«Боевой маг»

Боевой маг (fb2) - Боевой маг [litres] (пер. Юрий Балясов) (Эпоха тьмы - 1) 1719K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Стивен Эриан

Стивен Эриан Боевой маг

Stephen Aryan

BATTLEMAGE

© Stephen Aryan, 2015

© Школа перевода В. Баканова, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

* * *

Посвящается – по-прежнему – Лиз

Глава 1

С блекло-серого неба опять повалил снег. Зима уже должна была подойти к концу, но под ногами еще хрустел лед, а подмерзшая грязь затвердела, словно камень. Всюду лежал иней, по земле стелился густой туман. В такую погоду только голод или отчаяние могли выгнать человека из дома.

После двух ночей под открытым небом Варгус продрог до костей. Он уже не чуял ни рук, ни ног, лишь надеялся, снимая сапоги, что пальцы в них не останутся. Так бывает, он видел. Люди даже не замечали, что почерневшие пальцы отвалились и катаются в обуви, словно бисер.

Варгус вел коня в поводу. В такой туман поездка верхом могла плохо кончиться для обоих.

В сероватом мареве мелькнула оранжевая искра. Как будто костер?.. Варгус взбодрился и на радостях затопал громче, чем следовало. Хотя туман и приглушал шаги, дозорный их услышал. Судя по всему, он уже много часов сидел на месте, не двигаясь: серое покрывало над его головой почти целиком побелело.

Конь путника всхрапнул, учуяв запахи лошадей, людей и вареного мяса. Варгус старался не смотреть на дозорного и длинный лук у него в руках. Не вставая с земли, тот быстрым движением натянул тетиву, но беспокоиться было рано – пока сидишь, из лука не выстрелишь.

– Далековато забрался. – Справа от Варгуса из-за двух голых, как скелеты, деревьев вышел второй дозорный, крепкий мужчина в грязной меховой накидке и плохо пригнанных кожаных доспехах. В руке он сжимал меч, старый и рубцеватый, но острый на вид. – Ты кто таков? Человек короля?

– Еще чего! – фыркнул Варгус.

– Что тебе надо?

Он пожал плечами.

– Место у костра, только и всего.

Похоже, их голоса, несмотря на туман, долетели до лагеря: с той стороны приближались еще двое. От остальных они ничем не отличались – такие же отчаянные люди со злыми глазами и шрамами на лицах.

– Монеты есть? – спросил один из них, лысый бородач в неказистых кожаных доспехах.

Варгус покачал головой.

– С деньгами туго, зато есть это. – Медленно, без резких движений, он снял с седла два бурдюка. – Шаэльское рисовое вино.

Первый дозорный подошел ближе. Варгус все еще чувствовал, как в спину целит стрела. Человек обыскал седельные вьюки – деловито, почти по-военному; впрочем, то и дело бросая на незнакомца тревожный взгляд. Стало быть, дезертир: боится, что придут по его душу.

– Что там у нас, Лин? – крикнул лысый.

– Кой-какая еда. Серебра немного. А так негусто.

– Пусть пройдет.

Лин отступил в сторону.

– Точно, командир?

Остальные смотрели на Варгуса настороженно. И правильно делали, если он угадал, кто перед ним. Командир приблизился и внимательно оглядел пришлеца. Варгус знал, кого тот видит перед собой: вояку лет за пятьдесят, потрепанного в боях, с крупными рябыми руками, щетиной на лице и черным ежиком волос, густо разбавленных сединой.

– Хлопот от тебя не будет? – кивнул лысый на меч-бастард, торчащий за правым плечом Варгуса.

– Я не ищу неприятностей. Мне бы только у костра посидеть. Вином поделюсь.

– Хорошо. Меня зовут Корр. Это мои люди.

– А я – Варгус.

Остальные наконец-то убрали руки с оружия. Корр поманил Варгуса за собой.

– Что, холодно?

– Помню одну такую зиму, лет двадцать назад, на севере. Хотя место позабыл.

– Много путешествовал?

– Даже слишком, – фыркнул Варгус. – Где я только не был.

– А где твой дом? – поинтересовался Корр. Его небрежный тон не обманул Варгуса – это был настоящий допрос.

– Сейчас – здесь.

Они миновали ряд деревьев, где топтались на привязи семь коней. Варгус оставил там своего и вошел в лагерь, укрытый с трех сторон лесом и выходящий к широкой пещере. Посреди лагеря с ревом и треском полыхал огромный костер, возле которого двое товарищей Корра готовили пищу. Один бросал в котел с кипящей водой куски зайчатины, другой подкатывал поближе к огню почерневший картофель. У каждого было оружие, на вид – не новое.

Когда Варгус подошел к костру, с другого края поднялся верзила, завернутый в медвежью шкуру. Он был шести с половиной футов ростом и в два раза шире обычного мужчины. На безобразном лице под выпуклым лбом виднелись маленькие черно-бурые глазки, из выпирающей нижней челюсти торчали неровные зубы.

– Спокойно, Рэк, – сказал Корр, и верзила, к облегчению Варгуса, передумал браться за меч. – Он принес нам выпивку.

Губы Рэка разошлись в стороны, обнажив ряд кривых желтых зубов. Варгус не сразу понял, что это улыбка. Его рука потянулась к кинжалу на поясе, и отвел он ее не раньше, чем верзила сел на место.

Варгус устроился возле Корра, поближе к огню. Некоторое время оба молчали. Варгуса это устраивало. Закрыв глаза, он вбирал в себя жар костра и шевелил пальцами в сапогах. Оттаявшая кожа начала покалывать.

– Путешествовать одному опасно, – с притворным дружелюбием заметил Корр.

– Верно. Но я могу за себя постоять.

– Куда держишь путь?

Варгус ответил не сразу.

– Куда-нибудь, где буду сыт и при деньгах. Времена нынче тяжелые, а у меня, кроме той поклажи, ни гроша за душой.

Поклажа вспомнилась кстати – он открыл первый бурдюк и хлебнул. Рисовое вино приятно обожгло горло. Миг спустя теплота разлилась по всему телу.

Корр взял у него бурдюк, однако пить не стал, а передал дальше по кругу.

– Рэк! Тебе в дозор пора, – напомнил Лин.

Верзила будто и не услышал. Он следил за тем, как винный мех переходит из рук в руки, дождался своей очереди, сделал долгий глоток, потом еще один и лишь после этого скрылся за деревьями. Вернулся лучник, и его место на страже занял кто-то другой. Два дозорных на семь человек, да еще в такую погоду, – значит, дело нечисто. Отряд не просто осторожничал. Они чего-то боялись.

– Служил в королевской армии? – спросил Лин.

Варгус посмотрел на него и отвел глаза.

– Может быть.

– Ты же поэтому всюду бывал? Мотался с места на место. Сражение за сражением, чтоб им провалиться. Палатка да костер – вот и весь твой дом. Новое небо, новый враг…

– Я гляжу, ты хорошо знаешь солдатскую жизнь. Служишь королю?

– Уже нет, – ответил Лин. В его голосе послышалась горечь.

Первый бурдюк быстро опустел. Варгус откупорил второй – и опять к вину приложились все, кроме Корра.

– Кишки пошаливают, – ответил он на вопросительный взгляд гостя. – С одной капли пронести может.

– И хорошо, нам же больше достанется, – щербато улыбнулся один из его товарищей.

Когда похлебка уварилась, в котел побросали куски печеной картошки. Первые две миски отнесли дозорным. Варгусу досталась последняя, самая маленькая, но он не жаловался. В миске плавала пара картофелин и даже нашелся кусочек мяса. Не считая одной-двух головок дикого лука и чеснока, варево было пресное, зато сытное и горячее. Еда, костер и вино помогли сохранить тепло. Пальцы ног тоже начало пощипывать. Значит, все-таки не отвалятся.

Когда все миски были дочиста вытерты корками хлеба и второй бурдюк опустел, в лагере воцарилась уютная тишина. Жалко было ее нарушать.

– Так что вы здесь делаете? – спросил Варгус.

– Странствуем. Ищем работу, как и ты, – ответил Корр.

– Из соседних деревень что-нибудь слышно?

Один из компании шевельнулся, будто хотел сесть поудобнее, но Варгус заметил, что его рука потянулась к топору. Их страх был осязаем. Корр мотнул головой.

– Мы сами по себе. Ни в какие деревни не заходили.

Даже слепой и глухой понял бы, что это ложь.

– Я слышал, в округе завелся отряд разбойников. Сперва воровали по мелочи и устраивали драки, а потом увидели золото и страх потеряли. – Варгус печально покачал головой. – Один на прошлой неделе совсем распоясался – убил трактирщика и еще трех человек.

– Я не знал, – сказал Корр. Он покрылся испариной, и вовсе не из-за жаркого костра. Человек напротив него пихнул локтем задремавшего соседа. Тот со всхрапом очнулся. Остальные держали мокрые от пота руки на оружии и ждали сигнала.

– Жена трактирщика не отдала ему деньги, и он до полусмерти ее избил.

– Тебе-то что до них? – спросил кто-то.

Варгус пожал плечами.

– Ничего. Просто у нее двое детей. Они видели, кто это сделал. И рассказали старейшине.

– До города далеко, – отрезал Лин. – Людей короля по таким пустякам сюда не отправят. Они в этих краях бывают только дважды в год, когда собирают подати.

– Почему же вы так глядите, будто сейчас обделаетесь?

Тишина перестала быть уютной. Ее нарушал только один звук – это Варгус скреб заросшую щеку.

– Король пошлет за нами людей? – спросил Корр, отбросив притворство.

– Вам бы не о короле беспокоиться. Я слышал, старейшины устроили сход – решали, что с вами делать. И наняли Гэта.

– Твою мать!

– Нет никакого Гэта! Это все выдумки!

– Пресветлый Владыка, укрой меня, – забормотал кто-то молитву. – Пресветлая Владычица, защити меня…

– Бабушкины сказки, – процедил Лин сквозь зубы. – Папаша рассказывал мне про Гэта, когда я мальцом был, лет тридцать назад.

– Что ж, тогда вам бояться нечего, – усмехнулся Варгус.

Однако видно было, что они боятся – и сейчас даже больше, чем до его прихода. Их вера в Гэта была осязаема. С минуту Варгус молчал, остальные сидели задумавшись. Страх смерти сковал их железными кандалами.

Тишина укутала лагерь, как свежий снег. Варгус еще помедлил, наслаждаясь последними спокойными мгновениями.

Один из людей потянулся к меху, но вспомнил, что вина не осталось.

– Что будем делать, Корр?

– Заткнись, я думаю.

Однако придумать он ничего не успел – Варгус воткнул ему под ребро кинжал. Остальные даже не сразу поняли, что случилось. Только когда из груди вожака брызнула кровь, люди начали действовать.

Варгус поднялся и вытянул из-за плеча длинный меч. Остальные пытались встать, но это не удалось никому. Один разбойник упал на спину, другой запутался в собственных ногах и рухнул лицом вперед. Лин кое-как выпрямился, но тут же зашатался, как пьяный.

Варгус пинком оттолкнул его, взял меч в обе руки и вонзил клинок в затылок первому из упавших. Тот не успел даже крикнуть. Лучник потянулся за мечом, но руки его не слушались. Он поднял глаза, и по его штанам растеклось темное пятно. Варгус рассек ему горло, повернулся к Лину и на два фута вогнал тому меч в живот. Лин упал, вереща, как забитая свинья. Теперь дозорные их точно услышали.

Второй из тех, кто готовил похлебку, замахнулся, однако топор метнуть не успел – Варгус отсек разбойнику правую руку. Тот завыл от боли и упал на спину. Брызнула теплая кровь, Варгус с ухмылкой утер лицо, полюбовался на корчи раненого, а затем мечом пригвоздил его голову к земле. Снег вокруг трупа покраснел, изошел паром и начал таять.

Спотыкаясь и держа непослушной рукой кинжал, в лагерь ввалился дозорный с сальными волосами. Он несколько раз шагнул в одну сторону, затем в другую; дрем-трава, которую Варгус добавил в вино, не подвела. Дозорный прошел мимо, запнулся о свои ноги и упал лицом в костер. Заорать он сумел, но ни встать, ни откатиться сил не хватило. Крик перешел в бульканье и скоро затих. Костер затрещал от жира, черный дым повалил столбом. Запах напомнил Варгусу жареную свинину.

Как он и думал, зелье проняло Рэка хуже, чем остальных. Дрем-трава все же действовала на его огромную тушу, но медленно. Хорошо еще, что Рэк, прежде чем выйти в дозор, приложился к бурдюку от души. Хотя верзила вошел в лагерь прямым шагом, взгляд его был рассеян. В руке он сжимал щербатый меч без малого в человеческий рост.

Не дожидаясь, пока враг нападет, Варгус ринулся в бой. Он с криком поднял над головой клинок, но в последний миг припал на колени и пустил его по нисходящей дуге. Севелдромская сталь рассекла здоровяку левую ляжку, однако довершить удар Варгус не успел: Рэк отступил, издал яростный вопль и тяжелым сапогом пнул противника по ноге. Тот, выронив оружие, упал в снег и на четвереньках пополз к мечу. Над ухом просвистела сталь, и он, нащупав в последний миг рукоять, едва успел откатиться в сторону. Удар пришелся туда, где секунду назад была его голова. Варгус встал, держа меч обеими руками, и с трудом отразил еще один смертельный удар. Ответить не успел – Рэк заехал ему кулаком по лицу. Отхаркивая кровь, Варгус бешено вращал клинком, чтобы удержать противника на расстоянии. Рэк наседал. В глубине души он знал, что обречен – все его товарищи были мертвы, а тело с каждой минутой слушалось все хуже. Варгус нырнул и отвел еще один выпад. Теперь ему было где развернуться. Рэк неуклюже ударил, и он, быстро взмахнув рукой, оставил на груди верзилы глубокий порез. И все же враг не сдавался. Только после дюжины ран Рэк наконец заметил, что кровь на снегу – его собственная.

Рыча от боли, он споткнулся и припал на колено. Тяжелое дыхание громко отдавалось в застывшем воздухе. Казалось, на несколько миль вокруг только оно и нарушало тишину.

– Прав был Корр… – голос Рэка оказался на удивление мягким. – Он говорил, ты придешь за нами.

Варгус кивнул и, решив больше не испытывать судьбу, ринулся вперед. Рэк хотел отразить удар, но его недюжинные силы иссякли. Бой был окончен. Рэк не просил пощады и не получил ее. Взяв меч обеими руками, Варгус глубоко вонзил его в глотку врагу, затем вытащил и отступил перед алым фонтаном. Здоровяк повалился замертво.

Лин лежал у костра, тяжело дышал и харкал кровью. С такой раной он еще несколько дней промучается, пока не сдохнет. На то и был расчет.

Не обращая внимания на его мольбы, Варгус вынес из пещеры кошель с золотом и награбленные товары. Небогато; впрочем, в деревне и это – деньги. Он связал поводья коней и даже собрал оружие, завернув его в старое одеяло. Трупы оставил падальщикам.

Похлебки было жалко, но Варгус все равно сунул в рот два пальца и блевал, пока желудок не опустел. Безоар обтер чистым снегом и спрятал в седельный вьюк; камень вобрал в себя яд из вина и слегка потемнел.

Губа наконец перестала кровить, но когда Варгус сплюнул, вместе с кровью на снег упал кусок зуба. Варгус пошарил во рту языком. Верхний клык сломался пополам.

– Чтоб тебя…

Он забросал костер снегом. Труп с обугленной головой остался лежать среди мокрых поленьев и пепла. Готовый стол для любителей мертвечины.

– Убей меня! – взмолился Лин. – Почему я еще жив? – Тяжело дыша, он харкнул на снег кровью.

– Потому что ты не просто убийца, Торлин Ке Тарро. Ты служил королю, а потом устал от войны и вернулся домой. В этом нет ничего плохого, многие дезертируют и выбирают другой путь. Однако ты встал на сторону тех, за кем когда-то охотился. – Варгус сел на корточки рядом с умирающим, пригвоздив его взглядом.

– Как ты узнал? – От удивления Лин позабыл про боль. – Я даже Корру не сказал, что меня зовут Тарро.

Варгус оставил вопрос без ответа.

– Ты знаешь окрестные земли, деревни, города. И закон. Умеешь пакостить, не привлекая внимания людей короля. Ты убивал и обкрадывал собственный народ.

– Это не мой народ.

Варгус хлопнул в ладоши и встал.

– Поздно спорить. Моли своих предков, чтобы они сжалились над тобой на Долгой дороге в Нор.

– Предков? Что еще за дорога?

Варгус презрительно сплюнул в снег.

– Тогда молись своему фонарщику и его шлюхе, или кому ты там молишься. Следующий, с кем тебе доведется поговорить, будет ждать тебя по другую сторону Завесы.

Не обращая внимания на крики, Варгус повел коней прочь от лагеря. Скоро стужа опять сковала пальцы. Схватка его взбодрила – вот только надолго ли… Память о Гэте умирала, а значит, нужно готовиться к переменам. Он слишком долго оттягивал неизбежное.

* * *

За прилавком трактира «Утка и корона» стояла Карла, старейшина деревушки. Эта крепкая женщина видела по меньшей мере полсотни зим и не терпела глупостей ни от кого, будь ты хоть король, хоть пастух. Ее лицо могла полюбить разве что родная мать – тем удивительнее было, что Карла родила четверых здоровых детей, которые к этому времени уже и своих завели. Она не только подняла на ноги большую семью, но и верховодила целой деревней, под ее началом процветавшей последние двадцать лет.

Варгус опустился на стул, и Карла без лишних слов поставила перед ним кружку эля. Трактир пустовал, и не мудрено. В такие времена люди проводят больше времени с семьей.

– Дело сделано?

Варгус в несколько глотков осушил кружку, затем кивнул. Он бросил на прилавок кошель с золотыми монетами и не обиделся, когда Карла взялась их пересчитывать. Разбойники могли потратить часть добычи, а сколько было украдено, он не знал. Закончив счет, Карла спрятала кошель, подлила гостю эля и, подумав, плеснула себе. Вдвоем они в уютной тишине потягивали пиво, пока кружки не опустели.

– Как остальные? – спросил Варгус.

– Еще не пришли в себя. Убийства из гнева или от жадности мы и раньше видели, но такое… Мальчишка переживет, он еще мал, а вот девочка… С ней это на всю жизнь останется.

– А их мать?

Карла фыркнула.

– Жива. Не знаю, к добру или к худу. Вот поднимется на ноги и начнет тут хозяйничать с братцем. Ничего с ней не сделается.

– Я забрал оружие и привел коней. Присмотришь, чтобы ей деньги достались?

– Присмотрю. И заставлю Тибса заплатить за скотину честную цену.

Повисла необычная тишина, от которой у Варгуса вздыбились волосы на затылке.

– Слышал новости? – как-то странно спросила Карла.

– Кое-что слышал, – осторожно ответил он. Где-то там, в темноте, ждала западня. Прямо у него на пути.

– Что, например?

– Крестьянин по дороге сюда сказал, что король созывает всех, кто может держать оружие. Сказал, что в Севелдроме идет война, но за что воюют – этого он не знал.

– Тэйкон, сын короля Раэзы, повязал запад.

Варгус поднял бровь.

– Как ему это удалось?

– Религия помогла. Сам знаешь, до чего набожны зекорранцы и моррины. Пошли слухи, будто наш король помочился на идола Пресветлого Владыки и подтер зад ликом Всеблагой Матери.

– Вранье…

Карла фыркнула.

– Конечно, вранье. Еще врут, будто он перебил священников и сжег храмы. Кому-то неймется начать войну, вот что я думаю. Хороший повод избавиться от нас, язычников. – Она ткнула пальцем в статуэтку Создателя на полке за спиной.

В Севелдроме почти все молились Создателю, но тех, кто верил в других богов, не убивали и не сторонились. Религия и закон были здесь разделены. Моррины и зекорранцы жили иначе.

– Ну, а остальные? На западе ведь не все помешаны на религии, да и воргами особо не покомандуешь.

Карла пожала плечами.

– Говорят, что в Шаэль пришла беда. Тэйкон устроил там резню. Трупы громоздились выше деревьев, города ровняли с землей – а все потому, что их жители не хотели воевать. Видно, после такого урока другие оказались сговорчивей.

– Что случилось с королем Раэзой? Он умер?

– Похоже на то. Ходят слухи, что Тэйкон убил отца, захватил зекорранский престол и завел себе колдуна, которого все зовут Чернокнижником. Чего только о нем не слышно, – сказала Карла, протирая тряпкой и без того чистую стойку. – Говорят, он умеет призывать существ с той стороны Завесы.

– Вот уж не думал, что ты веришь слухам, – усмехнулся Варгус.

Карла обожгла его взглядом, от которого иной мужчина напустил бы в штаны. Затем покачала головой, и на секунду ее лицо озарила улыбка.

– Не верю, зато умею слушать и отличаю золото от дерьма. Что бы ни говорили о Чернокнижнике и об альянсе на западе, одно я знаю точно: жди неприятностей. И немало.

– Значит, война…

Карла кивнула.

– Может, они и впрямь считают нашего короля еретиком, а может, им, как воргам, просто нравится убивать. Все уверены, что к весне армия Тэйкона будет здесь. Торговые дороги на запад уже несколько дней как подсохли. Купцов, которые пытаются проскользнуть за кордоны, ловят и вешают. Жадные дураки. Деревья вдоль обоих ущелий чуть не ломаются под их тяжестью. Вороны и сороки разжирели на трупах, как фазаны перед днем летнего солнцестояния.

– Что собираешься делать?

Карла надула щеки.

– Как всегда, смотреть за деревней. Сражаться, если дойдет война. Хотя долго мы не выстоим. Ну, а ты? Ты-то, наверное, пойдешь воевать?

И опять этот странный тон… Варгус кивнул, не доверяя голосу. Одно неверное слово, и он провалится в темноту.

– Здесь тебя любят. И не только за то, что ты умеешь приструнить разбойников, – сказала Карла, надраивая одно и то же место на стойке. – Сам знаешь, я потеряла Джинтора пять зим назад. Чахотка его забрала. В доме тихо, особенно теперь, когда дети выросли. Я скоро в четвертый раз стану бабушкой, но впереди еще много дел. Надо присматривать за деревней, помогать другим старейшинам. Работы хватит на двоих.

Никогда за долгие годы знакомства Варгус не слышал, чтобы Карла столько говорила о своих заботах. Лицо у нее и впрямь было уставшее.

Он сжал ее неуемную руку, загрубелую от каждодневного труда, но все такую же теплую и полную жизни. Впервые с тех пор, как Варгус прибыл в деревню, Карла встретила его взгляд. В ее пронзительных голубых глазах читался вопрос.

– Я не могу, – мягко сказал Варгус. – Это не для меня.

Карла выдернула руку, и он первый отвернулся, щадя то ли ее, то ли себя самого.

– Что там с легендой о Гэте?

Варгус отмахнулся.

– Отмирает, и я вместе с ней. В Гэта мало кто верит, а боятся и того меньше. Я сам виноват. Слишком долго не давал себе воли. В лучшем случае продержусь еще год-другой. Мне одна дорога – на войну.

В деревне только Карла знала, кто такой Варгус и на что он способен. Она не утверждала, что все понимает, зато умела слушать и верить. Было бы нехорошо скрывать от нее правду. Варгус ждал дальнейших расспросов, но их почему-то не последовало.

– Значит, пойдешь воевать?

– Пойду. Отправлюсь в Чарас, чтобы сражаться и убивать. За короля, за страну и за всех, кто не может себя защитить. Поклянусь железом в своей крови и буду биться до конца, каким бы он ни был.

Карла, помолчав с минуту, качнула головой. На лице ее как будто блеснула слеза – или ему померещилось?..

– Если бы кто другой такое сказал, я бы ответила, что он круглый дурак. Но для тебя это не просто слова?

– Нет. Такова моя клятва. Ее не нарушишь. Если я здесь останусь, то умру через несколько лет. На войне у меня хотя бы будет надежда.

Карла достала из-под прилавка пыльную бутыль из красного стекла, наполовину пустую, и щедро плеснула в два стакана густую синюю жидкость.

– Тогда удачи тебе, – сказала она, поднимая стакан.

– За удачу я выпью. Надеюсь, мне будут рады, если я когда-нибудь вернусь.

– Не сомневайся.

Они свели стаканы и осушили их одним глотком. Напиток обжег горло и разлился по телу приятным огнем. Старые друзья поговорили еще немного, однако все самое важное уже было сказано. Варгус сделал свой выбор. Утром он оставит деревню, которая была ему домом последние сорок лет, и пойдет на войну.

Глава 2

Приятно оказаться дома и вдохнуть знакомый воздух, влажный и свежий! Балфрусс видел за городскими валами бескрайние поля – зеленые, желтые, бурые, со всех сторон обрамленные каменными стенами. Какие только краски здесь не играли! И надо же было столько лет провести за границей, чтобы это понять…

Далеко на востоке смена сезонов почти не влияла на погоду. Ветер становился чуть холоднее, солнце грело чуть сильнее, но земля не меняла цвет, как здесь, в Севелдроме. Вдали от родины Балфрусс перестал считать время в днях и неделях. Что толку, если ты не спешишь домой, в лоно семьи, в объятья любящей супруги?.. Пока мысли не приняли более мрачное направление, он сосредоточил взгляд на городе.

С вершины дворца, откуда Балфрусс озирал окрестности, Чарас был виден как на ладони. Столицу Севелдрома ограждали зубчатые стены высотой в сотню футов. В самом сердце города стояли древние, осененные вековой историей здания, над которыми возвышался Собор Великого Создателя. Хотя громадный шпиль чуть накренился, а железная крыша местами позеленела от патины, собор по-прежнему смотрелся величественно. Витражи в окнах, изображавшие картины былых времен – королей, королев и воинов, – сверкали на солнце мириадами ярких оттенков.

Несмотря на размеры собора, на его фоне не терялись ни купол Храма Всеблагой Матери, ни сверкающий шпиль Церкви Святого Света. Оба они спорили за внимание в Новом городе, построенном пять веков назад. Тот лучами расходился от Старого, и населяло его втрое больше людей. Наружная стена, высотой не уступавшая внутренней, защищала жителей от разгула стихий и прочих угроз, хотя город уже много столетий не знал осады.

С высоты перед Балфруссом открывалось богатство красок: пестрели вывески лавочников, полосатые навесы рыночных торговцев, клумбы в Мемориальном парке королевы. Во многих домах Старого города окна верхних этажей были украшены цветными стеклами – пережиток тех дней, когда все его жители возносили хвалу Создателю. В Новом городе мода не прижилась, хотя более поздние храмы с переменным успехом пытались копировать эти витражи.

В сравнении с другими городами, где Балфруссу доводилось бывать, архитектура Чараса была незамысловата, однако в однообразии невысоких зданий Старого города ощущалась своя красота. Их прямые линии, голубые шиферные крыши и немногочисленные скромные украшения говорили о силе и надежности – качествах, которые обычно приписывали жителям Севелдрома. Балфрусса возмущало, когда другие презрительно называли его народ тупыми скотоводами.

Трудно было поверить, что он провел вдали от дома пять лет. Сейчас из зеркала на него посмотрел бы человек гораздо старше своих тридцати семи. Волосы уже тронула седина, а под глазами не сходили лиловые тени, будто он с ними родился. Не обошла Балфрусса и другая напасть: ветер в последнее время стал сильнее холодить затылок. Что ж, благодаря бороде хотя бы шея оставалась в тепле.

– Рад вернуться домой, Лэн? – спросил Вэннок Лор, поднимаясь по лестнице.

Вэннок остался таким же, как прежде: здоровяк в литых кожаных доспехах и с мечом на боку.

Они росли вместе и не держали друг от друга секретов. Никто, кроме Вэннока, не звал Балфрусса именем, которое он получил при рождении и носил до одиннадцатых именин. Этот обычай родился в то время, когда из десяти детей шестеро умирали от красной сыпи, не дожив до десяти лет. За последние четыре века такое не случалось ни разу, но традиция сохранилась.

Несмотря на годы разлуки, когда Балфрусс учился в Красной башне, приятели по-прежнему читали друг друга, как раскрытую книгу.

– Никогда не думал, что скажу это, Вэнн, но да, я рад. – Балфрусс втянул носом воздух. – Чувствуешь, какой аромат? Пахнет зеленью.

Вэннок принюхался.

– На востоке пахло иначе?

– В пустыне воздух сухой, пряный и горячий. И деревья там растут совсем не такие, – сказал он, махнув рукой вниз. – Я скучал по этим краскам и, прости Создатель, по холоду. А еще по дождю и по ветру.

– И не было искушения задержаться? – рассмеялся Вэннок.

– Нет. Восток не стал мне домом.

– Значит, теперь ты тут приживешься?

Балфрусс с улыбкой посмотрел на друга.

– Спроси, когда дело будет сделано.

– Кстати, нам пора. Скоро приедет король – поприветствовать тебя и остальных.

Балфрусс последовал за другом по истертым ступеням и широким коридорам, которые вели в тронный зал.

– Остальные давно здесь?

– Трое – местные, из Севелдрома, – бросил Вэннок через плечо, – но кое-кто прибыл только вчера. Некоторые пришли на помощь издалека.

– Сколько всего человек?

– Восемь, включая тебя.

От потрясения Балфрусс споткнулся, и друг поймал его за локоть.

– Восемь? Восемь боевых магов?!

– Подожди, еще не то увидишь, – в свою очередь улыбнулся Вэннок.

Это теперь боевые маги стали редки, а когда-то встречались часто. Ловчие прочесывали города и деревни в поисках детей, которые родились со способностями, но это было еще до того, как Серый Совет покинул Красную башню. С тех пор минуло пятнадцать лет. В Башню еще принимали тех, кто сам туда приходил, однако таких было мало, а горстка пожилых наставников-добровольцев год за годом редела. Когда стало ясно, что Серый Совет не вернется, преподаватели разбрелись кто куда. С тех пор новичков в Башне обучали только самому необходимому – лишь бы не убили себя и окружающих, – а после сразу отправляли домой.

Когда Балфрусс и Вэннок вошли в тронный зал, остальные маги уже дожидались короля. Балфрусс тут же узнал двоих, и в груди опять защемило от боли. Те, увидев его, тепло улыбнулись и подошли ближе. Оба носили просторные желтые мантии, но на этом сходство между ними заканчивалось. У Дариуса была темная кожа, поджарая фигура, черные волосы и глаза. Его жена Элоиза, бледная и белокурая, казалась его полной противоположностью. Супругов объединяло одно: знак Эйилаха, красная линия, пересекающая лицо сверху донизу через правый глаз. В королевствах Пустыни татуировка отмечала тех, кто владеет магией.

– Что вы тут делаете? Мы всего несколько недель как расстались! – воскликнул Балфрусс.

– С моей женой бесполезно спорить. – Дариус в знак приветствия стиснул обе его ладони. Балфрусс хотел обнять друга, но вспомнил, что тот не привык проявлять чувства на людях. – Она рассказала мне о последних событиях. После всего, что ты сделал для моей страны, как я мог не прийти?

Балфрусс протянул руку Элоизе; женщина тоже обняла его и расцеловала.

– Не смотри так, Дариус, – бросила она через плечо. – У меня на родине не принято скрывать добрые чувства.

Вэннок откашлялся, и Балфрусс понял намек.

– Извини, Вэнн. Позволь тебя представить…

– С этим придется подождать.

В тронный зал вошел король Маттиас в сопровождении генералов.

Балфрусс видел монарха первый раз в жизни, но сразу понял, почему его прозвали Седым Медведем. Голову и голые руки правителя будто припорошило пеплом. В свои шестьдесят пять король сохранил отменную форму. По одну сторону от него выстроились повзрослевшие дети: два дюжих бородача и дочь, стройная и изящная. По другую стояли два седых воина – наверняка генералы. Одноглазый – это, должно быть, Граэгор, свирепый сукин сын, которого за спиной все звали Поганцем. К изумлению Балфрусса, Вэннок присоединился к генералам, и те приветствовали его как равного. Похоже, кое-что за пять лет все-таки изменилось.

Король поднялся на трон, хотя явно не любил смотреть на людей свысока. Трон был простой, деревянный, с лакированной золотой короной, нарисованной на подголовнике. Как и прочая мебель в зале, он отражал взгляды монарха на то, какое убранство подобает его положению. Понимая, что совсем без роскоши не обойтись, король Маттиас все же предпочитал тратить деньги на подданных, а не на крикливые украшения и церемонии. Для скромности была и другая причина: память о королеве. Со дня ее смерти прошло уже двадцать лет.

Балфрусс подошел к скамье, на которой сидели другие маги, и те потеснились, освобождая для него место.

– Благодарю всех за то, что пришли, – заговорил король. – Доброта моих восточных друзей приятно меня удивила. – Он жестом подозвал Дариуса и Элоизу. Те вышли вперед и склонились перед троном.

Пока Маттиас рассыпался в благодарностях королю Узермезесу IV, Балфрусс бегло окинул взглядом своих соседей.

Златокожий маг, должно быть, прибыл из юго-западного королевства Шаэль, завоеванного недавно Безумным королем. Судя по изможденному лицу и пыльным лохмотьям, путешествие едва беднягу не прикончило. Даже сидя на скамье, шаэлец тяжело опирался на длинный посох. Его шею и нижнюю половину лица скрывал линялый платок, а на бритой голове виднелись свежие синяки, шрамы и струпья. Словно почувствовав на себе взгляд, маг поднял на Балфрусса спокойные фиолетовые глаза и поклонился в ответ на его улыбку.

Остальные являли собой не менее странное зрелище. Двое магов были одеты в пестрые, будто шутовские наряды, а третий, широкоплечий, уместнее смотрелся бы в кузне. Этот вел себя беспокойно – то и дело ерзал и сжимал кулаки.

На дальнем краю скамьи сидел черный как смоль человечек, маленький и широколицый. Наверняка маг из Первых людей – племен, населявших побережье к северу от Севелдрома.

Приветственная речь короля подошла к концу, и длина ее, судя по широкой улыбке Дариуса, наилучшим образом отвечала обычаям Пустыни. Представившись, друзья Балфрусса заняли места на скамье. Лик правителя помрачнел.

– Король Зекоррии мертв, – сказал он. – Его сын Тэйкон занял трон и обманным путем навлек войну на Севелдром. Он обвинил меня в чудовищных злодеяниях против религии и под этим предлогом заключил союз с Морриноу, а потом уговорами и силой заставил другие народы запада поддержать альянс. К нашим границам направляется армия, какой мы не видели прежде. Разведчики говорят, что с войсками идет могущественный боевой маг, известный как Чернокнижник, а с ним – несколько его учеников. Вот почему я обратился к вашей помощи. Мы скоро продолжим разговор, но прежде я прошу вас назвать себя.

Два пестро одетых мага выступили вперед. Балфрусс заметил, что оба сильно потели, хотя в зале царила прохлада. Необычно было и то, что они подошли к трону без приглашения. Два стражника вытащили мечи и шагнули навстречу, но король жестом отозвал их.

– Честь имею приветствовать Ваше Величество, – вычурно поклонился один из магов. – Я Великий Сэмкин. Нижайше благодарю за встречу и надеюсь сослужить хорошую службу.

Король поджал губы и едва заметно поднял бровь. Балфрусс прыснул со смеху, но под страшным взглядом Вэннока сделал вид, что закашлялся. Дариус помрачнел. Судя по виду, только строгий обычай удерживал его от вмешательства.

После долгой паузы король спросил:

– Сколько же лет вы провели в Красной башне?

– Семь.

– И чему научились?

– Я способен повелевать грозами, разрушать камни, призывать огонь и видеть будущее, – сказал тот из них, чья мантия была расшита солнечными и лунными символами.

– Я способен разговаривать со зверями, – выпалил другой.

Балфрусс больше не мог сдерживать смех. Другие маги тоже улыбались – все, кроме Дариуса и кузнеца.

– Может быть, покажете свое мастерство? – предложил король.

– Я очень устал с дороги, – посетовал Сэмкин, будто не слыша подхваченный эхом смех. – Но скоро силы вернутся ко мне.

Он шагнул назад, и все взгляды обратились на Балфрусса. Тот, переборов смех, наконец-то взял себя в руки.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – сказал он с низким поклоном. – Эти двое – шарлатаны. У них наверняка заготовлены какие-то фокусы, чтобы вас провести, но прикоснуться к Источнику они не в состоянии.

– Вы можете это определить с одного взгляда?

– Да, Ваше Величество. Я чувствую родство со своими собратьями. – Балфрусс обвел рукой магов позади себя. – Источник пульсирует. Мы слышим между собой его эхо.

– Он лжет, – воскликнул один из шутов, но из-за дрожи в голосе бравада прозвучала неубедительно.

– Тогда покажите свое искусство, – ответил Балфрусс. Дождавшись знака от короля, он шагнул вперед и встал напротив двоих. Те вдруг побелели как мел. – Как вы наверняка знаете, один из первых уроков – это физическая демонстрация вашей воли. Объедините силы и толкните меня через зал.

– Мы не хотим навредить вам.

Балфрусс показал зубы.

– А вы попробуйте.

Оба человека принялись делать пасы руками. Первый скоро добавил к этому странные восклицания, другой забормотал нараспев что-то бессвязное. Однако ничего не произошло.

– Это все?

Двое переглянулись и кивнули. Балфрусс хлопнул в ладоши, и оба шарлатана, оторвавшись от земли, с размаху впечатались в стену. У них перехватило дыхание, мантии плотно прильнули к телу. Балфрусс приблизился.

– Я способен повелевать грозами, призывать огонь и разрушать камни, – прорычал он. – Однако звери не могут сказать ничего интересного, а будущее не предначертано, и его не видит никто. Опасно играть с тем, чего вы не понимаете.

– Довольно, – сказал король, подойдя к нему. – Отпустите их.

Балфрусс освободил пленников, и те рухнули на пол, как мешки с тряпьем. Один был готов разрыдаться, второй боялся поднять глаза.

– Как вас зовут? – спросил Маттиас.

– Сэм.

– Паэдр.

– Откуда вы?

– С запада, сир, с самой границы. У нашей деревушки и имени-то нет. – Их речь внезапно растеряла всю пышность. – Там уж никого не осталось, все похватали пожитки и ушли на восток.

– Мы знали, что скоро будет война, – добавил Паэдр, – и искали работу. Огорчать никого не хотели. Думали, притворимся магами, так нас хоть накормят. Две недели шли без еды.

– Не хотелось с голоду помереть, – сказал Сэм, мельком взглянув на короля. – Простите, что обманули вас, сир.

– Чем же вы занимались прежде? – спросил король.

– Работали в поле у одного фермера… Зато Паэдр умеет считать! К нему вся деревня ходила, когда взимали подати. У нас мало кто цифры знал.

Король жестом подозвал свою дочь.

– Думаю, Джонкравишу они пригодятся, – сказала Таландра.

Балфрусс никогда раньше не встречал принцессу. Ростом и статью она была вся в мать, тогда как ее братья, большие и широкоплечие, пошли в отца. Принцесса заплетала длинные русые волосы в косу; братья свои черные космы коротко стригли. Несмотря на странный наряд – штаны и длинную рубаху, которая скрадывала изгибы девичьей фигуры, – Таландру невозможно было спутать с мужчиной.

– Джонкравиш? Кто это? – спросил Сэм.

– Наш интендант. – Принцесса махнула рукой, и из тени в дальнем конце зала вышла фигура. – Вот и он.

Как у всякого моррина, у интенданта было слегка клиновидное лицо, заостренные уши, желтые глаза и рога. Под его пристальным взглядом шарлатанам явно стало не по себе.

– Он даст вам кров, еду и работу.

– Нас не высекут? И не убьют? – спросил Сэм.

Таландра снисходительно улыбнулась.

– Нет, но труд будет не из легких. Джонкравишу трудно угодить.

– Мы справимся, – сказал Паэдр, на секунду опередив Сэма.

Когда двое повернулись к выходу, Балфрусс подошел к ним.

– Простите, сир, – сказал Сэм. – Мы не хотели вреда.

– Это я прошу прощения. – Балфрусс протянул руку. – Я потерял самообладание.

Они посмотрели на его руку, будто на ядовитую змею, но все-таки пожали ее и вышли из зала вслед за интендантом.

– Может, представите мне остальных? – предложил король, вновь усаживаясь на трон. – И сами назоветесь.

– Я Балфрусс, Ваше Величество. Вы уже познакомились с Дариусом и его женой Элоизой. Знайте же, что он мой Кровный брат.

Король и генералы удивленно переглянулись, но Таландра кивнула: ей было известно, что право называться так – большая честь в Пустынных королевствах. В награду за службу тамошний властитель позволил Балфруссу породниться с Дариусом, хотя их не связывали кровные узы. Благодаря этому севелдромский маг вошел в один из самых могущественных родов Пустыни и получил право наследования.

– Имена остальных мне неизвестны, – с сожалением продолжал он, – хотя я узнал калфа из племени Первых людей.

Человечек вышел вперед и поклонился. Его плоское лицо испещряли ритуальные шрамы, красные и синие татуировки на руках почти почернели от времени. В ушах висели костяные украшения, а единственной драгоценностью было ожерелье из блестящих желтых камней. Калф не пользовался обувью, и его подошвы давно затвердели, как старая выделанная кожа. Он из вежливости явился на прием в куртке и широких штанах, обрезанных у колен, хотя обычно его народ не носил ничего, кроме набедренных повязок.

– Я Эко Трескучая Черепаха, – сказал он, коснувшись двумя пальцами сердца и поднеся их ко лбу. – Я пришел на помощь, потому что вы всегда были добры к моему народу. У нас до сих пор вспоминают в молитвах Киле, вашего великого короля. Он заботился о Первых людях, когда мы только появились на ваших берегах. Я пришел почтить его память от имени моего народа. Надеюсь, что ваш Великий Создатель присмотрит за мной на этой земле.

– Благодарю вас, Эко, – сказал король.

Когда перволюд вернулся на место, вперед выступил здоровяк с грубым лицом. Балфрусс удивленно отметил, что тот возвышается даже над Вэнном, крупнее которого, казалось, в зале никого не было.

– Я Финн Кузнец, – прогромыхал великан, как будто не имел больше ничего сообщить. На лицо он был сущий ребенок, но в голубых глазах затаилась глубокая печаль. – Я учился после того, как Серый Совет ушел из Красной башни. Показать вам, на что я способен?

Король мельком взглянул на Балфрусса, и тот едва заметно покачал головой. В Финне слышалось не простое эхо. Все маги почуяли в нем необузданную силу, которая едва держалась на тонкой ниточке. Его явно учили на скорую руку. Финн мог оказаться опаснее любого врага.

– Нет, не нужно. Добро пожаловать, господин Кузнец, – кивнул Маттиас.

Последний из боевых магов, усталый шаэлец, вышел вперед и низко склонился перед троном.

– Я удивлен и рад вас видеть, – сказал король. – Вести из вашей страны приходят нечасто, но тревожат не на шутку. Вы расскажете, что случилось?

Златокожий маг покачал головой и посмотрел на Балфрусса. У того на секунду закружилась голова – до того пронзительны были эти фиолетовые глаза. В ушах зашумело, и где-то вдали раздался шепот множества голосов. Балфрусс покачнулся и еле устоял на ногах.

– Что случилось? – спросил кто-то, однако он не услышал. В голове у него звучал другой, чужой голос. Внутренним взором маг увидел златокожих людей из далекой страны, высокие деревья и города, усеянные стройными шпилями.

– Его зовут Сэндан Туле, – сказал Балфрусс, когда видение исчезло. – И он принес с родины мрачные вести.

Король удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал. Прежде чем Балфрусс успел объясниться, чужой голос вернулся, а с ним пришли новые, страшные видения. Улицы захлестнула волна крови, воздух резали вопли, такие высокие, что в них почти не осталось ничего человеческого. Балфрусс с криком упал на колени, узрев образы хуже любого кошмара. Кто-то хлопотал над ним, но все голоса доносились как бы издалека… Постепенно волна воспоминаний схлынула, и вместе с ней утихла буря чувств. Балфрусс утер лицо и поднялся с пола. Его колени дрожали.

«Прошу меня извинить, иначе было нельзя», – сказало эхо у Балфрусса в голове.

– Вам нездоровится? – спросил король.

– Нет-нет, сейчас, – ответил маг, глотая комок в горле. – Я видел, что случилось с его родиной. Тэйкон, Безумный король, уже объединил другие западные народы, когда его войско подошло к Шаэлю. Дипломатия и подкуп не возымели успеха, и тогда он вторгся в страну. Шаэль сражался – и лишь отсрочил неизбежное. Врагов было слишком много. Королеву и ее ближайшую свиту хотели вывезти из страны, но их схватили, пытали и бросили в темницу.

– Как он сбежал?

Балфрусс повернулся к трону, и Туле снял платок, скрывавший нижнюю половину лица.

– Он не сбежал.

На горле шаэльца лиловел свежий шрам. Рана была рваной – только это и спасло ему жизнь. Горло уже не кровоточило, однако сильно распухло.

– Его пытали, а затем перерезали горло, – объяснил Балфрусс. – Убийца был небрежен: Туле потерял голос, но сохранил жизнь. Всего несколько дней назад он очнулся в общей могиле, заваленной трупами соотечественников.

Король, Таландра и Граэгор, седой одноглазый генерал, подошли к шаэльскому магу. Тот если и напугался, то не подал виду.

– У меня нет слов, – сказал король, беря Туле за руку.

– Он просит вас не оставлять Шаэль в беде, – сказал Балфрусс. – В стране собирается сопротивление, но их сил не хватит, пока существует западный альянс. Туле поможет вам выиграть войну, чтобы освободить свой народ.

– Я сделаю для их свободы все, что в моих силах. Клянусь жизнью и честью, – сказал король. – Клянусь троном Севелдрома и железом в моей крови.

Такие слова не бросают на ветер. Священный обычай обязывал короля сдержать клятву. Если он умрет, не исполнив обещанного, его преемник должен будет довести дело до конца. Туле склонил голову и с благодарностью вернулся на место.

– Вы, наверное, устали с дороги. Будьте как дома и отдыхайте, пока можете. Война на пороге, и когда все начнется, мы забудем, что такое здоровый сон.

Все встали, и король, его дети и генералы покинули зал. Граэгор остановился на полпути и вперил свой единственный глаз в Балфрусса. Магу показалось, что генерал подойдет к нему, но он отчего-то передумал и быстрым шагом нагнал остальных.

Радость от встречи с друзьями быстро отступила перед лицом грядущих событий. Война против огромной армии, которую вели за собой безумный Тэйкон и Чернокнижник с учениками… Балфрусс вернулся в Севелдром, потому что король просил о помощи, но теперь у него появилось еще больше причин сражаться, и все эти причины стояли сейчас перед ним. Он сделает все, чтобы их защитить. Другой семьи у него не было.

Столько боевых магов Балфрусс не видел за много лет. Вопреки нависшей угрозе рядом с ними он чувствовал возбуждение, к которому примешивался испуг при мысли о том, чего они могут достичь сообща. Им было по силам изменить мир.

Глава 3

Варгус шел по казармам Чараса. То здесь, то там его привечали кивком или взмахом руки. За три недели, проведенные в армии Севелдрома, он стал популярен. К нему, ветерану, юнцы часто обращались за советом. Те, кто хотел пережить первый день войны, ловили каждое его слово. И новобранцам, и вчерашним ремесленникам, не привыкшим к мечу, рядом с Варгусом было спокойнее. Он вселял надежду, что и на передовой можно выжить.

Опытный воин в низком звании – зрелище редкое, но не сказать чтоб невиданное. Варгус не носил наград, не любил церемоний и не чурался крепкого словца. Он выпивал с крестьянами и кузнецами, с солдатами и наемниками, а иногда, перебрав пива, выходил с утра на учебный бой распухшим, точно утопленник. Не раз замечали, как он разглядывает витрину борделя. Его знали как простого вояку – такого, как все.

Удивительнее было, что после стольких лет службы Варгус не имел зуб на командиров. Он беспрекословно выполнял все приказы. Офицеры, в свою очередь, уважали его за дисциплину и ставили в пример другим, не раз угощали Варгуса выпивкой и просили рассказать какую-нибудь историю.

После трех недель суровых тренировок с его живота сошел последний жирок и каждый мускул болел, напоминая о том, что он жив. Кровь стучала в жилах – это был ритм самой жизни, и Варгус вбирал его всеми чувствами. Шум, который производили солдаты, готовясь к войне, звучал для него слаще музыки. От лязга оружия и запаха дубленых доспехов начинало покалывать кожу. Рабочие на сыромятнях трудились не покладая рук, а дубильщики превращали знаменитых коров соренсонской породы в прочнейшие доспехи.

Издалека доносился ритмичный перезвон молотков: работали кузнецы. Ни одного солдата не обделили оружием, но в бою оно вечно ломается или теряется. Король знал свое дело и прилагал все силы, чтобы в должный час каждый был обеспечен всем необходимым.

– Варгус! – крикнул Карноу, южанин, пришедший на север под знаменем седого Граэгора, – того самого генерала, чья знаменитая тактика помогла королю одержать за последние тридцать лет несколько крупных побед. Поджарый, с красным от ветра и солнца лицом, Карноу одевался в традиционные для юга цвета – зеленый с коричневым – и с детства владел клинком и луком. В лесу ему было привычнее, чем в городе, где каменные башни заслоняли собой звезды.

– Карноу!

– Выпьем сегодня в «Лисе и Перчатке»?

– С удовольствием.

– Куда идешь?

Перед тем как ответить, Варгус поскреб щетину.

– Буиллэм попросил меня приглядеть за новичками на учебном дворе.

– Как это ты устроился?

Варгус пожал плечами.

– Показал кое-кому из юнцов, как надо драться, а Буиллэм заметил и отправил учить остальных.

Карноу поднял бровь.

– И?

– И назначил кое-что сверх обычной платы.

– Кое-что – это сколько? – нахмурился Карноу. – Спрашиваю, потому что дома у меня жена и три дочки и всех надо кормить. В стрельбе из лука я тебя в два счета обставлю, так что, если на учебном дворе платят больше, мне деньжата не помешают.

– Я скажу Буиллэму, что ты интересовался. Глядишь, и поможет чем-нибудь.

– Это дело. У тебя что, новый зуб?

– Вставил сегодня утром. Стальной. – Варгус осклабился, показывая обновку – не первую и вряд ли последнюю. – Обошелся недешево, но все лучше, чем лопать кашу до конца дней.

– А, в пекло его! Вечером первая кружка за мой счет, если расскажешь про Мэрроу-хилл. Говорят, ты там был. Граэгор про те времена молчит, как воды в рот набрал… Похоже, стыдится чего-то.

– Расскажу что вспомню.

– Значит, до вечера. – И Карноу направился к Старому городу.

Несколько минут спустя Варгус, минуя храм Всеблагой Матери, почувствовал на себе чей-то взгляд. В переулке неподалеку стояла девочка лет четырнадцати. У нее было худое лицо и синие пятна в уголках губ – верный признак курильщика венте. Полупрозрачное платье не скрывало изгибов стройного, еще незрелого тела. Девочка поманила Варгуса, но он, покачав головой, пошел своей дорогой. Какой-то встречный солдат оказался сговорчивее и скрылся с ней в тени за храмом, посвященным невинности.

В Морриноу большинство составляли истово верующие, и любое слово против Всеблагой Матери каралось по всей строгости. Занятие любовью возле храма грозило женщине поркой, а мужчине – и вовсе необратимым наказанием с применением небольшого топорика. Священники там носили кольчуги и при случае могли вколотить веру дубинкой. Зато здесь, в Севелдроме, пухлая матрона в белых шелках звякала блюдом для пожертвований, а пыхтящего солдата будто не замечала.

Чуть дальше по улице располагалось ветхое святилище Кай’еги. Деревянные двери давно покоробились, краска местами сошла, резное око стало едва различимо. Кое-где на крыше зияли дыры, птицы свили гнезда среди стропил – в общем, то еще зрелище. Варгус краем глаза заметил мелькнувшую в стороне тень. В эти дни в святилище жили только крысы. Печально покачав головой, он отправился дальше.

На пастбище за южными воротами раскинулось море шатров и костров – будто не войско, а какое-то кочевое племя обступило столицу. Огромный лагерь гудел, словно улей. Люди, каждый по-своему, готовились к войне.

Кто-то напился допьяна, хотя день едва занялся. Кто-то плясал до упаду под трели флейт и стук барабанов. Многие употребляли свободное время на поиски удовольствий или забвения, зная, что другого случая для веселья может и не представиться.

По всему лагерю трудились десятки прислужников интенданта: составляли списки еды, оружия, доспехов и лекарств. Среди шатров бродили враны – так называли полевых врачей за их черные колпаки, однако те, кто предавался веселью, отводили от них глаза. О вранах вспомнят, когда начнется сражение: солдаты будут слезно молить, чтобы те не прошли мимо, а сейчас их, как и настоящих ворон, считали вестниками несчастья.

Южнее, на плоскогорье, всадники отрабатывали удары на чучелах и вели совместные учения с другими войсками – снова и снова, пока война не войдет в их кровь, не станет второй натурой.

Конюхи и кузнецы без устали осматривали лошадей, а люди из главного штаба следили, чтобы каждый солдат был сыт и ни в чем не нуждался.

Внимание Варгуса привлек размерный звон стали. Воины в кольчугах и кожаных доспехах размахивали мечами под присмотром сержанта. Сразу было видно: каждый дерется сам за себя. Движения казались выученными, отрепетированными. Поодаль от этих рядов солдаты бились один на один с куда меньшим изяществом. Они сражались не напоказ и думали только о том, чтобы ранить или убить неприятеля. Меч против топора, булава против железного копья, пика против кистеня… Это в учебном бою хорошо драться с тем, кто владеет таким же оружием, что и ты. На поле битвы выбирать не придется.

Еще дальше воины под стук щитов сходились стенка на стенку. Эти не носили доспехов и орудовали деревянными мечами, измазанными красной краской. За ними скептически наблюдал сержант по имени Кефи – лысеющий человечек ростом чуть ли не вполовину Варгуса. Тех, кто сильнее остальных испачкался в краске, он объявлял покойниками и оставлял лежать на земле до конца сражения. Понаблюдав несколько минут за солдатами, Варгус понял, почему Буиллэм просил его ими заняться.

Наконец, один из отрядов в полном составе уложили на землю, а победители огласили воздух радостными криками. Кефи, припадая на правую ногу, подошел к Варгусу. Тот кивнул в знак приветствия, не сводя глаз с солдат и подмечая самых способных.

– Что скажешь? – спросил Кефи.

– Сыроваты. Дисциплина есть, но к делу относятся несерьезно. Не понимают, что они часть отряда. Им невдомек, какие трудности их ждут и что стоит на кону.

– Что ж, доверяюсь твоему опыту, – коротко кивнул Кефи. – Удачи.

Он ухмыльнулся и захромал прочь.

Вокруг Варгуса уже собрались люди. Кое-кого он знал в лицо, остальных видел впервые в жизни. Пожалуй, лучшая тактика с ними – честность.

– Хотите пережить войну? – спросил Варгус. Ответом было гробовое молчание. – Хотите увидеть, как она кончится, а потом вернуться домой?

– Глупый вопрос, – сказал крупный солдат с бритой головой и серебряным кольцом в ухе.

– Докажи. – Варгус вытащил меч из ножен, бросил его на землю и поманил здоровяка. – Попробуй меня убить.

Тот нахмурился.

– Чем ты будешь защищаться?

Варгус показал ему пустую руку.

– Мне больше ничего не нужно.

Он вдруг пронзительно закричал и без предупреждения ринулся в атаку. Противник не растерялся – успел вытащить оружие и с силой рассек воздух, – но Варгус легко увернулся и с размаху ударил его в живот. Здоровяк охнул и упал на спину. Варгус помог ему сесть и дал отдышаться, а затем, чувствуя на себе пристальный взгляд толпы, поднял с земли свой меч.

– Я не стану врать и выдавать подслащенную мочу за вино. Некоторые из вас – может, и все – умрут, а перед смертью будут звать мамочку. Я наблюдал за вами и знаю почему. – Варгус ткнул пальцем в невысокого лопоухого солдата с рыжими волосами. – Как тебя зовут?

– Орран.

Он указал на его соседа, светловолосого разведчика-южанина.

– Это твой брат. Таких непохожих еще поискать, разве что воргу вместо него поставить…

По толпе прокатился смешок, и напряжение понемногу ослабло, хотя все слушали Варгуса с прежним вниманием.

– И все же вы двое – братья. Когда начнется битва и он окажется рядом, плечом к плечу, тебе бы лучше знать о нем все. Не только как его зовут, и сколько детей настрогал, и каких любит баб. Ты должен знать каждую мысль в его голове.

– И как я это узнаю? – спросил Орран. У остальных на лицах был написан тот же вопрос.

Варгус пожал плечами.

– Это кому как нравится. Вы видитесь каждый день. Кто-то пьет до потери сознания, кто-то говорит до рассвета. Мне все равно – лишь бы вы друг друга узнали. Потому что завтра встанет солнце и мы пойдем на войну. А еще через сутки будем сражаться за свою жизнь и свой дом.

Другие солдаты перестали размахивать мечами и внимательно слушали. Это было важно: Варгус протягивал им соломинку – немного, но лучше, чем ничего. Если солдаты в него поверят, будет большая польза и для них, и для него. Только так он мог выжить.

– Когда нападет неприятель, вас накроет чудовищный шум. Вы не успеете свои пальцы пересчитать, как почуете дыхание врага, услышите крики, увидите, что вас хотят разрубить на куски. Когда их много, а нас мало, останется только одно – смотреть на человека перед собой. Подмечайте, как он дерется, думайте и одолейте его – как хотите, но одолейте. Трудность в том, что война не похожа на учебный бой. Вы не встретите врага лицом к лицу. Они станут нападать по двое, по трое, и вы от страха будете готовы штаны обмочить. Я такое видел и сам не без греха. Ничего стыдного в этом нет. В такие секунды кажется, что победить невозможно.

Его слова разносились вокруг, и толпа внимала, а взгляд Варгуса был обращен в прошлое, когда на него и его соратников обрушились воины с серой кожей.

Вздрогнув, Варгус вернулся в настоящее и увидел юнцов, которые жадно ловили каждое его слово. В туманном будущем оно могло спасти им жизнь.

– Но ты будешь не один, – продолжал он, указывая на Оррана и разведчика-южанина. – С тобой будет он. А еще он, он, и он. – Варгус перевел палец на тощего солдата с черными зубами, на его круглолицего товарища с густыми бакенбардами и на других за ними. – Они твои братья, все до одного. Пусть вы не кровные родственники – а я не священник, и это не проповедь, мать ее, – но вы единое целое. Он доверяет тебе, и ты знаешь, что он любой ценой прикроет твою спину. Поэтому вы братья.

Орран и его сосед внимательно посмотрели друг на друга. Варгус заметил, как остальные сделали то же самое.

– Если он увидит, что на твою голову опускается меч, то отведет его. Он не думая отдаст свою жизнь, спасая твою. Он знает, за что ты сражаешься, и хочет, чтобы ты вернулся домой. Сосредоточься на человеке перед собой – на том, кого тебе нужно свалить. Но не забывай глядеть по сторонам. Присматривай за своей семьей, потому что без них ты покойник.

Варгус подошел к здоровяку, которого раньше сбил с ног, и протянул ему руку. Он боялся, что тот взбрыкнет, однако здоровяк поднялся и ответил на рукопожатие.

– Я Варгус.

– Харго Ке Вауг.

– Мы семья, Харго, – улыбнулся Варгус. – Когда начнется бой, я буду рядом. Клянусь жизнью, я сделаю все, чтобы ты пережил войну.

Харго хотел было что-то сказать – поблагодарить его или ответить такой же клятвой, – но вместо этого просто кивнул. С Варгуса было довольно видеть его улыбку. Она означала, что все обиды забыты.

– На сегодня все, – обратился он к тем, кто стоял рядом. – Ступайте и делайте что хотите. Завтра я жду, что вы будете знать своих братьев и сражаться так, словно на кону стоит ваша жизнь. Я не хочу никого пугать историями о том, что будет, если враг дойдет до ваших деревень. Подумайте о моих словах.

Варгус не оборачиваясь пошел прочь, чувствуя, как его провожают сотни глаз. Звуки города становились с каждым шагом все громче, и кожа покалывала от возбуждения.

Через несколько дней эти люди станут братьями по оружию и будут готовы умереть друг за друга или полягут в бойне, какой еще не знала история.

Глава 4

Прогулка по улицам Чараса оживила много воспоминаний. Хотя Балфрусс никогда не жил в столице дольше нескольких месяцев, он постоянно сюда возвращался. Только это место по праву могло называться его домом.

За границей ему часто снилось, как он гуляет по городу, разглядывает витражи, шпили собора и одноликие здания. Под босыми ногами хрустела мокрая трава. Он шел через Парк королевы, полной грудью вдыхая богатые ароматы трав и ярких цветов.

Сон всегда был один и тот же. Балфрусс останавливался, наблюдая за пчелами, которые порхали между цветами, и только тут замечал особняк. Любопытство толкало его вперед, и вот он уже стоял перед домом своего детства – неброским, но хорошо сохранившимся. Аккуратная соломенная крыша, недавно подкрашенные стены и ухоженные клумбы перед фасадом радовали глаз. На гвоздях у двери сушились на солнце благоухающие пучки базилика и мяты. В окне манили гостеприимством мягкие подушки и уютная мебель…

Ни дома, ни матери давно уже не было. Всякий раз после этого сна на Балфрусса находила тоска, и дом Вэннока пробудил похожие чувства. Дверь отворилась раньше, чем он успел постучать. На пороге стоял его друг.

– Входи, входи, – замахал рукой Вэннок. – Не нагоняй холод.

Балфрусс шагнул через порог, заметив, что, хотя на Вэнне нет ни доспехов, ни оружия, дом для него все равно слишком тесен.

– Закройте дверь! – крикнули из соседней комнаты.

– Так и знал, – пробормотал Вэнн себе под нос, торопясь исполнить просьбу.

Он указал на стул у камина и подбросил в огонь полено. Несмотря на раннюю весну, вечера еще были прохладные.

– Что будешь пить?

– То же, что и ты, – ответил Балфрусс. Быть обузой ему не хотелось.

– Ты ведь наш гость! – в комнату вошла Тереза. В одной руке она держала спеленатого младенца, в другой – бутылку вина. Балфрусс много лет не видел жену своего друга, но она ни капли не изменилась – все такая же стройная красавица, которую провожали взглядом встречные мужчины. Рядом с Вэнном любой показался бы коротышкой; его супруга, рослая по севелдромским меркам, доходила ему до плеча.

В комнату с радостным воплем ворвался маленький мальчик. Он нырнул под мамины юбки и метнулся под стол, однако Вэнн, широко улыбаясь, схватил сына и подбросил его под потолок. Мальчуган с визгом и смехом несколько раз взмыл в воздух.

– Полетели, пап!

Балфрусс поцеловал Терезу в подставленную щеку, взял у нее бутылку и легонько ущипнул малыша за пухлую ножку.

– Как поживаешь, Терри?

– Хорошо, только недосыпаю с ним. – Она кивнула на младенца, клевавшего носом у нее на коленях.

– А кто это у нас?

– Это Джорди, – ответила Тереза, повернув ребенка. На секунду мелькнули золотые кудри и голубые глаза, затем Джорди застенчиво отвернулся.

– Когда мы в последний раз виделись, Тэннос был совсем малыш, – сказал Балфрусс. Вэнн качал сынишку на ноге, а тот продолжал смеяться. – А теперь – ты посмотри на него!

Тереза закатила глаза и покачала головой.

– Открой вино, мне надо выпить.

Балфрусс вызвался помочь на кухне, но Тереза его прогнала. Как-то раз, много лет назад, он решил отплатить за бесчисленные обеды, которыми она его угощала, но, к сожалению, не очень-то преуспел. Во взгляде, которым Тереза одарила его, ясно читалось, что память еще свежа. Следующий час Вэнн присматривал за грудничком, а Балфрусс развлекал Тэнноса. Мальчуган не знал устали, и маг гонялся за ним по комнате и подбрасывал в воздух, пока не заныли руки. Тогда он предложил другую забаву и, открыв небольшой канал от Источника, создал световой шар, заполненный подвижными цветными спиралями. Новая игрушка поглотила все внимание Тэнноса, пока Тереза не позвала их к столу. Балфрусс так утомился, что готов был съесть быка.

Он уже давно не пробовал такого наваристого рагу. На востоке говядина была редким и дорогим угощением. Последние пять лет Балфрусс пробавлялся бараниной и козлятиной. Вот и еще одна выгода от возвращения домой.

Он проглотил мясо, съел овощи и до блеска вычистил тарелку коркой хлеба. Вэнн качал на коленях Джорди и поэтому ел куда медленнее. Впрочем, возиться с сыном ему было в радость, он не обиделся, когда Балфрусс прикончил остатки рагу.

После ужина детей потянуло в сон, но прежде, чем уложить их спать, Тереза обменялась с Вэнном многозначительным взглядом.

– Что-то не так? – поинтересовался Балфрусс.

Тереза вскинула бровь.

– Ты его не спросил?

– Случая не было. – Вэнн передал Джорди матери и, усадив на колени осовелого Тэнноса, повернулся к другу. – Иногда он странно себя ведет. Якобы слышит голоса, когда вокруг никого нет. И что-то чувствует, но не может выразить. То ли это детское воображение, то ли…

– Источник? – закончил за него Балфрусс.

Вэнн кивнул.

– Ты можешь его проверить?

– Даже если в нем есть скрытая сила, для Красной башни он слишком мал. Дети обычно не проявляют способностей лет до восьми-девяти.

– Боги! – воскликнула Тереза, качая на руках Джорди. – Какие родители отошлют из дома восьмилетнего ребенка? Ох, прости… – спохватилась она.

– Ничего. Мне нравилось в Красной башне. Я не жалею, что попал туда.

И это была правда, хотя первые две недели Балфрусс каждую ночь ревел. Ему казалось, что это вовсе не то особое место, которое ему обещали, и что он попал сюда в наказание. От тоски по дому сердце ныло целыми днями. Со временем боль притупилась, он наконец-то понял, что значит быть боевым магом. Жизнь, свободная от деревенской рутины. Жизнь, которая позволит ему повидать мир, заработать уйму денег и повстречать множество чужеземок.

Со временем приоритеты сменились, и на место подростковых фантазий пришла неуемная жажда знаний и желание защищать других.

– Для проверки придется его разбудить, – сказал Балфрусс, опускаясь перед Тэнносом на колени, чтобы видеть его лицо. Вэнн нежно потормошил сына, но тот слишком устал и хотел одного – поскорее заснуть.

– Это не больно? – спросила Тереза.

– Нет. Если у него есть способность, он почувствует отголосок того, что я делаю.

Не сводя глаз с мальчика, Балфрусс начал помалу переливать в него энергию из Источника. Тэннос как будто ничего не заметил, поэтому маг усилил поток. Мальчик зевнул и поудобнее устроился на отцовских коленях, не ведая о том, какую силу держал Балфрусс одной своей волей.

– Кажется, ничего, – сказал маг. Тереза с видимым облегчением выдохнула. По лицу Вэнна нельзя было понять, рад он или разочарован.

Балфрусс пожелал детям доброй ночи и, пока Тереза укладывала их в постель, устроился с Вэнном перед камином с бутылкой крепленого вина.

– Как поживают твои родители? – спросил Балфрусс.

– У матери все хорошо. Она души не чает во внуках. А отец умер два года назад.

– Сочувствую. Он с детства хорошо ко мне относился.

Вэнн пожал плечами.

– Потому что ты ему нравился. А у нас всегда было мало общего. Когда я решил вступить в армию, отец не скрывал презрения. Мол, ничего глупее я и придумать не мог. Он-то надеялся, что я пойду по его стопам и стану каменщиком.

Балфрусс мысленно вернулся в прошлое.

– Как он там говорил?

– Меч нужен людям не всегда, а крыша над головой – каждый день.

Балфрусс рассмеялся, однако тут же осекся, вспомнив о собственной матери и детстве без отца. Вэнн, каким бы надоедливым ни был его родитель, по крайней мере вырос у него на глазах. Тот заботился, чтобы семья не голодала, и был Балфруссу ближе родного отца. Последний раз они виделись, когда будущий маг был ровесником Тэнноса. О своем папаше он знал только, что тот – солдат короля. Мать о нем мало рассказывала, и, чтобы ее не расстраивать, Балфрусс скоро перестал задавать вопросы.

– У него был трудный характер, – сказал Вэнн, заново наполняя свой стакан.

– Твой отец разочаровался во мне всего однажды, когда застал меня в сарае с девушкой.

– Это я помню, – недобро улыбнулся Вэнн. – Он пришел в бешенство. Я думал, он прогонит тебя через строй жрецов Создателя, а потом насильно женит.

Хотя с тех пор минуло уже двадцать лет, Балфрусс все еще видел перед глазами лицо Бет, ее ясные голубые глаза и русые волосы. В юности они мечтали пожениться, завести детей, осесть в деревне и вместе состариться. Он бы работал на каменоломне, она – в пекарне, как ее мать. Обычные детские фантазии, которыми они делились теплыми ленивыми днями. Казалось, лету не будет конца. Балфрусс был счастлив играть вместе с Бет, но никогда не поверял ей мечты о том, как отправится в неизведанные страны, на раскопки древних сокровищ и статуй, украшенных бриллиантами, как привезет домой горы золота, и матери не нужно будет трудиться в поте лица.

– Иногда я думаю, где сейчас Бет, что с ней стало…

– Она здесь, в Чарасе, – сказала Тереза, входя в комнату.

– Это правда, – подтвердил Вэнн. Он уступил жене стул и сел на полу. Тереза, поцеловав мужа в щеку, нежно запустила пальцы в его спутанную шевелюру. – Я случайно встретил ее год назад.

– Как у нее дела? – спросил Балфрусс, сглотнув неожиданный комок в горле.

– Неплохо. Вышла замуж за бондаря и держит швейную лавку.

– Они ждут к зиме первенца, – сказала Тереза. – Что? Это же естественно, – добавила она, заметив, как Вэнн поднял бровь.

Балфрусс поневоле задумался, какой бы стала его жизнь, если бы священник в тот день поженил их. Мысль была праздная, однако он ясно видел, чем бы все кончилось. Да, прекрасно иметь свой дом и семью, но со временем он возненавидел бы жену и детей за то, что они привязали его к жизни в глуши без приключений и сюрпризов. К самой обычной жизни.

Балфрусс знал, что перерос бы родную деревню, даже не будь у него способностей к магии. Многие друзья его детства не желали покидать насиженные места и с радостью пошли по стопам своих отцов. Иногда он завидовал им и жалел, что не умеет довольствоваться малым. Возможно, когда-нибудь он вернется в родные края, но сейчас его звала другая дорога.

Балфрусс распрощался с друзьями. Тереза заперла за ним дверь и уселась с мужем возле камина.

– Ты поговорил с ним о его отце?

Вэнн покачал головой.

– Не до того было. Я думал только о Тэнносе и проверке.

– Когда-нибудь все откроется, Вэнн.

– Сейчас у него и так много забот. Это может подождать.

Тереза придержала язык, хотя ей было что возразить. Большие секреты всегда выходят наружу.

Глава 5

Таландра потерла лоб, пытаясь вытеснить давящую на глаза боль. Стояла поздняя ночь или раннее утро, но о сне можно было и не мечтать – слишком много оставалось дел. Стол был завален шпионскими донесениями, отчетами, картами, списками людей и оружия, а также чертежами новой катапульты, которые принцессе всучил настойчивый инженер. Море букв и цифр плескалось перед глазами.

По настоянию отца она и остальные его советники перебрались в Килганнон, поместье у западной границы, расположенное неподалеку от двух проходов через Йерсканские горы. Здесь принцесса была в безопасности – и всего в двух часах галопа от расположения войск. Лорд Килганнона предоставил ей удобные покои, однако из всей здешней мебели ей больше всего полюбилась не кровать, а широкий стол, вмещавший все ее бумаги.

– От тебя будет мало пользы, если ты заснешь посреди первой битвы, – сказал король Маттиас, входя в комнату. – Тебе нужно отдохнуть.

– Скоро, отец. Обещаю.

– Ты сказала, есть какие-то новости?

Таландра взяла со стола последнее донесение от главы шпионской ячейки в Йерскании. Крохотный посланник – мессузская летучая мышь – умер вскоре после того, как доставил письмо. Век зверька был недолог, но как далеко он забрался в поисках адресата, и чего только не увидел в дороге!..

Хотя потеря была невелика, в этой войне на глазах у Таландры еще никто не умирал. Зверек испустил последний вздох у нее на ладони, и принцессу еще мучило чувство полной беспомощности. Скоро на поле боя станут гибнуть солдаты, и сестры милосердия будут так же бессильны их спасти.

Таландра развернула крошечный свиток и пробежала глазами зашифрованное послание.

– Шпионы докладывают о покушении на короля Тэйкона.

– Безуспешном, насколько я понимаю?

Таландра пожала плечами.

– Смотря кто за ним стоял и какие цели преследовал.

– Объясни, – попросил король, устраиваясь поудобнее.

– Прежде чем ты спросишь – нет, покушение устроила не я. Никто из моих шпионов не смог подобраться к Тэйкону. Здесь говорится, что, хотя Чернокнижник и его боевые маги запугали всех до смерти, в Зекоррии назревает раскол. Не удивительно.

– Если Тэйкон хочет удержать свой хрупкий альянс, то не станет откладывать войну. Даже если все сосредоточат усилия на борьбе с погрязшим в грехе врагом, – король постучал себя по груди, – это только отсрочит другие трудности.

Таландра знала сотни историй о чудовищных беззакониях, якобы совершенных ее отцом. Сожженные церкви Святого Света, обезглавленные жрецы Всеблагой Матери, уничтоженные священные книги… Для Зекоррии и Морриноу не нужно было другого повода объявить войну, однако, судя по донесениям, прочие народы на Западе вступили в альянс не по доброй воле. Особенно ужасали сообщения из Шаэля. Было немыслимо, что целую страну можно уничтожить с такой быстротой, но кому и верить, как не ее жителям? Факты – упрямая вещь. Столица Шаэля пала, королевская семья уничтожена или сгинула без вести, а тысячи людей погибли или попали в рабство. С Шаэлем было покончено, а Йерсканию – некогда сильнеешего их союзника на западе – ждала та же участь, откажись они присоединиться к альянсу. Ворги превыше всего верили в силу и с радостью ухватились за возможность испытать себя в войне, ну а мотивы драссийцев, как всегда, оставались в тайне.

Однако счастья на западе не прибавилось. О беззакониях Маттиаса говорилось много, но если люди и видели зверства, то лишь те, которые Тэйкон учинил в союзном Шаэле.

– Мои подручные делают все, чтобы расколоть альянс изнутри, – сказала Таландра. – Уже говорят, что покушение на Тэйкона – это испытание. Горнило, о котором пророчат священные книги. Одни считают, что здесь замешаны зекорранские фанатики, другие обвиняют отколовшуюся секту морринов. Так или иначе, покушение изменило расклад сил. И не в нашу пользу.

– Каким образом?

– Прежде Тэйкон был раздражен, сейчас он окончательно спятил. Он убедил себя, что кто-то пытался украсть артефакт, который он носит в короне, и в панике проглотил его. Вскоре после первой попытки он навлек на себя вторую, прилюдно.

Король Маттиас потер подбородок.

– Артефакт его защитил.

Таландра кивнула.

– Его ударили в бок копьем, и рана затянулась без следа. Его власть над северянами стала еще сильнее. Теперь многие верят, что ведут священную войну, а их враг – само зло во плоти.

Ее отец криво ухмыльнулся.

– Что особенного в этом артефакте?

– В книгах о Всеблагой Матери и Пресветлом Владыке есть места о бессмертных пророках. Меня они не очень-то убеждают, и мои люди пытаются подорвать эту веру, но морринские и зекорранские жрецы визжат от восторга. Альянс непрочен, однако если религиозный пыл распространится… – Таландра пожала плечами. Не все на западе были помешаны на религии, но если их вождь умеет залечивать раны, отмахнуться от этого нельзя.

А ведь были еще и земли!.. Огромные пастбища и богатые угодья на юге Севелдрома вызывали зависть. Болтовня о пророках для кого-то могла стать предлогом. Впрочем, у каждого была своя причина идти на войну.

– Значит, скоро, – заключил король. – Они, должно быть, уже на подходе.

– Я тоже об этом подумала. Пока пыл не угас, должна пролиться кровь.

– Когда их ждать, как ты считаешь?

– Завтра, самое позднее – через день.

– Что ж, мы готовы. – Уверенность короля передалась и его дочери. – Я прикажу Вулфу удвоить число разведчиков в обоих проходах.

– Как справляется новый генерал? – спросила Таландра, меняя тему.

– Ты про Вэннока? – удивился король. – Два года в звании: не такой уж и новый. Откуда вдруг интерес?

– Простое любопытство.

– Ты никогда не любопытничаешь без причины, Тала. – Отец проницательно посмотрел на нее. – Что ты о нем думаешь?

– Он знает свое дело. Невспыльчив, и люди ему преданы. На него можно положиться.

– И?

– Ты знал, что они с Балфруссом выросли вместе? – спросила Таландра.

– Нет, не знал, – задумчиво ответил король. – А о нем что ты скажешь?

– Я пока не решила. Нужно еще разузнать о его прошлом. Впрочем, он назвал Дариуса Кровным братом, а значит, многое повидал и снискал уважение на востоке.

Король зевнул и поднялся.

– Отдыхай, – сказал он на прощание.

– Скоро. Осталась всего одна встреча.

– У тебя бледный вид. Ты что-нибудь ела?

– Да, и прекрасно себя чувствую, – улыбнулась принцесса.

Король со вздохом коснулся ее щеки и вышел.

Шаги в коридоре постепенно затихли. Таландра задумалась, какие распоряжения дать шпионам в Йерскании. Это страна располагалась в самом центре запада; ее столичный город, Перицци, несмотря на грядущую войну, оставался главным средоточием торговли. А вместе с товарами туда со всего мира стекались сведения. Агенты принцессы внимательно к ним прислушивались, и не только – они могли разбавлять поток новостей новыми слухами, а затем наблюдать, как те расходятся дальше.

Географически и стратегически город был ключом к западу. К воротам Перицци вели оба горных прохода из Севелдрома. Они, да крупнейший торговый порт на западном побережье, делали город критически важным. Армия не могла обойтись без еды, оружия и доспехов, а значит, доки будут на месяцы вперед заняты разгрузкой товаров, предназначенных для отправки через проходы. Неизбежны несчастные случаи. Грузы могут задержаться или утонуть, съестные припасы – испортиться или оказаться отравленными, оружие – повредиться в дороге. Есть много возможностей посеять смуту в стане врага – но только до тех пор, пока город свободен от влияния Тэйкона. Если тот завладеет столицей, у Таландры будут связаны руки.

Никто не мог поручиться за исход первой битвы. Все было готово к стратегическому отступлению. Боевые маги могли изменить расстановку сил, но сейчас Таландре и ее отцу нужно было опираться на факты. Солдат у запада больше. Рано или поздно враг начнет брать числом, поэтому для победы в войне необходимо было разрушить альянс изнутри.

Если случится худшее и западная армия войдет в Перицци, город станет еще важнее. Именно там должно зародиться сопротивление, которое возглавят ее люди. Таландра надеялась на лучшее, однако старалась предусмотреть все и готовила для отца пути к отступлению.

Сейчас она решила, что настало время пустить новые слухи о Тэйконе. Пусть кто-то убежден, что он пророк Пресветлого Владыки, другие могут увидеть в целительских способностях извращение человеческой природы. Священные книги часто оставляют простор для толкований, но люди не станут поддерживать Тэйкона, если поверят, что он подпитывает свое могущество, поедая человечину и принося ритуальные жертвы.

Подробности Таландра оставила на усмотрение своего поверенного, Гундера. Его главная задача, пояснила она в записке, это жители Перицци. Принцесса дозволила Гундеру делать все, что он сочтет нужным, лишь бы город остался свободен от внешнего влияния. Она свернула записку в маленькую трубочку и велела слуге отнести ее на чердак.

Спустя какое-то время в комнату вошел интендант Джонкравиш. Его сапоги гулко стучали по каменным плитам. Несмотря на поздний час, он выглядел бодро; впрочем, моррины вообще славились выносливостью. Желтые проницательные глаза на слегка клиновидном лице не выдавали ни одной мысли. Таландра знала Джонкравиша всю свою жизнь и, в отличие от многих, не боялась его пристального взгляда.

Интендант носил военную форму без знаков различия, которые говорили бы о его звании. Не носил он и драгоценностей или прочих излишеств. Стройный не по годам, Джонкравиш, как всегда, был одет с иголочки и блестел черными наполированными рогами. Он вел беспорочную жизнь, не брал взяток, большую часть денег отправлял семье и отличался исключительной преданностью. Шпионы запада ненавидели его всей душой.

– Жутко выглядите, принцесса, – сказал он, усаживаясь на стул.

– Спасибо.

Таландра знала, что на его губах играет улыбка, хотя не видела ее за густой бородой.

– И похудели страшно. Перекусите и отправляйтесь в постель.

– Я только это и слышу. Скоро. Еще чуть-чуть.

– Вы хотели поговорить о наших запасах, так?

– Да. Как идут дела в опорных пунктах?

Джонкравиш долго смотрел на нее, прежде чем ответить.

– Тяжеловооруженные воины охраняют их круглые сутки. В тайниках держат запасное оружие, еду и кое-какие сюрпризы. – Он неопределенно махнул рукой. – Придется отступать, так? Что ж, мы готовы.

– Хорошо.

– Но вы позвали меня не за этим, – продолжал Джонкравиш. – Вы никогда не проявляли ко мне интереса.

– Неправда. Я знаю вас всю жизнь. Как и мой отец.

– А еще раньше – его отец. Я имел в виду интерес к моей работе, но это вы тоже знаете. Не заговаривайте мне зубы, дитя, – покачал он головой. – Вы сомневаетесь в моей преданности?

– Конечно нет!

– Значит, думаете, что ваш отец и его генералы ничего не смыслят в войне? Что они неуклюжие дураки и недостойны соли в их крови, так?

– Нет.

– Тогда говорите прямо. Времени мало, и я уже не так терпелив, как раньше.

Таландра вздохнула.

– До начала войны я получала регулярные донесения из Морриноу. За последние три недели многие моррины оставили свои дома и лавки в Севелдроме, чтобы вернуться на родину. Как сообщают мои источники, добрались туда немногие. Я не могу этого доказать, но уверена, что их перебили в дороге. Западная пропаганда обвиняет в их гибели севелдромцев и моего отца.

Джонкравиш выпрямился и сложил руки на груди. Его белая кожа в пурпурных мраморных разводах казалась при свечах почти прозрачной. Аккуратно подстриженные волосы и борода давно поседели, но Таландра помнила, как в детстве видела в них черные островки. Джонкравиш некоторое время смотрел в пустоту, а потом перевел взгляд на принцессу.

– Вы хотите о чем-то спросить?

– Что вы знаете о морринских фанатиках?

– Да, похоже, это их рук дело, – кивнул моррин. – Из-за них я и покинул родину. В свое время мы считали их всего лишь кучкой рассерженных юнцов, которые устраивают на улицах беспорядки. Однако с каждым днем их ряды росли. Я слышал, теперь они получили место в Совете и отравляют воздух своими речами.

– Ваши сведения устарели. В Совете у них уже большинство. Подозреваю, тут не обошлось без Чернокнижника.

– Пожалуй. А может, все к тому и шло…

– У вас остались связи или друзья? – спросила Таландра.

– Остались. Но разве у вас самой нет шпионов в Морриноу?

Принцесса пожала плечами.

– Они вдруг замолчали. Боюсь, их бросили в тюрьму или убили.

В комнате ненадолго повисла тишина. Джонкравиш обдумывал, к чему клонит принцесса.

– Вы хотите, чтобы мои друзья шпионили на вас? – прошептал Джонкравиш.

– Нет. Я знаю, что ваш народ думает о шпионах. Я лишь хотела с ними… побеседовать.

Согласно известной присказке, если два моррина сойдутся на улице, то не расстанутся, пока не проговорят хотя бы час. Джонкравиш и сам иногда шутил, что его соотечественники ходят в храмы по двум причинам, из которых молитвы – только вторая, а первая – сплетни.

– До меня доходит много слухов, но я хочу знать, сколько в них правды, а какие пущены, чтобы вызвать к нам ненависть, – сказала Таландра.

– Я подумаю.

Принцесса вздохнула с облегчением: Джонкравиш мог и не согласиться.

– Спасибо.

Старый моррин направился было к выходу, однако что-то в лице Таландры его остановило.

– Вас что-нибудь беспокоит?

– В армии четыре тысячи морринов, в Чарасе живет вчетверо больше. Вы и сами понимаете: с началом войны, когда в ворота внесут первые трупы, люди начнут искать козлов отпущения.

Таландра взглянула на его рога и прикусила язык. Расистский намек был до того стар, что моррин его даже не заметил. Общение с Граэгором – тем еще сквернословом – не шло принцессе на пользу.

– Я не оставлю свой пост, – рассердился Джонкравиш, – и не буду прятаться. Севелдром стал мне домом раньше, чем ваш отец появился на свет. В Морриноу я был изгоем, потому что не кланялся Всеблагой Матери и не молился дважды в день. Здесь я моррин, это верно, – но всего лишь один из толпы.

– Само собой, – примирительно сказала Таландра. – Я знала, что вы не захотите прятаться. Речь не о вас.

– А о ком? – неуверенно спросил Джонкравиш.

– О морринском после. Мы приняли под свою защиту посольства большинства западных стран. Посол Кортаирлен, похоже, не видит никакой опасности – или считает себя неуязвимым.

– Обычное дело для молодежи – ему и ста лет не исполнилось. Постараюсь его убедить.

– Спасибо.

– Ну, теперь-то вы отдохнете?

Джонкравиш дождался кивка, поднялся и ласково, как в детстве, провел рукой по ее волосам. Таландра, хотя это было невежливо, чуть было не спросила, сколько ему лет. Моррины жили вчетверо дольше людей. С того дня, как она появилась на свет, для Джонкравиша прошли считаные минуты.

Стук сапог затих в коридоре. Принцесса решила при случае расспросить его о своей матери. Старые воспоминания тускнели. Было бы хорошо услышать о ней от кого-то, кто не жаловался на память.

Таландра подумала, не отправиться ли в постель, однако предстояло еще столько работы! Она положила голову на стол – всего на минуточку – и тут же уснула.

Глава 6

Утро выдалось холодным, а тусклое голубое небо оставляло мало надежды на дождь. Плохой день для урожая, но в самый раз для начала войны.

Разведчики возвращались из южного ущелья мимо Варгуса и его товарищей, которые выстроились на линии фронта. Южане были привычны к долгим переходам. Короткий рывок, чтобы опередить врага, не представлял для них сложности, тем более налегке. Варгус не первый раз позавидовал качеству их литых кожаных доспехов. Его собственная броня из армейских запасов служила неплохо, но кровь, которую он с нее счистил, наводила на неприятные мысли. Впрочем, сейчас что-то менять уже поздно.

Разведчики проскользнули за переднюю шеренгу. Еще мгновение – и воздух задрожал от громкого гула.

Сотни мелочей по сторонам отвлекали внимание Варгуса, но он упрямо смотрел вперед. Там, вдалеке, яростный ливень стрел накрыл подступающего врага. Не все успели поднять щиты, и вопли раненых эхом прокатились по каменным склонам. На глазах у Варгуса под смертоносным дождем разом погибли десятки солдат.

За первым залпом быстро последовали второй и третий, но враг, несмотря на потери, упрямо шел вперед. Лучники-одиночки на возвышениях и крошечных карнизах, выдолбленных в скале с обеих сторон прохода, начали выбирать цели по своему усмотрению.

По ущелью пронесся слабый западный ветер, и в лицо неприятелю полетела пыль, добавляя к побоищу оскорбление. Варгус порадовался, что ветер не дует в другую сторону, иначе он и остальные солдаты надолго пропахли бы мертвечиной. Даже не глядя по сторонам, он знал, что справа сражается Харго – его надежное присутствие было почти осязаемо. Слева стоял Орран, а возле него – белобрысый разведчик Бенлор. Неподалеку шумел Черный Том с зубами, темными от смолы, которую он жевал день и ночь. Бок о бок с ним – Лохмач, который еще ребенком упал с дерева и с тех пор был лыс, как яйцо, а рядом – Радд, самый тощий воин в отряде, хотя ел за троих, и Тэн с лицом как у крысы – лучший друг Оррана, тот знал его с детства.

Варгус познакомился еще с дюжиной однополчан, и у каждого была собственная история горестей, побед и поражений, больших и маленьких. Жёны и дети, погибшие от нелепой случайности или тяжелой болезни. Дома́, спаленные дотла, убитые бандитами семьи. Древний клад, найденный в чистом поле, первое слово сына и дразнящие рассказы о безумных ночах в компании таинственных чужеземок. Все эти истории, обыкновенные и чудесные, стали частью его самого.

Их дружбу скрепили бойцовские ямы и пиво, хлебное вино и общие беды, военные байки и старые песни у догорающего костра. Это братство родилось две недели назад и уже стало сильнее, чем многие из тех, что Варгус повидал на своем веку. Теперь эти люди были его семьей. Они одни стояли между ним и забвением.

Даже под градом стрел враг приближался, ступая по трупам и оставляя позади раненых. Войско запада подошло достаточно близко, и Варгус видел, что это йерсканцы – крепкие бледнокожие люди в стальных шлемах и кожаных куртках. Большинство несли копья и слегка искривленные тесаки – старинное племенное наследие. Их оружие и доспехи, вероятно, отлили и выковали в йерсканских кузницах из металла, добытого в тамошних рудниках. Это был народ ремесленников, торговцев и моряков – но не воинов. Казалось бы, странный выбор для первой атаки: другие народы альянса славились куда большей свирепостью. Интересно, перед кем они так провинились…

Враг приближался все осторожнее, держа наготове треугольные щиты. Впрочем, лучники уже отступали. Когда йерсканцы подошли так близко, что стали видны их глаза, Варгус ощутил прилив жалости. Их боевой дух был сломлен, а ведь худшее еще ждало впереди.

– Чего они тянут? Мы уже поперек дороги стоим, – пробормотал Орран. Как только он это сказал, где-то сзади глухо прогремел удар.

– На землю! – гаркнул Варгус, и дюжина голосов подхватила приказ.

Воины в первых трех шеренгах упали на колени и, подняв над головами щиты, сомкнули их с соседними. На секунду небо над головой почернело. Варгус отважился выглянуть в щель между щитами и увидел, как накрывшая их тень разорвалась на тысячу осколков.

Шипастые ядра врезались во вражеские ряды, и у Варгуса заложило уши от страшных криков. Сами по себе не тяжелые, ядра падали с большой высоты и легко пробивали доспехи, впивались в тела и сбивали врагов с ног. Кто-то успевал поднять щит, но это не спасало: ядра в щепки разносили дерево или отскакивали и били по неприкрытым ногам и рукам. Изувеченные люди, спотыкаясь, падали на шипы, и вскоре ущелье было усеяно мертвыми телами, а воздух наполнился криками раненых. Самые ответственные из офицеров пытались собрать тех, кто еще мог сражаться, – но куда там!

Вопли йерсканцев заглушил резкий звук рога. Варгус и его соратники с готовностью встали на ноги. Офицеры раздавали приказы, хотя нужды в них не было. Все знали, что делать. Варгус вытащил короткий меч и поглядел по сторонам. Харго мрачно кивнул, Орран спрятал страх за улыбкой.

Варгус втянул в себя воздух и издал неописуемый боевой клич, который подхватили сотни глоток вокруг. Задавая шаг, он ринулся вперед, к смятому вражескому строю. Йерсканцы видели, как им навстречу плечом к плечу несутся двадцать человек, однако бежать было некуда. С обоих боков их окружали отвесные стены ущелья, а со спины напирали соратники. Повсюду виднелись трупы, кровь, дерьмо, выпавшее из рук оружие и шипастые ядра.

Горстка солдат нашла в себе смелость встретить атаку лицом к лицу. Замелькали копья, одно едва не задело Варгуса, но он знал: если смерть и возьмет его, то не сегодня.

В ушах грохотал пульс, в руках и ногах слабо пощипывало. Варгус, сам того не заметив, ускорил шаг. Он хотел первым добраться до врага.

Перепуганный солдат перед ним, к своей чести, поднял копье, но Варгус легко отвел его в сторону и пронзил живот неприятеля. Мгновение спустя две армии с оглушительным треском сошлись. Севелдромские щиты врезались в смятые ряды йерсканцев. Их доспехи не могли устоять в суровом ближнем бою, мечи легко пробивали кожу. Со всех сторон на Варгуса летели кровавые ошметки.

Одного врага он с воплем ударил щитом по лицу, второму рассек шею, третьего лягнул в живот, четвертого протаранил. Еще одному Варгус чуть не срезал голову кромкой щита, другому свернул челюсть головкой эфеса. Щеку оросило кровью – это Харго перерезал кому-то глотку. Новый удар – и клинок верзилы, разрубив йерсканскому солдату ключицу, застрял глубоко в теле. К безоружному Харго тут же бросился враг. Заметив это, Варгус оттолкнул щитом двух других и ударил подбежавшего по лицу. Тот отшатнулся – скорее от удивления, чем от боли, – но этого было достаточно. Харго поднял выпавший из рук йерсканца тесак и одним мощным ударом раскроил воину череп. Словно обезумевший мясник, он принялся крошить неприятеля. Из его горла поднялся смех – искра безумия, мимолетная радость посреди бессмысленной бойни. Это чувство угасло, когда чье-то копье чиркнуло по его груди, однако оружия Харго не выпустил – тесак словно прирос к его руке.

Земля, небо – все исчезло. Даже стены ущелья для Варгуса больше не существовали. Он не видел ничего, кроме врага впереди. Сперва это был рослый воин, изрыгавший проклятья сквозь желтые зубы. Варгус с рычанием выпустил ему кишки и вдобавок лягнул в лицо. На место воина встал широкоплечий силач с обнаженной грудью, но и этот завизжал от раны в паху, как забитый кабан. Затем лица начали сливаться в сплошное пятно. Варгус шел вперед, размахивая мечом, пыхтя и лягаясь. Внезапно перед ним никого не оказалось, и он от неожиданности чуть не упал. Ему на плечо легла окровавленная рука, и Варгус развернулся, занеся меч для удара.

Лишь поняв, что перед ним стоит Харго, он опустил клинок и огляделся в поисках хоть какого-нибудь очага сражения. Но не увидел ни одного. Бой был окончен, всюду лежали мертвые и умирающие.

Постепенно к нему стали возвращаться чувства. Варгус услышал свое громкое дыхание, ощутил неприятное жжение в легких. Плечи ныли, руки испачкались в крови до самых подмышек. Пока он ловил ртом воздух, подошел Орран с горсткой солдат. На лицах товарищей застыла смесь ужаса и облегчения. Черный Том, тяжело дыша, молча выплюнул на землю кусок смолы.

– В чем дело? – спросил Варгус, озираясь по сторонам. Что их встревожило? Может, это была только первая волна и главное войско на подходе? Однако вокруг он видел лишь воинов Севелдрома. Все йерсканцы, пережившие атаку, сломали строй и обратились в бегство, побросав по дороге оружие и доспехи.

Варгус посмотрел на других.

– Что?

– Дело не в них, – сказал Орран, утирая рот и сплевывая кровавую слизь. – А в тебе.

– Я еле выстоял, – выдохнул Харго. Он согнулся пополам и ловил ртом воздух. – Ты прорубился прямо сквозь строй. Это ты сломал их ряды!

– Нет! – Варгус с силой тряхнул головой. – Мы вместе. В одиночку меня бы давно убили. Мы сломали строй сообща. Харго трижды спас меня от смерти, и я так же точно знаю, что спас его.

– Где Тэн? – спросил вдруг Орран, озираясь в поисках друга. Того и правда не было видно. Все с дурным предчувствием начали осматривать поле битвы.

Обнаружили его под двумя другими телами. Страх навсегда застыл на узком лице, глаза уставились в пустоту, и все же никто не нашел в себе сил отвернуться. Неподалеку раздался стон – какой-то йерсканец, еще живой, истекал кровью из многочисленных ран. С диким криком Орран налетел на него и рубил мечом, пока тело не превратилось в окровавленный шмат мяса, ничем не похожий на человека. Под конец Орран зарыдал, размазывая сопли по избитому, покрытому синяками лицу, но никто не поднял его на смех. Они с Тэном росли в одной деревне. Сначала мальчики, потом мужчины; больше двадцати пяти лет общих воспоминаний. Наконец гнев оставил его, и Орран упал на гору трупов, позабыв обо всем на свете, кроме своего горя.

Харго собирал оружие, Черный Том и Лохмач завернули тело Тэна в одеяло и перенесли его из долины смерти в лагерь.

Варгус бросил последний взгляд на ущелье. Над трупами уже роились мухи и кружили стервятники. Первый день удался на славу, хотя все вышло не так, как он ожидал. Сказать, что это было легко, значило бы соврать. Обе армии понесли большие потери, но на каждого павшего с их стороны приходилось полтора десятка солдат запада. Солнце еще не достигло зенита, а битва уже закончилась. После такого сокрушительного поражения враг сегодня вряд ли вернется. И все же, несмотря на победу, Варгуса тяготило дурное предчувствие.

* * *

Вечером прощались с Тэном. Над ярким погребальным костром поднимался дым, черный от жира. Старый жрец Создателя помянул усопшего в теплой речи. Никто не молился, только Орран тихо плакал, и по лицам тех, кто лучше других знал погибшего, беззвучно катились слезы. Той ночью горело еще много погребальных костров, но этот был самый шумный. Некоторые опьянели до того, как огонь начал гаснуть, однако из уважения к Оррану притворялись трезвыми, пока тот наверстывал упущенное. Вот напьется – и можно будет себя не сдерживать: к утру он мало что вспомнит, и меньше всего о том, кто вел себя уважительно, а кто нет.

Вскоре Орран пустился в воспоминания. Под хриплый смех товарищей он травил байки из их общего с Тэном детства – как они воровали яблоки и как друга застукали, когда он обжимался с фермерской дочкой на сеновале, потому что та слишком громко визжала.

Потом люди пустились в пляс и затянули старые песни из книги Создателя – запевалой был захмелевший священник. Хорошее настроение испортил жрец из церкви Святого Света, который предложил Оррану исповедаться.

– Засунь свой фонарь себе в задницу! – огрызнулся тот и выпустил бы жрецу кишки, если бы Варгус не оттащил его, а Харго не отобрал меч.

Костлявый служитель культа удалился, и скоро о нем забыли, сосредоточившись на новом бочонке пива. В ход пошли военные байки, люди все прибывали. Скоро толпа заслонила от Варгуса другие лагерные костры. Широкое море раскрасневшихся лиц плескалось от смеха, и по нему волнами перекатывались обрывки песен.

Когда разговор неизбежно зашел о дневной битве, Харго и остальные заговорили о том, сколько йерсканцев убил свирепый Варгус. Тот поспешил воздать должное товарищам – а кто считает иначе, тот, мол, просто перебрал вина. Оррану, который уже основательно захмелел, это пришлось не по нраву.

– Я там был, – сказал он, качаясь из стороны в сторону. – Варгус у меня на глазах рубил этих сволочей, будто шел по полю с косой. Я такого никогда не видел.

Варгус отставил кружку и сел неподвижно, чтобы обратить на себя внимание. Даже Радд перестал пихать в рот еду, а Черный Том бросил жевать смолу. Только когда толпа затихла, Орран посмотрел на него.

– Я жив лишь потому, что мы сражались вместе. Помнишь, как мы встретились во время учебного боя? Разве ты не умел драться? Нет, тебе просто было плевать. Я назвал вас братьями, и каждый, наверное, решил, что я выпил лишнего или читаю проповедь, как последний фонарщик.

Орран ухмыльнулся, и Черный Том сплюнул в костер, отчего тот зашипел.

– Ну, теперь убедились?

Люди одобрительно загудели. Варгус поймал взгляд Оррана, и тот после долгой паузы кивнул. Варгус знал, что его отряд снискал уважение многих. Они вели атаку и первыми прорвали ряды неприятеля, сокрушили его слабую волю.

Кто-то из солдат вошел в светлый круг у костра и преклонил перед Варгусом колено.

– Я видел, как вы все сражались, и хочу быть с вами, – торжественно объявил он. – Что мне для этого сделать?

Варгус притворился, что размышляет. Остальные наблюдали за ним со смесью удивления и веселья.

– Ну, я могу нагнуться, а ты поцелуешь меня в зад. Как тебе идея?

У солдата был такой напуганный вид, что все покатились со смеху. Варгус поднял его на ноги и хлопнул по плечу.

– Это не культ, а я не вожак. Садись, поговорим.

Той ночью больше сотни человек принесли идею братства в свои отряды, и она, как лесной пожар, охватила все войско.

Перед тем как окончательно свалиться от хмеля, Варгус посмотрел на свои руки. С них почти сошли стариковские пятна, и кожа как будто помолодела.

Глава 7

Ниррок скорчился в дальнем углу тронного зала, прижавшись к стене и изо всех сил стараясь, чтобы его не заметили. До сих пор император Тэйкон обходил его вниманием, но удача могла изменить в любую секунду. Желания императора полагалось исполнять как можно скорее, дабы не навлечь на себя его гнев. В настоящий момент тот был поглощен созерцанием цветастой экзотической птицы – со сладким, но очень уж громким голосом. Птица, конечно, была диковинкой. Ее привезли из бескрайних изумрудных джунглей к югу от Гиблого моря. На западе таких не видывали – это и делало ее достойной императорского внимания. Ниррок был не азартен, но побился бы об заклад с кем угодно, кто взялся бы утверждать, что птицу ждет долгая жизнь. Нет, ей наверняка свернут шею. Все игрушки, к которым Тэйкон терял интерес, ждал один конец.

В дверь громко постучали, и в тронный зал вошел глашатай. Он поклонился до самого пола и, выпрямившись, сказал:

– Члены Военного совета явились по приказанию Вашего Святейшества. Ждут, когда Ваше Святейшество соблаговолит их принять.

Тэйкон вернул птицу в клетку, проверил напоследок замок и обратил взор на глашатая. Желваки на лице императора запрыгали вверх-вниз, и Ниррок внутренне приготовился к новому зверству.

– Впусти их, – сказал Тэйкон спокойным, к всеобщему удивлению, голосом. Глашатай медленно выдохнул, еще раз поклонился и попятился к двери.

Шестеро крепких мужчин, войдя в зал, как по команде склонились перед троном. Четверо, местные зекорранцы, носили кольчуги и тяжелые пластинчатые доспехи; двое были рогатыми морринскими воинами. По многочисленным знакам различия Ниррок догадался, что перед ним генералы. Морринов пригласили из вежливости, но они, судя по виду, встревожились не меньше зекорранцев. Хотя в зале царила прохлада, лица генералов блестели от пота.

Ниррока удивило, что военный совет заседает в столице, а не командует армией. С другой стороны, его ли ума это дело?

– Как продвигается наступление? – спросил Тэйкон, нарушив сковавшую зал тишину.

– Как вы и требовали, Ваше Святейшество, королева Йерскании была наказана за то, что посмела ослушаться вашего приказа, – ответил один из генералов. – Впредь она будет сговорчивее.

Скуку с императора как рукой сняло.

– Я хочу знать все подробности, – сказал он с дружелюбной улыбкой, при виде которой у Ниррока напрягся сфинктер.

Вперед выступил другой генерал – широкоплечий, с черной промасленной бородой.

– Мы повели первую атаку через южный проход, существенно опираясь на йерсканцев и почти не оказав им поддержки. Как мы и ожидали, их оружию и доспехам оказалось далеко до севелдромских. Йерсканцы умылись кровью, Ваше Святейшество. Они еще подсчитывают трупы, но по нашей оценке погибло несколько тысяч.

Должно быть, поняв, что он сказал слишком много и говорил слишком долго, генерал опять поклонился и быстро отступил назад.

– Ну, а что королева? – спросил император – От нее что-нибудь слышно?

Полководцы коротко посовещались, и все тот же генерал ответил:

– Нет, Ваше Святейшество.

– Значит, нам неизвестно, поняла ли она послание?

Генерал сглотнул комок в горле.

– Пока нет, Ваше Святейшество. Ожидаю, что она даст о себе знать в любую…

Тэйкон поднял руку, и генерал тут же умолк, будто ему перерезали глотку.

– Глашатай! – крикнул Тэйкон. Его голос заметался между голыми каменными стенами.

Ниррок услышал неистовый топот. Дверь распахнулась, и на пороге возник вспотевший глашатай.

– Да, Ваше Святейшество?

– Нет ли новых вестей из Йерскании?

Глашатай на секунду задумался, явно соображая, чем грозит ему ответ. Наконец он сказал:

– Нет, Ваше Святейшество.

– Ты уверен?

Короткая пауза.

– Да, Ваше Святейшество.

Тэйкон поднялся с трона.

– Пошел, – махнул он рукой, и глашатай, торопливо попятившись, закрыл за собой дверь.

– Скажи мне, генерал…

– Лорка, Ваше Святейшество.

– Скажи мне, Лорка, победила ли моя армия в первый день войны?

Лорка оглянулся на своих сослуживцев, ища поддержки, но те потеряли дар речи.

– Я не… то есть…

Император, заложив руки за спину, плавно приблизился.

– Вопрос очень простой, Лорка. Мы победили?

Пот градом катился по лицу генерала. Он шарил глазами по залу в поисках помощи.

– Мы потеряли… мы… отступили.

Тэйкон подошел к генералам на расстояние вытянутой руки. Ниррок вдруг понял, что не может проглотить набухший в горле комок. Воздух в зале стал сухим и горячим.

– Значит, проиграли?

Лорка утер пот со лба, открыл рот, не смог выдавить ни слова и только кивнул.

Император поцокал языком и пошел к трону. Когда он повернулся к генералам спиной, те едва слышно выдохнули.

– По твоей оценке, погибли несколько тысяч моих солдат?

– Да, Ваше Святейшество, – прохрипел Лорка.

Обойдя трон, император достал небольшой кинжал. Ниррок закрыл руками лицо, не в силах вынести это зрелище, но скоро начал подсматривать между пальцев.

– Каждая смерть меня ранит. Я чувствую их боль как свою собственную.

Никто не знал, что на это ответить. Тэйкон подошел к генералам, низко держа кинжал, и те приготовились к худшему.

– Когда страдают мои солдаты, страдаю и я. – Император поднял свободную руку и провел лезвием по ладони. – По-другому и быть не может.

Кровь из неглубокой раны закапала на пол, но тут же остановилась. Края пореза сошлись, и он исчез без следа.

– Мы все должны страдать, – сказал император, хватая Лорку за руку и проводя по ней кинжалом. Эта рана была куда глубже – кровь ударила из нее струей.

Лорка охнул.

– Это раз, – сказал Тэйкон.

Он взял кинжал в обе руки и вонзил его себе в живот по самую рукоятку. Император не вскрикнул от боли, только пошатнулся, а затем вытащил клинок. Густая темная кровь обагрила его шелковую мантию, однако скоро замедлила бег и остановилась. Тэйкон, хотя и не сразу, задышал ровнее и сумел выпрямиться.

– Это два.

– Нет! – успел сказать Лорка, прежде чем император ударил его в живот. Генерал закричал и попытался оттолкнуть Тэйкона, чем привел императора в ярость. С диким криком тот бросился на Лорку, сбил его с ног и принялся снова и снова втыкать кинжал. Остальные генералы поспешно отступили. Один из них бросился к выходу, но двери были заперты.

– Семь, восемь, девять, – считал император, поднимая и опуская кинжал. В воздух летели брызги, на полу растеклась лужа крови. По запаху мочи Ниррок догадался, что кто-то из генералов напустил в штаны.

– Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать.

На счет «двадцать» Лорка перестал кричать. Досчитав до тридцати двух, Тэйкон воткнул кинжал в остывающий труп.

Когда император наконец встал, его мантия, руки и лицо были красными от крови. Он, казалось, не замечал этого, пока скрип подошв не привлек его внимание к кровавым отпечаткам сапог на полу.

– Ой-ой, – хихикнул Тэйкон. – Ну и беспорядок я навел!

Он уселся на трон, запачкав дорогое убранство, и взглянул на свою певчую птичку. Та как ни в чем не бывало продолжала весело щебетать. Песня заставила императора улыбнуться. Он задумчиво провел рукой по лицу, размазав кровь, будто краску, сплюнул на пол, отпил из стоявшего рядом кувшина с охлажденным вином и вылил остатки себе на голову. Лицо стало чище, но Тэйкон, недовольный результатом, стащил с себя мантию, скинул сандалии и остался на троне в чем мать родила.

Генералы стояли по стене, отчаянно шаря глазами в поисках запасного выхода. Они вошли без оружия, а за дверями ждала наготове императорская охрана. Кое-кто посматривал на высокие окна позади трона, выходящие в сад. Путь до земли был неблизкий, и все же один генерал начал боком подбираться к престолу.

– Чем закончился счет? – спросил император у подданных. – Что, никто не запомнил? – Все промолчали, и тогда Тэйкон посмотрел прямо в дальний угол. Ниррок почувствовал, как сердце уходит в пятки. – Эй, ты! На чем я закончил?

– На тридцати двух, Ваше Святейшество.

– Ага! – воскликнул император, будто в самом числе заключались тайны, которые только он мог постичь. – Да, не хотелось бы начинать сначала.

Он со злобной ухмылкой кинулся на генерала, который на цыпочках шел к трону. Генерал с пронзительным криком побежал вперед и не умолкал, пока у самого окна император не прыгнул ему на спину.

– Тридцать три! – радостно крикнул Тэйкон и вонзил кинжал в руку, тянувшуюся к задвижке. Беглец взвыл от боли и заехал Тэйкону по лицу. Хрустнула челюсть. Пока император вправлял ее на место, генерал задергал щеколдой, потом в дикой панике локтем разбил стекло и запрыгнул на подоконник.

– Тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть, – считал император, протыкая генералу обе ноги. Он обхватил беглеца за талию, сбросил на пол, а затем с хлюпающим звуком вонзил клинок ему в глаз.

– Тридцать семь. Ого, какой сочный!

Ниррок был не в силах на это смотреть. Он закрыл лицо руками и весь съежился, однако не мог заглушить ужасные крики, шлепки, с которыми мясо ударялось о пол, и разлившееся по залу зловоние смерти и вскрытых кишок. Пытаясь думать о чем-то хорошем, он замурлыкал себе под нос мелодию из детства – колыбельную, которую когда-то пела его мать. Ниррок плохо помнил слова, но там говорилось о приятных снах и о том, что завтра будет лучше, чем сегодня.

Спустя какое-то время – Ниррок потерял ему счет – он вдруг понял, что в зале воцарилась тишина. Очень медленно, стараясь не привлекать внимания, он выпрямился и выглянул в щелочку между пальцами.

Пол, красный от крови, был усеян кусками тел, глазными яблоками и еще чем-то розовым, голубым, багровым и белым, для чего он не мог подобрать названия. Неподалеку лежал сапог, откуда торчала отрезанная ступня. Алые брызги покрыли стены узорами, в которых читались боль и страдание. Кровь неизвестно как попала даже на потолок.

Император сидел на троне, тихим свистом подпевая своей маленькой птичке.

– Приберите тут, – махнул он рукой, не оборачиваясь, на куски тел. – И найдите мне других генералов.

Ниррок не дыша попятился к выходу и осторожно толкнул двери. К его удивлению, они оказались не заперты. Смеясь сквозь слезы и спотыкаясь, он со всех ног побежал за дворецким – быстрее, пока император не обвинил в беспорядке его самого.

Глава 8

Оба прохода, ведущие к Севелдрому на севере и на юге, были завалены трупами. Два дня совместные силы запада тщетно пытались прорвать оборону, но в теснине их численный перевес ничего не значил. Сотни людей понапрасну сложили головы – и вряд ли случайно. Большинство убитых пришли из Йерскании и оказались не подготовлены к жаркому бою. Их как будто наказали за что-то. Сегодня, если Тэйкон не спятил по-настоящему и не решил пустить под нож целую армию, запад должен был сменить тактику.

Война положила конец тихим денькам в городе. Дорога на передовую заняла несколько суток, зато позволила Балфруссу проехать верхом через родную деревню и всколыхнула старые воспоминания. Он не ожидал, что будет так грустно.

Хотя до сих пор армия обходилась без магов, те ждали наготове: Чернокнижник с учениками могли появиться в любую минуту.

Балфрусс издалека почувствовал приближение Туле. Несколько дней отдыха пошли на пользу всем, но больше всех – шаэльцу. Королевский лекарь обработал его тяжелые раны, а для поправки прописал сон, примочки и вонючую микстуру.

Не будь искусство магов-целителей утрачено, Балфрусс вмиг бы вылечил соратника. Увы, только Первые люди еще помнили о даре, да и те спустя несколько поколений забудут последние крохи. Как-то раз Балфрусс заговорил об этой потере с Эко. Тот слабо разбирался в целительстве, но среди его соплеменников дар еще был силен. Когда-нибудь Балфрусс к ним наведается. Если переживет войну.

– Ты выглядишь лучше, – сказал он шаэльцу.

Туле прикрывал рану на шее белой повязкой. Тени под его глазами исчезли, впалые щеки округлились. Он уже ходил, почти не опираясь на посох. Первые три дня, выполняя врачебные предписания, маг отсыпался. На четвертое утро лекарь обнаружил пустую постель. Туле встал на рассвете и вышел в город размять ноги. С тех пор к нему вернулся аппетит, и за столом он не уступал в проворстве даже Финну.

«Финн – очень интересный человек».

Балфрусс нахмурился. Он до сих пор не привык слышать внутри чужой голос. Было не по себе от того, что другой читает все его мысли.

«Только те, что лежат на поверхности. И только те, что связаны с сильными чувствами. Я не сую нос в чужие дела».

– Я не в обиде, просто тревожусь. Финн очень силен. Если бы его как следует выучили, ему бы не было равных. Я до сих пор не знаю, к добру он с нами или к худу.

«Скоро выясним. Чувствуешь?» – спросил Туле.

Балфрусс закрыл глаза, отключился от царящего в лагере шума и напряг внутренний слух. Что-то надвигалось с запада, все ближе и ближе. Эхо магического Дара. Сперва это было легкое касание, будто по коже вели перышком, но с каждой секундой ощущение в голове набирало силу.

– Проклятье, – пробормотал он, открывая глаза. – Нужно сказать остальным.

Однако нужды в этом не было. Остальные маги, услышав эхо, высыпали из шатров. В широко открытых глазах читался испуг пополам с возбуждением.

– Это они? – спросила Элоиза.

– Наверняка. Ни один боевой маг в одиночку не обладает такой силой, – сказал Балфрусс, надеясь, что это правда, потому что иначе война очень скоро закончится.

Солдаты не почувствовали ничего необычного, но встревожились, увидев, как боевые маги строятся вдоль линии фронта. Разговоры постепенно затихли, и в неестественной тишине все устремили взгляды к устью южного ущелья.

Давление на разум Балфрусса росло с поразительной быстротой, будто на них надвигалось нечто огромное и непостижимое. Казалось, из ущелья вот-вот вырвется волна, сметая все на своем пути.

Закололо в кончиках пальцев, волосы на руках встопорщились от накопленной в воздухе энергии. Эко и Финн встали по сторонам от Балфрусса. Все позиции хорошо продумали. Элоиза заняла дальний от Финна фланг – как самый искусный из боевых магов, она могла бы, случись что, направлять кузнеца. Даже под напором подступающей силы было слышно, как от Финна исходит тяжелый пульс, постоянное напоминание о его мощи.

– Не забудь, – обратился к нему Балфрусс. – Враг попробует запугать нас кошмарами или залезть в твое сознание, чтобы сокрушить волю.

– Я помню, чему меня учили, – кивнул Финн.

– Тогда расслабься, – прошипел Балфрусс. – Я чувствую, как ты собираешь силу.

Верзила несколько секунд сверлил его взглядом, потом стал дышать глубже и медленнее. Напор ослаб, и эхо призванной силы, исходящее от кузнеца, стихло.

Элоиза поймала издали взгляд Балфрусса, без слов поняла, что́ у него на уме, и потрясла головой. Сейчас уже поздно. Если они переживут сегодняшний день, ему предстоит долгая беседа с Финном. Кузнецу, при всей его силе, многому предстоит научиться.

Минуты текли, но солдаты, которым передалась тревога от магов, не нарушали молчания. Балфрусс глубоко вздохнул и почувствовал в воздухе необычный запах – пряный, с нотками гнили: смесь плесневелых листьев и хлеба, испеченного с травами. Остальные завертели головами, пытаясь определить источник. Вслед за запахом послышался звук скольжения и бряцания металла о камень, будто артель старателей заколотила кирками по скале.

И вот из ущелья появилось огромное, похожее на слизня чудище с темно-розовым, почти пурпурным кольчатым телом. Оно едва протиснулось в устье, где могли разместиться плечом к плечу двадцать мужчин. Щупальца с металлическими крюками на концах, костяные шпоры и наросты по всему телу толкали исполинскую тушу с необычайной скоростью. Чудище встало на дыбы и разинуло пасть, усеянную рядами острых, как иглы, и длинных, как копья, зубов. Оттуда вырвалось зловонное рыжее облако, и по ущелью разнесся душераздирающий вопль.

Воины в ужасе взирали на небывалого монстра. Стрелки схватились за луки, зазвучали приказы собираться в тесные группы. Балфрусс чувствовал, как от солдат волнами исходит страх; тем не менее никто не поддался панике и не бросился наутек.

На первый взгляд, иллюзия была сработана превосходно, но скоро стали заметны изъяны. Земля под чудищем не дрожала, и ни один камешек под его брюхом не сдвинулся с места. Будь эта тварь настоящей, все почувствовали бы ее приближение задолго до того, как увидели. Покачав головой, Балфрусс собрал волю, зачерпнул энергию из Источника и направил ее в существо, а затем мысленно потянулся к нему и, пока оно ревело и каталось по земле, резко выбросил руку. Тварь издала последний крик и исчезла – только призрачный образ еще секунду-другую держался на обратной стороне век.

– Это мираж! – объявил Балфрусс магически усиленным голосом. – Таких существ не бывает на свете.

Во всяком случае, он на это надеялся. Далеко на востоке ходили слухи о гигантских червях, живущих в Пустыне, но про щупальца в тех историях речи не было.

Балфрусс ожидал, что враг попробует сбить их с толку новой, более тонкой атакой, однако с некоторым разочарованием увидел, как к ним приближаются шесть фигур, облаченных в одинаковые пурпурные мантии с капюшонами. Судя по разному росту и походке, среди шестерых были и мужчины, и женщины. Даже не видя под капюшонами лиц, Балфрусс знал: Чернокнижника среди них нет. Шли Осколки, его ученики.

Напор магической силы исходил от всех шестерых. Их единая воля представляла собой сокрушительное оружие, которое, не встретив сопротивления, могло сровнять с землей горы, уничтожить целую армию и изменить ход войны.

Балфрусс и его соратники это предвидели. Дать Осколкам отпор можно было, лишь собрав свои силы в Цепь, чтобы один боевой маг направлял мощь остальных. Хотя Балфрусс считал, что на эту роль лучше подходит Элоиза, самая опытная из них, управлять Цепью выбрали его.

– Я отдам тебе свою силу, брат, – сказал Эко. Каким бы худосочным и жилистым ни был маленький перволюд, как только он соединился с Балфруссом, тот почувствовал мощный прилив силы. Несколько секунд ушло на то, чтобы выровнять пульс и восстановить дыхание. Остальные маги один за другим начали прибавлять к его силе свою. Приноровиться к ним было все сложнее.

С каждым новым звеном Балфрусс мог внутренним зрением оценить их силу. Финн был обучен хуже других, но мощью превосходил всех. Когда он вошел в Цепь, Балфрусс упал на колени. Казалось, прошли часы, прежде чем перед глазами перестали плясать черные точки, но когда он поднял взгляд, Осколки приблизились всего на несколько шагов.

Воздух вокруг Балфрусса наполнился треском. Голубые искры мотыльками затанцевали вдоль его рук и ног, червячки голубого огня забегали по одежде. Солдаты, стоявшие ближе всех, попятились, чтобы их не задело магией.

– Балфрусс? – произнес незнакомый голос.

Кромка травянистой равнины, которая раскинулась перед горным проходом, выглядела безжизненной и бесплодной, но когда глаза привыкли к новым ощущениям, он увидел, что ошибался. Воздух был полон пыльцы, а под ногами ползали сотни насекомых. Над головой кружила воронья стая, а еще выше в потоках горячего воздуха парили ястребы, высматривая добычу. Балфрусс слышал, как всюду вокруг кровь стучит в тысячах звериных и птичьих сердец. Прямо перед глазами медленно била крыльями муха. Медленным стал весь мир.

Он, этот мир, предстал расширенному сознанию мага огромной решеткой, в которой тонкие струйки энергии соединяли собой все живое. Балфрусс начал постигать то, что в обычное время лежало за пределами его понимания.

«Сосредоточься. Ты должен сосредоточиться», – произнес Туле.

Это вывело Балфрусса из задумчивости и напомнило об опасности, которая им угрожала. Он поднял взгляд и увидел, что Осколки готовят первую атаку – топорную и грубо сработанную. Воздвигнутая ими стена энергии ощетинилась тысячью копий, которые могли вырвать душу из тела, не оставив на коже ни единого шрама. Едва стена была готова, Осколки направили ее на Балфрусса и остальных магов. Он отразил удар без раздумий.

Если бы не общая сила Цепи, стена мгновенно прикончила бы его и всех вокруг, но сообща разорвать ее было не сложно. За первой стеной пошла вторая, быстрее, но не намного сложнее. Балфрусс рассеял ее, а затем еще одну, которая вновь оказалась лишь чуточку замысловатее.

«Похоже, нас проверяют», – сказал Туле. Балфрусс мог только согласиться.

Фигуры в мантиях не разговаривали между собой и даже не шевелились. Прищурившись, Балфрусс черпнул из Источника и открыл спектр цветов, в обычное время недоступных его глазам. Благодаря новому зрению маг увидел, что позади Осколков, словно нить кукловода, тянется и исчезает вдали черная струйка энергии.

Удары шли один за другим, их сложность и частота наконец выровнялись. За ними не стояло ни мысли, ни цели. Осколки перемежали разные виды атак, будто заранее условились отвлекать Балфрусса и его соратников, не позволяя сосредоточиться. Смертоносные удары нельзя было оставлять без внимания, но все же Осколки явно играли только одну роль – быть помехой.

– Балфрусс… – позвала Элоиза, тоже почуяв неладное.

– Знаю, – ответил он, поманив к себе Эко.

– Да, брат?

– Это уловка. Сейчас я освобожу тебя из Цепи. Предупреди остальных. Похоже, настоящую атаку поведут через северное ущелье. Возможно, ты там понадобишься.

Не сводя глаз с врага, он сосредоточился на сущности Эко в Цепи. Чувство было не из приятных – все равно что пытаться отрезать собственную руку, – но Балфрусс постепенно нащупал контур силы и освободил Эко из группы.

Отражать атаки стало сложнее. Давление на щит возросло, и каждому пришлось увеличить свой вклад. Все же противостоять врагу им было по силам.

Эко перемолвился с капитаном, и от войска отправили гонца на самом быстром скакуне. Еще оставалась надежда, что он успеет предупредить остальных, хотя у Балфрусса на этот счет были сомнения. Эко с минуту передохнул, сидя на корточках и утирая испарину. Только теперь Балфрусс заметил, что по его собственному телу градом струится пот. Сколько же времени они стояли в Цепи и сражались с врагом?

Осколки зашевелились, и один из них покинул Цепь – видимо, в ответ на действия Эко. Тот немедленно поднялся на ноги и зачерпнул силу из Источника.

В одиночку Осколок не пытался атаковать, но направил в сторону магов тонкую струйку энергии, которая, прикоснувшись к Балфруссу, вогнала его в дрожь. Тот посмотрел вдоль ряда и увидел, что собратья один за другим ощутили то же самое. Когда волна добралась до Эко, тот наотмашь ударил рукой. Осколок отпрянул и – впервые действуя по собственной воле – откинул с лица капюшон. Даже на расстоянии было понятно: с ним что-то не так.

Лицо было бледным, местами болезненно желтым. К шишковатому черепу лепились пучки черных волос. На месте глаз чернели две впадины, а на лице здесь и там зияли дыры, сквозь которые виднелись белый череп и внутренность рта. Осколок зашипел, обнажив гнилые зубы в кровоточащих деснах, и начал собирать силу.

Печально качнув головой, Эко ударил снова. Его сжатый кулак потянулся к груди врага. Что-то пурпурное и живое шлепнулось на землю, вздрогнуло несколько раз и затихло. Гниющий Осколок выдохнул и рухнул лицом вперед.

Балфрусс встал на цыпочки, готовясь к новой атаке, однако, к его удивлению, враг отступил. Их Цепь рассеялась, и Осколки, как по сигналу, зашагали прочь. Балфрусс медленно расслабился и по одному освободил из Цепи собратьев. Когда все они вышли, маг почувствовал, будто уменьшился в размерах. Мир вокруг потерял ясность, словно глаза затянуло пеленой.

Когда чувства вернулись к нему, Балфрусс понял, что его одежда намокла от пота. Он пошатнулся и упал бы, не подхвати его чья-то сильная рука. Тот же человек осторожно усадил его на землю. Балфрусс хватал ртом воздух. Все тело дергало от боли, будто он сражался весь день, но, подняв глаза к небу, маг увидел, что солнце почти не сдвинулось с места. С тех пор как он вошел в Цепь, едва минул час.

Солдат предложил ему баклажку с водой, и Балфрусс сделал глубокий глоток. Чувства, которым он только сейчас дал ход, омывали его разум волнами. Идеи, что еще недавно приходили в голову без всяких усилий, теперь было сложно выразить. Он никак не мог осознать того, что видел в Цепи. Мысли расплывались.

– Ты цел? – спросил женский голос. Балфрусс не сразу его узнал.

– Еще минуту.

– Отдыхай сколько нужно, – сказала Элоиза. – Одного они потеряли, так что сегодня уже не вернутся.

– Что сделал Эко? Мне было не видно.

– Вырвал ему сердце.

– Остальных успели предупредить?

Элоиза опустилась перед ним на колени, и по ее лицу Балфрусс все понял.

– Тяжеловооруженные зекорранцы прорвали линию фронта. За ними хлынули морринские берсерки. Нас отбросили к первому опорному пункту.

– Зачем все это было? В чем смысл? – с отчаянием спросил маг.

– Без нас началась бы настоящая бойня, – сказала Элоиза, помогая Балфруссу встать на ноги. Хотя голос ее был резок, она вздохнула и нежно коснулась его щеки. – Рано или поздно это случилось бы. Осада неизбежна. Все, что мы делаем до нее, – выжидательная тактика, не более.

– Ты права, – вздохнул он. – Мне просто не нравится быть игрушкой в их руках.

– Мне тоже, – фыркнула Элоиза.

Балфрусс бросил последний взгляд на ущелье. Увидят ли они его вновь?

Глава 9

Гундер, громко пыхтя, уселся за стол. Его помощник, Сабу, запер входную дверь, зажег две лампады и опустил бумажную шторку. Пока мальчик подметал пол, Гундер листал книгу счетов. Стул зловеще скрипел под его тушей. Когда все цифры сошлись, а деньги легли под замок, Гундер запер за собой дверь и заковылял к местной таверне под названием «Благословение Владыки».

Деревянную вывеску над входом недавно подкрасили, и белая мантия Пресветлого Владыки с подновленными золотыми краями сияла в темноте. Набожная жена трактирщика заказала из Шаэля особую краску – еще до войны. Теперь было не принято говорить об ужасах, которые постигли его народ. Пыточные лагеря, ямы, где разлагались сотни трупов, погребальные костры, такие огромные, что их черный дым заслонял небеса…

Учитывая, что на юге притаились свирепые ворги, а на севере – недовольные зекорранцы и моррины, ни у кого не поворачивался язык попрекать королеву Йерскании тем, что она вступила в альянс. Чтобы склонить ее к этому, не понадобились даже угрозы. Гундер не слышал, чтобы кто-то угрожал и драссийским наемникам. Почему те вошли в альянс, не знал никто, хотя он расспросил всех нужных людей.

Таверна была залита светом: по стенам висели фонари, и на каждом столе горела толстая белая свеча. Компания моряков и портовых грузчиков грелась у камина после тяжелого трудового дня под открытым небом. У входа выстроились в ряд грязные сапоги.

Примерно половину столов занимало пестрое сборище менял, разнорабочих и купцов. Большинство – коренастые йерсканцы из местных, но были здесь и наемники-драссийцы в масках, и смуглые черноглазые зекорранцы с севера.

У Гундера заурчало в животе от дразнящего рыбного запаха с кухни. Перицци стоял на побережье, а значит, в меню преобладали морские дары. Девушки в строгих нарядах разносили напитки под пристальным взором жены трактирщика. У каждой на голове был повязан платок, но по сравнению с пестротой, которую Гундер обычно видел на городских улицах (йерсканцы не славились скромностью), в таверне царила снежная белизна. Жене трактирщика было не по нраву, когда клиенты фамильярничали с ее прислугой. На крайний случай в углу сидел вышибала Мэссон, который для устрашения держал на коленях тяжелую дубинку.

В таверне было душновато, однако для разговора с глазу на глаз она подходила как нельзя лучше.

– Сюда! – позвал Рамальяс, узколицый торговец коврами. Он был здесь не единственным моррином, потому и не выделялся. Хотя соотечественники Рамальяса славились дружелюбием, он рассказывал, что на родине все громче раздаются голоса религиозных фанатиков. В том числе и это заставило его перебраться в Йерсканию.

Гундер опустился на стул, кивнул Золлу, черноглазому зекорранскому ювелиру, и с жаром пожал руку Айелю, местному виноторговцу. Девушка принесла кружки местного черного эля и приняла заказ на горячее.

– Маленькую тарелочку рыбы, если можно, – сконфуженно сказал Гундер, похлопав себя по выпирающему животу. – Я пытаюсь сбросить вес. – Он промокнул вспотевшее лицо рукавом и поправил бархатную шапочку. Если кто и заметил, что его шевелюра съехала набок, то не подал виду.

Легко завязавшись, разговор неизбежно перешел к торговым делам.

– Жестокое наказание еретиков угодно Пресветлому Владыке, – сказал Золл, – но я не верю, что в Севелдроме все как один впали в грех. Я веду там дела со многими добрыми людьми. Зачистить целую страну – это слегка… через край.

Гундер молча поднял бровь. В их компании ювелир слыл самым набожным – и даже он считал войну избыточной мерой. Это вселяло надежду, что другие в Зекоррии могут разделять его чувства. Альянс заключили всего несколько месяцев назад, а, судя по некоторым признакам, он уже начал трещать по швам.

– Я не верю слухам о короле Севелдрома, – поддакнул Рамальяс. – Мне бы тоже хотелось, чтобы война поскорее закончилась.

– Правда? Почему? – спросил Гундер.

– Потому что она вредит торговле. Лучший шелк делают на востоке, правда? Покупатели платят двойную цену за такие ковры. Шаэльский шелк совсем не так хорош, сейчас на него нет спроса. А торговые пути к Севелдрому и Пустыне закрыты, вот и приходится тратить запасы. Если в скором времени их не удастся пополнить, лавка опустеет, а за ней и мой желудок.

– Война коснулась нас всех, – сказал Гундер. – Времена нынче тяжелые.

– Когда убьют кого-нибудь из твоей семьи, тогда и расскажешь про тяжелые времена, – возразил Айель, мрачно уставившись в кружку.

Другие придвинулись к нему и заговорили шепотом.

– Ты что-нибудь слышал? – спросил Рамальяс.

– Мой племянник служит во дворце. До него дошли кое-какие разговоры. В последние дни прибыли несколько посланников.

– Слухи? – Золл встревоженно погладил промасленные усы.

Айель кивнул.

– Подтверждаются. Ее Величество отклонила предложение короля Тэйкона.

Безумный Король никогда не предлагал – он приказывал. Его зекорранские прихлебатели утверждали, что каждый народ альянса сохранил независимость, но все знали правду. Западом правил Тэйкон. До сих пор его власть в Йерскании была ограничена, и Гундер намеревался сохранить это положение дел.

– На следующий день после ее отказа нашим воинам выпала честь вести атаку против армии Севелдрома. Они вступили в бой с неверными, однако вскоре поняли, что помогать им никто не собирается. Это повторилось и на другой день. Многие мои соотечественники погибли зазря.

Йерскания славилась не воинами – это был народ купцов, ремесленников и моряков. Они ковали оружие и доспехи для других, но сами на поле боя терялись. В мирное время маленькая йерсканская армия отгоняла разбойников от деревень и при крайней необходимости помогала Дозору, городской страже. Когда костяк войска отправили на передовую, город стал уязвим для внешних сил.

– Я потерял двух племянников и трех племянниц, – сказал Айель. – В ущелье до сих пор подсчитывают погибших. Говорят, четыре тысячи, а может, и пять.

Над столом повисла тяжелая тишина. Гундер снял шапочку, поправил парик и почтительно склонил голову. Они с минуту сидели молча.

– Ты знаешь, что было приказано королеве? – спросил наконец Гундер.

Айель кивнул.

– На второй день после бойни Тэйкон получил из дворца срочное послание. Вслед за этим вместо моих соотечественников на поле сражения отправились тяжеловооруженные зекорранцы и моррины.

– Да направит Всеблагая Мать их руку, – сказал Рамальяс скорее по привычке, чем от веры.

Все замолчали, переваривая новость и последствия, которые она могла возыметь.

До того как перебраться в Йерсканию, Гундер нечасто ел рыбу и морепродукты, однако здесь они составляли основу кухни и появлялись на столе хотя бы раз в день. Не желая привлекать внимание к своему иноземному происхождению, Гундер следовал в еде местным обычаям. Кое-что ему нравилось, но временами, устав от рыбы и курятины, он был готов убить ради сочного куска мяса. Хотя из Морриноу порой ввозили говядину, она не шла ни в какое сравнение с севелдромской. При нынешнем дефиците цены на мясо каждый день росли вдвое. Да, пряности оказались не лучшим вложением средств.

Его тарелка с копченой рыбой выглядела скромно по сравнению с остальными. Гундер жадно глотал кусок за куском и управился раньше всех, а теперь пожирал глазами сливовый торт на соседнем столе. Когда пришло время десерта, Гундер заказал фрукты в сахаре, остальные – сдобу и медовые пироги. Принесли еще эля, все ополовинили кружки, и беседа продолжилась.

– С севера доходят тревожные слухи, – сказал Гундер. Золл жестом попросил продолжать, и другие придвинули головы. – Мой друг в Зекоррии сообщает о разграбленных и сожженных храмах.

Все, кроме Золла, потрясенно уставились на него, зекорранец же прихлебывал эль как ни в чем не бывало. Гундер первый это заметил, однако дождался, пока обратят внимание остальные.

– Ты что-то знаешь? – спросил Айель.

– Пустое, – отмахнулся Золл. И продолжил, увидев тревогу на лицах: – Горстка языческих храмов, какой-то мелкий паршивый культ. Никто даже не пострадал.

– Кто отдал приказ? – не унимался Рамальяс.

– А ты как думаешь? – спросил Гундер. – И как скоро, по-твоему, ему придутся не по вкусу церкви Создателя или храмы Всеблагой Матери?

– Он не посмеет! – выдохнул Рамальяс.

– До этого не дойдет, – заявил Золл, но даже его голос прозвучал неуверенно. Из дворца Тэйкона уже просочились слухи о том, что император убивает людей за один косой взгляд.

– Что ж, друзья, день был долгий, – сказал Гундер, поднимаясь на ноги и нахлобучивая бархатную шапочку. – До завтра.

Никуда не торопясь и наслаждаясь прохладным вечерним воздухом, он кружной дорогой пошел к дому. Столица Йерскании, средоточие торговых путей, во все времена славилась гостеприимством. Город часто называли Перекрестком Запада. До войны сюда съезжались гости со всего мира. Даже народы Пустыни с далекого востока присылали торговцев по Шелковому пути, пролегавшему за Севелдромом. В последнее время многое изменилось: и темнокожие восточные лица, и златокожие южане из Шаэля, и рослые севелдромцы, что прежде важно вышагивали по улицам в кожаных доспехах, – все исчезли.

С началом войны в Перицци остались гостить только смуглые зекорранцы, узколицые моррины и одетые в маски наемники-драссийцы, охранявшие купцов и аристократов. Кое-где попадались синекожие ворги, но им старались не смотреть в глаза и всегда уступали дорогу.

Гундер повернул за угол, и на него, словно в ответ на его мысли, налетел ворга.

Высокий для своей расы – шести футов ростом, – он злобно уставился сверху вниз, занеся руку над эфесом кинжала размером с короткий меч. Впрочем, он это был или она, Гундер сказать затруднялся. Жилет и килт не позволяли с точностью определить пол, а свирепыми воинами у воргов слыли и мужчины, и женщины. Сыроватая бледно-синяя кожа блестела в свете уличных фонарей.

– Ты что, ослеп, толстяк? – проскрежетал ворга.

Гундер, избегая смотреть в выпученные глаза, уставился на костные выступы по краям широкой челюсти. Ворга наклонился, оттопырил похожее на парус ухо и прошипел, обнажив ряд заостренных зубов:

– Что-то сказал, трус?

Гундер редко видел воргу так близко, но теперь понял, почему некоторые называли этот народ жаболицыми. На деле они больше напоминали рептилий, хотя и это сравнение им бы вряд ли понравилось. Ворги явились из-за моря и были детьми Нетуна, Повелителя океанов.

Прошипев на прощанье и раздраженно клацнув зубами, головорез унесся прочь. Гундер с облегчением выдохнул. Минуту спустя мимо него прошли два стражника Дозора – они на всякий случай следили за воргой с безопасного расстояния.

Гундер шел к дому зигзагами, чтобы запутать возможных преследователей. Река Калмеи делила Перицци на две половины. Их соединяли мосты: семь каменных исполинов и две дюжины пешеходных мостиков, по которым трое мужчин могли пройти плечом к плечу. Гундер торопливо перешел один из таких мостков, а затем еще несколько раз запутал следы.

Войдя в дом, он тут же насторожился. Воздух был до странности неподвижен, и что-то смутно давило на уши. Вытащив из потайного кармана в рукаве кинжал, Гундер скинул обувь и крадучись обошел все комнаты. Дойдя до кухни, он обнаружил там женщину с пышными рыжими волосами, которая сидела за столом и как ни в чем не бывало грызла яблоко.

– Ты опоздал.

Гундер выдохнул и сел напротив нее.

– Больше так не делай, Роза.

– Есть новости? – спросила женщина, отрезая еще один кусок яблока.

– Есть, – ответил он и рассказал все, что узнал о Тэйконе и королеве Йерскании. – Подозреваю, в ближайшие дни выйдет королевский указ.

– Известно, что именно он ей велел?

– Нет, но если городу грозит опасность, мы обязаны вмешаться. Отправь весточку нашим людям во дворце. Нужно заранее знать обо всех планах королевы. Ну, а ты что мне принесла?

– В основном слухи. Я слышала от нескольких источников о здоровье Тэйкона.

Гундер воздел глаза к потолку и изобразил молитву.

– Нет, мы не настолько удачливы. Не может быть, чтобы он умер.

– Увы. Он не только умеет залечивать раны, но, очевидно, и есть перестал. Слуги к тому же видели, как посетители приходят к нему в любое время дня и ночи, так что он, похоже, еще и не спит. Если Тэйкон работает круглые сутки, бреши в альянсе будут исчезать быстрее, чем мы их создаем.

Гундер выругался.

– Да, император проворнее, чем мы думали, – сказал он, поглаживая бороду. Из-за нее лицо сильно зудело, зато с бородой и в гриме легче было сойти за безобидного увальня.

– Что от меня требуется? – спросила Роза.

– Чернокнижник распускает слухи о детстве Тэйкона, которые подходят под священные писания, – ответил Гундер. – Принцесса Таландра хочет, чтобы мы помогли появиться другим слухам. Ну, понимаешь… Что он не отбрасывает тени и не отражается в зеркалах. Что у него красные глаза. Выбирай по вкусу, только не увлекайся – пусть люди сами придумают подробности. Запусти сплетню и перешли ее всем, кто на нас работает.

На то, чтобы запустить сплетни, уйдет несколько дней, зато, пересказанные на сотню ладов, они изменятся до неузнаваемости. Скоро люди будут божиться, что их знакомые своими глазами видели, как Тэйкон пьет кровь и призывает темные силы с той стороны Завесы. Слухи быстро разойдутся по западу и станут неистребимы.

– Нужно время, – задумчиво сказала Роза.

– Я целиком полагаюсь на твое мнение. Действуй как можно скорее.

– Что будешь делать ты?

– Отправлю новости хозяйке.

– А после?

На лице Гундера появилась зловещая улыбка.

– А после мне приказано завести нового друга.

Глава 10

Остальные уже вошли в госпитальный шатер, только Варгус задержался на пороге и окинул взглядом просторное, заставленное койками помещение. На каждой лежал человек, раненый в сегодняшней битве.

Враг налетел со всей мощью, и в этот раз был хорошо подготовлен, одет в тяжелую броню и вооружен до зубов. Севелдромцы, не ожидавшие, что неприятель окажется так свиреп, понесли большие потери. Казалось, армию запада вела ненасытная ярость.

Ложь императора дала всходы. Тэйкон превратил своих подданных в религиозных фанатиков. У морринов, обезумевших то ли от наркотика, то ли от религиозного пыла, изо рта шла пена. Они верили, что сражаются за правое дело, и считали себя героями, очищающими от скверны страну, которую затем предстояло ввести в новую мирную эпоху. Бессмысленно убеждать их в обратном; Варгус знал, как они отнесутся к таким попыткам. Эта война не закончится скоро, и слова ее не остановят.

Враны в черных колпаках обходили тяжелораненых, сиделки ухаживали за остальными. Сестры милосердия говорили с умирающими, пели им колыбельные, обнимали и целовали, пока у тех не стекленели глаза и не останавливалось сердце. В четырех углах и на равных расстояниях вдоль стен стояли курильницы, но шатер все равно пропах кровью и дерьмом.

Справа от Варгуса человек начал хватать ртом воздух и звать маму. Сквозь повязку на его груди проступило свежее пятно. Умирающего крепко держала сестра милосердия. Еще несколько вдохов, и все было кончено. Сестра уложила тело на койку, скрестила руки на сердце, закрыла невидящие глаза и лишь затем утерла свое заплеванное кровью лицо. Высокая, зеленоглазая, с волнистыми рыжими волосами, она кого-то смутно напомнила Варгусу – кого-то из далекого прошлого.

– Тебе сейчас не мешает выпить, – сказал он.

Женщина ответила усталой улыбкой и, повернувшись к нему спиной, начала со спокойной деловитостью закутывать покойника в простыню. Его забрали двое носильщиков, но койка пустовала недолго: скоро на нее уложили другого умирающего, перепачканного в крови и моче.

– Ты что там застрял? – спросил Харго из дальнего конца шатра.

Варгус вздохнул полной грудью и тут же об этом пожалел: глотку продрал запах крови и смерти. Поодаль компания воинов собралась вокруг койки, на которой лежал разведчик Бенлор. Его правая нога кончалась тугой повязкой под самым коленом. Лицо, хоть и бледное, выглядело спокойным и умиротворенным. Рядом не было ни сестры милосердия, ни священника. Вместо них у койки стоял на коленях близнец Бенлора, Реннор. В отличие от брата, его лицо было искажено, словно он вобрал в себя всю его боль.

Остальные глядели хмуро, но все же благодарили судьбу, что это не они лежат с обрубком ноги на койке. Кто-то уставился в землю, не зная, куда деть глаза, – а может, просто пересчитывал пальцы и радовался, что цифры сошлись.

– Если кто из вас расплачется, я встану с постели и придушу его, – предупредил Бенлор. – Я ведь не умру, правда, Варгус?

– Нет, не умрешь, – ответил тот, присев на корточки возле койки. Он протянул Бенлору бутыль южного виски. – Вот, подумал, захочешь хлебнуть. От этого сразу полегчает.

– А, мое любимое, – сказал Бенлор, прижимая бутыль к груди.

– Хорошее пойло, – пробормотал Черный Том. – Дорогое.

– Ты-то откуда знаешь, Том? – спросил Орран, но тот лишь пожал плечами.

Бенлор прикрыл бутылку руками.

– Не надейтесь, что вам перепадет, пьянчуги.

– Не жадничай, – облизнул губы Радд. Он, как всегда, был голоден и томился жаждой. – У нас тонкий вкус.

– Радд, ты не отличишь вино от пива, если тебе глаза завязать.

– А какая разница? – спросил он у остальных. – И с того, и с другого пьянеешь.

Лохмач пожал плечами, не зная, что на это ответить.

– Так и живем, – сказал Бенлор брату, и тот выдавил улыбку.

– Виски не поможет ему отрастить новую ногу, – всхлипнул Реннор.

Повисла неловкая тишина. Черный Том хотел было сплюнуть, но передумал и, скорчив гримасу, сглотнул. Молчание нарушил Варгус.

– Есть и хорошая сторона, – сказал он близнецам. – Теперь вас хоть различить можно.

Реннор ошарашенно посмотрел на него и чуть не полез в драку, зато его брат от души расхохотался. По бледным щекам побежали слезы.

– Вот засранец… – пробормотал Реннор, все же улыбнувшись.

– Бен, мы сделали, что могли. Прости, что этого оказалось мало, – сказал Варгус.

Разведчик крепко сжал его руку и покачал головой.

– Не надо. Раньше, до того, как я тебя встретил и мы положили начало… – Он запнулся, подбирая подходящее слово.

– Если назовешь это культом, я тебе вторую ногу отрежу, – предупредил Варгус.

– Я имел в виду «братство». Годится?

– Пожалуй.

– Так вот, раньше я был обычным солдатом короля. Мы с ребятами из отряда дружили, однако такого между нами не было. Хоть я и потерял ногу, а все же стал богаче. – Он обвел взглядом всех вокруг и хотел что-то добавить, но не нашел слов. Да они были и не нужны. Харго и остальные его поняли.

Сиделка подошла проверить самочувствие Бенлора и нахмурилась при виде толпы.

– Обязательно здесь собираться?

– Это моя семья, – ответил Бенлор.

Сиделка обвела взглядом солдат, ни один из которых даже отдаленно не был похож на ее подопечного, и вскинула брови. Варгус понял намек.

– Ладно, Бен, отдыхай. Счастливой дороги домой.

Друзья потянулись к выходу, оставив Бенлора наедине с братом.

У самого порога Варгус почувствовал покалывание в затылке, словно за ним наблюдали. Он повернулся, ожидая встретить пару глаз, но вместо этого увидел десятки. С обеих сторон шатра на него смотрели раненые. Каждый воин, еще способный пошевелиться, поднял руку в салюте. Братья прощались.

* * *

Когда Балфрусс проснулся в своей палатке, уже стемнело. Он, наверное, проспал часов восемь, но по-прежнему чувствовал себя разбитым и истощенным. Битва забрала много сил.

Балфрусс вылез наружу. Элоиза читала при свете костра, а Дариус бросал специи в котел, где булькало варево. От приятного запаха в животе заурчало.

– Ты как раз вовремя. – Дариус протянул ему плошку с рисом, щедро добавив рагу.

– Где остальные? – спросил Балфрусс, дуя на обжигающую еду.

– Спят или отдыхают. Ничего, скоро придут на запах.

– Он – не придет, – сказала Элоиза, со значением посмотрев на Балфрусса. Можно было не спрашивать, кого она имеет в виду.

– Дай человеку спокойно поесть, – укорил ее муж.

– Я поговорю с ним, – пообещал Балфрусс.

До конца трапезы об этом больше не вспоминали.

Скоро к костру подошел Эко, однако разговор с ним не клеился. Воспоминания Балфрусса и его друзей о приключениях на востоке мало значили для перволюда, хотя он и слушал с вежливым интересом. Эко не мог разделить их страсть к путешествиям: до недавнего времени он не покидал севера, где жило его племя. Балфрусс попробовал подойти с другой стороны.

– Расскажи мне что-нибудь о своем народе. Об их истории.

– Я мог бы вспомнить много легенд, – ответил Эко, собирая хлебной коркой остатки рагу. – О Плетельщике, Небесном Боге и Правой руке короля… Но все они – лишь отражения истины. Если хочешь больше узнать о моем народе, лучше сам к нам наведайся.

– Может, однажды и наведаюсь, – сказал Балфрусс с усмешкой. – Если выживем.

Эко наклонил голову набок и прищурил глаз.

– Думаю, так и будет. Скоро.

– Ты уверен?

– Я вижу больше, чем ты. – Эко улыбнулся до ушей, будто смешно пошутил. – Спасибо, – обратился он к Дариусу, – рагу было очень вкусное.

Еще раз улыбнувшись, перволюд отошел от костра и исчез во тьме.

Отговорок больше не осталось, и Балфрусс, расправив плечи, поднялся. После сна и еды он чувствовал себя намного лучше, но все равно не был уверен, что справится.

Найти Финна оказалось несложно. Балфрусс побрел на звон металла и наконец вышел к временной кузнице. Оружие и доспехи нуждались в ремонте, а в такой большой армии всегда не хватало рук. Новое оружие привозили из города на повозках, но дорога туда и обратно занимала целый день, а мешкать с починкой было нельзя.

Финн бил молотом по мечу. Лицо кузнеца блестело в отраженном свете печи, пот катился градом, рубаха липла к телу. Как ни странно, вид у него был совсем не усталый – даже наоборот. Ритмичные удары эхом разносились по округе, и на руках Финна играли мощные мышцы. Хотя он сосредоточил взгляд на металле, мысли его явно блуждали где-то далеко. Он словно не замечал, что творится вокруг. Ничего, кроме молота и наковальни, для него не существовало.

На первый взгляд, прочие кузнецы работали как обычно, и все же время от времени то один, то другой – когда им казалось, что их не видят, – украдкой бросали взгляды на Финна. Хоть он и знал свое дело в кузнице, другие в его присутствии вели себя беспокойно.

Наконец Финн отложил молот и повертел меч в руках, разглядывая его со всех сторон. Вскоре к нему подошел лысый человек с широченными, как нога обычного мужчины, руками. Он ничем не выделялся среди остальных кузнецов – только кожаные перчатки с гравировкой в виде пары скрещенных серебряных молоточков указывали на высокое положение. Человек принял протянутый меч и быстро окинул его опытным взглядом.

– Хорошая работа.

– Еще? – спросил Финн.

Мастер печально покачал головой.

– Не сегодня. Приходи завтра, если хочешь, – добавил он, хотя, судя по тону, надеялся, что Финн не придет. Главный кузнец, конечно, был благодарен за лишнюю помощь, но остальные боялись работать бок о бок с боевым магом.

– Ничего, если я поработаю для себя? – спросил Финн.

– Как угодно, – ответил мастер и заковылял прочь.

Финн достал из кармана кусок какого-то материала, взял его щипцами и сунул в горнило.

– Есть время передохнуть? – спросил Балфрусс.

Финн поднял голову на голос и поднес к глазам ладонь, силясь разглядеть Балфрусса за пылающими огнями.

– Я уже поел. Она тебя зря послала.

– Я пришел не за этим.

– А за чем? – спросил он, вороша огонь.

– Поговорить о твоей силе.

– Я занят, – отрезал Финн.

– Что-то не похоже.

– Занят.

– Это не займет много времени.

Финн уставился на него.

– Ты так просто не уйдешь, да? – спросил он. Балфрусс покачал головой.

Они немного отошли от кузницы, прихлебывая по дороге воду из меха. Балфрусс пожалел, что не взял с собой ничего покрепче. Это облегчило бы разговор для обоих. Он все еще думал, с чего начать, когда Финн нарушил молчание:

– Так чего ты хочешь?

– Ты всегда такой откровенный?

Верзила пожал плечами.

– Не умею по-другому. Пришел поговорить о моем проклятье?

– О чем?

– О силе. Это ведь проклятье.

Балфрусс хотел засмеяться, но, увидев лицо кузнеца, передумал.

– Расскажи.

– Началось все года три назад с головных болей. До этого мне жилось хорошо. Все, чего ни захочу, само шло в руки. Мне еще тогда нужно было задуматься. Создатель не любит, когда люди слишком счастливы, – горько сказал Финн. – Местный священник был неплохой человек, но в книге Создателя много говорится о людских страданиях, и он, похоже, думал, что так и надо.

– Что произошло?

– Мы с двоюродным братом открыли в деревне кузницу. Дела шли в гору. В основном занимались починкой, но иногда и новые вещи ковали: косы, топоры, подковы. Потом я встретил девушку…

Финн замолчал и уставился в темноту. Заговорил он нескоро, и голос его стал хриплым.

– В первый раз я сбил с ног пьяницу. Он сам напросился. Никто и не понял, что случилось, все решили – спьяну упал. Все, кроме меня. В другой раз, когда я разозлился, несколько человек свалились с крыши. Я изо всех сил старался держать это в себе, но от этого было только хуже. Наконец правда вышла наружу. Я перед старейшиной чуть на коленях не ползал, но он все-таки отправил письмо в Красную башню. Через два месяца явился старик, чтобы меня испытать, и мне пришлось туда уехать.

– И долго тебя не было дома?

– Полгода.

Балфрусс покачал головой и свысока произнес:

– Всего-то?

– Оказалось – слишком долго, – ответил Финн. – Когда я вернулся, все было по-другому. В моем доме жили чужие люди. Двоюродный брат нашел другого напарника. А она… – Финн опять запнулся. – Это проклятье.

– Не обязательно.

– Я не хотел… Можешь из меня это выжечь? – спросил Финн с отчаянием в голосе. Он начал злиться – голубые мотыльки затанцевали между пальцами, собираясь в ладонях живым огнем. Финн сердито тряхнул головой, и магическое пламя исчезло.

– Этим даром можно управлять.

– Он опасный. Я чуть не убил тех, кто мне дорог. Я хочу от него избавиться. Ты мне поможешь?

– Только не так.

– Тогда какой от тебя прок?

Финн допил воду и вернулся к наковальне. Балфрусс понаблюдал, как он вымещает злобу на бесформенном куске металла, а затем побрел к своей палатке.

Услышав шаги, Элоиза с надеждой подняла взгляд, однако маг покачал головой. Дариус храпел в шатре, а Туле сидел у костра и доедал рагу. Он посмотрел на Балфрусса с сочувственной улыбкой.

«Нужно время», – сказал Туле.

Балфрусс кивнул – а что ему оставалось? Сейчас до Финна не достучаться, но он не бросит попыток. Кузнец отчасти был прав: он опасен и, если не научится управлять своей силой, может по чистой случайности убить их всех и многих других.

Тяготы дня взяли свое. Балфрусс чувствовал себя опустошенным. Скоро он уже спал, и сны его были наполнены картинами детства. Магу снилась разрушенная деревня, которую он не видел уже двадцать лет.

Глава 11

Армия отступила, и Таландра вместе со всеми переехала дальше на восток, в очередное чужое поместье. Хотя принцесса заняла свои комнаты только вчера, она уже до отказа набила их книгами и бумагами. Каждый вечер сюда переправлялись с гонцом десятки сообщений со всех голубятен столицы. Крошечные бумажки с зашифрованными посланиями усеяли стол в ее новом кабинете.

Таландра развернула последнее письмо от главы шпионской сети в Йерскании. Подручные Гундера, следуя ее указаниям, начали распространять слухи о Тэйконе и его чудесах. Мифология, которую строил вокруг себя император, покоилась на горах лжи, но до сих пор народы запада были слепы к ужасной правде. Возможно, отчаяние убедило их, что рядом ходит пророк, и они закрывали глаза на его безумие и извращение веры.

Отец принцессы обсуждал с генералами их недавнюю стратегию и то, как она повлияла на сегодняшний бой. Братья возвращались с передовой и к военному совету не успевали.

Балфрусс по настоянию короля присоединился к совету, чтобы изложить свой взгляд на ход войны с точки зрения мага. Все, включая Таландру, заметили его изможденный вид – а ведь война началась лишь несколько дней назад.

– Все идет превосходно, – сказал Граэгор. – Рвы и ловушки делают свое дело. Не зря мы их копали без разгибу. Если так пойдет и дальше, численный перевес врагу не поможет.

– Это ненадолго, – возразил Вулф. – Старые ловушки свое отработали, а выкопать новые мы не успеем.

– Все же польза от них была, наступление удалось замедлить, – примирительно сказал король, стараясь не раздражать Граэгора понапрасну.

До того как Таландра еще девочкой познакомилась с седым генералом, она и не думала, что человек может все время быть таким злым. В последние несколько дней Граэгор гневился даже чаще обычного. Вряд ли в этом была виновата война – на своем веку он видел и не такое, а значит, имелась другая причина, личная. Вот только личного – ни семьи, ни чего-то похожего на обычную жизнь – у Граэгора не было. Он всего себя отдал службе.

Принцесса отметила про себя: не забыть бы тактично расспросить отца, когда они в следующий раз останутся наедине.

Генерал-сквернослов потер глазную повязку и отхлебнул эля. Как ни странно, до этого он не пил, хотя остальные уже прикладывались к кружкам. Граэгор был, как всегда, одет в черную броню. Таландра вдруг поняла, что никогда не видела его в другом облачении и без грозного топора на боку.

– Что ответили моррины? – спросил у нее король.

– В конце концов согласились. Севелдром стал им вторым домом, так что они готовы защищать его с оружием в руках. Отряд уже в пути и прибудет к утру. Завтра новолуние. Атака назначена на два часа пополуночи.

Моррины прекрасно видели в темноте, так что из них вышли бы первоклассные убийцы и шпионы. К сожалению, большинство с презрением относилось к этим занятиям. Притворство и даже некоторые детские игры считались среди морринов едва ли не смертным грехом. Бродячие актеры никогда не забирались далеко на север, чтобы впустую не тратить время. Строгие церковные догматы, которые были частью морринской культуры, постепенно замещали собой законы страны. Пройдет еще несколько лет, и Морриноу превратится в теократию, а судьбу народа будут решать религиозные вожди. Вот почему так трудно было найти хотя бы одного моррина, согласного порвать с вековой традицией и рискнуть всем ради будущей свободы. В то же время те, кто давно жил в Севелдроме, вполне могли согласиться напасть на обозы врага.

– Кто их поведет? – спросил король. Рядом с ним стояла кружка эля, однако он за все время едва смочил губы.

– Кулдарран, – отозвался Вэннок. – Он человек порядочный и никогда не теряет голову.

– Хорошо. Итак, – король набрал в грудь воздуха, – расскажите мне о потерях.

– Не такие серьезные, как мы ожидали, – ответил Граэгор. – Ловушки и тактика быстрых ударов почти не оставили врагу времени на атаки. Мы сдали назад, а разведчики обеспечили прикрытие. – Он кивком головы показал на Вулфа. Да уж, похвала хоть куда… Старый генерал явно был чем-то расстроен.

– На каждого убитого с нашей стороны приходится от трех до пяти врагов, – добавила Таландра. – Самые большие потери мы понесли, когда они прорвались через северный проход.

Все, кто был в комнате, знали: нынешняя тактика годится лишь для того, чтобы замедлить преследование. Как только оба войска отойдут на приличное расстояние от Рытвинных холмов с их неровными землями, придется дать открытый бой. Даже тогда им не избежать постепенного отступления, а затем начнется то, чего Таландра боялась больше всего.

– А что боевые маги? – обратился король к Балфруссу.

– Утомлены. Хотя один из Осколков убит, легче не стало.

– Почему? – спросил Граэгор. – Ведь вас теперь больше.

– Не все так просто.

– Что сложного?

– Одни боевые маги сильнее других, – объяснил Балфрусс. – То же касается и Осколков.

– Разве вы не сильнее, когда вместе? – все больше раздражался генерал.

– Граэгор! – одернул его король.

Балфруссу это стало надоедать.

– Разве я учу вас, как устраивать ловушки и куда направлять войска? – спросил он. Граэгор открыл было рот, но Балфрусс его перебил. – Вы понятия не имеете, как работает магия.

– День был долгий, – вмешался король. – А утром вас ждет обратная дорога. Спасибо, что явились на встречу.

Балфрусс пожал ему руку и под пристальным взглядом Граэгора вышел из комнаты.

– Какие настроения среди солдат? – продолжал Маттиас. Остальные генералы посмотрели на Вэннока, который почти все время проводил в лагере. Граэгор ни на шаг не отходил от короля, а Вулф нигде долго не задерживался и не знал, чем живут простые вояки.

– Когда мы потеряли северный проход, люди приуныли, но с тех пор воспрянули духом. Не припомню, чтобы солдаты так хорошо сражались. Даже странно, – с искренним удивлением сказал Вэннок.

– Ничего странного, – отозвался Граэгор. – Я не в первый раз вижу: солдаты сближаются, когда понимают, что между ними и Создателем никого, кроме однополчан, нет.

– Здесь что-то другое, – произнес Вэннок, закусив губу.

– Другое или нет, это работает, так что нечего воду толочь, – ответил Граэгор, опять выходя из себя.

– Тала, у тебя есть новости с запада? – спросил король.

Принцесса передала им последние донесения шпионов о перемене в здоровье Тэйкона.

– Есть еще более тревожные слухи. Горстка зекорранских фанатиков объединила свои религиозные пророчества с отколовшейся морринской сектой. Ничем не примечательный культ перерос в нечто большее.

– То есть? – спросил Граэгор.

– Тэйкон положил начало собственной религии.

– Яйца Создателя! – презрительно сплюнул старый генерал.

– Зачем ему это? – спросил Вэннок. – Моррины и зекорранцы никогда не променяют веру предков на новую религию.

– Он пытается укрепить свое положение. Чем прочнее связь между писанием о Пресветлом Владыке и сказками о Тэйконе, тем легче убедить людей, что он – долгожданный пророк. Фанатики чувствуют себя изгоями и отчаянно жаждут власти. Они собрались под знамена Тэйкона, потому что сейчас это самая могущественная сила на Западе.

– Он сумасшедший, – сказал Граэгор.

– Да, – согласилась Таландра, – и с каждым днем становится все менее предсказуемым.

– Но не менее опасным, – предупредил король. – Не забывайте, двуличие и звериная жестокость не помешали его отцу править Зекоррией тридцать лет.

– Мои шпионы делают все возможное, чтобы подорвать альянс изнутри, – продолжала Таландра. – Зекорранцы и моррины стали идолопоклонниками. Их религиозность может в кои-то веки оказать нам услугу. Наше лучшее оружие против Тэйкона – это правда. Мои люди изо всех сил стараются помочь северянам ее увидеть. Среди них уже закипает недовольство, и мы втайне поддерживаем мятежников.

Король поднялся, остальные последовали его примеру.

– Мне надо поспать. Предлагаю и вам сделать то же самое. – Он со значением посмотрел на Таландру.

– Скоро, – пообещала она.

Остальные потянулись к выходу, но принцесса осталась на месте.

Спустя короткое время в кабинет вплыла Шанимель, ее самое доверенное лицо. Среди морринов шпионы встречались невероятно редко, и Шани, хотя она прожила в Севелдроме почти всю жизнь, понадобились годы, чтобы стряхнуть с себя гнет вековых традиций.

Ее и без того бледную кожу оттеняли пурпурные штаны и плащ новейшего покроя. Черные волосы были стянуты в конский хвост, обнажая изгиб шеи и слегка заостренные уши. Рожки, чуть крупнее запонок, прятались под прической.

– Вы хотели меня видеть?

– Да, садись, пожалуйста, – пригласила Таландра.

Шани оглянулась на открытую дверь, где маячили два охранника. Они будут сопровождать принцессу до самых королевских покоев и только там оставят одну.

Таландра вкратце пересказала новости о новой религии Тэйкона. Шани не отличалась набожностью, однако известия явно ее встревожили. Хотя Севелдром давно стал ей домом, она по-прежнему принимала близко к сердцу дела родного народа.

– Полагаю, вы хотите принять меры к низвержению этого культа? – спросила Шани.

– Да, и, сдается мне, меры нужны чрезвычайные. Жечь старые храмы какого-то забытого бога – это одно. Историки и горстка верующих поплачут, но остальные не станут вмешиваться.

Шани подняла бровь.

– Насколько чрезвычайные?

– Пошли весточку Гундеру. Пусть сожжет церковь Создателя в Перицци.

Шани потрясенно уставилась на нее. Другие религии появлялись и исчезали в пыли веков, но Создателю поклонялись во все времена, о каких только знали историки. Таландра обдумывала разные варианты, однако ни один не произвел бы на людей подобного впечатления. Столица Йерскании должна была любой ценой сохранить независимость.

К Шани наконец вернулся дар речи.

– Это будет непросто.

Принцесса фыркнула.

– Гундер и его люди что-нибудь придумают. Есть еще кое-что. В Перицци направляется первосвященник Филбин.

Главный пастырь Церкви Святого Света, один из самых влиятельных мерзавцев Зекоррии, стоял во главе разветвленной сети священников, которой управлял, как собственной армией. Те, кто не сходился с ним во взглядах, имели обыкновение исчезать или становиться жертвой несчастного случая. Таландра давно и пристально следила за его восхождением к власти.

– Он не нашел другого времени для паломничества, чем самый разгар войны? – спросила Шани. – Вряд ли он несет хорошие новости.

– Я тоже так думаю, – согласилась Таландра. – Но мы можем обратить это себе на пользу. В Зекоррии его окружают толпы сторонников, там до него не добраться.

– Вы же не хотите…

– Нет, хотя и думала об этом, – призналась Таландра. Она села за стол и набросала Гундеру шифрованное послание.

– Филбин не из тех, кого можно подкупить, запугать или заставить силой, – сказала Шани. – Чем вы его возьмете?

– Правдой, – широко улыбнулась Таландра. – Правда – наше лучшее оружие, чтобы напомнить ему, кто он такой и как сильно его народ сбился с пути.

Судя по лицу, Шани это не убедило, но Таландра знала, что в глубине души помощница ей доверяет. Та взяла записку и опять оглянулась на дверь.

– На сегодня все? – спросила Шани, подняв бровь.

Таландра откашлялась. Их могли подслушать, поэтому приходилось быть осторожной.

– Да. Уже поздно, а мне еще нужно кое с кем встретиться.

– Значит, до завтра.

Таландра кивнула стражникам, чтобы те пропустили Шани, а оставшись одна, зевнула так, что хрустнула челюсть и из глаз брызнули слезы. В таком виде ее и застал Балфрусс.

– Может, лучше поговорить завтра утром, перед моим отъездом? – предложил он с порога. – У вас усталый вид, Ваше Высочество.

– Нет, все хорошо. Заходите.

Таландра поднялась и пожала его крепкую мозолистую руку. Принцесса никогда не видела Балфрусса с мечом, но, увидев, не удивилась бы. Широкоплечий и сильный, как все севелдромцы, маг напоминал ее братьев. Рядом с Хирамом и Тиасом Таландра – хотя и высокая, но совсем не такая пышная, как ей хотелось, – чувствовала себя чужачкой. Они были черноглазы и темноволосы, а ей от покойницы-матери достались светлые локоны, темно-голубой взгляд и бледная кожа. Из фамильных черт принцесса унаследовала лишь крючковатый нос и улыбку, да и та теперь появлялась все реже. В последние недели им всем было не до смеха.

– Простите за Граэгора, с ним бывает непросто, – сказала Таландра.

– Это мягко сказано, – отозвался Балфрусс.

– Выпьете эля? – предложила принцесса.

– Нет, спасибо, Ваше Высочество.

– Можно без церемоний, мы одни. Называйте меня по имени. – Она показала ему на стул.

– Спасибо. – Балфрусс устроился поудобнее. – Вы хотели меня о чем-то спросить?

Таландра кивнула и налила себе выпить, чтобы выиграть время и как следует рассмотреть мага. Вэннок немного рассказал ей об их общем прошлом, но это были по большей части истории из детства. В восемь лет Балфрусс покинул деревню и поступил в Красную башню. После этого они с Вэнноком встречались от силы трижды в год, а когда Балфрусс выучился – и вовсе раз в несколько лет, в столице. Боевые маги всегда шли нарасхват, особенно в тех странах, где своих не было, например в Морриноу. Балфрусс образован и хорошо воспитан, прирожденный вожак, за которым другие шли без раздумий. О том, как он прикончил в ущелье гигантское чудище, уже ходили легенды. Слава его росла.

Зная все это, Таландра все же не могла отделаться от мысли, будто упустила нечто важное. Да и Вэннок, похоже, знал больше, чем ей рассказал. Возможно, тут был замешан чужой секрет.

– Я хотела спросить вас о пророчестве Опсума.

Балфрусс прыснул со смеху.

– Подтирка для задницы, – сказал он, не сразу вспомнив, с кем разговаривает. – Прошу прощения, Ваше Высочество. Это очень больная тема. Пророчество принесло много бед. Я даже представить не могу, сколько жизней оно унесло.

– Что вы о нем знаете?

– Я могу прочитать его по памяти. Коротко говоря, оно повествует о ребенке-маге, который изменит мир на века. Но – прошу меня извинить – что вы сами знаете об оракулах?

Таландра задумчиво потерла подбородок.

– Я читала, что они боевые маги или были магами прежде.

– Вы их когда-нибудь видели? – спросил Балфрусс. Таландра покачала головой. – Это полоумные, которые дни напролет пускают слюни и ходят под себя. Они живут в нищете и собственных нечистотах, хуже любого зверя. В голове у них пусто, а в бесконечной болтовне нет ни капли смысла.

– Это правда?

Балфрусс усмехнулся.

– Они не провидцы, а сумасшедшие, которые не рассчитали силы и выжгли себе мозги. Кто-то верит, что благодаря этому они открыты для божественных откровений.

– А вы не верите?

Лицо Балфрусса помрачнело.

– Вам известно, почему его называют пророчеством Опсума? – Он едва дождался, пока принцесса помотает головой. – Потому что первый месяц оракул произносил только это слово. Никто не знает, что оно означает – имя несчастного или просто набор букв.

– И все-таки в Сером Совете к пророчеству отнеслись так серьезно, что бросили Красную башню и отправились на поиски того, кто в нем упомянут.

Таландра ожидала, что Балфрусс рассердится, однако его лицо стало печальным.

– И посмотрите, к чему привело это мудрое решение, – сказал он с горечью. – Когда я был ребенком, Ловчие проходили мимо нашей деревни раз в полгода, а до самых далеких мест добирались раз в год, но и этого было достаточно. Всех детей, владевших каким-нибудь даром или способных прикоснуться к Источнику, находили вовремя. Никаких вам несчастных случаев, и в Красной башне всегда было полно учеников. Теперь она почти заброшена. Осталась лишь горстка Ловчих, каждый из которых отвечает за целый народ. Это непосильная задача. – Балфрусс покачал головой. – Последние пятнадцать лет почти все дети, владеющие даром, умирают. Иногда причина очевидна, иногда они просто не просыпаются. Их семьи гибнут от трагических случайностей, потому что никто не научил детей управлять силой. Целые деревни исчезают с лица земли. А тех, кто все-таки попадает в Красную башню, учат кое-как, вот и выходят оттуда такие, как…

– Финн-Кузнец, – сказала Таландра.

Балфрусс кивнул.

– Он невероятно силен, но ни за что не вернется в родную деревню, хотя там даже никто не погиб. Люди боятся его, боятся того, что он может сделать.

– А что же члены Серого Совета? Где они сейчас?

Балфрусс вздохнул.

– Ушли на поиски Избранного. От них уже пятнадцать лет ничего не слышно. И поделом! Кучка высокомерных болванов…

Таландра отпила из кружки и задала вопрос, который интересовал ее больше всего:

– Вы думаете, Избранный из пророчества Опсума – это Чернокнижник?

Балфрусс задумался, поглаживая рукой бороду. Принцесса заметила, что та уже отмечена сединой и на голове его тоже виднеются белые островки. Из-за них, да глубоких морщин на лбу маг выглядел старше своих лет. Пожалуй, на деле он был ровесником ее брата, Тиаса – а тот не видел еще и сорока зим.

– Нет, – ответил маг наконец. – Я не верю, что Чернокнижник – Избранный. Опсум неточен, его слова смутны, под них подойдет кто угодно. Есть даже пророчества, про которые утверждали, что они записаны обо мне. Ни одно из них не сбылось. Серый Совет трактовал слова оракула, как им было выгодно. Вряд ли они свалятся на нашу голову и объявят Чернокнижника спасителем.

Таландра с облегчением вздохнула.

– К тому же они почти наверняка мертвы, – добавил Балфрусс.

– Не знаю, переживать по этому поводу или нет.

– Мы вымирающее племя. Пройдет два-три десятилетия, и те немногие, кто еще обучает магов в Красной башне, удалятся на покой или умрут от старости, – и тогда ее двери закроются. После этого вновь наступят Темные века, и всякого ребенка с малейшим проблеском Дара будут сжигать на костре или топить, как в старые злые времена.

– Разве другие не могут взять на себя ответственность? Составить новый Серый Совет?

– Пробовали, да ничего не вышло. Почти никто из боевых магов не видит смысла тратить на это время. Добрая воля – дело хорошее, но ведь нужно на что-то жить. А за то, чем они сейчас занимаются, им платят хорошие деньги.

– «Им»? Разве вы не один из них?

– Вы считаете, я здесь ради денег?

Даже если бы Таландра видела Балфрусса впервые в жизни, одного взгляда на его одежду было достаточно для ответа.

– Простите. Нет, не считаю. Вы говорили о Красной башне…

– Собрать новый Серый Совет можно, но для этой работы нужен кто-то лучше меня. Моей мудрости и терпения не хватит, чтобы стать учителем и вождем.

– У меня есть еще один вопрос о Чернокнижнике. Насколько он могущественен?

Балфрусс помолчал.

– До сих пор он посылал против нас лишь своих учеников, и меня в них многое беспокоит. Судя по всему, он жесток и беспощаден, но я буду знать о нем больше, когда встречу на поле боя. Скоро мы все поймем.

– Спасибо, что пришли, – сказала Таландра. – Я ценю вашу откровенность. Возможно, ваша помощь мне еще понадобится.

Балфрусс встал и коротко поклонился.

– К вашим услугам. Спокойной ночи, Таландра.

Принцесса еще посидела, размышляя над тем, что узнала о боевых магах и неизбежном упадке Красной башни. Впрочем, ей и без этого хватало тревог. Она надеялась, что Балфрусс прав и все пророчества не более чем бред безумцев. В противном случае их положение могло стать совсем безнадежным.

Глава 12

Варгус зарычал и с легкостью отразил щитом слабый выпад зекорранского воина. Тот, как ребенок, крякнул с досады и опять замахнулся мечом, чудом не перерезав глотку солдату справа. Варгус увернулся, прыгнул вперед и ударил врага головой в лицо, так что кровь забрызгала их обоих. Тот схватился за сломанный нос и по-ребячьи завыл. Варгус поспешно, пока не проснулась жалость, прикончил его.

Неподалеку Харго сосредоточенно добивал очередную жертву. Он со свирепой ловкостью орудовал йерсканским тесаком – новое оружие пришлось ему по душе. Харго не в пример остальным сражался без криков и слов, с дикой грацией, словно в изысканном танце. Одному противнику он метким ударом отрубил руку, другому рассек лицо острым краем щита. Орран, не дав обоим опомниться, проткнул их подобранным где-то дротиком. Все севелдромцы сражались по двое, по трое, оберегая друг друга и отражая удары, нацеленные в товарища. На глазах у Варгуса один солдат встал на пути копья, которое метило в его соратника. Пронзенный насквозь, он голыми руками задушил нападавшего зекорранца, и лишь после этого пал замертво.

Подвиги свершались на каждом шагу. Они мало значили для исхода войны, но много – для каждого, кто бился на передовой. Варгус уже не сомневался в тех, с кем стоял плечом к плечу. Было ясно: его соратники ради товарищей способны на самые глупые и нелепые поступки. Иногда за них придется платить. Те, кто выживет, будут с дрожью думать о том, к чему могла привести их беспечность, но это случится позже.

Каждый довел навыки ближнего боя до предела и выяснил, что это далеко не предел. В тысячный раз повторять на учебном дворе одни и те же движения было не так поучительно, как полдня биться стенка на стенку и толкаться щитами. Малейшая мелочь могла изменить все. Вчера этой мелочью оказался насыпной гравий под ногами врага. За каждым споткнувшимся падали еще двое, а когда на них обрушились севелдромцы, поле битвы залило кровью.

Варгус и его товарищи налетели на врагов, и те, сломав строй, бросились наутек. Тех, кто не глядел под ноги, вырезали без пощады. Варгус невозмутимо наблюдал, как лучник подстрелил зекорранского воина, решившего, что отбежал достаточно далеко. Завопив от боли и возмущения, солдат повернулся и тут же рухнул на землю с одной стрелой в заду и второй – в сердце.

Другие, увидев, как их товарищ упал, драпали без оглядки до самых холмов. Враг плохо подготовился к бою благодаря ночному налету севелдромцев на западный лагерь. Моррины, которые приняли в нем участие, доказали безукоризненную преданность своему приемному дому и королю. Они запалили шатры, убили дозорных, испортили мясо и сожгли дотла подводы с едой. Нескольких старших офицеров зарезали в постели. Король Маттиас и его генералы надеялись, что противник отложит бой и даст им день-другой передышки, однако в западной армии нашелся какой-то упрямец и, невзирая на сложности, приказал атаковать на рассвете. Предприятие с самого начала было обречено на провал.

Одни воины шли прямо в засады, другие падали в ямы, утыканные острыми кольями. Не давая врагам опомниться, севелдромские лучники рвали их ряды в клочья, а то, что осталось, добивала конница. Очередной разгром праведной армии запада вновь подорвал их боевой дух.

До сих пор ни один вражеский солдат не пытался сдаться и не видел пощады. Варгус знал, что все изменится, когда они выйдут к равнинам, то есть со дня на день. Теснимые неприятелем, они подошли к краю Рытвинных холмов, за которыми до самой столицы простирались плодородные угодья, несколько рощиц и деревень. Сегодня уловки и трюки сослужили им службу в последний раз. Завтра начнется настоящая война, и начнется она с небывалым размахом. Вот тогда придется попотеть…

– Отходим! – крикнул кто-то, и воздух прорезали два коротких сигнала рога.

Варгус развернулся и припустил со всех ног. Шли боевые маги.

* * *

Балфрусс с товарищами провожали взглядом солдат, которые спешили убраться куда подальше. Боевые маги сходились с учениками Чернокнижника уже в третий раз, и две прошлые встречи ни к чему не привели. Несмотря на потерю в рядах, Осколки почти не убавили в мощи, но ни тонкости, ни творческой силы в них по-прежнему не было.

На их месте Балфрусс, поняв, что грубый напор не действует, попытался бы уязвить чувства противников, воззвать к стихии или проникнуть в разум, вызвав к жизни чужие страхи и ночные кошмары. Однако Осколки продолжали брать на измор, будто не имели собственных мыслей. Их кто-то выучил – они безупречно владели магической силой и ни разу не дрогнули, – но был в этих безликих фигурах некий изъян. Они казались пустыми.

«Ты уже знаешь почему», – сказал голос Туле у него в голове.

– Только подозреваю, – ответил Балфрусс. – Доказательств нет, и осмотр трупа не сообщил мне ничего нового. Нужно поговорить с кем-то из них лицом к лицу, тогда я узнаю правду. Но это вряд ли случится, как ты думаешь?

«Да, если только мы не выманим одного».

– Нет, – сказал Балфрусс, озираясь в поисках Туле. Он все больше привыкал к подобным беседам, а расстояние, на котором два мага могли разговаривать, со временем увеличивалось. Связь к тому же теперь работала в обе стороны, и в голову ему просачивались не только слова, но и некоторые мысли шаэльца. – Я не хочу, чтобы один из моих собратьев стал приманкой. Риск слишком велик.

«Тогда нам лучше поспешить. Долго так продолжаться не может».

Спустя несколько минут Туле появился в поле зрения верхом на севелдромском боевом скакуне. Маг ловко спешился, кивнул остальным и занял место в ряду.

Им навстречу надвигались ученики Чернокнижника. Все опять повторялось: пять фигур в мантиях и капюшонах, безликие и безымянные, медленно шли в ногу, и с каждым шагом сокрушительная сила их общей воли все сильнее давила на уши.

Остальные выжидательно смотрели на Балфрусса. Он уже предлагал, чтобы управление Цепью взял на себя кто-то другой, но ему, похоже, снова не оставили выбора. Собратья один за другим отдавали ему свою силу. В этот раз маг был готов и устоял на ногах. Кажется, вышло даже легче обычного – впрочем, возможно, ему это показалось.

Когда Осколки начали атаку, Балфрусс почувствовал, как пот струится по лбу, и собрал всю волю, чтобы дать отпор.

* * *

Весна как будто наступила, и последний снег сошел, но Варгус, сев поближе к костру, не прогадал. В разгар битвы, когда кровь стучала в ушах и думалось только о том, чтобы выжить, он едва замечал погоду: и жару, и холод. Однако к вечеру воздух посвежел. Зима никак не хотела сдавать позиции. Варгус придвинулся к огню, стараясь не сжечь сапоги.

Он хлебнул вина и протянул бурдюк Харго, а тот передал его по кругу, даже не пригубив, – до того увлеченно слушал историю о втором покушении на короля Маттиаса.

Рассказчика звали Кхассе. Это был крепкий севелдромский вояка с застарелыми шрамами на руках и рубцом вместо уха. Ему так часто ломали нос, что тот накренился на сторону, суставы его скрипели при каждом движении, волосы на голове давно поседели, и только борода хранила смутные воспоминания о том, что когда-то была черной. Как и Варгус, Кхассе был старше других солдат, но те ловили каждое его слово: всем хотелось услышать историю, а заодно понять, как ветерану удалось прожить на войне так долго.

– Знаете, зачем это им? – спросил он.

– Затем, что в этой войне у них был только один удачный день, – ответил Орран.

Кхассе осклабился, показав полный рот потертых и сломанных зубов.

– Точно. Седой Медведь – вояка что надо, я видел его в бою, а стратег из него еще лучше. Наши генералы умеют ковать победу из грязи.

– Ну, не томи, ты хуже моей жены, – проворчал один из солдат. – Кого они послали на этот раз, какого-нибудь наемника-драссийца?

– Не, даже Тэйкон не настолько спятил, чтобы дважды разыгрывать одну карту.

Бурдюк с вином дошел до Кхассе, и остальные, затаив дыхание, ждали, пока он утолит жажду. Судя по туману в глазах, он уже не первый раз за сегодня рассказывал эту историю.

– Убийца… – продолжил старый воин. – Лицо такое, что мимо пройдешь и не запомнишь. Говорят, он подступился к королю, дал маху и пошел было на попятный, но Одноглазый заметил неладное.

– Граэгор? Волшебным глазом увидел? – усмехнулся Орран.

– Волшебным или нет, а я бы над ним не смеялся, – сказал Харго, уставившись в костер. Было в его голосе что-то, из-за чего остальные с удивлением обернулись. Верзилу мало что могло испугать.

– И то верно, – сказал Кхассе, неохотно передавая бурдюк. – И вот, Граэгор вдруг как заорет! Прикрыл короля и зовет на помощь. Убийца увидел, что его песенка спета, и пошел прямо на них. Откуда ни возьмись – кинжал. Но Граэгор, хоть и старше этого выродка лет на тридцать, а все равно разрубил его надвое. Левой рукой, между прочим – на правой-то у него пальцев не хватает.

– Надвое? – переспросил кто-то. – Посередке, что ли?

– А я не так слышал, – произнес солдат, подошедший к костру, когда рассказ уже начался. – Его убил другой генерал, Вэннок. Начисто снял голову с плеч, а Граэгор в нее набздел.

– Я своими глазами видел труп, – сказал Кхассе, сглотнув комок. – Его разрубили от шеи до живота, все ребра раскрылись, будто кровавый цветок. – Он с вызовом посмотрел на остальных, но никто не возражал. Все остальные знали подробности только из третьих рук. С очевидцем не поспоришь.

В костре громко треснуло полено, и хотя от страха никто не подпрыгнул, некоторые беспокойно поерзали.

– Я слышал, Граэгор каждый вечер надраивает свой топор, будто любовницу, – прошептал кто-то. – Пятьсот раз о точильный камень. Потому он такой острый.

– Говорят, он так делает с тех пор, как потерял жену и сына. Кто-то убил всю его семью, так что теперь он ложится спать с топором.

– Я бы не хотел иметь такого врага. Так что держи эти байки при себе – смотри, как бы он про них не узнал, – посоветовал Харго, и остальные согласно загудели.

В этих историях у костра могли быть крупицы правды, и Варгус, хотя не всему в них верил, слушал и не высовывался. Каждый генерал заслужил свое звание тяжелым трудом. Аристократов среди них не было, но и ровней солдаты их не считали. Оно и к лучшему. Простым воякам нужно верить, будто командиры знают, что делать, и выручат их из самого отчаянного положения. Потому что, хотя никто не говорил этого вслух, все понимали: нельзя пойти в гору, не скатившись сперва под откос. Война только-только началась.

Глава 13

Гундер окатил первосвященника ледяной водой из ведра. Тот очнулся, отплевываясь и хватая ртом воздух, зашевелился на стуле и зашарил глазами по сторонам. Его взгляду предстал грязный склад, ряды старых бочек, а у самого стула – поднос со стальными инструментами. Где-то плескались волны и протяжно кричали чайки, однако в Перицци эти звуки можно было услышать повсюду. По ним ни за что не поймешь, где находишься.

Первосвященник Филбин, пастырь Зекорранской Церкви Святого Света и один из самых влиятельных людей страны, попытался встать, но веревки на руках и ногах крепко держали его на месте. Гундер с большой аккуратностью завязал узлы, чтобы те не оставили синяков. Стул был прибит гвоздями к полу, а на пастырской шее висел наготове кляп – на случай, если тот закричит. Впрочем, в настоящий момент Филбин об этом не думал.

– Ты отправишься на костер, – прошипел он, и Гундер против воли рассмеялся. Священник, мокрый как мышь, даже перед лицом пыток и смерти вел себя вызывающе. – Церковь и король Тэйкон позаботятся, чтобы с тебя живого содрали кожу!

– Смешной ты человек, Филбин.

– Обращаться ко мне «Ваше Святейшество»! – совершенно серьезно потребовал тот.

Гундер с улыбкой залепил ему пощечину. Филбин до того опешил, что пришлось привести его в чувство, ударив и по другой щеке. Священник побагровел и разразился отборной бранью.

– Тебя оставят подыхать на солнце! Сожгут на костре! Вынут кишки и скормят их моим псам!

Гундер дал ему выговориться, а сам тем временем проверил инструменты. Некоторые из них – тесак, нож для свежевания туш, клин и тяжелую колотушку для забоя скота – он приобрел у отошедшего от дел мясника. Другие были изготовлены по особому заказу; он впервые за долгие годы выложил их на обозрение. Легко проткнуть человека ножом и вытащить кишки, а вот прикончить его так, чтобы не оставить следов и сбить с толку дознавателей, – это требовало большого умения. Не все убийцы обладали таким талантом.

Впрочем, это дело прошлое. Инструменты напомнили Гундеру о старой жизни, которую он вел под другим именем, прежде чем начал работать в Йерскании.

– Для чего они? – спросил наконец Филбин. Гундер в ответ только поднял бровь – он всегда удивлялся, когда ему задавали этот вопрос. Гнев священника испарился, им овладел страх. – Не надо, пожалуйста, я тебя озолочу, только пощади! Я никому не сделал зла! Я набожный человек!

Гундер отвернулся и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Руки дрожали от ярости. Его переполняло желание перерезать мерзавцу глотку. Гундер нашел набожного человека в борделе, который славился молоденькими девочками, и, судя по тому, как хозяин заведения приветствовал Филбина, тот был постоянным клиентом. Официально первосвященник посетил Йерсканию и ее столицу для того, чтобы помолиться в местном храме и предложить королеве духовное наставление, однако в это никто не верил.

Слухи о правительнице и ее семье множились, особенно в последнее время, и, несмотря на отсутствие официальных указов, важных новостей ждали со дня на день. Тэйкон не зря послал Его Святейшество говорить от своего имени. Тот должен был убедить королеву, что в ее интересах – а значит, и в интересах ее народа – подчиниться императору. Гундер подозревал, что в случае отказа йерсканских солдат ждала новая бойня.

Еще больше его тревожило, что от соглядатаев во дворце уже пять дней не было вестей. Вполне могло статься, что их разоблачили, пытали, а то и прикончили.

– Что ты делаешь? – прервал Филбин ход его мыслей.

– Размышляю, что тебе сначала отрезать – руки или ноги.

– Пресветлый Владыка, укрой меня, – залопотал священник. – Пресветлая Владычица, спаси меня!

– Здесь их нет. Зато есть это. – Гундер постучал по лезвию костной пилы. – Закаленная севелдромская сталь, сделано на заказ. Режет кости, как теплое масло. Раньше многие умирали от шока, когда им отпиливали конечности, потому что это занимало слишком много времени.

– Зачем тебе это?

– И тогда придумали новое лезвие, – продолжал Гундер, поворачивая пилу так и эдак, чтобы солнце играло на металле. – Из особого сплава. Теперь работа спорится – раз, и готово.

– Если хочешь денег, пожалуйста, – пообещал Филбин. – Церковь заплатит за мое возвращение приличный выкуп. Больше, чем ты можешь представить.

– Наверняка. – Гундер притворился, что взвешивает предложение. – Но меня больше интересуют не деньги, а это. – И он ткнул пальцем в крупную голову Филбина.

Первосвященник видел по меньшей мере пятьдесят зим. Его тело, напоминавшее бочку, плотно обтягивала изысканная малиновая мантия, расшитая золотом. Черные волосы на макушке редели, и он, чтобы восполнить эту потерю, отпустил бороду. Та обычно выглядела внушительно, но сейчас вся промокла и спуталась. Несмотря на любовь к излишествам и отталкивающие наклонности, ум Филбина был таким же острым, как его смолянисто-черные глаза.

– Сколько ты хочешь? – спросил он таким голосом, будто торговал зерном, а не умолял сохранить себе жизнь. Сделки в затруднительных положениях были ему не в новинку.

– Вопрос не в деньгах, – сказал Гундер. Он стал прямо напротив Филбина и наклонился, так что их лица поравнялись. В глазах священника что-то дрогнуло.

– На кого ты работаешь? На эту суку Робеллу? – спросил тот. Гундер покачал головой. – На кого тогда?

Гундер, глядя ему прямо в глаза, но, чуть понизив голос, чтобы священник подался вперед, произнес:

– Я тебе не скажу, Филбин.

– Перестань называть меня по имени!

Гундер пропустил вспышку гнева мимо ушей.

– Я хочу узнать о твоем детстве.

После этих слов Филбин вновь замолчал, прикидывая, зачем его привязали к стулу. Такого поворота он не ожидал. Вид у священника был спокойный, но губы его дрогнули, брови слегка нахмурились, желваки пошевелились. Все это не ускользнуло от внимания Гундера.

– Несчастное для тебя было время.

– У тебя дар, – произнес Филбин. Догадка была разумная, но неверная. – Какая-то слабая магия позволяет тебе читать мои мысли – те, что неглубоко лежат.

Гундер решил взять его врасплох.

– Твоя мать любила приложиться к бутылке.

– Это ты наугад сказал, – усмехнулся Филбин, но глаза, мельком взглянувшие в прошлое, его выдали.

– Твой отец работал в шахте. Неделями не бывал дома. Пахал как вол, чтобы обеспечить вас с матерью.

– Все это можно прочесть в документах. Пока ты меня не впечатлил. Что тебе нужно?

– Твоя мать по ночам уходила из дома, а иногда приводила мужчин.

– Как ты смеешь! – Филбин напрягся, и стул под ним скрипнул.

– Ты много часов сидел в одиночестве и не знал, чем себя занять. А потом нашел Книгу, – вкрадчиво сказал Гундер с дружелюбной улыбкой. – Великую Книгу и Путь.

– Безбожник, – сплюнул Филбин.

– Я нахожу забавным, что ты посвятил себя религии, пропитанной идеями чистоты, в то время как твоя мать была дешевой шлюхой.

– Я тебя убью, мразь! – закричал Филбин, извиваясь и силясь оторваться от стула. Тот снова скрипнул, но, к счастью, не сломался. Учитывая вес первосвященника, жалеть гвоздей Гундеру не следовало. – Тебя будут пытать много дней! Много недель! Ты будешь молить о смерти!

– Ты знал, что творилось в родительской спальне, а отец… Он ведь о чем-то догадывался, правда?

– Нет! Нет! – Филбин всхлипнул и затряс головой. Гундер даже не прикоснулся к нему, но удары били точно в цель, и раны от них были глубже, чем от стали.

– Когда он возвращался, твоя мать делала вид, что все идет своим чередом. Иногда ты просыпался ночью и видел, как отец стоит у дверей твоей спальни. Вы оба знали, что он плачет, но он никогда в этом не признавался. Чтобы здоровый мужик – и плакал?

Филбин от ужаса широко распахнул глаза и по-рыбьи разинул рот.

– Как? Как ты это делаешь?

– Одна мысль не шла у него из головы – и у тебя, когда ты подрос. А ну как он не твой отец?

Филбин потерял дар речи и уставился куда-то в угол, будто увидел в сумраке тень родителя.

– Однажды он задал тебе вопрос, верно?

– Прекрати, – выдохнул Филбин. Он был готов разразиться то ли угрозами, то ли плачем. – Хватит!

– И ты солгал, – прошептал Гундер.

Филбин перестал умолять и молча смотрел в прошлое.

Гундер дал ему потомиться. Все сведения о Филбине исходили от Таландры, из ее черной книжечки с тайнами. Впрочем, это была уже не одна книга, хотя много лет назад все началось с нее и записанных в ней секретов, которые для принцессы раздобыли ее соглядатаи. Где-то во дворце имелась тайная комната с полками от пола до потолка, и в каждой черной книжке на этих полках содержались тайны обо всех самых важных и могущественных людях на свете. Помимо фактов принцесса добавляла собственные заметки о каждом человеке: его сильные и слабые стороны, пороки, семья – все, что помогло бы им управлять. Черная библиотека – так называли ее посвященные – была самым мощным оружием Таландры.

– Однажды ты встретишь Пресветлого Владыку, и все твои грехи раскроются перед ним, – сказал Гундер, возвращая Филбина в настоящее. – Ты сознаешься во всех своих проступках, или Он отвергнет тебя. Разве не это обещает Книга?

– Не цитируй мне Писание, – хрипло ответил Филбин.

– Ты предстанешь перед судом. Но веришь ли ты? В глубине души, в самых темных ее уголках, где никто тебя не видит – веришь ли ты? – Гундер говорил мягко, будто увещевал старого друга. – Я называю тебя по имени, потому что здесь ты не пастырь, не духовный вожак, не глава Церкви. Даже не священник. Ты простой человек, и если я тебя убью, ты отправишься на встречу с Ним. И Он, от которого ничего не скроешь, будет тебя судить. Поэтому я в последний раз тебя спрашиваю, Филбин, – ты веришь?

По сведениям Таландры, Филбин считал ложь отцу худшим грехом в своей жизни, а поскольку оба его родителя умерли, простить этот грех было некому. Рана жгла глубоко внутри, и на ней с самого детства покоился всякий его поступок, всякое слово, всякая мысль. Десятилетиями он пытался придавить, разгладить, заглушить эту боль победами и пороками, большими и малыми. Но что бы ни делал Филбин, края были все так же остры, и когда Гундер разворошил старые воспоминания, они ранили с прежней силой.

– Я верю. – Слова прозвучали так тихо, что Гундер на секунду подумал, будто ослышался. – Верю, – повторил Филбин, и слезы потекли по его щекам.

Гундер улыбнулся и осторожно щелкнул пальцами перед лицом пастыря. Тот уставился на него и застыл.

Гундер спокойным и тихим голосом вытягивал правду. Филбин, с которого он сорвал все маски, всю гордость, все звания, без раздумий отвечал из глубины подсознания. Подсказки были излишни. Священник и без них знал, что должен сделать, вернувшись домой, – достаточно было напомнить ему, как далеко он и его народ отошли от истинной веры. Филбин станет в Зекоррии союзником Севелдрома против Тэйкона и его нового культа, а главное – даже не будет знать, что работает на Таландру.

* * *

Гундер смотрел вслед первосвященнику, который, надвинув на лицо капюшон, вышел из борделя в сопровождении двух охранников. Чуть погодя из здания появилась девчушка, невысокая для своих лет, и от этого выглядящая еще моложе. Перейдя улицу, она небрежно прислонилась к стене.

– Ну? – спросил Гундер.

– Точно как вы говорили. Проснулся ошалелый, сел и пялился в пустоту.

– Что-нибудь сказал?

– Нет. Но смотрел очень грустно, – добавила девица. На ней было платье до лодыжек, хотя Гундер знал, что в стенах борделя все ходят почти без одежды.

– А потом?

– А потом ничего. Оделся и ушел. Не попрощался, не дотронулся, даже не посмотрел.

Гундер протянул ей тяжелый кошель. Она сунула деньги в карман и, набравшись смелости, оглянулась.

– И это все?

– От тебя больше ничего не нужно. Туда не возвращайся. Будут спрашивать, скажи, что ни одной ночи больше не вынесешь. Спорить или держать тебя силой никто не станет.

Девчонка была молодая, однако не глупая.

– Столько денег – за просто так?

– Нет, не за просто так. За то, чтобы ты обо всем забыла, – сказал Гундер, выйдя из тени на свет, чтобы она разглядела его смертоносные глаза. Он эффектным движением достал из рукава просторного плаща кинжал. – А если будешь болтать, я вырежу твое мерзкое сердце.

Глаза у девицы расширились от ужаса. Ей хотелось тут же пообещать: рот на замке! – но в горле пересохло, и она припустила бежать, не оглядываясь.

Глава 14

После еще одного долгого дня на поле битвы Балфрусс едва стоял на ногах. Боевые маги могли понадобиться в любую минуту, поэтому постоянно были наготове и толком не отдыхали. Ему удалось несколько раз вздремнуть, но усталость не прошла, и в глаза будто насыпали песку.

Сегодня впервые с начала войны король Маттиас не мог использовать против врага горные проходы. Весь день был отдан тактическим хитростям. Балфрусс, не посвященный в подробности, узнавал новости из вторых рук. По общему мнению, день обещал очередную победу.

Лазарет, как и раньше, полнился кричащими и истекающими кровью солдатами, однако Вэнн утверждал, что все могло быть гораздо хуже.

В отличие от воинов, весь день махавших оружием, боевые маги почти не сходили с места, однако уставали ничуть не меньше. Дариус и Элоиза уже спали в шатре. Финн вернулся в кузницу, но даже у него, при всей невероятной выносливости, обозначились круги под глазами. Эко ушел в темноту, подальше от шумного лагеря и света костров, чтобы воссоединиться с духами земли. Туле отдыхал у огня.

Сегодня ученики Чернокнижника разбились по двое, и Балфрусс провел всю битву в связке с Дариусом, своим Кровным братом. Элоиза составила пару Финну, надеясь совладать с его грозной силой.

Пока четверо держали оборону, Эко и Туле отдыхали, а когда кто-нибудь начинал уставать, подменяли его, будто партнеры в драссийском народном танце. И все же битва выдалась долгой. Хотя атаки стали разнообразнее, Осколки ограничивались шестью их видами, будто ни на что другое им не хватало воображения. Казалось, они больше ничего не умеют, или им приказано не пробовать новое. Была еще третья вероятность, и к Балфруссу вернулись старые подозрения.

«Остальные тоже заметили», – сказал Туле, сверкнув фиолетовыми глазами в свете костра.

– Значит, можно им об этом не говорить, – отрезал Балфрусс, тут же пожалев о своих словах. – Прости. Не знаю, что на меня нашло.

«Она в этом ни за что не признается, но сегодня он ее чуть не убил».

Балфрусс заскрежетал зубами и заставил себя сделать несколько глубоких вздохов.

– Разумные доводы на него не действуют. Ему кажется, что его сила бесполезна.

«Ты мыслишь, как боевой маг. Тебя долгие годы учили управлять твоей силой. У него было только шесть месяцев. Учение стало для него неприятной обязанностью, из-за которой он потерял свой дом, свою старую жизнь».

Блики огня играли на золотой коже шаэльца, отблески радуги плясали на лице и руках.

Благодаря ментальной связи Балфрусс чувствовал усталость Туле, а теперь начал видеть и другие его мысли. Среди них главное место занимало нескрываемое желание освободить народ Шаэля. Если для этого нужно было победить в войне и убить всех солдат запада до последнего, Туле это сделал бы. Остановить его могла только смерть. Думы о стране и народе горели в его голове, как угли в ночи. Только ради Шаэля он выкарабкался из могилы и, превозмогая боль, забрался так далеко.

Туле вернул разговор к насущной проблеме.

«Ты мог бы воззвать к его чувству долга, но он, наверное, спросит, что тебе еще надо».

– Значит, придется попробовать что-то новое, – ответил Балфрусс, поднимаясь на ноги. – Нужно придумать, как до него достучаться.

Как и прежде, он нашел Финна по размеренному звону металла. Великан стоял в кузнице и усердно бил молотом все по тому же куску черной руды. С прошлого раза ее форма нисколько не изменилась, и Финн, похоже, был этим разочарован. Он остервенело колотил по металлу, потом, ругнувшись, швырнул его обратно в огонь. Лишь затем Финн поднял глаза и увидел Балфрусса.

– Что, опять пришел читать проповеди о моей силе? – презрительно усмехнулся кузнец.

Балфрусс проглотил сердитый ответ и покачал головой.

– Так возвращайся в палатку и отдохни, если только не умеешь чинить щиты.

– Над чем ты работаешь? – спросил Балфрусс, кивнув на огонь. – Я еще в прошлый раз тебя с ним заметил.

– Ни над чем. Так, безделица. – Финн перевернул щипцы и поворошил огонь.

– Я никогда не видел такой руды.

Финн пристально посмотрел на него.

– Тебе правда интересно? Мне играть некогда.

– Клянусь Создателем! – Балфрусс поднес руку к сердцу. – Я только хотел поговорить. Так что это?

Финн вытащил из огня металлический ком, повертел его. Черная поверхность заискрилась, будто усеянная битым стеклом.

– Это звездное железо, – с благоговением произнес кузнец. – Однажды ночью несколько лет назад я увидел огненный дождь. Деревенский священник объяснил, что это знамение – мол, Всеблагая Мать предостерегает: грядут темные времена. На другой день я пошел к старейшине, и он сказал, что эти камни сделаны из чистого зла. Очередная нелепица.

– И что было потом? – спросил Балфрусс.

– Пришлось самому искать правду. Через несколько месяцев я наконец-то нашел крестьянина, который жаловался, что огонь с неба побил урожай. Он был не против того, чтобы я выкопал и унес камень с собой – ему же меньше работы. Внутри я нашел кусок металла. Я показывал его каждому встречному кузнецу; ни один такого не видел и не знал, что с ним делать.

Финн замолчал и о чем-то задумался. Глаза его затуманились – должно быть, он вспомнил о лучших временах. Балфрусс решил не мешать, и его собственные мысли неизбежно обратились к детству, к долгим летним денькам в компании Вэнна. Как хорошо было после долгих месяцев взаперти, в Красной башне, возвращаться в родную деревню и все лето гулять под открытым небом! Знакомые виды, звуки и запахи несказанно его освежали.

Теперь все осталось в прошлом. Разбойники сожгли его деревню дотла, и у Балфрусса остался только один настоящий дом – Чарас, хотя крыши над головой у него там не было. Маг накопил в путешествиях достаточно денег и другого имущества, которое хранил теперь в банке, но до сих пор у него не нашлось причины осесть на одном месте.

Голос Финна прервал раздумья.

– Нам с двоюродным братом иногда приходилось по особым делам ездить в столицу. Когда я был там в последний раз, я показал руду мастеру Кузнечной гильдии. Он однажды видел такую. Сказал, что никакой пользы от нее нет. Что она тверже любого железа и не плавится в огне. Так оно пока и выходит.

– Я не кузнец, но все-таки объясни почему, – сказал Балфрусс.

– Сколько я ни держу его в печи, металл такой же твердый. Нагреваю его, а толку нет.

Балфрусс осторожно подошел к горну. Жерло сияло оранжевым светом, будто сердитый глаз, а жар даже на расстоянии обжигал кожу.

– Насколько прочна эта печь? – спросил Балфрусс.

– А что?

– Какой силы нужен огонь, чтобы ее расплавить?

– Нет, так ничего не выйдет, – снисходительно усмехнулся кузнец.

– И все-таки? – настаивал Балфрусс.

– Не знаю. Да зачем тебе?

Балфрусс засучил рукава и уставился в огонь.

– Если появятся трещины, скажи, я остановлюсь.

– Что ты задумал?

– Нагреть огонь, – ответил он, собрав волю и зачерпнув силу из Источника. После тяжелого дня она текла медленнее обычного, но Финн этого не замечал. Он не сводил глаз с печи.

Балфрусс начал по ниточке вливать силу в огонь, и оранжевое пламя налилось красным, а затем побелело. Финн взял звездное железо в щипцы, сунул его печь и принялся поворачивать с боку на бок.

– Долго ты сможешь держать пламя? – спросил он.

– Пока могу, – ответил Балфрусс сквозь зубы, хотя от усилий тело начало саднить, да и пот на лбу выступил вовсе не от жара.

Спустя короткое время Финн достал из горна руду и положил ее на наковальню. На первый взгляд все было по-прежнему, однако Балфрусс, присмотревшись, заметил, что звездное железо из черного стало темно-фиолетовым, с серебряными прожилками. Финн коротко стукнул молотом, и металл зазвучал по-новому.

– Поддается, – удивился кузнец и сунул кусок обратно в огонь.

– Становится больно, – сказал Балфрусс, утирая пот с лица.

– Еще немного, – настаивал Финн, по-детски светясь радостью.

Балфрусс попробовал подавить нарастающую боль в голове, но та не желала исчезать и понемногу превращалась во что-то иное.

– Финн, – сказал он, однако кузнец не то притворился, не то и впрямь не услышал, уставившись в жерло печи, – и что только мог разглядеть в этом пламени?.. С торжествующим возгласом Финн достал руду из огня и вернул его на наковальню. Комок светился оранжевым светом, в котором еще виднелись серебряные прожилки.

Ровными, размеренными ударами Финн принялся ковать металл, и на этот раз он стал отзывчивее. Кузнец не видел ничего, кроме звездного железа. Балфрусс высвободил силу и опустился на землю, хватая ртом воздух, однако биение у него в голове не смолкло. Хуже того, оно не совпадало с ударами молота. Балфрусс решил, что лучший способ избавиться от шума – уснуть, и на минуту закрыл глаза.

Подняться его заставила тишина. Хотя кузнечный молот уже не стучал, барабан в голове продолжал выбивать дробь. Финн стоял возле кадки, опустив что-то в маслянистую воду, и улыбался, будто получил лучшую новость в жизни. Он с благоговением вытащил звездное железо из воды. Балфрусс ожидал увидеть выкованное оружие, но, к его разочарованию, это был всего лишь плоский кусок серого металла. Финн тем не менее с большой осторожностью поставил его на бок, потом взял мех с водой и сел на землю. Он предложил глоток Балфруссу, и тот надолго припал к меху.

– Такого еще никто не делал, – произнес Финн с широкой улыбкой. – Никто не ковал оружие из звездного железа. У меня бы на это ушло много недель.

– Не благодари, – сказал Балфрусс, поднимаясь с земли. Рука Финна, когда тот помог ему встать, дрожала от возбуждения.

– Как? Как тебе это удалось?

– Ты и сам знаешь.

– Можешь меня научить? – почти без колебаний спросил Финн.

– Могу. Начнем завтра вечером, если… – Балфрусс неопределенно махнул в сторону лагеря, – …если ничего не случится.

– Завтра вечером. Спасибо, Балфрусс. – Кузнец радовался так искренне, что маг поневоле ответил ему улыбкой.

* * *

Когда задремавшая у костра Элоиза проснулась, рядом был только Дариус. Балфрусс ушел на поиски Финна, Эко исчез в ночи, а Туле храпел в палатке.

Заметив ее пробуждение, супруг улыбнулся, потом снова уставился в огонь. Она знала этот взгляд.

– Что случилось?

– Расскажи мне, как погибла Красная башня, – сказал Дариус, чем очень ее удивил.

– Она пока цела, но с тех пор, как ушел Серый Совет, порядка не стало. Там обучают детей, которые сами туда приходят. Учителя разбрелись кто куда. У тебя на родине все иначе.

В Пустыне любого ребенка, проявлявшего чувствительность к магии, чествовали вместе со всей семьей и осыпали дарами. В каждом городе имелся особый храм, посвященный Создателю, где заведовали джаниди, священники-маги. В этих храмах монахи обучали детей и взрослых владеть способностью и управлять собственными чувствами, чтобы всегда держать силу в узде. Детей не забирали из дома в дальние края и не держали там взаперти. В конце обучения ученикам давали выбор: вернуться к обычной жизни или служить королю. Многие выбирали второе и в награду получали знак Эйилаха. Татуировка вовсе не служила рабским клеймом, как полагали некоторые на западе. Это был символ почета. Каждый с первого взгляда видел, что за человек перед ним.

– Нельзя это так оставлять. Когда мы вернемся домой, я поговорю с правителем. Джаниди могли бы брать в ученики детей с запада. Конечно, с королем Маттиасом я тоже посоветуюсь. Хорошо я придумала?

– Хорошо, но справиться с Финном это не поможет. – Дариус замолчал, однако лицо его нахмурилось. – Он мог тебя убить.

– Но не убил, – напомнила Элоиза.

– Он непредсказуем и ставит нас всех под удар.

– Меня, ты хотел сказать.

– Всех, – ответил Дариус, с трудом сдерживая гнев. – Сегодня он был в связке с тобой; завтра на твоем месте может оказаться любой из нас.

– Я показала ему кое-какие дыхательные приемы. Это могло бы стать хорошим началом, чтобы помочь ему управлять чувствами.

– Я не хочу, чтобы ты сражалась с ним в связке. Я тебе запрещаю!

Элоиза вскинула бровь и тут же обняла мужа.

– Если бы тебе нужна была покорная жена, ты бы взял ту уродину, которую твоя мать приводила домой, когда ты положил на меня глаз.

Нежная улыбка появилась на лице Дариуса, но быстро померкла.

– В день свадьбы я поклялся уважать и защищать тебя. И, кажется, у меня не очень-то получается.

– Все обойдется.

Дариус фыркнул.

– У тебя больше веры, чем у меня.

Элоиза крепко обняла мужа, и они вдвоем смотрели в огонь, пока мысли кружились на ветру, будто пепел. Отчасти она верила в то, что говорила, однако в глубине души беспокоилась за Финна. Он мог натворить дел. Сегодня во время битвы кузнец трижды каким-то чудом сдержал в себе вулкан силы. Не совладай он с собой, Элоиза, которая была с ним в паре, превратилась бы в пепел. Финну не хватало порядка. Он не думал наперед, не просчитывал ходы, а полагался на грубую силу, целиком отдаваясь чувствам. Пока он не справится со своими способностями, угроза не исчезнет. Оставалось надеяться, что Элоиза и Балфрусс сумеют на него повлиять. Пока еще не поздно.

Глава 15

– По-моему, это плохая идея, – повторила Шани в десятый раз с тех пор, как они вышли из дворца. Армия неуклонно отступала к столице, но Таландра с отцом и Граэгором вернулась домой впереди войска. Требовалось лично устроить несколько дел, и здесь у нее было больше возможностей, чем в лагере.

– Главное, смотри под ноги, – отозвалась принцесса, поплотнее натянув капюшон на лицо.

– Я вижу в темноте, забыла? – Шани сверкнула во мраке янтарными глазами.

– Не забыла. Вот и указывай мне дорогу.

Перед самым выходом Гундер прислал весточку о первосвященнике Филбине. Семя упало в благодатную почву. Оставалось лишь позаботиться, чтобы по возвращении в Зекоррию Филбин получил соответствующее письмо. Его содержание значения не имело – главное, упомянуть раз-другой об «истинной вере».

Обычное письмо, адресованное первосвященнику, не прошло бы дальше нижнего круга его подчиненных, но послание от принцессы ляжет ему прямо на стол. Никто не мог поручиться, что Перицци сохранит независимость, а войскам Севелдрома и дальше будет сопутствовать удача на поле боя, поэтому нелишне было заручиться поддержкой могущественного союзника и постараться разрушить альянс изнутри. Более того, у себя на родине Филбин обладал почти такой же властью, как Тэйкон. К тому же подручные первосвященника надежно его охраняли, а значит, своевременный несчастный случай ему не грозил.

– Можно было выбрать место поприличнее, – сказала Шани, отвлекая принцессу от раздумий. – Высокопоставленных чужестранцев принимают во дворце, это никого бы не удивило.

– Нельзя нарушать обычный распорядок. Срочный вызов во дворец выглядит очень подозрительно.

– Ну и упрямство! А если тебя узнают? – воскликнула Шани с ноткой отчаяния в голосе.

Таландра понимала, что морринка всего лишь хочет ее защитить, но другого выхода не было. К тому же ей редко удавалось побродить по улицам без надзора. Прогулка инкогнито по родному городу дарила странное чувство свободы.

– Если кто и узнает меня, ему не поверят.

Шани вздохнула и остаток пути провела в угрюмом молчании.

Нужное здание ничем не выделялось среди соседних: у него не было ни особых примет, ни краски на окнах, ни украшений и вывесок на входной двери. Девушки несколько минут смотрели на дом из переулка напротив, пока Шани не сделала знак: «путь свободен». Обойдя парадное крыльцо, она провела принцессу до конца улицы, а там свернула на узкую дорожку между рядами зданий.

– Почему не войти через главный вход? – прошептала Таландра.

– Он только для клиентов.

Шани трижды стукнула в неприметную дверь и отступила. На высоте головы распахнулось окошко, в нем показались два карих глаза на широком лице.

– Здравствуй, Ред, – сказала Шани.

Сегодня они с Таландрой оделись в поношенные шерстяные платья тускло-бурого цвета. Все драгоценности, дабы не привлекать к ним внимания, остались во дворце. Лишь свое лицо принцесса не могла изменить, пришлось воспользоваться капюшоном.

– Кто это с тобой? – спросил Ред из-за двери, и Таландра шагнула вперед, чтобы он ее разглядел. – Чего вам?

– Поговорить с Мариссой. – Шани сняла с пояса кошелек и позвенела монетами. – Мы отблагодарим.

– Ждите. – Окошко закрылось, и тяжелые шаги за дверью постепенно затихли.

– Здесь всегда такие приветливые? – спросила Таландра.

– Марисса очень осторожна. У нее нет выбора – с ее-то клиентурой!

Скоро заскрежетали засовы. Дверь распахнулась. За ней стоял Ред – до того высокий, что его лысая голова почти доставала до притолоки. Из одежды на нем был один килт, под которым виднелись волосатые ноги, каждая в обхвате чуть ли не с принцессу. Если бы Ред захотел, то легко переломил ее надвое, как прутик. Таландра уже засомневалась, так ли умно было идти на встречу самой. Несмотря на знакомство с Шани, Ред держал в свободной руке кинжал. Его вид нельзя было назвать неприветливым, но глаза настороженно бегали по сторонам. Гостьи проскользнули внутрь, и верзила запер за ними дверь.

– Можно поговорить с Мариссой? – спросила Шани.

– Не раньше, чем меня ублажите, – отрезал охранник.

– Возьми себя в руки, Ред, – произнес хриплый женский голос. – Ведь это друзья. Правда, Шани?

– Да, Марисса, друзья, – ответила та с глубоким поклоном.

Шани предупредила Таландру, чего ожидать, однако к встрече с Мариссой не подготовила. Такой красавицы принцесса в жизни не видела: соблазнительное, но без излишеств тело, мудрое, но без единой морщинки лицо… Его выразительные черты намекали на смешанное происхождение. Волосы цвета воронова крыла с единственной белой прядью, явно крашеной, ниспадали до узкой талии. Скромное черно-красное платье, плотно сидевшее на фигуре, мало показывало, но почти ничего не скрывало. Таландра старалась не слишком глазеть на пышную грудь, однако не завидовать было трудно. Пожелай принцесса облачиться в такой наряд, он повис бы на ней мешком. Рядом с Мариссой она напоминала костлявого мальчишку.

– Идемте, – сказала Марисса. От ее улыбки у Таландры потеплело на сердце.

Хозяйка провела их по короткому коридору. Отовсюду на гостий смотрели дорогие вазы из шаэльского стекла, необычные масляные картины – судя по всему, зекорранские подлинники – и скульптуры, вырезанные из ярких цветных кристаллов. За невзрачным фасадом дома скрывалось дорогое и уютное убранство, говорившее об огромном богатстве.

В конце коридора Марисса жестом пригласила девушек в небольшую комнатку. Таландра ожидала увидеть рабочий кабинет, а обнаружила спальню: шелковые портьеры, мебель из темного дерева и стол у стены, на котором стояли бутылки с виски. Марисса приглашающим жестом указала на них.

– Спасибо, – поклонилась Шани.

– А ты, дорогая? – спросила хозяйка, но Таландра покачала головой. Пожав плечами, Марисса щедро плеснула в два стакана и протянула один Шани. – Можешь снять капюшон. Все, что случится в этих стенах, не выйдет наружу.

Таландра открыла лицо, и глаза Мариссы слегка округлились – всего на миг.

– Ты знаешь, что очень похожа на принцессу?

Таландра рассмеялась.

– Да, мне часто об этом говорят.

– Что ж, вряд ли ты пришла искать работу.

– Нет. Мы здесь по поводу одного из ваших клиентов.

Марисса покачала головой.

– Жаль. Ты могла бы заработать целое состояние. Я знаю многих – и мужчин, и женщин, – кто с удовольствием трахнул бы принцессу, а за неимением ее – тебя. Подходящее платье, немного косметики – и вас с ней не отличишь.

– Предложение интересное, но я воздержусь.

– Если когда-нибудь захочешь сменить ремесло, дай мне знать, – сказала Марисса. – Итак, ты работаешь на Шани?

Шани, чуть не выплюнув виски, закашлялась.

– Нет, мы работаем вместе.

– И с чем вы пришли? – спросила Марисса.

– Посол Мабон плохо себя вел.

– Еще мягко сказано.

– Не в этом смысле, – вставила Шани.

– А… Что ж, могу только повторить: все, что происходит в этих стенах, исключительно частное дело.

– Нам бы только перемолвиться с ним словечком. Мы не желаем ему вреда и не охотимся за его секретами, – пообещала Таландра.

– На самом деле, все ровно наоборот, – добавила Шани. – Мы пришли ему помочь.

Марисса плеснула в свой виски воды, поболтала стакан и отпила.

– Это повлияет на его отношения с моим заведением?

– Мы надеемся, что не повлияет, – сказала Таландра. – Тем не менее я уполномочена проследить, чтобы вам полностью возместили убытки, если он решит перенести свои дела в другое место. – Шани положила на стол тяжелый кошель. – Примите этот скромный подарок в знак нашей признательности.

Марисса даже не взглянула на деньги – судя по богатому убранству дома, ей это было ни к чему. Таландра задумалась, можно ли вообще на нее повлиять. Вместо прямого ответа Марисса пристально изучала гостей. Принцесса старалась ни малейшим движением не выдать мыслей.

– Вы что-то скрываете, – наконец сказала Марисса, – но вряд ли это имеет отношение к Мабону. Я ценю твою дружбу, Шани. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы это дело испортило наши отношения.

– Не испортит, я обещаю.

– Посмотрим, – промурлыкала Марисса. – Мабон наверху, в восьмой комнате. Китти отправьте ко мне.

В коридоре даже через толстые двери принцесса слышала странные шумы и довольные стоны. Мужские и женские голоса сливались в криках и шепотах страсти и боли. Дверь слева чуть приоткрылась, и за ней показался голый мужчина на четвереньках, с уздечкой на голове. Верхом на нем скакала женщина, затянутая в кожаный наряд. Дверь захлопнулась, но Таландра еще какое-то время слышала крики блаженства, вторящие свисту кнута. Только дойдя до конца коридора, она поняла, что человек на четвереньках – глава Гильдии писцов.

В восьмом номере ее глазам предстало еще одно необычное зрелище. Зекорранский посол Мабон – голый, лицом к стене – висел на кресте, опутанный цепью. Рядом, сжимая в руке кнут, стояла высокая женщина, на которой из одежды были только высокие сапоги. На заду у посла уже краснели многочисленные рубцы.

– Марисса хочет тебя видеть, – сказала Шани, сняв с двери длинный плащ и накинув его женщине на плечи. Они вдвоем вышли в коридор и закрыли за собой дверь.

– Китти? В чем дело? – Цепи мешали послу обернуться, и он изо всех сил вытягивал шею.

– Она вышла, – сказала Таландра.

– А когда вернется? – спросил Мабон.

– Скоро, посол. А пока мы поговорим.

Мабон снова дернулся, и Таландра подошла к нему сбоку, чтобы он смог ее разглядеть.

– Яйца Создателя!

– Вы себе льстите, – сказала Таландра, кивнув на его сморщенную мошонку. – Но мы не будем обсуждать, как вы проводите свой досуг.

– Что вам нужно? – спросил Мабон.

– Мне сообщили, что Тэйкон бросил вашу семью в темницу. Что он обещал прирезать и даже зажарить их, если вы не будете поставлять ему секретные сведения о наших военных укреплениях.

– Моему сыну пять лет! – взмолился Мабон сквозь слезы. – Дочке через три месяца будет тринадцать. Умоляю, пощадите! Если от меня не будет вестей, он убьет моих детей.

– Не беспокойтесь, посол. Я вам помогу. На самом деле, я даже позабочусь, чтобы вы регулярно отправляли отчеты обо всем происходящем в Чарасе.

– Что?

– Да, только эти сведения буду предоставлять вам я. Чистые выдумки, но достаточно правдоподобные.

Мабон облегченно вздохнул и обмяк в цепях.

– И что вы за это потребуете?

– Ничего, – дружелюбно улыбнулась принцесса. – Я не стану подвергать опасности вашу семью. Обещаю.

– Спасибо.

– За вами наверняка следят, поэтому ведите себя как обычно. Если вы дадите повод для подозрений и Тэйкон об этом услышит… – Вероятность была крайне мала (принцесса знала всех зекорранских шпионов в столице и держала их под надзором), но Мабону не мешало оставаться начеку.

– Чем я заслужил эту милость? – спросил Мабон.

До сих пор посол был верноподданным Зекоррии и придерживался вполне умеренных взглядов. Спокойный и здравый голос мог оказаться полезным в стране, где всё громче звучали крики фанатиков.

– Когда закончится война, вас вернут домой. Настанет день, и я вспомню о непогашенном долге. Тогда вы отплатите мне сполна – услугой за услугу.

Затея была ненадежная: едва оказавшись дома, Мабон мог проболтаться. Впрочем, польза от него все же будет – донесения в Зекоррию станут очередным источником ложных сведений о Севелдроме.

Мабон тяжело вздохнул.

– Понимаю.

– Хорошо. В таком случае возвращайтесь к своим вечерним развлечениям.

– Вы так уверены, что выиграете войну, Ваше Высочество, – сказал Мабон. – А если нет?

Таландра много времени размышляла над этим и строила планы – на всякий случай. Она прикладывала все силы, чтобы этого не случилось, но знала: всегда полезно готовиться к худшему.

– Вас все равно отправят домой, а меня закуют в цепи. И тогда, я надеюсь, вы сохраните хорошие воспоминания о том, как с вами обошлись.

– Ваше Высочество! – сказал Мабон, склонив голову. Учитывая его положение, жест вышел немного нелепым, но принцесса ответила ему таким же церемонным поклоном.

* * *

Таландра брела по коридору в свои покои, спотыкаясь и не разбирая дороги. Указания для подручных и шпионов, тактика на поле боя – от попыток все это запомнить голова шла кругом. И как только отцу, наблюдавшему за ходом битвы, удавалось предвидеть, что случится в следующий миг, и отдать приказ еще до того, как неприятность стала серьезной?

Таландра считала себя недурным игроком в «камни», однако с началом войны поняла, что рядом с отцом она просто дитя. Тот мог просчитать игру на много ходов вперед, увидеть все возможности и последствия и выстроить тактику – да так быстро, что моргнуть не успеешь. За всю жизнь ему встретился лишь один достойный соперник – королева. С тех пор как она умерла, король Маттиас не садился за доску.

Принцесса зевнула до хруста в челюсти, свернула за угол и от неожиданности чуть не рухнула на пол. Сильная рука схватила ее за плечо и помогла удержаться.

– Осторожнее, Тала, – сказал Граэгор.

Седой генерал был, как всегда, одет в черную броню и нес на поясе грозный топор. Несмотря на возраст – Граэгору было лет шестьдесят, – он, когда надо, мог быть смертельно опасен. Таландра сама в этом убедилась всего несколько дней назад. К ее приходу останки наемного убийцы уже счистили с пола, но генерал с ног до головы был в крови, которой придавал не больше значения, чем обычной краске. Сейчас принцессе стало не по себе от ледяного взгляда и молчаливости, такой непривычной в сравнении с его обычным буйным характером.

– Простите, я сплю на ходу. Как раз собиралась прилечь.

– У вас ужасный вид.

Таландра поборола искушение спросить, давно ли он смотрелся в зеркало. Такие шутки не находили у Граэгора понимания.

– Разве вы с отцом не отправились на передовую?

– Мы выезжаем утром.

Таландра посмотрела вдоль коридора: генерал был один, и таким встревоженным она его никогда не видела.

– Что-то случилось?

– Я тут размышлял кое о чем… Вы могли бы помочь мне, – сказал он, зашагав рядом с принцессой по коридору.

– Конечно. О чем вы хотите узнать?

– О боевых магах. Что вы о них думаете?

Вопрос звучал разумно, учитывая, что от магов во многом зависел исход войны, но был в нем и какой-то подвох. Голос Граэгора дрогнул – принцессе это не почудилось, – а ведь генерал никогда ни в чем не сомневался. Если он чего-то хотел, то отдавался погоне целиком – сердцем, телом и душой, – пока не добивался своего. Слова «тактичность» и «дипломатия» были ему незнакомы.

Граэгор опять беспокойно поправил глазную повязку. Восемнадцать лет назад он потерял глаз и два пальца правой руки в жестокой войне, вспоминать о которой не любил. Тайна так и осталась бы тайной, если бы Таландра еще девочкой не упросила отца рассказать ей всю историю. Многие месяцы после этого принцесса просыпалась по ночам от собственного крика.

– По-моему, маги отлично справляются, – сказала она. – Я знаю, со стороны все выглядит так, будто они только стоят на месте…

Граэгор нетерпеливо махнул рукой.

– Я видел, на что они способны. Магам необязательно скакать по полю боя, можете не рассказывать.

– Тогда в чем вопрос? – Они свернули в последний коридор, который вел в ее покои.

– Что вам известно о том, какие они люди? Об их прошлом?

Таландра подняла бровь.

– Вы кого-то подозреваете? По-вашему, среди магов есть шпион?

Принцесса уже думала об этом и велела одному из своих людей осторожно навести справки. Однако если подозрения возникли у генерала, придется копнуть глубже. У Граэгора был всего один глаз, но видел он то, чего не видели остальные.

– Нет, я не об этом, – ответил Граэгор, по всем признакам теряя терпение. Разговор стоил генералу огромных усилий.

Они подошли к спальне принцессы, и генерал уставился на деревянную дверь, будто та могла ответить на его вопросы. Таландра дала ему время собраться с мыслями и прислонилась к стене. Холод камней под ладонями на короткое время разогнал сон.

– Что вы знаете о Балфруссе? – спросил наконец Граэгор. – Откуда он родом?

– Я не помню названия деревушки, лучше спросить у Вэннока, – ответила Таландра. Она ожидала, что генералу этого хватит, но тот смотрел все так же непонимающе. – Они выросли вместе.

Что-то в глубине его единственного глаза щелкнуло и стало на место. Граэгор мрачно кивнул, будто получил подтверждение какой-то догадке. Все следы тревоги исчезли с его лица, и перед Таландрой вновь стоял несгибаемый воин.

– Это поможет?

– Спокойной ночи, Ваше Высочество, – сказал он и потопал прочь, прежде чем принцесса успела хоть о чем-то его спросить.

Если бы она не падала с ног от усталости, то попыталась бы найти объяснение загадке. Впрочем, это могло подождать до утра. Таландра толкнула дверь в спальню.

– Я уж думала, этот сукин сын никогда не уйдет, – сказала Шани. Она сидела на постели принцессы, завернувшись в одеяло и выпростав длинную бледно-голубую ногу.

Таландра окинула взглядом коридор, быстро шагнула в комнату и заперла за собой дверь. Формально принцесса не была обручена и потому могла спать с кем угодно. Но с собственной шпионкой? Отец наверняка счел бы такое поведение опрометчивым.

Наедине с подругой Таландра всегда чувствовала приятную дрожь, предвкушая бурные ласки. Всегда, только не сегодня.

– Уже поздно, Шани. – Принцесса села на край постели и принялась стягивать сапоги. – Я устала. В другой раз.

– Ты шутишь? – Дразнящий блеск в янтарных глазах потух. При свете расставленных в спальне свечей длинные черные волосы Шани блестели, словно шелковый занавес. Комната благоухала жасминами – и не только из-за открытого окна, выходящего в сад. Шани знала, как любит Таландра этот запах, и, конечно, капнула немного духов на кожу. В груди принцессы на миг шевельнулось желание, однако мысли кружили по-прежнему медленно, и страсть угасла.

– Если хочешь только спать, оставайся, – сказала Таландра. – Полагаю, у тебя другое на уме…

Лицо шпионки помрачнело. Она выскользнула из постели и стала одеваться. Таландра не в первый раз подивилась гладкости и белизне ее дерзкого зада. Кожа на спине Шани была мраморной с голубыми прожилками, а по ногам и рукам бежали цветные завитки. В другие дни наблюдать за тем, как она одевается, было почти так же приятно, как следить за обратным действом, но сегодня из движений Шани исчезла вся чувственность. Она с удивительной быстротой влезла в черные штаны, плотно обтянувшие ее красивые ножки, затем накинула белую сорочку с темным жакетом. Принцесса знала, что если сейчас не предложит ничего взамен, то после пожалеет.

– Шани, постой!

Та, не глядя на нее, уже тянулась к двери.

– Ты мне нужна. Больше, чем думаешь.

Она собиралась сказать другое, но усталость взяла свое. Во всяком случае, принцесса не покривила душой. Этого хватило, чтобы Шани подняла на подругу темно-желтые глаза.

– Война раздирает меня на части. Я ужасно вымоталась – столько всего происходит! Сегодня просто неподходящий вечер.

Лицо морринки не дрогнуло. Таландра не знала, что еще сказать, но тут Шани смягчилась.

– Отдохни, у тебя усталый вид. – Она подошла к принцессе и нежно коснулась ее щеки. – Я зайду утром.

– Я обожаю твои сюрпризы, но… не сегодня.

– Не бери в голову. – Шани помахала рукой на прощание и вышла.

Принцесса некоторое время смотрела ей вслед. Ее переполняли эмоции, все тело дрожало от усталости, однако что-то по-прежнему не давало покоя. В чем причина? В Граэгоре? В Шани? Или в обоих?

Принцесса откинулась на кровать, пытаясь собраться с мыслями, но в ту же секунду уснула.

Глава 16

Пока сиделка зашивала ему рану на плече, Варгус ни разу не поморщился. Он думал о том, сколько людей лежали до него в этой самой койке и глядели на тот же кусок шатра над головой. Всюду вокруг хрипели, плакали и кричали от боли раненые. Всего в двух койках от него солдат умирал и, всхлипывая, звал жену, а сестра милосердия прижимала его к пышной груди.

Варгус охотно променял бы мегеру с постным лицом, которая занималась его раной, на эту толстушку. С другой стороны, сёстры милосердия ухаживали только за умирающими, а его сиделка знала свое дело. Ее движения были точными и уверенными, стежки – мелкими и аккуратными. Обращалась она с ним очень нежно.

– Готово, – сказала сиделка, одарив его мимолетной улыбкой.

Варгус, повинуясь порыву, поцеловал мегеру в щеку. Та, к его удовольствию, покраснела и поспешила прочь.

– Вот ты где! – прогремел знакомый голос.

Варгус сел на койке, приветствуя Харго и его товарищей. У Оррана был свежий порез на скуле, Черный Том слегка прихрамывал, да и среди остальных многие щеголяли свежими шрамами. Нескольких лиц Варгус не досчитался.

– Так и будешь весь день валяться в постели? Решил сменить ремесло? – Орран под общий смех повертел бедрами. Хотя к нему отчасти вернулась былая веселость, после смерти Тэна шутки стали мрачнее и язвительнее.

– Подумываю, – отозвался Варгус, натягивая рубаху и доспехи. – Но тебе ведь не нужен конкурент…

– Ах ты, кобель… – сказал Орран.

– Вот-вот.

Орран недовольно тряхнул головой.

– Как Лохмач? – спросил Варгус.

Харго помрачнел.

– Враны старались, как могли, но руку пришлось отнять. Несколько дней никто не знал, выкарабкается ли он.

После жары и вони, царившей в госпитальном шатре, снаружи повеяло чистотой. Серые тучи грозили дождем, и солдаты ворчали – опять, мол, мокнуть да счищать с доспехов ржавчину, – но Варгус едва замечал их жалобы. Все тело звенело от нерастраченных сил и первобытного желания.

Лишь когда Харго встал у него на пути, заслонив солнце, Варгус понял, что его о чем-то спрашивают.

– Я говорю, мы выпить идем. Ты с нами?

– Позже.

– Что, вздремнуть решил?

– Нет, мне другое нужно. Идите, я вас догоню.

Харго тревожно посмотрел на него, но промолчал. Компания двинулась к передвижным тавернам, а Варгус свернул на окраину лагеря.

Любой солдат знал, где их найти: в тылу, неподалеку от обозов с припасами. Там, где просторнее и всегда можно уединиться. Одна или две рангом повыше – из тех, что обслуживали офицеров, – жили в собственных шатрах, выкрашенных в темные цвета и потому хорошо заметных на фоне обычной армейской серости. Варгус, решив для начала присмотреться, отошел в сторону. Наконец его выбор пал на женщину, которая потягивала вино у костра. У нее были каштановые волосы, пухлые губы, пышная грудь и добрые глаза, загоревшиеся огнем, когда он сел рядом. Она носила простую пеструю юбку, кремовую сорочку и сандалии.

Не сказав ни слова, женщина протянула Варгусу стакан с вином – на удивление неплохим. Впрочем, он по одному ее виду понял, что горстью медяков тут не обойдешься. Она явно была не из тех, кто отдается в тени шатров нищим солдатам, которые не стесняются сверкнуть на людях волосатой задницей.

Они поболтали о войне, городе и старинных песнях. Женщина назвала свое имя – Адира. Обычно она разносила напитки в таверне, хозяин которой раз в неделю в приливе великодушия разрешал ей спеть. Зрителей было немного, и за выступления не приплачивали, однако Адире нравилось приковывать к себе взгляды.

Она похвасталась хорошим слухом, и Варгус попросил ее спеть что-нибудь старенькое. Он захлопал по колену, отбивая ритм, и в холодном воздухе разлился ее голос, на редкость густой и низкий. Было ясно, почему он не всякому нравился, но у Варгуса от песни по спине побежали мурашки. Голос разбередил старые раны, пробудил воспоминания, глубоко запрятанные в голове. Это была старая баллада о любви и измене, и хотя слова отличались от тех, что он слышал когда-то, история осталась прежней.

Когда бутылка опустела, Адира предложила откупорить вторую. Варгус отказался и полез в кошелек, но женщина, помотав головой, взяла его за руку и повела мимо часовых в сгущающиеся сумерки. Стояла уютная тишина. Вдвоем они шагали куда глаза глядят, будто старые любовники.

Струйка воды, едва достойная называться ручьем, исчезала в вечнозеленой роще. Адира ввела Варгуса под сень деревьев и расстелила на земле одеяло.

Нежные руки пробежали по его голой груди, лаская свежие раны и застарелые шрамы. Пальцы холодили кожу, но губы были теплыми и зовущими. Глядя в ее лицо, Варгус на секунду увидел другую – белокурую, с бледно-голубыми глазами. Хотя видение тут же растаяло, Адира как будто все поняла и велела ему закрыть глаза. Она спросила, как его зовут, и Варгус назвал самое старое имя, какое смог вспомнить.

Он погладил ее плечи, припал губами к шее. К тому времени, когда Адира стянула с него штаны и взяла в руки член, тот уже накалился, как кочерга. Варгус вошел в нее, она что-то шептала ему на ухо, и на миг оба стали кем-то другим, а роща обернулась огромным ложем под окнами, залитыми светом предзакатного солнца.

Адира впилась ногтями ему в спину, и он очнулся от грез. Она стонала и просила – быстрее, быстрее! – и Варгус утолял нужду, которую нельзя было облечь в слова. Когда их крики слились, все для него потеряло значение, кроме той, кого он держал в объятьях. Зная, что предает их обеих, он кончил и с упрямым бессловесным воплем открыл глаза.

Вдвоем они лежали на одеяле, остывая от жара. Сотни вопросов роились у Варгуса голове. Адира угадала его мысли и попросила рассказать какой-нибудь секрет, который никто больше не знает. Варгус задумался, во что она смогла бы поверить, но решил сберечь свои тайны, и вместо них тихо напел ей настоящие слова той баллады.

Когда они вернулись в лагерь, Варгус купил у торговца бутылку вина и отдал ее Адире, а пока она искала стаканы, положил у костра деньги. Выйдя из шатра, Адира все поняла с одного взгляда. Он уже облачился в доспехи и снова был воином по имени Варгус. Она проводила его печальной улыбкой. Впрочем, та могла ему померещиться или входить в услугу. Не сказав больше ни слова, Варгус зашагал прочь – не оглядываясь.

* * *

Когда Балфрусс после очередного урока с Финном добрался до своей палатки, костер догорал, и все спали. Он до того устал, что не мог высечь пальцами даже искру, однако заснуть никак не удавалось. После изнуряющего дня тело и разум как будто оцепенели.

Снаружи донесся шорох – кто-то сел у огня. Поначалу Балфрусс подумал, что это Финн или Эко, потом прислушался к движениям и дыханию. Это был не маг.

Он высунул из палатки голову и увидел, что у догорающего костра сидит и смотрит на угли просто одетый юноша. На вид ему не было и двадцати пяти. Ткань и покрой одежды наводили на мысль, что это крестьянин, которого взяли в армию чернорабочим. Во время войны хватало тех, кому пришлось уйти из родного дома и искать себе пропитание. Разнорабочие возили обозы, таскали носилки, выполняли поручения интенданта, готовили еду, копали сточные канавы и занимались тысячей других полезных в военном походе дел. Балфрусс вспомнил двух таких, притворившихся боевыми магами, и задумался, что с ними стало.

Юноша поднял глаза и потрясенно уставился на него.

– Я что, ошибся палаткой?

– Да, – сказал Балфрусс, устраиваясь напротив.

– Наверное, свернул не туда.

– Посиди немного, если хочешь.

– Я вас где-то видел. – Юноша поскреб голову. При таком скоплении народа подхватить вшей было немудрено. – Вы помощник интенданта?

– Нет, я Балфрусс. Один из боевых магов.

Юноша вскочил на ноги. Его бледно-голубые глаза чуть не выскочили из орбит.

– Простите. Отдыхайте, я уже ухожу. Моя палатка где-то рядом.

Балфрусс жестом попросил его сесть и подбросил в костер свежего хвороста.

– Останься. По крайней мере, выпей чаю.

– Правда?

– Правда. При одном условии, – сказал Балфрусс, нагнав на юношу еще больше страха. – Тебе придется назвать свое имя.

Тот выдохнул и опустился на землю.

– Мой отец всегда говорил, что у имен есть сила, но он, по-моему, был слаб на голову. Меня зовут Торвал.

Доставая чай, Балфрусс заметил, что юноша украдкой бросает на него взгляды.

– Что-то не так?

– Что? О нет. Ничего, совсем ничего.

– У меня что, еда в бороде застряла? – Балфрусс провел рукой по волосам, выискивая крошки. Такое раньше случалось.

– Нет, просто… – Торвал закусил губу, боясь продолжать.

– Говори свободно. Я ничем не отличаюсь ни от тебя, ни от любого другого.

– Вы не такой, как все, – сказал Торвал с легким вызовом в голосе.

– В каком-то смысле, может, и нет, но я не благородных кровей. Я вырос в деревне, моя мать пекла хлеб, а отец сражался за короля. А кем были твои родители?

– Отец ловил рыбу, а мать ее продавала, – ответил Торвал, наблюдая, как Балфрусс снимает с огня котелок с кипящей водой. – Нет, спасибо. Я ненадолго.

– Точно?

– Все хорошо. Благодарю вас.

Балфрусс не настаивал. Он покрошил в кружку несколько листьев, подлил кипятку и дал чаю завариться.

Судя по светлым волосам и бледным глазам, в Торвале было намешано йерсканской и севелдромской крови.

– Ваши родители так и остались, где жили? – спросил он.

– Оба умерли. Мою деревню сожгли разбойники. – Чувство вины за то, что Балфрусса не оказалось рядом, до сих пор саднило. – Мать пережила налет, но спустя несколько лет умерла от оспы. Отца я толком не помню. Его часто не было дома, я за все детство видел его раз или два. Может, он еще жив, хотя я в этом сомневаюсь.

– Так вы учились в той магической школе… – вопросительно произнес Торвал.

– Десять лет. Когда я был ребенком, в нашу деревню пришел Ловчий и сказал, что у меня есть Дар. В восемь лет я сел на задок телеги и отправился в Красную башню.

– Не жалеете? – спросил Торвал, обведя рукой спящий лагерь. – Что потратили столько лет на учебу и стали боевым магом, а не кем-то другим?

– Нет, – признался Балфрусс. – И никогда не жалел. В деревне у меня был небогатый выбор: сеять хлеб или махать киркой на каменоломне. Красная башня стала моим избавлением от такой жизни. Еще ребенком я часто задавал вопросы, на которые никто не мог дать ответ. Учение подарило мне возможность узнать мир и обуздать свою силу.

Он отпил из кружки. Торвал отрешенно смотрел на огонь.

– Ну, а ты, – нарушил молчание Балфрусс, – когда ты понял, что можешь стать боевым магом, Торвал? – Юноша недоуменно уставился на него. – Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли прозвищем? Чернокнижник, я прав?

На лице Торвала не дрогнул ни один мускул. Несколько долгих секунд он смотрел на Балфрусса, не мигая, и только затем его губы расплылись в улыбке. Воздух слабо зашевелился. Балфрусс вдруг почувствовал отголосок силы и хотел спросить, как Торвалу удалось спрятать от него свою способность, но передумал. Были вопросы и поважнее.

– Зачем ты пришел?

– Хотел взглянуть, – ответил Торвал. – Я о тебе наслышан.

– Через своих бездумных рабов? Эти пустые оболочки…

– Осколки – моя большая гордость, – похвастал Торвал.

– Что ты с ними сделал? – задал Балфрусс неизбежный вопрос.

– Все началось, когда я стал Ловчим и отправился на поиски тех, кто владеет Даром. Многих взрослых было уже не спасти. Попадались и дети, но они слишком капризные. – Торвал махнул рукой. Им явно владело нетерпение, он не хотел тратить время на каких-то детей. – И наконец, я находил тех, кто подавил в себе Дар. Они зависли посередине. Было нетрудно помочь им и подтолкнуть в нужную сторону, – самодовольно сообщил он.

– Я прикоснулся к мыслям одного из Осколков, – с отвращением сказал Балфрусс. – Там пустота. Ты начисто выскреб их разум. Зачем?

Торвал посмотрел на него исподлобья.

– Потому что без меня они погибли бы, бессмысленно и нелепо. Взорвали самих себя и свои семьи.

– Ты меньше всего думал о том, чтобы спасти чью-то жизнь.

– Ну конечно! – рассмеялся Торвал. – Мне были нужны послушные инструменты – такие, чтобы я мог направить их способности на свои цели.

– На твои цели? Кто ты такой, чтобы за них решать?

Торвал склонил голову набок и криво улыбнулся. Балфрусс, сам не заметив, собрал волю и начал черпать из Источника силу. Его противник не мог этого не почувствовать, однако ничего не сделал, чтобы себя защитить.

Взяв себя в руки, Балфрусс снова спросил:

– Зачем ты пришел?

– Ты не хочешь узнать, как мне это удалось? – Торвал, казалось, искренне удивился, когда Балфрусс в ответ покачал головой. – Тебе не интересно, как я выгреб дерьмо из их голов и вложил туда что-то новое? Я называю их Осколками, потому что каждый – частица меня самого. Я перенес в их головы простые мысли и правила. Как в сказках о танцующих глиняных големах, что я слышал в детстве.

– Мне плевать, как тебе это удалось. Я знаю одно: ты превратил их в рабов. Они дышат, но внутри у них пустота. Это бесчувственные ходячие трупы.

– Я придал смысл их жизни. Указал им цель. Без меня они были бы ничем!

На этот раз Торвал вышел из себя, а Балфрусс остался спокоен.

– Можешь говорить что угодно.

Торвал сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться.

– Тэйкону понадобились надежные боевые маги, и я помог ему, потому что никто до меня не делал ничего подобного. Мне нужен был вызов.

– Вызов? Мы что, играем в камни? Это проверочный бой?

– Конечно! Вся жизнь – череда проверок. И тебе это по душе, признайся. Ты ведь хочешь себя испытать?

Крыть было нечем, и Торвал видел это по его лицу. Если бы Балфрусс бежал от вызовов, то давно вернулся бы в Красную башню учить новичков. Вместо этого он путешествовал – всюду, где люди нуждались в его помощи. Он не искал смерти, его не возбуждала опасность. Ему нужен был вызов.

– У нас общие цели. Мы оба страстно любим жизнь, – сказал Торвал.

Балфрусс заглянул в его лихорадочные глаза.

– Ты ошибаешься. Ты уже натворил много такого, чего бы я никогда не сделал.

– Чего ты пока не сделал, – зловеще ухмыльнулся Торвал. – И лишь потому, что некому было тебя подтолкнуть.

Чернокнижник встал, и Балфрусс поспешил подняться следом за ним. Ему не нравилось смотреть на врага снизу вверх. В любом смысле.

– Мне пора идти. Надеюсь, мы еще поговорим.

Балфрусс хотел съязвить, но сдержался. Торвал, не проронив ни слова, с разочарованным видом исчез в темноте.

Балфрусса замутило, а когда он поднес к губам кружку, у чая был вкус крови.

Глава 17

Гундер тянул, как мог, но дальше откладывать было нельзя. Пришло время для ежегодной проверки запасов. Сабу выкрикивал из чулана названия и количества товаров, а хозяин записывал их в большую красную книгу.

Когда над входной дверью звякнул колокольчик, Гундер натянул радушную улыбку и подошел к прилавку. Женщина – дворцовая служанка, судя по голубой, расшитой золотом ливрее, – показалась ему очень знакомой, однако купец вряд ли мог встречать ее раньше.

– Добрый день, – заискивающе сказал он, кланяясь. – Чем могу быть полезен?

– Я пришла по поручению Ее Величества, – ответила служанка. Сабу с отвисшей челюстью показался из чулана.

– На что уставился, щенок? – одернул его Гундер и тут же повернулся к важной клиентке. – Я буду счастлив предоставить все, чего ни пожелает королева.

– Во дворце ждут гостей. Ее Величество требует, чтобы в их честь приготовили особые блюда. Найдутся такие специи?

Гундер взял у нее список и принялся изучать его.

– Редкий товар, – задумчиво произнес он. – Кажется, на складе кое-что было. Я почту за честь лично доставить их завтра во дворец.

– Они нужны сегодня, – нахмурилась женщина. – Мне говорили, у вас лучшая в городе лавка пряностей. Неужели обманули?

Сабу медленно попятился, боясь навлечь на себя гнев придворной служанки и приславшей ее королевы.

– Нет-нет, я все раздобуду. Чуть позже, – пообещал Гундер, утирая пот со лба. – Сейчас же пошлю за ними на склад.

Служанка села в кресла возле витрины.

– Я подожду.

Гундер отвернулся, и улыбка на его лице сменилась раздраженной гримасой. Он поманил пальцем Сабу, написал три названия на листе бумаги и протянул его мальчику.

– Отправляйся на склад – бегом, а не шагом! – и не останавливайся, пока не принесешь. Остальные я возьму из запасов.

Мальчишка открыл рот – не иначе чтобы посетовать на неблизкий путь, – но увидел лицо хозяина и опрометью выскочил из лавки. Несколько мгновений спустя Гундер услышал топот обутых в сандалии ног на дороге. Когда все затихло, он заварил для гостьи чай, уселся в кресло напротив и хрипло прошептал:

– Что ты здесь делаешь, Роза? Мы же договорились встретиться вечером!

Никогда раньше она не подходила к нему днем. Это его встревожило.

– Ты хоть представляешь, что творится во дворце? – спросила она. – Я насилу пробралась туда, чтобы поговорить с нашими людьми. Все перепуганы до смерти.

– Разве это не из-за Филбина?

– Если бы, – дрожащим голосом ответила Роза.

– Подожди, дай принести чай. Нужно вести себя естественно.

Когда спустя несколько минут он вернулся и разлил душистый напиток в две чашки, Роза взяла себя в руки. Гундер принес блюдо со сладостями, пряниками и сушеным инжиром. На край своей тарелки он положил две ягодки.

– Неделю назад ожидалось, что королева обратится к народу, – сказала Роза бесстрастным голосом. – Бумажные заводы работали днем и ночью. Объявлениями должны были обклеить весь город. Глашатаи готовились к дальней дороге. Все шло своим чередом – и вдруг она передумала. Королева пошла против Тэйкона.

Гундер отпил чай и пососал кусочек лимона, однако гримасу скорчил вовсе не из-за этого. Он знал, что Тэйкон непредсказуем и опасен, даже когда люди выполняют его приказы. Тех, кто не подчинялся, обычно ждала смерть, но даже Тэйкон не мог в открытую убить королеву Йерскании. Во всяком случае, сейчас, когда альянс переживал не лучшие времена. Королева сделала ставку и, судя по Розиному лицу, просчиталась.

– Что произошло?

Роза, не сводя глаз с инжира на его тарелке, поежилась.

– Два дня назад прибыл первосвященник Филбин с большой свитой.

– Знаю, я с ним встретился в первый же вечер.

– А знаешь ли ты, что среди его людей есть Избранные?

– Это еще кто? – спросил Гундер.

– Тэйкон зовет так своих фанатиков. Прошлым вечером Филбин убедил королеву изменить решение. А еще принес ей весточку от императора. Тот решил наказать ее за то, что она задержала исполнение его планов. Избранные оскопили наследного принца.

Гундер закашлялся и быстро опустил чашку, боясь ее уронить. У королевы было четверо детей, но только один сын. Две из трех дочерей уже вышли замуж, а младшей, слабой умом, путь на трон был заказан. Главной жемчужиной, зеницей королевского ока был наследный принц. От матери он унаследовал рассудительность и живой ум, от покойного отца – деловую хватку. Все ждали, что на троне он затмит даже королеву. Корона Йерскании почти сотню лет переходила по прямой линии. Теперь эта линия прервалась.

– Лучше бы его убили, – пробормотал Гундер.

– Королевский указ выйдет сегодня. Глашатаи отправились на север и юг.

Пока они разговаривали, Гундер наблюдал из окна, как стражники городского Дозора прибивают объявления к стенам магазинов, повозкам и прилавкам на рынке, к которым стекались люди. Даже издалека было видно, что они потрясены. Четверка смуглых зекорранцев, одетых в бело-голубые мундиры, прошла под витриной лавки, не замечая всеобщего возмущения.

– Она отрекается от престола?

– Да, и хуже того… – Роза скривила лицо. – Она объявила Тэйкона регентом.

Гундер причмокнул от неожиданности. Теперь можно было не таиться. Новость разошлась по городу. В каждой таверне все разговоры будут только об этом.

– Может, хоть ты чем порадуешь? – спросила Роза. Ей явно не мешало поднять дух.

– На поле боя дела идут в нашу пользу. Тэйкон хотел взять числом, но его солдаты не такие дисциплинированные, как наши. За то, что армия не ответила его ожиданиям, он убил еще один совет генералов.

– Он сумасшедший, – сказала Роза. – Почему люди ему доверяют? Неужели они не видят, что он безумен?

– Тэйкон очень харизматичен. В Зекоррии его поддерживают не все. Мы надеемся, что Филбин, когда вернется домой, нам поможет.

– От Таландры есть новые приказания?

– Они тебе не понравятся. Надо нанять кого-нибудь, чтобы спалить храм Создателя.

Роза вскинула бровь.

– Это шутка?

– Нет. – Гундер почесал голову; надо постирать шиньон, там явно завелись блохи. – До сих пор императорские фанатики жгли только языческие храмы, но Таландра хочет, чтобы люди боялись худшего. Тэйкон сместил их королеву, а его сторонники пытаются переписать религию. Нужно, чтобы местных жителей как следует проняло.

– Это опасно, – задумчиво сказала Роза. – Хотя и выполнимо.

– Подробности оставляю за тобой. Если нужно подмазать колеса, сообщи.

– Что передать нашим людям во дворце?

– Не лезть на рожон. А если почуют опасность, пусть прячутся в надежном месте.

В лавку, красный от бега, на последнем дыхании влетел Сабу. Гундер взял у него пряности, встал за прилавок и осторожно отмерил их на весах. Затем уложил товары в картонную коробку, которую украсил голубой лентой.

Роза потянулась за кошельком, но Гундер замахал на нее.

– Подарок Ее Величеству. Рад был услужить.

Сабу беспокойно переминался с ноги на ногу, будто отчаянно хотел отлить. Они оба знали: одобрение придворной служанки само по себе ничего не стоит, но когда станет известно, что их лавка поставляет товар на королевские кухни, от покупателей не будет отбоя.

– Если качество окажется на высоте, я позабочусь, чтобы вас отблагодарили, – пообещала Роза.

– Спасибо, – ответил Гундер с широкой улыбкой.

Не сказав больше ни слова, Роза отправилась восвояси. Когда она отошла на приличное расстояние, Сабу пустился в пляс. Гундер усмехнулся и даже не одернул его – пусть радуется.

С каждым днем положение на севере, и без того угрожающее, становилось все хуже. Хотя на поле боя Севелдром одерживал победу за победой, какой от этого прок, если запад станет единым королевством под властью Тэйкона?..

Новости об отречении расстроили горожан. Гундер слышал их громкие жалобы – но одних жалоб недостаточно. Если жителям Перицци дорога свобода, сделать придется гораздо больше.

Глава 18

Казалось, Балфрусс всего секунду назад закрыл глаза – и вот уже кто-то тряс его за плечо. Он упрямо отбросил руку. Неизвестный упорствовал. Наконец Балфрусс очнулся и резко сел, чуть не разбив голову о шест палатки.

Стояла кромешная тьма, и нависший над ним силуэт было трудно узнать, пока не раздался голос.

– Балфрусс, вставай, – произнес Эко. – Ты нужен. Срочно.

Сказав так, перволюд вышел и принялся раздувать костер. Балфрусс протер заспанные глаза, обулся, провел рукой по макушке и бороде. Волосы отросли и спутались. Следовало подстричь их еще по возвращении в Севелдром, но тогда на это не нашлось времени. Прошлой ночью он так устал, что лег спать прямо в одежде. Зато теперь не пришлось кутаться от холода.

– Который час? – спросил Балфрусс, выйдя из палатки и устроившись возле костра. Все спали, никаких признаков тревоги или смятения в лагере не было.

– Еще не рассвело, – ответил Эко, вешая над огнем котелок.

– Что случилось? К чему такая спешка? – В голове у мага до сих пор не прояснилось, руки и ноги отяжелели от сна. Он взглянул на небо и решил, что проспал часа три, не больше.

Эко продолжал молча возиться у костра.

Когда вода закипела, перволюд заварил свой зловонный чай и предложил Балфруссу чашку. Тот хотел отказаться, но вспомнил, что ничего не знает об обычаях Первых людей. Меньше всего ему хотелось обижать нового друга. Иногда они с Эко говорили о его родине и семье, но тому больше нравилось слушать чужие рассказы.

– Скоро узнаешь. Они уже близко, – нарушил молчание перволюд.

Балфрусс отхлебнул из чашки. Напиток был приготовлен из черного корня и перемолотых листьев, а сверху в нем плавали какие-то белые крошки. От тошнотворного запаха первый глоток едва полез в горло, но Балфрусс выпил все без остатка, и с последней каплей туман в его голове рассеялся.

Несколько минут спустя раздался бешеный топот копыт. В лагерь ворвались два всадника. Третья лошадь поспевала за ними на поводу.

– Кто здесь Балфрусс? – спросил один из них с тревожным лицом.

– Я. В чем дело?

– Меня зовут Гэрроу. Вас вызывают во дворец, следуйте за мной. – Он развернул свою взмыленную лошадь и указал рукой на пустое седло. Всадники, должно быть, скакали всю ночь напролет – до столицы было много часов езды. У Балфрусса по спине пробежал холодок.

Забравшись в седло, он посмотрел на Эко. Тот, казалось, с головой ушел в молитву, но в какой-то момент приоткрыл глаз – и тут же его закрыл.

Втроем они беспрепятственно проскакали мимо часовых, а выйдя из лагеря, пустили лошадей галопом. Спрашивать, что случилось, не было смысла – Гэрроу все равно не ответил бы, – поэтому в пути все напряженно молчали.

Через несколько часов лошади начали уставать. Боясь не дотянуть до дворца, всадники свернули с главной дороги и направились к перевалочной базе. Их окликнул моррин, незримо стоявший в дозоре. Гэрроу знал пароль, и им позволили пройти.

Моррины-часовые любезно зажгли несколько фонарей, но сами держались к ним спиной, чтобы не терять способности видеть в темноте. Когда глаза привыкли к слабому свету, Балфрусс разглядел, что воины одеты в тяжелые доспехи, у каждого на поясе меч, а в руках – арбалет. Вокруг храпели солдаты и высились темные штабеля припасов. Даже вблизи от собственной территории король Маттиас заботился о том, чтобы продовольствия было в избытке.

Отряд поменял лошадей и вновь расселся по седлам, а едва выйдя на главную дорогу, пустился вскачь так быстро, как только позволяла темнота. В небе виднелось всего несколько звездочек, и дорогу со всех сторон обступило море серых и темно-синих теней. Топот лошадей распугал всю ночную живность, но Балфрусс слышал, как наверху, слабо шелестя крыльями, охотились летучие мыши.

Неразговорчивость воинов и срочность, с какой его вызвали во дворец, начала угнетать мага. Он выдумывал объяснения, одно хуже другого.

Казалось, они скачут наперегонки с зарей, однако солнце уже взошло над горизонтом, а Чарас только-только показался вдали. Новые лошади тоже начали уставать. Балфрусс предложил сбавить темп, но Гэрроу велел держать галоп, даже если придется загнать их до смерти.

На пути к городским воротам они встретили с десяток повозок. Город уже проснулся, и уличные торговцы раскладывали товар. Балфрусс последовал за своими проводниками прямо к Старому городу, вверх по петляющим улицам, ведущим к дворцу. Лошади, будто почуяв, что дорога близится к завершению, на втором дыхании доставили седоков к дворцовым воротам.

Всадники спешились – Балфрусс чудом не выскользнул из седла головой вперед. Его бедра горели, а ноги едва держали вес. Спотыкаясь и даже не отдохнув с дороги, он побрел за Гэрроу к главному входу. Почувствовав зуд в затылке, Балфрусс повертел головой и увидел на крепостных стенах дюжину-другую воинов, до того мрачных, будто каждый только что похоронил близкого друга. Точно так же выглядели и два тяжеловооруженных стражника по обеим сторонам входа. Всякий встреченный в коридоре слуга, судя по виду, был готов хоть сейчас разрыдаться. У многих и впрямь были заплаканы глаза. Балфрусс сосредоточил волю и зачерпнул из Источника силу, которая наполнила все его существо. Боль понемногу утихла, и он наконец стал поспевать за провожатыми. Расплаты за одолженную энергию было не миновать, но сейчас он нуждался в остром уме и послушном теле.

К его удивлению, путь вел в жилое крыло королевской семьи. Вооруженная охрана попадалась все чаще, а под конец едва не на каждом шагу. Наконец они достигли места, откуда исходила эта бурная деятельность. На стуле у двери сидел Вэннок. Он дремал, но как только к нему приблизились, резко проснулся и вытащил меч.

– Полегче, Вэнн, это я, – сказал Балфрусс.

Вэннок, придя в себя, опустил клинок. Маг хотел спросить, что случилось, и вдруг с поразительной ясностью понял все сам.

– Тебе нужно отдохнуть, – предложил Балфрусс.

Друг упрямо тряхнул головой.

– Приведите остальных, – приказал он Гэрроу и его напарнику.

Поняв, что сейчас им ничего не грозит, Балфрусс отпустил Источник.

– Когда?

– Сперва посмотри, потом задавай вопросы.

Маг собрался с духом и повернулся к комнате. Его взгляд первым делом упал на выбитую из петель дверь. Крепкая древесина поддалась не сразу – порог был усеян крупными щепками.

Отдернутые шторы шевелил ветер, слишком слабый, чтобы развеять всепоглощающий запах смерти. Перешагнув порог, Балфрусс почувствовал в воздухе остатки силы. Эхо Источника яснее слов говорило о том, кто здесь побывал. В груди шевельнулся страх.

Таких просторных покоев Балфрусс не видел нигде во дворце, однако не было ни богатых украшений, ни великих произведений искусства – лишь несколько личных вещей, судя по виду, не представлявших ценности. На постель маг не смотрел. Знал, что придется, но был еще не готов.

В глубине комнаты над большим камином висел меч – огромный, почти в человеческий рост, с зазубренными, словно акульи зубы, краями. Рядом на пьедестале высотой по плечо лежал тусклый шлем – не то отголосок прошлой эпохи, не то семейная реликвия. На каминной полке Балфрусс увидел небольшой выцветший портрет белокурой красавицы. Маг тут же отвел глаза – вещь была слишком интимная, а он и так уже чувствовал себя расхитителем гробниц, шарящим в карманах у мертвеца. По одному беглому взгляду на эти вещи было ясно: однажды они попадут в предания. Дыхание истории и внутренняя сила делали их бесценными.

Дальше откладывать было нельзя, и Балфрусс вошел в хозяйскую спальню. Там его взору предстала картина, которая еще долго будет являться к нему в кошмарах. На простынях посреди большой кровати с пологом раскинулись изрезанные человеческие останки. Сперва Балфрусс решил, что убитых двое – слишком уж много было высохшей и уже потемневшей крови. То здесь, то там из розоватого мяса торчали совершенно белые кости. Ярко-пурпурные внутренности рассыпались, будто сокровища из опрокинутого сундука мертвой плоти. Багровые кольца человеческих кишок распластались на перепачканных грязью коврах. Запах мертвечины ударил в нос и пробрал до самого живота.

А еще глаза… В них, немилосердно оставленных целыми, навеки застыла ужасная боль. Труп короля Маттиаса смотрел на мага. К горлу подкатила тошнота. Он пытался сглотнуть и даже отвел на минуту взгляд, не в силах дышать. Балфрусс и раньше видел смерть и жестокость, но тут все было иначе. Убийца действовал с нечеловеческой злобой. Даже мясник на скотобойне, жалея быка, старается прикончить его быстро и безболезненно. Король Маттиас был убит без жалости и погиб в страшных мучениях.

– Как? – спросил кто-то. Балфрусс не обернулся, пытаясь додумать мысль до конца. – Как такое возможно?

Балфрусс, все еще не веря своим глазам, только отмахнулся. Он внимательно осмотрел пол и ковры у кровати, но всюду видел одни и те же тяжелые отпечатки королевских сапог.

Кто-то прервал его размышления, схватив за руку. Балфрусс, не думая, выкрутил запястье, сбросил хватку и оттолкнул человека от себя. Время на востоке не прошло даром – маг посвятил его не только охране короля Пустыни и изучению местных обычаев.

Он повернулся и увидел, что едва не сбил с ног принца Тиаса. На его изможденном лице застыла глубокая скорбь. Позади него стоял Вэннок, а в дверях – Таландра. Принцесса как будто не могла или не хотела переступить порог.

– Простите, Ваше Высочество, я задумался и не видел, что это вы, – сказал Балфрусс, добавив к извинениям низкий поклон.

– Расскажи ему, – приказал Тиас генералу после секундной паузы. Другой на его месте раздул бы скандал, но принц был слеплен из того же теста, что и его отец. Краем глаза Балфрусс по-прежнему видел труп. Зрелище было мучительное.

– Дверь была заперта изнутри, окна – запечатаны, – объяснил Вэннок. – Стражники стояли в конце коридора. Они прибежали на крик, поняли, что дверь на замке, и сломали ее.

– Во дворце есть тайные проходы? Фальшивые стены? – спросил Балфрусс. Нужно было покончить с очевидными объяснениями, прежде чем браться за остальные.

– Нет, – уверенно ответил Тиас. Лицо Таландры позади него говорило другое.

– В этой части дворца – нет, – уточнила она. Все посмотрели на принцессу с удивлением, а она только пожала плечами. Кому и знать о тайных ходах, как не главе разведки?..

– Вам известно, как это случилось? – спросил Тиас.

– Догадываюсь, – уклончиво ответил Балфрусс. – Тут явно не обошлось без магии, и я знаю, кто за это в ответе.

Тиас задумался и наконец произнес:

– Чернокнижник?

– Да, Ваше Высочество.

– Поделитесь своими предположениями.

Балфрусс усомнился, стоило ли это делать, но остальных, судя по лицам, вряд ли устроила бы половина ответа.

– Еще с давних времен, когда тех, кто владел магией, называли чарователями, существует легенда о том, что они обладают даром грезохождения. Считалось, будто их дух может оставлять тело и переноситься на большие расстояния.

– Во сне? – спросила Таландра, переступив наконец порог.

– Это больше похоже на транс под действием дурмана и музыки, которые помогают уму сосредоточиться.

– И во время… грезохождения, – сказал Тиас, с трудом произнеся новое слово, – эти чарователи могли причинять людям вред?

– Я полагаю, что Чернокнижник проник в сон короля. Вашему отцу приснилось, что он сражается с чудовищным зверем, и тот разорвал его на части. Чернокнижник каким-то образом сделал его сон явью. Это объясняет раны.

Тиас не сводил с Балфрусса глаз, и в глубине их что-то шевельнулось.

– Вы тоже это умеете? Проникать в чужие сны и убивать людей?

– Нет, – сказал Балфрусс. – Я даже не знал бы, откуда начать.

– Значит, любого из нас могут прикончить во сне, – заключила Таландра.

– Нужны огромные усилия, и телесные, и умственные. Понадобится много энергии. Любой боевой маг, окажись он поблизости, это почувствует.

– Как нам избежать нового нападения? – спросил Тиас. Лишь только он задал вопрос, как Балфрусс понял, что план у него готов.

– Нужно забрать с передовой любого из магов и поставить его охранять вас, – обратился он к Тиасу, наследнику престола. – Одного будет достаточно, чтобы держать дозор, пока вы спите, и оградить вас от повторения трагедии.

Это было рискованно – предложение основывалось на ничем не подтвержденной догадке, а отозвать мага с поля боя значило увеличить нагрузку на остальных. К тому же никто понятия не имел, намерен ли Чернокнижник повторить попытку.

– Позаботьтесь об этом, – сказал ему Тиас и без лишних слов вышел из спальни. Вэнн и Таландра последовали за ним, оставив Балфрусса наедине с мертвым королем.

Маг усомнился, можно ли на таком расстоянии установить мысленную связь с Туле, но не успел подумать об этом, как голос шаэльца в его голове произнес:

«Я здесь, брат».

Глава 19

Балфрусс падал с ног от усталости. Прошлой ночью он спал всего несколько часов, а долгая поездка верхом отняла последние силы. Ему отчаянно не хватало сна, однако прежде нужно было устроить дела с боевыми магами.

Следующие три ночи Балфруссу предстояло провести во дворце, охраняя сон королевской семьи. После этого маги решили сменять друг друга. Сила Балфрусса и умение управлять ею были необходимы на поле боя, но остальные могли справиться с Осколками и без него. Всем, кроме Финна, хватало и знаний, и опыта. Через три дня Балфрусса сменит его Кровный брат, а вслед за ним – Элоиза.

Хотя никто не сказал этого вслух, Финна решили не вызывать во дворец. Несмотря на всю его мощь, из кузнеца не вышел бы хороший защитник, а рисковать никто не хотел. Судя по всему, неловкое объяснение оставили на совести Балфрусса. Что ж, об этом он подумает в другой раз.

Необходимость сменять друг друга могла исчезнуть сама собой, если бы враг подошел к городским стенам. Впрочем, ход войны от Балфрусса не зависел, а потому он решил сосредоточить внимание на более насущных проблемах.

Хотя во дворце его разместили в богатых и просторных покоях, осматривать их не было сил: он не видел ничего, кроме постели. Перед бессонной ночью стоило хорошенько выспаться. Уже близился вечер, когда Балфрусса разбудили и позвали ужинать с королевской семьей.

Еще за дверями столовой он услышал громкие голоса. Судя по всему, генералы принесли с передовой какую-то ужасную новость. Граэгор орал на Вэннока, а Тиас и Таландра без особого успеха пытались их успокоить.

– Твой приказ был ошибкой! – кричал Граэгор.

– Пожалуйста, сядьте, – сказал Тиас, но генералы его не услышали.

Вэннок сердито тряхнул головой.

– Лучше было устроить резню?

– Резню? – насмешливо переспросил Граэгор. – Не преувеличивай и не наводи панику!

На лбу Вэннока вздулась вена. Казалось, еще секунда, и он ударит седовласого генерала по лицу. Балфрусс преградил ему дорогу.

– Узнаю этот взгляд. Отступи, Вэнн.

– А ты не вмешивайся, – прорычал Граэгор. – Тебя это не касается.

– Еще как касается, – ответил Балфрусс, пристально глядя на генерала. – Я каждый день сражаюсь на войне.

– Что ты знаешь о войне, мальчишка, – фыркнул Граэгор.

Балфрусс горько усмехнулся.

– А вы когда-нибудь бывали в чужих краях? Хоть знаете, как там люди живут?

– Это еще к чему?

– К тому, что мир больше, чем ваша страна и ваши войны. Вы всматриваетесь в горизонт, а думаете только о Севелдроме. Дальше своего носа не видите.

– Давайте все спокойно обсудим, – предложил Тиас, но куда там…

– Что ты сказал? – прорычал генерал.

– Граэгор! – закричала Таландра. Ее голос эхом отразился от стен. Принцесса терпеливо дождалась, пока генерал посмотрит в ее сторону. – Вы знали моего отца раньше, чем я появилась на свет. Я понимаю, что вам больно, но если мы все перегрыземся, это не сделает чести тому, чего он добился. Нам нужна ваша мудрость и сила. Больше, чем когда-либо.

Балфрусс взял себя в руки. Он только сейчас понял: генерал потерял старого друга, и ярость от утраты искала выход. Граэгор не умел выразить чувства иначе как через гнев.

– Давайте поговорим после ужина, – сказал Тиас. Возражений не последовало.

Столовая была не такой просторной, как огромные банкетные залы для приема важных гостей, однако десяток человек свободно в ней разместились. Дети Маттиаса унаследовали отцовскую умеренность: в сравнении с пирами, которые Балфрусс повидал на своем веку, трапеза оказалась скромной. Вся еда состояла из жареной говядины с юга, приготовленной с местными овощами. Простоту нарушали только необычные для Севелдрома приправы. Балфруссу, который долгие годы пробавлялся козлятиной и бараниной, пища показалась божественной. Кусочками рассыпчатой лепешки он собирал густой соус с тарелки. Сладкая зелень, ломтики картофеля и крыжовник были невероятно сытными, а приправы пощипывали язык.

Ужинали молча, единогласно решив не прерывать трапезу разговорами о войне. Когда все было съедено, тишина до того накалилась, что у Балфрусса зазвенело в ушах.

– Пожалуй, стоит начать сначала, – сказала Таландра, заметив, что остальные беспокойно заерзали. – На этот раз спокойнее. – Она сделала Вэнноку знак говорить.

– Мы выполняли приказ короля, – начал Вэннок. – Дожидались, пока враг атакует и пойдет на пехоту, тогда наши лучники и всадники смогли бы ударить с флангов. Все шло по плану, пока мы не увидели их солдат.

– Нельзя было менять приказ, – сказал Граэгор, но Таландра мягко положила руку ему на плечо.

– Что пошло не так? – спросил Балфрусс. Пусть лучше глядят на него, чем спорят друг с другом.

– Поначалу я решил, что это какая-то магическая уловка, новый мираж, вроде того чудища. Но нет… – Вэннок с трудом сглотнул и печально покачал головой. Он еще не поел толком, однако теперь оттолкнул тарелку. – Они привели пленников, Балфрусс. Узников из Шаэля. Вооружили их чем попало и гнали вперед кнутами.

Граэгор снова хотел что-то сказать. Таландра подняла руку, и генерал закрыл рот.

– Голодные и грязные, бедняги едва могли идти, не то что сражаться. Должно быть, их послали вперед, чтобы изнурить наших людей. Как на них нападать?! Это была бы настоящая бойня. В их рядах шли мужчины и женщины, но ты бы не отличил одних от других – до того все отощали. Я не мог приказать их убить…

– У морринов тоже сражаются женщины, – упрямо возразил Граэгор. – И у воргов.

Гнев Вэннока, похоже, окончательно испарился. Он ответил тихо и встревоженно:

– Шаэльцы – народ ученых и моряков. Вам это известно, Граэгор.

Балфрусс впервые услышал, чтобы его друг обратился к старому воину по имени, которое вряд ли часто использовал, заодно и напомнил, что, несмотря на разницу в возрасте, оба они генералы. Ход был хороший. Граэгор, как ни странно, кивнул в знак согласия.

– Да, черт побери, как ни тяжело признавать, – пробормотал он сквозь зубы, обращаясь к принцу, – мы словно не знаем, что делаем. Это хуже всего. Словно лишь ваш отец умел воевать. Их сегодняшняя победа ненастоящая, враг продвинулся только потому, что мы сдали назад. И все же сегодня они впервые ушли с поля боя непобежденными. Это их воодушевит.

– Во всяком случае, больше они этой тактикой не воспользуются, – сказал Тиас, и Таландра кивнула. – Не смогут.

Балфрусс явно что-то пропустил.

– А что случилось?

– Один из ваших, тот верзила, – он все уладил, – сказал Граэгор, и Балфрусс понял, что речь о Финне. – Он поставил что-то вроде стены, так что шаэльцы не могли нас атаковать, пока мы… сдавали назад. – Граэгор ни в какую не хотел произносить слово «отступление».

– Люди говорят, он был как Титан из старых легенд, – добавил Тиас с тенью изумления в голосе. – Один человек удерживал целую армию. Пленников пытались толкать вперед, но никто не мог сдвинуться с места. Стрелы не пробивали стену и не могли ее перелететь. Я слышал от двух человек, что маг в какой-то момент загорелся.

Лицо Балфрусса дрогнуло.

– Он опустил щит, когда враги покинули поле боя, бросив шаэльцев, – сказал Вэннок.

– Мы поставили лагерь для беженцев в Тормандане, к востоку от столицы. Переход будет долгий, но здесь им оставаться нельзя, – добавил Тиас.

– Почему? – спросил Балфрусс.

– Чарас подготовился к осаде, мы уже выслали в деревни столько людей, сколько могли, – объяснила Таландра. – Джонкравиш все приготовил на случай, если войско оттеснят к городу. Если оставить беженцев здесь, осада не продлится и трех дней. Мы все умрем с голоду.

– Сколько их? – спросил Балфрусс, прикидывая, слышит ли Туле их разговор. – Сколько людей привели из Шаэля?

Генералы переглянулись, и Вэннок кивнул Граэгору.

– Тысяч пять, – ответил тот. – Их выкинули, будто объедки.

Они еще поговорили о войне, однако вопрос, которого все избегали, откладывать было нельзя. Когда в беседе наступило затишье, Тиас сказал:

– Будут устроены официальные похороны. Новость не скрыть.

Балфрусс хотел спросить, когда Тиас взойдет на престол, но передумал. Все равно это случится не раньше, чем король Маттиас упокоится в пламени, как предписано в книге Создателя.

Граэгор и Вэннок собирались утром вернуться на передовую, в то время как Тиаса ждали дела в столице. Принц Хирам, не имея сил или желания принять смерть отца, предпочел остаться с солдатами. Ходили слухи, что он лично выходил на поле боя.

К дозору у королевских покоев Балфрусса вызвали рано. Прошлой ночью никто не спал, и теперь все были крайне истощены. Они без всякого снотворного зелья заснут крепким сном – и станут всего уязвимее.

Сначала Балфрусс мерил шагами коридоры, потом заскучал, сел и открыл книгу, взятую в дворцовой библиотеке. Для него оставили широкое кресло, чрезвычайно жесткое и неудобное – наверное, чтобы не заснул ненароком, – но добрая служанка положила рядом несколько мягких подушек. Балфрусс подложил их под спину, чтобы та не занемела от долгого ночного бдения. Книга содержала историю современных религий, написанную непредвзятым ученым. Иной автор превратил бы предмет в невероятно сухое и скучное чтиво, наполненное именами и датами, но этот умело поддерживал читательский интерес остроумными замечаниями. Балфрусс провел на востоке какое-то время и видел, как далеко распространились тамошние верования, поэтому ему не терпелось узнать о корнях современных религий, проникших в Севелдром. Еще триста лет назад о Владыке и Владычице Святого Света здесь не слышал ни один человек; откуда брала начало их церковь, никто не знал. Балфрусс не любил загадки, и вот у него впервые за долгие месяцы появилось время, чтобы найти ответ.

Что-то легко коснулось его разума. Балфрусс тут же сосредоточил волю и зачерпнул силу из Источника. Уронив книгу на пол, он поднялся, обострив все чувства и пытаясь определить, кто к нему приближается. Его с треском обступил энергетический щит – голубая раковина, от которой гудело в ушах. Знакомая сила приблизилась. Балфрусс узнал гостя еще до того, как увидел.

Ему навстречу, примирительно подняв руки, медленно шел Чернокнижник.

– Я пришел поговорить.

– Что тебе нужно? – спросил Балфрусс, не опуская щит.

– Сказать, что я ужасно сожалею.

– Сожалеешь?

– О том, что случилось с королем. – Торвал печально покачал головой. – Я знаю, он был великим человеком. Я не хотел… Увы, приказ есть приказ.

– Ни о чем ты не жалеешь. Уверен, ты наслаждался, потому что никогда не делал такого раньше. Все думали, что грезохождение невозможно. Люди много веков назад забыли его секрет. Сомневаюсь, что даже члены Серого Совета на такое способны. – Балфрусс тряхнул головой. – Нет, ты гордишься своим успехом. Убийство короля – всего лишь побочный эффект твоего опыта.

Торвал долго смотрел на него непроницаемым взглядом. Стояла мертвая тишина – Балфрусс слышал быстрое биение своего сердца. Пот выступил у него на лбу и заструился по лицу.

Губы Торвала медленно растянулись в улыбке.

– Я же говорил! – восторженно засмеялся он. – Мы с тобой одного поля ягоды. Ты так хорошо меня понимаешь! Это было великолепно! Каково достижение!

– У нас с тобой нет ничего общего, – холодно ответил Балфрусс.

Продолжая улыбаться, Торвал покачал головой. Балфрусс едва сдержался, чтобы не наброситься на него – так хотелось стереть самодовольную ухмылку с его лица.

– Однажды они и тебя станут бояться. Попросят тебя уйти – им так будет легче.

– Ну уж нет. Я здесь нужен.

– Надолго ли? – Торвал склонил голову набок. – Поразмысли. Если ты выиграешь войну, если вдруг одолеешь меня и армию Тэйкона – что тогда? Думаешь, тебя с радостью примут? Попросят остаться и защищать их?

– Это моя родина. Людям незачем бояться меня или отсылать прочь.

– Не будь глупцом! – отрезал Торвал. Его благодушие улетучилось в мгновение ока. – Разговаривай так со своими солдатами и генералами, но не со мной! Они черви. Личинки на гниющем трупе. Я их всех смахну, если захочу, вот так! – Торвал беззвучно хлопнул в ладоши. Его глаза лихорадочно блестели, лицо горело отчаянной страстью. – Мы новые боги этого мира! Забудь о церквях и безликих каменных идолах. В нашу честь будут строить храмы. Мы можем сделать все, что захотим. Нас ограничивает только наше воображение. Но я вижу, ты мне не веришь? – Торвал разошелся, глаза сверкали белками. Не доверяя своему голосу, Балфрусс помотал головой. – Тогда ответь на простой вопрос. Тебя ведь учили в Красной башне? Скоро ли ты понял, что учителя тебе лгут?

Балфрусс задумался.

– Меня и других наставляли, как могли. Учителя никогда нас не обманывали.

Чернокнижник поджал губы и вскинул бровь.

– Неужели? – Его настроение снова переменилось, и на лице внезапно появилась улыбка. – По-моему, ты скромничаешь. Наверняка мальчишкой ты играл в общей спальне в те же игры, что и я. А, вижу, что играл! – рассмеялся Чернокнижник.

Хотя это было запрещено, ученики Красной башни, когда их никто не видел, пробовали свои силы в поединках друг против друга – как солдаты проверяют себя в учебных боях. Ходили слухи о тех, кто сжег всю свою силу в запрещенных дуэлях, но Балфрусс за время учебы ни разу не слышал, чтобы такое случалось.

– Ты заметил это во время боев в общей спальне, верно? Да или нет? – прокричал Торвал, брызжа слюной.

Два мага впились друг в друга взглядами. Охранники в конце коридора не могли не услышать крики, и все же никто не явился. Чернокнижник каким-то способом приглушал все звуки или даже обеззвучил весь коридор, так что разговор не достигал чужих ушей.

– Я заметил это через три месяца, – наконец произнес Балфрусс. – Сперва решил, что ошибся. Они учителя, а я всего лишь мальчишка. У меня не было их опыта, поэтому я им доверял.

Торвал ободряюще кивнул и улыбнулся.

– И ты задал прямой вопрос, верно?

Балфрусс мысленно вернулся в прошлое, к тем временам, когда учился в Красной башне.

– Они сказали, что я ошибаюсь. Будто бы я в первый раз недостаточно сосредоточился.

– Это главнейший принцип, который вдалбливают всем ученикам со дня прибытия. – Теперь ярость Чернокнижника обратилась на учителей, пропавших без вести, может быть, давно умерших. – Все мы разные. Все мы особенные, – гнусаво передразнил он одного из наставников. – У всех свой уровень.

– И сила боевого мага со временем не меняется, – закончил Балфрусс.

– Именно! – воскликнул Торвал, ткнув в него пальцем. – Это и есть их самая большая ложь.

Боевой маг действительно мог углубляться в Источник, расширяя пределы возможностей, но это было смертельно опасно и для него самого, и для любого, кто оказался бы рядом. Стоило перестараться или отвлечься, и сила накрыла бы мага с головой. Его разум и тело, его способность прикасаться к Источнику – все поглотил бы огонь.

Однако если двигаться постепенно, если достаточно долго идти по краю, можно было раз за разом черпать все глубже. По струйке, по капельке… Со временем эти капли складывались вместе, и если практиковаться ежедневно в течение нескольких месяцев или даже лет, можно было достичь огромных успехов.

В первый год обучения Балфрусс дрался на дуэли с второкурсником по имени Пайсон. Тот бросил его через всю спальню и прижал к стене. Синяки от побоев не сходили несколько недель. Тогда противник был слишком силен, однако спустя полгода Балфрусс намного превзошел его и с большим удовольствием поколотил. Сейчас, сам не зная зачем, он рассказал эту историю Торвалу.

– То же случилось и со мной.

– Зачем ты служишь Тэйкону? – спросил Балфрусс. Он опустил щит – если бы Торвал хотел убить его, то давно бы это сделал. – Ты же видишь, что он безумен?

– Безумен, – подтвердил Торвал, – но всегда возвращается из-за черты. Хотя последний раз задержался. В этом есть и моя вина.

– Он что, очередной эксперимент вроде Осколков?

Чернокнижник сидел на подоконнике и как ни в чем не бывало смотрел в ночное небо. Балфрусс подумал, нельзя ли застать его врасплох и убить, однако внутренний голос подсказал, что сделать этого он не успеет.

– В некотором смысле эксперимент, – признал Торвал. – Я дал ему артефакт, чтобы помочь объединить запад. Зекорранцам и морринам непременно была нужна какая-нибудь побрякушка, чтобы поверить, будто он их пророк. – Он рассмеялся. – Я и не ожидал, что болван ее проглотит. Он еще безумнее, чем я думал.

– А теперь?

– Артефакт его изменил, – сказал Торвал с искренним изумлением – в кои-то веки он чего-то не знал. – И я обратил это себе на пользу. Мы оба получаем выгоду из нашего соглашения.

– Зачем ты здесь? – спросил Балфрусс, утомленный его болтовней и резкими переменами настроения. – Чего ты хочешь?

Торвал улыбнулся во весь рот.

– Я хочу, чтобы ты понял: другие ничего не значат. Я хочу, чтобы ты признал: мы лучше их всех. Мы – выше.

Балфрусс тряхнул головой.

– Я такой же человек, как любой другой.

– Цепляйся за свою ложную скромность, – сказал Торвал, спрыгнув с подоконника. – Это ненадолго. Придет день, и ты поймешь, как высоко мы поднялись над простыми смертными. Тогда я встречу тебя на поле боя, и мы сотрясем основы мироздания. Небеса разверзнутся, горы рухнут в море. Мы подчиним мир нашей воле и покажем, на что способны. – Глаза Торвала опять зажглись лихорадочным блеском. – И даже если ты победишь, тебя будут ненавидеть и бояться, как никого другого в истории. Потому что глубоко в душе все будут знать, что среди них живут боги.

Торвал отправился прочь, становясь с каждым шагом все призрачнее, будто мираж. Не дойдя до конца коридора, он исчез.

Глава 20

Таландра, когда ей нужно было побыть одной, часто находила уединение и тишину в королевской часовне. Она садилась в уголке и думала, хотя занимали ее необычные мысли. Если к ней подходила Старейшина, принцесса говорила, что размышляет о духовных вопросах, а не о политике и шпионаже. Сегодня ей не пришлось бы лгать.

Казалось, вот-вот в часовню войдет отец, пройдет меж скамьями и сядет рядом. Закрыв глаза и сосредоточившись, принцесса почти слышала его запах.

Во дворце и в городе все скорбели вместе с ее семьей, но они знали в Маттиасе лишь короля, а не человека. Конечно, он не был безупречен, однако Таландра всю жизнь находила в нем опору и поддержку.

Дверь часовни скрипнула, рядом с принцессой села Шани, и они вдвоем, не нарушая тишины, долго смотрели на витражи, изображавшие сотворение мира руками Создателя. Таландра с детства слышала эти истории: семь чудес, семь первых народов, семь океанов и семь грехов, отметивших падение человечества. Хотя принцесса не отличалась истовой верой и давно знала, что на свете есть другие религии, в церкви Создателя ей всегда было спокойно, как нигде.

Еще ребенком она бесконечными вопросами выводила из терпения Старейшину, худую женщину с пронзительным голосом, пока та не начала избегать ее или цитировать вместо ответов Писание. Это стало самым большим разочарованием детства – Таландра поняла, что взрослые знают не все. Тощая Старейшина умерла несколько лет назад, и ее место занял более терпеливый священник.

Шани взяла ее за руку, и принцесса вздрогнула.

– Нас могут увидеть.

– Нет ничего недостойного в том, чтобы предложить утешение скорбящему другу. – Шани стиснула ее ладонь, и принцесса секунду спустя ответила на пожатие. Было приятно почувствовать человеческое тепло.

– Ты молилась Создателю за отца? – прошептала Шани. Хотя в часовне хватало места для двух десятков прихожан, сейчас они были одни.

– Да, за отца. – Сизые плотные драпри на холодных каменных стенах приглушали ее голос. – И за принца Йерскании.

Таландра почувствовала, как Шани оцепенела.

– Почему королева сдалась?

– Она не может рисковать.

– Рисковать? Чем?

– Тем, что ее страна станет вторым Шаэлем.

О чем еще говорить в часовне, как не о скорби и смерти?.. Книга Создателя полнилась историями о непримиримых братьях, вероломных царях и грозных войсках, которые сходились в битвах за земли еще до того, как те обрели названия и границы.

– Почти все йерсканские воины сражаются здесь, в составе западной армии, – продолжала принцесса. – В Йерскании слишком мало стражников, чтобы остановить вторжение. Подумай, каково королеве: ее страна и народ уже пострадали. Тысячи солдат погибли из-за ее ослушания. А теперь еще под удар попала семья.

На протяжении поколений в Йерскании царствовало одно и то же семейство – и теперь у сына королевы никогда не будет детей. Трон могла занять одна из его сестер, но это случится, только если страна сохранит свободу.

Мысли о наследственном праве Йерскании напомнили, что Тиасу пора подыскать жену. У принцессы уже было на примете несколько имен – из тех, кто мог оказаться в будущем полезным союзником.

– Из Зекоррии только что пришло донесение, – сказала Шани. – Первосвященник Филбин вернулся на родину и наделал там шуму.

– Наконец-то хорошие новости. – Таландра поднесла к глазам руку, чтобы полюбоваться голубыми прожилками на коже морринки.

– Все только и говорят что о богохульстве и осквернении веры. Ходит даже история, будто он бичевал себя на людях.

Таландра подняла бровь.

– Это правда?

Шани пожала плечами.

– Скорее всего. Все ждут, что Филбин выступит с проповедью по поводу Тэйкона. Жаль, что в Йерскании много религий: им, в отличие от Зекоррии, нелегко прийти к согласию.

– Значит, нужно объединить их вокруг чего-то другого. Многие думают, что йерсканцев заботит только личная выгода, но все они – горячие патриоты.

– Королева… – догадалась Шани, и Таландра улыбнулась.

– Люди сейчас очень злы. Они скорбели по тем, кто погиб на войне, а теперь чувствуют, что их лично унизили. Все любят королеву и принца. Он был будущим для страны – будущим, которое у них отняли.

– Перицци – город купцов. – Шани покачала головой и недовольно прищурила темно-желтые глаза. Таландра не могла отвести взгляда от ее губ. – Ты же не собираешься их вооружить?

– Нет. Бедолаг перебьют в тот же день. Однако где купцы – там и деньги, и товары, которые надо защищать. Считается, что драссийцы входят в западный альянс, но мы до сих пор не видели их на поле боя.

– Потому что никто им за это не заплатил, – сказала Шани.

– У купцов есть деньги для собственной армии наемников. Это нужно устроить с большой осторожностью, чтобы йерсканцы поверили, будто восстание против Тэйкона подняли они сами, хотя на деле город освободят драссийцы.

– Для того чтобы их объединить, нужен харизматичный вожак, – задумчиво произнесла Шани, легко поглаживая принцессу по руке и этим ужасно ее отвлекая. – Привлекательный и смелый.

– Толстый купец в парике мало кого вдохновит, – промурлыкала Таландра, чувствуя, как нежные пальчики Шани бегут к ее локтю.

– Как насчет отважной белокурой йерсканки? – спросила шпионка.

– То, что надо.

Шани с явной неохотой встала.

– Я свяжусь с Розой. Увидимся вечером?

– С удовольствием.

Дверь открылась, и в часовню вошел королевский стражник.

– Простите за беспокойство, – прошептал он, благоговейно уставившись на алтарь, – вас желает видеть принц Тиас.

Шани прошла мимо стражника, который едва на нее посмотрел – настолько привык к ее присутствию. Он даже не догадывался, до чего она дорога принцессе. Если последние события чему-то научили Таландру, то именно тому, что наслаждаться нужно каждым мгновением. Завтра все может кончиться. Теперь, когда Тиас унаследовал престол, стоило подумать о собственном будущем. Все еще чувствуя кожей прикосновение Шани, Таландра поспешила прочь из часовни.

Глава 21

В Чарасе были таверны и получше «Овчарки и свистка», зато здесь прилично кормили, не обсчитывали и не разбавляли пиво. Хозяин заведения обычно обслуживал местных, а не приезжих, однако многие жители накануне осады покинули столицу. Без солдат таверна бы пустовала, поэтому он не жаловался.

Сегодня толпа шумела сильнее обычного, и на случай беспорядков неподалеку дежурили несколько дюжих парней. Когда Варгус вошел в таверну, многие повернули головы, и каждый, кто заметил его, помахал рукой или улыбнулся. Из этих людей он знал по именам едва ли десяток; его знали все.

Посетителям наливали местное светлое пиво, однако самые страждущие могли отведать йерсканского темного. В неспокойные времена дородный хозяин держал бочку подальше от глаз, но Варгусу услужить был рад.

К его приходу Харго и компания уже хорошо набрались. В таверне, как и во всем городе, царила мрачная атмосфера, и вряд ли они одни поминали сегодня за кружкой покойного короля. Оррана в толпе не было, зато появились новые лица – те, кто недавно присоединился к отряду. Потери тоже бросались в глаза: Тэн, Лохмач, а из недавних – Радд. Тощий солдат умер страшной смертью, захлебываясь и хватая ртом воздух, пока кровь толчками выходила из широкой раны на шее. В минуту его не стало.

– Вот ты где, – пробормотал Харго с красными, налитыми кровью глазами. – А я только что вспоминал, как ты проткнул копьем шею тому засранцу.

Варгус подошел к столу, и остальные подвинулись, уступая место.

– Расскажи, как оно было, – попросил Харго, поминутно кивая, будто его клонило в сон.

– Он все ходил круг за кругом, – пробормотал Варгус. – Как безголовая курица. Долго же он кончался.

– Потеха, – сказал Харго без тени улыбки. Кто-то заискивающе осклабился, но смеха за столом не было. Никто не видел здесь ничего веселого. Уже не видел.

Война наложила отпечаток на каждого. Побывка для их отряда чересчур запозднилась – но, как знать, не последней ли она была…

Некоторое время Варгус потягивал пиво, позволяя разговорам вокруг течь своим чередом. Улицы снаружи намокли от недавнего ливня, и ему страшно хотелось скинуть сапоги и поставить их к огню. До сих пор он не потерял ни одного пальца – хорошо бы и дальше так. Спустя несколько минут Варгус понял, что, пока остальные продолжают болтать, Харго молча смотрит в одну точку.

– Что с тобой? – спросил Варгус. – Вид у тебя дерьмовый.

– И на душе так же, – ухмыльнулся Харго.

– Надо было потужиться.

В этот раз Харго рассмеялся.

– Да нет, просто дрожь берет. От того, что жив.

Варгус заметил, что Харго лишь ополовинил кружку – похоже, единственную за вечер.

– Какая еще дрожь?

– Когда мы в грязи и крови по самые яйца, думать некогда. Знай себе маши топором, – сказал Харго, прикоснувшись к йерсканскому тесаку на поясе. – Все, на что я способен, – стараться выжить. – Он внезапно отвернулся и провел рукой по лицу. Минута прошла в молчании.

Варгус положил руку ему на плечо.

– Мы все боимся умереть. А я – больше остальных.

Когда Харго поднял голову, глаза его покраснели.

– Братство, или называй как хочешь… Я знаю, оно меня изменило, но я никогда не верил тому, что ты еще говорил. Что надо радоваться каждому вздоху. Это из него религиозное дерьмо прет – вот что я думал.

– Я не священник, ясно тебе? – сказал Варгус, стиснув ему плечо. Он дождался кивка и ослабил хватку. – Я рассказывал, да не я придумал. Так что не делай из меня вождя или святого.

Варгус откинулся на стуле и отхлебнул пива, чтобы успокоить нервы. На слова обижаться не стоило – Харго ведь не обиделся, когда Варгус прилюдно отвесил ему пинок.

– Ну, все равно, ты сказал, и слова пустили корни, – нарушил молчание Харго. – Я ни при чем, оно само получилось. Кое-кто из ребят без этих слов не протянул бы так долго. Вот и все.

Варгус присмотрелся к товарищу, с которым каждый день сражался плечом к плечу. Со дня знакомства лицо у Харго осунулось и посуровело, а во взгляде зажглась какая-то новая жажда. Руки его были покрыты шрамами, от правого уха недоставало куска. Обычный человек разглядел бы в Харго лишь тупоголового дикаря или, может быть, хорошего солдата, но в этих глазах скрывалось многое.

– Однажды какой-нибудь засранец меня порешит, – прошептал Варгус. – Может, новобранец, готовый обмочиться от страха. Может, зубастая и когтистая самка ворги. Неважно. Я истеку кровью и умру, как любой другой человек… Помнишь, что случилось на днях?

– Три драссийских наемника пошли прямо на тебя, как будто никого больше не видели.

– Знаешь почему?

Харго пожал плечами, прикинувшись дурачком. Варгус подождал, и тот наконец ответил:

– Могу угадать. Наверное, узнали про Братство и хотели от тебя избавиться.

– Как от короля, – сказал Варгус. – Думают, если отрезать голову, оно само отомрет. Так что перестаньте звать меня по имени. Если кто из новичков спросит о Братстве, рассказывай, только меня не упоминай. Нельзя, чтобы с моей смертью все кончилось. От тех троих я еле отбился, и то угодил в лазарет. В другой раз за мной пошлют десяток или два. А не пошлют, так я все равно однажды дам маху.

– Я скажу остальным, – пообещал Харго. – Но за мной по-прежнему должок.

Варгус допил пиво и протянул пустую кружку.

– Тогда проставляйся, пока я не упаду без памяти и штаны не обмочу.

– Это дело, – ухмыльнулся Харго.

Входная дверь распахнулась, кто-то из солдат вздрогнул от резкого шума. Орран вошел с таким довольным видом, будто у него только что умер богатый дядюшка. Он опустился за стол и молча ждал, пока Харго не вернется от стойки.

– Стало быть, нашел свою шлюху, – сказал тот, передавая им обоим выпивку.

– Всеблагая Мать, это была не простая шлюха, – ответил Орран, прихлебывая из кружки. – Я попросил ее сделать что-нибудь, чего раньше не пробовал. Что-нибудь новенькое.

– Не хочу это слышать, – сказал Варгус, отворачиваясь.

– Я тоже, если все кончится тем, что она сунула тебе палец в зад, – предупредил Харго.

– И вот закрываю я глаза, – продолжал Орран как ни в чем не бывало, – и вдруг слышу музыку, а в ушах как-то странно звенит.

Харго не удержался:

– И что там было?

– Она взяла одно мое яйцо в рот и замурлыкала под нос мелодию. Мать честная! У меня так резко встал, что я чуть глаз себе не выбил.

– Все, хватит, – сплюнул Варгус.

– Я будто воскрес. – Орран в два глотка осушил кружку и пошел к стойке. – Эй, девоньки, не зевайте!

Снова хлопнула дверь, и в зале повисла странная тишина. В таверну ввалился изможденный мужчина в лохмотьях. Он кашлял и хрипло дышал, будто болел чахоткой. Вокруг его глаз темнели фиолетовые круги, и он отчаянно шарил взглядом по толпе, высматривая кого-то. При виде Варгуса тело незнакомца охватила судорога.

– Эй, нищим тут не место, – прикрикнул хозяин, кивая парню с тяжелой дубинкой.

– Постой-ка. – Варгус подошел к оборванцу. – Я о нем позабочусь.

Последние силы оставили нищего, и он упал Варгусу прямо в руки – легкий, как пылинка. На нем не осталось ни жира, ни мышц, только кожа обтягивала скелет, щеки ввалились, дыхание отдавало сладким. От тела исходило неестественное тепло. Он был при смерти.

Одежду нищего покрывала корка грязи и пыли, а на изношенной рубахе спереди виднелись темные пятна. Варгус усадил его на стул, и незнакомец так сильно закашлялся, что все его тело забилось в судорогах. Спустя несколько минут кашель затих. На губах выступила кровь.

– Это сыпь! – крикнул кто-то. – Красная сыпь вернулась!

– Спаси нас Создатель!

– Выкиньте его на улицу! – закричал хозяин. – Мне тут больные не нужны.

– Кто это? – спросил Харго, совершенно трезвый.

Варгус не знал, как ответить, и в конце концов выбрал самую простую из истин.

– Мой брат.

– Тогда он и наш брат, – выступил вперед Орран.

– Вы не поняли, – сказал Варгус. Человек снова закашлялся. – Он… кровный родственник.

– Не знал, что у тебя есть родня, – удивился Орран.

– Я о нем позабочусь, – сказал Варгус, подняв нищего на ноги и закинув его костлявую руку себе на плечи. – Ему нужно отдохнуть и принять какое-нибудь лекарство. Это не заразно.

– Помочь чем-нибудь? – спросил Харго, придерживая дверь.

– Мы справимся. Веселитесь и ни о чем не думайте.

Варгус чувствовал на себе взгляды, но не оборачивался. Пройдя несколько улиц, он опустил человека на землю и прислонил к стене. Тот едва держался в сознании: глаза закатились, кровь текла из носа, кожа по углам рта потрескалась. Придерживая его лицо, Варгус несколько раз шлепнул нищего по щеке, пока тот не очнулся.

– Кай? Это ты?

– Помоги мне, Плетельщик, – прошептал умирающий.

– Что случилось?

– Все кончено, – всхлипнул Кай. – Они сожгли все мои храмы, изнасиловали и убили моих жриц. У меня больше нет последователей. Тех, кто отказался принять новую веру, утопили или сожгли. Кто-то сделал вид, что согласен, но их теперь заставляют читать молитвы сраному фонарщику. Мне конец.

– Где такое творится?

– Повсюду! – Кай ухватил его грязными руками. – Помоги!

На короткий миг Варгус задумался, не оставить ли его умирать на улице. Правды никто не знал, а без чужой помощи Кай не дотянет до рассвета. Утром его найдут, примут за нищего – и на этом все кончится. Кай на его месте так бы и поступил.

– Радуйся, что я – не ты, – сказал Варгус, закидывая его на плечо.

Несколько прохожих мельком взглянули на них без особого интереса. Пьяные были делом обычным, особенно среди воинов на побывке. По дороге им попались несколько солдат, выглядевших куда как хуже – они спали на голой земле или громко блевали. Люди из городского ополчения следили за порядком на улицах: лежавших без памяти подбирали, а тех, кто еще держался на ногах, отправляли домой.

Из переулков доносились страстные вздохи – в каждом тенистом проходе, в каждом темном углу кто-то был. Рабочие парни и девушки пытали удачу. Ничто так не разжигает страсть, как жизнь на лезвии ножа, под угрозой смерти – день за днем.

Долгая дорога в Старый город пошла в гору, идти стало тяжелее. Кай то и дело терял сознание, а приходя в себя, бормотал что-то нечленораздельное и временами пускал газы. Варгус знай себе шел. Он останавливался отдохнуть возле таверн, ливших на улицы теплый свет, смех и музыку. Больше всего на свете ему хотелось зайти внутрь и забыть за весельем о долге. Глоток-другой притупил бы боль, а после дюжины он не вспомнил бы свое имя. Соблазн был велик, и Варгус в который раз задумался, не бросить ли ему свою ношу.

В конце улицы маячил собор Создателя, построенный в традиционном стиле. Он весь сиял изнутри, фонари и свечи бросали на улицу свет, а витражи окрашивали камни на мостовой в дюжину разных оттенков – красный, золотой, синий. Огромная церковь служила напоминанием о том, на какие свершения способен человек и как он веками может поклоняться богу, который давно не дает о себе знать.

Вздохнув, Варгус свернул с главной улицы, миновал большой храм, посвященный Всеблагой Матери, и остановился перед ветхим зданием. Дюжина человек, незнакомых друг с другом, ждали снаружи. Никто не знал, зачем пришел сюда – всех вел какой-то неясный инстинкт. Большинство были из местных, но явились также и моррин, и две драссийки, богатые торговки в неброских шелковых мантиях.

Когда Варгус с силой толкнул покоробленные двери и вошел в храм, Кай пошевелился. Вокруг него закружилось облачко черных точек, но это были не мухи – ни объедков, ни грязи, обильно покрывавших пол, он не задел. Едва оказавшись в старом здании, Кай начал понемногу приходить в себя и даже устоял на ногах без поддержки, когда Варгус прислонил его к дальней стене.

Дюжина незнакомцев ступили в храм, и все как один преклонили перед нищим колени. Варгус отошел в сторону.

– Повелитель, – сказал один из местных, и другие эхом вторили ему.

– Мои верные дети, – произнес Кай, утирая окровавленные губы рукавом рваной рубахи. – Я рад, что вы пришли. Я не хотел умирать в одиночестве.

– Прикажите, господин, и я все исполню, – сказала одна из драссиек. Она склонилась перед ним до самой земли, не замечая ни грязи, ни вони.

– Просите нас о любой милости, – произнес еще кто-то, и другие согласно закивали.

– Теперь уже ничего не поделаешь, – печально улыбнулся Кай. Казалось, он смирился с судьбой.

– Чем-то наверняка можно помочь. Мы на все готовы.

– На все, господин. Только прикажите.

На лице нищего появилась хитрая улыбка.

– Не надо, Кай, – сказал Варгус. Верующие ошеломленно уставились на него, опешив от такого панибратского обращения. – Уйди с миром. Оставь их.

Кай усмехнулся.

– Посмотрим, брат, какой ты будешь покладистый, когда придет твой конец.

– Я мог бы тебя остановить, – сказал Варгус, хотя оба знали, что это пустая угроза. Он не будет вмешиваться.

– Распоряжайтесь нами, повелитель, – повторил один из толпы.

Из последних сил Кай выпрямился и простер над паствой руки, будто грея их над костром.

– Отдадите ли вы себя целиком? Себя, какие вы есть, и себя, какими вы будете отныне и вовеки, сердцем, телом и душой?

– Да, повелитель, – ответили они в один голос.

– Клянитесь. Клянитесь своими бессмертными душами.

– Клянемся, повелитель, – нараспев сказали они, ни секунды не думая о последствиях.

В глазах Кая загорелся холодный голубой свет – древний и злобный.

– У вас есть деньги? – спросил он. Одна из драссийских торговок протянула ему тяжелый кошель, из которого Кай достал дюжину серебряных монеток. Поднеся их к губам, он прошептал: – Вот мое тело, вот моя кровь.

Повторяя фразу, он положил по монете на язык каждому из своих последователей.

После этого нищий заговорил на древнем наречии, мертвом много веков, хотя Варгус его еще понимал. Губы Кая шевелились, однако слова не совпадали с их движениями. Ни один смертный не издавал таких звуков: шипение и щелчки перемежались пронзительными птичьими нотами. Воздух в святилище застыл и потяжелел, будто храм опустили под воду. Варгус почувствовал, как ему давит на уши, и попятился от паствы, пока не уперся в дальнюю стену.

Кай поманил пальцем одну из женщин. Та порывисто встала и подбежала к нему, светясь от восторга, словно мечтала об этом миге всю жизнь. Дрожащими руками Кай обнял ее, будто любовник, и крепко прижал к груди. Женщина обмякла в его объятьях, спокойно положила голову ему на плечо и закрыла глаза – потому-то и не увидела ужас на лицах других верующих, когда изо рта Кая показались длинные клыки. Они вошли в ее шею. Женщина слабо захныкала, хотя больше ничем не выразила протест. Кровь забила из раны, Кай быстро подхватил ее ртом и начал пить.

Повелитель и слуга опустились на пол. Сила перетекала из одного тела в другое. Когда сердце женщины замедлилось, Кай начал рвать ее мясо зубами. Лицо его меняло форму: нос уменьшился, а рот становился все шире. Верхняя губа треснула, и через порванную кожу потянулось наружу что-то оранжевое.

Огонь в голубых глазах загорелся ярче, рубашка на спине заходила волнами, будто под ней шевелилось живое существо. Позади Кая выросла длинная тень, пульсирующий вихрь, закрывший все вокруг ужасной тьмой. Даже издали Варгуса пробрала дрожь.

Звук сломанных костей эхом разнесся по храму. Рубаха Кая разошлась по швам, и из-под нее вырвались шесть подвижных темно-синих щупалец, которые, сжимаясь и раздуваясь, поползли по земле. С чудовищным криком Кай наконец отбросил свое лакомство. Ночную тишину прорезал неземной голос. Кожа на лице треснула посредине, череп раскололся под собственным весом, будто яйцо. На месте двух темно-красных глаз зажглись четыре, затем восемь, затем больше, чем Варгус мог сосчитать, а из того, что осталось от тела, продолжали вылезать новые щупальца.

Среди верующих одни оцепенели, другие молились и кричали, а третьи в ужасе взирали на истинный облик их древнего Бога и Повелителя, Пожирателя Душ, Неусыпного Стража.

Одно из щупалец разорвало останки женщины и отправило их в пасть. Как только она была пережевана и проглочена, новые щупальца вытянули из круга еще двоих. Те успели коротко и пронзительно вскрикнуть, прежде чем захрустели их кости, и на землю брызнули соки. Какой-то человек потерял самообладание и ринулся к двери, завывая от ужаса и зовя на помощь. Щупальце по-змеиному быстро обвило его ногу и потянуло обратно, две клешни оторвали его руки от тела, кричащий рот исчез в чудовищном зеве. Сто красных глаз моргнули, как одно око, взирая на все и видя повсюду. Кай’ега пожирал своих последователей.

Раздались новые крики, моррин взмолился о пощаде и тут же завопил, по частям исчезая в пасти. Прошло еще несколько минут, и от людей не осталось ничего: ни башмака, ни лоскута одежды. Длинный розовый язык облизал пол, собрав последние капли крови, слез, мочи и прочих телесных соков. Когда еды не осталось, Кай’ега вздохнул, закрыв мириады глаз и словно бы успокоившись, хотя бесчисленные руки ни на миг не прекращали движение.

Тело монстра начало медленно распутываться, сжимаясь и увядая, пока на его месте не остался нищий в лохмотьях. Гул в ушах Варгуса стих, и до его слуха вновь донеслись звуки города. Где-то неподалеку смеялась женщина и весело пиликала скрипка.

– Теперь мне гораздо лучше, – сказал Кай.

Народ из таверны его бы сейчас не узнал. Он излучал здоровье, тело налилось силой, лицо раздобрело. Морщины в уголках рта говорили о счастливой, полной радостей жизни, а глаза горели теплым дружелюбным огнем.

– Ненадолго, – предупредил Варгус. – Впрочем, ты и сам это знаешь.

– Другого способа не было. – Кай оглядел руины святилища, печально покачал головой и сквозь дыры в крыше поднял глаза к ночному небу. – Помоги мне, брат.

– По-моему, я сделал достаточно.

Кай посмотрел на него с укоризной.

– Ты не виноват в том, что случилось. Они нашли бы меня на улице и без твоей помощи.

– Чего ты хочешь?

– Выжить, – несколько удивленно ответил Кай. – Ты из старейших и знаешь, как это делается. Научи меня.

– У меня нет времени.

– Да, ты ведь ввязался в их войну… – Судя по голосу, Кай был выше таких скучных забот.

– Ты тоже, – напомнил ему Варгус. – Иначе тебя бы здесь не было.

Кай кивнул.

– Что мне прикажешь делать?

– Ничего. Я спрячу тебя в безопасном месте, но буду держать под рукой. До конца войны ты можешь мне пригодиться.

– И чем я буду занят все это время? – спросил Кай невероятно скучающим тоном.

– Ничем. Не лезь в неприятности. Хотя бы это ты можешь?

В ответ Кай лишь улыбнулся, показав полный рот острых зубов.

Глава 22

Гундер спускался по лестнице и читал на ходу зашифрованное послание Таландры. Дойдя до нижней ступени, он начал перебирать в памяти места, подходящие для тайных встреч заговорщиков. Вороны слабо каркали на чердаке – он слышал их даже здесь, внизу.

Помещение должно быть достаточно просторным, чтобы вместить всех желающих, и располагаться в людном месте, иначе толпа вызовет подозрения. Гундер держал на примете несколько зданий, включая склад неподалеку от порта. Последний раз он был там, когда допрашивал и наставлял на путь истинный Филбина. Для нового плана – поднять в Перицци восстание – понадобится яркий вожак. Таландра права. Гундеру не составило бы труда отбросить маску и перевоплотиться в кого-нибудь поречистее, но толстому купцу еще предстояло сыграть свою роль: нужно было вербовать сторонников. Роза – вот идеальный выбор. Людей всегда вдохновляли ее страстные речи.

Гундер зашел в таверну, передал для Розы записку через своего человека за стойкой, а затем отправился в «Благословение Владыки». По дороге попадались знакомые и клиенты, однако ни один не улыбнулся ему и не махнул рукой. Они встречались взглядами, коротко кивали – не более. Несмотря на вечерний час, на улицах царила необычайная тишина. В свете последних новостей об отречении королевы неудивительно, что ее подданные подавлены. Никто не знал, чего ждать.

Йерсканцев почему-то принято было считать никчемными торгашами и перекупщиками. Люди думали, что они хранят верность только деньгам и поклоняются только банкам. На самом же деле в них глубоко укоренилась национальная гордость, верность королевской династии, превратившей их из племени рыбаков и шахтеров в хитрых дельцов. Народы победнее могли не любить йерсканцев за богатство, но попрекнуть их нетерпимостью к религии было нельзя. Теперь, когда под угрозой оказалась их свобода, Гундер чувствовал, что пришло время воззвать к духу предков.

Навстречу ему шагали шесть мужчин в бело-голубых плащах поверх громоздких доспехов. Хотя места на улице хватало, люди обходили их стороной и старались не попадаться на глаза. Это были Избранные, новое религиозное воинство императора Тэйкона, Повелителя Запада.

Двое из шести зекорранцев, проходя мимо Гундера, вперили в него черные глаза. Один коснулся тяжелой палицы на поясе, но не свернул с пути. Неделю назад в столице было от силы полсотни Избранных, но с каждым днем их становилось все больше. Они получали трехразовое питание, военную форму, деньги, оружие и власть – нужно было только присягнуть императору. В ряды Избранных вступали худшие из худших: безумцы, изверги и искатели легкой наживы. Хотя йерсканцев среди них было мало, Гундер считал, что на такое заманчивое предложение рано или поздно возникнет спрос.

Видел он и то, как на месте старого языческого капища строили храм (не первый, подсказывал внутренний голос): святилище Бога-императора Тэйкона, человека, которого нельзя убить.

Поджог в храме Создателя разозлил местных жителей, однако их ярость была бессильной. Враги осаждали город снаружи и изнутри. Без военной поддержки восстание было обречено.

Войдя в «Благословение Владыки», Гундер с удивлением увидел, что зал набит битком. Все посетители разом уставились на него, но при виде знакомого лица возобновили разговоры. Вышибала Мэссон сидел у входа в компании двух крепких парней, вооруженных мечами и дубинками со свинцом. Охранники были совсем не похожи на обычных уличных задир. Они задержали взгляд на трости Гундера, но, увидев, как тяжело купец на нее опирается, потеряли к ней интерес. Мэссон кивнул ему и тут же вернулся к окну, откуда просматривалась улица.

Друзья Гундера заняли для него место. Судя по мрачным, тревожным лицам он явно что-то пропустил.

– Выкладывайте, пока не лопнули.

– Отряд Избранных пытался арестовать одного человека, – тихо сказал Золл. – Моряка.

– Что он сделал? – спросил Гундер.

Золл пожал плечами.

– Ничего. Его обвинили в контрабанде – похоже, хотели отнять корабль. Пэррик – хороший человек, – добавил он, кивнув на крепкого мужчину возле камина: бритоголового, с крючковатым носом и сильными волосатыми руками. Взглянув на почтительные лица соседей, Гундер заключил, что Пэррик – капитан корабля.

– Все в этом зале, мужчины и женщины, встали на его защиту, – с гордостью сказал Айель. Он коротко окинул взглядом людей вокруг – обычное сборище местных жителей, разбавленное морринами и зекорранцами.

– Избранные на этом не успокоятся, – предупредил Рамальяс. – Кому-то повезет меньше.

– Хоть я родом не из Перицци, это теперь мой дом. Мы должны изгнать их из города, – объявил Гундер.

– Как? – спросил Золл. – Армия ушла на восток, а Избранных с каждым днем все больше. Они уже сильнее городского Дозора.

– Да, беспокойные времена, – согласился Гундер. – Вот, например, моя лавка. Пряности приходят со всех концов света, на них часто зарятся разбойники и пираты. Лишняя охрана на складе не помешала бы. Два-три драссийских «кулака» вернут мне спокойный сон. Или пять-шесть, чтобы наверняка.

В городе всегда можно было найти сотню-другую драссийских наемников, а в окрестностях – и того больше. Айель быстро ухватил суть.

– У меня есть очень дорогое вино. Как бы его не украли. С драссийской охраной я буду чувствовать себя в безопасности.

– Это денег стоит, – пробормотал Золл.

– Так заплатите, – отрезал Айель. – Я отдам последнее и пойду побираться по улицам, если будет нужно.

– Горстки драссийцев не хватит, чтобы изгнать из города Избранных, – с сомнением произнес Рамальяс.

– Я слышал о сторонниках королевы, которые хотят вернуть ей трон, – сказал Гундер.

– Видел я их, – скривился Золл. – Расхаживают перед дворцом и выкрикивают лозунги. Стадо овец. Один драссийский мечник легко их разгонит.

– Они по крайней мере хотят помочь.

– Да, от этих один шум. Я не о них говорил, – сказал Гундер, неопределенно махнув рукой. – А об истинных патриотах, которые не боятся запачкать руки.

– Я про таких не слышал, – нахмурился Айель.

– Это тайная организация, – сказал Гундер. – Среди них есть дельцы вроде нас. Риска почти никакого. Следующая встреча назначена на завтрашний вечер.

– Я приду, – тут же вызвался Айель.

– Я тоже, – обещал Рамальяс.

Золл замялся, и все повернулись к нему.

– Избранные… Я не согласен с их методами, но вдруг Тэйкон – действительно пророк?

– Если раньше и был, то теперь объявил себя богом. Он заменит все другие религии своей собственной, – пообещал Гундер. – Один храм Создателя уже сожгли.

– Случайность, – отмахнулся Золл.

– Где это видано, чтобы каменный храм загорелся сам собой? – спросил Гундер. – А теперь Тэйкон строит собственное святилище.

– Тэйкон…

– …потакает извращению вашей веры, – сказал Гундер, ткнув в него пальцем. – В глубине души вы знаете, что он не пророк. Все это знают, только слишком напуганы, чтобы сказать вслух. Поодиночке мы уязвимы, но вместе, при поддержке собственной армии, нас не остановить. Мы отберем наш город у Избранных и вернем королеве законный трон.

Повисла тяжелая тишина. Разговоры в зале текли своим чередом. Гундер слышал их краем уха – почти все велись в том же ключе. Люди были злы и возбуждены. Они чувствовали, что их оскорбили, только не знали, как развеять отраву, которая поразила их город.

Гундер дал друзьям немного подумать, а затем перевел беседу на другие темы.

Роза и ее подручные известят остальных влиятельных лиц. Завтра вечером заговорщики приступят к освобождению города. Стоило поспешить, пока Тэйкон не заставил их поклоняться своему идолу.

Глава 23

Солнце едва показалось над горизонтом, а Варгус и остальные уже стояли наготове, дожидаясь врага. Никто не разговаривал, даже шепотом. Лица были сосредоточены, и в каждом сердце пылала смертельная ярость. Обычно люди приободрялись, когда замечали на поле боя Варгуса, но сегодня им и без этого было что доказать друг другу.

Только пять боевых магов выстроились на передней линии, плечом к плечу с воинами. Если их беспокоило отсутствие Балфрусса, они этого не показывали.

Маги явились со всех концов света, но каждый доказал, что он такой же севелдромец, как и любой солдат. Кузнец, которого некоторые звали Титаном, сжимал и разжимал обожженные кулаки. Тяжелые мышцы перекатывались на голых руках, воздух вокруг искрился. Варгус видел, что Финну не терпится начать – тот уже начал черпать из Источника силу.

Еще больше беспокойства внушало неумолимое и спокойное выражение на лице Туле. Шаэлец не двигался и едва дышал – если бы не изредка моргающие глаза, можно было подумать, что он мертв. Они с кузнецом на всякий случай расположились далеко друг от друга. У Элоизы и ее мужа был расслабленный и как будто непринужденный вид, но Варгус чувствовал их тревогу. Маленький перволюд, Эко, мерил взглядом горизонт.

Казалось, прошло много часов, прежде чем появился враг. Море косматых и рогатых морринских лиц, смуглые зекорранцы и – впервые – свирепые ворги: зеленые береговые, бурые болотные и даже несколько синекожих, размером поменьше, из племен, что жили среди холмов. Первые лучи солнца пробились через зыбкие облака и заиграли бликами на море мечей, пик, топоров и щитов.

Надежды врага на внезапную атаку не оправдались. Армия Севелдрома была готова к бою. Где-то неподалеку протрубил огромный рог. Ровная нота сотрясла тишину, такая чистая, что дух захватило. И тут же миг красоты был разрушен кровожадным утробным ревом – это тысячи воинов объединили свои голоса в бессловесном крике гнева и ненависти.

Сегодня нельзя было уступить ни пяди земли. Никакой пощады, никаких пленников. Впервые с начала войны армия Севелдрома пошла в наступление на врага. Земля задрожала.

* * *

Над головой сгустились серые облака. Откуда ни возьмись налетела гроза. Грянул гром, но дождя не последовало. Финн глубоко и медленно дышал, пытаясь успокоить разум и совладать с чувствами, как учила его Элоиза. Он потянул из Источника толстые нити силы и мысленно сплел из них огромный молот. Дариус воздел к небесам руку и обрушил из почерневших облаков молнию, направив ее первозданную силу в лицо врагу.

Первый удар у линии неприятеля – и наступление запнулось. Второй, промеж рядов, а за ним третий – и люди, заживо изжаренные в доспехах и разорванные на куски, накрыли выживших дождем кровавых ошметков.

Финн чувствовал каждый волосок на своем теле. Лица мертвых и умирающих с неестественной ясностью отпечатались в его памяти. Кровь бушевала в венах и шумела в ушах, как река. Все сердца на милю вокруг отдавались в голове одно громче другого, будто барабаны в огромном оркестре, и каждый раз, когда смерть забирала очередного врага, музыка становилась тише, а зов Источника – все отчетливее; песнь сирены, такая сильная, что боль от нее пронизывала кузнеца до костей. Вражеские солдаты стали вдруг маленькими, будто он вырос над ними или воспарил, как птица. Он видел их крошечные линии и отряды, слышал стук брони, чувствовал их страх. Осколков не было видно, и за их отсутствие запад платил дорогой ценой. На каждого заколотого или зарубленного солдата приходился десяток убитых боевыми магами.

Слева от Финна стоял Эко. Из его рук, словно паутина, протянулось грозное и действенное оружие – сложная, запутанная сеть, которую он набросил на головы вражеских воинов. С первого взгляда сеть казалась безобидной, но, присмотревшись, Финн разглядел скрытые в узоре крючки и шипы. Дернув запястьями, Эко потащил сеть на себя, как рыбак тянет невод. Невидимые лезвия впились в тела, и дюжину человек разрезало на куски. Головы взлетели в воздух, фонтаны крови брызнули из раскрытых ртов. Эко начал танцевать – Финн решил, что от радости, но скоро понял, что его ноги чертят в грязи узоры. Даже убивая врагов, он ткал охраняющий щит против внезапных атак.

Несмотря на шторм, бушевавший вокруг, Дариус спокойно, не меняясь в лице, продолжал призывать молнии и взмахами рук обрушивал гнев небес на армию запада. Солдаты, даже не успевая вскрикнуть, исчезали в ярко-белых вспышках, и по земле рассыпались куски обугленной плоти. Рядом с Дариусом, изумительно точным в движениях, Финн чувствовал себя неуклюжим. Балфрусс во время вечерних тренировок научил его кое-как владеть собой, но до других магов Финну было далеко. Он орудовал силой, будто огромным молотом, разбивая врагов в кашу, тогда как остальные мастерски плели из нее смертоносное оружие.

Умиротворенное лицо Элоизы помогало Финну сосредоточиться и следить за дыханием. Несмотря на ужасные картины сражения, крики умирающих и шум огромного войска, она была спокойна и безмятежна.

От войска отделилась стая свирепых воргов. Улюлюкая, клацая зубами и грохоча костяной броней, они бросились к Дариусу. Элоиза подняла им навстречу руку, вокруг которой, ширясь и набирая скорость, завертелся водоворот искр. Из всех, кто стоял рядом с ней, словно вытянули тепло. Дыхание Финна обратилось в пар, пальцы на ногах онемели, и он задрожал, будто попал в самое сердце чудовищной вьюги.

Легко взмахнув кистью, Элоиза высвободила энергию, и из руки вырвалось сильное пламя, изжарившее воргов живьем. Поток необычайно липкого огня лился и лился. Поводя рукой, Элоиза поджигала все больше солдат, которые вспыхивали, как сухая солома. От тел оставались только голые кости. Запах горелых воргов напомнил Финну о рыбной похлебке, которую готовила его мать. На смену пронзительному воинскому кличу пришли булькающие и хлюпающие звуки. Маслянистый черный жир добавлял силы огню, тот захватывал врасплох новых воинов, и они заживо сгорали в своих доспехах.

Коренастый зекорранец направил арбалет на Дариуса, сосредоточившего все внимание на грозе. Элоиза, одной рукой продолжая поливать воргов огнем, другой указала на арбалетчика, щелкнула пальцами, и тот упал со сломанной шеей.

Туле, по-прежнему молчаливый, встречал врагов с ледяным спокойствием. Он не собирал волю, не накапливал силу, даже не двигал руками. Люди падали замертво от одного его взгляда.

Финн ощутил в воздухе неясную рябь, перемену давления, как будто забрался высоко в горы, где разрежен воздух. У него засосало под ложечкой, и на секунду закружилась голова. В крови раздалось эхо – знакомый далекий зов. Он отвлекся, и молот, выкованный из силы, растаял в воздухе. Солдаты вокруг не догадывались, что сейчас будет, но маги это уже почувствовали.

– Они идут! – крикнула Элоиза.

Всем без слов было ясно, кто такие «они». Осколки. Финн ждал этой встречи с последней схватки. Балфрусс уже объяснил, что с ними сделали, и его рассказ поверг магов в ужас. Однако лишь Финн знал всю правду.

Осколки были узниками, рабами страшной, непрошеной силы. Она поломала им жизнь, а то немногое, что осталось, украл Чернокнижник. Он выскоблил их память, превратил их в живые трупы. На самом деле они уже умерли, только не знали об этом. Кузнец собирался подарить им покой в надежде, что однажды кто-нибудь окажет эту милость и ему.

Пятеро Осколков приблизились, и Финн почувствовал: появилось что-то, чего он раньше не слышал – новый пульс, новое сердце.

– Это он. Он здесь, – прошептала Элоиза. Боевые маги переглянулись, и даже вражеские солдаты остановили атаку. Они тоже почувствовали. На поле боя впервые вышел Чернокнижник.

Глава 24

Умирающий прикрыл рукой испуганное лицо. Еще минуту назад он обещал Варгусу пытки и смерть, а тот одним быстрым выпадом пронзил его сердце мечом. Варгус вытянул клинок из глядящего в пустоту трупа, перешагнул его и увидел, что в битве наступило неожиданное затишье. Люди вокруг озадаченно вертели головами, но причину знал он один. С запада, на ходу черпая из Источника силу, приближались Осколки. Варгуса охватил зуд, во рту пересохло.

– Что это? – спросил Харго, обтирая тесак лоскутом одежды, сорванным с чьего-то трупа.

– Боевые маги.

– Не наши?

Варгус покачал головой.

– И еще кое-кто.

Этого говорить не следовало: с того места, где они стояли, нельзя было ничего разглядеть. Варгус отошел помочь одному из лекарей, пока Харго не начал задавать неудобные вопросы.

Враны, пользуясь передышкой в бою, перевязывали раненых или оттаскивали их на носилках в госпитальный шатер.

– Эй, помоги! – крикнул толстый краснолицый врач, пытавшийся зажать рану на животе солдата и в то же время залезть в свою сумку.

Варгус прижал к зияющей ране обе руки, отчего солдат захрипел и от боли выкатил глаза – на крики сил уже не осталось. Кровь была темная и вонючая. В животе медленно растекался яд из искромсанных кишок. Достав из сумки фиолетовый флакончик, лекарь поднес его к губам несчастного. Тот задышал легче, закрыл глаза и обмяк.

– Дальше я сам, – сказал врач. Он вынул из сумки нож и вскрыл солдату артерию на бедре. Через несколько секунд тот был мертв. Не всякий назвал бы это милосердным поступком, но Варгус знал: с такой раной не выживают. Скоро она загноилась бы, и боль стала бы невыносимой. Несколько дней чудовищной агонии – и бедняга, не переставая звать мамочку, умер бы в дерьме и крови.

Варгус протянул руку, еще липкую от крови мертвеца, и помог врачу подняться на ноги. Одежда на том висела, будто он снял ее с кого-то гораздо крупнее себя, но Варгус тут же понял, в чем дело. Война брала свое: врач быстро терял в весе. К ее окончанию, если ему посчастливится дотянуть до того дня, он станет таким же костлявым, как Орран.

Варгус услышал за спиной знакомую тяжелую поступь Харго.

– Что-то затевается, – сказал тот, удостоив покойника беглым взглядом.

Над ними сгущались черные облака. Какой-то странный запах заслонил собой вонь от мертвечины, и даже Харго почувствовал, как изменилось давление. Волосы у него на руках встали дыбом. Верзила покачал головой. Все они видели, на что способен боевой маг по кличке Титан.

– Ну, сейчас он им задаст? – спросил подошедший Орран.

– Хорошо, что засранец на нашей стороне. Он здесь самый опасный, – сказал Харго. Орран кивнул, покрепче ухватив щит.

У Варгуса было на этот счет другое мнение, но он промолчал. Неподалеку отряды противника собирались в некое подобие боевого порядка. Севелдромские воины готовились к бою, смыкая щиты. Арбалетчики взводили рычаги, лучники занимали позиции в задних рядах, а медики спешили убраться подальше из гущи сражения.

Варгус поднял свой меч-бастард, расправил уставшие плечи и мельком взглянул наверх. Там чернели призванные магией облака, однако за ними виднелось чистое небо. Солнце еще не достигло зенита, хотя казалось, что бой длился весь день. И казалось не только ему. Побывка в городе освежила силы солдат, но этого хватило всего на несколько дней. Воспоминания об удовольствиях и домашнем уюте уже смешались с землей, кровью и запахом смерти. Любой из них – и ветеран, и новичок – мог сегодня пасть замертво лицом в грязь.

В этот раз над полем битвы не звучали ни рог, ни даже рев рассерженных голосов. Враг молча шел на них строем, держа ровный шаг, с оружием наизготове.

– Зададим жару свинодерам! – заорал Варгус, раззадоривая товарищей. Кого-то это проняло, раздались несколько оскорбительных выкриков, но настоящий пыл проявили немногие. – Не забывайте, что они сделали с королем!

Расчет оказался верен. Из уст в уста эти слова дошли до самых дальних рядов. Зловещая тишина, царившая утром, вернулась. Убийство короля было свежей раной, и Варгус надавил на нее со всей силы. Теперь люди были готовы.

* * *

До прибытия Осколков и Чернокнижника оставалось всего несколько минут. После долгих споров Эко вызвался охранять Цепь за ее пределами. Остальные должны были защищать войско, а он – следить за хитростями врага и отражать отдельные атаки.

На глазах у перволюда схлестнулись две огромные армии: ни океана, ни берегов – только две чудовищные волны из тел и металла. Даже если бы звуки беспорядочного столкновения не достигали его ушей, он бы их почувствовал. Земля дрожала от топота тысяч ног, скрежетали зубы, с редких деревьев на равнине сыпались листья и ягоды. Стайка серых птах, напуганных шумом, взмыла в небо, но, сделав круг, вернулась – наверняка взволнованно взирая на битву.

Кровь мертвецов уже напоила землю, проникнув до самых глубин. Скоро ее будет больше, и из смертоубийства прорастет новая жизнь.

От трупов останутся кости, они обратятся в прах, и на их месте взойдет сочная трава. Алые и синие цветы украсят равнину пышным ковром, и никто не узнает, чем питались семена и почему они появились именно здесь.

Эко смотрел на поле битвы и видел не тысячи людей, которые сошлись в борьбе за жизнь, а бескрайнее море зелени, колыхавшейся на ветру, будто волны. А посреди этого моря возвышался обелиск, сверкающий на солнце подобно небесному мечу, то янтарный, то черный. К нему тек нескончаемый поток паломников с запада и востока. Их ряды тянулись до горизонта, и каждый искал глазами знакомое имя, чтобы хоть как-то выразить боль, которую нес в себе.

Несмотря на свою ученость, люди этого края многое позабыли. Они строили башни из камня, носили прочные сапоги и укрывали себя металлом, тем самым теряя корни и связь с землей. Однако Первые люди помнили. Хотя их изгнали в чужую страну и принудили начать все заново, их память была крепка. Они помнили прошлое и поклонялись земле, которая платила им несметными сокровищами. А больше всего они почитали Элвеи.

– Владыка, я далеко от твоих объятий, – сказал Эко, преклонив колени и погрузив пальцы в богатую почву. – Молю тебя, не оставь твоего скромного слугу. Дай мне силу встретить то, что должно. Я боюсь. Я очень боюсь, Владыка.

В молчаливой молитве он коснулся земли головой, и тут же, как тяжелое покрывало, на него сошла чудесная прохлада. Все его тело затрепетало, по коже пробежали мурашки. Эко был не один. С ним был Элвеи – даже здесь, в этом краю, вдали от дома. На плечо перволюда легла невидимая рука, и из глаз брызнули слезы радости.

Остальные уже объединились в Цепь, построив огромный барьер, который видели только те, кто мог прикоснуться к Источнику. Барьер дрожал и пульсировал, словно в нем жила душа. От каждого боевого мага в него вливались ручейки неисчислимых оттенков. Для некоторых Эко даже не знал названия, но все они говорили о жизни и страсти, о радости, о любви и об ужасном горе.

Осколки шли через поле: черные точки посреди океана жизни. Оболочки без души, ямы, полные тьмы, которые двигались, как люди. Эко видел тонкие нити силы, пульсирующие голубым и серым. Они вливались в Осколков, подпитывали в них искру жизни и заставляли двигаться. В центре этой сети, как жирный паук, сидел тот, кого называли Чернокнижником. Он сам переливался тысячью цветов, но главным среди них был насыщенный вулканический красный. Гора гнева и боли толкала его вперед, и там, где должно было биться сердце, зияла пустота. Встань они друг против друга, и Эко смог бы заглянуть в дыру у него в груди. Чернокнижника питал неистощимый Источник, и все же колдун был внутри таким же пустым, как Осколки. Неважно, сколько времени он учился, неважно, сколько жизней забрал и чего достиг, – он был пуст и навеки таким останется.

Чернокнижник едва заметным толчком силы приказал Осколкам атаковать. Соратники Эко отозвались, отразив первый из множества смертоносных ударов, которые будут повторяться, пока Осколки не умрут или не получат приказ прекратить.

Люди вокруг узнавали того, кто скрывался под капюшоном. Его кроваво-красная мантия выделялась среди серебристо-черного моря. Солдаты запада расступились, и Чернокнижник беспрепятственно подошел к передней линии войска. Обычный взгляд не смог бы проникнуть под капюшон, но благодаря связи с Источником зрение Эко обострилось. Колдун оказался моложе, чем он ожидал, и все же в глубине его глаз таилось что-то чужое, древнее. Всеми своими успехами он был обязан другому – кому-то или чему-то гораздо старше его самого.

Как только Эко объял Источник, взгляд Чернокнижника заскользил по океану лиц и остановился на перволюде. Мальчишка осклабился, и Эко ответил улыбкой, однако предназначалась она другому.

Первый удар пришел так быстро, что Эко едва успел отреагировать. Его хлестнуло по лицу, будто кнутом, и на левой щеке открылась глубокая рана. Вкус крови не был ему в новинку, но все же застал врасплох. Эко щедро зачерпнул из Источника, не дожидаясь второго выпада; его ноги тем временем чертили на земле защитные узоры. Удар обрушился на щит и рассыпался снопом искр, от которых перед глазами пошли круги и загудело в ушах.

Откуда-то издалека Эко позвали по имени, но он не рискнул отвести взгляд от колдуна. Тот по-прежнему улыбался, радуясь вызову и предчувствуя новое, неизведанное испытание – схватку с достойным противником.

Чернокнижник начал плести из нитей злобы ночной кошмар. Эко, склонив голову набок, коснулся его струйкой силы, и кошмар тут же рассыпался. Колдун брался за дело снова и снова, и каждый раз Эко ухитрялся протянуть через все щиты тончайшую ниточку и пустить прахом его труды до того, как те обретали форму. Чернокнижник поднял глаза. Настал черед Эко улыбаться. Рано или поздно мальчишка поймет, в чем секрет, но до тех пор его защита простиралась лишь над землей. Он не видел, как перволюд тянулся сквозь глубину и выходил на поверхность у него под ногами. Детский трюк – и все же колдун на него попался. Пока враг отвлекся, Эко закинул ему под ноги невидимую сеть.

Вместо того чтобы разобраться, в чем дело, Чернокнижник показал свою неопытность и несобранность. Он по-юношески нетерпеливо бросил плетение и обратился к грубой силе. Чудовищный молот опустился на Эко, отчего его щит дал трещину, а он сам едва устоял на ногах. Закрепляя успех, Чернокнижник обрушил на противника град раскаленных копий, которые должны были прожечь его тело насквозь. Невзирая на звон в ушах, перволюд чертил на земле новые защитные руны, и копья отскакивали от усиленного щита.

Чернокнижник наконец догадался, как была проделана брешь в его защите. В глазах колдуна сверкнула ярость. Он направил силу глубоко под землю, думая выбраться под ногами у Эко, но запутался в расставленной ловушке. Воздух прорезал пронзительный крик. Сеть, усеянная невидимыми лезвиями, впилась Чернокнижнику в руки и ноги. Из-за боли его внимание рассеялось, щит рухнул, и даже тонкие нити силы, питавшие Осколков, растаяли. Колдун упал на четвереньки, и Эко почувствовал, что ход битвы вокруг изменился.

Его соратники, черпая из Источника силу, обрушивали на вражеских солдат смертельные удары. Осколки стояли столбом, даже не догадываясь, что вокруг идет битва. Когда одному из них проткнула плечо шальная стрела, тот даже не шевельнулся.

Финн был прав в своих смелых предположениях. С худшим можно было покончить в один день.

Чернокнижник все еще стоял на коленях, утирая окровавленный рот. Эко выбросил вперед руку, будто в ней был кинжал. Мальчишке наверняка было больно, но он не подавал виду, пока Эко не сжал вытянутую руку в кулак. Тогда Чернокнижник вскрикнул, а затем перешел на хрип.

Эко почувствовал, как что-то несется ему навстречу. Он едва успел начертить руну, но та не спасла от удара – такого сильного, что его сбило с ног. Медленно, смаргивая черные точки перед глазами, перволюд поднялся с земли. Чернокнижник стоял, зажав рукой рану в груди. Кровь сочилась сквозь его пальцы, а на красной мантии расплывалось багровое пятно.

Шум битвы и ветер заглушили его ругань, но то, что колдун в ярости, было понятно и без слов. Эко ждал новых уловок и хитросплетений, имеющих целью разорвать его на куски, однако Чернокнижник вместо этого потянулся к Источнику. Энергия полилась в него нескончаемым потоком – казалось, еще немного, и мальчишка лопнет. Воздух вокруг заискрился, синие язычки пламени затанцевали по рукам и плечам, глаза загорелись огнем, а он все продолжал поглощать силу, словно умирал от жажды.

Эко слишком поздно догадался, что сейчас будет. Перволюд начертил на земле руну, смастерил руками другую, но в глубине души понимал, что их защиты не хватит.

С небес обрушилось пламя, мир вокруг побелел, и земля поднялась навстречу. Перволюд почувствовал, что каждая кость в нем дрожит. Тело будто охватило огнем. Рот наполнился кровью – он прикусил язык. Щиты отразили атаку, но распались у него на глазах.

Пальцы начали сплетать еще одну стену, но тут перволюда снова ударило – в этот раз так сильно, что подбросило в воздух. К этому времени вся боль, все страхи за будущее его народа уже ничего не значили. Они принадлежали кому-то другому. Руки еще шевелились – Эко думал, что они плетут новый щит, но уверенности не было.

Он знал, что лежит на земле и видит облака, но почему-то не чувствовал своего тела. Это должно было встревожить мага, однако он так устал и так уютно устроился, что ничего уже не имело значения. Небо над головой с неестественной быстротой заволакивали густые темные тучи. Заурчал гром, сперва далеко, затем гораздо ближе, и в воздухе начала собираться энергия, как бывает перед ударом молнии. Затем небо вспыхнуло, и больше Эко ничего не видел.

Глава 25

Роза тщательно рассчитала время, чтобы прибыть на склад последней. Формально он пустовал и сдавался внаем; на деле им, наряду с другой собственностью по всему городу, владел Гундер. Для тайной встречи бунтовщиков место было самое подходящее.

Роза нацепила маску, надвинула капюшон и отважно шагнула в здание. Обычно на складе царила прохлада; сейчас, когда собралось больше сотни людей, здесь было душно. Все как один скрывали лица – кто под маской, кто под капюшоном или натянутым до глаз шарфом. Роза приметила в толпе Гундера и едва сдержала смех при виде его несуразной павлиньей маски. Хозяин лавки карнавальных костюмов так и не понял, откуда на него свалилась такая удача. Он за день распродал едва ли не все запасы – а ведь до маскарада в честь летнего солнцестояния оставалось еще несколько месяцев!

Хотя люди прятали лица, одежда выдавала их с головой. Многие носили фамильные цвета, кое-где виднелись гербы. Никто даже не подумал оставить дома драгоценности – по большей части уникальные и бесценные. В толпе особенно выделялись три моррина в необычайно высоких капюшонах, под которыми они безуспешно пытались спрятать рога. Как ни странно, над ними никто не смеялся.

Роза прошла сквозь толпу, чувствуя на себе чужие взгляды. Людей переполняли эмоции. Когда она запрыгнула на возвышение в дальнем конце склада, шепот затих. Повернувшись к собранию, Роза откинула капюшон, обнажив русые волосы. Вместе со светлой кожей они выдавали в ней уроженку Йерскании.

– Меня зовут Петра, – назвала она имя, такое же фальшивое, как белокурый парик, – и все вы здесь с одной целью. Другие горожане предпочитает молоть языком, и если вы не настроены на серьезное дело, то лучше сразу уходите.

Несколько секунд она испытующе глядела поверх толпы, но никто не посмел сдвинуться с места. Вероятно, были здесь и такие, кто явился за острыми ощущениями, не желая и пальцем о палец ударить, чтобы помочь своей стране. Они тихо исчезнут, когда встреча закончится. Те, кто вернется, составят ядро восстания.

– Я хочу забрать мою страну из рук тех, кто ее искалечил, – пылко заявила Роза.

– Убьем всех Избранных! Будет им урок! – крикнул кто-то.

– Некоторые из них – наши соотечественники. Но предположим на минуту, что мы их убили. Что тогда? – спросила Роза. – Как нам это поможет? Тэйкон натравит на нас своих солдат с севера или воргов с юга. Вместо Севелдрома он сосредоточит свое внимание на Йерскании.

– Избранные ни за что арестовывают людей, – пожаловались в толпе. – Их больше, чем стражников Дозора и Хранителей мира. Нужно что-то делать!

– Нужно – своевременно и очень осторожно. Ставки слишком высоки. И речь не только о ваших жизнях или безопасности ваших семей. Если мы оступимся, Йерскания станет вторым Шаэлем.

Роза умолкла, чтобы люди осознали ее слова. Все слышали ужасные истории из Шаэля. Лагеря смерти, устроенные кровожадными воргами. Погребальные костры, которые горели днем и ночью. Опыты над живыми людьми. Общие могилы, наполненные разлагающимися трупами. Целый народ обратили в рабов, гибнущих от непосильного труда. В Йерскании те, кто открыто выступал против Тэйкона, кончали жизнь на виселице или попросту исчезали. Многие верили, что их ссылали на юг, в Шаэль. Если весть о йерсканском восстании распространится раньше времени, им несдобровать.

– И что вы предлагаете? – спросил человек в огромном капюшоне.

– Альянс – это обман. Нам всем лгали. – Роза придала голосу резкости, будто Тэйкон лично ввел ее в заблуждение. – Настало время рассказать другим то, что вы уже знаете. Моррины не злобные мясники, а заблудшие души, которые отвернулись от Всеблагой Матери. Зекорранцы не черноглазые демоны. Их вожаков обхитрил Чернокнижник, магией и обманом заставил думать, будто Тэйкон – пророк Пресветлого Владыки.

– Да спасет Он нас, – пробормотал кто-то, и еще несколько голосов подхватили молитву.

– Да, мы будем надеяться, что Пресветлый Владыка нас спасет, – согласилась Роза. – Он, и Создатель, и Всеблагая Мать, потому что все мы впали в грех идолопоклонства. Тэйкон со своим ручным колдуном посмеялись над всякой верой. Они лгут нам в лицо и смеются у нас за спиной. Мы помогли возвыситься человеку, которого не выбрал ни один бог.

Она опять замолчала, давая людям обдумать ее слова. По толпе пронесся легкий шепоток. В Йерскании каждый был волен сам выбирать религию. На человека другой веры не плевали и не смотрели как на чумного – совсем не то, что на севере. Те, кто не возносил лицемерные молитвы Всеблагой Матери в Морриноу или Пресветлому Владыке в Зекоррии, долго не жили. Безбожники и иноверцы, не умевшие приспособиться, переезжали, не дожидаясь изгнания или чего похуже.

Несмотря на свободу религии, большинство йерсканцев были истово верующими. В стране действовали несколько крупных храмов, посвященных Всеблагой Матери, Великому Создателю и Пресветлому Владыке.

– Рассказать другим правду, говорите? – выкрикнул кто-то сквозь общий гул. – Только что призывали не сидеть сложа руки, а теперь предлагаете молоть языком?

– Нет, – отрезала Роза, и шепот стих. – Этим пусть займутся другие. Все мы знаем, во что превратился Тэйкон. Он не спит и не ест. Он пьет кровь младенцев. Его собственные подданные в Зекоррии разорвут его на куски, когда прозреют. От вас я хочу, чтобы вы защитили свой дом.

– Как? – отважно спросил человек, выходя из толпы.

Роза подметила его рост, сложение, голос и манеру держаться. Он носил скромную маску, но, судя по крою одежды, был богат. Выпуклости на кожаных перчатках явно обозначали дорогие кольца. У этого человека самомнение было под стать кошельку. Наверняка он принадлежал к какому-нибудь состоятельному семейству.

– Я вижу, большинство из вас – люди небедные, а для честных купцов настали не лучшие времена. Опасные времена. – Роза умолкла. Смельчак коротко кивнул и отступил в толпу. Он и некоторые другие сразу поняли, к чему она клонит, но остальные по-прежнему смотрели на нее выжидающе. – Вы наймете драссийских воинов сколько сможете. И, если вам дорога жизнь, позаботьтесь, чтобы об этом никто не узнал. Королева на вас рассчитывает.

– Королева? – раздались удивленные голоса.

Не дав людям опомниться, Роза быстро сошла с помоста и улизнула через черный ход. На улице она сдернула маску и стремительно зашагала к месту следующей встречи, взяв кружной путь. Не хватало еще, чтобы за ней кто-нибудь увязался.

* * *

В этот раз, войдя в дом и почувствовав чужое присутствие, Гундер не схватился за оружие. Роза сидела на кухне и массировала нос в том месте, где маска натерла кожу. Румянец еще не сошел со щек.

– Грубовато, – сказал Гундер, – хотя по-другому, наверное, было нельзя.

Роза со вздохом сняла белокурый парик, положила его на стол между ними и расплела свою рыжую косу.

– Не понимаю, как эти недоумки ведут торговлю. Хитрости в них ни на грош.

– Йерсканцы очень прямолинейны. Этим они мне и нравятся. С ними всегда твердо стоишь на ногах.

– Причем стоишь обычно у них за спиной и толкаешь их копьем в медвежью яму.

Гундер удивленно посмотрел на нее.

– Тебя что-то тревожит?

Роза только махнула рукой.

– Ходят слухи, что короля Маттиаса убили, а Тэйкон танцует на улицах от радости.

– Это правда, – поморщился Гундер. – Вчера вечером я получил сообщение от Шани.

На кухне повисла тяжелая тишина. Роза никогда не лезла за ответом в карман. Ее язык, по мнению Гундера, был ее самым опасным оружием, однако сейчас она приумолкла.

– Что теперь будет?

Гундер покачал головой.

– Скоро узнаем. Принц Тиас не слабее отца. Думаю, он готов.

– Надо надеяться. – Роза передернула плечами, отбросив грустные мысли, как одеяло. – Потребуется какое-то время, чтобы драссийские наемники незаметно перебрались в город. Назначим следующую встречу через неделю?

– Можно и раньше. Мы же не хотим, чтобы люди передумали или решили, что это пустая болтовня. Я пущу слушок.

Гундер задумался. Не помешает обзавестись друзьями среди стражников Дозора. Даже если Избранные слишком заняты или глупы, чтобы заметить нашествие драссийцев, местные куда умнее. Всучить взятку прямолинейным йерсканцам будет непросто, а солдатам, давшим присягу, – тем более. Требовался деликатный подход: с одной стороны, не раскрывать всей правды, а с другой – рассказать достаточно, чтобы не возникло лишних вопросов.

Роза поднялась.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил Гундер. Ему не хватало компании: такой, где можно было не притворяться толстым купцом, а побыть собой.

– В другой раз. – Роза двинулась к двери. На пороге она оглянулась. – Когда я в следующий раз услышу о Тэйконе, пусть это будет новость о том, как он рыдал и мочился кровью.

На губах Гундера заиграла недобрая улыбка.

– Я подумаю, что можно сделать.

Глава 26

Ничья не взяла. Армии хмуро покинули поле боя; все понимали, что до конца войны еще далеко.

Небо заволокли тускло-серые облака, легкий ветер нес с запада запах смерти и вражеских костров. Дождь моросил не переставая, собирался на ресницах, мочил одежду, лез под воротник.

Один из полевых лекарей, обходивших поле в поисках выживших, обнаружил останки Эко. Поначалу он принял его за мальчишку, который пробрался в гущу сражения и случайно погиб. Лишь увидев костяные амулеты да несколько нетронутых огнем лоскутов кожи, вран понял, кто перед ним.

Тело кое-где выгорело до самых костей, а в других местах обуглилось и почернело. Огонь почему-то не тронул кожу на лице, но выше виднелся череп, до белизны омытый дождем. Руки вывернулись, словно клешни, и вода с небес наполнила пустые глазницы.

Финн и Дариус завернули останки в одеяло и унесли их в лагерь. Хотя на время боя Эко вышел из Цепи, маги сразу поняли, что он мертв. Все вокруг видели, как с неба, словно знамение богов, упал столб белого пламени, но лишь те, кто был связан с Источником, прочувствовали его до самых костей. Энергия переполняла воздух даже спустя много часов. У Элоизы покалывало кожу, как бывает, когда сядешь слишком близко к огню.

Остальные маги молча стояли у шипящего костра. Все промокли насквозь, однако никто не жаловался.

– Я незнаком с обычаями Первых людей, – сказал Дариус, вопросительно глядя на друзей.

– Эко нужно похоронить глубоко в земле, – ответила Элоиза. – Вернуть его к груди Элвеи. – Финн с готовностью потянулся к Источнику, но Элоиза покачала головой. – Могилу роют руками.

Они нашли уединенное место возле рощицы на краю лагеря. Несколько солдат увязались следом, но, не увидев ничего примечательного, встали поодаль. Сегодня многие копали могилы или сжигали покойников на погребальных кострах.

Элоиза быстро раскраснелась от работы, одежда ее липла к телу от пота. К счастью, землю, еще недавно суровую после долгой зимы, сегодня умягчил дождь.

Копали по очереди, парами. Было нелегко – никто, кроме Финна, не привык к тяжелому труду. После дневного сражения маги выдохлись, а работа забирала остатки сил. Только кузнецу, казалось, все было нипочем: он трудился с удовольствием и часто сменял других раньше своей очереди. На его руках и груди под намокшей одеждой перекатывались могучие мышцы. Быть может, это напомнило ему старую жизнь, когда он целыми днями работал в кузне.

Туле, казалось, вот-вот рухнет на землю, но его фиолетовые глаза ярко горели в наступающих сумерках. Элоиза помнила, какие испытания выпали на его долю, и поэтому знала: он крепче, чем выглядит.

Когда могила достигла шести футов в глубину, маги осторожно опустили туда тело Эко.

– Милостивый Элвеи, – сказала Элоиза, вытянув руки и обратив лицо к небу. – Благослови и сохрани твоего верного слугу Эко. Прими его в свои объятия и прости его прегрешения. Он был благородным, добрым и щедрым. Он страдал за других и проделал долгий путь, чтобы встать на защиту незнакомых людей. Даруй ему вечный покой. – Элоиза вопросительно посмотрела на остальных. – Обычай требует, чтобы каждый сказал в память о нем несколько слов.

К удивлению Элоизы, первым вызвался ее супруг. Дариус терпеть не мог выступать на людях и быть в центре внимания, но, судя по решительному виду, хотел выговориться.

– Его любовь к родине была заразительной, – сказал он со слабой улыбкой. – Я теперь знаю: ее сокровища – щедрые дары земли, моря и неба – нельзя принимать за должное. – Дариус приоткрыл рот и попробовал дождь на вкус.

Элоиза посмотрела на остальных, и вперед выступил Финн.

– Эко показал мне, какой я неуклюжий по сравнению с ним, – сказал кузнец. – Он всегда владел собой. А если боялся, то никогда не показывал. Я бы хотел быть как он.

Речь была безыскусной, но коснулась чего-то, что Элоиза только пыталась облечь в слова.

Маги не отрывали взгляда от могилы и не замечали толпу, собравшуюся поодаль. Солдаты пришли почтить память одного из тех, кому были обязаны жизнью.

Элоиза посмотрела на Туле, и тот через силу заговорил. С израненным горлом шаэлец мог только хрипло шептать.

– Эко любил свою землю, свою семью, но больше всего – свою родину. Как-то вечером я застал его в слезах. Он сказал, что плачет от тоски по дому. Он родился уже по эту сторону Гиблого моря и все же не мог вспоминать о родине без слез. Первых людей изгнали задолго до того, как он появился на свет. Эко страдал за проступок, которого не совершал. Еще в детстве его отец рассказывал истории о величии их родного края, и ночами наш друг мучился от того, что никогда не увидит тех бескрайних лесов. Я встретил в нем пылкую душу. Он любил свою страну так же сильно, как я – свою.

Элоиза вспомнила, как сама недавно вернулась на родину. И каково было Эко знать, что он никогда не увидит родного дома? Она-то уехала из Севелдрома на поиски приключений, за новой жизнью, да так и осталась на чужбине. Ничто не влекло ее обратно. А если бы выбора не было? Мысль об этом неожиданно больно ранила.

– Эко научил меня любить, – сказала Элоиза. – Любить все вокруг, но больше всего – близких людей.

Она улыбнулась друзьям и ощутила силу их братства. Мало кому посчастливилось испытать те узы, что связывали их с миром и между собой. Если достаточно глубоко погрузиться в Источник, можно было услышать, как стучит сердце Творения, как жизнь приливами и отливами бьется о берег. Думая о паутине, которая опутывает все сущее, Элоиза вдруг кое-что поняла.

– Эко был храбрее любого из нас, – продолжила она. – Порой он говорил о других местах и временах, причем всегда как-то смутно, будто не мог точно вспомнить. Думаю, в глубине души он знал, что его ждет.

– Знал, что умрет? – спросил Финн.

Элоиза помотала головой.

– Он знал, что однажды встретит могущественного врага, но исход битвы был неясен.

– Он был Оракулом! – воскликнул Дариус потрясенно и трепетно.

– В каком-то смысле, – кивнула Элоиза. Она не любила это слово, но не могла иначе описать дар Эко. – Он понимал, что может умереть, и все же добровольно вышел из Цепи. Не знаю, многим ли из нас хватило бы храбрости так поступить.

Все слова были сказаны. Маги взялись за лопаты, несколько солдат пришли им на помощь. Яма быстро наполнилась, и вскоре лишь холмик земли указывал, где похоронен Эко. В согласии с обычаями его народа, на могиле не поставили надгробного камня. Эко вернулся к земле, в объятия Элвеи, голый и безымянный – каким и пришел в этот мир.

* * *

Таландра выпивала нечасто, однако сегодня чувствовала, что вправе пожалеть себя и утопить горе в вине. День выдался кровопролитным и обошелся Севелдрому недешево. Особенно из-за потери боевого мага. Принцесса знала, что думать так – черство, и все же… Солдатам можно было найти замену, боевому магу – нельзя.

За несколько часов до первого донесения в кабинет Таландры, спотыкаясь, вошел Балфрусс. Он был спросонья: волосы спутались, глаза покраснели. Сквозь слезы, бежавшие по лицу, он рассказал ей, что Эко мертв. Его убил Чернокнижник. Благодаря мысленной связи с Туле Балфрусс почувствовал и разделил горе своих собратьев. Королевский аптекарь помог принцессе уложить мага в постель и дал ему снотворное зелье. Тот забылся на несколько часов. Принцесса надеялась, что для ночного бдения этого хватит.

Боевые маги принадлежали к вымирающему племени. Еще одна потеря в их рядах – и враг победит числом. Неважно, сколько воинов призовет Севелдром: Чернокнижник с Осколками разорвут их на части, выжгут огнем и испепелят молниями. Целая армия будет уничтожена еще до захода солнца, а уж обрушить городские стены и посадить Тэйкона на трон покажется колдуну детской забавой.

Согласно последнему отчету от Гундера, мятеж в Перицци набирал обороты. Это вселяло надежду. Если они отнимут город у Тэйкона и выбьют оттуда Избранных, королева вернет себе трон. На западе пристально следили за событиями в Зекоррии, где благодаря первосвященнику Филбину также росло напряжение. Вдобавок доверенные лица принцессы сообщали, что раскол наметился и среди морринских вожаков. Вместе этого было достаточно, чтобы ослабить альянс. Западные вожди могли отозвать войска с поля боя и сосредоточить силы у себя дома. Тогда войне и кровопролитию придет конец.

Таландра знала, что такое не случается за одну ночь и многое может пойти не по плану, – но что у нее оставалось, кроме слабой надежды? Битвы позволяли только выиграть время. Враг намного превосходил числом.

Перед ней на обеденном столе рассыпались донесения, полные кровавых подробностей боя. Таландра не могла от них отмахнуться, хотя очень хотела. Она налила себе кружку эля и выглянула в окно, думая о других странах и временах. Ночь выдалась холодной, с неба лил дождь, изредка рокотал гром. Молний не было. Необычная гроза служила напоминанием о дневной буре, призванной боевыми магами. Таландру заверили, что гроза рассеется сама собой – оставалось только смотреть и ждать.

Принцесса с наслаждением вдыхала запах дождя, ведь за три дня она ни разу не вышла из дома. Донесения с поля боя и отчеты от доверенных лиц на западе текли непрерывным потоком. Времени едва хватало на урывочный сон.

В такие минуты она обычно искала совета у отца… Увы, те дни прошли. Больше всего на свете Таландра хотела забыться, укрыть свое горе хмельной пеленой, однако даже это ей было не под силу. Разум всегда указывал на бесплодность попыток раньше, чем она успевала напиться.

И вот принцесса пила, глядя в пустоту, погруженная в утомительный ступор и злая сама на себя за невеселые мысли.

В столовую вошли ее братья. Их лица, хотя на обоих застыла скорбь, отчего-то казались посвежевшими. Тиас хмуро выглянул в окно и тут же закрыл ставни, отрезав принцессу от мира.

Тело отца до сих пор было выставлено для прощания – три дня, в течение которых люди в согласии с обычаем могли выразить соболезнования, еще не прошли. Принцесса совершенно вымоталась, но у Тиаса и Хирама вид был окрыленный.

– В чем дело? Хорошие новости?

Братья сели во главе стола по обе стороны от Таландры. После долгого молчания Хирам жестом предложил Тиасу начать, и тот откашлялся.

– На четвертый день тело отца будет… предано огню, – произнес тот. – А потом обычай требует объявить наследника.

Таландра в последние дни много об этом думала.

– Нужно торжественно все обставить, – сказала она. – Люди страдают. Им необходимы утешение и надежда. Они хотят быть уверены в своем предводителе. Пусть знают, что после того, как ты займешь трон, все останется, как прежде.

– Как прежде уже не будет, – сказал Хирам, всегда мрачно смотревший на вещи. Его лицо испещряли крошечные рубцы и свежие порезы. На принце были боевые доспехи – судя по запаху, в них же он и спал. – Не все еще поняли, что мы проиграли битву и потеряли боевого мага, но рано или поздно поймут. Так продолжаться не может.

– Что вы предлагаете? – спросила Таландра.

Ответ был неожиданным: Хирам улыбнулся, а затем засмеялся сквозь слезы. Таландра возмущенно стукнула его по руке кружкой, но он лишь сильнее зашелся в смехе.

– Что смешного?

– Ты так и не поняла. Может, Тиас и похож на отца, но его истинная наследница – это ты.

– Хирам хочет сказать… Мы всё обсудили. Отца сменишь ты. – Тиас посмотрел на нее с теплой улыбкой. – Ты станешь королевой Севелдрома.

Таландра ошеломленно уставилась на братьев. Это шутка? Что ж, их можно понять, сейчас не мешает отвлечься. Однако лица мужчин оставались торжественными.

– Но почему? – выдохнула она.

– Есть много причин, – сказал Тиас. – Я всю жизнь готовился занять трон, но теперь, когда этот день настал, я знаю: из меня выйдет плохой король.

– Отец оставил тебе письмо?

– Нет, но он наверняка все понимал. – Тиас печально улыбнулся. – Ты знаешь свои слабые и сильные стороны, а я – свои. Мне еще многому предстоит научиться, а времени нет. Людям уже сейчас нужен тот, кто их вдохновит. Ты не воин, зато умеешь вести за собой. Я сам это видел. Мы с отцом много раз обращались к тебе за советом. Все решено, Таландра.

– А ты? – Принцесса повернулась к Хираму.

– Когда я действую напролом, ты сохраняешь спокойствие. Ты готова выслушать совет. Мне не хватает терпения, и я иногда слишком мрачно настроен.

– Иногда? – сказала Таландра, и оба ее брата улыбнулись.

– И потом, у тебя гибче ум. Моя сила – в оружии, в генералах и в Создателе, – продолжал Хирам. – Нет, это занятие не для меня.

– Но какой из меня стратег? Отцу хватало одного взгляда на поле боя, чтобы предсказать ход событий.

– Далеко не всегда, – произнес с порога Граэгор.

Очевидно, он стоял в дверях давно и слышал достаточно. Генерал чеканным шагом вошел в кабинет – будто призрак смерти, в неизменной черной броне, с топором и мечом на поясе, хоть сейчас готовый к бою. Казалось, время над ним не властно – во всяком случае, принцесса не видела следов старости, кроме нескольких морщин на лице. Движениям генерала позавидовал бы человек лет на двадцать, а то и на тридцать моложе.

Граэгор обошел стол и встал за левым плечом Таландры, как прежде стоял за плечом ее отца: советник и телохранитель.

– Он учился. Старшие наставляли его, пока он не превзошел учителей и не стал подмечать даже то, что они пропустили. Вы тоже научитесь, а до тех пор вам будут помогать генералы.

– И вас не смущает это решение? – спросила Таландра.

Граэгор был в ее жизни всегда. Он заменял ей дядюшку, а родственников, как известно, не выбирают. Временами принцессе был невыносим один его вид. Грубый, нетерпимый, вечно всем недовольный: у них было мало общего. Они и говорили-то редко, больше всего – о насущных делах в последние несколько месяцев. В трудные времена Граэгор был ценным союзником, но Таландра иногда думала, кем бы он стал без войны и знает ли сам, что собой представляет, когда не с кем сражаться.

– Вы никогда не держали язык за зубами, так что и сейчас не сдерживайтесь, – добавила она.

– Я вижу в вас силу вашего отца, – сказал Граэгор, сжав ее плечо. – Он умело управлялся с мечом. Не лучше меня, конечно, но вполне сносно. Вы, в отличие от братьев, и часа не протянете на передовой.

– Спасибо, что напомнили…

– Однако, – прервал ее Граэгор, воздев мощную руку, – народ Севелдрома процветал не потому, что ваш отец умел драться. Он не рубил соседей на куски и не ставил их на колени. Он поддерживал мир на западе, устраивал браки, обменивался послами, в общем, вел сотню политических игр, на которые у меня нет терпения. Да, вы неопытны на поле боя, зато кое-что умеете в других областях.

Таландра не знала, что на это ответить. Она никогда не слышала от старого генерала ничего, столь похожего на комплимент.

– Однажды война закончится, – продолжал Граэгор, – и до следующей я не понадоблюсь. А ваша служба только начнется. Вам придется поднять страну из пепла, сделать ее лучше прежней. Я вам не завидую, но знаю, что вы справитесь.

Граэгор, никогда не любивший вникать в детали, развернулся и вышел из кабинета прежде, чем Таландра успела его поблагодарить.

– Мы всегда будем рядом, – сказал Тиас, – и поможем чем сумеем.

– Ты согласна? – спросил Хирам.

Голове шла кругом от мыслей. Принцесса отчаянно искала ответ, но, говоря по правде, уже приняла решение.

Она наполнила элем еще две кружки и помянула с братьями отца. Они говорили о прошлом, смеялись и плакали, пока кувшин не опустел. Хирам принес еще два. Через какое-то время в обоих, к удивлению Таландры, не осталось ни капли.

Хотя пиво приглушило их общую боль, гора на душе никуда не делась. К трону прилагалась ответственность, однако сегодня принцесса еще могла от нее отмахнуться. Сегодня они еще могли просто радоваться друг другу как братья и сестра.

* * *

Сильный порыв ветра тряхнул парусиновые стены таверны, дождь громко забарабанил по ткани, но люди внутри были слишком заняты, чтобы это заметить. Они топили горе в кружках и оплакивали друзей, которых потеряли в дневной битве. В воздухе гудели голоса, и клубился сизый дым самокруток и трубок. На случай пожара в трех углах палатки стояли ведра с водой и песком.

Из четвертого угла доносились задорные звуки скрипки и барабана – два музыканта изо всех сил пытались воодушевить собравшихся и разогнать их тоску. Торговки и торговцы любовью сновали в толпе в поисках клиентов и бесплатной выпивки. Из-за грозы им не слишком везло – идти наружу никто не хотел, уж лучше любезничать в тепле и сухости.

Элоиза смотрела на дно пустого стакана и размышляла о том, что могло спасти Эко от смерти. Напротив нее Дариус, такой же мрачный, допил пиво и поморщился.

– Так и не полюбил вкус?

– Тут ничего другого не наливают, а мне сегодня нужно выпить.

Они помолчали.

– Это я предложила. Нужно было мне оставаться за Цепью.

– Я даже представить этого не могу. – Дариус обеими руками сжал ее ладонь. – И не заставляй меня.

– Прости.

– Я бы хотел, чтобы он был сейчас с нами, но прошлого не изменить.

– Я все еще вижу его. – Элоиза глотнула эля, отчаянно пытаясь затуманить образы в голове. Столб белого огня. Жуткая боль, эхом прокатившаяся через Источник по каналу, который связывал ее с Эко.

– Чернокнижник сильнее, чем мы думали, – сказал Дариус, потом засмеялся и стукнул кулаком по столу. – И все-таки Эко чуть его не прикончил. Жаль, что я так и не узнал его толком.

– Еще миг – и победа была бы за ним. И все бы закончилось. – Элоиза тряхнула головой. – Интересно, как он это сделал…

– Кто?

– Чернокнижник. Откуда у него такая сила? Не верю, что это его заслуга.

– Кто бы стал ему помогать и зачем?

Они еще помолчали в задумчивости. Задолго до того, как отправиться в Пустыню и пройти послушание у джаниди, Элоиза училась в Красной башне. Там-то она и встретила Балфрусса, который уже был легендой среди учеников и преподавателей. Конечно, они ни разу не разговаривали. Старшие ученики, почти готовые к взрослому миру, с младшими не водились.

Даже тогда Элоиза видела, как члены Серого Совета на него смотрят. В их глазах читалось благоговение, если не страх.

Быть может, тайна, которой окутано их исчезновение, вовсе не так сложна, как некоторые утверждают? Быть может, члены Серого Совета отправились на поиски Избранного, но вместо него нашли Чернокнижника, который выпытал у них все, что хотел, а их самих выбросил, как мусор? Что если Осколки и есть последние остатки Совета? От этой мысли Элоиза содрогнулась.

– Неважно, кто ему помогает, – сказала она с яростью. – Важно только, что мы его убьем.

– Важно не только это. Я не хочу, чтобы тебя поглотила ненависть. Да, гнев питает тебя, но не позволяй ему властвовать над собой.

Нечто подобное она слышала у джаниди, где ее во второй раз после Красной башни учили владеть силой. Элоиза глубоко вдохнула и оттолкнула от себя гнев, оставив в глубине души только маленький уголек, – пусть тлеет до поры до времени.

– Пойдем в постель, – сказала она. – Я хочу праздновать жизнь. Каждый день может быть последним.

Она думала, муж поморщится и ответит на это, что все обойдется, однако он промолчал. Дариус давно научился владеть чувствами, но Элоиза видела его насквозь и знала, как глубоко в нем укоренилась тревога. Он с улыбкой обнял ее и страстно поцеловал. Сегодняшняя ночь была для живых. О том, что принесет завтрашний день, они подумают на рассвете.

* * *

Королевский аптекарь разбудил Балфрусса незадолго до того часа, когда ему полагалось заступить на стражу королевской семьи. Зелье милосердно избавило его от сновидений; теперь боль потери нахлынула с новой силой. Больше всего на свете Балфрусс хотел поговорить о ней с кем-то понимающим, однако боевых магов рядом не было – они остались с армией, вдали от дворца. Обратиться к Вэнну? Старый друг не поймет всей глубины его потери, как не может понять до конца, что такое Источник.

«Ты не один, – произнес голос Туле, все такой же ясный вопреки расстоянию. – Я здесь».

– Нужно было остаться с вами, – сказал Балфрусс, подходя к окну.

«И кто бы тогда защищал королевскую семью?»

– Я мог бы остановить Чернокнижника, – настаивал Балфрусс.

«Как?»

Балфрусс в поисках ответа обвел глазами одноликие улицы Чараса.

– Не знаю, но вдвоем мы смогли бы выйти из Цепи и сразиться с ним. Чернокнижник не выстоял бы против двух боевых магов.

«Нам обоим известно, до чего он осторожен – даже когда видится с тобой наедине».

– И давно ты знаешь? – ошарашенно спросил Балфрусс.

«С тех пор, как он подошел к тебе у костра».

– Почему ты молчал? – Балфрусс почувствовал новый прилив вины.

«Если бы не чтение мыслей, я бы никогда не узнал об этом. Поэтому ждал, что ты сам расскажешь».

– Что мне сказать остальным?

«Балфрусс, я слышал ваши разговоры до последнего слова. Если бы я в тебе сомневался, то не стал бы молчать. Будь с ними честен, большего и не нужно».

– Спасибо, Туле.

«Пожалуйста, друг. Если захочешь поговорить, я всегда рядом».

Образ Туле в голове растаял, и Балфрусс поспешил занять свой ночной пост. Он не смог предотвратить убийство Эко, но теперь скорее умрет, чем позволит Чернокнижнику навредить королевской семье и его собратьям.

Глава 27

Только что громадный банкетный зал был холодным и безликим – и вот он снова обрел знакомые гостеприимные очертания. Голые каменные стены превратились в огромные плиты белого мрамора с золотыми прожилками, теплыми на ощупь и светившимися от прикосновения. Вдоль стен жарко полыхали просторные камины, отбрасывая по углам длинные тени. Над каминами висели древние гобелены с изображениями старинных битв – невероятно яркие и отчетливые, будто сотканные только вчера.

В дальнем конце зала маячили в полумраке знамена народов, давно обратившихся в прах, и потертый деревянный сундук, окованный черным железом. Варгус к нему не подходил. Даже мысль о содержимом сундука была невыносима: сувениры из прошлых жизней и связанные с ними воспоминания, имена и лица несметного числа людей, из которых все до одного умерли.

Красота была такая, что даже не верилось – и не зря! Никакого убранства до прихода Варгуса в зале не было. Он создал все сам. Все, кроме длинного стола из черного дерева и стульев. Хотя пометок на них не было, Варгус сразу почувствовал, какой предназначен ему.

Вскоре начали прибывать остальные. Кай оказался в числе первых. На что был похож его зал, Варгус знать не хотел. Кай выглядел на удивление бодро – скорее всего притворялся. Его последней трапезы не могло хватить надолго, но здесь никто не желал показывать свою слабость. Хотя о милости, бывало, просили, получали ее редко. И потом, что милость для одного, для другого – убийство. Варгус отмахнулся от воспоминаний и сосредоточился на настоящем.

Появлялись по одному, по двое. Вид у всех был самый обычный: мантии, кожаные доспехи, платья из шерсти и шелка. Кто-то оделся, как на войну, другие выглядели так, будто недавно проснулись, кое-кто обошелся почти без наряда. Одни напоминали перепачканных в земле крестьян, иные натерлись маслом, так что кожа блестела, как полированный металл. Среди собравшихся не было двух похожих лиц, и черты их не принадлежали ни одному народу.

Варгуса приветственно хлопнул по спине проходивший мимо здоровяк Нетун. Его лысина блестела в свете каминов, босые ноги оставляли на ковре мокрые следы. Старый моряк шел вразвалку, громыхал на весь зал, окликая знакомых, жал руки одним, махал другим. Те, кто находил его манеры грубыми, улыбались и напускали на себя безразличный вид. Нетун был практически бессмертен, поэтому обижать его не стоило.

Кай вежливо со всеми раскланивался, однако на всякий случай держался поближе к Варгусу.

Босоногая женщина с бледной кожей и черными волосами до пояса проплыла мимо них, оставляя в воздухе благоухание полевых цветов, свежей травы, спелых ягод и еще сотню мучительно знакомых запахов.

В толпе, как всегда, было несколько новых лиц – их-то Варгус и рассматривал исподтишка с напускным безразличием. Новички старались не разевать рты и не тыкать пальцами в других. Да хоть бы и в него самого – Варгус был достаточно стар, чтобы время от времени приковать к себе чей-нибудь взгляд.

Самым знаменитым был Нетун. Какой-то жилистый юнец из новоприбывших чуть не упал на колени, когда тот прошел мимо. Юнца удержала его спутница, невысокая женщина в кожаных доспехах, вооруженная ножами.

– Еще не хватало нам кланяться, – прошипела она. Юноша кивнул, но как-то неуверенно, да и женщина, когда Нетун взглянул на нее, растерялась и невольно шагнула назад. Моряк только улыбнулся и пошел себе дальше.

Прибывали последние гости. Некоторые, как и следовало ожидать, подгадали время для эффектного появления. Неподалеку люди толпились возле женщины такой удивительной красоты, какую Варгус не встречал за всю свою долгую жизнь. Красавиц в зале хватало, но вся их прелесть была напускной. Лишь одна сияла внутренним огнем – желанная, как никакая другая. Варгусу страшно хотелось взять ее под защиту, а еще рядом с ней почему-то было спокойно, как ребенку в присутствии взрослого. Чувства, которые она вызывала, несмотря на сумбур, являли собой любовь под разными масками. Всеблагая Мать была почти одних лет с Создателем, однако вдвойне превосходила его красотой.

Где-то тонко зазвенел колокол. Варгус встретил этот звук без улыбки. В созданной им версии зала не было места колоколам. Другие, он это знал, тоже чувствовали, что звон вторгается в их пространство. Кто-то шепотом выругался, кто-то закусил губу, остальные сделали вид, что их это не касается.

Первой вошла Пресветлая Владычица – медленно, словно под похоронный марш, стараясь привлечь к себе взгляды всех, кто собрался в зале. Белое платье явно задумывалось как скромное, но чересчур обтягивало грудь и бедра, почти ничего не пряча. На голове у нее был повязан монашеский платок, золотые волосы свободно струились по спине. В руке сиял белый фонарь, до того яркий, что тени в углах рассеялись. Некоторые гости – из тех, чьей родной стихией была темнота, недовольно поморщились.

Нетун поднял бровь и тут же уселся за стол. Остальные последовали его примеру. Варгус тоже направился к своему месту – рядом с Нетуном и напротив Всеблагой Матери, – а в зал тем временем вошел с суетливым и недовольным видом Пресветлый Владыка. Его попытка появиться торжественно потерпела крах – никто не обратил на него внимания. Он взгромоздился на стул и раздраженно нахлобучил на голову слетевший с нее капюшон.

Место во главе стола пустовало. На памяти Варгуса так было всегда. Нетун склонил голову перед пустым стулом, размерами превосходившим все остальные, а затем обратился к толпе. Как один из старейших, он имел право руководить встречей.

– Можно, конечно, не спрашивать, но все же: кто нас созвал? – Привычный к приказам голос Нетуна легко доносился до самого дальнего конца стола.

Пресветлый Владыка встал и поблагодарил всех собравшихся. Любезности сыпались из него, как рис. Варгус, раздраженный, мысленно отключил звук – только губы говорившего продолжали, громко шлепая, открываться и закрываться, будто у выброшенной на берег рыбы. Он не знал другого способа сделать скучную речь хоть немного терпимой.

Устав смотреть на маску смазливого юнца, Варгус заглянул глубже. Комната задрожала, и все, кто в ней был, показали свои истинные лица. На месте юноши в белом сидел мальчишка со свечкой, который старался не выделяться, но при этом быть полезным для взрослых. С ним соседствовала перепачканная сажей девица в лохмотьях. В отличие от них, Всеблагая Мать не изменилась, но вместе с тем замерцала, становясь то любовницей, то матерью, то сестрой, то старухой. Лето обернулась покровом из золотых снопов и ягод, под которым мелькали, беспрестанно меняя форму, пушистые звери – серые, бурые, рыжие. Нетун стал огромным раком в цепях из водорослей, острозубым чудовищем, в чьей пасти-водовороте враз исчезали корабли, будто стайки рыбешек. Образы сменяли друг друга, и от их мельтешения у Варгуса закружилась голова.

Комната вновь стала обычной. Мальчишка как раз закончил говорить. Лишь тогда Варгус понял, что все лица обращены к нему.

– Что?

– Ты слышал хоть одно мое слово? – спросил юнец.

– Нет, и предпочел бы весь день слушать ослиный пердеж, – ответил Варгус.

Пресветлый Владыка пытался воззвать к Нетуну, но старый моряк расхохотался ему в лицо.

– Варгус, пожалуйста… – сказала трубочистка, но он не обратил на нее внимания.

– Чего ты хочешь, мальчишка?

– Все спешишь? Не терпится сколотить свою армию? – спросил Пресветлый Владыка.

– Мы все выживаем, как можем, – ответил Варгус.

Владыка не разбирался в этих материях и нахмурился, но кое-кто среди остальных понимающе закивал. Новички тоже удивленно переглянулись. Им еще предстояло выучить этот урок на собственной шкуре. Или погибнуть.

– Для того я и попросил всех прийти, – сказал мальчишка, стараясь белоснежной улыбкой вовлечь остальных в разговор. – Нужно придумать, как нам сообща направлять дела наших последователей, а не становиться жертвами их капризов. Мы все хотим существовать как можно дольше.

Варгус ухмыльнулся, но прежде, чем он успел ответить, вмешалась Всеблагая Мать.

– Так давно не делается – это запрещено.

Все взоры обратились к пустому стулу во главе стола. Таков был последний приказ Создателя, прежде чем тот исчез. Многие считали, что умер, и только Варгус знал правду.

Пресветлый Владыка осторожно облизал губы.

– Может быть, пришло время изменить этой… традиции.

– Это не традиция, – сказала Лето. Ее звучный голос наполнил зал живой теплотой. Близилось ее время, и Лето цвела, становясь с каждым днем все сильнее.

– Разве кто-нибудь слышал, как он отдавал приказ? – спросил Пресветлый Владыка.

Он обвел взглядом собрание, но каждый решил промолчать. Варгус тоже – будто он сам, как и все, узнал о приказе с чужих слов.

– Если тебе так свербит вмешаться и встретить забвение, то я тебя не держу, – сказал Кай с середины стола. – Откуда нам знать, может, тебе не впервой.

– Я не имею никакого отношения к твоему несчастью, – сказал Пресветлый Владыка.

– Сосунок проклятый! – крикнул Кай изменившимся голосом, от которого дрогнули стены. – Ты вообще здесь случайно, выкидыш!

Пресветлый Владыка, не поведя бровью, встал. Губы его скривила насмешливая улыбка. Варгусу очень хотелось сбить ее оплеухой, но место было неподходящее. Кай понял, что хватил лишнего, и его гнев уступил место подозрительной настороженности. Стоило отдать ему должное – вызов он встретил стоя. Все знали, что его сила стремительно убывает, а могущество Владыки растет. Если они схлестнутся, это даже дракой не назовешь.

– Вижу, ничего у нас не меняется. – Устами Всеблагой Матери, как всегда, говорил разум. Она махнула рукой, и спорщики сели на место, хотя Пресветлый Владыка продолжал улыбаться, как юродивый. – Если хочешь нарушить завет, рискуй своей шкурой, и только своей. Не делай из нас сообщников, чтобы нам не пришлось делить с тобой наказание. – Ее голос не терпел возражений, и мальчишка, несмотря на упрямый взгляд, промолчал.

– Нам еще есть что обсудить?

– Вообще-то, есть, – сказала Зима. От ее голоса, резкого и дрожащего в гневе, у Варгуса зазвенело в ушах. – Меня беспокоят так называемые боевые маги. – За столом одобрительно загудели. – Вы знаете, о чем я говорю: должны были почувствовать. Некоторые из них способны управлять силой, какой я давно не встречала. Они могут нарушить естественный ход вещей.

– С некоторыми не каждый из нас сравнится, – пожаловался один из новичков на дальнем конце стола. В его голосе звучал страх, и немудрено. – Как такое возможно?

– Этот их Чернокнижник зарылся глубоко в прошлое, – сказал Нетун. – Он раскопал что-то с той стороны Завесы.

– Но кто сказал ему, где искать? – спросила Зима, роняя с бледно-голубых губ ледяные искры. – Эти знания глубоко спрятаны, смертные давно их утратили.

– Опять мы ищем виноватых… – тихо вздохнула Всеблагая Мать.

– Такое и раньше случалось, – сказал Варгус. – Когда-то чарователи были так же могущественны.

– Без учителей они никто. Магов с каждым годом все меньше. Многие умирают в детстве до того, как войдут в силу, – с сожалением произнесла Всеблагая Мать. – Их звезда заходит. Все решится само собой.

– Меня больше интересует, кто обучил Чернокнижника? – сказала Зима. – Кто, как не один из нас, указал ему путь?

Все умолкли. Варгус смотрел по сторонам и видел на многих лицах тревогу. Однажды колдуну придет конец, от войны или от старости; в любом случае следовало позаботиться, чтобы после его смерти добытые им знания и артефакты были тщательно спрятаны.

Остался еще один незаданный вопрос – вопрос, который так мучил боевых магов. Почему их учителя покинули Красную башню? Варгус обвел взглядом собрание. Не причастен ли к этому кто-то из них, и если так, то зачем?

Разговор себя исчерпал, и толпа начала расходиться. Надежды Пресветлого Владыки на великий союз не сбылись. Прошли времена, когда боги властвовали над своими приверженцами, – прошли и не вернутся, как бы кто ни жалел. К добру или к худу, будущее людей было в их собственных руках. Тем, кто собрался за этим столом, предстояла долгая борьба, и переживут ее не все. Никто не вечен.

Глава 28

Таландра возвращалась по пустым коридорам в свои покои. Рев толпы еще звенел у нее в ушах. По окончании коронации, когда королева верхом объезжала город, ее провожали тысячи взглядов. После того как тело покойного короля предали огню, а прах развеяли по ветру, люди ожидали яркого зрелища и, судя по шуму, остались довольны. Таландре и раньше доводилось наблюдать в подзорную трубу рассыпанные по полю войска, но тут все было иначе: море лиц волновалось рядом, только протяни руку, и все кричали, стараясь привлечь ее внимание. Сегодня Таландра как никогда ясно увидела, сколько людей зависят от ее решений. Сегодня ноша была особенно тяжела.

Задумавшись, Таландра запнулась о плащ. К счастью, она была одна, и никто не видел, как новоявленная королева чуть не рухнула на пол. Когда она споткнулась второй раз, стало понятно, что Тэйкону не придется подсылать наемных убийц – она раньше сама свернет себе шею. Это будет самое короткое правление в истории Севелдрома. Исторические хроники вспомнят королеву Таландру лишь в связи с поеденным молью нарядом.

Она сдернула его и бросила на кровать, едва вошла в комнату. Взгляд в зеркало не улучшил настроения: несмотря на все похвалы, которые сыпались во время и после церемонии, Таландра не могла отделаться от мысли, что похожа на слабоумную. Серебряное платье чрезвычайно плотно облегало тело – особенно грудь, где швея изо всех сил постаралась подчеркнуть небогатое достояние новоиспеченной королевы. Таландра не сомневалась, что, если сесть слишком быстро, платье разойдется сзади. Мягкая ткань приятно льнула к телу, но совсем не грела. За столом невозможно было съесть ни кусочка, не испачкав кружевные оборки на рукавах и воротнике. Пошивом явно занимался лучший портной столицы.

Фыркнув, Таландра сорвала с себя одежду и разбросала ее по комнате. Уж теперь-то, оказавшись на троне, она покончит с этими нелепыми обычаями. Никто не заставит ее будущего наследника рядиться так на своей коронации.

С этой мыслью Таландра тяжело опустилась на край постели. Не прошло и часа с тех пор, как на нее надели корону, а она уже строит планы, как изменить королевство. Семья. Обычно это не занимало ее, но теперь казалось важнее всего на свете. Мысли ее обратились к Шани и приняли направление, которому Таландра совсем не хотела следовать.

Переодевшись в более удобный и теплый наряд, она отправилась в Военный зал, где ее ждали советники и генералы. Вэннок присутствовал на коронации, а сразу после оседлал самого быстрого скакуна и отправился на передовую. Все, даже Граэгор, при появлении королевы поднялись из-за стола, и она жестом приказала им сесть. Ее отец терпеть не мог церемоний. Многие из заложенных им традиций Таландра хотела сберечь.

– Что нового?

– Все спокойно. Враг высылает разведчиков, как и мы, но нападать, судя по всему, не собирается, – отчитался Вулф. Его единственной уступкой праздничному дню был новый зеленый плащ поверх кожаных доспехов. Таландра заметила, что генерал благоразумно выбрал короткое одеяние – о такое не споткнешься. Даже в присутствии королевы Вулф не расставался с кинжалами и мечом. На поясе у него висел пустой колчан, а длинный лук с ослабленной тетивой покоился в углу комнаты.

– Держите меня в курсе событий. Приказы скоро последуют, – сказала Таландра. Вулф поднял свой лук и вышел из зала. К тому времени, как они с Вэнноком доберутся до передовой, голубь или ворон доставят необходимые распоряжения. – Мы обязаны этой заминкой тому, что случилось с Эко? – спросила Таландра у Балфрусса.

– Скорее всего, – ответил боевой маг. От скорби он стал замкнутым. – Да, Эко проиграл схватку, но перед этим чуть не прикончил Чернокнижника.

– Я бы предложила вам снять защиту с дворца, – сказала Таландра. И, прежде чем кто-то успел возразить, вскинула руку. – Однако подозреваю, что вы посоветуете этого не делать.

– Чернокнижник еще менее предсказуем, чем Тэйкон. Вряд ли он захочет убить вас тем же способом, что и вашего отца, но опасность все-таки есть, – твердо ответил Балфрусс.

Граэгор одобрительно проворчал.

– Теперь, когда вас стало меньше, вы сможете защитить армию?

– Не знаю. – На такой честный ответ Таландра не рассчитывала. Она думала, что Граэгор полезет в спор, но седой генерал в кои-то веки промолчал. Вряд ли он за последнее время развил в себе деликатность, просто, должно быть, видел, как Балфруссу тяжело, и не понаслышке знал, что такое потерять близкого человека.

– Нам нужно обсудить вчерашний бой, – сказал Хирам. Он был тот еще пессимист, однако Таландра знала: отец не зря выслушивал все мнения, а не только те, которые ему нравились.

– Говори, – сказала она, устраиваясь удобнее.

– Несмотря на все наши жертвы, нас чуть не разгромили. Тэйкон начинает брать числом.

Заявление было смелое. Граэгор, вопреки ожиданиям Таландры, кивнул.

– Мы сделали все, что могли, – сказал он. – Исчерпали все хитрости, нашли применение каждой складке земли. До сегодняшнего дня это помогало… Теперь мы вышли на равнину. Между нами не осталось преград. Врагу даже грабить нечего. Все окрестные деревни пустуют уже несколько недель, так что армию запада ничего не задержит.

– Что вы посоветуете? – спросила Таландра у всех присутствующих.

– На такой случай отец создал опорные пункты, – сказал Тиас. – Я надеялся, что до этого не дойдет, но, похоже, выбора нет. Нужно отступать.

– Он прав, – недовольно скривился Граэгор. В его глазах отступление было равносильно бегству. – Город – вот наша следующая линия обороны.

– Наша последняя линия обороны, – напомнил Хирам.

– Что нас ждет, если мы запрем ворота и будем сражаться? Какие у нас шансы? – спросила Таландра.

– Ты же не всерьез хочешь это сделать? – опешил Хирам.

– Будет много крови, – сказал Тиас. – Организованность даст нам преимущество перед врагом, но ее одной не хватит. Наши люди станут биться до последнего, потому что верят в нас, однако рано или поздно мы проиграем.

– А вы как считаете? – обратилась Таландра к Балфруссу.

У мага был такой вид, будто он проглотил лимон.

– Все сказанное справедливо.

– И?..

– Против обычного оружия городские стены выстоят, но магия может нанести гораздо больший урон. Осколкам не придется целить в меня или кого-то из моих товарищей. Они могут расщепить ворота молнией или сделать подкоп – в их распоряжении сотни трюков, чтобы за короткое время обрушить стены. С другой стороны, если все маги будут в городе, мы сможем объединить силы.

– Чем нам грозит осада?

– Чем обычно, – сказал Тиас. – Из-за того, что много людей живут вместе в замкнутом пространстве, может вспыхнуть эпидемия. А если осада затянется, то запасы воды и еды подойдут к концу. Правда, у врага будут те же трудности. Армия запада уже обчистила соседние земли, как саранча – не осталось ни еды, ни дров. Чем дальше, тем они будут отчаяннее.

– До сих пор нам везло. В лагере почти никто не болел, – прибавил Хирам. Его тон предполагал, что Таландре не стоит надеяться на вечную благосклонность удачи.

– Если мы начнем отступление, в какой срок армия доберется до города? – спросила Таландра.

– Через пять дней, – мгновенно отозвался Граэгор.

– Тогда последний вопрос. Если мы отступим, то сможем победить?

В этот раз никто не спешил с ответом. Благодаря городским укреплениям шансы были гораздо выше, однако Чарас давно не видел у своих стен такой большой армии. Все уставились на Граэгора, самого опытного в совете. Тот подумал еще немного и изрек:

– Не знаю.

Остальные ждали, что он разовьет свою мысль, но Таландра понимала: когда на исход влияет столько случайностей, делать предсказания очень сложно. Если бы у вражеской армии не было собственных магов или Гундеру удалось бы расшатать обстановку на западе, все сложилось бы иначе. Ход войны могли изменить и внезапная засуха или эпидемия в стане врага. Слишком много факторов – какие уж тут прогнозы! Пытаться снизить потери и готовиться к худшему – вот и все, что они могли сейчас сделать.

– Отправьте приказ на фронт. Пусть армия отступает, – произнесла Таландра. – Мы будем держать оборону в городе.

Они еще обсудили подробности, но главное решение было позади. Таландра надеялась, что оно окажется правильным.

Часа через два она удалилась в спальню. От обилия сведений о городе и войске голова шла кругом.

– Тебе бы стоило перебраться в королевские покои.

Услышав голос Шани, Таландра даже не удивилась. Говоря по правде, она давно ждала этой встречи. В кои-то веки ей было радостно видеть шпионку одетой. Та сидела на краю постели и держала в руке бокал вина.

– Переберусь позже. Ветер еще не развеял его прах. – Таландра взяла бокал и себе. Белое вино из Шаэля пятилетней выдержки – в прошлом такое лилось рекой, а теперь, быть может, они еще долго его не попробуют. Если вообще попробуют. Поговаривали, что ворги сожгли виноградники. Все изменилось. Нужно было готовить к будущему не только себя, но и свою страну.

Шани подняла бокал:

– За ваше здоровье, моя леди.

– Я не видела тебя на коронации, – сказала Таландра, оттягивая неизбежное объяснение.

– Я там была. – Шани опустила бокал и подошла к ней. – В чем дело? Ты мне не рада?

Таландра выдавила улыбку.

– Конечно, рада!

Шани посмотрела на нее с сомнением, но все же поцеловала.

– Что-то не похоже. В чем дело? – добавила она, когда королева отошла к окну.

– Дело? Если бы только одно… – горько улыбнулась Таландра.

– Я имею в виду – с тобой.

– У меня много забот.

– Ты ведь не одна, – сказала Шани, обняв ее сзади. В ее объятьях было до того уютно, что Таландра на секунду забыла обо всем на свете. – Ты теперь королева и можешь делать что хочешь. Меняй правила.

– Я одна, и меня на все не хватает.

– А я для чего? Буду тебе помогать чем смогу. И другие будут, сама знаешь.

Таландра повернулась к Шани, не высвобождаясь из уютных объятий.

– Это правда? Ты готова на все, чтобы мне помочь? Мне и Севелдрому?

– Ну конечно, – заверила ее Шани. – Ведь это мой дом.

– Я не ожидала, что на меня так много навалится.

– О чем ты говоришь?

– Я не могу думать только о себе. Ни секунды.

– Ответь на вопрос, – настаивала Шани.

Таландра отошла на другой конец комнаты и только оттуда заговорила:

– Я не могу быть королевой и одновременно возглавлять разведку. Ты займешь мое место.

Губы морринки дрогнули в улыбке, но тут же застыли. В комнате повисла тяжелая тишина.

– А как же мы? – наконец спросила Шани.

Молчание говорило само за себя.

Шани подошла к королеве и, не дав ей отвернуться, залепила пощечину. Даже после этого Таландра не проронила ни слова.

– Скажи что-нибудь.

– Что ты хочешь услышать?

– Что это не конец!

Королева покраснела от ярости, но сразу остыла – остались только грусть и разочарование.

– Ты сможешь быть счастлива в роли наложницы?

– Что?

– У моего отца было трое детей. Трое наследников. Люди ждут, что я заведу семью. Этого требует мое положение. Я в ответе за будущее – королевский род не должен прерваться. Но если ты не против того, чтобы затаиться в тени и ждать меня по ночам, когда я буду одна…

Лицо Шани ясно говорило, что она об этом думает. Таландра чувствовала себя так, словно пронзила сердце подруги копьем, и все-таки продолжала:

– Однажды я выйду замуж, у меня появятся дети. Таков мой долг перед страной.

– Это очень благородно с твоей стороны, но не притворяйся, что у тебя нет других причин, – сказала Шани.

Таландра не хотела опять выходить из себя и поэтому улыбнулась.

– Ты права. Это не единственная причина. Я всегда хотела иметь детей, и для тебя это не новость. Поэтому мы и не говорили о будущем. Тебе известно, что отец знал о наших отношениях?

Шани ошеломленно уставилась на нее.

– Ты мне не рассказывала.

– Он не упоминал твое имя, но говорил, что однажды мне придется сделать выбор.

– Какой выбор?

– Жить сегодняшним днем или строить будущее. Я этот выбор сделала. – Слова прозвучали зловеще, как звук захлопнувшейся двери. Таландра повела плечами, как бы сбрасывая все, что было личного в ее отношениях с Шани, и придала лицу невозмутимое выражение.

– Шанимель, я официально предлагаю тебе возглавить службу разведки Севелдрома. Если ты чувствуешь, что не справишься с работой, то завтра утром на мой стол должно лечь прошение об отставке вместе с именами трех возможных преемников.

– Ответь мне честно на последний вопрос, – сказала Шани. Таландра кивнула. – Ты любишь меня?

Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Королева отчаянно хотела ответить, но не могла. В горле встал комок, и она старалась дышать медленно и ровно. Интересно, что видела Шани, когда на нее смотрела? Узнает ли Таландра собственное отражение в зеркале?

В эти прощальные мгновения она глядела в лицо подруги и старалась запомнить каждую ее черточку, каждый изгиб, запечатлеть в памяти страстные ночи, проведенные в этой комнате. В глубине души Таландра знала, что минуты покоя, посвященные удовольствиям, отныне станут необычайно редки.

Таландра на секунду подумала, что Шани ее поцелует, но голодная искра в глазах шпионки быстро погасла. Не сказав ни слова, она вышла, оставив королеву наедине с ее долгом.

Глава 29

За четверо суток, прикрывая отступление армии, Балфрусс растратил все силы, и телесные, и душевные. Каждый день проходил в напряжении – Чернокнижник и Осколки могли напасть в любую минуту. Хотя до сих пор все было спокойно, никто из боевых магов не терял бдительности. Все знали, что враг опасен и непредсказуем. Чудовищная смерть короля и потеря Эко показали, на что способен колдун.

На время отступления Дариус перебрался во дворец и взял на себя охрану королевской семьи, так что его Кровному брату по крайней мере не приходилось спать весь день напролет. К ночи Балфрусс так уставал, что не видел снов, но долго ли это счастье продлится, он не знал. В груди его уже пустила корни вина. Он вместе с Туле видел и чувствовал то, что видел и чувствовал перед смертью Эко. Будь Балфрусс с самого начала честен с другими, расскажи он им о Чернокнижнике, и смерти друга можно было избежать. А если бы он отправил Эко во дворец и остался на поле боя, его сил, возможно, хватило бы для победы. От сожалений, к которым примешивалось чувство вины, щемило сердце и становилось горько во рту. Чернокнижник дорого заплатит за смерть Эко.

Севелдромские разведчики, как и маги, держались настороже, однако западная армия не торопилась пускаться в погоню. Казалось, неприятель только рад отдохнуть и набраться сил, пока они медленно плетутся домой, взбивая ногами грязь. Дождь лил, не переставая, и на второй день отступления враг совсем исчез из виду. Вылазки разведчиков стали куда опаснее, но, к счастью, обошлось без потерь. Маги, несмотря на проливной дождь, ощущали присутствие силы, однако это не спасало от холода. К вечеру, после целого дня в седле, промокшие до костей, они мечтали только о теплом очаге, горячем ужине и сухой смене одежды.

На третий день войско запада снялось с места и, сохраняя прежнюю дистанцию, двинулось вслед за ними. Отступление проходило без неожиданностей, и до начала осады у севелдромцев было в запасе еще несколько суток.

К концу четвертого дня армия разбила лагерь для ночлега, хотя до Чараса оставалось всего несколько миль. Свет быстро мерк, а на то, чтобы ввести войско в город, мог уйти почти целый день.

Поставив палатку, Балфрусс лег в постель. Он ожидал, что тут же провалится в черную яму, как было все последние дни. Однако несмотря на чувство, будто в глаза насыпали песку, сон не шел. Напротив, ум пробудился, мысли стали необычайно ясными. Тишина, в которой ничто не отвлекало, порождала страх. Все сомнения и тревоги, связанные с войной, выступили на поверхность.

Выйдя в расстроенных чувствах из палатки, Балфрусс с удивлением обнаружил, что уже стемнело. Должно быть, в какой-то момент он все же уснул, хотя отдохнувшим себя не чувствовал.

Кое-где у костров сидели солдаты, нарушать их уединение ему не хотелось. Многие потеряли семью, друзей и братьев по оружию. Если он добавит к их горю свое, легче никому не станет.

Скоро донесся запах жареного мяса, и живот жалобно заурчал. Когда же он в последний раз ел?.. Балфрусс проглотил слюну. Он уже собирался развести свой костер, как вдруг из темноты ему навстречу выдвинулась фигура.

Маг почти без удивления узнал Чернокнижника. Тот, как и раньше, был неброско одет – ни дать ни взять разнорабочий при войске. Несмотря на все могущество, колдуну хватало ума избегать драки, когда в ней не было необходимости. Балфрусс на миг задумался, не поднять ли тревогу. Чернокнижник мог отвести от себя несколько мечей и стрел, но как он справится с сотней воинов? Впрочем, нет, риск был слишком велик. Колдун мог убить всех солдат вокруг, и их смерть останется на совести Балфрусса.

Он жестом пригласил Торвала сесть на землю, а сам принялся разводить костер. Казалось, Чернокнижник чувствует себя в чужом лагере совершенно спокойно. Балфрусс порадовался, что не поднял тревогу. Он раскладывал по земле хворост и посматривал на врага. Лицо у того было бледное, изможденное: щеки ввалились, около глаз обозначились темные круги. Под просторной рубахой – там, где Эко нанес ему рану, – выпирали повязки.

– Он чуть не вырвал мне сердце, – с улыбкой объяснил Торвал. – У меня несколько дней ушло на поправку.

Судя по его виду, до поправки было еще далеко, а до смерти – рукой подать, но Балфрусс ничего не сказал. В голове у него назойливо вертелась другая мысль: что если попытаться сейчас же убить Чернокнижника и одним ударом окончить войну? Нужно было взвесить возможные риски и выгоды.

Он чиркнул кремнем по труту, высек искру, подбросил мелкого хвороста, и пламя помалу занялось. В котелке осталось немного похлебки. Балфрусс подвесил его над костром на железном треножнике. Торвал жестом отказался от еды, и даже этот легкий взмах руки заставил его поморщиться от боли. И куда только делась самодовольная ухмылка, которая играла на его лице несколько дней назад?..

– Я знаю, зачем ты пришел, – сказал Балфрусс, помешивая похлебку деревянной ложкой.

– Правда?

– Ты хочешь убедить меня, будто мы не отличаемся друг от друга, потому что оба жаждем знаний.

– Власти, – поднял палец Торвал. – Власть – это все. Вот чего мы хотим, ты и я.

Балфрусс пожал плечами и окинул взглядом разбитый вокруг лагерь.

– Для чего мне власть? Чтобы править? Возглавлять армию? Мне ничего этого не нужно.

Торвал мотнул головой.

– Мне тоже. На что мне эти дураки с кусками острой стали и канцелярские крысы, которые не видят дальше своего носа?

– Так чего ты хочешь?

– Создавать будущее, – прошипел Торвал. Его глаза загорелись странным, тревожным огнем. Балфрусс увидел в них искру безумия и – к своему удивлению – одиночества.

– Будущее?

– Религии приходят и уходят. Войны сдвигают границы: немного сюда, немного туда. Они делают выбраковку в пределах одного поколения, но не строят, не создают ничего, что имело бы ценность в веках. Все это вздор, пустая трата сил.

Балфрусс не удержался от сарказма.

– Да нам не сражаться нужно, а работать вместе.

– Именно!

Балфрусс покачал головой.

– Ты не для того объединил запад. Ни мир, ни помощь людям тебя не интересуют. Ты поставил безумца во главе армии. Ты в ответе за каждую жизнь, которую унесла эта война.

Торвал пропустил обвинение мимо ушей.

– Знаешь, почему Суллы отказались иметь с нами дело?

– Суллы? С ними больше века никто не разговаривал.

Торвал его как будто не слышал.

– Потому что по сравнению с ними мы чересчур примитивны. Деремся в грязи за какой-то клочок земли, как дикари. Суллы выше пустяшных споров.

Балфрусс все больше убеждался в своем давнем подозрении: Чернокнижник безумен. С Суллами не говорил никто, ни одна живая душа.

– Ты считаешь себя лучше других, но, по правде сказать, мне тебя жалко.

Его слова наконец привлекли внимание Торвала. Тот несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем взял себя в руки.

– Жалко? Умоляю, – он широко развел руками, – просвети меня: почему?

– Когда-то мы были похожи, – признал Балфрусс. – В детстве я мечтал сбежать от невзгод, которые терпела моя мать. Я был неблагодарен и думал только о себе. Она работала дни напролет – а иногда и ночами. Не видела ни отдыха, ни покоя. Однажды я спросил, снятся ли ей сны. Она ответила, что на это у нее нет времени. После всех дневных забот ей было не до снов. Я же хотел большего. Обнаружив у себя способности к магии, я понял, что Красная башня – моя единственная надежда. Я впитывал все, чему меня там учили. И этого было мало.

– То же произошло и со мной. Учителя многое обещали, а на деле держали знания в тайне.

– Тебе захотелось большего, и ты отправился в путешествие, – догадался Балфрусс. – На поиски того, что тебя достойно.

– Ты бывал на западе и на востоке. Нашел, что искал? – спросил Торвал.

В этот раз Балфрусс пропустил его слова мимо ушей.

– Потом ты начал меняться. Опорой тебе стала магия. С ее помощью ты заставлял соглашаться с тобой, подчинял себе других. Ты слишком долго был предоставлен самому себе, поэтому разучился слушать чужое мнение. Другие неправы, потому что слабы, а жизни достоин только сильный. Ты никогда не встречал того, кто смог бы бросить тебе вызов.

– Так ты бросишь мне вызов? – спросил Торвал. Все его благодушие улетучилось. Он был готов взорваться в любую секунду.

– Если придется.

Чернокнижник заговорил очень тихо:

– Я видел больше, чем ты можешь представить. Я пересек Гиблое море и прошел через бескрайние изумрудные джунгли. Я первый за три века чужак, который говорил с Суллами. Я открыл древние храмы религий, которых нет уже тысячи лет. Я знаю и умею больше, чем Серый Совет. Куда тебе тягаться со мной?

Слова его сочились презрением, но Балфрусс был невозмутим.

– Все дело в том, что ты слаб, – ответил он. – А слаб ты потому, что неспособен измениться. Все люди взрослеют, а ты навсегда остался испуганным упрямым мальчишкой. Ты жаждешь склонить меня на свою сторону, потому что тебе одиноко. Ты ищешь признания. Хочешь услышать, что поступаешь правильно.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – огрызнулся Торвал.

– Неужели?

– Ты не представляешь, на что я способен, – продолжал он. – Я мог бы убить тебя сотней способов.

– Угрозы. Как оригинально… – Балфрусс с улыбкой встал. – Не забывай, меня тоже учили в Красной башне. Может, я чего-то не знаю о магии, но потоки разрывать умею.

Торвал слишком поздно догадался, что сейчас будет. Балфрусс собрал волю и потянулся к Источнику. Со скоростью мысли гигантская рука схватила Чернокнижника и подбросила его над землей. Фантом подернулся рябью, и повисший в воздухе образ Торвала на несколько мгновений стал прозрачным. Прищурившись, Балфрусс увидел, как вдаль от призрачного тела, словно нити марионетки, убегают слабые струйки силы. Как Торвал ни старался, он не мог вырваться, покуда Балфрусс его не освободит.

– Знаю, от этого ты не умрешь, но хотя бы помучаешься.

Он представил, как руку Чернокнижника пронзает короткий меч, и для фантома эта мысль стала реальностью. Торвал забился и закричал, хотя из раны не пролилось ни капли крови. На крик никто не прибежал – только Балфрусс мог видеть и слышать своего врага.

– Я тебя…

Раньше, чем Торвал успел закончить угрозу, Балфрусс вонзил ему в другую руку еще один меч. Рот колдуна раскрывался в немом крике все шире и шире. Закатив глаза, он метался от боли, но поделать ничего не мог.

– Стыдно признаться: когда я впервые услышал о том, что кому-то удалось объединить запад, я почувствовал восхищение, – сказал Балфрусс. – Так много достичь за столь короткий срок!.. Чернокнижник представлялся мне великим человеком. Теперь я не испытываю к тебе ничего, кроме жалости.

– Я думал, ты мыслишь широко, – пробормотал Торвал сквозь сжатые зубы, – а ты такой же, как все. Ты не видишь дальше своего носа. Думаешь только о том, как бы дожить до завтра да брюхо набить. С нашей силой мы могли бы свернуть горы. Могли бы жить в нашем собственном мире – вечно, как боги.

– Мне ничего этого не нужно.

– Ты будешь молить меня о смерти, – пообещал Торвал. – Я отниму у тебя друзей, убью по одному всех, кто тебе дорог. А когда у тебя никого не останется, я покажу тебе, кто ты на самом деле.

Балфрусс освободил Чернокнижника. Фантом не упал, но остался парить в воздухе.

– Не приходи сюда больше.

Балфрусс ждал новых угроз, однако Чернокнижник только оскалился и исчез.

В следующий раз они встретятся как заклятые враги. Превозмогая дрожь в коленях, Балфрусс сел на землю. В голове опять всплыли былые сомнения, и он впервые за долгие годы обратился с молитвой к Создателю. Маг просил силы и смелости.

Глава 30

Гундер сидел на кухне и просматривал записи о доходах, как вдруг по входной двери заколотили кулаки. Хотя час был поздний, он ждал посетителя – из тех, кто обычно не пользовался парадным входом и не утруждал себя стуком.

– Откройте! Именем императора!

А, вот кто пожаловал… Гундер поморщился. Дальнейшее было предсказуемо. Он подумал о побеге, но это лишь подтвердило бы их подозрения. Честному купцу нечего скрывать от властей. Нет, рисковать своей легендой нельзя.

Тяжело опираясь на трость, Гундер подошел к двери. Снаружи стояли шестеро из числа Избранных Тэйкона. Каждый был вооружен, а один держал в руке фонарь, из-за чего их лица скрылись в тени. Вид у фонарщика был зловещий, но Гундер понял, что это всего лишь игра света. К нему наведались не истинные верующие, а новобранцы. Только их вожак, отмеченный белыми эполетами, не походил на вора или бывшего уличного задиру. Это был крепкий зекорранец, и держался он как солдат.

– В сторону, толстяк! – приказал один из его спутников, чуть не сбив Гундера с ног. Другие вломились следом, оставив офицера на пороге.

– Вы обвиняетесь в шпионаже и работе на иностранные силы, враждебные императору Тэйкону, – произнес тот. Ни одна мысль не отражалась в его черных глазах, зато кустистые брови шевелились с каждым словом, придавая лицу комическое выражение. – Мы получили сообщение о подозрительной деятельности.

– Я всего лишь торгую пряностями, – сказал Гундер. – Клянусь Пресветлым Владыкой, я ничего не знаю о шпионах. Пусть он покарает меня, если я лгу.

Гундер приложил руку к сердцу. Офицер хотел повторить жест, но вовремя одернул себя. От старых привычек трудно избавиться. Он еще верил в Пресветлого Владыку, хотя Избранным это не пристало.

Судя по звукам, солдаты хозяйничали на кухне и расшвыривали вещи по полу.

– Если вы честный торговец, то не будете возражать против обыска.

– Конечно, – ответил Гундер, посторонившись. – Входите, пожалуйста. Выпьете чаю или, может быть, вина?

Зекорранец удивленно посмотрел на него и переступил порог. Он явно не привык к такому обхождению.

– Нет, спасибо.

В глубине дома разбилось что-то тяжелое. Гундер поморщился.

– Полегче там! – крикнул офицер, торопясь на кухню. Гундер тихим шагом, подобающим человеку с лишним весом и больным коленом, отправился за ним.

Как и следовало ожидать, все шкафы и ящики на кухне были открыты, а их содержимое валялось по столу и полу. Разбитые бокалы хрустели под ногами погромщиков.

– Постарались ничего не пропустить, капитан, – сказал один из них, обнажив в широкой улыбке кривые желтые зубы. Он протолкнулся мимо Гундера в гостиную, вытащил меч и постучал острием по изысканной черной вазе на каминной полке.

– Хочешь нам что-нибудь рассказать?

– Не понимаю, о чем вы, – ответил Гундер.

Желтозубый скорчил гримасу и столкнул вазу с полки. Та громко разбилась о плиточный пол. Остальные погромщики развеселились. Желтозубый указал мечом на акварельный рисунок над камином, который Гундер приобрел на местном рынке. Он стоил недорого, но чем-то к себе привлек. Рисунок изображал рабочий день в порту – корабли торопились занять место в доках, а моряки, словно муравьи, разгружали товары. Больше всего Гундеру нравилось небо. На нем не виднелось ни облачка, только одинокая белая чайка парила высоко над шумом и толкотней. От рисунка веяло свободой и покоем.

– Так что, говорить будем? – спросил Желтозубый, вдавив острие в холст. – Жалко мазню-то? Дорогая, небось?

Гундер хотел запротестовать, но осекся. Он вдруг понял, что искренне озабочен судьбой картины – дешевки, имеющей лишь сентиментальную ценность. Краем глаза он увидел свое отражение в декоративном зеркальце, еще одной вещице ручной работы, приобретенной по внезапному порыву. Из зеркальца на него смотрел толстый купец.

– Хочешь нам что-нибудь рассказать, толстяк? – повторил Желтозубый, теряя терпение.

– Нет, – ответил Гундер. Громила полоснул мечом по холсту, а его подельники разошлись по комнатам, продолжая обыск. Гундеру было жалко картину, но он запретил себе давать волю чувствам и безучастно слушал, как по всему дому бьют и ломают его имущество.

Офицер с удивлением наблюдал, как он сидит, словно не замечая погрома. Через пару минут солдаты вернулись. Вид у них был недовольный. У Желтозубого из штанов торчала белая мраморная статуэтка, в которой Гундер узнал фигурку из своего домашнего алтаря. У других погромщиков карманы тоже подозрительно оттянулись.

– Пусто. Ни документов, ничего.

Офицер указал на плохо спрятанную статуэтку.

– А это что?

Желтозубый осклабился и вытащил из кармана фигурку Пресветлого Владыки.

– Не по закону. Тэйкон – наш единственный истинный Бог, а это просто хер с фонарем.

Офицер вырвал статуэтку из рук Желтозубого и отвесил ему оплеуху.

– Пошел вон!

Гундеру на секунду показалось, что громила выхватит оружие, однако тот, увидев, как офицер и сам потянулся к мечу, передумал.

– Вы все – выворачивайте карманы и выметайтесь!

Изобразив на лицах надлежащий испуг перед старшим по званию, Избранные побросали у порога краденое и вразвалку вышли на улицу. Офицер несколько раз глубоко вздохнул, а затем осторожно поставил фигурку Пресветлого Владыки на стол и с почтением прикоснулся к ней.

– Прошу прощения за ущерб, – сказал он. – Я прослежу, чтобы вам оплатили убытки.

– Ничего важного не пострадало, – фальшиво улыбнулся Гундер. – Все легко можно будет восстановить.

– Что ж… – Офицер явно не знал, что еще сказать. Он пожал плечами и направился к двери. Гундер окликнул его у самого выхода.

– Я бы предложил вам помолиться вместе, но не хочу нарушать новые законы.

Офицер застыл на пороге. Он как будто снова приготовился к извинениям, но вместо этого вздохнул и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Гундер опустился на стул и окинул взглядом разгромленный дом.

Стояла такая тишина, что от нее гудело в ушах.

– Полагаю, ты все слышала? – обратился он к пустой комнате.

– Большую часть.

Из кухни в гостиную вошла Роза. На ней был длинный черный плащ, однако под ним на миг промелькнула короткая юбка из темной кожи, высокие сапоги и черный корсет с красным кружевом – не самый обычный ее наряд.

Гундер поднял брови, и Роза плотнее запахнула плащ.

– Что, лучше не спрашивать?

Она покачала головой. Гундер решил не настаивать. Он знал, что у Розы есть несколько имен для прикрытия, но впервые видел ее в костюме. Наряд разительно контрастировал с ее характером. Но, опять же, ему ли судить? Гундер и про себя уже не знал, где кончается толстяк из зеркала и начинается он сам.

– Ты теперь изменишь наши планы? – спросила она, кивнув на дверь.

– Нет. Просто впредь нужно быть осторожнее. – Гундер взял со стола фигурку Пресветлого Владыки. Скульптор приложил все усилия, чтобы избежать святотатства. Под капюшоном не проступало ни единой человеческой черты, ни даже тени от носа или скулы. Человек без лица. Что ж, весьма уместно. – Как прошла последняя встреча с местными заговорщиками?

– Неплохо. Драссийские наемники небольшими группами проникают в страну и в город. Их размещают на заброшенных складах и в поместьях за каменными стенами – таких, куда Избранные не смеют соваться. На подходе еще больше людей. Через несколько дней у нас будет достаточно воинов, чтобы удержать город. Пожалуй, хватит даже, чтобы остановить армию захватчиков.

– Хорошо.

– У тебя все в порядке? – спросила Роза, подойдя ближе.

Гундер пропустил вопрос мимо ушей.

– Я говорил кое с кем из старших офицеров в городском Дозоре. Предстоит серьезная и кропотливая работа. Они осторожничают в связи с последними событиями.

– Их можно понять. А больше ничего не случилось? Ты как-то… изменился.

– Все хорошо. – Гундер выдавил улыбку. – Я получил весточку с севера. В Зекоррии первосвященник Филбин читает проповеди против Тэйкона. Среди людей растет недовольство. В столице напали на группу фанатиков императора. И перед новыми храмами Тэйкона уже собиралась толпа. Кстати, ты заметила: у нас опять взялись строить императорский храм?

– Я думала, мы сделали всё, чтобы подорвать строительство, – поморщилась Роза.

– Видимо, не всё. Армия Севелдрома отступает в Чарас. На западе это выдают за победу – хотят поднять боевой дух. В результате ряды Избранных пополняются ворами, бандитами и карманниками. В бою от них пользы мало, но такая толпа запугает кого угодно.

– Какие будут приказы?

Гундер повертел в руках статуэтку, взял ее за основание и разбил об угол стола. Мраморная голова отлетела и закатилась под кресло.

– Нам поручено со всей осторожностью ускорить восстание.

– Все так плохо?

– Со дня на день Чарас возьмут в осаду. Любую птицу или летучую мышь, которая вылетит за городские стены, подстрелят, так что скоро новости станут редки. Таландра дала мне еще одно приказание.

Гундер задумался, подбирая слова.

– Судя по твоему лицу, ничего хорошего.

– Нужно готовиться к худшему.

– Как это понимать?

– Если Севелдром падет и запад выиграет войну, мы должны будем сохранить легенду и продолжать работу под прикрытием.

Перспектива была незавидная, однако Роза, судя по взгляду, беспокоилась не за себя, а за Гундера. Увидев ее заботу, он растрогался, но тут же подавил в себе и это чувство.

– Ты знаешь, что делать. Держи меня в курсе по поводу бунтовщиков.

Роза заглянула ему в глаза и, похоже, увидела там больше, чем Гундер привык показывать. Тяжело вздохнув, он стер с лица всякое выражение и расправил плечи, чтобы по его виду нельзя было ничего прочитать.

Роза медленно кивнула и, не сказав больше ни слова, вышла из дома.

Глава 31

Когда Балфрусс, едва держась на ногах, шел к своим дворцовым покоям, время давно перевалило за полночь. После долгого перехода войско наконец укрылось за городскими стенами и запертыми воротами. Армия запада должна была подойти лишь через два дня. Первый день в столице Балфрусс целиком посвятил тренировочным боям и бесконечным встречам с королевой и ее советниками. Он надеялся, что усталость подарит ему мгновенный сон и милосердно избавит от сновидений.

Когда впереди замаячила дверь спальни, Балфрусс резко остановился. У входа ее сидел человек. «Чернокнижник», – мелькнуло в голове у мага, но он тут же понял, что обманулся. Воин у двери – высокий, крепкий, седой – ничем не напоминал Торвала. У него были голубые, глубоко посаженные глаза и бритая голова, на руках виднелись застарелые шрамы, но больше всего удивляли тяжелые кинжалы на поясе и меч за спиной. Носить оружие во дворце могли только королевские стражники.

– Я Варгус, – представился незнакомец, протягивая руку. Рукопожатие оказалось крепким, хотя и не до треска в костях – этому человеку не было нужды доказывать свою силу. Осторожный, сдержанный взгляд говорил о мудрости и умении выживать. – С Финном неприятности, нужна твоя помощь.

Балфрусс прислонился к стене и на секунду закрыл глаза.

– Что стряслось?

– Он в «Жестяной дудке». Это солдатская таверна.

Маг потер переносицу, прогоняя боль.

– Он что-нибудь натворил?

– Пока нет, но пьет уже несколько часов и уходить не хочет.

Все в армии понимали, кто такие боевые маги. Балфрусс знал: многие боятся и его самого, и его собратьев. Старые легенды о том, на что способен рассерженный маг, глубоко укоренились в народе.

– Ну, пошли, – сказал Балфрусс.

* * *

«Жестяная дудка» располагалась вдали от дворца, в Новом городе. Долгая прогулка на свежем воздухе помогла магу прийти в себя. Варгус по дороге хранил молчание – лишь коротко отвечал на вопросы и, казалось, был в любую минуту готов к опасности.

– Ждешь неприятностей? – спросил Балфрусс.

– Всякое бывает, – ответил, не оборачиваясь, воин. – Ворота закрыли, а крыс не вывели.

Задолго до того, как вдали замаячила «Жестяная дудка», Балфрусс услышал шум. Над улицами плыла мелодия скрипки, ей на удивление ладно подыгрывал барабан, и множество ног притоптывали в такт. На подступах к таверне музыка и гомон стали сильнее. Из окон лился густой золотистый свет, и Балфрусс неожиданно для себя увидел снаружи несколько столиков. Видимо, приняв во внимание все обстоятельства, королева смягчила законы об уличных возлияниях.

По счастью, на вид все было спокойно. Люди снаружи торчали у окон и подпевали тем, кто сидел внутри. Балфрусс заметил неподалеку двух вышибал, но сегодня им было нечего делать, кроме как притоптывать в такт музыке. Тем временем отзвучала последняя нота, и таверна взорвалась от громких аплодисментов.

Варгус вошел внутрь. Зал был набит битком: солдаты пропивали жалованье, а отважные служанки старались утолить их жажду. Воздух нагрелся от тесноты, а музыканты так расстарались, что изошли по́том. Дела у окрестных таверн шли в гору. Здесь уже несколько месяцев не видели такого притока клиентов, и он не схлынет до конца осады. Если война затянется, солдаты осушат каждую бочку в городе.

Все места были заняты – пустовал лишь один стол у дальней стены, за которым сидел единственный посетитель. Балфрусс направился к нему, а подойдя, с удивлением увидел, что на столе перед Финном лежит меч. Вдоль клинка выстроилась дюжина пустых стаканов, а еще один, полупустой, кузнец держал в руке. Глаза Финна налились кровью и опасно блестели. У него явно чесались кулаки.

Люди веселились как ни в чем не бывало, но время от времени тревожно посматривали в его сторону. Варгус уселся рядом с магом и почтительно коснулся рукояти меча.

– Красивая вещь.

На первый взгляд меч был самый обычный, затем Балфрусс наклонился и увидел: сталь играла то зелеными, то бледно-голубыми отсветами. Никакие замысловатые украшения не отягощали его изящных линий. Тот, кто выковал это оружие, держал в уме его предназначение, а не стиль. И все же меч был работой мастера.

– Еще бы не красивая, – пробормотал Финн. Голос у него был хриплый, надтреснутый, будто он много часов кричал или, может быть, плакал.

– Что это? – Балфрусс хотел вовлечь кузнеца в разговор. Если завяжется драка и он пустит в ход магию, никто не уйдет отсюда живым.

– Я ковал его по ночам, – сказал Финн, глядя на меч со смесью ненависти и отчаяния. Балфрусс потянулся было к клинку, но осекся. – Это неопасно, – заверил его Финн.

Хотя металл был холодным на ощупь, под поверхностью ощущалось движение. Легкий заряд энергии пробежал по кончикам пальцев. Балфрусс отдернул руку, словно обжегся, однако не увидел на коже следов. На лице Финна мелькнула улыбка, тут же превратившаяся в скорбную гримасу. Он залпом прикончил пиво и помахал пустой кружкой служанке. Заметив, как старательно та отводит глаза, Финн зарычал.

– Ты выковал его из той странной руды? – спросил Балфрусс, стараясь отвлечь кузнеца.

Тот кивнул.

– Из звездного железа. Никто раньше такого не делал. Никогда. – Он стукнул по столу, так что стаканы звонко подпрыгнули. – Я показал его кузнечным мастерам в Старом городе.

Краем глаза Балфрусс видел, как Варгус смотрит на меч – не то изумленно, не то опасливо.

– И что было дальше?

– Сперва они мне не поверили. Думали, я их дурачу, пока не увидели, как я это сделал. – Крошечная голубая искра заплясала по костяшкам его пальцев, будто монетка фокусника.

– А потом?

– А потом и слышать ничего не захотели, – прорычал Финн. По стакану в его стиснутых руках пробежала трещина. – Они испугались нас с Пагубой. Да, она у меня недобрая. Кузнечные мастера испугались меча. – Финн зашелся горьким дребезжащим смехом, потом закашлялся и хотел отпить из пустого стакана. Глаза кузнеца сверкнули недобрым блеском, и Балфрусс быстро опустил его руку.

– Я закажу. – Балфрусс махнул нерасторопной служанке. По ее лицу было видно, что она охотнее сунула бы голову в осиное гнездо. Поначалу Балфрусс решил, что она боится Финна, но затем понял – да, боится, но не его одного.

– Три пива, пожалуйста, – сказал он и добавил шепотом: – Разбавьте водой. Он не заметит.

Девушка кивнула, взяла деньги и исчезла в толпе.

– Я тебе говорил: сила – это проклятье, – пробормотал Финн. – Неважно, на что я способен и сколько спас людей, они все равно от меня шарахаются. Все меня боятся.

– Я не боюсь, – заверил его Балфрусс.

– А остальные боятся, – сказал Финн, показав рукой на толпу. – И правильно делают. Я могу одним взмахом руки убить сотню людей. Нельзя человеку иметь такую власть над другими.

– Я тебя не боюсь, – вмешался Варгус. Финн рассмеялся, хотя тут же удивленно посмотрел на воина. Принесли выпивку, но они не сводили друг с друга глаз. Перед тем как уйти, служанка постучала по краю одного из стаканов, и Балфрусс подтолкнул его к кузнецу.

– И впрямь не боишься, – ворчливо признал Финн. – Почему?

Варгус пожал плечами и отхлебнул из кружки.

– Я бывал среди магов и кое-что понял. Большинству людей не под силу то, что можете вы, вот они вас и боятся.

– Поясни, – потребовал Финн. Он глотнул разбавленного пива, ничего не заметив.

– Все мои истории всегда об одном – о том, как кто-то хотел разрубить меня на куски, а я в последний миг его остановил. О том, как обжигало мышцы, как бешено колотилось сердце, как кровь приливала к глазам. О том, как я чуть не утонул в грязи, когда по мне шли чьи-то ноги, а я не знал, где верх, где низ. Я видел сотни битв, и все они кончаются одинаково – резней в грязи. Тебе точно хочется услышать такую историю?

Финн качнул головой.

– Все солдаты боятся смерти, – продолжал Варгус, обводя рукой людей в зале. – Если она приходит на острие меча, это, конечно, печально, но неудивительно. Такое уж у нас ремесло. Мне не нравится думать о смерти, я не хочу умирать, но мне это хотя бы понятно. – Варгус замолчал и недоуменно потряс головой. – А вот то, что делаешь ты – рвешь людей на куски взмахом руки, поджигаешь их силой мысли, призываешь молнии, – такого они не понимают. В этом твое отличие, хотя ты такой же человек, как любой из нас, из плоти и крови.

Финн вздохнул и задумчиво уставился на свой меч. Балфрусс решил не тревожить его и молча, не торопясь, допил пиво.

Уставшие музыканты устроили себе заслуженный перерыв, однако толпа, несмотря на поздний час, и не думала расходиться. Хозяин подначивал парочку сыграть еще что-нибудь, а публика подбадривала их криками. Кто-то начал медленно хлопать, и вскоре аплодисменты охватили весь зал. К скрипачу и барабанщику на маленькой сцене присоединился еще один музыкант – шаэлец с бамбуковой волынкой. Когда хлопки переросли в овацию, скрипач-заводила раскланялся в знак согласия. Толпа заревела и тут же замерла в предвкушении. Музыканты грянули веселую песню. Балфрусс слышал ее еще в детстве – в ней говорилось о чтении будущего, о поисках настоящей любви по узорам на ковре и о прочих глупостях. Не прошло и минуты, как все вокруг хлопали и подпевали. Глядя на общее веселье, Балфрусс не удержался от улыбки.

Варгус постучал его по плечу. Маг обернулся и увидел, что Финн заснул. Воин почтительно взял со стола меч, вложил его в кожаные ножны и повесил их за спину крест-накрест с собственным клинком. Они с Балфруссом подняли Финна на ноги. Держали его с трудом – кузнец висел на плечах мертвым грузом. К счастью, толпа с охотой расступилась. Еще бы, распрощаться с боевыми магами все были только рады.

– Думаешь, он вообще нас слышал? – спросил Варгус.

– Не знаю. Его рана глубока. Он ненавидит себя за то, кем стал, – пыхтя, ответил Балфрусс. – А все Серый Совет!..

Если бы не они, Красная башня не пришла бы в запустение, а боевые маги не были бы так редки. Ловчие давно обнаружили бы у Финна способности, он стал бы одним из самых могущественных магов, в одиночку остановил бы Чернокнижника и спас тысячи жизней. Война бы даже не успела начаться.

– А Чернокнижник, по-твоему, не виноват? – спросил Варгус.

– Виноват, но если бы Серый Совет нас не бросил, многие люди были бы сейчас живы.

Шум таверны остался далеко позади. Стиснув зубы от боли, они тащили Финна к воротам Старого города. Балфрусс не в первый раз пожалел, что тот уродился таким большим. Как было бы хорошо поднять его силой магии…

– А правду говорят про колдуна? – спросил Варгус. – В лагере о нем всякое рассказывают, но я обычно не верю.

Балфрусс был рад отвлечься от тяжкой ноши.

– И что про него говорят?

– Говорят, будто Тэйкон мертв, а Чернокнижник управляет его трупом, как марионеткой из мяса.

– Нет, к сожалению. Тэйкон еще жив, хотя совершенно спятил.

– Я слышал, он и раньше был чокнутый, а колдун совсем его довел, – продолжал Варгус.

Они прислонили Финна к стене, чтобы перевести дыхание. Балфрусс, пользуясь свободной минутой, размял спину и плечи.

– Чернокнижник дал Тэйкону артефакт, какую-то древнюю реликвию.

– Магическую? – спросил Варгус, поводя плечами.

Балфрусс кивнул.

– Тэйкон так боялся воров, что проглотил ее. Что бы это ни было, оно изменило его к худшему. Подтолкнуло за грань.

– Если бы у меня в животе лежал волшебный булыжник, я бы тоже, наверное, спятил, – задумчиво произнес Варгус. – Готов?

Они снова поставили Финна на ноги и продолжили путь. Спустя минуту-другую Балфрусс с радостью увидел впереди ворота Старого города.

– Ты знаешь, откуда взялся артефакт? – спросил Варгус у самых ворот. Стражники помнили, как они выходили, поэтому внутрь пропустили без слов.

– Разные ходят слухи… У меня на этот счет свое мнение, – сказал Балфрусс.

Несколько минут они шагали молча.

– Говори, я не тороплюсь, – сказал Варгус. Голос у него был охрипший. Балфрусс понял, что и сам начал дышать громче.

– По-моему, это реликвия одной древней религии. Есть истории о жрецах, которые лечили раны и возвращали мертвых к жизни.

– Кто-то из жрецов Дюжины?

Балфрусс с любопытством взглянул на воина, но тот смотрел прямо перед собой, выбирая дорогу. О Дюжине мало кто знал. Большинство считали, что религия началась с поклонения Создателю.

– Нет. Я думал о тех, кто был раньше. О Триумвирате. – Настал черед изумляться Варгусу, и маг на секунду поймал его взгляд.

– Удивительно, что ты о них знаешь.

– Могу сказать то же самое о тебе.

Над крышами ближайших домов, в самом сердце Старого города, замаячил дворец. Улицы круче забрали вверх, и у мага еще сильнее заныли ноги.

Час спустя (и это был долгий час!) они, спотыкаясь, вошли во дворец. Здесь их тоже знали в лицо и не остановили. Хотя от соседства с магами некоторым слугам было не по себе, все понимали, что держать их вблизи разумно. После происшествия с королем никто не хотел рисковать жизнью его наследницы.

Финн так и не пришел в сознании, зато начал храпеть. Даже когда в коридоре его случайно ударили головой о стену, он не пошевелился.

Наконец впереди показалась комната Финна. Его боком втащили внутрь и бросили на кровать. Кузнец упал мешком, лицом вниз, ни на миг не переставая храпеть. Балфрусс расправил плечи и с минуту переводил дыхание. Он взмок от пота, вконец обессилел, но все же ему было приятно слышать бешеный стук сердца и чувствовать, как тело колотит от напряжения. Варгус тоже выдохся, однако быстро приходил в себя.

Они перекатили Финна на бок, стянули с него сапоги, укрыли одеялом и вернулись в коридор.

– Хорошо, что ты за мной пришел, – сказал Балфрусс.

– Хорошо, что все обошлось мирно, – отозвался Варгус. – И без магии.

К Балфруссу с новой силой вернулась головная боль. Он едва не валился с ног. Варгус оправился восвояси, а маг, едва коснувшись подушки, уснул. Однако сны не принесли покоя. Они полнились образами горящих городов Шаэля, где обугленные трупы ходили по улицам, умоляя положить конец их страданиям.

Вздрогнув, маг проснулся. В горле стоял горький комок. Только один человек был в ответе за эти ужасы. Балфрусса жгла изнутри небывалая ярость. От его дрожащих пальцев к плечам поднимался голубоватый огонь. Чернокнижник сполна заплатит за все, что сделал.

Глава 32

День выдался прохладный. Легкий ветерок приносил в город далекие запахи и голоса. Объединенное войско запада, пока едва заметное на горизонте, медленно и неумолимо приближалось к Чарасу – ее дому. Проведя военный совет, Таландра целый час изучала войско в подзорную трубу и теперь старалась не вглядываться и не считать людей. Достаточно было знать, что их слишком много.

Королева глубоко вздохнула и придала лицу спокойное выражение. Медленно и ровно дыша, она положила руку на рукоять меча, чтобы тот не путался под ногами, и ступила на крепостную стену.

Шел первый день осады. Советники убедили Таландру, что это их единственное спасение, и помогли разработать план. Она доверяла их опыту, но тревожиться не перестала.

Ее солдаты стояли на крепостных стенах, вооруженные до зубов. Под ногами у них лежали разнообразные военные инструменты: железные копья с зубцами и зарубками, чтобы отталкивать лестницы, тяжелые топоры и булавы, запасы стрел, продовольствия и лекарств, кастрюли с водой, незажженные факелы. Внизу, во дворах и на улицах, пузырилось в огромных котлах кипящее масло. Дворы у западной стены расчистили – там теперь стояли шесть катапульт, обложенных грудами булыжников. Каждая могла метать камни весом с двух лошадей. От одной машины к другой перебегал инженер – даже после удачных полевых испытаний он усердно проверял их в последний раз перед боем.

Неподалеку ровными рядами сидели солдаты-запасники – они разговаривали и играли в карты, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. Враны выглядывали из-за дверей, курили, тихо клевали носом и старались не мозолить глаза. В лазаретах припасли стерильные инструменты и горы бинтов, сестры милосердия и священники приготовились провожать раненых в мир иной и читать последние напутствия.

Все были напряжены, однако страх отступал, когда люди видели, кто обходит их ряды.

Граэгор поднялся на городские укрепления, обвел взглядом врага и плюнул вниз. Он был одет в поношенные меха, поверх которых чернела неизменная кольчуга. На поясе висел простой короткий меч, правая рука сжимала щит, левая – знаменитый смертоносный топор, который спас отца Таландры от наемного убийцы. Люди встречали черного генерала со смесью благоговейного страха и уважения. Самые смелые спрашивали, что он думает о враге. Ответ всегда был коротким: крепкое слово, плевок или грубый жест. Его пренебрежение к неприятелю передавалось солдатам, они смеялись и чувствовали себя спокойнее. Граэгор вселял надежду, что если только они не растеряют остатки храбрости, то смогут пережить этот день.

Навстречу ему через толпу людей пробирался Вэннок Лор. Как и Граэгор, молодой генерал заслужил свое звание потом и кровью. Выходец из народа, он не пользовался ничьим покровительством и не видел поблажек. Начав путь из простых солдат, Вэннок достиг высот благодаря умениям, труду и решительности. Он был вынослив, умен, редко выходил из себя и отлично дрался. Солдаты пожимали ему руку, хлопали по плечу и улыбались во весь рот. Они были готовы к бою и не хотели его подвести.

Тиас и Хирам обходили резервные войска, где их принимали с не меньшим почтением. Таландра задумалась, какой прием окажут ей, если она выйдет к людям. Встретят ли ее улыбками или станут пялиться? Хотя бы узнают? Или примут за глупую девчонку, вырядившуюся воином?

Все они не раз защищали свою жизнь мечом и знали, как с ним управляться. Клинок на поясе у Таландры много лет не покидал ножен. Всего два дня назад он собирал пыль на стене. Когда-то отец настоял, чтобы все его дети брали уроки фехтования, и Таландре, послушной долгу, пришлось подчиниться. Она знала основные удары и понимала принципы боя, но сомневалась, что сможет убить человека. Тиас и Хирам просили разрешить им сражаться, но сестра отклонила просьбу. Люди еще не настолько отчаялись. Когда-нибудь, возможно, придется прибегнуть и к этой мере, дабы воодушевить солдат и показать, что не вся надежда потеряна. Когда-нибудь, но не сейчас. Королева отбросила эту мысль и задумалась о насущных проблемах.

Она здесь не за тем, чтобы сражаться. Не для того ее брат уступил ей право на трон. Интересно, чего ему стоило это решение? И что она делает здесь вместо него?..

Таландра ступила на стены, ее заметили, и тут же – кто мог подумать! – всюду, насколько хватал глаз, раздался приветственный крик. От рева толпы заложило уши, люди топали ногами, бряцали оружием о щиты и выкрикивали имя своей королевы.

Таландра вспомнила, как в таких случаях поступал отец, и, собрав все силы, сделала то же самое: раздала несколько твердых кивков и улыбок, хотя сердце было готово выпрыгнуть из груди.

* * *

Варгус сидел, закрыв глаза и привалившись к крепостной стене. Издалека доносились размеренный топот тысяч марширующих солдат и скрип осадных орудий. Легкий ветерок не спасал от резкого запаха масла, поднимавшегося из котлов. Всюду вокруг сотни людей завершали последние приготовления перед боем.

– Варгус, ты только взгляни! – крикнул Орран со смесью страха и благоговения. Лохмач присвистнул. Черный Том неумолчно работал челюстями. – Такие огромные! И тяжелые: дюжина лошадей в каждой упряжке.

– Башни – это еще не самое плохое, – возразил Харго откуда-то сверху.

– А мне и тут хорошо, – сказал Варгус.

Повисла осязаемая тишина. Он знал, что на него обращены все взгляды.

– Что ты там делаешь? – спросил Орран. – Даже посмотреть не хочешь?

– А зачем? – Варгус открыл один глаз. Орран хотел возразить, но ничего не придумал. – Они до сих пор на марше?

– Ну да.

Варгус снова закрыл глаза и устроился поудобнее.

– Скажешь, когда подойдут. А я пока отдохну – пусть обед уляжется… Не сомневайтесь, парни, вас ждет самый долгий день в вашей жизни.

Вокруг стало еще тише. Слушателей прибавилось. Варгус открыл глаза и обратился к знакомым лицам, к людям из его отряда, хотя голос его был слышен всем, кто стоял на стене.

– Когда они придут, когда полезут по лестницам и башням, это будет похоже на море. Они будут биться о стену волна за волной. Их будет столько, что вы не поверите. Время потеряет значение, солнце остановится в небе.

Варгус глубоко вздохнул и отвернулся. Опять нахлынули воспоминания о другой войне. Тогда, много лет назад, он произнес похожую речь.

– Так все и будет. Вам покажется, что нас меньше, что мы обречены. От одного их вида, – махнул он рукой за стену, – у вас задрожат колени и намокнут штаны. Но помните: вы не одни. У всех нас есть только одна надежда дожить до завтра – довериться своим братьям. В одиночку вы не одолеете десяток врагов, но этого и не нужно. С вами будту я, Харго, Орран, Черный Том и сотня других. Может быть, я сегодня умру, но ничего страшного в этом нет, потому что на мое место встанут десять моих братьев. Они за меня отомстят. Вы знаете, что любой здесь прикроет вашу спину и займет брешь в рядах, потому что мы едины. И только так сможем победить.

Варгус снова закрыл глаза, за миг до того увидев, что несколько человек расправили плечи. Кто-то прислонился к стене, кто-то, подражая ему, присел отдохнуть. Варгус надеялся, что они готовы, потому что близилось главное испытание. Для многих оно станет последним.

* * *

Балфрусс последним из магов ступил на запруженную людьми западную стену, но прокладывать путь в толпе не пришлось – солдаты сами перед ним расступались. Он прислонился к каменному парапету и посмотрел на войско, до которого оставалось меньше мили. Ветер доносил голоса и звуки: приказы офицеров, ржание лошадей, бряцание оружия и доспехов.

Несмотря на заявленное единство, была заметно, что каждый народ в составе западной армии держится особняком. Справа моррины в черных кожаных доспехах несли короткие копья и высокие овальные щиты, золотые и красные. В первых рядах шли голые берсерки с оружием в обеих руках, расцветившие бледную кожу оранжевой и золотой краской. Они рвались в бой, рычали и ломали строй, но их тут же одергивали офицеры с кнутами и палицами. Рядом чеканили шаг зекорранцы, чьи кольчуги были разрисованы белыми фонарями. Эти вооружились мечами, топорами и пиками. Центр войска занимал небольшой отряд йерсканского ополчения, а слева шли свирепые ворги, вооруженные до зубов. Доспехов они почти не носили – их похожая на резину кожа была такой толстой, что могла отразить неудачный удар. Ни драссийцев, ни (к радости Балфрусса) златокожих узников из Шаэля в войске не наблюдалось.

Маг недолго смотрел на солдат – его взгляд привлекли рассредоточенные среди них фигуры в красных мантиях. Пять ярких пятен были частью войска, однако ближайшие к ним воины расступились, образовав вокруг каждого островок тишины. Осколки не потрясали оружием, не выкрикивали угроз и не пели песен. Они вовсе не подавали признаков жизни и без крошечной искры, которую поддерживал в них Чернокнижник, были бы гниющими трупами. Пустыми оболочками. Шелухой.

«Мы их освободим», – сказал Туле.

Балфрусс кивнул. Как можно было сотворить такое с людьми? Это хуже смерти – оказаться в плену собственного тела, не в силах сопротивляться или умереть по своей воле. Осознаю́т ли они свое положение? Понимают ли, что делают? Что происходит с ними, когда они спят? Снятся ли им сны?

«Я молюсь, чтобы они не помнили, кем были когда-то», – сказал Туле в ответ на его мысли.

Балфрусс надеялся, что шаэлец прав, но не сомневался – Чернокнижника такие мелочи не беспокоили.

Хотя колдун не показывался на глаза, Балфрусс знал, что он где-то рядом, управляет Осколками. Вблизи от крепостных стен шальная стрела или арбалетный болт могли убить Чернокнижника так же легко, как любого другого солдата. Тот с презрением относился к войне, как к простой забаве, но ему не хватило духу надеть красную мантию. Видимо, чудом избежав смерти, колдун изменился сильнее, чем думалось Балфруссу. Ярость закипела у мага в груди и застила глаза. Он глубоко задышал, чтобы привести себя в чувство. Ждать осталось недолго.

– Осколки нападут первыми?

Балфрусс обернулся на голос и увидел смутно знакомого человека в серо-голубом мундире, какие носили помощники интенданта. Он раздавал лучникам колчаны со стрелами. Балфрусс не сразу его узнал, хотя их встреча состоялась всего несколько дней назад.

– Сэм, правильно? – спросил он. Бывший шарлатан кивнул, не поднимая глаз. – Нет, какое-то время они не будут атаковать.

– Почему? – спросил Сэм.

Балфрусс долго думал, какую тактику – самую кровавую и безжалостную – выберет враг для осады. А когда понял, ни на секунду не усомнился в ответе. Да, это ровно то, что сделал бы Чернокнижник. Осколки пойдут в атаку вечером. Они сломают ворота или проделают брешь в стене, и тогда в город хлынут вражеские солдаты.

Через несколько часов многие из тех, кто сейчас стоял рядом с Балфруссом, погибнут, а остальным не хватит сил отразить штурм. Дождавшись, когда они ослабеют, враг нанесет наибольший урон. План был жестокий и действенный.

При мысли о тех, кому суждено умереть, у Балфрусса упало сердце, однако он заставил себя окинуть взглядом вражескую армию и впервые оценил ее размах. Он выдавил улыбку и почувствовал, как на него медленно накатывает страх.

– Потому что боятся. – Балфрусс хлопнул по плечу стоявшего рядом солдата. Ложь во спасение. – Сегодня мы победим сообща. Сталью и магией.

Враг неумолимо приближался. Ждать осталось недолго.

* * *

Клинок просвистел с такой силой, что легко мог раскроить Варгусу череп. Отступать было некуда – пришлось отразить удар. Меч, хоть и взятый обеими руками, едва не вылетел от резкого толчка. Стиснув зубы от боли, Варгус отвел клинок зекорранца в сторону, и услужливый Орран проткнул врагу незащищенный бок. Вдвоем они перекинули труп через стену, прямо на головы штурмующих. Кто-то не удержался на лестнице и разбился о землю.

Поблизости вновь раздался громкий треск; солдаты так привыкли к этому звуку, что никто даже не вздрогнул. Огромные камни пролетали над их головами и падали за стенами, превращая людей в кровавую кашу.

То и дело слышалось гудение тетивы или звон арбалета, но в основном на стенах уже вовсю шел ближний бой. Хотя руки и плечи Варгуса горели от напряжения, в глубине души он знал, что сражение только началось. С тех пор как первый из солдат неприятеля пал от стрелы, прошло часа два, не больше – и уже сотни были мертвы, трижды враги устремлялись к проломам в стене, и каждый раз ценой ужасных потерь их удавалось оттеснить.

Слева от Варгуса Харго рубил врага как заправский мясник. Его клинок перерубил одному зекорранцу ключицу. Алый фонтан брызнул Харго в лицо, но оно и так уже потемнело от запекшейся крови, которую верзила не потрудился стереть. Зекорранец с громким криком завалился назад и потянул за собой тесак; Харго выдернул лезвие, лягнув врага в голову. Тот, не издав больше ни звука, пропал с глаз.

– Башня! – крикнул кто-то, перекрывая шум. К стене медленно катилась штурмовая тура. Ей навстречу полетели горящие стрелы, но все они отскочили от холщовых чехлов, пропитанных огнеустойчивым жиром. Один или два лучника ухитрились попасть в деревянное перекрытие, однако пламя дрогнуло и тут же погасло. Изнутри башни доносились удары и вопли, будто металось в судорогах какое-то придушенное чудовище.

– Мать твою, морринские берсерки, – пробормотал Орран. Черный Том сплюнул. Харго фыркнул и хрустнул шеей в предвкушении боя.

– Арбалеты!

– Ко мне! Ко мне! – прокричали несколько офицеров, отзывая людей с соседних постов и направляя их к башне.

– Подсобите! – заорал поджарый темноволосый южанин, который бился неподалеку с двумя зекорранцами. Варгус с хриплым криком бросился на них, сделал ложный выпад и описал мечом широкую дугу. Зекорранец подался назад, но клинок оставил глубокую борозду у него на груди и зацепил челюсть. В воздух градом полетели зубы. Варгус на пару с южанином, лягаясь, плюясь и разрубая мечами воздух, одолели второго врага. Оба тела соскользнули со стены внутрь города и с чавкающим звуком ударились о мостовую.

– Харго, Орран, навались! – прорычал Варгус, подбирая багор и приставляя его к осадной лестнице. Над стеной показалась голова еще одного зекорранца. Варгус ткнул его кулаком в лицо, тот полетел вниз. Харго встал рядом, и они втроем с южанином уперлись в багор. Ноги скользили в крови, но лестница все же начала поддаваться.

– Толкай, твою мать! – заорал южанин. Снизу прилетела стрела, и Орран, перегнувшись через стену, резво стрельнул в ответ. Кто-то закричал, лестница снова вздрогнула и стала немного легче. Орран выругался и отпрянул, но слишком поздно. Он выронил лук и побледнел, схватившись за рану в плече.

Хотя руки у солдат намокли от пота и крови, им как-то удавалось держать багор. От натуги пальцы горели, будто охваченные огнем. Варгус налегал изо всех сил. Он знал, что, если быстро не сбросить лестницу, их убьют – они просто не успеют схватить оружие. Черный Том и Южанин по имени Эвисс встали рядом, добавив свой вес к их усилиям.

Наконец лестница со скрежетом накренилась набок. На секунду она встала под идеально прямым углом, будто копье, балансирующее на острие. По всей длине ее облепили солдаты, трое были на самом верху. Еще секунда-другая – и защитникам города пришел бы конец.

Крики раздались раньше, чем лестница полетела на землю вместе с солдатами. Десяток из них нашли свою смерть на копьях товарищей, стоявших слишком близко к стене. Мечи, доспехи, люди – все превратилось в кровавое месиво из разодранных тел и внутренностей.

Поодаль с шумом открылась дверь штурмовой башни. Из нее с воплями и пеной у рта хлынули голые берсерки-моррины. Первых тут же скосили стрелы, остальные рвались вперед, от нетерпения размахивая мечами и задевая своих соратников. Началась свалка, и воздух наполнился оглушительным скрежетом металла, брызгами крови и криками раненых.

Несколько берсерков, наколовшись на копья, продолжали драться, не замечая, что уже умерли. Отряд из пятерых морринов атаковал севелдромцев с такой яростью, что прорвал линию обороны, отрубая руки, отсекая куски от лиц, пробивая головы и вспарывая животы, – не только мечами, но и голыми руками.

Вдруг навстречу врагу выступила черная фигура. Варгус с удивлением узнал Граэгора. Его топор опустился одному из морринов на голову, расколов ее, как яйцо, так что промеж рогов показался темно-фиолетовый мозг. Другому берсерку генерал раскроил щитом челюсть, третьего лягнул, зарычав, как раненый лев. Бок о бок с ним сражались восемь седых ветеранов. Их задубелую кожу испещряли старые шрамы. Ветераны точными, размеренными ударами выпускали врагу кишки, легко и почти беспечно отводя в сторону свирепые удары. Берсерки умерли быстро, но громко. Брешь закрылась.

Граэгор тяжело дышал, но будто не замечал усталости. Его охватила жажда крови. Он плюнул на труп ближайшего моррина и двинулся вперед, однако один из спутников-ветеранов положил руку ему на плечо. Генерал с явной неохотой отступил и направился в сторону резервного отряда.

Через стену, пронзительно вереща, перелезли несколько зеленокожих воргов. Их колотило от ярости, они хлопали широкими ушами, щелкали острыми зубами и страшно таращили рыбьи глаза. Один пролаял приказ на родном языке, и отряд разделился. Варгус вдруг оказался лицом к лицу с двумя воргами, махавшими топорами и кривыми мечами. Все его товарищи увлеклись битвой – помощи ждать было неоткуда.

– Ладны, засранцы рыбоголовые, идите сюда, – сказал он, расправив плечи.

Однако сражаться в одиночку не пришлось. Слева выросла долговязая фигура Эвисса, справа встал Харго. Ворги без тени страха бросились на них.

Варгус отразил выпад кривого меча и упал на колено, отброшенный силой удара. Враг издал боевой клич, однако не стал закреплять преимущество, а с неожиданной прытью увернулся от выпада Харго и опять налетел на Варгуса. В них обоих врезалась толпа солдат, которые вели собственный бой, и Варгус столкнулся с воргой нос к носу. Тот потянулся зубами к горлу, но Варгус уклонился и ударил его головой по широкой морде. Сцепившись вместе, они лягались, кусались и молотили друг друга коленями, пока толпа не поредела.

Когда вокруг стало свободнее, Варгус перешел в наступление, отбросил меч и взял в обе руки по кинжалу. Он полоснул противника по ноге. Тот в ответ врезал ему кулаком. Варгус обо что-то споткнулся, упал на спину и ударился головой о камень. Когда черные точки перед глазами рассеялись, он увидел, что ворга занес над ним меч.

Еще секунда – и сталь пронзила бы его голову, но этого не случилось. Чей-то топор отрубил ворге руку, а из его живота вышел меч, забрызгав Варгуса бело-зеленой слизью. Ворга завопил от боли, но даже перед смертью ухитрился разорвать глотку одному из солдат, который подошел слишком близко.

Эвисс помог Варгусу встать на ноги. Тот утер слизь с лица и сплюнул, пытаясь избавиться от вкуса желчи и тухлой рыбы во рту.

– Спасибо, – выдавил он.

– Пожалуйста, брат, – осклабился Эвисс. Враг опять наседал, и они встали спиной к спине, отчаянно пытаясь забыть про боль и огонь в суставах. День еще не закончился.

Глава 33

Они отбили очередную атаку западной армии, и неприятель наконец отступил, оставив за собой волну изувеченных и окровавленных тел. Всюду вокруг люди кричали, молили о помощи и умирали. Земля была усеяна сломанным оружием и трупами. Балфрусс никогда не видел в одном месте столько крови. Красная кровь людей, густо-зеленая – воргов, и белая – морринов: все смешалось в грязно-бурые лужи.

Как только враг отступил, на городские стены хлынули враны в черных колпаках. За ними тянулись носильщики, сестры милосердия и священники разных исповеданий.

Неподалеку от Балфрусса коренастый вран стоял на коленях рядом с воином, который кричал от боли и держался за рваную рану на животе. Вран отвел его руки, и на свет показалась вздутая масса разорванных розовато-пурпурных внутренностей. Темная, почти черная кровь хлестала неослабевающим потоком. Коротко качнув головой, лекарь перешел к другому солдату. Священник Церкви Создателя опустился возле умирающего на колени для последнего напутствия.

Враг отступал и после быстрой перегруппировки снова шел на штурм. Враны торопились – они за секунды решали судьбы солдат и с первого взгляда оценивали, будут те жить или нет. Западная армия могла вернуться в любой момент, и тогда раненым придется ждать следующей передышки в бою. Тем, кто мог выжить, на скорую руку накладывали швы и повязки – лишь бы донести до ближайшего лазарета. Санитары уносили раненых со стены, и крики постепенно начали затихать. Воины, которые еще могли сражаться, без жалости добивали врагов и сбрасывали трупы со стен. Сиделки в темно-серых одеждах зашивали легкие раны и прижигали каленым железом. Каждый солдат был сейчас на вес золота. На своих ногах со стены не уходил никто.

Затрубил рог. Балфрусс не сразу понял, что сигнал изменился. Три короткие ноты. Боевые маги весь день со страхом ждали этого звука. Приближались Осколки.

Солдаты начали отходить. Балфрусс решительно шел сквозь людской поток, обтекавший его с обеих сторон; все, кто мог ходить, покинули стены. Балфрусс чувствовал, как его боевые товарищи заняли позиции слева и справа. Тонкой линией они протянулись вдоль западной стены – пятеро душ, вставшие на защиту тысяч и тысяч. Победу в следующей битве принесут не доспехи и не мечи.

Слева от Балфрусса опиралась о парапет осадная башня. На сходнях лежали мертвые тела морринов, а стены вокруг были омыты кровью. Башня частично загородила Туле и Дариусу вид на поле боя.

«Нужно ее разбить, – предложил Туле. – Пока строят новую, солдатам будет передышка».

– Согласен, – сказал Балфрусс. Он потянулся к Источнику и ощутил, как сила, смягчая боль, вливается в тело. Обостренным зрением Балфрусс ясно увидел фигуры вражеских солдат – они тоже бросились наутек, стараясь оказаться как можно дальше от пяти закутанных в мантии фигур, шагающих к городу. Через несколько минут Осколки займут боевой строй. Разбить осадную башню за такой короткий срок он не успеет.

Балфрусс хотел обратить ее в пепел, но понял, что это потребует слишком много энергии. В борьбе с Осколками на счету была каждая ее капля, а как долго продлится сражение – он не знал. Нужно действовать проще…

Громко всхлипнув и заскрипев, колеса осадной башни оторвались от пропитанной кровью грязи, и вся махина поднялась в воздух. Она оказалась до того легкой, что Балфрусс секунду раздумывал, не швырнуть ли ее навстречу Осколкам в слабой надежде убить одного или двух. Впрочем, нет. Они-то не знали об опасности и не видели ничего вокруг, но где-то рядом затаился Чернокнижник, а его врасплох не застанешь. Вместо этого Балфрусс поднимал башню все выше и выше, пока ее тень не накрыла его с головой, а колеса не завертелись над зубцами крепости. Затем он легким движением оттолкнул ее от стены и отпустил. На несколько секунд воцарилась зловещая тишина, а затем земля вздрогнула от удара. Балфрусс услышал, как дерево разлетелось в щепки. В воздух поднялся столб пыли.

Осколки как ни в чем не бывало шли им навстречу. Балфрусс почувствовал на себе взгляд Туле.

– Что-то не так? – спросил он, но шаэлец не ответил.

– Нужно собраться в Цепь, – сказал Дариус. – Ты поведешь нас, Балфрусс.

К его удивлению, остальные – даже Финн – согласились. Лица их были тревожны, однако все доверяли его способностям. Каждому не терпелось поделиться с Балфруссом силой. В каком-то смысле в битве сойдутся двое – он и Чернокнижник. Оба станут направлять чужую энергию.

«Верь в себя, как мы в тебя верим, – сказал Туле. – Чернокнижник управляет бездумными рабами, а не людьми. Мы отдаем тебе силу по собственной воле. Верь в себя».

Сила шаэльца устремилась в него, и теперь Балфрусс был к этому готов. Спустя секунду-другую он сделал знак Дариусу, и тот тоже добавил к Цепи свою энергию. Когда присоединились остальные, Балфрусс шагнул вперед и оперся на парапет.

В этот раз ему не пришлось напрягать зрение, чтобы увидеть темные нити, соединявшие Осколков и Торвала. Они, словно паутина, тянулись по воздуху за спиной у каждой фигуры. Вдалеке Балфрусс различил сидящего Чернокнижника. Даже с большого расстояния было видно, что колдун, несмотря на браваду, излечился не до конца. Смерть подошла к нему гораздо ближе, чем он утверждал. Еще немного, и Эко вырвал бы сердце из его груди. Это изменило бы ход войны. Балфрусс поклялся, что довершит начатое, как только сможет. На счету у Чернокнижника и так уже было слишком много жизней.

Первый удар пришел сверху: с безоблачного неба посыпал град зеленых камней размером с кулак. Камни шипели и трескались. Балфрусс накрыл магов щитом, окружив им крепостную стену на сто шагов во все стороны. Ядовитые градины с треском отскакивали от препятствия и испарялись, но те, что попадали на каменную кладку, разъедали ее, оставляя глубокие вмятины. Некоторые снаряды разворотили крыши соседних домов, расплавив металл и камень. Один попал в бедолагу-солдата, отдыхавшего у стены. Тот не успел даже вскрикнуть – мертвое тело оплавилось до самой земли. Несколько воинов в страхе отбежали еще дальше от крепостных укреплений.

Такое оружие мог создать только извращенный разум – за годы своего обучения в Красной башне Балфрусс не слышал и не читал ни о чем подобном. Плавящий дождь еще несколько минут сек стены и здания, но магический щит уберег от ущерба большинство домов, и никто больше не погиб.

Балфрусс чувствовал, как Чернокнижник, глядя на него, скрежещет зубами. Колдун наконец получил возможность воплотить в жизнь все свои самые отвратительные фантазии, единственной целью которых была мучительная смерть Балфрусса и его собратьев. Чернокнижнику было плевать и на город, и на исход войны, если они вообще его когда-нибудь волновали. Он сводил счеты. Он жаждал покарать Балфрусса, который его отверг, показал ему правду и заставил чувствовать себя слабым и маленьким. Самый грозный за последние несколько веков боевой маг не привык к такому обхождению.

Небеса неожиданно почернели, и все вокруг объяла пустота. Балфрусс поморгал, чтобы убедиться: его глаза открыты, и это не сон. Он повел рукой перед лицом – ничего. Хотя покров темноты был непроницаем, звуки разносились в нем свободно. Балфрусс окликнул остальных магов, чтобы ободрить их и себя самого, хотя и без этого чувствовал через Цепь их присутствие.

Бескрайняя тьма сбивала с толку. На несколько секунд ему показалось, что земля под ногами движется. Маг по-прежнему упирался животом в крепостную стену, а теперь за нее схватился. Мир качался из стороны в сторону, будто палуба попавшего в шторм корабля.

Балфрусс сосредоточился на воздухе вокруг себя и закрутил силу в небольшой вихрь. Это не помогло. Он зачерпнул из Источника больше энергии, и на мгновение в темноте вспыхнули пятна дневного света.

Ему заложило уши, и мир зашатался, как во время землетрясения. Сжав зубы, Балфрусс закрутил вихрь еще сильнее и растянул его в ширину. Постепенно тьма начала рассеиваться, слой за слоем, словно луковая шелуха. Чем больше солнца сквозь нее проникало, тем меньше кружилась голова.

Балфрусс недобро ухмыльнулся, велел товарищам по Цепи держаться крепче и отправил вихри в обе стороны вдоль стены. Кровь, каменные осколки, позабытое оружие и даже куски человеческих тел – все поднялось в воздух и закружилось в смертельном танце. Тьма отступала, пока наконец не превратилась в маленькое облачко над стеной. Затем и оно исчезло. Балфрусс свел вместе руки и послал ревущие вихри с крепостных стен – вниз, к Осколкам, – хорошенько толкнув для разгона. Приятно было в кои-то веки не защищаться, а нападать.

* * *

С расстояния, которое казалось ей безопасным, Таландра наблюдала за яростной битвой между боевыми магами и Чернокнижником. Заклинания, нацеленные на городские стены, часто перелетали их, грозя задеть королеву и ее воинов.

Детские кошмары, которые, как она думала, давно потеряли над ней власть, опять стали явью. Жирные чудовища ковыляли навстречу Таландре, клацая огромными зубами. Крылатая тварь с женским лицом, голой грудью и львиными когтями ринулась на нее с небес. Гниющие скелеты хватали за лодыжки, норовя утянуть под землю. Сотни старых воспоминаний – казалось, запертых навеки – заявили о себе с новой силой.

Ужас был так велик, что Таландре стоило усилий не выцарапать себе глаза – лишь бы остановить нашествие этих образов. Страх комком застрял в горле, сердце билось с запинкой.

Из-за городских стен к ней взывали сирены. Их призрачная песнь проплыла в воздухе и забралась в голову, вызвав соблазнительные картины, раздув жар в чреслах, слившись с ней так, как не удавалось ни одному мужчине и ни одной женщине. От страсти к Шани Таландру бросило в пот, и она изо всех сил боролась с яростным зовом.

Чернокнижник и Осколки без конца атаковали город, пытаясь обрушить стены, расстроить разум его защитников или заставить их покончить с собой. До Таландры и тех, кто стоял с ней рядом, доносились только слабейшие отголоски магии. Между тем со стен уже бросилась дюжина человек, а один, спасаясь от кошмаров, перерезал себе горло.

Вдруг бой без предупреждения кончился. Пятеро боевых магов в изнеможении привалились к крепостным стенам. Туле упал как подкошенный, Дариус тяжело опустился на колени. Лица у всех были до крайности измождены, одежда намокла от пота. Даже кузнец-великан едва держался на ногах.

– Ты тоже видел… – спросил Хирам, но Тиас не дал ему договорить.

– Ничего не хочу знать. Что бы тебе ни пригрезилось, держи это при себе. Мне хватит собственных кошмаров.

Братья не могли подавить дрожь. Образы из самых глубоких закоулков сознания все еще стояли у них перед глазами.

Балфрусс, шатаясь из стороны в сторону и тяжело опираясь о стену, подошел к королеве. Вэннок поддержал его, и маг ответил благодарной улыбкой.

– Конец, – выдохнул Балфрусс. – Один Осколок мертв. Сгорел – Чернокнижник выжал его до капли. Еще один упал. Сомневаюсь, что выживет.

– Сегодня будет новый штурм? – спросила Таландра.

Балфрусс покачал головой.

– Ни сегодня, ни завтра. Нам всем понадобится время, чтобы восстановить силы. День или два, а может, и дольше.

– Отдохните, мы поговорим позже.

– Кому-то все же придется охранять ваш сон, – сказал Балфрусс. – На всякий случай.

Таландра сомневалась, что от магов сейчас будет польза, но не стала спорить. Вэннок помог другу спуститься со стены. За собратьями Балфрусса ухаживали враны. Дариуса и Туле отнесли вниз на носилках, остальные сошли на своих ногах.

К королеве подошел Граэгор. Кровь забрызгала его черную броню и еще больше – бороду. Хотя он уже несколько раз вступал в битву, прикрывая очередную брешь, вид у него был такой же свежий, как утром. Казалось, с каждым убитым врагом генерал молодеет. Он как будто скинул лет двадцать. Никто не рождается воином, но Граэгор, которого не тяготили ни семейные узы, ни дружеские привязанности, был воплощенной мечтой большинства мальчишек. Знали бы они, чем он пожертвовал на этом пути…

Таландра, в доспехах и при оружии, весь день наблюдала за битвой со стороны, только отдавала приказы.

– Они отступают, – доложил Граэгор, разочарованно отстегивая щит. – Хороший выдался денек. – Генерал кивнул сам себе и затопал прочь – выпить или подраться, решила Таландра. Она знала, что несправедлива к нему, но увиденное с утра не располагало к великодушию.

– Как можно так говорить – «хороший денек»? – пробормотал Хирам. – Столько людей погибло…

Таландра и представить не могла столько смертей, сколько видела за день. Бесконечные пестрые вереницы лежащих под солнцем внутренностей и запах вскрытых кишок не оставили и следа от ее детских мечтаний стать врачом. Всюду, насколько хватал глаз, виднелись лужи крови, лоскуты кожи, скальпы и неопознанные куски тел. Ее хотя бы не стошнило – и на том спасибо.

– Подойди к стене и взгляни, сколько погибло у них, – предложил Тиас брату. – Это победа.

Крики тысяч раненых еще звенели в ушах. Таландра знала, что они будут преследовать ее в ночные часы. В прошлом она приказывала своим подручным убивать, но никогда не видела столько умирающих в одном месте.

В каком-то смысле она была в ответе за каждую смерть. Именно ее решения привели сюда этих людей. И хотя даже сдача города окончилась бы резней, в груди жгло упрямое семя вины.

– Мы удержали город.

– Но какой ценой? – спросил Хирам.

– Скоро узнаем, – ответила Таландра. Уже начался подсчет убитых и раненых; к кипе бумаг на ее столе добавятся донесения. Ни имен, ни лиц – только цифры. С цифрами было проще: не нужно видеть умирающих и слышать их мольбы.

Таландра заставила себя посмотреть на искалеченный труп солдата, лежащий рядом. Она запомнила все ужасающие подробности на случай, если когда-нибудь хоть на секунду забудет, чего стоят людям ее решения. Как королева, она в ответе за каждую жизнь в Севелдроме. Бремя грозило ее раздавить.

– Это только начало, – сказала Таландра, чувствуя на себе удивленные взгляды братьев. – Будет намного хуже. Весь день шла жестокая битва, и все же для врагов он кончился поражением. Завтра они вернутся и будут вдвое кровожаднее. Им не меньше нашего хочется, чтобы все скорее закончилось. Долгая осада не нужна никому.

Таландра изо всех сил пыталась унять свои чувства и целиком сосредоточиться на войне. Ее отец поступил бы именно так. Он смотрел бы на сегодняшний день как на шаг в правильном направлении, но не забывал бы о цене, которую пришлось за него заплатить. Впереди их ждали еще много таких же кровавых дней. Долго не выстоять.

В первый день осады было важно показаться перед людьми, дать им знать, что королева рядом, однако завтрашний она проведет в другом месте. Генералы лучше нее знают, что делать, и не оставят ее в неведении. Они будут сражаться на поле боя, а она продолжит войну своими, неприметными путями. Несмотря на все заверения, будто осада – их единственная надежда на победу, Таландра понимала, что они лишь оттягивают неизбежное. Она увидела вражескую орду и теперь точно знала, что одной сталью и магией войну не выиграть. Почувствовав прилив сил, королева поспешила прочь с городских стен. Ей не терпелось вернуться к работе.

* * *

Как Таландра и опасалась, ужасы минувшего дня настигли ее, когда она пыталась заснуть. Умирающий солдат с разодранным до хребта горлом умоляюще тянул к ней руки, пока ворга рвал когтями его живот. Кошмары, которым она была свидетелем, снова и снова вставали перед глазами, кровь и смерть кружили в дурной бесконечности.

Таландра проснулась в поту. Сердце громко стучало в ушах. Выскользнув из постели, она сбросила влажную одежду и обтерлась полотенцем. Затем принялась скоблить тело куском грубого мыла, отдавшись знакомому ритму и позволив мыслям свободно блуждать. В государственных делах она всегда могла рассчитывать на совет, но в долгие ночные часы, в пустой постели, ей было как никогда одиноко.

Переодевшись, Таландра заплела волосы в свободную косу и вышла в коридор. Кто-то поднялся из кресла в дальнем его конце и направился к ней. Это была Элоиза.

– Что-нибудь случилось, Ваше Величество? – спросила она.

– Нет, все хорошо, – ответила Таландра, но тут же стерла с лица фальшивую улыбку. – На самом деле, ничего хорошего.

– Отчего вы не спите – из-за кошмаров или забот?

– Всего понемногу, – усмехнулась Таландра. – Надеюсь, свежий воздух поможет уснуть. Вы не составите мне компанию?

– Конечно, – кивнула Элоиза.

Когда они шагали по коридору, Таландра бросила взгляд на ее татуировку. Узор выглядел просто, но с близкого расстояния королева различила сложные переплетения и узлы, скрытые в надписи.

– Было небольно, – сказала Элоиза, не оборачиваясь. – Я выпила отвратительное варево, от которого онемело лицо.

– Когда вы уехали из Севелдрома? – спросила Таландра. Хотя шпионы добыли для нее кое-какие сведения, получить их из первых рук было невредно.

– После обучения в Красной башне меня, как и многих, потянуло на путешествия. Я хотела посмотреть на Шаэль – раньше мы его почти не видели. Это красивое место. Во всяком случае, было, – добавила Элоиза, на секунду нахмурившись. Они еще раз свернули за угол, и Таландра толкнула дверь, ведущую наружу. Судя по небу, до рассвета оставался еще не один час. От холодного воздуха руки Таландры покрылись гусиной кожей, однако на Элоизу стужа как будто не действовала. Вдвоем они спустились на несколько пролетов во внутренние дворы и принялись обходить дворцовые земли.

– А после Шаэля куда вы отправились?

– На запад. Драссийцы были приветливы, но я всегда чувствовала, что у них есть от меня секреты. Что они не показывают себя целиком, потому что я чужая.

– Драссийцы – скрытный народ, – подтвердила Таландра. – Я знаю одну их посланницу с детства, но до сих пор не чувствую, что мы близки.

– Вы когда-нибудь бывали в королевствах Пустыни, Ваше Величество?

– Пожалуйста, называйте меня Тала. Нет, я никогда не заезжала так далеко на восток.

Элоиза наклонилась к зеленому кусту с красными ягодами и уже раскрывшимися белыми цветами. Таландра, хоть и прожила здесь всю жизнь, даже не знала его названия.

– Там не встретишь такую зелень – слишком сухо. Их города кажутся чужестранцам унылыми и бесплодными. Высокие каменные стены, тяжелые приземистые здания. Их почти не отличить друг от друга, но это потому, что драссийцы научены вековым опытом. Песчаная буря за несколько секунд оставляет от человека голый скелет – представьте, что она сделает с городом без стен. Однако если драссийцы доверятся вам и впустят в свой дом, внутри все будет иначе. Они приветливы и щедры. Многие из них возделывают сады, буйные оазисы посреди пустыни.

– Нелегко было променять Севелдром на Пустыню?

Элоиза бросила разглядывать куст, и они отправились дальше.

– Позвольте сперва задать вам вопрос, Тала?

– Конечно!

– Вы когда-нибудь любили?

Вопрос застал Таландру врасплох. Ее мысли немедленно обратились к Шани. Королева глубоко вздохнула, открыла рот, но вместо ответа лишь кивнула.

– Мой отец погиб по случайности, когда мне было двенадцать, но учиться в Красной башне я начала еще при его жизни. Мать обвиняла в его смерти моррина, хотя тот был не виноват. Она перестала доверять чужеземцам. Обойдя весь запад, я вернулась на родину навестить семью. Я стала рассказывать матери обо всех виденных чудесах, но ей это было неинтересно.

Они дошли до маленького садика и сели на скамью, со всех сторон окруженную густой травой, цветами и кустами жасмина. Гул насекомых и приторные цветочные ароматы наполняли воздух.

– Наверное, вам было неприятно.

Элоиза пожала плечами. Ее лицо ничего не выражало.

– В то время – да, было, сейчас осталось только разочарование. В Пустыне я обрела новую семью, щедрую, любящую и добрую. А потом встретила замечательного человека, рядом с которым ощутила себя особенной и красивой. Когда он попросил моей руки, я отправила матери письмо. Как ни странно, она ответила.

Несмотря на спокойное лицо Элоизы, Таландра догадалась, что конец у этой истории будет печальный.

– Она от меня отреклась. Заявила, что у нее нет дочери. Что я ее опозорила, а отец проклянет меня из могилы.

– Простите, – выдавила Таландра, не зная, что еще сказать.

Элоиза улыбнулась и легко сжала ее ладонь.

– Не за что. Вы ведь не знали. Так что, как бы ни любила я Севелдром, его зеленые просторы, музыку и людей, уехать было очень легко. И вот я впервые вернулась.

– Когда мой отец попросил короля Узермезеса о помощи…

– Ну а вы? Став королевой, вы сможете путешествовать?

Таландра об этом не задумывалась. Война поглотила все ее мысли. Королеве полагается время от времени наносить государственные визиты, однако она уже не сможет по собственному капризу оседлать коня и поскакать куда глаза глядят.

– Вам следует думать о будущем, – сказала Элоиза. – Помните о первом мирном дне после войны. Это поможет справиться с кошмарами.

– Вы уже бывали на войне?

Элоиза кивнула.

– Все началось с небольших набегов на караваны купцов в Пустыне, потом они стали организованнее и опаснее. Это Балфрусс помог нам разбить врага. Мы многих убили. Я еще вижу их лица, но они уже не преследуют меня, как раньше.

– Чем вы займетесь, когда война закончится? – спросила Таландра, уходя от неприятного разговора. Она старалась не забывать заверения генералов в том, что осада – их главная надежда на победу. – Заведете семью, детей?

– Мы с мужем это обсуждали. Когда-нибудь так и будет. Позднее. Нужно еще столько увидеть! Когда путешествовать, если не сейчас – пока еще волосы не поседели и кости не ноют от холода.

– Заманчиво, – признала Таландра, вставая со скамьи. Они рука об руку отправились обратно. – Если я когда-нибудь окажусь в Пустыне, то навещу вас.

– Я обижусь, если вы не обратитесь к нам за помощью, – сказала Элоиза. – Ну, мой муж – так уж точно обидится. Виду не подаст, но дома, за закрытыми дверями я целыми днями буду об этом слышать.

Таландра рассмеялась. Хотя кошмары еще не рассеялись, они уже не давили, как прежде. Вместо того чтобы думать о потерях, она обратила помыслы к тому, что построит в будущем.

Под конец прогулки королеву понемногу охватила усталость.

– Спасибо, – сказала она, обняв Элоизу. – Может быть, как-нибудь повторим.

– Когда пожелаете, Ваше Величество. Приятных снов.

На этот раз, когда Таландра закрыла глаза и кошмары вернулись, она знала, чем защитить себя. Мыслями о завтрашнем дне.

Глава 34

Ниррок, камердинер императора, поморщился от вони, но ничего не сказал, не издал ни звука и даже не шевельнулся. Если хочешь избежать внимания, молчи и не двигайся. Попадешься на глаза – и тебя заставят выполнять странные, зачастую невыполнимые капризы, а неизбежная неудача почти наверняка приведет к смерти.

Вчера в тронном зале красовался гниющий труп бывшего дворцового глашатая, а сегодня утром он исчез. Куда? Нирроку не по чину было спрашивать, поэтому он молчал и изо всех сил старался не глазеть на бурое пятно – там, где совсем недавно в луже крови лежал труп.

Император Тэйкон сосредоточенно смотрелся в овальное, богато украшенное зеркало. Всего несколько дней назад и оно само, и огромный дом, в котором оно висело, принадлежали одной из самых могущественных семей в стране. Теперь члены этого семейства либо украшали собой городские стены, либо прятались где подальше от гнева Избранных – безжалостных убийц и самых преданных последователей императора.

Влиятельные лица отнюдь не обрадовались, когда Тэйкон объявил им о планах расширить посвященный ему храм, который строили сейчас в центре города. Он сам представил окончательный макет тщательно подобранному собранию, состоящему из его верных сторонников и богачей, способных финансировать проект. Последние, не выказав ни восхищения, ни интереса, рано покинули церемонию.

Вскоре они – во всяком случае, так было объявлено – замыслили убить императора и вступили в сговор с иностранными силами. Не было ни суда, ни возможности оправдаться, ни даже доказательств вины. Да и зачем? Ведь слово живого Бога – закон. Члены влиятельной семьи, промедлившие с побегом, были убиты в постели, а все их имущество, движимое и недвижимое, перешло императору.

Рогго – Избранный, руководивший налетом, – смакуя подробности, описывал смерть предателей. Ниррок раньше не жаловался на слабый желудок, но изобретательность головореза неприятно его поразила. Один из детей, если верить рассказу, сбежал на чердак – там-то Рогго и обнаружил зеркало, которое преподнес императору.

– Сомневаюсь насчет манжет, – задумчиво сказал Тэйкон, дергая длинные треугольные рукава, волочившиеся по полу. Он вертелся перед зеркалом, отчего взгляду Ниррока представал императорский профиль. Под кожей Тэйкона – поперек лба и вниз по правой щеке – двигался какой-то нарост. Он исчез, затем вырос сбоку на шее и медленно перетек на затылок. Еще два нароста двигались независимо друг от друга, будто под кожей скреблись и искали выход какие-то насекомые или крысы. Заглядевшись, Ниррок сам не заметил, как встретил в зеркале глаза императора. Камердинер перестал дышать, ожидая, что Тэйкон отвернется, но тот крутанулся на месте и с каменным лицом вперил взгляд в слугу. Наросты под кожей внезапно исчезли. На их месте остались только слабые черные отметины, будто начерченные углем.

– На что ты уставился?

– На зеркало, Ваше Святейшество, – выпалил Ниррок, отводя глаза и низко кланяясь.

– Да, милая вещица. – Император провел рукой по золотой раме, изображавшей десятки людей, которых рвали на части и пожирали ужасные чудища. Глаза, щупальца, разинутые клювы и пасти, усеянные кинжалами вместо зубов, руки, которые заканчивались когтями и клешнями, раздутые крылатые тела с маленькими головками или вовсе без них – неудивительно, что зеркало прежде собирало пыль на чердаке.

Громкий стук в дверь возвестил о прибытии глашатая. Тот запыхался от бега и поклонился так низко, что волосами коснулся пола.

– Ваше Святейшество просило известить его в ту же секунду, как мы получим известие от генералов с передовой.

Мокрый от пота, глашатай почтительно протянул свиток. Каким-то чудом руки у него не дрожали.

– Разве? – скучающе спросил император. Ниррок видел, как на его правой кисти вздулся еще один нарост и тут же скрылся в рукаве.

– Да, Ваше Святейшество, – тревожно ответил глашатай.

– Есть интересные новости с войны?

Глашатай замолчал на секунду. И недомолвки, и излишняя разговорчивость могли быть равно опасны.

– Закончился первый день осады Чараса, Ваше Святейшество.

– Ага! – заинтересовался вдруг император. Он принял от глашатая протянутый свиток, сорвал печать и пробежал глазами послание. По ходу чтения улыбка постепенно сползала с его лица. Заметив это, глашатай попятился к двери. Он почти добрался до выхода, когда император отбросил свиток и закричал. Эхо подхватило его крик и разнесло по каменным стенам. Глашатай бросился со всех ног, но Тэйкон обеими руками ухватил его за голову и дернул на себя. Ниррок услышал хруст позвонков и звук упавшего на пол тела.

Завыв по-волчьи от ярости, император месил ногами лицо глашатая. Закрыв глаза, Ниррок по-прежнему слышал треск костей, перемежаемый визгом и хлюпаньем. Когда на руку ему брызнуло что-то мокрое и горячее, он инстинктивно стряхнул это, но глаз не открыл. Иногда лучше оставаться в блаженном неведении. Наконец ярость императора ослабла, и в зале повисла зловещая тишина.

Ниррок осторожно приоткрыл глаза и невольно вскрикнул – окровавленное лицо Тэйкона глядело на него в упор.

– Принеси мне переодеться, – сказал император, стирая рубашкой Ниррока кровь. – Да поживее!

Стараясь не смотреть на красно-серую массу там, где у глашатая недавно была голова, Ниррок опрометью выбежал из комнаты. Сандалии скользили по крови и с хрустом давили осколки черепа, однако камердинер не сбавил шаг. Подбежав к полкам с одеждой, он наугад вытянул несколько пар штанов, кипу рубашек, три мантии и бросился обратно в тронный зал.

Император к его приходу скинул с себя всю одежду и стоял, протянув руки. Ниррок помог ему облачиться. Тело глашатая уже унесли – стража в последнее время наловчилась не замечать крики и быстро наводить чистоту.

– За мной, – приказал император, застегивая на ходу последние пуговицы. Четверо Избранных шли по коридору вслед за Нирроком, но он не смотрел на них и ничем не выдавал, что знает об их присутствии. Камердинер подозревал, что Избранные просто затопчут его, если он остановится, лишь бы не отставать от своего покровителя.

Поспешая за императором по длинному коридору, Ниррок слышал далекий гул голосов. Звук нарастал, пока от него не заныли кости и зубы. Наконец Тэйкон распахнул двойные двери и вышел на балкон, нависающий над Лэкимской площадью, где тысячи людей собрались услышать его речь.

Ниррок стал готовить для императора смесь из вина, воды и фруктового сока в идеальной пропорции, поэтому не видел толпы, пока не прокрался на балкон. Скрючившись сбоку, он выглянул из-за колонны и чуть не уронил кувшин.

Вместо тысяч обожателей внизу простерлась озлобленная орда. Люди изрыгали проклятья, плевались, кричали и швыряли в сторону балкона гнилые фрукты и тухлые яйца. Сотни Избранных удерживали передние ряды на безопасном расстоянии, так что в императора не могли попасть даже самые меткие. И все же несколько особенно рьяных смутьянов подобрались очень близко. Ниррок с ужасом наблюдал, как их избивают и оттаскивают прочь от дворца. Император тем временем смеялся, приветственно помахивал рукой и не догадывался, какую ненависть возбуждает у толпы.

Видя, что Тэйкон не отвечает на оскорбления и даже не замечает их, люди еще больше разъярились. Они начали напирать на Избранных, а когда прорвать оцепление не удалось, в толпе что-то блеснуло. Один из стражников рухнул на землю. Из его шеи торчал кинжал. Крики стали пронзительнее – люди уже не грозили попусту, а доставали из-под одежды оружие. Одному Избранному разбили голову кузнечным молотом, а еще двоих по бокам от него закололи кухонными ножами.

Бунтовщики пробились через первый ряд стражников, победно карабкаясь вперед и чувствуя, что им выдался шанс добраться до императора. В самых резвых полетели стрелы, и две дюжины человек, визжа от боли, упали на землю. Грянул второй залп, за ним третий. После него толпа разделилась и стала брать небольшие группы Избранных в окружение. Им резали глотки, а отобранное оружие передавали в толпу. Вскоре на площади завязался жаркий бой.

Все это время император, прихлебывая разбавленное вино, благосклонно и слегка озадаченно глядел на площадь.

Нирроку пришла в голову шальная мысль столкнуть его с балкона. Тэйкон умел залечивать раны, но интересно было узнать, как он выкрутится, если его разорвут на сотню кусков, а череп растопчут, как он сам только что поступил с глашатаем.

– Мне скучно, – объявил император. – Я хочу принять ванну. Эй, ты, захвати выпивку.

Поднявшись, он бросил Нирроку кубок, который тот успел подхватить у самой земли. Один из Избранных со вздохом облегчения вытолкал камердинера с балкона.

Еще в коридоре, не дойдя до купальни, Тэйкон начал скидывать с себя одежду. Ниррок, жонглируя кувшином и пустым кубком, подбирал ее со всей ловкостью, на какую был способен. Избранный встал на страже у входа в королевскую купальню, однако Ниррок поспешил внутрь, где начал разводить огонь под огромным медным котлом.

– Не трудись, – сказал император, забираясь в огромную, выложенную плиткой ванну, которую кто-то уже наполнил. – Подай кувшин и выметайся.

Ниррок протянул кувшин и с благодарностью принял небрежный взмах императорской руки за дозволение уйти. Он мельком взглянул на мутную воду, подивился ее черноте, однако не задержался и особого значения этому не придал. По дороге к выходу что-то капнуло ему на лицо, но и это его не остановило. Лишь в дверях, когда император повернулся к нему спиной, Ниррок провел по лицу рукой, увидел на ней что-то красное и поднял глаза к потолку.

Над ванной, словно туши на скотобойне, свисала с крюков по меньшей мере дюжина изрезанных тел. Мертвые руки, пустые глазницы, бледные оболочки; одни – обезглавлены, другие – с перерезанным горлом, из которого вытекла вся кровь. Ниррок перевел взгляд на темную воду в ванной, быстро закрыл за собой двери и побежал.

Глава 35

Ужасное предчувствие выдернуло Балфрусса из сна – а ему так важно было выспаться!.. Маг добрел до окна и посмотрел на небо. Солнце перевалило за полдень. Сколько же времени прошло? Десять часов? Больше? Почему его не разбудили? Сражение уже началось? Где все?

«Не тревожься, Балфрусс, – успокоил его голос Туле в голове. – Сегодня штурма не было».

– А Чернокнижник? – выдохнул маг. Ноги едва держали, и он, тяжело опустившись в кресло, закутался в одеяло.

«Ни его, ни Осколков не видно. Наверняка он устал не меньше нашего. Ему нужен отдых. На всякий случай войско стоит наготове. Если мы понадобимся, нас позовут, а до тех пор отдыхай. Поспи еще немного».

То ли голос Туле оказывал странное чарующее воздействие, то ли мысль о сне была сама по себе привлекательна… Балфрусс легко поддался уговорам. Голова его упала на грудь, и маг уснул.

Когда он очнулся в следующий раз, время шло к вечеру. Ноздри щекотал аромат только что испеченного хлеба. После сна в неудобной позе шею пронзила боль. Балфрусс поморщился и, растирая затекшие мышцы, подошел к закрытому подносу, от которого доносились соблазнительные запахи.

Хотя маг проспал чуть ли не половину суток, холод и пустота не отпускали его. Тело сводила судорога, голова шла кругом. Под салфеткой он обнаружил большую миску рагу, ломоть теплого хрустящего хлеба, горшочек с маслом и кувшин воды. Рядом лежали три яблока, кусок сыра, два сладких пирога и пара яиц вкрутую. Балфрусс набросился на горячее и стал обмакивать хлеб в густое рагу. Ему вспомнилось, как мать, бывало, готовила у очага. Мысли о детстве были приятны, вот только в его воспоминаниях лицо у матери всегда казалось немного грустным.

Балфрусс съел все подчистую, словно голодал много недель. Хотя озноб не прошел, маг все же немного согрелся – то ли от горячего рагу, то ли от обилия еды. Он умыл лицо, потеплее оделся, несмотря на то что близилось лето, и пошел на поиски остальных.

– Туле? – мысленно спросил он.

«Я в саду, – ответил шаэлец. – Другие спят или ужинают».

Что-то странное послышалось в его голосе.

– Что-нибудь случилось?

«Я скажу тебе с глазу на глаз», – ответил Туле.

Балфрусс спустился к дворцовым садам, зайдя по дороге на кухню за сыром и хлебом. Слуги показали магу, где взять еду, и торопливо разошлись по своим делам, лишь бы не стоять у него на пути.

В кресле у очага спал Финн. У его ног стояла пустая тарелка. Кто-то укрыл его одеялом, но, несмотря на тепло и сытость, лицо кузнеца еще было бледным. Битва истощила силы всех магов и начала вытягивать из них саму жизнь. Еще минута-другая – и любой из них мог выгореть изнутри, как случилось с одним из Осколков.

Когда Балфрусс нашел нужную дверь во двор, солнце клонилось к закату. Туле сидел на скамье в саду, огороженном высокой стеной, в самом сердце дворца. Здесь не цвели цветы. Вокруг царили необычная тишина и покой. Несколько пчел с гудением искали нектар, но растения в горшках и на узких клумбах были им непривычны. Гравийная дорожка, уходившая в дальний конец сада, вела к пятифутовому каменному диску, посвященному временам года. Его окружала вереница старых огарков, среди которых стояли шесть новых белых свечей. Издалека Балфрусс с трудом разглядел, что Туле затеплил их, призвав крошечную искру.

Он сел рядом с шаэльцем на скамью и потянулся к странному кустику, стелившему по земле толстые пурпурные плети.

– Не трогай, – предупредил Туле. Балфрусс вздрогнул, услышав сухой, скрежещущий голос – настолько он отличался от привычного, звучавшего в голове. – Это сад королевского аптекаря. Все здешние растения могут быть ядовиты.

– Очаровательно. – Балфрусс подогнул манжеты, чтобы ничего не задеть. – Почему ты выбрал это место?

– Я знал, что здесь меня не потревожат.

– Я могу уйти. – Балфрусс хотел подняться, но Туле его удержал.

– Я бы не сказал, где меня найти, если бы сам не искал твоего общества.

Некоторое время прошло в уютном молчании. Взгляд Балфрусса, блуждая, наткнулся на каменный диск. Задолго до появления религий – может быть, от первых дней человечества – люди возносили благодарность сменявшим друг друга временам года. Молились о мягкой зиме, чтобы скот не замерз и никто не умер с голоду. Молились о долгом и теплом лете, прохладной осени и богатом урожае. Молились о дожде и о солнце, даже о ветре – в те дни, когда воздух был так горяч и неподвижен, что слабейшее дуновение приносило блаженство.

Шли столетия, мир менялся, но каменные диски по-прежнему можно было найти в любой стране, и люди продолжали возносить благодарности. Неважно, кого они почитали теперь – Всеблагую Мать, Пресветлого Владыку или Создателя; все признавали силу за временами года.

– Мой брат погиб, – сказал Туле, и слова его тяжело повисли в воздухе.

– Я думал, он остался в Шаэле.

– Я не терял с ним связи. – Туле постучал пальцем по виску.

Балфрусс не мог не изумиться силе его способности. Он считал обмен мыслями на расстоянии легендой, пока Туле не доказал обратное. Это забытое Искусство, одно из многих, могло в корне изменить повседневную жизнь и даже переломить ход войны. Трудно было представить, сколько возможностей оно открывает.

К несчастью, этому дару, по словам Туле, было почти невозможно научиться. Балфрусс, хотя и испытал обмен мыслями на себе, понятия не имел, как он происходит, и не мог повторить его с кем-то еще. Туле говорил, что для этого нужно отдать другому частицу себя.

До сих пор Балфрусс считал чудом разговор с человеком, находящимся от него в нескольких часах верховой езды. Шаэлец поддерживал связь с братом за тысячу миль отсюда.

Туле первым нарушил молчание. На его лице появилась печальная и понимающая улыбка.

– Мой брат не отличался добротой. Он был алчным и часто заботился лишь о себе. Но мы были одной крови, и если бы мне понадобилась помощь, он не отказал бы в ней, пока был жив.

– Что с ним случилось?

– После вторжения его отправили в один из множества лагерей для пленных. Недавно я узнал от него, что зекорранские стражники, а за ними и моррины разъехались по домам. Брат решил, что война окончена, но я сказал, что мы по-прежнему сражаемся. Из охраны в лагере остались только ворги, и тогда заключенные подняли восстание. Мой народ вырвался на свободу и напал на своих тюремщиков.

Туле поведал Балфруссу об ужасных условиях в лагерях. Сотни узников ютились в тесных камерах и часто становились жертвами жестоких опытов и забав. Захватчики ровняли с землей шаэльские города и истребляли их население без разбора. Те, кто избегал казни, гибли от голода.

– Может, он просто спит или потерял сознание? – предположил Балфрусс.

Туле печально улыбнулся.

– Нет. Я почувствовал, как меч вошел в его тело. Он мертв. По крайней мере, он умер свободным человеком.

– Мы освободим Шаэль, – заверил Балфрусс. – Король дал клятву, и королева ее сдержит.

– Я знаю.

Оба мага погрузились в свои мысли. Впервые с начала войны Балфрусс задумался, чем займется после нее. Будет это не скоро – хоть альянс и трещал по швам, им еще предстояло разобраться с Чернокнижником и Осколками. И все же раньше Балфрусс даже не задавал себе этот вопрос.

Он уже несколько лет провел в путешествиях, переезжая с места на место, туда, где могли быть полезны его способности. Усталость овладела им еще до начала войны. Балфрусс отчаянно нуждался в отдыхе.

– Ты, стало быть, отправишься домой, – сказал он.

– Освобождать мой народ и строить заново то, что можно отстроить.

– Без Чернокнижника армия запада распадется. Вместе мы обратим их в бегство и вернем твою страну.

Туле надолго замолчал. Наконец он ответил:

– Я не умею, как Эко, видеть будущее, но знаю, что скоро Чернокнижник будет повержен.

– Не сомневаешься?

– Нет. Ты был прав. Он слаб. Здесь его слабость… – Туле поднес руку ко лбу. – И здесь. – Он коснулся сердца.

– Зато он, похоже, ничего не боится, – сказал Балфрусс.

– Это оттого, что ему нечего терять. Он ничего не ценит и ни о чем не заботится, – в голосе Туле слышалась жалость. – Нас каждый день испытывают в бою. Мы сражаемся на пределе сил, потому что защищаем то, что любим. У нас нет выбора. Когда Чернокнижник устает или встречает на своем пути трудность, он отдает дело на откуп Осколкам.

– Эко впервые бросил ему настоящий вызов.

– И чуть не убил его. У Чернокнижника есть только грубая сила, и даже ее едва хватило. – Туле покачал головой. – Мои люди страдают от голода и побоев. Они сражаются и гибнут за то, чтобы сбросить оковы. Придет день, и они победят, ибо нет ничего сильнее, чем желание быть свободным.

Семьи у Балфрусса не было, и он задумался, чем мог бы пожертвовать ради своих друзей. Он вспомнил о Вэнне и его семействе, об Элоизе и Дариусе, о своем городе и всех тех, кого не знал. Каждый день он сражался за них, потому что Чарас был его единственным и настоящим домом. Ради друзей он отдал бы все на свете и даже больше, потому что нет ничего важнее. Против такого Чернокнижнику не выстоять. Осколков становилось все меньше, а значит, ждать осталось недолго.

Глава 36

Слишком уж он зачастил в лазарет. Казалось, всего несколько мгновений назад Варгус сам лежал на спине под тревожными взглядами товарищей, а теперь один из них, с кишками наружу – до того искромсанными, что не зашьешь, – умирал на руках у сестры милосердия.

От начального состава в его отряде остались только трое: Харго, Орран и Черный Том. В бою потрепало всех, многих потеряли по дороге. Первым был Бенлор, он отправился на юг, не досчитавшись ноги; последним – Лохмач, ставший короче на одну руку. Кодекс братства теперь соблюдали тысячи солдат, но Варгус почти никого не знал, да и его имя уже не играло никакой роли. Началось все с него, но не им закончится.

В шатре разило кровью, страхом и по́том – однако запаха, которого в первую очередь ждешь от лазарета, не было и в помине. Внутри жгли благовония, стараясь перебить смрад от гниющих ран. Варгус провел рукой по макушке. Не мешало бы принять ванну, побриться и переодеться. Впрочем, это подождет. Ближайшие шесть часов он посвятит еде и сну, все остальное – роскошь.

* * *

Пока седой воин у выхода оглядывал напоследок шатер, лекарь пригнул голову до самой груди. Не хватало еще, чтобы Варгус или кто другой обнаружил, чем он тут занимается. Нет, слишком рано. Он пока не готов.

– Все так плохо? – напомнил о себе раненый.

Очнувшись от мыслей, лекарь склонился над солдатской ногой и стянул сапог. Свежие повязки уже пропитались кровью. От раны пахло, как от старого сыра. Несколько пальцев совсем обесцветились, но от двух из них черно-желтое пятно уже расползалось по ступне.

– Помилуй, Создатель! – воскликнул солдат. – Я потеряю ногу?

– Боюсь, все гораздо хуже, – ответил лекарь, вновь склонив голову, на этот раз в молитве. Солдат при виде сложенных рук зарыдал. – Если ты веруешь, молись своему богу.

Лекарь наклонился, и из складок его рубахи выпала подвеска.

Он быстро сунул ее обратно. Солдат подозрительно прищурился.

– Что это?

Врач оглянулся, но в их сторону никто не смотрел.

– Ничего. Забудь, что ты видел.

– Не похоже на символ Создателя или знак Всеблагой Матери.

– Что за глупости!

– И это не фонарь Пресветлого Владыки, так?

– У тебя в голове все спуталось от болезни, – слабо улыбнулся лекарь.

– Что это было? Покажи, – настаивал раненый, из последних сил хватая его за рубаху.

Лекарь нехотя достал из-за пазухи подвеску – железную отливку простой работы, изображавшую открытый глаз, вписанный в треугольник.

– Это символ Ахарги, – прошептал он. – Древнего бога. Покровителя врачебного ремесла. Считалось, что он приносит избавление от чумы и всякой заразы. Твою ногу уже не спасти, вот я и подумал, что от молитвы хуже не будет.

– Я согласен на любую помощь, – ответил солдат. Он разжал хватку и изнеможенно откинулся на спину.

– Хочешь помолиться со мной?

– Что мне терять?

И вслед за лекарем он сотворил молитву древнему богу чумы.

Прошептав несколько слов, врач начертал символ Ахарги на лбу солдата и наложил руки на его рану.

– В ноге теплеет.

Хирург сосредоточился на ране и представил, что в ней больше нет гноя, а кровь свободно бежит до самой ступни.

– Пальцы покалывает.

Еще секунда – и все было кончено. Солдат побледнел, сердце его забилось чаще. Когда врач отвел руки, рана уже не пахла. Пальцы порозовели, омертвения как не бывало. К больному вернулись силы, а щеки налились румянцем.

– Чудо! – выдохнул он и тут же потерял сознание. Врач снял с шеи цепочку, надел ее на солдата и спрятал подвеску у него за пазухой. Затем поднялся, не обращая внимания на боль в пояснице, обвел взглядом шатер и глубоко вдохнул. Ни вкуснейших болезней, ни восхитительных ароматов заразы в воздухе не осталось.

Он вышел из шатра и направился в глубь Нового города. На Монстадской улице, проходя мимо крупнейшей в Чарасе церкви, посвященной Владыке Света, Кай остановился и сплюнул.

– Погоди у меня, ублюдок! – пригрозил он.

Глава 37

С тех пор как началась осада, боевые маги каждое утро просыпались в одно время с солдатами, а к восходу уже стояли на крепостных стенах в ожидании раннего штурма. Сейчас время клонилось к полудню, однако враг так и не появился. Второй день было тихо, и хотя никто не жаловался на передышку, все знали, что продлится она недолго. Большинство солдат, улучив минутку, отходили вздремнуть в тени. Хорошо ли им спалось, когда враг стоял под стенами города, – это другой вопрос.

Боевые маги собрались в заброшенной портняжной мастерской по соседству с городскими стенами. Ее владелец, испугавшись, что дела во время осады пойдут под откос, собрал все до последней нитки и уехал. Остались только стол, четыре стула, один-два деревянных манекена и рулон старой, поеденной молью ткани. У задней стены стояла большая полка для товара, похожая на пчелиные соты, все ячейки в ней были пусты. Хозяин оставил дверь широко открытой, но мог не бояться воров – красть было нечего. Возможно, он думал вернуться после войны и как ни в чем не бывало открыть торговлю.

Весна шла на убыль, лето входило в силу, и день вновь сулил жару. Маги прятались в лавке от солнца – все, кроме Финна, который держал стражу у входа. Кузнец не отрывал взгляда от крепостных стен.

– Западный альянс рассыпается, – хрипло произнес Туле.

В лавке не осталось мягкой мебели, и его голос звонко отразился от стен. Хотя опухоль на горле заживала, говорил он с трудом, морщась от боли.

Балфрусс от имени Туле уже доложил королеве о восстании в Шаэле, но был не прочь услышать историю снова. Она вселяла надежду на будущее. К этому времени почтовые голуби и вороны уже отправились в путь с добрыми вестями и новыми приказаниями для королевских союзников и шпионов. До конца войны было еще далеко, однако альянс уже гнил изнутри, как порченое яблоко. Придется ждать, пока середка провалится и выдавит наружу червей – только тогда воины, которые стояли под крепостными стенами, услышат голос разума и подумают о возвращении домой. Балфрусс снова напомнил себе, что в ближайшие дни никакие хорошие новости не остановят кровопролитие. Погибнут еще сотни, если не тысячи солдат. Их смерть не должна быть напрасной.

– А как быть с морринами и зекорранцами в Шаэле? – спросила Элоиза.

– Они ушли. Вернулись домой. Ходят разговоры о жестоких столкновениях в Морриноу между враждующими религиозными культами.

Таландра вкратце упоминала донесения, подтверждавшие эти слухи. Страну лихорадило, и все же моррины до сих пор не вышли из альянса и не отдали приказ отводить войска.

– Фанатики убедили Совет встать на сторону Тэйкона. Теперь против них выступили традиционалисты, которые заручились поддержкой народа. Начались бунты. Разрушен храм Всеблагой Матери.

– Благие новости, – сказал Дариус.

– В Зекоррии тоже растет недовольство, но и их солдаты не спешат домой. Напротив, они направили войска из Шаэля к Чарасу для поддержки основных сил.

– Это объясняет затишье, – кивнула Элоиза.

– Однако я слышал, что на улицах Зекоррии идут бои. Все трещит по швам. – Дариус обнял жену, и она улыбнулась.

Балфрусс не принимал участие в разговоре – только слушал и между делом поглядывал на Финна. Кузнец приподнялся на цыпочки и застыл, напрягшись всем телом.

– В чем дело? – спросил Балфрусс.

– Что-то неладно, – ответил Финн. Он на несколько шагов отошел от стены, остановился и обвел тревожным взглядом окрестные дома.

– Ты что-то видел?

– Почувствовал. – Финн по-собачьи втянул носом воздух. – Кажется, Осколки.

Солдаты на стене зашевелились, похватали оружие и растолкали уснувших товарищей. Другие уже взбирались по лестницам им на подмогу, моргая от яркого солнечного света. Затрубил рог – его долгая низкая нота тянулась, пока у Балфрусса не засосало под ложечкой. Звук словно прошел сквозь кожу, и на дно живота лег клубок страха.

Прикрывая глаза от солнца, маги высыпали на улицу вслед за Финном. Вновь протрубил рог, призывая всех, кто еще мог сражаться, взять оружие. Мимо Балфрусса бежали солдаты, на ходу натягивая доспехи и пристегивая мечи. На их лицах смешались страх и возбуждение. За ними, словно рой надоедливых мух над покойником, тянулась вереница санитаров, врачей и сиделок с охапками бинтов и сумками, полными лекарств. Их догоняли тощие длинноногие подростки-посыльные, священники и пестрая толпа маркитантов.

Затем раздался топот сотен ног, марширующих в унисон, и мимо Балфрусса с обеих сторон хлынул людской поток. Казалось, океану одетых в броню людей не будет конца – их ряды один за другим устремлялись к стенам города, будто на одной улице собралась целая армия. Наконец поток обмелел. Опоздавшие догоняли тех, кто ушел вперед, кто-то еще тер спросонья глаза. Какой-то солдат не успел даже толком одеться и скакал на одной ноге, натягивая сапог, а потом потерял равновесие и полетел головой вперед. Не вставая с земли, он обулся, поправил нагрудник, тайком утер разбитый нос и лишь после этого отправился дальше.

Балфрусс провожал его взглядом и не сразу обратил внимание на шаги у себя за спиной. Когда они стихли, а мимо никто не прошел, маг обернулся и от удивления остолбенел.

Рядом с его друзьями, улыбаясь до ушей, стоял Чернокнижник.

Время замедлилось. Сердце бешено колотилось, и каждый его толчок длился все дольше. Балфрусс потянулся к Источнику и хотел криком предупредить остальных, но уже знал – слишком поздно. Кинжал сверкнул в лучах полуденного солнца и вошел в спину Дариуса. Через секунду лезвие показалось наружу, красное от крови. Чернокнижник ударил еще раз и бросил кинжал на землю. Дариус все шире открывал рот – крик рвался из глубины, но звука не было. Колени его дрогнули, и он начал падать. Элоиза, протянув к нему руки, закричала, но Балфрусс уже не слышал ее – то ли на мир опустилась тишина, то ли он вдруг оглох. Откуда-то издалека доносились вопли и голоса, однако все звуки казались потусторонними.

Элоиза подхватила супруга и осторожно уложила его на землю. Из раны хлестала кровь. При виде ее Балфрусс застыл от ужаса: его разум не хотел верить, что все это не привиделось ему в страшном сне.

Молот, выкованный из чистой энергии, полетел в голову Чернокнижника, но тот небрежно отступил в сторону и легким взмахом руки нанес ответный удар. Силовая петля обвила лодыжку Финна, и кузнец, взмыв над землей, ударился головой о стену. Следующим в схватку вступил Туле, но и его ждала неудача. Сплетенная им тонкая сеть не долетела до колдуна каких-то несколько дюймов, наткнулась на невидимый барьер и испарилась. Ответный удар был до того силен, что возведенный щит не помог шаэльцу – Туле проломил стену ближайшей лавки, пролетел ее насквозь и упал на соседней улице.

Все звуки вдруг нахлынули с новой силой, а воздух вокруг затрещал от энергии, которую Балфрусс (он только сейчас это понял) держал в руках.

– Я тебе говорил, – прокричал Чернокнижник, перекрывая шум войска и гул, стоящий в ушах. – Я убью их одного за другим, и ты станешь таким же, как я!

Балфрусс зарычал и нанес удар, но противник легко отскочил в сторону. Вся сила атаки пришлась на здание позади него. Под небывалым напором каменный фасад пошел трещинами, стены покосились и рухнули внутрь. Улицу окутало огромное облако пыли. Балфрусс оскалился и призвал свирепый ветер, мгновенно развеявший желтую пыль, но колдуна и след простыл. Он исчез, оставив за собой одни руины.

Финн стоял на ногах, тяжело опираясь на стену. По его голове текла кровь. Туле нигде не было видно, а Элоиза рыдала, держа на руках окровавленное тело супруга. При виде него Балфрусс тотчас забыл о гневе.

– Нужен врач! – закричал он, не зная, слышит ли его кто-нибудь.

На улице появился посыльный, вспотевший и раскрасневшийся подросток. Он встал как вкопанный перед магом и несколько секунд не мог отвести полных ужаса глаз от распростертого тела Дариуса.

– Генерал Вэннок, – выдохнул мальчишка, – велел привести вас! Осколки! Атакуют!

Балфрусс схватил посыльного за плечи и заглянул ему в глаза.

– Найди врача, живо!

Он дождался кивка и разжал хватку. Мальчишка, призывая врача, припустил со всех ног. Несмотря на всю свою магическую силу, Балфрусс не знал, как лечить людей. Город по-прежнему нужно было оборонять от Осколков. Если бездействовать, погибнет еще больше народу.

– Ты можешь сражаться? – спросил он у Финна. Кузнец бессмысленно водил глазами, и Балфруссу пришлось шлепнуть его по щеке. – Ты можешь сражаться?

Финн сосредоточил взгляд на маге.

– Могу.

На улицу, пошатываясь, вышел Туле. Из порезов на его лице струилась кровь.

– Туле, ты можешь сражаться?

«Да», – ответил шаэлец. Даже этот короткий мысленный ответ стоил ему усилий.

Из-за угла показался посыльный. Он тянул за руку женщину, которая старалась поспеть за ним и не разбить содержимое врачебной сумки. С тяжелым сердцем Балфрусс подошел к Элоизе.

– Не проси меня, – сказала она, не поднимая глаз.

– Я не хочу.

– И не проси.

– Без тебя мы пропали. И все будет напрасно.

Элоиза наконец посмотрела на него. Балфрусс знал, что до конца своих дней не забудет той скорби, которая застыла в ее глазах. Вся боль, все горе, которые выпали на его долю, были каплей по сравнению с тем, что отражалось на ее лице. Глаза и губы, где прежде жил смех, теперь говорили о глубоком страдании, о неоценимой потере, которую не восполнить уже никогда.

Женщина-врач опустилась рядом с ней на колени, бегло осмотрела Дариуса и уложила его на землю лицом вниз.

– Прижмите, – распорядилась она, положив руки Элоизы на рану. Кожа у Дариуса была бледная, словно восковая. Лицо его разгладилось, будто он спал, хотя один глаз остался открыт. На секунду Балфруссу показалось, что его Кровный брат еще в сознании, пытается что-то сказать ему.

– Элоиза, – снова заговорил Балфрусс. – Ты нужна нам.

– Нет. – Ответ прозвучал тихо, но решительно.

Достав из сумки бинты и несколько маленьких флаконов, женщина-врач отправила посыльного за носилками.

– Без них нам не выстоять, – сказал Финн. – Это самоубийство.

– Попытаться все-таки стоит, – прошептал Туле.

Балфрусс чувствовал, как опять закипает гнев, пощипывая кончики пальцев. Чернокнижник напал на его друга. Трусливо подкрался и ударил его Кровного брата в спину.

– Позаботьтесь о нем, – попросил маг. И это все, что он мог сделать для старого друга, которому стольким обязан!.. Случайный прохожий мог бы сказать так о незнакомце, упавшем на улице у него на глазах. Женщина-врач, не отрываясь от работы, кивнула. Балфруссу хотелось как-то утешить Элоизу, но ему не хватило слов, чтобы выразить переполнявшие чувства.

«Она уже знает», – услышал он голос Туле.

С крепостных стен донесся рев: бессловесный вызов вырвался из тысячи глоток, полетел навстречу врагу и эхом затрепетал у Балфрусса в жилах. Его бросило в дрожь, он крепко сжал кулаки и расправил плечи.

Отбросив в сторону мысли о Дариусе, Балфрусс с двумя боевыми товарищами устремился к крепостной стене. Добежав по лестницам до самого верха, он увидел, что вражеские солдаты уже подошли вплотную. Крики воинов раздавались со всех сторон. Разум снова и снова проигрывал события последних минут. Кровь начала закипать. Страх и тревога растаяли, одна только ярость объяла его, словно кокон. Балфрусс призвал из Источника силу, и воздух вокруг него заискрился. Давление возросло, от энергии волосы встали дыбом. Сила эхом отдавалась в ушах – или, может, это билось его сердце, рассерженный барабан, искавший разрядки.

Четверо Осколков, как всегда безликих и молчаливых, стояли меньше чем в миле от стены. Хотя гнев мага не был направлен на этих бездумных марионеток, он ненавидел того, кто дергал их за нити.

Балфрусс еще глубже зачерпнул из Источника, думая обо всех жизнях, которые унесла война. Военные и гражданские, беженцы из Шаэля, Эко и, возможно, его Кровный брат, Дариус. Кто-то говорил с ним, но Балфрусс не слышал. Он вобрал в себя столько силы, что она надавила на глаза, проникла в него до мозга костей.

Закинув голову к небу, он добавил свой голос к реву воинов, а затем выместил всю свою ярость на ближайшем Осколке.

Раздался громкий треск, и широкая молния, расколов небеса, обрушилась на фигуру в капюшоне. Фонтан земли и камней взмыл на полмили вверх.

Когда пыль рассеялась, на месте удара зияла глубокая расщелина. От Осколка не осталось ни следа.

Глава 38

По настоянию Таландры разговор состоялся в обеденной зале – так он меньше напоминал допрос. Впрочем, совсем избежать сходства не вышло. Королева заняла место во главе стола, Граэгор – как всегда вооруженный до зубов, – стоял за ее спиной, слева и справа сидели два других генерала, Вульф и Вэннок Лор. Последнего, как лицо пристрастное, Граэгор просил освободить от присутствия, но Таландра напомнила, что они все-таки никого не судят.

Время было позднее, и после очередного долгого дня, полного забот, ее клонило в сон. По правде сказать, затея была излишней. Таландра и так уже многое знала, а об остальном легко могла догадаться. Увы, порядок есть порядок. Другие не могли обойтись без ритуала. Она надеялась, что разговор по крайней мере разрядит атмосферу и оставит позади старые обиды.

Двое охранников подвели к дверям Балфрусса и остались у входа. Глядя в лицо мага, Таландра снова вспомнила о потерях, которые недавно выпали на его долю. Сначала Эко, потом его Кровный брат. Шани в своем донесении подробно описала раны Дариуса. Первый удар задел сердце мага, второй пронзил легкое. Спасти его было нельзя. Они потеряли еще одно незаменимое оружие. В глубине души королева понимала, что это слишком расчетливый взгляд на события, но что поделаешь – в ее армии можно было восполнить любую потерю, кроме боевого мага. Без них война давно бы закончилась, а жителей Севелдрома ждала бы незавидная участь – смерть или рабство. И вот в награду за спасенные жизни Балфруссу устроили это судилище!

Пока вокруг бушевала битва, он, Туле и Финн каким-то чудом держали оборону против учеников Чернокнижника. Говорили, что Балфрусс, едва началось сражение, уничтожил одного из Осколков, и хотя доказательств этому не было, Таландра верила слухам, ведь за считаные минуты до этого у него на глазах погиб Кровный брат. Королева слабо разбиралась в магии, но знала, что эмоции играют в ней важную роль. Балфрусс вполне мог этим воспользоваться, дав выход ярости.

Нужно было как можно скорее известить о трагедии Узермезеса IV. Таландра не хотела, чтобы король Пустыни узнал о смерти Дариуса из чужих рук. Сразу после собрания она выразит в письме к нему свои глубочайшие соболезнования.

Королева дружелюбно улыбнулась магу и указала на единственный свободный стул напротив. В сущности, собрание могло сойти за обычный военный совет, если бы Граэгор не стоял у нее за спиной, а стол, где обычно были разложены документы и карты, не пустовал.

Хотя в последнее время несладко пришлось всем, при виде Балфрусса Таландра подумала, что меньше всего война пощадила магов. Когда он только приехал в Чарас, в его глазах на сытом румяном лице сверкал озорной огонек. Сейчас под воспаленными веками темнели круги, лицо посерело и осунулось, длинная борода и спутанная копна черных волос придавали ему дикий вид. Еще один день, проведенный в бою, истощил его, однако ум не потерял остроты. Таландра видела, как Балфрусс обвел взглядом кислые лица в зале и остановился на Граэгоре, стоявшем позади королевы.

Не ускользнула от внимания мага и закрытая дверь, за которой, как он наверняка догадался, поджидала стража. Охранники сопровождали во дворце всех гостей, но попытаются ли они остановить его, если он решит выйти? Этот и сотня других вопросов, должно быть, вертелись сейчас у него на уме.

К удивлению королевы, Балфрусс с непроницаемым видом – под стать ее собственному – откинулся в кресле. Можно было его не томить: он явно знал, зачем его вызвали. Посреди тяжелого молчания Таландра заговорила.

– Расскажите мне о Чернокнижнике.

– Что вы хотите знать? – спросил Балфрусс.

Не оглядываясь, Таландра потянулась назад и предостерегающе взяла Граэгора за руку. Старого генерала трясло от ярости. Не хватало еще, чтобы он совершил какую-нибудь глупость. Против боевого мага сталь была бессильна. Бессильна, если он вовремя заметит ее, тут же поправила себя королева. Мысль была недостойная – после всего, что маги сделали для ее страны, – и все же она не могла этого не учитывать.

– Когда вы первый раз с ним встретились?

– Он нашел меня несколько недель назад. Стояла поздняя ночь, во всем лагере не спал я один. Поначалу я не понял, с кем имею дело, но после короткого разговора стало ясно, что он другой.

Королева вскинула бровь.

– Другой?

Балфрусс вздохнул.

– Он говорил вызывающе. Заявил, будто работает на интенданта, но было видно, что он привык отдавать приказы, а не исполнять их. Притворился, что нервничает, однако надолго его не хватило.

– Понимаю, – задумчиво сказала Таландра.

– Когда ты с ним сговорился? – прогремел Граэгор. Голос эхом разнесся по каменным стенам. Таландра закатила глаза и приготовилась отозвать обвинение, но вдруг увидела лица тех, кто сидел за столом. Им всем было не по себе от этой мысли, но в глазах мелькнуло что-то еще. В них как будто читалось сомнение. Один только Вэннок ответил королеве твердым, решительным взглядом. Он верил Балфруссу как самому себе. Таландра осторожно сказала:

– Я бы выразилась иначе, но… – В воздухе повис невысказанный вопрос.

Балфрусс фыркнул.

– После всего, что я сделал, как вы можете о таком спрашивать?

– Вы не ответили, – мягко возразила Таландра.

– Никакого сговора не было, – отрезал Балфрусс. Они с Граэгором не сводили друг с друга глаз, и уступать никто не желал. Учитывая упрямство обоих, встреча грозила затянуться.

– Ты сказал, он другой, – вмешался Вэннок. Возможно, он один во всем зале мог прервать их молчаливый обмен взглядами. – Так ты с самого начала знал, с кем имеешь дело?

Балфрусс всего на миг замешкался с ответом.

– Знал. И противостоял ему.

– Почему ты потом никому не сообщил? – продолжал Вэннок. – Если знал, то почему держал это в тайне?

Его голос дрогнул – достаточно, чтобы Балфрусс отвел взгляд от Граэгора. Маг удивленно воззрился на старого друга.

– Ты думаешь, я предатель?

– Нет. Но твое молчание необычно.

– Я не могу этого объяснить. Просто не видел смысла.

Граэгор презрительно фыркнул.

– Чего он хотел? – спросила Таландра, пока мужчины опять не сцепились.

– Позлорадствовать. Выяснить, что я за человек.

– И все?

– Для первого раза – все.

– Великий Создатель! – выругался Граэгор.

Таландра, чтобы отвлечь генерала, ударила кулаками по столу. Получилось больнее, чем она ожидала, и звук вышел совсем не такой громкий, зато боль позволила сосредоточиться. При мысли о зверски убитом отце в груди королевы шевельнулся гнев, и все-таки она не позволила чувствам взять над собой верх.

Во время самых жарких споров Маттиас всегда сохранял спокойствие, а Граэгор часто выходил из себя. Таландра поняла, что и по этой причине – одной из многих – ни один совет не обходился без седого генерала. Пока Маттиас оставался бесстрастным, Граэгор бушевал и выплескивал гнев – иногда и на самого короля, удобную отвлекающую мишень. Удивительно, что даже сейчас, спустя тридцать с лишним лет, ей было чему поучиться у отца.

– Сколько раз вы встречались с Чернокнижником? – спросил Тиас.

– С полдюжины. Всякий раз, когда он хотел похвастать и бросить мне вызов. По-моему, он искал встречи со мной из-за своего одиночества.

– Одиночества? – насмешливо переспросил Граэгор.

Балфрусс несколько раз глубоко вздохнул. Таландра заметила, что Граэгор по-прежнему держится за рукоятку своего топора, хотя и ослабил хватку.

Когда Балфрусс заговорил, голос его прозвучал устало.

– Чернокнижник во многом похож на ребенка. Он сильнее любого известного мне мага – может быть, даже включая Серый Совет, – но при этом постоянно ищет одобрения. Он хочет, чтобы я признал, будто мы похожи и ничем не отличаемся друг от друга. Тогда ему не будет так одиноко.

– Не понимаю, – сказала Таландра.

– Он долгие годы делал все, что хотел, и остановить его было некому. Представляете, каково это – владеть почти безграничной силой и не отвечать за свои поступки? – Балфрусс покачал косматой головой. – Он помог Тэйкону сколотить альянс, создал Осколков, убил вашего отца, развязал войну – и все это ничего для него не значит. Люди для Чернокнижника всего лишь игрушки. Наигравшись, он их ломает.

– По всему судя, он сумасшедший, – пробормотал Хирам.

– Возможно, – признал Балфрусс.

– Почему ты? – спросил Вэннок. – Почему он именно тебе не дает покоя?

– Нашел родственную душу? – усмехнулся Граэгор.

Таландра ожидала очередной вспышки гнева, но Балфрусс только склонил голову набок, будто к чему-то прислушался.

– Нет. Между нами нет ничего общего, – наконец произнес он со слабой улыбкой.

– Тогда почему? – спросила Таландра.

– Потому что ему нужен новый вызов, а я так легко не сдамся. Он пригрозил, что перебьет всех боевых магов, пока нас не останется двое. Он хочет лишить меня самообладания, довести до предела, чтобы я стал таким же, как он.

Невероятно могущественный и сумасбродный маг в одиночку играл народами и втянул в войну чуть ли не целый мир. Мысль о том, что два таких мага способны действовать сообща, поистине ужасала. Таландра не хотела даже думать об этом. Ни секунды.

– Значит, он хочет не убить вас, а заполучить в союзники.

– А потерпев неудачу, попытается сделать из меня очередного Осколка.

От этой мысли Таландре еще больше стало не по себе. Тот же неудержимый страх она увидела и в лицах собравшихся.

– Ты встречался с ним втайне, – заявил Граэгор. – Откуда нам знать, что он не дергает тебя за ниточки?

– Моя воля свободна.

– Я тебе не верю.

Временами было полезно дать Граэгору выместить на ком-нибудь злобу и наблюдать, как тот человек поведет себя в непростой ситуации. Однако сейчас случай был явно неподходящий. Следовало удержать буяна, пока он не наломал дров.

– Граэгор… – заговорила Таландра, но было уже поздно. Гнев, который генерал так долго держал в себе, закипел и рвался наружу. Встреча пошла наперекосяк.

– Все, что нам известно об Осколках, мы знаем только от тебя. И по-моему, это вранье. Уловки, чтобы отвлечь нас. Вы с ним сговорились. Ты предатель!

Балфрусс вскочил на ноги. Граэгор схватился за топор, остальные бросились их разнимать, пока не пролилась кровь. Лишь Таландра осталась безучастной к суматохе. Ее братья, забыв про почтение к старшим, вцепились в генерала, а Вэннок и Вульф не подпускали к нему Балфрусса. Тот мог бы оставить от Граэгора мокрое пятно на стене, но не сделал этого. Возможно, в глубине души маг уже знал правду.

– Где ты был? – взревел Граэгор. – Где ты был, когда убили короля?

– Сражался, пока ты отсиживал жирный зад, – крикнул Балфрусс. – Трусливый ублюдок!

Граэгор замер в руках у Тиаса, побледнел, а затем с нечеловеческим воплем ринулся на мага. Он футов шесть протащил за собой обоих братьев Таландры – только общим усилием они смогли его остановить. В тот же миг распахнулась дверь, и в трапезную, обнажив мечи, вбежали стражники. Королева дала им знак отступить.

– Предатель, – рычал Граэгор, не желая сдаваться.

– Он не предатель, – крикнула Таландра, перекрывая всеобщий шум. – Он твой сын!

Повисла такая оглушительная тишина, что у Таландры зазвенело в ушах. Где-то за окном молот размеренно стучал о наковальню. Даже в этот поздний час, когда почти все уже спали, кузнецы продолжали трудиться. Быть может, среди них был и Финн – пытался выковать что-то стоящее из покореженного металлического комка. Таландра знала: кузнец и себе хотел такой же судьбы. Он мечтал о том, чтобы его перековали.

К королеве были обращены все взгляды. Граэгор, обессилев, выронил топор и, наверное, сам рухнул бы на пол, если бы с обеих сторон его не поддерживали Хирам и Тиас.

Балфрусс, не веря своим ушам, переводил взгляд с королевы на генерала. Потом недоверие на его лице уступило место узнаванию. Было, было между ним и Граэгором какое-то сходство, пусть смутное и не делавшее их родство очевидным. Об остальном Таландра догадалась в последние несколько недель. Нрав у Граэгора и раньше был крутым, однако с недавних пор к его раздражению прибавилось что-то личное. Все знали, что у него не осталось родни, но одинок он был не всегда. Король Маттиас раз или два упоминал его трагическую историю, лишь последние события заставили Таландру вспомнить о том, что семья генерала погибла от рук разбойников.

Еще одну подсказку она получила во время странного разговора с Граэгором, когда он провожал ее до покоев. Тогда, мало зная о прошлом Балфрусса и туго соображая после тяжелого дня, Таландра отправила генерала к Вэнноку. Два дня спустя кусочки головоломки встали на место. Маленькое расследование и один-два осторожных вопроса подтвердили ее подозрения.

Таландра хотела обсудить это с Балфруссом и Граэгором наедине. Она знала, что маг возобновил дружбу с Вэнноком и его семейством. Внезапно обретя отца, он мог с еще большей охотой остаться после войны в Чарасе. Теперь ее план провалился. Будущее было туманным.

Тиас и Хирам подвели Граэгора к креслу, и он рухнул, будто мешок с тряпьем. Ярость без конца и без края, которая минуту назад кипела в его глазах, испарилась.

– Я полагала, вы знали, – мягко сказала Таландра.

– Догадывался, – не глядя на нее, ответил Граэгор.

– Ты мне не отец, – отрезал Балфрусс, поднявшись на ноги. На короткий миг в его глазах мелькнула бездна боли и гнева, до того глубокая, что Таландра от нее отшатнулась. Еще секунда – и Балфрусс снова владел собой. – Ты ничего для меня не значишь. – Он развернулся и вышел из зала.

Глава 39

Роза обождала минуту-другую в соседнем проулке, чтобы войти на склад последней. Собравшиеся, как и прежде, прятали лица под масками. Толпа слегка поредела, зато праздных зевак не осталось. Сегодня на встречу явились только те, кто готов был пойти дальше простой болтовни.

Хотя масок никто не снимал, Роза уже знала собравшихся по именам. Они, в свою очередь, думали, что знают ее.

Через несколько дней после первой встречи каждый из заговорщиков получил от Петры письмо с указаниями. Как и ожидалось, это отпугнуло искателей острых ощущений, падких на модные веяния, и любителей почесать языками, слишком трусливых для настоящего дела. Остальные были исполнены решимости вернуть власть над страной.

Почти две недели цветочная лавка в Торговом квартале испытывала небывалый наплыв посетителей – сплошь богатых землевладельцев, купцов и великосветских особ. В придачу к букетам они получали от знакомой на вид хозяйки сведения о том, сколько драссийцев им нужно нанять и где их следует разместить.

До сих пор все шло гладко, однако Роза по опыту знала, что успокаиваться нельзя.

Проходя сквозь толпу, она чувствовала, как взгляды мужчин исходят знакомым жаром. Возможно, у кого-то из них были особые причины остаться, но их ждет жестокое разочарование. А отказываться уже поздно. Теперь они все повязаны. Всякому, кто пойдет на попятный, придется ради безопасности навсегда заткнуть рот. Впрочем, драссийских наемников в городе собралось уже столько, что даже самый тупой шпион должен заподозрить неладное.

– Настало время вернуть себе нашу страну, – начала Роза без предисловий. – Как мы и планировали, в городе уже пять сотен драссийцев. Еще четыре тысячи ждут неподалеку. – Она кивком указала на группу богато одетых мужчин, прятавших лица под золотыми масками.

У некоторых заговорщиков были загородные поместья, пустовавшие почти круглый год, покуда на их хозяев не находила блажь пожить как крестьяне. То есть, конечно, крестьяне, которые купаются в роскоши и имеют собственных слуг. Теперь их ухоженные сады и пестрые клумбы были истоптаны сапогами расквартированных драссийцев. Из этих поместий наемники могли добраться до Перицци одним марш-броском – меньше чем за полдня. Они составляли резерв на случай непредвиденных обстоятельств. Пятисот солдат, уже попавших за городские стены, было достаточно, чтобы совладать с фанатиками Тэйкона, однако Гундер боялся: вдруг Избранные ведут подпольную вербовку?..

– Когда? – выкрикнул кто-то из толпы. – Когда нужно будет сражаться?

– Очень скоро, – пообещала Роза. – Идут последние приготовления. У меня есть для вас новые инструкции.

Роза делала вид, что старательно выбирает для каждого получателя его личный конверт, хотя все они содержали один и тот же приказ. Заговорщики быстро прятали письма за пазуху или в карман, чтобы прочесть их наедине. Это была последняя встреча. Освобождение Йерскании начнется через три дня.

– Скоро пробьет наш час, – сказала Роза, вернувшись на трибуну. – Наступление западной армии захлебнулось. Альянс трещит по швам. Моррины дерутся друг с другом, а зекорранцы перегрызлись и хотят свергнуть Тэйкона. Даже в Шаэле люди восстали против поработителей.

К счастью, подкрепление из Зекоррии отправилось к Севелдрому прямиком через южное ущелье. Загляни они по дороге в Йерсканию, и столица утонула бы в крови. Первосвященник Филбин оказался очень выгодным союзником. Он повел за собой людей, публично выступил против мятежников и осудил самого Тэйкона.

Тем временем моррины оставили Шаэль и отплыли на север, к родному дому. Роза каждый день слышала о новых трагедиях и жестокостях экстремистов. Моррины сражались за свободу своей страны – до других им не было дела. Учитывая, что основные войска альянса сосредоточились в Севелдроме, время для удара было самое подходящее. События наконец-то приняли желаемый оборот. Задуманное в Йерскании должно было стать поворотной точкой.

– Йерскания будет свободной! – пообещала Роза.

Раздались короткие крики радости, кое-где плеснули аплодисменты, и толпа начала расходиться. Здание покидали группами по несколько человек, чтобы не возбуждать подозрений. Роза заметила, что Гундер встал подальше от выхода, пропуская людей вперед. Оставшись с ним наедине, она на всякий случай обошла склад и заперла дверь.

– Все ушли, можешь выкладывать правду, – рявкнул Гундер. Роза вскинула бровь – обычно он держал себя в руках.

– Уже выложила. Мы готовы. У тебя что нового?

– Дозор осторожничает. Я сделал все, что мог. Остальное за мятежниками, – ухмыльнулся он.

– Как это понимать?

– Либо городская стража поддержит мятеж, либо ты позаботишься, чтобы они не мешали. Что Избранные, что местные – драссийцам все едино. Пока контракт не истек, они убьют любого, на кого ты покажешь.

Роза покачала головой.

– Мне это не нравится.

– Нельзя допустить огласки. Убей любого, кто будет путаться под ногами, даже если он из Дозора.

Что-то растревожило Гундера: Роза никогда его таким не видела. Быть может, он слишком много времени провел в игре.

– Что стряслось? – спросила она, но Гундер, словно не услышав ее, повернулся к выходу. Роза коснулась его плеча. – Поговори со мной.

На секунду из-под маски обрюзгшего разодетого купца сверкнул глазами мясник Регори. Под его взглядом Роза отдернула руку, будто ошпаренная.

– Ты слышала приказ.

Вновь натянув улыбку, он зашагал прочь.

* * *

Гундер, не раздумывая, выбрал окружной путь к дому и запетлял по городским улицам. Отойдя немного от склада, он сдернул маску с фазаньими перьями и швырнул ее в проулок. Не пройдет и часа, как красные отметины на лице бесследно исчезнут. Интересно, сколько уйдет времени, чтобы сбросить с себя личину толстого купца, когда он перестанет быть нужен…

Гундер запутывал следы, несколько раз переходил по мостам через реку и внимательно следил за каждой тенью. Лишь поравнявшись с таверной «Благословение Владыки», он понял, что за ним увязалась слежка. Спустя несколько минут стало ясно: следит человек неопытный. Несмотря на его попытки приглушить шаги, было слышно шарканье туфель. Шпион к тому же шел слишком близко – краем глаза Гундер дважды уловил движение.

Он нырнул в узкий проулок, проходящий за рядами торговых лавок, и припустил вперед, перепрыгивая через разбитые ящики с гнилыми фруктами. Под подошвами башмаков что-то хлюпало, но он не оглядывался. Проулок вывел на улицу. Людей в этот час на ней не было. Вместо того чтобы бежать дальше, Гундер нырнул в дверной проем рядом с аркой и прижался к стене, слившись с тенью.

Через минуту стало слышно, как кто-то бежит вдогонку. На такой скорости он промчится мимо, а когда поймет, что к чему, Гундера и след простынет. Вечер выдался долгий, и уйти от погони было заманчиво, но очень уж просто. В прошлом, до того, как приехать в Перицци, он бы так не поступил.

Когда преследователь поравнялся с ним, Гундер выскочил из засады и прижал его к стене, едва успев разглядеть маленькую фигурку в диковинном бело-синем мундире. Не дав времени опомниться, Гундер ударил коротышку ногой, целя в живот. Тот взвыл от боли, слишком пронзительно для взрослого мужчины.

Гундер встряхнул незнакомца, подтолкнул к дальней стене – и изумленно попятился, когда свет от уличного фонаря высветил знакомое лицо.

– Сабу?

Мальчишка хрипло дышал и держался за грудь. Больше всего Гундера поразила его одежда. Она напоминала мундиры Избранных, только с нашивками, которых он раньше не видел. Три красные полоски украшали правый рукав, две – левый. Посреди каждой был свой особый символ, означавший какое-то достижение.

– Зачем ты так вырядился? Чем ты занят? – тихо спросил Гундер, не спуская глаз с улицы.

– Я выполняю гражданский долг – защищаю гражданские свободы народа, – отбарабанил Сабу, явно повторяя чужие слова.

– Ты хоть знаешь, что это значит?

– Я выполняю долг.

Гундер поднял бровь.

– Как?

– Нахожу предателей. Я уже помог арестовать пятерых. – Он указал на красные нашивки.

– Кому ты служишь?

Гундер знал ответ, но хотел услышать его.

– Его Святейшеству императору Тэйкону, Повелителю Запада.

У Гундера еще сильнее засосало под ложечкой.

– Дурак! Ты даже не понимаешь, во что ввязался.

Сабу грустно покачал головой, будто это Гундер ничего не понимал.

– Я-то знаю, что к чему.

Мальчишка рванул было к улице, однако Гундер схватил его за шею и втолкнул в проулок. Сабу приземлился на кучу гнили, потревожив рой жирных мух. Судя по всему, грязь на мундире ужаснула его больше, чем положение, в котором он оказался. Сабу попробовал отчистить пятно, но лишь сильнее размазал его по штанам.

– Зачем ты следил за мной?

– Вы предатель, – сказал Сабу. – Как и другой.

Он оглянулся через плечо в ту сторону, откуда пришел, и Гундер на всякий случай схватил его за руку.

– Какой другой?

– Зекорранский ювелир. Я видел, как он ночью пробрался в ваш дом.

По иронии судьбы, в тот раз Золл пришел лишь потому, что не хотел пить в одиночестве. Что ж, если Сабу выдал Избранным их имена, неудивительно, что к Гундеру нагрянули с обыском. Ювелир не появлялся уже несколько дней, а значит, либо сидел в тюрьме, либо прятался, а скорее всего уже отплыл на север.

– Ты сказал Избранным, что я предатель?

Мальчишка заерзал и скривил лицо, будто съел лимон.

– Хотел, но доказать было нечем. В прошлый раз я ошибся, так мне за это дали плетей.

Гундер вздохнул с облегчением. Конечно, Сабу еще мог выдать мятежников, но при должных мерах предосторожности этого можно было не опасаться.

– Зачем ты… – начал Гундер и вдруг, замолчав, опустил глаза. Из его живота торчала рукоятка кинжала. Простой выделки, с именем мальчишки и надписью – «Приступим».

Сабу в ужасе уставился на содеянное. Он хотел убежать, но Гундер крепко держал его за руку. Впрочем, скоро паника на лице предателя уступила место сомнению. Сабу присмотрелся к ране.

– Крови нет, – сказал он.

Лезвие, едва длиннее пальца, вошло в мягкую подушку, при помощи которой Гундер выдавал себя за толстяка. Обычный кинжал прошел бы ее насквозь, но этот ножичек даже не поцарапал кожу.

– Зря ты это сделал, – покачал головой Гундер. Он тряхнул рукавом, и другой, собственный его кинжал прыгнул в свободную руку. Сабу отчаянно задергался.

– Я никому не скажу, обещаю! – плаксиво залепетал он, но Гундер уже затолкал его глубже в проулок. Поняв, что слезами тут не поможешь, Сабу забился и хотел закричать. Кинжал сверкнул у самого горла, и вместо крика оттуда вырвалось бульканье. Шею обволокло красным. Сабу, захрипев, опустился на землю. Гундер дождался, пока мальчишка перестал дышать, обтер кинжал о его запачканный мундир и зашагал прочь.

Глава 40

Солнце только взошло, а в храме уже собралось больше дюжины человек. Даже после долгих странствий, обойдя весь запад, а на востоке добравшись до двора короля Пустыни, Балфрусс входил под своды старейшей церкви Создателя с неизменным благоговением. Почти тысячу лет люди приходили сюда поклониться древнейшему из богов. За это время сотни войн пронеслись по свету, целые народы успели появиться и исчезнуть, а в храме все так же молились Создателю.

Было в этом постоянстве что-то проникновенное и умиротворяющее. Балфрусс прожил вдали от Севелдрома не так уж долго, но мелкие изменения бросались в глаза. Мужчины растили усы по последней моде, тогда как раньше в ходу были пышные бороды. Одежда стала ярче, но при этом скромнее, чем ему помнилось. Еду в тавернах теперь приправляли специями с запада (оно и к лучшему – местная кухня всегда казалась ему пресноватой). Всюду Балфрусс замечал перемены, и только здесь, в доме Великого Создателя, время как будто застыло.

Высокий арочный потолок, широкие каменные колонны, витражи и тяжелая деревянная мебель нисколько не изменились. Вдоль одной стены висели портреты бывших патриархов, от прошлых веков и до наших дней. Напротив нее – пейзажи, подаренные местными художниками. Балфрусс заметил лишь одно новшество – пеструю галерею аляповатых рисунков у дальней стены. Присмотревшись, он понял, что это портреты короля Маттиаса, нарисованные детьми, а подписи в простых словах выражают соболезнования.

Элоиза сидела в четвертом ряду. Балфрусс сел рядом и молчал, наслаждаясь покоем и тишиной.

Мысли, приняв свободное направление, вернулись к недавним событиям. У него больше не было секретов. О Чернокнижнике знали королева и ее генералы, знали и собратья Балфрусса. Он рассказал им даже о Граэгоре, хотя это далось ему нелегко.

– Ты говорил с ним? – спросила Элоиза, словно прочитав его мысли.

Она побледнела и осунулась, глаза покраснели от слез и бессонницы. Траурные одежды придавали ей мрачный вид, и на секунду она напомнила Балфруссу Осколка. Искру жизни Элоиза похоронила под горой скорби.

– Нет, не говорил.

– Он действительно твой отец?

Как бы ему ни хотелось, Балфрусс не мог этого отрицать. Вэннок уже какое-то время знал правду и ждал удобного случая, чтобы с ним поделиться.

– Да, – ответил он наконец.

– Тогда вам нужно поговорить, и как можно скорее.

– Зачем?

– Затем, что завтра один из вас может погибнуть. – Слова прозвучали мягко, однако Балфрусс знал, какую боль они ей причиняют. Тщетно пытаясь предложить хоть какое-то утешение, он взял Элоизу за руку, но по-прежнему не смотрел на нее, чтобы чувства, похороненные еще в Пустыне, не вырвались наружу.

В смерть Дариуса до сих пор было сложно поверить. Балфрусс все ждал, что его простодушный друг вот-вот забредет в церковь и усядется рядом. Воспоминания об их знакомстве были свежи, будто Балфрусс всего несколько дней назад пришел в Корумшах, где совсем никого не знал. Дариус принял его как желанного гостя, ввел в свой дом, научил местным обычаям. Благодаря Дариусу он познакомился с Элоизой и получил должность при дворе, заслужив доверие короля Пустыни. Влияние Дариуса простиралось так далеко, что король позволил ему наречь Балфрусса Кровным братом. Теперь, с его смертью… Балфрусс огляделся по сторонам, но не нашел, чем отвлечься от темных мыслей. Оно и понятно: церковь строили в расчете на то, чтобы в ее стенах нельзя было избежать невысказанной правды.

– Я ничего не обещаю, – сказал Балфрусс.

– Почему?

– Он нас бросил. – Даже спустя столько лет вспоминать об этом было неожиданно больно. – Я тогда был ребенком, хотя поженились они задолго до моего рождения. Через год-другой я свыкся с тем, что отец исчез, но иногда слышал, как мама по ночам плачет. Я еще долго не понимал почему. Она не теряла надежды, что он вернется, и так и не оправилась от удара.

– Он не писал вам?

Балфрусс вздохнул и собрался с мыслями.

– Перед самой ее смертью я нашел связку писем. Почти в каждом он обещал вернуться, но срока не называл.

В Красной башне Балфруссу разрешили навестить умирающую мать, однако он едва узнал ее. Оспа не оставила ни следа от былой красоты – его встретил призрак, обтянутый серой кожей. Сколько Балфрусс помнил, в глазах матери всегда сквозила печаль, однако в последние дни в них погасла последняя искра надежды. Она познала горе и боль, но хотя бы сыном могла гордиться.

– Поздно опомнился, – процедил Балфрусс сквозь зубы. – Он свой выбор сделал. Пусть и живет с ним.

– Не поворачивайся спиной к семье, – сказала Элоиза.

– Я здесь ради настоящей семьи. Ради тебя.

– Пришел заявить права на свою собственность? – спросил Элоиза, протягивая к нему руки, будто предлагая надеть на них цепь.

– Что ты делаешь? – вполголоса воскликнул Балфрусс.

– Разве Дариус не говорил тебе?

– О чем?

– Как Кровный брат, ты должен взять в жены его вдову. – Элоиза изобразила на лице покорность. – Чем я могу служить тебе, любимый?

– Прекрати!

– Может, мне встать на четвереньки и залаять, как собака? Или ты предпочитаешь эту позу для другого? – спросила она, бросив на Балфрусса непристойный взгляд.

– Хватит! – его голос эхом отразился от каменных стен. Люди с недовольным и любопытным видом начали оглядываться.

Балфрусс практически выбежал из собора. За спиной слышались шаги.

– Постой! – крикнула Элоиза.

Оранжевое солнце, подернувшись дымкой, стелило по улицам длинные тени. Он быстро шагал сквозь солнечные лучи и холодные неосвещенные участки. Перед глазами плясали темные точки. Пройдя квартал, Балфрусс вышел к рыночной площади. Торговцы уже раскладывали товар, многие готовили еду, и над площадью витали приятные ароматы. Подойдя к прилавку булочника, Балфрусс купил два пирожка с корицей. Торговец, боясь навлечь на себя гнев боевого мага, не хотел брать денег. Тревога не сошла с его лица, даже когда Балфрусс силой всучил ему монету. Он отправился дальше, ловя на себе беспокойные взгляды.

Посреди площади маг набрел на заброшенный фонтан. Женская статуя до того обветшала и проржавела, что черты ее было не разобрать. Она могла изображать какую-то древнюю богиню или знаменитую королеву… какую и почему в ее честь поставили статую, – этого уже никто не помнил. Балфрусс сел на каменную приступку и принялся за еду, вслушиваясь в гомон торговцев.

Спустя несколько минут рядом села Элоиза. Он передал ей второй пирожок, и они ели молча, греясь под утренним солнцем. Скоро Балфрусс вспотел, однако на Элоизу, несмотря на траурное одеяние, жара почти не действовала. Должно быть, ей, привыкшей жить в пустыне, день казался по-зимнему прохладным.

– Прости.

– Тебе не за что просить прощения.

– Но…

– Забудь.

Вновь повисло молчание, однако неловкость прошла. Балфрусс глубоко вдыхал знакомые крепкие ароматы города, пробуждавшегося от сна.

Маленький мальчик помогал отцу нарезать фрукты. Его нож с пугающей быстротой чертил в воздухе серебряную дугу, словно в ритуальном танце. Кусочки фруктов, нанизанные на шампуры, окунали в горшок с медом, сахаром и пряностями, а затем оставляли сохнуть на солнце. Однажды дело отца отойдет к сыну. Балфрусс задумался, что он сам оставит в наследство и каким по прошествии лет его будут помнить люди.

– Он очень тебя любил. Он хотел бы, чтобы ты была счастлива.

– Я не знаю, как быть счастливой без него.

И снова молчание. А его кто станет оплакивать, если он погибнет?

– Ты вернешься на восток? – спросил наконец Балфрусс.

Элоиза, как и он сам, смотрела на мальчика. Глаза ее были полны ужасной тоски.

– Я не знаю, где мое место. Здесь, и там, и нигде. Я не могу об этом думать.

– Если будет нужна моя помощь, скажи. – Балфрусс стряхнул крошки с пальцев и встал. – Мне нужно идти. Сегодня ждут ранний штурм.

– Я готова.

– Уверена?

– Нет, не уверена, но нельзя стоять в стороне, когда умирают люди. Я нужна им и могу хоть чем-то помочь. Пусть другие мужья и жены не испытают того, что испытала я.

Балфрусс хотел утешить Элоизу или сказать, как Дариусу с ней повезло, – но не смог. Вместо этого он молча направился к городским стенам, за которыми их наверняка уже поджидали Чернокнижник и Осколки.

* * *

Битва началась через час после рассвета. На подмогу западной армии пришли зекорранские войска. Словно вдохновленные подкреплением, солдаты начали свирепый и яростный штурм. Реки крови омыли городские стены, а восточный ветер разносил несмолкаемые крики умирающих. Балфрусс помогал полевым медикам перевязывать раны, и его руки были по локоть в крови. Несмотря на усилия, им мало кого удавалось спасти. Один солдат скончался, когда Балфрусс зажимал внутри его живота порванную артерию.

К полудню враг наконец отступил. Поначалу это приняли за короткую передышку, но вскоре все стали выжидающе смотреть на Балфрусса. К тому времени как он взобрался на укрепления, западное войско отошло от стен, а навстречу городу шагали четыре фигуры в мантиях и капюшонах.

«Нужно покончить с этим. Сегодня», – произнес голос Туле.

Тот лучше других магов прятал скорбь и гнев, однако Балфрусс так долго делил с ним мысли, что чувства шаэльца от него не укрылись. Финн был мрачен, и хотя ничто не напоминало о ночной попойке, встреча с мастерами Кузнечной гильдии необратимо его изменила. Он тоже был полон решимости раз и навсегда покончить с Чернокнижником.

Слева от Балфрусса Элоиза отбросила капюшон траурной мантии. Багровая татуировка на бледном лице больше напоминала тавро, чем знак почета. Балфрусс не удивился бы, увидев, что она кровоточит. Горе Элоизы нельзя было измерить или положить на весы. Даже победа не могла облегчить его.

– Сегодня это должно закончиться, – произнес Балфрусс, вторя мыслям Туле. Остальные согласно кивнули. Он подозвал посыльного, и через несколько минут севелдромские воины заспешили с городских укреплений вниз и дальше, в глубь города. Никто не хотел повторить участь бедолаги, попавшего в прошлый раз под перекрестный огонь.

Балфрусс всмотрелся вдаль. Где-то там был Чернокнижник – следил за ним, высматривал слабые места и заставлял своих марионеток сражаться вместо себя. Эко однажды перехитрил его, но колдун больше не позволит провернуть с собой тот же трюк.

– Трус, – прошептал Балфрусс.

– Нападать надо, – сплюнул Финн. – Нельзя все время защищаться.

Балфрусс глубоко вдохнул и потянулся к Источнику. Сила наполнила его до краев. Чувства обострялись с каждой секундой, и гниющие лица Осколков предстали с пугающей ясностью. Несмотря на искру энергии, которая заставляла двигаться их тела, разложение зашло еще дальше. Их кожа, местами позеленев, покрылась синюшными пятнами. На лице одного Осколка зияли пустые глазницы, другой начисто откусил себе язык. Мужчин было не отличить от женщин – от тех и других остались неуклюжие плешивые скелеты, завернутые в плащи. Мухи роились над ними и ели их заживо, но Осколки не обращали внимания. Было видно, что долго они не протянут. Их следовало убить хотя бы из милосердия.

– Он прав. Нужно дать им бой, – сказал Балфрусс.

«Ты уверен?» – спросил Туле.

– Ты видишь другой способ?

Ответа не последовало.

– Значит, будем сражаться.

«Что бы ни случилось, помни: между вами нет ничего общего. Какие бы слова ты от него ни услышал, в них всегда будет треть правды и две трети лжи».

Балфрусс посмотрел вдоль стены, но взгляд шаэльца поймать не сумел – тот не сводил глаз с Осколков. Со слабой улыбкой Туле зачерпнул из Источника, и его золотая кожа засверкала от энергии.

– Ты не веришь, что мы сможем их победить? – прошептал Балфрусс. Не было нужды произносить слова вслух, но к обмену мыслями он так и не привык.

«Победа не будет легкой. – Туле наконец встретился с ним взглядом, полным глубокой печали и страшного осознания. – У Осколков нет воли, кроме той, которую он им дает. Их не остановят ни боль, ни усталость – только смерть. Ты сам это знаешь: мы победим их, только если окончательно уничтожим».

Глядя на друзей, Балфрусс ощутил на плечах тяжкое бремя. На секунду он даже потерял связь с Источником и, стиснув зубы, тяжело задышал, возвращая контроль. В горле стоял горький комок. То же самое чувствовал перед смертью Эко – и все же нашел в себе силы сражаться. После всех потерь Балфрусс не мог представить, что лишится еще одного друга, тем более троих. Хотелось столько всего сказать им…

– Элоиза… – заговорил он, с трудом подбирая слова.

Она повернула к нему блестящее от слез лицо.

– Я знаю, – был ответ.

– Они уже здесь! – выкрикнул Финн. Воздух вокруг него трещал и искрился, голубые огоньки бегали по голым рукам. С яростным ревом кузнец запустил в ближайшего Осколка черно-красный метеорит. Тот, становясь все быстрее и больше, полетел по нисходящей спирали к завернутой в мантию фигуре и разбился о щит, выпустив сноп яростных красных искр. Финн снова и снова обрушивал на врага удары, будто бил молотом по куску металла. Под его натиском Осколок упал на колени, но его защита не дрогнула.

Туле и пальцем не шевельнул, однако Балфрусс почувствовал прилив энергии, и в ту же секунду земля под ногами второго Осколка расселась. Тот беззвучно упал в дыру и исчез из вида. Туле швырнул ему вдогонку булыжник. В полете на камне начали нарастать кристаллы льда, и вот уже к трещине неудержимо летел ледяной ком. Едва из дыры показалось лицо полутрупа, камень ударил его и отправил обратно под землю.

Элоизе тоже сопутствовал успех. Она теснила врага одним усилием воли. Тот, заслонив лицо, упал на колени, будто под натиском невидимой гигантской руки. Каждый удар высекал из его щита бело-голубые искры.

Последний Осколок не пытался атаковать и вовсе не двигался. Чернокнижник явно забыл о нем, едва успевая повелевать тремя остальными. Балфрусс посмотрел вдоль стены, ожидая увидеть Дариуса рядом с супругой, и на несколько секунд забыл, почему его нет. Вспомнив, он со звериным ревом выковал из своей ненависти черное копье и швырнул его в неподвижного Осколка. Прежде чем Чернокнижник успел поднять щит, копье пронзило костлявую грудь. Ни капли крови не вытекло из раны; если Осколок и заметил ее, то не подал виду. Голубой овальный щит заморгал в воздухе, а затем, затвердев, срезал копье. Балфрусс уже пустил второе, но оно отскочило от преграды, оставив на ней паутину трещин, которые медленно стали затягиваться.

Битва, едва начавшись, уже обернулась в пользу боевых магов. Они теснили противника, заставляя их тратить на защиту все больше сил. Хотя ученики Чернокнижника не знали боли, что-то живое в них все-таки теплилось. Их раны не кровоточили, но когда булыжник, брошенный Туле, сломал Осколку руку, та осталась торчать под неестественным углом, и щит его дрогнул.

Шальная мысль мелькнула у Балфрусса в голове – на короткий миг он подумал, что они смогут победить, не понеся больше ни одной потери. И тут, словно Чернокнижник не хуже Туле мог читать его мысли, все Осколки разом отбросили щиты. Маги замешкались на секунду, а затем еще яростнее набросились на врага. Одного Финн опрокинул на спину, другого Балфрусс пронзил копьем… Тем, казалось, все было безразлично. В ладонях Осколков расцвели восемь желто-голубых огней. Налившись темно-красным цветом, они проплыли сквозь разлагающиеся тела и взмыли навстречу боевым магам. Восемь потоков огня соединились в огромное облако, которое призрачный ветер поднимал все выше и выше. Оно еще не успело приблизиться, а Балфрусс уже услышал треск и почувствовал жар. Городские стены задрожали под ногами. Это было не просто пламя, но что-то далеко превосходящее его представления о магии огня.

Там, откуда оно поднималось, мантии Осколков начали тлеть, выпуская в воздух клубы черного сального дыма. Один ученик Чернокнижника, упав навзничь, замолотил руками и выгнул спину, будто в предсмертных корчах, однако его хозяин был неумолим. Колдун раздувал огонь, направляя через Осколков все больше энергии.

Огромная кроваво-красная стена встала над головой Балфрусса и на три секунды повисла в воздухе. За эти мгновения, глядя в сердце огня, он потерял всю надежду. И вместе с потерей пришла покорность судьбе. На душе стало необычайно спокойно, все страхи ушли, оставив только глубочайшие сожаления.

Даже зная, что уже слишком поздно, Балфрусс потянулся к Источнику и глубоко зачерпнул из него – глубже, чем когда-либо осмеливался. Он слой за слоем соткал щит из прочнейшего вещества, которое только мог представить, покрепче уперся ногами в камни и приготовился к атаке.

Удар был так силен, что из него чуть не выбило дух. Щит со всех сторон объяло жаром. Маг глубоко вдохнул, и невыносимо горячий воздух, обжигая горло, разлился в груди. Задыхаясь, Балфрусс упал на колени. В отчаянии он хотел опустить щит и глотнуть свежего воздуха, но понял, что это безумие в ту же секунду убьет его.

Камни под ногами шли пузырями и трескались. Даже сквозь щит они обжигали кожу на руках и коленях.

Воздух разорвал пронзительный вопль. Балфрусс не знал, что человек способен издавать такие звуки.

Туле горел.

В голове у Балфрусса вспыхнула и раздулась искра. Череп изнутри обожгла острая боль, из глаз потекли слезы, мысли стали неповоротливы, будто мозг переплавился в серую жижу. Теперь магическое пламя объяло не только щит, но и разум мага. Балфрусс через Цепь чувствовал агонию Туле.

В щеку ему впечатались грубые камни. Балфрусс не помнил, как упал. У него на глазах со стены с ужасным криком слетела комета. Воздуха под щитом почти не осталось. Балфрусс терял сознание. Языки пламени лизали одежду, обжигали руки и бороду, и все же что-то внутри не желало сдаваться.

Где-то рядом раздался женский крик. Балфрусс увидел, как вниз полетела вторая фигура, охваченная огнем. Тьма наступала со всех сторон. Внизу, на улице, люди плащами сбивали огонь с горевших тел. Что толку? Скоро все погибнут. Без боевых магов город не сможет защититься от Чернокнижника. Тэйкон получит власть над миром, а колдун в своих магических опытах разорвет этот мир на части.

Балфрусс терял последние остатки сознания. Связь с Источником дрогнула и прервалась. Щит растаял в воздухе, но, к удивлению мага, его не накрыло волной огня, а овеяло ветерком. Балфрусс жадно, с присвистом задышал. Тьма начала отступать, а камни холодили щеку. Когда руки и ноги вновь начали слушаться, он встал и тяжело оперся на стену.

Далеко внизу лежали две груды обугленных костей. Возле них беззвучно догорали два желто-голубых факела, когда-то бывших людьми. И без Источника можно было почувствовать, как сила рекой втекает в Осколков – вернее, в то, что от них осталось. Неестественное пламя, которое они испускали, было устремлено в одну точку.

Там, на вершине городских укреплений, стояла стена белого огня высотой в человека, сиявшая ярче солнца. Балфрусс отвел глаза, чтобы не ослепнуть, но перед этим успел разглядеть, как в пламени движется фигура. Когда языки огня дрогнули и затухли, под ними обнаружился Финн.

Кузнец вышел из пламени невредимым, словно родился в нем. Энергия Источника переполняла его обнаженное тело, переливавшееся, как полированная сталь. Он сделал шаг по стене и остановился, высматривая точку вдали. В нем клокотало столько силы, что у Балфрусса заныли зубы и начало пощипывать кожу.

– Хотел сжечь меня? Меня?! – прогремел Финн. Слова его гулко пронеслись над полями.

Кузнец подошел к краю стены и шагнул вперед. Балфрусс с криком отчаяния перегнулся через парапет и посмотрел вниз, но вместо разбитых останков увидел обнаженную сияющую фигуру, которая, словно комета, устремилась к земле в оболочке голубого огня. От удара о землю вздрогнули стены, однако падение не причинило Финну вреда. Он тяжело затопал навстречу горящим фигурам. Небрежный взмах руки – и один из Осколков разлетелся на мелкие кусочки. Балфрусс почувствовал, что, лишившись марионетки, Чернокнижник ослабил контроль над Источником. Последнему из его учеников Финн щелчком пальцев оторвал голову. Крошечная искра в его теле погасла. Несчастному наконец-то позволили умереть.

– Покажись! – вскричал кузнец.

Балфрусс чувствовал, как земля дрожит под ногами, и, присмотревшись к Финну, понял причину. Тот все сильнее черпал из Источника. Голубые и белые языки пламени, плясавшие по его телу, теперь разбегались в стороны, выжигая на земле сияющий круг. Трава обращалась в пепел, грязь пузырилась и таяла, образуя топкое болото. Финн, весь в клубах черного дыма, шел навстречу врагу.

– Покажись, трус! – крикнул он в сторону западной армии, но Чернокнижник затаился. Скрежеща зубами, Финн продолжал идти, пока не оказался от войска на расстоянии полета стрелы. Рыча как раненый лев, он взмахнул рукой и запустил в солдат небывало горячим огнем. От людей в мгновение ока остались только жирные пятна.

– Покажись! – рыкнул Финн и ударил огнем по другому отряду, проделав новую брешь, а потом еще одну, и еще… С каждой секундой армия запада платила за трусость Чернокнижника дюжиной солдат. Сила кузнеца была безразмерна, атаки становилась все шире, и все больше воинов исчезало в огне.

Лучники осы́пали его градом стрел, но Финн лишь небрежно взглянул на них, выбросил вперед руку и обратил стрелы в пепел. Войско начало отступать, сперва в боевом порядке, затем врассыпную, а Финн продолжал превращать людей в шлак. Хотя он с каждым шагом отходил все дальше, воздух был настолько переполнен энергией, что у Балфрусса дыбом поднялись волосы на руках. Вместе с этим он почувствовал перемену – резкий кислый запах и теплое дуновение.

Только теперь он понял, что происходит.

– Нет, нет! – закричал Балфрусс. Не сводя глаз с фигуры, объятой огнем, он хотел коснуться Источника, но не сумел – что-то красное резануло по венам. Балфрусс, задыхаясь, упал на колени, его стошнило на камни. Когда желудок опустел, маг повторил попытку, но результат всякий раз был один и тот же – яростный физический отклик.

Поток силы, втекавший в Финна, все ширился. Попытка дотянуться до той же энергии была равносильна тому, чтобы засунуть руку в горящую печь. Все учителя говорили Балфруссу, что Источник неисчерпаем, и вот теперь он в этом усомнился.

Финн не черпал из Источника, он вобрал его в себя целиком.

Языки пламени вокруг его ног разбегались все дальше, оставляя на обожженной дочерна земле пузыри и трещины. Облака сгустились и потемнели. Налетел легкий дождь, загремел гром.

Западная армия отступала по всему фронту, однако от Финна им было не убежать. Многие в спешке падали, другие спотыкались о них или бежали по их телам, оставляя товарищей лежать в грязи. Широко разведя руки, Финн отправил вслед за солдатами огненный вал. Тот быстро нагнал беглецов. Никто не услышал их воплей и просьб о пощаде: сотни людей тут же сгинули в пламени. Над землей поднялись шипение и треск – горел человеческий жир. Финн разбрасывал огонь направо и налево, без труда убивая солдат десятками и не давая им времени даже крикнуть.

Небо окончательно почернело, дождь хлынул сильнее, однако воздух остался теплым. Гром все рокотал, но ни одна молния, даже самая крохотная, не прорезала небо. Когда дождь намочил Балфруссу губы, он почувствовал горький привкус пепла.

Что-то мелькнуло на краю его зрения. Повернув голову, Балфрусс увидел, как из Финна все выше и выше поднимаются языки пламени. Огонь побелел, и над головой кузнеца стали кучиться облака.

Наконец из дрогнувших рядов неприятеля появилась фигура в красной мантии. Круги огня, расходившиеся от Финна, тут же исчезли, оставив после себя почерневшую землю.

Даже издалека Балфрусс услышал крик кузнеца, полный боли и гнева. В этом яростном вопле было все, что он потерял, когда непрошеный дар навсегда изменил его жизнь. Он должен был прожить ее тихо и незаметно – днем работая в кузнице, вечером возвращаясь к любимой жене, – а вместо этого стоял, одетый в живой огонь, посреди залитого кровью поля. Несмотря на старания Балфрусса, кузнец ненавидел свою силу и пошел бы на все, чтобы от нее избавиться.

Вслед за воплем на Чернокнижника молотом обрушился поток силы. Удар по щиту был так силен, что колдун подлетел в воздух. Пламя, охватившее тело Финна, раздулось до облаков и подожгло их. Небо стало лиловым, затем почернело, гром грохотал, как засбоившее сердце. Не успел Чернокнижник очнуться от первого удара, как пришел второй. В этот раз колдун с головой ушел под землю, в огромную расщелину, вокруг которой на пятьдесят шагов растрескалась почва.

Ужасный крик пронесся над равниной – это Финн, охваченный пламенем, упал на колено. Изо всех сил противясь разрушительной энергии, бушевавшей в его теле, он с усилием поднялся, неуверенно шагнул вперед и с суровой решимостью продолжил надвигаться на врага. Однако каждое движение давалось ему все с большим трудом. Направлять энергию из Источника всегда было делом нелегким, а Финн перешел все пределы. Балфрусс не представлял, как кузнецу до сих пор удавалось удержать такую огромную силу. Теперь он терял контроль.

Чернокнижник, весь в грязи, выбрался из расщелины и рухнул на землю, не в силах пошевелиться. При виде поверженного врага Финн сделал еще один шаг, но тут его кожа стала чернеть. От нее, будто сорванные ветром листья, отделялись крошечные кусочки, которые тут же летели к облакам над его головой.

Давление в воздухе нарастало. Среди громового рокота Балфрусс расслышал тихий стон. Финн не желал сдаваться. Он передвинул ногу, превозмогая невыносимую боль. Чернокнижник лежал на земле и не мог себя защитить. Финну оставалось сделать всего несколько шагов. Даже когда кузнец упал на колени, он тянул руку к врагу… Но добраться до него не успел. Тело кузнеца почернело и стало слоиться, по нему побежали трещины, из которых забил ослепительный свет. Он поднял голову к небу, и оттуда, с последним раскатом грома, пришла наконец молния. Одна, затем другая – заглушив его крик, они били и били туда, где он стоял. Небо расцвело пурпурным и красным, разряды стихийной энергии плясали вокруг упавшего тела. Чернокнижника отбросило в сторону, и Балфрусс потерял его из вида. А гроза, найдя выход накопленной силе, бушевала, поднимая огненный вал на маленьком пятачке земли.

Наконец молнии, а с ними и дождь стали редеть. Густые кучевые облака начали таять, и посреди черноты маленьким пятнышком засинело небо. Спустя минуту гроза прекратилась, тучи разошлись, а дождь совсем перестал.

Балфрусс с надеждой вгляделся туда, где последний раз видел Финна. Молния вздыбила и опалила землю, но от кузнеца не осталось ни следа. Источник его поглотил.

Глава 41

Вечером, на встрече Таландры с генералами, в кабинете царила тягостная атмосфера. Королева знала: события прошедшего дня останутся в людской памяти на долгие годы. Отважные подвиги простых воинов, орудовавших сталью и кулаками, оказались в тени того, что случилось с боевыми магами. Никто не говорил, сколько жизней спасли и сколько бед отвели от города солдаты. Все разговоры были о магах.

Двое из них упали со стен, охваченные огнем. Даже сейчас перед глазами у Таландры стояла эта картина. Ей вспомнились чучела, которых сжигают под конец осени в благодарность за богатый урожай. Только это были не вязанки соломы, а люди – из плоти и крови.

Помимо них все говорили о человеке, которого теперь называли Титаном, а когда-то знали под именем Финн-Кузнец. Таландра помнила, как несколько недель назад впервые увидела его в тронном зале. В тот раз он произвел на нее впечатление увальня из глубинки, простачка, на которого свалилась власть. Теперь люди говорили о нем со смесью благоговения и страха.

Земля за городом была выжжена и изрыта на мили вокруг. Даже те, кто не наблюдал за битвой со стен, стали свидетелями необычайной грозы. Гром рокотал много часов, прежде чем молния поставила трагическую точку. Некоторые утверждали, что это была вовсе не молния, а божественный свет.

Наконец, все хотели знать, чем обернутся эти события для войны и для западного альянса. Что делать завтра солдатам? Королева понимала, что ее долг перед народом – отвечать на такие вопросы. Многие годы отец смело встречал вызовы и принимал непростые решения, но даже он наверняка не попадал в то положение, в каком оказалась она. И опять Таландра просила у мудрых генералов совет: что делать?

Последним прибыл Вэннок Лор. Прежде чем перейти к делам, королева обратилась к нему:

– Как он?

Вид у Вэннока был изможденный, и не только от телесных лишений.

– С тех пор как они упали, он почти не разговаривает.

– А она еще жива?

От ответа на этот вопрос, каким бы неприятным он ни был, зависели тысячи жизней. Кроме Балфрусса, у них не осталось магов, способных сражаться. Хотя Элоиза, в отличие от Туле, пережила падение со стены, королева не знала, к добру это или к худу.

– Только чудом, – тяжело вздохнул Вэннок. – Враны разводят руками. У нее страшные ожоги по всему телу. Говорят, до утра не дотянет. Балфрусс не отходит от ее постели.

Таландра хотела сказать что-нибудь мудрое, предложить слова утешения, но не знала, с чего начать. Скорбь по отцу по-прежнему заслоняла собой все остальное. Мысли о нем причиняли боль. Любые слова, которые она могла сочинить в утешение, были пусты и лживы. Она не знала, как примириться со своей потерей, – так не ей учить этому других. Горе не втиснешь в мерную чашку. В каком-то смысле война отвлекала Таландру от тяжелых мыслей, не давая времени сесть и подумать о том, что она потеряла. Это подождет. Сейчас важно было сосредоточиться на защите города и его жителей.

Королева откашлялась и повернулась к Граэгору, но тот, не замечая ее, с головой ушел в свои мысли. За весь вечер генерал не сказал ни слова и даже не налил себе выпить.

– Как обстоят дела с обороной?

Граэгор молчал, и за него ответил Вэннок:

– Город пока в безопасности, стены выдержат штурм.

– А люди? Они еще могут сражаться?

Вэннок пожал плечами.

– До того как маги вступили в битву, мы несли потери, но не больше, чем предвидели.

Вэннок явно чего-то недоговаривал.

– Что-то не так?

– Люди спрашивают, не закончилась ли война. Хотят знать, нужны ли еще их услуги.

– Западная армия никуда не делась, – сказала Таландра. – Пусть посмотрят со стен, если не верят.

– До передовой дошли новости из Шаэля, – встрял Тиас.

Таландра этого не учла. Официально торговые пути с западом по-прежнему были закрыты, однако одно-два сообщения от агентов доставили ей не вороны и не летучие мыши.

– Говорят, что шаэльцы убивают воргов, которые держали их в рабстве, – сказал Хирам. В его устах фраза как-то сама собой прозвучала вопросом.

– По моим сведениям, это правда, – ответила королева, стараясь не думать о Шани. Та прекрасно руководила разведкой и не давала повода жаловаться, но во время докладов говорила с ней, как чужая. Таландра, хотя сама положила конец их отношениям, все еще не избавилась от чувств, зато Шани, судя по всему, легко с ними справилась. Либо ей лучше удавалось их прятать.

Таландра тряхнула головой, отбросив посторонние мысли.

– Западный альянс разваливается. Шаэль борется за свободу, а мои агенты устраивают мятеж в Перицци. Со дня на день я жду новостей от Гундера. Когда опасность минует, королева Йерскании поднимет на бой всю страну. Зекоррия балансирует на грани гражданской войны, у морринов тоже хватает проблем. Новости хорошие, тем не менее главного они не отменяют. Утром поднимется солнце, а западная армия все так же будет стоять под нашими стенами. Даже если войско распустят, это не случится в одну минуту. Нужно готовиться к завтрашнему дню, как обычно.

– Будет сделано, – сказал Вэннок, переглянувшись с Хирамом.

– Мы получили несколько приватных запросов на предоставление убежища, – сказал Тиас. – К тому же я своими глазами видел, как из западной армии дезертируют целыми отрядами.

– Сейчас самое время проявить милосердие, – сказала Таландра. – Мы не можем открыть ворота, но тех, кто просил о помощи, следует известить: всем, кто завтра сложит оружие, сохранят жизнь. Донесите приказ до наших солдат. Убийство безоружных будет жестоко наказано. От запада нам нужна не кровная месть, а дружба. Чем меньше солдат будут воевать за противника, тем быстрее закончится война.

– Закончится ли? – спросил Хирам.

Таландра знала, о чем он на самом деле спрашивает. Никто не упомянул Чернокнижника, который даже теперь, в одиночку, представлял угрозу. Единственный, кому было по силам понять его и одержать над ним верх, сидел сейчас у постели умирающего друга.

– Еще вопросы? – спросила королева. Остальные покачали головами. – Тогда отдыхать.

Когда советники потянулись к выходу, Граэгор очнулся и хотел идти, но Таландра жестом остановила его. Скоро они остались одни.

– Несколько дней назад вы хотели со мной поговорить. Вы расспрашивали о Балфруссе.

Граэгор наконец встретил ее взгляд. В глазах генерала читалось беспокойство.

– У меня были подозрения, но я не мог признаться даже себе. Я давно оставил ту жизнь, в которой у меня был сын.

– Но почему? Она вас так тяготила?

Граэгор глубоко, до дрожи, вздохнул и весь как-то съежился.

– Нет. У меня было все, о чем я мог мечтать. Тихая жизнь вдали от города, любящая жена… Потом выдался неурожайный год, а в каменоломне произошел завал. У нас кончились все деньги, и я записался в королевскую армию. Мы с женой подолгу не виделись. Поначалу было трудно, да что поделаешь – приходилось кормить семью. Зато редкие встречи стали слаще. А потом что-то во мне изменилось. Я вдруг понял, что не просто хорош в бою. Мне нравилось воевать.

– В этом нет ничего постыдного.

Граэгор тряхнул косматой головой.

– Спустя какое-то время мне стало тошно от побывок. Начались ссоры. Когда у меня родился сын, я на несколько месяцев вернулся в деревню. Пытался быть хорошим мужем и отцом. Ушел из армии, работал на каменоломне. Но дважды в одну реку не войти. Я изменился.

Таландра взяла в руки ладонь генерала. Он словно ничего не замечал.

– Через шесть месяцев я вернулся в армию. Я посылал домой деньги, так что семья не знала нужды. Навещал их раз в полгода – и каждый раз чувствовал себя не на своем месте. Они справлялись и без меня. Я ничего не прибавлял к их жизни. Прошло время, я стал приезжать раз в год, потом и вовсе начал отделываться письмами и деньгами. Последний раз, когда мы виделись с сыном, ему было лет семь. Я даже лицо его еле помню.

Разжав руки, Таландра откинулась на спинку кресла. Граэгор наконец заметил ее. По его страдальческой улыбке было видно: он знает, что сделал. Хотя он не преступил закон, шрамы от старых проступков не зажили до сих пор. От них страдали и сам Граэгор, и его сын. Только сейчас королева начала понимать генерала. Ярость, которая двигала им все эти годы, питалась чувством вины.

– Затем началась война, – продолжал он, похлопав беспалой рукой по глазной повязке.

Таландра поежилась, вспомнив историю, которую когда-то нехотя рассказал ей отец. Кошмары за долгие годы поблекли, но временами она еще просыпалась от них в холодном поту.

– Три года пролетели как один день. Я писал домой – нечасто. Король настоял, чтобы я взял отпуск, поправил здоровье, и я поехал в деревню. А вместо нее обнаружил груду камней. Местный крестьянин рассказал, что почти всех убили разбойники. Те, кто выжил, не хотели начинать новую жизнь на руинах и уехали. О том, что случилось с моей семьей, никто не знал.

Таландра хотела сказать что-нибудь в утешение, но мысли путались. Она даже представить не могла, какое бремя все эти годы лежало на сердце Граэгора.

– Я вернулся в Чарас и похоронил свое прошлое. А через несколько лет до меня дошел слух о жене. Я пустился по следу. – По его щеке незаметно стекла слеза. – Старый сосед рассказал мне, что она пережила налет и уехала, но куда – он не знал. О сыне вестей не было, и я решил, что он погиб. А когда напал на ее след, было поздно. За год до того она умерла от оспы.

Откинувшись на стуле, Граэгор смотрел в пустоту, в прошлое. Когда он снова заговорил, Таландра не знала, к кому он обращается.

– Я никогда не был религиозен. Все говорят, что только их Бог – истинный, но ведь новые появляются постоянно. Фонарщики, мать их так, думают, что мы все рождены для высшей цели. – Граэгор горько рассмеялся и покачал головой. – Будто все так просто! И ребенок, которого задавила повозка, только для этого и родился. Черта с два. Нет у нас никакой цели.

– Тогда почему мы здесь? – спросила Таландра.

Граэгор пожал плечами.

– Понятия не имею. Я был плохим мужем и отцом. Зато я умею убивать. Я хорош на плацу и на поле боя. Умею выигрывать войны. Вот кто я такой.

– По-моему, вы ошибаетесь, – сказала Таландра со слабой улыбкой. – Нас с братьями воспитывал не только отец. Вы всегда были рядом.

– Спасибо за любезность, но это совсем другое. – Генерал снова вздохнул и потер рубцы на покалеченной руке, будто его до сих пор беспокоили призраки пальцев. – Я не знаю, что сказать Балфруссу. Даже попытаться объяснить не могу, да и незачем ему меня слушать. Лучше нам вовсе не общаться.

– Лучше или проще?

Граэгор ни с того ни с сего улыбнулся.

– Вы так на нее похожи…

– Не уходите от темы.

– Разве вы не хотите узнать о своей матери? Ее слова разили вернее, чем мой клинок. А иногда она так заливисто смеялась, что хрюкала, как поросенок. И клянусь Создателем, шутки у нее были грязные. Иногда даже я краснел.

Граэгор смахнул слезу, и Таландра нахмурилась.

– Сами знаете, война еще не окончена, – сказала она. Граэгор будто не слышал. – Завтра ваш сын встретится с Чернокнижником. Один на один. И, возможно, погибнет. – От последних слов у генерала дернулась щека. – Поговорите с ним, пока есть время.

* * *

Таверна бурлила. Люди пели и танцевали, музыканты слегка фальшивили. Настроение было праздничное – многие думали, что война окончена и победа за ними. Балфрусс считал иначе, однако омрачать веселье не торопился. Рассвет их всех отрезвит.

Музыка и всеобщее оживление не трогали ни его, ни двоих его собутыльников. Стол занимали пустые кружки и ровные ряды стопок. Черный Том храпел, уткнувшись лицом в пивную лужу. Варгус пребывал в сознании, но взгляд его остекленел; забыв обо всем, воин блуждал в коридорах прошлого. Балфрусс знал, что точно такое же выражение увидит и на своем лице, если посмотрит в зеркало.

Он пересчитал стопки и удивился, что еще в сознании и даже может говорить. Забыться сном ему не давала ужасная боль в сердце. Всякий раз, закрывая глаза, он видел, как его друзья падают со стены, охваченные огнем. Неестественное пламя, наколдованное Чернокнижником, жгло их внутри и снаружи. Эта сцена представала в ужасных подробностях – Балфрусс чувствовал запах горящих волос, слышал крики, видел, как обугливаются тела…

Маг схватил ближайшую кружку и жадно глотал пенистый эль, пока видение не исчезло. За элем последовал ром, но вкуса Балфрусс почти не почувствовал. Он стукнул стопкой об стол. Странно: рука, хотя он видел ее нечетко, совсем не дрожала.

Почти все, кого он любил, погибли. Эко, Дариус, Туле, Финн… Элоиза еще жива, если ее состояние можно назвать жизнью, но и та обугленная оболочка, что упрямо цеплялась за этот мир, скоро отойдет. Мысли, которые терзали его, были ничтожны по сравнению с ее болью. Элоиза потеряла мужа, любовь всей жизни, лишь затем, чтобы сгореть в огне, – но и огонь не окончил ее страданий, как случилось с Туле. По крайней мере, шаэльцу уже не больно. Когда Балфрусс последний раз навещал Элоизу в лазарете, он почти решился облегчить ее мучения ударом клинка, однако рука дрогнула.

– Не смог, – буркнул он. – Трус.

– Трус? – пробормотал Варгус, очнувшись от онемения. – Это еще почему?

– Нужно было самому встретиться с Чернокнижником. Он меня предупреждал. Говорил, что заберет у меня всё. Если бы я сразился с ним раньше, они остались бы живы.

Обведя взглядом комнату и гуляк, Варгус облокотился на стол и подался вперед.

– Сейчас я убью всех в этом зале, – прошептал он. Балфрусс решил, что он шутит, но, заглянув в глаза, вздрогнул. На миг в них блеснул неподдельный голод. – Вот видишь? Говорить не значит делать. Нельзя узнать, что могло случиться. Допустим, ты бы сразился с ним, а он возьми и убей тебя. Где бы мы были сейчас?

– Не знаю.

– Не знаешь, – сказал Варгус, тыча в него пальцем. – В том-то и дело, мать твою. В этом и соль. И никто не знает, потому что будущее нигде не записано. Может, колдун и силен, но одолеть можно любого. Он ребенок. – Варгус отмахнулся от Чернокнижника рукой, как от мухи.

Балфрусс фыркнул.

– Ну, тут я согласен.

– Ребенок, который играет с огнем, – продолжал Варгус. – И он обожжется. Может, ты его прикончишь, может, еще кто. Власть никому не дается навечно. Время всех обкрадывает. Я видел, как жестокие короли и тираны превращались в иссохшие оболочки и делали в штаны. Видел, как чарователи сходили с ума и резали себе глотки из-за ужасных тайн, которые сами открыли. Видел воинов, которые плакали как дети над теми, кого убили, пока другие воспевали их подвиги.

– Чарователи? – Балфрусс нахмурился. Никто уже много веков не называл так магов. – Ты видел чарователей?

– Не знаю. Уже и не вспомнишь. Все перемешалось. Должно быть, читал где-то. – Варгус рыгнул и откинулся на стуле, собираясь с мыслями. – О чем я говорил?

– О чарователях.

– У них была настоящая сила. Они знали больше, чем любой из вас. Боевые маги годятся только для войны. Те, кому служили чарователи, творили ужасные и удивительные дела. По сравнению с их секретами Чернокнижник – обычный трюкач.

– Я бы все отдал за эти секреты, – сказал Балфрусс, от бессилия сжав кулаки. Он случайно призвал голубой огонь – тот заплясал вдоль пальцев и устроился на тыльной стороне ладоней. – Я владею огромной силой, но умею только разрушать. Я умею призывать грозы, раскалывать горы и убивать сотни людей за раз, а Элоизу спасти не в состоянии.

Его голос дрогнул. Балфрусс огляделся в поисках выпивки и попытался привлечь внимание девицы, разносящей напитки.

Варгус умолк, размышляя над его словами, а может, опять погрузился в воспоминания. Балфрусс повернулся на стуле и махнул другой официантке. Та коротко кивнула.

– А ты пробовал? – спросил Варгус.

– Что?

– Пробовал ее исцелить?

Балфрусс заметил пламя у себя на руках и тут же оборвал связь с Источником. Огонек погас. В горле поднялся горький комок.

– Много часов. Я говорил с королевским медиком и вспоминал, что слышал от Эко. Рыскал в дворцовой библиотеке и перебирал в уме все разговоры с членами Серого Совета во время учебы. Я даже направил в нее энергию из Источника и сидел так часами – думал, это хоть как-то поможет. Не помогло. Она умирает, а я ничего не могу сделать.

– Как насчет Тэйкона? Говорят, он умеет лечить себя.

– Я тоже такое слышал, – горько рассмеялся Балфрусс. – Но он вряд ли захочет поделиться секретом.

– Так это правда?

– Королева сказала, что Тэйкон проглотил некий талисман, который мгновенно лечит любую рану. Наверняка очередное открытие Чернокнижника.

Балфрусс отвлекся на официантку и не заметил, как лицо Варгуса исказилось от гнева.

– Что еще ты знаешь о чарователях? – спросил маг, когда девица поставила перед ними три кружки эля. Она обвела взглядом пустую посуду и молча поспешила прочь.

– Немного. Читал в старой книге истории о том, как они служили древним религиям, Великому Создателю, Нетуну и Дозорному. Задолго до того, как построили Красную башню.

– Я не слышал о Дозорном.

Варгус отмахнулся, чуть не пролив эль.

– Это было много веков назад. Почти все они, кроме культа Создателя, отмерли. Когда-нибудь и от новых, вроде Пресветлого Владыки…

– Сраный фонарщик, – выругался Черный Том и тут же опять уснул.

– Когда-нибудь и от них не останется ничего, кроме стариковских историй.

Балфрусс задумался.

– Если со временем все исчезает, зачем вообще что-то делать?

Варгус вздохнул.

– Думай лучше о том, что будет после войны. Она ведь рано или поздно закончится. Кем ты тогда хочешь быть? Что будешь делать? Куда пойдешь?

Балфрусс пытался ответить, но мысли в голове путались. С тех пор как началась война, все его усилия были устремлены в завтрашний день, к завтрашней битве. Он не заглядывал за горизонт и не думал, чем займется после. Когда он оставил Пустыню и вернулся домой, ему казалось, что история его странствий закончилась. Теперь Балфрусс сомневался. У него еще имелись причины остаться, но сколько же мучительных воспоминаний пробуждал город!.. Пожалуй, лучше будет уйти – если он вообще доживет до конца войны.

Балфрусс помог дотащить до казармы Черного Тома, а затем отправился во дворец. К тому времени, как он лег в постель, его голова полнилась вопросами без ответов. Когда наконец-то пришел сон, с ним пришли и кошмары, однако под спудом боли и вины шевелилось что-то еще. Вопреки всему, что Балфрусс видел и чего достиг, он по-прежнему жаждал большего.

Глава 42

Впервые за два года Гундер чувствовал себя живым. Костюм на подкладке, бархатная шапочка и парик дожидались его возвращения, но в ближайшие часы толстяк-купец не будет его стеснять.

Портной, которому он заказал мундир, постарался на славу – из зеркала смотрел настоящий офицер городского Дозора. Душу грели и три голубые нашивки на плечах, и сердце, обозначавшие капитанское звание. От старой роли остался только щедрый слой белого грима на лице и руках, придававший коже оттенок, характерный для местных жителей. Вряд ли в грядущем хаосе кто-нибудь обратит внимание на такую мелочь, но лучше было не рисковать. Гундер и без того имел слишком мало возможностей повлиять на успех предприятия. Глупо испытывать судьбу без особой нужды.

Не меньше внимания он уделил и тому, что возьмет с собой. Меч выбрал неброский, без украшений, как и подобает человеку его звания. Клинок – из хорошей севелдромской стали; Гундер много часов точил и его, и кинжалы. Их он спрятал под одеждой: капитану Дозора не пристало носить напоказ оружие воров и головорезов. Гундера не покидало чувство, что кинжалы ему понадобятся; тогда о пристойности можно забыть.

Он еще раз пробежал глазами последнее сообщение из дворца, хотя помнил его наизусть. Наследный принц наконец-то покинул свои покои, охваченный жаждой мести. Больше того – он отправился прямиком к матери с планом, который частично составил сам. Лучшего нельзя было и желать.

Официально статус-кво со вчерашнего дня не изменился: Тэйкон действовал в Йерскании как регент. Неофициально королева вернула власть во дворце и готовилась очистить столицу от Избранных. Когда Гундер передал одному из ее подручных сведения о готовящемся восстании, королева пришла в восторг. Одобрение августейшей особы избавило мятежников от последних сомнений.

Гундер бросил шифровку в огонь, дождался, пока она обратится в пепел, и вышел из дома через черный ход.

Он держался узких аллей и безлюдных улочек, иногда замедляя шаг и пропуская вперед прохожих. Впрочем, те, у кого была хоть капля мозгов, сегодня сидели дома. На улицу совались только безумцы и непосвященные – в их числе и отряды Избранных, которые бродили по городу и бестолково пялились на пустые дороги.

Отойдя от дома, Гундер вышел на главную улицу и смело зашагал на юго-восток, к Ротамфскому кварталу. По дороге ему попались несколько дозорных отрядов, и он коротко ответил на приветствия. Как только он дошел до конца улицы и переступил порог аптеки, на дороге показались два драссийских «кулака». Все десять воинов были примерно одного роста и телосложения, форма тоже не отличалась разнообразием: серые доспехи и белые маски, из-под которых виднелись лишь подбородки и рты. Из оружия преобладали мечи, торчавшие по одному или по два за спиной. Двое наемников заткнули за пояс пару коротких кос на цепях.

Дойдя до условленной точки, драссийцы как по команде остановились. Гундер вышел из аптеки и направился к вожаку, чью бороду уже отметила седина.

– Я капитан Гералл, – представился Гундер, протягивая шестиугольный значок, который ему прошлым вечером передала Роза. Черные, красные и синие письмена так хитро сплелись на его поверхности, что прочитать их мог только драссиец. Да, не один Гундер любил тайные коды… Вожак взял значок и вынул из кошелька на поясе точно такой же. Внимательно их изучив, он спрятал оба в карман, и десять наемников встали по стойке «смирно».

– Я Ксан ги Кото. До рассвета мы в вашем распоряжении.

Гундер широко улыбнулся. Так долго они ему не понадобятся.

– Идемте. Я буду указывать цели.

– Как прикажете, – кивнул Ксан.

Два первых человека не значились в официальном списке, но возможность рассчитаться по старым долгам сама падала в руки. Пройдя пару улиц, Гундер указал драссийцам на тесный проулок между рядами захудалых торговых лавок. Среди поломанных ящиков и гнилых объедков сновали шустрые крысы. Узкие лестницы по обеим сторонам прохода вели в маленькие квартирки над магазинами. Гундер, невзирая на свои безупречно чистые брюки, без колебаний пошел по грязи. Драссийцы безропотно последовали за ним. Вместе они остановились у лестницы посреди проулка.

Гундер указал на бледно-желтую дверь наверху.

– Внутри найдете двоих. Уничтожить обоих. Свидетелей там быть не должно, но если окажутся, оставлять их в живых нельзя. Успех восстания – превыше всего.

Драссийцев это вряд ли интересовало, но, раз уж Гундер вырядился патриотом из местных, следовало до конца держаться этой роли. Если его заподозрят во лжи или двойной игре, договор могут расторгнуть. Драссийцы славились своими шпионами, равно как и способностью отличать правду от обмана. Не желая навлечь на себя их гнев, Гундер принял самый непроницаемый вид, на какой был способен.

Ксан кивнул и шепотом раздал приказы на родном языке. Двое его соратников углубились в проулок – явно затем, чтобы отрезать выход из здания на случай, если цель попытается сбежать через окно. Еще двое с мечами наголо прокрались вверх по лестнице, остальные рассредоточились; внутри они бы только путались под ногами. Первый наемник с тихим треском высадил дверь, второй скользнул внутрь. Гундер услышал короткий крик, затем что-то тяжело упало на пол – раз, другой. Не прошло и минуты, как драссийцы появились в дверях. Вернулись и те, кто сторожил отходные пути. Никто даже не запыхался.

– Наша следующая цель – отряд Избранных, – сообщил Гундер Ксану, выводя их обратно на главную улицу. Он спешил наверстать упущенное время. Драссийцы безропотно держали шаг.

– Сколько их? – спросил Ксан.

– Шестеро. Почти все – бандиты и бывшие преступники. Владеть мечом учились на улице. Вожак – дело другое. Он солдат.

Ксан задумчиво кивнул и передал сведения остальным. До таверны, где должны были пьянствовать их жертвы, оставалось еще две улицы, как вдруг, не дойдя до нее, они встретили другой отряд из трех Избранных.

Один отливал в переулке, остальные нетвердым шагом прохаживались неподалеку. Вожак драссийцев посмотрел на Гундера, ожидая распоряжений. Тот в ответ вытащил меч и направился к головорезам. Они не сразу его заметили, да и вряд ли до них дошло, что за спиной у него стоит десяток смертоносных воинов.

– Что еще? – пробормотал Избранный. – В чем дело?

– Бросайте оружие, присягните королеве, и вам сохранят жизнь, – громко сказал Гундер, стараясь, чтобы его голос прорвал хмельную пелену. – Сдавайтесь или умрите. Повторять я не буду.

Тот из троицы, что отливал в переулке, закончил и вышел к товарищам. Все как один скверно пахли и едва держались на ногах.

– Ты кто такой? – спросил новоприбывший, не чуя опасности. – Мы тут главные.

– Уже нет, – сказал Гундер, приставив к его горлу острие меча. – Даю последний шанс.

То ли хмель ударил им в голову, то ли вера в собственную неприкасаемость, но Избранные потянулись к оружию. Гундер проткнул их товарищу глотку и быстро отступил, чтобы мундир не забрызгало кровью. Под хрипы умирающего быстро прикончили и его товарищей: одного проткнули мечом, другому отрубили голову. Оставив тела на улице, отряд отправился в таверну, к следующей цели.

Обычно в этот час повседневный уличный шум перекрывал все далекие звуки, но сегодня на город опустилась необычная тишина. Резня уже началась: вдалеке кричали и били стекла, воздух несколько раз прорезали короткие вопли. Когда отряд дошел до таверны, Гундер направился было к дверям, однако Ксан схватил его за плечо.

– Минуту, пожалуйста.

Четверо драссийцев бросились в соседний проулок, чтобы зайти с черного хода. Гундер знал: их жертвы не того калибра, чтобы сбежать, но промолчал. Ксан подождал немного, затем жестом предложил Гундеру идти вперед.

В таверне выпивали несколько местных жителей. Они забеспокоились было, потом, увидев, что пришли не за ними, облегченно выдохнули, вспомнили о неотложных делах и поспешили к выходу. Драссийцы не стали их задерживать. Когда Избранные поняли, что происходит, в таверне никого, кроме них, не осталось. Человек за стойкой, протиравший стаканы, уставился на заднюю дверь, в которую вошли четыре наемника.

Гундер довольно точно обрисовал Ксану их цель: мундиры на Избранных висели мешками, оплывшие свирепые лица были покрыты шрамами. У каждого, помимо топоров и коротких мечей, наверняка имелась в запасе пара кинжалов. Узнать вожака было несложно – из компании он единственный недавно умывался, и к тому же был больше похож на солдата, а не на вора или убийцу. Пока его подчиненные переговаривались, не замечая опасности или наплевав на нее, офицер побледнел.

– Сдавайтесь или умрите! – голос Гундера, усиленный эхом от деревянного пола, прервал разговор. Противники были полная дрянь: уличное отребье из тех, кого даже другие преступники презирают; головорезы, которые во имя нового бога – и за звонкую монету – обращались со своими согражданами хуже зверей.

– Небогатый выбор, – усмехнулся один из них, верзила с кривыми желтыми зубами – тот самый, что именем закона разгромил дом толстого купца. Желтозубый поднялся, не убирая руки с кинжала.

– Пожалуй, нам лучше сдаться, – сказал офицер, но ему быстро перерезали глотку свои же люди. Пока он хрипел на полу, бандиты вытащили оружие и рассыпались по залу. Они явно только и ждали повода прикончить своего вожака, а теперь терять им было нечего.

Гундер выхватил кинжал, подав драссийцам сигнал к атаке. Сам он притворился, что целит в верзилу прямо перед собой. Тот предсказуемо прыгнул в сторону, и клинок вошел в спину его товарищу. Раненый завопил от боли и полетел головой вперед. Как Гундер и ожидал, Избранные дрались не на жизнь, а на смерть, но драссийцы с их ежедневными тренировками и вековыми традициями воинского искусства были неуязвимы.

Ксан изящно увернулся от мощного удара и двумя взмахами меча отрубил врагу руку и голову. Его меч прошел кожу, мышцы и кости, как масло. Один из головорезов как-то ухитрился разоружить драссийца напротив, однако тот в две секунды выхватив из-за пояса Избранного кинжал и четыре раза воткнул его собственный клинок ему в грудь. Казалось бы, достаточно одного удара, но Гундер понял, что каждый пронзил жизненно важный орган. Избранный замертво рухнул на пол.

С Желтозубым пришлось повозиться. Наконец и его разрубили надвое. В таверне воцарилась тишина. Драссийцы вышли из схватки целыми и невредимыми, лишь одному порезали руку. Ксан осмотрел товарища, убедился, что рана не представляет опасности, и после перевязки объявил о готовности продолжать.

В следующие два часа Гундер наводил драссийцев на Избранных и их пособников. Если даже кто-то узнал его или понял, что происходит, это не имело значения. Наемники не подвели: сбежать никто не успел. Когда река крови высохнет, правительства некоторых стран обнаружат, что в Перицци у них не осталось ни глаз, ни ушей, ни голосов.

Временами приходилось предлагать йерсканцам из числа Избранных сложить оружие. Предложения никто не принял – должно быть, они понимали, что, даже избегнув тюрьмы, все равно станут изгоями. Еще несколько драссийцев получили ранения, но не настолько серьезные, чтобы помешать выполнению контракта.

По всему городу старшие офицеры и Хранители мира указывали цели отрядам городского Дозора и драссийских наемников. Заправляла всем Роза. Местные жители сыграли свою роль в заговоре, наняв драссийцев и припрятав их до сегодняшнего вечера, но руководить восстанием им не разрешили. Мало у кого имелся военный опыт, а уничтожение Избранных за одну ночь было слишком важной задачей, чтобы полагаться на доброхотов-любителей.

С приближением ночи на улицах попадалось все больше трупов. Несколько раз отряд Гундера проходил мимо других бойцов с окровавленным оружием. Еще два-три часа назад в городе стояла необычайная тишина, а теперь здесь в полную силу звенела битва, и сапоги дозорных тяжело отбивали ритм.

– Что это? – спросил Ксан, когда Гундер привел отряд к убогому дому в самом захудалом квартале. Он дважды бывал здесь по делу, но никогда не заходил внутрь.

Гундер указал на большое двухэтажное здание, где в каждом окне горел свет.

– Это бордель.

Ксан озадаченно закусил губу. До сих пор драссийцы не подвергали сомнению приказы. Они были всего лишь орудием. Рука Гундера направляла «кулак» – во всяком случае, пока не истечет контракт. И все же они были не дураки и понимали, что затевается этой ночью.

– Устроители незаконно привозят с запада девочек. От самых Пустынных королевств, – сказал Гундер.

Ксан смотрел все так же непонимающе. Увы, женщин издавна похищали и принуждали к занятиям проституцией. Бывало и хуже – когда их подсаживали на венте или черные кристаллы, чтобы они не пытались сбежать и не думали ни о чем, кроме следующей дозы.

– Я сказал девочек, а не женщин.

Этого было достаточно: губы Ксана сжались в тонкую линию. Многие считали драссийскую культуру архаичной и застойной, однако определенные преступления, вроде рабства и детской проституции, не терпели нигде. В то время как другие государства объявляли их бедой, которую невозможно изжить, драссийцы не искали оправданий. Тот, кого ловили на таком преступлении, подлежал казни на глазах у всего города и собственной семьи. Его дом сжигали дотла, а землю посыпали солью. Драссийская культура зиждилась на чести, которую люди ставили выше любого закона. Бывало, что целые семьи от стыда сводили счеты с жизнью.

– Какие будут приказания?

– Живых не оставлять, – сказал Гундер.

– Минуту, пожалуйста. – Ксан повернулся к своим людям и быстро им все объяснил. Один из наемников отправился на осмотр здания и соседних улиц. Остальные ждали в тишине. Когда он вернулся, Ксан выслушал его и поманил Гундера к себе.

– В здании три выхода – парадный и два черных, из которых один открывается только изнутри. Нас всего десять человек, и я не могу гарантировать, что никто не сбежит.

– Времени звать подмогу нет, – объяснил Гундер. – Дело нужно сделать сегодня, пока у борделя не выставили охрану. Некоторые его клиенты очень влиятельны.

Ксан опять передернул губами, словно от горечи.

– Я буду сражаться.

До сих пор драссийцы старались не пускать Гундера в гущу боя. Двое из них всегда держались поблизости. Оно и понятно: позволить нанимателю умереть, не заплатив по контракту, – это не деловой подход.

– Видели? – Гундер показал нашивки на своем мундире. – Это значит, что я капитан. У меня нет могущественных друзей или родичей, нет знатного имени, которым можно торговать. Этот мундир – моя заслуга. Я буду охранять вход.

Ксан на секунду задумался. Драссийцев знали по всему миру как лучших наемников, каких только можно купить за деньги. Они всегда подчинялись приказам. К тому же было неприятно думать, что, если не уничтожить бордель сегодня, завтра здесь продолжат торговать детьми. С другой стороны, в бою Гундера могли ранить или даже убить. Наконец Ксан решился.

– С вами останется Лей. – Он махнул рукой наемнику, который только что осматривал здание.

Остальные проверили оружие, разделились на две группы и бесшумно пошли в обход дома. Гундер вслед за Леем занял место у обитой железом двери без ручек и замочных скважин – только глазок виднелся на уровне головы, и тот запечатанный.

Спустя секунду-другую он услышал треск, затем еще один, с другой стороны – драссийцы вломились в бордель с обоих входов. Раздались крики, зазвенела сталь. Даже с крыльца Гундер слышал, как звуки боя становятся все ближе. Когда заскрежетали засовы, они с Леем встали наизготовку. На улицу, спотыкаясь, выскочил лысый толстяк. Он успел надеть только пояс и туфли, а остальную одежду сжимал в руках. Из кошелька на ходу сыпались монеты, но толстяк их не замечал. Его обезумевшие от страха глаза остановились на мече Гундера и расширились от ужаса, однако убежать он не успел – толпа, напиравшая сзади, опрокинула его на землю. Среди беглецов Гундер распознал несколько влиятельных фигур.

Лей выжидательно смотрел на него.

Гундер рассек мечом воздух, и голова толстяка покатилась по мостовой.

– Живых не оставлять.

Смерть настигала беглецов спереди и сзади, а ничтожества делали то, что только и умеют ничтожества: умоляли их пощадить и обещали исполнить все, чего Гундер ни пожелает. Он рубил мерзавцев на куски, представляя, будто косит пшеницу на ферме, где провел юные годы. Сообща они с Леем убили восемь человек. Не сбежал никто.

Ксан обнаружил Гундера, когда тот стирал с меча последние капли крови. Хотя предводитель драссийцев ничего не сказал, он явно рад был видеть нанимателя в целости и сохранности.

– Куда теперь? – спросил Ксан.

– Осталось последнее задание, – ответил Гундер и позволил себе улыбнуться. Путь был неблизкий, но скоро они уже стояли перед изысканными дверями. Все знали, куда ведут эти двери.

Недавно построенный Храм Избранного нависал над столицей несуразным чудовищем. Его золотые стены, обширный белый купол и четыре голубых минарета выглядели безобидно, но от огромной статуи Тэйкона тошнило всех. Скульптор позволил себе некоторую художественную вольность: красивая покровительственная фигура мало походила на Безумного короля Зекоррии.

Несмотря на хаос, охвативший столицу, храм охраняли две дюжины Избранных. Гундер направился к ним и нисколько не удивился, когда несколько офицеров Дозора появились из переулков и пошли с ним плечом к плечу. Избранные забеспокоились не сразу, однако скоро на них выкатила целая толпа наемников, вчетверо превосходившая их числом. Драссийцев основательно потрепало в бою, но это не убавило их решимости очистить город от заразы.

– Сровняем его с землей, – прошептал Гундер. Секунду спустя прозвучал сигнал, и он, высоко подняв меч, ринулся в бой.

Глава 43

Над полем спелой пшеницы простиралось безупречно синее небо. Голову припекало солнце, от пота пощипывало спину, но Варгус, несмотря на боль и усталость, улыбался. Сегодня он вновь увидит свой дом.

Вокруг живой изгороди порхали мелкие пташки. Только их веселое щебетание, да слабый ветер, шевелящий колосья, нарушали вселенский покой. И вдруг тишину прорезал далекий крик. А потом затих – так же внезапно, как начался.

Варгус дошел до края поля, перескочил каменную стену и поспешил по узкой тропинке вниз, к деревне, которая гнездилась в самом сердце долины. Кое-где над трубами вился дымок; вскоре на глаза стали попадаться пасшиеся на лужайках коровы и овцы. Варгус вгляделся вперед, на поросшие лесом холмы, и как будто бы уловил далекий визг пилы. Наверное, артель дровосеков заготавливает дрова. Земли, леса и речка предоставляли местным обитателям все необходимое.

Хотя те, кто привык к городским удобствам, не сразу приноравливались к сельской жизни, поселиться здесь их побуждала одна и та же причина. После долгих странствий люди искали покоя. Какое-то время они были по-настоящему счастливы: наслаждались тишиной, забывали дурные привычки и акцент, приобретенный в далеких краях. Когда-нибудь ветер подует в другую сторону, и в их жизни начнется другая эпоха. Сегодня они гуляют среди холмов или работают в поле, а завтра вернутся в большой мир. Никто их не осудит – так бывает всегда. Однако пройдет время, они снова устанут от мира и вернутся домой, в деревню.

Опять раздался ужасный звук, в этот раз громче и резче. Варгус посмотрел через холмы, но ни одна птица там не взлетела в испуге, ни одно животное в поле не подняло головы. Он взглянул под ноги на исхоженную тропинку, а звук тем временем стал затихать.

Домой. Скоро, но не сейчас.

Варгус открыл глаза. Над ним навис Орран.

– Я уж думал, ты весь день будешь дрыхнуть. Поздно в постельку лег?

– Надеюсь, ты не просто так меня разбудил. Мне снился очень приятный сон.

– Про овец? – усмехнулся Орран.

Варгус провел рукой по лицу, потянулся и встал. Снова крепостная стена, и враг никуда не делся. Солдаты ждали приказа штурмовать город. Быть может, в последний раз.

– Да, про овец. Они убегали от голого мужика, очень похожего на тебя, Орран.

Черный Том загоготал, и даже на губах Харго мелькнула улыбка. Верзила в последнее время был мрачен. Война изменила их всех. Если они и не погибнут, то каждому придется как-то жить дальше. Варгус не знал, что ждет Харго в будущем, но молчаливость – недобрый признак.

– Больной ты, – покачал головой Орран.

– Разве ты раньше не работал на ферме? – спросил Варгус. – Не ухаживал за стадом?

Кто-то из парней рассмеялся.

Прежде чем Орран успел придумать остроумный ответ, воздух прорезал звук бычьего рога, до того громкий, что заложило уши. Сигнал подхватили другие, призывный глас эхом отразился от стен и разнесся по городу. Это и был крик из его сна.

– Чтоб его, – бормотал Харго, затягивая ремни на щите и вытаскивая из-за пояса тесак.

– И чего им неймется? – пожал плечами Орран. Этим вопросом задавались и остальные. Город полнился слухами о гражданской войне на севере и восстании на юге, о том, как столицу Йерскании освободили за одну ночь, так что выбить Избранных из страны не составит королеве никакого труда. Западный альянс рассыпался, но солдатам, которые шли штурмовать Чарас, об этом, похоже, никто не сказал.

Когда Орран увидел, кто составляет основу армии, его лицо побелело. Обычно до того, как в толпе можно было что-то разглядеть, защитники города видели бурое и серебристо-серое море, а через некоторое время различали людей в забрызганной грязью броне. Однако сегодня, перед самым концом войны, их глазам предстала зеленая, бурая и синяя орда. После первой тысячи Варгус бросил считать, сколько воргов приближаются к городу.

– Так, парни, с этими слизняками мы уже встречались. Вы знаете, что делать, – проорал он, сплюнув за стену. – Они здоровые, неповоротливые и в два раза страшнее вашей тещи. Не пытайтесь их пересилить и не тратьте время на то, чтоб рубить им руки и ноги. Режьте на куски, так вернее всего. Бейте чем-нибудь тупым по локтям и коленям, валите на землю и мудохайте, пока дышать не перестанут. Пусть узнают севелдромцев.

– Узнают, какого цвета у нас кишки, – пробормотал Орран себе под нос.

– Ты что-то сказал?

– Так, сам с собой разговариваю.

Варгус понизил голос, чтобы слышали только те, кто стоял рядом:

– Знаешь, сегодня, может быть, последний день войны. Осталось продержаться всего пару часов. Сможешь?

Коротышка посмотрел на небо, и Варгус увидел, что глаза у него блестят от непролитых слез.

– Кости ломит… Чувствую их всех до единой…

– Мы справимся.

– Хотел бы я так думать, – произнес Харго, не сводя глаз с полчищ воргов, – но смотрю на наших ребят и что-то не узнаю их.

И правда, многие глядели испуганно, почти с ужасом. Одно дело – видеть два-три отряда воргов среди обычных солдат, и совсем другое – встретить лицом к лицу целую армию. Люди были истощены до предела, их не оставляли усталость и голод – неважно, как много они ели и спали.

Варгус стиснул Харго и Оррана за плечи, пока оба не посмотрели ему в глаза. Рядом стояли Черный Том и еще два-три человека. Когда Варгус заговорил, все замолчали.

– Мне плевать на королей, политиков и религию. Все это игры для тех, у кого есть короны и власть. Мне важно только одно – чтобы вы остались живы, вернулись домой и выбросили войну из головы. Помните о Братстве. Помните, как оно помогло вам выжить. Мы сражаемся, как один человек. Спасаем жизнь тому, кто рядом, потому что без него были бы уже мертвы. Победа близка, как никогда. Не сдавайтесь.

Напряжение спало. Орран встряхнулся, как мокрый пес, и с готовностью расправил плечи. Харго кивнул. Черный Том ничего не сказал, но плюнул со стены и недобро ухмыльнулся. Время пришло. Внизу можно было разглядеть лица, а кое-где ворги уже лезли по лестницам. Орудуя пиками и крюками, напрягая силы и надсадно крича, защитники города опрокидывали их, и целые неприятельские отряды разбивались насмерть. Однако на все лестницы рук не хватало.

Кто-то ждал битвы в гробовом молчании, другие бранились и кричали до исступления. Если ворги думали, что их недобрая слава заставит севелдромцев поджать хвосты, то они жестоко ошиблись. Когда враг появился над городской стеной, его встретили ветераны, закаленные в боях одной-единственной войны. Жир и хрящи уже срезали – остались только тугие мышцы и прочный костяк.

Слева на стену ворвался зеленокожий ворга. Справа отряд зеленых и бурых врагов начал прорубать брешь в рядах защитников и теснить их назад.

– Пусть катятся обратно в море! – крикнул Варгус, бросаясь в самую гущу боя. У него на глазах ворга проткнул шипастым кинжалом горло одному из солдат, вгрызся в лицо другому и когтями вырвал кишки третьему. Варгус нацелил клинок в голову ближайшему врагу и для пущей скорости оттолкнулся от стены. Удар был такой силы, что загудели руки. Меч, к счастью, не сломался. Сталь отсекла у ворги несколько костяных наростов вокруг челюсти и разрубила лицо пополам. Глаз лопнул, как переспевшая дыня. Пронзительно заверещав, враг упал на спину и быстро нашел смерть от чужих мечей.

– У них такая же кровь, как у всех! – крикнул Варгус. – Убивайте щучьих детей!

Не оглядываясь и не зная, прикрывает ли кто его спину, Варгус бросился в бой. Судя по вихрю и хлюпающим звукам, доносившимся справа, кинжалы Оррана били в цель. Слева крики и визг составляли более ритмичную серию – это Харго рубил тесаком каждого, кто пытался зайти с фланга. Когда крепкий бурый ворга прижал его к стене, Черный Том ринулся вперед, вскрыл твари живот и вонзил пику по самую рукоятку. Вместо того чтобы издохнуть, ворга зашипел и ударил Тома когтями по щеке. Харго, которому по-прежнему не хватало места для размаха, вытащил из-за пояса кинжал, вонзил его ворге в глаз и провернул. По пальцам потекли мозги и слизь. Ворга наконец разжал хватку, однако место покойника быстро заняли двое других. Варгус бросился на подмогу, как вдруг кто-то оттолкнул его назад.

Не успел он опомниться, как у самого лица сверкнула сталь. Щеку обожгло болью. Варгус отступил на шаг и замахал мечом вслепую, удерживая противника на расстоянии. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что на него наседает синекожий ворга. Варгус отразил два удара окровавленного топора, грозивших расколоть его пополам, и ответил выпадом снизу, потеснив противника. Хотя вид у ворги был такой же свирепый, как у других, Варгус чувствовал, что атакует он неохотно. Когда их глаза встретились, во взгляде врага, яростном, но разумном, промелькнуло сожаление. Он воевал против воли.

Варгус улыбнулся ему и, коротко отсалютовав, бросился в атаку. Он отвел топор в сторону, вмазал неприятелю кулаком под кадык и лягнул сапогом по колену. Раздался сухой треск, и ворга завалился на бок, однако успел схватить противника за руку и потянул за собой. Кто-то отдавил Варгусу пальцы, еще один тяжелый ботинок прошел по плечу. Шальной клинок ткнулся в ногу, другой чиркнул по спине, оставив неглубокий порез. Покалеченному ворге тоже пришлось несладко: его пинали, кололи и топтали, пока он не откатился в сторону.

Варгус на четвереньках пополз из гущи сражения, но тут его схватили за шкирку. Он повис высоко в воздухе и увидел прямо перед собой невероятно большого и безобразного воргу. Лицо и тело твари испещряли старые шрамы, на голове недоставало костяных наростов. В одной руке он держал Варгуса, а в другой сжимал огромную каменную дубину.

– Куда ползешь, червяк? – прошипел ворга, обнажив окровавленные зубы, в которых застряли чужие волосы и лоскуты кожи. Он хотел отхватить кусок и от Варгуса, когда севелдромский солдат ткнул воргу в бок копьем. Острие скользнуло по упругой коже, не оставив даже пореза. Ворга зашипел недовольно и дубиной размозжил нападавшему голову.

Варгус, изловчившись, пнул воргу в голову, и тот разжал хватку. От удара о камни чуть не вышибло дух. Пока Варгус шарил кругом в поисках оружия, каменная дубина, опустившись ему на грудь, сломала несколько ребер. Он с отчаянной силой брыкнул ногами и во что-то попал, обеспечив себе секундную передышку. Пальцы порезались об острие, но он тянул оружие на себя, пока не нащупал рукоятку.

Хрипя и из последних сил цепляясь за сознание, Варгус увидел, что огромный ворга дает отпор трем севелдромцам. Варгус подполз, дождался, пока врага отвлекут, и вонзил меч ему в пах. Брызнула зеленая кровь. Варгус навалился на рукоятку всем весом, пока стальной клинок целиком не исчез в теле твари.

Ворга закашлялся и отступил. Варгус, держась за стену, встал на ноги.

– Ты не дитя Нетуна, – сказал он чудищу на его родном наречии. Глаза ворги расширились – скорее от удивления, чем от боли. Харго вложил в руку Варгуса меч, и тот, перерезав врагу глотку, сбросил его со стены. Вокруг раздались радостные вопли, однако победа была недолгой – к ним уже спешили другие ворги.

Людским потоком Варгуса оттеснило в сторону от товарищей. Кто-то налетел на него, и сломанные ребра отдались в боку острой болью. Появившийся откуда ни возьмись топор отхватил кусок от его бедра. Варгус покачнулся и устоял только потому, что его прижало к стене. Когда поток схлынул, он зашарил глазами в поисках врага и увидел сразу двух. Соратники Варгуса были поглощены битвой, предоставив ему самому заняться обоими.

Ворги ринулись на него сообща, вынуждая выбрать противника. Варгус сделал ложный выпад навстречу одному, затем ударил другого кулаком в кадык. Тот захлебнулся и припал на колено, однако первый не зевал и рубанул Варгуса по плечу. Правая рука онемела, меч со звоном упал на камни. Из раны обильно полилась кровь. Когда ворга вытащил топор, Варгус взвыл и чуть не потерял сознание от боли. Он потянулся к кинжалу, но в бок ему ткнулось копье, выбив из легких последний воздух. По ноге заструилась кровь, и в горле как будто что-то застряло.

Ворги ринулись в атаку с обеих сторон. Варгус харкнул одному из них кровью в лицо и в отчаянии схватил его топор. Враг держал оружие невероятно крепко, и вместо того, чтобы тягаться с ним силой, Варгус нырнул в сторону, не выпуская топора из рук. Лезвие вошло в грудь второго нападавшего, брызнули желто-зеленые внутренности. Забыв про топор, ворга схватил Варгуса за горло и впился зубами в плечо. Тот с ревом подтянул его ближе и из последних сил перебросил через себя. Ворга шлепнулся о стену и заскользил вниз, отчаянно перебирая руками в поисках опоры. Его пальцы железной хваткой сомкнулись на онемевшем запястье Варгуса, и тот, не успев даже вскрикнуть, полетел вниз вслед за врагом. Даже в падении ворга пытался его убить, но Варгусу было уже все равно. Земля неслась им навстречу. Он возвращался домой.

* * *

Хотя в палате горело всего несколько свечей, их света хватило Балфруссу, чтобы найти дорогу к узкой кровати и не споткнуться о мебель. Он сел возле Элоизы, стараясь не морщиться от затхлого запаха, и некоторое время слушал, как обожженные легкие с тихим свистом вдыхают и выдыхают воздух. Звук был тихий – даже удивительно, что его хватало для поддержания жизни, и все-таки Элоиза не сдавалась. Она уже на один день пережила отведенный врачами срок.

Вчера, когда ее дыхание на короткое время остановилось, они решили, что это конец, и послали за Балфруссом, а теперь только разводили руками. Через каждые два-три десятка вдохов звучала странная икота, дыхание замирало на три секунды, а затем восстанавливалось.

Толстые каменные стены заглушали шум из других частей лазарета. Балфрусса обволакивала гнетущая тишина, которую нарушал только звук дыхания. На миг показалось, что со вчерашнего дня он стал громче, однако Балфрусс знал, что надежда – злая любовница, которая дурачит тех, кто отчаялся. Он больше всего на свете хотел исцелить Элоизу, излечить ее обожженное тело, увидеть, как к ней вернется здоровье. Но Элоиза была мертва. Эта обугленная фигура – не она. Скоро даже слабая искра, которая теплится в ней, погаснет.

По жестокому капризу судьбы половина лица осталась нетронутой. Остальное тело, все в ожогах, укрывали обезболивающие повязки, пропитанные смесью целебных мазей и масел. Сосредоточив внимание на нетронутой половине лица, можно было поверить, что Элоиза спит.

Она снова икнула, и на этот раз дыхание возобновилось только после пятого удара сердца. Все дольше и дольше. Конец уже близок. Неважно, как часто враны меняют повязки, сколько микстур вливают ей в рот, чтобы приглушить боль, – все равно ее муки невозможно было представить.

– Я только сейчас понял, как был богат, – сказал Балфрусс.

Он потянулся к Источнику и направил через себя струйку силы, пока на кончике большого пальца не зажегся крошечный голубой огонек. Неестественно ровный, он беззвучно омывал комнату бледным сиянием, слабым подобием дневного света. Бессильно покачав головой, Балфрусс погасил его и поднялся к выходу. Лицо Элоизы разгладилось.

– Я никогда не верил в богов или в то, что после смерти душа попадает в золотой дворец, – признался он вслух, – но если я неправ, то надеюсь, там тебя ждет Дариус.

Он прижал два пальца к губам и нежно коснулся ее щеки, нетронутой огнем. В коридоре снаружи царила прохлада, спокойствие нарушали толпы заплаканных родственников. В этом крыле лежали самые безнадежные больные. Их семьи ждали неизбежного конца.

Слева от Балфрусса жрец-фонарщик в безупречно белой мантии с капюшоном молился в компании нескольких женщин. За ними отряд местных воинов, поджарых южан, благопристойно передавал друг другу фляжку и тихо переговаривался. Еще дальше дородный жрец Создателя утешал седую старуху. Вокруг нее беззаботно бегали двое мальчишек. Мать, стыдливо оглядываясь, тщетно пыталась их угомонить. Балфрусс хотел было предложить ей помощь, но тут увидел, с каким выражением на него смотрят окружающие. Его узнали. На их лицах был написан не просто страх, а животный ужас.

Он отвел глаза и зашагал прочь. Хотелось уйти от скорбящих как можно дальше. Закрыв за собой тяжелую дверь, Балфрусс попал в самую суматоху. Вокруг сновали враны, сиделки и сестры милосердия, а по краю комнаты лежали тела, ряды за рядами, завернутые в белые саваны. Жрецы всех религий читали над покойниками молитвы, пока другие тянули прочь от умерших их рыдающих родственников. Все были слишком заняты и не смотрели по сторонам, но Балфрусс тем не менее пригнул голову.

«Они знают, кто ты такой. Тебе от них не спрятаться», – произнес голос.

Маг встал как вкопанный и завертел головой, вглядываясь в лица. Мысль принадлежала не ему.

– Туле?

«Я здесь».

– Где?

На него удивленно посмотрела сиделка, но, узнав, поспешила прочь. Балфрусс бросился бегом по больничным коридорам и выскочил на улицу. День перевалил за середину, грязно-голубое небо засорили серые облака. На улицах возле госпиталя беспрерывно толпились люди, и отыскать тихое место было непросто. Балфрусс сворачивал наугад, держась востока и углубляясь в сердце Старого города.

Наконец он вышел на тихую площадь, окруженную с трех сторон лавками зеленщиков. С четвертой к ней примыкал древний храм, посвященный смене времен года. Там стоял, балансируя на ребре, семифутовый каменный диск. На его источенной дождями поверхности еще виднелись старые отметины. У подножья лежали жертвенные подношения: еда, цветы и даже вино. Их не трогал ни один вор.

К счастью, на площади было безлюдно. Балфрусс сел на скамейку напротив храма, обвел глазами соседние окна и только после этого заговорил:

– Туле?

«Я здесь».

– Где? Где – здесь? Ты жив?

«Нет», – сказал знакомый голос.

– Не понимаю…

«Когда мы впервые встретились, я отдал тебе частицу себя. Только так другие могли услышать о страданиях моего народа. Теперь, когда я умер, это слабое эхо – все, что от меня осталось. Но и оно потухнет со временем».

Балфрусс почувствовал, как гаснет последняя, отчаянная искра надежды.

– Я рад слышать твой голос. По крайней мере, я не один встречу то, что должно случиться.

«Что должно случиться?» – спросил Туле.

– Я убью Чернокнижника ценой собственной жизни.

«Может быть, не понадобится».

– Может быть, – сказал Балфрусс. Он вспомнил, как Элоиза и Туле, объятые пламенем, упали со стены. Ему представилось, как армия запада устремляется в городские ворота, убивая всех на своем пути. Скорчившись среди покойников, Балфрусс видел Вэннока, который сжимал в объятиях мертвые тела жены и детей. Тысячи немигающих глаз смотрели на мага, пока в городе занимался пожар. Глубоко внутри, погребенная под толщей самообладания, закипела река ненависти.

Балфрусс поднял глаза к небу. Собирались тучи. Ждать осталось недолго.

«Откуда ты знаешь, что умрешь?» – спросил Туле.

– Я никогда не доводил себя до предела. И теперь боюсь.

«Ты не потеряешь контроля».

– Меня беспокоит, что у нас с Чернокнижником общая жажда. Когда я управлял Цепью, мне казалось, будто я могу достигнуть всего, чего пожелаю. Меня было не остановить. Что если, попав в плен силы, я захочу большего?

«Может быть, Чернокнижник – и твое отражение, но никак не ты сам. Ты не перейдешь черту».

Кто-то бежал в его сторону, и Балфрусс поднял глаза, в глубине души зная – час пробил.

Долговязый мальчишка, шлепая по камням, выбежал на площадь и резко затормозил.

– Генерал Вэннок! – выпалил он, отдышавшись. – Чернокнижник!

– Не волнуйся, – сказал Балфрусс, вставая. – Я все знаю. Веди меня.

Гонец еще раз сделал глубокий вдох и припустил рысцой. Балфрусс не торопясь пошел за ним.

– Незачем так спешить.

Парнишка остановился и посмотрел через плечо.

– Но Чернокнижник ждет…

Балфрусс не ускорил шага.

– Пусть ждет.

Глава 44

Балфрусс шагал по столице под накрапывающим дождем. Купцы, рабочие, дети и воины – все выстроились на улицах, чтобы на него посмотреть. На лицах читалось восхищение, смешанное с тревогой и страхом. Почти все боялись. Там, где он проходил, над толпой повисала зловещая тишина, хотя временами доносились радостные возгласы и крики поддержки. Смелее всех были дети. Балфрусс улыбался им и махал рукой.

Вместо того чтобы направиться к крепостным стенам, он выбрал главную улицу и пошел к воротам. Посыльный без умолку трещал, однако Балфрусс его не слышал. В ушах шумело, будто накатывала и отступала волна; все другие звуки на свете затухли, и маг остался наедине с Источником – вечным, недостижимым океаном силы.

У ворот Балфрусс приготовился объясняться со стражниками, однако навстречу ему вышел Вэннок. Лицо генерала выражало мрачную решимость. Он несколько раз порывался сказать что-то, в конце концов просто стиснул другу плечо, повернулся и махнул кому-то в сторожке привратника.

С пронзительным, пробравшим до костей скрипом ворота начали медленно открываться. Маг вышел из города, рассеянно отмечая следы побоища, которое здесь прошло. У внешних стен громоздились горы гниющих трупов, человеческие обрубки и куски розовато-багряного мяса. Падальщики уже взялись за дело: у многих тел не хватало конечностей, по земле тянулись кишки. Мухи темной пеленой облепили окровавленные трупы.

То здесь, то там раздавались слабые голоса – те, кто повис между жизнью и смертью, молили помочь им или избавить от пытки. Балфрусс остался глух к мольбам. Луг, по которому он шагал, превратился в огромное грязное болото, на котором кое-где еще темнели пятна крови. Впереди чернел широкий кратер – все, что осталось от Финна. Суровое напоминание о том, что ждало его самого.

Маг отходил все дальше от города. Когда дорога пошла в гору, у него закололо в боку, а по лицу заструился пот. Дойдя до вершины холма, Балфрусс остановился и поднял лицо к небу. Моросящий дождик остудил голову и согнал румянец со щек. Чувствуя, как стучат по закрытым векам крошечные капли, Балфрусс глубоко, с наслаждением вдохнул холодный туманный воздух своей родины.

Он еще раз окинул взглядом творившееся вокруг безумие и возвысил голос. Чернокнижник услышал его и ответил. Одетый в темно-красную мантию, он вышел навстречу Балфруссу. Западная армия начала поспешное отступление, которое превратилось в паническое бегство. Люди бросали оружие и доспехи – все, что могло их замедлить, – и неслись без оглядки. Вскоре два мага, разделенные неглубокой лощиной, остались одни.

Балфрусс взошел на большой серый валун. Легкий ветер полоскал его плащ, будто черный парус. При мысли о том, чего ему стоили последние недели, мага охватила ярость. Лишь благодаря недюжинному самообладанию, которое он воспитал в себе за годы тренировок, Балфрусс не набросился на врага. Он сделал усилие, и лицо его понемногу разгладилось, а из шеи и плеч ушла скованность. Теперь Балфрусс смотрел на Чернокнижника без всякого выражения, совершенно спокойно.

Тот пытался что-то сказать. Его слова благодаря магии доносились издалека, но Балфрусс не слышал ничего, кроме голосов в голове. Мертвые взывали к нему. Он повторял их имена, как молитву, чтобы удержать себя в руках. Он думал о тех, кто остался в городе, о Вэнноке и его семье, о королеве и ее братьях, даже о своем отце – обо всех, чья жизнь оборвется, если этот безумец останется жить.

Чем глубже Балфрусс черпал из Источника, тем острее становилось его зрение. Вскоре он уже видел лицо Чернокнижника. Колдун был раздражен. Он по-прежнему шлепал губами – наверняка хотел спровоцировать Балфрусса на необдуманный шаг или лишить его последней надежды, – но сегодня все слова были бессмысленным шумом. Значение имели только воля и сила.

Когда Чернокнижник понял, что зря надрывает глотку, на лице Балфрусса заиграла улыбка. Открывшись Источнику, он вбирал и вбирал в себя силу, пока она не заполнила все поры его тела. Небеса потемнели, вокруг заплясали крошечные молнии, разбивавшие камни и вырывавшие комья земли. С востока накатили черные тучи, ветер задул сильнее, пригибая траву и бросая дождь в лицо врага.

Воздух над лощиной начал потрескивать. Небеса ответили громом, рокотавшим снова и снова, будто гигантский барабан.

Дойдя до предела, Балфрусс на секунду остановился и изумленно огляделся по сторонам. Все вокруг изменилось. Хотя маг не сошел с места, он как будто смотрел на равнину с большой высоты. Все стало маленьким. Люди за стенами города напоминали насекомых, забившихся в муравейник, который легко раздавить ногой. Западная армия была всего лишь стаей диких собак, поджавших от громкого шума хвосты. Долю секунды Балфрусс балансировал у самого края, затем отпрянул и вернулся на землю. Даже на расстоянии было легко почувствовать, что Чернокнижник разочарован.

Вытянув руки, будто пытаясь дотянуться до ненавистного врага, Балфрусс направил в его сторону всю свою мощь. То же сделал и колдун. Две силы столкнулись в воздухе с оглушительным треском, от которого дрогнула земля. Посреди лощины открылась двадцатифутовая расселина.

Отдача заставила противников на секунду остановиться. Затем Балфрусс начал яростными взмахами руки плести щит, а Чернокнижник выпустил в него какой-то зеленый шар. Изумрудная комета, оставляя в небе бурый след, с гулом неслась ему навстречу. Удвоив усилия, Балфрусс сосредоточился на щите и начертил на земле второй – этому трюку научил его Эко.

Комета ударила в щит, но вместо того, чтобы разлететься на части, загустела и стала расти. Склизкое вещество расползалось, словно обтягивая щит слоем кожи. Каким-то краем сознания Балфрусс услышал слабый шепот – дрожащая слизь была живой! Она словно питалась и набирала вес от энергии щита. Несколько секунд спустя слизь окружила его целиком и заслонила собой весь мир. Когда воздух внутри стал нагреваться, Балфрусс забеспокоился. Казалось, разумнее всего было ударить огнем, но, так как существо кормилось энергией, маг усомнился, что это сработает. Дышать становилось все тяжелее. Балфрусс упал на колени.

Он принялся вытягивать из воздуха жар. Стало еще труднее дышать, но это не имело значения – у него и так оставалось в запасе всего несколько вдохов. Камни под ногами покрылись льдом, руки начали к ним примерзать. Когда изнанка щита затянулась морозными узорами, существо беспокойно заерзало.

Балфрусс последний раз вдохнул полной грудью, задержал дыхание и, глубже зачерпнув из Источника, вытянул из воздуха остатки тепла. По щиту разбежалась толстая корка льда, заключив его в прочный кокон. На носу мага повисла сосулька, на ресницы налипли снежинки, руки и ноги пробила дрожь, а неприкрытая кожа посинела. Когда перед глазами заплясали черные точки, существо закричало. Звуки становились все громче, и наконец оно с пронзительным визгом разлетелось на тысячи мелких кусочков.

В память о Финне Балфрусс призвал молот, разбил им ледяной купол и поднялся с земли, вбирая полной грудью свежий воздух. Чернокнижник, не давая отдыха, запустил в него огненный сгусток, затем еще один и еще. Вместо того чтобы разбить их, Балфрусс развернул сгустки в полете и направил их обратно в колдуна, а после секундного раздумья послал им вслед маленький синий шарик размером с виноградину. Его-то Чернокнижник и пропустил, пока отражал огненные снаряды. Шарик ударил колдуна в лицо, отскочил от уха и, откатившись, исчез на земле.

Улыбка на лице Чернокнижника стала еще шире. Скоро, уже хохоча вовсю, он начал плести новую каверзу. Однако хорошее настроение длилось недолго. Колдун вдруг споткнулся и упал на колено. Гнилая вода затекла ему в ухо, и он растянулся на земле, заблевав все вокруг. Балфрусс одной рукой сжал его ослабевший щит – тот лопнул, словно мыльный пузырь, – затем сплел из энергии крюк, набросил его колдуну на лодыжку и поднял над землей. Подчиняясь движению его пальца, Чернокнижник медленно завертелся в воздухе, отчего рвотные позывы усилились. При виде того, как врага выворачивает наизнанку, Балфрусс недобро улыбнулся.

Не отпуская колдуна, он ухватил огромный валун размером с коня. Тот поддался не сразу – пришлось припасть к Источнику так, что захрустели суставы, и добела натянулась кожа. Лишь тогда булыжник медленно поднялся из хлюпкой грязи и тоже начал вращаться, разбрасывая вокруг глину и траву.

Делать два дела одновременно оказалось не так-то просто. Подсохшая было одежда снова промокла от пота. Вложив всю силу в удар, Балфрусс с яростным криком швырнул валун в Чернокнижника.

Тот, хотя и был с головы до ног покрыт собственной рвотой, увидел опасность. Обрезав нить, державшую его вверх тормашками, и еще не долетев до земли, колдун начал неистово перебирать руками, плетя защиту. Упав, он тут же откатился в сторону и вскочил на ноги, покачиваясь из стороны в сторону. Секунду спустя валун разнес его щит, как яичную скорлупу. От удара камень пошел трещинами, но прежде, чем развалиться на части, смял Чернокнижнику правый бок. Своим обостренным зрением Балфрусс увидел, что валун сломал врагу руку, перебил плечо и раздробил таз и берцовую кость. Колдун упал на землю. Стало ясно, что он уже не поднимется.

Пришла пора заканчивать. Подняв глаза к небу, Балфрусс стал собирать тучи, призывая грозу. Небо вдалеке отозвалось громом.

Вдруг без всякого предупреждения – не считая свистящего звука – что-то ударило его в бок. Балфрусс посмотрел вниз и увидел торчащую над поясом рукоятку кинжала. Прежде, чем маг успел что-либо предпринять, кинжал упал на землю. Бросок оказался неудачным: его только поцарапало.

На другом конце лощины смертельно бледный Чернокнижник каким-то чудом поднялся и, превозмогая боль, призвал силу из Источника. Он несколько раз взмахнул уцелевшей рукой, и оружие, которое солдаты побросали на поле боя, взмыло в воздух. Балфрусс, как мог быстро, сплел щит. Секунду спустя брошенное копье, заскрежетав от удара, смялось о невидимый барьер. За ним полетели несколько топоров, и хотя ни один из них не пробил преграду, Балфрусс чувствовал, что каждое столкновение оставляет на нем синяк и заставляет ослабить хватку. Почуяв его слабость, Чернокнижник выдернул из грязи все оружие, до которого мог дотянуться. От щита отскакивало все больше металла, и скоро сотни клинков, дубинок и лезвий покрыли землю вокруг сплошным ковром.

Казалось, это конец. Отсчитывая последние минуты, Балфрусс перебирал в памяти все, что привело его к такому финалу. Перед глазами пронеслись несчетные тренировки, споры, друзья, трагические потери и короткие мгновения покоя – вся жизнь, проведенная в борьбе за то, чтобы обрести чувство духовной близости. Он думал об отце и его единственном спутнике – гневе. Тот дорого обошелся Граэгору: ожесточил его и привел к одиночеству.

Глубоко вздохнув, Балфрусс отринул ярость. Он не повторит ошибки отца, не позволит чувствам возобладать над разумом. Когда мечи и кинжалы обрушились на него с новой силой, Балфрусс тряхнул головой и легко отразил их. Неужели он не справится с ребячьими выходками недоразвитого ума?!

Используя сломанное копье как костыль, Чернокнижник выпрямился. Злобная гримаса исказила его лицо. Он начал творить такое, чего Балфрусс никогда раньше не видел. Огромные массы энергии вливались в крошечный черный водоворот, повисший в воздухе возле колдуна. Почувствовав острую боль в паху, Балфрусс опустил взгляд, однако не увидел раны. Этой болью его тело и разум откликались на чудовищно неестественный разрыв в ткани мироздания.

Чернокнижник всегда казался сильнее других боевых магов – даже тех, кто входил в Серый Совет, – но сейчас на глазах у Балфрусса воплощались самые жуткие слухи, ходившие среди учеников Красной башни. Колдун открывал проход по ту сторону Завесы.

Балфрусс слышал истории о древних чудовищах, которые даровали огромную силу в обмен на услугу, – обычно, бессмертную душу. Как во всякой сказке, для любого здравомыслящего человека опасность перевешивала награду, однако Чернокнижника такие мелочи не заботили. Он явно решил рискнуть и отдать целый мир на растерзание существу, которого никто не может ни подчинить себе, ни даже понять. Что если, пока они будут сражаться с одним, с той стороны Завесы полезут другие?

Пока не стало поздно, колдуна нужно было остановить. Любой ценой.

Одной рукой Балфрусс швырнул выкованное из энергии копье, чтобы отвлечь врага, а другой потянул за свободные нити водоворота. Необязательно было разбираться, как он устроен, – главное, занять внимание Чернокнижника и разорвать узлы. Маг словно шел по лезвию ножа, рискуя в любую секунду сорваться и исчезнуть в Источнике, однако ни разу не дрогнул. Копья энергии бились о щит колдуна, а Балфрусс тем временем продолжал расширять разрыв, вливая в него тонкую струйку силы.

Когда последняя нить порвалась, портал захлопнулся с таким грохотом, что эхо разнеслось по всему небу. Поверхность Источника подернулась рябью. Волна прошла через Балфрусса, и его тело свела судорога.

С воплем ярости Чернокнижник собрал всю свою силу и швырнул ее в мага. Тот ответил таким же ударом, черпая все больше энергии из Источника. Все уловки, насмешки и утерянные Искусства были отброшены. Сила Чернокнижника предстала перед мысленным взором Балфрусса в виде огромной волны, готовой его поглотить. От давления звенело в ушах: он стал по-настоящему глух к внешнему миру. Но и Чернокнижнику было не легче – Балфрусс направил всю свою мощь на то, чтобы стереть его в пыль.

Бой продолжался в тишине, противники по очереди теснили друг друга. Время потеряло значение, мир будто смахнули рукой – остался только враг. Его воля давила, пытаясь разорвать Балфрусса на части, прихлопнуть как муху. В воздух, будто при извержении, взметались фонтаны земли. Молнии падали соперникам на головы и раскалывали камни у них под ногами. Дождь усилился, посреди поля вдруг поднялся смерч, подхватив мертвые тела и оружие, но так же внезапно утих и уронил их на землю.

Несмотря на ветер и дождь, от чрезмерных усилий по лицу Балфрусса градом катился пот. Чернокнижник тоже был на пределе. Долго так продолжаться не могло. Когда пропускаешь через себя столько энергии, это не проходит даром. Балфрусс чувствовал, как его кожа твердеет и становится хрупкой, будто стекло. Скоро мясо начнет сходить с костей, а руки и ноги разлетятся на мелкие осколки. Казалось, будто кто-то сжимает и растягивает его внутренности.

И вдруг сквозь туман пронзила ясная мысль: их с Чернокнижником силы равны! Борьба давалась нелегко, но Балфрусс все-таки мог удержать врага. Поняв это, он избавился от последних сомнений и с радостью принял силу, которая была частью его самого. Страх ушел. Соединиться с живым сердцем творения – это ли не счастье? Источник эхом звучал в голове, бился в венах, заглушая пульс. Восхищенный его величием, Балфрусс целиком отдался ему.

Погрузившись в океан энергии, в самый дальний уголок своего бытия, он призвал еще больше силы – и вышел за предел. Воздух с каждым вдохом и выдохом обжигал легкие. Глаза казались слишком большими для черепа – тот был готов лопнуть от внутреннего давления. Сердце стучало все громче, словно хотело выпрыгнуть из груди. Из тела рвался крик. Балфрусс напрягся каждой клеточкой своего тела и направил в Чернокнижника всю свою силу – до последней капли.

Энергия выхлестнула из глаз, носа и рта, а вместе с ней рванул неистовый, жуткий крик, эхом пронесшийся по равнине и за ее пределами. Щит Чернокнижника разлетелся вдребезги, и первобытная сила Источника поглотила его крохотную душонку и разрушила хрупкий разум. Колдун отлетел далеко назад и с хлюпаньем упал в окровавленную траву. Он был мертв задолго до того, как коснулся земли.

Остекленевшие глаза смотрели в пустоту. Гроза утихла, дождь стал слабее. Во рту мертвеца собиралась лужа воды.

Тишину нарушал только шум дождевых капель.

Балфрусс повернулся к армии запада. Кто-то с мольбой упал на колени, другие, побросав оружие, с криками ужаса обратились в бегство. Он еще секунду провожал их взглядом, а затем не торопясь направился к городу через изрытое поле битвы.

Ворота были распахнуты, и Балфрусс, будто целая армия-завоеватель в одном лице, вошел в Чарас. С обочин и городских стен на него смотрели тысячи глаз, однако он их не видел. Все было как в тумане. Что-то заставляло его идти, мысли, замедляя свой ход, кружились на месте. Лишь почувствовав под щекой холодный камень, маг понял, что упал.

Вэннок говорил ему о чем-то – может быть, о матери. Ей не нравилось, когда они играли после наступления темноты. Им давно пора быть дома. Балфрусс не хотел ее беспокоить, но уж очень устал… Не повредит немного вздремнуть. Он закрыл глаза, и его поглотила тьма.

Глава 45

Звякнул дверной колокольчик, и Гундер, снова в костюме купца, поднял глаза. Хотя невозмутимость стала его второй натурой, при виде того, кто к нему пожаловал, он все же не удержался от ухмылки.

– Доброе утро, моя госпожа, – коротко поклонился Гундер. – Чем могу служить королеве в этот радостный день?

– Благодарю за честь, но я не госпожа, – ответила Роза, вновь одетая придворной служанкой. – Я пришла поблагодарить вас от имени Ее Величества.

– Счастлив это слышать, хотя удивлен, что Ее Величество обратили внимание на скромного торговца пряностями.

На лице Розы не дрогнул ни один мускул. Она обвела взглядом лавку.

– Мы одни?

– Одни, – подтвердил Гундер, подводя ее к креслу возле витрины. – Но кто-нибудь может прийти. Лучше соблюсти все приличия.

– Хорошо.

Роза терпеливо дождалась, пока он вскипятит чай и принесет сладости. Подав угощение, Гундер помолчал, наслаждаясь тишиной. Не только в лавке, но и на улицах после переворота стало необычайно тихо. Ничего, совсем скоро в городе вновь закипит жизнь.

– Что слышно? – спросил он наконец.

Роза отставила чашку и сложила руки на коленях.

– Дозор не теряет бдительности. Почти все тела убрали с улиц, люди начали возвращаться к повседневным делам. Хранители мира тоже работают не покладая рук: расследуют ряд убийств, совершенных во время переворота. Несколько тел обнаружили только сегодня.

– Невероятно.

Роза вздернула бровь.

– Среди убитых есть весьма заметные в городе люди. В их числе три иноземных посла.

– Ужасные новости, – сказал Гундер, прихлебывая чай. – Впрочем, наверняка им скоро найдут замену. А может, и нет. Международные отношения на западе так осложнились…

– Это не навсегда.

– Конечно, но пока у Шани есть время, чтобы расставить на нужные места наших людей.

– Ходят слухи, что шестеро убитых работали на иностранные разведки.

Посмотрев на блюдо со сластями, Гундер в кои-то веки поддался искушению. Он в два счета проглотил пирожное и едва удержался от того, чтобы облизать пальцы. Роза ждала ответа.

– И что?

– На это были полномочия? – спросила она.

Гундер неопределенно махнул рукой.

– Ты затеял опасную игру.

– Опасную? – переспросил он. На секунду с него слетела маска купца. От такой внезапной перемены Роза отпрянула. Смягчившись, Гундер выдавил из себя дружелюбную улыбку. Повисла напряженная тишина.

– Я слышала, почти все драссийцы отправились восвояси, – заговорила Роза.

– Так было разумнее всего. Нельзя, чтобы иноземцы в открытую помогали королеве вернуть власть. Остатки ее армии возвращаются домой, но ряды воинов серьезно поредели. В ближайшие месяцы призывные пункты Дозора и королевской армии ждет горячая пора.

– Еще поговаривают о том, чтобы усилить городские укрепления, только незаметно. Сейчас торговля особенно важна для Перицци, поэтому строить стены нельзя.

– Когда королева возобновит торговое сообщение с Севелдромом и восточными землями?

Роза пожала плечами.

– Официально – через неделю, самое большее – дней через десять. Пока мы тут говорим, во дворце уже сочиняют нужные письма. В ближайшие дни хотят устроить праздник с визитами по городам.

– Хорошо. Я попросил Шани прислать несколько новых агентов. Нам нужна свежая кровь.

– Ты за этим хотел меня видеть?

– Я больше не буду торговать пряностями. Лавка достанется тебе.

– Это что, наказание? – проворчала Роза. – Неужели я плохо работала?

Гундер примирительно воздел руки.

– Нет-нет, никто не жаловался.

– Тогда в чем дело?

Он помолчал, подбирая слова.

– Во время переворота я переоделся стражником Дозора.

– Знаю. Это ведь я достала тебе сапоги.

– И впервые за два года почувствовал себя свободным.

Роза предсказуемо нахмурилась, но ничего не сказала.

– Маска начала прирастать.

– Что ж, такое бывает с каждым, – облегченно выдохнула она. – Отдохни недельку-другую, закрой лавку. Война берет свое. Тебе нужно немного побыть собой.

– Пойми, тебя повысили!

Мгновение Роза смотрела ему в глаза, а затем отвернулась.

– Нет, ты не шутишь.

– Ничуть. Ты возглавишь йерсканскую сеть. Я уже известил Шани. Поздравляю! – радостно сказал Гундер.

– А ты чем займешься?

– Все тем же. Буду рядом и, если захочешь, всегда предложу совет.

– Подашься в наемники? – испуганно спросила Роза.

– Нет-нет. Я не торгую верностью, просто сделаю перерыв, хотя к пряностям уже не вернусь, – ответил Гундер, обведя рукой полки.

– В чем же дело? Что-то изменилось. Ты с недавних пор какой-то другой.

Роза подалась вперед, даже слишком близко, – Гундер беспокойно поерзал.

– Неважно, – произнес он.

– Регори, расскажи мне, – настаивала Роза, накрыв его руку ладонью.

Гундер хотел было стряхнуть ее, но передумал. Их знакомство началось за много лет до того, как он приехал в Йерсканию. Когда-то, давным-давно, они близко дружили.

– Это случилось во время переворота или сразу после него. – Гундер почесал голову под бархатной шапочкой, от которой ему так не терпелось избавиться. – С Избранными покончили, я отпустил драссийцев и возвращался домой. Я шел мимо разгромленных домов, сожженных лавок и трупов. И тут меня посетила ужасная мысль.

– Картины разрушения тебя взволновали…

– Нет, я не жалуюсь на желудок, – сказал он с печальным смешком. – Все гораздо хуже. Я понял, что эти лавки и дома придется восстанавливать. А еще есть священники и могильщики – им тоже хватит работы на недели вперед. Нет, среди разрухи я почуял запах наживы.

– Наживы.

– Я в первую голову подумал о деньгах. Не о пользе нашего дела, а о деньгах.

Регори чувствовал к себе отвращение. Он выпрямил спину и впервые за много лет встал во весь рост.

– Я так долго был толстым купцом, что начал думать, как он. Пора ему умереть. Ожирение, слабое сердце… Ты, как его племянница, унаследуешь лавку.

– Когда ты уезжаешь?

– Через несколько дней. Я дам тебе время закончить дела, только не оставляй следов.

Роза всем видом показывала, что ей это не по душе, однако кивнула.

– Приходи через два-три дня, обсудим подробности моей смерти. Как племянница, ты унаследуешь также мой дом. Жить ли в нем – решай сама.

Он проводил ее до двери. Напоследок Роза смерила его непроницаемым взглядом. Она скорее всего решила, что старый друг выжил из ума. Честно говоря, он уже сам не знал, что у него на уме.

Вернувшись в дом купца Гундера в последний раз, Регори, несмотря на свой накладной живот, чувствовал себя гораздо легче.

Глава 46

Таландра взяла из кипы бумаг последнее донесение и устроилась в кресле, с трудом подавив желание закинуть ноги на стол – королеве это не к лицу. Во всяком случае, такого мнения придерживался главный дворецкий, заставший ее вчера в этой позе.

Отложив на минуту отчет, Таландра в который раз посмотрела на утреннее письмо. Можно было не перечитывать – она помнила его содержание наизусть. И все же не могла отвести от него глаз. За ним, конечно, последуют и другие. Теперь все изменится – а ведь она только начала строить новую жизнь…

Таландра оставила отчет на столе, открыла окно и окинула взглядом свой город. Два дня прошло с тех пор, как объявили об окончании войны. Два дня назад послы от западной армии подошли к городу под мирным флагом и смиренно признали свое поражение. Два дня столицу не сжимало стальное кольцо и крики умирающих не наполняли воздух. Хотя по ночам, в самый темный час, их мольбы еще звенели в ушах королевы, ей больше не приходилось смотреть, как люди гибнут на крепостных стенах.

Жизнь в городе наконец-то начала входить в обычное русло. Почти все, кто уехал накануне осады, вернулись, и людской поток у ворот по-прежнему не иссякал. Возобновилась торговля, и караваны – пока немногочисленные – понемногу готовились к путешествию на запад. Несмотря на то что войну объявили оконченной, купцы не желали испытывать судьбу. С каждым караваном шли драссийские «кулаки» – из наемников или из личной охраны.

На запад уже отправились несколько делегаций, состоявших из морринов и зекорранцев, а также послов, которые с начала войны оказались заперты в городе. Где-то на столе у Таландры лежали письма от разгневанных горожан, сетовавших на невыносимые жизненные условия. Одно из них было подписано морринским послом Кортаирленом. В начале войны он охотно принял покровительство королевы, но теперь утверждал, что его держали в нищете. У Шани были другие сведения: всю войну моррин ни в чем себе не отказывал, пил без просыха и принимал визиты дорогих шлюх.

Через два дня генерал Вэннок поведет на запад несколько тысяч воинов и объединит силы с войском Йерскании. Таландра намеревалась сдержать обещание, которое ее отец дал Сэндану Туле. В Шаэле по-прежнему царил хаос. Повстанцы освободили несколько городов, но у воргов все не как у людей. Они не уйдут, проиграв одну битву. Конец войны не значил для них ровным счетом ничего. Таландра сомневалась, что они вообще когда-нибудь подчинялись Тэйкону. Безумный король скорее всего просто включил их в свои планы. Ворги всегда были рады испытать силу и мастерство на поле боя, потому и согласились пойти войной на Севелдром.

До сих пор Таландра обменялась с королевой Йерскании всего несколькими записками, но уже знала, что сможет поучиться у нее сложному делу управления страной. Тон посланий обнажал острый ум и мрачное чувство юмора. Да, можно было не сомневаться: они поладят.

Взгляд Таландры скользнул по крышам, задержался на огромном шпиле собора Создателя и остановился на городских стенах. С них до сих пор отмывали кровь. После осады многие камни возле ворот навеки останутся в пятнах. Кое-кто из аптекарей предлагал для очистки особые зелья, которые с шипением въедались в поверхность камней и оставляли глубокие трещины. Не сидели без дела и инженеры: они советовали вынуть целые куски из стен и отстроить их заново – прочнее и толще, чем прежде, а заодно добавить парочку неприятных сюрпризов. Таландра пока велела им испытывать собственные теории. Когда-нибудь они закончат спорить и придут к королеве с готовыми предложениями.

Вчера Таландра бродила по стенам, где погибло несметное число ее воинов, и подол ее платья стелился по залитым кровью камням. Сегодня она запретила горничной прикасаться к нему. Платье все еще висело в шкафу, однако напоминание это было слишком уж мимолетным. Память следовало увековечить – ради каждого жителя города, ради всех, кто когда-нибудь сюда приедет.

Ее раздумья прервал резкий стук в дверь. Таландра подошла к столу и быстро перемешала бумаги, спрятав одну из них в середине кучи.

– Войдите.

Дверь открыла Шани. На ней были обтягивающие небесно-голубые штаны и жакет в тон. Черные волосы стягивал узкий гребешок, отчего лицо казалось еще длиннее. Нет, прическа ее не красила. С другой стороны, цвета и крой одежды были подобраны удачно, а штаны подчеркивали изящество роскошных ножек. Таландра чуть было не сказала это вслух, но вовремя себя одернула.

Шани подчеркнуто вежливо поклонилась.

– Ваше Величество, как вы себя чувствуете? – церемонно спросила она.

– Хорошо, спасибо. Садись, пожалуйста, – предложила Таландра, усаживаясь в кресло возле стола.

– Благодарю, – ответила Шани, заняв место напротив. Ее глаза цвета янтаря скользнули по куче бумаг. На щеках и шее шпионки пробивались слабые пурпурные линии – явный признак того, что она плохо спала. – Вы заняты, Ваше Величество?

– Как всегда. Но на встречу с тобой у меня время есть. Какие новости?

Шани достала из жакета несколько кусочков бумаги. Некоторые были сложены много раз – они явно побывали на лапке птицы или летучей мыши. Трудно было поверить, что считаные дни назад Таландра сама забирала с чердака зашифрованные послания от шпионов.

– Утром я получила донесение из Зекоррии. Там официально началась гражданская война.

Таландра глубоко вздохнула и задумалась, просчитывая последствия. Шани подождала, пока ей позволят продолжать.

– Вчера первосвященник Филбин при огромном скоплении народа прочитал проповедь против короля Тэйкона и призвал людей низвергнуть фальшивого пророка. Он также признался, что был одурачен, и просил за это прощения.

– И что, получил прощение? – скривилась Таландра.

Шани, стиснув зубы, кивнула.

– Филбин сказал, что готов отречься от святого престола и сложить с себя руководство Церковью. Сказал, что не заслужил быть их пастырем.

– И этим только добавил себе сторонников. Теперь его полюбили еще сильнее.

– Он народный герой. В стране начались марши и мирные выступления. Дошло до того, что один солдат убил протестующего. Правители округов созвали Чрезвычайный Совет, но договориться, увы, не смогли. Сторонники Тэйкона в меньшинстве, однако в Зекоррии многие по-прежнему верят, что он их пророк и спаситель. С тех пор Филбин заклинает людей не повторять его ошибку и вместе с ним пойти против императора.

Таландра вскипела от возмущения.

– Ты читала мои отчеты о первосвященнике?

– Читала.

– Тогда ты знаешь, что он за человек. Меня тошнит от одной мысли, что люди считают этого извращенца героем.

– С ним может случиться какое-нибудь несчастье. Филбин страдает от лишнего веса, да и не молод уже.

Таландра отмахнулась.

– Даже если все будет выглядеть естественно, в его смерти наверняка обвинят сторонников Тэйкона. Не хватало только, чтобы из него сделали мученика. Тогда его имя будут знать и мои внуки.

В комнате повисла неловкая тишина, которую нарушали слабые выкрики торговцев далеко в городе.

– В Зекоррии Избранные охраняют храмы Тэйкона, – нарушила молчание Шани. – Однако остальные страны от его подручных избавились. В южных королевствах Избранные никогда не пользовались народной поддержкой. Что с ними сделали моррины, можно догадываться.

– Благодаря восстанию от храма в Перицци осталось одно пепелище. Йерсканцы хотят построить на его месте что-то другое. Я слышала об этом от королевы. Она поклялась найти всех приспешников Тэйкона, которые залегли на дно. И по-моему, она не из тех, у кого слова расходятся с делом.

– Ваше Величество…

– Пожалуйста, Шани, не называй меня так, когда мы одни.

– Ваше Величество, – повторила Шани, заставив Таландру вздохнуть, – я бы советовала быть сдержаннее в оценках королевы. Стоит отдать ей должное в связи с недавними успехами, однако она позволила Тэйкону манипулировать собой. Конечно, обстоятельства были чрезвычайные – я не сомневаюсь, что в будущем она проявит большую осторожность, – однако нам не следует всецело полагаться на нее, чтобы избежать повторения подобных ситуаций.

Таландра подошла к окну, не в силах смотреть на свою бывшую любовницу и – тоже, как видно, бывшую – подругу.

– Что бы ты посоветовала?

– Гундер просил как можно скорее прислать новых агентов, чтобы обеспечить широкое присутствие в Перицци. Йерскания остается центром торговли на западе, и все дела по-прежнему будут вестись через ее столицу.

– Я согласна. Когда они готовы отправиться?

Шани вежливо кашлянула.

– Я предвидела ваш ответ, Ваше Величество. Люди вышли в путь этим утром с первым караваном купцов.

– Замечательно. Держи меня в курсе.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

– Пока ты не ушла, я хочу кое-что тебе подарить, – сказала Таландра, подходя к столу.

Она достала связку из трех черных железных ключей и передала их Шани.

– Это ключи от Черной библиотеки. Там хранятся все тайны, которые я собрала за последние двадцать лет. Теперь ты глава разведки. Они твои.

Шани потеряла дар речи.

– Что-нибудь еще? – спросила Таландра.

– Нет, Ваше Величество.

Шпионка направилась к выходу, но задержалась возле стола и извлекла из кипы бумаг один-единственный листок.

– Могу я узнать, что это?

Она держала в руке набросок, который королева сделала несколько часов назад.

– Памятник, – ответила Таландра, забрав у нее листок. – Ради тех, кто погиб, и тех, кто остался в живых, чтобы никто не забыл о случившемся. Я думала написать на нем имена павших.

– Тогда он будет выше городских стен, – сказала Шани.

Эта мысль отрезвила обеих.

– Если тень закроет собой целый город, получится слишком мрачно. С другой стороны, памятнику и положено быть большим: пусть все, кто подъезжает к Чарасу, видят его издалека.

Наверное, что-то в голосе королевы дрогнуло от боли. Шани накрыла ее руку ладонью. Таландра заглянула в янтарные глаза, и морринка по-дружески ей улыбнулась.

– По-моему, хорошо придумано. Такое нельзя забывать.

Шани убрала руку и отступила на шаг. Значит, друзья.

– Я еще не решила, какой материал выбрать – местный желтый камень или что-то другое… – задумчиво сказала Таландра.

– Ничего, все решится, – обнадежила Шани. – Мне нужно идти.

– Конечно.

– Ваше Величество… – Шани опять поклонилась, но без прежней язвительности.

Когда ее шаги в коридоре затихли, Таландра достала из кипы бумаг еще одно спрятанное письмо. Герб – лис и три меча – королеве раньше не попадался, но о лорде Брэгноне она кое-что слышала. Это был влиятельный и знатный богач с юга, владелец тысяч голов скота и поставщик дубленой кожи, которая делала славу севелдромским доспехам. Чего Таландра не знала, пока не прочитала письмо, так это того, что у лорда Брэгнона есть сын, сражавшийся на войне плечом к плечу с простыми солдатами.

Предложение о женитьбе не заставило ее долго думать, однако она знала, что это лишь первая ласточка.

Таландра припрятала письмо в ящик и взялась за следующее.

Глава 47

Харго было не по себе, да еще этот зуд… Зудел порез на правой руке, под бинтами, зудела глубокая рана на черепе. Харго понимал, что это хороший признак – раны не загноились и начали затягиваться, так что он будет жить, только к старым шрамам добавятся новые. Но не шрамы его беспокоили.

Друзья опять на него посмотрели, словно ждали чего-то. Харго стало еще неуютнее.

– Что?

Робея, подошел Черный Том. От него, как обычно, воняло смолой. Харго и сам когда-то ее жевал. Теперь смоляной запах напоминал ему о войне. Никогда бы его больше не знать.

– Скажешь что-нибудь?

Харго не в первый раз пожалел, что рядом нет Оррана. Этот малый за словом в карман не лез. И с бабами не терялся. Не то чтобы язык часто помогал ему попасть к ним в постель, но он не оставлял попыток. Не получалось с одной – пробовал с другой. Рано или поздно ему фартило. Вот бы и с ранами так: набил шишку, и иди себе дальше. Тогда бы и Орран был жив, и Тэн, и Радд, и все остальные. И Варгус.

Все видели, как он упал. Сразу за тем, как здоровый ворга порезал дюжину их людей, а Варгус его прикончил. Воткнул меч по самую рукоять, будто клинком трахнул. Засранец был слишком тупой и даже тогда не понял, что умер. Все заорали от радости, но ненадолго. Налетели другие ворги – зеленые, бурые… Двое сразу сцепились с Харго и Орраном, а другие пошли на Варгуса. Может, осерчали за своего вожака, или просто лицо не понравилось. Харго поначалу был за него спокоен, но тут один рубанул Варгуса топором, а второй схватил за руку, и они у всех на глазах перелетели через стену.

Потом, когда Чернокнижник умер и открыли ворота, Харго с другими солдатами вышли на поиски. Вонь стояла неописуемая. Гниющие обрубки, груды внутренностей… Огромные тучи мух и ворон уже слетелись клевать глаза и другие лакомые кусочки. Остальное лежало огромной кучей пурпурного, зеленого и почерневшего мяса. Многие трупы раздулись, того и гляди лопнут. Харго только диву давался, как живой человек может превратиться в такое.

На поиски Варгуса вышли две тысячи человек. Два дня они копались в чужих кишках – и ничего не нашли. Под конец остался лишь Харго с горсткой самых упорных. Кто-то утверждал, что Варгус выжил. Верили, что он вернется, как древний языческий бог, восставший из мертвых. На четвертый день даже Харго знал правду: Варгуса не стало. Однако Братство – дело другое. Началось оно с Варгуса, но со смертью его не закончится. Те, кто сегодня собрался здесь, тому порукой. Харго вдруг понял: надо что-то сказать. Он кашлянул и повернулся к людям.

– Варгус был не великий и не святой, – произнес он, глядя на море лиц. Харго мало кого тут знал, но их взгляд, один на всех, был ему знаком. Все они потеряли друзей и семью. Все потеряли братьев – вот что их породнило. Поэтому они и стояли здесь, перед пустой могилой. – Он был суровый старый засранец. И мой друг. Когда мы познакомились, он дал мне пинка под зад. Мне силы не занимать, и наглый я был. Думал, умею драться, но он меня поправил. А потом научил, что такое семья.

Со всех сторон согласно загудели.

– В детстве у меня был брат, но он упал и сломал шею. Я его плохо помню. Рос я один, однако несколько недель назад все изменилось. – Харго не говорил о брате больше тридцати лет. Было странно делиться этим с такой толпой, словно он рассказывал о себе какой-то страшный секрет. – Кое-кто на западе прослышал о Братстве. Они поняли, что мы стали лучше сражаться, поэтому послали к Варгусу убийц. Думали, что без него все кончится. Так вот: ничего не кончится!

Харго сжал кулаки и обвел взглядом сотни людей – пусть хоть кто-то попробует возразить. Однако увидел только улыбки. Люди кивали и выкрикивали слова одобрения.

– Варгус всегда говорил мне, что Братство – не его придумка, он лишь передал нам то, чему его научили. Может, правда, может, вранье… так или иначе, он просил, чтобы его не принимали за какого-то там церковника вроде тех, от Пресветлого Владыки. Которые вечно твердят, что вам нужно делать и как вы плохо себя вели.

– Сраные фонарщики, – пробормотал Черный Том. Его слова подхватили, в толпе раздались брань и ворчание. Харго дождался, пока шум затихнет. Кричать не хотелось. Ему все еще было неясно, почему именно он, а не кто-то другой произносит речь. Однако слушали его внимательно, так что он доскажет. Толпа понемногу утихла. Все взгляды вновь обратились к нему, отчего зуд под повязками усилился.

– Живите своим умом. Я здесь не затем, чтобы вам указывать. Если бы Варгус был жив, он бы сказал то же самое. Война, может, и кончилась, но Братство я не забуду. Не смогу, даже если захочу. Оно помогает мне жить. Не знаю, что будет через год или два; я всякого навидался: и поля чахли, и скот погибал. Важно другое: когда настанут тяжелые времена – а они настанут, – я встречу их не один. – Харго шлепнул Черного Тома по плечу, и тот широко улыбнулся. – А если он попадет в беду, я помогу, чем смогу. Потому что мы семья.

Добавить к этому было нечего. Харго посмотрел в пустую могилу и подумал о Варгусе. Даже не верилось, что они познакомились всего несколько недель назад. Казалось, Варгус всегда жил в его сердце. Тело пропало, – может, лежит где-то, обглоданное до костей, – но Харго знал, что не забудет его и не перестанет о нем говорить.

Черный Том протянул ему бурдюк, и Харго от души приложился к обжигающему пойлу. По телу быстро разлилось тепло. Черный Том тоже отпил глоток и вылил остатки в могилу.

Вдвоем они отправились в город. Дорога была неблизкой. Люди старались не вставать на пути у Харго, и он не сразу заметил, что они как-то странно на него смотрят – тем же взглядом, которым раньше провожали Варгуса. Так смотрят на человека, к которому стоит прислушаться. Харго в кои-то веки захотел стать помельче, чтобы затеряться в толпе. Поскорее бы в город – там он будет не так заметен. А потом соберет вещи и отчалит домой.

– Куда направишься, Том?

Черный Том выплюнул скользкий комок смолы.

– Не знаю. Домой что-то не очень хочется.

– Почему?

– Из-за старика. Он ждет, что я продолжу его дело. У меня и раньше-то душа не лежала, а теперь и вовсе. Сестра, пожалуй, и без меня управится. У нее всяко лучше выйдет.

Теперь, когда толпа осталась позади, Харго вздохнул свободнее и оглянулся. Зря – люди все еще наблюдали.

– А чем занимается твой папаша?

– Держит соренсонских быков.

Харго задумался.

– Тихая жизнь фермера… После такого шума чего еще надо?

– Он не фермер, на него работают другие. У отца во владении десять тысяч голов скота, а еще скотобойни и кожевенные мастерские, в которых делают доспехи.

– Десять тысяч? – Харго встал как вкопанный. По затылку пробежал холодок.

– Ну да.

– Кто твой отец, Том?

Тот сплюнул, не останавливаясь.

– Неважно.

– Ты что, из благородных?

Черный Том хмыкнул.

– Во мне нет ничего благородного.

– Это правда, – согласился Харго.

Том вдруг рассмеялся.

– Ты это всерьез сказал, на похоронах?

– Насчет чего?

– Что я могу на тебя рассчитывать, если попаду в беду.

– А как иначе.

Черный Том замолчал. Харго был рад тишине. Вокруг лежала обожженная, изрытая сотнями ног земля. Долину, где Балфрусс убил Чернокнижника, они обошли стороной. Ходить там не любили. Во время дуэли магов многие стояли на стенах и видели все от начала до конца. Харго в это время сидел у постели Оррана до его последнего вздоха, но даже из лазарета слышал гром и треск молний. Под конец Орран отошел в мир иной в объятьях пышной и ласковой сестры милосердия. Он умер с блаженной улыбкой, уткнувшись лицом ей в грудь. Харго за это войну повидал много смертей. Оррану, можно сказать, повезло.

Когда покойнику закрыли веки и натянули на лицо простыню, Харго пошел от лазарета куда глаза глядят. Дорога привела его к крепостной стене. Бой к тому времени был окончен. На Харго со всех сторон смотрели счастливые люди, слышались крики и смех, некоторые на радостях выпивали. А потом вернулся Балфрусс. В город он вошел своими ногами. Харго и остальных как будто не видел.

За последнее время на глазах у Харго умерли сотни, если не тысячи человек. Он и сам несколько раз стоял на пороге смерти и дважды попадал в лазарет. Из тех, кто выжил, ни один не избежал шрамов. Даже самый зеленый прыщавый юнец, который прежде меча не держал, теперь был ветераном.

Все они заглянули в лицо смерти. Они научились ее ненавидеть за то, что она забирала их близких, – но и ухаживали за ней, бессердечной стервой, а теперь знали лучше, чем собственных жен.

Харго на всю жизнь запомнил взгляд Балфрусса. В тот день у смерти было лицо не женщины, а боевого мага.

Когда он проходил мимо, люди падали на колени, один или двое заплакали, другие зашептали молитвы. Они просили своих богов о милости никогда больше не видеть Балфрусса и благодарили за то, что он был на их стороне.

– Мой отец – лорд Брэгнон, – сказал Том, нарушив тишину. Он достал кисет со смолой, и Харго только сейчас разглядел на нем герб. Лисица и три меча.

– Никогда о нем не слышал.

– И ладно. Ну, так куда ты теперь?

– В Тирнон. Это в сотне миль к востоку, среди холмов.

Черный Том фыркнул.

– Знаю. Бывал там. Рудокопы и лесорубы кишмя кишат.

– Будешь проездом, найди меня, выпьем вместе.

– Заманчивое предложение.

– За твой счет, богатенький мальчик.

Черный Том засмеялся и сунул в рот еще один смоляной клинышек.

– По рукам.

– Вот и хорошо.

– Кстати, палка-то о двух концах, – сказал Том. Харго непонимающе посмотрел на него. – Если тебе что-то будет нужно, скажи: помогу чем смогу. Я не забуду Братство.

– Рад это слышать.

До города они дошли молча, однако неловкости не чувствовали. Харго сейчас хотелось лишь одного – вернуться домой, к жене. Он давно не видел ее и боялся не узнать. Да и она – признает ли? И что будет дальше? Завтра утром его ждет долгая дорога, но сегодня он все еще воин из армии королевы. Сегодня он напьется.

Глава 48

– Подать мне верблюда! Сейчас же! – прокричал Тэйкон.

Безумный император сидел на троне в окружении груды вещей, принесенных со всего дворца. В последние несколько дней он только здесь, в тронном зале, чувствовал себя в безопасности. Едва выйдя за порог, император слышал голоса; они звучали как бы издалека, и он не мог разобрать языка. А временами ему казалось, что в сумраке шевелятся тени – твари с щупальцами, клювами и клешнями. Вот почему в тронном зале день и ночь горели фонари.

Он ночевал и вершил суд посреди груды подушек, мятой одежды, битых стаканов, тарелок с гниющими объедками, книг и экзотических животных. Белый козлик, раскрашенный в черные полосы, радостно жевал страницу древнего манускрипта о пользе пшеницы. На другом конце зала стояла коробка, в которой ерзали и звали пропавшую маму котята. Пятифутовая ящерица, которую Тэйкон им подложил, котят не интересовала. На стропилах дремала, поджав ногу, пестрая певчая птица. Услышав вопль императора, она на короткое время открыла глаза, нагадила на кучу одежды внизу и снова уснула.

– И зеркало. Мне нужно мое особое зеркало, – надрывался Тэйкон.

В коридоре раздалось шлепанье сандалий, дверь распахнулась, и камердинер втащил в зал зеркало на подставке.

Ниррок, последний в длинном ряду королевских слуг, блестел от пота и старался не смотреть на императора, горы мусора и гниющий труп предыдущего глашатая, притулившийся в углу. Он также старался не замечать тучи мух, вонь и торчащее изо рта покойника яблоко.

– Что это? – спросил Тэйкон, когда Ниррок на цыпочках подошел к трону, осторожно обходя препятствия.

– Особое зеркало Вашего Святейшества.

Тэйкон с озадаченным видом положил руку на вздувшийся лоб.

– Да… Я приказал принести мое особое зеркало, но… это точно оно?

Ниррок на секунду задумался.

– То зеркало… разбилось.

– Убить тех, кто это сделал! – завизжал Тэйкон. – Заколоть, повесить, четвертовать! А потом принести мне их глаза в миске с гороховым супом! Холодным!

– Слушаюсь, Ваше Святейшество, – ответил Ниррок, хотя никак не мог исполнить приказ императора, поскольку сам Тэйкон в очередном порыве ярости зеркало и разбил.

– Что ж, это, пожалуй, тоже сгодится. Поставь его там. – Тэйкон неопределенно махнул рукой влево, где на полу громоздились книги. Ниррок, не найдя свободного места, осторожно сдвинул их в сторону. К счастью, ни одна не упала, и он вздохнул с облегчением.

– Верблюда скоро доставят? – спросил Тэйкон, разглядывая свое отражение. Ниррок, не отрывая глаз от пола, как и подобало в присутствии живого божества, ответил:

– Да, Ваше Святейшество.

– Зеленого? Я приказал найти зеленого.

И снова Ниррок задумался над ответом. Если он скажет правду, какие у него шансы остаться в живых?

– Мы не нашли зеленого, Ваше Святейшество.

– Как ты сказал? Не нашли?

– Нет, Ваше Святейшество. – Ниррок, глядя в пол и стараясь дышать как можно тише, покорно ждал своей участи.

– Посмотри на меня. Я приказываю.

Ниррок глубоко вздохнул и медленно поднял глаза на императора. Вид у того был еще более пугающий, чем в прошлый раз. Даже за такое короткое время в его лице многое изменилось. Черные рожки на лбу стали длиннее и начали по-бараньи завиваться к затылку. Корона, инкрустированная бриллиантами и драгоценными камнями, уже не сидела на бугристой императорской голове, а свисала с одного рога. Кожа Тэйкона приобрела болезненный синюшный оттенок и подернулась изломанной сетью черных линий, которые пульсировали, как вены. Только крови в них не было, и сами они извивались под кожей, словно жили своей жизнью. Ниррок, хотя совсем не следил за модой, все же видел, что пурпурный камзол и зеленые штаны императора плохо сочетаются с цветом его лица. Он весь напоминал гигантский синяк.

– Ты не нашел зеленого верблюда?

Ниррок сглотнул, приготовившись к смерти.

– Нет, Ваше Святейшество. Я везде искал.

– Ясно.

Повисла долгая тишина, которую нарушал только белый козлик, с аппетитом взявшийся за новую главу.

– Может быть, я еще посмотрю? – предложил Ниррок, пятясь к двери в отчаянной попытке выбраться из тронного зала раньше, чем удача от него отвернется. – Наверняка можно будет найти верблюда другого цвета, если это устроит Ваше Святейшество.

– Не будь дураком, – презрительно сказал Тэйкон. – Если ты не достал зеленого, значит, и стараться не стоит.

– Да, Ваше Святейшество.

Тэйкон глубоко вздохнул.

– Хорошо. Пришли моих генералов. Нам нужно обсудить окончание этой скучной войны.

На этот раз Ниррок решил не испытывать судьбу. Генералы давно были мертвы, так же как четыре комплекта их сменщиков вместе с еще тремя группами младших офицеров, получивших быстрое повышение. Старшие, узнав о судьбе начальства, решили остаться на фронте, но это их не спасло – Избранные очень скоро добавили их головы в императорскую коллекцию.

– Слушаюсь, Ваше Святейшество. Я немедленно их приведу.

Со всей прытью, какую позволяли его кривые ноги, Ниррок выскочил из зала. Охраны снаружи не было. Он бросился к выходу из дворца, не встретив по пути ни одной души, а затем припустил по улицам. Даже час спустя Ниррок все еще бежал.

* * *

Последний час Варгус наблюдал за капризами Тэйкона, прячась за ковром, закрывавшим секретный проход. Безумный король был настолько погружен в собственный мир, что ни разу не посмотрел в его сторону.

– Глупо, глупо, – пробормотал Тэйкон. Он стал прихорашиваться перед зеркалом, пытаясь уравновесить корону на бугристой голове.

Натянув пару толстых перчаток, Варгус вышел из-за ковра и направился к императору, отшвыривая барахло, которое попадалось ему на пути. Тарелки хрустели под сапогами, бокалы обращались в пыль. Белый козлик благоразумно решил поискать еду в другом конце зала. Тэйкон не замечал чужака, пока тот не поднялся по ступенькам к самому трону.

– А, вот и генерал, – сказал император, покачивая головой, будто говорил с непослушным ребенком. – Мне скучно. Скучно, скучно! От этой войны одна тоска. Неплохо бы ее оживить, а?

Не обращая внимания на его бессвязную речь, Варгус заглянул в глубь императорского тела, сквозь кожу и мышцы. Там, среди внутренностей, лежал артефакт, который медленно пожирал Безумного короля. Пока Варгус его рассматривал, на левой щеке Тэйкона вздулось еще одно щупальце. Несколько мгновений оно извивалось, потом заняло свое место и замерло.

– Ты который из них? Тот, что воняет? – спросил император.

Варгус схватил Тэйкона за плечо, а другую руку, сложив пальцы наподобие копья, вонзил ему в живот, легко пробив одежду и кожу. Из раны хлынула зеленая кровь. Варгус зашарил внутри в поисках артефакта. Тэйкон попытался оттолкнуть его и закричал – скорее в тревоге, чем от боли, – но на его крик никто не пришел. Оно и понятно: во дворце к крикам уже привыкли.

Больше, чем шум, Варгуса беспокоило то, что дырка в животе у Тэйкона стала затягиваться прямо вокруг запястья. Он выдернул руку, пока навсегда не прирос к Безумному королю. Края раны сошлись, и через несколько секунд от нее не осталось ни следа. Кровь высохла и побурела, короста стала отваливаться.

Тэйкон, закатив глаза и тяжело дыша, откинулся на спинку трона. Артефакт вновь начал пульсировать и выпустил еще больше щупалец, отчего тело императора свела судорога. Варгус вытащил меч и со всей силы рубанул Тэйкона по шее. Инстинкт самосохранения у Безумного короля, как видно, еще остался – в тщетной попытке защитить себя от удара он поднял руку. Меч срезал кисть и вошел глубоко в шею. Кровь брызнула Варгусу на лицо, и он быстро выплюнул сладковатую зеленую жидкость.

Однако голова отделилась не до конца. Варгус задвигал клинком, как пилой, но рана вновь начала зарастать. Отрубленная кисть императора почернела и стала разлагаться с поразительной скоростью, однако вместо нее из запястья показалось что-то белое. Из культи начали расти новые кости, мышцы вились вокруг них, словно невидимый паук плел паутину. Варгус достал из-за пояса кинжал, дюжину раз ударил Тэйкона в живот, а затем на всякий случай добавил еще. Даже артефакт был не всесилен: чем больше становилось ран, тем медленнее он их залечивал. Благодаря этому Варгус выиграл время и отрезал-таки голову Тэйкона, прижав его к спинке трона. Голова, не прекращая лопотать, шлепнулась на замусоренный пол, но тело осталось в прямом положении. Глубоко вздохнув, Варгус снова вогнал меч в живот полутрупа и широко разрезал его до самой груди. Он целую вечность копался в кишках и наконец ухватил скользкий камень. Упершись ногой в императора, Варгус с громким хлюпающим звуком вырвал из живота артефакт.

Кожа Тэйкона тут же начала чернеть и разлагаться. Голова на полу перестала кричать, и на лице появилось выражение крайнего изумления, словно он не мог до конца поверить в то, что случилось. К тому времени как Варгус обтер меч о камзол императора, от того осталась только кучка одежды и несколько клочков черных волос.

Варгус крепко сжал артефакт между ладонями и надавил. Из осторожности он не касался камня голыми руками, но даже через толстые кожаные перчатки чувствовал, как тот дергается и извивается. Паразит внутри искал способ вцепиться в него. Без всякой жалости Варгус давил все сильнее, чувствуя, как набухли мышцы на руках, пока наконец не услышал громкий треск. Яркий багровый свет просочился сквозь пальцы и озарил тронный зал мерцающими цветными волнами.

Что-то пыталось проникнуть в разум Варгуса, зацепиться за его мысли; он отмахнулся от этой слабой попытки и еще сильнее сжал ладони. Вслед за новым треском в голове раздался пронзительный визг, однако скоро он затих. Свет угас. В руках у Варгуса лежали осколки цветного стекла. Он швырнул их на пол и, бросив последний взгляд на беспорядок в тронном зале, вышел.

* * *

Геракиону, столице Зекоррии, посчастливилось стать пристанищем Главной Церкви Святого Света – огромного собора, построенного в подражание древнему храму Создателя. Безвкусная домина затмевала все прочие здания города. Ее тень не дотягивалась лишь до халуп, стоявших на самом отшибе. Так и с людьми – те, кто не следовал Пути, оказывался на обочине жизни. Их считали отщепенцами. Было гораздо проще признавать на словах Пресветлого Владыку, чем ловить на себе презрительные взгляды, какими смотрят на прокаженных.

Печально покачав головой, Варгус на всякий случай надвинул на лицо капюшон. Хотя к иностранцам в городе были привычны, лучше не мозолить глаза, учитывая цель его прихода.

Огромные двери храма легко отворились. Здесь не было ни замочных скважин, ни засовов, ни задвижек. Церковь всегда ждала прихожан, а священник днем и ночью был готов предложить наставление. Взгляду Варгуса предстали высокий изогнутый потолок, витражи и длинные ряды жестких деревянных скамей. Пол, выложенный золотистым камнем, блестел от света тысячи свечей. Не довольствуясь тем, что в его честь воздвигли огромный храм, Пресветлый Владыка пошел еще дальше. Весь потолок церкви занимали картины, живописавшие то, как он сотворил мир, научил первых людей сеять хлеб, разводить огонь, пахать землю и далее в том же духе – всего девять благодеяний, на которые он бессовестно заявлял права. Варгус лишь скользнул по ним взглядом, но остановился перед маленькой фреской в самом дальнем углу.

Вот она, истина – или, во всяком случае, что-то близкое к ней. Хотя цвета потускнели, краска облупилась и фреска на первый взгляд представляла собой сплошное черное пятно на белом фоне, Варгус различил на ней фигуры, пировавшие за длинным столом. Двадцать восемь мужчин и женщин. Собрание, какое ни один смертный, кроме художника, не видел от начала времен. Мимолетный каприз одного самолюбия, которому другие потворствовали. Эта встреча никогда не повторится – некоторых ее участников уже нет в живых. Фреска изображала богатый пир: тяжелый стол был уставлен едой со всего мира. Зал озаряли свечи на столе и фонарь в руке маленького мальчика. Возле камина, следя за огнем, сидела девочка с лицом, измазанным сажей. Пламя омывало зал золотым сиянием и разгоняло тени до самых дальних углов, где маячили еще несколько лиц.

С тяжелым сердцем Варгус отвернулся от фрески. Не обращая внимания на золотые узоры, мраморные статуи и прочую безвкусную роскошь, он уставился на сгорбленную фигуру в первом ряду. Хотя человек за все это время не шелохнулся, Варгус не сомневался: его заметили.

Несмотря на поздний час, они были не одни – поодаль склонили головы в молитве еще несколько верующих. Не глядя на них, Варгус сел на скамью за спиной у человека в первом ряду. Молодой и слишком услужливый священник кинулся было навстречу, но Варгус метнул в него такой взгляд, что тот внезапно вспомнил о каком-то срочном деле и поспешил прочь.

– Помнишь ту ночь? – спросил Варгус. – Мы несколько дней пировали. Еды было столько, что стол трещал.

Сгорбленный человек распрямился и откинул с головы белый капюшон.

– Не люблю об этом вспоминать, – сказал Пресветлый Владыка.

– Столько всего случилось с тех пор, – продолжал Варгус. – Кое-что – чуть ли не вчера.

– Ты мне угрожаешь?

– Делюсь наблюдениями.

Владыка, ни разу не взглянув в его сторону, смотрел на идола себя самого, застывшего в благословляющем жесте.

– Зачем ты пришел?

– Сказать тебе, что война окончена. На западе еще неспокойно, но со временем все уляжется.

– Рад это слышать. Мне было очень тревожно наблюдать, как Тэйкон извратил мою веру и религию Всеблагой Матери. – Пресветлый Владыка поежился. – Спасибо за добрые вести.

Варгус выдержал долгую паузу и наконец произнес:

– Я знаю, что это был ты.

Пресветлый Владыка впервые повернулся к нему.

– О чем ты?

– Ты обучил Чернокнижника. Ты показал ему Искусства, которые люди забыли много веков назад. Грезохождение, например. И артефакт-паразит с той стороны Завесы – твоих рук дело.

– Что за нелепость? Зачем мне это?

Варгус пожал плечами.

– Молодость, невежество и алчность. Несмотря на всю свою силу, ты хочешь большего.

– Я с каждым днем становлюсь все могущественнее. Зачем мне рисковать и посвящать в тайны простого смертного?

– Это единственное, чего я не знаю.

– И у тебя есть доказательства? – усмехнулся Пресветлый Владыка.

– Артефакт уничтожен. Безумный король и Чернокнижник мертвы, да и вряд ли ты был настолько глуп, чтобы учить их напрямую.

– Я уважаю тебя, Варгус, но твои обвинения глубоко оскорбительны. Ты считаешь, что я вмешался в дела смертных, а это запрещено, как всем нам недавно напомнили.

Варгус, зарычав, подался вперед, однако Пресветлый Владыка не шевельнулся.

– Да, это запрещено, мальчишка, и наказание тебе не понравится.

– Вижу, ты очень любишь угрозы… Вряд ли тебе есть чем подкрепить их, – насмешливо произнес Владыка. Здесь, в самом центре своего культа, в стране, где почти все население составляли его последователи, он чувствовал себя в полной безопасности.

Однако его самоуверенность пошатнулась, когда на губах Варгуса заиграла ухмылка.

– Ты прав, – согласился тот, заставив Владыку еще больше нахмуриться. – Доказательств у меня нет, но это и не суд. Нет ни судьи, ни присяжных – только исполнение завещания.

– Ты не посмеешь.

– Правда? – Варгус с хладнокровным видом откинулся на спинку скамьи. – Что, по-твоему, случается с теми из нас, кто живет в одном теле слишком долго? Ты представляешь, как это влияет на разум?

– Не понимаю тебя, – сказал мальчишка.

– Ну, еще бы. Ты дитя, тебе нет и тысячи лет. Но Создатель – он был здесь почти с самого начала. За это время он стал могущественнее всех нас вместе взятых – и все же попал в ловушку собственного искалеченного тела. Его разум гнил заживо. Бывали и прояснения, но с каждым годом все реже.

Все свечи в храме дрогнули, как одна. Лицо мальчишки исказилось от ужасного прозрения.

– Это был ты, – прошептал Пресветлый Владыка.

– Он умолял меня, – хрипло сказал Варгус. – Жизнь стала для него невыносима. Он сам вложил мне в руку оружие.

Вся краска сбежала с лица Пресветлого Владыки, и оно стало одного цвета с его плащом.

– Но… с такой силой, как у него, он должен был вернуться.

– Он почти сразу родился заново – у бесплодной женщины, – однако прошло слишком мало времени. Его разум не успел оправиться. Он позвал меня с другого конца света, и я пришел на зов. Я задушил его в колыбели. Это повторялось снова и снова. Наконец, он родился целым, ибо он вечен. Он, но не ты.

– Пощады! – взмолился Пресветлый Владыка. Варгус понял его по-своему.

– Да, я пощадил его, когда убил первый раз. Тело погибло, и я развеял его сущность, а Лето разнесла его по всему свету.

– Сжалься, Плетельщик!

Варгус опять подался вперед, и Владыка отпрянул в страхе.

– Если ты еще раз сунешься в дела смертных, я тебя уничтожу. А потом найду младенца, в которого ты переродишься, и разобью тебе голову. Я буду убивать тебя снова и снова, пока твоя звезда не зайдет, а силы не угаснут. Ты останешься в Пустоте, глухой, слепой и немой, а потом превратишься в Ничто. Ты меня понял?

Пресветлый Владыка судорожно закивал.

– Я с тебя глаз не спущу, мальчишка.

Не дожидаясь, пока тот начнет оправдываться или умолять о пощаде, Варгус отвернулся и медленно вышел из церкви.

Глава 49

Откуда-то из темноты поманил голос, и вместе с ним пришло обещание тепла. Продираясь сквозь туман, Балфрусс чувствовал, как солнце согревает лицо. Просыпаться было так сложно!.. Казалось, он долго брел через трясину и наконец ухватился за настоящий мир.

Балфрусс сел в постели и обвел взглядом незнакомую комнату. Обстановка была простая – единственная кровать, таз и кресло, в котором дремал человек. Спальня больше напоминала тюремную камеру, прочная деревянная дверь усиливала первое впечатление. Из высокого окна падал солнечный свет. Судя по почти отвесным лучам, время шло к полудню.

Человек в кресле выглядел знакомо, но маг не сразу узнал его. Без доспехов тот казался меньше, хотя глазная повязка, шрамы и топор по-прежнему выглядели зловеще. Морщинистое лицо гостя выдавало крайнее изнурение. Под глазами темнели круги, и даже сон не разгладил напряженные складки на лбу.

Балфрусс опустил глаза и увидел, что одет в длинную коричневую рубаху до колен. Теперь, когда он попривык к обстановке, в нос ударил знакомый неприятный запах – запах немытых тел, крови и смерти. Он и сам не благоухал, но из-под двери тянуло гораздо хуже. Значит, лазарет. Должно быть, он еще в Чарасе.

Встать на ноги оказалось не так-то легко – пришлось опереться о стену. От усилия затрещали кости в ногах и спину свело от боли. Когда нахлынули воспоминания о недавних событиях, Балфрусс с трудом поверил, что отделался так легко.

Оставив Граэгора спать, он на цыпочках вышел из комнаты и отправился на поиски ванны и свежей одежды. Какой-то врач, спешивший по своим делам, при виде него замер и разинул рот, не в силах произнести ни слова. Когда Балфрусс спросил его, где можно принять ванну, тот лишь ткнул пальцем в конец коридора. Пройдя еще немного, маг встретил сиделку, которая с таким же потрясенным видом отправила его дальше. Наконец, он нашел купальню и, не задерживаясь в парилке, направился прямо к медным ваннам, отослав прислужника. Балфрусс подставил ведро под насос и принялся наполнять ванну. Было приятно, навалявшись в постели, дать работу рукам и плечам. Он явно провел в лазарете приличное время, но поправился не до конца. Судороги в теле утихли, зато в ногах и пояснице вновь начались колики.

Когда ванна наполнилась холодной водой, Балфрусс понял, что не может откладывать то, чего с ужасом ждал с тех пор, как проснулся. Он собрал волю и потянулся к Источнику. Сила легким и мощным потоком наполнила все его существо. В глубине души маг испытал огромное облегчение и в то же время был разочарован тем, что ничего не изменилось. Бездонный колодец силы взывал к нему, как всегда, но искушения, которого Балфрусс так боялся, не было.

Он направил в воду тонкую струйку силы. Скоро из ванны повалил пар. Балфрусс насыпал в нее соли с травяными экстрактами, приготовил мочалку и кусок грубого мыла. Горячая вода уняла ноющие мышцы, и на какое-то время он забыл обо всем на свете. Когда вода начала остывать, маг докрасна натерся мочалкой. Отросшую и свалявшуюся бороду он кое-как обкорнал ножницами.

Догадливый прислужник сложил за дверью стопку чистой одежды. Штаны пришлись впору, а вот рубашка оказалась длинновата в рукавах. Балфрусс закатал их до локтей и обулся. Сапоги были его собственные и сидели на ноге так уютно, что от удовольствия Балфрусс издал протяжный вздох. А затем отправился на поиски чего-нибудь съестного.

На пути из лазарета никто не пытался остановить его, но каждый, чем бы он ни был занят, бросал дела и провожал мага взглядом. Балфрусс надеялся, что, выйдя на улицу, избежит чужого внимания, однако все повторилось и там, только людей стало больше. Когда он подошел к лотку с фруктами, торговец наотрез отказался брать у него деньги. Точно так же повел себя и хозяин пекарни, в которой Балфрусс хотел купить хлеба и сыра.

После недолгой прогулки он нашел тихую площадь, где можно было поесть в одиночестве и на некоторое время притвориться, что все в порядке. Оба торговца в своем желании поскорее отделаться от него всучили Балфруссу слишком много еды, однако он так оголодал, что съел все до последней крошки. Хлеб был теплый и очень вкусный, а ягоды – до того сочные, что пальцы перепачкались в сладком сиропе.

Закрыв глаза, Балфрусс поднял лицо к небу, наслаждаясь полуденным солнцем. В сытости и тепле ему хотелось лишь одного – чтобы это мгновение длилось вечно. Он сам не заметил, как в тишине пролетел целый час. Постепенно, по мере того, как его обволакивали знакомые запахи и звуки города, вернулись и воспоминания, а с ними – боль потери. События последних дней всем весом опустились на уставшие плечи мага. Время самообмана прошло.

По дороге во дворец Балфрусс не обращал внимания ни на испуганные взгляды, ни на притихшие разговоры, ни на матерей, которые, завидев его, прятали за спинами детей.

Когда подростком он с ровесниками учился в Красной башне, им в первую же неделю рассказали, что их будут бояться. Люди ничего не знают об Источнике, о радости и могуществе, которые он дарит, о том, как он связывает воедино все живое. Магов учили не обращать внимания на чужие страхи и предрассудки – это от невежества.

Несмотря на все, что он сделал, защищая людей и город, его собственный народ смотрел на него как на чудовище. Когда страх появляется в глазах незнакомцев – это одно, но видеть его на лицах тех, кого он защищал, рискуя жизнью, – совершенно другое.

«Можно ли их винить?» – произнес голос Туле.

– Я как раз думал, здесь ты или уже нет, – ответил Балфрусс призраку в своей голове. – Я их не виню. Просто разочарован.

«Ты убил Чернокнижника, самого могущественного из нынешних чарователей. Он втянул в войну целый мир, из-за него погибли тысячи. Ты оказался сильнее, и они не знают, чего от тебя ждать».

– Я бы никогда не поступил, как он.

«Я это знаю. Они – нет».

Должно быть, о его приближении известили заранее: ворота дворца стояли открытыми, а стражники отдали честь. Маг не взглянул ни на них, ни на слуг, которые при виде него отступали в сторону или спешили прочь.

Двери в тронный зал были закрыты, но охранники их услужливо распахнули. Королева восседала на престоле. По одну руку от нее стояли ее братья, по другую – Вэннок.

Тот неловко улыбнулся Балфруссу и пожал плечами, словно хотел сказать, что понятия не имеет, почему все вдруг стали так бояться его. Во всяком случае, в глазах Вэннока страха не было, и за это Балфрусс был благодарен. Его старый друг знал, что он никогда не причинит вреда тем, за кого отчаянно сражался. Лица остальных были непроницаемы. Воздух гудел от напряжения.

– У вас все хорошо? – спросила королева, и маг в ответ выдавил улыбку. Да, она не зря сидела на троне – Балфрусс видел, как ей подчиняются остальные. Помимо этого, королева, к счастью, была еще молода и сердце имела доброе. Во всяком случае, пока.

– Иду на поправку, Ваше Величество. Благодарю за вашу заботу.

– Вы спали, – сказала она, покачав головой. – Пять дней провели без сознания. Враны уже и не думали, что вы когда-нибудь проснетесь.

– Рад, что они ошиблись, – ответил Балфрусс, хотя знал, что многие эту радость не разделяют. Было бы куда проще, если бы он умер. На свете оставалось еще несколько боевых магов и людей, наделенных каким-либо Даром, но они не откликнулись на призыв короля. От них не стоило ждать угрозы. В свете последних событий они скорее всего предпочтут за лучшее скрывать свои способности до конца жизни.

– Я тоже рада, – сказала королева.

– Спасибо, Ваше Величество.

Королева Таландра развела руки в широком жесте.

– Просите о любой награде, и если это в моих силах, вы ее получите.

Напряжение в зале достигло предела. Балфрусс чувствовал, что за ним наблюдает больше глаз, чем ему позволено видеть. Прежде чем ответить, он медленно посмотрел по сторонам. Тех больших настенных ковров здесь раньше не было. За ними явно прятались стрелки́, вооруженные арбалетами с отравленными стрелами. Даже не оглядываясь, Балфрусс знал, что стражники, услужливо распахнувшие двери в тронный зал, стоят теперь у него за спиной и держат руки на оружии. Ничего как будто не изменилось, и все же, глядя на королеву, он видел гораздо больше, чем можно было прочесть на ее открытом лице. В каком-то смысле он был этому даже рад. Чтобы сохранить на западе мир, ей придется быть такой же решительной и безжалостной, как ее отец.

– Я прошу только об одном, Ваше Величество: исполните обещание, которое король Маттиас дал Сэндану Туле. Шаэль должен быть свободным.

Таландра указала на Вэннока.

– Генерал Лор поведет людей в Йерсканию, а оттуда – на юг. Королева Йерскании тоже отправит своих солдат. Войско дойдет до Шаэля и освободит его народ. Я это обещаю.

«Спасибо, брат», – сказал Туле.

– И все? Вы не хотите ничего попросить для себя? – спросила королева.

Балфрусс покачал головой.

– Мне ничего не нужно.

– Но должно же быть хоть что-то?..

Балфрусс понимал, чем объясняется настойчивость королевы. Всем им было не по себе от того, что он стольким пожертвовал и ничего не получил взамен. Однако успокаивать их общую совесть – не его забота.

– Не в вашей власти вернуть то, что мне нужно. Не в вашей и не в моей.

На лице Таландры появилась грустная, понимающая улыбка. Она взмахнула пальцами, и напряжение в зале ослабло.

– Я уезжаю из Чараса, Ваше Величество.

– Куда вы отправитесь?

– На север, к Первым людям. Один мой давний друг сказал, что однажды я у них побываю.

– Тогда самое меньшее, что я могу предложить, – это запас провизии и хорошего скакуна, – сказала королева. Она встала, будто в знак окончания аудиенции, но вместо прощания спустилась по ступеням к магу. Стражники шагнули к нему, но, увидев, что королева нахмурилась, отступили. К огромному удивлению Балфрусса, она обняла его. Спустя мгновение его руки легли на ее хрупкую талию.

– Я сочувствую вашей потере, – прошептала королева ему на ухо. – Мне жаль, что все закончилось так печально. Спасибо вам за все. Судьба обошлась с вами несправедливо.

Балфрусс хотел ей ответить, но лишился дара речи от того, что королева расцеловала его в обе щеки. А затем вновь вернулась на трон – полноправный правитель.

– От имени народа Севелдрома и свободных королевств Запада я благодарю вас за службу! Мы обязаны вам жизнью.

Балфрусс низко поклонился и, не поворачиваясь к трону спиной, вышел из зала. К тому времени, как он собрал свои скудные пожитки, Джонкравиш, интендант королевы, уже поджидал его у дворцовых ворот. Рядом стоял черный жеребец с седельными сумками, битком набитыми снедью, и с тяжелой скаткой, притороченной позади седла. Несмотря на нелегкую ношу, коню не стоялось на месте. Он явно не хотел разочаровать своего нового седока.

Балфрусс взобрался в седло, взял у моррина поводья и бросил последний взгляд на город. Столько воспоминаний отдавалось в нем болью, сколько потерь!.. Причин возвращаться не было. Множество неизведанных мест и нераскрытых тайн ждали его впереди.

Глядя на горизонт, Балфрусс выехал из города, но не успел отойти далеко, как увидел на обочине всадника. Это был Граэгор на черном коне, в полном боевом облачении и с запасом еды для дальнего путешествия. Двое мужчин долго смотрели друг на друга в тишине.

– Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал, – сказал Балфрусс.

– Знаю. Я здесь не за тем, чтобы просить прощения. Какой смысл? Сделанного не изменить.

– Ты хотя бы жалеешь об этом? – Граэгор не ответил, но его взгляд был красноречивее слов. – Тогда зачем ты здесь?

– Твое прошлое для меня потеряно. Меня в нем не было. Однако я могу стать частью твоего будущего.

– Ты знаешь, куда я поеду?

Граэгор тряхнул седой гривой.

– Это не имеет значения.

Перед Балфруссом стоял чужой человек. Пропасть между ними казалась непреодолимой. Только время расставит все по местам.

– Постарайся не отставать, – сказал маг, пришпоривая коня.

* * *

Две фигуры удалялись от города. Таландра наблюдала за ними с башни на вершине дворца. С лестницы донеслись шаги, а минуту спустя рядом с ней у окна встала Шани. Обе женщины молчали, задумавшись каждая о своем. Мысли Таландры обратились к будущему. Какие испытания в нем таились?..

– Не нужно было его отпускать, – сказала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к Шани.

– Почему?

– Его дом – здесь. Здесь его семья и друзья.

Шани вздохнула.

– Люди его боятся. И я, честно говоря, тоже. Так лучше.

Таландра задрожала, и Шани ободряюще погладила ее по плечу.

– В чем дело?

– Сегодня нам ничего не угрожает только благодаря Балфруссу. Он пожертвовал ради нас всем, а мы отплатили ему изгнанием. Вдруг однажды обида даст о себе знать? Что будет, если завтра он или еще один чернокнижник подойдет к нашим воротам? Кого мы позовем на помощь?

Шани ей не ответила. Отныне они были предоставлены сами себе.

Благодарности

Может, писать книги – и занятие для одиночек, но издавать их – нет. Я хочу поблагодарить моего выдающегося литагента Джульет Машенс за ее непоколебимый энтузиазм, непрерывный тяжелый труд и веру в мои способности. Сару Мэннинг – за ее блестящую работу за кадром. Команду издательства «Орбит», и в особенности Дженни, Сьюзан и Джоанну, за то, что заставили меня хорошенько подумать над этой историей. И еще – спасибо всем остальным в Команде Машенсов, несравненной банде плутов, которые оказали мне невероятную поддержку и стали второй семьей.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg