«Драконоборец. Том 1»

Драконоборец. Том 1 (fb2) - Драконоборец. Том 1 [litres] (Драконов бастард - 4) 1077K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Илья Олегович Крымов

Илья Крымов Драконоборец. Том 1

Пролог

Румяна всегда поднималась раньше отца и матери. Она умывалась, заплетала косу и шла по утреннему холодку выпускать кур и кормить свиней. Распалить горн в кузне – тоже была ее работа. Обычно к этому времени на пне возле поленницы уже сидел Томех Бэлза по прозвищу Бухтарь, который всегда появлялся до первых петухов. В тот день он тоже там сидел, сонно чесал свою безобразную седовато-русую бороду и дымил люлькой, выточенной из кукурузного початка.

– Опять затемно явился? И чего не спится тебе?

– Брх-мрх-мрсм…

– Эх, ну и дурень! Чем честнее человек – тем крепче его сон, не слыхал такого?

– Ухм… нав-мрам…

Румяна покачала головой и открыла ворота кузни. Вообще-то при отце она не осмелилась бы так говорить с Бухтарем, но пока тот спал, можно было и поворчать.

Когда пламя в горне приобрело нужную силу, а заготовки в его горячем жерле раскалились добела, она вытянула одну щипцами, уложила на наковальню, и Бухтарь со звоном опустил на прут большой молот – искры ринулись во все стороны. Румяна ударила два раза маленьким молотком и перевернула заготовку, чтобы Бухтарь вновь обрушил на нее большой молот, и так раз за разом. Бил он умело и точно, и даже то, что не хватало правой руки, не мешало работе. Бывший наемник вообще все хорошо делал своей единственной рукой и дичился, когда кто-то пытался ему помочь.

В кузню вошел отец, уже немолодой, но крепкий мужчина, такой же седовато-русый, как и Бухтарь. Он кивнул дочери и помощнику, взял третий молот и влился в работу.

Через несколько часов пришла пора передохнуть, и Румяна с отцом вернулись в дом, где мать уже накрыла на стол. Бухтарь вернулся на колоду и закурил. Он перестал трапезничать вместе с ними с тех пор, как вдова Лешек повадилась носить ему еду. Вот и опять она вошла к ковалю во двор, высокая, немного полная, румяная женщина в опрятном и довольно дорогом сарафане.

Румяна, смешивая в миске манку с сахаром, наблюдала через маленькое окошко, как угрюмый калека запивает хлеб и мясо парным молоком, а Ива любуется на него, будто на чудо какое-то.

– Ма, а правду говорят, что Ивка к Бухтарю в женки набивается?

Богдана отвесила дочери подзатыльник.

– Не твоего ума это дело, девка, ешь давай!

Мать семейства поймала взгляд мужа и пошевелила бровями.

– А если даже и так, то что? – скрипнул он, уткнувшись в свою миску. – Бухтарь мужик ладный, на все дела мастер, даром что кривой. В шинке, почитай, и не бывает, коваль, плотник, цирюльник, вой в прошлом, кругом молодец. А Ивка уже давно траур относила, все чин по чину. И сорванцы Лешек только его во всей деревне и слушаются. Славно пришелся бы такой мужик да на Ивкино крепкое хозяйство… Тебе, Румянка, тоже неплохо было бы приглядеться, хорошие мужики – они ить не на каждом углу встречаются.

Девица вспыхнула.

– Мне?! К такому старому присмотреться?! Да в своем ли ты… – Она запнулась, чувствуя затылком занесенную руку матери, и резко сменила тон: – Ты, конечно, во всем прав, батюшка, но не по сердцу он мне, пускай уж вдова Лешек свой кус счастья отхватит, а мне Господь другого пошлет.

Вскоре, звеня бубенцами, во двор въехала бричка Миклоя Зданека – известного коневода, поставлявшего лошадей даже в королевское войско. Почтенного гостя сопровождал его сын Лех. Господин Зданек обменялся приветствиями с хозяином, а потом Румяна уложила на стол перед заказчиком сверток. Внутри ждала сабля.

– Вот глядите, милсдарь, как и было заказано, отковали мы из того железа сталь высшей пробы, а рукоятку облагородили конской головой чеканного золота. Ножны новые, Томехом выточенные и конской кожей обтянутые.

Сабля перешла в руки Леху, молодец вышел во двор и принялся знакомиться с оружием, Румяна вышла следом. Коваль и заказчик решили обмыть состоявшуюся сделку, тем более что Богдана уже накрывала стол.

Бухтарь сидел на корточках возле ворот кузни и дымил, следя, как Лех красуется перед Румяной, а та только и рада была. Она и сама не замечала, как начинает теребить кончик толстой черной косы – большой редкости в Диморисе, где, почитай, все русыми урождались испокон веку, – и алеть, словно уложенное в горн железо.

Румяна была красавицей, хотя и не совсем обычной. Ее родители долго не могли завести детей, но в конце концов Господь-Кузнец послал им ее. Девчонка, а потом и девица получилась знатного росту, отцовская наука сделала ее широкоплечей и крепкой, а благодаря жару горна она всегда оправдывала свое имя. Когда пришла пора созревания, Румяна расцвела всем на зависть, широкие плечи ничуть ее не портили, коса была толще мужской руки, а шея длинна, словно у лебедя. Только цвет волос удивлял. Некоторые бабы судачили у колодца – мол, не от Дорота она такая чернявая, а от какого-нибудь залетного шехверца, но коваль жене верил железно и единственную дочь свою любил безоглядно.

Румянка была выше большинства деревенских парней, сызмальства играла с мальчишками наравне, а повзрослев, не видела с ними своего будущего. То ли дело Лех Зданек, единственный парень в округе, кто был выше ее, златокудрый, статный, белозубый, с молодыми усиками, которые когда-нибудь превратятся в настоящие гусарские усы. Под его взглядом Румяна алела, и начинал ее распирать томящий внутренний жар.

– А что, коваль, правду говорят, что ты воем был? – спросил Лех, закончив свои упражнения и глядя то на оружие, то на Румяну.

Бухтарь вынул кукурузную люльку и ответил, выдыхая дым:

– Наемником, милсдарь. Служили хозяевам многим и разным, это да, но в королевском войске не был.

– Что скажешь, хорошо я с саблей обхожусь?

– Ладно вроде бы. Но у меня топор был и щит, а с саблями да мечами я не умею.

– Вот как?

– Но вы ведь в королевскую гусарию наниматься собрались, верно, милсдарь? Коли так, то кроме сабли вам бы с пикой уметь. Гусарии главная сила – удар конными рангами и взлом пешего построения, а уж потом, ежели первая ранга преуспела, то и сабли в бой идут и пистолеты, дабы успех укрепить… Хотя ежели найметесь, то до сроку вас в первую рангу и не поставят, будете во второй или третьей, как раз с саблей наготове.

Его речь как-то сама собой стихла, будто калека вспомнил, что слишком давно не затягивался, и сразу же исправил это упущение.

– Что ж, раз ты и впрямь такой смышленый в войском деле, то, может, присоветуешь, как быстрее подняться в звании?

Румяна следила за мужчинами молча, хотя ей не нравилось, что теперь все внимание Леха принадлежало Бухтарю.

– Ну, можно, конечно, взятку дать, но, судя по вашему лицу, милсдарь, этот путь не про вашу душу. Еще можно боевой подвиг совершить, защитить офицера, защитить хоругвь от поругания либо, еще лучше, захватить вражескую хоругвь или вражеского военачальника. Однако же, – его левая рука непроизвольно потянулась к правому плечу, но Бухтарь это заметил и вовремя пресек, – по опыту могу судить, подвиги иногда дорого стоят. Так что вот вам лучший совет: не ходите вы в гусарию. У вас ведь есть семейное дело, здоровье, и собой вы недурны. Растите коней для войска и живите себе в благополучии. Самое милое дело.

Услышав такой совет, Лех скривился, не тая разочарования и презрения.

– Слова неудачника.

– Скорее наученного жизнью человека.

По крыльцу уже спускался пан Миклой, и Лех спрятал саблю в ножны. Вскоре звонкая бричка уехала.

День продолжился в обычном порядке, однако Румяна до самого вечера была в дурном настроении. С недавних пор мысль о том, что Лех вскоре станет королевским воем, сильно пугала ее. Бухтарь, конечно, тот еще грубиян, но с его советом девушка склонна была согласиться.

За вечерней трапезой она все больше молчала и без аппетита возила ложкой в тарелке с репой, чем вызывала ворчание матери.

– Завтра праздник весеннего равноденствия, и пан Зданек напомнил, что устраивает на ромашковом лугу большое гуляние, ибо в этот день родился его сын. Он даже пригласил заграничного магика, мастера в деле небесных огней или чего-то такого. Соберется народ со всех окрестных деревень.

Дочка коваля задержала дыхание. Она, как и вся молодежь округи, грезила этим праздником и отчаянно боялась, что родители запретят ей идти. Богдана вопросительно глянула на мужа, а Дорот некоторое время молчал, будто смущенно, и глядел в миску.

– Ну, невежливо будет не пойти, раз пан Зданек самолично позвал, так что…

– Да дыши уже, девка! – рассердилась мать. – Пойдем мы туда и отпразднуем, ибо что ж, все люди как люди, а ковали в черном теле? Не дело это. Вот, кстати, есть для тебя кое-что.

Богдана отошла к своему собственному сундуку, который Румянке с самого детства настрого запрещала открывать, и достала оттуда – дочь охнула и вскочила – новенький красный сарафан, расшитый кружевами и цветной вышивкой. Девица, даром что была на голову выше своей родительницы, запрыгала вокруг, словно маленькая девочка.

– Это тебе Бухт… тьфу, прости господи! Это тебе пан Бэлза по нашей просьбе привез из Сгвирова, когда последний раз на тамошнюю ярмарку ездил. Все-таки золотой у него глаз: словно на тебя сшито!

Пан Зданек слыл в округе человеком щедрым, и полнолетие своего старшего сына Леха он праздновал с большим размахом, пользуясь тем, что мархот в этом году выдался жарким и солнечным, словно конец эйхета. По такому случаю в лугах было устроено грандиозное гуляние с едой, выпивкой, высокими кострами и музыкантами. Развлекать гостей даже пригласили мага Дыма и Искр из архаддирского университета Мистакора.

Выступление его перед многочисленной публикой имело невероятный успех. Магик вышел к людям в длиннополом камзоле темно-серого, почти черного цвета, украшенном красно-оранжевой вышивкой, а потом начал творить огненное волшебство, наполнять ночное небо грохочущими и свистящими вспышками, плести из дыма иллюзорных танцовщиц и стравливать над многоголовой толпой пламенных духов.

Румянка смотрела на представление с восторгом, и хотя она всю жизнь провела в кузне, ежедневно видя силу и красоту огня, то, что творил волшебник, казалось воплощенным чудом чистой красоты. Даже пьяное бухтение Бухтаря о том, что, мол, знавал он волшебника, который драконов с полпинка разгонял и не занимался такими вот жалкими фокусами, ничуть не портило удовольствия.

Вскоре Румяна уже крутилась в вопящем хороводе вокруг костра. Она была молода, и весь мир казался ей прекрасным добрым местом, особенно когда небо то и дело разрывали красочные взрывы синих, зеленых, золотых и красных цветов. Девушка дышала свежестью весенней ночи и восторгом от жизни, переполнявшей ее.

– Здравствуй, Румянушка.

Золотистый всполох осветил лицо Леха Зданека, которое тепло улыбалось ей.

– П-пан… – От неожиданности она стала запинаться.

Юноша присел в приглашающем жесте, и она, не думая, взяла его за руку. Музыканты играли колобенку, резвую и веселую, а танцевал Лех знатно, и улыбка его сверкала, и смех Румяне на сердце медом лился. К завершению танца они оба, успев слегка вспотеть и как следует запыхаться, поклонились друг другу, а потом юноша подступил к ней и промолвил:

– Пойдем со мной.

– Куда?

– Пойдем, хочу поговорить с тобой без этого шума и без этой суеты.

– Но мне нельзя!

Молодой человек мягко улыбнулся, отступая назад, и, сказав еще раз «пойдем», первым зашагал прочь, даря ей выбор. Румяна заметалась между предостерегающей мыслью в голове и горячим желанием в сердце.

Он спускался по пологому склону маленького, покрытого ромашками холмика, когда девушка его догнала.

– Куда вы, пан Лех? – взволнованно спросила она.

– Зови меня просто Лех, – улыбнулся он. – Я иду к ручью, там есть такой укромный изгиб, на котором детвора любит запруды строить, знаешь?

– Знаю, но…

– Там тихо, спокойно, а журчание ласкает слух. Идем, мне хочется многое тебе сказать.

Оказалось, что на берегу ручейка было расстелено одеяло, а на нем лежала корзина со всякой изысканной съестной всячиной и даже большая красивая бутыль с игристым архаддирским вином.

Потом они говорили. Румянке в жизни не задавали столько вопросов и не слушали ее ответов так внимательно, как это делал он, а главное, девушка никогда прежде не ощущала такого удовольствия, рассказывая кому-то о своей обыденной, в общем-то, жизни. О себе Лех говорил мало, все больше желая слушать, что зачаровывало. А еще он хорошо знал карту звездного неба.

Румяна и сама помнила несколько созвездий, главнейшим из которых конечно же было созвездие Плуга, его вместе с еще пятью звездами порой называли Пахарем. Плуг много веков назад был помещен на королевское знамя и флаг Димориса вместе с символом Святого Костра, так что его знали все. Но Лех показал Румяне Гигантов, Огненного Пса, Трех Сестер, ярко-синюю звезду, которую он назвал Блуждающей, якобы потому, что она появляется в разных частях небосвода. А еще он очертил для нее огромное созвездие Дракона, главной звездой которого была особенно яркая золотисто-желтая звезда, именовавшаяся Драконовым Оком. По нему мореходы могли прокладывать себе путь в ночи.

– Ты слышала миф о сотворении мира? – шепотом, коснувшимся самых сокровенных струн ее девичьей души, спросил Лех.

– Г-г-господь-Кузнец создал…

– Да, так говорят мольцы в храмах, но есть и другой миф, во сто крат старше самой Церкви.

В любой другой раз с любым другим человеком Румяна тут же оборвала бы разговор. Диморис находился в составе Папской Области, и люди его веками опирались на путеводный свет церковного учения, а потому малейший намек на нечестивые речи немедля вызывал в них тревогу из страха перед гневом Господним, но… но Леха девушка готова была слушать сколько угодно.

– В книгах эльфов писано, – продолжал он, – что изначально была только вода, и было яркое солнце в небе, а вокруг лишь вековечный стылый мрак. Но из мрака прилетел исполинский дракон, и, подобно мотыльку во тьме, стремился он к солнцу, не в силах отвесть от него глаз. А когда дракон подлетел слишком близко, светило опалило его, и он пал в мировые воды замертво, обратившись первой твердью. Солнце же от удара исторгло из себя бесчисленное множество ярких искр, кои разлетелись во все стороны и осветили пустоту вселенского мрака. То были звезды.

– Как искры от железа, по которому бьет молот?

– Очень похоже. – Лех заглядывал в саму душу Румяны и улыбался.

Потом он говорил уже другие слова, сладкие и пылкие, которые пьянили Румяну сильнее вина, и под их мягким напором все, что было раньше важно, теряло важность, все, чего она боялась, больше не страшило, и весь мир сузился до пульсирующего жаркого поцелуя и до сильных, но ласковых рук на ее теле. Она решилась.

– Пошел в атаку наш гусар со вздыбленною пикой…

Юноша и девушка отпрянули друг от друга. Новый взрыв небесного света выхватил кривой силуэт Бухтаря, стоявший в нескольких шагах от них с бутылью из-под медовухи в руке. Лех опрометью вскочил.

– Тебе чего здесь надо?

– Ничего. Просто охрану несу. Вдруг из реки топлец вылезет или, того хуже, уболоток какой?

– Ступай-ка отсюда подобру-поздорову!

– Я «подобру» и здесь постоять могу, а «поздорову» мне уже поздновато, – пьяно засмеялся Бухтарь, самую малость покачиваясь.

– Бухтарь, уйди!

– Уйду, Румяна, только ты со мной пойдешь, туда, где свет, люди и мать с отцом.

– Уйди, говорю, вредный старик! Я здесь по своей воле! Я сама…

– Это я уже понял, – перебил он, не глядя на девушку, а следя за стоявшим напротив Лехом. – Увидь я тут что-то не по твоей воле, я бы живо выгнул милсдарю гусару коленки в обратную сторону. Однако ж он по-умному решил – лаской донять. Так тоже можно, если мордашкой вышел. Во сколько ты ее честь оценил, милсдарь гусар? Чую архаддирское игристое «Сен-Фроссон» по три серебряных марки за бутыль, по двадцать пять марок за ящик. Недешево, молодец, скупцом тебя не назовешь. Но все равно дешевле, чем сватов засылать, выкуп собирать и свадьбу играть, ага?

Лех Зданек с шумом вдохнул, будто наполняя себя не только воздухом, но и яростью. Румяна, видевшая его спину и скрытое тенью лицо Бухтаря, вздрогнула, вскочила и перехватила руку юноши. Очень крепко перехватила, как из всех девиц в округе только дочь коваля могла.

– Не смей бить калеку, Господь-Кузнец покарает!

Лех резко обернулся к ней со злым лицом, вырвал руку и быстро пошел прочь, не оборачиваясь. Когда он стал совсем неразличим в темноте, девушка медленно повернулась к Бухтарю. Калека раскуривал свою люльку.

– Ты зачем сюда приперся? – глухим, угрожающим голосом спросила Румяна. – Кто тебя звал, ахог подери?

Он молчал. Табак в чаше разгорался при затяжках, немного освещая Бухтарево неприятное лицо, с вечной печатью сонной усталости.

– От глупости тебя хотел предостеречь.

– Кто просил тебя об этом предостережении? Ты старый несчастный человек, который хочет, чтобы все вокруг были так же несчастны, как и он сам!

– Так-то оно так, но наоборот. Я несчастен, это верно, но оттого я хочу, чтобы вокруг меня всем было счастье, чтобы люди позабыли о боли и скорби. Тогда, наверное, мне будет легче забывать про свою боль и скорбь. Я так думаю.

– Да кто тебя просил?! Кто…

– А меня пока что не надо просить о добром деле, не такая еще я сволочь. И мнение свое мне высказывать не надо. Плевать мне, Румянка, на мнение твое неразумное, тем более что составлено оно не тобой, а гормонами игривыми. Знаешь, что такое гормоны? Нет? Ну и не шибко важно. Идем.

– Никуда я с тобой…

Он ловко схватил ее за запястье, да так крепко сдавил, что не вывернуться, и потащил обратно на луг.

– Я знаю, чего ты добиваешься, злыдень! Думал, не догадаюсь?! Да мать с отцом мне так рьяно на тебя кивают, что вот-вот головы у них от плеч отскочат! Смотри, мол, Румяна, какой Бухтарь хваткий! Гляди! За ним будешь как за каменной стеной! Тьфу на вас! Тьфу на вас всех!

Бухтарь при этих словах остановился, повернулся к ней, резко замолчавшей от испуга, постоял недолго, а потом расхохотался так громко и искренне, что на глазах у девицы слезы от обиды навернулись. Он отпустил свою пленницу и пошел дальше, а ей ничего не оставалось, кроме как идти рядом.

– Дурында ты, Румянка, – мягко говорил однорукий, поднимаясь на холмик. – Пять лет назад, когда я вернулся домой калекой и увидел, что родную деревню разбойники пожгли, когда по дорогам бродил неприкаянно, когда Дорот меня к вам в дом привел, накормил и обогрел, ты была соплюхой тринадцати лет от роду. Я же тебе свистульки из дерева точил, лук игрушечный справил, показал, как нож метать, ты же истории про мою наемничью долю, почитай, каждый вечер слушала. Про то, как я с Мансом Вдоводелом ходил, как воевал то там, то сям, про то, как я море переплыл и в стране снежных баб побывал. Помнишь?

– Помню, – ответила Румяна и совсем по-детски шмыгнула носом, глядя себе под ноги. По правде сказать, история про то, как Томех плавал за Седое море свататься к королеве женщин-воев, была ее любимой. Матушка неодобрительно цокала языком и возбраняла Бухтарю рассказывать про такую срамоту, но именно эта история была самой приятной для мятежного Румянкиного духа.

– Жениться на тебе, дитя, – это последнее, чего бы я хотел, ведь для меня ты всегда останешься ребенком.

– Ты женишься на вдове Лешек, да? – тихо спросила она.

Бывший наемник рассмеялся опять, но уже тише.

– Ива Лешек баба знатных достоинств, это верно… весьма знатных, с какой стороны на нее ни погляди. Но я не думаю, что когда-нибудь женюсь. Это вообще не столь важно сейчас, Румяна. А важно то, что собиралась сделать ты.

Девушка вспыхнула. Теперь, когда жар внутри поутих, ей стало стыдно.

– Пойми, Господь наделил твоих мать и отца тобою одной. В тебе вся их любовь, в тебе все их надежды, их стержень. Коли ты честь свою опозоришь, представь, как им будет стыдно на улицу выходить. Лех Зданек просто человек, ведомый людскими страстями, не самый плохой, наверное, но он был бы лучше, кабы заслал сватов, а вместо этого он скоро отправится в Спасбожень записываться в гусарию. И обратно он, скорее всего, вернется через несколько лет уже с женой, да не из кметов либо мещан, а какой-нибудь знатной белой панночкой, что для его продвижения по службе будет сподручна. Жизнь такова, верь мне. Я ее видел, я ее, паскуду, знаю.

Они стояли и смотрели на ромашковый луг, на котором пили, ели, танцевали, распевали песни, прыгали через костры, бренчали на бандурах и целовались люди, справлявшие праздник весеннего равноденствия и день рождения человека, которого среди них не было.

– Батюшке и матушке не расскажешь?

– Не расскажу. Но ты мне дай слово, что не станешь делать глупостей.

– Не буду, Господь мне свидетель. Прости меня, Бухтарь.

– Данх, брхам брутхмхр…

Жизнь шла своим чередом, кметы приступили к весенней подготовке пашен для сева, и у ковалей не было даже лишней минуты продыху. Дорот с дочерью и одноруким помощником правил рабочий инструмент, а то и ковал новый.

С празднования весеннего равноденствия минуло всего несколько дней, когда посреди ночи в Пьянокамне поднялся крик. Кто-то во всю глотку вопил: «Пожар!» – отчего деревенские люди, всегда знавшие, что нужно делать по такому несчастью, выскакивали со дворов с ведрами и опрометью неслись к ближайшему колодцу.

Но Пьянокамень не горел. Зарево пожара красило ночное небо вдалеке, а немногим выше над ним ползла по небу красная комета – вестница бед. К ней за прошедшие годы люди кое-как попривыкли, а вот пожар их не на шутку испугал.

– Кажись, конеферма пана Зданека горит, – сказал голова, – а ну-ка запрягайте!

Огнеборцы обернулись с рассветом черные от сажи, а встретившие их жены и матери принялись неустанно благодарить Бога за то, что никто не погиб в огне. Более того, они привезли с собой выжившего.

Когда Румяна услышала имя, она стала пробиваться сквозь толпу встречавших и вернувшихся, работая локтями, но когда смогла выбраться к телегам, увидела лишь, как кого-то заносят во двор к Бухтарю. Прорвавшись же к его воротам, наткнулась на отца, крепко ухватившего ее за плечо.

– Томех сказал не беспокоить.

– Что там? Кого привезли, батюшка?! Скажи! Его?! Его?! – взмолилась Румяна.

– Уймись! – нахмурился коваль, впрочем тут же дав слабину. – Там… на конеферме творилось жуткое дело, не хочу про это говорить. Из всех живьем мы нашли только Леха Зданека… а ну уймись!

– Пусти!

– Уймись, девка! – вопреки обыкновению рыкнул Дорот, не пуская дочь в Бухтарев двор. – Со всех окружных деревень люди пожар тушить собрались, а потом отправили гонца в Сгвиров за лекарем и стражей, но пока их нет, за несчастным парнем Томех приглядит. Он сказал, чтобы не мешали ему, ясно? А теперь домой и за работу!

День был потерян для нее. Румяна трудилась вместе с отцом, глядя на мир пустыми глазами. Она была бледна как привидение, работала без души и внимания, а когда отцу это надоело, он прогнал девушку в дом и запретил выходить. Она не хотела есть, не хотела пить, лишь сидела на лавке и смотрела в окно, кусая нижнюю губу, пока мать не закричала, увидев кровь.

Когда ночь усыпила Пьянокамень, Румяна тихо выскользнула из дома и вскоре залезла во двор к Бухтарю. Благо собаки однорукий не держал и она смогла пробраться под самое окно, где горел свет. Встав на цыпочки, девица заглянула внутрь и увидела, как хозяин ходит туда-сюда по комнате, складывая разную всячину в кожаную сумку. Пока Бухтарь метался из стороны в сторону, явно торопясь, девушка изо всех сил старалась лучше разглядеть того, кого уложили на две поставленные рядом лавки, но край стола закрывал обзор, отчего она мелкими шажками стала двигаться влево, пока не задела ногой пустое ведерко. Оно негромко стукнулось, упав, а Румяна присела и сжалась в комок. Ничего. Пьянокамень спал, а Бухтарь был так занят своими делами, что не заметил звука снаружи. Так Румяна решила, прежде чем крепкие пальцы схватили ее за шкирку, и, не успев даже пискнуть, дочь коваля оказалась втащена в дом.

– Думал, что ты раньше придешь, – буркнул он, вернувшись к сумке как ни в чем не бывало.

– Думал? – Она глядела только на сплошной кокон из бинтов и одеял, лежавший на лавках.

– Да. Я же знаю тебя, Румянка. То, что ты явишься посреди ночи, было очевидно.

Она сделала крохотный шажок, другой, ощущая сильный запах мазей и… гари, исходивший от Леха.

– Он… живой? – пролепетала она.

– Живой. Но зрелище страшное. Над бедолагой поработал не только огонь. Погляди, если духу хватит.

Бухтарь не обращал на нее внимания, продолжая запихивать в свою сумку какие-то бумаги, банки, бутылки, ковчежцы, будто та была бездонной, а Румяна, казалось, целую вечность преодолевала жалкие три локтя. Тряпка на лице раненого едва-едва шевелилась, тревожимая дыханием, и девушка поклялась самой себе: что бы там ни оказалось, она не отдернет руки, не отвернется и не закроет глаз. Румяна сорвала ткань и бессильно осела на пол, клятву, впрочем, сдержав. Лицо Леха блестело от покрывавшего его жирного слоя мази, но было оно невредимо.

– Ах ты старый злой сукин сын…

– Прости, молодка, – глухо усмехнулся Бухтарь, встав рядом, – воистину дурная шутка. Но если бы ты видела его лицо этим утром, твой визг услышали бы и в Спасбожене. Я восстановил его с самых основ и даже успел переговорить с парнем, прежде чем он совсем ослаб. Благодари Господа за то, что я неплох в целительском искусстве.

Бухтарь зашаркал к печке, выложил на стол крынку с молоком, миску хлеба и пару кружек. Козьим молоком его исправно снабжала вдова Лешек – уж очень калека его любил. Сев на свободную лавку, он плеснул в кружки и кивнул Румяне на табурет. Та, пытаясь понять только что услышанные слова, бездумно повиновалась, села, взяла кружку и отпила, лишь тогда встрепенувшись: молоко оказалось ледяным.

– Он будет жить, и он будет здоров, – продолжил Бухтарь, – я восстановил ему все мышцы, исцелил нервную систему и внутренности от тепловых повреждений, вернул весь кожный покров, и теперь он просто спит глубоким сном. Через несколько дней кожа окончательно приживется, а дотоле ты будешь за ним ходить и его утешать. Парень потерял всю семью, и всю его жизнь пожрал огонь, так что постарайся заставить его лежать смирно и не раздражать новые ткани.

Румяна вроде бы и слышала, что он говорил, и даже понимала что-то, но в то же самое время и не понимала вовсе. Бо́льшая часть ее головы была занята мыслями об одном только Лехе, но оставшаяся часть кричала о том, что Бухтарь… неправильный.

– Это все по моей вине, – вдруг сказал калека, – это я виноват.

– Ты? – удивилась она.

– Они искали меня. Я-то думал, что хорошо схоронился, но они меня искали все эти годы. Страшно подумать, сколько сил бросили на поиски, если всего за жалких пять лет успели добраться до такой глуши.

– Они? Кто они? Кому ты сдался так сильно, что из-за тебя людей огнем жгут?!

– Не твоего кметского ума дело, – ровно ответил Бухтарь и посмотрел на девушку из-под нечесаных волос, которые всегда падали на его глаза и лоб.

Привставшая было Румяна в страхе плюхнулась обратно. Там, у ручья в темноте, когда Лех едва не ударил Бухтаря, ей привиделось на краткий миг, будто глаза калеки вспыхнули. На самый-самый краткий миг. Это так напугало ее, что девица вскочила и схватила юношу за руку. Потом она убеждала себя, что, конечно, лишь защищала однорукого старика, но именно в тот самый миг она знала, что если Лех ударит Бухтаря, то с ним, с Лехом, произойдет нечто страшное, и надо было любой ценой спасти возлюбленного.

Вот и опять полыхнули глаза Бухтаря лишь на краткий миг, но теперь Румяна была уверена.

– Ты… кто?

– Беглый магик, примеривший на себя личину другого человека. Пять с лишним лет назад я случайно встретил твоего отца, и так случилось, что спас его от смерти. Помнишь, он ездил в Ирдлу на соревнования ковалей? Так вот на обратном пути у его телеги сломалось колесо, он стал близ лесочка вечерком, а как солнце зашло, на охоту вышли осклизни[1]. К его удаче рядом случился я. В благодарность Дорот, узнавший, что я бродяга, позвал к себе. Как я у вас в Пьянокамне прижился, ты знаешь, а вот теперь пора уходить. Беда слишком близко подобралась, еще чуть-чуть – и она заявилась бы прямо сюда.

Они сидели молча – мрачный Бухтарь, тянувший козье молоко, и бледная Румяна, смотревшая на него.

– Не верю, – наконец прошептала она, – не верю.

Бухтарь отставил кружку, глянул на нее исподлобья и вздохнул.

Сначала изменились глаза, из светло-карих став совершенно нечеловеческими, бледно-желтыми, потом лицо стремительно потеряло все знакомые черты – оно стало у́же, длиннее, острее. Последними были волосы – из седовато-русых они превратились в падающие на плечи и спину пряди, совершенно седые, кроме одной, иссиня-черной. В новом облике Бухтаря была только одна знакомая черта – длинные складки, которые, постепенно истончаясь, пролегли от внутренних уголков глаз по обеим сторонам от носа к уголкам рта. Когда-то матушка сказала, что это пути, протоптанные слезами на лице очень несчастного человека, хотя Румяна никогда не видела, чтобы Бухтарь плакал.

Дочь коваля замерла ненадолго, а потом набрала полную грудь воздуха, чтобы закричать. Бухтарь вскинул руку и сделал пальцем быстрый жест, будто перегоняя костяшку по спицам счетов, – крик так и не прозвучал, хотя Румяна старалась.

Тот, кто звался Бухтарем, встал из-за стола, накинул на плечи шерстяной плащ, надел соломенную шляпу, повесил на плечо сумку и взял стоявшие в углу трезубые вилы.

– Дом этот и все, что в нем, оставляю тебе, Румяна. И ему, возможно, если сойдетесь. Я был не прав, все-таки этот парнишка оказался хорошим человеком. Они пытали его, выведывая про меня, искали калеку-волшебника с покалеченной рукой и желтыми глазами. Конечно, парень не мог меня опознать, но когда они допытывались о новых людях, появившихся за последние годы, он не сказал им про меня. Знал, что они придут сюда. Но не меня он покрывал, а тебя и твою семью. Видать, что-то там у него внутри к тебе есть, что-то очень сильное. Прощай, Румянка, и прости меня, если сможешь.

– Постой! – Она вскочила, внезапно понимая, что дар речи вернулся. – Как хоть звать-то тебя по-настоящему?

– Тобиус.

– Вот те на… ну и срам!

Часть первая

Он добрался до сгоревшей конефермы пешком, попутно отмечая, что потерял ходкость. В прежние времена Тобиус мог широко шагать целыми днями без отдыха, мутировавший организм позволял, но за прошедшие годы он немного закостенел. Почти пять лет серый маг жил оседло, его тело привыкло к этому, и теперь возвращение к бивачной жизни обещало стать неприятным испытанием.

Все, что могло сгореть на конеферме, уже давно превратилось в золу и пепел, огонь уничтожил хозяйственные постройки, а животные, не погибшие в нем, покинули разрушенные загоны и разбежались во все стороны. Наверняка кметы скоро переловят всех «ничейных» лошадей, но дотоле многие погибнут от зубов и когтей зверя либо чудовищ, иным повезет самим найти путь к человеческим жилищам.

У дороги стоял фургон, возле которого суетились люди в легких доспехах, с саблями на поясах. Другие люди ходили по пепелищу и лазали по черневшим невдалеке развалинам особняка семьи Зданеков. Средних лет сержант, оглядывавший это печальное зрелище стоя у фургона, заметил Тобиуса.

Его подозвали и осведомились – кто он таков? Маг представился странствующим эстрийским мастеровым и сыграл простолюдина так убедительно, что офицер из Сгвирова поверил.

К дороге вышел стражник помоложе и протянул сержанту лежавший на тряпице предмет, который при беглом взгляде напоминал не то какой-то гвоздь, не то бесхитростный стилос. Тобиус впился в него взглядом, ощутив магию. Сержант заметил этот взгляд и велел «случайному прохожему» ступать дальше.

Когда конеферма скрылась из виду, серый маг сошел с дороги, воткнул в землю вилы, наложил на себя чары Глазоотвода и, вернувшись обратно, стал следить за работой стражников. Наконец Тобиус приметил того, кто подал сержанту находку, – стражник стоял над мертвой лошадью в большом пустом загоне. Даже на изрядном расстоянии вокруг туши чувствовалась сбивающая с ног трупная вонь. Другой стражник нехотя подошел, отмахиваясь от мух и зажимая нос.

– Нашли? – спросил тот, которого запах не смущал.

– Нет, – прогнусавил второй. – Их тут всего три мертвые скотины, но те две вчера померли, наверное, споткнулись, и обезумевший от страха табун задавил, а эта, о господи, эта, похоже, гниет здесь уже неделю!

– И в ней я нашел ту штуку.

– Как ты можешь здесь стоять? Меня сейчас вырвет!

– А ведь когда я доставал ту штуку, туша еще не была такой гнилой, – задумчиво бормотал стойкий стражник.

Тобиус был не из брезгливых и спокойно приблизился к туше. Степень омертвения тканей скотины действительно говорила о том, что она успела пролежать под палящим солнцем несколько дней. А ведь такого просто не могло быть при живых хозяевах.

Вернувшись на дорогу, он успокоил заволновавшихся лошадей и вплотную подобрался к сержанту. Находка лежала у того на открытой ладони, и офицер мрачно взирал на нее, хмуря брови. Волшебник, не мудрствуя лукаво, сграбастал стержень вместе с тряпкой и тут же перенесся к своим вилам. В следующий миг артефакт упал на землю, а Тобиус принялся сдавленно изрыгать проклятия – там, где его кожа коснулась металла, проявились ожоги от потустороннего холода.

Спустя час пути он нашел уединенное местечко на развалинах маленькой заброшенной фермы. Подготовив ритуал, волшебник уложил в центр выведенного на земле круга свою находку и открыл изъятую из сумки книгу заклинаний. Последовала длинная череда словоформул, после чего из сумки появилась большая медная чаша с цепочкой тайнописных знаков вдоль края и деревянный диск, к которому Тобиус прикрепил серебряный стержень. Наконец маг сгустил из воздуха воду, наполнил ею чашу и положил диск внутрь. Ему повезло. Если бы прежний хозяин этого стержня озаботился хоть какой-то защитой от магической слежки, Тобиусов трофей не повернулся бы на воде и не указал бы острым концом в нужную сторону.

Взяв этот волшебный компас и пробудив Крылья Орла, маг поднялся в небо, а вилы полетели рядом с ним.

Следящий артефакт вел в области лесистые и скудные людьми. Стало понятно, что цель полета близка, когда компас принялся то и дело менять направление, будто маг слепо кружил над нею. Внизу уже некоторое время текла речка, один ее берег порос невысокими кривыми деревьями, а на противоположном тянулась дорога, по которой двигался поезд из трех больших фургонов, сопровождаемых отрядом конных и пеших конвоиров.

Маг опустился на заросший крутой берег и двинулся параллельно поезду, то и дело разглядывая его через Истинное Зрение.

Ночевать Тобиус собирался на каком-нибудь дереве, но чем темнее становилось, тем яснее он понимал, что поезд не остановится. Фургоны продолжали катиться по дороге всю ночь в полной темноте. Это был первый и самый тревожный знак для мага. Вторым знаком стало то, что на следующий день поезд ни разу не остановился для привала и ухода за животными, а конвоирам, судя по всему, не требовалось справлять природные нужды.

Руководил всем человек благородной наружности, который ехал впереди на хорошей лошади, облаченный в дорожный плащ, кавалерийские сапоги и широкополую шляпу с черными перьями. Из-под плаща выглядывала блестящая кираса и кружевной воротник, на поясе висела шпага и пистолет. За время пути этот господин не издал ни звука. Он не заговорил, даже когда поезд вынужденно остановился по причине перегородившего дорогу разбойничьего завала. Началась стрельба.

Все прошло быстро и очень странно. Солдаты конвоя окружили и взяли в клещи разбойников, откровенно плюя на вражеский огонь. Волшебник видел, как попадание куска свинца сбило с ног одного из защитников поезда, но тот сразу поднялся и безмолвно продолжил путь, а из некоторых других по окончании действа торчали арбалетные болты. Теперь Тобиус точно знал, с кем имеет дело, несмотря на то что Истинным Зрением он все еще видел ауры простых смертных.

Всех разбойников взяли живьем, больше дюжины людей были приволочены к фургонам, лишь после чего предводитель покинул седло с собственным арбалетом в руках. Маг молча следил за тем, как он всадил по болту в пятерых мужчин подряд, потом достал длинные тонкие щипцы и под вопли еще живых принялся извлекать снаряды из трупов. Это повторялось до тех пор, пока все четырнадцать человек не погибли. К тому времени солдаты разобрали завал, и поезд двинулся дальше без потерь.

Тобиус перелетел через реку и приземлился рядом с валявшимися на дороге телами. Он не удивлялся тому, что убитые на его глазах разбойники, коим «посчастливилось» нарваться на слишком опасную добычу, уже смердели как недельные висельники.

Следующим утром, оставив поезд, маг нашел место, где от речной дороги в сторону уходило ответвление, и устроил там ловушку. Он вплел в землю заклинание Солнечный Костер с обширным радиусом поражения, после чего скрылся.

Когда поезд показался на ближайшем изгибе дороги, время шло уже к полудню. Предводитель, миновав развилку, повернул на ответвление, и фургоны с конвоем следовали за ним, пока Тобиус не пробудил заклинание. Волна золотистого света ударила из-под земли, а когда она схлынула, не было ни конвоиров, ни лошадей, лишь пустые доспехи, упряжи, три замерших фургона и ползущий прочь безногий командир.

Он услышал шаги, перевернулся на спину и поднял арбалет, но, увидев, кто идет, поменял его на пистолет. Волшебник вмиг перенесся к раненому, выбил оружие, проткнул вилами руку, пригвождая ее к земле, а потом из распахнувшейся сумки вылетел ритуальный нож и пригвоздил к земле вторую. Тобиус направил раненому в лицо указательный палец, на кончике которого светилось Перламутровое Шило.

– Кто ты такой?

Аура все еще утверждала, что маг имел дело с человеком, но он уже знал, что это фальшивка. Якобы живой человек не дышал, из обрубков его ног очень вяло сочилась черная жижа, а вилы и нож не причиняли особых мучений. В довершение всего зрачки врага светились фосфорной зеленью.

– Я – лермазу, – хрипло ответствовал он.

Тобиус медленно отстранился, что дало безногому шанс: он распахнул рот и изрыгнул воющий сгусток энергии, который унесся ввысь.

– Хозяин узнает, что я нашел тебя, что ты жив. Он тоже тебя найдет.

Серый маг нахмурился и сердито вздохнул. Что ж, всего не предугадаешь.

– Полагаю, допрашивать тебя бесполезно?

– Я не сказал бы тебе ничего, даже если бы мог, – улыбнулся безногий, – так что избавь нас обоих от долгого и скучного допроса. Убийство воссоединит меня с хозяином, дерзай.

По воле волшебника земля обхватила и сковала правую руку пленника, ритуальный нож был извлечен, его зачарованное бронзовое лезвие легко срезало с груди нежити блестящую кирасу и распороло одежду. Созданные опытными некромантами лермазу лишь имитировали людей, но под одеждой их туловища являлись каркасами из черных ребер, покрытых полупрозрачной зеленой плотью, а внутри, в призрачном котле некротической магии, беззвучно стенали души, отнятые у живых.

Волшебник медленно протянул руку к некротканям, но отдернул ее, когда изнутри подалось нечто похожее на лицо. А потом эти «лица» начали «всплывать» тут и там, натягивая плоть в бессильных попытках вырваться. Где-то там томились души Миклоя Зданека и его домочадцев, а также разбойников, убитых вчера.

Тобиус не умел изгонять, подчинять или допрашивать нежить, в лучшем случае он мог ее уничтожить, если она была материальна. Но маг медлил, размышляя о том, что станет с душами, если просто уничтожить лермазу. Взгляд упал на арбалет.

Черное изящное ложе украшали посеребренные рельефы в виде переплетения костей и черепов с изображениями червей, мух и стервятников, а также строчками восточной вязи. Приклад был искусно вырезан в виде распахнутой шакальей пасти. В ложе покоился острый штырь, точная копия того, что Тобиус украл у стражников.

– Почему ты перестал улыбаться? – спросил маг, наводя артефактное оружие на нежить.

Щелчок, громкий чавкающий звук. В ушах взорвалась какофония десятков голосов, и перед глазами промелькнули спутанные переплетенные картины из чужих жизней. Это продлилось всего лишь миг, но Тобиус рухнул рядом с упокоенным трупом. Так и пролежал несколько часов, будто парализованный.

Когда желание жить хоть немного проявило себя, волшебник поднялся, с трудом управляя телом. Во вскрытых фургонах он обнаружил трупы, наполненные консервирующими бальзамами. Отряд нежити, рыскавший по Диморису, собирал для кого-то не только души, но и рабочий материал. Он достал из сумки три колбы с белым фосфором и закинул их по одной в каждый фургон. Вернувшись к мертвой оболочке лермазу, серый маг обыскал ее. Вся добыча составила артефактный арбалет, кожаный ремень с шестью гнездами, четыре из которых занимали блестящие серебром стержни, перевязь со стальной шпагой, пистолет, небольшой запас пуль и пороха. Два оставшихся стержня были возвращены в гнезда на ремешке.

Достав из сумки синий свиток, Тобиус пробудил его чары – синяя бумага на глазах удлинилась и, извиваясь змеей, свернулась вокруг трофеев, после чего они исчезли из привычной реальности, будучи упакованными в двухмерную реальность свитка.

Когда фургоны догорели, волшебника уже и след простыл.

Как и большинство столиц Вестеррайха, стольный град Димориса Спасбожень стоял на судоходной артерии – Вейцсле. В прежние века город был деревянным и часто горел, но к году одна тысяча шестьсот сорок первому столичный детинец, а также обширные центральные районы уже давно были одеты в белый камень.

Ладья, на которой Тобиус купил себе место, миновала охранные суда и вскоре вошла в огромный порт Спасбоженя. Продолжая находиться под присмотром бойниц высокой белой башни, она причалила среди десятков подобных судов. Волшебник спустился по сходням, притворно хромая и опираясь на вилы как на посох. Голову он держал низко, чтобы поля шляпы скрывали глаза.

Серый маг умел временно деформировать свое астральное тело, меняя очертания ауры, и считал это небольшим преимуществом мутировавшего генома. Так, с помощью медитации он мог «слепить» себе ауру простого человека или же выдать себя за другого волшебника. Когда скрываешься от собратьев по Искусству, такой талант очень полезен.

На портовых воротах пришлось незаметно передать стражнику лишнюю серебряную полумарку вместо несуществующих документов.

Еще в порту Тобиус почувствовал на себе чье-то назойливое внимание. На привозе всегда ошивалась куча соглядатаев, докладывавших разным господам, кто приплыл в столицу, а господа могли быть самыми разными, в том числе и опасными. Потому, миновав ворота, серый маг сделал все, чтобы затеряться. Шагая по улицам припортовых районов и дыша запахом рыбы, древесины, скота, лярда, смолы, сточных вод, он уже мечтал о том, чтобы поскорее где-нибудь затаиться.

Тобиус был вынужден податься в столицу по нескольким причинам: во-первых, у него было мало денег и много вещей, которые он мог бы обменять на недостающие деньги; во-вторых, если по его следу шли некроманты – Кузнец ведает, что им от него понадобилось, – то спрятаться от них в большом городе было проще.

Лишь обзаведясь деньгами, он мог покинуть Папскую Область и отправиться в горы. Драконий Хребет очень велик, в этом царстве пропастей, долин, плато и пиков, грозящих небу снежными остриями, хватало места для тысяч разнородных племен, и один маленький волшебник легко потеряется там навечно. Но для путешествия нужны были деньги.

– Прочь с дороги, мелкота! – пробасил мохобород, проходивший мимо с огромной бочкой на плечах.

Представителей этого вида вблизи порта крутилось огромное множество, так же как и гномов, гоблинов и даже невысокликов. Мохобороды были гигантами высотой в полтора человеческих роста, очень похожими на самих людей, разве что довольно уродливыми, четырехпалыми и клыкастыми, с гротескно утолщенным и массивным телосложением.

Кормилен, борделей, подпольных игорных домов и особенно съемных жилищ близ порта было в достатке, но волшебник постарался найти самое неприметное местечко. Он нуждался не в комфорте, а в скрытности, и «Серая собака», затерявшаяся в лабиринте окраинных улочек, вполне его устроила.

Последовавшие дни, и особенно ночи, полнились блужданием по злачным местам, где волшебник присматривался к людям и нелюдям. Ему было трудно осуществить задуманное, не имея нужных связей. Несмотря на свой несуразный, в общем-то, вид, он смог устроиться вышибалой в один кабачок, где редкий вечер проходил спокойно.

Скоро Кривой Кмет, раздающий пинки охамевшим головорезам, приобрел скромную, но заслуживающую некоторого уважения репутацию, и некий богатый ростовщик предложил ему более высокооплачиваемую работу. К тому же одним вечером хозяйка кабачка, где он зашибал свой грош, намекнула, что за день до того неподалеку крутились какие-то люди, им интересовавшиеся. Тобиус понял, что пора убираться в другое место.

На новой работе он принялся выколачивать долги. Неприятная и унизительная работа, которой обычно занимались мохобороды, давалась ему достаточно легко. Так в Спасбожене прошел почти месяц, и лишь после этого появилось имя, с которым Тобиус мог подойти к дельцам с черного рынка и не быть посланным в Пекло.

Поздним вечером в начале месяца эйхета Тобиус наведался в харчевню «Блестящее корыто», где имел беседу с двумя торгашами с черного рынка, – гномом и невысокликом. Он передал им образцы своих овеществленных заклинаний, хождение коих в продаже на территории Папской Области было категорически запрещено. Но, как известно, где запреты, там и деньги. Дельцы сказали прийти на следующий день, после того как их специалист проверит товар.

Следующим вечером один из потенциальных партнеров встретил Тобиуса раньше, чем тот добрался до «Блестящего корыта». Это насторожило мага, и он приготовился пустить в ход вилы, хотя невысоклика сопровождали телохранители – мохобород и человек.

– Все в порядке, Кривой, мы с хорошими вестями.

– Вам же лучше, если так.

Мохобород почувствовал исходившую от серого волшебника угрозу и зарычал, показывая все восемь острых клыков. От гиганта сильно тянуло мускусом.

– Тише, тише, что за недоверие? Мы нашли богатого покупателя, которому нужны свитки с чарами Исцеления, транспортные и защитные артефакты. У тебя это есть?

– Да.

– Нужно много, не меньше дюжины свитков и столько же Прыгунов.

– Да.

– Отлично! А вот если бы у тебя было какое-нибудь боевое…

– Ничего такого, – твердо ответил Тобиус.

Ему уже не раз выпадала возможность получить неплохие деньги за работу более грязную, чем та, на которую он был согласен, и приходилось отказываться. В принципе он мог создать боевой артефакт, зарядив его Молнией, Сосулькой, Огненным Шаром, но это тоже находилось за гранью того, на что он был готов. Нельзя простым смертным доверять магическое оружие, они и с обычным слишком хорошо справляются.

– Жаль. Завтра на закате мы будем ждать тебя у колодца старины Стефана. Чтобы ты не думал, будто мы хотим тебя обобрать, нервный парень, вот задаток. Не тушуйся, бери.

Невысоклик бросил ему кошель, но Тобиус уклонился, не сводя взгляда с потенциальных противников. Те поняли, что им лучше идти, и только когда троица скрылась, он поднял кошель.

По возвращении в «Серую собаку» маг пересчитал деньги и задумался – а не рискнуть ли ему и не сбежать ли? Если держаться вдали от городов и больших поселений, экономить и питаться охотой, можно было обойтись и имеющейся суммой. Тобиус уже жил лесной жизнью, когда изучал Дикую землю.

Несладкие воспоминания будто спровоцировали внезапный приступ боли. Давно такого не было. Волшебник лежал на тонком соломенном матрасе, свернувшись калачиком, и скрипел зубами, стараясь не шевелиться.

Ах, как прекрасно было бы просто долететь до гор! Всего несколько дней быстрого полета – и он бы достиг царства гномов, а там принимали любого, кто мог предложить полезные навыки, и обратно не выдавали. Но лишь птицы могли свободно летать по небу, а вот за летучими волшебниками следили иные волшебники, промеж которых была поделена земля. Даже в родном Ривене, где для магов была вольница, нет-нет да и приходилось предъявлять медальон как знак принадлежности к выпускникам Академии, а в государствах Папской Области помимо медальона обязательно проверяли и церковный патент на право использования Дара. Просто так можно летать только над бесхозной территорией, где-то возле границы с Дикой землей. В окрестностях Пьянокамня, к примеру. А ведь у Тобиуса имелся и медальон, и патент, но он уже пять лет числился в розыске как среди волшебников, так и среди слуг Господних и быть найденным не желал совершенно. Нужны были деньги на дорогу, чтобы и дальше притворяться простым человеком.

Он явился в назначенное место за два часа до заката, но к колодцу не приблизился, а поднялся на старую, уже не использовавшуюся каланчу и засел там. Небольшой, поросший сорными растениями квадрат незастроенного пространства, со всех сторон зажатый стенами заборов и изб, пустовал. За все время ожидания лишь бездомные, на удивление крупные собаки пробегали по пустырю, и больше никого видно не было.

Подпольные торговцы пришли вовремя, а клиент, солидного купеческого вида мужчина средних лет, заставил немного себя подождать и явился в сопровождении пары телохранителей. Две группы людей и нелюдей лениво переговаривались, стараясь скрыть нервозность. В интересах и тех, и других было как можно скорее обменять товар на деньги и разойтись.

Тобиус внимательно изучил округу, не заметил ничего подозрительного и решил, что хватит заставлять их ждать. Когда волшебник появился в густевших сумерках, до его ушей донеслось громкое «А вот и он наконец!». Тобиус передал товар нетерпеливо ворчавшему гному, а тот разложил свитки и стеклянные палочки, мягко светившиеся голубым, на земле. Рядом с артефактами один из телохранителей покупателя уложил мешочек с золотыми марками. Обмен состоялся, и гном двинулся обратно.

Сразу за тем что-то пошло не так, бородач вдруг резко замер с распахнутыми от удивления глазами; лица покупателей тоже изменились. Волосы на затылке Тобиуса встали дыбом, а через миг он оказался на земле, разбитый магическим Параличом. Та же участь настигла и всех остальных участников сделки.

– Сучий сын! Сучий сын! – стонал гном. – Отродье червивой матки подземного демона! Гнида, вот ты кто, О́лек!

– Умолкни, паршивый подземный карл! – прозвучал неестественно высокий мужской голос.

Тобиус краем глаза следил, как некто в длиннополом одеянии прошел к гному и хорошенько пнул его по почкам, добавив для острастки второе заклинание Паралича. Ткань пространства пошла рябью, и возле колодца открылась арка портала, из которой выехал фургон городской стражи. Слуги закона принялись вязать бессильную добычу и грузить внутрь.

– Кажись, вот этот продавал контрабанду, гляньте на него, мудрейший, не будет ли хлопот?

– Простой смертный, – презрительно вымолвил присутствовавший волшебник, бегло изучив ауру Тобиуса, – отвезите в околоток и выбейте из него правду! Старейшинам Ока Посвященных[2] будет любопытно узнать, где он раздобыл товар!

– Будет исполнено, мудрейший!

Тобиус безмолвно поблагодарил Господа-Кузнеца за то, что тот так щедро удобрил землю лентяями и бездарями, не способными распознать волшебника на расстоянии вытянутой руки. А ведь все это могло закончиться в подвалах Инвестигации.

Несмотря на то что всех арестованных запихнули в один фургон, а потом еще и везли, не выбирая дороги, когда двери открылись, Тобиус был уже в порядке. Он успел невербально прочитать контрзаклинание и избавиться от чар. Собратьям по несчастью было тяжелее, гном беспрестанно стонал и плевался проклятиями.

Бежать маг не пытался, а смиренно зашагал в большой дом. Вскоре он вместе с гномом оказался заперт в деревянной клетке-камере; в соседнюю затолкали невысоклика и одного из телохранителей – человека. Еще дальше томился несостоявшийся покупатель со своей охраной. Кажется, он рыдал.

Когда стражники убрались, Тобиус молниеносно приблизился к гному, схватил его за горло и, прилагая немалые усилия, оторвал от пола.

– Скажи-ка, друг, что это все значит? – Лицо мага словно пошло трещинами вздувшихся вен, по которым от сердца стали подниматься потоки темной крови.

Гном честно пытался что-то хрипеть, его сильные пальцы сдавили Тобиусу предплечье, но боль только прибавляла тому ярости и сил.

– Отпусти его, Кривой! Он ни в чем не виноват! Как ты не видишь, что Бахону досталось больше всех! Это Олек нас продал! Стража, убивают! Стража!

Гном упал на пол и стал надсадно кашлять, плеваться, натужно сыпать проклятиями, но особо резко шевелиться не смел. Он был не на шутку испуган и чувствовал, будто стальные пальцы все еще сдавливали его глотку.

– Что за Олек?

Бахон медленно отполз к решетке, за которой кудахтал его подельник, и еще какое-то время тер горло под бородой.

Олек, по словам невысоклика, был средней руки магом из Ока Посвященных, который подрабатывал тем, что проверял магические товары для дельцов черного рынка. Данные субъекты вели с ним дела уже три года кряду, пока наконец сегодня этот вероломный человек не предал их на ровном месте.

– Я поворачиваюсь, уже иду к вам – и тут вижу, как этот dhafs’ghurdarshaa[3] вылетает из колодца, улыбается, гнида, так подленько, а потом как даст своими дерьмочарами, gob’herst scruul unfegart![4] А потом еще раз!

Гном изрыгнул несколько проклятий на гонгаруде, наконец выдохся, тихо застонал и спрятал лицо в широких ладонях. Природный иммунитет к магии сыграл с ним злую шутку: первый Паралич подействовал слабо, зато во второй Олек вложил больше сил и все же обездвижил гнома, крепко травмировав нервную систему.

Двумя незаметными жестами и невербальной словоформулой Тобиус рассеял все негативные эффекты, после чего подошел к зарешеченному окну. Он смотрел в ночь и думал, пока гном радовался внезапному облегчению. Впрочем, радость его быстро угасла.

– А самое подлое, что этого червя нельзя с нами на каторгу утащить! Он-то верняк в любом разе отбрешется, мол, входил в доверие к преступникам, а я, если вообще заговорю со стражей, приговор себе подпишу! Все, прощай родная гора, здравствуйте чужбинные каменоломни!

– Не кисни, Бахон, может, нас диаспора выкупит?

– Диаспора? – издеваясь, повторил гном. – Чья диаспора, рвать твою кормилицу?! Моя или твоя? За тебя, может, и попытаются положить что, а ради меня, попаданца, мои сволочные родичи и марки медной не предложат! Да и не выкупаются те, кто с магией связался, Церковь не позволяет, ты разве не…

– Что будет дальше? – Голос Тобиуса зазвучал так неожиданно и был столь спокоен, что гном вжался в решетку спиной.

– Дальше будет допрос, Кривой. Завтра поутру в околоток явятся дознаватели от Церкви и Ока или тебя к ним отправят. Да и начнут они выпытывать – мол, откуда взял, где нашел?

Тобиус кивнул, отошел от окна и сел посреди камеры, поджав под себя ноги. Через некоторое время Бахон так осмелел, что приблизился к нему и помахал перед лицом рукой.

– Он это чего? – подал голос человек, посаженный с невысокликом.

– Кажись, спит с открытыми глазами. И пусть, – ответил гном, пятясь, – а то мне как-то не по себе рядом с ним. Хватка у этого душегуба как у гренделя[5], хрен вывернешься, пускай уж лучше спит.

Он понимал, что опоздал, надо было бежать раньше. Ни в руки Церкви, ни в руки Ока попадать нельзя. Если придется, он и в Дикой земле схоронится. Пусть там и смерть на каждом шагу, но ему-то не привыкать.

Тобиус вынырнул из медитативного состояния за час до рассвета, к этому времени все остальные узники уже спали, а он вновь привел астральное тело в порядок и установил стабильную связь с Даром. Теперь не составило бы труда вырваться из холодной или сбежать незримым. Прежде чем Тобиус решил, как именно ему следует поступить, снаружи послышались шаркающие шаги.

Один из стражников приближался, неся в руке плошку с фитилем, торчащим из сала, и, щурясь, заглядывал сквозь решетки.

– Ты, кривой, на выход!

– Я? – удивился Тобиус.

– Нет, мля, тот третий кривой слева! Живо на выход, сучий потрох!

– А мы?! – всполошился спросонья гном.

– Вы тоже сучьи потрохи, но вы сидите дальше!

Его вывели в помещения стражи, где всучили плащ, шляпу, вилы и сумку. Ее, конечно, обыскали, но чужакам сумка Тобиуса всегда открывалась удручающе пустой. В том случае, когда вообще открывалась. Если же в нее заглядывал волшебник более одаренный и внимательный, чем некто Олек, и если этот волшебник ухитрялся поддеть скрытые измерения, то он рисковал остаться без руки или даже головы, потому что внутри обычно дремал Лаухальганда.

– Меня отпускают?

– Велено вывести за порог. Запрещенного товара тебе не вернут, конечно, но об остальном не ведаю, – ответил стражник, выводя Тобиуса во двор.

За воротами стояла большая карета с фонарями, возле открытой дверцы которой замер дородный немолодой диморисиец, седой и богато одетый. В его усах блестели золотые и серебряные кольца, а на пальцах сверкали крупными самоцветами перстни.

– Это вы! Какое чудо встретить вас спустя столько лет!

Тобиус распахнул глаза от удивления:

– Милсдарь Вуйцик?

Диморисиец, смеясь, обнял его как родного сына и с шумом затолкал в нутро кареты. Она двинулась плавно и мягко, а изнутри салон был весьма богато отделан, даже люстра звенела хрустальными подвесками.

– Мудрейший, я почти потерял надежду вас отыскать! Мне даже казалось, что я схожу с ума, что мне все привиделось, но Господь-Кузнец был милостив!

Тобиус, напряженно следивший, чтобы вилы не попортили внутреннее убранство, отвлекся от этого ответственного дела.

– Как вы узнали, что я в Спасбожене, и зачем искали со мной встречи, милсдарь Вуйцик?

– Разве я мог поступить иначе? Что же до того, как узнал…

Оказалось, что примерно месяц тому назад Поль Вуйцик встречал в порту столицы купеческий караван, пришедший с верхнего течения Вейцслы. Каково же было его удивление, когда негоциант увидел Тобиуса, хромавшего по одному из причалов! Конечно, волшебник странно выглядел, обрядился в обноски, поседел и зачем-то таскал с собою вилы, но глаза диморисийца были еще остры, а память – и того острее. К сожалению, Тобиус успел покинуть порт раньше, чем Вуйцик пробился к нему сквозь толпу, но тем же вечером купец разослал по столице описание с обещанием награды. К его разочарованию, Тобиус вел такую скрытную жизнь, что практически никому ничего не удалось узнать.

– Вот, значит, от кого я бегал, как ахог от ладана, – едва слышно пробормотал волшебник.

– По счастью, у меня есть связи среди стражи. Последние несколько часов я занимался как раз тем, что вытаскивал вас из околотка.

– Мм… большое спасибо.

Поль Вуйцик выглядел донельзя довольным собой.

– Вы знаете, за что меня схватили?

– О да, знаю.

– Церковь не прощает подобных…

– К счастью, – мягко, но уверенно перебил купец, – епископ Спасбоженя мой старый друг, который из уважения к нашей дружбе позаботится о том, чтобы с вас сняли все обвинения.

– Епископ? – опешил Тобиус. – Боюсь, вы из лучших побуждений ввязались в большие неприятности. Если до его преосвященства дойдет мое имя, то, скорее всего…

– Он знает лишь то, что мой друг попал в беду по глупости, и только. Да и надо же как-то воздавать за мои щедрые пожертвования.

– Рискуете головой, пан Вуйцик, – мрачно промолвил Тобиус.

– Как и вы рисковали, таща за собой две перепуганные и раненые обузы по землям, захваченным варварами-людоедами, хотя в одиночку уж точно не попались бы им на глаза, – ровно ответил купец, глядя Тобиусу в лицо. – Долги надо отдавать, иначе после смерти они утянут наши души прямо в Пекло, мудрейший.

Какое-то время они ехали молча. Диморисиец достал из-за пазухи красивую трубку, инкрустированную янтарем, и кисет, предложил Тобиусу. Когда волшебник достал свою люльку, Вуйцик удивленно воззрился на нее, но ничего не сказал.

– Куда мы едем, милсдарь Вуйцик?

– Ко мне домой.

– Это неразумно.

– Я настаиваю. Дайте себе отдохнуть, а потом делайте что хотите – бегите прочь, прячьтесь или же оставайтесь у меня в гостях… сейчас мне больно на вас смотреть, мудрейший.

Они курили, смакуя горячий пряный дым в легких, и довольно быстро свет в салоне потускнел.

Добрались лишь после рассвета.

Поль Вуйцик владел палатами близ центра столицы – огромным трехъярусным домом из камня с нарядным фасадом и окнами, украшенными резным наличником, а также высоким забором, огибавшим двор и сад.

Во дворе карету встречала толпа челядинов, которые едва ли не на руках пронесли хозяйского гостя сквозь сени, обширный подклет и подняли на второй ярус, где в одной из многочисленных горниц стояла бадья с парящей водой. Рядом с нею ждали три румяные девицы с длинными русыми косами, которые намеревались отмыть гостя до скрипящей чистоты. Тобиус сразу отпустил их, для приличия одарив каждую шлепком по мягкому.

Он задремал в горячей мыльной воде – сказалась ментальная усталость, – а когда деликатный стук разбудил, челядин спросил – будет ли милостивый государь завтракать с хозяином? Искупанный и одетый в дорогое, Тобиус явился в большую светлицу, где был накрыт стол. Его ждали двое – хозяин дома и утонченная белокожая девица с длинной черной косой, красотой и нежностью напомнившая цветок подснежника. Тобиус заметил хозяину дома, что она с их последней встречи невероятно расцвела, на что Анка, застенчиво опустив глаза, поблагодарила.

– Она говорит! – искренне удивился маг.

Оказалось, что после войны Поль Вуйцик, по его совету, обратился к великому сапиентоманту Сехельфорсусу Чтецу, и тот смог поправить разум Анки. С тех пор она вновь могла говорить, но памяти о годах безумия почти не сохранила. Хотя что-то о тех временах, когда Тобиус спасал их с отцом, девица помнила.

– Помню батюшку, – тихонько перечисляла Анка, – помню высокие стены, помню желтые глазки. Но у вас, дядечка, тогда совсем другой рот был, широкий, с большими-пребольшими зубками, и вы всегда улыбались. А сейчас не улыбаетесь.

Тобиус постарался улыбнуться как можно приветливее, но затем открыл сумку и изъял из нее нечто, похожее на черный мяч. Тот сонно замурчал, а потом у него появились большие кошачьи уши и широкий зевающий рот, полный крупных тупых зубов.

– Мря? – мяукнул Лаухальганда.

Анка взвизгнула от восторга и бросилась к отцу, подпрыгивая как маленькая девочка.

– Батюшка! Батюшка, это он! Это его я во сне вижу! Можно с ним поиграть? Можно?

Лаухальганда с удовольствием перекатился в ручки Анки и стал блаженно мурчать, будучи прижатым к груди. За стол она не вернулась, а так и ходила по светлице взад-вперед, милуясь с вновь обретенным другом.

По словам Поля Вуйцика, девушка отставала от сверстников в развитии и все еще считала себя ребенком, что, однако, ничуть не огорчало отца, некогда отчаявшегося услышать от родной дочери хотя бы одно осмысленное слово.

После завтрака хозяин палат и его гость проследовали на балконную галерею, с которой открывалась прекрасная картина дышавшего весенним цветом сада. Они расположились в удобных креслах, слуга принес чаю со сладостями и табак. Прежде чем отпустить, Поль Вуйцик шепнул ему что-то на ухо. Купец и волшебник раскурили трубки и повели степенную беседу.

Вуйцик деликатно обходил тему событий пятилетней давности, когда в Ривене прямо после войны разгорелся ужасный скандал. Шивариус Многогранник, один из сильнейших магов Академии, нарушил все мыслимые и немыслимые запреты, став тогда вне закона. Одновременно с ним в розыск был объявлен и без вести пропавший Тобиус Моль. Хотя никто официально не называл молодого волшебника преступником, его имя оказалось крепко связано с именем архимага-ренегата.

– Что вы делали эти пять лет, мудрейший? – мягко спросил купец.

– Прятался, – ответил Тобиус, – и рос.

– А что вы будете делать теперь? Тоже прятаться?

– Да.

Диморисиец медленно затянулся, косясь на своего гостя, и, вместе с табачным дымом, изрек:

– Простите мне такую наглость, но я скажу, что на вашем месте вернулся бы.

– Куда?

– Туда, где вас одолели.

Волшебник печально усмехнулся. Отрицать было глупо, ведь отнятая правая рука – хорошее подтверждение этой догадки.

– Когда я был ребенком, мне часто доставалось на улицах этого города от тех, кто был старше и сильнее. На следующий день после взбучки я всегда шел туда, где мне ее задали.

– Не понимаю.

– Просто я знал, что если не пойду на то же место, мне до конца жизни придется обходить его стороной, несмотря даже на то, что это очень глупо. Идя туда, я пытался одержать победу хотя бы над своим страхом.

Мысли в голове у Тобиуса были тяжелы и невеселы, он подносил ко рту люльку, но забывал сделать затяжку – и вновь опускал ее.

Появился слуга с подносом.

– О, наконец-то! Мудрейший, я обнаглею окончательно, но не смогу отказаться от такой оказии и не попросить вас о помощи.

– Все, что в моих силах.

– У меня есть небольшое увлечение, коллекция курительных трубок, которую пополняют обычно мои друзья, возвращающиеся из длительных торговых поездок. Один из них, весьма уважаемый гном, несколько месяцев назад привез мне трубку, сделанную, как он поведал, из редких магических материалов. Хотелось бы узнать у настоящего волшебника – насколько высоко он ценит нашу дружбу?

Перед Тобиусом был поставлен ларец.

– Древесина южного приморского кедра с опаловыми вставками. Уже весьма недешево, милсдарь Вуйцик.

Внутри ларца, в гнезде из черного бархата, лежала трубка. Она имела форму дракона, запрокинувшего голову в немом реве таким образом, что в его пасть-чашу можно было набивать табак. У дракона были сложены крылья и поджаты под туловище ноги, благодаря которым трубку можно было ставить на ровные поверхности без подставки. Мундштук, выполненный в виде драконьего хвоста, был длинным и плавно изгибался. В отличие от остального драконьего тела, он имел темно-красный цвет, а не белый.

– Восхитительная работа. В передней части чаши на горле дракона пластина, выточенная из золотистого топаза. Думаю, она тут для красоты, чтобы светиться желтым во время затяжек. Глаза дракона инкрустированы аловитами. Это камни, содержащие энергию огненной стихии, думаю, благодаря им трубка всегда будет оставаться прогретой, а помещенный в пасть табак очень быстро начнет тлеть сам, и курящему не придется всюду носить с собой огниво. Мундштук сработан из красного кадоракарового янтаря. Драгоценный материал, благодаря которому любой, даже самый дрянной табак станет давать дым, который будет поступать в легкие очищенным и даже отчасти целебным, а также с восхитительным пряным привкусом. Что же до основной части, до чаши, – Тобиус прикрыл глаза, ощущая мягкий приток магической силы, исходящий от трубки, – это драконья кость, самый прочный и дорогой материал в мире. Он с трудом поддается обработке даже заговоренными алмазными инструментами.

– Вам не трудно держать это в руках? Я слышал, что все, связанное с драконами, враждебно магии.

– Интересный вопрос. – Тобиус осторожно водил по полированной поверхности пальцами, ощущая при этом доступное лишь волшебнику осязательное наслаждение. – Величайший драконолог в истории Тульприс Бесстрашный выдвинул теорию о том, что драконы есть самые магические существа в мире. Он считал, что они, в отличие от волшебников и иных магических созданий, не излучают, а поглощают магию на протяжении всей жизни, как мы поглощаем пищу, воду или воздух. После смерти их тела начинают отпускать накопленную магию. Из-за ее переизбытка мертвые драконы не разлагаются, а лишь иссыхают, продолжая излучать ровный магический фон на протяжении веков. Поэтому мертвый дракон – это сокровище для волшебников, и не только для них – гномы ценят драконьи трупы больше золота и бриллиантов.

– Значит, она действительно ценна?

– Она дороже этого особняка и всего его содержимого.

– Вот и славно. Она ваша.

Тобиус не удивился, у него хватило проницательности сразу понять, куда дует ветер.

– Слишком дорогой дар, я не смогу его принять.

– Не дороже моей жизни и тем более жизни моей дочери.

Серый маг помолчал, рассматривая трубку из белоснежной кости дракона и темно-красного янтаря кадоракара.

– Знал я одного волшебника, у которого была трубка в виде дракона. Он очень любил этих существ, а я, признаться, все бы отдал, чтобы больше с ними не встречаться. И хотя курить из предмета искусства – это кощунство, я приму ваш подарок с благодарностью.

Остаток дня Тобиус гулял по саду, бесстыдно раскуривая в своем подарке табак и следя, как между грушами, яблонями и черешнями носилась Анка вместе с детьми челядинов и мяукающим Лаухальгандой.

Поздним вечером Тобиус поднялся на третий ярус палат, где ему был отведен целый покоевый терем с широким ложем, дорогой отделкой стен и мебелью, вышедшей из-под рук лучших краснодеревщиков. На прикроватном столе ждало несколько кисетов, туго набитых табаками, кедровый ларец из-под трубки, большая серебряная фляга с медовухой, свертки с едой и тяжелый кошель, полный золотых марок. Гостеприимный хозяин позаботился также и о том, чтобы гость, отправлявшийся в путь, получил удобную и качественную походную одежду. Перед тем как лечь спать, Тобиус поместил подарки в синий свиток-хранилище, который, в свою очередь, спрятал в потайное измерение сумки. Свечи по мановению руки погасли, и он устроился на перине лебяжьего пуха.

Вскоре стало понятно, что ничего не выйдет, ибо пять лет сна на жесткой лавке нельзя просто взять и забыть. Он уже было собрался лечь на большой шкуре, расстеленной подле ложа, когда дверь открылась в темноте. Тобиус напрягся, ощущая на кончиках пальцев готовые к применению заклинания.

От незваного ночного гостя пахло деликатными цветочными благовониями. Ночная рубашка соскользнула на пол, шелестя тканью по гладкой коже, гостья забралась под одеяло, замерла, нащупала волшебника, прильнула к нему и принялась ласкать. Горячее тело, одуряюще пахшее здоровой молодой женщиной, само напрашивалось на жадную и ретивую ласку. Мужская природа мага решила потребовать оплаты за годы воздержания, но он неумолимо ее усмирил.

– Боевая рана напоминает о себе, – прошептал Тобиус, отрываясь от нежных губ, – не могу. Ступай к себе.

Она замерла в растерянности, возможно оттого, что обычно залезть на нее попытался бы даже безногий и безрукий. Или оттого, что решимость дорогого гостя, минуту назад бывшая твердой как железо, вдруг остыла и ослабла.

– Позвольте хоть побыть здесь, милсдарь, иначе хозяин будет недоволен.

– Как тебя зовут?

– Вилиса.

– Спи на ложе, Вилиса, а я лягу на полу.

– Как можно?!

– Умолкни и повинуйся, женщина.

Разложившись на шкуре между стеной и ложем, Тобиус смог наконец почувствовать себя достаточно расслабленным, чтобы уснуть. У него это получилось, и даже кошмары не явились к ночной поживе, будто и они решили дать магу передышку.

Он проснулся в темноте среди ночи от того, что на ложе происходила какая-то возня. У изножья стояла фигура, тускло поблескивавшая металлом, а над периной уже парил окутанный цепью сверток из одеял. До предела сузив зрачки, Тобиус пробудил заклинание Вспышка. Поскольку он был готов, это дало ему возможность вскочить, закинуть сумку на плечо и вытащить из ее пространственных складок посох.

Когда вспыхнул ослепительный свет, второй за ночь незваный гость инстинктивно попытался защитить глаза, хотя сам сиял тысячами бликов. Все его тело покрывала полированная сталь, на голове сидел шлем с глухим забралом, а с плеч ниспадал плащ, набранный из листовидных лезвий, похожих на роговую чешую. Левая рука гостя являлась отлитым из металла протезом в виде оголенных человеческих костей.

Тобиус обрушил на чужака ослабленную Ударную Волну, которая проломила им стену и вышвырнула в коридор, что, однако, не возымело ощутимого эффекта – сверкая сталью, тот влетел обратно. Цепь, опутывавшая одеяло, живой змеей устремилась к Тобиусу, обхватила его и сдавила так, что затрещали кости. Пользуясь телекинезом, серый маг сорвал с одной из стен украшения – два щита и оленью голову – и швырнул их в гостя. Щиты замерли в воздухе еще на подлете, а вот оленья голова сбила врага с ног, и цепь тут же с лязгом упала на пол. Тобиус бросился к кровати, рывком развернул одеяла и увидел нагую девицу, перепуганную до полусмерти.

– Передай хозяину, что я очень извиняюсь!

Она взвизгнула.

Враг поднялся, вскинул левую руку, и фаланги его протеза беззвучно метнулись в Тобиуса, как пули. Они врезались в Непробиваемый Доспех с такой силой, что отшвырнули и придавили серого мага к стене. Нужно было выбираться наружу, потому что магический бой в замкнутом пространстве всегда чреват разрушением этого пространства с сопутствующими человеческими жертвами.

Зарычав, волшебник схватил врага телекинетическими «щупальцами» и пробил им еще одну стену. В получившееся отверстие он выпорхнул на Крыльях Орла и понесся в ночную высь. Город остался далеко внизу, и на какой-то миг Тобиус испугался, что его не станут преследовать, что враг остался там, в палатах Поля Вуйцика, но вот в него ударило листовидное лезвие, потом второе, третье – стальной маг летел следом.

Тобиус развернулся и завис в тишине на большой высоте. Его преследователь тоже замер, дав рассмотреть себя в красном отсвете кометы. Казалось, что он был облит кровью с ног до головы, красный свет играл на выпуклом лицевом щитке и на четырех длинных кинжалах, паривших вокруг хозяина.

– Хочешь взять меня живьем? – спросил Тобиус.

Кивок.

– А ведь я тебя помню. Это ты убил Фрейгара Галли и чуть не уничтожил его сына, пользуясь моей личиной?

Кивок.

– Так и знал. Меня тогда чуть не казнили за твое преступление. Пора платить долги.

Два волшебника висели на огромной высоте между куполом небес, рассеченным красным шрамом кометы и чернеющей внизу землей, на которой слабо искрились лишь скопления человеческих жилищ. Посреди этой страшной пустоты, где должен был бы дуть ледяной ветер, оказалось очень спокойно и тихо.

Плащ стального мага распался на сотни сегментов-лезвий, которые обратились к Тобиусу остриями, будто дрессированная стая хищных птиц. Она устремилась к магистру, а тот, распахнув рот, изрыгнул навстречу рой алых светлячков. При столкновении светлячки взрывались огненными вспышками, а лезвия разрушались. Куда бы ни направлялась их металлическая стая, раскаленный рой все время защищал своего создателя, да еще и тянулся к врагу – Тобиус не прекращал создавать все новых.

– А ты ведь больше ничего не можешь, – сказал он, наконец решив, что в небе над столицей достаточно светло.

За прошедшее время стальной маг не применил ни единого нового приема, все его атаки сводились к манипуляции металлом и только, а от контратак он уворачивался, словно неспособный защищаться магией. Поняв это, Тобиус обхватил врага невидимым телекинетическим кулаком, притянул к себе и пронзил грудь посохом. Короткий разряд раскаленной гурханы выжег его изнутри.

– Квиты.

Тело ухнуло навстречу земле, провожаемое взглядом пылающих глаз.

Пора было бежать. После такого шума и светопреставления в небесах оставалось только удивляться, почему волшебники Ока Посвященных еще не бросились прочесывать пространство над столицей.

Он телепортировался в ночной лес, куда-то в глушь, такую дикую, что быть найденным волшебник мог лишь чудом. Когда-то, когда лишь начались его скитания, он часто забредал в пущи, рыская там, вдали от чужих глаз.

На вторые сутки пути в чаще возник собачий лай. Тобиус не придал этому значения, хотя и постарался как можно дальше убраться от того места. Когда лай повторился, он понял, что его преследуют, и немедленно телепортировался на расстояние трех дневных переходов к югу. Так он бежал несколько дней, заметая следы и совершая рывки, но свора преследовала серого мага неотступно, и вскоре стало ясно, что от этих псов не убежать.

В конце концов Тобиус уселся на ствол поваленного дерева, раскурил трубку и стал ждать.

Лесная ночь самая темная, ибо кроны перехватывают скупой свет звезд и луны. В красноватой лесной темноте то и дело вспыхивали звериные глаза. Лай стих, но собаки были рядом, большая свора, распространявшая запах сырой псины.

Пять аур зажглись перед сознанием Тобиуса, пять волшебников – полная боевая звезда. Две из пяти аур он смог узнать. Это давало надежду на то, что драться не придется. Тобиус сделал затяжку и легонько дунул, заставив пасть костяного дракона исторгнуть небольшой сноп искр, которые, в свою очередь, превратились в огненных светляков и разлетелись вокруг.

Ловчие не осторожничали, приближались уверенно.

– Я думал, что за мной идут враги, – промолвил Тобиус, осматривая их.

– Потому и убегали от нас с таким упорством, чар Тобиус. Логично.

– Я был прав?

– Будущее покажет.

Ломас Полумесяц, высокий худой бледный волшебник с гладким молодым лицом, длинными черными волосами и глазами, которым, казалось, не было дела до этого мира. Он держался чуть впереди, заявляя о своем главенстве в боевой звезде.

– Скажите, почему вы еще не в Ривене, чар Тобиус?

– Потому что я еще в Диморисе, чар Ломас. А если мне еще раз зададут этот вопрос, я отвечу, что просто потерял память и только-только начал вспоминать, кто я есть на самом деле.

Будто решив, что условности соблюдены, Полумесяц перешел к делу.

– Вы готовы вернуться в Академию?

– А что меня там ждет?

– Беседа с управителями. Ваше исчезновение оставило много вопросов и наплодило еще больше теорий.

Вместо того чтобы спросить: «А если я не хочу возвращаться?» – Тобиус прикинул свои шансы выйти победителем из боя с пятерыми волшебниками сразу.

Ломас Полумесяц – артефактор, Кузан Попрыгун – маг Пространства, Гломп Тролль – целитель, Кельмин Псарь – метаморф в облике гигантского горного мастифа, возглавляющий свору; и, наконец, Ашарий Задира – пиромант и боевой маг. Последний за прошедшие годы изменился, словно в нем поубавилось лихости, лоска.

Одного убью, двоих покалечу, но они все равно схватят меня – пришел к неутешительному выводу Тобиус.

– Буду счастлив вернуться под защиту Академии и продолжить свое ей служение. – Кристаллические доспехи растаяли.

– Ни на мгновение в вас не сомневался. – Клинки Ломаса медленно крутанулись в воздухе, издав мелодичный лязг.

Кузан Попрыгун принялся связываться с Академией, чтобы там зажгли астральный маяк и он смог провесить к нему портал.

Никадим Ювелир нисколько не изменился за время. Что есть семь лет для того, кто оставил за плечами два века? Ерунда. Он был все так же крепок, седые неухоженные волосы и спутанная борода напоминали растрепанную паклю; поблескивали, напоминая серый кварц, выцветшие глаза на твердом морщинистом лице. Его голову охватывал золотой обруч с синим самоцветом во лбу, а бесчисленные медальоны, цепочки и браслеты издавали звон при каждом движении.

В сопровождении этого звона он вошел в лекарский покой, посреди которого на овальном алтаре сидел Тобиус.

– Рад видеть тебя в добром здравии, мой бывший ученик. Более или менее. Сочувствую твоей утрате.

– Что? – не сразу понял Тобиус. – А да, рука.

– Как это случилось?

Серый маг пожал плечом, продолжая избегать прямого взгляда:

– Слишком много о себе возомнил и поплатился за это. В оправдание могу сказать, что следовал по своей Нити до самого конца.

– Почему не отрастил новую?

– Долгая история.

– Тобиус, я чувствую, что ты очень зол на меня. Это так?

– Зол? На вас? Глупости. Вы единственный, кто хоть как-то попытался меня предупредить. Остальные просто отправили на смерть.

Никадим Ювелир внимательно изучал своего бывшего ученика, отмечая изменения в нем. Тобиус заматерел, стал настоящим магистром, а возможно, уже и перерос эту планку.

А еще Никадим испытывал смятение. От серого исходила скрытая угроза, и великий артефактор не мог понять ее природы. Была она направлена на него либо просто исходила от серого мага как свет от солнца? Тобиус улыбался, выказывая почтение, но архимагу чудился оскал.

– Видимо, стоит объяснить тебе, что к чему, чтобы ты не пребывал в плену заблуждений, Тобиус. Пожалуйста, послушай.

По словам Никадима Ювелира, все началось с целой папки пергаментных корешков, найденной Никопатом Закладкой, который в те годы служил лишь младшим библиотекарем и не имел даже второго имени. Корешки утверждали, что некогда в анналах библиотеки Академии хранилось множество документов, считавшихся утраченными навсегда: Афивианские свитки, книга Инкванога, собрание сочинений Риата из Канэйры; десятки различных наименований. Волшебники, в те времена правившие Академией Ривена, крайне заинтересовались этим вопросом. Было снаряжено несколько хорошо подготовленных экспедиций на Ору, но все они вернулись ни с чем, кроме потерь.

Позже одно из мест в совете управителей занял маг по имени Хельтрад Ледяное Сердце, и более жестокого волшебника Академия не знала уже несколько веков, как и более могущественного. Хельтрад быстро стал негласным верховным магом, и при нем Шангрун стал поводом сослать неугодных по какой-то причине волшебников куда подальше, а именно – через Седое море, чтобы, немного отморозив себе пальцы, они возвращались униженными либо сидели на Оре, лелея свою гордыню. Со временем необходимость в этом способе наказания отпала – в Академии перевелись маги, желавшие раздражать Хельтрада. Однако через долгое время на Ору отправился не кто иной, как Шивариус. Молодой и тщеславный, он совершил ту же ошибку, что и Тобиус позже: смог стать магистром через несколько лет после выпуска. Даже то, что он был протеже самого Хельтрада, не спасло его от ссылки.

Пропал Шивариус на целый год, а когда вернулся, что-то в нем очень изменилось. В худшую сторону. Серый маг признал свою неудачу и удалился с позором, а через двадцать лет вернулся в стены Академии необычайно могучим, некоторое время успешно преподавал, а позже был посвящен в архимаги. В этом его поддержали Маурон Левый и сам Никадим.

Не считая Финеля Шкуры, который отправился на север в поисках лекарства от родового проклятия, после Шивариуса искать Шангрун больше никого не посылали. До тех пор, пока эта участь не коснулась Тобиуса.

– Тебя не пытались убить, Тобиус, хотя то, что Гаспарда решил учинить в угоду самолюбию прочих старших волшебников, тоже выставляет всех нас в дурном свете.

– А что было потом?

– Прости?

– Я никогда не слышал о Хельтраде Ледяном Сердце, что с ним стало?

– Погиб вообще-то. Неудачно телепортировался – тело явилось на место частично, причем недоставало некоторых внутренних органов, правой руки… Через какое-то время сменилось еще несколько управителей, ну а потом утвердился нынешний состав во главе с Гаспардой.

Неудачная телепортация, какая несуразная смерть для великого мага, подумал Тобиус, все равно что для мастера меча нарваться животом на острие собственного клинка, споткнувшись ночью по пути в уборную.

– На твоем месте я бы сейчас думал о том, что ты скажешь управителям. И предупреждаю, ты не заметишь этого, но совсем рядом будет Сехельфорсус Чтец. Я бы и рад дать тебе что-нибудь, защищающее мысли от чтения, но они это заметят.

– Значит, вы уже решили, что я собираюсь лгать и хитрить?

– Ты пять лет где-то прятался. Многие считали, что ты погиб, другие думали, что ты примкнул к Шивариусу, третьи были убеждены, что он посадил тебя в пыточную камеру и скармливает твою душу демонам Пекла по кусочку в день. Правда, ни первые, ни вторые, ни третьи не могли ответить – отчего в таком случае Шивариус назначил награду за тебя живого? У тебя явно есть что скрывать.

Обещанные целители наконец появились. Почтительно кивнув Никадиму, они принялись окутывать Тобиуса паутиной диагностических чар, проверяя все слои его существа на предмет отклонений. Хотя Ювелир просто присутствовал и не имел к процессу обследования прямого отношения, результаты в первую очередь представили именно ему как заинтересованному архимагу.

– Обширные свежие гематомы, зажившие шрамы, многочисленные следы старых переломов, асимметричное развитие мышц груди и спины, что не странно при отсутствии одной руки, следующее из этого искривление позвоночника, нарушение пигментации волосяного покрова – преждевременная седина. Не считая этого и сильно перевозбужденной нервной системы, физически он здоров. Но с астральным телом все обстоит несколько сложнее.

– В чем проблема?

– Мм… оно… – Целитель посмотрел на собратьев по ремеслу в поисках поддержки, потом перевел взгляд на Тобиуса, который не обращал на него внимания, и наконец заговорил совсем тихо, сплетая в воздухе иллюзорные изображения: – Вот это моя аура, а это аура пациента.

– И что?

– Видите этот небольшой контур в районе мыслительного центра? На темени, иначе говоря. У меня он есть, у пациента – нет.

– И что?

– Это признак наличия Путеводной Нити, ваше могущество. У магистра Тобиуса ее нет.

Упомянутый магистр улыбнулся, следя за реакцией Никадима Ювелира, и улыбка его вопрошала: все еще непонятно, что во мне изменилось?

– Такое возможно?

– Мы сталкиваемся с этим впервые. Обычно контур Путеводной Нити исчезает из ауры…

– Мертвецов, – закончил Тобиус. – Я тоже изучал целительскую магию и знаю, что волшебник без Нити – это мертвый волшебник. Какой ужас, мертвецы среди нас.

Его заявление повергло присутствующих в молчание ровно до тех пор, пока один из целителей вдруг не сделался очень взволнованным.

– Пожалуйста, отойдите от обследуемого! Фиксирую на его теле пространственную складку!

В палату телепортировались боевые маги. Никадим Ювелир громко вскрикнул, призывая всех не вести себя как перепуганные куры.

– Тобиус, ты используешь магию Пространства сейчас?

– Я постоянно ее использую, но совсем чуть-чуть.

– Что у тебя в складке?

– Боитесь, что я сохранил при себе боевой артефакт?

Восстановилась враждебная тишина.

– Зря боитесь. Хотя, конечно, артефакт-то при мне.

Никадим вскрикнул опять, заставляя боевиков держать себя в руках, пока складка в реальности разравнивалась, выпуская наружу спрятанное содержимое. А потом ему больше не пришлось настаивать на спокойствии, все и так смотрели как завороженные, со страхом, но не в силах отвлечься от скрюченной пятерни, застывшей в потеках расплавленной бронзы.

– Тобиус… как? Она…

– Беспрестанно. А если попытаюсь провести через нее магический заряд, то упаду в обморок от боли, мозг отключится, чтобы не вскипеть. Несколько раз пытался ампутировать, но подарок одного унгиканского колдуна, засевший внутри, протягивался к сердцу, намекая, что умирать будем вместе. Дабы не стать зависимым от обезболивающих, я медитировал, внушая себе, что руки нет, даже спрятал ее в складку и пользовался только левой. Это немного помогло, но приступы особо острой боли все же периодически выводят меня из строя. А так-то у меня все отлично.

Тобиус остановился посреди лестницы. Дышалось тяжело, одежда липла к телу, а во рту пересохло. Им овладевала тревога. Каждая следующая ступень приближала к месту, где сосредоточился страх, где он пережил предсмертную агонию и отчаяние. Собравшись, Тобиус пошел дальше, и с каждым шагом незримая тяжесть давила на плечи все сильнее, побуждая броситься в бегство. Однако серый маг, заглядывавший в глаза собственным кошмарам на протяжении нескольких лет, был готов вернуться туда, где в его памяти еще жил образ беспощадного врага.

Зал совета управителей восстановили, заделали проломленные стены, заново облицевали все драгоценным обсидианом и вернули в центр десять каменных тронов, над которыми сверкала великолепная магическая люстра. Сквозь витражи многочисленных узких окон проникал раскрашенный свет, придававший мрачному черному помещению толику жизни.

Тобиус прошел в круг каменных тронов, сопровождаемый гулким эхом шагов, которое заметалось меж колонн. Троны были расставлены с грамотной задумкой, вроде бы для того чтобы члены совета видели друг друга, совещаясь, – а с другой стороны, когда допрашиваемый входил в круг, его спина всегда была незащищена для чьих-нибудь взглядов, и чувство безопасности ускользало.

– Отрадно видеть вас в добром здравии, чар Тобиус.

– Спасибо, ваше могущество.

Управители с интересом изучали блудного магистра, наконец-то вернувшегося домой.

– Где вы были, чар Тобиус?

– Отдыхал, – спокойно ответил он.

– Поведаете нам, что произошло в этом самом зале пять лет назад?

Воспоминания живыми картинами вставали у него перед глазами, заставляя старые раны болеть. Но никому не было до этого дела, а потому серый волшебник отмел лишнее и заговорил очень скупо, по существу.

Прибытие в Ордерзее, проникновение в Академию, предложение примкнуть к Шивариусу, его речи о родословной Императоров-драконов, планы на будущее мира и прочее, прочее, прочее.

По-настоящему же они заинтересовались, лишь когда он упомянул о некой книге. Несомненно, управители что-то знали о черновиках Джассара. Однако серый магистр не без удовольствия разочаровал их.

– Она у вас? – хрипло спросил Гаспарда.

– Нет, увы. Поскольку сбежать из-под купола я не смог, как ни пытался, в конце концов меня поймали и вернули сюда. Ренегат переломал мне все кости, забрал книгу и удалился, а я потерял сознание.

Астрал вновь забурлил.

– Как вы избежали смерти?

– Честно говоря, я почти уверен, что не избежал ее. Однако то, почему я сейчас стою перед вами, остается загадкой и для меня самого.

– Чар Тобиус, вы знаете, зачем бы Шивариусу было искать вас на протяжении последовавших пяти лет?

– Возможно, он решил, что недостаточно меня покалечил, и возжелал довершить начатое.

Тобиус высунул из-под белой накидки правую руку и показал управителям сплав опаленной плоти и металла. Это было неплохим аргументом в его пользу, но серый маг понимал, что так дешево их не купить.

– Хотя, возможно, дело в Шангруне, – продолжил допрашиваемый.

– Что вы сказали?

– Я исполнил ваше указание и отыскал Шангрун. Увы, задолго до меня там побывал Шивариус. Возможно, он дорожил тайной своего личного источника знаний и не хотел, чтобы я открыл вам его местонахождение. Хотя, скрываясь, я верил, что вы и так уже узнали. Финель Шкура должен был доложить о нашей встрече на Оре. Разве он этого не сделал?

Тобиус действительно не знал, что случилось с Финелем Шкурой после их расставания, и допускал, что тот уже давно вернулся из-за Седого моря и представил управителям доклад о собственной экспедиции на Ору. Но серый маг надеялся убедить их, что Шивариус не подозревал о существовании Шкуры и считал, что, заставив Тобиуса замолчать, сохранил бы свою тайну в безопасности. Так он мог бы утверждать, что Шивариус искал его не из-за бесценной книги, а ради сохранения Шангруна в тайне.

– Чар Тобиус, с тех пор как Финель Шкура отправился на Ору, о нем не было вестей. А сейчас вы утверждаете, что нашли Шангрун?

– Конечно. Это было нелегко, но я смог его найти. Если мне вернут мою сумку, я представлю исчерпывающие доказательства.

Сумка появилась буквально по щелчку чьих-то пальцев. Тобиус закинул ее на плечо и принялся рыться внутри, зная, что его имущество уже перетряхнули, потому что внутри не было Лаухальганды. В процессе поисков он случайно вынул из многомерных недр старый серебряный перстень с крупным сапфиром и цепочкой рун по ободку. По какой-то причине украшение оказалось наэлектризованным и ужалило его злой искоркой, после чего было уронено обратно.

– Боюсь, здесь не хватает кое-чего. Кое-кого, – отметил Тобиус, борясь с желанием сунуть пострадавший палец в рот. – Если вас не затруднит…

Управители беззвучно посовещались, и в зале появилась птичья клетка, внутри которой парил подвешенный в стазисном поле Лаухальганда. Когда его освободили, ушастый мяч разразился воплями взбешенного кота и насилу был успокоен. Из его рта Тобиус достал очень большую и толстую книгу в мягком переплете.

– На первой странице изложены точные координаты, а дальше – все знания, которые я успел почерпнуть из раритетных и даже реликтовых гримуаров, хранившихся там. Шивариус, посланный на Ору Хельтрадом Ледяным Сердцем, смог сделать то, чего не осилили иные. Он нашел Шангрун, но решил присвоить его богатства и пользоваться ими единолично. Таково мое мнение.

Тобиус представил им свою ложь и предложил полюбоваться ею со всех сторон, а потом желательно поверить в нее и отпустить лжеца с миром. Он передал им сборник разнообразных знаний, взятых из множества раритетных книг, хранившихся в Шангруне. Разумеется, неполный сборник, а то, что успел перевести, расшифровать, систематизировать и понять за пять прошедших лет.

– Вы можете идти пока, чар Тобиус, но мы еще вернемся к вашей истории.

– В любое время, ваши могущества, – ответил он, не двигаясь с места.

– Что-то еще? – спросил Огненное Облако.

– Да, ваше могущество. Я хотел бы обсудить награду, которая мне причитается.

Если бы наглость могла двигать предметы, то каменные троны вместе с великими архимагами были бы тот же миг разбросаны по залу.

– Награду? – спокойно переспросил Гаспарда.

– Да. Я нашел Шангрун, тем самым выполнив ваше поручение, а еще я очень многое сделал ради Академии, когда другие бездействовали, я пострадал, лишился руки. Думаю, мне причитается небольшая компенсация.

– Чар Тобиус, я просто сгорю от нетерпения, если немедленно не узнаю, в какую цену нам обойдутся все ваши подвиги, – улыбнулся великий пиромант.

Обсидиан в зале совета вздрогнул и завибрировал от многоголосого взрыва хохота, стоило лишь прозвучать ответу.

Когда двери закрылись за его спиной и волшебник спустился на несколько ступенек, он остановился, чтобы хорошенько рассмотреть кусок застывшего магического янтаря, переданного ему в дар как награда за славную службу. Для них это было смехотворной мелочью, настольным грузом для придавливания бумаг, но для него это являлось одним из самых ярких воспоминаний детства.

Лаухальганда подпрыгивал возле ноги, тихонько мяукая.

– Ты проглотил свиток, как я тебя учил?

Ушастый мячик раскрыл рот и высунул язык, на котором лежал синий свиток-хранилище. Волшебник слабо улыбнулся, позволил компаньону проглотить янтарь и накинул на голову капюшон, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Идем, проветримся.

Тобиус испытывал ностальгические чувства, шагая по галереям, залам и лестницам главной башни. Впервые со времени выпуска он вернулся в Академию не по причине внезапного нападения – и застал ее в процессе обычного ежедневного обучения.

Ученикам преподавали знания в аудиториях, лабораториях, вольерах, мастерских. Все неофиты занимались одним и тем же – учились ощущать и контролировать гурхану; адепты постарше постигали основную теорию магии, историю, географию, письмо, счет, черчение, рисование, проходили мнемонические практики, готовили свои организмы к грядущим мутациям, занимались боевыми тренировками.

С переходом со ступени на ступень, становясь старше, юные волшебники выбирали себе те грани Искусства, которые им лучше давались, и некогда единые группы новичков разбивались, отправляясь на разные профильные занятия; с приближением выпускных экзаменов молодые волшебники находили себе профильных руководителей.

Покинув главную башню, серый маг двинулся по обширной парковой зоне, окружавшей основной комплекс учебных корпусов. Тут и там на лугах, в рощах, у подножий или на вершинах холмов виднелись обособленные павильоны, зверинцы, лаборатории.

Ему приглянулась небольшая беседка с куполообразной крышей-витражом, под которой висел дремлющий в дневное время кристалл-светильник. Устроившись на сиденье, Тобиус набил трубку и закурил.

Водя большим пальцем по теплой и гладкой драконовой кости, Тобиус сам не заметил, как задремал. Сон принял волшебника в мягкие объятия, пахшие табачным дымом и весенним цветением, то был милосердный сон без боли, кошмаров и тьмы с алыми очами.

Когда волшебника стали осторожно будить, был уже глубокий свежий вечер, магический кристалл мягко светился, окутывая витражный купол беседки разноцветным ореолом. Ломас Полумесяц держался на почтительном расстоянии, соблюдая мудрую осторожность, – спросонья волшебник может и Огненным Копьем в лицо засадить.

– Чар Никадим зовет вас.

Полумесяц вел в один из корпусов, где располагалось множество артефакторских мастерских и литейные цеха, производившие детали для техноголемов. К тому часу учебные помещения всех мастей были уже пусты, а ученики находились на вечерней трапезе.

Из-под дверей одной мастерской шел свет, и Ломас приглашающим жестом указал на нее, не собираясь идти дальше.

– Желаю вам удачи, чар Тобиус, и надеюсь, что все закончится хорошо.

– А что-то может закончиться плохо? – подозрительно прищурился серый маг.

Так и не получив ответа, он вошел в мастерскую и остановился, разглядывая собравшихся там великих волшебников. Никадим Ювелир, братья Эхо и Нарлога сидели за одним из столов, расчистив немного места от кузнечных инструментов, и пили отравку с нехитрой закуской.

– Ваши могущества.

Таурон Правый и Маурон Левый являлись братьями-близнецами, которых едва ли кто-то сумел бы уличить в родстве. За годы практики диаметрально противоположные направления Искусства изменили близнецов, некогда являвшихся зеркальными отражениями друг друга. Таурон, посвятивший жизнь целительским чарам, превратился в высокого и красивого мужа с волосами цвета сусального золота, от чьей фигуры беспрестанно шел мягкий внутренний свет исцеления. Маурон же, всю жизнь изучавший природу Тьмы, постигавший запретные знания и искавший способы противодействия им, стал скрюченным тощим старикашкой, неподдельно уродливым и пугающим.

В отличие от брата, разум Маурона постоянно пребывал в состоянии неконтролируемого кровожадного бреда, и лишь ангельское терпение Таурона, а также его беспрестанная забота сдерживали порывы безумного знатока всевозможных запрещенных заклинаний. Оба брата Эхо состояли в совете управителей.

О Нарлоге было известно крайне мало. Этот старый шаман приехал в Вестеррайх из Унгикании, с Черного континента. Несмотря на его принадлежность к исконно диким магам, практикующим откровенно пугающие ритуалы, Академия дала инородцу дом и окружила его почетом в обмен на секреты магических знаний далекой земли. Нарлога был худ, сед, имел тоненькие артритные конечности и объемистое брюшко, упругое как ритуальный барабан. Его дряхлую персону укрывал плащ из шкуры льва, многочисленные бусы и связки сушеной органики; затылок прикрывала большая ритуальная маска, которую он надевал на лицо лишь во время практики, а в качестве вспомогательного артефакта повелитель духов пользовался клюкой.

Именно унгиканец прежде всех отреагировал на появление Тобиуса. Он опрокинул стопку не закусывая, смачно рыгнул и поманил серого мага пальцем.

– Подойди к чару Нарлоге, Тобиус, – сказал Никадим Ювелир, – и покажи ему свою руку. Пожалуйста, без лишних вопросов.

Тобиус приблизился к столу и показал шаману искалеченную конечность. Тот бесцеремонно схватил руку, и мир вокруг волшебника изменился, померк, его разорвал гулкий ропот барабанов и многоголосый напев теней, мельтешивших вокруг в дерганом танце безумия. Воспалившийся разум осознал, что нужно немедленно убить Нарлогу, и даже то, что мысли стали звучать в голове на ужасном, безобразном, совершенно чужом языке, не смутили волшебника. К счастью, старый шаман отпустил его, и Тобиус шагнул назад. Он покинул мир теней.

– Как славно! Нарлога вспомнил о доме! О родне! – сказал шаман с неправильными чужеродными интонациями.

– Ты знаешь, что это? – спросил Ювелир.

– Укус тени, да! Ты правильно сделал, что позвал Нарлогу!

Унгиканец принялся наливать себе отравки, а Никадим подошел к Тобиусу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю… когда он прикоснулся к руке, кажется, что-то чужое стало думать вместо меня в моей же собственной голове.

– Да! Это злой лоа, поселившийся в твоей руке, пытался подчинить тебя! Да! Будь ты послабее – бросился бы на Нарлогу мгновенно! И погиб бы, хе-хе. Злой лоа знает, кого следует бояться! – самодовольно промолвил Нарлога. – Расскажи-ка, что с тобой случилось?

И Тобиусу ничего не оставалось, кроме как рассказать архимагам и старому шаману о ночном налете на шхуну «Фредерика» и об унгиканском колдуне, который сопровождал пиратов.

– Победил Амади? – расхохотался Нарлога. – А ты могуч, желтоглазый! Лучше бы ты его добил! Багкхуты любят использовать укус тени: если колдовской яд убьет жертву, то ее тень прибавится к тени багкхута, и тот станет сильнее, но даже если багкхут будет побежден, а укус тени не убьет его врага, то багкхут сможет найти обидчика потом и отомстить!

– Разве не лучше держаться подальше от того, кто один раз едва тебя не убил?

– Может, и лучше, – пожал плечами Нарлога, – но багкхут не может, Шзоадди не позволят ему оставить поражение неотмщенным.

– Шзоадди?

– Те-Кто-Живет-Под-Землей, – кивнул Нарлога. – Они дают огромную силу за жертвы, но требуют всегда слишком много. Амади пришел к ним в поисках силы и теперь должен подчиняться их прихотям.

– Нарлога, – задумчиво подал голос Таурон Правый, – я не помню, чтобы чар Тобиус называл своего оппонента по имени.

– Но его действительно звали Амади, – добавил Тобиус. – Вы его знаете?

– Еще бы Нарлоге не знать сына, сына, сына, сына, сына своего сына! Ха-ха-ха! – развеселился шаман. – Нарлога сам принимал его из матери и сам давал ему имя! Мальчик родился мертвым, но Нарлога заставил его жить, ха! Нарек Амади – Мертворожденный! Нарлога даже немного учил его искусству тхотона, но Амади пошел на поклон к Шзоадди и стал багкхутом. Всегда слишком торопился, всегда хотел слишком много силы, да побыстрее! Хорошо, что ты проучил его! Жаль, что не убил.

– Нарлога, можешь ли ты выгнать эту тварь из тела Тобиуса? – спросил Никадим.

– Не сможет, – прокряхтел Маурон Левый, дотоле сидевший на лавке, подтянув к подбородку костлявые коленки. Обычно он витал где-то в собственной ужасной реальности, но когда дело касалось сферы его профессиональных знаний, старик не ошибался. – Раньше бы смог, но темный дух сплавился воедино с астральным телом желтоглазого юнца, и с телом материальным тоже. Очень редкий способ объединить две сущности, но теперь сплавленного воедино не разлучить… Что это у тебя на руке? Часть тела, магический предмет или… их неповторимый сплав?

– Да заткнись ты, – беззлобно оборвал его шаман, – жаль, но теперь – нет, Нарлога не сможет вытянуть лоа из руки. Нарлога лишь может сделать так, чтобы лоа не причинял больше боли, никогда. Это ведь он там болит, его суть изменилась, слилась воедино с твоей сутью и сутью твоего жезла. Теперь он не знает, кто он, и это заставляет его сходить с ума. Вечно. Если хочешь, Нарлога усыпит его, и он будет спать…

– Я очень этого хочу, – прохрипел Тобиус, заглядывая в бесконечно темные, как у гоблина, глаза унгиканца, – очень!

Ритуал занял всего несколько минут, и по взмаху морщинистой руки шамана тупая пульсирующая боль, с которой Тобиус жил пять лет, утихла. Ее просто не стало. Серый маг до скрипа сжал зубы, дабы не издать всхлипа облегчения, а Нарлога снял тяжелую деревянную маску, чтобы вернуться к отравке и надкусанному ломтю хлеба с салом.

– Если хочешь избавиться от лоа окончательно, найди Амади и убей его, – посоветовал шаман, чавкая, – тогда лоа из его тени тоже умрет.

– Я безмерно вам благодарен, ваше могущество…

– Ночь только началась. – Никадим Ювелир поднялся, взял со стола свой молот и подошел к горну.

То был горн гномской работы, который наверняка некогда украшал собой мастерские кхазунгорских умельцев. Гномы, создававшие этот горн, сработали его из цельной гранитной глыбы, придав ей форму и вытесав узоры, превратившие простой кусок камня в произведение искусства – стилизованную статую хелльматверма[6]. Нажав на педаль, выполненную в виде кончика драконьего хвоста, великий артефактор заставил пасть-жерло распахнуться, изрыгнув пламя. Рядом стояла наковальня. На плечи Тобиуса легли тяжелые и теплые руки Таурона Правого.

– Я сделаю все, чтобы облегчить ваши мучения, чар Тобиус, – сказал великий целитель, – но предупреждаю – все равно будет очень больно.

– Я привык к боли, ваше могущество. – Серый маг скинул верхнюю одежду и шагнул к дышащему огнем горну.

Последовавшие часы показали, что Тобиус ошибался: такой боли он не ведал даже в худшие дни. Удары молота, рев горна, шипение емкости с ледяной водой и бесконечный речитатив артефакторских заклинаний стихли только к утру. Лишенный всяких сил, Тобиус рухнул на скамью и перестал двигаться, хотя продолжал слышать слова прощания от уходивших архимагов. В мастерской остались только он и Никадим Ювелир. Бывший наставник, тоже изможденный сложнейшей многочасовой работой, помог ему сесть, накинул на плечи одеяло и прислонил спиной к стене.

– Ты обзавелся восхитительной трубкой, Тобиус.

– Благодарность от одного друга, – нашел тот в себе силы ответить. – Ваш подарок, увы, сломался.

– Ничего. Затянись-ка вот этим – это обезболивающий курительный сбор.

Тобиус прикусил загубник, почувствовал пряно-сладкий вкус красной смолы, медленно затянулся. Никадим сел рядом и тоже прикурил. Его трубка выглядела и была обычной, короткой и маленькой, безо всяких украшений и вплетенных заклинаний. Порой великому мастеру артефакторики надо было напоминать себе, что в мире есть предметы, совершенные и без магических улучшений.

– Твои дела плохи, Тобиус.

– Правда? А я-то думал, что мои дела только-только пошли на поправку.

– Управители собираются взяться за тебя всерьез, потому что ты был последним, кто видел Шивариуса и эту треклятую книгу, о которой они не могут перестать думать. Ума не приложу, откуда они про нее узнали? Уже готовят большую и хорошо снабженную экспедицию на Ору, которой будет приказано либо достичь цели, не считаясь с потерями, либо вмерзнуть в орийские льды насмерть. Сехельфорсус Чтец сообщил им, что не может прочитать твои мысли. Они сначала даже не поверили своим ушам, но в итоге это их еще больше заинтересовало. Сами управители могут скрывать свои мысли, но магистру от Чтеца не укрыться. Ты что-то знаешь об этом?

– Нет. Могу только догадываться.

– Не поделишься?

– Тогда весь смысл исчезнет. Мне помогли научиться этому, чтобы я мог хранить секрет.

– Хм. А что с Путеводной Нитью? У тебя ее действительно нет?

– Не чувствую с тех пор, как Шивариус убил меня в зале совета.

– Тобиус?

Серый маг замолчал, ибо ему нечего было добавить или объяснить. И Никадим оказался достаточно мудр, чтобы это понять.

– Полагаю, с территории кампуса мне не выбраться?

– Сторожам приказано не пускать тебя ни по одному из пластов реальности. Не телепортируешься и по порталу не пройдешь.

– Понятно.

– Если бы я мог сделать для тебя что-то еще…

– Если хотите помочь, наставник, обратитесь к силе, которая стоит выше управителей Академии.

– Выше них в Академии никого нет…

– Если ты маг, чтящий законы Джассара, то всегда есть кто-то, кто выше тебя. – Тобиус поднял правую руку и посмотрел, как сжимаются в кулак и разжимаются его новые бронзовые пальцы. – Найдите способ связаться с королем. Пусть Бейерон узнает, где я и в каком я положении, пусть призовет меня к себе, невзирая на возможные увертки управителей.

– Король? Но зачем ему делать это?

– Он у меня в должниках.

Тренировки до седьмого пота, до изнеможения, до белых пятен в глазах и до рева прибоя в ушах. Левая рука завязана за спиной, а правая крутит боевой шест, поднимает тело при отжиманиях, подтягивает к перекладине. Тобиус изо дня в день возвращал ей прежнюю силу, регулярно посещал целителей, которые помогали ему выпрямить позвоночник и следили за общим состоянием. Он стал хорошо спать.

Однажды вечером серый маг посетил своего старого наставника и передал ему на изучение арбалет, взятый у лермазу, и чернокнижный меч, поднятый с тела кромарага во время путешествия по Оре. Никадим попросил вернуться за ответом через пару дней, как и было сделано.

Когда Тобиус вернулся в кабинет-мастерскую, его трофеи лежали возле небольшого древнего алтаря, поставленного на письменный стол. К тому времени Никадим Ювелир уже закончил изучать артефакты, но порадовать бывшего ученика он особо ничем не смог.

Меч и арбалет были созданы разными мастерами и ничего о своих создателях не помнили, ибо сразу же перешли в руки высшей нежити – кромарага и лермазу. Арбалетные болты были зачарованы таким образом, чтобы вытягивать из жертв души при ранении. Сосудом для уворованных душ служил сам лермазу. Более того, лишенное души тело превращалось в кадавра, и, владея арбалетом, можно было управлять этим мертвецом. Если же зачарованный болт извлекался, заряд некротической энергии с огромной скоростью разлагал тело, чему Тобиус был неоднократным свидетелем.

– А что меч?

– О, тоже мерзкая штука. – Никадим посмотрел на двуручный клинок, в котором на первый взгляд не было ничего более опасного, чем острие и режущие кромки. Но лишь до тех пор, пока в перекрестье не угнездится маленький темно-сиреневый кристалл.

Через этот камень как сквозь дверь в клинок проникала сила Тьмы – мертвых языческих богов, наполнявшая его огромным разрушительным потенциалом. Как и все оскверненное таким образом, меч был опасен прежде всего для человека, владевшего им. Тьма проникала в душу хозяина и разрушала ее, поглощая силы, превращая в чудовище.

– Поэтому им орудовал живой мертвец. Думаю, в качестве платы Тьма принимала души и жизни тех, кого клинок разил.

– Верно мыслишь, ученик, я смог кое-что вложить в твою голову, – ухмыльнулся Никадим.

– Хороший учитель и безногого научит ходить. Это все, что удалось узнать?

– Не совсем. Видимо, я все-таки чего-то сто́ю, если смог вытянуть имена создателей. Этот меч выковал и зачаровал некто по имени Ноанкун, а арбалет вышел из рук Гариба Ауфы Абдуссамада аль Харинны. Твои знакомые?

– Слышу впервые, но мысль о том, что арбалет смастерил некромант из Аглар-Кудхум, уже укоренилась в моей голове. Спасибо за помощь, наставник…

– Знаешь что, есть одна идея. – Никадим медленно огладил бороду в задумчивости. – Я постараюсь связаться с одним старым другом, магом-артефактором, чей дар к этому делу даже у меня вызывает неподдельное восхищение. Возможно, он сможет вытянуть из этих штук больше, чем смог я. Правда, его еще надо найти…

Подтягиваясь на правой руке, при этом хрипя от натуги, волшебник почувствовал, что больше он не один. На тренировочную площадку явился Ашарий Задира, как являлся каждый день с начала тренировок.

Прежде он просто смотрел, но когда пришло время тренировочных боев, пиромант стал молча браться за шест и раз за разом выбивать из Тобиуса всю пыль. Каждый день он появлялся и избивал серого мага до тех пор, пока тот не терял все силы. Сначала Тобиус думал, что пиромант получает удовольствие, с толком истязая его, но вскоре понял, что, хотя Задира и беспощаден, он не жесток, а его удары вместе с болью несут пользу. Все это время оппонент оставался нелюдимым, не обмолвившись с Тобиусом и единым словечком.

Левая рука освободилась и на пару с правой крутанула шест, заставляя воздух взвыть. Ашарий тоже взялся за оружие, и они сошлись в быстром поединке, конец которого Тобиус встретил на земле, со вкусом пыли во рту и болью, пульсирующей в бедре. Раз за разом они сходились, колотя свистящими шестами по воздуху и с треском – друг по другу, пока серый волшебник вновь не оказывался бит.

– На сегодня все. Тебя желает видеть его могущество Гаспарда.

Ашарий ушел, оставив Тобиуса в недоумении, которое, впрочем, быстро перешло в кипучую деятельность. Очень скоро, умытый и одетый в чистое, он добрался до кабинета Гаспарды, который находился на средних этажах главной башни.

В стене прорезалась скрытая дверь, за которой все было так, как в предпоследний визит Тобиуса, – в порядке. Множество столов и полок, заставленных всякой всячиной, атмосфера уюта и тепла, сувениры и раритеты со всего мира. Даже магическая статуя грифона, охранявшая проход к Сердцевине, была восстановлена.

Гаспарда не приветствовал посетителя, он сидел в рабочем кресле, сцепив пальцы перед собой, и оглядывал Тобиуса.

– Сегодня мне доставили высочайшее повеление его величества Бейерона Третьего Мудрого, в котором он просит, то есть требует представить ему тебя, Тобиус. Не расскажешь, как он узнал о твоем возвращении?

– Не имею ни малейшего понятия, ваше могущество, – ответил Тобиус, храня каменное лицо.

– Немного порывшись в архивах твоих сеансов связи с Академией, я открыл для себя, что ты служил его величеству придворным магом во время изгнания. Почему мы раньше об этом не знали?

– Видимо, я более скромен, чем сам о себе думаю, и забыл похвастать такой честью.

– М-да, видимо. Полагаю, что, раз ты нашел способ покинуть Академию против нашей воли, значит, можешь найти способ и не возвращаться.

– Кто знает?

– А ведь там, по ту сторону стены, тебя ищет главный магический преступник Вестеррайха. О его деяниях говорить вслух не принято, так что ты можешь не знать, насколько он опасен.

– Пожалуй, я лучше всех знаю, насколько опасен Шивариус Многогранник.

– Верю. Но не до конца. Слышал, что он сделал с Кахестивраном Драконом? А с Логейном Рыцарем? Они мертвы, Тобиус. Оба незадолго до своей кончины были разыскиваемы Шивариусом, о чем доложили совету, и оба отвергли его предложение примкнуть к нему.

– Какая жалость, – ответил Тобиус, – я плохо их знал, но то были хорошие маги.

– И ты все равно собираешься уйти, когда подручные малефикарума ищут тебя везде и всюду? Ты хотя бы понимаешь, что, покидая эти стены, остаешься без единственной защиты?

Тобиус взглянул великому пироманту прямо в глаза и сделал это так спокойно, что и сам немало себе удивился.

– Единственная надежная защита для меня – это скрытность. Пока известно, где точно я нахожусь, вопрос моего пленения есть вопрос времени. Шивариус был влиятельным архимагом, у него достаточно скрытых сторонников и внутри этих стен, возможно, чем ахог не шутит, даже среди управителей. Защитите сначала Академию, выявите предателей и избавьтесь от них. Ну а я постараюсь справиться сам.

– С чем справиться? – спросил Гаспарда, который всегда умел смирять пылавший в груди огонь.

– С Шивариусом, – ответил Тобиус.

Гаспарда Огненное Облако продолжал рассматривать крошечного волшебника, которого мог превратить в горстку пепла одним усилием мысли. А потом он дернул щекой – и перед Тобиусом возник его посох, который был немедленно схвачен обеими руками.

– Аудиенция назначена на завтра. Надеюсь, вы переночуете под сводами Академии еще одну ночь?

– Да, ваше могущество.

– В таком случае не позволяйте мне больше тратить ваше бесценное время, чар Тобиус. Его у вас и так осталось немного.

Гаспарда был прав, времени осталось мало. Серый волшебник слишком долго откладывал самое важное, боялся, не был уверен в своих расчетах, но обстоятельства требовали действий. Поэтому следующей ночью Тобиус отправился в место, некогда бывшее сердцевиной его мира.

Библиотека Академии Ривена по праву считалась одним из самых выдающихся собраний магической литературы в Вестеррайхе. Она располагалась вне обычной реальности и являлась безразмерным дворцовым комплексом внутри главной башни, содержащим в себе лабиринты стеллажей и полок, оазисы читальных залов, бесконечные лестницы, галереи и анфилады, а также недоступные без особого разрешения секции. Отдельное царство, в котором даже книжная пыль была взрывоопасна от наполнявшей ее магической силы.

Как только Тобиус переступил порог, освещение резко поменялось – библиотеку наполнил яркий дневной свет. Центром этого измерения был архив – вертикальная шахта высотой примерно в триста футов[7], по стенам которой змеилась широкая винтовая лестница с отходящими во все части этой обособленной реальности проходами. По всем ярусам шахты были расставлены сотни шкафов с архивной документацией, опасные тем, что в любой момент они могли распахнуться, ударив проходящего мимо ученика.

Посреди колодца, поджав под себя ноги в медитативной позе, парил старый волшебник. Его мантия была испещрена различными литерами и фигурами, серебристая борода ниспадала на длину пятнадцати футов[8] и мерно колыхалась на легчайшем сквозняке. Вокруг Никопата Закладки плавно парили книги, чернильницы, корешки, архивные карточки, он разглядывал их и одновременно писал в десяти архивных журналах. Своими ногтями. Они у главного архивариуса были необычными, четырехфутовыми[9], слегка изогнутыми и оправленными на концах подобно писчим перьям. То и дело один из ногтей окунался в проплывавшую мимо чернильницу и возвращался к бумаге. Все пальцы двигались независимо, а их хозяин, казалось, дремал, хотя магическое око, висевшее у него над головой, беспрестанно вертелось волчком, следя за всем и сразу. Настоящие глаза архивариуса давно и много раз слепли, и когда ему это надоело, Закладка попросил Никадима Ювелира создать для него магическое око из хрусталя, которое бы видело все и никогда не уставало.

Тобиус вышел к парапету и, некоторое время понаблюдав за работой неповторимого архивариуса, осмелился прочистить горло, но совсем тихо, из уважения к библиотеке. Скрип ногтей по бумаге прервался, око обратилось к посетителю.

– Тобиус.

– Вы помните меня, ваше могущество?

– Конечно. Когда мы виделись в последний раз, ты был совсем крохой.

– Э… не совсем, ваше могущество. Я провел в библиотеке много лет, и в последнюю нашу встречу мне было лет двадцать. Я вернул все книги, чтобы вы расписались на моем обходном листе.

– Хм… верно. Пожалуй, единственное, в чем я не стал путаться с годами, это мои архивы. И я ждал, что ты заглянешь в гости, мальчик. Все еще хочешь стать младшим библиотекарем?

– Боюсь, от этой мечты пришлось отказаться.

– Тогда зачем же ты пришел?

– Я… мне нужна помощь, которую может оказать лишь тот, кто знает книги так же хорошо, как вы, ваше могущество. Но я боюсь разглашения.

– Посмотрим, что можно сделать.

Тобиус вздохнул, не получив обещания хранить секрет, и вытащил из сумки Лаухальганду, тот высунул изо рта синий свиток, а уже из него Тобиус извлек большой старинный свиток красноватого пергамента, накрученный на две деревянные основы. Документ перелетел к Никопату по воздуху, раскрылся, и хрустальное око обратилось к нему.

– Восхитительно! Я мечтал увидеть это с тех самых пор, как нашел старые корешки, но управители, эти ослы, превратили поиск бесценного знания в извращенное издевательство! Скажи мне, Тобиус, ты видел Шангрун?

– Да, ваше могущество.

– И каков же он?

– Его величие невозможно описать.

Слепой архивариус протяжно вздохнул и некоторое время парил молча, с улыбкой на сморщенных устах.

– Ваше могущество, в силу обстоятельств я должен был уничтожить Афивианские свитки… – Око воззрилось на серого волшебника, пульсируя красным. – Но у меня не поднялась рука, и поэтому я принес их вам.

– Тобиус, что я говорил о тех, кто жжет книги?

– Сожжение книг есть акт трусливой злобы того, в ком нет сил опровергнуть написанное, – отчеканил молодой маг.

– Истинно. Если бы ты поднял руку на книгу, тем более на столь бесценный артефакт, путь сюда был бы закрыт для тебя навеки!

Изо всех коридоров, соединенных ярусами архивной шахты, единовременно хлынуло эхо сердитых шепотков – обитатели книжных полок подтверждали слова Никопата.

– Ваше могущество, я ничего не забыл, я люблю и уважаю книги, как прежде, и потому я принес Афивианские свитки вам. Их существование – тайна, управители думают, что свитки утрачены, пусть так и остается. Возможно, от этого будет зависеть судьба мира.

Архивариус не мог взять свиток в ладони, – перепачканные чернилами ногти не позволяли, но, согнув правую руку, он уложил раритетный документ на предплечье, как младенца.

– Ты знаешь мою философию: книги хотят, чтобы их читали, а магические – тем более. Слова теряют смысл, если их не касается понимающий разум. Но с другой стороны, если в деле замешан этот молокосос Шивариус, я склоняюсь к тому, чтобы послушать тебя. Когда он устроил переполох, я никуда не ушел. Еще чего! Я забаррикадировал все входы и выходы во всех слоях бытия, чтобы он не добрался до моих архивов. А он пытался, ты уж поверь.

– Вы были здесь?

– Был, как и Ольгефорт Неусыпный. Прости, что не смог помочь тебе, я должен был защищать книги.

– Вы… поступили правильно.

– Добрый мальчик. Я сохраню Афивианские свитки в тайне, но до каких пор это нужно?

– Пока Шивариус Многогранник не умрет, – ответил Тобиус.

– Хм… да будет так! Воистину, Тобиус, ты мудр как Джассар, ибо Маг Магов говорил: «Тайное часто кроется на глазах!»… А нет… хотя да, но еще он говорил: «Подобное лучше прятать среди подобного! Прячь камень в горах, дерево в лесу, а человека – в толпе!» – Никопат рассмеялся.

– Это еще не все. Взгляните.

Тобиус извлек из сумки свою собственную книгу заклинаний и раскрыл ее на нужном месте – там, где страницы были покрыты сложнейшим чертежом. Приложив к оному левую руку, серый маг заставил линии сверкать, а потом его пальцы погрузились внутрь книги и медленно достали из нее другую книгу, большую, тяжелую, охваченную твердым переплетом цвета слоновой кости. С обложки взирало Око Неба, окруженное искуснейшей резьбой, напоминавшей ходы лабиринта, перемешанные с магическими знаками.

– Это черновик Джассара.

Хрустальное око вспыхнуло, как маленькое солнце, и даже слепые очи Никопата обнажили свою молочную белизну, когда он увидел фолиант. Один за другим обломились ногти, и сухие руки протянулись вперед. Тобиус передал артефакт, и архивариус с высочайшим благоговением стал перелистывать страницы. А потом изо всех коридоров стали вылетать книги, коих вскоре набралось около сотни. Вначале они терпеливо парили вокруг, а когда хрустальное око начало бешено вращаться, книги принялись шелестеть страницами, являя свое содержимое. Молодой маг понимал, что происходит: Никопат Закладка призвал всевозможные словари древних языков, справочники и учебники по созданию, применению и взлому шифров. Наконец око обратилось к Тобиусу, и серый волшебник понимающе кивнул:

– У меня было пять лет, но я так ничего из этой книги и не выудил. Это даже не шифр, а набор символов, который был нанесен на бумагу просто потому, что у Мага Магов чесались руки.

– Порождение его разума не может быть понято посредственными умами вроде наших. Ты действительно не смог ничего расшифровать?

– Абсолютно ничего.

– Хм. Это странно. Чего же ты хочешь от меня? Я ведь тоже не могу ничего понять.

– Это мне и нужно было узнать, – тихо ответил Тобиус. – Что это не я такой бездарь, что это не мои глаза смотрят, но не видят, а что этот шифр просто невозможно взломать. Я… я так много времени на это убил.

– С нашими знаниями, может, и невозможно, – молвил Никопат, бережно водя пальцами по замысловатым синим значкам и линиям бессмысленных чертежей, наполнявших черновик Джассара. – Но эта книга была писана в век расцвета Искусства, задолго до Второй Войны Магов, задолго до того, как Сарос Драконогласый принялся жечь магические библиотеки вместе с их хозяевами. Там погибло много славных книг, в которых мог бы таиться ключ.

– Они утрачены безвозвратно.

– Но есть кое-что из тех времен, что пережило тысячелетия мрака и ускользнуло от драконьего огня.

На зов главного архивариуса откуда-то из глубин библиотеки прилетел массивный фолиант в деревянном переплете, покрытом кожей гигантского тритона.

– Вот оно, точно, я не забыл!

Книга перелетела к Тобиусу и распахнулась перед ним, оказавшись большим справочником по артефактологии с алфавитными указателями и цветными рисунками. На указанной странице был изображен некий предмет пирамидальной формы, покрытый сложным чертежом с расставленными тут и там знаками и темным корпусом, украшенным сапфирами. Рядом с рисунком виднелось название.

– Шкатулка Откровений?

– Так ее назвали. Считается, что этот предмет принадлежал кому-то из ближайшего окружения Джассара, возможно, кому-то из Лазурных Зеркал. С тех пор Шкатулка Откровений проделала огромный путь, сменила много хозяев, но в последние годы стала экспонатом коллекции самого Осмольда Дегерока.

– Кто это?

– Стыдно не знать, Тобиус, – расплылся в улыбке Никопат. – Осмольд Дегерок – ректор университета Мистакор, верховный маг Архаддира. К твоему счастью, доподлинно известно, что артефакт все еще работает, но – увы, коллекция закрыта, никому ее не показывают, а если и удается воспользоваться Шкатулкой Откровений, то лишь при условии, что перевод или расшифровка будут предоставлены и хозяину артефакта.

Тобиус посмотрел в книгу, изучая четырехгранную пирамиду с плоской квадратной вершиной.

– Вы предлагаете мне…

– То, за чем ты сюда пришел, – совет. У верховного мага Архаддира есть Шкатулка Откровений, дерзай.

Главный архивариус закрыл черновик, провел ладонью по рельефному переплету и отправил бесценный артефакт обратно.

– Я могу надеяться, что вы…

– Все слова желают быть прочитанными, а здесь черновика никто прочесть не сможет. Управители скорее закопают его поглубже, чем решат поделиться возможными выгодами с Мистакором. Попробуй расшифровать книгу ты, а об остальном не волнуйся, от меня они ничего не узнают. – Никопат Закладка погладил Афивианские свитки. – Я позабочусь об этом, спрячу так, что не найдут и за тысячу лет.

Великий архивариус полетел прочь, но был остановлен последней просьбой.

– Ваше могущество, если это вас не затруднит, укажите книги, в которых бы говорилось о… о драконовых бастардах, если таковые вообще существуют.

– А? Да, я ожидал от тебя этого вопроса.

Перед Тобиусом из воздуха появилось несколько листков.

– Это все?

– Это экстракт. О драконовых бастардах написано немало исторических книг, но ты ведь не историю их деяний знать хочешь, а то, кем они были.

– Моя благодарность безмерна, ваше могущество!

– Пустое. Молодежь, любящую книги, надо поощрять.

При выходе из библиотеки Тобиуса поймал Ломас Полумесяц. Было уже настоящее утро, серый маг провел в библиотеке целую ночь.

– Вам пора, чар Тобиус.

– Да я и сам…

– Его могущество чар Никадим шлет вам вот это.

Великий артефактор передал своему бывшему ученику плоский бронзовый браслет в ладонь шириной, который неожиданно много весил, и темно-синий плащ с капюшоном.

– Ваша бронзовая рука несколько тяжелее живой, когда вернете мышцам симметрию, носите на левом запястье этот браслет, он уравновесит половины тела и в будущем спасет вас от повторного искривления позвоночника.

– Я об этом не думал…

– Плащ сделан специально для вас, описание вот в этой брошюре, ознакомьтесь при случае. А теперь поторопитесь, перед воротами Академии ждет экипаж, который отвезет вас во дворец, и я бы посоветовал вам бежать со всех ног. Меньше получаса назад управители призвали его могущество чара Никадима к себе и приказали ему готовить ритуал наложения печати «вне круга» на ваш медальон. Как только вернулся, он приказал мне найти вас и… Вижу, вы понимаете последствия.

Тобиуса словно тур с разбегу под дых боднул, он сжал челюсти до зубовного скрежета и, казалось, боролся с приступом дурной крови.

– Они настолько взбесились? – процедил серый маг.

– Мабурон требовал уничтожить ваш медальон, чтобы вы перестали считаться магом Академии Ривена.

– А лишившись его, я бы потерял и церковный патент, и право прибегать к Дару на землях амлотианских королевств. Крутое решение.

– На ваше счастье, Багур Жаба, братья Эхо и Сегук Тектоник высказались против. Лучше бы вам скорее убраться. Если вас не будет рядом, то, возможно, они оставят решение о печати до срока, а потом и вовсе забудут о нем.

Тобиус склонен был согласиться с мудрым советом, он накинул на плечи плащ темно-синего шелка с черной подкладкой, соединил короткой цепочкой застежки на груди и быстро зашагал прочь, постукивая по полу пяткой посоха.

Покидая Пристань Чудес, район, принадлежавший Академии, Тобиус мог оценить, как изменилась столица Ривенского королевства Ордерзее со времени его последнего визита. С улиц исчезли толпы беженцев, на стенах поубавилось солдат, были отправлены обратно арендованные великие гномские мортиры, стало легче дышать.

Внешние ворота дворцового комплекса пропустили гербовую карету без промедления, и она покатилась к внутренним воротам. Некогда замок Хосбранд положил начало столице Ривена, и строился он как твердыня, способная отразить любое нападение. С ходом времени посад превратился в огромный город-крепость, а обитель королей Ривена обзавелась новыми корпусами, базиликами, садами и фонтанами, став дворцом. Однако изрядно располневший и украшенный Хосбранд напоминал, что в душе своей он все еще замок.

На ступенях серого магистра встретили лакеи. Они повели его по прекрасным анфиладам залов и галереям, мимо внутренних садиков, теплиц, кордегардии.

Король отчего-то решил встретиться со своим гостем в Залах Ратной Славы, кои являлись, по сути, музеем военной истории династии Карторенов. К некоторому своему удивлению, Тобиус увидел на одной из стен полотно, поименованное «Оборона Тефраска». Прищурившись, волшебник попытался разглядеть одну из фигурок, паривших в хмуром небе, заполненном вспышками молний и боевых заклинаний. Он готов был побиться об заклад, что кого-то она ему напоминала.

– Что скажешь, хорошо написана? – спросил вошедший Бейерон.

Волшебник обернулся к королю и опустился на одно колено, склоняя голову.

Он знал этого человека во времена изгнания, и тогда Бейерон Третий Карторен казался усталым человеком, на чьи седины пришлось слишком большое испытание, но который сохранил кристальную ясность разума и волю исполнять свои обязанности – защищать и оберегать вверенных ему людей. Бейерон, увиденный Тобиусом в Залах Ратной Славы, был тем же человеком, чье величие также преумножили вернувшиеся регалии.

Сухопарый муж лет шестидесяти пяти – семидесяти все еще был прям, строен и тверд, высокий морщинистый лоб с залысинами выдавал в нем мыслителя, а сверкающие умом синие глаза подтверждали первое впечатление. Волосы Бейерона давно стали белее снега, брови топорщились сердитыми гусеницами, а усы переходили в пышные бакенбарды. Монарх был облачен в величественную черно-сине-белую мантию, отороченную соболем, его пальцы сверкали перстнями, на плечах и груди покоилась тяжелая золотая цепь с кулоном в виде горностая – геральдического зверя рода Карторенов.

– Я рад, что ты оказался жив, Тобиус. За эти годы многие поверили в твою гибель, но мы продолжали надеяться.

– Я тоже рад оказаться живым, сир, почти так же сильно, как видеть вас на подобающем месте, и…

Бейерон поднял Тобиуса с колена и заключил в крепкие объятия.

– Сир? – подал голос волшебник, почувствовав, что жест затягивается.

– Воистину сегодня славный день! – сказал наконец король. – Я был удивлен, вдруг получив от тебя весточку, хотя то, как ты ее прислал, удивило еще больше.

– Мне помогли, и сам я напрямую ничего не посылал. Что вас удивило, сир?

– Механический голубь. Очень красиво, не спорю, но вскоре он перестал работать.

– Да, логично.

Телепатические мосты Академия контролировала, а магических вестовых перехватывала. Механическая игрушка с минимальным магическим зарядом могла проскользнуть незамеченной.

– Я бы попросил тебя описать, что творится у вас в Академии, но лучше подождем, пока к нам не присоединится мой придворный маг.

– Думаю, у нас есть что обсудить и помимо дел.

Тобиус вспомнил, что находиться с покрытой головой подле короля невежливо даже для волшебника, и скинул на плечи капюшон. Бейерон заметил блеснувшую седину, но ничего не сказал, а сделал шаг к круглому столику с винным штофом и тремя бокалами. Примерно час они проговорили, вспоминая общее прошлое и то, что случилось после отбытия серого мага в Ордерзее за посохом. Ему было приятно услышать, что, когда король покидал Под-Замок, там все было хорошо, и что некогда маленькая деревня превратилась в крупный поселок.

Да и после Бейерон не забывал о крохотном лене, где жил во время изгнания. Вернувшись к власти и начав управлять страной, пострадавшей от Зуланской войны, он направил немалые ресурсы на восстановление былой силы пограничных гарнизонов и призвал дворян Запада вспомнить о своих обязанностях по защите линии фронтира либо готовиться к потере земель вместе со всеми титулами и имуществом. Вскоре таких крепнущих пограничных форпостов, как Под-Замок, должно было стать больше.

Воспоминания о Под-Замке пробудили в волшебнике и иные. Он вспомнил об Эмме, своей непутевой ученице. Семь лет назад, когда он вернулся из Дикой земли и отправился в Академию за посохом, по пути маг заглянул в Под-Замок. Бейерон тогда все еще находился в ссылке, и, помнится, он поведал, что вскоре после ухода Тобиуса Эмма ослушалась приказа и покинула свой пост. Она оставила Под-Замок однажды ночью, и больше ее не видели. Король думал, что белобрысая воительница все же не утерпела и отправилась в Дикоземье за своим наставником, но даже если это и было так, Тобиус ее не повстречал. Порой он гадал – жива ли она? А если жива, то где ветер носит эту непутевую девчонку?!

– А еще я решил восстановить флот, – между делом сообщил король.

– Флот, сир?

После войны король начал массовую вырубку лесов, наступавших на границы Ривена из Дикой земли, и принялся восстанавливать старинные оборонительные коммуникации. Излишек древесины переправляли на север страны и строили из нее военный флот вместо того, что при отце Бейерона погиб в заливе Кардхарум. Процессом восстановления руководили лорды Орли из Орлипорта, славные своими морскими традициями.

Тобиус внимательно и с интересом слушал, но не понимал – зачем король доводил до него это знание? Дела государственные Бейерон едва ли стал бы обсуждать с тем, кто не состоял на службе.

В помещении возник Джаспер, старый камердинер его величества. Беззвучной тенью он приблизился к хозяину и что-то шепнул ему на ухо.

– Конечно.

Слуга исчез, а сквозь распахнувшиеся двери в Залы Ратной Славы вошел маг, чья аура открыто пылала ужасающей мощью. Очень высокий, могучего сложения старик с широченными плечами и руками, бугрящимися от мышц, одетый в носкую простую одежду и бордовый плащ с высоким воротником. Он был коротко стрижен, но имел усы и длинную бороду, кривоватый тонкий нос, худое морщинистое лицо, пронзительные, предостерегающие от глупостей глаза человека, который может стереть кого угодно с лица Валемара, стоит только его разгневать. Тобиус прищурился, отмечая знакомые черты, да и сама аура волшебника не казалась чужой, но серый никак не мог понять – где же встречал его?

– Да будь я проклят, это же Тобиус!

– Чар… Талбот, ваше могущество?

Тобиус захрипел, будучи сдавленным могучими руками. В последний раз, когда они виделись, Гневливый был худ, как палка, и седые лохмы его ниспадали на плечи и спину.

– Уф! Время пошло вам на пользу, ваше могущество!

– Хотел бы сказать то же и о тебе! Почему ты седой как лунь?

– Стал мудрее, а мудрость, как известно, прибавляет голове серебра.

– Ну хоть немного юношеской дури в тебе осталось, как погляжу! – сказал Талбот Гневливый, отмечая одинокую черную прядь.

– А вы теперь придворный маг короля?

– Ну извини, тебя слишком долго не было, и мне пришлось занять пустовавшее место.

– Лучшего кандидата я бы не смог и представить.

Архимаг получил третий бокал и присоединился к королю и молодому волшебнику. Сентиментальные воспоминания немедля уступили место делам. Тобиус поведал королю и архимагу то же самое, что рассказывал управителям. Вранье оставляло неприятный вкус на губах, ибо врать приходилось людям, которых Тобиус считал близкими.

– Преисполнившись недоверием, они, я уверен, хотели держать меня взаперти до конца жизни. Не желая себе такой участи, я попросил Никадима Ювелира отправить вам весточку от моего имени. Спасибо, что спасли меня, сир.

– Это меньшее, что я мог для тебя сделать, мой друг. Каковы дальнейшие шаги?

Тобиус посмотрел поочередно на своих собеседников, подбирая слова.

– Я думаю убраться подальше из страны, как минимум достичь пределов Архаддира, чтобы меня и Академию разделяло хотя бы одно государство.

– Все так плохо? – насторожился Талбот.

– Мне сообщили, что управители серьезно обдумывают вопрос о наложении печати «вне круга».

– Не может быть! – рявкнул архимаг. – Да как они смеют?!

– Они управители и могут делать все, что пожелают, – хладнокровно напомнил Тобиус.

Бейерон, который с задумчивым видом поглаживал бакенбард, даже не заметил взрыва ярости.

– Что значит «вне круга»? – наконец спросил он.

– «Вне круга защиты школы», – ответил Талбот Гневливый. – Если Тобиус получит такую печать, он окажется подвластен судам светским и церковным, полностью лишится защиты Академии в каких бы то ни было вопросах. Это настоящая подлость!

– Я что-то могу сделать?

– Увы, сир, – качнул головой Тобиус, – в этом вопросе даже король не имеет права голоса. Поэтому я и хочу убраться подальше.

Бейерон выслушал это спокойно, а вот Талбот казался обескураженным. Тем не менее он быстро оправился и обратился к королю.

– Сир, а может…

– Может, – кивнул тот, ставя бокал на столик, – я это обдумаю в ближайшее время. Тобиус, я найду способ помочь тебе покинуть страну, если таково твое решение. Вечером мы с чаром Талботом обсудим наилучшие варианты, а пока вынужден вас оставить: государственные дела больше не могут ждать. И вот еще что, Тобиус, на твое имя в банке «Рифсгрин и правнуки» открыт счет. Выкрои время сегодня-завтра и отправляйся туда с моим поверенным, чтобы гоблины могли привязать этот счет к тебе.

– Простите, сир, но откуда…

– Не заканчивай этого глупого вопроса, Тобиус. Я ведь говорил много лет назад, что когда-нибудь отплачу тебе. Ривенская корона всегда платит по счетам и не забывает своих друзей.

С этим Бейерон удалился.

– Однако.

– Идем, можешь устроиться в моей башне, как в старые добрые времена!

Архимаг повел Тобиуса по замку, рассказывая, как он приехал в столицу и был удостоен аудиенции. Вернувшись на трон после войны, Бейерон подыскивал себе нового придворного мага, и знаменитый Талбот Гневливый, герой войны, уничтоживший – лишь с малым преувеличением – целую армию, был призван ко двору. Во время беседы волшебник и король внезапно убедились в том, что мир тесен и что у них есть общий знакомец. Они долго разговаривали именно о нем, Тобиусе, а к концу аудиенции Гневливый принял оказанную ему высокую честь и стал придворным магом.

Воспоминания архимага медленно откатились в еще более отдаленное прошлое, он поведал о том, как помогал восстанавливать Каребекланд после нашествия. Тобиус понимал, что Талбот вспоминает о тех землях с тоской, они были его домом больше ста лет.

– Я казнил его, – вдруг сказал серый волшебник, останавливаясь.

– Кого?

Вместо ответа он прикоснулся к виску, сформировал зрительный образ стального мага, после чего передал получившееся видение Талботу.

– Не знаю, зачем Шивариусу было убивать старого лорда Галли, но именно ренегату этот тип и служил. Он нашел меня в Спасбожене, и я его казнил. Наверное, вам стоило об этом узнать.

Талбот Гневливый молчал, глядя на образ, затмивший его взгляд, потом сморгнул видение и промолвил устало:

– Полагаю, справедливость восторжествовала. Жаль, что я не приложил к этому руку. Идем, Тобиус, принятие гостей-волшебников есть обязанность верховного мага.

Как объяснял Талбот, в строительстве Хосбранда принимали участие не кто иные, как сами основатели Академии Ривена. Их заклинания все еще жили и здравствовали внутри этих стен, а средоточием всего являлась башня придворного мага, внутри которой даже существовал свой собственный атторнак[10], управлявший множеством процессов самостоятельно.

Тобиус выбрал себе один из пустовавших спальных покоев и вместе с Лаухальгандой принялся обживаться. Не видя покуда иных важных дел, он стал изучать приложенную к плащу брошюру.

По всему выходило, что было легче перечислить вещи, на кои этот артефакт не был способен, чем сосчитать его возможности, начиная с изменения цвета и заканчивая высококачественной ложной аурой.

Ласкающие взгляд переливы синевы на волшебном шелке стали казаться более таинственными и даже теплыми. Никадим Ювелир очень ясно представил ближайшие перспективы ученика и справил ему плащ, помогающий прятаться от чужих глаз.

После брошюры на стол легли листки собранного Никопатом Закладкой «экстракта знаний». Тобиус углубился в чтение, а когда дошел до конца, прочитал все во второй раз и в третий. Он перечитывал страницу за страницей, пока просто не запомнил текст наизусть.

Тобиус всегда знал, что закрома истории полны фактов, ему неизвестных, и, сколько бы он ни учился, познать их все не получится даже за триста лет. Эта мысль расстраивала юного волшебника, но небольшим утешением служили те или иные новые знания, которые он для себя открывал. В этот раз он обрел знание о драконовых бастардах, а вернее – Драконовых Бастардах.

Этим противоречивым именем некогда звалась гвардия гроганских Императоров-драконов, набранная из бастардов, рожденных наложницами. Дети, не имевшие права на трон, но владевшие родовой способностью повелевать драконами, служили своим венценосным отцам солдатами и долгое время укрепляли единство огромной Гроганской империи.

Несмотря на старание властей, некоторые из Драконовых Бастардов, вопреки запретам, обзаводились собственными детьми, порождая побочные линии крови, что каралось беспощадно. По иронии судьбы во время заката империи, когда правящая династия была уничтожена далийскими эльфами, именно немногие спасшиеся от правосудия кровные линии сохранили последних настоящих потомков Сароса Драконогласого. И по сей день они порой проявлялись в детях, рождавшихся с желтыми драконьими глазами.

Опершись локтями о столешницу, а ладонями закрыв лицо, Тобиус сидел неподвижно и перебирал в уме детали, которые оставались для него неясными. У драконов желтые глаза, на это обратили внимание задолго до того, как Тульприс Бесстрашный начал писать свой монументальный труд «Кергаа́на Драко́ника». У разных видов драконов встречаются разные оттенки каймы и форма зрачка либо радужки, но в сердцевине глаза всякого дракона есть золотистая желтизна. Примерно такой же цвет глаз имели гроганиты – прямые потомки Сароса Грогана, известные своей властью над драконами. Такой же цвет глаз встречался ныне у людей, известных как серые маги.

С одной стороны, Тобиус мог понять, откуда в голове Шивариуса Многогранника взялась идея о его родстве с Императорами-драконами, но с другой – он не понимал, по какому принципу наследуются эти глаза. С падением империи желтоглазые люди исчезли, не существовало династий, которые могли бы похвастаться родовым признаком в виде желтых глаз. Также оставалось загадкой, почему все без исключения серые маги имели драконьи глаза, или же, если перефразировать, почему все драконоглазые люди рождаются серыми магами. Являлся ли ослабленный и вяло выраженный магический дар следствием некой связи с драконьим родом?

Серый волшебник подумал раздраженно, что если кто-то и может ответить на эти вопросы, то это Шивариус Многогранник, а ему, Тобиусу, поискам правды придется посвятить годы. Он безнадежно отстал от своего врага.

Оставив эти мысли, волшебник достал книгу заклинаний, раскрыл ее на странице со сложным чертежом и материализовал синее перо, с которого срывались яркие искорки. Такими перьями маги заполняли свои книги заклинаний, используя вместо чернил собственную гурхану, тем самым наполняя книги личной магией. Именно поэтому магические книги неохотно давали кому-либо, кроме хозяев, читать себя даже после того, как хозяева те оканчивали жизненный путь.

Вместо того чтобы начать писать, Тобиус поднес магическое перо к своей левой ладони и ткнул писчим кончиком в плоть. Было больно, но, убедившись, что под кожей остался заряд концентрированной гурханы, маг ткнул еще раз и еще. Он провел часы, раз за разом пронзая свою ладонь без перерыва и начитывая нужный речитатив.

В глубокой ночи, перевязав ноющую руку, Тобиус без сил завалился на кровать.

Проснувшись оттого, что теплый язык лижет ему лицо, Тобиус отогнал от себя Лаухальганду, через силу перевернулся на спину и со стоном сел. Хотя спал он спокойно, проснулся разбитым и усталым, причем отчего-то вспотел, и тело стало чесаться.

– Где можно совершить омовение?

Голос атторнака зазвучал из самих стен:

– Личная купальня придворного мага, королевские купальни, купальни для слуг, баня…

– Баня? – Тобиусу показалось, что он ослышался.

– Баня.

В Ривене люди не парились в бане, да и простую ванну старались принимать не чаще раза в две недели, однако в Диморисе и Шехвере традиция банного дня чтилась со времен гроганских терм, а Тобиус за время жизни в Пьянокамне утвердился в мысли, что жар натопленной парной ему очень даже по душе.

Атторнак указал дорогу, и серый маг отправился на поиски. Но сначала он вышел в парк. Берез, увы, найти не удалось, и пришлось рвать дубовые ветки. Баня находилась в служебной части дворца, в одном из внутренних дворов. Срубленное из бревен приземистое и очень широкое здание с маленькими окошками сильно отличалось от иных хозяйственных построек.

Тобиус не обратил внимания на то, что труба дымоотвода уже выдыхала дым, а потому, войдя в раздевальню, он остановился, встретившись взглядом с голой женщиной. Та не смутилась. Медленно выпрямилась, отвлекаясь от своих вещей, подбоченилась и беззастенчиво развернулась так, чтобы показаться в наиболее выгодной позе.

– Нравлюсь? – неправильно истолковала она его внимательный взгляд.

– Ну… плеваться не тянет, – ответил Тобиус задумчиво.

Она действительно нравилась, хотя это заключение плавало где-то на задворках разума, когда основное внимание волшебника занимало не сильное поджарое тело, а шрамы, видневшиеся там и тут.

– Насмотрелся? – спросила она почти через минуту.

– Вполне, – пожал плечами Тобиус, – но могу и еще посмотреть.

– Думаю, тебе хватит, иди.

– Попарюсь и пойду.

– Ишь какой! Я битый час слуг гоняла, чтобы они тут все убрали, хороших березовых дров нашли, купель наполнили, истопили парную как надо – утро потеряла, а ты вот приперся на готовенькое и сразу париться? А к ахогу на рога сходить не хочешь?

– Только что оттуда – спрашивают, почему домой не возвращаешься?

Незнакомка нахмурилась, переваривая услышанное, а потом громко прыснула. Совсем же ей стало хорошо, когда заметила пару пышных дубовых веников, из которых Тобиус еще в парке вытянул влагу, тем самым засушив ветки и листья до нужного состояния. Хохотнув, женщина приблизилась, взяла один и глубоко вдохнула дубовый аромат.

– Сколько ни бегала, а правильного веника так и не нашла! Ладно, седой, раздевайся, первый пар уже вышел, так что можно и вместе.

Она прошла из раздевальни в предбанник, а Тобиус, скинув вещи, прихватил с собой сумку и пошел следом. Войдя в предбанник, он успел заметить как молочно-белые ягодицы мелькнули и исчезли за дверью парной, из которой шло влажное тепло с запахом березового дегтя. Волшебник не торопился, достал с настенной полки две чашки, которыми давно не пользовались, промыл их водой, сгущенной из воздуха, сыпанул внутрь сушеных трав, залил новой порцией воды, предварительно вскипяченной, и, соорудив на голове тюрбан из полотенца, с веником под мышкой и двумя чашками в руках вошел в парилку.

Незнакомка сидела на широкой полке, укрытой отрезом льняного полотна, тоже с тюрбаном на голове и зажмуренными глазами. Она только начинала разогреваться, и постепенно густая влага, оседая, заставляла призывные изгибы тела блестеть. Подмышки и низ живота женщины чернели и курчавились волосами, живот был плоским, а груди небольшими, но весьма красивыми, с острыми темными сосками.

– Для внутреннего согревания.

Она открыла глаза и приняла протянутую чашку, вдохнула травяной запах и заулыбалась шире. В традиционное понимание красоты незнакомка никак не вписывалась, но большие, широко посаженные глаза цвета антрацита, прямой нос с характерной для шехверцев крючковатостью кончика и широкий рот составляли на длинном лице какую-то странно притягательную гармонию… хотя по отдельности сии черты наверняка испортили бы жизнь любой обычной девице. Было в этой короткостриженой брюнетке что-то, что задевало за живое и притягивало внимание Тобиуса. Возможно, это были задорные искорки в глазах, возможно, бесстыдная улыбка или откровенный язык тела.

Прогревшись, волшебник отправился в мыльню, где как следует выскоблил себя. Когда он вернулся в парилку, незнакомка лежала на полке животом вниз, подложив руки под голову и оставив блестящий от влаги тыл беззащитным.

– Давай, – глухо сказала она, – начинай.

И Тобиус начал. Примерно четверть часа баню оглашали отборные шехверские ругательства, а когда незнакомка выбилась из сил, она могла лишь стонать и взвизгивать под неудержимым напором опытного мужчины. В конце концов, перегревшись, Тобиус уселся на свободную полку и отложил дубовый веник. Женщина лежала едва в силах дышать, исстеганная и красная в приглушенном туманном свете. Волшебник оценил эту картину как восхитительную, только прилипший к ягодице листок раздражал. Он потянулся, чтобы убрать его, но не получилось.

– Седой, – хихикнула незнакомка, – ты чего? Если хочешь схватить, то всей пятерней надо работать.

– Показалось, что листик пристал. Что это?

– А ты наклонись пониже да посмотри.

– Чую подвох.

Ее смех увяз в густой атмосфере парилки; взорвалась шипением порция воды, выплеснутая в печку Тобиусом.

– Знаешь, Седой, сперва я приняла тебя за злостного рукоблуда.

– Это не про меня, ну а вообще-то кто без греха?

Она опять рассмеялась.

– И почему же ты так подумала?

– Из-за рук. У тебя левая толще правой.

Теперь расхохотался он.

– А быть может, я воин и левша, и машу я левой рукой, а правой держу щит? А может, я кузнец, и у меня левая рука рабочая?

– А может, ты волшебник, и долгое время у тебя не было правой руки, но недавно тебе сделали новую?

– Хм, это ты как поняла?

– Просто не дура, – мурлыкнула незнакомка, глядя на него искоса. – Глаза у тебя желтые, как янтарь. Опять же рученька твоя правая иного цвета, чем левая.

– Зоркий глаз.

Серый волшебник лег на полку, и веник, повинуясь воле хозяина, начал стегать уже его. Они хорошо пропарились и вместе нырнули в купель с холодной водой, опрометью бросились обратно – и так несколько раз. Наконец, закончив процедуры, Тобиус выбрался в предбанник и уселся на лавку, укутавшись в отрез льняного полотна. Его компаньонка показалась следом, подошла нетвердой походкой, повернулась задом и приподняла ткань.

– Вот, гляди, Седой.

– Я уже нагляделся.

– Не на зад мой гляди, бесстыдник, а на то, что ты листиком банным посчитал!

На правой ягодице темнела татуировка в виде розы ветров.

– Нравится?

– Да. Хотя картина уступает в прелести холсту.

Смеясь, она улеглась на лавку и положила голову ему на ноги. Остывать после парилки следовало на свежем воздухе, но в мягком тепле без сквозняков, так что предбанник подходил вполне.

– Ты смешной, волшебник. И красивый, хоть и седой.

Ее ладонь легла ему на грудь, переместилась на правое плечо, скользнула вниз, к бронзе.

– Как это случилось?

– Был щенком, – скупо ответил он. – Полез на матерого пса. Поплатился.

– Понятно. Видишь этот длинный промеж моих малюток? Тоже на матерого полезла, он и рубанул от души, отступила, кончик его меча распорол кольчугу, как ситец, разорвал поддоспешник и самым концом царапнул по телу. Если бы хоть на мгновение промедлила – развалил бы он меня от макушки до матки.

– Рад, что успела.

– Конечно, рад, а то бы не валялась я сейчас здесь да задом не вертела перед мордой твоей бесстыжей, – хихикнула незнакомка, глядя ему в глаза.

Оба умолкли и некоторое время смотрели друг на друга напряженно, потом она приподнялась, и случился поцелуй, долгий, рваный, нервный, когда и мужчина и женщина пытались его прекратить, но не могли.

– Нельзя… у меня уже есть… хороший… очень… нельзя… – бормотала она, задыхаясь и шаря по телу Тобиуса жадными руками.

– Нельзя… обижать… хороших людей!

Потребовалось серьезное усилие, чтобы его собственные руки, так крепко прижимавшие незнакомку, рывком отстранили ее. Женщина вскочила на ноги и отошла на несколько шагов, захлебываясь воздухом и дрожа, красная уже не от пара, а как будто от искреннего стыда. Ее полотно упало на пол, и, поняв это, она впервые попыталась прикрыться. Волшебник поднял ткань и осторожно передал ей. Он не понимал, чего боялся больше – того, что она вновь бросится на него или он на нее? Некоторое время они сидели молча на почтительном расстоянии друг от друга. Тобиус поджал ноги под себя и медитативным путем усмирял бунт в душе и теле, незнакомка, будто еще не совсем оклемавшись после инцидента, глядела в стену.

– С тобой такое случалось? Такое… звериное?

– Один раз, – ответил он, открывая глаза, – это было как волна прибоя, сметающая все и вся.

Ее уши пылали алым.

– Спасибо, что остановился, сама бы не смогла.

– Борьба со страстями необходима для моей профессии, иначе погибну от самой магии.

Незнакомка впервые с момента прояснения рассудка посмотрела на него.

– Она была похожа на меня?

– Кто?

– Та, первая… к которой ты… к которой тебя…

– Она была сильной, гордой и страстной настолько, что ее страсть диктовала ей безумные, порой бессмысленные поступки. Прежде чем мы разделили ложе, она несколько месяцев продержала меня в темнице, где я с голоду охотился на крыс и ел пауков, а при следующей встрече я взял в руки булаву и помял ей кости, желая еще и череп проломить.

– Ого, какие страсти…

Волшебник поднялся, беря сумку.

– Это была одна из самых странных встреч в моей жизни, и я рад, что она случилась.

– Я тоже рада, – ответила нежданная компаньонка и уже ему в спину добавила: – У тебя и у самого милый зад!

Когда Бейерон говорил, что неплохо было бы Тобиусу отправиться на встречу с зеленокожими банкирами, волшебник не подозревал, что в сопровождающие ему достанется принцесса Ривенского королевства.

Перед встречей с ее высочеством серый магистр бережно хранил образ, оставшийся в его памяти, а именно – лицо и хрупкую фигурку девушки-подростка, чей расцвет только начинал набирать силу. Первый же взгляд затмил воспоминание. За прошедшие годы Хлоя Карторен выросла, превратившись в прекрасный цветок. Она встречала его в прекрасном платье, молодая женщина с волосами цвета воронова крыла, лицом «сердечком», вздернутым носиком, ртом, созданным для нежных улыбок, и темной родинкой на правой скуле. Тобиус приблизился, опустился на одно колено и коснулся губами кончиков ее пальцев.

– Вы стали еще прекраснее, чем я вас помню, миледи.

Подняв голову, он увидел большие карие глаза, блестящие от слез. Хлоя медленно погрузила пальцы в его седые волосы и пролепетала:

– Бедный чар Тобиус, через что же вам пришлось пройти!

Не зная, следует ли отпускать рвущуюся на губы улыбку, маг поднялся.

– Не стоит меня жалеть, а то еще поверю, что достоин жалости. Право, у вас должны были найтись более важные дела, чем таскаться со мной по городу.

Волшебник жестом фокусника изъял из воздуха носовой платок белого батиста и протянул ей.

– Я только вчера приехала из Орлипорта, следила за постройкой кораблей. Чар Тобиус, у нас будет флот!

– Осведомлен. Теперь лорды Селии вновь станут носить звание адмиралов не по традиции, а по праву. Отрадно.

Вскоре они уже ехали в роскошной гербовой карете с эскортом из всадников гвардейского кирасирского полка. Хлоя делилась впечатлениями от поездки в маркизат Селия, улыбалась, смеялась, пыталась убедить волшебника, что сердце ее не разрывается от чувства жалости к нему. Тобиус улыбался, смеялся и делал вид, что ничего не замечает. Порой она задавала вопросы, а он отвечал, точнее, рассказывал. Про Ору, про войну.

Они ехали в Сияющий Перекресток, небольшой и очень опрятный район, где традиционно селились члены гоблинской диаспоры Ордерзее. Он расположился как раз на пересечении двух широких улиц, давших району имя, и еще на двух десятках улочек, прилегавших к ним. Лицом района были сверкающие витрины ювелирных лавок, принадлежавших исключительно гоблинам, и фасады отделений гоблинских банков, среди которых особо выделялся небольшой дворец банка «Рифсгрин и правнуки».

Перед посетителями распахнулись двери в роскошный холл, где на красном ковре встречал их богато разодетый гоблин в золотых солнцезащитных очках. Он особо запомнился огромным воротником-жабо, сплошь золотыми зубами и париком двух разных цветов – кислотно-зеленого и кислотно-фиолетового. По меркам своего народа Лазерий Рифсгрин – один из бесчисленных правнуков – являлся богатым модником с безупречным вкусом.

Проследовав в его кабинет по не знавшим солнечного света коридорам, уставленным предметами безвкусной роскоши, Тобиус поместил на страницу огромного гроссбуха свое личное клеймо – силуэт летящего мотылька, а также приложил к бумаге большой палец левой руки. Вернув гроссбух на законное место, Лазерий Рифсгрин взял с отдельной подставки особое гусиное перо, размерами сопоставимое с мечом, и провел неписчей частью по листу, отчего клинописный текст несколько мгновений мягко светился.

– Благодарю, ваше могущество, теперь вы полноправный клиент банка со всевозможными привилегиями, к нашему взаимному удовольствию. Примите, пожалуйста, и вот это! Последнее нововведение, книга денежных гарантий! Внутри имеется множество долговых бланков, которыми вы, помещая на них сумму и подпись, сможете расплачиваться! Как только обладатель подписанной вами гарантии предъявит ее в любом отделении нашего банка, он получит на руки указанную вами сумму.

Тобиус принял и покрутил в руках продолговатую книжку в кожаной обложке, украшенной золотым вензелем банка.

– Со всеми привилегиями? – спросил он, пряча гоблинское новшество в сумку. – Я думал, что для этого нужен солидный счет и долгие годы безукоризненного доверительного сотрудничества.

Обладатель модного парика чуть заметно качнул головой, должно быть, бросив мимолетный взгляд на принцессу.

– Безусловно, так и есть, ваше могущество, однако, нарушая все правила банковского этикета, замечу, что счет ваш более чем солиден, а доверие к вашей персоне гарантирует эгида королевского дома Ривена. Для нас честь иметь с вами дело. Могу ли быть еще чем-нибудь полезен?

– Можете. Хочу обменять диморисийские марки на ривенские лостерции.

Закончив дела в банке, принцесса и волшебник были чуть ли не на руках вынесены к карете толпой подобострастных зеленокожих клерков. На обратном пути во дворец, когда Тобиус мял в руке банковскую выписку с пятизначной цифрой, Хлоя поясняла, что ее венценосный отец открыл для него счет, как только вернулся на трон, и с тех пор ежемесячно на этот счет переводилась некоторая сумма денег. После несложных вычислений серый маг отметил, что его услуги во время службы столько не стоили, на что Хлоя возразила, что королю виднее, кто чего стоит и кого как вознаграждать.

Остаток дня он провел рядом с принцессой, гуляя по замковому парку, слушая о ее жизни, вспоминая случаи из своей. Волшебнику было интересно отмечать, как сильно изменилась наследница ривенского трона, как повзрослела и оформилась. Вечером состоялся маленький ужин в небольшой зале, из окон которой открывалась панорама столицы с особенно ярко расцвеченным районом Пристани Чудес. Присутствовали только Бейерон, Хлоя и Тобиус.

– Тобиус, – сказал король после второй смены блюд, – я думал над тем, как помочь тебе поскорее добраться до Архаддира. Есть одна возможность. Милая?

– Что? Я должна это сказать?

Волшебник, слушая членов королевской семьи, отложил вилку и откинулся на спинку стула.

– Я выхожу замуж, – сообщила Хлоя тихо, – за Радована Карапсуа.

Слегка удивленный Тобиус сразу припомнил события давно минувшие, когда еще в Хог-Вуде он стал свидетелем прибытия послов Радована Карапсуа к ссыльному королю Бейерону.

– После возвращения на престол я сумел слегка оттянуть срок заключения брака, но пришло время выполнить договор, заключенный еще с Радованом Вторым.

– Что ж, сир, миледи, я поздравляю вас, – сказал волшебник. – Мир да любовь. Так ведь правильно говорить?

– Завтра из Ордерзее в Аллерхас протянется портал, через который Хлоя перейдет на ту сторону. О свадьбе по настоянию самого Радована будет объявлено позже. В последнее время он стал подозрителен и чрезмерно осторожен. Охранять мою дочь будет отряд риденских гвардейцев из Черной полусотни. Мы с Талботом решили приписать к охране и тебя, Тобиус, как моего доверенного человека. Отправишься в Риден через портал, пробудешь там до свадебной церемонии, а дальше можешь спокойно отправляться в Мистакор, если пожелаешь. Поскольку ты будешь исправлять мое поручение, управители никак не смогут помешать твоему путешествию за пределы Ривена. Такая возможность тебе интересна?

Серый маг посмотрел на короля, на принцессу, сделал крохотный глоток из хрустального бокала.

– Для меня будет честью послужить дому Карторенов еще раз.

– Строго говоря, – заметила Хлоя, – вы никогда и не переставали ему служить. Ведь так, отец? Была дана клятва именем Джассара, если я не ошибаюсь, и пока что никто вас, чар Тобиус, от нее не освобождал.

– А ведь и верно, – ухмыльнулся волшебник. – Сир, я прошу освободить меня от клятвы, данной при нашей первой встрече.

Тишина получилась долгой, тяжелой, неловкой и непонимающей. А потом Бейерон Третий, прозванный Мудрым, оправдал свое прозвище.

– Я освобождаю тебя от присяги, данной на имени Джассара Ансафаруса. Отныне ты вольный маг.

Клятва рассыпалась незримо для простых смертных, лишь Тобиус почувствовал, как исчезло что-то, бывшее с ним уже очень давно и к чему он привык настолько, что не замечал его, пока оно не исчезло.

Следующей ночью серый магистр долго не мог уснуть, думая о том, понимал ли Бейерон его истинные мотивы или же не понимал, как Хлоя, для которой просьба об освобождении была пощечиной?

Не обретя покоя на разогревшемся ложе, он пустился в ночной тур по темным коридорам Хосбранда, напрягая внезапной «инспекцией» стражу и пугая челядь. Ноги будто сами привели мага в комплекс зал, используемых королем в качестве рабочего пространства. Гвардейцы пропустили только после доклада и только потому что Бейерон не спал в столь поздний час. Он наслаждался горячим чаем и слушал тихую музыку, доносившуюся из гномской музыкальной шкатулки.

– Тоже не спится?

– Да, сир.

– Я старик, а у тебя какие причины?

– Душевные муки и страх оказаться непонятым.

– Сдаюсь, ты победил. Садись, испей чаю и расскажи мне, что тебя гнетет, друг мой?

От поднесенного Джаспером напитка Тобиус отказался.

– Сегодня за ужином я стал свободным магом и…

– Очень мудро с твоей стороны. Находясь под действием присяги, ты обязан был повиноваться моей воле. Но я всего лишь смертный человек, которого могут взять в заложники и заставить отдать приказ иными способами. Ненужный рычаг давления, особенно если учесть, какие силы противостоят тебе. К тому же, аннулировав присягу, я вывел себя из-под потенциального удара. Все в выигрыше.

Тобиус выдохнул.

– Слава Господу-Кузнецу. Боюсь только, ее высочество не приняли этого шага с тем же пониманием.

– Она умная девочка, сама до всего дойдет.

Они посидели в молчании, слушая музыку около часа, ибо не испытывали необходимости постоянно разговаривать.

– Знаете, что еще мучает мой разум? – наконец спросил Тобиус. – А вам-то это зачем?

– Хм?

– Я знаю о Радоване Карапсуа не больше, чем другие, но репутация у этого человека пугающая… если не сказать «ужасная». Я могу понять, зачем ему союз с вами, но зачем вы отдаете ему свою единственную дочь?

Король медленно отставил кружку остывшего чая и опустил руки на подлокотники кресла. Он старался выглядеть расслабленным, и у него получалось, но Тобиус понимал, почему действительно Бейерон не мог спать.

– Этот союз станет важным ходом на поле политической борьбы Вестеррайха. Я планирую использовать дочь для влияния на Радована и тех, кто стоит за ним, хотя он, несомненно, уверен, что сможет использовать ее для влияния на меня. Находясь во главе государства, я получаю намного больше важной информации, чем кто-либо другой, и могу выстраивать многоходовые комбинации. Не просто могу, я обязан это делать. Даже с использованием такого бесценного человека, как единственное дитя. Мы больше не в забытом Господом старинном замке на отшибе Доминиона Человека, Тобиус, где нашей самой большой заботой были наемные разбойники и бестии из леса. Мы в сердце Ривена, а вокруг нас разворачивается большая политическая игра. Хлоя это знает и понимает.

Он контролировал голос и мимику, однако, произнося это ничего не объяснявшее объяснение, Бейерон неосознанно прокручивал на своем пальце массивный серебряный перстень с прямоугольным сапфиром.

Проспав всего два часа, волшебник встал вполне отдохнувшим и свежим. Что-то случилось с его циклом сна и бодрствований, будто один час отдыха без боли в руке придавал сил, как четыре часа полноценного забвения. Даже кошмары давно не посещали его.

На втором этаже башни стоял большой стол, уставленный всевозможной снедью и питьем. Слегка подкрепившись, волшебник накинул на плечи синий плащ, проверил, как в сумке устроился Лаухальганда, и отправился к пульсирующему источнику магии, который ощущал с момента пробуждения.

В одном из залов у основания башни происходил провес портала. Двое волшебников занимались настройкой мраморной арки, внутри которой начинал зарождаться кокон синеватого свечения. За процессом, скрестив на груди руки, следил Талбот Гневливый.

– Рановато. Я почему-то думал, что это произойдет днем.

– Я тоже. Но, видимо, Академия подумала иначе и прислала их сейчас. Кстати, где твой посох, Тобиус?

Серый маг повел левой рукой, энергия вскипела внутри ладони, струясь по синеющей татуировке, и пальцы сжались на древке композитного посоха. Затем артефакт так же исчез.

– Так удобнее, если не хочешь привлекать лишнего внимания.

Талбот улыбнулся в усы, глядя на молодого собрата.

– Что будешь делать, когда доберешься до Мистакора? Ни за что не поверю, что просто спрячешься в стенах Аметистового университета. Что ты там ищешь?

Молодой волшебник взглянул в лицо старому:

– Мне нужны союзники, мне нужен план, мне нужно оружие.

– Вот, значит, как? Эх, ну, раз по такому пути ты решил идти, тут уж ничего не попишешь. Волшебник, на котором жизнь не оставила шрамов, это волшебник, который не принял в ней ни одного важного решения. Если мага ведет Нить, то даже Элборосу[11] лучше не оказываться на пути.

Тобиус не стал касаться вопроса Путеводной Нити. Тем более что он сам мало в этом разбирался. Нет больше Нити – и ахог с ней, ни к чему хорошему она его в итоге так и не привела.

– Вот, прими это. – Талбот протянул ему открытую ладонь, над которой образовалось нечто воздушное, по форме похожее на индальскую монету с отверстием в середине, но созданное словно из тысяч паутинок энергии, воздушных, тонких, медленно переливающихся на общем серебристо-синем каркасе. – Это мой сигнарий. Если понадобится помощь, зови, я постараюсь добраться до тебя как можно быстрее.

– Большая честь, ваше могущество, и большое доверие.

Сигнарий, неповторимый отпечаток ауры волшебника в астральной прослойке бытия, являлся маяком для связи практически на любых расстояниях.

Над ладонью Тобиуса воспарил его собственный сигнарий; в отличие от Талботова, цвет его был неоднороден, постоянно менялся, отдельные пятна вспыхивали и потухали, соответствуя нестабильной природе мутировавшего Дара. Произошел обмен.

Появились воины в черных доспехах, телохранители, некоторое время назад посланные Радованом Третьим, дабы оберегать его будущую супругу. Всего их было восьмеро, причем даже таким скромным числом они являли собой довольно разношерстное сборище. Только четверо были людьми… скорее всего – закрытая броня не позволяла разглядеть лиц; а кроме них был один гном, один гоблин и два метиса: хиллфолк и хомансдальф – редкие гости в этой части мира.

Появилась принцесса в сопровождении пары лакеев с большим дорожным сундуком. Хлоя поприветствовала придворного мага. Бейерон, пришедший проводить дочь, поприветствовал обоих волшебников. Также в зале появился отряд ривенских гвардейцев, который будущей королеве полагалось иметь по статусу вплоть до самого замужества.

Портал полностью оформился в стационарной мраморной арке, и из него выплеснулась волна чего-то невидимого, что заставило простых смертных вдруг поежиться, а волшебников – напрячься. Из портала выступил огромного роста человек с черной бородой, являвший всему миру широкую улыбку. Его длинный нос явно был сломан несколько раз, во рту не хватало зубов, а из двух алых кратеров, пылавших на месте глаз, шел дым.

– Дзе-ха! Дзе-ха-ха! Я, Нигирис Барбатум, приношу извинения за столь внезапный визит! – провозгласил он голосом, похожим на камнепад. – Отдайте мне Хлою Карторен, и больше никто не умрет!

Тобиус выплюнул три сгустка Бездымного Огня, которые объяли великана синевато-прозрачными языками. Воя во всю глотку, тот повалился на пол и принялся кататься по нему, пока не смог применить заклинание Водопад. Хрипя и постанывая, чужак встал на ноги абсолютно невредимым.

За миг до того как чернобородый контратаковал, Тобиус вскинул руки, произнося пробуждающее слово, и меж его пальцев появился мыльный пузырь, принявший в себя бо́льшую часть удара. Тем не менее в голове серого мага будто взорвалась бочка пороха, и он рухнул на пол с кровью, хлещущей из носа.

Когда Тобиус очнулся, он понял, что его тело куда-то быстро тащат. В ушах поселился мерзкий звон, голова ужасно болела, пахло железом, во рту чувствовался вкус крови. Открыв глаза, он увидел люстры, ползшие сверху вниз.

– Отпустите меня…

– Он жив! – воскликнула Хлоя.

– А я думал, что у него мозг из носа вытек, – прогудел чей-то низкий голос.

– Да отпустите же меня!

Тобиуса привалили к стене; скосив глаза, волшебник обнаружил вокруг себя множество озабоченных лиц, знакомых и не очень.

– Что произошло?

– После того как вы начали сморкаться своим мозгом, – заговорил гном, – тот урод попытался сделать что-то еще, но другой маг, седой, достал посох с мечом, и они сцепились!

– А потом он как заорет, – продолжил гоблин из тьмы глубокого капюшона: – «Ты не пройдешь! Бегите, глупцы! И Тобиуса не забудьте!» Это ведь вы Тобиус, да, господин? Будет очень неловко, если мы взяли кого-то не того.

– Уберите от меня этих хихляков[12], – зарычал маг, силой воли приводя тело в вертикальное положение. – На нас напали…

– Это предательство, – спокойно вымолвил Бейерон, – волшебники, открывавшие портал, связали Хосбранд с каким-то другим местом, из которого к нам явился незваный гость. Талбот принял бой, а нам велел прятаться.

Тобиус огляделся. Вокруг него находились король с принцессой, все восьмеро риденских гвардейцев, несколько слуг и ривенские гвардейцы с мушкетами и палашами, в количестве трех десятков голов.

– Сир, – прохрипел один из риденцев, некто в наглухо закрытом черном доспехе с белым эмалированным забралом в виде черепа, – мы будем защищать вас, но без плана всех нас перебьют. Как видите, худшие опасения моего короля сбылись, вас предали, и теперь выбор таков: бежать из дворца либо прятаться и ждать помощи. Учитывая, что магам Академии Ривена больше доверять нельзя, я предлагаю обратиться за помощью к Церкви. Следует немедленно покинуть Хосбранд и бежать под защиту монастыря Святого Тильма.

– Очень ценный совет, сир Вийем, но я думаю, что вы торопитесь клеймить Академию, и хочу выслушать мнение моего советника. Тобиус?

Серый маг ничего не сказал, а закрыл глаза и пробудил заклинание Внутренний Взор. Его разуму открылась картина энергетических потоков окружающего пространства, и он увидел, как в пульсирующем коконе заклинаний бьются две огромные силы – одна черная, как сама Тьма, а вторая яркая и раскаленная, как кипящее железо. Но кроме этого вокруг растекались и иные сгустки энергии, темные, зловещие, похожие на распространяющуюся по телу заразу.

– Охранные заклинания пробудились.

– Это я знаю, – ответил Бейерон, – у меня есть специальный амулет, и он сильно дрожит.

– Талбот Гневливый бьется с чужаком. Предателей не наблюдаю. Все защитные экраны пробуждены и уже действуют, во дворец нельзя телепортироваться, как и из него. Не уверен даже, что в Хосбранд теперь вообще возможно проникнуть или выбраться наружу. Усыпить защиту может придворный маг, который сейчас слишком занят боем, и никто к нам на помощь не придет, покуда он не победит. Боюсь, мы сами по себе.

– А помочь ему? – спросил один из риденцев, в закрытом шлеме и наиболее легкой броне, самый поджарый из троицы, вооруженной двуручными мечами. – Ты ведь маг, можешь ему помочь?

– Я магистр, а там, в башне, сражаются архимаги. Если полезу туда, я окажусь зернышком меж жерновов, они меня в муку перетрут и не заметят. Или того хуже, буду отвлекать чара Талбота и мешать ему действовать без оглядки на всякую мошкару. Колдун пришел за миледи, насколько я понял.

– Все становится сложнее и сложнее, – проныл другой риденский мечник, высокий и на редкость некрасивый человек в открытом шлеме и с длинными, словно у обезьяны, руками, – ну почему жизнь так сложна?!

– Молчать! – приказал сир Вийем. – Что нам в таком случае лучше делать, чар?

Отряд, присланный королем Радованом, удивлял своей разношерстностью. Гном, почему-то без бороды; гоблин, судя по всему, сумеречный; метисы. А кроме того, один из оставшихся четверых людей имел целых три уникальных черты: он был унгиканцем, толстогубым громилой со сплющенным носом и волосами, заплетенными в косицы; он также был белым как снег альбиносом с красными глазами, и, что встречалось совсем уж редко, этот человек отсутствовал в астральной прослойке бытия. На месте его ауры зияла дыра абсолютной пустоты.

– Ты холлофар?

– Да, так и есть, – вместо альбиноса ответил сир Вийем.

– Понял. Сир, амулет, пожалуйста.

В протянутую руку волшебника легла серебряная цепочка с кулоном в виде горностая, он ощутимо нагрелся и дрожал.

– Это первый знак королевской власти, который принадлежал основателю нашего рода. Потом были и короны, и цепи побогаче. – Бейерон провел пальцами по толстой золотой цепи у себя на шее. – Но эта дороже всех…

– Я знаю, сир. Изучал перечень артефактов, являющихся реликвиями королевских домов Вестеррайха. Этот амулет – Ловец Зла, сильный защитный артефакт. – Волшебник накинул цепочку себе на шею. – А еще это ключ, открывающий путь сквозь любые преграды в магической защите дворца. Не обессудьте, сир, пока что его понесу я. Пусть холлофар держится рядом с королем и принцессой, это лучшая защита от любой магии! Двигаемся к выходу, попытаемся достичь внешней стены и выбраться в город! Если нам не встретятся еще великие колдуны, то обещаю вывести всех в целости!

После короткой раздачи указаний они выдвинулись. Риденцы образовали авангард, гвардия прикрывала монарха.

Отряд тяжелел и замедлялся по мере присоединения к нему новых слуг, дворян и придворных чиновников. Количество солдат тоже росло. Сир Вийем посоветовал оставить слуг где-нибудь под охраной, дабы ускориться, но Бейерон спокойно этот совет отклонил.

– Вижу… что-то, – неуверенно сообщил хиллфолк, целясь вперед из громыхуна[13].

Возможно, стрелок хотел услышать приказ к действию или бездействию, но когда три черных, почти человеческих силуэта, медленно спускавшихся по лестнице, вдруг ринулись к людям, он утопил спусковой крючок, и громыхнуло. Немалая площадь оказалась иссечена дробью, от нападавших остались лишь черные ошметки, а хиллфолк уже перезаряжал оружие. У него за спиной в необычных подвесных ремнях пристроились еще два мушкета, а на поясе и перевязи через грудь ждали своего часа массивные пистолеты.

– Что это было? – спросил король, покручивая в ухе мизинцем.

– Потерянные тени, – ответил Тобиус, доставая из сумки свою книгу заклинаний, – нам лучше не останавливаться!

Потерянных теней становилось больше. Почти неотличимые от простых смертных, обмазанных смолой, они как будто бесцельно слонялись по коридорам и залам, но срывались с места и стремились к людям, едва те оказывались поблизости.

– Люди подманивают их страхом, – одними губами сказал Тобиус королю.

– Ты можешь что-то сделать?

– Уничтожать их по мере необходимости и больше ничего. Пока не появится их мать. Сомнений нет, она где-то здесь, наверняка отправилась на поиски миледи, пока ее хозяин пытается прорваться через чара Талбота.

– Демон? – почти неслышно спросил монарх.

– Эмблема третьего круга. Если появится, я справлюсь. Не извольте сомневаться. Но она медлительна, можно долго блуждать, натыкаясь лишь на потерянных. В наших интересах достать ее прежде, чем теней станет слишком много.

– Что для этого нужно?

– Удача. Будьте готовы, люди могут запаниковать.

– Вижу врага, – по привычке сообщил хиллфолк и выстрелил.

Однако картечного залпа не хватило, чтобы перебить тьму, рвущуюся на людей. Стрелок стал быстро и метко разряжать свой арсенал, а завершив канонаду залпом «утиной лапки», принялся перезаряжать. В бой вступили мечники и латники.

С другого конца колонны послышались крики и стрельба, стража, которой было поручено охранять арьергард, била из всех стволов по второй волне теней и готовилась принять удар на выставленные клинки. Тобиус взлетел и метнулся в ту сторону, завершая плетение Массового Изгнания, которое смело теней как призрачный ветер.

Волшебник бросился назад, сплетая Незримый Гонг. Риденцы приняли первый удар, но не захлебнулись, а стали рубиться, ривенские гвардейцы старались не отставать.

Но всем им было бесконечно далеко до сира Вийема, который работал своим страшным клинком с безумной скоростью, создавая сплошную стену стали, при этом почти что танцуя в латах из тяжелого нуагримга.

Тобиус шепнул пробуждающее слово, и прогрохотал Незримый Гонг. Смертные едва могли слышать его, но тварей духовных планов это заклинание оглушало. Замедлив поток потерянных теней, серый маг ударил лучами золотого света изо рта и обоих глаз. Спустя несколько мгновений путь был свободен.

– Не терять спокойствия! – провозгласил волшебник, который уже чувствовал приближение чего-то куда более опасного, нежели потерянные тени.

Звуки тяжелых шагов застигли людей на развилке главной лестницы, которая вела в холл. Колонна спускалась по правому пролету, когда на верхней ступени левого появилась Голодная Роженица и по всему Хосбранду разнеслись вопли перепуганных насмерть слуг пополам с грохотом бесполезных пороховых залпов. То была вся сплошь черная беременная женщина высотой в три человеческих роста, ее волосы ниспадали до самого пола, в пустых глазницах расцвели бутоны черных цветов, а по внутренним сторонам бедер от огромного живота текла жижа, похожая на смолу. Прямо на глазах людей из лона стали выпадать черные сгустки, быстро становившиеся потерянными тенями.

– Везде, где царствует Тьма, вас ждут, о вестники Света, баэло́лкоэ парга́йнен! – выкрикнул Тобиус, завершая подготовленное заклинание.

Вокруг него из небытия возникли всполохи мерцающего света, напоминавшие своими очертаниями людей с искристыми крыльями. Вестники Света явились в количестве десяти, нечеткие, неуловимые для полного понимания и завораживающе прекрасные.

– Эрсеткото́л и́три боаэррет!

Последняя словоформула обратила их тела мириадами сверкающих искр, которые пролились на Голодную Роженицу звенящим звездопадом. Она отняла руки от тяжелого живота, пытаясь закрыться, но искры беспощадно прожигали ее насквозь и вымарывали, словно грязное пятно с ткани мироздания.

– Все наружу! Запрягать кареты! – громыхнул голос Бейерона. – Не бежать! Не топтать друг друга! Крепко держите детей!

Выход под открытое небо принес облегчение вместе с чувством, что все худшее осталось позади. Служители королевского каретного двора уже запрягали кареты лошадьми, и внутрь садились слуги, в первую очередь женщины и их дети. Часть стражи находилась подле и должна была сопровождать поезд до внешней стены, другая часть вместе с риденскими гвардейцами образовала кольцо вокруг членов королевской семьи и волшебника.

Тобиус снял с шеи цепочку и с помощью специальных заклинаний изучал структуру артефакта. Он приказал холлофару отойти от короля, чтобы не повлиять на работу магической реликвии, и вернул ее хозяину.

– Он настроен на членов вашей семьи, сир, так что, полагаю, сработает только в ваших руках.

– Ты редко ошибался, Тобиус, будем хранить надежду.

– Что там было? – спросила принцесса. – Что за ужасное существо?

– Эмблема третьего круга, Голодная Роженица.

– Демон?

– Демоны живут в Пекле, – ответил Тобиус, мимоходом оглядывая огромный парадный двор с фонтанами и клумбами. – Тьма однородна. Это боль, отчаяние, ненависть и жажда отмщения, смешанные в единую злую стихию. А эмблемы – это формы, которые принимает Тьма, чтобы проникать в наш мир…

Его речь оборвалась, глаза расширились, волосы на затылке встали дыбом.

– Что-то злое грядет, все ищите укрытие!!!

Высоко наверху разлетелось вдребезги огромное витражное окно, и небо рассек черный росчерк. Осколки цветного стекла еще не успели упасть на камни, когда крылатый силуэт заложил крутой вираж и пронесся над двором. Раздались предсмертные вопли – некоторые люди оказались рассечены на части, других, словно копья, проткнули длинные черные перья.

– Защищать короля и принцессу! – хрипло пролаял сир Вийем.

Мушкетеры открыли огонь по крылатому силуэту вслед за хиллфолком, но тщетно – он молниеносно менял направление, а когда пронесся над двором во второй раз, вновь посыпались смертоносные перья.

– Не тратьте пули, эмблемы их не боятся. – Из посоха Тобиуса ударил луч золотого света – мимо. Волшебник бил заклинанием еще и еще раз, но цель была слишком быстра.

Третий шквал режущих перьев столкнулся с подвешенным над двором Широким Щитом. Маг поднял посох и принялся писать его копьевидным набалдашником по воздуху, произнося речитатив; распахнулась книга заклинаний, страницы которой с бешеной скоростью перелистывались и будто выплевывали лоскуты бумаги. Те исчезали в неярких вспышках, превращаясь в точные копии серого мага. Тридцать двойников поднялись в воздух на эфемерных крыльях и устремились навстречу черному силуэту. Начался воздушный бой, в небе без остановки вспыхивали потоки золотого света, а в ответ летели черные перья. Стая двойников редела, а новые взлетали ввысь, стремясь взять летучую смерть в клещи.

Тобиус ежесекундно контролировал действия тридцати своих реплик, и его гурхана иссякала примерно в тридцать раз быстрее, кровь начинала закипать от напряжения, кожа покраснела, будто ошпаренная, покрылась потом, и от нее с шипением валил пар. Но вместе с тем реплики успешно били черного летуна, пронзая его копьями света, не позволяли пронестись над двором в четвертый раз. То и дело враг падал, потом быстро становился на крыло, метал перья, но вновь был бит. В конце концов, потеряв крылья и безумно кувыркаясь в воздухе, он рухнул на один из фонтанов. Реплики исчезли в магическом свете, а их создатель со вздохом оперся о посох.

– Он еще не подох!

– Годлумтакари, за мной, – приказал сир Вийем.

Черный рыцарь и белокожий унгиканец выдвинулись к разрушенному фонтану. Сын Черного континента был огромен, он не носил одежды выше пояса за исключением наручей, и под кожей, рассеченной бесчисленными шрамами, перекатывались каменные мышцы. Оружием ему служили странные предметы, похожие на топоры, но с лезвиями в форме кривых птичьих клювов.

Через потрескавшийся бортик переступило существо, вдвое превосходившее ростом любого из приближавшихся к нему людей. Тварь была тонкой, гибкой, похожей на человека, но с огромной вороньей головой на плечах. Хотя реплики лишили эту эмблему крыльев, у нее остались страшные птичьи когти и мощный клюв.

Сир Вийем и Годлумтакари зашли с двух сторон, чего тварь будто не замечала, направив свой взгляд мимо них, за спины солдат, туда, где рядом с отцом стояла Хлоя Карторен. Затем чудовище пришло в движение – было оно ужасающе быстрым. Сир Вийем вскинул клинок и отступил, с лязгом отбивая удар когтей, альбинос налетел на птицеголового сзади, громко улюлюкая, совершил прыжок и вонзил оружие в спину. Беззвучно распахнув клюв, эмблема Тьмы, известная как Скорбный Вран, упала на колени, а холлофар с дикой яростью начал кромсать ее. Сир Вийем подступил, плавно вскидывая меч, и одним ударом отрубил голову. После этого и сама голова, и тело начали растекаться черной жижей, а на земле осталось лежать испачканное мертвое тело в мантии волшебника.

Бейерон двинул вперед главную ударную силу своей армии, переместив фигурку бхуджамишлана. Талбот силой мысли заставил своего ракшаса встать на защиту махараджи. Так завершился очередной этап «захватывающего действа», разворачивавшегося на доске для игры в раджамауту. Тобиус откровенно скучал, но силой заставлял себя запоминать ходы и приемы мастеров. Сам виноват, не следовало так беспощадно громить их в торжке, тогда бы они не решили большинством голосов играть в раджамауту.

В комнату, неся на подносе старинный кувшин с вином, вошел Джаспер, и маг, воспользовавшись моментом, откланялся. Попыхивая своей драгоценной трубкой, он двинулся по Хосбранду. Отовсюду следили внимательные взгляды если не волшебников, то божьих людей, которые после инцидента просто заполонили замок.

Нападавшему, когда тот понял, с кем связался, удалось сбежать от Талбота Гневливого прежде, чем вновь уснули защитные заклинания, но маги Академии в один голос утверждали, что покинуть дворец он не мог. Следовательно, несостоявшийся убийца принцессы прятался где-то в Хосбранде. В сложившейся ситуации церковники углядели возможность приумножить свое влияние на короля, а маги Академии Ривена всеми силами желали защитить свою честь от позора – ведь те двое, что впустили колдуна, не являлись самозванцами, а были попросту предателями. Теперь по Хосбранду разгуливали монахи орденов святых Петра и Иоанна, а также адепты Академии. И те, и другие смотрели друг на друга шакалотами[14], но ничего поделать не могли, ибо король желал хранить равновесие и заставил их присматривать друг за другом.

Башня придворного волшебника устояла под напором двух архимагов, пытавшихся уничтожить друг друга, лишь благодаря древней магии и теперь регенерировала.

В связи со всем этим Тобиуса определили в свободные гостевые покои, где был прекрасный большой балкон с разбитым на нем садом. Тобиус выходил на этот балкон, чтобы тренироваться.

Оставив короля и придворного мага и вернувшись к себе, он как раз хотел взяться за боевой шест, когда заметил, что что-то не так. Фарфоровые, стеклянные и хрустальные фигурки, стоявшие на крышке комода, изменили свое расположение. Тобиус не придал бы этому наблюдению особого значения, в конце концов, покои должен кто-то убирать, но, во-первых, служанка, протиравшая пыль, вернула бы украшения на прежние места, а не оставила в середине крышки свободное пространство, оттесняя фигурки к краям. Во-вторых, разбив одну из фигурок, она бы тщательно подмела пол и постаралась скрыть следы оплошности, а не оставила осколки на виду.

– Лаухальганда, ты нашкодил?

Компаньона нигде не оказалось, хотя, покидая покои утром, Тобиус видел, что тот спит. Пришлось отправляться на поиски. Выспрашивая у слуг и стражи, Тобиус довольно быстро оказался близ покоев принцессы Хлои.

Когда волшебник появился в гостиной, храпевший на кушетке Годлумтакари немедленно проснулся и, открыв один глаз, потянулся к оружию. Узнав же Тобиуса, он улыбнулся и провалился обратно в сон. Игравшие в куп гоблин и гном поздоровались, чистивший мушкет хиллфолк кивнул, сир Вийем повернул голову в шлеме, хомансдальф, наигрывавший на клавесине, предпочел не отвлекаться. Оставшиеся двое гвардейцев, длиннорукий страшила и поджарый малый, находились в личном саду ее высочества. Они кружили друг возле друга, без передышки маша двуручными мечами. Лаухальганда тоже был там – он следил за тренировочным поединком, громко мяукая и постоянно подкатываясь к ногам поджарого мечника.

– Нашкодил и смылся, негодник? – Тобиус подхватил возмущенно закричавшего компаньона и прижал к себе. – Надеюсь, он вам не мешал?

– Нисколько, чар, – ответил долговязый, стаскивая с головы открытый шлем, – хотя я мог случайно наступить на него, упасть, а мой меч, вылетевший из рук, описав сальто в воздухе, мог бы вонзиться мне в грудь. Да, с таким невезучим человеком, как я, подобное вполне могло бы произойти.

– Это было бы достойное завершение полной нытья жизни, – глухо произнес поджарый мечник из-под шлема и захохотал.

– Ворона – злая птица, – горестно вздохнул долговязый, которого риденцы называли Вдовым Хью, – с острым клювом и дурным языком.

– Простите, что прервал ваши занятия.

Схватив рычавшего Лаухальганду, Тобиус поспешил убраться восвояси.

За новым созданием портала пристально следили и маги, и священники. А также отряд Церковного Караула с освященным оружием наготове.

Бейерон на прощанье обнял дочь и пожал руку Тобиусу.

– До самой свадьбы она – твоя забота, чар.

Волшебник взглянул на свою подопечную со стороны и наклонился к монарху:

– После того что произошло, вы все еще хотите заключить этот союз? Кто-то очень могущественный желает обратного, жизнь миледи в большой опасности.

Бейерон Карторен вздохнул:

– Сейчас я уверен в необходимости этого союза больше, чем когда-либо. Я доверяю ее безопасность тебе, друг, не подведи.

– Пока я жив, ей ничто не грозит, милорд. А жить я намерен еще довольно долго.

Прежде чем кто-то успел ступить в портал, из него вышло несколько крепких лакеев, кативших большой свинцовый гроб на колесиках. Внутрь лег Годлумтакари, а затем с изрядным трудом лакеи покатили его обратно.

– Миледи, пора. – Сир Вийем поклонился и сделал приглашающий жест.

В сопровождении гвардейцев и Тобиуса Хлоя Карторен ступила в светящуюся арку и через мгновение оказалась в другой стране. Хотя проводили ее скромно, по-домашнему, встречена принцесса была по-королевски.

Стоило ей оказаться в тронном зале замка Ардегран, как запели фанфары и сотни людей обратили на нее внимание: вельможи, лорды, рыцари. Стены украшали знамена знатных риденских родов, сверкали драгоценности придворных дам и парадные панцири кавалеров. От черного трона к прибывшим двигался мужчина, очень высокий, крепкий, с красивым лицом. Его нуагримговые латы покрывала искусная филигрань, плащом служила шакалотова шкура, голову охватывал обруч черного металла с крупными рубинами. Волосы у короля Радована Багряного были под стать его прозвищу, они имели насыщенный красный цвет настоя на гибискусе чайном – известная родовая черта династии Карапсуа.

– Добро пожаловать в Риден, моя леди, – произнес он бархатистым баритоном, – я отчаянно рад, что вы оказались целы и невредимы.

– В том есть немалая заслуга ваших храбрых воинов, сир, – ответила Хлоя, приседая в реверансе.

Позади короля стоял Октавиан Риденский. Со времени их с Тобиусом первой и последней встречи придворный маг Радована не изменился ничуть: субтильный человек, чье молодое треугольное лицо внушало подозрения в родстве с эльфами, а тонкий крючковатый нос заставлял думать о какой-то хищной птице. Волосы риденского мага были пепельно-серыми, коротко остриженными, а глаза – желтыми, с узким вертикальным зрачком. Небогатая мешковатая одежда делала Октавиана похожим на подростка.

Радован провел Хлою к трону, откуда его голос взвился под высокие потолки, возвещая о том, что вскоре сия достойная дева станет королевой Ридена. Придворные мужи кланялись, дамы глубоко приседали, а гвардейцы Черной полусотни вскидывали оружие и славили будущую госпожу. Затем Радован объявил, что вечером состоится пир и что все присутствующие являются его почетными гостями. На этом церемония приема завершилась, и ривенская принцесса была передана новым фрейлинам. Пока придворные покидали зал, Тобиус стоял на том же самом месте и держал взгляд его королевского величества. Радован Третий допустил легкую улыбку, сел на свой трон и кивком позволил серому магистру приблизиться. Тобиус опустился на одно колено и склонил голову.

– У вас есть ко мне вопросы, чар?

– Нет, сир.

– Вы даже не хотите знать, почему я выдавал себя за капитана собственной гвардии и лично приезжал в Хог-Вуд?

– Предположу, что у вас были на это причины, сир.

– Вы поразительно нелюбопытны для волшебника, – заметил Радован, улыбаясь.

– Напротив, я очень любопытен, но сфера моих интересов не настолько широка.

– Ах, если бы все были столь же разумны и скромны. Как долго вы собираетесь составлять нам компанию?

– До свадьбы, сир.

– А что дальше?

– Отправлюсь в Архаддир, возможно. Хочу увидеть Аметистовый университет.

– Вот как? – Король несколько раз стукнул пальцами по подлокотнику трона. Тобиус заметил, что он носил лишь одно украшение – золотой перстень с круглым красным камнем неизвестной породы. – Возможно, у меня найдется для вас задание, приняв которое вы были бы вознаграждены по-королевски. Вас устроят со всеми удобствами, отдыхайте.

Тобиуса поселили не только с удобством, но и с умом – близ покоев, которые до свадьбы отводились Хлое. Волшебник сотворил заклинание Равноправные Братья и создал пятерых своих двойников, которые разошлись в разные стороны исследовать замок, пока он сам проверял защитные чары в покоях принцессы. Этим делом серый маг и занимался вплоть до начала пира.

Большой чертог был ярко освещен и богато украшен, на помосте играли музыканты, под потолком висела гигантская хрустальная люстра, а вокруг нее водили хоровод светящиеся магические кристаллы.

В сопровождении свиты Хлоя проследовала к высокому столу, где ее ждал будущий муж. Радован поменял шакалотов плащ на пышный камзол цветов своего дома, но под тканью угадывалась неизменная твердость нуагримга. Между королем и принцессой воссел архиепископ Аллерхаса – дань традициям, символизировавшим чистоту отношений.

Клирик поднял тяжелый кубок, призывая без малого полтысячи гостей внимать.

– Мы собрались под сенью сего благословенного дома, чтобы поприветствовать нашу будущую королеву и выразить ей свое почтение! Испейте же вина во имя будущего брака, который подарит королевствам Риден и Ривен еще многие лета крепкого мира! За нерушимый союз!

– За нерушимый союз!!!

Музыка заиграла громче, и пир начался. Тобиус стал изучать зал сквозь призму Истинного Зрения, рассматривать ауры, выискивать и проверять на вредоносность обычных домашних духов. Немного успокаивало его лишь знание, что на шее у Хлои висела изящная подвеска в виде пары ангельских крылышек – прекрасный Ловец Зла.

Довольно долгое время внимание его пытался привлечь Октавиан, сидевший за одним из привилегированных столов вместе с гвардейцами, прежде защищавшими Хлою. Тобиус старательно игнорировал его, пока это было возможно.

Заиграла танцевальная музыка, и кавалеры повели дам в центр чертога. Король, церемонно испросив дозволения у архиепископа, вывел Хлою из-за стола, дабы начать первый танец. Рядом с ним она казалась особенно хрупкой и юной, хотя и сам Радован был еще весьма молод. При своем строении он двигался плавно и изящно, как камышовый кот, а танцевальные умения короля иначе как изысканными было не назвать.

– Чар Тобиус, ну что же вы там застряли? Идите к нам!

– Я занят, чар Октавиан, благодарю.

– Чепуха, наемники все держат под контролем! Идемте! Я переговорил с друзьями, и они многое мне рассказали о том, какой искусный вы волшебник, – радостно вещал Октавиан Риденский, подталкивая Тобиуса к столу, – но я понял, что вы с ними так и не познакомились по-настоящему! Это огромное упущение! Вот, позвольте вам представить, сир Вийем Тарлок из замка Гримскалл, лорд земель Уиллкарена, второй офицер королевской гвардии и придворный палач!

Сир Вийем сидел во главе стола в полном доспехе, даже не подняв забрала. Его кубок, как и тарелка, был нетронут.

А потом собрат по Дару действительно стал знакомить Тобиуса со своими друзьями – гвардейцами Черной полусотни: Годлумтакари был гладиатором на архипелаге Кнута когда-то; хиллфолк Акселтар являлся, как и все представители его расы, мастером обращения со стрелковым оружием; Улькио Кайдериваль по прозвищу Кардамон одинаково сильно походил как на эльфа, так и на человека; Вилезий Вильтгрин, щерившийся из-под капюшона, являлся следопытом из Сумеречья, а латник Вадильфар из Криксенгорма гладко брил не только затылок, но и лицо, что было очень странно для гнома, не говоря уже о волосах, покрашенных в красный цвет. Еще был сир Хью Малеткиэс по прозвищу Вдовец, чей взгляд словно излучал меланхолию, последний член отряда, поджарый мечник.

Человек, которого рив со спины принял за мужчину, втянул голову в плечи.

– Чар Тобиус, познакомьтесь с Райлой Балекас, светом моей жизни.

– Райла! – выпалила она, резко протянув руку вперед.

– Тобиус Моль, магистр Академии Ривена, – проговорил он, пожимая мозолистую сильную ладонь.

– Вот и познакомились.

– Райла была впечатлена вашими магическими умениями, чар, и, послушав ее, я бы тоже не отказался увидеть все эти невероятные заклинания, которые вы демонстрировали.

– При случае обязательно, – продолжая смотреть на женщину, ответил Тобиус, после чего будто сморгнул наваждение. – Было очень приятно познакомиться с вами поименно. Наверняка в будущем эти знания будут мне невероятно полезны, а теперь позвольте откла…

– Еще один момент. – Октавиан позволил себе взять Тобиуса под локоть и заговорил тише. – Очень важный. Мне бы перекинуться с вами парой слов, но в сторонке, вдали от лишних ушей.

Рив временно отказался от идеи освободиться путем причинения боли собрату по Дару и позволил отвести себя в один из боковых коридоров, соединявшихся с пиршественным чертогом. Достаточно отдалившись от всеобщего веселья, волшебники остановились, и Октавиан несколькими пассами воздвиг вокруг них Стену Глухоты.

– Простите, что надоедаю, но у меня катастрофически мало времени. Почти все съедает служба, а в замке небезопасно.

– Если так, то я должен поспешить обратно к ее высочеству.

– Нет-нет, – остановил Тобиуса риденец, – как раз ей-то сейчас ничто не грозит, но вот мне… не суть важно. Я хотел поговорить о подарке, который послал вам, надеюсь, что он поможет…

– Каком подарке?

– Что значит «каком»? – опешил риденец. – Вам что, много подарков дарили в последнее время?

– На удивление много.

Октавиан Риденский приоткрыл рот и словно впал в прострацию. По молодому лицу блуждали сложные, тяжелые мысли, и смотрел он куда-то в пустоту. Тобиус же следил за тем, как к ним приближалась Райла Балекас. Она переступила через незримую границу заклинания, и Октавиан вздрогнул, почувствовав это.

– Ласточка моя?

– Ты обещал мне танец.

– Да… танец… обещал… – Серый маг заметался, словно грешная душа на загробном судилище. – Милая, прости, сейчас не могу, но позже у нас состоится важный разговор. А пока, может быть, чар Тобиус с тобой станцует.

Чмокнув возлюбленную в щеку, серый маг умчался.

– Не танцую, – бросил Тобиус и тоже попытался уйти, но оказался схвачен, приперт к стене и обнаружил у своего горла кинжал.

– Что ты ему наговорил, – зарычала мечница, – что ты ему наговорил, курвин сын?! Ничего не было, понятно?! А что было, то ты себе придумал!

Волшебник невольно залюбовался тем, как подрагивали ее ноздри, как сверкали глаза под изломанными дугами бровей, как широкий чувственный рот сжался, выдавая решимость. От нее приятно пахло – женщиной. Тобиус шепнул слово Притупления и молниеносно выхватил уже безопасный кинжал. Взглянув на черную рукоятку, украшенную навершием в виде вороньей головы, маг бросил оружие обратно.

– Я не сказал ничего, что как-то к вам относилось бы, пани Балекас, – произнес он по-шехверски. – А попарились мы все-таки знатно. Живите и здравствуйте.

На следующий день весть о том, что король Радован собирается жениться, облетела все королевство с помощью магической связи. На конец юна, первого месяца лета, был назначен день свадьбы.

Будучи приставленным к принцессе, Тобиус неотступно следовал за ней, куда бы та ни направлялась, кроме разве что примерочных сессий. На постоянной основе в замке поселилась армия лучших в стране швей во главе с эльфкой госпожой Вендалиэн; ежедневно прибывали ко двору лучшие ювелиры, кондитеры, каретники, виноделы, повара, цветочники. И еще уйма всевозможных мастеров и ремесленников буквально бились за право обслуживать грандиозное празднество, и во многом решение в пользу тех или иных претендентов зависело именно от невесты.

Тобиус, постоянно находившийся в напряжении из-за сотен незнакомых, а оттого подозрительных людей и нелюдей, которые окружали его подопечную, все же замечал, как в редкие мгновения ее лицо «давало трещину». Безупречной принцессе, какой она предстала перед ним после долгого расставания, тоже было тяжело.

Вышедшая в гостиную госпожа Вендалиэн грациозно опустилась во второе кресло, учтиво кивнула волшебнику и полезла в предоставленный ей кисет. Сам Тобиус откинулся на спинку и следил за эльфкой, набивавшей трубку.

Глава гильдии швей и белошвеек Меритри́н Ольва́кирэн Венда́лиэн Норэ́й-Касотра́терин иммэ Карнерива́ль была чистокровной лонтильской эльфкой родом из королевства Людатель. За прошедшие восемь с половиной веков жизни эта особа успела сменить десятки искусств и ремесел, берясь за новое всякий раз, когда достигала совершенства в предыдущем. И глядя на ее красно-зеленое платье, похожее на бутон розы, лепестки которого обрамляли маленькую грудь, но оставляли голыми острые плечи и длинную шейку, думалось, что уже вскоре госпожа Вендалиэн отправится искать новое занятие для своей любознательной натуры.

– Как идет пошив платья?

– О, дорогой мой чародей, хотела бы я сказать, что отлично, но она зарубает лучшие мои идеи!

– Платье из белых бабочек – это не очень хорошая идея, госпожа, – заметил Тобиус, выдыхая дым.

– Если бы это были живые бабочки, то да! Кому они вообще нужны! Я же хотела вышить для нее триста бабочек из белого шелка и серебра, а потом оживить и… да какая теперь разница. Ей подавай обычное белое платье. Примитивизм.

– Неужели все так плохо?

– Еще как! Придется окупать бедность идеи баснословной дороговизной. Король у меня так раскошелится на бриллианты, что сам рад не будет! – злорадно улыбнулась госпожа Вендалиэн.

Эта картина показалась Тобиусу крайне смешной, как и то, что у эльфки не наблюдалось даже рудиментарных клыков – все зубы были идеально ровными.

– Послушайте, дорогой мой чародей, – эльфка с сомнением постучала идеальными ноготками по подлокотнику кресла, – я с самого начала заметила в вас… что-то странное.

– Неужели? – приподнял бровь Тобиус.

– Да. Сама не знаю что, но что-то… чего в вас не должно быть. В вас, как в человеке, будто… У вас в роду не было эльфов?

– Я похож на хомансдальфа?

– Ничуть, то-то и оно. В любом случае спасибо за табак, я должна вернуться к работе, а то лишь Матерь Древ знает, что они там нашьют без меня.

Госпожа Вендалиэн стала удаляться, покачивая по-мальчишески узкими бедрами, но пронзительный женский вопль заставил ее задержаться.

– Демон! Демон! – во всю глотку надрывалась одна из швей, пятясь мелкими шажками и тыча пальцем в окно гостиной.

Тобиус поднялся, одновременно пробуждая несколько защитных заклинаний, но, взглянув в окно, лишь вздохнул. К этому моменту визжало уже несколько женщин, а некоторые даже успели сбежать.

– А ну заткнитесь, вы, глупые вахлачки! – воскликнула госпожа Вендалиэн. – Что, магического вестового никогда не видели? Заткнитесь, я сказала!

Серый магистр сделал резкое небрежное движение, и крикуньи немедля потеряли голоса. Что напугало их еще сильнее.

– Спасибо, вы просто душка, чародей, – устало молвила главная швея, выпуская изо рта пар.

– Ее высочество спрашивает – что случилось? – выглянула в гостиную одна из фрейлин.

– Скажи ее высочеству, что несколько дур перепутали магического вестового с демоном. Темнота. Волноваться не о чем.

Когда окно было открыто, причина переполоха длинным прыжком перебралась сначала на спинку кресла, а затем и на низкий овальный стол с кофейным сервизом. Своими размерами существо походило на годовалого ребенка, кожа его имела черный цвет с глубоким фиолетовым отливом, на круглой голове не хватало носа, зато была широкая пасть, крохотные сонные глаза, острые уши и маленькие рожки. Вестовой замер, сложив кожистые крылья и подобрав под себя длинный хвост. Он смотрел на Тобиуса.

Приказав всем посторонним удалиться и тщательно перекрыв все входы в помещение, волшебник протянул к вестовому руку и почесал там, где примерно мог бы находиться подбородок, – широкая пасть открылась.

– Чар Тобиус, если не ошибаюсь?

– Голосовое сообщение? Редкая модель…

– Это не сообщение, я говорю с вами в реальном времени.

Серый волшебник несколько растерялся. О том, что можно создать такого магического вестового, он никогда не слышал.

– Собственная доработка, не сосредотачивайтесь на ерунде. Меня зовут Илиас Фортуна, и я жажду познакомиться со знаменитым Тобиусом Молью!.. М-да, в голове это звучало лучше – как вас только угораздило получить такое второе имя? Не суть! Буду счастлив, если вы найдете время и посетите Гильдхолл завтра. Ничего официального, я просто хотел бы с вами поговорить и кое о чем рассказать.

Тобиус с сомнением посмотрел в раззявленную пасть.

– Не думаю, что это возможно. Вплоть до королевской свадьбы я несу некоторые обязательства перед ривенской короной и никуда из дворца отлучаться не могу.

– О, я слышал! Могу прислать вам на замену несколько лучших своих подчиненных…

– Нет.

– Что ж, настаивать не буду, но если передумаете, свяжитесь со мной!

Вестовой захлопнул пасть и тут же растворился в воздухе, подняв небольшой сквозняк, а на столешницу упал массивный переговорный медальон, дотоле содержавшийся внутри этой псевдоматериальной сущности.

Вечером того же дня, пребывая в своих покоях, волшебник серьезно обдумывал внезапное приглашение. Он знал, кто такой Илиас Фортуна, и понимал, что приглашение от мага его величины получают далеко не все. Также Тобиус знал, что в Гильдхолле заканчивался турнир за Кубок Гильдий, завтра состоится финальный бой, но все же… С одной стороны, столь внезапно свалившееся на него знакомство могло принести великую пользу. Тобиус ныне смертельно нуждался в могущественных покровителях. С другой стороны, он не мог покинуть свой пост, да и подозрительно это. Что могло понадобиться верховному магу Ридена от него, серого магистра?

Поздним вечером он все же решился пробудить медальон.

– Доброй ночи, чар Тобиус, рад, что вы передумали.

– Я еще не передумал, ваше могущество. Скажите, что вам нужно от меня?

– Это деликатный вопрос. Могу ответить только при личной встрече.

– Это важно?

– Для меня – очень.

– Тогда я осмелюсь выдвинуть условия.

– Слушаю.

– На время моего отсутствия при дворе количество ваших наемников, охраняющих Ардегран, будет утроено без повышения платы. Вы же должны поклясться именем Джассара, что не замышляете ничего дурного против моей подопечной и что те, кто прибудет подменить меня, будут надежными стражами.

– Однако вы ответственно подходите к своим обязанностям.

– Видимо, недостаточно. Будь я ответственней, не стал бы говорить с вами сейчас.

– Что ж…

Илиас Фортуна исполнил требование Тобиуса и поклялся именем Джассара. Серый маг почувствовал, как незримые нити связали их, заверяя подлинность сказанных слов.

– Завтра ко двору прибудут мои отборные волшебники, а вас милости прошу в гости.

В самый ранний утренний час, когда Хлоя имела привычку упражняться в стрельбе из лука, Тобиус сообщил ей о намерении посетить Гильдхолл. Принцесса отнеслась к этому без особого интереса, но чуть позже магистр узнал, что по воле короля – наверняка через ходатайство будущей супруги – сопровождать его отрядили нескольких гвардейцев. Попытки объяснить, что охрана не нужна и без нее Тобиусу будет лишь лучше, ни к чему не привели. Рива просто поставили перед фактом, причем сделал это сам капитан личной гвардии его королевского величества граф Фредригар Желоран.

Именно этим именем представился Радован, некогда прибыв в Хог-Вуд якобы в качестве посла от самого себя. Настоящий же капитан гвардии был высоким грозным мужчиной с пронзительными глазами, гладко выбритым черепом и густыми рыжими баками. Он занимал место первого офицера Черной полусотни и командовал охраной Ардеграна, пользуясь высочайшим доверием короля.

Для поездки снарядили гербовую карету с приданным ей эскортом из восьми конных гвардейцев, а в салоне расположились еще двое – Вадильфар из Криксенгорма и Райла Балекас. Преодолевая неловкость, волшебник забрался внутрь и уселся напротив шехверки. Вскоре они спустились с замкового холма.

Аллерхас был примерно вдвое меньше Ордерзее, но числом горожан не уступал, отчего казался перенаселенным и ужасно суетливым городом. За минувшие века замок Ардегран, возвышавшийся в центре столицы, практически не изменился, так и оставшись строгой крепостью.

Покинув территорию замкового холма, карета выехала на площадь, по причине торгового дня полную народу, и медленно двинулась на восток. Однако не успела она покинуть этот огромный рынок, как движение вдруг прекратилось. Вадильфар из Криксенгорма вынул из поясной кобуры небольшой пистолет.

– Что там? – спросил он у кучера.

– Какой-то крикун собрал вокруг себя большую толпу, и они мешают проехать. Сейчас разгонят.

– Белоленточник?

– Нет, звездолобый.

– Звездолобые, – проворчала мечница неодобрительно, – еще не легче, рвать их кормилицу.

– Что за звездолобые? – спросил маг.

Гвардейцы переглянулись.

– В Ривене их еще нет?

– Думаю, что нет.

– Значит, будут, – как-то не очень до́бро пообещал Вадильфар из Криксенгорма, – эти гаденыши везде лезут! Не знаю как в других землях, но в Ридене они появились года четыре назад. Сектанты, фанатики, зовут себя пророками Падающей Звезды и заняты тем, что загрязняют умы простого люда всяческой ерундой! Ночами, говорят, они только и делают, что пялятся в небо на эту комету и предсказывают явление какого-то Дракона Новорожденного. Будто драконы – это хорошо! Кретины.

– Это все? – спросил Тобиус. – Кажется, все довольно безвредно.

– Вполне, чар, но порой как начнет их проповедник вещать, глаза сумасшедшие, голос визгливый, а он как статуя, час за часом вещает и вещает, толпы собирает. Будь моя воля – сам бы всех переловил и сжег к драконовой матери!

Архитектура риденской столицы служила не столько изысканной красоте и простору, сколько большей вместимости. Дома в два и три яруса редкостью не являлись, многие улицы были довольно узки, а из-за высоких построек на них царила тень, зато тело города состояло из камня – ни единой деревянной хибары, ни единого озера грязи и нечистот посреди дороги, везде булыжник, брусчатка и относительная чистота.

Карета выехала в предместья через восточные ворота, после чего отправилась по широкой дороге в сторону порта. Ближайшая река, Навья, находилась в лиге[15] пути от стен Аллерхаса. Порт являлся небольшим, но хорошо укрепленным рыночным поселком, а в сердце его стояла цитадель таможенной службы.

В карете сначала запахло рыбой из возов, ползших от реки в город, но потом запах сменился на еще менее приятный. Как правило, такой запах возникал, когда в одном месте, не предназначенном для этого, жило много народу.

За окном раскинулся огромный город из дерева и ткани, где под красно-черным шакалотом[16] с полной выкладкой наматывали круги риденские новобранцы. Периметр лагеря был окружен самыми настоящими земляными валами с палисадом и глубокими траншеями, которые часть подразделений постоянно рыла, а вторая – засыпала. Прямо на глазах проезжающих инструкторы обучали рекрутов основным приемам боя короткими саблями, а чуть дальше на стрельбище велся огонь из мушкетов; четыре подразделения по тридцать душ отрабатывали движение в составе пешего построения, известного как «риденская баталия».

– Когда дует западный ветер, в Аллерхасе тоже трудно дышать, – усмехнулся гном, – но в остальное время терпимо, это вам не Парс-де-ре-Наль.

– И сколько здесь будущих солдат?

– Три тысячи, чар, не считая хозяйственной части. Это будущий полк регулярной армии. Подготовка длится полтора месяца, потом полевые учения до десятого пота, а потом выдача знамени.

– Слышал, что его величество готовится к войне. Марахог шалит?

Гвардейцы обменялись взглядами. Ворона и так всю дорогу поглядывала на волшебника искоса, с каким-то подозрением, а теперь оно как бы усилилось.

– Есть такое, – ответил Вадильфар из Криксенгорма, – но именно этот полк готовят на подкрепление к группировке, которая в случае чего выдвинется на висценские земли.

– Висцена, – задумчиво произнес маг, – это разве не те земли Ридена, которые граничат с Ривеном и Марахогом?

– Они самые, – ответила Ворона, – Висцена – это провинция белоленточников. Белая лента через лоб – отличительная черта ильжберитов.

– Разве они еще существуют?

– Один из предков короля, кажется, Чалдан Солдат, принимал бегущих от гнева Церкви ильжберитов, – припомнил Вадильфар из Криксенгорма. – Надо было заселять опустевший запад страны после, кажется, Тройственной войны… – Гном запнулся и задумался. – Что наталкивает на определенный вопрос: чего же они бежали от смерти, если ее не боятся?

Ему так понравился им же и заданный вопрос, что гвардеец в голос расхохотался.

Имя непризнанного Церковью святого Ильжбера и его последователей было намертво связано с одним из самых ужасных эпизодов амлотианской истории – Кровавым Причастием. Восьмого йула одна тысяча четыреста шестьдесят шестого года Этой Эпохи, в День апостола Петра целая армия еретиков-ильжберитов под видом паломников проникла в Астергаце и попыталась захватить власть над Святым Престолом. Великий город потонул в крови, от рук убийц погибли многие тысячи беззащитных верующих, собравшихся на празднество, и солдат папской армии.

Фанатики не смогли захватить собор Ангельского Нисхождения и убить Папу лишь благодаря героизму отряда созеанских наемников. Славные своей стойкостью и дисциплиной, созеанцы погибли почти все, но удержали собор до подхода полков Церковного Караула и воинствующих монахов-иоаннитов. После того как еретиков выбили из города, Инвестигация начала преследовать и уничтожать их во всех подвластных Церкви землях, и нигде, как считалось, им не было приюта и защиты.

– Значит, последние сто семьдесят пять лет они живут на этой земле? – посчитал Тобиус.

– Да, и за это время белоленточники расплодились. Теперь причиняют беспокойства, пытаясь проповедовать вне своей провинции. Агрессивно проповедовать.

Добравшись до Навьи, карета перебралась через нее на пароме, после чего въехала под сень Тонтунского леса.

Магические школы разных стран имели свои особенности, но школа Ридена отличалась от прочих совершенно радикально. Суть ее заключалась в отсутствии единой школы, дроблении на десятки больших и малых гильдий, предоставляющих почти любые наемные услуги магического характера всем, кто может их оплатить. Гильдии подчинялись общему, не слишком сложному, зато непреложному уставу Гильдхолла, платили процентные отчисления с заработка и постоянно соревновались за наиболее аппетитные контракты, которые повышали их место в единой таблице престижа – очень важной вещи с точки зрения волшебников. Имея беспрецедентную автономию от любой посторонней власти, Гильдхолл соблюдал лишь основополагающие законы государства, при этом сохраняя право принимать в ряды гильдейцев интуитов, нелюдей, некромантов, да и любых других волшебников, которые подвергались гонениям в соседних странах. Это делало магическое сообщество Ридена самым большим и разноплановым в Вестеррайхе.

Карета ехала меж деревьев по широкой дороге, выложенной преимущественно белым и в меньшей степени синим кирпичом. По обочинам с равными промежутками стояли высокие металлические конструкции, похожие на цветы-колокольчики, с магическими светильниками в «бутонах». Ночами Тонтунский лес был расчерчен плавными изгибами освещаемых дорог, на которых путнику не грозило совершенно ничего. За безопасностью в этом лесу следили маги Гильдхолла, хотя они не отвечали за жизни тех, кто решал сойти с дороги и развести костер.

Тобиус перебирал в уме тайные знаки, вспоминал заученные, но редко используемые словоформулы и чертежи, пытался оформить идею нового заклинания, которое еще предстояло придумать. Обычно именно так серый магистр спасался от скуки.

Нечто среди деревьев привлекло его внимание. Живое существо, сверху человек, снизу – пятнистый олень. Хрупкая, узкоплечая, изящная женщина с крохотными грудями и тонкими руками. Длинные коричневые волосы ниспадали до самой шерсти, оленьи уши чутко подрагивали, существо переступало длинными изящными ногами и внимательно следило за путниками.

– О боже! – шепотом воскликнула Ворона, проследив за взглядом Тобиуса. – Какая красота!

Вадильфар тоже показался удивленным не на шутку.

– Оленьи люди, – ответил Тобиус. – Хотя ни людьми, ни оленями они не являются, именно так их называют в заозерских королевствах. Эльфы зовут их по самоназванию: «сэпальсэ́». На вашем месте я бы не спешил восхищаться, эти создания – воины леса, их хрупкое изящество обманчиво.

Рядом с одной сэпальсэ появился второй, несколько более крупный, с плоской грудью и ветвистыми рогами. Мелькнули пятнистые оленьи тела – и нелюди растворились в лесу.

– Откуда они здесь взялись? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Райла. – Разве они не должны быть… ну… там, в эльфских лесах?

Тобиус вынул из сумки свою книгу заклинаний и после непродолжительного пролистывания нашел нужную страницу.

– Тонтунский лес назван так в честь цитадели Тонтун, возведенной магами-зодчими Лиги Хрустальных Башен. Когда Император-дракон Дармиол призвал волшебников обратно в империю, они создали немало выдающихся архитектурных изысков, а после окончания Гроганской Эпохи и начала Войн Веры многие волшебники стекались в Тонтун, чтобы оборонять его и лес вокруг от посягательств магоненавистников-амлотиан. К счастью, они преуспели, и лес так и остался нетронутым. Сэпальсэ выжили благодаря защите магов их среды обитания. Кстати, цитадель Тонтун существует и по сей день, теперь она называется Гильдхоллом.

Кирпичная дорога плавно опускалась в низины и так же плавно поднималась на холмы, бежала мимо прудов и пересекала широкие ручьи по аккуратным выгнутым мостам, пока наконец лес на высоком холме не расступился, открывая потрясающий вид. Посреди большой плеши в объятиях скал на фоне гор стоял Гильдхолл. И он был великолепен.

За серой стеной, украшенной барельефами, в небо стремилась исполинская круглая башня, сложенная из белоснежного камня. Она была так высока и широка, что из ее плоской крыши росли еще четыре отдельные башни с реявшими над ними знаменами. Снизу к основному телу исполина крепились нагромождения мелких башенок, обширных лоджий, многоярусных корпусов и эдаких пузатых эркеров, крытых синей черепицей. Все это обвивали путаные лабиринты улочек, мостов и лестниц. В общем и целом Гильдхолл напоминал белоснежное древо, нижнюю часть ствола коего облепила колония синих древесных грибов.

Карета въехала в пределы внешней стены через высокую арку, у которой не было ни решетки, ни воротных створок. На круглой площади сразу за аркой врат из толпы вынырнул молодой беловолосый мужчина в черной полумантии. Он имел при себе тонкий посох черного же чугуна с серебряными вставками, увенчанный белым магическим камнем.

– Добро пожаловать в Гильдхолл! – прокричал встречавший, когда несколько гвардейцев преградили ему дорогу. – Я – Штербен, помощник господина Илиаса, и если бы вы только знали, как я рад, что вы все же приехали!

Тобиус, выйдя из кареты, кинул на волшебника взгляд сквозь Истинное Зрение и разглядел ауру некроманта.

– Штербен?

– А вы, должно быть, господин Тобиус Моль?

– Чар Тобиус, пожалуйста.

– Как угодно, чар! Господин Илиас приказал мне ждать вас…

Его перебил громкий звук прочищаемого горла.

– О, привет, Ворона! – ухмыльнулся некромант, заметив ее. – Чар Тобиус, для гильдии «Любимцы Фортуны» честь, что вы приняли приглашение!

– Я хотел бы скорее встретиться с его могуществом и вернуться к своим обязанностям.

– Как вам угодно, – ответил некромант. – Оставьте транспорт здесь, о нем позаботятся, и давайте уж действительно поторопимся! Финальный бой начнется с минуты на минуту!

Некромант сдернул с шеи костяной кулон и бросил его на землю – прямо над артефактом распахнулся межпространственный проход, за которым находилась просторная комната.

– Вот, прошу, проходите же!

– С нами холлофар, – предупредил Вадильфар из Криксенгорма.

Некромант остановил взгляд на массивной фигуре Годлумтакари.

– М-да, такой не пройдет. Один момент.

Глаза Штербена закатились, он слегка приподнял голову и замер, так что стало понятно – сознание волшебника перенеслось куда-то.

– Знакомый? – спросил Тобиус у Вороны.

– Знакомый, – ответила та неохотно.

– Доверять можно?

– Чт… Он хороший парень.

– Откуда знаете?

– Я знаю только, что он действительно служит Илиасу Фортуне, и больше ничего.

Мечница поправила перевязь с ножнами за спиной и демонстративно надела закрытый шлем.

Некромант вернулся в себя, и внезапно прямо из магического прохода показался пожилой человек непримечательного вида.

– Звали, господин?

– Вот этого проводишь к нам, – некромант указал сначала на Годлумтакари, а потом на комнату.

– Отсюда? Туда? С моими-то ногами?

Некромант нахмурился – и старик покорно кивнул. Холлофар подступил и, широко улыбаясь, поднял слугу на руки, словно ребенка.

– Годлумтакари уважает старость, Годлумтакари отнесет тебя, старый человек, показывай дорогу!

Штербен терпеливо ждал. Сначала с площади в помещение прошли двое гвардейцев, которые внимательно осмотрелись, только после чего перешли все остальные. Сразу почувствовалось изменение давления – немного заболели уши. Штербен поднял с пола свой кулон, тем самым закрывая магический проход.

Комната была отделана панелями резного дерева и столбами, которые зачем-то поддерживали под потолком навес из плотной ткани. В два ряда стояли кресла, за которыми находился большой стол, сервированный золотой посудой со всевозможными кулинарными изысками и дорогими винами; все это помещалось на деревянном помосте.

– Извольте присаживаться, если есть пожелания относительно закусок, то высказывайте: мне приказано позаботиться о вашем удобстве. Финальный бой турнира вот-вот начнется, и вы стали почетными гостями гильдии «Любимцев Фортуны». А теперь прошу держать себя в руках, ибо вы в полной безопасности.

С этими словами Штербен ударил посохом о стену – кахолонг[17] в его набалдашнике засветился фосфорной зеленью, стена разделилась надвое и стала медленно разъезжаться в стороны. Вместе с солнечным светом внутрь хлынул тысячеголосый рев; откуда-то из-под деревянного помоста, двигавшегося теперь вперед, стали подниматься перила. Он оказался на грандиозной высоте в теле одной из четырех башен-близнецов, на вершине основной башни Гильдхолла.

Ворона не сдержала восторженного вопля, утонувшего в общей какофонии криков. Тобиус же казался совершенно бесстрастным, что скрывало весь пережитой только что ужас.

Крыша главной башни Гильдхолла являлась ареной, взятой в окружение многоярусным кольцом трибун. Она представляла собой круг радиусом в несколько сотен шагов, заставленный всевозможными каменными блоками, усеянный огненными ямами и прудами.

– На арене есть доступ к четырем изначальным элементам для стихиариев, свободные пространства для прямого боя, всевозможные укрытия для обороны. Отсюда не видно, но там, внизу, достаточно различных материалов для творения вроде железа или древесины. Всего претендентов будет двое: финал ведь. Господин Илиас встретится с вами после того, как одержит победу. Хотя в этом году бой обещает быть жарким: против него выйдет Механизм Разрушения.

– Кто-кто?

– Один безумный волшебник родом, если слухи не врут, из Бреоники. Честно говоря, даже с нашей пестротой рядов никогда не встречал ничего подобного.

Над трибунами раздался очень низкий гудящий звук. Он легко заставил несколько тысяч глоток заткнуться, чтобы голос незримого ведущего мог звучать громче.

– Сегодня сойдутся в магическом поединке двое волшебников, дабы победитель мог гордо носить титул чемпиона Гильдхолла, самого могущественного мага в королевстве Риден! Один из них хранит этот титул вот уже на протяжении пятнадцати лет – глава гильдии «Любимцы Фортуны», признанный сильнейшим магом Ридена Илиа-а-а-а-ас Фортуна-а-а-а!

Сквозь возникший овал портального окна на арену вышел мужчина, по виду в самом расцвете сил, ладно скроенный, с приятным лицом и длинными каштановыми волосами. Его мантия медленно переливалась всеми цветами радуги. Фортуне было лишь немного за девяносто, и он относился к числу самородков от магии, которые в столь молодом возрасте достигали уровня архимага. Кроме того, он создал и поднял на вершину свою гильдию, укрепляя ее позиции собственным чемпионским титулом и негласным положением верховного мага Ридена.

Зрители рукоплескали.

– Претендент на титул чемпиона стал частью Гильдхолла совсем недавно, но уже превратился в легенду, которую знаете все вы! Волшебник, сделавший себя сам! Тот, чье тело – металл, чья кровь – огонь, чья страсть – уничтожение! Механи-и-и-и-изм Разрушени-я-а-а-а-а!

Не знавшие, чего ожидать, могли принять претендента за громадного витязя, от шеи до пят закованного в некрашеный серый металл, мерцающий вытравленными в нем магическими знаками, но опытный взгляд видел совершенно иное – нечто чудовищное.

– Это извращение над человеческой природой, – сказал Тобиус.

– Да, – согласился Штербен, – еще какое. То есть таких, как я, Церковь преследует, а он ходит себе, лязгая… всем телом. Где справедливость? Oyun arche[18], вот где!

Механизм Разрушения был высок и обширен, тело ему заменял массивный, сплошь металлический каркас, покрытый броней с вытравленными в ней чертежами стационарных заклинаний и пылающими энергией магическими знаками. Фактически от человека в этом волшебнике осталась лишь голова, да и то не полностью – левая часть черепа была покрыта металлом, а в глазнице пылал красный шар. В правой руке претендент нес цельнометаллический молот на длинном молотовище; левая его рука походила на одну из тех скорострельных малокалиберных пушек с шестью стволами, которые делали гномы; ноги напоминали массивные звериные конечности. Механизм Разрушения шел переваливаясь, грузно, тяжело, а труба, торчавшая из его горбатой спины, выбрасывала в воздух черный дым и искры.

– Вы ждали этого, и оно свершилось! Да начнется битва!

То, что началось на арене по возникновении защитного купола, было достойно описания в учебниках по истории магии и трактатах по ведению магического боя.

Как только архимаги сцепились в стремительном поединке, Астрал словно сошел с ума от передвижения в нем энергетических потоков. Они с огромной скоростью перемещались, крушили все и вся, осыпали друг друга потоками убийственных заклинаний, призывали из сопредельных измерений всякую жуткую дичь, чтобы натравить ее на противника, испытывали силу и выносливость друг друга, поистине чудовищную и пугающую. Механизм Разрушения полностью оправдывал свое дурацкое имя, но и переливающийся всеми цветами радуги Илиас Фортуна ничуть ему не уступал.

В определенный этап боя Илиас Фортуна сотворил нескольких своих двойников, которые принялись поливать Механизм Разрушения различными боевыми заклинаниями с разных сторон, а тот укутался в сферу магической энергии и просто стоял под их обстрелом.

– Почему он ничего не делает?

– Не может, – ответил Тобиус, – у него восхитительная защита, она приспосабливается к нескольким видам атак одновременно, но при этом железяка не может сойти с места или атаковать, будто уходит в глухую оборону.

– Мне что-то не по себе. – Райле не сиделось на месте, она то и дело обеспокоенно вздрагивала. – И что теперь?

– Кабы знать. Если его источник силы не истощится и если у двойников чара Илиаса не опустеет арсенал, они могут так хоть вечно стоять.

Но Фортуна не собирался сдерживать претендента вечно. Работая выточенной из кости волшебной палочкой, он сплетал многосложное заклинание, нанося на само пространство чертеж, усеянный тайнописными текстами. В воздухе зажигались сгустки фиолетово-черной энергии, которые окружали всю конструкцию заклинания и подобно глазам неведомых жутких существ следили за волшебником, пока он не произнес последней словоформулы. Тогда четверо двойников исчезли, вернув свои магические силы создателю, и он вошел в свое заклинание.

Такого Тобиус не видел еще никогда в своей жизни. Он многое умел и еще больше просто знал, но о таком не мог даже помыслить.

Из созданного Илиасом Фортуной озера энергии формировалась новая материя совершенно иного качества. Металлический маг тоже обратил на это внимание, в левой половине груди Механизма распахнулось пять отверстий, из которых с визгом и ревом стали вылетать стремительные снаряды. Оставляя за собой дымный след, они били по принимавшему новую форму чемпиону, но формирование чего-то огромного продолжалось.

Претендент перенесся на противоположный край арены, и все присутствовавшие носители Дара ощутили колоссальный выброс гурханы. Труба, росшая из спины Механизма, стала выдавать тугую струю дыма, а брюшной сегмент тела, выглядевший как выгнутая полусфера, распахнулся навроде капкана, изрыгая вовне струю ало-оранжевого огня. Разойдясь несколькими потоками, она сформировала две исполинские лапы и стала смешиваться с дымом. В конце концов хрупкая металлическая конструкция, заключавшая в себе сущность волшебника, разлетелась на части, потонув в расширившемся облаке дыма и пламени. Механизм Разрушения перешел в состояние энергии и тоже начал формировать из нее новую материю.

– Это то же самое заклинание, но в ином исполнении, – пробормотал Тобиус и добавил уже во весь голос: – Они учились у одного наставника!

Но Штербен его не слышал, молодой некромант с ужасом следил, как растут под магическим куполом два исполинских монстра. Илиас Фортуна обрел тело темно-сиреневого, перевитого светящимися рисунками существа, похожего на льва, с глазами как гигантские шаровые молнии, клыками-бивнями, лезущими из пасти, гривой, похожей на живую ртуть, и длинной змеей вместо хвоста.

Механизм Разрушения превратился в существо, похожее на бескрылого дракона, покрытое чугунной броней, на которой вспыхивали тайнописные знаки, с горящими пламенем очами и алым горлом, в котором плескалась магма.

Чудовища продолжали расти, пока грива «льва» и чугунный гребень «ящера» не заскрежетали по куполу, а потом, набрав предельно возможную массу, они бросились друг на друга. Грохот тряхнул мироздание, и все пространство под куполом заполнил огонь и молнии. Зрители безумствовали от восторга, над трибунами начали вспыхивать искры магических фейерверков и греметь хлопки.

– Чар Тобиус…

– Понятия не имею, пани Балекас, о таком я даже не слышал.

– Чар Тобиус…

– Выброс гурханы огромен, Астрал сходит с ума, надеюсь, кто-нибудь займется остаточной магией, потому что иначе в этом лесу резко возрастет количество чудовищ и прочих мутантов…

– Седой! – вскричала Ворона. – А ну вынь голову imme arche[19] и посмотри вниз! Там дерутся!

– Конечно, они дерутся, а что вы думали…

Но Тобиус все же вынул голову, чтобы посмотреть вниз, на трибуны, и то, что он увидел, походило на магический бой. Противостояние двух исполинов заглушало энергетический резонанс боевых заклинаний, мертвые тела множились с каждой секундой. Он резко вскинул руки, возводя Щит Кудулы, который отразил боевое заклинание, едва не попавшее в привилегированную ложу. Риденские гвардейцы схватились за оружие.

– Защищать мага! – гаркнул Вадильфар из Криксенгорма.

– Себя защитите! Штербен, выводите нас отсюда!

Некромант не обратил внимания, он сосредоточился на арене и на рвущих друг друга исполинах.

– Штербен! Штер… да рвать же твою кормилицу! Ты, сукин сын! – Тобиус бесцеремонно схватил некроманта за плечо и развернул к себе так, что затрещала черная полумантия, а потом с бешенством прорычал тому в лицо: – Я сказал, выведи нас отсюда немедленно!

Темные глаза Штербена изменились, зрачок до предела расширился, а по приятному молодому лицу пробежала судорога. Какие-то мгновения Тобиус даже думал, что ему придется драться.

– Простите, чар, я отвлекся, – произнес некромант, будто стряхивая с себя наваждение. – Мне вдруг захотелось…

– Меня убить?

– Убить кого угодно, если честно. – Штербен достал из-за пазухи свой костяной кулон и швырнул его на пол – распахнулся проход на площадь у врат.

Они перешли без проблем, и помощник Илиаса Фортуны развел кипучую деятельность в каретном дворе, заставляя работников запрягать королевских лошадей в королевскую карету.

– Что там происходило? – обеспокоенно спросила Райла. – Почему те маги начали убивать друг друга?

Тобиус стоял, задрав голову, и следил за отсветами магических вспышек. Там, наверху, все еще сражались две невиданные твари.

– Что бы это ни было, мы отправляемся в Аллерхас немедленно. Вся эта поездка была моей большой ошибкой.

– Карета готова, чар, – вскоре подал голос Штербен.

– А мы никого не забыли? – глухо спросила Ворона.

– Годлумтакари! Где его драконья мать носит?! – воскликнул Вадильфар.

Вздохнув, серый маг прикрыл глаза, невербально проговаривая заклинание Внутреннего Взора. Потоки энергий окружающего мира сразу «заострились», стали более явными, и это причинило Тобиусу боль. Гильдхолл был местом, переполненным магией, так что ее более сильное проявление дало значительную нагрузку на разум ищущего. Но магистр все же знал, что делает. В пространстве, полном магической энергии, следовало искать точку энергетического вакуума.

– Он в главной башне, где-то на средних этажах. – Тобиус открыл глаза. – Вы езжайте, а я пойду за ним.

– Никак невозможно! Нам приказано вас охранять! – возразил гном.

– Сейчас вы все не более чем обуза! Ждите здесь или уезжайте, но за собой идти воспрещаю!

– Подотрись своими запретами, я иду! – отрезала Райла Балекас.

– На кой ты мне сдалась?

– Прикрою спину!

– От кого? Я не собираюсь ни с кем драться!

– Зрители на трибунах тоже не собирались, однако же… Мне было велено позаботиться о гостях, – напомнил некромант, – поэтому я присоединяюсь.

Вадильфар из Криксенгорма тоже хотел еще что-то сказать, но, встретившись взглядом с пылающими янтарными углями, благоразумно отступил.

Серый маг протянул руку к виску некроманта и передал ему образ нужного места.

– Открывайте переход.

– В середину башни? Не получится, – ответил помощник Фортуны. – У меня только гильдейский ключ, который ведет на территорию, принадлежащую нашей гильдии, а то место, которое интересует вас, – общее. Туда можно попасть только через общественный транспортер. За мной!

Троица рысцой двинулась по улицам Гильдхолла. Узкие и извилистые, они словно вымерли, народ собирался на крошечных пятачках-перекрестках, где любой, кто не попал на трибуны, мог следить за финальным боем через магические фата-морганы. На одном из таких пятаков располагался транспортер – не портал, но средство перемещения замкнутого типа. Троица ступила на круглую площадку, выложенную шестигранной синей плиткой, некромант произнес несколько слов, и над их головами возник купол со вспыхнувшими знаками магического переноса.

Когда купол исчез, они оказались внутри башни. Но на улице. Помещения и переходы внутри белого колосса оказались столь огромны, что в них были обустроены улицы, площади, рынки. Стены в залах-площадях и коридорах-улицах украшали масштабные фрески и мозаики, запечатлевшие картины из истории Эпохи Великих Чаров и Гроганской Эпохи, лепнина на грандиозных колоннах изображала магических бестий, а со многих дверей смотрело изображение самого Джассара Ансафаруса.

Крики и взрывы стали слышны издали. В пустынных коридорах вдруг появились убегавшие люди. Некромант поймал за рукав мантии одного из беглецов и попытался узнать, что происходит. Тот оказался ранен – обширный ожог на левой руке. Тобиус без спроса приступил к исцелению.

– Они будто с ума посходили! Я мирно пил пиво в «Трех плясуньях», смотрел бой, когда один пиромант из «Огнеплюев» вдруг встал, посмотрел на меня дико и ударил Огненной Стрелой! А потом все остальные начали друг друга убивать! Я обдал его Шепотом Вьюги и бросился наутек! Вы первые, кого я встретил и кто не пытается убежать или убить меня!

Не поблагодарив за исцеление, он ринулся дальше. Тобиус повел левой рукой, призывая посох, а правой вытянул из сумки книгу заклинаний.

– Чар Штербен, вы умеете сражаться?

– И очень хорошо. Только церковникам не говорите. – Кахолонг в набалдашнике посоха Штербена окутался призрачным зеленоватым светом.

Ворона, не вмешивавшаяся в болтовню магов, освободила двуручный меч из ножен и понесла его на плече. Первым, кто повстречался им после нескольких улепетывавших беглецов, был волшебник в черно-синих одеждах, чьи руки покрывала корка заледеневшей крови. Он тяжело, с хрипотцой дышал и озирался совершенно безумными глазами.

– Я его знаю, – тихо сказал некромант, перехватывая посох поудобнее. – Эй, Лоренс, что случилось?

Заметив троицу, тот резко вскинул руки и выкрикнул пробуждающие слова. Тобиус выставил перед собой Щит Ифрита, защищаясь от убийственной волны холода, а когда атакующее заклинание иссякло, Штербен ударил Параличом. Лоренс отшатнулся и упал. К нему осторожно приблизились, волшебник был обездвижен, и лишь глаза с предельно расширенными зрачками дергались из стороны в сторону. Присев на корточки, Тобиус поводил рукой над его лицом и раздраженно поморщился.

– Одержимый?

– Нет. Это массовое помешательство, – вынес вердикт Тобиус, – волшебники кидаются друг на друга как бешеные собаки.

Невдалеке послышалось несколько взрывов и чьи-то вопли.

– Но мы-то не кидаемся…

– Некроманты устойчивы к ментальному внушению. Я по некоторым иным причинам – тоже, а пани Балекас не магесса, думаю, поэтому она сейчас не хочет нас убить.

– Я еще думаю над этим, – буркнула Райла.

– И что дальше?

Тобиус не задумывался над ответом:

– Дальше мы находим этого злосчастного холлофара и убираемся отсюда как можно быстрее.

Выбирая путь с подсказки Штербена, они устремились к нужному месту, избежав большинства ненужных встреч. Когда троица достигла цели, Годлумтакари был обнаружен в очень длинном узком коридоре. Он лежал на залитом кровью полу, покрытый ранами и заваленный трупами. Ворона немедленно бросилась к нему, а волшебники подбирались настороженно, подозревая засаду.

Унгиканский альбинос оказался еще бледнее, чем обычно, он успел потерять немало крови и теперь едва ли не посинел, хотя выносливый организм продолжал цепляться за жизнь.

– Ну почему ты не носишь нормальную броню, болван? – с надрывом укоряла Райла Балекас, сидя на коленях возле соратника. – Скольких ран ты смог бы избежать!

– Годлумтакари сражается, как… гладиатор, – сипло выдавил белый гигант, – как чемпион! Годлумтакари рад увидеть Птенчика…

Пока они негромко разговаривали, Тобиус носком сапога перевернул одного из тех, кого гвардеец отправил в мир иной, прежде чем потерять силы. Хобгоблин. Эти злобные, кровожадные и диковатые твари являлись бичом для пограничных земель Сарвасты, Димориса и Шехвера, они инстинктивно ненавидели людей и стремились причинять им вред при любом удобном случае.

Тот, что лежал у ног серого мага, был не выше пяти с четвертью футов[20], поджарый, широкоплечий, с длинными сильными руками, на каждой из которых было всего по четыре пальца. Его уродливая морда выглядела скорее приплюснутой, чем вытянутой, как у гоблина, мертвые голубые глаза потускнели, а в приоткрывшейся пасти виднелось по два ряда острых зубов на каждой челюсти. Одежда на мертвых нелюдях была скроена кустарно из кусков кожи, ноской ткани, разрозненных и неважно подогнанных частей чужих доспехов, поверх которых носились волчьи плащи. А еще на шее у каждого сидел бронзовый ошейник.

– Есть мысли, откуда они взялись?

– Без понятия, чар Тобиус, до границ с Дикой землей отсюда далеко, да и не так сильно хобгоблины тревожат Риден, они все южнее промышляют. Я насчитал больше двадцати трупов, все как будто только что вышли из леса.

Кивнув, серый маг достал из своей сумки небольшую шкатулку, в которой находились иглы, нитки и хирургические ножи. К нему тут же присоединился Штербен – некроманты всегда были превосходны в области хирургии. Как только раненый проглотил порцию травяного дурмана, помощник Фортуны принялся умело помогать в обработке самых опасных ран.

Они закончили быстро, дезинфицировали и зашили раны, после чего залепили их белой глиной. Повреждений было много, но лишь пара оказалась достаточно серьезными для волнения, основную опасность представляла кровопотеря, которую нечем было восполнить.

– Если бы он был нормальным человеком, я бы поставил его на ноги двумя заклинаниями, – пробормотал серый магистр.

– Его кровь щиплется как кислота.

– Давайте помогу ее смыть.

Очистившись от мешавшей токам энергии субстанции, Штербен ухватил за ноги одного из хобгоблинов и потащил в сторону, оставляя на полу длинный кровавый след.

– Он выкарабкается?

Райла сняла шлем, и на ее вспотевшем лице читалось подлинное волнение. Волшебник, дольше приемлемого смотревший на ее губы, с усилием отвел взгляд.

– Годлумтакари очень силен, но даже он не выживет без переливания крови. Я мог бы это обеспечить, будь у меня подходящий донор, но увы.

– Тогда надо поскорее…

– Сейчас, – твердо перебил ее маг, – надо узнать, что за ахоговщина творится в Гильдхолле. Знаю, что это расходится с моими прежними словами, но сотни, если не тысячи, волшебников устроили друг за другом охоту, и откуда-то в башне появились хобгоблины. Мое дело, конечно, сторона, но уйти сейчас попросту нельзя.

Волна слабости ударила внезапно, Тобиус устоял, а Ворона не смогла. Ее глаза закатились, женщина стала крениться в сторону, роняя оружие, но серый магистр успел подхватить ее. Понимая, что сейчас произойдет, он повернул мечницу лицом вниз и приподнял голову так, чтобы она не испачкала свои доспехи и его обувь рвотой. В двадцати шагах от них некромант творил магию.

Он уложил три хобгоблинских трупа ногами к одной точке, встал посредине и начал читать заклинание, высоко подняв посох. Зрачки Штербена сверкали ядовитой зеленью, за спиной маячило нечто неосязаемое и почти незримое, возложившее тонкие руки некроманту на плечи, с кахолонга срывались, словно под ударами ветра, всполохи бело-зеленого огня, устремлявшегося вниз и втекавшего в распахнутые пасти нелюдей. Трупы шевелились, скребли пол когтями и сучили ногами, пока в них поселялось то, что желал туда поместить маг Смерти. Вокруг разливалась трупная вонь. Недопустимо топорная работа, без соблюдения элементарных ритуалов.

– Я знаю, – произнес Штербен, угадывая возмущение серого волшебника, – но времени нет даже для основ. Этот коридор ведет к Сердцевине.

Вместо одного голоса из его горла неслось два – самого некроманта и той сущности, которая явилась на его зов и помогла достичь результата. Трупы стали подниматься на ноги. То, что сотворил Штербен, было опасным шагом, предпринятым во имя сохранения времени.

Некромантия являлась одной из наиболее опасных ветвей Искусства, маги Смерти сильнее всех рисковали, заигрывая со своим Даром, потому что сущности, откликавшиеся на их зов с «той стороны», легко могли погубить и самих зовущих, если они не соблюдали определенной последовательности действий.

– Если туда прокрался враг, если начнется бой, мы не сможем использовать активные боевые заклинания из-за риска дестабилизировать сердечный энергетический контур. Полагаю, последствия вам понятны?

– Катастрофа, – кивнул Тобиус.

– Без этих кадавров сражаться я не смогу.

– Поспешим. Пани Балекас…

– В порядке, – утирая рот, ответила Ворона, – и ради Кузнеца, Седой, не зови меня «пани»! И отпусти!

Он отпустил, сделал шаг назад, наложил тонизирующее заклинание, а потом в воздухе перед ним появились три больших мыльных пузыря. В одном вспыхнуло пламя, второй заволокло изморозью, в третьем образовалась молния. Пузыри уменьшились до размера вишневых плодов и помутнели. Три шарика опустились на быстро подставленную ладонь.

– Это заклинания: Топор Шааба, Ледяное Копье и Шаровая Молния. Если появится какой-нибудь взбесившийся маг, мне плевать, если ты его прикончишь, главное, убереги себя и Годлумтакари, его рассеивающее поле сейчас очень слабо. И вот еще что.

Из сумки появился синий свиток-хранилище, из которого, в свою очередь, Тобиус извлек пятерых големов. Четверо из них были марионеточными – Забияка, Жнец, Стрелок и Латник. Пятый, Горшок, являлся обычным големом из обожженной глины, но очень массивным и прочным на вид. Волшебник приказал своим поделкам оставаться на месте и охранять гвардейцев, после чего големы, слегка поскрипывая шарнирами, заняли оборонительные позиции. Он поймал последний тревожный взгляд ее антрацитовых глаз, заметил читавшийся в них порыв и жестко отрубил:

– Когда волшебники дерутся, смертным лучше не встревать.

Некромант приблизился, ведя своих беспокойников на незримых поводках. Проведенное без должных ритуалов поднятие мертвецов сказалось на нем не лучшим образом, Штербен отступил от человеческой жизни на полшага и сам сделался похож на мертвеца: белые волосы и кожа стали более прозрачными, щеки впали, глаза провалились в череп, радужки обесцветились, а зрачки горели зеленью.

– Сердцевина что, никем не охраняется? – спросил Тобиус, не видя никого вокруг.

– Охранялась несколькими весьма опытными боевыми магами, но кто поручится, что один из них не бросился на другого или же что они все не сошли с ума? Хотя тогда здесь было бы намного меньше целых стен. К тому же дверь ставили древние, открыть ее могли только владевшие нужным знанием, а ими были стражи.

Хваленая дверь была приоткрыта, а за ней лежало три обезглавленных тела, в которых Штербен признал волшебников-стражей. Дальше шел еще один коридор, короткий, и сквозь второй дверной проем в него проникал яркий синий свет.

– Чего нам ожидать? – спросил Тобиус.

– Колодец высотой в пять человеческих ростов, обеспечивающий доступ к энергетическому столбу Сердцевины. Не смотрите на Сердцевину Истинным Зрением – глаза вытекут.

– Учту. – Тобиус создал полог Незримости, и вместе с некромантом они медленно вошли в самое сердце Тонтуна.

Столб чистой магической энергии, ярко-синей с бирюзовыми всполохами, пульсировал между полом и потолком. От сего средоточия магии энергия распространялась внутри стен древней крепости как кровь по человеческому телу, питая заклинания, поддерживавшие это грандиозное строение.

Спиной ко входу стоял массивный человек с волосами, заплетенными в косы, как у Годлумтакари. С его плеч ниспадала плащом леопардовая шкура, толстые руки были воздеты над головой, и он потрясал искусно украшенной плетью, держа контакт с Сердцевиной. Маг был не один – кроме еще дюжины хобгоблинов, жавшихся к стенам колодца, рядом стоял лысый человек с невероятно широкой спиной.

Хобгоблины заволновались. Некоторые из них, дотоле со страхом следившие за волшебником, вдруг принялись водить носами из стороны в сторону, все увереннее направляя взгляды на единственный вход. Послышались рычащие голоса, волнение передавалось от одного дикаря к другому, и наконец широкоплечий человек обернулся. Ворот его рубахи был сильно растянут, так что была видна вторая голова – маленькое лицо уродливым наростом сидело на бычьей шее.

Урод посмотрел на то место, где замерли волшебники, лицо пошло морщинами сомнений, глаза превратились в подозрительные щелочки, а потом он выхватил из ножен два скимитара. Хобгоблины немедля отлипли от стен, и Тобиус понял, что держать Незримость стало не нужно.

Развеяв чары, магистр угрожающе выставил свой посох, беспокойники Штербена подняли клинки. Двухголовый без лишних слов ринулся в атаку, увлекая за собой живых хобгоблинов, и начался бой. Тобиус закрутился вокруг своей оси, размахивая посохом как боевым шестом и раздавая удары. Артефакт колол и сек, перескакивая из одной руки в другую, а в подходящий момент бронзовый кулак ломал кости и пробивал черепа подставившихся нелюдей. Постепенно некромант оттянул внимание уцелевших хобгоблинов на себя, умело управляя их мертвыми собратьями, а Тобиусу достался двухголовый.

Тот обладал силой мохоборода и яростью берсерка, скимитары рассекали воздух с хищным свистом, а длинные мускулистые руки не замирали ни на мгновение, плетя смертоносную вязь боя. Посох Тобиуса превратился в размытое пятно, четко проявляясь лишь во время столкновений с клинками, волшебник демонстрировал акробатические приемы боя, используя свою подвижность и усовершенствованное тело. И он проигрывал.

Так и не восстановившийся полностью после пятилетнего отказа от тренировок, не вернувший телу мышечного баланса, Тобиус задыхался, не поспевая за виртуозным фехтовальщиком. Волшебник предпринял несколько попыток использовать телекинез, чтобы оттолкнуть, обездвижить или даже убить противника, но все они закончились ничем. Раз, второй, третий лезвия скимитаров прошли в дюйме от лица Тобиуса, а потом двухголовый искусно отвел выпад посохом, одновременно ударяя левым мечом; волшебник перехватил лезвие бронзовой рукой, но, промедлив всего лишь мгновение, пропустил сокрушающий удар лбом в челюсть и отлетел назад. Громадный урод надвинулся на него, наступил на левую руку, в которой был посох, ломая кости, и почти успел рубануть по голове, когда ему пришлось отшатнуться от огромного двуручного клинка.

Райла Балекас перешагнула через волшебника, описывая мечом опасные дуги. Она не давала тяжелому оружию остановиться, постоянно направляла инерцию для новых взмахов, заставлявших двухголового отступать. Затем врагу стало не до продумывания стратегии боя, потому что на его спину вдруг прыгнул мертвый хобгоблин и вцепился в шею всеми шестьюдесятью зубами. Лысый взревел, уронил один из скимитаров, оторвал мертвеца от своей плоти и сжал кулак – череп хобгоблина лопнул. Ворона решила не упускать этого момента и пошла в атаку, но не успела она сделать и трех шагов, как была сметена телекинетическим ударом – на лбу у врага вспыхнул магический знак, а в глазах воспылал свет волшебства. Он поднял свой меч и двинулся на женщину, но Тобиус уже поднялся с пола. Серый магистр успел излечить свою руку и имел наготове Магматическое Копье. Мысль о том, что произойдет, если снаряд попадет в центр Сердцевины, отступила куда-то на задворки разума, а в самом центре пульсировала готовность защитить Ворону.

– Не посмеешь, – с сильным акцентом произнес двухголовый, – не здесь!

– А ты меня проверь, – ответил Тобиус, чьи глаза вновь воспылали.

Мрачное лицо незнакомца застыло в раздумьях, из которых вывел пронзительный вопль:

– Дектро, тварь! Ты должен был меня защищать!

Носитель леопардовой шкуры валялся на полу и визжал, закрывая руками лицо, а из-под его пальцев сочился зловонный дым – последствия некромантского удара. Рядом со столбом магической энергии замер Штербен, свободная ладонь которого была протянута к источнику силы, а посох, лежавший в правой руке, весь объяло бело-зеленое пламя. Трупы хобгоблинов на глазах теряли твердую форму и сливались воедино, образуя громадное и омерзительное целое. Существо, нависшее над Дектро, напоминало глиняную фигуру, слепленную из нескольких фигурок поменьше, но не разглаженную как следует. Из массы мертвой органики тут и там выглядывали узнаваемые части, искаженные лица, куски одежды и брони. То был гогол – огромный мертвец, собранный из нескольких трупов помельче.

Чудовище ударило, и если бы двухголовый не увернулся, сломало бы его пополам.

Тот, кого звали Дектро, проворно скользнул под рукой мертвеца, взвалил тушу визжащего мага себе на плечо и что-то выкрикнул. В колодце немедля образовалось облако едкого тумана. Тобиус бросился туда, где лежала наполовину оглушенная Ворона, и накрыл ее своим телом, спасая от того, что последовало дальше, – убегая, Дектро наступил на него, оттолкнулся и исчез, оставив на прощанье четыре сломанных ребра.

Через несколько часов, когда в Гильдхолле восстановилось хотя бы какое-то подобие порядка, Тобиус, вытащивший из Сердцевины перенапрягшегося некроманта и мечницу, передал их команде волшебников, искавших по всей башне раненых и убитых. Вкратце описав ситуацию, он позаботился о том, чтобы при входе в святая святых Гильдхолла появилась стража, после чего забрал своих големов и полетел в сторону Аллерхаса.

Спустя три дня Илиас Фортуна пригласил Тобиуса посетить церемонию захоронения жертв атаки на Гильдхолл. Такие приглашения получили и еще некоторые обитатели замка Ардегран, но Радован попросил Хлою отказаться от поездки и остаться под защитой надежных стен. Сам король вместе со свитой отбыл в Гильдхолл, и Тобиусу, по личной просьбе монарха, досталось сопровождать его.

Все было бы не так уж и скверно, если бы Радован поехал в карете, но король предпочел своего огромного боевого коня. Тобиусу пришлось с ужасом взобраться на спину подведенной ему лошади. Так он и трясся в седле, будто мешок с картошкой, вызывая скрытые смешки у свиты.

– С нашей первой встречи, чар, у вас изменился цвет волос.

– Смею заметить, что у вас тоже, сир.

Радован рассмеялся – громко, заливисто, красиво.

Он выглядел и вел себя как правитель, которого нельзя было не любить, думал Тобиус: молодой, сильный, смелый, не по годам мудрый. Но соотечественники все равно помнили, что этот человек отметил себя клеймом убийцы собственной семьи. Он вынес им приговор и сам же его исполнил.

Невольно взгляд волшебника опустился ниже, туда, где к седлу крепились ножны с великим двуручным мечом по имени Хардзукар[21]. То был меч палача, но какой! Очень широкий обоюдоострый клинок без гарды, длинная рукоять с тяжелым навершием и слегка выгнутая дуга, украшенная черным золотом, вместо острия. Палаческому мечу и не полагалось острие, но сам клинок имел в высшей степени странную форму и, даже если его ковали гномские мастера, наверняка был страшно тяжел.

– Этим мечом я казнил своих братьев, сестер и всех их потомков, которые могли бы в будущем угрожать моим.

Тобиус сделал вид, что не услышал этих слов, дабы не показать, как они его ошеломили. Он видел затвердевшее лицо короля, который больше не улыбался.

– Они хотели прибрать к рукам то, что отец определил мне в наследство. Они думали, что младший брат до конца жизни будет тренькать на лире и петь песенки, а если не захочет такой судьбы, то его всегда можно будет образумить, посадив под замок и приморив голодом. Они ошибались, и расплата оказалась тяжела. Для нас всех.

– Я не исповедник, сир.

– А я не исповедуюсь. Еще не хватало – святым отцам пятки лизать.

– Но почему вы говорите об этом со мной?

– Всего лишь облекаю в слова мысли, которые появились в вашей голове, когда вы посмотрели на мой меч. Не надо бояться мыслей, как не надо бояться слов. Именно с этого начинается страх перед поступками, а мужчина, боящийся поступков, не может быть мужчиной. Тем более королем. Вы ведь человек действия, не так ли, чар Тобиус?

– Об этом могут судить другие – не я.

– И другие судят о вас, чар Тобиус, не сомневайтесь, так же, как обо мне. Но вам досталась слава героя, пережившего встречу со смертью, а мне – твари, отнявшей жизни собственной семьи. То, что семья желала разорвать меня на части, не в счет. – Он зло улыбнулся. – В моем случае победителя можно осудить.

– Жалеете, что не оставили им жизни?

– Король должен поступать так, как должен поступать король. Жалеть об этом – значит ненавидеть свою страну, ибо я защитил десятки тысяч жизней ценой нескольких тысяч. Что ценнее одной человеческой жизни, чар Тобиус?

– Мм…

– Две человеческие жизни. Выгодная сделка с судьбой для короля. Мой отец Радован Второй не хотел отдавать Риден в руки шайки жадных и близоруких транжир, погрязших в собственных пороках. Защитить его наследие – мой долг, и я позабочусь о том, чтобы исполнить его сполна. А что у вас за долг, чар Тобиус?

Магистр помедлил с ответом, подбирая слова.

– Служить миледи защитой, как было обещано ее отцу.

– Нет, это последнее одолжение, которое вы оказываете моему будущему тестю. Какой долг у вас перед самим собой? Что вы должны сделать, чтобы не потерять самого себя? Цель всей вашей жизни, чар Тобиус, в чем она состоит?

Волшебник моргнул, и в тот краткий миг темноты перед ним предстал образ существа с рогами, шипами и красной чешуей, не то человека, не то ящера, безжалостного чудовища, намеренно извратившего свой облик вслед за моралью.

– Вижу, вы призадумались. Это лучший из ответов.

Гильдхолл чернел траурными знаменами, вывешенными на стены, и все вымпелы на его шпилях сменили цвета гильдий на черный. Заезжать внутрь не было нужды, церемония погребения проходила в стороне от внешней стены. На той же проплешине стоял высокий постамент со статуей Джассара Ансафаруса. Ей было никак не меньше трех тысяч лет, но ветер и дожди не смогли испортить памятника древнего зодчества.

На обширном пространстве стояли ряды мраморных гробов, которых было пугающе много. На крышках виднелись высеченные эмблемы гильдий и имена тех, кто лежал внутри.

Волшебники Гильдхолла облачились в траурные одеяния без знаков гильдейской принадлежности, выражая тем самым свое единство в скорби. Тысячи носителей Дара медленно двигались меж мраморных рядов, прощаясь с погибшими знакомыми и друзьями. Согильдейцы провожали и оплакивали бывших соратников. Выжившие произносили тихие речи над теми, с кем недавно, возможно, соперничали не на жизнь. И кого, возможно, сами и убили, находясь в состоянии насланного бешенства.

Главы самых влиятельных гильдий собрались у пьедестала статуи и негромко разговаривали, но разом умолкли и склонились в приветствии, когда король приблизился к ним.

– Соболезную вам, достопочтенные.

– Гильдхолл польщен вниманием вашего величества, – ответил за всех Илиас Фортуна.

– Неважно выглядишь, господин Илиас.

Фортуна выглядел не просто неважно, он походил на мертвеца, причем погибшего в страшных муках. Прежде красивый и статный мужчина жутко обгорел, и лицо его теперь блестело жирным слоем целебной мази. А еще он где-то потерял правую руку.

– Это мелочь, сир, я быстро восстановлюсь. Раз вы здесь, можно начинать.

Волшебник приподнял и опустил трость, после чего по земле пробежала легкая дрожь, заставившая несколько тысяч людей и нелюдей обратить взгляды к статуе. Голос Фортуны зазвучал так, будто он стоял рядом с каждым из скорбевших.

– Мы никогда не были монолитом. Мы никогда не были едины в суждениях и целях. Мы не походили один на другого, и многих из нас нельзя было назвать друзьями. И мы по праву гордились этим! Широтой взглядов, свободой магических практик, независимостью. Мы были островом-крепостью посреди моря бушующих сил, желавших отправить нас на дно, и, несмотря на частые противостояния между собой, мы всегда выступали против внешних угроз единым порывом. И мы по праву гордились этим! Друзья мои, братья и сестры в Даре, по нам нанесли сокрушительный удар, который каждый ощутил в большей или меньшей степени. У нас отняли друзей, возлюбленных и даже заклятых соперников. Каждая гильдия понесла потери, а некоторые были уничтожены полностью. Кто-то желает увидеть Гильдхолл разоренным, объятым огнем и паникой, кто-то желает, чтобы нас не стало, и он показал, насколько сильно́ это желание. Если бы не отвага двоих волшебников, вставших на защиту Гильдхолла, возможно, этих гробов было бы в разы больше.

– Смотри, как рушатся вековечные устои. Смотри и запоминай.

На Тобиуса пахнуло запахом свежераспаханной земли, пришедшим вместе с голосом, похожим на стук сталкивающихся гранитных глыб. Рядом с серым магистром появился Сегук Тектоник, один из управителей Академии Ривена, волшебник, из-за ширины плеч казавшийся коренастым, несмотря на высокий рост. Он не надел черного, оставшись в своей обычной темно-зеленой куртке, простых коричневых штанах, босой и с цельнокаменным посохом, зажатым меж грубых пальцев каменотеса.

Вслед за Фортуной заговорил другой волшебник:

– В связи с последними обстоятельствами главы старших гильдий единогласно решили предоставить Илиасу Фортуне особые полномочия. Отныне он официально является верховным магом Гильдхолла, первым, получившим этот титул со дня зарождения нашего сообщества! Отныне он возглавит борьбу против врага, задумавшего нас уничтожить, и проследит за осуществлением возмездия!

Серому волшебнику показалось, что эта весть вызвала в магах Гильдхолла противоречивые чувства. Большинство приветствовало нового верховного, но и тех, кто оказался растерян и даже немного напуган, было достаточно.

– И что это значит, ваше могущество?

Не получив ответа, он повернулся к Сегуку, но тот как сквозь землю провалился. Что было вполне вероятно.

Никто не заметил, как из леса вышли сэпальсэ, а когда эти грациозные создания приблизились к статуе, Фортуна обратился к ним на их языке. Крупный самец, а вслед за ним и другие оленьи люди приложили к губам витые трубы. То, что зазвучало следом, было самой скорбью – одной долгой переливчатой и прекрасной нотой. В пьедестале статуи открылся темный зев, и один за другим гробы отрывались от земли, чтобы сквозь него опуститься в подземную крипту Гильдхолла и занять там свои места. Скорбная нота все тянулась, а ожившие уста каменного Джассара называли имена тех, кто опускался под землю. Когда последний гроб исчез и пьедестал закрылся, сэпальсэ вернулись в свой лес; скорбящие начали расходиться. Большинство из них отправлялось в Гильдхолл на поминки.

– Задержитесь, чар Тобиус? Я ведь хотел переговорить с вами. – К магистру приблизился Илиас Фортуна. – Простите, что не назвал вашего геройского имени. Насколько мне известно, вы держитесь в тени и не желаете привлекать лишних взглядов.

– Это так, – слегка кивнул Тобиус из-под капюшона, – хотя сейчас, проживая в Ардегране и имея должность при ее высочестве принцессе Хлое, я как никогда уязвим. О чем вы желали поговорить, господин Фортуна?

– Не здесь. – Верховный маг шевельнул пальцами, и мир вокруг преобразился. Они оказались посреди леса на бережку маленького пруда. – Здесь. Присаживайтесь.

Рядом с кромкой воды лежал на боку длинный менгир, обросший мхом, на который Илиас Фортуна с видимым трудом опустился.

– Вижу, вам больно.

– Боль – чепуха.

У Тобиуса было свое мнение о том, что есть боль, но он придержал его.

Вид с выбранной точки обзора открывался восхитительный, особенным его делали горы, величественно возносившиеся над древесными кронами вдалеке.

– Это ведь Сельвийские горы, верно?

– Они.

– Однако Сельвийские горы находятся в Дикой земле. Короткий, но высокий массив, прилегающий к западным границам Ридена только самым восточным своим концом. Я еще в первый визит удивился тому, что вижу их посреди страны.

– Да. Кто-то из создателей Тонтуна подумал, что выстроить величественную цитадель на фоне гор было бы просто великолепно, и он не ошибся. К счастью, выращивать настоящие горы не стали, а отправились к Сельвийскому хребту и установили там некий артефакт, захватывающий картинку и ретранслирующий на приемный артефакт, спрятанный в лесу. Эта масштабная иллюзия видна только тем, кто находится в Тонтунском лесу.

– Красиво. А еще я заметил, что и сам Тонтун виден лишь тогда, когда оказываешься вплотную.

– Тоже задумка гроганских зодчих. Белая твердыня не видна извне, хотя она так огромна, что ее должно быть видно на сотни лиг округ. Не знаю, зачем это было нужно и кому.

Волшебники немного помолчали, созерцая вид, оставленный им в наследство.

– Он желает получить все.

Сидя у пруда, Илиас Фортуна поведал молодому волшебнику о том, что еще до своего исчезновения Шивариус Многогранник посещал Гильдхолл и имел беседы со многими главами влиятельнейших гильдий, в том числе и с самим Фортуной. Будущий мятежник подбирал сторонников, через которых намеревался распространять свое влияние на Риден. В переговорах с Фортуной он использовал как рычаг главную его мечту – предложил помощь в создании Единого Магического Ковена.

Илиас Фортуна уже много лет продвигал идею централизации управления магическим сообществом Вестеррайха, но поскольку это потенциально урезало полномочия глав каждой отдельной школы, высокопоставленные волшебники, разумеется, не горели желанием прислушиваться к нему. Опять же до недавнего времени верховные иерархи магического сообщества чувствовали себя в полной безопасности за стенами своих школ. Нападение на Гильдхолл показало, что безопасность осталась в прошлом.

В свое время Фортуна от предложения отказался и как мог отбил интерес Шивариуса к Гильдхоллу, но после его разоблачения и бегства из Ривена серый архимаг вновь стал слать к риденцу своих фактотумов с уговорами и угрозами. Он утверждал, что имел исключительное право повелевать, и любой несогласный горько пожалеет.

– Я упорно отказывался становиться его орудием и следил за теми гильдмастерами, которые оказались не столь тверды в принципах, – продолжил Илиас надтреснутым голосом, – и он решил наглядно показать, чем чревато его нетерпение.

Маги вновь погрузились в тишину, наслаждаясь успокаивающим видом пруда, в котором не отражались высящиеся над лесом горы. Тобиус набил драконью пасть трубки, вопреки правилам приличия прикурил от пальца, медленно и глубоко затянулся, задержал дым в легких и выпустил через нос.

– Я позвал вас в Гильдхолл, чтобы лично познакомиться с человеком, который смог выжить при встрече с чудовищем. Теперь он ищет вас…

– И, надеюсь, не скоро найдет. Шивариус великий маг, поглощенный идеей собственного всевластия. Если вы решили что-то против него предпринять, делайте это быстрее. Ряды его сторонников ширятся, тень наползает на Вестеррайх, и страх перед ренегатом сломает слабых духом прежде, чем они заслышат хотя бы эхо его шагов.

– Я тоже понимаю ситуацию именно так, и теперь, в ранге верховного, руки мои развязаны. Сегодня я встречусь с послами других школ, прибывшими для выражения соболезнований. Пользуясь новыми правами, я объявлю о созыве Великого Волшебного Собора.

Если бы Тобиус не придерживал трубку рукой, она выпала бы изо рта.

Первый Великий Волшебный Собор, на котором были приняты основные законы относительно нового положения волшебников бывшей империи в Вестеррайхе, стал событием эпохальным, и за прошедшие одну тысячу пятьсот тридцать лет его еще не раз созывали, когда приходили беды, затрагивавшие весь Вестеррайх, и для решения которых необходимо было единство Церкви, магического сообщества и светских владык. Великий Волшебный Собор созывали во времена войн Некромантов, во времена Пламенных походов, во времена Пегой кобылы[22] и войн Красной Листвы. И вот вновь появилась опасность, столь великая, что один из верховных магов Вестеррайха решил бросить клич.

– На новом Соборе я поставлю вопрос о создании Единого Магического Ковена, который будет существовать вплоть до тех пор, пока ренегат, еретик, заговорщик и узурпатор Шивариус Многогранник не взойдет на костер. Вы первый, чар Тобиус, кому я открываю это свое решение. Что думаете – я безумен или я безумен сверх меры?

– Вы вполне приемлемо безумны, – задумавшись, ответил Тобиус. – Мне, право, трудно охватить весь масштаб вашей затеи, но, кажется, из объединения всех школ может что-то получиться.

Серый маг затянулся и скосил глаза на рвавшегося в бой Фортуну.

– А теперь скажите наконец – чего вам надо лично от меня?

– Вы проницательны, – рассмеялся архимаг, хотя это причиняло ему боль. – Вообще-то изначально я хотел доверить эту важнейшую миссию Штербену, но когда прознал, что вы в Ридене, понял, что у вас намного больше шансов преуспеть. Видите ли, у меня есть один старый друг. Мы вместе состояли в Безумной Галантерее, путешествовали, нанимались на службу, сражались и выполняли разные задания…

– Вы состояли в одном из знаменитейших наемных отрядов Вестеррайха? – уточнил Тобиус.

– Не только Вестеррайха, чар. Безумную Галантерею прекрасно знают и на Правом Крыле, в Вольных Марках, Армадокии, Протектории Аримеада, на самом архипелаге Хвоста, и еще много где. У отряда многовековая история, так что нечему удивляться.

Оставив службу в Безумной Галантерее, Илиас Фортуна пробился к вершинам здесь, в Гильдхолле, а его соратник укоренился среди профессуры Мистакора. Долгое время они поддерживали крепкую связь, помогали друг другу делом и советом, но с недавнего времени эта нить оборвалась. Неназванный друг без явных причин отгородился от Фортуны, перестал выходить на связь и отсылал без встречи его посланников. Более того, у него начались проблемы с архаддирскими властителями.

– Теперь же, когда я стал верховным, еще важнее связаться с ним. Штербен – мое доверенное лицо, но сейчас он не способен помочь, а потому я прошу вас передать послание моему другу. Вас он примет хотя бы из интереса. Возможно, его окружают опасные личности, возможно, его связь с миром фильтруется. Если я прав, вы сможете пробиться через барьер. Прошу вас, это важно.

Тобиус слушал вполуха, больше размышляя о том, откуда Фортуне стало известно о его намерении отправиться в Архаддир. Многие ли знали об этом? А кто из знавших мог стать источником для верховного мага? Высшие представители светской власти, не иначе.

– Разумеется, если вы окажете мне эту услугу, я не останусь в долгу, и вы всегда сможете рассчитывать на поддержку Гильд…

– Ловлю на слове. Я действительно намерен отправиться в Архаддир через некоторое время, и я попытаюсь вам помочь. Кому вы хотите передать послание, декану какого-нибудь факультета? Или профессору какой-нибудь кафедры?

– Ректору, Осмольду Дегероку.

Паршивый сукин сын, подумал Тобиус, выдыхая стайку дымных мотыльков, ты следишь за мной давно и внимательно.

– Давайте ваше послание.

– Решили, оно у меня при себе?

Тобиус раздраженно взыграл желваками:

– Я знаю, что оно у вас при себе, господин Фортуна.

В его протянутой руке появился запечатанный свиток, намотанный на основу – нефритовую палочку. Воспользовавшись Истинным Зрением, маг отметил солидный набор защитных чар, которые открыто сулили мучительную смерть чужаку, сломавшему печати. Пальцы левой руки сжались, татуировка на ладони неярко вспыхнула, и свиток исчез.

– Спасибо за оказанное доверие, – сказал серый магистр, поднимаясь с менгира и отряхивая плащ сзади. – Кстати о доверии, как там ваш помощник? Когда я вытаскивал его из Сердцевины, он неважно выглядел, мне даже показалось, что он перегорел.

– Штербен выжил и сейчас окружен лучшими целителями Гильдхолла. Я и сам только-только встал на ноги, а за всеми делами совершенно не было возможности наведаться к нему.

– А вот я бы не отказался. Хочу показать ему один любопытный артефакт.

Фортуна пожал плечами и обошелся парой слов для провеса портала. С такой легкостью на памяти Тобиуса этого еще никто не делал.

– Чар Тобиус, подумайте на досуге о том, что, помогая мне, вы участвуете в написании истории. Возможно, именно ваша помощь окажется критически важным фактором, который сформирует будущее этого мира.

Серый маг спрятал трубку в сумку, зажал одну ноздрю и совершенно беспардонно высморкался через другую.

– Слишком большие авансы для того, кто и собственную историю не способен писать. Всего наилучшего, господин Фортуна.

Тобиус перешел из леса прямо в одну из четырех вершинных башен, и его появление насторожило нескольких волшебников с эмблемами «Любимцев Фортуны» на одеждах. Назвавшись посланцем верховного, он задал им несколько наглых вопросов и решительно двинулся в указанном направлении. Вскоре Тобиус встретился с очень толстым длинноносым волшебником, чей выбритый череп покрывала запутанная вязь охряных завитушек. От него пахло лекарственными травами, а теплая успокаивающая аура выдавала сильного целителя. Пришлось немного настоять, чтобы толстяк пустил его к пациенту, который, как оказалось, еще не очнулся.

Штербена поместили в каменную ванну, наполненную изумрудно-зеленой жидкостью. В процедурной сильно пахло смесью различных трав бальзамирующего свойства. Магистр пододвинул к ванне табурет, уселся, прикрыл глаза и раскинул вокруг бесчувственного сеть своих диагностических чар.

Когда Тобиус вытаскивал их с Вороной из Сердцевины, Штербен уже потерял сознание от перенапряжения. Он очень глупо поступил, проведя второе поднятие без ритуалов, хотя, возможно, этим и спас всех. Серый маг со стыдом вспоминал, какая безрассудная решимость владела им тогда, как он готов был рискнуть всем ради жизни… кого? Девки, чью голую задницу хлестал дубовым веником в бане? Если кто-то узнает об этом, то он, Тобиус, самовоспламенится от стыда.

Серый волшебник вздрогнул и открыл глаза, стал опасливо озираться. В помещении, где кроме него и бесчувственного некроманта никого не было, чей-то взгляд приласкал кожу Тобиуса призрачным, почти неосязаемым касанием. Травяной запах уступил набирающему силу трупному зловонию. Магистр вскочил и занял оборонительную стойку – столь резкая смена обстановки могла свидетельствовать о присутствии рядом некой сущности, которую даже глаз мага не мог распознать, но, усилив приток крови к глазным яблокам, Тобиус все-таки увидел.

Нечто бестелесное, почти несуществующее находилось над Штербеном и соединялось с ним в области шеи, будто смыкая на горле некроманта руки. Сие тощее, «костлявое» существо наблюдало за серым магом фосфорными огоньками, то и дело грозя полностью растаять, если он хоть на миг отведет взгляд. А потом оно вдруг оставило Штербена и, став порывом сквозняка, прошло сквозь Тобиуса. Его тело наполнилось свинцовой тяжестью и могильным холодом, смрад ворвался в ноздри и разлился вкусом гнили на языке. Это продлилось недолго, и то, что едва ли было тенью тени, полностью растворилось где-то в слоях мироздания, а Тобиус, шатаясь, сдерживая рвотные позывы, убрался прочь.

Все пошло как-то не так.

Маг висел в темном безмолвии, и казалось, что длится это вечность, что пора уже начать сходить с ума, но Тобиус не спешил. Он знал, что это может продолжаться сколь угодно долго, если у его мучителя останется хотя бы самая малая надежда на успех. Шепчущий и не нуждался в чем-то большем, нежели маленькая трещина в ментальной броне, чтобы через нее начать разъедать разум и сильнее подтачивать волю.

– Я уже начал скучать по тебе, Тобиус. С тех пор как твоя рука перестала болеть, ты почти не видишь кошмаров, и это не облегчает моей участи.

Волшебник молчал. Он решил присовокупить к своей слепоте еще и немоту, сопротивляться и внушать Шепчущему мысль о его собственном бессилии. Мучаясь кошмарами и болями на протяжении прошлых лет, Тобиус справлялся с настырными увещеваниями, угрозами и посулами, а значит, теперь тем более мог держать защиту.

– Я следил за тем, как ты едва не погиб недавно. Тебя спасла женщина с острой железкой в руке. Позор, ничего не скажешь! Если бы я был с тобой, ты бы смог решить ту проблему одним усилием воли, но нет, ты продолжаешь упорствовать!

Тобиус молчал.

– Прячешься от тех, кого мог бы одолеть, ищешь знания, до которых подать рукой. Ты стал ничтожен, и довела тебя до этого глупость. Когда же ты одумаешься и примешь мой дар?

В безграничном мраке зажглись и быстро приблизились красные глаза, но волшебник не проронил ни слова. Шепчущий же покружил вокруг него, как акула вокруг раненого ныряльщика.

– Думаешь, что я не смогу тебя задеть, волшебник? Ты ведь не знаешь, что я вижу… все твои сны.

Тобиус молчал, но что-то в нем предательски встрепенулось.

– Как ты мог предпочесть ее мне? – За обиженным тоном последовал лающий хохот, сиплый и неестественный. – У тебя дурной вкус, она и на женщину-то едва похожа! Но зато она стала твоей маленькой слабостью…

– И что же ты можешь ей сделать, забытый страх древнего мира, незримый и неслышимый ни для кого, кроме кучки волшебников?

Шепчущий не ответил, лишь вновь тихо засмеялся, ибо добился своего. Его очи погасли.

Волшебник очнулся в своих покоях в Ардегране под присмотром целителей и гвардейцев. Выяснилось, что Тобиуса обнаружили Вадильфар из Криксенгорма и Вилезий Вильтгрин, отправленные на поиски, когда маг не присоединился к отъезжающему в Аллерхас королю. Сначала его даже сочли мертвым, но с этим, к счастью, ошиблись.

Тобиус, к слову, и чувствовал себя мертвым. Ну или, по крайней мере, настолько паршиво, что смерть сошла бы за лучшее. Помимо общей слабости, головной боли, тошноты и вкуса тухлятины на языке имело место расстройство зрения. Глазные яблоки болели, будто под веки сыпанули горячих углей. Лекари, следившие за обоими его телами, материальным и астральным, толком не пытались ничего объяснять, а на просьбы передать показания диагностических чар качали головами, попросту беся Тобиуса. Пришлось грозить проклятием кровавой рвоты, чтобы получить желаемое.

Тяжелых аномалий не оказалось, только нарушение энергооборота за счет слишком сильной нагрузки на зрительные нервы. Иными словами, Тобиус перенапряг свои глаза, пытаясь увидеть незримое, что ударило по ним и расстроило работу системы энергопроводящих потоков астрального тела, что, в свою очередь, ударило по телу материальному.

Тобиус прописал себе покой и медитацию – это все, что он мог сделать с таким недугом. Вскоре своего незадачливого опекуна навестила принцесса Хлоя. Успокоив ее, волшебник вернулся в медитативное состояние, в котором, манипулируя энергиями, возвращал свою сущность к порядку. Шли часы, а он лежал с завязанными глазами, пытаясь разобраться с путаницей в астральном теле.

Перед внутренним взором вспыхнуло нечто, в чем Тобиус не сразу узнал контур сигнария Талбота Гневливого. То был первый опыт дальней ментальной связи для него, так что волшебник стал неуверенно тянуться к сигнарию мыслью, пока не услышал знакомый голос:

– Значит, ты все-таки выжил в этой гильдхоллской заварушке.

– Вы не спешили в этом убедиться, ваше могущество.

– У меня не было оснований волноваться, Тобиус, я верил, что уж кто-кто, а ты-то сможешь защитить свою жизнь, – своеобразно похвалил Гневливый. – Что может убить того, кто вырвался из когтей Шивариуса?

– Я бы не хотел этого узнать, – пробормотал серый маг.

– Так что произошло? До нас доходили обрывочные слухи – нападение на Гильдхолл, многочисленные жертвы.

– Это был саботаж, подстроенный, как считает Илиас Фортуна, Шивариусом в отместку за нежелание сотрудничать. У врага возрос аппетит, единичных случаев ренегатства ему теперь мало, хочет подчинить себе целую магическую школу.

Тобиус подробно рассказал своему в прошлом наставнику о том, что творилось в Гильдхолле в день финальной битвы за Кубок Гильдий.

– Да, тучи сгущаются над нами. Бьюсь об заклад, что Фортуна прав, те двое служат предателю. Громадного урода зовут Двухголовый Дектро, а тот, кто работал с сердечным контуром, – наверняка Ибехей Поработитель. Крайне опасные ублюдки.

– Кто они?

– Преступники, Тобиус, одни из тех, кого Шивариус освободил.

Серый магистр мысленно вернулся в прошлое, в подземелья Академии Ривена, в тюрьму, по которой успел пройтись ураганом архимаг-ренегат, и к множеству пустых клеток, в которых должны были сидеть самые опасные магические преступники Вестеррайха.

– Как я слышал, эти двое явились в Вестеррайх с юго-восточных морей, они пираты, отправленные на поиски экзотических рабов. Не знаю, чем думал тот, кто их посылал, но явно не головой.

– Почему не подвергли Полному Усмирению[23]?

– Сначала хотели, да потом расхотели. Уж больно любопытные экземпляры попались. Урод, которого сначала приняли за простого смертного, оказался интуитивным магом, он убил волшебника, пытавшегося его схватить, и еще два десятка простых солдат, просто ударив в них сырой силой, при этом используя резонанс[24].

– Невероятно. Неужели брат-близнец…

– Поглощенный им в утробе матери, способен входить в состояние резонанса со своим большим братцем. Получилось, что Дектро – два волшебника в одном теле, и он способен резонировать.

– Невероятно, – повторил Тобиус. – А что второй?

– Ибехей Поработитель своих близнецов в материнской утробе не глотал, но мразь это такая, что Дектро ангелом покажется. Слышал когда-нибудь о магической школе Бейш-Кувара?

– Нет, ваше могущество.

– И не странно – это крошечная школа, расположенная в Зелосе. Слышал о таком городе?

– Вот о Зелосе – да, читал. Сердце работорговли всего Хвостового архипелага, великий город, выстроенный древними владыками слаан на костях рабов.

– Я бывал там, – сказал Талбот, – снаружи Зелос кажется величественным, но когда поймешь, чем он дышит, возникает желание стереть этот город с лица Валемара и поскорее забыть. Так вот, Бейш-Кувара – это школа, в которую со всего архипелага свозят детей, имеющих склонность к магии Разума. Школа маленькая, но очень влиятельная и богатая, в ней из молодых адептов делают мастеров ментального подавления. Воспитанники Бейш-Кувары в огромной цене у крупнейших работорговцев.

– Ибехей проник в Сердцевину и использовал ее энергетический контур, чтобы добраться до разума всех волшебников, находившихся в башне Гильдхолла. Примерно каждый пятый был способен противостоять воздействию, но остальные принялись убивать друг друга.

– Им повезло, что в это время случился ты.

– Мы, – поправил Тобиус. – Меня сопровождал некромант из местных. Учитывая то, что в Сердцевине было опасно пользоваться боевыми заклинаниями, мы неплохо справились с преступниками. Жаль, что они сбежали.

Восстановилось непродолжительное молчание, нарушенное Талботом Гневливым:

– Что ты недоговариваешь, Тобиус?

– Просто размышляю, стоит ли обременять вас всякой ерундой.

Тобиус как можно короче описал происшествие со Штербеном и обмолвился парой слов о своем нынешнем состоянии, подытожив тем, что вскоре приведет себя в порядок.

– Любопытно, – только и ответил архимаг. – Что ж, я сообщу милорду некоторые новые подробности. Мы прибудем на свадьбу по реке, и если тому не воспрепятствуют твои обязанности, встреть нас.

Существовать без зрения было не очень сложно, Тобиус в точности помнил расположение всех предметов в своих покоях, а прочие его чувства так обострились, что он даже смог вернуться к тренировкам. Правда, каждая следующая понемногу сокращала количество предметов интерьера, но кто их считал?

В очередной раз из медитативного состояния его вывело прикосновение движущегося воздуха к коже, когда открылась дверь. Тобиус вернулся в полное сознание, и левая рука под одеялом сжала рукоятку ритуального ножа. На протяжении пяти дней в одно и то же время служанки приносили ему подносы с едой. Раз за разом одни и те же женщины, которых он знал по запаху, звуку шагов, голосам и даже по именам. Тобиус прислушался, но не узнал шагов. Тогда он принюхался.

– Здравствуй, Райла, я чувствую твой запах.

– И чем это от меня пахнет?

– Женщиной. – Волшебник усмехнулся, садясь на кровати. – Что привело тебя сюда?

Она медлила.

– А ты… ты так и будешь сидеть с повязкой на глазах, Седой?

Тобиус ничего на это не ответил, он ждал, и гостья это поняла.

– Я просто хотела поблагодарить тебя за то, что спас мне жизнь тогда…

– Ерунда, – спокойно опроверг он, – ты не дала зарубить меня, я не дал вскипятить кровь тебе. Квиты. Зачем пришла?

– Я уже сказала…

Он лишь хмыкнул.

– Еще я хотела передать тебе то, что Годлумтакари рассказал мне тогда. Когда направлялся к вершине башни, он случайно увидел двоих с отрядом хобгоблинов. Одного из них он узнал – тот нес в руке плеть…

– Ибехей Поработитель, знаю. Если Годлумтакари был рабом-гладиатором в Аримеаде, наверняка он повидал таких, как этот Ибехей. Рабы патологически ненавидят надзирателей.

Ему было приятно слышать ее дыхание, волнующий и взволнованный, самую малость хрипловатый голос.

– Хватит выдумывать причины, я знаю, почему ты пришла, – с неожиданной мягкостью проговорил волшебник. – Ты боишься.

Она медлила, пока не собралась с силами и не выдала:

– Тебя, что ли, Седой?

– Возможно, и меня, но в первую очередь себя самое. Давай, Райла, задай вопрос, который пляшет колобенку на кончике твоего языка.

– Курва, – выдохнула она сквозь стиснутые зубы. – Поклянись именем Господа, что ты не… ты не…

– Что я не использую на тебе никаких приворотных чар, – закончил он, – так?

– Да, – несколько даже обиженно воскликнула мечница.

– Я сделаю лучше. Клянусь именем Джассара Ансафаруса, что не дурманю твою голову какими-либо чарами или зельями. А теперь ты поклянись именем Господа-Кузнеца, что не творишь надо мной никакой приворотной волшбы.

– Что?!

Тобиус почувствовал, как искренне она вскинулась, и улыбнулся.

– Сядь. Успокойся.

Ей пришлось подчиниться, потому что, когда маг говорит таким тоном, подчиняются даже горы.

– Ты когда-нибудь испытывала несчастную любовь?

– Несчастную? Что за вопрос?

– Вопрос, который задал я. Тебя когда-нибудь привлекал мужчина, который бы не отвечал взаимностью?

– У меня было немного…

– Я не об этом спросил.

– Тогда нет. Я умею нравиться.

– Вот именно, умеешь. Тебе часто везло в азартных играх?

– Я мало играю… но обычно выигрываю.

– Как и я. Бывало ли так, что ты предупреждала кого-то о том, что вскоре начнутся неприятности, и… о боже, тебя за это назвали Вороной? Потому что ты…

– Каркаю, – закончила она вместо него, – да. Это правда, и о ней знают все. В гвардии ко мне прислушиваются, считают, что у меня хорошее чутье на засады. Что? Что ты так скалишься, Седой?

– Люблю быть правым.

– А кто не любит? Хватит, говори!

– Я думаю, – осторожно послушался он, – что у тебя в роду были ведьмы. А то и вовсе йегга[25] затесалась.

Тобиус ощутил ее страх и возмущение. Он пожил в стране, напрямую подчиненной Святому Престолу, достаточно долго, чтобы понять, с какой настороженностью тамошние люди относятся к носителям Дара. Лицензированные и патентованные маги пользовались уважением, но не любовью, а ведьмы, за которыми по сей день охотилась Инвестигация, и вовсе внушали ужас. Мало кто захотел бы быть заподозренным в родстве с одной из них.

– Конечно нет!

– Прими совет от того, кого учили беседовать с псами Святой Церкви, – если когда-нибудь этот вопрос задаст тебе инвестигатор, пожалуйста, скажи просто «нет». «Конечно» заставит его немедленно усомниться в твоей искренности. Мать? Бабка? Прабабка?

– Говорю же: нет!

– Ну мало ли. Сама ты на ведьму не похожа, Дара нет, однако ведьмы редко оставляют совершенно обычное потомство, особенно если практиковали свою дикую магию во время беременности, а уж если ребенок был зачат на шабаше, да еще и не от человека, то может родиться ведьмак[26]…

– Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Он послушно замолчал, давая Райле время, которого, стоит признать, ей понадобилось меньше, чем могло бы понадобиться кому-то с более слабым ментальным полем.

– Хочешь сказать, что я какая-то ненормальная? – спросила она наконец.

– И самая простая женщина может оказаться обаятельной, везучей и прозорливой, не обязательно для этого быть в родстве с ведьмой. Но с другой стороны… страсти. Ведьмы живут страстями, желаниями и чувствами, а не разумом. Дикая магия наделяет их сильным необузданным нравом, который передается по наследству дочерям, внучкам, правнучкам. Если я правильно угадал, ты, возможно, ворожея.

Последнее слово они произнесли вместе, и Тобиус уверился в том, что она не знала.

– Это относительно легко проверить, если хочешь.

– Да уж хочу, не сомневайся!

Волшебник негромко позвал:

– Лаухальганда.

Его сумка, лежавшая на кресле, зашевелилась, и из нее появился черный мячик, который пружинисто соскочил на пол и покатился к ложу. Однако когда Тобиус попытался его взять, Лаухальганда неожиданно зашипел, после чего запрыгнул к Райле на руки.

– Хм. Обычно он не так доброжелателен к чужакам… хотя красивые женщины привлекают его.

– А что он вообще такое? – спросила она, поглаживая мурчавший мячик между ушами.

– Никто не знает. То есть вообще никто, возможно, во всем мире. Я нашел его в библиотеке Академии, и даже архивариус не смог ответить на вопрос – что он такое? Лаухальганда, карты, пожалуйста. Лаухальганда, карты.

Компаньон окатил мага волной презрения и клацнул зубами, заявляя, что ничего ему не даст. Обескураженный Тобиус приоткрыл рот в изумлении и даже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы начать скандал, но неожиданно ласковая просьба Райлы возымела действие. Поворчав немного, существо раскрыло рот и высунуло длинный розовый язык, на кончике которого балансировал сверток. Внутри лежала колода пятиугольных карт для игры в торжок.

Колода пустилась в зачаровывающий пляс, крутясь между пальцами и изящно тасуясь, – с картами Тобиус всегда был очень хорош. Аккуратные пентагоны плясали, то разделяясь на две ополовиненные колоды, синхронно кружившиеся в пальцах каждой руки, то вновь с приятным шелестом объединяясь в одну, чтобы перелететь по воздуху туда-сюда и вновь разделиться. То, что его глаза были закрыты, ничуть волшебнику не мешало.

– Гадала когда-нибудь? – спросил он.

– Как и любая другая девица – на суженого.

– Понятно. – Развернув колоду веером, он предложил ей выбрать карту, запомнить ее и вернуть обратно, тщательно перетасовал и вновь развернул веером. – Тяни. Твоя.

– Ага.

– Понятно.

После четвертого раза все стало совсем-совсем понятно, однако он довел количество попыток до десяти, и каждый раз Ворона тащила ту карту, которую до этого запоминала.

– Невероятная удача. Полагаю, ворожея ты и есть.

– И… и что мне теперь делать?! – воскликнула она.

– А что ты раньше делала? Жить дальше конечно же.

Ворожеи, травницы, знахарки, гадалки, потомки ведьм, не обладающие настоящим магическим даром, лишь более прозорливы, чем простые люди. Гадальные карты в их руках всегда оставались искренни, им были понятны самые малозаметные приметы, из их рук выходили хорошие лекарства для людей и животных. Казалось бы, мелочь, но Церковь и феодальная знать всегда преследовали ворожей с тем же упорством, что и ведьм, или даже бо́льшим: ведь если ведьм простолюдины боялись, то ворожей – нет.

Наоборот, к ворожеям прислушивались, их защищали от костра и виселицы, прятали, ради них хлеборобы и скотники лжесвидетельствовали и подставляли под кнут свои спины, потому что ворожеи были рядом с простонародьем, были готовы помочь советом, который в итоге всегда приносил выгоду, даже если казался бессмыслицей или безумием.

– Но как же… – Шехверка явно пребывала в замешательстве. – Как это связано с тем, зачем я пришла?

– Глупый вопрос. Имея в родне йеггу, ты унаследовала слабые отголоски ее талантов. Животный магнетизм, например, способность притягивать к себе людей, которые тебе по нраву, а также склонность отдаваться собственным страстям. От этого сейчас и не можешь понять, к кому тебя тянет, с кем хочешь быть. Очень яркая жизнь, очень яркие эмоции. Это твоя дикая натура так нас разогревает. И только. Ну сама посуди, тебе, очевидно, нравятся мужчины с желтыми глазами. А я еще и поздоровее Октавиана буду, выше, сильнее, красивее. Вот ты и намокла, а твои потаенные способности пробудились, и меня тоже к тебе потянуло. Как бы еще я обратил внимание на такую, как ты? Ни кожи ни рожи, мяса нет совсем ни спереди ни сзади, нос, как у совы клюв, а рот и глаза – точно жабьи, шкура латаная-перелатаная. Нет, ну честно, и смех и гре…

Удар был сильным, быстрым, неплохо поставленным, Тобиус слетел на пол и больно ударился головой.

– Ты и мизинца его не стоишь, червяк, – ледяным голосом сообщила Райла Балекас и добавила ногой в живот, после чего быстро удалилась.

– Надо же… какая… чувствительная натура.

Вставал Тобиус под насмешливые «ф-ф-фря-а-а-а» Лаухальганды, которого это действо очень повеселило. Волшебник вернул на место сломанный нос, хорошенько прочистил дыхательные пути от крови над умывальником и смыл потеки оной с лица. Проблема была решена.

На самом деле ему было жаль так поступать. Разумеется, никакой полудохлый магнетизм не мог подчинить чувства того, в чью голову сам Сехельфорсус Чтец залезть не сподобился. Однако эта ситуация сильно озадачивала и стесняла его, так что волшебник решил действовать беспощадно. В долгосрочной перспективе ни одна женщина не стоила того, чтобы ссориться с придворным магом риденского короля. Обидев Райлу, он оттолкнул ее, заодно избавившись от фактора, подвигавшего его на абсурдные поступки, как тогда, в Сердцевине. Нет Райлы поблизости – нет и проблем.

Тобиус не желал множить своих врагов – их и так было много и они были сильны. К тому же у него все еще был вопрос к Октавиану – вопрос, который никак не получалось задать.

Засыпал он с пониманием полной своей правоты, но отчего-то в душе было немного грустно.

Король желал сыграть свадьбу как можно скорее, но и жертвовать положенным при таком событии размахом не намеревался, а потому грандиозные приготовления, охватившие столицу, стоили ему немалых денег. К работе были привлечены сотни мастеров всеразличных ремесел и тысячи разнорабочих, в силу вступили новые временные законы, ужесточавшие кару за некоторые проступки. День свадьбы и следующий день после нее были объявлены в Ридене праздничными.

Следивший за этой круговертью событий Тобиус невольно радовался тому, что его обязанности сводились лишь к охране невесты. Хотя изредка эта рутина нарушалась, как в тот день, когда в Аллерхас прибывал Бейерон Третий.

Дабы оказать ему надлежащий прием, из Ардеграна в Портовый городок выдвинулась большая процессия. Отойдя от окна, Тобиус кивнул своему полному двойнику и поспешил отправиться во двор, чтобы примкнуть к дворянам.

Встречу ривенскому королю подготовили в стороне от толкотни и суеты основных причалов. Рядом с небольшой крепостью, защищавшей верфь, имелись собственные причалы, у которых проводили ночь снятые с дежурства охранные суда. Ради обеспечения безопасности был выставлен плотный кордон, а рядом с одним из украшенных причалов чернели разномастные фигуры в нуагримге; пестрели парадные знамена, ждали своего часа музыканты. Благородные лорды коротали время под большими красно-черными навесами с закусками и молодым вином.

Тобиус держался поодаль в тени одной из крепостных башен арсенала и с откровенной скукой следил за тем, как братья по Дару парят в вышине. Он и сам изучал окрестности с помощью Внутреннего Взора, но ничего интересного не примечал.

Пока Тобиус скучал, многоцветная картина перемешанных в пространстве энергий вдруг стала меркнуть, а сам маг почувствовал некоторую слабость. К нему приближалось большое пятно энергетического вакуума.

– Здравствуй, Годлумтакари. Рад видеть, что ты вновь можешь нести службу. – Волшебник развеял уже почти распавшееся заклинание.

– Король хочет говорить с волшебником Тобиусом, – не слишком дружелюбно отозвался альбинос, на белой коже которого во множестве мест еще розовели новые шрамы.

Тобиус пошел следом за гвардейцем, вдыхая запах речной воды.

– Скажи, волшебник Тобиус чем-то обидел Птенчика?

– Извини?

– Пока не ответишь, не извиню.

– Птенчика?

– Птенчик злится, если рядом кто-то говорит о волшебнике Тобиусе.

– Мы что, о Вороне говорим?

– Если волшебник Тобиус обидит Птенчика, Годлумтакари вырвет волшебнику Тобиусу хребет и украсит им пояс Годлумтакари.

Серый маг быстро прикинул, какие шансы у него есть против того, кто не боится магии как таковой и стал чемпионом на гладиаторских аренах Аримеады. Получалось, что шансы были посредственны.

– Но это все равно будет милосерднее, чем то, что с волшебником Тобиусом сделает Октавиан, если решит, что волшебник Тобиус…

– Ясно, понятно, – бесцеремонно перебил Тобиус, – благодарю, что предостерег от неправильных поступков, Годлумтакари. И раз уж мы теперь такие друзья, что заботимся о благополучии друг друга, прими добрый совет: посмеешь угрожать мне еще раз – я засуну вот эту вот бронзовую руку тебе в задницу, дотянусь до твоей глотки и вырву твой язык вместе с кишками. Так и запомни.

Они уже достаточно близко подошли к навесам, и волшебник двинулся дальше один, спокойно показывая гиганту свою спину. Нельзя проявлять страх, нельзя демонстировать слабость, нельзя позволять кому-то сомневаться в своем превосходстве, иначе придет смерть, скорая и бесславная. Могущество зиждется на видимости могущества.

Король встречал его с двумя золотыми кубками в руках. Пить серый магистр не собирался, но отказ от королевской заботы стал бы неслыханным оскорблением.

– Я вдруг осознал, чар Тобиус, что непростительно мало знаю о своей невесте. Ее вкусы, пристрастия, взгляды на жизнь и ее стремления. Все это крайне важно, а нам так до сих пор и не удалось поговорить по душам.

У Тобиуса на языке крутилось несколько колючих замечаний, которые разумный человек не станет высказывать королю. Очень хотелось курить.

– Кажется, я не тот, кто смог бы дать всеобъемлющий ответ, сир.

– Вы самый близкий Хлое человек в этой стране. Если не считать ее отца, который скоро прибудет, но к которому я не смогу обратиться с таким вопросом. Моя невеста явно доверяет вам и дорожит вами.

Волшебник осторожно покатал кубок между ладонями, ощущая тяжесть драгоценного металла. Внезапно даже для себя самого он улыбнулся, скосив глаза на реку.

– Миледи – это цветок, равные которому по прелести расцветают не каждый век. Она красива и нежна, но шипы ее могут рассечь неосторожную руку до кости. Она очень умна не только благодаря образованию, но и от бога, горда, знает себе цену, имеет амбиции, но преклоняется перед долгом, который должна исполнять хорошая дочь и хорошая наследница. Она обучена править, умеет отдавать разумные приказы, рождена для короны, но уже познала горечь изгнания, тоску опалы и поняла, насколько изменчивой бывает судьба. А еще я знаю, что она прекрасно умеет стрелять из лука.

Тобиус вдруг почувствовал жгучее желание добавить что-то вроде того, что ему сказал Годлумтакари, пригрозить: мол, обидишь нашу девочку – я тебя в бараний рог скручу.

Радован Карапсуа смотрел на реку с каменным лицом. Молчание затягивалось, а благородные господа, от которых король и маг отдалились, бросали в их сторону все более и более заинтересованные взгляды. Тобиус даже подумал, что о нем забыли, но как только он сделал одно еле уловимое движение назад, монарх произнес:

– Спасибо. Это ценное знание.

– Рад услужить.

– Кстати, мне неоднократно докладывали, что за время своего пребывания в Ардегране вы не раз пытались переговорить с Октавианом, чего вам не удавалось.

– Это так, сир. Ваш придворный маг словно и не собирается показываться при дворе.

– Действительно. Он в своем роде незаменим. Октавиан выбрал меня своим господином еще в самом начале, присягнул мне и был рядом, через что бы я ни проходил на своем пути. Он спас сотни жизней на Содренском поле, включая мою собственную. Советник, защитник, друг. Мой придворный маг представляет меня, инспектируя новые полки и следя за перевооружением старых. Марахог, знаете ли, наращивает военные силы, а между нашими странами давняя вражда.

– То есть…

– Даже не знаю, успеет ли он закончить все к свадьбе. А что за вопрос мучает вас? Может, я смогу помочь, все-таки мы с ним побратимы.

– Боюсь, что нет, это спросить я мог лишь у него как серый у серого. Жаль.

– Да, жаль.

Корабль, шедший вниз по течению, привлек внимание издали. В первую очередь его приметили по густым облакам дыма и пара, вырывавшимся из труб. Гномский пароплав двигался медленно, торжественно, ощетинившись пороховыми пушками из бронированных бортов. Движителями служили большие колеса с лопастями, корпус блестел металлом. Спереди сверкала в солнечных лучах фигура в виде золотого дракона, раскинувшего крылья, – символ самого большого и влиятельного банка в известном мире, Копилки Добрых Киркарей. На кормовом шесте реял флаг Ривена.

За пароплавом следовало еще несколько кораблей – в основном расшив[27] и коггов.

Пароплав степенно причалил, и в его железном боку открылся большой люк, крышка которого опустилась, превращаясь в эдакие сходни. Из чрева дышащего паром зверя появились весьма высокие по гномским меркам воины, закованные в доспехи от макушек до пят. Их броня блестела отполированным металлом, местами украшенная руническими строками и искусным чеканным узором, ее пластины на плечах были позолочены, и на них помещались банковские гербы, спины укрывали плащи из медвежьих шкур. Приставы Золотого Трона.

Гномы несли на плечах секиры, а на поясах – многоствольные пистолеты; один из первой троицы держал шест с родовым стягом дома Карторенов. Среди прочих особенно выделялся офицер, чья броня была полностью позолочена и являлась почти предметом искусства. Он тяжело двигался под весом плаща, набранного из чешуек позолоченной стали, опирался на молотовище огромного молота как на посох и держал в другой руке закрытый шлем-маску; седой гном со вплетенными в усы и бороду украшениями. Офицер остановился перед Радованом и риденскими лордами.

– Его величество государь земель Ривенских Бейерон Мудрый Карторен, Отец Ривов, Король-Который-Вернулся! – басовито продекламировал гном.

Появление Бейерона сопровождалось громом восторженных выкриков из-за солдатского кордона, быстрым и торжественным пением фанфар и гулким уханьем приставов, потрясавших секирами. Король шествовал в компании всего двоих человек, одним из которых был Талбот Гневливый, в то время как второй кутался в темно-серый плащ с капюшоном.

Короли встретились, церемонно приобняли друг друга и произнесли слова ритуального приветствия. Остальные суда уже причаливали, и на берег сходили великие лорды Ривена в окружении своих собственных свит. Постепенно они взбирались на спины роскошных лошадей из конюшен Радована, и вскоре цветастая процессия начала двигаться прочь из порта. Талбот Гневливый беззвучно сообщил Тобиусу, что после завершения всех церемоний они смогут побеседовать, и сам лихо взлетел в седло.

Когда колонна въезжала в Аллерхас, ее встречали толпы народу. Сверкающие броней гномы, для которых с какой-то невероятной быстротой отыскались пони, так и притягивали взгляды, но настоящее ликование в горожанах вызывал правитель сопредельного государства. Люди выкрикивали его имя, подбрасывали в воздух головные уборы и засыпали дорогу цветами. Бейерон ехал с мягкой улыбкой, степенно помахивая рукой. Народное ликование преследовало процессию до самого замкового холма, и многоголосый шум еще долго не смолкал.

Когда Тобиус вернулся в покои принцессы, двойник встретил его спокойным кивком: все в порядке.

Хлою пришлось немного задержать, чтобы она дала отцу время передохнуть с дороги. Маг обстоятельно пересказал увиденное в Портовом городке.

– Ваш батюшка на короткой ноге с Золотым Троном[28]?

– Я бы не сказала. В Ривене вообще нет открытых отделений этого банка, со всеми лордами, в том числе и с отцом, гномы ведут дела напрямую. В подземельях Хосбранда есть большая позолоченная дверь, за ней сидит гном с пером, книгой и счетами. Отец рассказывал, что если он хочет проделать что-то со своим счетом, он берет ключ и спускается туда.

– Ключ?

– Да, маленький золотой ключик на цепочке. Такой получают все, у кого есть счет в Золотом Троне. Хм, но я ума не приложу, зачем он решил плыть сюда на пароплаве, если можно было использовать портал.

Скорее всего, Бейерон не мог себе такого позволить – все-таки он был королем и одним из важнейших гостей на свадьбе, ему не пристало являться и уходить «крадучись». Нет, он должен был приехать с помпой и показаться риденскому народу.

Когда положенное время вышло, Тобиус сопроводил Хлою на встречу с родителем, где серый магистр был несколько удивлен, наблюдая за ними. Встретились не дочь с отцом, а король с будущей королевой. Своим поведением Бейерон подчеркивал, что видит перед собой уже не ребенка, а женщину, которая, скорее всего, сможет серьезно повлиять на международную политику. Хлоя же подтверждала правоту его величества, и лишь очень опытный глаз заметил бы, как сильно она хотела обнять отца.

– И вновь рад видеть тебя живым и невредимым, – сказал Талбот.

– Взаимно, ваше могущество.

Волшебники решили позволить отцу и дочери спокойно переговорить и отдалились в противоположный конец гостиной залы.

– Не мог не заметить, что кроме вас короля сопровождал еще кто-то. Кто, если не секрет?

– Уговорил Малахая Надгробие разделить со мной охранные обязательства на тот случай, если Нигирис Барбатум опять появится в поле зрения. Конечно, двое архимагов на одного – это несколько нечестно, но сам понимаешь, есть приоритеты. Чего так недовольно смотришь, Тобиус?

– Не могли вы просто оставить это дело в покое?

– О чем ты?

Тобиус вздохнул.

– Возможно, ни о чем. В конце концов, кто я такой, чтобы в чем-то подозревать ваше могущество?

Сразу после заката начался пир. Король, ведя под руку свою дочь, вошел в зал, а за ним следовали великие лорды Ривена либо их почетные представители. Тобиус, поглубже натянувший капюшон и старавшийся держаться неброско, замечал знакомые лица. Многих из них серый магистр уже видел когда-то.

Бейерон ввел своих подданных в пиршественный чертог Аллерхаса, где одновременно могло уместиться до полутора тысяч пирующих и оставалось вдоволь места для танцев и выступлений. Десять огромных каминов, украшенных статуями шакалотов, приютили в своих пылающих пастях туши диких туров; стены украшали знамена размером с корабельные паруса, древние фрески и мозаики.

Дворяне разных королевств вели себя как большие семейства. «Семейство жениха» стремилось продемонстрировать «новым родственникам» верх гостеприимства, и потому делегация ривов везде принималась с особым почтением. Под торжественное пение труб они расселись за столами.

Тобиус занял место позади кресла ее высочества и постарался сгустить вокруг себя тени. Волшебник пристально следил за гостями, слугами, стражниками, памятуя, что срок его службы еще не вышел.

Первую здравицу провозгласил Радован, оказавшись на диво хорошим оратором. В ответ Бейерон сам произнес здравицу, продемонстрировав, что и его не обделила благосклонностью муза красноречия Эликора. При этом король упомянул, сколько всего связывает их страны помимо исторически схожих имен, и напомнил, как пять лет назад Радован готов был защищать границы Ривена, словно собственные.

Чертог наполнился рукоплесканиями и звоном кубков, заиграла музыка. Разносчики с виночерпиями без устали обслуживали королевский стол и десять прочих.

Но, как заметил Тобиус, веселились не все. На дальнем левом конце высокого стола сидел немолодой мужчина в одеяниях из черного бархата, расшитых золотыми дубовыми листьями. Он имел крупноватый нос, почти незаметные на бледной коже брови и желтоватые седые волосы; радужки его глаз были почти белыми, по-рыбьи снулыми.

Незнакомец не только почувствовал чужой взгляд, но и мгновенно нашел его источник. Он улыбнулся Тобиусу в высшей степени… вероломно. Понимание опасности этого человека пришло риву естественно, словно при взгляде на скорпиона. Незнакомец, глядя на Тобиуса, медленно отсалютовал ему кубком.

– Тобиус? – Голос Талбота, сидевшего рядом с Бейероном, вспыхнул у серого магистра в голове. – Неразумная затея играть в гляделки с Ольрием Денестре.

– Этот человек опасен.

– Молодец, что не теряешь интуиции. Господин Денестре – сарон[29] из Марахога, посол короля Хавораша при дворе Радована Третьего. Та еще гадюка.

Скорее мантикора, подумалось Тобиусу.

– Говорят, что господин Денестре из тех людей, которых лучше благодарить и превозносить, даже если они поставили тебе подножку, ибо подножка – это сущая шалость по сравнению с тем, что такие, как он, могут сделать со своими врагами.

Время шло, пир продолжался, музыканты и артисты развлекали гостей. Особенно ярко выделился маг Дыма и Искр, привезенный в Риден послом Архаддира. Громадный, выше семи футов ростом, жизнерадостный толстяк в напудренном парике, шевалье Бален Бленш де Мальфет предоставил этого фокусника на усладу гостям, и тот блеснул, устроив головокружительное представление. Всем очень понравились дымные замки, взрывавшиеся россыпями огненных всполохов, сражающиеся посреди огненной бури черные драконы и прочая наполовину сказочная дребедень. Иллюзии из дыма и огня, думал Тобиус, красивая ерунда развлечения ради, а ведь за них можно получить зимбулу[30] в Мистакоре и называть себя магом. Какое унижение для Искусства.

Во время одного из последовавших представлений мимо Тобиуса прошел лакей. Он наклонился к королю Радовану, и обостренный слух волшебника уловил несколько слов:

– …Жильбера Форнаса… просят разрешения войти.

– Что за глупая проволочка? Пусть входят! – с легким раздражением ответил монарх.

Когда приглашенный менестрель закончил свою песнь и под овации удалился, управитель праздничных увеселений громко объявил, что сейчас перед благородными гостями выступит труппа акробатов маэстро Жильбера Форнаса из Архаддира.

Двери пиршественного чертога распахнулись, музыканты заиграли быструю и будоражащую мелодию. Акробаты, наряженные в безумно пестрые одежды, ворвались внутрь кувыркающейся в воздухе толпой, выделывающей головокружительные кульбиты, скачущей на руках и пробегающей по стенам. Их вступление казалось хаотической феерией трюков, но к высокому столу артисты добрались одновременно и на миг замерли в одинаковом поклоне. Началось представление. Акробаты, чьи лица скрывались за смеющимися масками, подбрасывали друг друга чуть ли не под потолок, жонглировали горящими факелами и длинными кинжалами.

Последним номером была битва на канате, который держали четверо акробатов, проявлявших чудеса силы и выносливости, забравшись друг другу на плечи. Четверо других, разбившись на пары и тоже забравшись друг другу на плечи, поднялись на канат, сблизились, и «ездоки», балансируя, принялись жонглировать склянками, в которых, по их заверению, плескалась алхимическая кислота. Многие зрители поднялись со своих мест и одарили артистов рукоплесканиями, подбадривающими выкриками и требованиями выступить еще раз. Общий шум перекрыл голос короля Радована:

– Воистину это было представление, затмевающее все прочие! Я приглашаю вас выступить на моей свадьбе, день которой близится!

Гости восприняли его слова с восторгом. Один из акробатов, которые замерли в поклоне, закончив последний номер, сделал шаг вперед, перекувырнулся через себя и вскочил так быстро, что все это слилось в едином безумно плавном и естественном движении.

– Мой король, да прославится твое правление в веках, – ответил он из-под смеющейся маски, – велика оказанная тобою честь, но, увы, сему не суждено случиться – ведь нам заплатят в десять раз больше, если свадьба не состоится.

Склянка кислоты, брошенная одним из артистов, устремилась к Хлое. Тобиус метнулся вперед, татуировка на его левой ладони вспыхнула, пальцы вцепились в плечо принцессы, и склянка врезалась в спинку опустевшего кресла. Хлопок, треск, боль. С воплем серый волшебник рухнул на пол и стал барахтаться, пытаясь сбить с правой половины лица алхимическое пламя.

Вокруг начало твориться нечто безумное, вопли заполнили чертог и теперь колотились о стены и потолок, лязг металла и свирепая брань сталкивались, резко обрывались и превращались в новые вопли. Когда Тобиус смог подняться, рана его была страшна, правый глаз ослеп, но привычка перебарывать боль помогла выстоять. В ядовитом свете изумрудного пламени мельтешили люди и нелюди, сверкало оружие, раздавались команды и грохотали пороховые залпы. Акробаты носились по чертогу так быстро, что их очертания смазывались; ни свинец, ни сталь не были им помехой. Один из артистов перемахнул через стол и замер на корточках возле горящего кресла, из его окровавленного рта высунулся длинный извивающийся язык. Маски больше не было, и Тобиусу предстало худое серое лицо с ввалившимся носом и мерцающими из глубины черепа глазами.

– Где она? – прошипел вампир.

Тобиус без слов выплюнул ему в лицо струю живого огня. Вопль нежити перешел в ультразвуковой диапазон и обратно, а последовавший удар отшвырнул мага на стену – в грудь словно угодили кувалдой. Вампир, чье лицо на глазах возвращалось к прежнему виду, подскочил, рванул Тобиуса за куртку и вздернул вверх.

– Говори или я выпотрошу тебя!

К вампиру подлетел риденский гвардеец с занесенным топором, мертвец отвлекся, чтобы свободной рукой оторвать ему голову, а потому пропустил удар Тобиуса, сопровожденный телекинетическим импульсом. Вампир с треском сложился пополам. Отползая, волшебник видел, как сломанное тело шевелится, быстро принимая должную форму: лопнувший череп срастался, переломанные кости вновь становились целыми. Достав из сумки свою книгу, Тобиус распахнул ее на нужной странице и зачитал быстрый речитатив заклинания Кошачьи Рефлексы.

Когда вампир поднялся и бросился на него, движения чудовища больше не казались столь неуловимо быстрыми, Тобиус успел схватить врага мыслесилой, сжать незримыми тисками и ударить Солнечным Касанием, испепелившим нежить. Мгновением позже он оказался за спинами гномов и риденских гвардейцев, рядом с Бейероном и Радованом.

– Тобиус, о господь, твое лицо…

Тобиус толкнул своего короля левой рукой в грудь, и тот исчез.

– Тобиус?! – взревел Талбот Гневливый.

– Король и принцесса в безопасности, ваше могущество, – мысленно ответил магистр.

Освобожденный от обязанности защищать монарха, Гневливый взлетел, держа посох в одной руке, а магический меч – в другой, и стал сыпать разрушительными заклинаниями, как сеятель рассыпает зерна над вспаханной землей. Вампиры падали один за другим, сожженные, обледенелые, окаменевшие, раздавленные, разорванные. Они не погибали, но и сражаться больше не могли. Казалось, что наконец-то поставлена точка, что вот-вот это безумие закончится, но вдруг на архимага налетела стая летучих мышей и закружила его, унося под потолочные своды. Талбот Гневливый был способен вырваться из внезапного захвата, но если бы он действовал в полную силу, то уничтожил бы и замок, и даже часть города. Вынужденный сдерживаться, архимаг пытался прорваться наружу с помощью мощных одиночных ударов, однако облако тварей мгновенно заращивало раны.

Тем временем уцелевшие вампиры целеустремленным клином врезались в ряды гвардейцев Радована, расшвыривая воинов в стороны, ловя телами пули, отмахиваясь от страшных ударов и лишь временами истошно взрыкивая, когда Тобиус ударял Солнечным Касанием. Первого же, кто до него добрался, Радован разрубил пополам своим Хардзукаром, второго обезглавил сир Вийем Тарлок, третьего испепелил золотым светом Тобиус, а дальше началась жуткая мешанина, сдобренная лязгом металла, хрустом костей, воплями кровососов и брызгами крови.

Никто не понял, сколько времени прошло, прежде чем вампиры отступили, но когда это начало происходить, все замерло. Серокожие твари скребли ногтями по окровавленному паркету, вываливая отвратительные языки, визжали и ревели, но неведомая сила тащила их прочь, словно натягивая незримые поводки.

Талбот Гневливый в разодранной мантии, покрытый собственной кровью с ног до головы, стоял там, где прежде выступали акробаты, а над его головой парила большая сфера огня, в которой барахтался дочерна обугленный вампир.

Рядом с Гневливым находился Малахай Надгробие, у чьих ног истекал воспаряющими кусочками пепла магический чертеж. Середину его занимал непроглядно черный гроб, крышка была откинута, изнутри струился фосфорно-зеленый свет, и именно туда неведомая сила тянула кровососов. В определенный момент после резкого рывка они оказывались внутри. Сфера огня лопнула, выбрасывая черный скелет, который еще пытался шевелиться, но и он почти сразу оказался в гробу, крышка которого захлопнулась. Черный ящик провалился сквозь пол, и все закончилось.

– Можно?

– Проходите-проходите, – отозвался голос из полумрака лаборатории, – я сейчас освобожусь.

Тобиус притворил за собой дверь и прошел к свободному стулу. Пахло аптекой с явным преобладанием ноток формальдегида. Волшебник то и дело пытался прикоснуться к изуродованной половине лица по родившейся у него дурной привычке, но отдергивал руку, чтобы не тревожить новые, еще не окрепшие ткани. Сейчас боль поутихла, но в вечер приветственного пира на борьбу с ней уходили все силы. Когда нападение было отбито, Тобиус даже смог присутствовать на собрании в кабинете короля.

Радован Карапсуа правил Риденом из скромного зала, отделанного дубом и ясенем, с камином и массивным письменным столом. С портретов на стенах взирали предки короля, там же нашлось место большой карте Вестеррайха. Карапсуа ценили надежность и простоту, так что единственным предметом роскоши была большая доска для игры в раджамауту из различных пород полудрагоценного камня, стоявшая под овальным зеркалом. Судя по расположению эбонитовых и перламутровых фигур на доске, партия была в разгаре.

В первую очередь у Тобиуса спросили – куда он дел Бейерона Карторена и принцессу Хлою? Волшебник повел левой рукой по воздуху и словно выхватил откуда-то вздрогнувшую принцессу, а следом и короля. Они оказались живы и невредимы. Говорить о том, куда он спрятал своих подопечных, Тобиус отказался, тем более что он и не мог членораздельно изъясняться. Сами же подопечные, с его равнодушного согласия, смогли рассказать, что это было очень далекое место, какая-то высокогорная долина, расположенная, если судить по свечению в темном небе, где-то на севере; вокруг были сплошь голые камни и горные пики, покрытые снегом, полное безлюдье, посреди которого находился уютный белокаменный домик. Там, у горящего очага, они и переждали, пока вдруг не оказались вновь в Ардегране.

– Итак, – негромко заговорил Бейерон, устраиваясь на одном из стульев, – есть идеи, что сие было? Ясно, что покушение, понятно, что на нас натравили ни много ни мало… сколько их было?

– Они испросили разрешения, – молвил Радован, не слыша будущего тестя. Камердинер пытался счистить с его лица кровь, а молодой король этого даже не замечал. На его лбу пульсировала жилка, напряжение, вызванное яростью, пронизывало все тело. – От ворот доложили, что опаздывающие акробаты пришли, но ухитрились где-то потерять посланное им приглашение. Они просили разрешения войти, а я позволил им. Они попросили разрешения, и я их впустил.

– Не корите себя, сир, – посоветовал Талбот, – этого никто не мог предвидеть. Никто. Вампиры на западе не менее редки, чем драконы. Тем более в таких количествах. Никто не смог бы догадаться. Малахай, что скажешь?

– Это был клан, – мягко отозвался Малахай Надгробие, скидывая на плечи капюшон, – вампирский клан родом из Ливетты. Есть такая земля в Соломее. Без малого два десятка особей. Около половины были уничтожены его величеством Радованом Третьим, сиром Вийемом и чаром Тобиусом. Соглашусь с чаром Талботом: никто не смог бы догадаться. Это в высшей степени необычный инцидент. Целый клан…

– Кстати, о чаре Тобиусе, – Радован указал на серого мага, – это нормально, что чар Тобиус стоит на ногах? Мне кажется, что ему нужна помощь.

– Чар Тобиус мутант, – передал собравшимся мысль молодого мага Талбот Гневливый, стоявший возле большого книжного шкафа со скрещенными на груди руками, – он намного выносливее большинства людей и вполне может позволить себе присутствовать. Хотя, по-моему, его следует принудить немедленно обратиться к целителям.

Тобиус жестами дал понять, что это обождет, что он хочет присутствовать, а заодно поглубже натянул капюшон, замечая, какой ужас отражается на лице принцессы, когда она задевает взглядом его рану. Склянка с горючей кислотой предназначалась ей. Никто не посмел настаивать на его удалении, и Малахай продолжил говорить.

За прошедшие после инцидента часы ведущий некромант Академии Ривена успел побеседовать с захваченными им в плен кровососами, и они заговорили. Не могли не заговорить. Несмотря на свою внешность, полноватый, лысый, немного лопоухий волшебник с носом, похожим на тонкий птичий клюв, маленькими черными глазками и вежливой улыбкой мог разговорить любого – хоть живого, хоть мертвого.

– Браво, чар Малахай, вы сослужили нам очень важную службу.

– Прошу, не преувеличивайте, сир, это всего лишь моя работа. Вампиры, покусившиеся на ваше благополучие, – наемные убийцы. Их послали, чтобы сорвать свадьбу короля Радована и принцессы Хлои путем убийства одного из них либо обоих. Платили так щедро, что наняли весь клан, – так-то они поодиночке работали. Напав на артистов прошлой ночью, живые мертвецы перебили их, присвоили реквизит, одежду и проникли в замок.

– Я пустил их в свой дом, – вновь завелся Радован, – я не придал значения, когда ко мне от ворот прибежал слуга… – А потом он взорвался. – Почему волшебники это допустили?! За что я плачу им такие деньги?! Голову с плеч таким бездарям!

Тобиус обратил внимание, что Хардзукар, стоявший на подставке, вздрагивал с каждым новым возгласом. А когда прозвучали слова о голове и плечах, сир Вийем, застывший в углу как пустые доспехи, вдруг повернул шлем, и магистр готов был поклясться, что рука гвардейца дернулась к рукояти его собственного клинка. Он уже знал, что Тарлок был еще и королевским палачом.

Малахай Надгробие деликатно заступился за наймитов, пояснив, что им приходилось работать на чужой территории и со старинной системой защитных чар дворца, ориентированной прежде всего на магическое проникновение, а не на нежить. Затем Малахай высыпал на стол пригоршню небольших предметов – колец, перстней, подвесок, кулонов, серег и пояснил, что все это являлось артефактами, создававшими ложную ауру живого человека. Иными словами, вампиры скрыли не только свою серую плоть, но и свою мертвую сущность.

– Пока что имени заказчика вызнать не получилось, боюсь, они его просто не знают, но дайте мне несколько дней, пригодное помещение – и я вытяну все, вплоть до имени вампира, обратившего их.

Еще некромант проявил инициативу и пообещал встроить в систему защитных чар Ардеграна несколько специализированных заклинаний, которые предотвратят повторение подобного. Радован оценил это и выделил магу Смерти просторную лабораторию. Именно в ней Малахай принимал Тобиуса и постепенно возвращал ему прежний облик.

– Итак, прогресс налицо. То есть на лице, – благодушно отметил Надгробие, выходя из мрака к рабочему столу. – Глаз все еще не видит?

Тобиус прикрыл левый, здоровый глаз и огляделся новым. Малахай несколько раз зажег и потушил в воздухе призрачный огонек.

– Полностью зрение не вернулось, но значительно улучшилось в последние дни.

– Как замечательно.

Некромант сплел сеть своих собственных диагностических чар и принялся изучать состояние Тобиуса во всех слоях его сущности. Периодически серый магистр ощущал присоединение к вплетенному в его организм комплексу заклинаний нового либо импульс обновляющей энергии. Физиологически это выражалось в ощущении холода, будто по жилам вместо крови вдруг начинала течь студеная вода, и в появлявшемся на языке мятном привкусе.

– Ваши регенеративные способности вызывают зависть, чар Тобиус. Я также наблюдаю в организме огромное количество антител, враждебных токсичным веществам. Сильный иммунитет к ядам. Вырабатывали?

– Вынужденно. Просидел несколько месяцев в яме с ледяными пауками, не раз испытал на себе силу их нейротоксина.

– Рискованно, – усмехнулся Малахай, – но полезно.

Еще через некоторое время некромант вновь отвлекся от диагностики.

– Что за сущность обитает у вас в правой руке?

– Хотел бы я знать.

– Хм. Никогда такого не наблюдал. Вроде бы что-то даже родное моему ремеслу, но вместе с тем совершенно чуждое. Оно крепко спит, как я понимаю.

– Нарлога назвал это обрывком чужой тени, кажется.

Малахай Надгробие нахмурился.

– Да, есть на Черном континенте умельцы, способные поднимать мертвых, но с их магией предпочтительно не связываться. Это дикая некромантия, невероятно сильная, почти не изменившаяся с древних времен и ужасно опасная.

Малахай вернулся к осмотру и вскоре его завершил.

– Ваше могущество, можно ли задать прямой вопрос?

– Ну только если совсем уж прямой, – улыбнулся тот.

– Чар Талбот попросил вас присоединиться к нему на случай появления колдуна Барбатума?

– Нет, – качнул лысой головой некромант, – он хотел, чтобы я взглянул на вашу ауру, чар Тобиус. Уж очень его волновало ее состояние после того инцидента. А поскольку я у чара Талбота в долгу, пришлось согласиться.

– Понятно. И что, не напрасны были волнения?

Малахай перестал улыбаться и задумчиво прищурился.

– Ему я скажу, что они были напрасны.

– А на самом деле?

Маг Смерти пожал плечами:

– Не знаю. Ответьте, чар Тобиус, вы переживали клиническую смерть?

– Случалось.

– Угу, интересно, очень интересно. Что ж, возможно, это и послужило причиной проявления створок. Уж не знаю, стоит вас с этим поздравлять или нет.

Тобиус молчал, показывая тем самым, что ожидает подробностей.

– Насколько мне известно, вы проходили процедуру, призванную выявить в волшебнике склонность к некромантии, когда были учеником?

– И мне совершенно точно сказали, что магия Смерти для меня недоступна.

– Не сомневаюсь, что так и было. У вас тогда отсутствовали Врата Зенреба, знаете, что это такое?

– Область астрального тела, через которую некромант взывает к силам по ту сторону жизни. Считается, что они расположены в районе темени.

– Именно так, вот здесь. – Малахай коснулся верхушки своего черепа. – На том же месте, к которому крепится Путеводная Нить. Великий архимагистр Зенреб первым открыл их связь. Так-то врата эти есть у всех волшебников, но при рождении они срастаются, как кости черепа.

– Родничок.

– Точно так же в астральном теле срастаются створки Врат Зенреба. Но когда приходит время умирать, Путеводная Нить, ведшая волшебника по жизни, вырывает его душу сквозь эти самые створки и тянет туда, куда душе предназначено попасть. Отличие некроманта от другого мага в том и состоит, что сворки его Врат Зенреба приоткрыты еще при жизни, что позволяет ощущать дыхание той стороны. У вас, мой друг, как и у всех нормальных волшебников, при жизни створки даже не были обозначены, но теперь ситуация изменилась – Путеводная Нить исчезла, а они проявились. Такое впечатление, что вашу душу выдернули сквозь Врата Зенреба, как положено при смерти, но потом ее вернули обратно и даже прикрыли створки. Очень плотно, но не до конца.

В черных глазках Малахая вспыхнул бело-зеленый фосфорный пламень.

– Я думаю, что теперь в вашу сущность задувает эдакий сквознячок с той стороны. Там, над телом э… как бишь его зовут?

– Штербен.

– Над телом чара Штербена вы оказались способны увидеть сущность, которую даже самые могущественные волшебники увидеть не способны, если они не некроманты.

– Смерть?

– Я бы не сказал так категорично. Скорее ту близкую к смерти сущность, которая является на зов некроманта при работе с мертвецами. Это что-то вроде проводника, который дает возможность пользоваться силой той стороны.

– И с этим ничего нельзя сделать?

– А что бы вы хотели с этим сделать? Вернуть распечатанные врата в прежнее состояние невозможно, распахнуть их – тем более. Не с моими умениями. Хотя наставники из Аглар-Кудхум, возможно, сумели бы…

– Они обитают на другом конце света, а я в любом разе не желаю становиться некромантом, уж простите.

Малахай вышел из задумчивости и рассмеялся, показывая, что совершенно не уязвлен. Тобиус понял, что вопросов о его смерти не будет, и испытал некоторую благодарность к Малахаю. Он не желал возвращаться в тот день и час, когда агония, одиночество и беспомощность стали его проводниками за Кромку.

Тем временем некромант отлучился и вернулся обратно, неся в руках тот самый арбалет, который Тобиус снял с лермазу.

– Несомненно, работа восточного некроманта. В Вестеррайхе немного найдется моих собратьев по Дару, способных создать что-то подобное, разве что кто-то из учеников великого Кая Церония Анхелона. Украшения опять же говорят сами за себя.

– Да, верно. Эта вязь… я так и не удосужился понять, что она значит.

– «Что было твоим, отныне принадлежит мне», – вежливо улыбнулся Малахай. – Но дело не только в вязи, ее некроманты используют как вспомогательный инструмент в выстраивании заклинаний, тогда как основой выступает иероглифическая письменность. А украшения видите? Я имею в виду опарышей, мух и стервятников – это падальщики, которые служат символами ранговой системы Аглар-Кудхум. Слышали о такой?

– Нет, никогда, – признался Тобиус.

– О, тут все довольно архаично, прямо как в Академии. Ученики и подмастерья носят метку опарыша. Получая право зваться настоящими некромантами, они меняют ее на символ мухи; достигая следующего, скажем условно, магистерского ранга, получают знак стервятника, ну а самые могущественные некроманты культа отмечены ликом шакала. Правда, для них эти знаки имеют в первую очередь религиозное значение. Бывает, некромант достиг могущества, сравнимого с мощью архимага, но продолжает носить знак стервятника, ибо шакал – прерогатива высших жрецов культа. А они почти все сплошь древние личи. – Малахай провел пальцами по прикладу, искусно вырезанному в виде распахнутой шакальей пасти. – Создатель сего артефакта точно был с востока.

– Гариб Ауфа Абдуссамад аль Харинна.

– Впервые слышу. Хотя имя довольно странное, – поморщился некромант.

– Чем же?

– Значением, конечно. «Гариб» значит: «Сын Чужака», «Ауфа» – «Самый Верный», «Абдуссамад» – «Раб Вечного». А Харинна – это город в Имем-Муахит, довольно большой, со своей храмовой пирамидой. Я бывал там. Меня тоже часто именовали Гарибом в силу инородности.

– Вы путешествовали по Семи Пустыням? И вы… обучались у некромантов Востока?

Не прекращая усмехаться, архимаг потер свой выпуклый лоб, а когда отнял ладонь, Тобиус увидел знак черной мухи на белой коже. Затем линии завитков стали проявляться по всему черепу, опутывая его сложным узором.

– Как и почти любой волшебник, хоть чего-то достигший, по молодости я много путешествовал в поисках знания. Еще Джассар сказал: «Путь к знанию – это путь». Моя Путеводная Нить привела меня на восток, и видит Господь-Кузнец, я много раз мог сложить голову, прежде чем добрался до Черных Песков, и даже там смерть ждала на каждом шагу. Особенно там. Но мне повезло, меня приняли на обучение. Скажу честно, я был довольно слабым учеником по их меркам, но на пределе сил смог стать полноценным некромантом.

Малахай Надгробие замолчал, погрузившись, как было видно, в воспоминания. Постепенно скальп стал безупречно белым.

– Каково там было? – спросил Тобиус.

– А?.. Там… некроманты были избранными. Все было совершенно иначе, чем здесь.

– Я про Черные Пески, как вы туда добрались?

– Об этом я ничего вам не скажу, чар Тобиус. Таковы клятвы, которые я на себя взял. Если хотите увидеть величие Черных Песков, отправляйтесь туда сами. Но знайте, что тому, кто не готов принять смерть всей своей душой, всей сущностью, не стоит оказываться там, ибо этот край – плоть от плоти «та сторона».

Последние дни перед свадьбой прошли в особенном напряжении. Защитный гарнизон столицы пополнился новым пехотным полком, охрану замка утроили, наемных волшебников тоже стало в разы больше, и теперь они незримо патрулировали весь Аллерхас.

Наконец пришел тот долгожданный день, когда роскошный экипаж невесты проехал по ярко наряженной столице от дворца до кафедрального собора Аллерхаса.

В огромном молитвенном зале, заполненном сотнями гостей, играла органная музыка.

К алтарю медленно и торжественно двинулся Бейерон Карторен, ведущий под руку свою дочь. Белоснежное платье Хлои ослепительно сверкало бриллиантами и жемчужинами, подол несли двадцать пажей, а путь перед ее ногами посыпали лепестками белых роз. Жених уже находился у алтаря вместе с архиепископом Аллерхаса. Радован облачился в черные с золотом доспехи, усыпанные рубинами, на его плечах лежал меховой плащ из шакалота с украшением на плече – жутковатой головой того же зверя, в глазницы которой были вставлены два огромных граната. Красные кудри короля венчала корона из черного золота, зубцами которой служили изогнутые шакалотовы клыки.

Подведя дочь к алтарю, Бейерон вложил ее ладонь в руку Радована и отступил. Из-за спины архиепископа вышли шестеро храмовых служек в нарядных одеяниях, державших перед собой серебряные чаши с огнем, символизировавшие Святой Костер, а сверху на все это взирала золотая статуя Молотодержца. Органная музыка стихла, в сгущающейся духоте воцарилась почтительная тишина.

– Дети мои, мы собрались здесь, дабы засвидетельствовать начало священного союза между Радованом и Хлоей. Под взором Господа-Кузнеца этот мужчина и эта женщина станут мужем и женой!

Архиепископ еще некоторое время продолжал торжественную речь, после чего прочел стих из Слова Кузнеца и приступил к началу церемонии бракосочетания.

– Радован из дома Карапсуа, – молвил клирик, – клянешься ли ты принять Хлою в свои законные жены, дабы служить ей защитой в любви и почитании, верности и труде, как есть на то Воля Господня?

– Клянусь, – без промедления ответил король.

– Хлоя из дома Карторенов, – продолжал архиепископ, – клянешься ли ты принять Радована в свои законные мужья, дабы служить ему опорой в любви и почитании, верности и послушании, как есть на то Воля Господня?

– Клянусь, – тихо ответила принцесса.

– Священные клятвы были даны!

Он соединил ладони короля и принцессы, обвязав их шелковым шнурком, обмакнул большой палец в чашу с освященным маслом, затем в пепел от жженых храмовых благовоний и нанес получившуюся смесь на губы жениха и невесты.

– Соединенное Господом-Кузнецом – человеку не разъединить! Перед Ликом Его и во свете священного огня стоят муж и жена! Да свершится первый горький поцелуй с пеплом на устах в память о великой жертве, принесенной Сыном Божьим ради всех нас!

Их губы соединились, а наверху запела колокольня собора, к которой вскоре присоединились колокола всех храмов Аллерхаса, а затем и все прочие колокола страны. Но это было еще не все.

Храмовые служки вытерли новобрачным губы и развязали шелковый шнурок, Радован отстранился, а Хлоя повернулась лицом к гостям и при помощи фрейлин аккуратно опустилась на колени. Архиепископ громко прочел молитву, призывая Господа благословить сию деву и защитить ее от всевозможных напастей; зал хором повторил: «Amen». Дальше он стал громко читать слова новых клятв и присяги, которые Хлоя громко повторяла, пока хранитель королевских регалий вкладывал в одну ее руку сверкающий скипетр, а в другую – тяжелую державу.

– Властью Господа нашего Кузнеца, – голос архиепископа набрал особую мощь, взметнувшись под искусно разукрашенные своды храма, – нарекаю тебя Хлоей Карапсуа, королевой Ридена! – Изящный венец опустился на черные волосы вместо заблаговременно снятой фаты. – Королева на троне! Жена за мужем! Боже, храни королеву!

Сотни голосов в единый миг подхватили последние слова клирика, и новая песнь колоколов вторила громогласным выкрикам: «Боже, храни королеву!!!» Король помог своей супруге подняться, и вместе они чинно двинулись к выходу из собора, где ждал открытый экипаж с охраной.

Тобиус покидал храм одним из первых, стремясь поскорее выбраться из-под давящего святостью пресса. Он вышел на свежий воздух, чувствуя, как вновь начинает повиноваться правая рука.

Когда король с королевой показались тысячам подданных, экипаж в сопровождении охраны вернулся к замковому холму и въехал в арку врат центрального барбакана. Однако вскоре молодожены появились на балконе, находившемся над вратами, и король выступил перед огромной толпой, заполнившей площадь.

На свадебный пир Тобиус явился в роскошном одеянии. Его новая полумантия, плащ и штаны были сработаны из редкого серебристо-серого бархата, а на сапоги пошла кожа гигантского варана катачарсы. Столь дорогое облачение магистр получил из рук госпожи Вендалиэн, которая вместо ответа на вопрос о личности заказчика игриво пустила ему в лицо облако пара и сказала, что это подарок от его друзей. Перед тем как уйти, она добавила также, что, мол, цена этого одеяния не вычитается из тех четырех тысяч лостерциев, которые он еще когда-нибудь получит. Тобиус с некоторым трудом, но все-таки понял, кто послал подарок.

Пиру предшествовала длинная и, сказать по чести, довольно скучная церемония вручения подарков. Роскошные вещи переходили из рук гостей в руки молодоженов, которые обязаны были сердечно поблагодарить дарителя, прежде чем передать подарок слугам.

Застолье быстро набрало силу в великом чертоге. За всем этим пристально следила гвардия, стража и наемные маги, ибо память о недавнем инциденте была свежа. Когда пришло время, король и королева вышли из-за высокого стола, дабы начать танцевальную часть. Вместе с ними в танец вступили другие пары, и вскоре многие гости уже вовсю кружили по дубовому паркету под звуки фельесы.

– Идем, станцуем.

Тобиус не донес до рта бокал вина – на его плечо легла рука. Волшебник сразу узнал голос.

– Я не ослышался, ты хочешь потанцевать со мной?

– Могу дать тебе в ухо, и сразу станешь слышать лучше.

– Интересный лекарский прием, возьму на вооружение. Вокруг еще сотни мужчин…

– Если не пойдешь танцевать сейчас же, ткну кинжалом в бок.

– Господь-Кузнец свидетель – твоим чарам невозможно противостоять.

Он обернулся и замер вдруг, увидев то, чего не ожидал, а именно – Райлу Балекас… в платье. А ведь шехверка могла быть крайне женственной. Ее черное с потаенной синевой платье скрывало боевые шрамы и развитые плечи; изящную шею обхватывала нитка черного жемчуга с кулоном в виде черной птицы; в руках порхал веер, набранный из вороновых перьев, а пышные юбки окаймляло шатрадское кружево.

Тобиус отступил на шаг и надлежащим поклоном пригласил Ворону, та с некоторой поспешностью присела, принимая приглашение, и волшебник взял мечницу под руку. Благодаря его усилиям они плавно влились в танец, шехверка двигалась неуклюже, но волшебник уверенно направлял ее, игнорируя то, как партнерша наступала на его сапоги. Все неудобства окупались чувством глубокого удовлетворения. Невинная и целомудренная радость какими-то потайными путями проникала в сознание Тобиуса и пыталась воцариться там, вытеснив настороженность, память о причиненной боли и страх. Кружа эту трогательно неуклюжую, способную разрубить человека пополам женщину в танце, он через силу принимал мысль о том, что с ней ему… хорошо.

Музыка стихла, и танцевавшие поклонились друг другу. Ворона сама взяла Тобиуса под руку и настойчиво потянула к одному из выходов. Она слегка запыхалась, самую малость вспотела, и из-под запаха архаддирского лавандового парфюма высвободился запах ее кожи. Волшебник, проследив за ходом своих мыслей, резко отвесил себе ментальную оплеуху.

Райла оттянула кавалера от основного скопления гостей и, прикрываясь раскрытым веером от большинства возможных взглядов, приблизила свое лицо к его. У Тобиуса очень громко застучало сердце, но вместо поцелуя он получил одни лишь слова:

– Октавиан тайно прибыл в замок, и вам нужно встретиться. Времени мало, мы все в большой опасности.

Магистр оцепенел.

– Еще раз.

– Ты все слышал, Седой.

– Но разве он не инспектирует новые полки? Король сказал…

– Король удалил его из столицы от греха подальше, но вчера на Октавиана было совершено покушение, и он тайно вернулся в Аллерхас. Нет времени объяснять тебе все. Через четверть часа в кабинете короля.

– Что значит «в кабинете короля», разве это дозволено?..

Но Вороны уже и след простыл, она покинула великий чертог, оставив Тобиуса в полном недоумении, перемешанном с раздражением. Оглядывая празднующих гостей, среди которых мелькали фигуры магов, отмеченных гильдейскими знаками, он неспешно выскользнул в сопредельные коридоры и, стараясь не привлекать внимания, серой тенью двинулся прочь.

Вечерело, и в Аллерхасе зажигались разноцветные огни. Вся столица веселилась, горожанам выкатили огромные бочки с вином, пивом и элем, на улицах и ярко освещенных площадях вокруг огромных костров звучала музыка, смех и здравицы, местные жители и приезжие ривы обнимались как родные братья и вместе пускались в пляс.

Тобиус, применив чары Глазоотвода, скользил по коридорам замка – практически пустым, если не считать стражи. Он не торопился, высчитывая про себя время и зная, что успевает, но когда этажом выше раздался вскрик, маг метнулся туда, выхватывая из воздуха свой посох. Ему пришлось остановиться перед дверьми королевского кабинета и убедиться, что его защитные чары были надежно усыплены.

Серый магистр ворвался внутрь, готовясь увидеть худшее, и худшее решило не разочаровывать его. Кабинет был разгромлен.

Тобиус двинулся вперед осторожно, пытаясь выявить сокрытое присутствие кого-либо, но все, что он заметил, – это слабый отсвет угасавшей жизни где-то под полотном сорванной со стены карты. Убрав ее край пяткой посоха, Тобиус присел и перевернул Октавиана на спину. Придворный волшебник риденского короля тихо застонал, хотя при таких ранах люди обычно уже не издавали звуков. На ковер и карту натекала лужа темной крови, разбавленной струйками субстанции, похожей на ртуть.

– Чар Тобиус…

– Вам нельзя говорить.

Магистр шепнул пробуждающее слово и опустил на собрата по Дару чары Исцеления, которые пропали втуне. Не поняв, что произошло, он попытался вновь и израсходовал впустую второе заклинание – плоть не реагировала на мощные вливания целительной энергии.

– Послушайте…

– Вам нельзя…

– Черновики Джассара…

– Что?!..

– Они… Осмольд Дегерок… вы… Шивариус хочет… черновики… – Октавиан страдал, выхаркивая вместе с кровью каждое слово, его застланные пеленой смерти глаза смотрели в потолок, но вдруг он смог повернуть голову и коснуться дрожащей рукой карты, которую заливал кровью все это время. – Это важно… Марахог… война… король не прав… Ласточка не виновата… скажите ей, что я люблю…

Пальцы, оставлявшие на карте грязные мазки, замерли, и Октавиан испустил дух. Тобиус сидел на корточках еще некоторое время, пытаясь перезапустить сердце и вернуть собрата к жизни, но и тут потерпел неудачу.

За спиной послышался топот, и в кабинет ворвались кричащие люди. Они наполнили мир бряцанием металла и гулом готовых к употреблению боевых заклинаний. Тобиус встал с колен в своем безнадежно испорченном сером бархате и в ответ на приказы отдать посох ответил лишь, что любой попытавшийся отнять его имущество умрет на месте. Он стоял посреди разгромленного королевского кабинета рядом с трупом Октавиана Риденского и ничего не предпринимал, пока не появился Бейерон Карторен и не спросил у него, что произошло. Тогда Тобиус начал говорить.

Из волшебника сделали нечто вроде узника чести, хотя Тобиус не был уверен, что это так называется. Его попросили оставаться в собственных покоях и не покидать их без присмотра, регулярно и хорошо кормили, позволяли гулять, если он сообщал, что имеет такое желание.

Скандала не случилось, стража и наемные волшебники, примчавшиеся после того, как кто-то заметил распахнутые двери кабинета, получили приказ не отвлекать гостей от празднования, а случившееся сохранить в секретности.

После свадьбы началось расследование, Тобиуса часто и умело допрашивали, пытались поймать на несоответствиях в ответах, заставить «плавать» в показаниях, найти противоречия, но тщетно. Волшебник твердил, что покинул великий чертог, дабы немного отдохнуть от шума, услышал крик, добрался до королевского кабинета и увидел царивший там разгром через распахнутую настежь дверь. Труп Октавиана обнаружился в процессе исследования обстановки.

В принципе, Тобиус не лгал, а лишь кое-что умалчивал, он не шел на полную откровенность, потому что не знал, как сказать правду и стоит ли ее говорить. Хотя он и правды-то не знал. Ворона сказала, что на Октавиана покушались, что им нужно поговорить, причем с подачи самого Октавиана. Его убили, не допустив встречи двоих серых, но перед смертью собрат по Дару дал понять, что знает про Шкатулку Откровений. Откуда? Кроме самого Тобиуса о его цели знал только Никопат Закладка, архимаг-затворник, не покидавший библиотеки Академии на протяжении десятилетий. А еще, возможно, Илиас Фортуна.

Не давали покоя и последние слова Октавиана, которые Тобиус, находясь в своем мягком заточении, без конца мысленно обдумывал. «Король не прав, ласточка не виновата». А также что-то про Марахог, ну и, конечно, про любовь.

Погруженный в свои раздумья Тобиус иногда выбирался в небольшой садик, разбитый на склоне замкового холма, и сидел там среди аккуратных розовых кустов под молчаливым надзором какого-нибудь гвардейца. Ему ничего не стоило взять и улететь, но серый маг не видел нужды в бегстве, да и нельзя было наплевать на слово Бейерона, сказанное в его защиту.

Когда его наконец призвали пред ясны очи короля Радована, было уже двенадцатое число месяца йула. Монарх выглядел неважно. Он осунулся, под глазами наметились темные пятна, на лбу резче обозначились старые морщины, в уголках рта залегли новые. А вот королева, нельзя не отметить, была великолепна в своей новой ипостаси. Хлоя сидела на соседнем с мужниным троне, облаченная в геральдические цвета дома Карапсуа – красный и черный, – с волосами, собранными под жемчужной сеткой, и с крохотной брошью в виде горностая на груди.

– Сир, миледи, ваши величества. – Тобиус опустился на одно колено и склонил голову.

– Встаньте, чар Тобиус, церемонии сейчас не к месту. Мы рады сообщить вам, что хотя расследование еще не закончилось, вы уже вне подозрений.

– Гора с плеч, – спокойно ответил Тобиус, выпрямляясь. – Значит, убийца еще не найден? Могу ли я еще хоть чем-нибудь посодействовать?

– Если вы не хотите что-нибудь добавить к своим показаниям, то нет, увы, ничем, – ответил король. – Полагаю, меньшее, что мы можем сделать в качестве компенсации за оказанные неудобства, это снабдить вас, чар Тобиус, подорожной грамотой и некоторым количеством золотых монет для смягчения тягот пути. Вы ведь намеревались уехать после свадьбы?

– Истинно так. От денег я вынужден отказаться, а вот за грамоту благодарю.

Волшебник посмотрел на королеву, думая о том, что, скорее всего, это последний раз, когда он видит ее.

– Прощайте, миледи, долгой жизни, счастья и процветания вам и вашим потомкам.

Хлоя если и хотела что-то ответить, ограничилась кивком и печальной улыбкой.

Больше ни с кем в замке серому волшебнику прощаться не пришлось – последний корабль с ривенскими гостями отбыл восвояси за несколько дней до того, и тогда к Тобиусу даже заходили Бейерон с Талботом, убеждавшие не терять духа и верить в то, что все вскоре образуется. Они были правы.

Он получил у расторопного придворного чиновника кожаный футляр с сопроводительными документами, после чего покинул Ардегран сквозь открытые ворота. Плащ цвета мешковины с надвинутым на лицо капюшоном и низко опущенная голова помогли раствориться в толпе рыночной площади.

Волшебник вышел на одну из прилегавших улиц и двинулся вдоль загонов со скотом, когда на него налетела толстая немолодая женщина с корзиной яблок. Тобиус помог причитавшей торговке собрать товар, за что был награжден множеством добрых слов и большим красным плодом. Торговка уже слилась с шатавшимися округ массами народу, когда он заметил в яблоке дырку с торчавшей бумажкой, которую недолго думая изъял и развернул.

«Ломбард господина Чапелетто на Угольной улице. Прийти в ваших же интересах, господин Тобиус».

Как только серый магистр прочел свое имя, чернила сухим облачком пыли выпорхнули из бумаги и растворились в воздухе. Он внимательно оглядел округу Истинным Зрением, затем Внутренним Взором, но ничего особенного не обнаружил. Само по себе это ничего не значило, Тобиус мог видеть многое из того, что не желало быть увиденным, но и его способности имели границы.

Итак, ему вручили приглашение неизвестно от кого и неизвестно зачем. В то, что кто-то печется о его интересах, маг не верил. Теперь следовало сделать лишь один выбор: либо найти указанное заведение, либо скорее покинуть город.

С помощью прохожих, которые оказывались на диво дружелюбными, слыша его ривенский выговор, магистр добрался до Угольной. Оставаясь настороженным, он вошел в маслянистый мрак крохотной конторки с забранными полотном окнами. Глаза быстро привыкли к перемене освещения, и Тобиус оглядел заполненное различным хламом помещение, прилавок, забранный клеткой, и стены, увешанные потускневшими картинами.

– Это ломбард господина Чапелетто?

Клерк, сидевший за прилавком, кивнул.

– А вы…

– Тобиус.

– Господин Тобиус, да, кажется, вас ждут.

Сбоку что-то щелкнуло, и прочная на вид решетчатая дверь, ведшая за прилавок, сама собой отворилась. Волшебник вошел, затем раздался второй щелчок, и небольшой участок стены сдвинулся в сторону, открывая проход на узкую каменную лестницу.

Все еще предвкушая потенциальные неприятности, Тобиус осторожно прошел дальше, и дверь за его спиной встала на место. Внизу лестницы визитера поджидал невысокий человек в серой одежде. Тобиус заметил испачканные чернилами пальцы и висевшее на веревочке деревянное пенсне.

– Сюда, господин Тобиус, сюда, маркиз ждет вас.

– Маркиз?

– Да, господин, маркиз фон Вельте.

– Фон Ве… Фредригар Желоран?

– Сюда, сюда, господин Тобиус.

Его проводили мимо нескольких дверей и ввели в небольшую комнату с голыми стенами, где из всей мебели имелся лишь стол, лавка да пара стульев. И там действительно находился капитан королевской гвардии лорд Фредригар Желоран, маркиз фон Вельте, массивный мужчина с густыми рыжими бакенбардами и выбритым черепом. Он предстал перед волшебником в простой сорочке и штанах. Из столешницы перед ним торчал кинжал.

– Присядьте и обождите немного, до точки дойду, – бросил дворянин, не отрываясь от чтения.

Тобиус помедлил, прислушался к интуиции, лишь после чего сел. Он был терпелив, сдерживал свору рвущихся наружу вопросов и внимательно следил за капитаном гвардии.

– Итак, к делу, – заговорил Желоран, откладывая бумаги, – у риденского престола есть для вас задание. Просьба об одолжении, если угодно.

– На предмет?

– Тайная доставка важного документа в Парс-де-ре-Наль, ко двору Маэкарна Щедрого. Ему лично в руки.

– Что за документ?

– Пакт о военном союзе в случае внешней агрессии третьей державы.

– Марахога?

– Да. Подробностей, как понимаете, предоставить не могу.

– Почему именно я?

– Потому что ввиду последних обстоятельств доверие к агентам риденской тайной службы подорвано. Недавно они пытались убить своего руководителя.

– Какой конфуз. Надеюсь, он поправится?

– А как вы думаете?

– Не понял. – Тобиус нахмурился.

– Октавиан был начальником Службы тайных королевских поручений. Сию важнейшую работу ему поручил король, и до недавнего времени он с ней справлялся. А потом его попытались убить собственные же люди.

– Заговор.

– Да, заговор. Октавиан сумел спастись и добрался до Аллерхаса, чтобы погибнуть здесь при очень странных обстоятельствах. Мы не можем доверять своим людям до окончания чистки, а потому решили обратиться к вам.

Тобиус задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Все еще неясно, почему ко мне?

– Вы – доверенное лицо Бейерона Мудрого, боевой маг, герой войны, магистр Академии. Человек, неоднократно доказывавший свою способность сражаться и выживать…

– А еще я очень коварный тип. Так, к слову.

– Мм… ну, допустим, – смутился Желоран. – Опять же, как нам стало известно, вы покинули королевскую службу и стали независимым волшебником. Мой господин решил довериться вам. Вы оправдаете его доверие?

Серый магистр откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.

– Последнее, в чем хотелось бы оказаться замешанным, – это шпионские игры.

– Не льстите себе, – усмехнулся здоровяк. – Нам не нужен шпион, нам нужен курьер.

– Хм-м-м, – протянул Тобиус в ответ. – В день нашего знакомства он куда-то торопился, говорил, что ему грозит какая-то опасность. Как в воду глядел.

Желоран с хрипловатым вздохом поскреб щеку, о чем-то размышляя.

– Если я вас правильно понял, милорд, вокруг Марахога появилось нечто вроде тройственного союза. Риден и Ривен объединены династическим браком, вы просите меня доставить важный документ в Архаддир, чтобы заручиться поддержкой с востока, а тем временем мой бывший сюзерен строит новый военный флот, с помощью которого можно перекрыть марам морские пути. И при этом вы удивляетесь, что они готовятся к войне? Я бы на их месте тоже готовился, ибо все это очень похоже на…

– Это политика, игра на упреждение. Дабы избежать войны, следует показать потенциальному противнику, насколько хорошо ты к ней готов. Никто не нападет на более сильного, понимая, что в ответ все лицо разобьют. В перспективе мы можем спасти тысячи жизней, прибегая к этой стратегии.

– И все же…

– Эту свадьбу пытались расстроить несколько раз кряду. Сначала Нигирис Барбатум, марахогский, между прочим, колдун-ренегат, явился в Хосбранд. Потом кто-то натравил на нас вампиров. Затем шеф разведки Октавиан, чьи обязанности я теперь вынужден исполнять, стал жертвой таинственного убийства. Если вам кажется, что Марахог здесь жертва и его хотят обидеть, подумайте, сколько раз ваша жизнь и жизнь ее величества Хлои оказывалась в опасности за последнее время? Как думаете, что за силы стоят за всем этим и кто бы выиграл от срыва свадебного союза и смерти его участников? Марахог. Который, кстати, постоянно наращивает военный потенциал, покупает наемников, тренирует с их помощью новые полки, льет пушки. И устраивает диверсии. Сейчас вся провинция Висцена превращена в пороховую бочку с тлеющим фитилем.

– Ильжберитская провинция.

– Полная фанатичных еретиков.

Откуда-то послышался приглушенный вопль боли, волшебник нахмурился.

Как разъяснил дворянин, решение короля Чалдана укрыть еретиков на своих землях возымело печальные последствия в настоящем. Ильжбериты расплодились, а вкупе с особенностями их ереси это грозило большой бедой, ибо каждый ильжберит – солдат с рождения.

Непризнанный святой Ильжбер проповедовал, что на самом деле Великое Побоище уже идет, что ангельские легионы сошлись в битве за судьбу мироздания с порождениями Пекла где-то вне граней человеческого понимания, и все истинно верующие амлотиане должны поскорее вручить воинам Господа новые светозарные мечи – свои чистые души. Всех же, кто этого не понимал, Ильжбер считал демонскими угодниками. Через сию доктрину последователи Ильжбера отрицали страх смерти. Они с пеленок готовились к праведной войне с заблудшими, дабы, погибнув в ней, вознестись в Чертоги Небесного Горна.

– И теперь у нас целая провинция этих фанатиков, рождающихся, живущих и умирающих не в семьях как таковых, а в боевых подразделениях, собранных по родовому признаку.

– Если они такие хорошие солдаты, то почему не служат Радовану?

– Потому что не оправдали его доверия.

По словам Желорана, прежде висценские пехотинцы поколениями служили риденской короне и считались образцовыми солдатами, но на Содренском поле они стояли поодаль, вступив в бой, лишь когда победа Радована стала наиболее вероятной. После молодой король расформировал белоленточные полки и вернул солдат в Висцену, запретив покидать ее.

– Лишенные благосклонности, ограниченные в праве распространять свое учение, они уже стали опасны для риденской короны, а Октавиан докладывал о перехвате нескольких марахогских шпионов, которые сношались с ильжберитскими старшинами, обещая им оружие, золото и огромный прирост земель, если те присягнут Делькену Хаворашу и будут готовы пойти против Радована Карапсуа. Также Октавиан готовил почву для союза между Риденом и Архаддиром, пытался обойти подводные камни со стороны последнего. У короля Маэкарна, знаете ли, тоже свои проблемы, и они куда больше наших, как мне доложили. Проблемы по вашей части.

– По моей?

– По вашей, – кивнул дворянин. – До нас доходила информация, утверждавшая, что король и верховный маг Архаддира не в ладах и Маэкарн больше не доверяет волшебникам Аметистового университета. Мы считаем, что нашу общую лодку расшатывает ваш старый знакомец Шивариус. Он уже доказал, на что способен, когда тайно захватил власть во всем Ривене. Если хотите помочь предотвратить катастрофу, выполните одно поручение – и окажете этим неоценимую услугу тысячам и тысячам людей.

– Это прекрасно, – кивнул маг, вытаскивая из сумки трубку, – служение людям – благороднейшая из миссий. Не скажу, правда, что все ваши доводы меня убедили.

Облако ароматного дыма вырвалось из легких Тобиуса, опустилось на стол и приняло форму крадущегося человека в плаще, вооруженного кинжалом.

– Но я хочу получить кое-что взамен.

– Разумеется, мы бы не стали толкать вас на такой риск за просто так.

– Уточняю: не деньги нужны мне, а информация. Все, что вам удалось разузнать, расследуя смерть Октавиана. Абсолютно все. Хочу знать. Вы передаете мне документы, а я доставляю ваше послание к архаддирскому двору лично в королевские руки.

На следующий день Тобиус получил папку с копиями материалов расследования, а также большой представительный конверт, обвешанный печатями и защитными заклинаниями. Ему также предоставили дополнительный набор сопроводительных документов, дабы никаких проблем ни в Ридене, ни в Архаддире не возникло, и даже передали бумаги, которые утверждали, что он – господин Солезамо де Верье, член гильдии «Хвост Феи», волшебник Гильдхолла.

Затем Тобиус отправился в Портовый город, где на одном из кораблей для него и еще двоих сопровождающих, выделенных ему в охрану, были куплены места.

Часть вторая

Фитиль, плававший в плошке с маслом, давал мало света, но глаза Тобиуса хорошо видели в полумраке, и, сидя у себя в каюте за крохотным столом, волшебник мог работать часами. Он перечитывал все, что касалось убийства Октавиана Риденского, либо копался в своей книге, расшифровывая забытые заклинания древности.

В течение всего плавания Тобиус черкал пером на черновиках переведенных страниц, выводил новые формулы, выстраивал пробные чертежи систем чар. Знаком того, что он провел за работой слишком много времени, как правило, становился переизбыток табачного дыма в каюте.

Перед тем как выйти на палубу подышать, серый волшебник вытащил из сумки своего компаньона и усадил его на кровать, дабы тот нес охранную вахту. Лаухальганда клацнул зубами в опасной близости от пальцев Тобиуса, и тот в очередной раз заметил, что дурное настроение ушастого мячика никуда не делось. Уже довольно долгое время компаньон за что-то дулся на него, и магистр тщился понять – за что же?

Вскоре он выбрался на палубу гукора[31], неспешно поднимавшегося вверх по течению Навьи, где свежий речной воздух немного вскружил голову. Оказавшись под открытым небом, волшебник набил ореховую трубку – слишком заметный подарок пана Вуйцика пришлось спрятать до времени.

На носу корабля Вадильфар из Криксенгорма в сияющей кольчужной куртке поневоле изображал из себя впередсмотрящего. Даже столь спокойное плавание заставляло вестибулярный аппарат гнома барахлить, и ему приходилось сосредотачиваться на пейзажах.

– Не полегчало?

Лицо латника было бледноватым и блестело от пота.

– Терпимо, господин Солезамо.

Тобиус присел на бочонок рядом с Вадильфаром и без особого интереса стал слушать поднявшиеся над рекой песнопения – это у правого борта, стоя на коленях, молилось трое монахов-бусхуситов, а вокруг них собралось еще десятка полтора пассажиров и матросов. От кормы к носу неспешной походкой двигался мужчина слегка за сорок, с немного поседевшими черными кудрями и курчавой бородой. Его некогда яркая оранжево-золотая куртка с пышными рукавами была залатана во множестве мест, сильно выцвела, да и в области живота ткань изрядно натягивалась. Капитан Барвази благочестиво осенил себя знаком Святого Костра и поцеловал кулон на цепочке, огибая группку молившихся, после чего приветливо кивнул Тобиусу.

– Чудесное утро, мэтр де Верье! Благословенное начало дня!

– Воистину. – Волшебник не в первый уже раз дернулся, слыша от Барвази такое приветствие.

– Так приятно видеть вас под солнцем, мэтр! Вы совсем бледный, скиньте плащ, подставьте лицо ласкающему свету!

– Уже, уже, сеньор капитан.

Во время плавания Барвази и Тобиус взяли за привычку время от времени беседовать на разные темы. В Соломее такие, как серый магистр, были сильно поражены в правах, и Барвази с интересом наблюдал за неугнетенным западным волшебником. Сам Тобиус находил судовладельца интересным, поскольку тот успел побывать в таких местах, о которых маг только читал.

– Золотой Червь была рекой настолько широкой, что в некоторых местах один ее берег был почти неразличим с другого берега…

Слушая, волшебник краем глаза следил, как вдоль борта крадется невысокая фигура в пятнистом плаще с капюшоном. Ловко запрыгнув на фальшборт, Вилезий Вильтгрин начал крошить в воду хлебный мякиш, а потом вылил туда же целую пинту пива. Несколько мгновений гоблин сидел неподвижно, как горгулья, а затем со скоростью молнии выхватил из-под плаща лук с уже наложенной на него стрелой, тренькнула тетива.

– Сегодня у нас на обед, – произнес он, оборачиваясь, – будет сом. Шесть локтей в длину, неплохо, а?

Барвази приказал паре матросов прыгнуть в воду с веревками, чтобы обвязать рыбину, но вдруг раздался испуганный возглас. Кричала дочь капитана, которая вместе с его супругой и двумя сыновьями жила и работала на корабле. Девушка указывала вниз, туда, где вокруг подстреленной туши вода вдруг начала бурлить, исходя красной пеной. Команда заметалась по палубе, гукор накренился на правый борт от столпившихся на нем людей, а внизу в мутной воде мельтешили чешуйчатые тела, слышался плеск, бульканье и треск разрываемого мяса.

– Господь-Кузнец, Творец наш на Небесах, – дрожащим голосом молился один из бусхуситов, – прости и огради заблудших чад…

Тобиус тоже смотрел за борт, проникая взором даже под воду и пересчитывая тварей, мутивших ее. Их все больше и больше поднималось из глубины на запах крови.

– У меня не хватит стрел, – невесело скрипнул Вилезий Вильтгрин, – тридцать восемь, сорок шесть, пятьдесят четыре…

– Никогда в жизни не видел столько топлецов разом! – воскликнул капитан Барвази.

– Они и не живут в таких больших стаях, – задумчиво пробормотал Тобиус, – у них сейчас время нереста, но даже так это уж слишком.

– А я еще удивлялся тому, что на речных рынках рассказывают об участившихся нападениях этих бестий. Как расплодились-то! – Соломеец с трудом отвел взгляд от реки.

С рыбой наконец разделались, и из воды показалось несколько голов. Морды у топлецов были большеглазыми, с широкими, как у тех же сомов, пастями; мелкие острые зубы и жабры дополняли образ речной нечисти, а венчал его складной кожистый гребень на темени. Холодные рыбьи глаза рассматривали людей, словно твари раздумывали – удастся ли стащить в воду хоть одного?

Тобиус пустил ладони в короткий пляс, сплетая заклинание Кипятильник, зарядил его утроенным количеством гурханы и выбросил в воду. Через несколько секунд обширный участок реки вокруг гукора уже исходил паром, а на булькающей поверхности плавали десятки чешуйчатых тел.

В тот день на корабле царили подавленные настроения – река стала вдруг источать незримую угрозу, капитан приказал удвоить ночные вахты и выдал матросам оружие. Тобиус же стал проводить больше времени под открытым небом, вглядываясь в воду.

Следующей ночью он начал чувствовать отголоски зарождающейся бури.

Поднимаясь по течению Навьи, корабль изредка останавливался на речных рынках, которые росли из больших селений либо городков, стоявших рядом с берегом. Закупая припасы, ссаживая пассажиров и принимая новых, гукор продолжал путь, пока не добрался до речной развилки. С севера в тело Навьи вливался Оред, с востока свою лепту вносила река Наль.

Корабль вошел в русло Наля, и водный поток раздался вширь, обзавелся густыми зарослями плавней. Вскоре капитан сообщил, что они вот-вот доберутся до портового города Фельен. Это известие порадовало всех, потому что погода все заметнее портилась, летнее небо застлали тучи, стали дуть пронизывающие ветра, то и дело начинались и заканчивались короткие дожди. Назревало что-то более серьезное.

Когда сквозь стену ливня прорвались огни фельенских маяков, пассажиры радостно загомонили. Вскоре гукор, минуя сторожевики, вошел в портовую бухту. К левому борту подплыла лодчонка с дежурным лоцманом и таможенным инспектором. Перекрикивая рев ветра и периодические раскаты грома, они с капитаном договорились о том, где гукор сможет причалить для досмотра и взимания пошлины.

– Сойдем на берег или здесь заночуем, господин Солезамо? – осведомился гоблин с ехидцей.

– Ты что, издеваешься?! – Вадильфар уже стоял рядом со сходнями в полном латном доспехе, ему не терпелось почувствовать под ногами твердую землю.

Непогода усиливалась. Тобиус согласился с гномом, и втроем они сошли на причалы. От ближайших к воде таверн пришлось отказаться, ибо, по мнению повеселевшего Вадильфара, в них всегда брали втридорога. Красноволосый бодро шагал дальше в поисках «приличного местечка». Пару раз его взгляд падал на вывески заведений, явно принадлежавших гномам, но они скорее отталкивали гвардейца, чем притягивали. Вилезий уже начал жаловаться, что гномская жадность их через весь Архаддир протащит, но оказалось, что не через весь, а лишь на противоположный край порта.

Порядком уставшие, они наконец окунулись в тепло гостиничного дворика «Полный невод». Тобиус сразу же договорился с хозяином о местах для ночлега и заказал трапезу своим спутникам, после чего поднялся в снятую комнату. Хотя солнце еще пока не зашло, из-за туч вечер превратился в почти настоящую ночь. Тобиус освежил постель и улегся спать под звук ливня.

В детстве он не наблюдал снов. В более зрелом возрасте, когда с ним впервые заговорил Шепчущий, он познакомился с кошмарами и теперь знал в них толк. Но вне зависимости от того, видел Тобиус сны или кошмары, он всегда понимал, что спит.

Волшебник смотрел на зеленую от трав долину, ютившуюся у подножия горного хребта, вдыхал запах цветов и далекого снега, видел лазурный небосвод, чувствовал касания ветра и понимал, что спит. Трава защекотала ступни, когда он побрел в тень под большим деревом. Там на расстеленном одеяле его ждала женщина. Простое вилланское платье очень шло ей, как и длинная черная коса, украшенная полевыми цветами.

Он улегся рядом и закрыл глаза. Солнечный свет, проникавший сквозь шелестящую листву, то и дело шкодливо лизал веки. Потом тень стала плотной – женщина склонилась над ним. Тобиус вдохнул запах ее тела, волос, сорванных цветов и притянул для поцелуя. Сладкая, теплая, уютная, настоящая. С ней он ощущал… покой? Нет, что-то превыше покоя. Он чувствовал себя полноценным, а через это – счастливым.

Женщина прижалась к волшебнику, словно помещая себя под его защиту. Тобиус открыл глаза, приобнимая ее, и направил умиротворенный взгляд на горы.

Они всегда манили его своей огромностью, древностью и величием. Особенно Драконий Хребет. Невероятная цепь, делившая мир пополам, зачаровывала и пугала, но непрестанно звала его к себе с самого детства.

– Это сон.

– Почему ты так решил?

– Слишком хорошо, – сказал Тобиус, – чтобы быть правдой. Я, ты, красота и покой вокруг. И это. – Он поднял к лицу живую правую руку.

– Пусть так, пусть сон, но пока ты спишь, насладись. Разве ты не достоин милосердия? Разве твоя душа не заслужила отдыха?

Серый маг поцеловал ее в лоб и умиротворенно вздохнул. А потом сон превратился в кошмар.

Горы вздрогнули: среди белых пиков распахнулось огромное янтарное око. Оно обвело мироздание взглядом и обратило внимание на раскинувшиеся внизу долины. Горы затряслись, сошли лавины, покатились вниз каменные глыбы, и одна из больших скальных гряд приподнялась, отрываясь от тела хребта. Из-под осыпавшейся земли показалась красная чешуя; острая щетина скал оказалась шипами на спине исполинского рубинового дракона, его распростершиеся крылья закрыли небосвод, а тысячелетние камни стали крошиться под тяжестью тела. Ящер устремился вниз, переваливаясь через пропасти, иссушая озера, растапливая ледники, превращая скалы в лаву.

– Надо бежать!

Тобиус поднялся, но замер, чувствуя, как в его ногу мертвой хваткой вцепились руки, он посмотрел вниз и увидел лицо Райлы. Наемница превратилась в мраморную статую, приковавшую его к земле, из каменных глаз текли тонкие струйки ртути.

– Райла…

Дракон слез с горы, и вместе с ним в долину пришли свирепые суховеи. Травы развеялись прахом, дерево занялось трескучим огнем. Чудовище нависло над Тобиусом, обратив к нему одно свое око, и маг почувствовал страх.

– ВЕСЬ МИР ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ, И ВСКОРЕ ОН ОБ ЭТОМ УЗНАЕТ.

Пасть разверзлась, и из нее хлынул поток черного огня.

– Не позволяй им властвовать в твоих снах! – Кто-то схватил Тобиуса за руку и выдернул из мира сновидений.

Серый магистр вздрогнул и проснулся.

Сквозь шумное дыхание пробивался стук дождя по крыше и громкие голоса на улице. Было темно и прохладно. Тобиус сел на кровати и, сгустив из воздуха немного воды, омыл лицо. Полегчало. Следующим взмахом он сгустил из воздуха сразу несколько водяных шаров, немедленно превратившихся в острые сосульки. Их острия направились в самый темный угол комнаты.

– Что ты здесь делаешь?

Тихое шебуршание послышалось не сразу, будто тот, кто прятался во мраке, еще надеялся обмануть Тобиуса, но потом все же сдался.

– Несу охранную службу, господин Солезамо.

Тобиус вздохнул и развоплотил ледяные снаряды.

– Возможно, я сую нос не в свое дело, – подал голос Вилезий, – но во сне вы так вцепились в простыню, что она порвалась. Я даже думал разбудить вас, но вы сами проснулись.

– Действительно суешь.

– Приношу извинения.

– Не стоит. Ты ведь не знал, насколько хорошо я вижу без света?

Гоблин понял вдруг, что мрак не скрывает его так хорошо, как он того хотел бы, и вновь натянул скинутый было на плечи капюшон.

– Квиты. Кто мог такое сделать?

– Вместо ответа могу дать вам совет, – сказал Вилезий. – Если окажетесь в Сарвасте, сторонитесь слуг Гильвиорского ордена. Особенно с гроссмейстером Горгеллио[32]. Ему хватит и того, что вы мутант, чтобы вами заняться.

Вилезий Вильтгрин скользнул к двери.

– Скоро утро, господин Солезамо, – сказал он напоследок, – изволите спуститься на завтрак или мне отправить сюда служанку с едой?

Волшебник вдруг особенно остро почувствовал голод.

– Закажи мне чего-нибудь посытнее и побольше, я спущусь.

Вскоре он уже усаживался за стол, где его ждали телохранители, а также большая тарелка овсяной каши, щедро сдобренной маслом, толчеными лесными орехами, изюмом и сахаром, свежий тминный хлеб, теплое козье молоко с медом и аккуратно нарезанные овощи. Гном хрустел ломтем прожаренного на масле хлеба с таким же прожаренным ломтем перченого мяса, запивая это холодным пивом, а гоблин ограничился зеленью, белым хлебом, маслом и кружкой теплого чаю. Некоторое время троица молча ела, поглядывая на спускающихся к завтраку постояльцев и еще медлительных поутру слуг, которым пришлось зажечь несколько дополнительных ламп.

– У меня к вам есть пара вопросов, господа, – молвил Тобиус, отодвигая тарелку из-под каши, – о Вороне.

Вадильфар глянул на Вилезия, перевел взгляд на серого мага и пожал плечами. Гоблин стал постукивать когтями по столешнице чуть тише.

– Я вызубрил все, что удалось выяснить относительно смерти Октавиана. Главной версией является причастность Райлы Балекас.

Тобиус глядел в ополовиненную кружку с молоком, не спеша продолжать и позволяя попутчикам сформировать в умах их мнение.

– На нее указывает близость к жертве, межличностное доверие в силу их отношений и черные жемчужины, найденные рядом с телом, а также то, что Райла Балекас, как оказалось, исчезла в тот же вечер.

Гвардейцы помалкивали, а Тобиус про себя перечислил иные странные обстоятельства. Никто так и не смог объяснить причины смерти Октавиана. Сами по себе раны были не столь опасны для волшебника, но в его теле нашли некое вещество, похожее на ртуть, которое не позволяло им быть излеченными. Неизвестный яд одновременно действовал как на материальное, так и на астральное тело жертвы. Как он попал в тело? Кто ранил мага? Имела ли пропавшая Райла к этому отношение? Следствие ответить на эти вопросы не смогло.

– Как вы, ее братья по оружию, думаете, могла Ворона убить Октавиана? А если могла, то чего ради?..

– Чушь кротовья! Не могла она ему навредить, готов на Укладе поклясться!

– Ни ради чего, – сказал гоблин из-под своего капюшона.

– Они любили друг друга. Если это была не любовь, то я даже и не знаю, какой она может быть, господин Солезамо!

– Райла была обычной смертной, а он был магом, способным постоять за себя.

– Но победить своего убийцу или сбежать от него Октавиан не сумел, – заметил волшебник.

Он имел основания сомневаться в кристально чистой любви между Октавианом Риденским и Райлой Балекас. Хотела Ворона того или нет, но их с Тобиусом тянуло друг к другу, ворожея снилась волшебнику. Он обладал повышенной чувствительностью к мировым потокам энергии, и если уж связывал себя с другими людьми узами духовной близости, то связь эта имела настоящую силу. Райла Балекас жива, и где бы она ни находилась, ей сейчас нужна помощь.

– Господин Солезамо. – В голосе гнома сквозило напряжение. – С вами все в порядке?

– Вы белы как снег, – осторожно добавил гоблин, перестав постукивать по столу.

– Выходим, надо разузнать обстановку, задержки в пути ставят под вопрос сам смысл миссии.

Вскоре они отправились к реке. Дождь шел не переставая, бурные потоки стекали по каменным канавам к Налю. Но, невзирая на погоду, вокруг было довольно людно, и многие спешили к зданию портовой управы. Начальник фельенского порта, стоявший на лестнице оной, сообщал рабочим и тем, чьи корабли укрывались в акватории порта, что из-за ненастья дальнейшее плаванье не представляется возможным. Располневшая река размыла часть побережья, воды Наля наполнились камнями, грязью и вывороченными деревьями. Недавно из порта вышли два весельных дромона, но час назад Наль принес их обломки.

Чиновник жестко пресек любые попытки выбить послабление посуточного сбора за стоянку для тех, кто вынужден был пережидать ненастье в Фельене, и, прежде чем скрыться за дверьми управы, изрек безрадостное напутствие:

– Советую вам всем отправиться в храм и помолиться, чтобы все это поскорее закончилось!

Тобиус решил спуститься к причалам, где стоял корабль Барвази, и соломеец встретил его в весьма расстроенных чувствах. Капитан сказал, что до окончания бури гукор дальше не поплывет, ибо это верная смерть.

Следующие три дня маг со товарищи провели в снятой мансарде одного из доходных домов Фельена. Гном с гоблином большую часть времени резались в карты, распивая горячий чай, а Тобиус, сидя у окна, работал над книгой заклинаний. Бывало, он разглядывал город, раскуривая трубку, и следил за быстрым течением Наля. Буря лютовала, и оставалось радоваться, что его чары защищали мансарду от холода и сырости.

По крайней мере раз в день то один гвардеец, то другой отправлялись в порт, чтобы проверить, как дела у капитана Барвази. По возвращении они докладывали, что вода поднимается, и обитатели ближайших к реке построек уже подумывают о том, куда бы им убраться.

– Местные беспокоятся, – говорил гном, вернувшись под вечер в мансарду и стаскивая с себя плащ да латы, – начались неприятности. Мало того что город встревожен непогодой, так еще и собаки начали пропадать. А местами, говорят, и не только они.

Когда Вадильфар вернулся, Вилезий смог покинуть свой пост и отправиться на кухню за ужином. После трапезы гвардейцы уселись играть в торжок, и Тобиус впервые присоединился к ним.

– И все-таки, – молвил Вадильфар, разглядывая свои карты, – говядина – это не то. И баранина тоже.

– То ли дело славный кусок нежной крысятины, а? – хмыкнул Вилезий.

– Тебе-то откуда знать, о обездоленный пожиратель галлюциногенных поганок? – хмыкнул гном, выбрасывая вперед тройку мечей.

– С гномами поведешься – наслушаешься о всякой съедобной гадости.

Тобиус отстраненно подумал, что необходимость сидеть на одном месте выматывала его попутчиков.

– Я ел крысятину, – припомнил он, движением пальцев прося сдать ему еще одну пятиугольную карту.

– Да ну?

– Снежных, на острове Ора.

– Тушеными али жареными?

– Сырыми.

– Сырыми! Ставлю золото против известняка, они не пришлись вам по вкусу, господин! Кто же ест сырых крыс, да еще и снежных?

– Да, все дело именно в этом, а не в том, что крысы – это мерзкие твари, копошащиеся в выгребных ямах и переносящие кучу смертельных болезней.

– Я говорю о племенных, тоннельных крысах, а ты про какую-то мелюзгу из сточной канавы! Ха! Да раз на то пошло, разве твое зеленое племя не ест крыс?

– Самым близким к крысе, что я когда-либо ел, был опоссум. Я схватил его за хвост, ударил о ближайшее дерево и вгрызся на ходу, потому что за моим отрядом гнались ищейки ордена во главе с Видельмондским Колосажателем. В общем, питались чем могли, пока не сбросили их в Долине Тысячи Рек.

– Красивое название.

– Красивое название для ерунды, господин Солезамо. Долина, окруженная холмами, из которых бьют минеральные ключи. Река там всего одна, но ручьев действительно тысячи. Запах тухлых яиц такой, что любая псина нюх потеряет, а за долиной всего ничего до спасительной кромки леса.

Они проболтали еще несколько часов. Скоротав время, Тобиус отправился спать.

Утром в напольный люк постучалась старенькая хозяйка дома, сообщившая, что пришли стражники и спрашивают мэтра де Верье.

– Попросите их подняться, – бросил волшебник, не отрывая глаз от своей книги.

– Но они просят, чтобы вы спустились, мэтр.

– Я не для того пятнадцать лет корпел над книгами и зельями, чтобы меня с третьего этажа сдергивали какие-то стражники. Так и быть, выслушаю их просьбу, если они поднимутся, но сам скакать по этажам не стану.

Старушка пустилась в свой осторожный и неспешный путь на первый этаж.

– Разумно ли, господин, так обращаться с… государевыми людьми?

– Неразумно было бы поступать иначе, Вадильфар. Волшебник только до тех пор пользуется уважением и вызывает почтительный страх, пока подобающе ведет себя. Кхем, правда, при этом еще нужно хоть что-то собою представлять.

– А если они пошлют бедную старуху с первого этажа на третий с повторным требованием?

– Тогда я все-таки спущусь вниз и заставлю их повторить ее путь наверх, но с переломанными ногами.

К счастью для слуг закона, никто из них не стал подвергать домовладелицу новым испытаниям. В мансарду поднялись двое – плотный офицер с бляхой на черном камзоле и солдат городской стражи с коротким палашом на поясе. Офицер снял с головы треуголку и поклонился, метя пол перед собой мокрым пером.

– Мэтр де Верье, волшебник из Ридена?

– Это я, – ответил маг, следя за тем, как с плащей обоих визитеров стекала вода.

– Соблаговолите проследовать на беседу с господином мэром, пожалуйста.

Тобиус без слов собрался и, кивнув телохранителям, первым начал спуск. Вскоре они уже ехали в скрипучей карете по мокрым улицам Фельена. Маг, гвардейцы, а также служители закона хранили неколебимое молчание, пока карета не въехала во внутренний двор городской ратуши. Встреча заняла не больше получаса, а когда Тобиус вышел из рабочего кабинета мэра, в его руке находился скрученный в трубку лист бумаги.

– Обратно добираемся сами, господа. Не хотите ли наведаться в какую-нибудь харчевню?

Уже сидя за столом в трактире «Под подолом юницы», который при ближайшем рассмотрении подозрительно смахивал на бордель, гном с гоблином глазели на представленный им документ.

– Это договор кратковременного найма, – пояснил маг. – В городе сейчас трое волшебников: один местный на службе у властей – и двое проезжих, включая меня. Все трое направлены на борьбу с лезущими на сушу топлецами. Начато формирование отрядов из стражи, некоторые горожане вступают в ряды милиции, которые будет нелишне усилить магами.

– И вы согласились? Оно вам надо? – спросил гном.

Волшебник не удостоил его ответом.

– Вот ведь пенек каменный, – хихикнул Вилезий, – у нас что, много занятий? Мы застряли в этой затхлой дыре и скоро подохнем со скуки. Если нам позволят встретиться с топлецами, разомнемся, отдохнем, легче будет пережидать.

Тобиус погрузился в свои собственные мысли и сам не заметил, как озвучил одну:

– Когда предстану перед Господом-Кузнецом, он спросит меня, был ли я добродетелен, – очень тихо проговорил маг, – и я, по крайней мене, честно скажу ему, что пытался служить людям.

Вилезий и Вадильфар замерли и просидели так, не шелохнувшись, до тех пор, пока соблазнительная разносчица не принесла заказ.

На следующий вечер Тобиус вместе с гоблином и гномом явился в припортовые районы, где собирались стражники и новоявленные милиционеры. Третьей категорией вооруженных людей были небольшие, но хорошо подготовленные отряды купеческой охраны.

Подле входа на рыбный рынок, уж закрытый к позднему часу, собиралась разнородная толпа, в середине которой возле парящего желтого огня грели руки двое волшебников и несколько предводителей ночного дозора. Тобиус быстрым шагом подошел к ним и представился. Прежде всего его интересовали собратья по Дару, в одном из которых с первого взгляда угадывался мар. Черное одеяние того, кто представился Варпосом, похожее на монашеский клобук, и характерная прическа с «удлиненным лбом» являлись отличительным знаком волшебников из Четырех Углов. Второй маг, представившийся как Дидье Фрассон, был архаддирцем, выпускником одного из множества факультетов Мистакора, бакалавром. У него имелась одна презабавная отличительная черта – на ушах серебрилась рыбья чешуя, как память о немного неудавшемся практическом опыте.

Пока Фрассон объяснял нехитрый план патрулирования, Тобиус предупредил мара о том, что река кишела топлецами.

– Хотел вам то же самое сказать, – отозвался Варпос, на чьем худом горбоносом лице плясали отсветы пламени, – но не при этом господине. Кажется, он решил взять себе стражу. Готов поспорить, что вам выпадет вести купеческую охрану, а на меня спихнут милицию.

– От этой судьбы я вас избавлю, возьму самых неподготовленных и испуганных.

Варпос удивленно глянул на Тобиуса снизу вверх – он был заметно ниже ростом и щуплее, чем магистр из Ривена.

– А что взамен?

Тобиус отрицательно качнул головой.

– Мэтр де Верье, поведете купеческую стражу! Мэтр Варпос, вам доверяю самые многочисленные отряды – милицию! Вот дубликаты карты города, на ней отмечены маршруты.

– С вашего позволения, мэтр, я бы сам хотел сопровождать милицию, – сказал Тобиус, беря карту, протянутую было Варпосу.

Фрассон пожал плечами и дал приказ на выдвижение. Варпос, бросив на Тобиуса последний непонимающий взгляд, тоже увел своих людей, в то время как разномастная толпа милиционеров обступила рива со всех сторон.

– Кто старший?

После недолгого ропота вперед, работая локтями, вышел согбенный седобородый старик в видавшем виды парусиновом плаще, широкополой шляпе и с веслом на плече.

– Винсент ван Тоот, мэтр! Но люди ласково зовут меня Сумасшедшим Старикашкой Винсентом!

– Очаровательно. Пока я несу ответственность за вас, господа, не затрудняйте мне жизнь, а то в жабу превращу.

Тобиус разбил милицию на три группы, одну из коих повел сам, а другим придал риденских гвардейцев. Пелена дождя быстро скрыла две другие группы, а маг, выступая, возвел над своими подопечными обширный микроклимат, позволяя им впервые за долгое время ощутить сухость и тепло.

– Слушайте и запоминайте: топлецы не опасны поодиночке, но группами могут нападать довольно дерзко. Они сильнее людей, но на суше становятся неуклюжими, плохо видят и слышат, а длинные ласты мешают им быстро бегать. Когти и зубы не особо длинны, зато слюна их ядовита. Чешуя тонкая, если что – бейте в грудину, брюшину, в горло, но не по голове, там у этих тварей прочные и гибкие хрящевые пластины.

Шествуя по мокрым улицам, ополченцы проверяли переулки, подворотни, лазали в самые темные места и вели себя довольно смело для людей, вышедших ночью в непогоду. Они приглядывали за улицами родного города, а за ними приглядывал волшебник, посылавший вперед свои реплики в окружении ярких красно-оранжевых светляков.

Первых топлецов люди встретили в одном из узеньких переулков, где те доедали собаку. Чудовища взволнованно заголосили, когда их коснулся свет, и походило это на хор квакающих отрыжек. Неловко шлепая ластами, они направились к людям, но первый же превратился в мокрую золу, получив Огненную Стрелу в грудь. Второй монстр нарвался на вилы, третий набросился на одного из милиционеров, и они покатились по земле. Топлец оказался сверху и вцепился перепончатыми пальцами в человеческое горло, но прежде чем произошло что-то худшее, на чешуйчатую спину опустилось весло – раз, второй, третий, – топлец свалился, а Сумасшедший Старикашка Винсент отскочил, вращая над головой свое грозное оружие.

– Ловко, – оценил Тобиус.

– Я обучался владению боевым веслом у странствующего восточного монаха! – заявил тот. – Главный секрет в том, чтобы бешено размахивать им и погромче орать: «Хай-й-й-йя-а-а-а-а-а!»

Оглушенный было топлец зашевелился, в темных глазах, обратившихся к волшебнику, вспыхнуло неестественное свечение. Тобиус нахмурился и свернул твари шею силой мысли. Он был уверен, что ни в одном трактате, посвященном физиологии топлецов, не говорилось про светящиеся глаза.

В следующий раз монстры числом в пять особей были обнаружены на одном из складов, где они потрошили мешки с сушеной рыбой. Топлецов окружили и быстро перебили. Люди под приглядом волшебника, явно не боявшегося никаких речных чудищ, стали действовать еще смелее. Потом сутулые и нелепо ковыляющие твари виднелись еще несколько раз, но поодиночке и вдалеке, проскальзывали на грани видимости.

Топлецы спешили к воде: им внезапно стало слишком опасно на городских улицах.

Когда до кромки осталось не больше полусотни шагов, милиционные группы встретились. Гном сообщил, что самолично порубил в мясо дюжину особей, прежде чем хоть один из людей успел поднять оружие, а гоблин скакал по крышам, словно кот, обнаруживая тварей в самых темных и укромных местах, чтобы направить свою группу, устроить засаду, окружение и устранение. Когда они посчитали, сколько всего было уничтожено страховидл и скольких им удалось просто заметить, получилась не слишком впечатляющая цифра.

– Четыре с половиной десятка – это, по-моему, несерьезно, – говорил Вадильфар из Криксенгорма, – ну пускай стража и купеческие наемники тоже сколько-нибудь перебьют, но все равно будет маловато. Тогда в реке из-за топлецов воды видно не было, а это лишь те, что поднялись к поверхности!

– Мне кажется, он прав, – отозвался гоблин, который несколько обеспокоенно дергал тетиву своего лука. Высокая влажность плохо влияла на это оружие. – Стоило ли вышвыривать под дождь троих волшебников и тучу народу ради, ну, скажем, неполной сотни водяных тварей?

– Река распухла от дождя, – задумчиво молвил Тобиус. – Аномально долгого и сильного.

– А ведь до нее уже совсем недалеко, – заметил гоблин. – Гляньте, господин Солезамо, причалы, к которым подходила наша скорлупка, уже давно в воде, а вон те огни – это и есть гукор.

– Ха! – Гном указал на пугающе темный поток. – Бедолаги, что ставили свои лачуги, трактиры и бардаки ближе к воде, уже потонули!

– И чего в этом такого, что заставляет тебя улыбаться? – спросил Тобиус.

– Не думайте о нем плохо, господин, этот паршивый подземный карл, конечно, тот еще камень в сапоге, но он не так плох, чтобы радоваться людским несчастьям, – хихикнул Вилезий. – А вот гномским может!

Волшебнику вспомнились харчевни и гостиницы гномов, мимо которых Вадильфар проходил не задерживаясь. Красноволосый сторонился сородичей, предпочитая водить дружбу с гоблином.

– Месье ван Тоот! Месье ван Тоот!

Старик, крутившийся неподалеку и будто ребенок шлепавший по лужам сапогами, не сразу соизволил обратить внимание на мага.

– Чем могу?

– Вы старожил?

– Здесь родился и прожил все свои шестьдесят и один год, мэтр!

– На вашей памяти были такие ливни?

– Бывали, мэтр, последний такой же сильный прошел лет пятнадцать назад, но так долго он не лил!

– Так долго, – прошептал Тобиус и посмотрел на черные небеса, непрерывно извергающие из себя дождь. – Возвращаемся, на сегодня хватит.

– А нам не стоит как-нибудь отчитаться перед работодателем?

– Вилезий?

– Ну, помнится, во времена Второй войны Красной Листвы людские лазутчики отреза́ли убитым эльфам уши, чтобы потом по ним получить прибавку к жалованью. Эльфы же вырезали у людей нижние челюсти вместе с кожей, причем если на подбородках росли бороды, трофей считался наиболее ценным…

– А что гоблины брали с трупов людей, когда эльфы получали свое, – холодным голосом спросил волшебник, – не скальпы ли?

– А мне почем знать? Меня тогда и на свете не было! – изображая младенческую невинность, отозвался Вилезий, но вынутого из-под плаща кинжала не убрал.

Тобиус не спешил верить. Последняя война Красной Листвы закончилась примерно семьдесят лет назад, и среди людей ветеранов наверняка уже не осталось, но среди гоблинов, которым отмерены иные сроки жизни, их могли быть еще тысячи. Не говоря уж об эльфах Лонтиля, которые помнили все как вчерашний день.

– Отрезай от топлецов все, что тебе понравится, но домой тащить не смей, и если сегодня от тебя будет разить рыбой, отправишься спать на улицу.

На следующую ночь Тобиус вновь вышел в дозор, и на следующую тоже, но на четвертую ночь он оказался единственным волшебником, исполнявшим эту работу, потому что мэтр Фрассон и Варпос решили не тратить больше времени понапрасну. Люди, приноровившись, уже вполне умело выискивали, выкуривали и выбивали топлецов с мокрых улиц, а чудовищ было слишком мало, чтобы те представляли угрозу вооруженным и организованным отрядам. Необходимость в помощи магов постепенно отпала, но Тобиус вышел и в четвертую ночь. Он заключил договор с местными властями и придерживался его, а еще риденским гвардейцам нужно было занятие, дабы они не теряли хватки.

В пятую ночь милиционные группы вновь вышли к реке, и кромка воды вновь оказалась ближе, чем прошлой ночью, Вилезий и Вадильфар отчитались.

– На сегодня все, возвращайтесь по домам и расскажите близким, какие вы все герои, – распорядился Тобиус, оставаясь у реки.

Какое-то время он глядел на темные воды, потом на темные небеса и с трудом пытался вспомнить, когда в последний раз светило яркое солнце.

– Что-то не так, господин Солезамо?

– Меня в последнее время не отпускает чувство, Вилезий, – глаза мага вспыхнули в темноте, – будто кто-то следит за мной. Я ощущаю волны ненависти как слабое покалывание на внешней оболочке астрального тела. Но ничего, кроме топлецов, высовывающих морды из воды, не вижу.

– Это они за вами следят?

– Разума у этих тварей нет, испытывать ненависть они не могут. Однако сквозь их глаза может смотреть другой маг.

Тобиус повел рукой в сторону реки, меж пальцев с треском замелькали белые разряды электричества, а в следующий миг по воде ударила ослепительная молния, которая стрекотала и шипела несколько секунд подряд.

– Предупреждать надо, господин! – зашипел гоблин, чьи чувствительные глаза даже капюшон не уберег от яркой вспышки.

– О, прости.

– Тухлой ухой запахло – видать, порядочно тварей вы перебили, – рассмеялся Вадильфар, – или это от тебя, зелень?

– Отвались и откатись, копролит, не до шуток мне!

Не переставая тихо смеяться, гном вел полуослепшего гоблина вслед за магом, когда они возвращались на съемную мансарду. Там, пока мадам Дюваль готовила им поздний ужин, Тобиус взялся осмотреть глаза Вилезия, для чего пришлось снять с него капюшон. При свете крохотного огарка лицо гоблина казалось еще более жутким, чем в полной темноте, и серый магистр, в общем-то заслуженно считавший себя умелым целителем, отказался от мысли попытаться исправить хоть что-то.

– Порой, встречая чудовищ с когтями и клыками, забываешь, насколько ужасным монстром может оказаться обычный человек.

– Мы с вами убедились в этом на собственных шкурах, не так ли, господин?

Тобиус вздохнул, изучая темные сферы гоблинских глаз.

– Но в защиту Горгеллио могу сказать, что прежде чем он начал делать такое с нелюдями, нелюди сделали это с ним. Видели бы вы его лицо, господин.

– Насилие породило насилие, вот уж неожиданность, – с сарказмом отозвался маг, в то время как его руки проделывали нужные для сплетения чар пассы. – Этот круговорот боли существует испокон веку, а носители разума будто до сих пор не могут усвоить принципов его работы. Готово, к утру твое зрение полностью восстановится.

Следующим утром к ним явился курьер из ратуши с посланием от мэра. Градоначальник сообщал, что город больше не нуждается в услугах мэтра де Верье, так как угроза нашествия топлецов оказалась переоцененной. Мэр выражал благодарность.

День, походивший на затянувшиеся сумерки, соизволил наконец кончиться, к великому облегчению гоблина и гнома. Тихо прошел ужин, и Вадильфар из Криксенгорма отправился на боковую, уступая напарнику первую вахту. Волшебник лег довольно поздно, предварительно уработавшись до белых пятен в глазах. Укладываясь, он надеялся увидеть какой-нибудь из уже знакомых кошмаров, в которых Шепчущий из раза в раз терзал его душу бесконечными уговорами, мольбами и угрозами. Все что угодно, лишь бы не Ворону.

Прошел час, потом второй, а Тобиус все никак не мог уснуть, ему чудилась духота, подушка неприятно разогрелась, а в недавно туманной от усталости голове все, как назло, прояснилось и мысли не нашли лучшего времени броситься в раздражающий пляс.

В напольный люк постучали. Незадолго до этого магу показалось, что он слышал внизу голоса, хотя хозяйка должна была уже давно видеть седьмой сон.

Вилезий, дотоле сливавшийся с теменью в дальнем углу мансарды, неслышно зашевелился, вытаскивая из-под плаща одну из своих сабель.

– Кто там? – спросил он.

– Это я, месье, – отозвалась мадам Дюваль обеспокоенным голосом, – простите, что бужу вас, но тут пришел Сумасшедший Старикашка Винсент, он говорит, что в припортовых районах творятся какие-то лихие дела…

По тому, как быстро Тобиус соскочил со своей кровати, Вилезий понял, что это серьезно. Он отпер люк, и вскоре в мансарду поднялся промокший до нитки старик, державший в руках обломок весла.

– Топлецы лезут из воды огромным числом! – сообщил он. – Их там сотни, мэтр! Они узнали наши маршруты, наше количество и устроили нам засады во многих местах! А еще с ними какие-то громадные водяные твари, я таких никогда не видал, хотя рыбачу, почитай, всю жизнь!

Тобиус торопливо оделся, накинул на плечи плащ, поправил сумку и, не сказав ни слова, телепортировался на крышу портовой управы.

Сразу сквозь шум дождя до него донеслись звуки боя, а точнее – осады. Вокруг здания яблоку негде было упасть от обилия чешуйчатых тел, пытавшихся попасть внутрь. Те же, кто укрывался за каменными стенами, вели огонь из арбалетов, с трудом держа оборону.

Тобиус воспарил над крышей на добрых десять ярдов[33], подчиняя себе обильно разлитую в воздухе влагу. Потоки дождя послушно сливались в огромную колышущуюся сферу, вокруг которой создатель разместил под наклоном восемь шестигранных плетений, похожих на большие пульсирующие снежинки. Из сферы вниз устремились мощные струи воды; проходя сквозь «мембраны» морозных чар, они превращались в ледяные копья. Шквал снарядов, подкрепляемый ударами молний и расщепляющими лучами, уничтожил несколько сотен тварей. Тобиус не сдерживался.

Все пространство вокруг портовой управы устилал ковер грязного снега, перемешанного с ошметками плоти. Сильно пахло рыбой. Тобиус спланировал на верхнюю ступеньку лестницы и постучался в двери, на которых виднелись множественные следы когтей. Открыли быстро, и среди испуганных вооруженных людей сразу выделилось знакомое белое как мел лицо марахогского волшебника.

– Мэтр де Верье?

– Мэтр Варпос. Что происходит?

– Что? Что происходит?! Тьма топлецов вылезла на сушу, вот что происходит! Тьма! Когда меня позвали, я думал, опять несколько десятков захотели поохотиться на собак, но их там целая армия!

– Мэтр Фрассон?

– Я лишь мельком видел его вместе с солдатами городского гарнизона. Он отправился куда-то в сторону сигнальных башен.

Тобиус развернулся и шагнул к дверям.

– Не ходите туда, мэтр! – Варпос ухватил его за плечо. – Это самоубийство! Кроме топлецов там бродят еще какие-то твари, огромные! Это нашествие чудовищ! Такого не происходило уже лет…

Глаза Тобиуса сверкнули из-под капюшона, и Варпос отдернул руку, словно обжегся. Серый магистр мог бы высказать много нелестных слов о волшебниках, которые дрожат при мысли о каких-то жалких топлецах, но не стал. Он понимал, что не всякому носителю Дара дано быть боевым магом, так же как не всякому смертному дано быть настоящим воином.

– Оставайтесь здесь, латайте раненых, а я отправляюсь в охотничий рейд. Если встречу выживших, пошлю их к вам.

– Но я…

– Постарайтесь быть полезным, – с нажимом произнес Тобиус, прежде чем выйти в дождливую ночь.

Вызвав свой посох и сплетя заклинание Енотовых Глаз, волшебник заспешил в почти полной тьме по лабиринту улочек и кривых проулков между складскими стенами и заборами вниз к воде. Группки топлецов, попадавшиеся ему на пути, постигала незавидная участь – испепеление. Порой он замечал большие стаи пирующих монстров и выдыхал на них волны Бездымного Огня, после чего двигался дальше.

Первая более-менее серьезная опасность проявила себя, когда Тобиус приблизился к выломанным воротам одного из складов. Изнутри слышалась возня и громкий треск, кто-то что-то крушил, ломал, рвал на части. Три огненных светляка ринулись внутрь – и очень скоро взорвались, освещая мрак оранжево-красным. То, что Тобиус увидел в последней вспышке, заставило его немедля переместиться в сторону. Мгновением позже из темноты выметнулся большой железный шар на цепи. Он не достиг цели, звенья натянулись, и снаряд упал.

Следом под дождь выступило крупное чудовище, строением похожее на человека, исключая длинный толстый хвост и вытянутую голову, состоявшую из зубастой пасти и пары желтых глаз. Все тело существа покрывала толстая чешуйчатая шкура, укрепленная прочными щитками-остеодермами; вдоль хребта тянулись шипы. В целом оно напоминало прямоходящий гибрид человека и речного льва[34].

Существо легко раскрутило цепь и отправило снаряд в сторону Тобиуса, но серый магистр остановил шар силой мысли и, вырвав цепь из толстых пальцев, зашвырнул его в реку. Чудовище без промедления бросилось вперед, издавая низкий клокочущий рык, Тобиус стоял неподвижно до самого последнего мгновения, подозревая ловушку, а потом резко выбросил вперед руку с посохом. Вспомогательный артефакт пронзил широченную грудную клетку и выжег тело изнутри. Труп монстра тяжело рухнул на землю. Если Варпос предупреждал вот о таких огромных чудовищах, то у страха действительно глаза велики.

Город содержал два маяка, один из которых находился в порту, стоял на утесе, а второй высился на противоположном берегу. Оба они горели в эту ненастную ночь, что вселяло надежду. Подбираясь ближе, Тобиус наблюдал огромные скопления топлецов. Он истреблял их сотнями, накрывал целые участки разрушительным шквалом энергии.

Утес, на котором зиждился маяк, носил следы боя: здесь стражники держали оборону, а чудовища ее штурмовали. Везде виднелись следы – остаточная магия отгремевших заклинаний, тела. Тобиусу хотелось верить, что он еще не опоздал, но звуков сражения не было слышно, лишь гром в небесах и шум Наля внизу.

Когда серый магистр выбрался к самому основанию башни, он увидел все то же – множество мертвецов, как людей, так и нелюдей, выломанную дверь, кровь. Но пламя наверху горело, и Тобиус поспешил туда по винтовой лестнице. Ему пришлось перебираться через завалы из тел – люди оборонялись отчаянно, но топлецы с безумным упорством карабкались наверх, будто не могли найти более легкой добычи. Дважды Тобиус натыкался на мертвых гибридов.

На вершине башни в световой камере была установлена большая чаша-жаровня с горящим жиром, а над ней имелось огромное старое зеркало из полированной бронзы, направлявшее световой луч. Возле одного из больших окон, опершись на него рукой, стоял некто в мокром плаще. Тобиус не мог видеть его лица, но заметил, что из-под плаща незнакомца виднелся длинный чешуйчатый хвост. Рядом лежало измочаленное тело Дидье Фрассона.

От неизвестного исходили магические эманации самого скверного толка.

– Тобиус Моль. – Голос неизвестного походил на низкий гудящий рык.

Колдун медленно обернулся, и Тобиусу показалось, что он встретился лицом к лицу с Шивариусом. Желтые глаза и костистое лицо то ли человека, то ли рептилии ввели его в заблуждение, но лишь на миг.

Малефикарум тоже оказался гибридом, но гораздо более приближенным к роду человеческому, чем те, иные. Скорее всего, сказалась врожденная мутация генома. Его рот полнился острыми зубами, нос был широк и вдавлен в череп, а холодные желтые глаза то и дело укрывали ложные веки. В когтистой руке-лапе покоилось окровавленное оружие, нечто вроде двух половинок длинной зубастой челюсти, скрепленных воедино и насаженных на рукоятку. Из-под пол плаща, рваных и грязных, виднелись босые ноги – тоже не человеческие.

– Мой господин уже долго ищет тебя, – продолжил колдун, – и награда обещана великая.

– Ты слуга Шивариуса?

– Второго Учителя, да.

– И это ты устроил?

– Нашествие речной нечисти? Да. – Пасть едва заметно искривилась, выдавая улыбку. – И ненастье тоже. Когда я отъем тебе руки и ноги, оставшееся будет преподнесено хозяину.

– Как грубо, – ответил Тобиус, пытаясь лучше изучить ауру врага. – Почему бы не преподнести меня Шивариусу целиком?

Гортань малефикарума вздулась, исторгая особенно сочный гул:

– Около декады тому назад ты убил моего друга, и я заставлю тебя страдать…

– Мне очень жаль, Костяная Башка. Но если ты так скучаешь по нему, я помогу вам воссоединиться.

Рив опрокинул жаровню телекинетическими «щупальцами», и поток горящего жира захлестнул колдуна, выбивая им стекло. Сам Тобиус защитился от смертельного жара чарами Углежога и выпорхнул под дождь. Сделав в воздухе сальто, он оказался на крыше маяка, откуда видел, как огонь льется вниз.

Не прошло и минуты, как располневшая река встрепенулась, ее воды стали подниматься ввысь громадным бугром, у которого отрастали «руки», а в жидких толщах, там, где кишмя кишели топлецы, зажглись «глаза». Исполинский водяной элементаль навис над крохотным волшебником. Замах – удар. Башня маяка ухнула в Наль, но волшебник лишь взлетел выше, наперекор потокам ливня. Столкновение с элементалем грозило ему немедленной смертью от раздробления скелета, так что Тобиус принялся огибать неповоротливую тушу, попутно готовя себе подкрепление.

Три десятка реплик появились в ночном небе и стаей мошкары бросились дразнить духа вод. Они мельтешили вокруг, уклоняясь от смертоносных выпадов и поливая его зарядами холода и молниями. Когда малефикаруму это надоело, он исторг из тела десятки длинных водяных щупалец, которые забили по воздуху с огромной скоростью, рассекая то одну реплику, то другую. Наконец каждым взмахом огромных «рук» элементаль стал выбрасывать из себя водяные ядра под высоким давлением и целые стаи топлецов. Реплики заканчивались, но настоящий Тобиус, уйдя на безопасное расстояние, успел завершить сложную формулу и выстроил чертеж изгоняющего заклинания. Укутанный защитными чарами, он метнулся вперед и, выйдя на необходимое расстояние, ударил по элементалю.

Ничего не произошло.

Заклинание прошило исполина насквозь, не причинив ему вреда, но было замечено колдуном, и последовал ответ: оживший водяной поток пошел рябью и исторг из себя Бомбу Силы. Тобиус ринулся прочь, прибегая к Перемещениям, но когда бомба взорвалась, ударная волна сырой гурханы настигла его, частично контузила и едва не зашвырнула в реку.

Волшебник окончательно понял, что враг был могучим диким гидромантом. Он не призывал водяного элементаля, вместо этого малефикарум просто поработил душу Наля и повелевал рекой как хотел. Для достижения такого результата ему наверняка пришлось накапливать силы, принося жертвы языческим божкам все это время, но в конце концов враг стал силен и практически неуязвим.

Серый магистр бросился наутек. Первая Бомба Силы смела треть порта и уничтожила часть береговой линии. Скорее всего, жертв не было, но следующая, угодив в Фельен, могла принести погибель тысячам. Он несся вниз по течению, а колоссальный водяной горб преследовал его, безуспешно пытаясь поймать разверзавшейся пастью. Крылья Орла выдавали все, что могли, несли волшебника в ночи между тучами и землей, капюшон сорвало с головы, седые пряди липли к черепу, а Тобиус все летел, преодолевая удары ветра. Решив, что пора, магистр метнулся вправо, отдаляясь от реки, и опустился на луг подле трех небольших холмов. Наль, словно живое существо, переливался через обрывистый берег и надвигался.

Пока новая стая реплик отвлекала водяного колосса, волшебник сплетал и наполнял силой сложное, тяжелое и совершенно дикое заклинание Дух Оры. Ожившая река выползла далеко на сушу, сотни топлецов полезли на берег, повинуясь воле своего господина, надвигалась целая армия. Тобиус со свистом втянул ртом воздух, задержал дыхание, погружая разум в состояние безмятежного покоя, а потом, завершив плетение, выдохнул.

Толщи ожившей воды обратились льдом за секунды, белый хлад напал на реку и сковал ее непробиваемой броней на полторы лиги в обе стороны, заливные луга и противоположный берег покрыла совершенная белизна, и если бы не смерть, пришедшая с орийским холодом, все это походило бы на зимнюю сказку. Сотни топлецов и гибридов, подступивших к серому магу вплотную, обратились садом статуй: тронь – и рассыплются осколками.

Тобиус, чьи волосы покрыла пушистая изморозь, прошел к исполину по хрустящему снегу чтобы применить на нем Плавящий Взор. Заклинание протопило брешь в огромной глыбе льда, и наружу вместе с потоком воды выскользнуло тело. Испытание белым хладом плохо сказалось на малефикаруме, его холодная кровь совсем замедлилась, колдун едва шевелился на колючем снегу, пытался нащупать выроненный артефакт.

Уродливый жезл заинтересовал Тобиуса, он внимательно изучил вещь на предмет защитных чар и, найдя таковые, пристально посмотрел на свою бронзовую руку. Через миг пальцы сомкнулись на рукоятке, и ничего не произошло. Чары, которые должны были защищать артефакт от чужаков, опознали руку как другой артефакт и не пробудились.

– Правом превосходства молвлю: твоя сила отныне принадлежит мне! – провозгласил Тобиус.

Малефикарум закричал, когда по его жезлу побежали трещинки, и материальная форма артефакта разрушилась, оставив лишь несколько крохотных «самородков» неправильной формы – несколько частиц Дара самого колдуна. Бронзовые пальцы сжались, чужая сила впиталась в астральное тело нового хозяина, и Тобиус стал немного, самую малость сильнее, приобретя крупицы тех талантов, которыми владел колдун. Сам же малефикарум ровно на столько же ослаб.

На врага были наложены Оковы Дара – еще одного заклинания, которому подвергли Тобиуса на Оре. Затем волшебник создал небольшую сферу теплого микроклимата и с помощью целительских чар помог мутанту восстановить жизненные функции. А потом применил Перчатку Боли. Заклинание обволокло все тело малефикарума и полминуты терзало каждую его частичку. Созданное исключительно для пытки, оно прекрасно справлялось, при этом не нанося организму повреждений.

Завершив первый сеанс, Тобиус стал задавать вопросы, но колдуна больше занимали Оковы Дара. Будучи отрезанным от магической силы, он паниковал и отказывался слушать, кричал, умолял, требовал, проклинал. Второй сеанс Перчатки Боли заставил его проявить внимание.

– Пощады! Пощады!

– Если бы ты пришел ко мне и вызвал на поединок, то сейчас я не был бы столь зол. Но посмотри, что ты устроил: потоп, чудовища, столько невинно убиенных людей. Теперь я чувствую на себе вину за все это.

Еще минуту мутант кричал от боли.

– Поскольку мои принципы не позволяют мне убивать безоружных, я передам тебя в руки следователей Инвестигации. А, вижу, понимаешь, что тебя ждет в их пыточных камерах. Кого, ты говоришь, я убил? Твоего друга? Как было его имя?

– Жиль… Жиль де Лаваль, – проскулил колдун.

– Впервые слышу. Впрочем, не все, кого я убил, представлялись мне поименно. Ты готов сотрудничать?

Не получив немедленного ответа, маг на несколько секунд пробудил Перчатку Боли.

– Да! – возопил колдун. – Хватит! Умоляю, хватит!

– Хорошо. – Тобиус отступил, переводя дыхание. – Расскажи мне абсолютно все, что знаешь о своем хозяине и его делах. Тогда, я клянусь именем Джассара Ансафаруса, сегодня ты не умрешь.

С того момента они оба знали, что клятва дана и она будет исполнена, ибо ни один волшебник, поклявшись именем Джассара, никогда не сможет нарушить данной клятвы, она сама проследит за своим исполнением. Колдун заговорил.

Тобиус почти не был разочарован тем, что его поверженный противник не смог сообщить ничего существенного. Фернан, а именно так звали эту помесь человека с речным львом, был сильным интуитом, но не слишком искусным или умным слугой. Такие, как он, использовались в качестве грубой силы, а также для поисков и патрулирования.

Несколько лет назад в кругах магического подполья Вестеррайха среди волшебников, скрывавшихся от закона, интуитов и колдунов был брошен клич. Обещание нового мира, в котором вся власть будет принадлежать носителям Дара, многих побудило вступить в ряды незримой армии Шивариуса.

– Скольких магов, примкнувших к нему, ты знаешь?

Большинство названных имен ни о чем Тобиусу не говорило, но были и те, о ком он слышал, – бывшие узники Академии Ривена, освобожденные Шивариусом и поступившие к нему на службу пять лет назад. Ни с кем из них Фернан также дела не имел, но слышал имена опасных малефикарумов от своих собственных знакомцев: Данзен Прекрасный, Лхабеким, Мальбрик из Каспа и многие другие.

– От кого ты получал приказы?

– Я не знаю, он называл себя Зарцем, никому не показывал лица, назначал встречи на один раз во всяких переулках и тупиках. Его поставили главным над всеми, кто искал тебя в Архаддире.

– Каковы были твои обязанности?

– Па… патрулирование рек. Я всегда хорошо управлялся с водой и водяной нечистью, могу смотреть глазами топлецов…

Нелепая случайность, подумал Тобиус, подстреленный сом, взгляд топлеца из реки – и вот его нашли. Он расслабился, потерял бдительность, тем самым приговаривая себя к смерти. Кабы не глупая самонадеянность этого малефикарума, который восхотел отомстить и конечно же выделиться… а ведь на его поиски были брошены еще сотни магов.

– Что ты должен был сделать, если бы решил не глупить?

– Послать весть в Парс-де-ре-Наль и следить за тобой до прихода особого отряда.

– Жалеешь, что не поступил, как было указано? Вижу, что жалеешь. Это все? Помни, если ты что-то утаил, моя клятва потеряет силу.

– Клянусь именем Джассара, я рассказал все, что знал! – вскричал малефикарум в страхе перед Перчаткой Боли. – А теперь сними с меня эту гадость! Умоляю!

– Славно. – Тобиус выпрямился и обратил лицо к небесам.

Дождь давно прекратился, ветер понемногу разгонял тучи и обнажал атлас звездного неба. Мысль о грядущем солнечном дне радовала усталого волшебника. Давно он не видел солнца.

Ритуальный нож Тобиуса вылетел из ножен и по воле хозяина вонзился Фернану в сердце, даря мгновенную смерть. Ужасной кары свыше не последовало, ибо минувшая полночь уже заменила оговоренное «сегодня» на наступившее «завтра».

– Любопытно. Удалось узнать что-то ценное?

– Имя руководителя поисковых работ. Зарц. – Тобиус задумчиво постучал мундштуком по нижним зубам, следя за тем, как светило порывает последнюю связь с восточным горизонтом.

– Тебя спасла удача. Будь на месте этого колдуна кто посообразительнее – я бы не поручился за твою судьбу.

– Понимаю, ваше могущество.

– Тобиус, не забудь, если прижмет, свяжись со мной, и я постараюсь прийти как можно скорее.

Серый магистр не ответил. Он затянулся, немного поерзал на вершине менгира, служившего ему сиденьем, и выпустил дым через нос.

– Как, говоришь, звали того, за кого малефикарум хотел тебе мстить? – переспросил Талбот Гневливый.

– Кажется, Жиль де Лаваль. Впервые слышу.

– А я не уверен. Что-то знакомое, постараюсь вспомнить или найти сведения.

– Бросьте, ваше могущество. Даже если этот человек что-то собой и представлял, то ныне он уж много лет как мертв.

Волшебник с запозданием понял, как цинично прозвучали эти слова. Они вполне подошли бы какому-нибудь мерзавцу, считать каковым себя самого Тобиусу как-то не хотелось. Он постарался переменить тему.

– А что дома? Что в Академии?

– Хм. Напряжение нарастает. Несколько именитых магов пропало без вести. Волшебники за пределами Академии обязаны раз в трое суток сообщать о своем статусе, и если они этого не делают по забывчивости или строптивости, на проверку отсылается боевая звезда. Порой их уже нет на месте, похищены или переманены на сторону врага. Теперь всякий маг Академии будет с подозрением коситься на собратьев, а управители могут натворить дел, если поторопятся. Они уже подумывают над тем, чтобы обязать каждого ривенского волшебника поклясться именем Джассара, что он не служит и не станет служить Шивариусу Многограннику, а сохранит верность Академии Ривена и ее главам.

– Маразм.

– Еще какой. Если Гаспарда не сойдет с ума, то этого не произойдет. Половина лояльных магов сбежит раньше, чем их успеют привести к клятве, – уж лучше бегство, чем порабощение.

Тобиус тоже понимал, что так оно и есть. Лояльность лояльностью, но имя Джассара может превратить свободного волшебника в раба его собственных клятв или тех, кому он эти клятвы приносил. И кому волшебник должен будет отдать свою свободу? Управителям? Они, конечно, лучше, чем мятежный Шивариус, но… они ведь тоже маги. А чем больше у магов власти, тем больше они ее хотят, и если уж получают эту власть, то не выпускают ее из рук до самой смерти.

– Что дальше, Тобиус?

– Парс-де-ре-Наль. Королевского поручения никто не отменял.

– Я свяжусь с тобой, если узнаю, что это за Жиль де Лаваль, которого ты якобы убил, а заодно попытаюсь выяснить, кем был этот Фернан. Оба имени вполне архаддирские, переговорю с тамошними знакомыми.

– Если уж вы так за это взялись, то я бессилен возражать. Что-нибудь слышно из Ридена? Как там новая королева?

– Я не посвящен в подробности переписки, но его величество обменивается письмами с дочерью постоянно, и если судить по его реакции на них, у королевы все благополучно.

– Рад за нее. Ваше могущество, простите, надо идти, телохранители нашли меня, и отдых закончен.

– Тобиус, будь осторожнее.

– Постараюсь.

Связь прервалась, и серый маг выдохнул последнее облако дыма.

– Здесь никогда не было этого озера! – громко заявил Сумасшедший Старикашка Винсент, крутя головой из стороны в сторону. – Я плаваю по местным водам всю жизнь, рыбачу везде, где есть рыба, но этого озера раньше не было!

Лодка причалила к островку, и рыбак спрыгнул на камни.

– И этого островка! Доброе утро, мэтр, дождь кончился!

– Еще ночью, – согласился волшебник.

Гном оставил весла и неловко вылез из суденышка, в то время как гоблин остался там.

– Мы сильно волновались за вас, господин, не стоило так срываться!

– Ну простите.

Спрятав трубку, волшебник спрыгнул с менгира и пошел по нагромождению камней поменьше, из которых сплошь и состоял крохотный островок посреди небольшого озера, бывшего еще вчера лугом. После полуночи он решил избавиться от следов ночной битвы, растопил льды, а кучу мертвой нечисти погреб под камнями, заодно изменив очертания береговой линии и создав озеро. Просто так, потому что он мог.

– Я как раз собирался возвращаться. Как вы меня нашли?

– Пораскинули чем было. Прошу. – Вилезий подвинулся, когда люди и гном лезли на борт. – Поймали в порту этого магика из Марахога, как бишь его…

– Варпос.

– Вот-вот. Он сказал, что вы встречались прошлой ночью в самый разгар ужаса и что вы ринулись в сторону маяков на подмогу местному магику. Оказалось, что маяк смыло водой.

– А все, что падает в реку, отправляется вниз по течению, понятно. Шанс найти меня у вас был невелик.

– Но нашли же, – ответил Вадильфар, берясь за весла, – месье ван Тоот любезно предоставил нам свою лодку.

– Голову на отсечение даю, раньше здесь не было озера! – настаивал старик, таращась вокруг.

– А что вы здесь делали, господин?

– Отдыхал, – пожал плечами Тобиус, – и молился за души погибших. Увы, я не успел добраться до маяка, лишь видел издали, как огромная волна сбросила его в реку. Я тоже полетел вниз по течению, хотел поискать выживших – ведь городской маг и стража оборонялись там от топлецов, – но никого не нашел. Кружил над рекой всю ночь, устал, нашел это местечко…

– Но откуда?! Откуда оно взялось?!

– Месье ван Тоот, ваша голова никогда вас не подводила? Может, вы просто забыли про это озеро?

– Забыл про озеро? Мэтр, я могу забыть, как надеваются сапоги, бывало со мной такое! А один раз я просыпаюсь утром, а у меня вместо головы тыква! Уродливая такая, но не лишенная фамильного шарма семьи ван Тоотов… Однако я никогда бы не забыл очертаний береговой линии Наля! – Сумасшедший Старикашка Винсент поскреб небритую щеку, сплюнул в воду и наконец спокойно уселся на сиденье. – Хотя нет, я вспомнил, это озеро всегда там было, хе-хе!

Работая веслами, Вадильфар неспешно поднимал суденышко вверх по течению Наля, Вилезий устроился на самом носу, глядя по сторонам. Старый рыбак о чем-то болтал с самим собой, а Тобиус тихо наслаждался плаванием. Он прикрыл глаза и подставил лицо солнцу, вдыхая запах реки и греясь в тепле.

Волшебник понимал, что гвардейцы ему не поверили. Важно ли это? Казалось бы, нет, ведь он не сбежал от них, не дискредитировал себя как агента. По поводу верности Вадильфара и Вилезия лично ему магистр не обманывался: заподозрив посланника в измене, телохранители могли примерить роль убийц. Теперь придется вести себя особенно осторожно, чтобы не спровоцировать пустых подозрений.

Лодка вошла в расширившуюся акваторию порта и приблизилась к гукору. Корабль несколько пострадал прошлой ночью, но уцелел. Хотя необходимость в ремонте была видна невооруженным взглядом. От измотанного капитана Барвази Тобиус узнал, что продолжить плавание удастся в лучшем случае завтра.

Сумасшедший Старикашка Винсент доставил троицу на берег и даже позволил заставить себя принять в благодарность несколько монет, после чего уплыл прочь, напевая какую-то старую рыбацкую песню.

Троица двигалась по той части порта, которая еще недавно пребывала под рекой, и наблюдала множество оставленных Налем следов: толстый слой илистой грязи покрывал все, тут и там валялся речной мусор, кое-где клацали клешнями донные раки. Большую часть подмокших построек явно собирались сносить и застраивать территорию заново. Особое внимание привлек корабль, который после отхода воды сел на мель прямо во дворе брошенного борделя. Вокруг суетились люди и гномы, торговцы, матросы и содержатели увеселительного заведения.

Вернувшись на съемную мансарду, человек, гном и гоблин позволили себе наконец перевести дух. Наскоро подкрепившись, волшебник завалился в кровать и сразу же заснул.

Ближе к вечеру в гости заявились слуги фельенского мэра с несколько обеспокоенными лицами. Дело состояло в том, что из двух маяков, служивших Фельену, на месте находился только один, треть портовых построек куда-то испарилась, как и городской маг Дидье Фрассон вместе с некоторым количеством стражи. В течение дня, несмотря на суматоху, люди мэра выяснили, что ближе прочих к этим событиям мог находиться именно мэтр де Верье, и пришли с расспросами. Мэтр де Верье с искренним сожалением поведал им примерно то же самое, что прежде рассказал своим телохранителям, – летал вниз по течению, искал выживших. Тщетно.

Тобиус не боялся быть обвиненным в косвенной причине беды, но он не мог позволить себе стать центром всеобщего внимания.

Люди мэра ушли, а гвардейцы несколько напряглись.

– Предчувствую, что уплыть из этого города завтра нам будет несколько сложнее, чем казалось прежде, – изрек Вилезий.

– Думаешь, будут мешать? – нахмурился гном.

– У них нет на это оснований. – Тобиус улегся на кровать и прикрыл глаза. – Так или иначе, завтра мы продолжим путь, обещаю.

Разбудило слабое постукивание старушечьей руки в люк. Мансарду заполняла густая сумеречная хмарь, ибо окна смотрели на реку, то есть на запад, в противоположную от рассвета сторону. Зато вид на город представлялся замечательный.

Вадильфар, на чье дежурство выдался визит, довольно тихо для гнома в латах слез со стула и двинулся к люку. Плащ Вилезия на кровати зашевелился, сумеречный гоблин проснулся мгновенно.

– Кто там? А? Мадам Дюваль?

Вадильфар из Криксенгорма открыл люк и аккуратно помог старушке подняться.

– Вам… нужно… уходить… – пересиливая одышку, выдала хозяйка дома. Она явно торопилась, поднимаясь наверх.

– Мы собирались покинуть сию гостеприимную обитель через несколько часов, мадам. – Тобиус быстро «перетек» из горизонтального положения в вертикальное. – К чему такая спешка?

– Сейчас… фух! Сейчас ко мне забегал соседский мальчишка. Шарль, славный малый… фух, приносит мне свежий хлеб по утрам… фух, чтобы я сама не ходила. Он сказал, что встретил возле пекарни своего… фух, приятеля. Тот устроился посыльным в ратушу и… фух, нос выше облаков задирает. Похвастался Шарлю, что ему выдали важное… фух, задание. В город час назад въехал поезд… фух, и прямиком к ратуше. А в поезде том сплошь монахи о черных рясах и воины с молотами. Фух. Они к мэру без приглашения вошли… фух, а через минуту посыльного отправили сюда, следить за моим домом и постояльцев высматривать.

– Нас, что ли? – насупился Вадильфар.

– Не, других риденских агентов, – едва слышно «успокоил» гоблин.

– Шарль короткой дорогой бросился сюда, чтобы посыльного обогнать, добрый, умный мальчик, предупредил меня только что, – молвила старушка, сумев наконец-то восстановить дыхание. – Это Инвестигация, вам нужно бежать!

Возникло секундное оцепенение, в течение которого все смотрели на волшебника.

– Собираемся и немедля уходим.

Тобиус был уже почти готов, он спал не раздеваясь. Натянув сапоги, маг закинул на плечо дорожную сумку и надел свой синий плащ. Гоблин бросился вниз, ступая по скрипучей лестнице совершенно неслышно, гном терпеливо ждал у люка, а волшебник приблизился к домовладелице и аккуратно взял ее за сухую маленькую ручку.

– Мадам, на мне нет вины перед Инвестигацией, хотя я и вынужден избегать встречи с ней. Но вы ведь знаете, какая кара ждет любого, кто словом или делом препятствует работе Святого Официума? Почему вы нам помогаете?

Бесцветные усталые глаза поднялись на волшебника, и голос мадам Дюваль зазвучал тихо-тихо:

– Прожив всю жизнь в Архаддире, я не забыла, что родилась в богобоязненной Соломее. Святые отцы всегда учили нас, что всякая волшба от Нечистого, и мы верили. Но однажды я была спасена волшебником, который ничего не просил взамен, а через годы я видела, как он горел на костре. Просто потому что был волшебником. Я не смогла вернуть долг жизни своему спасителю – верну хоть вам. Надеюсь, вы действительно стоите этого, мэтр де Верье.

Гоблин показался в отверстии люка.

– На улице крутится парень, по виду полный олух.

– Усыплю – и пройдем мимо, – решил Тобиус, – прощайте, мадам, спасибо за приют.

Волшебник начал спуск по лестнице, но на середине пролета замер – снизу раздался громкий требовательный стук:

– Именем Святого Официума, откройте!

Последовал ответ, громкий и дребезжащий, слышный через два этажа:

– Иду-иду!

– Именем Святого Официума, немедленно откройте дверь!

– Подождите! Я старая больная женщина, я уже не могу прыгать по ступенькам как горная козочка! – Мадам Дюваль начала медленный и осторожный спуск. – Я постараюсь их задержать, а вы придумайте способ бежать.

Троица вернулась на мансарду, и Вадильфар принялся двигать мебель, чтобы придавить люк. Волшебник приказал ему немедленно прекратить это безобразие и вернуть все как было.

– Что будем делать, господин? – спокойно спросил Вилезий, в одно движение натянувший на свой лук тетиву.

– Мы не будем стрелять в слуг Святого Официума.

– Значит, бежим? Телепортируете нас куда-нибудь? Например, в порт?

– Как только я это сделаю, церковники выломают дверь и ринутся сюда, втоптав нашу милую хозяйку в пол, а потом в городе зазвучат колокола, поднимется тревога, и в порту, и на всех воротах будет известно, что человек-маг, гном и гоблин не должны покинуть Фельен. А потом, как круги по воде, наше описание разойдется по всей стране. Бежишь от Инвестигации – виновен по умолчанию.

Объясняя все это, Тобиус строчил пером на клочке бумаги. Закончив, он высушил чернила, положил бумажку на стол и, придавив ее парой серебряных монет, метнулся к одному из окон, что имелись в крыше. Прохладный утренний воздух наполнил помещение, вытягивая из кроватей тепло.

– Ко мне!

Живая рука ухватила гоблина за шиворот, а за бронзовую уцепился гном. Тобиус выпорхнул наружу, поддерживая себя мыслесилой. Троица перемахнула через улицу и очутилась на соседней крыше. Волшебник заставил створки окна аккуратно закрыться и даже задвинул щеколду. За годы, прожитые без руки, ему пришлось филигранно освоить приемы тонкого телекинеза.

– Будем надеяться, магоборцы этого не ощутили. Идем.

Путешествие по крышам Фельена оказалось делом нелегким, и если гоблин с человеком еще неплохо справлялись, то гном в полном доспехе все время норовил сверзиться на улицу, вызвав сход черепичной лавины. Тобиус постоянно подстраховывал его, пока не нашелся подходящий пустой тупичок, чтобы незаметно спуститься.

– Что будем делать? – спросил Вадильфар, с облегчением ощущая под ногами надежную твердь.

– Исходить из худшего. – Тобиус поменял цвет своего плаща на неприметный бурый и пониже натянул капюшон. – Ума не приложу, зачем бы мы понадобились инвестигаторам, но будучи волшебником, я предпочту неведение…

– Говорят, что за прошедшие пять лет вас искали абсолютно все более-менее влиятельные силы Вестеррайха, господин, и Инвестигация одна из них. – Гоблин громко высморкался.

– Несвоевременное замечание.

– Но если предположить, что церковники только сейчас точно установили ваше местоположение, то все логично. В Ривене вы были под защитой Академии и королевской семьи, в Ридене вас защищали стены Ардеграна, положение инкогнито и, скажем прямо, симпатия нашего короля тоже. Однако теперь мы в Архаддире, Папская Область рядом. Остается только понять, как они узнали, что мы появимся здесь, и когда? Ведь пока бушевала буря, на дорогах было легче утонуть, нежели по ним проехать, но вот все кончилось – и они тут как тут.

– Непогода застала их в пути, – согласился Вадильфар из Криксенгорма, – а значит, они узнали о нас, еще когда мы плыли по Налю, и выслали в Фельен своих людей. Так что делать-то будем?

– Надо разделиться, – сказал Тобиус и подумал, что это было не лучшее предложение от человека, который должен стараться не вызывать подозрений, – если нас будут искать, то троих: человека, гнома и гоблина. Вы оба весьма приметные типы, но по отдельности у нас будет больше шансов выбраться.

– Допустим, – натянуто отозвался Вилезий Вильтгрин, – что мы разделимся и сможем выбраться. Где встретимся? Лично я не особо знаком с землями Архаддира.

– В «Духе приключений» сойдемся, – предложил гном. – Если вы не бывали в Парс-де-ре-Нале, доложу вам так: он огромен, и найти там что-то очень трудно, но потерять – проще простого. Однако есть одно приметное местечко, которое вы оба отыщете без особого труда…

Гном подробно описал постоялый двор «Дух приключений», который находился буквально на самых окраинах архаддирской столицы на правом берегу Наля, если подниматься по течению, прямо у воды. Он заверил, что пройти мимо этого заведения не сможет даже слепой.

– Решено, собираемся в «Духе приключений», а что дальше делать – посмотрим…

– Нужно будет встретиться со связным, – поправил гоблин, – который устроит нам встречу с агентами Тайного кабинета. Мы уже сильно опаздываем, но я уверен, нас будут ждать в городе. Ну что, расходимся?

Вадильфар из Криксенгорма пожал металлическими плечами и зашагал прочь, бросив напоследок:

– Удачи вам, господин Солезамо, вы уж постарайтесь не пропасть. За тебя, моховик, не волнуюсь, такое, как ты, везде без мыла проскользнет.

– Иди-иди, паршивый подземный карл, – проворчал из глубин капюшона гоблин.

Они остались вдвоем и еще немного помолчали.

– Вообще-то мы нарушаем все данные нам указания относительно вас, господин Солезамо, – наконец проговорил Вилезий, растягивая звуки и тем самым выдавая свои сомнения, – но Инвестигация в расчет не входила. Надо уметь адаптироваться к внезапному изменению обстоятельств, иначе смерть… Вы ведь не подведете нас?

– Я обязался исполнить это поручение, и я это сделаю. Слишком многое на кону, верно?

– Да. Не мне, простому солдату, рассуждать о подобном, но я все же скажу, что ваше поручение носит… глобальный характер. То есть от того, справитесь вы или нет, зависит политическая обстановка в Вестеррайхе.

– А мы уже изрядно опоздали. Вилезий, я просто чувствую, как ты давишь на меня, скручивая в тугую пружину.

– А и верно, не стоит вам расслабляться, господин Солезамо. Удачи.

Гоблин согбенной фигуркой выскользнул из тупичка, кутаясь в темно-серый плащ, которым не так давно заменил пятнистый.

Тобиус вышел последним, глубоко натянув на голову капюшон и опираясь на простой деревянный посох. Притворно хромая на правую ногу, он побрел по улицам Фельена, и взгляды окружающих не задерживались на его блеклой фигуре. Так волшебник добрался до самого порта.

В царившей округ кутерьме укрыться от лишних взглядов было несложно. Выбрав удобное место с видом на причалы, он притворился, что вытряхивает из сапога камешек, привалился плечом к стене строившегося дома и стал выглядывать гукор. Корабль казался подлатанным и готовым к отплытию, капитан стоял на носу, сцепив руки за спиной, а рядом с ним маячила фигура в черном плаще. На груди у чужака поблескивала цепочка с энколпионом в виде Святого Костра.

Внимание Тобиуса привлекло нарушение человеческого потока слева, где по отстраивающейся улице шагал громадный мужчина. Обритый по-монашески гигант медленно вертел головой, на его широком карминовом поясе висел молот, а под белой рясой угадывались очертания брони. Неизвестно, чем кормили своих послушников старшие монахи Ордена святого равноапостольного Иоанна, но те всегда вымахивали под семь футов.

Стараясь не выделяться, волшебник пошел прочь. Подобраться к самой воде незамеченным оказалось трудно, однако взвалив на плечо пустую корзину и делая вид, будто несет тяжелый груз, он смог пройти по нанесенному рекой илу достаточно далеко. До самого последнего момента его никто не окликнул и не остановил, а когда мутный поток оказался у ступней, Тобиус нырнул в Наль без всплеска.

Быстрым и напористым ручейком музыка скрипки лилась по общему залу и, сказать откровенно, была слишком хороша для такого мелкого трактира. Немногочисленные клиенты, ночевавшие прямо на скамьях, просыпались от ритмичного мотива и запаха растапливаемых печей, день за окном обещал быть жарким. Не все спешили во двор к подвесному умывальнику, один из ночевавших в трактире путников сидел на месте с тревогой в глазах.

– Что будете есть? – Вошедший с кухни, потягиваясь, разносчик замер возле стола. – Вы как себя чувствуете?

– Отлично, как будто мне вновь двадцать пять, – хрипло отозвался человек, чьи волосы, усы и борода были седы.

– Может, вам воды?..

– Лучше все-таки чаю, да покрепче.

Когда разносчик вернулся с большой дымящейся кружкой, клиент уже не выглядел так скверно. Он причесал усы, собрал воедино растрепанную бороду, зачесал волосы назад, а главное, морщинистому лицу вернулись краски жизни.

– Если доживешь до моих лет, то поймешь, что каждый прожитый день – это еще одна маленькая победа. Но в боях порой так прихватывает сердце, что кажется – все, конец. Однако я еще поживу! Ух, хороший чай, крепкий! Знатно тебя жизнь покидала, а? Так что там на завтрак?

Вскоре старик уже опустошал огромную сковороду с яичницей и беконом, макая хлеб в горячее масло и желтки. Он запивал трапезу крепким чаем и кричал скрипачу, чтобы тот играл свою задорную музыку, раз за разом, обещая щедро наградить после завтрака. Вскоре к трапезе присоединились и другие гости, а когда некоторые из них уже стали покидать трактир, в общий зал ввалился, шатаясь, человек.

По виду то был пейзан, невысокий, очень толстый, в льняной, пропитанной потом сорочке и вязаной жилетке, со старой шляпой, съехавшей на затылок. Тугощекое лицо лоснилось от влаги, а в глазах плескался страх. Пейзан прошел к стойке и, привалившись к ней, заказал большую кружку пива. Завязалась тихая беседа между ним и содержателем трактира, а седобородый, шуровавший куском хлеба в опустевшей сковородке, стал делать это медленнее.

Прерывая и без того сбивчивую речь прикладыванием к кружке, пейзан поведал хозяину короткую и весьма печальную историю.

Когда этот странный посетитель направился к выходу, старик уже накидывал на плечи плащ. Он заплатил хозяину положенное и щедро сыпанул монет скрипачу, после чего вышел вон.

Яркое солнце ударило по глазам, и старик глубже натянул капюшон.

– Месье, стойте! – Быстрой походкой он догнал пейзана, который уже залезал на козлы телеги. – Я невольно подслушал то, что вы рассказали внутри. Хочу помочь.

– П-по-помочь? Вы человек Церкви?

– Воцерковленный. Пилигрим, бродящий по королевствам Вестеррайха от одной святыни к другой. Возможности мои ничтожны, но до монастыря, в который вы едете, не меньше двух дней пути, а обратная дорога займет еще два дня. Кому будет хуже, если я попытаюсь сделать хоть что-то за это время?

Глаза пейзана бегали из стороны в сторону, он остерегался смотреть долговязому старцу в лицо.

– Оно верно…

– Подскажите дорогу к… откуда вы едете?

– Шем-ду-Махгритэ, месье.

Вскоре телега уже мчалась прочь, оставляя за собой пылевой шлейф, а Тобиус двигался в противоположном направлении, ему надо было немного вернуться назад и сойти на побочную дорогу.

Волшебник мерил свой неожиданный путь, вдыхая запах нарождающегося зноя, полевого разнотравья и обдумывая мысли не самые легкие. Прошлой ночью, расположившись на скамейке, он видел сон, а точнее, кошмар, в котором, как в ведьмовском котле, бурлили его страхи, помешиваемые усердием Шепчущего.

Началось, как часто это бывало, с темноты, которую рассекала красная комета. Тобиус ненавидел эту вестницу бед, взошедшую на небосвод без малого десять лет тому назад в очень памятный для него день. Тогда Тобиус, как он сам верил, пробился в Астрал. Первым за тысячи лет оказался связанным с величайшим источником магической силы из всех возможных, что и пугало, и воодушевляло одновременно. О том он никому так и не рассказал, боясь нездорового интереса старших волшебников. Опять же повторить успех так и не получилось.

Вслед за кометой пришел иной образ: человек-дракон, одетый в алую с золотом чешую. Он распахнул огромные челюсти, и волшебник попал в раскаленную докрасна утробу. Там, в озере ртути, как в зеркале, он вновь увидел образ Вороны.

А потом кто-то ударил его в спину с криком: «Не смей поддаваться! Не позволяй им властвовать в твоих снах!»

Проснувшись, он долго не мог прийти в себя, тщетно пытался избавиться от тяжелого наваждения. Райла в кошмаре молчала, но Тобиус уверял себя в том, что глаза ее молили о помощи.

Шествуя по дороге, размеченной тележными колеями, волшебник невольно думал – чем же он тут занимается? Случайно услышав историю, рассказанную тем пейзаном, он поддался импульсу и свернул с большака. Притом что посланцы Радована Карапсуа давно должны были встретиться с агентами Тайного кабинета в Парс-де-ре-Нале. Притом что время не терпело. Он опрометчиво позволил себе отвлечься от миссии, даже не стараясь ответить на вопрос «зачем?».

С тех пор как Тобиус лишился Путеводной Нити, он блуждал в потемках своей жизни на ощупь. После восстания из мертвых его поступками всегда руководил страх, вынуждавший сначала бежать, потом – прятаться. Страх не отпускал никогда, но серый магистр учился преобладать над ним. Как и над болью. Как и над растерянностью. Он отказался сдаваться и, пока его не обнаружили, посвящал себя увеличению силы для грядущей битвы, не забыв также и о главном принципе всей жизни, гласившем, что маг – всего лишь слуга. Маг должен служить людям.

Теперь серый магистр шел по своей странной жизни, ведомый лишь долгом служения и… непреклонной решительностью отомстить. Он видел в Шивариусе Многограннике великое зло и верил, что должен с ним сразиться. Хотя и не представлял – как.

Уточнив путь у пастуха, приглядывавшего за коровами, Тобиус вскоре смог увидеть приближающуюся деревню Шем-ду-Махгритэ. Пасторальная местность вокруг была живописна: изумрудные луга, густой лес, чистое озеро, через которое протекала река, обширные пастбища и пашни. Нигде, впрочем, не наблюдалось особого засилья ромашек.

Шем-ду-Махгритэ явно стояла на том месте не первый век, она была одета в камень и потемневший от времени кирпич, чем напоминала маленький городок без крепостной стены. Вдоль русла реки, взятого в тесные объятия высоких каменных фундаментов, высились фахверковые дома, имелась большая церковь с колокольней, высокие заборы дворов образовывали сложный рисунок улочек, взбирающихся на холмы и спускающихся вниз. На черепичных крышах сверкали флюгеры, а некоторые дома больше походили на особняки. В Ривене такие селения встречались лишь в самых богатых областях, имели, как правило, не менее одной каменной стены по периметру и считались зажиточными.

Оставив за спиной окраины, волшебник двинулся по улочкам деревни. От реки шла прохлада и запах водорослей, но кирпичные стены и заборы успели впитать много солнечного жара; в садах росли фруктовые деревья, а к обычным деревенским запахам прибавлялись и цветочные ароматы.

Особенно навязчивым и неприятным был один, приторно сладкий, с ноткой горького миндаля. Вскоре маг заметил его источник – по стене одного из домов расползался колючей лозой куст монастырской розы, весь в хищно загнутых шипах и маленьких лиловых бутончиках. Шагая дальше, он все чаще замечал на заборах, домах и клумбах заросли этого неприветливого плетистого растения.

Залитые солнцем улочки были преимущественно пусты, что не странно, ибо лето – пора работы. Местные, должно быть, отправились в поля и на выгон скота еще засветло.

Все это вдруг напомнило серому магистру тот безумно далекий летний день, когда он появился перед входом в деревню Под-Замок. Лето, солнечный жар и зной.

Выйдя на крохотную площадь, он отер со лба пот, хлебнул воды из фляжки и направился к распахнутым дверям церкви. Прежде чем войти, волшебник расстался с ложной личиной, ибо в доме Господа-Кузнеца она слетела бы сама. Храм встретил его спасительной прохладой молельного зала, пропахшего ладаном и потом. Тобиус ожидал, что святость божьего дома навалится удушающей волной и лишит сил, но неприятные ощущения оказались незначительными.

Звук шагов гулким эхом раздавался под высоким потолком, пока маг шествовал между рядами скамей. Он опустился на колени перед алтарем, на котором неизвестный резчик создал деревянную скульптуру Молотодержца в день его сожжения. Древесина давно потемнела, и по ней местами пролегли заметные трещины, но сии мелочи не мешали восхищаться тем, что мастер вложил душу в свое творение. Обращенные к Небесам глаза мессии полнились скорбью и смирением, пока вырезанные в невероятных изгибах языки огня глодали его ноги. Тобиус преклонил колени, сотворил на себе знак Святого Костра и прочитал придуманную им еще в детстве молитву:

– Дай, Господи, крепкого здоровья и долгих лет родным нашим и близким. Не оставь нас, Господи, без помощи Твоей впредь, как не оставлял прежде. Прости нас, Господи, что не всегда идем путями, коими заповедовал Ты нам идти. Укрепи нас, Господи, в вере и наставь на пути истинные. Позволь нам, Господи, жить в достоинстве и достатке, питаясь от честных трудов наших, отведи от нас взоры лихих людей, одари благословением Твоим в новых начинаниях. Прости, Господи, прегрешения земные и прими в Оружейную Твою души родных наших и близких, кои уже покинули сей бренный мир, и да пребудут они подле Тебя во веки веков. Аминь.

Поднявшись, маг заметил, что приватность его беседы с Господом-Кузнецом была несколько нарушена. У левой стены залы замер, сжимая перед собой метлу, юный служка.

– Мне нужен священник.

Последний нашелся в крохотном садике при храме. Все вокруг утопало в аромате цветочных кустов и зелени фруктовых деревьев. Над одной из клумб трудился человек в рабочей одежке, испачканной землей и, судя по запаху, немного удобрениями. Он с кряхтением выпрямился, оказавшись невысоким мужчиной, худощавым, с безвольным подбородком и выдающимся горбатым носом.

– Отче.

– Отец Эмиль Сарга, – представился священник, – а вы?

– Дидье Фрассон, – представился Тобиус.

– Какой странный едва уловимый акцент. Из какой вы провинции, сын мой?

– Я родился на севере, отче, во Фломани, но мать была из западных дильгийцев, от этого и акцент, сколько ни пытался избавиться, все тщетно, – продолжил лгать Тобиус, радуясь, что фактически не находится под сводами храма.

– Понятно-о-о, – не то чтобы совсем уверенно протянул священник. – И что же привело вас сюда?

– Отче, последние несколько лет я посвятил паломничеству, живу в походах от святыни к святыне, грежу мечтами о том, что когда-нибудь узрю светлый град Йершалаим, и вся моя жизнь течет по давно неизменному руслу, но прошлой ночью случилось чудо! Ангел явился мне во сне и повелел направить стопы сюда, в Шем-ду-Махгритэ, ибо в моих силах справиться с бедой, постигшей ваш прекрасный край.

Услышав об ангеле, отец Эмиль слегка переменился в лице, но явно не в лучшую сторону. Его подозрительность ощущалась едва ли не кожей. Впрочем, будучи божьим человеком, он не мог моментально возопить вслух, что не верит в нисхождение небесного посланника.

– Вас посетило откровение?

– Иначе не сказать.

– И ангел велел вам идти сюда, чтобы?..

– Девочка. Он сказал, что я должен попытаться помочь ей, приложить все силы.

Услышав о девочке, священник немного оторопел.

– А… что-нибудь еще ангел вам сказал?

– Нет, отче, я бреду в потемках, выискивая хотя бы тонкий лучик света.

– Надо же. Такой молодой человек, а уже так тесно приобщились к вере. Похвально, но так необычно в наши лихие времена.

Тобиус мысленно усмехнулся.

– На то есть причина, отче. Когда я был еще в утробе матери, та стала жертвой проклятия богомерзкой ведьмы. Тварь схватили и сожгли, а матушка моя перешла под защиту Святой Церкви и родила меня на святой земле. Лишь потому облик мой не стал совсем ужасным, обошлось глазами. Сызмальства мне рассказывали об этом, и, преодолев порог полнолетия, я решил посвятить себя вере, но прежде чем идти в послушники, захотел пуститься в паломничество. Когда-нибудь я увижу светлый град Йершалаим, а вернувшись, пойду учиться к братьям святого Якова.

Ложь придумывалась быстро и ладно, а говорил Тобиус непринужденно, что не способствовало лишней подозрительности.

– Проводите меня, отче, я не знаю, куда идти дальше и в дом божий явился за указанием пути.

Отец Эмиль не смог сразу же найти вескую причину для отказа. Ему потребовалось немного времени, чтобы сменить рабочую одежку на священническую сутану, после чего клирик вышел на дышавшие зноем улочки Шем-ду-Махгритэ.

Сердце этого поселения составляли обширные дворы, которые за несколько веков превратились в малые подобия замков. Они содержали большие дома вместо донжонов, хозяйственные пристройки вместо казарм, прочные заборы вместо крепостных стен и клумбы вместо рвов, но какой-то уютный дух «замковости» в них жил.

Ворота двора, к которому привел священник, были распахнуты, и присматривал за ними одинокий пейзан с жердиной, сидевший в тени раскидистой сливы. Охранник быстро встал и поклонился клирику.

– Я сперва переговорю с месье Летье, а вы постойте здесь, сын мой. Он человек крутого нрава, подозрительный и резкий, не любит чужаков, так что…

– Не нужно лишних слов, я подожду.

Тобиус остался на солнцепеке, прекрасно понимая, что сейчас святой отец подготовит местного хозяина к встрече с сомнительным типом, явившимся в надежде поживиться на чужом горе.

– Подойдите, сын мой.

Тобиус двинулся к беседке, увитой побегами монастырской розы, готовясь окунуться в приторную сладость цветочного аромата, но зря – маленькие темные бутончики не пахли, а при ближайшем рассмотрении оказались высохшими.

В беседке сидел немолодой широкоплечий пейзан с совершенно седыми волосами, загорелым лицом, покрытым щетиной, недобрым взглядом и огромными кулаками.

– Паломник? – грубым голосом произнес месье Летье. – По виду – урожденный головорез. Морда недобрая.

– Вы тоже не образец небесной красоты, месье, – ответил волшебник, – но все мы таковы, каковыми были созданы Господом-Кузнецом. Со своей мордой я ничего поделать не могу, так что несправедливо судить меня лишь по ней. «Судите их по делам их», – так сказано в Слове Кузнеца. Правда, отче?

– Мм, – неуверенно повел плечами священник и, осенив себя Святым Костром, ответил: – Да, но это было сказано о лжепророках и посланцах Великого Нечистого.

– Именно. По делам моим поймете, кто я – праведник или грешник. А дотоле не теряйте надежды.

– Ты знаешь, что произошло с моей дочерью? – спросил Летье.

– Вы и сами не знаете, – Тобиус без приглашения сел за столик, – но подозреваете одержимость демоном. Это надо уточнить.

– А ангел тебе разве не все напел, что положено знать? – прямо и с явным вызовом спросил местный хозяин.

– Полагаю, что посланец Господень рассчитывал на вашу помощь. Все, что я знаю, – это то, что должен попытаться помочь…

– Вот как? Позволь спросить, зачем тебе это? Ты ведь знаешь, что я никаких наград за помощь не обещал?

– Лучшая награда для меня – это понимание того, что я смог совершить богоугодное дело, – ответил Тобиус и тут же понял, что допустил ошибку.

Летье относился к той породе людей, которые считали, что всему есть своя цена, и цена эта должна быть уплачена. Такие люди не принимали и не уважали дармовщину, никогда и ничего не делали задаром, а тех, кто провозглашал противоположные сему мировоззрению суждения, считали либо дураками, либо жуликами. Первыми Летье брезговал, вторых – презирал. Он сморщился от слов мага, словно куснув неспелого лимона, и уже набрал в грудь воздуха, чтобы отборной бранью погнать чужака вон, но Тобиус быстро продолжил говорить.

– Ладно, забудем об этом бреде. Еще не хватало, чтобы ангелы водили беседы с таким грешником, как я. – У отца Эмиля от этих слов глаза на лоб полезли, он, конечно, был практически уверен в неискренности чужака, но не ожидал, что тот так бесцеремонно разоблачит сам себя. – Я случайно узнал о вашем горе и поспешил сюда в надежде помочь, ибо у меня есть небольшой опыт. Дабы сие не было истолковано превратно, поясню – я с ними сражался и даже побеждал. То, что вы послали человека за савлитом[35], – это правильно, однако успеет монах приехать или нет, мы можем лишь гадать и молиться. Дайте я взгляну на девочку, возможно, мне удастся помочь.

Отец Эмиль повернулся к хозяину и быстро зачастил, но тот поднял широкую, как лопата, ладонь.

– Зачем? – повторил он.

– Вам нужна помощь, – пожал плечами волшебник, – очень нужна.

Издали слышались голоса скотины, шелестела листва в лесу, шлепали по озерным водам весла рыбацких лодочек, журчала речушка, в траве на лугу стрекотали сверчки, а чужак молча глядел пейзану в глаза.

– В дом, – прогудел тот.

Дом семейства Летье был по-деревенски просторным и совершенно обычным. Лишь ощущение тревоги и страха заставляло напрячься. Нужная дверь находилась под охраной четверых мужчин с дубинками и была забаррикадирована. На лице одного из стражей расплылся синяк, у другого была перебинтована рука, третий заметно хромал, а четвертый недавно потерял пару зубов.

– Видите эти битые рожи? – обратился к Тобиусу Летье. – Это ее работа. Отродясь никому не причинила боли, а как это началось…

– Вижу. Подробности не помешали бы.

Позапрошлым днем по пути на вознесенную службу дочь Летье внезапно впала в истерику. В семье соблюдался строгий религиозный уклад, так что о пропуске богослужения не могло быть и речи. Но чем ближе становился храм, тем тяжелее делалась истерика. Ребенок пытался разодрать на себе одежду, кричал, рыдал и громко выл. На пороге девочка вырвалась из рук родителей и попыталась убежать, отец ухватил дочь за шкирку, ткань платья треснула, и стали видны ожоги от цепочки с нательным костерком. Девочка разорвала ее, а надеть другую оказалось сложнее, чем на бешеную собаку.

Пейзане убрали баррикаду и отступили, сжимая дубинки. Тобиус смело шагнул в пахучую темень комнаты. Вертикальные зрачки расширились, и как раз вовремя – волшебник успел схватить бросившуюся на него девчонку. Пошатнулся. Оказалось, что все время речь шла о девице шестнадцати лет, рослой, по-пейзански крепкой и сильной. Щелкали зубы, доносились нечленораздельные рычащие звуки, и пена стекала по подбородку.

– Господь-Кузнец, Молотодержец и святые апостолы! – в ужасе закричал священник, неистово творя знак Святого Костра.

– Хватить глазеть, повернитесь к хозяину, у него сейчас удар случится!

Двое мужчин взяли Летье под руки и потащили прочь, Тобиус же без размаха ударил девицу левым кулаком в живот и швырнул на постель. Под его руководством священник и другие двое охранников кое-как сумели привязать ее.

Тобиус прошелся по перевернутой комнате, перешагивая через клочья разодранных платьев и одеял, черепки расколоченной посуды, сломанный настенный Святой Костер, приблизился к окну и выбил закрытые снаружи ставни, отчего внутрь хлынул солнечный свет. Люди Летье были белы, словно стояли в полушаге от собственных могил. Непрекращающиеся вопли одержимой заставляли их дрожать.

– Выйдите во двор, подышите, вас позовут, если понадобитесь.

Наружу они рванули наперегонки, только отец Эмиль остался стоять в изножье кровати, созерцая причиняющее боль зрелище.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Вчера вечером.

– И она уже была такой?

– Нет… нет. Она выглядела сильно больной, истощенной, не в своем уме, но… это ужасно!

Зубы девушки превратились в набор острых клыков, глаза казались парой разверстых ран, на правой стороне лба вздулась крупная шишка, а на левой точно такая же шишка уже лопнула, и из нее показался кончик маленького острого рога. Вдобавок ко всему пальцы на руках и ногах одержимой начали чернеть, будто их осмолили.

– Посторожите ее, отче.

Кухня в доме семейства Летье была просторной, и по деревенскому укладу она же являлась и столовой. Хозяин сидел на стуле, сжимая в дрожащей руке кружку с вином. Без слов он подвинул бутылку Тобиусу, когда тот приблизился.

– Я только что смекнул, что не пригласил гостя за стол, – едва живым голосом проговорил пейзан, – жена бы меня убила за такое. Все же хорошо, что я всех отослал.

– Всех? – Тобиус выглянул сквозь светлое окошко во двор.

– Отправил жену к ее сестре и сына следом. Она противилась, хотела быть рядом с Сабиной, но я запретил. Состояние дочери убивало мою жену.

– Сабина? Красивое имя, соломейское.

– Да. – Летье приложился к кружке, вытер рот рукавом. – Моя жена из соломейских цитаро. Дочку я ей позволил назвать, но сыну дал наше, архаддирское имя. Славный мальчик мой Гийом, слава Господу-Кузнецу за него, за то чудо, которое он нам ниспослал.

– Слава… – Тобиус осекся и облизнул губы, чувствуя желание сделать глубокую затяжку. – Что за чудо?

– Что? А, да. Господь долго не посылал нам детей, а потом родилась Сабина, и мы с женой поняли, что и это благословение.

Тобиус вспомнил о семье кузнеца из Пьянокамня. В деревенских семьях во все времена редко бывало меньше пятерки детишек, а порой их насчитывалось и вдвое больше, но случалось, что Господь-Кузнец просто не давал.

– Я ведь фермер, знаешь, довольно известный в здешних краях. У меня коровье стадо в несколько сот голов, молочная ферма, маслобойня, семейное дело. С детства Сабина за мной по ферме бегала, а я ее учил, готовил к наследованию, но семь лет назад жена родила Гийома, и уже двоих детей я стал учить, что и как. Сабина, конечно, старше, но Гийом – мальчик, и дело достанется ему, а дочь обойдется богатым приданым, как положено… так я думал до всего этого. Неделю назад моего единственного сына потоптала корова. Он заметил отбившегося от матери теленка, отвел его к стаду, а дурная телка неправильно истолковала и взбесилась. Боже, я думал, что сердце разорвется, когда увидел… увидел… – Пейзан закрыл лицо ладонью и отер скупую слезу. – Я привез из города лучших лекарей, каких нашел, но они лишь качали головами и советовали молиться, дабы он поскорее отмучился. И мы молились, но не о том, а о чуде…

– Которое случилось?

– Да! Одним прекрасным утром он оказался вновь цел и невредим. Это было подлинное чудо!

Магистр задумчиво пожевал нижнюю губу. Никто лучше волшебников не знал, насколько редко случаются чудеса.

– Выздоровел сын – стала одержима дочь. Это не совпадение и не чудо, это обмен. Если бы она просто захворала после его исцеления, я бы подумал на обычное колдовство, но одержимость… это намного хуже. Ее нужно немедленно переместить в храм и провести обряд изгнания.

– Переместить? Изгнания? Но как, если она сходит с ума…

– Ее душу терзает тварь из Пекла. Если процесс не прервать, то ко времени появления савлита он будет необратим, и ее просто умертвят… если смогут.

По дому разлетелся душераздирающий вопль. Летье сорвался с места, опрокинув стул, но волшебник оказался быстрее и первым выметнулся из кухни. В комнате одержимой отец Эмиль, будто постаревший лет на десять, дрожащим голосом дочитывал молитву. С последними словами он облокотился о стену и тяжело задышал.

– Она… она пыталась… отгрызть себе… Пришлось отвадить святым словом.

– Решено! Зовите своих людей, мы перенесем ее в часовню и проведем ритуал изгнания.

– Что? Экзорцизм? Кто будет…

– Вы, отче, – отрубил маг.

– Но я не умею!

– Я напишу вам нужные формулы, а вы вложите в них свою веру! Есть в вас вера? Советую найти!

– Но я не имею права, я непосвященный…

– Придется рискнуть.

С великой осторожностью Сабина была избавлена от веревок и тут же попыталась напасть, но Тобиус, проявляя немалую ловкость и силу, удержал ее. Маг приказал людям Летье держать девицу, а сам достал из сумки маленький свинцовый коробок. Появившаяся на свет цепочка с нательным костерком была самой обычной – серый металл, блеклый и непритязательный. Как только она оказалась на шее Сабины, одержимая замерла и обмякла со стоном.

– Прежним хозяином реликвии был армейский капеллан, который погиб, сражаясь с отродьями Пекла. При жизни он не блистал благочестием, но, встретившись с демонами, нашел в себе Господа-Кузнеца.

– Погрузите в телегу, – твердо продолжил Летье, заразившись решительностью чужака, – быстро, остолопы!

Солнце к тому часу преодолело середину небосвода, жара не спадала. Лошадь, которую пытались впрячь в телегу, стала сопротивляться, испуганно прядая ушами и роняя пену. Один из дворовых чуть не получил копытом в грудь, но маг наложил на животное чары Приручения, и оно покорилось.

Чем ближе они подбирались к храму, тем заметнее становилось волнение, охватывавшее Сабину. Она все еще была парализована, но даже при этом ее конечности подергивались, а пальцы скрючивались как птичьи когти. Когда одержимую внесли в пустой зал, она сдавленно зарычала. Отец Эмиль позвал служку и приказал принести из кладовых свечи и церковные благовония, сам же клирик получил лист с формулами изгнания.

– Не мешкайте, – сказал волшебник.

Отец Эмиль спешно удалился в жилые помещения храма, а Тобиус стянул с левой руки перчатку, скрутил ее и просунул меж челюстей Сабины, предварительно приведя язык в правильное положение.

Велев посторонним покинуть зал и закрыть двери, волшебник ненадолго остался один на один с богом.

– Я… готов? – Отец Эмиль вернулся в церемониальном облачении.

– Больше уверенности, отче, – если не вы, то кто?

– У меня складывается мнение, что вы. И двух часов не прошло с тех пор, как вы вошли в мой храм, и вот… Как так получилось, что я теперь действую по вашей указке?

– Просто я знаю как надо, – ответил маг. – Начинайте.

Не прошло и четверти часа, как внутри церкви раздался оглушительный взрыв, и волшебник вывалился наружу, шатаясь под весом священника. У Тобиуса были слегка безумные глаза, и он очень громко говорил, что ничего не слышит, а потому не надо задавать ему вопросов. Летье вбежал в храм и перелез через кучи поваленных скамей к алтарю, где лежала его дочь, неподвижная, но все еще живая.

– Полный крах, – говорил Тобиус, не прекращая морщиться от противного писка в ушах. – Кажется… все получалось, все было на нашей стороне и… можно было просто-напросто видеть, как скверна покидает ее тело, но когда все почти случилось, – маг громко хлопнул в ладони. – Он еще не пришел в себя?

После того как удалось навести в церкви некое подобие порядка, Тобиуса и священника отвели в дом одного из дворовых помощников Летье, который жил неподалеку. Бессознательного отца Эмиля уложили на кровать и обеспечили компрессом на лоб, Тобиус же, потихоньку глотая вино, пересказывал случившееся.

– У нас почти получилось, вашей дочери возвращался человеческий вид, и клянусь, она звала мать. Но в самом конце что-то… не знаю. Мне нужно подумать.

Отказавшись от помощи, Тобиус самостоятельно вышел во двор. Прохаживаясь вдоль забора в тени виноградника, он взывал к Талботу Гневливому через сигнарий. Архимаг ответил довольно скоро.

– У тебя все в порядке, Тобиус? – спросил голос в голове.

– У меня – да.

– А у кого нет?

– Столкнулся со случаем одержимости демоном, попытался помочь местному священнику провести ритуал экзорцизма, провалился.

– Тобиус, ты намерен вступать в каждую кучу навоза, которая встречается тебе на пути, или же будешь выбирать только самые большие и зловонные? – осведомился Талбот Гневливый. – Ни один волшебник в здравом уме не станет связываться с чем-то подобным, не являясь подготовленным демонологом, и я в том числе! Где ты? Хотя я и так вижу, что в Архаддире.

– Не стоит вам сюда являться, это лишнее, – ответил Тобиус, стоически перенося то, что его отчитали как ребенка.

– И не собирался. Подожди, постараюсь найти того, кто смыслит в этом поболе нашего.

Серый магистр терпеливо ждал, разминая бронзовые пальцы. Изредка протез, способный чувствовать почти как живая плоть, давал странное ощущение, будто пальцы затекли, и тогда невыносимо хотелось похрустеть костяшками, что было невозможно. Выставив указательный палец и мизинец, маг заставил возникнуть между их кончиками крошечный электрический разряд. От этого занятия его отвлек голос в голове, громкий и не очень приятный, знакомый, но принадлежащий не Талботу.

– Меня слышно?

– Ваше могущество?

– Здравствуй, отступник, – без намека на такт или вежливость сказал Кагерант Копыто, один из лучших демонологов Академии, – ты дурень.

– Я… не склонен отрицать это.

– Вот и правильно. Решил пойти на демона с голыми руками? Если моя память еще хоть на что-то годится, ты был одним из самых бездарных учеников по части демонологии в прошлом? Что-то изменилось?

– Боюсь, что нет…

– Ясно. Стало быть, святое слово не помогло?

Тобиус описал происшедшее в самых мелких деталях.

– Осмотри тело девицы, там должна быть метка демона, положившего на нее глаз. Это его «подпись» на их договоре. Если поймем, с кем имеем дело, сможем выстроить линию контрмер.

К церкви Тобиус мчался на пределе сил, едва не летел над землей. Тоном, не терпящим сомнений или промедлений, он приказал двоим сторожившим Сабину выйти и стал искать. Метка обнаружилась на левой ноге одержимой, между мизинцем и безымянным пальцем. Ему пришлось покинуть святую землю, чтобы вновь связаться с Талботом и Кагерантом. Зрительный образ метки отправился через три страны и предстал перед архимагами.

– Что происходит? – спросил волшебник.

– Подожди, Кагерант оторвался от ментальной связи, шатается по моему кабинету и злословит. Такого я не слышал даже в портовых кабаках Шатрада. Где перо и бумага в час нужды?!

– Все так плохо? – спросил Тобиус, когда демонолог вернулся.

– Твоя девочка стала объектом вожделения демона из Великих Падших, отступник!

– То есть… Ага, ну конечно, с моей-то удачей разве могло быть по-другому? Великих Падших?

– Да, дери его ахоги за ногу до скончания времен, ты понял верно! Виртуваэль, ныне рекомый Агларемноном. Прежде был одним из Гласов, теперь – один из князей Пекла! Все плохо, очень плохо!

– Что мне делать?

– Что делать? Вот ведь семь несчастий в наперстке![36] Беги оттуда, да побыстрее! Мне понадобится время, чтобы собрать отряд, подобрать нужные атрибуты и выступить. Один против такой твари не пойду, годы не те!

– Сколько времени?

– Несколько часов на созыв, объяснения и сборы, нужно экипироваться…

– Я понял.

Некоторое время архимаги молчали, но потом заговорили одновременно, и в речах их оказалось мало ласки, лишь брань и призывы не быть круглым идиотом. Связь оборвалась, и Тобиус закрылся от попыток Талбота ее возобновить.

Он направился в храм, не представляя, что ему делать дальше. Серый магистр вновь оказался в опасной близости от столкновения с силой, во много крат превосходящей его собственную. Стремясь спрятаться от немилосердного солнца, волшебник нашел тень в одном из узеньких проулков и привалился к стене.

Что он мог противопоставить демону? Великому Падшему – ничего. Тобиус оказался на очередном перепутье, и в прошлой жизни он бы почувствовал натяжение Путеводной Нити. Теперь же волшебник остался один на один с выбором, как полновластный хозяин своей судьбы, как… обычный человек.

Стряхнув замешательство, Тобиус принял решение и стал действовать быстро, чтобы не допустить новых сомнений. Сильно в этом помог запах монастырских роз.

Охапкой, пуком, кучей, но никак не букетом могло назваться то переплетение шипастых побегов, которое он уложил рядом с Сабиной в подножие алтаря. Аромат сразу же стал вытеснять отголоски ладана и растекаться во все стороны невидимыми липкими волнами. Летье и отец Эмиль следили за Тобиусом молча, будто принимая все за ритуал прощания.

– В жарких странах Правого Крыла это растение зовется «птанаф смин а ннаби», или как-то так. В дословном переводе это значит «дыхание Пророка». Его розовое масло добавляется почти во все восточные благовонья, пахучие, приторно-сладкие и очень стойкие. Но изначально восточные народы ценили дыхание Пророка за то, что его запах отпугивал злые силы. Возможно, все это ничего не значит, возможно, я ошибаюсь, но ваш двор, месье Летье, был единственным, где монастырская роза увяла. Возможно, она мешала кому-то…

– Мама…

Прежде чем фермер успел броситься к своей дочери, маг оттеснил его, аккуратно взял голову Сабины в свои руки и поймал ее замутненный взгляд.

– Кто? Где?

Она поморщилась, как будто собираясь заплакать.

– Кто вы?

– Нет, Сабина! Сосредоточься! Кто? Где?

По ее вискам потекли слезы.

– Грустный ангел… на Ахоговом перекрестке…

Тобиус выпрямился и, кивнув несчастному пейзану, подошел к священнику.

– Ахогов перекресток?

– Не богохульствуйте в храме, – вздрогнул тот. – Дурное название для дурного места. В лесу есть перекресток, где пересекаются две заброшенные дороги, из местных туда никто не…

– Как добраться?

Вскоре он уже был на опушке и решительно шагал в глубь леса. Дорогу обрамляли заросли лесного папоротника и деревья, в тенистой прохладе перекликались на разные лады пичуги, долбил в вышине дятел и несколько раз вдали мелькали пятнистые тела оленей. Лес был живым и спокойным, не таящим ничего опаснее хищного зверья.

Как и любой волшебник, Тобиус прекрасно чувствовал время и пространство, поэтому, начав ощущать, что поворачивает с прямой дороги, при этом продолжая двигаться вперед, он понял, что что-то не так. В дальнейшем чувство направления попеременно утверждало, что он поворачивал с севера на восток, потом на юг, потом на запад и вновь на север. Чувство же времени подспудно намекало, будто Тобиус в пути уже несколько часов, чего никак не могло быть. Волшебник остановился и коснулся застежки своей сумки – хотелось курить.

Птицы продолжали щебетать, дятел долбил, в отдаленных зарослях пробежало маленькое стадо оленей. Интересно, почему эти животные, прекрасно знавшие, что подходить к человеческим владениям опасно, крутились вблизи дороги, пусть и заброшенной? Пели птички, неутомимо работал клювом дятел, ищущий в древесных стволах личинок, мелькнуло еще одно стадо оленей… Тобиус поднес к лицу правую руку, в бронзовом кулаке которой сжимал еще один пук монастырской розы, бесстыдно содранный с чьего-то забора по пути из церкви. Приторно-сладкий запах с нотками горького миндаля заполнил голову, прокатился вниз, в легкие, и отовсюду на человека набросилась оглушающая тишина.

Вместе с голосами леса ушел и свет, ибо солнце уже давно соскользнуло с небосвода. Волшебник стоял на едва различимой дороге среди деревьев в глубоком мраке, понимая, что, возможно, он уже опоздал.

Сотворив заклинание Енотовых Глаз, он домчался до заветного перекрестка. Засветилась татуировка на левой ладони, и пальцы крепко обхватили древко посоха. Демоны являлись сущностями совершенно иного плана, нежели люди, а потому обычные разрушительные заклинания не представляли для них особой угрозы. Тем не менее с артефактом в руке Тобиусу было спокойнее.

Темные силуэты деревьев, дотоле стоявшие недвижно, зашелестели от неожиданного порыва ветра. На плечи мага легли чьи-то руки.

– Принимать спешу гостей средь деревьев и костей[37], – шепнул кто-то ему в самое ухо.

Тобиус развернулся, ударяя Магматическим Копьем. Заклинание ушло в ночь алым росчерком и взорвалось в полусотне шагов, оставив за собой горящую просеку.

– Покажись!

– Славно воет волчий хор – в лес явился вкусный вор, – раздалось за спиной, совсем близко.

Тобиус вновь развернулся, описывая посохом опасный пируэт, но за спиной, как и в первый раз, никого не оказалось.

– Набор кривых рифм – это еще не стихи!

– Жестокое слово ранило тонкую душу поэта!

В десятке шагов перед Тобиусом взметнулась прелая листва, поднялся без видимых причин столб пыли и сора, закружился, темнея, уплотняясь, создавая фигуру вдвое выше человека. Когда все закончилось, против Тобиуса встал великан в черном хитоне и гиматии. Его могучее тело являло собой образец совершенства, а лицо казалось решительно прекрасным, по-настоящему правильным и безукоризненным. Веки были закрыты. Лишь темя портило завораживающий и благоговейный облик – его не было. Череп великана напоминал пустую яичную скорлупку, из которой выели содержимое, предварительно удалив верхушку. Из оплавленной, будто стеклянной, дыры в черепе рвалось ярко-синее пламя.

Волшебник и демон молча разглядывали друг друга, стоя в ночи посреди притихшего леса, хотя демон и не открывал глаз. Его руки были убраны за спину, широкие плечи – опущены, и держался обитатель Пекла сутуло, нависая над человеком.

– Уходи прочь, пока жив, Тобиус Моль.

– Я знаю, кто ты, Виртуваэль, Глас, предавший Господа-Кузнеца и низвергнутый в Пекло за свое предательство… Что?

Демон выглядел так, будто пытался сдержать улыбку.

– Спасибо. Я так давно не слышал этого имени, я так скучаю по нему, но не могу произнести, ибо для меня оно запретно. Да и Гласом я тоже давно не являюсь. Хотя кое-что осталось, конечно, – я могу говорить со смертными, и их кровь не вскипает, а сердца не взрываются. Это бывает полезно.

Что-то сразу пошло не так, как того можно было ожидать.

– Я опаленный амлотианин, – сказал волшебник зачем-то.

– Это прекрасно. Значит, когда я тебя убью, твоя душа отправится в Его Оружейную… или все-таки в Пекло? Ты же многих убил на своем пути. Что скажешь, Тобиус, мне отправить тебя на встречу с ними?

– За что ты мучаешь Сабину?

Агларемнон пожал могучими плечами.

– Был заключен договор, каждая буква которого аккуратно соблюдается.

– Здоровье брата в обмен на душу сестры?

– Нет мне дела до ее души, пускай отправляется в Чертоги Небесного Горна… если что-то останется. Процесс преображения тяжел и долог, во время него душа должна оставаться в теле, что мучительно… все так сложно, а ты сделал это еще сложнее. – Хотя демон так и не открыл глаз, Тобиус совершенно точно знал, что тот пристально рассматривает его. – Она не сможет вечно прятаться в храме, окруженная розами и с этой безделицей на шее. Не сможет. Кстати, ты принес мне букет. Не стоило.

Колючая лоза в руке мага обратилась прахом.

– Зачем?

– Не люблю их.

– Зачем тебе ее тело? – процедил Тобиус сквозь зубы.

– Чтобы ходить по земле, конечно! Видишь ли, Тобиус, я не могу долго ходить среди смертных в таком виде, нужна подходящая оболочка.

– Возьми мою вместо ее.

Смех падшего ангела журчал чистым горным ручьем.

– Увы, ты не подходишь по нескольким причинам, Тобиус. Мне нужно тело праведника, чистого душой и помыслами, пожертвовавшего собой не корысти ради. Ты, конечно, склонен к самопожертвованию, но… согласись, какой же из тебя праведник?

– Я…

– Убийца людей, взлелеявший в своей душе жажду мести. Подвержен гордыне и гневу. Нет, ты не подойдешь. К тому же, – Агларемнон облизнул красивые губы, – у меня сейчас такое… несколько… женское настроение.

Тобиуса передернуло.

– Я не позволю.

– Какой отважный микроб! Ну покажи, что ты можешь. Я жду, Тобиус Моль.

Он сжимал в руке посох, наполненный гурханой и боевыми плетениями, разум очистился от страха и волнений, волшебник был готов вступить в бой, но медлил, ибо понимал, что не победит.

– Прежде чем мне придется сломать эту твою волшебную палку-протыкалку, – заговорил Агларемнон, – давай сыграем. Просто так я ни с чем не расстанусь, но ты можешь забрать девочку, если выиграешь ее у меня.

– Вы… выиграю?

– Да. Вечность в Пекле – это очень долго и очень скучно. Сочинять стихов не умею, ты верно заметил, но в играх я преуспел.

– Играть на жизнь человека?

– Не подумай, что я занимаюсь этим все время, просто мне очень не хочется убивать тебя, Тобиус. Цели вроде твоей должны поощряться: нечасто удается встретить носителя столь сильной жажды отмщения. Или ты предпочтешь быструю смерть?

Посох исчез из ладони Тобиуса.

– В куп или торжок?

– Что, карты? – Великий Падший усмехнулся. – Когда-то я играл в них, но недавно открыл для себя новую игру, куда более интересную. Слышал о раджамауте?

Тобиус слышал, более того, он даже проиграл несколько партий не так давно.

– Я закурю, если ты не против.

Пока из сумки извлекалась трубка, пока в ее чашу помещался душистый табак, волшебник отчаянно взывал к Талботу Гневливому. Тот принял его зов, и в голове зазвучал откровенно злой голос наставника:

– Что случилось, ахог тебя дери, наглый мальчишка?! Почему ты не отвечал на мои…

– Значит, раджамаута? – спросил Тобиус, позволяя Гневливому слышать своими ушами и видеть своими глазами.

– Игра мудрецов. Сыграешь со мной? Заметь, я сам предложил ее. Как ты можешь знать, в раджамауте нельзя мухлевать и на удачу надеяться не стоит.

– Какой честный демон, – ответил маг, раскуривая трубку.

– Не называй меня демоном, прошу. Может, я и пал, но я все еще ангел.

– Где же твои крылья, ангел Агларемнон?

Князь Пекла грациозно поднялся, и одеяния его растаяли дымом. От неожиданности серый магистр вздрогнул, а гигант молча развернулся, и на его спине показалось шесть коротких черных обрубков, концы которых ярко тлели, словно вытащенные из костра головешки.

– Когда-то они были здесь.

– Какой же ты глупец, Тобиус, – тихо обронил Талбот Гневливый, который уже все понял.

– Согласен! Сыграем на судьбу Сабины Летье!

– Постой-постой, – нахмурился падший ангел, вновь одеваясь в дымную ткань, – это моя ставка. Но чтобы нам обоим было интересно играть, ты тоже должен что-нибудь поставить.

– Душу? – спросил Тобиус, заметно потемнев лицом.

– Далась мне твоя… а впрочем, почему бы и нет? Если я выиграю, будешь вечно служить мне при жизни и после смерти, а если выиграешь ты, я отпущу Сабину Летье и больше никогда не стану претендовать на нее…

– Мало.

– Что? – опешил Агларемнон.

– Мало. Для тебя она – одно из многих возможных приобретений, если лишишься ее, уверен, со временем найдешь кого-нибудь еще, где-нибудь еще, где не будет меня…

– Строго говоря, тебя и здесь быть не должно, – нахмурился демон, – ты сейчас должен быть в Хог-Вуде, помогать строить город, направлять экспедиции в Дикую… что-то я разболтался.

Глаза Тобиуса расширились, а челюсти сжались так, что не вынь он изо рта трубку – сломал бы зубы о янтарный мундштук.

– Поскольку я у себя один-единственный, а таких, как Сабина, ты еще сможешь найти, дабы уравновесить наши ставки, в случае моего выигрыша ты ответишь на все мои вопросы.

– Пусть будет так. Если выиграешь, я отпущу девочку и отвечу на все твои, Тобиус, вопросы. При этом, даже не победив, но продержавшись до восхода солнца, ты выкупишь ее свободу, но только доведя партию до конца, получишь ответы. По рукам?

Огромная ладонь протянулась сверху вниз.

– Не делай этого! – выкрикнул в голове Талбот Гневливый.

– Надеюсь на ваше мастерство, – мысленно ответил Тобиус, позволяя демону обхватить свою руку до середины предплечья.

– Вот и отлично.

Агларемнон вернулся под камень, и на земле перед ним возникла большая доска для игры в раджамауту с уже выставленными фигурами. Те на первый взгляд были не очень знакомы: в светлой армии был бхуджамишлан, а в темной роль сильнейшей фигуры исполнял ракшас, причем один вместо положенных двоих, и так далее.

– У тебя неправильные фигуры.

– Скорее это ты видел неправильные, – возразил демон, – а это первые поистине классические воинства раджамауты.

– Он прав, Тобиус, – раздался в голове тяжелый голос, – это оригинальный состав армий, классический.

– Наверное, ты хочешь играть светлой армией, тогда как мне остается темная…

– Нет, я хотел бы играть темными.

– Как пожелаешь, – согласился падший ангел, и Тобиусу показалось, что он едва не открыл глаза.

По указке Талбота Гневливого серый магистр выбрал одного из своих воинов и передвинул его на следующее поле. Один из воинов падшего ангела ожил и самостоятельно выступил вперед. Архимаг, видевший глазами Тобиуса, оставил гнев до срока и полностью сосредоточился на фигурах. Он выдвигал свою армию на боевые позиции, формируя «отряды» по две-три фигуры, чьи возможности складывались и усиливались.

Суть раджамауты на начальном этапе сводилась не к атаке вражеских позиций, а к построению собственных, оба игрока старались успеть захватить бо́льшую часть доски и как можно более равномерно распределить фигуры, дабы те образовывали непробиваемую линию обороны, за которой прятался уязвимый, но такой важный махараджа.

По мнению Тобиуса, главной бедой этой игры было то болото, в которое превращалась партия к концу дебюта, ибо лишь неопытные игроки сразу же переходили к активным действиям, тогда как мастера могли подолгу менять баланс сил на разных флангах, стараясь обмануть друг друга, откусывая понемногу и с потайным умыслом. Тобиуса эта игра убивала.

Под руководством Талбота темная армия выстроила линию обороны на тех полях доски, которые успела захватить, и за несколькими отрядами воинов встали заклинатели и жрецы. Также обе армии имели «кавалерию», не самую сильную, но быструю и маневренную. Тобиус переставлял фигурки, армия врага двигалась по доске сама. Сильные фигуры перемещались с фланга на фланг, и каждый раз, когда волшебник подозревал скорый переход к атаке, он оказывался обманут – настоящие игроки продолжали испытывать друг друга.

Время от времени Агларемнон будто забывался и начинал мурлыкать себе под нос пустые рифмы. Из-за того, что он держал глаза закрытыми, казалось, будто ангел бормочет во сне.

– В вековечной тьме глубин к корням припала тварь, предвкушая чревом кровь, что льется на алтарь.

– Как мило.

– Боле к сахарным устам устами не прильнуть, коль указывать для мира ты берешься путь, – улыбнулся демон. – Ты неплохой полководец, Тобиус Моль. Кто бы знал?

– Можешь ответить, – подал голос Талбот Гневливый. – Он продолжает пытаться отвлечь тебя, но мне это не мешает.

– Мне… доводилось играть, – через силу произнес он.

– Какая удача! Умелый оппонент как хорошее вино – встречается редко, и его надо смаковать.

– Ты ценишь хорошее вино?

– Нет, но я слышал, что оно вкусное. Когда получу Сабину, не премину попробовать.

Ход следовал за ходом, быстрые скорпионы и крылатые кони меняли фланги, рядовая пехота жалась под эгиду более сильных фигур, дабы не пасть быстро и бесславно.

– Можно спросить у тебя? – давая Талботу подумать над следующим ходом, заговорил Тобиус.

– Это будет уже два вопроса, как говорил один мой старый друг. Но ты еще не выиграл, Тобиус Моль.

– Справедливо. Но эти вопросы не связаны с тем, что я бы действительно хотел узнать…

– А, хочешь расспросить о Падении?

– Ну…

– Оставь, Тобиус, то дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, так сказать.

– Я скорее заинтересован вопросом изначальных ересей.

– О, это интересно. Спрашивай.

– Сотворение мира, как оно произошло на самом деле? В Слове Кузнеца говорится, что Он сотворил мир, но до рождения Молотодержца, – маг затянулся, следя за лицом падшего ангела, – были и другие великие культы, провозглашавшие своих богов демиургами Валемара, начиная с…

– Все правда.

– Э… что?

– Все.

– Но как такое может быть?

– Так и может. Если люди верят, что демиурги создали водяной шар, а потом на него шмякнулся исполинский дракон, – это правда. Если люди верят, что мир находится на вершине великого дерева, выросшего из сердцевины Вселенной, – это правда. Если люди верят, что мир плосок, а солнце и луна поднимаются на небосвод, толкаемые вселенскими гигантами, прячущимися за горизонтом, – это правда. Если люди верят, что за вратами смерти их ожидает загробный мир, пусть хоть этих миров будет миллион, по одному для каждого отдельно взятого народца, – это тоже правда. Тобиус, для смертных параметры веры и истины не всегда совпадают, но для богов вера плавно и естественно перетекает в истину, пока есть кому верить. Прежде сказать что-то такое было бы для меня невозможно, ибо ангелы, особенно те, что из первого лика, неотъемлемы от Отца, и Его Истина есть наша истина. Теперь я свободен от той связи и могу говорить правду.

– И тебе ее не хватает, этой связи? – Тобиус произнес эти слова раньше, чем успел себя остановить, и одна из светлых фигурок под командованием демона споткнулась и упала, не завершив хода.

– Больше всего на свете, – свистящим шепотом ответил Агларемнон. – Ты не будешь против, если я перехожу?

– Не буду.

– Благодарю.

Возможно, неосторожные слова повлияли на ритм, а возможно, просто пришло время перейти к бою, но дальше игра ожила. Отряды столкнулись, фигуры одна за другой отправлялись вон с доски, боевые построения рушились и перерождались, Талбот Гневливый и Агларемнон сцепились насмерть, а Тобиусу оставалось служить немым исполнителем планов архимага, поэтому, когда «бойня» вдруг прекратилась, он не сразу понял, что произошло.

– Утро пришло, о милый друг, – почти нежно улыбнулся демон, откидываясь на камень, – ты продержался порядка семи часов. Для человека это поистине великое достижение. Какая сноровка! Какая сосредоточенность!

Тобиус с удивлением понял, что сквозь прохладный поутру лесной воздух уже сочатся первые лучи. Голова, потяжелевшая за бессонную ночь, слегка прояснилась, и на краткий миг ему стало спокойно и хорошо. Это чувство являлось тем, о чем все люди мечтали, сами о том не подозревая, и подобно красоте бабочки, оно было мимолетно.

– Сабина Летье свободна? – как-то по-старчески скрипнул серый магистр.

– От моих притязаний – да, свободна. Более того, ее брат останется живым и здоровым отныне и впредь.

– Как милосердно.

– Еще как милосердно, Тобиус! Я хоть и демон, но не злодей во всей этой истории.

– А кто же тогда?

– Ну, – Агларемнон пожал плечами, – можно сказать, что сама Сабина, хотя мне трудно винить ее. Бедная девочка недолюбливала брата, ставшего в одночасье главным сокровищем мамы и папы. Ей было велено присматривать за ним…

– Но она недоглядела. Корова искалечила мальчишку, а его сестру так беспощадно мучила совесть, что она, чистая душа, решила связаться с Пеклом. Мне лишь интересно – за чем из этого всего стоял ты?

– Только за тем, чтобы обеспечить ей связь со мной. Через посредника, разумеется. На этом все. Не думаешь же ты, Тобиус, что князь Пекла будет науськивать на ребенка корову? Это как-то даже не смешно.

– Я думаю, что демоны, – он сделал ударение на этом слове, будто забыв о том, что мыши не стоит дерзить коту, – всегда лгут.

Красивые губы Агларемнона скривились в брезгливом недовольстве.

– Кто бы говорил о честности! Ха! Талбот Гневливый в твоей голове сможет довести эту блестящую партию до конца или же он все-таки выдохся?

– Он знает, Тобиус.

– Конечно, я знаю! Знание было моим ремеслом на протяжении вечности! Ибо есть три лика ангельских, и первый из них Воплощениями зовется, и три ранга в нем, где и Длани, и Гласы, и Зерцала! И Гласы из них – те, что Волю Его распространяют, дабы была Власть Его на Земле и на Небе, и делами пророков ведают они и святыми предзнаменованиями!

– Я читал книгу, где это написано почти слово в слово. И хотя я содрогаюсь, думая о том, что князь Пекла устроил западню именно для меня, я не могу не спросить: зачем весь этот фарс?

Агларемнон поднялся с земли, стряхнул с гиматия несколько травинок и заложил могучие руки за спину. В неверном свете утра стало видно, что кожа у него серая и отдает синевой, а еще Тобиус заметил, что кончики пальцев падшего ангела черны, словно обуглились в огне.

– Ты будешь доигрывать партию?

– Тобиус, это невозможно! Он играл не с нами, он играл нами! Если он действительно способен предсказывать, то игра с ним по определению не может быть честной!

– Нет.

– И правильно. Я играю в раджамауту со дня ее появления, и пока что никто меня не обыгрывал, но не потому что я ловкий жулик, Талбот Гневливый, а потому, что эта игра – моя страсть. Было приятно познакомиться, Тобиус Моль.

Падший Ангел неспешно побрел прочь, напевая под нос свои рифмы: «Мироздание накроет тьмы всевечной длань, кровью дщерей и сынов ты ей заплатишь дань…»

– А все-таки – зачем? – крикнул Тобиус в спину демону.

Огромная темная фигура исчезла, позволив грязи, сухим листьям, веткам и прочему лесному сору растечься и развалиться, но невидимые тяжелые руки легли на плечи мага, и голос Агларемнона зазвучал у самого его уха.

– Грядут времена больших перемен. Темные времена.

Волшебник понял, что наконец остался один. Лишь доска с разбросанными вокруг фигурами свидетельствовала о том, что демон все-таки был здесь этой ночью.

Из тела ушла вся сила, Тобиусу захотелось упасть на землю и закрыть глаза, как бывало раньше лишь после очень тяжелых битв. Все же он этого не сделал, а собрал янтарные фигурки в кожаный мешочек и спрятал в сумку. Туда же отправилась доска, у которой, как оказалось, были крохотные латунные петельки, позволявшие сложить ее вдвое.

Едва волоча ноги, опираясь на посох, маг побрел назад. Хотелось пить, но воли не хватало даже на то, чтобы вытянуть из воздуха немного влаги, слабость завоевывала волшебника быстро и решительно.

Демоны были естественными врагами рода людского, и ничто, связанное с ними, не могло пойти людям на пользу. Само их присутствие вытягивало из смертных силы, а часто еще и внушало неконтролируемый страх.

Привал он смог сделать, лишь выбравшись к ручью, где опустился на камень, чтобы отдышаться. Прежде чем волшебник смог утолить жажду, внимание его привлек посторонний шум – кто-то неопытный, пугающий утренних птах треском валежника, двигался по лесу. Он был уже недалеко и скрываться даже не пытался, поскольку ярко-красный цвет одежды пресек бы любые попытки.

– Вот ведь ахоги бородатые, почти не опоздали.

Волшебник, судя по алому цвету мантии – демонолог, тоже заметил Тобиуса. Он был высок, крепко сложен и на вид совсем молод, тридцать пять – сорок лет; очень короткие черные волосы и длинная козлиная бородка. Серый магистр всмотрелся в лицо, узнал, пронеслась мысль: «Возмужал».

– Чар Тобиус? – Он остановился на почтительном расстоянии и снял с пояса короткий золотой жезл, усыпанный рубинами.

– Я человек.

– Об этом будут судить старшие, ваше могущество. – Жезл в руке демонолога распространил вокруг себя красноватое свечение, в котором заплясали Горящие Глифы.

Старшие не заставили себя долго ждать – двое демонологов появились в телепортационных вспышках, Тловиско Искус и Салорус Кипящая Кровь, оба с посохами и жезлами.

– Скажите, чар Тобиус, вы не сношались с демонами в последние несколько часов? – поинтересовался Тловиско после внимательного изучения ауры Тобиуса. – Эманации Пекла пропитывают вас до самых костей и это не есть хорошо.

– Нет, я ни с кем не сношался вот уже… много лет. А так «провонял» оттого, что семь часов кряду тянул время, играя в раджамауту с князем Пекла. Если бы вы поторопились, мне не пришлось бы этого делать.

– Обстоятельства были сильнее нас, – заявил Салорус.

– Не сомневаюсь. Чар Кагерант?

– В деревне, присматривает за жертвой демонических домогательств. – Искус скривился в усмешке, которая наверняка казалась ему весьма изящной. – А нас направил на поиски вашей дражайшей персоны.

Демонолог Тловиско Искус был признанным знатоком воплощений греха, особенно умело он управлялся с демонами похоти. Честь и хвала мастеру укрощения, но при этом Тловиско имел обыкновение вести себя раздражающе манерно и нескромно. Невысокий человек, толстый, лысый, с испещренным родинками лицом и густой рыжевато-коричневой бородой.

– Наставник, вы снова ведете себя несолидно, – нахмурился молодой демонолог.

– Ой, прости, прости! – спохватился Тловиско.

А вот это было совсем удивительно.

– Чар Тловиско твой личный наставник? Поздравляю, Орландо. Думаю, магистерский посох не за горами.

– Удивлен, что вы помните мое имя, ваше могущество.

– Я помню всех, с кем дрался плечом к плечу.

Салорус Кипящая Кровь громко прочистил горло, и встрепенувшийся Орландо передал Тобиусу маленький пузырек. Тот принял дар, наперед зная, что его угостили зельем чистого бриза, выводящим все лишнее из астрального тела и тонизирующим тело материальное.

В компании трех алых мантий серый плащ вернулся в Шем-ду-Махгритэ и прошел по улицам, залитым лучами солнца. То было приятное ощущение, начало яркого летнего дня задолго до полуденного жара. Звон колокола слышался издали, как и распеваемые внутри храма хоралы на церковногроганском.

Спутники проводили его до двора семьи Летье, где за обильным столом в беседке сидел Кагерант Копыто. Великий демонолог был высок, но сутул, худ и сед. Как и большинство магов его цеха, он не носил усов, но имел длинную козлиную бороду. Говорили, за свою жизнь Кагерант насолил столь многим демонам Пекла, что там бесконечно зрел заговор, участники которого жаждали сами призвать демонолога в свое царство для сведения счетов. Возможно, разум менее крепкий сдался бы под напором паранойи, но Кагерант Копыто отделался лишь слуховыми галлюцинациями – ему часто слышался крадущийся цокот копыт за спиной.

– Садись, отступник, ешь, пей, отдыхай.

– Не хочу.

– Тогда рассказывай.

Тобиус, не споря и почти не лукавя, рассказал архимагу о своих ночных похождениях.

– О-хо-хо! Вы слышали, ученики?

– Вернулся из пасти дракона и может рассказать об этом! Воистину удивительный маг! – хихикнул Тловиско Искус и тут же получил замечание от собственного протеже.

– Как обстановка в Академии? – спросил магистр после затянувшейся паузы.

– Академию Ривена поразила болезнь, и имя ей Шивариус Многогранник. Порушено то непрочное доверие, которое способны испытывать друг к другу маги, работающие в коллективе. Всем и всюду мерещатся заговоры и предательства. Паранойя. Некоторые начинают криво посматривать даже на управителей, словно выглядывая предателей среди них. Больше всех подозрения вызывает Разм Лицемер, как нетрудно догадаться.

– Это ужасно, – тихо молвил Тобиус.

– Хм, знаешь, – демонолог выбил трубку о край столешницы и подлил себе вина, – чем больше веса набирает имя Шивариуса, чем больше тревоги оно внушает нашему брату, тем чаще упоминается и твое имя, отступник. Тобиус Моль.

– Почему?

– Почему что! – загоготал Кагерант Копыто. – Два серых мага, которые якобы противостояли друг другу. Только один – архимаг, а второй – сопля. Сопля выжила и скрывалась от собратьев пять лет. Подозрительно? Еще как, ахог побери!

– Домыслы и враки.

– На моей памяти людей убивали и за меньшее.

Наверное, это было странно, однако неприятная новость не испугала Тобиуса. Он лишь ощутил наконец, как же сильно проголодался. Полный стол был в его распоряжении, и на какое-то время управление телом перенял желудок.

– Так почему вы опоздали?

– Не разговаривай во время еды, ты человек или свинья?

– Свиньи во время еды не разговаривают.

– Вот и поучись у них, – невозмутимо посоветовал Кагерант. – Мы не опаздывали, а прибыли в назначенный срок, и было нас почти тридцать вооруженных до зубов демонологов. Но леса мы не нашли, его просто не стало до первых лучей солнца. Когда же лес вернулся, я послал на твои поиски тех, кто остался со мной. Остальные рассредоточились по землям провинции, искали, куда мог перенестись беглый лес. Пока мы с тобой говорим, они прочесывают его в поисках зацепки и, думаю, пытаются объяснить архаддирским магам, какого ахога делают в их стране.

Кагерант Копыто встал, накинул на плечи алую мантию, стряхнул с нее засохшие лепестки роз и вышел из беседки.

– Судя по всему, обратно в Ривен ты возвращаться не торопишься, отступник?

– У меня другие планы.

– Что ж, на твоем месте я бы тоже бежал и прятался. Перед уходом загляни в гости к местному клирику, я перекинулся с ним парой слов, очень интересный человек.

Из широкого рукава мантии появился кусок оранжево-белого оникса, который Кагерант поднес было к губам, но замер. Голова старика втянулась в плечи, он резко обернулся вокруг своей оси, подозрительно всматриваясь в залитый солнцем двор.

– Ты это слышал?

– Ваше могущество?

– Стук копыт… цок-цок-цок, цок-цок-цок… ты слышал?

– Нет.

– А… хорошо.

Камень, поднесенный к губам, вспыхнул, а когда его бросили наземь – раскололся и выпустил некую едва различимую сущность, распахнувшую мерцающий портал.

– За мной, ученики! А тебе, отступник, я могу пожелать лишь удачи!

Один за другим волшебники скрылись в бреши пространства. Последним шел Орландо, который что-то выронил. Прежде чем Тобиус успел окликнуть его, демонолог скрылся, портал исчез, а осколки оникса растаяли.

Магистр поднял клочок смятой бумаги, несший в себе послание:

«Кто-то в Академии склонен считать, что Вы и ренегат одинаково стрижете бороду[38], но есть и те, кто не сомневается в Вас. Мы знаем, что Вы достойный человек и маг. В Академии Ривена у Вас есть друзья».

Белые брови магистра сошлись на переносице. Будучи зажатой в бронзовых пальцах, бумажка мгновенно воспламенилась и сгорела дотла.

Опустевшую обитель семьи Летье Тобиус покидал в смешанных чувствах, накинув на голову капюшон. Ему пришлось немного подождать конца службы в одном из проулков близ церкви, чтобы затем войти в почти пустой молельный зал.

– Прекрасный день, чтобы славить Господа, не правда ли, отче? – спросил маг, неслышно приблизившись к Эмилю Сарге со спины.

Священник вздрогнул и быстро обернулся.

– Хотя один мой знакомый монах говорил, что абсолютно любой день хорош, чтобы славить Господа. Вы виделись с моими… друзьями, отче?

– Теми, что носят красное и отпускают смешные бороды? Виделся… Давайте выйдем в сад, а то здесь душно.

В крохотном садике при храме легче дышалось. Священник опустился на лавку в тени плодоносящей яблони.

– Когда вы пришли, – собравшись с силами, сказал отец Эмиль, – я узнал вас почти сразу. Пять лет назад Инвестигация распространила ваше описание во все приходы Вестеррайха. Возможно, вы изменились за эти годы, но главная-то примета осталась – не каждый день можно встретить человека с такими глазами.

– Вы отослали весточку, когда удалились для переодевания?

– Да. Я написал письмо и отослал голубя в столицу, где находится главная штаб-квартира Инвестигации Архаддира, и я…

Тобиус без разбега запрыгнул на забор, отделявший зеленую вотчину отца Эмиля от краснокирпичных улочек Шем-ду-Махгритэ.

– Простите меня! – крикнул клирик вдогонку.

– Вы не сделали ничего дурного, отче, – отозвался тот, – наоборот, исполнили свой долг. Мне решительно не за что вас прощать.

– Я знаю! Но мне плохо! – взмолился Эмиль Сарга. – Как будто… как если бы я предал хорошего человека!

– Глупости. Помолитесь за меня при случае.

– Но ривы сказали, что девочка выкарабкается лишь вашими стараниями! Скажите, это вы побороли демона?

– Нет. Он сам ушел.

Тобиус спрыгнул с забора и уже внизу, отряхивая с сапожных чехлов пыль, услышал:

– Постойте! Вы забыли костерок! Вы забыли святыню!

– Пусть его носит Сабина Летье. Я не найду этой вещи лучшего применения. Прощайте.

– Я буду молиться за вас всю жизнь!

Следовало поторапливаться. Хотя маг не знал, чем провинился перед Святым Официумом, выяснять это у него не было ни малейшего желания.

Сноски

1

Осклизень – чудовище, сухопутный моллюск, охотится стаями, быстро катя свою колесообразную раковину с помощью щупалец. Ядовит, плюется кислотой. – Здесь и далее примеч. авт.

(обратно)

2

Магическая школа Димориса.

(обратно)

3

Воспаленный ректальный сфинктер пожилого крота (гонг.).

(обратно)

4

Зловонная и скользкая кучка, наваленная подлым гоблином посреди пещеры (гонг.).

(обратно)

5

Крупное антропоморфное чудовище, обитающее в горах, очень жестокое и кровожадное. Обладает примитивным разумом, создает украшения из останков своих жертв.

(обратно)

6

Вид бескрылых драконов, обитающий в подземельях, чьи представители прогрызают себе путь через любые породы, откладывают яйца внутри вулканов, а вместо огня изрыгают струи магмы.

(обратно)

7

Примерно 91 м.

(обратно)

8

Около 4,5 м.

(обратно)

9

Около 1,2 м.

(обратно)

10

Вместилище (обычно какой-нибудь компактный предмет) искусственного интеллекта, созданного магией.

(обратно)

11

Самая высокая горная вершина известного мира.

(обратно)

12

Диморисийское слово, означающее придворных скоморохов и уличных актеров комедийного жанра.

(обратно)

13

Хиллфолкская ручная бомбарда, стреляет крупной картечью либо ядрышками величиной с небольшое яблоко, имеет широкий радиус поражения, но короткую дальность прицельной стрельбы.

(обратно)

14

Шакалот – громадный зверь семейства псовых, имеет длинные ноги и густую гриву. Шерсть шакалотов всегда угольно-черная, за исключением красной полосы, тянущейся вдоль хребта от кончика носа до кончика хвоста.

(обратно)

15

Путевая мера. Гроганская лига (устаревшая) – 1208 шагов; вестеррайхская лига – 974 шага.

(обратно)

16

Имеются в виду знамена с геральдическим знаком династии Карапсуа – шакалотом.

(обратно)

17

Редкая разновидность опала, имеющая молочно-белый цвет с перламутровым блеском.

(обратно)

18

В заднице (далийск.).

(обратно)

19

Из задницы (далийск.).

(обратно)

20

Примерно 160 см.

(обратно)

21

Справедливый Судья (гонг.).

(обратно)

22

Катормарский мор, пандемия смертельного заболевания, на развитой стадии которого тело больного покрывается обширными черными и желтушными пятнами.

(обратно)

23

Древний ритуал, полностью лишающий волшебника доступа к его Дару. В силу сложности и утраты некоторых элементов восемь из десяти подвергаемых Полному Усмирению, как правило, лишаются признаков самодостаточной личности, превращаясь в существ без желаний и потребностей.

(обратно)

24

Редкое явление, возникающее между волшебниками-близнецами. Творя заклинания в резонансе, они способны многократно усиливать их эффективность (в случае боевой магии – разрушительную силу).

(обратно)

25

Она же «яга», старинный термин с расплывчатым понятием. Изначально – титул верховной ведьмы, королевы шабаша; затем в культуре Шехвера и Димориса – просто наименование любой ведьмы; затем благодаря фольклору особое чудовище-людоед из сказок, похищающее и поедающее непослушных детей. Тобиус подразумевает именно изначальное значение термина.

(обратно)

26

Одна из разновидностей камбиона (человека с душой демона или демона с душой человека), зачатого потусторонними силами (как правило, языческими духами или божками) и выношенного смертной женщиной. Ведьмаки рождаются с сильным даром к интуитивной магии, обладают властью над силами дикой природы, нежитью и нечистью.

(обратно)

27

Расшива – речное парусное судно, в большинстве плоскодонное.

(обратно)

28

Второе имя Копилки Добрых Киркарей.

(обратно)

29

Потомственная марахогская аристократия. Совет влиятельнейших саронов выбирает следующего короля после смерти предыдущего.

(обратно)

30

Магический жетон, выдаваемый волшебнику, окончившему обучение в университете Мистакор, удостоверяет личность, а также подтверждает право практиковать магию на территории Вестеррайха.

(обратно)

31

Небольшое парусное судно, пригодное для военного, транспортного или торгового использования, имеет две мачты, длинный бушприт, широкий нос и круглую корму. Использовалось для прибрежного патрулирования, могло ходить как по морю, так и по рекам.

(обратно)

32

Свежеватель, мясник (сарв.).

(обратно)

33

Девять с лишним метров.

(обратно)

34

Он же савах, он же крокодил.

(обратно)

35

Монахи Ордена святого апостола Савла – известные мастера в охоте на инфернальных тварей, в первую очередь на демонов Пекла, лучшие экзорцисты и демоноборцы Церкви.

(обратно)

36

«Горе луковое»; стремительно ухудшающаяся ситуация.

(обратно)

37

Здесь и дальше стихи автора.

(обратно)

38

Одного поля ягоды.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть первая

Часть вторая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg