаете ли, не убежден, что все, нами добытое, исчезнет в здешних болотах. Ну не верю я, что мы никогда не увидим Земли! Двадцать третий век – это что-то, да значит. Наверняка же есть и звездолеты, и какой-нибудь план исследований Дальнего Космоса… И я был уверен – рано или поздно земляне прилетят сюда!
Собрание зашумело, оживилось.
– И вот вам, пожалуйста! – повысил голос Воронин. – Яковец и Сегаль трижды наблюдали город по ту сторону хребта! Настоящий земной город!
Совещание буквально взорвалось.
– Так там наши?! – орал Переверзев. – Эдик, я ж тебе голову откручу! Чего молчал?
– Так я… это…
– Чего мы тут сидим тогда? Вперед!
– В поход!
– Ура-а-а!
– А это точно земляне? Может, лонгструмпы какие?
– Точно! Я ж в бинокль смотрел. Там люди! У них еще такие штуки летают – есть с крыльями, вроде орнитоптеров, а другие без ничего, обтекаемые такие, быстрые…
– У меня есть конкретное предложение, – докричался Воронин, – составить караван из БМД и двинуться на юго-восток, за горы! Там есть узкий пролив к океану, по нему не проплыть – поток бешеный, туда-сюда мотается, что в прилив, что в отлив. Зато рядом Сегаль видел удобный перевал, там высота всего километра четыре максимум. Нам по силам одолеть все эти километры, так давайте собираться – и вперед!
Начались прения.
– А горючего хватит? – крикнул с места Гоцман.
– Должно хватить! – авторитетно заявил старший механик Васнецов. – Если зальем в баки трех БМД, горы точно перевалим, а дальше можно и пешочком…
– А реки как форсировать? Или Сегаль и броды углядел?
– У нас же БМД!
– Да что вы все ругаетесь? Вам что, охота оставаться? Ну и оставайтесь! А я лично еду!
– Э, э! Нам еще расколоться не хватало!
– Короче! Давайте голосовать! Кто за поход? Поднимите руки!
– Считай, Ленка! Раз, два, три, четыре…
– Кто против? Воздержался? Ага… Пятеро против! Большинство проголосовало за поход!
– Ур-ра!
Трофим Иванович, посмеиваясь, встал и сразу посерьезнел.
– У нас есть и второй пункт, – сказал он. – Что нам делать с «зотовцами» и прочими припевалами Лядова? Луценко мы освобождаем от ответственности, поскольку бывший парторг и бывший комендант ни в чем не замешан…
– Да «лядовцы» просто не взяли его в долю! – послышался крик с места.
– А это уже не важно! Нету нарушения закона? Нету! Следовательно, нет и преступления. Так что будем делать?
Кузьмичев поднял руку.
– Прошу, Георгий! – сказал Воронин и сел.
Полковник поднялся и откашлялся.
– У меня были кое к кому из «зотовцев» претензии, – усмехнулся он, – но я уже получил сатисфакцию. Вы говорите, что делать с преступниками? А ничего не делать. Пусть живут. Здесь! – веско подчеркнул он. – На этом месте. Оставим им все наши балки, и пусть живут как хотят! Такую меру наказания придумали давно – людей вне закона отправляли на поселение в далекие колонии или вообще ссаживали на необитаемый остров. Изгоняли из общества! А за горы двинем на четырех БМД – как-нибудь поместимся. Да нас всего-то человек тридцать от силы!
– Двадцать восемь! – поправил его голос из зала.
– Поддерживаю! – гаркнул Шматко.
– Я – обеими руками «за»! – сказал Гоцман.
– Кто еще за данное предложение? – вскочила Наташа. – Поднимите руки!
– Единогласно! – удовлетворенно сказал директор базы и объявил собрание закрытым.
* * *
…«Зотовцы» унылой толпой стояли у крайнего балка, словно выйдя проводить. Некоторых даже жалко было, может, они и не хотели идти в ЗО, а просто подчинились… Но головы-то всем дадены! Думать надо было…
Кузьмичев обошел базу и вернулся к боевым машинам десанта. В их баки слили все топливо, какое нашлось, – до Города должно было хватить, а вот на обратную дорогу – все. Да и зачем возвращаться?
– Возвращаться – плохая примета, – сказал сам себе Кузьмичев и направился к командирской БМД.
С брони слез Луценко и очень серьезно заявил:
– Я должен остаться. Совесть моя нечиста, понима-ашь…
– Уважаю такое решение, – спокойно сказал Георгий.
Обойдя парторга, он полез на броню.
Ему уже махали Алла с Марком, а с места водителя скалился Переверзев. Полковник устроился и бросил:
– Трогай!
* * *
Красное светило миновало зенит, когда БМД достигли Шумнокипящего залива – океан проник сквозь узкую щель каньона по эту сторону гор и растекся широко, привольно, отражая в воде величественные пики Кругосветных гор.
На гладкий песок с нежным шелестом накатывались волны – жидкий аквамарин! – а валы, колыхавшиеся вдали, принимали насыщенный цвет изумруда в белых, кружевных разводах пены.
Там постоянно грохотала подступающая или утекающая вода. В прилив океан так напирал на горы, что из каньона буквально хлестала пена, с неумолчным грохотом вздымаясь на сотню метров в высоту. Отлив забирал воду обратно, с ревом высасывая ее у залива. Ниагара рядом с этим регулярным катаклизмом казалась журчащим ручейком. Впрочем, стихия бушевала далеко, у самых гор, а на противоположном берегу, куда выехали БМД, – хоть курорт открывай.
Наташа попробовала рукой воду и запищала:
– Ой какая теплая!
Началось Великое Купание. Дружно разоблачившись, в воду бросилась вся экспедиция, включая и Воронина.
Кузьмичев, в черных «семейных» трусах, с интересом наблюдал за женщинами. Их наряды различались весьма существенно – от ужасного закрытого купальника Эллы Наумовны, больше похожего на чехол, до исчезающе малого «мини-бикини» Леночки Полежайкиной.
– И на что же это смотрит полковник, да еще так внимательно? – послышался игривый голос, и Георгий обернулся, расплываясь в улыбке.
Алла стояла рядом, дразняще изогнув бедро, и отжимала обеими руками волосы.
Одним взглядом вобрав и красивый, плоский животик пани Миньковской, и стройные ножки, и тоненькую талию, и высокие груди, неожиданно большие для гибкой девичьей фигурки, полковник сказал:
– Любуюсь видами.
– А-а…
Улыбка замерла на губах Аллы. Девушка выпрямилась, потянулась, прогибаясь томно…
– Пойдем прогуляемся? – предложил Кузьмичев, ощущая непривычную робость.
– Пойдем! – согласилась Миньковская.
Полковник повесил на плечо автомат – «калашников» обжег голую спину разогретым металлом, – взял Аллочку за руку и повел ее по берегу.
Он шел и ни о чем не думал – редкий случай на этой планете. Девушка в голубеньком бикини была скорее раздета, чем облачена, и это подгоняло темную кровь в жилах.
Они перешли высокий песчаный вал, потом еще один. «Панночка» иногда поглядывала на него, но ни о чем не спрашивала. Догадывалась? Кузьмичев снял автомат и бросил его на бурые лохматые шапки высохших водорослей.
Он обнял Аллу и прижал к себе. Дремлющее в нем желание взбурлило, кровь закипела… Георгий начал жадно целовать девичью шею, с замиранием ожидая слова «нет». Не дождался.
Девушка была ласкова и податлива, она присела на шуршащие водоросли, потянув полковника за собою, и легла.
Задыхаясь, Кузьмичев покрыл поцелуями ее плечи и груди, собирая сухими губами соль.
– Песок колется… – пробормотала Алла, обхватывая Георгия руками и ногами.
Плотнее, теснее, ближе… Еще ближе… Еще…
* * *
Прошел час. Может, и все два утекли.
Во всяком случае черные «траурные» трусы и изящные голубые трусики успели высохнуть, сброшенные на горячий песок.
Кузьмичев бездумно валялся на водорослях, похожих на стружки, Алла лежала рядом, положив голову ему на живот. Георгий гладил грудь девушки и улыбался. Оба молчали – сначала унимали бурное дыхание, а потом просто хранили тишину.
Пару раз полковник перекладывал ладонь на автомат, но тревога оказывалась ложной – то Наташка выглянет из-за вала песка, улыбнется хулигански и скроется, то какая-то тварь выпрыгнет из воды, пролетит, колыхаясь и трепеща, походя на полупрозрачный лист лопуха, и плюхнется обратно. И опять тишина.
И ладонь снова возвращается на упругую выпуклость, уминая розовый сосок, а тонкие пальчики Аллы гладят его руку сверху…
– Какой покой, правда? – негромко проговорила девушка.
– Правда…
– Я такая счастливая…
– Я все равно счастливее…
– А сколько всего впереди, представляешь? Мы встретимся с нашими, а потом полетим на Землю! Вдруг да родню отыщем?
– Аллочка, ты – мой самый близкий родственник, роднее не бывает…
Миньковская сладко улыбнулась.
– Знаешь, чего я боялась больше всего? – призналась она. – Увидеть тебя голым. А ты весь такой гладенький…
– Ну, ты обо мне, как о дитенке!
– И мне совсем не было больно – ни капельки…
– Аллочка… Что же ты не сказала?
– А тебе было бы легко признаться, что ты – девственник?
– Ну, когда это было…
Алла засмеялась, вскочила, отчего ее груди подпрыгнули, и крикнула:
– Подъем!
– Слушаюсь!
Одевшись, они вернулись в лагерь по своим следам.
Глава 13 «За речкой на юге»
Жизнь в лагере кипела и бурлила. Марк Виштальский с целой командой добровольных помощников ставил две армейские палатки – чтоб мальчики справа, а девочки слева. Слышались возгласы:
– Да куда вы тулите эту халабуду?
– Сюда, вот…
– А надо тамочки и туточки!
– Кончай ловить гавов там, иди помоги мне тут!
– Шо вы пихаетесь?
– Саксин! Иди вже сюда, сколько можно ждать!
– Щас!
– Ты мне не щас, а зараз!
Вокруг Шматко собралась иная компания – рыбаки по зову сердца. Соорудив импровизированный плот, они загрузились и вышли в залив, дружно выгребая маленькими веслами.
– Давайте мачту доделаем! – кричали им с берега и потрясали кипой парашютов, годных на перешив в паруса, но рыбаки лишь отмахивались веслами – их ждал первый улов в океане Водана.
Целая стая лопухастых рыб, просвечивая на солнце, перелетела через плот и булькнула в воду. Тут же стала ясна причина кульбитов – метра на три из волн выперла тварь, больше всего похожая на кожистую воронку, отороченную куцыми плавниками.
Издав сиплый, булькающий звук, тварь сомкнула круглую пасть, оснащенную многорядными зубами, ляскнула и погрузилась обратно, глубоко разочарованная, только длинный тонкий хвост щелкнул в воздухе кнутом, окропляя плот капельками соленой влаги.
Теплый ветер обвевал кузьмичевское тело, его грели две звезды, красная и голубая, под ногами продавливался мягкий, горячий песок.
Георгий глубоко вздохнул. В это прекрасное мгновение ему было явлено драгоценное чувство некоей причастности, включения в жизнь космоса.
Раньше все ощущения полковника, все его желания и помыслы складывались из фактов бытия, земного бытия, но даже впечатления того, что он землянин, не было. А теперь ему явилось понимание: он – житель Галактики.
Его родная планета вращается вокруг желтого карлика, ничем не примечательной, заурядной звезды, которых по Млечному Пути миллиарды светятся.
И Солнце, и Земля, и он, Георгий Кузьмичев, всего лишь незаметные частички Вселенной, песчинки в кладке Мироздания. Исчезающе малые величины, но от космоса неотделимые, тождественно равные и далекой-предалекой туманности, остывшей еще в мезозое, и перегретому Ригелю, швыряющему в пространство миллионы тонн света ежесекундно. И тем же лонгструмпам.
Кузьмичев отер лицо, нахмурился – что это с ним? Уж не превращается ли он во впечатлительного интеля? Не подкрадывается ли к нему возрастная сентиментальность?
– Ну уж, нет уж, – высказался полковник и решительно направился в народ.
Народ галдел.
Шматко вовсю хвастался уловом – рыбаки скатывали с плота огромных рыбин, больше всего похожих на торпеды. Даже окраска была схожей – синевато-зеленой.
– Не будем об этом говорить громко, – болтал Марк, – но это же удача – раз на тысячу лет! И такое свежьё!
– И сто болячек, – проворчал Александр Переверзев, яростно разделывающий рыбу-торпеду, – кто придумал эти хрящи…
– Шура, девочки хочут немножечко кушать! Режьте куски побольше!
– По сколько надо, по столько и режу, не морочьте мне голову!
Пару рыб-торпед порубили, выпотрошили и торжественно передали девушкам, хлопотавшим вокруг огромной алюминиевой кастрюли – ухи должно было хватить всем.
– Товарищ полковник! – весело окликнула его Алла. – А у нас топливо кончилось!
– Обеспечим! – твердо пообещал Кузьмичев и отправился собирать плавник…
… Когда красное солнце собралось садиться за горизонт, ухи не осталось, зато члены экспедиции, вялые и сонные, пресыщенные до отвала, валялись на теплом песке, изображая ленивых тюленей.
Георгий глянул на довольного жизнью Переверзева, потиравшего живот, и сказал:
– Слушай… Я так понял, ты в Афганистане служил?
– Было дело… – протянул Александр.
– Расскажи, как там…
Старший сержант спокойно кивнул.
– Давай, расскажу, как я попал «за речку на юг». Там так получилось… Короче, вся наша рота убыла на неделю раньше, а я и прапорщик Мамедов задержались – досками затаривались. В Афгане-то лесов нету, а из чего лежаки сбивать в палатках? Короче, погрузились мы в «семьдесят шестой» и полетели…[16]
* * *
…Осталась под крылом искляксанная островками коричневая полоска Пянджа, межевой реки, показалась жженная солнцем земля, трещиноватая из-за прориси дувалов, огораживавших крестьянские наделы. Потом впереди по курсу засверкали северные отроги Гиндукуша – грани ледников отражали солнце, снег на склонах дымно мерцал радужным искреньем. Горная страна Хазараджат…
Младший сержант Переверзев откинулся на стеганую обшивку борта, поправил голубой берет, осмотрелся. Многие попутчики, притулившиеся на узких и длинных, во весь салон, скамьях, дремали.
За бортом стало темнеть – тускло засветили потолочные лампы в приплюснутых, молочного цвета плафонах.
А младшему сержанту Переверзеву не дремалось. Покосившись на похрапывавшего прапора, Александр поднялся и прошел в кабину пилотов. «Летуны» его не погнали, а борттехник даже шлемофон с ларингами протянул: послушай-де нашу текучку! Шурик прижал наушник к уху и услышал:
– Привод прошли. Подворачивай.
– Выполняйте разворот. Только далеко не отходите, артиллерия работает.
– Понял. Выполняю.
«Ил» резко накренился влево, командир снял со штурвала руку и махнул в сторону бокового окна:
– «Град» заработал! Хочешь глянуть?
Шурик хотел. Земля внизу была черным-черна, и в этой аспидности летели веера красно-желтых огней, оставляя за собой быстро тускневшие «борозды».
– Красиво… – пробормотал он, понимая, что вчуже любовался войной.
– Вижу светлое пятно! – скрипит наушник голосом командира. – Наверное, Шинданд… Доворачиваю… Где полоса?
– Полосу пересекли! Вижу ее! Вот она, слева!
– Колхоз, Колхоз! – вклинивается «земля». – Это Москва! Переносите огонь на вторую цель!
– Аэродром под обстрелом, эрэсы[17] и мины. Садитесь поэнергичней и – немедленно с полосы.
– Понял. Сажусь.
– Слишком резко пошли… – бурчит помощник командира.
– Нормально. За полосой следи…
– Можно! Можно, пора!
Командир довернул штурвал влево, толкнул его от себя, и вот литая резина шасси уже задымилась на бетонке. Переверзев облегченно выдохнул. Прибыли!
Перебросав груз в две бортовые «барбухайки» и армейский «КамАЗ», они с Мамедовым благополучно добрались до военного лагеря в горах, стандартного, как у римских легионеров – шеренги темных после дождя палаток – маленьких шатровых, больших многосекционных, длинных прямоугольных с плоскими крышами.
В центре лагеря – линейка машин и прицепов-салонов: темно-зеленых, со скользкими лесенками у дверей. Ритмично рычал дизель-генератор, над ним горела привязанная к шесту лампочка, высвечивая в темноте круг. У маленького костерка грелись дизельщики, истопники пилили дрова, кололи снарядные ящики. Маячил у штабной палатки часовой. Завывая, проехала водовозка, торопясь к палаточным пунктам питания.
Уже высыпали первые звезды и светили колюче с небес. На гребнях холмов просматривались силуэты боевых машин сторожевого охранения, а вдали еле угадывался пильчатый горный хребет.
Переверзев прошел к палатке почти на ощупь, споткнулся о столбик. Забрякала крышка привязанного рукомойника.
Откинув в тамбуре один за другим три брезентовых полога, Александр пролез внутрь и зажмурился от яркого света. У центрального столба палатки, под лампочкой, прикрытой вместо абажура газетой, брился сержант Михнов.
– Здоров, Искандер Зулькарнайн![18] – воскликнул он. – Располагайся! Я тебе теплое место забил!
– Спасибо, Махно! – обрадовался Переверзев. – Замерз как цуцик!
– Горы… – объяснил Михнов.
Попыхивала пламенем самодельная печка «Поларис», в ее ребристой трубе свистел налетавший с хребта ветер. Провыл и затих движок «уазика», хлопнула дверца, часовой спросил у приехавшего пароль…
И приход товарищей со столовки, и отбой Переверзев пропустил – заснул. Спал до самого подъема. Кто-то уже, не дожидаясь побудки, позвякивал рукомойником, проскрипел сапогами по гравию сигналист, беря на трубе негромкие пробные ноты.
– Встава-ать пора-а… – громко раззевался Михнов. – Эй, господа рядовые! Вскочили и бегом одеваться!
Переверзев оделся первым, умылся из рукомойника, ломая тонкий ледок.
Сумрак быстро редел, и зубцы окрестных гор излучали красное сияние, пряча за каменными спинами встававшее солнце. Из походной кухни выгружали зеленые термосы с завтраком. Чертя концами лопастей световой круг, пролетел вертолет, подсвеченный красным и зеленым бортовыми огнями, сделал заход.
– Явно по наши души! – пронаблюдал посадку Михнов. И оказался прав.
– Выходим в рейд! – сообщил Мамедов. – Пошурудим у «духов» по тылам. На место нас подкинут «вертушки», там уже пересядем на «броню»…
Переверзев, спеша и давясь, поглотил завтрак, нацепил тяжелый бронежилет, а сверху еще и «лифчик»-разгрузку, и поспешил к «вертушкам».
До площадки, где стояла пара «Ми-6», опустив длинные лопасти ниже кабин, шли полем – по пружинящим мерзлым стеблям верблюжьей колючки, между огромными, раскормленными воронами, очень ленивыми и наглыми.
Вертолетная площадка была покрыта громыхавшими под ногами стальными секциями, а потом перед Александром открылись грузовые створки «вертушки».
– По местам! – скомандовал он, собирая своих подопечных: какой-никакой, а командир!
Грузовой салон «Ми-6» был велик и гулок. Высоко над головой сходились шпангоуты, за двухстворчатой дверцей с окошками, задернутыми шторками, расположились пилоты. Переверзев заглянул к «летунам» и доложил, что все в сборе.
Командир экипажа ведущего вертолета кивнул, надел и расправил черные перчатки.
– Ромашка! – прошипел в наушниках голос руководителя полетов. – Запуск группе!
– Принято…
Очень медленно пошли раскручиваться лопасти, на третьем обороте стали подрагивать и подниматься, через несколько секунд только тени от винтов замелькали, напрягая воздух гулом и рокотом.
– Контрольная!
Вертолет оторвался от земли, повисел на малой высоте, снова опустился, рванул вперед по стальным секциям.
Кабина будто нырнула вниз – взлет.
– В стороночку отойди, – попросил командир ведомого.
– Добре. Отошел, – отозвался тот.
«Вертушка» повернула к горам. Те, что глыбились впереди, казались цементными, а стелившиеся понизу – коричнево-красными. Узкие кривые ущелья были скрыты сумраком, залитые солнцем вершины отливали розоватой белизной, изломы горных пород отдавали желтым, коричневым, багровым.
Ведущий тяжело поднялся и попер в гору – движки еле тянули в редком воздухе. На заснеженном, продутом ветрами перевале скопились две БРДМ и полдесятка БМП[19], а сразу за горой клубился молочный кисель – туча.
– Садимся!
Сдувая камешки и снег, «вертушка» присела, выпуская на холод солдат.
– По машинам!
В БРДМ сумрачно, но тепло – броня успела прогреться на утреннем солнце. Михнов влез в машину через верхний люк, сразу встал на колени к пулеметной башне, проверил затвор, прицел, ленту. Мамедов сел на командирское место, надел шлем, застегнул на горле ларингофон, вызвал вторую машину:
– Ноль-второй, я ноль-первый. Связь постоянная. Прием…
Рядовой Ионин отсоветовал Переверзеву лезть под броню.
– Там теплее, конечно, – рассудил он, – но если на мину наедем, вряд ли уцелеешь. А «бабаи» в основном гранатами пуляют – учил, наверное, какое избыточное давление образуется, если эта дура внутрь угодит? Контузией не отделаешься…
– А пуля? – поинтересовался Александр.
– Это да, – согласился Ионин. – А ты надейся, что мимо пронесет!
Переверзев кивнул и сел на броне лицом вправо, опустив ноги в командирский люк – и нижние конечности не мерзнут, и ветер не задувает под бушлат.
– Не страшно еще? – оскалился снизу Мамедов.
– Не-е! – улыбнулся Шурик. – Мне что, лишь бы патронов хватило!
– Ну, ты бое-ец, сержант! Не завидую «духам»!
– Приготовиться к движению! – разнеслась команда. – Заводи!
Обе БРДМ и БМП покатили с горы вниз, под облако, и скоро въехали на кривые улочки брошенного кишлака. Порой глиняные дувалы выпирали к самой дороге; боевые машины проносились между ними с грохотом, подобным тому, что выбивает поезд из железного моста.
– Стрелять только по видимой цели! – предупредил командир.
По узкому каменному мостику БРДМ переехала реку и запетляла между машинами разгромленной колонны «зеленых», как десантники называли афганцев-военных. За покореженными автомобилями и перевернутыми прицепами грелись у костерков афганцы, кутаясь в широкие серо-коричневые шинели.
– Дали им жару «духи»! – прокомментировал Мамедов.
Внезапно в голову колонны ударило длинное, беззвучное пламя душманского гранатомета, и туман моментально заполнился звуком и цветностью. Трассирующие очереди башенных пулеметов скрещивались над развалинами со светящимися в полете снарядами скорострельных орудий БМП. Снаряды втыкались в пересохшую глину дувалов, и Переверзев даже на броне чувствовал, как от их разрывов содрогалась земля.
– Вроде накрыли «духов»! – кричит прапорщик снизу. – Остальные издалека бьют! А, вот и на нас переключились…
Последние слова он выговорил под зловещий шелест гранаты.
– Бьют справа, метров с двухсот!
– Командир! – крикнул Ионин. – Слева тоже пальба!
– Слышу! Хотя и не вижу… Полная тишина! Наблюдать вправо и влево. Докладывать. Не стрелять.
– Ноль-первый, ноль-первый! – донеслось из наушников. – Левее тебя вижу «духов»! Обходи дувал и работай!
Переверзев уселся над люком механика-водителя, развернулся лицом к левому борту машины и уперся каблуком в приваренные к борту скобы. Развалины кишлака слева полыхнули десятками огненных трасс. Он сбросил предохранитель и стал палить в туман короткими очередями. Две-три пули вызвенели из тумана.
Переверзев почувствовал сильный удар в каску, от которого она сползла на лицо. Схватившись за тонкую сталь, он порезал пальцы о края рваной дыры на макушке – пуля пробила каску, задела стропу подшлемника, скользнула мимо головы.
– Сашок! – спросил Мамедов. – Там вправду воет, или мне это только кажется?
– Сирена это воет, товарищ прапорщик! – ответил Ионин. – Сигнал сбора банды!
Не включая фар, БРДМ рванулась вперед. На поворотах корма передней БМП мерцала тормозными огнями, на миг освещая летящий из-под колес гравий.
– Обороты, Быков, давай обороты! И старайся след в след! «Духи» просто обожают мины в щебенку закапывать…
Механик-водитель прогудел что-то в смысле: «Тише едешь, дальше будешь».
И тут переднюю БМП подняло на облаке огня, оглушительно грохнул взрыв противотанковой мины. БРДМ затормозила, люди поспрыгивали с брони, занимая круговую оборону. Душманские гранатометы стреляли залпами, в паузах доносился треск автоматов.
– Саперы! Где саперы?! – надрывался Мамедов.
– Мы на месте! Сняли две мины, дорога чиста!
– Добро! Прогревать моторы!
– Вперед!
Колонна рванулась по дороге, и тут снова раздался шелест гранатометных выстрелов, но уже не над головными, а над замыкающими машинами.
– Сзади подкрадывались! – крикнул прапор. – А хрен вам, мы уже вырвались!
Вскорости погасли багровые веера трассирующих очередей, стих грохот разрывов. Солнце разогнало тучи и отогрело броню. Переверзев, устало опустив голову в каске на торчащую крышку люка, вздремнул. Первый в его жизни бой закончился…
* * *
– …И началась моя служба, – договорил Шурик.
– Все ясно, – вздохнул Кузьмичев. – Эй, пузатики! Кончай валяться. Разлезайтесь по палаткам, и отбой! Группа Шматко – в дозоре! Сашка, сменишь их во вторую луну.
– Есть, товарищ полковник!
Пожалев, что палатку делить придется с небритыми десантниками, а не с Аллой, «товарищ полковник» залез на свое место, обнял подушку и совершил погружение в сон.
Часть вторая «Свои»
Глава 1 Casus belli[20]
Караван из четырех бээмдэшек растянулся метров на сто. Кузьмичевская шла впереди, прокладывая колею. Дорога радовала полковника, будоражила чувства, острила ощущения.
А впереди их всех ждала великая радость – встреча со своими потомками. Сколько же они узнают интересного, нового, чудесного! И всем скопом отправятся на Землю…
Георгий стер с губ глупую, не мужественную улыбку и приник к перископу.
Большая вода спала, и повсюду – в лесу, над реками и болотами – клубились испарения. Орбита Водана была позатейливей земного круга – зима, короткая как мини-юбка, сдергивалась с планеты весной, жаркой и агрессивной. Красное солнце, прозванное Гелиосом, вытапливало снега. Теплый ветер, поднятый суматошным голубым гигантом Хорсом, сушил почву, будто феном.
Весна на Водане была маленькой переменкой между краткой порой холодов и долгим летом.
– Жека! – позвал Кузьмичев Сегаля, занявшего сиденье наводчика-оператора. – Куда поворачивать?
– Сейчас шпарим напрямую вон к тому пику! – откликнулся Сегаль. – Вон, который двойной…
– Вижу, – кивнул полковник и с уважением глянул на пик.
Двурогая громада вздымалась на десять километров в расплывчатую сирень неба, уже издали подавляя каменной необъятностью, воздымаясь колоссальным аметистом.
– Там речка, – глухо бубнил Евгений из башни, – надо свернуть по течению и поискать брод. А дальше будут скалы плоскогорья, там проще…
– Слышал, Джафар?
– Так точно!
Раджабов повернул вездеход по течению, равняя гусеницами ловчие ямы букашей. Ветви деревьев испуганно вскидывались, когда касались кузова машины, и медленно сворачивались в спирали.
Их покрывали склизкие, слипшиеся оранжевые «хвостики» листьев-волос. Они лопались и капали на крышу БМД красными кровяными каплями.
Речка в удобном месте разлилась широко и мелко, машина переехала через брод и вышла на подъем – впереди поднимались лысые горы в пару километров высотой, преддверие истинных твердынь. По всем долинкам и ущельям неслись мутные потоки талой воды. Вездеход шел перекособоченным – одна гусеница в воде, другая скребла по берегу.
Долго ли, коротко ли шел караван, а незаметно поднялся на три с лишним километра. Однако проблем с дыханием ни у кого не возникло – содержание кислорода в атмосфере Водана было повыше, чем на Земле, и горной болезнью люди не хворали.
Перевал значился на отметке 3400, но на эту высоту пришлось добираться по парящей массе грязи и каменного крошева – сухому остатку селя, утром или ночью прогремевшего по ущельям.
– Вот чего мы не просчитали, – озабоченно сказал Кузьмичев. – Мы не учли, какая тут весна. Как Гелиос хренов шпарит, с Хорсом на пару… Джафар, тормозни, я выйду сориентируюсь.
– Есть!
БМД выехала на широкий уступ, обрывавшийся пропастью в три тысячи метров глубиною, и на той стороне Георгий увидел рушащийся с обрыва ледник. Громадные пласты льда, подмытого водами, с воем и визгом сползали со склона, лопались и медленно падали вниз. Со дна несся глухой, непрекращавшийся грохот.
Внезапно раздалось громыханье гораздо ближе. Кузьмичев резко обернулся и увидел, как позади на перевал вываливались сотни тысяч тонн грязного льда, мешанного с глиной и камнями, как они наползали на скалы, скатывались, громоздясь холодной и грязной стеной в десятки метров высоты. Дрожь земли передалась через корпус.
– Ах, чтоб тебя… – прошептал полковник.
Путь назад был отрезан.
– Вы туда лучше гляньте! – завопил Переверзев, протягивая руку в другую сторону.
Кузьмичев вскочил на броню. Сзади эти льдины, а впереди, прорывая заграду из снега и камней, в пропасть повалил сель, сотрясая землю и воздух оглушительным рокотом и ревом.
– Справа, справа! – крикнул Шматко, командир третьей БМД. – Твою-то ма-ать…
Кузьмичев глянул вправо. Ледяная стена, в тени которой сгрудился караван, шла трещинами и обсыпалась. Окружены! Минута, две минуты – и ледяную плотину прорвет бешеный поток, сметая караван, как крошки со стола…
– Прыгаем! – закричал полковник выглядывавшим водителям. – Сашка – первый! Шматко – за ним! Васнецов – третьим! Пошли, пошли! Джафар, мы последние! Где кнопка знаешь? Красная, под колпачком?
– Да, да!
– Прыгаешь и жмешь!
Георгий юркнул в люк. Из полутьмы на него глядело бледное лицо Аллы.
– Какое счастье, что мы не убрали пэ-рэ-эсы! – сказала она вздрагивавшим голосом.
– И не говори…
Ледяную стену с громом пробило черной трещиной, и это уняло сомнения со страхами – выбора караванщикам оставлено не было. БМД разгонялись и прыгали с кручи в пропасть.
Метров десять они пролетали, вращая гусеницами и плавно оседая, а потом валились вниз. С хлопками выбрасывались вытяжные парашюты, а ниже распускались главные купола, пронося бронеходы между упавшим ледником и низвергавшимся селем.
– Прыгаю! – заорал Раджабов и выжал из дизеля все.
БМД ринулась вперед, к пропасти.
Кузьмичев прильнул к стрелковому гнезду-бойнице и сглотнул всухую. Стена позади задымилась крошками льда, выбитого из трещин, и тяжко обрушилась, напоминая стену пятиэтажного дома, попавшего под бомбежку. БМД опережала вал льда и воды на считаные метры. «Если не разгонимся, – мелькнуло у Георгия, – попадем под холодный душ… Очень холодный… Прямо ледяной…»
Под гусеницами промелькнул край обрыва и открылась бездна.
К сожалению, дно у нее имелось, и весьма твердое. Боевая машина пролетела по инерции, валясь на бок. Кузьмичев увидал в бойнице ледопад, широкой дугой свергавшийся с обрыва.
– Ну же, Джафар… – шептал он. – Ну же…
Бледный, как смерть, Раджабов откинул крышку и вдавил красную кнопку. «Вот, только не раскройся…» Раскрылся!
Маленький вытяжной парашют бросил на воздушный поток большой купол, на котором чередовались белые и красные концентрические круги. БМД плавно понесло вдоль разлома на юг.
В стороне пролетали отвесные стены гор, то слоистые, то поперечно-полосатые. Из каждой расщелины шуровал поток воды и грязи, сыпались коричневатые снега и мутное леденьё.
– Как же это мы сядем! – крикнул Сегаль. – Еще угодим под «дождик» – мало не покажется! Истолчет как в ступке!
Кузьмичев промолчал и глянул на дно с высоты. Дна не было видно – его скрывало сплошное облако водяной пыли, комочков грязи и ледышек. Глыбы льда, огромные скальные обломки, пласты смерзшегося снега ухали в это облако и добавляли звука грохотанью и тряске. Камнедробилка…
Помог ветер. Он неожиданно подхватил парашюты, и транспортеры полетели по диагонали, заскользили к выходу из долины.
БМД Кузьмичева вынеслась из разошедшегося ущелья на волю, и порывы горно-долинного ветра стихли. Внизу открылся очаровательный вид – джунгли раскатились до горизонта оранжевой и красной пеной, плавно опушив все неровности и западины, справа и слева, далеко впереди показался Город, а прямо под машиной стелился светло-коричневый круг голой земли, отблескивавший так, словно был глазурован.
Внезапно, откуда ни возьмись, появился странный летательный аппарат – обтекаемая кабина с хвостовым оперением висела в воздухе на двух крыльях. Но это был не самолет – крылья делали мощные махи, вздымаясь и опадая, выгибаясь то вверх, то вниз, удерживая машину на одном уровне со спускавшимися БМД.
– Ух ты! – завопил Раджабов.
– Привет потомкам! – крикнул Сегаль и радостно захохотал.
В следующую секунду дверь кабины махолета словно растаяла, из нее высунулся широкоплечий парень с непонятным прибором в руках, похожим на телекамеру.
«Нашел, когда снимать…» – мелькнуло у Кузьмичева, приникшего к бойнице. Но это была не съемка – «телекамера» испустила тонкий зеленый луч, не толще вязальной спицы. Парень оскалился и чуток повел ручной установкой лазерного огня – а чем же еще это могло быть?! Луч перерезал один из стропов, поддерживавших БМД Шматко. Машина перекосилась.
– Сука! – заревел полковник, бросаясь к люку.
Когда он откинул крышку и выглянул наружу, лазер подрубил парашют под самый корешок, и третья БМД понеслась вниз, медленно переворачиваясь в падении…
– Ах ты, с-сука!
Уперевшись коленом, Георгий выхватил бластер. Добрый молодец в птерокаре как раз посмотрел на Кузьмичева, глаза в глаза. Лицо у добра молодца дрогнуло, но по-настоящему испугаться он не успел – импульс перешиб махолету крыло. Пернатая машина затрепыхалась, парниша завизжал, паля из лазера во все стороны, но поздно – подбитый птер закувыркался к земле.
– Сука… – простонал полковник.
Оплавленный, неведомо когда и кем пережженный грунт накатил снизу, кинулся под гусеницы…
Загрохотали тормозные двигатели, и БМД мягко опустилась, клацая и скрипя «гусянками», окутываясь опадающей красно-белой тканью.
– Спрыгнули… – выдохнул Раджабов и тихо, замысловато выматерился на родном языке.
– Там Шматко был, – глухо сказал Сегаль, – и Эдик, и Ленка, и…
– Хватит! – жестко скомандовал полковник. – Лучше гляди в оба. Если что – стреляй на поражение. И ПТУРСы готовь…
– Может, это случайность? – всхлипнула Алла. – Недоразумение?
– А ты выгляни! – резко сказал Георгий и тут же осадил себя, закончив ровным голосом: – Увидишь груду покореженного железа, с красивыми такими потеками масла и крови. Случайно пролитой. По недоразумению.
– Может, там еще живой кто? – голос Миньковской утончился.
– Аллочка, они падали километр…
– О господи… Что же это? За что?
Не отвечая, Кузьмичев выбрался наружу. Та часть его души, что была посвящена офицерству, стратегии и тактике, торопила Георгия – надо было как можно скорее отступать, скрываться, но как можно было нарушить священные правила товарищества и побратимства, как не попрощаться?..
Выпрыгнув из люка, полковник быстро осмотрелся. Неподалеку дымилась рухнувшая БМД, словно скомканная рукою великана. Рядом с нею пластался сбитый птерокар.
– Раджабов!
– Есть! – понял механик-водитель и рванул к месту падения. К месту гибели.
Гусеницы гулко рокотали по обливной почве. Она не стлалась зеркалом, выделялись на ней бугры и ямы, уступчики и трещины. Георгию стало нехорошо, когда он представил себе ту мощь и те энергии, потребные, чтобы выплавить на равнине это пятно, километров пяти в диаметре.
Оторочка из красени (не назовешь же местную растительность зеленью?) едва выделялась по окоёму, а надо всем невинно сияло лиловое небо.
Кузьмичев поморщился – о чем он, вообще, думает? У него на глазах погибли товарищи, а он…
Джафар затормозил. Потянуло запахом горелой изоляции и каленого металла. Георгий с Переверзевым одновременно спрыгнули на оплавленную землю, подбежали к останкам БМД. Открыть удалось лишь заднюю дверцу. Старший сержант заглянул в десантное отделение и отвернулся. Кровавое месиво.
Кузьмичев долго глядел внутрь, потом прикрыл дверцу и приказал первому попавшемуся на глаза – Марку Виштальскому:
– Запри дверцу так, чтобы ни один трупоед не добрался.
– Слушаюсь… – пробормотал капитан.
Стремительными шагами Георгий приблизился к птерокару.
Кабину его сплющило, а жесткое крыло изломило пополам. Брезгливо, ногой подвинув труп добра молодца, Кузьмичев вытащил орудие убийства. Целое вроде…
Подхватив «телекамеру» поудобнее, он включил оружие. Лазерный луч полоснул по крылу, доламывая его.
– Испытания завершены, – спокойно сказал полковник и передал лучемет Переверзеву: – Держи.
– Ага…
– Поехали? – спросил подошедший Воронин. Спросил, испытывая неловкость, ежась и морщась.
– Куда? – буркнул старший сержант. – В Город мне уже не надо.
– Там, к востоку, совсем узенькая перемычка леса, а за ней такое же пятно, – торопливо проговорил профессор. – Я с высоты смотрел. Дальше они смыкаются, там целая равнина остекленела. Вот, где бились, мама моя… А еще дальше – леса. Нам – туда. – И сразу поправился, в манере Мимино: – Я так думаю.
– Правильно думаете, профессор, – сказал Кузьмичев.
– Во-озду-ух! – раздался громкий вопль Раджабова, высовывавшегося из люка.
С востока, со стороны Города, приближались два обтекаемых, зализанных аппарата, похожих на обсосанные карамельки, с прозрачными колпаками-фонарями. Глайдеры? Флаеры? Какие еще штуки понапридумывали фантасты?
«Штуки» летели совершенно бесшумно, по-над деревьями, а потом с каждого сорвались висловатые струи огня, оранжевого и палящего.
Все три БМД сорвались с места, пытаясь прикрыть тех из экипажа, кто вышел наружу, и воющие буравы плазмы ударили мимо, пропахав остекленевший грунт и разбрызгав его вторично.
Орудийные башни синхронно развернулись. 73-миллиметровые пушчонки «Гром» забахали по нападавшим, застрочили спаренные пулеметы. Пушки на БМД могли задираться вверх всего на тридцать градусов, но и этого угла наклона хватило.
Один из глайдеров-флаеров был осажен прямым попаданием, но удержался в воздухе. С кормы у него забил сноп искр, и сразу же вспух клуб белого пламени, отчекрыживая хвостовую часть. Две уцелевших трети плавно приземлились.
Кузьмичев только рот раскрыл, чтобы приказать не стрелять – хотелось взять «языка» живым, но бравый стармех его опередил – Васнецов высунулся из люка, устраивая на плече РПГ, и выпустил гранату. Хана двум третям…
Второй глайдер-флаер не стал испытывать судьбу и круто загнул вираж, уходя на восток. Марк сгоряча послал ему очередь вслед, но не попал.
– Будем считать это салютом по погибшим, – сухо сказал Георгий. – По машинам! Держим на восток. Не пучь глаза, капитан. На восток! Я там каньон приметил, или разлом, попробуем по нему уйти на север, а то тут мы как шайба на катке – кто хошь забьет… Заводи!
Глава 2 Эхо войны
БМД шли на полной скорости и у каньона – глубокого провала, раздиравшего кору остекленевшего грунта, очутились быстро. Пласты шлака нависали над бурливой речкой, вымывавшей из-под коры мягкие породы, и кое-где не выдерживали собственного веса – обрушивались, образуя крутые скаты в ущелье. Спуск по такому «съезду» представлял немалую опасность для неопытного водителя, можно было запросто съехать боком и перевернуться, но неумех на Водан не отправляли.
Скрежеща гусеницами, машины скатились в мелкую воду реки, прогрызшей каньон, развернулись, взревывая дизелями, и поперли вверх по течению, на север. В леса.
Чем дальше в каньон углублялись БМД, тем круче задирались слоистые стены – на триста метров, на четыреста, а сверху над потоком нависали стеклянисто отсвечивающие пласты шлака. Громадными козырьками выпячивались они, глазурованные и раковистые, а в их тени осыпался рыхлый, не пропеченный грунт.
– Ничего себе, – пробормотал Воронин, боязливо выглядывая из люка. – Метров пять толщиной! Это ж какую энергию надо было затратить, чтобы так прокипятить почву…
С воем в каньон ворвался летающий дискоид, настолько плоский, что пилоту места просто не было оставлено. Диск застрочил, захлебываясь, целым потоком реактивных разрывных пуль, и они убийственным градом забарабанили по броне. Сегаль развернул башню. Оглушительно заработала пушка.
– Вижу туннель! – крикнул Джафар. – Слева! Как в метро!
– Сворачивай!
Кузьмичев присмотрелся. Ниже левого «козырька», прямо из щебнистого грунта, выходила огромная труба, метров шести-семи поперечником и с толстыми стенками. БМД развернулась, веером разбрасывая гальку, и рванула в туннель.
Дискоид провыл, почти касаясь рябящей воды. Трижды ударила пушка со второй бээмдэшки, словно принимая эстафету, но взрыва Георгий не услышал – дисковидный аппарат свечкой ушел вверх, и вой разом стих.
– Джафар, глуши мотор.
– Есть!
Пара ведомых БМД, визжа и скрипя по неизвестному стройматериалу, забралась в туннель за ведущей. Пушка крайней развернулась к реке. К Кузьмичеву обернулся бледный Воронин.
– Надо полагать, – сказал он, – мы попали в коммуникации тех, кого уничтожили наверху. Была ли там база или город – все превратилось в шлак. Но нижний уровень уцелел…
– Короче, Склифосовский! Извините, вырвалось…
– Да нет, нет, вы правы. Уж это многоглаголание… Просто я подумал: а вдруг мы найдем здесь оружие, как вы тогда, у лонгструмпов? Или уйдем по туннелю, никем не замеченные…
Георгий подумал и кивнул.
– Выходим, только тихо. Сегаль, Саксин – бдите!
– Так точно!
– Со мной идут Виштальский и Воронин.
– И мы! – подняли руки Алла с Наташей.
Кузьмичев проглотил резкое слово отказа и обреченно махнул рукой:
– Вперед!
Скользя и оступаясь на сыпучем вывале, Воронин первым перебрался через него.
– Нет, тут, наверное, не проедешь… – пропыхтел он. – Наносов много…
– Осторожнее, – предупредил Кузьмичев.
– Я и так… – прокряхтел ученый, пробираясь вперед, через камни, смешанные с глиной.
Кузьмичев влез за ним и помог Алле. Виштальский подсадил Наташу. Впятером они двинулись по темному зеву иноземного коридора-туннеля. Ноги ступали по нанесенной грязи, и скоро по телу побежали мурашки – сыростью потянуло и холодом, как из погреба.
– Сейчас… – пробормотал Воронин, включая мощный фонарь.
Коридор уходил во тьму, а слева, в вогнутой стене, показались полукруглые воротца. Их толстые створки не сходились, мешал слой засохшей грязи, зато можно было без труда проникнуть в соседнее помещение. Оно было небольшим и квадратным в плане. Грязь нанесло и сюда, но уже проглядывал гладкий серый пол.
– Тут еще дверь! – произнесла Наташа почему-то шепотом.
Обе створки были сомкнуты, но в них имелось по выемке с торчавшим штырем. Ухватившись за штырь, Кузьмичев потянул дверь на себя.
– Ее, наверное, не так открывают! – всполошился Воронин. – Надо в стену задвигать!
Георгий послушался мудрого совета, и дело пошло – створка неожиданно легко откатилась в стену. Воронин тут же просунулся в зияние, посветил и отпрянул.
– Там… – пролепетал он. – Там…
– Что?
Кузьмичев отнял у ученого фонарь и шагнул за дверь. Мурашек прибавилось. Он вошел в обширный бункер, по стенам которого блестели непонятные приборы, а пол был завален скелетами. Их тут было десятка два – костяки лежали вповалку.
– Это не люди, – глухо проговорил Виштальский. – И не лонгструмпы. Видите, черепа какие?
Кузьмичев хмуро кивнул. Черепа и впрямь не походили на человеческие – какие-то вытянутые, причем в обе стороны – и назад, переходя в острый затылок, и вперед, оканчиваясь выпяченной нижней челюстью, без зубов, но с режущей пластиной.
– Ого! – изумился Воронин. – Да у них по два позвоночника! Вот и вот.
– И вот еще позвонки… Или это руки такие? Ничего себе… Как щупальца!
– Жаль, одежды не сохранилось… – вздохнула Алла.
– Что вы хотите, – развел руками Воронин. – Здесь долгое время стояла температура градусов в двести, если не выше. Бедняги…
– И ведь зона обстрела наблюдается только здесь, в окрестностях, – сказал Марк задумчиво, без обычной своей экспансивности. – Нам с высоты было видно далеко. Надо полагать, что скелеты принадлежат не аборигенам, а пришельцам из космоса.
– Какие еще аборигены! – фыркнул Воронин негодующе. – На Водане природа не додумалась даже до млекопитающих, общий уровень очень низок…
– А при чем тут млекопитающие? – сказал Виштальский задиристо. – Или вы полагаете, дядя, что разум не мог возникнуть у птиц или рептилий?
– Фантазер ты, однако…
– Да нет, – заносчиво проговорил капитан, – просто я не позволяю своему уму закостенеть под догмами.
– Не ссорьтесь! – встряла Наташа.
– Что ты, Наташенька, это у нас диспут!
– Ну, не знаю, не знаю… – протянул Воронин. – Во всяком случае, в одном ты прав – тут, скорее всего, находилась база инопланетян.
– И напали на них такие же пришельцы из космоса!
– Или другие.
– Или другие…
Скользя взглядом по приборам, где навечно застыли непонятные значки и символы, Кузьмичев дошагал до задней стены бункера. Там обнаружилась дверь, выводившая в коридор, перегороженный кучей грунта, просыпавшегося с рухнувшего потолка.
– Здесь еще ходы, – сказал Воронин приглушенно. – Ничего, пусто. Поверхности очень ровные, как будто оплавленные…
Голубоватое пятно света вычленило из темноты прямые стены и рамы из светлого металла. Рамы стояли поперёк коридора. Остатки переборок?
Виштальский сказал:
– Да-а, строил кто-то на века…
От коридора пошли поперечные проходы, но все они заканчивались тупиками. После четвертой по счету рамы-переборки, с которой свисали отдельные нити-паутинки, не дававшиеся на разрыв, коридор вывернул в обширный зал. Помещение было кубическим, на потолке и стенах еще оставались полосы светлого материала, похожего на пластмассу или фарфор, красивого бирюзового оттенка. На полу зала лежал толстый слой пыли, и уж что именно в нее превратилось, оставалось только гадать. В каждой из стен было по проходу.
Левый привел в продолговатую комнату, посреди которой валялись выпуклые пластины из зеленого металла.
– Знаете на что похоже? – возбужденно спросил Марк.
– На доспехи рыцаря, – угадал Кузьмичев.
– Точно! Вот эти, подлиннее которые, поножи, а это типа налокотников… Очуметь!
Правый проход вывел к завалу, зато центральный проход уперся в целенькую переборку из чего-то волокнистого и чрезвычайно прочного, с высоким проемом по центру. Проем был наглухо перекрыт плитой из того же материала. На толчки и пиханья плита не реагировала.
– Гранатой, может? – разгорячилась Алла.
– А если кислород повредит тому, что внутри? – оспорил это решение Воронин.
– А что там может быть?
– А я почем знаю? Может, сокровища чужих! Или гробница…
– Или куча пыли, – добавил прозы Кузьмичев.
Он приложил ладони к плите, надавил и повел ее в сторону. Плита туго, но пошла, отворяя вход.
Луч голубоватого света залил небольшую комнату. Она никак не была обставлена, а посередине, на полу, лежали два скелета. Они сжимали друг друга в объятиях.
Земляне стояли долго и молча. Первой нарушила молчание Наташа.
– Они так и умерли… – пробормотала она стеклянным голосом. – Вместе. Не разнимая рук… То есть щупалец…
Трофим Иванович прерывисто вздохнул.
– Пойдемте обратно, посмотрим, куда туннель ведет, – предложил Кузьмичев. – Может, сыщем какиенибудь инопланетные пушки.
– Да-да, пойдемте, – заторопился Воронин.
Вернувшись к БМД, полковник приказал Раджабову трогаться. И бронемашина, напуская грохочущее эхо, двинулась в темноту, включая фары.
Туннель, имевший началом каньон, протянулся метров на триста, закрутился спиральным спуском и вывел на длинный пологий съезд. А за съездом открылся подземный зал таких размеров, что лучи фонарей не доставали до сводов. Шаги горстки людей не отдавались гулким эхо – зал хранил торжественное молчание. Он просто не вмещался в сознании, а жалких фонариков недоставало, чтобы осветить исполинские колонны, вздымавшиеся к невидимому потолку, или глубокие, неохватные ниши, в которых легко поместился бы собор Василия Блаженного.
– Метров на пятьсот мы точно опустились, – громко сказал профессор, – и стены каньона столько же в высоту… Мы в километре от поверхности!
– Поехали отсюда, – глухо проговорил Кузьмичев. – Спрятаться здесь можно, но еще проще оказаться замурованными. А запасной выход мы отыщем не скоро.
– Поехали! – обрадовалась Алла.
– У меня такое ощущение, – медленно проговорила Наташа, зябко обхватив себя руками, – что мы будто прячемся от реальной беды, уходим от неприятных разговоров… Признайтесь, все же ведь обрадовались, когда профессор подал идею исследовать этот туннель!
Георгий усмехнулся и кивнул.
– Есть немного… – протянул Виштальский.
– Просто никто не ожидал того, что случилось, – сказал Воронин, нервно потирая руки. – Непонимание – да, я предвидел, что люди из двадцать третьего века не знакомы с реалиями века двадцатого. Это все равно как если бы мы с вами вдруг оказались в эпоху Петра! Да куда там… Разрыв еще более велик, уж очень далеко ушел прогресс – как начал ракетировать после первой НТР, так и ракетировал… Но такого… Не спросив, не разобравшись, не попытавшись даже разобраться, жать на курок! Убивать!
– Ужасно… – прошептала Алла. – Я так надеялась их увидеть, так мечтала… Ах, думаю, сколько у меня появится новых друзей! А потом мы вернемся на Землю и заживем как все…
– Кошмар какой-то… – вздохнула Наташа.
– А ты как? – спросила Алла.
Кузьмичев насупил брови.
– Знаешь, я ни разу не испытывал ненависти к своим врагам, – сказал он, подумав. – Они были для меня противниками, они были с той стороны. Если враг не сдавался, я его уничтожал, не испытывая особой радости, но и злобы не было, ожесточения, ведь напали не на мою страну. Вообще, война – это грязь. Пыль, пот, кровь… И вот, дожил! Я ненавижу этих, из Города, куда мы все так стремились. Я никогда не прощу им ни Шматко, ни Леночки, никого! Ладно, – нахмурился Георгий, – пора возвращаться. Никакого инопланетного оружия здесь все равно нет, да и толку с него… Эта база – очень древняя. Представляете, сколько понадобилось времени реке, чтобы прорезать каньон? Тысячи лет!
– Вы правы, вы правы, – закивал Воронин. – Но как же теперь быть?
– В лес уйдем, – усмехнулся Георгий, – в партизаны. А что нам еще остается?
Пятерка исследователей осторожно вернулась к БМД.
– Возвращаемся, Джафар.
– Есть!
Бронемашина, скрежеща гусеницами, стала одолевать затяжной подъем. Минут десять одолевала, пока в темноте не засветился кругляш входа в туннель. Остальные ждали изыскателей, жались к теплой, не остывшей еще броне.
– Ну, что там? – приглушенно спросил Гоцман, обнимавший Эллу Наумовну.
– Пришельцы, – лапидарно ответил Трофим Иванович. – Скелеты. Древние…
Планетолога удовлетворило объяснение.
– Джафар, – сказал Кузьмичев. – Горючего сколько?
– Мало, командир, – вздохнул Раджабов. – Километров семьдесят еще одолеем, и все…
– Боеприпас?
– На моей – восемнадцать выстрелов для пушки, у Саксина – двадцать два, у Васнецова – десять. Полная укладка ПТУРСов. Пять РПГ с боекомплектом. Восемь пулеметов. Три десятка «калашниковых», есть запасные рожки, плюс патроны в «цинках». Нас всего-то осталось – двадцать три человека. Продержимся, командир…
– Куда денемся… – проворчал Георгий. – Потомки не показывались?
– Да нет… Тихо как-то.
– То-то и оно. Что ж они, сначала напали, а теперь передумали? Или объявили перерыв на обед?
– Или устроили ловушку, – подсказал Марк.
– Во-во… А мы сейчас проверим. Так, всем гражданским укрыться в туннеле!
– Гоша… – начала Алла.
– Разговорчики в строю! Джафар, Марк, Шура, Жека – вы остаетесь.
– А я? – поднялся Саксин.
– И ты тоже.
Вскоре восемь человек скрылись на базе пришельцев, а шестеро остались на берегу шумливой речки.
– Сегаль – в башню. Саксин – в другую. А мы с тобой, – Кузьмичев хлопнул по плечу Виштальского, – по РПГ в руки.
– Это можно… То есть – слушаюсь!
– Джафар, Шурка, заводите двигатели и выезжайте, налево и направо. Васнецов, ты в резерве.
– Есть!
– Бу-сде…
Загрохотали дизеля, шум рокочущих моторов разнесся по каньону, отдаваясь от стен. Фиолетовая гарь дунула горячим выхлопом.
БМД, ворча и взревывая, покинули убежище и разъехались.
Замерли, качнувшись на амортизаторах, повели пушками.
Кузьмичев обшарил глазами прорезь неба, выглядывая из-под обреза «трубы» туннеля. Долго ему искать не пришлось – странный силуэт замаячил на краю каньона. Покачался на суставчатых ножищах и спрыгнул вниз, одновременно качнув двумя парами рук, сразу подкидывая сознанию аналогию с «дырявым».
Зашипел ПТУРС и тюкнул нелепую фигуру на уровне пояса. Прогремел взрыв, разваливая чудо-юдо напополам, одну из чудо-юдиных конечностей добросило до туннеля.
– Да это робот! – воскликнул Марк. – Смотрите!
– Боевой робот, – уточнил Кузьмичев.
Конечность имела вместо руки короткий, ребристый ствол.
– Там еще!
На берег реки спрыгнули сразу два робота. Эти не стали медлить, открыли огонь еще в прыжке, оплавляя импульсом башню БМД, вырывая в стене каньона яму, из которой выплеснулся жидкий грунт, бело-желтый от накала.
Дважды выстрелила пушка. Прострочил пулемет.
Кузьмичев поднялся, выглядывая из-за серой вогнутой стены, и воспользовался РПГ. Гранатой одному из роботов оторвало ногу. Кибер закачался, сохраняя равновесие, запрыгал на одной левой, стреляя с четырех рук.
– Пулями шпарит! – крикнул Виштальский, приседая.
– Слышу!
Пули гремели по всему каньону, выбивая искры из брони, бороздя шлаковый «потолок».
Ушел по направляющей ПТУРС и сразил одноногого.
Второй кибер подскакал слишком близко к БМД. Раджабов надавил на газ, и гусеничная машина прыгнула на машину ходячую, сбивая ее и переезжая гусеницами. Выстрелы прогрохотали из-под днища и заглохли. Джафар сдал назад. Боевой кибер, вмятый в гальку, неприятно подергивал ногой, словно агонизировал.
– Кина больше не будет, – резюмировал капитан. – Электричество кончилось!
– Грузимся, и ходу. Марк, кликни наших!
Через пять минут три БМД покинули поле боя и ушли на север, петляя по дну каньона. Часом позже русло реки расширилось, высокие берега опали, скатываясь каменистыми осыпями. А дальше, за валунами, покрытыми розовыми шапками плесени, поднимался высокий лес – псевдобураки вымахали в нем до размеров баобабов, и поднебесники лишний раз доказывали правильность данного им названия, утягиваясь вверх метров на двести, да как бы не больше. Поличинар исполнял роль могучего подлеска, а по стволам закручивались лианы, усеянные полуметровыми шипами, перекидывались от дерева к дереву, падали на грунт скрутками великанской колючей проволоки. И все это цвело, пахло, набухало жизненными соками.
Ветра не было совершенно, но пряди оранжевых нитевидных листьев шевелились, сжималась и разжималась пористая кора, ветви скручивались и раскручивались, роняя алые капли, неприятно похожие на кровь.
– Вперед, – негромко скомандовал Кузьмичев, и Джафар газанул осторожно, ломая гусеницами шипастые плети лиан.
БМД канули в лес и растворились в нем.
Глава 3 Эпидемия
«Партизанский» лагерь решено было устроить на высоком плоском холме, поднимавшем на горбу рощу деревьев-хижин – кривые стволики, штук по пять-шесть от одного корня, поднимались вверх и срастались в «потолок», выпускали перистые листья-«крышу». Точь-в-точь – хижины на сваях, тем более что холм обрывался к большому лесному озеру, полумесяцем глубокой воды прикрывавшему лагерь с севера и востока.
Под узловатым «потолком» многоствольных деревьев-хижин зрели плоды, круглые и тяжелые, как пушечные ядра, полнились мешочки спороносов. Лунными ночами споры разлетались по роще серебристой пыльцой, и накатывал тонкий, изысканный аромат, будто кто пролил литр-другой дорогого парфюма.
Тень деревья-хижины давали такую густую, что на голой земле только плесень цвела, пыжась мохнатыми кочками, да и то не везде. Зато с воздуха ничего, кроме сплетения стволов и красных «перьев», не увидишь. В общем, знатный камуфляж.
Переверзев с ребятами выкопали пару землянок, Кузьмичев с Виштальским напилили бревен из поднебесников в дальнем лесу, а Джафар приволок их, используя БМД в качестве трелёвщика. Стены в землянках обшили плетенками из лиан – тут постаралась «бригада» девушек, а крышу сделали в три наката. Гоцман с Ворониным освоили ремесло печников – сложили каменки и вывели трубы наружу, обмазали глиной «отопительные приборы». Дровишек на кузьмичевском «лесоповале» скопилось изрядно, и землянки хорошо протопили, изгнав сырость и волглый дух.
Первой заглохла БМД Раджабова – дизтопливо кончилось навсегда. Гоцман, правда неуверенно, предложил поискать нефть, но Элла Наумовна глянула на мужа с такой укоризной, что тот вжал голову в плечи и больше не заикался насчет геологоразведки, вздыхал только, длинно и тоскливо.
Бээмдэшки поставили так, чтобы подходы к лагерю можно было взять под перекрестный огонь. Слава богу, было еще чем стрелять. И было по кому открывать огонь…
Наиболее бурно свои чувства выражали женщины – они острее мужчин испытывали боль, отчаяние, ужас. И еще страх. Горе. Ненависть. Убийственная болтушка эмоций…
Вечером Кузьмичев усаживался перед каменкой и думал, думал, глядя в мятущийся огонь, прислушиваясь к гудению в трубе.
Почему эти, из Города, напали? За что они убили пятерых из них? Ведь должна же быть какая-то причина! Но она не давалась его уму…
* * *
Через неделю полковник, оставив за себя Виштальского, отправился в рейд. С ним пошли Переверзев, Раджабов, стармех экспедиции Васнецов, Саксин и Веригин – чрезвычайно молчаливый сибиряк.
С собой полковник взял пару гранатометов и лонгструмповский бластер. Это не считая проверенных «калашей».
Напрямую до Города было километров сорок – если по воздуху, а вот по лесам, по буеракам выходило куда больше.
К вечеру, добравшись до пятикилометровой проплешины, где грунт когда-то был превращен в расплав, устроились на ночевку.
А утром, не пройдя и двадцати шагов, группа вышла к дороге. Это была прямая, широкая трасса без твердого покрытия, но с кюветами и обочинами, заросшими травой, похожей на длинный красный мех.
– Вот это ничего себе! – присвистнул Переверзев. – Заночевали, значить, у проезжей части!
– Кто ж знал? – резонно заметил Васнецов.
– Нам же лучше, – усмехнулся Кузьмичев, – потопаем по шоссе… Тихо! – он прислушался и сделал жест рукой: в лес!
Партизаны скрылись за деревьями, но тишина не устоялась – издалека продолжал доноситься ритмичный стрекот, звук явно неживой.
Георгий выглянул из-за ствола поднебесника, отмахиваясь от приставаний щетинистой коры, чьи длинные ворсинки щекотали лицо, и увидел большую черную машину на шести членистых ногах. Она что-то такое делала тремя парами манипуляторов, опустив их в траву на обочине, а за нею оставался широкий прокос.
– Робот-косилка! – дал Переверзев приглушенную подсказку.
Робот, как живое существо, переставляя ноги, приблизился и вдруг замер, оказавшись почти напротив засевших в лесу партизан.
– Чего это оно?
– Тебя заметило, решило познакомиться поближе…
– Лохмы чьи-то подстричь.
– Цыц, солобон!
– Ну что? Глянем?
– Айда!
Вблизи робот оказался именно тем, чем выглядел – роботом. Универсальной рабочей машиной. Кибером.
– Может, его с собой прихватить? – загорелся Саксин.
– Зачем? – хмыкнул Раджабов.
– И как ты ему втолкуешь, чего тебе надо? Скажешь: «Наруби дров!», а оно на тебя – с топором!
– С шестью топорами.
– Во-во… Устроит расчлененку, хрен соберешь потом…
– Ша! Там едет кто-то… Или что-то. В лес! Живо!
Партизаны бегом вернулись на старое место. Вскоре из-за поворота показалась интересная машина – открытая платформа на четырех гусеничных шасси. Впереди – два сиденья, за ними – решетчатый багажник. Похоже на «багги», только что не на колесах.
– Краулер! – шепнул Саксин. – Я про такие читал…
– Цыц! Все читали…
На краулере ехали двое – один правил, хватаясь за руль, а другой, с круглой головой, обритой наголо, стоял, держась левой рукой за раму. В правой у него был зажат черный длинноствольный… пистолет? Опытный Кузьмичев покачал головой – это вряд ли…
Уж больно ствол толст, еще и с ребрами поперек, как труба отопления…
Оба, и водитель, и его пассажир-охранник, были напряжены – так и зыркали во все стороны. Возле шестиногого кибера они остановились. Водила слез и направился к киберу, обронив короткое:
– Посматривай тут…
– Все под контролем, – заверил его человек с пистолетом, совершая жевательные движения крепкими челюстями. Говорили оба на русском, вполне понятном языке, разве что выговор был странен – слова то растягивались, то произносились коротко, рублено. Но четко.
Водитель краулера, курчавый, с облупленным на солнце носярой, торопливо подошел к роботу и спросил:
– Статус?
– Функционирую, – монотонным голосом ответил кибер. – Выполняю стандартную программу И-76. Жду дальнейших распоряжений.
Курчавый небрежно вскрыл робота, откинув незаметную панель, покопался внутри и захлопнул ее, проговаривая приказ:
– Продолжай выполнять заданную программу.
Робот подождал, пока человек отойдет на пару шагов, и двинулся вперед, быстрыми движениями скашивая траву.
– Живьем брать демонов, – тихо приказал Кузьмичев.
Переверзев кивнул, а дальше все развернулось не по плану, но молниеносно.
Круглоголовый охранник спрыгнул с краулера, вероятно, решив размять ноги, и первым углядел мелькнувшую тень в лесу. Он моментально вскинул свое оружие, и ослепительно-яркая молния ударила в дерево, за которым только что стоял Переверзев. Гром не успел догреметь, перебитый поднебесник еще только клонился, собираясь упасть, а десантник уже ответил, с силою метнув нож – лезвие ушло в шею круглоголовому по рукоятку.
Водитель с яростным криком бросился тому на помощь, но ствол поднебесника упал, как плетью гигантской ударил по курчавому, перешибая тому позвоночник.
И сразу стало тихо, только кибер продолжал трудолюбиво стрекотать, удаляясь по дороге.
– Рефлекс сработал, – смущенно оправдался Переверзев.
– Ничего, – спокойно сказал Кузьмичев, – зато теперь у нас появилось транспортное средство. Васнецов! Подбери оружие, теперь оно твое.
– Здорово! – расплылся в ухмылке стармех.
– Береги заряд, – сказал Саксин.
– Цыц! – выдал Переверзев.
Веригин хмыкнул только. Георгий обошел краулер, покачал зачем-то предохранительную дугу над сиденьями.
– Джафар, осваивай новую технику.
– Это мы мигом! – повеселел механик-водитель.
Освоился Раджабов быстро и вскоре подал экипаж под посадку. Кузьмичев занял сиденье рядом с водителем, остальные удовольствовались багажником.
– Трогай!
Краулер заурчал, разворачиваясь на месте, и покатил на северо-восток.
Когда танкетка исчезла за поворотом, из лесу осторожно выглянули визгуны. Вышли на дорогу, обнюхали трупы. Хлопая перепончатыми крыльями, на обочину перелетел орнитозавр. Заклекотал, заявляя свои права на добычу. Арахнозавры яростно завизжали, добавляя в голос противного скрежетанья. И пошла драка…
* * *
Протянулась еще неделя партизанского житья-бытья.
Как выяснилось в ходе рейдов, люди из Города понемногу обживали окрестности, не сидели на месте – строили станции, возводили базы-лаборатории, ставили автоматические метеопункты, прокладывали дороги.
Группы Переверзева и Виштальского прошлись «по тылам» и пригнали в лагерь систему киберстроителей. Их было двенадцать, юрких вороненых машинок, во главе с крупным роботом-маткой. Киберстроители о шести ногах бегали, суетились, толкались, подпрыгивали, а робот-матка на гусеничном ходу важно выезжала, солидно и неторопливо, будто мать-гусыня с выводком.
– Ну, и что мне с ними делать? – спросил Кузьмичев, оглядев беспокойных киберов, похожих на шустрых богомолов.
– Щас! – храбро заявил Виштальский и грозным голосом сказал: – Слушай мою команду!
Кибербогомолы как крутились, так и продолжали крутиться, а вот робот-матка развернулась на месте и проговорила:
– Жду дальнейших указаний.
– Значит, так, – солидно сказал капитан-ракетчик, – отправитесь в лес за озером и спилите там пять… нет, десять деревьев высотою двадцать или двадцать пять метров. Обработайте их и доставьте сюда тридцать бревен длиною три метра каждое.
– Данная программа не выполнима, – сообщила роботесса. – Использовать древесину в качестве строительного материала запрещено.
– Я снимаю запрет! – величественно изрек Марк.
– Выполняется…
Робот-матка созвала своих «малышей» и повела их в лес. Час спустя роботы перетаскали в лагерь три десятка калиброванных бревен.
– Только что не отшлифовали! – залюбовался их работой Виштальский. – Вот что значит кибернетика!
В другой раз повезло Переверзеву – старший сержант приволок запасные нейтронные аккумуляторы для краулера, а заодно хитрое устройство в форме решетчатого конуса – энергоприемник.
– Там целая станция под куполом, – рассказал он, – свет везде, приборов всяких масса… И все подключено к этой штуке, – Переверзев хлопнул по конусу. – Видать, они электричество по воздуху передают, или что они там с ним делают… Щас испытаем!
Выставив энергоприемник на крышу землянки, он протянул кабель до какой-то коробочки, которую Васнецов предложил считать стабилизатором, а к коробочке прицепил плоскую светопанель – старший сержант и ее стяжал на станции, «до кучи», как он выразился. Панель ярко засветилась, залив темную землянку сиянием солнечного дня.
– Видали? – торжествующе сказал Переверзев.
Кузьмичев ухмыльнулся.
– От имени командования объявляю благодарность.
– Служу Советскому Союзу! – вытянулся Шурик и растерялся, увял: – А кому я служу теперь?
– Нам всем, – с силой сказал Кузьмичев. – Мы весь твой СССР, понял?
А под конец недели случилась беда.
* * *
…Пронесся по небу голубой Хорс, и настала ночь. Луны по очереди всплыли над озером и перепутали «дорожки к счастью».
Кузьмичев с Аллой устроились в отдельной землянке, вырытой трудолюбивыми киберами, но ночь любви не задалась – девушка была сонной и вялой, у нее болела голова. Полковник не шибко расстроился по этому поводу, но тревогу почувствовал – сколько ими тут прожито, в краю непуганых вирусов? Удивительно, как они вообще до сих пор живы-здоровы… А вдруг это – то самое? Первый звоночек, предвещающий эпидемию?
«Не дай бог…» – поежился Георгий. Кое-как примостившись на топчане, он попытался заснуть. Попытка ему удалась.
Разбудил подполковника громкий стон. Не разумея спросонья, где он и что с ним, Кузьмичев поднялся и оглядел землянку.
Напротив лежала Алла. Лицо ее было мокрым от пота, девушка сипло и часто дышала, ворочаясь во сне-забытьи, но не просыпаясь.
Георгий потрогал лоб возлюбленной – руке стало горячо. Он сел, уперев руки в колени, и тупо уставился перед собой. Что делать?
– Врача надо! – выпалил он.
Врача… Да только где ж его взять? Док Ханин ехал в третьей БМД, вечная ему память… Марусю позвать? Она вроде фельдшер…
С трудом поднявшись, Кузьмичев прошагал к двери. Ого, и его организм сдал… Кровь колотилась в голове, застя глаза, ноги и руки казались чужими, непослушными и неподъемными.
Поскользнувшись на ступеньке, Георгий вылез на ночную поляну и направил стопы к большой землянке, которую все называли «женским общежитием». Деликатно постучав, он отпер дверцу и просунулся внутрь.
– Маруся! Ау! Мария!
Тихие стоны в ответ. Спустившись по лесинам-ступеням, Кузьмичев пробрался к женщинам. Марусю он обнаружил на полу – фельдшерица почти не дышала. Рядом, на топчане, раскинулась Наташа Мальцева, голая и красивая. Ее груди резко вздымались, животик конвульсивно сжимался, а запекшиеся губы едва шевелились, словно силясь произнести заветное слово.
– Да что же это такое? – прохрипел Георгий.
Ему привиделась страшная картина – он проходит по всем землянкам, но видит лишь трупы. Или умирающих…
– Хрен вам!
Поднявшись из «женского общежития», он спустился к Воронину. Увы, его кошмарное видение становилось явью – Трофим Иванович лежал и не двигался. Нет, лицо блестит. Ага…
Это уже хорошо – мертвецы не потеют.
Ведомый то ли инстинктом, то ли инсайтом, Кузьмичев вывел краулер и включил мотор, направляя танкетку-«ползуна» в лес, в ту сторону, где проходила дорога. Запрещая себе думать, соображать, мечтать, сомневаться или надеяться, Георгий поехал в Город – за врачом.
– Если не станет Аллы, – пообещал он вслух, – я от вашего Города фундаментов не оставлю!
До колонии полковник добрался, когда встало красное солнце. Начался новый день.
Подъездная дорога была гладкой, залитой чем-то вроде стекловидного пластика. Краулер переехал речушку по горбатому мостику и свернул к большой роще. Зеленой роще.
Георгий жадно разглядывал знакомые цвета и очертания листьев – на планете, где слову «зелень» соответствуют совсем иные колеры, желто-оранжево-красные, эти деревья впереди чудились приветом с родины.
Подъехав еще ближе, Кузьмичев даже затормозил. Он узнал эти растения. Нет, это не мутанты, и роща – не отдельно стоящая чаща. Полковник наяву видел сад – он различал груши, вишни, кусты сирени. Это было невозможно, но вот же они, гости с Земли!
Ласково водя ладонью по зеленым листьям, полковник осматривал дорогу и вот решился, направил краулер вперед, плохо понимая, как быть дальше.
Сразу за рощей стлалась голая земля – ни травинки, а дальше поднимались высокие белые стены Города, укрепленные узкими квадратными башнями. Бойниц на стенах не наблюдалось, зато имелись горизонтальные пазы-амбразуры, в которых холодно поблескивали стволы, готовые извергнуть… что? Лазерные лучи? Струи высокотемпературной плазмы? Пучки каких-нибудь позитронов? «Да какая тебе разница, – подумал Кузьмичев, – все одно – пипец…»
Он потянул руку к бластеру, осененный глупой идеей вырезать в городской стене дыру, как вдруг ворота, к которым укатывалась дорога, стали раздвигаться, а на пульте управления краулером замигало табло «Проезд разрешен».
Не думая более ни о чем, Кузьмичев разогнал краулер и с ходу проскочил ворота, вознося молитвы кибертехнике. Какое счастье, что электронные сторожа-разведчики не делят род людской на своих и чужих! Или здешнее начальство просто «не учло»? Тогда и начальству большое человеческое спасибо…
Было еще очень рано, и узкая улица, на которую Георгий выехал, отличалась пустынностью и тишиной. Только многоногий кибер ковылял в отдалении, гоняясь за мусором, носимым ветерком.
По обеим сторонам улички стояли дома – коттеджи в один и два этажа, а в перспективе возвышалось здание еще больших размеров – с куполом и шпилем. Откуда-то донеслась грустная музыка. Просыпаются потомки, с-суки…
Кузьмичев свернул в переулок, выехал на параллельную улицу и сразу увидел большой корпус кремового цвета, на стене которого в ряд красовались красный крест, красный полумесяц, звезда Давида того же алого колера, красное колесо сансары и почему-то красный молот. Это еще что за религия?
Заторможенные раздумья полковника прервало маленькое событие – открылась дверь одного из тамбуров, ведущих в госпиталь, и на улицу вышла женщина в мягком, обтягивавшем комбинезоне.
С силой отерев лицо, она вздохнула, повращала шеей, разминая мышцы… И увидела полковника.
Женщина не закричала, не испугалась. Ее глаза расширились, а губы прошептали:
– К-как? Кто?
– Врач? – коротко спросил Георгий, наводя на женщину бластер.
– Д-да, – призналась та, – я наблюдающий врач базы…
Кузьмичев тяжело слез с сиденья, покачнулся, но устоял.
– Мои люди больны, – глухо проговорил он. – Ты их вылечишь. И останешься в живых. Ясно?
– Я буду кричать… – слабым голосом сказала врачиня.
Георгий устало помотал головой.
– Не успеешь, – и красноречиво качнул бластером. – Собирайся.
Врачиня медленно отступила в тамбур. Прошла в комнату, заполненную непонятной аппаратурой.
– Только без фокусов, – равнодушно сказал Кузьмичев. – И не вздумай навредить. Учти: если мои товарищи не поправятся, твоему здоровью не позавидуют самые тяжелые больные.
Женщина, изо всех сил стараясь удержать на лице каменное выражение, собрала все причиндалы для неотложной помощи в маленький контейнер и выцедила:
– Я готова.
– На выход с вещами…
Вряд ли врачиня уловила второй смысловой слой, да это Георгия и не интересовало. Выведя женщину за порог госпиталя, он усадил ее рядом с собой на краулер и ткнул дулом бластера под левую грудь.
– Сиди тихо и спокойно, улыбайся новому дню…
Врачиня негодующе фыркнула и отвернулась. Полковник, снова помолясь киберам и роботам, вывел краулер к воротам. Кто-то в синем комбинезоне неспешно брел прочь от ворот и даже не обернулся на низкое жужжание краулера.
Ворота раздвинулись ровно настолько, чтобы пропустить танкетку-«ползуна», и сошлись за ним, отсекая любое несанкционированное проникновение. Георгий тут же увеличил скорость.
Всю дорогу он молчал. Тем для разговора хватало, но и болезнь брала свое – подъедала силы, отупляла, окатывала волнами безразличия ко всему. И только свернув с дороги в лес, Кузьмичев задал первый вопрос:
– Как тебя зовут?
– Вы ко всем женщинам обращаетесь на «ты»? – съехидничала врачиня.
– Нет, – хладнокровно ответил полковник, – только к любимым или к пленным. В последнем случае бесцеремонность здорово помогает – пленницы теряются, пугаются и не оказывают сопротивления…
– И вы их спокойно насилуете! – закончила женщина.
– Лично я этим спортом не увлекался и другим не давал, – по-прежнему хладнокровно сказал Кузьмичев. – Женщины мне и без того не отказывали. Лучше бы ответила, почему вы напали на нас?
– Мы?! – взорвалась врачиня. – На вас?! Это вы напали на нас! Это из-за вас героически погиб Джошуа, первым отбивший ваш десант!
– Какой, к бесу, десант?
– А-а! – нервно развеселилась врачиня. – Так это не ваши бронеходы с пушками и пулеметами высадились у Жженого каньона?! Это не ваши автоматчики собирались штурмовать Космоград?!
Краулер вильнул, но тут же вернулся на малозаметную тропу.
– Космоград – это так называется ваш город-колония? – спросил Кузьмичев.
– Представьте себе! А меня зовут Лида! Лидия.
– Очень приятно, Лида. А теперь послушайте то, что я вам скажу. Мы прибыли на эту планету в 1982-м году…
– А вы думали, мы этого не знаем? – перебила его распаленная врачиня. – Да мы уже десять лет живем и работаем на Неогее и видели за хребтом сброшенную боевую технику. А в прошлом году наши приборы показали сумасшедшее искривление пространства – в пике оно достигало десяти тысяч риманов! Так мы поняли, что пора ждать нашествия… Они из двадцатого века! Ха! Вы еще погордитесь этим! Чем, спрашивается?! Варварством? Дикостью? Маниакальным желанием насиловать и убивать, пытать и мучить?!
– Не перебивайте меня, Лидия, – ледяным тоном сказал Кузьмичев. – Когда мы узнали о существовании человеческой колонии на этой планете, то очень обрадовались. Девчонки просто плакали от счастья – они мечтали увидеть своих потомков, расспрашивать их обо всем, что было и как стало, а потом и на Землю вернуться. Это было как чудо! Как сказка! И мы отправились к вам в гости на четырех БМД – вы их еще назвали бронеходами. В горах нас едва не завалило селем, но мы успели-таки спрыгнуть в пропасть и выпустить запасные парашюты. Так вот и спаслись. А потом эта сволочь… Как вы сказали? Джошуа? Так вот, эта сволочь по имени Джошуа сбросил вниз одну из наших машин… Тут и сказочке конец.
Лидия молчала, отвернувшись к лесу.
– Автоматчики, говорите? – горько сказал Георгий. – Захватчики? В той БМД ехало лишь два солдата – Коля Шматко и Эдик Яковец. Третьим погиб ваш коллега, доктор Ханин. Четвертым был пожилой профессор биологии, а пятой – его молоденькая аспирантка, Леночка Полежайкина. Восторженная была особа, все мечтала защитить диссертацию и стать кандидатом биологических наук… Увы. Мы ошиблись. Так спешили, так хотели протянуть руку дружбы своим потомкам, что нам даже в голову не приходила мысль о боестолкновении. Откуда мы могли знать, что нас встретят трусливые ублюдки?
– Я вам не верю… – проговорила Лида.
– А мне насрать, верите вы мне или нет. Своих друзей я уже потерял. Не похоронил пока по-человечески, но ладно – и этот, последний, долг я им отдам. Обязательно. И салют будет, и все почести…
– Там были только военные, в том вашем БМД!
– Нет! – жестко отрезал Кузьмичев. – Или вы не научены различать останки? Труп молодой девушки, знаете ли, весьма отличен от мертвых мужиков! А, брезгуете вскрытиями презренных пращуров-людоедов? Понятно, чего там…
– Мы забрали только тело Джошуа. Памятник ему поставили.
– Кстати, это я сбил его птерокар.
– Гордитесь, небось? – на бледном лице Лиды проступила кривая усмешка.
– Представьте, нет. Тут не гордость – горечь. Горе… Да и разве смерть одного подонка оживит пятерых?
– А вы сами, – перешла врачиня в наступление, – разве не грозились меня убить?
– Мало ли чем я грозил… Все равно не убил бы. По трем причинам.
– Это по каким же?
– Во-первых, вы женщина. Во-вторых, пленная…
В этот момент из лесной чащи выпрыгнул особо наглый арахнозавр – он щелкал клешнями, скрежетал и повизгивал, домогаясь сладкой женской плоти. Но Кузьмичев был против – бласт-импульс прожег в визгуне канал от жвал до членистого хвоста. Бледная, трясущаяся Лида не стала справляться о третьей причине.
Краулер выехал на берег озера.
– И сколько вас… осталось? – спросила Лидия с запинкой.
– Двадцать три.
Краулер поднялся на холм и подкатил к землянкам. Кузьмичева встретила тишина. Он похолодел. Неужели…
А врачиня не стала мяться – подхватив свой контейнер, она направилась к первой землянке. Поскользнулась на крутых ступеньках, но не упала. Георгий спустился следом, чувствуя, как организм все чаще дает сбои – дурнота накатывала, грозя погрести и потушить рассудок.
Врачиня быстро осмотрела Аллу Миньковскую. «Так он в своей землянке?» – вяло подумал Георгий.
– Пустяки, – сухо проговорила Лида. – Обычная лесная горячка. Инъекция локальной биоблокады вылечит девушку за час.
Врачиня приложила к плечу Аллы инжектор и впрыснула свое зелье.
– Вы тоже подставляйте руку, – отрывисто сказала она, поворачиваясь к Кузьмичеву, – я же вижу, у вас все симптомы «лесянки».
Георгия едва не остановила опаска, но слабость затмила все, даже долг. Он протянул загорелую, перевитую мускулами руку. Лида задумчиво посмотрела на него и сделала инъекцию.
– Идемте дальше, – скомандовала врачиня, – поможете мне нести контейнер. Только осторожно – там роботоинструменты, кардиоусилители и прочее, оно все такое хрупкое…
– Я буду осторожен. Кстати, какой сейчас год на дворе?
– А вы что… А-а… 2225-й.
– Понятненько…
До полудня они обошли весь лагерь, последнему инъекцию сделали Переверзеву – «афганца» болезнь свалила прямо на посту.
– Его надо поместить в медбокс, – озаботилась Лида, – он долго находился на сырой земле!
– Совсем я охилел, командир, – сипел десантник, погружаясь в кокон экспедиционного медбокса. – Хочу встать – и никак! Все, думаю, отвоевался…
– Не ссы, – подбодрил его Георгий, – прорвемся!
– Так точно! – ощерился Переверзев.
А Кузьмичев вдруг испытал удивительное ощущение здоровья и бодрости. Словно душная пелена спала с него, а то, липкое и неприятное, что застило глаза, смылось чистой водой.
Стали сбредаться и остальные его товарищи. Подошла Алла, закутанная в одеяло. Приплелась Наташа.
– Я вас видела во сне, – сообщила она Кузьмичеву.
– Нет, – ухмыльнулся Георгий, – это было наяву.
Мальцева покраснела и мило улыбнулась. Подгребли ученые – охавшая Элла Наумовна, кряхтевший Гоцман, вздыхавший Воронин. Приплелись «автоматчики-захватчики». Все рассаживались вокруг старого кострища, рядом с Кузьмичевым и Переверзевым, но смотрели на одну Лиду. Смотрели без улыбок, испытующе, как судьи. Врачиня не знала, куда деваться. Ее выручил полковник – раздал всем присутствующим продуктовые наборы, позаимствованные на базе лонгструмпов.
– Горячего нет, – бодро сказал он, – закусим сухпайком!
– Что это? – удивилась Лида. – Субмолекулярное сжатие?
– Уж не знаю, сжатие или расширение… Это нам в наследство передали, от внеземной цивилизации. Я ту расу назвал лонгструмпами…
Врачиня подозрительно посмотрела на Кузьмичева. Нет, этот странный предок не шутил. Что-то запищало в нагрудном кармане куртки у Лиды, и она поспешно вытащила короткий блестящий стержень, поднесла его к уху.
Писклявый мужской голос что-то вещал, судя по выговору, нечто важное и официальное. Брови врачини сперва поднялись «домиками», потом нахмурились. А тут и голос пропал.
– Вам звонили? – спокойно поинтересовался Кузьмичев.
– Н-нет… Это общий вызов. Планетарный координатор Вильгельм ван Гроот объявил блокирование данного сектора освоения… с последующей точечной биозачисткой.
– А по-русски если? – пробурчал Переверзев.
– Будет облава. На вас!
– Это я уже видел, – ухмыльнулся старший сержант. – В кино. Сначала: «Хенде хох, ферфлюхт партизанен! Шнелле, шнелле, русиш швайн!», а потом: «Гитлер – капут!» Это мы уже проходили. Надо будет – повторим пройденное!
Глава 4 Повторение пройденного
– А что значит «биозачистка»? – поинтересовался Кузьмичев. – И почему она точечная?
– Вся область от Космограда до гор на западе, – рассеяла тьму его невежества Лида, – до океана на юге, до пустыни на востоке и севере подверглась десять лет назад локальному терраформированию, прежде всего – биозачистке. Тогда здесь были уничтожены десятки видов животных, опасных для человека.
– А я-то думаю, – протянул Виштальский, – и чего это ни одного знакомого чудика не видать? А их, оказывается, вывели… Как клопов.
– Не перебивай, капитан, – сказал Георгий, – это дурной тон.
– Пардон муа, мадмуазель…
«Мадмуазель» продолжила, странно поглядывая на «автоматчиков-захватчиков»:
– Время от времени отдельные экземпляры вредоносной фауны проникают в зону освоения, и тогда Дозорная служба проводит точечную биозачистку – уничтожает вредителей. Вся зона освоения разделена на сектора, на карте они выглядят как лепестки цветка, широко расходящиеся от центра – города.
– Понятненько… – затянул Кузьмичев. – Решили, значит, и нас вывести. Логично. А откуда стало известно, что мы именно в «данном секторе освоения»? Следов вроде не оставляли…
– Не знаю… Наверное, ночью вылетал глайдер с хомодетектором, он и засек ваш лагерь.
– Ясненько… – полковник встряхнулся и решительно сказал: – Ладно, Лида. Спасибо за оказанную помощь. Давайте, коль уж нас вычислили, подброшу до биостанции, оттуда уже вызовете глайдер, или флаер, или что у вас там еще летучего…
– Почти ничего, – усмехнулась врачиня. – Две машины вы сбили, и теперь у нас остался один-единственный глайдер. Есть еще планетарный бот, но вряд ли его поднимут в воздух – он у нас тоже один, а без планетарника не слетаешь к звездолету на орбите.
– Замечательно! – оскалился Кузьмичев. – Остались вы, значит, без авиации… Стало быть, воздушную тревогу уже можно не играть. И то хлеб. Ну, собирайтесь, поехали.
Лида побледнела и тихо проговорила:
– А можно мне остаться? Я пригожусь! По крайней мере, как врач.
«Автоматчики-захватчики» изумленно переглянулись. Георгий мягко сказал:
– Вы хоть понимаете, что можете погибнуть?
– А я уже мертва! – усмехнулась врачиня. – Ван Гроот призвал всех участников блокады отомстить за гибель Джошуа Уайта, Вацлава Ковальски, Сержа Мейсонье и Лидии Кастыриной!
– Оперативненько…
Ладони врачини плотно сжались.
– Я не смогу найти рациональные объяснения моему поступку, – призналась она, – но и вернуться у меня нету сил… Слишком все гнусно и страшно. Мерзко! Фу-у… Не хочу об этом. Вы разрешите мне остаться с вами?
– Лида, – серьезно сказал Кузьмичев, – вы взрослый человек, свободный в своем выборе. Хотите – оставайтесь.
– Спасибо… – Кастырина приложила сложенные ладони к губам и невнятно произнесла: – И все-таки, несмотря ни на что, постарайтесь нас понять… Мы очень, очень боялись вас!
– Но почему?! – не выдержала Алла. – Неужели мы настолько дикие, настолько…
– Нет-нет-нет! – Лида вскинула руки, словно защищаясь. – Дело не в вас. Просто… Великие небеса, ну как вам объяснить? Почти все мы родились или в двадцать третьем веке, или в самом конце двадцать второго. И мы совершенно отвыкли от насилия – во всех его формах! Больше века на Земле не было войн, а сто двадцать или сто тридцать лет назад был учрежден Психологический Надзор за Отдельными Индивидами, сокращенно – ПНОИ[21]. Работники Психонадзора провели тщательную сортировку людей на генетическом и ментальном уровнях, и вся негативная формация – убийцы, насильники, воры, хулиганы, просто подонки и мерзавцы – была физически удалена в зоны спецкарантина. Они там живут и работают, учатся, их снабжают той же едой и одеждой, что и нас, нормалов. Получается, что мы живем в разных местах и ходим по улицам разных поселков, никогда не сталкиваясь друг с другом. Наш Большой Мир граничит с их миром, но в контакт не вступает.
– «Каждому – свое» – такая надпись висела над входом в один из гитлеровских концлагерей, – ворчливо прокомментировал Воронин и смутился: – Извините, ради бога…
Лида слабо улыбнулась.
– И мы все счастливы, – продолжила она с той настойчивостью, что выдавала неуверенность. – Поколение за поколением проживает свою жизнь, не ведая, что случаются преступления, не испытывая страха при встрече с незнакомыми людьми… Конечно, бывают ужасные моменты, особенно если у вас рождается ребенок, а специалисты ПНОИ признают его невоспитуемым, с агрессивными наклонностями, то есть потенциальным убийцей…
– В семье не без урода, – философически заметил Виштальский. – Пардон…
– Понимаете теперь? – настойчиво спросила врачиня. – Понимаете? Для нас любое насилие – это ужасное ЧП, это шок, это ночной кошмар, воплотившийся в яви! Знаете, сколько снято виртуальных сериалов-ужастиков о встрече невинных девушек или молодежных компаний с аномалом, сбежавшим из зоны полного отчуждения? Сотни! И они неизменно пугают до дрожи, до икоты! А мы встретили всамделишных представителей негативной формации, да еще из двадцатого века, когда были фашизм, мафия, пытки, концлагеря, массовые казни! Понимаете?! Попробуйте понять!
– Да мы поняли, поняли, – успокоил врачиню Кузьмичев. – Вы взяли да и развели род человеческий на два подвида – Человека Воспитанного и Человека Невоспитанного. Сегрегация называется. Замечательно. Намудрили вы достаточно, а итог – нулевой. Оборотитесь на себя, Лида! Увидали вы нас, и все ваше воспитание смыло, как мудрую надпись на песке! И превратились вы в негативную формацию – стали убивать, а давеча объявили о массовой казни… Пардон, о точечной биозачистке.
– Ну хватит об этом! – вмешался Воронин. – А то вы бедную Лидочку до слез доведете! Виновата она, что ли, раз у них система такая?
– Вы правы, – согласился Георгий и объявил: – Переверзев и Васнецов, ступайте ко мне, подождите минутку, а я тут кое о чем потолкую с барышней…
* * *
Четверть часа спустя Кузьмичев спустился в свою землянку и открыл военный совет.
– Облаву они начнут завтра с утра, – объявил он. – В городе всего четыреста жителей, в добровольцы записались человек сто пятьдесят. Все с лучеметами, жаждут прикрыть грудью мирное население от кровожадных аномалов… Задача у волонтеров простая – выставить блокаду, окружить нас и уничтожить. До нашего сектора «комсомольцев-добровольцев» подбросят на вездеходах, а дальше они двинутся пешочком, погоняя боевых роботов. Наша задача, как я ее понимаю, идти на прорыв.
– Правильно! – поддержал Виштальский.
– Но задача – в два действия. Вопрос: куды бечь?
– Можно, в принципе, вернуться… – неуверенно проговорил Васнецов, стармех и майор в отставке.
– А где гарантия, что эти прыткие «нормалы» не надумают устроить точечную биозачистку Базовой?
Васнецов закряхтел.
– Поэтому я предлагаю следующее, – решительно сказал полковник, – выходить из окружения и занять город-колонию.
– Здорово! – восхитился Марк.
Переверзев молча показал большой палец: люкс, командир!
– Но там же сотни две с лишним останется, – возразил Васнецов.
– Правильно. А кто останется? Те, кто не готов ни к труду, ни к обороне. Младенцы, отроки, беременная Тамара Браун, пожилые ученые. Какие с них противники? Да и куда нам деваться, майор? Сам подумай.
– Это верно… А план есть?
– Города или операции по его захвату?
– И того и другого.
– Почти… План им подавай! – делано возмутился Кузьмичев. – Я всего лишь ракетчик, мое дело – самолеты противника гробить, а не блистать полководческими талантами. Ясненько? Идея у меня есть, и хватит с вас. Короче, так…
* * *
…Ранним утром лес был тих и темен. Живность, избежавшая биозачистки, дрыхла или таилась, не желая выдавать себя. Ровно в двадцать восемь часов по воданианскому времени ожил коммуникатор, переданный Кузьмичеву Лидой.
Ожил и сказал лязгающим голосом:
– Начинаем блокирование зоны! Первая, вторая и третья группы движутся с левого фланга, четвертая и пятая – с правого. Шестая, седьмая и восьмая – по центру. Внимание кибернетистам! Боевые роботы были депрограммированы с вечера, срочно настройте их, они пойдут в первом ряду, за группой прикрытия… Вперед!
Георгий дослушал и посмотрел на Виштальского.
– Все понял? – осведомился он.
Тот серьезно кивнул.
– Будем считать и тебя кибернетистом – сажай своих роботят в БМД. Огонь открывать по сигналу – я выпущу красную ракету. Минут пять пускай бьют по центру, потом займутся флангами. По боевым киберам ПТУРСами поработают пусть.
– Да знаю я!
– Знает он… Растолкуй им все это как следует. Действуй!
Из землянки Кузьмичев шагнул сразу в траншею – система киберстроителей постаралась, отрыла окопы в лучшем виде, укрепила досками, снабдила идеально выполненными брустверами и траверсами. Окопы, траншеи, блиндажи – настоящий укреп-район!
Почти не пригибая головы, Георгий вышел на позицию, занятую БМД нумер один. По башню врытая в землю, машина плавно поводила пушкой, поднимая и опуская орудие. Поодаль, не видные из окопа, схоронились БМД нумер два и четыре.
Георгий свернул по ходу сообщения и вышел к ячейке, где сидел Воронин, деловито цепляя на себя боеприпас к гранатомету. Рядом трудился Саксин, прилаживая к рожку «АК» еще один и приматывая его обрывком изоленты. И где только достал?
– Как настроение, Трофим Иванович? – бодро спросил Кузьмичев.
– Как в сорок четвертом, – улыбнулся ученый.
– Ничего, тогда прорвались, и сегодня прорвемся. Не та у нас порода, чтобы сдаваться… Ага, кажется, началось!
По лесу заходили крики – «нормалы» перекликались, подбадривая друг друга. Впереди, ломая ветки, выжигая колючки, топали боевые киберы, похожие на кентавров.
– К бою! – крикнул Георгий.
Его команду разнесли офицеры, кадровые и отставные, десантники-сверхсрочники – весь немногочисленный состав «автоматчиков-захватчиков».
Первыми открыли огонь роботы – порции плазмы зачиркали пламенными прямыми, то забуриваясь в землю, то впиваясь в ствол дерева. При попадании растение сразу лопалось, выбрасывая струи алого парящего сока, словно исходило кровью, но горело плохо, дымило только, чаду напускало.
Полковник достал ракетницу, готовясь подать сигнал киберстроителям, переквалифицировавшимся в киберстрелков, как вдруг со стороны наступавших долетел отчаянный крик:
– Не стреляйте! Кузьмичев! Воронин! Это мы!
Георгий узнал голос Луценко. Удивившись в первую секунду, во вторую полковник выстроил крепкое трех-этажное выражение из отборного мата.
На мгновение выглянув над бруствером, он разглядел нестройную цепь обтрепанных людей в советской военной форме, бредущих под дулами лучеметов.
– Группа прикрытия! – со злостью сказал Саксин. – Чего удумали, «нормалы»!
– «Калашниковы»! – гаркнул Кузьмичев. – Шесть штук! Мухой!
Саксин унесся, как то рекомое двукрылое, и вернулся на той же скорости, волоча две охапки автоматов.
– За мной!
Кузьмичев кинулся по траншее в опорный пункт, дальше всего выдвинутый к северу, к атаковавшим, одним прыжком перебросил тело наружу, в высокую траву, похожую на красные, полуотваренные макароны, и пополз навстречу Луценко со товарищи.
Он прекрасно помнил, что ему навстречу шли бывшие лядовцы и «зотовцы», «негативная формация», которую он сам вывел за скобки общества, но эта была его «негативная формация»! И позволить какому-то ван Грооту использовать граждан СССР на манер «живого щита»? Ну уж, на фиг!
Подобравшись совсем близко, Георгий крикнул:
– Луценко! Лови! – и швырнул автомат.
Бывший академик-парторг поймал «АК», уронил, поднял суетливо.
Второй «калаш» достался рядовому Кислому.
Это был момент понимания. Кислый схватил автомат, улыбнулся хищно, разворачиваясь спиною к Кузьмичеву. И стал садить по колонистам-нормалам, длинными и короткими очередями.
– Патроны беречь! – крикнул Георгий.
Раскидав оружие по жаждавшим рукам – Чебанову и Почтарю, даже Петренко и Семенову, дрожавшему в ознобе, полковник выхватил ракетницу и дал сигнал.
– Ложись!
Элементы «живого щита» мгновенно залегли, продолжая стрелять в тех, кого недавно прикрывали собой. Марк Виштальский упал в траву справа от Кузьмичева и застрочил из автомата. Справа залег Переверзев. Тщательно прицелившись, он выстрелил из васнецовского разрядника, слепящей молнией поражая киберкентавра.
Волонтеры-«нормалы» засуетились, сбиваясь в кучу, рассыпаясь, и тут заработали БМД. Снаряды, хоть и некрупного калибра, стали рваться в чащобе, расщепляя стволы, шпигуя осколками живую силу противника. Пулеметы сбивали куски коры, отбрасывали никнувшие, дергавшиеся тела. Парочка ПТУРСов нашла свои цели и на кусочки разнесла двух боевых киберов.
– Марк! Всех сюда! Прорываться будем здесь!
– Понял!
– Джафару скажи, пусть берет с собой девчонок! Мы пешком!
– Понял! Щас я…
К Кузьмичеву подползли с разных сторон Луценко и Кислый.
– Товарищ полковник! – завопил парторг. – Мы все осознали, мы прониклись, мы больше никогда! Ни за что!
– Да! – рявкнул Вовка Кислый.
– Мы готовы кровью смыть позорное пятно!
– Да!
Оба «преступника» лежали, пальцами вцепившись в землю, и будто присягали на верность.
– Вам представился удобный случай отстираться! – осклабился Георгий. – Вас как, доставили или вы сами?
– Сами! Мы БТР сыскали в лесу, почти новый, и сюда, понима-ашь. А потом нас схватили эти, из эпохи коммунизма!
– Ладно, замнем для ясности. Сейчас пойдем на прорыв, ваша задача – бежать самим и охранять женщин!
– Есть! – завопил Кислый.
Гром разрывов начал уходить в стороны – БМД били по флангам. Трудно различимое в батальном шуме, донеслось низкое жужжание краулера.
– Мы здесь! – крикнула Алла.
Кузьмичев оглянулся. Сзади, махнув по сходням из траншеи, вынеслась танкетка с экипажем из представительниц прекрасного пола. Над пультом управления, как черт, завис Раджабов.
– Вперед!
Кузьмичев поднялся, ожидая пули или импульса, но не дождался.
И помчался вдогонку краулеру.
Над лесом просвистел глайдер – обтекаемая машина летела плавно, закладывая вираж. Васнецов резко остановился, едва не упав, и вскинул лазерник Переверзева. Бледно-фиолетовый лучик пронизал глайдер насквозь, просаживая, как спица – клубок, и тот закрутился, закувыркался, сверзился с высоты в озеро. Вода встала дыбом, выбрасывая выше деревьев облако перегретого пара.
– Так их!
– Рад стараться!
– Вперед!
Кузьмичев на бегу перепрыгнул робота, разваленного ПТУРСом, гадливо поморщился, вляпавшись в лужу крови, едва не зацепив носком башмака кубло сизых кишок, вывалившихся из распоротого живота «нормала», красивого молодого парня, с бесконечным удивлением таращившего в лиловое небо голубые глаза.
Перевалив гряду, поросшую поднебесниками, полковник захэкался. Рядом остановился краулер, и девушки спрыгнули с платформы.
– Эт-то что еще за новости? – рявкнул Георгий.
– Так неправильно! – сказала Алла, выражая общее мнение. – Ведь каждая секунда дорога, а вы пешком! Берите краулер и езжайте к дороге. А когда захватите вездеходы, вернетесь за нами!
– Правда, правда! – закивала Наташа.
Бледная Лида смолчала, а Элла Наумовна ворчливо выговорила муженьку:
– Сеня, не бежи так шустро, а то, не дай бог, догонишь свой инфаркт…
– Так печет солнце, – проговорил Гоцман, отдуваясь, – шо это прямо невозможно выдержать!
– Ви таки немножечко правы, – выразился Кузьмичев, тщательно копируя первомайский говор. – Переверзев! Кислый! Вы со мной. Марк, ты остаешься за старшего. Никаких подвигов! Сидеть тихо и не рыпаться. Мы скоро…
– Подождите! – крикнула Кастырина. – Чтобы открыть дверцы вездеходов, надо сказать кодовое слово: «Сезам»!
– Вот спасибо! – обрадовался Георгий. – Джафар, гони!
Раджабов воспринял приказ буквально – краулер понесся, подпрыгивая и громко рокоча в воздухе. Гусеницы бешено крутились, отбрасывая комья земли и ошметки мхов.
– У дороги тормознешь!
– Есть!
Танкетка бодро жужжала, возносясь на склоны и ухая со спусков. Стрельба позади не утихала, но пушки уже отгремели – снаряды кончились. Пулеметы, давясь от злобы, прострочили чуть дольше. Прошипел, выписывая «змейку», ПТУРС и взорвался, то ли робота очередного разнося, то ли раня и убивая людей. Последними умолкли «калашниковы», оставленные роботу-матке. Но волонтеры все не прекращали огонь, в ожесточении обрушивая на партизанский лагерь удары из лучевого, пучкового и еще черт знает какого оружия.
– Дорвались! – крикнул Переверзев.
– Ага! – поддакнул Кислый.
Кузьмичев промолчал. Подостыв от горячки боя, он начал испытывать знакомое ему томление, когда ждешь удара, идешь к победе, а минуты и секунды до мгновения вожделенной виктории тянутся немилосердно долго.
– Подъезжаем!
Краулер выехал на опушку леса и затормозил. За деревьями открывалась знакомая дорога. Вдоль нее выстроились большие квадратные вездеходы на необычных шаровых шасси. Сверху их прикрывали прозрачные колпаки.
У вездеходов крутилось с десяток вооруженных людей – по числу охраняемых машин. Они возбужденно переговаривались, взахлеб обсуждая далекий бой – выстрелы и взрывы отдавались гулким эхо, донося к дороге разрывчатую канонаду.
– Переверзев, – тихо скомандовал Кузьмичев, – сжигаешь дальнюю отсюда машину и ту, что рядом. Я уничтожаю те, что в середке. Вован, ты отстреливаешь сторожей и прикрываешь Раджабова.
– Есть!
– Огонь!
Молния миллионовольтного разряда вспорола крайнему вездеходу бок, подбросила машину вверх и опрокинула на сторожей.
Гулко рвануло ее высокотехнологичное нутро, выбрасывая сноп радужного пламени. Тут же взлетела на воздух следующая – клуб огня разнес на блестящие осколки колпак.
Кузьмичев сделал два выстрела из любимого бластера – ближний к нему вездеход осел на передок, с громким хлопком откинулся капот, выпуская белесый султан дыма.
– Джафар! Заводи первую! Код помнишь?
– Да-а!
Раджабов понесся к первому вездеходу в колонне, а Кислый скакал за ним – боком, короткими, злыми очередями валя охрану.
– «Сезам!»
Послушно отворился прозрачный сегмент колпака, и Раджабов ужом влез в кабину. Секунд пять он разбирался в управлении, а по истечении этого срока квадратный вездеход развернулся и помигал прожектором на верху колпака.
– Сашка! Хватит! Бегом к вездику, поведешь!
– Ага! В смысле – есть!
Раджабов крикнул что-то неслышное Кислому, выскочил из кабины – и чуть не попал под выстрел ретивого волонтера. Растрепанный рыжий нормал возник из кустов, куда, надо полагать, отлучался по известной надобности, и вскинул плазменный излучатель. Струя обожгла Раджабову руку, а в следующее мгновение подлетел озверевший Кислый и ударом приклада проломил рыжую голову.
– По машинам!
– А ты? – крикнул Переверзев, просунувшись в кабину вездехода.
– А краулер кому вести? Не бросать же!
– А-а…
– Бэ-э! Газу!
– Есть!
Пара вездеходов, развернувшись на месте, стартанула так, что грунт фонтанами брызнул. С ходу вломившись в чащу, квадратные танки-транспортеры бросились вдогонку за юрким краулером. Теперь перед Кузьмичевым встала еще одна задачка – так вести краулер, по такой дороге, чтобы следовавшие за ним «вездики» не застряли, протискиваясь между дерев.
Петляя и кружа, он вывел танкетку в знакомый распадок, где его дожидались женщины, ученые, инженеры, военспецы, бывшие лядовцы, вышедшие на свободу с чистой совестью и кровью смывшие грех вольного или невольного предательства.
– Садитесь! – крикнул полковник. – Быстро! Быстро!
– Я с вами! – подбежала Лида. – Можно?
– Залазь!
Ревниво зыркнув на врачиню, гибко присевшую на сиденье рядом с Георгием, скрылась под колпаком Алла.
– Все сели? Вперед!
Глава 5 Vae victis[22]
Краулер, вероятно, развил рекордную скорость – Кузьмичев выжимал из мотора весь его КПД. Два вездехода за спиной сипло гудели, не отставая, качаясь и подпрыгивая на рубчатых своих шарах-колесах, бликуя красным на прозрачных колпаках-крышах.
Дорога была пустынна – ни кибера, ни человека, только заросли мелькали по сторонам – пучками ярко-оранжевых нитей, ворохами карминно-красных ленточек, снопами прутиков, словно покрытых алым пушком, перистыми помпонами насыщенного розового колера в «горошек» цвета бордо.
Зверье не показывалось, лишь однажды дорогу перебежал мелкий рогонос – проскочил за обочину и яростно замычал оттуда, затряс бронированной башкой, плавно переходящей в спаренный бивень.
– Что вы сейчас чувствуете? – прокричала Георгию Лида, одной рукой держась за скобу, а другой прижимая волосы, треплемые ветром.
– Бешенство! – рявкнул Кузьмичев. – Какого хера, простите за выражение, я должен постоянно выкручиваться, бегать как мышь от кота? Нас вынудили к убийствам, даже не спросив, а хотим ли мы стрелять в людей? Не хотим! Нам тошно и противно, воротит нас от смертей! Но уж коли нас пришли убивать, то пускай лучше умрут сами!
– Ужасно…
– Что?! – не расслышал Георгий.
– Ужасно, говорю!
– Да уж!
Помолчав, он громко спросил:
– А что чувствуете вы, Лида? Зачем вы остались с нами?
– Зачем, зачем… Я не свободна от химеры совести, Георгий, и хочу… как это получше выразить… отпущения греха? Покаяния? Нет, это как-то слишком уж религиозно звучит… Искупления хочу! Искупления вины, так будет верно… Осторожно, здесь поворот к биостанции!
– Вижу! Простите, но вашей вины в происшедшем нет, ваша совесть не запятнана кровью. Чего же вам искупать?
– Даже не знаю, как вам это объяснить… Просто я так чувствую! И вот, когда мне станет ясно, что более вины на мне нет, я успокоюсь.
– И много вас таких, совестливых?
– Кажется, я понимаю, о чем вы… Человек сто колонистов ступили на тропу войны по убеждению, по зову сердца. Они были искренни в своей жажде защитить и спасти город от врагов, в желании истребить неприятеля-аномала. О, они даже гордились тем насилием над душой, когда заставили себя перешагнуть через ужас причинения смерти. Они принудили себя исполнить священный долг… И во что же они превратились? Я не представляю, что теперь станется с этими глупцами, уверовавшими в очистительное насилие… У вас, Георгий, твердое сердце, закаленный дух, а они все слабы и мягки… Если же добрый человек начинает творить зло, он коверкает свою душу, уродует ее, и выправить этот внутренний излом бывает невозможно… Были и другие, которые вслух не говорили слов против. Они боялись войны и не хотели переступать через себя. Эти предлагали ненасильственные пути решения. Признаюсь, я их не поддерживала, хотя они были единственные, кто говорил: «Давайте сначала спросим: „Кто идет?“, а уже потом будем открывать огонь!» Но их не слушали… Молодые и горячие, неумелые и глупые рвались в бой, они искали и без труда находили самые простые и эффективные решения проблемы. Вот и нашли. Большинство, как всегда, оставалось пассивно, а тех, что вроде меня, и не найти, пожалуй. Я одна такая дурная…
– Не наговаривайте на себя. Просто вам пришлось труднее всех – вы оставались человеком!
Перед знакомой зеленой рощей Кузьмичев малость сбавил скорость. Забелели стены Космограда.
– Я сама все скажу, ладно? – попросила Лида, выходя из тяжких дум. – Вы только подыгрывайте!
– Вас же похоронили, – усмехнулся полковник.
– Что ж делать, приходится воскресать! И не останавливайтесь перед воротами, притормозите только.
– Понял.
Городские ворота, зажатые меж двух могучих башен, приблизились настолько, что стали видны мелкие детали – глазки оптических интеграторов, тестерные пазы с датчиками, и – головы в защитных шлемах, выглядывавшие поверх парапета.
Кастырина привстала с сиденья и замахала рукой.
– Открывайте скорей! – закричала она. – Я везу раненых!
– Лидка! – заголосили с верхотуры. – Ты жива?
– Слухи о моей смерти несколько преувеличены!
Шутка подействовала или нехватка воинской дисциплины, а только створки ворот разъехались в стороны. Добро пожаловать!
Кузьмичев, не поднимая головы, «подбодрил» краулер и направил его в город. Следом за ним ворвались оба вездехода, резко заворачивая у воротных башен, – личный состав учить не было нужды, народ собрался бывалый.
Переверзев с тройкой крепких ребят из ВДВ мигом занял левую башню, Марк Виштальский малость замешкался, но вскоре и его группа оказалась наверху. Кто-то несговорчивый из космоградцев выстрелил, и его тут же отправили в полет. Секунду повыв, стрелок рухнул к подножию башни. Лидия, поджав губы, тут же занялась им.
– Сашка! Марк! – заорал Кузьмичев. – Берите своих и дуйте по стене… по периметру этому долбаному! Вяжите местных, ставьте наших!
– Есть!
Георгий бегом поднялся на башню, кружа по винтовой лестнице. Сперва он попал в арсенал, а потом – в наблюдательный пункт.
Ни одной бойницы в толстых стенах не замечалось, зато над пультом, загибавшимся буквой «Г», висели роскошные экраны, передававшие вид снаружи – со стереоэффектом, со всеми звуками и даже запахами.
За пультом уже сидел Васнецов, изучая россыпи клавиш, сенсоров, табло, индикаторов.
– Понял что-нибудь?
Стармех кивнул и вдавил синюю клавишу.
– Да так, проясняется кое-что…
Изображение на левом верхнем экране приняло ярко-зеленые тона на темном фоне.
– Инфракрасный! А вот вообще… – Васнецов утопил черную клавишу, и средний экран будто размыло. Все вокруг стало полупрозрачным – деревья, земля, вездеходы. Деревья казались отлитыми из волокнистого стекла, люди смотрелись как ходячие рентгеновские снимки, а танки-транспортеры смахивали на иллюстрации «Вездеход в разрезе» – вот корпус, вот двигатель, вот паутина проводов, кресла, ходовка – все видать.
– Интравизор, блин! – восхитился стармех.
– Ну, давай разбирайся… Потом всем дозорным на башнях объяснишь, что тут у них к чему. И гляди в оба!
– Будь спок, командир!
Кузьмичев ссыпался по лестнице наружу и едва не столкнулся с Аллой.
– Привет! – брякнул он. – Как жизнь?
– Да так себе… – ответила девушка и сощурилась. – Что-то Лидочка к тебе льнуть стала.
– Неотразим потому что. Ясненько? Не ревнуй, у меня с ней ничего не было… пока!
– Я вот тебе дам «пока!»
Чмокнув мимоходом рассерженную пани Миньковскую, Георгий выбежал на солнце и спросил у Кастыриной:
– В двух словах – где тут что?
– Минутку, – буркнула врачиня.
Поместив голову сброшенного с башни в непонятный прозрачный цилиндр, а левую ногу в мудреную штуку, всю в индикаторах – как потом оказалось, это был регенерационный блок, – Лида поднялась с колен и повела рукой, описывая достопримечательности Космограда:
– Вон там – коттеджи для семейных, обе улицы упираются в жилые корпуса для холостых и незамужних…
– Общежития, значит.
– Общежития? Интересное слово… Вон там, видишь? Купол такой, со шпилем – это Совет, за ним – научные лаборатории и главное здание – там сейчас школа, детсад и ясли.
Сощурившись, Кузьмичев огляделся. Памятные ему коттеджи слева, выглядывавшие из нагромождений земной зелени, нынче походили на искусные декорации к фильму о войне. Жители бегали из дома в дом, хватали детей, вещи, одежду, прятались…
Что-то там билось, в комнатах за прозрачными передними стенами, раздвинутыми по случаю теплой погоды, разлеталось на куски, падало с тяжелым звоном, листы бумаги или иного писчего материала кружились в воздухе. Дети плакали, матери голосили, мужчины кричали, надсаживаясь, требуя прекратить панику, и только усиливали общую бестолковщину, суматоху и суету сует.
– Дурдом в борделе, – выцедил Георгий и обратил внимание на квадрат белых стен, не ниже тех, что шли по периметру города. – А вон там что такое, на возвышенности?
– Цитадель. Там энергостанция, склады, промкомплекс…
– Замечательно!
Кузьмичев подбежал к вездеходу, из которого выглядывал Раджабов, и приказал:
– К цитадели! Вон, видишь? Я поведу другой!
– Понял!
Георгий перебежал ко второму танку и просунулся вовнутрь. Внутри сидели девушки из научной группы, Гоцман с Эллой Наумовной и прочий люд.
– Здравствуйте, девушки! – грянул Кузьмичев.
– Здравия желаем, товарищ полковник! – по-строевому ответили девушки. – Нам выходить?
– Нам ехать!
Кое-как разобравшись с управлением, Георгий тронулся с места, догоняя раджабовский танк. Не успев и до десяти сосчитать, он поравнялся с Джафаром, обогнал его и первым въехал в открытые ворота цитадели.
– Выходим! Кто с оружием – не зевать!
Цитадель представляла собой квадрат высоких стен, внутри которого скучились жизненно важные городские службы – сердце Космограда, его легкие, мозг. И желудочно-кишечный тракт.
Отсюда высокая энергоантенна питала все электрические приборы, моторы, прожектора и фонари в радиусе ста километров. Здесь глыбился промкомплекс, способный синтезировать любое вещество, вырастить любую вещь и размножить ее.
От Центральной станции Линии Доставки, что стояла рядом с энергоблоком, веером расходились трубы-потерны, по которым на дом поступали продукты и готовые блюда. А ниже, на втором подземном ярусе, попахивало хозяйство инженеров-ассенизаторов, собиравших отходы жизнедеятельности города и горожан и не позволявших этому добру пропасть зря.
Кузьмичев быстро прошелся по центральному дворику, где остановились вездеходы, и увидел вывеску, извещавшую о том, что он стоял у дверей Главной Диспетчерской. Сии двери раскрылись, и Георгию навстречу шагнул весьма сердитый абориген, упакованный в белоснежный комбинезон.
Полковник, в своей изгвазданной «эксперименталке»[23], показался себе скотником в унавоженной фуфайке, явившимся на светский раут.
– Кто вы такие и что тут делаете? – гневно спросил абориген. Не спросил даже, а потребовал ответа.
– Вопросы тут задаю я, – парировал Кузьмичев. – Кто ты такой?
Не выдержав холодного напора, абориген тряхнул седыми космами и с достоинством представился:
– Дежурный администратор Инасио Фортес! Могу я…
– Кто еще находится в цитадели?
– Да никто! Одного меня вполне достаточно!
– Голос он еще будет повышать! – выкрикнул Юра Семенов, вылезший в первый ряд. – Разрешите, я ему…
– Сбавь обороты, комсорг, – утишил Кузьмичев не в меру рьяного «помощничка». – Трофим Иваныч! Не составите компанию сеньору Фортесу? Он проводит вас в диспетчерскую и подробно обо всем расскажет…
Последняя фраза была озвучена таким тоном, что бедному дежурному администратору осталось лишь пригласить Воронина в свое святилище.
– Народ! – воззвал Кузьмичев к соратникам. – Лица гражданской наружности остаются здесь, а военнообязанные двигают за мной, поможем Сашке с Марком. Аллочка, Наташенька, заприте за нами ворота и никого не впускайте! Вопросы есть?
– Никак нет! – отчеканила Наташа.
– Устраивайтесь пока здесь…
– Слушаюсь!
– Господи, – признался Кузьмичев, – как же мне иногда хочется вас обеих отшлепать!
– А кого сильнее? – залучилась Наташа улыбкой.
– Тебя, наверное, – проговорила Алла с нарочитой ворчливостью в голосе, – у тебя попа круглее.
– Разве? – притворно удивилась Мальцева, выворотила голову назад, чтобы проверить, и покосилась на Кузьмичева: – А вы какого мнения по этому поводу?
– Сказал бы я… – буркнул полковник, бурея щеками, и рявкнул на военнообязанных: – За мной! Бегом марш!
Грррум, грррум, грррум – маленький отряд «автоматчиков-захватчиков» покинул цитадель, направляясь к недалекой Южной башне. Оттуда доносились звуки коротких очередей, пронзительное шипение двухпотокового бластера и короткие завывания лучеметов.
– Кто-то насмерть стоит, – прислушался Женька Сегаль, – как пуговица!
Увязавшаяся за Кузьмичевым Лида, не знакомая с творчеством Аркадия Райкина, очень удивилась:
– При чем тут пуговица?
– Идиома такая.
– Блин, прижал, гад! – ругался Переверзев, вжимаясь в землю за блоком литопласта. – И никак его оттуда не выбьешь!
– А остальной периметр как? – поинтересовался Кузьмичев, пряча голову за бугор.
– Да нормально! Периметр пятиугольный – пять секторов, шесть башен… Воротные я не считаю. Две Марк взял, из трех мы с пацанами повытряхивали… стрелков разных. А на шестой завязли!
– Разрядник с собой?
– А то! Ну, разворотить башню я смог бы, а толку? Придут «друзья», и как обороняться?
– Верно мыслишь… Давай его под перекрестный возьмем? Может, хоть так выкурим.
– Давай! Чабан, Змей! Будете с командиром.
– Есть!
Кузьмичев с Сегалем, Чебановым и Кобриным отползли по неглубокой борозде к Марку Виштальскому, прятавшемуся за вкопанной в землю сферой, собранной из блестящих треугольников. При попаданиях сфера гудела, как тамтам.
Георгий оглядел товарищей – все были вооружены убойными агрегатами из керамики с блестящими плазмогасителями.
– Что за хреновины?
– Фузионные излучатели средней мощности, – важно выговорил Виштальский.
– Долго зубрил?
– Долго, – признался Марк. – Ну, не так чтобы совсем уж долго, но…
– Ладно, – оборвал его Кузьмичев, вооружаясь бластером. – Раз уж пошла такая пьянка… Так. Убавьте мощность, нам башня еще пригодится. Главное, чтобы этот придурок осознал… Огонь!
Импульсы ударили по амбразуре, пятная стены башни черными кляксами гари. Тут же затарахтели «калашниковы», отбивая чешуйки жженого пластилита и прыская искрами.
– Прекратить огонь!
Тут же амбразура расцветилась частыми вспышками, струи высокотемпературной плазмы с воем пронизывали воздух, вспарывая и оплавляя землю. Кузьмичев поглядел на зеркальце стекленевшего грунта, дымившееся в метре от него, и сказал:
– Не, так дело не пойдет… Сегаль и ты, Змей, ползите кругом, пока не доберетесь до стены периметра. Дойдете до башни… Видите? Там мертвая зона. Сашок вышибет дверь в башню, а вы повяжете эту «пуговицу».
– Есть!
Кузьмичев по-пластунски отправился в гости к Переверзеву и растолковал тому свой немудреный план.
– Точно! – заценил старший сержант. – Должно сработать.
На фоне белой стены появились пропыленные Сегаль и Кобрин. Пока защитник башни с упоением расходовал энергию, обстреливая позиции «автоматчиков-захватчиков», десантники притаились за углом башни.
– Давай, Сашок. Только смотри без головы не останься!
– В нас попасть трудно, командир, мы верткие!
Переверзев ухватился за дезинтегратор-разрядник, перекатился… Лежа на спине, выстрелил в щель между двумя литопластовыми панелями и мигом катнулся в укрытие. Импульс угодил точно в щель, выбивая катышки спекшегося грунта, но поздновато. А вот разряд цель свою накрыл – на месте двери в башню дымился провал с краями, раскаленными докрасна.
Сегаль с Кобриным метнулись сквозь облако душных каменных испарений и ворвались в башню. Стрелок выстрелил еще пару раз, пробил загудевшую сферу и затих. Минуту спустя его, согнув в три погибели, вывели десантники.
– Ну, наконец-то! – возрадовался Переверзев. – Хоть разогнуться можно!
Сегаль со Змеем подогнали стрелка и швырнули его к ногам Кузьмичева.
– Ничего, сволочи, – промычал «герой», опираясь на руки, – мы вам еще покажем…
Георгий одним пинком перевернул стрелка на спину и придавил ему горло башмаком.
Парень как парень. Волосы цвета соломы, нос сапожком, уши лопушками. Мозги – пропуск…
– Имя?
Стрелок молчал, плотно сжав губы, сопел только разбитым носом. Кузьмичев легонько прижал башмак.
– Имя?
– Либертадор! – с вызовом просипел парень.
Георгий хмыкнул и не выдержал, рассмеялся. Следом захохотали обступившие своего «противника» ребята из ВДВ.
– Чмо ты, а не либертадор, – сказал полковник, отсмеявшись и убирая ногу.
– Расстреляете, да? – спросил стрелок, потирая шею. В глазенках его заблестел ужас, отекая бледностью на щеки.
– На хрен ты нам сдался, – рассеянно сказал Георгий. – Переверзев! Ремень при тебе?
– А как же… Дембельский, разношенный!
– Всыпь этому чмошнику, чтобы он долго сесть не мог.
– Сделаем!
– И по-быстрому! Времени нет возиться с каждым паскудником. Виштальский!
– Тута я…
– Выдели, кого потолковее, на эту башню.
– Змея можно, то есть Кобрина.
Змей, то есть Кобрин, вытянулся по стойке «смирно».
– Твоя задача – бдеть.
– Так точно!
– Вперед… Переверзев!
– Я!
– Строй своих, будем город зачищать… А Лидка где?
– Саксина выхаживает. Каким-то… этим… Как, Чабан?
– Наноколлоидом, товарищ старший сержант!
– Во-во, вот этой самой штукой она ему рану и обрабатывает. Заживает на счет «три».
– Ладно, пошли. Дома обыскивать, но ничего не брать! Гражданских будем сгонять во‑он к тому зданию, видите? Они его главным называют. Девушек не обижать! Выдвигаемся…
Глава 6 Космоград
Десантники двигались цепью, шагая по обеим улицам Космограда. На флангах сипло урчали вездеходы, проезжая «огородами».
– Саксин, Чебанов, – приказал Кузьмичев, – осмотреть коттедж слева. Марк, со мной пойдешь, глянем правый.
– Отчего ж не зайти до наших потомков?
Полковник изо всех сил старался не впадать во грех суетливости, но время действительно поджимало. Добровольцы-нормалы, зачищавшие партизанский лагерь, могли уже десять раз добраться до города, а Космоград все еще не под контролем. Мало у него людей, ах, мало… Не разорваться же.
Георгий открыл калитку в низеньком заборчике и прошагал мощеной тропинкой к террасе, на которую выходила прозрачная стена. Она была задвинута наполовину.
Держа в руке верный «калаш», Кузьмичев вошел в гостиную.
Ему навстречу выбежал маленький домашний кибер. Завертел круглыми щетками, почистил полковничьи берцы и продолжил драить пол.
Мебели в комнате было немного – диван полукругом, столик с шикарным медным кумганом – небось, с самой Земли тащили, – здоровенный аквариум, где мельтешили забавные местные рыбки, больше похожие на опавшие листья, прозрачные, с прожилочками.
В углу стоял настоящий камин – здорово, наверное, сидеть перед ним в ненастную погоду, слушать шум дождя, глядеть, как пляшет огонь, чувствовать живое тепло… И чтобы ноздри щекотал смолистый аромат…
Георгий вздохнул. Когда ж наконец все устаканится и придет покой? Уют и кофе по утрам?
Подавив легкое раздражение, полковник перешел в столовую, заглянул в спальню. Там, забравшись с ногами на кровать, стояла молодая женщина. Она была в сарафане, тискала маленькую вертлявую девочку и с ужасом смотрела на Георгия.
– Ребенка, – прошептала она, – пожалейте… Инке годик всего…
– Га-га! – радостно подтвердила Инка.
– Я таких маленьких не ем, – сдержанно объяснил Кузьмичев, медленно накаляясь. – Вот откормим сначала, потом уже сожру. Тушеную, с морковкой. Марш на улицу!
Женщина опрометью выбежала прочь, шлепая разношенными тапочками.
– Спрашивается вопрос, – глубокомысленно сказал Виштальский, – за кого нас тут держат?
– За упырей и вурдалаков, – пробурчал полковник.
Следующий дом был пуст, хотя на столе в кабинете осталась невыключенной ЭВМ, которую все тут звали компьютером. На табло было четко написано: «Статус – виртуальная реальность», а размытая стереопроекция демонстрировала сказочный лес, через дебри коего продирался трехголовый дракон. Звук шел из большого шлема, валявшегося на полу.
Полковник поднял его, повертел в руках, потом надел…
И оказался в том самом лесу. Сердце дало сбой.
Он не просто видел дебри – он там был. Стоял по колено в траве, ощущал дуновения ветерка, обонял хвойный аромат и неприятный гнилостный запах…
Повернув голову, Георгий обнаружил пару драконьих голов, неодобрительно глядевших на него из-за деревьев. Змей Горыныч явно не чистил зубы…
Потом просунулась третья голова, видать, самая злобная или замученная мигренью – она встопорщила гребень и дыхнула пламенем. Полковник, ощутив жар, рефлекторно прикрылся рукой и обнаружил в ней вместо «АК» блестящий длинный меч…
– Командир! – ворвался в сказку призыв из яви.
Рассердившись на себя, Кузьмичев сорвал шлем и крикнул:
– Иду!
На улице уже собралась солидная толпа растерянных, плачущих, перепуганных людей. Они сбились, как в стаде, теснясь друг к другу, и казались совершенно потерявшими и лицо, и себя.
– Все грузимся в транспортеры, – жестко проговорил Георгий. – Вас доставят в главное здание.
– Вы нарушаете наши права, – пискнули из толпы.
– До сраки мне ваши права! – рявкнул Кузьмичев. – Вы хотели этой войны, ну, так получите и распишитесь! Короче. Меня зовут Георгий Кузьмичев, я полковник советской армии… был, а ныне назначаю себя комендантом этого города. Вопросы есть? Вопросов нет. А право у вас только одно – подчиняться. Иначе к стенке – по законам военного времени. Раджабов! Подавай транспорт!
В это же мгновение раздался шум из дома напротив. Оттуда выскочил всклокоченный мужик с бородой лопатой, босой, в одних пижамных штанах, двумя руками удерживая однопотоковый бластер. Присев на полусогнутых, он открыл беспорядочный огонь, выцеливая людей в военной форме.
– Бей оккупантов! – ревел бородач. – Чего стоите?! Мигель! Карел!
Военнослужащие бросились на землю, откатываясь в сторону и занимая позицию для контратаки, но Переверзев не позволил довести дело до перестрелки – подскочив к бородатому сзади, он вырубил его ударом кулака по шее и подхватил оружие, выпавшее у «борца» из рук. Сегаль сбегал в дом и притащил вазу с цветами. Цветы он выкинул, а воду плеснул в бородатое лицо. «Борец» очнулся.
– Товарищ полковник, – тихо доложил Виштальский, – этот… Веригина убил.
– Где Лида? – побледнел Кузьмичев.
– Тут медицина бессильна, – пробормотал капитан. – Этот поганец Олегу полголовы снес…
– Ясненько… Переверзев!
– Я!
– Бороду – расстрелять.
– Есть!
Лицо бородача поменяло цвет – телесный уступил белому с прозеленью.
– Я… больше не буду… – пролепетал он.
– А больше и не надо, – сказал Переверзев, подтягивая бородатого к столбику, поддерживающему навес над верандой. – Добровольцы есть?
– Разрешите мне, – вышел угрюмый Кобрин. – Мы с Олежкой вместе призывались…
– Целься!
Змей вскинул автомат.
– Пли!
Короткая очередь продолбила по голому торсу бородатого.
Из розовых дыр забили красные роднички. Лохматая башка безжизненно упала на грудь, нелепо пластая бороду.
– Анри-и! – закричали в толпе. Крик перешел в вой и разразился плачем.
– Джафар! – рявкнул Кузьмичев. – Где транспортеры?
– Подаю, товарищ комендант!
– Чтоб через минуту никого тут не было!
– Так точно!
Расстроенная Кастырина приблизилась к Георгию, но ничего не сказала – убитый Веригин лежал на траве совсем рядом с бородатым Анри, обвисшим на веревках.
– Не стоит вам видеть все это, – хмуро сказал полковник.
– На войне как на войне… – улыбнулась Лида дрожащими губами.
И тут начали происходить события. За домами зарокотал мощный двигатель, залязгали гусеницы. Пошатнулся и рухнул целый угол коттеджа напротив, «уступая» дорогу огромному, коробчатому вездеходу, в чьих предках, вероятно, числилась «Харьковчанка», покорявшая Антарктиду.
– Великие небеса! – прошептала Лида. – Это танк высшей защиты! У него аннигилятор! Да они уже активировали его. Уходите, Гоша!
– Ну, щас!
Клокоча и свистя, танк развернулся на газоне, сворачивая качели, и попер напрямую к городским воротам – вломился в коттедж и пробуравил его насквозь, сминая полупрозрачную крышу, ломая кремовые спектроглассовые стены.
«Щас свалит ворота, и все…» – мелькнуло у полковника.
За разрушенным домом открылся длинный, приземистый пакгауз. Объезжать строение танк не стал, но и рушить тоже не взялся – толстоваты были стены, выдержат и ядерный взрыв. Не выдержали.
– Глаза! – завопила врачиня.
Кузьмичев, наблюдавший за тем, как водители танка высшей защиты выдвигают спереди какую-то ребристую бочку, мигом все понял и упал на землю с криком:
– Вспышка слева!
Это сработало – десантники повалились, как учили, и прикрыли голову.
Пыхтящий выдох пронесся по городу: «Ум-п-ф-ф!», и ярчайшая, сверхсолнечная вспышка залила все мертвенным светом атомного распада. Поток антипротонов пронизал пакгауз и растопил стены, испарил и расплескал толстую кладку.
Удоволенно зарокотав, танк втянул под передок излучатель антиматерии и вписался между оплавленных стен, макая гусеницы в жидкий камень красного накала.
Положение спас Раджабов. Проехав половину пути к главному зданию, он увидел испепеляющий свет и повернул обратно.
Метавшиеся десантники, громадный танк, проложивший себе дорогу поперек пакгауза…
Решение пришло мгновенно – Джафар разогнал транспортер с заложниками, подкатил и затормозил под носом у танка.
Его напарник Кислый малость промешкал, пока до него доходило, но вот дошло – второй транспортер перекрыл дорогу танку высшей защиты за его необъятной кормой. Гигантский механизм взревел сиреной, требуя освободить путь, дернулся даже, лязгнув натянувшимися гусеницами, но напролом не полез – одно дело склад распылить и совсем другое – давить живых людей…
– И что? – раздраженно спросил Кузьмичев. – Так и будем стоять?
– Я сбегаю, – вызвался Сегаль, – прикладом по броне постучу…
– По голове своей дурной постучи лучше! – посоветовал Георгий. – Там, знаешь, сколько рентген? Дозу давно не хватал?
– Блин, точно…
– Автомат дай… Сейчас я до них достучусь.
Вскинув «калашников», полковник выпустил короткую очередь по корпусу танка. Звонкие удары пуль наверняка были расслышаны теми, кто засел внутри. И точно!
Верхний люк, толстый, как дверца банковского сейфа, медленно откинулся, и оттуда высунулась палка с привязанным к ней белым полотенцем.
– Машут! – с удовлетворением отметил Переверзев.
Кузьмичев набрал воздуху в грудь и проревел:
– Выходить по одному!
Из нутра танка полез «экипаж машины боевой» – шесть человек в серебристых спецкостюмах. Оскальзываясь на броне, они по очереди спрыгнули на дымившуюся крышу пакгауза, а после неловко слезли на землю. Хмурые и злые, «танкисты» зыркали исподлобья, решая про себя, какое им выберут наказание «проклятые оккупанты».
– Джафар! – крикнул Георгий. – Принимай пополнение!
Раджабов распахнул сегментный люк и глумливо ухмыльнулся:
– Залазь, пацаны! Покатаю!
Перегруженные транспортеры уехали, и сразу стало тихо, только мощнейшие моторы танка высшей защиты мерно клокотали, будто удерживая рвущуюся наружу силу.
– Это вам не виртуальных драконов шинковать! – взбодрился Кузьмичев и повернулся к десантникам: – Чего прижухли? Танцуем дальше!
Глава 7 Осада
У главного здания Космограда имелся главный вход, он же выход, и более никаких слабых мест – ни аварийных люков, ни даже «кошкиных лазов». Данное сооружение возводилось самым первым и было покрепче даже цитадели или башен периметра – многократный запас прочности гарантировал первопоселенцам безопасность на планете, где каждая вторая тварь жаждала отведать человечины.
С тех пор ситуация здорово изменилась, кольцо биозачистки продвинулось к самым горам, и гулять по Космограду стало уже не страшно.
Суровые колонисты покидали главное здание, переезжая в общежития, справляя новоселья в стандартных домиках, обступивших сперва одну, а после и две улицы.
Администраторы города-колонии решили не сносить первое убежище и приспособили его, разместив на обоих этажах ясли, детсад и школу, благо что детей по Космограду бегало много – сто девчонок и мальчишек, девяносто из которых никогда не видели Земли, ибо родились здесь, на Неогее, которую Кузьмичев и иже с ним называли Воданом.
И вот снова переполнилось главное здание…
Георгий слез с краулера и поднялся по высоким ступеням к главному входу. У тяжелых широких дверей стояли двое патрульных в голубых беретах, с лучеметами на груди. Оба одинаково ухмыльнулись, молодцевато бросили ладони к вискам, отдавая полковнику честь. Кузьмичев козырнул в ответ и потянул на себя увесистую створку.
– Проводить, товарищ полковник? – предложил один из охранников.
– Я еще не на пенсии, – отшутился Георгий.
Главный вход вывел полковника в круглый вестибюль, откуда радиусами расходились коридоры. Из одних доносился невнятный шум, словно эхо гуляло, залетевшее со стадиона во время матча.
В других проходах стыла тишина, а в крайнем слева маячил Гоцман, назначенный начальником «лагеря для перемещенных лиц».
Заметив Кузьмичева, он поспешил навстречу.
– Ну, как тут, в вашем ГУЛАГе? – поинтересовался полковник.
– Скажете тоже! – фыркнул Гоцман негодующе. – Вы б еще с Майданеком сравнили.
– Молчу, молчу… Линию Доставки отладили?
– Работает. – Старший планетолог усмехнулся: – Меню только подрезали – борщ выдаем, кашу и компот. Малышне – молоко и фрукты.
– Отлично… Воспитателей много?
– Двадцать человек. И еще три учителя.
– Открывайте тогда и детсад, и ясли, и школу. Как говорят мудрые люди, дети не виноваты в идиотствах взрослых.
– Сделаем! – обрадовался Гоцман. – А с врачами как быть?
– Много их?
– Девять. Наша Лида – десятая.
– Давайте знаете что… Госпиталь организуем прямо тут, в главном здании, так будет надежнее.
– Думаете, эти… ненормалы штурмовать будут?
– Уверен.
– Сколько ж можно счет открывать убитым и раненым, господи…
– Что ж делать… Короче, я пришлю ребят, они перенесут сюда самое необходимое для медсанчасти. Отправишь с ними врача посговорчивее, пусть покажет, где и что.
– Нет проблем!
– Выступают «перемещенные лица»? В смысле, сильно ругаются?
– Да так, бухтит кое-кто.
– Если начнутся неприятности, зовите моих парней – они помогут самых «выступных» оттащить в карцер. Только не гумманичайте особо!
– Не буду…
Тут у Кузьмичева в нагрудном кармане запищал коммуникатор – удобная машинка вроде рации, на складе в цитадели они ящиками лежали, хоть весь ими обвешайся.
Полковник достал стерженек коммуникатора и на-хмурился.
– Что-то случилось? – осторожно спросил Гоцман.
– Секторальная тревога! Противник показался… Алё! Васнецов? Что там?
Над коммуникатором зарябил шар стереопроекции, изображая старшего механика.
– Вильгельм Завоеватель выходит на позицию, товарищ полковник! – доложил стармех. – Стоят за речкой, где мостик и зеленая роща. Пять вездеходов, краулеры и еще какая-то непонятная техника… Секундочку! Ага… Тут Лида подсказывает – эти вояки землеройную технику привели, и… какие-какие системы? И еще тяжелые системы, товарищ полковник! Что-то вроде киберстроителей, только здоровые очень! Я так думаю, чтобы стены ломать.
– Ясненько… Приближаются?
– Перемещаются пока, группируются. По-моему, силы копят, и все напротив второго сектора! Я ребят уже предупредил.
– Понятненько… Бди! Я скоро.
Кузьмичев выключил коммуникатор и снова включил.
– Вызываю Переверзева! Ты, Сашка? Ворога наблюдаешь? Держи оборону.
– Все путем, товарищ полковник!
– Вызываю Раджабова! Алё, ты где? Бросай краулеры, займись танком высшей защиты. Где, где… Там же, в проломе торчит. А кто б его глушил? Все понял? Давай…
Спрятав коммуникатор, Георгий кивнул Гоцману и поспешил прочь.
* * *
Полковник встал за спиной дежурного – это был Саксин – и сосредоточенно подсчитывал вооруженные силы противника, хорошо видные на экранах. Сил было немало – квадратные танки-транспортеры на широких эластичных гусеницах, юркие краулеры, вездеходы под прозрачными колпаками.
С больших транспортных платформ съезжали тяжелые системы, помогая себе мощными манипуляторами – они отдаленно походили на большие танки, только вместо башен у них торчало по пучку здоровенных гемомеханических щупалец-эффекторов. Землеройные машины уже были сгружены, они стояли в ряд и не казались целыми – обводы угловатые, бугорчатые, как после хорошего ДТП.
– Спереди у них стационарные пульсаторы, – объясняла Лида, – дробят породу направленными микровзрывами. А вот те круги – это вибробуры. По бокам – многоствольные плазменные излучатели, на случай, если металл надо проходить…
– Я так понял, – сказал Кузьмичев, – что дальнобойность у них никакая?
– Проходка идет на расстоянии метра-двух.
– Следовательно, к стенам их лучше не подпускать. Все в курсе?
– Все! – откликнулись дозорные с башен периметра.
Неожиданно вспыхнул малый монитор, и на нем нарисовалось угрюмое квадратное лицо с бисеринками пота на пористом носу. Голову покрывала коротко стриженная седая щетина, белесые волоски пучочками торчали из ноздрей и ушей, льдистые голубые глаза были круглыми, как у куклы, и глядели в упор, не мигая.
– Полковник Кузьмичев, если не ошибаюсь? – шевельнулись губы широкого рта.
– Вы поразительно догадливы, – усмехнулся Георгий. – А что, представляться необязательно?
– Планетарный координатор, – надменно проговорил квадратный, – директор системы Неогеи Вильгельм ван Гроот.
– Не знаю уж, как там с координацией, – поправил его Кузьмичев, – но директора я уволил… по моему собственному желанию. Нынче я подрабатываю комендантом города-колонии.
Квадратное лицо на экране побурело, приобретя цвет мороженого мяса.
– За самозванство вы тоже ответите, – проговорил ван Гроот, – если не сдохнете до суда! Предлагаю вам немедленно сдаться, сложить оружие и открыть ворота!
В ответ полковник продемонстрировал Вильгельму основательный кукиш и выключил монитор.
– По местам, ребята, – негромко сказал Кузьмичев. – Сейчас дядя Виля придет, будет нам «козу» показывать…
– А мы ему ваву причиним! – ухмыльнулся Сегаль.
– Атака! – коротко бросил Васнецов.
Полковник приник к экрану. «Землеройки», как стояли рядком, так цепью и двинулись, грузно качаясь на кочках и пуская пыль из-под гусениц. За ними следовал краулер-наводчик. Потом, один за другим, тронулись песчаные танки, в кузовах которых хоронились бойцы-нормалы.
Их обогнали две тяжелые системы и понеслись вдогон «землеройкам», качая на ходу манипуляторами.
– У кого РПГ? – осведомился Кузьмичев, не отрывая глаз от экрана.
– У Чебанова, – доложил Переверзев, – и у дяди Федора.
Федор Гусев, щуплый малый по жизни, на службе – разведчик-снайпер, утвердительно кивнул.
– Готовься, дядя Федор. И Чабан пусть готовится. Подойдут метров на двести – попотчуете гранатами…
– Можно и за триста!
– Пусть уж наверняка. Гранат мало, наверное?
– У меня три, у Чабана – парочка…
– Ч-черт… Ладно, ступайте.
Кузьмичев поднялся на верх воротной башни.
«Землеройки» подошли еще ближе – они спешили, погоняемые наводчиком.
Первым выстрелил Гусев. Он всадил гранату под пульсатор крайнего землеройного агрегата, и тот встал колом, затормозив так, что задок над землею приподнялся. Из пробоины заструился копотный черный дым. Вторым выстрелом снайпер угодил по соседней машине и разворотил той гусеницу. «Землеройка» развернулась, кренясь на бок и загребая ленивцами рыхлую почву, дернулась и застыла.
Ее объехала тяжелая система, отталкиваясь от проходческого комплекса правым манипулятором, – дядя Федор тут же выстрелил. Поспешил. Попасть – попал, манипулятор оторвало с корнем, но не подбил.
– Ах ты…
Однако кибермозг соображал лучше людей – тяжелая система круто развернулась и попылила обратно.
А самое эффектное подбитие вышло у Чебанова – его первая граната пробила корпус землеройной машины, и кумулятивный заряд сыскал достойную цель – аккумуляторы. Мощная батарея рванула, вышибая верхние панели, полыхнула снопами искр и струями дыма.
– Готова! – заорал Переверзев.
А Кузьмичев рискнул выставиться над парапетом и взять на мушку наводчика. Попал! Импульс бластера перебил сразу два движителя – автономное гусеничное шасси краулера и левую ногу его водителя.
– Ур-ра-а! – грянули бравые десантники.
Лучи лазеров с кузовов песчаных танков тут же стали шпарить по верху башни, но была у лучевого оружия одна неприятная особенность – рассеивание. Чтобы причинить смерть за пятьсот метров, надо было иметь мощность, измеряемую в мегаваттах. Заработал плазменный излучатель – и тут недолет. Сгустки плазмы вырывали борозды в грунте, сплавляя землю в катышки.
– Переверзев! Разрядник готовь!
– Командир, у него батарея сдохла!
– Мать-перемать…
Остановившихся «землероек» догнал вездеход. Надо полагать, отдал приказ продолжать выполнять программу. Уцелевшие машины объехали подбитые и рванули к стене второго сектора – к югу от воротных башен. На ходу оставалось четыре землеройных агрегата. Их догоняла тяжелая система, более «отмороженная», чем однотипный механизм, покинувший поле боя.
Со стены, из амбразур башни открыли огонь десантники. Лучеметы серьезно навредили «землеройкам», у одной даже гусеница слетела, но три уродливые машины добрались-таки до периметра и уткнулись в белую стену. Загрохотали два пульсатора – третий не завелся, и по стене разошлась мелкая дрожь. Фонтаны пыли и дыма поднялись выше башни. Подъехавшая система-отморозок с размаху опустила на стену манипуляторы, вцепилась, стала ломать и долбить, курочить и дробить…
– Всем покинуть стену! – надрывался Кузьмичев. – Вызываю Раджабова! Долго ты там будешь копаться?
– У меня все готово! Почти… Щас я!
– Ты мне не сейчас, а зараз! С аннигилятором разобрался?
– Ну, выдвинуть я его смогу и включить…
– А больше ничего и не надо! Заводи, и сюда! Срочно!
– Я быстро!
Переверзев, отплевываясь от каменного крошева, ввалился в пункт наблюдения.
– Уже на метр вошли в стену! – доложил он.
Со стороны прорыва донеслись зловещее шипение и скрежет.
– Это они арматуру кромсают…
Вбежал Сегаль и доложил, что Раджабов подъезжает к воротам. Кузьмичев сорвался с места и бегом спустился во двор.
Танк высшей защиты глухо клокотал неподалеку. Из люка высунулся Джафар.
– Чего делать-то, командир? – прокричал он.
– Слушай сюда! Выезжаешь из ворот и разворачиваешься налево! Там эти паскуды землеройными машинами стену пробивают! Активируй этот… излучатель антиматерии, и чтоб я ни одной единицы спецтехники больше не видел! Понял?
– Так точно!
– Васнецов, открывай ворота!
Танк едва вписался в проем между башнями, выехал и стал разворачиваться.
– Не смотреть, а то без глаз останетесь! Все в укрытие!
А вот полковнику глядеть было можно – экран точно передавал все тона и звуки. Раджабов по ошибке задействовал аннигилятор раньше, чем развернулся, и белесая, призрачная полоса протянулась до самой зеленой рощи.
– Это антипротоны выжигают воздух, – прошептала Бетан, завороженно следя за боевыми действиями. – Аргон с кислородом аннигилируют…
Танк раскачивался в развороте, и пучок антиматерии то и дело ложился на голый грунт, вырывая прямые, по линеечке, траншеи. Тогда неимоверной яркости фиолетовый свет заливал все вокруг, даже солнце словно пригасало в небе.
Танки дружно развернулись и помчались прочь, но аннигилятор случайно расплавил шасси одному из них. Танк покачнулся и упал – одна рама с кузовом и герметичной кабиной осталась. Бойцы в панике попрыгали через высокие борта и почесали на прежние позиции. Экран потух, через секунду вспыхнул снова, только ракурс был уже другой.
– Рецептор оптический не выдержал, – сказал Васнецов. – Соседний дает картинку…
Джафар наконец развернул громадную машину, и вся мощь излучателя-антимата обрушилась на землеройную технику.
И техники не стало. Металл и кремний-органик, пластик и композит – все забурлило, расплескиваясь ослепительно-белой лавой.
Тяжелая система дернулась было, собираясь драпать, и попала в главный фокус – машину разметало фонтанами металло-органического пара. Тут Раджабов вырубил аннигилятор, и под стенами города как будто стало темнее.
– Разгром немцев под Космоградом! – радостно щерился Переверзев, блестя зубами и белками глаз на закопченном лице.
Кузьмичев снова заспешил наружу. Раджабов ликвидировал угрозу, но «землеройки» успели наделать делов – в стене зиял обширный провал, метра три по высоте и в ширину улицы.
Над ним провисал тонкий мостик уцелевшего верха периметра, обгрызенного тяжелой системой. За дымящимся кочковатым вывалом светилось красным месиво из вскипевшего грунта и жидкого металла.
– Осторожно! – крикнула сзади Лида. – Там сильная радиация! Надо вызвать дезактиваторы.
– Валяйте. Раджабов!
– Раджабов на связи!
– Давай загоняй свое чудище обратно… Концерт окончен.
– Слушаюсь!
Танк высшей защиты аккуратно вполз в ворота, отъехал немного и замер. Клокочущий гул турбин стал стихать.
– Вон они! – показала Кастырина.
– Кто?
– Дезактиваторы!
Солидные шестиногие машины с гулким топотом вырвались из-за пакгауза и подбежали к пролому в стене. Выставив кольчатые шланги, они принялись заливать дымящийся черный вывал серебристой жижей, похожей на вспененную ртуть.
Жижа разбухала и оседала, застывая коркой. Оставляя в ней квадратные следы протекторов, киберы взобрались на груды лома и обработали края стены, после чего с достоинством удалились.
– Так или иначе, – мрачно высказался Кузьмичев, – но этот драный Вильгельм Завоеватель добился чего хотел… Переверзев! Виштальский! Берите своих парней и живо доставьте сюда местных – мужиков покрепче. Будут мешки песком набивать и закладывать брешь.
– Слушаемся! – ответил за обоих Виштальский.
– Да, и этих еще сыщите… Кибернетистов. Пусть срочно гонят сюда роботов-строителей.
– Разрешите идти?
– Чеши отсюда!
Полковник ходил вдоль пролома, как голодный тигр в клетке.
У Вильгельма хватило бы ума отправить на приступ своих нормалов, и тогда брешь была бы завалена не мешками с песком, а мешками с дерьмом, то бишь телами атакующих. Кузьмичев до того разнервничался, что всю эту фразу выдал всуе, а не про себя. Лида тонко улыбнулась:
– Ваша ненависть унялась, полковник? Вы уже не думаете об истреблении нормалов?
– Я не такой кровожадный, каким кажусь, – пробурчал Георгий и быстро сменил тему: – Ну, где их носит?
– Вон они! – подсказал Сегаль, вспрыгивая на литопластовый блок, оставленный строителями так давно, что успел врасти в землю, а по краям его пушилась травка, удивительно похожая на меховую оторочку розового цвета. Сощурившись, Кузьмичев глянул из-под руки.
По дороге к воротам рысил целый табун киберстроителей. Впереди гнали четыре краулера, сзади их догоняли три робота-матки.
На передней танкетке стоял, картинно ухватившись за раму, Марк Виштальский, изображая Наполеона Бонапарта как минимум.
– Привезли! – крикнул он, спрыгивая.
Следом полезли пригнанные нормалы, человек пятнадцать поповичей, никитичей и муромцев.
– Кто из вас имеет отношение к роботам? – спросил Кузьмичев. – Выйти из строя!
Вперед несмело шагнули два парня в одинаковых синих комбезах.
– Мы, – сказал левый.
– Он – киберинженер, – уточнил правый, – а я кибертехник.
– Стену видите? Вот фронт ваших работ. Тут я заметил целую кучу блоков и панелей, надо будет их все перетащить и заложить пролом по краям, а по середине… Сварочным работам ваши киберы обучены?
– А как же? – изумился киберинженер.
– Вот и ладненько. Пусть тогда сварят металлический каркас по середине пролома, а мужики заложат его мешками с песком. Блин, а пустые мешки есть хоть?
– А вот! – сказал Марк и потряс мешком из прозрачной пленки. – Крепкий!
– Тогда лопаты в руки, и вперед!
Виштальский с Переверзевым подробно растолковали «ополченцам» технологию копки песка и засыпки мешков. Работа пошла.
Зашевелились и роботы, забегали, вчетвером хватая серые пластилитовые панели да блоки и подтаскивая их к стене. Двадцать минут спустя прочная кладка из пластилитовых изделий закрыла две трети проема, а между ними засверкали вспышки, скрепляя прочный каркас из полос и прутьев металла. «Ополченцы» потянулись к стене, наваливая пухлые мешки, набитые песком, а Переверзев покрикивал на них, чтобы клали не подряд, а с обвязкой.
– Молодцы, мирное население! – похвалил нормалов Кузьмичев. – Я вами доволен.
«Ополченцы» взбодрились и решили спросить:
– А когда нас отпустят по домам?
Вместо ответа Георгий показал на коттедж, разнесенный танком высшей защиты.
– Отсюда хорошо видно? Кто его порушил, помните? И где гарантия, что Вильгельм не раскатает весь ваш жилмассив? Так что сидите пока в главном здании и не рыпайтесь. Переверзев, проводить!
Нормалы, переговариваясь, утопали под конвоем к месту временного (проживания, заключения – нужное подчеркнуть), а Кузьмичев присел на травку, чувствуя себя выжатым и прополосканным.
Он поднял голову к облакам, подсвеченным зелеными закатными лучами. Кончался длинный день, близилась ночь, короткая, как передышка перед боем. Суматошный Хорс, без меры и счета исторгавший неистовое голубое сияние, добегал свой путь по небу, выбеливая свод. Вскоре он канет за горизонт, зайдет в лиловое трепетание вечера. Всплывут обе луны, и можно будет наконец-то принять горизонтальное положение и поспать хотя бы четыре часа…
Пусть даже три, лишь бы в тиши и покое. «Как же мне надоел этот вечный бой…» – вздохнул Кузьмичев и поднялся. Времени на труд и оборону еще хватало.
Глава 8 Интермедия
Алла Миньковская чувствовала большой нервный подъем – так, кажется, пишут в романах на производственную тему?
Подойдя к овальной двери в промкомплекс, массивной и толстой, как стена, девушка легко отворила ее. Сразу за высоким порогом-комингсом начиналась винтовая лестница с мягкими, пружинившими ступенями. Она раскручивалась, выводя в низенький, круглый зал, откуда, как и в главном здании, расходились шесть радиальных коридоров.
Алла двинулась по тому, который был кремового цвета, и вышла в обширное помещение, занятое громоздкими формами универсальных машин. Девушка судорожно вздохнула. Здесь для нее начиналась территория чародейства и магии, сказки, чуда, сбывшейся мечты.
Вот универсальный форматор. Изготовит любую вещь, как волшебная палочка. Нащелкиваешь на клавишной панели комбинацию цифр, вводишь все данные, тычешь пальцем в клавишу «Пуск». Раздается слабое гудение. Сдвигаешь боковую стенку, там ниша с полочкой, а на полочке лежит то, что ты хотела – тестер, например, или комбинезон, или еще что.
А вот эта тумба – мультипликатор. Что хочешь сдублирует. Поднимаешь выпуклую крышку, кладешь в неглубокий прямоугольный ящик… ну, скажем, монетку в 15 копеек. Завалялась в заднем кармане. Кладешь, закрываешь крышку. Короткое гудение. Крышку вверх – в ящике уже две монеты. Закрываешь. Гудение. Открываешь. Четыре монетки.
А еще есть универсальный синтезатор, отдельно – белковый синтезатор, матричный репликатор…
Понятно теперь, почему у них там, на Земле, «каждому по потребностям»… На всех хватит, еще и останется.
Алле хотелось возиться с чудесной машинерией, не глядя на часы, но и тревога не отпускала. Они заняли город-колонию, и теперь Космоград в осаде. И чем это кончится? Опять чьими-то смертями?
Девушка вынула из кармашка коммуникатор, посмотрела неуверенно – Гоша ни с кем не разговаривал в этот момент, но, может, он занят?
Поколебавшись, она все-таки сказала:
– Вызываю Кузьмичева…
Через секунду усталый голос ответил:
– Привет, котенок. Как жизнь?
– Боюсь, – призналась Алла.
– Кого?
– Их. Всех…
– Не бойся, котенок, – помягчел голос. – Прорвемся.
– Когда ты придешь?
– Через часик, может. Мы тут на страже завоеваний стоим.
– Приходи…
– Сам об этом мечтаю!
– Ну, пока.
– Пока, маленький.
Малость успокоенная, Алла повозилась с чудо-техникой, увлеклась и не заметила, как пролетел и час, и другой. Спохватившись, она поспешила наверх и аккуратно прикрыла за собой овальную дверь.
Было темно, но не той ночной темнотой, кромешной и непроглядной, а лишь предвещавшей мрак. Над городом зеленели сумерки. На Земле они густо-синие, на Водане – черно-зеленые.
Алла глубоко вдохнула остывший воздух, напоенный запахом водорослей, доносимым с недалекого океана, и припахивавший горючим красным соком поднебесника. Хорошо…
Если б не дурацкая войнушка!
Девушка неторопливо пошагала к жилым модулям, пристроенным к Главной Диспетчерской. Неожиданно ясно послышался голос Лиды:
– И что же со всеми нами будет?
– Не знаю… – ответил Георгий.
Сердце Аллы заколотилось. Долгие взгляды, бросаемые на ее Гошу этой блондинистой медичкой, она перехватывала уже не раз.
Вот же ж приставучая какая!
Алла неслышно подобралась к террасе и укрылась в нише, обычно занятой кибердворником. Отсюда все было хорошо слышно.
И немного видно – приоткрытая дверь в кольцевой коридор жилого модуля бросала на террасу уютный желтый отсвет.
– Ты спрашивал, что я испытываю… – сказала Лида, и Алла уловила в ее голосе волнение. – Сейчас у меня такое чувство, что я осталась с вами не только… ну, ты знаешь… Я осталась из-за тебя тоже. Или это и было главным?
– Лида…
– Гоша…
Алла облизала сухие губы – черный силуэт Кастыриной потянулся к чеканному профилю Кузьмичева и почти слился с ним.
– Ты меня не поцелуешь? – с громадным разочарованием спросила Лида.
Донесся чмокающий звук.
– Нет, не так. По-настоящему!
Кузьмичев вздохнул.
– Это из-за той девушки? – догадалась Кастырина. – Аллы, да?
– Да.
– Ты ее любишь?
– Да.
– Но… она же ни о чем не узнает!
– Я-то буду знать. И если она меня спросит напрямую: «С кем ты был? Кто эта женщина?» – я честно признаюсь, что звать ее Лида и мы с ней прелюбодействовали…
– Но мы же еще не… не прелюбодействовали…
– А ты этого хочешь?
– Хочу… Сильно-пресильно!
Кузьмичев опять вздохнул.
– Первый раз в жизни я отказываю девушке, – признался он. – Это трудно. И неприятно. Но если бы я героически не поборол искушение сегодня, завтра стало бы плохо и для меня, и для тебя, и для Аллы. Я не хочу ее обманывать.
Теперь раздался вздох Лиды.
– Я тебя расстроил?
– Знаешь… нет. Я тебя еще больше зауважала… Ты – настоящий. Твой дух правит твоим телом, а в этом – сила.
Кузьмичев разрушил романтический флер – он протяжно, с хрустом, зевнул. Тело перебарывало дух…
– Ой, ты же устал! Иди ложись скорее. Совсем я уже…
– Спокойной ночи, Лида. И не выдумывай про меня лишнее, я – обычный мужик, членистоногий, как все!
Врачиня залилась тихим смехом, а Георгий шагнул к двери, распахнул ее шире, залив террасу светом, и скрылся. Шаги стихли, навалилась тишина.
Алла выждала немного, бесшумно вернулась к двери промкомплекса и как следует грюкнула ею. А потом, не таясь, прошагала на террасу.
Кастырина стояла у перил и смотрела на небо, где плющилась в восходящих потоках одна из лун.
– Привет, Лид, – весело поздоровалась Алла, – что спать не идешь?
– Да так, дышу свежим воздухом… Завидую я тебе.
– Мне? – делано удивилась Миньковская. – Почему?
– У тебя такой мужчина… Сейчас таких нет. Или я плохо искала…
Алла помолчала, а потом сказала глубокомысленно:
– Просто мы жили в другое время, злое, жестокое, несправедливое. Нам всего не хватало, за все надо было бороться – за кусок хлеба, за счастье, за свободу. А вы… вы совсем-совсем иные. И мужчины ваши – они изнеженные, слабые… Даже здесь, на далекой планете, они какие-то… инфантильные. Но не все ж у вас такие!
– Не все… – задумчиво сказала Лида. – Одного я точно не назвала бы слабаком, только вот куда ж он подевался? Второй день я его не вижу, и не дозвонишься никак.
Алла сразу подумала, что искомый мужчина мог затесаться в «дружину» Вильгельма, но не стала об этом говорить.
– Все будет хорошо, Лида, – сказала она с проникновенностью. – Спокойной ночи!
Глава 9 Полночь, XXI век
– Не пойму, – нахмурился Васнецов, вглядываясь в экран, – чем они там занимаются?
– Массовым онанизмом? – дал подсказку Переверзев.
– Молчи, стратег! Глядите, пропали все краулеры. Ночью они куда-то уехали. Вопрос: куда? И зачем?
– В обход, может? – задумался Кузьмичев. – А смысл?
– Так, именно! Ну, зайдут они с востока или с севера, и что?
– Заметьте, – солидно сказал Виштальский, – у них в лагере все замерло, никакого движения.
– Ушли, наверное, – подбросил версию Переверзев. – Надоела им вся эта мутотень, вот они и утопали. По грибы.
– Ви, товарищ Пэреверзев, – проговорил Виштальский, пародируя Сталина, – хороший тактик, но плохой стратег!
Старший сержант улыбнулся только – во все тридцать два белых зуба.
До наблюдательного пункта донеслись крики снизу, Кузьмичев разобрал сердитый голос Аллы и поднялся с места.
– Что там еще не слава богу?
У подножия башни Георгий обнаружил Сегаля, которого ругала пани Миньковская, и незнакомого мужчину в потертом серебристом комбезе.
– Я тебе не любопытная тетка с Привоза, – сердилась Алла, – и не бегаю сюда, чтобы на войну поглазеть! У меня и своих дел – выше крыши! А уж если пришла, значит, по делу! Ясно тебе, сапог нечищеный?
– Чего это – нечищеный? – оскорбился Сегаль.
– Пусть будет тихо! – скомандовал Кузьмичев. – Привет, Аллочка-ругалочка. Кого это ты привела?
Миньковская фыркнула, но обернулась к незнакомцу в серебристой униформе и представила его, тая в голосе гордость:
– Это Антон Алехин, командир звездолета «Заря-11». Нормалы заперли его в подвале промкомплекса. Представляешь?! Я спустилась сегодня, хотела в синтезаторную пройти, как вдруг слышу удары – три коротких, три длинных, три коротких…
– Сигнал SOS! – догадался Сегаль.
– Даже ты знаешь? – комически изумилась Алла. – И… Антон сказал, что ему надо срочно увидеться с тобой. Вот!
– Ну, не так уж и срочно… – улыбнулся Алехин и протянул руку Кузьмичеву. Тот ее пожал. – Понимаете, в чем дело… Когда тутошние собрались на войну, я был единственным, кто был резко против. Даже успел Вильгельму нашему ван Грооту по морде съездить…
– Выношу благодарность от командования, – ухмыльнулся Георгий.
– Спасибо… Вот они меня и заперли – слишком много я им правды наговорил. Хотя… В общем-то дело все в том, что я для них тоже не свой, как и вы. Не чужой, быть может, но и не свой. Я родился в две тысячи пятьдесят восьмом году.
– Не может быть! – округлила глаза Алла. – Вы не выглядите на столько…
Алехин улыбнулся.
– Мне было сорок два, когда я получил новое назначение и стал начальником Второй Заплутониевой экспедиции. А в сто третьем отправилась Первая Межзвездная, на корабле «Луч». Я был его командиром. Мы слетали к Тау Кита и открыли там землеподобную планету. Назвали ее Авророй. Сейчас там большая колония…
А когда двинулись домой, решили испытать гипердвигатель – его нам физики навязали. Испытали. Короче, когда мы вернулись на Землю, там шел 2199-й…
– Легенные ускорения? – спросил Кузьмичев со знанием дела.
– Да… – удивился Алехин. – А вы откуда… Тьфу! Вот балбес… Вы же тоже! Ну, и вот, перенеслись мы почти на век тому вперед. Раньше об этом я только читал – замусоленный сюжетец! – и вот пришлось на своей шкуре испытать процесс вживания в чужую жизнь, в чужое время. Привыкали долго, но только я один осилил новые способы перемещения в пространстве и получил диплом пилота-космогатора первой степени…
– А где ваш корабль? – не удержался Виштальский.
– Там, – указал вверх Алехин, – на орбите крутится.
– Настоящий фотонный звездолет?
– Нет, «Заря» – гравитабль, корабль-антиграв.
– Марк, не перебивай, – строго сказала Алла. – И что дальше было, Антон?
– Да тут и сказочке конец… Отправились мы в экспедицию, с намерением основать колонию на этой планете. Самый дальний внеземной плацдарм, и все такое. Начальником у нас был Вильгельм. Так я очутился здесь. Одиннадцатый год тут проживаю. А теперь вот хочу послужить под вашим командованием, товарищ полковник.
– Всегда рады! – улыбнулся Кузьмичев.
– По этому случаю надо выпить, – подсказал Переверзев.
– Все в цитадель! – объявила Алла. – Я вам сдублирую ящик «Советского шампанского»! Наташка сберегла бутылочку с Нового года.
– А мы? – притворно возмутился Сегаль. – Хотя бы по сто наркомовских…
– Никого не обидим, – пообещал Георгий.
– Командир… – замялся Алехин. – Мне сказали, вы всех в главном здании держите…
– Для их же безопасности, Антон. И нашей тоже.
– Да я понимаю… Просто… Есть одна девушка, и я за нее могу поручиться. Ее зовут Ева, Ева Шандор.
– Какие проблемы, Антон. Переверзев!
– Доставим сей секунд!
Командир звездолета отправлялся в экспедицию холостым, но уже второй год делил жилплощадь с молоденькой Евой, хорошенькой сервис-инженериней.
Ева робела поначалу, попав в компанию «автоматчиков-захватчиков», и мило розовела щечками, но быстро нашла общий язык с Аллой. Оказалось, что «аномалы такие милые…» Обе девушки покинули своих спутников и отправились на террасу – шушукаться на тайные темы, недоступные примитивным мужским умам.
Солдаты и офицеры разбрелись – кто на дежурство, кто поспать.
Алехин с Кузьмичевым остались одни. Заветная бутылочка была распита, а вторую решили не доставать.
– А я ведь тоже служил, – признался Алехин, – как и вы. М-да-а…
– И где? – оживился Кузьмичев.
– А в Патруле. Армий тогда уже не было, Африку с Азией демилитаризовали, конфликты гасили в зародыше, как тайфуны, но Патрульные службы держали – мало ли что… Вот и грянула по всей нашей Евразии Вторая Гражданская. Я тогда молодой был и разбирался не шибко… Объявились такие «золотые», недовольные подступавшим изобилием. Мафия всякая, чиновники и наемники – такой состав рисовали в карикатурах… Дескать, настало изобилие – счастье для всех, даром! – и все. Рынку хана, бизнесу кирдык. Взятки брать не с кого, поскольку у всех все и так есть. А богатеньким легко ли было стать как все? И гангстерам такая жизнь не по нраву. Вот и затеяли они всем скопом Вторую Гражданскую. В реале-то все было куда сложнее, трагичнее, гаже.
– Война есть война, – проговорил Кузьмичев.
– М-да… Как-то мой взвод поймал одного «золотогвардейца», капитан-лейтенанта Исаева. Он глядел на нас без злобы, даже с какой-то печалью, что ли. Никогда, говорит, ни один «золотой» офицер не позволял себе варварства вроде пыток женщин или расстрела работников! Я и завелся. Разорался… Сам, говорю, с полком своим изолировал зону боевых действий под Архангельском, когда «золотые» взорвали криогенератор прямо в центре Холмогор! Я на «вертушке» тогда был, патрулировал Двину. И все видел своими глазами. Над городом вспухло белое-белое облако, неприятное такое, маслянисто-жирное. Река в том месте замерзла, сосны лопались, а прохожие валились – и замерзали. Вдруг ни с того ни с сего – и минус сто пятьдесят! Потом все туманом заволокло, пошел дождь со снегом, но люди, превратившиеся в ледяные фигуры, оттаять не могли. А Исаев выслушал меня и спокойно так спрашивает: «С чего вы взяли, любезный, что активация криогенератора – дело рук „золотых“? Разве мы, говорит, против изобилия восстали? Мы просто хотели работать, хотели быть людьми, чтобы заниматься любимым делом и достигать в нем успеха и высот. А нас на четвереньки ставили, рылами к бесплатной кормушке пихали! Богатенькие… А вам известно, говорит, что целые дивизии „Золотой гвардии“ собраны из работяг? Не хотят они вашего беззаботного и безработного рая!» Ох, и спорили мы с ним тогда… Полночи всем скопом набрасывались. А под утро отпустили… М-да.
После победы я демобилизовался и поступил в Высшую школу космонавтики, на командирский факультет. Начал с лунников, потом перевелся на модульный транспортник-суперконтейнероносец, ходил в системы Юпитера и Сатурна, а сейчас… вот. Сижу тут. Колонизирую Неогею… Хотя Водан мне больше нравится.
– Расскажи что-нибудь такое, батальное…
– Батальное? – переспросил Алехин и задумался: – Все уже перепуталось в моей башке… Помню, как мы наступали – с Дальнего Востока, по южному и северному Транссибу. Брали Якутск, Читу, Верхнеудинск… Под Иркутском меня ранили, почти всю левую руку оторвало. Месяц в госпитале провалялся, пока растили новую, – и опять на передовую, уже в чине лейтенанта. Правда, повоевать пришлось недолго – командование послало меня в Японию, – я сносно говорил на языке самураев. Разведка донесла, что верхушка «золотых» спелась с Синдикатом – мировой мафией. Главари Синдиката решили подмять под себя еще и якудза, а «Золотая гвардия» им в этом усердно помогала. Если бы им этот фокус удался, соединились бы не только гангстерские миллиарды, но и гангстерские армии. Ситуация была пикантная – мы, воевавшие с мафией, должны были этих самых мафиози защищать! Но так было надо – бороться с олигархами, с мафиократией проще тогда, когда они раздроблены. К тому же якудза выдерживали нейтралитет, не поддерживали евразийскую братву. И мы с ребятами вылетели в Токио…
* * *
…В тот же вечер Алехин выехал в Аодзи. Втроем с Токаши Ашизавой и Эйкити Савадой, тоже лейтенантами Патруля, только японского, Антон делил огромный русский джип «Тестудо», крепкий, как броневик. А за джипом поспешала целая колонна – два туристских электробуса, три громадных тягача-трака, влекущих за собой фуры величиной с вагон, пара грузовиков, затаренных сеном. Пространство между автокарами занимали юркие легковушки.
Посмотришь с обочины и ничегошеньки не заметишь – обычное движение. Туристы, небось, в Гонюдо намылились, камерами щелкать и жарить телеса на пляже. Сено – понятно кому…
И кто из случайных прохожих подумал бы, что туристы в роскошных «Ленд-лайнерах» прошли боевую и политическую подготовку на курильской базе Патруля? Что все пассажиры и водители вооружены и точно знают, где у квантового пистолета дуло? Что фуры загружены не овощами-фруктами, а самоходками-биопарализаторами и автономными боевыми системами? А прохожим и не надо это знать – военная тайна…
Дорога свернула к морю. Теплый синий простор раскидывался за холмами. Отлив оголил полосу мокрого песка с космами водорослей. По пляжу бродили пожилые японки в купальниках и с грабельками в руках. Они гребли песок, собирали ракушки и устрицы и радостно вопили. Их дети и внуки, вооружившись совками, скакали по мелкой воде, ловили в лужах рыбу, таскали из-под камней крабиков и визжали еще громче бабушек и мам. Сиохигари[24].
– Зря мы парализаторы тащим… – проворчал Эйкити, внимательно разглядывая в бинокль дочек и внучек. – «Золотые», небось, на поражение будут палить…
– А у тебя что, – усмехнулся Алехин, – лучемета не будет? Плазма – не пуля, ей баллистическую экспертизу не проведешь. И на тебя не укажешь… Так что стреляй во все, что золотого цвета!
Щелкнула рация, прилепленная на шею, и тихий голос проговорил:
– Докладывает Исида. Резиденция якудзы у моря, на окраине. «Голды» везде – на улицах, в магазинах, в домах даже! Резиденция плотно окружена… Но что-то они медлят. Полагаю, ждут сигнала.
– Понял тебя, Тосио. Ставь как бы второе кольцо, окружай по-тихому «золотое» окружение. Мы уже подъезжаем, оставь для нас главный проезд!
– Все понял…
Показались нарядные домики Гонюдо, утопающие в зелени. Кое-где торчали белые высотки, разлинованные на этажи, но они лишь подчеркивали малоэтажность курортного местечка.
– Готовность один! – передал Токаши по колонне.
* * *
Резиденция кайто – главного якудзы – не поражала архитектурными изысками и в глаза бьющей роскошью. Поднятая над берегом высокая платформа, сложенная из камня, с наклонными стенами, как у старинного японского замка в Химедзи, возносила еще выше бревенчатый каркас из натурированной органики, забранный спектроглассом и крытый пластмассовой черепицей. Добротно и стильно.
Антон внимательно осмотрел улицу, прилегающую к резиденции. По ней фланировали пестро одетые люди, в основном мужчины среднего возраста или помоложе, все как один с сумками в руках. Кое-кто сидел под зонтиками уличного кафе, другие стояли и вели чинную беседу двое на двое, но у всех на лицах стыло одинаковое выражение напряга и ожидания. Ни одной улыбки, взгляды цепкие, колючие. И пустые, как будто нарисованные.
Алехин опустил стереотелескоп и оглядел плоскую крышу, на которой стоял. Место было удобное, недаром тут залег снайпер «голдов». Вон он, у стены валяется. Парализован на полсуток. Расслабился, сволочь, опорожнил кишечник… И чем он только обедал? Надо же, вонь какая…
– Эйкити, – негромко сказал Антон, – начинаем. Твоя группа зачищает начало проезда, от ресторана «Тако» до отеля «Мандарин».
– Есть!
– А ты, Тосио, с конца. Оттуда, где жилкомплекс стоит.
– Я как раз напротив, – сообщил Исида, – жду сигнала.
– Хирота и Коно, выдвигаетесь по своим секторам. Действуем по схеме номер два – стационары бьют по площадям, по домам, опера подчищают, группа селекции собирает парализованных, фильтрует и развозит по временным изоляторам. Летуны – за вами координация!
– Мы в курсе! – ответили вертолетчики. – Бдим!
– Все тогда! Выступаем по сигналу «Плюс». Пять. Четыре. Три. Два. Один. Плюс!
Ничего как будто не изменилось на улицах, не прозвучало взрывов, не заколотились автоматы с пулеметами. Но это только на первый взгляд. Антону с крыши было хорошо видно, как скверики навылет пробивали голубые лучи психоизлучателей, даже легкое шипение доносилось. И сразу же мелкие лучики пистолетов-парализаторов сеяли слабенькие отсветы, добираясь до укромностей.
А вот кое-где уже побежали человеческие фигурки. Одна упала, вторая…
– Тосио! – крикнул Антон. – Твоих обходят с левого фланга! Прими меры!
– Людей нет! – тут же ответил запыхавшийся Исида.
– Ладно, бросаю резерв!
Антон подбежал к эскалатору и заорал:
– Матвеев! Пятерку на сектор Тосио! Левый фланг!
– Понял!
Алехин вернулся к парапету и успел заметить, как пятеро крепких парней в одинаковых черных майках порысили на подкрепление.
– Товарищ лейтенант! – запищала рация. – Докладывает «Стриж-один»! Якудза зашевелились! Спускаются по стене к набережной. Их прикрывают сверху. Работают лучеметами!
– Понял! Исида, Савада! Будьте осторожны! Наши «подзащитные» открыли огонь!
Антон оглянулся на безмятежно синеющее море и обмер. Три большие яхты приближались к берегу на полном ходу, раздув все паруса и помогая мощными моторами. На их палубах бегали полуголые граждане виду весьма уголовного, но без тату. Следовательно, это не якудза. А кто не с нами, тот против нас!
– Симода! – скомандовал Алехин. – Море!
Не дожидаясь действий резерва, Антон поднял с пола тяжеленный плазменный излучатель (два пуда, не меньше!), подключил к нему кольчатый кабель. Оперев керамический агрегат о парапет, он прицелился. Кто там вырвался вперед?..
С гулом и воем вылетела струя плазмы и отгрызла у впереди идущей яхты весь нос. Кораблик резко затормозил, будто споткнувшись, оборванный стаксель заполоскал, команда горохом посыпалась в воду.
Яхта, мчавшаяся следом, вильнула в сторону, но поздновато, и с ходу врезалась в корму подбитой. И еще одна порция купальщиков полетела в набегавшую волну.
Вторым выстрелом Антон перебил мачту уцелевшей яхты и добавил по разу всем, проламывая корму, выискивая движки. Одна из яхт, пришедшая второй, задымилась, пуская в небо копотно-черный шлейф.
Десятка два человек плавало – кто к берегу направлялся, кто обратно на палубы карабкался, но уже прыгали по волне надувные самоходные плотики Симоды с операми в плавках и легкой броне.
Все, опасность миновала…
Алехин вернулся к противоположному парапету и оглядел окраину Гонюдо. Так, пошла фаза свалки…
На четырех улицах и в переулках шла драка. Сотни человек – оперативников, «голдов», якудза – бились руками и ногами, махали палками и дубинками, кроили воздух ножами и палили в упор из квантовых разрядников. Лопались витрины, оседая тучками мутных осколков, порхали пластмассовые столики и стульчики, разламываясь о чьи-то головы и бока.
Вот кто-то в одних шортах, весь расписанный драконами, вышибает спиной окно и кувыркается по травке. За ним выпрыгивает некто в бандане, шитой золотом, описывая круги бейсбольной битой.
Антон поспешно вскинул табельный квантовый пистолет и выстрелил. Заряд начисто оттяпал биту вместе с запястьем. А ты не хулигань!
– Робота медслужбы в парк отеля «Мандарин»! – сказал Алехин скороговоркой и направил стереотелескоп в сторону резиденции. О, штурм начался!
Сотни полторы, если не две, молодчиков в золотых повязках перли на стену, подогнав вплотную пару грузовиков и легковушек так, что из средств передвижения получилась штурмовая лестница.
Но и якудза не отсиживались – их старенькие автоматы молотили как в тире, вышибая боевиков «Золотой гвардии», а новенькие лучевики прожигали каналы в двух-трех телах зараз.
– Всем группам! – завопил Алехин. – Стягиваемся к резиденции! Ударим в тыл штурмовикам посекторально! Пошли!
Нетерпение его переросло в желание лично подубасить «золотых», и Алехин, подхватив разрядник, ссыпался вниз по стоящему эскалатору. Квантового пистолета хватало всего на пять импульсов, а больше и не потребуется.
– Симода, за мной! – крикнул он резерву, и застоявшиеся опера радостно заревели, вскакивая и хватая табельное оружие. – Вперед!
Опергруппы под командованием Алехина и Ашизавы прорвались вверх по улице и ударили в спину толпившимся «голдам». Промахов в такой толкучке просто не могло быть, каждый заряд находил свою цель.
«Золотые» огрызались, но, попав в клещи между гангстерами и операми, терпели сокрушительное поражение. Серая масса в золотых банданах заволновалась, теряя запал. Вот инстинкт поборол приказ и долг, и толпа стала рассеиваться.
Перед самым лицом Алехина неожиданно возник гориллоподобный верзила в черных фундоси[25], весь изрисованный татуировками, и замахнулся прикладом. Антон молниеносно провел подсечку, упал на колено и сунул верзиле под нос жетон.
– Смотри, на кого прешь! – гаркнул Алехин по-русски и вскочил. И нос к носу столкнулся с коренастым «голдом», вскидывавшим автомат «Дюрандаль». Еще секунда, и очередь нафарширует лейтенанта в спецкомандировке…
Нет, в голове золотогвардейца образуется черная дырка. Антон обернулся к довольному якудза в фундоси и церемонно отдал честь…
* * *
– Вот такая случилась история, – задумчиво сказал Алехин.
– Здорово… – выдохнул Виштальский.
– Прямо как в кино, – покачал головой Воронин.
– А вы чего не спите? – удивился Кузьмичев.
– Мне на дежурство! – оправдался Марк.
– Чего стоишь тогда?
– А еще тридцать пять минут!
– Ну а со мной куда проще, – улыбнулся Трофим Иванович. – Старость – не радость, не идет сон. А тут так интересно повествуют!
– А теперь ваша очередь! – потребовал Алехин. – Рассказывайте, рассказывайте! О вас же легенды ходят. Мифы складываются! Никто уже не знает, где правда, где выдумка. Материалы по вашим опытам рассекретили только в две тыщи пятидесятом, но тайна так и осталась.
Воронин закряхтел и повел рассказ, постепенно увлекаясь, то и дело требуя в свидетели Кузьмичева или Марка Виштальского.
Подошли Лида и Ева и молча внимали сказке, которая оказалась былью.
– Да-а… – выдохнул Антон, дослушав долгое повествование. Поверить было трудно, но вот же они – живые предки. Да и кто он сам-то?
– Ваш ход, – расплылся в улыбке Воронин и выхлебал огромную кружку компота, поднесенную сердобольной Кастыриной. – Спасибо!
– Так я уже обо всем рассказал, – удивился Алехин.
– Вы нам про космос расскажите! – взмолился Виштальский. – Про экспедиции ваши!
Антон Алехин потер подбородок и начал:
– Да чего там рассказывать… Началось все еще в девяносто третьем. В две тысячи девяносто третьем. Меня тогда перевели на фотонный планетолет-прямоточник. – Он оживился. – Это был огромный корабль, почти шести километров в длину. Сзади у него раздувался параболоид отражателя, а спереди растворялась гигантская воронка масс-заборника, пяти километров в поперечнике. Первые дни я рубку не покидал, так все было непривычно по сравнению с обычным фотонником.
…Когда стартуешь, сначала из отражателя появлялось бледно-фиолетовое свечение – это включался фотореактор, подрабатывавший бортовые запасы дейтерия и трития. Корабль медленно разгонялся, а когда достигал скорости пятьдесят километров в секунду, из воронки заборника вытягивался вперед ярко-фиолетовый ионизирующий луч – пучок ускоренных электронов для предварительной фокусировки, он как бы стягивал поближе к оси пучка рассеянные в космосе атомы водорода, протоны и электроны. В пространстве вещества крайне мало, но на скорости сто километров в секунду в заборник одного водорода поступало килограммов шестьдесят в минуту! Вокруг раструба собирателя появлялось едва заметное свечение, и из отражателя начинал истекать ослепительно-фиолетовый выхлоп – корабль переходил в прямоточный режим. Скорость росла, доходя до восьмидесяти мегаметров в секунду[26], впереди ярко вспыхивали редкие зеленоватые звездочки – это встречные микрометеориты и космическая пыль нагревались и распадались на атомы, ионизировались, входили в собиратель, нейтрализовались, рекомбинировали, охлаждались, отсепарировались от водорода… Нет, товарищи, это было красиво! М-да… И отправились мы во Вторую Заплутониевую экспедицию, долетели до самого Цербера, он же Трансплутон, – это в восьмидесяти астроединицах от Солнца, дальше начиналось облако Оорта… Ну, пока мы там крутились и вертелись, изучали кометы и планетеземали, на Земле объявили о строительстве звездолета с аннигиляционным приводом…
– На антивеществе? – перебил Алехина Переверзев, появившийся из тьмы.
– Нет, это слишком опасно. В Новосибирске соорудили такую штуку, вакуум-инвертор… В общем, он выдавал в заданном режиме хоть позитроны, хоть антидейтерий – струями! М-да… Звездолет назвали «Луч», а вести его поручили мне. Долго выбирали, куда лететь, пока наконец не уговорились. В сто третьем мы стартовали к Тау Кита…
– А почему не к Альфа Центавра? – послышался голос. На голос зашикали.
– Я и сам не знаю, – развел руками Алехин, – так уж решили в Международном управлении космической службы, а там сидят дяди серьезные. Сидели, во всяком случае…
– Понятно! – удовлетворился голос.
– Цыц! – грозно сказал Переверзев.
– Все, нет меня…
– Ну вот… – проговорил Антон, хлопая себя по коленям. – Целый год мы разгонялись, выходя на субсветовую…
– Всегда хотел глянуть на такое чудо… – пробормотал Переверзев. – Как на картинке: летит корабль с плошкой отражателя, а за ним тянется белый луч света… Здорово, да?
– Здорово, – согласился Воронин, – но совершенно безграмотно.
– Почему? – округлил глаза Переверзев.
– Потому, – назидательно сказал Трофим Иванович, – что корабль движется на субсветовой скорости. Слишком быстро, понимаете? И реакция аннигиляции как бы растягивается, процессы в реактивной струе занимают по протяженности несколько километров. – Он увлекся. – Знаешь, что это будет напоминать? Сильно вытянутую струю работающего в атмосфере ракетного двигателя с характерными такими, светящимися пережатиями. Так и на звездолете. В первом узле фотонной струи цвет будет зелено-голубой, постепенно меняясь до бледно-фио-летового в последнем. Понимаешь? Протоны и антипротоны последовательно рождают пи-мезоны, затем мю-мезоны и только потом – электронно-позитронные пары…
– Ничего не понял, – гордо заявил Переверзев, – но звучало красиво!
– Ну, и как проходил полет? – Виштальский нетерпеливо вернул разговор в прежнее русло.
– Штатно, – улыбнулся Алехин. – Удалившись на один световой год, мы начали торможение. И вовремя! Через неделю вышли на орбиту планеты, которая вращалась вокруг крохотного коричневого карлика – огарка звезды, разогретого едва до пятисот градусов. На планете, однако, было довольно тепло, и аргон-неоновая атмосфера пребывала в газообразном состоянии. «Сварт» по-шведски значит «черный». Вот я так и назвал ту планету – Сварта. Там, на Черной планете, мы нашли удивительное – кристаллическую форму жизни. Правда, наш биолог выступал резко против подобной интерпретации… Нет, он был согласен с тем, что кристаллические сростки могли получать тепловую энергию от своей недозвезды, могли пользоваться мощным магнитным полем Сварты. Безусловно, они дублировали корневые структуры, что можно было счесть, хоть и с натяжкой, размножением. «Но при чем здесь жизнь? – восклицал наш экзобиолог, хватаясь за голову. – Кристаллы были и остаются мертвым, косным веществом!» Так мы его и не убедили…
– А дальше?
– А дальше нам перестало везти. Мы включили двигатели на разгон, экипаж залег в анабиозные ванны, корабль набрал пять шестых световой… И чуть не пролетел мимо Тау Кита.
– Что-то случилось? – спросил Кузьмичев.
– Метеорит ударил в отражатель. Представляете? Ударил в корму, то есть летел тот камушек со субсветовой скоростью! Совпадение невероятнейшее, но нам выпала такая вот встреча… Вся автоматика вырубилась, ни одна система не фурычит. Хорошо еще, что бытовые отсеки имели отдельный энергоблок – выжили все. Полгода мы чинили отражатель, переставляя магнитные ловушки и тангенциальные инжекторы электронов, а потом еще год тормозили корабль, разворачивали, возвращались… Но Аврора стоила того.
Все замолчали, каждый переживая свое, а потом Переверзев спросил:
– А это правда, что когда летишь на субсветовой, то звезды только по сторонам видать – узким таким колечком справа, слева, вверху и внизу? А впереди – тьма, и позади тоже? Спереди-то свет уходит в инфракрасный, а сзади – в ультрафиолетовый… Или наоборот? Ну, в общем, вы поняли!
Алехин кивнул.
– Картинка сложнее получается, – сказал он. – Вы не забывайте, что звезды сияют во всем спектре. И вот у тех, что впереди, радиоволны перемещаются в видимый свет, и гамма-излучение звезд в хвостовой части – тоже. Так что звезды остаются на местах, только цвет у них меняется…
Кузьмичев слушал Алехина, и ему было хорошо. Кругом друзья-товарищи, а еще дальше – планета, которую никто толком не исследовал, и они единственные из своего поколения, кто видит ее просторы, леса, горы и океан, ее небо, ее удивительные солнца.
В эти чудесные мгновения случайно уловленного покоя Георгий совершенно не тревожился.
Враги? Осада? Пустяки, дело житейское! Ну какие из нормалов враги? Так, вражинки мелкие. Шпана, которой давно никто сдачи не давал, и вот нарвались, огребли по полной. Бесятся теперь, штурмы устраивают… Как же простить подобное поношение – их, храбрых «либертадоров», борцов с варварами из безумного двадцатого века, не пускают в родной город! Пока они мужественно придавали безлюдному партизанскому лагерю вид густо кратерированной лунной поверхности, сами партизаны заняли Космоград, а их наглый атаман возвел себя в коменданты…
Словно мордой ткнул неразумных щенят – не озоруйте, мокрогубые, не шалите, не воображайте себя воинами, ибо вы были и остаетесь сопливыми пацанами, заигравшимися в «войнушку». А самое, наверное, неприятное для нормалов заключается в том, что сей унизительно-оскорбительный вывод – чистейшая, беспримесная правда…
Тут философическое глубокомыслие покинуло Кузьмичева – его шею обвили гладкие руки Аллы, а губы девушки обожгли ухо шепотом:
– Пошли спать?
– Всегда готов! – ответил полковник.
Глава 10 Стампида
Ясным утром красного дня нормалы сменили позицию – их вездеходы проехали километр к югу и остановились на краю выполотого и выжженного пространства, которое они сами сокращенно называли ЗАББ – зоной абсолютной биологической безопасности.
Эта пустошь заключала город-колонию в кольцо шириной метров четыреста, местами расширяясь до полукилометра – большое неудобство для идущих на приступ.
– Не понял, – озадачился Переверзев, разглядывая экран в южной башне. – Ну и что они выиграли этой передислокацией? Разве что… Хм.
– А если членораздельно? – спросил Кузьмичев.
– У этого сектора только одно отличие от остальных, – объяснил старший сержант, – тут стена пониже будет, всего метров пять от силы.
– И что? – пожал плечами Виштальский.
– Вот и я думаю – что?
Биноклей на периметре не водилось, зато имелись стереотелескопы – можно было рассмотреть даже цвет глаз живой силы противника. Кузьмичев глянул в навороченный приборчик и заметил странное – вездеходы нормалов, сбившиеся в кучу, спешно разъезжались в стороны, словно уступая кому-то дорогу. Кому?
Минуту спустя зашатались, затряслись дальние деревья. Непроглядная туча пыли надвинулась на позицию нормалов, а потом из серо-желтых удушливых клубов выплыла громадная тень, оформляясь в многотонное чудище.
– Годзиллоиды! – закричал Марк наверху. – Эти сволочи годзиллоидов гонят!
Вбежав в наблюдательный пункт, он выдохнул:
– Видели?
– Видим, – успокоил его Кузьмичев.
– Это называется стампида, – затараторил Виштальский, – я про такие дела читал. Это когда ковбои собирали стадо коров, пугали скот и гнали его на лагерь каких-нибудь бандитов!
– Теперь понятно, почему они выбрали именно южный сектор…
Тяжкий, грозный топот полнил воздух глухими ударами о грунт – остывший чай в стакане вздрагивал, ложечка жалобно звякала о край. Чудовищный рев поглотил все звуки. Гигантские травоядные – каждое крупнее железнодорожного вагона – неслись живыми таранами, горбясь, мотая огромными, низко опущенными головищами. С флангов и сзади стада мчались, подпрыгивая, краулеры загонщиков.
– Так, – тяжело сказал Кузьмичев. – Марк! Пугани их огнем из лучевиков!
– Понял!
Полковник, припомнив совет Алехина, порылся в шкафу и вытащил упаковку с новеньким походным спецкостюмом, мешковатым, зато крепким – пуля не возьмет. Торопливо натянув СК на себя, он напялил на голову тяжелый шлем и взбежал по лестнице на верхнюю площадку башни.
Годзиллоиды были уже совсем близко, они перли прямо на стену, слепо, тупо, и ревели от необоримого ужаса. Выстрелы из лучеметов под лапы-тумбы не остановили чудовищ – годзиллоиды, похоже, не заметили стрельбы. Зато нормалы на краулерах, пыливших рядом со стадом, вовсю водили непонятными штуковинами, утыканными пучками игл, – надо полагать, напускали ужасу в звериные души.
– Краулеры отстреливай! – заорал Кузьмичев. – Краулеры!
Переверзев услышал его, как-то разобрав слова в грохоте и реве, и открыл огонь. Передний краулер подскочил, стал на нос и закувыркался, пока не угодил под ноги перепуганным гигантам. Громадные лапы втоптали в землю и сам краулер, и водителя с пассажиром.
И тут стадо добежало. Годзиллоиды, мчавшиеся впереди, на всей скорости врезались в стену, сворачивая шеи и раскалывая черепа. По стене черной молнией пробежала трещина.
А чудовища напирали по-прежнему. Грузно вскакивая на трупы передних, бежавшие за ними упорно лезли вперед, упирались в стену, забрасывали на нее передние конечности, переваливали через верх многие тонны живого веса, рушились с гулом, а на них тяжко падали следующие, проламывая упавшим ребра – хруст, треск и рев возносились к небесам, словно привет из развергшегося ада.
– Отстреливай!
Еще парочка краулеров перевернулась, и громадные животные словно очнулись. Добегая по инерции до стены, они тормозили всеми лапами, вздергивая головы, и отворачивали в сторону.
Один из годзиллоидов, уже свесивший передние лапы за стену, исторг хриплый клекот, изворачиваясь, и соскочил по трупам наружу. Мощно испражнившись, чудовище взревело вовсе уж пугающим образом и погналось за тем врагом, которого видело перед собой – за краулером.
Нормалы круто развернули машину, уходя от погони, но годзиллоид был слишком разъярен, чтобы дать им уйти. Вытянув шею, он вцепился в багажник краулера и вздернул его, как собака – хозяйский тапок. Нормалы выпали наружу, и годзиллоид вдоволь натешился, топча недругов, зарывая растерзанные тела в рыхлую землю. Получив удовлетворение, громадина победительно заревела. Ей откликнулись издалека. Годзиллоид, шатаясь на ходу и мотая головой, побрел на родные звуки. Все стихло.
– Да-а… – только и выговорил Переверзев. – Вот живодеры…
– По ту и по эту сторону, – сумрачно доложил Виштальский, – валяется семь особей. Две еще шевелятся…
– Надо добить, – решил Кузьмичев, – чтоб не мучались.
– Поддерживаю и одобряю, – по-прежнему сумрачно сказал Марк, – но что нам делать с тушами? Сто сорок тонн мяса, костей и потрохов!
Георгий спустился с башни и угрюмо осмотрел гекатомбы, наваленные у стены. Лапы с огромными когтями, что зубья у экскаватора… Шипастые головы с перекошенными челюстями… Горбатые гребнистые спины… Могучие хвосты с роговыми булавами…
Вся эта гора биомассы лежала, вдавливаясь в землю под своей же тяжестью, истекала бурой кровью и смрадной жижей. Одна из голов колыхнулась, издавая сиплое «Х-ха!..»
Переверзев молча вытащил разрядник и прикончил изуродованого годзиллоида.
– Пипец! – выцедил Васнецов.
– Марк, – обернулся Кузьмичев к Виштальскому и заметил поспешавшего к ним Алехина. – Привет, Антон! Марк, дуй за той парочкой – помнишь? Кибертехник и киберинженер. Пускай выводят своих роботов на разделку…
– Великие небеса! – вырвалось у Алехина.
Ошарашенный, звездолетчик оглядел многотонную жертву богу войны, принесенную нормалами.
– Совсем уже с ума посходили! – потрясенно пробормотал Антон. – Они их гипноиндукторами гнали?
– А черт их знает! – признался Кузьмичев. – Держали какие-то штуки в руках, направляли их с краулеров на стадо…
– Больше ни один краулер за пределами города с места не стронется! – торжественно провозгласил Алехин. – Я отключил три блока на энергостанции и сузил радиус передачи. Теперь у нормалов вездеходы с места не сдвинутся, киберы автоматически отключились, все приборы перестали работать. А когда сядут оружейные батареи, подзарядить их будет негде!
– Здорово! – впечатленно сказал Кузьмичев.
– Пущай теперь пешком штурмуют, – мстительно проговорил Переверзев, – в строю! Погляжу я тогда на этих зольдатиков!
* * *
Когда голубое солнце, догоняя красное, миновало зенит и начало клониться к западу, Васнецов вызвал Кузьмичева по коммуникатору:
– Товарищ полковник! Тут трое нормалов топают к воротам, белым флагом машут. Пропустить?
– Сейчас я подойду.
Георгий не спеша доел ужин и покинул цитадель. Он не торопился. Парламентеры подождут. Видать, приперло нормалов…
Он шагал, отщипывая ягоды от виноградной грозди, прихваченной на десерт, и прикидывал варианты. Что делать? Как поступить? Если нормалы пойдут на безоговорочную капитуляцию… Во-от, в том-то и дело. Если! А если нет? Пусть тогда ходят строем и учатся брать крепости мечами и копьями…
На полдороге Кузьмичева догнали Виштальский с Алехиным, потом увязался Переверзев. Последним к делегации присоединился Луценко – парторг сильно переживал по поводу «коммунаров-перерожденцев».
Приблизившись к воротам, полковник махнул Васнецову.
– Отворяй!
Створки глухо загудели, уползая в стены. За воротами стояли трое. Среднего Кузьмичев узнал сразу – это был Вильгельм ван Гроот. Слева и справа от планетарного координатора стояли двое огромных здоровяков-красавцев. Сопровождающие лица.
Скорее уж, мелькнуло у Георгия, сопровождающие морды… Улыбку, мелькнувшую на его губах, Вильгельм расценил как издевку и дернул уголком рта.
– Выкладывайте, с чем пришли, переговорщики, – холодно начал полковник.
В это время у южной стены завыли электропилы, врезаясь в пласты мяса, жира и костей – три киберсистемы приступили к разделке годзиллоидов. Вильгельм усмехнулся, не тая злой радости.
– Чему радуешься, сволочь? – негромко, но отчетливо произнес Кузьмичев. – Раньше вы трусливо прятались – за спинами наших товарищей, за роботами, за этими, ни в чем не повинными зверюгами. А теперь что? Страшно стало себя под импульс подставлять?
– Я пришел вести переговоры, – надменно выговорил Вильгельм, – а не выслушивать оскорбления.
– А я еще не кончил, – оборвал его Георгий. – С этой странной, идиотской и никому не нужной войной пора завязывать. Наши условия таковы: вы капитулируете безо всяких оговорок и вытребенек. Складываете оружие и помещаетесь во временный изолятор. Назначим вам, для начала, принудительное ментоскопирование – я не ошибся в названии процедуры? – чтобы узнать, кто из вас военный преступник, а кто безвредный дурак, на ком нет крови…
– Никогда! – пылко и гневно возразил планетарный координатор. – Никогда мы не пойдем на подобное унижение!
На сопровождающих мордах было написано разочарование, видать, парнюги были не против безоговорочной капитуляции.
– Тогда марш отсюда! – скомандовал Кузьмичев и указал на ворота.
– Неужели вам мало смертей? – обратился к Вильгельму Воронин. – Ведь эта война возникла из ничего – из вашего страха, из вашего непонимания! Мы-то шли к вам с миром, мы загодя радовались встрече с братьями-землянами, а вы ни с того ни с сего начали стрелять и уже убили семерых наших… За что?
– А на вашей совести, – взбеленился планетарный координатор, – почти сорок отнятых жизней!
– Сочувствую, однако между нами есть маленькая, но ощутимая разница – вы нападали, а мы защищались.
– Хватит, Трофим Иванович, – прекратил прения Кузьмичев. – Что вы его уговариваете? Вильгельм наш ван Гроот – урод моральный!
– И нравственный идиот, – добавил Виштальский.
– Вы оскорбляете парламентера! – проскрежетал координатор.
– Ты жив только потому, что приперся с белым флагом, – выцедил полковник. – Когда я тебя поймаю, прыщ гнойный, то повешу без суда и следствия! Все, переговоры окончены. Вон!
Троица удалилась. Вильгельм шагал деревянной походкой, выпрямившись, вытянувшись, а сопровождавшие его парни постоянно оглядывались – их тянуло вернуться к такому знакомому миру, но что-то не пускало. Дисциплина? Или страх?
Ворота сдвинули створки, отсекая маленький мир города от большого и страшного мира вне стен.
– Подождем, пока созреет плод, – сказал Кузьмичев.
Глава 11 Печать иуды
Юра Семенов, как и все, наблюдал за ходом переговоров по СВ – стереовизору, замечательной штуке, передававшей картинку не только в цвете, но и в объеме.
Впрочем, наблюдали все – и «аномалы» на башнях и в цитадели, и «нормалы» в главном здании. Они возмущались Вильгельмом, устроившим живодерню, ужасались кибернетизированной расчлененке, переживали за обе договаривавшиеся стороны.
«Пусть все видят, – решил Кузьмичев, – может, хоть до кого-то начнет доходить. Короче, да здравствует свобода информации!»
Семенов вздохнул. Достав из кармана фляжку, он взболтнул ею. Кое-что есть…
Сделав пару обжигающих глотков, экс-комсорг выдохнул и пригорюнился. Он всегда мечтал о большом и важном деле, и чтобы все-все-все знали, благодаря кому был достигнут успех. Ему одному – Юрию Семенову. Что за дело, он понимал туманно. Гораздо приятней было мечтать не о работе, а о достижении, о славе и почестях. Когда сияет позолотой зал Большого Кремлевского дворца и лично товарищ Леонид Ильич Брежнев вешает тебе на грудь орден Ленина или Героя Соцтруда. Или даже Героя Советского Союза…
Но у него вечно что-то шло наперекосяк. В райкоме комсомола все занимались исключительно болтовней, мелко интриговали, но и росли как-то, шагали все выше и выше – в обком, в ЦК… А он так и оставался в низовом звене, никому не известный комсорг.
И вот прилетел он сюда, надеясь вскоре возвратиться с триумфом – космопроходец, герой, освоивший чужую планету, чтобы из Дальнего Космоса грозить империалистам. Тут уж точно без «Золотой звезды» не останешься! И снова ему не везет… Дорога назад закрыта. Нету больше ни СССР, ни ЦК КПСС, ни дорогого товарища Леонида Ильича… И опять Юра Семенов в полном дерьме.
Бывший комсорг зарычал, ударил кулаком по откидному столу. Тот не выдержал, вернулся в первоначальное положение – заподлицо со стенкой жилого модуля.
– Надо, надо решиться! – проскулил Семенов. – Другого шанса не будет!
И пусть молва о нем пройдет не по стране победившего социализма, а по маленькой колонии, но это же только сперва… Дойдет весть и до Земли, и миллиарды коммунаров восславят его, безвестного комсорга. Свобода информации…
Юра вынул из куртки бластер, позаимствованный в чьем-то коттедже, боязливо снял с предохранителя, навел на стену.
– Пора! – выдохнул он.
Поставив на предохранитель, он сунул оружие за пояс и двинулся на дежурство. Сегодня его очередь бдеть в дозоре на воротной башне, его и Васнецова. Бывшего «лядовца» Кузьмичев не оставляет одного…
– Обойдемся и без вашего доверия, товарищ полковник, – прошептал Семенов.
Кончился красно-голубой день, настала ночь. На дворе было тепло, но не душно – свежий ветерок с океана сгонял испарения, донося запахи соли и йода. Справа светились окошки главного здания, дальше лежали темные кубики коттеджей.
«Я тоже буду жить в таком домике!» – подумал Семенов с улыбкой и хорошо приложился к фляжке.
– Все будет хорошо, – пробормотал комсорг, – все будет просто отлично!
Он воровато оглянулся и подтащил полу куртки ко рту, заговорил в стержень коммуникатора, выглядывавший из кармана:
– Вызываю Вильгельма ван Гроота!
Коммуникатор пискнул, и программа ответила монотонным голосом:
– Не имею информации о названном абоненте. Возможно, вы имели в виду ван Гроота, планетарного координатора?
– Да, да!
– Соединяю…
Через один удар сердца послышался раздраженный голос:
– Слушаю! Говорите скорее, батарея разряжается!
– Меня зовут Юрий Семенов, я нахожусь в стане Кузьмичева, но разделяю ваши идеалы коммунизма! Я могу открыть вам ворота города…
– Когда? – выпалил Вильгельм.
– М-м-м… Давайте сейчас!
– Вы меня не обманываете?
– Я ваш!
– Хорошо… Мы выходим!
– Жду.
Семенов задышал, унимая заполошный стук сердца. Он это сделал!
– Нет еще, – поправил сам себя комсорг, – не до конца…
Поднявшись на башню, он заглянул в наблюдательный пункт. Васнецов был там – сидел перед пультом, посматривал на экраны.
– Привет, – сказал Семенов, стараясь быть веселым.
– Здорово, – кивнул Васнецов, не отрываясь от экранов. – Вроде зашевелились нормалы… Гляди!
Семенов сделал два шага непослушными ногами, вытер о брюки потные ладони, нащупал удобную рукоятку бластера. Страшно-то как, господи! Ну, не будем поддаваться страху. И отринем поповские бредни… При чем тут какой-то господь?
Вытащив оружие, Семенов большим пальцем снял предохранитель, вытянул руку, и… Позыв к тошноте едва не согнул его. Надо, Юра, надо!
Негромкий выстрел угас, погуляв по комнате слабеньким эхо. Голова Васнецова упала на пульт, в затылке ее чернел прожженный канал. Вот теперь конец…
Звонок коммуникатора до того перепугал Семенова, что он едва не закричал.
– С-слушаю, – выдавил он в микрофон.
– Мы на подходе, – осторожно сказал Вильгельм.
– Я нейтрализовал дежурного, подходите быстрее!
– Да мы уже рядом!
– Тогда я открываю ворота.
Найдя нужную клавишу, Семенов надавил на нее и чуть не заорал снова – палец измазался в капле крови.
* * *
Створки ворот распахнулись, пропуская бывших хозяев Космограда. Комсорг вышел навстречу, громко представляя себя:
– Это я, Семенов!
– Человечество вас не забудет, – с пафосом сказал Вильгельм и тут же отдал команды своим: – Джо и Симода – занять башню! Группе Владека – пройтись по всему периметру! Остальные за мной!
Человек пятьдесят вооруженных людей затопали к цитадели, оттесняя Семенова в сторону. Далеко впереди ярко вспыхнул луч лазерника, раздался чей-то крик. Заблистали импульсы, прочертили темноту плазменные струи.
– Быстрее! Кузьмичевцы отходят к цитадели! Надо их опередить!
Это нормалам не удалось – уцелевшие дозорные по команде отступили к цитадели и закрыли за собой ворота. Верха темных стен расцветились вспышками выстрелов.
– Окружить! – надсаживался Вильгельм. – Никого не выпускать! Утром я с ними разберусь.
К нему подскочил молодчик в одних штанах и большом круглом шлеме.
– ТВЗ стоит рядом! – доложил он. – Может, попробуем?..
– Не стоит, – решил координатор, – только позаражаем все радиацией… Курт и ты, Адриано, проводите меня. Выпустим узников из главного здания!
Нормалы дружно поддержали почин командования.
Через пять минут двери убежища были открыты, колонисты начали выходить на свободу. Но не слез благодарности дождался координатор, а негодования масс.
– Убийцы! – кричала маленькая женщина с ребенком на руках.
– Мало им людей, так они еще и животин замучили, изверги!
– Они ни в чем не виноваты! Это мы первыми начали!
– А вы все никак не успокоитесь? Мало вам трупов?!
– Вас обманули! – пытался перекричать толпу Вильгельм, но лишь повысил градус ярости.
– Это ты нас обманывал! Кто постоянно твердил, что на нас нападут? Что надо готовиться к отражению атаки? А?! Не твои слова, скажешь?!
– А вы чего смотрите?! Вы, молодые, здоровые, красивые! Посмотрите на свои руки – они в крови! Вы вовек теперь не отмоетесь!
– Да нас самих убивали! Вы чего?!
– Так вам и надо, балбесам! Что, гормоны взыграли? Силушку захотелось показать? И как тебе? Не саднит в заднем месте после пинков?
Вильгельм озверел. Он зарычал, стреляя из бластера под ноги колонистам:
– Все назад! Быстро! Загоняйте их обратно, что стоите?
– Да мы и сами уйдем, придурок планетарный!
Жители города-колонии скрылись в дверях, и бойцы-нормалы с грохотом захлопнули их.
Шепотом ругаясь, Вильгельм широко пошагал прочь. Остановился. Постоял, потоптался, оглянулся на Семенова.
– И как вам мои люди? – спросил он, кривя лицо, словно собираясь рассмеяться. Или заплакать.
– Люди как люди, – пожал плечами Семенов. – Они ко всему привыкают. Я знаете что думаю? Сейчас главное здание – это цитадель.
– Вы правы, достославный предок. За мной!
Комсорг поспешил следом, молясь, чтобы все кончилось, и поскорее.
Далеко за городом занялся красный рассвет.
– Мы пришли! – сказал Вильгельм, сбивая мысли Семенова.
Юра увидел в серых сумерках квадратную площадку, посреди которой стоял большой аппарат, похожий на летающую тарелку метров сорока в диаметре. «Тарелка» стояла на телескопических опорах, из открытого люка до земли тянулся блестящий трап.
– Это планетарный бот, – небрежно сказал Вильгельм. – На нем установлены две ПМП, то есть противометеоритные пушки, носовая – вверху и кормовая – внизу. – Хихикнув, он добавил: – Воспользуемся кормовой! Прошу!
Робея и восторгаясь, Семенов взошел по трапу на самый настоящий космический корабль. Координатор провел его в рубку и молча указал на кресло перед пультом. Комсорг осторожно занял указанное место.
– Начать тестирование систем корабля! – строго объявил Вильгельм.
Семенов подумал: кому он это говорит? Но тут откуда-то из-под пульта донеслось:
– Тестирование начато. Все системы функционируют нормально.
– Активировать двигательные системы!
– Выполняется…
– Кораблю – взлет!
– Не была осуществлена продувка…
– К черту продувку! Взлет на антиграве!
– Выполняется…
Что-то загудело внизу, корабль еле ощутимо качнулся.
– Отрыв. Все идет штатно.
– Перехожу на ручное управление! Активировать кормовую ПМП!
– Корабль находится в атмосфере…
– Немедленно!
– Повторяю: корабль находится в атмосфере. Полный программный запрет не позволяет активировать ПМП.
– Черт бы вас всех взял! Планетарник, атомно-импульсный, протестирован?
– Аварийный планетарный ядерный двигатель готов к запуску.
– Вот и замечательно! Факел из планетарника сработает не хуже ПМП! Ха-ха-ха!
На обзорном экране Семенов увидел Космоград сверху – заключенный в пятиугольник периметра, город не поражал размерами. Так, средний колхоз…
– Вот она, цитадель! – проворковал Вильгельм.
Под днище планетарного бота вплыла крепость в крепости.
– Управление планетарными – на пульт!
Вильгельм пробежался по клавишам и прокричал тонким голоском:
– Накрываю цитадель одним импульсом!
Дрожащий палец координатора потянулся к красной кнопке стартера, как вдруг чистое небо в обзорном экране заместилось огромным серебристым шаром, уж никак не меньше сотни метров в поперечнике.
– Смотрите! – пискнул Семенов.
– Что? – очень удивился Вильгельм. – Что они тут делают? Какая наглость – вторгнуться без предупреждения в атмосферу земной планеты!
– Кто это? – громко прошептал Семенов.
– А ты что, сам не видишь? – нахмурился Вильгельм и переморщился. – Ах да… Вескусиане явиться изволили, их корабль. Вескусиане – это такие негуманоиды с планеты Вескус. Их еще прозывают себумами… Что им тут надо?
Семенов хотел предложить координатору связаться с вескусианами-себумами, дабы узнать цель их прилета, но не успел – на борту шарообразного звездолета образовалось черное круглое зияние, и поток радужного пламени ударил по десантному боту, испаряя земной планетарник, сдувая облачко быстро твердевших капелек расплава.
Часть третья «Чужие»
Глава 1 Вторжение
Планетарный бот завис над цитаделью, как крышка гроба.
В сегментированном днище развернулась диафрагма, скрывавшая дюзу ЯРД, растворила черное отверстие – дуло пистолета, который вот-вот выстрелит, норка кобры, изготовившейся нанести смертельный укус…
Кузьмичев молча смотрел вверх, а в голове вертелись обрывки суматошных мыслей:
«Шарахнет – мало не покажется!»
«Вот как это бывает…»
«Главное в жизни – это красиво умереть!»
«Неужели все? Так мало…»
А потом ярчайший сноп радужных лучей, полыхнувший откуда-то сбоку, сдул планетарник, словно тот был соткан из тумана, размел в пепел, в пар. Сверху упали грязными снежинками, запорошив волосы, спекшиеся крошки биокерамики.
Механически отряхнув шевелюру, Георгий медленно, будто заново привыкая к возможности быть живым, повернулся к западу.
Там, наполовину скрытый кубом энергостанции, висел огромный шар, метров ста пятидесяти в поперечнике. По его блестящей поверхности тянулись – параллелями и меридианами, окружностями и многоугольниками – паутинные линии швов, торчали какие-то решетки, сопла, антенны.
– Это вескусианский корабль! – воскликнула Лида. – Но почему они помогли нам?
– Да кто вам сказал, что они помогали нам? – вымолвил полковник.
– А кому ж еще?
– Себе! Не высовывайтесь, а то и нас в распыл пустят…
Таясь, Кузьмичев пробрался к наружной стене, над которой нависал решетчатым зонтом параболоид локатора. Здесь господам прищельцам не разглядеть граждан СССР…
Серебристый шар повисел немного, словно раздумывая – лететь ему дальше или не стоит? – и медленно двинулся прочь, на запад. По дороге вескусианский корабль, как бы мимоходом, спалил все коттеджи – дома проваливались внутрь себя от жара, складывались и расползались грязно-белыми потеками, схожими с наледями.
Двумя импульсами звездолет подсек общежития, выплавив, расплескав их цоколи, и здания грузно осели, распадаясь по этажам, громоздя кучи конструкций, оплывавших, застывавших по краям мутными сосульками, напускавших лужи перекипевшей органики.
Описав круг, корабль уплыл на запад, склоняясь к океану.
– Смотрите, там еще один! – воскликнула Алла, указывая на юг.
И в самом деле – шаровидный корабль, однотипный тому, что рушил Космоград, лениво проползал над океаном, напоминая аэростат.
– Сейчас самый момент говорить: «Нам конец!» – мрачно сказал Алехин.
– Чего ж не говоришь? – усмехнулся Георгий.
– Уродился таким… У меня большой резерв надежды.
– Ну, не знаю, как там насчет надежды, а вот мой резерв удивления давно иссяк. Что это за воздушные шарики и какие дела вообще творятся, ты мне можешь объяснить?
– Мы такие «шарики» изучали в ВШК, – проговорил Антон, нервно потирая ладони, – на парах по ксенологии. Следуя классификации самих вескусиан, над городом отметился средний скаут, разведывательный корабль без мощных систем вооружений… Ну, вескусиане – это официальное название, для дикторов. Звездолетчики называют обитателей Вескуса себумами – сокращенно от выражения «серо-буро-малиновый». Нас за такие словечки преподы наказывали – негоже, мол, чваниться антропностью, надо уважать братьев по разуму, пусть даже негуманоидов… А на хрена мне такие братья? Себума больше всего смахивает на гигантскую голотурию – склизкий такой кожаный мешок, будто жиром обмазанный, и отовсюду выросты торчат, вроде щупалец. Обнимешь такого братца – два дня отмываться будешь…
– Ясненько… И какого хрена они тут делают?
– Как что? Осваивают Водан! Себумы всегда действуют по одной и той же методе – для начала посылают на планету, которую избрали для колонизации, пару-другую скаутов, вроде этих. Если местное население против, прибывают корабли помощнее, и такую биозачистку устраивают, что даже хоронить бывает некого – сплошной пепел и шлак…
– Это только слухи, – неуверенно сказала Кастырина.
– Если бы… – вздохнул Алехин. – Ты слышала о цивилизации лхалл? О ней даже большие спецы не любят говорить, потому что такой расы больше нет, себумы истребили всех лхалл, а обе их планеты заселили. Земная администрация что-то такое полепетала под лозунгами: «Не убий!» и «Мирам – мир!», и тема была закрыта…
– Насколько я помню, – сухо проговорила Лида, – лхаллы погибли в ядерной войне, которую сами же и развязали. «Ядерная зима» доконала последних из них…
– …И практичные вескусиане, скорбя о неразумных лхаллах, – подхватил Антон, – заселили выморочные миры! Я тоже слышал эту сказочку. А потом получил доступ к закрытой информации и такого насмотрелся…
– Ты мне лучше скажи, – вмешался Кузьмичев, – чего ждать от них здесь и сейчас?
– Так я ж говорю – колонизации! Себумы приступили к терраформированию Водана.
– Чушь! – воскликнула Лида. – Се… Вескусианам отлично известно, что эта планета принадлежит Земле!
– И что? – иронично улыбнулся Алехин. – Земля пошлет сюда свой флот, чтобы защитить наши задницы?
– А как же?! – изумилась врачиня.
– А никак! – отрезал Антон. – Эти долбаные политики сочинят еще одну сказочку и расскажут населению на ночь! Да и как они тебя защитят? Чем? Ты хоть видела наши боевые корабли? Да себумы по этим лоханкам даже стрелять не станут – из жалости! Хотя как раз жалости у них нет. Себумы не просто негуманоиды, они бесполые, холодные и бесчувственные, как осьминоги. Ты спрашивал, чего нам ждать? – обернулся звездолетчик к Кузьмичеву. – Скоро сам увидишь! Покрутятся эти скауты и пошлют сообщение на Вескус – все, мол, хорошо и даже лучше, океан у берега мелкий, теплый, отличное место для лагун! Можно плавать и нырять до посинения, вволю размножаться почкованием и в охотку испражняться в рыбьих садках – мальки жиреют от себумских какашек… И прилетит к нам сюда здоровенный транспорт, и полезет из него техника и себумы-рабочие, и начнутся у них трудовые будни. Только вот порадоваться за братьев по разуму нам уже не удастся, нас к тому времени истребят, как вредителей сельского хозяйства!
– Ну, мы попали, командир… – протянул Переверзев, стягивая берет на лоб и задумчиво почесывая в коротко стриженном затылке.
– Не мы одни! – крикнул, подбегая, Виштальский. – Кузьмич! Они сюда идут. Все!
– Кто – все?
– Нормалы!
Полковник, не торопясь, прошелся по верху стены над воротами – парапет прикрывал его по грудь.
Большая толпа народу приближалась к цитадели. Сверху узнавались недавние бойцы, оставшиеся без главнокомандующего, распыленного залетными себумами.
Жители Космограда собирались перед воротами цитадели, сбивались в кучу, топтались, поглядывая вверх, на стену. Было такое впечатление, что они и сами не знали, зачем сюда пришли и что им тут делать.
Георгий быстро спустился и открыл ворота, отмахиваясь от встревоженного Переверзева. Он вышел в народ, и по толпе прошел ропот. Прошел и стих.
Кузьмичев молча ждал. Они к нему пришли? Пришли. Послушаем, что скажут…
Вперед протолкался осанистый старец с роскошной седой бородой и усами, здорово похожий на Деда Мороза.
– Илларион Матвеич я, – представился старик, – старший ксенолог. Все меня кличут дедом Ларионом.
– Тогда я – Кузьмич, – отрекомендовался полковник.
– Ты уж не гневайся, Кузьмич, – проговорил дед Ларион, маскируясь под древнего старпера, хитрована из деревни, – на этих обалдуев, что встретили вас не цветами, а огнем. Они уже понесли наказание, высшую меру, так сказать… А в город их Семенов пустил, из ваших, мы тут ни при чем.
– Знаю уже, – буркнул Георгий, – доложили. Семенов всю жизнь себе хозяина искал, я его к ноге не пустил, так он решил перед Вильгельмом… Кстати, где эта сволочь мелкая?
– А они оба были в боте.
– Ну, тогда большое спасибо себумам, хоть какая-то польза от них.
Дед Ларион посуровел.
– Да какая уж там польза… – проворчал он. – Теперь сгинуть могут все – и вы, и мы. Себумы наших законов не чтут, у них свои понятия. Они – чужие! Вон, гляди, что они сделали с нашими домами. Где б мы все были, не запри ты нас в главном здании! Мне почти сто сорок, но я не знаю, как быть и что делать. Ты – воин, ты в этом разбираешься. Назвался комендантом города-колонии? Назвался.
А мы выбираем тебя координатором планеты Неогея! Или тебе больше по нраву название Водан? Как скажешь, так и будет. Ты победил нас, и мы верим, что никому, кроме тебя, не одолеть себум. Владей нами! Приказывай.
Толпа одобрительно загудела. Кузьмичев оглядел обращенные к нему лица. Далеко не все были согласны с дедом Ларионом. Кое-кто отводил взгляд или опускал его долу, гневно алел щеками, закусывал губу и сжимал кулаки, но коллективный разум подавлял самых норовистых и брыкливых – люди выбрали вожака и готовы были идти за ним.
– Я согласен, – сказал Георгий, переждал шум и продолжил: – Но учтите – я никого не собираюсь уговаривать. Никого не буду просить дважды. Я не намерен терпеть разгильдяйство, лень, чей-то гонор или глупое упрямство. Ясно?
– Ясно! – крикнули из толпы. – Ты говори, что делать!
– Эвакуироваться.
* * *
До красного заката люди бегали по всему городу, собирали самое необходимое и не очень нужное, а то и попросту лишнее. Грузили на песчаные танки энергонакопители и нейтронные аккумуляторы, лучевики и запасные батареи к ним, походные комбинезоны и подгузники, белье и одеяла, надувные палатки и наборы гастрономических тюбиков, телефотеры и камуфляжные модули, аптечки и роботоинструменты.
Алла настояла на том, чтобы «строго обязательно» погрузили ее возлюбленные форматоры с мультипликаторами, синтезаторами и универсальными бытовыми комбайнами. Ученые ни за что не соглашались расстаться со своими приборами, музыканты – с инструментами, инженеры – с компьютерами, а дети – с любимыми игрушками…
…Давно опустилась ночь, и Кузьмичев железной рукой остановил «мешочников»:
– Хватит! Довольно. Вы что, надеетесь прихватить с собой весь город? Так он в кузове не поместится. Залезайте сами и трогаемся!
– А куды? – поинтересовался одинокий голос.
– На Кудыкину гору! Есть тут одно местечко…
…Ночь между голубым закатом и красным рассветом длинна и темна. Весь свет – от зыбких конусов зодиакальных сияний и небес, испятнанных размытыми огоньками самых ярких звезд. Ближе к утру зашли обе луны.
Караван машин быстренько полз по равнине, пробираясь к Жженому каньону. Инженеры-водители не рисковали взбираться на вершины холмов – проезжали низинками, жались к рощам и скалам.
Впереди шел танк высшей защиты «Огр», за ним, придерживаясь широкой колеи, следовали песчаные танки и вездеходы-транспортеры.
Мелкие открытые краулеры сновали на флангах, замыкали колонну или шныряли впереди, разведывая путь.
Кузьмичев, по привычке, ехал на броне «Огра», присев на командирскую башенку и цепляясь за антенное устройство.
Фары не включали, шли по приборам, и все вокруг было погружено в полный мрак. Только на юге, на берегу океана, дрожали розовые вспышки, пробегали колючие лучи, всплывали в небо зеленые клубы дыма.
Оттуда доносились неумолчный гул и шипение. Иногда облака пара подсвечивались снизу, выделяя пугающие тени.
За спиной Кузьмичева послышались сдавленное оханье и неразборчивое пожелание.
– Осторожней! – наставил он ползущего. – А то свалишься еще…
– Ничего, – прокряхтел Антон, – я хваткий… Ну, мы и собирались! Сразу видно – в армии не служили.
– Да ладно…
– Да чего – ладно? Погляди вон туда. Это то самое место, где упали БМД и птер, называется Стеклянная пустошь. Видишь, где лучики шарят? Видишь?
– Цилиндр вроде… Ого!
– Вот именно… Это себумский транспорт, понял? Дура с километр поперек, а мы ее финиша даже не заметили!
– Оперативненько…
Из открытого люка донесся глухой голос Раджабова:
– Подъезжаем, командир!
– Ищи спуск, Джафар.
– Уже! Вон вроде осыпь, попробую по ней…
Танк взял к северу, проехал вдоль обрыва и развернулся на месте, скрипя траками по стеклянистой коре.
– Держитесь!
Громадная машина перевалила край и заскользила вниз, с шумом сдвигая тонны неустойчивого каменного крошева. Переваливаясь с боку на бок, танк сполз до самого дна и, кренясь, вывернул к реке.
База неведомых пришельцев открылась неожиданно – кто-то вырвался вперед на краулере и направил лучи фонариков на стену каньона. Пятна света запрыгали по пластам грунта и вдруг отразились от обреза туннеля.
– Ничего себе… – пробормотал Алехин. – Десять лет тут живем, а в каньон никто не додумался заглянуть…
– Да нет, туннель раньше не был виден под грунтом, тут шахта была, вроде спуска, а потом случился обвал. Шахта рухнула, ее породой завалило, зато откупорило туннель. Так Гоцман говорит, он у нас планетолог.
– Да? Ну тогда ладно… Хоть не так обидно.
Турбины танка взвыли, и «Огр», скрипя гусеницами, забрался в туннель. Завала, тормозившего БМД, танк просто не заметил – разгреб зацепами слежавшийся грунт и покатил по гулкому проходу. Вспыхнули яркие фары, высветив своды и черные «полумесяцы» поперечных коридоров.
– Тормози, куда гонишь? Спуск уже!
– Все путем, командир! – глухо донеслось из кабины.
«Огр», порыкивая моторами, осторожно пролез к пандусу, подруливая в тесном месте, и выбрался на гладкий спиральный спуск. Накренился, покатил вниз – глухо зарокотали гусеницы. Скрежет, разворот. Спуск. Еще раз. И еще.
По кругу, по кругу. И вот последний съезд, пологий и долгий-долгий. Разгоняясь и притормаживая, Раджабов скатился на пол колоссального зала, и эхо, бившее по ушам в туннеле, сразу пропало, затерялось в громадной подземной полости.
Фары выхватывали из темноты массивные колонны в двадцать обхватов, но лишь прожектора доставали до сводчатого потолка.
– Разгружаемся! – послышался крик.
– Стоп! – осадил неведомого деятеля Кузьмичев. – Женщины и дети выходят и стоят в сторонке! Переверзев, жилые модули для семейных ставим вдоль стены. Отсчитываем десять шагов и устанавливаем следующий ряд. Кибертехники! Энергетики! Организуйте нам свет. Инженеры-гастрономы! На вашей совести киберкухни и… что там у вас еще? Короче, чтобы через полчаса был готов ужин на всех. Или завтракать пора? Врачи! Сгружайте свое хозяйство у колонны, поставим госпиталь там. Мужчины переквалифицируются в грузчиков и носильщиков. Начали!
Наверху голубое солнце успело выйти в зенит, а внизу, под толщей метаморфического и скалистого грунта, одинаково пропеченных, выстраивался большой лагерь.
Ровные ряды палаток, как в римском каструме, вездеходы – по линеечке. Телефотеры, поднятые на колонны, рассеивали яркий свет над подземным царством.
В дальнем углу гигантского зала суетилась толпа ученых, плескавшая руками вокруг странных наклонных башен, сцепленных вместе овальными в разрезе галереями. Из гладких стен высовывались длинные острия, по горизонтали башни были опоясаны матовыми кубами, по вертикали – блестящими конусами. Что к чему?
Но свой обход Кузьмичев начал с «лагеря беженцев» – жилых модулей и палаток, выставленных в три ряда. Жизнь потихоньку налаживалась – матери укладывали возбужденную малышню баиньки, а той не терпелось все облазить и изведать. В кои веки эти взрослые затеяли такую интересную игру, и на тебе – спать!
– Да не хочу я ложиться! – бурно доказывала свою правоту сопливая личность лет девяти от роду. – Рано еще!
– Тима! – умоляюще сказала молодая мама, приседая на корточки. – Скоро красное солнце сядет, где же рано? Спать пора!
– Не пора! Не пора!
Кузьмичев остановился и строго спросил:
– Чего шумим?
Мать и сын одинаково заробели, глядя на координатора снизу вверх.
– Вот, – пожаловалась женщина, – никак не уложу его!
Георгий сделал удивленное лицо и посмотрел на непослушного Тиму так, как смотрят на козявку, перед тем как ее раздавить.
– Ты знаешь, что на нас напали чужие? – спросил он. – Тебе известно, что мы на войне?
– Известно! – храбро ответил Тима. – А разве на войне спят по часам?
– На войне спят тогда, когда выдается спокойная минутка, не занятая боем.
– Ну вот… – неуверенно протянул мальчик.
– Что – вот? Разве сейчас сражение? Нет. Так что изволь слушаться маму – она твой командир, пока ты не подрастешь… хотя бы на метр. Понятненько?
– Да…
– Ты сказал «да», лишь бы отделаться от меня. Не выйдет. Скажи-ка мне, юный герой, что на войне самое главное?
– Храбрость! – выпалил Тима.
– Ответ неправильный. Главное на войне – дисциплина. Когда командир отдает приказ, солдат должен его выполнить – быстро и не раздумывая. Ясненько?
– Так точно! – ответил Тимофей очень мужественным голосом. – Разрешите идти спать?
– Ступай, – ответил Георгий с самым серьезным выражением лица.
– Есть!
Тимофей скрылся за дверью модуля, а через минуту в детской погас свет.
– Спасибо! – улыбнулась мама.
Кузьмичев наметил улыбку и отдал честь.
Увы, не во всех модулях и палатках нового координатора благодарили и мило ему улыбались. Хватало и тех, кто ныл, жаловался, склонял по всякому начальство, и тех, кто был готов на саботаж… если кто-то первым подаст пример.
В одних времянках царили уныние и растерянность, страх и неуверенность, в других копились злость и раздражение, требуя выхода, а в третьих…
А в третьих заканчивали свои дела по устройству на незнакомом месте и шли помогать соседям. Люди оставались такими же, как всегда, – обычными и разными.
По другую сторону зала Переверзев муштровал молодое пополнение – разбил новобранцев по десяткам-секциям, поставил во главе своих десантников и устроил «учебку». Были, конечно, вяканья насчет ущемления прав «аборигенов»: почему, дескать, в командиры не пускают космоградцев? После кросса с тяжелым, оттягивавшим руки лучевиком или двухпотоковым бластером, аккумуляторным поясом через плечо и прочей выкладкой к финишу пришла одна десантура.
«Аборигены» приплелись, пришкандыбали позже – растрепанные, мокрые, измочаленные. Но в командование уже не рвались – уяснили разницу.
– Солобоны! – с удовольствием сказал Переверзев. – Что рты раззявили, дышите, как собаки в жаркий день? А ты почему без аккумуляторов? О, посмотрите на этого рыцаря без страха и упрека! И без оружия! Что, таскать стало тяжело? Т-твою мать… – выразился старший сержант и заорал, напрягая луженую глотку: – Я что, играться с вами сюда пришел?! Устроили тут пятнашки, едрить твою налево! Не способны тянуть солдатскую лямку – марш к женщинам, полы мыть и подгузники менять! Кому ты нужен, идиот, безоружным? Ты не себе жизнь облегчил, а врагу! И кто ты после этого?!
Новобранцы кряхтели, новобранцам оч-чень хотелось высказаться, но когда ты вспотел и захекался, а командир твоей секции бодр и готов врезать как следует, поневоле язык прикусишь.
Кузьмичев усмехнулся и прошествовал туда, куда его давно тянуло – к ученым. Там развернулась бурная дискуссия.
– А я тебе говорю, – с силой говорил дед Ларион, – что базе не меньше пяти тысяч лет!
– Костяки не сохранились бы в здешнем климате…
– Наши – да, безусловно, но у этих скелеты на основе кремния!
Георгий приблизился и увидел находку, так взбудоражившую научников, включая Гоцмана и Воронина. Это был складчатый кокон с толстыми, шершавыми стенками, лопнувшими в некоторых местах. В зияния проглядывала мумия двухордного существа, подобного тем, что «кузьмичевцы» нашли при открытии базы, в ее верхних коридорах.
Трофим Иванович улыбнулся, заметив Кузьмичева, дружески кивнул ему и сказал:
– Удивительно! Мы обнаружили лонгструмпов и этих… квазимодов, а теперь переживаем вторжение себум. И ведь кто-то же «покрывал глазурью» километры поверхности, изничтожая наземные строения тутошней базы! Кто? Раньше про контакт с внеземными цивилизациями я только в фантастических романах мог прочесть, а теперь пришельцы из космоса толпами ходят и в очередь становятся!
– Вы тут сказали одно словечко… Квазимоды. Это как?
– «Собор Парижской Богоматери» читали?
– Смотрел. Это там, где Лоллобриджида играет?
– Именно! Взгляните на костяки этих существ – у них у всех по два горба, и это не искривление, это какая-то физиологическая особенность. Их нижние конечности коротки и массивны, зато верхние чрезвычайно гибки и длинны. Чем не Квазимодо?
Кузьмичев рассмеялся:
– Подходяще! – и возвысил голос: – Господа ученые! Вы мне лучше расскажите не о мертвых, а о живых! Что есть себума? Мне нужно знать своего врага. Только покороче – времени нету на длинные лекции.
Дед Ларион огладил свою бороду и начал:
– Можно и вкратце. Вескусиане произошли от морских животных, эволюция превратила их в подобие амфибий – они жили на мелководьях, в лагунах, в зоне приливов, осваивая побережье. Себум нынче насчитывается двадцать миллиардов особей, а вся планета Вескус… ну, не вся, конечно, а широкая полоса между субтропиками южными и северными полностью превращена в бесконечную сеть из лагун и проток, песчаных кос и лесополос. Себумы захапали десятки миров и усиленно их терраформируют по образу и подобию своей материнской планеты…
– Простите, что перебиваю, – сказал полковник. – Мне говорили, что себумы бесполые. Это так?
– Совершенно верно.
– Тогда почему они так бешено размножаются? Какой тут стимул, если секса нет?
– О-о, это само по себе интересно! Себумы очень практичная и совершенно не эмоциональная раса. Самое их страшное ругательство звучит так: «А-сс тс-со ис-с!», что означает: «Это неоптимально!» Понимаете? Для них не существует понятий любви и дружбы, нежности и заботы, совести, чести, даже тоски или отчаяния, горя. Они получают удовольствие от хорошо сделанной работы, и наоборот. И при этом считают ущербными и убогими нас, гуманоидов!
– Но у Великой Совокупности, – вмешался один из ученых помоложе, – как называют свою расу сами себумы, есть не только минусы. Например, они все – идеальные работники, у себум не бывает убийств и драк.
– Мы говорили о стимуле… – продолжил старший ксенолог, уничтожающе глянув на молодого коллегу. – Единого мнения пока не сложилось, но косвенные данные дают основания полагать, что целью себум является безусловное доминирование в Галактике. Однако это не обычное имперское мышление – себумам претит угнетать другие расы, подчинять их и главенствовать. Они предпочитают их истреблять и самим заселять «освобожденные» миры…
Кузьмичев покачал головой.
– Диву даюсь, – сказал он. – Ведь вы все это знали, так почему же не крепили оборону, не готовились к войне? Почему выстроили город-колонию, а не военную базу? Ведь вот – прилетели себумы, и все! И нет больше прекрасного города! Спалили на хрен!
– Сложно сказать… – замялся дед Ларион. – Все-таки мы разошлись с вашим поколением в мышлении, в морально-этических принципах…
– Ага, – усмехнулся Кузьмичев, – вы еще скажите, что далеко ушли от нас по пути самосовершенствования!
– А разве не так?
– Не так! – отрезал полковник. – Ваша беспечность – не высшая форма по сравнению с моей готовностью к агрессии, а безусловный регресс! Отставание в развитии. Первый шаг к вырождению. Знаете, кого вы мне напоминаете? Только не обижайтесь. Знаете кого? Дельфинов! Беспечную интеллегузию моря, игривую, ласковую. Красивую, сильную. Тупую и беззащитную. Дельфины спасали тонущих людей, а люди? А люди устраивали охоту на дельфинов! В лучшем случае загоняли в океанариумы. Улавливаете аналогию?
– То, что вы говорите, жестоко, – негромко сказал дед Ларион, – и неприятно.
– А правда красивой и удобной не бывает. Да вы не расстраивайтесь – эта заварушка с себумами живо вернет вас в хорошую форму! Вот увидите. А теперь вот что. Я собираюсь на разведку. Со мной пойдет…
– Я! – шагнул из-за спины полковника Марк Виштальский.
– А ты откуда подкрался? Я же сказал, чтобы ставили камуфляжный модуль.
– Стоит уже! Работает вовсю.
– Ладно, черт с тобой…
– Спасибо за добрые слова!
– …И мне понадобится хороший ксенолог, самый лучший.
Дед Ларион поднялся, кряхтя, и заявил:
– Я готов.
– От скромности вы не умрете! – засмеялся Воронин.
– «Скромны только бездарности», – строго выговорил старший ксенолог. – Так говорил Гёте.
– Все, пошли! – не выдержал Кузьмичев.
– Возьмем краулер? – спросил Виштальский, подлащиваясь.
– Возьмем… Что значит – возьмем? Иди и бери! Не координаторское это дело – за краулерами бегать…
Глава 2 Колония
Камуфляжный модуль установили прямо в туннеле, у самого выхода к реке. Изнутри было похоже, что вход затянут гибкой, прозрачной пленкой, колыхавшейся под ветром, а вот снаружи и глаза, и приборы видели одно и то же – берег реки, стену каньона, слоистую от пластов пород.
Сам модуль походил на бочку, пупырчатую от вздутий-эмиттеров. Блестящий серебристый кабель подводил к модулю всю силу полудесятка больших черных кубов – энергосборников.
– Пост выставил? – отрывисто спросил Кузьмичев.
– Так точно! – рявкнул Виштальский.
– Тихо ты! Разорался… Стоп! Слышите?
Марк и дед Ларион внимательно прислушались.
– Вроде гудело что-то…
В этот момент за полуматериальным прикрытием камуфляжного модуля медленно пролетел фосфоресцирующий диск. Он скользил над рекой, взмывая вверх, кидаясь в стороны, словно обнюхивая стены каньона.
– Это разведдиск себум… – прошептал старший ксенолог.
– Тс-с!
– Модуль глушит звуки.
Разведдиск повертелся и зигзагом унесся на север.
– Выдвигаемся! – скомандовал полковник.
– Погодите! – донесся крик.
Из глубины туннеля выбежали Алехин и знакомые Георгию кибертехник с киберинженером. Спецы тащили еще один камуфляжный модуль, поменьше.
– Давайте мы его вам присобачим на краулер! – предложил кибертехник Родин. – Часа на два вам энергии хватит!
Кузьмичев подумал и махнул рукой.
– Втыкайте! – сказал он. – Чего рисковать зря?
Спецы быстренько «воткнули» модуль в багажник и подключили к энергосборнику.
– А я куда сяду? – негодующе спросил Виштальский.
– А вот! – киберинженер Равшан похлопал по верху энергосборника. – Тут тепленько…
– А не дернет?
– Исключено!
Ворча, Марк устроился и важно сказал:
– Трогайте, координатор!
– Ох, получишь ты у меня…
– Так точно, товарищ полковник!
Краулер, словно закутанный в мантию-невидимку, съехал из туннеля в речку, чтобы не оставлять следов, и покатил вниз по течению, брызгаясь и плеща.
Вскоре каньон расширился, и танкетка выбралась на каменистый берег. По откосу поднялась из ущелья, покатила по гладкой плоскости глазурованного грунта. Едва ли не четверть Стеклянной пустоши занимал колоссальный вескусианский корабль – колониальный транспорт.
Осевший на кольца усиленных массивных опор, корабль спустил десяток трапов, по которым сходили странные многорукие и многоногие машины. Их суставчатые стопоходы с гулом впечатывались в стеклянистую поверхность, с треском и скрежетом разламывая ее на слоистые пластинки, а пластинки перетирая в пыль. По бокам объемистых корпусов брякали металлические щупальца, то поджимаясь и скручиваясь, то распускаясь до самого низа.
Целая колонна многоруких машин неспешно шагала к морю и входила в воду, погружаясь и включая прожектора.
Весь берег был ярко освещен, в голубом сиянии контрастно смотрелись громадные овальные следы на изрытом песке, оставленные машинами-махинами… и малоподвижные ряды их хозяев – существ, при одном взгляде на которых Кузьмичев испытал брезгливость.
Они ему напомнили тушки кальмаров, фаршированные капустой, только коричневые, жирно блестящие, утыканные короткими или длинными шевелившимися выростами, похожими на члены.
Удачное сравнение, – усмехнулся Георгий, – особенно для бесполых существ!
– Это себумы? – спросил он у деда Лариона.
– Они! – выдохнул старший ксенолог.
– Удобная для нас внешность – рука не дрогнет, изничтожая таких уродов.
– Сзади! – пискнул Виштальский.
Кузьмичев сначала послал краулер резко вперед и лишь потом оглянулся. За ними топала многоногая машина, смахивая на чудовищного супермамонта. Георгий свернул, пропуская гиганта, и тот прошествовал мимо, сотрясая пляж.
– Это почвоукладчики, – проговорил дед Ларион, – основное звено их натуртехники…
И тут осветилось все море разом, занялось зеленым сиянием изнутри, всколыхнулось, забурлило, пуская мутные фонтаны.
Воды у берега заклокотали, запузырились, брызгаясь и испуская тяжелые дымы, скользившие над рябившими волнами.
Невиданное ранее чудище всколыхнуло рябь, вынырнуло, раскрыло складчатую пасть величиной с театральную сцену и глухо заревело, забилось в агонии. По краям необъятного рта развернулись длинные усы, растягивавшие ловчие сети.
– Это кит-тральщик, – сказал, задыхаясь, дед Ларион, – кормится мелкой рыбой. Не повезло китяре…
Из воды, скатывая с себя тонны соленой влаги, воздвиглась многорукая машина. Ее щупальца заработали четко и ритмично, разрывая киту рот, расчленяя плоское тело.
Море внезапно успокоилось, а подводное свечение распалось на десятки круглых и овальных очагов, разделенных затененными узостями.
– Это будущие лагуны, – комментировал старший ксенолог, жадно высматривая подробности. – Никто еще не наблюдал процесса так близко, только с орбиты…
Светлые пятна подернулись зыбью, и тяжкий грохот разнесся над морем. Темные перемычки, обрамлявшие лагуны, буквально взорвались – забили фонтанами пены и песка, заклубились разноцветными дымами.
Минута – и океан у берега скрылся из глаз за толстой пеленой дыма или пара. Краулеру передалось дрожание почвы.
В дыму, ходившем волнами, распадавшемся на вихри и султаны, мелькали неуловимые тени – округлые или коробчатые, но одинаково громадные. Иногда стихавшее грохотание прорывалось раздиравшим уши ревом, и вверх начинал бить грязевой гейзер. Ветер остужал его, разнося пар.
Неожиданно грохот стих, дым рассеялся, и Кузьмичев увидел новое море – разделенное на десятки замкнутых водоемов. Гладкие и ровные песчаные косы накладывались сеткой на прежде безбрежный океан, на добрых полкилометра ограничивая простор. Косы парили в лучах прожекторов, вода лагун светилась мутным бериллом.
Себумы оживились, зашипели, засвистели и поковыляли к морю на подгибавшихся нижних выростах, упруго покачивая боковыми и потряхивая верхними. Складки кожи раздвигались, выпячивая здоровенные мокрые, текучие глаза.
В подсвеченной воде себумы преобразились – их движения обрели скорость и ловкость, в неуклюжих телах проявились сноровка и гибкость. Чужие были почти изящны.
– Опять эти шары… – пробормотал Виштальский.
– Что? – оторвался от зрелища Кузьмичев.
– Скауты!
Два боевых корабля прилетели со стороны моря, зависли над лагунами, словно любуясь делом своих щупалец, и стронулись с места, поплыли к горам.
– Вот кого надо сбивать первыми, – выцедил Георгий.
– А чем? – вздохнул Виштальский. – Нечем! Я узнавал у Алехина – лазеры скаутам не страшны. Они выставят специальное защитное поле и отразят даже удар аннигилятора.
– Только у кхацкхов есть по-настоящему мощные эмиттеры, – вмешался дед Ларион, – они создают такое могучее поле отталкивания, что даже пули отбрасывают или снаряды! Себумы только излучение отражают…
– Эх, – вздохнул Кузьмичев, – ракету бы мне! Мою милую Эс-семьдесят пятую… Влупил бы так, что клочья от себум полетели!
– Так это были ваши ракеты? – с интересом спросил дед Ларион. – Мы их видели за горами, за год до вашего перемещения.
– Мои… – снова вздохнул полковник. – Чертовы легенные ускорения доконали ЗРК – за двести лет они сгнили напрочь.
– Не все, – спокойно парировал старший ксенолог. – Там были и неповрежденные экземпляры. Видимо, легенные помехи повлияли на ваши грузы неодинаково. Те образцы оружия, которые хорошо сохранились, мы перетащили сюда – Вильгельм не хотел давать вам лишних козырей… До сих пор не знаю, что такое козыри… А другие просто хотели отправить ракеты на Землю, в музеи.
– Стоп! – резко сказал Кузьмичев. – Вы что хотите сказать? Что существуют целые и невредимые ракетные установки?
– Ну да…
– Где?! – крикнули полковник с капитаном.
– Да на станции! Мы ее назвали Конечной – там дорога кончается…
– Та-ак…
Кузьмичев даже зажмурился. Вот это ничего себе… Раскрыв глаза, он сказал:
– Едем на базу, берем наших, и вы нас проводите на Конечную.
– И что тогда будет? – растерянно спросил дед Ларион.
– Увидите небо в алмазах! – ухмыльнулся Георгий.
Глава 3 День победы
На Конечную собрались той же ночью. Кузьмичев внушительно сказал: «Промедление смерти подобно!», и все с ним согласились. Близость к вражьему стану пугала, но и выводила логику безопасности – кто ж будет искать противника у себя под боком?
Выехали на транспортере, привычно следуя вверх по течению реки. Управлял вездеходом Джафар Раджабов, и ближе к истоку, там, где откосы каньона опадали в невысокие валы битого камня, он повернул не в лес, как в пору партизанства, а направил транспортер к дороге. На ровной грунтовке Раджабов выжал сто километров в час. Миновал поворот к биостанции, проехал мимо сожженных остовов «вездиков» – следов недавнего прорыва, и покатил дальше на запад.
Места пошли глухие, деревья с обеих сторон трассы почти смыкали кроны вверху, чему Кузьмичев только рад был. Порой и животины местные выглядывали на дорогу – трахеодонт перебежал проезжую часть, парочка арахнозавров выскочила, постояла, поразводила шипастые хилицеры и умотала обратно в лес.
– Примерно досюда дошло кольцо биозачистки, – объяснил Алехин, возымевший горячее желание осмотреть образцы старинного оружия. – Зверье тут непуганое, так что не зевайте.
Станция показалась неожиданно – плотная завеса деревьев разошлась, открывая обширную поляну, по краям которой и была выстроена Конечная, поставленная буквой «П».
Вездеход затормозил, остановился, качнув передком.
– Фары включи, – сказал Кузьмичев и поспешил наружу.
Джафар направил свет прожекторов под высокий навес, убавив яркость.
Знакомые очертания ЗРК полковник углядел сразу – под навесом поместилась станция наведения ракет, похожая на кубическую карету, поросшую антеннами. Две решетчатые «тарелки» торчали наверху, одна – на кронштейне сбоку. И три пусковых установки стояли рядышком с СНР – десятиметровые ракеты стремительного, хищного контура будто ждали, когда их поставят на боевое дежурство.
– Эс-семьдесят пять Эм-два «Волхов», – нежно проворковал полковник. – Отлично… Эти куда лучше «Двины» – та не берет низколетящие цели, а «Волхов» работает и на сотне метров высоты, и даже на пятидесяти…
– «Шилка»! – заорал Виштальский. – Ух ты! Да тут даже две «Шилочки»! Живем…
Кузьмичев только руки потер – «Шилки» всегда неплохо помогали его «ракеткам», простреливая мертвые зоны, куда С-75 не залетали и где не брали цель.
– Это зенитная самоходная установка, – авторитетно объяснял Виштальский потомкам, – шпарит с двух километров! Боекомплект – две тыщи снарядов, скорострельность – три тыщи четыреста выстрелов в минуту. Это если с четырех стволов.
«Шилки» на гусеничном ходу стояли, одинаково задрав кверху четырехствольные автоматические зенитки. Большие кабины – на всю платформу – и диски радаров придавали ЗСУ вид очень внушительный. Настоящие боевые машины!
– Старье, конечно, – критично высказался Кузьмичев, разом погасив восторги Марка, – но по мелким целям свое отработают.
– Я шо-то плохо не понял, – проговорил Виштальский в своей обычной манере. – Об чем вы думаете? Было бы за шо думать! Вы ж молодец, как я не знаю, и шо? Вы мучаете себя сомнениями! Командир, это прямо смешно! Пусть вас не волнует этих глупостей – враг-таки будет разбит, победа будет за нами!
– Не расходуй мне последний нерв, – проворчал Кузьмичев, подстраиваясь, – дай спокойно сделать свое мнение.
– Так я за шо!
Георгий, более не слушая балаболистого южанина, обошел все боевые единицы, внимательно осмотрел их и вернулся к вездеходу, махнув рукой Раджабову: гаси!
Прожектора потухли, и теперь только свет лун забирался под навес, бликуя на округлых боках ракет. Род войск – герой…
Кузьмичев инстинктивно хлопнул себя по карману и досадливо скривился – последнюю сигарету он скурил еще до Нового года.
Эх, затянуться бы сейчас…
– Я понимаю Марка, – начал он, пригашивая раздражение, – но лично не испытываю большой радости. Тут всего четыре ракеты, две пусковые установки и одна СНР. Это не ЗРК, товарищи. Это разукомлектованный ЗРК, то есть не шибко боеспособная куча хлама. Ладно там генератора нет – мы его заменим нейтронным аккумулятором. И приборы нужные сыщем. А где найти ракетчиков? Нас тут всего двое с капитаном! Ты, кажется, восхищался «Шилочкой»? Так даже у нее в экипаже четыре человека – командир, механик-водитель, оператор поиска и оператор дальности. Что тогда говорить о ЗРК?
– Ну, можно поднатаскать наших инженеров-контролеров… – неуверенно предложил Алехин.
– Можно, – легко согласился Кузьмичев. – Даже нужно! А где взять транспортно-заряжающую машину?
– Это та, которая перевозит ракеты и устанавливает их?
– Именно.
– А если тяжелую систему приспособить?
– Хм… Ну, возможно. Только это все мелкие придирки. Беда в другом – я не верю, что эти ракеты смогут поразить себумские корабли. Марк – ша! Скажите мне, какой толщины борта у этих средних скаутов?
– Как минимум два метра.
– Вот! А БЧ[27] моих ракеток весит всего двести кило, из них на сам заряд приходится лишь девяносто, остальное – поражающие элементы. Спрашивается: как мне этой хлопушкой пробить двухметровую броню?
Марк открыл рот и закрыл его. Снова приготовился говорить.
– Так что же, – растерянно сказал он, – мы их… никак?
Кузьмичев подумал и обратился к Алехину:
– Объясни мне, Антон, одну вещь. Когда скаут пролетал над нами, я заметил у него внизу большие такие, круглые решетки. Это что такое?
– О! – восхитился Алехин. – В самую точку! Это защитные решетки гравитаторов, Георгий. Их покрывают несколькими слоями мезовещества, отражающим и лазерные лучи, и даже пучки антипротонов. Но ракету или снаряд решетка не отразит! Она прикрывает гравигенные и гравизащитные распределители, устройства надежные, но хрупкие, и эти ваши поражающие элементы просто раскрошат их!
– Ага! – снова вдохновился Марк.
– Не понимаю, – нахмурился Кузьмичев, – зачем допускать такое – чтобы на боевом корабле было слабое место?
– Да оно вовсе не слабое! Просто себумы, впрочем, как и мы, давно уже не пользуются пушками или ракетами. В космосе они практически бесполезны. Пуля летит со скоростью метров триста в секунду, а корабль двигается быстрее в сотни, в тысячи раз! Поневоле вооружишься другими активными средствами, лучевыми или пучковыми. И тут еще один момент… Если бы мы затеяли атаковать скауты ракетами в космосе, у нас не было бы ни единого шанса – противометеоритные пушки испарили бы ваши С-75 на подлете!
– Еще лучше, – процедил Георгий.
– Да нет же! – с жаром воскликнул Антон. – Эти-то скауты в атмосфере! Значит, их ПМП в отрубе! Отключение происходит автоматически – и у них, и у нас. Просто чтобы корабли не сбивали птиц, воздушных змеев… А пассажирский глайдер ПМП способна принять за астероид третьей величины и уничтожить его залпом!
– Ясненько… – взбодрился Кузьмичев. – И что будет, если я воткну скауту в задницу мою С-75?
– Так я ж говорю – скауты в атмосфере планеты! Значит, и закон всемирного тяготения на них тоже распространяется. На каждом из скаутов стоит по два гравитатора, и, если хотя бы один из них раскурочить, корабль упадет! Не грохнется, но ощутимо приложится к поверхности. А уж если оба гравитатора гавкнутся…
– Все понятно! Тогда так. Ты, Антон, двигаешь обратно на базу, берешь спецов и возвращаешься. Мне нужны тяжелая система для транспортировки и зарядки ракет, пара тягачей для пусковых установок, еще один – для СНР. Какой-нибудь… этот… автономный энергоблок, хотя бы десяток спецкостюмов из силикета – ты говорил, они хорошо радиацию держат? Вот и тащи их. Марк! Возьмешь Переверзева и его десантников. Раджабов! Твоя задача – привести танк высшей защиты к городу-колонии. ЗРК мы разместим там…
* * *
Вся ночь прошла в делах и заботах. Проще всего оказалось объяснить суть дела тяжелой системе – огромный могучий кибер подхватил своими манипуляторами все четыре ракеты и потащил их к Космограду. А вот выучить за одну ночь инженеров-контролеров, сделав их классными ракетчиками, было куда сложней.
Под утро Кузьмичев вымотался совершенно, мечтая о кружке черного кофе. Кофе он терпеть не мог, но другого средства против слипания глаз он не знал. Зато оно имелось у Лиды. Врачиня нашла Георгия и протянула ему серебристую пилюльку.
– Примите это, – сказала она.
– А что это?
– Спорамин. Это такое лекарство, оно выключает сон.
– То, что доктор прописал! – усмехнулся Кузьмичев и проглотил пилюльку.
– Запейте. – Кастырина предложила полковнику стакан витаминизированной воды.
– И что бы я без вас делал, Лидочка…
Женщина лишь улыбнулась, косясь на подбегавшую Аллу.
– А ты чего не спишь? – сурово нахмурился Георгий.
– Заснешь тут, – проворчала Миньковская, прижимаясь к полковнику и ревниво поглядывая на Лиду. – Ты только вернись, хорошо?
– А как же… Мы только туда и обратно.
– Знаю я ваши «обратно»… – вздохнула Алла и пригорюнилась. Всхлипнула.
– Ну, здрасте!
– Все, все… Это нос сам…
Прячась в тени, устраивал проводы Марк Виштальский, шепчась с худенькой большеглазой брюнеточкой. Брюнеточку звали Сара, была она сервис-инженером и пленила капитана-ракетчика с первого взгляда. Война не лучшая пора для амурных дел, но любовь не выбирает времена и возрасты…
Мимо, глухо рокоча, проехал песчаный танк. В его кузове сидели странные существа – в серых спецкостюмах, с огромными круглыми шлемами на головах. Шлемы были не прозрачными, а серебристыми. Это ехали бравые десантники.
– Переверзев! – позвал полковник через коммуникатор.
– Я! – отозвался старший сержант.
– Ты хоть видишь что-нибудь в этом горшке?
– А как же! Это такой специальный материал, он только изнутри прозрачный. Называется спектролит!
– Ну-ну…
Проехали обе «Шилки». Баки у них были полными, и Кузьмичев втянул носом полузабытый соляровый чад. Мощно клокоча, проследовал «Огр». Георгий сел в последний вездеход, замыкавший колонну.
– Пока, Аллочка! Пока, Лида! Пока, Сара! Пока, Ева! Ждите нас!
* * *
Засаду на скаутов решено было устроить под стенами Космограда – заманить туда себум было проще всего.
СНР, пусковые установки, тяжелую систему, державшую ракеты «под мышками», танк высшей защиты и прочую технику укрыли с помощью мощного камуфляжного модуля – фантоматы отводили глаза даже локаторам, всему миру показывая пустое пыльное место, а под «колпаком» маск-системы десятки вооруженных людей готовились к атаке.
Ранним утром Кузьмичев оглядел свое хлопотное хозяйство, и… Нет, он не сказал, как библейский бог, «что это – хорошо».
«Это» было так себе, но времени на отладку и отработку не было совершенно.
– Внимание! – гаркнул полковник. – Полная боевая готовность! Серый, пускай своего «камикадзе»!
Серый, то бишь Сергей Мохов, главный киберинженер базы, склонился над миниатюрным пультом управления, выдал команду, и где-то в Космограде ожил киберсадовник. Он собрал в кучу опавшие листья и прочий горючий материал, поджег его. В зеленевшее небо потянулся серый столб дыма.
Вероятней всего, что сам по себе очаг возгорания не привлек бы внимания себум, но тут кибер накинул на костер старое одеяло и сдернул. Опять накинул, и опять сдернул. И поплыли в небо прерывистые клубы серого дыма, словно подавая сигнал.
Себумы среагировали моментально. Скаут, до этого лениво барражировавший вдоль берега, свернул к городу, не ускоряя движения, держась на прежней высоте – метрах в ста от земли и воды.
– Тревога! – заорал Кузьмичев. – Все по местам!
– Цель с юга! – отрапортовал Виштальский. – Есть захват!
Огромный шар приблизился к городу-колонии, сверкая в зоревых лучах. Блеснули защитные решетки гравитаторов.
– Пуск!
Кузьмичев до дрожи боялся, что после этих его слов ничего не произойдет – С-75 так и останется в полузадранном положении.
Но нет, сработала первая ступень, и – с шипящим ревом, с ревущим шипением ракета ушла вверх, вытягивая за собой трепещущий рыжий хвост.
Скаут неожиданно снизился, да так резко, что ракета прошла выше решетки, рванула, выпуская весь заряд по прочной броне. Дым, осколки, цилиндр отработанной первой ступени отнесло от скаута, открывая закопченный борт, весь в мелких выбоинах.
– Пуск!
Вторая ракета ушла к цели. Норматив для поражения самолета противника составлял три ракеты…
«Попади, попади!» – молился Кузьмичев, и молитвы его были услышаны. Вторая С-75 угодила точно в центр левой защитной решетки – вошла, как стрела в мишень.
Взрыв полыхнул клубами чадного огня, а центнер увесистых поражающих элементов раздробил гравираспределитель, растолок его, вышибая переборку и вгоняя в агрегатный отсек обломки и осколки.
– Есть! Цель поражена! – заорал Виштальский, и все «ракетчики-любители» заревели восторженное «ура!»
Себумский скаут получил смертельное ранение и удержаться в небесах уже не мог. Корабль стал падать, едва тормозя уцелевшим гравитатором. Несинхронная работа двух грависистем привела к опасной прецессии – скаут начал раскачиваться вокруг продольной оси, как та юла, у которой кончается завод. Юла-волчок все сильнее и сильнее отклоняется от вертикали, пока не цепляется боком за пол…
Скаут болтало и крутило так, что страшно было себе представить обстановку на его палубах. Небось ускорение расшвыряло себум, размазало по переборкам… Эти кровожадные мысли вызывали у Кузьмичева улыбку удовольствия.
Расшатавшись по максимуму, почти ложась на бок, скаут припланетился бортом, сминая отсеки, плюща палубы, перемешивая агрегаты и тела, ввинчиваясь, забуриваясь в рыхлый грунт. Вверх восклубилась туча пыли. Разрытая почва раздалась сыпучим валом, и только потом прокатились грохот и гул. Удивительно, но парочка боевых постов корабля еще работала – амбразуры раскрылись, прыская в небо пучками фиолетовых лазерных лучей.
– Раджабов! – рявкнул Кузьмичев. – Твой выход!
– Есть!
Пробив картинку, нарисованную хитроумной фантоматикой, вырвался танк высшей защиты, на ходу выдвигая ребристое рыло аннигилятора.
– Глаза!
«Умп-ф-ф!» – прокатилось по полосе отчуждения между городом и лесом; белесая, призрачная полоса ионизированного воздуха достигла бока скаута. И будто голубое солнце взошло.
На борту себумского корабля вздулся лиловый волдырь неописуемой яркости, мощная, двухметровой толщины броня стала расходиться парящим валиком белого накала, а поток антипротонов по-прежнему хлестал, чудовищным буравом просверливая нутро звездолета.
Следом запарили охладители, напуская голубого туману – оглушительно затрещали переборки, не выдерживая температурного скачка.
– Джафар, отбой! Переверзев, на зачистку!
Песчаный танк рванул по следам «Огра» и обогнал ТВЗ, подкатив прямо к борту скаута. Десантники в спецкостюмах посыпались из кузова.
Держа в руках тяжелые лучевики, они ворвались в корабль через пролом, устроенный Раджабовым, скользя по растопленным плиткам перекошенного пола, перепрыгивая высокие комингсы, попадая под «остаточный» душ из капель металла.
– Цель с запада! – крикнул Виштальский.
Второй скаут спешил на выручку первому со стороны гор. Он шел на высоте километра и скорость развивал приличную.
– Оба танка – в зону камуфляжа! Захват цели!
– Есть захват!
«Огр», наперегонки с песчаным танком, ворвался под защиту фантоматов и затормозил. Теперь вокруг сбитого скаута не было ничего подозрительного.
Второй корабль себум стал притормаживать, начал снижение…
– Пуск!
Со свистящим громом, отбрасывая тучу пыли, заволокшей весь объем, закамуфлированный модулем, взлетела ракета, уносясь к скауту.
– Пуск!
Вторая и последняя С-75 взвилась к небу, прошивая теплый воздух десятиметровой иглой. И воткнулась в полуторастаметровую «игольницу».
– Попали! И… Попали!
Попадания сопровождались роскошными взрывами – обе решетки скауту выбило вместе с кусками обшивки. Себумы открыли огонь по всем азимутам – висловатые ручейки плазмы, кинжальные лучи лазеров били в землю, вырывая оплавленные воронки. Но вскоре огонь прекратился, ибо кончался сам полет – скаут стремительно летел вниз, медленно переворачиваясь в воздухе, и рухнул неподалеку от сбитого собрата, зарываясь в неглубокий кратер, – тонны выброшенного грунта полетели клубящимся кольцом. Грохнул взрыв, дым и пламя поднялись венцом над вздыбленной почвой.
Толчок был так силен, что даже «Шилки» подскочили на своих гусеницах и пару раз присели, качаясь на амортизаторах. Люди попадали в пыль, но продолжали радостно вопить.
Кузьмичев первым сорвался с места. Вскочив на краулер, он понесся к сбитым скаутам. Тот, что сверзился с километровой высоты, зачищать смысла не было – ничто живое не могло бы уцелеть при таком ударе.
От скаута осталось лишь верхнее полушарие, а нижнее расплылось по грунту, рассыпалось, разлезлось, мешая живую органику с неживой, лопаясь по швам, выдавливая в трещины мешанину из рваных труб и кабелей, мятых плоскостей, мелко покрошенного оборудования.
Накинув шлем, Георгий поспешил к оплавленному пробою в борту скаута, сбитого первым.
Корабль лежал, перекосившись, и пол в отсеках стоял дыбом. Скребя башмаками по теплым еще натекам, уворачиваясь от сталактитов застывшей органики, Кузьмичев пробирался по следам Переверзева и его ребят. Слава богу, ни одного убитого он пока не встретил. А вот дохлых себум хватало – почти все были раздавлены в момент прецессии, но кое-какие особи пускали отвратного вида жижицу из пулевых отверстий и каналов, прожженных лучеметами.
Вдалеке глухо зачастил «калашников». Ага, не вся еще вражья сила добита! Георгий перелез остаток переборки, проплавленной аннигилятором, и очутился в кольцевом коридоре. Шагая у выпуклой стены, чтобы не поскользнуться на перекошенном полу, полковник одолел метров пятьдесят, пока не увидел впереди серые фигуры в серебристых шлемах. Фигуры метались по обширному залу, заглядывая в закутки, изредка пуская короткую очередь из автомата или бласт-импульс.
– Переверзев!
– Тута мы! Как дела, командир?
– Сбили.
– Ура-а-а!
– Хватит урякать! У нас еще дел – начать и кончить. Ну, что тут?
– Да вроде как рубка… Мы обошли весь корабль, только в нижних отсеках не побывали, где двигатели, и в самых верхних. Я туда Сегаля отправил, пусть наведет порядок.
– Ясненько…
Пискнул коммуникатор и спросил голосом Алехина:
– Координатор, вы где?
– Координатор находится в рубке вражеского корабля и обозревает окрестности на остатках панорамного экрана.
– Не уходите, координатор! Разговор есть.
– Мухой!
– Лечу!
Антон не заставил себя ждать – ворвался в рубку в компании пяти молодых парней из «нормалов».
– Координатор! – воззвал Алехин. – Тут у них должна быть десантная палуба, а на ней – космоистребители.
– Такие тупоносые, с толстой кормой? – уточнил Переверзев.
– Да, да!
– Типа примятых кулечков с семечками…
– Точно!
– Это выше. По пандусу наверх и направо. Там чисто.
Алехин заспешил наверх, оглядываясь, чтобы убедиться – координатор топает следом. Координатор топал.
Десантная палуба оказалась помещением обширным, но с низким потолком. Впрочем, его высоты хватало, чтобы разместить шесть машин – приплюснутых по продольной оси конусов с тупыми носами. Никаких колпаков-фонарей на машинах не было, только едва заметный абрис люка и щели визиров. Сзади чернели раструбы больших дюз, похожих на ведра, и маленьких, со стакан величиной.
– Красивые машинки… – протянул Виштальский, вырываясь вперед.
– Капитан, и ты тут?
– А как же? Куда ж вы без меня… Антон, я чего-то никак не дотумкаю… Вы ж говорили, это космоистребители. А почему они тогда обтекаемые? В вакууме-то хоть в кубиках летай, хоть в шариках!
– А это не пустотники, Марк, это космоатмосферники. Они и там, и там могут сражаться, в обеих средах… Координатор! Знаете, чего я хочу? Забрать все эти машинки!
– Бери! – сделал широкий жест Кузьмичев. – Дарю. А тебе зачем?
– Так у нас же ни одного бота не осталось, даже самого завалящего, ничего вообще, чтобы до звездолета добраться.
– А на этих ты сможешь долететь до этой своей… до «Зари»?
– Ну да!
– Здорово… Так ведь тогда можно женщин и детей эвакуировать на Землю! Так?
Алехин замялся.
– Не совсем… Мы уже второй год ждем корабль с Земли. На «Заре» Д-камера полетела, а резервной там нет. Ходить на «Заре» можно, но в гиперпространство ей не уйти.
– Ясненько… Но все равно здорово. Иметь под боком почти целый звездолет… Может пригодиться. Так, а это, как я понимаю, тоже летуны?
Здоровяки, пришедшие с Алехиным, заулыбались и подтянулись, глядя на Кузьмичева с величайшим почтением – на их глазах этот человек сбил два скаута подряд.
– Они самые.
– Ладно, пилотируйте… Кстати, они хоть вооружены, эти твои космоатмосферники?
– А как же! На каждом по два пакетных лазера-гигаватника и по паре энергосборников к ним.
– Гига? Это круто… Вот что, вы их выводите, полетайте тут, постажируйтесь маленько… минут пять, и мне звякните насчет полной боеготовности. А я пока колониальным транспортом займусь. Нельзя ему дать улететь!
– А такая махина быстро и не улетит. Три часа пройдет, пока она только из стационарного состояния выйдет.
– Ты меня успокоил. Ну ладно, голуби, летите. Переверзев! Хватай своих, пойдемте шороху наведем на бережку.
– Это можно! – оскалился старший сержант.
Послав десантуру вперед, Кузьмичев задержался. Ему хотелось глянуть на космоистребитель изнутри.
Алехин недолго копался, договариваясь с люком, чтобы тот раскрылся, и уговорил-таки. Крышка откинулась вверх, в тесной кабине зажегся тусклый зеленоватый свет. Приборы на дуге пульта присутствовали, правда, не совсем понятные, а вот остальное…
Во-первых, вместо кресла перед пультом в полу имелась полусферическая выемка со многими отверстиями на манер дуршлага. Во-вторых, вместо штурвала наличествовали три глубокие дыры на выдвижной консоли. Для себум с их щупальцами это, возможно, и было удобно, но для хомо сапиенсов – не очень.
– Да-а… – вымолвил Кузьмичев. – И как ты собираешься рулить в этой шумовке? Что ты собрался совать в эти дырени? Все пять выступающих членов? Пожалей хотя бы один, тот, что посередке торчит.
Алехин широко улыбнулся.
– Сберегу! Тут биоточное управление, почти все как у людей. Сходство есть. Конечно, лучше бы все это отформатировать под нас…
– Вот и форматируй. Суток хватит?
– Вполне!
– Действуй.
– А вы как же?
– А мы сухопутными силами обойдемся, ВВС нам потом пригодятся…
Глава 4 На орбите
1
Издали колониальный транспорт более всего напоминал юрту в степи – это был не шибко высокий цилиндр с километр диаметром, кверху плавно переходивший в тупой конус. Но вот вблизи аналогий с юртой не возникало, уж больно велики были размеры корабля. И просто не верилось, что подобную массу вообще возможно оторвать от поверхности и забросить в небеса – это ж какую силищу надо приложить! Какую прорву энергии использовать!
Кузьмичев лишь головой покачал: привыкай, предок. Тут и не такие дела творятся…
В гуле вездехода Георгий расслышал кряхтенье – это с заднего места привставал дед Ларион.
– Вот заразы! – энергично выразился старший ксенолог. – Стартовать удумали! Погляди, координатор, – все трапы подняты!
– Алехин говорил, что для перевода из стационарного состояния кораблю потребуется часа три.
– Правильно глаголил Алехин! А когда себумы затеяли подготовку к старту, он не сказал? У меня такое ощущение, что с того самого момента, когда мы сбили скаут! Себумы, полковник, геройствовать не любят, это неэффективно!
– Ничего… – зловещим голосом протянул Виштальский, втиснувшийся на заднее сиденье вместе с дедом Ларионом и Ворониным. – Мы им покажем оптимальную эффективность… Аж жарко станет!
– Это мысль, – по-своему понял капитана полковник и потянул стержень коммуникатора: – Раджабов!
– Я!
– Ты далеко от транспорта?
– Метров двести.
– Подойди поближе и подрежь кораблю опоры… с левого или с правого борта. В общем, с того, который к нам ближе! Приступай!
– Есть!
Транспорт между тем засиял зелеными огоньками по всей окружности.
– Это готовность к старту!
– Джафар!
– Уже!
Сработала система прозрачности вездехода, и колпак резко потемнел, пригашивая полыханье аннигиляции. «Огр» развернулся на месте, подрезая сразу десятка полтора посадочных опор.
Усиленные «лапы», толщиной с колонну Большого театра, падали с глухим звоном. Колоссальная «избушка на курьих ножках» плавно накренилась и телескопические рычаги опор, выдвинутые ближе к центру корабля, приняли на себя дополнительный вес.
Не выдерживая его, они гнулись, со скрежетом пропахивая слоистую кору Стеклянной пустоши. По внешней акустике задолбили звуки, похожие на те, которые издает экструзионная машина.
Транспорт перекосился настолько, что почти задевал краем поверхность. И тут низкий гул прокатился по округе. Корабль задержал падение, выровнялся, вокруг всего основания раздвинулись обтекатели, и Кузьмичев увидел знакомые уже решетки гравитаторов. Они нежно светились голубым, словно покрытые огнями святого Эльма.
– Огонь! – скомандовал Кузьмичев и тут же заорал: – Отставить! Какого хрена там делает вездеход?
Транспортер на шаровом шасси с ясно видимой «четверкой», выведенной на корпусе, проезжал между транспортом и «Шилками», изготовившимися к стрельбе.
– Это вездеход Сары! – подпрыгнул Марк. – Господи, да куда ж ее несет?
«Четверка», видать, надумала быстренько проскочить мимо, памятуя, что транспорт не вооружен, но ее недисциплинированный водитель не учел предприимчивости себум. Борт колоссального корабля с чередой грузовых люков, больше схожих с воротами, поднимался на высоту десятиэтажного дома и плавно загибался в купол.
Как раз на месте загиба раздвинулись пластметалловые шторки, и наружу высунулись гигантские щупальца-манипуляторы автопогрузки, блестящие, членистые, гибкие. Они изогнулись в воздухе вопросительными знаками и быстро метнулись вниз, подхватывая «четверку», опутывая ее.
– Са-ара-а! – завопил Виштальский, вскакивая и колотя руками по прозрачному колпаку.
– А ну сядь! – гаркнул Кузьмичев.
– Там Сара…
– Я уже понял… – быстро вытянув коммуникатор, Георгий сказал: – Вызываю Алехина!
– Алехин на связи.
– Мухой сюда! Себумы взяли заложников и стартуют!
– Ах ты…
Антон не договорил, да и связь прервалась, зато далеко на востоке, над беленькими кубиками Космограда, засверкали шесть точек.
Гул, издаваемый транспортом, опустился еще ниже, переходя в какой-то хтонический зык, от которого все в вездеходе задрожало мелкой дрожью, а у Кузьмичева заныли зубы.
Гигантский корабль медленно оторвался от поверхности, возносясь вверх со скоростью пенсионера-сердечника, поднимающегося по лестнице.
– Яп-понский городовой!
Не выдержав сидения с бездействием, Кузьмичев распахнул сегмент прозрачного колпака и выскочил наружу. Спрыгнул наземь, и тут ему в спину толкнулся Виштальский, сиганувший следом.
– Да что ж это такое? – стенал Марк. – Ах, гады…
Транспорт, по-прежнему медленно и величественно, поднимался к облакам. Открылось необъятное днище – гигантское полусферическое зеркало. Корабль имел фотонный привод.
С глухим посвистом рядом сел космоистребитель. Толстая крышка люка отвалилась вверх, и наружу просунулся встрепанный Алехин.
– Гоша!
Гоше ничего объяснять не потребовалось – метнувшись к боевой машинке, он ужом протиснулся в тесную кабину.
Изворачиваясь, Кузьмичев заметил, как его действия повторили Виштальский, Воронин и даже дед Ларион, рассаживаясь по истребителям эскадрильи.
– Догоняй!
– Есть… – выдавил Алехин. – Ты не думай, командир, что я тебя туристом взял. Видишь три дырки на пульте?
Кузьмичев видел лишь одно черное зияние, два других были заняты – в них, почти по локоть, были засунуты руки пилота.
– Одна свободная! Это чтобы стрелять. Себуме хорошо, а у меня только две конечности. Понял?
– Сыграем траурный марш в три руки!
И Георгий храбро сунул руку в теплое отверстие. Пальцы и ладонь сразу защипало.
– Щиплет? Это биоконтакты. Представь, что целишься!
Кузьмичев добросовестно представил перекрестье прицела, и оно тут же вплыло на обзорный экран, занятый кормой транспорта.
– Только не вздумай сжимать палец! А то стрельнет!
– А почему оно тогда слушается нас, хомо? Мы-то чужие!
– А это как сказать… Эту машинку делали не себумы, а ритты. Есть такая раса. Этим по фигу, кому технику сбывать, только плати!
– Плати? Чем, золотом? Рабами? Мегаватт-часами?
– Терабайтами! Информацией. Ритты большие мастера…
– К черту риттов! Ты мне лучше скажи, что делать с этой бандурой! – Кузьмичев ткнул пальцем в изображение транспорта на экране.
– Надо вывести из строя отражатель! Без него себумам не разогнаться, а без разгона не выйти в гипер. Иначе уйдут!
– Бли-ин… Чего ж ты раньше не сказал? Мы б его «Шилками» раскокали!
– Не додумал… Прости! У меня все мысли об одном – как бы наших выручить.
– Правильные у тебя мысли. А лазером никак?
– Зеркало отразит луч. А пушечек на космоистребителях не ставят…
– И не надо! – решительно сказал Кузьмичев, вынимая руку из отверстия. – Разгоняйся!
– Зачем?
– Разгоняйся, говорю! На таран пойдем. Только не со всей дури бей, а так, чтобы без реанимации выжить можно было.
– Ух ты… – растерялся Алехин. – Вот это здорово…
Не вынимая рук, он вызвал своих ведомых, склоняя голову к плечу, поближе к коммуникатору:
– Слушайте все! Идем на таран. Только помните: наша задача – разбить зеркало, а не истребители. Взяли разгон!
Насела перегрузка, и Кузьмичев привалился к мягкой стенке, благодаря неведомых риттов за мастерство. В зеркале отражателя, восходившего кверху, отразились силуэты космоистребителей.
– А они фотонную тягу не включат? – озаботился полковник.
– Да ты что! Они ж тут колонию задумали организовать, а включенный фотореактор заразит атмосферу, как длинная очередь из ядерных взрывов.
Кузьмичев, чувствуя, как лишние «же» оттягивают кожу на лице и мешают нормально дышать, скосил глаза на экран.
Облачный слой остался внизу и сверкал на солнце, будто собранный хлопок, только не белый, а выкрашенный в розовые тона.
Двигатели космоистребителя ревели надсадно, толкая машину вверх, и вот зеркало отражателя расплылось во все стороны, приблизилось на двадцать метров, на десять…
– Держись!
Со скоростью «Жигуленка», врезающегося в березку у обочины, космоатмосферник въехал носом в зеркальную поверхность.
Если бы Георгий не уперся ногами, его бы бросило вперед, на экран. Разбил бы он своим лбом обзорник или нет, не ясно, а вот голова точно могла пострадать…
Зато какие трещины разбежались по отражателю! Зеркальные слои мезовещества лопались до самой подложки, откалывались метровыми пластинами и кувыркались в вихрях турбуленции. Дождь из мелких осколков просыпался вниз, взблескивая и вспыхивая на свету.
Таран не помешал транспорту взбираться все выше и выше, набирая разгон. Какая у Водана первая космическая скорость, полковник не знал, но холодок по хребту прошел – он летит в космос! Как Гагарин!
Линия горизонта все больше закруглялась, а небо темнело.
По внешней акустике не доносилось более ни звука – атмосфера кончилась, осталась внизу, застилая Водан теплым газовым одеялом.
А в поле зрения попадало все больше и больше поверхности планеты. Кузьмичев увидел весь громадный залив, на берегу которого стоял Космоград, всю цепь Кругосветных гор, Загорье… Где-то там Базовая… А дальше на запад, оказывается, громадные озера…
– Все, – деловито сказал Алехин, – вышли на орбиту. Гоша, там, где-то под тобой, два пакета должны быть. Если Аркадий не забыл положить…
– Угу, есть что-то… А я думаю, что там мне давит… И чего это?
– Автоном-комплекты. Ну, это как бы космические скафандры, только одноразовые. На полчаса хватит и тепла, и кислорода.
– А потом?
– Суп с котом.
– Ясненько…
– Натягивай, пока ускорение есть.
Скафандр был очень несерьезный – из тонкой пленки, и походил на надувную куклу во весь рост. Только по шву от паха до шеи проходил некий хитрый гермоклапан, а на поясе висели аккумулятор с терморегулятором и увесистый кислородный синтезатор.
Кое-как облачившись, Кузьмичев устроился поудобнее, и зря – наступила невесомость. Сперва Георгий обрадовался неожиданному приключению, но когда кровь прилила к голове, да так, что все лицо набрякло, а желудок переместился куда-то в область горла, стало не до веселья.
– Как самочувствие летчика-космонавта? – хихикнул Алехин.
– Я тебе потом скажу, – поднатужился полковник, – на ушко…
– Сейчас станет полегче.
Зашипели движки маневрирования. Транспорт-гигант на обзорнике медленно «перевернулся», а планета уплыла в сторону.
– Ну что? На абордаж? – бодро спросил Антон.
– А чего с ними чикаться?
– Правильно… Слушайте все! Расходимся полукольцом, подходим к транспорту в районе секторов два – семь. Вырезаем вакуум-створы и залетаем внутрь, как скворцы в скворечник! Только запомните – резать именно вакуум-створы! Грузовые люки не трогать, иначе – разгерметизация, а где себумы держат заложников, мы не знаем. Так что можем и своих угробить. У кого вопросы?
– Ни у кого! – пискнули голоса в эфире.
– Вперед! И следите за ПМП. Если где вылезет наружу, тут же вбивайте обратно!
– Поняли!
Космоистребители разошлись и окружили транспорт, как лайки медведя. Алехин подвел свой поближе, и тут Кузьмичев заметил непонятное шевеление.
– Гляди!
В борту себумского корабля открылось круглое зияние, и оттуда выдвинулся куполок со щелью-радиусом.
– Это ПМП! Гаси ее!
Легко сказать… Кузьмичев моментально вспотел. Мигом разведя шов, он выпростал голую руку и ткнул ее в дыру. Возникло перекрестие. С трудом наведя его на куполок, в щель которого уже просовывался ствол, Георгий сжал палец. Лучей «пакетника», сложенных в убийственный пучок, он не увидел – вакуум не позволил, зато насладился результатом. Рядом с куполком ПМП образовался кратер – мгновенно вырытая в броне яма, плещущая жидким расплавом желтого и белого цветов. Ствол ПМП замер – видать, импульс пакетника что-то повредил. Кузьмичев старательно навел перекрестье поточней, и снова сжал палец, словно нажимая на курок. Пакетный лазер разнес куполок, и теперь на борту транспорта калились уже два кратера, смыкаясь боками на манер восьмерки.
– Молодец, Гошка! Так их!
– А то! – гордо сказал Кузьмичев.
– А сейчас моя очередь…
Подведя космоистребитель вплотную к борту транспорта, Алехин отклонился вбок. Освободив одну руку из контактов биоуправления, он сунул ее в «дыру стрелка».
В борту транспортника вспыхнул кратерок. Он удлинился, превращаясь в огненную борозду. Борозда перешла в угол, угол – в букву «П», а еще одна борозда дописала квадрат.
– Ходу, ходу… – пробормотал Алехин, лихорадочно вынимая руку из одного отверстия и пихая ее в другое.
Космоистребитель мягко наехал на квадрат со рдевшими сторонами и вдавил его внутрь. Вырезанный пласт подался, плавно отошел и вдруг резко упал, словно обретя вес.
– Ага, – определил Алехин, – локальная грави-установка включена. Ладно…
Космоистребитель вошел в нутро корабля впритирочку и чиркнул днищем по полу. Проехав на пузе в потемках, машина клюнула носом, и Кузьмичев тотчас же ощутил прилив веса.
– Приехали! Застегнись. Все включил? Дай я…
Алехин помог Георгию справиться с синтезатором и быстро облачился сам. Сняв с зацепов лучевик, он сказал:
– Пошли!
Кузьмичев кивнул только и побурел. Ведь свой бластер он оставил в кобуре, а кобура под пленкой! Вот гадство…
– Здесь у них шлюз-камера, – тихо проговорил Алехин, ощупывая стенку. – Ага!
Нажав на какую-то выпуклость, Антон добился того, что часть стены перед ним разъехалась, окатив его потоком снежинок.
– Это замерзший воздух.
Кузьмичев зябко поежился. На дворе-то, оказывается, минус двести… Так и простудиться можно.
Стена заросла за ними, в просторной шлюз-камере вспыхнул свет, а потом и вход открылся. Алехин тут же вскинул лучемет. В проеме мелькнул (или мелькнула? или мелькнуло?) себума, и короткий импульс прожег вескусианина насквозь.
Кузьмичев торопливо расстегнул автоном-комплект, доставая свой бластер. Ну вот, совсем другое дело…
Мельком глянув на себуму – ух, и отвратные же эти негуманоиды… – Георгий осмотрелся. Они с Алехиным находились в огромном коридоре, по которому могли бродить слоны, причем стоя на задних ногах. Даже хоботами они не достали бы до потолка. А в ширину коридора хватало, чтобы тут спокойно разъехались два танка. Проспект!
– Вперед! – сказал Алехин и крякнул: – А чего это я раскомандовался? Ты у нас координатор!
– А то я знаю, где тут что…
– Думаешь, я в курсе?
Кузьмичев глубокомысленно хмыкнул и достал коммуникатор.
– Вызываю Иллариона Матвеича.
– Але, Кузьмич?
– Вы где?
– Мы? Во внешнем кольцевом коридоре, себумы его называют Большим.
– Спросите, – дал подсказку Алехин, – в каком секторе.
– А в каком секторе?
– Сейчас узнаю… Пилот говорит, в пятом!
– Это за сектор от нас, – сориентировался Антон, – мы в третьем.
– Ждите нас! – сказал Георгий. – Или идите навстречу – мы в третьем. Дед, нужно «языка» взять! Ну, живую и разговорчивую себуму, чтоб ее допросить. Будете переводчиком!
– Всегда пожалуйста!
– Двинулись, – сказал Кузьмичев, пряча коммуникатор. – Кстати, налево или направо?
– Туда, – указал Алехин верный путь, и пилот со стрелком быстро пошагали навстречу своим.
Большой коридор больше всего напоминал бесконечную анфиладу залов, длинных и вытянутых в высоту. Залы-отсеки разделялись толстыми переборками, в проемах которых смыкались полупрозрачные створки дверей. Скорее, даже ворот.
Почти все двери-ворота стояли раскрытыми, одна только переборка не признала в людях своих и не пожелала раскрыть створки. Пришлось выжечь узел распознавания коротким импульсом – двери плавно разъехались. А сразу за ними Кузьмичев увидел четырех представителей вида хомо сапиенс – Воронина, деда Лариона и двух пилотов-нормалов, незнакомых ему.
– Здорово, земляне! – заорал Алехин.
Молодые нормалы смущенно заулыбались.
– Знакомься, Гоша – это Аркадий, а это – тезка твой, тоже Георгий.
Курчавый Аркадий и курносый Георгий-2 торжественно пожали руку самому координатору.
– А теперь без церемоний, – объявил Кузьмичев. – Ищем своих или местную сволочь, чтоб указала дорогу. Вперед!
– Я думаю, – сказал дед Ларион, – что себум надо искать ближе к центру, за Малым коридором. Там у них и рубка, и жилые отсеки.
– Ведите!
И дед Ларион повел. Свернул в первый же поворот и вывел группу в радиальный коридор, имевший привычный человеческий размер. Его стены, шершавые и мягкие, светились изнутри, заливая все бестеневым светом, неярким, но и не режущим глаз.
– Вызываю Кузьмичева! – заговорил коммуникатор голосом Виштальского.
– Слушаю, Марк. Нашел кого?
– А я у вас хотел спросить.
– Не вибрируй, одессит, все будет хорошо и даже лучше. Мы топаем в середку, к рубке. Возьмем «языка» и разговорим его. Он нам все скажет и покажет. Ты далеко?
– А черт его знает… Гиви говорит, в шестом секторе.
– Да? Так вы рядом! Короче, топайте по часовой стрелке, потом свернете в… так… в третий по счету поперечник.
– Щас мы!
Отключив коммуникатор, Кузьмичев сунул его обратно в карман.
– Бедный Марк, – вздохнул Воронин. – Влюбился, и на тебе…
– Только не надо траура, Трофим Иваныч.
– Да я ничего… Но боже ж ты мой, до чего же мне стыдно!
– За что?! – изумился Кузьмичев.
– За то, что мне так здорово! – выпалил Воронин. – Никогда в жизни я еще не чувствовал такой насыщенности, такой яркости бытия! Мне все интересно до боли, до спазма. И планета внизу, и этот корабль… Нет, я понимаю, что на нас напали, что идет вторжение, но любопытство все равно переполняет меня, перевешивая и страх, и долг!
– Трофим Иваныч… Вы ученый, и не кайтесь. А долг оставьте мне, я привык.
– Эгей! – разнесся крик, а за ним топот – это Виштальский со своим пилотом догоняли группу координатора.
– Нашего полку прибыло.
Виштальский неожиданно затормозил и сказал напряженным голосом:
– Там кто-то есть.
– Где?
– Там, – пальцем Марк указал на глубокую нишу, едва видную, если смотреть на нее вдоль стены.
– Ага…
Подняв бластер дулом кверху, Кузьмичев осторожно приблизился к нише и резко передвинулся, опуская оружие. На мушке оказалась большая себума. Она пряталась в нише и дрожала, будто от холода – склизкая, блестящая ложнокожа то и дело сморщивалась, образуя мелкие складочки. Тряся выростами-щупальцами, себума выпучила большой круглый глаз.
– С-са! – зашипела она. – Сап-с-с! Ат-с-с ис с-са!
– Что она шипит? – осведомился Кузьмичев.
– Пугает, – объяснил дед Ларион.
– Спросите ее, где содержат схваченных людей.
Старший ксенолог старательно зашипел, выворачивая губы, добавляя в голос то сипения, то свиста.
– А-сс тс-со ис-с! – ответила себума.
– Это неоптимально, – перевел Кузьмичев и кивнул: – Я помню это выражение… Дайте-ка я ее порасспрашиваю.
Вытащив десантный нож-стропорез, Георгий приблизился к себуме, ухватился за неприятно влажный отросток, торчавший у себумы на головной части, и одним движением отхватил его «под корешок». Себума забилась, издавая неартикулируемое шипение. Рана набухла вязкой студенистой массой, подернулась пленочкой. От дерганий пленочка лопнула, и мутно-желтые капли грязной крови упали на пол.
– А теперь переведите этой… этому, – холодно сказал Кузьмичев, небрежно отбрасывая обрубок за спину, – что если и дальше будет запираться, я ей все члены отрежу. По очереди!
Дед Ларион выглядел побледневшим, но голос его не потерял твердости. Себума запираться не стала, только выразила удивление методами хомо – зачем причинять физическую боль в обмен на информацию?
– Объясните этому говнюку, – усмехнулся Кузьмичев, – что мой метод оптимален. И весьма эффективен. Только я не слышу ответа…
Он красноречиво поиграл ножом, и вескусианин быстро засвистел-зашипел-засипел.
– Оно говорит, – повернулся старший ксенолог, – что все хомо содержатся в одном месте, в резервной рубке.
– Я знаю, где это! – подхватился Алехин.
– Секундочку, – притормозил его Кузьмичев. – А спросите-ка нашего друга, какие корабли они вызвали на подмогу.
Илларион Матвеевич сначала выпучил глаза, потом нахмурился, и даже в его вескусианском зазвучала тревога.
– Ас-саф тс-со сис-с с-сезау тас-с тс-си, – зашипела себума, выгибаясь. – Ос-с пуссо с-са хомо, атс-с с-сиу гассо са-са сэ пас-соу…
– Оно сказало, – пробормотал старший ксенолог, с кряхтеньем поднимаясь из позы на корточках, – что на помощь колонии – их колонии! – отправлены два малых крейсера…
Георгий-2 присвистнул, а Алехин медленно проговорил:
– Хреново… Крейсер – это вам не скаут, это боевой корабль.
– Посмотрим, – процедил Кузьмичев, поднимая бластер. – Спасибо за информацию, – поблагодарил он себуму и включил оружие. Импульс прожег в негуманоиде канал до самого пола. – Пошли.
Заметив выражение лиц спутников-нормалов, полковник усмехнулся.
– Да, такие вот мы, аномалы негативные, – проговорил он. – Нет чтоб возлюбить врага своего и простить ему прегрешения… Пошли живей, непротивленцы фиговы! А по дороге припомните тех, кто уже пострадал от этих милых неказистых созданий. И подумайте заодно, что мог предпринять данный носитель разума. Предупредить своих, прежде всего, и наделать нам с вами прочих гадостей!
– Мы… это… как-то упустили из виду… – промямлил курчавый Аркадий, заливаясь румянцем.
– Ничего… – проворчал полковник. – Если выживете в этой заварушке, научитесь все в памяти держать. А иначе похоронят вас в братской могиле, если найдут что в гроб класть. Вперед!
2
Метров двести по радиальному коридору группа одолела без происшествий. По дороге она усилилась – вместе сошлись все экипажи космоистребителей.
Центральная часть корабля еще больше поражала размерами, чем периферия, – по коридорам хоть паровозы пускай, можно и в два яруса, а рубка занимала объем цирка-шапито. В этой необъятности жались вместе десятка три себум, жутко шевеля отростками и пуча гнилые глаза.
– И где тут резервная? – нервно заоглядывался Виштальский.
Алехин молча прошагал до широкого портала, в глубине которого обнаружились двери-ворота. При его приближении створки разъехались и открыли глубину зала поменьше, чем рубка, но тоже достаточно просторного, хоть в футбол играй. У стенки жались фигурки женщин и двух парней, бледных, встрепанных и злых.
Земляне-спасатели ворвались в резервную рубку, и земляне-заложники кинулись к ним навстречу.
– Сара! – завопил Виштальский и подхватил свою брюнеточку. – Сара…
– Я это, я… – счастливо бормотала брюнеточка.
– Какого хрена надо было мотаться в зоне боевых действий? – хмуро спросил Кузьмичев у парнишки со значком инженера-водителя. Широкая улыбка угасла на конопатом лице. Парень развел руки и вдруг выпучил глаза, заорал:
– Двери! Вход!
Кузьмичев резко обернулся – створки, ведущие в резервную рубку, быстро сходились, запирая новых пленников.
– А, ч-черт… Алехин, Марк! Помогайте!
Они встали втроем и выстрелили залпом. Импульсы проели немалую дыру.
– Повторим!
Дыра выросла в овал – пролезть можно. Но тут двери сами разъехались, не выдержав дурного обращения.
– Так, – сказал Георгий железным голосом. – У кого какие идеи насчет уничтожения корабля к чертовой матери? Или – как вариант – ко всем чертям собачьим?
Конопатый поднял руку, как на школьном уроке.
– Звать как? – осведомился Кузьмичев.
– Павлом.
– Излагай, Павел.
– Тут у них синтезатор имеется, – заторопился парень, – если его включить на выпуск взрывчатки – формулу я знаю, – то хватит десяти – пятнадцати тонн, чтобы транспорт разнесло!
– Хорошо мыслишь, – похвалил его Георгий. – Может, скажешь еще, как эту БЧ взорвать?
– А вот! – конопатый Павел продемонстрировал коробочку взрывателя. – Я по совместительству подрывник.
– Пошли тогда, устроим фейерверк.
– В общем-то, – осторожно сказал дед Ларион, – это гражданский корабль…
– Ви знаете, шо мине сдается, Илларион Матвеич? – перебил его Виштальский. – Шо мине нарушают праздник! Командир, запалите эту халабуду и сделайте нам красиво!
– Вперед!
Конопатый повел всю группу к синтезаторной – себумы в рубке забились в дальний угол, и Кузьмичев не смог отказать себе в удовольствии – веером пустил импульсы, прожигая пульты. Виштальский с Алехиным составили ему компанию.
Через минуту рубка наполнилась едкими, сажными клубами, тут же сработали пожарные автоматы, и повалил густой, тягучий пирофаг, сам похожий на дым, только клубился он не вверх, а вниз – тяжелый был.
– Вы специально стреляли, чтобы себумы ничего не предприняли отсюда? – робко спросил Георгий-2.
– Именно! – оскалился его тезка-координатор.
* * *
В синтезаторную отправились бегом, благо землянам было по дороге. Блок универсальных синтезаторов себумы поставили в отсеке небольших размеров, куда более тесном, чем коридоры. Кузьмичев счел это причудой негуманоидного ума.
Павел на пару с дедом Ларионом разобрались в вескусианских значках и запустили синтезатор на выпуск взрывчатого вещества.
Из камеры, похожей на устье русской печи, полезла желеобразная масса цвета топаза. В воздухе сразу запахло мятой.
– Она, родимая! – засиял конопатый подрывник. – Ее запах!
Он достал взрыватель и сунул его во взрывчатый студень.
– Все, пойдемте! Сигнал на подрыв я пошлю с коммуникатора.
Отряд землян, сборная из спасенных и спасателей, поспешила к Большому коридору и разбежалась по секторам. Пассажиров распределили по новой – Кузьмичеву с Алехиным достался Воронин.
– Застегивайте автономки, – потребовал Антон перед входом в шлюз-камеру. Пассажиры послушно затянули гермошвы. – На выход!
Волна морозного воздуха вытолкнула всех троих в вакуум-створ.
– Полезайте, Трофим Иваныч, я за вами.
– О-хо-хонюшки…
– Сели? Гоша, задвинь крышку. Стартуем!
Космоистребитель опалил выхлопом стену вакуумствора и выскользнул в открытый космос.
– Все вышли? – осведомился Алехин и устроил перекличку. – Отлично… Скорость прибавьте, надо подняться на орбиту повыше. Навестим «Зарю»!
Космоистребители разогнались и, по законам небесной механики, поднялись над планетой. Отсюда Кузьмичеву открылось почти все полушарие, и оба материка, соединенные тонкой перемычкой возле экватора. Континенты напоминали формой песочные часы.
– А что с той стороны? – поинтересовался Трофим Иванович.
– Океан! – ответил Алехин. – И мощные архипелаги, вроде индонезийского. Мы туда редко заглядывали…
– Вызываю координатора! – раздался голос конопатого.
– Координатор на связи, – откликнулся Кузьмичев.
– Масса Вэ-Вэ достигла нужной величины, – сообщил подрывник. – Посылать сигнал?
– А что ты меня-то спрашиваешь?
– Понимаете… – Павел запнулся. – Я никогда еще не подрывал корабли…
– Привыкай, – криво усмехнулся Георгий. – Эта планета – твой второй дом. И вот к тебе домой вторглись грабители и убийцы. Выбор у тебя невелик – или защищай свой дом, или уступи этим уродам.
– Я нажимаю кнопку… – тихо проговорил Павел.
Кузьмичев глянул на обзорный экран. Колониальный транспорт себум казался отсюда маленьким, уменьшенным до размеров коробки с тортом «Киевский». Внезапно «торт» вспух, раздался в стороны, стал лопаться, а в разломы проглянуло бешеное белое пламя, яркое и яростное.
Корабль расползся безобразной медузой, стал вытягиваться в поток обломков и пыли.
– Неделю будет выпадать над экватором, – негромко проговорил Алехин, – нам обеспечены красивые «звездные дожди»…
– Пока не обеспечены… – вздохнул Кузьмичев.
Глава 5 Заход «Зари»
1
– Приглашаю всех на борт «Зари»! – сделал широкий жест Алехин, едва на обзорных экранах показался земной гравитабль – цилиндр с раздутой кормой и шаровидной носовой частью. На цилиндр, как спасательные круги на утопающего, были натянуты два толстых тора-бублика. Все это хозяйство украшали радиаторы, похожие на жалюзи, решетчатые параболоиды антенн, серебристые сферобаллоны, крестовинки движков коррекции и так далее.
– Знаете, – улыбнулся Антон, – когда меня назначили командиром гравитабля и я впервые увидал «Зорьку», то испытал разочарование. Она ж маленькая – всего каких-то четыреста метров с копейками! Но потом я к «Зорьке» привязался – очень надежный кораблик, удобный, и вообще…
Тут Воронин деликатно покашлял и сказал:
– А может, не стоит… на борт? Себумы могут напасть в любой момент, и мы должны быть там, со всеми.
Алехин закивал головой.
– Совершенно верно! Не думайте, что мне просто захотелось навестить звездолет. На борту есть много всякого добра, которое пригодится колонистам. Один аварийный бот чего стоит! Вообще-то не положено его трогать, но у нас такие обстоятельства… Форс-мажор!
– Форс-минор, скорее, – проворчал Кузьмичев. – Ну давай стыкуйся. Поглядим на твою «Зорьку»…
– Слушайте все! Стыковочные устройства исполнены на Илленсе и Цинруссе, это планеты риттов, так что тут соблюдены… э-э… галактические стандарты. Носовой стыковочный узел занимаю я. Еще три узла находятся между передним тором и шаровидной гондолой. Повторяю – три! Так что двум истребителям надо будет стыковаться между собой.
– Мы поняли! – пришел ответ.
Алехин плавно, почти нежно подвел космоатмосферник к звездолету и днищем наехал на стыковочный узел. Заскрипела герметическая перепонка.
– Есть стыковка! Есть мехсоединение!
Алехин извернулся в воздухе и поднял вверх дырчатую «чашу», в которой сидел до того. «Чаша» оказалась крышкой люка, за нею открывалась внешняя перепонка «Зари». Алехин коснулся ее, и мембрана разошлась, открывая вход в переходный отсек-кессон.
– Заходите, гости дорогие! – сказал командир корабля. – Будьте как дома!
Тут же замигал огонечек интеркома, и главный компьютер произнес красивым женским голосом:
– Приветствую вас на борту корабля «Заря»! Давление воздуха – единица. Температура – плюс четыр-надцать. Локальная гравиустановка работает в штатном режиме.
– Зорька, термоэлементы включила? – строго спросил Алехин.
– Да, капитан.
Антон вышел в центральный коридор и свернул в рубку. Аппаратура медленно выходила из режима консервации – зажигались экраны, принимались кривляться синие мнемографики, а индикаторы словно подмигивали командиру корабля.
Из коридора донеслись гулкие голоса:
– Это имеет вид! Сара, посмотри только… Это что, вообще?
– Чудышко ты мое ископаемое! Это кристаллофон.
– Костя! А где твоя каюта?
– А я помню? Мне тогда едва девять исполнилось… Где-то здесь была.
– Осмотрите весь корабль! – громко скомандовал Алехин, выглядывая из рубки. – Берите все, что найдете, что может пригодиться внизу. И сносите к аварийному боту – это в среднем коридоре, налево!
– Щас мы! Всего понахапаем…
– Пойду посмотрю, – заспешил Воронин, и Антон остался в рубке вдвоем с Кузьмичевым.
– Хотел с тобой поговорить, – серьезно сказал командир корабля, оглянувшись на выходившего ученого.
– Валяй.
– Думаю, мое место в будущей битве – здесь, на борту «Зари». Не спеши отрицать! На звездолете стоят все нужные приборы, и я первым узнаю о прибытии боевых кораблей себум. И сразу сообщу вам. Это не все…
Командир корабля сжато поделился с координатором своим планом.
– Это опасно, – поугрюмел Кузьмичев. – Что я Еве скажу?
– А что делать? – тоскливо сказал Алехин. – И еще не ясно, где окажется опаснее – на орбите или на поверхности. Скауты – это мелочь, на них не ставят мощное оружие вроде изгибателей пространства или шаровых излучателей антиматерии. Крейсера – это крейсера, от них не спрячешься, и камуфляжные модули не помогут. Себумы обязательно проверят местность через гравископы и масс-уловители. В иллюминаторе они увидят пустошь, и на обзорнике тоже, а масс-детектор покажет присутствие предметов и тел! И накроют вас ха-арошим залпом…
– Не пугай… Если что, спрячемся в лесу – там тел хватает… Ладно, оставайся. Но смотри, чтоб вернулся обязательно – я терпеть не могу женских слез.
– Да кто ж их любит… Ну пошли, разблокирую бот, и грузитесь.
– А кто поведет?
– Аркаша или Костя.
В центральном коридоре стояли шум и гам, молодежь бегала по каютам и отсекам, вытаскивая все нужное и ненужное и заваливая коридор средний.
– Это чего?
– Проектор.
– Брать?
– А зачем?
– На ночь почитать… Тут книг – до фига и больше!
– Ну бери…
– Во, дохи с электроподогревом! Пять штук.
– Гоша, сейчас лето!
– А продукты брать?
– А что там?
– Сгущенка!
– Спрашиваешь! Конечно!
Алехин еле протиснулся к люку, за которым находился аварийный бот – спасательная шлюпка грави-табля. Раскрыв дверцу настежь, он сказал:
– Заноси!
Вещи кое-как распихали, а поверх постельных принадлежностей и женского белья уложили главное сокровище – противометеоритную пушку, демонтированную с кормы «Зари». Снятую, ее уже никто не заблокирует.
– Как припечем себум – сажей станут!
– А мы-то хоть вместимся?
– Тебя я возьму на руки.
– Не удержишь!
– Я?!
– Тихо! – грозно сказал Кузьмичев. – Пилоты космоистребителей – по машинам! Остальные – на борт «аварийки». Аркадий, ты поведешь.
– Есть! – выдохнул осчастливленный нормал.
Погрузка закончилась, началась посадка. Последним в люк пропихнул себя Кузьмичев и подал руку Алехину.
– Ждем!
– Как договорились, – улыбнулся командир корабля. Улыбнулся как можно безмятежней.
Захлопнулся внутренний люк, Антон прикрыл внешний и отжал рычаг выпуска. «Заря» вздрогнула – это прошло разделение, аварийный бот отчалил от корабля-матки.
Улыбка на губах Алехина угасла, а вот брови сошлись в древней гримасе тревоги и заботы.
– Все по местам! – скомандовал сам себе командир корабля и пошагал в рубку.
2
Настроив следящие системы и дав задание компьютеру, Антон отправился бродить по кораблю, прощаясь с ним. План, который он задумал, ставил жирный крест на существовании «Зорьки». Было очень жалко гравитаблик, но у войны иной подход: «Все для фронта, все для победы!»
Командир свернул в поперечный коридор и выбрался в задний тор. Тут работала своя гравиустановка, и можно было ходить по кольцевому коридору, как бы зависая вниз головой по отношению к главному корпусу. Практика относительности…
Алехин отворил дверь капитанской каюты и вошел. Давненько он тут не был… В каюте царил образцовый порядок, только какой-то холодноватый, типично холостяцкий. Да и кому было наводить уют? Ева тогда в пятый класс ходила…
Он присел на пухлый выдвижной диван и осмотрелся. Всегда мечтал построить свой дом и обставить кабинет так, как ему хотелось. Не получалось. А каюта – это не дом, это временное пристанище. И все равно…
Тут все, как метки. Вот кристалл со Сварты, большой сросток, весом с кило. Первые дни он сверкал, искорки пробегали по многочисленным граням, а потом угас. Умер?
Сросток подарил ему планетолог. Обычный образец. И только потом ксенологи додумались, что те кристаллические образования на берегу тяжеловодного озера могли оказаться живыми. Старший биолог яростно противился этим «вздорным измышлениям», потом подуспокоился, рассудил, признал отдельные факты, но все равно предложил применять к кристаллам термин «псевдожизнь». Только у самих кристаллов спросить забыли…
А вот скрученный вчетверо бич-жало коверного ската с Европы. Это любопытное создание водится в подледном океане, постоянно шныряя от горячих источников на дне спутника Юпитера до ледяного панциря, куда поднимаются теплые восходящие потоки, неся с собой мутные облака бактерий, спутавшихся ворсинками в подобие губчатых шаров и овалов, слабо фосфоресцирующих в темноте. На глубине бактерий так много, что всем не хватает метана и сероводорода на первое и второе, и верхние пласты одноклеточных отрываются от общей массы, всплывают над суетой.
Бледными привидениями реют бактериальные кластеры, а из вечного мрака появляется пузатая мелочь, европеанский суперпланктон, и проедает в микробных сгущениях дыры. А тут и морские репьи занимают очередь в столовую, и сегментные рыбки не прочь отведать планктонный супчик. Пищевая цепочка все удлиняется… и кончается на коверном скате. Скат развертывает свое плоское тело, играет светящимися рисунками…
Рыбки погружаются в транс от его цветомузыки, и тут-то проголодавшийся хищник выбрасывает бич-жало. Ловись, рыбка, большая и маленькая!
Алехин поднялся и потрогал бич. Этот скат молодой был, размером с одеяло…
Он погладил красивую раковину, похожую на дорогую фарфоровую вазочку – плетеная чашечка, четыре лепестка-крышечки. Внутри – гладкая и нежно-розовая, снаружи – терракота.
Эта красивость – с Марса. В его время «корзиночки» были очень редки и стоили больших денег. Они водились в подледных марсианских озерах, на глубине, где текла жидкая вода. Теперь на Марсе есть и открытые водоемы, а Долина Маринер обещает со временем превратиться в море под тем же названием. И корзинки расплодились – легкий прибойчик на Южном море (размером с Ладогу) выбрасывает на берег сотни таких, выеденных мелкими рыбозмеями.
«Эх! – огорчился Алехин. – А шкатулочку надо было Еве передать! Красивая такая шкатулочка… Красная и будто светится изнутри. Ева обожает всякие коробочки, шкатулочки, футлярчики…»
Эту он сам вырезал из радиосиликата, когда лежал в госпитале Венусборга. Материал гибкий, но не мнется. На Венере многие мастерили из него сувениры. Радиосиликат – это наполовину коллоидный газ, наполовину колония микроорганизмов-радиофилов. Таким на Венере самое место…
– Внимание, капитан! – раздался голос корабельного компьютера. – Регистрирую финиш двух кораблей мегатонной массы. Классифицирую как малые крейсера вескусианского флота.
Алехин швырнул шкатулку на стол и бросился вон из каюты. Финишировали, гады! Ну ладно, я вам устрою вторжение…
Панорамный экран в рубке был девственно-чист, его полнили звезды и разбросанная шаль туманности. Слева калился Гелиос, справа, наполовину скрытый Воданом, пышел голубым светом Хорс.
– Далеко корабли себум?
– Четыре миллиона километров, капитан.
– Ясно… Предполагаемое время прибытия?
– Одни земные сутки. Плюс-минус десять часов.
– Закодируй и передай сообщение координатору в экстренном импульсе!
– Выполняется, капитан…
Алехин глубоко вдохнул, отер ладонями лицо и начал приводить свой план в исполнение.
* * *
Уделом звездолета «Заря», крутившегося по орбите без Д-камеры, оставались межпланетные сообщения. Дважды Антон перебрасывал ученых к планете, названной в честь бога Озириса – горячему, сухому, безжизненному мирку наподобие Меркурия, – и к Сульдэ, третьей по счету, скрытой за бешеной атмосферой из углеводородов. А вот к естественным спутникам Водана никто никогда не наведывался. Теперь он исправляет ошибку.
…«Заря» проплывала над серой поверхностью Селены, меньшей из лун Водана – это был густо кратерированный шар диаметром шестьсот километров. Гравитабль играл в прятки с крейсерами себум, скрывался за «спиной» Селены, дожидаясь, когда же боевые корабли сядут. И перейдут в стационарное состояние. Тут-то он и… Ладно, об этом после.
– Физическая станция на видимой стороне Селены докладывает: крейсера совершили посадку в районе Космограда.
Алехин выслушал доклад компа и кивнул. Выждем еще пять минут.
Секунды будто в часы растянулись…
– Активировать двигательные установки, – скомандовал Антон. – Расчет готов?
– Да, капитан. Звездолет войдет в атмосферу на второй космической скорости. Параметры баллистического спуска корректируются.
– Молодец, продолжай в том же духе.
– Да, капитан…
– И вот еще что – перестыкуй космоистребитель, поставь его на место «аварийки», а то как бы его не сдуло.
– Выполняется, капитан.
Алехин откинулся в кресле. Можно и полениться малость…
Никто не видит, не надо «соответствовать высокому званию».
Лететь было недалеко, и Водан быстро разрастался на экране, четкий диск планеты приобретал размытую кромку – примету атмосферы.
Гелиос засвечивал сбоку, бросая блик на поверхность океана.
В блеске и сверкании плыли большие острова – Фео, Авалон, Мист…
Замечательные места – никаких чудовищ, никаких растений, опасных для жизни. Только песок и океан, мягкая, глянцевая красень и огромные бабочки с прозрачными, как у стрекоз, крыльями. Каждое крылышко – в две ладони. Бабочки ловили мелкую рыбку в лагунах, пользуясь тем, что их порхание почти невозможно было разглядеть из-под воды. А потом запивали нектаром из огромных, развесистых цветов – в каждом по чайной ложке «пищи богов»!
– Начинаем спуск по баллистической траектории!
– Начинаем, начинаем… – проворчал Алехин. – Давно пора.
На скорости одиннадцать километров в секунду «Заря» вошла в атмосферу Водана. Пробила верхний облачный слой. Внизу, за розовым разливом страто-сферы, клубились облака нижних слоев.
Толстая атмосфера планеты еще не нагревала обшивку, но сполохи небесного электричества уже пробегали по корпусу, змеясь голубой поземкой.
Смутно очертился берег залива. Комп отметил звездочкой местоположение города-колонии, а рядом поставил крестик. Это была цель. Мишень. Малый крейсер. Не промахнуться бы…
Внешняя акустика донесла слабый вой рассекаемого воздуха.
– Регистрируется слабый нагрев корпуса, – доложил компьютер.
– Принято.
Вой усиливался, и Антон отключил звукоприемники. Но растущую температуру вырубить не просто – делалось все теплее, кондиционеры работали на пределе. А потом по обзорному экрану зазмеились яркие струйки расплавленного металла. Керамитовая броня держалась еще, антенны с радиаторами сгорели первыми и отвалились. За падающим звездолетом потянулся белый дымный хвост. Пора уматывать.
– Немедленно покиньте корабль, капитан, – потребовал комп.
– Слушаюсь, – криво усмехнулся Алехин.
Покинув рубку, он на четвереньках пошагал к «аварийке» – донимала перегрузка. Выпрямился у люка и отжал рычаг. Рычаг легко поддался, но люк и не подумал открыться.
– Зорька! – крикнул Антон. – Люк не открывается!
– Сожалею, капитан. Люк оплавился.
– Что-о?!
И тут до Алехина дошло. Он все очень точно рассчитал, кроме одного. Он забыл, что плотные слои на Водане куда толще земных. Забыл, и не успел.
Панику Антон скрутил в зародыше. Унял тоску, прогнал отчаяние. И поплелся обратно. Отдыхая перед последним броском в рубку, вынул коммуникатор и очень спокойно сказал:
– Вызываю Кузьмичева.
– …зьмичев слу…ет, – пробилось через помехи.
– Это я, Антон. У меня не получится вернуться.
– Что-о?!
– Только что сказал то же самое… – командир корабля криво усмехнулся. – Представляешь, забыл о разной толщине плотных слоев атмосферы на Земле и Водане! Сижу жду… А время ушло.
– Антоша! – ворвался девичий голос, и Алехин мысленно застонал. – Антошечка!
– Ева, мне так жаль… Ах, Ева…
– Я так не хочу-у!..
– Ева, ты только не плачь, хорошо? Ну что уж тут поделаешь… И не расстраивайся. Никогда. Я тебя прошу! Будь счастлива. Целую тысячу раз! Прощай. Прощайте!
Алехин решительно выключил коммуникатор и отбросил его.
– Больше не понадобится, – хихикнул он. – Лучше займемся прицеливанием…
Жара в рубке стала невыносимой, пульт обжигал. Оптические интеграторы один за другим переставали выдавать «картинку» на панорамный экран, и целеуказателем для Антона стал малый монитор. В экране уже был виден толстый километровый диск малого крейсера – на нем дрожал крестик.
– Захват цели… – прохрипела «Зорька».
Алехин представил себе, какой вой сотрясает небо над Космоградом, какой грохот рушится вниз, и улыбнулся.
Так он и умер – с улыбкой на лице. «Заря» врезалась в малый крейсер на чудовищной скорости, и уже никакое оружие не спасло себум от гнева небес. Ослепительно сияющий болид сверзился, вытягивая хвост огня и дыма, врезался в крейсер и взорвался. Изжелта-белая полусфера взрыва поднялась и потянулась вверх сверкающим «грибом» цвета пламени. Огненная туча исходила раскаленным пеплом и мельчайшими окатышами – оплавленными кусочками двух звездолетов.
Оглушающий рев падения разом сменился непереносимым, инфернальным грохотом. Воздушной волной вырывало псевдобураки, сметало дюны песка, поднимая вихри и самумы. Сама планета вздрогнула так, что рухнули еще уцелевшие здания Космограда.
Поднялся сильный ветер и отнес пламенную тучу остывать и сеять керамитовую пыль. Упали все обломки. Осели пыль и песок. Развеялись дымы. И теперь только глубокий черный кратер на берегу залива напоминал о рукотворном катаклизме. О последнем таране Антона Алехина.
Глава 6 Борьба миров
1
Давным-давно, кажется, в прошлом году, то есть двести пятьдесят лет тому назад, Кузьмичеву попался на глаза журнал с рисунками художников-фантастов. Сейчас ему вспомнилась репродукция, на которой был изображен некий посадочный модуль в форме тупого конуса. Модуль выпускал четыре опоры и подрабатывал планетарными двигателями…
Совсем как «аварийка». И внешне бот похож был на ту давнюю картинку – воображения старинного рисовальщика и современного инженера-конструктора пришли к общему знаменателю.
Георгий вздохнул. Что для него теперь старина и что – современность? Настоящее перемешалось с будущим, завязалось в такой узел, что и не знаешь, кому поручить его распутывать – физикам или психологам. Или психотерапевтам?
Аварийный бот сел рядом с каньоном, и его вышло встречать почти все население бывшей базы квазимодов.
Спустившись по трапу, Георгий оглядел лица встречающих. На лицах застыло выражение тревоги и усталости, даже покорности судьбе, тупого равнодушия. Дети не шумели, стояли тихо и были не по возрасту серьезны.
Впрочем, чего еще ожидать от беженцев? Однако Кузьмичев старательно искал в «зеркалах души» иные отражения и с радостью их находил. Он видел людей обозленных и сосредоточенных, смотревших на него твердо, не отводя пугливых взглядов. Иногда за прищуром мелькал настоящий металлический блеск. Да, потрепала «нормалов» война… Покривила людские души, всадила в них негатива по самое «не хочу». Волей-неволей, а в аномала обратишься…
– Все тут? – проговорил полковник, оглядывая толпу. – Надо нам решить кое-какие вопросы. Думаю, всем ясно и понятно – себумы нас в покое не оставят. И вынудят защищать свои жизни, свою планету. Выбора у нас нет, но альтернатива для детей должна быть!
Толпа зашумела.
– Тише, тише… – проворчал Кузьмичев, поднимая руку и вытягивая ее в сторону гор. – Там, за хребтом, расположен наш старый лагерь. А неподалеку от него – еще одна база пришельцев из космоса, которых я назвал лонгструмпами. Детей и воспитателей мы переправим туда, и сейчас же! Алла Миньковская и Наташа Мальцева покажут базу. За один рейс не получится, сделаем два. Третьим рейсом отправятся женщины и раненые. Воин – это древнейшая мужская профессия, так что пусть нас дамы извинят. Ну что стоите? Организовываем посадку!
Толпа зашумела, распадаясь на группы споривших, но Георгий не стал призывать людей к порядку – покричат и поймут, что правда – на его стороне. Да и воспитатели знали свое дело туго.
– Дети! Собираемся! – строгим высоким голосом распоряжалась худенькая девушка в белом комбинезоне, изрядно выпачканном в саже. – Машенька, сюда! Яна, а ты чего ждешь? Залезаем в бот!
– А там дяди! – пропищала девочка с двумя бантами, делавшими ее похожей на Чебурашку.
– Сейчас дяди уйдут…
«Дяди» – деловитые пилоты космоистребителей – как раз вытаскивали из «аварийки» противометеоритную пушку. ПМП весила немало, поэтому к люку подогнали задом песчаный танк.
– Удерживай, удерживай! Во!
– Сдай еще маленько! Еще! Стоп!
– Жека, принимай!
– Подстели под нее что-нибудь…
– Что?
– Ну вон же ящик стоит! Оторви крышку…
– Щас я…
Общими усилиями ПМП затолкали в кузов, и танк, ворча мотором и лязгая «гусянками», отъехал.
– Решил от меня избавиться? – сказал за спиной Кузьмичева знакомый, родной голос. Полковник обернулся. Алла стояла и смотрела на него почти круглыми глазами. Георгий решительно шагнул к девушке. Обнял ее, прижал к себе.
– Мне очень – понимаешь? – очень нужно, чтобы ты была в безопасности, в тылу, – заговорил он прочувствованно и проникновенно. – Это самое важное – крепкий тыл. Когда я буду знать, что себумы до тебя не доберутся, мне будет спокойнее.
– А мне? – жалобно сказала девушка. – А мне будет спокойнее, когда ты тут один?
– Я не один, нас много. И потом, я офицер, война – моя профессия, так что доконать меня себумам будет непросто. Иди садись, а то малышня все места займет…
– Я тебя люблю… – прошептала Алла и всхлипнула.
– Я тоже тебя люблю, только зачем плакать? А-а… Ты, наверное, представила, что это последняя наша встреча и мы с тобой больше никогда не увидимся, и никто не узнает, где могилка моя? Очень романтично, но, как говорится, не дождетесь! Я обязательно вернусь, и буду к тебе приставать, и ревновать, и выводить. Буду всюду раскидывать грязные носки, буду лениться помыть за собой посуду…
– Раскидывай… Ленись…
Кузьмичев оторвал от своей шеи узкие Аллины ладошки и поцеловал их.
– Все, иди, лапочка.
«Лапочка» побрела к боту, Наташа обняла ее и помахала рукой Георгию.
Началась посадка. Тут же набежали родители, и завертелась обычная кутерьма.
– Гена! Геночка! Где ты?
– Тута я!
– Где?
– Да вот же!
– …Витя, слушайся тетю-воспитательницу, ладно?
– Ладно, ладно…
– И не обижай Луизу!
– А чего она дразнится?
– Она девочка, и…
– Ну и что, что девочка? Девчонкам все можно, что ли?!
– …Миша, платочек с тобой?
– Вот!
– Не потеряй!
– …Юлия Валельевна, а там чудовиссь много?
– Чудовищ? Ой, много…
– Ула-а…
Курчавый Аркадий Кузьмин, временно исполнявший обязанности командира корабля, придал своему полнощекому лицу суровое выражение и сказал как можно тверже:
– Посадка закончена. Провожающих прошу освободить стартовую зону!
Провожающие, дружно хлюпая носами и мощно сюсюкая, отошли. Плавно закрылся внешний люк. Через минуту зажглись зеленые огни готовности к старту, бот мягко поднялся вверх. Накренился и боком понесся к горам.
– Товарищ координатор!
Кузьмичев не успел додумать грустную мысль и обернулся. Перед ним стояли и гордо улыбались киберинженер с кибертехником.
– Хотим вам кое-что показать, – сказал инженер.
– Показывайте… – рассеянно проговорил полковник.
– А вот!
Из леса на поверхность Стеклянной пустоши вышли себумские тяжелые системы, многорукие и многоногие.
– Что такое?
Киберинженер картинно вытянул руку и сказал:
– Мы перехватили управление, и теперь эти машины слушаются нас! Смотрите!
Многорукие гиганты построились в колонны и протопали маршем. Потом развернулись кругом, разошлись, исполнили неуклюжий вальс, раскачивая громадными корпусами.
– Ну, вы даете… – растерялся Кузьмичев. Не выдержал и захохотал: – Это надо же, а? Как же это вы умудрились?
– Да подумаешь, – заскромничал кибертехник. – Обычные тяжелые системы. Гемомеханические конечности, квазиживой двигатель…
– А что у них в этих… как их там… гамоме… гемоме… короче, в манипуляторах?
– А это молекулярные деструкторы, их еще называют распылителями – продолбят любую породу, просадят броню на счет «три»!
– Вот это уже ближе к теме. Молодцы! Уводите пока этих многоножек в лес. Так… Люди! Не стойте! Спускаемся в убежище и грузим пожитки. Что-то перебросим за горы, что-то оставим себе. Хорониться на базе станет опасно, когда прилетят крейсера. Под землей мы окажемся как в мышеловке, – себумам останется только завалить туннель, и с хомо будет покончено!
– И куда нам теперь? – спросили из толпы.
– В лес! Масс-уловители нас не различат, будут путать с деревьями. Инфравизоры тоже ничего не покажут – тутошние растения теплокровные, мы сольемся с фоном… Ну? Чего стоим? Кого ждем? Переверзев! Организуй своих, а то гражданские прокопаются до вечера!
Требовательно запищал коммуникатор, и Кузьмичев ответил:
– Да, слушаю!
– Это Алехин. Слушай новость – себумские крейсера финишировали!
Полковник почувствовал слабость.
– Ах, ты… А у нас еще ничего не готово!
– Все нормально, координатор. Себумам еще сутки добираться. Но рассчитывай лучше на десять – пятнадцать часов.
– Ага… Ладно, спасибо!
– Привет всем!
– Кто это? – поинтересовался Воронин, помогавший воспитателям удерживать группу детей в стабильном состоянии, из-за чего был потен.
– Алехин. Себумские крейсера на подходе, к утру будут здесь.
– Ох ты… Что же делать?
– А мы уже делаем. Не заметили?
* * *
Пренеприятнейшее известие всколыхнуло людей, но не испугало – страху натерпелись все с избытком, и в душах не оставалось места для новых переживаний. Работа продолжилась.
К вечеру аварийный бот сделал пять рейсов, мотаясь между базой квазимодов и базой лонгструмпов. На шестой рейс не хватило энергии, и «аварийка» села в лесу, став временным пристанищем для ста пятидесяти защитников Водана – именно столько бойцов числилось под командованием полковника Кузьмичева.
И опытных солдат, прошедших через «горячие точки», и ополченцев-неумех, толком не знавших, где у бластера дуло. Но старые кадры, выученные в ВДВ, скрепляли людей, как цементом, в нерушимый блок.
Боевой техники на такую команду хватало. Две «Шилки», танк высшей защиты с аннигилятором, ПМП, смонтированная в кузове песчаного танка. И три десятка многоруких машин, сжимавших в своих гемомеханических щупальцах граненые цилиндры распылителей. Рота. Войско.
Вот только хватит ли сил у этого войска, чтобы одолеть крейсер? Вот в чем вопрос…
2
Ночь прошла в последних приготовлениях. Кузьмичев исходил из того, что крейсера сядут поблизости от зоны ЧП, то есть около разбитых скаутов. А дальше видно будет…
Полковник примостился на мягком моховище, спиной опираясь о пористую, пульсирующую кору псевдобурака. Кора прогибалась и будто массировала спинные мышцы. Хорошо…
Неподалеку устроился Воронин, сгорбленный, встрепанный, с трехдневной седой щетиной. На коленях у него лежал бластер.
– Трофим Иваныч, рассказали бы чего…
– Чего же?
– Вы же воевали?
– А как же… В сорок третьем ушел добровольцем. Отец, помню, ругал меня за то, что я отказался от брони, но это было выше моих сил – отсиживаться в тылу. И я ушел на фронт.
– А дальше? – послышался голос Переверзева.
– Да как у всех… Приписали меня к 732-му стрелковому полку, бронебойщиком взвода ПТР. Знаете, что такое ПТР? Это противотанковое ружье. Штука убойнейшая, но тяжеленная. Хм. Вот как-то не вспоминаются мне героические эпизоды – не было таких. Просто какой-то бой ярче врезается в память, и все. Помню, как в Ховрино, это под Москвой, посадили нас в теплушки, прицепили паровоз, и покатил эшелон в сторону Бологого. Оттуда повернули к Великим Лукам. В семь утра, помню, послышался гул немецких бомбовозов – шли «Юнкерсы-88». Поезд остановился. Заработали зенитчики. Два «Юнкерса» загорелись и понеслись по наклонной к земле. Остальные, сбросив бомбы на мост через какую-то речку, скрылись. Не прошло и часа, как опять показались «Юнкерсы», но другие, Ю-87, мы их «лапотниками» прозывали. Опять заработала зенитка. Самолеты упорно шли на эшелон, затем ринулись в пике. Я обхватил голову руками и бросился на пол вагона. Раздался грохот, и сразу – яркий свет. Оказалось, у вагона снесло крышу. На меня полетели комья земли, щепки, камни… Наконец стихло. Пыль развеялась. Так я начал изучать вражескую авиацию…
* * *
…В начале мая эшелон остановился на безымянном разъезде. Впереди голубел Селигер, еще покрытый льдом. За ним возвышались колокольни, белели двухэтажные дома. Это был Осташков.
– Выгружайтесь! – поступила команда.
Вагоны опустели. Люди, лошади, пушки, повозки скрылись в лесу. После обеда 732-й полк выступил на марш. Иногда останавливались у болота или озера. Разувшись, шли по холодной воде, чтобы снять усталость. Через три-четыре минуты обувались и шагали дальше, пока не прибыли на позицию.
Трофим Воронин умывался в прозрачном ручье, брился на пенечке, обросшем мхом, спал на мягких пихтовых ветках. Пил березовый сок и остуженную заварку малиновых стеблей.
Весь день рыли траншеи, окапывались, и ничего не было лучше под вечер, чем набросить на усталые плечи сухой ватник и опуститься в траву рядом с землянкой, где жили повара. Тотчас появлялись два котелка – один с горячей пшенной кашей, другой с чаем. На расстеленное полотенце ложились ломтики свежего, пахучего черного хлеба, кубики сахара…
– Подкрепляйся! – сверкнул зубами Хасан Сабиров, помощник командира взвода.
Прислонив винтовку к стволу березки, Воронин вынул ложку из-за голенища сапога. Пшенка – вещь!
Было тихо, только доносился осипший голос комбата:
– …Оборудовать командный и наблюдательный пункты, основные и запасные. Подготовить щели. Окопаться. Полная маскировка. Закодировать карты, переговорные таблицы и таблицы радиосигналов. Открытые разговоры запрещаю. И еще. Побольше перебросьте «свеклы», «фасоли», «гороха» и немного «керосина». Высылаю десять человек…
Трофим Воронин был бойцом бывалым и знал, что перечисленные овощи и топливо суть противотанковые и противопехотные гранаты, патроны и бутылки с горючей жидкостью КС. За ночь группа старшины Аношко совершила два рейса и пополнила запас боеприпасов, плюс хлеба на два дня, концентратов, сахара и махорки.
Воронин сыто зевнул. Эх, храпануть бы сейчас минуток шестьсот…
Неожиданно по небу разнесся гул – это из-за леса выплыл самолет-разведчик «Фокке-вульф». Его называли «рамой».
Наглый «фока» выведывал, что у русских на переднем крае. Воронин глядел навстречу немецкому летуну, шептал неудобопроизносимые выражения и не заметил, как подошел командир батальона.
– Любуемся? – в голосе комбата звучала ирония. – Второй день глаз отвести не можешь от этой «рамы», а она летает себе да летает. Хоть бы попугал ее, что ли.
– Это можно, товарищ майор…
– Так за чем же дело стало?
– Думаю, товарищ майор, где достать колесо с осью. Да не одно…
Комбат уловил мысль рядового.
– А если к утру колеса будут – подобьешь?
– Попробую.
Не прошло и двух часов, как к землянке Воронина поднесли колеса да оси от повозок – бойцы хозвзвода постарались.
– Эй, братцы-бронебойщики! – кликнул Трофим своих. Взвод ПТР принялся за дело – солдаты до ночи возились с колесами и осями, прилаживая четыре противотанковых ружья, прикрывая «зенитки» плащ-палатками и ветками.
А с утра Воронин сдавал экзамен. Принимал его «Фокке-вульф».
К полудню туман рассеялся, послышался гул самолета.
– Воронин, – пронеслось по траншее, – летит твой «Фоккер»!
– Все в укрытие! – крикнул Трофим.
И остался один у замаскированной установки на левом фланге. Самолет заметил подозрительную конструкцию, снизил высоту.
Воронин открыл огонь по «фоке», опасаясь одного: как бы по этому участку обороны не ударили вражеские минометы, получив с «рамы» данные о цели. Нет, пронесло.
Трофим перебегал от ружья к ружью, приседал у колеса, ловил цель. Дважды у борта самолета блеснул огонек, словно по нему чиркнули спичкой. Но «фока» жил, и его пули свистели над головой Трофима.
Пэтээровец развернул колесо, взял упреждение на один корпус самолета. Прогремел выстрел. «Не попал!»
Воронин быстро поменял позицию. Летчик сделал разворот и длинной очередью прошил незамаскированную установку – ружье, ствол которого был накрепко прикреплен к обручу колеса, надетого на ось, и нацелен в небо. Воронин перебежал на другой фланг. Летчик бросил машину в новом направлении. Струя свинца порубила ветки, оголила ствол ружья. Трофим успел выстрелить в третий раз, но самолет опять взмыл вверх. Надо было срочно менять позицию, но какая-то сила удержала Воронина на месте. «„Фока“ теперь атакует не здесь, – подумал он. – Не спеши, не спеши…»
Вынув из сумки последний патрон с бронебойно-зажигательной пулей, зарядил ружье.
Воронин не ошибся – летчик полоснул из пулемета по ближайшей позиции, логично полагая, что бронебойщик находится там. Ан нет! Трофим в четвертый раз нажал на спусковой крючок.
Рядом с «Фоккером» появился удлинявшийся шлейф дыма. Теряя скорость, самолет врезался в землю вблизи вражеского переднего края…
3
– Да-а… – протянул Переверзев. – Были схватки боевые…
И тут раздался пронзительный свист, а вслед за ним крик наблюдавшего за небом:
– Показались! Спускаются!
Кузьмичев вскочил и выглянул из-под кривых веток, распушенных нитчатыми листьями.
Небо было на редкость ясным, и прямо в зените набухали два круглых темных пятна – будто кляксы поставили в высоте.
Кляксы быстро оформились в диски. Диски пошли в рост, и вот опустились исполинскими караваями, зависли, застя солнце. Садились малые крейсера по очереди. Сперва сел тот, что был ближе к Космограду. Он мягко опустился между сбитыми скаутами и топким берегом залива.
Кузьмичев с болезненным интересом изучал сегментированное днище второго крейсера, висевшего над лесом. Видят ли его оттуда? Может быть, сейчас какая-нибудь склизкая тварь выцеливает его и плавно жмет на гашетку? Или на что они там жмут, негуманоиды хреновы?
Крейсер мягко стронулся с места, проплыл на середину Стеклянной пустоши и сел.
– Надо же, – пробормотал Переверзев, – прямо над базой…
– А эти еще спорили, перебираться не хотели, – сказал Виштальский. – Каково бы им пришлось под себумами?
– Вызываю Кузьмичева! – сказал коммуникатор голосом Алехина.
– Я весь внимание.
– Начинаю спуск, Гошка. Вижу оба крейсера. Вы где?
– Мы в лесу за Стеклянной пустошью.
– Отлично. Тогда я нацеливаю «Зарю» на тот крейсер, что у города. Готовьтесь – шваркнет так, что не обрадуетесь!
– Обрадуемся, обрадуемся! Ты только целься получше. И слинять не забудь!
– Не волнуйся! До связи.
– Давай…
Крейсера себум не подавали никаких признаков жизни – не открывали люков, не спускали трапов, не выдвигали антенн. Какой жизнью жили боевые корабли, не ясно было, но чем дольше они оставались на одном месте, тем прочнее их «держали якоря». Теперь, прежде чем взлететь, себумы должны будут протестировать сотни систем, перевести их из посадочного режима в походный, совершить тысячи необходимых манипуляций, отдать по нисходящей сотни команд.
Алехин мог быть спокоен – удар с орбиты накроет цель. Лишь бы не мимо…
– Вижу, – сказал Переверзев, вглядываясь в небо. – Он, не он?
В вышине разгоралась слабая искорка, дорастая до трепещущего огонька, за которым тянулся прямой белый хвост. Потом от хвоста отделились тонкие дымные «усики» – это отломились выступающие части. Они сгорели первыми.
Ушей достиг далекий гром. Падавшая «Заря» успела вырасти до размеров солидного болида – облачный слой перед звездолетом расступался кругом, разогнанный воздушной волной.
– …зываю Куз…чева, – прохрипел коммуникатор.
– Кузьмичев слушает, – быстро ответил Георгий.
– …то я, …тон. … не получится вернуться.
– Что-о?!
– …лько что …казал то же самое… Пред… ляешь, забыл о разной толщине …лотных слоев …мосферы на …мле и …дане. …ижу, жду… …ремя ушло.
– Антоша! – закричала перепуганная Ева. – Антошечка!
– Ева, мне так жаль… Ах, Ева…
– Я так не хочу-у!..
– Ева, …олько не плачь, …рошо? Ну, что уж тут поделаешь… И не расстраивайся. Никогда. Я тебя прошу! Будь …стлива. Целую …сячу раз! Прощай. Прощайте!
Кузьмичев замычал, отбрасывая коммуникатор.
– Да сколько ж это можно? – простонал он и скрипнул зубами. – Ну, гады…
Гром, рушившийся с небес, переходил в обвальный грохот. Огромное тело «Зари», охваченное пламенем, будто размазанное от скорости, прошивало воздух быстрее пули, и невозможно было долго следить за падением-выстрелом. Все происходило мгновенно.
Земной корабль врезался в себумский, и на месте попадания вспухло огненное полушарие взрыва. Земля качнулась, бросая всех стоявших в траву. Воздух раскололся от удара и разошелся волной, легко выкорчевывая деревья, сворачивая холмы, сдувая пласты нестойкой почвы.
Кузьмичев отжался на руках, стряхивая комья глины, и глянул на восток. Там опадала гора грунта, выброшенного из глубокого кратера, а в небо величественно всплывал копотно-огненный гриб, подтягивая с земли необъятную, крутившуюся колонну пыли, обломков, пепла, дыма. По листьям зашуршал дождь из спекшихся комочков земли и биокерамики.
Георгий поднялся и отряхнулся.
– Внимание! – сказал он сурово. – Вечная слава Антону, он один добыл для нас победу над половиной вражьих сил. Но осталась другая половина… Кибернетисты! Выдвигайте своих «многоножек». Бойцы! Выступаем следом.
Бойцы дружно шагнули вперед, сжимая оружие, и в этот момент не было среди них нормалов и анормалов. Они все были теми, кем родились, хоть и в разное время – землянами.
У Кузьмичева мелькнула мысль, что данное соображение чересчур полно пафоса. Мелькнула и пропала. Какой, к чертям, пафос? Война это, будь она неладна…
* * *
В первых рядах ступали «многоножки». Раскачиваясь на ходу, тяжелые системы себум шли двумя колоннами, сшибая на ходу деревья. Когда они вышли на простор Стеклянной пустоши и приблизились к крейсеру, то стали обходить его с двух сторон. На ободе корабля открылись амбразуры – и закрылись. Себумы опознали свои собственные машины.
А «многоножки» окружили корабль, вскинули щупальца с распылителями и стали выполнять заданную им программу – крушить малый крейсер. Молекулярные деструкторы выли на разные голоса, а корабельная броня распадалась под ними, осыпалась чешуйками, клубилась пыльцой. Под ноги многоруких машин падали целые пласты обшивки, многослойной, как торт, а свободные передние щупальца выдирали переборки, проламывали их, пуская в распыл все живое и неживое.
Активные средства, расположенные по ободу диска, не успели уничтожить разбушевавшуюся натуртехнику, а те боевые посты, что располагались наверху, были бесполезны – «многоножки» орудовали в мертвой зоне. И тогда себумы напустили на своих киберов космические истребители и орбитальные штурмовики. Юркие машины десятками всплывали над крейсером, покидая ангары, и выписывали крутые виражи, заходя в атаку.
– «Шилки»! – заорал Кузьмичев в коммуникатор. – Чего ждете? Огонь!
Из рощицы поличинара заработала ЗСУ, посылая короткие очереди в обычном снаряжении ленты – по три осколочно-фугасных зажигательных трассирующих и по одному бронебойно-зажигательно-трассирующему. Маленькие снаряды, вылетая с четырех стволов, кромсали летательные аппараты, долбили их и продалбливали, рвали на куски пилотов, гробили двигатели.
Рухнул истребитель. Орбитальный штурмовик, едва вылетев из ангара, пустил сноп искр и упал обратно. Еще одна машина получила парочку БЗТ в диффузоры и словно замерла в воздухе. Следующий за нею космоатмосферник не успел свернуть и врезался в подбитого собрата.
Тут землянам перестало везти – залп из лазерных пушек пробуравил «Шилку» насквозь, выбрасывая фонтанчики жидкой стали.
А вот вторая ЗСУ отстрелялась до конца, выпустив по врагу весь боекомплект. Экипаж ее живо повыпрыгивал из люков и смотался в лес, так что себумам удалось выжечь уже пустой корпус. Неэффективно…
Одна за другой гибли «многоножки», вспыхивая огнем.
– Раджабов!
– Здесь я!
– Какого… А кто на «Огре»?
– Миха! Он, вообще, инженер-водитель и танк знает, как свою девушку!
– Фамилия как?
– Чья? Девушки?
– Михи!
– А! Сорокин!
– Вызываю Сорокина!
– На связи!
– Сорокин, выводи «Огра»! Ошмали этих свиней из антимата!
– Есть!
Из зарослей выехал громадный танк высшей защиты, на ходу выдвигая аннигилятор. «Умп-ф-ф!»
Невыносимое для зрения фиолетовое сияние разлилось по корпусу крейсера. Аннигилятор работал в непрерывном режиме, превращая борта и переборки в излучение. Хлынула ручьями биокерамика, раскаленная до пяти тысяч градусов.
– Пээмпэшники! На позицию! Прикройте «Огра»! Истребители – ваш выход! Держитесь малых высот!
Из леса взмыли четыре космоатмосферника, развернулись над верхушками деревьев и с ходу бросились в бой, отстреливая аппараты противника. Опыта у «военлетов» не было никакого, но пару штурмовиков они сбили-таки. И, видать, заигрались – взвились вверх, веером пуская лиловые лучи, язвя ими корпус крейсера. Тут-то и сработали орудия, молчавшие до этого. Три радужных луча ударили по ВВС Водана.
«Пф-ф-ф-т! Пф-ф-ф-т! Пф-ф-ф-т!» – и трех машин не стало.
А четвертую задело так, что бросило под аннигилятор, шуровавший в боку крейсера. Космоистребитель возогнался паром…
Излучатель антиматерии погас, и этим тут же воспользовались штурмовики себум. Они спикировали сразу десятком звеньев и всадили в тушу «Огра» струи высокотемпературной плазмы.
Расчет ПМП успел выпустить пять импульсов подряд, разметав на атомы столько же штурмовиков, но не углядел за орбитальным бомбардировщиком, сбросившим мезонную бомбу. Ее серебристое яйцо ускорилось, выбрасывая факел, и разбилось в кузове песчаного танка. Сиреневая вспышка озарила весь лес, расплавляя танк, выжигая деревья вокруг, оглушая и ослепляя землян. Еще два мезонных заряда накрыли «Огра» – не помогла танку и тройная защита, прочнейший корпус распался на части, его отбросило взрывной волной.
– Отходим! – заорал Кузьмичев.
Отстреливаясь, рота защитников Водана стала отступать, а себумы словно взбесились – целый рой летательных аппаратов кружил над лесом, сея над ним мезонные бомбочки. Земля под ногами дрожала без перерыва, взрывы били по ушам, выжигая лес и людей. До вездеходов, оставленных в излучине Жженого каньона, добралось чуть больше сотни личного состава.
Кричать команды у Георгия не было сил. Он лишь вяло махнул рукой – по машинам, мол. Рота поместилась в четырех песчаных танках…
С пригорка, уцепившись за высокий борт, Георгий глянул назад, за лес, над которым возвышался пологий купол себумского корабля. Крейсер был подранен. Но не убит.
– Ничего, – бодро проговорил Виштальский, – мы еще вернемся! А, командир?
– Куда мы денемся…
Глава 7 Ловчая яма
Кузьмичев увел своих людей далеко на север, в дикие леса, не тронутые терраформингом. Здесь деревья вырастали не в меру высокими – верхушек с земли не увидать – и настолько широкими в обхвате, что не везде проедешь. Слава богу, что подлеска не было – не выдерживали растения полутьмы, которая царила внизу, где могучие корни цеплялись между собой, завязывались в мощные узлы, словно борясь за почву.
Остановились в самых дебрях. Палатки пришлось ставить на разных полянках – пятачках земли, не занятых деревьями.
– Останавливаемся на дневку, моемся, чистимся… – объявил Георгий, стягивая комбинезон, и первым подал пример – отправился к безымянному ручью сполоснуться. Но даже холодная вода не уняла сонливость.
Уступая в борьбе с собственным организмом, Георгий направился к Лидиной палатке.
– Можно? – спросил он, заглядывая за двойной полог.
Кастырина, затянутая в белый халатик, радостно оглянулась.
– Тебе – можно! – сладко улыбнулась она. – Что, за спораминчиком пришел?
– Ужасно просто, – пожаловался полковник, – стоя готов спать!
– Ну так поспи, чего ты? Часика два тебя приведут в норму.
– Да пробовал уже… Спать хочу, а заснуть – никак.
– Что ж в том удивительного – такой стресс пережить. Сейчас я тебе помогу… Посиди пока.
Кузьмичев, постанывая, сел, а Лида, улыбаясь по-прежнему, развела пальцами диамагнитный шов халатика, и скинула его, оставшись в одних туфельках.
Георгий жадно оглядел молодое, налитое тело, чувствуя, что усталость ничуть не повлияла на процесс возбуждения.
– Лида, я…
Молодая женщина шагнула к полковнику и положила руки ему на плечи. Она была совсем рядом, теплая, нежная, ласковая.
Кузьмичев обнял ее за бедра, притянул поближе, оглаживая тугие ягодицы и целуя живот.
– Ложись, – прошептала Лида вздрагивающим голосом, – я прописываю тебе физиопроцедуры…
Не торопясь, она уперлась ладонями ему в грудь, укладывая на спину, и стянула с него боксерские трусы. Полковник не сопротивлялся. Он помнил об Алле, он все понимал, но обидеть отказом Лиду не мог. А еще больше не хотел отказываться от такого подарка судьбы.
Кастырина легла на него сверху, вжимаясь приятной тяжестью.
– Любимый… – шептала она. – Хороший мой…
«Еще не женился, – мелькнуло у Георгия, – а уже завел любовницу…»
Он задыхался, совершая самые прекрасные и упоительные возвратно-поступательные движения. Он стискивал бедра Лиды, охватывал ладонями ее талию, дотягивался до грудей и сдавливал их жадными руками…
…Кузьмичев медленно провел рукой по волосам Кастыриной, по плечу ее, по волнующему изгибу прекрасного тела, вмял ладонь в бедро.
– Мне так хорошо… – проговорила врачиня.
– Мне тоже… И стресс прошел.
Женщина тихо засмеялась и встала. Потянулась, закидывая руки за спину.
В этот момент за пологом палатки ярчайше сверкнуло сиреневым, и раскатился гром взрыва. Тент лишь вогнуло воздушной волной, но вот от струйки перегретой плазмы силикет не уберег. Плазменный заряд, уже просверливший ствол дерева, остыл, но его жара хватило на убийство.
Лида и звука не издала – не успела. Вздрогнула только, когда ее прекрасную грудь прожигали ионы. Кузьмичев глухо вскрикнул – плазма «на излете», брызнув из черного канала в гибкой спине врачини, чиркнула ему по руке.
– Лида!
Георгий подхватил падавшее тело, еще минуту назад услаждавшее его, и уложил на постель. Он искал следы жизни на милом лице, но не находил их – губки врачини застыли, словно силясь вымолвить последнее слово, а глаза ничего уже не видели. Душа этой женщины, такая же прекрасная, как ее тело, покинула свое пристанище.
Кузьмичев с силой потер ладонями лицо. Перед ним прочертили свои губительные траектории заряды плазмы, пробивая бластер, валявшийся на надувной кровати, и запаливая корпус робота медслужбы. Робот покачался и упал.
А за пологом палатки продолжало сверкать сиреневым. Палатку то и дело сминало, будто бегемоты перебегали поверху. С шумом рухнуло поваленное дерево.
Полковник равнодушно натянул трусы и покинул надувной шатер.
Бомбежка пошла на убыль, сиреневый свет более не пробивался сквозь заросли, зато сами деревья стали опасны. Подрубленные плазменными зарядами, поднебесники валились, но упасть не могли – их заклинивало между стволами. Отломанные верхушки с шумом падали вниз, втыкаясь обрубками в рыхлую землю. Кроны, вонявшие эфирными испарениями, вспыхивали фугасами, поджигая отслоившуюся кору, и мелкие возгорания постепенно сливались в один пожар. Перегорая, растения лопались с оглушительным треском, раздваивая и четвертуя стволы. Тяжелые верхушки будто приседали, сгибая располовиненные деревья в дугу. Те не выдерживали и ломались, оглушая звуками, подобными выстрелам из пушки. Мягкая губчатая сердцевина, пропитанная жирами, занималась от снопов искр и ошметков горящей коры и сползала по стволу, пылая прозрачным синим пламенем.
– Уходим, мать вашу! – заорал Кузьмичев, подхватывая свой комбез и стряхивая с него брызги древесного жира. – Переверзев! Виштальский!
– Здесь мы! – капитан, вжимая голову в плечи, выскочил из-за дерева.
Следом, придерживая рукой голубой берет, бежал Переверзев.
– Наши все целы! – проорал старший сержант, голосом одолевая рев огня и треск деревьев.
– Не все! Лида убита.
– Что-о?!
– То самое… Собирай ребят!
Георгий нырнул в палатку, стараясь ни о чем не думать. Но как? Лида лежала на постели как живая, прекрасная и естественная в своей наготе. Кузьмичев медленно склонился над умершей и поцеловал ее в лоб. Потом завернул в простынь и взял на руки.
Ах, какая это страшная тяжесть – мертвая женщина…
Выйдя наружу, Георгий скомандовал:
– Собирайте обломки, запалим костер! Не закапывать же ее…
Десантники и ополченцы живо натаскали груду горючего материала, и Кузьмичев бережно уложил тело Лиды.
– Поджигай.
Переверзев сапогом подкатил к погребальному костру моток луба, горевшего без дыма, и обломки, сочившиеся жиром, приняли огонь. Пламя загудело, облизывая простыню, и за дрожью раскаленного воздуха женщина будто улыбнулась. Нахмурилась. Дернула щекой. Нет, это иллюзия…
– Уходим, – повторил Кузьмичев.
Рота маршем перешла две гряды, заросшие поличинаром, и остановилась на берегу узкой протоки – по ней шла вода, отцеженная в близком болоте.
Аркадий, чьи кудри сильно пострадали, доложил командованию:
– Себумы целились не в нас, а в источники энергии – моторные реакторы танков, аккумуляторы краулеров и киберов, оружейные батареи. Все это уничтожено. От песчаных танков остались одни кузова, лучевики наполовину расплавились, киберов разорвало на части…
Кузьмичев угрюмо покивал.
– Хочу дополнить, – взял слово Переверзев. – Наши «калашниковы» не тронуты, и парочка гранатометов тоже. Так, Жека?
Сегаль с готовностью откликнулся:
– Ага! И ящик гранат имеется.
– Патронов тоже пока хватает, – продолжил старший сержант. – Алла их наформатировала еще в цитадели. Плохо то, что автомат у нас – один на двоих.
– Да и толку с тех автоматов, – проворчал Виштальский. – Истребитель пуля не берет!
Георгий покивал и спросил:
– Товарищи потомки, выкладывайте, что у вас еще имеется убойного? На станциях, в городе?
Нормалы стали переглядываться и морщить лбы.
– Да ничего у нас нет, – пробурчал дед Ларион, – все выгребли, что имело двойное назначение…
– На планетологической станции, мне рассказывали, – сказал Гоцман, – имелись два геологических лазера…
– Почему имелись? – вступил загорелый парень с выцветшими волосами цвета соломы. – Они и сейчас есть – два ультрафиолетовых агрегата, каждый мощностью в сорок пять мегаватт. Отстой и ломье. Привести их в норму несложно, а запитать как? Ни одного же энергосборника не осталось!
– А энергостанцию можно перезапустить? – поинтересовался Кузьмичев.
– Можно-то можно, – прокряхтел план-энергетик Космограда, – но себумы мигом накроют станцию. Дать энергию не в круговую, а «лепестком»? Еще хуже – они не только реакторы грохнут, но и до нас доберутся…
– Ладно, – устало проговорил полковник. – Отдыхайте. И думайте, как нам крейсер грохнуть. Свободны… А тебя, Паша, я попрошу остаться.
Все разошлись, с любопытством поглядывая на стремительно красневшего подрывника.
– Ты так выразительно пялился, – усмехнулся Кузьмичев, – что я решил, будто тебе есть что сказать. Выкладывай.
– Я… это… – начал Павел, вдохнул воздуху побольше и выпалил: – Я знаю, как нам грохнуть крейсер!
– Ну?
– Корабль стоит на своде главного зала базы квазимодов. Так?
– Вроде того.
– Ну вот. Свод поддерживают четыре пилона. Если их подорвать, пилоны рухнут, а следом провалится и свод! Крейсер стоит не по середине полости, а чуток смещен к югу. Поэтому, как только образуется провал, как бы искусственная кальдера, звездолет свалится в нее боком, станет на ребро. И все! Он не взорвется, но только каждое десятое его орудие сможет стрелять, да и то лишь вверх, а палубная авиация не покинет ангары, кроме машин одного-двух секторов. Вот!
Подрывник задышал, а полковник вздохнул.
– Прекрасный план, – сказал он без улыбки. – Вот только чем рвать колонны? Или как ты сказал – пилоны? Что, у тебя много взрывчатки?
– Десять атомных мин…
– Что-о? – вылупился Георгий. – Что-что? Откуда у тебя атомные мины?
– Как откуда? – удивился Павел. – Это стандартное снаряжение любой экспедиции – ну, там, скалы рвать, плотины наваливать…
– Так они у тебя точно есть? Где?
– На планетологической станции, где эти, лазеры. Там же мы и вибробуры возьмем…
– Замечательно… Переверзев! Кликни деда Лариона!
– Бу-сде!
Старший ксенолог явился незамедлительно.
– Илларион Матвеевич, тут такое дело… Скажите, что сейчас творится вокруг крейсера? Как все эти дела обставляют себумы – охранение, зона безопасности, блокпосты…
– А что вас конкретно интересует, координатор?
– Можем мы незаметно пробраться на базу квазимодов?
– На базу? Хм… Видите ли, вся территория вокруг крейсера в радиусе километра-двух сейчас усеивается датчиками. По всей Стеклянной пустоши выставлены часовые в пузырях-флипах. Так что… Только себума или аппарат себум может пройти по каньону и попасть на базу. Сейчас по всей округе рыщут их истребители и ракетные катера – исследуют местность…
– Значит, – вдохновился Павел, – нам надо угнать у них истребитель или ракетный катер!
– Эротические фантазии оставим на ночь, – проворчал Кузьмичев, – а пока… Переверзев! Возьмешь с собой Сегаля. Надо сходить в одно место, притащить десяток ядерных зарядов… Килотонна эквиваленту наберется?
– Да больше! – обрадовался подрывник, понимая, что его план принят.
– А ты не пучь глазки, – посоветовал полковник Переверзеву, – а исполняй приказ.
– Есть!
– Мне тоже нужно идти с вами, – твердо сказал дед Ларион. – Я один знаю вескусианский, мало ли что…
– А угонитесь? – засомневался Георгий.
– Это еще вопрос, кому за кем гнаться придется, – заносчиво выразился Илларион Матвеевич. – Я, между прочим, марафонец и чемпион Космограда по бегу!
– Бежите, если хочете! – выразился Виштальский, картинно выезжая на краулере. – А я лично поеду! Видали? Почти целый. Шаровой аккумулятор задело по касательной, разрядился сильно, но «на донышке» осталось маленько…
– Грузимся! – скомандовал Кузьмичев. – У нас появился шанс, значит, его надо использовать. Я дико извиняюсь, товарищ капитан, но поведет машину Раджабов.
– А я? – вытянулось лицо у Марка.
– А ты замещаешь командира на время его отсутствия.
– Слушаюсь…
Георгий уступил место рядом с Джафаром деду Лариону, а сам примостился в грузовом отсеке вместе с Переверзевым и Сегалем. Подрывник ехал стоя.
– Трогай!
* * *
Краулер особо не разгонялся, мотор его и так еле урчал. На подъем танкетка шла с большим усилием, зато разгонялась на спуске, щадя энергию аккумуляторов.
Проскочив дорогу, поисковики скрылись в лесу, запетляв между поднебесников, перевитых лохматыми лианами. Какая-то мелкая пакость перебегала по ним от дерева к дереву и яростно свистела на проезжающих. Переверзев хотел уже пристрелить парочку свистунов, но Кузьмичев не позволил – патроны беречь надо.
А когда впереди замелькал свет и в прогале между стволов завиднелся купол станции, двигатель краулера смолк. Машина проехала по инерции и замерла.
– Слезай! – буркнул Переверзев. – Приехали!
– Ти-хо! – шикнул Кузьмичев.
Пригнувшись и прячась за деревьями, он выбрался на опушку. Отсюда хорошо видна была станция, она стояла посреди обширной гари, уже заросшей кудлатой травой. А над лохматой порослью висел веретенообразный аппарат, похожий на огрызок карандаша, метров десять длиной, заточенный с обоих концов. Из открытого люка аппарата вылезла себума – коричневый складчатый мешок, блестящий от слизи, – и поковыляла к станции. Там копошились еще две особи того же отвратного вида.
– Это их ракетный катер, – прошептал подползший подрывник, – гражданский транспорт, не боевой… Наверное, на нем ученые прибыли, есть у себум такая каста…
– А мне по фигу, в какой они касте, – отвечал Георгий. – Я хочу их катерок экспроприировать…
Он подтащил к себе автомат и поставил его на боевой взвод.
– Вряд ли они тут без охраны, – озабоченно проговорил Переверзев.
– Вот я и высматриваю охранников.
Те не заставили себя ждать. За станцией поднялся космоистребитель, сделал круг над поляной и улетел на юг.
– Наверное, пора, – решил Кузьмичев. – Сашка, заходишь справа. Женька – слева. Бить наповал!
– Есть!
Георгий дождался, пока Переверзев и Сегаль заняли свои позиции, и выпустил короткую очередь по себуме, выползшей из люка. Пули дырявили вескусианина насквозь, выбрасывая желто-зеленые тягучие фонтанчики.
Сухо ударили «калаши» на флангах. Себумы замирали, словно сдуваясь и опадая. Кузьмичев выскочил на поляну, быстро огляделся. Вроде всех положили…
Сегаль пробежал вокруг станции и вернулся.
– Пусто! – доложил он.
– Оттаскиваем трупы в лес. Пашка, мухой на станцию, ищи свои мины.
– И вибробуры!
– И вибробуры…
Полковник ухватился за толстый вырост на спине себумы и потянул. И впервые увидел «пальцы» вескусианина – тонкие червеобразные отростки на передних хваталищах.
– Черт, скользкий…
Лучше всего получилось пихать вескусианина ногами, переворачивая с боку на бок. Засыпав труп ворохом нитчатых листьев, Георгий вернулся на поляну, вытирая руки о траву.
– Нашли! – радостно крикнул подрывник.
На пару с Сегалем он вытащил самодельные носилки, груженные зелеными цилиндрами размером с трехлитровые банки с повидлом.
– Одиннадцать штук! И два вибробура.
– Бегом к катеру!
Внутри ракетный катер ничем особым не отличался от космоистребителя, только кабина была побольше.
– Быстро располагаемся!
Место пилота занял дед Ларион, усевшись по-турецки в «дуршлаг». Едва он сунул руки в проемы биоточного управления, как с пульта раздалось:
– Ат-с сиу с-сахс гос-ст-с ус-с?
Илларион Матвеевич склонился к пульту и быстро ответил:
– Ас-сахс с-са, ксасс-сао!
– Пус-со са!
Старший ксенолог медленно выпрямился, отирая с лица пот.
– Фу-у!
– Что они спрашивали? – поинтересовался Кузьмичев.
– Не надобен ли нам эскорт. Я сказал, что вокруг все тихо и что мы возвращаемся исследовать ближайшие окрестности вокруг места посадки.
– Ага… Заводите тогда и поехали исследовать.
Люк закрылся сам. Ракетный катер издал глухой свист, приподнялся еще выше над травой. Медленно развернулся, как стрелка компаса, указывая на юг, и понесся, набирая скорость.
– Как думаете, проскользнем? – тихо спросил Павел.
– У тебя есть сомнения?
– Уж больно все гладко идет…
– И не говори, везет как утопленникам! – со злостью ответил Кузьмичев. – Сначала потеряли чуть ли не каждого третьего и всю боевую технику, потом лишились лучевого оружия. А в похоронах Лиды ты не участвовал? Глаже не бывает!
– Значит, должны прорваться, – сделал вывод подрывник.
* * *
Чем ближе подлетал захваченный катер к Стеклянной пустоши, тем чаще навстречу попадались вескусианские истребители, разведдиски и прозрачные сферы постов, в которых гнулись себумы-дозорные. Повсюду были понатыканы датчики – зеркальные кубики на тонких вехах.
Иллариону Матвеевичу снова предложили сопровождение, он отказался. Покружив над Жженым каньоном, ракетный катер опустился к реке и полетел вниз по течению, виляя между стен ущелья. У входа в туннель дед Ларион притормозил.
Камуфляжный модуль работал по-прежнему, прикрывая вход и выход на базу квазимодов. Кузьмичев всматривался до рези, но заметить что-либо еще, кроме слоистых стен ущелья, не смог. Переверзев следил за небом.
– Чисто! – бросил он. – Давай!
Катер развернулся и одним движением проткнул стену, канул в «грунт» и оказался в знакомом туннеле, едва не опрокинув фантоматы.
– Только до пандусов, – предупредил старший ксенолог. – Дальше не протиснуться.
– Тогда ждите нас у пандусов, – решил Кузьмичев. – Джафар, побудешь с дедом.
– Чуть что, сразу – Джафар, Джафар… – пробурчал Раджабов.
– Разговорчики в строю!
Подхватив носилки с минами и пару вибробуров, команда диверсантов спустилась по пандусам до съезда и вышла в главный зал. Здесь стояла тьма, разбавленная светящимися ленточками, которыми женщины-колонистки обвязали громадные колонны.
– Бурим, – распорядился Павел, – и сразу закладываем, по две на каждую. Еще три оставим на полу.
– Начали! – оставил за собой последнее слово Кузьмичев.
Он подхватил увесистый вибробур и приставил его к колонне. Включил. Инструмент завыл, задрожал и полез в твердый плавленый базальт, нещадно пыля.
Руки сводило от мелкой дрожи, по лицу осыпалась пыль-пудра, и капли пота скрепляли ее зудящей корочкой.
Полковник старался вдыхать пореже, а глаз не открывал вовсе, и об окончании работы узнал, когда костяшки пальцев, сжимавших рукоятки вибробура, уперлись в теплый камень.
– Готово! – крикнул он, отплевываясь.
– Закладываю!
Павел на ощупь нашел скважину и засунул в нее атомную мину.
– Есть! Теперь с другой стороны.
Кузьмичев обошел колонну, ведя по ней одной рукою, а другой волоча вибробур. Приставил диском излучателя к камню, закрыл глаза, затаил дыхание и нажал ребристую кнопку. Мелкая вибрация отдалась в ладони, пыльные струи забили в лицо, окутывая полковника душным облаком.
– Гот… – сказал Сегаль и закашлялся. – Чертова пыль! Готово!
– Закладываю!
Больше всех набурил Переверзев – в его скважины Павел заложил три мины.
– Все! – крикнул он. – Хватит восьми! Взрыватели я активировал, рванет через двадцать пять минут! Бегом отсюда!
– А буры? – спросил Сегаль.
– Бросай все! – рявкнул Кузьмичев. – И бегом марш!
Команда помчалась так, как никогда еще не бегала. Вприпрыжку одолели съезд. Проскочили пандусы, переходя с бега на шаг. Вынеслись в туннель и услыхали автоматную очередь.
Кузьмичев мигом снял с плеча свой «калаш», мимоходом стер с него пыль и выглянул. Камуфляжного модуля больше не было. Разбитые фантоматы валялись на полу, а в туннель лезли прозрачные шары-флипы с себумами внутри.
Георгий бросился на пол и крикнул:
– Стреляем по низу этого кругляша!
Четыре струи раскаленного металла ударили по флипу и разворотили прозрачный бок. В пол ударили ветвистые синие молнийки, шар упал и перекатился. Стало видно, как нелепо запрокинулась себума.
Сегаль пополз к катеру.
– Ты куда?
– За РПГ!
– Беги! Мы тебя прикроем!
Сегаль кинулся к ракетному катеру, ему навстречу распахнулся люк. Джафар что-то крикнул и протянул заряженный гранатомет.
А «калашниковы» старательно долбили по сферам-флипам. На местах попаданий прозрачный материал темнел и крошился.
Сегаль шагнул из-за крышки люка, вскидывая РПГ на плечо, и послал гостинец. Граната угодила по флипу, вырвавшемуся вперед и пускавшему по два лазерных луча. Взрывом сферу разнесло, как аквариум, упавший на асфальт, а остальные отбросило.
Женька воспользовался моментом и перезарядил гранатомет. Второй «гостинчик» достался истребителю, зависшему напротив входа в туннель. Стрелять аппарат не мог, ему мешали себумы во флипах, ну а перед землянами морально-этического выбора не стояло.
– Осталось четыре минуты! – провопил Павел.
– Скажешь, когда останется десять секунд!
– И что тогда?
– Прыгаем в катер и рвем когти! Себумам будет не до нас!
Кузьмичев заменил рожок автомата и выпустил длинную очередь, целясь в одно и то же место. Десятая пуля пробила истончившуюся стенку и провертела дыру в себуме. А флип так и остался болтаться в воздухе.
– Сегаль! Давай!
Женька эффектно шагнул и поразил гранатой истребитель. Подбить не подбил, но изрядный пласт внешнего корпуса содрал. Открылись металлические соты, из них забрызгало белой дрянью. Космоатмосферник накренился и отвалил в сторону.
– Пашка, отсчет!
– Убили Пашку!
Переверзев нагнулся над павшим и взял его тонкую руку в мозолистую свою. Глянул на хронометр.
– Осталось четырнадцать секунд! Тринадцать! Двенадцать!
– Все к катеру!
Сегалю, прикрытому крышкой люка, луч лазера чиркнул по голени. Женька завалился в кабину, подволакивая раненую ногу.
– Восемь! – орал Переверзев на бегу. – Семь! Шесть!
Кузьмичев затолкал старшего сержанта в катер и запрыгнул сам.
– Гони, дед!
– Четыре! Три!
Ракетный катер рванул к выходу, расталкивая флипы. Вырвался наружу, едва не столкнувшись с космоистребителем. Их было не менее эскадрильи около туннеля и над ним.
– С-са масс-ас с-сэ! – завопил Илларион Матвеевич, и Кузьмичев понял его без перевода. Небось, что-то идентичное русскому «Спасайся, кто может!»
– Два! Один! Ноль!
И тут все сместилось в мире. На километровой глубине, в главном зале базы, засветилось сразу одиннадцать солнц, переполняя подземную полость огненными шарами. Колонны в первый момент походили на угольные электроды, между которыми вспыхнула вольтова дуга. Зал переполнился светом, и даже звуку не хватило места – воздух сгорел за миллионную долю секунды.
Исполинские колонны испарились наполовину, и потолок, приподнятый взрывом, тяжко ухнул вниз, оседая и рушась, словно выдавливая атомное пламя наружу.
Ракетный катер взвился вверх, описывая одновременно спираль и синусоиду. Фиолетовые спицы лазерных лучей пытались наколоть верткую машину, но промахивались.
И ударил гром громов. Туннель буквально вывернуло наружу, исторгая растертые в пыль флипы, плюща истребители, раскалывая породы. А что творилось с крейсером!
Его орудия сделали попытку уничтожить захваченный катер, но в момент выстрела Стеклянную пустошь вспучило, легко подкидывая звездолет. И радужные полосы ушли в облака, развеивая их в клочья.
А затем корабль себум, словно каравай, объеденный по краю многоножками, тяжко опустился, и миллионы тонн грунта под ним просели, лопаясь неровными кольцевыми трещинами, раскалываясь по извилистым радиусам. Громадный провал, не меньше полутора километров в поперечнике, открылся вдруг, походя на карьер. Крейсер плавно накренился и перевернулся, косо уходя в глубину, клокотавшую огнем.
От удара броня на его бортах смялась, пошла волнами, разошлась черными брешами. Корпус не выдержал, изломился по миделю – одна половина корабля ухнула на дно провала, фонтанирующее радиоактивной пылью, а оставшийся «ломоть» покачался на ребре и тоже упал, вторым «коржом» покрывая нижний слой смерти. Сокрушая отсеки и ярусы, дробя обшивку, выказывая небу сегментированное днище, плюща все живое. Десятки космоистребителей и штурмовиков, бомбардировщиков и перехватчиков, ракетных катеров и флипов спаслись, в последний момент стартуя из валившихся ангаров. Не всем из них удалось взлететь, многих гравикатапульты швырнули о сыпучие стены провала, иных раскатало в лепешку между половинок, а целое звено истребителей попало под выброс радиоактивного шлака из развороченных недр, их завертело и забросило на остаток пустоши, изборожденной глубокими оврагами, расходившимися от искусственной кальдеры.
– Мотаем отсюда, – выдохнул Кузьмичев.
В воздухе была полная неразбериха, летательные аппараты себум метались во всех направлениях, и ракетному катеру было нетрудно затеряться, под шумок нырнуть в каньон, над которым вставали тучи пыли и пара – река спадала водопадом в провал. Вскипала на раскаленных глыбах и вспухала серым облаком.
Пройдя каньоном, под стаккато барабанивших по корпусу камешков, катер заложил вираж с разворотом и канул в лес, как в воду. Кузьмичев откинулся на борт, усмехнулся злорадно: он-таки отомстил за смерть Лиды!
– Пашку жалко… – пробормотал дед Ларион. – Хороший парень был…
– На войне как на войне… – разлепил губы Георгий и закрыл глаза. А память все прокручивала и прокручивала долгоиграющую пластинку – смеющуюся Лиду, голую, прекрасную и счастливую. Сожженую на последнем костре.
Глава 8 Голуби войны
Вернувшихся диверсантов встречали как героев, Виштальский даже откуда-то добыл ящик вина, синтезированного перед самой эвакуацией и забытого в кузове песчаного танка. Бутылки лопнули бы от взрыва, но «токайское» с «анжуйским» было розлито по биопакам, сберегшим в целости градус хмельного сока.
Раздав по пакету на десяток, Виштальский посерьезнел и сказал:
– Сперва выпьем, не чокаясь. Помянем наших…
Бойцы понурились, на веселые лица пала тень. Выпили, посидели.
– А теперь – за победу!
Вина хватило как раз, чтобы тост не пропал даром. Допив свою порцию, Кузьмичев передал биопак Аркадию и сказал:
– Не будем радоваться прежде времени. Крейсер мы завалили, это правда, но порядка полусотни летучей дряни осталось. И теперь перед нами задача такая: как всю эту мушню перебить. Что глядишь, Аркаша? Высказывайся!
Кузьмин отпил положенные два глотка, вытер губы, солидно прокашлялся.
– В принципе – сказал он, – их меньше пятидесяти. Ракетные катера вообще не вооружены и опасности для нас не представляют. Флипы? На них стоит только навесное оружие, как правило, маломощное. Штурмовики, истребители и бомбардировщики – вот кто может доставить нам неприятности.
– На дом, – подсказал Виштальский.
– Именно…
– Вы хотите что-то добавить, Илларион Матвеич?
– Пожалуй, – кивнул старший ксенолог. – Я тут сидел и слышал, как люди переговаривались. Говорили и о том, кого себумы пришлют теперь – не планетарник ли? Так вот что я вам скажу… Командир группы крейсеров, как только прибыл на Водан, тут же связался с Вескусом и передал что-нибудь трафаретное, вроде: «Стандартная блок-ситуация. На колонизуемой планете возникла зона временной нестабильности, вызванной деструктивной деятельностью хомо. Принимаю меры тотальной нейтрализации». Все. Точка.
Нужно понять один нюансик – себумы никогда не лгут, но часто прибегают к умолчанию. Так вот, командиры крейсеров ни за что не сообщат на Вескус, что их корабли уничтожены горсткой хомо, которых они считают неполноценными разумными. Для них это абсолютно неприемлемо! Сказать в данном случае правду – это все равно что признать собственные неполноценность и ничтожество, признать, что ты проделал свою работу максимально неэффективно. Не знаю даже, с чем сравнить… Ну, вот представьте себе, что земной администратор сам заявит по Мировой сети, какой он тупица, трус, врун и вдобавок педофил! Причем не просто скажет, а докажет это!
– То есть, – проговорил Кузьмичев, – ждать подхода этих… планетарных крейсеров не стоит?
– Да как вам сказать… Себумы не вызовут подмогу, но она может добраться сюда и сама.
– Ну, это понятно… Ладно, вернемся к нашим авиаторам. Как будем их гробить?
– Знаете, что мне кажется? – проговорил Аркадий. – Мне кажется, что себумы скоро будут сами нуждаться в энергии. Ведь крейсера у них больше нет!
– Точно! – кивнул лохматый, давно не стриженный Костя, тоже пилот. – Они попробуют проникнуть в отсеки крейсера, станут снимать энергоемкости с ракетных катеров и флипов…
– И с бомбардировщиков! – подхватил Аркадий. – Вряд ли у них осталось много мезонных зарядов, а кроме бомб, на бомбовозах ничего и нет!
– Ну, почему нет? Стоит на них по паре лазеров, снизу и сверху, мегаджоульные.
– Вот именно – по паре! А на истребителях – по паре пакетников! Есть же разница…
– Подводя черту, скажем так – бояться следует истребителей и штурмовиков. Так?
– Точно!
– А теперь слушайте, – усмехнулся Кузьмичев, – какую я штуку придумал… Короче говоря, время собирать камни!
* * *
Весь день, до самого вечера, десантники и ополченцы стаскивали в кучу каменные глыбки, выстилавшие ложе лесного ручья. Их товарищи плели из луба прочные сетки и затаривали их камнями. Набив в каждую по полцентнера увесистых булыжников, сетку завязывали и загружали в ракетный катер.
Мысль полковника была проста: если истребитель или штурмовик в полете ударится о каменную стену, то дальше он не полетит – лом плохо держится в воздухе. А если рекомая стена сама упадет на космоатмосферник, стоящий на месте? Эффект будет тот же!
– А он поднимет столько? – засомневался Георгий, оценивая вес каменюк, заваливших полкабины.
– Поднимет! – уверенно сказал Аркадий.
– Тогда ты поведешь.
– Есть!
– А мы с Переверзевым переквалифицируемся в камнеметчиков… Так, ладно, полетели. Сашка!
– Иду!
Перебравшись через груду каменных «бомб», Кузьмичев с Переверзевым кое-как примостились у борта и хлопнули ладонь в ладонь.
– Аркаша, взлет!
– Так точно!
Ракетный катер взлетел на удивление легко, поднялся выше деревьев и заскользил над лесом. Небо было чистым, ни одной машины себум не было видно. Вот и Жженый каньон запетлял.
– Выше поднимайся! Надо нашим бомбочкам ускорение придать.
Аркаша повел катер вверх, а внизу открывалась Стеклянная пустошь, которую было бы вернее называть кратером. Множество себум ползало по останкам крейсера, но дела их были плохи. Мало того что сильнейшие сотрясения и удары привели к разрушениям, так еще и река залила половину искусственной кальдеры, затопила нижнюю половину звездолета полностью, а верхнюю – до середины.
Грунт все еще пучило, радиоактивные газы прорывались, и вода вскипала от мощных бурлений и выбросов.
– Купаются, жабы! – мстительно проговорил Переверзев. – Плавайте, плавайте… Чем скорее сдохнете, тем лучше!
А Кузьмичев высматривал аэродром. Вот он! На гладкой поверхности уцелевшей пустоши строгими рядами стояли истребители и штурмовики. Ракетные катера покоились в сторонке, их острые носы и хвосты были откинуты.
– Точно! – крикнул Кузьмин. – Потрошат катерки!
– Ладно. Зависнешь над истребителями!
– Понял.
– Открываем бомболюк… – бодро сказал Переверзев и глянул вниз с высоты. – Кучненько стоят! И ветра нет.
– Хватаем, – приказал Кузьмичев, – и кидаем.
Схватив сетку с камнями, они осторожно вывалили ее за кромку люка. Пухлая сетка понеслась вниз, медленно кувыркаясь в полете, и со всего размаху ударила по штурмовику, отламывая машине хвостовую часть вместе со стабилизаторами.
– Есть!
Вторая сетка грянулась неудачно – рядом с космоистребителем. Камни полетели во все стороны, задевая стойку шасси. Боевая машина перекосилась.
– А, ч-черт… Хватаем!
Третий заряд добил перекошенный истребитель, угодил по выпуклости кабины и проломил ее, сокрушая и пульт, и «дуршлаг» сиденья.
– Ага!
Внизу забегали себумы. Одни бросались к машинам, другие старались избежать попаданий. Четвертая сетка разбила нос штурмовику. Пятая накрыла группу себум, убивая и калеча все негуманоидное в радиусе десяти метров.
Шестая, седьмая, восьмая…
Сбросив двенадцатую сетку, Кузьмичев выдохнул:
– Все! Сваливаем!
– Хорошо еще, – сказал Переверзев одышливо, – у них ПВО нету!
В это время небо прочертили лучи лазеров, и Аркадий сам постарался избежать попаданий. Бросая машину зигзагом, он повел ее к лесу. Следом стартовала группа истребителей, изредка постреливая – берегли энергию.
– Давай к морю! – крикнул Кузьмичев. – Тут нас не пропустят!
– Понял!
Ракетный катер взял разгон и понесся на юг. Скоро внизу проплыли пляжи и недоделанные лагуны с обгорелыми остовами «многоножек». И открылся океан, без берега и края.
– Четверо на хвосте! – крикнул Александр.
– Вижу! – ответил пилот. – Я включил отражательное поле хвостовой части. Держитесь, сейчас я их попробую окунуть…
Аркаша на всей скорости вошел в крутое пике. Навстречу понеслись океанские валы.
– Держитесь… – прохрипел Кузьмин.
Полковнику стало нехорошо – уж больно быстро они падали, а вода, она твердая…
У самой поверхности Аркадий вывернул катер и понесся над самой поверхностью, лавируя, а вот паре неразворотливых штурмовиков фокус не удался – со всего разгона они врезались в волны и лопнули, пропадая в облаке пены.
Более верткие истребители продолжили погоню, и тогда пилот катера решился на опасный трюк – Аркаша поставил катер стоймя, носом вверх, сильно тормозя. Истребители едва не врезались в него, но вовремя отвернули, обходя катер «вилкой».
И теперь уже земляне были на хвосте у себум. Открыв люк, Кузьмичев дал очередь из автомата, метя в дюзу. С истребителем что-то случилось – его закрутило, словно вихрем, и бросило вниз. Высоты для маневра не хватило – машина скрылась под водой в облаке брызг.
Пилот последнего истребителя не стал испытывать судьбу, решив, что это не оптимально, и повернул назад, но Аркадий уже вошел во вкус – он направил катер наперерез истребителю, поднимаясь чуть выше, и резко пошел на снижение, днищем приложившись к космоатмосфернику.
Какими бы искусниками ни были ритты, но такого неуважительного обращения конструкторы явно не предусмотрели. Себумская боевая машина не удержала равновесия и бортом задела воду. Прочертив пенный бурун, космоатмосферник закувыркался, распадаясь на части.
– Финита! – гордо заключил Кузьмин.
Георгий молча протянул руку, и пилот, на секунду вынув пятерню из рукава биоточного управления, с чувством пожал ее.
– Ты их сделал, Аркашка! – заорал Переверзев.
– Опишешь дугу, – сказал Кузьмичев, стараясь перекричать старшего сержанта, – и вернешься в лагерь мимо гор.
– А я так и хотел!
– Действуй.
Ракетный катер пронесся над волнами и вышел к Бурлящему заливу, примыкавшему к горам в районе Сквозного каньона. Был отлив, и вода, уходившая из-за гор, гудела и выла, била потоками брызг и пены. Облако водяной пыли играло радугой.
– Красиво, – заметил Аркадий, закладывая вираж. – Кстати, энергия в накопителях кончается.
– То есть второго налета уже не будет? – уточнил Переверзев.
– А его и так не стоило устраивать, – сказал Кузьмичев. – Мы сыграли на том, что себумы склонны действовать по стандартам, шаблонно, без выдумки. Они знали, что катер не вооружен, и не боялись, что мы начнем палить из люка – сами же поуничтожали наше оружие! Вот и пострадали. Но во второй раз они промашки не допустят.
Помолчав, он спросил у Аркадия:
– Так ты говоришь, катер скоро… того?
– Ага! Только висеть сможет, так что… Можно будет катер загрузить нашими пожитками, а самим идти и толкать его – это очень легко.
– Угу… Не, не будем грузить и толкать. Лучше сделаем брандер!
Аркадий не понял, и Переверзев растолковал ему:
– Это делали на парусном флоте – брали старый баркас, валили в него смолу, нефть, порох, паклю, все это поджигали и направляли на какой-нибудь фрегат, крича: «Гори, гори ясно!»
– А-а! – дошло до пилота. – А что? Может сработать. Соку в поднебесниках – до фига!
– Вот и я о том же.
Катер полетел вдоль гор, следуя течению неширокой реки, то разливавшейся широкими плесами, то ревевшей в узких протоках. На востоке в небе поблескивали несколько точек, и этим присутствие себум ограничивалось.
Спугнув стаю орнитозавров, катер помчался над лесом. Крикливые драконы летели рядом, бомбя заросли катышами навоза.
– Лучше бы до себум слетали, – проворчал Переверзев.
Покружив над знакомыми местами, Аркадий посадил ракетный катер в лагере ополчения.
Кузьмичев вылез первым и сразу поставил задачу личному составу:
– Рубим поднебесники, выбираем сердцевину, горючку отжимаем и сливаем в катер.
– Можно через верхний люк, – подсказал Аркадий.
– Так и сделаем!
Вопросов ни у кого не возникло. Десантура мигом догадалась, что у командира на уме смастерить большую порцию «коктейля Молотова», а тем, кто не знал о таких вещах, суть дела разъяснили бывалые товарищи.
Топоров было всего два, ими вооружились Сегаль и Раджабов. А командиру вручили чудом уцелевшую электропилу. И отправился Кузьмичев на лесоповал.
Рубили и пилили молодые поднебесники, те, что вытягивались в высоту не более чем на двадцать метров, – древесина у них была мягче, да и горючий сок выливался сам.
Под сосуды приспособили корпуса энергосборников. Густая, вонючая масса с алым отливом наполняла кабину катера порциями по шестьдесят с чем-то литров. Уровень поднимался медленно. Красное солнце близилось к закату, когда горючка дошла до уровня люка. Аркадий торжественно захлопнул крышку, залез на выпуклую крышу катера и отворил верхний лючок.
– Перекур! – объявил Кузьмичев, спилив пятнадцатое дерево. – Дождемся ночи…
* * *
Зашло красное солнце. Опустилась голубая звезда. Потом взошли луны, путая свет и тени.
Корпус ракетного катера вместил изрядное количество горючей жидкости. Переверзев прицепил изнутри к крышке люка гранату.
– Если не почикают лазерами, – сказал он, – то пусть залезают унутрь. Их будет ждать душ и ма-аленький сюрпризик!
– А кто пойдет? – осведомился Луценко, сложив руки на автомате, висевшем на груди. – Народ тут интересуется, понима-ашь…
– Все пойдут. Возникнет неразбериха, и мы добавим из «калашей». Сегаль и Раджабов – вы потащите РПГ и гранаты.
– Есть!
– Все, тянем-потянем! – скомандовал Кузьмичев и уперся в корму катера. Он ожидал, что потребуется немалый напряг, как при выталкивании «Жигуля» из снежного заноса, но себумское транспортное средство двинулось легко, без усилий.
Только поворачивать приходилось вчетвером – гравираспределитель сопротивлялся. А один раз, когда пришлось переправлять ракетный катер через овраг, Переверзев сильно толкнул машину, но та зависла у противоположного крутого склона – с земли не достать, с кручи не дотянуться. Пришлось срубать еще один поднебесник и пихать этой как бы жердью в борт.
И вот за деревьями завиднелись огоньки «аэродрома» – в темноте плавали светившиеся флипы, странные зеркала на мачтах отбрасывали бледный свет, под которым сверкали борта истребителей и штурмовиков. Себумы, не занятые на дежурстве, собрались в подобии бункера, собранного из панелей – вероятно, вырезанных из переборок крейсера, уже полностью ушедшего под воду в кальдере. Даже с опушки леса был виден край обрыва, над которым клубился светящийся голубым пар.
– Направляем на бункер, – тихо проговорил Кузьмичев, – разгоняем, как следует, и падаем!
Переверзев, Сегаль и здоровенный ополченец по имени Остап кивнули – их лица смотрелись зеленоватыми пятнами в свете лун.
– Пошли!
В десять рук ракетный катер развернули, нацеливая на бункер – так, чтобы брандер прошел между рядами штурмовиков и истребителей, и взяли разгон. Бегом домчались до невидимой границы охраняемой территории и шлепнулись на гладкий шлак пустоши. Катер летел дальше сам, двигаясь со скоростью велосипедиста.
Едва его заметили флипы, как над полем поднялся отвратительный зудящий свист, все зеркала повернулись, высвечивая катер, а из бункера выползла парочка себум со странными агрегатами в щупальцах-хваталищах.
– Отползаем! – прошипел Кузьмичев и повернул к лесу, то и дело оборачиваясь назад.
Себумы выстрелили, но не попали. Однако катер, никем не подталкиваемый, замедлил движение и остановился, почти уткнувшись носом в бункер.
Шипя и пересвистываясь, вескусиане обошли ракетный катер, и один из них выгнул переднюю часть туши вверх, цепляясь хваталищами за крышку люка. Люк резко распахнулся, окатывая себум вязкой жидкостью, а на счет «три» рванула граната…
Слабый отсвет мигнул из кабины, а в следующую секунду катера не стало – огромное облако огня вспухло на его месте, разрывая борта, утопило в жидком пламени ближние штурмовики, развалило бункер и загудело, заревело, огненным валом расходясь в стороны.
Пламя было таким ярким, нагоняло такой жар, что за пляской протуберанчиков не замечались горящие туши себум, пылающие машины.
С визгом выкатывались живые рогатые шары и лопались, мигом сдуваясь и прекращая визжать.
– Так вам и надо, – выцедил Сегаль.
– Свиньи… – бросил Остап.
Грохнул взрыв. Из озера огня кверху восклубился султан светящегося дыма.
– Одним штурмовиком меньше!
– Сегаль! Обработайте гранатами дальний край, цельтесь в дюзы!
– Щас мы!
– Остальные за мной! Патроны беречь!
Кузьмичев, пригибаясь, побежал влево, огибая очаг возгорания. Навстречу выплыл флип, но ополченцы-хомо справились с вескусианином по-своему – руками развернули прозрачную сферу, как давеча ракетный катер, и направили ее в огонь. Себума поспешила выбраться, но не успела – рядом вспух столб огня, разрывая раскаленный истребитель, и флип раскололся, роняя дозорного в пламя. Себума завизжал (или завизжала?), катаясь в огне и распухая в шар, похожий на морскую мину. Переверзев не пожалел пули и пробил рогатую сферу – разогретая жижа ударила изнутри смердящим фонтаном.
Пожар начал затухать, в озере пламени образовывались темные островки гари, но тут Сегаль добавил огоньку – с края аэродрома донесся грохот. Пламя взрыва располовинило штурмовик или истребитель, видно было плохо. Рядом вспух огненный шар, подкидывая кверху еще одну машину, разваливавшуюся на куски.
– Пошли! – гаркнул Кузьмичев и помчался к бункеру.
В груде раскаленных пластконструкций никто уцелеть не мог, но группа себум спаслась-таки – особей десять, с черными пятнами ожогов на коричневой ложнокоже.
С чувством глубокого удовлетворения Кузьмичев нажал на спуск, посылая короткие очереди. Его поддержали из десятка стволов, дырявя ненавистные туши, терзая их горячими кусочками металла.
Себума во флипе попыталась оказать сопротивление, прыснув лучиками из навесных лазеров, резанув Остапа по руке. Ополченец взревел в ярости, подбежал к сфере сбоку и в упор, держа автомат, как пистолет, одной правой, выпустил очередь. Седьмая пуля вошла в тело вескусианина, забрызгав желто-зеленой гадостью половину пузыря-флипа.
Кузьмичев осмотрел поле боя и довольно осклабился – земляне выигрывали этот раунд!
Бабахнули напоследок два штурмовика. Сиреневым шаром вспух орбитальный бомбардировщик – видать, мезонная бомба завалялась.
Рев пламени стихал, зато четче звучали автоматные очереди, убавляя численность войск противника.
Полковник, держа «калаш» в опущенной руке, прошелся вокруг пожарища, морщась от неприятного запаха и отмахиваясь от жирных хлопьев копоти.
В зеленом свете зари дымились руины бункера, что-то дотлевало в разрушенных машинах, потрескивая и шипя. После грохота и рева битвы Георгию казалось, что над полем нависла тишина. Голоса, звучавшие в отдалении, одиночные выстрелы, шарканье подошв – это не в счет.
Из клубов белого дыма вынырнул Виштальский. Закашлялся, сгибаясь в поясе.
– О-ох… – скривился Марк. – Ну и вонь…
– Пустяки, дело житейское. Зато мы их сделали.
– Это – да! – сразу воспрял капитан.
Земляне медленно сходились с разных концов, переглядывались, улыбались друг другу.
– Ну что, ребятки, – усмехнулся Кузьмичев, – поздравляю вас. Мы победили.
– Ур-ра-а-а! – заорали ребятки, вскидывая автоматы.
Кто-то от избытка чувств пустил пару очередей в воздух, но полковник не стал никого распекать за трату патронов. Он и сам устроил небольшой салют.
– Всех прикончили? – спросил он деловито, когда схлынула первая радость.
– Всех! Никого не осталось, только мы!
– Тогда так. Пилоты разбирают уцелевшие аппараты, лучше бомбовозы, в них больше вместится, и – занимаем места согласно купленным билетам. Домой пора!
– Ур-ра-а! – вновь поднялся торжествующий крик, и энтузиазма в него было вложено не меньше.
Кузьмичев подошел к группке своих. Вместе стояли Воронин, Луценко, Сегаль, Саксин, Переверзев.
– Неужто все? – неуверенно улыбнулся Трофим Иваныч.
– Я доктор? Я знаю? – пожал плечами Кузьмичев. – Может, и опять пожалуют. И тогда уж мы все тут ляжем. Или наши с Земли прилетят, и все образуется…
– Машина подана! – закричал Аркадий, дурачась. – Просим пассажиров занять свои места!
Георгий бросил: «Пошли!» и повернул к орбитальному бомбардировщику, двадцатиметровому аппарату, похожему на толстое веретено, сплющенное по продольной оси. В бомбовом отсеке было темно, и Кузьмичев, пользуясь чином координатора в личных целях, устроился рядом с Аркадием. Хоть на экраны поглядеть.
– Летим, голуби войны!
В небо медленно поднимались штурмовики и космоистребители с опаленными огнем бортами. Взлетел и бомбовоз.
– Семь бомбардировщиков, – гордо считал Луценко, – пять штурмовиков, три истребителя. Недурные трофеи, понима-ашь…
Понизу заскользили леса, сменяясь лаковым сверканьем желтых пустошей. Потом равнина вздыбилась горами. Необъятные склоны задирались и задирались кверху, пока не сменились искристыми снежниками. И вот острия вершин скользнули под днище.
Эскадрилья понеслась вниз, как на салазках с горки.
Кузьмичев поначалу ничего не узнавал с высоты птичьего полета, но потом показалась плешь Серых Болот, выступило нагромождение скал Базовой горы, заскользил внизу Южный лес. И вот он, холм-полушарие над базой лонгструмпов!
Машины пошли на снижение и сели, как попало. Зачмокали мембраны люков, ополченцы повалили наружу.
Не скоро, но все же выглянули знакомые лица, пошло узнавание, и радостная весть разнеслась, как огонь по бикфордову шнуру.
Первой вынеслась Алла Миньковская, раскидывая руки, и Кузьмичев пошагал ей навстречу, отмякая и сбрасывая тяжкие вериги ответственности, тревог и забот. Он был дома.
Глава 9 Звездная война
Прошел месяц, потом другой и третий. Лето покатилось к осени. Начались дожди, короткие, но бурные – небеса, черные от набухших туч, казались сизыми из-за подсветки бесчисленными молниями. Гром грохотал так, будто за облаками прокатывались тысячи железнодорожных составов, а вода была повсюду – падала сверху тяжелыми струями, почти без просвета, месила почву, растекалась мутными ручьями, затапливая низины и свергаясь с возвышенностей.
Проходит пять минут – и небо проясняется, вода утекает, начинается парилка.
Зверье вело себя беспокойно – близилось время миграций. Орнитозавры дрались, схватываясь прямо в воздухе, и падали вниз вопившими клубками. Мрачные годзиллоиды бродили по зарослям и будто сами искали приключений, набрасываясь на стаи арахнозавров. Даже тихие обычно трахеодонты ревели по берегам рек, угрожающе качая головами.
У людей с базы лонгструмпов были свои проблемы. Ксенологи быстро «подобрали ключики» к тайным ходам, и оказалось, что база представляет собой огромное сооружение, уходящее под землю на одиннадцать горизонтов, с рабочей гидросистемой и термоэлементами, скрытыми под облицовкой стен. На минус-втором горизонте расположили школу, ниже – детсад и ясли. Оборудовали госпиталь. Появились жилые отсеки – общие, на десять койко-мест, и семейные. Ночью люди отсыпались, днем усердно трудились, а по вечерам собирались в залах отдыха. Так что места хватало.
Зимой на базе будет тепло и довольно светло, воды – хоть залейся. А вот продукты питания были в дефиците – каждый день охотничьи экспедиции отправлялись на сафари, добывая трахеодонтов и даже годзиллоидов, заваливая гигантов с помощью лучеметов себумской системы.
Женщины рыли корнеплоды картоплянии, собирали болотные ягоды, отжимали и сушили питательные водоросли с озер, снимали кору с псевдобураков и срезали вкусную зернистую подкорку. А на базе вместе с мужчинами разделывали туши убиенных бестий, коптили мясо, сушили, перемалывая вместе с жиром в порошок-пеммикан. Заготовками занимались все, никто без дела не сидел, и это было лучшим лечением посттравматического синдрома.
Недавние смерти и мучения, убийства и уничтожения врага – все это отходило в прошлое, затушевывалось, размазывалось памятью. Люди все чаще забывали поглядывать на небо, ожидая прибытия себумского крейсера, нарушали режим тишины, вовсю пользовались фонарями по ночам.
Координатора Кузьмичева это не злило, а даже радовало. Люди двадцатого и двадцать третьего веков перемешались окончательно, перезнакомились, пере-дружились, перелюбились даже.
Марк Виштальский жил с Сарой, родившейся в 2200 году. Переверзев сначала встречался с изящной Моникой, потом девушка ушла к Джафару Раджабову, но бравый десантник недолго холостяковал – Алла сказала по секрету, что Шурик целовался с Машей Пивоваровой.
Даже профессор Воронин переехал к пышногрудой Малин Мелькерсен, которую он влюбленно звал «моей маленькой валькирией»…
Люди – враждовавшие, ненавидевшие друг друга, испытывавшие страхи и непонимания, стали просто землянами, когда пришел общий враг. Потому как, воюя вместе против чужих, выходцы из разных времен сделались своими.
Не стало СССР, не стало Российской Федерации, а потом и Евразийского союза. И что? Земля-то осталась! Как крутилась, так и крутится вокруг Солнца, подставляя бока с Африкой, грея Тихий океан, прозябая Антарктидой.
Те же елки-березки растут под Москвой, те же кафе привечают завсегдатаев на парижских бульварах, те же чопорные джентльмены с «жесткой верхней губой» сверяют часы по Биг-Бену.
Правда, обещанный рейсовый звездолет никак не прилетает, но мало ли колоний у землян! Никто не обещал первопоселенцам легкой жизни…
* * *
С охоты Кузьмичев вернулся поздно. Пока разделали тушу трахеодонта, пока развесили куски в коптильне, пока душ и прочие дела, ночь отсчитала час темного времени.
Усталый, но довольный Георгий прошлепал босыми ногами в свой спальный отсек и проник внутрь на цыпочках.
– Я не сплю, – отозвалась Алла.
– А почему ты не спишь? – грозно нахмурил брови координатор, но пани Миньковская почему-то не испугалась его.
– Тебя жду, – промурлыкала она.
Кузьмичев разделся и отдернул тяжелую штору. Алла лежала на постели, вытянув ноги и заложив руки за голову. Слабый свет ночничка высвечивал точеные полушария грудей, протягивал тени по животу и между ног.
– Гоша…
* * *
…Бурно дыша, оба повалились, отдыхая от страстных трудов, а потом, когда дыхание пришло в норму, они обнялись и прижались друг к другу – две половинки одного целого.
– А ты слышал новость? – прошептала Алла.
– Какую?
– У Сары будет ребенок. Мальчик.
– Ребенок – ладно. А с чего ты взяла, что родится мальчик?
– Ми-илый, какой год на дворе?
– А, да… Мальчик, говоришь? Хм.
– Ага… Они уже и имя придумали – Давид.
– Давид Маркович… Плохо представляю себе Марка в роли отца.
– А себя?
– Что – себя?
– У нас будет девочка…
* * *
Утром Кузьмичев встал с четким ощущением недосыпа. Глаза стремились слипнуться, но дух координатора был бодр и весел.
«Девочка… – думал он. – Девочка – это хорошо».
Кузьмичев всегда любил девочек – двухсотмесячных и постарше…
Зайдя к Воронину, он принял у того дела – сегодня его очередь быть дежурным администратором. То есть бегать по всей базе и устраивать жизнь трех с лишним сотен ее обитателей.
Прихватив стереотелескоп по давней привычке, Кузьмичев вышел «на улицу» и поглядел в прибор на Кругосветные горы. Нет, мутных снежных туч не видать еще. Рано. Но в будущем месяце закрутит – вон, как холодно ночью было…
Подняв стереотелескоп в зенит, он уперся взглядом в выпуклое днище огромного диска. Прибор пискнул и выдал данные: «Диаметр – 8 км».
«Та-ак…» – похолодел Георгий. Вот, значит, как…
Судя по размерам, это штурмовой планетарный крейсер. М-да…
От такой громадины отделаться будет трудно…
Он повел стереотелескопом и поймал надпись на борту. Крупные буквы на русском, а также на терралингве складывались в милые сердцу слова: «1-й КФ Содружества Земли».
Гигантский корабль снижался, и оптика позволила разобрать название – «Рогволт». И даже порт приписки – «Порт-Деймос».
Кузьмичев отнял стереотелескоп, вынул коммуникатор и нажал кнопку общего сбора. Сигнал поднял всех. Скоро из входного туннеля донесся топот, и наружу выскочили Переверзев и Виштальский. Они были первыми, а за ними неслись десятки людей. Мужчин и женщин, отроков и юных девушек, девочек и мальчиков.
– Что случилось? – выпалил Марк.
Кузьмичев молча ткнул палец в небо и протянул капитану стереотелескоп. Виштальский глянул и заорал:
– Ур-ра-а! Наши!
Подбежал Аркадий, сильно возмужавший за лето, отобрал у капитана прибор.
– Это «Рогволт»! – крикнул он, не отнимая стереотелескоп от глаз. – Наш суперкрейсер!
Толпа колонистов все увеличивалась, шум голосов нарастал, возносясь в небо, а потом люди бросились на открытое место, коллективно испугавшись, что с «Рогволта» их могут и не заметить.
Колонисты прыгали, орали, махали куртками.
– Ур-ра-а! Это за нами!
– Наши!
– Вспомнили наконец-то!
– На Землю!
Суперкрейсер стал быстро опускаться, продавливая тучи необъятным корпусом, и завис над Серыми Болотами. Посадочных опор он не выдвигал, да и какие нужны опоры, чтобы удержать миллионы тонн? И где взять такой грунт, который не просядет под таким-то весом?
«Рогволт» застыл метрах в десяти от топей, а потом из его днища забили белесые струи, вымораживая болотину.
На гладкую поверхность, покрытую инеем, опустился подъемник, и вот шагнули люди. Один, другой… Десятый… Двадцатый… Все они были в черных блестящих комбинезонах с серебряными шевронами и погончиками.
Кузьмичев выдохнул и зашагал к гостям. Гости двинулись навстречу, улыбаясь и переговариваясь. Колонисты всей толпой шли за своим координатором.
Приблизившись, полковник остановился и отдал честь.
– Координатор базы «Водан» Кузьмичев, – отрекомендовался он.
– Старший командор Силин, – представился человек, у которого на погонах было больше звездочек – по четыре на каждом. – Вы военный?
– Полковник ракетных войск.
– Каких? Кто?..
– Мы сюда добирались из 1982 года.
– Ага, – недоверчиво протянул сосед Силина, – вы еще назовитесь группой Воронина!
Вперед вышел профессор и церемонно поклонился:
– Воронин Трофим Иванович.
У людей в черных комбезах глаза и рты приобрели похожее очертание – как у буквы «О».
Немного придя в себя, Силин спросил:
– Ну, вообще… А кто разрушил Космоград?
– Себумы.
– А их кто отогнал? Мы видели два сбитых скаута…
– Вот он их сбил, – указал на Кузьмичева дед Ларион.
– А два кратера вы видели? – усмехнулся Георгий. – Там в начале лета припланетились малые крейсера.
– Вы и их тоже?!
– Не я один! – рассмеялся полковник и построжел. – Нас было сто пятьдесят человек. Выжило меньше сотни.
– Зато как мы им дали… – мечтательно проговорил Виштальский.
– Вы мне лучше объясните, – вернулся к теме разговора Кузьмичев, – ваш суперкрейсер надолго к нам? Земля решила все-таки защитить свою колонию? Или что?
Силин посмотрел на своих, перевел взгляд на Георгия.
– У вас что, связи с Землей нет? – спросил он.
– Откуда? – пробурчал дед Ларион. – Экономят все…
– Значит, вы ничего не знаете…
– Говорите! – резко сказал Кузьмичев.
– Идет война. Первая межзвездная война.
– С себумами? – уточнил полковник, холодея.
– С ними, – насупился Силин.
– И давно?
– Год скоро… Себумы вторглись на планеты Сообщества кхацкхов, перебили сотни миллионов особей. Захватили Вариану у Альфа Кассиопеи, а потом взялись за нашу Периферию – Аврору, Теллус, Таароа, Алту. Осенью началась война за Землю. Корабли себум уничтожили массу городов – Токио, Москву, Нью-Йорк, Париж, Прагу, Багдад, Бомбей… Но мы их прогнали! Объединились с кхацкхами, потом к нам примкнули таоте…
– Рептилоиды? – изумился Илларион Матвеевич.
– Они самые. Был рейд на Вескус, была грандиозная битва в системе У-Вэ Кита, мы разбили большую половину флота себум, но вторая половина все еще в строю, и «жабы» не спешат отдавать захваченные планеты.
– Так война продолжается?
– Идет помаленьку…
Последовало молчание. Наконец Кузьмичев разлепил губы:
– Так зачем вы здесь, старший командор?
– В рейде мы, полковник. Нам поручено проверить состояние колоний молодой Периферии. И помочь. У меня четкий приказ: женщин и детей эвакуировать на Землю, военнообязанных призвать на службу. Кораблей у нас хватает, недостает людей.
– Вот теперь все ясно, – кивнул Георгий. – Что же, будем грузиться. Только помогите нам переправить на борт припасы, жалко же бросать.
– Это можно! – ухмыльнулся Силин. – А я смотрю, известие о войне вас не сильно поразило… На Византе вся база рыдала, а вы усмехаетесь, да и все.
– Навоевались потому что, – объяснил Аркадий, – и стали разбираться, что к чему. Спасибо Кузьмичеву. Если бы не он, вам бы некого было эвакуировать!
– Не преувеличивай, Аркаша, – поморщился Георгий.
– Да я правду говорю! А что в начале было – вспомнить стыдно…
– Ладно, – прервал его Силин, – расскажете обо всем в полете. Соберем всех в кают-компании, и во всех подробностях, с мелкими деталями… А сейчас – грузимся!
* * *
Кибернетисты крейсера пригнали целое стадо автопогрузчиков, и трудолюбивые роботы перетаскали припасы, заготовленные колонистами на зиму, в корабельные хранилища.
После обеда все население Водана взошло на борт, и суперкрейсер стартовал к отвоеванному Теллусу, где расположилась транскосмическая база звездолетов Первого космофлота Содружества.
Теллус имел максимально возможное число материков – девять. Каждый из континентов отличался своей природой. Так, Утан был покрыт густым лесом, Сьерра представляла из себя гористую страну со множеством укромных долин и зеленых холмов, Грумант являлся наполовину суровой арктической пустыней, наполовину тундрой, и так далее.
Транскосмическая база располагалась на Терве, степном материке. Скорее даже не прерии покрывали просторы Тервы, а жаркие саванны с галерейными лесами вдоль рек. Громадные животные бродили в траве, вымахивавшей втрое выше человеческого роста, потрясали бивнями и рогами, а в зарослях у водопоев прятались шипокрылы – когтистые и зубастые создания, которых язык не поворачивался называть птичками.
База раскинулась рядом с городом поселенцев, сожженным себумами. Промкомплексы, лаборатории, ремонтные доки, жилищные массивы, боевые станции, пакгаузы, поля космодромов, плантации хлореллы, фермы и ранчо, дороги – миллионы гектаров занимало хлопотное хозяйство транскосмической базы.
Сюда слетались сотни кораблей, они финишировали и стартовали, заправлялись и бункеровались, а самые большие обращались по орбитам, спуская боты и челноки. Население базы постоянно менялось, то возрастая до миллиона, то убывая до пятидесяти тысяч.
Здесь, в лагерях беженцев, проживали кхацкхи с Марга и семи-гуманоиды с Варианы, отдельным поселком прижились таоте, строились ритты. Но больше всего было людей, покинувших Алту и Аврору, Таароа и прочие Внешние Миры. Здесь, на базе, они обучались искусству войны, отсюда стартовали корабли с добровольцами – бить врага, сокрушать его станциикрепости, очищать от мерзопакостных оккупантов родные планеты.
А в лабораториях учились искусству мира – было решено не уничтожать двадцать миллиардов себум, а подвергнуть все особи биотрансформации. План был жесток и великолепен – разделить себум на два пола, заменить вескусианское почкование «нормальным» размножением. Надо было глубоко внедриться в генные структуры себум, закрепив новые инстинкты, а потом на прочной основе секса и любви выстроить новую вескусианскую культуру, новую мораль и этику – как это, собственно говоря, происходило на Земле. Спорь не спорь, лицемерь не лицемерь, а все одно: в основе культуры – любовь и секс. Кроманьонец добыл огонь для того, чтобы согреть подругу. И пошло-поехало…
В общем, задача была громадна и восхитительна. Если враг не сдается, его трансформируют…
* * *
…«Рогволт» вышел из гиперпространства в десяти мегаметрах от бледно-голубого диска Теллуса. Его тут же взяли на прицел военные станции, обращавшиеся вокруг планеты, быстро опознали и дали разрешение на посадку.
Суперкрейсер соскользнул с холодных черных небес в тепло небес голубых, проплыл над степью, оставляя неоглядный инверсионный след, и завис над стартовым пунктом. Тут же примчались роботы-заправщики, на обшивку полезли машины-анализаторы. Подъехали танки-транспортеры и обычные пассажирские электробусы.
– Помнишь, как мы уезжали из Первомайска? – прошептала Алла.
– Помню, – шепнул Кузьмичев.
Подсадив девушку в электробус, он залез сам. Напротив сидел Переверзев и радостно улыбался. К нему жалась Маруся. Позади Марк тискал свою Сару и все убеждал ее, что на Земле ей будет хорошо, а он немножечко повоюет и вернется к ней. А как же?
– И лес похожий… – пробормотала Алла.
– Похожий…
В этот момент из чащи вылетело страшилище – расправив кожистые крылья в оторочке из когтей, раззявив огромную пасть с острейшими зубами в три ряда, стало биться в окна и прыскать ядом на стекло.
– Не пугайтесь! – успокоил пассажиров водитель в форме космопеха. – Не пробьет!
– Было б кого пугаться! – презрительно фыркнул Аркадий Кузьмин.
Электробус вывернул к главному зданию базы – колоссальному кубу без окон, без дверей – и въехал по пандусу внутрь.
– Приехали! – оповестил водитель. – Можно выходить.
– Большое спасибо! – не удержался Аркадий.
Прибывших встречала «группа товарищей» в погонах, среди которых Кузьмичев узнал Силина.
Но первым к нему подошел высокий седой мужчина с красным узким лицом и твердым взглядом серых глаз.
– Флагман Альварадо, генеральный координатор базы, – представился он. – С вами я знаком заочно, товарищ полковник, наслышан о ваших подвигах в обоих веках и очень рад личной встрече. Прошу!
Альварадо провел Кузьмичева к эскалатору, широкому, как парковая лестница. Остальные военнообязанные потопали следом, женщин и детей увели строгие дамочки в форме.
– Пройдете медкомиссию, – сказал флагман, поднявшись на третий горизонт главного здания, – и сразу получите назначение.
– Вы уверены? – усомнился Кузьмичев. – Ракетчиков сейчас, как я понимаю, не водится. Как бы мне не оказаться в роли мушкетера при дворе последнего императора…
– Уважаемый, – улыбнулся Альварадо, – человек, который уничтожает два скаута и пару крейсеров, не имея ничего, кроме сотни необученных ополченцев, пригодится в любой армии! Вы уж мне поверьте. Тем более что полковник Кузьмичев со товарищи нужен мне не для боя в космосе, а для десантных операций на планетах. Известный вам Силин назначен командиром большого десантного крейсера, а на вас будет возложено командование космическими пехотинцами.
– А, ну тогда ладно, – взбодрился Георгий. – Я готов!
* * *
Медкомиссия в понятиях Кузьмичева была консилиумом врачей в белых халатах, обстукивающих его организм, осматривающих, заставляющих говорить «А-а!», но реальность оказалась куда проще. Полковник улегся в подобие белого и теплого саркофага под умным названием «стационарный диагностер», и встал. Все, медкомиссия пройдена.
Наблюдающий врач сказал ему: «Годен!» и пожелал здоровья. «Спасибо!» – ответил Георгий.
Гол как сокол, он вышел в коридор, где толпились такие же мужики, как он, и тоже «без ничего».
– Обожаю голых мужчин! – громко балагурил чернявый парень с бледной кожей. – Голых греков!
Толпа похохатывала. Обернувшись и увидев Кузьмичева, чернявый обрадовался появлению нового объекта для отработки остроумия.
– А вот и наш герой! – пафосно объявил он. – Голыми руками он сбил два средних скаута, а потом рвал на части пару малых крейсеров!
В толпе захихикали. Кузьмичев подошел к чернявому очень близко, посмотрел в глаза. Чернявый растерянно моргнул.
– Ты ошибаешься, – сказал полковник холодно. – Скауты я сбил зенитными ракетами «Волхов». Один из малых крейсеров был уничтожен моим другом Антоном Алехиным. Антон направил на крейсер с орбиты звездолет «Заря» и врезался в себумский корабль на второй космической. А вот другой крейсер мы доконали вручную, это верно. Как нам такое удалось? Все просто: я и мои друзья – русские солдаты, а мы всегда умели брать неприступные крепости. Мы всегда побеждали там, где такой балабол, как ты, обосрался бы в первое же мгновение. Свободен!
Чернявый побледнел, постоял, меняя окрас, побагровел и заорал:
– Ты как разговариваешь со старшим по званию? Я – командор!
– А мне насрать и на тебя, и на твое звание, – медленно проговорил Георгий.
Неизвестно, как события развернулись бы далее, но тут сквозь строй голых и бледнотелых прошел огромный загорелый человек в мундире космопеха и обратился к полковнику:
– Товарищ вице-флагман, вас просят явиться в штаб базы в шестнадцать ноль-ноль.
– Буду, как штык, – ответил Кузьмичев, не обращая внимания на выражения лиц командора с припевалами.
– Пожалуйста, ваш комбез, – космопех протянул Георгию упругий сверток.
– Благодарю.
Посыльный развернулся и ушел, а Кузьмичев примерил удобный и теплый комбинезон с большими серебряными звездами на черных погонах.
Голые и бледнотелые вытянулись по стойке «смирно».
– Вольно, – спокойно сказал Кузьмичев и отправился разыскивать Аллу.
* * *
Мягко, бархатно ударил гонг, и нежный женский голос сказал:
– Заканчивается регистрация на рейс 112 по маршруту Теллус – Земля. Просьба к отлетающим – пройти к регистраторам. Спасибо.
– Топай, давай, к регистраторам, – ворчливо сказал Кузьмичев, тиская Аллу.
– Не хочу… – невнятно сказала девушка, утыкаясь лицом в черный комбез. – Я боюсь…
– Чего, глупенькая?
– Боюсь тебя потерять…
– Я и сам боюсь потеряться. Обещаю быть очень-очень осторожным, под импульсы не лезть, на амбразуры не бросаться и всегда мыть руки перед едой.
– Тебе смешно…
Георгий нагнулся и поцеловал девушку.
– Все, иди. Встретимся после победы! Тут немного осталось. Война почти кончилась, осталось совершить небольшую прогулку по Галактике…
Алла отступила к регистраторам. Она шла спиной, словно боясь отвернуться – и потерять любимого из виду.
– Начинается посадка на планетарный бот рейсового 112, – объявила дикторша, – следующего по маршруту Теллус – Земля.
Миньковская улыбнулась сквозь слезы и побежала к регистраторам. Автоматы пропустили ее и отворили двери в терминал. Алла едва успела послать воздушный поцелуй, как дверцы сошлись. Все.
Веселая благодушная улыбка медленно сползла с лица вице-флагмана. Подошел грустный Виштальский.
– Что, проводил, капитан-командор? – спросил Кузьмичев.
– Ага… – вздохнул Виштальский.
Заметив парочку провожающих, приблизился Переверзев.
– А меня к вам направили! – ухмыльнулся младший командор. – И всю нашу десантуру. Ценные кадры, говорят!
– Еще бы, не ценные, – хмыкнул Георгий. – А крейсер видел?
– Десантный? На экране только. Здоровый! Девять палуб! Десантные боты, капсулы, модули… Та еще техника!
– Освоим, – пожал плечами вице-флагман. – Куда мы денемся…
Примечания
1
НОАВ – Народно-освободительная армия Вьетнама.
(обратно)2
С вьетнамского – «Первый готов! Второй готов! Третий готов!»
(обратно)3
Зенитная ракета СА-75М «Двина».
(обратно)4
В переводе с вьетнамского – «Сделано в СССР».
(обратно)5
«Шрайк» – американская ракета, предназначенная для борьбы с ракетами ПВО.
(обратно)6
Автоматическое сопровождение.
(обратно)7
Заметим, однако, что первыми Д-процесс «открыли» братья Стругацкие, а не дядя Трофим.
(обратно)8
Репагулюм – момент перехода из одного состояния в другое, из одного пространства в иное.
(обратно)9
«Реактавры» – парашютно-реактивная система (ПРС) воздушного десантирования бронетехники с экипажами.
(обратно)10
Боевая машина десанта.
(обратно)11
Впервые были «исследованы» экспедицией в составе двух планетолетов первого класса «Таймыр» и «Ермак» (А.Н. и Б.Н. Стругацкие «XXII век, Поддень»).
(обратно)12
ИТР – инженерно-технические работники. МНС – младшие научные сотрудники.
(обратно)13
Хилицеры – паучьи «клыки».
(обратно)14
НУРС – неуправляемый реактивный снаряд.
(обратно)15
Лонгструмп (швед.) – длинный чулок.
(обратно)16
Использованы материалы В. Верстакова.
(обратно)17
РС – реактивные снаряды.
(обратно)18
Так в Средней Азии прозывали Александра Македонского.
(обратно)19
БРДМ – бронированная разведывательно-дозорная машина. БМП – боевая машина пехоты.
(обратно)20
Casus belli (лат.) – повод к войне.
(обратно)21
Впервые ПНОИ упоминается И. Ефремовым в романе «Час Быка».
(обратно)22
Горе побежденным! (лат.).
(обратно)23
Экспериментальная военная форма, вводившаяся в начале 80-х. «Испытана» в Афгане.
(обратно)24
Дословно – собирание ракушек при отливе.
(обратно)25
Вид набедренной повязки.
(обратно)26
80 тысяч километров.
(обратно)27
БЧ – боевая часть.
(обратно)
Комментарии к книге «Ракетчик звездной войны», Валерий Петрович Большаков
Всего 1 комментариев
Андрей Гаврилов
12 дек
Книга, безусловно, заслуживает внимания, как ещё один повод гордиться тем, что мы русские.Но половина книги -мусор, вклеенный для увеличения объема.