«На Святой земле»

На Святой земле (fb2) - На Святой земле [litres] (Тамплиер - 1) 1221K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Григорьевич Корчевский

Юрий Корчевский Тамплиер На Святой земле

Серия «Героическая фантастика»

© Корчевский Ю. Г., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Глава 1 «Монастырь»

Отправиться на каникулы на Ладожское озеро – это была идея Валерия, однокурсника по альма-матер. Соблазнил рыбалкой, местами красивыми, глухими, почти девственными. Сомневался Александр. «Каждый кулик своё болото хвалит», – поговорка, верная на все времена. А куда на лето податься? В Питере, этих каменных джунглях, надоело. В Турцию или на Кипр – для студента дорого. Он и так два курса подрабатывал, чтобы одеться хотя бы. Сам питерский, хоть на квартиру не тратиться и на еду. С бабушкой жил. Да какие у них доходы? Её пенсия и его стипендия. Однокурсники на собственных машинах к университету подкатывали, на запястье «умные» часы. А зависти не было. Не их это вещи, не своим трудом заработаны, богатенькие родители подарили. Девчонки с курса и глазки им строили, пытаясь влиться в компанию, и списывать давали. А только не в коня корм. Александр на факультете иностранных языков учился. Там произношение нужно, словарный запас. У него с этим лучше всех. Бабушка его из семьи старой питерской интеллигенции уже в пятом колене. Сама французский знает, читает и говорит свободно. И дочь выучила, и его, внука Сашу. Языки Александру давались легко. На факультете начал учить второй язык, испанский. Понял, что, зная один язык, второй учить легче.

На первом курсе брался за малую подработку – телефонами и прочими гаджетами в магазине торговал, нелегальным гидом был для туристов из Франции. На втором курсе подработку получше нашёл – переводил тексты для фирм. В Питере знающих финский язык много, всё же соседи, на выходные питерцы шоп-туры в Финляндию делали. Владеющих немецким и английским поменьше, но хватает. А французский или итальянский знают не так много. Александр считал – везение. Да и временем распоряжается сам. Есть часок-другой, кусок текста перевёл. Одно плохо: тексты больше технические, сложные.

Поехать из города на неделю-две бабушка посоветовала. Сказал он ей о предложении однокурсника, а та сразу – езжай. В Питере климат сырой. Если утром нет дождя, жди после обеда. Зонтик – непременный аксессуар для коренных жителей. Подумав – согласился.

На Ладоге, да в глухом краю, в деревне впрямь хорошо. Дед с бабкой внучка Валеру с приятелем встретили, как дорогих гостей. Изба бревенчатая, большая. Лес рядом, где черника и прочие ягоды да грибы. Озеро из окон видно, рыбу лови – не хочу. А желаешь, просто гуляй, наслаждайся воздухом чистейшим, природой первозданной. В городе суета, многолюдье, а в деревне жизнь размеренная, спокойная, продукты натуральные – молоко, хлеб, варенье, яйца, рыба. Только и покупают, что сахар да крупы. Зелень – с огорода. Молоко и сметану у соседей берут задёшево. Вот по вечерам скучно, деревня малолюдная, непривычно. Телевизор старый, показывает плохо, Интернета нет, доисторические времена! Зато с Валерой близко сошлись, по вечерам на разные темы беседовали.

Несколько раз на дедовой лодке рыбачить выходили. Предупреждал дед Василий – увидите тучки на севере, гребите к берегу сразу. Погода на Ладоге переменчива. Солнце светит, небо чистое, на воде штиль. А через полчаса ветер задул, тучи нагнал, дождь льётся, а волны в два-три метра высотой. Велико Ладожское озеро. Другого берега не видно, коварно. Не зря местные жители говорят – море, а не озеро.

Сегодня дед Василий с Валерой по грибы в лес пошли. Александр не любитель «тихой охоты», решил порыбачить. Лодка невелика, один спокойно на вёслах управится. Удочки есть, червей накопал, правда – почва каменистая, не так просто. Погода прекрасная – солнце светит, небо голубое, без облаков. А вот вода прохладная, желание купаться начисто отшибает. Выгреб на сотню метров от берега, удочки закинул. Поклёвка сразу пошла, только и успевал таскать одну рыбину за другой. Лещ, окунь, потом ещё крупная рыбина, названия которой определить не смог. Увлёкся, по сторонам не смотрел. Только когда лодку с борта на борт качать стало, осмотрелся. Тучи над головой низко, волны поднялись. А хуже всего – лодку от берега отнесло, с полкилометра будет. Удочки быстро смотал, за вёсла уселся. Полкилометра – это не далеко. Парень он физически сильный, грёб мощно. Обернулся посмотреть, далеко ли до берега, а земля не приближалась. Ёкнуло в груди. Четверть часа работал вёслами, вспотел, а толку чуть. Снова грести принялся, лодку всё сильнее качает, волны выше и выше. Хуже всего – качка бортовая, того и гляди, вода через борт перехлестнёт. Немного воды на дне лодки плещется, где пойманная рыба лежит. Голову повернул, а берег всё так же далеко. Тут уже лёгкий испуг пришёл. Ветер крепчает, первые капли дождя упали, волны всё выше и выше. Ветром лодку от берега отжимает. Александр на вёсла налёг. На берегу показались дед Василий и Валера. Кричат что-то, руками размахивают. Но расстояние велико, ветер шумит, не слышно ничего. Начал лодку разворачивать кормой к волнам, в это время большая волна набежала, лодку захлестнула. В лодке и так вода была, а сейчас едва не половина сделалась, лодка потяжелела, следующая волна довершила катастрофу. Посудина набрала ещё воды, корма сразу осела, Александру даже выпрыгивать не пришлось, оказался в бушующей стихии. Сланцы, что на ногах были, сразу слетели. Да это и хорошо, плыть сподручнее. Одежонка летняя, лёгкая, двигаться в воде не мешает. Саженками к берегу поплыл. Нехорошо получилось, дедову лодку утопил. То и дело его накрывало волной с головой. Выныривал, отплёвывался. Вроде направление верное держал, но за волной плохо видно, да ещё и дождь видимость сократил. Через некоторое время уставать стал, вот теперь охватил настоящий страх, животный. Но паниковать нельзя, паника в таких случаях худший советчик. Движения всё медленнее, каждый взмах труднее делается. Однако странность появилась – вода солоноватой сделалась. Поперва подумал – показалось, ан нет. Да бог с ней, с водой, берег где? Неожиданно ноги за твердь задели, сразу надежда появилась. Ещё несколько гребков, и смог встать, опереться. К берегу побрёл, а ноги едва слушаются, волны в спину бьют. У берега споткнулся, упал. Половина тела на берегу, а ноги в воде. Сил выползти нет, но главное – спасся! А в душе вместо радости усталость, апатия.

Ничего, отлежится немного, встанет. Да и дед Василий с Валерой наверняка вдоль берега бегают, его разыскивая. Послышался удар колокола. Хм, занятно. В деревне ни церкви, ни колокола нет. Или его далеко в сторону снесло? Из пелены дождя появился большой лохматый пёс, подбежал, обнюхал, гавкнул и умчался. Надо вставать, хотя сил нет. Раз есть собака и колокол звонил, стало быть, люди рядом, деревня или село. Александр встал на четвереньки, пополз. Пока лежал, ноги в воде были, замёрзли, ниже колен он их чувствовал плохо. Попробовал встать, ноги слушались плохо, но поднялся. Снова собака появилась, за ней мужчина, в чёрной рясе, прилипшей от дождя к телу, опоясан простой верёвкой, на голове капюшон. Священников Александр видел, в церкви бывал больше из интереса. Как можно жить в Питере и не посетить Исаакиевский собор или Казанский либо Спас на Крови? Но священники капюшонов не имели, да и верёвкой не опоясывались. Не монах ли? На Русских Северах монастыри, скиты встречаются, хотя широко известен только Соловецкий. Монах подхватил Александра под руку, повёл. Из-за пелены дождя показались мощные каменные стены с коваными воротами, под ними надпись – аббатство святого Бенедикта, причём латиницей. Александр замер. Какое аббатство? Нет их в России, это у католиков. Монах завёл его в небольшую комнату.

– Садись, сын мой, поближе к очагу, обогрейся, обсушись.

Странность за странностью! Монах говорит на французском. Только диалект не такой, хотя Александр его понял. Монах придвинул к камину грубо сколоченную табуретку. Александр плюхнулся. От камина тянуло живительным теплом. А с одежды буквально ручьями текла вода. Монах откинул капюшон: на темени выбритая тонзура, круг диаметром сантиметров десять. Точно, католик, похоже – бенедиктин. Был такой монашеский орден, насколько помнил Александр, давно. Монах отошёл, вернулся с кружкой, протянул:

– Испей, быстрее согреешься.

В кружке оказалось подогретое красное вино. Александр стал пить небольшими глотками. В самом деле, начал согреваться, почувствовал, как по жилам тепло побежало.

– Благодарю! Меня Александром звать, – представился студент.

– Как Александра из Македонии? У тебя акцент. Ты не гасконец?

Александр задумался. Нечто странное происходит – что, он пока понять не мог. Нужно немного выждать, чтобы понять ситуацию. И о себе пока лишнего не говорить, больше расспрашивать.

– Не помню.

– Бывает, вспомнишь ещё. Впрочем, потрясение твоё было велико. Меня звать Доминик, святой отец Доминик.

– Где я?

– Аббатство святого Бенедиктина, что недалеко от Марселя, всего два лье.

Чудит монах. Какие лье, если Франция давно перешла, после Наполеона, на метрическую систему мер. Но всё это было мелочью, поскольку настоящее потрясение ждало Александра впереди. Послышался стук копыт, вскоре в комнату вошёл настоящий средневековый рыцарь. Белая накидка с большим красным крестом, под ней кольчуга мелкого плетения, на поясе меч висит, а на голове шлем с поднятым забралом. Вот теперь был шок! У них тут что, ролевые игры? Вопросов на языке вертелось много, но Александр стиснул зубы, молчал. Рыцарь кивнул, попросил Александра:

– Помоги снять.

Александр стянул через голову накидку, выжал. Доминик повесил её на верёвку в углу комнаты.

– Меч прими.

Рыцарь расстегнул пояс, отдал Александру. Пояс из толстой кожи, с заклёпками. И меч не бутафорский, тяжёл, вместе с ножнами килограмма два с половиной, а то и больше. На стол его уложил, а рыцарь ремешок расстегнул, стянул шлем, на табурет его пристроил. Потом поклонился низко, почти касаясь головой каменного пола. Кольчуга с железным шелестом сползла под своим весом.

– Высуши и маслом смажь, – приказал рыцарь.

Да кто он такой, приказывать? Вмешался монах:

– Пьер, он не пилигрим и не оруженосец. Я его вытащил из воды, только что.

– Твоё судно утонуло? – заинтересовался рыцарь.

– Именно так, – кивнул Александр. – Похоже – я один смог спастись.

– Ты не из Каталонии плыл? – недобро прищурился рыцарь.

– Из Гавра, – соврал Александр.

Всё происходящее с ним походило на театр абсурда, хуже того – на бред. Монах, рыцарь? Да он сейчас должен быть на берегу Ладоги. Эпоха рыцарей минула уж лет пятьсот-семьсот.

– Паломники? – снова задал вопрос рыцарь.

Александр кивнул.

– Тебе повезло, – вмешался монах. – Видимо, грехов меньше всех.

– А как же индульгенции? – спросил рыцарь.

– Они отпускают грехи человеческие, а не спасают, – спокойно объяснил монах.

– Ты лучше скажи – братья прибыли?

– Нет, ты первый из тамплиеров.

Чёрт! Как же Александр сам не догадался? Белая накидка, красный крест! Опознавательный цвет накидки ордена тамплиеров, как и девиз Non nobis Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam, что в переводе с латыни, официального языка католиков, означало: «Не нам, Господи, не нам, но имени твоему дай славу!»

Тамплиеры, или Храмовники, также известны как орден бедных рыцарей Христа. Основан на Святой земле, в Палестине, группой рыцарей во главе с Гуго де Пейном после Первого крестового похода. Основан вторым, после ордена госпитальеров, военным орденом. Начинался как бедный, когда на двух рыцарей иной раз приходилась в походе одна лошадь. Поэтому на печати ордена был конь с двумя всадниками. Со временем орден получал от сочувствующих ему христиан земельные наделы, богател. Целью ордена была защита паломников, идущих на Святую землю, но выполнял он и защиту городов, созданных православными на Востоке, борьбу против мусульман. Покровителем тамплиеров был Бернар Клервоский. Орден считался французским, по месту зарождения, но подчинялся только папе римскому, который 29 марта 1139 года издал буллу, в которой тамплиерам разрешалось свободно пересекать любые границы, они освобождались от налогов и не подчинялись никому, кроме папы римского.

– Значит, прибудут скоро, – сказал рыцарь. – Непогода мешает.

Монастырь, хоть и был бенедиктинским, являлся местом сбора рыцарей и других орденов, поскольку располагался недалеко от Марселя, главного порта для отправки кораблей на Святую землю.

– Пойду коня в конюшню поставлю, – молвил рыцарь и вышел.

– Его Пьером звать, – сказал монах, когда рыцарь вышел. – Я его года два знаю. Говорят – сражается отважно.

Александр раньше представлял себе рыцарей людьми физически крепкими, мощными, высокими. Всё же таскать на себе железную защиту и оружие да сражаться – силы нужны. А рыцарь пониже его на полголовы и мышцами не впечатляет. Или, после прошествия многих веков, акселерация дала о себе знать? Монах-то тоже ростом не вышел, плюгавый.

Доминик посмотрел на босые ноги Александра:

– Без обуви плохо. Холодно, и ноги собьёшь, пока до Храма Господня дойдёшь. Сейчас я что-нибудь тебе подберу.

Монах вышел в соседнюю комнату, вскоре вернулся: в руке пара поношенных башмаков. Что занятно, оба на одну ногу, не понять, где правый, а где левый.

– Обуй! Как?

Александр обувь надел. Нечто среднее между туфлями и ботинками, немного свободноваты.

– Вполне, благодарю, – кивнул Александр.

– О, не благодари. Моё дело помочь людям в паломничестве. Был я на Святой земле. Камень, песок, жара, пока дойдёшь, ноги в кровь собьёшь, если босой. Да ещё эти мамлюки, всегда нападают.

Кто такие мамлюки, Александр тогда не знал, а встретиться пришлось, причём довольно скоро. Мамлюками называли военное сословие в средневековом Египте, из подростков кипчаков, а также абхазов, черкесов, грузин. Юноши обращались в ислам, учили арабский язык, обучались военному делу. Взращиваемые десятилетиями, мамлюки представляли грозную силу. Постепенно они взяли в свои руки власть в стране. Султан, считай, уже играл второстепенную роль, а потом и султанами стали мамлюки. В 1261 году под их властью были исламские святыни – Мекка и Медина. Их владения, кроме Египта, включали Сирию и Палестину, земли Северной Африки. В описываемый период ими правил султан аль-Ашраф-Халиль.

Вернулся рыцарь, в руках он нёс чрезседельную сумку, бросил её поближе к камину, сам уселся на табурет. Лицо грубое, как топором рубленное, жёсткое, длинные, до плеч, тёмные волосы. Он повернул голову к Александру:

– Ты в паломничество в Святую землю собрался?

– Именно так.

– Добавляй – господин.

– Конечно, так, господин.

– Мне нужен оруженосец. Пойдёшь служить? Жалованье не предлагаю, денег у меня нет. Но всегда будешь сыт, одет и под моей защитой.

– Хм, я никогда не был оруженосцем, господин. А что оруженосец должен делать?

Александр не только оруженосцем быть не собирался, но и паломником. Он вообще не знал, что будет делать. Вернуться бы на Ладогу, да как? Но и выживать надо, коли попал в Средние века. К тому же рыцарь собирается в Святую землю, к Храму Господню. А это земля сразу трёх религий – иудаизма, христианства и ислама. В его время в Иерусалим не каждый мог попасть – визы, деньги. А сейчас предоставляется возможность побывать, так почему упускать?

– Седлать моего коня, точить, чистить моё оружие, помогать мне одеться, в бою прикрывать с тыла. Если не лентяй и пройдоха, всё получится.

– Прикрывать? Я не держал оружия.

– Научу. Мечом за несколько дней не научишься, твоим оружием арбалет будет.

Арбалет считали оружием простолюдинов. Для того, чтобы хорошо владеть луком, нужны длительные тренировки, годы уходят. Лёгок лук, скорострелен, шесть-семь стрел в минуту опытный лучник пустит. Однако стоит дорого и воды боится. Под дождь попасть, считай – испортить. Арбалет делался быстро, особенно если плечи железные. Выигрывал у лука по убойной силе, но проигрывал по скорострельности. Арбалетный болт весил около 50 граммов, имел скорость 70–90 метров в секунду, кольчуга железная болтом пробивалась на ста – ста двадцати шагах, хотя дальность полёта болта была до 250 метров. Тяжелее лука был, весом три-пять килограммов, и взводить его было сложно: либо приспособлением «козья нога», которое носилось отдельно на поясе, либо рычагом на самом арбалете. Отсюда и скорострельность низкая, у опытного арбалетчика – до трёх выстрелов в минуту.

Для владения мечом или луком целое искусство требовалось, практика под руководством учителей, потому арбалет – удел плебеев, а не людей благородного звания. Александр об этих тонкостях тогда не знал.

Доминик расстарался, принёс с монастырской кухни рисовой каши, лепёшек и кувшин вина.

– Поешьте да ложитесь спать. Скоро стемнеет, и твои братья из ордена не приедут.

Перед ужином сперва монах, за ним рыцарь перекрестились, Доминик произнёс краткую молитву. Перекрестился и Александр, причём едва не совершил ошибку. Католики осеняют себя знамением слева направо, в отличие от православных. Ели в тишине, еда воздавалась человеку за труды, к ней относились уважительно. Потом Доминик проводил Пьера и его оруженосца в большую комнату с топчанами.

– Отдыхайте.

Надо ли сомневаться, что после передряг Александр спал крепко. Утром спал бы ещё, да разбудил Пьер.

– Вставай, – толкнул он Александра. – Пора задать коню овса и завтракать самим.

Простых премудростей, которые знает каждый селянин, Александр не знал. В конюшне остановился у денника, где стоял единственный конь. Сколько сыпать овса? Рядом с ящиком овса стояло деревянное ведро. Нагрёб полное, высыпал в кормушку. То, что в своём времени казалось несущественным, далёким, ненужным, теперь выходило на первый план. После скромного завтрака из пшеничной лепёшки и кружки воды рыцарь вручил ему арбалет и наплечную сумку с болтами.

– Их двадцать, не потеряй ни один. Пойдём, покажу, как этим пользоваться.

Оба вышли за монастырские стены. Дождь ещё ночью прекратился, сияло солнце. В сотне метров виднелась роща, а далеко за ней – вершины гор.

– Для начала выберем цель. Пусть это будет вон тот пень. Рычагом взводим тетиву, в жёлоб кладём болт и целимся.

Щелчок прозвучал для Александра неожиданно. Сухой, резкий.

– Сбегай, посмотри, куда попал? И болт принеси, он денег стоит.

Пробежаться для молодого парня вроде физзарядки. Болт воткнулся в самый верх пня и вошёл глубоко. Пришлось сначала осторожно раскачать и с усилием выдернуть. Учитывая дистанцию и плотность древесины, получилось совсем неплохо.

– Давай ты, – предложил рыцарь. – Я посмотрю, какой из тебя ученик.

Александр прилежно всё исполнил. Зарядить арбалет физически тяжело, требуется применить усилие. Но не это напрягло. Прицела, каким он бывает на современном оружии, не было. Как и куда целиться? Навёл по болту, нажал спусковой рычаг. Щелчок, и болт улетел к цели.

– Так и продолжай, пока все болты в цель не уложишь без единого промаха. Один промах, и твой враг остался в живых. Глазом моргнуть не успеешь, как он подскочит на лошади и снесёт тебе голову.

У Александра от этих слов по спине мурашки пробежали. До этой поры всё как-то нереально было, напоминало игру.

– А ты убивал, Пьер?

– Приходилось. А раз стою перед тобой, значит – победил. Кто проиграл – гниёт в пустыни, или его сожрали шакалы.

Пьер повернулся и пошёл к монастырю. Саша к любому порученному делу относился ответственно. Вот и сейчас подошёл серьёзно. Для начала понять надо было, как целиться, куда болты летят. К пню на тридцать шагов подошёл, выстрелил дважды. Ещё двадцать шагов назад, снова пару выстрелов сделал. Снова отступил. На сей раз болты в основание пня воткнулись. Ага, арбалет для стрельбы на такой дистанции немного выше поднимать надо. Если представить, что пень – человеческая фигура, то не в живот наводить, а в грудь. Попадать получалось, не сложнее, чем из «воздушки» в тире. Но это на дистанции в полторы сотни шагов, потом промахи пошли один за одним. Александр понял: случись бой, дальше такого расстояния стрелять не надо, только болты попусту тратить. Пока получалось двадцать болтов без промаха попасть в пень со ста шагов. И набегался вволю, и ладони ссадил. Болты в пень глубоко входят, вытащить не просто, усилия нужны.

Пьер появился из монастыря часа в три пополудни, судя по положению солнца.

– Хвастайся!

Саша сделал двадцать выстрелов подряд. Потом оба направились к пню. Пьер болты считать начал.

– Надо же, все попали. Парень, с тебя будет толк. Собирай болты, идём обедать.

Саша болты выдернул, в сумку уложил. Пень уже весь в пробоинах, при таком интенсивном обстреле, как сегодня, долго не устоит.

В монастыре народу за то время, что Александр упражнялся, изрядно прибавилось. В трапезной монастыря за длинным столом сидел с десяток рыцарей, за соседним столом два десятка оруженосцев. Одни из рыцарей не могли позволить себе иметь оруженосца, а другие имели сразу троих. Их ведь и кормить, и одевать надо, вооружать, на всё деньги нужны.

За столом Александр перезнакомился с соседями по столу. Все парни молодые, одного возраста, все французы, только один испанец из Кастилии. Рыцари выпили вина, пошли разговоры. И чем быстрее опустошались кувшины, тем громче и оживлённее становились разговоры. У оруженосцев свои темы – хорошо ли кормит рыцарь, платит ли жалование? Александр молчал, слушал. Со слов оруженосцев, каждый мечтал стать рыцарем. Повоевать немного в походах, приобрести боевой опыт, разжиться трофеями, чтобы купить коня, оружие, шлем и прочую защиту, а уж потом прошение подавать маршалу тамплиеров Пьеру де Севри, что в Тампле, на Святой земле. Конечно, предпочтение отдавалось при посвящении в рыцари людям благородного звания. Но были примеры, когда рыцарями становились простолюдины за боевые заслуги. Нападения мамлюков и воинов арабских племён год от года становились чаще, рыцари несли потери, и если посвящать в рыцари только дворян, вскоре защищать Гроб Господень будет некому. И так некогда обширные земли Иерусалимского королевства сжались, как шагреневая кожа. С востока и юга уже владения мамлюков, многие города королевства захвачены. Собственно, Святой земле принадлежат несколько городов и крепостей на побережье Средиземного моря да Иерусалим с Вифлеемом. Главной опорой крестоносцев и рыцарей всех христианских орденов была Акра, известная как Акко или Птолемаида. Город на побережье был и портом, и крепостью с высокими стенами. По тем временам город был большим – сорок тысяч жителей. Таким количеством мог похвастаться не каждый город в Европе. Внутри города, на холме, был ещё рыцарский замок, Тампль, своего рода штаб. Там обитали рыцари всех орденов, в первую очередь госпитальеров и тамплиеров.

Из разговоров оруженосцев Александр многое узнал. Оказывается, рыцари сопровождали не только паломников, но и охраняли деньги. Из Европы: Франции, Италии, Испании, Англии – пересылались деньги на Святую землю. Когда шёл такой караван, хорошо платили, но риск был очень велик.

Уже когда улеглись спать, Александр осмысливал услышанное. Оказывается, на Святой земле неспокойно и далеко не каждый караван доходит от Акры до Иерусалима, хотя расстояние невелико, как сказал один из оруженосцев – тридцать пять лье. Мера длины французская, четыре с половиной километра, если перевести в метрическую систему. И на каждом лье может случиться нападение. Александр уснуть долго не мог, хотя все уже спали. Оно ему надо? Рыцари, мамлюки? Уже есть славянские города – Киев, Туров, Переславль, Суздаль, Ладога, Белоозеро, Изборск, Псков, Юрьев, Полоцк, не проще ли туда добраться? Даже море переплывать не придётся, как из Марселя в Акру. Пешочком за пару месяцев дойдёт. Карты нет, местность не знает? Так язык до Киева доведёт, не зря поговорка существует. Долго, а если учитывать, что денег нет, так ещё и непросто будет, голодно. Воровать? Не для него! Грабить – тем более. Но молодость, жажда познать новое, попробовать себя – перевесила. Если уж случился такой казус, надо посмотреть. И Святую землю, и рыцарей. Всё же интерес был. С тем и уснул под утро.

С каждым днём рыцари прибывали. Когда число их приблизилось к трём десяткам, объявили сбор и выход. Рыцари ехали на конях, за ними, глотая пыль, шли оруженосцы, нагруженные, как волы. Каждый нёс свой узел с пожитками, арбалет да кое-что из вещей рыцаря, хотя за сёдлами на конях были перемётные сумы. Пара часов неспешного хода, и перед ними Марсель. Небольшой и грязноватый город, а чем ближе подходили к порту, тем сильнее пахло рыбой. Причал для рыбацких судов был поодаль, рыцари направились к грузовому причалу. Отсюда суда отплывали в Акру, курсировали челночными рейсами. Почти сразу началась погрузка. Лошадей по трапам заводили в трюм, люди располагались на палубе. Суетно, шумно. Ещё до вечера подняли паруса и отплыли. Торопились, хорошая погода не всегда благоприятствовала. А ещё, как сказали оруженосцы, нападали пираты. Масса их обосновалась на африканских берегах. Суда их небольшие, на каждом десять-пятнадцать членов команды, все отъявленные головорезы. Но судов пиратских в нападении участвует много, отбиться не просто. Однако на корабли, везущие рыцарей, берберы нападать опасались, рыцари могли постоять за себя. То ли дело суда купеческие, навар велик, а риска никакого. И товар отнимали, и команды в рабство забирали, тоже товар на продажу. Но погода благоприятствовала, а пираты показались единожды, разглядели рыцарей на палубах и благополучно ретировались. Кормёжка на судах однообразная – сухари, солонина, вино. И вино не столько для веселья. Хранится в бочках лучше питьевой воды и от кишечных эпидемий на борту спасает. Александру интересно. В первый раз в морском плавании, да ещё на парусном судне. Мачты скрипят, паруса хлопают под ветром. Поскольку суда, целый караван, недалеко от берегов шли, было занятно на местность смотреть. А ещё вода удивляла – то бирюзовая, то голубая, то серая. В воде стайки рыб видны, а то дельфины резвятся. Через несколько дней прошли между берегом и островом Сен-Тропе. Ныне курортные места, виллы для миллионеров.

Рыцари на корме, куда брызги не долетают, где кормчий. Оруженосцы на носу, где ветер и брызги, от нечего делать с утра до вечера болтают. Саша для себя много полезного почерпнул. Через несколько дней справа, совсем близко, прошли мимо острова Крит. Как только кто-то из оруженосцев назвал остров, Саше вспомнились из истории легенды о Минотавре, путеводной нити Ариадны, критском царе Миносе. Места древних цивилизаций, овеянные мрачной славой, прошедшие через века. Чтобы провести время, оруженосцы играли в кости. Саша посмотрел со стороны, чтобы понять правила игры, но сам участия не принимал.

Что досаждало, так это стойкий запах конского навоза. Когда он первый раз спустился в трюм, был поражён. Кони не стояли, а висели на широких ремнях, пропущенных под брюхом, едва касаясь копытами настила, чтобы не укачало, не упали при волнении моря. Нефы, как именовали эти грузопассажирские суда, были вместительны, но валки при поперечной качке. Ещё хорошо, что рыцарям-тамплиерам разрешалось иметь не более трёх коней, а что творилось бы в трюме, будь у каждого тамплиера десяток? Единственную остановку сделали на острове Кипр. Люди на берег сошли, ноги размяли, всё же две недели в пути. Судовая команда бункеровалась свежей водой, вином, мукой, сушёным мясом, овощами. Бо́льшая часть пути до Акры пройдена. Но рассчитывать на пополнение запасов на Святой земле наивно. Часть земель там безжизненная пустыня, а оазисы уже захвачены воинами ислама – кочевниками или мамлюками. Наоборот, судами завозили в Акру и Иерусалим продукты, паломников, любые грузы, лошадей. На Кипре над кормовой надстройкой нефа натянули холщовый тент, как защиту от солнца. По мере приближения к Святой земле температура воздуха и воды ощутимо поднималась.

На Кипре, у соседнего причала, стояло ещё одно судно, на нём Александр впервые увидел госпитальеров. Госпиталь в изначальном значении слова означал гостиницу, приют для паломников. Постепенно в таких приютах стали не только давать пристанище и еду, но и оказывать медицинскую помощь. Орден госпитальеров был ещё известен как Мальтийский орден. Орден госпитальеров благополучно дожил до наших дней, в отличие от ордена тамплиеров. Причём даже российский император Павел был магистром ордена. Главным отличительным признаком госпитальеров был восьмиконечный красный крест, известный как мальтийский, на чёрной накидке или плаще. Главным магистром ордена был Фальк де Вилларе. На протяжении своего существования оба ордена – тамплиеров и госпитальеров, то сражались против ислама плечом к плечу, то бились друг с другом.

Рыцари обоих орденов давали обет безбрачия, послушания, бедности. Но, в отличие от госпитальеров, попавшие в плен тамплиеры не выкупались, так и умирали в плену или продавались в рабство.

Александр внимательно разглядывал рыцаря-госпитальера, разгуливавшего по палубе нефа. Но всё же пялиться на незнакомого человека неприлично. Тем более помощь Александра потребовалась. Рыцари, воспользовавшись стоянкой судна, сошли на берег и прямиком в припортовую таверну. Мяса поесть, вина выпить. Христианские религии освобождали от постов странствующих, больных и воинов. А рыцари выпить были не дураки и зачастую до невменяемости. Вот и сейчас шли гурьбой, поддерживая друг друга и распевая песню. У трапа замешкались. Каждый хотел явить благородство и пропустить вперёд другого. Но и тот, другой, тоже не лыком шит был, пьяно раскланивался. Кончилось тем, что два рыцаря свалились в воду, благо без кольчуг и шлемов, только в льняных рубахах и штанах. Проблема была в том, что плавать не умели, причём не только рыцари, вояки сухопутные, а даже моряки. Ещё издревле повелось, что под водой свой водяной царь – Нептун, властитель морей, беспокоить его не следовало. Оба рыцаря бестолково руками по воде стучали, поднимая брызги. На причал взобраться с воды невозможно – высоко. И глубина приличная. Неф при полной загрузке даёт осадку в шесть метров, да ещё под килём метра два, как не больше. Рыцари на причале закричали:

– Эй, на корабле! Сбросьте верёвку, если есть.

Александр понял: медлить нельзя, утонут рыцари, не добравшись до Святой земли. С борта судна в воду прыгнул солдатиком, успев на палубе сбросить башмаки. Сразу глубоко ушёл в грязную воду. Вынырнул, в несколько мощных гребков до рыцарей добрался. Одного за руку ухватил, дотолкал его до брёвен причала.

– Держись сам! Сможешь?

А рыцарь в бревно вцепился обеими руками, как клещ, не оторвать. Поневоле вцепишься, если смерть холодком обдала. Александр обернулся, второго рыцаря не видно, только пузыри воздуха идут, ко дну пошёл. Саша воздуха в лёгкие набрал, нырнул, увидел белое пятно – рубаху рыцаря. Заработал руками и ногами, успел ухватить рыцаря за ворот рубахи. А теперь вверх. Вынырнул, хватая ртом воздух. Рядом конец верёвки упал, кто-то из команды сбросил. С причала головы рыцарей видны, наблюдают. Нет чтобы помочь. Саша, с трудом удерживая тяжёлое тело, пропустил у него под мышками верёвку, махнул рукой:

– Тяните!

Рыцарь буквально пулей взлетел наверх. Тамплиеры хоть и пьяные, а физической дури много. Верёвку снова сбросили вниз. Теперь Саша обвязал рыцаря, что за бревно держался. И этого наверх выдернули. Шумные возгласы, слышны похлопывания.

– Эй, а меня забыли?

Ха, не рыцарь, сам выберется! Но всё же верёвку сбросили. Александр вокруг запястья намотал, второй рукой вцепился. Вытащили и его. Он сразу к тому, что тонул. А бедняга не дышит. Вот когда пригодились знания, полученные в школе на ОБЖ. Перевернул рыцаря на живот, со рта его вода полилась. Александр приказал:

– Быстро поднять на руки, чтобы голова вниз свисала.

Секунду помедлили рыцари. Как же, оруженосец рыцарям приказывает, непорядок. Но сообразили – товарищу помочь надо. Ухватились, подняли.

– Вы, двое, ноги повыше.

И снова изо рта рыцаря вода хлынула.

– Кладите на спину.

Александр ухом к груди утонувшего приник. Сердце бьётся глухо, редко. Но не шевелится, глаз не открывает. Один из рыцарей совет дал:

– Надо ему в рот вина влить, самое первейшее дело.

Вот дурак-то, прости господи! Неприятно, но другого выхода нет.

Александр губами приник к губам рыцаря, пальцами его нос зажал, выдохнул сильно, потом ещё раз. Рыцари смотрели, округлив глаза. Не содомит ли оруженосец? Такого сразу на огонь надо. Ох, не зря папа Григорий IX писал в булле: «Нераскаявшиеся грешники подлежат публичному сожжению, а раскаявшиеся – вечному заточению».

Писано ещё было в 1232 году, как прямое указание для инквизиции и ордена иезуитов. Но рыцарь закашлялся, сделал вдох, другой, открыл глаза. Постепенно взгляд его осмысленным стал.

– Почему я на досках лежу?

– Море выпить хотел! – захохотали рыцари.

С судна по трапу сбежал капеллан. Рожа красная, возмущён:

– Он порождение дьявола! – и пальцем в Александра тычет. – Он мёртвого оживил!

Рыцари отступили от лежавшего подальше, образовав круг. Обвинение серьёзное, грозит Александру судом и мучительной смертью. А капеллан не унимается – наконец-то и ему дело нашлось!

– Теперь и он дьявол, – и пальцем в ожившего рыцаря тычет.

Рыцарь сообразил, чем происходящее пахнет, схватил капеллана за запястье, рванул к себе, заставив встать на колени, сам к его губам в поцелуе приник. Капеллан вырвался, на ноги вскочил. Рыцарь тоже поднялся.

– Выходит, ты теперь тоже дьявол? А мы посмотрим!

С этими словами рыцарь капеллана с пристани толкнул, тот в воду рухнул. Все к краю причала подошли. Капеллан барахтается, кричит:

– Помогите!

Один из рыцарей сказал:

– Коли дьявол – спасётся. Тогда мы его на костёр определим. А утонет – значит, человек добропорядочный, хоть и сволочь.

И никто не бросил верёвку. Тишина, все наблюдают. Барахтался капеллан недолго, пустил пузырь и ко дну пошёл. Рыцари дружно встали на колени, стали молиться об упокоении души несчастного Мартина. Встав, сказали, что надо выпить за упокой, и вновь отправились в таверну. Александр стоял в шоке. Столько событий за последние несколько минут! Спасённый им рыцарь хлопнул его по плечу:

– Чего стоишь? Идём! Теперь мы побратимы. Меня звать Огюст.

– Меня – Александр.

– Я буду звать тебя Алекс.

Тамплиеры делились на четыре класса. Ниже всех слуги, оруженосцы. Выше их по положению капелланы, монахи, сопровождавшие рыцарей в походе, ведущие службы. Ещё выше – сержанты. Эти из простолюдинов, доблестно проявившие себя на поле боя, имели право на лошадь, кольчугу, шлем, в общем – полную защиту. Но не имели права носить белую накидку с крестом, как рыцари. Во главе рыцарей стоял магистр, в областях от его имени руководили командоры, а в крепостных гарнизонах – маршалы или генералы. Рыцари обычно ели за одним столом, а прочие за другим. Поэтому приглашение Огюста было своего рода наградой. Пока шли к таверне, рыцарь сказал:

– Как возьму первый трофей, даже будь это очень дорогая вещь, она твоя.

Если рыцарь давал слово, держал его.

В таверне продолжилась настоящая пьянка. Об Александре никто не вспоминал, он пристроился в дальнем конце стола. Кружку вина ему тоже налили, но он только для вида пригубил, когда говорили тосты. Все – за чудесное спасение рыцаря.

– Огюст, видимо, ты совершал в жизни благородные поступки, раз Господь тебя спас!

– А как же! Сколько мамлюков срубил вот этой рукой!

Огюст поднял руку. Рыцари взревели, выпили. Воистину – бездонные бочки, куда в них только лезет? Впрочем, как уже понял Саша, развлечений у рыцарей не много. Рыцарские турниры, ристалища да выпивка. А бо́льшая часть жизни – опасный ратный труд. Чай, Святая земля – не Европа.

Когда многие рыцари уже попадали со скамей или уснули за столом, Александр подхватил своего Пьера. Руку его себе на шею забросил, обнял, да так и довлачил до судна с превеликим трудом. Хуже всего было по трапу подниматься. Под приличным наклоном, узок для двоих и без поручней. Качнись рыцарь, рухни в воду – камнем на дно пойдёт. Но повезло, взошли на корабль. Александр рыцаря на корму провёл, под навес уложил. Постоял, раздумывая – за другими пойти в таверну или это забота их оруженосцев? На нос нефа прошёл, где оруженосцы в кости играли, сказал о рыцарях. Отмахнулись:

– Прочухаются – сами приползут. Судно только утром в море выходит.

Э, не всё так просто в отношениях рыцарей с оруженосцами. К Саше один из оруженосцев подошёл.

– Сержантом хочешь стать? – завистливо спросил он.

– Почему ты так решил?

– За спасение рыцаря положено. А ты сразу двух вытащил. Свидетелей куча.

– Я в сержанты не рвусь. А кто тебе не давал в воду прыгнуть, как я?

– Плавать не умею, я сухопутная крыса.

Некоторые из рыцарей ночью пришли, другие утром, а одного оруженосцы принесли, до сих пор на ногах стоять не мог. Запах перегара на палубе столь силён, что забивал запах конского навоза из трюма.

Вышли в море, подняв белый парус с красным крестом. Все суда, перевозившие крестоносцев или рыцарей разных орденов, имели паруса либо красного цвета, либо белые с красным крестом.

Море спокойное, попутный ветер, плавание спокойно проходило. На двадцать первый день показался плоский берег, затем стали различимы строения.

– Акра, – зашептались оруженосцы.

Рыцари себя в порядок приводить стали. Акра для них – столица рыцарская, один из немногих оплотов христианства на Востоке. По мере приближения к берегу стали видны детали. Высокие каменные стены вокруг города, на невысоком холме настоящий замок, с башнями. Один из оруженосцев, бывавший в Акре, сказал:

– Тампль, так замок называют. И мы там будем жить. Скучное место. Камни, пыль, не то что в благословенной Франции. Тут дожди раз в три года и деревьев нет.

– Совсем? – удивился Александр.

– Дальше, к Иерусалиму. Смоковницы, финики, оливы. Это где погода не такая засушливая и поливают.

Корабль ошвартовался у причала. В порту ещё несколько кораблей и куча мелких, при одной мачте, судёнышек, называемых фелюками. Пара часов на разгрузку, и рыцари, ведя в поводу застоявшихся коней, но при полном параде – в накидках, при оружии, двинулись через весь город к рыцарскому замку – Тамплю. За ними шли оруженосцы с грузом. Александр смотрел по сторонам, ему было интересно. Город имел восточные корни – узкие, кривые улицы, на перекрёстках небольшие базары, где продавалось всё – ткани, лепёшки, фрукты, оливы, финики, фейхоа, гранаты, оружие – как европейское, так и арабское. То ли трофейное, то ли торговые связи развиты, несмотря на военные действия сторон. Торговля выгодна всем, а кроме того, торговцы, как лазутчики, доставляют сведения о противнике. Казалось – Тампль недалеко от порта, а добирались до него часа два, покрывшись к концу пути желтоватой пылью.

Рыцарей встречал сам магистр Гильом де Боже, по обе стороны от него шеренга рыцарей. Белые накидки с крестами, треугольные, слегка выпуклые щиты. Сбоку магистра – монашествующие в чёрных рясах. Отслужили торжественный молебен. Прибытие подкрепления всегда событие. На всей Святой земле насчитывалось девятьсот рыцарей, из них тамплиеров немного менее трёхсот, остальные из других орденов.

Рыцари расположились в отведённых им комнатах, оруженосцы – в общем зале. Но мест хватило всем, замок явно был рассчитан на значительно большее количество квартирантов.

На несколько дней вновь прибывшим предоставили отдых. Александр из любопытства обошёл весь замок, прошёлся по мощным стенам, как будто знал, что в будущем пригодится. А потом первый боевой поход, о котором оповестили заранее. Александр рьяно взялся за оружие и амуницию своего рыцаря. Наточил и протёр маслом меч, осмотрел кольчугу. Кто-то из рыцарей имел кольчужные штаны, но для этого деньги нужны. А вот копья оруженосцы получили для рыцарей из арсенала. Четырёх метров длины, древко из ясеня, листовидное стальное остриё. Для конного рыцаря копьё – оружие первого удара. Почти сразу или ломается, или застревает в теле врага. Самое главное и страшное – сшибка конницы. А дальше рубка.

Во дворе замка готовился обоз паломников. Телеги одноосные, с высокими бортами, покрытые высоким тентом, как защита от солнца. В таких повозках получали места пилигримы богатые, другие должны идти пешком. Несколько повозок грузились водой и провизией, в дороге есть только два селения, где можно переночевать и пополнить запасы воды. По крайней мере, так объяснили Александру оруженосцы, уже ходившие в Иерусалим. Насколько мог понять Саша, паломников набиралось сотни две, сплошь мужчины, причём из самых разных стран, поскольку слышалась разноязыкая речь – испанская, итальянская, французская, английская и другие, понять которые Александр не мог.

Несколько дней сигнала к выступлению магистр не давал. Только позднее Александр узнал, что ждали прибытия рыцарей и паломников из Иерусалима. Свободны ли для передвижения дороги, не ушла ли вода из колодцев, да много каких сведений предстояло получить, прежде чем выпустить колонну на Иерусалим, к Храму Гроба Господня. Фактически вся Палестина, как назывались эти земли, была окружена врагами, ведущими активные действия. И требовалась осторожность. Знали, готовились, а конвой прибыл под вечер неожиданно. Причём прошёл по дороге спокойно, без нападения арабов. Паломников это успокоило, но в рыцарей беспечности не вселило. Чаще всего мамлюки или арабы – кочевники нападали как раз на пути в Иерусалим. Люди деньги с собой несли, драгоценную утварь. Мамлюки не только урон рыцарям нанести хотели, но и паломников ограбить. Для небогатой страны, какой был тогда Египет, деньги паломников представляли ценность. Как понял Александр из разговоров, нападения происходили почти на середине пути. Если мерить современными мерками, от Акры до Иерусалима полторы сотни километров. Помощь в случае нападения быстро не придёт ни из Акры, ни из Иерусалима. В Храме при Гробе Господнем тоже отряд рыцарей дислоцирован.

А ещё подумал про себя – сомнительно, что мамлюки будут сидеть в засаде неделями, ожидая подхода конвоя. Например, этот, который собирается, будут сопровождать сразу три десятка тамплиеров да ещё оруженосцев четыре десятка. Чтобы их одолеть, нужно иметь вдвое, а то и втрое превосходящие силы. Где такую массу воинов прятать неделю, а то и две? Лошадей поить-кормить надо, а колодцы в этих местах далеко друг от друга. К тому же у христиан сторонников много, если заметят, донесут. Тогда мамлюки сами могут жертвами стать. Отсюда и вывод следует – осведомитель, лазутчик в городе должен быть. Только вопрос снова напрашивается – как сведения быстро передать? Телефона нет, костёр для подачи сигнала развести не дадут. Лодка? Ну раз лазутчик о выходе конвоя сообщит, два. Но портовая охрана быстро сопоставит выход лодки в море с нападением. Рыцари, как и другие жители города, не обладают той массой знаний, что современный человек, но в уме, сообразительности им не откажешь, мозг человеческий таким и остался. Но все предположения Александр держал при себе. Для начала надо самому сходить к Храмовой горе, опыт приобрести.

По его прикидкам, на дорогу уйдёт не меньше недели, это при благоприятном стечении обстоятельств.

Утром протрубила труба, звук противный, как будто застонал огромный зверь. Это сигнал сбора. Рыцари и оруженосцы собрались быстро. Тамплиеры на конях, при щитах, в шлемах и броне, в седельных петлях копья. Паломники выход задерживали: то вещи не все успели в повозку уложить, то другие дела находились. Для похода магистр назначил старшего из числа рыцарей, им оказался Огюст, как имевший наибольший опыт проводки обоза паломников. Огюст медлить не стал, приподнялся в стременах, махнул рукой:

– Выходим!

Видимо, построение было уже отработано. Без команд вперёд выехало два десятка рыцарей, колонной по два. За ними шагали оруженосцы. У Александра за спиной узелок со скромными пожитками, на его плече арбалет, через плечо на ремне сумка с арбалетными болтами. За оруженосцами, в первой повозке, капеллан из крепости, а дальше полсотни конных повозок, за ними пешие паломники. В арьергарде десяток рыцарей. Поначалу продвигались медленно, потом втянулись. Ход тормозили пешие паломники. Вокруг, насколько видел глаз, тянулась пустыня. Кое-где островки травы, но чаще голая пустынная земля, камни. С моря дул ветер, принося влажный воздух. По мере того как дорога отворачивала влево, удаляясь от моря, воздух становился сухим. К полудню жара, скрипят колёса повозок, скрипит песок на зубах. Да ещё и дорога имеет едва видимый подъём. Александр, отвыкший ходить пешком далеко, к вечеру устал. С завистью он поглядывал на рыцарей – едут, покачиваясь в сёдлах, переговариваются. Жарковато им. На голое тело льняная рубаха надета, на неё стёганая ватная куртка-поддоспешник, потом кольчуга, а поверх неё белая накидка. Пот по лицу градом катился, периодически к фляжкам с вином прикладываются. Вино разбавлено водой, не столько для удовольствия, сколько для гигиены. В жарком климате в воде инфекции развиваются быстро. Понятно, что об инфекциях ни рыцари, ни даже лекари ничего не знали. Но после массовых кишечных заболеваний выводы делали. Получалось – кто пил вино, болели реже, спирт, пусть и в малых концентрациях, обеззараживал. А оруженосцы пили простую воду, вино не по чину. Так же и паломники.

Первый день похода прошёл благополучно. Переночевали в пустыне, у колодца. Момент важный, лошадям тоже пить надо. И воды для них с собой на весь путь не возьмёшь, лошадь за один раз спокойно ведро, а то и два выпивает. Напились и люди и животные свежей воды, спать улеглись. Паломники для этого кошмы брали, из тех кто дальновиднее и богаче. Другие, как и оруженосцы, спали на голой земле, благо нагрелась за день.

Глава 2 «Мамлюки»

И второй день пути прошёл спокойно. К ночи добрели до небольшого селения, ночевали в лучших условиях, чем на земле. Есть вода, постоялый двор, конюшня. Даже горячую похлёбку, называемую луковым супом, дали. И всё для паломников и рыцарей с оруженосцами бесплатно: находились богатые доброхоты, желавшие облегчить участь людей, совершавших трудный путь к святым местам.

После завтрака – финики, сушёные дыни; двинулись дальше. Многие паломники в пути молились, чтобы не наскочили арабы. Всё же начался самый опасный участок пути. Да ещё и местность холмистая пошла. В лощинах, за возвышениями, удобно скрываться коннице. Арабы не воевали пешими, слишком велики расстояния от колодца до колодца, как раз на дистанции перехода конного обоза. Нападали всадники не только на конях, это мамлюки, но и на верблюдах, чаще кочевые племена. Верблюд неприхотлив, есть может колючки, а без воды легко неделю обходится. А скорость развивает немногим меньшую, чем конь. Благодаря широким копытам легко проходит по пескам, где вязнут кони. Будучи в караване, груз несёт вдвое больше, чем лошадь. Практически идеальное вьючное и верховое животное для пустынных земель.

В пути уже были часа два с половиной – три, как рыцари внезапно остановились. Завыла труба. Александр ничего не понял. Привал? Тогда почему труба воет? Сзади, от арьергарда, вперёд пронеслись рыцари, сразу рассыпались в шеренгу, достали из петель копья. Александр сошёл с дороги в сторону, чтобы лучше видно было. Навстречу конвою скакали всадники, много, все в светлых развевающихся одеждах, хорошо защищающих от солнца. На головах тюрбаны. Пыль, всех всадников не видно, но их явно больше, чем рыцарей. Когда до них оставалось метров триста, лавина развернулась в цепь. Ого! Да их сотни полторы-две. Александр кинулся к оруженосцам. А там уже крики:

– Мамлюки! Приготовить оружие!

Почти у всех оруженосцев арбалеты, только у нескольких трофейные сабли. Александр, как и другие, расстегнул сумку, взвёл рычаг арбалета, положил болт. У нескольких оруженосцев были арбалеты со взведением «козьей ногой». На поясе эта «нога» и болталась. Арбалетчик нагибался к арбалету, пристёгивал «ногу», распрямлялся, взводя плечи. О! Времени много уходит, и в стеснённом пространстве или лёжа такой арбалет не взведёшь. Но такой арбалет мощнее рычажного, как у Саши. Арбалетчики выстроились шеренгой за рыцарями, каждый за своим. Рыцари двинули коней, начали разгоняться. Если стоять, удар конной лавы просто сомнёт. Рыцарей намного меньше, чем мамлюков, но выучкой они сильны, экипировкой. Сшиблись. Глухой удар, треск ломающихся копий, звон железа, конское ржание, крики людей, вопли раненых. Жуткая какофония, а над местом схватки пыль облаком. От мамлюков вырвалась пара десятков всадников. Размахивая саблями, поскакали на оруженосцев. Только они отделяют сейчас воинов ислама от паломников, лёгкой добычи. Как только приблизились, арбалетчики стрелять стали. Кто-то метко болт пустил и оружие перезаряжать сразу стал, но нашлись такие, кто, единожды выстрелив, бросился наутёк. Дурные, разум от страха потеряли. Сейчас защита в стойкости, массовой стрельбе, всё равно лошадь догонит бегущего. От арбалетчиков мамлюки серьёзные потери понесли. Даже если половина оруженосцев промахнулась, то всё равно десяток мамлюков ранены или убиты, с лошадей попадали. Александр выцелил мамлюка, пустил болт. Не глядя, попал или нет, принялся заряжать арбалет. Только вскинул готовое оружие, а мамлюк уже рядом, в десятке метров. Руку с кривой саблей вскинул, готовясь рубить, рот в крике раззявлен. Александр выстрелил ему в грудь. Мамлюка из седла выбило. Оказалось – последний, кто из мамлюков ухитрился до оруженосцев добраться. Только и слуги рыцарей не все своим патронам верны, сбежали к обозу, остались только стойкие, смелые, десятка два. Оружие приготовили, но главный бой впереди идёт. Переглядываются, нет среди оруженосцев старшего. Александр понял – теряются драгоценные секунды, принял решение взять командование на себя. Только послушают ли его? Есть значительно более старшие по возрасту. Но крикнул:

– Рыцарям помогать надо! Вперёд, за веру, за орден!

И получилось. Людей воодушевить надо, за собой повести. Сам первым вперёд пошёл, за ним ещё один, другой. Александр тактики рыцарского боя не знал, действовал по наитию. Может, на месте стоять надо было, прикрывать паломников? Но рассудил так: если рыцари полягут, не поддержать их в трудную минуту – вырубят паломников. Рыцари сейчас – единственная надежда. Чем ближе место схватки, тем быстрее шаг делали. Без команды, само получалось. Но рыцари мешают стрельбе, заслоняя мамлюков. Александр закричал:

– Обходим слева!

Арбалетчики послушались, повернули. Мамлюки боем связаны, не видят опасности. До них полсотни метров, а то и меньше. Александр арбалет вскинул, затем другие. Щелчки тетив, десяток мамлюков пал. Обратили внимание арабы, а вырваться не могут. Рыцарей меньше, но действуют умело, боем противника связали. Мечи длиннее сабли, близко рыцарь к себе не подпускает, а с фланга один рыцарь другого прикрывает. Александр, как и другие арбалетчики, перезаряжаться стал. Ещё один нестройный залп, и вновь среди мамлюков потери. Вот теперь оруженосцев заметили. К ним развернулись сразу несколько всадников, пустили коней вскачь. Арбалеты оруженосцы зарядить не успели. Полминуты не прошло, мамлюки уже рядом. Несколько арбалетчиков не выдержали, побежали. Обороняться-то им нечем, ни сабель, ни мечей нет. Мамлюки за ними кинулись, принялись рубить убегавших. На Александра всадник летит, он арбалет на землю бросил, схватил валявшееся у ног рыцарское копьё, выставил, зажав под мышкой и вцепившись обеими руками в древко. Конь грудью на копьё напоролся, лезвие глубоко в тело животного вошло, даже часть древка. Конь завалился на бок, мамлюк ноги из стремян вытащить не успел, его придавило. Ногу правую араб из-под туши коня вытащить не может, хоть и пытается. Александр арбалет с земли поднял, подбежал и стал прикладом по голове противника бить. Один удар, другой, третий. Мамлюк уже не шевелится, а Саша бьёт и бьёт. Его остановил другой оруженосец:

– Оставь, арбалет сломаешь, лучше заряди.

Приклад арбалета уже в крови, липнет. Саша поднял тюрбан, слетевший с головы мамлюка при падении, приклад обтёр, арбалет взвёл, положил болт в жёлоб. А к ним уже трое мамлюков скачут, что за оруженосцами гнались. Вырубили убегавших, добыча лёгкая, безоружная. И теперь решили разделаться с оставшимися. Дудки! Арбалетчики уже оружие приготовить успели. С десяток оруженосцев осталось уже, кто не убит и не ранен. Как только приблизились всадники, сразу залп. Мамлюков трое, арбалетчиков десяток, половина болтов по-любому в цель угодила, не во всадника, так в коня. Оруженосцы радостно завопили, одержав победу. Александр не медля арбалет зарядил, к рыцарям повернулся. Теснят их мамлюки, числом берут. Памятуя о пережитом ужасе, когда на него мамлюк скакал, а у Саши арбалет не заряжен, а другого оружия нет, он подбежал к убитому противнику. Хоть и неприятно было, расстегнул на трупе пояс с ножнами, на себя надел. Подобрал с земли саблю. Необычно широкое лезвие, а кривизна клинка градусов сорок пять, но в руке сидит удобно. Саблю в ножны определил, почувствовал себя увереннее. Правда, понимал, что владеть саблей можно, если навыки есть, да кто его учил? Пьер показал только, как пользоваться арбалетом, на том спасибо. Арбалетчики к месту сечи побежали. Надо помогать рыцарям, от исхода схватки зависят жизни всего конвоя – и рыцарей, и паломников, и оруженосцев. И снова стрельба с фланга по противнику. Мамлюков значительно меньше стало, да и боем связаны. Тем не менее арбалетчики угрозу представляют, от мамлюков двое всадников на оруженосцев кинулись. Арбалеты разряжены, добыча лёгкая, сразу четверых зарубили. На Александра всадник скачет, рядом уже. Он арбалет отбросил, выхватил саблю и, когда мамлюк уже ударить готов был, упал на землю, подставив под удар клинок. Звякнуло соударяемое железо, конь по инерции дальше промчался. Мамлюк уже за другим оруженосцем погнался. Александр арбалет зарядил, оружие вскинул и болт арабу в спину всадил. И второго противника кто-то исхитрился убить. Спасла Сашу трофейная сабля, но неудобно с ней, ножны в ногах путаются с непривычки.

А рыцарей и их противников всё меньше, хорошо, если по десятку с обеих сторон. Земля вокруг завалена телами – людей и лошадей. Несколько коней без всадников стоят у тел своих бывших владельцев, другие разбежались по округе. Жёсткая, даже жестокая битва. Для Александра шок, никогда столько крови и мёртвых не видел. При других обстоятельствах ему бы плохо сделалось, застыл бы соляным столбом. А ныне не до эмоций, живым бы самому остаться. Чтобы уцелеть, приходилось действовать, адреналин в крови бушует, не даёт расслабиться.

Но и оруженосцев, кроме Александра, всего двое осталось. Один ранен, рука в крови. Александр к уцелевшему подошёл:

– Болты ещё есть?

– Есть.

– Идём, поможем рыцарям, изнемогают.

Зарядили арбалеты, побежали к дерущимся. Движения рыцарей и мамлюков уже не такие стремительные, устали обе стороны. Никто уступать не хочет, держатся из последних сил. Зашли к мамлюкам в тыл. С полусотни шагов выстрелили. Получилось – в спину. С одной стороны, не честно, не по-рыцарски. Но чем мамлюки лучше? Исподтишка, значительно превосходящими силами напали, да и оруженосцев рубили без жалости, когда струсившие побежали. Поэтому Александр угрызений совести не испытывал.

Но вот один рыцарь упал, за ним другой, потом мамлюк. Звон оружия всё реже и тише. Александр оружие перезарядил, ещё один выстрел сделал. В живых оставались два мамлюка против двух рыцарей. Не выдержали, коней повернули – и нахлёстывать. Один успел на ходу срубить оруженосца, который недалеко от Саши стоял. Выстрелить бы по ним, да арбалеты не заряжены. Рыцари преследовать противника не стали, сами устали, как и лошади. Оба с седел на землю спустились. Один поранен, качается. Второй цел, на ногах стоит крепко. Осмотрелся вокруг, в бою не до того. Мёртвые вокруг, один Александр арбалет сжимает. Да в двух сотнях шагов, как не дальше, обоз паломников. Паломники из повозок вылезли, в кучу сбились.

Рыцарь шлем с бармицей, кольчужной сеткой, закрывающей лицо, стянул. Так это же Огюст, которого Александр из воды вытащил!

– А ты, парень, не промах! Не струсил, до конца держался. Твой рыцарь Пьер пал в числе первых. Пойдёшь оруженосцем ко мне?

– Пойду, – твёрдо ответил Саша.

Раз в такой сече рыцарь уцелел, стало быть, опытен и удачлив.

Видя, что бой закончился победой рыцарей, от обоза потянулись люди, в том числе несколько оруженосцев. Рыцарь сразу пальцем ткнул:

– Вы, презренные трусы, ко мне!

Струсившие в глаза не смотрят. Бросить рыцаря в бою, без поддержки, равно измене или предательству. Подошли, вид у Огюста грозный.

– Тела павших рыцарей погрузить на подводы, оружие собрать. И рыцарское, и трофейное.

Один из оруженосцев сказал:

– Свободных повозок нет, господин.

– Плевать! Пусть паломники пешком идут. Они свои жизни отдали за них, и это лишь малая плата с их стороны. Рыцари достойны почётного захоронения.

Оруженосцы, озираясь, стали сносить тела рыцарей к обозу. И ни один паломник слова против не сказал. Их поход к Храмовой горе ещё не закончен, пройдено немногим более половины, и рыцарь сейчас и единственная надежда, и вершитель судеб. Сначала погрузили тела, потом оружие.

А рыцарь новое распоряжение отдаёт:

– Собрать коней!

Рыцарские кони выносливы, их всадник в доспехах весит много, не каждая лошадь годится под рыцаря, а потому стоит дорого. Арабские скакуны тоже ценятся не меньше рыцарских, потому как быстроноги, могут пробежать без отдыха большое расстояние. Оруженосцы перечить не смеют.

А Огюст Александру:

– Чего стоишь? Выбирай любого коня по нраву. Хоть рыцарского, хоть арабского. Будешь конно меня сопровождать. И это, в обозе из трофейного оружия саблю себе подбери, да не мамлюкскую кривую. Видел я в бою, как кто-то из арабов дамасской сабелькой размахивал. Самое оружие, её ищи.

– Да как же я найду, если не видел никогда?

– Лёгкий изгиб клинка, на лезвии узор, как паутиной. И обязательно ножны сыщи, хозяин сабли где-то здесь валяется.

Александр так и сделал. В обозе долго рылся среди трофейного железа, саблю нашёл по описанию. С ней вернулся к месту боя. На убитом ножны нашёл, для чего мёртвое тело переворачивать пришлось. Снял вместе с поясом, саблю в ножны вогнал, подошла. Себя опоясал. Сабля с виду простенькая, без украшений, зато ножны богато отделаны серебряной всечкой. Но раз Огюст, имевший практику стычек, на саблю указал, значит, оружие того заслуживает. Но у Огюста спросил:

– А почему не меч рыцарский?

– Правильный вопрос. До рыцаря ты не дорос, права не имеешь меч носить. Вот когда магистр посвятит за заслуги, тогда из его рук получишь. Меч рыцарский от рыцаря к рыцарю переходит или по наследству, от отца к сыну. Рыцарский меч носить – честь!

– Сабля почему именно эта?

– Отвечу. В Дамаске клинки куют очень хорошие. Такая сабля лёгкая, в руке прикладиста, не тупится. И не смотри, что вида простого. Оружие не украшением славно, а одержанными победами. Понимающий человек за саблю эту несколько скакунов чистокровных даст. Похоже, владелец сабли не простой человек у мамлюков был.

Когда обоз готов был продолжить путь, тронулись. Впереди единственный из уцелевших рыцарей, за ним верхом Александр, в кильватер ему на конях несколько уцелевших оруженосцев, а следом обоз. Поздно вечером добрались до селения, где смогли попить свежей воды, поесть, отдохнуть. И только следующим днём к вечеру показался Иерусалим. Среди паломников радость. Как же, живые дошли. От риска, опасности в пути паломничество особо ценится. И не все желающие в христианском мире, даже из числа богатых и желающих совершить хождение на Святую землю, решатся на такой поход.

Остановились паломники на огромном постоялом дворе, а рыцарь, с оруженосцами и повозками с павшими рыцарями, оружием, проследовал к Храму Гроба Господня. Не зря тамплиеров называли ещё храмовниками. Штаб их, если сказать по-современному, находился при Храме, в отдельной пристройке. А обитали рыцари в соседнем доме. Монахи принялись отпевать мёртвые тела, готовить к погребению. А Александр повалился на лежанку без сил. Изматывающая жара, бой с мамлюками, долгий переход, большей частью пеший, просто вымотали. Да ещё от нападения мамлюков неприятные, страшные впечатления. Кусок в горло не лез, хотелось выспаться и забыть бой, как страшный сон. Толстые стены здания сохраняли внутри относительно комфортную температуру. Да ещё оконные и дверные проёмы без стёкол и дверей, сквозняки. Выспался отменно, а утром побудка на молитву, завтрак. Рабы уже могилы для рыцарей вырыли, после полудня похороны. Событие для Александра тягостное, но присутствие необходимо, всё же его рыцарь пал. Потом тризна. И только к вечеру Александру удалось пройти в Храм. Побывал в Кувуклии, вроде часовенки над Гробом Иисуса, притронулся к каменной плите, закрывавшей могилу. Потом к Голгофе подошёл. Из пола небольшое возвышение. Двенадцать с лишком веков назад на этом месте стоял крест, на котором распяли Иисуса. Священные места для каждого христианина. Так и прошёл его первый день на Святой земле, Храмовой горе.

Рыцарей в Иерусалиме несколько сотен, разных орденов. А паломников ещё больше. Утром и днём в Храме не протолкнуться. После скромного завтрака – лепёшка, разбавленное вино, финики – Огюст нашёл Александра:

– Отдохнул, пришёл в себя? Пора за дело браться. Седлай коней, поедем за город.

У Александра опыта обращения с лошадьми нет. Конюх показал, как седлать надо, тоже свои премудрости есть, как и в любом, даже простом на первый взгляд деле. Саша лошадей к жилью подвёл. Огюст вышел, покачал головой:

– Шлем возьми, а я – палки.

От этих слов Саше нехорошо стало. Неужели бить будет? Выехали за городские стены, спешились. Коней пустили траву пощипать. А Огюст палку Саше вручил, сам вторую в руку взял.

– Нельзя учёбу с настоящим оружием начинать. Сам поранишься или меня порежешь. Вместо меча или сабли палки будут. Итак, пеший бой. Прими правильную стойку. Правую руку в локте согни, боком к противнику повернись. Отражай мою атаку!

Палка так и замелькала в руках рыцаря, некоторые удары Саша успевал отразить, а другие, бо́льшая их часть, достигали цели, больно били по пальцам, по бокам, а то и в грудь. Саша крепился, хотя удары палкой были чувствительные. Хорошо, на голове шлем, поскольку несколько ударов в голову пришлись, немного оглушили. Он уже устал через полчаса, а рыцарь неутомим. Палкой работает, как мельница крыльями под ветром. Чувствовалась хорошая физическая подготовка. С небольшими перерывами тренировались до обеда. Пальцы в кровь сбиты, саднили. Огюст усмехнулся:

– В следующий раз надевай перчатки, а лучше всего обматывай лентами из ткани. И не обижайся, меня так же учили. Завтра продолжим.

Сели на коней, не спеша в город поехали. Александр спросил:

– Почему меня оруженосцем взял?

– Мой же убит.

Саша ответом разочарован был, а рыцарь продолжил:

– Если серьёзно, то потому, что не струсил, не побежал, как некоторые. Рыцарь за спиной должен чувствовать опору, крепкий тыл. А ты устоял. И ещё. Кто, кроме тебя, в воду бросился, там, у корабля? Один ты. Стало быть – к беде ближнего своего, товарища по оружию, неравнодушен. Редкое ныне качество. Я понятно объяснил?

– Более чем.

– Как в Акру вернёмся, всем воздастся по заслугам. Оруженосцев, что струсили, назад во Францию отправят и больше ни в один орден не возьмут.

И начались ежедневные упражнения на палках. Пока пешие, на коне – особое искусство, к нему подступают позже. Александр упорен был, не отлынивал. Понял по единственному виденному бою – выживает сильнейший, кто оружием мастерски владеет, смел, решителен. Конечно, рыцарей тоже много полегло, но числом противник превосходил. Оруженосцы, вначале подтрунивавшие над Сашей, умолкли. Он на их выпады и уколы не реагировал. Время проводили пустобрёхи за вином, игрой в кости. Часть рыцарей оказались истовыми католиками, не пропускали ни одну службу, другие чревоугодствовали и предавались выпивке, только малая часть проводила поединки учебные между собой. И только единицы из них обучали, натаскивали оруженосцев, понимая – это соратники, способные помочь в бою. Постепенно само получилось, что стали занятия проводить вместе. Огюст учил мечному бою, Эжен – владению копьём в бою, Альберт – действиям со щитом. Щит – чисто рыцарская принадлежность и при умелом обращении не только средство защиты. Подними нижним, острым, краем вверх и ударь противника, можно рёбра сломать.

Полностью освоить все премудрости не удалось. Сформировали отряд из трёх десятков рыцарей и их оруженосцев для сопровождения паломников в Акру. Редко кто из пилигримов приезжал в Иерусалим навсегда. Поклониться Гробу Господню, посмотреть на Голгофу, да и домой пора. У многих дом, семья. А путешествие на Святую землю долгое – морем три недели в одну сторону, потом ожидание конвоя из Акры в Иерусалим, сам переход недельный да обратная дорога. Выходило на круг в лучшем случае три, а чаще четыре месяца. Это если от Марселя считать, а многим из этого портового города ещё до своего города добраться надо. Обратно в Акру, сильно поиздержавшись, паломники шли. Нападения мамлюков были, но реже. Значительно привлекательнее пилигримы, идущие из Акры в Иерусалим, при деньгах, поживиться можно.

Походный строй незыблем. Впереди рыцари, за ними оруженосцы, потом обоз, в арьергарде небольшое охранение из рыцарей. Под лёгкий уклон к морю и шагалось, и ехалось быстрее. На второй день пути вышли к месту боя. Александр сразу местность узнал. Но вот удивительно: должны быть трупы, вернее – что от них осталось, от мамлюков. А их нет. Не может быть, чтобы стервятники склевали или шакалы степные дочиста сожрали. Уж кости-то должны остаться. Вечером спросил у Огюста, куда останки девались.

– На повозках арабы вывезли. Для них погибшие в войне с неверными – герои, и их предать земле необходимо.

Александр удивился:

– Они же враги!

– Мёртвые уже не враги. А другое – нам польза. Представь – все места боёв усеяны полусгнившими трупами. Вонь, миазмы. И как паломникам мимо идти? Они к Иисусу идут, как на чистилище, а тут эдакое непотребство. Нет, уж лучше пусть убирают. Арабы знают, что мы не трогаем похоронные команды, иной раз днём собирают. Они не воины – селяне. И им доход.

– Доход? – удивился Саша. – С убитых одежду снимают? Мародёры?

– Нет, по исламу это грех. За каждого преданного земле мамлюки деньги платят. Небольшой, но всё же доход.

– Могильщики, одним словом.

– Посмотри вокруг. Что вырастет в этой бесплодной пустыне? На что жить?

Хм, да Огюст прагматик, даже философ. А рассудив, так и правильно. В Акру въехали через неделю пути. Пилигримы сразу к пристани направились. Редко бывало, чтобы у причалов стояло несколько кораблей сразу, способных вместить всех прибывших из Иерусалима. И неизвестно, когда прибудет следующее судно, никакого расписания не было, суда из Марселя или других портов уходили по мере заполняемости.

Отдохнули после перехода ночь, а утром сбор рыцарей ордена. Александру интересно, в первый раз такое зрелище. Увидеть почти всех рыцарей в сборе – нечасто бывает. Сперва слово взял командор. Сказал об угрозе Святой земле от кочевников и мамлюков, но тему быстро прикрыл, все и так в курсе. Потом перешёл на конвой, где рыцари понесли потери.

– Среди оруженосцев нашлись такие, которые струсили, бросили тень на орден.

Рыцари зашумели возмущённо. Такой проступок бросает тень на орден. Всё происходило на глазах у паломников, они разнесут увиденное по всей Франции.

– Вывести мерзавцев! – приказал командор.

В круг перед рыцарями вывели оруженосцев. Выглядели они теперь жалко, оглядывались по сторонам, пытаясь снискать сочувствие, но видели лишь осуждающие, презрительные взгляды.

– Что будем делать? – спросил командор.

– Наказать и изгнать со Святой земли! – дружно взревели сотни глоток.

От рёва грубых мужских голосов в небо взмыли стаи птиц с крыш домов.

– Как наказать? – продолжил командор.

– Бить кнутом, изгнать из Тампля!

– Вы слышали, презренные? Решение рыцарей – закон. Приступайте.

Тут же рабы выволокли на площадь бревно. С одного из оруженосцев содрали одежду, уложили на бревно лицом вниз. Один из рабов уселся оруженосцу на ноги, другой держал руки. Вызвался стегать кнутом один из рыцарей. Саша полагал, что для этой экзекуции должен быть палач. Но в ордене существовали свои порядки. Рыцарь нанёс три удара бичом из бычьей кожи. Бывший оруженосец вопил благим матом, поперёк его спины вспухли багровые рубцы.

– Следующий!

Наказаны были все, их тут же изгнали из рыцарского замка, запретив впредь даже приближаться к Тамплю под страхом смерти. Рыцари собрались расходиться, когда к командору подошёл Огюст, влез на каменное возвышение:

– Слушайте, братья. Среди оруженосцев есть не только предатели и подонки. Есть и достойный муж, хоть и простолюдин, но благородных манер. Он вытащил меня из воды, когда я тонул. Он же достойно сражался с арбалетом, не убоявшись превосходства врага, когда другие бежали.

– Кто он? – раздались крики. – Пусть покажется!

Командор поднял руку:

– Выйди!

Александр протолкнулся через оруженосцев, он стоял за рыцарями, в пятом или шестом ряду, встал перед командором.

– Повернись, чтобы все узрели твой лик!

Александр медленно повернулся на месте, вновь встал к командору лицом. Огюст продолжил:

– Предлагаю избрать его сержантом!

Простолюдин за достойное поведение в бою мог стать сержантом. И кольчугу носить, и меч, и коня иметь, но, без права носить белую накидку тамплиера, не мог быть избранным командором. Для простолюдина сержант – потолок в ордене. Но если король за заслуги жалует дворянским званием – маркиза, барона или баронета, тогда другое дело.

Александр не ожидал от Огюста такого шага, был растерян. Саша вовсе не жаждал карьеры в ордене. Было приятно, чего скрывать. Но к судьбе воина он себя не готовил, он человек другого времени.

После минутного размышления и молчания рыцари дружно одобрили:

– Достоин! Быть сержантом!

Командор скомандовал:

– Подойди и встань на правое колено.

Саша сделал несколько шагов, опустился на колено. Командор выхватил меч из ножен, поднял:

– Отныне ты посвящаешься в сержанты. И свидетелями тому – все рыцари ордена в Акре. Носи звание с честью и не опозорь.

Командор мечом плашмя слегка ударил Александра по правому плечу, потом по левому:

– Встань! Отныне ты один из нас, брат, аминь.

Рыцари зашумели, засвистели, потом стали расходиться. К Саше подошёл Огюст:

– Доволен? Заслужил!

Для Александра посвящение стало сюрпризом, он даже не знал, как реагировать.

– Чего не рад? Подожди, со временем, если повезёт, коли подвигами прославишься, король тебя отметит, ещё рыцарем станешь. Настоящее занятие для мужчины. А теперь пойдём, отметим.

– Огюст, у меня нет ни су[1].

– Я угощаю.

Огюст был великодушен. Похоже, Саша ему понравился. В близлежащих к площади тавернах уже рыцарей полно, почти все столы и лавки заняты, но подвинулись, потеснились. Пили бургундское, закусывали жареным мясом, лепёшками и оливками. Пиршество продолжалось довольно долго. Да не в честь Александра, рыцари так общались, отмечали удачную проводку паломников из Иерусалима. А уже завтра несколько десятков рыцарей отправятся в опасный поход, сопровождая пилигримов.

Засиделись надолго. Выпив, рыцари пустились в воспоминания – о Франции, конечно. Кто-то ристалища вспоминал, прекрасных дам, ради которых одерживались победы. Другие припоминали победы в боях с мамлюками. Это всё же посерьёзнее, чем рыцарские турниры. А добавили ещё вина, начали говорить о родных местах – Шампани, Бретани. Ещё бы, на Святой земле глазу зацепиться не за что – равнина, холмы, редкие деревья в оазисах, везде жёлто-серый цвет. А в благословенной Франции леса, реки, возделанные поля, замки. Александр и спроси у Огюста:

– У тебя замок есть?

– Две деревушки за моим родом и замок. Правда – скромный, два этажа, но стены вокруг, подвесной мост через ров. Недалеко аббатство Святого Валентина. Отличные места, я тебе скажу!

– Мне позволительно будет узнать, почему покинул родину?

– Хм, отвечу. Любовь, мой друг! Она предпочла другого, побогаче. Пока отец мой, хоть и стар, может управлять хозяйством, я решил податься на Святую землю. Веру Христову защитить, себя испытать. Каждый мужчина должен совершить в жизни должный поступок, чтобы было о чём рассказать в старости внукам.

– Огюст! Но служба здесь трудна и опасна. Ты ещё не женат, потомков нет, а голову можешь сложить в любой момент!

– Всё в руках Божьих. Но тут мы с тобой на равных. Ты тоже не женат, детей нет, и погибнуть у тебя шансов больше, чем у меня.

– Почему это?

– Умеешь меньше.

Последняя фраза царапнула душу. Неприятно, но факт, констатация реальных возможностей, ситуации.

– Не боишься смерти? – продолжил Саша.

В других обстоятельствах, будь Саша трезвым, он бы не начал такой разговор. Всё же вино развязывает языки.

– Смерть? Всего лишь миг. Не она страшна, а её ожидание. Не жди, и она не придёт.

– Ты фаталист, Огюст.

– Разве ты другой? Давай ещё выпьем.

Саша лишь пригублял кружку, потому утром чувствовал себя хорошо. А у некоторых рыцарей вид помятый, лица хмурые. А надо в поход, объявленный заранее. На площади уже начала выстраиваться колонна. Конные рыцари – пять десятков, каждый из которых в бою трёх-четырёх мамлюков стоит. За ними оруженосцы, большей частью пешие. Капеллан молитву счёл, перекрестил рыцарей, и они выехали из Тампля в город, где уже на рыночной площади их ожидали пилигримы. Народа в Тампле сразу заметно поубавилось.

Уже после завтрака Огюст подозвал Сашу:

– Надо идти в арсенал, подобрать броню и оружие.

– Я говорил, у меня нет денег.

– На Святой земле все трофеи – оружие, кони, ценности – сдаются в орден. И всё, что я перечислил, ты получишь бесплатно. Конь у тебя есть, вместо сабли можешь получить меч как сержант.

– Я к сабле уже привык, – быстро вставил Саша. – Как и к шлему.

– О, это не всё.

В арсенале вопросов не задавали, сами вчера были свидетелями, как Сашу посвятили в братья. Дольше всего подбирали кольчугу. Богатые заказывали её у кузнецов-оружейников. Кольчуга ковалась по размеру и долго – полгода. У Саши не было ни денег, ни времени, приходилось вынужденно подбирать. Кольчуга – не рубашка, не растянешь. А Саша парень крупный. Часа через три удалось подобрать по размеру – крупные кольца, на груди кое-где в кольцах всечка серебром, рукава длинные, до запястья. Потом подобрали такие же кольчужные штаны. Напоминали они современные колготки – носки и штаны вместе. Получилось не быстрее, чем подбор кольчуги. Далеко за полдень нашлись такие. На правом бедре небольшая прореха от удара, но Огюст сказал – ерунда, кузнец за несколько дней исправит. Щит подобрали по весу и размеру. Для Саши всё вновь. Взгляд его на копья упал. Огюст охладил:

– Копья только для рыцарей. Ты научись саблей и щитом работать конно сначала, да в кольчуге. Она движение стесняет, вес лишний. С непривычки тяжело и неудобно. Но привыкай, потом чувствовать на себе её не будешь.

Кольчугу и штаны в мешок уложили. Саша поднял. Ого! Пуд весом, как не более. А ещё войлочный поддоспешник, но с ним проще.

Сержант уже не с оруженосцами жил, а в комнатах для рыцарей. Для многих оруженосцев стать сержантом – потолок мечтаний, вершина карьеры.

В комнате Огюст помог одеться, причём полностью. На рубашку поддоспешник, потом кольчужные штаны, затем кольчуга, пояс с саблей, в завершение – шлем.

– Ремень под подбородком застегни, иначе от лёгкого удара слетит, – строго сказал Огюст.

Тяжело и жарко. Во внутренних помещениях дворца рыцарей температура такая же, как на улице, по ощущениям – градусов сорок. Саша взмок сразу. А Огюст командует:

– Саблю в руку! И теперь подвигайся. Представь – перед тобой враг, отбивай удары.

О! Саша подвигался, помахал саблей, отражая удары воображаемого противника. Тяжело, железо на теле сковывает движения, пот заливает глаза, и смахнуть его невозможно, шлем не даёт. А ещё обзор ограничен. По бокам головы сталь, перед глазами бармица – кольчужная сетка. Как в танке, ей-богу! Так и сказал Огюсту. Прикусил язык, да поздно. Рыцарь сразу спросил:

– Где? Я не понял?

– Как в котле. Видно плохо, жарко, тяжело.

– Привыкай. Впредь все занятия в полном облачении проводить будем.

Александр вздохнул. Но уже не денешься никуда, как с подводной лодки. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Со следующего дня занятия продолжились. Упорные, изнурительные порой. Больше всего досаждали жара и тяжёлые доспехи. Но постепенно к тяжести привык, а к жаре так и не смог. По мере того как овладевал приёмами сабельного боя, входил во вкус, упражнения стали нравиться. И Огюст заметил.

– Александер, ты делаешь успехи, – сказал он, когда возвращались в рыцарский замок. – Мне всё труднее пробить твою защиту.

Огюст называл его на западный манер – Александером, с ударением на последнем слоге. Много времени рыцарь и сержант проводили вместе – в учебных боях, за столом, на отдыхе. Постепенно сблизились, насколько это было возможно между дворянином и простолюдином. Огюста удивляла привычка Саши часто мыться, особенно учитывая дефицит воды. В Акре ещё тёплое море выручало. Саша вечером уходил на берег, плескался и плавал. Смыть пот после занятий в войлочном поддоспешнике на теле – это ли не удовольствие?

Рыцари банными процедурами пренебрегали. Наверное, по принципу – настоящий мужчина должен быть могуч, волосат и вонюч. Уж пахло от рыцарей изрядно. А если ещё и в походах, то добавлялся терпкий запах конского пота. Но рыцарям запах не мешал, это проблема для оруженосцев. Учитывая, что в пище всегда был лук и чеснок, амбре ещё то! Считалось – чеснок отгоняет нечистую силу и предохраняет от болезней, как и лук.

Через две недели из Иерусалима пришёл конвой, а с ним сотни две паломников. Конвой прошёл весь путь до Акры благополучно. Но рыцари сказали, что обоз с паломниками, сопровождаемый рыцарями, вышедший из Акры две недели назад, подвергся нападению. Атака была отбита, но рыцари понесли тяжёлые потери. Командор сделал вывод – усилить сопровождение. Тем более следующий конвой должен выйти на днях и сопровождать не только пилигримов, но и деньги. Орден тамплиеров подрядился перевозить деньги из Франции и других стран в Иерусалим. По получении адресат писал расписку, и её доставляли потом назад, отправителю. За перевозку брали деньги, поскольку орден в деньгах нуждался остро и постоянно. Содержать целую армию рыцарей с оруженосцами в далёкой земле стоило недёшево: вооружение, питание для людей и коней, перевозка к морю – всё стоило денег. Конечно, находились жертвователи, но эта помощь не регулярная.

Следующий конвой вышел, когда из Европы пришли два судна с паломниками. Учитывая уже скопившихся в Акре, получалось много, обоз большой. Но и рыцарей командор выделил много – семь десятков. В их число попали и Огюст с Александром. Выход был намечен через неделю, паломникам ещё надо успеть нанять повозки с мулами, прийти в себя после морского путешествия. Со слов пилигримов, плавание вышло трудным, сильный ветер, волнение на море.

Огюст занимался личными делами, Александр, чтобы время не пропало даром, оттачивал умение стрелять из арбалета. Он помнил, как выручило его это оружие в схватке с мамлюками. За лепёшку с рыцарского стола нанял мальчишку. Тот бежал, волоча на длинной верёвке за собой свёрнутое в тюк старое тряпьё. Стрелять и попадать в неподвижную мишень у Александра получалось. А по всаднику фифти-фифти, хоть цель велика. Мальчишка бежал слева направо, всего полсотни шагов. Александр успевал прицелиться и выстрелить, потом перезаряжал, кричал:

– Беги!

И стрелял снова. Вначале все болты летели мимо. Мальчишка их собирал, подносил. Александр к полудню злиться начал. Болты рядом с мишенью попадали, но не в неё. И только к вечеру, когда намучались оба – и он и мальчишка, стало получаться.

– Приходи завтра ещё, – попросил Саша.

– Приду, только хлеб принеси.

Видимо, семья бедно жила. Впрочем, детвора подрабатывала с малых лет. Воду разносили в богатые семьи, помогали поднести товар с базара, подмести двор.

На следующий день Саша прихватил лепёшку и пригоршню сушёных фиников. Сегодня стало получаться лучше, каждый второй выстрел в цель. Сразу настроение поднялось. Вернулся в Тампль довольный. У шорника в замке выпросил кожаный ремень, приспособил к арбалету. Теперь его можно было забрасывать на спину, ремень через левое плечо. Саблей работать не мешает, а ещё прикрывает спину от сабельного удара.

А ещё подобрал на складе фляжку бронзовую. Помнил, как мучился в походе от жажды. Пить на жаре плохо, потом изойдёшь, а глоток сделать хорошо, а ещё глаза омыть от вездесущей пыли. Чуть подул ветерок, и пыль скрипит на зубах, от неё свербит в носу, чешутся глаза. Опыт – дело наживное. И вот настал день выхода.

Порядок построения обычный – рыцари, оруженосцы, обоз, арьергард. Александр уже в который раз недоумевал: а где же дозор, разведка? Александр в современной армии не служил, после школы сразу в университет поступил, получив отсрочку. Но военные фильмы смотрел, книги читал, наслышан был. Как-то нелепо – в поход идут, и без разведки, дозора? Неправильно! Но кто он? Сержант, да и то вновь испечённый, кто из рыцарей прислушается к нему? Осмеют, не примут всерьёз: яйца курицу не учат. Три дня прошли спокойно. Обоз большой, тянулся медленно. Иной раз хвост его скрывался за плавными изгибами дороги и на большими холмами.

И почти на том месте, где в прошлый раз нападение произошло, снова показались мамлюки. Полсотни их выскочило из-за холма, рассыпались лавой, почти заполнив небольшую лощину. Рыцари из походной колонны по три сразу перестроились в шеренгу. Жиденькая, правда, получилась, в один ряд. Вторым рядом несколько конных оруженосцев, в их числе и Александр, а уж за ними оруженосцы пешие. Рыцари копья опустили, кто бармицу на лицо опустил, кто забрало шлема, начали разом. Конные оруженосцы взвели арбалеты, положили болты и поскакали следом. Александр держался сзади и правее Огюста. Между рыцарями промежутки метров по пять-семь, вполне можно кого-то из мамлюков подстрелить, не зацепив своих. Сшиблись противники! Грохот щитов и копий, звон железа. Саша сразу арбалет вскинул, выцелил чужака, всадил в него болт. Перезарядить оружие нет времени, выхватил саблю, втиснулся в промежуток. Слева Огюст, справа Жан. На Александра какой-то молодой, почти сверстник кинулся. У обоих сабли засверкали. Молодые, энергии полно, а боевого опыта не хватает. Саша успел отразить несколько ударов, сам нанёс удар, да только одежду на мамлюке разрезал, до тела не достал. При столкновении мамлюки потери понесли и сейчас бой продолжать не стали, развернули коней и вскачь. Разгорячённые рыцари за ними кинулись. Огюст на стременах привстал:

– Стоять! Назад!

Многие услышали, натянули поводья, развернули скакунов. Сколько раз Огюст втолковывал Саше: главная задача рыцарей – сопроводить без потерь пилигримов, а не показывать своё умение владеть оружием, свою удаль являть. Вполне может статься, что нападение малой группой мамлюков – лишь обманный манёвр. Отскачут немного, уводя за собой рыцарей, а другая группа на обоз нападёт. Или ещё хуже, если за холмом большая группа ждёт, окружат, сомнут. А потом не спеша за паломников примутся. Обозу от верховых не уйти.

Подобную тактику применяли в боях с противником монголы. Малым числом доскачут, хоть до русских дружин, хоть до кавказских. Обстреляют из луков – и назад, вроде как испугались. А это ловушка. Кинется противник догонять, а там, верстах в пяти, основное войско. Окружат и давай перемалывать. Хитрая тактика, коварная, но почти всегда приносящая победу. Правда, пока до этих земель слухи о Чингисхане не дошли, как и его излюбленных приёмах боя.

Наиболее горячие головы из рыцарей всё же увязались за мамлюками, скрылись за холмом. В авангарде старший рыцарь Эжен из Бретани, приказал всем занять строй. У половины рыцарей копья сломаны, но и врагов повержено десятка два. Воины застыли в ожидании. Через десяток минут из-за холма показалась лошадь, мчащаяся галопом. К шее её приник рыцарь. Не понять – ранен или пригнулся, спасаясь от стрел. Доскакал, его сразу рыцари окружили. Рыцарь ранен, едва в седле держится.

– Ловушка! За холмом не меньше сотни мамлюков. Наших сразу зарубили, на каждого рыцаря по десятку врагов.

– В обоз его и перевязать! – распорядился Эжен.

И мысленно себя похвалил за осторожность и предусмотрительность. Оруженосцы быстро собрали оружие убитых мамлюков, отнесли в обоз, так же и с телом убитого рыцаря. Раненого отнесли в первую очередь. Стоять нельзя, к мамлюкам подмога подойти может. Эжен рукой махнул – вперёд!

Обозники, видя скоротечный бой, нахлёстывали мулов. Каждый старался побыстрее миновать страшное место. При виде трупов мамлюков крестились:

– Помилуй, Святая Мария!

До Иерусалима добрались относительно благополучно. Один погибший и раненный при нападении и семеро погибших рыцарей, попавших в ловушку. Могло быть значительно хуже. Уцелели все пилигримы и в целости доставлен груз золотых и серебряных монет.

Расседлав коней, даже ужинать не стали. Обмылись от пыли – и спать. После завтрака начали приводить в порядок оружие.

Александр заговорил с Огюстом:

– Скажи, при сопровождении обозов всегда такое построение рыцарей?

– Всегда. Не нами заведено. А что тебя не устраивает?

– Хорошо бы впереди рыцарей, ну, скажем, в одном лье, всадника пустить, вроде лазутчика. В случае если засада кочевников или арабов, он всегда предупредить успеет – рукой сигнал подаст либо по-другому.

– И что это даст? Если видим врага, рыцари всегда успевают боевой строй принять. Я не слышал, чтобы напали внезапно настолько, что рыцари приготовиться не успели. Лазутчик твой попусту жизнью рисковать будет. Кому охота голову подставлять?

– А жителей из селений подкупить, чтобы сообщали?

– Если мамлюки узнают, вырежут всю семью.

– Зачем человеку с нами встречаться? Пусть на дороге знак оставит. Скажем – три камня в ряд на обочине в условном месте.

– Мудришь. А деньги как ему передать?

– Тоже в условном месте.

– Гляди-ка, продумал всё. Когда только успел! Главное – как склонить его? Припрёшься ты в селение, скажем, арабов и будешь по домам ходить?

Да, момент скользкий, до конца его Александр не продумал. Но должен же быть какой-то выход!

Потянулись спокойные дни. Александр выезжал за город с Огюстом. День ото дня занятия всё более изощрённые. Огюст показывал, как сделать обманный финт, хотя бы ранить врага.

– Сразу сразить, чтобы насмерть, редко получается. Удастся нанести рану, пусть малую, тогда противник осторожнее себя вести будет, больше обороняться. А если несколько ран, то и вовсе хорошо, истечёт кровью, ослабеет, тут его и добей. Имей в виду – резаные раны лучше колющих, кровотечение сильнее. И никакой жалости! Он тебя жалеть не будет! Бей щитом, краем его в коленную чашечку, в лицо. Такие удары болезненны, кости ломают.

Александр все знания, как губка, впитывал. Вроде мелочи, но они могут решить на поле боя исход поединка. Как ни странно, воевать ему понравилось. Опасность, адреналин, хотя такого слова здесь ещё не знают, приключения. У каждого мужчины в крови агрессивность заложена. Рыцари в походах всю злость, агрессивность на противника выплёскивают, поэтому в перерывах между походами, будь в Акре или Иерусалиме, довольно миролюбивы. Выпить вина, спеть песню и разойтись – вот образчик их поведения. К тому же задеть честь рыцаря походя, словом или действием, опасно. Получишь брошенную перчатку в ответ и честный прилюдный поединок. А уж рыцари оружием владеть умели, и желающих позадираться не находилось.

Вечером, когда ложились спать, Александр вспоминал дом, родителей. Как-то они там? Наверняка приятель его Валера сообщил, что утонул их сын на Ладоге, а тело не нашли. Для родителей горе, а он жив, только весточку передать не может. А по размышлению – кому передать, если и родителей на свете нет, появятся через шесть с лишним веков? А всё же слёзы иногда наворачивались. Удастся ли увидеть?

Утром уже по распорядку. Молитва общая, под руководством капеллана, завтрак, упражнения, обед, послеполуденный отдых, когда солнце жарит немилосердно, ужин поздний, когда солнце садится и температура падает. И каждый день похож на предыдущий. Из развлечений только выпивка и долгие разговоры. Но и поговорить особо не о чем. Новости из Франции до Святой земли идут с большим запозданием, с паломниками на кораблях. Ни газет, ни Интернета, ни телевидения. Полный информационный вакуум. Однако рыцарей это не напрягало, они выросли в такой атмосфере, считали единственно возможным. А Саше не хватало информации. Что в мире творится? А больше всего интересовали новости о Киевской Руси. Не было ещё государства Московского, но Русь почти триста лет как крещена князем Владимиром. Жалел иногда, что к истории религий, своей страны относился с прохладцей. Выучил в школе, что задали, ответил и забыл. И никогда не читал больше заданного, не говоря о Карамзине или современных историках. Да и редко кто в его возрасте задумывается и изучает историю страны. Что страна, если не знают историю своего рода, максимум знают имя деда. А рыцари знали свой род до седьмого колена и чтили.

Глава 3 «Франсуаза»

Через две недели рыцари вышли в новый поход, на этот раз сопровождать обоз паломников из Иерусалима в Акру. Пилигримы посетили святые для каждого христианина места, стремились в Акру, оттуда на кораблях домой, в Европу. Обоз невелик, полсотни повозок, ещё пешие. В сопровождение выделили три десятка рыцарей, да ещё оруженосцы. День пути, второй, и на третий, ближе к вечеру, выехали из-за небольшого холма, а на дороге разгромленный обоз. Убитые пилигримы, перевёрнутые повозки, лошади – павшие и живые, а ещё в стороне убитые рыцари из ордена госпитальеров, судя по чёрным накидкам и восьмиконечным крестам на них. Рыцари сразу насторожились. Судя по пятнам свежей крови, нападение произошло недавно, не более часа назад, и враги могли быть рядом. Не исключено – поджидая новую жертву.

– Занять оборону! – скомандовал Огюст.

В походах с небольшой численностью рыцарей и паломников его назначали старшим. Видимо, не зря носил имя Огюст, в переводе – «почтенный, умудрённый».

– Александр, с оруженосцами осмотри всё. Убитых госпитальеров в повозки, их оружие забрать.

Среди оруженосцев Саша старший – всё же сержант. Уже не оруженосец, но ещё не рыцарь. Освободили несколько повозок из разгромленного обоза, погрузили в них рыцарей. Иногда госпитальеры и тамплиеры конфликтовали между собой, даже сражения были, но не на Святой земле. Здесь держались вместе, помогали друг другу, иначе не выжить. Дошёл черёд до оружия. Видимо, те, кто напал, торопились, не забрали оружие. Мамлюки рыцарским не пользовались, но оружие стоило дорого, его продавали.

Саша подбежал к Огюсту. В боевой обстановке все рыцари похожи – накидки, кольчуги, шлемы, оружие. Лиц за бармицами или забралами не видно, но Саша мог узнать Огюста из многих – по манере сидеть в седле, по тому, как рыцарь держит оружие.

– Что с паломниками делать?

– Сколько сможете, погрузите на повозки.

– Придётся друг на друга класть.

– Они уже не обидятся. Но всё же христианские души, тела погребены должны быть, по обычаю и традициям.

Среди паломников иной раз встречались люди знатные, богатые, родственники обязательно интересоваться будут потом, где упокоены. Верховых рыцарских коней только два, да и те ранены, хромают. Зато почти все мулы целы. Мамлюки или кочевники ценили скакунов, если была возможность, забирали с собой. А мул – только обуза, под седлом не ходит, только и способен повозки таскать. В повозках тоже были убитые. Оруженосцы складывали тело на тело, не до приличий. В одном возке две женщины, обе залиты кровью. Когда сверху уложили убитого, раздался стон. Послышалось?

– Ну-ка, снимите труп, – распорядился Александр. – Вроде стонал кто-то?

– Мне тоже послышалось, – подтвердил один из оруженосцев.

Сняли убитого, Саша потрогал оба женских тела. Одна – тёплая, жива, но одежда в крови. Ранена? Времени разбираться нет, и так Огюст уже поторапливал. До темноты надо успеть довести конвой до посёлка. Там вода, крыша над головой. Уложили трупы, сверху на них женщину. Молодая, лет двадцати двух – двадцати пяти, европейского вида, нательный крестик есть. И платье на ней европейское, почти до пят. Если выживет, значит, судьба, суждено.

Часть пеших паломников усадили на облучки в повозках. Кто-то же должен управлять мулами. И пешим хорошо, ехать куда удобнее, чем сбивать ноги на неровной каменистой дороге. Обоз тронулся, значительно увеличившись. Повозки с мёртвыми ехали замыкающими. Паломники переговаривались. Такая же участь могла постигнуть и их. Молились, чтобы добраться без происшествий до Акры. Там город, крепость, порт, там безопасно. Всё же задержка в пути сказалась, в посёлок въехали, когда уже опускалась ночь. По-южному ярко светили звёзды. Прибывшие столпились у колодца, в первую очередь хотелось утолить жажду. Пока столпотворение у колодца не рассосалось, Саша пошёл к повозке, где лежала раненая. Жива ли? Да и езда по жаре, на тряской повозке уменьшала шансы выжить.

Он откинул полог, потрогал руку. Тёплая. Снял женщину с повозки. Нечего ей находиться среди мёртвых, скверное соседство. Кто она? Зачем направлялась в Иерусалим? Уложил её на каменную лавку, сбегал к колодцу, принёс воды во фляжке. Смочив тряпку, обтёр лицо. Платье женщины в крови, надо хотя бы узнать, куда ранена, насколько опасно ранение. От ощущения воды на лице женщина пришла в себя, застонала, открыла глаза. Несколько секунд пыталась понять, что с ней, где она. Видимо, Александр её испугал. В шлеме, лицо пыльное, чумазое. В пути потел, смахивал пот ладонью, размазывая пыль, не умывался ещё, только и успел несколько глотков воды сделать.

Женщина вскрикнула, ладонью прикрыла лицо. Неужели за мамлюка приняла?

– Я христианин, из ордена тамплиеров, не бойся, ты жива. Скажи, как звать тебя и где ранена?

– А где Луиза?

Голос у девушки хрипловатый. Саша приложил фляжку к её губам, приподнял голову. Женщина припала к горлышку, жадно пила. Саша не торопил, зная уже, что такое жажда в этих жарких краях, где глоток воды – ценность.

– Вынужден тебя огорчить. Не знаю, кто она тебе, но она мертва.

По щекам женщины потекли слёзы.

– Она моя хозяйка, я нанялась служанкой. Меня звать Франсуаза, я из Тулона.

После того как женщина попила, голос её изменился, стал мелодичным, без хрипотцы.

– Где рана, где болит? Ты вся в крови.

– Голова. Сзади, на затылке, и сильно.

Женщина медленно села на лавке, Саша помог, подержал за лопатки.

– Я посмотрю.

У женщины волосы густые, длинные, сзади слиплись от крови. Саша осторожно прощупал голову. Шишка большая, небольшая ранка, уже подсохшая.

– Заживёт. Руки-ноги целы?

Женщина подвигала конечностями.

– Не больно.

– Вот и хорошо. Ты голодна?

– Меня тошнит, о еде думать не могу.

Похоже, сотрясение головного мозга. Саша не врач, и познания в медицине мизерные, но по телевизору передачи и фильмы видел, кое-что запомнил. Главное в таких случаях – постельный режим.

– Чем я могу помочь?

– Иди, рыцарь, у тебя свои дела.

Дела – это верно. Коня расседлать, задать корма, самому поесть. Оказалось – оруженосцы коня его расседлали, в кормушку овса насыпали. Саша поел чечевичной похлёбки с лепёшкой, спать улёгся. Впереди ещё три дня перехода, надо отдохнуть. После завтрака коня подготовил. Паломники тоже поторапливались. Вновь явленные возничие уже на облучках. Он Франсуазу увидел. Стоит в сторонке, явно не зная, что делать. Саша подбежал:

– У тебя знакомые, родня в Иерусалиме были?

– Нет.

– Тогда быстро на повозку, мы выезжаем в Акру. Пойдём, посажу.

На облучке повозки двоим тесно, паломник возмущаться стал. Саша схватил его за локоть, сдёрнул с повозки.

– Не хочешь ехать в тесноте, иди пешком.

Подсадил Франсуазу на облучок.

– Держи вожжи. И не отставай. Мул сам пойдёт, будет отставать – похлёстывай.

Женщина сегодня выглядела лучше. Видимо, ночью, когда все отдыхали, вымыла волосы. Крови на голове, теле уже видно не было, только платье в пятнах. Разговаривать некогда, первая шеренга рыцарей уже выезжала из селения. Саша добежал до лошади, тронул, занял своё место в строю. Около полудня остановка – передохнуть, попить. Огюст заметил:

– Как появилась юбка, ты от неё не отходишь.

Саша смутился. У него в мыслях ничего такого не было. Женщина одна, с травмой, растеряна, он хотел просто помочь. Но времена другие, жестокие, помогать человеку чужому принято не было. Да и в Библии сказано – помоги ближнему своему. И не написано, что незнакомцу. Хотя, после того как женщина вымыла волосы и лицо, оказалась хорошенькой. А Огюст подбадривает:

– Ты не теряйся. Обет безбрачия не давал, не рыцарь. Да и не в брак же ты собрался, а побаловаться – грех невелик. Отмолишь или индульгенцию купишь, если денежки заведутся.

Откуда им завестись, если Саша уже который месяц в ордене, а монеты видел только в чужих руках. Кормёжка, оружие – за счёт ордена, вроде как деньги не нужны, если только на выпивку в таверне. Так он не большой любитель, если и выпивал немного, так кто-то из рыцарей платил. Некоторые из них имели имения, родню богатую. Саша сам видел, как один из рыцарей получил изрядный кожаный кошель серебра от прибывшего с кораблём паломника, расписку в получении написал. Родня передала с оказией, как часто бывало. Официальной почты не существовало. Богатые во французских замках письма передавали с гонцами, бедные – с оказией, через попутчиков. Да и редко родственники в отдалении жили, чаще в одном городе или селе, так проще поддерживать друг друга.

До Акры добрались за три дня. Франсуаза от травмы головы отошла. На последней ночёвке перед Акрой она сама нашла Сашу:

– Ты разрешишь забрать из одежды моей хозяйки кое-что? У меня в повозке узелок с запасным платьем, расчёска.

– Конечно. Я помогу.

Тело её хозяйки – под трупами в три уровня. Трупы в жарком климате уже разлагаться стали, подванивать. Саша трупы в повозке на облучок передвинул, благо толстых и тяжёлых не было, освободив одну сторону повозки. Узелок с одеждой нашёлся в самом углу. Франсуаза обрадовалась:

– Будет во что переодеться. Всё же город, не хочу выглядеть неряшливой.

– Будешь ждать корабля, как и другие паломники?

– Не знаю. У меня в Акре подруга, замужем за торговцем вином. Пока остановлюсь у неё, а там видно будет.

Франсуаза медлила, не решаясь что-то сказать. Саша заметил:

– Говори уже.

– Даже не знаю, как сказать. В корсете у Луизы, погибшей хозяйки, есть деньги. Я сама их туда зашивала по её просьбе.

– Достать хочешь?

– Ей деньги уже не нужны, а меня выручат на первых порах.

Вообще-то не по-христиански мёртвых обирать, мародёрство. Но и хозяйке деньги не нужны, тем более Франсуаза Луизе погибшей не совсем посторонняя. Господь простит! Саша переложил в повозке тела. У Луизы глубокая и длинная резаная рана на спине. Упав, она прикрыла Франсуазу от мамлюков, тем сохранив жизнь. Женщина повернула тело на бок.

– Дай нож.

Саша протянул. Франсуаза вспорола платье, затем корсет. Блеснули жёлтые монеты. Золотые экю, пять штук, и серебряных десяток. Франсуаза спрятала их в свой узелок.

– Как приедем в Акру, я отмолю грех, поставлю свечку, – заверила она.

И вот конвой уже въезжает в Акру. После ворот остановились. Александр нашёл в обозе повозку, где находилось собранное оружие. Это трофей, и повозка пойдёт к тамплиерам. Повозки с телами рыцарей, госпитальеров, – в их орден, пусть хоронят. За заботой, распоряжениями не получилось попрощаться с Франсуазой, обоз с паломниками проследовал дальше, а рыцари повернули влево, к Тамплю.

Несколько дней отдыха. Утром, когда после завтрака Александр и Огюст обсуждали, какими упражнениями займутся сегодня, к ним подошёл рыцарь – госпитальер.

– Ты будешь Огюст?

– Я.

– Благодарю за то, что не бросил тела моих погибших братьев на съедение шакалам. Мы упокоили их по-христиански. Меня звать Бастиан.

– Не благодари, ты на моём месте поступил бы также. На этих землях христиане должны помогать друг другу.

Бастиан помялся, потом попросил:

– У меня просьба. Среди погибших был мой родной брат Паскаль, старший брат. При нём был двуручный меч «цвайхенде». Это семейная реликвия, он перешёл от деда к моему отцу, потом к Паскалю. Теперь он должен принадлежать мне.

К семейным, родовым реликвиям относились уважительно.

– О чём разговор, Бастиан? Пойдём в арсенал!

Из кучи боевого железа, сваленного в кучу, Бастиан сразу вытащил меч. Был он без ножен, лезвие покрыто пятнами засохшей крови.

– Вот он!

Бастиан взял меч, сделал им несколько взмахов. Меч огромен, но рыцарь вертел им легко.

– А ножны?

– Ищи сам.

Бастиан передал меч Александру, стал разбирать боевое железо. Саша удивился, насколько тяжёл меч. Длинная рукоять под свободный хват обеими руками в кольчужных перчатках, клинок метр, как не больше, при том, что обычный меч имеет длину лезвия сантиметров семьдесят-восемьдесят. Тяжёлый! Килограмма три с половиной, а то и четыре, когда сабля весит полтора. Александр ухватил меч обеими руками, сделал мах. Нет, не его оружие. Тяжёл, инерция большая, таким в бою управлять трудно. Когда Бастиан всё же нашёл ножны, с облегчением вернул ему меч.

Бастиан меч в ножны вогнал, с чувством долго тряс руку Огюсту.

– Меч этот достался деду в тяжёлом поединке с германцем, дорог, как память. Отныне, Огюст, я твой должник.

– Сержанта Александра благодари, он оружие собирал и тела.

Бастиан и Саше руку пожал. Расстались приятелями, хотя Огюст госпитальеров не очень жаловал.

Отправились на занятия. Александр спросил:

– Как таким мечом сражаться? Тяжёл, неудобен, баланс плохой.

– Привыкнуть надо. Зато длинен, к себе врага его владелец не подпустит. И стоит разок таким клинком по врагу попасть, ему конец. Ни одна броня не выдержит. У такого меча удар только рубящий, никаких уколов и резов. Ударь даже плашмя, через кольчугу рёбра ломает. Такое оружие рыцари Тевтонского ордена применяют, на севере, у нас не прижилось. Кстати, обладатель двуручного меча всегда идёт в первых рядах, как таран. Крушит щиты, рубит копья пехоты. Считается смелым и ценным воином, при дележе трофеев ему двойная часть достаётся.

Александр посмеялся. Не хотелось бы ему встретиться в бою с таким противником. Сегодня Огюст показывал ему всякие хитрости – укол саблей из-под щита, уход от удара сверху.

– Никогда не бери седло с высокой задней лукой, тогда на спину не запрокинешься, на круп коня. Иногда такой финт от неминуемой смерти спасает.

Обратно возвращались через рыночную площадь. К ней выходили многие улицы. На одной из них Александр увидел знакомую женскую фигуру, сказал Огюсту:

– Езжай, я догоню.

А сам – к женщине:

– Франсуаза, добрый день!

– Это ты? Я уже думала – забыл!

На женщине новое платье, волосы причёсаны, выглядит хорошо. Видел-то её в крови, в пыли, неприглядную. Александр решил не упускать счастливый случай.

– Может, встретимся вечером?

– Почему нет?

– Ты где живёшь?

– Через три дома, у подруги. По-моему, я тебе говорила.

Пока разговаривали, дошли до дома. Как и все владения – высокий забор глухой, ворота, сбоку узкая калитка. За забором виден второй этаж каменного дома. В городе все дома из камня. Дерево надо везти из Европы, стоит дорого, а камень из местных каменоломен, на которых трудятся рабы.

– Я вечером приду, – пообещал Александр и развернул коня.

Огюст уже своего коня в конюшню поставил.

– Женщину из обоза встретил?

– Её самую, Франсуаза звать.

– Мила. У неё здесь родня?

– Говорит – у подруги живёт.

– Она не шлюха?

Александр поперхнулся, хотел возмутиться, да остыл. Что он о ней знает? Да почти ничего, но на девицу лёгкого поведения не похожа. Ошибиться не хотелось.

Поужинал в числе первых. Перед этим одежду почистил, на море сходил искупаться. Чтобы по́том не пахло. Всё же занятия на жаре с Огюстом и в войлочном поддоспешнике не самое лучшее времяпрепровождение. А вонять, как многие рыцари – по́том, чесноком, лошадью, – не хотелось. Хотя рыцари так не считали, полагали, от них настоящим воином пахнет. На запахи в эти времена особого внимания не обращали. У дам из дворянского общества в лучшем случае розовая вода.

Александр отправился на свидание, первое в своей новой ипостаси, в другом времени. Были у него девушки, ходил на свидания, один раз даже с цветами. Долго ждал тогда на месте встречи, а девушка не пришла. Цветы отдал первой встречной. Семья жила не богато, и лишних денег не было, а цветы в Питере всегда в цене. Но свидания не имели продолжения, хотя кое-какой опыт дали.

Едва он постучал в калитку, как Франсуаза открыла. Александр не знал, что делать. Пригласить погулять? В городе развлечений нет, если только таверны. Но не выпивать же он собрался! Тем более в кармане ни одной монеты. Предложить сходить на берег моря? Женщины в эти времена не так романтичны, чтобы любоваться закатами. Но Франсуаза взяла инициативу в свои руки:

– Идём, только тихо!

Взяла его за руку, повела. За домом стоял ещё один домик, скорее хибарка. Из камня, но очень мал, четыре на пять шагов, низкая крыша. Скорее домик для прислуги. Топчан, небольшой стол, две грубо сколоченные табуретки, сундук для одежды. Тесно, но для одного человека достаточно. Франсуаза показала на табуретку:

– Садись, я быстро.

Она поставила на стол кувшин с вином, тарелку с оливками и сушёным виноградом на веточках, сыр и лепёшку.

– Ты голоден?

– Я поужинал.

– Тогда давай выпьем, что остались живы.

Александр на правах мужчины разлил вино по кружкам. Выпили. Вино, вопреки ожиданиям, оказалось превосходным. Александр даже губами причмокнул, оценив.

Франсуаза улыбнулась:

– Муж моей подруги торговец вином. И дешёвку привозит, и отменное вино для богачей и ценителей.

Разговорились. Александр больше помалкивал. Язык мой – враг мой. Что он знал о средневековой Франции? Да почти ничего, мог попасть впросак. Зато Франсуаза щебетала без умолку. Впрочем, все женщины любят поговорить. Через полчаса стало темнеть, солнце садилось за горизонт. В хибарке стало темно. Уйти или Франсуаза зажжёт масляный светильник?

– Ты всегда такой нерешительный? – неожиданно спросила женщина. – Иди ко мне.

Александр подошёл, обнял Франсуазу, она привстала на цыпочки, впилась в его губы поцелуем, прижалась всем телом. Александра аж затрясло от желания. Женщина отстранилась, зашуршала ткань.

– Ну, что ты стоишь? Раздевайся.

В любви Франсуаза оказалась опытной, ненасытной. Да и то сказать – на пять лет старше Александра, считай, на четверть жизни.

Он остался у неё до утра. Но как только забрезжил рассвет, Франсуаза сама оделась, попросила Александра одеться, да побыстрее.

– Не хочу, чтобы подруга видела, – объяснила она.

Уже у калитки прошептала:

– Приходи сегодня вечером.

– Буду.

Александр до рыцарского замка доплёлся, сразу спать рухнул. Было ощущение, что все жизненные силы высосали. Завтрак пропустил, хотя вокруг ходили, разговаривали, шумели. Проснулся к обеду. В трапезной встретился с Огюстом.

– Не упражнялись сегодня, это плохо. К девке ходил?

– К ней. Хороша!

– За развлечениями о службе не забывай. На молитве утренней не был, непорядок.

И в самом деле, не был. А к службе в храме все члены орденов относились ревностно. Рыцарские ордена – объединения в первую очередь религиозные, а потом военные. В храме рыцари и оруженосцы разных орденов стояли плечом к плечу, молились вместе, несмотря на периодически случающиеся разногласия.

Только после обеда Александр почувствовал, что ожил. В пешем порядке пофехтовал с Огюстом, прямо на территории замка. Рыцарь поинтересовался:

– Опять сегодня к ней пойдёшь?

– Пойду.

– Смотри, не давай себе прикипеть, иначе она тобой руководить будет. Женщина во всём мужчину слушать должна, подчиняться.

– Не, Огюст, она не такая.

– Поначалу все не такие. Не теряй голову. Это всего лишь плотские утехи, не более.

И чего Огюст так печётся? Ещё неделя, может быть немного больше, придётся снова в поход идти, и вернётся он в Акру через месяц. За это время Франсуаза другого ухажёра найти может, а не хотелось. Сам же Огюст как-то поучал:

– Живи сейчас, завтра может не быть, потому что убьют. Мы воины, и судьба не всегда благосклонна бывает.

Эх, узнать бы наперёд, куда заведёт его страсть! Вроде и порицал его Огюст, не запрещал, но и не поощрял. Тем не менее Александр едва дождался вечера и снова отправился к Франсуазе. Женщина его ждала: едва он стукнул в калитку, сразу открыла. Немного вина, любовные утехи. В перерывах женщина спросила:

– Я слышала, через два дня обоз с паломниками снова идёт в Иерусалим?

– Да, но сопровождать будем не мы, а госпитальеры.

– Значит, ты останешься? – обрадовалась Франсуаза.

– Я же не госпитальер.

Конвой в самом деле ушёл, но через несколько дней в Акру пришёл другой, уже из Иерусалима, с благой вестью, что госпитальеры дошли благополучно, нападений не было, ни один рыцарь или паломник не пострадал. В рыцарском замке ликование. Посчитали благополучную проводку добрым знаком. Видимо, Господь услышал их молитвы. А ещё – силы рыцарей так велики, а потери мамлюков столь ужасающи, что они не отваживаются нападать на конвои. Святая простота!

Две недели, почти каждую ночь, Александр проводил у Франсуазы. Женщина с каждым днём нравилась ему всё больше. Мила, хороша собой, чистоплотна, ласкова, всегда встречает угощением. Доступное тело ли Александра влекло или желание хоть на ночь почувствовать себя как дома? Всё же полгода в чисто мужской компании, в казарменной обстановке, на опасной службе. Хотелось домашнего уюта, женской ласки, которую щедро дарила Франсуаза.

Время летело быстро, и настал черёд сопровождать паломников тамплиерам. Число рыцарей было увеличено, потому что в одной из повозок были деньги. Иерусалим, по меркам времени, город большой, кроме постоянных жителей ещё паломники, денег требовалось много.

В последнюю ночь перед походом Александр попрощался с Франсуазой. Всё же на месяц расставались. Этой ночью женщина была особо ласкова.

После бессонной ночи выступать в поход особенно тяжело. Саша, сидя в седле, клевал носом. Лошадь у него покладистая, спокойная, сама место в строю держит, понукать не надо. Огюст, глядя на Александра, посмеивался. С трудом дотянул до первой ночёвки, зато спал крепко и разбужен был оруженосцами:

– Вставай, завтрак уже, тебе ничего не останется!

Умылся, поел, почувствовал себя значительно лучше. Перед глазами тянулись уже знакомые унылые места. Поневоле сравнивал с родной природой, и сравнение было не в пользу Палестины. Второй и третий дни пути прошли благополучно. А на четвёртый, через пару часов после начала движения, напали мамлюки. По обыкновению, выскочили из-за холмов, сразу развернулись. Дистанция невелика была и стремительно сокращалась. Рыцари копья на изготовку, стали разгоняться. Александр за Огюстом держался, в копейной сшибке ему делать нечего. Успел пару раз из арбалета стрельнуть, потом занял место справа от Огюста, когда рубка пошла. Мамлюки числом превосходили, сражались упорно. С первым мамлюком Александр бился долго. Мамлюк в возрасте под сорок, опытный, сухощавый. Сначала сам на Александра нападал, довольно умело. Но уроки Огюста даром не пропали, Саша защищался знаючи, принимая удары на щит, когда противник выдыхаться стал, сам его атаковал. Сразил мамлюка из арбалета один из оруженосцев. Саша назад обернулся посмотреть – кто помог. А в конце обоза бой идёт, арьергард из рыцарей бьётся со второй группой мамлюков. Обложили враги с двух сторон, ни вперёд прорваться, ни отступить, хотя об отступлении не помышлял никто. С обозом от противника не оторваться, а бросить паломников – значит обесчестить себя, покрыть позором. Кто тогда рыцарям доверять будет? У рыцарей один вариант – победить, пусть ценой собственной жизни.

Бились долго, упорно. Несмотря на превосходство противника, нанесли ему серьёзные потери. Обеим сторонам понятно стало, рыцарей не одолеть. Как-то разом, как по команде, мамлюки развернули коней, понеслись вскачь и скрылись между холмами, покинув поле боя. Их не преследовали, рыцари тоже имели потери. Собрали тела рыцарей и оруженосцев, оружие, погрузили на повозки. Задержка получилась большая, в селение на ночёвку прибыли затемно, с опозданием против обычного. Поужинав, спать улеглись. Огюст, лежавший рядом с Александром, сказал:

– Не везёт нам. Госпитальеры прошли без потерь, без боя.

– На деньги мамлюки позарились. Знают наверняка, что госпитальеры только паломников сопровождают, а тамплиеры ещё и деньги зачастую. По накидкам легко издали рыцарские ордена различить.

– Думаешь?

– А у тебя есть другое объяснение?

– Звёзды так сложились.

Ну да, любое событие, если его объяснить нельзя, списывают на звёзды либо на Господа, отвернулся на какое-то время, но не на себя. Ведь всё делали, как всегда. Александр считал – плохо! Зачем ходить одним маршрутом? Есть другой путь, немного севернее. Дольше, покружиться придётся, в итоге времени больше уйдёт, но безопаснее. Не хватит у мамлюков сил устроить засаду сразу на двух дорогах. Имел бы противник резервы, напал бы сейчас удвоенным количеством. Связав боем рыцарей, прорвались к повозке с деньгами, захватили.

Утром Александр Огюсту сказал, что каждый раз другим путём идти надо, даже и третий путь сыскать. Казалось – чего проще? Ни рек нет, ни гор. Огюст остудил:

– Нет по другому пути достаточного количества колодцев. Вода в обязательном порядке должна быть в местах ночных стоянок. Не буду кривить душой, есть колодцы, но вода скверного качества, а главное – мало. Не хватает даже людям напиться, а лошадям, мулам? Животные воды требуют много. И они не верблюды, каждый день три ведра воды как минимум дай, а то и больше.

– А другие пути поискать?

– Дорог проторить можно много. Но Палестина не благословенная Франция, где на одном лье пути одна река и два ручья и колодцы в каждом селении. В этих краях всё упирается, друг мой, в воду. Это ценность. За колодцы сражаются, их берегут. Захвати или засыпь землёй все колодцы, и жизнь замрёт, не будут ходить караваны, уйдут люди.

М-да, земля хоть и Святая, но к людям сурова. И зачем только Моисей сорок лет евреев по пустыне водил, а Иисус не мог подобрать место жительства поприличнее? Скажем – в Европе?

Добрались до Иерусалима, две недели отдыха, и в обратный путь. Рыцарей поменьше в конвое, но обошлось. По прибытии в Акру сил хватило, чтобы расседлать коня, задать ему корм в ясли и упасть на топчан, едва сняв оружие и кольчугу. Днём вымылся, поел горяченького, а уже нетерпение одолевало, скорей бы вечер, увидеть Франсуазу. Поход на Иерусалим больше месяца длился. Как стемнело, направился к знакомому дому. Ноги сами несли, временами даже бежал. Постучал тихонько, Франсуаза открыла не сразу.

– Ты?

– А ты кого-то другого ждала? Вчера вечером приехал. Как видишь – жив и здоров. Первым же вечером к тебе. Или ты не рада?

– Нет, что ты! Проходи. Правда, я не ждала, есть вино, но закусить нечем.

– Я не вино пить пришёл, ты меня лучше вина пьянишь.

В комнатке маленького дома Александр с женщины платье в нетерпении стянул. Уже после Франсуаза спросила, как прошёл поход.

– Могло быть лучше. Мамлюки напали, числом большим. Да Господь помог, отбились, хоть и потери понесли.

– А когда в следующий раз едешь?

– На то воля командора. Как прикажет, так и выступим. А тебе зачем знать?

– Я за тебя молиться буду, чтобы жив остался, ко мне вернулся.

Александру приятно стало. Хорошо, когда кто-то о тебе вспоминает. С Огюстом они приятели, но он сослуживец. И снова Александр почти все ночи проводил у Франсуазы.

Через две недели отправились рыцари паломников сопровождать. Александр за два дня до выхода женщину предупредил. И вновь случилось нападение мамлюков. Отбились с большими потерями, в Иерусалим всего четыре рыцаря с десятком оруженосцев въехали, не считая паломников.

Огюст утром был озабочен:

– Что-то мамлюки нагло себя ведут. Как поход, так нападение. Эдак у нас рыцарей не останется. Следят они за нами, что ли?

Александр мысль о слежке отверг. Понятно, выход конвоя из города не скроешь, о том все горожане и паломники знают уже за два-три дня до похода. Но сведения эти ещё мамлюкам передать надо, а это самое трудное. Рядом с Акрой и Иерусалимом конные патрули рыцарей дороги под контролем держат. Одинокий всадник подозрение вызовет, а пешком, вдоль берега, лазутчику не успеть до биваков мамлюков добраться.

Но время шло. За два месяца два конвоя госпитальеров прошли, и абсолютно без происшествий. А на два конвоя тамплиеров мамлюки напали, как будто знали. Огюст в недоумении был:

– Невзлюбил Господь наш орден? Почему госпитальеры свободно проходят? Мы не более грешны, чем они!

– Может быть, из-за денег? – предположил Александр. – Насколько я наслышан, монеты идут только с конвоями тамплиеров.

– Не исключено, даже скорее всего так. То, что собирается обоз на Иерусалим, знает полгорода, даже день. Подготовку скрыть невозможно. Но кто из рыцарей сопровождать будет, не знает никто. Наш командор и командор госпитальеров договариваются за день-два до выхода. И уже командор ордена решает, сколько рыцарей выделить и кто поимённо будет сопровождать конвой.

– А были за последнее время нападения на конвои, которые сопровождали иезуиты?

– Их здесь почти нет, вояки с них никакие, они по большей части с мирным населением воюют, так безопаснее.

Огюст ухмыльнулся, продолжил:

– Проще подозреваемого на дыбу подвесить или в «испанские сапоги» заковать. Под пытками не всякий устоит и признается во всех грехах, которые и не совершал.

– Не любишь ты иезуитов, Огюст!

– Их только святые отцы любят. Не дай бог попасть иезуитам в лапы, живым не выпустят. В лучшем случае, да и то если ереси не найдут, калекой выйдешь.

– Огюст, позабудем на время иезуитов. Чует моё сердце, неладно что-то с конвоем.

– В последнее время и мамлюки, и кочевники обнаглели, часть Святой земли захватили, поселения и города. А у орденов сил нет отбить. Думаю – не за горами то время, когда они к Акре подступятся и к Иерусалиму.

– А что же церковь?

– Чем они могут помочь, кроме молитв и сбора пожертвований? Мало людей найдётся в Европе, чтобы ехать за тридевять земель и ежедневно рисковать жизнью. Даже если найдутся желающие, их ещё обучить надо, вооружить. На всё деньги нужны. А кроме того, что такой доброволец домой привезёт, семье? Шрамы от ран? У тебя сколько денег?

– Разве ты не знаешь? Ни одного су.

– И я никакого жалованья не получаю, только ренту от поместья, на то и в таверну захожу. И другие рыцари так, и оруженосцы.

– Мы в сторону ушли. Спрошу в лоб: есть ли в ордене предатель? Пусть не у нас, у госпитальеров?

– Должен быть! Но рыцарей в Акре не одна сотня, как узнать? А ещё оруженосцы есть, их сбрасывать со счетов нельзя.

Александр удивился:

– Ты предполагаешь, что предатель есть, но кто искать его будет?

– Не моё дело! Нас через два месяца сменят. Орден пошлёт других рыцарей на полгода, а мы отправимся во Францию. Как-нибудь два месяца перетерпим.

Александр совсем забыл о том, что рыцарей меняют. Половина старослужащих отбывает, им на замену свежие силы, через полгода ещё одна замена. Это если не произойдут большие бои, когда массовые потери.

Когда вернулись из Иерусалима в Акру, Александр, как и прежде, днём себя в порядок привёл, а вечером к Франсуазе направился. Поторапливался, в нетерпении был от близкой встречи. И не заметил, как от рыцарского замка за ним тенью следовал щуплый мужчина, больше похожий на подростка худобой и малым ростом.

Когда Александр вошёл в калитку, соглядатай подошёл, осмотрел забор, даже подтянулся, ухватившись за верх. Утром Саша, вспоминая часы, проведённые в объятиях Франсуазы, направился в замок рыцарей, мечтая отоспаться. Соглядатай, сидевший на углу улицы, проводил его деланно безразличным взглядом, но за Александром не пошёл, остался. А уже вечером прибежал к Огюсту:

– Я проследил за сержантом, рыцарь. Подслушать или подсмотреть, чем занималась парочка, не удалось, забор высок. Утром, после ухода сержанта, из дома вышла женщина, по описанию похожа на пассию Александра, и направилась в рыбацкую деревню, что на окраине города. Я следовал за ней и был осторожен, как ты предупреждал. Она встретилась с хромым Тибо, пробыла в его хижине недолго и вернулась назад.

– Клянусь, я отдал бы золотой экю за то, чтобы узнать, о чём они говорили!

– Невозможно! Постоянно ходят рыбаки или их жёны. Моё любопытство могло вызвать подозрения.

– Разумно. Продолжай.

– После встречи хромой Тибо вышел в море на своей лодке, до вечера не возвращался.

– Занятно. А другие рыбаки?

– Вернулись. Сам знаешь, улов продают на рынке вечером. К утру рыба протухнет, кто её купит?

– Благодарю, Паскаль. Держи свои три су, как договаривались, ты их честно заработал. Но держи язык за зубами. И вот что, постарайся узнать, когда вернётся этот Тибо.

– Я постараюсь. Надеюсь, плата будет прежней?

– Можешь надеяться.

После ухода Паскаля Огюст принялся расхаживать по комнате, бормоча что-то себе под нос. Собирал сегодня командор совет, на котором присутствовали рыцари опытные. Довёл до их сведения, что мамлюки собирают большие силы на юге, в районе Яффы и Рамала, а на востоке, у Дамаска, замечены в большом количестве кочевники, ближайшие союзники мамлюков и единоверцы. Для рыцарей новость плохая, похоже – воинство египетское султана Халил аль-Ашрафа собирается войной. И первой целью будет Акра, оплот рыцарей на Святой земле. Падёт Акра, участь Иерусалима будет предрешена. На совете командор принял решение выделить деньги из казны ордена на укрепление стен рыцарского замка. Но только решение было запоздалым.

Огюст тоже был уверен, что кто-то из рыцарского замка предаёт тамплиеров. И этот неизвестный был именно из его ордена. Тяжело было осознавать, но Огюст решил проверить подозрения. И начал с ближнего круга. Вот Александр. Из оруженосцев поднялся за храбрость в бою, причём хлопотами самого рыцаря. Сблизились они – рыцарь и сержант, оружному бою Александра он учил. Руку на сердце положа, не верил, что приятель его и боевой товарищ предателем может оказаться. Но был настораживающий момент – подруга его, Франсуаза. Подставить специально её не могли, Александр обнаружил её случайно в повозке. На его месте мог быть другой. Но женщинам Огюст не верил изначально, имел печальный опыт во Франции, где ему изменила возлюбленная, из-за чего он вынужден был покинуть родину и уехать в Палестину зализывать душевные раны. И надо же – Паскаль сразу же обнаружил подозрительного Тибо. Что может быть общего между женщиной и хромым рыбаком? Они не родня, на любовников не похожи, разница в возрасте велика. А ещё подозрительно было, что после краткого визита в рыбацкую хижину Франсуазы Тибо вышел в море и не вернулся к вечеру, как другие рыбаки. Куда он плавал? К мамлюкам? На многие лье от Акры побережье не контролировалось рыцарями.

Огюст не был интриганом, не обладал коварством и хитростью иезуитов, действовать привык прямолинейно. Вот и сейчас в его голове созрел план захватить хромого Тибо и допросить с пристрастием. Если окажется пособником проклятых египтян, то схватить Франсуазу. В случае вины – убить, покарать. Беспокоило, что может быть замешан и Александр. Другой вопрос – сознательно делал или выбалтывал секреты под винными парами непроизвольно, поддавшись чарам любовницы? Если виновен, придётся всех троих передать в руки командора, пусть рыцарский суд решает их судьбу. Не виновен если, нечего бросать тень. Госпитальеры будут рады любой промашке тамплиеров. И так всё время доносят своему магистру о потерях ордена храмовников якобы вследствие неумения и небрежного несения службы. Лучше не выносить мусор на всеобщее обозрение. Поэтому начал действовать не спеша, скрытно и наверняка.

Поздно вечером заявился Паскаль, выглядел утомлённым.

– Хромой Тибо вернулся уже затемно. И ни одной рыбёшки не выгрузил. Морда довольная. Как он от причала в свою хижину ушёл, я к лодке, сети пощупал, а они сухие.

Если сети сухие, Тибо их не забрасывал в море, не ловил рыбу. Но сутки отсутствовал, даже больше. Подозрения окрепли. Огюст отсчитал деньги осведомителю.

– У тебя найдутся надёжные парни, человека два-три с крепкими мышцами?

– Если ты заплатишь звонкой монетой, так целую ораву приведу.

– Нет, два-три из числа тех, кто умеет держать язык за зубами.

– Что нужно сделать?

– Обмани Тибо, скажи – есть выгодный заказ на рыбу, придумай что-нибудь, ты малый сообразительный. Никаких потасовок в рыбацком посёлке! Рыбаков много, парни они крепкие, вас поломают крепко, а Тибо на лодку – и уйдёт. Замани в город, наброситесь на него, свяжете, в рот обязательно кляп. Никаких воплей, внимания жителей. Мул или осёл найдётся?

– И не один.

– В мешок его и вывезите к старому колодцу, знаешь такой?

– В двух лье в сторону Дамаска?

– Именно. После подошлёшь ко мне кого-нибудь из парней и можешь быть свободен.

– А деньги?

– Отдам у старого колодца, когда увижу Тибо. Я ведь тебя ни разу не обманывал, хоть ты изрядный пройдоха.

Утром день шёл, как всегда. Молитва под руководством капеллана, завтрак. Огюст наблюдал за Александром. Снова в рыцарском замке не ночевал и за столом клюёт носом. Стало быть – у Франсуазы был. Огюст дал Александру отдохнуть до обеда. А после чего подступился к сержанту:

– Александр, давно мы с тобой не упражнялись в ратном деле. Эдак ты забудешь, с какого конца саблю держать. Седлай коней, выедем за город, пофехтуем.

– Огюст, самое пекло!

– Враг не будет выбирать подходящую погоду. Я настаиваю.

Просьба или приказ рыцаря подлежит неукоснительному исполнению. Александр поплёлся в конюшню. И чего Огюсту приспичило проводить тренировку именно сегодня?

Подготовил коней, своего и для рыцаря, вывел из конюшни. Обратил внимание – какой-то рыцарь сегодня хмурый, немногословный, пожалуй, даже злой. Выехали за город, недалеко от городской стены фехтовать начали. Сперва Александру тяжело было, голова не своя, мышцы слушаются плохо. Но быстро в себя пришёл, кровь в жилах разогнал, куда сонливость делась. Не только обороняться стал, но и нападать. Через час, когда подустали, показался то ли подросток, то ли низкорослый мужичок, начал знаки непонятные делать, рукой в сторону востока показывать. Для Александра непонятно, да и видит этого субъекта впервые. Сначала подумалось – очередной сумасшедший, встречались такие в городе. На Руси их блаженными называли. Но Огюст не удивился, поднял руку, кивнул. Потом рыцарь меч в ножны вернул, показывая – упражнения закончены.

Спросил Александра:

– Не хочешь ли проехать немного? Кое-что интересное узнаешь!

Причём было сказано таким тоном, что отказаться нельзя. Поскакали рядом, бок о бок. Недолго скачка продолжалась, ещё городские стены видны вдали, как рыцарь стал натягивать поводья, потом с дороги влево свернул, к куче камней и двум чахлым деревьям. За камнями в тени крон два парня сидят, у их ног мужчина, связанный по рукам и ногам, на голове грязный мешок.

У Александра ощущение, что встреча назначена, не случайная. Рыцарь с коня спрыгнул.

– Снимите с него мешок! – приказал он.

Когда парни мешок стянули, продолжил:

– И кляп изо рта вытащите.

И это исполнили. Связанный сразу заорал:

– Вы кто такие?! По какому праву свободного гражданина связали?

– Можете возвращаться в город, – сказал парням Огюст, не слушая вопли пленника.

Парни бодрой походкой направились к городу. Огюст попросил Александра:

– Будь добр, слезь с коня, подойди ближе. Знаком тебе этот мужчина?

Занятно! Александр ощутил пустоту в животе. Его в чём-то подозревают? Никогда прежде Огюст себя так не вёл. Саша подошёл, присмотрелся. Нет, лицо незнакомое. О чём и сказал рыцарю:

– Не видел прежде. А за что его сюда?

– Узнаем сейчас.

Огюст наступил ногой на грудь пленного:

– Назовись.

– Среди рыбаков меня знают как хромого Тибо.

– Знаком ли ты с женщиной по имени Франсуаза?

Александр от неожиданности замер. Назвали имя его подружки. Тогда кто этот мужик и какая связь между ним и Франсуазой? Ему стало интересно. Не просто так устроил этот спектакль Огюст. Был бы невинный розыгрыш, всё происходило бы в городе. А сейчас Огюст постарался, чтобы лишних ушей рядом не было.

– У меня несколько знакомых с таким именем.

Но метнулся страх в глазах у Тибо.

– Та, которая живёт через три дома от рыночной площади. Та, которая позавчера приходила к тебе в рыбацкую деревню.

Александра как холодным душем обдало. Неужели между Франсуазой и этим Тибо любовная связь? Вот шлюха!

– Это знакомая, рыбы просила, только у меня не было. Улов к вечеру привозим.

– Когда ловить выходите?

– Утром.

– А возвращаетесь?

– Ближе к вечеру. Рыбу-то на рынок надо вынести, продать, иначе к утру протухнет. Эй, а почему я связан?

Допрос вёл Огюст, Александр пока не понимал, почему Тибо связан и что от него хочет рыцарь.

– Тогда почему тебя не было больше суток и вернулся без улова?

– Ветер сильный был, парус порвался. Пока заменил, да с моей увечной ногой долго получилось, уже поздно. Так и вернулся в посёлок без улова.

Огюст процедил:

– На все вопросы ответы готовы. Не хочешь говорить, придётся тебя помучать.

– Нет, невозможно! Я всего-навсего рыбак. За что?

– За то, что с мамлюками общаешься, сведения им передаёшь!

– А доказательства есть? Свидетели?

– Сейчас будут, сам всё расскажешь. Александр, собери сухой травы, подложи ему под пятки.

Было бы приказано. Уж сухой травы вокруг хватает. Саша целую охапку набрал, подложил к ногам. Огюст достал из маленького кожаного мешочка на поясе кремень, огниво, трут. Выбил искру, поджёг траву, вспыхнувшую как порох. Тибо, которому стало пламенем поджаривать ноги, заорал:

– Уберите огонь! Больно! А-а-а!

– Сам расскажешь? – Огюст был спокоен.

– Всё скажу!

Огюст ногой в коротком сапоге отодвинул горящий пучок травы.

– Будешь лгать – всего спалю заживо!

– Спрашивай.

– Зачем к тебе ходила Франсуаза?

– Вот этот дурень рядом с тобой всё рассказывает женщине о походах тамплиеров.

– Тебя не интересуют госпитальеры?

– Они не перевозят деньги.

– Тебе какой с этого прок?

– Долю малую имею.

– А Франсуаза?

– Да она пальцем не пошевелит, если ей не заплатят. Жадна до денег!

У Александра от услышанного лицо кумачовым сделалось, сразу жарко стало.

– Врёшь, пёс шелудивый! – вскричал он.

– Не мешай! – поднял рыцарь руку. – Кому ты передавал сведения?

– Плавал в Яффу, к визирю аль-Мушрафу. Он платил полновесным серебром.

Огюст выразительно посмотрел на Александра. Тот готов был провалиться сквозь землю.

– А сколько ты давал Франсуазе?

– Десять су за каждое известие о выходе рыцарей с паломниками.

Огюст подошёл к Александру:

– Я думал, предатель ты, но сомневался. Всё же ты хорошо воевал, не трусил. А ты болтун, тебя шлюха вокруг пальца обвела! Убей его!

Тибо, подслушавший разговор, закричал:

– Нет, отпустите, и я исчезну, вы меня больше никогда не увидите. Можете забрать все деньги, которые у меня в доме! В дальнем от входа углу зарыты.

Рыцарь обернулся:

– Ты думаешь, я возьму деньги, на которых кровь моих братьев – рыцарей и паломников? Креста на тебе нет!

– Нет, нет, я не христианин, я огнепоклонник!

– А мне плевать на твою веру, какой бы она ни была. Ни одна вера не учит предавать, делать деньги на крови. Ты заслужил смерть.

Александр убивал в походах. Но то были враги. Вооружённые и жестокие, они хотели его смерти, и, не одержи он победу, сам был бы убит. Но то честное сражение в открытом бою. А сейчас – убийство связанного пленника.

– Что же ты медлишь, Александер? – с ударением на последнем слоге, как всегда делал, спросил Огюст. – Искупи свою вину, загладь, и тебе воздастся.

Ох, как не хотелось! Но пересилил себя, выдернул саблю из ножен, подошёл к Тибо. Тот закричал:

– Все, все вы скоро погибнете! Сдохнете, как шакалы!

Александр одним ударом снёс ему голову. Мерзко, плохо, проклятая жизнь! Он постоял несколько минут. Огюст сказал:

– Если бы ты его не убил, я передал бы тебя на суд рыцарей. Тогда тебя ждала бы позорная смерть – вздёрнули на пеньковой верёвке на воротах, в назидание всем. Но ты частично загладил свою вину, и поэтому я ничего никому не скажу. Я тебе обязан жизнью, и теперь мы квиты. За тобой ещё долг.

– Франсуаза? – догадался Александр.

– Она. Обвела тебя вокруг пальца, как неразумного ребёнка. Я сам хочу вести допрос. Когда ты сможешь её доставить сюда? Место удобное, от города недалеко и нет свидетелей.

– Этого убрать? – Саша показал на тело Тибо.

– Пусть лежит, может быть, твоя любовница будет посговорчивее, без принуждения всё расскажет?

Глава 4 «Оборона Акры»

Александр вскочил на коня.

– Только вымани её хитростью, не пускай в ход кулаки и не делай звериную рожу! – напутствовал его Огюст.

Пока он скакал до города, в душе боролись разные мысли. Змея подколодная! Он к ней отнёсся, как к драгоценному сосуду – бережно и осторожно. Она же с ним играла, деньги делала на подлости. Убить сразу? Или всё же доставить к Огюсту? Нет, надо тоже сыграть. Если убьёт в городе, его обвинят в убийстве. К тому же Огюст может не поверить. Пока ехал, немного остыл. Въехал в город, уже медленно проехал по улицам. Вот дом, где у подруги живёт Франсуаза. Дома ли? Постучал в калитку. Лошадь привязал к коновязи. Открыла сама Франсуаза. Время для встреч неурочное, к тому же конь у ворот. Удивилась, брови вскинула:

– Александр? Почему сейчас?

– Хочу показать нечто интересное. Клянусь всеми святыми, ты такого ещё не видела.

– Надеюсь, это не надолго?

– Нет, вернёмся быстро.

Александр сам уселся в седло, протянул руку, поднял женщину, усадил перед собой. Развернул лошадь, улица узкая, неудобно. Выезжали не торопясь. Замок Тампль остался справа. Франсуаза удивилась:

– Мы не в замок едем?

– За город.

Миновав городские ворота, пустил лошадь вскачь. Волосы Франсуазы развевались под потоком набегающего тёплого воздуха. Показался конь Огюста, понуро стоящий у камней. Булыжники раньше огораживали источник, который давно иссох.

Когда подъехали, Огюст протянул руку, помог Франсуазе спрыгнуть с лошади. Она пока была весела, ничего не заподозрила. Огюст взял её под локоток, повёл к камням.

– Узнаёшь?

Франсуаза, увидев окровавленное тело, громко вскрикнула:

– Кто же это его?

– Александер!

Франсуаза обернулась. Не шутит ли рыцарь? Но взгляд Александра был суров. Франсуаза испугалась, взгляд её затравленно заметался по сторонам. Но помощи ждать неоткуда.

– Рассказывай всё как есть! – потребовал Огюст.

– Разве любить мужчину – это преступление? – вскричала женщина.

– Сколько угодно. Но если ты его любила, почему предала?

– Не было!

– Надеюсь, ты узнала хромого Тибо, перед смертью он всё рассказал. Как ты ему передавала сведения о выходе тамплиеров, как получала свои, на крови заработанные деньги.

И вдруг Франсуаза из ласковой и доброй превратилась в разъярённую фурию:

– Он спал со мной, но хоть один су мне дал? Только пил вино и угощался. А как жить бедной девушке, подумал?

Александру кровь в лицо бросилась. Денег он в самом деле не давал, потому что у самого не было, а не потому что жаден.

– А то, что люди из-за тебя погибли, это как? А ещё крестик на груди носишь, в Бога веришь! – укорил Огюст.

– А что может ваш Бог? Он свою усыпальницу и паломников защитить не в силах, потому что слаб!

В порыве негодования Франсуаза рванула тонкую бечёвку, на которой висел крестик, сорвала его, бросила под ноги, принялась топтать, исступлённо, выкрикивая нечто невразумительное.

– Ты знаешь, что делать с вероотступницей и предательницей, – сурово молвил Огюст.

Умом Александр понимал – зло должно быть наказано. Но он был близок с Франсуазой, к тому же убить мужчину психологически проще. Она поняла, что конец жизни близок, истекают последние минуты. Забилась в истерике, рванула на груди платье, разорвав его до пояса. Мелькнуло белое тело. Александр подошёл, а Франсуаза плюнула в него. Вскипел Саша, сделал ногой подсечку, женщина упала. Он выхватил саблю, занёс, желая уколом в грудь пронзить сердце. Ударил, но в последний момент увёл руку в сторону, воткнув саблю в землю.

– Трус, ничтожество! – закричала Франсуаза. – Вы все сдохнете в своей Акре, очень скоро!

Подошёл Огюст, выхватил меч, ударом в грудь убил женщину.

– Я опасался, что ты не сможешь. Слаб ты всё-таки характером. Жестокость к врагам должна быть. Они бы тебя не пожалели.

Александр стоял молча, не отрывая глаз от бледного лица Франсуазы. После смерти она стала ещё красивее.

– Ты думал, рыцари дают обет безбрачия только для того, чтобы не осиротить семью? Чтобы женщина не предала, – продолжил Огюст. – Едем!

– Так и бросим тело здесь? – почти прошептал Александр.

– Ты хотел бы устроить пышные похороны? Они не заслуживают, пусть их тела сожрут степные шакалы, а кости засыплет песком.

Александр неверной походкой пошёл к лошади.

– Саблю забери, она тебе ещё пригодится.

Саша вернулся, вытащил саблю из земли, вернул в ножны. Предательство и смерть Франсуазы его сильно потрясли. Кому верить, если предают близкие люди? Она не родня, не жена, но всё же были близки. Франсуаза жарко целовала его по ночам, отдавалась ласкам без остатка. Он полагал – искренне. Выходит – умелая игра, а он поверил!

В город возвращались, погруженные в раздумья. Александр по-христиански жалел о погубленной жизни, а Огюст думал – в порыве злости, гнева Франсуаза кричала о скорой смерти людей в Акре или что-то знала? Не поторопился ли он с казнью? Или следовало её привезти в рыцарский замок и подвергнуть пыткам? Лошади, не понукаемые всадниками, еле шли, успевая сорвать губами редкие кустики травы. Уже у ворот города Огюст напомнил:

– О происшедшем никому ни слова. Фехтовали, никого не видели. Язык твой – враг твой!

– Понял, – буркнул Александр.

– Переживаешь? Она не стоит того. Господь каждому даёт крест по силам его, как сказано в Писании. Вот и неси свой крест, не сгибаясь.

По прибытии в замок Александр лошадей в конюшню завёл, сёдла снял, корм задал. Сел в деннике, видеть никого не хотелось. Полная апатия. Зачем судьба или злой рок перенесли его в другое время? Недобрые времена, жестокие и злые, предательство и кровь. В его времени предавали тоже, но по-мелочному. И смертью никто не наказывал. Или зря? Честнее народ был бы? Сколько просидел, не знает, а только темно стало. Поднялся, прошёл в комнату, улёгся на топчан.

– Ты бы хоть разделся, саблю снял! – сказал оруженосец Фредерик. – Что-то я на ужине тебя не видел, да и обед ты пропустил.

– Службу тоже, – поддакнул Этьен. – Смотри, доложит капеллан командору!

Уснуть Александр долго не мог, в памяти эпизоды его встреч с Франсуазой. Забылся к утру, а сквозь сон – набат. Вокруг забегали оруженосцы, кто-то его толкнул:

– Поднимайся, соня! Тревога!

Александр подхватился, голова тяжёлая. Успел умыться, одежда вся на нём. Только кольчугу надел и шлем. Выбежали рыцари и оруженосцы на площадь, где построения бывали. Командор поднялся на возвышение:

– К городу приближается большое конное войско мамлюков, дозорные доложили. Половине рыцарей с оруженосцами на стены, обязательно взять арбалеты. Второй половине – к городским воротам, укреплять и держать оборону. Лично проверю.

Разбежались. Оруженосцы за арбалетами, рыцари по своим местам. Огюст попал на стену восточную, откуда шла дорога на Дамаск. В городе уже суета. Часть горожан из мужчин котлы со смолой к стенам на повозках подвозят, другие зажигают костры. Другие камни везут с побережья. Но были и такие, что садились с семьями на большие нефы или фелюки и отплывали. Нефы шли на остров Кипр, а фелюки на остров Руад, что был в нескольких морских милях от берега. Мамлюки флота не имели и добраться до острова не могли.

Горожане надеялись на крепкие стены и гарнизон, насчитывающий пятнадцать тысяч воинов, из которых девять сотен составляли рыцари всех орденов. Паники не было, запасы продовольствия были, а пуще всего вселяла надежду гавань. Городские стены закрывали её с суши, и в случае необходимости горожане и воины имели возможность эвакуироваться. Конечно, кораблей и лодок забрать всех одномоментно не хватало. Но остров Руад вполне подходил как промежуточная точка эвакуации. К Огюсту подошел паломник, судя по одежде:

– Не ты ли Огюст из Бриана?

– Я, ты не ошибся.

– Тебе письмо, я только что прибыл на нефе.

Паломник протянул свиток. Огюст прочёл, помрачнел лицом, но с Сашей новостью не поделился. Да оруженосец и не спрашивал. Захочет Огюст – сам расскажет.

Александр поднялся на стену – высокую, широкую – повозка проедет. Вдали видна туча пыли, выдавая приближающегося неприятеля. Ещё не были различимы кони или флаги, но все знали – это враг. Не было в Палестине рыцарских или других войск в таком количестве. И, кроме того, конные рыцарские дозоры рано утром видели большое скопление египтян, успели домчаться до города, сообщить тревожную весть.

Противник приближался медленно, не торопясь. А куда спешить? Город никуда не денется, не сбежит. Наверняка предвкушали большие трофеи. Город зажиточный, жители торговлей живут, денежки водятся. А ещё знали про казну орденов, суммы немалые.

Со стены Александр видел, как из гавани города отходят суда, набитые жителями. Брали с собой самое ценное, что могли поместить в дорожные сундуки. Каждый надеялся переждать осаду на острове и вернуться. И никто подумать не мог, что уезжает навсегда.

Ой, сколько же их много! Войско мамлюков приблизилось, и стало ясно – осада будет долгой, жестокой, кровопролитной. Ещё бы, войско вёл сам султан аль-Ашраф Халиль, а с ним его эмиры. Посчитать всадников невозможно, их тысячи, десятки тысяч! Конница окружила город по периметру вокруг городской стены, однако не приближалась близко. Остановились метрах в трёхстах, чтобы лучники или арбалетчики не могли подстрелить. Город оказался блокирован с суши, единственный путь по морю. И людей вывезти можно, и провизию завести. А воды в городе хватало, не один десяток колодцев был. Довольно глубоких.

Первый день никаких боевых действий не происходило. Мамлюки деловито ставили для военачальников шатры, для себя палатки. Вслед за войсками подтянулся огромный обоз. Воинство кормить-поить надо. Уже в темноте зажглись костры. Со стены хорошо видно, как они в несколько рядов окружают город огненным кольцом. На ночь на стенах оставили усиленные караулы, а рыцари, оруженосцы, горожане отправились есть и спать. Александр, как и другие, улёгся в кольчуге, снял только шлем и пояс с саблей. В случае ночного нападения можно собраться за секунды. Утром проснулись от криков муэдзинов во вражеском лагере. Сами на молитву сходили, позавтракали. За столами обычных шуток не слышно, не видно улыбающихся лиц. Все хмурые, озабоченные. Любое столкновение – это жертвы. И неизвестно, как выпадут кости в игре жизни со смертью, останешься ли жив?

Видимо, мамлюки тоже завтракали после намаза. Потом завыла утробно боевая труба, и мамлюки в пешем строю двинулись на приступ. Рыцари на стене посмеивались. Стены из камня, толстенные, ворота дубовые, бронзой окованы, их без таранов не пробить. На что рассчитывал султан и эмиры, посылая своих воинов? Испугать? Так рыцари не из пугливых. На стене были рыцари и оруженосцы из обоих орденов. Беда пришла общая. И горожане на стене были. Кто с луком, кто с арбалетом или мешочком с камнями и пращой. Оружие дешёвое, многие простолюдины имели. Камень из пращи в умелых руках – оружие точное и смертельно опасное. С появлением арбалетов пращники исчезли почти во всех странах среди профессиональных воинов. А среди гражданского населения, особенно в южных регионах, где нет зимы и толстой одежды, остались. Ещё на заре человечества в этих краях Голиафа сразил именно пращник Давид. Гигант не выдержал удара камнем в лоб, был убит.

Горожане, видя подступающих к стенам мамлюков, свистели, кричали, показывали неприличные жесты. Особо умелые уже начали со свистом крутить пращи и метать, впрочем, без особого ущерба для противника – далековато. Мамлюки добежали до ворот, ударили всей массой, но ворота даже не дрогнули. Зато на мамлюков стали сбрасывать большие камни, лить кипящую воду и смолу. Снизу, от ворот, послышались крики боли, ругательства на многих языках. Мамлюки – наёмники из кавказских народов: абхазов, черкесов, грузин и степняков, большей частью кипчаков. А ещё были египтяне и кочевники. Подкупил их аль-Халиль или надеялись на богатые трофеи – неизвестно. Отхлынули нападающие, оставив перед воротами десяток убитых, унося с собой раненых и обожжённых. Александр видел, как у своего шатра наблюдают за первым штурмом султан и его приближённые, все в ярких одеждах. И недалеко вроде, а ничем не достать. Пушечку бы, да не пришёл ещё их черёд.

Видимо, неудачный штурм охладил пыл султана. Два дня потом штурма не было. Объяснение осаждённые получили на третий день, когда мамлюки с криком покатили к воротам таран – огромное бревно на колёсах. Видел Александр как-то мельком на картинке таран римского войска, тот выглядел куда более серьёзно. На хребтовой балке, стоящей на колёсах, подвешено на цепях бревно, ударный конец окован металлом. Над тараном навес для защиты от стрел или кипятка, смолы. А сейчас всё более примитивно. Не привык султан считаться с потерями своих воинов. Сотней меньше, от многотысячного войска не убудет. Арбалетчики со стены сразу начали обстрел. Кого не убили – ранили. Болты летели железным ливнем. Таран не доехал до ворот несколько метров и встал. Толкать его было некому, путь за тараном усеян мёртвыми телами. Кто ранен был, ползли к своему лагерю. Со стен радостные крики защитников. Атака снова захлебнулась.

Через какое-то время султан сменил тактику. Вперёд вышли лучники, стали осыпать защитников стрелами. Арбалетчикам пришлось прятаться за выступы стены. Стрелы со зловещим шелестом падали, били в камень, но находили изредка живую цель. Под прикрытием лучников к тарану кинулись мамлюки. Арбалетчики на краткий миг встали, сделали залп и укрылись. Но бо́льшая часть мамлюков уже добежали до тарана, стали его разгонять для удара. Бум! Глухой звук удара силён, но ворота не прогнулись, не треснули, сделаны добротно. Зато сверху на штурмующих полились кипяток, кипящая смола. Горожанам не пришлось высовываться, рискуя нарваться на стрелу, смолу и кипяток лили в лотки на стене, откуда по желобам они текли вниз. Очень удачно получилось, снизу, на земле, вопли обожжённых. Одни замертво упали, кто не целиком обварен был и имел силы, убегали.

Александр приподнял голову над стеной. У лучников главный рукой показывает, куда стрелять. Саша уложил арбалет на стену, высовываться нельзя, если стрелу в лицо получить не хочешь. Прицелился, нажал на спусковой рычаг и сразу спрятался. Посмотреть, попал или нет, не удалось. Немного перебежал по стене в сторону, выглянул. Трое лучников несли своего старшего к лагерю. Попал! А нефиг ручонками перед стеной размахивать! Обстрел стих, таран остался у ворот, весь в пятнах смолы. Один из кочевников подскакал, бросил верёвочное лассо – и сразу назад. Несколько кочевников прицепили конец верёвки к лошадям и потащили таран прочь от ворот. И снова день перерыва. Таран появился через день. На Святой земле с деревом плохо, поэтому над тараном соорудили навес из связанного в толстые пучки камыша. Болт такое укрытие пробьёт, но потеряет убойную силу, а смола и кипяток стекут. Уже для защитников опасно. Какие бы прочные ворота ни были, но если долго и упорно долбить тараном в одно место, ворота могут не выдержать. Под прикрытием камышового навеса мамлюки стали бить в ворота. Бум! Бум! Бум! Удары мощные, звук разносится далеко. Арбалетчики стреляли по навесу, но большого эффекта это не дало. Вылили огромный, вёдер на пятьдесят, котёл кипящей воды. Пар окутал навес, но кипяток стёк с камыша. Точно так же в Египте перекрывали крыши, и от ливней в сезон дождей это спасало. Саша раз выглянул, другой, потом кинулся к Огюсту:

– Поджечь навес надо. Пусть выльют смолу, а следом на навес швырнут два-три горящих факела, чтобы наверняка навес загорелся.

– Дело говоришь.

По команде Огюста оруженосцы сбегали за факелами, зажгли. Огюст скомандовал:

– Лейте!

Сразу из двух котлов полилась смола. Разогретая до кипения, пузырящаяся от жара, вонючая, исходящая сизым дымом, смола попала на камышовые маты.

– Кидать факелы!

Сразу три факела полетели вниз. Смола – продукт нефтяной, камыш, пропитанный вязкой горячей смолой, вспыхнул сразу, повалил чёрный дым. Мамлюки пока в безопасности, но через минуты хилая камышовая крыша прогорит, и тогда они окажутся беззащитны. Уже арбалетчики приготовились, сигнала ждут. Мамлюки кинулись убегать. А на каждого уже по два-три арбалетчика. Только несколько человек успели добежать до безопасной зоны. Камыш прогорел, занялось бревно. Горело долго, потом тлело, от дыма, поднимающегося вверх, у защитников слезились глаза и першило горло.

Ворота всегда являются самым слабым, уязвимым местом в обороне, и потому в первую очередь пытаются их разбить. Об этом и нападающие знают, и защитники. С воротами у мамлюков не вышло, и эмиры не придумали ничего лучше, как готовить штурм с применением лестниц. Несколько дней затишья, когда на город не нападали, только лучники появлялись, стреляли по всему живому. Любые потери в осаждённой крепости или городе ослабляют оборону, а осаждающие могут получать пополнение, все дороги под их контролем.

Через несколько дней, когда из доставленного пиломатериала сколотили лестницы, начался штурм. Каждую лестницу облепили десятка два мамлюков – и бегом к стенам города. Лучники их прикрывали. Арбалетчики по набегающему врагу стрелять начали, но мамлюки, несмотря на потери, продолжали упорно двигаться вперёд. И кошки на стены забрасывали, и лестницы приставляли и лезли вверх. Почти все рыцари и горожане собрались на восточной стене. Лестницы горожане отталкивали от стены баграми, палками, копьями. Карабкавшиеся по ним мамлюки падали, калечились. Но мамлюков и лестниц было много, и в нескольких местах они успели взобраться на стену. Закипел оружный бой. Звон сабель и мечей, крики, глухой стук щитов, стоны раненых, какофония жуткая. Александр только арбалет успел зарядить, как над стеной, прямо напротив него, показалась усатая физиономия мамлюка. Саша выстрелил прямо в лицо, болт вошёл в голову почти весь. Мамлюк молча полетел вниз, сшибая с лестницы своих товарищей. Рядом с Александром появились двое горожан. Упёрлись длинными палками в концы лестницы, поднатужились. Лестница от стены отошла. Бам! Одна стрела вскользь ударила сержанта в шлем, а вторая горожанину в грудь. Тот упал, уронив палку. Саша арбалет отбросил, схватил палку, упёрся в лестницу. Вдвоём с горожанином удалось её опрокинуть на землю. Мамлюки упали с большой высоты, сильно травмировались. Щелчок! Горожанин, которому он помогал только что, упал замертво. Из глазницы стрела торчит. Александр сразу пригнулся. На нём шлем и кольчуга, но могут стрелой вот так в лицо угодить. Метрах в десяти правее бой уже на стене идёт. Двум мамлюкам удалось влезть, сейчас с рыцарями сражаются. А над стеной ещё один показался. Александр арбалет зарядить успел, и только мамлюк на стену вскочил, как он ему болт в грудь всадил. На такой короткой дистанции даже кольчуга не защитит. Мамлюк упал вниз. Саша выглянул на секунду за стену. Убитый сбил двух воинов с лестницы. Оттолкнуть бы её. Он схватил палку, подбежал, стал отталкивать. На лестнице мамлюков нет, вес небольшой, поддалась легко, упала. Обернулся. Из двух мамлюков один уже лежит, залитый кровью, один из рыцарей держится за окровавленную руку. Саша медлить не стал, выхватил саблю, рубанул мамлюка с левого бока по плечу, отрубив руку. От боли на мгновение мамлюк застыл в шоке, рыцарь мечом развалил его тело почти надвое. Броня знакомая, рыцарь бармицу приподнял. Огюст!

– Ты как, Александер?

– Жив!

– Не поддавайся этим шелудивым шакалам! Давай сбросим их тела вниз, чего им тут смердеть?

Вдвоём взяли за руки, за ноги одного, швырнули со стены, так же со вторым поступили. На камнях стены от крови скользко. Отбили ещё атаку, благо на помощь к этому участку пришли двое рыцарей-госпитальеров. Вскоре атаки египтян прекратились. Александр осторожно выглянул вниз. У подножия стены почти друг на друге убитые тела противника. Сегодня войско султана понесло ощутимые потери – не одну сотню убитыми, а ещё раненые были. Пошли обедать, оставив на стенах караульных. Сомнительно, что султан решится повторить вторую атаку быстро. Надо перегруппировать войска, изменить тактику. Хотя Александр не представлял себе, как ещё можно ворваться в город. Но если у воинов султана это получится, потери защитников будут ужасающие. Во-первых, горожане, многие из которых не имеют оружия и беззащитны. Во-вторых, рыцари в тяжёлой броне на узких улицах не так маневренны, как мамлюки. Те из кавказских народов, сухощавы, подвижны и не обременены защитой. Рыцарь в первую очередь в конном варианте силён, в строю, при поддержке оруженосцев с тыла. А городской бой в других условиях идёт.

Ели не спеша, все устали. Потом стали приводить в порядок оружие и защиту. У кого шлем помят, у кого кольчуга с прорехой от сабельного удара. Время до вечера прошло спокойно. И горожане, и рыцарство воодушевились. Атака мамлюков была мощной, многочисленной по составу. Однако же отбили с малыми потерями для себя и значительным уроном для врага. После того как поели, легли передохнуть. Огюст вдруг сказал Саше:

– Отец мой умер, весточка в письме была. А я здесь, чужой человек глаза ему закрыл. Прискорбно!

– Прими мои соболезнования.

Но следующий день преподнёс неприятный сюрприз. Среди палаток во вражеском лагере появилась конница. Рыцари терялись в догадках, видя лошадей. Конница выехала из лагеря, встала в шеренгу. Среди рыцарей, на глазах которых это происходило, смешки. Не удалось стены городские пешими взять, решили конно атаковать? К городу рванул один всадник, за ним другой, третий, цепочкой. Не доезжая до ворот, стали раскручивать на верёвках глиняные горшки. Когда до ворот оставалось метров тридцать-сорок, горшок полетел в ворота, с глухим стуком разбился. Всадник, описав полукруг, помчался к своему лагерю. Так же сделал второй, третий и последующие. Защитники понять не могли, зачем они это делают. Но арбалетчики, Александр в том числе, стреляли по всадникам. Попасть в быстро движущегося всадника – задача не из лёгких. Из десятка выпущенных болтов в цель попал один. А потом до защитников донёсся запах нефти. На Святой земле нефть, называемая ещё земляным маслом, иной раз сама из-под земли текла, образуя маленькие озерки. Пользовались ею ещё древние греки в составе «греческого огня», своего рода старинный напалм. Ещё применяли лекари, как наружное втирание при болезнях суставов, кожных заболеваниях. Нефть – жидкость густая, при попадании даже на вертикальную преграду стекает медленно, пропитывая дерево или другой материал, пытаться загасить её водой бесполезно. Рыцари, да и горожане угрозу оценили. Стоит поджечь нефть, от неё займутся деревянные ворота, хоть и окованные. А прогорят – путь в город открыт. Это не каменные высокие стены штурмовать. Учитывая, что в городе трое ворот, ситуация угрожающая. На башне над воротами и по обе стороны от неё на стенах собрались лучники и арбалетчики. Мало облить ворота нефтью, её надо поджечь. Вот несколько мамлюков с горящими факелами помчались к воротам. Их встретил поистине град стрел и арбалетных болтов. Даже половины дистанции до стены не проскакали. Пали замертво люди и кони, пронзённые не одной стрелой. И ещё одну группу постигла та же участь. Временное затишье, наверняка эмиры придумывают, как поджечь нефть. От лагеря поскакал одинокий всадник, и не к воротам, а в сторону. На него особого внимания не обратили. Почти одновременно из лагеря выступили лучники мамлюков. Замыкающие несли жаровню с углями. Ещё издали они стали поджигать от жаровни обмотанные паклей стрелы и пускать их в сторону ворот. Утяжелённые стрелы не долетали, падали на землю. Лучники подошли ближе, но тут на них обрушился град стрел и болтов от защитников. Всё же лучникам удалось достигнуть цели, несколько стрел попали в нефтяную лужицу у ворот. Потянуло сизым дымком, потом небольшие языки пламени, и следом вспышка. В жарком климате из нефти испарялись лёгкие фракции, они разом вспыхнули. Пламя поднялось до вершины стены. Лучники мамлюков отступили. Зачем рисковать, когда задание выполнено? Даже на стене, на двенадцатиметровой высоте, защитники ощущали жар огня, у некоторых опалило брови, волосы. Заливать водой бесполезно и предпринять ничего нельзя. Нефть, когда ещё не горела, затекла под ворота, и сейчас занялись пламенем внутренние стороны створок. Сколько ещё простоят в огне ворота? Час или три? Руководивший обороной Гильом де Боже сразу оценил опасность. Всем горожанам было велено нести к горящим воротам камни. Их начали свозить на повозках, нести в мешках. Сваливали прямо у створок, в арке, делая каменный завал, баррикаду. Пропитанные нефтью прочные дубовые доски уже полыхали вовсю, дымили чёрным. Горожане торопились, к воротам уже тянулась цепочка носильщиков камней и повозок. Гора камней росла. Не так-то просто будет её преодолеть. А кроме того, камни от огня раскалятся и остывать будут долго. До вечера удалось забить камнями арку полностью. Ворота к тому времени прогорели, остались только железные петли и искорёженная огнём бронза. На ночь у завала поставили усиленные караулы, сверху, на башне и стенах, бдели лучники и арбалетчики. Всю ночь, до утра, горожане носили камни ко вторым воротам, ведущим к югу, нельзя было исключить, что мамлюки не повторят поджог других ворот. Ворота становились самым слабым звеном обороны города. Так и вышло. Мамлюки горшками с нефтью подожгли южные ворота, а через башню с прогоревшими, уничтоженными огнём воротами попробовали проникнуть. Лучники и арбалетчики работали без устали, пространство перед аркой в стене завалено трупами врага. Но каменный завал остался на месте, разобрать его не смогли. Любой, кто приближался к арке, получал несколько стрел или болтов. Интуиция Гильома де Боже не подвела. Под покровом ночи мамлюкам удалось подобраться к северным воротам и поджечь их. Они толком укреплены камнями не были. Но пока ворота горели, горожанам удалось и эту арку завалить.

Султан действовал расчётливо, и было похоже, что от города он не отступится. Со стен было видно, как подходили к лагерю египтян обозы с продовольствием и водой. Огромное войско требовало воды и провизии в больших количествах. Обратно эти обозы увозили раненых и обожжённых. Эмиры опасались – оставь они раненых здесь, без должного лечения, пойдут смерти и эпидемии. В жарком климате, в условиях скученности людей и антисанитарии, когда помыться из-за нехватки воды проблема, эти вопросы выходят на первый план. Сколько битв было проиграно из-за эпидемий?

Но поджог ворот имел для горожан угнетающее впечатление. Когда ворота были целы, все чувствовали себя в безопасности, защищёнными. Теперь настроение изменилось. Все мало-мальски пригодные для плавания судёнышки загружались до полной вместимости и сверх того. С одной стороны, в эвакуации был плюс, больше провизии оставалось в городе, меньше возможных жертв христианского населения при штурме. Но были и минусы, стала ощущаться нехватка рабочих рук. В ходе эвакуации погиб патриарх Иерусалимский Николай. Переполненная лодка была захлёстнута волной и перевернулась. Вместе с патриархом утонули другие церковные иерархи. Но каждый день к гавани Акры подходили корабли и лодки, вывозили людей.

После нескольких неудачных штурмов арок в стенах мамлюки притихли. А к вечеру четвёртого дня после затишья к лагерю подошёл обоз. Рыцари на стенах, бывшие в карауле, сразу опознали в деревянных конструкциях стенобитную машину, её перевозили в разобранном виде. Ещё два дня её собирали на глазах рыцарей и жителей в лагере врага. Наконец выкатили. Огромные деревянные колёса, балка с чашей на конце для метательных снарядов, в роли которых выступали большие камни. Стенобитную машину толкало не меньше трёх десятков человек и установили напротив башни, имевшей название «Проклятой». Было время, когда с неё сбрасывали осуждённых за разные преступления. Жители без нужды старались мимо неё не проходить, она наводила страх. Дистанция до камнемёта большая, лучники со стен достать стрелами прислуги не могли. Приходилось наблюдать, хотя подготовка к обстрелу вызывала тягостные чувства.

Несколько мамлюков с трудом подняли камень в чашу, стали крутить ворот, натягивая воловьи жилы. Один из обслуги, видимо – главный, ударил по спусковому рычагу. Чаша резко поднялась, и камень полетел к стене. Упал, взрыв в земле яму и подняв тучу пыли. Мамлюки перекатили камнемёт немного вперёд. Долгая подготовка – и камень снова летит к стене. Бум! Камень угодил в подножие стены, полетели каменные крошки. Удар был силён, его ощутили ногами все, кто стоял на стенах и башне. Переглянулись. Стены и башни сложены из пиленого известняка. Он крепок, но, если бить в одно место, крошится, образуется дефект. Если обстрел будет вестись долго, планомерно, башня не устоит. За ужином только и разговоров было, что о камнемёте. Да и как забудешь, когда каждые двадцать-тридцать минут раздавался гулкий удар. Бум! Обстрел не стихал ни днём ни ночью. Защитники города находились в напряжении, особенно караулы на стенах.

Днём удалось рассмотреть повреждения, они оказались не так велики. Большие, размером с голову человека, выщербины были. Хуже другое – кладка пошла трещинами. Это тревожило, что рано или поздно из стен башни может вывалиться огромный кусок. Устоит ли после этого башня, большой вопрос. Среди рыцарей возникла идея: ночью напасть на камнемёт и разрушить его, а лучше – сжечь. После бурного обсуждения идею отвергли. Чтобы рыцарям выйти из города, придётся разобрать каменный завал под одной из арок у сгоревших ворот. Мамлюки численно намного превосходят рыцарей, и на их плечах могут ворваться в город.

Однако несколько рыцарей из госпитальеров на свой страх и риск отважились ночью спуститься со стены на верёвках, попытались напасть на обслугу стенобитной машины. Только и мамлюки не дураки, предвидели такую возможность. Камнемёт хорошо охранялся, завязался бой, и все рыцари были убиты. В назидание защитникам головы рыцарей насадили на копья и выставили недалеко от городских стен для устрашения. Дескать, так будет с каждым, кто отважится противостоять доблестной армии султана, да продлит аллах его годы.

На третий день исправной разрушительной работы камнемёта из стены башни вывалился изрядный кусок стены, вызвав бурные крики радости мамлюков. Камнемёт продолжал метать камни, ослабленная кладка не выдержала, трещины пошли уже по всей наружной стене, с каждым удачным попаданием камня из стены вываливались отдельные пиленые блоки и здоровые куски. Немного спустя пополудни рухнула часть башни. Те из защитников, кто находился в ней, успели перебежать на оборонительную стену. Ещё один удар. Бум! Башня затрещала и медленно рухнула, подняв облако пыли. Это была настоящая катастрофа для города. Вместо крепкой башни лежала груда каменных обломков, в стене зиял огромный пролом на месте башни. Мамлюки сразу зашевелились. Было видно, как эмиры размахивают руками, отдавая приказания. Мамлюки строились в боевой порядок, готовясь к штурму. Такую возможность упустить нельзя, большая дыра в стене – как подарок застоявшемуся войску.

Гильом де Боже со стороны тамплиеров и Жан де Вильер, командор госпитальеров, решили не ждать штурма. В городе улицы тесные, узкие, для конного боя непригодны. Собрали рыцарей из орденов. Сейчас уже не играло роли – тамплиеры, госпитальеры, иезуиты, хотя последних было всего десяток. Продуманное ли было решение? Сомнительно, потому что при обороне потери всегда меньше. Соотношение потерь при обороне относительно к наступлению один к трём-четырём.

Но всё же командоры приказали рыцарям выйти через провал бывшей Проклятой башни и строиться в боевой порядок. За Гильомом стояли трубачи и знаменосцы – белый флаг с красным крестом. За ними развёрнутой шеренгой в один ряд рыцари, за каждым – его оруженосец. Мамлюки, видя построение рыцарей для атаки, вывели войска из лагеря. Наверняка эмиры потирали руки, предвкушая победу. В чистом поле численный перевес мог оказать решающее значение. Пусть рыцари сильнее физически, европейцы крупнее арабов и кавказцев. У рыцарей лучше подготовка и есть броня. Но перевес мамлюков просто подавляющий – один к пятнадцати.

Александр стоял за Огюстом, сжимая в руках арбалет. В оружном бою из него перед сшибкой войск можно выстрелить один болт, времени перезарядить уже не будет. Но и один болт – это один убитый враг, если попасть точно.

Завыли трубы, и рыцари двинулись вперёд мерным шагом. Бежать в рыцарских доспехах затруднительно, а то и невозможно. Дул лёгкий ветерок, развевались знамёна. Мамлюки сразу сообразили, где командоры, – по знамёнам, трубачам. Вывести из строя военачальников очень важно, тогда рыцари лишатся руководства. И против командоров двинули отборных воинов.

Султан и эмиры сидели на лошадях, отлично наблюдая за сходящимися войсками. Из бывших в акре девяти сотен рыцарей всех орденов удалось вывести около полутысячи. Часть была убита или ранена, другие остались в городе. Оставлять Акру без защиты, совсем оголяя, нельзя.

Глядя на массу мамлюков, идущую навстречу, Александр почувствовал пустоту в животе. Будет не бой, а бойня и уцелеют ли рыцари, его брало большое сомнение. Мамлюки что-то кричали, размахивая саблями. Когда до противника осталось метров тридцать, оруженосцы-арбалетчики дали нестройный залп, используя промежутки между рыцарями. Многие мамлюки были сражены, но их место заняли другие, из второй шеренги. И сколько ещё шеренг, неизвестно, а только видны головы, много.

Сошлись, закипел бой. Звон и стук железа заглушал все звуки. Между рыцарями дистанция метра три, чтобы оружием в схватке соседа не зацепить. А вокруг одного из рыцарей – выходца из германских земель Отто Косматого – вообще круг метров пять, потому что в его руках огромный двуручный меч. Клинок в его руках описывал сверкающие полукружия, рубя головы, руки, тела врагов. Мамлюки боялись к нему подступиться. Периодически рыцари подбадривали себя криками:

– За Гроб Господень!

– За Святую землю!

В начале боя рыцари стали теснить мамлюков. Выучка, опыт, слаженность действий, хорошая броневая защита – всё играло роль. Огюст сразил одного врага, дрался с другим. Слева выскочил ещё один мамлюк, нанёс рыцарю удар, от которого Огюст прикрылся щитом. Александр не хотел, да уже и не мог быть пассивным созерцателем. Выхватив саблю, связал боем наглого мамлюка. Обменивались сабельными ударами, пока Саша не подловил врага обманным приёмом, резанул с натягом по бедру. Обильно кровь хлынула, мамлюк попытался ударить в живот, но сказалась кровопотеря, он покачнулся, а Саша не упустил момент, рубанул по шее. А перед ним уже новый противник. Жилистый, в возрасте, лицо усатое, глаза злобные, ненавистью горят. Бились упорно, на равных. Мамлюк на обманки не поддавался, но допустил ошибку, ногу для опоры, как перед выпадом делают, вперёд выставил. Александр носком сапога в коленную чашечку ударил с размаха. Мышцы ноги всегда сильнее, чем на руках. У мамлюка шок на несколько секунд, замер. Тут Саша ударил саблей по плечу врага, срезав руку, сразу добил.

Рыцари закричали. Александр головой покрутил, флага тамплиеров не увидел. Потом разобрал среди шума:

– Командор убит! Выносите тело!

Навалились рыцари, потеснили мамлюков. Оруженосцы подняли тело убитого командора, бегом понесли к городским стенам. Для тамплиеров потеря весомая. Гильом не рисковал зря, не посылал рыцарей в заведомо проигрышные походы, был справедлив, уважаем.

Огюст тоже участвовал в вызволении тела павшего командора, Саша на несколько минут упустил его из вида. А потом, сколько ни пытался увидеть, не мог. Начал пробиваться, узрел знакомую защиту на лежащем рыцаре. Неужели Огюст убит? Саша протолкнулся среди дерущихся. Чудо, что его самого не зацепило, сабли и мечи так и мелькали с обеих сторон. Перевернул рыцаря на спину. Огюст! Правая половина груди в крови, но дышит, хрипло, с надрывом. Саша ухватил его за руки, поволок по земле. Рыцарь в броне, волочение ему не повредит. А поднять его невозможно, в броне Огюст весит не меньше ста килограммов, Саше не осилить. Уже шеренга рыцарей позади, как Огюст прохрипел:

– Меч мой подбери.

Чёрт! Можно подумать, легко это сделать. Он оставил Огюста, вернулся. Где оружие? Встал на четвереньки, тут же получил удар саблей по шлему, а в голове зазвенело. Но за рукоять меча ухватился. Встать не получается, ногами со всех сторон толкают. Выбрал ноги в шароварах, снизу промеж них мечом ударил. Мамлюк закричал истошно, на Александра завалился. Так Саша и выполз на четвереньках. Раненого мамлюка с себя стряхнул, поднялся. Меч в ножны Огюста вложил. Огюст в крови, и Саша в крови раненого мамлюка. У обоих вид страшный. Поволок Огюста к стене. Когда полсотни метров осталось, навстречу ему выбежали двое горожан, помогли, через каменный завал от рухнувшей башни перенесли.

– Он хоть живой? – спросил один из них.

– Дышит.

Огюста погрузили на тележку. Оба горожанина стали толкать её к рыцарскому замку. У рыцарей там свои лекари. Огюста сразу в комнату на первом этаже занесли. Александр с помощью горожан броню снял, шлем. Голова цела, на правой половине груди, немного ниже ключицы, глубокая рана. Кровь из неё пузырится. Лекарь подошёл, на рану сушёного мха насыпал, сверху – лист папоротника.

– Лёгкое задето, видишь – пузыри идут? – сказал он Александру.

Перевязал тряпицей, дал глотнуть Огюсту из фляжки вина. Тот был в сознании, но слаб и плох. Огюст сделал знак – наклонись. Когда Саша нагнулся, прямо к лицу, произнёс:

– Прошу, не бросай. Если мамлюки в замок ворвутся, лучше убей.

– Ты что, Огюст? У замка стены толще городских и запасов полно, выстоим!

– Подмоги не будет, – прошептал Огюст и закрыл глаза.

Саша прислушался – дышит. Вернувшийся лекарь сказал:

– Теперь всё в руках Божьих. Видишь, сколько раненых?

И в самом деле, раненых рыцарей и оруженосцев приводили под руки, привозили. Число их множилось.

Чтобы не мешать лекарям, Саша вышел, взобрался на стену замка. Бой ещё шёл, но на победу рассчитывать не приходилось. Рыцарей осталось мало, их теснили мамлюки, и они отступали к пролому в стене. Как ни странно, флаг госпитальеров был виден. Стало быть, отходом руководил де Вильер, и отступление было организованным, не бегство. Рыцари вошли через пролом, мамлюков со стен осыпали стрелами и болтами горожане и арбалетчики. Кроме того, у пролома уже стояло несколько десятков свежих рыцарей, не участвовавших в бою. Они не дали прорваться мамлюкам через пролом.

Когда корабль получает пробоину и в трюм начинает поступать вода, команда ещё не догадывается о грозящей катастрофе, но крысы уже бегут с корабля. Вот и король Иерусалимского королевства Генрих II, почувствовав признаки поражения, решил оставить город. Власть его была чисто представительской, в подчинении городская стража, суд, мытари и сбор налогов и податей. Прихватив брата и придворную челядь, казну, он загрузился в прибывший неф и отбыл на остров Кипр. Но это был сигнал для сомневающихся горожан. Все стали спешно собираться. Это как обвал в горах. Покатился по склону первый камень, увлёк за собой другие, и вот уже несётся каменная лавина, сметая всё на своём пути. За ним последовали люди богатые, которым было что терять. Город начал пустеть на глазах. Бегство короля породило панику. Патриарх Иерусалимский Николай утонул, не передав своей власти, гражданская власть в лице короля сбежала, осталась власть военная – магистр госпитальеров, Жан де Вильер и маршал тамплиеров Пьер де Севри, поскольку Гильом де Боже погиб.

Александр каждый день проводил на городских стенах. Без помощи горожан было плохо. Раньше они и камни подносили, заделывая проломы, воду и смолу грели на кострах, чтобы поливать ими врагов. Да и на стенах были лучники из добровольцев. А теперь, опасаясь сдачи города и обязательной последующей резни христиан, многие покинули город.

Александр и сам раздумывал. Его рыцарь тяжело ранен, его надо эвакуировать. Тогда оставаться одному нет смысла. Из истории он помнил, что Акру сдадут, только когда? Ни числа, ни месяца он не помнил, даже года. Многие из его современников, просиживая часы в соцсетях, не помнили даже значимых событий России, не то что зарубежья. Корил себя, да несделанного не вернуть. По вечерам, если не было ночного караула, просиживал у топчана Огюста. Его лекари поили отварами лечебных трав, на рану накладывали мази, меняли повязки, а лучше не становилось. Рана не кровила, но Саша видел при перевязках, как вокруг раны появилась краснота, первый признак воспаления. В один из дней, когда рядом никого не было, Александр сказал:

– Огюст, знаешь ли ты, что король Генрих покинул город?

– Нет. Впрочем – не удивлён. Он никогда не отличался храбростью.

– Только не сердись. Думаю, и нам пора покинуть город.

Огюст посмотрел удивлённо:

– Ты же клялся служить ордену.

– Разве я изменил? Твоё состояние таково, что быстро не поправишься. На Кипре или во Франции лекари лучше, уход. Там быстрее встанешь на ноги. Подумай сам, даже если бы не было мамлюков и осады, по-любому рыцарей бы поменяли, вышел срок.

Огюст поморщился.

– Из-за осады смены не будет, – сказал он. – Мне Гильом успел сказать перед атакой.

– Ну вот, всё в масть. Ты знаешь, очень немногие рыцари после той вылазки уцелели.

– Да, битва была жестокой. Благодарю тебя, ты меня спас. Уже не в первый раз. Тебя ко мне сама Святая Дева Мария приставила.

– Брось, случайность.

– Я ещё встану на ноги, именно здесь, – твёрдо заявил Огюст.

Но события стали развиваться быстро, и не в пользу защитников. Через арки сожжённых ворот, штурмом сразу с трёх направлений, мамлюкам удалось ворваться в город. Значительно ослабленные силы рыцарей не смогли сдержать значительно превосходящие силы. Ведь только в неудачной вылазке после обрушения Проклятой башни погибло или было тяжело ранено и не могло участвовать в боях около трёх сотен рыцарей. А кто считал оруженосцев?

Александр сражался плечом к плечу с рыцарями у западных ворот. Подоспел он туда, сменившись с ночного караула. После бессонной ночи устал, но был ли у него выбор? Бой был жестокий. Рыцари не хотели уступать ни пяди, а мамлюки жаждали ворваться в прежде богатый город и захватить трофеи. На правах победителей, по неписаным законам войны, которые соблюдались правителями, три дня город принадлежал воинам, взявшим его на меч.

Александр бился, не уступая рыцарям. Одного мамлюка сразил, ещё одного тяжело ранил. А вместо них вставали другие египтяне. Уже и рука устала саблей работать. Мамлюки – как многоголовая гидра. Срубишь одну голову, вырастает другая. А у рыцарей подмоги и помощи нет. Понемногу, теряя боевых братьев, стали пятиться, отступать. Уже в узкие улицы старого города отошли. Мамлюки в первый же переулок свернули. Зачем биться, тратить силы и время, когда можно обойти? За день мамлюкам удалось занять почти весь город, за исключением рыцарского замка Тампль и гавани. Войско султана тоже понесло серьёзные потери. Рыцари, воевавшие в городе, стянулись в рыцарский замок. Главным оказался маршал Пьер де Севри. Вместе с рыцарями в замке укрылось несколько тысяч жителей. Стены замка мощные, толстые, высокие. Но все помнили, что камнемёт мамлюков за несколько дней непрерывных обстрелов обрушил Проклятую башню, казавшуюся не менее неприступной и крепкой.

Александр пришёл проведать Огюста. Ему стало хуже, краснота вокруг раны становилась всё шире, рыцаря знобило, появилась температура, лихорадка. Саша понял, что, если не предпринимать ничего, Огюст умрёт. Через ворота, ведущие из замка в гавань, прошёл к кораблям. Один из них, самый крупный неф, был уже набит беженцами и готовился к отплытию. У причалов стояло несколько фелюк. Надвигался вечер, и небольшие парусные суда выходить на ночь опасались. Александр договорился, что привезёт раненого рыцаря. Владелец посудины, он же кормчий, пообещал оставить место. Саша помчался в замок, по пути прихватил брошенную тележку, на подобных горожане возили с базара покупки или лавочники товары. С помощью оруженосцев погрузил рыцаря на тележку. Рядом уложил кольчугу и меч. Пришедший в себя Огюст осмотрелся:

– Куда ты меня?

– В гавань. Тебе покой нужен, лекаря.

– Возьми мою сумку с вещами, обязательно. Там…

Рыцарь не договорил, потерял сознание. Но раз он сказал, надо исполнить. Александр метнулся в комнату, где жил рыцарь. Вот и его топчан, под ним, конечно, сумка. Схватил, под топчан заглянул. Нет ли там ещё чего? Пусто. Прибежал к тележке, стал толкать к гавани. Улица слегка под уклон идёт, катить легко, но на мостовой мусора много – камни, брошенные вещи, приходилось объезжать, чтобы не побеспокоить раненого. Добрался до кораблика, а он уже забит горожанами и паломниками. Александр – к кормчему:

– Ты обещал место оставить для раненого рыцаря! А на палубе ступить некуда.

– В моей каюте. Я слову верен.

Александр – к тележке. Сумку Огюста через плечо перебросил, его меч себе на пояс определил, попросил матросов помочь. Огюста перенесли. Сходни узкие, в одиночку ему не осилить. Один из них кольчугу приподнял:

– Зачем железо с собой брать? Мы и так перегружены!

И швырнул её в воду. Александр вскипел, хотел ему в зубы дать, но одумался. Фелюка в самом деле глубоко осела. Как бы при волнении не перевернулась. Огюста занесли в каюту, фактически маленькую каморку на корме, два метра на полтора. По-морскому – рундук, по-сухопутному – топчан с матрацем, набитым высохшими водорослями. На него и уложили Огюста. В полный рост выпрямиться невозможно, малюсенькое оконце, едва больше ладони. Александр улёгся на пол, положив под голову сумку рыцаря. Поворочался немного на жёсткой палубе и уснул. Слишком тяжёлым выдался день и хлопотным. Не слышал, как утром снялись со швартовов и вышли в море. Дул лёгкий бриз, судёнышко шло под парусом. Александр проснулся от крика чаек и света. Солнце било в корму, прямо в оконце. Выходит – плыли на северо-запад, определился Саша. Огюст тяжело дышал, с хрипом. Александр взял его за руку:

– Огюст, я здесь, мы выбрались из города. Ты меня слышишь?

Александр встряхнул фляжку. Немного вина осталось. Осторожно влил буквально пару ложек в рот. Огюст закашлялся, сглотнул, открыл глаза. Не понравились глаза его Саше – мутные, взор блуждает. Наконец сфокусировались на лице Александра.

– Ты? Не бросил?

– Как я мог? Как ты себя чувствуешь?

– Скверно. Грудь болит, дышу через силу, рана огнём горит.

– Скоро на Кипр придём. Там настоящий госпиталь, лекари, на ноги тебя поднимут.

Огюст помедлил с ответом, Саша даже испугался – не потерял ли сознание?

Потом спросил:

– Как Акра?

– Взяли её мамлюки, рыцари в Тампле заперлись, мало их осталось.

– Не удержат Тампль, это теперь вопрос времени.

Как позже узнал от одного уцелевшего оруженосца Александр, мамлюки неделю безуспешно штурмовали рыцарский замок. Тем временем из гавани Акры суда спешно вывозили население. Из Тампля успели вывезти казну обоих орденов под охраной рыцарей и переправить на Кипр. Султан 28 мая предложил рыцарям почётную капитуляцию – выйти в гавань с оружием, предварительно вывесив на башне зелёное знамя ислама как знак принятия условий. Рыцари так и сделали. Вывесили флаг, открыли ворота, пошли через город в гавань. Впереди рыцари, за ними оруженосцы, далее гражданское население, которое тоже укрывалось в Тампле. Один из эмиров, завидев на башне зелёный флаг, решил – Тампль взят на меч. И нос к носу столкнулся с колонной рыцарей. Эмир с воинами напал на колонну, завязался бой. Рыцари и жители были вынуждены отступить, снова запереться в Тампле. Но после боя сил поубавилось. Де Севри с двумя тамплиерами 29 мая отправился к султану на переговоры. Ведь мамлюки нарушили условия. Но аль-Ашраф от переговоров отказался, назвав крестоносцев нарушителями клятвы, и приказал обезглавить. Головы рыцарей подбросили к воротам замка. Оставшиеся в живых защитники забаррикадировались в Магистерской башне, самой прочной и большой. Мамлюки в течение суток подрыли фундамент, и 30 мая башня рухнула, придавив камнями всех. Мамлюки бродили по камням, добивая тех, кто подавал признаки жизни.

Всего город продержался в осаде сорок четыре дня. Потери крестоносцев были ужасающими. В июне был захвачен Сидон, а 31 июля пал Бейрут. Замок пилигримов в Тартозе оставлен 14 августа, все находившиеся в нём перебрались на остров Руад и удерживали его ещё 12 лет.

Султан приказал уничтожить все замки крестоносцев на побережье и Святой земле, чтобы впредь никто из крестоносцев не мог их захватить и укрепиться в Палестине.

Оруженосец, который поведал о происшедшем, сам чудом ускользнул от мамлюков в последний момент, пробрался к гавани и уплыл на переполненной вёсельной лодке к Руаду, а оттуда перебрался кораблём на Кипр.

Глава 5 «В чужом обличье»

Огюст то приходил в себя, то впадал в забытьё. В периоды, когда он приходил в сознание, просил пить. Александр поил его вином, разбавленным водой. Уговаривал съесть что-нибудь.

– Не хочу, тяжело мне.

Прошло два дня. Александр, как верный слуга и оруженосец, спал на полу, рядом с рундуком Огюста. Сегодня Огюст сам разбудил сержанта:

– Александер!

– Слушаю, я тут! – вскочил Саша. – Пить хочешь?

– Нет, присядь в ногах, что-то важное хочу сказать.

Саша сел:

– Слушаю внимательно.

Показалось Саше, что Огюст себя чувствует лучше. Лоб от пота не блестит, и голос внятный. Единственно – запах при дыхании тяжёлый, гнилостный. Александр хоть и не врач, а понял – пробитое копьём лёгкое гнить начало. Огюсту бы в хорошую современную больницу да операцию сделать, да нет её. Местные лекари могут рану зашить, если поверхностная, вскрыть гнойник, а при серьёзных заболеваниях или ранениях уповают только на помощь Божию. Огюст помолчал, собираясь с мыслями.

– Чувствую, смерть моя близко.

Александр вскинулся:

– Что ты такое говоришь? Ещё два-три дня – и придём на Кипр. Там лекари, питание хорошее, быстро на ноги поставят.

– Не перебивай. Я старше положением и годами. Возьми сумку мою. Ты её прихватил?

– Исполнил в точности. И меч и сумка здесь. Кольчугу только матрос с причала в воду бросил. Посудина наша перегружена.

– Она с прорехой большой, да ладно. Так вот. Понравился ты мне. Не спесив, смел, хоть и рода простого, а в бою не бежишь. Стало быть, боевое братство для тебя не пустой звук.

У Александра чувство возникло, что Огюст прощается с ним. Ком в горле сглотнул.

– Я единственный сын родителей, уже ушедших в мир иной, виконт Огюст де Бриан.

Александр аж подскочил на рундуке.

– Был женат, но жена меня предала, когда я был в одном из походов; я её убил.

Так вот почему рыцарь не верил женщинам! И Франсуазу быстро заподозрил.

– Она меня разорила, слава богу, у меня осталась родительская земля, которую я сдал в аренду и смог расплатиться с кредиторами. Срок аренды заканчивается в июле, я думал как раз успеть к этому времени. И есть небольшой родовой замок. Все документы на землю, замок и рыцарство в моей сумке. Возьми их после моих похорон и будь мною, только не урони чести де Брианов. Вот денег мало, несколько экю и су, но ты сообразишь, как пополнить кошель.

Александр сидел ошарашенный, потом вскочил:

– Нет, не надо мне виконства, живи!

– Только похорони меня на земле и крест на могиле поставь. Умерших на корабле сбрасывают в море. Не хочу быть кормом для рыб.

У Александра, как он ни крепился, слёзы потекли. Не мужское это дело, но сдержаться не мог, схватил Огюста за руку, прижал к груди. Огюст едва слышно сказал:

– Меч фамильный, от отца перешёл, не осрами, пусть служит только правому делу.

Вздохнул в последний раз и навсегда закрыл глаза. Саша к груди его ухом приник. Не дышит. Сложил рыцарю руки на груди, как положено покойникам. Вышел из тесной каюты. На палубе ветер свежий, воздух чистый после пропитанного миазмами в каюте. Стоявший у штурвала кормчий спросил:

– Как твой рыцарь?

– Отошёл.

– Тело в холстину завернуть надо и по морскому обычаю в воду опустить.

– Никого не подпущу! Только через мой труп!

Саша непроизвольно за рукоять сабли схватился. Кормчий выругался:

– Для живых места не хватает, а ты о мёртвом заботишься.

– Он кровь за Акру проливал, за Святую землю, неужели не заслужил верной службой могилы на земле?

– Мы на Кипр через три дня придём. Он же весь корабль провоняет.

– Скажи ещё о рыцаре плохое слово, и, клянусь Святой Девой Марией, я снесу тебе голову!

Кормчий замолчал. Рыцари и в мирной жизни вели себя невоздержанно, а после боёв не в себе, могут и в самом деле за оружие взяться. Перевозил он уже их из Акры, навидался.

А на палубе беженцев полно, укрытия от ветра, солнца, брызг воды никакого. Александр в каюту спустился. Коли ситуация так поворачивается, надо ознакомиться с содержимым сумки рыцаря. Впрочем, отныне и сумка, и меч принадлежат ему. В сумке обнаружилось несколько бумаг, свёрнутых в свитки. При рассмотрении оказалось – пергамент качественной выделки, и текст на нём писан тушью, а не чернилами, чтобы навека. Купчая на землю в префектуре Ла-Флеш в пятьдесят акров. Сколько это – много или мало, Саша не представлял. Дарование дворянского звания отцу Огюста, Филиппу. Дворянство переходило по наследству. Ещё пергамент, как подтверждение посвящения в рыцарство ордена тамплиеров, с подписью великого магистра и сургучной печатью на верёвочке. Были ещё пергаменты и бумаги, но Саша их читать не стал. Уселся на пол. Настроение упадническое. Огюст для него был не только рыцарем, но и учителем боевых искусств, другом, единственным близким человеком в этом времени. И с его уходом Александр почувствовал себя потерянным, одиноким. Сколько так просидел, сам не знает. В маленьком окошке темнеть стало. На фелюке не кормили, только давали воду, но он не ходил. Есть не хотелось, хотя уже три дня крошки хлебной во рту не было, только пил.

Три дня он провёл в тесной каюте рядом с телом. Жара, тело разлагаться стало, запах стойкий, сногсшибательный. Но выдержал. Фелюка зашла на Кипр, стукнулась о доски причала. Беженцы заторопились на берег. Александр сумку через плечо перебросил, на поясе слева меч, справа сабля, которую он бросать тоже не собирался, всё же трофей, добытый в бою. У кормчего спросил, где тележку раздобыть.

– Вон сколько желающих подзаработать болтается. Если деньги есть, всё, что захочешь, сделают.

Александр нанял людей с тележкой, перевезли тело Огюста в кладбищенскую церковь. Саша панихиду заказал, гроб и крест. Святой отец отпел, служки помогли тело в гроб уложить, могилу выкопали, погребли, крест водрузили.

– Какую надпись сделать?

– Рыцарь, павший за веру.

– А имя?

– Без имени, Бог и так его душу примет.

Кладбищенский каменотёс пожал плечами. Заказчик платит, ему решать. Александр, пока не сделали надпись, три дня в городишке провёл, живя в приюте для крестоносцев. Были тут другие рыцари, но в Акре не воевал никто, только собирались. Но теперь уже никто не поедет в Святую землю. Пытались Александра расспрашивать, он отвечал коротко:

– Много мамлюков было, тысячи. Если бы не стенобитная машина, город удержали бы. Погибли все.

За столом сидел молча, поевши – уходил.

Когда надпись на кресте готова была, расплатился. Вот ведь судьба: Огюст собирал деньги, а не знал, что пригодятся они на собственные похороны. Саша не представлял, что бы он делал, если бы не деньги Огюста. Может быть, за счёт ордена тамплиеров похоронили? А только просить он ни у кого не хотел.

Нарвал полевых цветов, положил на могильный холмик, вызвав удивление кладбищенских служителей. Не принято было, а ему плевать. Всё, больше его ничего на Кипре не держало. Направился к порту. Во время осады Акры суда сновали между городом и островом, вывозя беженцев. А после падения последнего бастиона рыцарей ходили от Кипра к материку. В порту стояло несколько судов, Александр выбрал то, что имело красный парус, для крестоносцев, с них денег не брали. Денег не много, да ещё и потратился на похороны, поэтому придётся экономить. Кто будет его кормить во Франции? Если только в аббатствах или постоялых дворах ордена.

Взошёл на судно – большой неф, спросил у кормчего, куда идёт судно и когда отправляется.

– В Марсель, отплываем завтра утром. А пока располагайся, рыцарь.

Непривычно было услышать в свой адрес такое обращение. О чём пожалел – не было на нём накидки белой с красным крестом. Так и на половине рыцарей их тоже нет, кто участвовал в боях. Изодраны, испачканы до непотребства, что не отстирать, копоть въелась. Пока было время до отплытия, сошёл на берег и в аббатство ордена, потребовал накидку вместо пришедшей в негодность. И получил, тут же надев. Вот теперь он выглядит как настоящий рыцарь, хотя в душе побаивался – не разоблачат ли? Все тамплиеры в Акре видели его посвящение в сержанты, но не в рыцари. Правда, вернувшихся из Акры единицы, кого успели вывезти ранеными. Возможность встречи не исключалась, но была ничтожно мала.

Александр вернулся на корабль, устроился на палубе, ближе к кормовой надстройке, где уже расположились рыцари. Видимо, они уже изрядно выпили, запах от них был сильный, и храпели мощно. Покрутился на досках и уснул. Неф на волнах покачивало легко. А проснулся оттого, что солнце било в лицо. Корабль уже вышел в море, солнце стояло высоко. Судно плыло на запад. Через неделю обогнули с юга остров Сардиния. Были разговоры среди пассажиров, что на Сардинии базируются морские пираты. Но судьба была милостива, остров скрылся в туманной дымке. После Сардинии судно повернуло на север, ещё почти неделя пути, и показались берега Франции. Все оживились, только и разговоров, что о родине. А для Александра это чужая страна. Одна радость – языком хорошо владеет. Но он представления не имел, как здесь живут. Едва причалили в гавани Марселя, как пассажиры поторопились сойти, толкались у трапа. Саша сошёл последним. Плавание прошло спокойно, без штормов, но некоторое время ему казалось, что земля под ногами раскачивается. Для начала нашёл приют ордена тамплиеров. Здесь можно бесплатно переночевать, поесть. Все расходы несёт казна ордена. Когда Александр сказал, что прибыл из Акры, капелланы прониклись уважением, даже выделили отдельную маленькую комнату с крохотным оконцем, зато на топчане матрац. И накормили сытно – суп с бараниной и пшеничной лепёшкой, фрукты.

– Куда направляешься, рыцарь? – поинтересовался святой отец.

– Навоевался, хочу отдохнуть в родном доме, под Ла-Флешем.

– О! Далеко! Ты без коня?

– Все кони рыцарей в Акре достались воинству султана.

– Прискорбно. Из Марселя на Париж один раз в неделю ходит дилижанс. Сойдёшь в Орлеане, а потом на перекладных.

– Благодарю за совет. А откуда отправляется дилижанс?

– С городской площади, от собора.

– Падре, вы меня выручили. Я два года не был во Франции, отвык от цивилизованной жизни, всё время на службе.

– Да, сын мой, Господь воздаст тебе за тяготы.

Утром Александр направился в центр города. Город портовый, грязный, прибрежные районы рыбой пропахли. По улицам всякий сброд шатается вполне разбойничьего вида. Но рыцаря обходили стороной. Воин жертвой быть не может, скорее сам сделает калеками грабителей. Судя по той группе мужчин, что встретились, это были моряки, за поясами кривые широкие ножи. У горожан ножи прямые, ножи носили многие. А одежды смешные – короткие штанишки на мужчинах, чулки или гетры, рубашки, поверх которых жилетки. У богатых штаны дороже, на головах береты или шляпы. Женщины в пышных плюшевых юбках с рюшечками и оборками. В Акре женщины одевались проще.

Александр, расспросив дорогу, дошёл до площади. Виден собор. Никаких карет или дилижанса не видно. Спросил у служки.

– Только завтра будет, отправление утром, если до Парижа – два су.

Видимо, у служки спрашивали часто, отвечал заученно. Александр, здраво оценив свой внешний вид, прошёл на рынок, купил длинные полотняные штаны. Не по моде, но рыцари носили такие, чтобы кольчужные штаны на них надевать. Да и привычнее Александру. Ещё круглую маленькую шапочку взял, у русских подобная называется тафья. Такие же здесь носят епископы, нечто похожее есть у евреев, называется кипа. Народы и вероисповедания разные, а головной убор похож. Зашёл в трактир. Народу полно, Саша удивился – когда же они работают? Вроде не воскресенье. За стол уселся, заказал жареной рыбы, лепёшку, каши с фруктами, вина. Хотелось поесть не скромной или постной орденской пищи, как в аббатстве. Для воинов, впрочем, как и для больных, церковь во время поста делала исключения, разрешалось вкушать скоромную пищу. Рыба оказалась свежей, поджаренной на вертеле. А вот какая, определить не смог. Но вкусная, нежная, а костей мало. Жир аж по пальцам тёк. С лепёшкой, душистой и тёплой, да под лёгкое вино умял всю без остатка, хотя поначалу думал – не осилит. Посидел, поглазел на посетителей, разговоры послушал. Разговаривали о разном. У соседки Мари сын родился, а у Пьера прохудилась лодка и нужен ремонт, о том, что Испания грозит войной. И никто не сказал об Акре, о том, что Святая земля под мусульманами. Не интересует это народ? Обидно стало. Сколько рыцарей и простых горожан жизнь свою отдали, терпели лишения, а ради чего? Неужели только из-за церкви, веры?

Прошёлся по набережной. Вход в гавань охраняли две старинные крепости – Святого Николая и Сен-Жан. В области Прованс Святой Николай почитался. Обошёл вокруг кафедрального собора, полюбовался архитектурой. Прогулялся по главной улице Марселя Ла Канбьер. Вдоль побережья тянутся виллы богатеев. Так и день прошёл. А с утра попрощался с аббатом – и на площадь. Дилижанс уже на месте, довольно необычная карета, длинная и дверца сзади, а не сбоку, как обычно.

– Мне до Орлеана, – сказал Александр человеку в чёрном камзоле.

– Два су, мсье.

Александр отдал деньги. Ещё один такой же человек в чёрном сидел на облучке. Дилижанс запряжён четвёркой коней. Такую тяжесть одна и две лошади не потянут. Взобрался по откидной лесенке, неудобно, меч и сабля мешают. Вдоль бортов кареты два ряда сидений. Часть пассажиров уже на местах, на полу узлы и баулы кожаные. Александр уселся на свободное место, осмотрелся. Половина путешествующих – женщины разных возрастов, один священник – францисканец, ещё один явно из папской охраны, в чёрно-жёлтом полосатом одеянии, два господина в добротных одеждах. Дилижанс постоял ещё какое-то время, подсели трое попутчиков. Человек в чёрном объявил:

– Отправляемся! – и закрыл дверцу.

Из города дилижанс выбирался медленно. Улицы узкие, на них и торговцы везут свой товар на тележках, и зеленщики, да и прохожие. А как выбрались на дорогу, прибавили ход. Сиденья мягкие, набитые сушеными водорослями, сам дилижанс на ремнях подвешен к раме, а всё равно трясёт изрядно. Александр подумал – не лучше ли было коня купить? Дороже, чем в дилижансе, зато свой и надолго. А всё из-за дороги. Кое-где булыжная мостовая, а где и грунтовая. Однако не Италия с её дорогами из тёсаного камня, оставшимися со времён Римской империи.

Часа через три первая остановка у постоялого двора в какой-то деревне. Пассажиры вышли размять ноги. Тем временем кучеры сменили коней. Лошадь не в состоянии бежать с утра до вечера, ей периодически отдых требуется, воды попить, травку пощипать. А это задержки в пути. На Руси смены коней тоже были, для этого создали ямы, отсюда и ямщики для езды, но всё это значительно позже. На пересмену ушло около часа, пассажиры успели перекусить в харчевне. Александр в поездке наблюдал за окрестностями. И что приятно удивило – каждый клочок земли возделан, ухожен. Оно и понятно, населения много, а пахотных земель не хватает. Часть территории Франции занята горами, реками и озёрами. До вечера ещё одна смена лошадей, и к наступлению темноты въехали в небольшой городок. Пассажиры на ночлег расположились на постоялом дворе. Александр поел не спеша, с наслаждением улёгся на постель.

И второй день прошёл так же, и третий. Вечером Александр спросил у кучера, долго ли ещё добираться до Орлеана.

– Четыре дня, мсье.

В общем-то даже лучше, чем он ожидал. Но только и Орлеан не конечная точка его маршрута. Мысли стали одолевать. Вот заявится он в имение виконта. А вдруг кто-то знал Огюста в лицо? Рискованно. Но и Огюст, когда передавал бумаги, понимал, что делает, не дурак.

А после Бурже, в двух днях пути до Орлеана, случилось разбойное нападение. В эти времена не все добывали хлеб насущный честным трудом. Кто-то предпочитал кривую дорожку и разбой или воровство. Периодически на придорожных деревьях встречались повешенные разбойники в назидание живым. Причём придорожный разбой процветал не только во Франции, но и во всех европейских странах, русских княжествах.

На лесной дороге дилижанс внезапно остановился, было слышно, как переговаривались кучера:

– Морис, спустись, посмотри, нельзя ли объехать упавшее дерево.

Бывало, от бурь или сильного ветра деревья падали. Но кучеры имели печальный опыт. Один спустился, другой достал из-под облучка топор на длинной ручке. Такой инструмент сгодится и для обороны, и дерево разрубить, освободив проезд. Можно и саблю купить, но ею надо научиться владеть, а это дело не одного дня, и учитель фехтования нужен. Такие в каждом городе были, но за уроки брали дорого, позволить такое могли не все. Как только Александр услышал о дереве, перегородившем дорогу, насторожился, открыл дверцу, откинул лестницу и спустился на землю. Если дерево упало случайно, общими усилиями мужчин можно попробовать оттащить на обочину. А если специально сделано, то лучше иметь возможность для манёвра, чем сидеть взаперти в дилижансе. За Александром последовал папский охранник. Впереди раздался шум, крики. К дилижансу бежал кучер, размахивал руками, за ним гнались двое, явно не с добрыми намерениями, судя по их зверским рожам. Александр саблю выхватил, охранник сразу попросил, причём на ломаном французском:

– Мсье, не дадите ли мне своё оружие? У вас есть ещё меч.

У охранника на поясе короткий кинжал. Александр протянул ему саблю. Оборону лучше держать вдвоём.

Официально папские гвардейцы существуют как воинское подразделение из 110 человек с 1506 года и набираются только из швейцарцев. До создания гвардии набирались в охрану папы отдельные лица в команду. На римских пап нападения совершались часто и охрана была нужна. Да и со светскими властями не всё было гладко. Например, папа Бонифаций VIII, принявший сан 24 декабря 1294 года, вступил в конфликт с королём Филипом IV Красивым, был арестован и умер при таинственных обстоятельствах в узилище.

Второй кучер спрыгнул с облучка, обернулся. Зачастую пассажиры не пытались дать отпор, предпочитая откупиться. Лучше отдать ценности, чем потерять жизнь. Увидев рыцаря и охранника папской резиденции при оружии, готовых к бою, кучеры приободрились. Полагали, что уж с двумя разбойниками, при крепком тыле, они справятся. А из кустов выбегают ещё и ещё, и уже шесть разбойников с дубинами и ножами окружили дилижанс.

Александр выбрал для себя противником самого крупного, мощного, с дубиной. Он посчитал его самым опасным. Разбойники, не ожидавшие увидеть, кроме кучеров, ещё вооружённых людей, в бой не кинулись. Один из них, скорее всего главарь шайки, предложил:

– Отойдите и не мешайте. Так и быть, мы вас не тронем.

Вот наглец! Возмутился не только Саша, но и охранник. Он прыгнул и ударил наглеца саблей. Всё произошло стремительно, и разбойник не успел ни уклониться, ни защититься и упал с разваленным черепом. Стоявший неподалёку здоровяк с дубиной заревел медведем и кинулся к охраннику, нанёс удар. Тот подставил саблю, но она слишком лёгкая, полностью удар не сдержала, дубина прошла вскользь, разорвав курточку. Александр бросился вперёд, ударил мечом, здоровяк подставил дубину. Ещё удар, ещё! Меч тяжёл и приспособлен в первую очередь для рубящих ударов. От дубины щепки полетели. Меч так и летал в руках Александра, не давая разбойнику ни секунды для ответного удара. Здоровяк был туп, злобен, но понял – дела его плохи. Сделал шажок назад, другой. Саша не ослаблял натиска. А рядом крики, звон железа. Это охранник и кучеры ведут бой. Александр улучил момент, замахнулся для удара, разбойник дубину подставил, а рыцарь ход меча изменил – ударил немного ниже, по локтю, – отрубив наполовину руку. Кровь обильно ударила. С мечом такие финты редко получаются, тяжёл клинок, инерция велика. Фактически удар сабельный получился, но удачный. Здоровяк тупо глядел на обрубок руки, потом заорал от боли так, что кони дёрнулись. Осознал – победителем ему не быть. Разъярённым быком кинулся на Александра и напоролся на меч. Клинок легко вошёл в неприкрытое бронёй тело. Саша не делал это специально, сказалась выучка Огюста: нанёс удар, сразу прими боевую стойку – ноги на ширине плеч, щитом прикрыться, меч вперёд в слегка согнутой руке. Щита сейчас не было, но разбойник сам предрешил свой конец. Надеялся на устрашающий вид свой, на дубину, на наглость, которая второе счастье. Здоровяк рухнул замертво. Видимо, он был главной ударной силой шайки, потому что, едва он упал, остальные кинулись в лес. Рядом с дорогой лежали три мёртвых тела. Один из кучеров был ранен, левая рука в крови, но живы все. Второй кучер тут же достал из-под облучка чистые тряпицы, перевязал товарища. И только тогда из дилижанса стали выбираться пассажиры. Мужчины с интересом смотрели на убитых, женщины при виде окровавленных мёртвых тел бледнели, взвизгивали, отворачивались. Охранник вытер саблю об одежду убитого, вернул Александру:

– Хороша сабля. Меня Климентом зовут.

– Трофейная, дамасская. А меня Александром.

– В Акре воевал?

– И не только.

Климент посмотрел уважительно:

– Я сперва подумал – молод больно. А увидел, как сражаешься, понял – боевой опыт есть.

Совместными усилиями мужчины убрали дерево с дороги на обочину. Не случайно оно упало, было спилено. Кучеры заторопились.

– Прошу господ собраться! – закричал один из них.

Мужчины галантно подсадили женщин, сами уселись. Климент занял место рядом с Александром. Прежний мужчина-сосед пересел, не проявив недовольства. Эти двое – герои, кто осмелится качать свои права?

Зато Александр и Климент проговорили весь оставшийся путь. Александр сошёл в Орлеане, пожелав Клименту удачно доехать до Парижа. Сашу окликнул кучер:

– Мсье, подождите!

Саша остановился, кучер подбежал:

– Возьмите свои два су. Если бы не вы, господин, нас бы обобрали до нитки. Это не первый случай в этом месте.

– Рисковая у вас служба.

– Что делать, господин! Семьи кормить как-то надо. Это ещё хорошо, что благоволила погода. Если бы были дожди, как осенью или зимой, намучались. Всего хорошего!

– И вам удачи.

Насчёт грязи всё верно. Дилижанс тяжёлый, а колёса узкие, хоть и большого диаметра, на грунтовой дороге вязнуть будут. На перекладных каретах и повозках Саша за неделю добрался до Ла-Флеша, что на реке Луар, правому притоку Луары. Узнал у прохожего, где находится шато де Бриан. Смешно и нелепо. По документам он владелец шато, а не знает, где оно. Так можно и проколоться. В такой глубинке рыцари бывали не часто, на него поглядывали с любопытством. Сейчас бы конь пригодился, но пришлось идти пешком километров пять-шесть. Волновался. А ну как заминка выйдет? Огюст говорил, что не был в имении давно, но кто-то же может его помнить? Даже мысли были – развернуться и уйти. Но куда?

Своего дома нет, и никто его нигде не ждёт. Если только орден примет с распростёртыми объятиями. Но он нужен ордену только как боевая единица. А быть пешкой, расходным материалом он быть не хотел, тем более католицизм для него религия чуждая, хоть и христианская. В первую очередь из-за агрессивности. Сколько раз нападали рыцари Тевтонского ордена на Русь, науськиваемые папой? Пока Александр Невский не разбил их на Чудском озере. И сколько раз приезжали папские легаты в Московию, пытаясь склонить великих князей и царей посулами, хитростью к вере католической. А ведь без малого не случилось во времена Смуты, поляки уже в Москве были.

Сначала он увидел замок на холме, по описанию, какое давал Огюст, – его родовое гнездо. Замок невелик, в два этажа, каменный. Приблизился. Эка всё запущено на территории. Широкая дверь заколочена досками крест-накрест. Оторвал доски, открыл дверь. Везде паутина и пыль. Чувствуется, здесь давно никто не был. Прошёлся по первому этажу, по второму. Пыль, запустение. Но никаких следов мародёрства, разрухи. Мебель цела, гобелены на стене, даже подсвечники на камине. Спустился на первый этаж. Что же делать с этим добром? Да его зимой протопить нужен истопник и целый воз дров на день. Камины – не самый экономный и эффективный способ отопления. Камин греется долго и медленно, а дрова жрёт, как прорва. И убраться человек нужен, а ещё кухарка. Для всех жалованье. О, теперь он понял, почему Огюст в замке не жил. Замок – для большой семьи, содержание его дорого. Хотя…

Сдавал же землю в аренду Огюст. Только покроет ли выручка расходы? Поймал себя на мысли, что думает как владелец, на перспективу. А что он будет делать, если останется жить в этой глухомани? Да здесь же с тоски умрёшь! Вышел во двор, желая осмотреть замок снаружи. А к замку по короткой аллее, усаженной с двух сторон липами, идут несколько человек, явно с недобрыми намерениями, поскольку в руках палки держат. Александр руку на рукоять меча положил. Обнажать меч без реальной угрозы нельзя. Достал из ножен – значит, должен пролить кровь.

Подошедшие были селянами, судя по одеждам.

– Ты кто такой? Почему самовольно в замок вошёл?

– По праву хозяина. Это моё родовое имение. Я виконт Огюст де Бриан.

Воинственность деревенских жителей куда-то сразу улетучилась, сдулись, как воздушные шарики. Угрожать рыцарю – себе дороже. К тому же он не просто рыцарь, а хозяин замка и земель вокруг. Сразу шапки сняли, поклонились.

– Прости, рыцарь, за непотребное поведение.

– На первый раз прощаю, но больше на своей земле такого не потерплю!

Александр вёл себя жёстко, высокомерно, как и подобает хозяину.

Селяне удалились, бурно обсуждая свой промах. Александр обошёл замок. Сложен крепко, на века, трещин в кладке нет, деревянные рамы не повело от времени. Удивлён был, дома без пригляда ветшают быстро. Вернувшись в дом, в большой прихожей, которая на Руси называлась сени, в шкафчике обнаружил ключи, явно старинной работы, замысловатого вида бородки. Из интереса попробовал подобрать к входной двери. Получилось, один из ключей подошёл, замок щёлкнул и закрылся. Если смазать немного маслом, не хуже нового будет, потому что не штамповка, солидно сделан, вручную. Александр задумался, почему неизвестный не запер двери, а заколотил досками? Нашёл только один вразумительный ответ. Ключи можно легко потерять, а дверь серьёзная, дубовая, такую плечом или ногой не выбить, только крушить топором. Если кто в замок залезть возжелает, легко проберётся через окно. А от чего ещё три ключа на связке? Один подошёл к секретеру, открыл, внутри несколько листков бумаги, вверху листков припечатан герб де Брианов – красный треугольный щит, поделён надвое, в левой половине меч и роза. Хм, а ведь меч в гербе – это в точности тот, что сейчас покоится в ножнах на его поясе. Ещё один ключ открыл дверь в подвал. Но туда он не пошёл – темно, паутина. Чтобы исследовать, требовались свечи или масляный светильник, но где они, он не знал. По документам, дом его, Огюст завещал или подарил перед смертью. А что где лежит, он не знал. Ничего, освоится. Хотелось есть, а в доме ни крошки съестного. Направился в деревню. Даже в небольшой деревне есть трактир, где собирается местный люд пропустить кружку вина, поделиться новостями. Трактир был совсем маленький, на четыре стола. Вино нескольких видов, а поесть нечего. Местные для экономии денег ели дома. Но заказал, что побыстрее – яичницу, кашу, кружку вина. Местные поглядывали на него, перешёптывались, но не подходили познакомиться. Не больно-то и надо. Он дворянин, а они – простой люд, об этом надо помнить, иначе можно себя скомпрометировать.

Расплатился, поев, вышел, потом вернулся, спросил – не продаст ли хозяин свечей. Тот только рад, продал четыре штуки, больше не нашлось.

В замке дверь изнутри на засов запер. В поварской, довольно обширной, быстро нашёл кремень, огниво, трут, зажёг свечу. Обманул хозяин трактира. Свечи не восковыми оказались, а сальными, запах пошёл.

Решил исследовать подвал. Спустился, а фактически ещё один этаж, только подземный. Сухо, пыльно, паутина. Хорошо виден фундамент из больших камней, известковая кладка. Серьёзно сделан, такой будет ещё век стоять, если не два, только взрывом разрушить можно. Но никаких дверей, куда бы подходил ещё один ключ, не нашёл. Странно. Если есть ключ, к нему должен быть замок. Или не нашёл он пока замка? Получается, как у Буратино с золотым ключиком. Где тот очаг, за которым есть волшебная дверца? Начало темнеть. Александр сегодня устал, решил лечь спать. Снял рыцарскую накидку, кольчугу. Но лёг в одежде. Потому как кровать под балдахином была, диваны и пуфики, но всё пыльное, а постельного белья он не нашёл. То ли искал плохо, то ли стырили селяне. Быть не может, чтобы дворянин не пользовался благами цивилизации. Что говорить про постельное бельё, если в спальне шикарный литой бронзовый рукомойник с ангелочками? О гигиене в этом доме точно знали.

Уснул быстро, забыв задёрнуть тяжёлые бархатные шторы. Утром солнце ярко спальню осветило, лучи прямо в глаза били. Проснулся, полежал, понежился. Снизу стук в дверь, довольно сильный. Он уже в одежде, опоясался поясом с саблей, неизвестно, кто пожаловал – враг или друг? Впрочем, ни врагами, ни друзьями он ещё обзавестись не успел.

Спустился по широкой лестнице, открыл железный засов. На крыльце мужчина, по одежде не селянин, скорее средней руки торговец.

– День добрый, – поздоровался он. – Ты Огюст де Бриан, хозяин замка и земель?

– Он самый.

Странно было слышать обращение «Огюст», ведь он Александр, а Огюста сам похоронил. Придётся привыкать.

– Позволь войти? У меня к тебе разговор, деловое предложение, так сказать.

– Входи. Но у меня не убрано и нечем угостить, я прибыл только вчера после пополудни.

– Я знаю, знаю. Палестина, рыцарь. Давно ты не был в родовом гнезде.

– Давно, счёт годам потерял. Но Святая земля ныне под мусульманами.

– Да, да, печально.

– Садись, где желаешь. Так я слушаю.

– Меня звать Тибо Кревалье. Позволь угостить тебя?

Не дожидаясь ответа, мужчина достал из корзинки кувшин вина, сушёные фрукты. Даже предусмотрительно прихватил две кружки и тарелку для сухофруктов. Продумано! Незваный гость разлил по кружкам вино. Александр поднял кружку.

– За что пьём?

– За знакомство.

Саша подождал, пока Тибо не отхлебнёт, потом сам сделал пару глотков. Вино хорошее, выдержанное бургундское. Но гость заминку заметил:

– Боишься, что отравлю?

– Не исключаю, – не стал кривить душой Саша.

– О, ты меня не знаешь, я на такое не способен.

– А зачем бы тебе приходить ко мне и угощать?

– Резон в твоих словах есть. Так вот, позволь перейти ближе к делу. Родное гнездо – это хорошо. Но позволь спросить, чем ты намерен жить?

– Я пока и сам не знаю, – честно сказал Саша.

– Я тебе хорошую цену дам.

– За что? Я не думал сдавать землю в аренду.

– Я веду речь не об аренде, хотя поместье обширно, а земли плодородны. Продай замок, разумеется с землёй.

Саша о подобном даже не помышлял, и предложение застало его врасплох.

– Э…

– Понимаю, тебе нужно время подумать.

– Да ты проницателен! И сколько же ты можешь предложить?

– Надеюсь, все бумаги у тебя в порядке?

– В полном.

– Позволь взглянуть?

– Я подумаю. Если решусь, тогда и посмотришь.

– Сто экю золотом! – торжественно объявил Тибо.

Сумма приличная, а ведь Тибо даже не смотрел замок. Землю – вполне вероятно, её мог лицезреть любой. Или бывал в замке раньше?

– Я подумаю.

– Хорошая цена, сомневаюсь, что кто-то даст тебе больше.

– Почему ты решил, что я буду продавать?

– А зачем оно тебе? Родители твои, уж прости, почили в бозе. Тебя долго не было, и в родовое гнездо ты вернулся, потому что крестоносцев выгнали мусульмане, иначе ты до сих пор служил бы там. Разве не так?

– Ты знаток людей, продолжай.

– Ты человек молодой, рыцарь! Твоё дело жить в Орлеане или Париже. Рыцарские турниры, прекрасные дамы, балы – вот твои интересы. А здесь? Захолустье, заняться нечем, женщин нет, одни крестьянки, это не твой уровень. Ты сбежишь отсюда через полгода, не больше.

– С чего ты взял? – удивился Александр.

Были у него такие мысли, но как их угадал Тибо? Что-то знает или хороший психолог? Правда, словечка такого ещё не было в ходу.

– Ну как же! Рыцарь – это бои, походы. С кем здесь общаться? Селяне не все читать умеют, все разговоры только об урожае или деньгах. Ты же не собираешься сидеть взаперти?

– Нет, конечно.

– У тебя даже коня нет.

Чёрт, откуда он знает? Или селян расспросил? Впрочем, за домом конюшня, Тибо мог заглянуть, а лошади там нет. Ох, похоже, Тибо ещё тот жук. Хитёр и умён, а по виду не скажешь.

– Рыцари, кто в живых остался после боёв, отплыли на кораблях. Все нефы забиты были беженцами, не до коней. Сейчас все они под седлом у мамлюков.

– Да, понимаю и сочувствую. Когда ждать ответ?

– Зайди через неделю.

Тибо на мгновение скривил лицо, но тут же улыбнулся:

– Хорошо, мы договорились.

Он поднялся. Саша показал на фрукты, корзинку:

– Ты забыл.

– Оставь, перекусите.

Александр проводил его до двери, Тибо снял шляпу и откланялся. Саша уселся за стол, допил вино, принялся за сухофрукты. Всё же какая-то еда. Возникали несколько вопросов. Как узнал Тибо о прибытии рыцаря? Допустим – сообщил кто-то из селян. Тогда почему он торопится? Пришёл рано утром, хотя мог бы через несколько дней. Так заинтересован в покупке замка? Или предлагает бросовые деньги? Боится, что, поживя немного, Александр узнает цену истинную? Торопиться не надо, как бы не прогадать. А у кого узнать? Селяне не в курсе, у них домишки скромные. Надо думать и не принимать скоропалительных решений. Пожалуй, лучше всего наведаться в Ла-Флеш, к префекту, он должен подсказать.

Он плеснул в кружку вина, медленно потягивал, развалясь в удобном кресле. Неожиданно в голову мысль пришла: а чего он выкобенивается? Продать и уехать, вернуться на Русь! Пешком далеко и долго, а ещё рискованно. Но есть же корабли, морской путь. Самый близкий порт – Гавр. Наверняка оттуда суда ходят в города Ганзейского союза. Центр Ганзы в Любеке, но есть ещё Висбю, Данциг, Эльблонг, Ревель, Рига, Дерет, Торунь, которые входили в союз и жили по Любекскому праву. А ещё союз образовал конторы в Лондоне, Великом Новгороде, причём самую крупную. Ганза везла на Русь вино и ткани, закупала у славян пеньку, воск, мёд, древесину, шкуры и меха. Вот он, относительно быстрый и безопасный путь домой. Трудности будут, а плевать на них. После Акры и боёв с мамлюками его уже мало что пугало. Бесстрашным он не был, доля страха есть у всех, только у дураков нет. А уж на Руси он не пропадёт. Язык родной, хоть и не современный, а главное – душа славянская, вера одна, не пустой звук. Повидал он уже западников. Наш человек за друга последнюю рубаху снимет, а то и жизнь отдаст. А французы, да и не только они, трижды подумают и откажут. Среди крестоносцев он встречал и испанцев, и итальянцев, и людей других национальностей, объединённых идеей отстоять веру. За веру сражались истово, но мелочны были, расчётливы, а ещё настоящей дружбы не было, приятельствовали, не больше.

Решение вернуться было спонтанным, способным реализоваться после продажи имения. На дорогу деньги нужны – оплата места на судне, харчи, а ещё на Руси никто не ждёт его с распростёртыми объятиями, на первое время тоже деньги нужны. Как вовремя подвернулся этот Тибо! Конечно, желание вернуться на Русь жило в голове, но реально не обдумывал. Александр воспрял духом. Огюст перед смертью хотел сделать для Саши как можно лучше – замок и земли подарил, даже рыцарство. А лучшее для Александра – своя родина, славяне, какого бы рода они ни были – кривичи, вятичи, радимичи, словене. И не пойдёт он в Ла-Флеш. Зачем тратить время – целых два дня, силы? Настроение его на глазах поднималось. Вчера в тоске-кручине был от неясных перспектив. Но, видимо, счастлив его ангел. Чем ещё можно объяснить идущую в руки удачу? На радостях он отправился во вчерашний трактир. Заказал жареную курицу – с расчётом половину съесть здесь, а вторую унести в замок на ужин. А ещё – луковый суп и пшеничную лепёшку. Торопиться некуда, суп не спеша съел, дожидаясь, пока курицу на вертеле пожарят. Поел, половину курицы в тряпицу трактирщик завернул. Шёл к замку в благодушном настроении. Сыт, слегка пьян, впереди радужные перспективы возвращения на Русь. Ба! У замка, на крыльце, две тёмные фигуры сидят. Облачения чёрные, как у монахов, капюшоны. Насторожился, настроение сразу улетучилось. Что чернецам от него надо? Или явились склонять к новому Крестовому походу? Нет уж, дудки, после Акры он воевать не хотел. Ладно бы ещё за свою землю. А там повоевать есть за что. Правда, Александр Невский шесть десятков лет назад разбил рыцарей Ливонского ордена на Чудском озере, но ещё более грозная сила есть – татары. И меч его пригодится на родине.

При приближении Александра чернецы встали. Да и не монахи это, а иезуиты. Вот уж кого он хотел бы видеть меньше всего. Коварны, жестоки, а уж интриги плести лучше их мастеров нет.

– Добрый день, брат! – поздоровались иезуиты.

Рыцари всех орденов обращались друг к другу так, подразумевая «брат во Христе». Но иезуитов рыцари других орденов не жаловали, если и братья, то не самые любимые.

– Добрый, – кивнул Александр.

– Не ты ли будешь Огюст де Бриан, тамплиер?

– Если вам нужен он, то вы его нашли.

Александр кивнул. В таверну он ходил без рыцарской накидки, без кольчуги, было бы смешно и нелепо явиться в деревенскую харчевню в полном облачении.

– Мы бы хотели побеседовать с тобой. Много о тебе наслышаны, рыцарь, о подвигах твоих в Святой земле.

Поговорить можно, разговор – не драка.

Александр достал из сумки ключи, отпер дверь. Один из иезуитов так и впился в связку ключей взглядом.

Он указал на кресла вокруг столика. Хвала Господу, есть ещё вино в кувшине, сухофрукты, лепёшка. Пришлось и половину курицы на тарелку выложить. Нехорошо гостей, пусть и непрошеных, не угостить, это плохой тон. Гости, увидев две кружки, переглянулись многозначительно. Но Александр и не подумал объясняться. Кто они такие, чтобы требовать с хозяина отчёта? Саша нашёл ещё одну кружку на кухне, разлил вино.

– За Святую землю! – провозгласил один из иезуитов. – За возвращение!

В голове сразу мелькнуло – ратовать за ещё один Крестовый поход пришли, как он и подумал. Выпили по паре глотков. Иезуиты сухофруктами закусили. Один обвёл глазами помещение:

– Запущено.

– Давно не был, но порядок наведу. Главное – замок цел.

– Похвально.

Один из иезуитов, что помоложе, стал говорить о поражении в Акре, занятии мусульманами других городов. Александр их рассуждения всерьёз не принимал. Где вы были, когда тамплиеры и госпитальеры плечом к плечу сражались с мамлюками? Видимо, старший из иезуитов понял настроение Александра, сделал знак. Молодой замолчал. Головы у иезуитов бритые, как и лица, глазами так и сверлят, как будто в душу хотят проникнуть.

– Огюст, позволительно ли будет спросить, что ты собираешься делать?

– Замок для начала в порядок привести, сами видите – пыль, паутина, запустение.

Иезуиты кивнули, уставились на Сашу, ожидая продолжения.

– А потом видно будет. Может – в рыцарских турнирах поучаствую, в Париж съезжу.

Иезуиты переглянулись. Старший начал:

– У нас есть для тебя предложение, брат. Имение для сердца твоего дорого, но жить ты здесь не захочешь. Ты воин, не один год провёл в походах, рыцарь настоящий. Балы не для тебя, турниры – детская забава после настоящих схваток. В турнирах участвуют повесы дворянского звания, покрасоваться перед дамами. Настоящее воинское умение проявляется в бою. Собирается новый Крестовый поход. Надо отбить у мамлюков Святую землю и Гроб Господень. Дело это не быстрое, затратное.

– Мне требуется отдохнуть, восстановиться от ран, – твёрдо сказал Александр.

– Мы не торопим. Чтобы собрать рыцарство, подготовить припасы, пройдёт год, а то и два. Новый, готовящийся Крестовый поход уже благословил сам папа Николай IV.

– Вот через год или два и поговорим. Я не отказываюсь и не даю пока согласия.

– Ну что же, мы узнали твоё мнение, – поднялся старший иезуит.

Тут же вскочил молодой:

– Позволь ещё задать вопрос, брат?

Александр кивнул. Цель визита иезуитов была уже понятна ему. Вопросом больше, вопросом меньше, какая разница?

– Кто был у тебя сегодня в гостях?

– Некий Тибо, предлагал продать замок и земли.

– И что же ты решил?

– Подумать. Дело серьёзное, зачем торопиться?

– Сколько же он предложил?

– Сто экю золотом.

– Мошенник! Имение стоит не меньше полутора сотен! – вскричал старший иезуит.

О чём-то подобном подозревал Александр.

– Если хочешь, орден купит его у тебя, скажем… за сто тридцать.

– Ты же говорил, брат, что полторы сотни, – поймал его на слове Саша.

– Оно запущено, а урожай с земли собран.

– Зачем ордену замок?

– Земля лишней не бывает, – философски заметил иезуит.

– Я подумаю.

– Три дня брат, три дня. Потом мы уедем в Орлеан. Прощай.

Иезуиты ушли. Уже стемнело, а лошадей или повозки Александр у замка не видел. Стало быть, остановились на постой в деревне. Быстро же распространились слухи по округе о его возвращении. Надо же, за сутки второе предложение о покупке. А замок и земли в округе не три су стоят. Зачем он иезуитам? Впрочем, замок в отдалении от больших городов или дорог. А иезуиты всегда обстряпывали свои делишки втайне. Замок для этой цели подходит как нельзя лучше. Александр съел половину курицы. Не пропадать же ей, если холодильника нет. Запил вином, вылив остатки из кувшина. Улёгся в постель. А сон не шёл. То, что он продаст, уже не сомневался. Деньги от продажи пойдут на возвращение на Русь. Но за сутки второе предложение, странно. Вдруг вспомнился острый взгляд иезуита на связку ключей на проволочном кольце, когда он отпирал дверь. Почему иезуиту это интересно? От неожиданно пришедшей в голову мысли даже сел. А может быть, цель иезуитов именно замок? Разговоры о Крестовом походе лишь прикрытие? Иезуиты хитры и коварны, с них станется. Что-то здесь неладно. Он решил осмотреть завтра замок тщательно, не исключая чердак. Не скрыта ли здесь какая-то тайна? Был червячок сомнения, что он что-то обнаружит. Если бы было нечто стоящее, Огюст не преминул бы сказать. Хотя… он уже при смерти был, мог запамятовать или посчитать, что Александр сам обнаружит, догадается. Жаль, что всё произошло быстро, Огюст толком не договорил, почти всё время на фелюке в беспамятстве был. А раньше Александру говорить, когда не ранен был, смысла не было. Человек уже на пороге смерти, когда отказывает тело и впереди иной мир, если он существует, пытается успеть сказать недосказанное, да зачастую не получается, не хватает времени и сил.

Утром сухофрукты доел, другого съестного не было. Засомневался, что тщательный досмотр замка даст результат. Предположим, в замке есть нечто любопытное – документы, ценности. Если кто-то знал, вполне мог воспользоваться отсутствием хозяина, проникнуть через окно и не спеша осмотреть. Замок на отшибе, никто не помешал бы. Начал с первого этажа. Осмотрел стены, пол, мебель. Времени полдня ушло. Ещё столько же на осмотр второго этажа. Вечером посетил таверну, поел, с собой взял лепёшки и сыр, на завтра.

Глава 6 «Долгий путь на родину»

Свечи жечь не стал, пригодятся завтра, лёг спать. Что чердак, что подвал – места тёмные, свечей может не хватить.

Утром скромный завтрак – лепёшка и сыр, запивал водой, благо колодец на заднем дворе замка и вода в нём хорошая на вкус. Начал с чердака, куда вела каменная лестница. Открыл тяжёлую дверь. О как всё запущено! С потолка паутина свисает, пыль толстым слоем. Сквозь небольшие слуховые окна едва пробивается свет, но достаточно, чтобы ориентироваться. Деревянные балки в обхват, каменные дымоходы проходят на крышу. Площадь чердака огромна. На этажах этого не чувствуется, пространство перегорожено стенами комнат. И ничего, что бы могло привлечь внимание, представлять интерес. Спустился на первый этаж. Подвал уже осматривал, правда мельком. А может, надо осмотреть конюшню, каретный сарай и хозяйственные постройки – для сена, дров, прислуги? Они на заднем дворе. Но засомневался. Если искомая вещь или документы были, хозяин положил бы их в замке, чтобы под приглядом были постоянным. Взял свечи, спустился в подвал. Стены не только осматривал, но и простукивал, как и полы. В угловой подвальной комнате деревянные стеллажи, видимо – кладовка раньше была. Но железо здесь бы хранить не стали. Подвал хоть и сухой, но железо в этих условиях ржавеет быстро. Тем более под оружие есть небольшой зал на первом этаже. Там стоят копья, висят щиты, лежит боевой топор на длинной ручке, боевой шестопёр, шлем с плюмажем, явно для парадных выездов. Простучал стены. У одной звук отличался, более звонкий. Начал прощупывать камни, когда случайно надавил один, он слегка выдвинулся. Александр зацепил его ногтями, вытянул. Под камнем маленькая ниша и замочная скважина. Сразу вспомнился ключ на связке. Сразу волнение пришло, руки затряслись. Попробовал ключ вставить, и он вошёл. Вздохнув глубоко, повернул. Внутри что-то хрустнуло, заскрипело. Часть стены начала поворачиваться. У Саши волосы на голове поднялись. Жутко, но интересно.

За дверью оказалась небольшая комната, скорее углубление в стене, метр на полтора и такой же высоты. На полке лежал кожаный тубус, в таком обычно возят бумаги, и небольшая коробочка. Саша забрал всё, посветил свечой – не осталось ли чего? Всё, пусто. Прикрыл дверь, щелчок раздался. Вытащив ключ, вернул на место камень. Ловко сделано, стена выглядит монолитной, без всяких щелей. Никогда не подумать, что за ней что-то есть. Поднявшись к себе в спальню, открыл тубус, вытряхнул несколько свёрнутых листов пергамента, пожелтевших от времени, развернул. На одном был королевский указ о жалованьи Жирому из Нанта за заслуги перед двором звания виконта с правом наследования. И год – 1118-й. Почти век назад, наверняка дед или даже прадед Огюста. Другие пергаменты в сторону отложил, подождут. Открыл кожаную коробочку. Внутри бархат красный, на котором колье. Работы изысканной, чувствовалось – не ремесленник делал, а великий мастер. Золото, бриллианты, тонкая работа. Луч солнца, попавший на колье, отразился на стенах. В драгоценных камнях Александр не понимал ничего, но понял – вещь дорогая. Не будет же дворянин в золотое колье стекляшки вставлять.

Вдоволь налюбовавшись, вернул колье в коробочку. Снова за пергаменты взялся. В одном писалось, что род де Брианов имеет право претендовать на престол герцогства Анжуйского. Александр перечитал ещё раз. Это за какие заслуги? Или предки Огюста в каком-то родстве с герцогами были? Увы, родословной, генеалогического древа он не знал. Посидел. Прочитанное переварить надо. И вдруг мысль мелькнула. Два покупателя на замок, почти одновременно. Не это ли колье и пергаменты искали? Колье стоит очень дорого, пожалуй – не меньше замка с землями. И пергаменты можно использовать в грязной игре, на которую иезуиты большие мастера. Колье в коробочке и пергаменты в сумку Огюста уложил, сумку – в шкаф, чтобы не на виду была. Непрошеные визитёры так и шастают, как на Невском проспекте туристы в выходные.

Если сомневался, продавать ли замок, то теперь в решении утвердился. Но кому? Наверное – иезуитам, они бо́льшую цену предлагают.

Вымыл руки и лицо, почистил одежду, всё в пыли и паутине. Спать лёг, за окном уже темнеет. Хотелось есть, но в доме ни крошки.

А утром иезуиты на пороге. Вот же неймётся людям.

– День добрый, брат!

– И вам удачи. Что-то вы рано.

– Дела спать не дают. Так ты надумал?

– Уговорили, так и быть. Деньги при вас?

– Нет, брат. Кто такие большие суммы с собой носит? Дай нам два дня, встретимся на третий у префекта в Ла-Флеше. Надо документы оформить.

– Договорились.

Ударили по рукам. Иезуиты тут же вышли из замка. Лица довольные, улыбки не сходят с физиономий. У Александра червячок сомнений зашевелился. Не прогадал ли? А, плевать. Имущество не его, даром досталось. Конечно, знал бы Огюст, не одобрил. На радостях, что обозначилась перспектива, пошёл в деревенскую харчевню. Полкурицы съел с лепёшкой и тушёными бобами, запив вином. Вторую половину курицы и лепёшку с сыром на ужин взял. На выходе из харчевни столкнулся с местным падре.

– Что же ты, сын мой, службы не посещаешь? – укорил падре.

– От ран не оклемался. Сил хватает, чтобы в харчевню прийти, да и то не каждый день, – приврал Саша.

– Прискорбно. Раны телесные лучше врачуются, когда с молитвой к Господу обращаешься.

– Обязательно. Как окрепну, сразу приду.

– Ты из Святой земли прибыл?

– Так и есть.

Падре головой покачал. Непонятно – порицал или сочувствовал. Александр задерживаться не стал, отправился в замок. Оставив узелок с едой на кухне, взял меч, вышел во двор. Давненько он не упражнялся с оружием. Хотелось мышцы размять, пофехтовать, восстановить навыки. С момента бегства из Акры уже больше месяца прошло, а рыцарю необходимо каждый день себя в форме держать, упражняться с оружием, иначе жирком обрастёшь. До седьмого пота мечом Огюста размахивал. Удобен, баланс хороший, но тяжёл. Для конного боя хорош, а для пешей схватки сабля удобней, манёвреннее, не так устаёшь, потому что в два раза легче.

Потом разделся до пояса, окатил себя из ведра водой из колодца. Холодная! Бр-р-р! Заметил, как за ним мальчишки деревенские из кустов наблюдают.

– Всё, представление окончено, приходите завтра! – крикнул им.

И следующий день прошёл так же. А на третий собрал сумку, кольчугу надел, опоясался оружием. Меч и сабля избыточны для одного. Но меч не бросишь, оружие Огюст завещал – память. И сабля дорога как трофей, и боёв много с ней провёл. К тому же дамасская ковка, такую во Франции не часто встретишь. Часа за три быстрого хода добрался до Ла-Флеша, узнал у прохожего, где префектура. Тот указал, но, отойдя на несколько шагов, сказал:

– С кем воевать собрался, рыцарь?! Из Святой земли вас выгнали.

– Потому и выгнали, что такие, как ты, в тёплых норах отсиживались, – парировал Александр.

На ступеньках префектуры уже сидели оба иезуита. У молодого в руках мешочек с монетами.

– Документы с собой, брат? – спросил старший.

– День добрый. Для начала давайте денежки пересчитаем.

– Ты нам не веришь?

– Деньги счёт любят.

Отошли в сторонку, чтобы внимания не привлекать. Александр деньги пересчитал. Всё верно, сошлось. Оформление покупки заняло четверть часа. Префект ознакомился с документами Огюста, написали купчую, подписали покупатель, продавец и префект, внесли в специальную книгу.

– Всё, поздравляю вас, – обратился к иезуитам префект.

Для Александра странно. С нашими чиновниками такое не получится, ещё находишься – то в регпалату, то по разным конторам, начиная от ЖКХ и паспортного стола. Вышел на крыльцо, подкинул мешочек с монетами в руке. Свободен от всего – замка, служения ордену, поскольку Крестовых походов в ближайшее время не предвиделось. Впереди путь домой. Для начала в харчевню. Мешочек с деньгами в сумку уложил, ни к чему показывать окружающим, соблазнять.

Поев, подступился к трактирщику:

– Как мне лучше добраться до Гавра?

– Сначала в Ле-Ман, это направо, как из харчевни выйдешь, потом в Руан, а от него в Гавр.

– А далеко ли до Ле-Мана?

– Ты на коне?

– Увы.

– Если не погнушаешься, подожди до утра. Рано утром на восходе туда торговцы на подводах едут. Заплатишь – возьмут. А переночевать у меня можешь, на втором этаже комнаты для постояльцев. За еду и комнату один су.

К вечеру следующего дня, изрядно пропылившись, прибыл в Ле-Ман. Городишко маленький, а народу полно. С трудом, обойдя несколько немногочисленных постоялых дворов, нашёл комнату.

– Тоже на ристалище, рыцарь? – спросил хозяин.

– А разве турнир будет? По какому поводу?

– Бракосочетание маркиза де Вилье.

Ристалище – это интересно. Хотелось бы посмотреть.

– А где будет турнир?

– Рядом с замком маркиза. Утром туда почти весь город пойдёт.

Утром Александр позавтракал плотно. Рыцарский турнир – зрелище долгое. Вышел на улицу – толпы народа идут в одну сторону. И он присоединился. Чем ближе к замку маркиза, тем чаще стали встречаться рыцари. И пешие и конные. Конные в латах, закованы в броню с головы до ног, сзади оруженосец. У рыцарей побогаче оруженосец на коне, у более бедных – пешком следует. На шлемах рыцарских плюмажи из перьев под ветром колышутся. Все при щитах с намалёванными гербами. Рыцари копья в руках держат с тупыми наконечниками. Что удивило – шлемы закрытые, лишь для глаз узкие прорези и для рта дырочка. В бою такой шлем сильно обзор ограничивает. Рыцари в Акре таких тяжёлых доспехов не носили, в реальной схватке с таким железом на теле долго не продержишься. Александр давно понял – не защита главное, а подвижность, способность от удара уклониться и самому напасть. Рыцарю в латах подвижный бой затруднителен, одна надежда на прочную броню, так и в ней уязвимые места есть – сочленения конечностей с телом или шея.

Народ ристалище облепил плотной толпой. Александр пробился туда, где герольды отбирали рыцарей для турнира. Сначала проверялись документы. Рыцарь мог участвовать в турнире, если по документам мог доказать, что четыре поколения его предков были свободными людьми, а не рабами. Проверка длилась час, народ в это время развлекали бродячие менестрели. Затем на небольшое деревянное возвышение с лавками взошли устроители и гости. Зазвучали фанфары. Народ притих. Маркиз – довольно пожилой, явно не тянущий на роль молодожёна, пожелал рыцарям успеха в честном состязании. По традиции первыми начали биться конные. Во всю длину ристалища шёл деревянный низкий барьер. Соперники располагались по обе стороны. Сначала отдали честь маркизу. Потом соперники разъехались, развернулись, опустили копья. Герольд, распорядитель турнира, сделал отмашку флажком. Кони начали разбег. Прямо перед трибуной сшиблись. Бам! Древки копий от удара сломались. Один рыцарь вылетел из седла и тяжело грохнулся на землю. Второй усидел, но раскачивался, как пьяный. Подбежавший оруженосец помог рыцарю спуститься с лошади. Деревянный щит, окованный по краю железной полосой, имел большую трещину. Оруженосец расстегнул кожаный ремешок, стянул шлем с головы рыцаря, тот поклонился маркизу. Дамы на трибуне восторженно закричали, стали размахивать платочками победителю. Оруженосец взял под уздцы коня, повёл. Рыцарь шёл сбоку, придерживаясь рукой за стремя. Видимо – удар был силён, а рыцарь травмирован, но держался. И следующий бой прошёл похоже. Александр, хоть зрелище было интересным внешне, в турнире разочаровался. Одно дело, драться в бою, рискуя жизнью, другое – на потеху устроителям и народу. Для них развлечение, но зачем попусту подвергать жизнь опасности. Прошло ещё несколько конных боёв, особого интереса они у Александра не вызвали. В реальном бою копья другие – короче турнирных и не тупые, с железным острым наконечником, и исход схватки почти всегда заканчивается для одного из противников смертью. Там другие ставки, на кону жизнь.

Когда прошёл последний поединок, по традиции победитель конного турнира назвал царицу, ею оказалась новоиспечённая жена маркиза, совсем молоденькая и симпатичная девушка. Народ выбор одобрил криками. Рыцарь подошёл к трибуне, встал на колено, избранная царицей дама встала и отдала свой платочек. Рыцарь тут же прикрепил его к своей кирасе спереди, на манер ордена, чтобы все видели – победитель перед ними. Встал, победно вскинул руки.

Затем начались бои пеших рыцарей. Они у Александра вызвали больший интерес. Посмотрел, но понял – не его. На рыцарях тяжёлые латы, двигаются медленно, все вооружены мечами. Александр имел опыт боевых схваток, понял, глядя со стороны: сабля и лёгкая защита – шлем открытый и кольчуга – сподручнее. Пеших парных боёв прошло всего три, а затем народ оживился. На ристалище вышло сразу много рыцарей, не меньше шести-семи десятков, разделились на два отряда, выстроились в две шеренги. Бой пошёл стенка на стенку, как бывает на русской Масленице. Но у нас дерутся на кулаках, а рыцари в латах и с мечами. Сразу железный грохот пошёл, как будто железная бочка с гайками с горы катится. Кто упал – выбывает. Рядом с Александром остановился рыцарь, выбывший из схватки.

– Брат, расстегни ремень, – попросил он.

Александр расстегнул ремень под подбородком, шлем снял, отдал владельцу. Рыцарь дышит тяжело. Волосы на голове слиплись от пота.

– А ты почему не участвовал? – спросил он Александра.

– Желания нет на потеху публике мечом махать.

Рыцарь почему-то обиделся, хотя Александр обидных слов не произносил.

– Ты назвал меня скоморохом, шутом?

– И не думал.

– Значит – трусишь.

– Я из Акры только что вернулся. Не тебе меня в трусости обвинять. – Видимо, рыцарь после проигрыша на ристалище в запале был, стал к словам цепляться, явно нарываясь на конфликт. Александр тоже уступать не хотел. Молодость, адреналин играет. Рыцарь встал в горделивую позу:

– Я, рыцарь Гаскон Монтревиль, вызываю тебя на поединок. Ты смел на словах, посмотрим, каков ты в деле!

И бросил на землю между собой и Александром перчатку. Вокруг уже любопытные собрались, в том числе рыцари.

– Я, рыцарь Огюст де Бриан, виконт, вызов принимаю!

Ну не мог же он принародно не принять вызов, всё же русский человек, не французский повеса. По правилам, если вызвали на дуэль, условия называет тот, кого вызвали.

– На этом месте, через час, – сказал Александр.

Француз скривился. Один из его сторонников спросил:

– Почему так долго ждать?

– Мне надо купить шлем. Свой, помятый, мне пришлось оставить в Акре.

Один из рыцарей сразу предложил свой, но Александру он не понравился – закрытый, узкая щель для глаз не даёт обзора.

Вокруг ристалища лавки оружейников. Зная о турнире, мастера съехались со всей округи. И выбрать себе щит, меч, шлем – не проблема. Саша походил, подобрал шлем открытый, с бармицей, да чтобы сидел хорошо. Шлем не шапка, по голове не сядет. А ещё треугольный щит из ясеня, окованный по периметру стальной полосой. Такой щит лёгок и защиту сносную даёт. Вот теперь можно и на дуэль. Бретёром Александр не был никогда, но раз перчатку бросили, вызов надо принять и проучить наглеца. Рыцари не разошлись, ждали. Маркиз с молодой супругой уже покинули ристалище, а за ним и большая часть зевак. Но не все, слух о дуэли уже пронёсся. Рыцари редко выясняли между собой отношения таким способом. Дуэлянты в массовом количестве появились немного позже, с введением в обиход шпаг. Тогда, ввиду массовых смертей на дуэлях, короли многих стран стали запрещать поединки. В России за дуэли чинов лишали, увольняли со службы, до тюрьмы доходило редко.

Один из рыцарей взял на себя роль герольда. Встал посередине между дуэлянтами:

– Сходитесь.

Когда противники сошлись, попросил показать оружие. Оба рыцаря предъявили мечи. Последовал ещё один вопрос:

– Будете драться до полной победы или до первой капли крови? Или пока противник не признает поражение сам?

Александр пожал плечами:

– Мне всё равно. Пусть признает. Я не кровожадный.

– Быть так, начинайте.

И герольд благополучно отошёл в сторону, чтобы не мешать и не быть в горячке боя задетым клинком. Александр перед боем решил использовать меч Огюста. С саблей сподручнее, она легче, но в этом и её слабое место. При сильном ударе тяжёлым мечом она может не сдержать удар.

Противники не торопились кинуться в бой, медленно, мелкими шажками пошли по кругу, приглядываясь друг к другу. Александр поглядывал на руку противника и на ноги. Перед атакой правую ногу всегда выдвигают вперёд, чтобы затем, уже при выпаде оружием, перенести на неё вес тела. Не сближаясь, Александр сымитировал колющий удар. Русские мечи прямые, рассчитаны только на рубящий удар и конец клинка зачастую закруглённый. У европейских мечей клинок острый, многие клинки начинают плавное сужение сразу от рукояти к острию. У его противника именно такой. Гаскон лёгким движением меча отбил клинок Александра и тут же кинулся в атаку. Ага, горяч, нетерпелив, сделал вывод Саша. Мечи зазвенели, удар следовал за ударом. Гаскон наседал. Часть ударов Александр принимал на щит, для боя штука нужная, удобная. Улучив момент, ударил из-за щита сверху по шлему рыцаря, клинком плашмя. Такой удар на время оглушает. Гаскон в самом деле замер на секунду, Александр в нападение перешёл, меч так и замелькал в его руках. У обоих дуэлянтов появились сочувствующие, но больше у француза:

– Гаскон, не стой как пугало!

– Что ты в оборону ушёл, атакуй!

А как Гаскону атаковать, если он едва успевает под удары то меч подставить, то щит? Но горяч Гаскон, тем более группа поддержки из рыцарей вопит сильно, требует нападения. Он и кинулся из неудобной позиции и сразу получил два сильных удара по бокам доспеха, аж вмятины остались. Видимо, через латы по рёбрам досталось, стал двигаться осторожнее. Александр как коршун вокруг него вьётся, выискивает слабые места в обороне. Гаскон уже о нападении и не думает. Александр понимает, что бить по латам бесполезно. Ну, промнёт, причинит небольшую травму, но рыцарь может с ней продолжить бой. Уязвимое место – сочленение. Обычно оно из нескольких гнутых пластинок по форме суставов и крепежа в виде заклёпок. Вот туда и стал наносить удары. Один раз удалось сильно по правому плечевому суставу ударить, уловил лёгкий стон из-под шлема Гаскона. Старался вести себя спокойно, эмоции – гнев, ярость – плохие помощники, ослепляют, заставляют делать ошибки. А сам Гаскон, чтобы вывести из равновесия Александра, стал едко высмеивать его. То шлем противника на голове болтается, то кольчуга короткая. Александр нанёс удар мечом сверху, Гаскон принял удар на щит, неосторожно показав локоть левой руки. Александр сразу воспользовался оплошностью, ударил сильно. Звякнул стальной налокотник, одна пластина отскочила. Гаскон вскрикнул, его услышали рыцари. Настроение их сразу переменилось:

– Гаскон, признай себя побеждённым, а то пострадаешь!

Но Гаскон закусил удила, уж очень хотелось победы, да ещё на глазах многих знакомых рыцарей. Кинулся в атаку, стал наносить удары. Александр меч противника старался на щит принимать, выжидал, когда Гаскон выдохнется. Заметил, что рыцарь бьёт мечом в основном сверху. Щитом левую половину тела прикрывает. Во время замаха рукой с мечом правая часть тела не прикрыта. Только Гаскон меч занёс, как Саша ударил мечом снизу, вскользь по латам. Латная юбка из полос металла задралась, Гаскон вскрикнул. Видимо, клинок нашёл щель, достал до кожи, рассёк. По блестящему железу кровь потекла. Немного, но на стальном покрытии заметно. Рыцари закричали:

– Всё, бой закончен! Гаскон, меч в землю!

Гаскон и сам понял – не одолеть противника. Меч остриём в землю воткнул. Знак окончания поединка и признание поражения. Александр победно меч вскинул, из груди непроизвольно вопль нечленораздельный вырвался. Рыцари стали помогать Гаскону снять латы. Сначала шлем, потом кирасу, затем латную юбку. Порез обнаружился сразу, длиной с палец, но глубокий. Кто-то за лекарем побежал.

– Ты сильный воин, – скривился Гаскон.

Неприятно признавать поражение, но это традиция, признание честного боя. В реальном бою Александр расправился бы с ним быстрее. Уже думал в ходе боя поставить подножку, свалить. На Гасконе железа много, если грохнется, без посторонней помощи не встанет. Но всех правил рыцарских турниров не знал. Позволительно ли делать подножки? А вдруг опозоришься, нарушив неписаные, но свято соблюдавшиеся правила. Тогда урон чести, происшествие сразу станет известно по всей стране, рыцари прибыли из многих графств и герцогств страны. А в бою обязательно поступил бы так. Не важно, как поражён противник, главное – уничтожить.

Рыцари подходили, хлопали Огюста по плечу. Они же принимали его за настоящего виконта. Вроде выжидали чего-то. Наконец один сказал:

– Победитель должен по традиции угощать. Чего ты медлишь? Все в сборе.

Ё-моё! Да их человек тридцать, и у всех лужёные глотки. Но и падать лицом в грязь не хотелось.

– Я не местный. Пожалуйте – где харчевня поприличнее.

– Так бы сразу и сказал. Братья, нас ждёт выпивка. Все за мной!

Александр шёл едва ли не последним. Надо признать, бой выпил из него все силы. Рыцари ввалились шумной толпой, согнали простолюдинов с лавок, сдвинули столы в один длинный. Рыцарь, что подходил к Александру, взял на себя обязанности распорядителя, сделал заказ. Владелец предчувствовал, что после турнира гостей будет полон зал. Тут же вынесли пожаренного на вертеле барана, фрукты, вино в больших, литров на пять, кувшинах. Рыцари разлили вино по кружкам. Распорядитель встал:

– Предлагаю выпить за Огюста, рыцаря из Бриана. Сегодня мы имели честь видеть прекрасный бой. Смею сказать, не в обиду присутствующим, не многие смогли бы противостоять Огюсту. За рыцарские ордена, за честь, за верный клинок!

Рыцари выпили, ножами принялись кромсать жареного барана, жадно накинулись на еду. А потом пошла натуральная пьянка, какую Александр видел уже не раз. Насчёт выпить рыцари были не дураки. Александр посидел с рыцарями часа три, до темноты. Подошёл к хозяину, расплатился сполна. Его ухода никто не заметил. Изрядно выпив, рыцари начали распевать песни, хвастаться своими победами на турнирах. Саша вернулся на постоялый двор, с наслаждением разделся и лёг спать. Выспался от души, позавтракал, вышел на площадь. Пешком идти до Гавра далеко и не хотелось. Рядом остановилась карета, отворилась дверца, высунулся вчерашний распорядитель:

– Приветствую, брат! Куда собрался?

– Мне в Гавр надо.

– Почти по пути, мне ближе, в Руан. Садись.

Повезло. Не на повозке, не пешком, а в карете. Сегодня распорядитель выглядел настоящим господином, франтом. Тёмно-зелёный камзол, широкополая шляпа, башмаки с серебристыми пряжками. Явно человек не бедный.

– Ты вчера быстро ушёл, брат, – посетовал распорядитель.

– Спать хотелось. Прости, забыл твоё имя.

– Как ты его мог забыть, когда я не назывался? Изволь! Антуан де Валери, маркиз из Руана. Ты вчера провёл хороший бой. Гаскон задира, бретёр, но мечом владеет хорошо. Ты сбил с него спесь. А зачем тебе в Гавр? Неужели ты хочешь наняться к англичанам?

– Вовсе нет, хочу наведаться в Ганзу.

Маркиз аж подскочил на сиденье:

– Решил торговать?

– Пока нет, разузнать.

– Говорят, хорошие прибыли даёт торговля с Новгородом. Это далеко, варварская страна. Говорят, там до сих пор ходят в шкурах. Не советую.

– Почему?

– Ганзейские купцы строго следят, чтобы чужак не влез в торговлю.

– Поглядим.

Разговор перешёл на англичан. Они то воевали с Францией, то покупали у неё целые города. Вдруг маркиз спросил:

– Ты женат?

– Конечно нет. Я же тамплиер, принимал обет безбрачия.

– Война за Гроб Господень закончилась. Живи обычной жизнью. Женись, заведи семью. У меня прекрасная племянница есть, тебе понравится.

У Александра мелькнула мысль – специально попутчиком взял, чтобы найти племяннице жениха? Отверг нелепое подозрение, откуда маркиз мог знать, что Александр мог в это время выйти из постоялого двора, да ещё в одну сторону ехать?

Антуан оказался запаслив, из-под сиденья вытащил кувшин вина, разлил по кружкам:

– Выпей. Прекрасное вино из провинции Шампань.

Так и ехали, с вином под разговоры, до вечера, когда остановились на постоялом дворе. Поужинали, разошлись по комнатам. Утром стук в дверь. Александр подумал, что проспал и маркиз пришёл его разбудить и поторопить. Однако на пороге стоял слуга из трактира, что располагался на первом этаже.

– Там вашего приятеля бьют.

– Какого ещё…

И догадался. Натянул рубаху и штаны, сунул ноги в башмаки – и бегом вниз. А в харчевне настоящая драка. Трое местных мутузят маркиза. Александр не стал разбираться – кто прав, кто виноват, кто драку начал. Одного с налёта, в прыжке ударил ногой в поясницу так, что драчун отлетел в угол, ударился головой и притих. Другому с размаху влепил кулаком в ухо, сразу добавил хук справа в челюсть, отправил в нокаут. А последнего схватил за руку, занесённую для удара по Антуану. Маркиз, увидев, что подмога подоспела, начал колотить последнего, стоявшего на ногах. Из нападавших троица сразу превратилась в мальчиков для битья, в жертв. Драчун под градом ударов маркиза упал.

Антуан закричал:

– Требую королевского суда!

Выглядел маркиз смешно. В длинной, едва не до пят, ночной рубахе из простого полотна, в ночном колпаке на голове, а ещё под левым глазом набухал синяк. Формально он был прав. За нападение на дворянина простолюдинов могли повесить. Но для разбирательства надо было застрять в этой деревне на несколько дней.

– Антуан, успокойся, – стал увещевать его Александр. – Давай позавтракаем и поедем дальше.

– Я этого так не оставлю! – кричал маркиз. – Наглецы!

– Мы их уже проучили. Хочешь задержаться – твоё дело. А я завтракаю и ухожу.

Александр заказал прислуге жареную рыбу, а к ней вина. Маркиз покричал немного и успокоился. Драчуны пришли в себя, зашевелились, стали подниматься, опасливо поглядывая на Александра.

– Быстро исчезли отсюда, босота! – прикрикнул Александр. – Не злите меня своим мерзким видом, пока я не взялся за меч и не порубил вас всех.

Хозяин заведения делал драчунам какие-то знаки. Двое из троицы подхватили под руки третьего и вышли, волоча товарища.

– За что они напали на вас?

– Им не понравился мой колпак.

– Единственное, что могу посоветовать, – в следующий раз надевай шлем.

– В ночной рубахе и шлеме? Да ты шутник, Огюст!

– Что ещё остаётся?

Маркизу принесли завтрак, он принялся чистить варёное яйцо. Поев, тронулись в путь. За разговорами время летело быстро. К вечеру въехали в Руан. Кучер сразу направил лошадь к родовому замку. На крыльцо высыпала многочисленная семья. На синяк маркиза внимания никто не обратил, видимо, с турниров Антуан иной раз возвращался с видимыми отметинами. Маркиз тут же представил Александра:

– Рыцарь Огюст, виконт де Бриан. Герой Акры, участник турнира.

Женщины дружно присели в реверансе. Антуан стал называть имена. Александр не всех запомнил, их почти десяток. Он удивился – неужели все девочки его дочери? Оказалось – только трое его, остальные погибшего на Святой земле брата. Маркиз взял их на воспитание. Дело доброе, богоугодное.

Александру комнату гостевую выделили. Замок обширный, значительно больше, чем был у Огюста. Присланный слуга почистил одежду рыцаря, ведь переодеться было не во что. Александр запасную одежду не покупал по практическим соображениям. Он сейчас бездомный бродяга, зачем ему лишняя поклажа в дороге? А ещё – все мысли были о возвращении на родную землю, а там одежда другая. Как он будет выглядеть в коротких, едва ниже колена, штанишках? Нелепо!

Приблизительно через час слуга пригласил его в обеденную залу, проводил. Иначе бы Александр сам не нашёл, если только по запахам. Стол обеденный огромный, не меньше чем на сотню едоков. Но заняты места были ближе к левому краю. В торце, как хозяин, восседал сам маркиз. Переодеться успел. Чёрная бархатная курточка, кружевной воротник и манжеты. Вся женская половина тоже в нарядных платьях. Александр среди них почувствовал себя нищим, слугой, но попавшим на чужой праздник. Состояние не самое приятное, но маркиз внимания не обратил.

– Огюст, твоё место по левую руку.

Место почётное, справа от маркиза супруга. Поздний ужин прошёл неспешно. На еду, особенно мясо, жаренное на вертеле, налегали только оба рыцаря. Что же, мужчины во всех странах, во все времена одинаково любят плотно и вкусно поесть. Мясо запивали вином. Наевшись, Антуан стал рассказывать о прошедшем турнире. При отсутствии газет, радио, телевизора рассказ вызвал подлинный интерес у женщин, но своеобразный. Главное, что интересовало, не кто одержал победы, а в чём были одеты дамы. Какие ныне в моде цвета платьев, да какие рюшечки, да что на голове. Антуан морщился, пытаясь вспомнить. Мужчины запоминают события, происшествия, но редко одежды. Александр разглядывал женщин. Откровенно пялиться было плохим тоном, за это отлучали от дома. Жениться он не собирался, но было любопытно. На роль невесты вполне подходили две девушки, но больно юны, лет по шестнадцать-семнадцать. Обе не красавицы, но симпатичные. Как почти все француженки, темноглазые шатенки. После ужина к Александру подошёл Антуан:

– Понравилась? Только не говори, что не смотрел, я же видел. Их трое было, та, которая справа, её Патрисия звать. Или не запомнил, когда я их по приезде представлял?

– Прости, столько женщин сразу, отвык.

– Слуга тебя проводит, чтобы не заблудился. Надеюсь, ты завтра не откажешься осмотреть парк? Он у меня не хуже, чем у герцога Артуа.

Александр благоразумно промолчал. Кто такой этот герцог и чем он славен, не знал. Руководствовался поговоркой: «Молчание – золото, а слово – серебро». Смолчишь, может, и за умного всезнайку сойдёшь.

Кровать в гостевой комнате великолепная, под балдахином, перина мягкая, одеяло пуховое. Разделся донага, улёгся. Какое блаженство! Почти королевская роскошь! А хорошо быть богатым. Впрочем, по деньгам он мог позволить себе купить поместье. Конечно, не такое большое, как у Антуана. Да и зачем оно ему? С этой мыслью и уснул. Утром по коридору тихие шаги прислуги. Александр оделся, взял узелок, сумку через плечо, опоясался оружием. Антуан человек хлебосольный и дружелюбный. Но у него цель – выдать племянницу замуж. А у Александра женитьба в планах не стоит, ему до родной земли добраться надо. Попросил одного из слуг вывести его из замка.

– А как же маркиз? – удивился тот.

– Неотложные дела, – соврал Саша.

Он решил уйти по-английски, не прощаясь. Конечно, Антуан обидится. Но приближалась осень, а с ней и шторма. А ему предстояло морем идти довольно далеко. По Английскому каналу, как называли Ла-Манш, потом Северное море, через проливы в Балтику, с неизбежной пересадкой в Киле, Любеке или другом городе. А потом ещё половину пути до Великого Новгорода. Балтика же осенью вовсе не ласкова. Кроме того, процветало пиратство. Для защиты торговых судов Ганза строила военные корабли, набирала опытные команды. Но к каждому «торгашу» не приставишь военный корабль.

От Руана до Гавра немногим больше семидесяти километров. Если нигде не останавливаться и поддерживать хороший темп, два дня пешего хода. Полдня он шёл, а в полдень его подобрал дилижанс, и к вечеру он уже сошёл в Гавре. Город-порт небольшой, грязный, на улицах звучит разноязыкая речь. Оно понятно, это самый близкий к Парижу морской порт, сюда заходили корабли из многих стран.

Александр в харчевню зашёл, поужинал, комнату снял. Сегодня отдыхать, а завтра на поиски попутного судна. Только ночью понял, что сделал ошибку, выбрав постоялый двор возле порта. Всю ночь горланили песни, кричали и дрались в харчевне на первом этаже матросы с разных кораблей. Французы не любили англичан, а испанцы и французов, и англичан, вместе взятых.

Утром, хорошо подкрепившись, отправился в порт. У причалов множество кораблей. Стал ходить, расспрашивать, куда какое судно следует. Лишь к полудню удалось найти корабль, отплывавший в Любек. Матрос у трапа, считавший тюки, которые сносили в трюмы грузчики, показал на корму:

– Капитан там, говорите с ним, мсье, я человек маленький.

Корабль большой, торговый, две мачты. Александр по трапам взбежал на верхнюю палубу. На кормовой надстройке двое мужчин в камзолах что-то обсуждают. На Александра обратили внимание. Не каждый день рыцари появляются на корабле. Александр поздоровался:

– День добрый! Ищу попутное судно до Любека или другого города Ганзейского союза.

– Ты нашел, что искал. После погрузки мы отправляемся в Любек. Если грузчики, эти дохлые тараканы пошевелятся, к вечеру отойдём.

– Меня устраивает. Твои условия?

– Каюта отдельная, но невелика, всё же судно торговое. Питание два раза в день. За всё четыре су.

– Согласен!

Капитан окликнул одного из матросов, занимавшегося подтяжкой такелажа:

– Эркюль, проводи господина в каюту. Да помоги вещи занести.

– У меня нет вещей, всё при мне.

Матрос показал крохотную каюту на одного человека, практически – пенал. Узкий рундук, под которым место для вещей, квадратное маленькое окно с опускной крышкой, для защиты от непогоды. В стену вбиты деревянные гвозди вместо вешалки. Скромно, даже скудно. Но Александра устраивало. Всего-то неделю переждать. В подобной каюте он с тяжелораненым Огюстом на фелюке Акру покидал.

Оставив под рундуком в нише свои скромные пожитки и оружие, поднялся на палубу. С высоты хорошо видны город и гавань. К пирсам подходят и швартуются корабли, другие выходят. Где-то там, за дымкой, совсем недалеко, Англия.

Капитан, уладив свои дела, подошёл:

– Позволь полюбопытствовать, почему в Любек? Рыцари-тамплиеры обычно собираются в Марселе.

– Разве вы не в курсе, что Акра пала, вся Святая земля под мамлюками-египтянами?

– Как же, знаю. Но, поговаривают, новый поход будет.

– О! Когда ещё! Немногие вырвались из Акры, я в их числе. Сопровождал раненого приятеля, тем и спасся.

– Так ты воевал? Я, грешным делом, по твоему молодому виду решил – только в турнирах участвовал.

– Пришлось повоевать.

– Пойдём ко мне в каюту, выпьем немного вина за знакомство.

Капитанская каюта оказалась большой, занимала почти всю кормовую надстройку. Посередине огромный стол, на котором разложена карта, лежит секстан, линейка. В углу широкий рундук, в другом – обеденный стол. Четвёртую стену занимало широкое окно, обзор великолепный, жаль только – вид за кормой, а не вперёд.

Капитан показал на увесистые кресла у стола:

– Садись.

Сам достал кувшин вина, разлил по кружкам.

– За знакомство и успешное плавание!

Выпили. Капитан стал расспрашивать Александра, где он бывал, что видел. А потом неожиданно про пиратов в Средиземном море спросил.

– Слышал, но сам не видел. Корабли рыцарей перевозят и паломников. На каждом нефе по сотне, а когда и больше, рыцарей и их коней. А ещё оруженосцы. Тоже оружие в руках держать умеют. Кто из пиратов отважится напасть?

– Я слышал, суда у пиратов небольшие, но их много. Окружают торговое судно и идут на абордаж.

– Возможно, и бывает такое. Но у кораблей, которые перевозят паломников и рыцарей, есть отличительные знаки – либо красные паруса, либо на обычных белых намалёван красный крест. Пираты сами таких боятся.

– Хитро задумано.

– А что, досаждают?

– О! Мало того что Дания и Швеция воюют друг с другом на море, порой захватывают корабли других стран, так ещё и пираты злобствуют. Ганзейский союз настроил военные суда и содержит за свой счёт команды для защиты.

Александр был удивлён. Он полагал, что пираты – это где-то далеко, в Карибском море или Средиземном. Но и холодные воды Балтики тоже кишели пиратами. Были одиночки, сколотившие команду из головорезов. Но была целая организация, называвшая себя витальерами – «друзьями Бога и врагами мира». Базировались на острове Готланд. Туда бежали все преследуемые законом жители разных стран, авантюристы, жаждущие лёгкой наживы или падкие на приключения. Среди витальеров была жёсткая дисциплина, женщины в организацию и на корабли не допускались. Добыча хранилась на острове. А захваченные на торговых судах товары продавались, принося приличный доход. Периодически витальеры то воевали с Ганзой, грабили их суда, то воевали вместе с ними против Дании. В дальнейшем, в 1388 году, витальеров выбили с острова Готланд рыцари-крестоносцы во главе с Конрадом фон Юнгиненом, и они перебрались на остров Гельголанд. Последние действия были совершены в 1701 году. Действовали витальеры волчьей стаей. На торговые когги нападало сразу несколько мелких судов, забрасывали кошки, судно брали на абордаж. Иногда его приводили на остров вместе с товаром, но чаще перегружали товар на свои суда и скрывались. Когги ганзейские были тихоходными, и, если случалась погоня, уйти приходилось, бросив добычу.

Франция не входила в Ганзейский союз, но пиратам было всё равно. За вином капитан расспросил Александра о военных действиях. Как позже понял рыцарь, не столько бои в Акре его интересовали, сколько старался выведать – можно ли положиться на Александра, если случится встретиться с пиратами. Матросы на такой случай имели кривые короткие сабли, но были не обучены, не имели боевого опыта. А кроме того, не все капитаны судов рисковали организовать отпор. Тех, кто сдавался сразу, пираты отпускали на их же корабле, опустошив трюмы и забрав судовую кассу. С сопротивлявшимися поступали жестоко – сбрасывали их с кораблей в воду. Выплыть, когда не видно берега, нереально. Если пиратское судно захватывало военное, всех пиратов без жалости вешали на реях их судна в назидание.

Александр историю знал слабо, на школьном уровне, да и то кусками. О пиратстве на Балтике не знал вообще ничего, как и о Владимирско-Суздальском княжестве, куда стремился. Княжество было велико, простиралось на востоке до града Китежа, где сейчас Нижний Новгород, до Рижского залива, где стоял Владимирец, ныне Валмиера, Латвия. Немного севернее, на берегу Финского залива, стояла Колывань, ныне Пирита эстонская, один из городских районов Таллинна.

Не спеша «уговорили» кувшинчик вина. У капитана ни в одном глазу, только нос покраснел. Постучав, вошёл шкипер или боцман, Александр в морских должностях не разбирался, ему едино было.

– Погрузка закончена, господин.

– Всё по ведомости?

– Истинно так.

– Тогда готовьтесь к отплытию.

Две вёсельных лодки на верёвках оттащили корабль от пристани, был поднят носовой парус, и судно медленно вышло из гавани. Капитан стоял рядом с рулевым на кормовой надстройке.

– Поднять паруса!

Матросы, как обезьяны, ловко полезли по вантам на мачты. Несколько минут, и, хлопнув под ветром, паруса расправились. Судно набрало ход, из-под форштевня вздымались буруны пенной морской воды. Александр постоял немного, слегка продрог, спустился в каюту, прикрыл окно. Судно покачивало на волне, и он улёгся на рундук, накрытый матрацем, набитым сушёными водорослями. Запах специфический. Сон пришёл быстро, а проснулся от стука в дверь. На пороге матрос:

– Капитан просит разделить с ним трапезу.

– Сейчас буду.

Открыл окно, свет ударил в глаза. Судя по положению солнца, часов девять утра. Вот это он поспал! В каюте капитана стол накрыт, за столом капитан и его помощник. Александр пожелал доброго утра.

– Садитесь, перекусите, чем Бог послал.

Бог послал жареную морскую рыбу с тушёными бобами, явно вчерашними, из Гавра, пшеничные лепёшки и вино. Ели молча. Через окна на корме были видны берега.

– Это Франция?

– Нет, эти земли уже датские.

На судне послышались свистки боцманской дудки, топот ног. В дверь, постучав, вошёл боцман:

– Слева по курсу вёсельная шлюпка, в ней виден человек.

– Поднять на борт!

Завтрак закончили, поднялись на корму. На корабле спустили паруса на мачтах, судно тихо продвигалось на носовом парусе. С левого борта сбросили верёвочный трап. Мужчина в лодке ухватился за него, влез на борт. Капитан тут же распорядился взять лодку на буксир. Спасённого привели на корму, капитан хотел поговорить с ним лично.

– Кто ты, мсье, и как попал на лодку?

– Я из Гамбурга, Отто Висмар. На наш корабль на траверсе Роттердама утром напали пираты на двух пинках. Мне удалось спуститься в шлюпку и отвязать конец. Но в шлюпке оказалось лишь одно весло, и я не смог добраться до берега.

– Как называется твоё судно?

– Я не знаю, я всего лишь пассажир.

– Как имя капитана, кто он? Швед, француз или датчанин?

– Я его видел один раз при посадке и не говорил.

– Хорошо, отдыхай, мы высадим тебя в ближайшем порту.

– Да воздаст вам Господь за оказанную милость!

Спасённый из шлюпки был искренне рад. Когда он отошёл с матросом, капитан сказал:

– Подозрительно.

– Что?

– Не знает, как называлось его судно.

– Что же здесь подозрительного? Доведись до меня, и я не знаю.

– Как? – вскричал капитан.

Видимо, он был в возмущении.

– Мой корабль называется «Звезда Бреста», мсье!

– Буду знать, мсье Матис.

– На корме есть надпись, или ты не умеешь читать? – не мог успокоиться капитан.

– Видишь ли, я садился с причала и видел судно с правого борта, а там названия нет.

Капитан хмыкнул:

– Ну, ты же знаешь, как меня звать!

– Ещё бы, мы вместе пили вино, как не знать. А его не приглашали.

Александр ещё немного постоял на палубе и спустился в каюту. На палубе дул сильный ветер и было неуютно, а в каюте тесно, но тепло. Слова спасённого о пиратах его насторожили. Эти места, Английский канал и южная часть Северного моря, относительно безопасны для мореплавания. Отмелей нет, пираты заходят в эти воды редко, потому что военные суда англичан и французов не дают им спуску. А стоит обойти западное побережье Дании и пройти пролив Каттегат, ситуация резко изменится. Вчера капитан говорил о капёрах. Фактически пираты, у которых есть патент от какого-либо государства. Считается, что капёр действует в интересах государства, выдавшего патент. Такие патенты выдавали все прибалтийские страны – Дания, Швеция, Ганзейский союз. Позже даже Московия отметилась. В 1570 году Иван Грозный выдал такой патент немцу Карстену Роде. Тот сбил эскадру из девяти судов, грабил беззастенчиво всех, но положенную по патенту десятину от добычи русскому царю не платил. Когда его судно захватили шведы и он попал к ним в плен, Роде слал слёзные письма Иоанну IV, но тот не ответил.

После обеда с капитаном Александр вздремнул и проснулся от трелей боцманской дудки, беготне на палубе. Поднялся поглядеть. Матросы столпились у левого борта. К их торговому судну быстро приближались два небольших судна. Раздались голоса:

– Пинки!

Тут же закричал капитан:

– Шкипер, раздать оружие! Стоять по бортам, рубить абордажные крюки!

Александр побежал в каюту. Надел кольчугу, надел шлем, опоясался саблей. Меч слишком громоздкий для боя на судне, на палубе полно всяких снастей, как бы случайно не перерубить важную верёвку. На кораблях у каждой верёвки или каната было своё название, но он человек сухопутный, тонкостей не знал. Выбежал на палубу, проверил, как выходит сабля из ножен. Капитан, завидев его, одобрительно кивнул. Матросы уже вооружились короткими саблями, ножами. А пиратские суда уже рядом, одно из них обошло «торгаша» с кормы. Ага, понятно, решили взять в тиски, атаковать с двух сторон. На каждом пинке по тридцать – тридцать пять пиратов. Столько же на торговом судне. Превосходство в живой силе двойное. А кроме того, у пиратов опыт боевых действий за плечами. Момент немаловажный для исхода боя. Шкипер на палубе стоял с топором, обычным, плотницким, такой был на каждом судне как рабочий инструмент. Александр ещё удивился. Топорище короткое, не оружие, зачем топор ему? Объяснение последовало через несколько минут. С пинков на ограждение палубы «торгаша» полетели верёвки с железными крючьями на конце, называемыми «кошками». Шкипер тут же метнулся, стал рубить верёвки. Для этого занятия топор подходил лучше всего – тяжёл, лезвие бритвенной остроты. Флибустьеры воинственно вопили:

– Опускайте паруса и сдавайтесь! Клянёмся – не тронем, только заберём груз!

А «кошки» летели на палубу, цепляясь за деревянные части, за такелаж. Пинки стали подтягиваться за них к борту «Звезды Бреста». Был такой город-порт во Франции. Александр наблюдал, стоя у правого борта, как, хватаясь за верёвки, на палубу «торгаша» пытаются влезть пираты. Палуба значительно выше, пиратам приходилось карабкаться под значительным углом вверх. Для того чтобы задействовать обе руки, пираты свои абордажные сабли держали в зубах. Как только над ограждением показался первый пират, Александр снёс ему голову. С пинка завопили:

– Мерзавец! Мы тебя убьём первым!

Рядом возник ещё один, Александр не дал ему шанса и отправил сабельным ударом в морскую пучину. Сзади крик. Рыцарь обернулся. У мачты сражался матрос корабля и спасённый со шлюпки немец Отто. В руках немца нож, но его руку с клинком матрос успел перехватить. Александр подбежал, саблей отрубил немцу руку, вторым ударом рубанул по шее сзади.

– Что он хотел?

– Резал ванты, чтобы нельзя было управлять парусом.

Чёрт! Капитан был прав, когда подозревал немца. Видимо, пираты применили новую тактику. Под видом потерпевшего от нападения, с расчётом, что его подберут, внедрили на корабль своего человека. Капитан оказался прозорливее, чем Александр. Впредь это будет хорошим уроком. Он бросился к левому борту. Шкипер там успешно рубил верёвки «кошек», но один пират успел забраться на палубу, и сейчас шкипер с трудом отбивался от флибустьера, отступая к корме. Александр напал слева, вонзив клинок пирату в сердце. А по верёвке карабкались новые. Он бросился туда, где показалась зверского вида чужая рожа, ударил по голове. Пират полетел вниз, сбив с верёвки ещё одного флибустьера. На правом борту уже кипела схватка, слышался звон железа. Матросы дрались на саблях с пиратами. Угроза серьёзная, и рыцарь бросился туда. Один из матросов упал, обливаясь кровью. Пират, его сразивший, вскинул саблю и бросился к Александру. Флибустьер нанёс удар, его клинок скользнул по кольчуге, а второго шанса пират уже не получил, Александр вонзил ему саблю в грудь и провернул клинок. Бросился на помощь другому матросу, которого теснил к мачте пират. Сделал обманный финт, пират вскинул свою саблю, чтобы принять удар на неё, а Саша сделал выпад и уколол флибустьера в шею. Ранения в эту область сильно кровят и быстро, за секунды, приводят к смерти.

Ещё один матрос упал замертво, но пират не успел порадоваться победе. Саша напал сзади, сильно ударил сверху по плечу, развалив тело флибустьера до пояса. С левого борта крики, он бросился туда. Два пирата, размахивая саблями, теснили трёх матросов к корме. Цель понятна – захватить рулевого и капитана. Капитана можно принудить дать команду сдаться.

У Александра было преимущество: на торсе кольчуга, на голове шлем. Ни пираты, ни матросы бронезащиты не носили. Случись упасть при абордаже в воду, и железо тут же потянет в глубину, выплыть шансов нет. Саша для себя решил, что если и упадёт в воду, то только убитым. А для этого пиратам придётся сильно постараться. Против матросов у них превосходство, но серьёзных навыков фехтования, какие получил Саша на Святой земле, у них нет. И сдавать корабль Александр не хотел.

Глава 7 «Пираты»

Александр сначала кинулся к мачтам, там уже два разбойника резали такелаж. Пришлось одновременно драться с обоими. Вот где пригодились бы меч и щит, но они лежали под рундуком в каюте. Зато кольчуга его спасла, и не один раз. Одного пирата он с ходу ударил поперёк груди. Посчитав, что он ранен и выйдет из боя, переключился на другого. Если бы не кольчуга, это стоило бы ему жизни. Только стал рубиться с пиратом, как раненый, но стоявший на ногах, ударил его саблей со спины. Заскрежетала сталь. Полуобернувшись, Александр ударил назад наотмашь. Пират завалился на спину, пуская кровавые пузыри изо рта. Секундная заминка, а другой пират ударил Сашу поперёк живота. Удар чувствительный, но кольчуга выдержала. Александр ткнул остриём сабли в горло пирату. Сразу побежал к корме. Рулевой пожарным багром, который имелся на каждом деревянном судне, отбивался от пирата. Капитан отбивал саблей атаки трёх флибустьеров. Александр оказался в тылу нападающего неприятеля. Одному с ходу ударил по шее, другому вонзил саблю в грудь до половины клинка. Оставшегося добил капитан. На палубе уже свалка шла. Рубились на саблях, шкипер успешно оборонялся топором, некоторые перешли на ножи. Капитан кинулся на выручку к своим, а Александр в каюту. Ворвавшись, откинул лежанку рундука, схватил меч и щит, саблю оставил. И вновь по трапу наверх. Ситуация на палубе за короткое время его отсутствия ухудшилась. Пираты захватили всю носовую часть корабля, бой уже шёл между первой и второй мачтами. Александр побежал на правый борт, где упали мёртвыми два матроса. Удары чужых сабель принимал на щит, сам наносил удары, меч тяжёл, легко отбивал сабли пиратов, а главное – длиннее их клинков сантиметров на двадцать пять – тридцать. В бою это неоценимое преимущество. Заколол одного, почти до пояса разрубил другого, напал на третьего. У пирата ни щита, ни кольчуги, и удары меча достигали цели. У пирата уже глубокие раны на руке и груди, в глазах страх появился. Рыцарь перед ним неуязвим, а грозный меч вселяет ужас. Последний удар меча Огюста развалил пирату череп. Александр к борту. По верёвкам на корабль ещё лезут пираты с пинка. Он стал рубить верёвки. Меч с лёгкостью перерубал пеньку, пираты падали на палубу своего судна. Это кому повезло. Некоторые упали в узкую щель между двумя судами и были раздавлены многотонными корпусами, как прессом. «Торгаш» и два пинка по его бортам шли полным ходом. Скорость, конечно, упала. На пинках паруса спущены, но на «Звезде Бреста» подняты.

На левой стороне палубы пираты теснят матросов к корме. Александр забежал по палубе к носу, зайдя пиратам в тыл. И принялся рубить. Азарт овладел, злость. Кровь летела во все стороны. Ещё бы на скользкой от крови палубе удержаться, не поскользнуться. Подняться ему не дадут, кинутся гурьбой, как лайки на медведя. А сейчас он как танк, грозен и неуязвим. Один пират пал, другой. Капитан, видя действенную помощь рыцаря, воодушевился:

– Вперёд, Франция!

Из матросов торговых судов вояки неважные, но собрались с силами, прекратили отступать, почти в шеренгу сбились, саблями работают. А с тыла рыцарь крушит вокруг всё живое. Не выдержали пираты натиска, осознали – шансов нет. И так пиратов потеряно много, а половина команды судна ещё цела, а главное – грозный рыцарь жив и продолжает свою убийственную жатву. Стали прыгать флибустьеры на палубу своего судна, сами рубить верёвки абордажных крючьев. Пинки стали медленно отваливать от борта «торгаша». Александр крикнул:

– Эй, кто обещал меня убить первым? Почему убегаешь, гнусный лжец и трус?

На пинке услышали, крикнули в ответ:

– Иди к чёрту, дьявольское отродье! Откуда ты только взялся?

Александр довольно ухмыльнулся. На пинке осталось с десяток пиратов. Он перешёл к другому борту. Второй пинк был уже в сотне метров, и на его палубе было несколько человек. Саша убрал меч в ножны, оглядел палубу, полную мёртвых тел. Славная работа!

Капитан отдал команду:

– Пиратов за борт!

Мёртвых и тяжелораненых пиратов стали сбрасывать за борт. Палуба в значительной мере очистилась.

– Команде шкипера приготовиться к погребению матросов!

По старой традиции, существующей на всех флотах, умерших или убитых зашивали в парусиновый саван, в ноги клали балласт и опускали за борт. Тут же последовала команда:

– Палубной команде смыть кровь!

Матросы на верёвках опускали за борт деревянные вёдра, щедро поливали дерево палубы, стирали подсохшие кровяные лужицы швабрами с размочаленной пенькой. Александр тоже ополоснул меч, потом стянул с себя кольчугу. Ужас! Вся в крови, ошмётках человеческих тел. Остановил матроса с ведром морской воды:

– Позволь кольчугу отмыть.

С первого раза не получилось, вода красной стала. А рубашку, что под кольчугой была, можно выбросить. Александр покачал головой, рубашку недавно купил, до встречи с пиратами была новая, чистая, нарядная. Хорошо, в запасе старенькая есть. Капитан отдал команду:

– Паруса на мачтах приспустить!

Александр удивлён был, паруса не опускали даже во время боя. Почему сейчас это делать? Пошёл к корме. А капитан рулевому командует:

– Разворот на сто восемьдесят градусов.

– Почему? Зачем? – подступился Саша.

– Половина команды вышла из строя. Одни убиты, другие ранены. Возвращаемся в Гавр.

– Амстердам рядом, крупный порт. Вы же сами говорили.

– Там набирать экипаж нельзя, опасно. Нормальные матросы на судах ходят, а в кабаках припортовых всякая шваль сидит, которую списали. Их предлагаете брать? А если это пираты? Представляете – ночью вырежут всю команду. И корабль их будет, и груз.

Александр был вынужден признать правоту капитана. Времени жалко. До места боя полтора суток шли, назад столько же возвращаться будут, да неизвестно, сколько времени недостающую часть команды набирать будут. Считай – неделю потеряет. До столкновения с пиратами он всерьёз полагал, что морской путь самый быстрый и безопасный. Выходит – ошибался, плохо страны знал и историю.

К Гавру шли дольше, ветер боковой, а не попутный, да ещё не хватало матросов быстро менять галсы судна. Но через двое суток вошли в знакомую гавань. Александр за свои заслуги в отражении пиратской атаки остался жить в каюте, столовался тоже на судне. Всё лучше, чем на постоялом дворе слушать по ночам пьяные драки и вопли.

Кандидатов на службу подбирал шкипер, приводил к капитану. Тот долго опрашивал – на каком корабле служил, с кем плавал, если матрос производил благоприятное впечатление, просил на палубе вязать узлы, залезть по вантам на рею. Сито отбора строгое, но от команды зависит целостность корабля и груза, капитан отвечает всем своим капиталом за утрату, если жив останется. По вечерам капитан попивал вино в своей каюте в компании Александра и первого помощника. К Саше после стычки с пиратами относился уважительно, как к равному, хоть рыцарь не морской волк.

А однажды сказал:

– А не пожелаете ли наняться в команду?

– Я ничего в морском деле не смыслю и буду балластом.

– Наверное, мне вернее будет платить тебе жалованье и знать, что судно есть кому оборонять, чем потерять груз, а то и корабль, и самому жизнь.

– Извини, капитан, не могу. Я должен добраться до Любека.

– Любовные дела? – ухмыльнулся капитан. – А впрочем – я не особенно рассчитывал на твоё согласие. Такому умелому рыцарю не дело плесневеть на моей посудине, мечом можно добыть гораздо больше.

– Ты прав, капитан.

Александр не собирался зарабатывать на жизнь мечом, ближайшей и главной задачей было добраться до Великого Новгорода. Пока город свободная республика. Иван Грозный покорит его силой через два с лишним века, отменит вече, введёт московские устои.

Судно простояло в порту три дня. Активный сезон мореплавания ещё не закончился, и найти хорошего матроса было не просто. И снова выход в море. Александр стоял на кормовой надстройке, сейчас бы это место называли капитанским мостиком. Как-то нелепо получается. Второй раз он выходит в море на корабле «Звезда Бреста», а к конечной цели не приблизился ни на шаг. На этот раз капитан сменил тактику. Ла-Манш прошёл как обычно, а когда показались датские берега, отошёл значительно мористее. Получился небольшой крюк. Капитан то и дело выходил на палубу с секстантом, ловил солнце в прибор, сопел над картой. Потом судно сделало правый поворот и точно вышло к проливу Каттегат. Александр удивился. Прибор допотопный, карты не точные, ни о какой системе координат Меркатора слыхом не слыхивали, Америка ещё европейцами не открыта, а капитан судно точно вывел. Не иначе ас в своём деле. Профессионалов в любом деле Александр уважал.

Теперь судно шло, прижимаясь к берегам по правому борту. Пираты чаще действуют в открытом море, чтобы свидетелей не было. А ещё в момент атаки капитан мог направить судно к берегу, сохранив экипаж и призвав на помощь местных жителей. Команда наполовину новая, и как они поведут себя при нападении флибустьеров, капитан не знал, вёл себя осторожно, предусмотрительно. Второе плавание оказалось удачливее, судно благополучно добралось до Любека. Для капитана и его судна это порт разгрузки, конечный пункт маршрута, а для Александра лишь первая часть пути. В гавани полно кораблей под разными флагами. Саша решил день-два отдохнуть на постоялом дворе, потому как после плавания его и на суше раскачивало. А потом уже можно продумать путь – кораблём Ганзейского союза или пешком. Как вариант – купить лошадь. Наученный горьким опытом, ушёл от гавани подальше. Моряки с судов поселяются на суше поближе к порту. Шумный народ, в пьянстве буйный. Александр же покоя хотел. Подходящий постоялый двор нашёлся. Забросив сумку и оружие в комнату, он уселся за стол. Подошедший слуга осведомился, чего желает герр.

– А что есть?

– Ты француз?

– Да.

– Могу предложить жареные бараньи рёбрышки или свиную рульку с тушёной капустой и пиво.

Про немецкое пиво Александр наслышан был, но не пробовал.

– Давай рульку и пиво.

Еду и пиво принесли через пять минут.

Александр пиво отхлебнул. Однако вкусное. Французы славятся вином, а немцы и чехи пивом. А уж рулька под тушёную капусту и вовсе оказалась превосходной. Немецкая еда Саше понравилась больше французской, пожалуй, русскому человеку ближе, привычнее, чем вино и сыр у французов. В харчевне засиделся, разговоры послушал. Из каких только стран тут не были посетители. И английский язык звучал, и французский, и испанский, только славянских наречий не было. Занятно, что прислуга знала почти все языки, общалась с клиентами свободно.

Выспался отменно. Койку не раскачивало, как на корабле, не шумела вода за бортом, и не буйствовали внизу, в харчевне, матросы. Народ степенный подобрался, торговцы и ремесленники. Утром проснулся бодрый. Позавтракав жареной рыбой и пивом, направился в порт. Не спеша обходил корабли, интересуясь – куда направляются. Решил плыть, пешком долго, лошадью быстрее, но её кормить надо, содержать в стойле ночью. Любая скотина ухода требует. В Акре и Иерусалиме для этого слуги были.

Уже некий опыт был, суда с корпусами узкими обходил, это военные, для охраны акватории. А к «торгашам» подходил, спрашивал. Больше полудня потратил, чтобы попутное судно найти. Корабль большой, об одной мачте, команда большая, 18 человек. Договорился с капитаном. Погрузку заканчивали, и следовало поторопиться. Едва ли не бегом, что для спокойного Любека было зрелищем странным, бросился на постоялый двор. Хорошо, что щит, кольчугу и шлем уложил в большой мешок. Ножны так не спрячешь, длинные, пришлось нацепить пояс. И обратно к пристани почти бежал и успел в последний момент, корабль уже готовился к отплытию. Взбежал по трапу, и матросы втянули его на борт. Вёсельная лодка оттянула когг на чистую воду в середине гавани, где судно поставило паруса и пошло своим ходом. За ним пристроились ещё два торговых судна. Идя в кильватер, небольшой караван направился на восток. Немного позднее их догнало военное судно, пристроилось мористее. Охране команды судов только рады.

Александру отвели маленькую каюту, точную копию той, что была на «Звезде Бреста». Рядом была ещё одна, побольше, которую занимал важный господин. На нём одежда из дорогих тканей, сам капитан обращается почтительно. А ещё – господина капитан приглашал разделить трапезу в свою каюту. Александр ел вместе с командой. Видимо – не глянулся капитану, показался простоватым. Александр права не качал. Капитан имеет право приглашать любого, это его выбор. А для Александра лишь бы побыстрее и без приключений добраться до родной земли. И пусть нет пока единой России, раздроблена на удельные княжества, но все славяне, один язык, одна вера.

За сутки оставили справа остров Рюген, немного позже слева вдалеке проплыл остров Борнхольм, датские владения. Ещё через пару суток слева показалась вдалеке земля. Александр спросил у матроса, показав рукой:

– Что это?

Матрос сначала выругался:

– Чёртова земля, остров Готланд, пусть бы он ушёл на морское дно вместе с обитателями.

Готланд? Много слышал о нём Александр в портах и во время плавания. Остров Швеции принадлежит, а фактически разбойное гнездо пиратов и капёров. Друг от друга не сильно отличаются по повадкам, только у капёров патенты на морской разбой. Когда остров отчётливее виден стал, с востока показалось быстроходное судно. Александр насторожился. Но это оказалось военное судно Ганзы. Оно встречало и сопровождало торговые корабли со стороны Ревеля.

Целые сутки когги ганзейские шли под охраной. Потом поднялся сильный боковой ветер, поднялась волна. Когги построены по образцу каравеллы, прямой парус – плохое подспорье при боковом ветре, не зря позже почти все корабли стали ходить под косыми. Сурова Балтика по осени. Свинцовая холодная вода, штормы, а ещё отмели и многочисленные острова. Судно сильно раскачивалось, рыскало по курсу, началась боковая болтанка. Весь караван судов разбросало, раскидало. Каждый капитан принимал решения сам, чтобы спасти корабль. Их когг, идя под приспущенным парусом, чтобы не сломать мачту и не порвать парусину, шёл галсами, по сухопутному – зигзагами, двигаясь на восток. Впереди по курсу показалась земля. Александр спросил у матроса:

– Что там? – и показал рукой.

– Рижский залив, Рига.

Ага, капитан решил укрыться от шторма в заливе. Он огромен, но штормить там должно меньше. Так и получилось. Вошли в залив, ветер дул по-прежнему, но волнение моря меньше. Двигались, прижимаясь к правому берегу, долго, до ночи. И вот показалась река – Даугава, по обеим сторонам её город. Капитан не зря направил судно именно сюда, Рига уже десять лет как член Ганзейского союза. Основан город был в земле Ливов в 1201 году епископом Альбертом Буксгевденом, пришедшим на эту землю с отрядом рыцарей-крестоносцев с целью обратить язычников в Христову веру. Город выстроен по немецкому образцу, селились в нём крестоносцы – немцы. Местным жителям не возбранялось находиться в городе, но покинуть они его должны были до темноты.

Судно причалило. Капитан объявил:

– Будем стоять, пока не стихнет шторм.

Важный господин из соседней каюты с недовольным видом спросил:

– Сколько ждать?

– Это одному Господу известно. День, два, три.

Александр в каюту спустился, на палубе неуютно, ветер одежду насквозь продувает, а ещё небо стало заволакивать чёрными тучами, предвещая близкий дождь. Была мысль – сойти с корабля и добираться до Пскова по суше. От Риги до Пскова двести семьдесят – двести восемьдесят километров, неделю езды на лошади или десять дней пешком. Однако от такой мысли почти сразу отказался, по палубе застучали первые капли дождя, потом хлынул ливень, сильный, косой. За завесой дождя видимость сильно упала. Дороги в этих краях только грунтовые, их под дождём развезёт, ни проехать, ни пройти. И подсохнут не скоро. В итоге получится – не выгадывает он время, даже больше получится. Но чем ближе он к родной земле приближался, тем сильнее снедало нетерпение. Но близок локоть, а не укусишь. И в город не выйдешь посмотреть, сразу до нитки вымокнешь, а высушить одежду негде, сменной одежды нет. Так и просидел в каюте три дня с перерывами на еду.

Но всё имеет своё начало и конец. Утром четвёртого дня ветер стих, небольшая волна ещё была, но небо стало очищаться от туч, выглянуло солнце, и капитан дал команду на выход. Во время шторма в гавань зашло много кораблей, и сейчас все старались выбраться.

От материка острова Моонзундского архипелага отделял пролив Суурвян, по нему капитан направил судно, не входя в Балтику. Так путь короче и спокойнее. Через сутки встали на разгрузку в Ревеле, что на южной оконечности Финского залива. Ныне это город Таллин (в переводе – датский город), в прошлом – Колывань. В 1227 году город был захвачен немецкими рыцарями, в 1238 году отбит датчанами, которые укрепились там на век с небольшим. Пока корабль разгружали, а трюмы его вмещали двести тонн груза, Александр успел сходить в город, осмотреть знаменитый Домский собор и Доминиканский монастырь. Утром судно по Финскому заливу направилось на восток. Слева по берегу земли воинственной Швеции, справа – эстов. Вода в заливе уже не та, что в Балтике. Светлее и менее солёная из-за вод полноводной Невы. Уже слева остров Гогланд показался, большая часть залива позади. Из-за острова появился корабль, когда приблизился, команда опознала пиратский пинк. «Торгаш» один, караван рассеялся в бурю. Капитан сразу подал команду приготовиться к отражению возможной атаки. И вот тут Александр увидел разницу между французским кораблём и немецким. Он и в предыдущие дни удивлялся, зачем на баке и юте судна, то есть на носу и корме, деревянные зубчатые стенки. Немного похожи на зубцы древних крепостей. Команда дружно вооружилась арбалетами и заняла места за этими деревянными стенками. Один арбалетчик за одним треугольным вырезом. Но сабля была только у капитана. Надеются отразить? А если абордаж? Александр поспешил в каюту. Облачится в броню – дело нескольких минут. Опоясался мечом: он уже знал, что у пиратов кривые и короткие абордажные сабли, и меч даёт преимущество. Секунду поколебавшись, на кольчугу надел поверх накидку рыцарскую, белую, с красным крестом.

Поднявшись на палубу, увидел, что пинк уже в кабельтове, немногим меньше двухсот метров. Его появление в полном рыцарском облачении не осталось не замеченным командой. Матросы показывали на него пальцами, переговаривались друг с другом. Капитан, доселе переговаривавшийся с рулевым, замер на полуслове, таращил на Александра удивлённые глаза. Рыцарь подошёл к кормовой надстройке:

– Можешь располагать мной, герр капитан.

– Ты… рыцарь?

– Тамплиер!

– О! Майн готт!

Когда пинк сблизился на сотню метров, капитан приказал начать стрельбу. То ли качка сказывалась, то ли малый опыт или отсутствие регулярных тренировок, но болты или втыкались в борт пинка, или падали в воду с недолётом. С пинка ответили радостными воплями. Впрочем, из-за бортов пираты не высовывались, себе дороже. Стрелки левого борта стали перезаряжать арбалеты. На пинке опустили парус, заработали вёсла. На воде чувствовалось сильное течение Невы. До её устья километров пять, уже видно берега и саму реку. В будущем здесь будет стоять один из красивейших городов России, а то и мира. А сейчас болотистые берега да одинокая мыза на шведском берегу. Пинк описал полукруг, подходя сзади. С явным расчётом пристать к левому борту и, забросив абордажные крючки, штурмовать судно. Пинк почти поравнялся с корпусом «торгаша», когда капитан, оттеснив рулевого, сам встал за штурвал, стал быстро его вращать влево. Пузатый когг реагировал медленно, но стал поворачивать влево. Своим корпусом стал ломать вёсла правого борта пинка. С пиратского корабля ругань, почти сразу забросили «кошки».

– Стреляйте по мерзавцам! – крикнул капитан. – И правый борт тоже.

Арбалетчики, человек семь, с правого борта перебежали на левый. Высота борта когга пять метров, пинк вдвое ниже, вся палуба как на ладони. Защёлкали тетивы арбалетов. Не успев начать штурм, пиратская команда потеряла несколько человек. Александр мечом рубил верёвки на «кошках». Сейчас это главное, не дать пинку сцепиться с «торгашом», иначе поражение команды почти неминуемо. Капитан приказал оставить арбалеты и взять топоры, которые хранились в ящике у мачты. Топоры были не плотницкие, с широким лезвием и на коротком топорище, а настоящие боевые. Длинная, около метра, рукоять и узкое лезвие, чай, не брёвна тесать предназначено. Топор боевой тяжёл, саблей удар отбивать сложно, а ещё – особого умения не надо. Мечом или саблей фехтовать надо учиться. А у боевого топора два рубящих удара – сбоку или сверху. И чем мощнее удар, тем меньше шансов у противника. А уж силой матросов Господь не обидел. Ежедневные работы с такелажем мышцы накачивают лучше любого фитнеса с утяжелениями. Тем не менее пираты ползли по верёвкам, по верёвочной лестнице. Александр сразу к ней. Как только первый пират стал в зоне досягаемости клинка, рыцарь слегка перегнулся через планшир и ударил разбойника по голове. Тот упал, сбив с лестницы ещё одного. С кормы пинка выстрелил арбалет. Болт задел шлем по касательной и ушёл в сторону. Ну да, снизу, с пинка, видна только голова рыцаря, плечи и руки. От удара болта по стали шлема зазвенело в ушах. Александр всмотрелся в арбалетчика, пытаясь запомнить лицо. Довольно примечательная рожа, главная примета – один правый глаз, второй прикрывала чёрная повязка. Красные щёки и такого же цвета нос выдают любителя выпить. Одноглазый ощерился плотоядно, вытянул вперёд руку со сжатым кулаком, большой палец вниз оттопырил. Злит, сволочь! Пользуется тем, что Александр на другом корабле и пока добраться не может. А пираты уже лезли на корабль, и двоим это удалось. На палубе валялись два матроса с «торгаша». Медлить нельзя. Александр кинулся к чужакам. Одного зарубил сразу, с сабелькой против меча, да с прикрытием щитом, устоять невозможно. Второй пират стал пятиться, уж больно грозен рыцарь. Попытался сабелькой помахать, но получилось у него не долго. Как только противник приоткрылся, Александр вонзил ему клинок в живот. Потом вернул меч в ножны, поднатужившись, поднял тело тяжело раненного пирата и сбросил за борт, на палубу пинка, сбив с ног двоих разбойников.

Капитан ганзейского судна был не прост, видимо – поднаторел в регулярных морских баталиях, припас и «сюрприз» для флибустьеров. Александр услышал команду:

– Поджигай!

Двое матросов подожгли тряпки, пропитанные маслом, игравшие роль фитилей у больших кувшинов. Кинулись к борту и швырнули кувшины вниз, на палубу пинка. Что было в кувшинах, Александр не знал. Но кувшины разбились, полыхнуло пламя. Неужели «греческий огонь», которым пользовались древние греки и римляне? Состав простой, в основе – нефть, или, как её называли, земляное масло. Такой огонь не потушить водой. Пиратам уже не до штурма стало. Надо посудину свою спасать, а с нею свои жизни. А капитан снова командует:

– Рубить концы!

Это он про верёвки «кошек». Ими пираты притянули свой пинк к коггу. Существовала реальная опасность, что огонь может перекинуться на «торгаша», и следовало отдалиться от горящего корабля. Борта деревянные, сверху просмолены, пламя может легко перекинуться. Александр мечом перерубал верёвки. Несколько матросов баграми стали отталкивать чужой корабль. Капитан командует рулевому:

– Право на борт! Арбалеты в руки, не давать пиратам приблизиться.

На пиратском судне суматоха. Несколько витальеров попробовали потушить пламя большим куском парусины. Но огонь вырывался в стороны, обжигал. Арбалетчики пустили несколько болтов, получилось удачно. Несколько пиратов упали. Пламя на судне добралось до мачты, загорелся парус. Сначала дымок, потом робкие языки огня, затем парус вспыхнул весь. Уже понятно было, что участь пинка предрешена. Пираты стали спускаться в шлюпку, что шла за ними на буксире. Почти каждое судно вело за собой лодку: отвести судно от пристани, отвезти капитана в порт, если корабль стоит на рейде, поднять из воды тонущего. Для многих целей лодка нужна. Александр заметил, как по верёвке соскользнул в шлюпку одноглазый. Он попросил у матроса арбалет, прицелился. Видимо, одноглазый не был рядовым пиратом. Может – шкипер, боцман, а то и капитан. Потому что на шлюпке уселся на корме её, за румпель. Саша прицелился, нажал спуск. Не разучился ещё! Болт ударил одноглазому в спину, тот вывалился из шлюпки. Пираты негодующе завопили. «Торгаш» приблизился к левому берегу залива. Здесь безопаснее, и глубина позволяет, всё же осадка гружёного судна большая, а залив изобилует отмелями.

Пинк превратился в настоящий брандер. Лодка с пиратами отдалилась от гибнущего судна, стояла на фарватере. Капитан решил расправиться с оставшимися. Приспустив парус, развернул судно и направил на шлюпку. Пираты осознали опасность, стали грести к берегу. Но до него далеко, не успели. Когг ударил шлюпку в корму, она задрала нос, набрала воды и пошла ко дну. Пираты барахтались в холодной воде, но не один не выплыл. Пылающий пинк медленно дрейфовал, сносимый течением по заливу в сторону Балтики. Александру он напомнил погребальный корабль викингов.

– Что застыли, как соляные столбы? – вскричал капитан. – Пиратов с палубы за борт, отдраить палубу!

Александр стянул с себя окровавленную накидку тамплиера. Раздумывал – выкинуть или попробовать отстирать? Пожалуй, от кровавых пятен не получится, а жаль. Проходивший мимо шкипер посмотрел, покачал головой:

– Не кручинься, рыцарь! Была бы голова цела, а накидку отстираем.

Он сходил в шкиперскую на носу, принёс моток верёвки, привязал её к накидке, другой конец к планширу и бросил за борт. Александр замер – слишком неожиданно.

– Не волнуйся! Пока до Хольмграда дойдём, накидка белая будет.

Хольмградом называли Великий Новгород шведы, славяне – Новым градом. Александр махнул рукой. Отстирается – хорошо, а нет, невелика потеря. Стянул шлем, с тыльной стороны небольшая линейная вмятина. Не было бы шлема, болт бы в затылок угодил. Отмыл на палубе в ведре меч, обтёр насухо, направился на камбуз, как на судах называли кухню. Взял оливкового масла, смазал клинок. Железо сырости не терпит, ржавеет. В каюте снял кольчугу, уложил в мешок вместе со щитом и мечом. Себя оглядел. Под накидкой и кольчугой одежда чистая осталась, только потная, а переодеться не во что. Как всегда после боя, когда схлынуло напряжение, захотелось есть. В дверь каюты постучали, на пороге матрос:

– Герр, капитан просит пройти в его каюту.

– Буду, – буркнул Александр.

Сейчас бы поесть, а потом разговоры разговаривать. В капитанской каюте в кормовой надстройке уже стол накрыт. Кроме капитана, в кресле важный господин из соседней каюты. Капитан встал, пошёл навстречу Александру:

– Приветствую, мой друг! Прошу рыцаря разделить нашу скромную трапезу. Правда, капуста немного подгорела во время боя – кок недоглядел.

На столе копчёная ветчина тонко нарезана, копчёные колбаски, на гарнир тушёная капуста и, конечно же, пиво.

– Я приказал открыть бочонок пива, – кивнул капитан. – Пусть и матросы победу отпразднуют. Как твоё имя, рыцарь?

– Огюст де Бриан.

– Меня звать Лемберт, а это член правления Ганзейского союза от Любека герр Рихард Витгоф.

Александр приветственно кивнул.

– Садись. Ты неплохо владеешь мечом, я наблюдал.

– И вам не откажешь в умении отстоять когг.

– Опыт, друг мой, опыт!

Капитан на правах хозяина разлил пиво по кружкам, вскинул свою:

– За успешное развитие торговли! За успешное плавание!

Отхлебнули. Александр за еду принялся. Ветчина понравилась, под тушёную капусту просто объедение. Вот в чём немцам не откажешь, умеют мясо готовить. И копчёные колбаски очень вкусны. Наелся от пуза и пива напился, откланялся.

К вечеру судно вошло в Неву, бросило якорь, на следующий день прошли Неву и вошли в Ладогу. Вода в озере светлая, пресная, а волны серьёзные. Лемберт на север поглядывал с тревогой.

– Тучи собираются. Как бы бури не было. Погода в этих местах очень изменчива. Варварская страна, скверная погода!

К вечеру вошли в Волхов и бросили якорь. Широк Волхов, не столь полноводен, как Нева, но судоходен. В устье Волхова у берегов на стоянке якорной сразу несколько кораблей. Каждый из капитанов хочет войти в Ладогу утром и за день до Невы добраться.

В сторону Великого Новгорода только два судна собираются идти, судя по тому, что против течения стоят. Несколько матросов уселись у борта рыбу ловить. Богата Ладога и Волхов рыбой, к осени она жирок нагуляла, вкусна. Кок рыбный суп сварил, на Руси ухой называемый.

На переход до Новгорода два дня понадобилось. Ещё при свете дня показались стены города, маковки церквей. Сердце Александра гулко билось, он облизывал пересохшие губы. Как-то примет его славянская земля, как сложится жизнь? К нему подошёл шкипер, протянул мокрую белую тряпку:

– Любуйся! Без пятен.

Ба, Александр совсем забыл про рыцарскую накидку. За несколько дней, находясь в воде, под проточным течением, в самом деле отстиралась добела. Александр повесил её сушиться на планширь. Пристали к причалу уже в темноте. Ночь он провёл в каюте, хотя тянуло сойти на берег. Утром, не дожидаясь завтрака, попрощался с капитаном, собрал вещи, не забыв уложить в мешок накидку, и сошёл на берег. Город на обоих берегах, начинается от причалов. Шёл медленно, осматриваясь. На него никто не обращал внимания, к многочисленным торговым и прочим гостям здесь привыкли. Одеты местные не так, как Александр. Никто не носил коротких штанишек, как он, или башмаков. На мужчинах рубахи длинные, на выпуск, штаны до щиколоток, короткие сапожки. На головах у мужчин колпаки, у женщин кики или платок. Как выглядит Европа, он уже видел, а вот как средневековая Русь – впервые. Собственно, единого государства не было, удельные княжества. Каждый князь в своём уделе главный. От избытка чувств, выйдя на площадь, Александр сбросил наземь мешок с воинской амуницией, вскинул руки и запел. Почему словами Кипелова из «Арии», сам не знал, видимо, душа просила:

– Я свободен, словно птица в небесах. Я свободен! Я забыл, что значит страх. Я свободен, с диким ветром наравне. Я свободен наяву, а не во сне!

Какой-то прохожий остановился:

– Чего кричишь? Не на вече. Али от басурман убёг?

– Убёг!

– Тогда кричи, радость великая свободным быть.

Александр устыдился своего порыва, мешок подобрал, догнал прохожего:

– Где поблизости постоялый двор?

– Говоришь ты зело странно. Иноземец?

– Свой, в дальних странах долго жил.

– Понятно. Прямо иди, по левую руку два постоялых двора будут. В первый не ходи, там хозяином Потап, пиво водой разбавляет. Дрянь мужик. А второй двор немного дальше. И чисто, и кормят вкусно, животом маяться не будешь.

– Благодарю.

Александр вышагивал бодро. Со звонниц раздался колокольный звон. Он остановился, перекрестился, почувствовал – дома! Правда, ни кола ни двора, чем будет заниматься, не знал, но это дело наживное.

Господин Великий Новгород, как уважительно называли город жители, был столицей Новгородской республики, существовавшей с 1136 года по 1478-й, включавшей обширные территории от Балтики на западе до Уральских гор на востоке, от Белого моря на севере до верховьев Волги и Западной Двины на юге. В январе 1478 года включён силой в состав государства Московского. Под управлением Новгорода находились крупные города – Псков, Ладога, Руса, Вятка, Торжок, Волок Ламский, Вологда и Бежецк.

При нашествии монголов Новгороду удалось избежать разорения вследствие своей удалённости, а Тверь, Торжок, Вологда, Бежецк были разорены и разграблены. С 1259 года при содействии Александра Невского республика была вовлечена в данническую зависимость от Орды. Князь здраво рассуждал, что борьбы на два фронта – монголов с востока и ливонцев и шведов с запада – городу не выдержать. Новгород – город торговый, богатый, может себе позволить откупиться.

Высший орган управления в городе – народное вече – обладал широкими полномочиями: призывал князя, судил за вины, указывал ему путь из города, избирал посадника, тысяцкого и владыку, решал вопросы войны и мира, устанавливал величину податей. Другой вопрос в том, что избранная верхушка была сплошь боярской. Посадник – главный гражданский сановник – избирался на год. Тысяцким называли предводителя народного ополчения, он же отвечал за сбор налогов и торговый суд. Главным военачальником был князь со своей дружиной, коему отводилось место для жительства за городом, называлось «Ярославово городище». Между народными собраниями правил совет господ, в состав которого входил архиепископ, он же хранитель городской казны, посадник, тысяцкий, кончанские и сотские старосты.

Если для всей Руси главным богатством была земля, то богатство Новгороду давала торговля. Город удачно стоял на пересечении торговых путей «из варяг в греки». Торговлей занимались купцы, делившиеся на гильдии, высшая из которых Ивановская сотня. Немного выше купцов стояли житьи люди, зачастую занимавшие должности в совете господ, не чуравшиеся торговли. Ниже купцов стоял чёрный люд – мелкие торговцы, ремесленники. Ещё ниже их – смерды, холопы и закупы.

Ганзейский союз поставил в Новгороде свой гостиный двор – Петерхоф. Главным противникам – голландцам и фламандцам – в Новгороде торговать запрещалось.

Новгородцы были людьми смелыми, предприимчивыми, а случись оказия, могли и грабежом заняться. На ушкуях, как назывались их одномачтовые суда, ходили и Сарай разорять, и Вятку основали.

Многие грамоту разумели, и женщины тоже, что на остальной Руси редкостью было. И правами женщины пользовались равными – могли торговлю вести, быть выбранными на вече в состав совета господ, та же Марфа-посадница тому пример, из рода бояр Борецких.

Александр по подсказке прохожего быстро нашёл постоялый двор, располагавшийся на Людиновом конце. Всего таких концов, иначе – районов города, было пять: Загородский, Неревский, Людин, Словенский и Плотницкий. Два последних – на другом берегу Волхова. Центр города – Детинец с собором Святой Софии и Торжище.

Рыцарь комнату снял, забросив вещи, вернулся на первый этаж, в трапезную, заказал обед сытный. Курица, жаренная на вертеле, пироги с капустой, называемые кулебяками, и пиво. Курица не современная, бройлер, да ужарилась на вертеле до размеров цыплёнка. Но наелся, особенно кулебяки порадовали. К пиву отнёсся сначала с предубеждением. Думал – после немецкого в Любеке скверным окажется. Ошибся сильно. Вкус приятный, и язык пощипывает, свежее и прохладное. Вот тебе и лапотная Русь!

Подошёл к хозяину рассчитаться, протянул серебряный су, что из Франции привёз. Хозяина вид иноземных денег не смутил. Иностранцы и не такие дивные монеты давали. В Новгороде в ходу были новгородские серебряные гривны, но те для оптовых покупок хороши. А в быту рассчитывались медяками, позже появились серебряные новгородки – копейки и рубли. Своих серебряных копей на Руси не было, позже значительно открыли на Урале, поэтому серебро ценилось. А купцы действовали проще. Любую иноземную монету, будь это серебряное су или золотой пистоль, взвешивали, а сдачу давали медью.

Александр за обед и неделю постоя отдал одну серебряную монету. Всё равно раньше не съедет. И хозяин постоялого двора доволен. Однако в недоумении остался он. Гость по-русски говорит, но акцент чужой, а одежда вовсе нелепая, если не сказать смешная. Но над гостем смеяться последнее дело, тем более немцы тоже щеголяют в одеждах подобных.

Никуда после обеда Александр не пошёл. После полубессонной от волнения ночи на судне хотелось отдохнуть, выспаться. Комната угловой оказалась, тихой. Да и жильцы все серьёзные, купцы из разных городов и весей. Свой товар на продажу привезли – меха, ткани льняные, пеньку, мёд в бочках, воск в огромных кругах по десяти пудов. Воск в богатых домах и церквах шёл на изготовление свечей, для освещения, перед иконой поставить. Чтобы деньги оборачивались, продав свой товар, закупали иноземный: ткани дорогие – бархат, парчу, сукно шерстяное, цветные металлы – медь, олово, свинец. Из Великого Новгорода товары иноземные по всей Руси расходились.

Эх, давненько Александр на пуховой перине и подушке не спал, утонул в мягких объятиях. Когда проснулся, солнце на том же месте стояло. Догадался – сутки полные дрых. Давненько с ним такого не случалось. Зато чувствовал себя бодрым, полным сил. Съел на завтрак варёные яйца, рыбный пряженец и выпил кружку сыта – напиток с разведённым мёдом. Не было ещё сахара, а сладенького иной раз хотелось.

Направился на торжище. Оно было просто огромным, располагалось напротив Детинца, на левом берегу Волхова, соединял берега Великий мост. На торжище было более 1800 лавок, стоявших рядами. Один ряд – ткани, в другом – железные изделия: замки, косы, петли, засовы, в третьем – гончарные изделия: горшки, миски, кружки. А ещё привлекали внимание зазывалы к рядам златокузнецов:

– А вот жемчуга в серебре. Лучший подарок для девушки!

Александр с трудом удержался, чтобы не пойти в оружейный ряд. В первую очередь надо приобрести одежду. И такой ряд нашёлся после долгого блуждания. Купил двое штанов. Одни повседневные, из плотной льняной белёной ткани. Другие – из шерсти, тёмно-зелёные. Штаны широкие, мужчина любого размера оденет, а чтобы не спадали, есть гашник, верёвка на поясе. К штанам две исподние рубахи и две обычные, разных цветов. Как заметил Александр, чёрные одежды носили редко – послушники и монахи. Остальной люд носил одежду яркую, по современным меркам, несочетаемых цветов. К бордовым штанам – ярко-зелёную рубаху и синий колпак. Ей-богу, как попугаи. Считалось – красиво, радовало глаз и грело душу.

В ряду кожевенников и сапожников повертел в руках короткие сапожки. Кожа мягкая, выделка хорошая. Но не взял. Мало того что на одну ногу, так ещё и без каблука. Непривычно, как балетки, не для мужчины. Вернувшись на постоялый двор, переоделся. Где бы зеркало найти? Вещь редкая, из полированной бронзы, дорогая. Далеко не в каждой избе есть. Спросил у хозяина, всё же интересно на себя посмотреть. Хозяин гостю потрафил, в личные покои провёл, пристройку к первому этажу. Отражение в бронзе блёклое, детали смутно различимы. Но – вполне! Единственно, что не вяжется, – лицо бритое, а местные бороды носили. Во Франции усы были в моде, в Испании – узкие, клинышком, бородки. А на Руси – бороды окладистые, лопатой. Решил не бриться, чтобы за своего сойти. Впрочем, он своим и был, по языку, по духу. Тем более светловолосый, как и большинство местных. Вот что упустил – пояс и обеденный нож. Пояс, на котором меч висел, широк, плотен, пряжка солидная. На местных пояса узкие. Пришлось на торг снова идти, заодно и гребень купил, как расчёски называли. У него волосы на голове короткие, такие все воины во многих странах носили. Во-первых, ухватиться врагу не за что, а во-вторых, в походе, где помыться не всегда и не везде можно, меньше шансов живности завестись. Фактор немаловажный. Богатые люди шёлковые рубахи и порты покупали, на такой одежде вши да блохи не держатся. К обилию тараканов Александр уже привык. Когда в деревенских избах они донимали, зимой распахивали все двери, печь не топили, хозяева уходили к соседям или родне, а тараканье племя вымерзало. А богатые считали, что тараканы признак богатства, достатка. Если тараканы есть, стало быть, им есть чем поживиться. Однако видеть в избах, трапезных разного рода живность Александру было неприятно, всё же современный человек не так воспитан.

Поужинал отварной белорыбицей, как называли осетра. Не редкость была эта рыба в славянских реках, чистоты воды требует. И стоит относительно недорого, такую рыбу мог позволить на обед, пусть не каждый день, удачливый ремесленник или купец захудалый.

Однако жирен осётр по осени, жир по рукам до локтя стекает, вкусен, а главное – костей почти нет, хребет только. А уж какая уха с огромной головы получается! Нет, лучше русской кухни нет, немецкая уступает, хотя неплоха, а французская и вовсе не для нас. На Руси еда проще, вкуснее и сытнее. Александр, отведав блюда европейской кухни, мог сравнить.

В комнате, улёгшись на топчан с периной, стал раздумывать. Чем заняться? Деньги есть, можно своё дело завести. Но профессии в руках нет. Он не гончар, не кузнец и не шорник. В купцы податься? Там и прогореть можно. Надо знать, в каком городе какая цена у товара, опять же – удача нужна, жилка торговая, которой у него нет. В воины податься? Так в Новгороде ни князя с дружиной нет, ни своего войска. Случись нападение воинственных соседей – ополчение в два часа соберут, как с дальней заставы весть плохую принесут. Избу купить? Можно, даже большую. На десяток лет, если экономно тратить, вполне хватит. Но что делать в избе? Скучно, лень одолеет, жиром обрастёшь. Такая жизнь не для него. Рано или поздно деньги закончатся, что тогда? Рвался на Русь, добрался, а неприкаян. Профессии в руках нет, не нужен никому. Хоть в монастырь иди. Ой, попал как кур во щи!

Несколько дней ходил по городу. Во-первых, интересно посмотреть на один из старинных городов, во время Великой Отечественной войны он разрушен будет сильно, заново почти отстроен. А во-вторых, приглядывался к людям – кто что делает. Интерес практический – не нужен ли помощник, подмастерье. Ремеслу учиться надо, оно прокормит. Необходимость эту понимал, а душа не лежала. Ну какой из него гончар или кузнец, если он воин? Обучен, опыт есть и желание. А через неделю бесплодных блужданий работа нашлась в порту. В иные дни судов скапливалось у обоих берегов Волхова столько, что, перепрыгивая с палубы на палубу, через реку перебраться можно. И когги ганзейские стояли, и ушкуи, насады, ладьи славянские и кнор шведский. Некоторые суда разгружались, и около них стояли мытари, другие грузились. Портовые амбалы и судовые команды трудились в поте лица. У одного амбала получалось очень ловко, мешками буквально играл, жонглировал, когда другие кряхтели. Видимо – очень силён физически. Александр постоял, засмотревшись. Правду говорят – можно бесконечно долго смотреть, как горит огонь, течёт вода и работают другие.

Он наблюдал, и за ним наблюдал кормчий с ушкуя. Потом подошёл к Саше:

– Что, нравится, как Фрол работает?

– Нравится, со стороны легко делает, крепок мужик.

– А то! Сам-то не хочешь попробовать?

– Воин я, не амбал.

– Да ну? Под князем, в дружине?

– Нет.

Врать не хотелось. Если кормчий начнёт расспрашивать, недолго попасть впросак. И правду не сказал про Святую землю. Не видел он славян в Иерусалиме и Акре. Может, и были, да встретиться не довелось. Среди рыцарей встречались люди разных национальностей, но ценились доблесть и умение, а не страна или язык.

– Вроде молод ты для воина, – засомневался кормчий.

– Какой есть. Тебе какой в том интерес? Я не наниматься пришёл. Стою и смотрю, никого не трогаю.

Кормчий счёл, что Александр обиделся.

– Ты прости, коли ненароком обидел. А пойдёшь ко мне?

– Я ведь воин, а не ушкуйник.

– Грести на вёслах – большого ума не надо, только сила и выносливость. А воинское умение пригодится. То разбойники, то басурмане обидеть норовят, а у меня товар на судне, скорбно будет, если обдерут как липку.

– Как платить будешь?

Александру хотелось выяснить условия.

– Мой харч, одна новгородская деньга в день. А коли трофеи будут – десятина.

Странно, что кормчий о трофеях сказал, судно-то у него торговое, не военное.

Саша раздумывал. Страну посмотреть можно, навык приобрести. К тому же скоро холода пойдут, реки льдом покроются, судоходство остановится. Месяц до той поры, один рейс получится.

– Мы во Владимир идём. Туда и назад. Старики говорят, зима о нонешнем годе ранняя будет и лютая.

– Ладно, договорились. Когда быть?

– С вещичками к вечеру. С парнями познакомишься, а утром раненько выходим.

Пожали друг другу руки, скрепив договор. А что Александру собираться, если у него один мешок, в котором оружие и одежда. Сходил в главный собор Новгорода – Софийский, поставил свечку за успешный речной поход. Потом в харчевне посидел, попил пива, каши с убоиной поел под пироги с рыбой. В плавании выбирать не придётся, будет есть то, что вся команда. Уже перед тем, как в номер подняться, купил каравай хлеба и шматок солёного сала, он привык всегда с собой запас иметь.

Сложил к вечеру всё в мешок, комнату осмотрел – не забыл ли чего? Да и к причалу пошёл. На берегу у судна уже вся команда сидит – восемь человек и кормчий Савелий. С Александром десять человек. Ушкуй по длине и ширине как городской автобус. Судно плоскодонное, может пробираться через мелкие места, не то что ладья, у которой киль и осадка глубже. Но и груза она берёт больше. Савелий с командой его познакомил. Александр имена у всех не запомнил с первого раза. Лица у всех ушкуйников дублённые ветрами, а в общем – рожи разбойничьи. Но выбирать не приходилось, в конце концов, не детей с ними крестить.

Ушкуйники, перекрестившись, оттолкнулись вёслами от деревянного причала. Судно подхватило течение. Парус поставили да на вёсла сели. Ход получился хорошим. Александр постепенно втянулся в работу веслом. Работа на вёслах должна быть слаженная, дружная. Сбился один, весь борт с ритма собьётся. К полудню ладони натёр. У мужиков ладони плотными мозолями покрыты, к гребле привычные. Александр себя неженкой и белоручкой не считал, получалось – ошибался. На фарватере судов полно, кто к Новгороду идёт, другие к Ладоге. Кормчему внимание нужно, чтобы другое судно не задеть. На ночёвку приставали к берегу, ещё засветло, чтобы успеть набрать валежника, сварить кулеш, пшённую кашу с салом. Готовится быстро и сытное блюдо. По берегам с обеих сторон места ночёвок. Для судна подход удобный, сваленное бревно вместо лавки, кострище. Варил кулеш и мыл после еды дежурный, его назначал по очереди кормчий. На последней ночёвке, в устье Волхова, перед впадением реки в озеро, только расположились, мужчина в чёрном подряснике подошёл. Сильно худ, бородка аккуратно оправлена. То ли монах, то ли послушник монастыря, одним словом – чернец.

– Вечер добрый! – поздоровался он. – Куда путь держите?

– Во Владимир на Клязьме.

– С собою возьмёте ли?

– А деньги у тебя есть, чернец?

– Нет, но я отработаю, не впервой. Кашеварить могу.

– Зачем тебе во Владимир?

– Владыка новгородский послал с поручением.

– Ну если так, считай – уговорил.

– Благодарствую.

Чернец присел на бревно. А кормчий продолжил расспрос:

– Сюда-то как попал?

– С Новгорода на когге ганзейском. Но им к Балтике идти, здесь высадили.

Поев, спать улеглись, кто где. Одни на палубе ушкуя, другие вокруг догорающего костра. У костра теплее, а на улице с воды сыростью тянет, зябко, особенно к утру.

Утром после завтрака в Ладогу вышли, от берега не удалялись. Погода на Ладоге переменчива, в случае приближения шторма надо успеть к берегу пристать. А лучше – Ладогу пройти успеть. Шли под парусом и вёслами, торопились. Послушник Фотий на носу сидел, место не самое комфортабельное, брызги достают. А на небольшом ушкуе и места нет. На банках, как лавки называют, гребцы сидят, на корме кормчий за рулевым веслом. Но, видимо, чернец к лишениям привык, терпел стоически. К вечеру на ночёвку пристали, огонь развели, возле него вся команда собралась. Пока гребли, тепло было. А как на берег вышли, показалось холодно. Поели кулеша, на берегу спать никто не захотел. Кутались в дерюжки, куски парусины. Конец сентября не самое лучшее время на Ладоге. Земля ещё хранила летнее тепло, но ветер северный дыханием своим извещал – зима скоро. Ещё месяц-полтора, и реки и озёра льдом покроются. Тогда судоходство до весны встанет, потому из Новгорода спешили суда выйти, до своих земель добраться. По осени поздней, когда дороги развезёт, на повозке не проехать и на санях рано.

Глава 8 «Послушник»

Судя по погоде, для ушкуйников последняя ходка в этом году. Потом ушкуй в корабельный сарай затаскивают по каткам, всей командой под дружное «эй, ухнем!». И к новому сезону готовят – борта и днище смолить, парус новый сладить, у кого пообтрепался, деревянные части заменить, если погнили.

Дошли до Белоозера, к берегу причалили, развели костёр. Чернец Фотий кашеварить стал. Только кулеш поспел, сели есть в кружок, ложками по очереди варево таскают из котла, как к берегу, на огонёк, ладья подошла. Лодейщики высадились со своего судна, подошли чинно:

– Добрый вечерочек! Позвольте на стоянку встать?

– Места много, становитесь, – пожал плечами кормчий.

Ушкуйники поели уже, Фотий пошёл к берегу котёл мыть. Лодейщики валежник в костёр подбросили, свой котёл на треногу подвесили. Разговорились. Лодейщики из Владимира сами, из Новгорода идут с товаром. Их кормчий похваляться стал, как он выгодно товар купил. Впереди зима, судоходство встанет, и если товар попридержать в амбаре, цены вырастут, получится сам-три, а то и четыре. Александр мысленно чертыхнулся. Зачем хвастаться? Оба кормчих после ужина уединились на берегу, им было о чём поговорить.

Улеглись спать. Александр завернулся в дерюжку, лёг немного в стороне от всех, теснившихся к костру. За полночь кто-то тронул его рукой. Саша подумал – пора вставать. С трудом разлепил глаза – вокруг темно. А рядом чернец, в чёрном подряснике его не видно, только верхняя часть лица белеет. Фотий приложил палец к губам:

– Тс! Отойдём.

Интересно, что такого послушник может ему сказать? Цитату из Евангелия вспомнил? Но отошёл молча. Раз Фотий хочет сохранить разговор в секрете, значит, есть основания. Отошли шагов на десять, Александр остановился:

– Чего тебе?

– Ушкуйники на владимирцев хотят напасть.

– Зачем? Вроде скандала не было.

– Да ограбить же.

– Тебе приснилось?

Александр поверить не мог. Были разговоры на уровне слухов, что ушкуйники не прочь пограбить другие суда или обозы.

– Сам слышал, как Савелий ушкуйникам говорил лечь вместе. А он под утро, когда сон крепок, сигнал подаст.

Александр задумался. Слова Фотия серьёзные. Владимирцы, как и новгородцы, конечным пунктом плавания имеют Владимир. Если ограбить, они на обидчиков в столице челобитную подадут, новгородцам не поздоровится. За разбой земляная яма грозит лет на десять-пятнадцать либо виселица. Если осмелятся напасть, значит, будут убивать, чтобы свидетелей не было. Участвовать в злодеянии он не хотел, да Савелий не говорил ему, видимо – опасаясь новичка. Что делать? И тут же Фотий:

– Что делать будем?

– Ты почему меня спрашиваешь? Я тоже ушкуйник.

– Уж прости, харя у тебя человеческая, не разбойничья.

– Хм. Тогда вот что. Постарайся потихоньку их кормчего разбудить, отведи в сторону, предупреди. А я на ушкуй.

Александр стоянку по бережку обошёл, забрался по трапу в ушкуй. Вытащил из форпика свой мешок с пожитками, перенёс на берег. Оделся по-боевому – кольчуга, шлем, щит, на поясе меч. Подумал – надевать накидку? Не стал, она белая, выделяться будет. Лёг на прежнее место, на дерюжку, лицом к стоянке. А там какое-то шевеление, но тихое. Потом несколько теней к ушкую двинулись, едва слышно звякнуло железо. Ага, за саблями направились. Тени вернулись к стоянке. Костёр почти догорел, слегка курился дымом, но света не давал. Кто-то подбросил в костёр валежника. Александр догадался – чтобы при свете пламени своего не задеть, не ранить. И тут же крик Савелия:

– Бей лодейщиков!

Но те и сами вскочили, ощетинились ножами и саблями. Зазвенело оружие. Ушкуйники, не застав лодейщиков врасплох, решили довести свой злодейский замысел до конца. Александр обнажил меч, двинулся к схватке, зашёл с тыла к владимирским. Один из лодейщиков услышал, к нему повернулся.

– Я не враг, не бойся.

Но лодейщик не верил: Александр был с ушкуя, одна шайка-лейка – новгородец. Саша ещё пару шагов сделал. У костра один из владимирских лежит, за живот руками держится, корчится от боли.

– Савелий, ты что же злодейство учинил? Непорядок!

– Я так и думал, оборотень ты! – вскричал кормчий. – Твердила, убей его!

Твердила был самым здоровым из ушкуйников. Грозно, держа перед собой абордажную саблю, какая бывает у морских разбойников, двинулся на Александра. Сила у Твердилы есть, злоба, а навыков фехтования нет. Твердила вперёд прыгнул, с лёта ударил саблей, Саша щит подставил и меч в неприкрытый бок вогнал. Твердила постоял секунду, не веря, что смертельное ранение получил. Потом выронил саблю и ничком упал, Александр через тело перешагнул. На него сразу два ушкуйника кинулись. От удара саблей слева он щитом прикрылся, но пропустил удар от Петра справа. Кольчуга спасла. Сабля проскрежетала, Александр с разворота мечом по голове ушкуйника ударил. Тут же разворот телом назад, ещё один удар на щит принял. И сам атаковал. Иван только успевал под град ударов саблю подставлять, пятился к костру. Звяк! Сабля в его руках сломалась у рукояти. Жалеть бывшего сотоварища по ушкую Александр не стал, рубанул по плечу, развалив пополам. Тут уж владимирцы очнулись, до сих пор поверить не могли, что Александр за них. Звон оружия, крики. Один ушкуйник упал, другой, за ним лодейщик. Рядом с дерущимися Фотий возник, руки вверх воздел:

– Христом Богом, остановитесь, люди!

Но его никто не слушал. У ушкуйников выбора нет. Если сдадутся, то участь их незавидна. А владимирцы, получив в лице Александра мощную поддержку, горели желанием отомстить за вероломство. Если бы не предупреждение Фотия, сейчас бы все они лежали убитыми.

Число сражающихся таяло с обеих сторон. Ушкуйников всего трое. Поняв, что конец неизбежен, Савелий кинулся к ушкую. Сейчас отвяжет причальный конец или перережет, оттолкнёт ногой судно и смоется. Не бывать такому! Александр в несколько прыжков достиг уреза воды, влетел по сходням. Савелий уже успел верёвку перерезать. Увидев Александра, ощерился:

– Сучонок! Не раскусил я тебя! Говорил же про десятину с трофеев, аки ты дурак, не понял?

– Только сегодня дошло, о каких трофеях ты говорил.

– Возьми деньги и отпусти меня.

– Деньги я возьму. Как мы договаривались, по новгородской денге за день. Я на ушкуе две недели, с тебя четырнадцать монет.

Трясущимися руками Савелий залез в кошму на поясе, отсчитал деньги. Александр взял, всё же четырнадцать дней он работал.

– Всё? Оттолкни ушкуй и обо мне не вспоминай.

– А кто сказал, что я тебя отпускаю? За злодеяния свои полной мерой заплатишь перед княжеским судом во Владимире.

Савелий закричал страшным голосом, на Александра с кривым засапожным ножом кинулся. Саша с размаху ударил его щитом. Ещё руки марать об эту мразь!

А бой на берегу закончился победой лодейщиков. Жаль – большой ценой она далась. Из всей команды, не считая кормчего, четыре человека осталось. На ушкуй взбежал кормчий лодейщиков:

– Жив злодей?

– Связать бы его, чтобы не утёк.

– Это у нас запросто. Фрол, бери ремешок, привяжи Савелия к мачте.

Прибежал Фрол. Ногой сильно пнул Савелия:

– У, душегуб! Повесить бы тебя! Руки за спину.

Стянул кожаным узким ремнём туго.

– Двигай ногами на лодью.

Савелий замешкался, за что получил ещё один пинок. От сильного удара упал, раскровянив лицо. Фрол рывком поднял его.

– Будешь кочевряжиться – за борт сброшу.

Угроза серьёзная. Со связанными руками не спастись, не выплыть. Оставшиеся в живых собрались у костра.

– Что делать будем? – спросил кормчий.

– До Владимира идти, – сразу заявил Фрол.

– А выгребем?

– Где не сможем супротив ветра, на стоянку встанем. Дольше получится, зато придём.

– А с ушкуем?

– На буксир возьмём.

– У нас и так народу мало, кого на рулевое весло ушкуя посадим?

– Я могу, – сказал Фотий. – Дело не хитрое, за лодьёй держаться.

Так и решили. Александр на лодью переходил, гребцом, а Фотий рулевым. Запалили сильнее костёр, сварили кулеш. Всё равно через час светать будет. Ели-то всего два раза – утром и вечером, чтобы не терять драгоценное светлое время.

Пока кулеш варился, рассвело. Лодейщики принялись копать на берегу могилу братскую. Тела павших до Владимира не довести. Поскольку лопата одна была, копали по очереди. Александр собрал оружие павших, уложил в лодью. Лодейщики погребли своих людей. Фотий обеспокоился:

– А этих как же, бросим на съедение волкам? Всё же люди, нехорошо.

– Псы смердячие, пусть гниют!

В принципе, по Ярославской Правде, разбойников вешали на придорожных деревьях и снимать не дозволяли в назидание остальным татям. Послушник спорить не стал, просто взялся за лопату и стал копать.

– Отплывать надо, время уходит, – подошёл к Фотию кормчий Пантелей.

– Я не держу, плывите с Богом, мне упокоить тела надо, отпеть, дабы души неприкаянными не были.

– Если оставим, как же ты доберёшься?

– Найдутся добрые люди, подберут.

Фотий отвечал спокойно, не переставая работать. Александр усовестился. Сначала в мыслях не было захоронить разбойников, а теперь решение своё изменил. Подошёл к послушнику, взял у него лопату, молча за дело принялся. Так и рыли по очереди, пока яма глубиной по колено не стала. Владимирская ватажка так бы ушла бы, да людей не хватало. И Александр в качестве гребца нужен, и Фотий рулевым. А может – совесть заговорила. Сперва Фрол подошёл к Саше, лопату взял, затем его Акинфий сменил. Так и пошло. Даже кормчий поучаствовал. Ему, хоть и главный он на лодье, от команды отдаляться нельзя: ватажка сильна, когда едина.

И этих схоронили. Фотий молитву счёл.

– Занимаем места, выходить пора, – скомандовал Пантелей.

На ушкуй по сходням Фотий поднялся, лодейщики сходни ему на судно забросили, причальный конец отвязали. Затем сами на лодью взошли. Александр, уже усевшись на скамью, вскочил и бросился на берег.

– Эй, ты куда? – закричали гребцы.

Александр едва не забыл в кустах свой мешок, в котором оружие хранил, узелок с деньгами и драгоценностью. В пылу схватки отбросил, а после земляных работ чуть не оставил. Да за меньшие значительно деньги новгородцы на смертоубийство решились.

Мешок свой в носовой рундук уложил, где канаты лежали. Место своё за вёслами занял. Один из лодейщиков шестом лодью от берега оттолкнул.

– Оба борта, греби назад! И – раз! – скомандовал Пантелей.

Сделали несколько гребков, выводя лодью кормой вперёд на чистую воду. Как только буксирный конец натянулся, стали по команде грести вперёд. Александр сразу почувствовал – ход у лодьи с ушкуем на буксире тяжёлый. Упираешься веслом в воду, аж сухожилия трещат, а скорость как у старика-пешехода.

Но потом течение подхватило, да услышал Господь молитвы гребцов, ветер попутный поднялся. Лодейщики сразу парус поставили. Совсем жизнь хорошая пошла. Кормчий кричит назад, к ушкую:

– Фотий, ты как?

– Всё хорошо, благодаря Всевышнему.

Так и шли до вечера. К вечеру в знакомом для Пантелея месте для ночёвки пристали. С ушкуем помучаться пришлось. Лодья уже в берег носом ткнулась, а ушкуй течением сносит, буксирный конец натянулся, вот-вот лопнет. Один лодейщик на берег кинулся, лодью пришвартовать к дереву, другие на корму, за верёвку подтянуть ушкуй. Плохо одной, да уполовиненной команде с двумя судами управиться, но получилось. Костерок развели. Фотий в котёл воды набрал, кашеварить стал. За день устали все. Поели и спать улеглись, причём на судах. Земля по обеим сторонам Шексны Пошехоньем называлась, влажная, болотистая, спать лучше на деревянной палубе. К утру продрогли, с каждым днём всё холоднее становилось. Позавтракали – и в путь. За неделю Шексну прошли, вполне достойный результат. Можно было через волоки в Яузу пройти, а потом снова через волоки в Клязьму, но кормчий не стал рисковать. Уж лучше дальше и дольше, зато надёжнее. На волоках в первую очередь иноземные суда перетаскивали, да за каждое судно деньги платить надо, а в Мытищах ещё и мыто с товара. А ещё неизвестно, чем суд княжеский кончится, ушкуй вместе с товаром князь в казну обратить может, а соизволит – судно лодейщикам отдаст, а новгородский товар себе заберёт. Савелий, в предчувствии близкого суда, совсем сник, лицом печален стал. Его кормили, выводили оправиться. Но весь путь он у мачты провёл, ноги опухли. Но его никто не жалел.

Но теперь приходилось грести всё время против течения – сначала Волги, затем Клязьмы. К Владимиру пришли измотанные донельзя. Кормчий, против обыкновения, гребцов по домам отпустил, пожалев и дав наказ вернуться утром. Сам ватажку амбалов нанял перетащить груз с обоих судов в припортовый амбар. Товар без пригляда на судне оставлять нельзя, лихие людишки вмиг утащат. При речных портах вечно тёмные личности кучковались. При случае денгу сбить при погрузке-разгрузке или украсть, что плохо лежит, да пропить моментом.

Хватился Пантелей, когда суда уже пустые были, а где же злыдень Савелий? Его никто не отпускал, а у мачты нет. С расспросом к Фотию:

– Ты не видал ли Савелия?

– Ушёл он.

– Убёг? Кто отпустил?

– Я развязал.

От этих слов онемел Пантелей. Как можно душегуба отпустить? А княжеский суд? И что с ушкуем и товаром теперь делать? Ведь себе взять – стало быть, уподобиться разбойникам новгородским. А ещё с Савелия станется, выждет время, заявится к князю с челобитной, якобы его людишек владимирские лодейщики живота лишили, судно с товаром увели, сам едва спасся. Пантелей послушника за руку схватил:

– Переночуешь у меня, а завтра ко князю. Всё расскажешь, как было, пусть решает.

Фотий за Пантелеем поплёлся. Как оказалось, прибыли они очень вовремя. Следующим утром снег повалил хлопьями, землю тонким пока слоем укрыл.

Александр на постоялом дворе ночевал, позавтракав, к стоянке судов отправился. Фактически его плавание закончилось, он не член команды, но если Пантелей просил, надо быть. Все уже на причале собрались, а Пантелея нет. До полудня ждали, продрогли на ветру, когда кормчий показался, да не один, с Фотием. Кормчий лицом красен, на приветствия кивнул.

– Все сейчас к писцам судебным идём, показания давать. А завтра оба судна в судовые сараи ставим. Кончилось судоходство.

– А Савелий где же? – поинтересовался Фрол.

– Фотий вчера отпустил, с него и спрашивайте.

Команда к послушнику подступилась едва не с кулаками. Да Пантелей прикрикнул:

– Ну-ка цыц! За мной!

Так и завёл всех кормчий к писарям. Те расспросили, записали, да и отпустили. Лодейщики по домам разошлись, времени много потеряли, темнеть начало. Александр Фотия задержал:

– Ты сегодня ел?

– Утром Пантелей покормил.

– Пойдём в трапезную, подхарчимся. Ты же вроде с поручением от владыки Новгородского к митрополиту Владимирскому направлен был?

– Так и есть. Так утром Пантелей не отпустил.

– Э, да какая разница – сегодня ты к митрополиту попадёшь или завтра? Дело-то неспешное.

– И то правда.

Прошли в харчевню при постоялом дворе.

– Выбирай, что кушать будешь, я плачу, – предупредил Александр.

Фотий выбрал пищу постную.

– Я ведь уже не путешествующий, и пост ноне, мясное нельзя.

Александру неудобно стало. Он тоже православный, а заказал себе седло барашка да пирогов рыбных. На ушкуе, а потом на лодье пища, известно какая – кулеш. Сытно, но однообразно. Хотя несколько раз лодейщики ловили в Шексне стерлядь, рыбку царскую, варили уху с перцем и лучком.

Фотий поел, поблагодарил Александра, встал.

– Ты, Фотий, если переночевать негде будет или помощь нужна будет, приходи ко мне.

– Я думал, ты, как и другие из ватажки, меня укорять за Савелия будешь.

– Что сделано, то сделано.

– Не нам его судить, Божий суд на это есть. А остановиться есть где – в монастыре.

С тем откланялся и ушёл. Александр в некоторой прострации был. Вот тебе и тихоня-святоша. А уважения достоин. Не убоялся братскую могилу для новгородцев рыть, а могли бы лодейщики, обозлившись, на берегу его оставить. И вчера Савелия отпустил. Было в нём нечто, обычному пониманию недоступное, некий стержень.

Александр спать улёгся. Спал почти до полудня, торопиться некуда, от всех обязательств свободен. Всякий опыт, даже неудачный, мудрее делает. Вот вступился он за владимирских лодейщиков, честь свою сохранил. А она либо есть, либо потеряна навсегда, как девственность у девушки. Зато знал теперь, что на судне вполне плавать может. Землю пахать, торговать – не его стезя. А корабельщиком вполне. Здесь и трудности, и порой тяжёлый труд за веслом, и опасности. Нравится ему такая жизнь. Одно плохо: на полгода судоходный сезон закончился. Подумав, понял – можно обозы сопровождать в качестве охранника. Но это через месяц можно, когда снег толстым слоем землю укроет и лёд на реках встанет. И этот месяц придётся дурака валять. Позавтракав, отправился на торг. Зимней одежды у него не было, прикупить крайне необходимо. Торг большой, хотя ни в какое сравнение с новгородским не идёт. Остановился у одной лавки, сразу хозяин из-за прилавка выскочил:

– Чего добрый молодец желает? Тулуп овчинный, охабень или шубу тёплую?

Что такое охабень, Александр не знал.

– Покажи, примерить надо.

– А как же! Обязательно!

Торговец и рад, что покупатель нашёлся. Одну вещь на плечи Александру накинет, другую, всё нахваливает:

– Хорош охабень, прямо житий человек!

Или епанчу набросил.

– Вдень руки-то в рукава! Ну как, греет? Вылитый купец!

А зеркала-то нет, осмотреть себя Александр не может. Купит, а со стороны выглядеть смешно будет. Тулуп овчинный всем хорош, практичен, тепло в нём, но одежда простая. В тулупе крестьянину хорошо зимой на санях в город на торг брюкву везти или масло, молоко. Воину в походе в тулупе удобно или ремесленнику в городе. По одежде здесь встречали: каков прикид, такое положение в обществе занимает. Поэтому от тулупа с сожалением пришлось отказаться. Торговец шубу предложил:

– Надень! О! Прямо барин! Солидность чувствуется.

А подвигался в шубе Александр – неудобно, длинна, движениям мешать будет. Подсказал бы кто со стороны. Торговцу верить нельзя, ему лишь бы товар продать, да тот, который подороже, каждый свою выгоду ищет.

Остановился на епанче. Вроде короткого пальто из меха, сверху сукном крыта, воротник меховой. Деньги отдал, сразу на себя надел. Тепло сразу стало. Ещё бы шапку. Русь не Европа, где не каждую зиму снег бывает. На широте Владимира морозы по тридцать градусов не редкость, уши отморозить запросто. Купил после примерок бобровую шапку. Мех бобра чем хорош – не намокает. И тёплая шапка, лёгкая. Торговец и лисий малахай предлагал, но в нём Александр уж больно на татарина стал похож. И заячий треух, но в таких селяне ходят, да и мех непрочен – на одну зиму.

С обувью получилось сложнее. В валенках ещё рано, в простых сапогах холодно. Долго бродил по сапожному ряду, пока нашёл, что хотел. Нечто вроде бурок. Подошва из толстой свиной кожи, а верх меховой. Как оделся да обулся, почувствовал себя комфортно, теперь и морозы не страшны.

Александр по торгу прошёлся, выпил горячего сбитня, по северной погоде такое питьё в самый раз, согревает. Послушал, о чём народ говорит. Торг – это не только место для торговли, но и место для обмена новостями. Среди одной кучки жителей толкуют, что князь Дмитрий Александрович плох, налоги собирает, а от басурман защиты нет, так и шастают по волостям малыми шайками. И надо бы князя в стольный град другого, брата Дмитрия, Андрея. Оба брата – сыновья Александра Невского, никак меж собой княжество не поделят. Три раза Дмитрий княжил короткими сроками, два раза Андрей. Владимир заложил в 1108 году Владимир Мономах, расцветом город обязан Андрею Боголюбскому, который в 1157 году перенёс сюда столицу княжества. Но княжество великое не имело собственной династии, ярлык на княжение получали в Орде. Знаменит город был своими соборами – Успения Пресвятой Богородицы, Дмитровский. А 23 ноября 1263 года в Рождественском монастыре погребён был благоверный князь Александр Невский, умерший 14 ноября в Городце, по пути из Орды во Владимир. Подозрения были у бояр и честного народа – отравили князя в Орде. В 1723 году по указу Петра Великого мощи Невского были перевезены со всем тщанием в Санкт-Петербург, в Александро-Невскую Лавру.

Послушал Александр говорунов-краснобаев, тревожно ему стало. Зачем народ мутить, подбивать к смене власти? Князьям бы объединиться, Орде противостоять, а они между собой за власть дерутся.

Впрочем, драться было за что: Владимирско-Суздальское княжество огромное. Только удельных княжеств больше трёх десятков. Среди широко известных и по сей день – Устюжское, Переславль-Залесское, Ярославское, Пошехонское, Угличское, Стародубское, Юрьевское, Городецкое. Не зря называют владимирского властителя – Великий Князь Владимирский, князь Новгородский и Городецкий и прочая. А прочая – это ещё и княжества Моложское, Прозоровское, Шуморовское, Шекснинское, Угорское, Романовское, Пожарское, Ряполовское, Кривоборское, Льяловское, Голибесовское, Торческое, Сицкое, Пороськое, так это ещё не весь список. Иных уж нет, сгинули, сожжённые и разорённые многочисленными войнами.

Горлопанов, что народ речами смущали, Александр слушать не стал. Ему понятно было, откуда ветер дует. Небось наняты боярами за деньги, вот и отрабатывают. Уходить с торга решил, дело к вечеру идёт, да приметил фигуру знакомую. Протолкался поближе – Фотий!

– Послушник, ты чего здесь делаешь?

От неожиданности Фотий вздрогнул. Во Владимире его никто не знает, обернулся, Александра узнал, улыбнулся. Поприветствовали друг друга тепло. Фотий осмотрел Александра с головы до ног.

– Тебя не узнать, в обновках.

– Зима на носу, морозы, утепляться надо.

Фотий был в чёрной вотоле поверх подрясника. Да разве она греет? Ткань льняная, только по осени носить, от ветра защита. Фотий явно мёрз, судя по красному носу и посиневшим кистям рук. Саше Фотия жалко стало, предложил:

– Давай тебе кожушок какой купим? Да обувку подходящую.

– Братия вотолу дала, а на другую одежду денег нет.

– Я заплачу.

Откуда Фотию деньги взять, беден как церковная мышь. Но человек хороший, добрый, главное – стержень в нём есть от веры. Такие не часто встречаются, да ещё бессребреник, что и вовсе редкость. Фотий на предложение застенчиво плечами пожал. Время поджимало, скоро темнеть начнёт, лавки закроют. Александр Фотия за руку ухватил, через толпу двинулся, как ледокол. В первую очередь к сапожнику. Если ноги мёрзнут, никакая шуба не спасёт. Юфтевые чёрные сапоги подобрали, затем жупан, тоже чёрный, послушнику только чёрные вещи носить дозволялось. Жупан немного короче полушубка, мехом внутрь, а сверху покрыт тканью. Тощеват Фотий, жупан на нём болтается, а меньшего размера не шьют, если только на подростков, но ему такой короток в рукавах. Фотий благодарить стал, но Александр его остановил:

– Ты большего заслуживаешь.

С торга несколько кварталов вместе шли. Саша расспрашивал, исполнил ли Фотий поручение да где поселили.

– Письмо от владыки Новгородского Максима сразу митрополиту Серапиону передал, как же иначе? За этим послан. А живу известно где, в келье.

– Назад когда думаешь?

– Разве я над собой властен? На то воля митрополита будет.

– Потрапезничаем вместе?

– На службу вечернюю надо, в следующий раз.

Не оборачивались оба, не сторожились, не видели, как от торга за ними фигура тёмная следует. На перекрёстке пустынном расстались, перед тем обнявшись. Александр не спеша к постоялому двору направился. Не успел и трех десятков шагов пройти, слабый вскрик услышал. Фотий? Бегом к перекрёстку кинулся, влево повернул. На снегу Фотий лежал, в чёрной одежде узнаваем издали, стонет. И человек убегает.

– Фотий, что с тобой?

– Кольнуло что-то в бок.

А из-под прижатой к животу руке кровь видна на пальцах. Александр рванул бежать. Грабитель? Так у чернеца брать нечего, ни одной деньги нет. Тогда зачем ножом били? Догнать гада этого надо! А мужик, за собой топот ног слыша, ходу не сбавляет. Александра злость взяла, ещё скорость поддал, хотя казалось – на пределе уже бежал. Дистанция медленно сокращаться стала. Впереди деревянный мосток через ручей, брёвна обледеневшие, убегавший оскользнулся и упал. Несколько секунд лежал оглушённый. Александру этого времени хватило домчаться, но и сам поскользнулся и на мужика с размаху грохнулся всем своим весом, тот аж хекнул сдавленно. Саша рывком его на себя повернул.

Савелий, кормчий! Так его Фотий отпустил, развязав. Александр думал, что он уже далеко от Владимира, а этот гад и не думал уходить. Александр Савелия за грудки схватил, приподнял, спиной к перилам моста прислонил. Стонет кормчий, за правый бок держится, глаза прикрыл. Александр ему пощёчину влепил:

– Зенки открой! Ты за что Фотия ножом пырнул?

– Через жалость его вся команда ушкуя полегла.

– Так и владимирских половина. А всё из-за тебя, сволочь!

Александр не удержался, ударил Савелия в зубы. Кровь брызнула, губа рассечена. Савелий сплюнул выбитые зубы.

– Добить хочешь?

– И добью, не сомневайся, гнида!

– Не торопись! На ушкуе тайник есть, пополам поделим.

Думает, за деньги всех купить может. Из-за денег своих людей положил и лодейщиков. Александру злость разум затмила. Схватил Савелия за голову, крутнул резко, как цыплёнку, позвонки шейные хрустнули, тело кормчего обмякло, глаза закатились. Дёрнулся пару раз и дышать перестал.

– Собаке – собачья смерть!

Александр поднялся, заторопился к Фотию.

– Ты ещё живой? Видишь, милосердие и жалость проявлять к негодяям чревато. Догнал я твоего обидчика. Угадаешь с трёх раз, кто такой?

– Савелий, кормчий.

– Угадал. Теперь он с апостолом Петром беседует. А тебе рано с ним встречаться. Ты потерпи.

Александр подсунул под чернеца ладони, поднял.

– За шею мою рукой возьмись, сможешь?

Чернец лёгкий, полсотни килограммов, не больше. Саша к монастырю пошёл, нет больниц в городе. Одна надежда: кто-нибудь из монахов знания лекаря имеет, поможет. Жалко чернеца, ни одного худого слова от него за время плавания никто не слышал, а пострадал через свою доброту. Сомневался Александр, что всё удачно кончится, ранения в живот зачастую к смерти приводят, причём мучительной.

Ворота монастыря закрыты, Саша стал бить ногой. Открылось маленькое оконце в воротах, выглянул послушник:

– Ты чего безобразничаешь?

Но тут же охнул, загремел железным запором, отворил одну воротину. Вдвоём понесли раненого к длинному зданию. По дороге послушник спросил:

– Кто же это его?

– Ты его не знаешь, да и не встретишься никогда.

– А ты ему кто?

– Приятель, вместе из Новгорода добирались.

– Ага, рассказывал он братии.

Постанывающего Фотия занесли в большую комнату, уложили на стол.

– Ты погодь, – попросил чернец. – Я быстро обернусь. Есть у нас один умелец лекарский.

Послушник заторопился. Фотий прошептал что-то. Александр наклонился:

– Повтори, не расслышал я, прости.

– Приходить ко мне будешь?

– Обязательно. Ты только выздоравливай.

– Сирота я круглый, а ты меня, как мамка моя в детстве, нёс.

У Александра слезу выдавило. Несладкая жизнь у парня выдалась. Фотий снова прошептал:

– Жупан жалко, поносить не успел, ноне дырявый.

– Выздоровеешь – я тебе новый куплю, – пообещал Александр.

В комнату послушник вернулся, и не один, с седым старцем, одетым в чёрную власяницу. В руке старец небольшой сундучок держал.

– Амвросий, помоги одежду с Фотия стянуть.

Александр понял, что лишний он уже, тихонько вышел. Добрёл до постоялого двора, размышляя о том, как несправедливо жизнь устроена. Никому Фотий зла не делал, а ранен негодяем и сейчас на грани жизни и смерти. За что его Савелий убить решил? Тварь неблагодарная, ему чернец шанс дал, отпустив.

Уже перед постоялым двором, когда тусклый свет из окон на руки упал, увидел – в крови они. То ли Фотия, то ли Савелия. Снегом оттёр, как мог, а войдя в трапезную, себя оглядел, не запачкал ли одежду. Половой подскочил, как тогда прислугу в харчевнях называли.

– Чего изволишь?

– У вас баня есть? Попариться хочу.

– Баня есть, с парной, натоплена. Проводить?

– Обязательно. И квасу жбан принеси. А полотенце найдётся?

– Одна денга за всё про всё.

Пока Александр раздевался в предбаннике, половой успел и полотенце принести, и жбан кваса. Саше после убийства Савелия хотелось вымыться, было ощущение, что в грязи испачкался. Странно. Врагов убивал на Святой земле, а такого гадливого чувства не испытывал. Мерзкая всё же душонка у кормчего была, пусть его черти в аду жарят.

Александр для начала ополоснулся, затем мочалом с мыльной водой всю грязь с тела смыл, а потом уж в парную зашёл. Полежал на полке, попотел. Банщика бы ещё сюда, веничком по всему телу пройтись. Впрочем, и так хорошо. От жара уже невмоготу стало, перебрался в мыльню, отдышался, водой горячий пот смыл. Кожа чистая, аж скрипит под пальцами. В предбаннике в огромное полотенце обернулся, из жбана в кружку кваса плеснул, отхлебнул. О! Как ангел босыми пятками пробежался, хорошо-то как! Вдруг вспомнил последние слова Савелия о деньгах на ушкуе. Надо бы их забрать, да не себе, грязные это деньги, на крови добыты. В монастырь их отдать, тому же Фотию на одежонку.

Так и решил, только сложность есть. Где теперь кормчего Пантелея найти? Впрочем, одна зацепка есть. Парни из его команды должны лодью в порядок приводить в судовом сарае. Они подскажут, где Пантелея найти, а уже вместе и ушкуй осмотреть можно. Но это завтра. Александр не спеша квасок допил, хорош, ядрёный, аж язык пощипывает. На хрене настоян, что ли?

Утром встал рано, позавтракал – и на пристань. О, работа уже кипит. Кто-то из лодейщиков блоками своё судно на берег тянет, другие у котлов с кипящей смолой огонь поддерживают. Третьи топорами стучат. Для ремонта зима и есть. С весной каждый день для судоходства потребен, деньгу зарабатывать надо, семьи большие кормить.

Нашёл лодью со знакомыми обводами, парней, с которыми с Белоозера шёл. Его в новой одежде не сразу признали.

– Шёл бы ты отсюда, господин хороший, – посоветовал ему Фрол с палубы.

Лодья уже на стапеле – двух брёвнах, идущих от самой воды.

– Фрол, ты что, не узнал меня?

– Александр? Богатым будешь, не признал.

Фрол спустился, пожал руку:

– Каким ветром?

– Пантелея ищу.

– Он скоро будет, должен пеньковые канаты привезти, ты обожди.

Уселись на брёвна. Александр сказал:

– Фотия в живот Савелий ножом пырнул.

– Да ты что! Постой, а ты откуда знаешь?

– Я этому злыдню шею свернул, а Фотия в монастырь доставил.

– Живой?

– Вечером живой был.

– Молодец, что эту сволочь придавил.

Пока говорили, на подводе подъехал Пантелей. Колёса вязли в снежной жиже. И на колёсах плохо, и на санях рано. Кормчий с телеги спрыгнул, распорядился:

– Разгружайте.

И к Александру:

– Соскучился?

– Я по делу. Где ушкуй?

– Где ему быть? У причала стоит. Завтра на берег вытаскивать станем.

– С судом-то что-нибудь выгорело?

– Шустрый какой! Ответчика-то нет, дело теперь долго тянуться будет.

– Не будет. Савелий ножом Фотия-чернеца ударил.

От удивления у Пантелея глаза круглые сделались.

– Не сбёг он из города, выходит. Дело у него здесь было.

– Почему было? Ты что, видел его?

– До смерти пришиб.

– Верно сделал, гнилой человек. А ушкуй тебе зачем?

– А вот мы его с тобой досмотрим тщательно. Савелий перед смертью о тайнике проговорился. Если найдём, меж собой поделим.

– Я себе не оставлю ничего, вдовам отдам, у всех семьи остались, им детей растить.

– И я не оставлю, кровавые то денги. В монастырь, Фотию отдам, пусть сам распорядится, он чернец правильный.

– Тогда идём.

Команде говорить кормчий ничего не стал, вдруг тайника нет? Пусть работают, пока морозов нет. Пантелей суда вдоль и поперёк знал. Осматривать умело стал. В обычных местах, где укромные похоронки, ничего не нашли.

– Не наврал твой Савелий?

– Он не мой. Может, и наврал.

– Погоди, ещё досмотрю одно местечко.

Пантелей на корме каждую доску осматривать-простукивать стал.

– Сбегай до парней, принеси стамеску.

Александр сходил. Смешно: его, рыцаря, за стамеской посылают, как подмастерье. Пантелей ударом кулака жало стамески в щель вогнал, в сторону надавил, доска поднялась.

– Вроде что-то есть.

Пантелей выудил на свет кожаный увесистый мешочек, прикинул на руке:

– Изрядно!

Развязали горловину. Ох, мать твою! И серебряные монеты, и золотые, кольца наперсные и венчальные. Александр взял одно – оказалось потёртое, с царапинами. Стало быть, ношеное, не исключено – с пальца у жертвы снято. Брезгливо кольцо в мешочек швырнул. Пантелей в затылке чешет.

– Да здесь ценностей – пристань новую с кораблями сделать можно. Как делить будем?

– По совести.

Делить пришлось долго. Одну монету серебром влево, другую вправо. Так же и с золотыми монетами. Изделия ювелирные подбирали похожие – одно кольцо влево, другое вправо.

– Вроде поровну получилось, – подвёл итог Пантелей.

– Я представляю, если бы ушкуй кому-нибудь по суду отдали, пусть и в казну.

– А теперь пусть берут, – засмеялся кормчий.

Он ссыпал свою часть в кожаный мешочек.

– Ты погоди, я тебе парусину принесу, узелок сделаем.

Кормчий принёс кусок парусины, ловко увязал узел, ссыпал монеты и ценности.

– Я свою часть дома разделю на всех вдов, завтра же раздам, – заверил он.

– Не сомневаюсь. А я в монастырь, Фотия проведать.

Александр попрощался с Пантелеем, подхватил узелок, направился в монастырь. Из распахнутых ворот мужики выносили гроб с телом. У Александра сердце оборвалось. Неужели Фотий? Потом дошло – похороны на третий день бывают. К тому же чернецов хоронят внутри монастырских стен, стало быть, не Фотий. Дух перевёл. У ворот вчерашний послушник стоит, Александра узнал:

– Жив твой страдалец!

– Навестить хочу, где он?

– Сейчас ворота запру, проведу.

Послушник ворота на засов закрыл, провёл Александра в маленькую келью. На топчане лежал Фотий. Он и раньше худ был, а сейчас скелет, обтянутый бледной кожей. Но жив, дышит. Александр рядом уселся, на скамью. Фотий глаза открыл, почувствовав человека рядом. Александр его за руку взял – холодная.

– Как ты, чернец?

– Уже лучше, только пить охота, а монах Серафим не велел.

– Это кто?

– Лекарь. Вернее, монах, но дар целительский у него. Сказал – жить буду.

– Вот и слушай его. Чего тебе надобно?

– Всё есть.

– Если одеяло принесу, не помешает? А то руки у тебя холодные.

– Беспокоить не хочу.

– Мне это не в тягость. А пока узелок у тебя оставлю.

Саша сунул узелок под подушку Фотия. Сам на торг направился, выбрал одеяло пуховое, такую же подушку и перину. Вещи мягкие, да объёмные. Кое-как верёвкой стянул, на плечи взвалил. Послушник при воротах удивился:

– Опять ты?

– К Фотию.

– А это что?

– Перина, одеяло, подушка. Крови он много потерял, мёрзнет.

– Давай помогу.

Вдвоём нести сподручнее. В келье на пару подняли Фотия прямо на матраце, набитом сеном, на скамью переложили. Топчан периной устлали, на него бережно Фотия перенесли. Послушник-привратник старую подушку на лавку перебросил, под подушкой узелок обнаружил.

– А это не тронь.

Фотию подушку пуховую под голову подсунули, одеялом накрыли. У чернеца лицо сначала счастливым сделалось, потом по щеке слеза скатилась.

– Больно? – встревожился Александр.

– Никогда так мягко не почивал, – улыбнулся Фотий.

Привратник взялся за старый матрац и подушку, собираясь вынести.

– Погоди, проводи меня к настоятелю, – попросил Александр.

– Не примет, – покачал головой послушник.

– Скажи – дело важное, дар монастырю сделать хочу.

Привратника не было долго. Фотий долго говорить не мог, слаб был. Вот что удивляло Александра – глаза монахов. Светлые, чистые по-детски. У горожан таких не бывает – хитрость в них, сомнение, соблазн, жадность читается. У него же, Фотия, – наивные, сразу понятно – камня за пазухой не держит и грехов не имеет, не то что у Александра. Молод, а руки по локоть в крови, хоть и не тать он и не кат. Тяжко на душе временами бывает. Возьми Савелия: наказал подлеца, а имел ли право жизнь отнять? Ведь не судья, такой же гражданин, как и Савелий. Не повезло Александру встретить на пути новгородского кормчего. Будь слабее духом, сам бы в лихую разбойничью шайку влился и кем стал в итоге? Убийцей.

Тихонько вошёл привратник:

– Спит?

– Не сплю, – откликнулся Фотий. – Блаженствую. Мыслю – в раю так же мягко и удобно. Ещё бы брюхо не болело.

– Настоятель Иов примет тебя, я провожу.

– Фотий, я завтра навещу, ты только выздоравливай.

В жилом здании монастыря прохладно, если не сказать холодно. И то – стены каменные толстенные, пол и своды тоже из камня. Коридоры узкие, едва освещены свечами. В келье у Фотия оконце в два тетрадных листа, слюдой закрыто. Свет дневной едва проникает, зато наледь на слюде, одна защита – от ветра. Скорее аскетично. Привратник постучал в дверь, получив ответ, вошёл сам и пригласил Александра. В большой комнате темновато, воском пахнет. Александр не сразу настоятеля разглядел. Трудно увидеть человека в чёрной одежде в тёмной комнате. Голос слева:

– Назовись.

Александр на голос повернулся. Настоятель, сидевший на лавке с книгой в руке, встал.

– Александр в крещении, житель новгородский.

– Фома сказал – видеть меня хочешь?

– Пожертвование монастырю сделать хочу.

– Отдал бы привратнику.

– Побоялся, больно много.

Александр прошёл вперёд, положил узелок на стол, развязал. Потом отступил, повернулся к образам в углу, перекрестился, поклон отбил.

– С этого начинать надо было, – укорил Иов.

– Темно у тебя тут, да и растерялся слегка.

– Фома, подай подсвечник.

Привратник зажёг от горящей свечи ещё три в подсвечнике, поставил на стол. Засверкало злато-серебро, драгоценные каменья заиграли лучиками.

– Столь богат ты или неправедным житием нажито? – сурово спросил Иов.

– Неправедным, но не мной. Не беспокойся, я не украл, считай – нашёл.

– Ну что же, на полезное дело пойдёт. Стены укрепить в монастыре надо, трапезную для братии расширить. А что хотел-то?

Настоятель полагал, что Александр взамен попросит что-нибудь.

– Оставь Фотия при монастыре, не отправляй в Новгород. Слаб он, для него дорога в тягость будет.

– Что не за себя просишь, похвально. Ступай.

Александр с Фомой вышли. Фома к выходу его повёл.

– Суров у вас настоятель, – заметил Саша.

– Сам знаешь, великие князья меняются едва не каждый год, всем от владыки и настоятеля что-то надо.

Фома замолчал. Видимо, знал больше, чужаку говорить не стал. Монастыри всегда строились как крепости, да, собственно, таковыми и являлись. В случае нападения неприятеля жители окрестных селений, посадов городских в них укрывались. Многие монахи и послушники раньше воинами были, оружием владеть умели, и врагу взять монастырь было непросто. Поэтому слова настоятеля об укреплении стен не для красного словца были, не для косметического ремонта. И затрат требовали больших – камень, известь и яйца для кладки. А уж мастера свои, из чернецов.

За ужином Александр пропустил кружку пива за здравие Фотия. Выспавшись, позавтракал, сделал половому заказ:

– Порежь курицу кусками, свари и в горшке с бульоном принеси.

– Прости, гость, не понял.

– К болящему отнесу. Да в полотенце или чистую тряпицу укутай, чтобы тёпленькую донести.

– Сделаю.

Видимо, не часто такие заказы бывали. Александр время проводил за кружкой пива, потягивая не спеша. Сидеть пришлось долго, но торопиться некуда. Наконец половой торжественно горшочек с крышкой, укутанный полотенцем чистым, вынес, на стол поставил. Александр рассчитался, горшок обеими руками взял, направился в монастырь. Теперь главная задача – не упасть, снег подмёрз, скользко. К воротам монастыря спиной прислонился, для опоры, каблуком в ворота стучать начал. Выглянул Фома в оконце. Лицо недовольное, но Александра увидел, воротину открыл.

– День добрый, – поприветствовал Саша. – Как там Фотий?

– Монахи за его здравие молятся.

– Бульон и курицу принёс ему. Веди.

Путь к келье Александр знал, сам бы дошёл, да как многочисленные двери открывать, если обе руки заняты. От горшка запах аппетитный исходит, встречные монахи носом крутят. Мясом пахнет, а пост, нельзя. Но сказано же – болящим, путешествующим и воинам пост можно не блюсти. Только беспокоился Саша, можно ли по состоянию здоровья Фотию есть? Вошёл в келью, горшок на стол поставил. Фома сразу:

– Я за Серафимом, разрешит ли?

Вернулся быстро.

– Бульон можно, а курицы кусочек один маленький – грудку.

Александр подушку Фотию поднял, бульон в кружку налил.

– Сам пить сможешь? Или помочь?

Фотий сегодня выглядел лучше, чем вчера. Мелкими глоточками бульон из кружки прихлёбывал.

– Горячий ещё, а вкусен!

Выпил полкружки, откинулся на подушку, уснул. Слаб ещё. Александр вышел тихонько. На воротах Фома.

– Ты кем Фотию приходишься?

– Знакомец добрый.

– А ухаживаешь, ровно отец родной, редко такое увидишь.

Да, жизнь в те времена суровая была. Дети в семьях рано начинали работать, из-за болезней умирали часто. А ещё войны да эпидемии свирепствовали, жизни уносили.

Через неделю Фотий уже в постели садиться стал, а через десять дней ходить осторожно, держась за стенку, но сам, без посторонней помощи, чему очень рад был. Период, когда он после ранения беспомощный лежал и Александр заходил постоянно, сблизил их, хотя так редко бывает. Фотий ещё послушник, не монах. Но при пострижении в монашество человек отрекается от мирской жизни, от семьи, даже имя дают другое. И не часто бывает, чтобы послушник или монах дружил с кем-то в миру. Но случилось. У Александра груз с души свалился. Хоть и не его вина в ранении чернеца, а к событиям причастен.

Пока Фотий выздоравливал, снега навалило до колена, морозы ударили, на реках лёд встал. Дав льду окрепнуть две-три недели, по рекам потянулись обозы. И так из-за осенней распутицы, когда ни обозы не ходили, ни корабли не плавали, торговая жизнь замерла. А ноне во все концы великого княжества обозы потянулись. По рекам сподручнее на санях, шли по санному следу – ни кочек, ни ям, лёд ровный. Река сама ведёт, кучер, знай, следи, чтобы промоин не было. Если река петлю делала, обоз на берег выбирался, срезал путь, но всё равно потом на реку возвращался.

Реки для Гардарики, как называли великое княжество иноземцы, были важными путями сообщений. Почти все города стояли на берегах рек – и водой обеспечены, и транспортными путями.

Одним утром к Александру на постоялый двор пришёл кормчий Пантелей:

– Слава богу, что застал тебя.

– А как ты меня нашёл?

– Ты же сам сказывал – на постоялом дворе живёшь, да много ли их? Нужда в тебе есть.

– Если смогу – помогу.

– Не мне, сродственнику, купец он, мехами торгует. Товар лёгкий, но ценный. Обоз их собрали, в Муром хотят идти, охрана нужна. Седмицу туда, столько же обратно, да там распродаться неделю – дён десять.

– А велик ли обоз?

– Десять саней набралось.

– Один не возьмусь охранять.

Учитывая длину саней с лошадью, дистанцию между ними, получается, обоз на сто метров растянется.

– Да что так? У каждого купца ездовой, все при топорах. Отобьётесь, ежели чего. Ежели охраны набирать несколько человек, прибыли меньше.

– С топором долго ли ездовой супротив опытного душегуба-разбойника устоит? Два человека как минимум надо. Не возьмусь.

– Жаль, я поручился за тебя.

Поручительство – вещь серьёзная. Охранников подбирали осторожно. Мало того что претендент мог быть воином никаким, так ещё были случаи, когда сам грабителей наводил, находясь с ними в доле. Отказался Александр, он реалистом был. Пантелей ушёл разочарованный. Александр о разговоре забыл, как через две недели Пантелей снова объявился, вид опечаленный.

– Прав ты был, – поздоровавшись, сказал он. – И полсотни вёрст не проехали, как напали на обоз. Ездовых побили, груз так, на санях, увезли. Пешком купцы до ближайшего села шли.

– Я предупреждал. Жмотиться не надо было. И люди бы целы остались, и в товаре урону бы не было.

– Так где лишнюю деньгу взять? А если бы не напали? Охране платить надо.

– Ты уж в летах, Пантелей! Пора бы знать – ничего даром не достаётся. Сейчас-то зачем пришёл?

– Не сказал разве? Обоз сопровождать.

– Выходит, не сильно испугались?

– Может, и сильно. Да жить-то как-то надо. Возьмёшься?

– А ещё охранники есть?

– С тобой считать – двое. Говорит – в дружине князя Пожарского был.

– Говорить много что можно. А сколь платить будут?

– Деньга в день каждому из охраны.

– Считай – договорились.

– Тогда я скажу племяннику, где тебя сыскать, когда обоз готов будет. Его Филиппом звать, рыжий, в деда.

Через два дня, когда Александр в трапезной за обедом сидел, вошёл молодой парень, сразу к хозяину, к стойке. Перебросились словами, хозяин на Александра показал. Парень к столу Александра подошёл, шапку стянул. Шевелюра огненно-рыжая.

– Филипп? – спросил Саша.

– По волосам догадался, – поморщился парень. – Небось Пантелей сказал.

– Он самый.

– Говорит – согласен ты.

– Деньга в день, твой харч.

– Тогда завтра утром у Муромских ворот.

Парень надел шапку, кивнул на прощание и вышел. Молодоват он для купца. Приказчиком в избе – другое дело. А мех, он знания товара требует. По подшёрстку определить – зимняя или летняя добыча, качество выделки, да много чего знать надо. Попробуй, продай за хорошие деньги некачественный товар, ещё и побить могут.

Глава 9 «На муромской дорожке»

Утром, ещё затемно, Александр перекусил плотно. Поднявшись в комнату, надел на рубашку кольчугу, поверх неё епанчу. Шлем в руках покрутил, да и оставил. На голову надеть – зимой холодно, в руках таскать – смешно. И щит решил не брать, не на бранное поле идёт. Вот над выбором оружия раздумывал, остановился на сабле. Легка, маневренна, а любой тулуп рассечёт.

Только на востоке сереть начало, а он уже у городских ворот Муромских. Обоз весь собрался, улицу запрудив. Александр рыжего Филиппа нашёл.

– Твои сани последние в обозе будут, перед ними двое ещё моих. Я на передних.

– Как скажешь.

Сейчас он нанят, лицо подневольное. Филипп хмыкнул, к саням провёл, ездовому сказал:

– Охранник наш.

И Александру:

– Деньги я тебе плачу, поэтому за сохранность товара спрошу. Что с остальным обозом будет, меня не волнует. Уяснил?

– Намертво.

Обоз тронулся. Пока очередь до саней Филиппа дошла, прошло не меньше получаса. Александр от нечего делать сани считал. Ого! Не меньше полусотни. Обоз из города на лёд Клязьмы спустился. Застоявшие кони взяли резво, за санями снежная пыль клубилась. Морозновато да ещё ветерок. Александр на мягкой рухляди устроился, как меховые шкурки называли. Груз лёгкий, но объёмный, сверху рогожей прикрыт, грубой льняной тканью. На рухляди мягко, снизу не дует. Около полудня вторая половина обоза направо повернула, на лёд Судогды, а первая и большая часть по Клязьме путь продолжила.

– Куда это они? – спросил Александр у возчика Матвея.

– Знамо дело, до Тезы, по ней до Шуи. Слыхал про такой город?

Ага, мельком, на уроке географии в школе, семьсот лет назад. Или вперёд, попробуй разберись. Судогда значительно у́же Клязьмы, да ещё поворот за поворотом, извивается причудливо. Но санный путь по льду уже проторен, лошади сами по нему бегут. Из ноздрей пар идёт, шерсть изморозью покрылась. Александр периодически с саней соскакивал, бежал. И ноги размять, и согреться. В неподвижности, в санях лёжа, хоть и одет по погоде, а замерзать начинал. Так же и другие ездовые делали. До вечера до города Судогды добрались. Ездовые коней распрягать стали, в тёплые конюшни заводить. Коня накормить-напоить надо. К вечеру служки постоялых дворов тёплую воду в бадейках готовили. Холодную, из колодца, коню давать нельзя, кабы не простыл. Попоны в денниках сушиться повесили. Конь много забот в походе зимой требует, но если ухожен – не подведёт.

Сани с грузом во дворе остались, но охранять груз – это уже забота постоялого двора, на то специальные люди есть. Ездовые, Александр и Филипп, за одним столом уселись. Купец кашей с мясом накормил. Греча хороша, хозяин харчевни кашу льняным маслом сдобрил, не пожалел. И узвар из сухофруктов горячий, с мороза в самый раз. Шумно прихлёбывали из кружек, растягивая удовольствие. Понемногу тулупы да катухи расстёгивать стали, согреваясь. И без разговоров спать улеглись на лавках. Александр епанчу снял, а кольчугу на себе оставил. Спать неудобно и непривычно. Утром незабвенный кулеш поели, который при плавании приелся, горячего сбитня с капустными пирожками. Ездовые заторопились лошадей запрягать. Как сказал Филипп, сегодня перегон долгий до следующего постоялого двора в Нармочи. Где такая и сколько вёрст до неё, Саша не знал. С первыми лучами солнца обоз выехал.

По ощущениям, мороз под двадцать, лёгкая позёмка метёт. Скрипели на снегу полозья саней. Ветер забирается во все щели одежды, холодит. Александр больше бежал, чем ехал, спасаясь от мороза. Сделали одну небольшую остановку: лошадям отдохнуть, подкормить овсом. Уже стемнело, когда въехали в Нармочь. Вроде одежда тёплая, а замёрз Александр, весь день на свежем воздухе. И возницы в тулупах и валенках тоже замёрзли. Сначала на постоялом дворе отпивались горячим сбитнем, потом за еду принялись. Ездовой Матвей сказал:

– Ровная дорога по льду кончилась. Теперь в сторону сворачиваем, на старую Муромскую дорогу.

От этих слов Филиппа передёрнуло. Позже Александр узнал, что именно на этом пути купца ограбили. С незапамятных времён на Муромской дороге грабители и разбойники промышляли, сколько песен про то сложено. Князья дружину посылали, чтобы шайки многочисленные под корень вывести, да не получалось. Открытого боя лихие ватажки избегали, найти их логово в дремучих лесах без проводника невозможно. Как понял Александр, были у шайки наводчики на постоялых дворах. Пока ездовые спят, груз наводчики проверяют. Если купец глиняные горшки везёт или поделки деревянные, вроде липовых ложек, какой с него навар? А мех выгодно и быстро на торгу продать можно, да и купцы в этом промысле не бедные, серебришко в мошне есть.

Не знал тогда Александр, что охранникам меховых обозов платили вдвое-втрое больше, чем Филипп, потому что риск велик. Великие князья, занятые усобными разборками, развитию экономики значения не придавали, а налоги взимали исправно. Многие из селян уходили в леса, где жизнь вольная и князя над тобой нет. Грабили, воровали, тем и жили, преступность высокой была, если не запредельной.

Утром выехали на Добрятино. Санный след то на холм, то под уклон. Лошадям тяжело, да и бежать в горку, пусть пологую, удовольствие маленькое, уж лучше по ровному льду. Александр сразу понял, почему возчик Матвей сожалел. Зато за полдень, миновав Добрятино, влево повернули, на Муром. До него ещё далеко, два дня пути, но дорога наезжена, санные пути в обе стороны, и, куда взгляд ни кинь, вперёд или назад, видны обозы или одиночные сани, а то и верховой, чаще княжеский, посланец. Тут нападение и произошло. Александр бежал за санями, как вдруг ездовой закричал что-то. Саша сани догнал, запрыгнул на задок:

– Ты что кричал-то?

А Матвей кнутом вправо показывает. Повернул голову, а к обозу два десятка татей из близкого леса несутся на лошадях. Одеты разномастно, гикают по-разбойничьи, свистят залихватски. В руках кто саблю держит, кто дубину увесистую, а кто и цепом размахивает. В умелых руках это сельхозорудие может грозным оружием дробящего действия оказаться. От верхового всадника обозу не уйти, поэтому лошадей гнать нет смысла. Лучше остановиться, сбиться в круг, отпор организовать. Да не было единого начальника. Некоторые ездовые принялись коней нахлёстывать, сами под облучками топоры нашаривали. Другие остановились. Обоз рассеялся, растянулся. Это разбойникам выгодно: поодиночке бить легче, сопротивление сломить. Впереди идущие сани стали сбавлять ход.

– Обходи их и не останавливайся! – крикнул Александр.

Когда их сани поравнялись, Александр приказал ездовому:

– Гони, не отставай!

Тот кивнул, мол – понял. Сани поравнялись с первыми, на которых на мехах возлежал Филипп. Купец с беспокойством смотрел на конных разбойников и явно не знал, что предпринять.

– Гони, гони! – закричал Александр.

Купец обречённо махнул рукой:

– Бесполезно, догонят.

Вот же балбес! Понятно, что догонят, но отбиваться легче, по крайней мере для Александра. Он уже прикинул тактику. Для разбойников сработал эффект – раз убегают, стало быть, имеют ценный товар. За их санями сразу четверо всадников кинулись, другие – к остальному обозу. Первый всадник настиг сани довольно быстро. Александр так и лежал на куче меха. Сани неслись быстро, их подкидывало, швыряло, на замёрзшем санном пути и Александр побаивался. Встань он, и его сбросит с саней, опереться не на что. И оружие раньше времени показывать не хотел.

Разбойником оказался молодой, с русой бородкой, наглого вида парень.

– Останавливай сани! А то порублю всех.

Тать размахивал татарской кривой саблей. Самому себе он казался грозным, только Александр врагов покруче видел. Когда морда лошади разбойника поравнялась с задком саней, Александр вскочил. Для разбойника превращение купца в вооружённого воина было неожиданным. Александр выхватил саблю, рубанул лошадь по морде. Животину жалко, но выбора нет. Лошадь заржала дико, шарахнулась в сторону и завалилась на бок, придавив разбойнику ногу. Соскочить бы и добить врага, да уже трое догоняют, зубы щерят. Александр на ногах стоит, раскачивается от хода саней, да и опора слабая – мех, который пружинит под ногами.

Ещё один всадник справа подскакал. Ну, это понятно, под свою правую руку, под удар. В руке татя ржавый меч. Таким только рубить можно, не колоть, как европейским. Тать заорал, напуская страху:

– А!

Меч вскинул для удара, наклонившись вправо и оперевшись о стремя. Александр нанёс удар молниеносно, по колену, сразу назад упал, на рухлядь, чтобы под меч не попасть. Да и не было удара. Нога татя ниже колена в стремени болталась, а выше – обрубок, из которого хлестала кровь. Разбойник за узду лошадь осаживать стал, потеряв кровь, упал на шею коня и свалился. Двое, что сзади держались буквально в пяти-семи метрах, всю эпопею видели воочию. Желание напасть, завладеть товаром у них не пропало, но держаться явно осторожнее стали. Оба – мужики в возрасте. У одного в руке плотницкий топор, у второго сабля. Этот для Александра сейчас угроза номер один. Лошади преследователей стали обходить сани с обеих сторон. Со стороны татей разумно напасть с двух сторон, да мелочь не учли: оружие у них разное. Рожи у обоих злобные, глаза ненавистью пылают.

Тот, что с саблей, размахивать ею стал, показывая серьёзные намерения, запугивая. Александр встал, широко расставив ноги для опоры. Не вывалиться бы с саней, тогда конец. Конь разбойника к саням сблизился, Александр колющий удар в коня нанёс, за правую лопатку, тут же упал на колени, сабля татя над головой просвистела. Александр из неудобного положения по руке разбойника ударил снизу. Драный кожушок удара дамасской стали не выдержал и руку татя не спас. Рука ниже локтя с зажатой в ней саблей на рогожу в санях упала. Разбойник закричал от боли, крикнул:

– Косой! Убей этого гада!

Александр сразу в другую сторону поворотился. Разбойник в самом деле косой, на правом глазу бельмо, потому с левой стороны саней на лошади зашёл. Для Александра хорошо, одним глазом поле зрения у́же и стеротаксия отсутствует, то есть способность определять дистанцию. Александр татя дразнить стал. Имитирует укол саблей, разбойник отшатнётся в седле. Раза три такие обманные финты делал. Разбойник рассвирепел: как же, игры с ним затеяли! А эмоции в бою плохой помощник. В злости кинул в Александра топор. Для косого вполне неплохо! Лезвие топора епанчу рассекло, звякнуло о кольчугу, в сани упало. У плотницкого топора топорище короткое, а лезвие широкое, не для боя – для работы. Будь топор боевым, последствия были бы тяжелее. Но боевым топором бьют, не кидают. Александр момент не упустил. Прыгнул к краю саней, укол остриём нанёс вниз живота, наполовину клинка. Косой единственный зрячий глаз закатил, в седле закачался. Всё, не боец! А конь у него хорош, явно из захваченных трофеев. Александр концом сабли уздечку зацепил, подтянул к себе немного, перехватил рукой. Повернувшись к ездовому, крикнул:

– Остановись!

Матвей услышал, вожжи натянул, назад обернулся. Увидел отрубленную руку на рогожке, с брезгливым видом сбросил. Александр с саней спрыгнул, не церемонясь, стянул тело убитого на снег, сам в седло взлетел. Обоз стоял, кое-где ездовые и купцы отбивались от разбойников. Причём не без успеха. На одних санях мужик без верхней одежды довольно умело саблей работал, отбиваясь от двух наседавших на него всадников. Не про него ли Филипп говорил, что воинов в обозе двое будет?

– Теперь стоять! – распорядился ездовому Александр.

Тронул коня. Тот поупирался, заартачился новому всаднику. Но когда Александр кулаком изо всей силы врезал ему между ушей, моментом команды исполнять стал.

Первым делом Саша подскакал к двум всадникам. В пылу боя они на него внимания не обратили, а может, за своего приняли. Александр привстал на стременах, ударил сверху татя саблей по левому плечу. Этот удар всегда смертельный. Толкнул в брюхо коня пяткой, тот послушно развернулся. Э, да конь этот скорее всего под дружинником княжеским ходил когда-то, выучен и статью хорош. Вокруг саней объехал. Ситуация в корне поменялась. То двое разбойников на одного обозника нападали, предвкушая быструю победу и богатую добычу, а сейчас разбойник один, занервничал. Мужик на санях, прежде успевавший только обороняться, сам на всадника напал. А с левого бока Александр атаковал. Срубили татя быстро, нескольких секунд хватило. Мужик на санях дыхание переводит.

– Ты кто?

– Александр, из Владимира-града.

– Меня Фадеем звать.

– Ты почему в одной рубахе?

– В кожухе несподручно рубиться.

– Простынешь.

Фадей рукой махнул:

– Потерявши голову, по волосам не плачут.

Он спрыгнул с саней, на которых, убитый разбойниками, лежал ездовой. Стащил за ноги татя с лошади, сам в седло поднялся.

– Добивать злыдней надо, вперёд!

Бок о бок поскакали к середине обоза. Из шайки разбойников немного более половины осталось. Но, занятые грабежом, они не следили за обстановкой вокруг, а она изменилась. Фадей и Александр напали разом. Два разбойника, соскочив со своих коней, рылись в санях. Оба сразу и полегли, не успев понять, откуда смерть пришла. Но заметили их разбойники, с посвистом, с угрожающими воплями поскакали. Полагали – числом возьмут. Двоим обозникам против четверых не продержаться. Александр первого из всадников спокойно ждал, конь стоял, прядал ушами. Как только разбойник подлетел на коне, руку для удара вскинул с зажатым в ней мечом, Александр резко вправо свесился, саблей в правый бок татя уколол, наполовину клинок в тело вогнав. А слева уже второй наезжает, с саблей. Александр едва успел свою саблю под удар подставить. Звякнуло железо. Дамасская сталь выдержала, а сабля разбойника сломалась. Саша два раза рубанул разбойника по телу, почти располовинив татя. Фадей рядом на коне вертится. Одного противника срубил, а другой яростно нападает, ругается не по-русски. Александр пришёл на помощь, саблей по голове сбоку ударил. Тать с лошади сполз. Фадей на лицо убитого посмотрел:

– Вотяк или мордва, морда у него скуластая, но не татарин.

А чего бы татарину в разбойничьей шайке делать? Они если приходят, то ордой и летом. А зимой для коней прокорма нет. Кони ордынские овёс не ели, привыкли травой питаться. В снежные зимы копытами из-под снега выбивали, неприхотливы.

Передохнуть удалось всего пару минут, на них ринулась ещё четвёрка. Один, по-видимому, атаман шайки, судя по добротной зимней одежде, а главное – оружию. Главарь размахивал саблей с золочёным эфесом, такие у военачальников бывают, чином не ниже сотника. Атаман с ходу на Александра напал. Сам здоровый, крупный телом и весом, не ниже Александра, который почти на голову выше аборигенов был. Саблей работал атаман ловко, удар за ударом наносил, Александру удавалось защищаться. Вот он когда пожалел, что щит не взял. Один удар пропустил. Сабля противника епанчу слева рассекла, скрежетнула по кольчуге. Атаман решил, что ранил Александра, победно саблю вскинул. А якобы раненный сам ему клинок в грудь вонзил да провернул. Кровь изо рта атамана хлынула, завалился назад, на круп лошади, саблю выронил. Потеря атамана предрешила ход боя. Разбойники закричали:

– Тимофея убили!

И принялись нахлёстывать коней, уходя в сторону леса, откуда первоначально появились. Сразу тихо стало. Ездовые и купцы, кто в живых остался, озирались, не веря глазам своим. Разбойников много было, а ушли. Убёгли, оставив трупы и лошадей. К Александру подъехал Фадей:

– Давай перевяжу, у меня чистые тряпицы есть.

– Я не ранен.

– Жалко, что ты себя со стороны не видишь. Епанча вся посечена, в крови. Это ты в горячке не чувствуешь. Скидывай одежонку!

Александр епанчу стянул, развернул. Мать моя! На спине, на левом боку, левом рукаве длинные прорехи, мелкие на правой половине. И вся епанча в кровавых пятнах обильно.

– Ха! Да на тебе кольчуга! – вскричал Фадей.

Обошёл Александра сзади.

– На броне прореха в две пяди, спасла тебя кольчужка-то. Подлатать у кузнеца по бронному делу в Муроме можно. Я знаю там такого, мыслю – неделю займёт, и денег пятак.

– Ерунда, главное – живы. Давай оружие соберём да коней. Вот этого я себе оставлю, добрый конь.

– Бери, трофей. Имеем право. А с купца своего деньги за епанчу стряси, её носить – только людей пугать.

Прошлись вдоль обоза, собрали оружие. Что скверного качества, можно кузнецам продать для переделки. А вот саблю атамана Александр решил оставить себе. Сейчас разглядывать её некогда, и так обоз задержался. Правда, несколько саней под шумок успели уехать, что в голове обоза были. Потом собрали лошадей, все верховые, на торгу в Муроме продать быстро можно, если цену не ломить. Александр к саням купца Филиппа подошёл. Купец на санях лежит, за окровавленную кисть держится, стонет.

– Не уберёг ты меня, Александр, от ранения. За что я деньги тебе плачу?

– Я ещё ни деньги от тебя не получил, – парировал Саша. – Дай на рану взглянуть.

Ой, тоже мне рана, порез, который без лечения через неделю заживёт бесследно, можно сказать – царапина.

– Я обещал, Филипп, что до Мурома все твои сани доведу в целости. И я обещание сдержу. А ты по приезде епанчу мне новую купишь да расплатишься.

Александр отошёл, сплюнул в сердцах. Вот же жмот! Прикинулся раненым, чтобы не платить. Как же – урон нанёс! Ничего, не долго терпеть его осталось, завтра к вечеру в Муроме будут.

Обоз тронулся. Убитых ездовых и двух купцов на санях везли. В Муроме отпеть и похоронить по-христиански. А тела разбойников так и остались на Муромской дороге. Ночью их растерзают голодные волки.

Ночевали на постоялом дворе в Кондаково. Александр своего коня, как и других трофейных, в стойло завёл, расседлал, прислуге за постой и прокорм коней заплатил. Теперь это его собственность, аж шесть голов, у Фадея восемь, пришлось одного коня за атаманскую саблю уступить. Делить-то поровну надо.

За ужином сидели вместе, ели не спеша. Фадей спросил:

– Ты где так навострился сабелькой махать?

Почему-то Александр не захотел говорить про Святую землю, про тамплиеров.

– В Господине Великом Новгороде, – ответил он.

– А, то-то я гляжу – манера боя не такая, как у владимирцев. Так ты сейчас свободный человек?

– Купца в Муром доведу, и всё. Коней продам на торгу, оружие.

– Разумно, я так же мыслю. А я в дружине удельного князя Ярослава в Льяловском княжестве служил, это ещё при великом князе Андрее Александровиче.

– А почто ушёл?

– Надоело. То один великий князь, то другой, дружины друг с другом бьются, как на потеху.

Фадей наклонился к Александру:

– Татар бить надо, вот кто враг злобный, безжалостный. А князья всё власть не поделят.

– Верно. А ты сам татар-то видел?

– Бился раз. Числом берут, но в бою стоят стойко. Сначала стрелы пускают, потом делают вид, что бегут. Не верь, обманка. Как только в погоню за лучниками пустишься, сразу в капкан попадёшь. Навалятся с двух сторон и вырубят. Я чудом уцелел. Видел, как моих сотоварищей добивали. Ненавижу!

Фадей по столу кулаком пристукнул. Задержались оба за разговором, ездовые уже спать ушли, время позднее. Сами пошли спать. Прислуга на Александра в изодранной и окровавленной епанче косо поглядывала. Но он гость, и за еду заплачено, выгнать нельзя.

Уже утром хозяин постоялого двора после завтрака подошёл к Александру:

– Кожушок новый не купишь? Тебе как раз по размеру.

– Принеси, примерить надо.

Кожух впору оказался, купил Александр. За деньгу конюхи лошадей обиходили, сёдла надели. Иначе Александр бы добрых полчаса потратил. А обозные шустро управились, первые сани выезжали уже с постоялого двора. Александр привязал коней цугом к задним саням, сам в седло сел, выехал. Как же коня-то звать? Сам не скажет, как и его убитый хозяин. Но и на чужую кличку не откликнется. Орлик? Александр вслух начал перечислять конские имена. Конь откликнулся на Ветерка, запрядал ушами. Ну, пусть будет Ветерок или Ветер. До Мурома добрались уже за полдень, сразу на постоялый двор. Купцы на торг собрались, без товаров, прицениться. Александр Филиппа перехватил, взял под локоток:

– Я твои сани в целости до Мурома довёл, как договаривались. Все ездовые целы, товар на месте. Изволь платить.

Филипп выкручиваться стал, мол – не торговал ещё, все деньги в товар вложены, вот расторгуется, отдаст обязательно. Александр осерчал. Не было так уговорено!

Для начала с Фадеем сходили к его знакомому кузнецу. Кольчугу ремонтировать надо, многие кольца прорублены. Кузнец осмотрел, подвёл итог:

– Работы много. Седмица, не меньше, и четыре деньги.

– Согласен.

– Задаток давай, хоть деньгу.

Александр монету отдал. Следующим днём коня на торг повёл, да не Ветерка, его оставить решил. Цену не ломил, продать быстро удалось, вместе с седлом. После полудня ещё одного продал. И деньги появились, и убытка нет. За постой в конюшне и прокорм деньги платить надо.

За неделю всех коней продал, а ещё трофейное оружие кузнецу. Около восьми десятков монет выручил. Без двадцати – почти гривна. Фадей свою долю трофеев продал, бок о бок на торгу стояли. Кольчугу вместе забирали. Постарался кузнец, прорехи бывшие не разглядеть, все колечки одинаковы, только немного цветом отличаются.

– Хороша кольчуга, – оценил её кузнец. – Не нашей, не русской работы, сталь либо шведская, либо испанская, калёная.

– Угадал.

– Она тебе ещё добрую службу сослужит, только в сырую погоду маслицем смазывай. В местах сварки ржаветь иначе будет.

Сварка была кузнечной, концы деталей разогревали почти добела в горне и обстукивали молотами, сваривалось железо не хуже, чем современными видами – газовой или электрической.

Больше Александра в старинном городе ничего не держало, единственно – долг Филиппа. С трудом его отдал вечером купец, над каждой деньгой трясся, выгадывать пытался.

– Ты же коней и сёдла продал, за что тебе платить?

– Я жизнью рисковал за твоё добро, а ты жмотишься. А уговор? По рукам же били!

Отдал купец деньги с видом недовольным, обиженным. А с Фадеем его наниматель рассчитался сразу по приезде.

– Ну что, Фадей, завтра в обратную дорогу?

– Ты что! Наймёмся к другим купцам! Чего вхолостую в стольный град ехать? Ты посмотри – каждый день обозы из Мурома уходят. Одни во Владимир, другие в Рязань, иные в Суздаль.

– Так пока найдём, сколько времени потеряем?

– Я уже нашёл, всё ждал, когда купец твой деньги отдаст.

– Когда выезжать и сколь платят?

– Цена одна, а выезжать утром.

– Молодец! Я бы так поехал.

– Во всём выгоду искать надо. Или тебе деньги лишние?

Обоз был о двух десятках саней с товаром разным. И льняные беленые ткани, и пуховые платки, и замки железные, и мёд в бочонках. А владелец всего обоза и товара один – Кузьма Репьев, купец солидный, в годах. На вторых санях ехал. Фадей с Александром позади обоза, бок о бок.

– А чего Кузьма на вторых санях, а не впереди? – поинтересовался Саша.

– Мудр потому что, опытен. Случись опасность, все неприятности достанутся первым и последним саням в обозе.

Александр этих мелочей не знал. А довелось, третьим днём уже по Судогде-реке ехали, то ли промоина из-за родника образовалась, то ли рыбаки полынью пробили, а за ночь её снежком припорошило, а ухнули первые сани с лошадью в воду ледяную. Сани с грузом лошадь ко дну тянут, бьётся животина копытами о лёд, выбраться не может. Рядом ездовой барахтается в воде. Его быстро вытащили, выдернули за руки. Хорошо – не утоп, кожух-то намок, вниз тянул. Ездовые вокруг полыньи бегают, не знают, как лошади помочь.

– Руби постромки! – крикнул Кузьма.

Жалко ему товар на санях, так хоть лошадь спасти. Ездовой, стоящий рядом, покачал головой:

– Не поможет, хомут не даст.

Лошадь заржала, ушла на дно, пустив воздушный пузырь.

– Ах ты, беда какая!

Купец был удручён, ходил кругами вокруг полыньи. Фадей тихонько Александру сказал:

– Понял теперь, почему Кузьма в первых санях не едет?

– Догадался.

Взгляд Кузьмы на охранников упал:

– Вот вы оба впереди обоза поедете, чего вам сзади делать?

В принципе – разумное решение. Даже провались в полынью, лошадь выберется, не отягощённая санями и грузом. И всаднику помогут, обозники в походе дружны, из беды выручат. Обоз после задержки двинулся дальше. Во главе оба охранника. Фадей поучал:

– Ежели полынья свежая, едва снежком припорошена, она немного парит. Хуже, когда тонким льдом прихвачена и сверху снежок. За санным следом смотри. Если свежий, ступай смело. Промоины, они чаще ближе к берегу бывают, самый прочный лёд, он в стороне от стремнины.

Для Александра все поучения Фадея вновь. Ну не приходилось ему в прежней жизни ездить верхом по льду реки. Фадей за старшего стал, по возрасту, хоть не уговаривались.

– Я вперёд зреть буду, ты назад почаще оборачивайся. Если тати нападут, так в середине обоза, не проглядеть бы.

Но, с остановками на ночёвку, добрались до Владимира без приключений. Купец, как только городские ворота проехали да мыто за товар уплатил, с воинами рассчитался сразу.

– Как соберусь с товаром ехать, где искать вас?

– Меня – на постоялом дворе у церкви Богоявления, называется «У Трифона».

– Меня – как обычно, третья улица от Московских ворот, дом с наличниками.

– Дён через десять, ежели распродамся быстро, сообщу.

На том с обозом расстались. Несколько кварталов вместе ехали, на перекрёстке остановились. Фадею налево надо, Александру прямо. Сблизились за поход, а больше за сечу с разбойниками. Оба друг друга выручали, а это дорогого стоит.

– А давай завтра посидим, мёда стоялого попьём али пива? – предложил Фадей.

– Я с утра в монастырь, знакомца проведать.

– Да кто же с утра мёд пьёт? Ближе к вечеру жди.

Разъехались. Хозяин постоялого двора встретил, как старого знакомого.

– Давненько не было.

– Дела. Коня бы мне в конюшню определить.

– За милую душу. Прошка, коня в стойло определи, расседлай, задай лучшего овса да водой тёплой напои.

Александр заплатил за комнату и конюшню на две недели вперёд. Поел не спеша, в баню сходил. На постоялых дворах баня ежедневно топилась, после путешествий гости зачастую помыться желали. Выспался – и в монастырь. Привратник Фома узнал сразу, воротину отворил:

– Если ты Фотия ищешь, так он ноне в другом здании, туда иди.

И показал рукой.

– Это почему же?

– Послушником был, а седмицу назад постриг принял от настоятеля.

Получается – повышение в статусе. Но монах от мирской жизни отделён, его удел – служение Богу. Александр заколебался: идти или нет? Но пошёл, близких знакомцев-приятелей в городе не было, не говоря – друзей. Дорогу к келье Фотия ему показали. Отворил дверь, а Фотий молится перед иконами в углу, стоя на коленях. Александр тихо уселся в углу на скамью. Фотий покосился, молитву продолжил. Ждать пришлось долго. Наконец Фотий закончил молитву, осенил себя крестом, встал с колен.

– Рад тебя видеть, Александр!

– Я – тебя, Фотий. Монахом стал?

– Не всю же жизнь послушником.

– Как здоровье?

– Господь услышал молитвы, помог.

Ну да, если бы не монах-лекарь, похоже, искусный в своём ремесле, никто бы не помог. Посидели, поговорили. Саша предложил:

– Давай сходим в харчевню, посидим.

– Нет, не могу.

Каждый человек волен выбирать свою дорогу. Фотий поинтересовался, как прошла поездка в Муром.

– Спокойно, деньжат заработал.

– Это хорошо, каждый человек праведным трудом на жизнь зарабатывать должен.

Не говорить же Фотию, этой чистой душе, сколько человек Александр убил. Разбойники? Да, смерти заслуживают, но чернец всё по-своему воспринимает. Расстались, пообещав не забывать друг про друга, навещать.

А вечером Фадей заявился в комнату:

– Александр, у меня интересное предложение.

– Какое? Опять обоз охранять?

– Нет, лучше. Удельные князья что-то не поделили. Повоевать хотят, воинов себе ищут.

– Так у них же дружины есть.

– О чём ты? У каждого дружина по полсотни воинов. Это если и пешцев считать, и лучников.

– Скромно.

– Знаешь поговорку? Каков поп, таков приход! Княжества небольшие, богатством не славны, большую дружину содержать не могут. Для воинов деньги надобны, сам знаешь, сколько хороший меч или кольчуга стоит. А ещё великому князю налог отдавать для выплаты дани Орде.

– И кто же эти князья?

– Князья ростовские – Константин и Дмитрий Борисовичи.

– Хм.

Александр задумался. Участвовать в усобных разборках князей не очень хотелось. Претили два обстоятельства. Первое – славяне со славянами биться будут, нет чтобы силы на серьёзного и злобного врага бросить – на монголов. И второе: получается, наёмником будет, за деньги воевать. А наёмников в любой армии или войске недолюбливали. Войска дрались либо за веру, как крестоносцы, либо за землю свою, как Александр Невский против Тевтонского ордена. А за деньги – как-то стрёмно, как продажная девка.

Фадей развалился на лавке, молчал. Выждав, терпение потерял:

– Сомневаешься, что заплатят?

– Ты на чьей стороне биться думаешь?

– А мне едино. И Константин, и Дмитрий уже правили Ростовским княжеством, да, видно, не поделили власти. Оба воинов набирают. Сейчас-то правит Дмитрий.

Александру интересно было посмотреть манеру боя и способности дружинников княжеских в сече. Пожалуй, это обстоятельство и склонило его к предложенной авантюре.

– Сколько платят?

– С этого вопроса следовало начинать! – оживился Фадей. – Ежели победу одержим, то по серебряной монете.

– Владимирской или Московской?

– Эка хватил! Они в Суздале свою чеканят. Но на торгу берут, как московку, по весу.

– Пожалуй, соглашусь.

– Тогда пойдём, отметим. Выезд уже завтра утром, а то не успеем. Ехать-то далеко.

Ростовское княжество входило в состав Ярославского, в середине XIV века развалилось на Устюжское и Бохтюжское.

Посидели в трапезной при постоялом дворе с Фадеем славно! Стоялых медов попили, закусывая копчёной белорыбицей, как называли осетра. Уже расставаясь, Фадей напомнил:

– После третьих петухов жду у Суздальских ворот, конно и оружно.

Первые петухи поют в три часа ночи, третьи в пять утра. Владимир защищён с юга Клязьмой, с севера рекой Лебедь, с запада и востока – глубокими оврагами. Город имеет крепкую деревянную стену и ворота во все стороны. Московские ворота ведут на запад, в сторону Москвы, называются Золотыми. Отсюда через весь город идёт главная улица – Московская, заканчивающаяся в восточной части воротами Серебряными. Посередине города главная площадь – Соборная, на которой высится Успенский собор.

Когда-то центром Владимирско-Суздальского княжества был Суздаль, потом столицу перенесли во Владимир, и Суздаль начал понемногу хиреть, но оставался негласной столицей для «офеней», странствующих мелких торговцев. Город неоднократно захватывался татарами, горел, но каждый раз усилиями горожан и удельных князей восставал из пепла, как птица Феникс.

По просьбе Александра прислуга разбудила его ко вторым петухам. Собрался он быстро, даже успел перекусить в трапезной вчерашними пряженцами с яблоками и расстегаем с рыбой да с горячим узваром. Конюх тем временем коня подготовил. После коротких раздумий Александр оставил в мешке щит и шлем, кольчугу под кожушок надел, на войлочный зимний поддоспешник, опоясался мечом. Саблю в эти времена на Руси применяли в основном татары. Для сечи конной такое оружие в самый раз. У русских конные только княжеские дружины, ополченцы пешие, поскольку верховой конь дорог.

К третьим петухам Александр уже у Суздальских ворот. По ощущениям, мороз градусов пятнадцать, да с ветром. Бодрящая погода, хорошо, на коня попону накинул. Буквально через несколько минут Фадей появился, лицо заспанное, зевает.

Городские ворота стражники открывали только после третьих петухов. Если вечером не успел до закрытия, так и будешь ждать у башни. Разворотливый люд сразу смекнул, где деньгу срубить можно. С обеих сторон от дороги постоялые дворы поставили. Опоздал путник – пожалуйте обогреться, отдохнуть, горячего сбитня испить.

Кони несли по дороге быстро. Навстречу то и дело обозы тянулись в город. То селяне на торг свои продукты везли – мясо, сметану, молоко мороженое, яйца. Город провизии потреблял много. На вырученные деньги селяне покупали ткани, железные изделия. А вот неказистую одежду шили сами из шкур домашних животных.

От Владимира до Суздаля, по современным меркам, всего 26 километров. На машине по грунтовке полчаса езды, а на конях добрались за половину дня. Причём не до самого города. Ещё в бытность Юрия Долгорукого, основателя Москвы, он основал в пяти километрах от Суздаля небольшую крепостицу Кидекшу, ставшую резиденцией князя. Здесь же воздвигли первую на северо-востоке Руси церковь Бориса и Глеба, святых благоверных князей.

Туда Фадей показал рукой. Свернули с дороги. Александр спросил:

– А почему не в город?

– Сам подумай, где воинству в городе собираться. Суздаль-то маленький.

Ворота в крепость заперты. Остановили коней. Сверху, из надвратной башни, свесился дружинник:

– Зачем пожаловали, кто такие?

– Старшего позови, с ним говорить будем.

Через некоторое время приоткрылась воротина, вышел кряжистый дружинник в кольчуге, шлеме, с мечом на поясе.

– Воевода Трофим, Лазаря сын, я его знаю, – тихо сказал Фадей. – Правая рука Константина Борисовича.

Всадники спрыгнули с коней. Неучтиво разговаривать, сидя на конях, со старшим по положению. Воевода Фадея узнал:

– Знакомец! Не ты ли два года назад в дружине княжеской был?

– Не обознался ты, Трофим Лазаревич, память хорошая, я и был.

– А это кто с тобой? Экий верзила!

– Александром звать.

– Молод. Воевать-то приходилось?

– Приходилось. Из новгородских я.

– О! Те вояки да задиры знатные. За князя повоевать решили?

– А то бы и не приехали, – кивнул Фадей.

– Да что-то ноне желающих мало, хотя на полном коште и деньги немалые князь даёт.

Воевода рукой махнул:

– Идите, в воинской избе располагайтесь.

Один из десятников на топчаны указал:

– Ваши места будут.

Александр на топчан мешок положил. Вдвоём с Фадеем пошли коней на конюшню определять. Денники тёплые, овёс в кормушках, рядом сено луговое, отменное. Стало быть – заботится о дружине князь. А вечером, как есть сели все воины за длинный стол, Александр князя увидел. Молодой, лет тридцати, человек быстрым шагом к столу прошёл, в торце стола сел в деревянное кресло. Александр на другом конце стола сидел, от князя далеко, а хотелось разглядеть. Всё же первый русский князь, которого он живьём видит. От воинов ничем не отличается, кроме красного плаща, называемого корзно. Такой имеет право носить только князь, даже не боярин. И князь его узрел, как и Фадея.

– Новики у нас?

– Истинно так, княже, – подтвердил Трофим-воевода, сидевший по правую руку от князя.

– Дай-то бог одолеть завтра дружину Дмитрия.

– Одолеем! – веско сказал воевода.

А воины поддержали, закричали нестройно, но громко:

– Одолеем, наша возьмёт!

После позднего обеда, по времени – ужина, Александр с Фадеем обошли крепость. Мала, метров пятьдесят-шестьдесят в диаметре. Удивительно, как уместились здесь княжеский терем, церковь, воинская изба, конюшня, амбар. Поднялись на стену. Вдали башенки видны, луковицы церквей.

– Это что? – поинтересовался Саша.

– Как что? Суздаль и есть.

Рядом совсем, только поле большое отделяет да ручей замёрзший. Холодно, спустились на землю, да в воинскую избу. Воины к предстоящей битве готовятся. Кто мечи камнем точит, другие начищают шлемы, смазывают кольчуги. Железный шелест по всей длинной избе. Лучники отдельным десятком, пробуют разные тетивы, перебирают стрелы. Для боя с защищённым бронёй врагом стрелы потребны с узким четырёхгранным наконечником, способным пробивать кольчугу. Для незащищённых целей применялись стрелы двупёрые, плоские. Такие, если в тело попадут, вытащить затруднительно, если только с мясом вырвать.

Улеглись спать. Александр волновался: как-то бой пройдёт? Манера боя русских ратников ему неизвестна. Уснул не сразу, а многие, если не все, воины спали уже, храп стоял громкий, заливистый.

Утром его разбудил Фадей:

– Пора! Ты есть будешь?

Обычно перед боем многие не ели. При ранении в живот голодному больше шансов выжить.

– Не буду.

– Правильно. Тогда пошли лошадей седлать.

Времени на подготовку коня много уходит, не менее получаса. Седло набросить, подпругу затянуть под брюхом, уздечку, трензель, стремена проверить. На стремена в бою нагрузка большая, иной раз приходится на одно вес всего тела переносить. Если не выдержит ремень, сверзнешься с коня в ответственный момент. Потом сами одеваться пошли. Тоже дело не быстрое. Обычная одежда, поддоспешник, кольчуга. Немного замешкавшись, поверх кольчуги Александр накидку рыцарскую надел, шлем нацепил, опоясался мечом, в левую руку щит. Да не круглый, как у всех, а треугольный, белый. Фадей в изумлении вокруг Саши обошёл.

– Ты что, рыцарь? Слышал я о битве на Чудском озере, так вроде рыцари против князя Александра бились.

– То тевтонцы. Я на Святой земле был, где Гроб Господень.

– Да ну! Как же тебя туда занесло?

Ответить Александр не успел. К ним подошёл Трофим-воевода. Глаза на Александра выпучил, за ус дёргает.

– Рыцарей у нас ещё не было!

Видимо, слышал слова Фадея.

– Стало быть – есть.

– Ты только не сдрейфь! – покачал головой воевода. – Всем из воинской избы!

Воины высыпали. Каждый своего коня под уздцы взял, встали шеренгой, заняв всю небольшую площадку перед церковью. Князь вышел из терема в боевом облачении, на голове золочёный шлем, поверх кольчуги корзно. Сразу видно – князь, не простой воин. Из храма батюшка показался, в одной руке икона, в другой кадило. Молитву на победу воинства счёл, прошёлся мимо строя, окурил ладаном. Напротив Александра встал, покачал головой:

– Крест на тебе не наш, сын мой.

– Христианский, – отмёл подозрения Саша.

Крест на самом деле был христианский, только не православного вида, а католического. Воевода по знаку князя отдал команду:

– На конь!

Первым из крепости выехал князь, за ним воевода, потом всадники, за которыми шли лучники. Выбрались на поле, продвинулись с версту, остановились, заняв положение шеренгой. Александр стоял с Фадеем на левом фланге. Со стороны Суздаля показалась конная колонна. Не доехав сотни метров, развернулась в шеренгу. Александр удивился. Воинов было почти столько же, вооружение схожее. И этими силами князья собирались бороться за власть? И смешно, и горько! А потом и вовсе необычное пошло. Князья выехали навстречу друг другу, поговорили с глазу на глаз, вернулись к своим воинам. Константин Борисович с воеводой Трофимом пошептался. Александр полагал, что о расстановке сил говорят, но воевода к Александру подъехал:

– Князья решили по старому русскому обычаю устроить поединок. От каждого войска по одному ратнику. Кто победу одержит, то войско и победило. Согласен быть поединщиком, сдюжишь?

Александр, услышав эти слова, внутренне возгордился. Выбор князя и воеводы правильный. Он в войске самый рослый, броня и оружие хорошие, есть шанс поединщика вражеского одолеть.

– Согласен.

– Я сигнал дам.

Воевода отъехал к князю, сообщить о согласии. Фадей шепчет:

– Зря согласился. Князь своих дружинников бережёт, а ты пришлый, не велика потеря будет в случае поражения.

Вот оно как оборачивается! О такой стороне поединка Александр не думал, в голову не пришло. Подловато выходит. Только сам он собирался победить, не для того воевать ехал. Плохо только, не знал манеру боя русских дружинников. В поле выехали оба воеводы, встретились посередине. Фадей сказал:

– Поединщиков судить будут, чтобы бой по правилам шёл.

– Что значит по правилам? По мне, увидел врага – убей!

– Э! Дружинник, что против тебя будет, не совсем враг. В спину бить нельзя, если упал, не добивать.

Дружинники по соседству разговор слышали, усмехались презрительно. Тоже мне, поединщик, а правил неписаных не знает. Александр усмешки и косые взгляды заметил. Ну-ну, цыплят по осени считают.

Воевода махнул рукой. Саша перекрестился, тронул коня. Со стороны другого войска тоже выехал поединщик. Роста среднего, но в плечах широк, сила чувствуется. Только в бою не всё сила решает, ловкость нужна, быстрота, опыт. А ещё у каждого своя манера бой вести, особые приёмы фехтования. Александр назад обернулся, Фадей непонятные знаки делает.

Воеводы вместе осмотрели воинов. Если у одного меч, то и у другого меч должен быть, а не другое оружие – боевой топор, шестопёр или палица.

– Разъезжайтесь, по знаку начинаете бой.

Воевода Трофим сразу спросил у коллеги:

– До первой крови или по-всамделишному?

– Мне всё едино, Никодим ещё ни разу поражений не имел.

Громко сказал, чтобы Александр услышал, своего рода психологическое давление.

Разъехались на десяток метров, развернули коней. Чужой воевода рукой махнул. Большого разгона на такой маленькой дистанции не взять, да он и не нужен, чай, не турнир на копьях. Александр, так же как и его противник, держался левой стороны, чтобы удобно было работать правой рукой с мечом. Остановились, осыпали друг друга серией ударов. У Александра небольшое преимущество – руки длиннее и меч, буквально на пять сантиметров. Но в бою и они могли сыграть решающую роль, а то и главную. Обменивались ударами мечей, прикрывались щитами. Никодим силён, удары мечом мощные, аж щит трещит. Но, окованный по краям железной полосой, щит держался. Каждый старался нащупать, найти, углядеть в обороне противника брешь, уязвимое место. Сейчас от одного удара может зависеть исход поединка. Дружинники с обеих сторон активно поддерживали криками, свистом после удачного удара. Александр помоложе противника лет на пятнадцать. Сначала значения не придал разнице в возрасте, тем более противник силён и опытен. Потом понял – это шанс. Надо вымотать, заставить атаковать. Тогда противник быстро устанет. Александр в глухую оборону ушёл. Отбивал мечом атаки, щитом закрывался. Никодим осмелел, мечом работал, как ветряная мельница крыльями. Бах! Дзынь! Стук! Суздальцы, которые князя Дмитрия, буквально неистовствуют. Кричать стали:

– Никодим! Что телишься? Добей!

Это со стороны смотреть бой легко. Как там у поэта? Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Поддерживаемый сотоварищами, Никодим усилил натиск. Но диво дивное, все удары не достигали цели. Понял Никодим – противник хитрее его оказался, выматывал и цели своей достиг. Удары мечом стали слабее и реже, воздуха Никодиму хватать перестало, ртом раззявленным дышит. Момент удобный осознал Александр. Сам на стременах привстал, стал мечом по щиту противника бить, в одну точку – сверху. Щит Никодима тоже окован железной полосой, да скверного металла, наверняка из болотных криц сделанного. Не устоял супротив заморской стали. Сначала железная окантовка лопнула, потом от щита щепки полетели. Суздальцы-дмитриевцы притихли, поняли – вот сейчас исход боя решится, и, похоже, не в их пользу. От сильного удара Александра щит лопнул до умбона, Саша меч вперёд толкнул, получилось – по левому предплечью Никодима. Конец клинка не тупой, как у русских мечей, а обоюдоострый. Клинок пробил кольчугу, вошёл в грудь Никодима, немного, на ладонь. Но качнулся в седле дружинник. Александр меч занёс для удара, но медлил. Никодим упал грудью на шею коня. Щит выпал из безвольно опущенной левой руки. Саша меч опустил. И так исход поединка ясен. Суздальцы Константина радостно завопили, среди дмитриевцев пронёсся вздох. Воевода чужой рати взял под уздцы коня Никодима, повёл в сторону дружины. К Александру подъехал Трофим, схватил своей рукой правую руку Саши, вверх победно поднял. Ой, что началось! Дружинники вверх шлемы кидать стали, вопить невообразимо. Так и подъехали конями бок о бок к князю.

– Молодец! Не посрамил! – бросил князь и тронул коня. Оба князя встретились снова на том месте, где был поединок.

– Здорово ты его! А ведь Никодим непобедимым доселе считался! – хлопнул Александра по плечу Фадей.

– Любое везение когда-нибудь кончается, – философски заметил Александр.

– Во! Переночуем сегодня, денежку с князя получим, а завтра во Владимир.

Ха! По возвращении князя и дружины в крепость закатили пир. Закусить – скромно: каша, пироги с рыбой да мочёные яблоки. Зато выпить – от пуза и немеренно. Поднимали кубки за князя, за дружину, за победу. Наконец вспомнили об Александре. Он сидел на противоположном конце длинного стола. Князь выглядел довольным, раскраснелся от вина. Ещё бы, ни один воин из его дружины не потерян, а победа за ним.

– Выйди, покажись всем! – изрёк князь. – А то в шлеме, под бармицей, лицо твоё узреть хочу.

Александр сидел за столом без шлема, без накидки, кольчуги, без меча. Одет просто, в рубахе простой, льняной, в портах суконных. Поднялся Саша. Дружина уставилась на него, как будто до боя не видели. Да видели, но внимания не обращали. Ну, появился молодой наёмник, не дружинник даже, интереса не представляет. А сейчас любопытно. Как же, Никодима одолел!

– Поближе подойди, – махнул рукой воевода.

Саша исполнил, в трёх шагах от князя остановился.

– Так вот ты каков, новгородец! – Князь смотрел пристально. – Где так биться научился?

– Тевтонцы да ливонцы, шведы нападают. Тевтонцам князь Александр укорот дал. Но без выучки никак. Один рыцарь в бою троих стоит, бронёй всё тело закрыто, даже рукавицы кольчужные.

– Слыхали о сём! – кивнул князь. – Ты о Никодиме расскажи. Ты его в первый раз видел?

– Истинно так.

– На чём подловил?

– Рьяно он на меня накинулся, я выждать решил, обороняться, пока запал не выдохнется. Он опытен зело, но в летах изрядных. А как устал он, я сам атаковал. Щит у него скверным железом окован, я своим мечом разбил. Кто видел – от щита один умбон с рукоятью остался.

Князь вскочил:

– Учитесь! Мыслил воин, а не махал мечом тупо! Хвалю! Бой твой многие видели, думали – случайность. Хвалю!

Князь снял с шеи гривну серебряную на цепочке, сам надел на шею Александру.

– Заслужил по праву! Не удивлюсь, если услышу на торгах, как бродячие музыканты песни о тебе поют.

Александру смешно стало, улыбнулся. Доброе слово и кошке приятно. Но что он такого сделал, что о нём песни слагать будут? Бой сложный был, но и похуже были, если мамлюков в Акре вспомнить.

Дружина кубки с вином вскинула. Гривна от князя как орден, знак отличия. Выпили все, а князь продолжил:

– Предлагаю тебе в дружину мою вступить.

Александру не хотелось участвовать в усобных войнах! Сегодня обошлось без большой крови, но так будет везти не всегда. Князю отказать после гривны, снятой с шеи – значит обидеть. Придётся изворачиваться.

– За честь великую премного благодарю, княже! – Александр голову склонил. – Но не могу, обет дал перед образами не поднимать меча на славян.

– Ты же с Никодимом дрался! – вспылил князь.

– Разве убил я его? Ранил только, да не смертельно.

– Жаль! – Князь был огорчён.

Но обет перед иконой – это серьёзно, нарушить его – значит преступить клятву перед Богом. Клятвопреступников не жаловали нигде. Пиршество продолжалось. Выпили крепко все, Александр лишь отхлёбывал по глотку. Фадей наклонился, подержал на пальцах гривну.

– Тяжёлая, киевская.

Гривны отличались по весу, самая тяжёлая – киевская. Московская и новгородская легче. Фадею завидно. Он Александра пригласил, а получилось, что сам в стороне остался. Александру и гривна, и слава, и почёт. Но не обиделся, понимал, что, поставь князь или воевода его против Никодима, исход боя мог быть иным.

Зато как спалось на жёстком топчане! Утром у дружинников физиономии помятые, бродят, как сонные мухи. После завтрака Александр с Фадеем выехали во Владимир. Ехали не спеша, добрались до города к вечеру. Ещё немного – и ворота городские закрыли бы.

Глава 10 «Тревожные вести»

Через неделю Фадей появился вновь:

– Ты не забыл про Кузьму Репьева? Мы же уговаривались обоз его охранять.

– Когда выезжать?

– Послезавтра утром. Сбор у Юрьевских ворот.

– Да? Я думал – в Муром.

– Не, в Юрьев-Польский.

Где такой, Александр не знал. Карту бы, но её имели князья, на пергаменте рисованную тушью.

– А далеко ли?

– Полсотни вёрст с гаком. Если всё сладится, за пару дней доберёмся.

– Уговорились.

На сей раз обоз побольше был, полтора десятка саней. Сани с Репьевым впереди, поскольку двигаться предполагалось не по льду реки, а по санному следу. Для охраны плохо, густые леса к самой дороге подступают. Разбойники за елями притаиться могут и выскочить неожиданно. Поэтому Фадей с Александром разделились. Фадей впереди, Саша в арьергарде. Добрались туда и назад легко, без происшествий. Город небольшой, но столица Юрьев-Польского княжества. Купец оптом свой товар продал купцам костромским да белозёрским. У них же шкурок купил, а ещё соли несколько мешков. Товар ходовой, цены немалой, в хозяйстве всегда нужна – на посолку овощей, рыбы, сала да горячих блюд. Как похлёбку без соли сварить? Через три дня тронулись в обратный путь. Неделя всего с момента выезда прошла, а уже во Владимир вернулись. Репьев сразу оговорил – через неделю на Муром выезд. Зима и лето – самые подходящие времена для торговли. И летом обозы тележные, а кто побогаче из купцов – на своём судне. Зимой что богатый купец, что начинающий в равном положении – на санях.

За неделю Александр отъелся горячего, в баньке помылся, к Фотию сходил. Дни отдыха пролетели быстро. Выехали утром рано, как всегда. К вечеру на постоялый двор въехали, за световой день вёрст двадцать прошли, вполне прилично для обоза. Утром ездовые на небо с тревогой поглядывали.

– Как бы непогода в пути не застала, – сетовали они.

Люди бывалые, знали, что в таких случаях лучше переждать день-другой на постоялом дворе, в тепле. Постепенно поднялся ветер, начала мести позёмка. Времени всего полдень, а солнца не видно за низкими тучами. Потом и вовсе снег повалил – злой, колючий. Санный след заметать стало. Благо выручали вешки. На случай вот такой непогоды предусмотрительные ездовые втыкали в снег обочь санного пути сломанные ветки. Какое-то время вешки выручали, давали ориентир. Но снег и ветер делали своё дело. Где-то вешки упали, а в некоторых местах их засыпало снегом.

Ездовые ходили этим маршрутом не раз, хорошо знали местность, поглядывали на берега. Но настал момент, когда вокруг снежная круговерть, не видно в пяти шагах ничего. Фадей ехал впереди, медленно и осторожно. За ним, буквально мордой в хвост коня Фадея уткнувшись, следовала лошадь первых саней. Обоз подтянулся. Отстать сейчас в одиночку – значит замёрзнуть. Фадей остановил лошадь, спрыгнул. Александр доскакал до него вдоль обоза. К Фадею и купец Кузьма подошёл:

– Что делать будем? Сколько здесь езжу, а такого бурана не видел никогда, – изрёк купец.

Выглядел он растерянным. Фадей потоптался на месте. Ноги утопали в снегу выше голенища сапог. Александр предложил:

– Давай разойдёмся в стороны, до берегов.

– Обратно к обозу можем не вернуться, заблудимся.

– Пусть ездовые кричат, на голос выйдем.

Разошлись по сторонам. Надо было определиться, где они находятся. Кое-где уже сугробы намело по пояс. Александр их стороной обходил. Ветер снегом кидал в лицо, залеплял глаза. Но вот Александр добрался до берега. Голые деревья, земля вверх идёт. Александр к обозу повернул, по своим следам. Ездовые кричали:

– Ау!

Фадея пришлось ждать, но вернулся он довольный:

– Нашёл! Кузьма, помнишь дерево на берегу обгорелое, бают – молния в него попала?

– Как не помнить!

– Если мимо дерева, влево, через версту деревня будет, Першково.

– А найдёшь путь в такую снеговерть?

– Так до Губцево значительно дальше, доберёмся ли?

Фадей поехал вперёд, по своим следам, обоз потянулся следом. Теперь ветер дул в левый бок. Поплутали маленько, но к Першково вышли. Деревня в десять дворов, и никакого постоялого двора. Но всё же жильё, пропасть, замёрзнуть не дадут. Русские в беде всегда выручали, даже незнакомых. Купец сам все избы обошёл, с хозяевами договаривался, чтобы на постой пустили. Мало что людей, ещё лошадей в конюшни определить надо. Времени ушло много, замёрзли все.

Фадея и Александра удалось в одну избу определить. Сердобольные хозяева поместили их на печь, отогреваться. На бородах у обоих сосульки, руки и ноги закоченели. А на печи тепло, согрелись быстро. За маленькими оконцами темнеть начало. Фадей молодец, дерево сожжённое обнаружил, иначе просто заблудились бы, замёрзли.

– Фадей, откуда ты знаешь, что в версте от приметного дерева деревня?

– Проезжал как-то раз, уж лет десять как. Думал – забыл, а туго стало – вспомнилось.

Буран бушевал почти двое суток. Оба выходили только коней накормить-напоить, да живо назад. Но ничто не длится вечно.

Проснулись утром от яркого солнца. Вышли на крыльцо, глаза зажмурили. Снег белоснежный, солнечные лучи отражает до рези в глазах, до слёз. Снега навалило по верх плетня, дороги не видно. Купец избы обошёл, нашёл проводника. Тот уверил, что путь до Мурома знает как свои пять пальцев, вызвался довести за мзду малую.

Засобирались ездовые. Коней запрячь, сани от снега очистить мётлами. От деревни до Мурома летом на подводах ездили, а зимой на санях по льду реки. Только и на реке сейчас сугробы и заносы не меньше, чем в деревне. Выехали. Снег лошадям по брюхо. Первым Фадей, затем его Александр сменил. Верховому через снег пробиться проще, чем лошади с санями. Около десяти вёрст до Колычево пробивались весь день. Зато к вечеру устроились на постоялом дворе, поели горяченького. И кони в тёплой конюшне. А утром уже проводник не понадобился. Кто-то успел дорогу от Судогды в сторону Мурома пробить. По чужим санным следам и добрались. Вместо недели получилось две в пути.

Репьев попросил Фадея и Александра остаться, чтобы сопровождать обоз обратно во Владимир. Оно, может, и к лучшему, других купцов не искать. Чтобы скоротать время, Александр по торгу ходил. Огромен торг, но уступает владимирскому. Да и сам Муром относится к княжеству Рязанскому, а не Владимирскому. Сильное княжество было, независимое, однако лежало на границе с Диким полем, и почти все набеги степняков проходили через него, что в словянские земли, что в Литву окаянную. По городу и торгу ходил без меча и кольчуги, не принято было. Оружие в городе носить дозволялось лишь княжеским дружинникам. Но на торгу подошёл к нему человек. Видимо, опытный, поскольку сущность Александра определил.

– Воин? – спросил незнакомец.

– А хоть бы и так, – кивнул Саша.

– Дело могу предложить денежное.

– Какое же? – заинтересовался Александр.

– Охочих людей набираю, – туманно пояснил незнакомец.

– Суть-то поясни, для чего?

Непоняток Александр не любил. За мзду малую незнакомец может втравить его в большую беду. Он уже участвовал в междуусобице князей суздальских и второй раз наступать на те же грабли не хотел.

– Ты не косопузый, судя по говору?

– Владимирский.

Косопузыми на Руси называли рязанцев. Когда мужики рязанские отправлялись на отхожие промыслы, главный рабочий инструмент плотники не носили на плече в ящике, как жители других областей, а затыкали топорищем за пояс, из-за чего он провисал с одной стороны.

– И нравится тебе твой князь?

– А мне всё едино, лишь бы жилось сытно.

– Тогда к нам, деньгу зашибёшь.

– Дмитрия Александровича с престола скинуть?

– А хоть бы и так.

Александр сделал вид, что задумался. Незнакомец решил усилить давление:

– Андрей Александрович, князь Городецкий, куда как лучше будет.

– И когда выступать? По зиме воевать несподручно. Даже в шатре зябко.

– Я разве сказал – зимой? Кто же зимой воюет? Ноне снега полно, конница не пройдёт.

– А где же тебя найти можно, ежели надумаю?

– Да здесь же, в Муроме.

– Значит, времечко в запасе ещё есть, я ещё несколько обозов проведу.

Незнакомец посмотрел на Александра, как на больного, повернулся и растворился в толпе покупателей. Саша направился на постоялый двор, погружённый в мысли. Очередная война за престол? Похоже. Да ну их! По поговорке – паны дерутся, у холопов чубы трещат.

Начал припоминать, что он знал из истории, слышал от людей об Андрее Городецком. Картина вырисовывалась не самая радужная. Из рода Рюриковичей, третий сын Александра Невского, по завещанию отца получил в удел выделенное из Суздальского Городецкое княжество, коим владел до своей смерти. Обуреваемый жаждой власти, не останавливался ни перед чем, не раз выступал против старшего брата Дмитрия. В 1281 году князь Андрей с отрядом татар хана Менгу-Тимура совершил набег на земли Мурома, Владимира, Юрьева, Суздаля, Переяславля, Ростова и Твери. В 1283 году примирился с братом, но уже в 1285 году вновь привёл на русские земли татар. Александру вдруг вспомнились слова Н. М. Карамзина: «Никто из князей Мономахова рода не сделал больше зла Отечеству, чем сей недостойный сын Невского».

Бац! И в голове сразу пазл сложился. Война на лето намечается, конница, которой у русских князей мало, только в дружинах. А ещё разговоры на торгу, что в Золотой Орде новым ханом стал Тохта. Остановился резко, посреди тротуара, так, что в него идущий сзади приткнулся. Застонал, как от зубной боли. Вот же дурак-то! Надо было тупым воякой прикинуться, расспросить незнакомца поподробнее. Хотя сомнительно, что тот первому встречному всё выложит. Правда, нынешние люди о конспирации понятия не имели. Остро пожалел, что не уделял в школе и институте внимания истории.

Тохта, Тохта, что-то с его именем связано было. Но сколько ни тщился вспомнить, не получилось. Вернулся на постоялый двор. Фадей в трапезной за столом сидит, с жареной курицей расправляется.

– О, Александр! Садись. Нам торопиться некуда. Сделай заказ половому да подхарчись.

Саша так и сделал. Сел на лавку, половой подскочил.

– Мне то же, что и ему! – Саша пальцем на Фадея показал.

– Вмиг исполню!

Половой исчез. Фадей аппетитно обгладывал куриные косточки.

– Фадей, погоди жрать, как цепной пёс. Скажи, кто в Орде сейчас главный?

– Знамо дело – хан Тохта. А начальником войска у него, по-ихнему темник, брат его – Дюдень! Не знал разве?

Александр так и застыл на лавке, только что челюсть не отвисла. Сразу вспомнилось: брата хана звали Тудан, но почему-то на Руси его именовали не иначе как Дюдень. И в истории была – Батыева рать, Неврюева, Дюденева. За голову обеими руками схватился, замычал.

Фадей обеспокоился:

– Голова болит? Медовухи хлебни!

И подвинул свою кружку. Александр только сейчас в полной мере осознал, что грозит грядущим летом Руси. Подлючий предатель Андрей, чтоб ему гореть в аду, приведёт на земли русские басурманское войско. И разрушения и потери будут столь велики, что сравнятся с нашествием Батыя, когда обезлюдят города и веси.

Схватил Александр кружку, опорожнил в три глотка. Подбородком на ладонь опёрся. Что делать? Отменить ход события он не в состоянии. Остаётся одно – предупредить Дмитрия. Но кто он для великого князя? Незнакомец, за которым никто не стоит. Поверит ли? Скорее всего – нет. А если через настоятеля монастыря Иова действовать? Во Владимире митрополит новый, Максимом звать, перебрался из Киева. Настоятель монастыря не последний человек в епархии. Но опять же вопрос возникнет – от кого Иов сведения получил? Чем докажет? Ох, не работает в княжестве разведка, поскольку нет её.

Князя Андрея во Владимире нет, скорее всего, в княжестве своём Городецком злоумышляет, а верных ему людишек по городам разослал, дабы к лету охочих людей набрали. Сразу вспомнились асассины, орден убийц. Они-то были союзниками ордена тамплиеров, то враждовали, даже несколько комтуров убили. Не перенять ли их методы? Перебраться в Городец, втереться к князю в доверие, да и всадить нож в спину, пока татар на Русь не привёл? Но князь постоянно окружён дружинниками, боярами, телохранителями. После такого покушения будет схвачен непременно, попытан безжалостно и казнён. Умереть в честном бою Александр не боялся, но на дыбе? Выбор невелик. Тогда остаётся упредить Дмитрия Александровича.

Очнулся от участливого голоса Фадея:

– Отпустило голову-то?

– Легче стало, – кивнул Саша.

Половой принёс заказ – жареную курицу, кружку медовухи, пряженцы с рыбой.

– Изволь откушать, гость дорогой.

Вечером и ночью обдумывал, как убедить настоятеля Иова донести его тревогу до митрополита, чтобы тот проникся грозящей бедой и повлиял на князя Дмитрия. Великому князю сорок три года, опытен, должен осознать всю степень опасности. Утром снова отправился на торг, уже с целью найти вчерашнего незнакомца. По повадкам – это эмиссар князя Андрея, набирающий рекрутов – добровольцев, как сказали бы позже – пушечное мясо. Но сколько ни ходил по торгу, а незнакомца так и не встретил. Зато на следующий день, уже к полудню, к нему подошёл другой мужичонка и завёл разговор, подобный позавчерашнему. Александр, насколько мог, разыгрывал из себя полудурка, стараясь получить как можно более развёрнутые ответы, обещал подумать. Сам же затесался в толпу, стал наблюдать за незнакомцем. Тот ещё подходил к нескольким мужчинам, заводил разговоры. Понятно – вербовщик. И судя по всему – не один. Муром – город во всех смыслах для Андрея Городецкого удобный. Недалеко с юга граница с Диким полем, откуда без лишнего шума и огласки могут татары подойти. Муром от Владимира недалеко, и для конницы это пара дневных переходов, и нападение будет для Дмитрия Александровича внезапным. Задумано коварно, хитро. Видимо, вербовщик выполнил сегодняшний план, а может быть, просто замёрз. Вышел с торга, бодрым шагом направился к окраине. Александр за ним в отдалении. Старался не привлекать к себе внимания, осторожничал. Но вербовщик не оглянулся ни разу, слежки не почувствовал, пёр, как лось на гону. Потом без стука распахнул калитку, зашёл во двор. Александр прошёл мимо, медленно, разглядывая домовладение. О, изба добротная, пятистенка, из двух печных труб дым валит. В такой большой избе полсотни человек разместиться могут. Правда, от соседей такое общежитие не скроешь, отхожее место на заднем дворе. Он уже отошёл на десяток шагов, как хлопнула калитка сзади. Саша обернулся. На тротуар из владения вышел вербовщик, с ним кто-то разговаривал, невидимый за забором. А голос-то знакомый – позавчерашнего незнакомца.

– Завтра с утречка выезжай во Владимир, отдашь письмо, дождёшься ответа – и обратно. Полагаю, за седмицу управишься.

– Всё исполню, как велишь, Егор.

Вербовщик пошёл, но, судя по звуку шагов, обратно к торгу. Александр прошёл ещё несколько шагов, остановился. Да здесь целое осиное гнездо! Обернулся ещё раз. Вербовщик уже поворачивал за угол, калитка закрыта. Александр отправился на постоялый двор. В голове мелькнуло – перехватить этого вербовщика надо. Наверняка поедет он санным следом, на Судогду не свернёт. Там обозам удобнее, по льду. Ни подъёмов, ни спусков. А такая дорога одна – через Булатниково – Ушну – Мошок. Сразу Фадея предупредил:

– Ты меня завтра не ищи.

– Зазнобу нашёл? Небось вдовушку молодую? – Фадей прищурил один глаз, погрозил пальцем.

Да пусть думает, что хочет. Случится перехватить или нет и чем закончится встреча, ещё неизвестно, а втягивать в это скользкое дело Фадея не хотелось. Предупредил слугу – разбудить его со вторыми петухами да приготовить небольшой тормозок в дорогу: расстегай, пару яиц.

– Съезжаешь? – полюбопытствовал слуга.

– У меня до конца седмицы комната оплачена, на день только отлучусь.

– А, всё исполню.

Чтобы не привлекать ненужного внимания, Александр решил утром под кожушок кольчугу надеть, но шлем и щит не брать, не на войну собрался. Несколько минут раздумывал – меч взять или саблю? Остановился на сабле, не так в глаза бросается, а если в мешок завернуть, так и вовсе хорошо будет. Утром слуга разбудил, вручил свёрток. В чистой тряпице расстегай и варёные яйца. Уж лучше всухомятку, чем голодным быть. Седло, подпругу – всё быстро на коня определил, выехал с постоялого двора. Пришлось немного у городских ворот подождать, пока стражники откроют. Ветерок застоялся, с ходу галопом помчался. По санному пути в Муром селяне тянулись. Ох, хорошо! В лицо морозный ветер бьёт, слежавшийся снег из-под копыт летит.

– Их-ха! – от избытка чувств завопил Саша.

Отмахав без остановок вёрст пятнадцать, остановился перед Булатниково. Здесь дорога поворот делает, и лес густой, хвойный. Самое место для засады. Только бы вербовщик этой дорогой поехал, а не свернул к Стригино, а дальше на лёд Судогды, как обозники. Лично он ехал бы так, но что в голове у недруга, один Господь знает.

Свернул с дороги, встал за елями. Саблю из мешка достал, опоясался. Кожух на груди немного топорщится из-за тормозка с едой. К седлу не приторочишь и в мешок не положишь, замёрзнет до каменной плотности, не угрызёшь. А за пазухой всё в тепле. Хорошо, попону на Ветерка набросил, после скачки он вспотел, а сейчас ждать придётся, не простынет. У лошадей лёгкие – слабое место. Прошёл час, на Муром два небольших обоза прошли, а вербовщика всё не было. Минул ещё час, Александр уже замёрз, неподвижно сидя в седле. Соскочил в снег, разминаться стал. Если руки-ноги закоченеют – плохо. В бою подвижность членов нужна. Беспокоиться начал. Торчит он здесь, как гнилой зуб у старухи во рту, а вербовщик другой дорогой поехал. У него две дороги на выбор, поди, угадай. Показался всадник вдали. Александр в седло запрыгнул, попробовал, легко ли сабля из ножен выходит. Глаза прищурил, пытался лицо всадника различить. Вроде тулуп такой же, но белые тулупы на каждом втором мужчине. Да, точно он. Рыжеватая оправленная бородка, узкое лицо. К правой стороне седла сумка приторочена дорожная. Александр пятками тронул коня, Ветерок выехал на середину дороги, встал. Вербовщик поводья натянул, напрягся, левой рукой саблю на поясе вперёд сдвинул. Остановившись, узнал Александра:

– Знакомец! Ты как тут?

– Тебя поджидаю.

Вербовщик оглянулся – нет ли кого-либо ещё?

– На торгу встретимся, а сейчас уступи дорогу, тороплюсь я.

– Отдай письмо и езжай.

Просьбе Александра вербовщик сильно удивился, брови поднялись, глаза округлились:

– Какое письмо?

И тут же выхватил саблю. Александр к такому повороту событий готов, свой клинок из ножен вырвал. И очень вовремя, потому что вербовщик сразу нанёс удар. Саша едва успел подставить свою саблю. Пошёл обмен ударами. Оба противника примерно равны по силам и опыту. Вербовщик предпринял неожиданный финт. Откуда у него в левой руке появился нож, Саша не заметил, но вербовщик внезапно метнул его Александру в грудь. Нож пробил овчину, тормозок с едой, уткнулся в кольчугу. Вербовщик на секунду замер, ожидая, когда его противник упадёт. Нож торчит из груди, а эффекта нет. Секундное промедление стало для вербовщика роковым. Саша сделал выпад, противник не успел защититься, подставить под удар саблю. Тулуп его на правом боку сразу окрасился кровью. Александр же не медлил, рубанул, отсёк правую руку противнику ниже локтя. Фонтаном ударила кровь, вербовщик закричал. И от боли, и от сознания, что проиграл бой и истекают последние мгновения жизни.

– Ты дьявол, а не человек! Назовись!

– Тебе это не поможет. Кто такой Егор?

– Не скажу. Все вы летом сдохнете. И бабы ваши, и выродки, все!

– Ты же русский, зачем помогаешь басурман привести, княжество великое разрушить?

– Тебе не понять, смерд.

Вербовщик ослаб от кровопотери, в седле качался, как пьяный. Медлить опасно, на зимней дороге могут появиться обозники или всадник. Александр сделал выпад, нанёс укол в грудь, прямо в сердце. Тут же сам соскочил с коня, взял коня вербовщика под уздцы, повёл в лес. Ветерок сам за ним пошёл. Скрывшись за елями, Александр столкнул мёртвое тело в снег. Спохватившись, побежал на дорогу. Ногами раскидал снег, забросил часть руки и саблю подальше в лес. Сабля – трофей хороший, но по ней опознать могут. Вернувшись к трупу, обыскал. Обычно письма прятали за пазуху. Нет ничего. Чрезседельную сумку с чужого коня стянул. Небольшой мешочек с деньгами себе за пазуху сунул, само содержимое вытряхнул на снег. Ни свитка, ни пакета, а должен быть, он чётко слышал. Стянул с убитого сапоги, сунул внутрь руку. Ага, что-то есть. Вытянул сложенный лист, который уже подванивать стал от портянки в сапоге. Ничего, от запаха ещё никто не умирал. Развернул листок:

«Кланяюсь тебе в пояс и желаю долгих лет, боярин Антип Онуфриев сын! При сём сообщаю, что охочих людишек набрана сотня. Направь не позднее Масленицы обоз с оружием в Муром. Нашёл ли людей для задуманного? Передай ответ с Осипом, он человек надёжный. А семью к лету отправь в Белоозеро или Псков. Твой старый знакомец Егор».

Занятное письмо. Судя по нему, во Владимире – а убитый Осип направлялся именно в стольный град – есть сторонники Андрея Городецкого и зреет самый настоящий заговор. Пригрел Дмитрий Александрович змею подколодную на груди! Фамилии в письме нет, но сомнительно, что найдётся во Владимире ещё один боярин с таким именем и отчеством, при желании можно будет найти. Только захочет ли великий князь? А попытать, в самом прямом смысле слова, боярина надо, вызнать, что злоумышляет. Не исключено, не выдержит боярин пыток, важные сведения сообщит.

Надо возвращаться, пока его не застукали рядом с тёплым ещё трупом. Александр письмо за пазуху хотел сунуть, прореху на кожухе обнаружил, выругался. Что ему так с одеждой не везёт? Письмо определил. Труп снегом забросал. Конечно, по весне оттает, но к тому времени и вороны лицо могут поклевать, мыши погрызть, так что и не опознать.

Осмотрелся. Видны следы от сапог, но труп под снегом, как сугроб, и в глаза не бросается. Взял Ветерка под уздцы, вышел к дороге, поднялся в седло. Дело сделано, есть письменное подтверждение заговора против Дмитрия. Он толкнул коня в бока каблуками. Застоявшийся Ветерок пошёл ходко. А сзади перестук копыт. Обернулся, а за ним конь вербовщика бежит. Конь приметный, пегий, морда белая, а на лбу чёрное пятно. Александр остановился, спрыгнул с коня, подошёл к пегому коню. Тот доверчиво подпустил чужака. Саша взял его под уздцы, развернул в другую сторону, сильно ударил кулаком по крупу. Конь рванул по дороге. Другой бы не пожалел скотину, прирезал в лесу, всё же улика. Александру безвинное животное жалко было. Добежит до какого-нибудь села, прибьётся к владению, послужит новому владельцу. Далеко за полдень въехал в Муром. Сразу у прохожего спросил, где скорняка найти можно. Кожух заштопать надо аккуратно, иначе Фадей, да и другие люди внимание обратят. Скорняк оказался большим умельцем, заштопал так, что место пореза практически не видно.

Добрался до постоялого двора, Ветерка расседлал. Хотел шмыгнуть к себе в комнату, ещё раз перечитать послание к боярину, да Фадей перехватил:

– Садись, потрапезничаем. Говорил – к зазнобе, а сам конно уехал.

Ничего от Фадея не скроешь. Александр объясняться не стал, накинулся на еду. Нож вербовщика и расстегай разрезал, и яйца разбил, выкинуть пришлось, так весь день голодным был.

После ужина заперся в своей комнате, свечи зажёг, письмо боярину перечитал. Коротенькое письмецо, однако выводы из него человек толковый сделать может. То, что заговор есть, сомнений не вызывает. Свержение Дмитрия намечено на лето, и боярину советуют вывезти семью подальше от Владимира. Зачем? При смене князей, хоть удельных, хоть великих, это касается дворни, а бояр – только в плане приближения к власти, занимаемых ими постов. Мирное население, простой люд в княжестве ущерба не несут. Стало быть, предполагается, что во Владимире погромы будут, грабежи, резня. Для этого воинские силы нужны, и немалые. Ой, татарами пахнет заговор! Только у них сейчас воинов много, причём полудиких, способных залить кровью города великокняжеские, пожечь, разрушить.

Александр уже письмо запомнил до последней точки и, если оно исчезнет, наизусть повторит. И чем больше он анализировал каждое слово, тем сильнее тревога становилась. Наверняка степняки через Рязанские земли пойдут. А рязанский князь враждует с московским. Москве сильно Коломну хочется прибрать к своим рукам, уж больно удобно стоит город, на перекрёстке водном – на слиянии Москвы-реки и Оки – и торговых путей. Объединиться бы князьям рязанским и владимирским да вместе противостоять степнякам. Победить, может, не получилось бы, но, понеся потери, татары дальше бы не двинулись. А всё жажда единоличной власти мешает.

Половину ночи уснуть не мог, осознав весь масштаб грозящей Руси угрозе. Обидно, имея такие данные, не в силах повлиять на решение князей. Но всё же он попытку донести до Дмитрия Александровича свою озабоченность сделать должен.

Через три дня обоз Репьева двинулся в обратный путь, во Владимир. Купец удачно расторговался, купил товаров для Владимира, был весел, улыбался, удачливым себя считал. Александру хотелось ему сказать: забирай семью и, пока есть деньги, покупай избу подальше – в Пскове, Новгороде, Белоозере. Но нельзя язык распускать, сеять панику. А скорее всего купец и не поверит. Князья молчат, отпор не готовят, а тут какой-то простолюдин, не боярин даже, предрекает великие события. Был бы хоть блаженным при веригах, чьи пророчества зачастую сбывались.

К вечеру третьего дня, когда направо повернули от основного шляха, к Судогде, когда до деревни Ильино пару вёрст осталось, где предполагали остановиться на ночлег в постоялом дворе, от передних саней крик раздался. Фадей и Александр, ехавшие сзади, ринулись к голове обоза. Местность открытая, видно на полверсты, никто к обозу незамеченным подобраться не мог. На ходу сабли из ножен выхватили. Ёшкин кот! На лошади, что первой шла, здоровенный волк повис, вцепившись ей в шею. А со стороны берега ещё серые тени к обозу несутся. Обозные лошади забеспокоились, стали ржать, сбиваться в кучу, одни сани перевернулись от столкновения, весь товар на снег выпал. Фадей по волку саблей ударил, раз, другой, матёрый волчище на снег свалился. Зверь в крови, с лошади тоже кровь хлещет. А волки кровь учуяли, теперь без добычи не уйдут. Оголодали серые на снежную и морозную зиму, людей не испугались. Огнём бы отпугнуть, все звери огня боятся, да факелов нет. Обозники с саней пососкакивали, топоры из-под облучков достали. Фадей и Александр на волков кинулись, а те сами нападают. Один зверюга Ветерку в ногу вцепился, другой на всадника прыгнул. Волк зубами клацнул, ухватил полу полушубка. Глаза зелёные, злые, голодные. Саша ему саблю в пасть вогнал, клинок до половины вошёл. Волк на снег свалился. Александр нагнулся, саблей второму волку спину перерубил. Ветерок на дыбы поднялся. Для лошади самый страшный противник – волк. Летом они редко нападают, есть чем в лесу поживиться – зайчатиной, мышью. А зимой жрать нечего, животы подвело. Александр коня по шее погладил, успокаивая, погнал вдоль обоза. Ездовой Агафон кричит не своим голосом:

– Рятуйте!

Волк напал на лошадь, Агафон топором серого разбойника ударил, да неловко, бок слегка зацепил только. Хуже раненого дикого зверя нет ничего. Волк на обидчика кинулся, на снег свалил, в горло норовит вцепиться. Агафон шею обеими руками прикрывает, кричит, на помощь зовёт. Александр с коня свесился, поперёк спины волка саблей ударил, перерубив. С коня соскочил, помог Агафону подняться, у того тулуп в крови, не поймёшь – волчьей или человеческой.

– Жив?

– Вроде.

– Топор подними.

– Ага-ага, сплоховал я маленько.

Со стороны хвоста обоза крики, Александр туда бегом кинулся. Два волка ездового терзают. Тот на животе лежит, лицо руками закрыл. Один волк в ногу возничему вцепился, от портков клочья ткани летят. Александр его первым убил. Второй волк угрозу почуял, ездового бросил, сам на Александра кинулся. Матёрый зверь, огромный. Саша саблю успел подставить, волк сам на клинок напоролся. Щёлкнул клыкастой пастью у самого лица Саши, обдав зловонным дыханием, на снег упал, но ещё жив, пытается дотянуться до ног Саши. Он ударил волка саблей раз, другой, пока зверюга не затихла. Обозник, которого он спас, уже на ноги поднялся. От портков одни лохмотья, местами и нога порвана, но глубоких увечий нет.

– Эх, хорошая шкура была бы, – вздохнул он, глядя на волка.

– Не получилось аккуратно.

Саша обтёр саблю о шкуру волка, вложил в ножны. Похоже – всё. Не слышно криков, не видно борьбы. Александр вдоль обоза прошёлся. Урон волки нанесли, две лошади сдохли, лежали с разорванными шеями, а у одной даже кишки наружу. Александр с Фадеем даже волков посчитали – полтора десятка! Большая стая, причём и молодые волки-двухлетки были, и матёрые. Был бы не обоз, а одиночная лошадь, ни от неё, ни от ездового ничего бы не осталось, кроме обглоданных костей. Купец сокрушённо головой качает, прикидывая убытки. Начали перегружать товар с саней, в которых лошади пали, на другие сани. За вознёй темнота наступила. Поредевший обоз наконец-то добрался до постоялого двора. Но эпопея не закончилась. Выпрягли лошадей, на двух обозники под охраной Фадея и Александра вернулись за пустыми санями, притащили их на постоялый двор. Поужинав, улеглись спать. Утром купец по деревне бегать стал в поисках лошадей. Одну удалось купить, вполне здоровую семилетку. Поскольку других лошадей, хозяева которых согласились бы продать, не нашлось, купец поехал в соседнее село. В общем, пропал день. Обозники одежду, подранную волками, успели подштопать. Выехали только утром. Александр ехал и раздумывал. Нелёгкая доля у купца. Торговать в лавке не самая тяжёлая или опасная доля его занятия. Зимой то разбойники нападают, то волки. Летом, если на корабле, можно на мель угодить или столкнуться с бревном-топляком, которое не хуже тарана борт проломит и судно с товаром ко дну пустит.

К исходу четвёртого дня после нападения волков добрались до Владимира. Александр сразу в баню, потом ужинать и спать. За долгую поездку бельё лошадиным запахом пропитывается, в чистом белье комфортно, устал за поездку, помёрзнуть пришлось, а в комнате тепло, уютно. Спал почти до обеда, а поевши, отправился в монастырь, прихватив письмо. Для начала монаха Фотия проведал, всё же не виделись давно. Александр про поездку рассказал, а Фотию поделиться нечем. Однообразна жизнь у чернеца – молитвы, исполнение послушания, предписанного наместником. Одни монахи хлеб для братии пекут, другие ремонтом помещений занимаются, третьи иконы расписывают для продажи. Монастырь на полном самообеспечении. Затем Александр спросил – на месте ли наместник.

– Иов? А где ему быть?

– Сведи, дело есть.

Фотий просьбе не удивился.

– Схожу, узнаю, примет ли?

– Дело важное, настоятельно аудиенции прошу.

Видимо, настоятель щедрых даров Александра не забыл, согласился принять. Фотий проводил старого знакомца до кельи Иова. Войдя, Александр перекрестился на иконы в углу, поклон отбил.

– Садись, раб божий, – показал на лавку Иов. – Так какое у тебя дело ко мне?

Александр коротко и чётко доложил о своих подозрениях, даже письмо к боярину из-за пазухи достал, на стол перед Иовом положил. Настоятель письмо счёл, головой покачал:

– Это всё дела мирские, не след мне ими заниматься.

– Как? – удивился Александр. – Это же твоя паства, настоятель.

– Паства у служителей в церквах, они её окормляют. Тебе к князю надо.

– Я надеялся, что ты поможешь. У тебя доступ к митрополиту есть, а у него к князю.

– Не обессудь, не возьмусь.

Видимо, не всё гладко было во взаимоотношениях насельника с владыкой. Александр поднялся, забрал письмо. Это письменная улика заговора, разбрасываться ею не стоит. Откланялся Иову, вышел. За дверями Фотий ждёт:

– Ну как?

– А никак. Отказался помочь, говорит – мирское.

Обнялся с Фотием на прощание, да и на постоялый двор вернулся. Если Иов отказался, то большого смысла к митрополиту Максиму идти нет, может ответить также. Одна дорога теперь – к князю Дмитрию. Если он умён и за великое княжество радеет, должен проникнуться заботой и тревогой, меры принять. Хотя что великий князь предпринять может, Александр предположить не мог. Рать собрать? Удельные князья меж собой грызутся. Жителей из Владимира в более отдалённые углы княжества вывести? Так Владимир не один, других городов хватает, как и жителей. Всё великое княжество не переселишь, а если и случится, татары по следам беженцев отыщут. Когда десятки тысяч людей пройдут, многие со скотом, повозками, обязательно след останется. И какой князь выход найдёт, не его, Александра, дело. Не князь Саша, ни власти не имеет, ни войска.

Утром Александр к Фадею пошёл. Изба невелика, но двор ухожен, чувствуется хозяйская рука. Деловые разговоры сразу начинать не было принято. Фадей за стол его усадил, налил кружку сыта, супружница его выставила блюдо с ватрушками.

– Позавтракай со мной, раздели трапезу.

Совместная еда – особый ритуал. Если человек вместе с тобой хлеб преломил – значит, не враг. Как заключение договора о дружбе и согласии. Фадей не враг и товарищ надёжный, в походах неоднократно испытан. Перекрестились, поели. Фадей крошки со стола в ладонь собрал, в рот закинул.

– Слушаю. Уж сколько тебя знаю, мыслю – просто так не придёшь.

Александр тянуть резину, ходить вокруг да около не стал, бухнул сразу:

– С князем Дмитрием Александровичем мне встретиться надо.

– Ух ты! А почему ко мне?

– Ты же владимирский, знаешь, где он бывать может.

– Непростая задача. В тереме княжеском охрана, бояре. Эти к телу не подпустят. У них свой интерес, как бы мимо их рта кусок не пронесли. Если в город князь выезжает, то обязательно дружинники рядом, не дадут приблизиться. Для челобитных долгий ящик есть. Непростую задачу ты мне задал.

– Не для себя стараюсь.

– Да я понимаю. Вот что, ответа сразу не дам, обнадёживать не буду. Сам знаешь, я в терем княжеский не вхож. А знакомцев поищу, есть у меня в дружине и среди прислуги приятели. Дело-то хоть серьёзное, краснеть не придётся?

– Более чем.

– Не намекнёшь?

– Заговор против князя зреет боярский.

– Ого! Ты-то как узнал? Дело серьёзное. Если лжа, самого в поруб бросят.

– Не думаю. Ну, где меня найти, ты знаешь, не буду время отнимать.

Александр вернулся на постоялый двор. Заняться совершенно нечем. Неохота ни спать, ни есть. Мысль в голове мелькнула: а не бросить ли всё да уехать в Великий Новгород или Псков? Не доберутся до сих городов татары, а беженцев после нападения много будет. Деньги есть, можно год, а то и больше безбедно жить, даже избу купить. Впрочем, пока не горит, можно выждать.

Ожидание – хуже всего, время тянется медленно. Фадей появился через пять дней, лицо довольное.

– Через дружинника удалось решить твою беду. Он ноне десятник, завтра охрану в княжеском тереме нести будет его десяток. С утра у ворот будь. Чтобы Пафнутий опознал тебя, на левый рукав повязку белую нацепи.

– Благодарю.

– Не стоит, не для себя, для князя стараешься, потому Пафнутий на встречу пошёл.

С утра Александр встал пораньше, кусок белой тряпицы и письмо за пазуху сунул. Больше некуда, не было карманов в одежде, появились они значительно позже. Письма обычно хранили за пазухой или в рукавах. К княжеской резиденции подошёл, повязку на рукав повязал. Ждать пришлось долго. У ворот стояли два дружинника на охране. Кого-то пропускали, других останавливали. На Александра поглядывали косо. Подозрительно: болтается человек у ворот, а пройти попыток не делает. Из ворот вышел десятник, дружинники сразу подтянулись, приняли бравый вид. Десятник сразу Александра узрел, повязка белая на рукаве, как опознавательный знак. Рукой махнул, подзывая:

– Про тебя Фадей сказывал? Александр?

– Именно.

– Идём со мной. Великий князь только из домовой церкви, после заутрени. Отдыхает, потом бояр принимать будет. Времени у тебя мало будет, поэтому докладывай коротко и по сути.

– Понял.

– Оружия при себе нет?

– Нет, можешь проверить.

– На слово верю, Фадей за пустого человека не поручится.

Ох и запутанные переходы в деревянном тереме. Понятно, что десятник вёл его не парадным ходом, а чёрным, для прислуги. Наконец Пафнутий остановился перед дверью:

– Обожди, спрошусь.

Вскоре вышел.

– Помни о малом времени, ступай.

Не без некоторой робости Александр вошёл в личные покои великого князя. Дмитрий Александрович сидел в кресле за столом. Александр поясной поклон отвесил:

– Доброго здоровья и многие лета, князь.

– Как звать?

– Александр.

– Говори.

Саша коротко, внятно доложил о Егоре в Муроме, что охочих людей собирает, о перехваченном письме.

– Покажи.

Саша письмо из-за пазухи достал, подошёл к столу, положил. Из рук в руки передавать не полагалось, не дворянин Александр. Князь письмо взял, читать начал. По мере того как читал, щёки краснеть начали. Прочитав, письмо отшвырнул на край стола:

– Есть такой боярин, не из последних. Змея какая!

Князь вскочил, прошёлся по комнате. Лет сорока – сорока пяти, стройный, с курчавой рыжеватой бородкой, ниже Александра на голову. Но исходила от князя некая сила, властность.

– Письмо оставь, разберусь. Вдруг лжа, человека оклеветать хотели. Ступай.

Александр поклонился, попятился к выходу. К сильным мира сего спиной поворачиваться нельзя – оскорбление. Рукой ручку двери нащупывать стал, как князь сказал:

– Погоди. Ты сам кто?

– Воин, из новгородских. Здесь обозы охраняю, так в Муром попал.

– Кого-нибудь из моего окружения знаешь?

– Ни единого человека.

– Перекрестись.

Александр перекрестился:

– Истинную правду говорю.

– Где живёшь?

– На постоялом дворе, свою избу не купил ещё, деньги потребны.

– Ступай. Если что нового узнаешь, через Пафнутия действуй, только мне сообщишь.

– Слушаюсь, княже.

Александр вышел, вытер рукавом вспотевший лоб. Похоже, князь ему полностью не доверял, скорее всего, заподозрил в оговоре против неведомого Антипа Онуфриевича. В каждом окружении любого государя всегда есть разные противоборствующие группировки, желающие стать ближе к князю, получить чины, вотчины на кормление.

– Не осерчал князь? – поинтересовался Пафнутий.

– Нет. Сказал – будет что занятное, через тебя связаться.

– В дружину бы тебе. Ты парень высокий, сильный, нам такие нужны.

Александр не ответил. Если на Русь придёт этот Дюдень, все мужчины должны встать в строй, если не хотят стать рабами или быть убитыми. На постоялый двор возвращался в хорошем настроении, с чувством исполненного долга. Что мог, сделал, а дальше решать князю. И не обернулся ни разу, совершив ошибку. А от княжеского терема за ним шёл неприметный человечишко, невзрачного вида, в сером зипуне. Увидишь такого среди прохожих и через секунду не вспомнишь, как выглядел. Соглядатай довёл Александра до постоялого двора, ухмыльнулся. Потолкавшись немного, зашёл внутрь, с хозяином поговорил:

– Знакомца ищу. Высок, собой ладен.

– Есть такой. Да он в комнате, поди.

– Попозже приду, должок за мной, вернуть надобно.

Хозяин кивнул. Долг вернуть – святое дело. Прошёл день, второй. На третий утром, за завтраком, хозяин к Александру подошёл:

– Отдал должок знакомец?

– Не приходил никто.

– Как же, третьего дня был человек, тобой интересовался, описал внешность.

– А ты?

– Сказал – живёт такой, и всё.

– Спасибо. Как появится, пусть прислуга ко мне проводит.

– Знамо дело.

Александр задумался. Фотий таким образом искать его не будет, как и Фадей. Три дня назад? Он тогда у князя на аудиенции был. Не князь ли за ним отправил наблюдателя? Укорил себя: не осторожничал, от князя напрямую к постоялому двору шёл, не стерёгся, не обернулся ни разу. Впрочем, князю о месте жительства сказал, он бы не послал проверить, всё же Сашу на встречу Пафнутий привёл. Боярин Антип Онуфриевич? Да он о письме не знает, кто такой Александр – не ведает. Долго размышлял Саша за столом, но ничего не надумал. Однако насторожился. Выходя с постоялого двора, кольчугу под кожух надевал, на торгу купил боевой нож. Не боярский, с локоть длиной, такой незаметно спрятать сложно, поменьше, но клинок в две ладони длиной, в ножнах. Под кожушком на поясе подвесил. Со стороны не видно, но не безоружен. После Акры без оружия на улице или торгу чувствовал некий дискомфорт. Прошла неделя. Александр уже посмеиваться над собой стал – не перестраховался ли он? Известное дело – пуганая ворона куста боится. Вечером пришёл Фадей. Посидели за медовухой, поели не спеша шанежек да рыбки жаренной в сметане. Фадей не просто так пришёл. Сказал – Репьев с обозом через два дня выезжает в Шую. Александр согласился, кивнул. Фадей мужик надёжный, с ним на пару обозы охранять можно, хоть от разбойников, хоть от волков. Расстались затемно, довольные посиделками. Фадей тактично о визите Александра к Великому князю не поминал. Захочет Саша – сам скажет. Раз молчит, значит, секрет.

Следующим днём Саша Фотия проведать направился. Всё же поход в Шую займёт недели две. А потом весна на носу, никаких поездок уже не будет. По дороге несколько раз оглядывался, да осторожность излишней оказалась. Никто за ним не шёл, случайные попутчики в стороны отворачивали. С Фотием поговорили, в основном Саша. Фотий новостей не имел – молитвы, послушания.

– Ну, храни тебя Господь! – на прощание чернец перекрестил Александра.

Шагалось от монастыря по лёгкому морозцу легко. Не успел далеко от монастыря уйти, два мужика навстречу.

– О, лоб какой здоровый, – громко сказал один, когда сблизились.

Морды у мужиков красные, глаза недобрые. Позадирать хотелось, явно кулаки чешутся. Александр слова их мимо ушей пропустил, даже шаг в сторону сделал, пропуская. Уже поравнялись, когда один выхватил засапожный нож, ударил Сашу в бок. Нож о кольчугу звякнул. Не надень Александр кольчугу, быть бы ему убитым. Удар профессионального убийцы, как у бойца скота. Саша в сторону отпрыгнул, пуговицы на кожушке так рванул, что отлетели. Свой нож выхватил, а мужик, что ножом его ударил, смотрит с недоумением. Как же? Он бил, а жертва живая? Не было такого ранее. Александр сам напал. Мужик увернулся от удара, сам ножом по рукаву кожуха полоснул. Острый, как бритва, нож легко овчину вспорол и по рукаву кольчуги скрежетнул. И тут Саша не сплоховал, свой клинок в грудь противнику по самую рукоять вогнал. А больше ничего не успел. Тяжёлый удар по голове. Меховая шапка удар смягчила, но досталось здорово. Из глаз искры, в глазах потемнело. Только успел подумать: кто навёл? Князь? Боярин Антип Онуфриевич? Или… И потерял сознание.

Примечания

1

Су – мелкая французская монета.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 «Монастырь»

Глава 2 «Мамлюки»

Глава 3 «Франсуаза»

Глава 4 «Оборона Акры»

Глава 5 «В чужом обличье»

Глава 6 «Долгий путь на родину»

Глава 7 «Пираты»

Глава 8 «Послушник»

Глава 9 «На муромской дорожке»

Глава 10 «Тревожные вести» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg