«Тёмная потерна (СИ)»

Тёмная потерна (СИ) (fb2) - Тёмная потерна (СИ) 1545K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Йоханнес Луми

Йоханнес Луми Тёмная потерна

КНИГА ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

Так оно часто бывает, думаешь, вот сейчас в моей жизни наступила некая белая полоса, плюёшь три раза через плечо, и даже стучишь по дереву. И тут р-раз! Жизнь наносит тебе удар ментальным эквивалентам кирзача. И прямо по башке. Хороший такой удар, КОНКРЕТНЫЙ, я бы даже сказал. Это всё моё чёртово «везение»! Вечно так со мной, всё по законам какого-то ублюдка Мэрфи, или законам Подлости, или подлого Мэрфи. То есть, вот когда в жизни всё начало более-менее налаживаться, я должен был запнуться в этом чёртовом подвале, приложиться к стене, разбить лоб, да ещё в этот момент перегорела лампочка. И удар-то вышел не хилыми таким, я даже на секунду вырубился, хотя такого со мной раньше не было, как-то крепок на предмет сотрясения. В смысле, удар хорошо держу. Во всех смыслах. А тут, словно на мгновение отключился. Очнулся, чувствую, что-то по лбу течёт, уже и до переносицы добралось, потрогал рукой — липко. Одно из двух — или моя кровушка, или вляпался во что-то. Ладно, достал из джинсов платок, прижал к тому месту, что саднило больше, вторую руку вытянул вперёд. Чёрт, пусто! Обо что я приложился-то? Ладно, надо посветить, а то темно как у афроамериканца в одном месте. Так, а где телефон? Дьявол! Выронил, что ли?

Я, кряхтя больше для проформы, не такой уж и старик, опустился на корточки и зашарил по полу. Ольга Геннадьевна, могли бы и убраться в помещении. Что, раз кандейка в подвале, так и подметать не нужно? Весь пол в мусоре. Рука наткнулась на что-то мягкое, холодное и влажное, и я брезгливо отдёрнул ладонь. Бр-р! Что за…? Тут же сухо было, у неё подвал вообще странный, какой-то аномально тёплый и сухой, хрен чего сложишь из продуктов, только если в холодильник. А здесь как бы даже сыро и… холодно? Не, реально холодно. Так, выбираться надо! Ща дверь открою, телефон подберу и… Ха, и лоб разбил, неудобняк-то какой! Что женщина подумает? Только мужика в дом пригласила, в смысле как мужика, ну чтобы глянул мужским своим взором, что там в подвале, а то у неё от бывшего мужа наследство приличное досталось, да за четыре года три бабы (сама Ольга и две дочки) подзапустили многое. Сауна, например, не работала. Ладно, «сауна», радуйся что последнего глаза не лишился.

Я обвёл рукой вокруг, но стен, странное дело, не нащупал. Не понял, я же видел, что комнатёнка маленькая совсем, и пустая, вроде слева коробки какие-то стояли, типа упаковка пустая из-под холодильника или чего-то громоздкого. Люди, подобные моей потенциальной будущей бывшей женщине, хранят такой хлам годами, искренне веря в гарантийный срок и «Закон о защите прав потребителей». Н-да, чё-то ни коробок, ни стен и грёбаная темнота странные вещи с сознанием вытворяет — комната кажется явно больше, чем есть на самом деле. Я сделал осторожный шаг вперёд и услышал некий звук. Прежде чем лезть рукой под подошву штиблета, чтобы проверить, оно ли это, я попытался понять, откуда у меня под ногой осколок, ибо звук скрежещущего стекла по камню сложно с чем-то перепутать. Ну, как вариант, разбитый плафон. Здесь же было когда-то освещение, нет? Хм-м… Стекло было плоским и больше всего напоминало осколок оконного, причём моя подошва прижала его к обломку кирпича, торчащему из… Земли? Это как? Тут же бетон везде! Покойный Мишаня хороший дом Оле оставил, всё по уму тут, кроме подвала, правда. Но не мог же он вот так кладовочку пропустить? А это что за звуки? Вроде как голоса? За мной, что ли? Хотя стоп! Что за херня? Сквозь дверь (тут же по-любому есть дверь?) явственно были слышны мужские голоса, только не пойму, что говорят, бубнёж какой-то. Ох, Костя, Костя, Отелло ты недоделанный! Телевизор же! Однозначно. Ладно, зато теперь знаю где дверь — звук оттуда шёл. Оттуда, это если я налево повернусь и… Ага! Дверь. Бр-р, сырая, и в какой-то дряни. Оля! Как так дом-то запустила?

Дверь, что интересно, не имела даже намёка на ручку и открывалась, почему-то, внутрь, хотя я прекрасно помню, как отворил её, потянув за чёртову ручку снаружи. Но после нескольких неудачных попыток выбить её плечом, я осознал, что что-то перепутал. От ударов дверь даже прогнулась, но выстояла, зато слегка отошла в коробке и я, содрогаясь от ощущения мерзкой сырости на плече, вцепился в край полотна пальцами и потянул на себя. Дверь подалась на миллиметр от силы и встала намертво. В ярости я пнул неподатливую деревяшку, раздался громкий треск, и моя нога провалилась насквозь. Разумеется, при этом я пребольно ободрал голень до самого колена. Это вызвало ещё больший приступ ярости, я кое-как высвободил конечность, просунул в дыру руки и рванул треклятую дверь изо всех своих немалых сил. Надо ли говорить, что дверь свободно открылась, и я едва не упал на пятую точку, попутно занозив ладонь. Кошмар какой-то!

Нет, в моей жизни был и больший позор. Однажды я, случайно, въехал на машине несостоявшегося тестя прямо в дом несостоявшейся жены. Как? Не по пьяни, нет! Совершенно трезвый, сунулся в салон, повернул ключ зажигания, а она возьми и соверши скачок вперёд. Я в такой позе едва ногу не сломал, помял дверь, ну и сайдинг на стене пострадал. Просто за годы езды на «автомате» я забыл о привычке обладателей механической коробки передач ставить машину на скорости. Капец просто! Вот это была стыдобища. А тут, всего лишь разбил лоб, оцарапал ногу и сломал дверь.

Так, а где телефон? А вот тут стало совсем не понятно. И даже как бы не смешно. Света за дверью было немного, но вполне хватало, чтобы разглядеть, что в неожиданно большом помещении кроме мелкого мусора и какой-то кучи в дальнем углу, очень напоминающей полусгнившие рамы, ничего не было. От слова совсем! Или я не взял его, оставил наверху? Да, нет, вроде как даже в руке держал…

— Ну, чаво?

Голос, неожиданно раздавшийся за спиной, едва не вызвал нехорошие процессы в кишечнике. Я уже хотел ответить максимально грубо, типа тебе какое дело. Ибо голос принадлежал мужчине и это был нифига не телевизор. Но тут второй голос, более грубый и хриплый, произнёс:

— Да хер его знает, не пойму. Здесь, вроде, трещало?

«Хер» мужик произнёс как «херь». Я, видимо инстинктивно, сделал шаг в сторону, исчезнув из дверного проёма и оказавшись за стеной. К слову, кирпичной! Из красного, заплесневелого и местами осыпавшегося кирпича. А у Ольги дом, если что, весь или в гипсокартоне или в штукатурке. В прямоугольнике света на полу появилась тень, и я через мгновение понял, что кто-то перекрыл доступ источнику света, находящемуся примерно на уровне головы. Тень исчезла и первый голос, тот, что помоложе, заканючил:

— Слышь, Митяй, валить надо, нет тута нихера! Тока на тварей наведёмся!

— Замолчь, — буркнул, вероятно, тот самый Митяй, — те ясно сказали — осмотреть всё! Так что давай, лезь.

— Да ты чё? — взвизгнул молодой. — Я?

— Ну не я же? — с явной издёвкой спросил Митяй.

Аргумент, видимо, был весомый, потому что обладатель молодого голоса не нашёлся, чем возразить.

— Вон тама, вроде, лестница, — произнёс голос Митяя и парочка, что-то бормоча, удалилась.

Непонятного становилось всё больше и больше, и я решил, что хватит играть в прятки — кто бы это ни был, глупо будет сидеть тут и ждать, пока тебя найдут. Выглянул из дверного проёма и даже сделал шаг назад от неожиданности. Где бы я ни был сейчас, это не было подвалом коттеджа некой Ольги Геннадьевны N, неважно какого года рождения, расположенного в садоводческом товариществе на самой окраине Стрельны, района города-героя Санкт-Петербурга. Передо мной была выщербленная стена с остатками штукатурки, покрытой краской, которую я почему-то сразу определил как «половую». Стена эта была частью неширокого, метра два от силы, коридора, в который, собственно говоря, и выходила дверь помещения, и где я сейчас изо всех сил пытался убедить себя, что не сбрендил. Прямо напротив двери, столь неудачно открытой мною, на уровне головы было окно, так что это был как бы даже и не подвал, а типа цокольного этажа. Стекла в окне не было, как и рамы, и снаружи была самая натуральная трава. Я, конечно, не ботаник, но осот, полынь и, вроде как, репей, сумел идентифицировать. Но это так, на подсознании, потому что сознание трепыхалось, словно пойманная птица, силясь выдать хотя бы относительно приемлемый вариант действительности. Но их, вариантов, было удручающе не густо. Собственно, всего один — это глюки.

Бывают такие сны, которые кажутся реальными до ужаса, даже приходится прилагать усилие, чтобы проснуться. И потом ловить кайф от того, что это был просто сон. Что такое наркотический бред, я знаю лишь в теории, ибо никогда ничем, кроме спиртного, не злоупотреблял. Да и в этой привычке был умерен, отнюдь не до делирия. Но сейчас, видимо, приложился головушкой конкретно, раз вижу такое. Голоса мужиков звучали где-то левее, отнюдь не там, где у Ольги Геннадьевны был вход в злополучный подвал, но я пошёл на голоса (воображаемые, разумеется). Вот и лесенка, тоже в плачевном состоянии, ступени бетонные, но стоптаны, словно им лет сто уже, а сбоку и вовсе кустик торчит. На самом верху лестницы сидела собака. Ну, точнее, я подумал, что это собака, потому что покрытое чёрной шерстью существо было размером с собаку. Тут моё подсознание решило немного разнообразить видения (они же галлюцинации) и подпустить немного жути. Я даже вроде как испугался. Правда, испуг был необоснованный, словно нечто из глубин памяти, или даже её генетического отдела, пробудилось от векового сна и шепнуло «ТЬМА ПРИШЛА ЗА ТОБОЙ». А тут и собачка проявила поразительное дружелюбие и кинулась мне прямо на грудь. Или на голову, ей так удобней было даже.

С собаками у меня особые отношения — я их недолюбливаю, они меня тоже. То облает какая-нибудь шавка, а то и в штаны вцепится. Пережил я как-то и нападение какой-то особи покрупнее, типа ротвейлера (после чего я их именовал не иначе как вротвейлер), жирная и некрасивая хозяйка, пыхтя и тщетно пытаясь восстановить дыхание после двадцатиметровой пробежки за своим чадом, сипела — «он просто играет!» и «Сильвестр, фу!» (вот сука! Кобеля человеческим именем назвала!). А я смотрел в добрые собачьи глаза и понимал, что сейчас последует молниеносный рывок, и немалого размера зубищи переместятся с выделанной кожи куртки прямо на скрытую под ней плоть. Мою. Так и вышло, с моим-то везением. Между прочим, я тогда так ничего и не отсудил ни за куртку, ни за нападение.

Поэтому сейчас тело моё решило не дожидаться новых повреждений и, пока часть сознания пугалась, другая дала команду схватить стоящую у входа в подвал ржавую трубу и сделать шаг в сторону. Тёмный, я бы сказал ТЁМНЫЙ, силуэт пролетел мимо, мне даже показалось, что пахнуло чем-то вроде тлена, псина взвизгнула, ударившись о стенку, и тут-то я и выплеснул весь свой страх, а, заодно, и раздражение, вложив его в сильнейший удар, пришедшийся прямо по хребтине мерзкого существа. Удар вышел знатный, аж руки отсушило, псина заверещала, совсем не так, как визжат собаки, и забилась тёмным клубком у меня под ногами. Я, скорее от злости, чем от испуга, нанёс ещё несколько ударов, лишь бы прекратить этот визг. Что-то явственно хрустнуло под железякой, хорошо так, мерзко, меня даже замутило. Но визг оборвался, словно звук выключили.

— Эх, йопт! — сказал кто-то, и я даже знал кто.

И понял, что сейчас мужчины спросят с меня, за что я их собачку извёл. Медленно повернул голову, ожидая, что подсознание выдаст на сей раз, и оно не подкачало. Вместо возмущения и даже оскорблений мужчина сказал:

— Пригнись, братух, — и навёл на меня автомат.

Инстинкты, приобретённые отнюдь не во сне, сработали безотказно, и я рыбкой нырнул на ступени, выпустив из рук трубу. Нос замер в миллиметре от грязного и истёртого бетона, а над головой загрохотала очередь. Вслед за ней раздался уже знакомый визг, бивший сейчас, почему-то, особенно сильно по барабанным перепонкам. Автомат продолжал стрекотать, причём мужик умело отсекал короткие очереди. Визг оборвался так же внезапно, как и у предыдущей твари, но я не спешил вставать, ожидая команды. И она не заставила себя ждать:

— Живой, братух? — спросил мужик голосом того самого Митяя.

— Живой! — ответил я.

— Провалился, что ль? — задал странный вопрос Митяй, если это был, конечно, он.

Но я тут же осознал, что, в какой-то мере он прав и моё видение, при всей алогичности, довольно последовательно. Ведь если я не в подвале коттеджа на окраине Стрельны, то можно же сказать, что я КУДА-ТО провалился?

— Ага! — подтвердил я.

— Митяй! — взвизгнул молодой голос.

— Эх, йоптить! — философски заметил Митяй и добавил, как я понял, мне: — Слышь, братух, давай за нами!

Пока я принимал положение стоя, оба мужчины смылись куда-то за угол, но поднявшись по ступенькам и оказавшись почти на поверхности, мне всё же понадобилось обернулся, чтобы увидеть, куда стрелял этот самый Митяй. Взгляд успел зафиксировать два тёмных трупика, валяющихся рядышком в самом низу лестницы, но не это было главным. В мою сторону бежали друзья или сородичи убиенных собачек, все причём явно из одного помёта, потому что были чёрными как, простите за патетику, сама Тьма. Я решил не испытывать даже фантасмагорический вариант своей судьбы и рванул следом, воспользовавшись приглашением доброго Митяя. Мужики за это время убежали метров на тридцать, не меньше и неслись они в сторону какой-то машины, виднеющейся среди ветвей деревьев. Я припустил шустрее, уже приготовившись к тому, что бег, как и положено в кошмарах, будет трудным и странно замедленным. Не знаю как у кого, но у меня так и происходит. Но я ошибся, бежал я обычно, то есть пыхтя, и даже начал задыхаться, ибо давно уже не утруждал своё тело подобными глупостями. Мужики тем временем лихо перекинулись через задний борт грузовика, не понятно даже какого, я видел лишь сдвоенные колёса, крашеные зелёной краской доски борта, и протянутую мне руку. Обычно в грузовиках есть какая-то подножка или приспособление, чтобы сигать через борт, но потом я вспомнил, что для этого он должен быть откинут, а этот был поднят, так что ловко взлететь в кузов у меня не получится.

— Давай рещще! — крикнул молодой.

Он и вправду был молодой, по виду лет 16–17 от силы, довольно субтильный на вид. Грузовик тем временем содрогнулся, выбросил клуб сизого, странно пахнущего дыма и издал чудовищный скрежет. Видимо, трансмиссия у него доживала последние дни. Митяй, присев за бортом на колено, уже приложился к автомату и теперь выпустил довольно длинную очередь куда-то позади меня. К гадалке не ходи — по тем самым собачкам! Тут я достиг спасительного транспортного средства, схватил молодую длань и… едва не выкинул паренька за борт. От испуга я выпустил руку, грузовик дёрнулся и, подвывая от натуги, начал крайне медленно разгоняться. Оставаться с псами один на один мне совершенно не улыбалось, так что я подпрыгнул, навалился на борт всей грудью, напряг мышцы, парнишка вцепился мне в подмышки, и мы, совместными усилиями, переместили-таки моё тело на грязные и жутко исшарканные доски грузовика.

Сразу было видно, что машинка подвергалась нещадной эксплуатации. К тому же она была явно из какого-то расформированного музея автомобильной промышленности, потому что ну никак не была похожа ни на ГАЗоны, ни на ЗИЛки, ни, тем паче, на ГАЗель. Вторая скорость врубилась с громким скрежетом, машина дёрнулась, заметно ускоряясь, и я схватился за борт, чтобы не упасть. Мой молодой спаситель повторил манёвр, только ухватился он разом за передний и левый борта. При этом ему на сгиб локтя соскользнуло некое оружие, в котором я заподозрил винтовку. Или, скорее, карабин. Интересно, колхозники, да ещё и с оружием. Между тем Митяй продолжал поливать наших преследователей из автомата, матерясь каждый раз, когда грузовик подскакивал на ухабах. А дорога, надо сказать, практически из них и состояла. Обычная такая лесная дорога, внизу трава и ямы, заполненные дождевой водой, по бокам деревья, некоторые даже протянули свои ветки настолько далеко, что сумели хлестнуть меня по лицу. Дьявол! Больно, вообще-то, для галлюцинации!

Тут мы выскочили на перекрёсток, повернули направо, трансмиссия снова натужно завыла, но машина пошла ровнее и я рискнул приподняться и оглядеться. Мы гнали, если можно назвать гонкой езду со скоростью 30 километров в час, по более широкой дороге, хотя это тоже была, в общем-то, грунтовка, но с меньшим количеством ям и более накатанная, что ли. Позади нас, из кустарника, выскочили две или три псины, и рванули с неестественным ускорением в нашу сторону.

— Гошка, хрен ли дрочишь там?! — крикнул Митяй. — Давай пулемёт!

Н-да, мой бред становился всё интересней. Гошка, пытаясь сохранить равновесие в отчаянно раскачивающемся кузове грузовика, склонился над не замеченной мною кучкой брезента у самого переднего борта, повозился там и внезапно выпрямился, держа в руках… ха, ну конечно, не можем мы создать обычную иллюзию, нам нужны закидоны. В общем, мой воспалённый сотрясением мозг создал видение натурального пулемёта Дегтярёва. Всё как в фильмах — и блин сверху, и раструб пламегасителя, и сошки, которые Гошка зачем-то откинул вниз. Юноша победно глянул на меня и внезапно его не очень, честно говоря, симпатичное лицо исказила гримаса страха.

— Митяй. Митяй! — сорвался он на фальцет. — Митяй!!

— Ну чё? — оторвался мужчина от стрельбы и повернулся к нам, меняя рожок в автомате.

— У него это, кровь! — дрожащим от испуга голосом сообщил Гоша, наводя на меня дуло пулемёта.

— Чё? — спросил Митяй, но тут, видимо, и он разглядел ссадину у меня на лбу.

Да и на носу должно было остаться, я же в зеркало не смотрел, когда в потёмках пытался вытереть что у меня там по лицу текло.

— Эх, йопт, — выдал он уже знакомый набор звуков. — Слышь, паря, ты это, извини.

И, передёрнув затвор, навёл ствол автомата на меня.

Наверное, есть целые тома и научные диссертации, посвящённые нашим снам и той их разновидности, что относятся к категории кошмаров. Вероятно, в них мы заново переживаем то, что волновало или волнует нас в обычной жизни. Это, во всяком случае, объясняет и собак, причём какую-то мерзкую их разновидность, с которыми у меня, скажем так, специфичные отношения. К колхозникам я отношусь, конечно, не как к собакам, но некие события в моей жизни заставили меня воспринимать эту социальную группу с известной долей осторожности.

Первый эпизод относился к далёкой юности, когда мы, студенты первого курса института, поехали на так называемую «картошку». Была такая традиция — помогать деревне в борьбе за урожай. Было много разговоров и баек про ушлых и борзых «деревенских», которые жаждали вкусить юных тел студенток, одновременно испытывая не менее сильное желание познакомить нас, то есть мужскую часть группы, со своими кулаками. Девки притворно пугались, но, подозреваю, многие были не прочь уединиться с крепкими крестьянами на сеновале. Парни бодрились и запасались вином. Мне было немного смешно и похрену. Я был «стариком» — поступил уже после армии, единственный в группе, кстати. Но первый же вечер нашего пребывания в колхозе поверг меня в шок. Мы находились на одной половине сельского клуба, куда нас поселили, а девчонки на другой, скажем так — у них был парадный вход, а у нас боковой. Шум и крики раздались уже под вечер, в сумерках. Мы бросились на вопли и даже меня, стреляного, к тому времени, воробья, шокировала картина увиденного. На земле лежал один из наших парней, и его натурально убивали трое или четверо деревенских, от души мутузя дубинами и велосипедными цепями. Вот тогда я и увидел, что они другие — что-то было в их глазах, что-то, что позволяло им считать убийство нормальным явлением, потому что мы — чужаки. Парень, к слову, инвалидом остался — голову ему проломили. А поездки «на картошку» после этого прекратились. Ну а потом и колхозы развалились.

Второй раз с «деревенскими» я пересекся на узкой тропинке лет через пятнадцать. Было у меня хобби — в лес ходить. Рыбалка-грибалка это само собой, но люблю просто заночевать у костра, так чтобы с рюкзачком километров десять пройти. Охоту, кстати, не люблю, не вижу смысла в убийстве ради забавы, хотя ружьё дома имею. Обычный ИЖ вертикалка. В общем, возвращаюсь я из похода, иду, никого не трогаю, дорога мимо деревни проходила, но не по окраине, а в стороне, по краю поля. Знакомые места, в отрочестве с корешем тут шастали. Я ещё отметил, что надо же, вот и снова поля засеяли, даже картошкой. Вдруг из кустов голос:

— Стоять, бля!

Именно так, грубо и решительно. Остановился. Выходят двое, один с двустволкой, обычной курковкой, а второй с чем-то типа обреза, с такими в фильмах кулаки любили ходить. Я охреневаю малость. Лихие девяностые закончились, бандитизьм как бы на нет сошёл, а тут — грабят среди бела дня, можно сказать! Сымай, говорят, рюкзак, и показывай, что там у тебя. И тот, что с обрезом, смотрит на меня глазами деревенщины из конца восьмидесятых, то есть я прямо понимаю, что выстрелит ведь, ему похрену.

Справедливости ради должен сказать, что грабить меня не стали — оказывается это были местные фермеры и таким образом они стерегли урожай картофеля. Легко отделался, но осадочек-то остался — парни и не подумали извиняться, даже намекнули, что нечего, мол, по ИХ земле ходить. Небольшой сатисфакцией явилось то, что ферма эта загнулась года через два, но не это важно. Важно то, что Митяй сейчас глядел на меня глазами того парня с обрезом и я снова прочитал в них — выстрелю. Ничего личного, просто ты, чувак, чужой для нас, поэтому…

Я ухватил ходящий ходуном раструб пулемёта левой рукой, смещаясь с линии огня так, чтобы между мной и Митяем был юный Гоша. Одновременно проводя приём обезоруживания из полузабытого арсенала. Получилось криво, точнее не получилось вовсе — машину тряхнуло и мы оба повалились на пол, вцепившись в оружие. Я вскочил первый, понимая, что ничего больше не успею, но тут на задний борт запрыгнула одна из псин и Митяй счёл её большим злом, чем я. Автомат выплюнул очередь патронов на пять, тварь взвизгнула и исчезла из поля зрения. А у меня в руках оказался пулемёт. Тяжёлый, кстати, почти как ПКМ* [*ПКМ — пулемёт Калашникова модернизированный].

— Брось, паря, — пробормотал Митяй, наведя свой агрегат снова на меня.

— Это ты бросай, — попытался угрожать я, но колхозники в моём бреду были тёртыми калачами.

Я словно в замедленной съёмке увидел, как грязный толстый палец Митяя тянет спусковой крючок, и рефлекторно потянул свой. С пулемётом не произошло ничего, зато автомат разразился короткой очередью. Спасло меня подсознание, или сознание, в общем то, что формировало картинки у меня в мозгу — машину сильно тряхнуло, я упал, пребольно ударившись локтем, а все пули из автомата Митяя ушли куда-то в сторону. Сам он тоже не удержался и из положения «на корточках» переместился в положение «на пятой точке».

Тут Гошак решил, что хватит ему отдыхать на полу кузова, весьма резво поднялся, и даже начал наводить на меня свой карабин. Я уже понял, что не смогу стрелять из пулемёта, потому что не знаю как — у него явно есть предохранитель и затвор, но разбираться некогда. Поэтому я просто швырнул тяжёлое оружие двумя руками, рассчитывая попасть диском в лицо Гоше. Попал в грудь, но этого хватило, чтобы парень отшатнулся назад. Секунду он балансировал, пытаясь сохранить равновесие, но рыдван опять подпрыгнул и парнишка с отчаянным воплем полетел за борт.

— Сука! — выпучил глаза Митяй, и я понял, что пришёл миг расплаты.

Щелчка я не услышал, понял лишь, что с оружием у колхозника что-то не так, потому что он с искажённым лицом дёрнул затвор, снова наставил ствол на меня, но автомат молчал. Тогда он откинул его в сторону и сунул руку за отворот кургузого пиджака, любимой одежды типичного крестьянина средней полосы России. Я, даже в видении, сдаваться не собирался, так что кинулся на Митяя, успев рассмотреть нечто, напоминающее рукоятку пистолета у него в руке. Завязалась борьба, и мой противник оказался на удивление сильным. Галлюцинация была настолько реалистичной, что я почуял истинный крестьянский дух, исходящий от мужика — амбре из запахов немытого тела, табака, гуталина и лука.

Пистолет он, всё же, достал и даже сделал пару или тройку выстрелов, правда все мимо. Мне удалось захватить ствол двумя руками, и теперь я выворачивал его, направляя в туловище Митяя, а он, соответственно, пытался мне помешать. Но тут в действие вступила анатомия — мне было легче повернуть его суставы в «слабую» сторону. Выстрел прозвучал глухо, Митяй дёрнулся и тут же обмяк. Я отскочил назад, приземлившись на задницу, однако пистолет был у меня в руке. Чёрный, тяжёлый, если я не ошибаюсь, ТТ, Тульский Токарев. Какие не простые крестьяне оказались — целый арсенал с собой таскают. Вдруг машина затряслась на кочках, я почувствовал, что что-то не так, вытянул вверх левую руку, чтобы ухватиться за край борта, а грузовик нырнул вниз и остановился, словно налетев на преграду. Удар был несильным, но меня всё равно отбросило к переднему борту, а безвольное тело Митяя накрыло сверху, добавив неприятных эмоций. Движок замолк, зато окрестности огласило мычание клаксона, тоскливое, противное и не прекращающееся. Столкнув с себя тело (труп?) Митяя, я поднялся, по-прежнему сжимая в руке пистолет, и заглянул в кабину грузовика через небольшое окошко в задней стенке.

Водитель был или тоже мёртв или без сознания, потому что навалился на руль и не думал подниматься. Ха! А ведь это его Митяй, не я! В борту виднелось свежее круглое отверстие, явно подходящее под определение «пулевое» и как раз напротив спины шофёра. Клаксон продолжал раздражать своим мычанием на одной ноте, так что я выпрыгнул из кузова, едва не подвернув ногу, и полез через кусты к кабине. Да, техника точно старинная, хотя и выглядит относительно новой, только грязная и помятая слегка. Дверь со скрипом открылась, я потянул тело за край одеяния, напоминающего штормовку, и оно без сопротивления подалась, а затем и вовсе выпало из кабины.

Моих познаний в медицине хватило, чтобы понять — этот усатый и небритый мужчина лет тридцати с гаком мёртв. Пуля пробила ему спину, открытые глаза уже остекленели, в углу рта повисла смешанная с кровью слюна, ну и мочевой пузырь освободился от содержимого, распространив вокруг соответствующий запах. Во дела! Кстати, а как там собачки? Я резко обернулся, но дорога была абсолютно пустой. Затем память услужливо выдала картинку — вроде бы я мельком видел чёрный клубок, из которого доносились вопли Гоши? Может, им хватило одной жертвы? А если нет? Так, пусть эти твари порождение разума, но умирают они в моём видении от металла, неважно, ржавая это сталь или свинец. В руке у меня пистолет, легендарный, нет, не так — Легендарный ТТ, о котором я нихрена не знаю. Но мощи хватило, чтобы пробить борт, кабину, сиденье и туловище водителя. Офицеры в армии вроде рассказывали, что ТТ был излишне убойным, то есть для вот таких ситуаций как раз оно, но если просто выстрелить в человека, то пуля прошьёт его навылет, но не остановит. Как-то так. И что с патронами у него? У Макарова сколько, восемь? А у ТТ? Не больше, рукоятка маленькая и плоская. Так, выщелкнуть обойму. Ага. И чего? Ну вот они пули. Один в стволе, выпустил Митяй сколько, две? Три? Будем считать три. Значит осталось пять. А, хрен! Четыре! Я же одну в Митяя зарядил. В смысле, он сам, в ходе борьбы, так сказать. Этого мало. Тут мой взгляд упёрся в нечто типа кронштейна на потолке кабины, прямо над сиденьем водителя. И в нём, словно это и было его законное место, разместился автомат, судя по виду, близнец того, что был у покойного Митяя. А точно покойного? Я видел, что пуля попала ему в область сердца, но вдруг он только ранен и целится в меня сейчас? Но нет, Митяй был мертвее некуда.

Автоматы у них были странные. Вроде как ППС, который пистолет-пулемёт Судаева, времён ВОВ, но тот ведь совсем простой был, штамповка кругом. Этот тоже изяществом не поражал, но был посолидней, что ли. Хотя это же мои бредни, о чём я? В автомате использовались те же патроны, что и в пистолете, (ну да, так и было же в войну) и я, чуток помучившись, разобрался с ними, даже стрельнул пару раз очередями. Не «Калаш» ни разу, но воевать можно. У Митяя, кстати, тупо патроны кончились, видимо он в запаре почти пустой магазин вставил и не сообразил. Патронов у них было очень даже немало — в брезентовых подсумках по четыре магазина, и таких по паре на брата, плюс по четыре обоймы к пистолету, это уже по карманам. У водилы, что характерно, нашёлся такой же ТТшник, популярная модель, видимо. Машину я попытался завести, даже завёл, хотя управление тут было странным. Зажигания в машине не было вообще, но был какой-то явно самодельный рычажок, потянув за который я пробудил к жизни нечто, запустившее двигатель. Машина заглохла, просто уткнувшись в канаву, но даже бампер не помялся, так что я надеялся вытащить её. Тщетно — мощи двигателя хватило только на разбрасывание грязи из-под задних колёс. Тут нужен трактор или другой грузовик. А вот, кстати, и он!

Тишину леса нарушил звук двигателя, даже, вроде как, не одного, и вскоре из-за поворота дороги, с той стороны, куда мы ехали, показалась морда ещё одного раритета. Не знаю точно, как это назвать, но больше всего оно напоминало броневик БТР-40, состоял одно время такой на вооружении в нашей армии, уже в пятидесятых годах. Но у этого была металлическая крыша над десантным отделением, в которой имелся люк, и сейчас из него на половину корпуса высовывался человек в неизвестной мне униформе. И держался он за рукоятки весьма устрашающего вида пулемёта на вертлюге. Следом за чудо-бронемашиной показался грузовик, чем-то напомнивший мне «Шишигу», то есть армейский ГАЗ-66, но, всё же выглядевший как-то «не по-нашему», что ли. В кузове «псевдо-шишиги» сидело десятка полтора солдат, которые шустро высыпали на грунтовку и даже навели в мою сторону разнообразное оружие. Сплошь, что характерно, годов так сороковых-пятидесятых прошлого века. Воевать с такой силой я не собирался, поэтому положил трофейные автоматы на землю и встал, сложив руки на груди. Ну, интересно, что там моё воображение родит ещё?

ГЛАВА 1

— Значит, Константин Александрович, давайте ещё раз, — повторил человек в форме НКВД, если я не путаю.

Синие галифе, китель цвета хаки, сапоги, портупея, кобура, синяя фуражка с красным околышем, лежащая сейчас на столе.

— Вы провалились к нам из города Санкт-Петербург 16 августа 2015 года, ориентировочно в 15 часов 30 минут, спустившись в подвал частного дома вашей знакомой, Завьяловой Ольги Геннадьевны, 1976 года рождения. Там, с ваших слов, вы споткнулись, ударились головой о стену, но не уверены, в результате чего на время потеряли сознание. Очнулись же в неизвестном вам месте, напоминающем подвал заброшенного дома. Там вы встретили двух неизвестных вам ранее граждан, которые помогли вам избежать нападения животных, идентифицированных вами как «собаки», хотя вы затруднились указать признаки, по которым определили их видовую принадлежность. Не перебивайте, сейчас говорю я! — строго сказал ряженый с погонами капитана, изображавший из себя НКВДшника, заметив, что я пытаюсь что-то возразить.

Меня держали в застенках местной «гебни» уже битый час. Поразительно, но в своих бреднях я вполне по-настоящему проголодался, однако обедом меня, судя по всему, угощать не собирались. Военные, а это были именно военные, только в какой-то древней форме, из-за чего всё происходящее стало ужасно напоминать историческую реконструкцию, повели себя странно. Довольно молодой капитан с широкими плечами, вооружённый уже знакомым мне автоматом, задал уже знакомый вопрос:

— Провалился?

— Типа того, — осторожно ответил я, после чего мне зачем-то посветили в глаза довольно мощным фонариком.

Осмотр их, видимо, удовлетворил, потому что меня весьма дружелюбно расспросили о том, что тут произошло, причём упоминание о собаках вызвало нездоровый ажиотаж — часть зольдов тут же образовала нечто вроде защитного периметра, ощетинившись стволами.

Но на нас так никто и не напал, и вояки, чуть успокоившись, осмотрели грузовик, тщательно обшмонали трупы и прозрачно намекнули, что пистолеты мне нужно сдать. Именно «сдать», а не «отдать». Я повиновался, тем более что меня, несмотря на явную причастность к убийству по меньшей мере одного человека, никто не заковывал в наручники и не клал лицом в грязь. Грузовик довольно легко вытянули броневиком, после чего меня пригласили внутрь и мы повторили мой недавний маршрут, только в обратном направлении. От бедняги Гоши осталось немного — сильно растерзанное тело и целый карабин. Солдатики как-то буднично завернули останки молодого человека в брезент, которым он прикрывал пулемёт Дегтярёва, и без всякого почтения к усопшему закинули свёрток в кузов грузовика, откуда тот столь неудачно выпал. Я не стал вдаваться в подробности, сообщив лишь, что в какой-то момент мужики передумали меня спасать, но затем один выпал из кузова, а второй, в ходе борьбы застрелил сначала водителя, а потом себя. Смешно, правда? Но это же бред, вызванный сотрясением мозга, так что должно проканать. Тем более что это, по большому счёту, правда.

Затем мы долго, часа два, ехали по разной степени убитости дорогам, все относящиеся к категории грунтовок. И хотя подвеска у броневика была получше, чем у грузовика, но всё равно трясло в машине немилосердно, так что под конец пути меня реально мутило.

Куда мы приехали в конце концов, я из бронированного чрева укачавшего меня транспортного средства всё равно не видел. Да это уже было не столь важно, меня настолько укачало, что я был рад ступить, наконец, на «твёрдую землю». Ступил и… тут же по щиколотку погрузился в полужидкое грязное месиво, которым был равномерно покрыт почти весь двор. С грустью взглянув на погибающие замшевые мокасины, я тихо выматерился и заозирался по сторонам, надеясь увидеть чистый клочок суши и какой-нибудь кратчайший путь к нему. Такой клочок был метрах в пяти от меня, перед каким-то зданием, выкрашенным, видимо для контраста, в белый цвет. Попутно мозг зафиксировал кучу дополнительных деталей и уже занимался анализом полученной информации. Если бы не океан грязи посередине, я бы счёл это место двором военного или, по крайней мере, режимного объекта. От прочего мира он был отделён внушительным бетонным забором, увитым по верху спиралями колючей проволоки. По бокам мощных металлических ворот стояли столь массивные будки из такого же, как и стены, серого бетона, что я заподозрил в них настоящие ДОТы. Впечатление «режимности» объекта усиливала караульная вышка метров семь высотой, с довольно широкой площадкой наверху, выложенной по периметру мешками с песком. Мне даже показалось, что я увидел ствол пулемёта с раструбом на конце, очень похожего на тот, что украшал бронетранспортёре.

Меня, можно сказать, пригласили пройти в то самое одноэтажное здание с островком чистоты перед ним. При ближайшем рассмотрении его стены оказались покрыты неровным слоем штукатурки, крашеной свежей побелкой, а на высоте примерно полуметра от земли шла полоса гудрона, так называемый «сапожок». Ага, а вот и приметы цивилизации — «островок» перед входом в здание был выложен самой обычной тротуарной плиткой, вполне серого цвета. И, чтобы не нести внутрь грязь, тут же присутствовала примитивная конструкция из скребков, и утопленная в землю ёмкость, напоминающая обрезанную бочку, заполненную ржавой водой, в которой плавало несколько окурков. Папирос, отметил мозг. Мокасины очистить толком не вышло, так, потопал, пока ступни не загорелись огнём, да и прошёл внутрь, успев прочитать надпись на красной табличке — КПП N 1, выход 2. Понятно. Хотя нифига не понятно. Капитан, не пожелавший представиться, проводил меня по короткому коридору к двери с простой и лаконичной надписью «Оперуполномоченный МГБ».

— С вами тут побеседуют, ну и дальше…

Что «дальше» из жеста военного было не совсем ясно, но уточнить я не успел, тот постучал по косяку, дождался едва слышного «да?», приоткрыл дверь и спросил:

— Можно, тарищ капитан? Новенький, три часа как провалился.

— Давай, — совсем не по-военному скомандовал невидимый мне очередной капитан.

Меня подтолкнули под локоть и я вошёл в небольшой кабинет с обстановкой в стиле «минимализм».

Стол, шкаф с прозрачными створками, за которыми виднелись в основном пустоты на полках. Перед столом обычный стул с потёртым дерматиновым сиденьем и такой же вставкой на спинке. На столе допотопный чёрный телефон, какие-то бумаги. За столом сидел человек. Как я уже описал, в форме капитана НКВД, что вызвало у меня улыбку, которую я решил не демонстрировать. На всякий случай. Особист был, как и положено чекисту, среднего роста, это я разглядел, когда он вставал в ходе нашей беседы. А вот мне вставать не разрешали, и я уже весь изъёрзался, пытаясь найти удобное положение для моей пятой точки. Кроме роста, у капитана было непримечательное «среднее» лицо, серые глаза, тонкие губы и вполне нормального размера и форы нос. Голос тоже был серым и говорил он «средне» — не повышая голоса, но и без особой теплоты. Если бы не разговор, в ходе которого мне задали ряд очень странных вопросов типа «кто у нас президент» или «в каких годах началась и закончилась Великая отечественная война» я бы подумал, что нахожусь в бреду под названием «реконструкция СССР 1940-1950-х годов». Обстановка, мебель, телефон, графин с неизменным гранёным стаканом, даже чернильница на столе, всё было, скажем так, аутентичным. Соответствующим эпохе, как и портрет вождя народов на стене, над головой НКВДшника, разумеется.

Кстати, он-то как раз представился — капитан Петров. Да-да, а майоры у них, наверное, Сидоровы, а лейтенанты сплошь Ивановы. Правда, неким диссонансом в этой попытке воссоздать картинку из эпохи сталинских времён был портрет ещё одного человека — мужчины в костюме, при галстуке, взиравшего на меня со странной смесью заботы и некоторого удивления. Лицо у мужчины было упитанным, хотя и без второго подбородка, глаза немного навыкате, пухловатые губы сложились в почти суровую, волевую складку. Если бы не размер портрета, я бы счёл его каким-нибудь местным партийным деятелем, хотя во времена культа личности даже портреты Ильича висели не везде. Но странность была в том, что портрет пучеглазого был несколько больше и новее, что ли, чем репродукция с изображением Иосифа Виссарионыча. И да, рожа на портрете мне была абсолютно незнакома. В какой-то момент мысль о том, кто это, стала просто навязчивой и я решился:

— Извините, тарищ капитан, а это кто?

— Это? — повернулся гэбэшник к стене и воздел руку с зажатым в ней карандашом к лику лучшего друга физкультурников.

— Не, это я знаю кто, а вот рядом?

Капитан Петров проницательно посмотрел на меня, постучал тупым концом карандаша по столу, посмотрел в окно, забранное, как я заметил, мощной и частой решёткой и, наконец, сознался:

— Это наш президент — Орлов Виктор Сергеевич.

— Президент чего? — решил я докопаться до правды. — Президент клуба любителей исторической реконструкции?

— Вы и в самом деле не поняли, куда вы попали, Константин Александрович? — спросил капитан вместо ответа.

И я впервые заметил некий намёк на сочувствие, проскользнувший в его голосе. Знаете, нелепо говорить воображаемому собеседнику, что я нахожусь в своём же бреду, так что я принял правила игры и заявил:

— Не имею ни малейшего представления.

— Ну-ну, — поджал тонкие губы особист, и подпустил загадочности, — это вам объяснят после.

Но это «после» всё никак не наступало, меня натурально мурыжили, задавая одни и те же вопросы, часть из которых поражала своей нелепостью. Про нашего президента я уже упоминал. А как вам первый чернокожий президент США? В смысле — кто? Или первая женщина-президент? Или президент Объединённой Европы? Я устал. Устал морально, физически и умственно. Как-то мой разум совсем уж не щадил меня. Под конец нашей беседы, когда я подтвердил, что всё пересказанное капитаном обо мне правда, в дверь постучали, и какой-то военный передал гэбэшнику папку. Тот сухо поблагодарил и углубился в чтение материала, умело закрыв от меня содержимое. Один раз брови его поднялись вверх в гримасе удивления, и он кинул на меня странный взгляд. Затем на столе зазвонил телефон, да так громко, что я вздрогнул от неожиданности.

— Петров, — сказал кэп в трубку, — да, да, так точно! Понял, тарищ полковник. Да. Есть.

Трубка легла на рычаги, и НКВДшник Петров вперил в меня свои серые невыразительные глаза.

— Может не будем ломать комедию, гражданин Нагорнов? — жёстко произнёс он, но меня это не проняло.

Я так устал, что был рад любому развитию сюжета, лишь бы скорее очнуться. Но не тут то было! Убедившись, что я не собираюсь прекращать свои ломки комедий, Петров отправил меня в некий «особый отдел», расположенный в другом здании, правда, всего в десяти шагах. Ходил я туда не один, а в сопровождении вооружённого карабином солдатика. Там с меня сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Фотоаппарат откровенно порадовал — тренога, светлый полированный ящик, занавеска, под которой скрылся фотограф и настоящая магниевая вспышка. Не понравилось, что фотографировали меня в полный рост рядом со шкалой, обозначившей этот самый рост, затем в анфас, но с табличкой, где мелом, от руки было накарябано «Нагорнов К.А. предп. 46 л, 16.08.32 (у.г.)». Чего к чему? Третья фотка была в профиль, после чего меня вывели обратно, но, вместо того, чтобы вести в кабинет капитана Петрова, погнали в другую сторону. Я хотел перемен? Получите! Увидев, что за гостеприимно распахнутой дверью находится натуральная камера, я попытался взбрыкнуть, но военный лениво посоветовал:

— Не менжуйся, мужик, проверят тебя и, если всё нормально, выпустят.

— А если не нормально? — заволновался я.

— А если не нормально, то не выпустят! — радостно сообщил воин с погонами младшего сержанта. — Давай, заходь.

Обстановка в камере была более чем скудной. Собственно, в узком как пенал помещении была лишь пристёгнутая к стене койка, которую «малёк» откинул, открыв замок имеющимся у него ключом. В углу стояло пованивающее ведро, а за трубой, вероятно, отопления, а может и водоснабжения, была заткнута газета. Маленькое оконце под потолком за интерьер можно не считать, как и тусклую лампочку, дающую, впрочем, достаточно света из-под плафона в виде решётки.

— Давай, если что, кричи, — зачем-то посоветовал мне караульный, и впервые в жизни за моей спиной закрылась дверь камеры.

Кровать представляла собой топчан из досок, вероятно, сосновых, толстых и, как я заметил, довольно сильно отполированных чьими-то телами. То есть, помещение не простаивает. Видимо исключительно ради удобства, цепи, которые не давали топчану упасть вниз, были чуть короче, чем нужно для идеально горизонтального положения, так что я буквально через пять минут скатился вплотную к стене, покрытой унылой, зелёной краской по штукатурке. Очень весело! Второй нюанс лежанки стал очевиден спустя ещё десять минут — она была рассчитана на рост максимум 165 см, и мои стопы свисали с краю. Мастера, изготовившего это произведение мебельного искусства, звали не Прокруст, случаем, нет?

Как ни странно, я заснул. Если этот термин применим, конечно, в моём случае. Или, скажем так, возникла иллюзия, что я заснул во сне, и проснулся от скрежета ключа в замочной скважине.

— Нагоров, на выход! — произнёс чей-то гнусавый голос.

Явно не того сержантика, что меня сюда поместил.

Я соскочил, вернее, едва не свалился с топчана. Машинерия тела, пробудившегося ото сна в неудобной позе, заработала по полной и начала посылать мне сигналы в виде болевых импульсов, причём из мест, которые я и не помню, чтобы ушибал. Кряхтя, словно старый дед, я выпрямился и, растирая лицо руками, направился к выходу. Хотя мою фамилию и переврали, но в камере всё равно кроме меня никого не было.

— Куда? — перекрыл мне дорогу невысокий полненький солдатик. По привычке я отметил «соплю» у него на погоне — ефрейтор.

— Парашу я за тебя буду выносить? — осведомился пухлый.

— А? — не понял я, но потом дошло. — А, я это, короче, не надо ничего.

— Чево-о? — не поверил ефрейтор и прошёл в камеру, придерживая карабин на плече обеими руками.

Заглянул в ведро, морщась от запаха, затем глянул на меня с подозрением. Может думал, что я припрятал содержимое где-то в камере? Мне вдруг пришла идея запереть его на киче самого, ведь для этого нужно было всего лишь закрыть дверь. Но, к счастью, я делать этого не стал, потому что ключ от камеры ефрейтор носил с собой, вот смеху то было бы, поддайся я мимолётному импульсу! Мы поднялись из подвала, прошли по плохо освещённому коридору первого этажа и оказались перед дверью с табличкой «Оперуполномоченный». А капитан Петров был оперуполномоченный МГБ? А это просто оперуполномоченный? Ага.

Ефрейтор постучал по косяку, ибо эта дверь тоже была обита чёрным дерматином. Ответа я не услышал, но у пухлого слух был, видимо острее моего, потому что он приоткрыл дверь, просунул туда голову и совершенно подобострастным тоном сообщил:

— Нагорова привёл, тарищ майор.

— Заводи! — послышался довольно весёлый голос.

— Заходь, — сурово велел мне ефрейтор, и я опять оказался в царстве казёнщины.

Впрочем, тут наблюдались явные отличия от кабинета предыдущего особиста. Во-первых, этот был больше. Во-вторых, столов было два, один большой, с зелёным сукном в середине, прикрытым толстым стеклом. За ним и восседал «тарищ майор». Второй стол был поплоше, хотя не совсем уж убитый, он стоял торцом к первому, образуя немного коротковатую ножку в литере «Т». Шкафов было больше, штуки четыре, причём у пары, стоящей в углу, створки были глухие, но, зато, с дырами размером с пятирублёвую монету. Видимо чтобы сразу было видно, есть что-то в шкафу или нет. В этом было, какие-то папки, а так же книги. На столе у майора тоже было богаче — чернильниц две штуки, круглый стакан из некоего металла, напоминающего латунь, в котором торчали несколько карандашей. Телефон, копия как у капитана, но этот стоял так, что мне была видна желтоватая надпись «инв. N 214». На стене, между окнами, те же два портрета, а на противоположной карта какого-то региона, не вызвавшая у меня никаких ассоциаций.

— Присаживайтесь, — майор, одетый в ту же НКВДшную форму, встал и радушным жестом указал на стул.

Хотя их было два, по обеим сторонам приставного стола, и ещё штук пять стояли у стены, я сел именно на тот, которым мне был указан.

— Курите? — спросил душевный чекист, достав из ящика стола портсигар.

— Нет, спасибо, — пробормотал я, присаживаясь.

— Правильно, — одобрил особист, убирая портсигар обратно, из чего я заключил, что сигареты были отравлены.

Но он развеял мои подозрения:

— Я вот тоже всё бросить пытаюсь, но…

Папироса, а отнюдь не сигарета, всё же была извлечена из коробочки, крышка щёлкнула, затем пришёл черёд зажигалки, напоминающей «Зиппо», и кабинет наполнился едким вонючим дымом.

— Что, не привычно? — весело поинтересовался майор, поднимаясь и открывая пошире форточку.

— Это ничего, это мелочи. В общем, так, — хлопнул он ладонью по столу, вернее по папке, в которой, как я подозревал, находился «материал» на меня.

— Поздравляю, Константин, — НКВДшник открыл папку, — Александрович, первичную проверку вы прошли.

— Слава те яйца, — заявил я, — ну, я пошёл?

Честно говоря, мои приключения в закоулках собственного сознания порядком уже утомили меня, так что нужно было брать инициативу в свои руки. К тому же я заметил кое-что, выпадающее из, казалось бы цельной картины, отражающей действительность сороковых-пятидесятых годов прошлого века. Нет, один парадокс уже был — портрет некоего пучеглазого президента. Но вот чего уж точно не было в сталинские времена, так это икон в кабинетах государственных служащих, да ещё такого ранга! А у этого иконы были, я не знаю чьи, не христианин ни разу, но то, что это иконы, уверен на 99,9 процента. Стоят себе, прислоненные к стеклу в шкафчике, аж три штуки. Ладно, я пошёл. Сейчас я встану, открою дверь, проснусь и окажусь в…

— Погодите, погодите, не так быстро! Да и куда вы сейчас, по темноте-то? — остановил меня добрый и чуть насмешливый голос.

А и правда, за окном-то темно, хотя территория явно освещается. Это сколько же я спал?

— И, насколько я понял, вы же не в курсе, где вы очутились, так? — продолжил вопрошать особист.

— В курсе, в курсе, — уверил я НКВДшника, вскакивая со стула. — Я пошёл, короче.

— В любом случае, из здания без пропуска вас не выпустят, так что сядьте, Константин Александрович.

Дьявол! Опять я в ловушке собственного сознания!

— Вот и хорошо! Кстати, чаю хотите? Или, может, квасу? Мне вот по жаре квас лучше, а кто-то чаем балуется.

Не хватало ещё виртуальный квас пить! Хотя, если честно, пить хочется. И жрать.

— В общем, будем знакомы, меня зовут Виноградов, Павел Максимович, звание у меня майор, как вы уже, вероятно, поняли. Ну и теперь о главном…

Я не знаю, чем меня взял майор Виноградов. Может, и правда был профи, а может мозг мой удружил, дав команду «внемли». Не знаю. Знаю только, что я слушал его, забыв про жажду, голод и прочие неудобства. Картину он передо мной (или, всё же в моём воображении?) нарисовал странную. Странную, если рассматривать её через призму отражений наших страхов и прочих вывертов подсознания. Потому что ни о чём таком я, если честно, никогда не думал, не размышлял и даже не читал нигде. В общем, выходило так, что я провалился в некий «мир», который они, местные жители, называют «Отстойником». Поправочка, называли, термин официально признан оскорбляющим чувства проживающих здесь людей и, соответственно, заменён на «вариант реальности».

Вообще, из всего того, что сообщил мне майор Виноградов, лишь теория множественной вселенной мне была как-то знакома, хотя подобной эзотерикой я никогда не увлекался. Впрочем, о том, что такое этот самый «вариант реальности» тоже ходили лишь теории, ни одна из которых не была официальной. В общем, это было некое место, куда проваливались люди. Понятие «проваливались» тоже было условным, с равным успехом можно было сказать «переместились», или даже совсем по утилитарному — «оказались». Про причины и механизм перемещения расспрашивать гэбиста было бессмысленно — с этим мне сразу посоветовали дождаться общения с некими «научниками». Они, якобы, объяснят больше.

Место это, очевидно, один из вариантов планеты Земля, Россия, вернее СССР времён окончания Второй мировой войны. Точка бифуркации*, если можно так выразиться, пришлась на 8 июня 1948 года, когда всё местное население разом взяло да и исчезло [*Точка бифуркации — применительно к данной теме — момент разделения времени на несколько потоков]. Куда? Это тоже вопрос не по адресу. Некоторое время Земля как бы пустовала, а потом сюда начали попадать люди. Из разных мест и, что очень важно, из разных вариантов этих мест. То есть, где-то существует вариант мира, в котором президентом США избрали индейца. Или такой, где Второй мировой войны не случилось вовсе. Или… В общем, по вариантам и многообразию, это тоже к научникам. Задачей майора Виноградова было кратко ввести меня в курс дела, а все вопросы следовало подготовить для завтрашнего рандеву с представителями официальных структур, занимающихся приёмом «провалившихся». Кстати, официально здесь они называются «переместившиеся». Мне, по мнению майора Виноградова, повезло оказаться на территории некой Вышинской народной республики со столицей в городе Вышинский. Память выдернула нужный файл, и меня неприятно поразило, что имя главного сталинского прокурора увековечено в названии города.

— А, э-э, как он раньше назывался? — спросил я.

— Бесполезно, — отмахнулся НКВДшник и, видя моё недоумение, пояснил. — Ты же параллели ищешь, так?

Я лишь кивнул головой.

— Ну и не парься, с твоей версией мира тут вообще может быть мало общего. Знаешь, вроде так всё то же самое, а как начнёшь в детали вникать… Ты у нас (мы незаметно перешли на «ты», вернее это особист позволил себе подобную вольность) из Ленинграда, да? Ну, вот видишь? — улыбнулся он. — А в моём мире никаких Санкт-Петербургов, так и оставался Ленинград до 2013 года, пока я не выпал в осадок сюда. И было это аж пять лет назад! Не сходится алгебра? И не парься, просто прими. Как данность. Мне, конечно, повезло больше, чем тебе, я в тире служебном был, свет погас, хренак и я уже тут, прямо в городе вылез. Даже со стволом. Про пистолет Зарубина слышал?

Я честно отрицательно помотал головой.

— Во-от! А я так с ним и провалился, я там в милиции служил, старлеем был, а тут, видишь, — майор скосил глаз на погон и я понял, что звезду он получил совсем недавно.

— Хорошая машинка, тут таких нет, — продолжил он рекламировать неведомый пистолет неизвестного конструктора, — я его в музей отдал. А у тебя, я так понял, при себе вообще ничего, да?

Я развёл руками.

— Был телефон, но, видать, выронил, когда «перемещался», — я выделил это слово движением пальцев в кавычки.

— Да, тут только то, чего ты касался в момент перехода сюда попадает. Хотя бывают и странные исключения, говорят, кто-то вместе с товаром на складе переместился. Но, чаще всего, именно вот так. Зато повезло, что не схавали сразу. Тварь помнишь, что напала на тебя?

— Да, так, — уклончиво ответил я.

Псину я действительно помнил смутно, вернее, не так. Помнил-то я её хорошо, а вот описать или нарисовать… В тот момент я относил это на «реальность кошмара» когда детали порой трудно различимы.

— Это порождение Тьмы под названием «бандерлог». С подробной классификацией тебя научники познакомят, но можешь вот, почитать на досуге.

Он покопался на столе и извлёк из-под завала тонкую книжицу, отпечатанную на плохой бумаге, в которой виднелись вкрапления в виде мелких щепок. «Представители мутафауны, характерной для Вышинского края и прилегающих областей» — значилось на обложке. Я мельком пролистнул брошюру — сплошь чёрно-белые картинки неких существ, окутанных саваном, типа чёрной кисеи. Хрень какая-то. Но тут мне вспомнилась одна странность в тех «собачках». Разглядел я их плохо, это так, но ещё в грузовике я успел отметить, что псы, по какой-то причине не издают ни звука. Кроме душераздирающего визга, тоже, между прочим, не характерного для этих представителей фауны. А вот если они относятся к мутафауне, тогда да, этим можно объяснить и отсутствие лая или, хотя бы, рычания. И всё равно хрень.

— Вот, это наша главная головная боль, — пояснил Виноградов, — кроме бандитов, адаптантов и всяких деструктивных элементов. И, разумеется, самой Тьмы. Не видел ещё? А, ну да, откуда, — вспомнил он, что я только угодил в этот «отстойник».

— В общем, видимо богу было угодно, чтобы мы тут не сильно расслаблялись, и он решил создать небольшой филиал ада прямо тут, у нас под боком. А то слишком жирно получается — целый мир подарили и никаких проблем, что ли?

По интонации гэбиста было не совсем понятно, он ёрничает по поводу бога или просто, к слову пришлось.

— Вы действительно считаете, что тут не обошлось без божественного вмешательства? — спросил я.

— Ну, все же мы под Богом ходим, — серьёзно сказал он и посмотрел мне прямо в глаз. — Вы сами-то как, верующий?

Снова на «вы»? Это как, некий знак? Вообще, свои религиозные воззрения я определял как умеренный дзен-буддизм с элементами поклонения Каме* и Ометочтли* [*Кама — бог любви в индуизме, *Ометочтли — бог пьянства у индейцев].

Но как это воспримет православный майор НКВД?

— Нет, — честно солгал я. — Даже не крещён.

Это уже было правдой.

— Вот и я… не был, — добавил он после паузы. — В общем, мой вам совет, вы верующих, особенно православных, не очень задевайте. В смысле, у нас тут светское государство, церковь отделена и всё такое. Но… Три «Пэ» на которых пришёл к власти господин Орлов, это «Порядок, Патриотизм и Православие». Имейте это ввиду. Всегда.

Так, начинается! Люди везде одинаковы, или это мы, «расеяне» везде одинаковы? Какая бы ни была жопа, нужно создать ещё большую?

— Так, а…э-э… Как тут, вообще? — мысли пошли в разброд и шатания и я даже не смог сформулировать чётко, что мне хотелось бы узнать в первую очередь.

Майор Виноградов понял вопрос по своему.

— Жить можно, — выпустил он две струи дыма через нос и тут же потёр его тыльной стороной ладони, — человек такое существо, что к любому приспособится. Тяжело, конечно, скрывать не буду. Ну ты, я гляжу, мужик крепкий, — он опять заглянул в моё личное дело и радостно воскликнул, — о погранвойска!

— Зелёный? — спросил я в ответ, что у нас, пограничников, служит своего рода паролем.

— Пограничник, ага, два года срочной, Тихоокеанский округ, китайская граница, — подтвердил майор, и мы пожали друг другу руки.

— А я сначала Мары, КСАПО (Краснознамённый Среднеазиатский пограничный округ), потом Афган, заграничная застава, потом Забайкалье, тоже Китай, почти зёмы.

— У вас Краснознамённые округа были? — спросил особист после того, как я расшифровал ему аббревиатуру.

— Ага, а у вас?

— У нас орденов Ленина и Революции, выговаривать долго, так что опускали обычно, — объяснил Виноградов различия.

— Афган, говоришь? — уточнил он, с удивлением взглянув на кончик папиросы, словно его лёгкие, внезапно, получили порцию благородного табачного дыма, а не смеси самосада и соломы, которой он травился. — А у нас и не было ничего такого. Зато в Африке начудили — Родезия, Конго. И в Северном Вьетнаме америкашкам дали просраться. Но… Южный они отстояли.

— О как! — ещё не потерял способность удивляться я. — А у нас Вьетнам победил. Не без нас, конечно, зато Корея разделилась.

— О чём я и говорю — вариантов тьма, гм, будь она неладна. В общем, дело такое, Константин Александрович, скажу откровенно, как погранец погранцу — вариантов у тебя не так много. Гражданская специальность…, — он снова кинул взгляд в папку.

— Биолог-охотовед, — грустно усмехнулся я.

Грустно, потому что не проработал ни дня по специальности. Так вышло, что юношеская мечта связать свою жизнь с лесом именно в таком вот варианте, к третьему курсу, тогда ещё Санкт-Петербургской лесотехнической академии, стала тускнеть и блёкнуть, и диплом я получил из чистого упрямства. К этому моменту государство, при котором я поступал, перестало существовать, сменились приоритеты, в общем, есть лишь диплом. Которого тоже нет. При себе, в смысле.

— Ага, — НКВДшник моей грусти не уловил, — ну что, вас могут принять в научный отдел даже. При конторе, в смысле, но… Правила у нас такие — сейчас вы, можно сказать, никто. Скажу больше, всех прибывающих мы проверяем прежде всего по нашему профилю. Ну, понимаете, я надеюсь.

Откровенно говоря, понимал я немного, но раз «по профилю», то, наверное, подозревают не шпион ли. Или враг народа?

— Республика у нас молодая, есть, скажем так, напряжённые отношения кое с кем из соседей, есть недовольные порядком и вообще тем, что тут власть, наконец, установилась. Так что, сами понимаете. Но у вас внешность уж больно приметная, а контрразведка у нас не дремлет.

Эту фразу майор Виноградов произнёс таким тоном, будто хотел убедить в этом прежде всего самого себя.

— Но всё равно, имейте в виду, за вами присматривают, так что если что-то есть, то лучше сказать об этом прямо.

— Что есть? — не понял я снова.

— Ну-у, — закатил глаза майор, — знаете, можно же работать и на другую сторону, и даже очень неплохо при этом зарабатывать.

— В смысле? — я надеялся, что весьма натурально изобразил непонимание, хотя догадался, что меня сейчас тупо пытаются перевербовать, видимо, всё же подозревая во мне шпиона.

— Ну, опустим, — закрыл тему гэбист.

И, в подтверждение этого, затушил окурок в тяжёлой, видимо латунной, пепельнице.

— В общем, правила у нас такие. Всем прибывающим мы даём возможность стать гражданами нашего государства. Разумеется, это произойдёт не сразу, вам нужно будет, гм, делом, трудом и своим, так сказать, поведением, доказать, что вы достойны влиться в наши ряды. Поэтому сдать экзамен и получить паспорт гражданина ВНР вы сможете не ранее, чем через год. Конечно, за это время вас не бросят на произвол судьбы, будете работать, жильё предоставят, медицинскую страховку. А уж потом…

— Э-э, работать кем? И где? — рискнул я перебить разглагольствования НКВДшника.

— Ну, работы, на самом деле много, нужны специалисты, разные, самые разные, но… Спецы, понимаешь? Профи!

Странная у него, всё же, манера переходить без всякой системы с «ты» на «вы» и обратно. И ещё я понял, что я, выходит, не профи.

— Для армии или органов ты, не в обиду, староват уже, хотя есть и исключения. Инвалидность, опять же у тебя.

Ну, инвалидность моя мне лично не особо и мешала, конечно, авиадиспетчером меня не возьмут, это точно, но… Как там поговорка? В мире слепых и одноглазый король.

— В общем, отправим тебя в столицу, — сообщил гэбист. — Нам и тут, конечно, рабочие нужны, но есть план. И его надо выполнять.

Спустя час расспросов, я получил более-менее сносное представление о том месте, куда меня занесло. Или где я до сих пор продолжал пребывать ментально, будучи в бессознательном состоянии. От этой идеи я, пока, не отказался полностью. Хотя некоторые вещи были слишком уж нетипичны для кошмаров и галлюцинаций. Например голод, жажда, запахи и детали. Наши видения не бывают столь реалистичны, хотя… Я провалился в некое место, 1948 год, как я упоминал, причём тут война недавно закончилась. Местные, то есть, кто тут жил раньше, куда-то исчезли и никто не знает куда. Так что этот, скажем так, мир, населён только такими же бедолагами, как я.

Республика, Вышинская Народная Республика, образовалась десять лет назад на месте Вышинского края, территориального образования, оставшегося ещё от прошлой жизни. Людей здесь откровенно мало, тысяч сто, наверное, на всю республику, однако все атрибуты государства имеются — президент, парламент, армия, милиция, кабинет министров. В общем, одно из «Пэ» — Порядок. Логично предположить, что раньше тут порядка не было, и предположение это будет верным. Президент Орлов с верными сторонниками, Партией Закона и Демократии, сумел взять правление в свои руки и с тех пор страна (а это территориальное образование считает себя страной) неуклонно движется по пути развития и процветания. Предметом особой гордости вышинцев является тот факт, что это первое государство в этом мире после Момента Разделения. Этим термином обозначают некий необъяснимый и загадочный процесс, в результате которого Те люди исчезли, а Эти начали проваливаться сюда.

Ещё большей неправдоподобности происходящему добавляет наличие такого явления как Тьма. Судя по описанию, это буквально стена из темноты, темноты полной, абсолютной и однозначно враждебной людям. Тьма, как и положено Тьме, порождает чудовищ. Что они такое, толком тоже не известно, однако наши (читай Вышинские) учёные относят их к разновидностям мутафауны. В основном по причине некоего сходства с другими представителями животного мира — обезьянами, собаками, даже львами. И хотя о биологии этих существ почти ничего не известно, их можно убить вполне обычными пулями. Или даже ржавой железякой, как это сделал я. И никакой святой воды, серебряных пуль, осиновых кольев и экстракта чеснока.

При этом существует чётко выраженный антагонизм Тьмы и Света. Буквальный, так сказать. Если вас хотя бы поцарапает или укусит Тварь, то вы заразитесь Тьмой. Повреждённые место будет чернеть, и вскоре чернота распространится на всё тело. Тогда привет, вы переходите на Тёмную сторону и становитесь адаптантом. От слова «адаптировался». То есть, можете жить у самой границы Тьмы, и даже уходить во Тьму. Проблема в том, что вас в этом случае обязательно попытаются убить те, кто остался на стороне Света. С ними, в смысле с адаптантами тут идёт война без всяких правил и конвенций, в буквальном смысле на истребление. Они отвечают тем же, причём делают это всякими мерзкими и жуткими способами. Да, очень важно, лечение от укусов Тварей очень простое — свет. Не Свет, а свет, самые обычные потоки фотонов, и чем ярче, тем лучше. Даже термин есть — светотерапия. Повреждённое место облучают несколько часов, иногда суток и всё, человек выздоравливает.

Ещё одним вывертом местного варианта действительности является отсутствие детей. От слова совсем. Дети, то есть, я так понял, лет до 14, сюда не попадают вообще, но и тех, что с 14 до 16 очень мало. И тут они не рождаются. Такая вот засада. Но, видимо чтобы мы тут не вымерли, ответственный за этот бардак даровал всем жизнь вечную. Точнее, не совсем вечную, но коэффициент 1:10. И то очень условный. В какой-то момент, особенно когда речь зашла об этой «вечной» жизни я снова перестал верить майору Виноградову, но сведений о новом мире поступало всё больше и больше, и поверить в то, что человек всё это выдумал, было ещё сложнее.

За чаем, которым меня соизволил угостить гэбист, мы снова перескочили на жизнь Там. Чай, кстати, был откровенно дрянной — чёрный, отдающий веником и плесенью.

— Что? — усмехнулся тот, видя мою скривившуюся физиономию. — Не Скиттон?

— А? — не понял я.

— Ну, у нас был такой чай, самый популярный, наверное, Скиттон.

— А, у нас Липтон! — догадался я.

— Во-во, слышал я такое слово, — обрадовался Виноградов.

И, видимо на радостях, достал из ящика стола кулёк из грубой обёрточной бумаги, в котором оказались чуть зачерствевшие пряники. Показавшиеся мне чертовски вкусными. И даже чай с ними не такой отстойный.

— А я вот привык, — сообщил майор, шумно прихлёбывая кирпичного цвета напиток из стакана в подстаканнике, — хотя поначалу тоже морду воротил. И ты привыкнешь.

— «Пепси Колы» тут нету, — радостно добавил он, — и виски нету, и джина, да много чего нету. Коньяк, из старых ещё запасов, встречается, но это дефицит уже. Ты вот не куришь, это хорошо, а то с сигаретами тут тоже засада. В Коминтерновске фабрику наладили, папиросы гоним, сырьё — половина старые, половина уже местный самосад.

Это я уже понял — у нас (вот я уже и разделил действительность на «нашу», то есть мою, и «местную») так даже «Прима» не воняла.

— Так это, Пал Максимыч, я вот не понял, — решил уточнить я очередной момент, — на счёт детей? Они не рождаются почему? Женщины не могут зачать или..?

— О-о! — воскликнул НКВДшник. — Наш человек!

— Не переживай! С этим, — он опустил глаза на свой гульфик, — всё нормально. Даже, я бы, сказал, чересчур бывает. И у женщин тоже… Но! У них, у баб, в смысле, это же циклично, — тут он изобразил руками некий овал, — и при коэффициенте один к десяти процесс созревания яйцеклетки несколько затягивается. Так что период, когда она не может забеременеть, он очень длинный.

— А..?

Я прикинул, что и месячные, и так называемый предменструальный синдром тут тоже в десять (!) раз длиннее.

— Да, — верно разгадал мои мысли майор, — поэтому и проблем много. Не каждая баба выдерживает. Да и мужики тоже. А теперь прикинь беременность в девяносто месяцев. С токсикозом, отсутствием нормальной медицины и прочим. — Прикинул? — глаза у гэбиста зажглись каким-то злым огнём. — А теперь представь, что ребёнок растёт в десять раз медленнее!

Это уже был какой-то сюр. И, похоже, за этим крылась ещё какая-то личная трагедия майора Виноградова.

— Мы стараемся, — взял он себя в руки и заговорил нормальным тоном, — стараемся, понимаешь. Ищем, чем людей занять, отвлечь, культуру развиваем, досуг. Церкви строим. Кривая самоубийств медленно, но пошла вниз. Даже психологов в штат ввели, на государственных предприятиях, конечно. Ну и частники, если не наплевать на людей, тоже стараются. И всё же… Да сам увидишь, — махнул он рукой.

В конечном итоге я определил майора Виноградова, хоть и с осторожностью, в категорию «нормальных» людей. Хотя особого повода доверять «органам», любым, у меня нет, равно как и пиетета перед ними, слишком прогнили эти конторы и, под прикрытием лозунгов о нашей безопасности, творят самый натуральный беспредел. Не, не люблю мусоров. Всех видов. Но в этом что-то человеческое ещё осталось, хотя я не раз ловил его на откровенном прощупывании меня, видимо это уже профессиональная деформация личности.

Утром я даже позавтракал — перловая каша с говядиной, причём вроде даже не тушёнка. Мясо было жилистым и с обилием плёнок, но есть можно. Серый, хотя и свежевыпеченный хлеб, чай. Чай ещё хуже, чем в кабинете гэбиста, чуть тёплый и чуть сладкий, но с каким-то мерзким, «металлическим» привкусом.

— Сахарин, — сообщил мне давешний пухлый ефрейтор, с которым мы оказались за одним столом, и который наворачивал «шрапнель» с видимым аппетитом, — солдатская норма, что ты хотел!

Видимо, все мои эмоции у меня на лице были написаны. Н-да, сливочного масла, я уж не говорю про сыр, солдатам тут тоже не полагалось. Однако организм даже такую пищу принял без протестов, голод он, как известно, не тётка.

Само путешествие запомнилось тряской. В закрытом кузове бронетранспортёра, куда меня снова усадили, были изредка видны лишь кусочки неба, по которому время от времени проплывали редкие облака. Отличная погода для середины августа. Тепло, но не жарко, комаров нет, солнце светит, птички поют. И мысли. Мысли, мысли, мысли — самые разные. Мозг перешёл в режим анализа. То есть, я, как бы принял произошедшее со мной как свершившийся факт. Невозможно, невероятно, не бывает, но… Вот оно есть. Есть, например, бронетранспортёр. Он есть, я его вижу, чувствую, ощущаю, осязаю и даже обоняю. Вот сидит на против меня солдатик. Молодой, лет 20, может 22. Лопоухий, на носу веснушки, губастый, обычный парень славянской внешности.

— Что за автомат у тебя, парень? — спросил я, чтобы хоть за что-то уцепиться.

Нас в кузове всего трое — он, я и ещё один, сержант, судя по погонам. Но тот сразу, будучи опытным бойцом, сложил поудобней какие-то мешки и давил на массу с завидным храпом. В броневике меня везут абы чего не вышло, в смысле со мной, всё-таки новый человек, а люди здесь главная ценность, как мне не раз было сказано. Вот и берегут. Может и так, а может, чтобы лишнего не видел, ведь сказано было однозначно — из машины ни ногой, чтобы не случилось, только с разрешения офицера. Едем мы в составе небольшой колонны — два броневика, грузовик и лёгкий джип, явно военных лет. Могу ошибаться, но вроде как это «Виллис» американский. Скорость по грунтовке редко где превышает сорок километров в час, так что ехать будем долго — до столицы, Вышинского, без малого двести двадцать вёрст. А с технологией производства и укладки асфальта тут, очевидно, явные проблемы.

— ППШ*, — ответил боец, — знаете такой [*ППШ — пистолет-пулемёт Шпагина]?

Знаете? Возраст, возраст, мать его, я для них уже в категорию «батя» попадаю.

— Знаю, — согласился я, — только у нас с круглыми магазинами был и с деревянным прикладом.

— Не, тут такие, — сообщил солдатик, — и у нас тоже такие были, я, правда, только в кино и видел.

— А ты…?

Я споткнулся, не зная, как спросить про «версию».

— С Тамбова, три года тута уже, — выдал мне часть информации рядовой. — А про слой бесполезно спрашивать, я земляков пока не встречал.

Слой? Вот они как их называют? Типа — ты с какого слоя?

— Земляков? В смысле, тут бывают и из одного слоя? — удивился я. Понравившийся мне Виноградов ничего про это не сказал. Гнида чекистская.

— Бывают, — подтвердил солдат, — меня, кстати, Серёгой зовут.

— Костя, — протянул я руку, — и можно на «ты».

— Ага, — пожал он в ответ.

Рука была сильной и мозолистой. Видимо, турник и брусья тут практикуют. Или лопаты и ломы.

— По совпадениям это после анкеты станет ясно. Не заполняли ещё?

— Не а, — помотал я головой.

— Заполните.

Переход на «ты» так и не состоялся. А вежливый парень, между прочим.

— А ты Там кем был? — спросил я.

— А, манагером, — махнул тот рукой и улыбнулся, — менеджером по продажам. Карьеру строил, машину в кредит, все дела.

Н-да, не сильно слои различаются.

— Я тоже, по этой части, — сообщил я, — только я бы тебе жизнь отравлял, будь мы из одного слоя. Коммерческим директором был.

— Понятно, — снова улыбнулся парень, — ну, тут всё по другому. Сами увидите. А это правда, что вы бандитов завалили?

Во как, слухи уже просочились! Да, это было правдой, о чём мне и сообщил НКВДшник Виноградов. Оказывается, спасители мои были тут не в ладах с законом, проще говоря, состояли в банде. Двое, Митяй и водила, находились в розыске, а рано ушедший от нас Гоша был хоть и неизвестен ранее, но тоже явно не насильно в устойчивую ОПГ попал. Мне с ними, кстати, повезло многократно. Во-первых, как ни крути, от бандерлогов они меня спасли. Во-вторых, если бы они меня не выкинули из машины, а именно это они собирались сделать, чтобы Твари получили желаемое, то меня, скорее всего, ждала бы карьера раба. Да, нравы тут дикие, хотя и на территории целой республики. Бандерлоги, как я понял, навелись именно на мою кровь, они это дело очень хорошо чуют и буквально с ума сходят. Так, обычно, средь бела дня их и не увидишь — не любят они Свет, порождение Тьмы, всё-таки. Но вот свежая кровушка это для них хуже чем валерьянка для котов. Ну и третий положительный момент от моей встречи с бандитами — мне полагается премия. Причём как за уничтожение бандита, так и за сданные трофеи.

Ложечкой дёгтя было то, что на мой счёт записали лишь одного Митяя. Гоша, по мнению местной версии ВЧК КГБ НКВД, вывалился сам, а водителя, некоего Аркадия Сёмушкина, по кличке Гудрон, убил Митяй, то есть моё участие тут номинально. На вопрос о размере премии особист расплывчато ответил — хорошая, всё по закону. Ну, поглядим, и чует моё сердце, что законы тут тоже у меня вопросы вызовут. Но сейчас можно чутка насладиться заслуженной славой. Чтобы там не написали опера из «гебни», бандюков завалил я. Что и подтвердил Серёге.

— Круто,! — искренне восхитился он. — Вы как, служили где, да?

Видимо, он считал меня каким-нибудь спецназовцем в отставке. Типа по ранению. В глаз.

— Служил, — согласился я, — давно, правда.

Тут меня немного обуяла гордыня, и я добавил:

— Бывших пограничников не бывает.

Серёга лишь с уважением кивнул головой.

— А я отшарил от армии, институт закончил, потом маман денег дала кому надо, — поделился он очередным кусочком биографии.

— Зато теперь армия из тебя мужика сделала, — раздался из угла хриплый голос. Ага, сержант проснулся.

Постепенно тряска укачала и меня, потом мы прибыли в какой-то посёлок, словно перенёсшийся сюда из кино про войну. Хотя почему словно, он и перенёсся, вернее, я в него перенёсся. Там мы получили возможность размяться, сходить до ветру, и даже пообедать. Тут было нечто вроде блокпоста, не столь серьёзно укреплённого, как комендатура в Войкове, куда меня привезли вначале, но тоже забор, частью старинный, уже начавший осыпаться, а частью свежий, из серого силикатного кирпича. По верху колючка, причём старый вариант, именно проволока, а не полосы «егозы». Вышки, пулемёты в которых я с удивлением признал ДШК* [*ДШК — Дегтярёв-Шпагин крупнокалиберный. Пулемёт калибром 12,7 мм]. Это местная особенность, да? Слой? Или и у нас они были уже в это время? Да были, конечно были. А вот до «Утёсов»*[*НСВ-12, 7мм «Утёс» — советский крупнокалиберный пулемёт. Аббревиатура сложилась по начальным буквам фамилий авторов — Г. И. Никитина, Ю. М. Соколова и В. И. Волкова. Принят на вооружение в 1971 году], «Калашей» и прочего более современного оружия тут не дошло.

Вообще, если честно, всё выглядит убого. Какое-то не то что серое, а старое, пыльное. Вот, пыльное! Вот верное слово, пыльное и убогое. Техника или убитая в хлам или военная, сделанная с помощью зубила и кувалды. И примерно такой же комфортабельности. Серые заборы, серые дома. Хотя нет, дома как раз или белые, вернее, грязно-белые, или такие бежевые. Но это если кирпичные, а с этим не густо, в основном как раз двухэтажная провинциальная Россия и о сайдинге или покраске стен тут не слышали. Так что основной цвет серый, да. Людей немного, это бросается в глаза, хотя я вижу, в основном, лишь солдат.

Форма, кстати, странная у них, так то всё как в войну, только не гимнастерки, а кители у всех, то есть расстёгиваются полностью, зато нет пилоток. Вместо них некие недофуражки какие-то, не знаю даже как это назвать. И у всех красные звёзды! При этом, я уточнил, тут никакой не «совок», а именно что демократическая Республика. И частная собственность на средства производства есть, хотя имеет место и государственное планирование. Ибо, по мнению власти и выбравшего её народа, без помощи государства восстановить экономику и наладить жизнь будет невозможно. Но звёзды на головных уборах есть, как и портреты усатого упыря. За него я прояснять не стал, потом разберусь, хотя на определённые размышления это наводит.

После обеда, дозаправки и мелкого (всего минут на сорок) ремонта грузовика, мы снова расселись по машинам и потряслись дальше. Закон Архимеда про сытный обед работал и в этом «слое», так что я решил прикемарить и внаглую перебрался к мешкам, как оказалось, с почтой. Ну и ладно, вряд ли там посылки с чем-то бьющимся, так что не убудет. Уже засыпая вроде как услышал звук, подозрительно напоминающий шум пропеллера самолёта. Мелькнула мысль, что сейчас, как в кино, последует вой падающей бомбы и стук пулемётов, но ничего такого не случилось, и я провалился в сон без сновидений.

ГЛАВА 2

Сегодня мой первый день на новом месте, в новом мире, и в новом статусе. Государство действительно заботится тут обо всех, даже о тех, кто ещё не гражданин. Мне предложили на выбор аж три места, где я могу приступить к осуществлению мечты под названием паспорт гражданина ВНР. Исходя из моих навыков, знаний, умений, состояния здоровья и возраста, я мог начать работать или на цементном заводе, или на предприятии ЖКХ, или на мелькомбинате. Мелькомбинат отпал первым, потому что проводивший собеседование дядёк в допотопных очках с бифокальными линзами, одетый в кургузый пиджак, непривычно широкие брюки коричневого цвета и почти белую косоворотку, прервал интервью, отвлёкшись на заглянувшую в кабинет дородную женщину. Женщина, я бы сказал бабища, как из песни Вилли Токарева, с трудом себя пихая, протиснулась в дверь и, тяжело отдуваясь спросила:

— Есть чё, Альбертыч?

Весьма открытое платье из ситца не могло решить проблему потоотделения, равно как и аромат дешёвых (а может и дорогих) духов, и кабинете повис тяжкий запах пота и парфюма, взаимно усиливающих друг друга.

— Так вот, Альфия Надировна, как раз про ваше предприятие рассказывал! — радостно воскликнул дядёк, показывая на меня.

— Пф-ф! — издала бабища звук, напоминающий звук пневмотормозов. — Куда он мне с одним глазом? У нас и так кривая травматизма нихера не снижается, инвалидов я ещё буду брать!

Альфия Надировна с возмущением хлопнула дверью, оставив после себя вонь и неприятный осадок. Хотя за годы «инвалидности» я уже привык к такому отношению. Это и в самом деле проблема, во всяком случае, у нас в слое (о, вот я ещё один шажок сделал на пути принятия действительности, уже местными категориями мыслю). Кто бы что ни говорил, инвалидов у нас за людей не считают, нас в лучшем случае жалеют, но, чаще всего стараются избегать, видимо опасаясь, что инвалидность может быть заразной. Я уж не говорю про пандусы, на которые и нормальный то человек не заберётся, равно как и про их отсутствие там, где они нужны. Меня даже не раз упрекали, что я бравирую своим «уродством», или пытаюсь выглядеть круче, чем есть, нося повязку на левом глазу. Но причина была не в этом, просто стеклянный глаз, или, если правильно — протез — требует ухода. Его нужно вынимать, мыть в специальной жидкости, глазница часто воспаляется, в общем, сплошной гемор. А я, если откровенно, толком даже закапать капли в глаз не могу, всё время норовлю зажмуриться и потереть руками ДО того, как туда попадёт лекарство Так что уговорил врача зашить всё нахрен, и стал пиратом в отставке.

Вторым местом работы было предприятие ЖКХ, в отделе канализации и водослива, или, в «Главговне». Хотя у меня были права всех категорий и водить я умел всё, кроме самолётов и вертолётов, машину мне, опять же в силу инвалидности, не дали бы. Посему в мои обязанности входила бы чистка засорившихся труб и колодцев. Из плюсов — премии за переработку, так как работа могла быть сверхурочной, молоко за вредность (это не шутка) и дополнительный отпуск. Однако ковыряться в дерьме, даже за сверхурочные и молоко, я был не готов морально.

Так что остался цементный завод, оператором поточной линии. Вернее, ученик оператора, но там ничего сложного нет, уверил меня эйчар* по отчеству Альбертович [*Эйчар — от англ. Human Resources, HR — человеческие ресурсы — Менеджер по персоналу, или кадровик, хотя эйчары часто на последнее обижаются]. Чем же помогало государство вновь прибывшим, да ещё и столь странным образом, людям, кроме гарантированного трудоустройства? Конечно предоставлением жилья и так называемыми «подъёмными». Жильё — это койка в общежитии барачного типа, с комнатами на четверых. Жильё не бесплатное — 20 рублей в месяц будут вычитать из зарплаты. Да, на счёт зарплаты. Оператор поточной линии на цементном заводе получает 150 рублей в месяц, ученик — 80. Впрочем, обучение длится как раз один месяц, так что при наличии пятидесяти рублей «подъёмных» вполне можно продержаться. Обед в заводской столовой — 50 копеек всего, ну на пирожки уйдёт ещё копеек 20.

С ценообразованием тут не стали заморачиваться, как я понял — ценников старых полно осталось, равно как и прейскурантов, так что просто провели деноминацию, типа денежной реформы 1961 года. Деньги напечатали на фабрике Гознака, сюда в войну вывезли такую из Ленинграда. Деньги чудные, вроде и похожи на советские рубли, но видно, что чужие совсем. Рубль, например, был с изображением Стаханова, с отбойным молотком на плече, зеленоватая трёшница с какими-то воинами с винтовками, синяя пятёрка имела портрет лётчика, не знаю, может самого Чкалова, с парашютом на пузе и пропеллером на заднем плане. Десять рублей назывались червонцем, вернее «одним червонцем» и вот тут на меня впервые, по отечески сурово, взглянул нахмурившийся дедушка Ильич.

А мелочь старую оставили, я помню такую, монетки встречались до самого краха СССР. Причём, вроде как «медь», то есть 1,2,3 и 5 копеек имели официальное хождение, а вот «серебро» было запрещено. Но мы пацанами сбывали «десячки» и «пятнарики» в кассы в транспорте, утаивая мелочь, полученную от родителей на проезд. Да, тогда не было ни кондукторов, ни талонов, я помню эти кассы, с железным поддоном, на который падали монетки, пока вес не оказывался критическим и тот нехотя наклонялся, ссыпая мелочь железную утробу. А билет каждый отрывал сам, или это делали граждане, если автобус или троллейбус был переполнен. Но здесь разрешили и «медь» и «серебро», видимо посчитав, что вряд ли кто-то найдёт клад в тыщу рублей мелочью, чем нарушит хрупкое финансовое равновесие. Основной запас этих монет был где? В отделениях Госбанка и сберкассах. Так вот там, прежде чем вводить деньги, органы пошарились, монету изъяли, так что проблем быть не должно.

Вещей у меня при себе было немного, только то, что на мне, так что полтинник это, если честно, очень даже мало. Ведь нужна одежда, обувь, рыльно-мыльные принадлежности, и ещё масса всего. Хорошо ещё, что сейчас лето и я могу перебиться до зарплаты одними штанами и рубашкой. Вообще, вопросов у меня с каждым днём всё больше и больше. Например, как прожить на такую зарплату? Если в месяц вы получаете 150 рублей, но из них 15 удерживается в виде налогов, а 20 за жильё, то остаётся не так и много. Хорошо, обед действительно стоит полтинничек, но есть же и другие приёмы писчи. И тут цены немного неприятно удивляют — буханка хлеба — 2 рубля, килограмм колбасы — 16 рублей, кусок мыла — 1 руб. 37 коп., бутылка водки — 8 рублей. Или вот, например, штаны. Хрен их знает из чего, лён или чесуча, просто «Брюки муж.» — 18 руб. Костюм «муж», а-ля Альбертыч из бюро по трудоустройству вновь прибывающих — 40 руб. Я, конечно, не помню всех цен в советские времена, но зарплату в 120 рублей помню. И булку хлеба за 10 копеек, или буханку чёрного за 16. КОПЕЕК! Колбаса 2-20, будьте любезны! Да, тут вроде как минимальная зарплата повыше, но и цены… А, так это я ещё про талоны не сказал! Короче, тут каким-то образом уживается сразу два вида экономики — советская, плановая или государственная, если хотите. И частная, то есть рыночная, ну или свободная.

Нет, формально магазины принадлежат частникам, это я уже выяснил. Но есть магазины и магазины. В первых существует «предельное ограничение на определённые виды продовольственных и непродовольственных товаров», именуемое тут «госцена». Она, как вы уже догадались, самая низкая. Но, чтобы избежать тотального дефицита и разгула спекуляций, вы можете приобрести строго лимитированное количество товара в таком магазине. Как? А по талонам. Кто помнит, или у кого в слое такие были в начале 90-х? Килограмм сахара, килограмм колбасы, ну и так далее. Один костюм на, внимание, пять лет. Одна пара носков (9 руб. 50 коп.) в месяц. Есть и другие магазины. Я зашёл в один такой. И выбор получше и даже попытка воспроизвести что-то из двухтысячных в плане интерьера. И цены… В общем коэффициент от двух до десяти. Хотя нет, не на всё, водка вот всего 10 рублей стоит.

— Эх, Костян, — вещал со своей продавленной койки мой сосед по имени Дима, положив левую ногу на правое колено, и тщательно прочищающая межпальцевые промежутки на стопе.

Поселили меня как раз в общагу от Цементного завода, так что мы с ним были уже, своего рода, коллегами. Двух других соседей, по случаю рабочего дня, я ещё не имел счастья лицезреть. Дима же, по его словам, трудился в сменах, и сегодня у него вообще был выходной. У меня же смен не предвиделось, обычный график, с 8 до 17 ноль-ноль, суббота и воскресенье выходной. Между прочим, талоны, вместе с полисом медстраха, я получу лишь завтра, так что сегодня ещё не заработав ни рубля, я был вынужден потратиться на чай и пирожки в чайной. Вкусно, да, но минус 2 рубля. Полтос, между прочим, тоже не в подарок, а в долг, вычтут из з.п. в течение года. И ха-ха, мою премию в размере ни много ни мало 322 рубля 50 коп., мне тоже выплатят в кассе предприятия. Вместе с зарплатой, которая тут, как и положено, 5 числа каждого месяца. И да, 20-го аванс. То есть мне нужно растянуть сорок восемь рублей до пятого сентября и это сейчас составляет главную проблему.

— Эх, Костян, не вовремя ты провалился, — сообщил мне Дима, — годков бы на пять раньше…

— А что было пять лет назад? — спросил я, естественно.

— Ну как? — изумился Дмитрий настолько, что даже перестал заниматься личной гигиеной. — Возможности были! Понимаешь, возможности!

Дима, в своём слое, видимо, коммерсант «по жизни», страдал здесь больше даже от нереализованного потенциала, а от невозможности его реализовать. Разгул дикого капитализма, который привёл к власти в крае настоящих бандитов, типа нашей Рязанской ОПГ, всё же давал простым людям хоть какую-то возможность заработать. Быку, то есть Владимиру Бычкову, неофициальному мэру Вышинского, платили все, но он не мешал работать. Можно было открыть бизнес, хоть швейку, хоть автомастерскую, хоть пекарню. Золотым дном была так называемая мародёрка. Отчаянные люди, рискуя жизнью или даже чем-то большим, ибо стать адаптантом, по мнению многих, хуже чем смерть, забирались во всякие дебри, подчас в самое подбрюшье Тьмы и привозили оттуда всякие «ништяки» — машины, оружие, запчасти.

Ценилось всё, вплоть до лампочек. Промышленности же тут не было вообще никакой, а многие вещи за годы запустения и жизни первых поселенцев пришли в негодность. Да и качество этих вещей было так себе, всё или натуральное, то есть недолговечное, без синтетики и пластмассы, либо требующее постоянного ремонта, смазки и так далее. Мы ругаем наши автомобили, что они ломаются ровно по истечению гарантийного срока, то есть через 3 года. Так вот, местные рыдваны даже месяц без мелкого ремонта не обходятся. Господин Орлов сотоварищи Быка с Олимпа подвинули, как и коррумпированное подобие власти, допустившее подобный беспредел. Причём подвинули жёстко, ВНР в Евросоюз не собиралась, так что моратория на смертную казнь не вводила. Быка, губернатора, мэра и ещё добрый десяток бывших хозяев жизни прилюдно повесили, остальных, повинных в меньших преступлениях, сослали в известняковые карьеры, где они все померли в течение года, это тут считается даже худшим наказанием, чем пуля или петля.

Однако «порядок» по мнению президента Орлова заключался в том, что государство наложило лапу на все ресурсы, имеющиеся на территории свежеобразованной республики. То есть ВСЕ — вода, земля, лес, залежи полезных ископаемых и, разумеется, материальные ресурсы, оставшиеся от предыдущей жизни. Бесплатным остался только воздух и солнечный свет.

Впрочем, сама «мародёрка» никуда не делась, был ряд фирм, по стечению обстоятельств, принадлежащих людям, близким к членам правительства или иному истеблишменту. У них был и транспорт, и оружие и разрешение на это самое оружие. И они тягали всё, что ещё не разграблено, сдавая это государству по твёрдым, фиксированным ценам. Ибо продать стратегические ресурсы, а это, считай, всё, что найдено, «налево» нельзя. Нашёл машину? Молодец, получи премию — 25 % от стоимости. Государственная цена грузовика — 3000 рублей. Уточнение — это приёмочная цена. Продажная, разумеется, в четыре раза выше. Но даже 750 рублей это деньги. Однако вероятность найти автомобиль у обычного человека стремится к нулю. Если же ты решишь заняться этим без лицензии, то будь готов к крупным проблемам.

Кстати, я, будучи ещё даже не кандидатом в граждане ВНР, умудрился сделать добровольное пожертвование в казну республики в виде поддержанного грузовичка ГАЗ-АА, 1500 руб. оценочная стоимость, двух автоматов ППШ по 15 руб., двух пистолетов ТТ, по 5 руб. за штуку. А так же карабина СКС*, 70 руб., и пулемёта ДП-27* аж за 115 целковых [*СКС — самозарядный карабин Симонова, *ДП-27 — Дегтярёв пехотный образца 27 года, ручной пулемёт калибром 7,62 мм]. За всё это добро мне полагалось премия в размере 10 % от оценочной стоимости, то есть, сто семьдесят два рубля пятьдесят копеек. Ну и голова Митяя, он же гражданин Митько В.В., была оценена аж в 150 рублей.

А занимайся я этим делом раньше, до прихода к власти «орловских», да даже не занимайся, а доведись мне выбраться из леса с моими трофеями — получил бы минимум в 2,5 раза больше. А зная ходы-выходы, сдал бы ещё дороже, ибо цена госприёмки и цена у частника, это, как говорили в нашем слое в городе Одесса — две большие разницы. Можно было тягать машины, было полно сервисов по их обслуживанию и доведению до ума, как, например пневмопуск, или утепление, или установка нормальной металлической крыши вместо брезентовой. Оказывается, это пневмопуск так шипел в движке грузовика, который я не смог вытащить своим ходом из кювета. С аккумуляторами тут напряжёнка, вот и ставит народ такие устройства. Или кривым братом заводи.

И вся эта вольная коммерческая жизнь накрылась вместе с бандитским беспределом одним изделием кухонной утвари из цветного металла. Впрочем, произошло это не сразу, вот почему Дима и горевал о пяти упущенных годах, ведь тогда ещё можно было волне сносно жить на вольных хлебах, пока последних бандитов отлавливали по лесам менты и госбезопасность. Те, что нарвались на меня (ну, или я на них) — это так, шелупонь, хотя и рабов держат, и беспредельничают, «сильничают», как выразился Дима, но они и в подмётки не годятся бандитам прошлого.

Сам Дима провалился сюда три года назад и уже давно получил вожделенный паспорт. Документ этот, помимо статусности, всё же «гражданин» это неизмеримо выше, чем «нерезидент», даёт массу прав, недоступных мне. Про право избирать и быть избранным я молчу, игры в демократию меня давно уже не впечатляют, но тот же бизнес, то есть «индивидуальное предпринимательство» для нерезидента невозможно. Что характерно, по здешним законам предприниматель рискует не просто вложенным капиталом. У него должен быть довольно внушительный уставной фонд, никаких «обществ с ограниченной ответственностью». Или ИП с полной ответственностью имуществом, или «общество с полной ответственностью», либо акционерное общество.

Гражданин ВНР может устроиться на работу в органы, для этого нужно иметь или соответствующую квалификацию из своего слоя, или прослужить в местной армии не менее двух лет. Кроме органов, а это милиция, МГБ, то есть министерство государственной безопасности, МЧС (расшифровка не нужна, надеюсь), и ВОХР, то есть вооружённая охрана, есть ряд должностей на стратегически важных объектах, таких как речной порт, железнодорожный узел, куда тоже просто так не попадёшь.

Зарплаты тут разные, работяги, в чью когорту я был зачислен, могут поднять от ста пятидесяти до трёхсот рублей в месяц. Инженеры или управленцы — до тысячи. Врачи тоже неплохо получают, хотя, говорят, раньше зарабатывали ещё лучше. Зарплаты у частников, я имею ввиду тех, кто работает «на дядю» сопоставимы с «государственными». Почему в кавычках? Ну ведь цементный завод не государственный, это акционерное общество, просто государство у него главный клиент, проще говоря — завод сидит на бюджетных контрактах.

Дима, с его слов, поднялся на самый верх служебной лестницы, доступной ему, конечно. И теперь всерьёз вынашивал планы, куда можно сдёрнуть. Я тут ему помочь не мог ничем, разумеется.

— Кстати, Кость, а у тебя размер обуви какой? — спросил он вдруг.

— Сорок пятый, — ответил я.

— Да-а, великоваты будут, — сокрушённо вздохнул он, глядя куда-то под мою койку.

— Что, мокасины понравились? — догадался я.

Штиблеты свои я, хоть и с трудом, но привёл в божеский вид.

— Да, ничё, — хмыкнул тот. — Слушай, а ты чё, собрался их убивать тут?

— Так а варианты? — уставился я на него. — У меня, как видишь, кроме них и нет ничего.

— В комиссионный неси, — подсказал он, — если не убиты напрочь — возьмут. И шмотки неси.

— Не, они мне как память дороги, — отмахнулся я.

— Ну гляди, ты и на работу их потащишь?

— Зачем? — удивился я.

— Так это, спиздиют же, — не меньше удивился Дима.

Эх, чёрт! Вот об этом я как-то не подумал.

— И чего, сколько за это всё дадут? — полюбопытствовал я после непродолжительного раздумья.

Всё — это джинсы, не совсем новые, но в приличном состоянии, правда чуть грязные. Футболка типа поло, однотонная светло-голубого цвета, почти новая, но нуждающаяся в стирке после моих приключений, ну и замшевые тёмно-синие мокасины на резиновой подошве.

— Смотреть надо, — как-то с ленцой ответил Дима, — если хочешь, я сведу с человеком.

Десять секунд мне понадобилось, чтобы осознать — за фразой «если хочешь» скрывался прозрачный намёк на комиссионные. От, простите за каламбур, комиссионки.

— Э-э, Дим, я тут человек новый, ты давай открытым текстом говори — чего и сколько? Только лоха во мне не надо видеть, лады?

Дима оказался парнем нормальным, хотя и производил неоднозначное впечатление.

— Кость, смотрел «Сбежать из Сан-Перриш» Ну, там про мужика, который стену в тюрьме геологическим молотком продолбил и сбежал?

— А, «Побег из Шоушенка»? — догадался я.

— Ну, наверное. Там у вас был такой парень, Рэд? Который всё мог достать?

— Ага, даже звали так же. В фильме его негр играл, а по книге он был белый, ирландец.

— Во, у нас тоже! — обрадовался такому совпадению Дима. — Ну вот, он брал за свои услуги 20 процентов. Нормальная же цена?

Да вот что бы я знал? Нормальная или нет, а вариантов у меня немного, или тыкаться как слепой котёнок до вечера, до которого, кстати, осталось не так много или поделиться с мужиком, а, заодно, приобрести какого-никакого если не товарища, то хоть приятеля.

— Нормально, — решил я.

— Отлично! — оживился Дмитрий и принял сидячее положение, свесив ноги с кровати. — Тэ-эк, сейчас у нас без пятнадцати пять, мужики не скоро приедут. Погнали, успеем, — принял он волевое решение.

Нужная нам комиссионка оказалась минутах в двадцати интенсивной ходьбы, от которой я у себя Там отвык совершенно. Однако здесь, в условиях отсутствия городского транспорта и накладности едзы на такси, многие полагались на «пешкарус». Вторым моментом, помогающим развивать мускулатуру, являлась чёткая привязка к световому дню. И если летом у вас было относительно много времени в запасе (относительно, потому что мало кто вставал в 4 утра, так что часа 4 всё равно пропадали), то зимой приходилось шевелить булками. Постепенно это просто входит в привычку, уверил меня Дмитрий. Комиссионный магазин был расположен в цокольном этаже двухэтажного домика, и делил его с какими-то другими магазинчиками и конторами. Мне тут же вспомнился «конгломерат частников» из «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова, да и в современной России было полно подобных коммерческих коммуналок, гордо именуемых «торговыми центрами». Мы нырнули в полутёмный подвал, впрочем, в зале света было достаточно, это мне с улицы так показалось, наверное.

Магазин, действительно магазин, с почти квадратным залом примерно 4х4 метра, вместил несколько полок и даже стоек с товаром из «моего» времени. Вещей было немного и, при ближайшем рассмотрении многие оказались далеко не в лучшем состоянии и не лучшего качества. Неудивительно, что тут не было ни одного покупателя. Как, стесняюсь спросить, они вообще сводят концы с концами? Дима поздоровался за руку с продавцом, худым и сутулым парнем в джинсах, очень сильно состиранной футболке и джинсовой же жилетке. Его бы фигуре идеально подошла причёска типа «конский хвост», но светлые волосы были вполне аккуратно подстрижены. Они о чём-то переговорили вполголоса в углу, продавец посмотрел на меня и кивнул головой.

— Короче, Кость, тема такая, ты щас шмотки снимай, человек посмотрит, если цена устроит, деньги можно сразу или, хочешь, на консигнацию оставь. Но это, сам понимаешь, надо ждать.

— А в чём смысл? — не понял я.

— Ну, дороже, — ответил за Дмитрия продавец и оба переглянулись.

Типа вот лох мужик.

Разделся я в нормального размера примерочной, незаметной за драпировкой, которой была забрана одна из стен, оставшись лишь в трусах и носках. И тут же почувствовал себя крайне уязвимым. Сейчас мои благодетели выйдут через чёрный ход и пойду я, сгорая от стыда, спрашивать у прохожих где ближайший промтоварный магазин.

— Штаны сто пятьдесят, поло полтинник, мокасы триста, — объявил продавец спустя несколько минут.

— Э-э, Саш, чё так мало? — не дал мне открыть рта Дмитрий.

— Ну грязное всё, стирать же! — весьма эмоционально ответил тот.

— А так ты, типа, не стираешь? — укорил его Дима. — Давай без вот этого вот, а?

Без «вот этого вот» принесло, в общей сложности, ещё сотню.

Я уже собирался было спросить, а как я пойду в таком виде, но, оказывается, всё было продумано без меня.

— Короче смотри, — повернулся ко мне Дима, — тут наверху есть магазинчик, шмотки, ну и прочее, затариваемся там, вещи Сашке, тебе бабки. По ассортименту как и везде, по ценам…ну, на базаре подешевле можно найти, или в госнике, но у тебя же горит, так?

Так. Горело. Возможность увеличить свой капитал на 480 рублей перевесила вероятные потери на разнице цен, к тому же и вариантов у меня не было. Спустя полчаса я стал обладателем странного вида штанов типа «карго», только без накладных карманов на бёдрах. Явный самострок, из какой-то ткани цвета хаки, весьма напоминающей брезент, но тоньше и легче. Поло сменила полосатая футболка с длинными рукавами и вырезом на шнуровке, в такой, по-моему, и играли в футбол тогда, а на ноги я нацепил самые натуральные сандалии. Вид был до слёз нелепый, но, как я уже понял, это и была местная мода, сформировавшаяся в условиях необычайно скудного ассортимента. Дима, к слову, выглядел почти так же, только штаны у него были светлые, словно из некрашеного льна, а футболка была не полосатой, а белой, с выцветшей синей полосой на груди и логотипом футбольного клуба «Динамо». Весь обновлённый гардероб встал в сто тридцать целковых. Кстати, тут я узнал, что червонцы бывают достоинством в один, три, пять и десять. И на всех лик Ильича, а отличаются они только цветом, ну и номиналом, разумеется. Надо же, а я думал, на сотне репа Сталина будет красоваться.

Кроме обновок Дима посоветовал мне купить пару трусов и маек типа «алкоголичка», но я отказался от них, по причине бесполезности этой детали одежды. А вот труселя, тёмно синие, копия как у нас в армии были, взял, по двадцатке, дорого вроде, но посмотрим. Кроме белья, я, по настоянию Димы, купил большое полотенце, в «госниках» такие не продавались, а душ принимать надо, шлёпанцы из дерматина, тоже нужно, согласен, ну ещё пару-тройку мелочей. Все покупки сложили в сумку, купленную здесь же, брезентовую, но фасон явно из другой эпохи. Я бы предпочёл рюкзачок, типа как молодёжь таскает, в моём слое, в смысле. Но тут их, почему-то не было вообще.

— Ну чего, обмыть? — Дима щёлкнул пальцем по горлу и оно отозвалось неожиданно гулким звуком, словно у него там была пустота, а не плоть.

— А, давай, — махнул я рукой.

Гулять так гулять, я сегодня при деньгах.

ГЛАВА 3

— Знач смотри, — работал за гида Дмитрий, — с нашими рожами не в каждое заведение пустят, но и себя уважать надо. Рюмочные или пивные, это для котья, ты, вроде не из таких, нет?

Нет, я был не из таких.

— Вот и я не на помойке себя нашёл, в чебуречные тоже не ходи, раньше нормальные были, но сейчас все Алискер, он же Алик, под себя подмял, кормят дерьмово, изжога замучает. Вообще всё кавказское, — он произнёс это слово с акцентом — «кауказское», — стало совсем шнягой. Посему, наш выбор это Пельменная номер один!

Эту фразу Дима выкрикнул, нисколько не смущаясь прохожих, и протягивая руки к вывеске, на которой допотопным шрифтом было написано «Пельменная N 1».

— А есть два и три? — спросил я, задержавшись у входа и приглашая жестом зайти моего нового приятеля первым.

Он, в свою очередь, предлагал сделать это мне.

— Нет, — это был ответ на мой вопрос, — есть просто пельменные. Но эта — лучше. Привет Зинуль, места есть?

Зинулей оказалась весьма пышнотелая, но невысокая блондинка чуть за двадцать пять, одетая в тёмно-синюю юбку, белую блузку, белый фартук и белый же головной убор, названия которого я не знал, но определил для себя как «кокошник».

— Не Дим, тока если подсаживаться к кому-то, — ответила официантка, стрельнув в мою сторону глазками и ловко протиснувшись между двумя стульями, приподняв над головой поднос с тарелками.

— О, видишь! — победно заявил Дима. — Аншлаг. И так каждый день. Народ рублём голосует. Так, ща решим.

Он встал у входа в зал примерно на десять столиков, три из них стояли у окон и вмещали лишь по три человека, остальные же имели по стулу с каждой из сторон.

— О, пошли, — ткнул он меня кулаком в бок.

И решительно направился к дальнему столу, за которым сидело двое — мужчина может чуть младше меня, и очень молодой парень, от силы лет восемнадцать, как я прикинул.

— Привет, мужики, — поздоровался Дима с обоими, — мы присядем?

— И тебе не хворать, — ответил старший, отодвигая стакан с чем-то красным.

— Вот, знакомьтесь, — представил нас Дима, — это Костя, вчера провалился. Это братья Черепановы, отец и сын.

— Это как? — спросил я, протягивая руку старшему и лихорадочно соображая, может ли быть такое с учётом фактора «множественной вселенной».

— А вот так, — успел произнести Дима, перед тем, как мужик представился:

— Максим.

— Максим, — пожал мне руку второй.

Я поиграл взглядом в пинг-понг, ища сходство в лицах, но особых совпадений черт не увидел. Старший был уже с плешью, сияющей среди русых и довольно редких волос, с крупноватым носом в красных прожилках, и причудливо искривлёнными мочками ушей. У младшего ушей под копной курчавых волос видно не было вовсе, нос был тонким и слегка «ястребиным», губы тоже тонкие, особенно, почему-то, выделяющиеся на фоне небольшой, куцей бородки. Вообще, старший был явно славянских кровей, а вот «сын» имел в предках кого-то с Ближнего Востока или Кавказа.

— Оба Максимы, оба Сергеичи, оба Черепановы, оба провалились из Твери, в один день, час и минуту.

— Да ладно? — подивился я. — Так вы..?

— Не, не родственники, мы из разных слоёв, — ответил старший.

— Что будем заказывать, мальчики? — требовательно спросила у меня над ухом Зина, возникшая слева, откуда у меня наименьший обзор.

— Так пельмешек! — воскликнул Дима, и посмотрел на меня.

— А что ещё есть? — я поискал взглядом меню, но не нашёл.

— Пельмени, вареники с вишней, салат, — скороговоркой выпалила Зина.

— Салат с чем? — уточнил я.

— Салат с огурцами, — последовал недовольный ответ.

— Новенький, что ля? — повернула официантка голову в мою сторону, и тут же набросилась на моего спутника, — Ди-им, а чево не объяснил человеку? Я тут одна, меж прочим, а вас вона скока!

— Да всё, всё Зинуль, успокойся, ща всё сделаем, — примирительно поднял ладони Дима.

— Давай по пельмешкам, по салатику, мне со сметаной, тебе с чем? — спросил он у меня и, предупреждая мой очередной вопрос, пояснил. — Подсолнечное масло или сметана?

— Масло, — выбрал я.

— Так, пить чево будети? — поторопила нас официантка.

— Водочки? Да?

Пить мне, если честно, не очень хотелось, к тому же я не любитель водки. Вискарика бы накатил, но Дима же ясно сказал, что обмыть.

— Соточку только если, — обозначил я рамки и добавил, словно извиняясь. — Завтра на работу.

— Два по сто, морсику на запивочку, вы как мужики, присоединитесь? — поинтересовался Дима у мужиков.

«Братья» переглянулись и синхронно кивнули головами.

— О, парням тоже по соточке.

— Мне морс ещё, — добавил заказ младший.

Официантка пулемётной очередью повторила заказ и удалилась.

— Ну что, Костя, рассказывай, откуда ты? Как провалился и как до такой жизни дошёл? — насел на меня «отец» Черепанов.

На первые два вопроса я ответил быстро и довольно сжато, опустив подробности, сказал что выпал в каких-то развалинах и меня подобрал патруль. А затем, промурыжив до утра в кутузке, отправили сюда, в столицу. Город Ленинград, здесь его, почему-то упорно зовут именно так, вызвал уже знакомое уважение и воспоминая о поездках. Культурная столица, всё-таки, как ни крути. Зинуля сначала принесла морс и водку, но тут люди были воспитанные, дождались закуски, то есть непосредственно пельменей, под них и выпили. Древнее блюдо, изобретение которого приписывают себя сразу десяток народностей, оказалось очень даже ничего, впрочем, я в нём мало что смыслю и не фанат. Доподлинно известно, что желудок неженатого мужчины со временем приобретает форму пачки пельменей, но я, за двенадцать лет холостой жизни ел «дежурное блюдо» дай бог раз в квартал. Но именно эти были вкусные, и порция приличная, штук 15, наверное. Всё это было посыпано скромной щепоткой укропа, и не совсем посередине возвышался холмик сметаны — добрая ложка, не меньше. А салат действительно состоял из листьев салата, порезанных тонкими полосками, очень тонких кружочков свежих огурцов и того же укропа. Ну и капля пахнущего семечками растительного масла. Всё просто и непритязательно — серые общепитовские тарелки, у меня так с отколотым краем, алюминиевые вилки, гранёные стаканы и такие же стопки, только в два раза меньше. Пара кусочков «серого», то есть не совсем белого, хлеба лежали на краю тарелки с пельменями. Ещё на столе стоял пустой металлический стакан, и я догадался, что когда-то в нём были салфетки. Дима, явно отработанным движением, достал из кармана носовой платок и протёр им вилку, я извлёк свой — это было последнее, кроме носков и трусов, что связывало меня с Тем миром. Внезапно стало невероятно тоскливо, я вдруг со все ясностью осознал, что никакой это не сон и не галлюцинация, это всё на самом деле происходит со мной. Сейчас!

Водка была уже в стопках и пришлось растянуть порцию на два раза. После второй, как ни странно, немного отпустило.

— Тут водка хорошая, — вещал Дмитрий, очень быстро пережёвывая пельменину, — не бодяжат, так что вот так, пожрать, самое то. И пельмени у них всегда вкусные. Да, мужики?

«Братья» синхронно кивнули головами. Разговор перескочил на то, кто и как провалился сюда, причём истории предназначались не только мне, впервые их слушающему, но и самим рассказчикам. Было заметно, что ностальгия грызёт этих людей несмотря на то, что прошло уже несколько лет с момента их перемещения в этот не лучший из миров.

— Мужики, а что, отсюда на самом деле без вариантов выбраться? — спросил я.

Вообще и гэбист Виноградов, и инструктировавший нас, группу новичков, молодой парнишка из Отдела приёма, регистрации и размещения (ОПРР) на этот вопрос отвечали однозначно — забудьте. Смиритесь, выкиньте из головы, примите как данность — выхода отсюда НЕТ. И всё же? Ну не бывает так, это нарушение Закона сохранения равновесия. Если где-то что-то убыло, то где-то что-то прибыло. Правда, есть вариант, что вместо меня там, в подвале, появился какой-то другой, не менее охреневший мужик. Например из этого мира. Хех, вот глянуть бы одним (гхм) глазком на эту картину — что на его репу, что на лики Ольги и её великовозрастных дочурок. Чёрт, а если это ублюдок какой-нибудь? Да, мысли не туда завернули.

— …ский, говорят он нашёл способ.

Я понял, что задумался настолько, что даже не слушаю, что говорит Черепанов-старший.

— Э-э извини, я тут потерялся немного, — изобразил я рукой смятение мыслей. — Кто нашёл способ?

— Некто профессор Милославский, — повторил Максим Сергеич, — не наш, в смысле не Вышинский. Из Углегорска, это в семистах километрах от нас.

— И что, действительно нашёл? — я уже понял, что в истории есть какой-то подвох, это у них на лицах было написано.

— Вроде как. Дело, как ты понимаешь тёмное и строго секретное, но слухи ходят, что он лет десять искал выход, заодно Тьму исследовал. Книжку про Тварей тебе давали?

— Ага.

— Вот, это его труды.

Я напряг память и не вспомнил среди авторов никакого Милославского, там вообще не было авторов. Брошюрка из серии «Руководство по эксплуатации».

— Наши, разумеется, сплагиатили всё, что могли, Твари у него по-другому называются, но я видел исходник, так что могу ручаться.

Старший Черепанов работал в городской типографии наборщиком, и в этом ему, наверное, можно было верить.

— И что этот Милославский? — спросил я, силясь вспомнить, где я мог слышать эту фамилию.

— Да ничего! — хмыкнул Максим Сергеич. — Если он чего и нашёл, то всё унёс с собой в могилу.

Я так и думал!

— Не, говорят, его ученик ушёл, — встрял в разговор младший из «братьев», которого для простоты все звали просто Максим, без отчества.

И работал он там же, в типографии, видимо и впрямь было нечто, что их связывало.

— Да, это всё слухи, — отмахнулся «отец».

— Ну а что за ученик? — продолжал пытать я.

— Ну… — хором сказали «братья» и рассмеялись, затем старший жестом уступил младшему, мол, продолжай.

— В общем, у них там целый отдел этим занимался, серьёзный, даже самолёты свои были…

— Самолёты были не их, а города, — менторским тоном перебил Сергеич, — он их использовал просто, незаконно. Там его помощник, забыл фамилию, надо же… в общем, вступил он в сговор с пилотом, она его любовницей была.

О как! Чем дальше, тем круче сюжет, уже девушки-пилоты в ход пошли.

— Ну, может и так, — не стал препираться Максимка. — В общем, собрались они ставить эксперимент, профессор вроде как нащупал вариант. Ну и…

— Что?

— Ничего! Профессора убили, а ассистент этот с любовницей того…

— Того что? — такая манера изложения уже начинала подбешивать.

Максимка взглянул на старшего товарища.

— В общем, есть две версии, — взялся тот за разъяснения, — по одной, помощник этот с женщиной, которая даже его типа жена была, ушёл. По другой…хе-хе…тоже ушёл, но… В общем, смылись они от профессора, потому что бабёнка эта была любовницей Милославского, ну и рога ему наставила. Выбирай любую. — Молоде?жь вон, — кивнул он укоризненно головой на младшего, — хочет верить, что нашёл тот мужик способ уйти отсюда. Только я думаю, ни черта у них не вышло, да и выйти не могло. Не бывает так, что кто-то выход нашёл, и никто ничего не знает.

— А может и знают? — запальчиво воскликнул Максимка.

— Да-да, знают, — пробурчал «отец», — нихрена они не знают. Там, в Углегорске этом, чёрт-те что тогда творилось, передел власти, переворот за переворотом, прямо Чили какое-то. Вот под шумок и убрали старичка, а всё списали на ассистента этого. Может, и не было никакого помощника-то?

— Да, вроде был, — задумчиво произнёс Дима, — я с одним кадром разговаривал, он в этом Углегорске бывал. Там он типа легенда местная, Би… Бу…, да, забыл тоже фамилию. И у него кореш был. Так вот, после того, как мужик этот исчез, тот резко в гору пошёл, дом хороший купил, бизнес развернул.

— И чего? — хмыкнул Сергеич. — Это ни о чём не говорит!

— Ну, как! — не согласился Дима. — Дела они мутили с профессорским ассистентом вместе, денег намыли, а тот как ушёл, весь капитал партнёру его достался.

— Во, значит и помощника этого грохнули, может, сам этот партнёр и грохнул, под шумок! — сделал логичный, в общем-то, вывод Черепанов-старший.

— А что за дела у них были? — спросил я.

Дом купить, это, наверное, нормально денег нужно намыть.

— Да мародёрка! — с таким отчаянием в голосе выдал Дима, что я сразу понял — это очередная «городская легенда», в которой моего приятеля привлекает именно способ обогащения героев.

Хрустальная, так сказать, мечта. Да и потом, какая может быть мародёрка у помощника профессора? Лажа, понятно.

— Но были же ещё случаи! — воскликнул не желающий признавать поражение молодой Максим.

Однако, что это были за случаи, я так и не узнал, ибо беседа наша прервалась самым неожиданным образом. На компанию за соседним столиком я обратил более пристальное внимание потому, что присматривался ко всем людям, попадавшим в поле зрения. Не знаю, может, подсознательно искал знакомые лица, а может наоборот, хотел увидеть явное проявление «чуждости» из какого-нибудь совсем уж отдалённого слоя, типа рожек на голове, или третьего глаза. Сидевшие там посетители ушли минут десять как, и новая компания заняла стол моментально, словно ждали у входа.

Мужики как мужики, один так вообще в полувоенном одеянии — галифе, сапоги и рубаха навыпуск, остальные тоже в смеси местного и «нового», явно пошитого здесь уже. Сидевший ко мне боком дядёк лет под сорок уже, полный и довольно высокий, обратил на себя внимание каким-то неестественно резким жестом, словно хотел прихлопнуть муху на столе, но на полпути передумал. Говорят, что утрата одного из органов чувств усиливает остальные и, скажу откровенно, говорят абсолютно верно. Сужение поля зрения ровно наполовину развило у меня другие чувства, в том числе такую штуку как интуицию. Под ней я понимаю максимально быструю способность оценить вероятную угрозу и принять какие-то меры. Глаз остался всего один, и он мне в буквальном смысле жизненно необходим, так что от всех вот таких кабацких заварух я старался держаться подальше. Мужик явно перебрал, и относился к категории «бычья» — то есть тех, до кого в пьяном виде докричаться невозможно. Здоровый, уже изрядно побагровевший, глаза навыкате, чёрные волосы прилипли ко лбу мокрыми прядями, причём пот на глазах собирается в более и более крупные капли, а он даже не вытирает их. Толстые губы исказила уже постоянная злобная гримаса, одно неосторожное слово и всё, он пойдёт в разнос, я такое видел не раз. Вот гад, всё настроение испоганил, не люблю я эти пьяные разборки, ужас как, дело, как правило, выеденного яйца не стоит, а людям праздник испорчен. Надо меры принять, некоторые. Мы сидим так, что один приятель набычившегося мужика справа находится, у меня фактически за спиной, и если я резко встану, то толкну его, а он, соответственно, меня, значит надо плавно сдвинуться назад…

Бугай, издав натуральный рёв, вскочил, приподняв пузом стол, тарелки и стаканы подпрыгнули и попадали, разбрызгивая содержимое. В спинку моего стула ощутимо ударился другой, но я уже был готов и встал, смещаясь влево.

— Кеш, ты чё?! — удивлённо воскликнули по меньшей мере двое из его спутников.

Вместо ответа Кеша издал новый рык и протянул ручищи к тому, что был слева, сграбастав за грудки. Сразу загомонило много народу, воздух прорезал вопль Зины:

— Артё-ом! Звони в МЧС!

Мои сотрапезники тоже вскочили, причём успели отойти на пару шагов назад. Приятель Кеши, неуклюже отбиваясь, рванулся назад, тонкая ткань рубашки затрещала и тут здоровяк, проявив неожиданную сноровку, схватил со стола вилку и вонзил её оппоненту прямо в щёку. Движение было столь стремительным, что невозможно было уследить. Мужик, заорав и зажав рану рукой, всё же вырвался, оставив в руке обезумевшего товарища изрядный клок одежды. Кеша же, вместо того, чтобы ринуться за ним, медленно обвёл зал налитыми кровью глазами. Ну и разумеется остановил взор на мне.

Когда я говорил «принять меры» я не имел ввиду бежать без оглядки, это всегда успеется, так что я всего лишь встал так, чтобы между нами была хотя бы несколько столов и стульев. Слетевший с катушек алкаш за преграду их не посчитал и, издав новый вопль, ринулся на меня. И зря. В тот момент, когда толстое бедро приблизилось к краю стола, я резко ударил по столешнице стопой с противоположной стороны. Потеряв равновесие, Кеша рухнул на стол, вытянутая рука с зажатой в ней вилкой была очень удобно расположена, и я убедился в очередной раз, что не растерял полученные ранее навыки. Рука попала в захват, пара движений с использованием инерции, и туша свалилась на пол словно огромный бурдюк с салом, а похожая на окорок длань зафиксировалась в одном из болевых приёмов. Вилку я вынул и откинул в сторону.

На этом, обычно, всё и заканчивалось, правда, таких моментов в моей жизни было всего два. Третий, почему-то, не сработал. Кеша начал вырываться и захват, в теории, должен был ему помешать это сделать по причине сильной боли. Однако у «быка» с нервными окончаниями было что-то не так, и я заподозрил, что если не отпущу, он сам себе сломает руку. Сломал. Предплечье, находясь «на скрутке», хрустнуло с тошнотворным звуком и кость, пропоров покрытую редкими чёрными волосами кожу, вылезла на пару сантиметров. Это было уже слишком — я разжал захват и отступил на шаг, ожидая, что Кеша сейчас осознает, наконец, что случилось и схватится за повреждённую конечность.

— Угомонись, мужик! — посоветовал я на всякий случай.

Не помогло. Громила, заворочавшись словно медведь, и опираясь на пол СЛОМАННОЙ рукой, начал подниматься. Самым странным было то, что он даже не стонал, а лишь что-то бормотал, но даже не слова, а словно повторял один и тот же звук. Что-то типа «ут-ут-ут». Наконец он сумел встать на одно колено, и я решил, что хватит церемоний. Быстрая двойка в открытую нижнюю челюсть должна была хотя бы свалить его. Не свалила. У меня было ощущение, что я бью свиную тушу, которой мои удары совершенно похрену. Кеша утвердил на полу левую стопу и начал подниматься, упираясь левой рукой в колено, всё же лишнего веса в нём было изрядно. Поза была слишком неустойчива, чтобы не воспользоваться, так что я, что было сил, толкнул его стопой и на сей раз сработали хотя бы физические законы — Кеша снова рухнул на пол. И тут же его рука коброй метнулась ко мне. Если бы не перелом, то точно схватил бы, а так только сильно ударил, слишком сильно для покалеченного.

— Не лезь, мужик! — закричал мне кто-то. — Не видишь, он одержимый?! Щас МЧС приедет, вызвали уже!

Да я-то вижу, что одержимый, но уже азарт какой-то появился. Или действительно хватит? В эту секунду слетевший с катушек мужик, издав новый, ещё более громкий вопль, схватил за ножку стул и, как был в положении лёжа, метнул его в мою сторону. Прицел был не точный, плюс левая рука, но поразила сила броска! Нихрена себе богатырь!

Я отступил назад, обернулся и увидел, что в зале остался совсем один, лишь пара лиц, одно из которых принадлежало Диме, испуганно выглядывали из вестибюля.

— Давай сюда! — замахал рукой мой приятель.

Тут позади него возникло какое-то движение и в зал ворвались сразу два человека в мешковатой брезентовой одежде и с автоматами в руках.

— Это не он! — заорал Дима сзади.

И я моментально понял, что «это не я» и если я сейчас не скажу, что это не я, то будет поздно.

— Это не я! — завопил я и поднял обе руки вверх.

Автоматы, снабжённые довольно мощными фонарями, скрестили на мне лучи и я зажмурил глаз, понимая, что мои приключения в этом мире закончились.

Меня спас Кеша. Издав из своего угла очередной рык, он, аки разъярённый медведь, ринулся в нашу сторону. Загремели выстрелы, гильзы звонко зацокали по кафельному полу, затем последовал звук падения чего-то очень громоздкого, и суровый голос требовательно произнёс:

— На свет смотрим!

Я повиновался, и, не опуская рук, посмотрел прямо на яркий луч укреплённого под стволом фонаря.

— Нормально всё, — решил военный, или кто это был, и разрешил мне опустить руки.

Дознаватель отпустил нас только спустя полчаса, попеняв мне, что полез куда не надо и проявил ненужную браваду. Тот факт, что я не знал, что мужик был одержимым и что это бывает именно так, к разряду смягчающих обстоятельств не относился.

— Вам разве на инструктаже не говорили — от всего непонятного и неизвестного держитесь подальше? — спросил меня человек в форме скорее военного, чем пожарного, и с капитанскими погонами на плечах.

А я и не помню, может говорили, а может и нет. Инструктаж был настолько вялый, что я потерял интерес к происходящему на третьей минуте, после того, как раздолбайского вида паренёк раз в пятый повторил:

— Держитесь подальше от тёмных мест, и не забывайте про очки.

Очки мне выдали, точно, причём Дима настоятельно рекомендовал купить другие, «мотоциклетные» как он их называл. Смысл был в том, чтобы плотно прикрыть глаза от… Призрака. Что это такое, объяснять нам не стали, но трижды, как не больше, повторили — в туман, в сумерках, ночью или в тёмном помещении надевайте очки. Почивший в бозе Иннокентий, кстати, работал в Горкомхозе, старшим смены и, со слов коллег, незадолго перед концом работы спускался в коллектор. Я мысленно похвалил себя ещё раз, что не пошёл работать в это самое коммунальное хозяйство. Судя по всему, мужик где-то нарушил технику безопасности, и Призрак проник в него. Как оказалось, лечение в этом случае было одно — тяжёлое отравление организма свинцом. Вплоть до летального исхода.

— Боксёр? — спросил меня один из бойцов, светивших мне в рожу минут десять назад.

— Да, нет, — ответил я, не понимая, с чего вдруг такой вывод.

— Челюсть ты ему сломал? — спросил он и только теперь я почувствовал саднящую боль в правой кисти, видимо ударил и в самом деле сильно.

— Наверное, — пожал я плечами.

— На будущее, — посоветовал боец, одетый, в отличие от офицера, в натуральную пожарную униформу, только без каски.

И на поясе у него вместо топора висели подсумки для магазинов, а ещё на спине у каждого из «огнеборцев» был небольшой рюкзак, из которого торчал толстый провод в чёрной резиновой изоляции. Провод шёл как раз к подствольному фонарю, которые «пожарники» сейчас выключили. Аккумуляторы они там, что ли, таскают?

— На будущее, если уж бить, то так чтобы не встал. Дрыном, кирпичом, чем угодно, но вали наглухо. Иначе никак. Но лучше — беги.

— Понял, спасибо, — поблагодарил я.

К счастью, сумка моя, висевшая на спинке стула, не пострадала, как и её содержимое, хотя и свалилась на пол, и мы, расписавшись в протоколах и заплатив по счёту (!) потопали домой.

— Ну ты дал стране угля! — то ли восхитился, то ли осудил Дмитрий мой, как я теперь понял, опрометчивый поступок.

— Да я ж не знал! — снова начал я оправдываться.

— Хорошо, что обошлось всё, — заметил мой приятель. И тут же сообщил: — А Зинуля-то запала на тебя!

— С чего ты взял? — немного удивился я.

— Да чтобы она про кого-нибудь меня спросила? — воскликнул Дима. — А тут! Да, кто, да откуда, да куда устроился? А, Кость?

Он дружелюбно пихнул меня кулаком в бок.

— Да ладно, — отмахнулся я.

— А, я понял, не в твоём вкусе, да?

— Ну, типа того, — не стал я вдаваться в подробности.

— Эх, а я бы загнал ей пару раз, — мечтательно произнёс он и тут же засуровел. — Тебя на счёт баб предупреждали тут?

— Э-э, нет, — покопался я в памяти, — только что ПМС годами может длиться.

— Это понятно, а о главном, конечно, не сказали! Короче, с презиками тут беда. Они как бы и есть, но… В общем, по ощущениям, всё равно что через трусы и колготки разом.

— Резинотехническое изделие номер два? — хмыкнул я.

— Не, это не наши, импортные, или немецкие, или американские.

— Погодь, а импорт тут откуда? — изумился я.

— Так с войны, — Дима снова с сочувствием глянул на меня. — Или у вас ленд-лиза не было?

— Был, — с сомнением ответил я, — но что-то не помню, чтобы презервативы нам гнали.

— Так они так, заодно, у амеров они в сухпай входили, ну и от немцев трофейные, типа. В общем, про залёты ты в курсе?

— Это что забеременеть сложно и… не желательно?

— Ага! Тут предохраняется кто как умеет. Но нельзя забывать о ЗППП* [*ЗППП — заболевания, передающиеся половым путём]. Сам понимаешь, народ попадает разный и есть о-очень специфичные болезни. Лечение дорогое, сложное и не каждому по силам.

Я прикинул уровень тогдашней отечественной медицины и засомневался, что оно, лечение это, вообще тут возможно. Хорошо, если пенициллин есть.

— И как же лечат?

— А у Тьмы! — огорошил меня Дима.

— В смысле?

— В прямом. Тебе про самый главный эффект Тьмы не сказали ещё? Нет? Ну так вот. У Тьмы время течёт иначе и кое-где даже и вспять.

Я с сомнением посмотрел на приятеля.

— Вспять это как?

— А вот так. Никто не может понять. Может, Милославский покойный знал, но… Да, сразу скажу — покойников не оживляет, не надейся.

Уж не знаю, откуда он взял, что я решил поднимать умерших, на самом деле меня другое интересовало.

— То есть там, типа, омолодиться можно?

— Можно, — убеждённо кивнул он, — можно омолодиться, можно вылечить рак, можно вылечить «венеру» любую, даже, хе-хе, мужские проблемы поправить. Никакое йогимбо не понадобится.

Слово было смутно знакомым, потом вспомнил — «Йохимбе»! То ли БАД, то ли предшественник Виагры, был у нас на прилавках годы в девяностые, наверное.

— А тут и это есть? — удивился я.

— Не, это у нас было, самый сильный препарат, его запретили потом, мужики не выдерживали, мотор, — он постучал по правой стороне груди, — отказывал. А тут, говорят, дедушки прямо прыть проявляют, не хуже молодых.

— Так и в чём проблема? — снова не понял я.

— Во-первых, — разогнул Дима указательный палец, — Тьма далеко, триста вёрст почти. Во-вторых — чем ближе к Тьме, тем сильнее воздействие, но это, как сказать-то? Короче, надо минимум километров на десять подъехать. И тут уже начинается воздействие.

— Лечение?

— Лечение тоже, но, — Дима покрутил кистью у виска, — давит она, понимаешь. На мозг давит, на душу, выть хочется, и бежать, бежать без оглядки. И это на всех, не только на тебя же! То есть, прикинь сколько денег нужно заплатить людям, чтобы добровольно ждали, пока у тебя хрен нормально заработает, не сломались, не бросили тебя, а вывезли оттуда, да ещё и защитили, случай чего.

— А защитили от Тварей?

— От Тварей, от адаптантов. Я один раз там был и скажу тебе так — ну только за о-очень большие деньги снова поеду. Вот, если мародёрить там, то тогда…

— А оно стоит? — засомневался я снова.

— Ха! Спрашиваешь? У Тьмы весь цимус! Ну, что адаптанты не разграбили. Они же как люди типа, только другие, наоборот, негативы, короче. Но так всё как у людей, и из винтовок палят, и из пулемётов. И хлеб сеют, и пашут. Но их мало, адаптантов этих, а пустой земли много. Тем более, что у нас Тьма отступила.

— Это как? — стало мне интересно.

Про это на инструктаже тоже не говорили.

— Тьма не стоит на месте. Она, ну, типа ледника, что ли, прёт с севера, медленно, иногда по километру в год, но иногда и отступает, причём сильно, вёрст на пятьдесят разом. И вот там нетронутого добра видимо-невидимо! Прикинь, оно же всё как новое, муха не сидела (Дима использовал более сочную идиому)! Ну, не догнал? Время назад идёт, понимаешь?

Он даже пальцем изобразил движение стрелки часов в обратную сторону.

— Всё, что сгнило под дождями, заржавело и испортилось, снова как новое! Тачку прямо там можно завести и уехать! Вот где Клондайк! Но…

Тут он с досадой впечатал кулак в ладонь.

Я его восторгов по поводу грабежа чужого имущества не разделял, так что вернул разговор к истокам.

— Так что там с женщинами-то?

— Что? А! — вспомнил приятель. — В общем, я чего хотел сказать. Ты осторожней с этим делом, если не уверен, то лучше не это… Ну, ты понял, короче.

— Понял, спасибо что предупредил.

Вот уж действительно, не хватало ещё экзотическую форму сифилиса подхватить.

— И ещё, Кость, — придержал он меня, когда до общаги оставалось метров десять, — ты бы бабками не сверкал. Не, народ у нас в комнате нормальный, крысятничества нет, но… сам понимаешь, общага, замок плёвый. В общем, ты, как завтра расчётку и полис на работе получишь — иди в банк, в обед сходи прямо, не поленись, у нас там отделение есть, всё равно завтра первый день, балду пинать будешь. В общем, заведи книжку и бабки положи, оставь, я не знаю, сотню. Если что, снять всегда можно.

— Ладно, спасибо, так и сделаю.

— Ага, ну давай, — подтолкнул он меня в поясницу, — пошли знакомиться с соседями.

Соседи были уже «дома» и в комнате сразу стало тесно. Тут и так было не сказать, что очень свободно, но это было именно общежитие, не перестроенное или переделанное здание, а натуральная общага Рабфака. Первый этаж предназначался, как мне объяснили, семейным, раньше, разумеется, а второй — холостякам. Понятие семьи здесь, в отсутствии детей, несколько нивелировалось и о «ячейке общества» уже никто не говорил, да и нелепо было бы пускать сюда парочки. Так что сейчас тут ютилось, в общей сложности, человек шестьдесят, наверное. Внизу уже действовал «особый режим», ответственный за который был комендант — вооружённый револьвером пенсионер по имени Антон Степанович. Нам посветили в глаза, затем железная дверь отворилась и мы, предъявив картонные документы, были милостиво допущены до своих коек. В общаге было шумно, где-то бренчала гитара, слышался громкий хохот, и сильно несло табачищем. Несмотря на предупреждающие грозные надписи «НЕ КУРИТЬ!».

К чести соседей, в нашем «нумере» накурено не было, Дима кстати, тоже следил за здоровьем. Моя койка, естественно, находилась прямо напротив входа, на самом, так сказать, неудобном месте, но что делать — я тут последний появился. Через тумбочку от неё, рядом с окном была кровать, которую занимал мужчина лет сорока пяти, представившийся Михаилом Мартыновичем. Невысокий, с заметным животиком и странно непропорциональными кистями рук, словно он работал ими всю жизнь и они распухли и удлинились. Но вот рукопожатие было неожиданно вялым. Напротив него, на самом «козырном» месте ночевал угадайте кто? Ну а через проход от меня жил четвёртый наш сосед — Андрей. Так и буркнул угрюмо — Андрей, и тут же упал на кровать, углубившись в чтение. «Пятнадцатилетний капитан» Жюля Верна, прочитал я на обложке. Надо же, тут и книги есть. Внешность у Андрея была под стать характеру. Или настроению. Лет тридцати пяти, наверное, чуть выше среднего роста, обычного телосложения, тёмные волосы, сведённые в постоянную складку чёрные густые брови, довольно длинная щетина, тоже чёрная и от того более заметная, да и сама кожа смугловатая, может у него в роду цыгане или молдаване были?

Дима, разумеется, поведал о наших приключениях, причём Михаил Мартынович осуждающе поцокал языком, когда услышал о моих «подвигах».

— Осторожней надо, — сочным баритоном заявил он, старательно «окая», — так и без головы останесся.

— Да я ж не знал! — в который раз попытался я оправдаться.

Тут дверь без стука открылась, и на пороге появился мужик в майке-алкоголичке и обрезанных ниже колен штанах. Его руки от самых плеч покрывали обильные татуировки, среди которых преобладали русалки, ножи или мечи, и игральные карты.

— Мартыныч, у тебя хлеба не будет до… О, новенький?

Расписной без приглашения шагнул через порог.

— Откуда сам? — довольно развязно спросил он.

— Оттуда, — показал я наверх указательным пальцем.

Обладатель «партаков» поднял голову к грязно-белому потолку и секунд двадцать изучал его.

— А, я понял, — произнёс он наконец.

— Дим, ты объясни человеку за жизнь, лады? — обратился он уже к моему приятелю, и повернулся, было, чтобы уйти, но потом вспомнил. — Я чё заходил-то! Хлеба дайте до завтра, Женька провафлил чё-та.

Михаил Мартынович молча открыл тумбочку, достал нечто, заветную в бумагу и протянул татуированному. Тот не поленился, развернул свёрток, шумно втянул воздух ноздрями и изрёк:

— Потянет.

После чего, не говоря ни слова, вышел, хлопая задниками тапок по полу. Едва неприятный посетитель скрылся из виду, Андрей вскочил, захлопнул дверь и запер её на довольно внушительный засов.

— Это что? — спросил я.

— А-а, — скривился Дима, — это Жорик. Мразь ещё та, но… Лучше не связывайся, он тут в шестёрках у серьёзных людей ходит.

— Да какие они серьёзные люди?! — возмутился Михаил Мартынович. — Шваль транвайная, уголовники, мать их в колено! Воры? понимаешь!

Вот и ещё одна сторона местной действительности. В общаге был «смотрящий» — некий Сухарь, бывший уголовник, поскольку местных уголовников тут не водилось. Законы ВНР были простыми и жёсткими — или штраф, или принудительные работы, причём некоторые напоминали каторгу, или пуля в лоб. Тюрем, как таковых, просто не существовало. Но желающие жить «по понятиям» не перевелись, так что периодически возникали подобные полукриминальные сообщества. В общем-то, кроме раздражения фактом своего существования они ничего особого и не делали, хотя в половине, как не больше, краж обвиняли именно группу Сухаря. Мелкое вымогательство, типа как сейчас, у кого хлеба, у кого чаю, у кого и десятку стрельнут. Понятно, что ни завтра, ни через неделю никто долг не вернёт, но не дать, значит проявить неуважение, а уважение — это, пожалуй, единственное, что требовали «приблатнённые» от всех остальных. Но идти наперекор было чревато, можно было лишиться здоровья, и свидетелей избиений, по какой-то случайности, не было никогда.

— И много их? — поинтересовался я.

— Да шестеро, Сухарь, Жорик и ещё четверо, — пояснил Дима, морщась, словно рассказывал о чём-то отвратительном. — Так бы и хрен с ними, но есть Гера Котёл. С ним даже ты не справишься, Кость, лучше не быкуй даже.

Ну, это мы поглядим, шваль эту я на дух не переношу, так что посмотрим.

Чтобы отвлечь народ от неприятного осадка после визита Жорика, я решил ещё кое-что расспросить.

— А я вот не понял, зачем в глаза светят-то?

— А это как раз из-за Призраков, — ответил Дима.

Тут Андрей молча встал, покопался на полке, что висела над его кроватью (над моей такой не было, между прочим) и протянул мне раскрытую книжицу. Уже знакомая брошюра, рисунок человека с гримасой на лице, замершего с поднятыми и сжатыми в кулак руками. Вокруг человека были изображены волны то ли отрицательной энергии, то ли запаха пота. «Признаки одержимости: неадекватное и крайне агрессивное поведение, нечленораздельная речь или её отсутствие. При попадании в глаза источника света (яркая лампа, фонарь, фары автомобиля) глаза полностью чернеют».

Ниже был нарисован глаз человека, полностью закрашенный чёрным цветом. Ни белка, ни радужки, ни зрачка — просто чернота и всё.

— Да, — ткнул Дима пальцем в рисунок, — если Призрак вселяется, то человек какое-то время ещё нормальный. Но яркий свет ему не нравится, тут он сразу проявляется.

— Так а если он обратится вот так, в толпе, на входе? — не уловил я смысла.

— Ну, есть секунд пять-десять, пока он будет глаза руками тереть. Можно успеть отбежать, или скрутить, пока МЧСники не приедут. Просто прикинь, такой в общагу придёт и ночью обратится.

— Так а дальше с ними чего? — пытал я.

В книжке про это не было ни слова.

— Дальше? — переспросил Михаил Мартынович. — Дальше, Костя, плохо может быть. У нас на заводе так одержимый целую дежурную смену, семь человек убил. Страшно убил, не приведи господь так умереть. И убёг.

— Адаптантом стал? — догадался я.

— Ага, поймали потом уже, в деревню какую-то забрёл, ну и на мужиков с оружием напоролся. Потом уже опознали.

Я вспомнил, как Кеша вонзил вилку в лицо своего товарища, тоже ведь смысла в этом не было, кроме как увечья нанести.

— А как выглядит Призрак-то? — задал я очередной вопрос.

В книжке он был нарисован в виде едва заметного привидения, как в мультике про Карлсона. Только без улыбки.

— А хрен его знает, — ответил Дима, — Призрак он призрак и есть. Как клок тумана.

— А ты видел? В живую, в смысле? — спросил я.

— Да, было разок. Не только видел, но и, так сказать, испытал нападение.

— Да? И как?

— Да никак. Хреново, жутко, страшно, потом, как приехал, час, наверное, в парилке сидел, всё рожу отскрести пытался. Но он только через глаза проникает, так что обошлось, очки ему не по силам. А вот руками или одеждой хрен закроешься. Щели найдёт и всё, привет. В основном, по пьяни их ловят, или по глупости, думают что не будет ничего. Мужик этот из пельменной именно так попал, я думаю, хотя вроде опытный уже, до мастера дорос.

— А Твари к ним как? К одержимым?

— Твари это порождение Тьмы, — назидательно произнёс Михаил Мартынович, — они с Призраками суть одно и тоже, а они своих не трогают, говорят, адаптанты гончих как собак обычных выгуливают.

Что-то щёлкнуло у меня в мозгу и встало, наконец, на место. Я никак не мог понять, почему бандиты, люди явно опытные, не посветили в глаз мне при нашей встрече. Ведь я вышел из тёмного, ну или полутёмного подвала. Но, увидев, что я убиваю Тварь, поняли, что я им в этом отношении не опасен. А вот патруль этого не видел, поэтому и заглянул мне в глаз. Я представил, что вполне мог напороться там на Призрака и тогда… Бр-р!

— Что ежисся? — поинтересовался Мартыныч.

— Да… Представил, что мог наткнуться на такое же.

— Не, так не бывает, — усмехнулся тот.

— В смысле?

— В прямом. Что-то даёт нам шанс выжить, я так думаю. Мы, хоть и выходим сюда из тьмы, но это, скорее, темнота просто, отсутствие света, а не противоположное Свету. И Тварей там нет рядом. Так всегда происходит.

— Ну, я бы так не сказал, — пробормотал я и, под настойчивые уговоры, рассказал подробности своего прибытия.

— Нифига ты Рембо! — изумился Дима.

О, такой герой в его слое тоже есть.

— Тебе премию должны были выписать, — подал голос молчавший доселе Андрей, и я понял, что тот сильно сомневается в моём рассказе.

— Да, насчитали и за стволы и за машину. И за голову одного из бандитов, других сочли, что не я убил.

— Вот козлы! — воскликнул Дима. — Лишь бы не дать человеку копейку заработать. И оценили, небось, ниже нижнего?

Это я понял ещё из его дневных разглагольствований, но выдавать подробности не стал. Премия и премия, что начисли, то моё.

— Твари на тебя навелись из-за крови свежей, — убеждённо заявил Андрей, — так бы он и не учуяли тебя. Есть мнение, что мы в первые часы невидимы для них, но кровь всё меняет.

— Да, — задумчиво повторил Дмитрий, — кровь всё меняет.

ГЛАВА 4

Первая половина первого рабочего дня прошла спокойно и как-то незаметно. С утра я шатался по административному корпусу, проходил медкомиссию, получал рабочую одежду и вожделенные бумаги, превращающие провалившегося в человека. Люди реагировали на меня по разному, но, в основном, как я заметил — безразлично. Провалился очередной бедолага? Так тут таких тысячи!

Обед за полтинник и был на полтинник. Жидкие щи на курином бульоне, жидкое же картофельное пюре с курицей из бульона, с которой умелый повар срезал мясо так, что остались лишь хрящи и кожа, бледный компот из сухофруктов, пара кусков хлеба. Пирожок отдельно — двадцать копеек с яблоками, или полтинник с печенью, возможно куриной.

Успел я и в банк, даже до обеда, благо он был в самом административном корпусе и войти в него можно было как снаружи, так и изнутри. Странная у них тут система — за проходную без пропуска не выйдешь, (разумеется, без него и не войдёшь), а пропуска возвращают по окончании смены. Но если войти в банк с территории завода, то можно выйти на улицу. Правда, с улицы в банк можно тоже войти только по пропускам. Да и банк-то одно называние — закуток, в котором едва человек шесть поместятся, два окна (одно было закрыто), окошки маленькие, вырезаны в глухой металлической стенке, покрашенной в голубой цвет, посередине квадратная стойка для заполнения бланков, стоя, разумеется, стульев нет. Бланков нужно было заполнять три. На открытие счёта, на выдачу сберкнижки, и на внесение денег на эту самую сберкнижку. Вся процедура заняла около сорока минут, причём я умудрился запороть штук шесть формуляров, ставя на них кляксы, так что под конец операционистка посмотрела на меня как на врага народа из своей амбразуры.

— Мужик, дай ей трёшницу, она всё заполнит, — вполголоса посоветовал подошедший охранник, одетый, как мне показалось, в форму милиционера.

Но на груди у него имелся кривовато вышитый шеврон «Охранное агентство Щ.И.Т.». Любопытно. Форма явно казённая, вооружён солидно — ТТ в кобуре и автомат на плече, и контора частная. А банк охраняет государственный. Или это он завод охраняет, а, заодно и банк? Непыльная, наверное, работёнка?

Но советом я воспользовался, и операционистка, которую я даже толком не разглядел, молча забрала у меня листочки, среди которых я вложил одну зелёненькую банкноту (трёшница была преимущественно зелёного цвета), и документы. Спустя совсем немного времени мне дали расписаться в идеально заполненных бумажках, и я заподозрил, что они нарочно выложили сюда самые тупые перья и хреновые чернила, чтобы стричь лавруху. Затем пришлось подождать, пока бюрократическая машина совершит оборот и, наконец, большая часть моих сбережений исчезла всё в той же амбразуре, а я получил в замен серую книжицу, в которой тем же каллиграфическим почерком была записана сумма вклада. Вклад, что интересно, был под проценты. Ажно три в год!

А вот к вечеру я понял одно — если в ближайшее время не придумаю, как выбраться из благословенной Республики, то вряд ли доживу до того момента, когда получу законное право заняться чем-то другим. А если и получу, то здоровье моё будет настолько подорвано, что, наверное, никакая Тьма его уже не поправит. Разумеется, я узнал много нового, например, как производят цемент. Глина, известняк и гипс, вот три главных компонента. Собственно, сам завод изначально построили в глиняном карьере, но сейчас он уже истощился, так что всё сырьё привозное, из других мест республики. Самосвалы сгружают привезённое в бункеры в самом низу гигантского комплекса, это даже не завод, а целый комбинат, где этот грёбаный известняк дробят, затем измельчают и превращают в гигантских печах в штуку под название клинкер. Всё это очень интересно, наверное, но вот работать на таком заводе во времена, когда про охрану труда вряд ли слышали, удовольствие то ещё.

Оператор поточной линии, на кого я учусь, занимается тем, что подкидывает просыпающееся мимо транспортёра сырьё, то есть известковую щебёнку, обратно на полотно. Орудие труда — совковая лопата. Шум, грохот, монотонный физический труд, потому что щебёнка, поступающая из дробилки, сыплется мимо постоянно, но, главное — пыль! Серая известняковая пыль, которой тут покрыто всё — земля, деревья, трава, строения, механизмы и люди. Головной убор, положенный по нормам техники безопасности — это каска. Я не уверен, что в те времена изобрели пластмассу, так что каска не привычная строительная, а металлическая, правда тоньше армейских, мне кажется, её можно ударом молотка пробить, но от мелких камней защитит, да. Но не от пыли! Респираторов или хотя бы масок тоже не предусмотрено. Поммастера, абсолютно флегматичного вида мужик по имени Борис Петрович Можно Просто Боря, вынул из кармана кусок не очень чистой тряпки, возможно, бывшей когда-то наволочкой.

— Повяжи! — проорал он мне в ухо.

И поднял своё средство индивидуальной защиты органов дыхания, напоминающее повязку грабителей из вестернов, которую я принял за шейный платок. Глаза лучше всего было защищать очками, благо они были. В помещении было светло, и, как я понял, зимой тут будет отнюдь не жарко, но пылища лезла везде. Вскоре я понял, почему Дима советовал сменить казённые очки на «мотоциклетные» — пыль ПРОСАЧИВАЛАСЬ в тех местах, где они не плотно прилегали к морде лица, и с этим ничего нельзя было поделать. Просто сам уплотнитель был плохим, вероятно, они были предназначены для защиты от летящей стружки или опилок. Но не от пыли! А раз так, то и Призраки могут просочиться.

В бригаде нас было трое и, кроме подбора щебня, основной нашей работы, мы ещё следили за состоянием самого транспортёра, а так же извлекали из него невесть как попавшие крупные камни, размером иногда с пару кирпичей. Добро это сваливалось в тачку, а потом… Надоело, говорить даже не хочется.

— Дим, а есть, вообще, возможность сменить работу и найти что-то, ну…, — я сделал неопределённый жест рукой в воздухе.

Сам Дима работал в бригаде ремонтников где-то на участке сушки, в тепле, относительном покое и относительно чистом воздухе.

— Что, жопа? — сочувственно спросил он. — Я знаю, насмотрелся на родной завод, век бы не видеть. В общем, Кость, тема такая — пока даже не дёргайся. Ты сейчас не то, чтобы под колпаком, но внимание к тебе очень пристальное. Вдруг ты шпиён? У нас тут с соседями не всё хорошо, мало ли, заслали тебя диверсию провести. Сам понимаешь, госбезопасность есть, ей работать надо, звёзды, премии получать. Так что шаг вправо, шаг влево и всё, считай попал. Месяц, минимум никуда! Но присматривайся, прислушивайся, кто чего говорит, куда люди нужны. Если начальству себя покажешь, то можно будет попросить о переводе или…

— Или?

Дима красноречиво потёр подушечками указательного и большого пальца.

— А! Старая добрая коррупция?

— А куда ж без неё? — хмыкнул Дима.

— А нормально себя показать, это как? — полюбопытствовал я.

Ведь если лизать задницу придётся, то я так и помру оператором поточной линии.

— Не быкуй, не шлангуй, не бухай на работе. Не подставляй мастера и поммастера, он, кстати, по факту самый главный у вас, всё от него идёт.

— А не подставлять это…?

— Ну, разное, несчастные случаи, халатность, лопату вон в транспортёре забыл, она заклинит где-нибудь, полотно порвёт, его премии лишат.

— Во, на счёт премий — я что-то не понял, а у нас они есть вообще?

Дима рассмеялся.

— Раньше были квартальные и годовые, сейчас только годовые оставили, типа тринадцатой зарплаты — 70 % от оклада. Это у работяг. У ИТРов* другая сетка, а мастера и поммастера ещё и от бесперебойной работы зависят, так что у них премирование ежемесячное, до 40 % оклада [*ИТР — инженерно-технические работники, т. е. те, кто не работяги]. Чтобы нас «любили», ну ты понял.

Я понял.

— Но варианты есть, — добавил вдруг Дима, задумчивым взглядом провожая двух молодых женщин в летних платьях, не обративших на нас никакого внимания.

— Эх, коза какая! — восхитился он, правда, я не понял, кем именно.

Разговор мы вели в небольшом скверике в получасе ходьбы от общаги, тут уже было некое подобие жизни, сновал народ, за густой порослью живой изгороди проносились невидимые автомобили. Приятно было посидеть на лавочке с кружкой пива, продаваемого на разлив неподалёку. Интересный момент. Пиво, пол-литра, стоило рубль, и пятьдесят копеек залог за кружку. Хочешь, неси домой, хочешь разбей. То есть, до той, «советской» сознательности, когда кружки и стаканы возвращали без всякого залога, тут не доросли ещё. Или не деградировали.

— Что за варианты? — разрушил я эротические грёзы приятеля.

— Ну-у, — протянул он, сделал пару долгих глотков из кружки и, видимо, решился.

— Ты же с Тварями сталкивался уже, так?

— И?

— Ну и как, не сильно трясло потом?

Я чуть задумался. Меня, если честно, вообще не трясло, нет, после того, как Митяя завалил, было что-то типа отходняка адреналинового, но слабо. Я же тогда думал, что это всё бред в моей голове. Даже не пугался особо. Вот когда мне МЧСники стволы в лицо наставили, испугался по-настоящему, а тогда…

Я себя не считал, и сейчас не считаю убийцей, хотя я убивал и раньше. Но это была война, был враг и тогда, кстати, я тоже не шибко переживал. Слишком долго, больше полугода пробыл уже на «той стороне», можно сказать, ждал когда настоящий бой будет. До этого были пару раз перестрелки, но буквально в никуда — кто-то обстрелял нас, мы ответили. А тогда «шурупов»* неподалёку духи прижали, мы дёрнули на помощь на БМП и БТРе [*«Шуруп» сленг. — так в Погранвойсках называют военнослужащих Советский (Российской) армии. Однако в эту категорию не попадают ВМФ, ВДВ и ВВ. Наиболее распространённая версия происхождения словечка — фраза, приписываемая самому Ф.Э. Дзержинскому: «Пограничные войска — это щит Родины, а все остальные лишь шурупы, ввинченные в него». Есть и менее «благородная», но более правдоподобная — пилотка на голове солдата напоминает прорезь шурупа. А у погранцов, как известно, фуражки]. Тогда я своего первого духа и завалил. Шуруповский капитан, помню, говорит — спасибо, пацаны, но вы, типа, не уезжайте, сейчас ваша мангруппа подойдёт, с ними и уедете. А мы и есть мангруппа — отвечаем ему. Тот аж глаза выпучил. Две коробочки и десяток бойцов. Что характерно, именно после Афгана у меня некий перелом в сознании наступил, до этого в партию собирался вступить, все дела. И дело отнюдь не в войне, нет. Ложь поразила, в самое трепетное комсомольское сердце. Генерал Громов с помпой, под фанфары и камеры торжественно проехал по т. н. «Мосту Дружбы» через Амударью 15 февраля 1989 года. Последний советский солдат! Мы вышли через месяц, тупо перейдя речку на броне, без всяких оркестров и громких речей. Я слышал, что некоторые заставы до апреля стояли. Ну да ладно, это «дяла давно минувших дней, преданья старины глубокой».

— С какой целью интересуешься? — спросил я Диму в ответ.

— Короче, есть одна тема. Помнишь, я тебе про Тьму рассказывал, ну, как лечат там? Так вот, есть ребята, кто туда рейды организовывает. Не, всё законно, лицензия, все дела. Но, с людьми в них напряжёнка постоянная, многих на раз только хватает. Я вот тоже, раз сгонял, думал, зарёкся на всю жизнь, а как тебе рассказал, понял, что время в натуре лечит. Хе-хе, не только Тьма. Если интересно, то могу спросить.

— Так а делать-то что?

— Делать? В основном сидеть в броневике и уговаривать себя не сбежать. Если, повторю, если, придётся, то можем пострелять. В основной группе там спецы, рейнджеры, им, мне кажется, вообще всё похрену, отмороженные на всю голову. Но они клиента охраняют. А мы так, прикрытие, на крайний случай. Ты с оружием как? А, ну да, кого я спрашиваю?

— Погоди, — остановил я Диму, — ты давай сначала. До Тьмы этой вашей сколько? Триста километров ты говорил? Это туда-обратно, да там сколько-то надо пробыть, так? Это по времени сколько выходит?

— Во-от! Ты слушай! Понятно, что двумя днями тут не обойдёшься, но для этого есть отпуска и длинные выходные. Рабочий календарь не видел ещё?

Я отрицательно помотал головой. Да, ко многому тут придётся привыкнуть, раньше-то как просто было — вбил в строку поиска «как отдыхаем на новый год» и пожалуйста, вот тебе как гуляет страна. А кстати, тут что, тоже и «майские» и «октябрьскую» отмечают?

— Ближайшие выходные, это День Республики, 30-е августа, — начал просвещать меня Дмитрий, — гуляем аж четыре дня, 30-е и 31-е — официальные выходные, 29-е — суббота, а воскресенье переносится на понедельник, на 1-е. Так что второго на работу.

Первое сентября, День знаний, дети в школу собирались, мылись, брились, похмелялись. А тут и детей то нету… Это вот меня что, уже ностальгия посетила, да?

— День туда, считай, день обратно, — продолжал между тем мой гид по здешним реалиям, — и там сутки максимум. Так что ещё день будет, чтобы в себя прийти и набухаться хорошенько. Я ещё отгул возьму, у меня есть пара дней, а вот ты сам смотри.

— Ну, это я понял, что успеем, а если случится что?

— Что?

— Ну, не знаю, машина сломается, застрянем где-нибудь?

— Машин там хватает, так что не бросят по-любому, застрять… Ну тоже не на полуторках же ездим! Да и погода нормальная сейчас, они в любом случае через месяц сворачивают эти дела, там и дожди и день короткий станет. И уже до весны, до майских считай.

— А, значит майские есть? — даже обрадовался я.

— Есть. И, это, Кость, купи календарь, а. И не сношай мне мозги.

И то правда, что я как не местный прямо.

— Хорошо, с этим разобрались. Теперь о главном.

— А я всё жду, когда ты спросишь! — засмеялся Дима. — На бессребреника вроде не похож, а про главное-то и не заикаешься. Короче, рейд для нас стоит пятихатку.

— Это пятьсот?

— Ага. Никаких премий, никаких надбавок. Но, оплата после того, как. В смысле, по возвращению.

— А если не вернёмся? — спросил я.

— Ну а если не вернёмся, то тебе она тем более не понадобится.

— Понятно. Ты сказал, «для нас». А что, есть ещё варианты?

— Ну, бойцы, кто на постоянку работают, по-любому больше получают, но пять сотен это пять сотен, сам понимаешь.

Это я понимал — поднять за три дня считай три с лишним месячных оклада это серьёзно. Но!

— В чём подвох?

— Подвох? — удивился Дима, но потом дошло. — Не, кидалова нет, однозначно. Не та контора, туда же просто так не попадёшь, рекомендации нужны и они ещё проверяют нас как-то, это же чей-то бизнес, сам понимаешь.

Ну да, это я понимаю. Тут все «бизнесы» чьи-то. И цементный наш, и лесопилки, и спирт-завод, и мелькомбинат, и кабаки даже, и много чего ещё. Всё, что приносит доход больше, чем «на пожрать» принадлежит сильным мира сего. А этот бизнес должен немало приносить. Если просто человеку на подхвате платят пол тыщи, то это сколько же платит клиент? Это же и транспорт, и оружие и бойцы, как говорит Дима серьёзные у них. Или тоже халтурят, вон, вояки какие-нибудь. Да, скорее всего так и есть, бизнес сезонный, набирают бригады вот такие. Но подвох есть, его не может не быть.

— То есть, это вот как вообще выглядит всё? — решил я выспросить поподробнее, глядишь и увижу узкие места, прежде чем согласие давать.

— В общем, смотри. Если нормально всё срастётся, то в субботу с утра, прямо как солнце встанет, рванём на север. Дорога туда одна, если что. Километров через двести двадцать будет деревня, Синие Броды, там у армейцев база, типа последний форпост перед Тьмой, но до неё ещё пилить и пилить, если честно. Просто, там они укрепились, да и Тьма дело такое — сегодня там, через месяц уже вроде как и под боком. Туда едем типа мы грибники-ягодники, тут народ на заготовки тоже выезжает, просто так, без охраны, в лес не сходишь.

— Даже так? — удивился я.

— Даже так. Охотнички рискуют, но тоже, бригадами только и обязательно с пулемётом.

— Погоди, Дим, а Твари эти, они что, животных не едят?

— Не-а, — махнул тот рукой, — вообще побоку. Живность их чует и даже вроде как шугается, но на самом деле у них только к нам, людям, интерес есть. Живой такой, живо…трепещущий я бы сказал. Тут раньше много зверья в округе было, но часть выбили, а сейчас, — Дима скорчил гримасу, — слугам народа тоже поохотиться охота, так что лицензии ввели, штрафы дикие за браконьерство, в общем… Ну, короче, ты будешь слушать?

— Да я весь внимание! — шутливо поднял я руки.

— Значит, на чём я… А! Туда едем типа мы грибники…

— Э-э, — пришлось мне опять перебить приятеля, — то есть, это всё же не совсем законно?

— Бляха, Кость! Я вот тебя не пойму? Ты вроде как и не за мусоров, и тараканов в голове нет, а вопросы какие-то детские задаёшь, ей богу.

— Это, Дим, не детский вопрос, — жёстко осадил я, — я как раз из штанишек детских давно вырос и научился думать наперёд, хотя бы на пару шагов. Если это криминал и нас повяжут, то мне лично это чем будет грозить? Вот всё, что меня интересует! Пока.

— Э-э, сюда слюшай, да! — с псевдокавказским акцентом заговорил Дима. — Наше участие в этом, э-э, мероприятии, разумеется незаконно. Вернее, твоё. Тебя, пока ты не гражданин республики, не имеют права брать на работу, кроме как ты понял кто. Меня — могут. Но, никаких бумаг, естественно, никто подписывать не будет. Но! Опять, же, это не наша проблема, а их. Понимаешь? Не имеют права нанимать! Нигде не сказано, что ты не имеешь права работать. Так что, если, если, — он поднял указующий перст в небо, — нас повяжут, то лично тебе за это не будет ничего. Если ты, конечно, не сознаешься, что участвовал в заведомо незаконном деянии. Так что молчи или включай дурака. Само это дело вполне законно. Ну, как законно, официально это экстремальный туристический маршрут. Ну, захотелось человеку нервишки пощекотать, на Тьму вблизи глянуть, так почему бы и нет. Другой вопрос — оружие. Да, момент. Клиенты, я так понял, подписывают бумаги, что не имеют претензии, в случае чего. То есть, государство тут не при делах и спасать их, и нас, соответственно, никто не будет. Сами, всё сами, но контора очень солидная, у них, считай, частная армия. Небольшая. Поэтому без оружия туда никто не едет, но на него трэба разрешение. Так что нам стволы выдадут уже на месте, ну, в Бродах, вернее, как оттуда пойдём. Там, по факту, Дикий Запад, только вместо индейцев — адаптанты. Если даже на патруль наткнёмся, они все в курсе, кто тут шароёбится, в крайнем случае, денег возьмут.

— А вояки сами не халтурят так? — встрял я с очередным вопросом.

— Не-а, хотя… Я не узнавал специально, может и халтурят. В общем, если всё будет как в прошлый раз, то подъедем к Тьме как сможем близко, пробудем там, опять же, как сможем долго, ну и до хаты, в смысле, до Бродов. Там ночуем и домой.

— Понятно, — протянул я, соображая, что бы ещё спросить.

И придумал:

— Да, такой вопрос. Кроме себя самого, что ещё нужно? Оружие дадут, я так понял, а ещё что? И оружие какое, кстати?

— Ну, с оружием тут просто. Его с войны дохрена осталось, только модели, сам понимаешь, какие. Скорее всего, ППШ выдадут, карабины и винтовки не сильно эффективные там, расчёт больше на плотность огня. Пулемёт? Ну, не знаю, если ты из Дегтяря стрелял, может и его дадут.

— Пистолет?

— Если умеешь стрелять, то тоже выдадут, но вообще наша задача сидеть в машине и ждать. Я в прошлый раз вообще ни разу не пальнул, хотя мужики по Тварями стреляли. Там же как повезёт — можем и несколько часов просидеть, а можем сразу на нехорошее наткнуться, тогда всё, облом, у них, в смысле, надо рвать когти и новый маршрут придумывать, в этом месте уже взбаламутили всё. Мы, соответственно, домой, но с деньгами не кидают, это точно. А из экипировки, ну, да, надо бы прикупить чего-нито, не в этом же ехать. Я вон военную форму на барахолке купил, дёшево и сердито. Ну ботинки возьми, а больше… Фляжку купи, хотя харчи там ихние, кормят нормально. Да вообще, я вот сейчас базарю с тобой и думаю, а чё я как лохопед прямо, надо было на майские сгонять, нормально там.

Уже вечером, ворочаясь на продавленной панцирной сетке, я всё гонял в голове детали нашего разговора, и пытался понять мотивы, толкнувшие меня согласиться на эту авантюру. Дело ведь не в погоне за длинным рублём, хотя финансовая составляющая имеет немаловажное значение. Тут, скорее, дело именно в возможности увидеть возможности, простите уж за тавтологию. Дима не кажется мне совсем уж безбашенным авантюристом, и дураком он не был, отнюдь. И если человек не нашёл способ, как вырваться из рамок местных реалий, то… То, либо это и в самом деле очень сложно, либо он всё же «лохопед». Но взглянуть стоит, стоит.

До выходных я потихоньку врастал в местный быт, осваивал трудное и опасное ремесло оператора лопаты, с тоской смотрел, как утекают денежки, ибо не привык ещё жить в режиме жёсткой экономии, и думал. Думал, думал и думал. С Димой виделись теперь реже, у него режим был день, ночь, два выходных. А в четверг вечером случился у меня небольшой конфликт. Я, как нормальный человек, совершал вечерние процедуры, а именно, чистил зубы, (порошком, между прочим), умывался, глядя на неумолимо отрастающую щетину и думал, насколько тут можно опуститься, чтобы ходить небритым. Нет, не с бородой, а именно, не бритым. Неделю? Дней десять? Суточная и даже двухсуточная щетина тут была нормой, но потом всё равно придётся бриться.

Прогресс, в том числе и в такой области, как брадобрейство, шагнул далеко вперёд. Очень далеко. Особенно это заметно отсюда. Я не говорю про электробритвы, мне они никогда не нравились и вызывали раздражение, есть у меня такая особенность кожи рожи, что область на горле весьма чувствительная, так что я не могу носить ни бороду, ни бриться всякими жужжалками. Фирма Gillette в этом плане избаловала меня ужасно, изобретя и пятилезвийный станок, и нейтральный гель. Здесь же с этим делом всё было печальней. Опасная бритва фирмы «Труд», помазок из натуральной щетины, прави?ло. Всё. А, ещё парфюм под названием «Лосьон огуречный», у него и запах такой, словно водку только что закусили огурцом. Но это не для запаха, а для дезинфекции, ибо порезов от такой бритвы получаешь так много, что я лично выглядел, словно перерезал себе горло.

— Вилкой в глаз или в жопу раз, — раздалось откуда-то сзади, и сразу в след за этим последовало мерзкое хихиканье.

Я чуть повернул голову и увидел в мутноватом зеркале рожу давешнего Жорика, а рядом с ним совсем молодого субтильного субъекта, как раз это хихиканье и производившего.

— Очень смешно, — сказал я, развернувшись.

И тут же, без предупреждения, отправил правую стопу в район Жориной промежности.

— Ёк, — сказал Жорик, складываясь пополам, но я ему этого не позволил, а сбив бедром с ног, сграбастал за шею левой рукой и крепко прижал к себе.

Зубная щётка в правой руке, сделав кульбит, развернулась ручкой вверх.

— Как ты понял, я свой выбор уже сделал, — громко произнёс я, перекрывая его стоны. — А что скажешь ты?

И сделал движение, будто хочу воткнуть ему рукоятку щётки в правое око. Как бы ему ни было больно, но страх потерять орган зрения был сильнее и Жорик дёрнулся, залопотав даже что-то членораздельное. Что-то типа «писец тебе, одноглазый». Писец так писец. Я всё же двинул его в глаз. Не сильно и кулаком, но на какое-то время мы с ним сравнялись, только в этом, конечно. Умеющий мерзко хихикать дрищеватый парнишка куда-то делся, как и все остальные посетители умывальника. Ну ладно, без свидетелей даже лучше. Пинать поверженного противника я не стал, нацепил слетевший шлёпанец и пошёл к себе в номер, размышляя о том, что только что совершил необдуманный поступок и нажил себе врагов.

Только вот однажды довелось мне прочитать интересную книжку под названием «Хагакурэ»* [*Хагакурэ (1709–1716) — «Сокрытое в листве», практическое и духовное руководство воина, представляющее собой собрание комментариев самурая Ямамото Цунэтомо. (Дзётё Дзинъэмон Ямамото, 1659–1719), вассала Набэсима Мицусигэ, третьего правителя земель Хидзэн (в наши дни это часть префектур Сага и Нагасаки в Японии)]. И одна фраза запала мне в душу, поскольку человек на другом конце земного шара и сотни лет назад невероятно чётко сформулировал именно то, что было важным для меня: «Достоинство — это внешнее проявление непоколебимого самоуважения. Оно делает человека человеком. Это — глубокая вера в то, что человек скорее умрет, чем позволит другим презирать себя». Так что нечего бояться мести какой-то швали. Если он не понял, что именно я хотел ему сказать, то это его проблемы, а не мои.

В пятницу вечером Дима встретил меня, радостно потирая ладони:

— Так, Костян, всё на мази?. Завтра к десяти подойдём к парням, с тобой побазарят, если всё норм, то успеем на рынок. А если задержимся, то в воскресенье сходим, не страшно.

Пятница вроде как развратницей должна быть, и это правило действовало и здесь, в Отстойнике. Тем более, что народ получил аванс и Дима, несмотря на мои слабые протесты, потащил меня по злачным местам. Пельменная, в которой мы так неожиданно отметили мой первый день в этом городе, была именно пельменной, из категории столовок. Закрывалась она в девять вечера и не предполагала посиделок, как таковых. Так что наш путь лежал дальше, ближе к центру города, где были кабаки чуть лучше рюмочных, оккупированных моими коллегами по работе.

Мой статус несколько не соответствовал моим финансам, но Дима, явно стремившийся вверх по всем лестницам, даже мысли не допускал об экономии на таких вещах. Я, если честно, лучше бы попил пива на природе, да просто прогулялся бы по городу, благо погоды стояли отличные. Да и денежки стремительно убывали, даже не совсем понятно куда, а до зарплаты ещё было бесконечно далеко. На халтуру с поездкой к Тьме я пока даже не рассчитывал. Но противостоять Диминому натиску было сложно, так что я проявил мягкотелость и позволил увлечь себя.

Заведение, расположенное весьма близко к тому, что здесь уважительно именовали Центр города, или просто Центр, называлось «Жигули». Уж не знаю, что именно послужило причиной выбора такого имени для кабака, ностальгия по отечественным рыдванам, или может владелец был родом из этого места. Во всяком случае, «Жигулёвского» пива там не было. Было просто пиво, примерно как то, что мы пили третьего дня в сквере. Была водка, с этим напитком тоже не было особого разнообразия, водка и водка. Вот настоек было несколько — «Брусничная», «Клюквенная», «Смородина», «Морошка», бальзам «Старый Урман» и нечто под названием «Хреновуха». Любителям же более слабых алкогольных напитков предлагали несколько видов вин, но, я думаю, ревнители этого продукта брожения виноградного сока возмутились бы, узнав, что тут выдаётся за вино. Ибо для его изготовления местная природа могла предложить лишь яблоки, груши и несколько видов ягод. Так что самым популярным, видимо, было «Плодово-выгодное», хотя может я зря грешу, и местное вино очень даже ничего.

Набухиваться в жару откровенно не хотелось, так что мы, заняв столик на улице, взяли по пивку, миску ржаных сухариков и пообещали определиться с заказом чего-то посерьёзней попозже. Заведение явно пользовалось популярностью, хотя, наверняка сегодняшнему наплыву в немалой степени способствовал своевременно выданный аванс. Причём, как я понял, люди с достатком, то есть те, кто получал более пяти сотен в месяц, ходили уже в несколько иные ресторации. Но мне и этот бар не показался затрапезным, вполне новый ремонт, простенько, мебель вся из массива дерева и покрыта тёмной морилкой. Полог над летней площадкой был сделан из какого-то белого материала, и натянут на простые гнутые трубы, но сработано всё аккуратно, периметр огорожен декоративной стенкой, имитирующей плетень, в котором разместили лотки с растениями.

Было много парочек, были компании, в том числе и чисто женские. Буквально через час все столики были заполнены и я, спустившись в бар на предмет посетить туалет, понял что и тут народу битком. Было шумно, часто слышался смех, затем в дальнем от нас конце площадки возникло оживление, кто-то разразился аплодисментами и я, к своему удивлению, услышал как взяли аккорд на гитаре. ВИА, или группа, не знаю как правильно сказать, играла странный, абсолютно незнакомый мне репертуар. Нечто роково-попсовое, но звучало неожиданно здорово, многие встречали начало очередной композиции громким свистом, так что заглушали голос солиста, чуть хрипловатый, но сильный. Интересно, тут и аппаратура соответствующая есть, чтобы петь в микрофон. Не всё так плохо, значит?

— Эх, жалко, времени мало, — посетовал Дима, — в десять закроют улицу, а внутри места нет уже. Летом, в начале, когда ночи длиннее, до полуночи можно было посидеть.

— Так а сейчас что мешает? — не понял я.

— Тьма, — коротко ответил Дима. И, видя, что до меня не дошло, расшифровал: — Ночью и Призраки вылезают и Твари. Хотя МЧС за этим и следит, но, всякое бывает. Летом Тьма не так активна, так что разрешено, при должном освещении, конечно, сидеть до определённого времени. Но потом всё равно в помещения. Как осень наступит, официально с первого октября, все уличные кабаки закрывают до первого мая. Но бывает, что и раньше сезон заканчивается, если дожди зарядят, то считай всё, сливай воду.

— Так а тут прогнозы погоды, что ли, делают? — удивился я.

— Не, — рассмеялся Дима, — тут всё по приметам. Если кирпич сырой, то значит идёт дождь. Просто погода довольно устойчивая, записи делают, анализ какой-то, так что примерно сезоны дождей и снегопадов могут определить.

— А должное освещение — это как?

— А увидишь, — Дима сделал длинный глоток и посмотрел кружку на просвет. — Ты как ещё по одной?

— Давай, — у меня тоже на пару глотков осталось, — и это, пожрать чё-нибудь можно.

— Мальчики, а у вас тут как, занято? — раздался довольно приятный женский голос.

Я повернул голову (они все специально подходят слева, да?), увидел двух девиц где-то в возрасте от 20 до 25. Невысокие, довольно фигуристые, какие-то неуловимо похожие, возможно потому, что обе блондинки, хотя у одной волосы в мелкие колечки, а у второй что-то типа укладки. Кучерявая была в белом платье в мелкий цветочек, а вот её подруга носила одеяние расцветки «пожар в джунглях». Хотя, этот термин вроде уже после войны появился, но всё равно — буйство красок и цветов поражало. Но, при этом, девушка не выглядела ни смешно, ни вульгарно.

— Не.. — начал, было, Дима, но я уже брякнул:

— Да садитесь.

— О, спасибо, сразу видно — джентльмен! — прощебетала обладательница яркого платья.

И уже приготовились опуститься на стул, но тут Дима произнёс:

— Девчонки, без обид — товарищ третий день как провалился, я уже его угощаю, сами понимаете.

— Понятно, — сухо произнесла кучерявая, — приятного вечера.

— Это что было? — спросил я, когда дамы растворились в толпе.

— У тебя что, денег дохера? — спросил Дима в ответ. — Или ты выручку кафе решил поднять?

— Да ладно, по паре пива не убудет, девчонки нормальные вроде.

— Эйх! — Дима аж руками всплеснул. — Бляха, Кость, а ты там, у себя, много по кабакам ходил, а? Только честно?

Я бы не сказал, что много, но и монашескую жизнь не вёл, это уж точно.

— Так вот, запомни, — нравоучительно поведал мне Дима, — бары здесь, равно как и прочие питейные заведения это не совсем то место, где нужно завязывать знакомства. Даже на одну ночь. По причине, о которой я тебе говорил в прошлый раз.

Это он про ЗППП, как я понял.

— Если тебе нужна женщина, то для этого существуют танцы.

— Танцы? — переспросил я.

— Ну, да. Тут ещё говорят «Зазо».

— А, я понял. «За тридцать», да?

— Верно! — ткнул он в мою сторону зажатым в пальцах сухариком. — У молодёжи дискотеки, а у нас «Зазо». Но. Не в обиду будет сказано — тебя есть, где, так сказать, уединиться с дамой?

— Э-эм, нет, — ответил я и слегка покраснел.

— Во-от! У одиноких дам тут тоже, как правило, своего жилья нет, только такие же общаги, как и у нас. Посему или заработай себе на хату, или… «Квартиры для вас на день и на час», — продекламировал он рекламный лозунг.

— Но имей в виду, час, это от двух червонцев и выше, если не в клоповнике, конечно. А что касается девушек, — Дима кивнул в сторону толпы у возвышения, на котором выступал ансамбль, — то с ними у тебя всё равно бы ничего не вышло. У них другая работа.

— Разводить на выпивку? — вспомнил я нечто подобное и у себя в слое.

— Ну вот, ты же всё знаешь! Чё тогда прикидываешься?

— Да я как-то не думал, что тут тоже… Так.

— Не думал он! — притворно забухтел мой приятель. — Не думал. Ты знаешь, сколько топливо стоит, генераторы, светомузыка вся вот эта?

Под светомузыкой он, видимо, имел ввиду довольно яркие лампы, типа софитов, установленных по периметру летней площадки и создающих натуральную стену света, и это помимо освещения под пологом.

Иллюминация, кстати, привлекала огромное количество бабочек и других ночных насекомых, и я вспомнил, как в Питере ужинал на открытой площадке ресторана «Терраса», откуда открывался вид на крыши Казанского собора и соседних зданий. В прохладное время гостям предлагали пледы, а если было совсем прохладно, включали инфракрасные обогреватели. Питер, Питер, увижу ли я тебя когда-нибудь снова?

Шум, иного порядка, чем восторги по поводу выступления артистов, прервал нашу беседу. Женские вскрики и характерные звуки ударов подсказали, что возникла банальная потасовка, хотя хмель, во всяком случае большая его часть, моментально улетучилась и я насторожился. Откуда-то раздалась трель свистков, натуральных свистков, как на уроках физ-ры были. Или… Ёлы-палы, так же милиция свистела или дружинники в те времена! И точно — толпу решительно растолкали несколько дюжих дяденек в синих галифе, белых гимнастёрках, фуражках и портупеях. Оружия в руках я не увидел, а вот дубинки были. Ими они и оприходовали двух дебоширов, после чего, скрутив им руки и придав телу позу сломанного экскаватора, увели обоих во тьму. Хотя, так, пожалуй, нельзя тут говорить. В темноту, скажем так.

— Ну всё, парни на сотку попали, — посочувствовал Дима.

Между тем официантка, молодая и довольно симпатичная девушка, принесла наш заказ — пиво, по стейку, салат из свежих овощей и я добавил ещё маринованные грибы, люблю я это дело. Стейк был, на мой вкус жестковат, но кто я такой, чтобы спорить на счёт стейка? Я medium rare от medium well так и не научился отличать, у меня лишь три критерия — сырой, вкусный и не вкусный. Этот был вкусный, причём жареный картофель а-ля «по-деревенски» входил в блюдо как обязательный гарнир, мне так и лишним показался. Просто я ещё не шибко люблю жареную говядину, предпочитая её свинине, но, нормально, вполне.

Можно сказать, что вечер удался, и я даже захотел продолжения банкета, но перемещаться по городу было уже небезопасно и мы, дождавшись «маршрутку», прокатили домой. Маршрутка тут — это не микроавтобус, их, мне кажется, тогда вообще не было, а такой рыдван, словно сошедший с экрана фильма «Место встречи изменить нельзя». На нём МУРовцы преследовали бандитов, удиравших от них на хлебовозке. Вот копия такой же, даже трансмиссия так же подрывает, и гремит всеми частями, словно не в одной погоне по колдобинам побывал. Проезд кусачий — полтинник против 20 копеек днём, но это ерунда — ходить действительно опасно, я это понимаю.

Дороги в городе, к слову, убиты в хлам. Даже наши питерские ямы по сравнению с этим — просто автобан. Асфальта, такое ощущение, тут просто не было, есть участки с брусчаткой, явно дореволюционных времён, на них автобус заходится в мелкой дрожи, а, в основном, так всё нечто грунтовое или щебёночное. Впрочем, ям, в которых утонуть можно, я не видел, в основном всё засыпано щебнем, которого тут завались, уж я то знаю. А вот тротуары мостят плиткой, вполне современной, серенькой, но это ничего, выглядит очень прилично и ходить приятно. Наверняка заводик кому-то из власть придержащих принадлежит, да подрядик на благоустройство города тоже не абы кто получил. Всё как у людей, в общем.

— Слушай, Дим, я всё спросить хотел, — сказал я практически в ухо приятелю, пока мы тряслись до своей остановки, — а почему в пельменную тогда пожарники приезжали, а не менты?

— Потому что Тварями и одержимыми в городе занимается МЧС, а под ними и пожарная охрана. Просто для профилактики Тьмы нужно что? Правильно, свет. Подвалы просвечивают, окна делают или перископы…

— Это что?

— Этот такая труба, — изобразил Дима руками нечто квадратное, — в которой зеркала под углом, иногда просто никелированные пластины, главное, чтобы солнечный свет попадал. Если помещение тёмное, совсем, причём не обязательно это подвал, даже в шкафу может завестись, его обязательно просвечивают.

— Тварь может завестись? — решил уточнить я.

— Тьма. Сначала такая типа травы появляется, чёрная и неосязаемая почти. Это первый признак, считай, что Тьма тропинку себе проложила. А уж потом там что-то заведётся. Не сразу, но дня через два-три точно. Так что светить нужно постоянно. Электричество дорогое, и подают его лимитировано, так что народ керосинками спасается, а керосинки это что? Источник повышенной пожароопасности! Бывало, что Тварей засекут, менты приедут или отдел СЭС был, этим занимался, а там пытались керосинками их отогнать, разбили, ну и пожар, надо пожарных вызывать. В общем, Орлов реформу провёл, функции перераспределил, и теперь у нас есть Министерство по чрезвычайным ситуациям, под руководством генерала Сидорина, в ранге, как ты понял, министра. Пожарных вооружили, причём ты видел как, даже подствольные фонари придумали, всё серьёзно у них. Но менты тоже приезжают, потому что народ по-разному себя ведёт и по закону любой представитель власти, мент там, гэбешник, МЧСник или военный, если на службе, конечно, обязан принять все меры для обеспечения сохранности жизни и здоровья граждан.

Последнюю фразу он явно процитировал с какого-нибудь плаката или брошюры.

— А в «Жигулях» обычная драка была, тем патрульные постоянно пасутся. Если у мужиков бабки есть, то отдадут по сотке и домой пойдут.

— А если нет?

— Ну, тогда протокол, пришлют на работу и вычтут из зарплаты.

— Много?

— Если не бузили, сопротивления не оказывали и ментов «козлами» не обзывали, то та же сотня. А если совсем плохие были, то и пятнадцать суток можно схлопотать.

— А не круто сотню брать без оформления? — подивился я жадности местных стражей порядка.

Ведь вся суть «без оформления» в том, чтобы это было выгодно обеим сторонам.

— А тебе надо до утра в обезьяннике сидеть? Думаешь, протокол сразу напишут? Да и на работе косо могут посмотреть, так что имей ввиду. Надо у Андрюши книжку спросить, он все законы знает, выучишь, что сколько стоит, чтобы не развели тебя.

— А что, тут даже менты разводят? — неприятно удивился я.

Хотя, чему я удивляюсь.

— А то! — хмыкнул Дмитрий. — Первый вопрос у них — когда провалился? И если в пределах недели, то разведут по полной, ещё и должен останешься.

— Понятно, — пробормотал я, — слушай, а как тут вообще, народ буйный? Драки вот такие часто вообще? Я думал, тут больше депресняка будет.

— Это потому, что ты меня встретил! — самодовольно ответил Дима. — И народ у нас в комнате нормальный, и соседи. А в других углах и драки через день, и бухают постоянно. И это не только у нас в общаге. Ну ты сам прикинь! Денег едва хватает концы с концами свести, телевидения нет, радио говно какое-то гонит, кино за деньги и сам понимаешь, что за кино. Тоска и полная беспросветность. Бабу не заведёшь, не на что и негде, и такой жизни сколько? Триста, четыреста, пятьсот лет! Всё бывает, и вешаются, и вены режут и драки, и убийства. Сейчас просто лето, хоть как-то веселее, да и Тьма отступила, всё не так давит. А как дожди пойдут, сам увидишь. Ты, кстати, с сижавыми поцапался, я слышал?

— Было дело, — сознался я, и с преувеличенным пренебрежением отмахнулся, — да, так, фигня.

— Ага, фигня. Ты гляди, это они сейчас такие добрые, а как зима наступит, просто за взгляд косой на перо могут насадить.

ГЛАВА 5

В субботу с утра пошёл мелкий дождик и я столкнулся с проблемой, о которой как-то не помышлял — пополнять гардероб куртками и сапогами я хотел с получки, а вот про защиту от осадков даже не подумал. Оказывается, зонтики тут были, простые конечно, чёрного цвета, модель «трость» и, разумеется, не автомат. Но люди предпочитали дождевики типа плащ-палаток, копия как у нас в армии офицеры ходили. В жару в них не очень, наравне с водой они не пропускают и воздух, но тут это универсальная вещь и люди ходят. Выручил Михал Мартыныч, дал в долг макинтош и мы, обходя редкие лужи, потрусили на собеседование. И по пути я поймал себя на мысли, что хочу, чтобы меня взяли, хочу увидеть других людей, кусок другой жизни и, возможно, увижу шанс изменить кое-что в своём нынешнем положении, потому что четырёх дней на проклятом заводе мне хватило за глаза и за уши. С такой жизнью я или сопьюсь, или… Или сгину в какой-нибудь драке. И если отсюда нет выхода, то надо прожить жизнь достойно, именно достойно, и я сделаю всё, чтобы это было именно так.

Контора с ничего не говорящим мне названием «Парус» размещалась на втором этаже типового, для здешней архитектуры, дома. Что тут было раньше, понять сложно, может тоже контора какая, а может и люди жили. Весьма крутая деревянная лестница, тускло освещённая лампой без абажура, вела в небольшую прихожую. Внутри оказалось светлее и весьма чисто, видно что и ремонтик какой-то сделали, и вообще следят. Никаких признаков, по которым можно было понять, чем занимаются ребята из «Паруса» в офисе не было. Обычный конторский стол, канцелярский шкаф в углу, без створок вообще, на полках какие-то книги, напоминающие справочники. В офисе находился лишь один человек, хотя у окна стоял второй стол, совершенно пустой, с придвинутым вплотную стулом.

— Вот, Александр Александрович, — показал на меня Дима, — это Константин, о котором я говорил.

Александру Александровичу было около пятидесяти пяти, ему ещё удавалось сохранить форму, хотя что именно скрывает плохо сидящий коричневый костюм, сказать сложно. Тонкая нитка усов, но подбородок чисто выбрит. Глаза карие и жёсткие, взгляд цепкий такой. Явно мент бывший, причём опер. Рукопожатие сухой ладони было сильным и чуть более долгим, чем нужно.

— Значит, это ты трубой бандерлога убил? — сходу перешёл на «ты» Александр Александрович.

— Было дело, — не стал я отрицать.

Мужчина молча кивнул головой, и показал жестом на стул, мол, присаживайся.

Дима присел на таком же, но у стены.

— Чем заниматься предстоит, в курсе? — спросил Александр Александрович, устроившись за столом и сложив руки в замок перед собой.

— В общих чертах, — кивнул я головой.

— Понятно, — пробормотал он, — в общем так. Мы организуем туристические поездки по экстремальным маршрутам. На север.

Он снова цепко глянул мне в глаз:

— Нужны люди для оказания возможной огневой поддержки. Вопросы есть?

Я хотел, было, раскрыть рот, но тут вспомнил, что говорил Дима — сюда так просто не попадёшь, и всё, о чём я хочу спросить, я уже спрашивал у приятеля. Получается, что или я лох, или Дима, раз привёл меня без подробного инструктажа. Но кое-что узнать можно.

— Кому мы будем подчиняться там, в…э-э…поездке? Кто определит, что нужна наша поддержка?

Мужчина перевёл взгляд на Диму и коротко кивнул головой.

— Инструктаж получите на точке выхода. Сложного ничего нет, без присмотра вас не оставят. Служил?

— Служил, — я чуть не брякнул «так точно». И добавил: — Давно.

— Что не помешало трёх бандитов на тот свет отправить.

«А ведь ты читал моё дело!» — догадался я.

Вряд ли просто так взял и поверил тому, что про меня напел Дмитрий.

— Так вышло, — скромно потупился я, не став уточнять, что зачли мне только одного.

— С оружием я понял, что не на «вы», — последовало новое утверждение. — Но сам как оцениваешь? Со здешними моделями знаком?

— Попробовать надо, — честно признался я, — с пулемётом не успел разобраться, с автоматом немного. Из карабинов не стрелял вообще.

— Понятно, — кивнул головой Александр Александрович. — Сейчас на стрельбище съездим, покажешь, что умеешь.

Даже так? Ну, ладно.

Стрельбище располагалось за городом, примерно в той же стороне, где и «родной» завод, территория огорожена забором из горбыля, кое-где покосившимся, но ворота были конкретные, металлические и даже с красными звёздами. Никаких табличек у ворот не было, но когда водитель, молодой и весьма крепкий парень в гражданской одежде, но с кобурой на поясе, посигналил, нам тут же отворили. Машина, к слову, мне понравилась. Не знаю, что за модель, явно военная, но внутри удобные сиденья, крыша металлическая, места прорва, ход мягкий, хотя передачи со стуком врубаются, но это особенности конструкции, видимо. Я бы не отказался от такой.

За воротами укатанная грунтовка попетляла между какими-то одноэтажными строениями, которые в равной степени могли быть складами или казармами, но единственным человеком, встретившимся нам, был часовой у ворот, одетый, в военную форму и вооружённый карабином. Остановились на площадке, посыпанной гравием, где уже стояло несколько машин. Знакомый мне джип «Виллис», нечто напоминающее пикап, только с покатыми обводами морды, как у всех легковых машин тех лет, и небольшой чёрный автомобиль а-ля Штирлиц. Ну, как в фильме «Семнадцать мгновений весны», «Опель», вроде. Наши ведь с него содрали «Москвич» первый? Чёрный автомобиль на фоне зелёных собратьев смотрелся просто роскошно. Это, видимо, уровень «шишек» уже.

Само стрельбище отличалось от того, к чему я привык в армии. Хотя, нечто подобное мы оборудовали в Забайкалье, но то было стрельбище для офицеров. А, ну да, это, видимо тоже, вон столы под пистолеты, и мишени недалеко. Нарисовавшийся откуда-то высокий мужик в военной форме с погонами капитана поприветствовал нашего сопровождающего крайне уважительно и с любопытством уставился на нас.

— Вот, Сергей, — кивнул в мою сторону головой непростой Александр Александрович, — привёз ребят, надо бы по оружию кое-что рассказать, ну и посмотри, что умеют.

— Понял, — ответил капитан.

И мне показалось, что рука его чуть дёрнулась, чтобы приложиться к козырьку.

— Миронов здесь? — спросил Александр Александрович.

— Так точно, — по-военному ответил капитан, — на дальнем рубеже.

— Ага, ну, ты займись ребятами, а я пойду, поздороваюсь.

Александр Александрович направился по дорожке между низкими кустами живой изгороди, в ту сторону, откуда доносились звуки выстрелов. Из-за расстояния я не смог определить, что это за оружие, но, почему-то, на ум пришёл дробовик.

— Кто такой…? — зашептал я, но Дима уже понял.

— Советник, — закатил он глаза вверх.

Что могло означать как и недосягаемые высоты, как и то, что господин Миронов был редкостной сволочью. Я, почему-то считал, что второе вернее, и отнюдь не исключает первого. Но то, что наш потенциальный работодатель запросто может здороваться с такими людьми говорит о многом.

Экскурс в мир оружия, свойственного этому слою, был недолгим. Несколько видов пистолетов, названия которых ничего для меня не значили — уже знакомый ТТ, Кольт, не револьвер, а пистолет, весьма похожий на ТТшник, знакомый по фильмам фашистский Люгер, он же Парабеллум. Наган, причём капитан уточнил, что этот девятимиллиметровый и на шесть патронов всего. А другие скольки миллиметровые? Я в Наганах как-то не очень. Понял только, что шесть патронов это мало, и что эти револьверы состоят на вооружении ВОХРа. Армия же поголовно вооружена ТТ, Кольт и Люгер относятся к гражданским пистолетам и оружию спецслужб, чтобы это ни значило.

Нам выдали как раз по пистолету, ТТ, Димка весьма умело вставил обойму и доложил, что готов к стрельбе, а вот я замешкался. За свою жизнь я из пистолета стрелял трижды, нет, раз пять, наверное. Дважды в армии, просто офицеры давали, на гражданке тоже знакомые с корешами по банкам стреляли пару раз. Ну и Митяй словил пулю, хотя это стрельбой назвать сложно. И всё это смело можно отнести к категории поверхностного знакомства.

Я, всё же, вроде бы разобрался с предохранителем, доложил, что готов и капитан скомандовал «огонь». Целиться из него было непривычно, и пистолет был тяжеловат, так что я примерно поймал мишень под ходившей ходуном мушкой и потянул спуск. Грохнуло сильнее, чем тогда в кузове и пистолет сильно брыкнул назад. Из восьми пуль лишь половина попала в круг, при этом одна угодила в «девятку», но я понимал, что это была чистая случайность. Дима, в отличие от меня, стрелял с двух рук, и ловко так, прямо как в кино. И результат был не чета моему.

— Ошибки поняли, Константин Александрович? — спросил меня капитан.

— Да-э, — замялся я, — я, как бы, не очень с пистолетами.

— Это я уже понял, — хмыкнул офицер, — значит, смотрите…

В течение последующего получаса меня научили, как правильно держать пистолет двумя руками, как быстро менять обойму, как целиться, ну и как стрелять. На третий раз мне даже понравилось, да и результат был уже более-менее.

— С пистолетами закончили, — сообщил нам капитан, едва я вошёл во вкус, — переходим к основному оружию.

Переход был буквальным — в двух сотнях метров находилось то, что с большим правом могло именоваться стрельбищем. Была даже будка руководителя стрельб и, видимо, операторов, управляющих мишенями. Не бегают же они каждый раз поднимать фанеру? Оказалось — бегают, точнее, катаются на самых настоящих велосипедах. И мишени тут не падают, а просто на дырявые фанерные силуэты крепят листы бумаги с теми же концентрическими кругами и «яблочком» в середине.

Стрелковое, или основное оружие, тут было представлено уже известным мне автоматом ППШ, карабином Симонова, причём он тут тоже отличался от «других» версий, но мне эти отличия были без разницы. Были и винтовки Мосина, «стандартные», я так понял, то есть без всяких нюансов, и СВТ*, более скорострельная, но капризная в эксплуатации [*СВТ — самозарядная винтовка Токарева, в просторечии «Светка»]. Были и трофейные МП*, неправильно называемые «шмайссерами», а так же американские автоматы Томпсона, «Томми-ганы», но с коробчатыми, а не дисковыми магазинами [*MP38 и MP40 — пистолеты-пулемёты, состоявшие на вооружении вермахта во время Втором мировой войны. Сокр. от нем. Maschinenpistole]. Впрочем, нам предстояло общение только с родным ППШ. Остальные автоматы, со слов капитана, у них не использовались.

— Или у нас есть снайперы? — спросил военный, взяв в руки СВТ.

Из СВД* я стрелял в армии, я вообще там стрелял из всего, что было в оружейке, и это была, скорее, необходимость [*СВД — снайперская винтовка Драгунова]. Снайпер у нас был штатный, алтаец по фамилии Тепчегешев. Надо же, а вот имя я забыл. Неприятный тип, кстати. И снайпером он был так себе, мне кажется, он заделался в меткие стрелки, чтобы быть в стороне от всех, поскольку был очень нелюдимым и таким, себе на уме. А винтовок у нас на заставе было аж три. Одну приватизировал «кусок» — прапорщик Мороз, а вот одна была как бы бесхозной. И я даже числился типа вторым снайпером, хотя из винтовки никого не убивал. Тепчегешев, между прочим, утверждал, что однажды снял «кравшегося духа», только вот никакого трупа мы не нашли и он был очень не доволен, что ему не верят. Странненький он был, честное слово.

Но сейчас я решил про свой опыт умолчать. В анкете я указал свою воинскую специальность — инженер-сапёр? Вот и хватит.

— Вопросов нет, — резюмировал капитан, и взял в руки ППШ.

Тут было всё проще, хотя сборка-разборка была непривычной. И магазины вставлялись не так, как в «Калаше». И стрельба из этого автомата по ощущениям была другой. Но тут моторная память включилась на полную, я даже «двадцать два» не говорил про себя (кто не знает, нас так учили отсекать очередь по два-три патрона. Тянешь спуск и говоришь про себя «двадцать два»).

— Неплохо! — воскликнул капитан, рассматривая мою мишень. — Воевал?

— Было. Давно.

— Афган? — сразу догадался он.

— Угу, — кивнул я головой.

— Я не застал, — сказал он, и я понял, что у них в слое эта война тоже была.

— Дагестан прошёл зато, — сообщил он, — обе кампании.

Во как!

— У нас в Чечне заваруха была, — пояснил я на счёт выявившейся разницы.

— Я слышал, тут много таких. Чечня, Дагестан, Ингушетия, республики разные — события одни. У нас летёха служит, у них вообще весь Северный Кавказ отложился, типа независимость получил.

— И как? — хмыкнул я, представив, что именно получила страна под боком.

— А-а, — махнул кэп рукой, и я понял, что не ошибся в предположениях. — Халифат, одно слово.

— Ну а с пулемётом как, попробуешь? — спросил он меня о насущном. — Вряд ли сразу дадут, но знать полезно.

— Это Дегтярь? — уточнил я.

— Ну а какой ещё? — удивился тот. — До станковых вы ещё не доросли. Извини, — смутился он вдруг, видимо, вспомнил про мой возраст.

— Да ничего, — махнул я рукой, — давай свой пулемёт.

Пулемёт назывался РПД*, но калибром всего 6,5 миллиметров [*РПД — ручной пулемёт Дегтярёва. В произведении указана альтернативная версия, в реальности имел калибр 7,62х33 мм, магазин — круглый, с лентой на 100 патронов]. Машина была странная если откровенно, это и не РПК-74*, патрон мощнее, но магазин в виде натуральной сумки из брезента с лентой на 200 патронов [*РПК-74 — ручной пулемёт Калашникова, образца 1974 года, калибр 5,45 мм]. Мощный и даже, мне кажется, более скорострельный, чем Калашников, и это именно пулемёт, а не удлинённый автомат, как РПК. Но тяжёлый. Бегать с таким? Ну, я не знаю.

— ППШ пять, РПД на четыре, ТТ на троечку, — озвучил мои результаты капитан, когда мы вернулись к уже поджидавшему нас Александру Александровичу.

— У товарища, — это про Диму, — ТТ на четыре, ППШ на четыре. Пулемёт не пробовали.

— Понятно, — поиграл скулами наш без пяти минут шеф. — Так, боец, с финансами как?

И, не дождавшись ответа, добавил:

— Найди зелёненькую, завтра приходи сюда, с капитаном договоришься, надо пистолет подтянуть.

— Понял, — только и осталось мне ответить.

Зелёненькая, это пять червонцев, если я не путаю? Банкнота в три рубля, тоже зелёная, тут просто трёшницей именуется.

— Во сколько, тарищ капитан? — спросил я, мысленно простившись с пятьюдесятью рублями.

Кстати, их придётся снять и надо ещё уточнить, как банк работает в выходные.

— Э-э, Кость, нам ещё на рынок, ты не забыл? — напомнил мне Дима.

— О, — оживился кэп, — я тоже завтра собирался.

— Жена просила, — пояснил он, почему-то повернувшись к Александру Александровичу.

— Так, может мы, это, пересечёмся где-нито? — намекнул Дима.

И то верно, топать сюда на своих двоих час, как не больше. А на такси я разорюсь, вся поездка к Тьме в ноль выйдет.

— А давайте на рынке и встретимся, — решил капитан, — вы во сколько планировали?

Жену капитана Богатырёва звали Евгения. Весёлая, жизнерадостная толстушка, но с такой, приятной, что ли, полнотой. Немного резал слух южный говор, фрикативное «гэ» и ярко выраженное «та» вместо «да», но уже спустя пару минут я привык. Встретились мы на стоянке для машин, где немного подождали капитана и его благоверную возле «Виллиса».

Я стал беднее ещё на полторы сотни с гаком, купив комплект военной формы, самую натуральную армейскую хэбэ, только чуток отличающуюся от той, что была у нас в учебке. Потом нас переодели в «афганки» только не песочной, а камуфлированной, пограничной расцветки. Помню, в первый месяц службы один парнишка из Кемерово спросил у командира отделения, щеголявшего в такой форме:

— Товарищ сержант, а когда нам выдадут кануфляж?

Надо же, тридцать лет, почитай, прошло, а будто вчера было всё.

К хэбэшному комплекту пошли, дополнительно, самые настоящие кирзачи, дёшево и сердито. Глаза загорелись на ботинки типа берцев, причём были явно трофейные, немецкие, для горных стрелков, со специальными армированными набойками на подошвах, которые назывались триконы. «Отриконенные, гляди, на зиму самое то» — уговаривал меня ушлый молодой продавец. Но лишних двухсот пятидесяти рублей у меня не было. Портянки, фляжка и очень важная штука под названием нож.

Запрет на свободное обращение оружия в республике распространялся и на ножи, формально, за любой ножик с длиной клинка больше 10 см можно было сесть на 10 суток. Кроме хозяйственных и туристических, конечно. С хозяйственными понятно, они для дома, а вот туристические ножи, которые весьма напоминали охотничьи, действовало такое правило — в городе их можно было носить в рюкзаке, «в положении, исключающем быстрое извлечение», сиречь на самом дне. Вышел в лес, покопался в мешке, достал ножик, повесил на ремень. Ну, или в карман положил. Нарвал грибов, подошёл/подъехал к городу — опять в рюкзак запрятал. Рюкзака у меня не было, но за два червонца я стал обладателем чудного вещмешка модели «сидор», куда и упаковал все покупки, среди которых была и плащ-палатка. С учётом затрат на обучение стрельбе мне даже беляшей расхотелось, хотя запахи, витающие над базаром, просто сводили с ума. Не выдержал, купил пару, потом кружку кваса, запить это дело. Сплошное разорение.

«Виллис», прыгая не хуже козелка-УАЗа, бодро катил по дороге, Евгения, или просто Женя, сидя вполоборота и немного смущая меня рвущимся наружу содержимым декольте, расспрашивала про жизнь Там. Их с мужем слои были удивительно похожи, хотя и не полностью, возможно, это их и сблизило.

— Ой, мы в школе в Ленинград на экскурсию ездили! — с восторгом воскликнула Женя и, уже не слушая меня, начала делиться своими воспоминаниями.

— А это вообще, что за объект? — спросил я у капитана, когда достиг, по его мнению, приемлемого результата в поражении мишеней.

Дима, хоть и крутился рядом, в повышение своих навыков вкладываться не стал, и терял время исключительно за компанию.

— Это межведомственный учебный центр, — охотно ответил военный, видимо, никакой тайны тут не было, — раньше армейский чисто был, потом решили для всех сделать, чего простаивать-то? В частях свои стрельбища есть, так что разумное решение.

Ну, да, наверное. Заодно частник, как я понял, заглядывает. Не совсем простой. Но оказалось, что пострелять тут может любой желающий, нужно лишь оставить заявку и заплатить за услуги. Деньги, со слов капитана, идут в бюджет. При этом он слегка отвёл глаза, потому что мой полтинник ушёл в бюджет семьи Богатырёвых.

— А вы? На север? — спросил он, в свою очередь.

Это тоже, если и секрет, то Полишинеля, выходит.

— Ага, — не видел я смысла скрывать.

— О! — вроде как с осуждением произнёс кэп. — Первый раз?

— Да, я в первый, Дмитрий, вон, ездил уже.

Капитан глянул на моего приятеля, изучавшего плакаты с изображением внутренностей оружия.

— И чего, не страшно? — задал он вопрос в лоб.

— Да-а, нет, — вполне искренне ответил я.

Мне действительно не было страшно.

— Вы же недавно здесь? — решил уточнить Богатырёв.

Видимо, было во мне что-то, что позволяло безошибочно определить новичка.

— Да, меньше недели, — подтвердил я. — Провалился возле Войкова, но привезли сюда вот.

— Погоди, — нахмурил брови капитан, — а это не ты, случайно…?

— Случайно, что?

Мне стало смешно. Неужели система насквозь дырявая и уже полгорода знает, кто я такой и чего успел натворить?

— Бандерлога ты завалил?

— И бандерлога, и бандитов, — чуть улыбнулся я.

— Нихера себе! — присвистнул капитан.

— Не, ты не подумай, — добавил он, почему-то извиняющимся тоном, — просто, я думал, туфта это всё, разведка сказала одно, комендачи услышали другое. Как было, расскажешь?

Я рассказал. Без особых подробностей, но как оно было на самом деле.

— А я не пойму, — криво улыбнулся капитан, — вроде говорили, ты их из ТТ расстрелял, а тут словно впервые увидел. А так… понятно.

И тут же спросил:

— Ну, и как бандерлог тебе?

— Да никак, — пожал я плечами.

— Вот! А я, когда первый раз увидел, реально чуть не обделался, пистолет в руке ходуном, в глазах тёмно, жуть просто, — поделился со мной капитан. — У нас тогда на пацана такая прыгнула. Я уже второй год тут служил, и только пересекся, а ты… И что, только честно, вообще не страшно было?

— Было немного, — признал я, — но…,

Я решил не говорить, что именно думал в тот момент, про бред и прочее.

— Понимаешь, я просто не знал, что это такое, а собак не любил никогда. Гляжу, что-то прыгнуло, думал собака, ну и огрел трубой. Потом да, вроде как жутко стало, особенно когда ОНО заверещало. Ну я и заткнул, значит, железякой по башке. А остальных уже бандиты завалили. Наверное, если бы не они, хана бы мне.

— Да-а, — пробормотал кэп, — вот оно как бывает. Ну, давай, удачи вам там.

Он мне руку:

— Меня Сергей зовут.

— Костя, — я крепко пожал её в ответ.

Следующая неделя пролетела незаметно. Вроде бы даже на работе не так стал уставать, втянулся, типа. Заметил, кстати, что молчун Андрей старался вести здоровый образ жизни, не курил, в пьянстве не был замечен, и даже бегал по утрам. Заметил я это не сразу, но как-то был разбужен какими-то шорохами и резким запахом пота, не свойственным нашему жилищу. Ну надо же, может и мне тут чем-то подобным заняться? И вообще, тут есть, я не знаю, качалки или секции какие-нибудь? Раз здесь человек больше должен полагаться на себя и свои силы, надо эти силы немного улучшить. Качественно. А то я до сих пор слегка задыхаюсь, когда с Димой отправляемся куда-нибудь, а машина, я так понимаю, пока остаётся только мечтой.

Мои потенциальные враги — местный «смотрящий» и его присные — себя никак не проявили, и я решил, что скорее всего, инцидент исчерпан. Не те это люди, чтобы тянуть с разборками, им движуха важна. Так что — хотели бы, уже предъявили, ну а раз нет, то значит и не хотят.

Между тем наступила пятница, в городе царило оживление, люди готовились к празднику, обсуждали городские мероприятия, а мы лишь переглядывались заговорщически и шептались, когда нас не слышит никто.

— Кость, — голос у Димы был крайне серьёзным, — слышь, я чего спросить хотел?

Мы сидели на «нашей» лавочке в скверике и цедили пиво. Чисто по кружечке, в честь пятницы.

— Да-а? — протянул я, подавляя отрыжку.

— Ты в натуре с Зинкой мутить не будешь?

— Чего? — я даже не сразу понял, что мой товарищ имеет ввиду.

— Ну Зинка, помнишь, из пельменной.

— Нет! — рассмеялся я.

— Ну, это, короче, — стушевался Дима, что было ему не свойственно, — если нет, то я тогда… Ну только без обид, лады?

— Да лады, ты чего, какие обиды? — успокоил я его.

— Ну, просто, она тут опять про тебя спрашивала, я обещал, вроде как передать. Короче, если ты нет, то я тогда, гхм, штурм предприму. Не, ты не подумай, — начал он внезапно оправдываться, — она нормальная! К ней многие подбиваются, я знаю, но она абы с кем не пойдёт!

Ну, хрен его знает! Я, конечно, ничего говорить не стал, не маленький, сам разберётся, зато уверил, что точно никаких видов на неё не имею. И, чтобы не обижать даму, попросил передать, что пребываю в тоске по поводу оставшейся дома любимой жены, и выходить из этой тоски не собираюсь, а собираюсь хранить ей верность в ближайшие сто лет. Как-то так.

В субботу утром, под едва накрапывающим дождём, мы загрузились в кузов потрёпанной полуторки, где, кроме нас с Димой, оказалось ещё двое. Высокий, коричневый от загара (или от природы) казах по имени Ерказы, попросивший звать его Сергеем, и немного полноватый, довольно хмурого вида мужичок, представившийся Ильёй. Илья, если честно, чем-то напоминал поросёнка — пухленький, маленькие глазки, короткий ёжик на голове, рыжеватая щетина на щеках и скошенном назад подбородке.

— Вместе поедем! — озвучил очевидное казах, говоривший, впрочем, совершенно без акцента.

Само путешествие запомнилось, разве что, новыми видами, среди которых преобладали леса, перелески и крайне редкие населённые пункты. Дорога, однако, была оживлённой, нам то и дело попадались небольшие караваны, иногда в две машины всего, но чаще три-четыре. Что характерно, люди в них были, зачастую, вооружены, хотя далеко не все были одеты в форму. Впрочем, форма ничего не значила, мы вон тоже в форму оделись, и чего?

Мы тоже шли колонной, впереди броневик, брат того, в котором ездили подобравшие меня вояки, только с открытым верхом. Потом мы в полуторке, опять броневик, дальше два закрытых автомобиля, которые тут называют «Додж три четверти», ленд-лизовские, я так понял. Судя по задёрнутым шторкам, заменяющим тут тонировку, в машинах, с куда большим комфортом, ехали наши «клиенты». Не один! Замыкал колонну ещё один бронетранспортёр. Серьёзная сила, на броне пулемёты, аж по две штуки на каждом!

В Броды приехали примерно в час дня, причём в саму деревню не поехали, а свернули к озеру, на берегу которого она и раскинулась, только дальше, в полутора километрах примерно. Наш же маршрут закончился на неком подворье, или постоялом дворе, который, видимо, и был базой фирмы «Парус». База была серьёзной — высокий, хотя и дощатый, забор, буквально увитый по верху и по низу колючей проволокой, вышки, подобные тем, что я уже видел. На весьма обширной территории несколько строений, в том числе два терема, по другому и не скажешь. Всё из брёвен, видно что свежее, и сделано не просто добротно, но и с выдумкой, чтобы красиво было. «Доджи» объехали «терема» справа, и скрылись от наших глаз, а нас пригласили в одноэтажное здание, возле которого прохаживалась парочка субъектов с автоматами на плечах.

— Так, бойцы, — обратился к нам невысокий, широкоплечий мужик лет тридцати с небольшим, одетый в нечто камуфлированное.

Если и военное, то мне такая форма не известна. Но это была именно форма — пять или шесть человек были одеты так же. Да, пожалуй, форма, штаны типа «карго» с карманами на бёдрах, куртки, на наши афганки похожи, на груди нечто вроде подвесной. А вот оружие… Томми-ган только в армии не используют? Эти все с автоматами Томпсона. Пистолеты в открытых кобурах, чтобы достать легче. Один положил на стол чехол, и я готов поспорить на свою зарплату, то там снайперка. Ага, а вот и пулемёт, только… Диск чудной, толстый и вроде как меньше, чем у Дегтяря. И ствол длиннее. Интересно, что это? Пулемётчик тоже впечатлил, широкоплечий, квадратный, почти «кубический» мужик лет 28-30-ти, в его лапах даже такой агрегат как обычный автомат смотрится, ну или как РПК, если привычными мне категориями мерить.

Главный нас уже приветствовал в городе, когда мы в машину садились, звали его Николай и обращаться к нему следовало или Николай или «командир».

— Так, бойцы, слушаем сюда, — он развернул какую-то бумажку. — Бе-ги-мов? Правильно прочитал?

— Это я, — поднял руку Ерказы-Серёга.

— Отвечать чётко — я! Считайте, что вы в армии. Понял? Не слышу?

— Понял, — ответил глупо улыбающийся казах.

— Что ты понял? — словно из бочки пробубнел пулемётчик.

Как он «бля» не добавил, не знаю.

— Я, понял, — ответил Ерказы, продолжая улыбаться.

Николай возвёл очи горе, но не сказал ничего.

— Паршин?

— Я, — уныло ответил Илья, подняв руку.

— Ага, вместе с Бегимовым в отделение Васенина.

— Я! — гаркнул сидящий слева от командира камуфляжный.

Не знаю, на показ, или у них действительно тут всё серьёзно.

— За мной, — произнёс он затем, поднимаясь и делая знак нашим спутникам. Троица вышла.

— Шишкин?

— Я, — пусть не молодцевато, но вполне по военному ответил Дима.

— Нагорнов?

— Я, — не стал я изображать молодого солдатика.

— В отделение Суходола.

— Я, — в тон мне отозвался ещё один в камуфляже, чуть ниже меня ростом, но широкоплечий и явно не пренебрегающий физкультурой.

По команде «за мной» мы вышли из помещения, и подошли к бронетранспортёру с цифрами 071 на борту.

— Получаем оружие, подвесные, магазины, — скомандовал Суходол, открывая дверцу кабины.

Процедура получения состояла в том, что мы самостоятельно забрали лежащее горой снаряжение. ППШ, брезентовая подвесная, похожая на ту, что была на «камуфлированных», вмещавшая десять магазинов к автомату, пистолет, кобура к нему была попроще, явно военная, кондовая, и не новая. Что, возможно, и к лучшему, не будет колом стоять. Обойм к пистолету полагалось четыре — одну в рукоятку, одну в кобуру и для двух были дополнительные отделения в разгрузке. Немалый вес, надо сказать, опять армия вспомнилась, когда в бронежилете и с полной выкладкой приходилось бегать в учебке, отрабатывая несуществующие нормативы. А вот гранат не выдали вовсе, не положены они нам, только постоянному составу «Паруса».

В течение следующего часа мы проходили ускоренный курс молодого бойца, отрабатывали посадку и десантирование из броневика, именуемого «Скаут». Открывали воображаемый огонь по условным Тварям, атакующим нас то справа, то слева. Другое отделение занималось тем же самым, только метрах в тридцати от нас. Наконец командир Суходол решил, что с нас достаточно и мы, как были в амуниции, потопали в столовую, располагавшуюся, по случаю лета, под небольшим навесом. И это было хорошо, потому что на улице был хотя бы ветерок, но всё равно было жарко, солнце, скрытое за довольно высокими облаками, словно сквозь матовое стекло щедро делилось теплом. Но с севера уже двигался довольно серьёзный фронт и я подумал, что в ливень в броневике, наверное, не очень комфортно будет. Но сейчас мы вспотели как мыши, так что посидеть на свежем воздухе было самое то, раз уж не дали раздеться.

А вот обед и впрямь оказался неплохим. Борщ, густой и наваристый, котлеты, точнее бифштексы из странного, довольно вкусного мяса. Не говядина, точно. На гарнир жареная картошка, салат из зелени, заправленный подсолнечным маслом. Ну и морс, брусничный, добрый такой морс.

— Так, бойцы, на счёт водки в курсе? — спросил командир Николай, пожелав всем приятного аппетита для начала.

— В курсе, — не стройным хором ответили мы.

— Не слышу! — жёстко рявкнул он.

— Так точно! — уже чётче ответили мы.

— Вот, уже лучше, — сделал он доброе лицо.

— Поясню: дело не в том, что пьяный боец — не боец. Тьма творит с сознанием странные вещи, и поверьте мне, лучше при этом быть трезвым. Вернёмся, все получат «наркомовские», обещаю. Но до — ни грамма! Унюхаю — вылетите тут же, пешком до Вышинского пиздюхать будете. Вопросы есть?

Вопросов не было.

После обеда мы час слонялись без дела, причём нас периодически дёргали, чтобы мы не клали оружие на лавки, землю и прочие поверхности. Я уже понял, что нас пытаются хоть как-то приучить к весу амуниции, но до некоторых это не доходило.

— Что за машинка у вас? — улучив момент, спросил я у пулемётчика.

— ДТ-29, — прогудел он.

Ни о чём не говорило, и я попросил разъяснить. Оказалось — Дегтярёв танковый, 29 года. Собственно, то же самое, что и Дегтярёв пехотный, но есть несколько существенных отличий — длиннее ствол, складывающийся (!) приклад, диск на 63 патрона, а калибр тот же, 7,62х54. Весит побольше пехотного, но и получше, как бы. Это уже ближе к ПКМ, я так понимаю? Интересно сравнить, как пулемёт Калашникова работает я помню. У нас древний такой был на заставе, с раструбом на конце ствола. А вот на замену стволы уже новые были, с узким пламегасителем. А тут, кстати, как с заменой?

— Предусмотрена, и ручка вот есть, — снова загудел голос из бочкообразной грудной клетки, — но рёбра видишь?

Действительно, вдоль всего ствола шли выемки, образующие типа рёбер жёсткости. «Для охлаждения, — догадался я, — площадь увеличилась, вот он и нагревается медленнее».

— Нагревается медленно, — подтвердил мою догадку пулемётчик. — В танке неудобно менять, они даже приклад складной сделали, чтобы места меньше занимал. Если очередями по полдиска не поливать — нормально. Хорошая машинка, — любовно погладил он ствольную коробку.

К вечеру нам, после ещё пары часов муштры, разрешили разоблачиться и даже искупаться, благо мостки уходили прямо в озеро. Вода была приятно прохладной.

— Рыбы, наверное, полно? — спросил я то ли у бойца, то ли у работника фирмы, их не поймёшь.

Но этот конкретный явно помогал на кухне.

— Только появляться стала, — махнул он рукой, — тут же Тьма была, ничего живого не осталось. А сейчас да, и карась есть, и щука.

Тьма. Какая ты? Тёмная и страшная стена непроницаемой темноты? Я в задумчивости смотрел на клубящиеся на севере тучи и вдруг понял, что обещанный ливень всё никак не соберётся.

— Что, страшно? — прошептал над ухом Дима.

— Нет, не пойму, что за облака такие? — ответил я. — Ты же, вроде, говорил, что тут погода обычная, без закидонов.

— Облака? — переспросил Дима и вдруг хлопнул меня по плечу. — Ха! Знакомьтесь! Тьма — это Константин, Константин — это Тьма.

— Это Тьма? — не поверил я. — До неё же ещё как до Пекина раком?

— Да, но её уже видно.

— Так, а чего она серая, а не чёрная? — продолжал я сомневаться.

— Ну, погода там тоже не в восторге от такого, плюс, впереди всегда туман, хотя многие считают, что это облака Призраков, во всяком случае, Призраки из него и появляются. Так что знакомься, завра на свидание поедем.

Спал я плохо. Возможно, сказалась тяжёлая пища, на ужин была печёнка с макаронами, овощи, на сей раз просто крупно порезанные — огурцы, лук, укроп пучками, чай с ватрушками. Плотный такой ужин получился, вот полночи кошмары и снились. Причём, не мне одному — Ерказы в углу заорал что-то на своём языке, переполошив всех, только уснули вроде — Илюша тоненько запищал «Нет! Не-ет!». И сердце каждый раз, как проснусь, словно птица в силке трепещет. А что снится, не помню — какие-то неясные образы, вроде бы и те, кто остался Там, или даже вроде Слава Волков приснился, кореш мой по учебке, он тоже «за речку» попал, я потом уже узнал, что в первый же месяц на мине подорвался. В конце концов, устав ворочаться, решил выйти в сени, или тамбур, не знаю как правильно, возможно, там воздух посвежее, а то тут дышать просто нечем. В сенях было накурено, кто-то дымил папиросиной, стоя у забранного решёткой окна.

— Что, не спится? — по голосу узнал Николая, командира.

— Тоже, я смотрю? — спросил я в ответ.

Сейчас мы были просто двое мужчин, волею случая оказавшихся в одном месте.

— Тьма, — произнёс он, словно это всё объясняло.

— Костя, завтра внимательней будь, — внезапно попросил он, — не знаю, может гоню, а может и правда есть что-то. Предчувствие, понимаешь?

Понимал ли я? Говорят, у тех, кто долго пробыл в экстремальной ситуации, развивается чувство опасности, нечто вроде интуиции. И я могу сказать, что основания для этого есть. Был случай на «той стороне», когда меня словно кто под бок толкнул и я внезапно проснулся. Вышел на улицу, в относительную прохладу — самая темень, собачий час, тишина, прошёлся чутка, оба-на, а боб-то спит* [*Боб, сленг. — часовой в Пограничных войсках]! Автоматик взял у него аккуратно, вот смеху-то будет, когда проснётся. Тут эта самая интуиция и говорит — посмотри в ПНВ*, дебил [*ПНВ — прибор ночного видения, общее обозначение как ночных прицелов, так и других средств наблюдения, типа биноклей или монокуляров]! Глянул, вроде никого, а потом… Там же странное изображение — зелёно-чёрное и некоторые вещи не сразу понимаешь, что это. А это дух, стоит в положении «на колене» и смотрит на меня через такую же приблуду. Или целится! Очередь, наверное, патронов на пять тогда дал. Убил, точно знаю, его труп свои вытащили потом, мы видели. Это единственный раз было, когда на заставу напасть вот так хотели. Часового жалко было, не стал сдавать, по тихой в грудину пробил пару раз, на этом забыли. Так что возможно, не зря Коля-Николай не спит.

ГЛАВА 6

Утром все были злые, дёрганные, угрюмые, Илья успел поцапаться и с Серёгой-казахом, и с Димой. Затем я услышал характерный звук, как будто чей-то кулак приложился к мешку с песком, затем нечто вроде «хых», а затем Илья, красный как помидор, молча сел за стол. Видать, командир популярно объяснил политику партии.

Завтрак был обильным, причём видя наши унылые рожи командир приказал жрать, чтобы тарелки были чистыми. Ибо обеда не предвиделось. Так-то. Овсянка на молоке, да ещё и с маслом, вчерашние бифштексы из оленины (оленина, вот что это было за мясо!), кофе, вернее, кофейный напиток — ячмень, жёлуди, цикорий, сгущённое молоко — вчерашние же ватрушки. Есть, да ещё так рано, не хотелось совершенно, но я проглотил немного того и сего, да пару ватрушек, глядя на Диму, забрал с собой.

Ну всё, серый рассвет всё же нехотя наступил, прогретые двигатели броневиков перестали кашлять и фырчать и мы, заняв места согласно боевого расписания, тронулись на встречу неизвестности. Ну, это я пафоса добавил, на самом деле маршрут разработан разведкой, мы едем не абы куда, а на северо-восток, в район пустой и безжизненной деревни Клинцево, примерно в сорока километрах от нашей базы. По мнению командира, или кто там принимает решения, это место достаточно близко к Тьме, чтобы удовлетворить потребности клиента и там мы будем в относительной безопасности. Сорок километров просёлков, по которым не ходил и не ездил ни один человек за последние двадцать, а то и тридцать лет. Первые признаки жилья появились примерно через полчаса, какие-то руины, даже не поймёшь, что это было раньше.

— Село Романцево, — пробормотал Суходол, сидящий сейчас на сиденье рядом с водителем.

Если это село, то это…? Фундамент церкви получается? Похоже, здание было не таким и маленьким, не дом, точно.

— Это адаптанты? — спросил я, подразумевая сведённую под корень деревню.

— Ага, — пробурчал тот, — адаптанты с красными звёздами.

— Советская власть! — пояснил он таким тоном, словно сказал ругательство.

Странный они тут народ, если честно. Советский период и всё, что с ним связано, не любят, причём градус «нелюбви» колеблется от снисходительного «совок, и этим всё сказано», до откровенной ненависти. Все свидетельства недавнего советского прошлого стараются убрать с глаз долой, но при этом на площадях стоят памятники Ильичу, куда ни плюнь — улица Советская, площадь Ленина, красный уголок и тому подобное. Правда, портретов Лысого нет, кроме как на банкнотах крупного достоинства, зато везде портреты Упыря. Вместе с репой президента. Я, удивлённый таким диссонансом, поинтересовался у всезнающего Димы и получил, как всегда, исчерпывающий ответ.

Оказывается, однажды, на заре своего президентства, господин Орлов высказал своё персональное отношение к товарищу Джугашвили. «Сталина излишне демонизируют. Я считал и считаю, что это был весьма эффективный управленец, поднявший страну из руин после страшнейшей войны. И я считаю, что не будь Сталина, войну нам не выиграть. Вы все сами видите, что даже здесь, в этом мире, Иосиф Виссарионович проявил себя как грамотный и успешный руководитель, настоящий лидер нации». Конец цитаты. Многое можно было бы сказать и про излишнюю демонизацию (кстати, излишнюю, это как? Демон, конечно, но не такой уж и жуткий? Руки не по самые уши, а всего лишь по локоть в крови? И убил он не десятки миллионов своих сограждан, а всего один? И младенцев на завтрак не ел?), и про успешное управление, и про военный гений, приведший народ к победе. Но скажу лишь вот что. Если правитель прибегает к прямому убийству собственных граждан, то такого правителя нужно гнать ссаными тряпками. Нет иных аргументов в политическом противостоянии, кроме как свора палачей — пошёл нахер с трона. Откуда может взяться талант «управленца» у бедного грузинского юноши, которого нещадно били пьяница-папаша и пуританка-мамаша? Четыре класса духовной семинарии — вот всё образование лидера нации. Грабитель, убийца, уголовник — вот что такое Иосиф Джугашвили. Несколько я знаю, великий стратег не разработал ни одной операции, а все, куда он совал свой шнек, неизменно оканчивались небывалым кровопролитием его солдат. Ну да хрен с ним, в аду для него не один персональный котёл приготовили. Смешно, что тут его почитают, одновременно возрождая веру, которую местная версия Вождя Народов вообще свела под корень. Такое ощущение, что в качестве национальной идеи насаждается некий капиталистический православный сталинизм, прости Господи.

Нужного места достигли спустя два часа, пришлось попетлять, путь лежал через речку, но побоялись, что мост не выдержит тяжёлый полугусеничный бронетранспортёр М-3, в котором, укрытые от посторонних глаз, ехали клиенты. Всего в этой экспедиции участвовало три машины — два «Скаута» и вот этот монстр, и мы шли замыкающими. Я хотел, было, спросить, что вроде как не вижу эффекта Тьмы под названием «время вспять», раз тут одни руины, но говорить вдруг расхотелось. Снова навалилось неприятное, щемящее чувство, захотелось всё бросить, к хренам собачьим, и уехать отсюда подальше. Я даже потёр грудь в районе сердца, хотя знал, что сердечный приступ (тьфу-тьфу-тьфу) проявляется не так. Дима тоже сидел с кислым видом, словно на похоронах. Да, не весело, девочки, не весело.

— Всё, стоим, можно курить, — скомандовал Суходол, когда наш броневичок сделал небольшой разворот и встал, молотя на холостых оборотах.

Я приподнялся и осмотрел окрестности на предмет определить диспозицию, и вообще. Мы заехали практически в чистое поле. Наверное, тут действительно раньше было поле, заросшее сейчас бурьяном и редкими кустиками, где тут дорога, есть ли она вообще, сказать сложно, но начальству видней. Головной «Скаут» стоял метрах в двухстах от нас, ближе к опушке леса, у которого человек отторг, когда-то, кусок территории. М-3 с клиентами, которых сторожили сам Коля-Николай, богатырь-пулемётчик и снайпер, стоял как бы между нами, но гораздо ближе к головному дозору. А мы, я так понял, выполняли сейчас функции прикрытия. Водитель, совсем молодой лопоухий парень, перебрался за курсовой пулемёт, Суходол сел у левого борта, где был укреплён второй такой же, как я узнал, РД-46, в обще-то, тот же Дегтярь, только с ленточным питанием, «ротный пулемёт образца 1946 года». Все они относились к «классу» лёгких пулемётов, почему-то, возможно от того, что их можно было таскать в одиночку. Пулемёты СГ-43 — Станковый Горюнова 1943 года, и Максим (в представлении не нуждается) считаются тяжёлыми, и состоят на вооружении только в армии и силовых структурах, хотя используют тот же патрон 7,62х54, и тот же ДТ-29 или вот эта машинка немногим уступает Максиму. Изначально на броневиках стояли американские (бельгийские) пулемёты Браунинга — М1919 и М-2, но они использую другой патрон — 7,62х63 мм, и 50-й калибр, наши к ним не подходят. Пулемётов могло стоять даже три — обычно курсовой был пятидесятого калибра, а два 7,62 были на вертлюгах по бортам, ближе к корме. Но крупнокалиберные нам запрещены, и руководство рассудило, что вполне хватит двух, один, расположенный напротив «командирского» сиденья, перекрывал большой сектор впереди и справа, а второй прикрывал водителя слева, как и всю левую сторону. Таким образом, мы могли вести стрельбу примерно на 180 градусов, но не могли сосредоточить весь огонь в одном секторе. Время тянулось ужасно медленно и, что самое поганое, Тьма притягивала внимание. Она там, за спиной, стена клубящихся туч, уже не серых, а свинцово-серых и чёрных, и черноты этой много. И она шепчет что-то, бормочет на самом краю сознания, пробуждает твои страхи, сомнения, заставляет сожалеть о содеянном десятки лет назад и в другой жизни. Мордор! Сука, как есть Мордор! Ока Саурона ещё не хватает. И орков с гоблинами.

— Гых! — сказал Суходол и начал заваливаться с сиденья, схватившись за левое плечо.

Звук выстрела отразился от опушки далёкого леса, и вернулся обратно.

— Ада… — закричал водитель, но тут что-то с невероятной силой вырвало клок из его спины, проделав отверстие величиной с кулак.

Ветер принёс звук, и этот звук я знал, я помнил его, хотя прошло много лет.

— Из машины! — заорал я в голос.

И, неожиданно для самого себя наклонился, схватил командира за разгрузку, рванул на себя и, крича от натуги, словно штангист, толкающий снаряд, прыгнул вместе с ним за борт. Дима уже был там, тело Суходола, не потерявшего сознания, шлёпнулось кулём на землю, я распластался рядом и подтащил его ближе к колёсам. Что-то со звоном щёлкало по корпусу броневика, заставляя его сотрясаться. Иногда это что-то злым шершнем пролетало над нашими головами.

— Где бинт? — спросил я, лихорадочно обшаривая его разгрузку.

Затем вспомнил, где бинт у меня, рванул заевший клапан (застежку-липучку тут ещё не изобрели), достал перевязочный пакет в плотной вощёной бумаге, рванул зубами нить, вскрывая его, и тут понял, что сначала надо снять разгрузку с раненого. Дима не сплоховал, в руке у него был нож, лямки продержались секунды, теперь куртку, кровь вытекает толчками, а вот сзади дыра больше. Сквозное. Но это и хорошо. Второй пакет, теперь бинтовать. В голове мысль — на вторую перевязку бинтов нет.

— Игорь? — шипит от боли Суходол.

— Навылет, — сообщаю я.

— Это чем они лупят? — спрашивает Дима.

— ДШК, — отвечаем мы хором.

И тут я понимаю, что «таканье» крупнокалиберного пулемёта прекратилось. Патроны кончились, или экономят? Так, что у нас вообще? У Суходола на груди бинокль, сюда его. Теперь отползти чутка. А по нам долбят. Винтовки, видимо «Мосинки», но пулемёт молчит. Он один у них, или как? Осторожно приподнимаюсь из травы, каждое мгновение ожидая, что пуля пробьёт толстую, но не достаточно, лобную кость. Где вы, суки? Далеко. Тут шкала, это сколько? Чёрт, я не помню. А если так, без бинокля. Ёлы-палы! Да тут метров восемьсот, не меньше. И чего? Наши автоматы, а, по факту, пистолеты-пулемёты тут бессильны. Они знают, что мы живы и просто прижали нас огнём, так? Значит, кто-то обходит?

Я почувствовал, что сердце ухнуло в низ живота от страха, лихорадочно огляделся. Никого. Шевеление на дальней опушке, и ведь нам туда надо, мы там проезжали. Через лес эти машины не пройдут, а наш броневик… Я услышал как что-то капает и тут же учуял запах бензина. Чёрт! Одна зажигательная пуля и нам хана! А что делать? И что там с кавалерией, в смысле, с нашими? Почему не едут нас спасать? Ага, встали рядышком, даже головной «Скаут» вперёд, типа, выдвинулся. И чего титьки мнём? Что делать нам? А ползти отсюда! Чёрт, как же неудобно смотреть одним глазом в бинокль. То ли дело в прицел. Прицел! Снайпер! Какого ху…дожника молчит наш снайпер? Или ему далеко уже? На сколько бьёт снайперка? СВД на 1200–1300 метров, а «болт» Мосинский? Не помню! Нихера не помню! А, вот оно что! Они не видят! Там рельеф чуть понижается и наши, получается, типа в низинке. Со снайперкой! А мы на пригорке. А уроды эти их видят? Так, а это что? Возня? У чего? Чего вы гоношитесь там, твари? Труба с шишкой на конце. ДШК? ДШК, да? У вас именно там пулемёт и с ним что-то не так? Или вы его тащить собрались? Он тяжёлый, этот не «Утёс», вам ослики нужны, духи на осликах их перетаскивали. А вы, кстати, на чём притащили? Или там у вас оборудованная позиция?

— Дима! — зачем-то громким и страшным шёпотом кричу я. — Беги к этим уродам и пусть суда чешет снайпер! Понял? Снайпер!

— Только, — я схватил приятеля за разгрузку, — не высовывайся, а то убьют!

— Понял! — прошептал Дима, делая страшные глаза.

Страшно? Да тут всем страшно.

— Ты как, командир? — спрашиваю я, принюхиваясь к запахам.

Вроде бензином сильнее прёт.

— Нормально, — хрипит он. — Откуда пулемёт у них? У них же не было никогда!

— Хрен его знает. Пошли спросим.

Суходол криво улыбнулся.

— Прижали, суки. Мы им живыми нужны.

— Нахрена? — удивился я.

— А нахрена они нам живыми нужны? — спросил в ответ он. — Изучать. В жертвы приносить, пытать. Хрен их знает, зачем.

— Слушай, Костя, я знаю, ты мужик правильный, — он схватил меня за рукав, — не дай им меня живым взять! Понял? Не дай! И сам не давайся! Пообещай мне! Слышишь?

— Да погоди ты списывать-то нас! — сбросил я его руку, разозлившись. — Ещё повоюем!

— Ты не понял ещё, да? Не понял? — лицо командира исказила болезненная гримаса. — Сейчас Твари придут. За нами. Они на кровь идут! Всегда!

Вот чёрт! Про Тварей-то я и забыл!

— Слышь, Суходол, а эти пулемёты как? Далеко бьют вообще?

— А, — раненый судорожно сглотнул.

Чёрт, а ведь Тьма как будто сильнее давит? Чует, что кровушка тут?

— Обычный семь шестьдесят два, — протолкнул он, наконец, ком в горле, — километр плюс-минус…

Я даже привстал, оглядывая пулемёты. Курсовому, хана, вся коробка разворочена. Так, ладно, остатки волос потом будем рвать на черепе, надо думать. Его снять можно, пулемёт этот? Вертлюг какой-то, да?

Снять пулемёт не вышло — над головой свистнула пуля, и я мешком свалился в траву. Снайпер, у них точно снайпер, может и не один, вон как по броне защёлкало. Может, бежать? А Валера? Ползти? Надо ползти. А если Твари побегут? Ведь на открытом месте будем, а тут хоть задница прикрыта. Или они не оттуда побегут, а с севера, из Тьмы? Да, оттуда, вон там что-то больно кучерявые кусты по краю идут, там ручей, наверное, или канава. Если ручей, то не побегут, они, вроде не любят воду. А если канава? Или овраг, типа? Отрежут нас тогда. Сука, не нравятся мне эти кусты, словно фонит оттуда тревогой какой-то. Темнит. Свет светит, а Тьма темнит. Велик могучим русский языка. Чёрт, как же погано-то, а! Погано всё! И на душе погано так, что злость разбирает, даже ярость, давно я так себя не чувствовал. И я не про Тьму, нет, про эмоции, про то, что готов очень далеко зайти, вот о чём.

Когда первая Тварь вышла из кустарника, я даже не понял, сначала, что это такое. Далеко, всё же, и это показалось просто игрой света и тени. Слишком густой тени, до черноты. Потом вышла вторая, третья. Суходол их тоже увидел.

— Гончие, — прохрипел он.

Гончие, говоришь? Я приложил к глазу бинокль — просто сгустки черноты какие-то, а, нет, вот одна вышла вперёд, очертания неясные, словно… словно в дымке из Тьмы. Я ещё тогда, в своё первое знакомство это отметил, но списал на «реальность галлюцинации», типа как во сне всё не логичное кажется логичным. Логикой сна я это называю. И мозг тогда сам додумал то, что глаз был не в силах распознать, поэтому я и счёл их собаками. А кому-то они мартышками показались, приматами. А вот эти да, на собак больше похожи, или волков, может они в этом биоценозе как раз их нишу занимают? Есть низшие приматы, есть стайные хищники, должны быть и одиночки, типа тигров или медведей, и, теоретически, высшие приматы должны быть. Хех! Так они и есть, вон, лупят из винтовок!

Стая собралась на краю поля и осторожно, не спеша двинулась вперёд. К нам. Ну конечно, им же тут мёдом намазано! Велкам! До них далеко, ППШ не доплюнет. А Томми? Да тоже, пистолет это, хоть и пулемёт. И тут застрекотали пулемёты, сразу два, с обоих броневиков. Стая ускорилась, перешла в галоп, но пули были быстрее, и их было много. Визг, такой же, как у раненого бандерлога, ударил по ушам, даже по их ментальному аналогу, скорее, я уверен, зажми я уши, всё равно буду слышать. И опять возникло это всепоглощающее желание оборвать вопль, заткнуть его, забить в глотку, размозжить череп и грудную клетку, и вбить это звук туда, откуда он рождается. Накатила новая волна ярости. Давайте, сучки, бегите к папе! Одна вырвалась вперёд, это не бег, это скольжение какое-то, ног словно и нет, дистанция уже та, что надо. ППШ забился у плеча, нет, уводит этот автомат, мне кажется, «Калаш» меньше уводило, на стрельбище меня не торопил никто, а тут надо поспешать.

На третьей очереди Тварь споткнулась и совершила кульбит через голову. Отлично! Вон ещё одна. Не успел, что-то ударило её в бок, сбив с ног (или что у них там?), она перевернулась через спину, вскочила и нарвалась на мои пули. Готова! Ещё и ещё, метров пятьдесят до них, сзади загрохотало что-то другое, не вижу, но надеюсь, это Суходол стреляет. Надо хоть спросить у мужика, как зовут его. Или это имя? Щёлк. Уже магазин? Скинуть пустой, из разгрузки второй, затвор. На, сука! Визг бьёт по ушам и по мозгам и… Всё? Тишина? Меняю магазин, тут уёблая конструкция, спарку хрен сделаешь, хотя можно было «69», но я их не люблю, «за речкой», нет, в Марах ещё, в учебке нам объяснил один опытный прапор, что так делают только дебилы. Потому что при стрельбе в открытый магазин может попасть грязь или мелкие камешки, и «Калаш», хоть и безотказный, но не настолько же. Нормальная спарка это два магазина, оба горловиной вверх, два спичечных коробка между ними, изолента. Надо же, в голове чёрт-те что, а руки сами по себе. Так, что у нас сзади? В смысле, впереди, где высшие приматы с винтовками? Опа! Всадники! Всадники, мать его, апокалипсиса. Куда это они?

Трое верховых, нахлёстывая вороных и пригнувшись к лошадиным шеям, помчались куда-то совсем за край поля и скрылись за перелеском. За подмогой? Не иначе.

— Наши! — радостно рычит Суходол.

Оглядываюсь, точно, бегут. Квадратный пулемётчик, с невероятной быстротой перебирает короткими толстыми ногами, второй «камуфляжный» бежит, пытаясь петлять, замыкает процессию Дима, тоже пытается восьмёрки выписывать. Или это его мотает так? Рухнули почти синхронно, ползут, хотя пули в их сторону не свистят, снова поднялись, уже пыхтение слышу. О, да они целый арсенал на себе несут. Тэ-экс, чё тут у нас?

Пулемётчик притащил свой агрегат, разумеется, а на Диму навьючил пару сумок с дисками, да на себе две, итого у нас чуть больше трёхсот патронов. Не густо. Снайпер, кроме своей винтовки притащил ещё одну — СВТ, магазинов к ней всего шесть, по десять патронов, но хоть что-то, хотя в мешке у них ещё запас, только снаряжать когда? Дима тоже притащил винтовку, вернее карабин, СКС. Нахрена? У нас стрелков столько не наберётся. А, ладно.

— Как звать? — спросил я у снайпера.

— Пы-Пётр, — поперхнулся он от такого нарушения субординации.

— Короче, Петь, самый край перелеска, слева, у них там, походу, ДШК. Понял?

Петя кивнул.

— Давай, — толкнул я его легонько в плечо, и тут же перенёс внимание на пулемётчика.

— Володя, — прогудел он.

— Ага, — чуть улыбнулся я, всё же голос у него.

— Ты с этими машинками умеешь управляться? — сделал я движение головой в сторону кузова.

— Ну! — хмыкнул он.

Бах! Грохнула винтовка. Бах! Хорошо.

— Снять сможешь? У него, вроде, сошки тоже есть?

— Так сразу не снимешь, но…

Он всё понял, протянул мне своё орудие, и я продвинулся ближе к морде броневика. Если что, хоть какая-то защита будет, встану в рост, сошки на капот кину.

— Дима, давай сюда суму.

— Ты с винтовкой-то как? — спросил я, пристраивая баул на боку.

Весу ощутимо прибавилось.

— Да стрелял пару раз, — скривил он губы, бледные, без кровинки.

— Чего там, у них? — кивнул я головой назад.

— Ничего, все на измене, говорят, прорываться надо. Мне это, обратно надо, с докладом типа.

Да, связь тут по какой-то причине не работает, даже на таких расстояниях, типа тоже эффект Тьмы, только на?рочным, или в тамтам бить.

— Обойдутся, — решил я, — ты секи за кустами, откуда Твари лезли.

Я показал направление.

— Один е-е-есть, — пробормотал Петя.

А, так он заикается просто?

— Петь! Ты по пулемёту херачь! По коробке! — прорычал я, досадуя на такую тупость снайпера.

Враги уже поняли, что у нас есть чем их достать и обрушили на «Скаут» шквальный огонь. Пули с неприятным пением рикошетили, стенки борта звенели от попаданий.

«Надо водилу вытащить, не дело так оставлять», — подумалось мне.

Но это не сейчас. Позже. Если получится.

— Дима! — пришла мне в голову очередная мысль. — Чеши назад, скажи, что у них верховые ускакали, возможно, нас с тыла хотят атаковать, пусть смотрят во все стороны. Понял?

Дима пополз, зачем-то захватив с собой карабин, и держа его за ремень у самой антабки. Совсем, видать, потерялся.

— Командир, — позвал я Суходола, — ты как?

— Нормально, — за грохотом винтовки я еле расслышал его голос, — пить охота только.

Ага, меня тоже сушняк душит, а фляга… А фляга в сидоре, а сидор в кузове, только руку протянуть. У мужиков фляжка нашлась, я тоже сделал пару глотков, вроде не вода.

— Местный чай, — пояснил Володя-пулемётчик, — кипрей и так, много чего. Хорошая штука.

И вдруг рывком перебросил своё немалое тело в кузов «Скаута». Враг манёвр заметил, штук пять пуль зло ударили по корпусу, но ему это без разницы.

— Внимание! — громко сказал снайпер. — И-и-и…

— Идут? — догадался я.

— Д-д-д…ага!

Выглянул, бинокль к глазу. Ага, перебегают, справа хотят обойти. А мы вот так! Пулемёт задудукал, толкаясь в плечо, но приклад тут даже удобней, чем у ПКМ, у затыльника откидывается вверх такая железяка, которая ложится на плечо и словно прижимает его сверху. Диск выпустил даже не заметил как. Попал, не попал, не знаю, пусть боятся, главное. С заменой заменжевался, но тут замолотил наш второй пулемёт, Вова даже заорал что-то. В траве, метрах в двухстах, поднялась фигура, я потянул спуск, что-то взлетело вверх у адаптанта, рука или винтовка, не понял. Попал, типа? Дзинь! Пуля ударила прямо в ребро поднятого лобового щитка, что закрывает стёкла. Дьявол, откуда? Увидел не стрелка, а вспышку, дёрнулся, но пуля прошла значительно выше и левее. Завёл в то место очередь патронов на десять. Не, агрегат хороший, ему бы короб патронов на сто и цены бы не было.

— Твари! — отчаянно орёт Суходол.

Чёрт. Я не удержу на весу эту дурень. В смысле, удержу, но о прицельной стрельбе не может быть речи. А лёжа я их увижу только когда на меня прыгать начнут.

— Следи! — кричу я ему, и уже остальным. — Парни, свои сектора держите!

Вова что-то вякнул, вроде как выругался, Петя промолчал, ему трудно говорить, понимаю.

Пулемёты в нашем тылу заговорили снова, очереди длиннее, Петя, всё же не выдержал, развернулся и перенёс огонь на гончих. Визг, опять этот визг. Нет, это хорошо, это они гибнут, не мы, но сука, как же мерзко, аж до зубовного скрежета.

— На них пошли, — сообщает Суходол.

Я рискнул, оглянулся, точно, стая, штук двадцать, не меньше, растянулась по полю цепью и несётся прямо на пулемёты.

— Куда?! — сумел выдать Петя.

Это он кому-то из наших, чья фигурка выскочила из-за броневика и помчалась к лесу, размахивая руками. Что-то отлетело в сторону, подсумки видимо, затем человек упал, нырнул рыбкой вперёд, я думал уже всё, но нет, видимо просто споткнулся. Ибо поднялся и, набирая скорость, достиг опушки и скрылся в чаще. Один пулемёт замолчал, но «Скаут» вдруг дёрнулся, подался вперёд, разворачиваясь вторым пулемётом, который тут же начал огрызаться, атака гончих смешалась, три или четыре Твари всё же достигли броневиков, но их расстреляли в упор. Наш снайпер, между тем, затолкал в магазин винтовки очередную порцию боеприпасов. Да, это не СВД, в «Мосинке» всего пять патронов и процесс перезарядки не быстрый, поштучно. А СВТ-то рядом стоит, прислонилась к серому борту, вот что так быстро хлопало, он по Тварям из «Светки» палил, стало быть.

— Я-я-я пы-пы-пулемёт…

Петя положил правое предплечье на левое, что, видимо, должно было означать крест. То есть всё. А ведь нам рвать когти надо! Сейчас у нас преимущество — броня. И колёса.

— Вов! Как их позвать сюда? Может, у вас ракетницы есть? — обратился я к пулемётчику.

И тут же заподозрил неладное:

— Ты чё, ранен?

Ранен он был аж трижды. В ногу, навылет, вторая пуля, видимо рикошет, вошла в спину и застряла где-то внутри. Третья по касательной распахала правую щеку, и он просто истекал кровью. Но стоял за пулемётом!

Пока Пётр бинтовал его, я лихорадочно махал руками, в надежде, что Коля-командир поймёт, что мы зовём их всех. Не поняли. Вместо этого прибежал заметно уставший Дима, «добровольно» записавшийся в вестовые.

— Кто удрал-то? — спросил я, когда объяснил ему, что нам нужно.

— Илья, — всё ещё не восстановив дыхание, пропыхтел он, — башню снесло, вот и…

— Ясно, ладно Дим, последний забег. Давай, брат! Пусть гонят сюда, иначе прижмут нас, печенью чую — рвать надо.

— А Илья как же? — вроде как опешил Дмитрий.

— Нехуй было убегать! — зло ответил, знаю, зло и грубо.

Но иначе никак, это война, и принцип «мы своих не бросаем» он не так работает. Веди он бой сейчас, да, полезли бы под пули, рисковали бы, может и погибли, но вот так… Он знал на что шёл.

Броня подошла буквально через пару минут. За это время даже обстрел нашей позиции ослаб, или Петя подвыбил у них людей, или перегруппируются.

В «Скаут» влезает человек семь максимум, но Петя и уже теряющий сознание Володя загрузились в большой броневик, туда же усадили Суходола. Я начал, было, вытаскивать тело водителя, но меня остановили — крови с него натекло немеряно, ему ещё и куда-то в тазобедренную часть прилетело, левая нога вообще чуть ли не за счёт штанины держится.

— Тварей только приманим, — пояснил Коля, играя желваками, — пусть уж сюда лучше.

Мёртвого парня оттащили метров на двадцать от машины, кто-то уже снял пулемёты, в том числе и повреждённый, выгрузил запасные ленты, прочее барахло.

— Погнали! — последовала команда и под днище «Скаута» полетела граната. Бабахнуло, взлетели комья земли, я поднял голову из-за борта — броневик начало охватывать пламя.

— Впереди опасное место будет, внимательно, мужики, — сообщил нам Васенин, отделение которого пополнили мы с Димой.

Пулемёт, кстати, мне оставили, как и кучу дисков, штук десять, не меньше. Ерказы сидел у противоположного борта и что-то бормотал по-своему, молился, видимо.

— Помните, где мост проезжали? — спросил командир. — Там прижать могут.

Да, там место плохое, дорога уходит вниз, к реке, как бы в распадок небольшой между двумя холмами и вот с них по нам влупить могут. И даже гранатами закидать.

— А Твари действительно воды боятся? — спросил я, лихорадочно обдумывая варианты.

Но тут по нам усилился огонь, и мы, пригнувшись как можно ниже, замолчали. Не до разговоров. Пулемёты тут без щитков, для стрельбы нужно подняться, что глупо просто сейчас, всё же мы на колёсах. Вырвались! «Скаут» покатил чуть резвее и я возобновил свою речь, ибо уже знал, что нужно делать. В смысле предлагать.

— Да, река для них непреодолимая преграда, — подтвердил Васенин, крутя головой на 360 градусов, как и мы все.

Кроме продолжавшего молиться казаха. Нашёл время для намаза, точно ведь молится, я и «Аллаху» и «шайтан» слышал.

— Но если река узкая, то перепрыгнут, или по мосту могут перебежать. А вот пруды для них не преграда. Проточная вода нужна, — пояснил командир.

— Тогда надо к тому мосту, через который мы не поехали, чесать, — предложил я, — там река широкая, но возвышение только на противоположной стороне и небольшое, сметём огнём, если что.

— Не, не покатит, — помотал головой Васенин, — там тяжёлый броневик не проедет, мост старый, встрянем. Придётся рискнуть.

— Зато они нас там точно не ждут. И если даже дурень эта не приедет, у нас останется один «Скаут», на нём уедем. А там нас сверху точно положат всех.

Риск был, и командир это понимал. Всё дело в степени этого риска — потерять один автомобиль, но получить шанс уйти или прорываться под огнём сверху, от которого мы не прикрыты ничем и скорость там минимальная будет. Перебьют, точно перебьют нас там.

— У них гранаты есть? — спросил я.

У М-3 металлическая крыша, но у нас ничего, даже если тряпку натянем, то перестреляют нас всех.

— Есть, — упавшим голосом сообщил Васенин, — у них всё есть.

Всё да не всё, пулемёт вон всего один, да и тот не шибко помог, могли бы всех разобрать по винтику. И техники у них нет, это я уже в курсе, никто не знает, почему, ружья есть, а с техникой не в ладах, живут как в средние века — лучины, костры, лошади. И винтовки с автоматами. Но, говорят, они за ними даже не ухаживают. Типа как индейцы поначалу — снимали с трупов белых ружья, стреляли из них, а как заряжать — не знали. У них, индейцев, есть такая штука — палица. Разновидностей много, но есть вариант, сильно похожий на мушкет — рукоятка это типа ствол, а ударная часть — как приклад. И даже шип торчит в том месте, где кремниевый замок у ружья. Такой палицей был вооружён Чингачгук в исполнении Рассела Минца в фильме «Последний из могикан». Хотя некоторые считают, что это аутентичное оружие, но достаточно раз взглянуть, чтобы понять — это мушкет, который использовали как дубину.

Ну да я отвлекся. Нам надо рискнуть и ехать через тот мост. И надо убедить в этом командира Колю. Но сначала… Я приподнялся над задним бортом. Что-то не так, не нравится мне, тревога и… Что? Злость, нет, пожалуй это раздражение больше, как… Я не знаю, ну вот как знаешь, что сейчас случится дерьмо какое-нибудь, и злишься на сам факт.

М-3 тарахтел движком метрах в двадцати позади, и, чтобы увидеть дорогу за ним, мне нужно было встать в полный рост. Нас преследовали, это я уже понял, нет, я точно знал, это меня и бесило. Это, и то, что будет дальше. Дорога здесь петляла сильно, и грунт был слабым, вроде как низинка, даже лужи были в колее кое-где. Не помню, сколько такой участок будет тянуться, но мы сейчас очень уязвимы. Не для засады, если они не устроили завал из деревьев, конечно. Но вот если на нас опять попрут Твари! Полугусеничная хреновина и так не шибко скоростная, а сейчас и вовсе тащимся еле-еле.

Первым из-за поворота, который мы только что проехали, появился всадник. Мужчина с очень смуглым лицом и белыми, не седыми, а именно белыми волосами. На рисунке в книжке они, адаптанты, выглядели чуть иначе, но это был он, нет сомнения. Человек пришпорил коня и низко пригнулся. Почему не стреля… Стреляют. Застрекотал Томми, лошадь по-киношному, издав жалобное ржание, рухнула на подломившиеся передние ноги. Всадник вылетел из седла, дальше я уже не глядел, потому что на дорогу быстрым потоком вырвались гончие. И ещё я видел мелькание теней на обочине.

Васенин был опытным бойцом, среагировал моментально, перескочив за боковой пулемёт, я свой уложил на правый борт. Пора, я их вижу уже, бегут без треска, без шума, тени Тьмы, как есть. Первая же очередь достигла цели, визг резанул по исстрадавшимся ушам.

— Ай! Шайтан! — закричал тонко Ерказы, залопотал по своему, поминая иногда Аллаха.

«Скаут» подпрыгнул, и пулемёт внезапно замолчал, заклинило, что ли?

Дима поднялся рядом, перекинул через борт локоть левой руки, удерживая ППШ за цевьё, и дал длинную, на полрожка очередь, сбив выскочившую прямо возле колеса Тварь. Гончая кубарем покатилась по дороге и её инфернальный визг оборвался под гусеницами тяжёлого броневика. Вот так, хорошо! Передёрнутый затвор ничего не дал, я не понял, в чём дело, решил просто сменить диск, тут «Скаут» опять подпрыгнул на колдобине, магазин вырвался у меня из рук и вылетел за борт. Дьявол! Они уже рядом. Внезапно одна из Тварей прыгнула, но каким-то невероятным образом изменила траекторию, и приземлилась точно на капот идущей следом машины. Охренеть! Автомат, висящий за спиной, зацепился за что-то, я дёрнул, понял что теряю драгоценные секунды, рванул из кобуры пистолет, и выпустил в монстра не меньше пяти пуль. Надеюсь, там триплекс, иначе… Одна или две моих пули в гончую попали, она сорвалась вниз, повиснув на передних лапах. Сейчас я ясно видел, как из неё вылетают и тут же рассеиваются облачка чёрного тумана, которым она была окутана вся. Наконец броневик качнуло достаточно сильно, лапы у Твари соскользнули и она скрылась под днищем, не успев даже пикнуть. Пистолет в кобуру! Ну почему тут всё такое неудобное? Ствол не желал попадать куда надо, я, уже матерясь в голос, дострелял остаток обоймы и просто откинул его в сторону. Автомат сюда! Отцепился, скинуть предохранитель и… заработала машинка.

— Шайтан! — заверещал Ерказы столь жутким голосом, что я обернулся.

Гончая вскочила на борт, балансируя на нём словно горгулья, и тут же, не дав мне и доли секунды прицелиться, прыгнула на спину водителю. Парень заорал, я, понимая уже, что нам конец, схватил пулемёт за ствол и с уханьем обрушил приклад на чёрный клубок. Куда-то я точно попал, гончую снесло, прибило к борту и тут в неё ударило разом и из ППШ Димы и из пистолета Васенина. «Скаут» вильнул, так что я едва не упал, голова у водилы безвольно мотнулась, и мы кинулись к нему, образовав кучу-малу.

— Ща, мужики, — удивительно, но водитель был жив.

Я не видел крови, вообще не видел повреждений, он был бледен как полотно, но, похоже, пришёл в себя. Впереди показался более-менее ровный и прямой участок, «Скаут» медленно набрал ускорение и спустя несколько минут мы оторвались. Чёрная туша «дымила», вызывая у меня всё большее раздражение и, наконец, я не выдержал.

— Погоди! — остановил меня командир. — Не руками!

Используя карабин и пулемёт как рычаги, мы приподняли труп гончей и выкинули его на дорогу.

— Всё, мужики, не могу больше, — сказал водитель и умер.

То, что это смерть, а не обморок, стало ясно спустя пару минут, пока мы ловили руль, а потом вытаскивали обмякшее и обмочившееся тело. Затем снимали подвесную, осматривали раны, а они были, словно кинжалы вонзились ему сразу с двух сторон и вся кожа вокруг ран покрылась чёрной сеткой, как будто в сосуды попала эта самая субстанция, которая окутывала гончую.

За руль сел Васенин, я проверил пулемёт, оказалось, в том диске просто перекосило патрон, так что ничего страшного. И мы покатили к мосту, через который побоялись ехать сюда. Дальше дорога была пустой и абсолютно безжизненной. Ни зверя, ни птицы, ну звери ладно, звуков движков испугались, а птицы? Российский славный птах куда делся? Вспомнил, как в школе была у нас встреча с настоящим поэтом. Нет, не уровня Пушкина, конечно, и даже не Роберта Рождественского, но всё же это был поэт. Запомнил я лишь одно из его стихотворений:

Иду, гляжу сидит в кустах

Малороссийский славный птах.

Не то синиц, не то солов,

Не разберёшь ведь по голов.

Вот такой, с юмором, был дедок. А это что, отпускать меня начало, да? Мандраж? А нет его, глаз пытается выцепить хоть что-то подозрительное, намёк на движение, но нет, только листья чуть колышутся от ветра, который никак не вяжется с серой и пасмурной погодой, он сильнее должен быть, а тут как будто безветрие. Говорят, эти самые адаптанты сеют что-то, выращивают. Наверное, урожай у них весьма скудный при таком дефиците солнечного света?

Мост и впрямь был не очень. Авантюра чистейшей воды, вот что такое наша попытка проехать тут, но… Второй вариант ещё хуже. Мы вылезли из машин, оставив там лишь раненых, клиентов и впавшего в ступор казаха Серёгу. Каждый счёл своим долгом пройтись и попрыгать по бревенчатому настилу, под которым неторопливо несла свои воды тёмная речка. Чёрт его знает, выглядит крепко, хотя и явно не вчера, и даже не год назад построено. Вот этот «эффект Тьмы», который всякие фокусы со временем делает, он на такие сооружения распространяется? А почему нет, кстати? Если рассказывают, что из-под Тьмы машины как новые достают, то чем мост хуже? Конечно, свежими зелёными деревьями он не станет, но к состоянию древесины на момент постройки вернуться может? Наверное, да. Износ, механический и эрозию, понятно что не восстановит, но внутри-то?

— Если бы он был новый, то выдержал бы броневик? — спросил я у Николая, и тот переадресовал вопрос своему водителю, монголоидного вида мужику.

— Да кто их знает? — воскликнул тот без всякого акцента, сузив глаза за стёклами очков до состояния щёлочек. — Машина весит 9 тонн, вот и считай.

Считай! Мне как считать, тут знака максимально разрешённой нагрузки на ось нету. Тут вообще со знаками не очень. Я даже не знаю, что это за речка, например.

— Ладно, пробуем, — принял решение командир, но монголоид встал на дыбы.

— Какой пробуем, Коля? — верхняя губа у него некрасиво поднималась, обнажая дёсны. — Транспорт потопим, с меня Саныч шкуру спустит. Не, думать надо! Ищите вариант!

— Хочешь, оставайся тут, — хмыкнул Коля.

И я понял, что с дисциплиной в «Парусе» не так хорошо, как нам хотели показать, вот например сейчас налицо явное неповиновение командиру. Но тот не давит на устав, а ведёт себя как обычный гражданский начальник.

— А гостей ты повезёшь, да? — разозлился азиат.

— Петрович, а чего ты хочешь? — взъелся Николай. — Там нас прижмут, не проскочим, мужики правы, других мостов мы не знаем! Кататься по округе?

— Надо было пулемёты нормальные ставить, я когда говорил! — упрекнул в ответ Петрович.

— Блин, Андрей! Сейчас чего об этом говорить?! — окончательно перешёл на повышенный тон Коля. — У нас выбор, или ехать, или ждать тут до зимы, когда речка замёрзнет. Да короче, не еби мозги!

Азиат по имени Андрей Петрович пробурчал что-то под нос, но поплёлся к своему броневику. А я подумал, вдруг, каково «гостям»? Мы-то хоть в своих руках свои судьбы держим, ну или пытаемся, а они же просто трясутся в железном ящике и ждут, когда их настигнет пуля или Тварь из Тьмы. За их же деньги! Я представляю, какой у них разговор будет с Александром Александровичем, когда (или если?) выберемся. Наверное, и бабло назад потребуют, да ещё и за моральный ущерб подтянут.

На всякий случай мы вылезли из «Скаута» и даже вытащили оружие и боекомплект, но Васенин провёл машину идеально, и мост после неё не выглядел хуже. Настал черёд тяжёлого бронетранспортёра. Что любопытно, «гости», они же клиенты, выходить отказались, то ли из нежелания попасться нам на глаза, то ли из страха покинуть бронированное чрево. Хотя, скорее первое, стрёмно же, если чернь узнает, что у Олигарха Олигарховича триппер и он ездит его лечить к Тьме. Николай, будучи командиром до конца, тоже остался внутри.

Петрович, даром что склочный мужик, водителем оказался опытным, не зря ему самое ценное доверили — жизни клиентов. Броневик плавно набрал скорость около двадцати километров в час и проскочил мост в секунду. В какой-то момент что-то затрещало, громко и неожиданно, так что сердце ёкнуло, но мост даже не шелохнулся. Молодец, мужик!

Теперь последнее.

— Командир, бензина надо слить, — сказал я, пока раненых усаживали обратно в транспорт.

— Нафига? — удивился он.

— Мост сжечь.

— А! О! Да, это мысль, — согласился он.

Подошёл М-3, полаялся немного с Петровичем, но получил полную канистру. Пламя от гигантского костра было видно за километр, наверное, но затем дорога свернула в лес, и лишь столб дыма указывал на то, что тут снова похозяйничал человек. И даже если адаптанты его увидели, то шансов догнать нас у них было всё меньше и меньше.

ГЛАВА 7

До базы добрались без происшествий. На повороте к усадьбе раненых перегрузили в «Скаут», туда же сел Коля и они рванули к военным, там и врачи есть, да и про адаптантов нужно сообщить, а мы пешком потопали к себе, в броневик с «гостями» нас, разумеется, не пустили. Самой проблемой оказалось выгрузить нашего казахского друга — тот впал в полную прострацию и что-то бормотал, обхватив себя за плечи и раскачиваясь, словно у него внутри был маятник. Бога своего он уже не номинал, равно как и его противоположность, я вообще сомневаюсь, что это была речь. Однако что такое пинок осознал, даже глазами стрельнул в сторону Васенина, но из машины выпрыгнул, оставив и мешок свой, и оружие. И лужу — обмочился в какой-то момент, давно, видимо, уже высохло почти всё.

Барахло распределили между нами, в том числе и сидор Илюши, набитый чем-то тяжёлым. Я не удержался, пощупал — могу, конечно, ошибиться, но предмет был сильно похож на завёрнутую в ткань бутылку. И рядом была ещё одна. И нафига? Говорили же, что после операции нальют всем, или он проставиться хотел, типа на общий стол? Что-то сомневаюсь. Да и бог с ним, будем надеяться, что принял он лёгкую и быструю смерть.

Отходняк, всё-таки, начался, причём уже вечером, за ужином, вернее, поздним обедом, потому что поначалу, разумеется, никто и не помышлял о еде. Я, например, размышлял о том, стоит ли всё это пятисот рублей? И ответ напрашивался один — не стоит. И тыщи не стоит, и двух. А вот пяти…? Ну, не знаю. Слишком много ошибок, если их учесть, дабы не допустить повторения, то… Это я к тому, поеду ли сюда ещё раз. Нет, не именно сюда, с фирмой «Парус» мы разойдёмся, как в море корабли, и я забуду её как страшный сон. Но вообще, насколько я понимаю, вариантов немного — или ты вхож в круги, близкие к небожителям, и имеешь свой гарантированный кусок хлеба с маслом, или уходить на вольные хлеба. А воля она здесь, на Дикой территории.

За ужином выпили за упокой души погибших, и я лишь спустя несколько минут понял, что не вижу Серёги. Причём не смог вспомнить, когда видел его в последний раз.

— А где Ерказы? — спросил я. — Ну, казах?

— Ерказы Бегимов, к сожалению, не выдержал стресса и получил психическое расстройство, — деревянным голосом сообщил Николай.

— И…что с ним теперь будет?

— Ну, это уже наша забота, — жёстко ответил он, сверля меня глазами.

Вот как? Ну, ладно, в принципе, я помнил и про молчать, и про то, что тут не всё делается по закону. Главное, мы живы! И даже психически здоровы. Почти. Дима, вон, на водочку налегает, да и мужики из «Паруса» не отстают.

— Тогда за нас, тех кто выбрался, — предложил я тост.

Чокнулись, водка пролетела по пищеводу как вода, я даже стопку понюхал — нет, сивухой пахнет. Потом последовала ещё одна, уже без тостов, потом ещё. Потом выпили за командира, потом за снайпера Пы-Петю, тот пытался что-то сказать, но не смог и под ржанье опрокинул стопарь в себя. Закуска уже смешалась — отварной язык с хреном, квашеная капуста, мочёные яблоки, салат, солёные грибы. В какой-то момент стало совсем плохо, едва успел добежать до нужника, который тут пристроен к сеням, вроде как не на улице получается. Там меня вывернуло, но, как ни странно, стало легче именно на душе, видимо часть алкоголя успела всосаться в кровь. Умылся, даже череп холодной водой облил, потом просто сидел, пил холодный, почти ледяной морс. Неожиданно разбавил его водкой, выпил, стало лучше, захотелось есть и стало совсем хорошо.

— Значит так, мужики, — серьёзно произнёс Николай, когда мы выгрузились из той же самой полуторки на окраине Вышинского, — на счёт условий вы в курсе ведь?

Под ложечкой засосало. Сейчас начнёт стоны про неудачную поездку, потерянный транспорт, убытки…

— Контракт не подразумевает дополнительного вознаграждения, но… Мы считаем, что без вас ещё не известно, как бы мы выбрались, так что… В общем, вот вам по штуке, за счёт этих…, — он мотнул головой куда-то назад, — им они уже не понадобятся. А с начальством я сам решу. И… Спасибо!

Он протянул ладонь правой руки, одновременно протягивая левой сложенную вдвое и перетянутую резинкой пачку денег. Довольно пухлую.

— Да-э… ладно.

Я сжал его руку и спросил:

— А что, Ерказы тоже денег не получил?

— О, — Николай выждал секунду и отвёл глаза, — Бегимов совсем с катушек слетел, застрелился, в общем. Недоглядели…

И добавил ещё одно слово:

— Тьма.

Да, Тьма. Тьма это серьёзно, это… тяжело, что и говорить, даже сейчас давит, на душе погано, хотя тут и похмелье сказывается, подняли-то нас всё равно ни свет ни заря. Сейчас бы полежать в ванне, а ещё лучше…

— Дима? А у вас тут бани есть?

Последствия наших похождений всё же имели место быть. Нет, не физические, в смысле, со здоровьем всё было о'кей, я даже в какой-то момент подумал, а не позвать ли в баню Зинулю, всё-таки битва способствует выбросу тестостерона и вообще. Но потом вспомнил, что уже уступил даму приятелю, так что пришлось умерить пыл. В бане мы ещё накатили, но уже немного, литр на двоих. В какой-то момент я достал полученные купюры и отсчитал двести рублей. Мозг, ещё способный удивляться, отметил, что денежные знаки перетянуты резинкой, и я уставился на неё, словно это была какая-то неведомая зверушка, силясь понять, что в этой резинке не так.

— Гандон, — пьяно заявил Дмитрий.

— Кто? — спросил я через полминуты.

— Это, — Дима протянул руку и попытался схватить пальцами резинку, но промахнулся.

До меня дошло.

— Ис-поль-зо-ванный? — спросил я, удивляясь, что почти не испытываю брезгливости.

Приятель посмотрел на меня мутным взором, затем нахмурил брови и отрицательно помотал головой.

— За это в репу можно, — сообщил он.

— Можно, — согласился я, подумав.

Спустя ещё пару минут я протянул ему купюры.

— Это чего? — пробормотал он.

— Рэд, — пояснил я.

— Какой ещё, нахер, Рэд?

Дима держал банкноты в раскрытых ладонях, словно не представлял что это такое вообще.

— Ты Рэд, — сообщил я ему, как мне кажется, спустя ещё минуту.

Мысли стремительно разбегались и требовалось время, чтобы собрать их в кучку.

— Я Рэд? — искренне изумился он.

— Ага! — обрадовался я, что товарищ понял мой посыл. — Ты Рэд и это твои двадцать…

Слово «процентов» почему-то никак не произносилось, превращаясь в какой-то бессмысленный набор звуков. Но Дима понял и даже возмутился.

— Бляха, Костян! — деньги полетели на стол. — Ты меня за кого держишь? Это я… Он полез в карманы одежды, но потерял равновесие и едва не сверзился на пол.

— Вот! — поверх моих денег шлёпнулась пачка потолще. — Это я тебе…

Тут Дмитрий задумался, но затем вспомнил, что хотел сказать:

— Должен.

«Бито» — подумал я, глядя на банкноты.

— За тебя, дружище, — протянул я Димке стопку.

Тот факт, что часть водки в процессе разлива попала на доски стола, не имел никакого значения.

— За тебя, — с чувством произнёс он.

Последние остатки рассудка я потратил на то, чтобы отсчитать из кучи две сотни, запихать их в свою пачку, при этом резинка от трофейного презерватива не выдержала и мы выпили за то, что немецкие гандоны — полное говно. Дальнейшее я помню смутно, вроде бы мы не хотели уходить из бани, потому что вызвали девочек, но банщик утверждал, что это не так и мы его немного побили. Потом приехали какие-то люди в форме и с оружием, но, вместо того, чтобы арестовать нас, побили банщика и выпили с нами ещё водки.

Утром, вернее около полудня, когда гномы с отбойными молотками у меня в голове утомились и ушли на обед, я пересчитал банкноты. Не хватало приблизительно сотни, и примерно столько же не досчитался Дима, тоже страдающий от абстиненции. Но как мы не силились вспомнить, ничего не вышло — две сотни просто испарились и с этим ничего уже нельзя было поделать.

Потом, словно сговорившись, тему поездки мы обходили стороной, а начавшаяся рабочая неделя немного отвлекла от тяжких воспоминаний. Но последствия, всё же, были и одно из них, свидетельствующее, что если с физическим здоровьем всё хорошо, то психическому нужно уделить больше внимания, случилось спустя всего день, во вторник, опять в том же умывальнике. Как вы уже, возможно, догадались, не без участия моего заклятого друга Жорика. Я-то, наивный, думал что вопрос «исперчен» и стороны конфликта забыли и проехали. Но я ошибался.

На сей раз Жорик подтянул тяжёлую артиллерию в лице некоего глыбоподобного существа с лицом образцово-показательного дебила — низкий лоб, близко посаженные глазки без проблесков интеллекта, украшал это творение зловещего вида шрам, тянущийся от левой скулы до подбородка. Вид у мужика и впрямь был устрашающий, причём я был уверен, что он действительно может убить меня одним ударом. Он знал, что силён, бравировал и злоупотреблял этим, я таких уже встречал.

— Чё, одноглазый, базар к тебе есть, — встал передо мной Жорик, широко расставив ноги и сложив руки на впалой груди.

Малец, видимо в ранге шестёрки у шестёрки, нервно прохаживался на периферии. Наверное, можно было выслушать претензии, и даже что-то ответить. Можно было попытаться решить конфликт мирным путём. Можно было. Бы. Но я не стал. Жорик дурак, а дураки, как известно, не учатся даже на своих ошибках. Яростная темнота на ничтожную долю секунды застила глаза, и моя нога во второй раз нашла его тестикулы, вместо «ы-ых» он сказал громкое «я-аа!» и скукожился в позе зародыша. Человек-гора пришёл в движение, неумолимое и фатальное, как лавина, и такое же тупое. Я ушёл с линии атаки, одновременно налетев на дрищеватого прихвостня. Тот, от чего-то, решил проявить себя бойцом и вынул из кармана нож-бабочку, но, пока он выписывал им кренделя, я, ничтоже сумняшеся, двинул его в ухо, отправив минимум в нокдаун.

Голем за спиной был чертовски силён, это чувствовалось даже на расстоянии, и для придания ускорения своим частям тела, таким как рука, например, ему тоже нужна была немалая сила. Так что громкое «уф» означало, что я в опасности. Перекат вперёд, глаз успел зафиксировать, куда отлетел ножик, бугай восстанавливает равновесие, и… тяжело дышит. Да, брат (хоть ты мне и не брат, брат), или качалка, или бокс, не бывает ловких качков. А ты качок, причём перекачан до безобразия. Бить его бессмысленно, шея толщиной с голову, до глаз могу не достать, даже мужское достоинство надёжно прикрыто толстенными колодами бёдер. «Пуф-пуф» — пытается пробить он двойку по широкой дуге. Ну, мужик, так, даже не интересно.

Я присел, закручивая тело по часовой стрелке, и подбил обе его щиколотки. План сработал на все сто — местный Халк встал в лужицу, образовавшуюся на кафеле в процессе умывания посетителей, тапки потеряли сцепление с поверхностью, и, повинуясь законам физики, ноги отправились в одну сторону, а голова в другую. Эффект, с которым тело соприкоснулось с укреплёнными в единой раме железными раковинами был невероятным. Грохот, звон, что-то даже посыпалось на пол. Я вскочил, сделал шаг назад и… выругался буквально семиэтажным матом, помянув мать, рот, гулящую женщину, судьбу, и, почему-то, папуасов. Гера Котёл, а это, видимо, был именно он, лежал на полу, картинно раскинув руки и ноги. Опасности он уже не представлял, ибо под головой у него медленно растекалась тёмная и неприятно поблёскивающая лужа.

«В ходе возникшего на почве личной неприязни конфликта нерезидент Нагорнов К. А., нанёс по меньшей мере один удар ногой а район промежности гражданину Подобеду Г. С., в результате чего причинил ему ущерб здоровью, выразившийся в утрате одного яичка. Затем вышеуказанный нерезидент Нагорнов К. А., нанёс по меньшей мере один удар в область головы гражданину Сиротину Е. В., в результате чего причинил ему слабый ущерб здоровью, выразившийся в ссадинах мягкий тканей лица. В ходе дальнейшего развития конфликта гражданин Пенкин Г. Г., потеряв равновесие на мокром полу, упал, и ударился головой о край металлической раковины, что причинило ему черепно-мозговую травму, несовместимую с жизнью. Рассмотрев все обстоятельства дела, следователь… бла-бла-бла… постановил! Нерезидент Нагорнов К. А. действовал в пределах необходимой обороны, в связи с чем в возбуждении уголовного дела в отношении Нагорнова К. А. отказать. Одновременно возбудить уголовные дела в отношении… Ну и так далее».

Всё это читал мне вслух не кто иной, как Александр Александрович, владелец фирмы «Парус» и «большой человек». Полчаса назад меня, без всякого объяснения, вывели из одиночной камеры, где я изучал надписи на стенах уже сутки, усадили в показавшийся знакомым автомобиль и высадили у неизвестного мне дома, огороженного высоким и глухим забором. Внутри, на первом этаже, в обставленной с некоторыми претензиями гостиной меня ждали. Я даже не очень удивился, увидев немного растерянного Диму, сидящего на краешке кожаного дивана в позе человека, проглотившего аршин. Двое парней в униформе цвета хаки, сильно напоминающей камуфляж бойцов из «Паруса», были мне незнакомы, а вот охраняли они как раз того, кто сейчас зачитывал мне и всем остальным выписку из протокола. Осталось разобраться — меня сюда привезли, чтобы предъявить за Геру, яйцо Жорика и ссадины на бледном лике этого Сиротина? Или же это просто демонстрация возможностей, а на самом деле речь пойдёт о том, что случилось давеча под боком у Тьмы? Наверное второе, иначе к чему тут Дима?

Александр Александрович, фамилию которого я, к стыду, так и не удосужился узнать, откинулся в довольно удобном, с виду, кресле, покрытым шкурой какого-то зверя. Уж не волка ли? Сукин кот, точно, волченьку извёл. Одет он был, как и в нашу прошлую встречу, в плохо сидящий костюм, только не коричневого, а серо-зелёного цвета, белая сорочка, галстук, я подозреваю, регат, какой-нибудь форменный. Целую минуту он молча смотрел мимо нас, в одному ему известные дали, затем внезапно произнёс:

— Я никогда не был моралистом, да и в церковь ходил вовсе не за отпущениями грехов, но, думаю, что не ошибусь, если скажу, что никто не станет горевать о безвременно ушедшем Герасиме по прозвищу Котёл.

— Многие, — тут он выдержал паузу, — многие скажут, что вы оказали своего рода услугу этому городу. Впрочем, эта точка зрения, на ваше счастье, — взгляд переместился на мой единственный глаз, — стала преобладающей в правоохранительных органах. На ваше счастье.

Я промолчал, ожидая продолжения.

— Знаете, что самое важное, Константин Александрович? — спросил меня Александр Александрович.

И вдруг сделал некое движение нижней челюстью, обнажившее десну и продемонстрировавшее, что у моего визави проблемы с зубами. Следующей мыслью было, что тут вообще, видимо, проблемы со стоматологией, если человек такого уровня так запустил свой рот. Зубы у него были редкие, неровные, словно каждый из них рос и развивался в чуть разных условиях, и даже не жёлтые, а какого-то кремового оттенка, словно старая кость. К тому же, по меньшей мере пара была поражена кариесом. Зрелище было столь неприятным, что я был вынужден заставить себя отвести взгляд не только от его рта, но и вообще от лица, потому что, как всякий недостаток, они притягивали взор.

— Самое важное в чём? — спросил я, усилием воли выкидывая из головы мерзкую картинку.

— Вообще! — внезапно повысил голос Александр Александрович. — В бизнесе, в делах, в жизни? Кто-то считает, что деньги, кто-то — что это власть, но я всегда считал и считаю, и буду считать, что главное — это люди!

Кто там только что говорил, что «не моралист»?

— Люди, понимаете, человеческий фактор! Вот что имеет подлинное значение и лишь от них мы зависим. Потому! — тут он подался вперёд. — Что мы сами люди!

«Ну, в принципе всё верно, — подумалось мне, — но хотелось бы знать, при чём тут один конкретный человек, то есть я?»

— Я всегда очень тщательно подхожу к подбору людей, — произнёс наш собеседник совершенно другим тоном, словно исчерпал весь заряд эмоций на предыдущую тираду, — именно поэтому я всегда лично провожу интервью с потенциальными кандидатами. Даже, ребята не дадут соврать, даже с уборщицами.

Ребята синхронно кивнули головами. Потенциальными кандидатами? Ты это о чём, мужик?

— Вы проявили себя в нашем последнем совместном деле, — словно читая мои мысли, продолжил Александр Александрович, опять откинувшись в кресле и сменив позу, закинув одну ногу на другую.

Брючина задралась, открыв взгляду обычный чёрный носок, копия того, что впитывали пот с моих ступней, и стоптанные, пыльные полуботинки, тоже чёрного цвета. Подошва у них была не резиновой, а, видимо, кожаной, и сильно стёртой с наружной стороны.

— Вы знаете, что мы понесли, гхм, потери, поэтому сейчас я занят проблемой поиска кадров.

Так-так-та-ак! Уже интересно!

— Вы, вероятно, уже поняли, что я обладаю достаточными возможностями, чтобы получить материал на любого человека в нашем государстве, — несколько самодовольно заявил наш вновь потенциальный работодатель, выразительно положив при этом ладонь на тонкую серую папочку с ботиночными тесёмками, в которой лежал только что зачитанный им протокол.

— Но материал, — он постучал ногтем указательного пальца по папке, — даёт лишь видение ситуации человеком, его написавшим.

А вот ногти у него ухоженные, прямо маникюр, я только сейчас заметил необычайно длинный ногтище на мизинце, видимо это тоже что-то значит.

— Дмитрий Елизарович, — он перевёл взгляд на моего приятеля, — обратил на себя внимание, когда пришёл к нам второй раз. Это о многом говорит. Да, ваша прошлая поездка была прогулкой, по сравнению с тем, через что вам пришлось пройти, но! По мнению руководителя операции и его подчинённых, которому я доверяю, вы проявили себя с самой лучшей стороны. Поэтому мы простим самодеятельность Крысина, и будем считать, что вы заслужили двойную оплату, хотя это прямое нарушение контракта.

Ага, люди людьми, но денежки счёт любят? Понятно.

— Что касается вас, — тут взгляд карих глаз снова сконцентрировался на мне, — Константин Александрович, тут всё, гм, немного сложнее. Обычно, подчеркну, обычно, мы никогда не берём людей с улицы. Дмитрий, как я уже говорил, пришёл к нам второй раз, то есть он чуть-чуть, но стал своим, ну и, конечно, сама, гхм, ситуация… Да… Но за вас поручились, Константин Александрович, вот что неожиданно. Посему, взвесив все за и против, я решил отступить от правил ещё один раз, проявить гибкость и предложить вам работу.

О как! Прямо вот так сразу работу?

— Работу кем? — задал я само собой разумеющийся вопрос.

— Работу у меня, — ответил Александр Александрович, что, по его мнению, видимо, было гораздо значительнее.

Но потом, всё же, внёс ясность:

— Понятно, что не оператором поточной линии. И не слесарем-ремонтником.

Взгляд на Диму, а, затем неожиданный вопрос:

— Как вам Тьма?

А вот так сразу и не ответишь. Что значит «как»? Это не вино и не кино, чтобы спросить «как вам?».

— Наиболее частый ответ — тяжело, — пришёл он нам на помощь. — Тяжело, тяжко и множество синонимов, но есть и такие варианты — завораживает, грандиозно, нечто, в значение «нечто грандиозное». Я считаю, что Тьма — это лучшая проверка для человека. Побывал там, не сломался, не потерял рассудок, значит в тебе есть стержень.

Он сжал кулак, демонстрируя крепость этого самого стержня:

— И второй раз уже даётся легче. Так, Дмитрий Елизарович?

К моему удивлению Дима кивнул головой, соглашаясь с этим постулатом.

— Так что я повторю свой вопрос — как вам Тьма? — это снова мне.

Я покопался в себе и с удивлением понял, что при всей грандиозности и явной чуждости, причём в самом негативном смысле, Тьма не вызывает во мне панического страха. Нет, я не горю желанием снова ехать туда, но… Я не боюсь.

Именно это я и озвучил.

— Вот! — Александр Александрович слегка пристукнул ладонью по папке с тесёмками. — Мне нужны люди, не боящиеся Тьмы. Сразу опережу вопросы — никто не заставит вас завтра ехать туда, и не только завтра.

— Мы считаем, что обычный человек, вернее, обычный боец, — он выделил это слово интонацией, — восстанавливается психологически примерно через месяц после посещения Первой Зоны. Так мы называем область в пределах двадцати километров от границы Тьмы. Вторая Зона требует ротации примерно через две недели, а вот нулевая… Ну, об этом позже. Разумеется, вы должны понимать, что все ваши подвиги и заслуги это, конечно, важно и работает на вас, но у нас существуют определённые правила. Правила, это вообще самое важное в этой жизни. Без них будет хаос и я, в отличие от вас, застал его.

Тут его голос приобрёл едва заметный налёт ностальгии, словно он вспомнил о каких-то важных для него событиях.

— Да, — очнулся наш практически босс от воспоминаний, — в общем, что я предлагаю? Есть вакансии бойцов в оперативные группы. Официально это именуется частным охранным предприятием, это позволяет нам работать в полном соответствии с законом.

— А реально? — спросил я и выдержал направленный на меня пронзительный взгляд.

— А реально вы все взрослые люди и понимаете, на что пойдёте, если дадите своё согласие. Я могу много дать своим людям — хорошую роботу, достойную оплату, позволяющую достойно жить, не просто существовать, а именно жить, ну и защиту.

— Защиту от чего? — снова спросил я.

— Правильно говорить — от кого? Люди! Помните, люди? Самый важный ресурс. Сегодня следователю нужно поставить галочку в графе «раскрытые преступления» и нерезидент государства отправляется на каторгу, а капитан становится майором и отмечает водкой и хорошей закуской новую звёздочку, а так же существенную прибавку к жалованию. А завтра этому майору нужна галочка в графе «профилактика и снижение правонарушений» и драка с тяжкими телесными превращается в ссору на бытовой почве, труп мерзавца по кличке Котёл сжигают в кочегарке, а некий условный нерезидент выходит из камеры, вдыхая сладкий запах свободы. От чего зависит решение следователя? Может, вчера ему отказала женщина, сославшись на головную боль и он пришёл на работу озлобленный на весь мир, а может, напротив, вчера он отдыхал с друзьями в компании и с самого утра вспоминает подробности и душа у него поёт? Кто знает?

— Но я, — тон резко изменился и в голосе Александра Александровича зазвенела сталь, — знаю, что мои люди это именно мои люди, и мне плевать на настроения майоров, полковников, комендантов и прочих облечённых властью. Если человек мой, то есть стена, отгораживающая его от массы негатива, и имя этой стены Ромодановский Александр.

Вот и познакомились.

— Что касается работы, — уже без всякого пафоса продолжил господин Ромодановский, — то это, в основном, охрана наших объектов и силовое сопровождение различных мероприятий. Разумеется, у вас в голове вертятся два вопроса, — тут он снова сделал своё движение челюстью, словно ему что-то мешало во рту, и я опять увидел его зубы, — это размер оплаты, и придётся ли преступать закон? Так?

Ну, тут не надо быть великим психологом.

— Отвечу с конца. Преступать закон не придётся, нарушать… Вы и сами его нарушили, получив весьма крупную сумму и, я уверен, забыв уплатить налоги. Что касается денег, тут всё просто. Должность «боец» соответствует званию «рядовой» в армии, но вот зарплата существенно отличается от казённой. Если я не ошибаюсь, это двести рублей в месяц, разумеется, белыми, с налогами и прочим. Разумеется, мы полностью обеспечиваем соцпакет. Кроме оклада существуют премии. Это уже интересней, я думаю. Например, пребывание в Зоне Два рассчитывается по двойному тарифу, в Зоне Один — по тройному. Есть и так называемые боевые. Допустим, работай вы у меня официально в последней поездке, этот день у вас зачёлся бы по коэффициенту три на три. Тройной тариф за пребывание в Зоне Один, причём там даже несколько часов считаются сутками, плюс тройной тариф за боевые действия. Вот и считайте.

Я попытался скалькулировать в уме. Двести рублей делим на сколько? А, кстати, график какой? Как тут вообще считают эти дни?

— График? — немного удивился Ромодановский. — График составляет руководитель, тут всё от вас зависит. Хотите — вообще без выходных работайте, если уверены, что сил хватит.

— Но вот этот оклад, он к чему привязан? — всё же уточнил я.

— А, вы имеете ввиду КЗОТ* [*КЗОТ — кодекс законов о труде]? Сорокачасовая рабочая неделя, если мне память не изменяет.

Ясно. В общем, если исходить из того, что в месяце 22 рабочих дня, то мы имеем, сколько? Рублей девять в день? Значит, я бы получил — девять на три и на три это 81 рубль? И всё?! А, ну, если считать день пребывания в Зоне Два, то ещё восемнадцать рубликов? Итого 99? Сотка?! А так пятьсот? Так в чём смысл, я не понял? В количестве поездок? Так он сам сказал — минимум месяц перерыва, значит, если у них сезон с мая по сентябрь, то это максимум пять раз сгонять и если такая же жопа будет каждый раз, то я получу то, что человек со стороны получает за одну поездку! Да, и при этом, если стрельбы нет, то боец получает в три раза меньше! Ха, он что, серьёзно всё это?

Я посмотрел на Диму, но у того глаза горели совсем другим огнём. Он знает что-то, чего не знаю я? Хорошо, а мы спросим прямо, за спрос же денег не берут.

— С минимальными тарифами я понял, — произнёс я, — но всё же. Просто… Вы же предлагаете работу, так? Давайте чуть подробней, что за работа и что мы, я, получим на выходе? Про соцстрах и протекцию я уже понял, но, с материальной составляющей всё же можно прояснить?

— А что вас интересует? — вроде как даже удивился господин Ромодановский.

Или он думал, что мы сейчас в пляс пустимся, узнав что нас зовёт на работу САМ Александр Александрович? Ну так он ошибся, во мне, во всяком случае, я пока только минусы вижу. Ах да, тут намёк прозрачный прозвучал, что меня из жерновов системы выдернули. А я вот ещё не успел почувствовать, что попал в эти самые жернова. Дело по факту драки было возбуждено, да, но обвинений-то мне никто не предъявлял, а так у меня даже телефон адвоката был. Или тут все «позвоночные»? В смысле, всё решается по звонку? А что, вполне может быть, Ромодановский, разумеется, далеко не прост, акула. Возможно даже серый кардинал. Наверное, работать под ним довольно престижно и выгодно, но меня жизнь научила, что ни один дядя о своих работниках не заботится, что бы он им не пел на официальных корпоративных мероприятиях.

Предприниматель, то есть тот, кто ведёт бизнес на свои бабки, должен быть гандоном по определению. Иначе его схавают. Конкуренты, всякие прилипалы, партнёры и даже те же работники. Хороший босс, по мнению подчинённых, это добрый босс. А добрый — это слабый, что в этом страшном и жёстком мире означает смерть. Нередко физическую, кстати. Чтобы выжить, бизнесмен должен постоянно быть начеку, то есть подозревать всех и вся в обмане и предательстве, проверять их, карать за проступки, иначе люди сочтут тебя слабым. А ещё нужно постоянно быть готовым уволить часть людей или урезать их зарплаты, и выкинуть из головы все мысли о том, как они будут выживать, набрав кредитов и ипотек. А это тоже приходится делать, потому что экономика весьма сложная штука, и стабильность не относится к числу устойчивых факторов.

Что касается руководителей государственных структур, то там люди просто винтики механизма и значение имеют лишь личные симпатии и антипатии шефа. Наташа прекрасный работник, но не дала? Возьмём Машу, она дура, но зато раздвигает ноги, на качестве работы аппарата это не скажется никак. Нас приглашают в частную структуру, так что я хочу знать, за что придётся рисковать, хотя бы в теории. С практикой будем разбираться позже.

— По порядку. Вот мы дали согласие, ударили по рукам, подписали бумаги и…?

— Ну, Константин Александрович, вы меня удивляете! — почти искренне изумился Ромодановский и даже посмотрел на невозмутимо стоящих охранников. — Вы, вероятно, не совсем верно оценили мой статус. Я предлагаю вам работу в моей структуре! Но вы же не думаете, что я сам буду подписывать с вами контракт? Для этого есть руководители подразделений…

— Э-э, Александр Александрович, извините, — открыл, наконец, рот Дима, — Костя просто недавно здесь, и я не успел ему всё объяснить. Да и поездка эта, а потом драка, ну… вы сами понимаете, — он заискивающе улыбнулся, — я ему сам всё объясню!

Он сделал мне «страшные глаза», что, вероятно, означало, «молчи, дурак!».

— Мы согласны! СОГЛАСНЫ! — с нажимом повторил он, чувствуя, что я собираюсь возразить.

— Угу, — пробормотал Ромодановский. — Ну, а вы?

Снова пристальный взгляд мне в глаз.

Сука, я чую подвох, печенью и спинным мозгом чую, не бывает благодетелей, и в месте под названием Отстойник их ещё меньше, то есть отрицательное значение. Но отвечать надо, сейчас, и от ответа зависит многое, как не всё. Ответов на вопросы я больше не получу, хотя их много, но это уже другой человек будет отвечать. Босс решает в более глобальном масштабе, так сказать. Отвечу «нет», что будет? Мусарня, камера, возможно каторга. Или нет? Штука это немало, возможно, адвокат сможет помочь. А если нет? Каменоломня? Говорят, народ больше года не живёт там. Хреново, могут, вполне могут в жернова кинуть. Скажу «да» — смогу соскочить, если что? Ну не лохи же они! Но здесь вроде чуть лучше, чем там, так что… Что? Да?

— Да, — твёрдо ответил я и явственно услышал, как с облегчением вздохнул Дима.

— Отлично! — Ромодановский поднялся и протянул нам руку, — Поздравляю, рад, что мы пришли к взаимному согласию. В детали вас посвятит Николай Николаевич Паламарчук, ваш непосредственный начальник, вас сейчас к нему отвезут.

— Да, — он поднял со столика папку, — Константин Александрович, подпишите протоколы и вот тут, — он достал какую-то бумажку. — Это что получили копию, а вот это — что вам выдали все ваши вещи.

— А…?

— А всё уже у Паламарчука, — Ромодановский театрально вздохнул. — Бумаги в милицию я сам завезу, надо ещё пару вопросов решить. Ну, что, не смею больше задерживать?

ГЛАВА 8

Хоть у меня и были определённые сомнения в правильности выбора, одно было очевидно — господин Ромодановский обладал властью, или имел выходы на эту власть, причём такие, что можно было считать его самого власть придержащим. Взять вот это моё освобождение из милиции, пусть я там и провёл всего сутки, но сам факт! Дальше ещё интересней — для получения гражданства нужно пробыть нерезидентом год, или прослужить в армии минимум полгода. Я же, будучи отнюдь не военным, получил допуск к экзамену на гражданство спустя всего три недели с момента, как попал в это невероятное место. Экзамен, между прочим, через неделю буквально, так что нам надо интенсивно готовиться. Нам, это мне и Диме, который взял на себя тяжкую ношу поднатаскать меня перед этим важным событием в моей жизни. Очень важным. Получив паспорт, я смогу принять участие в голосовании на выборах, и даже выдвигать свою кандидатуру! Кроме того, я могу заняться собственным делом, стать предпринимателем, меня могут принять на работу на стратегические объекты, и, что очень важно для моего нынешнего положения — я могу получить разрешение на приобретение огнестрельного оружия. А так же лицензию охранника, которая очень сильно расширяет границы применения этого оружия. Сан Саныч, как здесь уважительно зовут Ромодановского, конечно, может решить многое, но не всё — некоторые процедуры, такие как получение лицензий и прочее, приходится соблюдать. Или, например, он, пока, не решил вопрос с тяжёлым вооружением, таким как крупнокалиберные пулемёты и противотанковые ружья. Не положены они частным структурам и всё. Вот депутаты внесут поправки в закон, тогда да, но это не скоро, месяца три-четыре только процедура обсуждения занимает. Депутаты тут тоже есть, какая же демократия без депутатов?

Вообще, Вышинская Народная Республика — это полноценное государство. Почти. Гимна нет. Есть музыка, нетрудно догадаться какая, а слов нет, всё никак не придумают, зато есть герб и флаг — российский триколор с гербом ВНР посередине. А герб — это обрамлённый колосьями щит, расположенный на фоне золотых лучей, расходящихся из какой-то точки позади щита. На самом щите изображён стоящий на задних лапах медведь, принимающий из рук человека нечто, сильно напоминающее кубок. Колосья перевиты триколором, он же расположен дугой внизу герба, и на нём надпись «ВЫШИНСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА». Герб символизирует труд, Свет и желание нести мир. Вроде как человек символизирует нас, провалившихся, а медведь местную дикую природу. Правда, создаётся впечатление, что медведю предлагают выпить, но это уже каждый видит в меру своей испорченности.

Управляется государство президентом, избранным путём всеобщего тайного голосования, который сформировал кабинет министров. Вернее, он назначил премьер-министра, а уже тот предложил кандидатуры министров обороны, внутренних дел, государственной безопасности, МЧС, финансов, экономики, торговли, транспорта и связи, энергетики, здравоохранения, и культуры и спорта.

Парламент однопалатный и именуется Государственной Думой. Депутатов тридцать, по три от каждого из девяти районов губернии…ой…то есть республики, плюс три от столицы.

Третья ветвь власти, это суд, тоже всё как у людей — есть и мировой, и арбитражный, и региональный, и верховный и конституционный. Да, разумеется, конституция тоже есть. Мне предстоит выучить основные её положения, для экзамена. Важным моментом являлось то, что не будучи ещё формально гражданином страны, я уже проходил подготовку на должность охранника. И если я не провалю тесты, то корочки и оружие мы получим одновременно с Димой.

Разумеется, пока мы тряслись в «Кюбеле» по пути в офис ЧОПа «Эгида», в которой нам предстояло строить свою дальнейшую карьеру, Дима шипел мне в ухо какой я лошара, что я не вижу ни людей, ни берегов. И что «с баблом у них всё хоккей», и что «это шанс, ты понимаешь, ШАНС!», и что «Ромодановский это сила, реальная сила в городе».

Николай Николаевич Паламарчук был в структуре Ромодановского кем-то вроде зама по безопасности, или, скорее, начальником силового отделения. Официально он был директором ЧОП «Эгида», но власть его распространялась чуть шире, чем на охранников, потому что его именем пугали любого нерадивого работника, вплоть до грузчика, в любой из контор Сан Саныча. Это мне тоже сообщил всезнающий Дмитрий, но уже после нашего с Паламарчукам общения.

Для себя я определил его как «неприятного типа». Высокий, выше меня сантиметров на десять, грузный и явно не способный сдать утверждённые им же самим нормативы, возраст примерно под полтинник, возможно чуть больше. Густые, едва тронутые сединой чёрные волосы, такого же цвета густые, «гуцульские» усы, опускающиеся ниже линии губ, но бороды не носит. И, в отличие от шефа, одевается не в костюмы, а в нечто «полевое» — чёрные «тактические» брюки, похожий на военный свитер, но явный новодел, с замшевыми вставками на локтях и плечах, а так же с небольшим кармашком на груди. На поясе кобура с каким-то небольшим пистолетом, типа ПМ. Неприятными были его довольно сильно выпученные карие глаза, приросшие мочки ушей (чисто моя «фишка» — прочитал в детстве, что индейцы считали таких людей двуличными, с тех пор отношусь предвзято. И могу сказать, что индейцы были не так уж и неправы), и довольно развязная манера общения. Он сразу перешёл на «ты», причём это не панибратство, а именно способ показать кто есть ты, и кто ОН. Речь его изобиловала довольно утилитарными оборотами и матерками, словно Паламарчук хотел произвести впечатление выходца «из народа». И он не показался мне «профи». Я за свою жизнь на эту категорию людей насмотрелся, и на ментов, и на мусоров, и на гэбэшников, на них на всех лежит «печать» профессии, так сказать профессиональная деформация личности, а у многих ещё и полоса на челе от фуражки. А этот… словно он прапором каким-то был. Во, точно! Прапорщиком, типа начальника архива, или вот у нас СПСники были, секретная связь, вроде военные, а по общению полугражданские какие-то.

Впрочем, общение наше не было продолжительным, буквально через полчаса нас передали на попечение Николая Крысина, нашего непосредственного начальника. И в первую очередь я спросил о здоровье раненых.

— Нормально всё, — улыбнулся он, — скоро в строй встанут. Ну что, мужики, добро пожаловать в доблестное охранное предприятие «Эгида»? А где «ура» троекратное? — нахмурил он брови.

— Троекратное ура, — произнёс я, что было воспринято как годная шутка.

Затем последовала довольно долгая и обстоятельная беседа, в ходе которой я, уже не стесняясь, выспросил всё, что считал нужным, и даже чуть больше.

Как и следовало ожидать, работа тут никакая не синекура, да я и не надеялся, собственно, и в плане финансов всё было далеко не так просто. Оклад у нас действительно был небольшим, 200 рублей и с него удерживали подоходный налог, который тут, к слову, был очень низким, всего 10 %. Говорят, по комитетам Госдумы ходил законопроект о введении прогрессивной ставки, но президент уже воспользовался правом вето и зарубил одну версию этого закона. Как никак «сбалансированная налоговая политика» входила в его предвыборную программу, так что электорату кинули очередную кость, вот мол, глядите, президент заботится о вас.

Основной же доход бойцы тут получали «в конверте» и его размер действительно очень сильно зависел от самого бойца. Были командировки — охрана базы в Синих Бродах, две недели там, две недели отдых. Рабочее время тут измеряли только сутками, Сан Саныч или забыл, или ему похрену были эти нюансы. Стандартным графиком являлся «сутки через трое», что примерно соответствовало количеству рабочих часов «по КЗОТу». Понятно, что при таком графике понятия «праздников» не существовало, зато выходных была прорва. Однако в свои законные выходные заниматься деятельностью «на стороне», например, не получится — тут на это смотрят очень косо, а, точнее, ты подписываешь бумагу, что душой и телом принадлежишь только ЧОП «Эгида». А у них и самих «калымов» полно, только работай.

Например те же Броды. Две недели командировки это 14 суток, а так в месяце получается 8 рабочих (уж извините, немного математики), то есть уже шесть суток сверхурочных. Плюс все они оплачиваются в двойном размере. И ваша зарплата чудесным образом из 200 рублей превращается в 700. Если есть выезды в Первую Зону, а они есть, потому что народ там не балду пинает, а занимался разведкой, сопровождением и тому подобными вещами, то такой день уже идёт по тройному тарифу. И на таких выходах довольно часто случается стрельба, а это уже боевые. Так что штуку в месяц можно поднять легко. Ну, относительно легко, всё же это Тьма. И Твари. Существенную прибавку дают должности и специальности. Например, командир отделения получает уже триста рублей базовых. Снайпер, пулемётчик — плюс полтинник к окладу. Водилы, правда, нифига за специалистов не считаются.

— Константин, у тебя воинская специальность-то какая? — решил уточнить Коля.

— Инженер-сапёр, — посмотрел я на него, подозревая, что это не праздный интерес.

— Инженер, или сапёр? — решил уточнить он.

— Если как в военном билете, то командир инженерно-сапёрного отделения. Фактически, командиром я был всего месяц, да и то, так… Дембелем уже был. А на заставе у меня то один, то ноль человек в подчинении было.

— Потери? — поднял одну бровь Крысин.

— Небоевые, пацан водички сырой попил, дизентерию подхватил, после госпиталя его куда-то в другое место служить отправили.

— И чем занимался?

— В основном, разминированием. Ну и заграждения ставить приходилось.

— А инженер, это что значит?

— Я в погранвойсках служил, поэтому, наверное, должность так называлась, не было у нас отдельных инженерных войск. Но вообще, знать нужно устройство мостов, конструкций, слабые места, как заграждение делать из деревьев, столбов, линий ЛЭП, например.

— Понятно, — снова кивок головой, — это уже диверсионная подготовка, получается?

— И диверсионная, и антидиверсионная, знаешь, куда заложить мину, значит знаешь, где искать. Ну, или наоборот.

— Ясно. Как, помнишь что-нибудь из славного боевого прошлого? Давно же служил, да? Сколько 25 лет, больше?

— Что-то помню, что-то вспомню, — осторожно ответил я.

— Тротил от динамита чем отличается? — задал он очередной вопрос.

— Динамит, это, — я хотел сказать — «бризантная взрывчатая смесь», но решил не выпендриваться, — это взрывчатое вещество на основе нитроглицерина, а тротил, это тринитротолуол, то есть получен на основе совсем другого вещества. Принципиальное отличие — невысокая чувствительность тротила к ударам, трению и высокой температуре. Соответственно, более безопасен, особенно в боевом применении. Примерно так.

— А пластид что такое?

— Пластид — это компонент клетки растений и водорослей, пластит — у нас так говорят, «си четыре» иногда. Ты имеешь ввиду пластичные взрывчатые вещества?

— Да, сможешь сделать?

Вопрос с подвохом. Интерес к воинской профессии у меня был, есть в этом деле нечто притягательное, так что я знаю чуть больше, чем стандартный курс в учебке. Теоретически, да, я могу изготовить ПВВ* [*ПВВ — пластичные взрывчатые вещества]. Практически… Зачем? Отвечу осторожно.

— Нужно видеть, что здесь есть для этого. Сам понимаешь, если бы было просто, его бы уже сделали.

— Тоже верно, — согласился Николай и закончил тестирование, — хорошо, я покажу, что у нас есть по твоему профилю. А ты покажешь, что помнишь, и что умеешь. Если всё нормально, получишь должность сапёра, у нас давно вакансия не закрыта. Восемьдесят к окладу, между прочим. За вредность, так сказать.

Кроме денежного довольствия, бойцы в «Эгиде» получали бесплатный комплект формы, в том числе зимней, обувь, штатное оружие, которое, правда, выдавалось на объектах, кроме пистолета. Его можно было носить с собой постоянно, лицензия давало это право. Можно было, и это приветствовалось, купить охотничье оружие, правда с этим была заморока.

Гражданским охотникам были доступны обычные дробовики, к которым был ограниченный выбор боеприпасов — фактически, только в латунных гильзах, причём даже то, что продавалось в магазинах, было уже б/у, из-за войны весь порох уходил на военные нужды и гражданские патроны просто не выпускали. Нарезное же оружие купить было сложно, и то это могли быть либо немецкие винтовки Маузера, либо итальянские Каркано, к которым не подходили наши боеприпасы. И никаких СВТ, карабинов, я уж не говорю про автоматы, всё, что может довольно бегло стрелять, гражданским было недоступно. Равно как и оптические прицелы. Ну, смысл в этом был, пошёл на охоту, сколько тебе нужно, чтобы того же кабана завалить? Из Маузера одной пули за глаза, если в башку. Ну а если и пятью не попал, то нехрен вообще охотником себя мнить. А на уток или гусей дробовик самое то, надо понимать, это же охота, развлечение. Между прочим, тут есть вполне официальные охотничьи артели, и мясо добывают и живут этим, и пушнину. Вот им и карабины разрешены и даже ППШ, вроде, вернее, автоматы Томпсона и, вроде как, даже пулемёты.

Тут, я так понял, уже настолько вошли в патриотический раж, что по максимуму стараются использовать «отечественный продукт», оружие советское, форму, даже одежду из каких-то складов старую достают. Ну и всё, что новым населением изготовлено, тоже, разумеется, отечественным считается. А вот немецкое практически всё находится под неофициальным запретом. Обмундирование то же, обувь и так далее. Немецкие отриконенные берцы, которые мне приглянулись, только на рынке и можно найти. Но камуфляж загадочный у ЧОПовцев пошит из немецкой ткани, у них были такие накидки, типа плащей, вот из них умельцы и шьют нечто вроде полувоенной формы, уже современной, кто-то в такой провалился, не продал, как я, за бесценок, а сделал лекала. Берцы тоже местные тачают, но в командировки можно немецкие брать, только купить нужно, всё же наши — это кирза, и вообще качество так себе.

Немаловажным положительным фактором было наличие ведомственного общежития, как тут говорят, квартирного типа. В общем-то это барак, но или переделанный под более сносное жильё, или изначально так построенный, я не понял. Квартиры на две или три комнаты, в которых живут от пяти, до семи человек, как правило из одного подразделения. Семейные, в смысле женатые, устраивают свою жизнь сами, общага типа строго для своих. Не бесплатная, тридцать пять рэ в месяц, но чистая, почти нормальная кухня, идеальной чистоты санузел с унитазом, на который не страшно сесть, душ. Можно жить.

Обратил я внимание и на то, что у многих сотрудников были личные автомобили. Это тоже был заслуживающий внимания момент. Интересы господина Ромодановского, разумеется, не ограничивались вывозом на север подцепивших нехорошую заразу граждан. Оттяпал он себе и кусок от пирога под названием «пополнение ресурсной базы», или, попросту говоря, мародёрки. Отступившая Тьма открыла в этом плане обширные возможности и их вовсю использовали сразу несколько контор, аффилированных к тому или иному силовому ведомству.

Кстати, откуда «вышел» Ромодановский, я так и не понял. Получалось, что самыми сильными, извините, силовиками, была армия и «гебня». Причём, как это было и у нас в слое, армия, похоже, ходила под МГБ, во всяком случае отделы этого ведомства в войсках были. Другое дело, что у «чекистов» не было своих войск, бойцов, так сказать. Говорят, было что-то типа спецназа, но они же и президента с премьером охраняли. ВОХР, формально относящийся к МВД, тоже был частично под ними, потому что охранял стратегические объекты. Но и коменданты во всяких общагах, и даже в обычных жилых домах были ВОХРовцами.

В принципе, народу у них было много, ведь каждый объект, куда был доступ после наступления темноты, а это четыре пятых всех домов города, наверное, имел своего коменданта, даже у нас в общежитии охранников, был комендант из отдела МВД по вооружённой охране отдельных зданий. Но в этом тоже была своя логика — можно было бы посадить туда молодого и здорового мужика, таких тоже немало было, кому хватит пары сотен в месяц, своей конуры и возможности гонять чаи с книжкой. Но куда девать многочисленных пенсионеров, которые попадают сюда в тех же пропорциях, что и прочие граждане? Насколько я знаю, совсем древние деды с бабками сюда не проваливаются. По одной из теорий, они, как и дети, просто не выдерживают перехода и их тела выбрасывает на какую-то «межслойную» свалку. Однако, мы имеем довольно большую категорию людей, уже не способных трудиться наравне с молодыми на заводе, но ещё вполне способных обслужить себя и даже заработать на несложной работе. Содержать их государство не в состоянии, пенсионного фонда тут нет, хотя часть налогов уходит в фонд социального страхования. Так что заполняют местные власти теми, кому за пятьдесят, словно специально созданные для этого вакансии.

Если смотреть под этим углом, то выходит, что МВД является третьей силой, однако складывается впечатление, что МЧС в чём-то даже превосходит ментов, по сути, это государство в государстве. Полномочий у них чуть меньше, чем у МГБ, зато они, в буквальном смысле, вхожи в любые двери, и это уже не блажь и не преференция — защита от Тьмы лежит именно на них и любая попытка хоть как-то повлиять на их деятельность может привести к самым печальным последствиям.

У нас в слое, насколько я знаю, пожарным могут набить рожу, если они поцарапают припаркованный во дворе автомобиль. Ну и что, что мешает проехать, и что, что пожар? Ты чё, не видишь, что это мой «джып»? Тут же, ха, смех смехом, но дёрнись я тогда в пельменной, хоть намёк дай, что неадекватен, положили бы не раздумывая и ничего бы им не было за это. Когда идёт речь о защите общества в целом, отдельные единицы этого общества вполне могут приноситься в жертву. Ради общего блага. И я не думаю, что найдётся хоть один идиот, который встанет у них на пути, или попытается «решить вопрос по другому», лишь бы они не входили в «этот двер». Ибо Тьме похрену на должности, звания, положение или толщину кошелька.

Но, возвращаясь к официальному мародёрству. У Ромодановского была фирма, активно работающая в этом направлении. Сама работа в чём-то пересекалась с той, в которой мы с Димой уже поучаствовали, и иногда бойцов посылали к мародёрам на усиление, если была опасность нападения крупных сил, или если объект был слишком «сладким», а за один раз его не вывезешь. Дело в том, что Тьма всегда знает, где ты находишься.

Я, поначалу, не придал значения этому постулату, отнеся его к местному фольклору, но оказывается это было именно буквально. Стоило появиться на определённом расстоянии от границы Тьмы, как через некоторое время обязательно нарисуется Тварь, а то и не одна, дабы узнать, кто это тут пожаловал на обед. Знающие люди говорили так — если ты видишь Тьму, то и Тьма видит тебя. Так что можно было приехать, закидать в кузов каких-нибудь ништяков и свинтить, оставив гончих или бандерлогов недоумевать, что это было, но ни завтра, ни через день, такой фокус повторить не получится — там обязательно будут Твари. И если объект того стоит — идут на силовую операцию, со стрельбой и броневиками, зачищая место и держа оборону, пока другие сотрудники мародёрят. Постоянного усиления у них, я так понял, нет, там каждый и жнец, и швец, и на любом оружии игрец — люди и в технике местной хорошо разбираются, и в вооружении, и применить его могут, случись чего. Это отдельный клан, так сказать, они даже живут отдельно.

Но именно из таких вот рейдов пацаны привозят себе тачки, причём очень неплохие. Принцип, опять же, простой. Нужна машина? Хорошо, вот стоят, бери, цепляй к своему броневику, главное, никого не подставь при этом. Формально, всё это должно сдаваться в закрома Родины, но в системе существуют дыры, через которые мужики и обзаводятся личным автотранспортом.

И мне захотелось! Даже от «Харлея» с коляской не отказался бы, хотя он тут транспортом «мешочников» считается — вроде как в категории «пирожков» или «каблучков» выступает. Кто не помнит или не знает, это грузопассажирский автомобильчик ИЖ из моего слоя, с металлическим кузовом, пикапчик такой. «Каблучок» из-за формы, а «пирожок» — потому что его часто использовали для доставки кондитерских изделий. Грузоподъёмность не сравнить, но ведь и «пирожки» тоже никогда не грузили под крышу, сколько может быть весу в двух сотнях пирожных или коржиков? А так очень даже приличный транспорт, иногда и немецкие БМВ (мотоциклы, разумеется) гоняют, но мало. А пешком ходить, это статус, типа кто ты, голытьба безлошадная, или серьёзный «мущщина».

Не, можно накопить и купить, вопросов нет, не все же машины город для нужд забирает, часть продаётся, причём на аукционах. Нет, не гражданам — фирмам, которые, в свою очередь, уже продадут эти автомобили гражданам. Тоже ведь «чей-то» бизнес, из слуг народа, я имею ввиду. Наиболее распространённый здесь «Додж WC-51», в «простой» комплектации, стоит двадцать тысяч. Это, типа, грузопассажирская ГАЗель, или даже «Соболь», скорее, если параллели с моим временем и слоем проводить. А если чисто легковые рассматривать, то это таратайка под названием «Кюбельваген», или просто «Кюбель», простые железные борта, тент вместо крыши. В советские времена была такая машинка — ЛуАЗ, вот это из той же серии. Внутри ЛуАза не сидел, не знаю, но тут смешно ожидать комфорта какого-то, всё же чисто военная машина.

Есть ещё интересней транспорт — настоящая лодка на колёсах, у неё даже винт сзади есть! ЛуАЗ, кстати, тоже вроде амфибия был, а это чудо называется «Швимваген», тарахтит что твой «Запорожец», но гоняют шустро. Смешная такая, но их мало и такую, наверное, не хочу — и садиться в неё нужно перелезая через борт, двери отсутствуют как класс, и с запчастями проблемы, тут же только трофейное или ленд-лизовское, производства просто нету. Так что надо про «Кюбеля» думать. «Голый», то есть без всего, без утепления, без пневмопуска, стоит порядка двенадцати тысяч. Собственно, из легкового транспорта это всё, остальное грузовики, но они частным лицам не продаются, и в городе запрет на грузовой транспорт, только по пропускам и нарядам, видимо, чтобы дороги совсем не убили. Многим «Виллисы» нравятся, это класс УАЗа, так примерно, но их для армии и спецслужб берегут, хотя стоит он всего штук восемь, что ли, видимо, поэтому и берегут, что дешёвые.

Сапёром, к зависти, Димы, я, всё же, стал, хотя «пластит» не изготовил. Гексоген тут есть, он в начинку авиационных бомб входил, а это самый распространённый компонент ПВВ. Только тут внутренний голосок проскрежетал на ухо — погоди! Погляди, сначала, что это за контора, куда ты попал. Может они политическими убийствами не брезгуют, или конкурентов в полёты отправляют, а киллером на зарплате я становиться не хотел. В общем, решил проявить осторожность, жизнь научила, что где большие деньги, там всегда грязь и кровь. А тут ещё и политикой пованивает.

Дни проходили в тренировках, на которых я просто помирал — и возраст сказывался, и праздный образ жизни, и пренебрежение физкультурой. Спустя неделю понял, что так не пойдёт и заменил вечернее пиво пробежкой, к вящему неудовольствию Димы, у которого с физподготовкой было получше. А господин Ромодановский действительно обладает серьёзными ресурсами. Взять, хотя бы, моё увольнение. Мало того, что в течение года я не имею права сменить работу, только по состоянию здоровья, так ещё и за месяц до увольнения нужно писать заявление, совсем как у нас, в слое, в смысле.

Однако когда я пришёл на уже бывший родной завод, оказалось, что все документы готовы, осталось только сдать почти новую спецодежду и каску на склад (толстая кладовщица побухтела, что не постирал, но «бегунок» подписала), затем я получил расчётный лист, из которого с удивлением узнал, что мне даже не вычли дни, проведённые в ментовке, и в общении с Александром Александровичем. А так же то, что я задолжал заводу пятьдесят рублей. Помните, «подъёмные»? По существующему тут порядку у меня эти деньги вычли бы из зарплаты в течении первого года работы, но, поскольку я совершил некий скачок на «социальном лифте», то они не могли придумать ничего лучшего, чем затребовать эти деньги с меня. Пришлось писать заявление о зачёте моих копеек, заработанных за первую неделю сентября, а разницу я просто внёс налом.

Денег у меня было много, нет, не настолько, конечно, чтобы спокойно смотреть в послезавтра, но штука из рейда, более чем скромная зарплата за полмесяца ученичества, да премия, давали в сумме неплохой капиталец. Который я тут же начал тратить, обрастая имуществом — одежда, в том числе и некий аналог спортивно под названием «лыжный костюм», обувь, впереди осень, как-никак. Поскольку есть квартира, нужна посуда, чуть больше, чем стакан с ложкой. Готовит у нас каждый сам для себя, но иногда договариваемся, скидываемся баблом, и кто-то один варганит на всех, например яичницу или даже варит борщ. Но здесь нет холодильников, только «еврейский», под окном, работающий лишь в холодное время года, так что впрок ничего не приготовить, даже колбасу покупаешь на один день.

Многие не заморачиваются, а столуются в системе общепита — завтрак в чайной или пирожковой, но там именно чай с пирожками, обед — в столовой, например, есть сеть (две штуки) «Столовая N 1». Не сложно догадаться, владелец тот же, что и у «однономерной» пельменной. Цены такие же, ассортимент чуть шире, но… без спиртного. Тут интересная система, например «чайная» или «пирожковая», это кафе, у них есть лицензия на торговлю спиртным, а столовыми такая лицензия не положена, как мне объяснили, чтобы народ не бухал в обеденный перерыв. Ну что ж, логично.

Ужинать тоже можно в пельменной, правда, она далековато, город, расположенный на левом берегу реки Урмань, вытянулся вдоль неё километров на пятнадцать, как не больше. К слову, противоположный берег довольно низкий и представляет собой болота и озёра, любимое место охоты и рыбалки горожан. А вся жизнь сосредоточена здесь, на левом.

До Момента Разделения здесь проживало порядка 140 тысяч человек, такой старинный и довольно крупный город. Был. Сейчас тут дай то бог тысяч двадцать пять наберётся, есть целый район, так называемая Сортировка, выжженный и разрушенный, там постоянно работают бригады пятнадцатисуточников — разгребают завалы. Прошлая власть не придумала ничего лучшего, чем спалить целый сектор деревянной застройки, предназначавшийся ранее для проживания тех, кто обслуживал железную дорогу. В новое время жить там никто не хотел, даже по непритязательным меркам этого места там было слишком убого, зато в многочисленных подвалах и чуланах заводилась всякая нечисть. Вот мэр с губернатором и решили радикально избавиться от проблемы и подпалили домишки, подгадав день, когда ветер дул в сторону окраины. Сгорело не всё, потом пришлось поджигать оставшееся, говорят, бензина спалили больше, чем если бы использовали технику для разбора зданий. А ещё говорят, что спалили очень много концов, которые могли бы прояснить исчезновение весьма крупных сумм из бюджета. Ну а проблема Тварей, разумеется, решена не была, более того, их стало ещё больше, так что между пожарищем и населённой частью города существует полоса отчуждения метров в триста шириной. А сам город с этой стороны обнесён забором с бесконечной колючей проволокой и целой цепью бетонных ДОТов, что твоя линия Мажино. А это и есть фактически линия фронта, так как Твари оттуда лезут постоянно, и город вынужден обороняться — там сортировочный железнодорожный узел, так называемый Грузовой двор, весь ж/д транспорт приходит под разгрузку туда. Так что приходится держать значительные силы военных на этом участке и редкий день обходится без стрельбы.

А вся жизнь сосредоточена южнее и ближе к воде, захватив лишь часть исторического центра города, никто не селится и не работает в районах, примыкающих к вокзалу и железной дороге. Такая своего рода вторая полоса отчуждения, только не в виде голой земли, а состоящая из пустых и заброшенных зданий, взирающих на мир чёрными провалами окон без стёкол. Самым престижным является район речного порта, но не грузового, который гораздо севернее, а пассажирского, тут же неподалёку и городской пляж.

Мы же, находясь на ступеньку выше по социальной лестнице, чем работяги, живём на юго-западе города, а единственная приемлемая, по мнению Димы, пельменная, расположена ближе к Рабочему Посёлку, примерно в получасе ходьбы в быстром темпе, хотя, для приведения себя в форму это, может, и к лучшему.

За окном было настоящее бабье лето — тепло, деревья только начали менять летний наряд на осенний, разбавляя привычную глазу зелень красными и жёлтыми красками. Сегодня я сдал экзамен и получил паспорт гражданина ВНР. Событие, которое стоило отметить, и тут уже пельменной не отделаешься. Друзей, нет, приятелей стало больше, и все они — люди солидные.

Формально мы входили в состав отделения Валеры Суходола, после достопамятной поездки к Тьме здесь сделали определённые выводы и больше на личном составе решили не экономить — никаких людей со стороны. Отделение — это экипаж бронетранспортёра «Скаут», командир, он же пулемётчик, стрелок-водитель, он же второй пулемётчик, и три бойца, один из которых вооружался ручным пулемётом, а остальные — винтовкой СВТ и карабином СКС. Автоматы шли как второе оружие, а пистолеты, получается, как оружие последнего шанса.

Водителя нам нашли из числа ЧОПовцев же, перевели из другого подразделения, у них тут отдельно ещё охрана городских объектов есть, но там другая подготовка и другие деньги. Мужику было тридцать два года, из которых почти четыре он провёл здесь, звали его Витя Черемных, и провалился он из очень похожего на мой слоя, только не из Питера, а из Новгорода. Нормальный парень, ничего плохого сказать не могу.

Пятым бойцом был некий Мансур Рашидов, высокий, худой то ли татарин, то ли удмурт, из странного слоя, где Россия в девяностых годах развалилась на целую кучу квазигосударств. И он попал сюда из Казани, так что формально считал себя татарином, но как-то обмолвился, что вообще он удмурт. Не знаю, может у них притесняли этих удмуртов и он скрывал своё происхождение по привычке? Его к нам тоже перевели в результате какой-то внутренней ротации, по сути, лишь мы с Димой сразу прыгнули если не в дамки, то очень близко к ним, обычно человек проходит достаточно долгий путь, прежде чем попадёт в престижный «батальон» рейнджеров. Да, мы тут вроде элиты, спецназ, не менее крутые, чем мародёры, даже круче, потому что мы им помогаем, а они нам нет. Есть повод возгордиться.

Странно смотреть на реакцию людей, которые впервые сталкиваются со мной. Когда я чисто выбрит и на голову надета какая-нибудь шляпа, то выгляжу лет на пять-семь моложе, но стоит отпустить щетину, или снять головной убор, как сразу бросается в глаза седина, пусть и редкая, но уже заметная. И те, кому ещё не исполнилось тридцатника, тут же переходят на «вы». Не все, конечно, некоторые добавляют вежливое «бать». «Слышь, бать, а где тут отделение Васенина»?

Валера, находящийся до сих пор на больничном, лишь иногда присутствует на тренировках, в основном нас гоняет Серёга Васенин, или, всех вместе, сам Коля Крысин. Что интересно, на занятиях не жалеют ни патронов, ни оружия, помню, капитан Богатырёв аж глаза выпучил, увидев нас в составе группы на стрельбище. И проводим мы там ежедневно по часу минимум. В армии, в учебке, меньше стрелял, хотя там тоже не менее четырёх раз в неделю стрельбы были, один из которых — ночью. Здесь ночные стрельбы тоже были, хотя трассирующие пули применялись, в основном, для пулемётов, а мы обходились прожекторами, или даже светом фар, такие довольно реальные тренировки, надо сказать.

Такой момент вспомнил из «славного боевого прошлого» — в армии нас учили стрелять с использованием специальных насадок. Это такие хреновинки из проволоки с фосфорными точками, цепляются на прицельные приспособления, а дальше принцип светофора — красная точка, это лампочка на мишени (дульная вспышка оружия противника), ниже кружок — насадка на мушке, ещё ниже — насадка на прицельной планке. Что не так? Мало того, что штуки эти постоянно норовили соскочить, они были устроены так, что их можно было сдвинуть, а можно просто снять, ну и как следствие, вся система разбалтывалась. Но перед стрельбой их нужно было «подзарядить», для чего на линии ожидания были вкопаны трубы, в которых разместили лампы дневного света. Автомат нужно было аккуратно поставить так, чтобы мушка и прицельная планка вошли в отверстия в трубе, и насадки впитали в себя некоторое количество фотонов. Затем вы вынимаете автомат и…? Правильно, нахрен слепнете на несколько секунд от света, бьющего из дыр. Надо ли говорить, что «за речкой» этих насадок не было вообще, а обходились мы прожектором, трассерами и ПНВ, у нас половина автоматов с креплениями под них были.

А разгадка столь расточительного расхода боеприпасов открылась случайно, кто-то из командиров брякнул, что привезли очередную партию патронов из «нычки». Сложил в уме два и два, и понял, что Сан Саныч банально утаил от властей часть найденных боеприпасов, мародёры же не только транспортом интересуются. Я думаю, и оружия у него, неучтённого, тоже хватает, хотя тут, типа, всё строго, номера вписываются в лицензии, свободного хождения стволов нет. И, хотя мне до личного автомата с пистолетом долго ещё, первый шаг уже сделан.

ГЛАВА 9

— Ну что, за нового гражданина Республики! — громко произносит Коля Крысин, и под нарастающее «о-о!» я выпиваю залпом стакан водяры.

Бр-р! Гадость! Срочно заесть, буженинки с хреном, она жирненькая, хорошо смягчает. Водка шибанула по мозгам, стало легко и даже весело, я во хмелю добрым становлюсь, всех люблю, всех прощаю. Потом, с похмела, сожалею об этом.

Кафе, которое мы выбрали для мероприятия, называлось «Русский стол». Довольно приличное заведение, интерьер — всё то же дерево, но тут даже оленьи и лосиные рога на стенах присутствуют, есть и медвежья шкура, тоже на стене, и на ней, для дополнительного колорита, две скрещенные кавалерийские шашки, а под ними два кавказских кинжала-камы.

В меню как истинно русские блюда, типа жульена и салата Оливье (без колбасы, но с отварным языком), так и карский шашлык, цыплята по-пиратски (что бы это ни значило), и даже баварские колбаски. Пива один вид, водка, наливки и настойки, вина плодово-выгодные, есть даже такая штука как «Коньяк Первомайский». Это особым способом отфильтрованный и подкрашенный самогон, по мнению ряда лиц не хуже дагестанского. Рисковать я не стал, у меня от коньячного спирта всегда голова болит, понимаю, что это та же сивуха, что и водовка, но не стал. Чёрт с ним, водка и водка, мешать не буду. Странно, что мы, русские, не освоили производство виски, ведь технология та же самая, что и самогон, это и есть самогон, но они, кельты я имею ввиду, сумели создать напиток, достойный богов, а мы…

Поздравить меня и выпить на халяву подтянулись все — и опирающийся на тросточку пулемётчик Вова Сыров, и снайпер Пы-Пётр, и даже склочный Андрей Петрович Пак. Но здесь он свои отрицательные черты проявлять не стал, всё было хорошо, и я даже поймал себя на мысли, что воспринимаю окружающее как нормальное. Вжился уже? Сложно сказать, больше, наверное, ностальгирую по удобствам, хочется фильмов, книг, интернета. Телевизор я смотреть перестал года полтора уже, ещё до «крымнаша», потом даже фильмы перестал глядеть, тупейшая реклама раздражала. Фанатом футбола, хоккея и прочих видов спорта я не был, так что всё необходимое мне давал интернет и гениальное изобретение под названием торренты.

Чёрт, ностальгия, всё же накатила, настроение чего-то резко упало, рядом гуляла ещё какая-то компания, с женщинами, шумная, резанул по ушам пьяный визгливый смех какой-то бабы. Душно, на свежий воздух надо, темно уже, правда, но у входа площадка освещённая, там курилка. Ха, свежий воздух. Встал, стены чуть качнулись — оба-на! Клиент созрел? Надо бы дойти до «туалэта типа сортир», обозначенного известными буквами. Там тоже светло, пара шагов буквально, и путь освещает гирлянда из лампочек.

Из сортира выходил какой-то пузатый мужик в костюме, на ходу застёгивая ширинку. Сука, чушок, что за привычка! Ещё и плечом задел меня, мудак. Чё-то я злой какой-то, неправильно водка действует, палёная, видать. Раздражение росло, раздражение и… тревога. Как тогда, в поле, возле Тьмы.

— Коля! — влетел я в зал, сбив с ног какую-то очень пьяную девицу.

Та ойкнула и начала картинно заваливаться на бок, пришлось вытянуть руки, чтобы поддержать даму.

— О-о! — заорали мужики. — А Костя время не теряет!

— Коля, бля! — рассвирепел я. — Там Твари!

Пьяные улыбки мигом слетели с лиц, парни, толкаясь и грохоча мебелью кинулись к выходу, девица, не такая уж и пьяная, попыталась обнять меня рукой и, дыша отвратительной смесью настойки и салатов, жарко пробормотала:

— Ну ты же защитишь меня, дорогой?

Нет, видимо, всё же пьяная. Или дура. Или пьяная дура. Я разжал руки, и девица с трудом приняла вертикальное положение.

— Беги, овца, — огрызнулся я, и бросился к выходу.

На крыльце уже стоял охранник, сжимая в руке пистолет и вглядываясь в темноту, особенно густую за границей света.

— Где? — протолкался вперёд Крысин, в руке у него тоже был Кольт, мужики, у кого есть разрешение, со стволами не расстаются.

Я начал, было, оглядываться, но понял, что так ничего не увижу. Это, скорее, предчувствие, как тогда, с адаптантами. Я знал или почувствовал, что они пойдут из ложбины, это я только сейчас понял, значит… Значит вот там, где возвышается абсолютно тёмное, без единого огонька, здание. Там они, потому что раздражение переросло в злость, мне ХОТЕЛОСЬ убивать их, хотелось обрывать инфернальный визг свинцом или даже дубиной, хотелось ощущать, что ещё одно создание Тьмы исчезло с лица земли.

— Вызывай МЧС, — пробормотал Коля охраннику, поднимая пистолет на уровень глаз, — и это, Кость, иди внутрь.

Рядом с ним уже стояло три или четыре человека, все тоже с пистолетами.

— Так эта, нет вроде, никого, — ответил явно растерянный охранник.

— Вызывай! — сквозь сжатые зубы прошипел Крысин, и тут Тьма ожила.

Какое-то существо вылетело из темноты, причём сверху, словно оно прыгнуло прямо с крыши здания напротив, и прыгнуло далеко, метров за двадцать. Загрохотали пистолеты, Тварь заверещала циркуляркой, но пули продолжали дырявить тело, так что мгновение спустя послышался тяжёлый шлепок. На свежую тротуарную плитку она упала уже мёртвой. Я понимал, что нужно идти внутрь, что глупо стоять тут без оружия, но не мог заставить себя сделать шаг — мне обязательно нужно было знать, что Твари умрут. Нужно было видеть это, иначе я не успокоюсь и сорвусь на ком-то невиновном, потому что я испытывал потребность убить. Нет, не так, мне нужен был именно противник, а не жертва, или, иначе, законная цель, кто-то, кто заслуживает смерти. Это ощущение пугало и вызывало ещё большее раздражение. Так и становятся маньяками, да?

Крики отвлекли меня от тревожных мыслей о себе — из темноты выскочила ещё одна Тварь, её встретили градом пуль, существо заверещало, но тут в круг света прыгнули сразу три монстра. Я уже понял, что сейчас произойдёт — парни не устоят, слишком активно стреляют, а в обойме всего восемь патронов, кто-то не успеет перезарядить, и его сомнут. И ещё я понял, что они, Твари, знают это.

Чёрный ком прыгнул на грудь Васенину в тот момент, когда он менял магазин. Всё было рассчитано с точностью до секунды, до сотой доли, он зарычал, падая на спину, возникла заминка, никто не рискнул стрелять и я сделал единственное, что было возможно — изо всех сил пнул тяжёлым ботинком туда, где у существа должна быть голова. Монстр был небольшими, как собака, или обезьянка, и что-то было в этом клубке темноты, физическое, осязаемое, что отлетело от соприкосновения с прочным носком ботинка.

Время снова вернулось к своему обычному бегу, кто-то выстрелил в неожиданно ловко вскочившую Тварь, сбил с ног, я же схватил Серёгу за плечи и рывком втянул его за спины бойцов. На лбу у него была рваная рана, откуда потоком лилась кровь. Я приподнял тело подмышки, но парень был жив и даже в сознании.

— Держи, — прохрипел он, суя мне в руку пистолет.

Затем встал, и шатаясь, на ощупь, начал открывать дверь, кровь совершенно залила ему очки, но я не думаю, что у него был проломлен череп. Выщелкнул обойму, проверил, он успел вставить новую, ну а теперь…

Из-за угла появился яркий свет, Тьма дёрнулась, заметалась, распадаясь на отдельные куски черноты, и я понял, что это целый рой Тварей мечется в лучах фар. Загрохотал пулемёт, мы все невольно попятились, опасаясь и рикошета и просто «дружественного огня», я всё же, выпустил почти весь магазин, убив минимум одно порождение Зла. Вторая машина МЧСников подлетела с другой стороны, их становилось всё больше, и Твари сдались, дрогнули, рассыпались на мелкие группы и даже отдельных особей, машины одна за другой устремлялись по улицам, оглашая окрестности пальбой. А к кафе прибывали новые и новые патрули, подъехала скорая, на базе всё того же «Доджа», внутри горели яркие лампы, Васенина вынесли уже на носилках, кто-то из врачей нёс фонарь-переноску, семеня рядом и светя ему в лицо.

Без жертв, всё же, не обошлось — двух дамочек Твари настигли в туалете, порвав буквально в клочья. Серый выжил, бандерлог успел лишь оцарапать его, по большому счёту, да и в кафе сразу светить начали. Старлей МЧСник долго не отпускал нашу компанию, пытаясь понять, кто первым обнаружил Тварей. Охранник указывал на Колю, кто-то из посетителей говорил, что их предупредил охранник, и они успели забежать внутрь, а Коля вопросительно смотрел на меня — шухер я поднял, вообще-то. К этому моменту я уже сформировал более-менее правдоподобную версию, которую и выдал, осторожно подбирая слова. Мол, вышел глотнуть свежего воздуха, любовался ночным небом на самой границе света и увидел, как что-то мелькнуло на крыше соседнего здания. А на вопрос — «почему сразу не предупредил народ на улице?», ответил вполне логично — пьяный был, и неопытный, мало слишком здесь пробыл. Растерялся, в общем.

— Растерялся, да? — спросил Коля, опрокидывая в себя остаток водки в рюмке.

Нам, наконец, разрешили разъехаться по домам, и мы с ним задержались, чтобы проверить, не забыли ли чего. А я ещё и расплатиться, причём даже не стал проверять, чего там в счёт вписали — глянул на сумму, добавил десять процентов чаевых и сунул деньги в папочку. Гм, нужна ещё поездка, денег последний мешок остался.

— Растерялся, говоришь? — сощурился на меня командир.

Ну а я что скажу? Что я «почувствовал» их? С этим ещё разобраться надо, может, это водовка во мне так заговорила, может стресс сказывается, да и не чувство это, это именно эмоции. Злость, раздражение, плохое настроение. Вот как, ну я не знаю, например всё хорошо у вас и вдруг хренак, какая-нибудь неприятность, и вам досаден даже не сам факт случившегося, а то, что испорчено настроение. Сложно описать, но… Каждый раз, когда рядом были порождения Тьмы, я чувствовал одно и то же. И в подвале тогда я не только из-за того, что ушибся злился, и что дверь заело, я знаю себя, и знаю, как и на что я реагирую. Меня сложно вывести из себя, и в депрессию я не склонен впадать, а тут каждый раз вот так, резкая смена настроения, переходящая в злость, но злость против конкретного объекта. Посмотрим, что будет дальше, главное не наделать глупостей, всё же ясность сознания нужно сохранять. И ещё — мне нужен пистолет, срочно и постоянно, даже спать с ним буду.

К сдаче экзамена на лицензию охранника я готовился всерьёз. Как я уже говорил, Александр Александрович Ромодановский был очень влиятельным человеком, но не всесильным, кое-какие препоны он обойти не мог, хотя, я думаю, если бы понадобилось сделать лицензию «нужному человечку» — сделали бы за сутки. А мы кто? Мы так, рядовые сотрудники, да и правильно это, по большому счёту, я же не просто жду положенные полтора месяца, я прохожу обучение. Нюансов много, мы же не намерены работать Бородачами из печально известного телешоу в моём слое, суть профессии знать должны, законы, правила применения оружия и всякое такое.

Например, охранник считается внештатным сотрудником правоохранительных органов и имеет право применить оружие в случае, если жизни и здоровью граждан угрожает опасность. Более того, мы обязаны вставать на пути порождений Тьмы, так что эпизод у кафе «Русский стол», это не бравада и не геройство, а, в общем-то, исполнение буквы закона. С бандитами и хулиганьём сложнее, с одной стороны, мы можем стрелять, если, см. выше про жизнь и здоровье граждан, но если пострадает невиновный, то могут лишить лицензии.

А как определить, вот этот сурового вида плохо одетый мужчина достал ножик, чтобы показать гравировку на лезвии понравившейся ему одинокой и испуганной дамочке? Или он сказал ей что-то типа «кошелёк или жизнь»? Тут юрист разразился пространственной речью, суть которой была в том, что лучше не оказываться не в то время, не в том месте, а если уж случилось пальнуть в гражданского, то надо первым делом звонить в контору, и молчать как рыба об лёд, пока этот самый юрист не приедет и подскажет, чего говорить. Но вот за убийство бандитов, равно как и за трофеи никаких премий нам не положено, ибо, опять см. выше про сотрудников органов.

Вообще, я гляжу, государство тут не очень хочет, чтобы росло благосостояние граждан. Удавится за лишнюю копеечку. Интересно, как они тут бюджет формируют, и как пилят потом? А расслоение тут есть, и сильное, есть чёрные «Опели» и «Эмки» с «гражданскими» номерами, они тут все с тремя буквами, ну типа как раньше было «013 ОГО», или «666 ЧМО». У силовиков всего две буквы, причём чёрт ногу сломит, по какому принципу эти буквы разделяют. Серия «АР» может быть гэбэшная, а «АС» уже вояки. А вот слуги народа ездят без букв, просто номера.

«Членовозов» тут немного, но, говорят, у президента есть даже «Хорьх» в автопарке, белый, с невероятно длинной мордой и складывающейся крышей, раньше он губернатору принадлежал, а ещё раньше Быку. Первый владелец подарил его второму, затем оба взошли на эшафот, а авто перекочевало в президентский гараж, но никто ездить в этой машине не рискнул — все опасались возмездия в виде снайперской пули, которую выделанная кожа верха остановить не в состоянии. Г-н Орлов вообще передвигался на бронированном ЗИС 101А, на таком же ездил премьер, очень маленький, похожий на крысу, человечек по фамилии Смирнов.

Простая русская фамилия, как и у президента. Злые языки, правда, утверждали, что Орлов вовсе не Орлов, а даже как бы Курицын, просто человек с фамилией Курицын нелепо будет выглядеть в президентском кресле. Так что первое, что сделал будущий спаситель нации, это заплатил некую сумму тогда ещё в каких-то чеках, и сменил её на более соответствующую будущему рангу. Молодец, что я могу сказать.

Отечественный автопром в те годы находился совсем уж в плачевном состоянии, копия как в моём слое сейчас, но всё же некоторая часть полноценных легковых автомобилей в городе была. Разумеется, новая власть провела тотальную экспроприацию, и всё это чёрное лакированное великолепие возит теперь, за государственный счёт, между прочим, августейшие задницы министров, спикера думы и даже, вроде как, глав думских комитетов. Чиновники попроще, типа мэра, глав районных администраций, заместителей министров, ездят на «Доджах WC-53», тоже за счёт бюджета, разумеется. Ну а депутаты уже совсем почти как обычные люди — на «Кюбельваген» ах, только с изготовленной уже здесь металлической крышей и покрашенных в зелёный, «защитный» цвет — другой автомобильной краски тут просто нет.

Но, как я уже говорил, находятся те, кто вполне законно вешает на чёрный «Опель-Олимпию» гражданский номер например «777 ООО». Круто же! Такие люди живут в новых домах в микрорайоне «Новый путь», каждый за своим высоким забором, с охранной, и прочими атрибутами статуса. Но даже они не могут попасть в местную «Венецию» — настоящий посёлок на воде, где на баржах и понтонах выстроены подлинные дворцы. Именно там живут те, кто скрыт за шторками «членовозов», те, кто вершит судьбы не только города, но и республики в целом. Ибо, как известно, лучшей защитой от порождений Тьмы является проточная вода.

Что характерно, больше никому такое жильё построить не разрешают, ссылаясь на некие нормы и положения. Более того, когда один ретивый предприниматель выбил землю на берегу Урмани километрах в пяти выше по течению и вознамерился возвести там нечто похожее, но попроще, конечно, ему прозрачно намекнули — ты что это, холоп сраный, хочешь что бы Министр Министрович на твоё плывущее по реке дерьмо из окна своего дома любовался? Девелопер всё понял, быстро уступил свой бизнес неожиданно нарисовавшимся партнёрам и, говорят, сейчас ведёт простую и скромную жизнь фермера, выращивая в окрестностях города капусту и кабачки.

Дело в том, что из-за особенностей ландшафта река, текущая с востока, здесь поворачивает на север, широко разливается и огибает город по плавной дуге, заворачивая километров через пятьдесят к югу. И севернее, из-за промзоны и печально известной Сортировки, селиться ну вообще не вариант, ну а южнее вы, получается, можете оказаться «выше» местного истеблишмента, что, согласитесь, по меньшей мере невежливо.

Я же, без машины, и даже без мотоцикла, постигал и жадно впитывал новые для меня знания. ТТХ* оружия, разумеется устройство, проблемные места, неполадки и способы устранения, разборка-сборка, и стрельба, стрельба, стрельба [*ТТХ — тактико-технические характеристики]. Узнал, например, что многие высверливают пули у пистолетов, превращая их в «пустоголовые», что резко повышает их останавливающее действие. Для автоматов же есть другая процедура — пули просто «тупят», обрезая или стачивая головку, что тоже даёт свой эффект. Но тут момент — такая пуля теряет в скорости и дальности, так что годится только при охоте на Тварей, говорят, МЧСники только с ними и ездят.

Получил я в свои лапы и понравившийся мне ДТ-29, хотя изначально хотели всучить РПД. Но я убедил, что могу бегать и с более тяжёлой дуренью, да и не велика разница, не десять килограммов. Но по всем характеристикам этот пулемёт лучше, его даже сделали так, чтобы можно было легко из танка извлечь и превратить в ручной. В броневике стрелять — пожалуйста, гильзоприёмник прицепил, никакого звона, горячие гильзы за шиворот товарищу не сыплются, конфетка, а не пулемёт! Ему бы ещё «блин» заменить на «бубен» снизу, патронов на 100, и цены бы не было.

Отдельный экзамен был на знание Тварей и способах борьбы с ними. Тварей тут было много, не так много, как животных, конечно, но всё же разнообразие наблюдалось. Хотя все они относились к условному виду «зооморфы», то есть звероподобные. Как рассказал профессор Загор-Загорский, до сих пор ведутся дебаты, считать ли гориллоида зооморфом, или он, всё же, антропоморф?

Мы дружно раскрыли брошюру «Многообразие мутафауны» на нужной странице и уставились в изображение некоего «йетиподобного» существа, как и прочие, укутанного в лёгкий саван из Тьмы, скрывающий детали. Но кое-что его, всё же, отличало, от других порождений местного варианта Мордора. Например, он, единственный, передвигался на задних лапах (ногах?) и являлся прямоходящим. Во-вторых, существо это появлялось лишь довольно близко к Тьме и, кажется, не очень ладило с адаптантами, а при встрече с человеком стремилось скрыться в лесу. Но, как бы там ни было, гориллоид, и в самом деле напоминающий гориллу, официально считался мутировавшим животным.

У меня, правда, возник вопрос, почему мутация здесь столь избирательна? Адаптанты, то есть люди, подвергшиеся необратимому (тут тоже ведутся дебаты) воздействию Тьмы, они мутанты? Официально они считаются, всё же, людьми, подвергшимися опасной и необратимой мутации. При этом и в книжице написано «человек, подвергшийся воздействию…», и, кстати «Тьма», это же тоже ненаучно, хотя профессор Загор-Загорский вовсю оперирует этим термином. А правильно — Аномальная Зона. Так, адаптант, это человек, подвергшийся необратимому воздействию Аномальной Зоны. И на счёт мутаций, вот этот гориллоид, прозванный кем-то Тёмным, он раньше кем был, гориллой? Так они тут не водятся. Правда, среди мутафауны «обезьян» вообще довольно много, так что вряд ли это местные животные. Есть и «собаки», да, но есть и такая дрянь как тигроид. Вроде как из отряда кошачьих. Но тут тоже споры, «кое-кто на западе» считает, что это мутировавший медведь, и требует переименовать его в «Сикут Урсуса», то есть «медведеподобного»* [*Sicut Ursus, лат. — подобный медведю].

На наше, людское, счастье, Тьма совершенно не освоила воздушное пространство, иначе я не представляю, как бороться со стаей мутировавших летучих мышей или тех же ворон. Какой-то картечный пулемёт изобретать и покрывать города куполом из сетки Рабица. Единственное порождение Аномальной Зоны, способное перемещаться по воздуху, это Призрак. Он, кстати, вынесен в отдельный раздел и считается «физическим явлением», типа тумана или шаровой молнии, потому что бывает, что они собираются в нечто вроде плотного шара, и могут даже сбить человека с ног. Навредить им оружием невозможно, зато они очень не любят яркий свет, что, в принципе, согласуется с теорией о том, что они — суть энергия. Свет, это тоже энергия, так что взаимодействие налицо, правда, теория не объясняет, почему у людей башню сносит от контакта с ними.

Слушая лектора, я вспомнил мужика в пельменной. А ведь нифига не просто так я на него смотрел, не нравился он мне, и настроение мне испортило не то, что пьяный в хлам толстяк припёрся в столовую, а именно то, что Тьма в нём была. Вот, значит, как? Спросить у профессора, бывает такое, чтобы люди Тьму чувствовали? И что мне это даст? Если бы было, об этом бы говорили, нас (о, я уже себя в некий клан «Осязающих Тьму» записал?) вычисляли бы сразу, это же полезный навык, нет? Суперспособность? Нет, похоже, это аномалия даже для этого аномального мира, а, значит, меня или посадят в клетку где вот такие Загор-Загорские будут изучать меня, отрезая части кожи и беря кровь на анализ (интересно, он настоящий профессор или так, здесь звание получил?). Или ещё вариант — посадят на цепь и будут возить вместе с всенародно избранным президентом, чтобы я вовремя на угрозу указывал. Даже кормить будут, и сухожилия на ногах подрежут, чтобы не убёг. Не, ребят, ничего я вам не скажу, ну вас в баню.

Наиболее распространёнными представителями мутафауны были уже упомянутые гончие или киноморфы, то есть «собакоподобные», обладающие одной крайне неприятной «суперспособностью» — в случае, если стая, а это исключительно стайные «животные», не может догнать жертву, она каким-то образом передаёт свою энергию вожаку или самой сильной особи. Та, на короткое время, получает огромный запас сил, может резко ускориться и даже увеличиться в размерах. Эту их «суперспособность» несколько уравновешивает своеобразная безбашенность этих Тварей — они лезут под пули ни сколько не заботясь о последствиях.

Тот же гориллоид, явно обладающий недюжинной силой, проявляет крайнюю осторожность, использует складки местности и постройки для маскировки и предпочитает убежать, если перевес сил явно не в его пользу, что, между прочим, говорит на наличии рассудка. Бандерлоги, по «научному» Sicut Macaca, «макакоподобные», самые, наверное, слабые из всех выродков Тьмы. Мелкие, осторожные, редко когда собираются больше пяти-шести особей, но и поодиночке не охотятся никогда. Их суперспособность — умение ходить по любым поверхностям. Как мухи — что пол, что стена, что потолок.

Эта особенность, кстати, характерна для всех обезьяноподобных, кроме, возможно, мистера Тёмного, так как этот вид мутантов очень слабо изучен. Родственником бандерлога является бабуин, Sicut Papio*, похожая на эту обезьяну Тварь, весом примерно 40 килограммов (это как они их взвесили, интересно?) [*Sicut Papio, лат. — подобный бабуину]. Более сильная, агрессивная и свирепая, нежели младший сородич. Так же нередки коаты, Sicut Atelidae*, и впрямь похожа на паукообразную обезьяну, если допустить, что коаты могут достигать габаритов баскетболиста [*Sicut Atelidae, лат. — подобная паукообразной]. Очень сильные, обладают способностью к регенерации, которая ускоряется, если существо получило доступ к источнику пищи. А источник пищи у нас кто? Правильно — Homo-мать-его-Sapiens.

Несколько страниц в брошюре было посвящено единственному представителю царства мутировавших растений, под названием «травка», или, официально — Sicut Elytrgia, «подобная пырею», но чаще используют неофициальный термин «Чёрная Травка». Лектор тоже не обошёл её вниманием, да и как было обойти, если это первый признак Тьмы. Как и про все остальные проявления Аномальной Зоны, толком никто не мог сказать, что это такое. Известно было лишь одно — в том месте, куда не проникает даже крохотный лучик света обязательно заведётся вот такая вот «травка», чёрная, невесомая и неосязаемая, она мгновенно разрушается под действием света, превращаясь сначала в пепельно-серую субстанцию, а затем исчезая без следа. Единственный вред от неё — это стопроцентная гарантия, что спустя пару дней в этом месте обязательно заведётся какая-нибудь дрянь из «зоологического» раздела.

Правда, случается это не везде, например, можно абсолютно не опасаться жестяных банок из-под кофе, патронных ящиков и подобных небольших объектов, скажем так, нельзя впихнуть невпихуемое, так что в комоде монстр не заведётся и нечего пенять, что это он крадет носки. А вот в шкафу — уже может, для этого и сверлят дырки. Существует неподтверждённая теория, что Тьма заводится только там, где побывал человек, то есть, допустим, в пустой цистерне, даже из под спирта, Твари не появляются. Но вот в пустом и тёмном складе, где раньше хранили цемент — уже может. Вроде как нужен отпечаток ауры человека.

Но проф эту теорию не поддерживал. Вообще, он явно относился к лагерю «физиков», хотя и оперировал понятиями Тьма, Призрак и так далее. Но постоянно давал понять, что если мы не изобрели прибор, которым можно измерить энергию, это не значит, что этой энергии нет. Или, другими словами, если мы не можем объяснить всю местную чертовщину с точки зрения науки, то мы просто плохие учёные. Если киноморф погибает от десяти попаданий, а бандерлог от пяти, то всё дело исключительно в массе свинца на килограмм живого веса, а это уже чистая физика. И хрен, ведь, оспоришь! Ауры, «отпечатки сущностей», эманации, аберрации и прочая эзотерика есть мракобесие и профанация, недостойные гордого звания «человек». Равно как и всякие креационистские бредни, что мы, типа, в чистилище, или в аду, или в преддверии ада, и что вот он, Апокалипсис, и что всё это было в Библии (Торе, Коране).

— Мы поймём, не сегодня, не завт'га, и даже не че'гез десять лет, но мы поймём, что это такое! — с жаром провозгласил он.

— Ибо у нас есть п'геимущество — интеллект! — тут он постучал себя по лбу согнутым пальцем.

Звука, как от пробкового шлема, не прозвучало.

— Интеллект, и тысячи лет 'газвития научной мысли! У кого воп'госы?

Вопросы были. В основном, о том, как мы сюда попали, можно ли сбежать, можно ли, по мнению профессора, построить машину, на которой можно сбежать, ну и в таком духе. Про Тьму спрашивали, нашёлся и тот, кто поинтересовался, как сумели взвесить Тварей?

— Нам попали в 'гуки некото'гые, гм, об'газцы, — самодовольно ответил учёный, — многое, между п'гочим, зависит от вас, вы у нас, так сказать фо'гпост, пе'гвая линия обо'гоны. П'гмечайте всё необычное, любую мелочь, можете п'гиходить п'гямо ко мне, вы знаете, как меня найти, а кто не в ку'гсе — телефон два-т'гинадцать-семь. Запишите! Да, п'гофессо'г Заго'г-Заго'гский, Гео'ггий Самуилович. Звоните, п'гиходите и только так, вместе, мы п'гиблизимся к 'газгадке тайн этого ми'га.

Не знаю, как на счёт приближения к разгадкам тайн, но после моего вопроса о внутреннем строении тел «мутантов» я получил обескураживающий ответ. В принципе, он идеально вписывался в основную научную концепцию относительно ВСЕГО, что происходило и происходит в этом варианте вселенной. Этот постулат можно было выразить всего тремя словами «МЫ НЕ ЗНАЕМ». Касательно «биологии» Тварей ответ звучал примерно также, хотя и был замаскирован за грудой слов, типа «не представляется возможным», «ведутся работы», «мы уже приблизились» и тому подобное. Дело в том, что Твари эти, при всей их однозначной «материальности» и очевидной способности причинять физический ущерб, после смерти рассеиваются как дым, оставляя после себя только тёмное несмываемое пятно. И всё.

Экзамен я, разумеется, сдал, хотя и волновался немного, даже больше, чем когда госник в академии сдавал. Но всё прошло гладко, да и сложного, по большому счёту, было не так уж и много. Физо — бег, полоса препятствий; стрельба — пистолет, автомат; теория — законы, и, отдельно — зачёт по Тьме, ой, извините, Аномальной Зоне, и её проявлениях. Не знаю даже, с чего пришёл в такое смятение душевное.

Ну а потом опять была пьянка. Нас, тех кто получал лицензии, было пятеро, но трое парней были просто из охраны — НЕ наши, не из рейнджеров, как мы полуофициально именовались. Посему пьянствовали мы в составе уже известного коллектива, даже Серёга Васенин к тому моменту оправился, лишь зловещий багровый шрам на лбу напоминал о недавнем ночном приключении у кафе. Говорят, шрамы эти так и будут выделяться, плоть в местах повреждения регенерируется немного иначе, словно процессы рубцевания происходят более бурно. Поэтому и остаются уродливые отметины, ну да мужчине это только к лицу.

Словно насмехаясь над судьбой и суевериями, для попойки выбрали то же самое кафе, и тут парни нас удивили — в какой-то момент появились музыканты, причём не балалаечники какие-нибудь, а самое настоящее мексиканское трио — гитары, маракасы или как эти погремушки называются. И под знойные ритмы далёкой страны две девицы исполнили самый что ни на есть настоящий стриптиз. Причём довольно профессионально, несколько это слово применимо к данному процессу. Халявных зрителей, конечно, собрался весь зал, мужики, да и женщины, свистели и аплодировали, но и это было не всё. Девушки были в подарок нам, на одну ночь, разумеется, но сам факт! Это было круто, во всех смыслах.

Мы, как-то не сговариваясь, разделили дам, вернее, это они сделали выбор, сев нам на колени, уже приведя себя в приличный и даже целомудренный вид — никаких мини-юбок и декольте. А нас с Димой это распределение как-то сразу и устроило, так что потом пьянка приобрела чуть другое направление, кто-то, извинившись, отлучился, я так подозреваю, к своим пассиям. В общем, спустя полтора часа я оказался у нас в комнате, в обществе довольно молодой особы по имени Юля, высокой, темноволосой и с сильным, тренированным телом. Диме уступили комнату наши соседи, и утром мы все вместе пили на кухне эрзац-кофе с бутербродами, весьма и весьма довольные таким окончанием нашего обучения. Надеюсь, дамам тоже понравилось.

Все это было хорошо, даже прекрасно, но началась моя жизнь в новом качестве и первым пунктом на сегодня значилось приобретение оружия. Момент был важный, очень важный, особенно после тех эксцессов, в которые я успел угодить всего за два месяца пребывания в этом мире.

Вообще, табельное, а, если точнее, служебное оружие нам выдали вместе с корочками. Правда, процедура оформления была немного кривоватой, поскольку бюрократия вообще редко бывает простой и красивой. Для того, чтобы носить пистолет, его нужно было зарегистрировать в милиции. А для этого нужно сначала получить разрешение на приобретение этого оружия. А для этого необходимо предоставить некий пакет документов, как-то — копии лицензий, охранника и права на оружие, которая ещё не есть само разрешение. Она лишь означает, что ты прошёл курс обучения и можешь владеть оружием. У меня, к слову, вписано было всё, включая пулемёт, как и у Димы, равно как и у всех сотрудников «Эгиды». Ещё нужно три фотографии 3х4, заявление, и квитанцию об уплате госпошлины. Поскольку процедура выдачи разрешения была одна для всего, имело смысл сразу подавать заявление на пистолет, охотничье ружьё и винтовку. Другое дело, что разрешение было действительно всего месяц, так что если не купил, что хотел, то всю процедуру нужно было проходить заново. Контора помогла в том плане, что фотографии были сделаны загодя, такие же красовались и в удостоверениях, а так же были сделаны копии документов, тут это просто какой-то оккультный процесс, мистер Ксерокс ещё не изобрёл свою машину, так что и долго и дорого копировать что-то.

И сейчас нам нужно было чесать в банк, платить пошлину, затем в ментовку, подавать документы и вот на этом этапе включался некий административный ресурс в лице господина Ромодановского. Нас уверяли, что для эгидовцев срок получения разрешения сокращён от двух недель до… двух часов. Якобы вот прямо по истечении этого времени мы получим вожделенные бумажки, достанем из сумок свои, уже разрешённые пистолеты (тут интересный момент — формально мы сейчас нарушаем закон, ибо незаконно храним оружие. Разрешения-то ещё нет!), их номера впишут в соответствующие журналы, а так же в наши «корочки». Вот такая процедура. В теории.

Ну а что будет на практике, сейчас узнаем, причём время поджимало, сегодня суббота, разрешительный отдел работает до обеда, то есть времени буквально впритык. Пока я мыл посуду (кухня, напомню, мужская и практически армейская, порядок поддерживают сами мужчины), Дима метнулся вниз и вызвал от коменданта такси. Да, не удивляйтесь, в городе было аж три транспортных компании, выбирай любую, тариф у всех одинаковый — по городу двадцатка, если от одной точки до другой, если колесить, то три червонца в час. Авто-мото ямщик примчался быстро, у них, между прочим, даже рации есть, они тут работают в передах города, это у Тьмы радиосигнал гасится в геометрической прогрессии по мере приближения.

Запрыгнули в утеплённый «Кюбель», тесновато впятером, но девочки вышли по дороге, потопали явно не домой, хотя кто их знает, хорошие девчонки, кстати, даже не глупые. А мы рванули к сберкассе, от которой до метовки было рукой подать. Тут мы снова разделились, пока я заполнял квитанции (снова затраты во имя скорости — денежка, улыбка, документы и кассирша всё делает сама), Дима поскакал в гастроном — бутылочку «коньяка» менту, шоколад девчонкам, кто непосредственно бумаги выписывать будет.

Шоколад, кстати, стоит дороже водки — баночка трофейной «Шо-ка-колы» стоит 30 рублей, плитка американского «Хёршес» — пятнадцать. Да, тогда, видимо, отечественного шоколада не было вовсе, я даже не помню, когда знаменитая «Алёнка» появилась, да и в любом случае, не до шоколада было нашему пищепрому. Так что в наличие был немецкий шоколад «Шо-ка-кола», и это не прикол — немцы добавляли в этот шоколад кофеин и экстракт ореха кола. Изначально он считался энергетическим, ну а потом вошёл в район немецких солдат. Интересно, что педантичные немцы упаковывали его круглые жестяные баночки, похожие на банки с зубным порошком, или монпансье. Шоколад был уложен в два слоя и разделён на секторные дольки, а сами баночки были двух видов — с расходящимися красными лучами на верхней крышке, или с немецким орлом и свастикой, и такие упаковки тупо заклеивали кружком из бумаги. Американский шоколад был, по всеобщему мнению, гораздо хуже, чем немецкий, и, хотя плитка была даже чуть больше — 4 унции (почти 120 грамм) против ста фашистских, но «Хёршес» полностью соответствовал требованию «быть чуть вкуснее варёного картофеля». Видимо, командование у них было всерьёз озабочено тем, чтобы солдаты не сожрали сладкое в первый же присест. И хотя этому шоколаду было уже добрых три десятка лет, при сроке годности в десять раз меньше, закрома Родины, откуда его доставали, обеспечивали ему завидную сохранность. А может, это опять Тьма проработала, кто знает?

ТТшники свои мы зарегистрировали, обеднев на 65 рублей разом — таксо, презенты и пошлина, но это было только начало. Теперь мой путь лежал в магазин с креативным названием «Охота и Рыбалка», где, как я уже выяснил, был самый лучший выбор гражданского оружия. С винтовкой и двустволкой подожду, в понедельник в командировку едем, вдруг там что надыбаю, дыра в системе есть и ствол можно оформить себе через комиссионный, отстегнув нужным людям некую сумму, небольшую, кстати. Пятнадцать процентов берёт комиссионный, при этом за червонец вам впишут закупочную госцену, вы помните, у них автомат пятнадцать рублей стоит, ну и оценщику червончик, чтобы не так обидно было.

А вот пистолет это отдельный разговор. Это моя личная безопасность, в том числе и пока я не на службе, а на службе многие носят сразу пару — служебный и личный, чаще всего получше. Особенностью этого мира являлось, в частности, существенное отличие именно в пистолетах, они здесь мощнее и, лучше, что ли, чем наши, из моего слоя. Разумеется, речь идёт об оружии тех же годов, и понял я это уже позднее, когда знакомился с существующими тут системами. Даже ТТ тут отличался, я вспомнил, что и калибр тут другой — 9 мм против 7,62, и предохранитель есть, а про наши пистолеты я читал, что могли выстрелить от удара, например.

То есть, по факту, ТТ здесь стал не таким «пробивающим», зато более надёжным и убойным. Из минусов — не очень удобная рукоятка и всего восемь патронов, впрочем, это здесь почти стандарт. Больше только в Маузере и канадском Браунинге. Выбор, на первый взгляд, большой, почти полтора десятка моделей, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что богатство выбора весьма относительное. Немецкое оружие, Люгер, Вальтер и Зауэр имеет сходные характеристики и один калибр 9х19 Para. Он же, кстати, и в автоматах, которых я тут вообще не видел. Но, по разговорам, их очень уважают бандиты — вроде как в пику действующей власти, лесные, мать их, братья. Патрон этот довольно ходовой, так что пистолеты покупают, к тому же Люгер очень надёжный и, пожалуй, самый эргономичный из всех пистолетов в этом мире. Но, как я уже сказал, по ТТХ во многом уступают тому же ТТ, а у него один патрон с ППШ, так что смысла в этих моделях ноль.

Фирма Маузер, кроме винтовки, предлагает аж три вида пистолетов — так называемый карманный, 7,65х17мм, внешне это обычный пистолетик, его тут «дамским» кличут, в ридикюль помещается. Есть ещё «товарищ Маузер» — оставшиеся от славного революционного прошлого модели калибром 9х2Змм с десятипатронным магазином. Мощный, довольно дальнобойный, но… тяжёлый, и проблемный, бывают перекосы патронов. При этом откровенно дорогой, тут это типа статусного подарка, именно потому что «ТОВАРИЩ Маузер». Говорят, с него и взяли патрон для пистолетов-пулемётов и местной версии ТТ. Есть и более любопытная версия — К96 «Schnellfeuer», под немецкий патрон Para, с двадцатипатронным отъёмным магазином и возможностью вести автоматический огонь в бешеном темпе — до 800 выстрелов в минуту. Интересно, да, но… Смысл? Баловство это.

Револьверы, к которым у меня неоднозначное отношение, представлены тремя моделями, вернее, фактически, двумя — Наган с обычным и коротким стволом, второй — это т. н. милицейский вариант (сами менты носят ТТ), 9 мм, (а у нас, вроде, 7,62 был?), зато всего шесть патронов, против семи из моего слоя. Я точно помню, что было семь, типа их поэтому и купить решил царь-батюшка, что всё же на патрон больше, чем в обычном револьвере. При этом пистолет останавливал выстрелом лошадь, такое было требование. Этот, вроде, ещё мощнее, но патронов-то всего шесть! По скорости перезарядки лучше уж Смит-Вессон брать, тот же хрен, только барабан откидывается.

Таким образом мы плавно подходим к двум оставшимся моделям и вот тут надо очень серьёзно чесать репу. Имеем в наличии поистине легендарный пистолет — Кольт М1911А1. Я так понимаю, наш легендарный ТТ с него слизали? Пистолет хорош всем — удобный, надёжный, убойный. Калибр.45 это вам не шутка!

Кстати, вспомнил один эпизод из армейской службы. Будучи «курсом»*, услышал я беседу двух офицеров, начальника соседней заставы с каким-то летёхой [* Курс, сленг. — курсант школы сержантского состава. Это специфика даже не в целом Погранвойск, а регионов. Есть и «бобры», и «птицы». Единственное, чего нет, это «шуруповских» «черпаков», а вот «деды» и «дембеля» у тоже имеются]. Старлей, бравый такой и весьма борзый, говорит: — «что, мол, у нас за калибр — девять миллиметров! Вот у американцев — сорок пять миллиметров, вот это я понимаю, пушка! Как жахнул из Кольта, так в клочья»! На тот момент я уже знал, в чём отличие нашей системы от американской/английской, и даже почему 12 калибр больше 16-го. Ладно, мужик мог не интересоваться этим, вопреки распространённому мнению, многие офицеры весьма посредственно стреляют, особенно в тыловых частях, а так же отнюдь не фанатеют от оружия. Но он действительно считал, что американцы носят на поясе портативную противотанковую пушку? Наша «сорокопятка» времён ВОВ, это и есть пушка калибром 45 миллиметров. Вот такой прикол. Прошло столько лет, но очень часто при словосочетании «сорок пятый калибр» я представляю того старлея.

Этот Кольт был нормальным, обычным пистолетом, пусть чуть тяжелее ТТ, это не критично. Критично 7 патронов и разные боеприпасы с автоматом. Можно, конечно, поменять ППШ на Томми-ган, и купить увеличенные обоймы, тут умельцы делают, плюсом один патрон, но это целый патрон. Шанс! С другой стороны, к ТТ такие обоймы тоже есть, и он опять вырывается чуть вперёд. Вот если взять Кольт, перейти на Томми и купить ещё Браунинг НР, тогда появляется некий разумный вариант. Второй пистолет под люгеровский патрон, но их 13 в обойме, и машина достаточно хорошая. Просто, мы же больше на Тварей рассчитываем в качестве противника, и тут вроде как две пули сорок пятого калибра, против трёх девятого соотношение по «убойности». Другой момент — цена! После всех попоек, обедов в кафе, очередном пополнении гардероба, как никак середина октября на дворе, у меня осталось меньше семисот рублей. Кольт стоит четыреста, увеличенные обоймы по сотне (!). Браунинг — 550 рэ, товар не дешёвый. И всё же, и всё же…

После долгих и мучительных раздумий, я сделал выбор в пользу американца. Денег угрохал просто неприлично много, остались буквально крохи, хорошо до аванса четыре дня всего, иначе не стал бы ничего покупать вообще. А так, купил пистолет, новый абсолютно, две увеличенные обоймы, и две у него в комплекте. Кобура стандартная опять же в комплекте, но мне нужна «тактическая», это ещё сорок рублей. На этом всё! Всё, всё, бежать отсюда! Дима, вон, не мудрствуя лукаво, купил себе парочку длинных обойм для ТТ служебного и ходит довольный! И кобура не нужна, ничего не нужно. Кобура для стандартного пистолета у нас действительно нормальная, тут владельцы конторы не экономят, но Кольт, при всей похожести, туда не лезет по-человечески, вот в чём засада!

ГЛАВА 10

И снова знакомая уже дорога, сейчас разбитая, разъезженная, расквасившаяся под дождями, а ведь они всего неделю как идут, и то через раз. Но сегодня его, дождя в смысле, день — сыплет с утра. Как там у Владимира Семёновича — «с неба мразь, словно бог без штанов»? Вот такая погода. «Скаут» забран тентом, остаётся лишь выглядывать в щель между ним и бортом и поплотнее кутаться в бушлат. Это такая куртка с воротником из искусственного меха, тоже нового, не местного покроя, но за основу взят знаменитый ватник военных времён. Говорят, со свитерком можно носить и в холода, но на зиму есть ещё полушубки. И валенки.

Зимы тут суровые, это не наше питерское бесснежье, или «морозы» до минус десяти градусов — тут Зима, снегу по самые помидоры, и мороз по минус тридцать. Кстати, зимой предстоит вспомнить, как кататься на лыжах, точнее бегать, причём в буквальном смысле слова, здесь есть правильная, в общем-то, традиция, устраивать раз в полгода зачёты для личного состава, именуемые «вздроканами». Такое вот словечко. Чтобы не расслаблялись и жирком не обрастали, ничего сложного, на самом деле, норматив по физо, стрельба общая и специальная. Это если я пулемёт получил в качестве «общественной нагрузки», то посмотрят, как я из него поливаю, а вот Дима из карабина палить будет, после того, как из пистолета и автомата отстреляется. А Пы-Пётр Ишеев, стало быть, снайпинг демонстрировать будет.

Синие Броды, или просто «Точка», встретили нас хмурым небом, причём близость Тьмы усилила этот эффект многократно, деревья уже стояли частично голые, краски поблёкли, и всё затянула серая кисея дождика. Любимая погодка для выходов Призраков днём, так что все в очках, постоянно приходится протирать стёкла рукавом, иначе видимость резко падает. Приехали, водители быстренько перекусили, пока мы, вместе со сменяемыми коллегами разгрузили машину, затем обменялись рукопожатиями, да и расстались, отсидевшие тут две недели укатили домой, ну а нам размещаться.

«Гарнизон» невелик — смена, обслуживающая объект, это повар, трое рабочих и что-то типа завхоза, имеющего должность дежурного коменданта. У них свой график пребывания, не совпадающий с нашим, что логично. А наша смена — это как раз отделение Валеры Суходола. Здесь же постоянно находится тяжёлый броневик М-3, а так же запасной «Скаут», «Виллис» и некая шестиколёсная открытая машина, предназначенная, такое ощущение, для перевозки отделения солдат и небольшого груза. При этом шесть колёс, из которых четыре задние ведущие, видимо тягач какой-то. А это и оказался тягач, немецкий, «Шнауцер», как раз для артиллерии и расчёта, грузоподъёмность всего тонна, зато тащить за собой прилично может. Свои машины мужики в командировки предпочитают не брать, да и смысла нет, тут достаточно всего.

Повар, на этот раз узбек Миша, он же Мирсадор, приготовил, в честь нашего прибытия, нечто восточное. Лагман, это такой весьма плотный суп из самодельной лапши, хотя, насколько я знаю, считать его супом неправильно, это, вроде как, отдельная категория. Когда бульона много, он похож на суп и Миша приготовил именно такой, а я ел и нечто, напоминающее второе блюдо с густой подливой. Правда, он двадцать раз извинился, что нет нужных специй и трав, так что это «не самый лучший лагман, хорошо хоть барашька привезли». На второе было главное блюдо узбекской, да и вообще всей среднеазиатской кухни — плов. Здесь Миша снова рассыпался в извинениях — мол, нет здесь всего, что нужно для настоящего плова. Но вкусно, вкусно, слов нет, особенно если учесть, что рис здесь самая дорогая крупа, рис, гречка и… пшено. А всё потому, что рис не растёт вообще, гречка растёт только в паре мест и урожайность низкая, а с пшеном, оно же просо, ещё хуже, чем с гречкой. Так что рис прямо королевская крупа здесь, только со складов если где найдут. Мы такую заботу о личном составе оценили и даже выпили за это. Немного.

Вообще, я не особый поклонник что восточной, что кавказской кухни, и не разделяю мнения, что узбекская кухня не уступает той же французской. Это, да простят меня, фанаты шурпы и бешбармака, мнение дилетантов. Вы знаете, сколько должно быть складок на колпаке повара? Таком, классическом, французском? Отвечаю — столько, сколько он умеет готовить блюд из яиц. Нормальным, подчёркиваю, нормальным, считается… 100. Сто блюд из яиц! Я встречал цифру 146. И теперь сколько знаете вы? Без Гугла, или какой у вас в слое приличный «поисковик»? Я уже не говорю про умение эти блюда готовить. Нет, кто спорит, и плов у них хорош, и лагман, и самса. Но и у казахов они есть, и у уйгуров, и у киргизов. Нюансы… так они у каждого повара свои. Я эти национальные кухни воспринимаю по принципу «это нравится, это так себе, а это вообще есть нельзя». У кавказцев, по большому счёту, только люля-кебаб уникальный. Вот мексиканская и вообще латиноамериканская кухня, это да, это нечто! Хотя, вынужден признать, вкус тортилий, гуакамоле и сальсы мне нужно забыть — не растёт тут ни перца, ни кукурузы, ни авокадо, ни помидоров. Хотя нет, помидоры, вру, растут. Их здесь зелёными в бочках солят, как огурцы. Как закуска канает, но не более того.

Скудно, конечно, это же Россия, причём уже ближе к северу, очень много привычных фруктов и овощей тут нет по определению. Бананы, манго, ананасы, апельсины… Да, короче, легче перечислить, что есть — яблоки, причём неплохие, сейчас вот ем одно, груши — мелкие, сладкие, но «ватные», их или сушат, или в компоты консервируют. Из фруктов всё. Ягоды — вишня, слива, тернослив, черноплодка, смородина, ну и лесные, в том числе морошка. Из них и морсы, и вина делают, клюкву и бруснику морозят, холодильников тут нет, зато есть погреба-морозильники, там минусовую температуру поддерживают не тающие даже летом глыбы льда, у нас здесь такой тоже оборудован, древняя технология и минимум затрат.

Ещё из дикоросов орехи и грибы, последних много, очень много, самый дешёвый продукт, лещину тоже продают недорого, она как-то хранится плохо, червячки жрут, так что или дешёвая в скорлупе, или уже очищенная и обжаренная. И лещина — это единственный орех, хотя иногда продают чилим, он же водный орех, вкусная штука, только мало его здесь. С овощами чуть лучше — картошка, капуста, свёкла, морковь, репа, редька, и такой неведомый мне овощ как брюква. Вполне съедобный, между прочим. Ещё огурцы растут, помидоры до зелёной спелости, горох, кабачки, тыквы даже. Дыни и арбузы увы… Зато с зерновыми порядок — самая главная троица пшеница, рожь, овёс, ну и примкнувший к ним ячмень, из которого варят пиво и перловую кашу. Что радует, это обилие мяса, прямо праздник для нас и страшный сон вегана.

Так, между прочим, назывался, мясной магазин в Питере и прославился он тем, что мирные веганы периодически расписывали его угрожающим надписями, а однажды вообще погром учинили. И угрожали физической расправой владельцу, что очень хорошо демонстрирует всю лицемерную сущность всяких новомодных течений.

Вегетарианство не зря развилось именно как культ, как явление, на югах, в Индии. Принцип ахимсы, неубийства, очень хорошо лёг на обилие растительной пищи, и ведическая кухня действительно вкусная и поражает обилием рецептов. А вы знаете, что чёрный рис или красная чечевица по цене сопоставимы с мясом, а то и дороже? У нас в слое, в смысле. Я не думаю, что здесь есть хоть один вегетарианец, возможно, народ, кинувшийся в религию, и соблюдает пост, и то у меня сомнения, слишком скуден стол, чтобы пренебрегать животными протеинами.

И в этом плане тут, пожалуй, разнообразия не меньше, чем в растительном меню. Куры, утки, гуси, яйца, молоко, творог, сметана, сыр, сливочное масло, говядина, свинина, баранина, кролики, козы (и их продукты, то есть молоко и сыр), рыба, пусть только пресноводная, но тут её много, очень много. Дичь — утки, гуси, рябчики, тетерева, глухари, даже дикие голуби и всякая мелочь типа бекасовых. Зайцы, кабаны, олени (!), лоси, медведи. А, как? Слюнки не текут?

Миша, кстати, настоящий, дипломированный повар и умеет многое, в частности, с рыбой обращаться, которой в традиционной кухне у них удручающе мало, и даже суши умеет делать. Он провалился из слоя, где псевдояпонская кухня тоже была популярна, а на работу старались брать азиатов, чтобы создать видимость аутентичности. Суси-повар, у них там сразу правильно название этого блюда произносили, а не как у нас — через английскую транскрипцию. Это я к тому, что на ужин что рыбное будет, судя по ароматам.

Служба на «Точке» отнюдь не синекура, как может показаться на первый взгляд. И неважно, что сейчас нет выездов с клиентами, дел у нас довольно много. В первую очередь это разведка, задач много и мне сразу не понравился подход к решению этих задач — на разведку мы катаемся одной машиной. То есть, случись чего, «и никто не узнает, где могилка моя». Командование же считает, что чем больше народу, тем больше шума, а суть разведки — тихо спи***л и ушёл, называется — нашёл. Ой, это меня уже несёт, сказывается тлетворное влияние господина Шишкина, истинного мародёра в душе. Но в чём-то я описал нашу миссию верно — мы выезжаем в обозначенный квадрат, проводим рекогносцировку, затем пешим порядком обследуем район, удаляясь на пару километров от броневика, потом снова в машину и к следующей точке. Ищем, прежде всего, склады. Склады, возможно, перевалочные базы, базы МТС, не той, что обеспечивает не очень хорошее качество связи, а машинно-тракторные станции, такие раньше обслуживали разом несколько колхозов, там и техника может быть, и запчасти, и горючка. А техника здесь на восемьдесят процентов военная, либо полуторки, либо ленд-лизовская, либо трофейная. По тому бездорожью, что здесь именуется дорогами — самое оно. Отечественный автопром в войну ведь почти целиком был под танки заточен, только ГАЗ— АА с индексом «В» и гнали, но это же ГАЗель местная, что по убожеству, что по проходимости.

А союзники очень много техники сюда поставили, я так понял, Коба тут тоже кидалово планировал с ленд-лизом, как и у нас в слое. Условия же какие были? Они нам товар сейчас, мы им доллары потом, если победим. Что потрачено в войну, то потрачено, не считается, что осталось — или возвращаем, или выкупаем. Мне кажется шикарные условия, нет? Да, страна от войны сильно пострадала, просто капец как, но и про контрибуции нельзя забывать, ведь эшелонами вывозили то, что немцы награбили и ещё всё, что можно было взять.

А что нам, вообще, дал ленд-лиз, если абстрагироваться от воплей разного рода «потреотов» и горе-экспертов? А например: оружие победы под названием гвардейский миномёт «Катюша» целиком на американских Студебеккерах катался, потребности по мясным консервам были перекрыты на 110 %, то есть что-то и населению перепало, треть авиационного бензина, процентов сорок, по моему, пороха, тысячи танков, самолётов. Неприятно признавать, да, но ас Покрышкин свои подвиги на американской «Авиакобре» совершал, такая вот петрушка. И таких примеров бесконечно много.

Война закончилась, Трумэн говорит: «Слышь, Иосиф, чё там с баблом-то?» А тот: «Такое дело, мы щитаем эти цены зауышены, давай в семь раз меньше и уэто будет нормально.» И трубкой, такой, движение снизу вверх сделал. Американцы говорят: «Вы чё, ребят, у нас же вот, государственный, мада фака, контракт!» А Сталин им: «Да-а? Вот вы какие алчные? Ну так кхле* вам, а не деньги» [*Кхле, груз. руг. — мужской половой член]. И расплатились мы по этим долгам только в двадцать первом веке, оплатив всего 6,5 % от суммы поставки, причём в ценах 1940-х годов, хотя инфляция на тот момент увеличила стоимость поставленного по программе ленд-лиза в двенадцать с лишним раз. Кидалово? Как по мне, так самое что ни на есть.

Вот и тут слишком уж много армейской техники в тылу, не военной, типа танков, а именно армейской, грузовички, «Виллисы» всякие. Удобно же народнохозяйственные грузы потом на них перевозить? А джипы председателям колхозов можно выдавать, за особые заслуги. Ох, хитёр был отец народов, ох коварен!

Ну а мы рыщем по окрестностям, глядишь, что-то и найдётся, на что мародёров наших навести можно, и это, как я понял, и есть главный источник дохода господина Ромодановского. Большую часть информации по этому вопросу я получил от вездесущего Димы, который, если ему надо, залезет без мыла в любую дырку. На дырки у таких людей вообще чутьё, особенно на те, через которые можно поиметь систему. И наш шеф об этих дырках тоже в курсе, я думаю, он и лапу приложил, что бы эти дыры возникли.

Если кратко — все брошенные товарно-материальные ценности, как я уже говорил, являются собственностью государства. Разумеется, если какой-нибудь крестьянин найдёт в лесу грузовик и разберёт его на запчасти, то это дело вряд ли дойдёт до «органов», но вот с парком таких машин уже сложнее. Ты обязан всё сдать государству. По твёрдой, фиксированной цене. Машину утаить невозможно, нужен регистрационный номер и даже если сделать левый, то рано или поздно попадёшься, а это каторга. Однако есть такая штука, как рынок запчастей, например. Там товар откуда берётся?

У всех машин в первую очередь выходят из строя одни и те же детали и узлы, и взять их, кроме как с новых машин, просто негде. Да, есть такие сладкие склады, на которых ещё и запчасти лежат, но уже редкость здесь, всё выбрано. Поэтому делают так — часть машин отгоняют в город и сдают, как и положено, в заготконторы, а вот другую часть, зачастую большую, отгоняют в сервисы, расположенные в глухих местах за высокими заборами и там они превращаются в очень нужный всем и каждому товар, который через свою же сеть расходится по стране. Причём кое что из этих запчастей умудряются продать родному же государству, только уже по другим ценам.

Это машины. А есть ещё продукты, оружие, патроны, да много всего есть, и вот здесь и происходит процесс первоначального накопления капитала. Подпольный рынок огромен, до неприличия огромен и он испытывает настоящий голод по всему, что когда-то было сделано руками человека, а ныне является недоступной технологией.

Из всех необходимых ресурсов мы, провалившиеся, научились лишь делать бензин из угля, да оживить известное ещё со времён римлян производство цемента и кирпичей. Всё остальное — это лишь переработка вторичного сырья, вплоть до кузниц, или примитивное производство на коленке, типа колючей проволоки или крышек для консервирования. Но и с ними проблема, нет резинок, так что всё консервируется по старинке — или засолкой, или копчением. Энергетический ресурс республики — это торф, на нём работают местные ТЭЦ и котельные. Уголь привозной, но его практически нет, всё, что можно, меняют на бензин, который из угля и делают. Технология известная, ещё Гитлер от безысходки гнал керосин для своих танков из этого твёрдого углеводорода. Дорого, конечно, но техника жрёт, даже ездит на нём, и октановое число довольно высокое, до 70 бензин, и до 100 у солярки (цетановое число, разумеется), как раз по ТТХ для местной техники. И другого нет! Всё, что было, уже сожгли до нас, кроме… Правильно! Кроме того, что было скрыто Тьмой, причём бензинчик там качественный, свежий, время-то вспять идёт, никакого вам расслоения на фракции.

А вот жидкий уголь мы меняем на цемент, зерно и… мёд, который в Отстойнике вместо сахара, натур продукт, здоровье и долголетие, буряк же с тростником не растёт, так что опять мы в средневековье оказались. С этим республике, для разнообразия, немного подфартило, а то с полезными ископаемыми ну вообще труба — у соседей и уголь, и руда, и соль, а у нас только известняк. И пчёлы.

В результате какого-то выверта местной экосистемы, не без участия Тьмы, я полагаю, эти насекомые очень сильно подвержены разным заболеваниям. Исключение составляют северные районы, где пчёлы, наоборот, вполне здоровы, хорошо кушают и производят очень большое количество мёда. Как известно, отличными медоносами является всё та же гречиха, а так же клевер, рапс, люцерна, то есть растения, не очень хорошо произрастающие без вмешательства человека, кроме, разумеется, клевера. Но в наших, более северных областях, где обитает эта очень продуктивная пчела, оказалось довольно много диких медоносов, как по заказу цветущих с апреля по сентябрь. Район этот, медоносный пояс, его так и называют, сравнительно узкий, от 20 до 30 километров шириной и вот здесь и начинаются трудности — людям очень тяжело здесь находиться.

Я, прожив тут всего три дня, понимаю, за что нам так хорошо платят, ибо мысли только одни — валить отсюда! Тьма давит. ДАВИТ! Постоянное чувство тревоги, страха, не испуга, а именно ожидания чего-то плохого. Самое тяжёлое, это стоять на вышке, мы втроём, я, Дима и Мансур несём службу по очереди, каждый по два часа, это постоянный караул. А если один в разведке, то службу несут двое. Деньги неплохие, да, но с нас имеют по полной за каждый рубль. Спиртное помогает мало, вообще, оно чаще провоцирует депрессию, говорят, помогает красное вино и натуральный коньяк, вроде как «гости» по 3–4 бутылки выжирают за сутки лечения. Но вина здесь нет, а если и есть остатки, то нам оно недоступно. Надо покопаться в памяти, это же всё связано с обменом веществ и давлением, если виноградные спирты помогают, надо вспомнить замену, может, народное средство изобрету, озолочусь.

И выходит, что Синие Броды, фактически, последнее место, где пчеловоды могут жить. Севернее уже никак, слишком близко к Тьме, но именно здесь получают самый большой урожай мёда, и государство из кожи вон лезет, чтобы заманить сюда людей. И военная база есть, правда это тоже постоянно сменяемый гарнизон из полубатальона солдат, батареи миномётов, да танковой роты. Они даже разведку почти не проводят, сидят у себя за забором и считают дни до смены. Я не представляю, чем их загружает командование, мы, всё же, если не каждый день, то через день в рейде, всё какое-то занятие, и чувство опасности мобилизует, забываешь об этом кирпиче на душе, а как вояки выживают, я даже не представляю. Хотя пострелять им тоже удаётся, мы вот летом на адаптантов нарвались, так военные потом операцию «Возмездие» проводили. Потеряли шесть человек убитыми и один танк — утопили в реке. А синерожие сдёрнули под покров Тьмы, только что деревню у них сожгли дотла.

Узнал, кстати, про любопытную традицию — люди никогда не берут в качестве трофеев ничего, что вырастили или произвели адаптанты. Оружие или патроны — без проблем, а вот остальное, даже шмотки — всё сжигают, словно это может служить источником заразы. «Профэссор» Загорский, который Загор, ничего такого не говорил, что можно, откушав адаптантского хлеба, например, козлёночком стать, или уши ослиные отрастить, так что это, наверное, брезгливость или суеверие. Или мы опять движется по витку некой исторической спирали. Доблестная американская армия, во времена покорения Запада, уничтожала индейские деревни полностью — всё, что там было, то есть ВСЁ, палатки-типи, шкуры, меха, запасы пищи, луки-копья, утварь, всё складывалось в огромную кучу и поджигалось. Совсем как у нас здесь. Правда всякие сувениры янки себе брали не брезгуя, а тут нет, «зашквар», хоть я и не люблю это словечко.

Так что деревня Синие Броды живёт мёдом, выращивают что-то уже чисто для себя, «на пожрать», как говорится. И зимой здесь почти всё опустеет, даже скотину скоро перегонят в другое место, южнее километров на сорок, у них то ли договорённость с другой деревней, то ли у каждого там типа второй дом, я не вдавался в подробности. В деревне останется пяток мужиков, которых тоже будет сменять пару раз в месяц, за ульями приглядывать. Я вот думаю иногда, что раньше кончится — пули или люди? Ну, в смысле, мы же тут сотни лет жить будем, теоретически, так? Патроны, ружья, да те же механизмы износятся и кончатся, чего тогда делать-то будем? Луки и стрелы? Или возродим промышленность? Могли бы, наверное, если бы не Тьма.

Сегодня едем на разведку одной деревни в трёх десятках километров северо-западнее нас, это уже Первая Зона. Знаете, какая тут ещё проблема? Видимо из-за войны, опасаясь шпионов и СМЕРША, засекретили, к хренам собачьим, все карты! То есть вот карта Вышинского края есть, он же Вышинская народная республика, причём мы даже кусочки соседних областей прирезали себе. На карте этой отмечены крупные и мелкие населённые пункты, реки, озёра, дороги. Но не все. Половины, как не больше, мелких деревень нету, как нет и дорог между ними, просёлков всяких. Топографических карт не существует как класса, видимо все у вояк и «гебни», даже у нас какая-то более подробная карта района, но не топографическая. Что говорит, между прочим, о том, что военные двери Сан Саныч пинком открыть не может.

Смешно, но нет карты СССР. Есть географическая, в учебнике, или глобусы, я там и Москву, и Ленинград, и Новосибирск нашёл. А также Австро-Венгрию. Но вот понять, чему соответствует Вышинский у меня в слое, я так и не смог. Есть подозрение, но даже соседние области называются незнакомо, и помечены на карте не целиком, а куском, непосредственно прилегающим к нашим границам. Видимо, их поэтому и присоединили, мол всё, что на карте, наше, а дальше… А дальше живут драконы. Любопытно будет найти подробную карту, это ж загадка, прямо где я? Про слой или что это за место, я молчу уже, но где я здесь-то? А кто-то ведь знает, не могут не знать, ВЧК-МГБ наверняка в курсе и всё засекретили ещё больше, чтобы мы даже не промышляли о бегстве. Есть остров — Вышинская республика, а вокруг Тьма и пассивные гомосексуалисты.

Нашли, вот, на карте деревню, Ерохино. Село, выходит, если по названию, хотя чёрт его знает, как тут топонимика работала. А в скобках пометка (нежил.), нежилое, значит. Почему? Возможно, колхоз умер, хотя область плотно сидела на зерне (юг), и мясе с молоком (север), плюс лес. Или там какой секретный военный объект был? Надо скататься.

Пасмурное, как обычно, утро, внезапно передумало переходить в дождливое, и, к нашему удивлению, выглянуло солнце. Ну как выглянуло, низкая дождевая облачность рассеялась, но та дрянь, что прикрывает Тьму и её созданий, никуда не делась, для неё обычные законы природы не писаны, так что сейчас светит себе круглый фонарь на небе, как сквозь матовое стекло. Но всё равно, стало чуть теплее, возможно это иллюзия, но ощущения есть, и на душе, вроде, полегче.

Я так понял, ультрафиолет эта пакость пропускает свободно, потому что растениям Тьма побоку, только деревья на неё реагируют, корёжит их на самой границе с Аномальной Зоной. И выглядят они, словно сплошь из кап состоят, уродство сплошное, а древесина там не плотная, как в обычных наростах, а, наоборот, трухлявая. Такие деревья очень быстро гибнут, уступая место молодой поросли, а вот однолетнему разнотравью Аномальная Зона вообще фиолетово. Зверя, вот, здесь мало, не любят животные у самой Тьмы обитать, хотя во Второй Зоне его полно уже, а тут даже птиц нету. Только вороны, словно заключили с Тьмой союз, и она их признала своими, даже перекрашиваться не надо.

Деревня Ерохино действительно была заброшена, причём давно, собственно, от деревни осталось всего два дома и несколько поросших кустами и бурьяном холмиков, обозначивших места, где раньше были другие избы. Однако кое-что мы, всё же, нашли — следы. Следы от колёс, судя по всему, телеги, запряженной в крестьянскую лошадку.

Это был тревожный знак, неведомая сила, выполняющая в этом мире роль демиурга, видимо с бодуна решила немного уравновесить нас с Тьмой в плане транспортных средств — нам дали машины, движимые превращённым в жидкость угольком, а нашим антиподам-адаптантам — лошадок. Чёрных таких, вороных, почти копия как у назгулов были во «Властелине колец», только сколопендры в ноздрях не живут. Наверное. А нас лошадей нет, от слова совсем, те, что попадают к нам в результате нападения на поселения адаптантов, дохнут как, гм, кони. Не помогает ничего, ни ласковое слово, ни кнут, ни свежайшее сено, ни торба овса. Сивки-бурки, вернее, вороные, там масть одна, ложатся на землю и издыхают, категорически отказываясь идти на контакт. Так что живые кони доступны только им, а нам металлические, такой вот расклад.

Между прочим, это привело к одному забавному казусу — за десятки лет сюда провалилось достаточно людей из некой, как бы это сказать, социальной группы под названием казаки. В своё время мне довелось пообщаться с одним таким, в форме, лампасах и медалях раз так в семь-восемь больше чем у меня. Дело было в поезде, делать было нечего, и я спросил:

— Мужик, ты вот мне объясни — казаки это кто?

Казак, огладив казачьи усы, разразился пространственной речью об истинно русских истоках казачества, о славном пути, о верности долгу, о чести, о защите государя, о том, что казаки всегда верно стояли на страже границ государства и так далее. Но вот кто такие казаки, он так и не сказал.

Я спросил снова:

— Это я понял, но кто вы? Что такое казак? Вот есть байкеры, есть продавцы пирожков, есть геи, и про всех можно сказать — байкер, это тот, кто гоняет на мотоцикле и спит с ним в обнимку, продавцы пирожков — это те, кто продаёт пирожки, геи — это те, кто сношает друг друга в зад. А казаки — кто?

Казак, не знаю его звания и принадлежность к войску, слегка напрягся, от того, что я поставил его в один ряд с такими подозрительными личностями, и даже открыл рот, чтобы ответить, но вынужден был закрыть его, ибо ответа не было. Но затем он вспомнил и радостно выдал:

— Некоторые считают нас субэтносом!

Я понял, что если буду продолжать, то, невольно, могу обидеть в общем-то нормального дядьку. Ну хочет мужик ходить в маскарадном костюме и носить значки, это его выбор, в конце концов. Но потом эти люди встречались мне всё чаще и чаще, иногда я слышал о создании каких-то казачьих дружин, о наведении ими порядка, ещё о каких-то телодвижениях, и всё отчётливей и отчётливей понимал — эти люди играют. Это такой вариант русских толкиенистов, реконструкторов, называйте как хотите. Просто они, вместо выдуманной реальности взяли ту, что была на самом деле, недавно, всего сто лет назад. И каким-то образом убедили себя в том, что если они оденут древние одежды, возьмут тупые шашки и станут есаулами и хорунжими, то случится чудо, прошлое вернётся и они снова будут казаками. То есть особой, именно социальной, группой, находящейся на привилегированном положении и выполняющей реальные военные задачи. Только вот беда — сменилось аж две формации, и в нынешнем государственном устройстве просто невозможно прописать «народ-войско», это, увы, позапрошлый век.

В общем, другие слои также имели потомков всяких терцев и кубанцев, и в какой-то момент их критическая масса достигла той точки, что встал вопрос о создании Вышинского войска. Был выбран атаман (убитый, правда, при загадочных обстоятельствах через год), был сформирован круг, и казаки начали пытаться занять свою нишу, своё место под местным солнцем. Традиционные казачьи профессии — война и охрана общественного порядка путём избиения обывателей нагайками и топтания конями — не нашли применения и здесь. Для войны и охраны границ была армия, народ на улицах на митинги не собирался, почти, а дебоширов вполне профессионально паковали менты. Был предложен вариант заняться возрождением сельского хозяйства путём создания станиц, и такие станицы даже есть, и люди там ничем не отличаются от остальных, только одеты странно. Но была ещё одна проблема, вызвавшая язвительные насмешки у плохо воспитанных граждан — абсолютно все казаки ходили пешком. Ну, или ездили на машинах, но вот лошади… Кони, кавалерия, лава, ветер, треплющий чубы, разрубленный на полном скаку ивовый прут — увы, всего этого они были лишены.

След шёл точно посередине того, что когда-то было частью деревенской улицы, и терялся где-то на северной окраине, уходя, как и положено, во Тьму. Первым моим порывом было, разумеется, бежать, причём быстро, поминая добрым словом отцов-командиров, подтянувших мои физические кондиции. Его, порыв, разделял и Валера, схватившийся сразу за карабин и обозревающий окрестности через оптический прицел. Однако в следующее мгновение я понял, что непосредственной опасности нет, я её не чую. Доверять этому «барометру» или, если хотите, «радару» была та ещё авантюра, но тут в действие включился рассудок. След был один, кто-то, возможно даже группа, проехали здесь сидя на телеге, так? А когда? А давно, вот когда. Летом, не осенью даже, тут природа восстанавливается весьма странно — естественные процессы вроде текут сами по себе, а сломай ветку, так на ней и через два месяца листья зелёные будут, словно это вчера случилось. Вот и здесь, трава примята и она короче и ярче, чем окружающая, у той, вон, кое-какие стебли уже пожухли. Не, это было давно, не вчера и даже не в сентябре. Следы копыт… Ну-ка, ну-ка, подкова. И колёса у телеги как от машины, в смысле, с протектором.

— Валер, а адаптанты, они тупые дикари или как?

— Ты это о чём? — с тревогой спросил командир.

— Ну смотри, кто-то же их адских скакунов подковал, так? И у них хватило ума сменить колёса на более удобные, на резиновом ходу. И из ДШК они нас поливали, это тоже уметь надо. Я вот не пойму, у них чего не так в технологиях?

— Блин, Кость, вот ты спросил! — занервничал Валера ещё больше. — Я-то откуда знаю? Мы в их деревни только по трупам заходим, спросить не у кого.

— Ну, это понятно, старый добрый геноцид, но вот кузницы у них есть?

— Нагорнов! — прошипел командир. — Хорош глупые вопросы задавать! Отходим, всё!

— И чего ты в рапорте напишешь? Обнаружили ведущий неизвестно откуда и неизвестно куда след? — задал я, на мой взгляд, резонный вопрос.

— Уж не хочешь ли ты…? — нахмурил брови он брови.

— А почему нет? След старый, смотри, — я изложил ему свои соображения, — давай хоть глянем, откуда они тут появились.

Было очевидно, что Суходол считал это очень плохой идеей, но и резон в моих доводах был, с эти он тоже согласился. Наконец, скрепя сердце он принял решение — сам наблюдает за местностью, я иду по следу назад.

Идти далеко не пришлось, телега выехала из-за наиболее сохранившегося дома, правда, у него совершенно просела крыша, словно некий великан из озорства ударил по крыше дубиной, промяв её посередине и приподняв с торцов, да так и оставил в таком положении. Серые стены и серая дранка, которой была покрыта изба, обросли с одной стороны каким-то лишайником, а окон и вовсе не было видно, настолько всё заросло чипыжами. Но вот вход в хижину кто-то от бурьяна очистил, и не косой, а чем-то типа ножа — брал в руки полынь и крапиву пучками, срезал и отбрасывал в сторону, а потом просто примял остатки ногой, обутой в сапог а-ля кирзач, если судить по отпечатку подошвы.

Так, а потусторонний конь испражняется-то вполне реальным дерьмом, выглядит свежим, только не воняет. И вот ещё странность — ничто человеческое им не чуждо, адаптантам этим, курят например. Причём… ганджубас? Жжёной верёвкой у нас что пахнет, ханка? Тут коноплю ханкой всё чаще зовут, термин «шмаль» не прижился, говорят, тоже есть места, где добрая трава родится, а так всё больше слабенькая, её раньше и за наркоту не считали, сейчас она, правда, под запретом, но есть ничтожная лазейка. Если у тебя нашли косяк, один, всего один, то отделаешься месяцем работы в «Главговне» — септики вычерпывать. Но если больше, то уже велкам в каменоломни.

Уже интересно, надо бы захватить окурочек, только вот у меня даже пакетика под улики нету, придётся свернуть кулёчек из газеты «Гальюн таймс».

Я вышел из-за дома и махнул командиру.

— Гляди, — прошептал я, когда он подбежал, пригибаясь, словно под обстрелом.

— Надо смотреть дальше, — кивнул он на чёрный провал двери, проход к которой расчистил неизвестный человек (?).

— Вхожу, — просипел я спустя минуту, держа в левой руке фонарик, и положив на неё правую, с зажатым в ней пистолетом.

Ребристая удобная рукоятка давала некую долю уверенности, но в том и дело, что некоторую. Времени было мало, фонарика хватит минут на двадцать максимум, батареи тогда совсем дрянные были, и лампочка может перегореть. Надо идти, но… Страшно? Пожалуй, да, страшна именно неизвестность, я в который раз запросил своё шестое чувство, но оно молчало. А что остальные пять? Зрение? Ну тут всё понятно. Слух? Ти-ши-на. Как в гробу, или в могиле. Гм, ну и сравнения. Обоняние? Пыль, гнильё, старое жильё, сырой кирпич и… Что ещё? Ну, пахнет же, пахнет точно. Чем?

— Нагорнов? Чего застыл? — шепчет командир.

— Тихо, — я приложил ствол пистолета к губам, заменив им указательный палец.

Чем пахнет? Гм, дерьмом, вот чем, дерьмом и ещё чем-то, не могу понять, но знакомый запах. Н-да, может, они просто зашли по нужде сюда? Так, пол гнилой, но ещё держится, вот и следы видны. Я присел на корточки и направил луч фонарика на пол. Что-то тащили, что-то тяжёлое. Мешок? Не-а, человека, вот следы от подошв, он или носками, или каблуками волочился по полу. Я направил луч дальше, в темноту. Дверь. Деревянная дверь из плотно пригнанных досок, с железной ржавой ручкой, и дверь эта не закрыта, потому что дом перекосило. Шаг, второй, посветить в щель, она довольно большая, как раз чтобы проскочила собака. Гончая, например. Но нет здесь Тварей, я это знаю! Или хочу думать, что знаю. Что-то блеснуло в луче, тусклое, маслянистое, в лужу этого чего-то густого налетело пыли, вот оно и тусклое. Что это? Машинное масло или что тогда в ходу было? Креозот, дёготь который, им воняет? Нет, им бы воняло, а тут пахнет, не приятно, но… Мясом пахнет, вот чем, дерьмом, мясом, и… ссаными, простите, тряпками. Отхожее место тут у них, только вот лужа эта? Что такое густое? Я легонько толкнул дверь ногой, и она с едва слышным скрипом подалась, но тут же встала. В чём дело? Ага, потолок провис, те, кто здесь был, сначала её открыли, потом закрыли, как смогли. А я? Видно чего так? Да нифига, надо открывать, но для этого нужно… Твою ж мать! Фонарик погас. Никаких миганий, просто погас и всё. Тряси, не тряси, щёлкай переключателем, не щёлкай — нет света и всё. Страх накатил волной, вызвал испарину на верхней губе, ударил предательски под коленки, вызвав там слабость. Тише, тише, Костя. Есть зажигалка «типо Зиппо», сейчас, упереться в дверь плечом, зажигалочку в руку, темно как у негра где? Почему так тёмно? Они окна забили, да? И вонь, уже вонь. Щёлк. Искры, пламени нет. Минус палец, если кто «Четыре комнаты» смотрел, щёлк, язычок пламени, вовремя зажмуриться, ага, сработало, что тут у нас? Ну вашу ж… Да это как вообще?

Держался я минут пять, потом, всё же, вырвало. Стало ещё хуже, замутило, появилась слабость, такая, что захотелось прилечь, в голове зашумело, и сквозь этот шум я услышал бесконечно далёкий голос, странно знакомый, но не мог вспомнить, чей:

— На, глотни.

Что-то ударило в грудь, взгляд с трудом сфокусировался на руке, в которой была зажата небольшая фляжка.

— Глотни, — голос прозвучал чуть ближе.

Я бесконечно медленно обхватил фляжку рукой, поднёс к губам и уже делая глоток понял, что забыл понюхать. Гортань и пищевод обожгло, и это вызвало новый спазм. Я вспомнил, что на поясе висит фляга с водой, зашарил рукой, чьи-то пальцы помогли, отвинтили колпачок, вода пахла резиной от пробки, но была холодной, и я прополоскал рот, а затем пил, словно вливая в себя свежие силы. Проточная вода, Тьма не любит проточную воду — пришла новая мысль.

Человек в этом доме умер очень нехорошей смертью. Вероятно, экзекуция продолжалась не один час, потому что ему, например, отрезали кисти, но потом прижгли раны чем-то горячим. Чем? А вот чем, тут всё освещалось факелами, вон обугленная палка валяется. Одежда несчастного валялась в углу, самого его прибили скобами к стене, подняв вверх ногами, их, как и руки, тоже пробили в некоторых местах длинными и ржавыми гвоздями. Отрезали ступни, кисти, выкололи, вероятно раскалённым железом, глаза, отрезали уши, нос, половые органы, всё это было разложено полукругом перед телом, в порядке, понятным только этим упырям.

Ну а затем человека выпотрошили. Внутренности жуткой, сизой, омерзительной кучей лежали тут же, прямо под его головой, я не знаю, были ли там сердце и печень, или их изъяли в качестве деликатесов, да и неважно это. Важно было другое — кто этот бедолага? Вещи были в нечистотах, причём как погибшего, судя по белью, так и палачей, нести эту кучу с собой было невозможно и мы, теперь уже на пару подавляя рвотные позывы, обшарили карманы. Тщетно. Корпия в кармане штанов, бумажный катышек в другом, небольшое количество просыпавшейся махорки. Всё. Барахло — военные галифе, китель х/б, стоптанные кирзачи, примерно 41 размера, невысокий был человек, а кажется рослым из-за того, что подвешен на стене.

Честно говоря, первой мыслью было, что это Илья, который сбежал от нас во время нападения адаптантов в ту, памятную поездку. Так что пришлось, превозмогая отвращение, вглядеться в искажённые, обезображенные и залитые кровью черты лица. Но нет, не он, тот был полнее и рыжеватый такой, а этот весьма худой и брюнет. Я попросил Валеру посветить на кисти. Вот! Татуировка «Г», «О», безымянный палец изуродован, на мизинце «А». Гоша? Гога? Ещё татуировки есть? Вроде на плече? Я взял портянку и, содрогаясь от омерзения, протёр мёртвую плоть от так и не высохшей до конца крови. Трупного окоченения нет, как и запаха тлена, но как же мерзко, мерзко и… Тяжко! «ГСВР 2000-02», солнце, пальмы и что? Автомат? На «Калаш» похож, только магазин круглый.

— ГСВР что такое? — шепчу я.

— Родезия. Он из слоя, где «совок» до сих пор, Группа Советских Войск в Родезии. Срочную там служил, — так же шёпотом отвечает Суходол.

Я понял, слышал про такое. Уже кое-что. Гэбэшники всю душу вынут, конечно, но если хотят, пусть сами едут и копаются тут, а мы сваливаем.

ГЛАВА 11

Всю дорогу до Бродов я возвращался мысленно к тому, что видел в заброшенной деревне. Кто был тот человек, принявший столь жуткую смерть? Местный крестьянин? Вряд ли, если бы кто-нибудь из местных пропал, мы бы знали, тут взаимодействие налажено, хоть мы и частники. Тогда кто? В ближайшей округе обитаемых деревень нет, тут так называемый Жабинский язык, или Жабинская аномалия, названная по имени самой северной точки, где проходит граница Тьмы — посёлку и железнодорожной станции Жабино.

Тьма в этом месте откатились на север значительно дальше, чем в других местах, образовав нечто вроде «бухты» или «тихой заводи», шириной около ста километров и глубиной до шестидесяти. И на весь этот огромный кусок территории приходился лишь один обитаемый населённый пункт — деревня Синие Броды. Откуда же взялся тот несчастный? Похитили у соседей? Тогда какой смысл тащить его за десятки вёрст, чтобы принести в жертву в полусгнившей халупе? Или это кто-то из джентльменов, от которого отвернулась капризная сука по имени Удача, и он угодил в лапы адептов Зла? Банды здесь были, и «чёрные» мародёры, и просто отребье, рискнувшее уйти в тень Аномальной Зоны от длинной, но кривой руки Закона.

Нихера мы неправильно сделали, нужно было по следу дальше ехать, тогда узнали бы больше. Я хоть и блевал там, но приметил многое, двое всего адаптантов было, у одного размер ноги примерно сорок три, у второго, как у меня, лыжи сорок пятого. Один курит шмаль, предположительно высокий, раз штиблеты больше, второй, видимо, у него в подчинении, потому что пока один жадал, второй рвал крапиву. А вот резали жертву уже оба, они потом руки вытирали одеждой мужика этого, один — нательной рубахой, а второй — портянкой, тоже, говорит кое о чём, если у них не наоборот всё. Например, старшему по рангу положено портянками руки вытирать. Поговорить бы со знающими людьми, из науки или госбезопасности, что они такое вообще, эти адаптанты. Интерес не праздный и не научный, я выжить в следующую встречу хочу, а этого врага я не понимаю.

Мы «за речкой» когда были, там, в моём слое, всех местных один хрен духами считали. Анекдот «днём он мирный абрикос, а вечером вооружённый урюк» он ведь не анекдот, даже аскерам* и то веры не было, а уж остальные [*Аскер, сленг. — военнослужащий армии ДРА. Тут момент, «шурупы» звали их ещё «зелёные», но пограничники сами — зелёные]… Чужие они, вернее, мы чужие и чуждые для них, словно между нами пропасть в тысячелетие, и понять их поступки было очень сложно. А эти синерожие? Да, тут проще, увидел — стреляй, с ними нельзя ни договориться, ни запугать криком «руки вверх», говорят, они между собой общаются как-то, а вот с нами, людьми, вообще ни в какую, даже под пытками. В прошлый раз нас явно пасли и организовали довольно грамотную засаду, если бы не проблема с пулемётом, то всё могло бы закончиться куда плачевней для нас. То есть их поведение может укладываться в привычные нам рамки? И они отнюдь не камикадзе, в отличие от Тварей, да и те проявляют поистине дьявольскую изобретательность, чтобы до нас добраться и самим уцелеть. Пожалуй, тут «премию Дарвина» у них именно гончие получают, вот те прямо под пули лезут. А адаптанты и во Тьму уходят, если видят, что расклад не в их пользу. Но вот опять же, они живут там, или только тусуются? Мало данных, очень мало, это плохо.

Особист, вместе с командиром батальона и начальником разведки, выслушал наш доклад, пометил что-то на карте, затем подробно записал приметы погибшего, как я и думал, попенял, что мы ничего не привезли из вещдоков. Тут я вспомнил про чинарик и с победным видом достал из нагрудного кармана свёрток. Майор из МГБ скривился в гримасе пренебрежения, мол, верх дилетантства, нашёл чем хвастаться. Ну да, следы ДНК тут не снимешь, но это же лучше, чем ничего. Затем нас отпустили, не сочтя нужным посвятить в дальнейшие шаги.

— Слышь, Кость, давай к деревенским заглянем, — предложил Валера, состроив не очень понятную гримасу.

Деревенские снабжали нас провиантом, «матка млеко, яйки, бистро-бистро дафай». Больше у них и брать-то было нечего, нам привозили всё необходимое и так, но, оказывается в деревне было кое-что ещё. Наверное, такие объекты возникали всегда и во все времена там, где долгое время находилось достаточное количество мужчин с деньгами. В средние века, да и позднее, за армиями тащились целые обозы маркитантов и прочих предприимчивых дельцов, только двадцатый век, с его бомбами, снарядами, пулемётами и ядовитым газом прервал эту традицию. Но здесь, в относительной безопасности вблизи военной базы люди увидели возможность заработать лишний рублик, оказывая военным ряд специфических услуг, недоступных в пределах гарнизона.

В общем, в деревне функционировал самый натуральный публичный дом, совмещённый с кабаком. Как регулировало вопрос посещения этого заведения командование военных, мне неизвестно, но, думаю, у всех был стимул получить в виде поощрения увольнительную, и, с другой стороны, представляете какой облом, когда вы уже настроились на визит в увеселительный дом, а тут вам три наряда вне очереди. Нам же, как оказалось, именно по этой причине запрещалось появляться в деревне. Вообще. Даже штрафами грозили. Видимо, Сан Саныч очень переживал за наш моральный облик, а так же за состояние здоровья причинных мест. Но сейчас-то мы были, что называется, при исполнении, всё, так сказать, законно, хрен докопаешься. Нет, риск, разумеется, был, один шанс из ста тысяч, что именно сейчас к нам нагрянула проверка и они, подозревая что мы отнюдь не в рейде, уже ломятся сюда, но соблазн был слишком велик. Удовольствие было не из дешёвых, час — двести рублей, это как в очень приличном салоне, а тут…

Честно говоря, я побрезговал, к тому же мне очень не понравилось состояние дамы, такое ощущение, что она под чем-то посильнее ханки. Молодая, лет двадцати, может чуть больше, а вид потасканный, словно уже лет десять на спине трудится. Как они вообще выдерживают здесь? А может, поэтому и обдолбанные? Так что я глянул на «товар», вздохнул и вышел на свежий воздух — внутри лупанария висел тяжёлый запах табака, сивухи и чего-то кислого. И вроде как верёвочкой жжёной попахивает. «Мамка» с густой чёрной бородой фыркнул недовольно, видимо не так тут много клиентов, хотя, скорее всего в выходные самый наплыв, да и охранник проводил недобрым взглядом из-под сросшихся на переносице бровей. Тоже на мысли навело.

— Не боишься? — просил я довольного командира спустя ровно час, тот, видимо, время использовал полностью.

Витя, водила, вон, весело насвистывая, вышел на крыльцо спустя минут двадцать — долго ли умеючи-то? И ведь никакой вывески или указателя, просто большой дом с мансардой и всё, ворота открыты, но установлена жердь, типа шлагбаум, пускают не весь транспорт, видимо чтобы двор не разбивали, но пара машин там стояла, «Опель-Блиц» — немецкий грузовик, и «Кюбельваген» с брезентовой крышей. И ещё что-то было накрыто брезентом, что-то большое, напоминающее кунг или фургон.

— Не-а, — беспечно махнул тот рукой, — даже если цепану чего, Тьма вылечит.

Ах да, у нас же бесплатные оздоровительные процедуры, более того, нам за них ещё и приплачивают! А ведь хитро придумано! Наверняка и вояки в разведку тех определяют, у кого с конца начинает капать. Но девушки там, конечно… Нет, это их выбор, в конце концов, тут несовершеннолетних просто нет, и всё же, и всё же… Даже бордель тут убогий, отстойный. Эхма, сколько там до конца командировки-то?

Несмотря на моральную разрядку, Валера захандрил, и в следующий рейд мы поехали вдвоём с Мансуром. Причём он был назначен старшим, так как больше «прослужил» в «Эгиде», да и в Отстойнике он уже четыре года, опыт, вопросов нет. Хотя направление на Ерохино мы считали закрытым, из-за адаптантов и найденного жертвенника, я сумел убедить совершить ещё одну вылазку в ту сторону, дабы попытаться разведать, откуда именно синерожие приехали в деревню. На карте в этих местах вообще ничего не значилось, белое пятно какое-то, что было несколько странно — если есть одна заброшенная деревня, то, по логике, должны быть ещё хотя бы парочка, люди ведь старались селиться так, чтобы можно было добраться до соседей за день, это километров 20 максимум. А тут ну просто тайга какая-то, три дня на собаках до ближайшего жилья.

Примерно прикинули направление, и, к нашему удивлению, спустя час неспешной езды наткнулись на старую, заросшую травой дорогу, где я увидел знакомые уже отпечатки колёс. А ещё минут через десять мы по очереди рассматривали через бинокль выстроенный в чистом поле объект, предназначение которого до меня дошло не сразу. Три почти одинаковых одноэтажных деревянных строения, похожих на длинные сараи, серые от непогоды стены, крыши покрыты рубероидом, ещё одно здание чуть в стороне, размером поменьше, и рядом с ним обычная крестьянская изба. Всё это обнесено забором из колючей проволоки, двойным, с дорожками для часовых между «стенами». По углам — караульные вышки и ещё одна над дощатыми воротами, тоже серыми и широко распахнутыми сейчас. Военные склады какие-то? Сердце трепыхнулось в радостном предвкушении.

— Т-руд де-ло… Чего? Не пойму… блес-ти и ге-рой… Вэ Ста-лин, — по слогам прочитал Витя частично уцелевшую надпись на транспаранте, что украшал ворота, и на который я, по началу, не обратил внимания.

— Зона тут была, — сделал он уверенный вывод.

Мы понаблюдали ещё минут пять, но зона, если это была она, не подавала никаких признаков жизни, лишь изредка ветер шевелил верхушки пожухлой травы.

— Подъедем? — спросил я.

Смысла красться уже не было никакого, мы стояли на пригорке, видимые сейчас со всех сторон, и если здесь есть враг, то он давно уже приготовился. А так у нас хоть броня будет. Водитель опустил щиток, прикрывающий лобовое стекло, Мансур уселся за пулемёт, я скрючился сзади, и мы медленно тронулись, ожидая в любую секунду звуков выстрелов и цоканья пуль по металлу бронелистов. Однако на нас так никто и не напал, зона была абсолютно пустой и мёртвой.

Мёртвой в буквальном смысле, потому что мы нашли двух вероятных товарищей погибшего в Ерохино Гоши или Гоги. Этих, правда, выпотрошили уже после смерти, наступившей более гуманным способом — судя по всему, они погибли в перестрелке. Мы нашли и россыпи гильз, и дыры в досках бараков, где они отбивались от адаптантов. А патрончики-то Para, и вряд ли они столько намусорили из пистолетов, тут явно МП поработал. Один из них был, видимо, вооружён СКС, я нашёл несколько гильз на вышке, куда с опаской забрался. Но человека там настигла пуля, и он упал вниз, где в примятой и так и не поднявшейся траве осталась небольшая, почти впитавшаяся лужица крови. Как и в деревне, она не подверглась разложению, а перешла в иное, «паратёмное» состояние. Оружие погибших, разумеется забрали, а самих вскрыли от паха до горла но так, без фантазии, видимо от досады уже. Хотя…

Некоторые африканские племена, в моём слое, считали, что у умершего человека нужно обязательно освободить дух. А габариты этого духа, несмотря на его, гм, эфемерную природу, соответствовали габаритам физической оболочки, в которую он был заключён. Соответственно, для освобождения нужно было проделать в теле дыру такого размера, чтобы оттуда мог выбраться человек. Европейцев, столкнувшихся с таким обрядом, он приводил в неописуемый ужас, особенно было не понятно, зачем чернокожие воины разрубают своими саблями-мамбели надвое тела своих же соплеменников. Разумеется, всё это отнесли на издержки языческой веры и срочно приняли решение об искоренении этих предрассудков путём тотального геноцида.

Но это уже другая история, а упомянул я её к тому, что может адаптанты тоже освобождают таким образом дух человека? И пытки, это же не совсем изобретение Тьмы. Многие индейские племена практиковали испытание болью, взять ту же Пляску Солнца, или обряды Посвящения в воины, когда мужчинам протыкали кожу на груди, продевали туда ремни и освободиться можно было, лишь рывком разорвав плоть. А пленных они пытали, искренне полагая, что оказывают им услугу, ведь пленение это позор и хорошая пытка даёт шанс смыть его, в буквальном смысле слова, кровью. И кто знает, может адаптанты эти действительно просто «одичали», вернулись, так сказать, к истокам, к древним традициям? Это я отнюдь не в оправдание синерожих, нет, я всего лишь пытаюсь понять врага.

Бараки, а это были именно бараки, выглядели внезапно покинутыми, словно люди, которые томились здесь, мгновенно переместились в другое измерение, в другой слой, как и мы. Считается, что это произошло утром, приблизительно в 10 часов 49 минут, потому что многие часовые механизмы остановились в эту минуту. Возможно, и даже более логично, что это могло случиться в 22 часа, тогда и темно уже было, но ряд признаков указывает, что довольно много людей бодрствовало. В детских садах игрушки разбросаны, на некоторых столах стоят тарелки и приборы, валяется много вещей, типа инструментов, даже оружие находят брошенное, словно человек положил на лавочку автомат, чтобы по-быстрому перекурить и так и не забрал его. Но многих вещей нет, носильных, например, одежды, обуви. Мало машин, и поездов, и самолётов, всего мало, этого должно было остаться больше, если только Те люди не переместились так же как и мы, забрав с собой то, к чему прикасались в этот момент.

В бараках уже ничем не пахло, через окошки, частично выбитые, проникал тусклый серый свет, но представить, как жили здесь люди, можно. Трёх(!) ярусные деревянные нары, тонкий соломенный тюфяк, даже не подушка, а валик из дерюги, набитый соломой, тонкое армейское одеяло, не шерстяное, нет, байковое, синее такое, с тремя серыми полосками в верхней и нижней части. Многие одеяла оборваны по краю, словно от них отрывали полосы, возможно, так зэки перевязывали раны или чинили одежду. Алюминиевые миски, такие же мятые кружки, ложки, зачастую обломанные по самое черпало. Всё подписано — на мягком металле выцарапаны кривые буквы «Фридман А.Г», «Смирнов С.Р.», не знаю, зачем, наверное, чтобы не украли.

Барак вмещал примерно 160 человек, посередине печка, обычная буржуйка, разве что размером побольше, но дров нет, летом исчезли люди. Отдельный барак — казармы для гарнизона, там условия получше, железные койки, табуретки, печек аж две, тут же, через стенку, пищеблок. Зэкам, видимо, носили еду в бараки, не просто же так у них стояли там столы с лавками. Правда, сидеть одновременно могло человек тридцать, от силы, остальные кушали на нарах.

Тяжёлое, гнетущее впечатление, усиленное близостью Тьмы производило это место. Не было тут ничего интересного, а если и было, то «всё уже украдено до нас». Люди, те, кто погиб здесь, забрели сюда тоже случайно, забрели, кстати, на машине, что-то типа полуторки у них было, но машина исчезла. Причём и погибшие, и адаптанты, и те, кто забрал потом машину, пришли с запада и ушли туда же, и только одна подвода с несчастным Гошей/Гогой ушла на северо-восток.

Интересное здесь, всё же, нашлось. В избе, которая была одновременно штабом или как тут называлось такое место, и жильём начальства, был сейф. Здоровенный несгораемый шкаф ещё дореволюционного изготовления, «Акц. О-во Артуръ Коппель», запертый и носящий следы попыток взлома, в том числе путём подрыва гранатой. Результатом которого была утрата круглой ручки, похожей на мини-штурвал, которая валялась на полу неподалёку.

Что, обычно, хранится в сейфах? Обычно — самое ценное, а в таком сейфе должно было находиться что-то ну о-очень ценное, или этих ценностей должно быть много. Золото, бриллианты, монеты царской чеканки, рубиновые и сапфировые серьги с камнями размером с орех. Или деньги — плотные пачки стодолларовых банкнот… Это у нас в слое, а что могло лежать в сейфе начальника одного из островков архипелага Гулаг? Личные дела арестантов? Вполне, при всём цинизме и поточности процесса перемалывания граждан СССР в лагерную пыль, палачи вели строгий учёт своих же злодеяний, причём компьютеров тогда не было и дела эти, скорее всего, никто не копировал, была папка с подлинниками материала на «врага народа», и была выписка, хранящаяся в центральном архиве, там коротко — арестован-осуждён-отбыл наказание/расстрелян. Дела. Они нам нужны? А что там может быть ещё? Документация лагеря? А нахрена они вообще тут тусили? Место такое странное, и лагерь производит впечатление временного, самое капитальное сооружение это изба, и та без фундамента даже. Строили что-то? А что?

В разбросанных на полу бумагах, частью истоптанных, не содержалось ничего интересного — закрытые наряды, рапорт о количестве «убывших», и вдруг! Докладная записка начальнику управления лагерей по Вышинскому краю о ненадлежащем качестве поставляемых шпал. Комендант лагеря, явно обеспокоенный таким положением дел, прямо подозревает вредительство. Судьбу поставщиков шпал мы, наверное, уже не узнаем, да и до начальства бумага не дошла, судя по всему, раз мы её читаем, но вот шпалы… Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, едет поезд запоздалый… Нет здесь железных дорог в округе, вот в чём фишка, ближайшая и единственная в сорока километрах аж. И что они тут строили? Узкоколейку? А что, вполне могли, может тут ещё известняковый карьер где. А мог быть в сейфе подробный план работ и… карта?! Подробная карта местности? А почему нет?

В течение следующего часа мы были заняты каждый своим делом. Витя загнал «Скаут» прямо к штабу, так что нас хотя бы частично прикрывали здания, Мансур залез на вышку над воротами, вроде как часовой у нас, а я раскочегарил печку в хозблоке и принялся за приготовление блюда под названием плавленый тротил. В деле использования ВВ* важно знать не только характеристики этих самых ВВ, но и понимать происходящие процессы [*ВВ — взрывчатые вещества]. Взрывная волна суть энергия и её распространение зависит от ряда факторов, которыми можно умело манипулировать. Одной гранатой я бы этот ящик не вскрыл, это факт, но вот двумя… Главное, понимать, что ты делаешь, и даже оболочка не нужна, и запал сэкономил.

Бумкнуло знатно, даже остатки окна вышибло нахрен. Но когда пыль рассеялась, я, используя найденный тут же багор, выворотил покорёженную дверцу из проёма. Да! Там были именно дела, дела на всех, кто здесь работал и умирал, и я, если честно, совершенно не представлял, что с ними делать. При всей трагичности ситуации эти бумаги представляют интерес лишь для людей из этого слоя, а их тут нет. Была тут и партийная и комсомольская касса, несколько рублей членских взносов, мелочью, и я, с оскалом нашедшего сокровища пирата, сунул добычу в карман. В этом же отделении лежал револьвер системы Наган, заряженный и готовый к бою. Вот и мой первый трофей! А в верхнем и, по счастью, не запертом отделении, лежали бумаги. Карты, планы, схемы, технические задания. Именно то, что нам нужно.

— Кость, шухер! — влетел в избу Витёк, стоявший на стрёме на улице. — Мансур машет — едет кто-то!

Тут, в подтверждение его слов послышался далёкий, едва слышный звук движков. Не адаптанты! Уже лучше. Или хуже.

Рашидов уже бежал к нам, сгорбившись и держа карабин в руке.

— Две машины, грузовики, людей не знаю сколько, — запыхавшись сообщил он. — С полкилометра до них.

Проблема! «Скаут» не успеет разогнаться, у него и так скорость не велика, уйти не сможем. Кто это? Соседи? Об их активности здесь ничего не известно, да и в любом случае это вторжение, тут наша территория, но это и не вояки, они без брони не поедут. Или мародёры или банда. Или банда мародёров. Возможно, друзья тех, кого поцокали адаптанты. А нас, скорее всего, заметили когда мы прибыли, наверняка скрытное наблюдение вели, потом пока до базы своей добрались, пока сюда выдвинулись. Ладно, чего рассусоливать, чё делать будем?

План созрел моментально. Нашей единственной защитой была броня, и если у врагов нет ПТРов*, то шансы есть [*ПТР — противотанковое ружьё]. И не стоит забывать про три пулемёта, из которых мы можем использовать два одновременно.

— Мансур, вы с Витьком в «Скаут», я отсюда их встречу, — показал я на окошко, выходящее как раз на дорогу и через которое приближающиеся грузовики были хорошо видны.

— Может, я с тобой? — предложил Рашидов.

— Не, окно одно, я тут с пулемётом посижу, сколько смогу, брёвна, всё же какая-никакая защита от пуль. Вы ждите там, если покажутся между казармой и штабом, шейте, а так за тылом секи, они сзади могут попытаться обойти.

— Понял, — согласился наш старшой и побежал на улицу.

— Мансур! — окликнул я его. — Бумаги забери и это, патронов мне закинь пару сумок.

— А? Ага, понял, — кивнул он головой, и начал лихорадочно совать бумаги из сейфа в вещмешок, который я для этих целей приготовил.

Ну а я пристроил на торчащих из рамы осколках стекла длинный ствол ДТ. Блин на 60 патронов есть (хотя дисковый магазин в пулемёте был рассчитан на 63 патрона, мы, в целях экономии ресурса пружины, снаряжали их не до конца. Всё же боекомплект расходовался не так часто, а пружины были постоянно в напряжении, ведь не будешь каждый раз снаряжать-разряжать магазины, как это делали в армии в карауле). Сумки для переноски рассчитаны на два, триста патронов хватит мне, вряд ли дольше тут просижу, потом нужно будет менять дислокацию. Если удастся…

С этими мыслями я потянул тугой спуск. Машины неизвестных уже встали, и из той, что шла первой, вылезло несколько человек. Пулемёт задудукал, ощутимо толкая меня в плечо. Три очереди патронов по пять, по машинам, хотя досталось и людям, один свалился, схватившись, как мне показалось, за пах, и второй упал, тоже как-то нелепо дёрнувшись. Если удастся повредить машины, то полдела сделано. И, похоже, можно ставить галочку напротив пункта «автомобиль номер один», полуторка, кстати, обычный рыдван. А вот вторую машину, вроде как тоже наш ГАЗон, только трёхосный, они поставили сзади, и сейчас его прикрывал подбитый АА.

Люди горохом высыпались из кузовов, довольно умело залегли за колёсами, но я уже понял, что это бандиты-колхозники обычные, а не вояки, потому что так тупо переть по дороге могут лишь дилетанты. Даже если они нас не видели и наша встреча всего лишь совпадение, всё равно нельзя так подставляться. А они именно подставились, возможно, это обычные «чёрные» мародёры, но проверять не хочется, как бы цинично это ни звучало — они тут вне закона, раз с оружием появились, а вот мы по закону. Одеты они тоже не как вояки, хотя преобладающие цвета — зелёный и серый.

Стрельбу я открыл как раз, когда они остановились метрах в двухстах от ворот, то есть где-то в двух с половиной сотнях от меня. Второй грузовик завыл трансмиссией, и начал медленно пятиться назад, ловко прикрываясь поверженным младшим братом. Захлопали винтовки, из автоматов «колхозники» не стреляли, не настолько тупы, чтобы тратить патроны. Пуля со свистом влетела в окно, ещё одна расщепила остатки рамы, но я уже был на полу, соображая, стоит менять диск или нет. Решил, что не стоит, перебрался чуть правее, встал по стеночке, молясь, чтобы никакая пуля не прошила старые брёвна, высунул ствол неудобно, с левой руки, и дал две длинные, патронов на десять очереди, это чтобы они не думали, что я уже всё. Быстро высунул морду и тут же назад, пули так и заклевали по стене, сполз, перебрался на другую сторону окна, теперь можно блин перекинуть. Вторая машина отъехала метров на двести и встала, не знаю, почему. А бандиты-то обходят нас, пули немного с другой стороны прилетать стали.

— Костян! — кричит из сеней наш старшой. — Живой?

— А чё мне будет? — бравируя, спросил я в ответ.

— Твари скоро подтянутся, секи. Как пойдут — рвать надо!

Ох ты ж, точно! Твари! Там же кровь пролилась, а они, как акулы, за десятки километров чуют её. Сейчас набегут, точно! И придут они… А с севера, чего думать? Как пел в моём слое один жирный «шансонье», апологет тюремной романтики, ни дня, кстати, ни сидевший, «Владимирский централ, ветер северный». Сука, ненавижу блатняк этот, особенно когда в приличных, вроде, ресторанах заводили, или в караоке народ пел. Вечно настроение мне портили! Настроение… Портили… Тьма пожаловала? Барометр показывает «Тьма тьмущая»? Ну точно! А где? Выглядываю осторожно, двое в сером чешут к забору из колючки, пригибаются даже. Вот я вам! Очередью срезал того, что бежал позади, мужик аж вокруг волчком закрутился, но первый успел рыбкой нырнуть в траву и исчез из виду. А Тварей нет, зато есть… Во, мотоцикл! И треск стоит, я чего на него внимания-то не обратил? Встали? Так, хорош глазеть!

Что-то заработало со странным звуком, какой-то механизм, далеко, эхо мешает понять, что это, одновременно по избе хлестнул целый рой пуль, словно кто-то очень сильный метнул горсть камней, второй рой ворвался в окно, взлохматил уже неживую раму, выбил щепки из стены напротив. Это из чего они лупят так? Максим? Чёрт, посильнее моего будет, но не пятидесятый калибр, так что может мы рискнём. Он у них на мотоцикле явно, и ведь бандиты ну не совсем же дураки, понимают, кто сейчас придёт. Прикрывает он их, значит отступают, пора и нам.

Я навьючил на себя сумы с дисками, и на четвереньках пополз к выходу.

— Мансур! — ору, перебравшись через порожек и прижавшись к стене, она тут капитальная.

— Чево? — кричит тот.

— Тварей нет?

— Не-ат! А у тебя?

— У меня тоже! У них пулемёт подъехал, предлагаю свалить!

— Давай! — соглашается он тут же.

Мчусь к «Скауту», перекидываю пулемёт, потом ремень одной из сумок, сильные руки товарища помогают втянуть тело через борт, броневик тут же трогается с места. Так, сейчас скользкий момент, мы высунемся между зданиями и поедем сначала почти навстречу противнику, но потом нужно будет повернуться к ним боком, а, затем, и вовсе кормой. Броня, теоретически, держит винтовочную пулю. А если бронебойными? Но вариантов нет, ждать нельзя, у нас теперь почти нет преимуществ. И Твари… Где вы, суки? Почему мне кажется, что сзади? Быстро поднял голову и тут же нырнул обратно — никого. Кто? Бандерлоги? Они у Тьмы типа разведчиков, может, подобрались сзади и притаились за казармой? Но кровь-то там дальше, не у нас!

Неведомая машина заработала снова, по броневику злыми молоточками забарабанили пули, с противным визгом рикошетя во все стороны. Мы не отвечали, скукожившись за бронёй, даже водила опустил голову, хотя его прикрывал бронелист.

— Косторез лупит! — зло бормочет Виктор.

— Это что? — проявляю я, может и неуместное любопытство.

— МГ-42, немецкий пулемёт, зверь просто.

А не такие уж и колхозники бандиты-то эти, и мотоциклы вон, и пулемёты-косторезы имеются.

— Выдержит? — постучал я по борту машины.

— Должна, — очень неуверенно отвечает Витёк.

Что значит — должна?! Хотя…

«Скаут», при всех его достоинствах, был далеко не идеален. Вообще, это такой троюродный предок БРДМ*, если так можно выразиться [*БРДМ — Бронированная разведывательно-дозорная машина. Боевая разведывательная машина советского производства]. Тоже разведывательная, как следует из имени, бронированная машина. Броня, как и у всего колёсного и полугусеничного, противопульная. Но. Морда, где расположен двигатель, защищена довольно хорошо, плюс сама броня угловатая, дающая хороший рикошет. А вот борта и особенно задница, прикрыты гораздо хуже, видимо, рассчитывали на то, что в случае погони врагам тряска будет мешать прицелиться. Не, надо шугануть их, ну его нафиг, прошьют борт как консервную банку и чего делать будем?

— Ты куда? — зашипел Мансур, увидев, что я пристраиваю ствол пулемёта на борту.

— Пугану только, — объясняю я и делаю глубокий вдох.

Сейчас нужно вынырнуть туда, где летают маленькие и смертоносные кусочки свинца. «Скаут» сбавил скорость, входя в поворот, я приподнялся, наводя пулемёт на противника, но тут «косторез» замолчал, где-то хлопнула винтовка, но я даже свиста пули не услышал. Мотоцикл лихо развернулся чуть не на месте и, громко газуя, начал рывками ускоряться. Бандиты тоже побежали, даже не отстреливаясь, «Скаут» выскочил из ворот, я понял, что не успею выстрелить и надо переместиться на корму, но тут наш «руль» тихо, но отчётливо произнёс:

— Это что?

Интонация, несмотря на некую нейтральность вопроса, предполагала, что он спросил «это ЧТО»? И я посчитал, что ситуация впереди сейчас важнее, чем ситуация позади нас. Поэтому обернулся.

— ЧТО ЭТО? — повторил я уже в полный голос.

Впереди, метрах в ста от нас стояли порождения Тьмы. Гончих я уже узнал, эти существа, подобно собакам или волкам вели себя почти как стайные хищники — была альфа-особь, вокруг неё, согласно системе иерархии доминирования, располагались прочие члены стаи, более сильные ближе, слабые дальше от вожака. Перед нападением они могли какое-то время сохранять полную неподвижность, словно составляя план и обсуждая детали на недоступном нам уровне коммуникации.

Но на сей раз вместо альфа-особи у гончих был Хозяин. Высокое, я думаю под три метра ростом, могучее и жуткое, в своей человекоподобности, существо, стояло абсолютно прямо, словно укутанное в плащ из Тьмы, и гончие, аки верные псы, сидели у его ног. Гоминид поднял руку, вытягивая её в нашем направлении, и я впервые в жизни испытал на себе, что такое ментальный удар. Злоба, чуждая и в то же время понятная нам, ударила, словно копытом. Следом пришёл страх, страх от осознания, что ты встретился с гораздо более сильным противником, бесконечно сильным, и эта сила сейчас сломает тебя, втопчет в землю и будет рвать на части, и ты не сможешь ни сопротивляться ей, ни убежать, ни умереть, чтобы хотя бы в смерти найти спасение.

— Бля, Тёмный, — сипло пробормотал Мансур, — писец нам, походу.

И добавил длинную тираду на своём языке.

А вот член по всей его мерзкой харе! Ты, урод, нахрена собак на нас науськиваешь, если ты такой крутой?

— Мансур, за пулемёт давай! — заорал я, не узнавая собственный голос. — Витёк, разворачивайся!

Позади сейчас бандиты, впереди вот ЭТО, Сцилла и Харибда, молот и наковальня, но наковальня удирает, так что шанс есть.

— Не спи! — злобно ору я водителю, откидывая свой пулемёт, и хватаясь за РД на вертлюге.

Пока разворачивается, можно из этого стрелять, а Рашидов пусть дорогу впереди расчищает.

Гончие перешли с шага на бег, я дал короткую очередь и промазал, потому что водила вышел, наконец, из ступора, и резко сдал назад. Со скрежетом врубилась первая передача, «Скаут» непозволительно медленно начал разгоняться и я сделал единственное, что можно было в этой ситуации. Вместо того, чтобы ловить в прицел чёрные, стелящиеся по земле тени, я потянул спуск и повёл пунктирную линию из пуль в сторону человекоподобной фигуры. Две или три гончих получили порцию свинца, заверещали на «инфернальном» уровне звука, и тут я понял, что попал. Не в смысле «попал», а попал в Тёмного. Что-то отозвалось во мне, в ощущениях, ударило ментально, но не злобой а… страхом. Тварь БОЯЛАСЬ!

Атака гончих захлебнулась, мы к этому моменту развернулись и уже ускорились километров до двадцати в час, я вытащил из кобуры Кольт, выпустил всю обойму в ближайшего киноморфа, сбил с ног и, видимо, убил. Вместо перезарядки я схватил ДТ и, выпрямившись, увидел странную вещь — гончие разделились, часть, большая, особей десять, помчались обратно, а штук шесть рванули в поле, словно и не собираясь нас атаковать. Я не сразу понял, что они просто бежали к подбитому грузовику по кратчайший прямой, вот она, жажда кровушки-то!

А где мистер Тёмный? Гориллоид убегал, вернее он очень быстро шёл, и гончие, словно верные псы, уже бежали рядом с ним, и уходили они в сторону зоны, огибая её справа, так, чтобы скрыться от нас за постройками. Кого-то он мне напомнил в этот момент, или это воображение выкинуло очередной фортель? Я успел выпустить короткую очередь в стайку по левому борту, сбил с ног одну, но она тут же вскочила и бросилась догонять своих товарок.

— Стой! — заорал я, перекрывая шум двигателя. — Тормози!

Мы пару секунд смотрели, как Твари несутся к подбитой полуторке, затем сдали назад, снова развернулись и покатили домой.

ГЛАВА 12

Поездка имела для нас целый ряд последствий. Перво-наперво мы получили карту. Вернее, по порядку: по инструкции, обнаружив любую враждебную деятельность, а именно — адаптантов, бандитов, просто неизвестных людей, мы обязаны были сразу сообщить об этом в гарнизон, равно как и обо всех необычных проявлениях Тьмы. Кроме того, мы обязаны докладывать о найденных ресурсах, будь то склады, не тронутые населённые пункты и всё в таком духе.

То есть, мы имели минимум три причины лететь прямым ходом в комендатуру — обнаружили банду, тут уже нет никаких сомнений, что это именно банда, встретили трусливого Тёмного, и обнаружили явные свидетельства того, что у нас под боком существует секретная железнодорожная ветка. Но! Внутренняя инструкция чётко говорила — все решения принимает руководитель, в данном случае, Валера Суходол. У Валеры тоже явно была инструкция, потому что он, уединившись минут на двадцать после того, как выслушал наш доклад и ознакомился с содержимым вещмешка, принял решение.

И теперь мы стали вольными, именно вольными, потому что мы знали, что это незаконно, соучастниками преступления. Не столь значительного, чтобы загреметь на каторгу, но, в теории, нас могут, например, лишить лицензий, потому что наличие документов о той самой железнодорожной ветке мы утаили. Рассказали всё, даже как сейф вскрыли, я даже Наган отдал, правда, мне его вернули, напомнив про процедуру обязательной регистрации оружия. Просто в версии для особиста и начальника гарнизона в сейфе были только личные дела зэков, да вот этот Наган. Нет, может было чего ещё, но мы не успели перебрать все бумаги, ибо… А дальше уже всё по-честному, и грузовики, и перестрелка, и немецкий мотоцикл с пулемётом, и Тёмный, и следы посещения зоны до нас.

Особист припечатал лоб ладонью, словно убил комара, да так и забыл её отнять, командир гарнизона, выпучив очень красные глаза и дыша конкретным перегаром, пялился в карту, где мы пометили лагерь рабов системы. Валера усиленно делал вид, что ему это не интересно, и лишь командир разведчиков, майор Федорив, сделал стойку, словно гончая, почуявшая след (упс, неудачная метафора).

— Что будем делать, господа товарищи офицеры? — спросил гэбэшник, отлепив, наконец, ладонь ото лба.

— Уэ-э-п-фф, — изрёк полковник Хану, и в кабинете сразу стало тяжелее дышать, — у тебя-то чего по погибшему?

— Да ничего, — хмыкнул особист, — я только вчера бумаги в центр отправил.

Это он про найденный нами давеча труп. Ну да, тут ни факсов, ни телефона, ни телеграфа, я уж не говорю про интернет. Хотя, телефоны есть, мы даже с гарнизоном связаны прямой линией, но пока междугородняя сеть покрывает лишь около сорока процентов территории республики. Причина банальна — воруют провода. Кабель стоит денег, принимают его в любой заготконторе, а на нём не написано, с действующей линии его сняли, или с заброшенной. Так что только нарочным, с конвертом в зубах, причём здесь, в силу удалённости точки, приходится целый караван снаряжать из броневика и «Виллиса».

В конце концов нас выгнали из кабинета командира, зато туда прошмыгнул начальник штаба, ага, значит будут план составлять. Как объяснили мне более опытные товарищи, особист на такие объекты должен сам выезжать, так что, скорее всего, будет разведрейд, и, скорее всего, возьмут кого-то из нас. Взяли меня, так как именно я вскрыл сейф и копался в содержимом, видимо, что бы прижать, если возникнут вопросы, прямо на месте преступления. Рейд вышел таким конкретным, словно мы на небольшую войну собрались. Тут и бандитов с пулемётами учли, и тот факт, что мы стрельбой и кровопролитием всю Тьму переполошили. Но на этот случай у военных был куда более серьёзный арсенал, мы просто щенки, в сравнении с ними.

Насколько я понял, жителям этого региона, в последствии ставшими гражданами ВНР, немного повезло с выбором ПМЖ*, хотя их участие в выборе было номинальным — от них требовалось всего лишь провалиться [*ПМЖ — постоянное место жительства]. Наверное, отрадно войти в раздевалку какой-нибудь шахты в Воркуте, а выйти уже в Греции, на островах Эгейского моря, или в Гонолулу, или даже на Гоа, ведь там, вероятно, ещё даже не успело зародиться движение наркоманов-дауншифтеров* [*Дауншифтинг, (англ. downshifting — ослабление, замедление какого-либо процесса) сленговый термин, обозначающий человеческую философию «жизни ради себя», «отказа от чужих целей»]. Но и здесь, в послевоенной российской глубинке, были свои маленькие радости, особенно для поборников безопасности отечества. Тёмный период бандитизма и беспредела изрядно, конечно, подрастряс закрома Родины, но многое осталось, ибо даже самые отмороженные и ушлые бандиты не знали, что делать с запасом авиабомб, снарядов и патронов, скопившихся на складах и ожидающих отправки в войска. Вернее, патронам как раз было применение, а вот с бомбами и снарядами было сложнее. Заводы, переведённые на военные рельсы, гнали продукцию определённой номенклатуры, но если тут производили бомбы, то самолёты клепали где-то в другом месте. То же самое и с пушками. А вот с танками нам повезло — в городе был бывший Тракторный завод, спешно переделанный под производство бронетехники. Хотя, танки здесь скорее собирали, одевая шасси в броню, поставляемую откуда-то ещё, затем этот полуфабрикат отправляли в третье место, где на него цепляли вооружение и прочие нужные аксессуары. Так что в цехах стояло несколько десятков танков Т-34 в разной степени комплектации, и даже целый эшелон готовой к отправке техники.

Беда была в том, что всё это могло только ездить, но никак не могло стрелять. И всё же на этом везение вышинцев не закончилось, ибо кроме изготовления, завод занимался ещё и ремонтом бронетехники. Да, далеко не каждый танк безвозвратно погибал на поле боя и оставался там ржаветь, раскатав в траву порванные гусеницы — всё, что можно было вытащить, вытаскивали, чинили, латали или отправляли на переплавку. Вот такая, требующая ремонта ходовой части, техника, сюда и поступала. А это уже не просто бронированная коробка — оружие с таких машин не снимали, латали и снова в бой.

Кто изучал историю бронетанковых войск вообще, и период Второй мировой войны в частности, знает что наиболее удачным танком по праву считается советский Т-34, (сразу возражу всяким «икспертам» — учитывая все факторы, в том числе и стоимость, и скорость производства). Инженерная мысль в этом слое развивалась по аналогичному пути, так что ничего удивительного нет в том, что большая часть бронетанкового парка состоит из этих машин.

Для тех, кто не в курсе, скажу: танк, это очень сложная машина, главное предназначение которой — сохранить жизнь экипажа как можно дольше, одновременно помогая отправить на тот свет как можно больше противников. Говоря иными словами — танк это оружие, и применять его можно только в бою, его нельзя использовать как трактор или для перевозки туда-сюда грузов, в том числе и потому, что он потребляет чудовищное количество топлива, всё же это десятки тонн металла.

Именно по этой причине большая часть бронированного парка уцелела в период местного «смутного» времени, хотя, говорят, у Вовы Быка прямо во дворе стояла «тридцатьчетвёрка», и он даже чуть не собственноручно стрелял из орудия, отбиваясь от пришедшей за ним новой власти. Правда или нет, не знаю, знаю, что в нашей армии есть несколько десятков танков (точное число есть государственная тайна), полностью исправных и готовых к бою, так что мы можем не бояться агрессии извне.

Однако прежде чем из цехов вышла первая «тридцатьчетвёрка» инженерная мысль прошла довольно тернистый путь, иногда заводящий в настоящие бронированные дебри. В СССР на начало войны было несколько, чуть не два десятка, различных модификаций танков, делившихся тогда на лёгкие, средние и тяжёлые. Понятно, что в войну в первую очередь выходили из строя именно лёгкие танки, но их тоже чинили, и отправляли в строй, так что некая часть таких машин дожила до конца войны и момента, когда этот мир треснул, словно ореховая скорлупа.

Ещё одним источником пополнения бронетанкового автопарка являлись кинутые нами союзники с их программой ленд-лиза. Опять же, опустим достоинства и недостатки американских танков тех лет, у амеров на начало войны вообще не было танков в классическом понимании, так лёгкие танкетки, а к концу войны они нашлёпали аж 200 тысяч единиц. Часть этих единиц попала в СССР и несколько штук оказались в цехах Вышинского Тракторного в тот момент, когда произошло разделение слоёв.

Броневики, или бронетранспортёры тех лет имели одну общую характерную черту — почему-то считалось, что для прикрытия десанта сверху достаточно обычного куска брезента. А лучше вообще ничем не закрывать, оставляя десантное отделение открытым, так и стрельбу можно вести во всех направлениях, и сигануть через борт, в случае чего. Причём этим грешили и немцы, и американцы, про наши модели бронетранспортёров я знаю мало, только то, что их производство находилось в зачаточном состоянии, вроде единственным был обшитый бронёй ГАЗ-64, имевший всего один пулемёт, и двух человек экипажа.

Вероятно, именно поэтому наиболее популярным броневиком в красной армии стал американский «Скаут», по сути, бронированный грузовик повышенной проходимости. Любопытно, что более тяжёлый бронетранспортёр М-3 и его модификации был просто длиннее, располагал не очень удачным колёсно-гусеничным шасси и в точности такой же тонкой бронёй. Военные, местные уже военные, имеющие за плечами опыт боевой службы и локальных конфликтов конца XX и начала XXI веков, сразу увидели все недостатки имеющихся систем и практически убрали из парка все открытые бронетранспортёры, просто приделав им крышу. Что очень полезно при ведении боевых действий с Тварями.

Нам же, гражданским, такой техники не полагалось, нельзя было даже самим установить бронированную крышу, только обычный лист жести, если пожелаем. «Скаутов», кстати, осталось тут немного, я знаю, что по поводу брошенного тогда нами броневика вышел большой скандал. А полугусеничный М-3, с железной, (но не бронированной) крышей, у нас вообще один, что будем делать, если его подобьют, даже не знаю.

У вояк же для вот таких рейдов выбор техники был куда как внушительней — крытый М-3, способный нести десяток десантников, и вооружённый ДШК и СГ-43, лёгкий танк Т-70, а это пушка калибром 45 мм (плюс пулемёт ДТ), зенитная установка на базе этого же танка — спаренные ДШК. А ещё американский лёгкий танк М3 «Стюарт», имеющий пушечку калибром 37 мм и… целых пять пулемётов. В общем, нам в этом рейде могли противостоять только военные формирования, имеющие в своём арсенале такие же танки или пушки. Или противотанковые ружья, ибо эти, по сути, винтовки, калибром 14,5 мм могли пробить 40 мм броню на расстоянии до 100 метров. Однако в банде, атакованной нами, такого ружья, видимо, не было, иначе по нам бы точно шарахнули.

А ещё из него можно стрельнуть по Тёмному, я бы даже заплатил, чтобы поглядеть на эффект. Насколько я знаю, лишь одно из порождений Тьмы под кодовым именем «коата» обладает способностью к регенерации, причём если она закусит человеком, то восстановление происходит гораздо быстрее. Тёмному мой свинцовый гостинец явно не понравился, но нужно куда больше, чем пять или даже десять пуль, чтобы его уничтожить. Вояки говорят, что пятидесятый калибр валит любую Тварь, даже тигроида. Интересно, местный Бигфут…

Бигфут! Ну конечно, вот кого он мне напомнил, когда шёл по полю — единственная, предположительно подлинная, съёмка американского йети, которого индейцы зовут Сасквач. Там обезьяноподобное существо идёт по поляне, оглядываясь через плечо. Споры сторонников и противников существования этого нашего вероятного родственника не утихают до сих пор. Противники сразу разглядели и меховой костюм, и накладные мышцы, и вполне человеческую походку и вообще, йети не существует, потому что его нет. Приверженцы теории существования реликтовых гоминоидов видят звериную грацию, отнюдь не свойственную людям, в то же время отмечая, что обезьяны так не ходят, демонстрируют клочки шерсти и куски гипса в виде гигантских босых ступней. Я не знаю, есть ли Бигфут, но знаю, что человек не может выдумать то, чего нет, то есть любой миф имеет под собой реальную основу, реальное событие. Возможно, европейские захватчики и рассказали байку про гигантскую обезьяну, но индейцы-то обезьян не знали! А Сасквач был гораздо раньше Бигфута.

Так что… Стеллерова корова, сумчатый волк, мадагаскарский эпиорнис, дронт, все эти существа жили на земле до недавнего времени и, может, и сейчас где-то живут. Здесь «нишу» йети занял тоже весьма редкий «гоминид» причём ещё какой, сука, реальный! И, в отличие от учёных и энтузиастов из моего слоя, мы хотим лишь одного — завалить его при встрече.

Танки, хоть и лёгкие, двигались с поистине черепашьей скоростью — 20 километров в час, так что выехали мы прямо с рассветом. В бронетранспортёре, кроме меня, начальника гарнизонной разведки майора Федорива и майора МГБ Сапего, был ещё десяток бойцов, включая экипаж машины, причём добрая половина из них имели офицерские звания. Любопытной особенностью этого слоя, точнее, реалий этого слоя, является отсутствие в войсках такой когорты военнослужащих как прапорщики. В какой-то степени их заменяют младшие лейтенанты, старшины по должности имеют и звание старшина, а начальниками складов являются как раз лейтенанты, в том числе и с одной звёздочкой на погоне.

Путь до зоны занял почти три часа, и, когда до места осталось пара километров, на разведку сначала выехал М3 Стюарт. Но оказалось, что опасности нет, нас никто не ждёт, более того, в лагере и делать-то особо нечего — кто-то успел спалить и избу-штаб, и казарму, совмещённую с хозблоком. Сапего с подозрением посмотрел на меня, сощурив свои гэбэшные глаза, но я лишь пожал плечами — могло быть и так, что что-то загорелось в доме во время перестрелки, а возможно, что это было сделано умышленно. Кем-то. Казарма, кстати, явно вспыхнула от избы, ветер перенёс искры, а дерево тут высохло до состояния трута.

Покрутившись на пепелище примерно час, мы поехали дальше по дороге, в ту сторону, куда скрылась банда. И оказалось, что примерно в семи километрах была ещё одна не обозначенная на картах деревня, вернее, её не было на обычных картах, а вот в той, что мы изъяли из сейфа она была помечена как д. Игнатовка. Совсем небольшая, в полтора десятка дворов, но явно жилая до недавнего времени. Разведчики пришли к выводу, что здесь ещё пару дней назад проживало не менее сорока человек, но, то ли после встречи с нами, то ли после визита Тёмного, банда из деревни ушла. Причём ушла хитро — в паре километров был классический былинный перекрёсток, только без камня и указателей. И ватага разделилась на три группы. Вот так, куда хошь, туда и езжай по следам.

Посовещавшись, вояки решили двигать в обратном направлении, слишком велик риск нарваться на засаду, да и вообще, со световым днём тоже нужно считаться. На обратном пути прицепили повреждённую полуторку к бронетранспортёру на жёсткую сцепку и потащились в Ерохино — осматривать найденный нами труп.

Тело было на месте, никуда не исчезло, я в дом не пошёл, стоял на улице, болтая с офицерами, минут через пять особист вылетел из избы, едва не растянувшись на мокрых досках полусгнившего крыльца и тут же, не отходя от «кассы» изверг содержимое своего желудка. Мы, осуждающе глянув на такое проявление слабости, отвернулись. Блевал он минут пять, затем, еле хриплым от надрыва связок голосом, приказал облить строение бензином и поджечь.

Может я и ошибаюсь, но по моему, майор Сапего был даже рад такому повороту событий, за исключением, конечно, картины казни несчастного бандита. Ну да, обнаружили мы следы банды и, судя по всему, адаптантов, но непосредственной угрозы они не представляют ведь. Усилят бдительность, он напишет очередной рапорт, и если начальство посчитает целесообразным, то запланируют операцию, но, вероятнее всего уже не в этом году, а ловить бандюков через полгода будет просто смешно. Сейчас же все ожидали начала распутицы, когда в грязи будет вязнуть даже гусеничная техника, ну а потом зима, какая война зимой?

Я же предавался размышлениям о том, что нас ждёт дальше, как раз в условиях этой самой распутицы, ибо успел разглядеть через бойницу в корпусе броневика практически неприметную дорогу, уходящую почти точно на юг от той, по которой мы подъезжали к зоне. Если верить карте, настоящей карте, именно по ней каждый день отряды рабов топали почти десять километров до некоего «объекта», трудились там до вечера, после чего совершали марш в обратном направлении. И нам вскоре предстояло ехать на разведку этого самого объекта.

Железнодорожная сеть в этой части страны была развита слабо. По сути, была лишь одна нитка, связывающая Вышинский с Москвой, а так же со столицами соседних областей, а вот к городам региона такие магистрали были проложены не везде. Например, не было железной дороги к Коминтерновску. И всё же основные направления были надёжно прикрыты, в том числе одна ветка уходила почти точно на север. Сейчас в самой верхней точке этого маршрута, свободного от Тьмы, находилась станция Жабино.

Советское правительство, то, которое было тут до нас, решило, от чего-то в тайне, соединить городок Кряжи из соседней области новой железной дорогой как раз с этой станцией, обойдя при этом практически все населённые пункты. Вероятно, дорога эта имела исключительно стратегическое значение, потому что она существенно сокращала путь, представляя собой, хоть и кривую, но гипотенузу в условном треугольнике Кряжи-Вышинский-Жабино. Зэки топали пешком до некоего места, помеченного на карте как «Объект 17С», что бы это ни значило.

Мы, в смысле господин Ромодановский, господин Батурин, его как бы правая рука, отвечающая за коммерческие операции, господин Руденко, возглавляющий «мародёрский» отдел, и господин Паламарчук считали, что это что-то типа строительного городка или базы, откуда заключённых возили на прокладку железной дороги уже паровозом. Вроде как укладывают рельсы и по ним же едут дальше, причём несчастные осуждённые занимались всем — и лес вырубали, и насыпь делали, и шпалы укладывали, и рельсы к ним приколачивали. Не зря режим дня зоны был просто убийственным — подъём в 6 утра, в 6-15 завтрак, в 6-50 — уже выход на работу. Ужин — в 23–00, в 24–00 отбой. То есть, три часа туда пешком, три часа обратно, потому что изнурённые люди не смогут выдержать темп в 5 км/ч на протяжении всего пути, десять часов работ, затем миска баланды и спать. Ад.

Но, похоже, судьбы жертв местного режима мало кого интересовали, а вот разведать, что это за «объект 17С» шефу шибко хотелось, ибо весьма велика была вероятность того, что там уцелела и железнодорожная техника, и запасы ГСМ, а, возможно, и что-то более ценное. Всё это стоило денег, и немалых, например, довольно примитивные дизельные локомотивы используют здесь в качестве генераторов электроэнергии, тогда как непосредственно локомотивом, то есть тем, что таскает вагоны, являются обычные паровозы. А такой вот дизель, даже маневровый, может выдать довольно много столь нужных киловатт. Да и само топливо, что мазут, что уголь стоят немало, потому что оно здесь исключительно привозное, и пока выходит так, что Углегорску наш цемент и мёд нужны меньше, чем нам их уголь и угольный бензин. Впрочем, уголь мы практически полностью заменили торфом, благо торфяники под боком, правда КПД его ниже, но, всё же это лучше, чем жечь дрова. А вот бензин и солярку из торфа не получишь, и тут нам выкручивают руки как хотят.

В общем, боссы увидели возможность неплохо поживиться. Нам с этого дела тоже должно было перепасть, всё же именно мы нашли карту. Уж не знаю, какая нас ждёт премия, но Дима рекомендовал купить небольшой чемодан для складывания купюр. Система поощрений, вроде, выглядит так — что-то получает вся смена, то есть всё наше отделение, группа, нашедшая объект, премируется отдельно, и непосредственный «герой» получает ещё одну премию. И по всему выходило, что этот самый «герой» — я. Любопытно, на что начальство раскошелится?

После долгих споров и обсуждений приняли решение не экономить и не мелочиться, а сразу выезжать на «объект» всеми наличными силами — три отделения рейнджеров, усиленные почти пятью десятками «силовиков» с других объектов. Причина создания столь мощной, в масштабах нашей структуры, «армии» была очевидной — слишком велик риск напороться на банду. Соваться же туда маленькой группой для разведки хоть и выгоднее экономически, но несёт огромный риск для самих разведчиков, плюс нельзя забывать, что мы взбаламутили Тьму, и любые телодвижения будут будоражить её всё больше и больше. Нет уж, пусть есть вероятность попасть на деньги, скатавшись впустую, зато если там что-то есть, то захватим это сразу. К тому же, я подозреваю, Сан Саныч пробил по своим каналам, не находил ли кто, часом, заброшенную ж/д станцию в том районе за последние 5-10-15 лет. И, видимо, получил отрицательный ответ, во всяком случае эти люди оценивали шансы найти там что-то стоящее столь высоко, что пошли на риск. Я, правда, не очень понимал, как они собираются вывозить те же локомотивы без железной дороги, но, возможно, там как-то снимается силовая установка и её можно загрузить в машину, например.

Спустя два дня наша база стала напоминать слёт любителей исторической реконструкции, не очень заботящихся о точном соответствии костюмов, зато надыбавших где-то кучу аутентичной техники и оружия. При условии, конечно, что абстрагируешься от того факта, что всё это происходит по-настоящему, и в магазинах и обоймах боевые патроны. Везде, где только можно, воткнули армейские палатки, так что внутри стало невероятно тесно, большую часть техники оставили за забором, и хотя автопарк был внушительным, я, после поездки с вояками, смотрел на него другими глазами. Глазом, в смысле.

Пять «Скаутов», один «Халф Трак», около двух десятков грузовиков, примерно пополам немецкие «Блицы» и ГАЗоны АА, три скромно смотрящихся среди них «Виллиса», и даже одна лодка на колёсах — «Швимваген». На ней катается разведка мародёров, и, нам бы тоже такая не помешала, тут плавающей техники нет, даже танки только специальные были, остальное тут же утонет. А вот на такой таратайке шмыг в воду и никакие тебе Твари не страшны, плыви себе, оскорбляй их нецензурной бранью, да поливай из пулемёта. Но они здесь редкость, мне кто-то сказал, их даже в войну меняли на «Виллисы» по курсу 3:1, то есть за три джипа давали один «тазик», и «Кюбели»-амфибии тоже ценились, но здесь успели поубить такую технику, и военные тоже лапу наложили, теперь хрен купишь.

Машины боссов стояли, разумеется, во дворе, а сами они занимали гостевые «терема» куда нам, холопам, вход был заказан под страхом штрафов, однако я заметил, что ничто человеческое им было не чуждо, и война войной, а простые мирские радости тоже должны иметь место. Так, вечером закурился дымок над отдельной, барской, сауной, а в ворота въехал «Додж» в варианте «штабная машина», с плотно задёрнутыми шторками на окнах.

— О, блядей доставили, — сообщил всезнающий парень по фамилии Мухин, служивший тут в хозотделени. — Мамед, наверное, свежих привёз.

— Свежих это…? — полюбопытствовал я.

— Ну в бардак местный, там же тоже ротация, хе-хе, кадров. Пацаны говорили, их кунг с нами в колонне ехал. Ща Сан Саныч оторвётся, — с гордостью добавил он.

Мамед как раз содержал местный бордель, и, разумеется, не упустил возможности заработать под конец сезона лишнюю денежку.

— Э-эх, щас бы на полчасика туда, — мечтательно произнёс Мухин, похотливо ухмыляясь, — отодрал бы сучку так, что ходить потом не смогла.

— Да они и так еле ходят, — усмехнулся я.

Половым гигантом парень явно не выглядел, хотя, может, всё ушло как раз в один единственный орган.

— Да, хуле, обдолбанные постоянно, — согласился тот, выливая из ведра грязную воду, — такую даже дрючить не интересно, лежит как бревно.

— А нафига они наркоманок одних сюда везут? Другие чего, не едут? — решил узнать я чуть больше. — Или им платят наркотой?

— Платят! — хмыкнул Мухин. — Им хорошо, если долг за сезон спишут.

— В смысле, долг? — не понял я.

— Так сюда кого везут? — слегка удивился он моей неосведомлённости. — В основном тех, кто на бабки попал. Ну или по другому в чём-то залетел перед Зазой. Говорят, кто-то своих бывших сдаёт, типа поймал на измене, вот пусть шлюхой работает, раз шлюха. А так, я думаю, даже наркоманки сюда вряд ли поедут, это вообще безбашенным надо быть. Короче, это у них типа самое худшее наказание, кроме, конечно, — тут он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу.

У «них» это у «ночных бабочек» из Вышинского, бизнес этот плотно держит в своих лапах некий Заза, лидер этнической ОПГ… э-э, в смысле, известный в городе предприниматель. Да, всё как всегда, есть спрос, есть предложение, есть закон, ставящий тружениц этого фронта вне всяких законов, в том числе и человеческих. Есть общественное порицание, есть чувство морального превосходства над «павшими женщинами». И есть чистой воды сексуальное рабство, о котором все прекрасно осведомлены, и вполне спокойно к этому относятся. Чего же я кривлю рожу? Лучше всех? Самый правильный?

Утром, несмотря на то, что ночью спали мало, я чувствовал себя бодряком. Вроде как попривык к Тьме, что ли, давит уже не так? Или это адреналин от предвкушения приключения? Я даже вроде как Диму понимаю, есть некий кайф в этом мародёрстве, сродни, наверное, ощущениям у искателей сокровищ, типа уже и карту изучил, и косвенные сведения собрал, 99 процентов, что там что-то есть. Осталось приподнять последнюю завесу.

Караван довольно быстро достиг нужного поворота, к этому моменту пошёл весьма сильный дождь и небо так затянуло тучами, что возникло ощущение сумерек, хотя стрелки едва десять часов утра показывали. Вокруг пусто, тихо и по осеннему тоскливо, хотя тишина из той серии, что зовут «тревожной», всё время ждёшь чего-то нехорошего.

Наш «Скаут» вырвался вперёд примерно на километр и теперь шутки кончились, движок на самых малых оборотах, дорога пошла через лес, довольно редкий, впрочем, в основном березняк, сейчас уже голый больше чем наполовину. В паре мест приходилось вылезать, браться за топоры, рубить упавшие деревья и цеплять их к лебёдке бронетранспортёра, после чего «Скаут» уже легко оттаскивал преграду в сторону.

Через несколько километров дорога пошла вниз, грунт стал ощутимо подвижным, словно под травяным покровом была сплошная жижа, но броневик упрямо тащил нас вперёд, чуть подвывая трансмиссией. За три километра до места всё же встали, теперь пешком, вчетвером, водитель вернётся в состав колонны. Дождь ничуть не ослабел, и не было никаких признаков, что это произойдёт. Противно, конечно, потому что пришлось скинуть капюшоны, в них ничего не слышно толком, только дождь барабанит, остались в кепках типа бейсболок, местное творчество, но удобная вещь, не зря такой головной убор в армиях по всему миру ввели, у нас в слое, конечно, не здесь. Плохо только, что вода начала просачиваться за шиворот, ну да ничего, не сахарный, не растаю. Зато дождь очень скрадывает звуки, подобраться можно незаметно, в том числе и к нам, так что идём быстро и молча, ловя ушами каждый звук. А вот последний километр прошли чуть ли не за двадцать минут, часто замирая и прислушиваясь.

Сначала появился запах, шпалы пропитывают же чем-то, чтобы не гнили, так что железная дорога всегда пахнет. Пахло и здесь, затем, сквозь почти полностью облетевший кустарник, показались какие-то строения, мы замерли, обратившись в слух, потом осторожно выбрались на опушку. Сложно сказать, что я ожидал увидеть. Что-то типа полустанка со стоящим на путях паровозом? Или, наоборот, мощный сортировочный узел, забитый товарными составами? Тут всё было скромнее и, в то же время, не могло не радовать глаз.

Была железная дорога, с насыпью, всё как положено, был небольшой, как мне показалось, паровоз, к которому были пристёгнуты платформы с лежащими на них шпалами, видимо теми, о которых писал докладную записку начальник лагеря. Метрах в двухстах, по другую сторону железной дороги, виднелся ряд зданий, напоминающих сараи. Возле некоторых, словно вот-вот начнутся погрузо-разгрузочные работы, стояли грузовики. И снова вышки, ворота в заборе из колючки, и возле ворот несколько машин — чёрная «Эмка», если я не путаю, странно выглядящий «Виллис» с дырявой брезентовой крышей и бортовая полуторка. Чья «Эмка» будет, интересно? Я глянул на Диму, он меня понял и возвёл очи горе.

— Тихо? — спросил шёпотом Валера.

— Вроде, — ответил Мансур.

— Ну что, идём?

Спустились к насыпи, здесь через «железку» перекинули что-то вроде переезда из шпал, скреплённых между собой железными скобами. Добрались до легковушки, уже разглядев и другую технику — зенитную установку метрах в пятидесяти от ворот, и, по другую сторону, непривычно выглядящий танк, я таких тут ещё не видел.

— Немецкий, — определил Валера.

А ведь возможно, танк был серый, только на башне красовалось чёрное пятно, видимо крест закрасили по-быстрому. Железка делала здесь поворот, огибая «объект» слева, и там, уже почти за поворотом, виднелась труба ещё одного паровоза.

Машины выглядели давно брошенным — слой грязи и пыльцы деревьев покрывали их ровным слоем, невозможно было взяться за ручки дверей и не оставить отпечатки, а будь здесь мародёры, даже разведчики, всяко сунулись бы. И травы вокруг выросло так, как это только у давно стоящих машин бывает, даже тоненький кустик из-под заднего колёса полуторки торчит. А сами колёса спущены, но при этом не потрескались, словно только вчера воздух из них вышел. Не выдержали, заглянули внутрь — на заднем сидении «Эмки» сложенный кожаный плащ, хромовый, типа как у Жеглова в фильме «Место встречи изменить нельзя» был, только новый абсолютно. В бардачке пачка «Казбека», какие-то бумаги. В «Виллисе» вообще ничего, только канистра с бензином, полная, между прочим. И, к слову, это и не «Виллис» оказался, а ГАЗ-64, впрочем, одно из его прозвищ как раз «Иван-Виллис», сдули с американца, другое его прозвание — «козлик», которое перешло по «наследству» ГАЗу-67 и, я так понимаю, УАЗику. В кабине полуторки лежал ящик с какими-то хреновинами, похожими на изоляторы, что идут на крепления воздушных линий электропередач, ещё с десяток таких же ящиков покоилось в кузове.

— Ну чего, мужики, чешите с докладом, — обратился наш командир к Диме и Мансуру, а мы тут покараулим.

Да, мне по возрасту бегать не положено, а Валере по статусу.

Времени у нас минут тридцать есть, можно чутка осмотреться, но, по-хорошему, на вышку надо лезть, сейчас приедут профессионалы и без нас всё осмотрят. Беда в том, что у пулемёта нет ремня, как-то не предусмотрен конструкцией, а Валера вроде как не хочет карабкаться. В конце концов решили, что большой беды не будет, если я залезу с его СКС, он у него с оптическим прицелом. Забрался и даже присвистнул — а объект-то немалый, площадью так со стадион, строения по периметру, почти квадратному, вышки в углах, и вторая зенитная точка на противоположной стороне от нас. Там же едва различимая за пеленой дождя дорога, видно плоховато, хоть дождь и перешёл в мелкую морось, но вроде бы основной въезд там именно, с той стороны даже машин больше, штуки четыре, в том числе джип. А вот и наши едут, слышно машины, только быстро как-то приехали они и… Мотоцикл?

Я вскинул карабин, прицел тут так себе, как раз для него, на трёх сотнях метров работать, не увидел сначала ничего, и вдруг прямо из кисеи дождя вынырнул мотоцикл с коляской, или тот же самый, или очень похожий на обстрелявший нас третьего дня. Даже пулемёт имеется! Да вашу ж мать!

— Чего там? — громким шёпотом орёт Валера.

— Гости, — хриплю я в ответ, сгорбившись за будкой часового, и надеясь, что остался незамеченным, — мотоцикл с пулемётом.

— Блин, спускайся давай, — заволновался Валера, — сейчас наши подъедут.

Ну просто классика жанра — приехали две банды грабить один и тот же ларёк. И ведь не заявишь права, мол, мы тут первые, если так рассуждать, эти вот явно раньше нас побывали, раз так спокойно подъехали.

Мотоцикл остановился в полусотне метров от ворот, сидящий в коляске пулемётчик осмотрел окрестности через бинокль и, слегка двинув водителя в бедро, указал рукой вперёд. Мотоцикл рыкнул мотором и покатил к воротам. Не заметили! Так, они закрыты, сейчас, по логике, сидящий позади водилы слезет, чтобы их открыть, но минимум две пары глаз будут обозревать окрестности, так что надо ждать. Но я ошибся, пулемётчик выбрался из своей люльки и стал помогать открывать ворота. Ну надо же, какие отважные люди! Или глупые. Или неопытные. Ладно, это шанс, пара секунд, заметить всё равно могут, но хотя бы «косторез» стрелять не будет, а то доски вышки слабая защита от такой пули. Кубарем скатился по почти отвесной лестнице, чудом не сорвавшись на мокрых ступеньках.

— Давай, — протянул руку за карабином Валера, одновременно протягивая мне моё основное оружие, — помчались!

Он рванулся было в сторону леса, но я его удержал за плечо

— Вон туда давай, — показал я пальцем на позицию зенитчиков.

Их агрегат мы вряд ли запустим, я даже не знаю, что это такое, но сама позиция очень грамотно оборудована — зенитная установка стоит в капонире, вокруг бруствер, усиленный мешками с песком, кое-где виднеются остатки маскировочной сетки. Тьма не восстановила её, потому что тут явно ветер поработал, разорвав полотно, когда оно было изношено временем и непогодой.

Валера мой замысел понял и мы, согнувшись в три погибели, кинулись к капониру. Как на зло, ни одного здания, способного прикрыть нас от глаз непрошеных гостей, между нами и ими не было. Но вроде тихо? Не заметили. Я сделал несколько глубоких вдохов, восстанавливая дыхание, затем пополз вдоль бруствера, выискивая, где можно проникнуть на позицию. Плащ-палатка громко шуршала, колени тут же промокли, но это было неважно, нужно было найти более-менее безопасное местоположение и вывести из строя пулемёт. Мотоцикл затарахтел снова, я выглянул аккуратно из-за стенки мешков с землёй — ага, заехали на территорию, опять осматриваются, и третий, тот что сидел сзади, потопал к вышке, совсем как я пять минут назад. За плечами что-то длинное, винтовка скорее всего.

— Достанешь? — спрашиваю у Валеры.

— Хрен его знает, — он с сомнением посмотрел на карабин, — думаешь, надо?

— Валер, не известно, что у них ещё приедет сейчас, пулемёт сила по-любому, и этот на вышку залезет, тогда нам не высунуться.

— А ты из своего?

— У меня один диск всего, — напомнил я.

И так больше всех на себе пёр.

— Давай, твой караульный, я по мотоциклу работаю, — распределил я цели.

Пристроил пулемёт, нормально видно. Ну? Мотоцикл или мужиков этих сначала? А мы вот так…

Карабин треснул выстрелом метрах в трёх от меня, тут же вторым, и я завёл длинную очередь, стремясь достать обоих — пулемётчика и водителя, которые сейчас стояли рядышком, наклонив головы друг к другу. Или шепчутся о чём-то или, что более вероятно, прикуривают от одной зажигалки или спички. На выстрелы они среагировали мгновенно, один метнулся к мотоциклу, на что я и рассчитывал — мне даже показалось, что он качнулся от попавших в него пуль. Пулемётчик упал прямо поперёк сиденья, а водила, ловко выхватив из-за спины автомат, побежал к ближайшему строению, поливая короткими очередями в нашу сторону. Расстояние было слишком критичным для МП, если это он, но и мы, хотя и стреляли оба, не сумели попасть, и бандит через секунду скрылся за углом какого-то сарая. Ну всё, теперь ждём наших, Валера того, что на вышку лез, срезал, я вижу валяющееся без движения тело, а вот мой «клиент» судя по всему ещё жив, заворочался и даже попытался перевалиться в коляску. Не мужик, так не пойдёт, извини. Я пострелял немного, пока не уверился, что человек полностью неподвижен. Мёртв или без сознания, неважно, всё равно умрёт через пару минут от кровопотери. Так, а это что? Вдалеке, еле различимые за мутной кисеёй дождика, показались силуэты грузовых машин. А я вот не понял, а наши где? Мы вот как сейчас против толпы будем воевать? Может, отойдём, от греха? Но тут ухо уловило знакомое подвывание трансмиссии «Скаута» — едут!

Собственно бой был довольно коротким, в котором моё личное участие в нём свелось к минимуму — я дострелял диск и тупо ждал, когда перестанут молотить пулемёты на наших бронетранспортёрах. Что-то взорвалось, видимо бензобак у одного из грузовиков противника, после чего стрельба начала стихать. Мы рискнули добежать до своего транспорта, затем осторожно покатили в сторону горящей машины, а часть наших пошла пешком в обход, по железной дороге. Автоматчика, спрятавшегося за углом склада, снял Дима, после чего прозвучало всего три или четыре коротких очереди — это добивали раненых.

С нашей стороны потерь не было вообще, так, пара лёгких ранений, а вот враг оставил двенадцать трупов, включая тех, кто прикатил на мотоцикле. Мы сожгли один грузовик, ещё один бандиты бросили, но часть группы, предположительно девятнадцать человек, ушла на двух «Блицах» и «Виллисе». Это нам поведали пленные, каковых было шестеро — пять раненых и один сильно напуганный. Он был самым словоохотливым, и смотреть на него без смеха было невозможно.

Не знаю, кто он был по национальности, чукча или якут, представился он Афанасием Петровым. Очень скуластое, широкое лицо, узкие глаза-щёлочки, куцая бородка, невысокий, но кряжистый, словно колода. Одето это чудо было целиком в немецкую форму без знаков различия, правда под серый китель он, для тепла, поддел толстый вязаный свитер. Короткие кривые ноги были обуты в чёрные, очень грязные сапоги, собранные в невероятную гармошку, над которыми, словно украинские шаровары, нависали серые галифе, видимо, размера на три больше, чем нужно. На ремне в ножнах болтался немецкий же штык, а вооружён «фашист» был трофейным МП. Просто беспощадный якутский косплей* какой-то [*Косплей, сокр. от англ. costume play — костюмированная игра]. Афанасий даже картинно разрыдался, валяясь у нас в ногах, и умоляя не убивать его. После экспресс-допроса было решено просьбу пленного удовлетворить, но связать и заткнуть рот кляпом. Как бы там ни было, дни его всё равно сочтены, сегодня же вечером им займётся МГБ, и дорога у него одна — в каменоломни. Это если за ним ничего больше не числится, а так с бандитами тут не церемонятся — обычно уже сам факт пребывания в банде обеспечивает место на эшафоте, и этого, скорее всего, тоже показательно расстреляют. Потому что они именно ОПГ, то есть устойчивая криминальная группировка под руководством некоего Тихомира.

Коля Крысин лишь хмыкнул, услышав это погоняло — известный, оказывается, бандит, просто его на югах ловят, а он здесь прячется. Прятался, потому что больше Тихомир ни от кого прятаться не будет — вон он лежит, глядя в пасмурное небо острым, словно кончик топора, носом. Чья-то пуля оборвала героический путь этого бандита, угодив прямо в горло.

Вот и не верь, после таких вот совпадений, в Рок, Судьбу или Карму. Кто или что, какая сила дважды свела нас на «узкой дорожке» с этой бандой? И ведь оба раза были абсолютно случайными. Хотя, возможно, это тоже некое подтверждение теории старика Дарвина о том, что выживает сильнейший. Я, как выяснилось, был слишком высокого мнения о этих «работниках ножа и топора», предполагая у них наличие хорошо поставленной разведки и тому подобное. Оказывается, дозорный аванпост у зоны услышал звук двигателя нашего «Скаута», и они тупо, всей ватагой, попёрлись выяснять, кто это тут в их владения наведался. Потом, правда, у них действительно хватило ума сменить дислокацию и даже предпринять попытку замести следы, которая, что показательно, сработала.

Уходили они неохотно, потому что в той деревне у них была уже обжитая база, адаптанты к ним не лезли, единственная стычка с ними была, опять же, на территории злополучной зоны. Тихомир хотел подождать буквально пару-тройку дней, чтобы уже не возвращаться сюда никогда, но мы вмешались в его планы. В своих метаниях по району, без карты и без знания местности, бандиты случайно наткнулись на железную дорогу, по которой разведчики дотопали до «объекта». На который банда опять потащилась в полном составе, полагаясь, видимо, в случае чего, на численный перевес. Случай представился, но расклад был слишком уж в нашу пользу. Впрочем, отчасти их слабую активность и безынициативность можно объяснить отсутствием нормальных запасов топлива, всё же банда планировала именно отсидеться на севере. Не вышло.

Ирония судьбы была ещё и в том, что Тихомир притащился в эти края не просто так. Бандиты, при всей их отмороженности и тяге к вольной жизни, отнюдь не были самоубийцами. Южнее им противостояли или плохо организованные отряды самообороны в деревнях, или регулярные части, обладающие известной неповоротливостью. Здесь же грабить было особо некого, зато к рядам противников присоединились умеющие стрелять адаптанты, а так же очень неприятные Твари, причём в огромных, по сравнению с югом, количествах.

Но у предводителя головорезов была одна проблема, для решения которой он и предпринял это последнее в своей жизни путешествие — Тихомир был болен туберкулёзом. Палочку Коха он подцепил ещё Там, у себя в слое, в местах не столь отдалённых, где был настоящим вором в законе, коронованным по всем местным понятиям. Разумеется, здесь его моральные принципы ну никак не позволяли встать на путь исправления, так что он быстренько сколотил банду и занялся привычным делом — рэкетом, торговлей наркотиками, ну и грабежами. Милиция его, в конце концов, выдавила на лоно природы, и тихомировские превратились в настоящих «лесных братьев», переквалифицировавшись в классических разбойников с большой дороги. Но чахотка грызла изнурённые лёгкие «вора», лекарств здесь от этого просто не было и, в конце концов он решил рискнуть, и попытаться вылечить «болезнь власти Тьмы», как называли в давние времена туберкулёз, Тьмой же. И вы знаете, помогло! Пленные хором утверждали, что главарь довольно быстро пошёл на поправку, даже начал прибавлять в весе и перестал пугать их трубным кашлем. Что ж, он хотя бы умер здоровым, но земли пухом всё равно не пожелаем.

ГЛАВА 13

Победа над разбойниками и даже трофеи кое-какие, это, конечно, здорово, но возникла нешуточная проблема — кровищи-то мы пролили изрядно, сейчас сюда придут истинные хозяева здешних мест. Вообще-то валить надо, только… Алчность такая штука, что заставляет принимать, под час, не совсем логичные решения. В состав нашей экспедиции входил сам Руденко, главный «мародёр», или, официально, коммерческий директор компании «Призма», занимающейся как раз превращением найденного на просторах страны в денежные знаки. И тот, вступив в короткую перепалку с Николаем Крысиным, доказал, что его статус в «холдинге» Ромодановского выше, чем у Коли. Посрамлённому командиру рейнджеров было велено обеспечить безопасность периметра, пока спецы-мародёры будут оценивать потенциал объекта. Коля фыркнул, поиграл желваками, но подчинился, на вышки поднялись часовые, бронетехнику расположили так, чтобы хоть как-то прикрыть народ и все погрузились в тревожное ожидание.

Я, стоя вместе с Димой на вышке, в который раз проверил, близко ли от меня стопка дисков, приятель мой не отрывал от глаз бинокля, но чёрные тени всё не появлялись и не появлялись. Спустя, наверное, час я слегка расслабился и вспомнил о своей способности «чувствовать», пусть и своеобразно, порождения Тьмы. И понял, что я нифига не чувствую. В смысле я чувствую адреналиновый откат, я чувствую что промок, несмотря на макинтош, я хочу, пардон, отлить, но вот того раздражения, легко переходящего в холодную ярость, я не испытываю. Значит, прямо сейчас никто из леса не выскочит? Нет, я бы не стал спорить, даже на сотню, но, может воспользоваться моментом?

Дима тоже чуток расслабился и тут же завёл разговоры о вероятных сокровищах, скрытых за серыми дощатыми стенами, и о размере премии, которая может нас ожидать.

— Бляха, я бы «Эмку» взял, — мечтательно сказал он, — вот вместо премии взял бы, не раздумывая. Её продать за двадцать штук можно, а то и больше, если состояние нормальное, это же настоящая машина, понимаешь? Взял бы «Кюбеля», б/у, штук за десять, пару лет можно проездить, а там, глядишь, что-то другое надыбать можно.

— «Эмку» начальство заберёт, — спустил я его на землю.

— Не скажи! — возразил мой товарищ. — Им по статусу не положено на таких тачках кататься, ну, может только Санычу. Хотя по-любому заберут, не себе, так подгонят кому нужно.

Время шло, Твари всё не появлялись, зато на территории «объекта» царила суета — сразу два грузовика подъехали к одному из складов, и через пару минут мужики, под прикрытием автоматчиков, начали таскать какие-то коробки. Машины довольно быстро забили под завязку, потом, в ворота въехал один из трофейных Опелей, принадлежавших раньше бандитам, его включили в состав небольшой колонны из гружёных машин, М-З и одного «Скаута». И колонна эта уехала по той дороге, которая и привела нас сюда. Домой покатили? А мы?

А мы остались. Добыча была столь внушительной, что я в чём-то понимал наше руководство, тем более что Руденко, к его чести, всё это время был с нами. Собственно, беспокоиться ему было не о чем, он находился под надёжной защитой, и ему были не страшны ни Твари, ни бандиты, которые вряд ли напали бы на нас. С наступлением темноты мы все тоже перебрались в это безопасное место, наслаждаясь относительным комфортом и возможностью чуть-чуть расслабиться. Потому что мы нашли бронепоезд.

Три дня, под всё усиливающимся дождём, мы вывозили добычу. Бронепоезд, при всей его невероятной крутизне, доставлял больше расстройства, чем положительных эмоций. Нет, пока мы ночевали в его металлическом чреве, гоняя чаи и наслаждаясь теплом от буржуек, всё было замечательно. Немного странным выглядело упорное нежелание Тварей нападать на нас, лишь однажды часовые заметили подозрительную фигуру, вероятно коату, но та скрылась в лесу, едва по ней замолотили пулемёты. Ещё вокруг нас постоянно кружили Призраки, но даже они не атаковали нас при свете дня, а с наступлением сумерек мы все прятались внутри бронированного монстра на железных колёсах.

Бронепоезд был небольшой, хотя я не очень в них разбираюсь, может, как раз вполне стандартным. Бронированный паровоз впереди прикрывала полуоткрытая платформа с зенитными орудиями, ДШК и счетверёнными пулемётами Максима, перед ней была ещё одна платформа, уже обычная, без всякой брони, но на ней были выложены брустверы из шпал и мешков с песком. Там стояло два пулемёта СГ-43, на станках и с противопульным щитками, кроме того, ещё два пулемёта Максима, на очень похожих лафетах, прикрывали правый и левый борта платформы. Позади паровоза был прицеплен бронированный тендер, забитый под завязку углём. Следом шёл «штабной вагон» — видимо здесь ошивалось местное начальство, потому что жилых помещений на «объекте», кроме небольшой казармы, или большой караулки, не было.

Внутри штабного вагона было что-то вроде купе, причём, довольно приличных, но стены были обшиты бронелистами, а в двух местах по каждому борту были устроены выпуклые огневые точки, где стояли пулемёты Максима, имеющие сектор обстрела почти в 180 градусов. Следом шли два обычных вагона, бронированных, разумеется, интерьером внутри напоминая плацкарт, где, как мы поняли, жили солдаты, охранявшие саму базу, или входившие в расчёт обслуги бронепоезда. Эти вагоны, кроме четырёх Максимов были вооружены восемью ТД, а так же имели в середине вращающуюся башенку, где стояла спарка ДШК. Замыкал бронепоезд ещё один зенитный вагон. И только зенитные орудия, пулемёты и огромный боекомплект — это уже состояние. Не считая стрелкового оружия, представленного тут, в основном, винтовками Мосина. И их было под сотню. Однако я даже представить не могу, сколько стоит сам бронепоезд. Ведь это мощная боевая единица, в наших условиях сопоставимая с боевым кораблём.

Понятно, что утаить его невозможно, но даже официальное вознаграждение за такую хреновину должно быть приличным. Хотя, зря я предаюсь грёзам по поводу гор золота, ведь заявлять о нашей находке, несколько я понял, никто не собирался. Почему? Потому что кроме бронепоезда, здесь был ещё один интересный состав, стоявший в небольшом тупичке. Обычный паровоз, тендер с углём, десяток товарных вагонов, каждый опечатан и опломбирован, четыре платформы с техникой, укрытой брезентом. И содержимое этого состава было ценнее, чем всё, что хранилось здесь, вместе взятое, ну, или не менее ценное.

Кстати, сокровищ на самой станции было не так уж и много, склады были, в основном, пустыми, содержимое продуктового, увы, почти полностью оказалось не пригодно к использованию, потому что как бы ни старалась Тьма повернуть время вспять, были ещё погодные факторы. Имелось ещё кое-какое оборудование, электрика, рабочая одежда, цемент (ха-ха), около пяти тонн топлива в бочках, дизель-генераторы, несколько цистерн с горючим. Плюс машины. Это ценные позиции, да, но в товарных вагонах лежало добро, награбленное, или, если хотите, доставшееся кому-то в виде трофеев от побеждённого врага. В основном вещи, самые разные, одежда, обувь, посуда, предметы интерьера, детские вещи, даже игрушки. А так же вина, шнапс и коньяки, сигареты, сахар, шоколад, и снова промтовары — велосипеды, музыкальные инструменты, ткани, мебель, хотя её было немного, швейные машинки (да-да Зингера!), радиоприёмники, фотоаппараты. А на платформах, надёжно укрытые брезентом, стояли автомобили другого уровня — кабриолеты и седаны, «Мерседесы», «Опели», и даже четыре мотоцикла с коляской.

Конечно, сразу пошли разговоры об «армии освободителей», грабившей немецкое население, мол, наш солдат ничем от других не отличался, вон, ажно вагонами добро вывозили. Однако обнаружилась интересная деталь — состав был сборным, то есть часть ценностей предназначались для народного хозяйства, а другая состояла из личных вещей офицеров РККА. И опись имущества соответствовала содержимому, то есть, выходит, «награбленное» как минимум учитывалось при грабеже. То, что наши бойцы брали трофеи — это факт и это нормально, это, можно сказать, закон войны. Тем более не надо забывать, кто всё это начал, кто грабил нашу страну. Я точно знаю, что вывоз трофеев был в централизован, потому что вывозили целые заводы, например тот же «Опель», на базе которого был создан первый автомобиль «Москвич».

Многое из того, что лежало в вагонах, предназначалось для домов культуры, детских домов, а вот личные посылки и вещи офицеров были упакованы отдельно, и на всё была сопроводительная бумага. Это получено с трофейного склада, это куплено, а это, например, аккордеон, получено в подарок от командования. Что характерно, практически все вещи новые, одежда и обувь так точно не ношеные, так что вряд ли наши бойцы раздевали бедное немецкое население до трусов, а если и раздевали, то нехер было нападать. Вот почему эти трофеи оказались в тупике на секретной железной дороге, это уже другой вопрос. Я думаю, что-то из вывезенного всё же было не совсем законно, помню, читал, как-то, что некий генерал продал втихую несколько десятков вагонов такого добра — в основном мебели и предметов обихода как раз. Причём, его вроде даже не расстреляли, потому что у него хватило ума вносить бабло в кассу. Наверное, тут тоже была какая-то «серая» схема, которая сейчас грозила стать чёрной, потому что, как я уже говорил — алчность заставляет людей совершать странные поступки.

Парадоксально, но за всё время, пока мы грабили станцию, нас никто не побеспокоил. Твари появились лишь на четвёртый, последний день нашего пребывания на этой интересной базе, обозначенной на секретных картах «Объект 17С». Две стайки бандерлогов выскочили из леса, с дьявольской прозорливостью выявив самое уязвимое место в нашей обороне. Однако, они не учли того факта, что бдительности мы не теряли, и половина порождений Тьмы полегла тут же, благо пулемётов у нас было до неприличия много. Остальные бандерлоги ретировались, а спустя час на разборки пожаловали старшие братья — бабуины. Но тоже как-то слабенько, даже не серьёзно, словно и нет Тьмы под боком. В общем, с нашей стороны обошлось без потерь вообще, однако командование решило не искушать более судьбу и дало приказ сворачиваться.

Большую часть добычи мы, всё же сумели вывезти. Большую, но не всю. Уголь, ГСМ, причём, кроме склада топлива в бочках обнаружились ещё и три цистерны с соляркой, тоже сокровище по нынешним временам. Остались мощные дизель-генераторы, для погрузки которых у нас не было нужной техники, остались какие-то железяки для паровозов и подвижного состава. По сути, мы успели вывезти лишь барахло из вагонов и оружие. И ещё остались бронепоезд и паровоз с товарными вагонами, тоже, наверное денег стоят.

Причин, по которым всё это добро осталось минимум до следующего лета, было несколько. Это и появившиеся Твари, потому что только идиот будет заниматься мародёрством, одновременно отбиваясь от наседающих сил Тьмы. Внесла свои коррективы и небесная канцелярия, открыв вентиль посильнее и залив землю дождями. Как следствие — дороги расквасились и последние рейсы грузовики, преимущественно, вытягивали друг друга из полужидкого месива.

Ещё одним немаловажным моментом была сама схема вывоза, так сказать, логистическая составляющая. Если бы мы вывозили барахло прямиком в Вышинский, то это заняло бы у нас добрый месяц, я думаю. База в Синих Бродах могла принять лишь толику награбленного, но тут на помощь пришли нужные связи и относительная близость железной дороги. Железка проходила в трёх километрах на восток от Бродов, и тянулась почти строго на север. Как я уже упоминал, конечной станцией, доступной людям и, соответственно, самой северной точкой ВНР являлся населённый пункт Жабино. Оттуда до Тьмы было не то, чтобы рукой подать, километров пятнадцать, но по принятой в нашей конторе классификации, это уже Первая Зона. Жили там только военные, видимо с постоянной ротацией, потому что Жабино — это стратегические закрома молодой республики имени сталинского палача.

Дело в том, что всё, сделанное людьми имеет тенденцию со временем приходить в негодность. Природные творения тоже подвержены этому, разумеется, но всё сделанное людьми, разваливается гораздо быстрее. Прочитал я однажды историю про одного японца — строителя домов. Таких классических японских, то есть деревянных, с циновками-татами и ширмами из рисовой бумаги. Его спросили — а сколько простоит ваш дом? Тот задумался и говорит — ну, вообще-то за домом нужно следить. Вовремя менять подгнившие элементы, следить, чтобы не было слишком сыро и слишком сухо. Ему говорят — ну хорошо, вот мы следим. Сколько? Он — ну, вообще ещё такие жучки заводятся, их морить нужно… Ему — хорошо, морим. Сколько? Он — ну, ещё вот полезно лаком и пропиткой покрывать несущие конструкции… Ему — пропитали. СКОЛЬКО? Всегда — ответил старый строитель. В чём суть истории? Творения человеческих рук могут сохранятся сколь угодно долго, если за ними следить, то есть, прилагать дополнительные усилия для поддержания их в работоспособном состоянии. Практика показала, что мы можем даже немного обмануть естественные биологические процессы, если будем следить за умершей плотью. В подтверждение этого в центре страны уже 90 лет валяется потрошёный труп одного вождя. И не портится!

Здесь же сама природа, или её аномальная ипостась, дала людям в руки возможность сохранять всякие нужные вещи, не прилагая особых усилий. Достаточно просто подтащить что-то поближе к Тьме и, профит, вещь возвращается в исходное состояние, за минусом износа, конечно. Вот танк. Двадцати — тридцатитонная махина, в основном сталь. Но так же резинки, без которых все нужные жидкости покинут кровеносную систему монстра и он превратится просто в кучу железа. В обычной жизни технику обслуживают, то есть вовремя меняют всякие сальники и патрубки, заряжают аккумуляторы и дают движку поработать с полчасика, чтобы не застраивался. Здесь никто не производит запчастей, их запас давно исчерпан, но, зато, есть уникальная возможность хранить технику под боком у Тьмы.

Когда я говорил «без усилий», я был не прав — усилия, конечно, есть. Это постоянный моральный напряг от близости стены Мрака, а так же постоянные атаки Тварей. Но со второй проблемой неплохо справляются пулемёты, благо запасы патронов тут ещё не подошли к критической отметке. В общем, Жабино, это огромный склад техники, оружия и даже ГСМ. В основном, всё это стоит прямо в железнодорожных вагонах, готовое в любой момент к вывозу в более безопасное место. Подвижного состава там много, вот наши боссы и договорились с вояками о выделении небольшого состава, который пригнали к станции Броды, представляющей собой обычную платформу с парой тупиков, построенную уже при новой власти для лучшего снабжения гарнизона в Синих Бродах. А мы этим воспользовались, за некую мзду, разумеется. Но коррумпированные вояки тоже не хотят рисковать, одно дело — день-два, три — рискованно, а четыре — уже критично, а дальше шансы попасться на глаза какому-нибудь начальнику возрастают в геометрической прогрессии, могут же и вопросы задать, мол, что это за погрузо-разгрузочные работы на стратегическом объекте?

Так что операцию мы вынуждены были свернуть. Был, разумеется, минимальный риск, что секретный объект обнаружат военные, но шансы эти измерялись долями процентов, потому что они так же зависели от погоды и вообще не совались в тот угол. Могли пощипать оставленные богатства и выжившие бандиты, но тут нашим боссам улыбнулась удача. Вернее, сначала она от них отвернулась, потому что лишённые руководства и растерянные разбойники совсем потеряли голову и кинулись прямиком к Синим Бродам, напоровшись на патруль. Перестрелка была короткой, но жаркой, откуда ни возьмись появилась стая гончих и, как пишут в нестрашных постапокалиптических произведениях, выжившие позавидовали мёртвым. Все девятнадцать уцелевших членов группировки закончили свои земные дела и банда перестала существовать. Уже потом, когда возбуждение от столь неожиданно свалившегося на меня, в частности, достатка, улеглось, я задался вопросом — а что, вот те выжившие, которых мы пленили, они не рассказали в местном гестапо про «пещеры Лихтвейса» под открытым небом? Но, оказалось, что Александр Александрович Ромодановский учёл всё, и пленные вместе с трупами своих подельников доехали только до бывшей юдоли скорби зеков, где и были расстреляны, а затем сожжены в одном из бараков, унеся с собой на тот свет нашу тайну.

Понятно, что скрыть такую находку очень и очень сложно, посему, я думаю, всем, кому надо, были сделаны щедрые подношения. Нам, простым «рядовым» маленькой империи Александра Александровича, тоже перепало, причём Коля Крысин прозрачно намекнул — мол, парни, ну вы поняли, как оно может быть? Если голова на плечах есть, то вы же не будете молоть языками, да? И вы представьте, что ещё можно найти на необъятных просторах бывшей страны Советов!

А вознаграждение и впрямь было хорошим, щедрым таким, жирным. Я не знаю, сколько получили «мародёры» и даже другие рейнджеры, знаю, что всем закрыли табели по максимуму, что означает пребывание в Первой Зоне все четыре дня в условиях боевых действий. Плюс всем выплатили денежные премии в размере оклада. Ну а главные виновники этих событий, то есть отделение Суходола, получили по пятьсот рублей (во всяком случае рядовые), плюсом наша троица — я, Витёк и Мансур — ещё по штуке сверху. Ну а ваш покорный слуга, как добывший карту, а так же проявивший инициативу и изобретательность, был премирован автомобилем «Кюбельваген», в «простой», правда, комплектации.

Такие вот дела. Как-то сразу стало весело и хорошо, качество жизни резко изменилось, как изменилось и отношение ко мне среди коллег. До этого, всё же, многие относились или подчёркнуто холодно, или даже с пренебрежением, мол ты тут без году неделя, а мы ветераны. Но сейчас посыл, «месседж», так сказать, от руководства был услышан и понят — говорят, такой случай, чтобы подарили тачку, был всего один раз, но там мужик чуть не жизнь спас то ли Руденке, то ли Батурину самому.

Спустя неделю после командировки, когда мы уже немного устали наслаждаться заслуженным отдыхом, а денежная масса слегка уменьшилась, нас с Димой внезапно вызвали к шефу. Разговор был недолгим, Ромодановский поблагодарил за службу, справился о здоровье, в том числе и душевном, а затем, без всякого перехода, заявил:

— Благодаря в том числе и вашим действиям мы получили неплохую финансовую подпитку, так что можем позволить себе расширить бизнес. Командиры хорошо отзываются о вас, Константин Александрович, равно как и о вас, Дмитрий Елизарович. Есть идея сформировать новую группу, и поставить вас, — тут он поймал мой взгляд, — командиром. Что скажете?

Я, честно говоря, опешил слегка. Нет, понятно, что это круто, и я потяну, без вопросов, просто… Не ожидал, уж никак не ожидал. Но выпендриваться не стал, в рамках дежурного подхалимажа выдал, что, мол, не подведу, оправдаю и так далее.

— Хорошо, я и не сомневался, — слегка улыбнулся шеф, и тут опять сделал движение челюстью, которое меня так выбешивало. — Сейчас придут ещё три человека, познакомитесь с подчинённым. Да, бронеавтомобилей у нас, пока, не так много, вам будет придан «Додж», ну а по задачам с Николаем Паламарчуком будете контактировать.

На этих словах один из его телохранителей вышел, и через пару секунд вернулся в обществе троих бойцов, всем в районе тридцати лет, чуть младше, чуть старше. Познакомились — Гоша, Владислав, Роман. С Гошей тут же вышла заминка, я так и не усвоил — это уменьшительное от Игорь или Георгий. Оказалось, ни то ни другое — он был Егор, но предпочитал именно вариант Гоша. Ладно, Гоша, так Гоша. Невысокий, юркий и порывистый, и самый молодой среди моих подчинённых, ему двадцать семь всего. Ладонь сухая и очень жёсткая, словно деревяшка, причём это отнюдь не признак «каратиста», просто особенность анатомии.

— «Рулём», наверное, у вас буду, — сообщил он.

Оказывается, умеет водить практически всё из здешней техники, как он выразился: «тут всё или грузовик, или трактор».

Роман (можно Рома). Двадцать девять лет, сам из Кирова, он у них в слое уже переименован обратно в Вятку, здесь пять лет, у Ромодановского два года. Служил Там в армии, профессиональной, как он выразился, старшим сержантом в ВДВ, специальных навыков нет, радист только, но здесь это не актуально. Зато с физ и огневой подготовкой всё хорошо.

Владислав, самый старший, тридцать два года, имел небольшой дефект речи — звук «л» звучал у него как «в», Ввадисвав. Хотя это почти незаметно, тоже невысокий, очень спокойный, флегматичный даже. Из города Гороховца, что в Нижегородской области, Там был биатлонистом, даже в олимпийскую сборную входил, приехал навестить родителей, пошёл топить баньку ну и… Понятно, в общем. А так же понятно, что в группе снайпер нарисовался.

А я, выходит, командир-пулемётчик у них? Надо Диму на пулемёт натаскать, заодно должность повысить у него, кстати, моя «сапёрская» надбавка так и осталась при мне. И это неплохо!

Примерно две недели мы занимались тренировками и боевым слаживанием, в полной мере познав все прелести поздней осени на фоне апокалипсиса в поствоенной России. Сыро, грязно, ветрено, холодно, серо, мерзко, тоскливо, отстойно — в запасе есть ещё десяток эпитетов примерно той же окраски. Честно говоря, погода давила так, что даже не было желания поднимать себе настроение, какая-то апатия накатила, сил, моральных, хватало лишь на то, чтобы нарисовать план на неделю, и попытаться выполнить его хотя бы на шестьдесят-семьдесят процентов. Даже собственная тачка не радовала, хотя уже требовала внимания — знающие люди посоветовали сразу утеплить её, поскольку через пару недель в сервисах будут очереди.

Утепляли машины здесь… войлоком. Натурально, из которого валенки делают, двери, кузов, где возможно, всё это закрывали брезентовыми накладками, на пол клали резиновые коврики, их тут тоже не было изначально. Пневмопуск посоветовали ставить сразу — машина не запиралась и аккумулятор могли утащить. Делали умельцы и специальные блокираторы, не дешёвые, между прочим, но довольно надёжно препятствующие угону. А ещё посоветовали купить секретки — резину тут тоже снимали только в путь. И вообще — ничего ценного, а лучше вообще ничего, в машине не оставлять. Проблема была даже с лопатой, она тут в зажим вставлялась снаружи, и с запаской — она крепилась на коротком переднем капоте. Проблему сохранения запасного колеса решал хитрый дополнительный стопор, но, опять же, на несколько дней без присмотра лучше не оставлять — выворотят с мясом. А так — таратайка это конечно, хотя имеется один существенный плюс — для неё, похоже, нет непроходимых дорог. И, разумеется, ехать в машине в такую погоду несоизмеримо приятней, чем шлёпать по лужам пешком.

Практически в конце нашей «притирки» друг к другу, меня вызвал Коля Крысин и поставил новую задачу — хватит опухать от безделья, едем в Первомайский, нужно кое за чем присмотреть. Первомайский — это городок километрах в двадцати пяти от Вышинского, выше по реке и на противоположном её берегу. Так что добраться туда можно или водой, или по дороге, которую тут хоть как-то поддерживают, подсыпая гравием. Я так понимаю, нас спасает от второй главной российской беды только отсутствие тяжёлого автотранспорта. Самый большой груз здесь, что может принять машина — 6 тонн, а самый распространённый транспорт — трёх и полуторатонники. Что рекой, что машиной — расстояние примерно одинаковое, потому что приходится сначала ехать на север, к автомобильному мосту через Урмань. Река в этом месте довольно сильно сужается, и конечно было проще перекинуть мост именно здесь.

Совсем рядом был железнодорожный мост, он и сейчас остался, но около пятнадцати лет назад тут гремели нешуточные бои между различными группировками, борющимися за власть. И одна из таких, то ли из мести, то ли чтобы запугать Вову Быка, решила пустить под откос, а точнее в воду, принадлежащий ему поезд с торфом, в тот момент когда он проходил по мосту. Взрыв повредил опоры так, что полотно даже заметно просело. К счастью, диверсанты оказались не шибко опытными, долбануло значительно раньше, чем планировалось, и состав уцелел. Но мост из строя вышел и целый кусок территории оказался отрезан от прямого железнодорожного сообщения со столицей.

Ирония ещё и в том, что Первомайский «родина» президента Орлова, он начинал свою карьеру именно оттуда. Вопрос о ремонте моста стоит первым пунктом в самых разнообразных повестках дня, и даже являлся частью предвыборной программы самого президента. В республике есть и собственный цементный завод, и инженеров можно найти, но поначалу северное направление не имело такого уж важного значения, там была Тьма, а торф и прочие народнохозяйственные грузы вполне успешно возили грузовиками и баржами. Это и сейчас «чей-то» бизнес, так что, думаю, пока депутаты не договорятся, как поделить кусок бюджетного пирога под названием «железнодорожный мост через Урмань» он так и будет стоять памятником «смутного времени».

Город небольшой, до войны там проживало около тридцати тысяч человек, сейчас же около десяти и, как и всё «заречное», он был бы обречён на прозябание, если бы не окружающие его болота. А местные болота — это торф, единственный энергоресурс, доступный нашей республике, он даёт и свет, и тепло, на нём ездят паровозы. Так что в нынешних реалиях город Первомайский занимает важное положение, к тому же президент не забывает свою «малую родину», город получает неплохие дотации, и, говорят, жить там, во многих отношениях, даже лучше чем в столице. Весьма много зажиточных людей, и не только тех, кто в торфяном бизнесе, вернее, он даёт самый большой приток денег, но так же это центр лесоперерабатывающей промышленности региона, поскольку отсюда очень удобно сплавлять его вниз по течению Урмани.

Неплохо развит охотничий промысел, хотя главный центр добычи пушнины лежит ещё дальше на восток, в посёлок Краснопартизанск, что стоит на берегу самого крупного в республике озера Белое. Злые языки утверждают, что посёлок раньше назывался Белозерским, потом Белогвардейским, потом опять Белозерским, пока кто-то не стуканул накркому НКВД тов. Ежову, что в крае плохо поставлена борьба с искоренением памяти о старом режиме. Кого-то даже сняли, Ежов здесь не очень баловался расстрелами, но самого его шлёпнули, в том числе за гомосексуализм. Такая вот гомофобская тут власть. Была.

Сведения, подобные этим, а так же прочие, относящиеся к истории края до Момента Разделения, собирают, в основном, энтузиасты. Говорят, был даже Музей Прошлого, но закрылся из-за отсутствия финансирования — в бюджет такие расходы не заложишь, а наплыва посетителей не наблюдалось. Что и неудивительно — все и так жили как в музее, из всех щелей сороковые года, да ещё и чужого слоя, прут. Так что желающих ещё и платить за то, чтобы его ткнули носом в мрачную действительность, нашлось крайне мало. Впрочем, кое-какие сведения о прошлой жизни интерес представляли, и отнюдь не для краеведов — в стране осталась масса архивов и далеко не все они были засекречены НКВД. Вот куда бы сунуть рыло, на предмет сведений, представляющих коммерческий интерес. Например, ещё один объектик найти, пусть даже без бронепоезда. Но, увы, не я один такой ушлый, всё, что можно, уже прошерстили вдоль и поперёк, одна надежда на «законсервированные» Тьмой населённые пункты, и кто знает, может быть и Дима найдёт своё Эльдорадо, в конце концов. Но сейчас у нас задачи иные.

Наш, вернее господина Ромодановского, интерес к городу Первомайский сугубо практический — тут находится одна из фирм, превращающих утаенные от государственного ока товарно-материальные ценности в чистый, как слеза младенца, капитал. Какой бы крутой не был Сан Саныч, внаглую светить таким количеством импорта нельзя, возникнут вопросы, так что реализация идёт очень осторожно, в буквальном смысле, пошагово. Сначала товар доставляется на склады мелких оптовиков, причём номенклатура тщательно подбирается, затем он должен одновременно «всплыть» на рынках и в некоторых магазинах всех крупных населённых пунктов республики, а это уже, согласитесь, стратегия.

Да, путь более длинный, но и доход с такой операции раза в три выше, чем от сдачи государству. И это с учётом уже всех затрат — товар-то дефицитный, мы как спекулянты в войну (ну, не мы лично, а «наши»), бессовестно наживаемся на товарном голоде. Даже всякие гармошки и балалайки тут в ходу, тем более что это Made in Germany. За годы жизни провалившихся многие предметы быта заменились на новоделы, однако 1940-е годы по-прежнему прут из всех щелей. То мелькнёт одежда довоенного фасона, то пролетит, мягко покачиваясь, черная «Эмка» с шторками-тонировкой на задних окнах, то в руки попадёт сковородка с ручкой странной формы и штампом «Арт. Кр. Бол.», что бы это ни значило. Здания, мебель, дизайны, кафель, даже водопроводные краны тут из того времени и люди привыкли, это стало унификацией, единым для всех слоёв стандартом, который приняли для себя живущие здесь. Так что все те вещи, что мы «нашли», будут пользоваться спросом и разойдутся на ура.

Ну а мы, отделение Нагорнова, осуществляем сейчас самое обычное силовое прикрытие «менеджера по продажам», задача которого сделать так, чтобы план, родившийся в недрах конторы Ромодановского, не дал сбоев. Собственно, мы просто катаемся по городам — один человек всегда в машине с менеджером, четверо в машине прикрытия. Камуфлированную, полевую форму, сменили на зелёную, стандартную для охранников ЧОП «Эгида», оружие — пистолеты и автоматы, хотя в машине лежат и карабины, и ДТ.

Первомайский, Красная Пежа, Коминтерновский, Войков, Советск, Комсомольск, Орехово-Зарубино, Усольск, города, и городки, иной раз на три-пять тысяч жителей всего, но именно они являются районными центрами молодой республики, там живёт и рулит местная власть, а, значит, именно там сосредоточение жизни «регионов». И в каждом есть рынок, куда везут продукцию крестьяне из окрестных земель, и где они могут обменять вырученные от продажи своей продукции деньги на нужные им товары. А рынок — это полная бесконтрольность торговли. Самый чёрный из всех налов ходит именно здесь, любая уважающая себя контора, неважно чем она торгует, имеет «точку» на рынке, где осуществляется львиная доля всех торговых операций.

Причина, опять же, банальна — всех этих людей объединяет устойчивое нежелание платить налоги. Вообще, тут с фискальными органами попроще, чем у нас в слое — налоговая инспекция, милиция, МЧС, ну и «гебня», само собой. Был ещё отдел СЭС при мэрии, но, после того, как у него забрали функции борьбы с Тварями, заодно урезав в правах, он совсем захирел, хотя, формально, именно СЭС обязана следить за санитарным состоянием всех городских объектов. Но предпринимателям здесь предоставили право на «саморегулирование», суть которого в том, что каждый бизнесмен изначально человек честный и порядочный. Так что он не будет травить людей фальсификатом и разводить антисанитарию. А если такое случится, и кто-то отравится некачественной шавермой или, в шоке от разбегающихся тараканов, напишет жалобу, то СЭС придёт и оштрафует. Как ни странно, система работает, люди редко мучаются желудком, да и мерзких насекомых я не видел.

С такой же областью отношений гражданина и государства как налоги, ситуация несколько иная. Все торговые предприятия платят налог на вменённый доход, который зависит от вида деятельности — продовольственный, промтоварный магазин или супермаркет, кафе, ресторан и так далее. Размер налога зависит от площади и вида деятельности, но рассчитан так, что у людей не отбили охоту открывать эти точки. Оптовики же платят с оборота, и тут уже начинаются проблемы, потому что сделки должны оформляться — договора, накладные и так далее, то есть бухгалтерия. В магазинах эта бухгалтерия тоже есть, теоретически, можно узнать, откуда человек получает товар, хотя налоговая этим редко интересуется. Но, как вы понимаете, если есть что-то официальное, это может подвергнуться проверке, и, значит, могут быть последствия. Рынок же не имеет документации вообще, каждый торговец платит малую толику денег за место, сам рынок, как торговый объект, перечисляет городу арендную плату, а вот что тут реально творится, уже никого не касается. Нет, конечно касается, все всё знают, но сложившаяся система всех устраивает, облавы случаются, когда какие-нибудь ушлые воришки подломят склад и пытаются сбыть таким способом продукцию. Тут да, менты, маски-шоу, все дела, но это редкость.

Менеджер, Станислав Степанович, которого мы сторожили, был не простым «манагером», я бы назвал его «супервайзером». В его функции входил именно контроль за деятельностью продавцов, Сан Саныч требовал, чтобы всё работало идеально, господин Батурин требовал это от менеджеров рангом поменьше, ну а Стас отравлял жизнь уже своим подчинённым. А мы просто наслаждались поездками, проживанием в гостиницах за казённый счёт, неплохими командировочными и явным отсутствием напрягов в работе. Все перемещения между городами мы осуществляли в составе колонн, которых, правда, в силу распутицы, осталось не так много. Так что иногда приходилось ждать оказии по два-три дня.

Вскоре выяснилось, что Станислав — нормальный мужик, со своими маленькими слабостями и пристрастиями. Рестораны, или кабаки близкие к этому уровню, хороший, насколько это здесь возможно, алкоголь, сауны, девочки — всё стандартно, и всё это было. Было тяжкое утреннее похмелье, когда Стас по два-три раза выбегал из внезапно остановившейся машины и содрогался в ближайших кустах, освобождая пищевод от остатков вчерашних пиршеств, была даже драка с какими-то подгулявшими «бизнесменами» из местных, пожалуй, единственный раз, когда мы были использованы по назначению. Обошлось без стрельбы, хотя помахать кулаками пришлось. Турне продолжалось почти до самых холодов, как раз до момента, когда дороги, наконец, встанут и дефицит начнёт расползаться по розничным точкам, ожидая времени «S» — старта продаж.

С точки зрения финансов, наших финансов, такая работа была не очень выгодна, мы не были в «Зонах Тьмы», не стреляли и не рисковали своими шкурами, но командировочные позволяли существенно экономить на питании, плюс эта работа была как бы сверхурочной, ведь «пахали» без выходных. В общем, я всё больше и больше убеждался, что вытянул счастливый билет. Если относится к вероятности лишиться жизни, как к неизбежным «издержкам», работа была очень достойная, включая немаловажный фактор отсутствия дурака-начальника.

На заводе меня убивала ещё и необходимость выслушивать бредни про план, про «догоним и перегоним», про «даёшь безаварийную неделю» и прочую хрень. А как её дашь, если оборудование изношено процентов на семьдесят, те же транспортёры представляют собой полотнища сплошных заплат, любой камень крупнее кулака мог вызвать обрыв или соскок ленты, а это уже авария. Да ну, даже вспоминать не хочу!

Паламарчук, если откровенно, тоже не принадлежит к категории шибко умных. Но у него есть парочка чудесных качеств, делающих его просто замечательным боссом. Он: а) — лентяй, посему большую часть времени проводит вне рабочих объектов, и б) — он в совершенстве овладел таким полезным навыком руководителя, как делегирование полномочий, взвалив всю ношу управления личным составом на могучие плечи более молодых подчинённых. Таких как Николай Крысин, например, а Коля, тут я не кривлю душой нисколько — парень свой, и пользуется среди нас заслуженным уважением.

ГЛАВА 14

Я подцепил вилкой добрый кусок глазуньи и отправил в рот, страхуя снизу горбушкой хлеба. Не знаю, правда это или нет, что деревенские яйца вкуснее «птицекомбинатовских», для этого мне надо попробовать оба одновременно, но яичницу здесь готовить умеют. Здесь, это в трактире «Усольский охотник», практически единственном приличном заведении в городке Усольск, самом западном городе ВНР, в трёх с лишним сотнях километров от Вышинского и, фактически, на самой границе государства. Раньше город входил в состав соседней области, но там анархия, сильного центра нет, вот мы немного территории и прибрали к рукам. Ближайший к Усольску город Большие Соли, стал едва ли не крупнее областного центра и, разумеется, отложился в конце концов, что существенно ослабило позиции обоих как субъектов единого территориального образования.

Как видно из названия, основным ресурсом у соседей была соль, единственный доступный здесь консервант, и она нужна всем. Народу в Больших Солях, вроде и немного, тысяч пятнадцать, от силы, но вооружения, в том числе танков, столько, что никто не рискует напасть на них. А напасть хотят, мы, например, в смысле, Вышинская народная республика. Разговоры об этом ходят постоянно, Большесольцы это тоже знают и, чтобы не провоцировать нас на конфликт, сократили контакты с нами до минимума. Есть официальные торговые представительства, и там всё чётко — соль, это валюта, а наши товары стоят килограммы этой соли, и, как и в случае с Углегорском, мы нуждаемся в их продукции больше, чем они в нашей. Со стороны соседей есть список, больше напоминающий требование — нужно столько-то цемента, столько-то патронов, запчастей для техники, грузовиков и так далее. Нужна соль, а она нужна — отдашь, что попросят. Г-ну Орлову это очень не нравится, это «политика выкручивания рук», как он выразился. Но напасть мы не решаемся, потому что Большие Соли, хоть и существуют фактически, автономно, формально находятся под протекцией своего областного центра. А полноценной войны мы, видимо, не потянем, у них и танки есть, и самолёты, с которыми у нас не густо.

Хоть городок и называется Усольском, никакой своей соли тут нет, просто он «у соли», недалеко, рядом, но, всё же не настолько, чтобы добывать её из недр. Собственно, это форпост нашей пограничной торговли и, заодно, крупная военная база, вот и вся «градообразующая» структура. Отсюда караваны с «белым ядом» уходят в Орехов, где уже по реке сплавляются до столицы, потому что бензин нынче дорог, а тихоходная баржа, хотя и жрёт топливо тоже не дуром, но может везти в разы больше, чем грузовик. Из-за довольно большого количества состоятельных людей, посещающих этот городишко, здесь на удивление чисто и даже есть претензии на цивилизацию. Кабак этот, например, вполне на уровне столицы.

Пока кушали, в зал вошли три человека, невольно приковавшие к себе взгляды. Высокие, крепкие, одеты в короткие кожаные куртки, на головах вязаные шапочки с зелёными полосками ткани, на которых вышиты цитаты из Корана. Всех этих людей объединял ещё один внешний признак — густые, чёрные «ваххабитские» бородищи — эдакие местные «горцы». Не знаю, из каких племён, здесь сложная мешанина, в каких-то слоях наиболее «независимыми» стали чеченцы, где-то ингуши, где-то дагестанцы, причём их же тоже не одно племя. Здесь они пытались организовать диаспоры, но проблема оказалась именно в менталитете — для многих понятие «свой» распространялось только на членов своего рода, подчас ограниченного одной деревней.

Возможно, на самом Кавказе провалившиеся каким-то образом ужились друг с другом, или, наоборот, режут глотки, информации из тех краёв нет никакой. Но здесь представителей этих народов крайне мало, ведь сюда попадают люди из центральной части России. Конечно, гостей с Северного Кавказа хватает и там, но всё же их процент, в общей массе провалившихся, крайне низок. Однако некоему Зазе удалось сплотить вокруг себя часть представителей самых разных народностей как Кавказа, так и Средней Азии, и даже этнические русские есть среди его бородачей. Объединяющими факторами явились авторитет самого Зазы и… радикальный ислам. Я не знаю, какую версию исповедуют его люди, знаю только, что ему каким-то образом преодолеть религиозные противоречия и собрать вокруг себя не просто единомышленников, но и единоверцев. Учение некоего аль-Ваххаба оказалось, видимо универсальным для всех слоёв, так и хочется добавить, населения. Но этих людоедов рука не поднимается приравнивать к обычным людям, лицемерные ублюдки, вот, пожалуй, самый мягкий из эпитетов.

С религиями, надо сказать, тут всё ещё сложнее, чем с прочими идеологиями. Подтверждённая практикой теория множественной вселенной мало того, что без всякой жалости лупила несчастных провалившихся по ментальному эквиваленту башки, заставляя кипеть мозг, так ещё и измывалась над самым святым — верой. Хорошо безбожникам-атеистам, им нужно было всего лишь принять сей факт, выпить водки и думать о том, как улучшить качество той жизни, что предложила злодейка-судьба. Так же, довольно легко к реалиям Отстойника должны были адаптироваться буддисты. Я говорю — должны, потому что сам себя считаю «умеренным буддистом», а других адептов учения Сиддхархи я тут пока не встретил. Но сама концепция мироощущения у них (у нас) подразумевает массу вариантов случайностей, так что никакого когнитивного диссонанса у буддистов быть не должно, я уж не говорю про отношение ко всяким каверзам, уготованным нам на жизненном пути. Жизнь есть страдание — первая из четырёх благородных истин, изречённых Гаутамой Шакьямуни. Да уж, мужик знал, о чём говорил.

А вот монотеистиам, истинно верующим, пришлось несладко вдвойне. Ни одна из версий христианства не подразумевала ТАКОЕ, а души людей жаждали ответов, и ответ, во всяком случае на территории отдельно взятой самопровозглашённой (будем называть вещи своими именами) республики был дан. Отвечать будет Александр Друзь…э-э…пардон, это из другой реальности. Здесь же тяжкое бремя пастыря взял на себя некий отец Зосима, провалившийся в Отстойник прямо в церковном одеянии и даже с каким-то предметом культа в руках. Пути господни неисповедимы, подумал он, и решил, что это знак, испытание, которое Бог послал ему за, разумеется, грехи. Искупление отец Зосима увидел в возрождении веры, в её православном варианте, с чего и начал своё подвижничество. Задача была поистине титанической по масштабам, ибо а) в этом слое усатый безбожник, по иронии судьбы получивший церковное образование, уничтожил 99 % храмов, и б) сложно нести слово божие людям, которые уже веруют в Бога. Но в своего.

Расхождения, в христианстве разных слоёв тоже были, причём довольно существенные, но если в обычных вопросах человек пожимал плечами и говорил — ну-у, ладно, хер с ним, пусть тут так, то как ответить на вопрос — какой Иисус настоящий? Или даже на ещё более кощунственный — если миров бесконечное множество, то и богов бесконечное множество? Это ведь, уже, извините, богомерзкое язычество. А если Бог один, то чья версия бога правильная, ведь были такие, кто даже не знал ни о каком Иисусе вообще! Тут бы помогли религиозные методички, требники хоть какие-нибудь, но опричники Кобы сожгли всю литературу вместе с иконами, предварительно ободрав золотые и серебряные оклады, естественно. И всё же искра веры ещё теплилась в этом мире, нашлись и образа, и Библии, запрятанные в тайники или на чердаки исчезнувшими гражданами, так что Зосима со временем обзавёлся необходимым реквизитом. Ну а люди…

Людям нужно что? Нужно знать, что есть некое могущественное существо, или сила, или сущность, которая, если её хорошенько попросить, поможет в крайне тяжёлой ситуации. Ведь только истинно верующие благодарят бога за внезапно свалившееся счастье, а в основном паства просит о чём-то. Не менее важен и загробный аспект, а именно ответ на вопрос — ад и рай действительно есть? Нет, да? Сказки всё это? Ад — это то, в чём мы живём? Ну, я так и думал, в принципе, но… Вдруг всё же… Нет, я понимаю, что это смешно, но… Наверное, будет лучше подстраховаться и покреститься, а то помру, а Бог есть! Потребность людей в обрядах, таких как крещение, отпевание и даже венчание отец Зосима начал удовлетворять со всем пылом и страстью. Сам собой был построен первый храм, не в том смысле, что возник словно по волшебству, а в том, что его строительство стало для верующих естественным шагом. Появились сподвижники, помощники, особенно в напряжённые периоды Рождества, Пасхи и Крещенья.

В какой-то момент Зосима решился и присвоил себе право назначать мирян на церковные должности, и следующим естественным шагом стало для него принятия сана Патриарха. Надо сказать, что не все верующие приняли фактически самозванца. Наиболее одиозные противники величали его «ересиархом» и всячески поносили где только могли, но новый вариант РПЦ жил, развивался, обретал сторонников, даже защитников, в виде казачества, а теперь уже дошёл до почти что государственной идеологии.

С исламом же вышло ещё сложнее. Дело в том, что эта религия, при всей своей ортодоксальности и устоявшейся системе догм, допускала одну очень существенную вольность для адептов — ислам это индивидуалистическая, если так можно сказать, религия. То есть, существует канон, условно их два — шиизм и сунизм. Есть Коран, он, вообще, один и очень желательно читать его на арабском. Но вот как человек верует — это его личное дело, вернее, это дело мусульманина и Бога. Кто-то считал, что он вправе указывать, как именно нужно верить, кто-то даже с оружием в руках убеждал, что именно его версия учения Пророка самая правильная.

Но в исламе нет центра, подобного Ватикану или Русской епархии, нет вертикали, даже мечети это, по сути, просто места куда люди приходят молиться. А если такого места нет, то молиться можно и в одиночестве, главное, знать в какой стороне Мекка. То есть, мусульманам, с одной стороны, было проще соблюдать каноны — совершать намаз, не есть харам, кушать халяль, соблюдать предписания. Но, с другой стороны — самым страшным грехом в исламе считается предательство в Аллахе, то есть вероотступничество. И вот здесь вера ну ни в какую не давала ответ на вопрос — чей ислам «вернее»? Сам вопрос изначально содержал в себе противоречие, потому что для мусульман Бог один единственный, и всё, что нас окружает, создано им. И выходит, он создал великое множество миров, в каждом из которых свой Бог. Парадокс!

Ваххабизм, предложенный Зазой и его сторонниками был, видимо, настолько универсален, что стал едва ли не синонимом ислама в этом посткатастрофном мире, во всяком случае, я не видел здесь ни одной мечети и ни одного муллы. Вроде как был один, посмевший встать наперекор ваххабитам, но см. выше, что говорит ислам по преступления против веры. Впрочем, все эти исламские дела касались только людей Зазы и немногочисленных мусульман из других слоёв, не пожелавших принимать учение головорезов, к представителям других конфессий и безбожникам они не лезли. С Кораном, я имею ввиду. По другим, гораздо более приземлённым поводам, очень даже лезли, вызывая справедливое негодование, неприятное чувство страха, и желание держаться подальше.

Следом за «горцами» в трактир вошли ещё двое. Оба чуть выше среднего роста, такие же плотные, бородатые, одеты в чёрные кожаные плащи с меховыми воротниками, на головах серые каракулевые папахи. Шишки? Видимо да. Троица в куртках демонстративно держала на виду оружие — это не совсем понты, у них явно есть разрешения. И понятно, что это охрана «папахоголовых». Заза, в своё время, вступил в крупный конфликт с покойным Быком, говорят, позже господин Орлов прибегнул к помощи наиболее отмороженных людей Зазы для устранения кое-каких фигур из окружения Быка. Как бы там ни было, сейчас Заза был неприкасаемым, и вовсе не как парии из индийских каст. Нет, господин Мирзоев почти официально контролировал наркотрафик и проституцию в республике. Так же ходили упорные слухи, что его люди балуются традиционным для Кавказа видом деятельности — похищениями ради выкупа, а, иногда, и чтобы продать человека в рабство. При этом официально он считался предпринимателем, меценатом и даже Героем ВНР. И ещё он был чем-то вроде местного Бугимена*, страшилки для непослушных взрослых [*Бугимен, англ. Bogeyman — персонаж фольклора, которым пугали непослушных детей].

Вошедшие обменялись фразами на гортанном языке, прошли к дальнему столику, один из телохранителей что-то резко сказал подбежавшей официантке. Ага, хозяина затребовал — спустившийся через пару минут упитанный мужчина лет сорока, чуть не в поклоне выслушал что ему говорят, выпрямился и недоуменно обвёл зал глазами. Один из обладателей папахи сделал небрежный жест рукой, мол, исчезни. Мужик, с выражением крайнего замешательства на лице, подошёл к нам, в общем-то, единственным посетителям, кроме ваххабитов.

— Э-э, господа, ребят, такое дело, трактир… э-э… закрывается. Вы не могли бы… это… выйти?

— Куда? — «не понял» я, и даже отложил в сторону вилку.

— Ну-у… — кабатчик лихорадочно зашарил в карманах, достал не очень свежий носовой платок, и промокнул покрытый испариной лоб, — покинуть помещение… Ребят, тут, такое дело, — он попытался состроить заговорщическую мину, — ну, сами понимаете…

И многозначительно кивнул головой на абреков в углу.

— Не понимаем, — ответил я, — в чём проблема? Мы сидим, кушаем, не мешаем никому. За завтрак уплочено.

— Я верну деньги! — оживился хозяин. — Даже бесплатно покормлю вас в следующий раз. Ну, мужики, это же…

— Это же что? — продолжал я издеваться.

— Это же Валид! — громким шёпотом сообщил трактирщик.

— А я Костя, и чего?

— Слышь, мужики, ну…, — тут он, видимо, решил перейти от уговоров к давлению, и напомнить, кто тут хозяин, — мне здесь проблемы не нужны! В общем, трактир закрыт, прошу покинуть помещение.

Я с такой трактовкой был не согласен. Если Валиду, или как его там, нужно помещение для приватных встреч тет-а-тет, то для этого существует определённая процедура под названием аренда, или спецобслуживание. А вот так, встали и вышли… А не пошёл бы ты нахрен?

— Вот доедим и пойдём, — сообщил я, — погружая лезвие столового ножа в «глазок» яичницы.

Желток лениво выплеснулся на тарелку и я макнул в него кусочек колбасы. Меня немного беспокоило, что Стас всё ещё приходит в себя наверху, причём со вчерашней девицей. С одной стороны, это хорошо, случись сейчас заваруха, он не попадёт под раздачу, с другой — он может появиться в любой момент, а мы, вообще-то, по инструкции, должны прежде всего о его безопасности думать. Но прогибаться под бородатых бармалеев совсем не хотелось, вот ни капли.

— Э! Уася? Ну щто там? — подал голос из угла один из бородачей.

— Сейчас, сейчас, ребята уже уходят, — поднял обе ладони в защитном жесте трактирщик.

— Пусть рещще уходят! — заявил ваххабит.

А вот это он напрасно, о-очень напрасно. И трактирщик это понял, потому что состроил скорбную мину и бочком-бочком начал перемещаться в сторону стойки.

Абреки посидели с минуту, подождали, пока официантка выставляла им на стол что-то в стаканах, может даже воду, если они истинные мусульмане, затем один, сидевший с краю, встал и не спеша приблизился к нашему столику.

В принципе, с яичницей и жареной колбасой было уже покончено, можно было выпить эрзац-кофе и подниматься к себе, но уходить вот так, вроде как спасовав, откровенно не хотелось.

— Ну чё, долга ещё? — спросил бородатый и я понял, что это не кавказец, а азиат. Монголоидного в лице было немного, но манера говорить и некие неуловимые черты лица говорили о том, что перед нами или таджик, или узбек.

— Долго что? — задал я встречный вопрос.

— Тибе сказали — кафе закрыт! Русский не понимаешь, да?

— Твой не понимаю — ответил я, и посмотрел ему в глаза.

Ваххабит немного стушевался, словно тень промелькнула по лицу, но быстро совладал с собой, я думаю, он не совсем понял, что именно я сказал. То ли «тебя не понимаю», то ли «твой русский не понимаю». В принципе, оскорбительно и то и другое, но предполагаемый таджик спросил не про это.

— Кто хозяин у тибя?

Во как! Хозяин? А нет у меня хозяина. Я сам по себе. Как тебе такая вводная?

Вероятный таджик (или узбек?) расширил глаза, но сходу придумать, как разговаривать с «хозяином самому себе» не сумел. Тут его окликнул из угла собственный хозяин, он быстро и явно почтительно ответил что-то на незнакомом мне языке, затем опять повернулся к нам.

— Две минута вам, короче, давай, кушай быстрее.

— А ты не торопи нас, сколько надо, столько и будем кушать, — сообщил я, — и кстати, ты нам аппетит портишь, ты в курсе?

Головорез задумался на несколько секунд, вероятно, формулировал достойный ответ, потом с угрозой произнёс:

— Люди горазда за меньший атвечать приходилось. Ты людей не видишь, да? Адин глаз, потому не видишь, да?

— Ты знаешь, я вообще людей тут, кроме нас, не вижу, — сообщил я ему.

Это было уже прямое оскорбление, но, цепной пёс не имел права кидаться без команды «фас», а для этого нужно было сообщить хозяевам, что их только что признали недостойнными звания «человек». Азиат-ваххабит удалился, а мы переглянулись.

— Всё нормально, — хмыкнул я, — если что, валите всех.

— Бляха, Кость, это ВАЛИД, если что! — понизил голос Дима.

— Да мне то что, Валид, Ибн-Валид, Ин-Валид? Я что, падать ниц должен?

— Второй человек после Зазы! — напомнил мне Дима статус страшного абрека.

— А я первый перед Зазой, и чего? — меня начала злить эта трусливая покорность. Ведь эти уроды именно такого и добиваются — чтобы их БОЯЛИСЬ. А я вот, как бы пафосно это ни звучало, не боюсь. Убьют меня за это? Так я тут профессию выбрал, в которой смерть является главной издержкой. А вообще, пусть попробуют. Внутрифирменную инструкцию я не нарушал, нигде не сказано, что я должен лизать задницы вонючим бармалеям, а если велят, то я пошлю на три известных буквы Сан Саныча, и буду искать другую работу.

Как ни странно, ваххабиты развивать конфликт не стали, хотя красноречивые взгляды в нашу сторону кинули. Я думаю, попытаются Сан Санычу или другим нашим боссам предъяву сделать, мол, холопы ваши оборзели вконец. Интересно даже послушать будет.

Минут через десять мы, всё же, помещение покинули, как раз в тот момент, когда в кабак пожаловала очередная компания, вероятно, явившаяся на встречу с бородачами. Четверо в военной, вернее, чекистской форме и даже в «кожанках», и в кожаных же фуражках, двое в гражданском платье, брюки, лакированные туфли, хромированные кожаные макинтоши, всё же за окном бушует непогода, легко промокнуть, пробежав всего десяток метров. Рожи холёные, типичные слуги народа, прямо классика какая-то. Кто, интересно? Местный глава администрации? А мы по машинкам определим. Ну да, забрызганная до самых окон грязью «Эмка» с номерами без букв, это администрация. Рядом «Кюбель»-новодел, с металлической крышей, их тут тоже немало катается, номера из двух букв и четырёх цифр состоят, спецслужбы.

Чуть в стороне две машины абреков, у этих свои предпочтения — «Доджи», но «тюнингованые» до невозможности, по сути — эдакие лимузины-внедорожники получаются, и номера обязательно с арабской вязью, типа чтобы знали, кто именно едет. Хромированные решётки радиаторов, машины перекрашены в чёрный цвет, что стоит бешеных денег, двойные зеркала на дверях. Всё круто до невозможности, только вот вылезать из такой машины проблематично — это трёхдверный пикап, и, чтобы выйти через заднюю дверь, нужно снять последний ряд сидений. Хотя, может и снимают, а позади на полу пулемёт Максима стоит, типа как в фильме «Брат-2» у братьев Багровых в краденом «Вольво» был. Тот, правда, из музея спи… крали, он по определению стрелять не мог бы, даже если учесть, что они за патронами успели заскочить, но ведь это неважно, правда? А здесь, значит, очередная случка власти и криминала сейчас состоится? Ну а нам то что, собственно, у нас свои задачи.

К середине ноября наступила зима, причём такая конкретная, со снегом, с морозами, всё как положено. Поначалу было даже интересно — грязь замёрзла, потом её припорошил снежок, сразу стало весело кататься, тут же нет ни зимней резины, ни ГАИ, ни страховых компаний, хотя о создании последних разговоры во властных кулуарах ведутся. Так что вспомнили про аккуратное вождение, в ход пошли цепи, они тут вместо шипованной резины продаются. Некоторые импортные автомобили ими сразу комплектуются, но всё, что поступает в продажу, проходит так называемую предпродажную подготовку, в ходе которой протягиваются основные узлы, доливаются масла и изымается всё лишнее, как-то — эти самые цепи, инструменты, запасные свечи и прочие полезные мелочи. Ну а что, всё правильно, нужен тебе набор ключей или кувалда небольшая, покупай, брат, какие проблемы. Машины обеспечены минимумом — балонник, домкрат, кривой стартер, остальное за дополнительную плату.

Ездить в автомобиле без печки зимой это что-то! То есть, я ездил, Там, было такое, но тогда она просто сломалась и это была необходимость, до магазина, купить грёбаный вентилятор, потом в сервис, там пацаны были заняты, потом, матерясь и дыша на руки, поменял сам, у кого был ВАЗ 2105 знает, что это такое. Здесь же печка не была предусмотрена как класс. От слова совсем. Более того, с установкой печки, а умельцы делали бензиновые, типа как на Запорожцах стояли, возникали новые проблемы. У машины не было такой штуки как обдув стекла, соответственно что? Правильно — на нём оседал конденсат, который очень замечательно превращался в удобную поверхность для выцарапывания ногтями надписи «Мужайтесь люди, скоро лето».

Так что «утепление» машины резаными валенками это, скорее, некий акт самовнушения. Не дует, и то хорошо, и не так бренчит, а то мороз, да ещё и едешь, по сути, в бочке железной. Унты, они тут первейшая обувь по зиме, круче валенок, вернее так, унты носят такие вот автовладельцы, как я, кому нужна подвижность стопы и что-то, способное эту подвижность защитить от обморожения. Пешеходы же предпочитают как раз воспетую Лидией Руслановой (здесь она тоже была, кстати) обувь из скатанной шерсти домашних животных, дёшево и сердито. Третья же категория — владельцы престижных автомобилей, носят ботинки на меху, все, разумеется, новоделы, но вполне прилично выглядящие. Этот бизнес освоили армяне, у них, почему-то, лучше всех получается работать именно с обувью, хотя тут и армянский ресторан есть, и фермерствуют они.

Ещё для езды в машине нужны тёплые штаны, это тоже новодел, из какого-то сукна, но можно одеть обычные зимние галифе, утеплив их зимними кальсонами. Не знаю, кто как, но я этот аксессуар ненавижу с армии, в жару носить кальсоны, хоть и летние, издевательство невероятное, так что к зиме, которая на «той стороне» тоже довольно холодная была, я получил устойчивое отвращение к самому сочетанию букв «к-а-л-ь-с-о-н-ы». И только в двухтысячных имел возможность оценить технологию термобелья и нашёл её даже приемлемой для себя, на экстремальный случай, конечно. Но ходить здесь в белых подштанниках? Я? Да ни за что на свете!

Штаны потеплее, шкуру волка на сиденье, она очень хорошо сохраняет тепло и не собирает на себе конденсат, и вперёд. Да, конечно, нельзя забывать про перчатки, и утепление туловища. Но тут всё просто — нательная рубаха (это НЕ кальсоны!), свитер, меховая куртка с воротником, шапка-ушанка. От последней тоже отвык, с армии, пожалуй, не носил, а тут — самый самолёт. Есть огромные лисьи или волчьи малахаи, есть аккуратные «формовки» из бобра, есть шапки из норки или ондатры, а уж совсем для нищебродов — заячий треух. У меня шапка форменная — стриженая овчина и кожаный верх. Для повседневного ношения самое то, и в мокрый снег и даже в «снег с дождём» можно, тёплая и не громоздкая. А для спецзадач есть балаклавы, можно утеплить харю, да и не Крайний Север здесь, нормальная русская зима, средняя температура — минус 10–12 градусов.

Нормально вполне, утром чайку выпил, хорошего, «лесного», я только его на рынке беру, иван-чай и смеси трав, с бутербродами — колбаска, масло сливочное, хлеб хоть и вчерашний, а всё равно почти свежий. И на работу, в смысле, службу, я давно уже понял, что отношусь к своей работе именно как к службе, да она и является таковой, по сути.

Заметил, кстати, что Дима чуть иначе ко мне стал относиться — первая трещинка появилась, когда мне тачку подарили, тут его земноводное за горло схватило, видно было невооружённым глазом. Ну а потом статус мой новый добавил дровишек в топку с табличкой «зависть». Не то, чтобы он сторониться меня стал, или иначе как выражать своё отношение, но заметно стало, особенно когда он забывал, что не один, что-то появлялось в лице, видел я такое, человек начал «кроить» на себя. И во что это может вылиться, хрен его знает! Но помнить об этом нужно теперь постоянно. И ведь не специально всё это, честное слово!

Но что сделаешь, если парень, по большому счёту, имеет гораздо больше амбиций, чем оснований для их удовлетворения? От пулемёта отказался? Отказался. Тяжело, видите ли, с ним бегать. Тяжело, да, но это 25 % к доходу, если что! В окладе это полтинник, 6 рублей 25 копеек в день, фигня, вроде. А в командировке в Первую Зону? Да со стрельбой? 56 рубликов с лишним! В день. Вот и вся арифметика. Нет, это тяга, да ну его нафиг, лучше давай придумаем, что бы такое замутить. А что мы можем замутить? Нам мутить по контракту запрещено, это нам чётко разъяснили, и я Сан Саныча понимаю — очень велик соблазн прихватить кое-что из рейда и толкнуть потом налево.

И берут, и толкают, я вот Наган тот продал, что из сейфа забрал, крутил-крутил в руках, ну какой это трофей, так, обычный револьвер, я его даже не в бою заполучил. Стрелять из него? Да как-то кайфа нет, и патрон у него специфичный, подумал, да и загнал через комиссионку, выставил недорого, двести пятьдесят рэ, взяли дней через десять, продавцу червонец за левое оформление отслюнил, и доволен. На такие замуты начальство сквозь пальцы смотрит, так же как и на мухлёж с топливом, водилы как-то умудряются списывать бензинчик так, что хватает и на булки с маслом, и на прокорм своей «ласточки», если таковая имеется.

Я, это, кстати, ещё с армии знаю, как знаю и о традиции не лезть в эти дела, сливают и сливают, это их маленький гешефт. Меня, как командира, что интересует? Чтобы машина была исправна и не встала посреди дороги в самый неожиданный момент, а уж как «руль» это сделает — его забота. Нужны запчасти? Смотри, что найдёшь в рейде, всё твоё, кто-то и на этом умудряется копейку зашибить. Но всё это мелочи, замут же, о котором мечтает Дима, это найти что-то такое, что можно и от боссов утаить, и продать с большой выгодой, то есть, всё та же мародёрка. Он даже узнавал, можно ли в мародёры перевестись, но ему добрые люди сказали — забудь, лучше просто заявление по собственному напиши сразу, тут «летунов» очень не уважают.

Завтра вот снова в командировку ехать, на север. Сегодня нужно «Кюбеля» в ведомственный гараж загнать, есть тут такая не совсем бесплатная привилегия для младшего комсостава. Чтобы твою тачку не разули-раздели за две недели, ставишь на территории автопарка фирмы под навес, местечки тут всегда есть, полтешок в месяц, или по дням исходя из той же таксы. Дешевле, чем платная стоянка — там два рубля в сутки, плюс здесь на крышу ничего не падает. Сплошная выгода, и автовладельцу, и сторожам, весь доход идёт им в кармашек.

Зима это снег, а лучшим средством передвижения по снегу являются лыжи. Кто-то возразит, что это снегоход, но я отвечу — возможно, это и так, только снегоход плохо между деревьями протискивается и, такое дело, тут их ещё не изобрели. Есть аэросани, но на них, оказывается, можно только по ровной поверхности гонять — в тундре, типа, или в Антарктиде, а в прочих местах — или на машинке по дорогам, или вот так, на лыжах. Дороги чистят, причём регулярно, чем-то военно-инженерным, типа шасси танка с отвалом, прёт такая штука недуром, движок то танковый, а башни нет, это минус несколько тонн сразу, вот и ворочает такая техника снежок на радость автолюбителям.

Лыжная подготовка у нас в обязательный норматив входит и сегодня, по плану, учебно-тренировочный выход в ближайший лес, всякие забавы, типа марш-бросков. Плюс, уже от себя, решил кое-что добавить из арсенала разведчика-диверсанта-индейца, типа оборудование лагеря для ночёвки (хотя и без оной), возможно, охоту, ну и бивак, костёр и так далее, а то народ хоть и боевой, но какой-то совсем уж городской попался. Смешно, но Влад, например, ни разу не ночевал у костра, в палатке спал, летом и не Здесь, разумеется, а вот так, чтобы по-настоящему, зимой, в походе…

Вышли втроём — я, Владислав и Рома, Диме выпала честь стоять на вышке, ну а Гоша был водилой и ему ходить пешком западло. До намеченного мною места, леса на другом конце озёра, было около десяти километров, нормальный марш-бросок, норматив — 1 час 20 минут, вот и посмотрим. Навьючено прилично на нас — оружие, причём полная выкладка, а это два пистолета, ПП, он же автомат, у кого это второе оружие — по шесть магазинов, у кого основное — по десять. У меня ещё пулемёт, к нему три диска, и четыре тащит Рома. У Владислава «Мосинка» с оптикой, сто двадцать патронов к ней, автомат Томпсона с боекомплектом. Ну и у каждого сухпай, плащ-палатка, сейчас не прорезиненная, а обычный квадратный кусок тонкого брезента, ещё на всех один топорик и одна ножовка, котелки у каждого свои, стандартные армейские.

Вот вроде всё хорошо, зима, крестьянин торже… а хрена с два! Крестьян тут нет, в деревне сидят мужики, говорят, бухают по страшной силе, что, по меньшей мере, странно, они вымереть тогда должны, как наиболее слабое эволюционное звено, ведь всем хорошо известно, что алкоголь — союзник Тьмы. Выпил лишка, попёрся куда-то по пьяни, ещё и очки снял, тут тебя и приняли в распростёртые объятья всякие нехорошие существа. Однако я понимаю подоплёку этих происшествий, потому что зима — это очень тяжёлое время, именно в моральном плане. Даже в Вышинском, в хорошую ясную погоду наваливается беспричинная тоска, и даже пить не очень хочется. Вместе с приходом зимы резко возрастает количество суицидов и бытовых ссор со смертельным исходом — люди выплёскивают отрицательные эмоции по самому ничтожному поводу. Сколько я уже видел драк, с применением подручных средств даже, из-за пустячной аварии — ну въехало одно ведро другому в зад на скорости десять километров в час, тьфу, плюнуть и разойтись. Нет, орут, машут руками, раз — и пошли в ход балонники, цепи или биты бейсбольные, тут многие возят с собой, очень популярный вид спорта. Правда, я ни одной игры не видел, но такое впечатление, что сюда по меньшей мере национальная лига бейсбола провалилась.

В связи с этим такой момент вспомнил. Был у меня кореш Там, и занимался он иайдо, это такой странный вид спорта, точнее боевого искусства, когда ты сам с собой фехтуешь самурайским мечом. Красиво да, но практическое применение возможно только при наступлении зомби-апокалипсиса, наверное. Однако я ошибался. Кореш возил с собой бокен, это такая деревянная катана, причём у него был вариант с гардой и в пластиковых ножнах, тренировочная, типа. Ну и случился с нами дорожный конфликт, не захотел дружок мой пропустить каких-то гопников справа, перестраивающихся без поворотника. Нас подрезают, тормозят, из ржавой Бэхи выходят три молодых жлоба, у двоих полноразмерные биты, у третьего — водилы — «укорот», он её из рукава вынул. Я прикидываю, как ловчее отбиваться, снял куртку, наматываю на руку, а Вадик спокойно открывает багажник и достаёт свой деревянный меч. Слово за слово, он, межу тем, подходит к ним, а «меч» держит так непринуждённо, «остриём» вниз. И вдруг, прямо на какой-то фразе водилы из БМВ, делает движение вверх, и сразу же лупит стоящего рядом гопаря прямо по башке. Тот вроде бы опытный, бейсболист мать его, блокирует удар и с воплем роняет биту, схватившись за руку. Водила Бэхи за репу держится и между пальцев уже кровь появилась, третий, такой упитанный мужик уже, лет под тридцать, битой перед собой машет и орёт: «Сынок, ты же сынок! Ты палку убери! Палку убери!». Короче, Вадик лупанул его по ноге, хорошо так, хлёстко, и, когда тот схватился за ляжку, натурально рубанул по руке. Я вот думаю, если бы у него железный меч был, то хана этим гопникам была бы, таким ударом отделяют конечности.

Потом мы собрали биты, разбили поворотники, они ими всё равно не пользуются, и уехали. По дороге Вадик рассказал, что это уже не первый такой случай с ним, говорит, они все идиоты (что, в общем, понятно и так). В чём суть? Бита — короткое ударное оружие, если рассматривать его как оружие, при этом у человека совершенно не защищены кисти, то есть, умеючи можно, конечно, отбить удар. Но, опять же умеючи, можно ударить по ней вскользь, и тогда, например, бокен, хотя это и тупая деревяшка, скользит по бите и останавливается на пальцах противника. Я спрашиваю: «А первому ты чего сделал?» «Рассёк кончиком лицо,» — флегматично отвечает он. В общем, фишка этого иайдо — убийство противника одним-двумя ударами, даже извлечение меча из ножен у них уже удар, типа достал и уже вот так репу располосовал, ну а вторым ударом уже наглухо. Говорю: «А чего не добивал-то?» А он спокойно так: «Так убил бы, а сидеть из-за такого говна не хочется.» Вот вам и игрушечный меч.

Погода радовала бы, если бы не постоянно висящая завеса Тьмы, к тому же сегодня пасмурно, идёт лёгкий снежок, но в такие дни Тьма давит ещё сильнее, словно пользуется тем, что солнце не только ослабело, но и вообще скрылось за облаками.

Любопытно, вот эта стена, она какой высоты? Где заканчивается? Ни один самолёт выше Тьмы не поднимался, она выше всего здесь, но заканчиваться-то должна где-то. Под землю она не уходит точно, и воду проточную обходит, причём есть реки, текущие с севера, так над ними настоящие тоннели из Тьмы. Говорят, люди плавали туда, не знаю как далеко, это не у нас было, здесь только если на каноэ плыть, мелкие речушки, а там целая экспедиция была, на судне. Фотографии Тьмы у самой границы я видел, просто клубящаяся стена разных оттенков чёрного, но никакого желания сплавать по такому тоннелю у меня не возникло, слишком она враждебна и не понятна.

Лыжи легко скользят по снегу, Рома идёт первым, через двадцать минут я его сменю, вокруг очень тихо, и никакого движения, только мы и наше пыхтение. Вот и на месте, судя по карте, почти уложились в норматив, первым делом заставляю всех сменить нательные рубахи на сухие, пот — это очень коварная штука, у меня и свитер сменный, здесь термобелья нет, так что вот такие варианты. На пробежку тонкий, а сейчас потолще одел, мужики тоже вняли моим советам, переоделись, теперь Влад на охоту пойдёт, может, подстрелит кого, а так пусть тренируется — позиции выбирает и оборудует, зимой это сложнее, чем летом. На нас маскировочные халаты, причём это просто чуть улучшенные белые армейские костюмы. Улучшение заключается в том, что на них нанесены чёрные полоски, превратившие их в зимний камуфляж. Рюкзаки тоже накрыты таким же чехлом на резинке, весу в нём немного, но зато не нужно париться на счёт отдельного зимнего снаряжения, да и сам чехол можно использовать для разных нужд, например для оборудования той же позиции.

Владислав скрылся среди заснеженных ёлок, а Рома приступил к оборудованию лагеря, под моим чутким руководством. Да, зачастую рубить получается быстрее, чем пилить, зато пилить гораздо тише, так что ножовочку в руки и вперёд. Выбрали место, натаскали лапника, дров, навес сделали из тех же еловых веток, если мороз несильный, можно переночевать под таким, с костром, разумеется.

— А если сильный? — спрашивает Рома. — В палатке, в спальнике?

— Палатка защитит от ветра, но тепло она практически не удержит, здесь нет таких материалов. Спальник да, хороший, технологический, из синтетики или из гагачьего пуха тоже тепло хорошо держит, но можно переночевать даже вообще без спального мешка и без палатки. Но нужно много дров, — взялся я объяснять, — первый способ, это сделать нодью. Не знаешь, что это?

Роман отрицательно помотал головой.

— Погоди, — прервал я свои россказни, — видишь берёза старая? Иди оборви с неё бересту.

— В чём фишка, — я взял пару кусков из тех, что он принёс и начал разделять её на полоски, — береста, это лучшая растопка, круче чем бумага, причём свежая береста горит лучше, чем сухая.

— Это почему? — удивился Рома.

— Потому, что в ней больше дегтярных масел, дёготь знаешь что такое? Вот в бересте его дохрена, так что можно поджечь даже сырую бересту, не просто свежую, а мокрую. А вот если она засохла и намокла, то гореть будет плохо. Но зимой бересту трудно снять с сырого дерева, так что воспользуемся вот этой, она уже завернулась вон. Для растопки же природа создала нам ёлки, у них всегда полно сухих веточек внизу. Набираем кучу, ломай в рукавицах, нечего царапать руки, это и так вредно, а здесь сам понимаешь.

— Кровь? — догадался парень.

— Именно! Так, теперь разложи дрова, тонкие, потолще и самые толстые. Сразу все не клади, костёр задохнётся. Стоп! — остановил я сам себя. — Рогульку! Смотри, земля промёрзла, хрен вколотишь чего, так что будем использовать бревно и слегу, вот так.

Я взял длинный дрын, положил его на упавшее дерево, которое мы собиралось использовать как лавку, а конец упёр под корень старой берёзы.

— У таких деревьев часто внизу пустоты образуются, они мхом обрастают, кора отмирает и гниёт, наши котелки вполне выдержит, но на всякий случай вон то брёвнышко положим сверху.

Мы придавили один конец слеги двухметровым обрезком сухой сосны.

— То есть, сначала прикинь, как будешь жрать готовить, а потом на этом месте разводи костёр, летом похрену, а зимой надо думать.

Я многозначительно постучал пальцем по кумполу.

— Ну, вот тебе спичка, разводи костёр, — протянул я бойцу одну спичку и коробок.

— Не, у меня зажигалка, — полез он в карман разгрузки, маскхалаты мы, чтобы не извозякать и не порвать, сняли.

— Отставить! — остановил я его поползновения. — ОДНА спичка.

С преувеличенной осторожностью он опустился на колени, чиркнул спичкой и поднёс яркий огонёк к шалашику из мелких веточек и бересты. Язычок пламени лизнул сухое дерево, перескочил на вторую палочку, третью, взвился вверх и вдруг превратился в струйку дыма.

Рома с глуповатой улыбкой посмотрел на меня.

— «Костёр» Джека Лондона не читал?

Снова отрицательное движение головой.

— А у вас вообще такой писатель был? — спросил я.

— Да, «Белый Клык», это его же?

— Ага, — я притворно вздохнул, — эх, молоде?жь, чему вас только учат. В общем, там мужик в страшную холопиздень провалился в воду, на Аляске дело было. Выбрался, правда, тут же стал разводить костёр, даже развёл, но тёплый воздух над ним растопил снег на ветках дерева, одна дёрнулась, вызвала небольшое сотрясение, в результате прямо в костёр упал ком снега. Это тоже, кстати, показательно, не подумал он о такой вероятности. В общем, мужик начал разводить костёр снова, но руки-то уже замёрзли, еле двигаются и тогда он, чтобы согреться, зажёг сразу все спички, в надежде, что их жар подожжёт плохо собранную растопку. Не помогло.

— И…чем всё закончилось? — полюбопытствовал Роман.

— Чем закончилось, чем закончилось? С ним собака была, он решил убить её, вспороть брюхо и сунуть руки внутрь, чтобы отогреть, но собака не далась, топор из рук выскользнул, и тогда он побежал. Однако сил уже не оставалось, пробежал совсем немного, сел на упавшее дерево и замёрз насмерть.

— Ж-жесть! — прокомментировал Рома.

— Ага, жесть, — согласился я, — поэтому вот тебе вторая спичка и слушай внимательно. Я же тебе говорил, береста это лучше, чем бумага? Ты, если бы бумага была, как поджигал? Во-от, берёшь кусок бересты, поджигаешь его, имей ввиду, у неё есть свойство скручиваться в спираль, так что бери кусок побольше.

Я протянул ему подходящий по размеру.

— Ну, теперь пробуй.

Через пару минут пламя уже лизнуло днище котелков со снегом, висящих над костром.

— Чтобы быстро вскипятить воду, лучше брать сухие ветки, при этом самый лучший жар даёт…?

— Берёза! — как школьник на уроке, ответил Роман.

— Хрен! — возразил я и на его лице отразилось разочарование. — Самый сильный жар даст ива. Потом сосна, особенно ветки сухие, потом ель и прочая шняга. Но если мы говорим о быстром кипячении, то лучше всего наломать сухих еловых веток. Это из того, что растёт здесь.

— Да не, командир, ты гонишь, — усомнился парень, — у нас на даче камин был, мы берёзовыми дровами топили!

— Правильно, коэффициент теплоотдачи у берёзы самый высокий, и ещё выше у дуба, но дубов мало, хотя вот в Украине, там многие дубовыми дровами топят. Но берёза странное дерево, если другие высыхают на корню, то берёза сразу превращается в труху, поэтому их рубят сырыми и сушат уже в чурках, а потом колют, так что в лесу берёза годится только на бересту. Здесь самое оптимальное дерево для костра — сосна, рубить легко, теплоотдача неплохая и она даёт очень мало искр и угольков, а ёлка часто «стреляет», это важно, особенно когда спишь при костре.

— Теперь на счёт костра, — я подложил пару сучьев, — есть такая штука под названием нодья, не помню чьё слово, но пришло оно из Сибири. В общем, пилишь или рубишь брёвна ростом с себя, можно чуть больше. Толщина уже зависит от тебя, но понятно, что чем толще, тем лучше, мы сделаем такой, как Влад вернётся. Идея в том, что это, по сути, поленница. Тонких брёвнышек, — я показал руками толщину сантиметров в пятнадцать, — надо не менее пяти. Толстых, хватит и трёх, укладываешь их друг на друга, между ними растопку и поджигаешь. Костёр даёт пламя и тепло по всей длине, так что вполне можно спать. Но. Сибиряки делают её из лиственницы, а она горит долго. По моему опыту, нодья из сосны прогорает через три-четыре часа. То есть, если ты хочешь спать часов восемь, то готовь двойной комплект.

— Ну, можно и четырьмя часами обойтись, — высказал предположение мой подчинённый, — это же экстремальная ситуация, не спать же пришли?

— Думай! — сурово возразил я. — Мы говорим о ночёвке зимой, так? Световой день сколько длится? В шесть часов уже сумерки, светает в семь утра, минимум двенадцать часов! То есть, в десять вечера тебе по-любому захочется спать, второй момент — ты в лесу, ты устал, на улице минус, расход энергии повышен, значит нужно хорошо восстановиться, восьмичасовой сон, он же не просто так придуман. Конечно, ситуации могут быть разные, может и четырёх часов у тебя не будет, но я говорю о том, как переночевать у костра с максимальным, скажем так, комфортом. И тут есть ещё один вариант. Правда для него нужен более-менее свободный от снега участок, но в лесу такой можно найти, здесь снега всегда меньше, ну а остальное растопит тепло костра. Дров в этом случае нужно больше, но не обязательно толстые, и тут уже можно что угодно использовать. Суть в том, что ты жжёшь костёр, хороший, конкретный такой костёр, на одном месте, в течение нескольких часов. По моему опыту, опять же, хватает четырёх, это как раз, пока по лагерю хлопочешь, и можно сделать заготовку для небольшого шалашика. И побольше лапника. Потом убираешь угли, ждёшь минут пятнадцать, иначе лапник может начать тлеть, потом выкладываешь себе ложе и профит. Можно шалашик сверху соорудить, но низкий, чтобы тепло лучше держал, а то я однажды лёг так вот, накрылся с головой спальником, у меня плохонький был, так что я как одеяло его использовал. Среди ночи проснулся по нужде, а спальник весь мокрый — пошёл снег и стал таять от тепла. Но я один хрен до утра проспал, проснулся от карканья ворона.

— Да-а, круто, — с уважением, искренне, произнёс парень.

— Это опыт просто, — ответил я. И тут же дал ЦУ: — Ты снежок не забывай подсыпать в котелки, это же не вода, хотя кое-кто утверждал обратное.

Это я одного пучеглазого короля попсы из нашего слоя вспомнил. Нет, я НЕ был его фанатом, просто когда это дерьмище из каждого утюга доносится, ты невольно знакомишься с репертуаром.

— Его в разы больше нужно, так что на стоянке всегда топи воду, чтобы был запас.

— Да я знаю, просто заслушался тебя, — оправдался Рома.

— Слышь, командир, я вот что хотел спросить, — произнёс он после того, как оба котелка снова были забиты снегом, — вы же с Шишкиным кореша, так?

— И? — чуть напрягся я.

Не люблю интриги вообще, и в своём коллективе в частности, и ещё больше не люблю быть вовлечёнными в эти интриги.

— А он же с Зинаидой Плужниковой мутит? — неожиданно спросил Рома.

Да, действительно мутит, вернее, они как бы пара. Как бы, потому что Зинаида оказалась женщиной с характером. Имея при себе значительные средства, Дима предпринял ряд решительных атак и крепость, наконец, пала. Первое время он был на седьмом, или даже восьмом небе от счастья, но потом как-то вернулся со свидания хмурый и, после недолгих расспросов сказал, что они «поругались». Ну, поговорка «милые бранятся, только тешатся», она же не на пустом месте родилась. Вскоре ссора забылась, Дима опять начал пропадать со своей ненаглядной, но потом я заметил одну странность — «молодые» иногда проводили вместе дни, а вот ночи или у Зины дома, или на съёмной хате.

Да, невеста оказалась с приданым и жила в отдельной крохотной квартирке, но со своей кухней и санзулом, говорит, досталась ей от подруги, якобы снимали вдвоём, но потом та выскочила замуж и уехала в Советск, там у её избранника был какой-то бизнес. Ну а Зина настолько к квартире привыкла, что не захотела съезжать ни в какую. Снять хату, вот так, на длительный период, стоит от двух сотен в месяц и выше и надо ещё побегать, чтобы найти, тут нет «бабушкиных вариантов», всё жильё муниципальное, и его можно или выкупить, или арендовать. Но такого жилья реально немного, слишком сильно разрушилась все коммуникации, в домах нет ни света, ни тепла, ни воды с канализацией, плюс многие организации забирают более-менее приличный жилой фонд и переделывают в его общаги для своих работников. Выгода прямая, потому что даже в «однушке» вполне комфортно может ночевать от четырёх до шести человек. Так что я Зину понимаю, своё жильё это круто.

Разумеется, Дима тут же предложил даме финансовое покровительство, но Зина деньги брала неохотно, хотя от подарков и подарочков не отказывалась. Объясняла она это тем, что уже привыкла полагаться во всём на себя, и, хотя Дима ей глубоко симпатичен, ей, Зинаиде, нужно время, чтобы понять, а нужно ли это ей вообще. Дима, понятное дело, усилил натиск, в значительной степени именно его нынешними отношениями и обусловлено было неуёмное желание «замутить» ещё чего-нибудь. В первую очередь, конечно, ему была нужна машина, Дима считал, что в этом случае у Зины исчезнут если не все, то большая часть сомнений, что он именно тот человек, что ей нужен. Тот мужчина. Мы пересекались с ней несколько раз на совместных посиделках, причём я понял, что Зинуля всё же не прочь встретиться со мной, что, кстати, неприятно поразило. Но потом она привела на один из наших выездов на шашлыки подругу, очень симпатичную даму, и даже в моём вкусе. Правда дальше пары встреч дело не пошло, чем-то мы не сошлись, хотя я и сожалел об этом. Дня три.

А вот Зина мне не нравилась, не только вот этой своей свободой нравов, хотя и это тоже важно, я бы вот, на мой характер, тут же послал бы такую. Была в ней ещё какая-то червоточинка, что-то неправильное. Два или три раза я неожиданно ловил её на лжи, то она одно рассказывала про первые годы жизни здесь, то другое. Вроде мелочи, но вот её подруга, с которой они вместе снимали квартирку, вдруг «переехала» из Советска в Войков. Может и Дима что-то напутал, но нестыковочка была. Однажды я, проезжая по улице, видел её, вылезающей из «Кюбеля», буквально мгновение, которое у одноглазого ещё короче, но зуб готов поставить, что это была она. Более того, за рулём сидел чувак с характерной чёрной бородищей. Это что за дела у неё с ваххабитами?

Так что Ромин вопрос, при всей своей неожиданности, лёг на подготовленную почву. Будь на её месте кто другой, вернее, если бы не было всех вот этих непоняток, наш разговор на этом бы и закончился — нечего обсуждать моих друзей. Но сейчас…

— С какой целью интересуешься? — произнёс я сакраментальную фразу.

— Да-а, — Роман замялся.

— Рома! Сказав «А», будь готов сказать «Бэ»!

— Ну-у, в общем, в нехороших делах она замешана, — выдал он, явно смущённый.

— В каких?

— Ну-у, — опять протянул он, — ничего конкретного, но…

— Рома!

— В общем, был у меня друг, погиб два года назад, никто не знает как, предположительно, в пьяной драке. У него была девушка, ну как девушка, он пытался замутить с ней, но чё-то не ладилось, а потом она пропала. То есть просто — херак, и нет девчонки. Подруги руками разводят, и тут выяснилось, что последнюю неделю их с Зиной вместе видели. Девчонка на мелькомбинате работала, месяц всего, как провалилась, красивая, прямо супер, модель! Парень к этой Зине, а она в отказку, мол вообще не пойму, о чём ты. Кореш опять к подругам, с кем та в общаге жила — как, что? И тут вспомнили, что Зина, вроде как, обещала ей с работой помочь. Ну, сам понимаешь, зарплаты там копеечные. Дружбан мой опять к Зине и… погиб. Я, вроде, сунулся к одному, другому, тогда сам в «Эгиде» без году неделя был, но парни намекнули — забудь. Просто забудь. Друга твоего уже не вернуть, а Зина… Ходил слушок, что она чёрным девочек поставляет.

Я почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. «Чёрные»? А ведь в машине той точно бармалей сидел.

— Что значит, поставляет? — решил уточнить я.

— Ну-у, знаешь, знакомится с теми, кто недавно попал сюда, потом сводит с людьми Зазы, и…

— И?

— И всё. Пацаны говорят, одну из пропавших девчонок в борделе в Бродах видели. Вроде как даже Санычу докладную писали, девчонка знакомая оказалась, говорит, Зина её и продала.

— В смысле, продала?

— А в прямом, девку в зиндан, ломают сам понимаешь как, на наркоту сажают, и на панель. Кто плохо себя ведёт — вот в такие ебеня отправляют, это у них «курорт» называется. А Зине денюшку, за то, что живой товар подкинула.

Я задумался. Могло такое быть? А почему нет, собственно говоря? Хотя… Нет, так не пойдёт, я смотрю на Зинаиду изначально предвзято. А если абстрагироваться, то могла она быть такой мразью? Не верится, но… Деньги на хату у неё откуда, например? А если она не только у Димы сос…э-э…встречается вот так. Что, один Дмитрий такой лопух, что упрашивает бабло в качестве презента принять? Причём ей даже не обязательно каждый раз на спину ложиться, мы, мужики, подчас очень алогично себя ведём. Плюс работа, не надо забывать, я не знаю, сколько получает официантка, но знаю, что минимум четверть её клиентов оставляют чаевые, хотя в столовках это и не принято. Но у Зины есть одно тайное оружие — ярко выраженное женское начало, а гормоны они такие, заставляют, в общем, пусть даже размер этих чаевых небольшой, но, знаете, курочка по зёрнышку. Так что источники дохода, помимо работорговли, у неё точно есть. Но что она делала в той машине? И куда её вообще привезли тогда, живёт она отнюдь не там, и работает тоже довольно далеко? Подозрительно всё это…

Мои размышления прервал далёкий выстрел. Мы замерли, ожидая продолжения, но эхо быстро замерло, и дальше была полная тишина.

— Так, новая вводная, — скомандовал я, — по лыжам! Поехали глянем, кто это стрелял. И это, Ром, потом побазарим ещё.

ГЛАВА 15

Стрелял Владислав. Как говорил мой отец, царствие ему небесное, «ссочил» подсвинка. Неплохо, неплохо. Тушу прямо тут выпотрошили, что характерно, Твари на такую кровь вообще не реагируют. Забрали только печёнку, ну и само мясцо, разумеется, упитанный такой кабанчик, сейчас перекусим, по-быстрому, свежатинку прямо над углями можно пожарить, хорошо сухпай не стали распатронивать.

Впрочем, это не совсем «сух», вернее — это именно СУХОЙ паёк. Консервов тут мало, новые если только в стеклянных банках закатывают, жестяных нет. Производство ведь, на самом деле, не сложное, в городе даже такой заводик есть, но нет сырья — жести для банок. Так что сухой паёк в современных реалиях, это немного крупы или макарон, кусок вяленого чуть не годами мяса, типа хамона испанского, в котором канцерогены убили все возможные бактерии. Зимой ещё сало солёное, хлеб или сухари, пряники, обычно чёрствые, они компенсируют недостаток углеводов, одновременно являясь источником «сладкого». Чай, соль. То есть, на ходу перехватить только сало с хлебом можно, а остальное варить. Но кто ж откажется от свежей кабанятины, поджаренной над углями?

Перекусили, посидели с полчасика, состряпали нодью, чтобы было понятно, что это такое, после чего я велел поднять брёвнышки и поставить их стоймя у берёзы.

— Нафига? — удивился Рома и тут же высказал догадку. — А, мы, типа сюда вернёмся ещё?

— Может вернёмся, а может другой кто наткнётся на это место — для стоянки тут очень неплохо. И дрова уже есть, они так пару лет простоят, а на земле за лето сгниют.

Служба шла ни шатко, ни валко, глубокой разведки сейчас не было, в основном караулы, да тренировки. Парни развлекались подлёдной рыбалкой, ещё раз выходили на охоту, завалили лося и, прикинув один орган к другому, решили поменять часть мяса на другие дары природы в деревне. Мужики там сидели сиднем, и страшновато выходить в одиночку, и не все они охотники, у них, насколько я знаю, дежурить обязаны все члены общины или, если хотите, колхоза. Никаких дополнительных оплат и так далее, просто есть график и ты обязан отсидеть в деревне положенный срок. И деревенские, будучи прижимистыми по определению, не шибко баловали караульных в плане питания, скудноватый у них стол был, только яйца свежие, да козу на зиму оставляли, чтобы молоко давала. А вот медок для торговых операций у них был припрятан, это мы знали, и яичек они могли выделить, а то зимой у нас на завтрак одни каши, даже по воскресеньям не всегда яйца были.

Загрузились, что твои фрицы — млеко, яйки, мёд, только машина союзников, и сами мы не в немецкой форме. Покалякали немного о том, о сём, угостили мужиков сигаретами, да и покатили обратно. Проезжая мимо «борделя», натолкнулись на странное зрелище — навстречу не спеша ехал «Харлей» с коляской. За рулём, в тулупе и надвинутой на самые очки мохнатой шапке, сидел бородатый мужик, а в коляске, судя по всему, женщина, одетая во что-то очень уж светлое. Спустя секунду я понял, что одета она только в то, в чём появилась на свет. Я не спорю, есть моржи, есть любители крещенских купаний, но что-то сомнительно мне, что кто-то в здравом уме захочет нагишом, зимой, кататься на мотоцикле. Дорога узкая, не разъехаться, у мотоцикла была задняя передача, но «байкер» явно не обладал достаточным опытом, и предок культового транспортного средства тупо заехал задним колесом в сугроб. Нам не оставалось ничего другого, кроме как помочь вытащить странных экстремалов, или столкнуть колымагу бронированной мордой, чего мы, конечно, делать не стали.

Бородач повёл себя очень подозрительно — вместо того, чтобы слезть с мотоцикла и принять участие в выталкивании, он лишь сунул правую руку за пазуху. Девица сидела тоже какая-то напряжённая, и, подойдя ближе, я увидел торчащие над краем коляски колени — она явно была очень высокой, раз не поместилась сюда. Глаз, против воли (да кого я обманываю! Ничего он не был против!) задержался на её груди, но тут мозг отметил одну очень подозрительную деталь. Девушка была связана. Соображая, что за хрень тут творится, я перевёл взгляд на её лицо, отметил синяк на скуле, довольно крупный, но тонкий нос, сбившиеся в неопрятный колтун чёрные волосы. Далее — сжатые в тонкую линию губы без единой кровинки, и трясущийся подбородок, цвет глаз различить не удалось, так как они были закрыты. Затем я понял, что девушку бьёт нешуточная дрожь. Не, ребят, это нихера не садо-мазо игры, это что-то другое. «Ломают, ты знаешь как…» — всплыли в мозгу сказанные Ромой дней пять назад слова. Даже не совсем ещё отдавая отчёт в собственных действиях, я рывком расстегнул ремень с кобурой, одним непрерывным движением прошёлся по пуговицам на тулупе, снял его и накинул на плечи девушки.

Карие глаза открылись, и с трудом разлепившиеся губы едва слышно прошептали: «не надо». Надо! Ещё как надо! Тело женщины, неожиданно тяжёлое и неуклюжее, не хотело вылезать из коляски, тут ещё водитель протянул руку, явно чтобы мне помешать и тогда я, отпустив девушку, изо всех сил двинул ему в ухо слева. Тот кулём свалился с седла, а я обошёл коляску и рывком выдернул пленницу из люльки. Нести её было недалеко, но девица оказалась на удивление тяжёлой, да ещё никак не помогала мне при транспортировке, а просто безвольно повисла на моих руках.

Лишней одежды у нас не было, только то, что на себе, но парни уже сообразили, скинули дохи, девушка, едва её положили на один из расстеленных на полу тулупов, съёжилась в позе эмбриона и мы укутали её, как могли. Изверг-мотоциклист между тем поднялся и даже лопотал что-то возмущённое. Ярость уже застилала мне глаз, я сделал пару шагов в его направлении, тот всё понял, видимо, сунул руку за пазуху и даже вытащил пистолет. Но я уже бил. Бил, пока не свалилась шапка, разбил ему очки и себе костяшки пальцев, разбил ему губы, немалого размера нос и, наверное, забил бы его совсем, если бы Дима с Гошей меня не оттащили. Ваххабит, это был один из людей Мамеда, управляющего борделем, подвывая и пачкая снег кровью, пытался уползти на обочину, я вырывался, пока не услышал:

— …ри сейчас набегут!

— Что? — не понял я, и тут же понял.

Кровь! Надо ехать или будем отбиваться от порождений Тьмы. Скомандовал:

— Погнали, — и повернулся к «Скауту».

— Мотоцикл, — воскликнул Гоша, напоминая, что у нас препятствие на дороге.

— Пох, дави! — распорядился я, и парни переглянулись.

— Дави! — рыкнул я громче.

— А этот как? — спросил Дима, кивая в сторону поднявшегося на ноги бармалея. Тот был занят прикладыванием снега к разбитому румпелю на предмет остановить кровь. Я вспомнил, что и сам раскровенил руку, быстро облизал её и произнёс:

— А что, кто-то расстроится? — намекая на его вероятную и желательную гибель от коготков детишек Мрака.

Хотя это вряд ли, до ворот меньше ста метров, добежит, сучёныш. Гоша умело, и, как мне кажется, излишне нежно, столкнул мотоцикл в сугроб, и «Скаут» начал медленно ускоряться. Я велел Диме занять моё место, а сам, якобы для прикрытия тыла, перебрался назад. На самом деле мне нужно было убедиться, что девушка ещё жива, потому что если она умрёт, бородатый упырь тоже умрёт. И плевать на последствия, неважно мне, кто она, как низко пала и что сделала, просто так НЕЛЬЗЯ. Нельзя настолько, что одним этим поступком ублюдок вычеркнул себя из числа людей, и нормальные человеческие нормы на него больше не распространялись. Это был таракан, которого хотелось раздавить.

Спасённая была жива, я сунул левую руку под тулуп и почувствовал, как она дёрнулась от моего прикосновения. И ещё её била дрожь, а кожа была неестественно холодной. Как это называется, гипотермия?

— Гоша, гони! — крикнул я и «руль» тут же утопил педаль в пол.

«Скаут» потащило юзом, но водила у нас и впрямь был если не от бога, то от одного из его замов, потому что через мгновение мы выровняли ход и даже ускорились.

— Так, несём её ко мне, — распорядился я спустя считанные минуты, когда броневик остановился на территории «Точки».

Ко мне, это в кубрик начальника смены, такая отдельная комнатёнка, где есть кровать, стол, пара табуретов и полка для книг, типа отдельное жильё.

— Гош, — продолжил я распоряжаться, — скажи Лёхе, пусть сделает тёплый чай. Понял? Тёплый, не горячий! Тёплый! С мёдом.

— Может, водки ей? — озабоченно спросил он.

— Хуётки! — нагрубил я в ответ. — Тёплый чай, много, тёплое бельё, нагрейте у печки, одежду какую-нибудь.

— Может, баню? — ничуть не обиделся Гоша.

— Баню? Баню можно, но потом — согласился я. И обратился к пряителю: — Дим, подмени меня на часок, пока человека отогревать буду, никого не пускать, если что, херачьте из всех стволов.

Это я на случай разборок со стороны Мамеда и его людей. А они будут, не могут не быть. И ещё я только что нарушил сразу целую кучу запретов, начиная с запрета поездки в деревню, нечего нам там было делать, НЕЧЕГО. Но это всё потом будет, а сейчас мне надо до конца человека спасти, слишком сильно организм ушёл у неё в режим энергосбережения. Что бы не советовали всякие «иксперты», в таких случаях самым лучшим средством для обогрева является тело другого человека, или так называемое электроодеяло, способное выдать температуру близкую к 36 градусам, не выше. Потому что сейчас важно не спешить. Разделся до трусов, откинул шкуры, пристроился рядом с дрожащим телом, изо всех сил стараясь не содрогаться сам от ледяных прикосновений.

— Теперь укрой меня, — попросил я Диму, стоящего рядом с выпученными глазами

— И хватит лыбиться! — заметил я приклеившуюся ухмылку. — Это не то, что ты думаешь!

— Ага! НЕ ТО! — осклабился он во все тридцать два зуба, и накинул на нас ещё один тулуп.

Адреналин, вброшенный в кровь потасовкой, уже ушёл, и я прижал к себе ледяное тело, стараясь максимально увеличить площадь соприкосновения. Надо же, лежу рядом с обнажённой и довольно красивой женщиной, и хоть бы какая реакция, только пытаюсь понять, меньше её трясёт, или больше? Вроде чуть меньше?

— Тебя зовут-то как, — прошептал я ей на ухо.

И, клянусь, покраснел, настолько интимно это прозвучало, аж сам устыдился. Девушка молчала, и я повторил вопрос, уже громче.

— М-м-мы, — пробормотала она.

Я решил, что это хороший признак, по меньшей мере — пациент в сознании.

— Кость, — произнёс чей-то голос, приглушённый шкурами, — чай куда?

О, Лёха, дежурный повар, хороший мужик, кстати. Уже чаёк припёр?

— Так, красавица, — позвал я спасённую, — сейчас повернёмся и попробуем попить, хорошо?

Девушка то ли кивнула, то ли это дрожь её так била, но, с нашей помощью, повернулась на другой бок, затем приняла полусидячее положение, в котором её снова закутали в тулуп, потом мы попытались напоить несчастную. Вышло не сразу, что-то пролилось, но сообразительный Лёха захватил полотенца, так что обошлось без потерь среди верхней одежды.

— Маша, — шёпотом представилась девушка, осилив, наконец, чашку.

— Ну и хорошо, а я Костя.

Проспала Маша часа четыре, я, через какое-то время, рискнул вылезти из-под вороха тулупов, поскольку все конечности у неё явно приобрели нужную температуру. Теперь следует ожидать воспаления лёгких или ОРВИ какой-нибудь. Чёрт, тут же есть пенициллин, и я помню, что его нужно много, лет в пятнадцать я умудрился застудить лёгкие, мне кололи его ровно 21 день, каждые четыре часа, под конец задница напоминала дуршлаг, и покрылась шишками, об которые гнулись иголки. И ещё это было болезненно. Ну ничего, она молодая и, между прочим, зад у неё довольно… Хороший, в общем, есть куда колоть. Вот только…

Вот только что дальше мне со всем этим делать? По факту я избил члена самой одиозной и почти узаконенной преступной группировки и забрал у них… А кого я забрал? А я забрал рабыню, будем называть вещи своими именами. Официально это называется именно так. Которую подвергали изощрённым пыткам, суки, как фашисты эту, как её, Зою Космодемьянскую, вроде. Значит, буду упирать на это, похрену, пусть дают официальный ход делу, пусть расследуют, пусть что хотят делают, но обратно я её не отдам, это будет просто не по-мужски и не по-человечески. А дальше? Дальше будет видно.

Очнулась, или проснулась, Маша уже к ночи, согласилась на баню, в которой мужики поддерживали температуру, потом поела, правда совсем немного.

— Что будет дальше? — спросила она, когда я отнёс на кухню поднос с посудой. — Ты, вообще, понимаешь, что ты сделал?

Голос хриплый, видимо из-за переохлаждения, но иногда срывается на довольно высокие, пронзительные интонации.

— Ты мне вот что скажи, — спросил я вместо ответа, — ты как себя чувствуешь?

И тут же послал мысленный сигнал заткнуться внезапно проснувшемуся либидо. В ответ оно послало мне очередной эротический импульс.

Маша чуть подумала.

— Ты знаешь, лучше, чем за все последние два дня.

— О!

Я, вообще-то, немного не это имел ввиду. Девиц абреки тут держали на каких-то наркотиках, но это было, видимо, что-то типа таблеток, потому что следов от уколов у неё я не увидел. Но развивать тему не стал, лучше значит лучше, нет ломки и хорошо, потом спрошу ещё раз.

— Ну, раз хорошо, значит поживёшь, пока, здесь. Не бойся! — я заметил мелькнувший в глазах испуг. — Никто тебя тут пальцем не тронет.

— Я тут главный, — добавил я самодовольно.

— Я знаю, — вздохнула она, — Костя Кутузов… Извини, — Маша криво улыбнулась, — так тебя девчонки зовут.

Надо же, а я и не знал. Погоняло уже прицепилось? И откуда девки-то меня знают, я же не ходок туда?

— Но я не про это, хотя, за это тоже спасибо, — продолжила Мария. — Но ты сам-то понимаешь, что сейчас будет?

Какая-то она слишком уж, как сказать-то, разумная? Рассудительная? Образованная? Да, всё это и ещё, она не похожа на шлюху. Не, я понимаю, что и среди них есть настоящие ангелы, только без крыльев, и среди нормальных баб существует мода выглядеть как шлюха. Просто… На ней нет печати этой, что ли, и говорит она так, словно привыкла быть, по меньшей мере, на равных с мужчинами. Любыми мужчинами. Недавно провалилась? Скорее всего.

— А ничего не будет, — заявил я, — приедут бармалеи, будут посланы на три известных буквы, приедут их хозяева, я объясню, что так делать нельзя…

— Как? — перебила она меня. — Как нельзя делать?

— А вот так! Как они сделали с тобой.

Она тихо рассмеялась.

— Ты же недавно здесь, да? — спросила она и потом, широко раскрыв глаза, уставилась на что-то, видимое лишь ей.

— А ты?

— Я? — очнулась она от созерцания. — Я тоже недавно, послезавтра будет месяц.

— И откуда ты провалилась? И куда? Давай, рассказывай.

— Костя, — Маша снова смутилась, — а у тебя есть сигареты?

— Курить — здоровью вредить, — назидательно напомнил я, но за цигарками сходил.

Потерплю немного, это издержки подвигов по спасению принцесс от басурман. Хех, принцесс… А она и впрямь держится, если не как принцесса, то как… «Она была или директором, или владелицей бизнеса, причём довольно успешного!» — осенило вдруг меня. И лет ей не так и мало, тридцатник, может тридцать два, просто выглядит хорошо. Очень. Грудь форму сохранила, видимо не рожала. Э-э, либидо! Не сейчас!

— Это…, — выдохнул я спустя некоторое время, когда дыхание уже более-менее восстановилось.

Но продолжать фразу не стал, потому что почувствовал, что девушка снова содрогается. Это же не может быть от холода, мы сейчас, наоборот, только разгорелись, значит это истерика. Ну-у, ладно, переживу. Но я ошибся — Маша смеялась.

— Что? — спросил я, вышло сипло, я проглотил комок и повторил. — Что?

— Надо было спорить, — заявила девушка, улыбаясь.

— С кем? — не понял я.

— С девками.

— О чём?

— О том, что ты не гомосек!

— Што-э?! — взревел я, поднимаясь на локте. — С какого…?!

— Я бы выиграла, представляешь? — сообщила мне Маша, по-прежнему улыбаясь.

— С чего это я гомик-то?! — продолжил я выражать справедливое возмущение.

— А ты чуть не единственный, кто к ним не ходил. Вот они и поспорили, кто ты гомосек или импотент?

Я только сейчас обратил внимание на довольно архаичное обозначение человека нетрадиционной сексуальной ориентации. И ещё, что она сказала к «ним», а не «к нам». И ещё ей очень шла улыбка.

Вот чёрт! Глупо, конечно, и смешно. И неприятно. И похрену, потому что… Потому что я хочу видеть эту улыбку ещё и ещё.

— У тебя будут проблемы, — произнесла она, положив голову мне на левую руку и запуская пальцы в поросль на груди.

А вот это приятно, чёрт возьми. Я сто лет не разговаривал с женщиной вот так, после секса, как… Как с близким человеком. Хотя и говорим мы о не шибко приятных вещах.

— Весь этот грёбаный мир — проблема. Будем решать их по мере поступления.

— Будем? — вскинулась она.

— Будем, — подтвердил я, — ты и я. Потому что, — я притянул её к себе, — я тебя никому не отдам.

Последствия моего поступка были, мягко говоря, неожиданными. Мария Александровна Невская провалилась сюда из одной из версий города Нижнего Новгорода, именуемого у них Максим. Тамошний «глыба-человечище» псевдоним себе взял попроще, по имени отца (или пулемёта?), а имя оставил то, что родители дали — Алексей. Алексей Максимович Пешков, он же Алексей Максим, что, однако, не помешало ему и там стать певцом революции. В результате чего город был переименован сразу после смерти великого писателя, скончавшегося, между прочим, на острове Капри от туберкулёза.

Маше было тридцать шесть лет (не угадал!) и она была владелицей аж сети… туалетов (угадал, хотя и слегка шокирован). Ну, такие уличные кабинки, пластиковые и довольно вонючие. Столь странный выбор для реализации амбиций молодой женщины объяснялся просто — у Маши был муж, который внезапно умер от инфаркта, и от которого осталось «благоухающее» наследство. Мария, женщина, как видно, с характером и внутренним стержнем, дело продавать не стала, хотя предложений было предостаточно, а взялась рулить с удвоенной энергией, находя удовлетворение в очень даже ощутимых результатах. Всё закончилось крайне неожиданно, когда она зашла у себя дома в ванную, тут внезапно погас свет, а вышла уже в незнакомом ей месте, оказавшимся убогой квартирой в заброшенном доме в городке Красная Пежа, что стоит на месте впадения реки Пежа в более полноводную Урмань. Кстати, дома остался молодой человек, которого она, впервые за год после смерти супруга, решила пригласить на свидание. Здесь «специалиста по сортирам» определили в Горкомхоз, как нетрудно было догадаться, и спустя какое-то время на неё обратил внимание некий состоятельный человек, начавший оказывать знаки внимания.

Каждый раз, когда она упоминала других мужчин, я чувствовал уколы ревности. Понимаю, что глупо, даже нелепо ревновать к оставшемуся в ином мире неизвестному парню, которого она (!) пригласила на свидание. Как и к местному олигарху из Зажопинска, но поделать ничего не мог. Я как-то сразу с головой окунулся в эту женщину и, похоже, не собирался выныривать.

В общем, «олигарх», оказавшийся депутатом местной Думы (боже, в этом карликовом квазигосударстве в каждом хуторе есть своя Дума, что ли?), пригласил Машу на интимный ужин, в ходе которого получил отказ и по морде. А вот это было ошибкой. Депутат, человек восточных кровей, и восточного воспитания, страшно разозлился, что такое оскорбление ему нанесла женщина и, с восточным же коварством, решил её наказать, «продав», а, возможно даже заплатив, людям Зазы. Упыри вывезли Марию в Синие Броды, где, дав ей сутки поголодать в холодном, но не ледяном, по счастью, подвале, приступили к процессу приведения к покорности. Но Маша оказала неожиданное, даже для неё самой, сопротивление, отбила одному из насильников тестикулы, а второму попыталась выцарапать глаза. Вот за это её и усадили в коляску мотоцикла, и она уже приготовилась прощаться с жизнью, когда увидела чью-то одноглазую рожу прямо возле своего лица, и почувствовала, как что-то легло на плечи. Что-то чуть теплее, чем окружающий мир.

Собственно, сами последствия выглядели следующим образом. Через день после моего опрометчивого «подвига», к нам пожаловали гости — господин Паламарчук, Коля Крысин, и двое бородачей в одном из которых я признал ваххабита в папахе, который встречался с кем-то из власть придержащих в Усольске поздней осенью. Он и сейчас был в папахе, только макинтош сменил на другой, подбитый мехом. Некий Валид. Второй урод был мне незнаком.

Сердчишко, конечно, сжалось, потому что если мне прикажут отдать Машу, а мне прикажут, то мне придётся стрелять, в надежде забрать с собой как можно больше негодяев, и, что самое, досадное, это только усугубит её положение. Смутило то, что мне никто не велел сдать оружие, никто меня не окружал, и не наставлял стволы. Николай попросил всех лишних выйти из помещения, и тут папахоголовый, не представляясь и не дожидаясь, когда его представят, произнёс, глядя, при этом, на Паламарчука.

— Мы считаем, наш челоуэек не прав был, его уже наказали. Если у вашего челоуэка нэт претензий, то у нас тоже нэт. Я вам гаварю, женщину и вашего челоуэка никто из наших преследоуать нэ будет. Это маё слово.

Все посмотрели на меня.

— Её продал вам один…

— Эта мы сами решим! — оборвал меня ваххабит. — Если вы кипишь-шмипишь разводить нэ будете, всо тиха будет.

А мы не будем. То есть, я точно не буду. Нет, руки у меня чешутся отрезать пару яиц, но я справлюсь с зудом. После моих заверений, что вопрос исчерпан, мы скрепили сделку рукопожатием, и бородачи отбыли восвояси, видимо в свой притон в деревне. А ко мне обратился Паламарчук.

— Ну что, Константин, давай сюда твою пленную княжну.

Вот оно! Началось! А что делать? Одну проблему, с ваххабитами, вроде как решили, а вот вторую… Ладно, нужно как-то за пару секунд ввести Машу в курс дела и выработать общую стратегию.

— Я подслушивала вас, так что не трать время! — зашептала она, едва я открыл дверь своей каморки.

— А…

Ну что за женщина!

— С чурками всё понятно, что с этим козлом Жунусовым? И что с тобой будет? — затараторила она, пока я разевал рот, словно выброшенная на берег рыба.

— Пока молчи! — оформил я, наконец, свои мысли в словесную форму.

Нет ничего хуже, чем несогласованность действий.

— Попробуем выжать по максимуму из этой ситуации, в крайнем случае, у меня есть деньги, поселим тебя в гостинице, пока я отсюда не выберусь. Только не обостряй ничего!

— Я обострять?! — вспыхнула она.

— Ты, ты! — я, всё же, не удержался от поцелуя, после чего потащил неожиданно свалившееся на меня счастье за собой.

Выглядела моя женщина, честно говоря, далеко не лучшим образом. Бланш на щеке приобрёл десяток оттенков фиолетового, с переходом в неприятно-жёлтый. Из одежды мы смогли подобрать лишь комплект нательного белья, те самые кальсоны и рубаху, что вызывало в ней целый поток язвительности каждый раз, когда я пытался всё это стянуть с неё. Поверх исподнего она нацепила обычную солдатскую хэбэ, только слегка маловатую, так что запястья и лодыжки торчали сантиметров на десять. В избе, служившей нам караулкой, было тепло, но она носила ещё меховой «жилет-душегрейку» и меховые тапки-бахилы на войлочной подошве, довольно скользкие, из-за чего была вынуждена передвигаться коньковым ходом.

— Здравствуйте, — произнесла Мария, сложив руки на груди так плотно, что я понял — она боится ещё больше, чем я.

И немудрено — по сути, она сейчас была полностью во власти этих людей, вернее Паламарчука.

— Здравствуйте, здравствуйте, — поприветствовал её Николай Николаевич, буквально раздевая глазами. Хмырь был ещё тот ходок, но, насколько я знал, предпочитал пышногрудых дам.

— Здрасьте, — сказал Коля Крысин и, будучи большим джентльменом, добавил, — присаживайтесь.

И указал даме на табурет. После чего, уже без приглашения, уселся и я, причём так, чтобы мы касались друг друга коленями. На короткий миг мы обменялись взглядами, и Маша едва заметно подмигнула мне. Я ей ответить тем же не мог, ибо для этого нужно два органа зрения. Но взглядом попытался передать — всё будет хорошо! Хотя сам в этом был далеко не уверен. О-очень не уверен!

— Ну что, рассказывайте, как до такой жизни докатились? — по-отечески добро предложил Паламарчук, по привычке огладив свои усы.

Поскольку уточнений, кто именно должен был начинать рассказ, не было, начал я. Изложил всё как есть, убрав из повествования лишь ненужные детали. Поехали в деревню за продуктами, на обратном пути увидели явные свидетельства угрозы жизни для человека, приняли меры для спасения. Всё.

Николаи переглянулись, затем старший откашлялся и посмотрел на Марию.

— Так всё было?

— Да, — коротко ответила она, но, потом, добавила, — если бы не ваши люди, я бы замёрзла насмерть.

— Так уж и насмерть? — усомнился Паламарчук.

— А вы сядьте голым на мотоцикл и покатайтесь на морозе. Да, ещё сутки поголодайте в подвале.

— Голой? — оживился Николай Николаевич.

— Так точно, — подтвердил я, — возили девушку совершенно без одежды, связанной. Фашисты, одно слово!

— Совсем охуели, — пробормотал поражённый Паламарчук, — гхм, извините. В общем Мария…

— Александровна, — подсказала девушка,

— Да, Мария Александровна, вам нужно будет написать, как всё было.

— Написать — что? — ледяным тоном спросила она.

— Как всё было, кто, когда, при каких обстоятельствах вас, гхм, привёз в деревню, что было здесь. Про незаконное лишение свободы напишите, ну и про, гхм-гхм, про то, что потом… случилось. Всё подробно, ничего не скрывая, как на исповеди.

— Вот я и спрашиваю — что мне писать? — опять спросила Маша. — Как назвать документ? Исповедь?

— Кх-х! — подавил смешок Паламарчук, что я счёл хорошим признаком. Возможно, у нас есть шанс.

— Считайте, что пишите объяснительную, — подсказал ей Крысин.

— На чьё имя? — продолжала допытываться Маша.

Коли сурово посмотрели на меня. А я-то чего?

— Маш, — решил я, всё же, чуток разрядить ситуацию, — напиши просто — я, такая-то, такая-то, настоящим сообщаю следующее. А сверху оставь место для «шапки».

— Так пойдёт же? — это уже вопрос к Паламарчуку.

— Угу, — кивнул он головой, — и ты тоже, Константин, пиши.

— А я уже, — сообщил я, — вот.

И достал из командирской сумки-планшета, положенной мне по статусу, несколько листов бумаги.

— Ага, — пробурчал Николай Николаевич и снова огладил свои усы, — уже, значит?

— Так точно, — чуть молодцевато ответил я.

— Ты, давай… это, Марию… Александровну проводи к себе, пусть она там пишет, в спокойной обстановке, а мы тут побеседуем с тобой. Ручка-бумага есть?

— Есть, — подтвердил я, — только карандаши.

— Карандаши? — задумался шеф. — Надо бы чернилами, но… ладно, пусть пишет так.

Он скривился, рассмотрев, что мой рапорт тоже карандашом написан. Конечно, это создавало некие проблемы в плане исправлений или приписок, но писать чернилами на такой бумаге было натуральной пыткой. Официальные документы, конечно, заполнялись только ими, и подписи ставили только чернилами, но большинство внутренних документов писали вот так, карандашиком.

После того, как я оставил Марию наедине с бумагой и воспоминаниями, Паламарчук приступил к экзекуции. Но, к моему удивлению, проходила она вяло, и все претензии сводились к тому, что я не известил руководство об инциденте. На что я, в общем-то, справедливо, возразил, что не считал инцидент столь значимым, что ради него гонять туда-сюда бронетехнику. Тем более, что мы со дня на день ожидали проверку. Ну а как, в самом деле, я должен был, по мнению боссов, поступить? Прыгать в «Скаут», забирать с собой большую часть отделения и пилить в Вышинский? Другой связи у нас нет, увы.

— Не посчитал он, — пробурчал Паламарчук, — а вот Мамед посчитал! Тут же помчался к Валиду с докладом, Заза аж сам на встречу с Ромодановским приехал!

Во как! Дерьмо уводило в вентилятор?

— И… что на этой встрече? — полюбопытствовал я.

— Что на встрече, что на встрече? — забухтел Николай Николаевич. — Нет, Костя, я не спорю, ты поступил как мужик! Я бы и сам из-за такой ба…э-э…женщины горло бы вырвал. Но надо же думать!

— А я и думал! — перешёл я в атаку. — Мне что, помощь ему нужно было предложить? Может, водой её облить, или обрезком шланга отхлестать?

— Ну, ты не передёргивай! — оборвал меня шеф. — шлангом! А нос ты ему нахрена сломал? Хотя…, — тут он сжал немалых размеров кулак, — я бы и сам вмазал. Ну а мотоцикл нахрена повредили?

— Так а что было делать, Николай Николаевич? Он встал поперёк дороги, девчонка синяя уже, этому уроду морду в кровь разбили, мы сами без верхней одежды остались. Твари вот-вот набегут, надо было когти рвать, тут уж извините. Он ствол достал — значит враг. И человека надо было спасать!

— Ствол достал? — насторожился Паламарчук. — Ты написал про это?

Он забегал глазами по моим каракулям, но, видимо, относился к тем людям, кто может или читать, или разговаривать, два дела одновременно для него уже слишком.

— Написал, написал, — успокоил я шефа, — всё как было. Пусть радуется, что не застрелил на месте, мразь такую.

— Радуется, — снова забурчал Паламарчук, — он-то радуется, но вот что с тобой делать прикажешь?

Ну вот я и дождался! Сейчас начнёт вершиться правосудие в том виде, в каком его понимают в ЧОП «Эгида».

Шеф выдержал, я бы даже сказал передержал, драматическую паузу.

— В общем так, Константин, человек ты у нас новый, но успел себя проявить, да… И, на твоё счастье, абреки перегнули палку, сильно перегнули. За это и предъявить можно, но, вроде как по рукам уже ударили. Так что…

Он посмотрел мне в глаз, и мне показалось, что едва заметная усмешка мелькнула и исчезла в его густых чёрных усах.

— За отличие в деле спасения жизни гражданина Вышинской народной республики всем вам объявлена благодарность и премия в размере тридцати рублей. Но! — остановил он готовый сорваться с моих уст то ли выдох облегчения, то ли даже возглас восторга. — За нарушение внутрифирменных инструкций лично тебе объявлен строгий выговор.

И…? И всё? И это всё?! Ан нет!

— Что касается посторонних лиц на объекте, — снова пауза, — ты сам-то дальше что думаешь делать?

— Так а-э…, — я немного подрастерялся.

Дальше — в смысле вообще, или дальше — в смысле в ближайшие дни? Впрочем, чего это я?

— Дальше думаем как-то вместе жить, — выпалил я, хотя мы об этом вообще не говорили.

— Вместе! — хмыкнул Паламарчук. — Не! Я не то, что… В общем, ты молодец, такую ба…, — он снова вовремя себя поправил, — такую кралю себе нашёл! Но здесь, вообще-то, режимный объект! Ты и дальше будешь инструкцию нарушать? Тут уже строгачом не отделаешься!

— Так Николай Николаич! — взмолился я. — Ну а куда её? У неё же даже… одежды нет!

Я чуть не брякнул «трусов», но вовремя опомнился — нефига всякие интимные подробности про «мою кралю» знать.

— Одежды, — ворчливо повторил шеф, — одежды… Одежду сам купишь, зарплаты у вас у всех вона какие! Но жить здесь ей нельзя, это… сам понимаешь!

— Так а где, Нико…

— В гостевом доме пусть живёт! — прервал он очередную мою эскападу. И добавил: — За твой счёт!

«Минус оклад» — мелькнула меркантильная мыслишка.

— И на счёт питания, — продолжил добивать мой бюджет Николай Николаевич, — поставим её на довольствие, но тоже у тебя из жалования вычтем. Вопросы есть?

Вопросов не было. Точнее были, но, извините за кривой каламбур, сам вопрос подразумевал, что вопросов быть не должно.

Потом Паламарчук приватно, но без всякой подоплёки, побеседовал с Машей, предварительно ознакомившись с её записями, потом он толкнул долгую речь перед всем наличным составом, но запутался так, что вызвал недоумённые взгляды даже у индифферентного повара. Суть спича сводилось к тому, что мы, конечно, молодцы, и вот нам премия и «почётный грамота», но вообще, так делать нельзя, а ещё лучше не попадать в такие ситуации. О моём взыскании, разумеется, не было сказано ни слова, поскольку о субординации здесь были в курсе.

Вечером, дымя папироской на крылечке в кругу света от лампочки, Коля Крысин посвятил меня кое в какие подробности. Иса, тот самый ублюдок, что пытал Машку, рассказал, разумеется, свою версию произошедшего, но Мамед, главный в этом гнилом борделе, уже смикитил, что они лоханулись по крупному. Ведь, хоть они и были все кончеными мразями и отморозками, но понимали, что за такие дела их по головке не погладят, в первую очередь своё же начальство. Так что Мамед, стремясь опередить меня, тут же помчался с докладом к боссам, захватив с собой и допустившего промашку подонка. Шарип, главный сутенёр в «империи» Зазы, тоже дураком не был, сообразил, что дело может кончиться очень нехорошими разборками, потому что налицо как минимум похищение человека, не говоря уже о пытках. Поэтому и пошёл к шефу, то есть Валиду, дабы решать, что делать дальше, а тот, видимо, не стал умалчивать о проблеме уже перед своим шефом.

Уж не знаю, в каких отношениях Заза с Сан Санычем, но, видимо, какие-то контакты у них есть. На встрече было решено делу хода не давать, Заза, фактически, признал что был не прав, ну а Сан Саныч пообещал, что мы проявим благоразумие. Как ни странно, во многом спас меня и Марию именно господин Жунусов, депутат городской думы и «успешный предприниматель» из городка Красная Пежа. Благодаря показаниям Маши, его теперь, по выражению Коли, «крепко возьмут за яйца», тем более, что у похотливого мудака есть вполне законная жена ещё Оттуда, и он вдвойне не заинтересован, чтобы о его похождениях стало известно широкой общественности. Даже не верится, но здесь люди облечённые властью очень боятся всяких скандалов и выноса на свет божий грязного бельишка. Тут это, прямо как в развитой европейской стране, для них означает политическую смерть. Короче, ради спасения реноме и депутатской карьеры, мистер Жунусов теперь будет плясать под дудку Сан Саныча.

И даже финансово я не сильно пострадал, хотя, в данном случае, это имело для меня второстепенное, даже третьестепенное, значение. Проживание в номере для персонала в гостевом доме стоило всего десять рублей в день, ну а о харчах и вовсе не стоит переживать. Единственным минусом было то, что виделись мы теперь только во время приёмов пищи, да пару раз в течение дня. Но мне прямым текстом дали понять, что кредит хорошего отношения ко мне исчерпан, и если я и дальше буду вместо службы «бегать по бабам», то это будет иметь совсем другие последствия. Я предупреждению внял, прыть свою уменьшил, и остаток командировки прошёл без каких бы то ни было эксцессов.

А вот в последний день, когда мы, по традиции, отмечали окончание службы роскошным ужином, моя ненаглядная почувствовала себя неважно, поднялась температура и мы, прямиком из Синих Бродов, отправились в больницу. В городе таковая была всего одна, и нам повезло, что бармалеи не сожгли документы Машки, и даже вернули их нам, с горящими от ненависти глазами, и даже вместе с её одеждой. Но шмотки Мария надевать категорически отказалась, считая их навсегда осквернёнными чужими лапами. Документы, в частности, медицинский полис, давали право на бесплатное медобслуживание, что, разумеется, не отменяло определённых затрат. Дело было даже не в том, что это «государственная» больница и других здесь просто не было, а в том, что ассортимент медикаментов был очень скуден. Хорошо ещё, что Тьма помогала, заворачивая в обратную сторону срок годности, да где-то южнее наладили выпуск пенициллина, который тут был за панацею.

Пожилой врач с внешностью доктора Пирогова, но с фамилией Розенблад, Абрам Моисеевич, поставил диагноз — воспаление лёгких, за малую мзду (пара «зелёненьких», то есть сто рублей), девушку определили в палату на двоих, выдали казённые манатки — байковую стираную-перестираную пижаму и стёганый халат, ну а мне велели почаще навещать больную. Срок лечения три недели, ничего не попишешь.

ГЛАВА 16

Дни тянулись как резина. За неделю мы лишь пару раз нашли возможность для уединения, один — прямо в палате, у Машки как раз съехала соседка, страдавшая пилонефритом. Да разок добросердечная сестра-хозяйка пустила нас в кладовку, забитую всякими простынями и пижамами, за что и получила коробку фашистского шоколада.

Я носил девушке куриные бульоны с пирожками из пирожковой, иногда — пельмени или что-то повкуснее из кафе, и сладкое, до которого Мария Александровна оказалась страшной любительницей. Вот интересно, это у неё метаболизм такой, что ничего на боках не откладывается, или будет как в том скетче из шоу Бенни Хилла, где девушка на свиданиях отказывалась даже от ложечки сахара в кофе, а прямо на свадьбе накинулась на торты и пирожные так, что её разнесло вширь вдвое?

Хотя, чего я волнуюсь? Мы же не женаты, и вообще, наш статус очень не понятный, мы, от чего-то, говорим о чём угодно, кроме как о нашем совместном будущем. Словно после моего ответа на её вопрос «что дальше?», ещё тогда, в первый день нашего знакомства, всё стало ясно и понятно. А мне, вот, если честно, ну вообще не понятно.

Например, где мы будем жить? Я уже с ног сбился, подыскивая варианты, но, ребят, это дорого, реально дорого. Даже если (!) Маша устроится на работу, квартплата в триста-четыреста рублей в месяц — это дорого! А дешёвых однокомнатных квартир просто нету. Готовят к сдаче аж два свежеотремонтированных дома, но и там уже всё разобрали ещё в пошлом квартале. С жильём тут вообще жопа, простите, но так принято говорить в моём слое. Город сдаёт в аренду аварийные дома, коммерсанты их ремонтируют и уже сами сдают в наём, продажа в собственность не практикуется, потому что гораздо выгоднее иметь постоянный источник дохода, тем более, что, теоретически, эта аренда может длиться сотни лет. Дом раньше рухнет. Можно ввязаться в строительство индивидуального дома на окраине, но это не по моим доходам. Пока вырисовывается один единственный вариант, вернее два — заплатить за полгода аренды вперёд, забронировав таким образом квартиру, и ждать месяцев восемь, пока отремонтируют очередной дом, а самим жить в гостинице. Или жить по общагам, а встречаться в «квартирах на час». Ни тот, ни другой вариант меня не устраивал по целому ряду причин, но выбора, похоже, не было.

Второй головной болью было Машино трудоустройство. Хотя Паламарчук и объявил её гражданкой ВНР, спасённой из лап злодеев доблестными сотрудниками ЧОП «Эгида», она была самой что ни на есть «нерезидентшей» со всеми вытекающими. К тому же злостной прогульщицей — нам недвусмысленно намекнули, что эту проблему решать придётся самим, причём о привлечении к ответу г-на Жунусова не может быть и речи, инцидент считается исчерпанным. Хотя тут, по большому счёту, Маша теряла только в своей копеечной зарплате, причём ей всё равно закроют больничный, поскольку, формально, она продолжает числиться в Краснопежинском отделе ЖКХ.

— А ты кем там работала-то? — спросил я как-то бывшую «королеву ватерклозетов».

— А, типа диспетчера на телефоне, — криво усмехнулась она, — принимала звонки, где канализацию прорвало и вообще.

— О, так тебе повезло! — воскликнул я, и поведал о своей недолгой карьере пролетария.

— Чего повезло, Кость? — возмутилась девушка. — Зарплата сто пятьдесят рэ, переработок нет! Ты представляешь, каково это, не просто в нищету, а в позапрошлый век окунуться?

— Представляю, — улыбнулся я, — слушай, я всё спросить хотел, а что, вот этот твой бизнес Там, он и правда хороший доход давал?

— Правда, — голос у Маши стал грустным, и я хотел уже было извиниться, что столь бестактно разворошил прошлое, но она продолжила, — Слава довольно высоко забрался, ну, знаешь, нашёл выходы на нужных людей и нас осталось две фирмы на весь город, вторая принадлежала жене брата мэра, так что сам понимаешь.

Слава, это её второй муж, да, девушка успела дважды побывать в браке, но первый длился всего несколько месяцев. История тоже любопытная, Машке было девятнадцать лет, третий курс института, знакомится с парнем, машина, денежки есть, все дела, скромный, непьющий, в общем, любовь. Дело было в городе Иваново, он и там у них «город невест», и Маша училась в текстильном институте на дизайнера. Свадьба, все дела, и вот переезжает она к родителям супруга, квартира большая, чуть не пять комнат, люди, вроде, скромные, порядочные. И тут происходят метаморфозы. Свекровь начинает невестку строить, ты, мол, жона таперича, никаких гулек, никаких подружек, из института домой, стирать, убираться, готовить и вообще, пора уже тебе рожать. А окончательно добило её заявление пришедшего как-то с работы молодого супруга: «Мать? Где варево? Ты же знаешь, я без варева не могу»! Поясняю, варево — это суп. На дворе двадцать первый век, а молодой парень оперирует понятиями «варево». Она это ещё так живо рассказывала, изображая говор домостроевской семейки, «оканье» и «яканье». Например, «Ляксанрд Ляксеич» — так бывшего свёкра звали. В общем, она просто тупо сбежала прямиком домой к своим родителям, оставив муженьку всё своё приданое. Ортодоксы долго ходили кругами, но Маша была непреклонна и развелась через суд. Второй брак был более удачным, хотя прошло без малого семь лет, прежде чем она решила вторично связать себя узами.

Так вот, возвращаясь к «сортирному» бизнесу. В Машином слое к проблеме коррупции было чуть более пристальное внимание, поэтому, чтобы не наглеть уж совсем, к государственной кормушке обязательно допускали человека со стороны, вот мол, всё по-честному, да, есть и родственники Чиновника Чиновниковича, но вот же господин Нищебродов, он вообще посторонний, можете проверить! И его бизнес даже больше! Разумеется, допускали туда только тех, кто «заносил». Вовремя и регулярно. Покойный Вячеслав Невский заносил правильно, так что бизнес шёл в гору, две фирмы, никакой конкуренции, вот твоя половина города, вот моя, на крупных мероприятиях, типа Дня города или фестивалей под открытым небом, тоже чёткие квоты, в общем, денежки шли. И немало — хороший дом, плюс квартира в престижном районе, несколько машин, у Маши аж Порш DF был, судя по описанию, типа Кайена из моего слоя. Основная забота — это контроль за сбором денег, потому что где нал, там всегда уязвимость, плюс текучка кадров, далеко не каждый выдерживает долго на такой работе, что кассирши, что уборщицы. В общем, Маша была и директором и супервайзером, если кто не в курсе, это типа главного надсмотрщика.

А вот что она будет делать сейчас, я, пока, не придумал. Всё моё естество восставало против того, чтобы она шла в пролетарии, плюс надо было как-то переводить её в Вышинский, и я даже не знал, с какой стороны к этому подобраться. Паламарчук русским (то есть с матюками) языком сказал — помогать не будет. А у них квотирование здесь, делят прибывающих между регионами, люди нужны везде, причём именно работяги, Маше просто повезло, что её на такую должность определили. Я так подозреваю, местный эйчар просто впечатлился её красотой, всё же женщина она очень эффектная. Вообще не работать? Теоретически можно, если бы я был уверен в своих высоких доходах, а я отнюдь в них не уверен. И надо понимать, что до экзамена на статус гражданина ВНР допускаются лица, положительно зарекомендовавшие себя, и отработавшие(!) не мене года на предприятиях республики, причём на одном месте. А у неё уже прогулы в личном деле фигурируют, конечно, можно решить и этот вопрос, но нужно занести. И немало! И ещё знать, кому именно.

Совершенно неожиданно подвалили боевые, хотя и без зонального коэффициента, поскольку постреляли мы прямо в городе. Охраняли разгрузку вагонов с трофейным добром, это северная часть города, там, где раньше было грузовое депо. Оно, собственно, и сейчас осталось таковым, железная дорога худо-бедно функционирует, есть там и склады нашей конторы, и вагоны наши там стоят вполне законно, денежку заплатили городу за услуги, вот и пользуемся. Вообще там своя охрана, «ВОХРА», как они себя называют, это не совсем те, что сидят привратниками в общагах, тут мужики помоложе служат, и оружие у них серьёзнее — автоматы и карабины, между прочим, железнодорожники тоже вооружены, правда только револьверам, и носить их имеют право только на службе.

Но ВОХРА ВОХРой, а дополнительная охрана не помешает, так что моё отделение прибыло на служебном «Додже», и заняло свои места согласно боевого расписания. Дело шло уже к концу, когда вдалеке разом задолбили пулемёты, заполошная стрельба продолжалась минут пять, потом в небо взмыли одна за другой три красных ракеты. Это было плохо, очень плохо, потому что три ракеты означало прорыв периметра — Твари каким-то образом проскочили через систему защиты и сейчас вполне могут двигаться к нам. Грузовой двор был режимным объектом, здесь каждый знал, что делать, спустя полминуты завыла сирена, люди начали разбегаться, стремясь укрыться хоть где. Мы, по идее, могли или бежать к машине, а это сотни метров, или закрыться в вагоне и ждать рявкающих, коротких звуков сирены, означающих отбой тревоги. Но, поскольку здесь были невооружённые грузчики, прежде всего надо было обезопасить их, то есть проследить, что все укрылись, и лишь после этого закрывать двери изнутри. Я знал, что Твари бегут к нам, потому что почувствовал это, сработала «суперспособность», внезапно нахлынули отрицательно-агрессивные эмоции, и я даже знал направление, откуда придёт опасность.

— Всем внимание! — подал я команду, сбрасывая предохранитель и опускаясь на колено перед дверью вагона. — Влад — в вагон, прикрываешь сверху.

В принципе, три автомата и одна винтовка — атаку мы отразим, кто бы там не шёл в нашу сторону. Немного беспокоило, что вояки допустили прорыв как таковой, это сколько же их там попёрло, если даже пулемёты не сдержали? Хотя, вполне могло так быть, что проскочила всего одна Тварь, бывало и такое, правда очень редко.

Что-то тёмное мелькнуло под вагоном, стоящим на соседних путях, но очень быстро, затем что-то появилось справа на самой границе периферийного зрения, и тут автоматы парней разразились лаем, сразу два, хлопнула винтовка, а я всё водил стволом, пытался понять, что я видел. Что-то неестественно большое. Из-под вагона напротив выскочил бандерлог, я срезал его двумя короткими очередями, воздух уже и так вибрировал от смертного воя Тварей, так что ещё одного визга я не разобрал, тут кто-то огромный спрыгнул с крыши вагона, и мгновенно сгруппировался для очередного прыжка, сжавшись в ком. Моя очередь прошла выше, затем существо неестественно быстро прыгнуло вправо, приземлившись прямо в центре появившейся группы немедленного реагирования ВОХР. Поднявшись на задние лапы, оно принялось размахивать непропорционально длинными передними конечностями, расшвыривая бойцов в разные стороны.

Коата! Довольно редкий и, обычно, крайне осторожный монстр, напоминающий одновременно обезьяну и паука, из-за своих длинных лап, имеющих, похоже, по меньшей мере один лишний сустав. Над головой бухнула винтовка, коата дёрнулась, словно её ударили по затылку, на секунду застыла и вдруг рухнула плашмя вперёд, словно мозг с запозданием сообщил телу, что оно умерло. Уцелевшие бойцы изрешетили чёрный саван, окружающий нечисть, доброй сотней пуль, но я был уверен, что смерть, или что там у них означает конец существования, наступила от одной-единственной. Хороший выстрел, Владислав! Хотя, по большому счёту, парню просто повезло, никто толком не знает, где у них убойные места, а эта Тварь ещё и живуча чрезвычайно, но тут кусочек свинца угодил в самое нужное место.

ВОХРЫ набежало ещё больше, появились МЧСники, раненых, под переносными софитами, потащили к каретам скорых, но три тела так и остались лежать, прикрытые старым брезентом — когти-кинжалы располосовали их одним единственным ударом, словно скальпелем рассекли. Это вот зима — в другое время Твари рискнули бы выскочить на свет, только если рядом пролилась кровь, или если их обнаружили. Хотя, вероятно и этих спугнули где-то на Сортировке, но странно, что они помчались именно в город, а не из него, совсем страх потеряли.

К слову, интересный вывод сделал «п'гофессо'г» Загор-Загорский, после того, как мы во всех подробностях изложили ему нашу встречу с Тёмным. Прежде всего, его поразил тот факт, что он управлял гончими, а в том, что это было именно так, сомневаться не приходилось. Три человека видели мановение чёрной длани, по которой стая ринулась в нашу сторону, да и потом часть Тварей, явно повинуясь указанию «хозяина», вернулась к нему, преодолев тягу к свежей крови. Профессор выдвинул гипотезу, что область вокруг лагеря зэков была своего рода «охотничьими угодьями» гориллоида, и другие Твари там просто не появлялись. Этим и объяснялось наше, сравнительно лёгкое, бегство оттуда. И я думаю, что эта гипотеза имеет право на существование, потому что она очень хорошо объясняет, почему нам «дали» ограбить заброшенную станцию, хотя крови там пролили немало. Видимо, Тёмный или зализывал раны, или просто понимал, что такое количество людей с оружием ему и его своре не одолеть. Значит, он всё же принадлежит к некоему виду Homo Tenebris Sapiens — человек тёмный разумный, иной подвид местной мутафауны, чем адаптанты?

Расспросил я профессора и о том, можно ли «почувствовать» порождения Тьмы? Осторожно, конечно, чтобы никоим образом не выдать себя, а то знаю я этих яйцеголовых — посадят в клетку и будут изучать эмпирическим методом перебора вариантов, он же метод научного тыка. Мол, есть какие-нибудь способы «раннего обнаружения», или, может, кроме омоложения и немедикаментозного аборта, имеют место быть другие последствия пребывания в «околотёмной» зоне, типа невероятной интуиции, или, наоборот, потери страха перед Тварями? Оказалось, в этом направлении тоже ведутся определённые исследования, есть даже люди, которые вообще не испытывают негативного воздействия Тьмы. Правда, все они страдают синдромом Дауна, и таких в республике всего три человека. Но и на обычных людей Тьма воздействует чуть по-разному при прочих равных условиях. В этом я и сам убедился, ещё в свою первую поездку на север, за длинным рублём, тогда один мужик вообще сбрендил, даже застрелился потом. Но вот я сам, явно же какая-то аномалия, если бы было что-то похожее, наверное, профессор бы рассказал? Или нет? В любом случае, я решил молчать о своей «суперспособности», даже Машке ничего не скажу, ибо известно же, что тайна, о которой знают хотя бы двое, перестаёт быть тайной.

Пальба наша неожиданно принесла тройную оплату, что было приятным бонусом, тем более, что мы сами не понесли никаких потерь. Ну и Влада чествовали в кабаке, ибо не каждый может похвастаться снятым с одного выстрела монстром.

Второй раз пришлось пострелять через четыре дня, уже во Второй Зоне, куда мы выехали на обеспечение безопасности VIP-охоты. Есть в республике заповедное местечко под названием Белое Озеро. Находится оно без малого в четырёх сотнях километров на восток от столицы, «в глухомани, в лесу», хотя до него имеется довольно накатанная дорога. Там даже городок есть на берегу, Краснопартизанск. Название осталось с Гражданской войны, когда этот край был под контролем белогвардейцев. Ну а красные партизанили, сделав своей «вотчиной» посёлок на берегу удалённого от центра губернии озера. Довольно большого, между прочим, километров десять в длину, и около шести в самом широком месте.

Откровенно говоря, городом Краснопартизанск назвать сложно, это, скорее, большое село, хотя пара улиц застроена кирпичными домами, ещё при историческом материализме. До прихода к власти гегемона там был некий духовный центр края, монастыри, мужской и женский, в самом селе аж четыре церкви, но «совецка власть» опиум для народа искореняла повсеместно, церкви взорвали, у монастырей посшибали маковки с крестами, а подворья превратили в склады и даже свиноферму. Ересиарх Зосима один из монастырей, мужской, даже освятил, и, формально, он принадлежит сейчас местному варианту РПЦ, но в обители ведутся только вялотекущие восстановительные работы, республиканский бюджет денег не выделяет, паства тоже жертвует недостаточно, да и до Тьмы тут не очень далеко. В общем, обитель пустует.

Основное население Краснопартизанска сейчас, это охотничьи артели, то есть те, кто добывает этим промыслом хлеб насущный. Есть официальное охотхозяйство, на территории которого действует десятка полтора бригад, стреляющих дичь на меха и мясо. Ну и, разумеется, имеет место организация отдыха для тех, у кого доход измеряется десятками тысяч рублей. Для таких построена настоящая элитная деревня на воде, очень оригинальное инженерное решение, кстати. Водоём этот, хотя и считается озером, является проточным по факту, поскольку в него впадает несколько мелких речек, и вытекает одна — Белозерка, которая через пару десятков километров впадает в Урмань. Ушлые предприниматели построили деревню на плотах, причём конструкция позволяет, по желанию, собрать посёлок из нескольких домиков, или, наоборот, отбуксировать один или несколько в любую точку озёра, если клиенту нужно уединение. Понятно, что домики эти отнюдь не царские хоромы, в один этаж всего, но внутри всё оборудовано с максимальным удобством — печка грамотная, и кровати-траходромы имеются, и трапезные. Хошь рыбачь, хошь — езжай на охоту, а хошь заселяйся в сауну, там тоже и койки есть, и столы с лавками. Интерьер соответствующий — дерево, шкуры хищников, рога и морды крупных копытных. Хорошее местечко, хотя жить здесь я бы не хотел, слишком дремучий угол, и добираться сюда из столицы минимум два дня получается, если не рисковать и на ночь останавливаться на постой по пути.

ВИП-охота, это серьёзное мероприятие, на которое приезжают Очень Важные Люди, дабы в тишине и покое, на лоне природы, отдохнуть душой и телом, разумеется, и, заодно, порешать важные вопросы. Жён, подруг и даже официальных любовниц в такие поездки не берут, это сугубо мужское мероприятие и вообще, бабам в лесу делать нечего. Без баб в лесу, правда, тоже скучновато, так что к услугам высоких гостей имеется аж целый выездной бордель, так называемый ВИП-эскорт, и этих девочек присные Зазы уже не пасут, это совершенно иная структура, я даже предположить не могу, под кем находящаяся. Хотя, под кем, под кем? Под «гебней», под кем же ещё! Девушки там все как на подбор словно сошли с обложек журналов, есть даже негритянка или мулатка, что выглядит невероятной экзотикой.

Мы стояли в оцеплении, пока загонщики выгоняли под выстрел оленя. Звуки охотничьих рожков, звонкий стук деревянных колотушек, даже крики людей были слышны уже совсем рядом. Компания гостей была небольшой, два депутата профильных комитетов, один из советников, какой-то тихий и не приметный человечек с внешностью Акакия Акакиевича из гоголевской «Шинели», ну и Сан Саныч. «Акакий Акакиевич» уже поднял ружьё, Маузеровский карабин с оптикой, когда я понял, что у нас ещё одни «гости». Снова те же симптомы — накатившее раздражение, переходящее в злость, и почти стопроцентная уверенность, откуда именно ждать появления Тьмы.

— Влад, Дима, Рома! — окликнул я подчинённых. — Внимание!

— Что? — насторожился Владислав.

— Да вон там, вроде, видел что-то, — соврал я, показывая на опушку леса метрах в ста от нас.

Мы сами находились на окраине большой проплешины, последствия лесного пожара где-то двухгодичной давности. Дальше огню распространиться помешала болотистая почва, скрытая сейчас толщей снега. Вот оттуда, из леса за гарью, что-то и шло к нам.

— Видишь что? — спросил я через полминуты, заметив, что снайпер смотрит на одно единственное место через прицел.

— Есть что-то, — пробормотал он. И спросил: — Стревять?

Сложный вопрос. Выстрелим — испортим охоту, не выстрелим, последствия могут быть гораздо хуже. Я приложил к глазу бинокль. Ни черта не вижу! В смысле, не вижу, что там. Но чувствую.

— Погодь, — я принял решение.

Пять сек ждём… Что-то шевельнулось, что-то практически неразличимое в тени еловых лап, но это что-то коснулось ветки. А зимой в лесу ветки имеют свойство сбрасывать снег, вызывая мини-лавины.

— Видишь?! — спрашиваю у Владислава.

А у самого уже в ушах шумит от выброса адреналина. Оно там!

— Не уверен, — отвечает он, — но что-то есть.

— Огонь!

«Мосинка» хлёстко ударила по ушам, эхо заметалось, отражаясь от опушки леса, и тут на белый ковёр, скрывающий уродливое пятно гари, выпрыгнула огромная Тварь. Настоящий монстр, размерами куда больше медведя. Туша обладала соответствующим весом, потому что мы явственно услышали треск сучьев под его лапами. Место я себе выбрал подходящее, прямо-таки позиция для стрельбы стоя — сильный ветер сломал берёзу диаметром сантиметров двадцать, на высоте примерно полутора метров, да так удачно, что длинная часть упала между двух деревьев, образовав почти ровную параллель с землёй. Просто клади оружие и стреляй с упора, что я и сделал, поймав чёрную, слегка размытую по краям, тушу в рамку прицела.

Пулемёт изрыгнул несколько пуль, но Тварь была невероятно ловкой, особенно учитывая габариты. Она прыгнула больше в сторону, чем вперёд, уходя с линии огня, едва коснувшись лапами снега, снова взмыла в воздух, приземлившись уже метрах в пятидесяти от нас. К этому моменту палили уже все, чудовище снова прыгнуло, и тут вступил в действие его величество Случай — Тварь напоролась на обугленное дерево. Жар от пламени закалил то, что не сгорело, а дожди и ветер сняли слой угля, превратив лесину в подобие наконечника копья. И тигроид, а это был, судя по всему, именно он, налетел грудью прямо на обломок, насадив себя словно на вертел.

Визг, подобный звуку гигантской циркулярной пилы, резанул по ушам так, что даже зубы заныли, но руки делали своё дело, пулемёт долбил очередями, посылая смертельных гонцов прямо в сосредоточие темноты. Парни не отставали, и, наконец, критическая масса свинца превысила возможности этого чудовищного организма — тигроид взревел, переходя на ультразвук, от которого, казалось, потемнело в глазу, и вдруг опал, нелепо повиснув на чёрном гигантском копье, с которого свалился весь снег. Тёмный саван вокруг монстра, казалось, исходил струйками дыма, словно сам его дух выходил наружу через многочисленные дырки, проделанные нашими пулями.

Хотя я не чувствовал больше опасности, охоту моментально свернули. Дорогие гости потрусили к дороге, где их ждал комфортабельный транспорт, комфортабельный, разумеется, по местным меркам. Здесь же нет снегоходов, и аэросани в лесу ездить не могут, так что приходится в буквальном смысле пробивать тропы, чтобы «охотнички» могли дойти своими ВИП-ножками до места, где на них выгонят зверя. С лыжной подготовкой у них, понятное дело, не очень. Большую часть пути от накатанной дороги до «номера», на который потом выгонят зверя, их везут в некоем сооружении, больше всего напоминающем установленный на полозья автобус, соединённым жёсткой сцепкой с шасси от небольшого танка. Скорость такого транспорта невелика, но и расстояние всего километров пять до нормальной дороги, где их ждут прогретые автомобили. Мы же едем в транспорте попроще — нечто типа гигантских открытых саней, прицепленных к второму шасси — прикрываем тылы, так сказать.

Уже в городке, перед тем, как «гости» скрылись за высоким забором, уберегающим от посторонних глаз береговую часть ВИП-посёлка, меня подозвал Крысин.

— Вот, — представил он меня печальному человечку, которому мы испортили выстрел, — Константин Нагорнов, один из наших лучших командиров.

Человечек с внешностью Акакия Акакиевича бросил на меня пронзительный взгляд и, неожиданно сильным голосом, произнёс:

— Я считаю, вы сегодня оказали мне услугу. Такие вещи я не забываю. Вы можете обратиться ко мне лично.

И, не сказав больше ни слова, развернулся и потопал к резной деревянной калитке.

— А кто это? — спросил я, когда «Акакий Акакиевич» скрылся вместе с остальными небожителями.

— Это? — хмыкнул Коля. — Это, брат, очень страшный человек. Игорь Андреевич Карташов, не слышал про такого?

Вроде мелькала эта фамилия, но очень редко и даже не помню, в связи с чем.

— Советник президента, курирует энергетический сектор и торговлю, — пояснил Крысин, — мой тебе совет, иди к нему только в самом крайнем случае. Он может, реально может, но, блин, это такой жучара…

В чём именно проявляется его «жучарость» Николай объяснять не стал, а я не счёл нужным пытать, предупредил и предупредил, и на том спасибо. Тем паче, что у меня сейчас, вроде нет необходимости идти на поклон к столь высоко сидящему человеку. Вот только Машке нужно с работой и переводом решать, но я думаю, что справлюсь и сам, тем более что Паламарчук, мужик хоть и гандонистый, но подсказал, на кого можно выйти. Конечно, готовь, Костя, кошелёк, но лучше так.

На второй неделе Машуниных страданий от воздействия пенициллина на её очень аппетитную часть тела, внезапно произошли несколько очень важных для нас с ней событий. И все они были из разряда «положительных». Во-первых, у нас появилась квартира. Нет, надо по порядку!

Во-первых, Дима расстался с Зиной. Хотя это не очень хорошо, но, на самом деле, было хорошо. Разрыв в их отношениях наметился ещё раньше, я рассказывал, что девушка допустила его до тела, но отнюдь не спешила съезжаться с кавалером. И Димка всё чаще и чаще приходил со свиданий в некоем смятении чувств. Я в их дела не лез, но помнил и о нашем с Ромой разговоре, и моих личных ощущениях в отношении этой женщины. Расспрашивать приятеля о его даме я не стал, но решил осторожно навести кое-какие справки. И вдруг Дима заявляет — они расстаются, причём друзьями, всё, как бы, хорошо, более того — Зина, испытывая ко мне дружеские (?) чувства и радуясь, что я, наконец, нашёл себе пару, предлагает занять её квартиру. Ибо сама перебирается в город Первомайск, где открывается новая «Пельменная N 1» и где ей предложили должность администратора. С более высоким окладом жалования. Причём с квартирой нужно было решать прямо сейчас, потому что договор она расторгает, а такие хаты, я должен понимать, на дороге не валяются. Двести рэ на лапу манагеру-управляющему единовременно, дом-то принадлежит частной структуре, и двести рэ в месяц плюс коммуналка, то есть свет и вода.

— Чего думаешь, Кость?! — Дима аж подпрыгивал от нетерпения. — Поехали!

А и правда, чего я думаю? Разве что после Зины как-то, брезгую, что ли? Не нравится она мне, вот не нравится и всё! Но! Квартира в хорошем доме, свежий ремонт, да в самом деле, что это я? В ауру, что ли, поверил? Ха!

— Погнали, — решился я.

В качестве благодарности выделил Диме машину, чтобы он помог своей уже бывшей пассии с переездом, ну и ей коробку конфет купил, уже местных. Вообще, больше всего они напоминают пирожные «картошка», подозреваю, что и сделаны по той же технологии, но вкусные. Плюс «хэнд мейд», ручная работа, коробочки красивые, это здесь уровень «Коркунова», была у нас в слое такая фирма, специализировалась именно на конфетах экстра-класса.

Затраты, разумеется, этим не ограничились, решил выкинуть матрас, сама кровать была вполне приличной, новодел, даже не расшатанная, а вот матрас пружинный решил сменить. Практичный Дима тут же продал его за две трети стоимости, потому что Зинуля, хотя я и грешу на неё, была дамой аккуратной, и дома у неё всё было в порядке. Вообще, Димка помог сильно, не только с квартирой. Его неуёмная энергия и жажда наживы дали, наконец, плоды, и он нашёл относительно честный способ поправить свои финансовые дела. А, заодно, предложил мне поучаствовать. Это и было вторым, и, пожалуй даже более важным событием.

Дело было не только в дружбе, я думаю, немаловажным фактором было наличие у меня машины, а так же то, что его новый деловой партнёр знал меня и, соответственно, доверял. Оказывается, за время наших вояжей по городам и весям республики, Дима установил довольно плотные отношения со Станиславом Стыцко, а Станислав, как вы помните, сидел на потоке распределения очень дефицитных товаров. Быть у колодца, да не напиться? Ха, это же не про русских! Думаю, Стас сам был шалокрут ещё тот, они просто нашли с Димой друг друга.

Конечно, нужно было проявлять осторожность и дьявольскую изобретательность, но здесь нам помог старый добрый советский принцип — был дефицит, и за возможность приобрести этот самый дефицит люди готовы были платить, и платить немало. Например за шмотки. Детские вещи здесь практически никому не нужны, и стоят они немного, но там довольно хорошие материалы, так что умельцы создают из них настоящие шедевры. Огромным спросом пользуются женские чулки, и вообще всё женское — бельё, платья и так далее.

А ещё невероятно ценятся швейные машинки. Фирма Зингера делала очень качественный продукт, и здесь их заслуженно любят и ценят, причём как швеи-надомницы, так и предприниматели, желающие организовать или расширить бизнес по пошиву всего, от трусов до пальто. Вот в этот ручеёк дефицита мы и сунули свои нечистые рылы, делая за Стаса всю черновую работу, а именно — встречи с клиентами, приём наличности, переброска товара и всё в таком духе. Схема была довольно продуманной и, хотя наш партнёр и забирал половину навара, жаловаться было грех. Швейная машинка с ножным приводом стоила, в среднем, полторы тысячи целковых, или сто пятьдесят червонцев. «Откат» составлял двадцать процентов и только на них мы с Димой заработали больше четырёх тысяч каждый за неполных две недели!

И это не считая другого дефицита, а ведь даже мебель можно было неплохо пристроить. Господин Батурин, отвечающий за финансы в структуре Сан Саныча, был или не в курсе истинного положения вещей, или ему было похрену, но цены были кем-то, возможно им самим и утверждены, а вот почём товар уходил реально он, судя по всему, не интересовался. Тут было важно не перегнуть палку и помнить, что именно сгубило одного фраера. На товаре наживались все, в том числе конечные реализаторы, и их тоже нельзя было лишать дохода, так что от потоков лишь отводились ручейки, и Стас, будучи умным и ушлым человеком, не лез в кухню на местах, получая за это, я уверен, свой откатец.

Вот и вышло, что к моменту выписки моей ненаглядной я решил аж почти все проблемные вопросы, и квартиру нашёл, и финансовое положение укрепил и узнал, как можно без проблем перевести Марию в Вышинский, минуя обязательный год отработки.

— Это по поводу? — задала девушка вполне логичный вопрос, когда я появился в её палате с коробкой конфет (уже местных), бутылкой самого настоящего французского шампанского (трофейного), двумя хрустальными фужерами и небольшой бархатной коробочкой.

— Я… немного волнуюсь, — проглотил я комок в горле, ибо и впрямь волновался.

Затем сделал глубокий вдох, опустился на колено и, протягивая коробочку, спросил:

— Мария Невская, ты выйдешь за меня замуж?

— Абалдемон! — воскликнула Маша, доставая из коробочки настоящее колечко с бриллиантом.

Тоненькое и изящное, хотя камень был довольно приличного размера. Главное, чтобы подошло! Ну и чтобы согласилась, конечно…

Коварная красотка надела его на безымянный палец (слава богу, я угадал с размером!), вытянула вперёд кисть, оценивая украшение, затем сложила руки на коленях и ответила:

— Я подумаю.

— Я, конечно, не тороплю, у тебя есть, — я посмотрел на свой хронометр, — примерно четыре часа.

— А что потом? — изумлённо подняла она брови. — Заберёшь кольцо назад?

— Э-э, не знаю, как у вас в слое, а у нас было так, — решил я немного приврать, — если девушка взяла кольцо, то это означает практически «да».

— Да-а? — она опять уставилась на украшение. — Это бриллиант?

— Меня уверяли, что да, стекло царапает, так что я почти уверен.

— Хм-м, — она деланно нахмурила брови, — ну надо же, и шампанское? Да ты прямо всерьёз, да?

— Да, — честно ответил я.

— Но ты же меня совсем не знаешь! Может, я ужасная стерва?

— Я справлюсь, — заверил я её.

— А может у меня невыносимый характер и я лишь искусно маскируюсь под паиньку?

— Кое-что про твой характер я уже понял, — сообщил я.

— И? — бровки снова поползли вверх.

— И мне нравится то, что я понял.

— Я ещё не умею готовить, то есть умею кое-что, но не люблю, — сообщила она после небольшой паузы.

— Менуточку! — теперь уже я картинно возмутился. — То есть я без борща остаюсь, что ли?

— А почему без борща? — засмеялась она, демонстрируя передние зубы, чуть более крупные, чем остальные.

Что её совсем не портило.

— У нас считалось, что настоящая женщина должна уметь готовить борщ, это, типа, залог крепких семейных отношений.

— Ой, не могу! — захохотала она. — У нас это были… А я не поняла, ты даму шампанским не будешь угощать, что ли?

Что в её реальности заменяло хорошей жене борщ, я так и не узнал.

— О! Неплохое, — оценила она напиток, когда улеглась пена, и мы сделали по глотку.

Затем она поставила фужер на шаткую тумбочку, положила мне руки на плечи и, глядя прямо в глаз, произнесла:

— Я выйду за тебя замуж, Константин Нагорнов, если ты пообещаешь мне две вещи.

— Всё, что угодно, — ответил я, чувствуя, что сердчишко забилось сильнее.

— Никогда меня не обманывай и не предавай.

— Никогда! — поклялся я и скрепил обет поцелуем.

— Абалдемон! — снова издала Маша восторженный вопль, когда я на руках внёс её в наше новое гнёздышко.

Перед дверью, правда, драгоценную ношу пришлось опустить, потому что внести, не зацепив косяк головой или ногами, я бы не сумел, слишком узким был вход в наше жилище.

— Ой, и бельё новое, — оценила моя теперь уже жена, проведя рукой по свежим простыням.

Надо ли говорить, что мы их тут же и обновили?

Конечно, всё было сумбурно, в некоторой спешке и совершенно не так, как, возможно, Маше хотелось. Это был её последний день пребывания в больнице, и нам обязательно нужно было расписаться. К счастью, такого понятия как очередь в ЗАГС здесь не существовало, достаточно было подать заявление, уплатить пошлину, найти двух свидетелей и всё, вожделенный документ готов.

О свидетелях позаботился Дима, собственно, он был одним из них, а в качестве свидетельницы привлёк какую-то свою знакомую, в чьих объятиях, я так понимаю, находил утешение после разрыва с Зиной. Ну и хорошо, пусть это формальность, но я бы не хотел, чтобы Зинаида ставила подпись на столь важном документе. Свадьбу решили отпраздновать чуть позже, потому что «дохтур» и так отпустил невесту скрепя сердце, и всего на несколько часов, до вечера, когда больница просто закрывалась, а вечер зимой наступает рано. Конечно, чтобы Абрам Моисеевич не переживал так сильно за здоровье пациентки, я презентовал ему бутылочку местного «коньяка», но вернуть Марию было нужно, тут ничего не попишешь.

Забавно вышло с моими подарками для неё, я приобрёл кое-что из дефицита, и Маша, разумеется, всё тут же примерила. Бельё её в восторг не привело, хотя там был даже шёлк. Система крепления чулок была весьма эротичной, но она даже выругалась, пока справлялась с застёжками. А вот платье, которое мне понравилось больше всего, было с негодованием отброшено в сторону со словами:

— Я такое не одену никогда в жизни!

Я деликатно промолчал и даже не расстроился. Самым сложным моментом, для меня, была её возможная реакция на разъяснение причины столь поспешного узаконивания наших отношений. Дело в том, что нерезидент мог сменить работу в течение года только по состоянию здоровья, или если сочетался законным браком с гражданином республики. В этом случае допускался переезд в населённый пункт одного из супругов. И, по счастью, я уже был обладателем заветного паспорта. Так что теперь, сразу после выписки, нам следовало лететь в Красную Пежу, и подавать документы на перевод, чтобы Маше не пришлось выходить на работу пусть всего на день.

— А если бы не это, — спросила она, — ты бы долго раздумывал?

— Честно? — спросил я, хотя это и было излишним. — Штамп в паспорте, тем более в местном, для меня не так важен. Мне важно, что я могу засыпать и просыпаться рядом с тобой. Каждый день.

ГЛАВА 17

Так начался новый этап моей жизни в этом очень странном месте. В самом начале мне говорили, что зима — это тяжёлое время, короткий световой день, холод, усиливающееся давление Тьмы, всё это способствует всяким депрессивным настроениям. Не знаю, кто как, а я был счастлив, Мария тоже, это было видно, пусть я и ходил в «розовых очках». Мы подыскали ей не очень отстойную работу на местном мелькомбинате, тут уже не обошлось без «смазки», и пусть зарплата там всё те же 150 рублей, и нет возможности подзаработать, зато в тишине конторы, каким-то младшим учётчиком, женский коллектив, и не дышать мучной пылью. Когда мог, я всегда отвозил её и встречал, в другое время был ведомственный транспорт, но нас «статусы» совершенно не парили, а зарплата её без обсуждения ушла в раздел «на булавки и помаду».

Халява с распределением дефицита закончилась, о чём Дима с тоской вспоминал раз по пять на дню, но, внезапно, наши услуги опять понадобились — оказывается, Стас взялся контролировать реализацию какой-то электротехнической продукции, навар тут был в два раза меньше, в процентном соотношении, но, зато, выхлоп приятно поразил. Дима так наскирдовал себе на подержанный автомобиль, например. Свою лепту в семейный бюджет вносила и моя основная работа, командировки на север никто не отменял, а там и стрелять приходилось. Твари и в самом деле зимой борзели, однажды вообще к стенам «Точки» подошли, пришлось объявлять тревогу и в кой-то веки хозвод получил боевые, даже повар стрелял!

Новый, 33-й год встречали как дома, в смысле, сначала в кругу самых близких людей, затем пошли по гостям. Близкие — это Дима с Эльвирой, жгучей брюнеткой, которую он представил как «самую прекрасную женщину в республике». Ну-ну, я-то знаю, кто самая-самая, но вслух опровергать не стал, тем более, что девушка и впрямь была весьма привлекательна. Встречали у нас дома, было мало еды, но был «Оливье», много закусок и лёгких спиртных напитков, очень хотелось выйти на улицу, но ограничились пятиминутной стрельбой из ракетниц с крыльца. А до этого, под настоящее поздравление настоящего президента, прозвучавшее по радио, открыли бутылку настоящего шампанского.

Тридцать третьим год считался условно, он так и именовался официально — 33-й Условный год. Люди здесь исчезли в 1948-м, пять лет мир был пустым, правда, по этому поводу у учёных тоже нет единого мнения. И вот уже 27 лет сюда валятся люди из прорех в ткани мироздания. Но точная дата, когда этот мир треснул, известна, от неё и ведётся нынешний учёт смен зим и лет. А если продолжить местное летоисчисление, то сейчас наступил 1980 год. Даже не верится! Олимпиада 80, улетающий мишка. Жизнь Там совершила гигантский скачок, люди полетели в космос, высадились на Луну, изобрели компьютеры, интернет и видеомагнитофоны, а здесь…

А здесь мы пытаемся быть счастливыми и вы знаете, кое у кого получается. И гулять мы всё же пошли, только на следующий день, навернув с утра (часов в одиннадцать-полдвенадцатого) вчерашних салатов, да чуть-чуть разогревшись пивком. В городе, на площади Ленина, стояла ёлка, огромная лесная красавица, украшенная разноцветными гирляндами и флажками. Ну и пусть, что не светится, вечером это всё равно некому оценить. Из репродукторов неслась музыка, вовсю торговали пирожками, шашлыками и горячим сбитнем, и было весело, по-настоящему весело, словно люди делились своим хорошим настроением и от этого всем становилось ещё радостнее. Были организованы какие-то конкурсы, катание на санях, даже кто-то типа скоморохов бегал в толпе, заманивая народ на очередной аттракцион. И всё, кстати, бесплатно, кроме еды и напитков, разумеется. И даже погода не могла испортить праздник, хотя, в любом другом месте она была бы самой что ни на есть новогодней — лёгкий, лениво падающий снежок, и всего градусов пять ниже нуля. И город постарался до конца — вечером, в самом начале сумерек, был салют, короткий, всего пяток залпов, но всё равно было красиво.

А второго опять в гости, на сей раз к Богатырёвым, и там уже, по русской традиции, объелись так, что с трудом из-за стола встали. Квартирка у них была небольшая, типа нашей, даже, мне кажется, ещё меньше, но тут повезло с соседями — те укатили в деревню и мы, а так же Дима с Эльвирой, ночевали там.

Новогодних каникул, как таковых, у нас не вышло, Маша, работая по обычному графику, отдыхала аж девять дней, а вот я уже четвёртого укатил в Броды. Но это было неважно, мы даже умудрялись письмами обмениваться, а однажды она и вовсе приехала ко мне вместе с Крысиным, буквально на пару часов, привезли кое-что из продуктов, проверили, всё ли в порядке, и тут же назад. И это даже не было нарушением, весь путь она проделала в моей, э-э, теперь уже нашей, машине, всего лишь в составе колонны, что не только не возбранялось, а, напротив, было обязательным. Я имею ввиду сопровождение

гражданских. Мы, как без пяти минут сотрудники силовых структур, были обязаны сопровождать людей в междугородних поездах, буде представится оказия, причём бесплатно!

В городе, используя выходные, уже дважды выбирался на охоту, первый раз с практически незнакомыми мужиками, случайно, можно сказать, посмотреть что и как, кабанчика подстрелил, на четверых поделили. Отменный борщ из него вышел, должен сказать, и даже с болгарским перцем, консервированным только, но вкус всё равно дал.

Это тут кто-то лет шесть назад с витриной с семенами провалился, вроде как в магазинчике «Сад-огород» работала женщина, свет погас, и оказалась в грязном и даже немного сыром подвале, как была на стуле, под локтем стол, а плечо витрину подпирает. Говорят, хорошо поднялась на семенах, заморачиваться не стала, часть продала, тут же нифига не росло почти, картофель-моркофель-свеклофель. На вырученные деньги купила кусок земли прямо в черте города, ближе к окраине, да и занялась семеноводством, в смысле, выращивает овощи на семена, ну и цветы всякие, в общем, что было у неё в витрине. Жаль, бананов с ананасами не было, фруктину какую иногда ужас как хочется.

Второй раз ездили уже с Сергеем Богатырёвым, тем самым капитаном со стрельбища, сошлись с ним как-то, вроде и возраст разный и слои, а что-то общее нашлось, он знал, куда на оленя можно сгонять, чтобы не далеко сильно. Это уже посерьёзней выезд был, на двух машинах, он с женой, я, хе-хе, тоже, Дима с какой-то совсем уж туповатой девицей, хотя ценил он в ней явно не интеллект. Даже намекнул, закатив глаза, о какой-то невероятной технике орального секса, которой дама владеет в совершенстве. Ну и хорошо, главное, чтобы в радость.

Маша, к моему удивлению, при всей её боевитости и довольно жёстком характере, оказалась никаким стрелком. Оружия она просто боялась, стреляла зажмурившись и даже чуть отвернув лицо, чем вызвала беззлобный смех толстушки Евгении. Но, в целом, поездка была прекрасной, остановились на постой в деревне, у какого-то знакомого Сергея. Дом у него был своеобразный, эдакий «тюнинг» бывшей избы, площадь которой увеличили и вверх, и вширь, причём вширь так, что под крышу ушло, фактически, всё подворье — тут был и сарай, и крольчатник, и курятник, и в углу жались козы в загоне. Даже колодец был под крышей.

А ещё мужичок имел гарем. Я не знаю, честно говоря, официального статуса дам, и вообще, как тут с полигамией дела обстоят, как-то не задумывался. Но женщин с ним жило три, одна явно восточной наружности, которую он представил как Галя. Судя по моноброви и даже небольшим чёрным усиками, Галя была Гюльнарой или Галиёй, но это неважно. Две другие женщины были явно русскими, или, по крайней мере, славянской внешности, одна совсем молодая, лет двадцати наверное, рослая и крепкая, что называется кровь с молоком. Сгущённым. Третьей «жене» было на вид лет сорок, тоже высокая, и очень худая, такое ощущение, что с вдавленной грудью даже, но все они были нормальными, приятными людьми. Трофим Олимпиевич, так заковыристо звали «султана» был русским, православным, но из какого-то невероятного слоя, где было разрешено и даже приветствовалось многожёнство, только, в противовес «магометанам», жён разрешалось иметь три. Местная церковь венчать их отказалась, за что Олимпиевич назвал в разговоре о. Зосиму «выблядком», «самозванцем» и «содомитом».

Не менее интересной была и история России в его действительности — царя там свергли, но вот октябрьский переворот у большевиков не удался, Ульянова, вместе с верхушкой ВКПб, арестовали, и все они закончили свой путь в тюрьме, а государство пошло по пути капиталистической демократии. Повоевали с немцами, как и в первую мировую ударив им в спину, пока Гитлер разбирался с Францией. Война длилась пять лет, и закончилась победой коалиции, причём японцы, как и у нас, воевавшие на стороне Гитлера, сдались без всяких атомных бомб, едва немцы подписали акт о капитуляции. Парадоксально, но процветать Россия так и не стала, в чём дядя Трофим винил «мужеложцев» из США.

Интересно, а есть слой, где нам никто извне не помешал стать пусть не великой, но хотя бы мощной, развитой державой? Без «догоним и перегоним», без «зато мы первые в космосе», а вот что бы ВВП на душу населения был достойным, уровень жизни, и всё такое? Между прочим, в его слое в космос первые слетали немцы, Фон Брауну удалось осуществить проект «Фау-5» — беспилотный запуск в космическое пространство, и «Фау-6», пилотируемый. Но об этом предпочитают помалкивать, потому что, в отличие от русских или американцев, запускавших в ракетах собак и обезьян, немцы сразу ставили опыты на людях, так что первым космонавтом был некий Исаак Капнер, польский еврей, улетевший навсегда к звёздам.

За зверем ходили втроём, только мужской частью компании, подстрелили олешка, хороший такой самец оказался, полтуши отдали хозяину, нам с Димой остаток. Была настоящая русская баня, «жёны» Олимиевича приготовили очень вкусное тушёное мясо с можжевеловыми ягодами и сушёными яблоками, из ледника достали настоянный на травах самогон, очень душевно посидели.

Что касается охоты, возможно, читатель вспомнит, что я вроде как даже проникся у себя в слое идеями ахимсы, то есть неубийства, а тут вовсю истребляю животный мир в своё удовольствие. Отвечаю — дело не в развлечении, чем являлась охота Там, дело именно в добыче. Слишком скудный здесь ассортимент и я, да и не только я, никак не можем привыкнуть к практически пустым полкам. Да, можно покупать дичь на рынке, но, по сути, мы тогда платим за то же самое убийство, так что разницы нет. Мне просто захотелось оленины, вот и всё. Моральный аспект следует оставить в стороне, ибо его вовсе не существует, мы, человеки, созданы таковыми, нам свойственно лишать жизни других для собственного выживания.

Как-то я прочитал одну книжку, «Трое против дебрей»*, рассказ о том, как мужик поселился в канадской тайге [*Кольер, Эрик, Трое против дебрей. Издательство «Мысль», 1973 г.]. Дело было в первой половине двадцатого века, у него была жена, на четверть индианка по крови, и ещё большая «белая» чем он сам, потом родился сын, вот почему трое. Интересная повесть, но мне запомнилась одна фраза: «человек не может прожить в лесу не убивая». Этот постулат, среди некоторых других, решили проверить несколько молодых учёных, возможно, это были студенты старшекурсники, я сейчас уже не помню. Наши, из Новосибирска, что ли. Где-то в семидесятых-восьмидесятых годах они пошли в лес как бы за грибами, но цель была заблудиться и посмотреть что из этого выйдет. Снаряжение, как для «грибалки», лукошки, термосы с чаем, бутерброды, ножички, клеёнки от дождя. Хотя в лесу было полно грибов, и они не голодали, уже на третий или четвёртый день они помышляли только о мясе. Никакой картошки и макарон — мясо! Плоть! В конце концов они убили змейку и как-то сумели её приготовить. Это я к тому, что легко быть веганом в изобилии двадцать первого века, но на самом деле все знают, что «вегетарианец» в переводе с одного из индейских языков означает «хреновый охотник».

Несмотря на явное Машкино нежелание, я, всё же, решил научить её стрелять, хотя бы из пистолета.

— Маш, — увещевал я свою супругу, — здесь нет ничего сложного. Знаешь, как учили раньше фехтовать? Берёшь меч за тупой конец, а острым тыкаешь в людей. А с пистолетом…

— Не, не, не! — перебивала меня упрямая девчонка. — Ты умеешь стрелять, вот ты меня и защитишь.

— А если меня рядом не будет? — вопрошал я.

— Тогда я буду кричать, — парировала она. — Знаешь как я умею кричать?

Я знал, правда это были крики несколько, гм, иного характера, и мне даже нравилось, что она не сдерживает себя. Однако мы оба знали, что никакие крики не помогут, потому что в её жизни уже была ситуация, едва не закончившаяся плачевно. Об этом мы, не сговариваясь, не вспоминали никогда, но это не значит, что мы не помнили. Будь у неё тогда законный ствол, смело могла бы валить этих уродов.

Девушка она отнюдь не хрупкого телосложения, и руки сильные довольно, «баранку» без ГУРа* вон как ловко крутит, а тут, ну прямо я не знаю [*ГУР — гидроусилитель руля]. Хорошо, не хочет Кольт или Браунинг, есть вон Вальтер ПП, с которого наш Макаров свой ПМ слизал, или Зауэр 38Н. Вполне компактные, вмещающиеся в ридикюль, пистики, правда с патронами у них проблема, коротышей 9х17 всё меньше и меньше, а я думаю, что ей нужно тренироваться именно на своём оружии. Если психологический барьер преодолеет, а она его преодолеет, тогда и будет у неё ещё и запасной ствол. А пока, вон хоть Люгер бы освоила — пистолет мощный достаточно, машинка довольно надёжная, эргономика потрясающая.

Хоть и с неохотой, но Маша всё же стала ходить со мной на стрельбище, тем более, что патроны халявные, только стреляй. Постепенно прогресс наметился, мы перестали зажмуриваться, но теперь, видите ли, нас очень сильно напрягает чистка оружия. И ведь я понимаю, что это игра, и она понимает, что я понимаю, и знает прекрасно, что как только получит паспорт, мы выправим на неё разрешение, причём экзамен она сдаст очень быстро, и знает, что так надо.

Однажды мы как-то случайно нарушили негласное табу и заговорили о том самом происшествии, которое и свело нас вместе. Дело было на кухне, где не любящая готовить Маша готовила блюдо, являющееся в её слое сакральным и способствующим нерушимому браку, и имя этому блюду — зразы. Я исходил слюной и вертелся под ногами, всячески мешая процессу и распуская руки.

— Маньяк! — легонько стукнула она меня по лбу деревянной ложкой с длинной ручкой.

— Ау! — вскричал я, хватаясь за голову. — Синяк же будет!

— Ну иди скорее, я тебя поце… Куда руки тянешь! — щёлкнула она меня снова.

— Кстати, а с чего это вы решили, что я пи…э-э…гей? — вспомнил я произнесённую ей фразу кажется, уже сто лет назад.

— Кто это «мы»? — решила уточнить Маша, но, видимо, вспомнила. — А, девки-то? Ну как, они же всё про всех знают, вы же, мужики, абсолютно не знаете, для чего нужен язык. Не все, не все, признаю! — добавила она, видя мою ухмыляющуюся рожу.

— Но большинство из вас примитивные до ужаса существа, к тому же вся ваша брутальность не что иное, как фарс, причём дешёвый, а так вам нужно чьё-то плечико, чтобы поплакаться. Поэтому девчонки там знают всё и про всех. А вот вы, Константин Александрович, были прям загадкой. Все знали, что ты совершил невероятный скачок по служебной лестнице, что кучу бандитов и Тварей завалил в самый момент прибытия… Кстати, это правда?

Смешно, но об этом мы тоже не говорили, почему-то хватало других тем, она, например, знала просто уйму вещей из самых разных областей, так что было о чём поболтать.

— Было дело, но уж не кучу, — скромно признался я.

— Ясно, отдавил, случайно, лапку бандерлогу, на которого наступил в темноте, остальное довершила народная молва, — тут же сделала она вывод.

— Ну, почти, — не стал я спорить, — тем более, что я тогда был уверен, что брежу.

— Понятно! — девушка хитро посмотрела на меня. — Да не страдай, не страдай! Я всё у Димы выпытала, ты крут, нереально крут!

Меня наградили поцелуем и даже позволили чуть распустить руки.

— В общем, девчонки типа поспорили, гомосек ты, или у тебя просто мужские проблемы? — воспользовалась Маша паузой в моих похотливых поползновениях. — Бойцы ваши, вроде, не подтверждали ни того, ни другого, но все же знают, что Тьма сама по себе афродизиак, а ты — ну никак. И тут вдруг я вижу твою пиратскую повязку и думаю — всё, готова, Мария Александровна уже глюки начались. А ты ещё вытаскивать меня начал, а мне уже тепло стало, не хочу.

Я внимательно следил за её лицом, готовый прервать воспоминания, если увижу хоть намёк на слёзы, но и останавливать не спешил, если говорит — значит уже не болит, это хороший признак, психика у неё крепкая, значит.

— А потом, когда уже в себя пришла, всё равно поверить не могла, что я лежу рядом с тобой. Вот тогда я в тебя и влюбилась, — призналась она.

— А я не понял, — рискнул я спросить чуть погодя, — ты-то когда всё это узнала, ну про меня и вообще? Тебя же в зиндан сразу посадили, нет?

— Это у них летом яма где-то в огороде, а зимой это подпол в доме. Клиентов было мало, чуркобесы с кем-то из девчонок резвились, ну а остальные развлекали меня разговорами, мол держись, и всё такое. Так и узнала всё. Много чего порассказали, — глаза у неё потемнели. — Мрази они, Заза этот и все его ублюдки бородатые.

— Согласен, — поддержал я.

— Ты знаешь, что у них чуть не две трети девчонок в рабстве?

— Догадывался.

— И я могла бы… Хотя нет, меня, наверное, до смерти этот урод укатал бы тогда. А многих ломают. Кого наркотой, кого угрозами, кого… Это у них называется прогнать через взвод. Привозят девочку куда-нибудь в казарму, или в барак, вон, на торфяные делянки. Двадцать-тридцать мужиков. Делайте что хотите.

— Я слышал про такое, — тихо произнёс я. И решился спросить: — А тебе наркоту не давали?

— Нет, она, как это… В общем, то, что дают там девчонкам, это скорее релаксант, что-то из грибов местных, он просто притупляет все эмоции, отходняк от него жестокий, говорят, но так он безвредный. В плане привыкания, я имею ввиду. Подсаживают на морфий, но это редко, сам знаешь, его мало.

Здесь Маша была немного не в курсе, морфия, оригинального, который тут был практически единственным обезболивающим действительно осталось мало, практически ничего. Был ещё новокаин, но его запасы уже исчерпали, зато где-то на югах наладили производство опия из мака, причём как в фармакологических целях, так и для удовлетворения пагубных привычек. В республике любые наркотики находятся под запретом, но до нас уже довели информацию, что Заза получил первую партию героина. И это могло перерасти в огромную проблему.

Грибы же, тут Машка была абсолютно права, относились к так называемым лёгким наркотикам, всякие торчки у нас в слое вообще поднимали периодически волну, чтобы не считать их, вместе с коноплёй, наркотой вообще. Приводя в пример прогрессивные Голландию и США. Даже слово изобрели — «легалайз», хотя это просто «легализация», не суть важно чего, но чаще всего кричат о ней нарики и те, кто хочет на них заработать. Зависимость от этих наркотиков всё равно есть, так уж наш метаболизм устроен, что в цепочку легко встраивается и алкоголь, и никотин, и наркота. Вот только выходить не желает.

— А представляешь, есть твари, которые заманивают девчонок в бордели, — продолжала делиться воспоминаниями Маша, — причём сами вроде как и работу имеют, и живут неплохо, но вычисляют тех, кто попал сюда недавно, слово за слово, вроде как намекают, что можно подзаработать. Причём сразу видят, готова девчонка на панель идти, есть и такие.

Я покивал головой. Есть. И были, и будут. Это тоже наше, человеческое, свойство.

— Ну а те, кто просто растерян, или глупенькие, тем предлагают типа встретиться с состоятельными, как их называют, мужчинами. Мол, ничего такого, клуб, бл***, знакомств! — выругалась моя супруга.

— И что? — намекнул я на продолжение.

— Что, что? Всё! Зиндан, побои, насилие. И ведь их никто не ищет, понимаешь! Всем похрену!

— В смысле, не ищет? — не понял я.

— А в прямом! Кому они нужны здесь, без году неделя? Думаешь, меня искал кто-то? Девки в общаге подивились, что я вещи бросила, а так, решили что я мужичка себе нашла, чё, внешние данные есть. А может, Тварь какая задрала меня, кто знает? Но я им кто? Даже не подружка. На работе чухнутся если через месяц, может я на больничном, кто знает. Да и то, просто поставят в прогульщицах и всё, да зарплату перестанут начислять. Ты понимаешь?

Я понял. Только сейчас понял, что в системе есть огромная дыра и ублюдки ваххабиты ей вовсю пользуются.

— Кость, а говорят, твой дружбан с такой курвой шашни водил, — серьёзным тоном произнесла Маша, глядя мне прямо в глаз.

По спине пробежал неприятный холодок.

— Я тоже слышал, — осторожно ответил я, — но, мне кажется, это просто совпадение какое-то.

— Ага, если только в «Пельменной номер один» нет другой официантки по имени Зина! — язвительно заявила Мария.

— Думаешь, это она? — зачем-то спросил я, хотя уже был уверен почти на сто процентов.

Просто я видел её с бармалеями, вот в чём хрень. Маша лишь фыркнула в ответ, и на этом вечер воспоминаний был закончен.

Зразы, кстати, удались. Секрет был в том, что одна котлетина была фарширована рубленым яйцом, а вторая грибами. Для свежих сейчас не сезон, так что Маша долго колдовала, превращая сушёные белые в нечто, напоминающее фарш, но очень вкусное!

Не знаю почему, но тот разговор крепко запал мне в душу. Возможно, дело было именно в Машке, в том, что я желал сатисфакции, а может и просто возмутил столь циничный способ, которым зарабатывают деньги всякие уроды в штанах по щиколотку. Однако первый шаг сделал не я.

Дело было в феврале, когда непрекращающиеся метели сводили на нет любую активность, хотелось сидеть дома, топить печку, пить чай или заниматься ещё более приятными вещами. На счёт печки это я не вру, слабосильная котельная едва догоняет температуру воды в трубах до сорока градусов и, повинуясь закону сохранения энергии, чем холоднее на улице, тем больше теплопотери в системе, так что в комнате стоит мини-бурельян. Это такая печечка, типа бочонка, уложенного на бок, и опутанного обрезками труб, принцип действия прибора основан на том, что холодный воздух в изогнутой трубке, нагреваясь, устремляется вверх, создавая тягу и всасывая очередную порцию холодного воздуха. Таким образом гораздо быстрее происходит нагрев помещения, плюс булерьян требует меньше топлива. Минус — это чистой воды обогреватель, чай на нём не вскипятишь. Но нам это и не надо, главное, что в комнате тепло, правда, принимать душ уже превращается в элемент экстрима, я всегда иду в ванную первым, чтобы паром хоть немного согреть помещение.

Но в тот день, хотя метель и не унималась, я отправился на рынок. Всё же была суббота, да и закончилось много чего. С Димой ещё вчера договорились, что я за ним заеду, сам он по-прежнему жил в общаге, то ли не мог, то ли не хотел найти другое жильё, не знаю. Машину он тоже не купил, пока, хотя уже почти выбрал, «Кюбеля», конечно, но вовремя опомнился. А что, если Николай Николаевич Паламарчук спросит — Дим, а откуда у тебя деньги на машину? Нам, напомню, левачить было никак нельзя, и спалиться на лёгких деньгах было проще всего. Так что Дмитрий наступил на горло собственной песне, и решил дождаться момента, когда его официальный доход позволит приобрести транспортное средство не вызывая лишних вопросов. Мудрое решение.

Я утеплился, словно пленный немец — двое штанов, унты, фланелевая рубашка, шерстяной свитер, овчинный полушубок, позволяющий хотя бы влезать за руль, маска-балаклава и шапка с завязанными под подбородком тесёмками. Помахал лопатой, взятой из дома, на машине её не оставишь, ноги вырастут, а в машине нелепо держать, если ей же и откапывать потом. Значительным плюсом оказалась воздушная система охлаждения двигателя. Здесь это проблема чуть не номер один, особенно для новичков, таблички «СЛЕЙ ВОДУ ИЗ РАДИАТОРА!!!» висят повсеместно, даже на стоянках, вроде как добрый бесплатный совет. Антифриза-то ещё не изобрели, так что только «аш-два-о», а это, как вы понимаете, кроме риска разрыва системы в мороз, ещё и износ, накипь, коррозия, в общем, ещё один пример потребления ресурсов без возможности восполнить.

А вот такие таратайки оказались более выгодными и долговечными, хотя есть проблемы с воздушным насосом, да и на дороге она ведёт себя своеобразно, особенно в поворотах. Запуск двигателя зимой тоже имеет свои нюансы, например при температуре ниже минус двадцати градусов пневмопуску не хватает мощи провернуть коленвал, поэтому достаёшь кривой стартер, всего каких-то три-четыре поворота рукоятки, а затем уже пробуешь «воздушку» (не забыть вынуть рукоятку механического стартера!).

Движок затарахтел, я подождал когда можно будет убрать подсос, и уже забирался внутрь, когда приметил стоящую на противоположной стороне дороги полуторку. Ну стоит и стоит, мне то что? Метель ограничивала видимость, так что мужики там включили фару, но не это меня насторожило. Я только сейчас понял, что они стоят там довольно давно, пожалуй, ещё до того, как я вышел из дома.

Что бы было понятно — ГАЗ АА, это не та машина, в которой можно сидеть в метель, даже с работающим движком, там никакое утепление не спасает, практически все машины, имеющиеся здесь в наличии, выпущены в комплектации «В», то есть военные. А это деревянная кабина, «квадратные» крылья, руль, педали сцепления и газа, ручник, ибо передних тормозов нет, датчик топлива, одна фара. Всё. Хорошо ещё хоть двери есть, а то, был период, вообще с брезентовыми шторками гнали. Срок службы этого автомобиля на фронте исчислялся, порой, часами, так что производство удешевили максимально. Здесь это тоже самый «популярный» автомобиль, ГАЗель, так сказать, но, обычно, люди не сидят в них зимой подолгу. Завёл, прогрел, поехал.

Эти ждут кого-то? Тут так не принято, ожидание — это расход бензина и ресурса двигателя, у таксистов простой летом стоит полтора тарифа, зимой — два (тариф — тридцать рублей в час, если кататься по городу). Что-то привезли или увозят? Возможно, но, опять же, движок у машины молотит уже минут двадцать просто так, а вокруг машины никто не ходит. Странно. Словно толкнул кто-то — а не по мою ли душу? Ладно, тронулся, еле различая полузанесённую дорогу перед собой. Рыдван сзади тоже двинулся с места, причём довольно резво, что напрягло меня ещё больше. Впереди будет нехорошее место, дорога уйдёт вниз и влево, там сейчас без цепей делать нечего вообще, и эта колымага сзади запросто может уйти в неуправляемое скольжение вниз, там даже знак висит, чуть не единственный в городе — «20». Вроде как, рекомендуемая скорость двадцать километров в час.

Одинокая фара сзади приближалась, я утопил педальку, и машинка тут же ускорилась, плавно уходя в занос — дорогу не чистили, видимо, вообще. Более тяжёлая полуторка легко утюжила снег, но там что, идиот сидит? Его же просто вынесет с дороги впереди! Так, нафиг! Я принял влево, уходя на встречку, благо она была абсолютно пустой, и сбросил скорость. Фара сзади тоже сместилась левее и опять приблизилась. Не, ребят, так не пойдёт! Опасно, конечно, но другого выхода, похоже, нет. Я снова утопил педаль газа, «Кюбель» послушно разогнался, внезапно впереди появились два тусклых пятна света, я слишком резко взял вправо, машину занесло, но тут колёса снова сцепились с дорогой и меня бросило прямо на деревянный забор, которым была отгорожена чья-то территория. Резкое торможение, несильный удар в сугроб снега, откинутого на обочину, лёгкая морда «Кюбеля» задралась вверх, и я едва не выдавил головой стекло, так резко мы остановились. ГАЗон, завывая трансмиссией и грохоча кузовом, пронёсся мимо. Вот же ж вашу мать! Что это было вообще?

С откапыванием помог проезжавший мимо мужик на немецком «Штайре». Я, было, руку за пазуху сунул, там у меня специальная кобура для ТТ прикреплена, но усатый и пузатый мужик в свитере, валенках, и заячьем треухе явно не имел враждебных намерений.

— Трос есть? — крикнул он мне, встав на подножку своей машины.

— Есть, — подтвердил я.

Но потом понял — чтобы его извлечь, мне придётся по пояс забраться в сугроб.

— Лезь в кузов, — кивнул усатый головой назад, — там увидишь.

Сам он мёрзнуть не стал, нырнул в кабину, где у него был явно какой-то самодельный обогреватель, а я перелез через борт, нашёл под лавкой скрученный металлический трос, кое-как распрямил его и прицепил за крюки. Штайр без всяких усилий вытащил мою машинку, и добрый человек даже отказался от «красненькой», то есть от трёх червонцев. Диме я про своё приключение рассказывать на стал, может и зря гнал на неизвестного водилу, сам виноват, впал в панику. Объяснил лишь, что застрял по дороге, что было неудивительно — с каждым годом, как говорили, дела с уборкой снега в городе были всё хуже и хуже.

Местный рынок это, по сути, гипермаркет из моего времени, да и переводится это словосочетание именно как «огромный рынок». Популярность базара заключается не только в ценах, они здесь далеко не всегда самые низкие, главное преимущество — это выбор. Выбор всего, продуктов, промтоваров, всё, что нужно человеку, если оно есть в этом мире, можно найти на рынке. Даже оружие, хотя официально торговля им вот так, с рук, запрещена.

Конечно, есть категория людей, которые сюда не ходят по соображениям статусности, их социальная ступень уже не допускает такого. Для них есть «Маркеты» (смешно, правда, ведь это и есть «рынок»), где есть даже остродефицитные товары, по заоблачным ценам, правда. Мы же, плебс, в течение недели забегаем в «Гастроном», «Булочную» или в «Промтовары», если нужно прикупить свежей колбасы, сосисок, мыла или молока с хлебом. А для обитателей микрорайона «Новый Путь», к примеру, в городе уже есть «Пекарня Пироговъ и Сынъ», где можно купить круассанов по три рубля за штуку, или подовой каравай за пять червонцев. Спрос рождает предложение, законы рынка везде одинаковы, и мы сейчас окунёмся в настоящую, истинную рыночную экономику.

Список покупок для нас с Машей составлял преимущественно я, всё же большая часть хлопот по хозяйству, вернее по кухне, лежит на мне, от неё только приписки типа «мыло для душа», «мыло с крапивой», «и чего-нибудь сладенького». Поясню: мыло для душа — это специальное мыло с травами и экстрактами растений. В общем-то 100 % натур продукт, умельцы наладили производство, оно и приятно пахнет, и, вроде как, что-то делает с кожей. Вариантов не так много, всё же сырьё местное, но ромашка, мята, чистотел, чабрец, календула, даже хвоя. Красят, чаще всего, морковным соком, в то, что идёт «для тела» добавляют скраб, типа овсяной шелухи мелкого помола. Мыло с крапивой идёт для мытья головы, мне проще в этом плане, я и обычным могу обойтись, раз в две недели стригусь «под машинку», как в армии, дёшево и сердито, а вот женщинам уход за волосами нужен.

Машка вон брюнетка. Была. Отросшие до безобразия корни волос явили на всеобщее обозрение истинный цвет — тёмно-русый. Издалека и в темноте не так заметно, но вообще она первое время комплексовала. Сейчас уже привыкла, тут таких полно, хотя многие перекрашиваются в блондинок, благо перекись водорода научились производить. Кроме неё на рынке (в смысле в обороте) есть несколько видов красок, но это или очень дорогая, из-за дефицита, хна, или средства типа «Титаника», которым один предводитель дворянства красил волосы, ну то, что делается в Одессе на Малой Арнаутской. Ещё летом выручает «пин-ап», вообще это слово, насколько я знаю, означает «прикалывать, пришпиливать» и изначально применялось к плакатам пятидесятых годов с разными сексапильными топ-моделями. Здесь же от того времени взяли такие цветные шарфики и косыночки, которыми повязывают голову. Вот это здесь и называется «пин-ап», который удачно маскирует перепад цветовой гаммы в волосах. Однако волосы требуют ещё и ухода, так что умельцы наладили выпуск нескольких видов мыла, даже с пивными дрожжами что-то имеется.

Не смотря на метель, народу на базаре былом много, как никак суббота. Покупатели, в всём хаотичном, Броуновском движении, передвигались от лотка к лотку, продавцы смахивали самодельными веничками снег с товара, да притоптывали ногами, обутыми в безразмерные серые валенки. Слышались крики зазывал, где-то пронзительно заверещал поросёнок, возможно у шашлычной, над которой ветер с остервенением трепал дым от мангала. И весь этот шум и гам перекрывал гнусавый, с картавинкой, голос Вертинского, доносящийся из угловатых раструбов репродукторов, развешанных на столбах:

В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю,

Когда поёт и плачет океан.

И гонит в ослепительной лазури

Птиц дальний караван.* [* Танго «Магнолия» — одна из известнейших песен Александра Вертинского, русского поэта и певца, кумира эстрады первой половины XX века]

Вообще, рынки я не люблю. Грязь, гвалт, толчея, наверное, именно толкотня убивает больше всего, мне вот непонятно, те, кто лотки ставили, они предполагали, что здесь между ними будут дистрофики ходить? Причём, видимо для удобства этих самых невероятно худых покупателей, прилавки стоят так, что можно развернувшись, выбрать сразу товар на лотке позади. Однако проблема состоит в том, что люди здесь движутся встречными потоками, и люди отнюдь не истощённые, многие дамы, да и джентльмены, обладают довольно внушительной комплекцией, плюс все одеты по-зимнему, то есть стали раза в полтора толще. В результате, чтобы добраться до нужного лотка ты вынужден уподобляться пингвину, и двигаться со скоростью метр в час. В одном месте вообще возник затор, ушлый торговец положил на прилавок фанерку, чтобы увеличить площадь. За счёт прохода, разумеется. Товар — всякий хлам, от ржавых утюгов до разномастных пуговиц — поневоле притягивал взоры посетителей, типа а вдруг что полезное увижу, и в этом месте скорость упала почти до нуля. Дима топтался впереди, и я похлопал его по плечу:

— Пошли обратно, обойдём нахрен, я не могу больше.

И, с этими словами, начал манёвр разворота. Из-за проблемы с полем зрения я вынужден крутить головой гораздо интенсивней, поэтому стоящего за спиной человека увидел сразу. Дальше всё произошло очень быстро. Бородач, а человек был с густой чёрной бородой, да ещё и не совсем славянской наружности, вздрогнул, именно вздрогнул, и кинул быстрый взгляд куда-то вниз. Естественно, я посмотрел туда же но увидел только опускающуюся правую руку, но тут толпа качнула его вперёд, конечность дёрнулась и в кулаке блеснуло лезвие. Нож!

Человек понял, что я увидел оружие, но, вместо того, чтобы пырять меня, разжал ладонь, сбрасывая финку с истоптанный снег, резко развернулся, и, работая плечами и локтями, принялся продираться сквозь народ. Я замешкался ровно настолько, чтобы воротник его тулупчика вырвался из моих пальцев. Разом возмущённо загомонили бабы, кто-то грязно выругался, я кинулся следом и, подозреваю, собрал все предназначавшиеся бородатому тумаки. Мерзавец был ниже меня ростом, более ловкий и юркий, так что расстояние между нами всё увеличивалось, плюс меня тормозила кошёлка с покупками, так что, когда я вырвался на более-менее свободное место, то увидел лишь мелькнувшую среди толпы солдатскую шапку. Всё равно кинулся в ту сторону, потому что уже понял, куда он бежит — к стоянке машин. К тому моменту, как я подбежал к парковке, оттуда выезжал лишь один автомобиль — ГАЗ АА, и я готовы был поставить свою месячную зарплату, что это была та самая полуторка. Сумка полетела в грязный снег, ТТ скользнул в руку, скинуть предохранитель и… Чьи-то руки подбили мои кисти вверх.

— Ты сдурел, средь бела дня палить?! — прокричал Дима.

— Да похрену!

Я оттолкнул его, но рыдван с тоскливым воем уже вывернул на дорогу и медленно, но неудержимо набирал скорость, а межу ним и мной появился другой грузовик.

Охране рынка, прибежавшей на стоянку ровно через минуту после того, как я упустил ублюдков, я, всё же, рассказал как было дело, но ножа на месте уже не было, кто-то «нашёл». Торгаши, по привычке, ничего не видели, в общем, это даже инцидентом назвать было нельзя. Начальник охраны, полууголовного вида мужик лет пятидесяти с татуировкой на левой кисти «ЗЛО», смачно харкнул в снег и выдал:

— Карманники! Это не нож у него был, а бритва. Те, брат, со страху показалось.

Хотел я сказать, что никакой он мне не брат, и никогда им не будет, и что я нож вполне от бритвы отличу, но не стал. Однако задумался. Один раз — случайность, два — совпадение? А я в совпадения не верю, они, конечно, бывают, но только не в таких вот случаях. Кто? А тут и думать не надо, мой заклятый друг Иса, больше некому, да и бороды их бармалейские трудно не узнать. Что хотели, интересно, привет передать, в виде тяжких телесных, или убить? Да какая разница, по большому счёту, понятно теперь, что нужно ходить, постоянно оглядываясь, и что слову Валида и его присных грош цена, в чём я, собственно, и не сомневался никогда. Что делать теперь, вот вопрос, я же не один, мне и о безопасности девушки думать надо. И я буду думать.

ГЛАВА 18

Так часто бывает, одно цепляет за собой другое, начал выяснять, где пасутся ваххабиты, опять всплыла тема проституции, вернее сексуального рабства, плюс обострилась проблема наркотиков, в городе несколько раз была стрельба среди бела дня, и даже заговорили о войне банд наркодилеров. Начал я поиски с более пристального внимания к тому месту, где видел в тот раз Зинулю. Что то она здесь делала? Контора оказалась очень странной — вроде как строительная фирма, бетон-цемент, таких в городе с пяток, кто кормится от основного производства, а клиентов как бы и нет у них. Понаблюдал издалека пару раз, активности почти и нет никакой. Подумал-подумал, да и посвятил Марию в ситуацию, обещал же не обманывать.

Она восприняла это спокойно, без истерик, что делает ей честь, и сразу предложила практическую помощь, а именно — поговорить с девчонками, кто у чуркобесов работает. Я удивился этому, поначалу, мол, кто будет трепаться, но, оказалось, Маша много чего узнала за сутки сидения в подполе, в том числе запомнила кое-какие имена, а так же точки, где можно этих девушек найти. Дальше последовал процесс официального «съёма», девушки, к удивлению, готовы были делиться информацией, так что спустя пару недель я уже примерно представлял, где искать того же Ису.

Оказывается, Шарип наказал его довольно сурово, перевёл в другой «отдел», да ещё и в самое низовое звено, «создавать толпу» это у них называется, то есть стоять на «стрелках», сиречь проблемных переговорах, со зверскими рожами. Работа эта не давала практически никакого дохода, просто некого было щипать, так что Иса целиком зависел от расположения духа своего нового хозяина. Есть настроение, подкинет денежек, нет — можно и голодным лечь спать. Одна из девчонок вроде бы вспомнила, что ваххабиты обсуждали, мол Иса затаил на меня злобу, и даже поддерживали его в том плане, и что оскорбление он должен смыть кровью. Моей!

А затем мы узнали, что его перевели в Красную Пежу, вроде как епитимью с него сняли, и теперь он даже отвечает за торговлю «хмурым», так тут героин зовут. Попутно много чего узнали о проделках Зины, мразь она оказывается ещё та, за три года больше чем полутора десяткам девчонок жизнь сломала, трое с собой покончили, одну «клиенты» запытали до смерти, так в БДСМ-раж вошли. Я знал, что такие проблемы не рассасываются, эти люди живут местью, помнят всё, смакуют и лелеют, и передают по наследству, порождая непрекращающуюся веками кровную вражду. И бояться их нечего, у Исы этого родственников тут нет, грохну его, на этом всё и закончится, только грохнуть нужно грамотно.

Все две недели командировки в Броды я обдумывал свои действия. Вроде как сомнения есть, из серии «тварь я дрожащая или право имею?». Потому что Зину после допроса отпускать нельзя будет, вообще никак. И мусорам её не сдашь, она им расскажет, о чём я расспрашивал, а это значит, что до ушей Валида и Зазы всё дойдёт, к гадалке не ходи. Не, меня с этим делом вообще не должны связать, никак, никаким боком. И придётся пролить кровь, в том числе Зинину, и вот тут моральный «затык» у меня, совсем как у тех мушкетёров, которые Миледи к смерти приговорили, а вот для убийства палача искали, вроде как не комильфо самим, не благородно. Но, мы не из графьёв Де Ла Фер, справимся.

Вызвал я Зину в Вышинский просто — позвонил в кафе, где она работала благо там был телефон, точно зная, что её там нет, и попросил приехать в город, мол, кое-какие вопросы по квартире возникли. Как и следовало ожидать, Зина решила воспользоваться добротой Дмитрия, а он моей, на предмет предоставить транспорт. Дальше я технично отправил Диму в наряд, вроде как иначе не выходит, но согласился сгонять за девушкой сам. Димка, похоже, был только рад, видимо новая пассия окончательно вытеснила из сердца бывшую зазнобу.

— Тю, а где Димуля? — удивилась Зина, заглядывая в «Кюбель».

— На службе, — бодро ответил я, — я за него, давай, садись, — и похлопал по волчьей шкуре, покрывающей сиденье, — время, цигель-цигель, шнелле!

И Зина села. Полчаса неспешной езды убедили меня, что хвоста за нами нет вообще никакого. Мы лениво трепались, в основном про непонятки с договором, я высказал мысль, что манагер хочет денег, Зина повозмущалась, но тоже согласилась, что все они — жадные бездельники и тунеядцы.

— Э, а мы куда? — спросила она, когда машина внезапно свернула в сторону посёлка Старая Сосновка.

— Ща, в одно место заскочим, пару сек, — успокоил я её.

— Ой, Кость, мне сегодня кровь из носу надо в городе быть, — заканючила она.

Заподозрила? Да это неважно уже, главное, чтобы нам ещё километр никто не попался, тут отворотка есть, оттуда брёвна вывозили всю зиму пока не вывезли, а дорога осталась, «Кюбель» проедет.

— Что происходит, Кость? — с тревогой спросила Зинаида, когда машина начала переваливаться по колдобинам.

Я вынул из-под левой ноги пистолет, который грел там всю дорогу, и направил на неё

— Сейчас резких движений не делай, и всё будет хорошо, — посоветовал я.

— Ты чего, Костя? — вытаращила она глаза и вдруг схватилась за дверь.

— Куда! — зарычал я, хватая её за воротник шубки правой рукой и пытаясь рулить левой, с зажатым в ней пистолетом.

— Дёрнешься — прострелю колено, а это очень больно! — пригрозил я.

— Да ты что, Кость? — заныла женщина. — Ну ты чего? Что происходит-то? Ну ты чего, Кость, это же я, Кость?!

— Значит так, — повернулся я к ней, заглушив двигатель.

До дороги около полутора километров, до посёлка три, можем поговорить, никто нас тут не услышит.

— Я сейчас задам тебе несколько вопросов, ты мне на них ответишь. Ставка — твоя жизнь, всё просто и честно. Объясню сразу, по большому счёту, я могу узнать это всё из других источников, просто ты попалась мне первой… Не перебивай! — остановил я готовые сорваться вопросы. — Пока слушай. И слушай очень внимательно. Я не хочу тебя пытать, не потому что испытываю к тебе тёплые чувства, просто я не хочу брать на душу грех убийства, а если я причиною тебе вред, то буду вынужден тебя убить. Понимаешь? Всё просто. На одной чаше весов боль и неизбежная смерть, на другой — ответы на вопросы и возможность жить дальше. Третьего варианта нет. Андестенд?

— Ты хоть понимаешь, с кем ты…, — начала она, но я оборвал реплику.

— Я знаю, я знаю…, — тут я перечислил имена нескольких девушек, проданных Зинулей Шарипу. — Я знаю кто ты, и я знаю что ты такое. Ты думаешь, бармалеи эти будут за тебя мстить или впрягаться? Ты для них просто тьфу, плюнуть и растереть. Таких Зин у них в каждом городе по десятку. Ты мразь и тварь, во многом ты даже хуже, чем они, потому что они не скрывают, что людоеды, а ты пытаешься рядиться в чистые одежды. Но я тебе предлагаю сделку и она будет включать в себя следующее — ты рассказываешь мне всё, что меня интересует, потом ты идёшь домой и… смотри на меня! И ты прекращаешь все контакты с этими уродами. Ну как, договорились?

— Что ты хочешь…?

Тут пухленькое тело Зины затряслось в рыданиях, но я уже перешёл в «жёсткий» режим.

— Прекрати! — окрик сопроводила увесистая оплеуха. — Меня этим не проймёшь!

Зина испуганно уставилась на меня. И спустя минуту начала говорить. Правда, первый ответ был «да я откуда знаю?», причём так убедительно, что я почти поверил.

— Зин, — почти по-доброму сказал я, — если я не получу ответы, то ты не выполнишь свою часть сделки. Помнишь, мы договорились, жизнь в обмен на сведения?

И она сломалась. Были и слёзы, и посулы денег, и скрытые угрозы, и мольбы о том, что я этим подставляю её под ножи ваххабитов. Но я был непреклонен. Менее чем за час я узнал всё, что хотел и даже чуть больше, под конец даже немного замёрз, сидя в тесном холодном автомобиле.

— Выходи, — кивнул я на дверь.

— А…, — лицо у неё некрасиво сморщилось, — но ты же обещал!

— Вы-хо-ди, — по слогам повторил я.

— Я бы мог сказать «извини», — в этот момент я сильно ударил её кулаком в подбородок, — но не буду.

Это я сказал уже потерявшей сознание женщине. Осталось последнее и самое грязное, но это необходимо. Пусть утешением ей будет то, что она ничего не почувствует. Спустя десять минут я развернулся, оставив на поляне, изрытой гусеницами тракторов, и усеянной перемолотыми ветками и корой деревьев, следы шин. И висящее на суку тело. Собаке собачья смерть.

«Спокойно! Просто сиди спокойно. Глубокий вдох, и выдох, ещё вдох. Хорошо. Переходим к водным процедурам,» — глотнул чаю с травами, больше чтобы снять напряжение. У снайперов ведь главное что? Главное — усидчивость. В смысле, способность лежать в засаде часами, выжидая подходящий момент.

Помню, в учебке прапорщик Дремайлов просветил нас, молодых «курсов», попавших к нему на какие-то хозработы, по поводу всяких военных реалий. Сам он командовал взводом в учебном полигоне, то есть к нам отношения не имел прямого, но человек был хороший, уважали его все в части. Слово за слово, он на «той стороне» был, как мы знали, любопытно же, чего и как. Вот и зашла речь про снайперов, наших и духов.

— Чё хорошего, обоссаным ходить? — хмыкнул он, когда кто-то из нас спросил, почему у нас нет учебной заставы, где бы снайперов готовили.

— В смысле? — хором поразились мы.

Может, снайперы здесь типа парии, «опущенные»?

— Так а вы часов пять-шесть в засаде просидите? Без движения! — пояснил он.

— Они и не едят, и не пьют перед выходом, но организьм, штука такая. А приспичит, так под себя, их даже учат, как не реагировать на такие вещи. Бывает, что и в штаны валят, кто неопытные.

Вот так, одной фразой, разрушил тот прапор весь героический ореол этой военной профессии. И ведь не поверил тогда, а потом узнал, да, всё так, и пить нельзя, и не пить нельзя, потому что жажда отвлекает. От курения, конечно, избавляются. А самая жопа для них, это даже не отправление естественных надобностей, а кровососы. Это сейчас репеллентов полно, а тогда о них и не слышали. У нас в пионерских лагерях, помню, был популярен лосьон «Гвоздика», хотя, по моему, он только приманивал комаров.

А сейчас комаров нет, и в туалет не хочется, и даже не очень холодно. Я сижу на втором этаже заброшенного дома, это вот удача прямо, что здесь пожар месяц назад случился, соседняя парадная выгорела и обвалилась, здесь же всё залило водой, вот и выселили жильцов. Квартиры пустые, многие без стёкол, но мне так даже лучше. Позиция у меня лучше не придумаешь — обгоревший с одного края массивный круглый стол, оставленный здесь за ненадобностью, на нём пропитавшаяся водой и задубевшая подушка, на ней — СКС. Под задницей — кровать с промокшим матрасом, на которую я подстелил найденный тут же мешок. Нормально. Ждать недолго, Иса отличается завидной пунктуальностью, примерно в 09:20–09:30 он выходит из парадной дома, что стоит в двух сотнях метров от меня, и идёт направо, по направлению к дому своего кореша или подельника, того самого, что пытался меня ножиком пырнуть. Примерно пятьдесят метров он будет в секторе уверенного выстрела, тридцать секунд. Иса курит, нарушая заветы шариата (спойлер — это его и погубит!), и, обычно, прикуривает на выходе, это ещё секунд десять-двадцать.

СКС у меня не простой, очень не простой, складывающийся приклад, насадка для стрельбы гранатами отсутствует. А, я не говорил? В этой версии мира отечественный самозарядный карабин Симонова под промежуточный патрон 6,5х44 снабдили: а) съёмным магазином на двадцать патронов, тупо срисовав идею с американского М-1, и б) насадкой для стрельбы гранатами. Для стрельбы последними нужно сменить магазин на другой, с холостыми патронами, нацепить сверху на ствол странного вида гранату с длинным хвостовиком, примерно прикинуть направление и пальнуть. Понятно, что это, скорее, мини-миномёт, и точность стрельбы так себе, но, говорят, на двести метров улетают гранатки.

Гражданским такие штуки запрещены, да и не больно-то и нужно. Сам карабин у меня законный, купил уже в магазине «Ратибор», специализирующимся на товарах для «силовых» структур, государственных и частных. На охоту, например, с ним нельзя, а вот на службу вполне могу носить. Причём у меня возник вполне логичный вопрос — а если я несу службу в лесу? Ответа не требовалось, я и так уже всё понял. «Строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения» — это сказал в моём слое некий Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, и аж полтора века назад. Не знаю, был ли он здесь, но некоторые понятия для нас, человеков, видимо универсальны и не зависят от варианта вселенной.

Карабин подвергся глубокому «тюнингу», я сменил ложу, приклад, купил и поставил, подпольно, разумеется, немецкий прицел-четырёхкратник. Плюс глушитель. Кустарный, очень дорого, в том числе и по причине открытого нарушения закона, и звук он убирает не полностью, и выдержит хорошо если два десятка выстрелов, но мне нужен, по большому счёту, всего один. Или два. Главное, он убирает вспышку.

Дверь парадной открылась и на крыльце, точно по расписанию, появился Иса. Сегодня тепло, относительно, конечно, но уже обманчивое ощущение весны, ветерок, правда, и тебе, урод, он сейчас прямо в твою мерзкую харю задувает, сейчас ты развернёшься, что бы закрыть огонёк от зажигалки, и… Звук выстрела был похож на мелкашку, может чуть громче. Иса ткнулся лбом в стену и медленно осел на снег. А на серых досках осталось отчётливо различимое пятно крови. Не нужен контроль, точно в башню.

Теперь валить. Стоп! Гильзу! Вот она, срикошетила от стены и упала на задубевшее от мороза скомканное покрывало. Ну всё, мешок из-под задницы пинком под кровать, подушку со стола на пол, где она и валялась. Сложить приклад, свинтить глушитель, нацепить на ствол обрезок бруска с высверленной полостью, он уже заранее скреплён с пятком более длинных, теперь всё в торбу, откуда будут торчать лишь концы деревяшек, поди угадай, что там оружие. Так, никого?

Никого, тут как раз типа яблоневого садика во дворе было, он весь в тропках, сюда народ и по нужде забегает, и дорогу срезает, как раз на нужную мне улочку. Тихо и спокойно, люди идут, но их мало совсем, кто-то кинул в мою сторону взгляд, но кого интересует работяга с каким-то хламом в мешке. Главное, рожу пониже держать, повязку я снял, но если кто близко подойдёт, запомнят. Надо же, без неё словно голый, настолько привык. Так, до машины сто метров, но мне не к ней, а в чей-то пустой сарайчик, переделанный под общественный туалет. И отнюдь не как у Машки были. Солдатскую шапку-ушанку долой, из мешка вязаную «гандонку», стащить с куртки штормовку, её в торбу, штаны «карго» прямо поверх рабочих брюк, сапоги с ноги, переобуваю зимние боты. Ну, всё? Очки! Они с затемнением, новая мода, шпионские игры просто, зато глаз не видно. Выглядываю в щель. Никого. По другой стороне два мужичка топают, но я со спины им выйду. Так, вот и машина, теперь не суетиться, торбу на заднее сиденье, потом разберу, сел за руль, потянул рычажок пневмопуска. Моторчик затарахтел, и я только сейчас понял, что напряжён до предела.

Тело Зинаиды обнаружили лишь три недели спустя, уже сильно попорченное воронами. Удивительно, но было даже подобие расследования, однако дело быстро закрыли, списав на обычный суицид. Дима очень пристально посмотрел на меня в день когда его вызвали на допрос, но я выдержал его взгляд. Когда-нибудь, друг мой, возможно, я тебе расскажу, что за существо была твоя бывшая подружка, когда-нибудь… Но сейчас я лишь весьма искусно выдал смесь удивления и сожаления.

План мой, во многом был не идеален и даже шит белыми нитками, но я рассчитывал на то, что ни у кого не возникнет причин подозревать именно меня. Из поездки той я вернулся, разыграв полнейшее недоумение, мол, прождал час в условленном месте, а она и не пришла. Место встречи тоже было выбрано удачно, ей что-то нужно было в городе с утра, так что договорились встретиться у магазинчика «Авто-Мото», я там, типа, запчасти кое-какие присмотреть хотел. А ждал её чуть в стороне, но так, чтобы подозрений не вызвать. Пока тела не нашли, Диму вообще никто не дёргал, потом, когда личность установили, вызвали в райотдел, задали пару вопросов, когда виделись последний раз, да не была ли в подавленном состоянии. И Дмитрий, если и заподозрил чего, развивать тему не стал, померла так померла, хотя напился в тот день сильно, даже «прогул» взял, помянуть, вроде как. Мы с Машкой посочувствовали, даже выпили с ним «за упокой», на том и закрыли вопрос. А со мной это событие вообще никто не связал, машина у меня без каких либо примет, тут таких всего два варианта — под брезентовой крышей или металлической. И цвет, соответственно, серый или защитный. Номера, если кто и запомнил, то без толку — они были фальшивые и заляпаны снегом. Повязку я снял, бороды у меня нет, поди разбери, кто там в машине сидит, и стоял я недолго, подрассчитал время удачно.

Про убийство Исы вообще была тишина, словно и не было никогда такого, я даже, грешным делом, заподозрил, уж не промазал ли. А спустя четыре дня погиб жуткой смертью, дружок его Ахмет, тот самый, что на рынке меня пырнуть ножиком хотел. Машинка у него совсем старая была, не уследил, потёк бензопровод, вот и вспыхнула как свечка. Если бы здесь умели делать анализ крови, то узнали бы, что покойный баловался с наркотиками, и даже принял перед смертью ударную дозу опиата. Видимо, поэтому и не успел выбраться. Но никто анализов делать не стал, хотя пауки в банке зашевелились. Ведь вместе с Ахметом сгорело некоторое количество денег, вырученных от продажи наркоты. Это я случайно узнал, когда бесчувственное тело шмонал, вроде как бонус мне привалил. Три тыщи двести рублей. Нормально, я их на вас же, тварей, и изведу.

Бармалеи засуетились, Ису грохнули, а тут и напарник его погибает, и бабло пропало. В общем, в городах республики началась непонятка, очередной виток нарковойны, нас предупредили о повышении бдительности, но, похоже, со мной это опять никто не увязал. Осталось последнее. Вообще, по-хорошему, в моём списке осталось четыре человека, Заза, Валид, Шарип и Мамед. Но тут момент. Шансы, что я сумею прихлопнуть их одновременно, одним махом, ничтожны и стремятся к нулю, а чем больше пройдёт времени, тем больше вероятность, что кто-то вспомнит, что покойный Иса имел на меня нешуточный зуб. И тогда со мной захотят побеседовать с пристрастием. Так что смешаем-ка мы им все карты, а сами зайдём с козырей.

Проблема была ещё в том, что по-настоящему подходящий момент у меня был всего один, зато такой, что шансы на удачное исполнение переваливали за семьдесят, а может и больше, процентов. Так сложилось, что Заза через несколько дней должен был ехать поминать своего дружбана, или брата, хрен его знает, кем он ему точно приходился, хотя фамилию они носили одну — Мирзоев. Того грохнули ещё люди Быка, но только при новой власти Заза установил на месте его гибели обелиск — огромный валун и чёрную мраморную табличку, на которой выгравировали — «Арсен Мирзоев», и годы жизни. Ну и какие-то каракули на арабском. Говорят, того изрешетили в машине из автоматов прямо в стиле Альфонса Капоне, аж башка от тела отделилась. Поминать почившего в бозе подельника Заза ездил всегда один, только в сопровождении охраны, это я от девушек, что в рабстве у него находились, узнал, случайные, но такие важные сведения. Всё, что нужно, я приготовил уже давно, ещё до того, как перешёл к активной фазе, как-то сразу об этом подумал, сейчас там всё припорошило снежком, главное, чтобы оттепели внезапной не было.

Невысокий, широкоплечий мужчина лет пятидесяти, с аккуратной, в противовес своим подчинённым, бородкой, одетый, по принятой среди них моде, в подбитый мехом кожаный плащ и неизменную серую каракулевую папаху, подошёл к валуну и положил на него правую руку. Камень был странной формы, как огромное и слегка сплюснутое яйцо, вкопанное в землю «острым» концом. Я знал, что под ним подушка из бетона и, вероятно, в самом камне высверлены отверстия, в которые воткнули арматуру, для обеспечения большей устойчивости. А узнал, потому что потратил несколько часов, выкапывая углубление под фугас и прокладывая кабель, который потом оставалось только подключить к «адской машинке».

Взрыв, как и положено, взметнул вверх облако из грунта, человеческой плоти, и чёрного дыма, никакого огня, как в кино, фугас не даёт. Охранники попадали как кегли, вероятно, кому-то достался рикошет от валуна, я там добавил кой чего в качестве «поражающих элементов». Но полегли не все, вот один, вот второй зашевелился, кто-то встал, раскрывая бородатую окровавленную пасть. Ладно, пацаны, я пошёл. Главный бармалей подох, отправился на встречу со своим Всевышним, правда, без головы, потому что она валялась в снегу, метрах в двадцати от покосившегося камня (всё-таки арматура). Надо же, наст её выдержал, даже не провалилась полностью, видать не густо с содержимым там было.

Смерть Зазы разом изменила расклад на криминальной шахматной доске в республике. Менты, продажные рожи, рыли носом и иными частями тела землю, в поисках виновника «чудовищного, поражающего своим цинизмом и бесчеловечностью, злодеяния». Между прочим, цитата самого президента, не зря ходили слухи, что они с покойным вась-вась. Ересиарх Зосима совершил молебен за упокой души раба божиего, что было, по меньшей мере, странно, учитывая религиозные воззрения «раба». Но тут был тонкий политический момент «некие силы пытаются расшатать стабильную обстановку в регионе… бла-бла-бла… общество должно сплотиться… бла-бла-бла… все мы создания божии…» и всё в таком духе. Для тех остатков полуорганизованной преступности, что каким-то образом шевелилась в республике, мой акт возмездия был просто подарком, и они, сами того не подозревая, отблагодарили меня. Валид погиб спустя два дня, его убили прямо на пороге дома, изрешетив, заодно, и охрану. Шарип бежал куда-то в районы, шайка осталась без главарей и началась резня. За очень короткое время ваххабитская структура перестала существовать, а за последними бородачами охотились как за дикими зверями. Ходили слухи, что делалось это с подачи МГБ и даже, вроде как, господина Миронова, одного из советников президента, как раз их и курирующего.

Отрадной новостью, хотя, явно не для всех, была ликвидация притона в Синих Бродах. Парни, кто был тогда на «Точке» рассказывали, что Мамеда и его заведение приехали брать немалыми силами, но тот сдался совершенно без боя. Делу дали официальный ход, но главный подозреваемый, странное дело, избрал неординарный способ уйти от ответственности, повесившись в камере на самодельной верёвке. Странным здесь было то, что принявшие такую смерть не могли рассчитывать на местечко в раю, какими бы праведникам они не были при жизни, и ярый ваххабит не мог этого не знать.

Город лихорадило до апреля, затем мы утонули в грязи, и стало не до недорезанных бармалеев. Очередная смена еле пробилась в Синие Броды, а в воздухе уже разлилась весна, душа желала песен, любви и безумных поступков. Пожалуй, впервые за всё время пребывания здесь я вздохнул спокойно. Можно было сосредоточиться на личной жизни, не забывая службу, разумеется. Я, хоть и считаю, что мы работаем, чтобы жить а не наоборот, но прекрасно понимаю, что жизнь-то эту как раз работа и обеспечивает

Между делом отметили Машкин день рождения, тридцать семь, вообще не возраст, хотя вот как считать, сколько ей сейчас реально? Или сколько мне? Я провалился в 2015 году по моему слою, Маша в 2011. По своему. Здесь мы появились с разницей в считанные месяцы, причём я раньше. И дальше как с нашим возрастом, тоже вопрос, я вот явственно ощущаю, что чувствую себя лучше, чем полгода назад. Стал ли я моложе? Не знаю, внешне это мало проявляется, люди не стареют, это факт, пожилые да, выглядят лучше, чем несколько лет назад, кто не бухает, конечно, по страшной силе. Седина, вроде, не убавилась у меня, но физически и физиологически я чувствую себя, да, наверное, моложе. В документах, мой возраст указан так: «46 лет» и, в скобках — «приб. 16.08.0032 (у.г.)», это у всех так, в обязательном порядке, иначе, с этими разными временными потоками запутаемся окончательно. Один прибыл из 2010-го, но три года назад, другой — из 2005-го, но здесь всего пять лет. А так всё ясно и понятно — вот мне сорок шесть и здесь уже исполнится сорок семь.

А Маша, по моему, стала только красивее, если это вообще возможно. Вообще, она женщина-парадокс, как я её называю, исключительно в мыслях, конечно. Высокая, я сантиметров десять до неё не дотягиваю, что уже нонсенс, у меня никогда не было отношений с женщинами выше меня ростом. Была одна почти с меня, но чтобы вот так! В зеркало или со стороны мы смотримся смешно, спору нет. Второй момент — она довольно стройная, а я считал, что мой «вкус» это женщины с более выдающимися формами, но, видимо, считал неправильно. Лицо у неё тоже немного «парадоксальное», нос весьма крупный, но природа, именно гены, а не механическое воздействие, согнули переносицу ровно посередине, поэтому вид в профиль очень сильно проигрывает виду в анфас. Зато с этого ракурса носик невероятно гармонично вписывается в почти аристократические черты лица. Лоб очень высокий и она, иногда, расчёсывает волосы на пробор, что ей вообще не идёт, зато стоит уложить их чуть по-другому, и у меня даже дыхание перехватывает, насколько она красивая. Нужно ещё учесть, что здесь мы имеем возможность лицезреть дам в их «естественных условиях обитания», с косметикой тут полный швах, губная помада стоит безумных денег, тушь для ресниц сделана я даже предположить боюсь из чего, а прочих средств «мейкапа» просто нету.

Разница у нас с ней в возрасте приличная, даже с учётом поправки на наши слои, так что посещают, иногда, неприятные мыслишки, а если появится молодой и симпатичный, да ещё и при бабле? Но в следующую секунду становится стыдно, ведь она мне ни разу не дала повода для ревности, настоящего я имею ввиду, то что, я, как идиот, ревную к прошлому, это естественный процесс и ерунда. Главное, что сейчас. А сейчас у нас редкая гармония в личной жизни, я это точно знаю, тут у меня опыт большой, и вообще, Маша иногда жалуется на мою прыть, а вот на уклонение от обязанностей жалоб не поступало.

Сам «день варенья» прошёл в новом ресторане «Сен-Жермен», открытом буквально месяц назад в свежеотремонтированном здании бывшего клуба Тракторного завода. Сейчас здесь тоже открыли клуб, только ночной, вернее, он работает чуть не круглые сутки, во всяком случае, в пятницу, субботу и в праздники. Формат — а-ля «дискотека восьмидесятых», не по мне, если честно, но заведение просто бешеной популярностью пользуется. Следует отметить живой звук, и группа неплохо играет, ладно уж, признаюсь. Сам клуб носит название «Челюскин», и в оформлении много «самолётного» и «полярного», но сделано стильно, или, по меньшей мере, неординарно. А вот ресторан как бы отдельно, и тут решили по максимуму восстановить традиции высокой французской кухни, два зала — «классическое» бистро и, непосредственно, ресторан. Классическое в кавычках, потому что тут любые понятия о классике очень условны, слишком много вариантов. Но есть и круассаны, и даже почти настоящий кофе, блинчики, брускетты (хотя это и от соседей-итальянцев), омлеты и так далее.

На празднование пригласили чету Богатырёвых, Диму, разумеется, с его очередной подружкой, на сей раз рыжей красоткой, про которую он сказал лишь одно слово «агонь!», по привычке закатив глаза. Были три Машиных подруги без кавалеров, но я, со своей стороны, больше никого не позвал. Посидели от души, повар тут и правда старается изо всех сил, был кролик под какой-то невероятной подливой, цыплята «Монморанси» под вишнёвым соусом, салаты, в том числе Оливье (хе-хе, куда же без него). Было вино, и даже настоящее французское. Собственно, благодаря ему мы и смогли зарезервировать столик буквально за неделю до торжества. Понятно, что не обошлось без нашего «теневого» приятеля Стаса и его запасов дефицита. Всего-то возможность приобрести несколько ящиков настоящего алкоголя, и мы лучшие друзья управляющего. А вино мне показалось кислятиной, не понимаю я ничего в прокисшем виноградном соке, увы, мне бы вискарика…

Я кружился в танце со своей любимой женщиной и понимал, что я счастлив как никогда в жизни.

Дима, между тем, подыскал несколько новых, относительно честных способов заработка. Вообще, я ему очень благодарен, был момент, когда между нами, вроде как кошка пробежала, но сейчас всё о'кей. И про интерес мой он не забывает, мы как в «Золотом Теленке» Ильфа и Петрова — бензин ваш, идеи наши. В смысле, что я только езжу куда-то или тачку даю, а генератором тех самых идей выступает как раз мой кореш. Вот, например, нашёл он контору, у которой оказалось довольно много местной косметики с вышедшим сроком годности. Договорился на пробную партию, за две недели пребывания под боком у Тьмы «обратный эффект» был незначительный, но он есть! Значит, будем подождать. Пусть не сразу, но выхлоп неплохой может получиться. Потом внезапно всплыла велосипедная тема. Это уже от Станислава, но зацепил-то его кто? На носу лето, а в тех вагонах было около сотни великов. Здесь этого транспорта мало, всё же в войну ничего не выпускали, что были — поубились по местным дорогам, а тут настоящие, трофейные! И стоят недорого, всего пятьсот рублей. Нам с Димой отдали шестьдесят штук, один из которых внезапно прописался у нас в квартире, повиснув вертикально на вбитый в стену прихожей крюк. Дамский, между прочим произведён в Голландии, классический «датч-байк»*, угадайте с трёх раз, кто возжелал [*Датч-байк — голландский городской велосипед с характерной «дамской» рамой. Но, на самом деле голландцы просто считали её оптимальной для езды по городу с частыми остановками. И, хотя понятия «унисекс» тогда не существовало, на них ездили и мужчины и женщины]. И даже с учётом этой покупки, штука наличными легла в карман.

Впереди майские праздники, а нам служить, и ведь уже планы были, шашлыки, все дела, но вылезла внезапная командировка, «экстремальная поездка», вроде как дежурные разведали новое место, возле Тьмы, а тут и клиент нарисовался. И будем мы апробировать новый способ поездок — на «Доджах», вроде как те же три машины, но без брони, зато скорость побольше, и все закрытые, от созданий Тьмы защищены. Ну понятно, ресурс у броневиков ограничен, Сан Саныч еле сумел выбить последний, взамен сгоревшего в прошлом году, на них сейчас только глубокая разведка. А выезды к Тьме на «джыпах». Дурацкая идея, на мой взгляд, но Паламарчук, выпучивая глаза ещё больше, доказывал нам экономическую обоснованность данного шага. Слышь, мужик, экономика не умеет стрелять из пулемётов и винтовок, а адаптанты умеют. Если бы не броня «Скаута» в тот раз, хрен бы мы сейчас вообще куда поехали. Но, люди мы подневольные, сказали раскапывать, будем раскапывать. Скажут — закапывать, будем, соответственно, закапывать.

Состав группы тоже был странный — Коля Крысин, мы с Димой, Вова Сыров, Пак за рулём Крысинского экипажа. Остальные вообще какие-то незнакомые, вернее, видел пару-тройку раз двоих, но они же из городской охраны, в том числе тот, что назначен в наш экипаж водилой. А клиент был и впрямь ВИП, просто ВИП ВИП, я бы сказал. Сам господин Миронов подцепил что-то нехорошее, причём не обязательно «венеру», может у него рак, или гепатит. Так вот кто остальные — его личная гвардия! Ну-ну, нам же лучше, лишь бы накладок не было, а так, гляди-ка, даже форму нашу нацепили, конспирация, типа. Место для «лечения» тоже странное выбрали, тут до Тьмы километров тридцать, не меньше, что за лажа? Да, в стороне от адаптантов, риска меньше, но и от Тьмы тоже далековато. Есть ли смысл? Но, как я уже говорил — люди мы подневольные…

Мы ехали в замыкающем «Додже» пикапе, у которого в кузове был установлен пулемёт на вертлюге. Тоже не сильно удобно, пулемёт, фактически, был курсовым, но стрелять можно было только когда машина стоит, иначе, на тряской дороге, процент попадания будет удручающе невысок. До точки оставалось ещё километров десять, когда колонна встала. Я тут же взял в руки своего Дегтяря, встав на колено у заднего борта, Дима же встал к вертлюгу с РД, больше в кузове никого не было, Крысин сказал, что нам полагался ещё один боец, но он захворал желудком внезапно, а заменить было некем.

— Да фигня, поездка лёгкая будет, прорвёмся, — беспечно заявил он.

Ну я вот хрен его знает, какая она будет лёгкая. С другой стороны, не повезут же они такую шишку без должной охраны. Наверное знают, что делают.

— Кость, там Крысин, чё-та, идёт сюда, — позвал меня Дима.

Я поднялся, держа ДТ в руках, посмотрел на дорогу, действительно, Крысин не спеша двигался в нашу сторону, Вова Сыров шёл чуть позади, держа в руках такую же, как у меня, машинку. Вот Николай подошёл к водительской двери ВИП-«Доджа», что-то сказал, слегка ударяя ладонью по дверце, затем, поправив на плече автомат, шагнул в нашу сторону. В это время Сыров остановился в паре шагов от машины Миронова и, взяв пулемёт наизготовку, повернулся лицом к лесу, окружавшему дорогу со всех сторон. Тут я увидел ещё одного парня из головного автомобиля, вроде Саша его зовут, в руках у него был РПД, что немного удивило, так как вначале я пулемёта у него не видел. Крысин что-то сказал, но я не расслышал, подошёл к самой кабине и крикнул:

— Чего?

Он очень быстрым и, в то же время, плавным движением потянул из нагрудной кобуры пистолет, в нашей кабине что-то хлопнуло, заднее стекло звякнуло, а Дима, сказав нечто вроде «гх-х», согнулся вдвое. Ещё не понимая, что происходит, часть мозга, ответственная за сохранность остального тела подала команду — мы под огнём! Тело отреагировало соответственно, я просто бросился на пол кузова, стараясь упасть не на локти.

На дороге уже грохотали пулемёты, вроде бы хлопнул Кольт, и тут над кабиной появилась голова нашего водителя, рука с зажатым в ней пистолетом перекинулась в кузов и я, вероятно, рефлекторно, потянул спусковой крючок пулемёта. ТТ, всё же, успел выплюнуть пулю, что-то сильно ударило в грудь справа, немного выше диафрагмы, а потом голова водителя исчезла. Зато что-то заколотило по машине и в борту появились круглые дырочки.

Я никак не мог сделать вдох, но, всё же сумел дать длинную очередь, нисколько не переживая на счёт рикошета — пули шили металл словно картон. Внезапно установившаяся тишина ударила по ушам чуть ли не сильнее грохота оружия, а я понял, что сейчас умру, если не смоюсь отсюда. Диафрагма, наконец, распрямилась, я жадно, с всхлипом, втянул воздух, затем рывком вскочил на колено, перевалился через борт, шлёпнулся на землю, чуть не подвернув ногу, и тут вновь заговорил пулемёт, ДТ, судя по звуку. Пули опять защёлкали по металлу кузова, я распластался на траве и увидел Вову Сырова, поливающего нашу машину из своего оружия. Коля Крысин валялся рядом, мёртвый или раненый, не знаю. Водитель, стрелявший в нас с Димкой, тоже, судя по всему, был убит, он каким-то образом повис на подножке, свесив руку, которую я и видел.

Всё это мой глаз зафиксировал за долю секунды, и пока мыслительный отдел мозга анализировал увиденное, боевой уже посылал команды — поймать в прицел Вову, потянуть спуск, теперь перебраться за левое заднее колесо, поставить пулемёт, достать пистолет, проверить водителя. Труп. Крысин? Не двигается. Сыров? Не двигается. Где ещё один пулемётчик? Из ВИП-«Доджа» раздалась приглушённая очередь, кто-то вскрикнул. Я осторожно выглянул, приподняв голову над капотом. Шурик валялся на земле, неловко подвернув руку, так специально не ляжешь, ствол пулемёта торчал у него словно прямо из живота. Труп? Машина Миронова качнулась, водительская дверь открылась, кто-то возился там, невидимый мне, и я уже подумал, не взять ли мне пулемёт снова, но тут на дорогу выпал человек. Выпал, словно мешок с картошкой, да так и остался лежать бесформенной кучей. Машина снова качнулась, сначала появилась нога, потом на землю выпал автомат, и, наконец, появился обладатель конечности. Один из охранников советника, лицо полностью залито кровью, он наклонился за оружием, медленно и неуверенно, как это делают иногда пьяные люди, ещё осознающие, что могут потерять равновесие. Этот потерял, неловко упал вперёд, уткнувшись в траву плечом и левой щекой. Раненый издал стон, больше похожий на рык, но тут дважды хлопнул пистолет и охранник замолчал.

Кто? Пак? В живых остался только он, если его не пришили тоже. Что за херня? Нет, что за ХЕРНЯ?! Я быстро попятился назад, зацепил пулемёт, тот с ужасным скрежетом проехался стволом по борту «Доджа», и я еле успел перескочить за автомобиль, когда чья-то пуля свистнула в полуметре от меня. Взгляд из-под днища не дал ничего, никто и ничто не двигалось, я уже собрался перекатиться вправо, когда из-за впереди стоящей машины появился метис-кореец. Он двигался на корточках, «гусиным шагом», медленно и как-то механически переставляя ступни. Кольт в моей ладони дёрнулся, Пак в полупрыжке завалился назад, и я послал ещё две пули в его колодоподобную тушку. Сменил обойму, подумал об автомате, оставшемся в кузове, но вместо него взял пулемёт, там полмагазина минимум, так что пойдёт.

В машине советника было месиво, два пулемёта превратили её в решето, а находящихся там людей в фарш, последний охранник просто чудом уцелел, успев-таки убить одного из ублюдков. Сыров умер от трёх пуль, попавших в него, второй пулемётчик, Саша, всего от одной, зато очень точно угодившей ему в лоб. Пак был ещё жив, но с каждым судорожным выдохом из него выливалось чуть не полстакана крови, так что я прервал его мучения выстрелом из пистолета. Мёртв был и Дима, сука Шурик достал его, а вот Николай Крысин, мой непосредственный начальничек, был ещё жив, пара моих пуль попали ему в нижнюю часть живота, причиняя, я думаю, сильные боли.

— Пить, — попросил он, когда его взгляд сфокусировался на мне.

— Значит так, Коля, времени у нас мало, очень мало, сам знаешь, кто сейчас придёт.

Лицо у раненого исказила гримаса.

— Не оставляй меня!

А ведь ты, гандон, боишься! Это хорошо.

— Ты, Коля, убить меня хотел, ты Диму убил, так что и тебе не жить, даже не надейся. Но! Я могу не отдать тебя Тварям. Ты понял меня?

Крысин побледнел как полотно.

— Убей меня! Убей, прошу тебя! Я же за тебя просил…

— Ц-ц-ц, — поднёс я палец к губам, — я тебя убью. Хорошо. Но сначала ты мне всё расскажешь. Понял? И не тяни, время-то идёт.

— Что… ты… хочешь… знать?

Он вдруг часто задышал, и я испугался, что он сейчас сдохнет и оставит меня в полном неведении. Так что я протянул ему флягу, понимая, что сам из неё уже не сделаю ни глотка.

— Это была подстава? Зачем вы убили Диму? Зачем было убивать меня?

— Ты… дурак, — Крысин вытер рот и посмотрел на ладонь, — тебя в расход давно метили, Саныч про ваши со Стасом дела узнал, вы…, — он вдруг громко отрыгнул воздух и скривился от боли, — вы думали, что самые хитровыделанные…

— Ты по делу давай, — я пнул его по ноге, но болевой импульс дошёл и до раны и Крысин застонал.

— Саныч людьми никогда не разбрасывается… Но вы должны были принести пользу… Вот и принесли

Он криво усмехнулся, сделал ещё один глоток и, поперхнувшись, закашлялся. Я отнял флягу:

— Хватит, а то зажмуришься раньше времени. С нами понятно. Миронов тут причём?

— Ты вообще тупой, да? — окрысился Крысин и получил от меня очередной пинок.

— Миронов приказал убрать Зазу, это испортило бизнес очень многим. Сейчас Салихова уже арестовывают. В МГБ смена руководства произойдёт, МВД поднимется, Саныч тоже. Вы просто… Вы просто под раздачу попали, — Крысин нашёл в себе силы усмехнуться, — как и я.

Вот как? Миронов приказал, значит? Это и есть так называемая «мгновенная карма», когда моё же деяние ударило по мне бумерангом? А вызванная им лавина похоронила под собой таких «зубров» как советник Миронов, и даже глава МГБ Салихов! Чёрт, я на это не рассчитывал, вообще-то! Но об этом после буду горевать, мне ещё ответы нужны.

— Как вы его сюда-то заманили? — задал я очередной вопрос.

— А, — Коля слабо двинул рукой, — подсунули «петушка», заразили «голубым триппером», дальше дело техники. По плану, на нас должны были адаптанты «напасть», Пак даже согласился, чтобы ему ногу прострелили. За две штуки, — Крысин то ли захихикал, то ли закашлялся.

— Мы, типа, чудом отбились, ну а Мирон… Тебе бежать надо! — он внезапно ясным взором посмотрел на меня. — За тобой теперь все будут охотиться. Ты это хоть понимаешь?

Я понимал. Как понимал, что был ещё большим идиотом, чем считал меня истекающий кровью Крысин. И ещё эта наша с Димой движуха! Какие же мы болваны! Лёгкие деньги! Не бывает их, просто не бывает! Ладно, харэ тут интервью у полутрупа брать, времени, действительно, нет.

Я бегом собрал оружие, покидал всё в головной «Додж», добавил туда же пару канистр. Надо бы Диму похоронить, но некогда, реально некогда.

— Костя! — позвал меня Крысин, когда я в очередной раз пробегал мимо него. — Забери меня! Я помогу тебе! Помогу скрыться! Они же за Машкой твоей придут! А я помогу! Не убивай меня!

— Не буду, — пообещал я, на секунду присев на корточки рядом с ним. — Договорились, не буду.

И он понял. Понял, что я оставлю его, тяжело раненого, практически не способного двигаться, один на один с Тьмой. И тогда он закричал.

Я гнал «Додж», выжимая из машины всё, что возможно. Твари меня не беспокоили, я умудрился не получить ни единой царапины, а у них был целый обед из полуживого Николая. Мне невероятно повезло — здешняя версия ТТ была не такой «пробивной», как в моём слое, и пуля застряла в магазине от автомата Томпсона, разгрузка сработала как бронежилет. И теперь для меня главное — это успеть опередить этих уродов. Двести сорок километров, средняя скорость пятьдесят километров в час, нет, хрен, сорок, берём по минимуму. Шесть часов. Сейчас половина десятого утра. Крысин должен был вернуться в Броды примерно через час. Их действия? Сообщат воякам, те пошлют гонца в город, у нас посылать некого. Значит, у меня есть сколько? А много. Известие о гибели Миронова достигло бы Вышинского не раньше, чем к пяти вечера.

Ну надо же, как зацепили мужика, а! Попался-таки, на порочной страсти. А про «голубой триппер» я слышал, была такая болезнь в паре слоёв, там ей болели, преимущественно, те, кого политкорректно зовут геями. Нехорошая болезнь, член вообще мог сгнить в буквальном смысле слова, и лекарства от неё не существовало, вот советник и повёлся на предложение съездить на «лечение». Ведь ещё такой момент был, про толерантность тут слыхом не слыхивали, «гомосекство» осуждали почти открыто, о. Зосима даже предавал «содомитов» анафеме, а тут такое! Да, всё рассчитали, мерзавцы, всё! Кроме того, что я выживу.

Так, а Машка где сейчас? А Машка дома, выходные же. Значит, предположительно, до пяти, нет, бери раньше, до четырёх вечера никто в Вышинском не дёрнется. В шестнадцать часов они поймут, что что-то не так, ещё часок подождут. Или раньше чухнутся? Нет, Сан Саныч не мог не подстраховаться, наверняка с утра к нам кто-то выехал, тот же Паламарчук. Значит, если Крысин не появится к одиннадцати на «Точке», то его поедут искать. Найдут через час, ещё час, чтобы добраться до вояк. Тринадцать ноль-ноль. Минимум пять часов, чтобы сообщить в столицу. Восемнадцать нуль-нуль. Успеваю? Должен! Обязан! Девять тридцать, дьявол, уже девять сорок пять! Шесть часов. Шестнадцать нуль-нуль, время прибытия в Вышинский, час на сборы… Какой час! Пять минут и валить из города! Куда? А вот это вопрос. Хороший вопрос, чертовски хороший вопрос! Куда? Куда деться с подводной лодки? Лодки… лодки… Надо добираться до Белого Озера! Там места глухие, но люди выживают, Тварей мало. Или нет? Чёрт! Думай, Костя, думай!

До города я доехал за рекордные четыре с половиной часа, остановившись лишь раз, чтобы долить и отлить. Проскочил пост на въезде, по счастью не вызвав там вопросов, в городе был вынужден сбросить скорость, ещё в аварию не хватало попасть. Уже подъезжая к дому выругал себя — вот болван! Ну хорошо, знакомых машин по пути не встретилось, значит, Сан Саныч никого не послал, они ждут, возможно, хотят чтобы всё выглядело максимально правдоподобно. Но ведь это не значит, что за моей квартирой не следят! Наверняка они Машку схватят, возможно, уберут даже, или, например, лапу на бабло захотят наложить, раз они считают, что я его украл. Сука, деньги-то в банке! Дома в тайнике всего две штуки налом, у меня с собой пятьдесят червонцев в общей сложности, ну у Машки сотни три на руках. А деньги нужны! Идиот! Надо было обшмонать тела, собрать бабло, хотя, может, что в рюкзаках найдётся, вещи этих уродов здесь же остались. Так, ещё момент!

Я остановился за пару кварталов от дома, погрузившись в размышления. На чём ехать? Куда ехать, я всё ещё сомневался, но склонялся теперь к Орехову или, даже, Усольску. Там до границы недалече, можно попробовать подкупить кого-нибудь, и рискнуть прорваться к соседям. У меня оружия полмашины, сама машина, это всё деньги. Машина! Ехать на своей или на этой? А на «Кюбеле», пожалуй. Сейчас уже тепло, не замёрзнем, зато «Кюбельваген» пошустрее и меньше жрёт, и менее приметный он. Зато я приметный, особенно в компании женщины с внешностью модели! Но тут уж ничего не поделаешь, в городе мы и дня не протянем! Так, сейчас не спеша проеду мимо дома, осмотрюсь, потом решу, как дальше. Так и сделаю.

«Кюбеля» нашего возле дома не оказалось, равно как и подозрительных машин, лишь довольно далеко какие-то мужики грузили что-то в полуторку. Хорошо? Или, наоборот? Прильнув к самому рулю, бросил взгляд на окна, так, на всякий случай, просто, раз машины нет, то Машка явно к подругам укатила. Из окна на меня никто не смотрел, и я уже собрался было развернуться и встать у парадной, когда некая мысль молнией прострелила мозг, вызвав волну крайне неприятных мурашек. Дело в том, что моя благоверная была очень аккуратной девушкой, ценившей домашний уют и прилагавшей много усилий для его создания. Я принял эти правила, не разбрасывал носки, и НЕ ТРОГАЛ шторы.

Шторы были нашим камешком преткновения. Решётки на окнах, массивные и грубые, вызывали у неё не самые лучшие эмоции, поэтому шторы в доме не только закрывали нас от любопытных взглядов, но и прятали эти уродливые приспособления от наших. У неё были свои ощущения достаточной освещённости и, поначалу, я при каждом удобном случае отодвигал плотные портьеры, дабы обеспечить максимальное поступление солнечного света. Однако делал я это неаккуратно, нарушал складки каких-то ламбрикенов, и мы договорились, что со шторами Маша будет управляться сама, тем более, что на подоконниках поселились цветы. И я точно знал, что она никогда бы не допустила, что бы одна штора на окне была полузадёрнута, а вторая висела, зафиксированная шнуром. Это непорядок.

Значит, дома побывали гости или у нас там и сейчас засада! И где Маша? Сердце затрепыхалось от внезапно накатившей тревоги, я понял, что если не возьму себя в руки, то прямо сейчас совершу какую-нибудь глупость, например поднимусь в квартиру и… А что, я, собственно, теряю? Могу у коменданта спросить, например, давно ли Машка уехала? Или не спрашивал ли меня кто? А если он заодно с ними? В смысле, с теми, кто против меня, то есть как минимум с половиной спецслужб города. Стоп, стоп, стоп! Я не преступник! В их дьявольских планах, мне была уготована роль жертвы злодейского нападения адаптантов, и менять эту легенду им нет резона, пока они не узнали, что я жив. Могли они предусмотреть, что я выживу? Могли. Бы. Но не предусмотрели, тогда готовились бы лучше, была бы ещё одна группа для подстраховки. Значит, шансы на то, что коменданту нет причин сдавать меня, высоки? Так? Но кто-то же побывал у нас дома! А может это просто шнурок на шторе развязался, и я зря паникую? Ну что, рискну?

— Михалыч, привет, — поздоровался я с комендантом, пожилым и грузным мужчиной. — Машка давно уехала, не помнишь?

— О, Костя? — вроде как не удивился он. — Приехал уже?

И, вроде как, замешкался перед решёткой, перекрывающей вход на лестничную клетку.

— А Мария Александровна ещё днём уехала, перед полуднем в аккурат.

— Оу, ясно, — произнёс я, словно так и должно было быть. И столь же беспечно спросил: — А меня тут никто не спрашивал?

— Да-э, нет, — Михалыч на секунду отвёл глаза, на долю секунды, но я заметил.

Чёрт, дед! Ну нахрена?!

Замок щёлкнул, решётка, наконец, открылась, и я протиснулся внутрь.

— Они наверху? — я упёр дуло пистолета в дряблый второй подбородок коменданта. — Отвечай!

— Ушли! Были, ваши, сказали, ты набедокурил чего-то, недолго были, потом ушли, — затараторил Михалыч.

Затем проглотил комок в горле, и я заметил, что его лоб с высокими залысинами покрылся крупными бисеринами пота.

— Маша?

— Н-нет, — он шумно вздохнул, обдав меня амбре из смеси чесночной колбасы и водки.

Бухаем на рабочем месте, значит?

— Она ушла раньше! Честное слово! Ты это, Кость, убрал бы писто…

Конец просьбы потонул в хрипе, потому что ствол погрузился в жировые складки на пару сантиметров.

— Пошли! — прошипел я. — И ни звука!

Толстяк кивнул головой. От него прямо-таки разило потом, видать сильно перепугался.

Мы поднялись по лестнице, я ловил малейший шорох, но тишина нарушалась только громкой мелодией, доносящейся откуда-то сверху. Это Маргарита Викторовна с третьего этажа, известная так же как просто Марго, экзальтированная дама под или за сорок, поразительно гармонично вписавшаяся в эту действительность. Говорят, у неё было по меньшей мере двое поклонников, которые обеспечивали ей тот уровень жизни, который она считала приемлемым для себя. Во всяком случае, мы никогда не видели, чтобы она где-то работала. Зато целыми днями слушала патефон, курила папиросы через очень длинный и тонкий мундштук, и носила подмышкой небольшую и злобную дворняжку, изображающую, видимо, чихуахуа или йоркширского терьера. Мерзкая тварь иногда заходилась среди ночи звонким лаем, будя всех соседей. Звали её Кнопа. Но женщина была на удивление приятной в общении, и совершенно не скандальной. Марго, я тебя умоляю, только не выходи сейчас из квартиры, ладно!

— Открывай! — сунул я Михалычу ключи, пихнув, для верности, пистолетом в почку.

Тот затрясся, даже уронил связку, но не издал ни звука, из чего я сделал вывод, что дома, скорее всего, никого нет. Так оно и оказалось. Комната и кухня носили следы обыска, замок с оружейного шкафа сорван, и сам шкаф пуст, однако тайничок они не нашли, так что две тысячи рублей перекочевали в карман. Привратник к этому моменту был уже связан по рукам и ногам, а во рту у него торчал кляп из моего носка. Жаль, грязного не было. Так, что дальше?

Тут я услышал тарахтение мотора, выглянул в окно и увидел знакомую машинку, заворачивающую на стояночку перед домом. Маша? Супруга выбралась из «Кюбеля», наклонилась, достала с заднего сиденья какой-то свёрток. Так, внизу же никого! Я проверил, заперта ли ванная на шпингалет и горит ли там свет, чтобы Михалычу не было страшно, всё-таки он человек подневольный, хотя и сволочь. А его найдут, всё равно скоро станет ясно, что я нарушил их планы, примчатся снова. Кубарем вниз, едва не споткнувшись на первой же ступеньке, у Марго Штраус сменил Утёсова, и тут я услышал, как родной голосок позвал:

— Аркадий Михалыч! Ау-у!

Но я был уже внизу.

— Ко…

— Тихо! — зашипел я. — Пошли!

И схватил Машку под локоть.

— Всё плохо! Объясню по пути! Надо бежать!

— Ну бли-и-ин! Я так и знала! — расстроено протянула она.

Но, вопреки ожиданиям, не стала вырываться и впадать в истерику, лишь спросила:

— Всё серьёзно?

— Очень! Миронова завалили, нас с Димой хотели подставить, его убили. Иди к машине, подгоняй к «Доджу».

— О хоссподи! — закатила она глаза.

— Куда мы? — вопрос она задала, когда барахло перекочевало в наш «Кюбель».

— В Орехово, там попробуем по реке уйти. О, слушай, давай назад садись, посмотри, что там в мешках.

Маша быстро перескочила на заднее сиденье, сверкнув длинными и, пока ещё, белыми ногами, день был совсем тёплый, почти летний, и на ней было лёгкое платье с туфлями-лодочками. Чёрт, даже шмотки её не взял! Да ладно, нашёл о чём переживать, главное, самим уцелеть, а шмотки дело наживное.

«Кюбельваген» зафырчал моторчиком и бодро покатил в сторону северного выезда из города.

— А ты куда? — удивилась Мария.

— Выедем там, потом на Усольск свернём, попетляем немного, — объяснил я.

— А-а, ну смотри, — согласилась она, и приступила к осмотру чужих баулов.

Вот и пост впереди, я вцепился в руль так, что пальцы побелели, но комендачи вообще не обратили на нас внимания, видимо тревоги ещё не объявили. Выехали? Вырвались? Вроде бы.

— Маш, держись, сейчас потрясёт, — сообщил я, ускоряя тарантас.

— Я… уж… поняла, — отозвалась моя женщина, подскакивая сзади на сидении.

Но как бы быстро мы не ехали, спустя где-то полчаса нас обогнал мотоцикл. Водитель на нём был один, без пассажира, байк был без коляски, и гнал резво, видимо сильно спешил. Куда? А не про нас ли доложить? Или это паранойя? Могли они так быстро подсуетиться? Да всё могло быть. Так, вон впереди отворотка на Вострино, там встанем, надо бензина долить, заодно и подумать.

Маша кое-что нарыла, кроме обычного барахла и патронов в мешках оказались кое-какие наличные. В совокупности денег у нас набралось ещё порядка двух тысяч, а всего 4652 рубля и некоторое количество копеек.

— А что у тебя в свёртке? — наконец спросил я.

— Ой, это я платье новое у Маринки заказала, — ответила Маша, и вдруг заплакала.

— Ну прости меня, солнце! — я прижал её к себе, слегка досадуя, что из-за роста не могу погладить по голове. — Прости, так вышло, любовь моя!

— Да я знаю, — она совсем по-детски шмыгнула носом. — Как думаешь, мы выберемся?

— Обязательно! — со всей уверенностью ответил я.

Спустя несколько минут мы снова тронулись в путь, дорога пошла немного в горку, и на самом верху я разглядел стоящий грузовик. Возле него ошивался какой-то мужичок, вероятно водитель что-то делал с колесом, может болты закручивал. Не знаю, что на меня нашло, предчувствие или я просто решил перестраховаться, но ехать дальше резко расхотелось.

— Что? — спросила супруга деревянным голосом.

— Не знаю, не нравится мне это, — я вытянул указательный палец в сторону грузовика, — поехали-ка мы…

Я уже наполовину развернул машину, и тут Маша очень глубоко вздохнула и начала приподниматься на сидении, словно хотела встать в полный рост. Звук выстрела из винтовки добрался мгновением позднее, и тут же застрекотал пулемёт, что-то застучало по кузову, словно камешки из-под колёс, Машка внезапно осела и завалилась на меня, а что-то липкое и горячее попало мне на висок, и затекло в глаз, мешая смотреть.

Я кричал в голос, умолял её держаться, клялся, что мы выберемся, что всё будет хорошо, что мы справимся. И боялся повернуть голову. «Кюбель» кидало из стороны в сторону, в какой-то момент Маша мотнулась вправо, и теперь я слышал, как её голова безвольно ударяется по стеклу на двери. Я знал, что красное и липкое у меня на голове, это кровь, и это не моя кровь. Машка ранена, возможно тяжело, но я не могу остановиться, потому что тогда нас изрешетят пулями и я не смогу ей помочь. Я обогнал две, поднимающие клубы пыли, полуторки, везущие какие-то мешки и нескольких колхозников. Ушёл направо, здесь была дорога к старому карьеру, туда горожане иногда ездили на рыбалку или даже купаться, поскольку вода там быстрее прогревалась, чем в реке.

Маша! Так же не может быть! Я же обещал ей! Обещал! Ну почему всё именно так, а? Почему она?! Одна пуля попала ей в грудь, под углом пройдя через стекло дверцы, вторая угодила в голову. Я не верил, не хотел, не мог, но я видел это — Машу убили. Треск мотоцикла достиг моих ушей, я рванулся из машины, вскинул автомат, посылая пулю за пулей в того самого мотоциклиста, что обогнал нас, на второй же очереди он завалился на бок, тяжёлая машина что-то оторвала от его одежды, и остановилась в пыли, в полуметре от тела. Сам он вдруг принял сидячее положение, словно марионетка, которую потянули за ниточки, но марионетка была дохлой, потому что мои пули дырявили его без всякого эффекта. Сменил магазин, выбежал на дорогу и увидел метрах в трёхстах прыгающий на ухабах грузовик. Явно по мою душу. Теперь успею только схватить из машины мешок, и ещё один автомат. Последний взгляд на самого дорогого мне человека и бежать. Бежать, скрываться, выжить. И мстить. Больше мне не осталось ничего!

ГЛАВА 19

Прошёл месяц с момента гибели Маши. Именно это событие и никакое другое навсегда изменило мою жизнь. Всё, что было раньше, провал сюда, переделки, в которых я побывал, наша с ней встреча, то счастье, что она мне подарила, даже моё невероятное спасение в ситуации с Мироновым, всё это было ДО. Поворотная точка, это именно тот момент, когда я осознал, что жизнь навсегда ушла из этого обожаемого мною тела. И мне осталось лишь одно — возмездие. Я не имел права умереть, пока живы они. Потом да, потом плевать, потом смысл исчезнет окончательно, но сейчас нет. Ромодановский, Паламарчук, неизвестные мне пока непосредственные убийцы Марии. Я ДОЛЖЕН отомстить!

Месяц я живу в лесах, я стал призраком, партизаном, Онодой Хироо* [* Онода Хироо, 1922–2014 — младший лейтенант японской императорской армии. Получив в конце войны приказ организовать диверсионный отряд, в течение 30 лет вёл партизанскую войну в джунглях на филиппинском острове Лубанг. В 1974 году сдался властям. Умер в 2014, на девяносто втором году жизни]. «Самоубийство запрещено», такой приказ он получил от своего командира. Имелось ввиду сеппуку, ритуальное лишение себя жизни, дабы избежать позора или, как это у них делали старшие командиры, взрезая себе животы накануне сражения — чтобы указать подчинённым Путь. Ему же было приказано организовать диверсионную войну, и он воевал тридцать лет! Я, пока, скитаюсь здесь всего тридцать дней, и я, пока, не убил ни одного человека, но у меня есть План. И первым пунктом в нём значится — стать невидимкой. Про меня не забудут, о нет, я на это и не рассчитываю. Но они должны находиться в неведении относительно моего местоположения. Меня нет. Всё. Умер. Исчез. Растерзан Тварями. Утонул в болоте. Выбирайте любое из списка.

Я перестал ощущать вкус пищи, для меня теперь это просто еда. Я знаю, что должен есть, и есть довольно много, потому что я постоянно двигаюсь. Часть энергии уходит как раз на добывание пищи, но тут у меня есть поблажка — сейчас тепло, и мне ненужно много топлива для обогрева, а в окрестных водоёмах очень много рыбы. Охочусь я только с помощью силков, редко кто попадается, но, всё же, иногда удаётся добыть зайца или рябчика.

Я научился прятаться от Тварей, выбирая погреба в заброшенных деревнях, да, там сыро и часто бывает холодно, но у них не хватает ума выломать крышку. В некоторых я находил Чёрную Траву, и всё равно ночевал там, хотя, скорее, это было полубодрствование. Я знал, что они ходят наверху, чувствовал их своим «барометром настроения», но отбиваться пришлось лишь дважды, благо оружие у меня было. Иногда мои рейды в заброшенные поселения давали удивительные результаты.

Глаз, в данном случае буквально глаз, наловчился подмечать малейшие нюансы, любое отклонение от нормы, и я натыкался на настоящие тайники. Некоторым явно было несколько лет, и спрятанные там консервы заржавели, а грубую ткань «сидора» изгрызли мыши. Другие были свежими, и я стал, например, обладателем немецкой снайперской винтовки с двумя сотнями патронов. В одном погребе был целый склад автомобильных запчастей, таких как свечи зажигания, аккумуляторы, патрубки и прочие расходники. Чей-то источник дохода, и я на него не претендую. А ещё порадовал тайничок с гранатами — восемь РГ-42, зелёных, похожих на консервные банки, собственно это и есть банка, их даже на консервных заводах делали. Эти кто-то заботливо обмазал толстым слоем солидола, а в отдельную бумажку завернул восемь запалов УЗГМ. Спасибо тебе, добрый человек.

Второй день я хожу кругами возле посёлка Паршиково. У Ромодановского тут дача, «заимка», как называли мы этот объект. Небольшой хутор в пятнадцати километрах от Вышинского, рядом такие же «заимки», принадлежащие хорошо поднявшимся коммерсантам. Ну как рядом? До ближайшего комплекса строений, а это, как по типовому проекту, один-два дома, баня, домик для охраны, хозпостройки, высокий забор, увитый неизменной колючкой, метров двести, и всё лесом. То ли мода тут такая, то ли действительно эти люди нуждались в том, чтобы побыть наедине со своими мыслями, на лоне природы, так сказать. Не знаю, да и плевать мне на них, зато я знаю, что Ромодановский тут бывает, и что Паламарчук тоже строит себе «заимку», только в другом месте, попроще. Туда я тоже наведаюсь, просто этот мудак с плохими зубами первый в моём списке, с него и начнём.

Бывшего шефа на даче не было, но кое-что любопытное я углядел. В аккурат под вечер к воротам подкатил грузовик в сопровождении «Виллиса», ворота отворились, машины въехали внутрь, тут я и увидел нечто интересное. Из грузовика вытащили явно связанного человека с мешком на голове. Обращались с ним довольно бесцеремонно, из кузова выбросили, затем, выписав пару пинков, подхватили под руки и утащили в сарай. Ага! Так-так! Как там говорят — враг моего врага мой друг? Не знаю как на счёт дружбы, но это новое неизвестное в уравнении, и я хочу, чтобы оно стало известным.

Проникнуть на территорию «заимки» было сложно, кроме высоченного забора, её охраняли собаки, натуральные цепные псы, которые поднимут хай, едва я подойду на расстояние броска камня. Ну что же, если не можем войти через заднее крыльцо, попробуем через парадное? Людей там сейчас восемь человек, трое из постоянной охраны и пятеро приехали в машинах. Ну и девятый пленник. Теперь вопрос, Ромодановский сам прибудет для общения с ним? Подождём?

Ромодановский не приехал. Ни на следующий день, ни через день. Зато уехали те, кто его привёз. Одного, что вёл себя как главный, я, вроде бы, узнал. Толик Карнаухов, Толя Полуха, в смысле «пол уха», потому что у него была срезана верхняя часть левого уха, как он утверждал — пулей на Чеченской войне, у них тоже такая была. Командир «городской охраны», типа как Коля Крысин у нас был. Надеюсь, Колюня, черти в аду тебя каждый день раскалённой кочергой в задний проход имеют? Два дня они что-то делали тут, периодически заходя в сарай, но пленника оттуда не выводили.

Однако мужик, а это был мужик, ещё жив, ему два раза в день носят еду и утром один из тюремщиков выносит ведро с крышкой. Судя по тому, как он его держит, миазмы из ведра не очень, так что с большой долей вероятности можно утверждать, что это параша. И вот кавалькада из двух машин покинула «заимку». Что делать? Ждать, возможно, они вернутся в сопровождении нужного мне субъекта? А если нет? Попробовать напасть?

Что и как там за забором я знаю, был пару раз. В сарае, правда, не был, но остальное мне знакомо. Хозяйский дом, баня, «караулка», где живёт дежурная смена, там же у них и кухня. В сараях не знаю что, один, возможно, типа мастерской, там же навес для машин. А ведь во втором склад оружия, мы туда ныкали разобранные ДШК с секретной железной дороги. У ворот будка привратника, «избушка на курьих ножках», потому что это натуральная избушка, стоящая на высоких столбах. У охранника там окошко-перископ, и он видит всех, кто к воротам подходит. Значит, вечером пленнику понесут еду, с моего места на дереве хорошо виден весь двор, расстояние тут метров пятьсот. Попаду я с первого выстрела? Допустим, попаду. И тут мои размышления прервали появившиеся во дворе охранники. Оба шли в сторону ворот, о чём-то беспечно болтая. Сейчас!

Винтовка неожиданно сильно лягнула в плечо, я быстро навёл прицел снова, ловя мишень, охранник, тупица, наклонился над упавшим товарищем. Бах! Мимо! Парень выпрямился, озираясь по сторонам и неуверенно поднимая автомат на уровень груди. И тут до меня дошло — он просто не понимает, что по ним стреляют издалека, высокий забор создаёт иллюзию безопасности. А это напрасно. Пуля ударила его в грудь так, что он даже подпрыгнул слегка. А вот кореш его ещё жив, пополз к караулке. Ну! Кто там наверху приглядывает за мной? Пошли врагам моим ещё чутка глупости! Есть! Из избушки, что на курьих ножках, выскочил третий горе-сторож, и винтовка Маузера отправила очередной гостинец калибром 7,92 мм прямо в обтянутую курткой цвета хаки спину. Ещё один, чтобы не мучился, теперь забить заново магазин и бегом, бегом.

Соседи вряд ли на помощь придут, у них за забором всего двое сидят, вообще мужики под полтинник, огороды копают. ГБР* тут нет, каждый сам по себе [* ГБР — группа быстрого реагирования]. Бег на пятьсот метров, это как бег на километр, только в два раза меньше, устать не успел, но запыхался чертовски. Ворота у них мощные, хорошие ворота, только засов там слабоват, не рассчитана эта «заимка» на серьёзную оборону. Заготовленный заранее гвоздь, два-три сильных удара рукояткой немецкого штыка, насадить на него тротиловую самодельную шашку, детонатор, разогнуть усики, теперь аккуратно, выдвигаем чеку, не дышать, отбежать, дёрг за верёвочку. Бум! Чёрт, громко как. Псы зашлись в истошном лае. Засов вырвало с корнем, это доски, а шашка бревно ломает. Вбегаю внутрь, моя первая мишень силится навести ствол автомата, но нет парень, сегодня не твой день, короткая очередь, и ходу, ходу к сараю. Внутри полумрак.

— Эй, на шхуне? Живой? — кричу с порога.

В ответ нечленораздельный бубнёж, но будем считать, что это «да». Ага, вижу, сидит на цепи, аки раб, руки тоже в кандалах. Ох, Александр Александрович, ты же уже не на один персональный вертел в аду заработал, и всё неймётся. Пришлось вернуться к сторожам за ключами, заодно контроль провёл.

— Живой? — спрашиваю вторично, стаскивая с головы пленника мешок.

Эк тебя, парень! Лицо как у того луноликого тирана, вождя корейцев из моего слоя, только этому не до улыбок. Глаз не видно почти, гематомы отливают всеми цветами спектра, нос, видимо, сломан. Крепко били.

— Уху, — бормочет пленник, щуря и без того узкие глаза.

— Идти можешь?

— Бугу, хы… шуки, — ответил мужик.

Ну, шуки так шуки. Следующий вопрос:

— Стрелять умеешь?

И тут вроде как что-то неуловимо знакомое мелькнуло в облике побитого парня.

— Стас?

— Ыхы, — осклабился пленник, сверкнув дырками на месте, по меньшей мере, пары зубов.

Ёлы-палы, и ты попал, аки кур в ощип! А, собственно, чему я удивляюсь, тут как раз всё логично. Нас с Димой в жертву принести хотели, а из Стаса, видать, выбивали, куда бабло спрятал. Ладно, потом поговорим, сейчас надо сматываться, но сначала…

— На вот тебе автомат, секи за дорогой, — протянул я ему один из трофейных стволов, — я ща.

Из вещмешка достаю замотанные в соломенные жгуты и в тряпки бутылки, свинство чистейшей воды, пакость, но так надо, это мне душу чуть-чуть согреет. Чиркаю тёркой по зажигательной спичке, швыряю одну за другой все четыре бутылки «Коктейля Молотова» в «терем», вот теперь можно удирать.

— Как ты? — спрашиваю я у спасённого мною человека, когда, мы, наконец, сделали остановку.

Вернее, остановок было уже штук шесть, всё же Стаса побили сильно, он и хромал, и бежал скособочившись, да и не бежал, скорее, а шёл вприпрыжку. И всё остановиться норовил. А я не давал, хотя до того, как Полуха чухнется, что прое…э-э…прозевал, в общем, и «заимку» хозяйскую и пленника, несколько часов пройдёт. Но впереди ночь, а нам нужно отмахать километров семь от места преступления.

Схрон наш вряд ли кто найдёт, я сам наткнулся на него совершенно случайно, оттуда птица вылетела, коростель, я думал, может гнездо у него тут, в кустах, а там оказался заросший лаз в погреб. Конкретный такой, из кирпича, видимо у кого-то тут хороший дом был. Внутри холодрыга, понятное дело, но ночи сейчас короткие, пересидим, тем более, что я ведёрко с камнями возьму туда, нагреем в костре. Дверь там никакая, правда, сгнила почти, хотя кованые петли после смазки даже не скрипят, но тут уж понадеемся на крепость слег, которыми изнутри подопрём, и силу оружия. Вариантов у меня нет. Да и не шарится тут Тварь, далеко от Тьмы и мест их появления, я имею ввиду подвалы всякие. А до утра искать нас не будут, это войсковую операцию надо проводить, с прожекторами и броневиками.

Выглядит Станислав ужасно, конечно, из серии «без слёз не взглянешь», нос вон, до знакомства с кулаками присных Ромодановского был курносым, а сейчас это вообще чёрт-те что, а не нос. Горбинка на переносице Стаса, появившаяся от удара, напомнила мне другую и разом накатила тоска, аж слеза навернулась. Суки! Я отомщу! Отвернулся, вытер незаметно глаз, откашлялся.

— Ты вообще как? Переломы есть? — продолжил я опрос моего бывшего «делового» партнёра.

— Ебло, — ответил он.

И вдруг улыбнулся разбитыми до размеров вареников губами.

— Ебро, — он показал на левый бок и поморщился.

— А! Ребро! — догадался я. — Ну, давай глянем.

Гематома была ужасной, аж в черноту, но пощупав и, главное, заставив его глубоко вдохнуть, я пришёл к выводу что мы имеем максимум трещину. Наверное, в этой безвестной деревне когда-то был колодец, но он нам и не нужен, речка-переплюевка катила свои чистые и прозрачные воды буквально в двадцати шагах, жаль, узка слишком, и островков нет, а то вообще как короли бы заночевали.

— Вот что, Стас, давай-ка окунёмся, надо пот смыть, да и тебе холодный компресс не помешает. Жрать у меня, извини, нет ничего, но вот отвар из чаги могу предложить.

— Номаня, — пробормотал парень.

Потом, уже в сумерках, я вдруг вспомнил, и протянул ему очки.

— Ну чего, ты там как, говорить-то можешь?

— Угу, — ответил бывший супервайзер компании «Призма».

— Рассказывай, тогда, как ты до такой жизни докатился?

Станислав лишь воздел очи горе.

— Ясно, — хмыкнул я. — В общем, я в курсе, из-за чего тебя прессуют, собственно, мы с Димой тоже под раздачу попали из-за этого же. Там про меня-то чего говорят?

— А ничего, — пробормотал, морщась, Стас.

— Что, совсем?

— Ну, что ты к адаптантам в плен попал, больше ничего.

— В пле-ен? — протянул я. — Вона как? А остальные чего, Крысин, там, и прочие?

— Так погибли они, — Стас, такое ощущение, не совсем понимал, что я хочу узнать. — Вы же в засаду попали, так?

— Так, — усмехнулся я, — только вот в чью? А про Миронова чего? Кипишь, наверное, страшный был?

— А при чём тут Миронов? — спросил Станислав, чем несказанно меня удивил.

— А что, ты хочешь сказать, с ним всё «хоккей»?

— Не, ну ты вообще, что ли, из леса не выходил? — удивился бывший узник. — Миронова убрал Салихов, он же МГБ курировал, вот генерал и решил устранить «око». Видать, крепко они там чего-то не поделили. Его арестовали и уже, насколько мне известно, расстреляли. И вообще, ты-то здесь при чём?

Вот оно что! Ну надо же, быстро сориентировались, мрази.

— А при том, Стасик, что это наши Мирона завалили. Они и Диму убили, и меня хотели, только тут у них облом небольшой вышел, — сообщил я спасённому.

Стас недоверчиво уставился на меня сквозь стёкла очков, даже глаза-щёлочки чуть больше открылись.

— Гонишь!

— Ага, гоню, так гоню, что аж месяц в лесах живу. Не, дружище, вам версию для лохов скормили, а на самом деле всё иначе было.

И я рассказал как. Не знаю, поверил ли мне Станислав, но зёрна сомнения в его душе явно посеял.

— А ведь возможно. Ходили слухи, что тебя в городе видели то ли в тот же день, то ли на следующий, — пробормотал, наконец, он.

— В этот, Стас, в этот, я чудом вырвался тогда. А эти мрази видишь как всё обставили. Нас с Димкой за делишки наши, — я сделал движение пальцем туда-сюда, чтобы обозначить чьи именно делишки, — хотели в жертву принести. Но… Не вышло.

— Так а Мирона они как заманили? — не поверил, видимо, до конца, парень.

— Ну, тот до юношей был охоч, — Стас, что удивительно, кивнул головой. Видимо это не было особой тайной.

— Заразили голубым триппером и повезли «лечить», — это слово я выделил жестом.

— Нихера себе, во Саныч даёт, — уважительно отозвался его бывший пленник.

— В общем, такое дело Стасик. Я господину Ромодановскому и его шобле наипервейший враг теперь, они очень дорогого мне человека убили, и друга моего, и меня хотели. Так что я, если хочешь, гурон на тропе мести. Знаешь кто такие гуроны?

— Знаю. Ты бы побрился, что ли, а то у индейцев, вроде, бород не было, — усмехнулся Стас, и тут же скривился от боли.

Это да, я как тот Иван — «вот он вышел на болото, весь оброс как партизан»* [*Цитата из панк-оперы «Кащей Бессмертый» (1994 г.), вошедшей в одноимённый альбом российской рок-группы «Сектор Газа»].

— А кого они ещё грохнули-то? — спросил Станислав после непродолжительно молчания во время которого каждый из нас заново переживал те события.

Я, так во всяком случае, точно.

— А жену мою, — просипел я, потому что в горле застрял внезапно возникший ком.

Стас странно глянул в мою сторону, сверкнув стёклами в свете костра.

— Я ничего такого не слышал, — пробормотал он.

— Ну понятно, вам-то это зачем знать. Но мне теперь только месть осталась, понимаешь? И посему, любой враг Ромодановского для меня друг априори. И я не втягиваю тебя в свою войну, более того, я попробую тебе помочь выбраться отсюда. Но в обмен запрошу как минимум информацию.

Вместо логичного вопроса — «какую информацию?» — Стас спросил:

— Отсюда это откуда?

— А? — не понял я.

— Ты говоришь, поможешь выбраться отсюда. Это ты что имеешь ввиду?

— А, это! Это отсюда, то есть из благословенной Вышинской, мать её, народной республики. А ты думал отсюда? — я описал пальцем дугу в воздухе. — Тут брат, увы, я не помощник. Говорят, нет отсюда выхода. А вот за пределы так называемой страны я тебя попытаюсь вывести. Но и ты мне помоги.

— Помочь в чём? — несколько шепеляво спросил молодой человек.

И я, внезапно, подумал что тут нет нормальных стоматологов, и он так и будет сверкать дырами в зубах до конца жизни.

— Для начала — за что тебя Ромодановский в зиндан посадил? Я догадываюсь за что, но, может, ты ещё чего знаешь, чем ему яйца можно прищемить?

Стас призадумался, потом очень неуверенно ответил:

— Боюсь, тут я тебе не помощник, Кость.

— Я понимаю, что ты боишься, — попытался я развеять его сомнения, — но подумай. Я же не предлагаю тебе воевать, просто прикинь, чем ему ещё насолить можно. Финансово, я имею ввиду. Может, ещё где склады есть, о которых я не знаю, или что-то подобное. Ты только наводку дай, дальше я сам. Тебе самому неужели не хочется поквитаться?

Я, вопреки предрассудкам, показал на себе, за что именно Стас должен был требовать сатисфакции. И снова он крайне неуверенно ответил, что, мол и рад бы помочь, но не представляет как. Это мне уже не понравилось, ведь парень явно темнил, я ясно видел это, хоть я глаз у меня всего один.

— Такая штука, мужик, — произнёс я, подкидывая в костёр дров. Уже порядком стемнело и пора было закругляться, — я тут недавно, но, понимаешь, я довольно долго прожил вообще, к тому же я старый пограничник, так что кончай мне лапшу на уши вешать. Лады? Из неё ведь даже пожрать не приготовить!

Стас сник. Ладно, ты, друг мой, подумай пару минут. Но не больше. Заговорил он чуть позже.

— Ты слышал когда-нибудь такую фамилию — Хренов?

Хренов? Хренов, Хренов, Хренов? Опять же, вертится в голове, но ничего конкретного.

— Немудрено, — в очередной раз скорчил болезненную гримасу Станислав, — широкой общественности этот человек неизвестен. А вот в узких кругах… Ты знал, что в недрах МГБ велись серьёзные исследования по вопросу перемещений?

Я посмотрел на собеседника, но вместо глаз увидел лишь отблески костра в стёклах очков.

— Перемещений? Я правильно понял, имеется ввиду…?

Стас молча кивнул головой.

— И?

— Ты хочешь ОТСЮДА выбраться? — спросил он в ответ.

— А это возможно?

Я снова пожалел, что вижу лишь отражение пламени вместо глаз собеседника.

— А если бы было возможно?

— Только после мести, — ответил я, почти не раздумывая.

— Понятно, — кивнул он головой. — Давай договоримся так. Я расскажу тебе всё, что знаю, но только когда ты поможешь мне выбраться отсюда.

— Смотри, какой расклад, — я потеребил бородку и вдруг почувствовал непреодолимое желание сбрить мерзкую поросль, — я тебе уже это, считай, пообещал. Я понимаю — ты боишься, что тебя втянут в войну. Но и ты меня пойми, уход для меня вторичен, более того, я так понимаю, что уйти, на самом деле, нельзя, иначе ты бы давно свинтил. Так что давай вернёмся к моему предложению — ты просто рассказываешь, как и что, особенно в части, касающейся Ромодановского и возможности прищемить ему яйца. А потом мы прикидываем, как вывести тебя с территории республики.

— А если я скажу, что уйти можно? Стопроцентно можно. И если я скажу, как это сделать? И если я скажу, что не ушёл, потому что мне здесь лучше, чем Там. Гм, было лучше, — добавил он.

— Эти сведения будут равноценны тем, что касаются яиц Ромодановского? Потому что извини, Кость, но тут я пас. В смысле, я хочу тебе помочь, честно хочу, только я, гм, мы, уже причинили ему возможный ущерб своими… движениями. Но это же так, комариный укус, ты же понимаешь.

— Ну не такой уж и комариный, — хмыкнул я, — ценность ты для него представлял явно, так что по носу мы его щёлкнули.

— Так а я при чём? — подивился бывший пленник. И тут же пояснил: — Он же взъелся просто потому, что всплыл сам факт, плюс Батурин с Руденкой стрелы на нас перевели, Я-ТО знаю, сколько и чего мы, гм, наварили. А счёт-то мне в разы больше выкатили.

Вот оно что! То есть, список пополняется ещё двумя гнидами?

— Так, а погоди, при чём тут твой Хренов этот? — вернулся я от эмоций к реалиям.

— Олег Хренов был, можно сказать, ведущим экспертом в этом вопросе. В вопросе перемещений. Между слоями, — разъяснил Стыцко, видя, что я не понимаю, о чём речь.

— А Загор-Загорский?

— Загорский просто ширма. Он и учёный-то так себе, преподаватель физики в колледже каком-то. Вся работа велась в другом месте, ну, ты понял где.

Да, тут и понимать было нечего.

— Ну, и?

— И он открыл способ, как выйти отсюда. Понимаешь?

У меня по коже промчалось стадо мурашек. Это возможно?!

И опять встречный вопрос — а почему нет? Если это дело курировала «гебня», а она просто обязана была его курировать, то тогда появляется больше доверия, что ли. Вряд ли они стали тянуть пустышку. Хотя… Не надо забывать — это Отстойник, тут нельзя выписать спецов определённого уровня, приходится довольствоваться тем что есть. Вон у нас в конторе, бывшей, главный силовик дурак дураком, а гляди как поднялся. И всё же…

— Продолжай, — попросил я едва ли не приказным тоном.

— Мы с Олежкой друзья были, почти в один день провалились, на один завод пошли, а потом его заметили быстро, он какой-то совсем невероятный спец был, у них в слое нет чёткой физики или математики, всё «на стыке» наук. Вот и он, будучи семи пядей во лбу, раньше времени перескочил в научный отдел, ну а потом возглавил лабораторию. В последние пару лет мы с ним мало виделись, а тут недавно прислал записку через одну общую… знакомую. Мол, встретиться надо, перетереть, но так, чтобы никто не прознал. Ну я прикинул хрен к носу, нашёл способ… Короче — путь отсюда есть.

Эта фраза была произнесена столь уверенным тоном, что я почти поверил. Почти, потому что осталась где-то на периферии сознания крошечная толика скептицизма. И она нашёптывала — погоди ты кидаться в этот омут с головой.

— Но? — спросил я.

— Но — что?

— Путь отсюда есть, но… Ты же так должен был сказать?

— Да, но… — Стас хмыкнул и снова скорчился, схватившись теперь за отбитые рёбра, — да, есть «но», — подтвердил он спустя пару секунд, — и даже не одно. Впрочем, по порядку…

— Что? — спросил я, видя что Стас вместо объяснений опять впал в раздумья.

— У тебя это, водки нет? Случайно? — жалобно попросил он.

Водка была, вернее настойка на травах, маленькая фляжка, миллилитров сто, от силы. Но ему она сейчас необходима, хоть из закуски только отвар из чаги.

— А-ахх, — Стас занюхал выпивку рукавом, сразу видно — профессионал, громко выдохнул смесь паров алкоголя и воздуха, и даже снял на секунду очки, чтобы вытереть слёзы.

— Хорошо, — прокомментировал он, побултыхал содержимым во фляжке, но вторую порцию пить не стал. — В общем, расклад такой. Они, Олега и его отдел, точно выяснили, что перемещения возможны. Нашли людей, кто сам пытался нащупать выход, ездили даже в командировку в Углегорск, там, по слухам, тоже сумели портал открыть. Но всё оказалось не так просто. Вернее, и проще и сложнее разом. В общем, для прохода нужна кровь.

— Чья? — спросил я, воспользовавшись паузой в повествовании, во время которой бывший менеджер сделал очередной глоток из фляжки.

— Неважно, — ответил он, выдохнув и, на сей раз, даже не поморщившись, — в смысле, подходит только человеческая. Но её, как бы это сказать, пролить, в общем, нужно.

— Пролить куда?

— Да не куда, а из чего! Вернее, из кого.

— И из кого?

— Из человека. Понимаешь, проход как бы пробивается кровью. Кровью и смертью.

— То есть, для того, чтобы проделать проход, нужно кого-то убить?

Стас щёлкнул пальцами и, продолжив движение, вытянул в мою сторону указательный.

— Бинго!

— И?

И Станислав рассказал. Выходило, если принять его слова на веру, что путь отсюда действительно есть. Странный, жутковатый и не совсем, а, вернее, совсем нечистый, потому что для этого нужно было принести кого-то в жертву. И вот эта самая жертва, якобы, и пробивала «ткань мироздания», создавая портал, через который человек уходил. Хренов утверждал, что на эту догадку их натолкнули обряды адаптантов. Якобы усмотрели закономерность между «жертвенниками» и появлением людей. Зависимость не была прямой, то есть не обязательно рядом с каждым «выходом» проводились ритуалы, но вот поблизости от места, где находили останки, всегда кто-то «выпадал». Поначалу считалось, что главное в этом деле — выброс некой «психической энергии», которую испускает жертва в момент гибели, но Хренов быстро развеял эту ересь. По силе эмоций секс, в смысле его кульминация, ничуть не слабее, чем адреналиновый шок от мучительной смерти. К тому же практика показала, что абсолютно не обязательно подвергать жертву мучительной экзекуции, достаточно просто убить, некоторые несчастные даже испугаться не успевали, а проход уже был проделан.

Я не раз мысленно содрогнулся от столь неприкрытого цинизма, ведь эти люди ничем не отличались от доктора Менгеле*, или печально знаменитого Отряда 731* [*Йозеф Менгеле — немецкий врач, лично проводивший медицинские опыты на узниках концлагеря Освенцим. *Отряд 731 — подразделение японских вооружённых сил, занимавшееся исследованиями в области биологического оружия и возможностей человеческого организма]. Те тоже, во имя «науки», запытали десятки тысяч людей и, что не менее ужасно, частью полученных в ходе «исследований» данных человечество пользуется и поныне. Но все эти эмоции бурлили у меня внутри, внешне я оставался совершенно безучастным. Стас в этих экспериментах участия не принимал, так что оставим обсуждение и осуждение на потом, а сейчас пусть выговорится.

После первого же удачного опыта, когда испытуемый, а это был один из членов «команды» Хренова, к слову, очень немногочисленной, исчез, Олег решил работать «на себя». Я подозреваю, он и до этого кроил, как воспользоваться полученными сведениями в своих интересах, но и это озвучивать не стал. Проблемой, его проблемой, был один из сотрудников, по совместительству агент МГБ, и Хренов ни секунды не сомневался, что тот побежит к начальству с докладом. А вот последствия этого Хренова пугали — он всерьёз опасался, что их просто уберут. В смысле из списка живых.

Логика в этом была — сведения слишком ценны, чтобы рисковать утечкой, а всё основное они уже узнали, так что в исследованиях больше не было необходимости. Поэтому он застрелил агента на месте. Им удалось убедить чекистов, что того завалил как раз «ушедший» сотрудник, а сам, якобы, сбежал. Ложь не была такой уж неправдоподобной — у этих двоих часто случались конфликты и начальство «сексота»* могло об этом знать [*Сексот — сокращённо от секретный сотрудник, в просторечии — «стукач»].

В общем, Олег Хренов тоже сбежал, прямо из-под носа своих хозяев, и принеся в жертву последнего из их четвёрки. Но перед уходом оставил все записи на хранение своему единственному другу Станиславу Степанычу. На всякий случай. И Стас, после того как под ним зашатался офисный стул, записи эти прочёл, прочёл внимательно и не один раз. Однако на побег так и не решился. О том, что под него копают, и копают всерьёз, он понял ещё в конце марта и, будучи далеко не таким дураком как я, начал готовиться к переброске на «запасные аэродромы». Пришли за ним в тот же день, когда убили Диму и… И когда погибла Маша.

И вот что вырисовывалось у меня в конечном итоге — информация, которой располагал Стас, была одновременно и важной и бесполезной. Несомненно, сам факт, причём факт неоспоримый, что отсюда можно сбежать, уже дорогого стоил, но у меня была Цель, и как эти знания могли мне помочь в её осуществлении, я, пока, не представлял.

Спустя две недели Стасик чуток оклемался, на человека стал похож, хотя было видно, что такая партизанская жизнь ему вообще не в кайф. Но вариантов не было, появись мы хоть в самой захудалой деревне, одноглазый и человек с пятьюдесятью оттенками синего на лице нас, наверное, там бы и положили, слишком уж маргинально, даже для этого мира, мы выглядели.

И он был неправ, было у него на Ромодановского, было кое-что, что можно использовать. Причём я это знал и сам, просто недодумал поначалу. А вот потом…

— Стас, — спросил я его как-то вечерком, вдыхая запах рыбного супа с лисичками, нашего основного и дежурного блюда, — а сколько может стоить бронепоезд?

Всё это время мы обсуждали варианты выхода за пределы республики и вариантов этих было немного. Мой товарищ по несчастью склонялся к мысли осесть в Углегорске, у него там были кое-какие связи, а руки у Ромодановского не настолько длинны, чтобы дотянуться до него там. Собственно, это и был его «запасной аэродром», просто он не успел свинтить, слишком долго просидев в Усольске, в ожидании возможности перейти границу. Да, путь туда, в Углегорск, он проложил извилистый, но республику лихорадило, все силовые структуры стояли на ушах и контрабандисты, временно, ушли «на дно». И пока Стас ожидал, когда волнения улягутся, и пропивал наличные в номере гостиницы, его вычислили.

И теперь вопрос был в том, как помочь ему достичь границ Углегорской области? Тупо выходить лесами? Но это риск, и риск существенный — мы не граничим с ними непосредственно, так что в любом случае путь будет лежать через «индейскую территорию», где вероятность схлопотать пулю резко возрастает. Будь в ходу некая универсальная валюта, типа золота или доллариев США, можно было бы рискнуть, но универсальным эквивалентом товара в «межгосударственной» торговле является, пожалуй, только бензин, а много ли мы на горбине утащим? И золота здесь нет. Не настолько, что бы вообще забыть его блеск, но мало, критически мало и это понятно, ведь только война закончилась, народ последнее для фронта отдавал.

Однако постепенно у нас вызрел некий план, при удачном стечении обстоятельств даже имеющий процентов двадцать на успех. Дело в том, что у Стаса оказались неожиданные связи в Больших Солях, не столь серьёзные, что бы за ним прислали кавалерию, но, всё же люди могли потом организовать его перемещение к новому месту жительства. Собственно, в этом и состоял его первоначальный прожект, просто теперь это направление он считал закрытым. Однако я, кажется, изобрёл способ, посредством которого мы поимеем Ромодановского. Даже дважды.

— Бронепоезд? — прищурил он левый глаз от попавшего в него дымка от костра. — Тот самый?

Да, я имел ввиду именно тот самый, что стоял на запа?сном пути, по-прежнему охраняя «Объект 17С». Бронепоезд, несколько цистерн с горючим, ещё один паровоз с несколькими вагонами, в том числе ещё два с углём. А ещё гора угля на самой станции, мощные дизель-генераторы. И ещё кое-какие мелочи на складах. Всё это осталось на «объекте», ожидая своего часа, и час этот приближался.

Со слов, неосторожно оброненных тюремщиками в его присутствии, Стас понял, что Ромодановский планирует ближе к осени вывезти оставшееся добро, а что не сможет — сдать государству. Как оно распорядился этими товарно-материальными ценностями, вопрос второй, может, продолжит строить железную дорогу и вывезет имущество в «закрома», а может просто «попилит» денежки с Сан Санычем, всё же бронированный подвижной состав немало должен стоить, даже в рамках государственного прейскуранта.

Время у нас было, не так много, но было, у Ромодановского осталось не так много людей, самой боевой верхушки он лишился. Я не про себя говорю, нет, Крысин был реальным командиром, хоть и презервативом последним, и, как ни крути, почитай полтора отделения вместе с ним полегло, причём ветеранов. Это много, а Александру Александровичу понадобится теперь ещё больше людей. В прошлый раз нам очень повезло с Тёмным, Загор-Загорский считает, что это его ареал обитания, охотничьи угодья, и другие Твари туда не суются, а мы его как раз подранили накануне. Но они умны, эти гориллоиды, умнее всех Тварей, возможно, так что выводы он явно сделал и второй раз может на халяву может не прокатить. Приглашать же людей со стороны Сан Санычу тоже резона нет, утечки информации он всегда боялся, мало ли кто какие вопросы задаст. И второй момент — всё же в тех краях произошло убийство важного чиновника государственного масштаба и привлекать лишнее внимание какими-то телодвижениями он не будет. Нужно, чтобы прошло время, так что шансы высоки, реально высоки.

ГЛАВА 20

— Добрый день, могу я услышать Карташова Игоря Андреевича?

— Добрый день, — отозвался в трубке приятный женский голос, немного искажённый качеством связи — сейчас посмотрю, на месте ли. Как вас представить?

— Скажите, что я решил воспользоваться его советом, данным в декабре прошлого года в Краснопартизанске, — со всей возможной учтивостью ответил я.

— Извините! — продребезжала трубка. — Но, боюсь, Игоря Андреевича нет на месте!

Ага, так я и поверил.

— Девушка, — сурово произнёс я, — просто передайте ему мои слова, только именно так, как я сказал — это звонит человек, которому он дал совет в декабре прошлого года в Краснопартизанске. Я же всё равно до него дозвонюсь, так или иначе, а у вас потом проблемы будут…

— Одну минуту, — мне показалось, что из трубки на меня пахнуло холодом.

В динамике раздались треск и шипение, затем громкий стук, потом последовала пауза, заполненная едва слышным потрескиванием, и вдруг едва узнаваемый голос произнёс:

— Сергей Иванович! Долго жить будете! А я как раз вспоминал о вас.

— Гм, это…, — начал я было, но «Акакий Акакиевич» меня перебил.

— Да узнал я, конечно узнал! Вы как на счёт встретиться, посидеть?

— Да-э… Я-то за, вот как раз…

— Отлично! Договорились. Маршала Блюхера, двадцать пять, да? Отлично, в шесть смогу, смогу. Ну всё, Сергей Иванович, побежал, дела, сами понимаете!

Мне осталось только прослушать начало фразы «спасибо, Светочка, очень нужный человечек…», после чего в трубке запикали гудки отбоя. Маршала Блюхера, 25? И что там?

Риск, которому я подвергал себя и ещё не до конца спасённого Стаса, откровенно говоря, был не таким уж и малым. «Акакий Акакиевич» вполне мог оказаться той ещё крысой, но, тщательно проанализировав имеющуюся у меня информацию, я пришёл к выводу, что риск того стоил. Насколько я знал, у Ромодановского так и не получилось наладить контакт с Игорем Андреевичем Карташовым. И, возможно, в обмен на некоторые сведения, он согласится помочь нам выбраться за пределы рубежей горячо любимой Родины. Это в довесок к его обещанию помочь, которому очень хотелось верить. Просто иного пути покинуть республику инкогнито я не видел.

Здание под номером двадцать пять по улице не попавшего тут в опалу маршала оказалось обычным гастрономом. И в назначенный час к дверям подъехал закрытый «Додж», остановившийся на обочине с работающим двигателем. Я быстро пересёк улицу и нырнул в авто, сжимая в кармане рукоятку пистолета.

— Всё потом! — остановил готовые сорваться с моих уст слова Карташов, сидящий на заднем сидении.

Кроме него и водителя в машине больше никого не было.

— Константин Александрович, могу я задать вам один вопрос, — спросил мой неожиданный покровитель после того, как я рассказал ему, что именно произошло тогда на лесной дороге, и как на самом деле погиб Миронов.

А так же изложил суть своей просьбы. Всё это время он слушал меня не перебивая.

— Да, конечно.

— Заза Мирзоев?

— Да, это я, — не стал я отпираться.

Интуиция подсказала, что следует сказать правду, и, предупреждая ещё один возможный вопрос, добавил:

— Я был один. Если хотите знать мотив, то это месть. Месть и… скажем так, вопрос личной безопасности. Честно говоря, никак не думал, что у вас здесь в шишках сидят такие идиоты, что свалили всё на Миронова. Но, как вышло, так и вышло.

Карташов усмехнулся.

— А ведь вас подозревали. Не только я, даже, скажем так, я стал подозревать уже потом, когда вас переместили в самый конец списка. А поначалу даже проработать хотели, была такая информация.

Я внутренне поёжился. Понятно, что сейчас уже всё равно, но сам факт! Всё же я наивен до ужаса, порой. Диверсант хренов! Замёл следы, называется. Но, оказалось, я к себе излишне строг, ведь мой план строился, во многом, на допущении, что меня не будут подозревать. И, хотя совсем вне подозрений я не оказался, в конечном итоге возобладала иная, более логичная, как им казалось, версия.

— Вы не были первым в списке, и даже третьим не были, — продолжил делиться информацией Игорь Андреевич, — просто всем казалось совсем уж невероятным, что вы затеете столь серьёзную, масштабную акцию из-за того, что случилось с вашей, тогда ещё будущей, женой.

Вот оно что! Они не знали, что Иса перешёл в наступление! А это значит, что мотив у меня и впрямь был ну совсем уж сомнительный. И да, в этом случае я, по логике, должен был убить Ису, Мамеда и Шарипа, главных, так сказать, злодеев. А я своим «бумом» им всю логическую цепочку сломал.

— Но как вы… Хотя, о чём я спрашиваю, — не договорил маленький человечек, — вы и в список-то попали из-за вашей воинской специальности ещё оттуда. Но Ромодановский утверждал, что вы умеете обращаться максимум со стандартной противотанковой миной, мол, навык у вас минимальный. А там, как экспертиза определила, очень грамотный состав СВУ* [*СВУ — самодельное взрывное устройство].

Болваны! Какие же они болваны! И как я тогда правильно поступил, что не стал демонстрировать все свои умения. Хотя бы за это мне плюс.

— А Тараса убрали вовсе не из-за Мирзоева, — сообщил советник после непродолжительного раздумья, — если вам от этого будет легче. Это просто версия для тех, кто… Ну, вы понимаете. Досадно, да, и ведь я ему говорил, что нужно сдерживать свои страсти, быть осторожнее, но…

— Вот как мы поступим, — произнёс он после небольшой паузы и уже совершенно другим тоном.

Дальнейшее напоминало детектив времён последнего царя или зари коммунизма — путешествие в стогах сена, переодевания в крестьян и всё в таком духе. Но слово своё Игорь Андреевич сдержал, и через шесть дней мы сидели в задней комнате трактира с невероятным названием «Сытый папа», и излагали свои условия трём очень солидным джентльменам, представляющим здесь местный вариант МГБ, а, заодно, и министерство обороны. Хотя на столике стояли тарелки с закусками и даже квадратный графинчик с тёмно-коричневой жидкостью, очевидно, псевдоконьяком, никто не притронулся к их содержимому. На первом месте стояли именно переговоры.

Карту железной дороги я запомнил довольно точно. Да и не нужна была карта на самом деле, городишко Кряжи находился под самым боком Тьмы, граница Нулевой и Первой Зоны, по принятой в «Эгиде» классификации. И от него до «Объекта 17С» железнодорожная ветка уже была проложена. Леса, болота, близость Тьмы, а, до недавнего времени, и вообще её покров, сохранили существование дороги в тайне от людей. Хотя, возможно, кто-то и видел уходящие в никуда рельсы, но никому и в голову не пришло исследовать, куда они ведут. План наш был наглым, дерзким и абсолютно, стопроцентно предательским по отношению к ВНР. Потому что я хотел продать соседям содержимое секретного полустанка. А для его вывоза высадить в нашем тылу десант большесольцев, после чего они, уже на бронепоезде спокойно доедут до своих Кряжей и даже до Больших Солей, только патронами и пулемётами надо будет запастись.

Соседи нашими сведениями заинтересовались, очень заинтересовались и мы приступили к главному — обсуждениям условий сделки. Собственно торги вёл переговорщик со стажем Станислав, я полностью доверял ему в этом плане. Условия он затребовал просто драконовские — для них, разумеется — двадцать процентов от стоимости переданного добра. Джентльмены настаивали на пяти от вывезенного, на что Стас резонно возразил — мол, если вы пролюбите, так и сказал «пролюбите» такой подгон, то мы почему должны страдать? Потом, правда, согласился, что двадцать процентов, это чересчур, но вот пятнадцать… Сошлись на двенадцати, при условии, что я полечу в самолёте-разведчике.

Полёты на аэропланах не входили в мои планы совершенно, но резон в этом требовании был. Противная сторона вообще, поначалу, настаивала на нашем личном участии в экспедиции, но Станислав так громко рассмеялся на это, что представители сопредельного государства заозирались по сторонам. Однако в комнатёнке мы были одни, ничьего внимания его ржание не привлекло, и переговоры, вскоре, возобновились. Но даже ежу было понятно, что без предварительной разведки там делать было нечего, а, поскольку, я был единственный, кто видел всё это собственными глазами, то мне и лететь.

— Глазом, — поправил я одного из контрагентов, кучерявого и толстогубого мужчину лет сорока с гаком.

— А? — нахмурил он брови, достойные самого Леонида Ильича.

— Глазом. Не глазами, — уточнил я, и прикоснулся к повязке.

— А, ну да. В общем, Константин, или вы летите, или сделка отменяется.

И я согласился. За это можно было и выпить, так что вскоре тёмный, отдающий сивухой «коньяк» с бульканьем переместился из не очень подходящего для него графина в круглые, явно хрустальные, стопки.

— Ну, за удачу? — провозгласил тост «брежневобровый».

— За удачу, — хором ответили мы.

Стопки пришли в соприкосновение, символически скрепив своим звоном наш альянс.

Авиационный парк соседей насчитывал несколько десятков самолётов, но летать могли лишь единицы, и это несмотря на солидный запас запчастей. Но кое-какие узлы двигателей выходили из строя безвозвратно и всё шло к тому, что скоро полёты будут доступны людям лишь во сне. Ну или изобретут заново воздушные шары и цеппелины. Кстати, в мой второй день пребывания в этом мире, когда меня везли в Вышинский, мне не пригрезилось, я действительно слышал самолёт. Это большесольцы совершили дерзкий разведывательный полёт, правда, их чуть не сбили потом из ДШК.

Тема воздухоплавания тоже явилась яблоком раздора между двумя соседями — у вышинцев были боеприпасы и вооружение для самолётов, а у Больших Солей сами самолёты и запчасти. И, разумеется, никто не хотел делиться, но очень хотел, чтобы поделился сосед. В результате мы остались без воздушных авиалиний, а соседи ставили на самолёты лишь примитивное вооружение. Но одна штука у них была. Настоящий шедевр местной технической мысли — камера-шпион, позволяющая фотографировать местность с достаточно высоким разрешением. Управлялась она, правда, вручную и когда мне показали как ей пользоваться, я заявил:

— Я не полечу!

— Не ссы, мы тебе парашют дадим, — успокоил меня один из шутников, довольно фамильярно, между прочим.

Парашют! Понятно, что без парашюта я бы вообще не полетел, но и с ним не полечу. Нет, они в самом деле считают, что я буду делать снимки проносящейся внизу земли через открытый бомбовый люк?! Оказалось — считали. Более того, попытались убедить меня, что это безопасно (почти!), и что по статистике парашют не раскрывается лишь в 1 случае из 170 тысяч. Но два то раза из этих тысяч я уже истратил во время учебных прыжков! И могу сказать одно — вот как я не любил и не понимал всякие «тарзанки», американские горки, слалом, скелетон и прочий джампинг, так и тут не понимаю кайфа. Мне теперь месяц у Тьмы сидеть надо, чтобы восстановить нервные клетки!

Однако полёт прошёл на удивление гладко, я предусмотрительно пропустил ужин и оказался от завтрака, чтобы нечем было угваздать салон самолёта, или как там называется у него полость внутри? Поначалу, когда двухмоторный бомбардировщик Ту-2 начал свой разбег, было страшно. Мне казалось, что самолёт всё никак не оторвётся от земли, хотя моторы выли уже от натуги, но потом я понял, что выдаю желаемое за действительное — просто я хочу, чтобы он не взлетел. Но вдруг тональность движков изменилась, исчезла тряска, и изменение давления в ушах подсказало, что мы набираем высоту.

Основным минусом полёта, среди кучи прочих, был страшный шум от винтов, и если бы не встроенная система радиосвязи, то общения не вышло бы вовсе. Я вздрогнул, когда в ухе внезапно раздалось:

— Костя, ты как там?

— Норм, — выдавил я из себя в ответ.

— Мы взлетели, жди сигнала, — проквакала рация и установилась тишина. Возможно у них был специальный тумблер, отключающий меня от связи, например, чтобы я не слышал, как они издеваются надо мной.

Лететь было недалеко, меньше сотни километров, это минут пятнадцать от силы. И действительно, вскоре в ухе, без всяких предупреждающих хрипов и щелчков, прозвучало:

— Внимание, подлетаем, сейчас откроется люк.

И тут же что-то скрипнуло, в полу появилась щель, которая начала стремительно увеличиваться, превратившись в немалых размеров хайло. Вид на проносящуюся внизу землю был завораживающим. Уточнение — был бы завораживающим. Какая-то часть сознания с маниакальным упорством порождала варианты моего внезапного выпадения из бомболюка, например из-за внезапно расстегнувшихся ремней, или из-за резкой турбулентности. Или просто дряхлое сидение вывалится вместе с пристёгнутым мною и я, с криками про мать и про рот, полечу на встречу с землёй. Из-за этих паникёрских мыслишек я едва не пропустил начало съёмки, но пилоты были начеку и в ухе снова заквакало:

— Мы на месте. Снимаешь?

— Ага, — соврал я, после чего взялся за рукоятку управления.

Система, для того времени, была, наверное, самой передовой. Камера была полуавтоматической, то есть взводилась сама, а вот для съёмки нужно было нажать на специальную кнопку, встроенную в рукоятку из карболита, от которой в недра чудо-техники тянулся тросик. Самое главное, это не спешить, но и не мешкать. Нажал, отпустил, досчитал до пяти, снова нажал, и так пока не исщёлкаешь все 60 метров плёнки, что, на самом деле немало, потому что это 270 кадров. Съёмку мы начали над железной дорогой и, в какой-то момент, я с ужасом представил, что сейчас внутрь залетит Призрак, но потом вспомнил про очки и малость успокоился. Честно говоря, я подозреваю, что один страх — высоты, вернее, страх УПАСТЬ с этой высоты, нивелировал прямое воздействие Тьмы на психику. А её давление, в свою очередь, заставило уняться трясущиеся поджилки. Так что, пока эти страхи боролись между собой, я почти не боялся. Под конец.

Мы сделали два круга над станцией, затем люк, к моему немалому облегчению, закрылся, и самолёт взял курс на север. Это было сделано специально, чтобы запутать возможных наблюдателей, хотя, на мой взгляд, слабая такая попытка замести следы.

Главным, кроме удачного приземления, разумеется, было подтверждение того, что все товарно-метериальные ценности находятся на месте и ждут нас, в смысле, большесольцев. Потому что железная дорога была цела-целёхонька. И на фотографиях, весьма чётких, между прочим (вот что значит профессиональный аэрофотограф!), удалось посчитать, что стоит на путях, а вот содержимое складов, к крайнему неудовлетворению Станислава Степановича, учитывать отказались. Или они идут Большим Солям бонусом, или мы тоже рискуем задницами и получаем уже полный расчёт. Стас, калач тёртый, разумно посчитал, что синица в руках надёжней, тем более, что синица вышла жирная такая, фазан целый, а не синица. После финального согласования суммы и эквивалентного ей объёма соли, когда уже окончательно ударили по рукам и приговорили не одну бутылку дистиллята на основе зерновых, я даже испытал приступ зависти, представив себе эти тонны «белого яда».

— Слышь, Кость, ты уверен? — расчувствовался Стас, когда узнал, что я от своей доли отказываюсь.

В его, разумеется, пользу. Почему? А потому что здесь наши пути с ним расходятся, он поплывёт-поедет в своё светлое будущее с грузом соли, ну а у меня осталось одно незаконченное дело, топчет эту землю один очень мерзкий человек и я должен убить его. Ну а потом… А потом я не верю, что выберусь живым, потому что есть ещё непосредственные убийцы моей жены, и с ними я тоже очень хочу поквитаться. Таким образом риск возрастает многократно, а шансы выжить столь же стремительно падают к отметке «ноль».

Наступил момент прощания. Я крепко пожал Станиславу руку, последовали хлопки по спине, затем я вышел из его номера в гостинице, держа в руках клочок бумаги. Небольшую долю из вырученного объёма соли я, всё же, взял, и теперь мне предстояло передать накладную-требование на отпуск товара со склада одному человеку. Соль пойдёт в оплату его услуг, потому что мне нужно попасть обратно в ВНР, минуя официальные каналы.

Июль месяц давно перевалил за вторую половину, жаркая погода внезапно сменилась дождями и даже прохладой, и сегодня четверо мужчин вынуждены были кутаться в плащ-палатки, матерясь вполголоса — непогода разыгралась не на шутку, почти осень, мать её растак! В любое другое время они ни за что не потащились бы в эту глухомань, но дело, ради которого они здесь собрались, было слишком важным. Настолько важным, что они вышли на проливной дождь из уютных и тёплых машин, и, стоя под потоками воды, поджидали, когда к ним подъедет небольшой караван из трёх автомобилей ГАЗ АА, в самодельных кунгах которых явно находился какой-то груз. Вернее, груз, видимо, был в двух автомобилях, а в третьем, замыкающем, ехала охрана, с десяток сурового вида мужчин, очень серьёзно вооружённых. Впереди кавалькады ехал обычный серый «Кюбельваген», из которого под дождь выбрался коренастый крепыш с перебитым носом и ещё два человека, удивительно похожих, словно они были близнецами.

— Александр Александрович? — спросил крепыш, подойдя к четвёрке в плащах.

— Мирлиндт? — произнёс тот, к кому обратился кривоносый.

Они обменялись рукопожатиями. Только эти двое, остальные были слишком ничтожны, чтобы быть представленными двум будущим деловым партнёрам.

— Как доехали? — поинтересовался тот, кого звали Александр Александрович.

И с удивлением отметил, что человек со странным именем Мирлиндт совершенно игнорирует дождь, нещадно лупивший по его бритой, бугристой голове. Тело своё он защитил чёрной кожаной курткой, сверкающей сейчас словно она была из латекса, а вот голову покрыть не удосужился. И всё же, потоки воды на лице его, похоже, абсолютно не смущали.

— Нормально, — ответил бритоголовый, — с погодой повезло.

Говорил он с едва заметным акцентом, который его собеседник не смог идентифицировать.

— Да, уж, — согласился Александр Александрович, делая нижней челюстью странное движение, словно у него что-то застряло между зубами, и он пытается это достать, не прибегая к помощи пальцев или зубочистки.

От взгляда Мирлиндта не укрылись неприятные зубы его делового партнёра, но, видимо, до них ему было ещё меньше дела, чем до дождя.

— Ну что, пожалуйте внутрь? — жестом радушного хозяина предложил обладатель уродливых зубов, указывая на массивные деревянные ворота, закрывающие въезд на некий объект, который вполне мог быть огромным складом.

Собственно, это и был склад, только когда-то здесь хранили зерно. Сейчас же бывший элеватор на окраине Советска простаивал в запустении и забвении, просто не было смысла складывать зерно здесь, чтобы потом везти его в Вышинский, посткатастрофная экономика ещё не набрала такие обороты. Мужчины, по очереди, прошли через небольшую дверцу, являющуюся частью створки ворот, при этом двое в плащах и «близнецы» из сопровождения Мирлиндта были вынуждены наклонить головы — калитку делали явно на человека не выше среднего роста. Внутри было относительно сухо, хотя кое-где с прохудившейся крыши лилась вода. Однако три грузовика, «Додж» и пара «Виллисов» стояли вне этих потоков, целых участков крыши тоже хватало. Вокруг машин находилась примерно дюжина мужчин в зелёной униформе, изобретённой уже попавшими в этот мир людьми. Внимательный наблюдатель подметил бы незначительное численное превосходство принимающей стороны, но, на самом деле, это было не существенно.

Двое дюжих парней в зелёной форме открыли тяжёлые створки огромного амбара, грузовики, чихая, содрогаясь всеми сочленениями и подвывая трансмиссией закатились внутрь, из-за чего там мгновенно стало труднее дышать. Но и это были мелочи, на которые не стоило обращать внимание.

— Ну что? — сказал Александр Александрович, откидывая капюшон с головы.

И в этот момент мир начал смещаться.

Игорь Андреевич Карташов сделал для меня чуть больше, чем я просил. Когда нас высаживали на каком-то глухом подворье из кучи мешков с соломой, для того, что пересадить в могучий Студебеккер, гружёный цементом, мне протянули брезентовый портфель. Нормальный такой портфель, между прочим, я такие у себя в слое видел за немалые деньги, с отделанными кожей уголками, только замочек был не хромированный, а из какого-то медного сплава, сейчас потускневшего.

— Просили передать, — сообщил мужчина в одеянии крестьянина и с печатью «мент» на чистом, высоком челе.

Хотя, может и не мент, но явно человек из «органов». Более псевдокрестьянин не добавил ничего, я, разумеется, заглянул туда, гм, одним глазком, но более подробно ознакомился с содержимым уже по ту сторону «государственной границы». Что именно было в портфеле, я изучил в полном одиночестве, ибо это были мои дела, и Стаса они никак не касались.

А была там была внушительная пачка денежных знаков ВНР, некая карта и сопроводительное письмо. И письмо это меня очень заинтересовало. Отпечатанное на распространённой здесь серой бумаге, оно начиналось необычно, без обращения.

«Скажу откровенно, мне не по душе Ваши методы решать дела, однако я, так же, отдаю себе отчёт, что, иногда нам (тут слово было «забито» буквами «х») нам приходится поступать крайне решительно и жестоко. И, порой, это приводит к неожиданным результатам. Вы, Вашим актом возмездия, оказали многим людям неоценимую услугу. Я имею ввиду, что подавляющее большинство её не оценили и не оценят никогда. И всё же я нашёл способ отблагодарить Вас. Думаю, Вам будет небезынтересно узнать, что один наш общий знакомый ожидает партию некоего товара, которая прибудет двадцать второго июля сего года по адресу, указанному в прилагаемой карте. Не буду скрывать, в этом деле у меня есть свой интерес, посему я предлагаю Вам помощь в организации мероприятия, людьми и ресурсами. Окончательный выбор, разумеется, за Вами, но, хочу что бы Вы знали — у меня есть свои принципы и среди них такой — я категорически против торговли наркотиками. Особенно гнусно, когда в этом задействованы облечённые властью люди. В случае, если Вы примите моё предложение о помощи, вам нужно позвонить по телефону и сказать кодовое слово…»

Честно говоря, мне не очень хотелось связываться с людьми «Акакия Акакиевича», как я продолжал за глаза величать своего благодетеля. Слишком привык я полагаться на собственные силы, вот в чём дело, да и вообще, всё хорошо в меру. Плюс, не надо забывать, я в буквальном смысле совершил акт государственной измены в пользу другой страны. И как отнесётся к этому Игорь Андреевич, когда сложит в уме два и два, я выяснять совершенно не хочу. Но, по трезвому размышлению, я понял, что один просто не потяну. Да, Карташов хочет моими руками прихлопнуть сразу целый выводок тараканов, и я ему нужен прежде всего потому, что в случае провала ничто и никто не сможет связать его и меня. Наверняка обещанные люди такие же неудачники, попавшие к нему в зависимость, и сейчас, если я, конечно, соглашусь, у них будет шанс списать долг. Я бы на его месте поступил именно так. Ну так дадим ему то, что он хочет, тем более что здесь наши с ним интересы полностью совпадают.

Ромодановский сумел извлечь из гибели Зазы и последующей ликвидации ваххабитской структуры максимум выгоды. В том числе, он сделал ещё один шаг, приблизивший его к дверям в ад, ибо возжелал оседлать поток свежего героина, вот-вот грозящий захлестнуть нашу республику. Однако его потенциальные партнёры прознали о неких проблемах контрагента, в частности, странного нападения на дачу самого Ромодановского, результатом которого было убийство трёх человек и сожжение самой дачи. Это немного напрягало, и Александр Александрович был вынужден встретить первую партию товара лично, дабы показать, что у него действительно всё под контролем.

Кто слил информацию Карташову, вопрос, если честно, десятый, представлявший чисто академический интерес, главное, чтобы информация эта не оказалась пустышкой. Я посетил бывший элеватор дважды, первый раз наметив ключевые точки и даже зарисовав их, и второй раз, когда непосредственно размещал в этих точках то, что должно было стать для Александра Александровича и его компаньонов большим сюрпризом. Судя по оперативной информации, кроме него самого, на первой сделке должен будет присутствовать верный цепной пёс, туповатый Паламарчук, а так же два человека из окружения первого вице-премьера. Тот самый административный ресурс, люди из власти, о которых говорилось в письме Карташова. Замы зама, серые, неприметные людишки, делавшие грязную работу. Люди «Акакия Акакиевича» помогли мне только с ингредиентами, да ещё в переноске тяжестей, всё же я задумал большой БУМ, достойный этих мерзавцев.

Теперь оставалось только ждать. И когда за последней машиной закрылись покрытые облупившейся краской створки ворот, я испытал нечто вроде сожаления. В своих мечтах я подвергал Ромодановского изощрённым пыткам, получал удовольствие от его стонов и мольбы о пощаде, мне хотелось заглянуть ему в глаза, задать важные, но, на самом деле, никчемушные вопросы, типа «почему я?». Но карты или звёзды легли именно так.

«Бувайте, ублюдки» — пробормотал я, надеюсь, достаточно зловеще, и утопил рычаг «адской машинки».

Работа подрывника, это физика. И ещё, конечно же, осторожность, но главное — это физика. Давление, волны, вектора, скорости, все процессы, происходящие в месте под угрожающим названием «зона поражения» можно описать формулами и уравнениями, и 99,9 % людей эти уравнения покажутся скучными и безынтересными. Я тоже не видел в них никакой симфонии или даже простенькой мелодии, мне лишь было важно рассчитать всё так, чтобы ни одна гнида из этого места не ушла живой. Поэтому я немного помудрил с составом, добавил кое-чего в качестве поражающих элементов и, в результате, думаю, сумел удивить моего главного врага.

— Ну что? — сказал Александр Александрович Ромодановский довольным голосом.

В этот момент стоящая позади него ржавая дробилка вспухла, чтобы через мгновение разделиться на сотни обломков разного размера и конфигураций. Одновременно с этим, ещё в трёх точках, образовались невидимые глазу пузыри избыточного давления, расширяющиеся с огромной скоростью. Спустя долю секунды, ничтожно малое для человека время, но целая эпоха по меркам взрыва, ещё в трёх местах сверху возникли аналогичные пузыри, как бы прибив могучим шлепком разгоняющуюся взрывную волну.

Внутри элеватора создался мини-шторм из мечущихся потоков энергии, распыляющий на атомы слабую человеческую плоть, и более, но, всё же не достаточно прочную, сталь машин. Ещё миг и слабые, подгнившие стропила прекратили сопротивляться чудовищному давлению, дырявая крыша приподнялась, разваливаясь на фрагменты, и каждый из них теперь, предоставленный сам себе, отправился в индивидуальный полёт, повинуясь тем же физическим законам. Стены элеватора, сложенные из красного кирпича и прореженные кое-где деревом, тоже не смогли противостоять столь могучему натиску. Более слабые участки подалась первыми, кажущаяся монолитность конструкции нарушилась, и во все стороны полетели крупные и мелкие куски обожжённой глины, скреплённые меж собой связующим составом. БУМ!

Чёрное облако из обломков и пыли поднялось на высоту нескольких десятков метров, а внутри чудом уцелевших обломков стен уже бушевал пожар, охвативший остовы десятка автомобилей. Внезапно усилился дождь, словно природа решила взять на себя функции пожарной охраны и поскорее потушить огонь, но он ещё долго сопротивлялся, подпитываемый разлитым топливом. Однако к моменту, когда из Советска примчалась уже настоящая пожарная команда, пламя почти везде погасло, и лишь едва слышное шипение дождевых капель, падающих на ещё не остывший металл, указывало на то, что одна стихия буквально только что победила другую.

Ещё во время подготовки операции «Хмурый день» (это я придумал. Креативно, правда?) один из людей «Акакия Акакиевича» сообщил мне, что мой благодетель очень желает встретиться ещё раз, даже прозвучала фраза «мне понравится то, что я услышу», но я решил, что хватит испытывать судьбу. Одно дело совать в большую политику взрывчатые вещества, и совершенно другое — заменять их собственной головой. Не, мужик, мне не интересно дальнейшее сотрудничество, а, иначе, зачем ты меня кличешь?

Мы, человеки, вообще очень странные существа, верим во всякие небылицы, или, например, даём обеты, которые потом с лёгкостью нарушаем. Ещё вчера я принял твёрдое решение осуществить месть и погибнуть в процессе этого осуществления, и вот уже я нахожу новые и новые аргументы для того, чтобы совершить совершенно иной акт. Нет, поначалу я, разумеется, гнал эти мысли, и, наоборот, пытался сосредоточиться на своей главной миссии — найти и покарать тех, кто убил Машу. Но подлый инстинкт самосохранения, вступив в сговор с разумом, начал нашёптывать мне: «истинный виновник уже мёртв», «ты обрубил все концы», «шанс найти убийцу ничтожен», и «может, это был тот самый мотоциклист?». А ещё меня всё чаще и чаще начали посещать мысли, из серии «почему бы не попытаться?».

И всё же я попытался. Попытался найти непосредственно тех, кто нажимал на спусковой крючок, тех, кто оборвал жизненный путь самого замечательного человека во всей множественной вселенной. Но, то ли удача решила повернуться ко мне не самой лучшей стороной, то ли сам стал слишком беспечным, только вскоре я понял, что за мной следят. Оно и понятно, личность я приметная, до бесконечности это не могло продолжаться, кто-то увидел и узнал, донёс-стуканул, и вот уже на меня открыта охота. Пока меня только пасли, не предпринимая никаких попыток ликвидировать, а это означало одно — я нужен им живым. Мне это не понравилось категорически, и я на какое-то время снова ушёл в леса, но мозг уже перестраивался на другое.

Расставаясь со Станиславом, мы кое о чём договорились. Несмотря на то, что я именно этого не требовал, он, всё же, настоял, чтобы сведения о том, как отсюда уйти, стали мне известны. Сам он, по его словам, воспользоваться этими знаниями не мог, именно из-за способа, которым пробивался проход, ну не боец был человек, вернее, не убийца. К тому же было кое что ещё, и я был с ним солидарен в этом — я бы тоже не рискнул шагнуть в неизвестность. Потому что не было никаких гарантий, что вы пробили проход Обратно.

Уже потом, достав из тайника записи и изучив их более внимательно, я понял, что существуют как минимум три типа проходов, или как называл их учёный приятель Стаса — тоннели. Первые, Хренов называл их «случайными», это те, через которые сюда сыпалось подавляющее большинство людней. Случайным он назывался потому, что не было никакой системы и логики в их появление, да и сам тоннель существовал лишь условно. Его невозможно было увидеть обычным или даже «вооружённым» глазом, единственное, что указывало на такой портал, это слабые колебания электромагнитного поля в районе прохода. Но колебания эти довольно быстро затухали, так что уже через несколько дней вообще ничто не указывало, что в этом месте появился новый человек из другого мира.

Вторая категория — «закреплённые» тоннели, в таких возмущения ЭМВ* продолжались довольно долго, кроме того, люди, вышедшие из подобных мест утверждали, что «чувствуют» тоннель [*ЭМВ — электромагнитные волны]. Что это за «чувство» объяснить было сложно, но большинство употребляли термин «тянет». Словно между местом прохода и выпавшем из него человеком установилась некая энергетическая связь.

Существование третьего варианта долго не удавалось доказать на практике. Дело в том, что закреплённый тоннель ни в какую не получалось «активировать», словно кто-то или что-то встроило туда некий предохранитель. То есть, проход, вроде как, был, но толку от его существования не было никакого. Однако через какое-то время группа собрала достаточно сведений, чтобы с уверенностью утверждать — тоннель можно создать самому и даже уйти через него. Но прежде, чем команда Хренова добились результата, был проведён не один десяток экспериментов. Остатки волос на голове шевелились от ужаса, когда я читал сухие строки отчётов:

«Испытуемый номер 8, мужчина славянской внешности, рост, вес, возраст. Смерть наступила в результате обезглавливания механической гильотиной».

Или:

«Испытуемая номер 5, женщина азиатской внешности, рост, вес, возраст. Смерть наступила на месте собственного выхода. Причина смерти — остановка сердца, вызванная, судя по всему, шоком от длительного воздействия высокой температуры на кожный покров объекта».

Был ещё и четвёртый вариант, существовавший лишь в теории. Хренов весьма символично называл его — «Путь домой». Гипотетическим он был от того, что никто из «ушедших» не вернулся, чтобы рассказать, где он побывал. Так что оставалось лишь теоретизировать, и тут мнения разделялись кардинально: часть считала, что люди Отсюда попадают в некое место между слоями, в «межмирье», и это однозначно хуже того существования, что они влачили здесь. Другие же были уверены, что это никакая не «система ниппель», и если вы попали Сюда, то можно вернуться обратно, к жене и детям, ну или кого вы там оставили.

В общем, много чего мерзкого совершили эти люди, и история повторила свой бег по спирали, породив очередную «команду 731» и предоставив остальному человечеству, или, по крайней мере, его части, возможность пользоваться результатами их экспериментов. И я воспользовался.

Вот и те самые руины, надо же, я ведь тогда даже не рассмотрел толком, что тут было. Какой-то дом культуры в загнувшемся селе? Или… Усадьба! Когда-то, до революции, тут была усадьба, барский дом, даже вход с колоннами сохранился. Ну надо же! Дорога тут одна, да, вот флигель, а вот и спуск, чуть задержался, осторожно заглянул вниз по лесенке. Обрезок трубы, которым я открыл счёт убитым обитателям этого мира, исчез, как и трупы бандерлогов, только в самом низу, на куче щебня виднеются неясные тёмные пятна. Ну что, идём? Ха, коридор-то короткий совсем, а тогда ведь метров тридцать показался. Вот и комната, откуда я вышел в этот мир, гнилая дверь, открытая настежь, включил фонарик под стволом, теперь торопиться надо, прибор это непредсказуемый. Внутри пусто, совершено пусто, только куча гнилых досок в углу, которую кто-то разворошил, видимо вояки или гэбисты после моего рассказа тут побывали. Что я чувствую? Хренов писал, что, те, чей проход «закрепился» должны что-то чувствовать. И я чувствую. Словно тянет меня сюда, как будто есть некий ментальный канал, связывающий меня с этим местом, и он активировался. Да, так и есть, это именно «тяга», ниточка или леска, за которую тянут по мере приближения к точке выхода. Или это желаемое, выданное за действительное? Типа «хочу верить». Нет, есть тяга, есть. Отошёл подальше, метров за пятьдесят, и уже не чувствую ничего, а в подвале «это» снова появилось. Ну что, Костя, попробуешь?

Двигатель недавно угнанного «Виллиса» заглох, и пару секунд я просто прислушивался — тишина, только щёлкает остывающий мотор и что-то равномерно поскрипывает под днищем. Никто не гонится, никто не кричит «стой, стрелять буду!». Что чувствую? Мандраж, адреналин в кровь литрами поступает, азарт даже, но чувства, что неподалёку порождения Тьмы, нет. И это хорошо! И тоннель чувствую, никуда он не делся, не «закрылся», ждёт меня.

Автомат на шею, сидор из машины долой. Пистолет проверить? А чего проверять, я и так знаю, что всё в порядке. Ладно, времени мало, если ничего не выйдет, мне ещё долгий путь предстоит. Снова коридорчик, вот и комната, ничего не изменилось, не визуально, ни по ощущениям. Щёлкнул кнопкой фонарика, свет погас, но темноты не было, открытая дверь давала достаточно освещения. Бегом наверх, машину подогнать вплотную, нефиг таскать на себе. Достал лист фанеры, только бы с размерами не промахнуться, вроде всё так, по периметру у него слой резины прибит, ещё взять бруски, молоток, гвозди в рукавице, за один раз не утащу. Чёрт, я нервничаю, через каждые полминуты замираю, обращаясь в слух, но опасности, вроде, нет. Так, автомат за спину! Мешается, но с собой переходит чаще всего то, чего касаешься руками, или другими частями тела, так что он будет со мной. Ибо если я окажусь не там, где хочу, то автомат может очень даже пригодиться. А где я, кстати, хочу?

На самом деле, ничего ужасного для активации тоннеля делать не нужно. Оказывается, достаточно было взять огарок свечи, обязательно восковой, немного помёта летучей мыши, пинту, гм, менструальной крови девственницы, и в полнолуние, нарисовав кровью пентаграмму, возжечь свечу, бросить в огонь дерьмо и произнести… Не верите, да? Чёрт, я так и думал. И правильно. Всё, на самом деле, было ещё проще, и, если я всё понял правильно, то выходило, что мой проход не просто закреплён, он уже готов для перехода, и нужно всего лишь сделать шаг.

И главный вопрос теперь — что со мной будет, если я решусь сделать этот шаг? Хватит ли у меня духу совершить прыжок в Ничто, в полную неизвестность? А почему бы и нет? Это что, менее почётная смерть, чем быть разорванным на части Тварями, или словить пулю от враждебно настроенного человека? Сколько я смогу жить вот так, изгоем-партизаном? Проблема ведь в том ещё, что встав вне закона, я стал законной мишенью для любого крестьянина или охотника, грохнут, и ещё и премию получат, как я за тех бандитов, год назад. Есть ли смысл в таком существовании? Сработает ли проход? А вот это мы сейчас и проверим. Вся моя схема строилась на том, что я «закрепил» тоннель своей кровью, причём с обоих концов. Рассёк лоб там, или об стену или об пол приложился, мне кажется, я в стену врезался, а здесь капли крови попали на пол, я же помню, что стен вокруг себя нащупать не мог. Поэтому он мог оказаться тем самым «Путём домой».

Ну что, рискнём? А если выкинет куда-то к чёрту в задний проход? Ну а здесь что, лучше? За год сколько раз чуть жизни не лишился, за моей головой сейчас только ленивый не охотится, хэд-мать-их-хантеры грёбаные! Я же не договорюсь с ними, ну никак не договорюсь, мне нечего предложить в обмен свою жизнь. Да и грехи за мной числятся тяжкие. Жить отшельником в лесу? Можно, смогу какое-то время, пока кто-нибудь не грохнет, просто по закону больших чисел, или того же Мэрфи. Уйти совсем далеко, в тот же Углегорск? Это Стас, по большому счёту, никому не нужен, а со смертью Ромодановского вообще никому не нужен стал, а вот я… МГБ щупальца свои везде протянуло и тут времечко-то тянется, оно у них есть, найдут, через двадцать-сорок лет, но найдут, глаз у Тьмы я не выращу новый, внешность не изменю, так что найдут. Ну?

Я глубоко вдохнул затхлый подвальный воздух, прикрыл дверь, забив ударами каблуках в косяк, приложил щит к дверному проёму. Второй фонарик, который я поставил прямо на пол, нарисовал на фанере мой зловещий, гротескно увеличившейся контур, я приложил брусок, загодя опиленный под углом, к листу, примерно посередине, упёр другой конец в землю. Плотно? А хрен его знает, сейчас и выясним. Достал кусок бечёвки, обвязал вокруг колышка, намотал на правую руку. Ну что? Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать… В ладони левой руки собралась кровь. Кровь, всё тут на крови завязано. Ну? Выключить фонарик, сбрызнуть кровищей и… Щёлк! Движение кистью, стряхнуть кровь… Падение… Я падаю и… Не падаю… Скоростной лифт… Холод, онемение кожи лица, свело затылок и… Лифт остановился? Так, выдохнуть, чуть унять сердце, а то не хватало инсульта или инфаркта. Где я? Звуки? Тишина. Запахи? Не пойму, пыль и… Не пойму, но не сыро. Сухо, сухой воздух! Переместился?! Осязание? Что под ногами? Шаркнул левой стопой. Ровный пол, без битого кирпича, стекла и мусора. Ну? Да будет свет? Щёлк.

Я здесь, в смысле, это место очень напоминает кандейку, куда я нырнул почти год и целую жизнь назад. Это она? Дверь, открывается наружу, и есть ручка, толкаю, и… Я сделал это! Я нагнул систему! Выкусите, суки! Хрен вам за обе щеки, а не Костя Нагорнов! Захотелось стать Шивой тысячеруким, и на каждой вытянуть вверх средний палец в древнем сакральном жесте. Вот вам! Или… Или это место очень похоже на подвал в особнячке Ольги Геннадьевны? Я обернулся, заметил на стене выключатель. Щёлк. Ха! Ха-ха! На полу, рядом с коробками, сложенными у стены, лежал телефон. Мой телефон! Надо же, даже батарея не села! Минуточку! Это как? За год сюда никто не спустился? И что, ни одна тварь не позвони…? 16 августа 2015 года. 15:28. Восьмёрка неуловимым для глаза движением превратилась в девятку. Я замер, поражённый! А что если… Если это всё сон? ВСЁ! Вообще всё! Да нет, бред! В смысле, бред, что это сон. И автомат вот и фонарик, и сидор за плечами, и болтающийся на запястье обрывок верёвки, и телефон и… Ха! Вот и пятно крови, СВЕЖЕЕ! Тут что-то повесить на стену хотели, дюбели металлические вбили, один чуть выступает, вот я об него и приложился. А на лбу? А на лбу нифига, шрамик небольшой.

Выходит, тут всего сколько, минута, секунда прошла? И Ольга Геннадьевна с младшей на кухне сейчас хлопочет, а старшая так и сидит в интернете, демонстрируя мне своё «фи»? И я вот такой, в бороде и бомжеватом одеянии, вылезу из подвала, куда спустился на минутку, посмотреть что с сауной? Гм, когнитивный диссонанс обеспечен. Не, надо как-то в ванную прокрасться, или… У меня же сумка в «моей» комнате, она на первом этаже, типа спортзала несостоявшегося там у них. Во, надо прошмыгнуть туда, только говнотопы свои сниму, чтобы не ботать по ламинату. Ну Костя! Ты сделал это! Ты понимаешь, ЧТО ты сделал, а?

А что если и они сюда выйдут? Вычислят же, по-любому вычислят! Никто же толком не знает, как проходы эти работают, Хренов считал, что он закрепляется за конкретным человеком и другие по нему не могут пройти, а все случаи массовых провалов всего лишь концентрация индивидуальных тоннелей на небольшом участке. Однако стопроцентной уверенности и у него не было.

Ладонь чуть саднит, и я едва успел слизнуть готовую сорваться каплю. А вот не надо! Хватит ваших грёбаных экспериментов, я ж, мать вашу, чуть не помер там! Раз десять! И сюда вы не пройдёте, потому что… Обрывок верёвки! Меня прошиб холодный пот. Я рассчитывал, что в момент перехода утяну за собой брусок, подпирающий фанеру, светоизоляция помещения нарушится и проход «закроется». Но бечёвку словно ножом перерезали, значит, Там, в подвале, сейчас Тьма! Но в следующий миг волной накатило облегчение. Ничего у вас не выйдет, ребят! Вот нихера не выйдет! Почему? А потому что я вам не дам, вот почему!

Я открыл дверь пошире и оставил свет включённым. Надо подумать, как сделать здесь постоянный источник света или заложить дверь кирпичом, да вообще всю кандейку заложить, наглухо, так чтобы даже муха Оттуда не проскочила.

ЭПИЛОГ

Из зеркала, нормального, большого и чистого зеркала на меня смотрело знакомое лицо, являющее собой явный диссонанс с окружающей обстановкой. Светлый кафель с рисунком, белая фаянсовая раковина, станок… Настоящий бритвенный станок! Так, в душ, смыть с себя всё, вообще всё, всю грязь Того слоя. Одежду, в которой прибыл, я убрал в сумку, туда же автомат, свои, «здешние», вещи пока на диван, сидор, набитый никому не нужными деньгами, в диван спрятал. Надеюсь, девочки не будут тут шариться без меня? Побрился, с наслаждением невероятным, переоделся, вроде как нормально, только… Чёрт, непривычно всё как-то, и пахну я уже местными ароматами, и, буйство запахов и красок сводит с ума, да вообще всё сводит, адреналин, теперь от восторга, так и прёт. И вообще, Ольга Геннадьевна, у меня к вам разговор есть…

Оглавление

КНИГА ПЕРВАЯ

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ЭПИЛОГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg