«Наследники империи»

Наследники империи (fb2) - Наследники империи 973K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вольф Александрович Белов

Вольф Белов Наследники империи

Часть первая Тень паука

Он очнулся внезапно, словно от прикосновения. Однако рядом никого не оказалось. Как и прежде, человек сидел, поджав ноги, у почерневшего иссохшего ствола яблони в полном одиночестве. Да и кто бы осмелился потревожить его покой, а уж тем более коснуться…

Освободив руку из складок потрепанного временем дорожного плаща, он взглянул на тыльную сторону ладони. Желтая сморщенная кожа, пятна, узловатые пальцы с пузырчатыми ногтями… Он стал древним стариком. Тень Аддата даровала ему бесконечно долгую жизнь, но не даровала вечной молодости. Физически он уже давно должен был стать трупом, но жизнь все еще теплится в иссохшем старческом теле и разум по-прежнему остается ясен – память отчетливо сохранила видения из недавнего сна.

Старец коснулся пальцами черной ветки, та рассыпалась в прах. Он помнил эту яблоню еще живой и плодоносной. Именно этот сад привиделся ему только что, цветущий, как в дни далекой, безвозвратно ушедшей в прошлое юности. Когда-то весь этот край покрывали роскошные фруктовые сады, укрывавшие своей тенью виллы старинных аристократических родов Наккаты. Ныне до самого горизонта и далее знойный ветер пустыни наметал волны барханов, похоронив под толщей песка руины разрушенных городов. Лишь мертвый сад каким-то чудом по сию пору оставался на поверхности, но скоро и его поглотит пустыня. Он привел на земли предков Тень, он разрушил все, что когда-то считал дорогим и ценным для себя. Но в сердце пусто, нет ни капли сожаления. Выбор сделан, могучие силы приведены в движение, теперь уже поздно сомневаться в правильности своих решений, пути назад нет, только вперед, к конечной цели, к воплощению всех грандиозных замыслов или к полному краху.

В той прошлой жизни безусый мальчик любил гулять по родительскому саду, здесь предавался недетским размышлениям, так рано отяготившим разум. Затем столичный университет, жреческий сан, храмовая библиотека и… бездна Аддата. Родители больше никогда не увидели своего младшего отпрыска, так никогда и не узнали, кто поднял Тень из недр Аддата, в сражениях с которой полегли их старшие сыновья, кто разжег столетнюю войну, сокрушившую империю и разрушившую весь старый привычный мир.

Сон вернул старца к прошлому, пробудил в душе воспоминания. Здесь, под этой яблоней, мальчик встретил загадочного путника без лица и без имени, от него услышал фразу, забывшуюся на многие десятилетия и так отчетливо зазвучавшую в сознании сейчас. Кто правит Маграхиром – правит миром. Не посылает ли провидение возможность спасти уже почти загубленное дело, которому посвятил свою жизнь? Маграхир – горный пик на самой границе Севера[1], средоточие неимоверной силы, питающей богов и магов. Даже могучая Тень, всколыхнувшая народы и обратившая в прах многие царства, ничтожна перед его мощью. Но он один из немногих, кто знает, как заполучить не менее, а быть может, даже и более грозную силу, что заставит поделиться властью над миром самого владыку Маграхира. Если бы тогда, много лет назад, в его планы не вмешался странный друг, ставший не менее странным противником…

Старец поднялся на ноги и взмахнул рукой. Песок взметнулся, в воздухе заклубилось облако, принимая очертания паука, раскинувшего лапы в попытке объять весь мир.

* * *

Ударившись углом передка о ствол тополя, телега с треском развалилась. Освободившись от повозки и волоча за собой постромки с обломками передней оси, перепуганная лошадь помчалась дальше. Сидевший в повозке мальчишка подросток кубарем скатился на землю. Он тут же вскочил на ноги и быстро вскарабкался на ветви тополя, укрывшись в листве.

Нахлестывая гиппарионов[2], с рощицей поравнялись несколько хишимерских всадников. Трое последовали за сбежавшей лошадью, остальные окружили разбитую телегу, спешились, и принялись перегружать мешки с зерном на своих гиппарионов.

Затаив дыхание, мальчишка наблюдал за их действиями. Один из хишимерцев вдруг издал тревожный возглас, указывая своим товарищам на что-то в степи. Проследив его движение, мальчишка увидел приближающийся отряд. Два десятка копейщиков и мечников строем следовали за всадником в измятых бронзовых доспехах и таком же помятом глухом шлеме. Хишимерцы схватились за оружие. На их зов издалека примчались еще несколько всадников с обнаженными клинками.

Приблизившись, предводитель неизвестного отряда, натянул поводья и вскинул руку. Воины остановились. Похоже, отряд уже много дней находился в пути, хмурые лица бойцов потемнели от усталости. Среди них не было ни одного юноши, отряд состоял из зрелых мужчин, еще не стариков, но уже и не молодых людей. Отметины на доспехах и щитах свидетельствовали о многочисленных сражениях, о том же говорили и шрамы былых ран, во множестве оставшиеся на лицах и руках.

Неизвестный всадник снял шлем, усмехнулся и произнес на межплеменном наречии, принятом в степях пограничья:

– Храбрые хишимерские воины сражаются с крестьянами.

Он оказался также далеко не молод, как и его воины, в волосах и бородке проглядывала седина, смуглое обветренное лицо избороздили морщины, в глазах навсегда поселилась усталость прожитых лет. На левой щеке воина белел рубец старого шрама.

Хишимерский вождь в кожаной кирасе с медвежьей шкурой на плечах недобро поинтересовался:

– Ты кто такой?

– Капитан Кетаннос, – представился всадник. – Бывший капитан, – поправился он.

– Ногарец, – оскалился в ухмылке хишимерский вождь. – Твоей Ногары уже нет, так что не вмешивайся не в свое дело… капитан.

Ногарец огляделся по сторонам, задержал взгляд на кроне тополя. Прятавшийся в листве мальчишка едва не задохнулся от волнения, кровь бешено застучала в висках, ему показалось, что ногарец смотрит прямо на него.

– И не думал вмешиваться, – произнес капитан, вновь вернувшись взглядом к вождю. – Слышал я, твой царь набирает наемников.

– Хочешь продать свой меч?

– Ты сам сказал, Ногары больше нет, мой клинок свободен.

– Тогда веди своих людей за нами, капитан.

Подошли еще воины из отряда вождя, подгоняя плененных крестьян. Увязав на крупах гиппарионов всю поклажу и связав пленников, хишимерцы направились на полночь[3]. Последовав за ними, капитан Кетаннос оглянулся через плечо, взгляд его вновь надолго зацепился за ветви тополя. И снова мальчишке показалось, что ногарец смотрит прямо на него.

* * *

– Взгляни, повелитель.

Рука Сотаноса указала на ворона, примостившегося на выступе башни.

– И там.

С высоты террасы Ксальмоннатос обвел взглядом внутренний двор своей воздушной цитадели. На карнизах окон, на стенах, крышах замковых переходов, перилах мостков, макушках деревьев, статуях, повсюду сидели черные вороны. Воздушный замок последнего ногарского мага парил на малиновом облаке в высях, недосягаемых даже для орлов, появление в его стенах сразу стольких воронов могло означать лишь одно.

– Оставь меня, – потребовал чародей.

Сотанос вышел, унося в подмышке собственную голову. Как только створки с разноцветными стеклами затворились за ним, вороны одновременно покинули свои насесты и устремились к террасе. Птицы сшиблись в ком, и через мгновение перед Ксальмоннатосом предстала фигура в черном просторном одеянии с капюшоном.

– Ты поистине окружаешь себя странными созданиями, – прогремело из-под капюшона громовым раскатом. – Чего стоит только твой слуга, таскающий в руках собственную голову.

– Они гораздо менее опасны, чем те, что окружают тебя, – сухо заметил маг в ответ.

– Твоя правда, чародей, – согласился странный гость.

Его смех отразился дребезжанием разноцветных витражей.

– Твой визит неожидан, уже много лет никто не видел владыку Маграхира вне стен горной обители, – заметил Ксальмоннатос.

– Но это не означает, что владыка не видит всех вас! – грозно прозвучало в ответ.

Гость резко развернулся, порыв ветра всколыхнул одежды ногарского мага. Опершись о перила террасы, гость продолжал:

– Не кажется ли тебе, чародей, что мир стал скучен?

– Мир еще долго не оправится от столетней войны, – ответил Ксальмоннатос. – Считаешь, ему еще недостаточно потрясений?

– Война, – усмешка гостя прозвучала презрительно. – Жалкие смертные – из поколения в поколение они пытаются изменить мир, наивно полагая, что в лучшую сторону. Забавные и тщетные попытки потрясти основы мироздания. Цари и полководцы, жрецы и маги, сколько их уже было, и все пытались установить новый мировой порядок. Должен признать, люди – самые амбициозные создания из всех сотворенных существ. Такие, как ты, прикасаются к вечности и намного удлиняют свой жизненный путь. Точнее говоря, ровно настолько, насколько вам дозволено. К примеру, твоя жизнь и жизнь обитателей твоего замка может считаться бесконечной, пока все вы парите между небом и землей. Но стоит лишь…

Он приподнял правую ладонь и снова надавил на мраморную поверхность перил. Весь замок качнулся, неумолимая сила повлекла воздушную цитадель вниз.

– Ни один маг, ни один жрец не считает себя ровней существующим вечно, – произнес Ксальмоннатос. – Тех, кто забывал, что рожден смертным, уже давно нет.

Замок выровнялся, падение прекратилось.

– Хорошо, что и ты не забываешь о том, кто есть кто, – прозвучало из-под капюшона глухо и грозно. – Но абсолютное большинство жалких смертных людишек, являясь в мир лишь на ничтожно краткий миг, строит планы на вечность вперед. Взгляни на харберов и морагов, – рука гостя протянулась в сторону полуночи. – Делят меж собой леса и не помышляют ни о чем большем. Людям же всегда мало того, что им позволено иметь. Ты говоришь о потрясениях, чародей. Людишки сами сотрясают мир, и нет никаких причин жалеть их. Разве не сами они когда-то начали поклоняться Бельфеддору, провозгласив низшую тварь богом и залив свои земли кровью? Разве не сами вытащили других тварей из недр Аддата?

– Мир уже наказан за это, – сухо напомнил Ксальмоннатос.

– Ни людям, ни другим рожденным не дано право самостоятельно наказывать себя, – прогремело в ответ. – Само ваше существование – лишь дар, который в состоянии отобрать тот, кто его преподнес.

– Стало быть, мир ожидает новая кара, – осторожно предположил ногарский маг.

– Правда твоя, чародей, владыка Маграхира действительно слишком долго не покидал стен храма, стал забываться, превратился в миф, легенду. Последователи Тени жаждут повелевать миром. Пришла пора им вспомнить, что миром правит тот, кто правит Маграхиром. Лишь на его вершине возможно обрести истинную силу и власть бога.

Чуть помедлив, гость многозначительно добавил:

– И кое-кто из них уже вспомнил об этом.

Лицо Ксальмоннатоса утратило бесстрастность, в его глазах отразилось удивление:

– Не понимаю тебя.

– Разуму рождаемых смертными не дано постичь деяния существующих вечно. Над прахом империи ногаров поднимается Дромидион, культ богов мира. Но мирную жизнь еще требуется заслужить.

– В чем же повинны дромиды? – спросил Ксальмоннатос.

– В том, что не похоронили Тень. А раз враг все еще жив, значит, способен нанести удар. И он его нанесет.

– И что? Новая война?

– Поди знай. Тень двинется на Маграхир, а для этого ей понадобится значительная сила, одной лишь армии смертных будет недостаточно. Даже Сердце Мира, которым владеет ведущий Тень, не обеспечит ему победу. Однако он знает, где заполучить эту силу для своих… божков. Ты ведь не забыл, кого оставил в храме в горах Потана?

– Заклятие охраняет храм. Никто, в ком есть хоть частица магической силы, не в состоянии переступить границ святилища, ни маги, ни боги. От посягательства же смертных его оберегают стражи…

– Такие же смертные, – напомнил гость. – Само святилище охраняет твой вечный страж, но он же и является ключом к заклятию, в этом его слабость, тебе это известно. Думаешь, Тень не найдет способ заполучить святыню храма?

– Потребуется очень смелый человек, – заметил маг.

– Скорее, бесстрашный, – поправил гость. – Смертный, в душе которого нет ни страха, ни жалости, ни сомнения, вообще ничего, одна лишь бесконечная пустота. И такой смертный есть. Ты наверняка знаешь, кто он. Знают о нем и жрецы Тени. Те, кто поклоняется Тоту, уже давно разыскивают его.

– Но какова же цель владыки? Ведь если Тень взойдет на Маграхир, она поглотит всю силу мира и станет править вечно. Просто уступить ей главенство? Но ради чего?

– Любой, кто обретет силу Маграхира, обретет власть над миром. Но до его вершины еще нужно добраться, – Громовой хохот сотряс стены замка. Гость резко повернулся к хозяину замка. Вызванный его движением вихрь вновь всколыхнул одежды ногарского мага. – Ты уже услышал, мир стал скучен и неинтересен. Пора его встряхнуть. Чтобы смертные никогда не забывали, в чьих руках находятся нити их жалких ничтожных судеб.

Ксальмоннатос пристально посмотрел на своего визитера, словно пытался взглядом проникнуть под его капюшон.

– Тень не сможет взойти на Маграхир, – догадался чародей.

– Я это знаю. Ты это понимаешь… А вот последователи Тени в этом не уверены. Не уверены в этом и ее противники. И у тех, и у других будет возможность испытать на прочность власть Маграхира. А ты… Ты сделаешь все правильно.

Капюшон приподнялся, явив взору Ксальмоннатоса пустоту. Черное одеяние распахнулось и рассыпалось стаей воронов.

* * *

Пропустив человека средних лет в алой тоге, сутулый стражник склонил голову перед своим царем, вышел и затворил за собой дверь. Посланник арамейского императора огляделся. Кроме царя Хишимера, восседающего в деревянном кресле, в покоях находился еще один человек – закутанный в плащ с капюшоном он скромно притулился на скамеечке у стены, почти незаметный в тусклом свете двух свечей, мерцающих в противоположном углу. Тревожимый свечами мрак над его головой колыхался неясной тенью, словно нечто живое, в ней чудились очертания паука.

– Слушаю тебя, посланник, – произнес царь Орангер.

Голос хишимерского царя звучал грозно, вселяя невольный трепет. В соответствии с традициями своего воинственного народа после смерти предшественника этот человек взял власть силой, заставив признать себя правителем всех остальных племенных вождей. Ни собственные подданные, ни чужеземные гости не должны были чувствовать себя рядом с ним уверенно и безопасно, дабы не заподозрить в слабости. Тень над головой незнакомца у стены еще более усиливала гнетущее впечатление, сжимая сердце тревогой. Тем не менее, арамеец постарался ничем не выдать свое волнение, хотя отлично понимал, что может и не вернуться на родину.

– Я князь Мессалий, – представился арамеец. – Посланник императора Арамеи. Мой повелитель прислал тебе дары в знак дружбы.

– Я знаю, кто ты, – кивнул царь. – Говори, зачем тебя прислал твой император?

– Твои люди грабят поселения в пограничных землях империи. Император желает знать, не означает ли это начало войны?

Орангер скосился на человека в плаще, снова перевел взгляд на арамейца и усмехнулся:

– На пограничье всегда происходят недоразумения. Наши поселения тоже, бывает, грабят какие-то разбойники. Твоему императору не о чем беспокоиться.

– Некоторые князья считают, что у императора есть причины для беспокойства, – заметил посланник.

– Ну, да, – презрительно процедил Орангер. – Ваш молодой правитель шагу не смеет ступить без совета своих князей. А они могут наговорить все, что угодно.

– А как думаешь ты, князь? – шевельнулся незнакомец у стены.

Похоже, человек был уже довольно стар, однако голос его звучал ровно и уверенно.

– Для того я и здесь, чтобы составить собственное мнение, – ответил посланник.

– Думаю, ты уже его составил, – произнес старец, поднимаясь со скамьи и выходя вперед. – Но для царя Орангера важно не твое личное мнение, а то, что ты намерен сообщить своему императору.

Князь Мессалий более пристально вгляделся в старца. Он совсем не был похож на хишимерского жреца, но явно имел значительное влияние на царя Орангера, тот ни словом, ни жестом не выказывал возражений такому бесцеремонному вмешательству в его беседу с посланником правителя соседнего государства. Капюшон скрывал лицо старца, оставляя открытым взгляду лишь желтый морщинистый подбородок.

Князь перевел взгляд на царя.

– Так что же ты скажешь своему правителю, посланник? – повторил царь Орангер вопрос старца.

– Зависит от предложенных условий, – ответил князь.

Старец удовлетворенно кивнул.

– Я же говорил, он тот человек, который тебе нужен, – сказал он, повернувшись к царю.

Орангер поднялся с кресла и приблизился к посланнику почти вплотную. Рядом с разодетым арамейцем, на холеных пухлых пальцах которого поблескивали перстни и кольца с каменьями, рослый широкоплечий повелитель хишимерского царства в простых одеждах из звериных шкур выглядел лесным дикарем.

– У тебя есть земли, князь? – спросил царь.

– Земли есть у всех арамейских князей.

– Если бы у Арамеи появился новый правитель, он наделил бы верных ему людей новыми землями. Твой император вряд ли способен на подобную щедрость.

– Император Рисстаний правит справедливо, – возразил князь.

– Возможно, – кивнул царь Орангер. – Но чтобы одарить подданных новыми землями, требуется эти земли захватить, а ваш император не склонен воевать с соседями.

– Чего не скажешь о хишимерцах, – заметил Мессалий.

– Не будем ходить вокруг да около, – решительно произнес царь. – Окажешь мне услугу и будешь вознагражден. Щедро вознагражден.

– Пытаешься подкупить арамейского князя? – осторожно поинтересовался Мессалий.

– Собираюсь купить тебя с потрохами, – жестко поправил царь Орангер. – Ты ведь не воин, ты торгаш. Мне известно, как ты стал князем. Свою выгоду ты нигде не упустишь, а мое предложение более, чем выгодно. Сила сейчас не за Арамеей.

В тусклом мерцании свечей осталось незамеченным, как при этих словах кровь прилила к лицу Мессалия. Свой княжеский титул он и в самом деле обрел не совсем обычным для арамейцев способом. Многих старых князей в свое время назначил сам Хорруг из числа лучших воинов, новые получили свой титул либо по наследству, как достойные преемники, либо были выбраны своими дружинниками, согласно древним арамейским обычаям. Занимаясь торговлей, Мессалий сколотил вполне приличное состояние, чтобы после смерти старшего брата, возглавлявшего род, щедро одарить самых влиятельных своих сородичей и добиться признания его достойным наследником.

После недолгих размышлений Мессалий спросил:.

– Что должен услышать мой император?

– Что его империи ничего не угрожает. А грабежи на пограничье – это просто недоразумение, налеты разбойничьих шаек, с которыми в состоянии разобраться местные князья. Окажешь мне эту небольшую услугу, и я тебя не забуду.

Орангер придвинулся еще ближе, едва не коснувшись крючковатым носом лица посланника и впился взглядом в его глаза:

– Мы договорились?

– Твое предложение и в самом деле можно счесть выгодным, – ответил князь, с трудом выдержав взгляд царя.

Несмотря на неприятный холодок, едва не заставлявший трепетать внутренности, арамеец, как истинный торговец, не торопился дать окончательный ответ и пытался сохранять спокойствие, подобающее уверенному в себе человеку. Не будучи воином и не отличаясь особой отвагой, тем не менее, князь Мессалий не был и трусом, но сейчас в этой комнате чувствовал нечто такое, необъяснимое и непонятное, отчего в душу закрадывался страх, обвивая сердце леденящими щупальцами. Несмотря на это тревожное чувство, еще больше князь опасался продешевить, заключая соглашение с хишимерским царем. Однако времени на долгие размышления и переговоры в его распоряжении уже не оказалось.

– Тогда скрепим сделку, – вновь подал голос старец.

На сей раз его голос прозвучал сурово и жестко. Ладонь старца коснулась груди посланника, ребра сдавила боль, в глазах потемнело. Мессалий подался было назад, но жесткая ладонь Орангера удержала его, сильные пальцы царя сдавили шею, звенья золотой цепи князя впечатались в кожу. Едва старец отнял ладонь, Мессалий поспешно обнажил грудь, чувствуя что-то живое под тогой. На коже в области сердца темнело пятно в виде паука.

– Что это? – прохрипел посланник, впервые потеряв самообладание.

– Напоминание, – спокойно ответил старец. – Отступишься, и…

Лапы паука сжались, князь вновь почувствовал боль в сердце. Он всхрипнул и покачнулся. Мессалий попытался было стряхнуть паука с груди, ногти лишь царапнули кожу. Старец рассмеялся, хватка паука ослабла.

– Теперь это клеймо с тобой навсегда, князь. Ты помечен Тенью.

– Можешь возвращаться в Арамею, – объявил посланнику царь. – Ты знаешь, что сказать своему императору.

Мессалий попятился к порогу, по-прежнему потирая грудь. Как только он скрылся за дверью, старец произнес:

– В начале весны ты должен двинуть свои войска на Арамею, царь. Сокруши Дромидион.

– Я свое слово сдержу и без паука на сердце, – усмехнулся Орангер.

– Паука и не потребуется, – холодно ответил старец. – Твой бог задушит тебя во сне и поглотит твою душу. С той поры, как хишимерские племена приняли одного из богов Тени и вышли из полночных лесов к равнине, у Тота был лишь один истинный жрец. После смерти Идигера не нашлось достойного преемника, жрецы храма жалки, ничтожны и ни на что не способны. Если не отомстишь Дромидиону за отнятое у него сердце, Тот призовет к ответу именно тебя, как правителя поклоняющегося ему народа. Помни об этом, царь.

Орангер нахмурился и потер ладонью кадык, вспомнив неприятные ощущения, заставляющие просыпаться по ночам.

* * *

Объятия двух тел расплелись, мужчина отвалился от женщины, глубоко вдохнул, сел на циновке и принялся натягивать штаны. Женщина приподнялась на локтях.

– Это что? Все? – удивленно и даже несколько обиженно спросила она. – Я даже не согрелась.

– Я получил, что хотел, – равнодушно отозвался мужчина.

– А я?

– Желания шлюхи меня не волнуют.

Он натянул потертые сапоги, поднялся на ноги, накинул на плечи облезлую безрукавку из шкуры степного волка и застегнул крючки пояса.

– Я не шлюха! – оскорбилась женщина.

– А кто же ты? – спросил мужчина, смерив презрительным взглядом ее обнаженное тело.

– Я честная женщина.

– Честные под своими мужиками пыхтят, а не под кем попало. Ты шлюха.

Женщина вспыхнула от гнева:

– И это вся твоя благодарность за приют и ночлег?!

– Вся, – не поведя бровью, подтвердил мужчина.

Подхватив меч, лук и колчан, он толкнул дверь и вышел из лачуги. Женщина скрипнула зубами:

– Скотина.

Одинокий путник появился на ее пороге поздним вечером, вошел, как к себе домой. Впрочем, хозяйка и не возражала против гостя. Хоть незнакомец и имел вид бродяги, все же не был похож на грабителя. Мужчин в селе почти не осталось, многие жители покинули свои дома в поисках лучшей доли, одиноким женщинам трудно самостоятельно вести хозяйство, сильный здоровый мужчина, неожиданно появившийся в доме, мог оказаться подарком судьбы. Но призрачные надежды растаяли с наступлением утра, как туман. Путник молча поел, молча лег спать, даже не обратив внимания, что хозяйка примостилась рядышком с ним. Только под утро он вроде бы соблазнился женским теплом, но лишь на краткое время, и тут же собрался в дорогу, исчезнув из жизни селянки так же неожиданно, как и появился.

У входа в лачугу стоял невысокий степной гиппарион без седла и без уздечки, понуро склонившись головой к яслям. Из шерсти кобылы торчали колючки, хвост также пестрел колючками и репьем, грязная косматая грива свесилась на морду. Мужчина перекинул через круп мешки с овсом, приладил лук и колчан. При этом лошадка даже не взглянула на хозяина, все так же понуро хлюпая губами по днищу опустевшей кормушки. Мужчина сгреб в ладонь гриву кобылы, вывел ее на дорогу, забрался на круп и, усевшись боком, вполголоса скомандовал:

– Пошла.

Перебирая копытами и по-прежнему не поднимая головы, кобыла неспешно двинулась вперед. Наездник, сидя на ее хребте вполоборота, поджал под себя одну ногу. Они вполне понимали друг друга – седоку было без разницы куда ехать, кобыле было все равно куда идти.

Свой меч всадник пристроил на колене. Он не держал меч в ножнах, даже не имел их, его клинок всегда был обнажен и всегда под рукой. Он залез пальцами в кисет на поясе, извлек щепотку, засыпал под язык и закрыл глаза. Мерное покачивание убаюкало, тело обмякло, расслабившись в объятиях теплых волн. Легкий ветерок поднял на своих крыльях в поднебесье, разум воспарил над миром. Восприятие обострилось до невозможности: он слышал крики рожениц в далеких селениях и плач новорожденных, шелест прибрежных волн, шорох листвы в тревожимых ветрами лесах, грохот водопадов, топот табунов, песни птиц, стрекот насекомых… Все звуки мира сплелись в единое целое, но каждый существовал отдельно, и сам он чувствовал себя частью единого мира. Ход времени замедлился и остановился, обратившись в бесконечность.

Всадник резко разомкнул веки, как это делал всегда. И, как обычно, в первое мгновение в глазах потемнело. Наваждение разом отступило, властная рука реальности вырвала его из заоблачных высей. Любой другой наверняка свалился бы с лошади от такой внезапной перемены ощущений, он же даже не покачнулся.

Кобыла остановилась возле стога сена, опаленного и почерневшего с одной стороны. Оглядевшись, путник поймал взглядом обугленные останки строений. Похоже, не так давно местное селение подверглось нападению. Постройки сожгли, селян угнали, либо сами ушли, собранное сено так и осталось в стогах.

Погладив ладонью рукоять меча, путник громко произнес:

– Вылезай.

Он никого не видел и не слышал, но лишь одному ему ведомым чутьем сразу определил – здесь кто-то есть.

– Вылезай, – повторил путник. – Будешь прятаться, зарублю.

– Не надо, – сдавленно прозвучало в ответ.

Сено зашевелилось, из стога на четвереньках выбрался босоногий чумазый мальчишка подросток в залатанных коротких штанах и такой же видавшей виды плотной тунике, пестревшей заплатками. Придерживая рукой бесформенную войлочную шапку на голове и испуганно глядя на незнакомца, он прошептал:

– Не убивай.

– Ты из местных, парень? – равнодушно спросил путник, указав взглядом на останки построек.

Мальчишка помотал головой:

– Я тут случайно. Мы шли в Хорум, но в пути на нас напали хишимерцы. Всех схватили, только я остался. Теперь иду один.

– Понятно, – все так же равнодушно произнес путник.

Хишимерские отряды и в самом деле частенько совершали набеги на земли, лежавшие между Хишимерским царством и Арамеей, ставшие с падением Ногарской империи практически ничьими. Старики, еще помнившие поход арамеев к побережью, рассказывали, будто сам Хорруг поклялся взять степи под свою защиту. Однако после смерти первого арамейского императора его последователи быстро забыли обещание своего повелителя, и на обширной территории к полуночи от новой империи установилось безвластие. Этим и пользовались вожди воинственных хишимерских племен с негласного одобрения своего царя. В последнее время их набегам стали подвергаться и селения арамейских пограничных провинций. Крестьяне целыми поселениями покидали свои земли, но не всем удавалось избежать пленения, многие переселенцы попадали в хишимерское рабство. Даже кочевники-гипиты, сильное некогда сообщество степных племен, бросавшее вызов самой империи ногаров, вынуждены были откочевать на закат, не выдержав противостояния с хишимерскими грабителями. Утерянные в стычках гиппарионы степняков сбивались в дикие табуны, что вытаптывали посевы, добавляя еще больше бед местным крестьянам.

– Пошла, – скомандовал путник своей кобыле.

Копыта снова неспешно зашуршали по скошенной желтеющей траве.

– Не бросай меня! – умоляюще крикнул мальчишка ему вслед.

Путник равнодушно пожал плечами:

– Ты не вещь, чтобы брать тебя или бросать. Человек волен идти, куда он хочет.

Мальчишка поежился, скосил глазами по сторонам, вытянул из стога рваный шерстяной плащ, накинул его на плечи и неуверенно зашагал вслед за путником.

* * *

Один из телохранителей спрыгнул с седла и схватил повод гиппариона своего повелителя. Царь Орангер медленно спустился на землю.

Поездка была недолгой, всего лишь за ворота столицы Хишимерского царства. Некогда этот каменный город, воздвигнутый на границе полночных лесов и бывших ногарских равнин, излучал свет. Ныне же от его стен веяло мрачностью, город словно подавлял своей угрюмостью. Вышедшие из лесов несколько десятилетий назад лесные племена, покорили город-царство Дромидию и перебили всех жителей. Копоть тех давних пожаров словно навсегда въелась в стены, превратив белый камень в темно-серый. Служители Тота, утверждали, что сам бог Смерти, окрасил город в мрачные оттенки, сокрушив прежний культ и явив последователям свое величие и могущество. Построившие на руинах Дромидии новое царство хишимерцы уничтожили всякое напоминание о прежних хозяевах и даже дали городу новое имя.

За стенами Мархаба раскинулся еще один город – походный. Пестрели палатки, топорщились опорные жерди шалашей, вились десятки дымков походных костров. Со всего Севера к Мархабу стягивались наемники, польстившись на солидную плату, обещанную царем Орангером. Даже среди собственных воинов правителя Хишимера никто не догадывался, что царская казна абсолютно пуста, а щедрые обещания царь раздает, лишь надеясь на богатую добычу в предстоящем походе. Однако посулы были столь убедительны, что в желающих обагрить свои клинки чужой кровью недостатка не наблюдалось.

Почти никто не сомневался, что удар нацелен на Арамею, но в открытую об этом не говорилось. Молчал и сам царь, никто не знал, когда же войско, наконец, выдвинется к побережью. Новые отряды наемников все прибывали, располагаясь разношерстным табором вокруг Мархаба. В ожидании обещанной награды наемники пользовались разрешением царя Орангера на грабежи пограничья и окрестных лесных поселений.

– Подошли еще полсотни бойцов, – сообщил царю один из племенных хишимерских вождей.

– Кто? – спросил Орангер.

– Лесные дикари, – пренебрежительно ответил вождь.

Войско и впрямь по большей части напоминало дикую орду, особенно наемники из далеких полночных лесов, одетые в шкуры и вооруженные бронзовыми топорами, рогатинами, даже дубинами.

– А эти откуда? – поинтересовался царь, обратив взор на приближавшегося всадника в помятой бронзовой броне, за которым следовали строем два десятка воинов.

Вожди переглянулись, некоторые пожали плечами, один произнес:

– Его зовут капитан Кетаннос. Я встретил его на пограничье.

– Ногарец? – удивился царь

Приблизившись, предводитель ногарского отряда спешился и снял шлем. Был он уже далеко не молод и лицом не походил ни на одного представителя племен, обосновавшихся на равнине между полночными лесами и побережьем, как и его бойцы.

– Приветствую тебя, царь Орангер, – произнес воин.

– Мне сказали, ты воин Ногары, это так? – спросил правитель Хишимера.

– Да, я капитан Кетаннос, – подтвердил воин.

– Слышал я, что все ногарцы давным-давно ушли на восход, – заметил царь.

– Не все, как видишь, – ответил Кетаннос.

– И что же заставило тебя остаться? – с усмешкой поинтересовался Орангер.

– Я сражался за эту землю против арамейцев, но проиграл. Тем не менее, готов сразиться снова.

– Хочешь стать наемником? – снова усмехнулся царь. – С чего ты взял, что я собираюсь воевать с Арамеей?

– Никто не собирает большую армию без причины, – заметил ногарец. – Других достойных противников у тебя нет, нетрудно догадаться.

– Хорошо, что не все такие догадливые, – процедил Орангер. – А скажи-ка мне, ногарец, ради чего ты готов сражаться? Я не верну тебе твою Ногару.

– Империя умерла и более не возродится. Мое прошлое умерло вместе с ней. Теперь я наемник и собираюсь продать свой клинок тебе. Дорого продать.

– С чего ты взял, что я заплачу тебе больше, чем остальным?

– С того, что без меня твоя армия не пройдет дальше Хорума.

Царь нахмурился:

– Объяснись.

– Твое войско – бестолковое стадо баранов, так же, как и их предводители.

Племенные вожди гневно взроптали, одновременно лязгнули несколько клинков, вылетая из ножен. Ногарский капитан даже не повел и бровью. Орангер вскинул руку, повелительным жестом останавливая оскорбленных вождей.

– Ты слишком дерзок, ногарец, – сурово заметил царь.

– Правда всегда звучит дерзко, – ответил Кетаннос. – Но лживая лесть не в моих привычках, да и тебе не пойдет на пользу.

Орангер усмехнулся и произнес:

– От полночных лесов до самого Круглого моря хишимерцы считаются лучшими бойцами.

– Именно поэтому вам понятнее язык меча, а не слов, – кивнул Кетаннос.

Он положил ладонь на рукоять меча:

– Пусть твои воины сразятся с моим отрядом, и ты сам все увидишь, царь.

– Позволь моим бойцам сбить спесь с этого ногарского вояки, – попросил один из вождей, хищно оскалившись.

– Да будет так, – кивнул царь, вновь усмехнувшись. – Развлечемся.

Кетаннос надел шлем и отступил к своим солдатам, строй тут же сомкнулся, вкруговую ощетинившись копьями и мечами. Вождь, вызвавшийся наказать бывшего ногарского капитана за дерзкие речи, во главе полусотни своих воинов устремился вперед.

Приготовившихся к продолжительному зрелищу Орангера и его свиту ожидало разочарование, бой продлился недолго. Ногарцы почти не нарушили строй, при этом атака хишимерцев захлебнулась мгновенно, а вскоре их предводитель лежал среди мертвых тел своих воинов, чувствуя у своего горла лезвие кинжала, а на груди колено Кетанноса. Не отпуская вождя, ногарский капитан взглянул на царя.

– Я увидел достаточно, – произнес Орангер. – Оставь его жизнь мне, ногарец.

Кетаннос поднялся, спрятал оружие в ножны.

– Твои воины и в самом деле знают свое дело, – с уважением признал царь Орангер.

– А твои – не очень, – ответил Кетаннос.

– Не забывайся, – нахмурился Орангер. – Я ценю воинов за их мечи, а не за длинные языки. Говори только по делу.

– Хишимерцы хорошие бойцы, спору нет, – произнес Кетаннос, прямо глядя царю в глаза. – Но бьетесь вы каждый сам по себе. То, что годится для небольшой стычки с малым отрядом, абсолютно неприемлемо для крупного сражения. Арамейцы уже давно не те лесные воины, с которыми бились ваши деды. Я видел Хорруга так же, как тебя, царь, я был одним из последних воинов, защищавших столицу Ногарской империи, я знаю, как воюют арамейцы. Хорруг был истинным полководцем, он создал сильную армию. Пусть нынешний арамейский император слаб, но живы еще многие полководцы, пришедшие с Хорругом на побережье. Оставаясь просто вооруженным стадом, вы, может быть, одолеете отряды князей пограничья, но против арамейской армии вам не устоять. Твои воины должны научиться сражаться единым строем, кроме того, им понадобятся доспехи и вооружение, особенно северным наемникам. И придется освоить осадные орудия, без них не взять крупные крепости.

– Не доверяй чужеземцу, царь! – прорычал один из вождей.

Орангер вновь вскинул руку:

– Я нанимаю этого ногарца. Вы будете слушаться его во всем, если не хотите окончить свои дни на алтаре Тота. Капитан Кетаннос, я поручаю тебе обучить моих воинов. К весне у меня должна быть армия не хуже арамейской.

* * *

Колонна из двух десятков всадников втянулась в распахнутые ворота Хорума. Под предводительством своего князя, правителя города и всей Велихарии, всадники проследовали до княжеского дворца.

Разрушенная во времена Хорруга и частично восстановленная арамейцами бывшая резиденция ногарских царьков выглядела угрюмо. При последнем ремонте окна в каменных стенах значительно уменьшились в размерах, а кое-где и вовсе пропали, разбитые стекла заменили деревянные ставни. Новая неумелая кладка резко отличалась от той, что сложили некогда ногарские каменщики, кое-где появились пристройки, полностью нарушившие первоначальный архитектурный замысел, исчезла каменная открытая терраса при входе, ее заменило широкое деревянное крыльцо, привычное для арамейских теремов. Когда-то заложенный фонтан во дворе так и остался грудой камней, обвалившиеся канавы поросли бурьяном. Полуобвалившуюся ограду княжеской резиденции также затянули сорняки.

Впрочем, и весь город давным-давно утратил радужные краски – покосившиеся строения, грязные улочки, обвалившиеся ограды. Виной тому была не столько минувшая столетняя война, опустошившая берега Круглого моря, сколько непрестанные грабительские набеги на пограничье со стороны Хишимерского царства, набиравшего силу и демонстрирующего свою мощь ближайшим соседям. Жители, кто мог, давно покинули родные края, оставшиеся едва сводили концы с концами, не в силах наполнить княжескую казну должным образом.

На ступенях крыльца князя Литария встретил его сын Атрий.

– Снова приходили ходоки, – сообщил Атрий отцу. – Жаловались на разбой хишимерцев и просили защиты. Я велел прогнать их.

– Хишимерцы подбираются все ближе к Хоруму, – мрачно произнес Литарий, спускаясь с седла. – Многие поселения разорены, крестьяне не в состоянии пережить зиму. Всю Велихарию ждет голод. Стоит проявлять больше участия к нуждам наших людей, сын мой.

– Что толку вздыхать из-за каждого обиженного крестьянина? – отмахнулся Атрий. – Все пограничье разграблено. Вернулись разведчики из дальних дозоров, хишимерцы обирают не только нас. Поселения Ритании и Легардии также подвергаются набегам, хотя и в меньшей степени.

Воины приняли щит и копье князя, увели его гиппариона в конюшню. Литарий и Атрий прошли в большой трапезный зал, самое просторное помещение во всей резиденции.

– Не будь таким пренебрежительным к нашим крестьянам, – предостерег сына Литарий. – Ногарская равнина досталась нам вместе с людьми, что жили тут всегда, и сам Хорруг завещал арамейским воинам беречь мирных жителей, принявших власть Арамеи. Велихария – это не только земля, но и люди. Не станет их, тяжело придется и нам.

– Мы должны дать бой хишимерцам, – решительно произнес Атрий. – Довольно терпеть их грабежи. Иначе совсем скоро здесь не останется никаких людей, ни велихарийцев, ни арамейцев.

Князь потеребил свою седеющую бородку и покачал головой:

– Мы не сможем противостоять армии хишимерцев, их сила очень велика.

– Так что же? Нам просто покориться? Отдать все без боя?

Князь обнял сына за плечи, заглянул ему в глаза и произнес:

– Хишимерцы неспроста так усердно грабят пограничье. Они готовятся к войне. Хишимерцы ослабляют нас и усиливаются сами. Думаю, не позднее весны армия хишимерского царя вторгнется в Велихарию и Хорум падет. Даже если соберем всех, кто в состоянии сражаться, нам просто нечем вооружить своих людей. С кольями в руках не остановить вооруженную армию. Хишимерцы всегда были отличными воинами и их очень много. Столетняя война обошла стороной их племена, царство хишимерцев слишком могучий противник. К тому же, ты сам слышал, говорят, в Мархаб стягиваются наемники со всех полночных земель.

– Отправь еще раз гонца к императору, – послышался позади девичий голосок. – Попроси у него помощи.

Литарий обернулся, в дверях стояла его дочь Иррея.

– Опять уши греешь, – нахмурился князь. – Заняться нечем?

– Отправь гонцов, – требовательно повторила девушка.

Князь покачал головой:

– Император уже ясно дал понять, что не собирается вступать в войну.

– Даже под угрозой потери всех пограничных провинций? – недоуменно спросила Иррея.

Литарий тяжело вздохнул. Обхватив себя за плечи, он прошелся вдоль стены, остановился у окна:

– Когда-то Хорруг пообещал всем жителям этих земель свою защиту. Но он увел свою армию на побережье, а его сын, как и многие князья, предпочитает не вспоминать клятву отца. Он скорее дождется, пока хишимерская армия подойдет к стенам Орамоса, чем сам выступит в поход.

– Значит, мы должны убедить императора, – произнес Атрий.

– Невозможно убедить того, кто не слушает, – снова вздохнул Литарий.

– И все-таки, мы должны попробовать еще раз, – убежденно повторила Иррея. – Если император не желает слушать тебя, нужно убедить того, кого он станет слушать.

– И кого же, например? – с усмешкой поинтересовался отец.

– Верховного жреца.

– Я согласен с Иреей, – поддержал сестру Атрий. – Отец, один из наших воинов, бежавший из хишимерского плена, сегодня встретил здесь в Хоруме человека и узнал в нем жреца Тота. Я приказал пока не трогать его, но мы присматриваем за ним. Если схватить черного жреца и как следует допросить, он наверняка что-нибудь поведает о планах своего царя.

– Предлагаешь отправить его в Орамос? – спросил князь.

– Именно так, – подтвердил Атрий.

Князь ненадолго погрузился в размышления, поглаживая ладонью бородку. Атрий и Иррея молча ожидали его решения. Наконец, Литарий поднял взгляд на своих детей и произнес:

– Да будет так. Захвати черного жреца, сын мой. Мы допросим его, и если сведения будут ценны, ты лично доставишь пленника в Орамос верховному жрецу Дромидиона.

Атрий согласно кивнул:

– Я сделаю это, отец.

– Отправь гонцов к князьям Легардии и Ритании, – посоветовала отцу Иррея. – Их княжества в такой же опасности, как и наше. Пока не придет помощь из Орамоса, нам лучше держаться вместе.

Литарий хмыкнул, окинул девушку взглядом и заметил:

– Тебе следовало бы сейчас подумать о другом. Князь Кадоний присылал сватов, но до сих пор не получил ответа.

Иррея насупилась:

– Я еще не готова дать ответ.

– От тебя этого и не требуется, – сурово ответил отец. – Он ждет его от князя. А тебе мое решение известно. Ваш союз был оговорен с его отцом еще при вашем рождении, пришла пора исполнить уговор. Хватит тянуть время. Я не стану выдавать тебя замуж против воли, но ты не говоришь ни да, ни нет. Что же я должен сказать твоему жениху?

– Мне казалось, вы неплохо ладите с Кадонием, – произнес Артий. – Откуда твоя нерешительность, сестра?

– Дай мне еще немного времени, отец, – попросила девушка.

– Будь по-твоему, – кивнул Литарий. – По крайней мере, нам будет, о чем поторговаться. Тяжелые времена близятся, а князь Кадоний слишком своенравен, его всегда было тяжело убедить в чем-либо без хорошей приманки. А приманка хороша.

Он прищелкнул языком, окинув взглядом стройную ладную фигурку дочери. Девушка озорно блеснула глазами.

* * *

Путник тяжело опустился за стол в углу общего зала трактира и привалился спиной к стене. Каждое его движение было медлительным и ленивым, словно давалось с трудом. В холодных бесцветных глазах читалось безграничное равнодушие ко всему окружающему.

Свой обнаженный меч он положил на стол, рукоятью под правую руку.

– Можно, я сяду с тобой? – робко попросил мальчишка.

Он так и следовал за путником от разгромленного поселения до самого Хорума и, даже оказавшись в городе, не отставал ни на шаг.

Путник равнодушно пожал плечами:

– Мне ты не мешаешь, парень.

Мальчишка осторожно примостился на краешке скамьи напротив. Свою шапку он не стал снимать, только поправил торчащие из-под нее в разные стороны волосы.

– Чего изволит господин? – осведомился подбежавший трактирный слуга, с сомнением окинув взглядом посетителя, похожего на нищего бродягу.

Лишь тускло поблескивавший сталью меч гостя внушал некоторое доверие в его платежеспособность, в этих землях люди, владеющие клинком, как правило, никогда не оставались без гроша в кармане. А уж как они зарабатывают на жизнь, честным наймом или кровавым разбоем, это трактирщиков не интересовало.

Путник развеял последние сомнения, ударив о столешницу серебряной монетой:

– Мяса и вина!

– Будет сделано, – заверил слуга, ловко смахнув монету со стола.

В ожидании трапезы путник сидел неподвижно, вонзившись взглядом в дверь на противоположной стороне. Мальчишка молчал, словно опасаясь потревожить спутника, лишь украдкой поглядывал на него. Нашедший его незнакомец по виду значительно отличался от жителей побережья. Светлые, почти белые волосы, коротко и неровно обрезанные, явно ножом, такая же светлая бородка, бесцветные глаза, резкие и грубые черты лица, будто вырубленные из куска дерева. Даже фигурой путник напоминал дуб, коренастый и крепкий, с длинными узловатыми руками. Кроме того, его отличала необыкновенная холодность. За все время пути до Хорума, мальчишка не увидел ни одного проявления хоть какой-нибудь эмоции. Голос путника был равнодушен и спокоен, а пустой взгляд словно проникал сквозь людей и предметы, не останавливаясь ни на чем. Создавалось впечатление, будто разумом этот человек где-то бесконечно далеко, но вместе с тем появлялось странное ощущение, что он видит и замечает все, даже то, что происходит за спиной или вообще за стеной.

Людей в трактире было довольно-таки мало, что, впрочем, не удивляло – местные жители, едва сводившие концы с концами, сюда захаживали редко, среди проезжих тоже было немного состоятельных людей, в основном крестьяне из разоренных поселений, отправившиеся в путь в поисках лучшей доли. Некогда торговые пути соединяли этот город не только с побережьем, но и с городами Старой Ногары и племенами подгорных степей близ Маграхира. Ныне же половина земель на восходе обратилась в безжизненную пустыню, старые тракты заросли лесом, где хозяйничали разбойничьи шайки, отряды хишимерцев и харберов – торговые караваны стали редкостью в Хоруме.

Через некоторое время слуга поставил перед гостем чашку вареной телятины и кружку вина. Поймав на себе недоверчивый взгляд слуги, мальчишка поспешно сообщил:

– Я с ним.

Поскольку со стороны мужчины не последовало никаких возражений, слуга пожал плечами и удалился.

Путник принялся разламывать вареное мясо руками. Глядя ему в рот, мальчишка сглотнул и сообщил:

– Меня Кори зовут.

– Мне все равно, – равнодушно отозвался мужчина. – Я никак не собираюсь тебя звать.

Мальчишка снова сглотнул, провожая взглядом кусок мяса, отправившийся в рот спутника, и спросил:

– Можно мне пойти с тобой?

– Ты ведь шел в Хорум, – напомнил мужчина. – Мы в Хоруме. Так какого дьявола ты прилепился ко мне?

– Мои односельчане шли в Хорум, я шел с ними, – уточнил Кори. – Я сирота, мне некуда идти. Один из соседей разрешал мне помогать ему, он кормил меня, – Мальчишка вздохнул и тихо добавил: – Но его убили.

– И теперь ты решил, что тебя буду кормить я? – поинтересовался мужчина.

Если бы не равнодушный голос, лишенный каких бы то ни было оттенков, можно было бы подумать, что он иронизирует.

– Я буду чистить твою лошадь, – пообещал Кори.

– Она не жалуется.

– Я буду стирать твою одежду, – не отступался мальчишка.

– Я тоже не жалуюсь, – все так же равнодушно ответил путник. – А тебе, для начала, не помешало бы постирать свою. Под твоей шапкой наверняка уже завелись вши.

Мальчишка смутился и поправил свою войлочную шапку, в очередной раз попытавшись спрятать под нее торчащие в разные стороны соломенные волосы.

– У меня нет вшей, – обиженно пробормотал он.

Путник отломил кусок мяса, протянул мальчишке.

– Держи, и оставь меня. Мне не нужна компания, заботься о себе сам.

На ночлег путник расположился под навесом конюшни неподалеку от своей лошади, устроив себе ложе на охапке соломы. Кори не последовал за ним, видимо, поняв, наконец, что странник совсем не рад его обществу.

Среди ночи вокруг конюшни замаячили несколько теней. Один из гиппарионов у коновязи встревожено фыркнул, но почти сразу успокоился.

Через мгновение на ложе путника опустилась сеть.

– Не убейте, – предупредительно шепнул кто-то.

С разных сторон тени одновременно устремились под навес. Однако того, за кем явились ночные гости, не оказалось на месте, он появился совсем с другой стороны. Отточенная сталь рассекла воздух, один из налетчиков опрокинулся навзничь, затем еще двое с хрипами упали на солому.

– Не убивать! – снова послышалось предупреждение. – Взять живым!

Теперь предводитель налетчиков уже не таился и отдавал приказы в полный голос.

– Не успеваю по тебе соскучиться, Гишер, – громко произнес путник, ударом клинка ломая ребра очередному противнику. – Все никак не угомонишься?

Голос его был спокоен и равнодушен, как обычно, разве что дыхание слегка участилось. При этом он разил своих врагов из темноты молниеносно и безжалостно.

– Ты все равно вернешь нам нашего бога! – то ли потребовал, то ли пообещал предводитель налетчиков, предусмотрительно отбежав подальше назад.

В этот момент послышался звонкий голос:

– Это здесь!

Из-за угла трактира выбежали несколько человек, двор конюшни озарился светом факелов.

– Жреца взять, остальные не нужны, – прозвучал приказ из темноты.

После недолгого сопротивления оставшиеся в живых налетчики полегли под ударами мечей незнакомых воинов. Гишер скрипнул зубами от боли в суставах, когда двое дюжих парней в кожаных доспехах лихо заломили ему руки за спину.

Предводитель воинов осветил путника факелом. Тот по-прежнему был подобен холодному равнодушному камню, однако меч в его руке явно был готов в случае необходимости обратиться на новых противников.

– Я Атрий, мой отец Литарий, князь Велихарийский, правитель Хорума, – назвался молодой воин. – Ты кто такой?

– Странник, – небрежно ответил путник. – У меня отца нет.

– Ты похож на каданга, – произнес молодой княжич, внимательнее вглядевшись в грубые черты лица бродяги. – Нечасто встретишь вас в наших краях. Но о тебе я, вроде, слышал. Как тебя зовут?

Каданг не спешил с ответом.

– Ну?! – повысил голос Атрий.

Вместо бродяги ответил жрец. Приподняв голову, он прохрипел:

– Его имя Тангендерг, он предназначен моему богу.

Тяжелая оплеуха заставила его вновь опустить голову.

– Да, именно о тебе я и слышал, – произнес Атрий, внимательно рассматривая каданга при свете факелов. – Здесь что делаешь?

– Странствую, – все так же равнодушно и нехотя отозвался путник.

– Почему эти на тебя напали? – продолжал допрашивать Атрий, держа левую ладонь на гарде[4] меча.

Кивком он указал на мертвые тела ночных налетчиков.

– Спроси у него, – Тангерденг в свою очередь кивнул на скрюченного жреца.

– Спрошу, – сурово пообещал Атрий. – Что ж, можешь странствовать дальше, странник.

В сопровождении своих воинов княжич покинул двор. Гишера потащили словно куль с мукой, убитых оставили заботам трактирщика.

– Это я их привел, – робко подал голос из темноты Кори. – Я видел, как разбойники подбирались к тебе, и позвал стражу.

– Эти парни знали, кого ищут, – возразил Тангендерг. – Они явились бы и без твоей подсказки. В любом случае, мне не нужна помощь, так что благодарности не жди.

На рассвете Тангендерг покинул Хорум. Он сидел на крупе своей косматой лошадки в привычной позе, подогнув одну ногу и держа меч на колене. Каданг не оглядывался, но точно знал, что Кори следует за ним.

* * *

Бронзовые клинки в очередной раз скрестились, металлический звон эхом отразился от каменных стен. Двое мальчишек сошлись в схватке.

Стоя в стороне с обнаженным мечом в руке, царь Орангер наблюдал за учебным поединком своих сыновей. Старшему совсем недавно исполнилось шесть лет, младшему лишь несколько недель осталось до пяти. Оба готовились стать настоящими воинами, как и подобает будущим преемникам царя. Кто из них заменит Орангера на царском троне, ведомо одной лишь судьбе. Скорее всего, в борьбе за власть один убьет в поединке другого, а быть может, обоих ждет смерть от более сильного претендента. Именно так поступил и сам Орангер, перебив всех наследников предыдущего правителя, своего дальнего родственника Азгадера, включая малолетних детей. Таковы традиции, такова жизнь, власть берет сильнейший.

Наблюдая за поединком сыновей, Орангер подумал, что, несмотря на малый возраст, младший, все-таки, обладает большей сноровкой. Старший недостаточно времени уделяет тренировкам, гораздо более его влечет учение жрецов, поклоняющихся Тоту, мрачному покровителю Хишимерского царства. Пожалуй, по достижении совершеннолетия, он вполне может возглавить служителей культа, но пока его судьбой распоряжается отец. Орангер же, как и многие племенные вожди, еще помнившие традиции лесного народа, предпочитал магическому слову острый клинок.

Несмотря на свое настороженное отношение к темному культу, Орангер все же признавал его необходимость. Свирепое и злобное божество, некогда призванное предками в покровительство, помогало удерживать в повиновении воинственных подданных. Вольница независимых когда-то родовых общин все более сменялась слепым подчинением племенным вождям и верховному правителю. Удручало лишь то, что и сам царь, принимая на себя бремя власти, оказывался под неусыпным контролем божества, что в буквальном смысле держало за глотку правителя поклоняющегося ему народа. Взойдя на трон, Орангер принял на себя и обязательство вернуть богу его утраченное сердце. Жрецы не способны ни на что, держать ответ за все в случае неудачи перед ликом свирепого покровителя придется ему, царю Орангеру.

Низкая дверь скрипнула ржавыми петлями, в тренировочный зал вошел Кетаннос. Бросив взгляд в его сторону, царь Орангер два раза ударил рукоятью кинжала в висевший рядом на стене щит. Услышав этот сигнал, сыновья остановили поединок и опустили клинки.

– Отдыхать, – распорядился царь.

Поклонившись отцу, мальчики повесили мечи на стену и покинули тренировочный зал.

Снова обратившись взглядом к ногарцу, царь произнес:

– Пожалуй, стоит казнить кое-кого из стражников. Ты гуляешь по моему дворцу, как у себя дома.

– Лучше избавься от вождей, – посоветовал Кеттанос. – Пока в твоей армии существуют родовые отряды, самой армии не будет.

Царь нахмурился:

– Я нанял тебя, чтобы ты обучал моих воинов, а не лез со своими советами в устои моего народа.

– Воинов обучить можно, а как обучить армию, если каждый предводитель племенного отряда считает себя полководцем? Они тянут твое войско в разные стороны. Глядя на них, и северные наемники забывают о дисциплине. Я знаю устои твоего народа, не говори, что дорожишь племенными вождями, каждый из них в любой момент всадит тебе нож в спину.

– Не забывайся, ногарец! – свирепо прорычал царь. – Когда придет время, я сам разберусь с вождями, мне не нужны междоусобные распри. Занимайся своим делом, и не лезь в то, что тебя не касается. Убирайся!

Кетаннос скрипнул зубами, развернулся и вышел из зала.

Оставшись в одиночестве, царь Орангер дал волю чувствам и со всей силы всадил острие кинжала в висевший на стене щит. За свою непомерную дерзость ногарец когда-нибудь поплатится, но пока он нужен, и необходимость сохранять ему жизнь приводила царя в еще большую ярость. Более всего раздражала правота наемника. Древние устои мешают продвигаться вперед, но племенные вожди слишком сильны, от них просто так не избавишься. В свое время Хорруг, ставший воплощением вечного противника всего хишимерского народа, избавился от неугодных ему арамейских князей, отправив их в битву на верную смерть. Быть может, в предстоящей войне и Орангер сможет тем же способом укрепить собственную власть. Лишь бы удержать эту самую власть до весны.

* * *

– Привал! – объявил Атрий, натянув поводья. – На ночь остановимся здесь.

Перелески Велихарии остались позади, впереди простирались бывшие ногарские, а ныне арамейские равнины. Здесь уже не чувствовалось опасное соседство, так далеко хишимерские грабители пока не забирались, встреченные по дороге поселения вели вполне сносную мирную жизнь.

Атрий спешился первым. Сумерки сгущались довольно быстро, ночь обещала быть безлунной. Воины принялись разбивать лагерь. Одни повели гиппарионов на водопой к ручью, другие принялись распаковывать припасы, разбили палатки, разложили костер.

Связанного Гишера, лежавшего поперек седла, бесцеремонно свалили на землю. Ударившись, жрец глухо простонал.

– Сюда его, – распорядился молодой предводитель отряда. – Пусть будет на виду.

Один из воинов схватил Гишера за шиворот и швырнул к ногам Атрия.

После пыток, перенесенных в застенках Хорума, все тело жреца ломала одна сплошная боль. Три дня его постоянно жгли раскаленным металлом, выкручивали руки на дыбе, ломали ребра, пальцы на руках и ногах. Теперь каждое движение, каждый вздох порождали боль. Впереди наверняка ожидали новые пытки. Князь Литарий многое узнал на допросе о планах хишимерского царя, но император пожелает узнать еще больше. И без разницы, что жрецу больше нечего добавить, его будут пытать, пока сердце не остановится от жестоких мучений. Но даже не сама смерть как таковая страшила Гишера. Он не считал, что предал своего государя, арамейцы не узнали от него ничего нового, лишь утвердились в своих подозрениях. Более пугало то, что он не сумел исполнить возложенную на него миссию, а за это ожидала кара более суровая от самого Тота, перед ликом которого суждено предстать каждому служителю темного культа после смерти.

Разгоревшийся костер обдал жаром. Жрец поднял взгляд.

– Что смотришь? – недружелюбно спросил Атрий.

– Пытаешься спасти княжество своего отца? – прохрипел жрец. – Думаешь, арамейский император защитит твою Велихарию?

– Дайте ему по ребрам, чтоб заткнулся, – приказал Атрий.

Один из воинов пнул Гишера в бок, тот содрогнулся, выхаркнув сгусток крови.

– Если так пойдет дальше, я могу не дожить до встречи с твоим императором, – хрипло заметил жрец, когда снова смог заговорить.

– Тогда пореже открывай свою поганую пасть, – хмуро посоветовал Атрий.

– Мне нет особого смысла цепляться за жизнь, мы оба знаем, что из Орамоса мне не выйти живым. Но ты можешь спасти княжество твоего отца. Ты ведь понимаешь, война все равно будет, ее уже не остановить, наши воины выжгут все пограничье дотла. Твою Велихарию может миновать такая участь.

– Завязать ему рот? – спросил один из воинов.

– Подожди, – остановил его Атрий. – Ты хочешь предложить сделку? Что взамен? Наши души для твоего темного бога?

Лицо Гишера скривилось в ухмылке, но вместо смеха из глотки вырвался кашель, на губах выступила кровь. Собравшись с силами, он произнес:

– Гордые арамейцы никогда не отдадут свои души во власть Тота, вы слишком преданы Дромидиону, этому жалкому скопищу слабых божков.

– Не богохульствуй, – грозно предупредил Атрий. – Чего ты хочешь, жрец?

– Одного человека. Всего лишь одного за целое княжество.

Атрий приблизился к пленнику, присел рядом на корточки, схватил за волосы и запрокинул ему голову.

– Бродяга с постоялого двора с мальчишкой, – догадался Атрий. – На него ты охотишься, для этого нанял банду головорезов.

– Наконец-то сообразил, – прохрипел Гишер.

Пламя костра отразилось в зрачках жреца насмешливыми огоньками, а окровавленные губы снова скривились в ухмылке. Именно так показалось Атрию, хотя, скорее всего, это была лишь гримаса боли. Парень сжал пальцы, еще крепче стянув в кулак волосы Гишера, жрец отозвался коротким глухим стоном.

– Зачем тебе бродяга? Что в нем такого?

– Так ли уж это важно, если за счет него ты можешь спасти свою Велихарию?

Свободной рукой Атрий вытащил из костра пылающую головню и поднес к лицу жреца. Пламя опалило остатки бородки служителя культа, утраченной в огненных пытках в темнице Хорума.

– Я спрашиваю, ты отвечаешь, – произнес Атрий. – Я без всякого сожаления выжгу тебе глаза, можешь не сомневаться.

– Не сомневаюсь, – прохрипел Гишер.

В застенках Хорума он на собственной шкуре испытал, насколько бессмысленно ожидать милосердия как от самого князя Литария, так и от его сына.

– Тогда говори, – потребовал Атрий.

Для пущей убедительности он приблизил головню к уху жреца, опалив волосы. Гишер дернулся и поспешно прохрипел:

– Он вернет сердце Тоту.

– Я слышал историю про Хорруга и Тота, – кивнул Атрий. – При чем здесь бродяга?

– Его кровь откроет нашему богу врата в мир живых.

– И тогда вы напоите своего бога на́шей кровью, – процедил Атрий сквозь зубы.

Головня коснулась щеки жреца, Гишер вскрикнул.

– Если ты отдашь бродягу нашему храму, царь Хишимера пощадит твое княжество, – пообещал Гишер.

Атрий поднялся и презрительно толкнул жреца подошвой сапога в лицо:

– Трусливая мразь.

От бывалых людей он слышал много историй о разных служителях религиозных культов, в том числе и о жрецах Тота, которые во имя своей веры претерпевали немыслимые мучения, заслуживая уважение противников и благоговейное почитание последователей. Этот же был совсем не таков и свою шкуру явно ценил намного выше преданности культу.

– Где сейчас бродяга? – спросил Атрий, бросив головню обратно в костер. – Я знаю, вы, жрецы, умеете находить то, что вам нужно, особыми способами.

– Это значит, что мы договорились? – осведомился Гишер.

– Это значит, что я хочу знать, где сейчас бродяга каданг.

– Не стоит доверять ему, – заметил один из воинов.

– Знаю, – кивнул Атрий. – Давай на первое время договоримся так, жрец, ты поможешь отыскать бродягу, а я сохраню тебе жизнь.

– Жизнь мне ты и так сохранишь, – отозвался Гишер. – Ты не для того повез меня в Орамос, чтобы прирезать в степи.

– Умен, – заметил Атрий. – А для такого трусливого червяка еще и неразумно болтлив. Ты прав, твоя жизнь мне пока нужна, чтобы предать ее власти императора, – Он опустил сапог на лицо жреца, прижав его щекой к земле так, что хрустнули шейные позвонки, и продолжал: – Но может статься, что ты будешь совсем не рад жизни.

Жрец скривился, коротко простонал, затем хрипло пробормотал:

– Я укажу, где искать бродягу каданга.

Атрий убрал ногу. Жрец приподнял голову и потребовал:

– Развяжи меня.

Атрий кивнул своим воинам, те распутали кожаные ремни на запястьях и щиколотках пленника. Гишер с трудом сел на земле, разминая конечности. Тут же веревочная петля сдавила горло, а в скулу впилось острие кинжала.

– Один неверный шаг, и я отрежу тебе все, что только можно отрезать, – предупредил Атрий.

– Ты очень убедителен, – прохрипел жрец. – Дай мне встать. Я должен отойти от костра, мне нужна темнота.

Атрий натянул веревку и рывком поднял жреца на ноги. Петля едва не задушила Гишера, он снова захрипел, пытаясь негнущимися распухшими пальцами ослабить удавку.

– Я тебя предупредил, – грозно повторил Атрий. – Идем.

Он толкнул жреца в спину, направив его в степь, уже укрытую ночью.

* * *

Рваный шерстяной плащ потяжелел от впитавшейся влаги и давил на плечи. По спине то и дело струйками стекала скопившаяся вода, заставляя Кори содрогаться от озноба. Пожелтевшая трава цеплялась за ноги, стряхивая капли на штанины, босые ступни замерзли и неприятно ныли.

На пограничные степи надвигалась зима. Далеко на полночи леса заметало снегом, здесь же, между морским побережьем и полночными лесами, наступал сезон холодных нудных дождей. С утра северный ветер нагонял тучи, к вечеру небо совсем скрылось за тяжелой свинцовой пеленой, ранние сумерки заморосили дождем. Вернее, это был даже не дождь, а мелкая водяная пыль, словно повисшая в воздухе.

Тангендерг ехал в двух десятках шагов впереди. Похоже, ни он сам, ни его понурая кобыла не испытывали никаких неудобств из-за непогоды. По крайней мере, на поведении обоих это никак не отразилось. Тангендерг все так же сидел в своей привычной позе, закрыв глаза и держа во рту свое дурманящее снадобье из мелко покрошенных и высушенных грибов. Короткие светлые волосы каданга слиплись в сосульки, скопившаяся вода стекала на спину под облезлую безрукавку из шкуры степного волка, но путника это ничуть не трогало. Его кобыла, и без того представлявшая собой жалкое подобие гиппариона, теперь выглядела еще более нелепо. Грива и хвост слиплись сосульками, как и волосы ее хозяина, склонив голову к самой земле, кобыла неспешно перебирала копытами, абсолютно безучастная к своей судьбе и всему остальному миру.

На протяжении всего пути Тангендерг совсем не разговаривал с Кори, казалось, даже не замечал его присутствия. Наконец, мальчишка решился сам обратить на себя внимание спутника. Догнав кобылу, он произнес:

– Холодно.

Тангендерг не отозвался.

– Где заночуем? – спросил Кори.

Не открывая глаз, Тангендерг процедил сквозь зубы:

– Лучше тебе было оставаться в Хоруме.

– Ты сам сказал, что я не вещь и могу идти куда хочу, – напомнил Кори.

– Тогда иди молча. Я не звал тебя с собой.

Кори снова поотстал. Через некоторое время кобыла вышла на раскисшую от дождя дорогу. Наконец, она остановилась перед большим полуразвалившимся строением. Глинобитые стены частично обвалились, обнажив каркас из кривых жердей, в крытой соломой крыше кое-где чернели провалы.

Тангендерг спрыгнул в лужу, сплюнул свою жвачку, отодвинул большой створ и завел лошадь под крышу. Как и в большинстве жилищ обитателей степи, этот большой дом совмещал в себе под одним кровом все: и жилье для хозяев, и амбар, и загон для скота.

Последовав за кадангом, Кори осторожно спросил:

– А где хозяева?

– Ушли, – ответил Тангендерг.

В степях действительно встречалось много домов и целых поселений, оставленных своими жителями. Скотоводы и пахари предпочитали уходить к морю, подальше от неспокойного пограничья, или под защиту больших городов.

Задав лошади овса из своих походных запасов, Тангендерг уселся на охапку соломы и привалился спиной к столбу, подпиравшему крышу.

– Тут есть дрова, – сообщил Кори, обследовав покинутое жилище почти на ощупь в полутьме. – Можно развести огонь.

– Делай, что хочешь.

Кори сам высек огонь и раздул пламя в очаге. Он придвинулся почти вплотную к огню так, что с плеч вскоре повалил пар. Кори то и дело содрогался в ознобе.

– Разденься, так быстрее высохнешь и согреешься, – посоветовал Тангендерг.

Несмотря на проявленное участие, его голос прозвучал так же бесстрастно и равнодушно, как и всегда.

– А ты? – спросил Кори, оглянувшись через плечо.

Тангендерг ничего не ответил. Всыпав под язык очередную щепотку измельченных грибов, он закрыл глаза. Мальчишка скинул с себя плащ, повесил его на жердину, отыскав место, где не капало с крыши, свою шапку повесил рядом на сучок. Его соломенные волосы, несмотря на то, что намокли, клочками растопорщились в разные стороны. Затем он снова подсел к очагу. Опять оглянувшись на спутника, мальчишка нерешительно стянул с себя тунику, оставшись лишь в коротких штанах и, держа ее в руках, принялся сушить над очагом.

– Что ты все время запихиваешь в рот? – поинтересовался Кори. – Грибы?

Тангендерг не отозвался. Судя по всему, сознанием он сейчас находился очень далеко.

– Говорят, эта дрянь сжигает мозги, – заметил Кори. – Многие впадают в безумие и умирают в муках.

– Я не собираюсь жить вечно, – произнес каданг.

Кори в очередной раз оглянулся через плечо, но теперь надолго задержал взгляд на своем спутнике.

– Спрашивай, – разрешил каданг, не открывая глаз. – Все равно не успокоишься.

Хотя это было довольно странно, что Тангендерг чувствует любое движение вокруг, не размыкая век, но мальчишка уже начал привыкать к необычным способностям попутчика. Чуть помедлив, он спросил:

– Ты не видишь в своей жизни совсем никакого смысла?

Вопрос не заставил Тангендерга задуматься ни на мгновение. Все с тем же непробиваемым равнодушием он ответил:

– Как и в любой другой.

– Тот воин в Хоруме назвал тебя кадангом. Ты с заката? Там твоя родина?

– У меня нет родины.

Пальцы Тангендерга чуть дрогнули на рукояти меча. Тут же со стороны выхода послышался шорох. Раздался старческий голос:

– Мир вашему дому.

Кори испуганно вздрогнул и поспешно натянул еще не просохшую полностью тунику. Тангендерг по-прежнему даже не пошевелился, ладонь он все так же держал на рукояти меча, лежавшего под правой рукой как обычно. Даже под влиянием своего дурманящего снадобья, а может быть, и благодаря ему, он наверняка расслышал шаги незнакомца задолго до того, как тот ступил на порог.

– Что за тобой? – спросил Тангендерг.

– А что ты видишь? – вопросом отозвался незнакомец.

– Ничего. Это и настораживает.

Пальцы каданга вновь дрогнули на рукояти меча. Может быть, он и не счел появление старца угрожающим, но явно был готов отразить любое нападение.

Кори озадаченно потеребил кончик носа, силясь уловить смысл услышанного. Похоже, ночной прохожий в своих странностях нисколько не уступал его спутнику. Между тем старик поинтересовался:

– Можно ли переступить порог вашего дома?

– Это не наш дом, – сказал Кори. – У нас нет дома.

– Тогда возблагодарим судьбу за то, что послала усталым путникам приют в непогоду. Позволите ли погреться с вами у очага?

– Конечно, садись, дедушка, – Кори пригласил старика к огню.

Тангендерг промолчал. Старик, с головой укутанный в видавший виды дорожный плащ, подсел к очагу, протянул ладони к теплу.

– Далеко ли идешь? – поинтересовался Кори.

– Куда глаза глядят. Я простой путник, странствую по свету. Сожалею, что ничем не могу поделиться с вами, разбойники в степи отобрали все припасы.

Кори повернулся к Тангендергу:

– Между прочим, я тоже есть хочу.

– И что с того? – отозвался каданг. – Я не звал тебя. Его тоже.

Кори перевел взгляд на старика и виновато пожал плечами:

– Извини.

– Нечего пускаться в дорогу, если не в состоянии позаботиться о себе, – процедил Тангендерг.

Кори снова придвинулся к очагу, пошевелил щепкой угли. Из живота послышалось предательское урчание.

– Посмотри в суме у коновязи, – произнес Тангендерг. – Там есть лепешки, возьми одну.

Кори сразу оживился.

– А ты не такой уж бесчувственный, – заметил он, вернувшись к очагу с пшеничной лепешкой в руках.

– Просто не хочу слышать, как урчит твое брюхо.

Кори разделил лепешку на три части. Одну часть он протянул Тангендергу.

– Ешь сам, – отказался каданг.

Тогда Кори протянул третий кусок лепешки старцу, но тот также отказался:

– Твой друг прав, тебе нужно набираться сил.

– Мы не друзья, – произнес Тангендерг.

Кори снова пожал плечами, молчаливо посоветовав старцу не обращать внимания на нелюдимость спутника. Старец поднес хлеб к губам, не снимая капюшона. Тень почти полностью скрывала его лицо, как ни старался Кори, он не мог разглядеть ничего, кроме безбородого морщинистого подбородка, ни один отсвет огня не проникал глубже под капюшон старого странника.

– Кто напал на тебя? – полюбопытствовал мальчишка. – Хишимерцы?

– Да кто ж их разберет? Сейчас столько грабителей заполонило степь. Если бы был жив Хорруг, он защитил бы своих людей.

– Все так говорят, – согласился Кори.

– Но увы, сей славный воитель пал от руки гнусного убийцы много лет назад, – со вздохом продолжал старец.

– Хорруг получил по заслугам, – неожиданно снова подал голос Тангендерг.

– Как ты можешь говорить такое? – упрекнул его Кори. – Он был великий воин!

– И в чем же его величие? – поинтересовался каданг с явным презрением.

Кори открыл было рот, но не нашелся с ответом и в поисках поддержки посмотрел на старика.

– Невозможно отрицать величие Хорруга как воина и царя, – произнес старец. – Он объединил дикие лесные племена в могучую армию и привел их к победе, сокрушив империю ногаров. Он бросил вызов божеству хишимерцев и вышел победителем. Своими руками он создал новую империю.

– Все величие вашего Хорруга лишь в том, что он позволил использовать себя, – процедил Тангендерг. – Убогий дромид его руками возродил и укрепил культ своих богов. Это он создал империю арамейцев. Не будь его, Хорруг так и остался бы никому не известным бродягой, наемником, разбойником.

– В твоих словах есть доля истины, – не стал спорить старик. – Но, как бы то ни было, Хорруг стал правителем всего полночного побережья и принес людям мир.

– Только мир оказался недолгим, – заметил Тангендерг.

– В том вина не его, а убийцы, оборвавшего жизнь первого арамейского царя. Горькая ирония судьбы, великий воин пал от руки ничтожного человека.

– Великий воин не смог одолеть одного ничтожного противника? – усомнился Тангендерг. – Похоже, молва слишком преувеличивает его величие.

Впервые Кори не слышал в голосе спутника ставшего уже таким привычным абсолютного равнодушия, сейчас в нем звучала откровенная пренебрежительность и даже презрительность. Такое отношение к имени легендарного царя Арамеи уязвляло мальчишку, но вступать в перепалку с кадангом он не решился.

– О Хорруге уже складывают легенды, – произнес старец. – Имя его убийцы не известно никому. Его личность померкла в тени великого царя. Если бы он хоть вполовину обладал теми же достоинствами, что и Хорруг, то уже проявил бы себя. Обычно царей уничтожают, чтобы самим занять трон. Этот же просто исчез. Поговаривают, что преследуя царя, убийца даже последовал за ним к тайному горному святилищу, но не решился подняться в храм.

– Для неизвестного человека, о нем не так уж мало известно, – заметил Тангендерг, голос его вновь обрел обычное равнодушие. – По крайней мере, тебе.

– А что в том храме в горах? – полюбопытствовал Кори.

– Святыня, охраняемая божеством воинов кадангов, – ответил старый путник.

Кори перевел взгляд на Тангендерга. Тот все так же сидел неподвижно с закрытыми глазами.

– Никому не дано пройти мимо бессмертного стража, не сразившись с ним, – продолжал старик. – А скрестив с ним клинки, не дано стать победителем.

– И опять тебе слишком много известно о месте, которое считается тайным? – процедил Тангендерг. Его пальцы дрогнули на рукояти меча, словно проверяя, готово ли оружие к бою: – Все это глупые крестьянские сказки, Если каждого ждет смерть у врат храма, как же тогда ваш хваленый Хорруг вернулся оттуда живым?

– Кто знает… – Старец пожал плечами. – Если бы убийце хватило смелости повторить путь Хорруга до самого храма, он бы знал ответ.

– Но ему не было нужды подниматься в горы, – произнес каданг. – Хорруга там уже не было.

Кори переводил недоуменный взгляд с одного на другого, явно утратив нить разговора. А вот спутники, похоже, неплохо понимали друг друга.

– Может быть, – не стал возражать старец. – Но людская молва утверждает обратное. Люди вообще много, что рассказывают. Вот слышал я, что есть один скиталец, на которого охотятся хишимерские жрецы. Когда жрецы схватят его, то принесут в жертву своему богу, чтобы открыть врата в наш мир для Тота.

– Если схватят, – тихо поправил его каданг сквозь зубы.

– Ты верно подметил, – кивнул старец. – Уже появились и другие охотники, которые, напротив, жаждут смерти скитальца, дабы кровь его никогда не пролилась на алтарь Тота. И этому бродяге тоже не хватает смелости встретить опасность лицом к лицу, он предпочитает постоянно убегать. Хотя, говорят, мог бы стать не менее великим, чем воители из легенд. Мир постоянно меняется, его изменяют сильные люди. Они же им и правят. А силу не проявить, постоянно уклоняясь от встречи с противником.

Он поднялся и взял в руки свой дорожный посох.

– Благодарю за приют и трапезу. Мне пора.

– Ночь на дворе! – удивился Кори. – Подожди до утра.

– Я не заблужусь в ночи, – заверил его старец и вышел за порог.

Кори взглянул на Тангендерга и недоуменно произнес:

– Странный он.

Едва шаги старца стихли снаружи, Тангедерг вдруг резко поднялся на ноги. Сталь клинка тускло блеснула в темноте, отразив пламя очага. Сплюнув жвачку, он схватил Кори за загривок и ударил головой об столб. Парнишка медленно сполз на покрытый соломой земляной пол. Бросив на него сверху охапку сена, каданг выхватил головню из очага и шагнул за порог.

* * *

Кори очнулся от сильного хлопка по щеке. Из тумана, застилавшего взгляд, проявилось суровое лицо, обрамленное длинными светлыми волосами.

– Где он? – спросил человек по-арамейски.

Кори недоуменно захлопал глазами. Молодой арамеец схватил его за шею и одним движением поставил на ноги.

– Где он? – повторил арамеец.

– Кто? – спросил Кори.

В голове все гудело так, что даже думать было больно, ноги подкашивались, арамеец крепче сжал пальцы, удерживая мальчишку.

– Каданг, который был с тобой.

Кори присмотрелся к арамейцу и, наконец, узнал сына правителя Хорума.

– Я не знаю, – пробормотал мальчишка.

Поняв, что ничего вразумительного от юного бродяги не добиться, Атрий оттолкнул его прочь. Не удержавшись на ногах, Кори упал на охапку сена.

– Княжич! – окликнул своего предводителя один из воинов снаружи. – Взгляни.

Атрий вышел из хижины. Воин указал ему на следы борьбы:

– Здесь был бой. Кругом кровь. Похоже, человек десять прикончили, не иначе.

Атрий опустился на одно колено, коснулся кончиками пальцев мокрой земли.

– Хишимерцы, – произнес он, опознав следы подков и сапог. – Они все-таки нашли бродягу.

– Опоздал, княжич, – не без ехидства заметил Гишер. – Ты же не думал, что храм отправил лишь одного меня на поиски бродяги.

Лежа связанным поперек седла, жрец приподнял голову и оскалился в усмешке. Атрий поднялся на ноги и одним резким ударом вышиб из Гишера сознание и пару зубов.

– По коням! – скомандовал Атрий. – Хишимерцы не могли уйти далеко, и их осталось не больше двух десятков.

Арамейцы вскочили в седла и пришпорили гиппарионов. Отряд помчался на полночь.

Кори на четвереньках подобрался к выходу, поднялся, держась за дверной косяк, и осторожно выглянул наружу. Позади послышалось фырканье. Оглянувшись на унылую кобылу Тангендерга, мальчишка почесал в затылке, потом пощупал шишку на лбу и, наконец, принял решение. После недолгих сборов он вывел кобылу наружу, взобрался ей на спину и умоляюще потребовал:

– Поторопись, милая, мы спешим!

На лошадь его требование не возымело должного действия. Впрочем, даже если бы она и попыталась, вряд ли старой кобыле удалось бы догнать боевых гиппарионов арамейских воинов. Силуэты всадников очень скоро растворились вдали.

Дождь, зарядивший накануне, с рассветом почти прекратился, однако воздух по-прежнему оставался влажным, небо все так же застилала серая пелена. Весь день она нависала над степью тяжелым покровом. Под вечер воздух сгустился сырым туманом, небеса вновь разразились мелким моросящим дождем, грозившим затянуться на пару дней.

С наступлением сумерек воины Атрия спешились и повели за собой гиппарионов в поводу. Опытные следопыты шли впереди, но даже они не смогли распознать следы хишимерцев, когда на степь опустилась ночь.

– Не останавливаться, – тихо поторопил своих бойцов Атрий.

– Темно, – так же тихо отозвался один из воинов. – Хишимерцы там, впереди, они тоже не могут двигаться дальше в темноте. Как бы нам не наткнуться на них нежданно для самих себя.

Казалось, ночь уже просто не может стать темнее, но взглядам людей чудилось что-то еще более темное во мраке. Словно что-то безмерно огромное вышло в степь с приходом ночи. Незначительные дуновения ветра касались лиц влажным густым туманом, но арамейцам казалось, что к ним со всех сторон тянутся незримые щупальца таинственных чудовищ, вызванных на подмогу хишимерскими жрецами. Бывалые воины, не раз встречавшие опасность лицом к лицу, теперь поеживались, чувствуя нечто, от чего леденило душу.

Гишер все так же лежал поперек седла со связанными руками и ногами. Кроме того, ручные и ножные путы соединялись веревкой под брюхом гиппариона, что не позволяло пленнику просто спрыгнуть на землю. Впрочем, основательно избитое и замерзшее тело уже повиновалось с трудом. Дорожный плащ, покрывавший спину, впитал дождевую влагу и потяжелел, струйки воды стекали по спине на шею, проникали в уши, ноздри, глаза. Как и арамейцы, хишимерский жрец чувствовал присутствие в степи чего-то сильного, грозного.

Очередное прикосновение будто даже толкнуло гиппариона, мягко и практически незаметно, но вместе с тем жестко и непреклонно. Лишь один Гишер почувствовал, что весь арамейский отряд постепенно отклоняется в сторону от намеченного пути.

Веревка под брюхом гиппариона натянулась, словно зацепилась за что-то в траве, и лопнула. Гишер приподнял голову. Влажная темнота толкнула в плечи, пленник соскользнул с седла. Стиснув челюсти, чтобы не выпустить из глотки стон, он сжался в комок и откатился в сторону, избегая встречи с копытами гиппарионов и сапогами арамейцев, шедших следом. В кромешной тьме воины провели своих коней мимо.

Через некоторое время жрец решился сесть. Он попытался распутать веревки на ногах, онемевшие разбитые пальцы плохо слушались. Распутать намокшие узлы на руках зубами так же не получилось. Так и не достигнув успеха, жрец пополз туда, где чувствовал присутствие другого служителя своего культа.

Необычные прикосновения будто живой темноты почувствовал и Кори. Но, в отличие от арамейцев, паренек ни на шаг не отклонился от изначального направления. Заслуга в этом принадлежала лишь старой кобыле Тангендерга – безучастную и равнодушную ко всему вокруг лошадь ничто не могло сбить с пути. Если Кори пугал оживший мрак, то лошадь не обращала внимания вообще ни на что. Остановилась она, лишь когда копыто уперлось в спину прятавшегося в траве человека. Кори услышал сдавленное ругательство и склонился вниз, силясь разглядеть что-либо в темноте. Лошадь прижала свою находку копытом к земле и не шевелилась, словно охотничья собака, схватившая добычу. В другое время Кори подивился бы столь странным навыкам этой старой клячи, сейчас же его больше интересовал человек, попавшийся на пути.

– Ты кто? – настороженно спросил мальчишка.

– Убери с меня эту тушу, – послышалось в ответ сдавленное требование.

Кори спешился и присел рядом с незнакомцем. Он похлопал лошадь по колену, кобыла послушно убрала копыто со спины человека. Тот, кряхтя и постанывая, перевернулся на бок, затем сел на земле.

– Ты кто? – снова спросил Кори.

– Путник, – ворчливо отозвался незнакомец. – Помоги мне. Есть нож?

– Зачем? – не понял мальчишка.

– Ты поменьше разговаривай, – снова проворчал незнакомец. – Развяжи меня.

Попавший под копыта человек оказался связан по рукам и ногам. Кори насторожился:

– У тебя странный акцент, – заметил он. – Ты не арамеец. И голос твой кажется знакомым.

– Похоже, ты не из тех, кто сидит дома, так же, как и я, – ответил незнакомец. – Может, и встречались где-нибудь на постоялом дворе. Ты прав, мальчик, я не из Арамеи. Но ты же не оставишь меня погибать на холоде под дождем в этой степи.

Кори помедлил немного, потом нащупал в поклаже Тангендерга короткий нож и на ощупь перерезал веревки, стягивавшие запястья и лодыжки незнакомца.

– Кто связал тебя? – поинтересовался мальчишка.

На всякий случай он не стал прятать нож обратно и держал в руке. Вряд ли ему хватило бы духу ткнуть клинком в человека, но все-таки даже такое непритязательное оружие придавало больше уверенности в себе.

– Разбойники, – ответил незнакомец, сидя на земле и разминая затекшие конечности. – Мне удалось сбежать. Куда ты направляешься в такую непогоду, мальчик?

– Я разыскиваю одного человека. Его недавно увезли хишимерцы.

– Вот как?! – голос путника заметно оживился. – Тут проезжал недавно небольшой отряд хишимерцев. Я знаю, где их лагерь. Я провожу тебя. Идем.

Кори снова насторожился. В неспокойные времена на пограничье, когда вокруг каждый сам за себя и против всех, любое предложение помощи от незнакомого человека могло вызвать лишь подозрения.

– Просто укажи мне, в какой стороне этот лагерь, я сам их найду.

– Мальчик, я очень ослаб, мне страшно оставаться в степи совсем одному, – голос путника жалобно задрожал. – Если ты хочешь найти лагерь хишимерцев, я пойду с тобой, для меня все равно хуже уже не будет. Может быть, по пути встретится какое-нибудь жилище, где я смогу укрыться от непогоды. Ты же не бросишь меня здесь?

– Ну, хорошо, – нехотя согласился Кори. Он определенно уже слышал где-то голос неожиданного попутчика, но как раз именно это почему-то и настораживало. – Идем.

– Нам в эту сторону.

Кори снова взобрался на круп лошади. Ухватившись за косматую гриву кобылы, незнакомец побрел рядом.

Ветер, что прежде, казалось, толкал с одной стороны, пытаясь сбить с пути, теперь, напротив, закруживал, темнота обнимала влажными объятиями дождя, расступалась и снова обнимала, словно направляя.

На исходе ночи горизонт обозначился светлой полосой на восходе и растекся туманом. Сидя верхом на кобыле, Кори то и дело клевал носом, от усталости притупилось даже чувство настороженности и тревоги, но холод и сырость не позволяли окончательно провалиться в забытье. В затуманенное сознание ворвался голос спутника:

– Там.

Он указал вперед.

– Ты уверен? – усомнился Кори, с трудом разлепив веки и проморгавшись. – Я ничего не вижу.

В предрассветном тумане, застелившем степь, невозможно было рассмотреть что-либо и за тридцать шагов.

– Когда чего-то не можешь увидеть, внимательней слушай, – наставительно посоветовал спутник.

Мальчишке и впрямь показалось, что сквозь шелест дождя доносится фырканье гиппарионов. Случайный попутчик повернул голову, Кори вздрогнул:

– Ты был на постоялом дворе Хорума! Ты жрец Тота!

– А ты был там с бродягой кадангом, – кивнул Гишер, ухмыльнувшись. – И сейчас разыскиваешь его. Хочешь освободить своего приятеля?

Кори отшатнулся прочь, едва не свалившись на землю. Жрец взмахнул рукой и ловко накинул на шею мальчишки петлю, которую тайком соорудил по пути из обрезков веревки, недавно связывавшей его самого. Кори захрипел, задыхаясь. Пытаясь пальцами ослабить удавку, он наугад ударил жреца пяткой. Удар пришелся в нос, Гишер выпустил веревку из рук. Кори хлопнул кобылу по боку, лошадь послушно потрусила вперед. Жрец ухватился было за хвост животного, но удар копытом в грудь отбросил его назад.

Очертания лошади и юного наездника растворились в тумане. Гишер приподнялся на локтях, с трудом сел на колени и попытался крикнуть, боль сдавила грудь, из глотки вырвался лишь хрип. Закашлявшись, жрец припал лицом к мокрой пожухлой траве.

Чутье не обмануло Гишера, впереди действительно оказалась походная стоянка хишимерского отряда. На ночь здесь обошлись без костра. Хишимерские отряды, совершавшие набеги на поселения пограничных степей, давно уже не опасались получить достойный отпор со стороны арамецев, однако предпочитали соблюдать осторожность, особенно теперь, сопровождая столь ценного для своего мрачного и мстительного божества пленника.

Плененного Тангеддерга не просто связали, его обмотали толстой пеньковой веревкой так, что он стал похож на кокон шелкопряда. Обычно способный распознать опасность за сотню шагов, в этот раз каданг позволил подобраться противникам слишком близко. Похоже, старик странник, гревшийся с ним и мальчишкой у очага в заброшенной хижине, неспроста оказался там, иначе никакая непогода не позволила бы хишимерцам обмануть звериное чутье каданга и приблизиться незамеченными. Несмотря на полученное преимущество, хишимерцам пришлось дорого заплатить за победу, не менее десятка противников пало от клинка Тангендерга. Для него схватка в ночи тоже не прошла бесследно: стрелы пробили плечо и ключицу, волосы на затылке слиплись в бурый ком от удара шестопером. После полученных ран он до сих пор не мог прийти в себя. Тем не менее, сопровождавший отряд жрец счел, что пленник вполне способен дожить до прибытия в Мархаб, а потому хишимерцы не стали утруждаться заботами о его здоровье, ограничившись лишь перевязкой открытых ран.

Из тумана выскользнула худенькая фигурка, узкая ладошка легла на лицо каданга, зажала ему рот и нос.

– Тихо, – прошептал Кори.

Убрав ладонь, он разрезал веревку, стягивавшую тело Тангендерга и принялся распутывать кокон. Освободившись от пут, каданг вытер лицо кулаком и чуть слышно заметил:

– У тебя рука грязная.

– Не грязнее тебя самого, – огрызнулся Кори. – Вот, возьми.

Тангендерг почувствовал в ладони древко секиры. Он покачал головой:

– Сейчас из меня плохой боец. Уходим.

Опираясь на секиру, он осторожно направился вслед за своим освободителем прочь из лагеря. Задремавшие на своих постах часовые наверняка не заметили бы побега, однако послышавшийся издалека топот копыт невовремя привел их в чувство. Один из стражей преградил дорогу беглецам. Оттолкнув Кори в сторону, Тангендерг принял удар меча на древко секиры, поднырнул под руку стража и оказался у него за спиной. Зазубренное бронзовое лезвие врубилось в шею хишимерца, сломав позвонки, тот рухнул на колени и упал лицом в траву. Тангендерг скрипнул зубами, собственная стремительность движений отозвалась такой болью во всем израненном теле, что на мгновение потемнело в глазах. На грязных повязках темными пятнами проступила свежая кровь.

Из тумана на сонный лагерь обрушились арамейские всадники. Потеряв за ночь след хишимерского отряда, на рассвете Атрий отправил несколько дозоров в разные стороны. Бывалые охотники-следопыты даже в тумане сумели отыскать стоянку противника. Ранний час играл на руку, в такое время особенно трудно противиться сну, и можно было рассчитывать, что дозорные задремали на своих постах, как и оказалось на деле. Усилившийся за ночь дождь также давал преимущество, его шелест скрадывал все прочие звуки. Зажимая морды гиппарионам, арамейцы подошли на расстояние в полполета стрелы к лагерю хишимерцев и только тогда взобрались в седла.

Ворвавшись в лагерь, арамейские воины рубили молча, без обычных в битве выкриков, призванных воодушевить своих товарищей и посеять панику в рядах врагов. Даже те, кто оказался на ногах в этот час, не успевали дать должный отпор и падали изрубленными под копыта арамейских гиппарионов.

– Вон он! – услышал Тангендерг голос за спиной.

Скорее почувствовав, чем услышав приближение всадника, каданг подтолкнул Кори вперед, сам же перехватил рукоять секиры обеими руками и повернулся к противнику.

Разгорячено храпя и разбрасывая копытами грязь, к нему приближался гиппарион. Всадник привстал на стременах, готовясь поразить каданга копьем. Туман уже начинал понемногу рассеиваться и Тангендерг без труда узнал молодого воина, вмешавшегося в его схватку с наемными головорезами на постоялом дворе в Хоруме. Однако теперь сын князя Литария явно был настроен еще менее дружелюбно, чем в прошлый раз.

Позади затихали последние звуки битвы, арамейцы безжалостно добивали раненых врагов, немногим хишимерцам удалось спастись бегством. Не избежал гибели и жрец, сопровождавший хишимерский отряд. При других обстоятельствах уцелевших в короткой схватке противников захватили бы в плен, сейчас же они стали бы лишней обузой в пути.

Скудный свет пасмурного утра померк внезапно, словно кто-то накинул на степь непроницаемый покров. Сам воздух сгустился над беглецами тенью, многим арамейцам почудились в этой тени смутные очертания паука.

Передние копыта гиппариона Атрия подломились, конь кувыркнулся, перекатившись через всадника. Разгоряченного Атрия это не остановило ни на миг, он тут же вскочил на ноги. Остановиться его заставила лишь темная дымка тени, отгородившая Тангендерга от арамейцев.

Копье Атрия пронзило тень. Руку прожгла боль, кольчужная перчатка расплелась и осыпалась, сквозь почерневшую плоть воин увидел костяшки собственных пальцев на остатках рассыпающегося прахом древка копья. Мозг разорвало от дикой боли. Прижав раненую руку к груди, Атрий упал на колени и склонился к земле. Темная сила волной ударила по арамейцам, опрокидывая их вместе с гиппарионами.

Из тени перед Тангендергом возникла фигура в плаще.

– Чего надо? – недружелюбно поинтересовался каданг.

– Тебе нигде не скрыться, беглец, – прозвучал знакомый голос из-под капюшона. – Рано или поздно, кто-нибудь все равно тебя настигнет.

– Особенно, если еще и ты будешь в этом участвовать, – заметил Тангендерг, тяжело дыша. – Это ведь твое колдовство позволило хишимерцам подобраться к той хижине незаметно.

– Да, Тень скрыла их от тебя, – не стал отрицать старец. – Между тем, я могу избавить тебя от преследований.

– Разве похоже, что они меня беспокоят? – поинтересовался каданг.

Даже сейчас в его усталом хриплом голосе слышалось абсолютное равнодушие, словно ему было наплевать на всех вокруг и на самого себя.

– О, да, – Старец из тени усмехнулся. – Человек, которому ничего не нужно, которому ничего не дорого. Тебя трудно хоть чем-то заинтересовать.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – процедил Тангендерг. – Надеюсь, больше не увидимся.

Старец не пошевелился, но тень за спиной каданга сгустилась и грубая жесткая сила пригнула его к земле. Тангендергу пришлось снова опереться на секиру, чтобы устоять на ногах.

– Напрасно надеешься, – Голос старца утратил мягкость, обволакивающую дурманом, стал жестким и резким, как удар копья. – Последователям Тота нужна твоя кровь, их противникам – твоя смерть. С каждым днем противостояние будет усиливаться, ты лишь мелкая сошка в больших планах других людей. Рано или поздно они все равно достигнут своей цели и распорядятся тобой по своему усмотрению. Я наблюдаю за тобой с той поры, как ты впервые ступил на ногарский берег, для тебя нет ничего более унизительного, чем быть использованным в чужих интересах. Но именно эта участь тебя ожидает.

Тангендерг приподнял голову, взглянул на старца исподлобья. Грозная сила по-прежнему ломала его, кадангу стоило немалых усилий остаться на ногах и не упасть на колени, каждая жилка в теле дрожала от напряжения. Намокшие повязки уже почти не сдерживали кровь, что сочилась из открывшихся ран, с дождевой влагой она размывалась по телу ржавыми разводами. Равнодушие Тангендерга могло бы соперничать с непробиваемостью гранитной скалы, тем не менее, старец почувствовал исходящую от каданга злобу невероятной силы, готовую выплеснуться наружу штормовой волной.

– Никто не в силах заставить тебя делать что-либо против твоей воли, это так, – продолжал старец. – И мне нечего тебе предложить только лишь потому, что тебе ничего не нужно. Но есть одно, что гложет тебя на протяжении многих лет. Ненавистное тебе имя и после смерти овеяно легендами, а ты остаешься лишь жалким подобием своих предков. Я дам тебе шанс сравниться в доблести с тем, кого ты ненавидишь. Брось вызов своему богу. Поднимись в святилище.

– С чего бы мне следовать твоим советам? – прохрипел Тангендерг.

– Следуй собственным желаниям. Только ты знаешь, почему много лет назад отступил от границ святилища в горах Потана. Для всех ты остался ничтожным трусом, недостойным находиться в тени своих предков, от которых ты отрекся. Как бы ни было тебе наплевать на мнение остального мира, это грызет тебя изнутри, разъедает душу, единственное, что лишает тебя покоя.

– Если тебе хочется так думать, пусть так и будет. С чего вдруг такая забота?

– Ты нужен мне. Миром правят сильные личности. Одним сильным человеком стало меньше, благодаря тебе. Покажи миру свою силу. И не говори, что я не нужен тебе. Я лишь подсказываю тебе сделать то, что ты сам давно желаешь. Брось вызов богу, что когда-то вел за собой отвергнутый тобою народ. Ты рожден воином, битва у тебя в крови, тебе не нужно ничего доказывать никому, кроме как самому себе. Он единственный твой соперник, которого ты способен убояться, кто может поколебать твою уверенность в себе, и ты живешь с этим страхом.

Сила, пригибавшая Тангендерга к земле, исчезла, он смог, наконец, распрямить спину. Взгляд каданга не сулил ничего хорошего.

– Вижу, ты растерял еще не все чувства, – удовлетворенно заметил старец.

– Похоже, тебе гораздо больше, чем мне, хочется, чтобы я поднялся в святилище, – мрачно процедил Тангендерг. – Будь по-твоему. Но ты непроходимо глуп, если считаешь, что можешь безнаказанно использовать меня в своих целях. Я войду в храм, это я тебе обещаю, а потом разыщу тебя, и ты пожалеешь, что не прикончил меня сразу.

– Есть более значительные вещи, достойные моего сожаления, – ответил старец. – Не переоценивай себя.

Тень обволокла старца и заскользила по степи, словно гонимое ветром облако. Сразу стало светлее, хотя небо по-прежнему затягивала тяжелая свинцовая пелена.

С земли приподнялся Кори. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никакой угрозы нет, он поднялся на ноги и подбежал к Тангендергу. Заметив кровь на одежде и волосах каданга, Кори обеспокоенно произнес:

– Ты ранен. Надо перевязать как следует.

Тангендерг молча отстранил его руки. Мальчишка вздохнул и вдруг ударил каданга кулаком в бок. Даже от слабого удара подростка у каданга перехватило дыхание, настолько его ослабили к этому моменту сопротивление Тени и полученые ранее от хишимерцев ранения.

– Ты хоть понимаешь, что я одним ударом могу вбить тебя в землю? – процедил Тангендерг сквозь зубы.

– Уже почти вбил, там, в хижине, – пробурчал Кори, красноречиво продемонстрировав шишку на лбу. – Мог бы просто сказать спрятаться.

– Ты только за этим сюда притащился?

– И за этим тоже.

Тангендерг сплюнул, подхватил секиру и зашагал обратно к разгромленному стану хишимерцев.

– Эй, ты куда?! – окликнул его Кори.

– Приведи мою лошадь. Надо отыскать свой меч и собрать кое-какие припасы, мне предстоит дальняя дорога.

– А я?

– А ты делай что хочешь. Но сначала приведи лошадь.

Облако тени, покинувшее Тангендерга, обволокло Гишера, уткнувшегося лицом в землю.

– Подними голову, – услышал жрец требовательный голос.

Гишер осторожно приподнял взгляд до уровня пояса говорившего, не решаясь посмотреть выше.

– Пойдешь за ним, – приказал старец. – Присмотришь. Совершишь ошибку, я скормлю тебя твоему богу.

* * *

Беззвучно прошептав последние слова молитвы, Тороний поднял голову и расцепил пальцы. Несмотря на прожитые годы, полностью выбелившие длинные волосы, князь и бессменный комендант арамейской столицы оставался все так же крепок, как и в былые времена, когда участвовал в легендарном походе Хорруга. Даже в просторном молитвенном зале храма его фигура выглядела огромной.

– Он вернется, – прозвучал тихий, но вместе с тем уверенный голос.

Князь чуть повернул голову и взглянул на верховного жреца. Проницательный служитель культа без труда догадался, за кого возносил молитвы богам его старый друг. Старший сын князя Демилий, избравший для себя путь служения Дромидиону, сейчас находился в землях Старой Ногары, где утвердились приверженцы Тени.

– Тяжелые предчувствия гнетут меня, Аммат, – произнес Тороний.

– Увы, мой друг, они оправданы, – отозвался жрец. – Нас ожидают большие потрясения.

– Война? – спросил князь.

– И это тоже. Когда твой сын вернется, я смогу сказать более уверенно, с какой стороны нам ждать беды.

– Я и сейчас могу это сказать. Давно пора было раздавить хишимерцев и загнать обратно в полночные леса.

Аммат покачал головой:

– Хишимерское царство представляет серьезную угрозу, но отнюдь не самую большую. Думаю, скоро у нас появятся проблемы посерьезнее.

– Не хочешь же ты сказать, что нам угрожает Тень? Она ушла далеко на восход и никогда не вернется.

Аммат снова покачал головой:

– Пока я ничего не хочу сказать. Я жду известий.

Торроний ненадолго задумался, затем произнес:

– Говорят, что на вершине башни, куда ты поднимался, видели малиновое облако. Ты определенно что-то знаешь.

Аммат ничего не ответил. В этот момент вошел воин в белом плаще и, поклонившись, сообщил жрецу:

– Прибыл гонец из Хорума. Он желает видеть тебя.

Аммат и Тороний переглянулись.

– Я приму его в своих покоях, – кивнул верховный жрец.

Воин Дромидиона снова поклонился и вышел. Аммат коснулся плеча Торрония.

– Ступай, друг мой. И будь готов ко всему.

– Я всегда готов, – заверил жреца князь.

Аммат и сам знал, что может быть полностью уверен в старом великане, как и во многих других князьях, что вывели арамейские племена из полночных лесов и привели их под знаменем Хорруга к побережью Круглого моря. Проверенные в боях товарищи крепко держатся за землю, завещанную им первым царем и императором, и ни за что не уступят никакому врагу.

В личных покоях верховного жреца пред ним опустился на одно колено и склонил голову молодой воин в легких кожаных доспехах с бронзовыми клепками.

– Ты ранен? – спросил Аммат, заметив, как неестественно бледен воин.

Тот откинул полу плаща, обнажив правую руку. До самого локтя рука почернела и иссохла до костей.

– Тебя коснулась Тень, – догадался жрец. – Я слыхал о подобном прежде, но своими глазами вижу впервые. Где ты встретился с Тенью?

– В степи, к закату от Легарды, – ответил воин. – Мое имя Атрий, мой отец князь Литарий, правитель Хорума. Мы сопровождали плененного хишимерского жреца в Орамос.

– Легарда лежит в стороне от пути из Хорума в Орамос, – заметил жрец.

– Это так, – кивнул воин. – Мы свернули с пути в поисках одного человека.

– Видимо, этот человек очень важен для тебя, – предположил Аммат.

– Он важен для всей Арамеи. Хишимерские жрецы разыскивают этого человека, чтобы его кровь вновь открыла Тоту врата в наш мир. Хишимерцы готовятся к войне, в начале весны их армия вторгнется в Арамею.

Аммат на мгновение задумался, затем спросил:

– Бродяга каданг? Так он еще жив?

– Увы.

– Увы? – переспросил жрец. – Ты хотел убить каданга?

– Да, чтобы его кровь никогда не пролилась на алтарь Тота. Но над степью появилась тень паука, темный вихрь разметал моих воинов и пожрал мою руку. Бродяга ушел, пленный жрец также сбежал.

Аммат снова на некоторое время погрузился в размышления.

– Поднимись, – приказал он воину.

Тот встал на ноги, что далось ему с явным трудом.

– Куда ушел бродяга?

– Не скажу точно, кажется, на закат.

– Ты принес мне ценные сведения. – Аммат перевел взгляд на костяную руку гонца: – Сожалею, не в моих силах излечить твою руку. Если ее не отнять, эта зараза иссушит все твое тело.

Атрий думал недолго.

– Как я уже сказал, грядет война. Мне понадобится моя жизнь, чтобы защищать свою землю. Меч я могу держать и левой рукой.

* * *

Кизим натянул поводья и вскинул руку. Сопровождавшие его сыновья остановили своих гиппарионов.

Издалека казалось, будто все пространство на границе пахотных равнин и песков, что надвигались на Хингару со стороны Наккаты, объято пожаром. Дым тысяч костров последователей Тени застилал небо, повиснув грозной тучей, видимой чуть ли не с самого ардонайского берега. Но приблизившись к стану чужаков, хингарцы не увидели ничего, кроме темного покрова тени.

– Стой на месте, – приказал Кизим одному из старших сыновей, предугадав его намерение приблизиться к тени. – Всем стоять!

Главу одного из самых могущественных хингарских кланов сопровождал целый отряд из восемнадцати сыновей от многочисленных жен. Горячие своенравные хингарцы без всяких сомнений бросились бы на штурм неожиданного препятствия, но грозный окрик отца заставил их сбавить пыл.

Тень рассеялась внезапно, темный покров взметнулся вверх и распластался в небе силуэтом паука. Взорам открылось пирамидальное ступенчатое сооружение, на вершине которого стоял человек в плаще с капюшоном, скрестив руки на груди. За пирамидой открылся и весь необъятный стан Тени.

До владений хингарских кланов долетели лишь отголоски той кровопролитной войны, что сокрушила империю ногаров, властвовавших над половиной мира. И вот теперь Тень оказалась здесь, предлагая хингарским воинам присоединиться к ее армии. Тщательно обдумав и взвесив в уме все выгоды и убытки от такого союза, Кизим одним их первых предводителей хингарских кланов решился на переговоры.

Гиппарионы заволновались под седоками, храпя и перебирая копытами. Они кружились на месте и норовили встать на дыбы, словно вознамерившись сбросить всадников.

– Пожалуй, нам лучше спешиться, – произнес Кизим, поняв, что беспокойство гиппарионов вызвано не одним лишь присутствием Тени.

Хингарцы спрыгнули с седел, гиппарионы сразу успокоились.

Человек в капюшоне приблизился к главе клана. Он не спустился по ступеням пирамиды, а словно скользнул по воздуху, стремительно и неуловимо, как облачко тени, в одно мгновение оказавшись перед Кизимом.

– Полагаю, раз ты здесь, решение принято, – произнес ведущий Тень.

– Не торопи меня, – отозвался хингарец. – Ты собираешься в большой поход и тебе нужны хорошие бойцы. У меня много отличных воинов, но чего ради мне присоединяться к твоему войску? Здесь у меня есть все, а что будет там?

– Там у тебя будет еще больше, – ответил ведущий Тень. – Ты сможешь взять себе столько земли и рабов, сколько сумеешь.

– Что потребуешь взамен? – поинтересовался Кизим.

– Только ваши клинки.

Кизим отвел взгляд и провел ладонью по своей седеющей бороде. Старец в капюшоне усмехнулся.

– Хингарцы славятся не столько своей воинственностью, сколько жадностью, – заметил он, без труда угадав причину раздумий главы клана.

И без того угрюмый воин помрачнел еще больше. Никто иной не осмелился бы сказать подобное хингарцам в лицо, не рискуя пасть изрубленным. Но опыт прожитых лет и многочисленных битв удержал руку Кизима, готовую схватиться за рукоять меча. Впрочем, не требовалось обладать особой проницательностью, чтобы не почувствовать гнетущую силу Тени. При любом неосторожном движении эта сила наверняка раздавила бы дерзнувших напасть на самого верховного жреца Тени.

– Но я рассею твои сомнения, – продолжал ведущий Тень. – Здесь у тебя замки, дома, стада, рабы… Как только ты покинешь Хингару, все, что не сможешь забрать с собой, поделят между собой другие. Но посмотри на это с другой стороны. Поддержишь меня, взойдешь со мной на Маграхир, и сможешь не только получить новые богатства в землях Севера, но и вернуться сюда непобедимым. Миром будут править союзники Тени, тем же, кто противится ей, уготована участь рабов. Ты чувствуешь силу Тени?

И Кизим, и его сыновья и в самом деле физически ощущали давление колоссальной грозной силы.

– Тебе решать, с Тенью ты или против нее, – закончил старец в капюшоне.

* * *

Литарий взялся за серебряный кубок и поднялся из-за стола.

– За здравие наших гостей пью! – громогласно объявил он.

– И тебе долгих лет, добрый хозяин! – отозвался ританский князь Даманий, поднимая свой кубок.

Молодой легардийский князь Кадоний промолчал, прочие воины и воеводы, присутствующие за столом, поддержали князей одобрительными возгласами.

– Что-то ты хмур, князь, – заметил Кадонию правитель Хорума, опорожнив кубок. – В чем твоя печаль?

– Еще по зиме я засылал к тебе сватов, – проинес молодой легардиец. – Получив твое приглашение, я счел, что ты созрел для положительного ответа, но, похоже, ошибся.

Кадоний перевел многозначительный взгляд в сторону ританского князя.

– Твоя правда, не для свадебных хлопот пригласил я вас, князья, – кивнул Литарий. – Есть более значительные и важные дела.

– Я так полагаю, речь пойдет о хишимерцах, – предположил князь Даманий.

– Именно, – подтвердил его догадку Литарий. – В начале весны хишимерский царь поведет свое войско на Арамею.

– Достоверны ли сведения? – усомнился Даманий. – Хишимерцы постоянно грабят пограничные земли, но уже много лет не выступают в большой поход. Для войны они предпочитают пользоваться поддержкой своего бога, а он сейчас не имеет значительной силы в нашем мире.

– Ты не совсем прав, уважаемый князь Даманий, – возразил Литарий. – До сей поры воинственность хишимерцев сдерживала клятва царя Азгадера, принесенная Хорругу перед ликом Тота. Но Азгадер умер, теперь Хишимером правит новый царь – Орангер, и он не связан никакими обязательствами. Некоторым нашим людям удалось бежать из хишимерского плена, они сообщают, что в Мархабе непрерывно куют доспехи и оружие, туда стекаются отряды наемников со всего Севера, амбары заполняют припасами, пригоняют табуны гиппарионов, строят обозные повозки и осадные орудия. Царь Орангер принимает на службу бывших ногарских полководцев и воинов. Но самое главное, мы изловили и допросили хишимерского жреца. Он показал, что хишимерская армия выступит в поход в начале весны и двинется к побережью.

Воины загудели, тихо переговариваясь, князь Даманий молча потеребил седую бороду, Кадоний отхлебнул из своего кубка, с громким стуком поставил его обратно на стол и произнес:

– Эти сведения стоит сообщить императору. Оберегать арамейские земли – его забота.

Литарий покачал головой:

– Я уже неоднократно отправлял гонцов в Орамос. Император глух к нашим сообщениям. Мой сын Атрий лично повез плененного хишимерского жреца в столицу, но и теперь я не надеюсь на успех.

– Это да, – сокрушенно вздохнул Даманий. – Потомок Хорруга, наш благословенный император Рисстаний, не столь решителен, как его покойный отец. В свое время Хорруг пообещал здешним народам, что будет оберегать их от врагов, однако ни император Рисстаний, ни князья центральных провинций не горят желанием исполнять обязательства, завещанные великим царем.

– Что касается Легарды, мы способны сами себя защитить, – пренебрежительно сказал Кадоний.

– Легардийская кавалерия сильна в бою, – признал Даманий. – Но думается мне, даже она не устоит под натиском хишимерского войска. А уверенность твоя, князь, похоже, крепка лишь от того, что Легарда лежит в стороне, и ты надеешься, что царь Орангер пройдет со всей своей армией мимо, направившись сразу к морю.

Кадоний ударил кулаком по столу и резко поднялся на ноги, следом вскочили сопровождавшие его воины. Ританские и велихарийские воины также поднялись из-за стола. Лишь один Даманий остался сидеть на скамье, невозмутимо накручивая на палец седой ус.

– Хочешь обвинить легардийцев в трусости, князь? – гневно поинтересовался Кадоний.

– Ничуть, – спокойно ответил Даманий. – Только в излишней предусмотрительности.

– Успокойтесь, братья! – призвал Литарий гостей.

Ни те, ни другие не хватались за оружие, среди арамейцев не было в чести проливать братскую кровь, однако в пылу спора вполне могла вспыхнуть кулачная драка.

– Не для того призвал я вас, чтоб друг другу кости ломать, – произнес хозяин дома. – Враг на пороге, не время выяснять в междоусобных драках, в ком храбрости больше.

– Когда придет время, легардийцы на поле боя докажут свою храбрость, – холодно заверил его Кадоний. – Но сражаться будут за свою землю, за свои дома, свои семьи.

– И спокойно смотреть, как грабят дома соседей, – с усмешкой добавил Даманий.

– Каждый должен уметь защищать себя сам, – ответил Кадоний.

– Намекаешь на то, что лишь легардийцы способны держать оружие? – снова усмехнулся Даманий.

– Я говорю прямо, мы защитим свою землю. Но я не поведу воинов сражаться за чужие дома.

– Эх, князь… – Литарий тяжело вздохнул, приблизился к Кадонию, обнял по-отечески за плечи и усадил на скамью. Жестом, он попросил и других занять свои места, гости снова расселись за столом. – Ты молод, друг мой, ты родился уже здесь, на равнине, – продолжал правитель Хорума. – Многие из вас не знают другой родины. Мы же с Даманием пришли в эти степи с Хорругом, мы помним времена, когда арамейские племена жили в лесах. И не было для нас чужих и своих, мы все были братьями.

– Времена изменились, – ответил Кадоний. – Много племен перемешалось на равнине. Теперь среди нас не только арамецы. Я не могу считать братьями всех подряд.

– Хорруг привел нас на эти земли, – продолжал Литарий. – Нам, арамеям, он завещал беречь их от врагов и защищать племена, принявшие арамейское знамя. Годы проходят, клятвы предков забываются. Может быть, кое-кто и не желает вспоминать старые заветы, но я не могу обесчестить память своего царя. С вами или без вас, князья, велихарийцы встанут грудью за Арамею и, если понадобится, будут биться до конца.

– Ританские копейщики присоединятся, – решительно заявил Даманий.

В комнату вошел молодой воин, ладно подогнанные кожаные доспехи подчеркивали стройность его фигуры. Воин снял шлем, по плечам рассыпались золотистые волосы. Даже сам Литарий с изумлением опознал в этом облике свою дочь Иррею.

– Неподходящий наряд для девушки, – заметил Кадоний.

– Лучшего не найти, когда мужчины предпочитают отсиживаться по домам, – с вызовом ответила Иррея.

Кадоний сжал зубы.

– Будь ты мужчиной… – процедил он.

– …я повела бы войско против врагов Арамеи, – все так же дерзко продолжила девушка, гордо вздернув подбородок.

Литарий покачал головой, Даманий усмехнулся, прикрыв усы ладонью. Кадоний нахмурился, потеребил зубами нижнюю губу и неожиданно рассмеялся:

– Ты все такая же задиристая, как и в детстве.

– А ты в детстве был гораздо решительнее, – все с той же вызывающей дерзостью заметила Иррея.

Кадоний поднялся, подошел к девушке.

– Я засылал сватов к твоему отцу, – произнес он. – Ты знаешь об этом?

– Знаю, – кивнула девушка. – Но мой отец должен быть уверен, что будущий зять сумеет защитить свою семью.

– Разумно, – с усмешкой согласился Кадоний.

Он оглянулся на Литария и произнес:

– Сообщи мне, если вдруг появится хишимерская армия. Легардийская кавалерия не останется в стороне.

Он снова перевел взгляд на девушку и добавил:

– Уверен, твой отец не разочаруется в своем будущем зяте.

* * *

Тангендерг сидел неподвижно, наверное, и более стремительное движение не могло бы раскачать его фигуру, не то, что неспешная поступь старой лошадки. Словно почувствовав на себе пытливый взгляд Кори, каданг открыл глаза, сплюнул свою дурманящую жвачку и произнес:

– Говори.

– Ты в самом деле убил Хорруга? – осторожно спросил мальчишка.

– Да, – равнодушно подтвердил его догадку Тангендерг.

– Как же ты мог? – с тоской вздохнул Кори и закусил губу. – Ты… Я даже не знаю, как это сказать…

– Скажи, как есть. Что я отнял у народа Арамеи их правителя, справедливого заступника, защитника, и что, если бы не я, все вы сейчас жили бы безбедно под его покровительством. Только при этом постарайся не забыть, что на пути от лесов к побережью этот ваш благодетель разрушил множество ногарских городов и уничтожил сотни мирных жителей, не говоря уж о тех, кто противился его власти с оружием в руках. А тем, кто принял его знамя, посадил на шею арамейских князей.

Кори насупился и пробурчал:

– Ты или молчишь, как камень, или говоришь только гадости.

– Я говорю правду – бесстрастно поправил его каданг. – Арамейцев ваш Хорруг, конечно, облаготетельствовал, они могут быть благодарны своему первому царю. А вот жители завоеванного им побережья не получили ничего, просто сменили одних хозяев на других. Честно говоря, мне наплевать и на тех, и на других, но Хорруг свою смерть заслужил.

Кори поник головой и некоторое время шагал рядом молча. Потом он покосился на спутника и снова спросил:

– Хишимерские жрецы разыскивают тебя, чтобы принести в жертву?

– Да, – все так же равнодушно ответил Тангендерг. – Один из них сейчас крадется за нами.

Кори бросил удивленный взгляд назад, но никого не увидел.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Ты его убьешь?

Тангендерг внимательно посмотрел на мальчишку и, в свою очередь, спросил:

– Считаешь меня бездумным убийцей?

Кори неопределенно пожал плечами.

– Нет нужды отнимать жизнь у того, кто не угрожает твоей или не связан кровавым долгом, – произнес каданг.

– Они же хотят зарезать тебя на алтаре своего бога! – недоуменно воскликнул Кори.

– Это может случиться только в храме, до той поры я нужен им живым. К тому же, я привык к этому типу, он уже не первый год преследует меня. Кстати, неплохо бы, чтоб он был на глазах. Стой.

Услышав команду хозяина, лошадь замерла на месте. Не сходя на землю, Тангендерг взял в руки лук и обернулся. Стрела со свистом сорвалась с тетивы. Издалека послышался сдавленный вскрик.

– Гишер! – крикнул каданг. – Принеси мне мою стрелу, иначе следующую отправлю тебе в голову!

Из травы поднялась фигура и, спотыкаясь на каждом шагу, направилась к путникам. Кори узнал в человеке недавнего спутника, указавшего ему путь к хишимерскому лагерю. Мальчишка поежился и непроизвольно вцепился в сапог каданга.

– Мне не нравится этот человек, – тихо сказал он Тангендергу. – Он пытался задушить меня.

– Да, у него подлая душонка, – невозмутимо кивнул каданг. – В любой момент ударит в спину.

– И ты позволишь ему идти с нами? – удивился Кори.

– Мне он не опасен, а тебя я не держу. Если боишься его, можешь уходить.

Между тем Гишер осторожно приблизился и протянул кадангу стрелу.

– Я остановлюсь на ночлег вон там, – объявил ему Тангендерг, указав на скопление деревьев вдалеке, растопорщивших голые ветви. – Разведешь костер.

– Я не твой раб, – оскорбился жрец, постаравшись придать себе гордый и независимый вид. – Пусть твой мальчишка служит тебе.

– Мальчишка следует за мной по собственной воле и может делать, что хочет. А ты – нет.

При этих словах каданг многозначительно погладил ладонью лезвие своего обнаженного клинка, лежавшего на колене. Гишер скрипнул зубами, но ничего не ответил.

– Вот и договорились, – мрачно подвел итог Тангендерг и скомандовал своей кобыле: – Пошла.

Кори постарался не отставать от каданга, шагая рядом и изредка оглядываясь на жреца, уныло бредущего вслед за ними чуть поодаль.

Достигнув намеченной рощи, Тангендерг спешился.

– Давай, я разгружу и накормлю твою лошадь, – предложил Кори. – Кстати, как ее зовут?

– Лошадь, – ответил Тангендерг, пожав плечами.

– Ты даже не дал ей имя? – изумился мальчишка.

– Она не жалуется. И о своей кобыле я забочусь сам.

– Да? – снова удивился Кори, на сей раз с нескрываемой иронией. – Вообще-то не очень заметно.

Грязная кобыла со спутанной гривой и в самом деле совсем не выглядела ухоженной. Впрочем, на Тангендерга слова мальчишки не произвели никакого впечатления.

– Как ты вообще на ней ездишь? – не переставал удивляться мальчишка. – Ни седла, ни уздечки…

– Если тебе так хочется казаться полезным, приглядывай за жрецом, – прервал Тангедерг его ворчание.

Тем временем Гишер доковылял до стоянки, опустился на корточки у ближайшего дерева и устало привалился спиной к стволу.

– Займись делом, – напомнил ему Тангендерг.

– Вряд ли в такой сырости найдутся сухие ветки, – заметил Гишер, кутаясь в свой потрепанный плащ.

– А ты попробуй поискать.

– У меня руки болят, – попробовал Гишер пробудить в каданге хоть какое-то сострадание, впрочем, совсем не надеясь на успех.

– Я нужен тебе живым, жрец, – произнес Тангендерг. – Ты мне – нет. Помни об этом.

Гишер тяжело вздохнул и отправился на поиски сушняка. Спустя некоторое время среди деревьев затрещал костер, возле которого и расположились путники.

– Почему ты ничего не ешь? – поинтересовался Кори, кусая лепешку.

Тангендерг выделил из своих скудных запасов хлеб и вяленое мясо для мальчишки и даже для Гишера, но сам к еде не притрагивался. Вопрос Кори он проигнорировал.

– Странный ты человек, – со вздохом заметил мальчишка.

– Кто бы говорил, – отозвался каданг. – С этим давно все ясно, – он кивнул на жреца. – А какого дьявола ты таскаешься за мной?

– Я хочу стать воином, как ты, – заявил Кори. – Обучишь меня?

Маска равнодушия на лице Тангендерга дрогнула, что, как уже успел узнать Кори, бывало очень редко. Даже в голосе каданга прозвучали нотки удивления.

– Обучить тебя? – переспросил он. – Для этого тебе стоило остаться в Хоруме и попроситься на службу в княжескую дружину.

– У тебя можно научиться гораздо большему, чем у любого княжеского воеводы.

Притихший Гишер переводил взгляд с одного на другого с явным интересом.

– Ты слишком жидковат для воинского ремесла, – произнес Тангендерг. – Займись чем-нибудь другим.

– Дай парню несколько уроков, – заступился за Кори жрец, впрочем, с изрядной долей иронии. – По крайней мере, это будет забавно.

– Забавно, говоришь? – тяжелый взгляд исподлобья заставил жреца снова притихнуть. Тангендерг перевел взгляд на мальчишку и спросил: – Ты арамеец? Где был твой дом?

– В Велихарии, – ответил Кори.

– Значит, ты подданный арамейского императора. Иди сюда.

Одной рукой Тангендерг подхватил свой меч, другой подтолкнул Кори к жрецу. Гишер начал было вставать, но мощный удар ногой в грудь опрокинул его на спину. Боль в еще незаживших ребрах сдавила грудь жреца так, что вопль застрял в глотке.

– Убей его, – равнодушно произнес Тангендерг, вложив меч в руки мальчишки.

– Как?! – растерялся Кори.

– Разруби ему башку. Или ребра. Вот здесь, в области сердца. Или пронзи брюхо, умирать будет медленно, в муках.

– Но…

– Что тебя останавливает? Хочешь быть воином, будь готов убивать врагов. Он твой враг. Он собирается привести армию хишимерцев на землю твоего народа и залить ее кровью. Убей своего врага.

Гишер съежился и зажмурил глаза, не смея сказать ни слова. Кори чуть приподнял меч обеими руками, словно и в самом деле хотел замахнуться для удара, помедлил и снова опустил. С тяжелым вздохом он вернул оружие Тангендергу.

– Это нечестно, – пробормотал мальчишка. – Он безоружен.

– Он бы на твоем месте не колебался, – заверил его Тангендерг. – А будь у него хотя бы нож, ты бы уже лежал мертвым. Ты не создан для убийства, я вижу это по твоим глазам. Займись другим ремеслом, более достойным, не оскверняй свою жизнь.

– По-твоему, быть воином – это плохо? – удивился Кори.

– В убийстве нет никакой доблести.

– Даже когда защищаешь свою землю, свой народ?

– Это лишь красивые слова. На деле одни глупцы бьются с другими по приказу своих царей, вождей, полководцев. Реки крови проливаются лишь затем, чтобы прославить и обогатить какого-нибудь правителя. Думаешь, простым хишимерцам так уж нужна арамейская земля? Вокруг них полно пустующих земель. Но, одурманенные проповедями фанатиков-жрецов и подчиняясь воле своего царя, они отдают своих детей в его войско, а молодые дурни готовы драться со всем светом, думая, что прославят свои имена и разбогатеют на чужих страданиях. Только далеко не все возвращаются из походов, многие остаются гнить в полях, становятся кормом для воронья и шакалов. Другие превращаются в живые обрубки и просят подаяние на городских площадях. Такие, как он, – Тангендерг кивнул на жреца, снова примостившегося на корточках у костра, – сталкивают народы, забивая людям головы возвышенной чушью. Эй, Гишер, расскажи нам про своего великого бога, который ведет вас к победе.

Жрец потер ладонью грудь, поморщился и хрипло произнес:

– Ты богохульник, в тебе нет ни капли веры. О чем можно разговаривать с человеком, который не верит ни во что?

– Я верую лишь в себя и свой клинок, – сурово отозвался Тангендерг.

– Почему же ты сам стал воином? – спросил Кори.

Каданг покачал головой:

– Я не воин, я защищаю свою жизнь, честь и свободу, не более того.

Он вернулся на свое место, откинулся спиной к стволу тополя и закрыл глаза, давая понять, что не желает продолжать разговор.

* * *

Один из стражей, охранявших вход в покои императора, предупредительно толкнул створку дверей, едва только Аммат приблизился. Даже если бы воины не были предупреждены о визите жреца, вряд ли они осмелились бы препятствовать верховному служителю Дромидиона. Этот человек пользовался уважением и почетом как у князей, так и среди простого народа не только в Орамосе, но и далеко за пределами столицы Арамейской империи.

Молодой правитель Рисстаний сидел на скамеечке возле мраморной чаши с фруктовым деревом и задумчиво перебирал струны кифары, прислушиваясь к нестройным звукам. При появлении жреца он отложил инструмент, поднялся и почтительно склонил голову.

И лицом и телосложением молодой император больше походил на мать, в его облике почти ничего не угадывалось от Хорруга.

Аммат в свою очередь поклонился молодому императору. Перехватив взгляд жреца, направленный на кифару, Рисстаний смущенно улыбнулся:

– Говорят, ногарские музыканты умели извлекать чудесные звуки из таких штук. Жаль, арамейцы не умеют играть на них.

– Пытаешься научиться? – поинтересовался Аммат.

– Хотел бы. Мой отец сокрушил империю ногаров и многие народы вздохнули свободно, но нельзя не признать, что бывшие правители этой земли оставили богатое культурное наследие. К сожалению, мы не умеем им распорядиться. Люди дичают, грубеют, отвыкают видеть красоту. Наверное, мы так и растеряем все, что досталось нам от ногарцев, не научившись пользоваться этим наследством.

– У людей слишком много более насущных забот, – заметил жрец. – Когда-нибудь придет время и для утех.

– Да, столетняя война принесла много бед народам равнины, еще очень многое требуется восстановить, – согласился молодой император. – Надеюсь, миру больше не придется пережить подобное. Мне думается, что люди вообще должны больше времени уделять развитию ремесел и искусства, а не войне. Кровавые побоища губят наши души, очерствляют их.

– Увы, как раз о военных делах я и хотел поговорить, – произнес Аммат.

– Что-то случилось? – насторожился Рисстаний.

– Ничего нового, мой повелитель, – ответил жрец. – Но события развиваются очень угрожающе.

– Неужели ты снова хочешь напомнить мне о хишимерцах? – Рисстаний недовольно поморщился. – Мы уже обсуждали это на большом совете с князьями, они высказали свое мнение и я согласен с большинством из них. Кроме того, князь Мессалий лично побывал в Мархабе и заручился обещанием царя Орангера, что тот не пойдет войной на Арамею.

– Тем не менее, я вынужден вернуться к этой проблеме. Что бы ни утверждал князь Мессалий, но я получил подтверждение от гонца из Хорума, что весной армия хишимерцев двинется на нас.

Брови молодого императора удивленно взметнулись.

– Ты получил? – переспросил он. – Почему не я?

– Гонец тяжело ранен, он успел добраться только до храма, – дипломатично ответил Аммат.

– Дай-ка догадаюсь, князь Хорума снова просит поддержки.

– Именно так, – подтвердил жрец.

– Ответ тебе известен, я не отправлю армию в Хорум.

Жрец не пошевелился, пристально глядя в глаза императору и явно не собираясь заканчивать разговор так скоро.

– Ты упрям, – заметил Рисстаний, усмехнувшись. – Отец не зря ценил тебя.

– Твой отец ценил многих, кто прошел с ним путь от полночных лесов до моря. Многие считали его жестоким воином, но он берег людей, доверивших ему свои судьбы. На своем мече он поклялся оберегать народы, которые присоединились к арамейскому знамени. На твоем месте он не колебался бы ни мгновения.

– Но я не он, – строго произнес молодой император. – Я никому не давал обещаний и делаю то, что считаю нужным. Ты знаешь, многие князья не видят необходимости отправлять войска на пограничье, и я согласен с ними. Побережье до сих пор не может оправиться от столетней войны, я не желаю развязывать новую. Если хишимерцы придут на арамейскую землю, мы дадим им отпор, но сами повода к войне не дадим.

– Когда хишимерцы придут, будет уже поздно. Разрозненные отряды арамейских князей не смогут остановить хишимерское войско, очень скоро враг окажется под стенами Орамоса.

– Тем не менее, я не намерен доверять слухам и предположениям. Я тоже берегу своих людей и не собираюсь бросать их в пекло новой войны. Арамея – мирная страна.

– Я не требую идти войной на Хишимер, но мы должны хотя бы подготовиться. Может статься, что все обстоит гораздо сложнее, и нас ожидают более серьезные бедствия, чем мы можем предположить.

– Я безмерно уважаю тебя, Аммат, и ценю твое мнение, но сейчас мне добавить нечего.

Аммат смерил Рисстания взглядом и заметил:

– В тебе тоже есть упрямство. Очень жаль, что ты перенял от отца лишь это качество. Я вижу в твоих глазах страх. Страх, который ты пока не в силах преодолеть.

Рисстаний вздрогнул, он даже оглянулся по сторонам, словно опасаясь, не слышал ли кто слова жреца. Нервно потеребив пальцами складку на одежде, он произнес:

– С малых лет я слышу о величии своего отца, его имя овеяно легендами, и многим хочется видеть во мне Хорруга. Я никогда его не видел, знаю о нем лишь по рассказам. Наверняка молва приукрашивает его подвиги, но, думаю, он действительно был незаурядным человеком. Мне никогда не сравниться с ним, я не воин, не полководец, на мою долю не выпало войн и сражений, закаливших его дух. Мне приходится жить в тени его величия. Я не чувствую в себе его силы, у меня нет его власти над князьями, и любой мой неверный шаг может обречь Арамею на гибель. Все, чего я хочу, это мира для своего народа. Ведь именно к этому стремился отец.

– Иногда за мирную жизнь приходится сражаться, – сурово ответил жрец.

– Да, я помню твой рассказ о том, как пало Дромидийское царство, – кивнул император. – Но оно пало, вы сражались и не победили. Не ждет ли та же участь Арамею? Князь Аррелий говорит, что лучше пасть в сражении, чем покориться. Звучит героически. Но разве для того отец вывел арамейские племена из полночных лесов, чтобы они сгинули здесь, на побережье? Я всеми силами стараюсь избежать кровопролития. Наш посол, князь Мессалий, вернулся из Мархаба и уверил меня, что царь Хишимера не собирается идти войной на Арамею. Большинство князей доверяют его сообщению. Я не могу провоцировать хишимерского царя потому, что не уверен, что смогу привести нашу армию к победе. Извини, Аммат, но я не отдам войскам приказ о походе. Мы будем ждать. Быть может, все обойдется без крайних мер, если не провоцировать наших недругов.

– Твои опасения понятны, повелитель, – кивнул жрец. – Ты молод и неопытен в делах войны. Но рядом с тобой есть люди, способные повести воинов в бой.

– Отдав главенство над армией, император станет ничтожен в глазах своих подданных, – произнес Рисстаний. – Я не могу пойти на это, не могу позволить князьям усомниться в моей власти.

– Ногарские императоры поступали именно так, – заметил Аммат.

– И Ногары больше нет, – жестко напомнил молодой император. – Я намерен сохранить наследие отца для всех племен, последовавших за ним.

– Его не сохранить, уклоняясь от боя с врагом.

– Когда война придет на нашу землю, мы примем бой, но до той поры мечи останутся в ножнах, – отрезал Рисстаний. – Я полагаю, сейчас у тебя есть и другие не менее важные заботы.

Аммат понял, что дальнейший разговор уже не имеет смысла. Несмотря на всю свою мягкость, Рисстаний действительно отличался упрямством, пожалуй, это и в самом деле было единственное качество, доставшееся ему от отца. Молча поклонившись, верховный жрец покинул покои молодого императора и направился к выходу из дворца.

В дворцовом холле его окликнул женский голос. Жрец обернулся, к нему подошла женщина в бирюзовой тоге с пурпурной каймой. Обосновавшись на берегу Круглого моря, знатные арамейцы переняли многие элементы одежды у бывших властителей побережья и некоторые теперь мало чем отличались по виду от ногарских аристократов. Аммат поклонился своей повелительнице. В отличие от многих женщин княжеских родов, Лигия не блистала изобилием украшений, лишь золотые серьги поблескивали в мочках ушей, да скромная нить жемчуга охватывала шею.

– Ты разговаривал с императором? – поинтересовалась Лигия.

– Именно так, – подтвердил жрец.

– Тебя беспокоит хишимерская угроза?

– Увы, моя повелительница, эта угроза слишком реальна, чтобы не придавать ей значения.

Лигия на мгновение опустила глаза, затем снова взглянула на Аммата и тихо спросила:

– Ты осуждаешь моего сына за нерешительность?

– Я не могу осуждать своего повелителя, – так же тихо ответил Аммат. – Но промедление может стоить многих жизней.

– Мальчик не похож на своего отца. Он не воин. Император желает блага своей стране, но хочет избежать насилия.

– Такое желание можно лишь приветствовать, – кивнул жрец. – Но, боюсь, избежать кровопролития уже не удастся. Война с хишимерцами – не самое страшное, что может нас ожидать.

– Тебе что-то известно? – насторожилась Лигия.

– Когда я получу известия от своего посланника, смогу точно сказать, чего нам ждать. Пока же одни только нерадостные предположения.

Лигия осторожно взяла жреца за руку, заключила его крепкую широкую ладонь в свои ладошки и произнесла:

– Ты привел моего мужа к победе. Я знаю, не бросишь и моего сына. Помоги ему стать достойным правителем.

– Конечно, моя госпожа, – заверил повелительницу Аммат.

На дворцовой площади верховного жреца ожидал паланкин. Забравшись в носилки, Аммат распорядился:

– Возвращаемся в храм.

Слуги-носильщики подняли паланкин на плечи и в сопровождении десятка храмовых воинов зашагали по мостовой.

Откинув полог, Аммат смотрел на город. В отличие от многих других ногарских городов, облик столицы за два десятка лет претерпел не слишком значительные изменения. Все те же жилые, ремесленные и торговые кварталы, широкие улицы, высокие здания, все та же постоянная людская суета. Будто и не было кровопролитной войны, затянувшейся на долгих сто лет. За стенами столицы до сих пор руины и пожарища, здесь же все оставалось так, как было при власти ногарских императоров. Лишь ушли в прошлое еженощные празднества столичной аристократии на дворцовой площади, не прекращавшиеся даже в последние дни Ногарской империи. Исчез и сам императорский дворец, разрушенный арамеями. Возведенный на его фундаменте новый дворец значительно уступал прежнему как в размерах, так и в величественности. Не осталось следа и от другого грандиозного сооружения ногарских архитекторов – центрального храма и храмового университета. Руины обрушенного последним императором-жрецом мегалитического строения растащили для других построек. Ныне только башни-обсерватории, скрывающиеся вершинами в облаках, напоминали о былом величии ногаров.

Вернувшись в храм, Аммат первым делом поинтересовался у младшего служителя:

– Как наш гость?

– Мы сделали все, что в наших силах. Теперь его жизнь в руках богов, – ответил служитель.

– Боги не помогают тем, кто сам ничего не делает, – заметил Аммат. – Я хочу его видеть.

Служитель проводил своего владыку в дальние покои. Взгляду верховного жреца предстал Атрий – сын правителя Хорума бился в горячке на ложе, двое слуг присматривали за ним, обтирая прохладной водой и следя, чтобы их подопечный не повредил перевязанную культю правой руки. Аммат простер ладонь над челом больного, Атрий сразу успокоился, откинулся на подушки, на его лице вновь проступили крупные капли пота.

– Он выживет, – уверенно произнес Аммат. – Он сильный, и не уступит свою жизнь Тени.

В комнату заглянул один из младших жрецов и сообщил:

– Прибыл Демилий.

– Очень вовремя, – удовлетворенно кивнул Аммат. – Я побеседую с ним у себя. Пошли за Аррелием и Торронием, проводи их туда же.

Коснувшись кончиками пальцев холодного лба Атрия, он тихо сказал:

– Поправляйся, юноша. Скоро твои силы понадобятся Арамее.

В покоях верховного служителя Дромидиона его встретил рослый мужчина в изрядно потрепанном дорожном плаще. Аммат улыбнулся гостю и обнял его за плечи:

– Приветствую тебя, Демилий, друг мой. Я ждал тебя. И отец беспокоился о тебе. Я уже послал за ним.

– Торопился, как мог, – с почтительным поклоном ответил старший сын Торрония.

– Какие вести ты принес с восхода?

Демилий помрачнел:

– Неутешительные. Твои подозрения подтвердились, в конце зимы Тень двинется к Маграхиру. Она поведет к полночным горам племена пустынников Каттана и кланы Хингары. К ней также примкнули последние ногарские легионеры.

Демилий принялся обстоятельно рассказывать верховному жрецу о своих странствиях по землям Старой Ногары и Севера. Вскоре к ним присоединились Аррелий и Торроний.

– Достаточно ли у Тени силы, чтобы взять Маграхир одними лишь пустынниками и хингарцами? – усомнился комендант столицы, слушая рассказ сына. – Ногарцев, насколько я понял, осталось не слишком много.

– Ногарцев действительно не больше двух легионов, но остальных много, отец, очень много, – ответил Демилий.

– Это так, – подтвердил Аммат, – Столетняя война почти не задела земли на восходе, а хингарцы известны воинственностью, их кланам давно уже стало тесно в своих владениях. Хоть они и не поклоняются богам Аддата, их вожди поддержат любой поход, в котором смогут увеличить свои богатства и получить новые земли. Маграхир защищает лишь власть его владыки, но никому не ведомо, сколь велика его мощь, сможет ли он выдержать натиск Тени. Ведь Тень владеет одним из двух Сердец Мира. Кроме того, ведущий Тень знает, где заполучить силу, способную противостоять могуществу Маграхира. Здесь, в храме, есть раненый юноша, сын князя Литария из Хорума…

– Ты говоришь об Атрии? – уточнил Аррелий. Никто другой не осмелился бы прервать верховного жреца, но этот князь, часто проявлявший ту же бесшабашность, что и во времена молодости, не особо церемонился даже при дворе императора. – Я знаю этого парня, отличный воин!

– О нем, – кивнул Аммат. – Он выследил бродягу, которого разыскивают хишимерские жрецы, чтобы вернуть былую мощь своему богу. Но в степи близ Легарды его остановила Тень.

– Тень на арамейской земле? – насторожился Тороний.

– Именно так. После этой встречи бродяга направился на закат. Аррелий, ты помнишь те горы, куда поднимался Хорруг?

– Помнить-то помню, но ты так и не сказал тогда, за какой надобностью вас понесло в горы, – ответил Аррелий.

– Не скажу я тебе этого и сейчас, – произнес Аммат. – Но уверен, что по наущению ведущего Тень бродяга направился именно в то место, куда ходил Хорруг. Если он достигнет цели, Тень получит силу, возможно, способную даже сокрушить Маграхир. И тогда всех нас ждет незавидная участь.

– Перехватить его можно? – поинтересовался Аррелий.

Аммат задумчиво пригладил ладонью бородку:

– Попытаюсь. Но, похоже, Тень оберегает его, по крайней мере, до той поры, пока бродяга не поднимется в горы. Тем не менее, я попробую исправить ситуацию. Тебе же, Аррелий, предстоит убедить императора и остальных князей приморских провинций выступить против Хишимера. Вероятнее всего, затем нам предстоит более дальний поход, к Маграхиру.

Князья и Демилий удивленно уставились на главу храма.

– Кроме Арамеи, некому остановить Тень, – твердо произнес Аммат. – В наших руках судьба всего мира. Хишимерский царь неспроста готовится к войне против нас, с помощью его войска Тень намеревается отвлечь арамейскую армию и беспрепятственно захватить Маграхир.

– Князей и на подмогу Хоруму пинками не поднять, а ты надеешься заставить их повести свои дружины к Маграхиру, – процедил Аррелий, нахмурившись. – Это ж немыслимая даль, даже я не знаю, где это.

– Страной правят не князья, а император, – напомнил верховный жрец.

– Угу, – хмуро кивнул Аррелий. – Только все основные войска у них. Слишком большую волю князья почувствовали без Хорруга.

За долгие годы правления царицы Лигии от имени малолетнего наследника трона арамейским князьям и в самом деле удалось вернуть себе значительную самостоятельность, которой в свое время их лишил Хорруг. Во многом именно этим объяснялась нерешительность молодого императора. Взойдя на трон Арамейской империи, он уже не получил ту полноту власти, что была у его отца, приходилось считаться с мнением князей.

– Будет сложно, – согласился с Аррелием Аммат. – Придется постараться. От наших действий зависит судьба Арамеи и всего мира. И времени у нас не слишком много. Мы должны разгромить хишимерскую армию и успеть остановить Тень на подступах к Маграхиру.

– На равнинах между Старой Ногарой и полночными горами правит царь Локарон, – сообщил Демилий. – Он не склонен пропускать Тень через свои земли и задержит ее армию на некоторое время.

– Он может быть союзником? – поинтересовался Торроний.

– Не думаю. Он кровавый тиран и сам жаждет власти. И он не человек. В буквальном смысле.

– Я слышал о царе Локароне, – кивнул Аммат. – Бессмертное демоническое существо, покорившее племена равнин на восходе. Он не пойдет на союз ни с кем.

– Так кого же можно привлечь на нашу сторону? – продолжал спрашивать Тороний. – Одних арамейских клинков слишком мало, чтобы дать бой Тени, а после битвы с хишимерской армией их останется еще меньше.

– Близ Маграхира по обе стороны горного перевала Рубидан обитают племена куммров и рубийцев, – ответил Демилий. – Это свободолюбивые северные народы, они многочисленны, но не ладят меж собой. Так же есть и небольшие племена скотоводов. Но объединить их будет очень сложно, практически невозможно.

– Я попробую, – решительно сказал Торроний, хлопнув себя по колену.

– Тебе предстоит трудная задача и путь твой будет опасен, – предупредил Аммат.

– Я знаю, – спокойно кивнул великан.

– Что делать мне? – спросил жреца Демилий.

– Отправляйся в Хорум, друг мой, – ответил Аммат. – Нашим людям понадобится духовная поддержка, им придется очень туго, пока не подойдет помощь. Чтобы вселить в их сердца уверенность, ты возьмешь кое-что с собой.

– Ну а я сделаю все, чтобы наша армия выступила к Хоруму, – заверил жреца Аррелий.

* * *

И без того не отличавшаяся резвостью кобыла Тангендерга осторожно продвигалась вперед. Из-под копыт то и дело скатывались мелкие камешки, исчезая за краем обрыва. Сам Тангендерг сидел в своей обычной позе, посасывая дурманящую жвачку из высушенных грибов и закрыв глаза, его, похоже, ничуть не беспокоило, что старая лошадь шагает по узкой горной тропе, каждый миг рискуя сорваться в пропасть.

В отличие от каданга и его лошади, Кори очень беспокоило ненадежное положение, в котором он оказался. Паренек заметно нервничал, то и дело прижимался к скалам и явно страшился выглянуть за край тропы. Последним шагал Гишер, скрестив руки на груди, накрыв голову капюшоном и сосредоточившись на собственных мыслях.

Думая о чем-то своем бесконечно далеком, жрец зацепился сандалией за выступ. Тут же старые побои, полученные от арамейцев, напомнили о себе болью в стопе. Гишер споткнулся, припал на поврежденную ногу и потерял равновесие. Перед взглядом качнулась отвесная скалистая стена ущелья, уходящая вниз, в затянутую дымкой тумана пропасть. Гишер взмахнул руками, попытавшись восстановить равновесие, из-под сандалии выскользнул камень. Из горла жреца вырвался непроизвольный крик, он упал грудью на край обрыва, ударившись локтями о камни. Обламывая ногти и раздирая руки в кровь, Гишер начал сползать вниз.

Оглянувшись на его крик, Кори сбросил с плеч свой видавший виды плащ и поспешил назад. Шмякнувшись на живот, паренек обеими руками вцепился в плечо жреца.

Не дожидаясь команды хозяина, кобыла Тангендерга остановилась. Каданг сплюнул свою жвачку и слез с крупа лошади.

С помощью Кори жрецу удалось выбраться обратно на тропу. Лежа на животе, Гишер взбрыкнул ногами, заползая наверх полностью. При этом он ненароком толкнул Кори, и через мгновение паренек оказался там же, где недавно болтался сам Гишер. Теперь уже жрец попытался вытащить своего спасителя, схватив его за одежду. При этом туника паренька задралась до самого подбородка. Неестественно взвизгнув, Кори сполз еще ниже, но в этот момент на его загривке сомкнулись крепкие пальцы Тангендерга. Одним сильным движением каданг вытащил юного спутника обратно на тропу. Кори быстро и суетливо одернул одежду, однако и Тангендерг, и Гишер успели заметить, то, что попытался скрыть от их взглядов смущенный попутчик.

– Девка! – опешил жрец. – У нее титьки, клянусь гробницей Азгадера!

Пристальный взгляд Тангендерга уперся в грудь попутчицы. До сей поры постоянно кутавшаяся в грязный рваный плащ девушка ничем не выдавала себя. Теперь же под плотной тканью туники угадывались, хоть и невыразительные, но явно девичьи холмики.

– Чего еще я о тебе не знаю? – хмуро поинтересовался Тангендерг.

– Я тебя не обманывала, – пробормотала девушка, пряча взгляд. – Ты сам принял меня за мальчика.

– Ну, еще бы, – процедил каданг. – Волосья как пакля, голос хриплый, грудь как у кошки…

– А какая у кошки грудь? – недоуменно спросила девушка, непроизвольно пощупав через одежду собственные соски.

– Никакая. Как твое имя?

– Кори. Меня так и зовут, честно. Ну-у, Коринта.

– Коринта, – медленно повторил Тангендерг, словно отпечатывая имя попутчицы в памяти. – И ты, значит, собралась стать воином.

Гишер покачал головой, искоса взглянул на Тангендерга, сел прямо на тропу, опустил глаза и вдруг затрясся от смеха. Коринта нахмурилась.

– Сколько тебе лет? – продолжал спрашивать Тангендерг.

– Девятнадцать, – буркнула Коринта.

Поежившись под пристальным взглядом каданга, она поправилась:

– Семнадцать… Почти…

Тангендерг ткнул жреца носком сапога, прервав его беззвучный смех, затем указал на тропу и произнес:

– Чуть выше есть небольшая площадка, остановимся там. Дальше я пойду один. Потом мы спустимся обратно на равнину и ты, девочка, вернешься в Хорум.

– Зачем? – обиженно пробормотала девушка.

– Выйдешь замуж, нарожаешь детей, станешь обычной бабой.

Взяв девушку за плечи, Тангендерг прижал ее спиной к скале, обошел и направился к своей кобыле. Коринта крикнула ему в спину:

– А если я не хочу?!

– Можешь стать шлюхой, мне без разницы, – отозвался Тангендерг. – Хотя, вряд ли кто позарится на твои кости. Рядом со мной бабам не место.

Он хлопнул кобылу по крупу:

– Пошла.

Коринта скрипнула зубами и сжала кулаки. Она оглянулась на жреца, тот откровенно ухмылялся. Поникнув головой, девушка понуро поплелась вслед за Тангендергом.

С наступлением сумерек путники достигли площадки, упомянутой кадангом. Гишер тут же уселся прямо на камни, привалился спиной к скале и устало прикрыл глаза. Коринта попыталась было по обыкновению помочь рассупонить кобылу, но Тангендерг молча оттолкнул ее в сторону. Коринта опустилась на корточки рядом с Гишером и тихо спросила:

– Ты давно его знаешь? Почему он так терпеть не может женщин?

Гишер пожал плечами, не открывая глаз. Вместо него ответил сам Тангендерг:

– Когда мне нужна женщина, я иду и беру ее. Другой пользы от вас нет, незачем держать при себе существо, неспособное позаботиться о себе.

– Иными словами, он боится взять на себя ответственность еще за кого-то, кроме этой старой клячи, – ухмыльнулся Гишер.

– Просто не желаю, – равнодушно поправил его Тангендерг. – Дома у меня нет, а в пути женщина – лишняя обуза. Почувствуй разницу между страхом и безразличием, жрец, и в следующий раз хорошенько подумай прежде, чем открыть пасть. Я не арамеец, пытать тебя не стану, просто сброшу в пропасть.

Стянув со спины лошади переметные сумы, он бросил всю поклажу на камни и кивнул своим спутникам:

– Можете взять по лепешке.

Себе он, против обыкновения, взял и хлеб, и мясо. Каданг уселся у скалы и молча принялся за трапезу, запивая сухую жесткую еду водой из бурдюка. Коринта вытащила из сумы две лепешки, одну протянула жрецу.

– Набираешься сил? – ухмыльнулся Гишер, взглянув на Тангендерга. – Скоро они тебе понадобятся. Храм уже совсем близко, я чувствую его.

– Чувствуешь? – с любопытством переспросила Коринта.

– Святилище защищает сильнейшая магия, – пояснил жрец. – Всякий, в ком есть хоть малая частица силы богов, утратит ее, переступив границу круга.

– И ты? – продолжала выспрашивать девушка.

– И я тоже, – кивнул Гишер. – Там дальше есть мост, ступив на него, я стану обычным человеком.

– Для низшего жреца своего мелкого божка, ты знаешь чересчур много об этом месте, – заметил Тангендерг.

– Тот, кто послал меня за тобой, рассказал, что ждет меня в пути.

– Когда я вернусь из храма, вырву сердце тому, кто тебя послал, – мрачно пообещал каданг.

Гишер вновь не сдержал ухмылки:

– Сначала дойди до храма. Вряд ли тебе удастся пройти по мосту незамеченным, стражи утыкают тебя стрелами раньше, чем доберешься до середины.

– Поэтому я и не пойду по мосту.

– Ты знаешь другую дорогу? – удивился Гишер.

Тангендерг отпил из бурдюка, утер губы ладонью, завязал горловину, отложил в сторону и, привалившись спиной к скале, закрыл глаза. Гишер понял, что ответа ждать не стоит.

Ночь принесла с собой холод. Огонь не разводили, да здесь, среди скал, и не из чего было сложить даже небольшой костер. Коринта долго ерзала, поджимая под себя босые ноги и пытаясь целиком укутаться в изодранный плащ. Как бы она ни укладывалась, от камней все равно веяло холодом так, что начинали зудеть все суставы. Приподнявшись, она нащупала в темноте плечо Гишера.

– Чего тебе? – недовольно пробурчал жрец.

– Скажи, он погибнет? – прошептала девушка.

– Тебя так беспокоит его судьба?

Судя по голосу, жрец, как всегда, ухмылялся, даже спросонья.

– Вот еще! – буркнула Коринта. – Я для него пустое место, так что и мне на него наплевать.

– Тогда отцепись от меня, и ложись спать, никто не сможет покинуть храм, твой дружок не исключение. Даже если обойдет мост, все равно подохнет от меча бессмертного стража.

– А разве тебя это совсем не беспокоит? – не успокаивалась девушка. – Ты ведь хотел привести его в свой храм живым.

– Я в любом случае заслужу милость своего бога, сейчас меня устраивает любой вариант. Спи!

Оттолкнув Коринту, Гишер натянул капюшон плаща до самого подбородка.

На рассвете жреца разбудил бесцеремонный пинок в плечо. Приподняв капюшон, Гишер увидел над собой Тангендерга.

– Где девчонка? – спросил каданг. – Вы ведь шептались о чем-то ночью.

Гишер бросил взгляд по сторонам, Коринты и в самом деле не было рядом.

– Я ей не сторож, – с обычной ухмылкой отозвался жрец. – Хотя, меня нисколько не удивляет, что она сбежала, ни один нормальный человек не выдержит тебя и дня. Я больше удивлен, как это твоя кобыла до сих пор тебя терпит.

– Завтра утром приведешь мою лошадь к мосту, – распорядился Тангендерг.

– Я не только не сторож, я еще и не конюх, – снова ухмыльнулся Гишер.

– Я одним ударом могу проломить тебе нос и размозжить башку, – бесстрастно напомнил Тангендерг.

– Умеешь убеждать, – вынужденно признал жрец. – А сам куда? Ты действительно знаешь другую дорогу к храму?

– Займись делом и поменьше болтай, – отрезал Тангендерг.

* * *

Дикая вишня разрослась так, что захватила собой все пространство вокруг засохшего тополя. Почерневший ствол с ошметками коры и обломками ветвей одиноко торчал над зеленым островком.

Приблизившись к зарослям, всадник привстал на стременах и вполголоса позвал:

– Самила, ты здесь?

Ветки качнулись, в ответ послышался девичий голосок:

– Захир!

Юноша спрыгнул с седла. Из зарослей ему навстречу появилась девушка. Прикрывая лицо краешком сари, она бросила тревожный взгляд по сторонам.

– Не бойся, здесь никого нет, – успокоил девушку Захир.

– Отец побьет меня, если узнает, что я виделась с тобой, – боязливо прошептала Самила, прижавшись к его груди.

Опасения Самилы были оправданы. Обычаи хингарцев запрещали молодым девушкам оказывать внимание мужчинам и уж тем более оставаться с ними наедине. Отцы семейств ревносто блюли традиции своего народа. Отец Самилы возглавлял один из могущественных кланов Хингары, за ослушание девушке вполне могли располосовать розгами спину.

Именно строгое соблюдение традиций и правил, предписанных предками, как утверждали старики, и сделало хингарцев сильным народом. Даже ногарские императоры не смогли покорить воинственные родовые кланы, обосновавшиеся под самым боком империи с восхода. Напротив, сами хингарцы регулярно терзали ногарские рубежи, грабя города и поселения, и угоняя в свои владения людей и скот. Пленников расселяли вокруг замков вождей, их труд обеспечивал существование самих хингарцев. Со временем поселения вокруг замков столь разрослись, что слились в один сплошной город, не уступавший размерами даже бывшей ногарской, а ныне арамейской столице. Никакие стены не сдерживали рост этого города без названия, он просто расползался во все стороны ремесленными лавками, жилищами рабов, глиняными каръерами, полями, садами и выпасами, и вновь сменяясь лабиринтами жилых кварталов. Каждый вождь захватывал столько земли вокруг своего замка, сколько успевал. Лишь относительное равновесие сил кланов не позволяло вспыхнуть кровавой распре в дележе владений. Но в последнее время отношения между кланами становились все более напряженными. Пески, что погребли под собой города Старой Ногары, подступили и к Хингаре. Со стороны восхода по берегу океана растянулись территории ардонайских рыбаков, и так уже поделенные между ближайшими кланами, а с полудня так же ревностно оберегали свои владения не менее воинственные пустынники Каттана. Дальше расширяться стало уже просто некуда.

Выходка Самилы запросто могла бы подлить масла в тихо тлеющий костер вражды кланов, и наказание за проступок сулило быть очень суровым, вплоть до забивания камнями насмерть.

– Скоро я заберу тебя, – пообещал любимой Захир, крепко обняв девушку. – Я уговорил отца, завтра он попросит, чтобы твой отец отдал тебя мне в жены.

– Правда?! – глаза Самилы блеснули надеждой. – А как же выкуп?

Захир слегка помрачнел. Молодой человек являлся младшим сыном от младшей жены Кизима, предводителя другого клана. Строго говоря, по обычаям хингарцев он не считался ровней Самиле, дочери старшей жены своего отца и обязан был выплатить за невесту солидный выкуп. На поддержку своих отцов могли рассчитывать лишь старшие дети от старших жен, всем остальным многочисленным отпрыскам суждено было заботиться о себе самостоятельно, их положение ничем не отличалось от рядовых членов клана, они не наследовали ни власть, ни имущество.

– Я договорюсь с твоим отцом, – заверил девушку Захир. – Мы скоро отправляемся в поход с Тенью. Там, на полночи, за песками Ногары, лежат новые земли. Там я захвачу богатую добычу, захвачу земли, найму воинов и сам стану вождем. Я буду богат и у меня будет много жен!

Глаза юноши загорелись, когда он перечислял ожидающие его блага, настолько живо он представил себе свое богатое будущее. Перехватив настороженный взгляд Самилы, он тут же осекся и поправился:

– Но ты всегда будешь моей любимой женой.

В доказательство своих слов Захир крепко поцеловал девушку. Самила вздохнула:

– Ты говоришь о том, что будет, а мой отец захочет получить все здесь и сейчас. Ты ведь знаешь, наш клан остается в Хингаре.

В отличие от своих ближайших соседей каттанцев и ногарцев, принявших богов Тени, хингарцы остались верны своим духам ветров. Тем не менее, многие кланы выразили готовность присоединиться к армии Тени и обосноваться на новых землях, хотя не меньше кланов предпочли остаться на месте, рассчитывая прибрать к рукам освободившиеся территории.

Захир нахмурился. Несмотря на всю свою горячность, он не мог не признать правоту девушки. Как только половина кланов со всем своим имуществом отправится в дальний поход, в Хингаре неизбежно начнется резня в борьбе за оставшиеся без защиты земли. Отец Самилы скорее продаст дочь другой влиятельной семье, чтобы укрепиться самому, чем польстится на обещания почти нищего парня.

– Тогда я украду тебя! – решительно воскликнул Захир, немного поразмыслив. – Пойдешь со мной?

– Пойду, – не задумываясь, согласилась девушка. – Но я очень боюсь отца.

– Не бойся, он не сможет нам помешать. Когда наши кланы уйдут, ему будет уже не до тебя. Даже если отправит погоню, не будут же его воины сражаться с армией Тени.

– Тень правда настолько могуча, как говорят? – поинтересовалась Самила.

– Ей нет равных, а ее армия самая сильная на свете, у нее тысячи воинов. С нами каттанские пустынники и ногарские легионы.

– Значит, мы и в самом деле сможем жить безбедно на новых землях?

– Конечно! – уверенно заявил Захир. – Мы убьем всех, кто будет сопротивляться, захватим их земли и дома, отберем все золото, у каждого будет много рабов и женщин…

Увидев, как насупилась Самила, Захир снова поспешно поправился:

– Но любить я буду только тебя.

* * *

Ободранные окровавленные пальцы сжались на выступе, последним усилием Тангендерг втащил свое измученное тело на плоскую шероховатую поверхность скалы. Ему пришлось немало полазать по отвесным скалам ущелья, спускаясь, поднимаясь, снова спускаясь и вновь поднимаясь, и сделать изрядный крюк, чтобы обойти мост, соединяющий края обрыва. До сего момента он и сам считал, что мост – единственный путь к горному святилищу. Теперь же дорога к цели была почти открыта, оставалось лишь пройти через город стражей.

Лежа на спине, Тангендерг поднес правую руку к глазам, сжал кулак и снова разжал. Пальцы слипались от грязной крови. Впрочем, на теле каданга сохранились отметины куда более серьезных ранений, ободранные руки не могли его обеспокоить.

Тангендерг откатился от обрыва и присел на корточки за большим камнем. Осторожно высунувшись из укрытия, он скользнул цепким внимательным взглядом по сторонам.

Стражи тайного храма расположили свой город на горных террасах. Постройки частично скрывались в естественных и вырубленных в скалах гротах, частично выступали из общего массива сложенными из крупных камней многоярусными фасадами и приземистыми башенками. Не было видно ни одного человека, словно местные обитатели покинули свой город, однако одному ему ведомое чутье, подсказывало Тангендергу, что люди здесь есть. Хотя, взгляд не выявлял какие-либо признаки, возможно, потому, что стражи храма вели чересчур аскетичный образ жизни.

Тангендерг вытащил из-за пояса кинжал. Свой меч, так же как сапоги и большую часть одежды, он оставил на недавней стоянке, чтобы было легче карабкаться по скалам, в город стражей каданг явился лишь в одних штанах, вооруженный только коротким кинжалом. Если понадобится, более достойное оружие он добудет у стражей. Убитых стражей.

Пожалуй, путь, который отыскал Тангендерг, чтобы войти в город, был единственным, где мог бы пройти человек, даже такой сноровистый, как он. Во всех прочих местах скалы нависали наклонными стенами, город стражей невозможно было обойти ни по дну ущелья, ни поверху. Так же невозможно было бы пройти незамеченным через сам город, никакой чужак не смог бы затеряться среди жителей, где даже дети являлись стражами святилища. Оставалось дождаться ночи – при беглом осмотре взгляд Тангендерга не выявил ничего, что говорило бы о сторожевых кострах, так что можно было рассчитывать на полную темноту. Благо, солнце уже клонилось к закату, лазанье по скалам заняло почти весь день.

Тангендерг снова укрылся за камнем. Вряд ли кому-либо придет в голову идти сюда, к самому обрыву.

Однако очень скоро он услышал приближающиеся шаги. Это явно не было случайностью, человек целенаправленно шел именно к его укрытию. Вместе с тем Тангендерг мог поклясться чем угодно, что ему знакома эта поступь.

Пальцы сжались на рукояти кинжала, через мгновение его острие ткнулось в горло молоденькой девушки, заглянувшей за камень.

– Я думал, ты, наконец-то, отвязалась от меня, – процедил Тангендерг. – Что скажешь?

– Мне больно, – пискнула Коринта.

– Будет еще больнее, когда я отрежу тебе голову, – равнодушно пообещал Тангендерг.

– Не отрежешь, – не поверила девушка.

– Твоя настырность меня уже даже не удивляет.

Тангендерг убрал кинжал от горла Коринты. За время своего отсутствия девушка значительно преобразилась: всегда босые сбитые ноги теперь были обуты в изящные сандалии из мягкой кожи, она была одета в белый хлопчатый руб с пояском, с головы исчезла нелепая войлочная шапка, вместо нее появился широкий платок, затянутый по обыкновению потанских горянок кожаной тесьмой и спускающийся свободным концом по спине. Теперь ее трудно было бы спутать с мальчишкой. Только волосы Коринты, хоть и чистые и расчесанные, все равно выбивались из-под платка, как пучки соломы.

– Пойдем со мной, – потребовала Коринта. – Они знают, что ты здесь. Отдай мне кинжал, иначе они убьют тебя.

– Ты им все рассказала, – понял Тангендерг.

– Да, – кивнула девушка. – Так будет лучше. Идем, им есть, что сказать тебе.

Тангендерг позволил Коринте взять кинжал из своей ладони.

– Ты нисколько себя не жалеешь, – осуждающе заметила девушка, коснувшись его окровавленных пальцев.

– Тебя тоже не пожалею, – заверил ее Тангендерг.

– Знаю, – вздохнула Коринта. – Идем.

Она повлекла каданга за собой. На горных террасах тут же появились люди в светлых одеждах с луками и дротиками. Вниз спустился мужчина средних лет и приблизился к Тангендергу. Горец был на голову выше Тангендерга и широк в плечах, даже складки просторного белого одеяния не могли скрыть его крепкого телосложения. Длинные светлые волосы, высокий лоб, нос с горбинкой и аккуратная бородка придавали лицу благородные аристократические черты. Ни он, ни остальные нисколько не походили на обычных жителей Потанских гор.

– Зачем ты здесь, брат? – спросил горец.

Тангендерг ничем не выдал свое удивление – горец говорил на языке кадангов, причем, довольно чисто. Тангендерг не слышал подобной речи с тех пор, как покинул соплеменников в лагере наемников, оборонявших подступы к Кадаю, много лет назад.

– Не припоминаю, чтобы у моей матери были другие сыновья, – процедил Тангендерг.

– В тебе есть то, что объединяет нас гораздо больше, чем ты думаешь. Тем не менее, мы готовы прервать твою жизнь.

Горец скосил взгляд на лучников.

– Не стоит этого делать, – произнес он, предугадав движение Тангендерга, готового выхватить свой кинжал из рук Коринты.

– Что дальше? – угрюмо спросил Тангендерг.

– Много лет назад здесь был один человек, ты знаешь, кто он. Мы пропустили его к храму. Пропустим и тебя. Но она пойдет с тобой, – добавил горец уже на межплеменном степном наречии, указав на Коринту. – Если нет, вы оба умрете прямо здесь.

– Куда пойду?! – недоуменно и чуть испуганно спросила Коринта. – Почему я?!

– Ты по своей воле пришла с ним, с ним и разделишь его участь, – бесстрастно пояснил горец.

Девушка посмотрела на спутника.

– Я не спрашиваю ничьего позволения, иду туда, куда мне нужно, – сказал Тангендерг.

Коринта схватила его за руку:

– Прошу тебя! Не упрямься.

– Выбор за тобой, – сурово повторил горец.

– Показывай дорогу, – процедил Тангендерг сквозь зубы.

Горец отступил в сторону:

– Идите по тропе.

Угадав немой вопрос в глазах Тангендерга, он добавил:

– Все, что ты должен знать сейчас, тебе скажет она.

Он указал на Коринту, забрав при этом у нее кинжал. Тангендерг кивнул спутнице и подтолкнул ее в спину. Горцы на склонах по-прежнему держали луки наготове и, без сомнения, расстреляли бы чужаков при любом неосторожном движении с их стороны. Лучники опустили оружие лишь тогда, когда путники оказались за пределами города.

Тропа завиляла вверх по склонам. Получив очередной тычок в спину от Тангендерга, Коринта потребовала:

– Не толкайся, я и так уже устала.

– Ночью ты была намного резвее, – заметил Тангендерг.

Коринта оглянулась на него через плечо и виновато пробормотала:

– Если бы я не пришла к ним, они убили бы тебя.

– Не припоминаю, чтобы просил тебя об услуге.

Он снова подтолкнул девушку.

– Ты и не попросишь, даже если помирать будешь, – проворчала Коринта, с трудом взбираясь на очередной уступ. – Только и умеешь пихаться и ругаться.

– Ты сама за мной таскаешься, я тебя не звал, – напомнил Тангендерг.

Тропа вывела путников на небольшую площадку. Бросив взгляд за край, Коринта поежилась. С огромной высоты, на которой они оказались, открывался вид чуть не на полмира, по крайней мере, впечатление создавалось именно такое. Коринте показалось, что она видит не только гигантские башни Орамоса, но даже джунгли Черного берега по ту сторону Круглого моря. Далеко-далеко за Изумрудными лесами огромный красный диск солнца медленно погружался в туман, затягивавший океан.

Переведя взгляд в другую сторону, Коринта затаила дыхание. Огромные каменные пласты сходились вершинами, образуя пик, за высоким узким проходом между скал угадывалось внушительное пространство. По правую сторону от прохода девушка увидела статую – на камне сидел человек могучего телосложения в рогатом шлеме, на его коленях лежал кривой меч, другой меч упирался острием клинка в землю, ладонь человека покоилась на его рукояти, такой же могучий гиппарион склонил голову на плечо стража. Невидящий взгляд каменного воина был обращен на полдень, к морю.

Тангендерг отодвинул девушку в сторону. Обведя взглядом площадку, он посмотрел на Коринту:

– Что-нибудь скажешь?

– Это Бельфеддор, – тихо, почти шепотом ответила девушка. – Стражи из города сказали, что ты должен знать, кто он такой.

– Слышал, – процедил Тангендерг.

– Теперь он охраняет храм, – продолжала Коринта. – Если его разбудить, он убьет тебя, но магическая защита исчезнет, и тогда жрецы Тени смогут одолеть его и войти в святилище.

– Понятно. Там что? – Тангендерг кивком указал на вход в храм.

Коринта пожала плечами и боязливо поежилась:

– Я не знаю. Но стражи сказали, что Хорруг не пошел туда, он остановился перед Бельфеддором. Сам.

– Я не Хорруг, – равнодушно отозвался Тангендерг.

Он направился было к храму, Коринта поспешно схватила спутника за руку.

– Нельзя его будить, – испуганно прошептала Коринта, указав на неподвижную фигуру Бельфеддора и его гиппариона.

– Он не проснется, – твердо заверил девушку Тангендерг.

Каданг уверенным шагом направился к порталу храма. Коринта, по-прежнему боязливо поеживаясь, осторожно последовала за ним.

Как и сказал Тангендерг, ни Бельфеддор, ни его могучий гиппарион не шелохнулись при приближении чужаков. Они вообще не производили впечатление живых существ, оба почти не выделялись среди скал, будто и в самом деле обратились в камень за десятки лет неподвижности.

– Спят? – прошептала Коринта настолько тихо, что каданг скорее угадал, чем услышал ее вопрос.

– Нет, – возразил Тангендерг. – Они чувствуют нас. И я чувствую их. Всех троих.

– Троих? – изумленно переспросила девушка.

Тангендерг ничего не стал пояснять и переступил порог храма. Следом за ним в святилище вошла Коринта.

Каменные стены сходились конусом, теряясь в темной выси. Сквозь узкие длинные щели между скал, подобные крепостным бойницам, внутрь храма проникали последние лучи заходящего солнца, расчерчивая пространство и ложась на стены полосами. На огромном каменном возвышении стоял корабль без мачты. В корпусе галеры зияла брешь, к которой вели каменные ступени.

Тангендерг и Коринта переглянулись. Каданг первым направился к кораблю, девушка не стала его удерживать.

За исключением множества повреждений, явно полученных галерой во время шторма, внутри корабля все было так, словно его только что покинула команда. Ничто не указывало на то, что корабль стоял в пещерном храме многие годы – ни пыли, ни паутины, ни затхлости. Был ли тому причиной чистый горный воздух, магическая защита или забота горцев, определить было невозможно.

Через брешь Тангендерг вошел в трюм галеры и поднялся по трапу на палубу. Ни одна доска не скрипнула под его ногами. Откинув полог шатра на корме судна, каданг замер. Коринта поднырнула под его руку и тихо ахнула.

В центральную подпорку шатра изголовьем упиралось высокое ложе, на котором неподвижно лежала девочка лет семи.

– Она живая? – шепотом спросила Коринта.

– Не больше, чем те трое, – тихо ответил Тангендерг.

И снова Коринта не поняла, кого третьего имеет в виду спутник, но на этот раз не решилась переспрашивать.

Еще раз окинув взглядом неподвижную фигуру девочки, Тангендерг подтолкнул спутницу:

– Идем отсюда.

Обратный путь прошел в молчании. Тангендерг был необычайно сосредоточен, словно обдумывал что-то, маска равнодушия впервые надолго покинула его лицо. Коринта не решалась прерывать раздумья спутника.

Горные вершины еще ловили последние отблески заката, в то время как скалы внизу быстро погружались в темноту. Минуя город стражей, оба вышли на тропу, ведущую к мосту, где их встретил все тот же рослый горец с факелом в руке.

– Опасно ходить по горным тропам в темноте, – произнес горец, протягивая факел кадангу.

– Почему нас пропустили в тайное место? – спросил Тангендерг.

– Когда выйдешь на равнину, тебе встретится человек, – ответил горец. – Задай ему этот вопрос.

Тангендерг молча взял Коринту за плечо и толкнул девушку вперед. Вскоре оба вышли на узкий мост. Свет факела выхватывал из темноты лишь узкую поверхность моста, Коринта ступала осторожно, даже едва дыша от напряжения, опасаясь любого лишнего движения, она словно нащупывала сандалией дорогу перед каждым шагом. Случайно выглянув за край, девушка побледнела и остановилась – ей почудилось, что темная бездна закружилась у нее перед глазами водоворотом и потянула к себе. В погрузившейся во тьму пропасти невозможно было что-либо разглядеть, она сама лишь угадывалась, но от этого почему-то становилось только страшнее. Тангендерг, напротив, шел уверенно. Получив от него очередной тычок в спину, девушка взвизгнула:

– Не смей меня толкать! Мне и так страшно!

– Туда же ты как-то пришла, – бесстрастно напомнил каданг.

Тем не менее, он положил ладонь на плечо Коринты. Чувствуя его крепкую руку, девушка немного успокоилась.

Когда мост и бездонная пропасть остались за спиной, Коринта облегченно выдохнула. Но тут же сердце снова вздрогнуло в груди, она едва не взвизгнула, когда отблеск факела упал на человека, появившегося из-за скалы.

– Вы сговорились, что ли?! – возмутилась девушка, узнав Гишера. – То один меня пугает, то другой!

– Не ожидал снова тебя увидеть, да еще в таком виде, – ухмыльнулся жрец, окинув взглядом Коринту. – Думал, ты уже на пути к Хоруму, – Он перевел насмешливый взгляд на Тангендерга: – А на тебя одежки не хватило, бродяга?

Пальцы Тангендерга сдавили горло Гишера, ноги жреца оторвались от земли, он захрипел.

– Ты что?! – удивленно и испуганно воскликнула Коринта.

На лице Тангендерга не дрогнул ни один мускул, оно приобрело обычное выражение абсолютного равнодушия.

– Меня ты тоже вряд ли ожидал увидеть, – произнес каданг, глядя в глаза жреца.

По-прежнему держа Гишера за горло, Тангендерг швырнул его на мост. Коринта взвизгнула, ей показалось, что жрец неминуемо свалится в пропасть. Однако Гишер удержался. Лежа на животе поперек моста, он бился в судорогах, его одежда пузырилась, будто что-то разрывало тело изнутри, стремясь вырваться наружу. Через мгновение фигуру жреца окутала темная дымка, вскоре она рассеялась и тело Гишера обмякло, безжизненно повиснув поперек моста.

– Что с ним такое? – недоуменно спросила Коринта.

Тангендерг ничего не ответил. Он схватил жреца за шею, вытащил на тропу, усадил, привалив спиной к скале, и слегка ударил кулаком по щеке. Гишер приоткрыл глаза.

– Что со мной? – едва слышно прошептал он.

Тангендерг кивнул Коринте:

– Идем. Он и без нас очухается.

– Мы бросим его здесь одного в темноте? – спросила девушка.

– Если тебе его жалко, можешь тащить на себе, – равнодушно отозвался Тангендерг. – Только не забудь, что однажды он уже пытался тебя удавить.

Коринта вздохнула, украдкой оглянулась на полубесчувственного жреца и последовала за кадангом.

Кобыла встретила хозяина без каких-либо эмоций, похоже, оба стоили друг друга. Проверив поклажу, натянув сапоги и безрукавку, Тангендерг взобрался на круп лошади и, как обычно, положил обнаженный меч на колено. Факел он отдал Коринте. Кобыла неспешно зацокала копытами по горной тропе, унося своего седока прочь от святилища.

Очень скоро позади послышался вопль, заставивший Коринту вздрогнуть:

– Бездушный ублюдок! Что ты со мной сделал?!

Девушка оглянулась, подняв факел повыше. Гишер бежал за ними по тропе, спотыкался, падал, продолжал путь на четвереньках, снова вставал и бежал, и снова падал. Обычное ехидство и насмешливость покинули жреца, его лицо побелело и перекосилось от страха.

– Я очистил тебя, – бесстрастно произнес Тангендерг, не оборачиваясь, когда жрец догнал их. – Предпочитаю, чтобы впредь ты не мог больше взывать к своему богу и связываться с братьями по вере. Теперь ты обычный человек.

– Глупый дикарь! – продолжал вопить Гишер. – Знаешь ли ты, сколько лет потребовалось, чтобы обрести знания и силу?! Ты разрушил мою жизнь! Я никто!

– Не льсти себе, жрец, – все так же равнодушно отозвался Тангендерг. – Ты всегда был никем, всего лишь мелкий прислужник на побегушках. Теперь научишься чему-нибудь другому, более полезному. Например, пахать землю, обжигать горшки или пасти скот.

Гишер вновь упал на колени и уткнулся лбом в камни.

– Лучше убей меня, – простонал он.

– Зачем? – Тангендерг пожал плечами. – За то, что страж храма все еще на своем месте, тебя убьют другие. Но если уж тебе так не хочется с ними встречаться, можешь прыгнуть в пропасть самостоятельно прямо сейчас, я тебя держать не стану.

Коринта с сожалением вздохнула, глядя на скрюченную фигуру жреца. Она даже протянула было руку, собираясь помочь ему подняться, однако остановилась. Нерешительно оглянувшись на удаляющегося Тангендерга, девушка снова вздохнула и последовала за ним. Гишер так и остался лежать на тропе, стеная и царапая ногтями камни.

* * *

Атрий примостился на парапете небольшого бассейна в храмовом саду. Коснувшись пальцами левой руки того, что осталось от правой, он поморщился, не столько от боли, сколько от досады. Сведующие в ле́карстве жрецы-дромиды отняли руку чуть выше локтя, превратив ее в бесполезный обрубок.

Поймав взглядом одного из служителей храма, подметавшего вымощенную мрамором дорожку неподалеку, молодой княжич окликнул его:

– Послушай, уважаемый! Могу я поговорить с верховным жрецом?

– Сожалею, друг мой, глава храма сейчас далеко. Но в этих стенах любой окажет тебе помощь.

– Я хотел узнать, как долго мне еще придется быть здесь?

– Ты гость, а не пленник, и можешь покинуть храм в любой момент по собственному желанию, – заверил Атрия служитель. – Но ты едва встал на ноги и еще слишком слаб. Прошу тебя остаться еще на некоторое время.

Атрий поднялся на ноги. Слова протеста, готовые сорваться с губ, остались невысказанными – головокружение и дрожь в ногах лучше всего остального подтвердили правоту храмового служителя.

– Могу я хотя бы получить свой меч? – спросил Атрий, снова опускаясь на парапет. – Я воин, силы быстрее вернутся ко мне, если я буду чувствовать рукоять меча в ладони. Пока я здесь, по крайней мере, наловчусь держать оружие левой рукой.

– Конечно, тебе принесут твой меч.

Служитель приставил метелку к колонне беседки, перемолвился несколькими словами с другим служителем, затем вернулся к своему занятию. Вскоре Атрию действительно принесли его меч.

Положив оружие рядом с собой, он задумчиво провел ладонью по лезвию клинка, затем взялся за рукоять.

Атрий поднялся на ноги и взмахнул мечом, сделав рубящее движение перед собой. Результат его слегка разочаровал, удар показался слишком неуклюжим, все-таки, левой рукой он владел намного хуже. Да и тяжесть в голове изрядно замедляла движения. Атрий снова взмахнул мечом. Круговое движение, удар сверху, уклон, выпад… Раз за разом он повторял знакомые с детства, но такие непривычные сейчас приемы боя. Увлекшись, Атрий даже не заметил, как опустел храмовый сад.

– Странно наблюдать подобное в этих стенах, – услышал он неожиданно за спиной. – Культ Дромидиона призван нести мир.

Атрий обернулся. Чуть поодаль стоял молодой человек его возраста в простой белой тоге без вышивки.

– Тем не менее, один из наших богов – Симирикон, защищает справедливость мечом, – ответил Атрий. – Мой клинок также готов к битве за справедливость.

Заметив увечье Атрия, незнакомец чуть смутился.

– Ты воин? – осторожно поинтересовался он.

– Был и останусь им, – гордо ответил Атрий. – Пока способен держать меч, я буду защищать свою землю, честь своих предков.

– Кто ты? – спросил незнакомец.

– Меня зовут Атрий, я сын князя Литария, правителя Хорума.

– Так ты из Хорума? – заинтересовался собеседник. – Говорят, там стало неспокойно в последнее время.

– Неспокойно может быть здесь, близ Орамоса, – ответил Атрий с горькой усмешкой. – А на пограничье люди каждый день пытаются выжить. Отряды хишимерцев грабят наши селения, угоняют жителей в рабство. Люди сотнями покидают родные места. Даже гипиты ушли со своих пастбищ и угнали стада на закат, к предгорьям Потана. Пограничные княжества нищают, зимой наверняка придет голод. Но без боя мы наши земли хишимерцам не отдадим.

– И ты собираешься сражаться, несмотря на?.. – Молодой незнакомец перевел многозначительный взгляд на обрубок руки велихарийского княжича.

– Нам не на кого надеяться, – хмуро произнес Атрий. – Дружины пограничья слишком малочисленны. Много раз мой отец просил помощи у императора, но он глух к нашим бедам. Старики говорят, что Хорруг никогда не допустил бы такого, но его наследник слишком нерешителен. Или безразличен к своим подданным.

Молодой незнакомец помрачнел:

– Император пытается сохранить мир. Война принесет намного больше бедствий.

– Война уже началась, – возразил Атрий. – Хишимерский царь собрал огромное войско, в Мархаб стянулись наемники почти со всех полночных лесов. Они грабят все окрестные территории, разоряют арамейские земли. Скоро они двинутся к Орамосу. Если император и дальше будет бездействовать, от Арамеи ничего не останется.

– Откуда такая уверенность, что хишимерский царь обязательно нападет? – поинтересовался незнакомец в тоге. – Многие уверяют, что этого не случится.

– Князья центральных провинций слишком зажирели, – жестко сказал Атрий. – Они наверняка с большей охотой отправились бы в чужие земли обогатиться грабежами, но и пальцем не пошевелят, чтобы помочь соседям. Братство арамейских родов рушится. Потому и напевают в уши императору о ложных слухах.

– Ты слишком резок, – осуждающе заметил незнакомец.

– Мне уже нечего терять. Когда хишимерцы придут, мы будем защищаться. Но нас слишком мало и мы наверняка все поляжем, а Хорум и все наши селения сгорят дотла.

– Вы готовы биться без всякой надежды на победу? – удивился незнакомец. – Не отступите к побережью?

– Там наша земля, – твердо ответил Атрий. – Наши отцы и деды завоевали ее мечами. Пусть наши братья отвернулись от нас, но мы будем сражаться до конца. Женщины и дети уйдут, воины будут биться.

Собеседник ненадолго задумался, затем спросил:

– По-твоему, как скоро произойдет нападение?

– Как только дороги высохнут настолько, чтобы смогли пройти обозы и осадные орудия. Потом еще пара месяцев, и хишимерцы подойдут к стенам Орамоса.

Послышались шаги, из портика храма в сад вышел князь Аррелий. Смерив взглядом фигуру Атрия, он удовлетворенно прищелкнул языком:

– Ты уже на ногах и с мечом в руке! Крепкий парень! Настоящий боец!

Переведя взгляд на молодого человека в тоге, князь склонил голову:

– Мой император, я искал тебя.

– Император? – удивленно пробормотал Атрий.

– Я хотел увидеться с Амматом, – кивнул Рисстаний. – Но, к сожалению, не застал его. Зачем ты искал меня, Аррелий?

– Я требую немедленно созвать большой совет, – решительно произнес Аррелий. – Мне есть, что сказать князьям Арамеи.

Князь оглянулся на портал и крикнул:

– Эй, где ты там?! Иди сюда!

На его зов появилась смуглая девушка и склонилась перед молодым императором.

– Это служанка князя Мессалия, – пояснил повелителю Аррелий. – Расскажи, девушка, что ты видела?

– Я помогала моему хозяину одеваться, – робко сказала служанка. – У него на груди паук.

– Паук? – удивленно переспросил Рисстаний. – О чем это ты?

– Родимое пятно в виде паука. Я уже три года служу у князя и точно знаю, что раньше этого пятна не было. Мой дед был солдатом в ногарской армии, он сражался с Тенью. Я помню его рассказы. На груди моего хозяина знак Тени. Он появился, когда Мессалий вернулся из Мархаба.

Рисстаний задумался, опустив взгляд, затем посмотрел на Аррелия и произнес:

– Кажется, мне тоже есть, что сказать князьям Арамеи. Созывай большой совет.

* * *

Перевернув кисет, Тангендерг потряс его над раскрытой ладонью. Взглянув на пару крошек, он вытер ладонь о штанину и спрятал кисет за пояс.

– Наконец-то, закончилась твоя отрава, – буркнула Коринта.

– Тебя это радует? – безразлично поинтересовался Тангендерг.

– Мне жаль твои мозги.

Тангендерг взглянул сверху на девушку, шагавшую рядом с лошадью, и спросил:

– Скажи, зачем ты таскаешься за мной по пятам? Только не повторяй свою чушь, что хочешь стать воином.

– Это не чушь, – обиделась Коринта. – Разве мало было женщин-воительниц?

В глазах Тангендерга появилось насмешливое любопытство:

– И сколько же их было? Назови хоть одну.

– Ну-у, – Коринта задумалась, сморщив нос, потеребила подбородок, поскребла в затылке. – Ну, были же! Наверное. Чего ты пристал?!

– Ваше дело – рожать детей, стирать белье и варить кашу, – отрезал Тангендерг.

– А ваше?! – с вызовом спросила Коринта. – Воевать?!

Тангендерг покачал головой:

– Дело мужчин – содержать дом, заниматься ремеслами, пахать землю, воспитывать детей… Война – занятие для лентяев, глупцов и негодяев, неспособных сделать что-то путевое своими руками. Для тех, кто может только разрушить и отнять то, что создано другими.

– Тогда кем считать тебя? – язвительно поинтересовалась девушка. – Дома у тебя нет, землю ты не пашешь…

– Считай, кем хочешь, это твое право, – безразлично ответил Тангендерг. – Ты же почему-то прибилась ко мне. Почему?

Коринта вздернула голову, дождалась, пока Тангендерг снова посмотрит на нее, и, глядя в глаза кадангу, серьезно сказала:

– Ты надежный.

Тангендерг отвел взгляд. Некоторое время Коринта шла молча, затем спросила:

– Скажи, зачем ты полез в горы? Ты ведь знал, что можешь там погибнуть. Что ты пытался доказать своим упрямством и кому?

Тангендерг отозвался не сразу. Коринте даже показалось, что вопрос, как это часто бывало, останется без ответа.

– Это был мой последний страх, – медленно произнес он, наконец.

– Не понимаю тебя.

– Человек слаб ровно настолько, насколько сам себя считает таковым. Тот старик в капюшоне бросил мне вызов, обвинил меня в слабости. Я ведь действительно в свое время не смог сделать то, что сделал Хорруг. В ту пору, когда я достиг предгорий, Хорруг уже ушел оттуда и мне не было нужды подниматься в горы. Но я поднялся. Местные горцы в одном селении предупредили, что на вершине любого ждет смерть. Может быть, именно это заставило меня остановиться перед мостом. Я не пошел дальше, так и не узнал тогда, куда и зачем ходил мой враг. Можно сказать, что я наконец преодолел свою слабость, свой страх. Теперь я полностью уверен в своих силах, уверен в них и мой противник.

Коринта оглянулась на громаду гор, оставшихся позади, затем снова посмотрела вперед и спросила:

– И что теперь?

– Тебя я не держу, можешь идти, куда хочешь, – отозвался Тангендерг. – А я должен сделать то, что обещал.

– А что ты обещал? – снова спросила Коринта.

– Что вернусь и убью того старика.

– Ты ненормальный?! – воскликнула девушка. – Он же раздавит тебя! Развеет в прах! Ты видел, на что он способен. А как же я?!

– Я же сказал, ты можешь идти, куда хочешь.

– А тебя-то что гонит к тому старикашке?!

– Мое слово, – сурово произнес Тангендерг.

– Ты… Ты… – не найдя слов Коринта махнула рукой.

Поникнув головой, она уныло брела рядом с кобылой.

– Не пыхти, – сказал Тангендерг, слушая ее вздохи.

– Ты бесчувственный, как камень, – буркнула Коринта.

– Тебе виднее, – не стал возражать каданг.

– Да тебе любой скажет! – сердито воскликнула девушка. – Даже вон он!

Она указала на одинокую фигуру в степи, только что схваченную взглядом, и тут же воскликнула:

– Ой, а кто это?!

Человек стоял неподвижно, опершись на посох, полы белого плаща сходились на груди, полностью скрывая фигуру. Кобыла Тангендерга шагала прямо к нему. Позади незнакомца пофыркивал оседланный гиппарион.

– Тот, кто ответит мне на кой-какие вопросы, – спокойно ответил каданг.

– Это про него говорил тот горец? – догадалась Коринта. – Ты давно его заметил, да?

– Ты бы тоже его заметила, если б поменьше болтала, а больше слушала и наблюдала.

Незнакомец явно не случайно оказался на их пути, похоже, он поджидал путников. Он оказался уже не молод, хотя выглядел крепким. Приблизившись чуть ли не вплотную, лошадь остановилась. Незнакомец вскинул ладонь и погладил кобылу по морде, та не проявила никакой настороженности. Распахнувшийся плащ обнажил жреческое одеяние незнакомца.

– Ты служишь Дромидиону! – воскликнула Коринта.

Незнакомец кивнул:

– Мое имя Аммат. До меня дошли вести, что вы направляетесь в горы. Похоже, вы уже и без моего вмешательства разобрались, что к чему.

– Еще не совсем, – возразил Тангендерг.

В отличие от спутницы, испытывавшей благоговейный трепет перед верховным служителем Дромидиона, он не проявлял к жрецу ни малейшего почтения, даже не слез с лошади.

– Слишком просто оказалось войти туда, куда нет хода никому, – продолжал каданг. – Почему?

– Твоя кровь провела тебя, – ответил Аммат.

Тангендерг молча смотрел в глаза жрецу.

– Вижу, ты ждешь более подробного ответа, – заметил дромид.

– Угадал, – процедил каданг.

– В давние времена, когда твой народ поклонялся Бельфеддору, как богу войны, ему служили воины кланов Белых Волков и Черных Псов. И ныне потомки Белых Волков хранят верность павшему богу, они оберегают подходы к храму. Не надеясь перехватить тебя вовремя, я обратился за помощью к жрицам ветров. Бессмертные девы донесли мой призыв до хранителей святилища. Они же сообщили, что вы возвращаетесь. Твои предки состояли в обоих кланах. В твоих жилах смешалась кровь тех, кто некогда были телохранителями божества кадангов. Ты сам вряд ли осознаешь это, но ни для Бельфеддора, ни для его воинов ты не являешься врагом. Кровь объединяет вас. По той же причине до тебя туда смог подняться другой человек.

– А я? – поинтересовалась Коринта. – Я же не из клана.

Аммат улыбнулся и коснулся ладонью щеки девушки:

– Твоя душа чиста, как душа той, кого оберегает Бельфеддор.

– А кто она? – снова спросила Коринта.

– Свет будущего мира, – просто ответил жрец.

– И снова попробуй угадать, что твой ответ слишком короткий, – произнес Тангендерг.

Аммат усмехнулся:

– Ты очень напоминаешь мне другого человека.

– Я даже знаю, кого именно, – мрачно кивнул Тангендерг. – Но тебя спросили совсем о другом.

– Что ж, я отвечу. Одни думают, что наш мир слишком юн, другие считают его слишком древним. И те, и другие по-своему правы. Мир существует многие тысячи лет и постоянно обновляется. Настанет время нового обновления, мир в очередной раз рухнет в пучину бедствий, и ему понадобится огромная сила, чтобы возродиться. Эта сила заключена в маленьком ребенке, которого вы видели. В ней не только спасение грядущих поколений, но и испытание для нынешних. Многие хотели бы заполучить силу, способную перевернуть все мироздание. Сейчас Тень вновь пытается покорить мир. Если бы ты разбудил Бельфеддора и разрушил защиту, то открыл бы путь ее жрецам к храму. Сам бы ты, конечно, погиб на пороге храма. Никогда и ни у кого не получалось противостоять тому, кто был богом войны.

– Примерно так я и предполагал, – процедил Тангендерг. – Так значит, бродяга старец, встретившийся нам в степи, один из жрецов Тени.

– Более того, он – ведущий Тень. Благодаря ему, боги Тени вырвались из недр гор Аддата полтора века назад.

– Кем бы он ни был, я зарублю его, – бесстрастно заявил каданг.

– Тогда тебе самое место в рядах защитников нашего мира, – ответил Аммат. – Тень стремится заполучить безграничную власть над миром, скоро ее армия двинется к Маграхиру. Когда-то многие народы объединились и остановили ее на берегах Круглого моря. Теперь наше время противостоять вечному рабству, что несет нам Тень.

Тангендерг покачал головой:

– У меня своя дорога. Ваша война меня не интересует.

Аммат прищурился, внимательно ощупывая каданга взглядом.

– Хорруг всю жизнь стремился стать настоящим воином, – произнес жрец. – И он стал им. Он даже поднялся к святилищу, чтобы получить благословение Бельфеддора. Ты рожден воином, это у тебя в крови. Но ты никогда не желал им быть.

– Таковы уж превратности судьбы, – равнодушно отозвался Тангендерг.

– Верно, судьба у каждого своя, – кивнул жрец. – В одном вы схожи, как и он, ты готов держать слово даже ценой собственной жизни. Но, бросив вызов ведущему Тень в одиночку, ты вряд ли достигнешь цели. Наверняка стоит умножить свои шансы на победу, раз уж выпала такая возможность.

Тангендерг нахмурился:

– Если хочешь использовать меня в своих целях, хорошенько подумай, жрец. Один уже попытался. Его я найду, найду и тебя. Я не Хорруг, меня твои идеи не увлекают.

Коринта вспыхнула от возмущения и даже хлопнула ладошкой Тангендерга по колену. Ей угроза каданга в адрес верховного жреца Дромидиона показалась чересчур уж кощунственной.

– Прости его, – извинилась девушка за спутника. – Он в последнее время не в духе.

– Я расскажу тебе, что происходит, а что тебе делать, ты решишь для себя сам, – произнес Аммат. – Ведущий Тень опасается вмешательства Арамеи, поэтому направил на нас войско хишимерского царя, одного из союзников Тени. Войска Арамеи разрознены и не готовы к битве, они вряд ли успеют вовремя собраться, чтобы отразить нападение. Если падет Хорум, война затянется надолго. Остановить хишимерцев некому, даже гипиты откочевали сюда, к предгорьям Потана.

– А если хишимерцы будут разбиты? – поинтересовался Тангендерг.

– Тогда арамейская армия выступит к Маграхиру и даст бой Тени.

Коринта устремила на спутника пытливый взгляд:

– Что ты задумал?

– Ничего нового. Я отыщу Тень и прикончу того кто ее ведет.

* * *

Прислушавшись к гулу голосов, доносившихся из тронного зала, молодой император оглянулся на мать. Лигия обняла сына за плечи:

– Ты принял решение, сын мой. Будь смелей.

Рисстаний тяжело вздохнул:

– Мало принять решение, предстоит еще убедить в его правильности всех князей. Наверное, отцу было бы достаточно отдать приказ, но я не он. Я чувствую свою слабость, и это гнетет меня. Они воины, я для них просто мальчишка, облеченный властью. Да и сколь велика моя власть? Все войска у них, в моем распоряжении лишь полк императорской гвардии.

– У твоего отца не было и этого, когда он пришел в полночные леса, – ответила Лигия. – К побережью он привел армию.

– Он был сильным человеком. Жаль, что я никогда его не видел, быть может, сейчас я не чувствовал бы себя таким слабым. Весь мой авторитет, как императора, держится лишь на его имени, он легенда нашего народа. Я очень боюсь неосторожным словом или поступком вызвать раздор среди князей и развалить империю, созданную отцом. Хотел бы я, чтобы Аммат и Торроний были сейчас здесь, мне необходима их поддержка.

– Здесь есть Аррелий, – мягко напомнила Лигия. – Он твой верный союзник. Будь решительней, сын мой, помни, ты правишь этой страной, они твои подданные.

Рисстаний еще раз глубоко вздохнул и толкнул створки высоких дверей.

При появлении своего повелителя князья притихли и склонили головы. Проследовав через весь зал, Рисстаний занял место на троне. Сопровождавшая его Лигия опустилась в кресло по правую руку от сына.

– Приветствую вас, князья Арамеи, – произнес Рисстаний.

Он обвел взглядом присутствующих и остановился на одном, человеке лет пятидесяти. В отличие от большинства прочих, одетых по арамейским обычаям, этот был облачен в торжественную тогу, подобно вельможам павшей империи ногаров. Пальцы князя на обеих руках поблескивали золотыми перстнями.

– Князь Мессалий, – обратился к нему молодой император. – Ты возглавлял посольство в Хишимер и уверял, что хишимерский царь не помышляет о войне с Арамеей.

– Это так, мой император, – подтвердил князь.

– Однако с пограничья приходят совсем другие вести, – продолжал Рисстаний. – Из них следует, что хишимерская армия готовится выйти в поход на Арамею. В Мархабе собрались не только войска Хишимера, но и множество наемников.

– Царь Орангер лично заверил меня, что укрепляет свою армию лишь для обороны Хишимера, – сказал князь Мессалий.

– Насколько можно доверять его слову? – спросил молодой император.

– Это слово царя.

Рисстаний перевел взгляд на Аррелия. Тот вышел к трону, повернулся к князьям и ткнул пальцем в Мессалия:

– А насколько можно доверять твоему слову, князь?

Мессалий побагровел.

– Подумай, прежде чем бросать обвинение! – гневно воскликнул он. – За это можно ответить кровью!

– Мой меч всегда при мне, – жестко отозвался Аррелий. – Хочешь крови, будет тебе кровь. Но я свое слово сказал.

– Мечом ты владеешь отлично, Аррелий, – произнес один из князей. – Но для обвинения в измене этого недостаточно. Чем еще докажешь свои слова?

– Вот уже несколько месяцев царь Орангер собирает войска в Мархабе, – ответил Аррелий. – Туда же стягиваются наемники со всех окраин, в том числе и бывшие ногарские мастера, способные построить большие осадные орудия, ногарские полководцы и воины разбитой нами империи. Отряды хишимерцев непрерывно грабят наши пограничные земли, делая запасы для похода и ослабляя наши гарнизоны. Всем вам известно, что у хишимерцев нет иного серьезного противника, кроме нас. Они сами зарились на земли побережья, которые заняли мы. Получается, князь Мессалий, либо ты позволил обмануть себя, либо продался нашим врагам.

– Не пытайся запятнать мою честь! – прорычал Мессалий.

– Не стоит бросаться серьезными обвинениями, – произнес другой князь, поддерживая Мессалия. – Слухи о возможном вторжении хишимерцев ходят уже давно, но это всего лишь слухи. Россказни бродяг не повод проливать братскую кровь.

– О братстве вспомнил?! – воскликнул Аррелий. – Кровь наших братьев уже льется там, на пограничье, пока вы отсиживаетесь здесь и уверяете друг друга, что никто не посмеет напасть на Арамею. Зажирели вы, князья. Вспомните, как вы встали во главе своих родов. Хорруг поставил вас на княжение, как лучших своих воинов. С большинством из вас мы вместе пришли на эту землю и поклялись защищать ее. Забыли?! Нашу землю уже рвут на части, а мы боимся посадить свои задницы в седла.

– Я смотрю, ты и сам не в седле, – заметил кто-то Аррелию.

– Как только поступит приказ императора, я поведу свою дружину в бой! – решительно заявил Аррелий. – Вас призываю поступить так же.

Зал вновь наполнился гулом голосов.

– Аррелий прав! – заявил один из князей. – С правителями Хишимера мира не было и никогда не будет. Все мы знаем, сколь коварны их цари, вожди и жрецы.

– Давно пора покончить с этим гнездом интриг, – поддержал его другой князь.

– Народы прибрежной равнины едва оправились от столетней войны, а вы хотите снова ввергнуть нас в пучину бедствий, – возразил им еще один из князей. – Придут хишимерцы с войной или нет, это еще большой вопрос, а нам войну затевать не с руки.

– Вот-вот, – подхватил его сторонник. – Воинственность Аррелия давно известна, он готов без раздумий ввязаться в любую потасовку. Но мы не бесшабашные рубаки, нам следует думать о благополучии арамейских родов и людей, живущих на наших землях.

– На пограничье тоже живут наши люди, там наши арамейские братья и те, кто принял арамейское знамя, кого сам Хорруг поклялся защищать от врагов, – ответили ему с другой стороны.

– Да-да, сейчас при всяком случае принято ссылаться на Хорруга. Но его давно нет, а на нас обязанность хранить эту страну.

Рисстаний поднялся с трона и вскинул руку, князья умолкли.

– Князь Мессалий, я подозреваю, что ты ввел в заблуждение как меня, так и всех князей Арамеи, – громко и отчетливо произнес император. – Для моих подозрений есть очень серьезные основания. За измену тебя следует казнить, но я дам тебе шанс облегчить свою участь. Признайся прямо сейчас, что тебе известно о планах царя Орангера?

Мессалий затравленно огляделся по сторонам, князья недоуменно перешептывались, переводя взгляды то на него, то на своего молодого повелителя.

– Кто посадил тебе паука на сердце?! – грозно рявкнул Аррелий.

Мессалий подался назад. Неожиданно он покачнулся, схватился за сердце, с хрипом опустился на колени и уткнулся лицом в мраморный пол. Князья обступили соплеменника, перевернули на спину, кто-то рванул тогу на его груди. Все одновременно отшатнулись, увидев пятно в форме паука, лапы которого сжимали сердце умершего.

– Клеймо Тени, – пробормотал один из князей.

Все перевели взгляды на Рисстания. Император напряженно смотрел на мертвое тело и был необычайно бледен. Мать подалась вперед и коснулась его руки, безмолвно поддерживая.

– Изменник получил по заслугам, – произнес император, справившись с волнением. – Все его сообщения лживы и ничего не стоят.

Он сошел с тронного возвышения и продолжал:

– Недавно мне встретился молодой воин из Хорума. Он потерял руку в бою, но, тем не менее, полон решимости сражаться за свою землю. Не оставим и мы свой народ в беде. Быть может, уже сейчас хишимерская армия движется к Хоруму. Мы выходим в поход, место сбора – Келенган.

Князья снова зашумели.

– Не слишком ли поспешно объявлять сейчас поход, повелитель? – спросил один из князей. – Стоит собрать достоверные сведения.

– Сведений уже более, чем достаточно, – отрезал молодой император. – Полк императорской гвардии уже сегодня получит приказ готовиться к походу, через два дня мы выступаем. Вас я жду у Келенгана.

Он посмотрел на Аррелия, ответом послужил одобрительный взгляд князя. Воодушевившись его поддержкой, Рисстаний закончил:

– Не мешкайте, князья, не дайте своим воинам повода усомниться в вас. Мой отец сделал вас князьями наперекор арамейским обычаям, но они еще живы. Ваши воины еще вправе поставить над собой других князей, более решительных.

* * *

Поднявшись на небольшую возвышенность, Захир натянул поводья. Чуть повернувшись, он сказал Самиле, сидевшей за его спиной:

– Смотри.

– Здорово! – восхищенно выдохнула девушка.

По равнине до самого горизонта двигались отряды армии Тени. Волнами катились каттанские и хингарские всадники, шагали строго очерченные когорты ногарской пехоты, позади необъятной грозной армады поднимали клубы пыли многочисленные обозы. Воины шли не просто в поход, они намеревались захватить новые плодородные земли для себя и своих потомков, поэтому вместе с ними шли их семьи со всем скарбом. Походные кибитки, обозные повозки, перегоняемые стада растянулись вширь и вдаль на многие тысячи шагов, рядом шли женщины и дети. Неумолчный гомон будоражил воздух, а в небе парил темный силуэт паука.

– Пустынники и ногарцы немножко странные, – заметила Самила. – Ты видел их глаза?

– Это потому, что они приняли Тень и теперь принадлежат ей, – ответил Захир.

Воины Каттана и ушедшей в небытие Ногары и в самом деле казались странными хингарцам. На привалах вполне обычные люди, в походе и в битвах воины, принявшие Тень, словно превращались в безвольных кукол, их глаза абсолютно ничего не выражали и они готовы были исполнить любой приказ жрецов, даже самоубийственный.

– Надеюсь, отец не догонит нас, – с опаской произнесла Самила.

Со времени побега из родительского дома прошло уже несколько дней, владения хингарских кланов остались далеко позади, однако девушка по-прежнему очень опасалась отцовского гнева. Не слишком радушно принял беглянку и отец Захира Кизим, что, впрочем, было и неудивительно при столь невысоком положении его отпрыска в клане. К тому же, оба грубо нарушили традиции своего народа и могли понести наказание даже от клана Кизима. Тем не менее, вождь не отказал сыну в просьбе соединить его с девушкой законным браком.

– Не бойся, я не дам тебя в обиду, – заверил Захир невесту. – А скоро мы поженимся и тогда ты будешь только моя. Твой отец не сможет вернуть тебя, ведь я воин Тени. Все, кто осмеливается ей противостоять, становятся ее рабами.

Он указал на огромный помост, что тащили на своих плечах десятки закованных в цепи людей. На возвышении в виде ступенчатой пирамиды стоял человек в плаще, капюшон покрывал его голову. Никто и никогда не видел его лица, но все знали, то сам верховный жрец Тени. Плывущая на плечах невольников в окружении войск пирамида выглядела величественно и устрашающе, вселяя покорность в сердца последователей и вызывая страх противников.

Ведущий Тень чуть повернулся. Самиле показалось, что могущественный жрец смотрит прямо на них. Девушка поежилась, но ничего не сказала.

* * *

Далман опустил жердь, которую обтесывал, и обернулся к младшему сынишке, вбежавшему во двор.

– Папа, там сборщики! – крикнул мальчик.

Издалека послышались возбужденные крики. Далман в сердцах сплюнул и бросил жердь на землю.

– Что за жизнь пошла… – проворчал он. – С одной стороны хишимерцы, с другой – арамейские князья, и всем мы чего-то должны. Иди в дом, матери помоги.

Подтолкнув сына к дому, Далман вышел со двора и направился к ярмарочной площади. Топор так и остался в его руке.

– Нет, ты глянь, чего делается! – вцепилась в его рукав соседка, едва он оказался в толпе односельчан. – Последнее забирают!

Далман отцепил от себя ее пальцы, переложил топор в другую руку и пробился к центру площади. Молодой воин, сидя верхом на гиппарионе, звонко взывал к крестьянам:

– Повышение налога – вынужденная мера! Войску Велихарии необходимы припасы! Если будете противиться, заберем силой!

– Да ничего уже не осталось! – выкрикнули из толпы. – Вон хоть у старшины нашего спросите!

Далман выступил вперед. Окинув всадников хмурым взглядом, он произнес:

– Я Далман, старшина этого селения. Мы исправно платим налог хорумскому князю. Но мы пострадали от налетов хишимерцев, едва пережили зиму. Если вы заберете еще хоть что-нибудь, нам останется просто умереть с голоду.

Всадник снял шлем, по плечам рассыпались светлые волосы. Крестьяне удивленно загудели, предводителем отряда оказалась девушка.

– Я Иррея, дочь князя Литария, правителя Хорума, – представилась девушка. – Вся Велихария сейчас голодает. Но войску нужны припасы, иначе совсем некому будет защищать княжество от врагов.

– Чего ж раньше не защищали? – нахмурился Далман. – Пока еще было, что защищать.

– У меня нет времени на пустую болтовню, – решительно отрезала Иррея и кивнула воинам: – Обыскать все дворы!

Шум усилился: мужчины выкрикивали проклятия, женщины причитали, дети плакали. Засвистели плети, успокаивая особо недовольных.

– Легко воевать с голодными крестьянами, – зло процедил Далман, глядя на молодую арамейку и сжимая топор. – С хишимерскими воинами вы не так храбры.

– Да что ты знаешь?! – не менее зло выкрикнула Иррея. – Несметная сила готова обрушиться на нас. В Хоруме собираются все, кто способен держать оружие. Вам припасы уже не понадобятся, когда придет хишимерская армия, вам придется уходить к побережью. Мы будем биться до конца, но не сможем остановить вторжение, лишь задержим врагов, чтобы мирные жители успели уйти, избежать плена.

– Велихарию не уберечь? – дрогнувшим голосом спросил Далман.

– Поражение неизбежно, – Иррея опустила голову. – Мы будем биться, чтобы мирные велихарийцы успели уйти к побережью, под защиту императора. Но самим нам не выстоять.

– А где же арамейская армия?

– Когда она придет, Хорум, скорее всего, уже будет сожжен, а те, кто его защищает, мертвы.

Неожиданно крики стихли.

– Смотри, госпожа! – указал один из арамейских воинов своей предводительнице. – Вон там!

С полночной стороны к селению быстро приближался всадник. На его пике трепетал алый вымпел, издалека оповещающий, что у гонца важное сообщение. Иррея потянула повод, разворачивая гиппариона. Крестьяне и арамейцы расступились перед гонцом. Узнав дочь князя, гонец натянул поводья и поклонился.

– Какие вести? – спросила Иррея.

– Началось, моя госпожа, – ответил гонец. – Хишимерская армия перешла границу.

– Это точно? – насторожилась девушка. – Может быть, обычный набег?

Всадник покачал головой:

– Их тысячи, моя госпожа. Кавалерия, пехота, обозы. Вторжение началось.

– Скачи в Хорум, сообщи правителю, – распорядилась Иррея.

Всадник снова поклонился и пришпорил гиппариона. Иррея перевела взгляд на Далмана:

– Вам лучше уходить. Хишимерцы отправляют пленных в каменоломни или приносят в жертву своему богу.

– Знаю, – кивнул Далман.

Он оглянулся на односельчан:

– Чего встали?! Грузите припасы для войска нашего князя. Женщины, собирайте детей. Мы уходим сейчас же. Засыпайте колодец, все постройки сжечь.

Крестьяне засуетились, одни поспешно грузили зерно в телеги сборщиков, вытаскивая последнее из своих схронов, иные вели скотину, не надеясь, что сами успеют спасти свою живность, другие поспешно собирали самое необходимое имущество в дорогу, грузили скарб в повозки, запрягали гиппарионов и волов, женщины подгоняли детей…

– Ты похож на воина, – с уважением заметила Иррея главе поселения.

– Жизнь такая, хочешь или нет, все равно приходится уметь защищаться, – с тяжелым вздохом ответил Далман.

– Пусть твои люди уходят через Келенган, – посоветовала девушка. – Это наиболее безопасный путь.

– Так и поступим, – кивнул Далман.

* * *

Рыжий буйвол медленно поднял голову. Пережевывая жвачку, он внимательно посмотрел на неспешно приближающегося всадника и щуплую фигурку, шагавшую рядом. Не отрывая взгляд, буйвол словно следил за незнакомцами. Возможно, именно так и было, в отличие от сородичей, полностью одомашненных оседлыми жителями равнины, степные быки гипитов остались более сообразительными и более воинственными. Если бы буйвол почуял опасность для своего стада, он без труда растоптал бы незнакомцев. Очевидно, решив, что ни всадник верхом на чахлой старой кобыле, ни его пеший спутник не несут угрозы, буйвол снова опустил голову и захватил губами пучок молодой травы.

– Какие-то они страшные, – поежилась Коринта, разглядывая стадо. – Лохматые, горбатые… И смотрят так… В Велихарии коровы не такие.

– Гипиты даже воюют верхом на своих буйволах, запрягают их в тяжелые колесницы, – ответил Тангендарг. – Если вожак стада сочтет нас опасными, это стадо растопчет нас.

Глаза Коринты округлились от страха. Тангендерг скривил губы, что на его лице могло означать усмешку.

– Ты просто издеваешься надо мной, да?! – заподозрила девушка.

– Думай, как тебе нравится.

– Ты злой и противный, – заявила Коринта и даже показала кадангу язык.

– Мне казалось, ты давно уже это заметила, – спокойно отозвался Тангендерг.

Его кобыла неспешной поступью проследовала прямо через центр огромного стада.

– Почему нельзя их обойти? – шепотом возмутилась Коринта, стараясь не задеть животных ненароком.

Тангендерг пожал плечами:

– Ни к чему идти в обход, если прямая дорога свободна.

– Свободна? – скептически переспросила девушка.

Молодой бычок потянулась к ней носом. Коринта побледнела и даже приподняла руки, словно собиралась отодвинуть от себя животное. Фыркнув, бычок отвернулся и потряс головой.

Преодолев пастбище, путники поднялись на невысокий холм. Коринта ахнула. За возвышенностью оказался целый город – огромным широким кругом стояли большие повозки, кибитки, колесницы, внутри круга пестрели тысячи палаток, в центре высились многоярусные шатры, на шпилях и флагштоках ветер шевелил бунчуки, повсюду поднимались ломанными струйками дымки очагов. Еще больше палаток раскинулось островками на разном удалении от походного города гипитов, за ними вдали паслись табуны гиппарионов и стада буйволов.

Не останавливаясь, кобыла Тангендерга зашагала прямо к одной из брешей между повозок, образовывавших стену кочевого города.

– Они нас даже не замечают, – удивилась Коринта.

Появление чужаков и в самом деле, как будто, не привлекло абсолютно ничьего внимания.

– В степи сейчас много бродяг, – ответил Тангендерг. – Наемники ищут работу для своих клинков, переселенцы бегут в поисках спокойной жизни. Мы не первые, кого они видят. А кроме того, нас уже давно заметили. Разъезды гипитов патрулируют местность на много переходов от города, охраняя свои стада.

– Ты их видел? – снова удивилась девушка. – Почему мне не сказал?

– Я ведь уже говорил, ты сама многое могла бы замечать, если бы поменьше болтала и внимательнее смотрела по сторонам.

Путники беспрепятственно приблизились к походному городу кочевников. На них по-прежнему никто не обращал внимания. Мимо прошли две женщины с большими корзинами на головах, пробежала стайка веселых мальчишек, гоняющих палками пустой бараний череп, чуть дальше скорняки отбивали воловью шкуру, еще один человек, сидя на циновке, точил о камень кинжал, все занимались своими делами.

Поравнявшись с пожилым гипитом, ведущим в поводу жеребенка, Тангендерг спросил что-то на языке кочевников. Старик нехотя ответил. Тангендерг направил кобылу дальше вдоль заграждения из повозок.

– Ты кого-то тут ищешь? – поинтересовалась Коринта.

– Нужно поговорить с одним человеком. Это там.

Перед скоплением палаток в отдалении от города, Тангендерг спешился и произнес:

– Жди здесь.

– Я с тобой! – заявила Коринта.

– Я не тебе. От тебя мне, похоже, никогда уже не избавиться.

Лошадь никак не отреагировала на приказ хозяина, просто опустила голову вниз. Коринта обиженно поджала губы и последовала за кадангом.

У входа в большой шатер перед носом путников скрестились пики. Несколько воинов в кожаных доспехах и бронзовых шлемах окружили чужаков. Тангендерг снова перебросился с гипитами несколькими словами на незнакомом Коринте языке. Один из них скрылся за пологом шатра, остальные не спускали глаз с непрошеных гостей. Один из гипитов, как показалось Коринте, слишком уж внимательно разглядывал девушку, от взгляда кочевника по спине даже пробежал неприятный холодок.

Наконец, полог шатра снова откинулся и старший из охранников кивком головы дал понять, что гости могут войти. По требованию стражей Тангендерг оставил свой меч, просто воткнув его в землю у входа.

Несмотря на солнечный день, внутри шатра было не слишком светло, Коринта не сразу заметила женщину в шароварах, что сидела, скрестив ноги, возле очага с едва тлеющими углями. Короткая накидка одним концом опускалась на спину до поясницы, другим едва прикрывала высокую грудь и оставляла полностью открытым живот, разрисованный странными узорами. Лицо женщины так же покрывал замысловатый рисунок из сплетения прерывистых линий так, что трудно было с первого взгляда определить ее возраст. Коринте показалось, что ей никак не меньше сорока лет. Длинные черные волосы женщины свободно распускались по плечам.

– Зачем пришел? – спросила женщина по-арамейски, даже не взглянув на вошедших.

– Проезжал мимо, – отозвался Тангендерг.

– Что хочешь сказать? – продолжала спрашивать женщина, по-прежнему глядя на угли.

– Хишимерцы выходят на равнину.

Женщина подняла взгляд:

– С каких пор тебя волнует то, что происходит на равнине?

– Совсем не волнует, – отозвался каданг.

Он подсел к очагу, так же скрестив ноги. Хозяйка шатра перевела взгляд на Коринту:

– Скажи девочке, что она может сесть, ни к чему стоять у порога.

– Она мне не рабыня, можешь сама сказать ей все, что хочешь.

Женщина сделала повелительный жест рукой. Коринта послушно приблизилась к очагу и опустилась на корточки.

– Меня Коринта зовут, – робко сказала она, чтобы уж совсем не чувствовать себя безвольной куклой.

– Вряд ли твое имя имеет сейчас значение, – ответила хозяйка шатра. – Но, раз уж на то пошло, я Ортданатха.

Женщина вернулась взглядом к Тангендергу:

– Говори. Какое тебе дело до хишимерцев?

– Они заслонили мне дорогу, – спокойно и бесстрастно ответил каданг. – Да и вам уже отступать некуда, дальше горы. Скоро станете рабами.

Ортданатха лукаво прищурилась:

– А до нас тебе какое дело?

– Никакого. Но можем стать полезными друг другу. За хишимерцами стоит Тень. Ведущий ее мой должник.

Левая бровь женщины удивленно изогнулась.

– Насколько я тебя знаю, твои должники должны тебе только одно – свои жизни, – заметила она.

– Этот не исключение, – кивнул Тангендерг.

Ортданатха рассмеялась:

– Годы ничуть не изменили тебя, сын Ранды.

– В постоянно изменчивом мире должно сохраняться хоть какое-то постоянство, – невозмутимо ответил Тангендерг.

Ортданатха потянулась к очагу, голой рукой поправила угли. Коринта вся передернулась, представив, как должно обжечь пальцы, гипитка же даже не поморщилась.

– И что же бродяга каданг хочет предложить вольным гипитам? – спросила женщина.

– Вернуть себе степь.

– Гипитское войско уже не то, что во времена Хорруга, армия Хишимера раздавит нас.

– Одни не справитесь, – кивнул Тангендерг. – Но арамейцы готовятся к бою у Хорума. Они одни тоже не справятся.

– Предлагаешь объединиться?

– Тебе решать.

Ортданатха пожала плечами:

– Все решают вожди племен.

– Не без твоего одобрения, – заметил Тангендерг.

Женщина усмехнулась:

– Тебе было бы выгодно, чтобы гипиты выступили против Хишимера вместе с арамейцами?

– Мне будет выгодно, если хишимерцы уберутся с моей дороги и арамейская армия не поляжет у Хорума.

Тонкие губы Ортданатхи снова скривились в усмешке. Некоторое время она молча смотрела на тлеющие угли, потом произнесла:

– Я сообщу вождям, что арамейцы готовятся к бою. Желаешь сам увидеться с ними?

– Желаю, – кивнул Тангендерг.

– Увидишься. А пока можете отдохнуть в палатке. Твоя кобыла еще не отбросила копыта? О ней позаботятся.

– Ты же знаешь, моя лошадь не нуждается ни в чьих заботах.

– Знаю, – усмехнулась Ортданатха.

Она что-то крикнула по-гипитски. Снаружи вошел один из стражей. Тангендерг кивнул спутнице и поднялся на ноги. Коринта поспешно вскочила вслед за ним.

Гипит проводил гостей к одной из палаток. Тангендерг втолкнул девушку внутрь, сам направился к своей лошади, послушно ожидавшей хозяина все на том же месте.

Две полуголые девчонки принесли в палатку кувшин с водой и большой поднос с едой. На благодарность Коринты они ничего не ответили, только переглянулись, захихикали и быстро убежали.

В ожидании спутника Коринта умылась, затем уселась на циновке перед подносом с едой и с наслаждением втянула ноздрями аппетитный аромат жареной телятины и свежих хлебных лепешек. Она едва сдерживалась, чтобы не наброситься на яства.

– Ну где ты ходишь?! – укорила девушка Тангендерга, как только он переступил порог палатки. – Я уже есть хочу.

– Кто тебе мешает?

– Я не хочу одна. Ты тоже голодный.

Тангендерг присел рядом. Устремив сосредоточенный взгляд в пространство перед собой, он думал о чем-то своем, не обращая внимания ни на еду, ни на девушку. Коринта сама вытащила у него из-за пояса кинжал, нанизала на него кусок мяса и вложила рукоять в ладонь каданга. Затем из небольшого кувшина налила в чашку айран. Наливая себе, она услышала суровый голос спутника:

– Немного. Маленькая еще.

– Ты мне не отец, – фыркнула Коринта.

– Ты мне тоже не мать, я ж тебя терплю. А пойло у гипитов крепкое, опьянеешь.

Коринта недовольно сморщила нос, тем не менее, прислушалась к словам каданга.

– Ты давно ее знаешь? – спросила девушка, приступая к трапезе.

– Уже много лет.

– А кто она?

– Говорящая с Огнем.

– Кто?! – удивленно переспросила девушка.

– Верховная шаманка. Гипиты огнепоклонники, они почитают Огонь, такая у них вера. Если кто и сможет растормошить вождей племен, так только она.

– Откуда ты ее знаешь? – продолжала спрашивать Коринта.

– Ты опять слишком много разговариваешь, – заметил Тангендерг.

– Это только потому, что ты много молчишь, – буркнула девушка.

Оставшийся день прошел без событий. Но на рассвете Коринта проснулась от того, что кто-то крепко схватил ее за шею. Открыв глаза, девушка увидела перед собой лицо Гишера.

– Ты? – изумилась она.

Вид хишемерец имел далеко не лучший, одежда окончательно превратилась в лохмотья, лицо потемнело и осунулось еще больше, глаза запали, жидкая бороденка стала похожей на бесформенный пучок пакли, спутанные грязные волосы также торчали клочками. Похоже, ему пришлось проделать нелегкий путь, преследуя бывших попутчиков.

Острие короткого ножа кольнуло девушку в горло.

– Зови его! – сипло потребовал Гишер.

Коринта нервно сглотнула, с испугом глядя в лицо хишимерца, перекошенное злобой.

– Зови! – повторил хишимерец.

– Меня не нужно звать, Гишер, я здесь, – прозвучало за спиной.

В палатку вошел Тангендерг. Гишер быстро развернулся, по-прежнему крепко сжимая грязными пальцами шею Коринты и держа лезвие ножа у ее горла.

– Я зарежу девчонку, – просипел он. – Ты дашь мне клятву, бродяга, что отправишься со мной в Мархаб. Я знаю, ты сдержишь слово. Дай клятву, и девчонка останется цела.

– Все никак не успокоишься, – произнес Тангендерг. – По-прежнему хочешь услужить своему богу?

– Он вернет мне силу, которой ты меня лишил, – убежденно заявил хишимерец. – Я окроплю сердце Тота твоей кровью и заслужу его милость.

– Интересно, как ты, хишимерский жрец, собрался выйти из стана гипитов живым? Сюда ты прошел только потому, что я попросил не убивать тебя сразу. Гипиты давно уже не сжигали тела своих врагов на жертвенном огне, твое появление для них весьма кстати.

– Ты выведешь меня отсюда.

– Чего ради?

– Чтобы твоя девчонка осталась цела. Дай клятву, что пойдешь со мной в храм Тота в Мархаб!

Хишимерец крепче надавил на рукоять ножа, Коринта закусила губу.

– Нет, – отозвался Тангендерг и покачал головой: – Я не дам тебе такой клятвы.

– Тогда я зарежу ее!

Каданг равнодушно пожал плечами:

– А мне-то что?

При этих словах кровь прихлынула к лицу Коринты, она не поверила своим ушам. Не удостоив ее даже взглядом, Тангендерг развернулся и вышел из палатки.

– Эй! – окликнул его Гишер.

Он перевел обескураженный взгляд на Коринту. В глазах девушки блестели слезы.

– Чего-то я недопонял, – пробормотал хишимерец, убрав нож от горла уже бесполезной заложницы, и почесав лезвием собственный затылок.

Злоба на лице жреца сменилась растерянностью. Он откинул полог палатки, перед глазами тут же блеснули бронзовые наконечники двух пик. Гишер подался назад, но краем глаза успел заметить еще нескольких вооруженных гипитов снаружи.

– Западня, – озадаченно пробормотал хишимерец. – Сам себя загнал.

Он оглянулся на девушку, та сидела на циновке, уткнувшись лицом в колени.

– Плачешь? – поинтересовался Гишер. – Не реви, ты мне не нужна.

– Он же предал меня, – прошептала Коринта.

– Так ты из-за него? – ухмыльнулся Гишер. – Вот дуреха. Ты что? Серьезно думала, что ты ему небезразлична?

– А ты сам так не думал? – сердито буркнула Коринта и всхлипнула.

– Ну да, тут мы оба просчитались, – обескуражено признал хишимерец, почесав подбородок все тем же ножом. – Пожалуй, стоило угрожать его кобыле, ее он наверняка ценит больше, чем тебя.

Подсев к подносу с остатками еды, он потер ладони:

– Да вас тут неплохо кормят!

В один миг жрец словно забыл, зачем явился в стан гипитов, рискуя жизнью, сейчас он обрел вид крайне беспечный. Он принялся бесцеремонно запихивать в рот все подряд. Спохватившись через некоторое время, Гишер оглянулся на девушку:

– Будешь?

– Жри сам, – буркнула Коринта.

Она поднялась на ноги и решительно откинула полог палатки, однако и ей преградили путь пики гипитов.

– Похоже, ты здесь тоже не совсем в гостях, – с ухмылкой заметил Гишер.

– Зачем ты пришел за нами? – тяжело вздохнула Коринта, отступив от порога. – Ты все испортил. Ты всегда все портишь, от тебя одно зло.

Интонация ее голоса насторожила хишимерца. Гишер повернулся к девушке всем корпусом, он даже перестал чавкать от удивления, кусок недожеванной телятины выпал у него изо рта.

– Ты чего это? – в очередной раз ухмыльнулся Гишер. – Ты?.. Ты в него?..

– Глупость! – резко и сердито оборвала его Коринта.

– Действительно глупость, – хохотнул хишимерец. – Послушай меня, девочка, бродяге нет дела ни до чего и ни до кого, он ни к чему и ни к кому не привязывается, в этом его свобода. Так что, если в твою пустую голову залетела глупая мысль, выброси ее, пусть там и дальше будет пустота. Ты еще поблагодарить меня должна, если бы не я, так и тешилась бы самообманом.

Он плеснул айран в чашку и протянул девушке:

– Выпей, полегчает.

– Ты разве не боишься, что гипиты тебя убьют? – удивилась его беспечности Коринта.

– Я служу богу Смерти, – ответил хишимерец. – Вся моя жизнь посвящена ему. Нет, я не боюсь умереть.

– Ты фанатик.

– Зато моя жизнь не так бесцельна, как ваши.

Пока гипиты сторожили спутников Тангендерга, окружив палатку, сам он отправился к центру кочевого города, где возвышался трехярусный шатер вождя племени.

В отличие от многих кочевых народов, проводивших большую часть жизни в пути и не возводивших крупные постройки, гипиты отлично владели ремеслами, знали толк в инженерии и во время стоянок в короткие сроки ставили целые города, связывая легкие разборные конструкции в большие сооружения. Шатер главы племени мог бы соперничать своими размерами со многими городскими постройками оседлых народов. Решетчатые стенки, затянутые шкурами и полотнищами гипитских ткачих, перегораживали внутренности всего сооружения, такие же конструкции служили полами верхних ярусов.

В просторном помещении Тангендерг предстал перед всеми девятью вождями гипитских племен.

– Ну, надо же, – произнес старейший из них, смерив гостя взглядом. – Бродяга каданг еще жив.

– Смотрю, ты тоже еще дышишь, Шамрангх, – ничуть не дружелюбнее отозвался Тангендерг.

– Зачем ты здесь? – поинтересовался другой вождь.

Тангендерг перевел взгляд на Ортданатху, сидевшую на овечьей шкуре чуть в стороне от вождей с безучастным видом:

– Думаю, вам это известно.

– Мы уже услышали, что хишимерский царь ведет свое войско на Арамею, – кивнул третий вождь. – Но что нам до того? Это не наша война. И, уж тем более, не твоя.

– Не моя – это точно, – не стал отрицать Тангендерг. – Но вам от этой войны уже не уйти. Просто некуда уходить.

– Может быть, и так, – произнес Шамрангх. – Но это наши заботы, не твои.

– Теперь и мои, – возразил каданг. – В моих интересах, чтобы гипиты вступили в войну на стороне Арамеи. Вам это тоже на пользу.

– Ты по-прежнему честен, бродяга, – заметил Шамрангх. – Достойно уважения. Но гипиты ничего не должны ни тебе, ни Арамее.

– А своим потомкам? – спросил Тангендерг. – Захотите отсидеться сейчас, вашим детям и внукам останется только слушать предания о вольной жизни предков. Выйдите наружу, посмотрите по сторонам. С восхода в степь выходят хишимерцы, они уже потеснили вас. С заката горы. Вам остается либо стать рабами хишимерского царя, либо тащить свои стада на скалы.

– Когда хишимерцы придут, мы примем бой! – заявил самый молодой из вождей.

– И накормите своими трупами степных стервятников, – кивнул Тангендерг.

Шамрангх вплотную подошел к гостю, посмотрел в его глаза и произнес:

– Когда кто-то пытается использовать тебя в собственных целях, ты приговариваешь этого человека к смерти. По-твоему, как должны поступить мы?

– Делайте то, что считаете необходимым для себя, – ответил Тангендерг. – Сразившись с хишимерцами, окажете услугу не только мне, но и себе.

Шамрангх усмехнулся:

– Когда хишимерцы вытесняли нас из степи, арамейцы не спешили нам на помощь. С чего нам выступать на их стороне?

– То же самое могут сказать арамейцы, – заметил Тангендерг. – Когда хишимерцы жгли арамейские поселения, гипиты оставались в стороне. Бессмысленно меряться взаимными обидами, когда есть общий враг.

– Бессмысленно тратить время на пустые разговоры с бродягой! – воскликнул молодой вождь. – Мы напрасно собрались.

Ортданатха легко поднялась с циновки. Ростом и телосложением шаманка ничуть не уступала гипитским воинам, если бы не длинные волосы, со спины ее можно было бы принять за мужчину. Устремив взгляд на нетерпеливого вождя, она сурово поинтересовалась:

– Хочешь сказать, что говорящая с Огнем созвала вождей племен без причины?

Вождь смутился. Шамрангх произнес:

– Раз все вожди здесь, значит, никто не смеет усомниться в тебе, Ортданатха. Наверняка тебе есть, что сказать.

– Есть, – кивнула шаманка. – Много лет назад мой отец призвал вождей на великую битву и племена встали под знамя Хорруга. Некоторые из вас сами сражались тогда у Келенгана с ногарскими легионами. В благодарность Хорруг отдал степь нам, а мой отец благословил его на царство.

– Увы, уже давно нет ни Ондратанха, ни Хорруга, – заметил один из вождей. – И сами арамейцы забыли клятву своего царя защищать степь.

– Так же, как и мы отвернулись от них, в этом бродяга прав. Но священный Огонь, указавший путь нашим племенам, не угас до сих пор. Степь приняла арамейцев, теперь у нас общая жизнь. Мы освободились от гнета ногарцев не для того, чтобы покориться другим захватчикам. И если арамейцы, дети лесов, готовы умереть, сражаясь за степь, нам тем более не стоит оставаться в стороне. Падет Арамея, племена потеряют все. Если же арамейцы отстоят степь в одиночку, нам от их победы не достанется ничего.

– Ты многое переняла от своего отца, Ортданатха, – заметил Шамрангх. – В том числе и его мудрость.

– Братья, вы снова готовы довериться арамейцам?! – негодующе воскликнул молодой вождь. – Арамея поглотит степь и все вольные племена!

Шамрангх перевел на него взгляд и задумчиво произнес:

– Я помню Хорруга. Истинный воин. Его меч пролил много крови, но и многим принес свободу. Теперь у нас эту свободу пытаются отнять, нас уже потеснили с лучших пастбищ. Бродяга прав, нам некуда отступать. Прав и ты, брат, рано или поздно степь полностью станет арамейской и нашим племенам придется принять власть арамейского императора. Нам уже не удержать степь самим, и если к кому и присоединяться, я предпочитаю Арамею. Я поведу своих воинов к Хоруму. Не за Арамею буду биться, а за нашу степь, за нашу свободу. И доверяю я в первую очередь своим братьям.

Ортданатха обвела взглядом гипитов и сурово спросила:

– Что скажут остальные вожди?

Предводители племен переглянулись. Один из них потеребил бороду и заметил:

– Мы давно не были в бою, наши колесницы требуют ремонта, это займет время.

– Тогда вам лучше поторопиться, – произнес Тангендерг. – Не можете сами – дайте инструмент, я помогу.

Вожди снова переглянулись, Шамрангх молча кивнул. Ортданатха взглянула на каданга:

– Сегодня тебе везет, бродяга. Твои желания совпали с нашими.

* * *

Вытащив меч из общей пирамиды, князь Литарий взвесил его в руке, провел взглядом по лезвию, оценивая прямоту, и одобрительно произнес:

– Годные клинки куете, парни.

Старший кузнец ответил с поклоном:

– Стараемся, князь.

– Что с доспехами? – спросил Литарий.

– Шлемов мало, кольчуг еще меньше. Увы, князь, не поспеваем.

– Подходят все новые добровольцы из окрестных селений, я должен их вооружить, так что работайте до последнего часа.

– Конечно, князь, – заверил своего повелителя старший кузнец.

Всю зиму Хорум наполнял кузнечный звон, на оружие и доспехи перековали все бронзовые изделия, какие только нашли в городе и окрестностях. Столица Велихарийского княжества готовилась встретить нашествие врагов. С поселений свозили припасы, кто-то отдавал зерно и скот на военные нужды княжества добровольно, у кого-то отнимали силой княжеские воины.

– Работайте, – отдал последнее распоряжение Литарий и взобрался в седло.

Послышался возбужденный гул множества голосов, он волной катился по улице. Со стороны центральных ворот к кузнечным мастерским скакал всадник с алым вымпелом на пике, улицы за ним сразу же заполнялись толпой горожан.

– Война началась, князь, – сообщил гонец Литарию. – Хишимерская армия перешла границу и движется к Хоруму. Видел твою дочь, она с обозом идет следом, с ней беженцы.

Князь кивнул сопровождавшим его сотникам:

– Усилить дозоры. Отправить вестовых во все окрестные поселения, пусть жители уходят к побережью.

Он вновь вернулся взглядом к гонцу:

– Вестовые в Ританию и Легардию отправлены?

– Они отправились одновременно со мной.

– Что ж, будем готовиться к битве. А ты смени коня и отправляйся через Келенган в Орамос, навстречу императору, сообщи ему.

Литарий пришпорил гиппариона. Сотники поскакали в разные части города, спеша подготовить своих воинов к бою.

Весь Хорум пришел в движение. Многие горожане натягивали доспехи, вооружались мечами, копьями и топорами и отправлялись к заранее распределенным позициям. Их семьи спешно собирались в дорогу, готовясь покинуть обреченный город, дети плакали, женщины, рыдая, прощались со своими мужьями.

– Это еще что такое?! – Князь натянул поводья, увидев подростка с длинным кинжалом, пристроившегося к группе ополченцев. – Битва для мужчин, детям в ней нет места!

– Это и мой город! – запальчиво воскликнул мальчишка.

– Эх, сынок, – вздохнул Литарий. – Если бы я был уверен, что мы сможем отбить натиск, я не отдал бы приказ женщинам и детям покинуть город. Но Хорум неизбежно падет. Ты молод, тебе еще продолжать свой род. Мы остаемся для того, чтобы наши матери, жены, дети не попали в хишимерское рабство, чтобы арамейская армия могла собраться и изгнать захватчиков. Хочешь биться? Бейся. Но возвращайся с арамейской армией, с надеждой на победу. А сейчас уходи. Прибереги свою храбрость для защиты беженцев. Наши люди не должны попасть в хишимерское рабство. Ты все понял?

Подросток сморщил физиономию, тем не менее, кивнул:

– Понял, мой князь.

– Тогда ступай.

Литарий хлопнул ладонью по крупу гипариона, копыта снова зацокали по мостовой.

До самой темноты князь осматривал городские укрепления, проверяя, насколько готов Хорум к боям. Осмотр не удовлетворил правителя княжества.

– Длительной осады мы не выдержим, – пришел к выводу Литарий, скользнув взглядом вдоль городской стены. – Этот город уже не раз успешно брали штурмом, возьмут снова. Если подкрепление из Ритании и Легардии подойдет вовремя, встретим врага в открытом поле.

Хорум и в самом деле не являлся крепостью, подобно цепи бастионов Келенгана. Расположенный на равнине среди холмов, возникший некогда на месте пересечения торговых путей он служил в свое время постоялым двором для путников и караванов. Его глинобитные стены, едва восстановленные после изгнания ногарцев, могли предоставить надежную защиту от степных разбойников, но не устояли бы под ударами осадных орудий и натиском вражеской армии.

Со стены князь видел вереницы беженцев, покидающих пограничные степи. Следуя приказу своего правителя, мирные пахари и скотоводы, женщины и дети уходили на полдень, к побережью, под защиту императора. Покидали жители и сам Хорум, оставляя свои жилища защитникам города из дружины князя и ополченцев.

На стену поднялась Иррея.

– Отец, я привела обоз с продовольствием, – сообщила девушка. – Со мной пришли несколько добровольцев, готовых сражаться. Остальные уходят к побережью.

– Отлично, – кивнул Литарий. – Ты как раз вовремя. Поведешь беженцев из Хорума.

– Я остаюсь, – заявила Иррея. – В нашем войске сейчас ни один клинок не будет лишним, а мечом я владеть умею, ты это знаешь.

– Знаю. А еще знаю, что пока еще я тут князь и я отдаю приказы. За ослушание любого ждут плети. Хочешь, чтобы тебя высекли и пинками вытолкали из города?

– Но я могу сражаться!

– Сегодня я уже не в первый раз слышу подобное, – князь улыбнулся и взял девушку за руки. – Мне отрадно знать, что наши люди готовы сражаться за свою землю. Но все жертвы будут напрасны, если не останется совсем никого. Какой бы кровопролитной ни была война, она не будет длиться вечно и кому-то придется налаживать новую жизнь, восстанавливать разрушенные города и поселения. Ты и твой брат – моя надежда. Вам продолжать строить жизнь в Велихарии. Поэтому сейчас ты покинешь меня и сделаешь все, чтобы мирные велихарийцы избежали хишимерского плена. В твои руки я отдаю будущее княжества. Таков мой приказ и ты его выполнишь.

– Мудрые слова мудрого правителя, – услышала Иррея за спиной. – Послушай своего отца, девушка.

Иррея оглянулась. Позади стоял человек средних лет в белом одеянии жреца Дромидиона.

– Демилий, друг мой! – воскликнул Литарий. – Не думал увидеть тебя в Хоруме в такое время.

– Где же быть жрецу, как не с теми, кто следует за ним по пути веры? – улыбнулся Демилий. – Те, кто остается сражаться за Хорум, должны знать, что боги не оставили их.

– Помощь близка? – с надеждой спросила Иррея. – Когда подойдет арамейская армия?

– Не могу назвать день и час, – вздохнул Демилий. – Но помощь обязательно придет.

Литарий кивнул девушке:

– Отправляйся, дочь моя. Храни наших людей.

* * *

Громко переговариваясь меж собой, по тропе прошагали последние воины, замыкавшие колонну. В отличие от хишимерцев, облаченных в доспехи, эти были в звериных шкурах, вооруженные грубыми бронзовыми топорами, с такими же грубыми квадратными щитами, обтянутыми лосиной шкурой. Похоже, хишимерский царь призвал под свое знамя наемников даже с самых далеких лесов Севера.

Как только звуки леса поглотили последние голоса, заросли раздвинулись. Осторожно перешагнув через молодой папоротник, на тропу вышел Аммат. Серый дорожный плащ сделал незаметной его фигуру в густой листве для глаз наемников. Впрочем, лесные головорезы чувствовали себя слишком беспечно на хишимерской земле, чтобы вообще на что-либо обращать внимание. Огромная армия царя Орангера двинулась на Арамею, здесь, в глубоком тылу близ Мархаба, его воины не ожидали повстречать противников.

Вскоре Аммат снова свернул с нахоженной тропы, но уже не из-за опасности нежелательной встречи. Знакомым путем он направился в самую чащу. Там, где почти любой другой увидел бы лишь непролазные дебри и буреломы, дромид легко обходил препятствия, следуя к своей цели.

Спустившись в лог и перейдя вброд мелкую речушку, он остановился перед раскидистым кустарником. Из-за ветвей показался человек с луком в руках и преклонил колено. Аммат слегка коснулся ладонью макушки лучника, затем легко проскользнул к входу в пещеру, надежно укрытому от посторонних глаз густыми зарослями. Хранитель тайного храма все так же безмолвно отступил в укрытие.

В центре просторного зала с низким потолком в чаше светильника плясало пламя, изламывая тени на скальных выступах. За минувшие годы здесь ничего не изменилось, словно только вчера последний жрец Дромидии вывел отсюда будущего царя Арамеи и его спутников.

В глубине пещеры, куда едва достигали отблески пламени, Аммат склонил голову. Боги Дромидиона не требовали коленопреклонения от своих последователей и готовы были внимать служителю культа. Семь статуй божеств смотрели на жреца из глубоких ниш.

Хранитель храма все так же стоял у входа снаружи, не смея мешать общению своего главы с Дромидионом – всеми семью богами ушедшего в небытие Дромидийского царства.

Почувствовав прикосновение к плечу, хранитель обернулся.

– Оставайся с миром, брат, – произнес жрец. – Мой путь лежит в Мархаб.

Хранитель по-прежнему не проронил ни слова. Поняв немой вопрос в его глазах, Аммат тихо добавил:

– Возможно, уже не свидимся.

* * *

Свадьба состоялась более, чем скромная. Молодых благословила лишь мать Захира, Кизим принял участие в церемонии постольку-поскольку и вскоре удалился, сославшись на неотложные дела, да и вся его многочисленная семья не проявила к событию должного интереса. Для клана Кизима Самила была всего лишь беглянка, которая, соединившись узами брака с Захиром, полностью утратила былое положение в семье своего отца. К полуночи у костра, кроме молодоженов, остались лишь несколько приятелей Захира и его младшая сестренка.

Потягивая вино из деревянных чаш, молодые хингарцы переговаривались, мечтая о богатой добыче в чужих землях, куда повела их Тень. Сидя на воловьей шкуре, Самила обняла коленки и смотрела в огонь. Совсем не такой представлялась ей свадьба с любимым человеком. В мечтах это было что-то незабываемо яркое, на деле же оказалось нечто довольно унылое. Хорошо хоть, Захир теперь навсегда рядом с ней. Конечно, когда-нибудь его придется делить с другими женщинами, ведь он молод, скоро разбогатеет и, как солидный человек, обзаведется несколькими женами. Но любить он будет только ее, как обещал.

Заметив печаль молодой жены, Захир погладил ее по плечу и попросил:

– Станцуй, Самила. Я так люблю, когда ты танцуешь.

Самила улыбнулась. Она и сама очень любила танцевать.

– Тогда пусть твои друзья сыграют что-нибудь пободрее, – сказала она.

– Это можно! – с готовностью отозвался один из приятелей Захира и схватил бубен.

Самила поднялась с места, раскинула руки и слегка ударила в землю сандалией. Сестренка Захира хлопнула в ладоши, к ней тут же присоединились остальные, подстраиваясь под ритм бубна. Грациозно покачивая бедрами и плечами, девушка прошлась по кругу, отступила в центр, снова ударила сандалией в землю и стремительно закружилась в танце. Немногочисленные гости поддержали ее восторженными возгласами.

Никто из собравшихся у костра не видел, что из темноты за происходящим наблюдает еще один человек. Пристальный взгляд из-под капюшона не отрывался от девушки. Из глубины памяти верховного жреца Тени всплывал образ другой девушки, такой же легкой в танце, с робким взглядом ребенка. И угасающий взгляд той танцовщицы, умирающей на руках Бельфеддора.

Танец Самилы прервал топот копыт. Из темноты свистнул хлыст, разорвав тонкую ткань на спине девушки. Самила вскрикнула и упала на колени. Захир вскочил со своего места, схватился за рукоять меча, но вылетевший из темноты на свет костра гиппарион сбил его с ног. Следом за ним появились еще несколько всадников, в отблесках пламени блеснули острия пик, мигом остудив пыл товарищей Захира. Бородатый всадник грозно прорычал:

– Думал безнаказанно лишить меня собственности, щенок?

Всадник обнажил клинок. Его замах остановило движение воздуха. Это был не порыв ветра, сам воздух вдруг сдвинулся плотной стеной, толкнув гиппарионов и прибив к земле пламя костра. Из темноты с другой стороны появилась фигура в плаще с капюшоном.

– Эти люди служат Тени, – властно прозвучал голос жреца.

– Это моя дочь, – Бородатый хингарец на гиппарионе указал на Самилу острием клинка. – Она принадлежит мне.

– Уже нет! – запальчиво воскликнул Захир, поднявшись на ноги. – Она моя жена!

– Я подтверждаю его слова, – опередил жрец возмущение отца Самилы. – И властью Тени благословляю их союз.

Он сделал шаг навстречу грозному хингарцу. Гиппарион встревоженно всхрапнул и подался назад, не слушаясь хозяина.

– Разве слова ведущего Тень не имеют для тебя значения? – прозвучало из-под капюшона зловещим шелестом.

Темнота за спиной старца шевельнулась очертаниями паука, еще более встревожив гиппарионов. Бородатый хингарец снова взглянул на девушку, по-прежнему сидевшую на земле, и процедил:

– Одной дочерью у меня стало меньше.

Он развернул гиппариона, всадники последовали за главой своего клана. Едва топот затих вдали, Самила бросилась к ногам жреца:

– Как нам благодарить тебя?!

Ведущий Тень ничего не ответил и отступил в темноту. Пламя костра вспыхнуло с новой силой.

* * *

Внимательный взгляд Ирреи, прикрытый от солнца ладонью, скользнул по степи, ощупывая каждый куст.

– Ты уверен? – спросила она мальчишку, лежавшего рядом.

– Уверен, госпожа. Я видел всадников.

– Может быть, легардийцы? – предположила девушка.

– Я знаю, как выглядят легардийские конники, – отозвался мальчишка, обиженный таким недоверием. – Я точно видел хишимерцев. Вон, смотри!

Из кустарников, протянувшихся вдоль берега небольшой речушки, показались несколько всадников. Они то и дело склонялись с седел, разглядывая что-то на земле.

Иррея закусила губу.

– Они идут по нашим следам, – догадалась девушка. – Беги в лагерь, скажи всем, чтобы уходили дальше и не останавливались до самого Келенгана, – приказала она мальчишке. – Крепость уже совсем близко, в трех переходах.

– А ты, госпожа?

– Делай, что говорю! Меня не ждите.

Мальчишка поднялся с земли и побежал в лагерь беженцев, покидавших пограничье.

Иррея потянула повод гиппариона, поднимая его с земли, и повела за собой, уводя чуть в сторону от пути следования хишимерских следопытов. Убедившись, что ее уже невозможно заметить издали, девушка забралась в седло и продолжила свой маневр. Сделав крюк, она снова выехала к хишимерским всадникам чуть в стороне от них.

Хишимерцы заметили ее почти сразу и пришпорили гиппарионов. Немного выждав, Иррея поскакала прочь, делая вид, что убегает, и уводя за собой преследователей подальше от следов беженцев.

Над ухом просвистела стрела. Иррея вжалась в седло, нахлестывая своего гиппариона. От бывалых воинов она слыхала, что хишимерские лучники мастерски стреляют даже из седла, проверить их меткость на себе совсем не хотелось. Еще одна стрела ободрала круп гиппариона, конь встревожено всхрапнул.

Иррея оглянулась через плечо, хишимерцы ничуть не отставали. Только сейчас она поняла, насколько опрометчиво поступила. От следов велихарийских беженцев преследователей она увела, а вот уйти от них самой, похоже, будет намного труднее.

Еще одна стрела подтвердила догадку, пронзив лодыжку. Девушка вскрикнула от боли. В следующий миг гиппарион рухнул на землю, перекатился всем корпусом через хозяйку и забил копытами, тщетно пытаясь подняться. От удара головой о землю в глазах на миг потемнело.

Топот копыт приближался. Прямо над собой Иррея увидела всадника в остроконечном шлеме. Вытянув руку, он тронул девушку острием пики. Оглянувшись, он что-то сказал по-хишимерски, рядом появились еще несколько всадников. Девушка потянулась к мечу, хишимерец зацокал языком и показал глазами, что попытка сопротивления дорого ей обойдется. Впрочем, стрела в ноге и боль в ребрах после падения и без того не позволили бы ей вступить в схватку. К тому же, в глазах все плавало.

Неожиданно один из хишимерцев покачнулся в седле и рухнул на землю рядом с Ирреей, из горла воина торчала стрела. Еще одна стрела пронзила грудь другого всадника, третий уткнулся лицом в гриву своего гиппариона, выронив пику. Оставшиеся хишимерцы поскакали прочь.

Иррея приподняла голову. Убегавшие хишимерцы друг за другом выпадали из седел. Мимо промчались трое всадников в кожаных доспехах. На лицо девушки легла тень. Повернув голову, она увидела мужчину с короткими светлыми волосами и такой же светлой бородкой. Выдернув из-за голенища нож, незнакомец присел рядом с умирающим гиппарионом, накрыл ладонью его морду и перерезал коню горло. Все так же молча, он перешагнул через труп коня, окинул девушку взглядом.

– Ты кто? – спросила Иррея.

Незнакомец оставил вопрос без ответа. Остановив взгляд на лодыжке девушки, он произнес:

– Будет больно.

Иррея даже не успела сообразить, что он имеет в виду. Мужчина переломил стрелу, застрявшую в ране, и выдернул обломок. Дикая боль пронзила мозг, в глазах все померкло.

Из темноты Иррея услышала возглас:

– Клянусь сердцем Тота, я видел эту девку в Хоруме! Она дочь князя!

– Ты бы поменьше поминал своего бога здесь, – посоветовал ему другой голос, совсем юный, чуть с хрипотцой, то ли мальчика, то ли совсем молоденькой девушки.

Открыв глаза, Иррея увидела над собой звезды. Рядом на корточках сидела девушка, совсем еще девчонка, отблески костра играли на ее лице. Иррея попробовала приподняться, грудь сдавила боль, а в глазах снова все поплыло.

– Не вставай, – посоветовала незнакомка. – Ребра не сломаны, но заживут быстрее, если будешь поменьше двигаться. Нога тоже в порядке, кость не задета. Еще у тебя шишка на голове и ссадины, но это все заживет.

– Со мной ты не так обходительна, – снова услышала Иррея первый голос, полный ехидства.

– Получаешь то, что заслуживаешь, – огрызнулась девушка.

– Ты не хишимерка, – сказала Иррея, внимательно глядя на девушку.

Та кивнула.

– Тогда почему тот человек клянется хишимерским богом?

– Посмотри на него.

Незнакомка помогла раненной девушке повернуться. Неподалеку стояла колесница, к ее колесу был привязан человек.

– Ты не в плену, – сказала незнакомка. – Тебе нечего опасаться. Это Гишер, хишимерский жрец, он сам пленник. Меня зовут Коринта. А ты, должно быть, Иррея?

– Да, я дочь князя Литария, правителя Хорума, – подтвердила Иррея. – Где я?

Коринта не успела ответить. Оглянувшись на звук шагов, она насупилась. Рядом появился мужчина, тот самый, что вытащил стрелу из раны Ирреи.

– Иди к костру, поешь, – сказал он Коринте.

– Дружка своего корми, – пробурчала девушка, кивнув на связанного Гишера.

С этими словами она поднялась на ноги и, гордо вздернув подбородок, ушла прочь.

– Норовистая девчонка, – хохотнул Гишер. – А ты и в самом деле дал бы мне что-нибудь пожрать, бродяга.

– Не я тебя привязывал, не мне тебя и кормить, – равнодушно отозвался светловолосый мужчина.

– Кто ты? – повторила Иррея вопрос, на который так и не услышала ответа днем.

– Его зовут Тангендерг, он бродяга, каданг – охотно просветил девушку Гишер. – Сам он никогда не назовет свое имя, хоть сто раз спрашивай.

– Я что, в каком-то таборе? – недоуменно спросила Иррея. – Что тут за сборище?

– Советую прикусить язык, если захочешь сказать то же самое кому-то еще, – сурово ответил Тангендерг. – Ты в стане гипитов, а они слишком горды, чтоб простить насмешку, тем более, женщине.

– Прости, – смутилась Иррея. – Вы ведь спасли меня от хишимерцев.

Тангендерг промолчал.

– Мне нужно вернуться в Хорум, – сказала Иррея.

– Тогда нам по пути. Племена гипитов идут к Хоруму.

– Зачем? – удивилась девушка.

– Чтобы вернуть себе степь.

Шевеля веткой угли костра, Коринта издалека наблюдала за Тангендергом и Ирреей.

– Ты уже разворошила весь костер, – услышала девушка низкий грубый голос верховной шаманки. – Так огонь угаснет.

– Извини, – смутилась Коринта.

Ортданатха присела рядом, скрестив ноги, и простерла ладони над костром. Пламя вспыхнуло с новой силой.

– Все еще злишься на него? – спросила шаманка, глядя в огонь.

– С чего ты взяла? – очень неубедительно изобразила Коринта удивление. – Он мне совсем безразличен.

– Он говорит то же самое о тебе, – кивнула Ортданатха.

– Я знаю, – вздохнула Коринта. – Он просто отвернулся, когда я ждала его помощи.

Ортданатха повернула голову, смерила девушку взглядом:

– Его словам в отношении тебя можно доверять не больше, чем твоим в отношении него. Если бы он хоть заподозрил, что хишимерец может навредить тебе, тот был бы уже мертв.

– Ну да, – недоверчиво буркнула Коринта.

– Можешь не верить, но ты ему не безразлична.

Теперь глаза Коринты округлились от неподдельного изумления:

– Почему ты так думаешь?

– Иначе тебя уже не было б рядом с ним, как бы тебе того ни хотелось. Уже многие годы его душа пуста, тебе удалось заполнить эту пустоту. Сам он, конечно, вряд ли это признает. Но не обольщайся, он зрелый мужчина, а ты еще девочка. Твои фантазии ему безразличны. По крайней мере, пока.

Коринта смутилась еще больше. Она снова взглянула в сторону Тангендерга:

– Ты давно его знаешь. Скажи, кто он? Почему он такой?

Ортданатха ответила не сразу. Коринта даже подумала, что так и не услышит ответа, но повторить свою просьбу не решалась. Вдруг шаманка заговорила:

– Он родился далеко на закате, на берегу океана, в землях кадангов. Его мать Ранда, дочь Орланденга из Талбота, конунга всех кадангов, главы воинского клана Черных Псов. Его отец Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна, простой рыбачки, чьи предки состояли в другом клане воинов – Белых Волков. Арамейцы назвали Корлунга Хорругом.

Коринта открыла рот от изумления:

– Хорруг его отец?! Он убил собственного отца?!

– Только Ранда и Корлунг знали, как все случилось на самом деле, – бесстрастно продолжала шаманка. – Но среди кадангов считалось, что Корлунг обесчестил Ранду. В их глазах она была опорочена. До самой смерти она влачила жалкое существование и любой, даже простой рыбак, считал себя вправе назвать ее шлюхой. Тангендерг отомстил за бесчестье матери мечом. После смерти Ранды он отрекся от своего народа и с тех пор скитается по свету.

– Ты так много о нем знаешь, – заметила Коринта. – Откуда?

– Он сам рассказал, – ответила Ортданатха.

– Рассказал?! – в очередной раз изумилась Коринта. – Он же почти всегда молчит. А о себе его вообще не заставишь сказать ни слова.

Шаманка пожала плечами:

– Значит, мне повезло больше, чем всем остальным.

– И он никогда не пробовал остаться на одном месте? – продолжала расспрашивать Коринта. – Обзавестись семьей, построить дом… Он ведь часто говорит, что именно так и должен жить настоящий мужчина. Почему он не хочет быть воином?

– Наверное, потому, что видел слишком много крови. Он был совсем еще мальчишкой, когда заканчивалась столетняя война, сражался во многих битвах. В его жилах соединилась кровь двух воинственных кланов его предков – Белых Волков и Черных Псов, служивших богу войны Бельфеддору. Многие великие воины становились таковыми, приобретая опыт в кровавых сражениях, оттачивая свое мастерство и навыки всю жизнь. Он же родился воином. Он воин по крови. Но не душой. И это тяготит его. Он старается не привязываться ни к кому и ни к чему, чтобы не быть зависимым, так он сохраняет свою свободу и не имеет нужды служить кому бы то ни было своим клинком. Он проливает кровь только своих личных врагов и не ввязывается ни в какие войны. Даже эта война для него лишь способ добраться до одного единственного человека. Чего у бродяги не отнять, так это верность своему слову. Никто не избежал смерти из тех, кому он вынес свой приговор.

– Ты говоришь, он ни к кому не привязывается? – переспросила Коринта. – А как же его лошадь?

Губы шаманки чуть дрогнули в улыбке:

– Это его единственный друг. Давным-давно, когда бродяга был еще мальчишкой, он вступил в схватку с шайкой степных разбойников. Он уложил их всех, но сам получил тяжелые ранения. Лошадь нашла его в степи. Он взобрался на ее круп, и кобыла сама привезла его бесчувственного в наш стан.

– Ты его выходила? – спросила Коринта.

Ортданатха покачала головой:

– Мой отец. Мне тогда запретили приближаться к чужаку. Познакомились мы позже, когда он приехал на кремацию моего отца, верховного шамана гипитов, единственного человека, которого бродяга уважал.

– Почему ты всегда называешь его бродягой?

– Не только я. Ты когда-нибудь слышала, чтобы он сам кому-нибудь называл свое имя?

Коринта на мгновение задумалась:

– Пожалуй, нет.

– Мы уважаем его желание.

Обе замолчали. Шаманка неотрывно смотрела в огонь, Коринта же то и дело поглядывала в сторону Тангендерга, сидевшего, скрестив ноги по-гипитски, подле Ирреи.

– Она красивая, – не сдержала вздоха Коринта. – И она воин.

Шаманка вновь улыбнулась:

– Ты взрослеешь, но все равно пока остаешься девчонкой. Не пытайся войти в его сердце больше, чем он сам позволяет, он был и останется одиночкой, бродягой.

* * *

Маленькая девочка споткнулась и упала на дорогу. На обнаженной коленке выступила кровь, но девочка не заплакала, лишь вздохнула. Даже у нее на слезы не осталось сил.

Колонны беженцев втягивались в распахнутые ворота Келенгана, старинной крепости ногарских правителей. Частично обрушившиеся укрепления, тем не менее, выглядели внушительно. Алое знамя с золотым орлом, развевающееся над главной башней, вселяло надежду на защиту в сердца велихарийцев, покинувших свои дома, измученных дальней дорогой, страхом, переживаниями за близких, оставшихся защищать Хорум.

Шедший позади подросток подхватил девчушку на руки и вместе с ней вошел в ворота крепости.

– Среди них почти нет мужчин, – заметил Рисстаний, глядя с крепостной стены на колонны беженцев. – Женщины, дети, старики…

– Их мужчины остались защищать Хорум, – сказал стоявший рядом Аррелий. – Первые беженцы сообщили, что большинство тех, кто может держать оружие, со всей Велихарии стягиваются под знамя князя Литария.

– Достойный пример всем нам, – не смог скрыть восхищения молодой император. – Не будем же и мы медлить. Последние отряды уже прибыли?

– Так точно, мой император, – доложил сопровождавший правителя Атрий. – Мы имеем более десяти тысяч всадников.

Рисстаний взглянул на молодого воина. Бледность уже сошла с его лица, глаза горели решимостью.

– Выступаем, – кивнул император.

– Не разумнее ли занять оборону здесь, в крепости? – подал голос один из князей.

– Мы уже обговаривали это, – резко ответил Рисстаний. – Я не оставлю Хорум на растерзание.

– Через Хорум открывается путь в тыл Келенгана и остальных крепостей, – добавил Аррелий. – В свое время Хорруг совершил именно этот маневр, хишимерцы поступят так же. Сидя здесь, потеряем время и загоним себя в ловушку.

– Подать сигнал к выступлению! – приказал молодой император. – Обозы оставить здесь, движемся ускоренным маршем.

– Дельно, – одобрил Аррелий. – Припасы отберем у хишимерцев.

* * *

Привстав на стременах, князь Литарий окинул взглядом шеренги своих бойцов. Как ни готовился князь к защите своего города, все же снарядить воинов как следует не хватило ни времени, ни средств. Большинство были облачены в легкие кожаные доспехи и стеганки, вооружены топорами, пиками и простыми деревянными щитами. Только несколько сотен княжеских воинов блистали броней доспехов. Так же в броне были и ританские копейщики, пришедшие на защиту Хорума. Рассудив, что сидя за городскими стенами, не приспособленными для долгой обороны, можно оказаться в ловушке, князья вывели войско в степь и заняли позиции для битвы.

К Литарию подъехал всадник и сообщил:

– Прибыл гонец от князя Кадония. Легардийцы обходят хишимерцев с фланга, чтобы отсечь обозы и ударить с тыла.

– Кадоний, как всегда, все делает по-своему, – хмуро проворчал Литарий, отпустив всадника.

– Тем не менее, маневр неплох, – заметил ританский князь. – Без обозов наступление хишимерцев замедлится, а удар в тыл внесет смятение.

– Вот только нам без легардийской кавалерии придется тяжко, – проворчал князь Литарий. – Моих всадников слишком мало.

– Зато мы на выгодной позиции, – ответил Даманий. – Справа и слева низины, сейчас они заболочены, хишимерцы туда не полезут, а между ними большим отрядам не развернуться. Если остановим авангард, выиграем время.

В рядах воинов прошелестел ропот. Князь Даманий указал в степь:

– Смотри.

По степи волнами разливались шеренги воинов. Солнечные блики играли на броне доспехов, остроконечных шлемах, щитах, клинках и остриях копий. Ветер развевал над хишимерскими когортами черные знамена с четырехконечными звездами.

– Их раза в четыре больше чем нас, – заметил ританский князь. – А это всего лишь передовые отряды.

– Да, возможно, это будет наша последняя битва, – кивнул правитель Хорума. – Гонцы сообщили, что император собирает войско у Келенгана. Нам придется задержать хишимерцев здесь как можно дольше.

– Тогда за дело, – просто ответил Даманий и, пришпорив гиппариона, поскакал к своим копейщикам.

Князь Литарий объехал ряды своих воинов.

– Готовы сразиться за Хорум и Арамею с этой ордой? – громко спросил он, кивнув в сторону хишимерского войска.

– Готовы, князь, – спокойно отозвался из строя крестьянин в стеганке с топором в руках под общий нестройный хор воинов.

– Как зовут?

– Далман. Все мои ушли за Келенган, а мы с соседями остались с тобой, князь.

– Удачи тебе, Далман. Удачи всем нам.

Приготовления с обеих сторон длились недолго, вскоре шеренги хишимерских пехотинцев двинулись вперед, ощетинившись копьями.

* * *

Призывный хор множества голосов смолк. Скрестив руки на груди и склонив головы, сотни жрецов разом упали на колени. За ними на колени пали простые последователи, пришедшие в очередной раз узреть чудо и выразить преданность грозному божеству. Хишимерские воины ударами плетей и пинками заставили опуститься на колени и арамейских пленников.

В полудне пути от Мархаба проплешиной среди лесов простиралось каменистое плато. В самом центре его раскалывала глубокая трещина, свет луны терялся в бездонной пропасти. Жрецы утверждали, что пропасть ведет в полное ужасов царство Тота, простым хишимерцам оставалось лишь верить на слово служителям культа. Никто в здравом уме не отважился бы приблизиться к священному месту самостоятельно в неурочное время и уж тем более проверить на личном опыте правоту жрецов.

Свет полной луны всколыхнулся серебристым покровом, явив взорам пирамидальное сооружение, опирающееся на тройную колоннаду по всему периметру. Как всегда, Тот откликнулся на зов почитателей и позволил служителям культа войти в свой храм.

Поднявшись с колен, жрецы друг за другом вошли в арку входа, следом воины загнали пленников. Кровь рабов должна была окропить живое сердце мертвого бога и умилостивить его. Простому люду надлежало оставаться снаружи.

В золотом саркофаге, стоявшем почти вертикально у стены, покоились останки Тота. Пустые глазницы черепа взирали на жрецов. На алтаре в центре храма пульсировало черное сердце.

Жрецы вновь хором затянули молитву, испрашивая у божества благословения. Двое служителей культа взяли за руки одного из пленников и повели к алтарю, где его уже ожидал старший жрец с кривым ритуальным ножом в руке. Неожиданно другой пленник оттолкнул всех троих и сам вышел к алтарю.

– Желаешь первым пролить кровь на сердце нашего бога? – слегка удивился старший жрец.

– Не совсем так, – возразил пленник.

Он протянул скованные руки к опешившему жрецу и вырвал нож из его руки, затем подхватил с алтаря сердце Тота.

Хор служителей культа смолк.

– Святотатство! – взвизгнул старший жрец.

Остальные схватились за ножи, готовые раскромсать дерзкого на части. Пленник кольнул трепещущее сердца божества острием ножа, весь храм содрогнулся от тяжкого вздоха.

– Стойте на месте! – приказал пленник. – Иначе живое сердце вашего бога недолго будет живым.

– Кто ты? – хрипло спросил старший жрец. – Почему ты еще жив?

Удивление жреца было оправдано. Любой, неосторожно коснувшийся сердца Тота, умирал в мучениях от быстротечной гангрены. Жрец видел, как чернота покрывает пальцы пленника, но тут же отступает, снова обволакивает плоть и вновь отступает, словно борясь с чем-то невидимым. До сей поры лишь одному смертому удалось удержать в своей руке живое сердце мертвого бога, более того, он сам и вырвал сердце из груди Тота. Но то был сам Хорруг, ставший вечным проклятием и наказанием Хишимерского царства, обожествленный в преданиях народов равнины.

– Мое имя Аммат, – назвался пленник. – Я последний дромидиец и жрец-дромид. По своей воле я сдался в плен и оказался здесь. Хотите вы того или нет, но сердце Тота покинет храм.

– Ничтожный слуга Дромидиона, – процедил старший жрец. – Гнев Тота сотрет тебя в пыль!

– Эта ноша уже не впервые в моих руках, – улыбнулся Аммат.

– Далеко тебе не уйти, – предупредил хишимерец.

– Далеко и не нужно.

Стена позади саркофага всколыхнулась, словно ярость Тота пыталась прорваться наружу.

– Давно уже стоило лишить вас вашего бога, – произнес Аммат, целя ножом в пульсирующее сердце.

Перед алтарем сгустилась дымка тени и тут же распахнулась, выпустив из своих объятий фигуру в плаще с капюшоном. Невидимая сила, словно таран, сбила дромида с ног, нож отлетел в сторону, сердце Тота откатилось под ноги пленникам.

Под сводами храма проявились очертания паука. Жрецы Тота замерли в растерянности.

– Твои боги сильны, дромид, – произнес появившийся из тени человек. – Но ничтожны перед мощью Тени.

Капюшон надежно скрывал лицо незнакомца, но, похоже, он был уже очень стар.

Один из пленников потянулся к сердцу Тота.

– Не смей! – предупредительно крикнул более бывалый арамеец.

Однако было уже поздно, тот схватил сердце в руки.

– Дайте нам уйти! – потребовал он. – Иначе я растопчу сердце!

– Глупец, – рассмеялся старец из тени.

Живая плоть мертвого бога почти сразу выпала из онемевших пальцев пленника. Он оторопело смотрел на свои чернеющие руки, даже не чувствуя боли от ужаса. Черный тлен стремительно расползался по телу, язвы поедали плоть, мясо клочьями отделялось от костей. Теряя сознание с последними вздохами, пленник опрокинулся назад, коснувшись своих товарищей. Пленники взвыли от ужаса, когда черная гниль принялась стремительно и беспощадно пожирать их. Вскоре от двух десятков людей, предназначенных в жертву кровожадному божеству, остались лишь почерневшие кости в оковах.

– Следует отдать тебе должное, дромид, ты многого достиг, – не без уважения заметил ведущий Тень. – Твоими стараниями окончательно пала старая империя и родилась новая.

– Арамею создал Хорруг, – поправил Аммат старца, тяжело поднимаясь на ноги.

– Брось, – пренебрежительно отозвался жрец Тени. – Кем бы он был без тебя? Простым наемником, бродягой. Такие, как мы, указывают путь царям и целым народам.

– Пытаешься склонить меня к служению Тени? – удивился дромид.

– Мне пригодился бы такой человек, – не стал скрывать старец.

Аммат усмехнулся:

– В числе многих я бился на развалинах Дромидии. Нас ушло только трое. Все дромидийцы пали, сражаясь за свою веру. Я не предам их память и веру арамейцев в Дромидион. Свой выбор я сделал давно и не отступлюсь от своих богов.

Он украдкой бросил взгляд в сторону сердца Тота. Полоса света накрыла сердце и растаяла вместе с ним. Аммат улыбнулся и добавил:

– Поэтому и мои боги не отступаются от меня.

– Тем не менее, Арамея падет, – зловеще заверил дромида ведущий Тень.

– К чему это? – устало спросил Аммат. – Твой план провалился, бродяга не разбудил Бельфеддора, Тень не получит силу, способную сокрушить Маграхир.

– О, да, – кивнул старец. – Бродяга не сделал то, что требовалось. – Но сила Тени прирастает верою в нее. Теперь ты́ послужишь ей. Эй, вы! – Он оглянулся на жрецов Тота. – Распните дромида на кресте и выставьте впереди армии, которую поведет ваш бог!

– Без сердца Тот не может войти в мир живых, – осмелился напомнить старший жрец.

– Теперь может! – заявил старец. – Тому, кто вытащил его из недр Аддата, под силу открыть врата миров, хотя бы на краткое время!

Он вскинул руки, над головой возникла призрачная хрустальная сфера. Тень паука зашевелилась под сводами храма. Жрецы зачарованно взирали на одно из двух Сердец Мира, некогда похищенного из глубины Черных джунглей и выпустившего Тень из бездны гор Аддата.

– Ты безумен, – спокойно заметил Аммат. – Годы бессмертия сожгли твой разум. Хочешь уподобиться богам, но ты всего лишь человек.

– Узрите все и уверуйте в мощь Тени! – торжественно провозгласил старец. – Поведайте маловерным, как Тень впустила мертвого бога в мир живых!

Каменная стена позади саркофага заколыхалась, источая белесый туман. Закручиваясь спиралями вокруг останков Тота, нити тумана наделяли мертвого бога плотью. Вскоре из саркофага наружу шагнуло огромное ящероподобное существо, своды храма дрогнули от яростного рева. Жрецы разом пали ниц пред своим ожившим божеством.

– Веди свою армию на поле брани! – воскликнул ведущий Тень.

Стена исчезла, открыв безграничный темный провал, из которого повеяло могильным холодом и трупным разложением.

Переведя взгляд на Аммата, ведущий Тень произнес:

– Арамейцы и их союзники собираются сражаться за побережье. Тот сокрушит их жалкое сопротивление, храмы Дромидиона сгорят и твоих богов похоронят. Когда Арамея падет, вера в силу Тени возрастет тысячекратно и тогда Маграхир не устоит.

Тень паука накрыла хрустальную сферу и старца.

* * *

В пылу сражения ни хишимерцы, ни арамейцы не обратили внимания, как на вершине невысокого холма со стороны заката появился всадник, затем еще один, за ними еще и еще, с бунчуками на кончиках пик.

Бросив взгляд на поле боя из-под ладони, Шамрангх произнес:

– Похоже, первый бой арамейцы проиграли. Они пытаются отступить к Хоруму.

Сотни тел устилали степь, павшие бойцы с обеих сторон в измятых, потемневших от крови и изрытой земли доспехах лежали вперемешку с умирающими от ран, порубленными и растоптанными, задыхающимися под трупами, истекающими кровью. Арамейские ополченцы, вынося с поля боя своих раненых, втягивались в распахнутые ворота Хорума. Разрозненные группы княжеских воинов медленно отступали следом, сдерживая натиск тяжелой хишимерской пехоты и кавалерии. За передовыми отрядами хишимерской армии в степи разворачивались свежие когорты, перестраиваясь в боевые порядки.

– Чего же вы медлите?! – нетерпеливо воскликнула Иррея, обнажая свой меч. – Там гибнут наши люди!

Шамрангх кивнул остальным вождям:

– Поможем арамейцам сохранить силы. Сегодня битва не закончится, а их клинки нам еще понадобятся. В бой, братья!

Гипитские всадники волнами покатились вниз. Огибая холм и на ходу перестраиваясь в боевой клин, на равнину выкатились колесницы кочевников. В то время, как всадники гипиты обрушились на правый фланг хишимерской кавалерии, тяжелые боевые колесницы смяли тылы пехоты. В очередной раз за день все смешалось в отчаянной рубке.

На холме остались лишь Ортданатха, Тангендерг и Коринта. Девушка взглянула снизу на каданга, сидевшего верхом на своей лошадке и спросила:

– Ты не будешь биться?

– Там и без меня полно народу, – безразличным тоном ответил Тангендерг.

Получив поддержку гипитов, арамейцы, наконец, перестроились в боевой порядок и продолжили отступление более слажено, сдерживая натиск хишимерцев и вынося из боя раненных бойцов.

– Арамейская девочка не бережет себя, – заметила Ортданатха, указав на Иррею, бросившуюся в самую гущу сражения.

– Она смелая, – не без зависти сказала Коринта. – Ты спрашивал о воительницах, – напомнила она кадангу. – Вот тебе воительница. Сильная и отважная.

– Просто глупая девчонка, – равнодушно отозвался Тангендерг. – Еще не научившаяся ценить жизнь, свою и чужую.

Коринта недоуменно потеребила кончик носа и хмыкнула:

– Знаешь, иногда ты кажешься еще более странным, чем обычно.

– Знаю, – все так же безразлично ответил каданг.

Он спешился, взял Коринту за руку и положил ее ладонь на гриву своей лошади:

– Присмотри за ней.

Сам он направился вниз с холма. Коринта удивленно взглянула на шаманку:

– Он все-таки решил биться? С чего вдруг?

– Не пытайся осмыслить его поступки, – посоветовала Ортданатха. – Он всегда делает только то, что считает нужным для себя.

Между тем натиск хишимерцев не ослабевал ни на мгновение. Поначалу слегка замешкавшись при неожиданном вмешательстве гипитов, захватчики вновь устремились к городским воротам, тесня защитников Хорума.

Копье насквозь пронзило шею гиппариона Литария, конь рухнул, сбросив седока. Лежа на спине, князь принял на щит удар хишимерской секиры. Следующего удара не последовало, хишимерец сам упал рядом, обрызгав князя кровью. Опустив топор, Литарию протянул руку Далман.

– Держись князь, битва будет еще долгой, – сказал крестьянин.

– Точно, – согласился Литарий, поднимаясь на ноги. – Ты почему здесь? Я велел всем ополченцам отойти к Хоруму.

– Думаю, мой топор и здесь лишним не будет.

Они продолжили рубиться плечом к плечу, отражая удары хишимерских воинов и разрубая вражескую плоть. С головы до ног покрытые грязью и кровавыми брызгами князь и крестьянин сейчас мало отличались по виду.

– Наши воины уже входят в Хорум, – сообщили князю, когда за спиной поднялись стены города.

Лучники на городских стенах и башнях осыпали хишимерцев стрелами, однако и это не ослабило натиск врагов. Тяжелая кавалерия царя Орангера сбила напор конников гипитов, в то время, как пехота все так же теснила арамейцев.

– За стенами Хорума сможем продержаться хотя бы до темноты, – прохрипел Литарий, разорвав клинком кольчугу на груди очередного противника.

– Не думаю, что ночью они угомонятся, – отозвался Далман.

Надежда, что с приходом ночи атака утихнет, и в самом деле была слишком зыбкой – проповедники культа темного бога вполне могли повести своих последователей в бой и в кромешной тьме.

Вслед за передовыми отрядами хишимерской армии к месту сражения подходили свежие войска. Все новые и новые пешие и конные воины сотнями вливались в битву, не позволяя защитникам передохнуть ни мгновения.

Хишимерская стрела пронзила бедро князя, удар тяжелой секиры развалил щит на части, зазубренное лезвие порвало плечо. Отбив выпад противника мечом, Литарий пошатнулся. Острие копья наверняка пробило бы доспех на груди, но хишимерский воин сам упал, сбитый с ног крупом гиппариона. Ударом клинка подоспевший всадник смял шлем на голове хишимерца. С удивлением князь узнал в молодом воине свою дочь.

– Как ты, отец?! – крикнула Иррея, щедро рассыпая удары мечом и разя врагов.

– Я же велел уходить тебе с беженцами! – недовольно воскликнул Литарий, едва держась на ногах.

– Наши люди в безопасности, – заверила его девушка. – Уведи князя! – крикнула она Далману.

Тот подхватил обессилевшего правителя Хорума.

Один за другим арамейские воины падали под ударами хишимерских клинков. Копье пронзило брюхо гиппариона Ирреи, тот захрипел и пал на бок, девушка едва успела высвободить ноги из стремян и откатиться в сторону. Поднявшись, она вновь взмахнула мечом. Ярость битвы заглушила даже боль в лодыжке от полученного недавно ранения. В пылу боя она и не заметила, как ее оттеснили в сторону от ворот города, вскоре вокруг остались одни хишимерцы, вражеские клинки тянулись к ней со всех сторон. Немногие мужчины могли бы посоперничать с Ирреей в искусстве владения мечом, но даже ей было не под силу устоять перед столь многочисленными противниками. Но неожиданно среди хишимерцев возникло какое-то замешательство, а еще через пару мгновений девушка увидела бродягу каданга.

Тангендерг шел сквозь битву спокойно, его лицо, покрытое кровавыми брызгами, хранило обычную печать равнодушия и безучастности ко всему вокруг. Вместе с тем клинок в его руках неуловимо быстро метался из стороны в сторону, сея смерть. При этом каданг вообще не смотрел по сторонам, не глядя, отбивал удары даже со спины и рубил противников, словно каким-то неведомым чутьем предвидя, с какой стороны грозит опасность. Невольно Иррея залюбовалась его смертоносной ловкостью, четкими выверенными движениями и поразительным хладнокровием.

– Если не собираешься сегодня умирать, то лучше пробиваться к воротам, – невозмутимо посоветовал Тангендерг, приблизившись к девушке и раскроив ударом меча лоб хишимерцу за ее спиной.

– Так и сделаю, – пообещала Иррея.

Продолжая биться бок о бок, они принялись прокладывать дорогу по трупам к распахнутым воротам Хорума, где последние арамейские воины, ушедшие с равнины сдерживали натиск врагов.

К этому времени закованные в броню тяжелые всадники хишимерской кавалерии окончательно оттеснили гипитов. Потеряв в битве немалую часть колесниц, кочевники понемногу отступали.

– Мы проиграли, – обреченно прошептала Коринта, наблюдая за ходом сражения с вершины холма.

– Если бы исход битвы был предрешен в пользу врага, твой спутник сейчас не был бы там, – спокойно произнесла Ортданатха.

– Ваши вожди отступают, а арамейцев заперли в Хоруме, – возразила девушка. – Посмотри, сколько их! – она указала на тысячи хишимерских воинов, окружавших город. – Они все прибывают. Нам уже не на что надеяться.

Шаманка внимательно посмотрела на девушку и спросила:

– Ты готова сдаться?

Коринта не нашлась, что ответить, лишь растерянно вздохнула.

Продолжая отбивать удары врагов, Иррея услышала тяжелый скрип.

– Ворота! – воскликнула она. – Ворота закрываются!

– Значит, все уцелевшие войска уже ушли за стены, – отозвался Тангендерг.

– А как же мы?!

– Ты же не думала, что ворота будут держать открытыми специально для нас, – все так же невозмутимо ответил каданг, стряхивая с меча очередного противника. – Лучше потерять двоих, чем сотню.

С горки трупов на Иррею прыгнул хишимерский воин, сжимая обеими руками древко копья. Стрела, пронзившая грудь, прервала его прыжок.

– Эй, вы! – услышала девушка сверху. – Давайте сюда!

Со стены упала веревка с завязанными на ней узлами.

– Полезай, – кивнул Иррее Тангендерг.

Вложив клинок в ножны, девушка уцепилась за веревку и принялась карабкаться на стену. Наверху ее подхватил Далман. Как только Иррея перевалилась через стену, за ней последовал Тангендерг. Арамейские лучники били со стены по хишимерцам, прикрывая каданга. Тем не менее, когда каданг уже почти достиг самого верха, стрела пробила его бедро и пригвоздила к стене. Перегнувшись через край, Иррея прикрыла спину каданга своим щитом, в который тут же ударили еще две стрелы. Правой рукой девушка вцепилась в ворот безрукавки Тангендерга. Сжав зубы, Тангендерг мечом переломил древко, освободился и при помощи Ирреи и Далмана перевалился через стену. Крестьянин тут же перетянул его рану, останавливая кровь.

Протяжно и низко прозвучал сигнальный рог, затем еще один, потом еще и еще, подавая сигнал войскам. Хишимерские воины откатились от стен Хорума, занимая позиции на безопасном расстоянии, недоступном для арамейских лучников. Эскадроны хишимерских всадников прекратили преследование кочевников и так же заняли оборонительные позиции в тылу своей пехоты. Отряды хишимерцев растянулись вокруг Хорума, окончательно сомкнув кольцо.

– Почему они остановились? – недоуменно пробормотала Иррея, следя со стены за маневрами противника.

– Будут ждать, пока подойдут подкрепление и осадные орудия, и тогда сровняют город с землей, – хмуро ответил Далман.

Оглянувшись на него, Иррея заметила:

– Все-таки, ты наверняка был воином. Ты слишком опытен в таких делах для простого крестьянина.

– Был, – все так же хмуро подтвердил крестьянин. – Я защищал этот город от кочевников, от хишимерцев, от Хорруга, еще когда здесь правили ногарцы. Хорум не выдержал ни одной осады, видимо, падет и в этот раз.

– Не спеши копать нам могилы, – прохрипел Тангендерг. – Лучше отдыхайте, пока можете. Хишимерцы выдохлись и вряд ли пойдут на штурм ночью, а завтра силы вам понадобятся.

– Позаботься о нем, – попросила девушка Далмана, указав на каданга. – А мне нужно к отцу.

– Ступай, – кивнул крестьянин.

* * *

Небрежным жестом царь Орангер отпустил слугу. На выходе тот столкнулся с Кетанносом, поспешно отступил в сторону, уступая ногарцу дорогу, затем покинул шатер повелителя.

– Что скажешь? – спросил царь своего наемного полководца.

– Слышал, в наших тылах проблемы, – произнес Кетаннос.

– Несущественные. Отряд арамейцев напал на наши обозы. Осадные орудия подойдут чуть позже, чем запланировано.

Кетаннос покачал головой:

– Нет времени ждать. Пусть твои воины сейчас же начинают строить штурмовые лестницы. Мы должны взять Хорум до утра.

– Нет нужды для спешки, – пренебрежительно отмахнулся царь. – Моим воинам нужна передышка, а войско Хорума практически разбито, остатки укрылись за стенами и уже никуда не денутся.

– Может, ты не заметил, но рядом с Хорумом стоит войско гипитов. И они уже ввязались в сражение.

– Кочевники нам не соперники, – снова отмахнулся царь.

Кетаннос помрачнел еще больше.

– Сегодня твое войско понесло большие потери, – произнес ногарец. – Особенно много полегло северных наемников. Твоя самоуверенность, царь, погубит твою армию. Я допросил пленных, арамейцы ждут подкрепление. А твои войска растянуты вдоль стен Хорума, при том, что поблизости стоят гипиты. Мы находимся в очень невыгодной позиции, один хороший удар, и твоя армия рассеется. У нас нет времени на длительную осаду. Прямо сейчас необходимо собрать армию в один кулак, разгромить гипитов и взять Хорум штурмом.

– Ты прав, ногарец, потери большие, – кивнул Орангер. – Именно поэтому я не желаю ввязываться в бесполезные потасовки. Северных наемников не жалко, но наши племенные вожди взбунтуются, если я потеряю в напрасной битве слишком много их воинов. Арамейцы уже давно надеются на помощь своего императора. Пока арамейские князья соберутся в одну армию, мы уже разрушим Хорум. А гипиты, увидев падение Хорума, сами разбегутся. Сейчас они не могут связаться с князем Хорума, а в одиночку напасть не осмелятся.

– Однако ничто не помешало кочевникам вступить в битву сегодня, – заметил Кетаннос.

– Как бы то ни было, сегодня битва закончилась нашей победой, – ответил Орангер. – Теперь кочевники будут намного осторожнее, возможно, вообще уйдут прочь. Они тоже понесли значительные потери, как и арамейцы.

– Лучше бы ты был прав, царь, – мрачно произнес Кеттанос.

* * *

Коринта обняла кобылу за шею и вздохнула. Лошадь отозвалась таким же вздохом.

– Где-то сейчас твой хозяин? – снова вздохнула девушка и продолжила расчесывать гриву лошади деревянным гребнем.

Стараниями Коринты старая кобыла Тангендерга начала приобретать более притязательный вид, девушка выпутала, наконец, все колючки из шерсти животного, почистила, расчесала гриву и хвост, давно слипшиеся грязными сосульками.

– Думаешь о нем? – услышала Корина низкий голос шаманки.

Обернувшись, девушка произнесла:

– Надеюсь, он еще жив. Сегодня столько людей погибло.

– Да, многие все еще умирают там, в степи, вокруг Хорума, – кивнула Ортданатха. – Слышишь?

Ночь окутала непроницаемой мглой поле недавней битвы. Из степи до стана гипитов доносились стоны и хрипы умирающих от ран людей и гиппарионов.

– Наши вожди готовы увести свои племена обратно на закат, – сказала шаманка.

– Вы бросите арамейцев одних? – насторожилась Коринта.

– Большинство считает, что Хорум обречен. Вожди не желают терять своих людей в безнадежной битве.

Коринта опустила голову, уткнувшись лбом в гриву кобылы.

– Шамрангху удалось убедить остальных вождей повременить с отступлением, – продолжала Ортданатха. – Но пришлось пойти на уступку. Многие считают, что черный жрец принес неудачу в бою нашим воинам. На рассвете твоего спутника сожгут на жертвенном костре.

Сказав это, шаманка ушла.

Понемногу в степи затихали последние стоны. Хишимерские дозоры, выискивавшие своих раненных и добивавшие чужих, что уже не могли послужить храму на алтаре Тота, возвращались к своим отрядам. Уцелевшие в битве и сумевшие избежать плена гипиты стягивались в стан кочевников, туда же подходили и раненные арамейцы, не имея возможности вернуться в город, оцепленный хишимерскими войсками.

Гишер, как обычно, сидел привязанный к колесу колесницы, в этот раз никто не охранял пленника, гипитам хватало хлопот и без него. Вынырнув из темноты на свет костров, Коринта без помех приблизилась к колеснице.

– Ты пожрать принесла? – встретил ее вопросом пленник.

– Вожди хотят убить тебя на рассвете, – сообщила ему девушка.

– Тем более, дай чего-нибудь пожевать, на сытое брюхо умирать приятнее.

Коринта схватила его за плечо и встряхнула:

– Ты что? Не понял? На рассвете тебя сожгут живьем!

– И что теперь? – ухмыльнулся Гишер. – Я должен расплакаться? Ты разве забыла, какому богу я служу? Служителям Тота не страшна смерть.

Коринта присела рядом на корточки и спросила:

– Ради чего ты готов умереть? Я не понимаю этого. Те, кто защищает Хорум, сражаются и умирают за свою землю, свои семьи, свободу. А ты за что?

Гишер повернул голову, взглянул на Коринту, ухмылка медленно сползла с его губ.

– Ты удивишься, девочка, но я тоже готов погибнуть во имя своего народа. Арамейцы забрали себе то, что хотели взять хишимерцы. Да, наш бог жесток и беспощаден, но он вывел мой народ из лесов, дал ему силу и ведет к победе. Если за победу нужно заплатить тысячами жизней, пусть так и будет. Отправляя на смерть других, мы, служители Тота, готовы принести в жертву и самих себя. Поэтому мне не страшна смерть, она лишь приблизит встречу с моим богом.

Некоторое время Коринта молча смотрела в глаза пленника, затем вытащила нож и перерезала веревки, стягивавшие его запястья.

– Зачем? – спросил Гишер, растирая затекшие руки.

Коринта пожала плечами:

– Я же не служу твоему богу, мне ни к чему отправлять тебя на смерть.

Гишер поднялся на ноги, смерил девушку взглядом и произнес:

– Завтра, когда армия моего царя разгромит ваше войско и сожжет Хорум, я замолвлю за тебя словечко, тебя убьют быстро, без мучений.

* * *

Откинув полог палатки, внутрь заглянула Иррея.

– Как ты? – спросила она.

– Жив, – коротко отозвался лежавший на циновке Тангендерг, даже не повернув головы в ее сторону.

Несмотря на то, что большинство жителей покинули город, места для всех воинов и ополченцев не хватало, на рыночной площади наспех установили походные палатки. Одну из таких палаток нашел для Тангендерга Далман. Места в ней едва хватало для одного человека, но неприхотливый каданг привык и к менее удобным условиям для ночлега.

Девушка протиснулась сквозь узкий проход. Опустившийся за ее спиной полог скрыл пламя факелов и сторожевых костров, в палатке снова стало темно. Иррея опустилась на одно колено рядом с ложем каданга и произнесла:

– Сегодня ты снова спас меня. Я должна тебя поблагодарить.

– Благодари, – с обычным равнодушием ответил Тангендерг. – Но, если честно, нас обоих сегодня спас тот крестьянин.

– Далман. Он говорит, что завтра Хорум падет.

– Без сомнений. Если ваш император не поторопится, он приведет свое войско на пепелище. А вы все будете лежать мертвыми.

– А ты? – настороженно спросила Иррея.

– Это не моя война, я никому не обещал защищать ваш город. Когда хишимерцы войдут в Хорум, я уйду.

Иррея тяжело вздохнула.

– Жалеешь, что вернулась сюда? – спросил каданг.

– Нет, но… Я не знаю…

– Не хочется умирать?

Если бы не равнодушный тон, можно было бы подумать, что Тангендерг насмехается.

– А кому же хочется? – снова вздохнула Иррея.

– Да, никому, – согласился Тангендерг. – Но независимо от своих желаний, завтра многие умрут. Возможно, и ты тоже.

– К тебе за утешением лучше не ходить, – усмехнулась девушка.

Она поднялась было на ноги, но каданг схватил ее в темноте за руку:

– Уже уходишь?

– Утром будет бой, – напомнила Иррея.

– Это будет утром. А сейчас, пока ты еще жива, я хочу получить твою благодарность.

Каданг притянул девушку к себе. Иррея почувствовала, как пальцы Тангендерга расстегивают крючки ее одежды. Отягощенный кинжалом пояс с глухим стуком упал на земляной пол.

* * *

Коринта проснулась от бесцеремонного пинка в плечо.

– Поднимайся! – потребовал обритый наголо гипит на ломаном арамейском.

Коринта приподнялась на локте и огляделась, со всех сторон ее обступили кочевники.

– Вставай, – повторил требование Сарахд, один из вождей. – Где он?

– Кто? – не поняла девушка, поднимаясь на ноги.

– Не юли, девочка, – нахмурился вождь. – Только ты могла освободить черного жреца.

Коринта съежилась под суровыми взглядами гипитов.

– В другое время ты заняла бы его место на костре, – произнес Шамрангх.

Он кивнул своим соплеменникам:

– Собирайтесь.

Кочевой стан пришел в движение, гипиты принялись поспешно сворачивать палатки, растреноживать коней и буйволов, запрягать колесницы.

К Коринте подошла Ортданатха и положила широкую тяжелую ладонь ей на плечо:

– Мы уходим.

Коринта бросила взгляд по сторонам и вдруг зло выкрикнула:

– А зачем вообще приходили? Чтобы убежать, поджав хвосты?

Она оглянулась на лошадь каданга:

– Иди сюда!

Как ни странно, кобыла послушно приблизилась. Девушка взобралась ей на спину, вытащила нож из-за пояса и воинственно заявила:

– Бегите, куда хотите, а я останусь!

Шамрангх усмехнулся:

– Собираешься биться в одиночку? Ножом?

Среди гипитов послышались смешки. Худенькая девчонка верхом на старой кляче с ножом в руке выглядела довольно нелепо.

– Не в одиночку, – прозвучал хриплый голос.

К Коринте, хромая и опираясь на копье, подошел один из арамейцев, раненных в битве накануне и нашедших приют в стане гипитов.

– Нам бежать некуда, – поддержал его другой арамеец.

К ним потянулись остальные арамейцы.

Послышались возбужденные возгласы. Через стан мчался всадник, что-то крича, за его спиной сразу поднимался шум, волнами разливаясь по всему лагерю. Остановив коня перед Шамрангхом, всадник снова что-то прокричал. Шамрангх поднялся на ближайшую колесницу. Все непроизвольно обратили взоры на полдень.

Из-за горизонта по степи разливалась темная волна, надвигаясь на кочевой стан. Над всадниками колыхался лес копий, а прямо по центру развевалось алое знамя Арамейской империи.

* * *

Сигнальные рожки и гонги зазвучали почти одновременно по всему городу. Иррея выглянула из палатки, застегивая пояс.

– Ты идешь? – спросила она, оглянувшись на Тангендерга. – Хотя, ты же ранен…

– Рана меня не беспокоит, – равнодушно ответил каданг, поворачиваясь на бок, спиной к ней. – Но я уже говорил, это не моя война.

Уже откинув полог, девушка снова оглянулась и спросила:

– Мы еще увидимся?

– Незачем, – все так же равнодушно отозвался Тангендерг. – Твою благодарность я уже получил.

Иррея пожала плечами, полог палатки упал за ее спиной.

У центральных ворот княжеские дружинники садились в седла, здесь же собирались пехотные отряды.

– Что происходит? – спросила Иррея, увидев среди воинов Далмана.

– Идем в бой, – ответил крестьянин. – Где ты была? Весь город уже гудит. Армия императора подошла. Он уже вступил в битву вместе с гипитами.

Со стены, прихрамывая, спустился князь Литарий, тяжело взобрался в седло и скомандовал:

– Открыть ворота!

Сотни клинков с лязгом вылетели из ножен, всадники князя вырвались наружу сквозь распахнутые ворота, следом за ними последовали пешие воины, на ходу разворачивая строй в боевые шеренги.

Растянувшиеся вокруг Хорума войска царя Орангера пришли в движение, пытаясь собраться воедино для отражения удара, но явно не успевали. Всадники арамейского императора и конные кочевники волной налетели на крыло хишимерской армии со стороны заката. Все прочие звуки заглушил треск, когда сотни копий одновременно ударили в щиты, пробивая их насквозь, пронзая доспехи и тела воинов, крупы гиппарионов. В один миг на тысячу шагов образовался вал из мертвых и раненных тел, залитых кровью. Цепляясь за трупы копытами, многие гиппарионы падали, калеча своих седоков, остальные мчались дальше, безудержной лавиной сминая противников. Колесницы гипитов рассеивали ряды пехоты, кромсая противников серпами. В то же время защитники Хорума нанесли удар в самый центр войска царя Орангера.

Кеттанос тщетно пытался собрать хоть часть воинов у шатра царя Орангера. Время, потраченное на обучение армии царя технике боя, словно прошло впустую. В один миг все войско превратилось в бестолковое стадо. Если хишимерские воины еще хоть как-то выполняли команды своих племенных вождей, все остальные в основном бились каждый сам за себя.

– Тебе лучше отступить сейчас! – крикнул ногарец Орангеру, выскочившему из своего шатра. – Соберешь свое войско снова и вернешься!

– Мы будем сражаться до конца! – громогласно заявил царь, обнажая меч. – Коня мне!

– Если хочешь сражаться, тогда окажешься на поле боя один, – ответил Кеттанос. – Твоя армия скоро разбежится, и никто ее не остановит. Уходи, пока есть возможность.

Царь скрипнул зубами. Взобравшись верхом на своего гиппариона, он кивнул старшему телохранителю.

– Поедешь со мной, – объявил Орангер ногарцу.

Тот покачал головой:

– Нет, царь. Моя война с Арамеей закончится здесь.

– Тебя бы казнить за ослушание, но ты и так идешь на самоубийство, – прорычал Орангер.

Развернув гиппариона, он поскакал прочь. Немногочисленные телохранители последовали за царем.

Между тем хишимерские отряды, не выдержав натиска, окончательно сломали боевые порядки и беспорядочной толпой покатились назад. Шатры и палатки полевых лагерей хишимерских полководцев и наемников пали, растоптанные копытами гиппарионов, войска захватчиков рассеялись по степи, спасаясь бегством.

Рисстаний натянул поводья, осадив своего гиппариона, и поднял руку.

– Сигнальщики! – гаркнул Аррелий. – Приказ, всем войскам стоять!

Зазвучали сигнальные рожки, передавая приказ всей арамейской армии. Князья и гипитские вожди остановили своих воинов, прекратив преследование разбегающихся по степи противников.

– Царь Орангер ушел со своим отрядом телохранителей, – сообщил императору один из князей. – Если поторопимся, сможем его захватить.

– Не стоит, – ответил Рисстаний. – Займитесь ранеными.

– Что делать с раненными хишимерцами? – спросил другой князь, сопровождавший императора.

– Добить, – процедил Аррелий.

Рисстаний покосился на него и распорядился:

– На усмотрение жрецов-дромидов.

К ним подъехали Литарий и Даманий. Князь Хорума прижал ладонь к сердцу и поклонился своему молодому повелителю:

– Благодарю, мой император, ты появился как раз вовремя.

– Мне стоило прислушаться к твоим сообщениям раньше, – произнес Рисстаний. – Это уберегло бы нас от многих жертв.

– Взгляни, повелитель, – кивнул Аррелий, указывая императору на полночь.

Из степи к Хоруму приближались около трехсот всадников.

– Похоже, легардийцы, – опознал всадников Даманий, приставив ладонь козырьком к глазам. – Должно быть, дружина Кадония.

– Что-то их слишком мало, – заметил Литарий. – Наверняка и Кадонию пришлось выдержать тяжелый бой.

Поймав вопросительный взгляд императора, правитель Хорума пояснил:

– Легардийская дружина наносила удар в тыл хишимерской армии, отсекала обозы с осадными орудиями. Если бы не Кадоний, штурм Хорума начался еще вчера и сейчас город лежал бы в руинах.

– Смелый маневр, – одобрительно кивнул Аррелий.

Поравнявшись с предводителями арамейского войска, один из легардийских всадников, припавший к гриве своего гиппариона, тяжело распрямился в седле. Из-под помятого шлема молодого воина виднелась бурая от крови повязка.

– Князь Кадоний, – произнес император, приветствуя правителя Легардии. – Наслышан о твоих подвигах.

– Мой повелитель, большая беда идет на нас, – хрипло отозвался Кадоний.

– О чем ты? – удивился Аррелий. – Хишимерская армия разбита, их отряды бежали и еще не скоро соберутся в одно войско.

Кадоний покачал головой. Похоже, это движение отозвалось болью, молодой князь поморщился, сдерживая стон, и коснулся ладонью виска.

– Сам Тот идет к Хоруму, – сообщил он.

– Это невозможно! – воскликнул Литарий. – Тот не может войти в наш мир без своего сердца.

– Я это знаю, – ответил Кадоний. – Но он идет сюда прямо за нами со всеми своими жрецами и своей армией мертвых. Верховный жрец Дромидиона его пленник.

– Аммат? – ошеломленно переспросил Рисстаний.

Кадоний кивнул. Рисстаний окинул взглядом притихших князей. Даже Аррелий, против обыкновения, молчал, мрачно наморщив лоб. Молчали и вожди кочевников.

– Кто возглавляет храм в Хоруме? – спросил император Литария.

– С нами Демилий, жрец из Орамоса, правая рука самого верховного жреца.

– Сообщите ему о приближении Тота, – приказал император. Еще раз оглядев князей, он добавил: – А сами готовьтесь к бою.

* * *

Скрестив руки на груди, Тангендерг смотрел со стены на равнину, где арамейские и гипитские воины готовились встретить новых противников.

– Вот ты где! – воскликнула Коринта, дернув его сзади за полу безрукавки. – Я тебя искала.

– Нашла, – невозмутимо произнес каданг, даже не взглянув на девушку. – Что дальше?

– Ты ранен? – Коринта осторожно коснулась разорванной штанины на его бедре, из под которой виднелась бурая повязка.

– Ерунда, – все так же равнодушно отозвался Тангендерг.

Коринта перевела взгляд на равнину. Издалека на Хорум и шеренги его защитников надвигалась темная волна и вместе с ней надвигалась темнота, солнечный свет мерк с каждым шагом армии мертвых.

– Мы победим? – тихо спросила Коринта.

– Нет, – с жутким спокойствием ответил Тангендерг. – Тот ведет к Хоруму свою армию мертвых. Тех, кого уже нельзя убить. Каждый павший в битве арамеец встанет на его сторону, армия Тота будет только расти.

– Что же нам делать?

– Тебе лучше убираться подальше. То же самое можно посоветовать и арамейцам. Не знаю, как Тот сумел войти в наш мир без своего сердца, но он не сможет быть здесь долго. Рано или поздно вся его армия покойников сама падет. Но арамейцы глупы и упрямы, преданные своей фанатичной идее отстоять эти земли, они скорее погибнут, чем отступят.

Коринта недоуменно хмыкнула, затем нахмурилась и подняла сердитый взгляд на спутника:

– Ты считаешь, что арамейцы поступают глупо, сражаясь за свою землю?

Тангендерг пожал плечами:

– Это просто земля, трава, деревья, камни… Ничего такого, чего не было бы в других местах.

Коринта рассердилась еще больше, даже покраснела:

– Так ты считаешь, что мы поступаем глупо, раз не хотим покориться захватчикам?!

– Любая война глупа и бессмысленна. Люди убивают друг друга просто так, из жадности и амбиций, прикрываясь высокими идеями и целями. Если бы хишимерцы не резали пленных на алтаре своего бога, местные крестьяне наверняка предпочли бы покориться, а не сражаться. Да и кочевники тоже. По большому счету людям без разницы, кто их обирает, арамейские князья, кочевые вожди или хишимерские правители. Лишь страх смерти заставляет их бороться, а вовсе не желание отстоять землю и свободу. Да и нет у них никакой свободы. Арамейские князья и хишимерские вожди бьются за землю и власть, а крестьянам эту войну просто навязали.

– Интересно, что бы ты сказал, если бы тебя самого хотели лишить свободы? – пробурчала девушка, уязвленная его словами.

– Ничего.

– Ну да, – насупилась Коринта. – Просто всех поубивал бы без всяких слов.

Армия Тота все ближе подходила к Хоруму. Впереди мертвого войска двигалась повозка, запряженная двумя волами. На перекладинах косого креста, закрепленного в повозке, был распят человек. Среди арамейских воинов поднялся ропот, защитники Хорума узнали в распятом пленнике верховного жреца Дромидиона.

Среди шеренг мертвых воинов поднялось ящероподобное существо, издав грозный рев. Степь всколыхнулась волной, словно покрывало, ряды защитников Хорума расстроились, многие не удержались на ногах. Глинобитные стены города содрогнулись и покрылись трещинами. По мере приближения войска Тота в клубах пыли с земли поднимались павшие в недавней битве бойцы, присоединяясь к армии мертвых и приводя в еще больший трепет арамейцев и гипитов.

Вдоль сломавшихся рядов арамейского войска промчался всадник в алом плаще, призывая воинов к бою. Увлекая бойцов за собой, он первым устремился навстречу противнику.

– Ваш император гораздо смелее, чем принято считать, – невозмутимо заметил Тангендерг, наблюдая со стены, как две армии сошлись на равнине. – Хотя, конечно, такая показная храбрость неразумна для полководца.

– В его руках меч Хорруга, – послышался голос рядом.

Тангендерг не оглянулся, Коринта же с интересом разглядывала человека в жреческом одеянии, занявшего место на стене рядом с ними.

– Меч Хорруга? – переспросила девушка.

– Когда-то именно этим мечом Хорруг вырезал сердце из груди Тота, – пояснил жрец. – Его клинок хранит печать Дромидиона. Лишь этим мечом можно одолеть бога мертвых. Но это должен быть ты.

Он перевел взгляд на каданга.

– С чего вдруг? – равнодушно спросил Тангендерг.

– Мое имя Демилий. Впервые я попал в этот город много лет назад вместе с Хорругом, вместе с ним побывал в храме Тота, вместе с ним дошел до побережья. Кровь Хорруга способна не только вернуть сердце богу мертвых. Вкупе с мечом, отмеченным печатью Дромидиона, она может изгнать его обратно в царство Смерти. Я давно заметил тебя здесь. Рисстаний прямой потомок Хорруга, но в твоих жилах кровь нашего первого императора гораздо сильнее. Меч Хорруга должен быть в твоих руках.

– Очень интересная история, – процедил Тангендерг.

– Ты ведь не для того привел к Хоруму кочевников, чтобы они полегли здесь вместе с арамейской армией, – многозначительно произнес жрец.

Каданг скривил губы.

Между тем две армии сошлись на равнине. Мертвые воины Тота оказались менее проворны, чем при жизни, однако обладали исключительным преимуществом – бессмертием. Получаемые ранения никак не сказывались на их боеспособности, а погибающие от их клинков противники тут же присоединялись к армии мертвых.

– Рубите им головы! – призвал защитников Хорума Аррелий, яростно располовинивая врагов ударами меча. – Рубите их на части!

Гиппарион Рисстания взвился на дыбы перед хишимерским божеством. Молодой император скатился с седла на землю и едва увернулся от копья мертвеца. Вскочив на ноги, он рассек противника мечом, отбил выпад другого, снес голову еще одному. Переселившись из лесов на побережье, арамейцы не спешили расставаться со своими традициями – как и любому мальчишке княжеского рода, в детстве Рисстанию пришлось пройти обучение бою, поэтому оружием он владел довольно неплохо. Удары отцовского меча разваливали мертвых противников на части.

Рев Тота оглушил молодого императора, от удара хвостом земля вновь содрогнулась так, что Рисстаний едва устоял на ногах. На мгновение дыхание сперло, арамеец почувствовал невидимую хватку на горле. Лезвие меча скользнуло по чешуйчатой шкуре божества, острые когти величиной с добрый клинок рассекли воздух перед самым лицом. От следующего выпада Тота Рисстаний не успел увернуться. Отлетев на два десятка шагов, арамейский император упал на спину, пальцы выпустили рукоять меча, разорванная на груди кольчуга окрасилась кровью.

Перепрыгнув через поверженного правителя Арамеи, к Тоту устремился человек в изорванных одеждах. Протянув руки к свирепому божеству, он воззвал:

– Сокруши наших врагов, владыка! Я Гишер, твой верный слуга! Дай мне силы служить тебе, повелитель!

Тот отмахнулся от своего бывшего жреца, как от назойливой мухи, Гишер отлетел далеко в сторону, сбив с ног нескольких сражающихся воинов, и прокатился по истоптанной траве.

Рисстаний с трудом приподнял голову. Сквозь застилавший взгляд туман проявились очертания медленно и грозно надвигающегося на него Тота. Император потянулся к мечу, дрожащие пальцы успели лишь коснуться рукояти. Меч Хорруга поднял с земли другой человек.

Взвесив в руке знакомый клинок, Тангендерг шагнул навстречу свирепому божеству хишимерцев. Тот снова яростно взревел, но остановился перед новым противником. Чуть помедлив, словно прицениваясь друг к другу, оба сошлись в ожесточенном поединке.

Уворачиваясь от лап чудовища и пытаясь достать его клинком, Тангендерг то и дело чувствовал хватку на своем горле. Но всякий раз невидимые объятия соскальзывали.

– Чувствуешь мою кровь, тварь? – процедил каданг. – Я тебе нужен. Но моей кровью ты захлебнешься.

Удар за ударом рассекали шкуру Тота, сквозь раны вырывалось пламя, окутывая божество едким дымом. После недавнего ранения Тангендерг изрядно утратил ловкость, тем не менее, двигался довольно проворно для хромого. Но, как ни сноровист был каданг, лапы Тота обхватили его торс, когти пробили волчью шкуру безрукавки и впились в кожу. С победным ревом бог мертвых поднял свою добычу над землей. Тиски его объятий сдавили ребра Тангендерга так, что невозможно стало вздохнуть.

Распятый на кресте Аммат приподнял голову и взглянул сквозь спутанные пряди волос на торжествующего Тота. Губы жреца зашептали слова молитвы, призывая богов Дромидиона.

Тангендерг задыхался от боли в сдавливаемых ребрах, безрукавка намокла от крови, сочившейся из-под когтей, впившихся в тело. Рукоять меча затрепетала в его ладони, клинок охватило сияние. В тот миг, когда челюсти свирепого бога-людоеда распахнулись перед самым лицом каданга, он обеими руками поднял меч над головой и обрушил сияющий клинок на морду Тота. Из раны вырвались языки пламени. Коротко взревев, Тот выпустил добычу. Подавшись вперед, Тангендерг рассек шкуру на груди ящера. Все еще не в силах вздохнуть полной грудью, каданг, тем не менее, наносил удар за ударом, пробивая чешуйчатую шкуру. Месиво ран разорвалось огненным шаром, опалив Тангендерга и отбросив его назад.

Пламя поглотило фигуру ревущего в ярости Тота и угасло с растаявшим в огне божеством хишимерцев. Лишившиеся своего владыки мертвые воины пали на землю, рассыпавшись прахом и оставив жрецов беззащитными.

– Всех схватить! – гаркнул Аррелий, стряхивая с плеч останки мертвого тела и указывая арамейским воинам на хишимерских жрецов.

Рисстаний тяжело поднялся с земли. Подобрав копье и опираясь на него, он подковылял к Тангендергу.

– Кто ты? – хрипло спросил молодой император.

– Странник, – так же хрипло отозвался каданг.

Сидя на земле и скрипя зубами от боли, он ощупал ребра.

Арамейские воины подхватили своего императора.

– Помогите ему, – указал Рисстаний на каданга.

– Обойдусь, – процедил Тангендерг, самостоятельно поднимаясь на ноги.

Он протянул меч Хорруга молодому императору.

Арамейские воины во главе с Демилием осторожно сняли с креста своего верховного жреца. Другие жрецы из хорумского храма, сопровождаемые воинами и горожанами, рассыпались по всему полю недавней битвы, отыскивая раненых бойцов.

В числе многих Коринта также вышла за городские ворота. Девушка поеживалась, осторожно перешагивая через мертвые тела, залитые уже потемневшей кровью. Увидев мух, роившихся в выбитой глазнице убитого хишимерского воина, она поспешно отвернулась и зажала рот ладонью, взгляд тут же уткнулся в раздробленный череп ританского копейщика. Повсюду, сколько видел глаз, была смерть.

Одно из мертвых тел неподалеку зашевелилось, из-под него послышался стон. Наружу высунулась окровавленная рука и уперлась в плечо мертвого воина, тщетно силясь сдвинуть труп в сторону. Коринта огляделась, поблизости не оказалось никого из тех, кто оказывал помощь раненым, рассыпавшись по обширному полю битвы. Стон повторился, рука, пытавшаяся столкнуть непосильный груз, обмякла. Девушка осторожно перебралась через круп мертвого гиппариона с вывалившимися внутренностями, облепленными мухами, и пробралась ближе. Под трупом воина был живой человек. Кровь из рассеченной брови залила половину лица, но он определенно был жив. Помимо павшего воина, лежавшего на груди раненого, еще пара мертвых тел придавливала его ноги. Ухватившись за ворот разорванной кольчуги, Коринта попыталась оттащить мертвеца в сторону, однако сделать это оказалось не так-то просто. Девушка снова огляделась. По полю брел человек, спотыкаясь о мертвые тела. При этом он сгорбился так, что голова свесилась чуть не до уровня живота.

– Эй! – окликнула девушка незнакомца. – Иди сюда! Помоги мне!

Тот не обратил на зов никакого внимания.

– Ты слышишь?! – снова окликнула его девушка.

Человек распрямился и повернулся в ее сторону.

– Ты?! – ахнула Коринта.

Даже по одежде она не узнала сразу в сгорбленной поникшей фигуре недавнего спутника.

– Мой бог отверг меня, – обреченно произнес Гишер. – Моя жизнь пуста и бессмысленна…

– Не скули, лучше помоги мне! Ну же, не будь такой скотиной!

Гишер снова уронил голову на грудь. Закусив губу, Коринта опять вцепилась в кольчугу мертвого воина. Кольца кольчуги врезались в пальцы, но труп лишь чуть-чуть сдвинулся в сторону. Обессиленно выдохнув, Коринта опустила плечи.

– Подвинься, убогая, – услышала она над ухом знакомый сварливый голос.

Гишер подхватил мертвое тело под плечо и откатил его в сторону. Затем вдвоем с девушкой они освободили и ноги раненного воина.

– Он еще жив? – настороженно спросила Коринта.

– Живой, – хмуро ответил Гишер, нащупав пульс на шее воина. – Бок рассечен, много крови потерял. Видишь рану?

– Он не арамеец, – заметила Коринта. – И у меня такое чувство, что я уже видела его где-то.

– Ногарец. Я знаю этого парня, он служил моему царю.

Заметив, как изменился взгляд девушки, Гишер поинтересовался:

– Добьешь?

– С ума сошел?! – возмутилась Коринта. – Давай перевяжем его.

Развязав ремешки доспехов, они сняли с ногарца пластинчатую броню. Коринта разорвала его окровавленную рубашку, обнажив рану, и принялась неумело накладывать повязку из тех же лоскутов.

– Кто так делает-то? – тут же осудил ее Гишер. – Дай сюда. Подержи его.

Он усадил ногарца и, пока Коринта поддерживала его в таком положениии, сноровисто перевязал рану.

– Это остановит кровотечение, но рану лучше промыть и зашить, – сказал Гишер, закончив. – Позови ваших дромидов, пусть его заберут.

– Откуда ты знаешь, как лечить? – поинтересовалась Коринта.

– Служители Тота знают многое не только о смерти.

Мрачно вздохнув, хишимерец добавил:

– Даже отвергнутые служители.

– Ты все еще готов служить своему богу? – спросила девушка. – Вернешься к нему? Даже после того, как он отверг тебя?

– Не лезь не в свое дело, – Гишер раздраженно скрипнул зубами. – Зови дромидов.

* * *

Все пространство вокруг постоялого двора превратилось в один сплошной лазарет, сюда сносили тяжелых раненых со всех сторон. Бойцы с менее тяжелыми ранениями приходили сами. В воздухе повис стойкий запах крови и лекарственных снадобий, отовсюду слышались стоны и хрипы. Жрецы-дромиды и их добровольные помощники наскоро оказывали помощь всем нуждающимся.

Двое крепких парней опустили на землю скрещенные копья, послужившие носилками раненному ногарцу. Коринта присела рядом и коснулась руки воина.

– Здесь тебе помогут, и ты не умрешь, – заверила его девушка.

– Слабое утешение, – процедил ногарец сквозь зубы.

– Неужели ты ищешь смерти? – удивилась Коринта.

Ногарец скрипнул зубами и отвел взгляд.

– Я узнала тебя, – сказала девушка. – Прошлой осенью ты не выдал меня хишимерцам. Ты ведь заметил меня, когда я пряталась на дереве. Тогда ты не дал погибнуть мне, сейчас я не позволю умереть тебе. Как твое имя?

Сопровождавший их Гишер ухмыльнулся:

– Это капитан Кетаннос, он уже второй раз проиграл битву против Арамеи. Не смог уберечь свою Ногару, и все пытается хоть как-то потешить самолюбие в боях с арамейцами.

Совсем недавно производивший впечатление человека полностью отчаявшегося и опустошенного, бывший жрец, похоже, в очередной раз очень скоро примирился со своим положением, и к нему вновь вернулись обычная беспечная хамоватость и цинизм.

– Ты удивительно бессердечный человек, – сердито заметила девушка. – Хуже Тангендерга. Кстати, надо бы разыскать его.

– Посмотри туда.

Коринта перевела взгляд в указанном направлении. Поодаль от них стояла Иррея. Теребя рукоять кинжала и покусывая губу, она неотрывно смотрела куда-то за угол конюшни. Молодая княжна замерла в напряжении, словно ожидая чего-то, одновременно надеясь и опасаясь.

– И что? – не поняла Коринта.

– Твой бродяга где-то там, – пояснил Гишер и хохотнул: – Она на него смотрит. Она тоже втрескалась в бродягу, я давно заметил. И что вы только все находите в этом парне?

Коринта сердито насупилась. Слова хамоватого хишимерца вновь задели ее за живое – несмотря на кажущуюся простоватость, отвергнутый жрец Тота всегда умел надавить на больную мозоль и делал это мастерски.

– Присмотри за ним, – указала девушка на раненного ногарца.

– Я не сиделка, – огрызнулся Гишер. – Ладно, ступай к своему дружку. И раздобудь что-нибудь пожрать. Эй, ты! – окликнул он молодого дромида. – Этому парню надо шкуру зашить, помоги мне.

Петляя между раненными, лежавшими на земле, Коринта направилась за угол конюшни. Не удержавшись, она пару раз бросила косые взгляды в сторону Ирреи. Сейчас восхищение бесстрашной молодой воительницей уступило в душе место чувству, очень похожему на ревность. Чувство это самой Коринте казалось нелепым, отчего она мрачнела еще больше.

Тангендерг и в самом деле оказался за конюшней. Вооруженный колуном, он размашистыми ударами разбивал сучковатые чурки. При этом колун он держал лишь правой рукой, левой же держался за собственные ребра.

– Где Гишера оставила? – спросил каданг, не оглядываясь.

– Он там, – махнула рукой Коринта.

Ее уже перестало удивлять звериное чутье спутника, способного определять, что и кто находится у него за спиной.

– Тебе больно? – сочувственно поинтересовалась девушка. – Давай помогу.

– Я уже закончил, – отозвался Тангендерг, расколов последнюю чурку.

Он опустил колун на землю, оперся на топорище тяжело выдохнул и сжал зубы.

– У тебя кровь повсюду, – заметила Коринта, указав на бурые пятна проступившие сквозь повязки. – Тебе полежать надо.

– Все, что мне надо, это отмыться хорошенько.

С черного хода из трактира вышла женщина средних лет в кожаном переднике. Окинув одобрительным взглядом кучу наколотых поленьев, она произнесла:

– Ты неплохо потрудился, бродяга, и честно заслужил свою мясную похлебку.

– Накорми ее, – Тангендерг указал на Коринту. – С ней еще один спутник, она покажет. Покорми их обоих. Я пока соберу поленницу. А ты сделай то, что обещала.

Женщина кивнула и поманила Коринту за собой:

– Пойдем, девочка.

Иррея по-прежнему стояла на том же месте, не отводя взгляд от каданга. Из задумчивости ее вывело легкое прикосновение к плечу. Повернув голову, девушка увидела рядом с собой Кадония.

– Рад видеть тебя невредимой, – произнес молодой князь.

– Я тоже, – рассеянно кивнула Иррея.

Она снова бросила взгляд в сторону дровяника.

– Этот странный парень спас нас всех, – заметил Кадоний, проследив ее взгляд.

Иррея ничего не ответила. Легким прикосновением к плечу легардийский князь вновь заставил девушку обратить на себя внимание:

– Надеюсь, после этой битвы ты больше не сомневаешься во мне?

– Я слышала о том, что ты сделал, – кивнула Иррея. – Ударить с горсткой всадников в тыл всей хишимерской армии было храбро, но не разумно. Впрочем, как все, что ты делаешь.

Кадоний помрачнел:

– Считаешь меня глупым?

– Считаю тебя слишком гордым. И безрассудным. Ты мог погибнуть со всеми своими воинами.

Она перевела многозначительный взгляд на побуревшую от крови повязку князя.

– То есть, мне не стоит надеяться на твою благосклонность и засылать сватов?

Иррея лукаво улыбнулась:

– Я подумаю. А сейчас извини, мне нужно идти. А тебе лучше сменить повязку, пусть твою рану осмотрят жрецы.

Оставшись один, Кадоний взглянул на каданга, собиравшего наколотые дрова в поленицу, и нахмурил брови.

* * *

Поравнявшись с разбитыми повозками, хаотично разбросанными вдоль дороги, царь Орангер натянул поводья. Сопровождавшие его немногочисленные телохранители осадили своих гиппарионов. Насколько пустынно было вокруг на протяжении всего пути от Хорума, настолько оживленно оказалось здесь. Среди останков разбитого легардийской кавалерией обоза суетилось множество людей, разбирая все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. То и дело среди мародеров вспыхивали короткие стычки, но тут же угасали, все были слишком заняты грабежом. Бежавшие с поля боя после разгрома воины, лишившиеся своих командиров, наткнувшись на обоз, спешили хоть как-то обогатиться.

Свесившись с седла, Орангер грозно вопросил:

– Не признаете своего царя?!

Ближайшие к нему воины склонили головы. Царь помрачнел еще больше. Если от наемников-дикарей ждать особого почтения никогда не приходилось, то поведение собственных воинов можно было счесть откровенным неповиновением. Еще не так давно подданные падали ниц перед своим повелителем, теперь же удостаивали его чуть ли не небрежным кивком головы.

– Где ваш вождь? – снова спросил Орангер.

Воины лишь пожали плечами. Судя по выражениям лиц, им не терпелось продолжить прерванное занятие и появление царя вызывало лишь досаду. Будь у Орангера побольше бойцов, он отдал бы приказ изрубить дерзких на части. Но сейчас, когда при нем осталось лишь несколько телохранителей, верность которых тоже вызывала сомнения, вступать в стычку с озлобленными и разочаровавшимися в своем полководце вооруженными людьми было бы крайне неосмотрительно.

Пришпорив гиппариона, царь Орангер продолжил свой путь. Покосившись на следовавших за ним телохранителей, царь подумал, что они охотнее остались бы среди мародеров, нежели сопровождали своего повелителя. Собрав огромную армию, Орангер до самого начала похода сумел продержать воинов на одних обещаниях, не заплатив никому ни гроша. Теперь же те, кто уцелел, неизбежно придут в Мархаб и потребуют плату за свои услуги. И никому из них не важно, что дело, за которое была обещана награда, не сделано.

Весть о победе арамейцев над Тотом следует по пятам за остатками разгромленного войска. Большинство жрецов оказались в плену у арамейского императора, что отнюдь не добавляет бойцам желания вновь собраться под знаменем своего царя для нового похода. Вожди племен наверняка возложат ответственность за поражение на своего правителя, их поддержат озлобленные наемники. Остался лишь один призрачный шанс удержать власть в своих руках – вернуться в Мархаб раньше всех, собрать тех немногих, в ком еще хоть чуть-чуть сохранилась верность, и первым нанести удар по недовольным, перебив их поодиночке.

* * *

Опустившись в большой деревянный чан, Тангендерг сжал зубы, замер на мгновение, затем погрузился в горячую воду с головой. Вынырнув, он положил руки на стенки чана, откинулся головой назад и закрыл глаза. Вода закапала с локтей на пол.

Жена трактирщика собрала его одежду.

– Отмокай, бродяга. Наши работники выстирают твои вещи, высушат и заштопают.

Она вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Тангендер сидел, не шевелясь, вода в чане постепенно мутнела от крови и грязи. Вскоре дверь тихонечко отворилась, послышались осторожные шаги.

– Зачем пришла? – спросил Тангендерг, не размыкая век.

– В войске ходят странные слухи о тебе, – тихо произнесла Иррея, приблизившись.

– Не стоит обращать внимания на слухи. Люди часто сочиняют небылицы от скуки.

Девушка обошла вокруг чана, коснулась старой отметины на плече каданга:

– Стрела?

– Мораги, – ответил Тангендерг. – Битва при Кадае.

Иррея поднялась пальцами чуть выше, к другому шраму:

– Этот?

– Кинжал. Шайка мародеров за Келенганом.

Рука девушки легла на грудь каданга, иссеченную рубцами, словно от когтей зверя.

– Карденг, воин клана псов, – произнес Тангендерг.

– Ты помнишь каждый свой шрам? – спросила Иррея.

– Те, что получил сегодня, точно не забуду.

Иррея печально улыбнулась. Отняв руку от груди каданга, она снова спросила:

– Ты уйдешь?

– Уйду, – спокойно и равнодушно ответил Тангендерг.

Некоторое время девушка, молча, стояла рядом, затем отступила к выходу. Толкнув дверь, Иррея оглянулась. Каданг оставался все в той же позе, не открывая глаз. Вздохнув, девушка вышла и затворила за собой дверь.

* * *

Затянув узел, Демилий обрезал концы. Рисстаний опустил рубашку, скрыв под ней повязку.

– Еще пара перевязок и все пройдет, – успокоил Демилий молодого императора.

– Шрамы украшают мужчину, – добавил находившийся тут же Аррелий.

– Синяки тоже украшают? – недоверчиво поинтересовался Рисстаний.

Коснувшись своего плеча, он поморщился. После схватки с Тотом остались не только рубцы на груди, но и многочисленные синяки по всему телу.

– Такие, да, – не моргнув глазом, ответил Аррелий. – Не всякий получает их от такого противника и остается жив.

– С твоего позволения, я покину тебя, – произнес Демилий, собрав со стола свои чашки с целебными снадобьями. – У нас много раненных, нуждающихся в помощи.

– Конечно, – кивнул император. – Благодарю тебя за помощь. И за это тоже.

Рисстаний перевел взгляд на стену, где в ножнах висел меч отца.

– Таково было распоряжение верховного жреца, – ответил Демилий. – Я лишь исполнил его поручение.

Меч первого царя, выкованного его руками и отмеченный печатью Дромидиона, давно уже стал святыней Арамейской империи и хранился в столичном храме. Рисстаний был изрядно удивлен, когда перед битвой с армией мертвых Демилий вручил ему этот меч. Спросить объяснений в тот момент не было времени. Услышав сейчас слова дромида, Рисстаний в очередной раз подумал, что не зря, видимо, ходят слухи о даре предвидения верховного жреца Дромидиона.

Демилий покинул покои императора, отведенные ему в княжеской резиденции правителя Хорума. Рисстаний с трудом поднялся на ноги, казалось, каждая жилка в теле ныла тупой болью. Поморщившись, император оперся о край стола.

– Увы, но то, что я еще жив, не моя заслуга, – произнес он. – Тота сразил не я.

– Тем не менее, твои воины видели твою храбрость, – не согласился Аррелий. – Ты их полководец, и ты победитель.

– Храбрость? – Рисстаний усмехнулся. – Да мне было страшно до жути. Не хотел бы я снова встретиться с таким соперником.

– Ты преодолел свой страх. Ты достоин своего отца и, что самое главное, достоин его трона. Воины не усомнятся в тебе и пойдут за тобой.

– Может быть, ты и прав, – задумчиво кивнул император. – Но меч отца был не в моих руках. Тот человек, кто он? Я слышал, говорят, что он очень похож на…

– Я тоже слышал, – резко прервал его Аррелий. – Не обращай внимания на пустую болтовню, все мы похожи на кого-то.

Рисстаний пристально посмотрел в глаза князю. Аррелий спокойно выдержал его взгляд.

– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь, – с подозрением заметил император. – Что ты знаешь об этом человеке?

– Спроси у Аммата, – посоветовал Аррелий. – Жрецы всегда знают больше, чем остальные.

– Сомневаюсь, что тебя можно причислить к этим остальным, – с усмешкой отозвался Рисстаний. – Ты тоже знаешь немало. С Амматом я уже беседовал, правда, по другому поводу. Как и ты, он не советовал пока распускать армию, и сказал, что мне придется возглавить войско в новом походе. Он считает, что Арамея должна защитить мир от Тени. А что скажешь ты?

– Скажу, что мы должны сокрушить Тень, – решительно заявил Аррелий. – Это убережет Арамею от внешних угроз в будущем и укрепит твою власть.

– Аммат приводил несколько иные доводы.

– Знаю. Но Аммат дромид, а я воин. Этот поход сделает тебя настоящим правителем. Ты сам знаешь, многие князья сомневаются в тебе. Победа над Тенью заставит их замолчать и сплотит Арамею под твоей властью.

– Победа? – усомнился Рисстаний. – С кем мы будем побеждать? После битвы с хишимерцами на ногах осталось не больше половины воинов. Сомневаюсь, что князья поддержат меня в новом походе.

– У них не будет выбора. Скоро подойдет подкрепление. Об этом я позаботился, еще отправляясь к Келенгану. Верные вербовщики уже собрали ополчение на побережье, скоро твое войско увеличится. Твое, а не князей.

Император нахмурился:

– Порой мне кажется, что ты берешь на себя слишком много, князь.

– Может быть, – спокойно отозвался Аррелий. – Но я действую в интересах Арамеи. Этой страной правишь ты, а не князья. В свое время князья усомнились во власти твоего отца, едва не погубив весь поход. Он безжалостно избавился от них и назначил новых предводителей родов, верных ему. Будь и ты решительней, мой император.

* * *

Низкая дверь со скрипом отворилась, Аммат услышал робкий девичий голосок:

– Позволь побеспокоить тебя.

Аммат с трудом приподнялся на ложе и сел. Несмотря на слабость от ран, верховный жрец Дромидиона был готов присоединиться к собратьям по вере и оказать помощь раненным в битве бойцам. Однако князь Аррелий весьма красноречиво дал понять, что привяжет жреца к ложу, если тот посмеет покинуть свои покои прежде, чем наберется сил. Пришлось подчиниться грубой заботе старого друга, ибо его решительность, как и в прежние времена, не вызывала никаких сомнений.

– Тебе нужна помощь, девушка? – спросил Аммат. – Проходи.

Присмотревшись к молодой гостье в воинском снаряжении, он произнес:

– Кажется, я тебя знаю. Ты дочь князя Литария, не так ли?

– Да, меня зовут Иррея, – подтвердила девушка.

– Какой же помощи ты ждешь от меня? Присаживайся.

Иррея присела на скамеечку рядом с ложем жреца, вздохнула, потеребила свой пояс, затем подняла взгляд на Аммата и тихо сказала:

– Князь Кадоний добивается моей руки.

– Я знаю его, – кивнул Аммат. – Несмотря на свою излишнюю горячность, этот молодой человек производит вполне благоприятное впечатление. Но если он тебе не по сердцу, у арамейцев нет обычаев заключать брак против воли.

Иррея снова вздохнула:

– Мы дружим с самого детства, наши отцы всегда желали соединить нас. И, в общем-то, я никогда не была против. Но недавно я встретила одного человека…

Девушка замолчала и опустила голову.

– Ты что-то чувствуешь к нему? – осторожно спросил Аммат.

– Нет. Наверное, нет. Я не знаю… Он очень странный. Бродяга. Я знаю, что никогда не буду нужна ему, он уйдет дальше. И не уверена, что он нужен мне. Я дочь арамейского князя, а он безродный бездомный бродяга. Но в нем есть что-то такое… Не могу этого объяснить, – Иррея тяжело вздохнула и тихо добавила: – Я проявила слабость, и думаю, что не смогу теперь стать достойной женой Кадонию.

Жрец осторожно протянул перевязанную ладонь:

– Ты позволишь?

Иррея кивнула. Аммат коснулся ладонью ее живота.

– Я понимаю тебя, девушка, – произнес он. – Советую тебе никому не раскрывать свою тайну. Бродяга тоже ее сохранит, не сомневайся. Ты можешь стать женой Кадония.

Иррея несмело подняла взгляд на жреца:

– Но как же?..

– Что случилось, то случилось, – просто ответил Аммат. – Ибо так предначертано. Это не твоя ошибка, а воля судьбы. Ступай.

Девушка робко взяла жреца за руку, коснулась лбом тыльной стороны его ладони и вышла. Глядя на затворившуюся за ней дверь, Аммат тихо произнес:

– Пусть род Хорруга не угаснет вовек.

Часть вторая Власть императора

Двое могучих быков неторопливой поступью выкатили тяжелую колесницу вперед. Рослый широкоплечий воин натянул поводья, останавливая повозку. Мрачный взгляд из-под лохматых бровей скользнул по равнине.

Лик царя Локарона, правителя равнин, мог бы вселить трепет даже в дикого зверя. Царь и сам был подобен животному, лицо его, обросшее клочками жесткой серой шерсти, скорее напоминало морду свирепого дикого вепря, рогатый шлем еще более усиливал сходство со зверем. Покрытые такой же жесткой шерстью когтистые пальцы сжимали поводья.

Солнечный свет, разливавшийся в яркой синеве неба на полночи, тускнел на полудне, откуда по равнине темными волнами разливались тысячи всадников верхом на приземистых гиппарионах и пебротериях[5], шагали строго очерченные когорты тяжелой пехоты в броне. Над армией Тени распластался огромный силуэт паука.

Локарон оглянулся на собственное войско. Три сотни его пеших воинов выглядели более, чем скромно, в сравнении с армией противника. Однако, похоже, это обстоятельство ничуть не смущало грозного правителя равнинных земель.

Рядом с колесницей сгустилась тень и тут же рассеялась, явив взору царя человека в грязно-коричневом плаще с капюшоном.

– Зачем идете? – свирепо вопросил Локарон.

Даже голос царя больше походил на звериный рык. При этом он остался недвижим, не повернул головы, лишь скосил взгляд в сторону так неожиданно появившейся фигуры служителя Тени. Так же спокойны и неподвижны остались и его быки, впряженные в колесницу.

– Тебе это известно, – отозвался жрец Тени. – Тень идет к Маграхиру, в твоей воле принять ее, либо погибнуть вместе со своим войском.

– Я уже дал ответ посланникам Тени! – рявкнул царь. – Никто не пройдет через мои земли. В вашей воле покориться моей власти или накормить собой стервятников.

– Никому не дано устоять перед силой Тени, – уверенно заявил жрец.

– Сейчас мы это проверим.

Могучая фигура царя Локарона в один миг исчезла с колесницы, растворившись призрачным видением, и тут же вновь появилась рядом с жрецом. Служитель Тени не успел даже удивиться, его отсеченная голова упала в траву, рядом шлепнулся окровавленный обрывок капюшона. Несколько мгновений обезглавленное тело жреца еще стояло на ногах, затем медленно опрокинулось навзничь. С жестоким хохотом царь Локарон подхватил отрубленную голову в широкую ладонь и швырнул в войско Тени. Сила броска равнинного царя нисколько не уступала выстрелу катапульты, несколько хингарских всадников опрокинулись в траву вместе с гиппарионами.

– Убирайтесь туда, откуда пришли! – взревел царь Локарон.

Он вскинул руку. Невидимая сила вырвала из ладоней хингарских всадников, пустынников и ногарских гоплитов пики и копья, мечи и секиры, клинки покинули ножны, стрелы лучников выскользнули из колчанов. Царь повернул руку ладонью вниз, и смертоносный дождь бронзы и стали обрушился на войско Тени. Тысячи воинов противника пришли в смятение, животные забесновались, сбрасывая всадников. Локарон сжал кулак. Неумолимая сила повлекла растерявшихся воинов Тени к стану равнинного царя.

* * *

Тангендерг сидел на скамье в дальнем темном углу, откинувшись спиной к стене и закрыв глаза. Можно было бы подумать, что каданг спит, однако пальцы его слегка подрагивали на рукояти меча, лежавшего на коленях. Сам верховный жрец Дромидиона позвал его на совет, где молодому императору со своими союзниками и советниками предстояло обсудить дальнейшие действия, но за стол каданга не пригласили, ему выпало лишь оставаться безмолвным наблюдателем.

За большим дубовым столом в трапезном зале княжеского дворца во главе с Рисстанием собрались Аммат, Аррелий и князья пограничных провинций. От гипитов на совет пришли Шамрангх и шаманка Ортданатха.

– Князья начинают роптать, мой повелитель, – заметил Литарий. – Они считают, что незачем больше держать здесь войско, раз враг повержен.

– А что думаешь ты, князь? – поинтересовался Рисстаний.

– Думаю, что царь Орангер не скоро соберет новую армию. Сейчас, после разгрома, у него достаточно забот, чтобы удержать собственную власть. Его казна не так богата, а своим воинам и наемникам он пообещал щедрую плату, надеясь на хорошую добычу. Между хишимерскими вождями неминуемо начнутся раздоры, им теперь не до нас, а от мелких набегов пограничные княжества сумеют защититься самостоятельно. Но если ты до сих пор не распустил войска, полагаю, на то есть причина.

– Причина есть, – кивнул император.

– Если предстоит поход на Мархаб, легардийские конники готовы! – нетерпеливо заявил Кадоний.

Князь тут же смутился, что посмел прервать своего повелителя. Впрочем, Ристаний не проявил никакого недовольства.

– Сохрани свой пыл для более дальнего похода, князь, – посоветовал император. – Вы трое уже делом доказали свою преданность Арамее, готовы были в одиночку биться за свою землю насмерть, поэтому прежде, чем обратиться к остальным князьям, я хочу узнать ваше мнение. Мы долго беседовали с Амматом и Аррелием и они убедили меня, что арамейской армии следует выдвинуться на Маграхир.

За столом повисло безмолвие. Похоже, князья пограничья и гипиты ожидали от молодого императора чего угодно, только не такого сообщения. Особенно удивленным выглядел Кадоний, он даже не пытался скрыть этого. Первым подал голос князь Даманий.

– На Маграхир? – осторожно переспросил он. – Но для чего арамейцам идти на Маграхир?

Рисстаний взглянул на Аммата. Жрец произнес:

– Тень идет на Маграхир. Остановить ее некому. Кроме нас.

– Но арамейцы не могут отправиться на защиту Маграхира, – озадаченно пробормотал Литарий, потирая седеющую бороду. – Это же немыслимо далеко. Многим даже неизвестно, где он вообще находится. Вряд ли князья одобрят такой поход.

– Да, путь неблизкий, – согласился Аммат. – Но если мы не выступим против Тени, наша победа здесь не будет стоить ничего, и все жертвы окажутся напрасны. То, что мы увидели здесь, лишь слабый отголосок Тени. Завладев силой Маграхира, она очень скоро вернется и поглотит весь мир.

– Ты уважаемый человек, Аммат, – признес Даманий. Как и Литарий, он был один из тех старых князей, что получили свой титул волей Хорруга и знал верховного жреца еще со времен арамейского похода на побережье. – Любой в Арамее готов прислушаться к тебе и не смеет оспаривать твои слова. Но Маграхир… Прости, мне кажется, это совсем не наша война.

– Совсем недавно многие князья центральных провинций то же самое говорили о Хоруме, – жестко напомнил Аррелий. – Но вот арамейская армия здесь, и Хорум не обратился в пепел.

– Одно дело – защищать арамейскую землю, совсем другое – отправляться в неведомые земли и проливать свою кровь на чужбине неизвестно за что, – задумчиво возразил Литарий. – Ты говоришь, Аммат, что здесь мы увидели лишь слабый отголосок Тени. Но вспомни, какой ценой досталась нам победа здесь, сколько воинов потеряно в битве, сколько их лежит сейчас израненных. Отправившись на битву с самой Тенью, можно потерять всю армию. Да, Тень должен кто-то остановить, но поймут ли простые арамейские воины, для чего их ведут на смерть в немыслимую даль от своих домов, семей?

– Так ли уж нужно арамейцам встревать в чужие междоусобицы? – неожиданно поддержал его Кадоний. – На восходе живут многие племена, пусть они сами защищают свои земли от Тени.

– Уведем войска в дальний поход – оставим Арамею без защиты, – добавил Даманий.

Рисстаний взглянул на Шамрангха и Ортданатху:

– А что скажут вожди кочевых племен?

– Мы готовы поддержать Арамею, – ответил вождь. – Но длительный поход на восход будет губителен для гипитов и, честно говоря, не желателен.

– Тем не менее, нам ясна опасность, которую несет Тень миру, в том числе и степным племенам, – добавила шаманка. – Если арамейцы выступят в поход, гипиты снабдят вас необходимыми припасами…

– Ну конечно! – язвительно прервал ее Кадоний. – Арамейцы отправятся на битву, а все остальные останутся отсиживаться за их спинами.

– Я не сказала, что гипиты не будут участвовать, – сурово ответила Ортданатха. – Ты нетерпелив, князь. Вожди племен готовы повести своих воинов на битву, но только если выступит армия Арамеи.

Рисстаний обвел всех взглядом и произнес:

– Я услышал вас. Вижу, никто не горит желанием выступить на битву с Тенью. Могу представить, что скажут остальные князья. Но этой страной правлю я, и я свое решение принял. Я ценю ваше беспокойство за безопасность нашей империи, князья. Однако, если Тень беспрепятственно взойдет на Маграхир, она придет на наши земли еще более могучей силой. Там, на восходе, есть народы, готовые противостоять Тени, но одним им не устоять. Не вмешаемся сейчас, не удержим свою землю, свою свободу потом, когда Тень вернется. И тогда все наши потомки станут рабами Тени на многие века. Лишь одна Арамея в состоянии дать бой Тени, и лучше нам это сделать до того, как ее последователи обретут мощь Маграхира. Мне нелегко далось это решение, я не больше вашего рвусь в битву на чужбине, но я поведу арамейское войско в поход.

– Большинство князей наверняка скажут, что это самоубийство, – заметил Даманий.

– Тем не менее, князьям придется поддержать любое решение своего императора, – заявил Аррелий. – Скоро подойдет подкрепление из ополченцев, их начали собирать по всем городам и селениям побережья, еще когда армия выдвинулась к Келенгану. Сила будет не за князьями.

– Хочешь силой заставить князей отправиться к Маграхиру? – удивился Литарий.

– Если понадобится, – жестко ответил Аррелий.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – произнес Аммат. – Думаю, князья поймут необходимость действовать сообща, как бы трудно ни далось им такое решение. Придя на равнину под знаменем Хорруга, мы не просто создали новую державу, мы унаследовали обширную территорию от канувшей в прошлое империи ногаров. Тем самым приняли бремя оберегать эти земли и живущих на них людей от любой угрозы. Пришло время выполнить взятое на себя обязательство. Мы не будем одиноки в борьбе против Тени, но если сейчас уйдем в сторону, вскоре останемся одни перед ее возросшим могуществом. И тогда выбор будет невелик, либо покориться, либо погибнуть.

Князь Литарий вновь задумчиво потеребил бороду и заметил:

– Арамейцам никогда не доводилось сталкиваться с Тенью впрямую, она всегда лишь слегка касалась нас. Если правда все то, что о ней говорят, у нас будет слишком серьезный противник. Арамее покровительствует Дромидион, но в состоянии ли он противостоять такой могучей силе?

– Тень могуча, это так, – кивнул Аммат. – Но сила ее уже не так велика, как во времена Ногарской империи. Ведущий Тень раздал богов Аддата многим народам, что приняли новый культ, сейчас с ним остался лишь паук-людоед. Если объединимся с другими свободными народами, сможем остановить Тень. Я также отправлюсь в поход от имени Дромидиона, наши боги не оставят армию без своего покровительства. Но медлить нельзя.

– Предаваться спорам нет ни смысла, ни времени, – резко вмешался Аррелий. – Вольница родовых отрядов осталась в прошлом, ныне мы единая держава, все войска подчинены правителю, и решающее слово за ним.

Все взоры обратились к Рисстанию.

– Я свое слово уже сказал, – решительно произнес молодой император. – Арамейская армия даст бой Тени. Мой приказ – всем князьям готовить войска к походу. Ты со своей дружиной, – он взглянул на Литария, – останешься в Хоруме. Оставить пограничные земли Арамеи совсем без защиты мы действительно не можем.

– Путь уже намечен? – поинтересовался князь Даманий.

Император взглянул на Аррелия. Тот принялся объяснять, размашисто показывая руками на поверхности стола:

– Арамея здесь. Тут Хорум. Мимо пролегает старая дорога ногарцев, она уже порядком заросла, но пройти еще можно. Через несколько переходов придется свернуть и двигаться через леса. За лесами выйдем в подгорные степи. Если успеем, встретим Тень именно там. Двигаться придется без обозов, в лесу они нас сильно задержат, воины возьмут с собой только то, что смогут нести на себе или везти на гиппарионах.

– В таком случае вожди племен оставят боевые колесницы в твое распоряжение, князь, – сказал Шамрангх, обращаясь к Литарию. – Через леса им тоже не пройти, а здесь послужат защите пограничных арамейских княжеств и степи.

– Кроме непролазных лесов, армии придется столкнуться с племенами морагов и харберов, – задумчиво заметил князь Даманий. – С морагами, может быть, и получится как-нибудь договориться, а вот харберы никого не пропустят через свои владения без боя.

– Значит, будем биться! – решительно отрезал Аррелий.

Князь Даманий покачал головой и произнес:

– Ты не хуже меня знаешь, что такое лес, Аррелий. И тебе хорошо известно, кто такие харберы. Большой армии негде развернуться в лесу, отряды растянутся по лесным тропам неимоверно, даже небольшие группы противников смогут нанести им значительный урон. А сражаться харберы умеют, в свое время они дали жесткий отпор хишимерскому царю Азгадеру. Никому еще не удавалось безнаказанно вторгнуться в леса харберов. Самый серьезный противник для них, это мораги, но сейчас между ними установилось перемирие.

– Битва с харберами совсем нежелательна, это так, – согласился Аммат. – Она займет много времени и ослабит армию.

– Тем не менее, путь через леса намного предпочтительней, чем поход через пустыни Старой Ногары, – ответил Аррелий. – Времени на такой крюк уйдет намного больше, не говоря уж о том, что пески точно погубят армию.

Аммат оглянулся на темный угол и спросил:

– Ты что-нибудь скажешь?

– Я расчищу путь для вашей армии, – спокойно произнес Тангендерг.

– Ты? – удивился Аррелий.

– Я, – все так же невозмутимо ответил каданг.

Рисстаний взглянул на жреца. Прочитав немой вопрос в его глазах, Аммат кивнул:

– Именно поэтому он здесь.

* * *

Захир крепко стиснул зубы, сдерживая стон, когда Самила выдернула обломок стрелы из его бедра.

– Уже все, – попыталась приободрить его девушка и принялась быстро перевязывать рану.

Во время неожиданного нападения царя Локарона тысячи воинов армии Тени получили ранения, несколько сотен остались лежать мертвыми на равнине, многих необъяснимая сила утянула в стан равнинного царя. Захир едва успел увернуться от собственного клинка, когда на воинов Тени обрушился дождь металла их же оружия, но не уберегся от стрелы. На свое счастье, он вовремя сообразил избавиться от кольчуги, иначе сейчас оказался бы в числе пленников царя Локарона.

– Мне страшно, Захир, – призналась девушка, закончив перевязку.

Захир сел на земле, протянул руку и погладил молодую жену по плечу:

– Не бойся, моя рана не такая уж серьезная.

Самила покачала головой:

– Я не о том. Мне страшно от того, что мы пришли сюда. Что, если все мы погибнем здесь? Ты видел, что случилось.

– Тень непобедима, – уверенно заявил Захир. – Ее жрецы справятся с царем местных дикарей, а потом мы всех их убьем, а их детей сделаем рабами.

Недавняя стычка показала, что царь Локарон оказался грозным противником, его магическая власть над металлом практически полностью обезоружила армию Тени, тем не менее, молодой хингарец ничуть не утратил своей самоуверенности. Чего никак нельзя было сказать о его жене.

– А вдруг убьют тебя? – не успокаивалась девушка. – Что тогда будет со мной?

– Со мной ничего не случится, – отмахнулся Захир. – Не думай о плохом. Мы покорим эти земли, отберем все у местных и сказочно разбогатеем. Мы дойдем до самого Маграхира, у нас будет все, чего только пожелаем.

– Не могу не думать, – вздохнула Самила.

Она оглянулась. Весь стан армии Тени словно превратился в один сплошной лазарет, кругом над раненными воинами хлопотали их женщины, сопровождающие своих мужчин в походе.

– Ты очень уверен в себе, – продолжала Самила. – Все хингарские мужчины рассуждают так же, как и ты. Я и сама думала так же. Мне очень хочется, чтобы все было именно так, как мы хотим. Но ты же видишь, здешние люди не хотят отдать нам свои земли добровольно. А сколько еще народов мы встретим впереди? Если и они будут драться?

– Если они будут драться, мы перебьем их всех, – отрезал Захир.

В отличие от жены, молодой хингарец нисколько не сомневался ни в своих силах, ни в могуществе Тени. Дома, в родной Хингаре, мужчины кланов запросто могли отобрать все, что им нужно, у любого простолюдина подвластных хингарцам земель, не встречая никакого сопротивления. Это стало их неотъемлемым правом, и это свое право они готовы были распространить на другие земли, хоть на весь мир. Женщины хингарских родов безоговорочно поддерживали своих мужчин, до недавнего времени и сама Самила ничуть не сомневалась в правоте мужа и всех хингарских воинов. Однако побоище, случившееся на равнине, заставило задуматься о собственной судьбе. В чужих неведомых землях люди оказались не так покорны, как в Хингаре, они готовы сражаться, а их правители совсем не склонны впускать чужаков в свои владения. Если Захир погибнет в бою, куда деваться ей? Вдова младшего сына младшей жены – ей на всю жизнь уготована роль прислужницы в замке главы клана, и до самой смерти придется питаться объедками с его стола.

Самоуверенность мужа нисколько не придала ей спокойствия, но продолжать разговор Самила не стала.

* * *

Тороний тяжело опустился на шкуру степного волка, подогнув под себя ноги по обычаям кочевников. Огромный арамеец, казалось, с трудом помещался в походной кочевой кибитке, с его присутствием стало гораздо теснее.

Вождь Гамал Хал подал уважаемому гостю глиняную чашу с травяным отваром.

– Так ты говоришь, сильный враг надвигается на земли куммров? – в очередной раз переспросил вождь, поглаживая длинную жидкую бороденку.

– Именно так, – также в очередной раз подтвердил Торроний, отхлебывая из чаши.

– Пастбища велики, здесь всем хватит места, – заметил Гамал Хал. – Зачем степным племенам воевать с кем-то?

– Увы, вождь, враг не станет спрашивать, хотите вы войны или нет, – произнес Торроний, тщательно подбирая слова на малознакомом ему межплеменном наречии народов подгорных степей. – Племенам степи придется либо сражаться, либо покориться.

Много месяцев комендант арамейской столицы провел в пути, добираясь до подгорных степей. Отсюда уже были видны Полночные горы, в туманной дымке вдали вздымались вершины и заснеженный пик Маграхира, недоступной для смертных обители самого создателя мира, как утверждали старинные предания. В своем путешествии Торроний понемногу изучал языки и наречия народов тех земель, через которые проходил. Узнал он и речь племен, населяющих подгорные степи, но не настолько хорошо, чтобы разговаривать достаточно бегло, поэтому приходилось подбирать слова. Впрочем, степняки вполне понимали, что им говорит чужеземец. Как уже успел узнать Торроний, местные племена не очень ладили друг с другом, однако арамейца приняли довольно дружелюбно, вождь одного из самых больших племен пригласил гостя в свою походную кибитку.

– Сложные времена, – вздохнул Гамал Хал. – Старики рассказывали о Тени, они слышали о ней от торговцев и бродячих наемников. Но это было так давно и так далеко.

– Все изменилось, – ответил Торроний. – Теперь Тень стала намного ближе.

Вождь снова погладил свою бородку и спросил:

– А что же хочешь предложить ты свободным куммрам?

– Не только куммрам, но и всем племенам здешних земель. Арамея предлагает помощь.

– До тебя здесь уже был один человек, арамейский шаман, лицом похожий на тебя, от него мы впервые узнали об Арамее. Какая забота твоему народу о племенах степи?

– Не только лишь вашим степям несет бедствия Тень. Весь мир в опасности. Где проходит Тень, там смерть и разрушения. Если не остановим ее сообща на подступах к Маграхиру, она поглотит здешние народы и все равно придет в Арамею.

Гамал Хал в очередной раз потеребил бородку. Лукаво прищурившись, он спросил:

– А почему бы племенам степи не договориться с Тенью? Твоя Арамея хочет войны с Тенью, но племенам война не нужна.

– Ты ошибаешься, вождь, если думаешь, что Арамея хочет втянуть вас в войну с Тенью. Война идет уже давно, не первый десяток лет. Племена смогут договориться с Тенью, как поступили многие народы, где она прошла. Но цена такого договора – свобода и даже жизнь. Племенам придется принять Тень, поклоняться темным богам и отдать своих воинов в ее армию. Тень ведет свое войско на Маграхир, а тебе наверняка известно, насколько велика мощь Маграхира. Будет такая кровопролитная битва, какой мир еще не видел. Все вокруг обратится в прах, много жизней оборвется. Арамея в любом случае даст бой Тени. Хотят того местные народы или нет, но война уже идет в ваши края и вам решать, на чьей стороне биться.

Гамал Хал задумался, все так же теребя бородку.

– Ты говоришь, арамеец, что армия Тени огромна, – произнес он некоторое время спустя. – И сама по себе Тень – очень могучая сила. Велики ли шансы на победу в битве против нее?

– Шансы невелики, – признал Тороний. – Тень объединяет силы многих темных богов, а в ее армии легионы ногарцев, конные отряды пустынников Каттана, кланы хингарцев, это тысячи воинов. Поэтому потребуется собрать как можно больше бойцов.

– Племена степи могут собрать не более трех тысяч клинков. Но ведь этого недостаточно, не так ли?

– Я слышал, что в лесах за холмами живут племена рубийцев, и у них много воинов. Можно ли на них рассчитывать?

Гамал Хал усмехнулся:

– Рубийцы отличные воины, лучшие бойцы Севера, а их стальное оружие разрубает любой самый крепкий бронзовый доспех. Но они не будут биться вместе с племенами степи.

– Враждуете? – уточнил Торроний.

– Обычные соседские междоусобицы, – уклончиво ответил вождь куммров. – Кочевые племена и рубийцы не враги, но и не друзья.

– Примут ли рубийцы Тень, если она придет на их земли? – продолжал расспрашивать Торроний.

– Отдать свою свободу Тени? – Гамал Хал снова усмехнулся и покачал головой. – Рубийцы будут сражаться до последней женщины, до последнего ребенка. Они все полягут мертвыми, но не покорятся никакому врагу.

– Стало быть, есть возможность привлечь их на нашу сторону, – сделал вывод арамеец.

– Можешь попытаться, чужеземец. Но я не стал бы рассчитывать на их помощь. На свои земли они не допустят никого, кто мог бы посягнуть на их свободу. Но и за чужую землю сражаться не пойдут.

– Я все-таки попробую, – произнес Торроний. – А каково будет твое решение, вождь?

– Я донесу твои слова до вождей племен, арамеец.

* * *

Вытянутая морда харбера чуть повернулась, ноздри шевельнулись, ловя запахи. Его собратья замерли, настороженно прислушиваясь и выжидая, они вполне доверяли чутью своего вожака.

Дыхание Севера обходило стороной здешние леса, густая растительность и обилие торфяных болот поддерживали постоянное влажное тепло. Именно здесь обитали странные на взгляд жителей равнин существа – крылатые гладкокожие харберы. Воинственные жители лесов ревностно оберегали свою территорию – любого чужака, неосторожно забравшегося в их владения, ожидала неизбежная смерть. Однако в последнее время вековой покой этих земель, покрытых густыми лесами, был нарушен. Столетиями харберы чувствовали себя здесь безраздельными хозяевами, но кровопролитная война, развязанная людьми, пришла и к ним, когда тысячи морагов, потесненных арамейцами с побережья, вторглись в леса. Люди, отказавшиеся от дикой лесной жизни, в большинстве своем слишком слабы, они не могут выжить среди враждебных им дебрей, хозяева лесов способны уничтожить целую армию, устраивая засады и ловушки в чащобах, среди болот, на звериных тропах. Но мораги – не люди. Для этих низкорослых мохнатых существ лес такой же дом, как и для самих харберов. Кроме того, мораги оказались отличными землекопами, через свои подземные тоннели они могут выбраться на поверхность где угодно, хоть в самом центре стойбища, и нанести внезапный удар. С коротконогими бывшими слугами морского бога справиться намного сложнее, немало славных воинов полегло в битвах за раздел лесных охотничьих угодий, вражда ослабила племена.

Сейчас наступило относительное затишье, но хрупкий ненадежный мир между двумя противоборствующими расами может рухнуть в любой миг.

Крепкая рука харбера резко распрямилась, острие пики ткнулось, казалось, в пустоту, но в самый последний миг целью оказалась неожиданно сгустившаяся тень. Древко пики рассыпалось в прах, харбер едва успел разжать пальцы, чтобы невидимая отрава, все обращающая в тлен, не коснулась его.

– Стоит быть погостеприимнее, – заметил старец, появившийся из тени.

Человек говорил на языке хишимерцев. Если и возможно было понять речь харберов, то говорить на языке лесных обитателей – странном наборе рокочущих, клацающих и щелкающих звуков, смогли бы далеко не многие. Харберам же речь людей давалась намного легче, предводитель лесных охотников вполне понял незнакомца.

– Люди – не гости в наших лесах, – пророкотал в ответ харбер по-хишимерски. – Здесь вам не рады.

Отгородившиеся от всего остального мира харберы мало что знали о Тени и никогда не встречались с ее последователями. Но даже если бы им было известно гораздо больше о той силе, что развязала вековую войну и разрушила старую цивилизацию, вряд ли воинственные обитатели леса убоялись бы человека, освободившего узников Аддата. Магия чужака нисколько не впечатлила предводителя лесных охотников. Харбер смотрел на старца без тени робости, свысока, как на представителя низшей расы, что расплодилась, захватив весь мир, подобно неистребимым паразитам.

– Тебе следует подготовиться, – произнес жрец Тени. – Арамейская армия скоро придет в эти леса.

– Здесь арамейцы и останутся, – воинственно заявил харбер.

– Арамейское войско велико, – предупредил старец. – Тебе понадобится помощь.

– Только не от тебя, – оскалился харбер. – Нам не нужны здесь чужаки. У нас достаточно воинов, чтобы остановить любую армию. Хишимерцы не прошли, не пройдут и арамейцы. Тебе тоже ничего не светит.

– Я пришел лишь дать тебе совет, не более. Собери всех своих воинов, справиться с арамейцами будет непросто.

– Харберы не нуждаются в советах людей. Люди не пройдут через наши леса.

* * *

Тангендерг перевел взгляд со своей кобылы на Коринту:

– Что ты с ней сделала?

– Почистила как следует, – ответила девушка. – Похоже, ты сам этим никогда не занимался. Наверное, даже и не знаешь, как это делается.

– Зато ты, как я посмотрю, очень знающая.

После битвы за Хорум Тангендер совсем не уделял внимания своей кобыле, все заботы о животном взяла на себя Коринта. Благодаря ее стараниям, старая кобыла преобразилась до неузнаваемости, теперь она уже не была похожа на изнуренную клячу, которой осталось лишь два шага до скотобойни. Впрочем, на ее характере внешние изменения никак не сказались, лошадь оставалась все так же равнодушна и безучастна ко всему вокруг.

– Куда ты собрался? – поинтересовалась Коринта.

– Вперед. Мне есть чем заняться.

– Почему так спешно? Армия выступит только через неделю.

– Я не служу в армии твоего императора. Пусть выходит хоть через месяц, а я отправлюсь сейчас.

– Мог бы и предупредить, – укорила его девушка. – Мне тоже надо собраться.

– Тебе есть, что собирать?

Голос каданга звучал так же бесстрастно, как и всегда, но Коринте почудилась ирония. За время скитаний в обществе нелюдимого спутника она и в самом деле не обзавелась ничем.

– Впрочем, со мной ты не пойдешь, – продолжил Тангендерг. – Останешься здесь с Гишером.

– Ты меня бросаешь?! – возмутилась Коринта.

Перехватив взгляд каданга, она пробурчала:

– Да-да, я помню, что я не вещь и меня нельзя бросить. Но… Почему ты так смотришь?

В бесцветных равнодушных глазах Тангендерга ей вдруг почудилось нечто такое, что она не смогла бы объяснить никакими словами даже самой себе.

– Ты не пойдешь со мной, – повторил каданг. – Можешь идти с войском своего императора, если тебе не сидится на месте, но не со мной.

Услышав возбужденные возгласы за спиной, Коринта обернулась. Тангендерг же невозмутимо продолжал подтягивать постромки переметных сумм на крупе кобылы.

На княжеский двор въехала колесница, украшенная золотыми орлами, в сопровождении двух десятков всадников. С крыльца сбежал молодой легардийский князь Кадоний и предупредительно подал руку, помогая спуститься с колесницы женщине в бирюзовой тоге.

В тот миг, когда Тангендерг повернулся, взгляд приехавшей женщины упал на него. Кадоний почувствовал, как дрогнула и напряглась рука гостьи в его ладони.

– Кто ты? – спросила женщина, обращаясь к Тангендергу.

Вопрос остался без ответа, каданг даже не обратил на него внимания, продолжая заниматься своими делами.

– Отвечай, когда спрашивает госпожа! – прикрикнул Кадоний. – Перед тобой царица Лигия!

При этих словах Коринта поспешно склонила голову и толкнула Тангендерга, тот же, не оборачиваясь, равнодушно пожал плечами:

– Мне все равно, кто она.

Легардиец потянулся было к хлысту, но Лигия жестом остановила ревностного подданного.

– Прости моего друга, госпожа, – испуганно пробормотала Коринта.

– Это бродяга, госпожа, он чужеземец, – процедил Кадоний.

– Слишком горд для бродяги, – заметила Лигия.

– Одно твое слово, госпожа, и его накажут, – пообещал Кадоний.

– Я здесь не для того. Проводи меня, князь.

В сопровождении молодого князя Лигия проследовала в большой трапезный зал княжеской резиденции. Царица остановилась у входа в тени колонны, жестом потребовав от Кадония, не привлекать к себе внимания.

В центре зала стоял бывший ногарский капитан Кетаннос. С разных сторон на него взирали император Рисстаний, Аммат, Аррелий и Литарий. Еще не оправившийся от раны ногарец с явным трудом стоял на ногах, но держался твердо, не опуская головы.

– Так что же с тобой делать, капитан Кетаннос? – сурово спросил молодой император.

– Воля твоя, – просто ответил ногарец.

Рисстаний перевел взгляд на Аммата:

– Что бы сделал отец?

– Спроси у него, – жрец кивком указал на капитана. – Однажды они уже встречались.

Император вернулся взглядом к ногарцу.

– Мы встретились с Хорругом накануне штурма Отоммосо, – произнес капитан. – Он отпустил меня, сказал, что встретимся в битве. Там мы и встретились снова. После победы арамейцев добивать нас не стали, с последними воинами я покинул захваченный город.

– И вот ты снова здесь, обнажил оружие против Арамеи, – подытожил Рисстаний. – Мой отец счел тебя достойным воином, не мне сомневаться в его решениях. Поклянись, что никогда более не повернешь свой меч против Арамеи и я отпущу тебя.

Ногарец стоял молча, обдумывая слова арамейского императора. Затянувшееся молчание прервал Аммат:

– Твоей Ногары больше нет, воин, и тебе ее не вернуть. Ногарская империя в свое время не покорилась Тени, стоит ли проливать кровь в угоду ей?

Капитан кивнул:

– Мой меч не повернется против Арамеи. Клянусь.

– Ступай, – отпустил ногарца Рисстаний.

Кетаннос покинул зал. У самого выхода он на мгновение остановился, заметив женщину, оба обменялись взглядами. Когда ногарец вышел, царица Лигия, наконец, вышла из тени.

– Мама? – удивился Рисстаний.

Он вскочил с кресла, подбежал к матери и схватил ее за руки. Остальные склонились перед своей госпожой.

– Прослышала о твоей победе, сын мой, – улыбнулась Лигия. – И приехала с ополчением, чтобы поздравить лично. Мне сказали, ты поведешь армию в новый поход.

– Да, это так, – подтвердил Рисстаний. – Мы готовимся к дальнему походу. Мы дадим бой Тени.

– Что ж, у тебя, наверное, много дел, сын мой. А мне хотелось бы побеседовать с нашим верховным жрецом.

– Тогда оставим вас наедине.

Молодой император направился к выходу, князья последовали за ним.

– Аррелий, ты тоже останься, – потребовала Лигия.

Князь Аррелий замер на месте. Как только створки дверей захлопнулись, Аммат произнес:

– Подозреваю, что не одно лишь желание поздравить сына заставило тебя пуститься в дорогу.

– Мне сказали, что битва была выиграна благодаря одному человеку, – ответила царица. – Он сокрушил Тота с мечом Хорруга в руках.

– Это так, – кивнул Аммат.

– Там снаружи я встретила человека, – продолжала Лигия. – Его называют бродягой. Это был он?

– Он, – подтвердил Аррелий.

Лигия внимательно посмотрела сначала на одного, потом на другого:

– Вас даже не удивляет, как я догадалась? Вы ведь не могли этого не заметить, правда? Одно и то же лицо. Та же фигура. Те же повадки.

– Тебя это беспокоит? – спросил Аммат.

– А вас нет? Я словно увидела самого Хорруга. Многие арамейцы еще помнят моего мужа. Никто не усомнится в том, что бродяга его прямой потомок. Человек, сокрушивший Тота, удержавший меч Хорруга в своей руке, в состоянии претендовать на арамейский трон.

– Бродяге не нужен трон, – беспечно отмахнулся Аррелий. – Волноваться не о чем.

– Он очень сильный человек, – задумчиво промолвила Лигия. – Я почувствовала его силу. Такую же, как у Хорруга. Он опасен.

– Понимаю твою тревогу, – кивнул Аммат. – Но поверь, она совершенна напрасна.

– А если нет? – не успокаивалась Лигия. – Кто защитит моего сына? Моя надежда лишь на вас.

– В любом случае пока бродяга нам нужен, – сказал Аррелий. – Потом он может и исчезнуть. Пусть тебя не беспокоит этот человек, царица.

– Крайние меры совершенно излишни, – возразил Аммат.

– Ценю твою мудрость, Аммат, но судьба всей империи зависит от того, кто будет на троне, – ответила Лигия. – Сейчас Арамеей правит Рисстаний. Так это и должно остаться.

– Не сомневайся, так и будет, – заверил ее Аррелий.

– Я надеюсь на тебя, князь. Арамее не нужен другой император.

– Другого не будет. Но и тебе, моя госпожа, придется кое-что сделать для сохранения императорской власти.

* * *

Отбросив обглоданную телячью кость, царь Локарон откинулся на спинку деревянного кресла и сыто рыгнул.

– Веселей, красотки! – рявкнул царь, хлопнув в ладоши.

Полунагие девушки танцовщицы ускорили темп, извиваясь на утоптанной площадке перед креслом правителя под звуки бубнов. Повелитель равнин устроил празднество под открытым небом, его воины расположились вокруг огромных костров, над которыми на вертелах зажаривали целиком туши буйволов. Воины то и дело поднимали кубки за здоровье своего государя, сам же он, восседая в простом деревянном кресле, любовался грациозными движениями самых красивых танцовщиц подвластных ему земель.

С незапамятных времен свирепый демон подчинил себе обширную плодородную равнину, раскинувшуюся среди пустошей. Под властью грозного царя рождались и умирали поколения пахарей, он же правил столетиями, вселяя своим бессмертием и жестокостью ужас в сердца подданных. Именно пустоши, что отделяли владения царя Локарона от других земель, привели к тому, что с течением времени его имя забылось в далеких краях. Похоже, даже всеведущие жрецы Тени очень слабо представляли, с кем именно столкнулись. Самоуверенность служителей нового культа привела к тяжелому поражению, царь же праздновал победу.

За сотни лет своего правления царь Локарон не воздвиг ни одного города, он обходился без дворцов и замков, даже без шатра, в случае нужды располагаясь в лучших домах любого из подвластных ему поселений равнины. Большую часть времени царь со своими воинами проводил под открытым небом, постоянно перемещаясь от одного поселения к другому, собирая дань с пахарей. Вот и сейчас он устроил празднество прямо на лугах.

– Вина, мой царь? – предложил один из подданных, приблизившись к Локарону, с кубком в руках.

– Напиток для слабых женщин! – прорычал царь, оскалив звериную пасть. – Пленников сюда!

Воины пригнали несколько десятков пленников, которых во время недавней стычки с войском Тени собственные доспехи притянули в стан равнинного правителя. Локарон поднялся с кресла:

– Наполнить кубки!

Кинжалы с лязгом вылетели из ножен. Без лишних церемоний воины царя бросали пленников на колени и перерезали им горла. Резня не имела какого-либо религиозного смысла, царь Локарон приучал своих воинов к бессмысленной жестокости, отличавшей его самого. Отбирая их еще подростками в селениях, царь воспитывал из них верных себе безжалостных убийц.

Правителю подали чашу, до краев наполненную свежей горячей кровью.

– Такая участь ожидает любого, кто бросит вызов вашему государю! – провозгласил Локарон, поднимая чашу.

Кровавый напиток влился в раскрытую звериную пасть царя. Его воины разом взревели и опорожнили свои кубки.

Отбросив чашу, царь Локарон расхохотался и схватил ближайшую к нему танцовщицу. От грубого движения большой цветастый платок, охватывавший бедра девушки, сполз, оставив ее абсолютно нагой. Воины поддержали веселое настроение своего государя одобрительными возгласами.

Неожиданно Локарон переменился в лице, обнаженная девушка отлетела далеко в сторону, словно тряпичная кукла. Прямо перед царем темным облаком сгустилась тень и тут же распахнула объятия, явив взорам человека в жреческом одеянии последователей Тени.

– Еще один приспешник паука явился за своей смертью! – рявкнул Локарон.

Из составленной неподалеку оружейной пирамиды поднялись три копья и устремились к незваному гостю. Не достигнув цели, копья рассыпались в прах. Отправившуюся следом секиру постигла та же участь. Клинок одного из воинов покинул ножны, но тут же раскалился добела и рассеялся снопом огненных брызг. Локарон свирепо оскалился.

– Побереги свое оружие, царь, – произнес ведущий Тень.

– Взгляни туда, человек, – прорычал царь, указав на бездыханные тела только что убитых пленников. – Я выпью кровь всех твоих слуг, сколько бы ты ни привел их на мою землю. Я выпил бы и тебя досуха, но твоя кровь уже почернела от старости, в твоих жилах один гной.

– Свою злобу тебе тоже лучше поберечь, – посоветовал старец. – Она тебе также еще может понадобиться.

Царь Локарон медленно приблизился к старцу:

– Ты либо слишком глуп, либо слишком нагл, если осмеливаешься склонить к служению самого Локарона. Ты всего лишь ничтожный человек и даже не представляешь, кто перед тобой.

– Однажды я уже видел подобного тебе, – невозмутимо заметил ведущий Тень.

– Бельфеддор, – догадался царь. – Слабак, возомнивший себя богом.

– Вижу, братские чувства тебе неведомы, – усмехнулся старец. – Но вряд ли можно назвать слабым того, кого провозгласили богом войны.

– Был бы сильным, удержал бы свою власть и до сих пор оставался богом! – рявкнул Локарон. – Он смог повелевать лишь золотом, мне же подвластен любой металл!

В доказательство его слов все оружие воинов поднялось в воздух, повинуясь жесту царя.

– Страх смерти и металл, несущий смерть – вот моя власть! – прорычал Локарон. – На этой равнине я единственный правитель! Неужели ты, ничтожная смертная тварь, возомнил, что я уступлю свою власть твоему пауку? Я уничтожу всех, кто осмелится войти на мои земли, даже твоих богов. Убирайся!

– Ты сеешь смерть бездумно, лишь ради своего удовольствия и наслаждения страхом других, а власть твоя ничтожна, – спокойно произнес ведущий Тень. – Ты удовольствовался лишь малым клочком земли, где запугиваешь слабых пахарей. Пожалуй, такой союзник мне и в самом деле не нужен. А там, где властвует Тень, бесполезным нет места.

Тяжелый меч сам впрыгнул рукоятью в широкую волосатую ладонь Локарона. Стальной клинок обрушился на голову старца, но разрубил лишь дымку тени.

Тень тут же сгустилась в другой стороне, явив взорам ведущего. Локарон мгновенно растаял бесплотным духом и появился возле старца, но его меч вновь поразил лишь пустоту.

Раз за разом тень распахивала свои темные объятия то в одном, то в другом месте, Локарон неотступно следовал за старцем, но всякий раз его меч настигал пустоту. Соприкасаясь с тенью, стальной клинок царя раскалялся, но выдерживал эти прикосновения. Любой человек на месте Локарона сам обратился бы в прах, коснувшись Тени, но бессмертное демоническое существо оставалось невредимым. Воины равнинного царя не успевали следить за стремительными перемещениями своего правителя и ведущего Тень.

Тень разом распахнулась в нескольких местах одновременно, выпустив жрецов. Звезды померкли, скрытые силуэтом паука, во тьме призрачным сиянием вспыхнула хрустальная сфера.

Локарон замер, хищно оскалившись.

– Любишь сталь, царь, – зловеще произнес ведущий Тень. – Так оставайся с ней навечно.

Жрецы одновременно вскинули руки, взывая к своим покровителям. Лапы паука зашевелились, облако тени накрыло царя. Локарон яростно взревел и взмахнул мечом, освобождаясь от невидимых тисков бывших узников Аддата. Тень закружила вихрем, приводя в движение воздух. Пламя костров, едва различимое в густой мгле, всколыхнулось, поднявшийся ветер погнал в ночь снопы искр и пылающие поленья. Воины равнинного правителя отступили еще дальше, прикрывая глаза от ветра, пыли и мусора. За считанные мгновения вихрь достиг силы урагана, сбивающего с ног людей и животных. Лишь жрецы Тени во главе с ведущим стояли крепко, заключив в кольцо царя Локарона и продолжая твердить слова заклинания.

– Как и ты, Бельфеддор был уверен, что магия не властна над ним, – произнес ведущий Тень. – Вы существа двух миров, существуете в обоих одновременно, и не принадлежите ни одному из них. Но Тень Аддата открыла мне способ, как справиться с такими, как вы.

Со злобным рыком Локарон тяжело упал на колени. Земля дрогнула под весом его массивного тела. Выронив меч, царь поднес руку к глазам. Ладонь таяла, растворяясь призрачным сиянием. Мириады светлячков срывались с тела равнинного правителя и, устремляясь ввысь, сплетались в единое целое.

Воины Локарона издали в растерянности взирали на происходящее. Вскоре на земле остался лишь тяжелый стальной клинок царя. Вихрь закружил призрачную фигуру.

– Силой Тени, мы заключаем тебя в сталь, царь Локарон! – провозгласил ведущий Тень. – В ней ты продолжишь свое бессмертие! И смерть придет к тебе лишь с восходом полночной звезды!

Хобот смерча вонзился в клинок, увлекая призрак Локарона. Земля вздыбилась, из самой глубины поднялись каменные пласты, наползая друг на друга и образуя приземистое глухое строение вокруг меча. Через несколько мгновений сотворенную силой Тени гробницу засыпало землей, посреди равнины возник курган.

– Никому не дано противостоять Тени, – произнес старец.

* * *

Впервые за много лет Хорум заметно оживился. Причиной тому послужил не только объявленный день свадьбы молодого легардийского князя Кадония и Ирреи, дочери правителя Велихарии. Вместе с царицей Лигией к городу подошло пятнадцатитысячное войско ополчения из числа горожан и селян побережья, новые люди наводнили Хорум. Вслед за ополчением центральных провинций Арамеи в родные края возвращались беженцы. Весть о победе над войском хишимерцев и армией мертвых самого Тота, разлетелась по всей империи и крестьяне, покинувшие свои земли в поисках спасения, сотнями потянулись обратно. Так же пришли и многочисленные обозы, груженные провизией. Не считаясь с мнением князей, Аррелий распорядился выдать припасы жителям, возвращавшимся в разоренную провинцию. Злые языки поговаривали, что на это действие самого жесткого князя Арамеи и советника императора подвигла вовсе не добросердечность или сочувствие к нуждам крестьян, а лишь стремление избежать голодного бунта и смуты среди народа. Вероятнее всего, так оно и было, но обыватели с восторгом приняли дары от имени императора.

Близ Хорума, где уже стояли два стана – отрядов арамейских князей и гипитов, стихийно возник еще один походный город. Прибывающие из дальних земель женщины и дети отыскивали здесь своих мужчин, что оставались в ополчении для защиты Хорума, чтобы вместе продолжать путь в свои покинутые селения восстанавливать разрушенное хозяйство. Многих ожидали дурные вести, далеко не все ополченцы уцелели в недавних битвах, многие нашли упокоение в общей братской могиле, еще больше получили увечья в сражении. Но даже это не могло омрачить общего приподнятого настроения, простому люду очень хотелось верить, что теперь все их беды позади, ведь сам император пришел защитить их, и теперь уже никакой враг не осмелится прийти на землю Арамеи.

– Папа! Папа! – услышал Далман знакомый голосок.

К нему подбежал младший сынишка. Крестьянин похватил сына на руки, смеясь, подбросил вверх и прижал к груди.

– Живой, – счастливо прошептала жена, обнимая Далмана.

– Живой, – подтвердил крестьянин, поцеловав жену.

Окинув взглядом старших сыновей, он спросил:

– Как вы?

– Нормально, – отозвались те сдержанно, как и подобает уже почти взрослым мужчинам.

– Трудно пришлось? – участливо спросила жена.

– Выстояли, – так же сдержанно ответил Далман. – Где все наши? Идем к ним. Пора возвращаться домой.

Из Хорума послышался звон храмового колокола.

– Что там, папа? – полюбопытствовал младший сын.

– Наш князь дочку замуж выдает, – пояснил Далман. – Там сегодня праздник.

– А ты видел князя?

– И его видел, и дочь его, и много кого еще. Дома все расскажу. Идемте.

В самом Хоруме тем временем действительно разворачивалось свадебное торжество. Звон храмового колокола возвестил всей округе о заключении нового союза. В церемонии свадебного обряда сплелись традиции арамейцев, принятые еще в бытность их обитания в лесах, и дромидийского культа, принятого большинством населения империи. Клятву верности молодоженов друг другу принял сам верховный жрец Дромидиона Аммат в присутствии высоких гостей, императора Рисстания и царицы Лигии.

Торжество обещало стать незабываемым для молодых не только из-за присутствия императорской семьи – в Хоруме на этот момент оказались и все князья Арамеи, а так же вожди гипитских племен. Хотя событие и оказалось неожиданным для большинства гостей, все приглашенные постарались достойно одарить виновников торжества. Не ударил в грязь лицом и сам Литарий – на столы, накрытые для гостей прямо под открытым небом, выставили все самое лучшее, что только нашлось в княжеских кладовых.

Произнося заздравные речи во славу молодоженов, меж собой князья вполголоса вели совсем другие разговоры. Недавно был получен приказ готовить княжеские отряды к новому походу, что совсем не вызвало восторга ни у предводителей арамейских родов, ни у простых воинов. Но выражать свое недовольство открыто не решался никто. Если еще и можно было рассчитывать на мягкость и милосердие императора и царицы, то ждать того же от Аррелия не приходилось. Доказательством решительности императорского советника служило войско ополчения, так неожиданно пополнившее полк императорской гвардии и создавшее значительный перевес в силах, за опасные речи можно было поплатиться титулом, а то и головой.

– К чему нам этот Маграхир? – тихо ворчали одни. – Будто других забот мало.

– Армия и без того ослаблена, наши родовые дружины много бойцов потеряли, еще больше ранено, – вторили им другие. – Лучше бы добили хишимерцев, там и поживиться есть чем. А то и свои припасы простолюдинам раздали, и сами без добычи. У Маграхира и подавно ничего не возьмем, только еще больше потеряем.

– Наш император очень изменился в последнее время, – подмечали третьи. – Раньше его не так легко было убедить на решительные действия.

– Все влияние Аррелия. Самому спокойно не сидится и всех будоражит.

– С тех пор, как умерла его жена ногарка, он стал совсем несносен. Лучше бы сам женился, глядишь, и успокоился бы.

От Лигии не укрылось настроение большинства князей. Скосив взгляд на Аррелия, сидевшего рядом, она тихо произнесла:

– Уверен ли ты в своих действиях? Похоже, никто не рвется в поход к Маграхиру.

– Ты хотела, чтобы я укрепил трон твоего сына, – так же тихо отозвался Аррелий. – Я его укреплю. Сделай то, о чем мы договорились, а остальные заботы предоставь мне.

– Куда делся бродяга? – снова спросила царица. – Я не видела его уже пару дней.

– Бродяге не место за княжеским столом, он делает свое дело. О нем я тоже позабочусь, не беспокойся.

Первую часть фразы князь произнес нарочито громко, при этом устремил пристальный взгляд на молодоженов, словно ожидая их реакции. Ждать пришлось недолго, Иррея встрепенулась при упоминании о бродяге, что не укрылось от Кадония. Видимо, правы были те, кто утверждал, будто князь Аррелий перенял многие навыки у своей усопшей жены, искушенной в дворцовых интригах – среди городских сплетен он умело отделял достоверные сведения от пустых слухов. Князь самодовольно усмехнулся, окончательно утвердившись в своих догадках, и тихо повторил, обращаясь к царице:

– Пусть бродяга тебя не беспокоит, его судьба уже решена.

* * *

Вцепившись задними лапами в сук, харбер с высоты шарил взглядом по зарослям. Кто бы ни прятался в лесу, мораг или человек, ему не уйти от стражей, оберегающих свои охотничьи угодья от вторжения чужаков. Двое его товарищей внизу осторожно пробирались сквозь густые папоротники к месту, где пытался укрыться незнакомец.

Один из харберов поднял голову, взглядом показывая предводителю, что там, где они подозревали укрытие противника, никого нет. Харбер на дереве оскалился. Он точно знал, здесь есть кто-то чужой, но настораживало необычное поведение чужака – он выдавал свое присутствие ровно настолько, чтобы преследователи не потеряли след. Обычно так поступали мораги охотники, заманивая добычу. Однако мораги никогда не охотились в одиночку, этот же был один и явно чересчур опытен даже для лесного обитателя.

Один из харберов внизу втянул ноздрями воздух, пытаясь по запаху определить, в какую сторону отступил чужак. Заросли зашуршали – разрывая листву, вверх взметнулся длинный шест, привязанные к нему заостренные колья пробили грудь и крылья следопыта. В тот же миг стрела с бронзовым наконечником ударила в глаз харбера на дереве, мертвое тело с шумом рухнуло вниз. Ключицу третьего харбера пронзил дротик и пригвоздил к ближайшему стволу.

Ветви кустарника раздвинулись, из укрытия вышел светловолосый человек в безрукавке из волчьей шкуры. Раненный дротиком харбер потянулся к своей оброненной пике и сжал челюсти, сдерживая стон.

Человек подошел ближе. В правой руке он держал бронзовый топорик, обычный для низкорослых бывших слуг Горронга.

– Ты не мораг, – прохрипел харбер по-хишимерски.

– Знаю, – кивнул светловолосый.

– Тебе не уйти живым, – пообещал харбер.

– Надеешься, что твои соплеменники позаботятся обо мне? – равнодушно спросил человек. – Они ведь недалеко. Можешь их позвать.

Харбер дернулся, коротко рыкнул и щелкнул зубами. Человек не шелохнулся. Харбер вскинул морду, к кронам деревьев взметнулся призывный вой.

– Мои братья разорвут на части и тебя, и твоих друзей морагов, – пообещал харбер, оскалившись.

– Ты оказал мне услугу, – все так же равнодушно отозвался человек. – У меня нет друзей, но я обязательно передам твои слова морагам.

Незнакомец поднял пику харбера и взмахнул топориком…

* * *

Держа шлем в руке и припав на колено, Рисстаний коснулся челом полы тоги Лигии. Царица коснулась ладонью его макушки:

– Возвращайся с победой, сын мой.

Рисстаний поцеловал руку матери, поднялся и надел шлем. Атрий подвел императору коня. Встретившись взглядом с Аррелием, Лигия тихо произнесла:

– Береги его.

– Он мой император, – так же тихо отозвался князь. – Это моя обязанность.

Аррелий и Атрий взобрались в седла и последовали за Рисстанием. Знаменосец развернул алое полотнище с золотым орлом.

Кроме царицы, провожать войско в поход вышли правитель Хорума и Иррея. Чуть поодаль толпились горожане и жители окресных селений.

Князь Кадоний ненадолго задержался. Взяв молодую жену за руки и глядя ей в глаза, он тихо произнес:

– Жди меня.

– Ты мой муж, – просто ответила Иррея.

Кадоний печально усмехнулся:

– Что ж, хотя бы так. Я буду скучать по тебе в походе.

– Скучать бы не пришлось, если бы вы с моим отцом разрешили присоединиться мне к войску.

– Хоть кто-то же из нашей семьи должен остаться дома, – заметил Кадоний. – Из походов возвращаются не все. Тебя я потерять не хочу.

Выпустив руки жены, он повернулся, помедлил немного, словно ожидая еще каких-то слов от нее, затем взобрался в седло и направил гиппариона к арамейскому знамени.

Встретившись глазами с осуждающим взглядом отца, Иреея закусила губу. Она и сама понимала, что совсем не так должна была напутствовать мужа на битву, из которой он может и не вернуться. Но нужные слова не шли на язык.

С юных лет Иррея знала, кто станет ее мужем и была готова к этому. С Кадонием они дружили чуть ли не с пеленок и девушке даже начало казаться, что их связывает чувство гораздо более сильное, нежели простая дружба. Лишь строптивый характер и врожденный дух противоречия мешал девушке сразу ответить взаимностью Кадонию, внутренне она давно приняла как должное, что станет женой легардийского князя. Но долгожданная свадьба не принесла покоя, Иррея не испытывала к новоиспеченному мужу то, что должна чувствовать любая жена. От противоречивых эмоций на сердце становилось все более тягостно.

Между тем Рисстаний вполголоса скомандовал:

– В путь.

Привстав на стременах, Аррелий гаркнул во все горло:

– Марш!

Многотысячное войско двинулось вперед. Следуя распоряжению Аррелия, во главе колонны отправились несколько конных разъездов. Всадники разведывали незнакомую дорогу. Даже Аммату был неизвестен путь, которым предстояло пройти арамейцам и их союзникам гипитам, его наметили, основываясь лишь на свитках, составленных некогда ногарскими торговцами и уцелевшими в руинах столичной храмовой библиотеки.

Рисстаний пришпорил гиппариона. В окружении свиты и телохранителей молодой император присоединился к своему войску. Бряцая оружием и доспехами, конные и пешие воины колонной потянулись на восход.

Провожая взглядом воинов, князь Литарий хмурился. Несмотря на то, что Аммат очень доходчиво разъяснил всем князьям необходимость похода, Литарий чувствовал, что привычная жизнь Арамейского государства, не успев даже толком наладиться, меняется, и это тревожило правителя Хорума. Почему-то от грядущих перемен он не ждал ничего хорошего.

Переведя взгляд на царицу, князь Литарий спросил:

– Ты покинешь нас, госпожа?

– Я злоупотребила твоим гостеприимством, князь? – вопросом отозвалась Лигия, наигранно строго нахмурив брови.

Литарий склонил голову:

– Мой дом твой, госпожа, и я твой преданный слуга.

– В таком случае я задержусь еще на некоторое время.

Иррея незаметно отступила. Сейчас она предпочла бы находиться в строю воинов, отправлявшихся в дальний поход, а не стоять на обочине. Со дня свадьбы прошло лишь несколько дней, а обязанности замужней женщины, возложенные на нее традиционными устоями, уже начинали тяготить. Душу давила тяжесть, то ли от утраты привычной свободы, то ли от чего-то еще.

Смешавшись с толпой простолюдинов, новоиспеченная княгиня неожиданно втсретила взглядом знакомое лицо.

– Далман? – удивилась девушка. – Не ожидала тебя здесь встретить. Думала, ты вступил в ополчение императора.

Крестьянин поклонился:

– Приветствую тебя, госпожа. Я простой крестьянин, моя война уже закончилась, мое место теперь в поле. А здесь я с младшим. Сынишка упросил, уж очень хотелось ему нашего императора увидеть. – Далман кивком указал на мальчишку, которого держал за руку. – У наших детей не так уж много развлечений.

– Ты скромен, – заметила Иррея. – Твой опыт наверняка пригодился бы в ополчении. Воинам императора неплохо платят, а ты не так уж богат, мог бы помочь семье.

Далман с усмешкой покачал головой:

– Ты говоришь как вербовщик, госпожа. Но я ведь не воин. Врага с нашей земли мы прогнали, пора заняться привычным делом. Кто умеет работать, тот себя прокормит. А с войны можно и не вернуться, мертвому никакие богатства уже не нужны.

Иррея рассеянно кивнула. Далман понял ее отстраненность по-своему и смущенно поправился:

– Прости, госпожа. Твой муж в этом войске, а я…

– Ничего, – перебила его Иррея, махнув рукой. – Сейчас я жалею, что не родилась мужчиной, иначе сама была бы среди этих воинов.

Она кивком указала на походную колонну, тянувшуюся к горизонту, и добавила:

– Увы, мужчины не одобряют, когда женщины бьются рядом с ними, даже если это их собственные жены, а нам приходится считаться с их мнением.

Далман растерянно хмыкнул, не зная, что ответить на такие слова.

– Хоть и с опозданием, все же поздраляю тебя со свадьбой – наконец, с поклоном произнес Далман. – Жаль, нечего преподнести тебе в дар.

Девушка коснулась его плеча:

– Ты спас мне жизнь в битве, это ли не самый ценный дар?

Крестьянин пожал плечами, снова хмыкнул и почесал в затылке.

– Пойдем мы, госпожа – сказал он. – Работа ждет. Поглазели, и хватит.

– Погоди, – задержала его Иррея. – Скажи, ты слышал что-нибудь о нем? О бродяге. Куда он отправился?

Далман развел руками:

– Да кто ж о том ведает? На то он и бродяга. Его нигде ничего не держит.

Иррея задумчиво кивнула.

– У тебя все в порядке, госпожа? – осторожно поинтересовался крестьянин. – Может, помощь какая нужна?

Необычная рассеянность девушки совсем сбила его с толку, не такой он видел молодую воительницу в битве за Хорум.

– Не обращай внимания, – отмахнулась Иррея. – Ступай домой, заботься о своей семье. А о себе я позабочусь сама.

* * *

Торроний остановил своего гиппариона у ближайшего дома, сложенного из внушительных камней. Два человека в одеждах из оленьих шкур, распиливавшие корявое бревно, оставили свое занятие и обернулись к незнакомцу.

– Мир вам, люди, – поприветствовал Торроний селян на межплеменном наречии подгорных степей.

Мужчина помоложе взглянул на своего более старшего товарища и что-то произнес. Похоже, он не понял ни одного слова, сказанного Торронием. Старший мужчина ответил гостю на том же наречии, причем сам он владел этим языком явно ничуть не лучше арамейца:

– Ты говоришь на языке степи, незнакомец, у нас мало кто его знает. Но сам ты не похож на кочевника.

– Я из более далеких краев, из Арамеи.

– Никогда не слышал о такой земле. Зачем ты здесь?

– Хочу поговорить с вашим вождем.

– Ты на земле Рубии, чужеземец. Мы не жалуем пришлых бродяг. У тебя должна быть серьезная причина, чтобы побеспокоить вождя.

– Причина серьезная, – заверил рубийца Торроний.

– Что ж, езжай за мной. Пусть наш вождь решает, что с тобой делать.

Рубиец пошел впереди по широкой тропе, протоптанной меж таких же домов, как и его собственный. Торроний направил гиппариона вслед за провожатым. Встречные поселяне взирали на незнакомца с интересом. Арамеец догадывался, что внимание рубийцев привлек не столько он сам, сколько его гиппарион – животное, практически незнакомое здешним жителям. Степные кочевники по другую сторону холмов использовали для верховой езды двуногих звероящеров, сами же рубийцы передвигались только пешком.

Дом вождя ничем не отличался от всех прочих, такое же каменное строение с пологом из шкуры на входе. На зов провожатого из дома вышел крупный бородатый мужчина. Торроний спешился. Перекинувшись несколькими словами с односельчанином, хозяин дома жестом отпустил его, сам же приблизился к гостю. Телосложением рубиец нисколько не уступал громадному арамейцу. Плечи рубийца покрывала медвежья шкура, на его обнаженной груди Торроний заметил шрам в форме восьмиконечной звезды.

– Мое имя Багар, я вождь этих людей, – произнес рубиец на языке куммров. – Тебе есть, что сказать мне, чужеземец?

– Есть, – кивнул Торроний. – И не только тебе.

* * *

Дуновения ветра доносили крики и гарь сожженых жилищ. Воины Тени грабили поселения равнины, лишившиеся своего грозного правителя.

Глаза ведущего Тень смотрели в темноту. Многие могли бы почувствовать присутствие во тьме могучей всесокрушающей силы, но вряд ли кто смог бы увидеть то, что видел он. Огромный паук, которого в землях далекого Юга прозвали Уммот-Чохт, вызволенный им из недр гор Аддата и ставший символом нового порядка, смотрел в ответ из темноты на верховного жреца.

Взгляд паука не мог выражать абсолютно ничего, но жрецу чудился в нем укор. Он окончательно погубил то дело, ради которого освободил узников Аддата, которому посвятил жизнь. Порядок обернулся хаосом, армия превратилась в орду грабителей, новые боги оставляли за собой лишь разруху. В землях, где прошла Тень, он раздал племенам и народам новых богов, однако вместо ожидаемого процветания и сурового порядка наступили полный упадок и одичание. Созидание нового мира ограничилось лишь полным разрушением старого. Силы растрачены, а битва за новый мир обречена на поражение. Вперед ведет одна лишь страсть, что разгорелась в душе безусого юного мальчика много десятилетий назад в стенах храмовой библиотеки. Теперь же остается либо полечь вместе со всем своим войском, либо найти надежное убежище, где и сохранить остатки былого могущества до поры до времени.

Взгляд жреца обратился на полночь, к далеким горным вершинам, срытым от глаз простых смертных за тьмой ночи и горизонтом.

* * *

Под копытом гиппариона хрустнуло кожистое крыло харбера. Гиппарион настороженно фыркнул. Аррелий натянул поводья и вскинул руку. Сигнал передали дальше, все многотысячное войско остановилось.

Рисстаний скользнул взглядом вокруг. Воздух наполняли стойкий металлический запах крови и жужжание мух, роившихся темными облачками над многочисленными трупами харберов и морагов. Кое-где с ветвей свешивались мертвые тела крылатых обитателей леса, стволы деревьев топорщились обломками веток и древками стрел и дротиков. На посеченной листве и траве темнели бурые пятна.

– Живые остались? – спросил молодой император.

– Сейчас узнаем, – отозвался Аррелий и взмахом руки подозвал воина из передового разъезда, обнаружившего место недавней битвы.

– Кое-кто уцелел, – сообщил воин. – Еле живые, но говорить могут. Их уже допросили.

– Что говорят? – спросил Аррелий.

– Харберы говорят, что мораги нарушили перемирие, а мораги говорят, что харберы напали на них. Эта битва была не единственная, стычки происходят повсюду, они снова начали делить охотничью угодья.

Император взглянул на Аммата:

– Бродяга?

Жрец молча кивнул.

– Обычный прием, перессорить двух заклятых противников, – ухмыльнулся Аррелий. – Бродяга освободил нам дорогу, как и обещал. После такого побоища харберы уже не смогут нам противостоять.

– Командуй, Аррелий, – распорядился Рисстаний.

– Продолжать движение! – гаркнул Аррелий. – Уцелевших добить! На всякий случай, – добавил он, перехватив взгляд императора.

Колонны всадников снова двинулись вперед, за передовыми разъездами, разведывавшими местность, и рубщиками, что прокладывали широкие просеки, разрубая переплетения лиан и расчищая дорогу для походных колонн от мелких кустарников и разлапистых папоротников. Следом за кавалерией шагали тысячи пеших воинов, некоторые вели в поводу вьючных животных. У всадников к седлам были приторочены сумы со всем походным скарбом и припасами, пехотинцы несли все на себе в заплечных котомках. Княжеские шатры и палатки сотников нагрузили на вьючных гиппарионов и разбивали только на длительных ночевках, простые воины ночевали под открытым небом. Не делали даже запасов провизии, чтобы не тащить дополнительный груз, отряды лучников добывали пропитание для всей многотысячной армии прямо по ходу движения.

Лес давил духотой и влажностью, одежды людей промокли насквозь от пота. Сотни мух и москитов кружили вокруг, впиваясь в кожу, бросаясь в глаза. Теперь же к прочим напастям прибавился тошнотворный трупный запах множества мертвых тел.

Чуть поотстав от воинов, замыкавших походную колонну, Коринта сошла с просеки. Ей впервые довелось увидеть диковинных лесных обитателей, о которых раньше слышала только в пересказах односельчан. Вид окровавленных тел морагов и харберов вызывал спазмы в желудке, но все же любопытство оказалось сильнее.

Неожиданно чуть ли не перед самым носом воздух со свистом рассекла палка. Коринта отпрянула назад, едва не взвизгнув.

– Ты хоть иногда-то по сторонам смотришь? – прозвучало знакомое ворчание. – Я не нянька, чтоб за тобой следить.

Концом своей палки Гишер показал на извивавшуюся в траве змею, которую он только что отшвырнул от самого уха девушки. Засмотревшись на мертвых лесных обитателей, она и в самом деле не заметила свесившуюся с ветки древесную гадюку.

И Гишер, и Коринта, не сговариваясь меж собой, присоединились к лекарям дромидам, сопровождавшим арамейское войско, и следовали в самом хвосте колонны.

– Чего тебя сюда занесло, дуреха? – продолжал ворчать хишимерец.

– Я не просила тебя за мной присматривать, – огрызнулась девушка.

Тем не менее, она позволила Гишеру взять себя за руку и увести обратно на просеку.

– Жутковато здесь, – заметила Коринта, поеживаясь и косясь на убитых морагов и харберов. – Они так и останутся тут лежать?

– Стервятники сожрут, – отмахнулся Гишер. – Или хочешь сама всех закопать? – поинтересовался он с ухмылкой.

– Ты жуткий тип, – пробурчала Коринта.

– Ну, конечно, – снова ухмыльнулся хишимерец. – Волосатые и голозадые лесные твари перебили друг друга, арамейцы и гипиты спокойно идут мимо, а я виноват. Мне расплакаться, что ли?

– Зачем ты вообще отправился с армией? – продолжала ворчать девушка.

– А ты зачем? – вопросом отозвался Гишер. – Самой-то чего в Хоруме не сиделось?

– Ну-у… – Девушка чуть смутилась и неопределенно махнула рукой. – Мне надо было…

– Я думал, опять начнешь рассказывать, что хочешь стать воительницей, – хохотнул бывший жрец. – Да понятно все, боишься дружка своего без присмотра оставить.

Коринта заметно покраснела. Она отвернулась и скрипнула зубами. Гишер рассмеялся, довольный ее смущением.

– Не говори глупостей, – еще больше рассердилась Коринта. – Я просто помогаю дромидам. Надо же кормить наших воинов, стирать, а после боя будут раненые, им тоже понадобится помощь.

– Я точно сейчас разрыдаюсь от умиления, – в очередной раз ухмыльнулся Гишер. – После боя еще и убитые будут, глядишь, и я себе одежку поцелее добуду. Да и чего другого полезного…

Он красноречиво потряс лохмотьями, в которые превратилось его одеяние. При этом сквозь большую прореху выставился его худой грязный локоть.

– Собираешься мародерничать?! – изумленно и негодующе воскликнула девушка.

– Мертвым добро ни к чему, а живым еще послужит. Жаль, что с этих тварей взять совсем нечего, сами полуголые в лесах живут.

– Ты редкостноя скотина.

– Точно, – беспечно согласился хишимерец.

Он наклонился, сорвал пучок травы, понюхал и засунул в свою заплечную котомку.

– Это тебе зачем? – поинтересовалась Коринта, с недоумением наблюдая за его действиями.

– Пригодится. Открытые раны хорошо затягивает.

– Ты еще и лекарем быть собрался? – еще больше удивилась девушка.

– У меня, вроде, получается, – ухмыльнулся Гишер. – Твоего же ногарского приятеля я залатал. Может, врачеванием чего-нибудь заработаю.

– Дромиды говорят, что большой грех – наживаться на страдающих, – осуждающе заметила Коринта.

– Ваших дромидов послушать, так все на свете грех, – отмахнулся хишимерец.

Ехавший в голове войска князь Аррелий натянул повод, сдерживая гиппариона, поотстал от императора и поравнялся с верховным жрецом, ехавшим позади.

– Что хмур, жрец? – спросил Аррелий.

Аммат поднял взгляд на старого товарища и с горечью произнес:

– Слишком много крови льется. Не напрасны ли все эти жертвы?

– Пожалел этих? – небрежным кивком Аррелий указал на мертвые тела лесных обитателей. – Брось, жрец.

– Любая прерванная жизнь достойна сожаления.

– Тогда прибереги свои вздохи для приспешников Тени, – посоветовал князь. – Их поляжет еще больше.

– И не только их, – кивнул Аммат. – Меня начинают терзать сомнения, правильно ли мы поступаем? Нельзя ли было обойтись без лишнего кровопролития?

– Можно было, – ответил Аррелий. – Отдать Хорум хишимерцам и подпустить их к Орамосу, а потом дождаться, когда следом нагрянет Тень. Тогда пролилась бы только арамейская кровь.

– Ты ведь понимаешь, о чем я. Мы, последователи Дромидиона, противостоим последователям Тени, но все больше и больше народов втягиваются в это противостояние.

– Ну и что тебя беспокоит? У Тени есть союзники, у нас они тоже появляются, ну а эти… – он небрежно кивнул на мертвые тела морагов и харберов, – просто оказались на пути. И поверь мне, жрец, если на том же пути окажутся люди, я не стану жалеть и их, сам прикажу всех перебить. Ты знаешь, Хорруг поступил бы именно так. Только благодаря его решительности арамейцы взяли побережье и ты возродил культ своих богов. И мы не будем мямлить, иначе потеряем все, чего достигли.

* * *

Сидя в одиночестве за широким длиннным столом спиной к выходу, Метаннос неспешно потягивал вино из глинянного кубка. Дрянное вино горчило на вкус, но бывший ногарский капитан, целиком погрузившись в собственные думы, не особо обращал на это внимание. Отыскать что-либо более достойное на пограничье Арамейской империи все равно было невозможно, даже в княжеских теремах.

Никто не тревожил ногарца. С уходом арамейской армии в Хоруме наступило полное затишье. Крестьяне-беженцы вернулись в свои селения, раненные в битве воины, что не смогли из-за увечий присоединиться к войску императора, в большинстве отправились по домам. Даже здесь, на постоялом дворе, было тихо и пустынно.

Несколько человек вошли с улицы, о чем-то перемолвились с хозяйкой трактира, кто-то поднялся наверх по скрипучей лестнице. Метаннос не обратил внимания на новых гостей, даже не обернулся. Неожиданно на его плечо легла крепкая ладонь, а над самым ухом прозвучал хрипловатый голос:

– С тобой хочет поговорить кое-кто, солдат.

– Кто хочет поговорить со мной? – спросил Метаннос, по-прежнему не отрывая взгляд от стены перед собой.

– Ты узнаешь, если пойдешь со мной. Тебя заинтересует этот разговор.

Незнакомец отступил назад. Метаннос поднял кубок до уровня глаз, прищурился, словно внимательно изучая трещинки на глиняных стенках сосуда, затем одним глотком опустошил кубок и, наконец, поднялся. Позвавший его человек был одет как селянин, но вряд ли являлся таковым. Он поманил ногарца за собой и поднялся по лестнице. Бывший капитан последовал за ним.

Провожатый остановился у двери одной из трех комнат для состоятельных постояльцев. Видимо, ее заняли только что, поскольку заведение пустовало, лишь заезжие крестьяне останавливались на ночлег под навесом во дворе.

Толкнув дверь, незнакомец доложил кому-то внутри:

– Он пришел.

Отступив в сторону, он кивком пригласил ногарца войти.

В комнате у окна вполоборота стояла женщина средних лет, по виду арамейка. Капитан учтиво склонил голову. Несмотря на простоту в ее одежде, ногарцу подумалось, что женщина не так уж и проста. Именно с ней он столкнулся не так давно в резиденции правителя Хорума.

– Капитан Метаннос, – ответила на поклон арамейка.

– Госпожа, – отозвался ногарец. – Прости, не знаю твоего имени.

Незнакомка чуть помедлила, затем назвалась:

– Мое имя Лигия.

Она отошла от окна, села на скамью у стола и жестом пригласила ногарца сесть напротив. Метаннос последовал ее приглашению и опустился на предложенную скамью.

– Как твоя рана, капитан Метаннос? – осведомилась Лигия.

– Не сильно беспокоит.

– Ты знаешь, кто я?

– Имя знакомо. Ты царица?

– Да, это я, – кивнула арамейка. – Мне есть, что предложить тебе, капитан Метаннос.

– В твоей власти было вызвать меня в княжеский дворец, – заметил Метаннос.

– Ты прав, я могла бы распорядиться, чтобы тебя приволокли силой даже в императорский дворец в Орамосе, – усмехнулась царица. – Но предпочитаю, чтобы наша встреча состоялась без лишних свидетелей. Сразу скажу, ты волен отказаться от моего предложения, я не осужу тебя за это.

– Я слушаю, госпожа.

– Война ослабила империю. Когда император вернется из похода, ему понадобится новая армия для защиты страны. Нужны наемники, а наемникам требуется командир. Я хочу, чтобы им стал ты. Ты сам наймешь армию и встанешь во главе наемного войска. Что скажешь?

Метаннос чуть склонил голову набок, внимательно посмотрел в глаза царице.

– Совсем недавно я сражался против арамейцев, – медленно произнес ногарец. – Отчего вдруг такое доверие?

– Мой муж считал тебя достойным воином. Не сомневаюсь, что ты будешь верен своему слову. Ты поклялся, что никогда более не повернешь оружие против Арамеи. Но ты воин, и вряд ли найдешь себе другое подходящее занятие. Думаю, что и состояние твое не настолько велико, чтобы просто уйти на покой. Я предлагаю тебе службу. Мне достаточно будет твоей клятвы верности арамейскому знамени, чтобы доверять тебе.

Метаннос провел ладонью по лицу, чуть задержался пальцами на старом шраме, белевшем на щеке, и произнес:

– Когда-то я был комендантом дворца при последнем императоре Ногары. Вся моя служба ограничивалась размещением караульных постов. Безнадежная битва за Орамос стала моим первым настоящим сражением. И вот уже почти четверть века вся жизнь проходит в походах и битвах. Нет, госпожа, я не воин, я стал им лишь в силу обстоятельств. Я устал от сражений. Ты права, у меня нет средств, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Но воевать я больше не хочу. Присоединившись к хишимерскому войску, я надеялся с честью погибнуть в битве, которую проиграла Ногара, но одна девочка сохранила мне жизнь. Я не знаю, как мне жить дальше и чем заниматься, но воином быть не хочу. Я очень устал, госпожа. У меня нет родины, нет дома, нет семьи. У меня ничего не осталось, и сам я уже постарел.

Метаннос склонил голову, оперся рукой о край стола. Лигия легонько дотронулась до его ладони:

– Я понимаю тебя. Не знаю, что можно сказать, чтобы переубедить тебя. Минессис, покойная жена князя Аррелия, умела убеждать, я, к сожалению, не обладаю таким даром и могу полагаться лишь на верных людей. Скажи, у тебя есть причины ненавидеть Арамею?

Метаннос поднял взгляд:

– Ногарская империя развалилась на части и увязла в войнах, у нее уже не было будущего. Не выведи Хорруг арамейцев на равнину, побережье неизбежно захватили бы хишимерцы. Нет, у меня нет причин ненавидеть твой народ. Я лишь тоскую по своей Ногаре.

– Я услышала твой ответ, капитан Метаннос, но все же еще раз прошу твоей поддержки. Ты нужен мне, чтобы Арамея не развалилась на части так же, как Ногара. Сильная армия удержит Арамею, не позволит вспыхнуть распрям и защитит ее от врагов. Наши полководцы говорят, что Хишимерское царство ослаблено, а больше некому угрожать границам империи. Если встанешь во главе новой армии, пыл наших врагов поугаснет и вряд ли тебе придется сражаться, а солидное жалование обеспечит тебе спокойную жизнь до конца твоих дней.

– Ты сказала, что можешь полагаться только на верных людей, госпожа, – напомнил ногарец. – Разве их больше не осталось? Почему ты выбрала именно меня?

– Увы, те люди, которым я могла бы довериться, сейчас в походе с императором. Когда они вернутся, может быть уже слишком поздно. Помоги мне, капитан Метаннос, сохранить империю для моего сына, и я помогу тебе устроить твою жизнь.

Ногарец чуть откинулся назад, снова смерил царицу пристальным взглядом.

– Хватит ли в казне Арамеи средств на содержание наемной армии? – спросил он. – Одними обещаниями наемников не удержать. Царь Орангер попытался, но хишимерская армия потерпела поражение и не получила никакой прибыли, теперь его наемники наверняка требуют обещанное с оружием в руках. Если не хочешь, чтобы нанятые тобой воины захватили столицу, им придется исправно платить.

– Князья Арамеи пополнят казну, – заверила собеседника царица.

Метаннос недоверчиво усмехнулся и поинтересовался:

– Добровольно?

– Если у нас будет армия, никто нам не откажет, – многозначительно ответила Лигия.

Ногарец погрузился в размышления. Царица терпеливо ждала его ответа.

– Ты красивая женщина, госпожа, – произнес, наконец, Метаннос. – И убеждать ты, все-таки, умеешь. Я помогу тебе.

* * *

Гиппарион встревожено всхрапнул. Этот звук заставил царя Орангера прийти в себя. Он приподнял голову и отнял ладонь от рассеченного бока. Пальцы слипались от крови, просочившейся сквозь повязку.

Царь покинул Мархаб в спешке, получив рану в схватке со взбунтовавшимися наемниками. Война, развязанная им самим с подачи Тени, и сулившая быструю победу, закончилась полным разгромом. Уцелевшие в битве при Хоруме наемники вернулись в Мархаб озлобленными и потребовали от царя платы за свои услуги. Позволяя племенным вождям безнаказанно грабить арамейское пограничье, царь не позаботился о наполнении собственной казны, всю зиму он привлекал наемников на службу, надеясь лишь на будущую добычу. Теперь и хишимерские вожди отвернулись от своего повелителя, ставя только ему в вину поражение в войне. Как ни спешил Орангер вернуться в свою столицу, весть о сокрушительном разгроме в битве при Хоруме опередила его. Сплетни и пересуды тут же расползлись по всем племенам, будоража неблагонадежные умы. Даже в поражении самого Тота с его армией мертвецов подданные обвиняли своего царя. Попытки хоть как-то усмирить начавшиеся среди воинственных подданных волнения не увенчались успехом, а через некоторое время к Мархабу стянулись вернувшиеся из похода остатки разбитой армии, еще больше подогрев недовольство народа. Рядом не оказалось ни жрецов, помогавших держать племенных вождей и их воинов в страхе и повиновении, ни старца из Тени, обещавшего свою поддержку, ни даже собственных телохранителей.

Вспыхнувший мятеж вынудил Орангера покинуть столицу и направиться в поисках убежища в лес. Власть была безвозвратно утрачена, в трудный для себя час царь оказался в полном одиночестве, ни один слуга, ни один воин не встал на его защиту. Когда дошло до схватки Орангеру пришлось одному противостоять множеству противников. Один из клинков зацепил царя.

Потеряв много крови, Орангер впал в беспамятство. Гиппарион сам по себе полночи бродил по лесным тропам, пока, наконец, не вышел на открытое место.

Оглядевшись, Орангер понял, что встревожило гиппариона. Никто не преследовал сбежавшего царя, для своих бывших подданных он уже стал мертвым, никто более не поддержит Орангера, жену и двух малолетних наследников удавят, а племенные вожди изберут себе нового правителя. Тревогу гиппариона вызвало само место, куда он принес своего седока. Света звезд было вполне достаточно, чтобы Орангер узнал темный провал посреди каменистой пустоши, где сам Тот являл последователям культа свой храм.

Сразу подумалось, случайно ли гиппарион забрел именно сюда? Вспомнились и слова жреца Тени, сулившего хишимерскому царю неминуемую расправу от самого Тота. Ведь он не оправдал доверие своего бога. Орангер никогда не считал себя ярым приверженцем культа, редко принимал участие в религиозных церемониях, больше ценил меч, чем магическое слово. Тем не менее, его никогда не покидало чувство, что грозный бог-покровитель всегда следит за ним. Просыпаясь по ночам от ощущения, что кто-то держит за горло, Орангер порой размышлял, почему предки избрали в свои покровители именно это мстительное жестокое божество, пришедшее с Тенью из-за Круглого моря? В кровопролитной битве хишимерцы сокрушили Дромидию, арамейские же племена приняли мирный культ поверженного царства и под покровительством Дромидиона покорили все побережье. Хишимерцы, провозгласив Тота своим богом, словно навлекли на себя вечное проклятие и обрели вечного врага в образе Арамеи. Одни цари сменяли других в междоусобных распрях, а противостояние нисколько не ослабевало, и весь хишимерский народ оставался в вечном долгу перед своим божеством, обязанным отобрать у арамейцев побережье.

Орангер потер кадык и сглотнул, почувствовав знакомое незримое прикосновение. Доверившись Тени, он взял на себя обязательство уничтожить Дромидион и вернуть своему богу утраченное сердце. Теперь за нарушенный обет неизбежно ожидала жестокая кара. Надеяться на милость грозного божества не приходилось. Но вовсе не смерть страшила Орангера. Будучи истинным воином, он не боялся гибели. Гораздо страшнее было то, что ожидало любого последователя культа, не оправдавшего доверие Тота, в конце жизненного пути – вечные мучения в царстве Смерти.

Орангер тяжело сполз с седла. Ему некуда бежать. Тяжелая рана доконает его раньше, чем он сможет убраться подальше. Да Тот и не отпустит свою жертву. Орангер не запятнает свою честь позорным бегством от заслуженного наказания. Взяв в руки меч в пятилетнем возрасте, он стал воином, им и останется до конца.

Почувствовав свободу, гиппарион отступил назад, фыркнул, затем развернулся и зацокал копытами в темноте прочь от страшного для себя места. Орангер приблизился к краю пропасти. Хватка на горле ослабла, бог-покровитель понял, что человек сам идет к нему. Глубоко вздохнув, Орангер сделал последний шаг вперед.

* * *

Собравшиеся вокруг дома сборов рубийцы с удивлением взирали на диковинное животное. На нем приехал верхом чужеземец, такой же светлокожий и светловолосый, как местные жители, но с более тонкими чертами лица, хотя и огромный, словно снежный медведь. Он называл своего зверя гиппарионом. Кочевники подгорных степей по другую сторону холмов седлали гухауров[6] – свирепых и стремительных двуногих звероящеров, лошадь же чужеземца передвигалась на четырех лапах, цокая по камням металлом.

Чужеземца привел вождь Багар. Сюда же пришли все вожди рубийских племен, обитавших за холмами и в лесах. На встрече настоял чужеземец. Хоть вождю Багару слова незванного гостя и не показались убедительными, все же он выполнил его просьбу и оповестил всех предводителей племен.

В отличие от поселения Багара, где редкие деревья разделывали на дрова для очагов, а жилища складывали из крупных камней, в лесных селениях все постройки возводили из бревен и внешне они напоминали хаотичное нагромождение грубо отесанных древесных стволов. Таким был и дом сборов, где вожди рубийских племен собрались посмотреть на чужеземного гостя из далекой Арамеи.

Арамеец совсем не понимал по-рубийски и едва мог говорить на межплеменном наречии кочевников подгорных степей. Багар, как один из немногих, владеющих речью степняков, взялся переводить вождям слова арамейца, а ему ответы предводителей рубийских племен.

– Что говорит чужеземец? – поинтересовался вождь Садар, самый могучий из присутствующих.

Вообще огромный арамеец среди рубийцев практически не выделялся, здесь почти каждый нисколько не уступал ему телосложением.

– Говорит, что большой и сильный враг идет к Маграхиру, – сообщил Багар.

– И это все? – пренебрежительно скривился один из рубийцев. – Племена за Рубиданом постоянно что-то делят. Нам-то что до того?

– Чужеземец говорит, что сила эта настолько велика, что собирается покорить весь мир, – продолжал Багар.

– То есть, и нас тоже? – уточнил Агамар, вождь одного из самых дальних племен.

Лицо вождя было на редкость несимметричным, с левой стороны отчетливо сохранились отметины когтей снежного медведя, из-за чего глаз почти не открывался, рваное ухо сползло вниз, а нижняя челюсть чуть скашивалась вправо.

Багар кивнул, подтверждая его слова, и добавил:

– Он называет ее – Тень.

– Не понимаю, чего чужеземец хочет от нас, – недоуменно произнес Садар. – Если предупредить, то чего ради?

– Он хочет призвать наших воинов на битву.

– Скажи ему, что среди рубийцев он не найдет наемников, – отрезал Садар. – Мы не сражаемся за золото.

– Ему не нужны наемники, – ответил Багар. – Он призывает на битву всех рубийских воинов.

Вожди переглянулись. Агамар пренебрежительно махнул рукой:

– Ни к чему слушать чужеземца дальше. Гнать его в шею.

– Пусть за Рубиданом бьются сколько влезет, – поддержал его другой вождь. – Рубийским мечам там делать нечего.

Торроний и без перевода понял, о чем ведут речь рубийцы и снова заговорил.

– Что еще ему нужно? – поинтересовался один из вождей.

– Он говорит, что главный вождь его народа ведет своих воинов в подгорные степи и степные кочевники готовы присоединиться к ним, – перевел Багар. – Они собираются остановить Тень. Если же Тень победит, она взойдет на Маграхир и придет на наши земли со своими воинами.

– Придет – похороним, – мрачно пообещал Садар. – Рубийцы не будут сражаться в чужих битвах.

– Можно ли верить чужеземцу? – усомнился один из рубийцев. – Может, это его вождь собирается покорить наши земли, а вовсе не эта… как ее… Тень.

– Это точно не наша битва, – отмахнулся другой вождь.

– А сам-то чего молчишь? – спросил Агамар Багара. – Или тебя чужеземец уже уговорил?

– Скажи свое слово, Багар, – так же потребовал Садар. – Твое племя ближе всех к перевалу, до вас слухи из степей долетают быстрее. Что слышно из-за Рубидана.

– Мы с куммрами давно не встречались, – ответил Багар. – Что делается в степи, не знаю. А чужеземцу я уже сказал все то же самое, что и вы. Но он настойчив, захотел говорить со всеми вождями племен.

– Поговорили, – подвел итог Садар. Он оглядел вождей: – Кто-нибудь готов повести своих воинов за чужеземцем?

Ответом послужило молчание.

– Передай своему гостю, что рубийцы останутся на своих землях, – произнес Садар. – Кто бы ни пришел к нам из-за Рубидана с оружием в руках, хоть Тень, хоть степняки, хоть его соплеменники, все они найдут здесь смерть. Ни за кого из них рубийцы сражаться не будут.

* * *

Лигия сняла золотые серьги и аккуратно положила на стол подле свечи.

– Помоги раздется, – приказала она служанке, расправлявшей постель.

– Конечно, моя госпожа, – бойко отозвалась та.

Проводив арамейское войско в дальний поход, царица не спешила с возвращением в столицу. Князь Литарий отвел своей повелительнице лучшие покои в княжеском дворце и приставил к ней прислугу. Резвая болтливая девица неотступно следовала за царицей и развлекала ее разговорами, пересказывая последние сплетни.

Разложив одеяние госпожи на скамье, служанка расправила складки и стряхнула только ей видимые пылинки. Лигия распустила прическу, ее каштановые волосы волнами рассыпались по плечам.

– Какие у тебя роскошные волосы, моя госпожа! – восхитилась служанка. – Во всей Арамее не сыскать другой такой красоты!

Лигия улыбнулась, незамысловатый комплимент польстил. Тем не менее, она сказала:

– Не болтай. Я давно уже не юная девица, есть и краше. Вот, к примеру, твоя молодая госпожа Иррея.

– Иррея, конечно, красотка, – согласилась служанка. – Но даже ей не сравниться с тобою.

– На мой взгляд, этой девушке стоит больше внимания уделять женским нарядам и украшениям, – продолжала Лигия. – И тогда она будет просто очаровательна.

– Что верно, то верно, – согласно закивала служанка. – Гопожа Иррея с самого детства увлекается верховой ездой и оружием, а доспехи примеряет чаще, чем платья. Да и характер… Говорят, ей стоило бы родиться мальчишкой. Ох, и намучается же с ней молодой князь.

Лигия опустилась на свою постель. Служанка пододвинула скамеечку села сама и устроила босые ноги госпожи на своих коленях. Подложив под спину подушку, Лигия откинулась к стене, завешенной полосатой шкурой махайродуса[7]. Служанка принялась разминать ступни царицы, снимая усталость.

– Сегодня за ужином Иррея выглядела бледной, – заметила Лигия. – Она здорова? Или, быть может, тоскует по мужу?

По уговору Литария с Кадонием до возвращения супруга из похода его молодая жена должна была оставаться в Хоруме, под присмотром отца. Иррея редко проводила время в княжеском дворце, но все же иногда присоединялась к вечерней трапезе.

– Может, по мужу, может, и по брату, – ответила служанка, уверенными движениями разминая пятки госпожи. – А может, и еще по кому-нибудь.

– О чем это ты? – удивилась царица.

Служанка понизила голос:

– Слышала я, будто накануне перед тем, как подошла армия нашего императора, она провела ночь с бродягой.

Лигия насторожилась:

– Тем самым?

– Ну да. Вроде видели, как поутру она из его палатки выходила.

Лигия задумчиво хмыкнула и предположила:

– Ну, мало ли зачем она к нему приходила. Они вместе сражались, им наверняка было, о чем поговорить.

– Так оно, – согласилась служанка. – Может, просто разговаривали, а может, и не просто. Кто ж знает?

Она оглянулась на дверь и еще более понизила голос:

– Только вот сдается мне, что бледность-то нашей госпожи Ирреи не от тоски, а от другого.

– То есть?

– Похоже, в положении молодая госпожа наша.

Лигия даже привстала от удивления:

– Уж не хочешь ли ты сказать?..

– Сохрани меня Дромидион делать предположения, – тут же отреклась от своих слов служанка, но через мгновение многозначительно добавила: – Но все может быть. Где там брачная ночь, а где нет, поди разберись.

– Пустое это, – пренебрежительно отмахнулась царица, снова откинувшись назад. – Иррея приличная девушка княжеского рода. Не стоит тебе болтать про нее всякое.

– Люди говорят, не я, – ничуть не смутившись, оправдалась служанка.

– И людям не след наговаривать на своих правителей, – строго сказала Лигия. – Поди, и про меня чего говорят?

– Только хорошее, – заверила ее служанка.

– Ну-ну…

Служанка принялась втирать ароматическое масло в ступни царицы, между делом рассказывая, как двое крестьян подрались на постоялом дворе, о ценах на рынке, о прочих городских событиях. Лигия уже почти не слушала ее болтовню, погрузившись в собственные размышления.

* * *

Арамейское войско все дальше продвигалось на восход. Отряды разведчиков проверяли окрестности по ходу движения и по флангам, за ними все так же шли рубщики, расширяя лесные просеки для прохода кавалерийских и пеших колонн, а лесные дебри никак не заканчивались, становясь лишь все гуще и непролазнее. Даже старые арамейцы, еще помнившие свои родные леса, с трудом переносили тяготы похода. В отличие от сухих ельников родины предков, здесь, среди испарений торфяных болот и озер, где даже дышалось с трудом, царили вечная сырость и гниение. Кроны деревьев настолько густо смыкались в вышине, что не пропускали и лучи солнца, не то, что свежий воздух. Сырость и укусы насекомых вызывали гнойные нарывы на телах людей, дромидам-врачевателям с трудом удавалось подавлять вспышки малярии и лихорадки. Ядовитые змеи и пауки норовили забраться под одежду во время ночевок, на каждой стоянке приходилось хоронить новые жертвы леса.

Минуло несколько дней с тех пор как арамейцы и гипиты наткнулись на место битвы лесных обитателей. Больше на пути войска не встречались ни мораги, ни харберы. Если они и прятались где-то в зарослях, то лишь наблюдали за передвижением войска арамейцев и гипитов, не осмеливаясь показаться на глаза.

К Рисстанию приблизился один из разведчиков:

– Мой император, мы обнаружили впереди тропу, она уходит вправо. Там большое поселение.

– Насколько велико поселение? – поинтересовался Рисстаний.

– Можно сказать, целый город. Но там нет ни стен, ни других укреплений, просто скопление домов.

– Должно быть, Рангуман, – предположил Аммат. – Лесное княжество.

– Они хоть люди или тоже какие-нибудь зубастые твари? – поинтересовался Аррелий.

– Люди, – заверил его жрец. – Сам я никогда их не видел, но слышал об этом княжестве. Стоит обратиться к ним за помощью, наверняка среди них есть опытные знахари, а многие наши люди больны.

– Могут ли они быть нам союзниками в битве? – спросил император.

– Насколько я слышал, воинов у них нет, эти люди живут охотой.

– Охотники нам тоже сгодятся, – заметил Аррелий. – У нас не так уж много стрелков. Позволь, мой император, я наведаюсь в это поселение. Только мне понадобится переводчик. Сомневаюсь, что здешние обитатели понимают по-арамейски.

При этом он посмотрел на Аммата. Жрец пожал плечами:

– Мне не знакомы местные наречия. Так далеко я в этих лесах еще никогда не бывал. Но с нами идет один хишимерец, возможно, он знает язык рангуменов.

– Действуй, Аррелий, – разрешил император.

– Доставить сюда хишимерца, – приказал князь воинам.

Трое всадников поскакали в хвост войсковых колонн, где шагали пешие отряды и вьючные гиппарионы. Бывшего хишимерского жреца они нашли практически сразу, он резко выделялся среди прочих своим потрепаным видом, к тому же один из немногих был безоружен. Кроме того, рядом с ним шла девушка, эта странная пара давно уже примелькалась, их знали, как приятелей бродяги каданга.

– Эй, ты! – окликнул хишимерца один из всадников, едва не сбив его с ног гиппарионом. – Быстро к князю!

– К которому? – ворчливо поинтересовался Гишер. – У вас князей, как блох на волчице.

– Не тяни время! – огрызнулся всадник.

Схватив хишимерца за ворот, он поднял его над землей, перекинул поперек перед собой и пришпорил гиппариона.

– Эй, я с ним! – возмутилась Коринта.

Она вцепилась обеими руками в подпругу седла другого всадника. Недовольно скривившись, воин подхватил девушку одной рукой и помог ей взобраться на круп гиппариона позади себя.

Во главе полутысячи конных воинов князь Аррелий направился к обнаруженному разведчиками городу. Отряд арамейцев полукругом растянулся вдоль окраины поселения рангуменов. Оно и в самом деле оказалось довольно обширным. Хижины из связанных лианами жердей и загоны для скота на окраине, сменялись более крупными постройками, а ближе к центру возвышались трехярусные бревенчатые сооружения. Навскидку можно было бы предположить, что в городе обитают не менее трех тысяч жителей.

Отправленные за хишимерцем всадники подъехали к князю Аррелию. Гишера просто свалили к копытам княжеского гиппариона как куль с мусором. Коринта сползла на землю самостоятельно и возмутилась:

– Зачем так с ним? Он ведь тоже живой человек.

С высоты седла князь смерил Коринту недоуменным взглядом и спросил:

– А девчонку зачем приволокли? От нее какой прок?

– Они всегда вместе с этим оборванцем, – ответил один из воинов.

– Ладно, – Аррелий махнул рукой и перевел взгляд на Гишера: – Эй, ты! Так и будешь валяться?

Гишер, кряхтя, поднялся на ноги. Коринта помогла ему, отряхнула рваные полы его одеяния.

– Знаешь язык местных жителей? – снова спросил князь.

– Никак, мои скромные умения понадобились благородным арамейцам, – ухмыльнулся хишимерец. – Что предложишь взамен, князь?

Аррелий усмехнулся:

– В войске императора есть молодой княжич Атрий из Хорума. Знаешь его? Он считает, что тебя стоит повесить. Окажешь мне услугу, и я уговорю его повременить с твоей казнью.

Гишер поморщился, вспомнив пытки в застенках Хорума.

– Смотри, князь, – один из воинов указал на группу людей, приближавшихся к арамейцам из глубины города.

Опираясь на посох, впереди шел высокий поджарый мужчина с проседью в длинных волосах и бороде. Его кожаная безрукавка поверх белой льняной рубахи поблескивала бронзовыми клепками и украшениями. Судя по легким кожаным доспехам, окружавшие его люди были воинами-охранителями, у каждого на поясе висел длинный кинжал, из колчанов торчали оперенные стрелы, в руках они держали луки. За ними следовала разномастная толпа горожан, с любопытством и опаской взирая на арамейцев.

– Скажи им, кто я, – приказал Аррелий Гишеру, не сходя с седла. – Живей! – он толкнул хишимерца в плечо подошвой сапога.

Гишер обратился к рангуменам на незнакомом арамейцам языке. Судя по реакции местных жителей, для них этот язык тоже оказался незнакомым. Аррелий нахмурился и потянулся к плети. Гишер, ничуть не смутившись, тут же перешел на другое наречие, впрочем, с тем же успехом. Лишь с третьей попытки рангумены согласно закивали, переговоры начали налаживаться.

– Что говорят? – поинтересовался Аррелий.

– Это местный князь Тангун, он приветствует тебя и твоих людей, – перевел хишимерец.

– Скажи ему, что армия нашего императора идет на битву с Тенью и нам нужны воины, – приказал князь.

Гишер покосился на Аррелия и хмыкнул:

– Они не знают, что такое император. В местных языках нет такого слова. Что такое Тень, они тоже не знают.

– Объясни, как сумеешь. Главное, чтобы знали, если не дадут воинов, я сожгу и город, и все окрестные леса.

Коринта ахнула при этих словах и бросила на князя испуганный взгляд. Аррелий пожал плечами и, словно оправдываясь, спокойно произнес:

– Я не дромид, уговаривать не умею.

– Как раз ваш главный дромид такую дипломатию не одобрит, – ухмыльнулся Гишер.

– Ты не умничай, – нахмурился Аррелий. – Говори этим лесным ребятам все, что хочешь, но чтобы они дали мне людей. Иначе сам сгоришь вместе с их городом. И скажи, чтоб их лекари дали снадобья против малярии, лихорадки и прочих местных болячек. Поживее!

В том, что арамейский князь выполнит любое свое обещание относительно расправы с кем-либо, Гишер ничуть не сомневался. Он вновь обратился к рангуменам, очевидно, призвав на помощь все свое красноречие. Когда не хватало слов, хишимерец начинал жестикулировать. Внимательно наблюдавшей за ним Коринте показалось, что к основному аргументу князя Гишер прибегать не спешит. Впрочем, вооруженные всадники в тяжелой броне выглядели достаточно внушительно в глазах лесных жителей, а местные охотники наверняка уже сообщили своему правителю о продвижении через лес большой армии, все это не могло не придать словам бывшего жреца значительного веса.

Наконец, Гишер обернулся к Аррелию и сообщил:

– Они дадут тебе три сотни своих лучников. Мази и настойки против болезней тоже дадут.

– Неплохо, – кивнул князь. – Ты заслужил право пожить еще немного.

* * *

Стоя в тени колонны храмового зала, Лигия украдкой наблюдала за дочерью правителя Хорума. Иррея молилась, сцепив пальцы рук на груди и склонив голову, перед статуей Биры, богини плодородия.

Скромное простое платье плотно обтягивало подтянутую стройную фигуру девушки. С некоторых пор она рассталась с мужскими элеметами своей одежды, возможно, из-за отсутствия угрозы со стороны хишимерцев, возможно, почувствовав себя взрослой замужней женщиной. Внешне в ее облике не было заметно никаких изменений, однако предположение, высказанное служанкой, крепко засело в душу Лигии. Подозрения еще более усиливались от того, что Иррея молилась богине дарующей не только богатый урожай крестьянам, но и здоровое потомство женщинам.

Окончив молитву, девушка поклонилась богине и покинула молельный зал храма через боковой портал. Лигия последовала за ней.

За порталом оказался небольшой храмовый сад. Вообще храм Хорума отличался от столичного лишь размерами, внутренним расположением он был схож с обителью культа Дромидиона любого другого арамейского города. Адепты новой веры, пришедшей на побережье, не утруждали себя строительством, а использовали в своих целях культовые сооружения павшей империи, лишь слегка изменив внешний вид.

Кроме женщин в саду никого не оказалось. Иррея склонила голову перед Лигией:

– Моя царица.

– Я увидела тебя в молельном зале, – произнесла Лигия. – Прости мое любопытство… Ты ожидаешь потомство?

Иррея вздрогнула:

– Как ты догадалась, госпожа? Я сама лишь недавно узнала.

Лигия улыбнулась:

– Я ведь тоже женщина, дорогая, женщина и мать. Думаю, стоит обрадовать твоего мужа. Первая же брачная ночь сделала его отцом, это ли не радость для мужчины?

– Ты права, моя царица, – согласилась Иррея. – Но князь Кадоний сейчас далеко с войском нашего императора. Вряд ли гонцы смогут добраться до него.

От Лигии не укрылось некоторое замешательство девушки при упоминании о муже. Взяв Иррею под локоть, царица сказала:

– Пусть гонец тебя не беспокоит. Я найду подходящего человека.

– Не стоит, моя царица…

– Не возражай, дорогая. Мне все равно нужно отправить сообщение для князя Аррелия, пусть гонец послужит и тебе.

– Благодарю тебя, госпожа, – Иррея поклонилась своей царице.

Снова улыбнувшись, Лигия ободряюще похлопала девушку по плечу и покинула ее. Оставив княжну в одиночестве в саду, царица направилась в покои настоятеля храма.

– Позови Демилия, – распорядилась царица, остановив первого попавшегося служителя.

Столичный жрец все еще оставался в храме Хорума, помогая местному настоятелю выхаживать нескольких тяжело раненных в минувшей битве бойцов, что до сих пор не могли покинуть город. Вскоре он явился на зов царицы.

– Демилий, мне нужна твоя услуга.

– Слушаю тебя, моя царица.

– Ты единственный здесь, кто уже бывал в подгорных степях. Только ты сможешь отыскать войско императора и не сгинуть в пути. Завтра утром я вручу тебе свиток, его будет нужно доставить князю Аррелию.

– Я исполню твою волю, моя царица.

– Даже не спросишь, что в свитке? – слегка удивилась такой послушности Лигия.

– Полагаю, у тебя серьезные причины отправить меня в путь, – просто ответил дромид.

Царица обняла жреца за плечи:

– Я знаю, насколько опасна и трудна будет дорога. Прости меня, Демилий. Но ты прав, от сведений, которые ты повезешь, зависит судьба всей Арамеи. Храни тебя Дромидион, мой верный друг.

* * *

Чем дальше продвигалось войско на восход, тем реже становились лесные заросли, все больше широких полян попадалось на пути, с каждым днем рубщикам все легче было прорубать дорогу. Вымотавшиеся и уставшие люди воспрянули духом, вновь увидев синеву неба сквозь просветы зеленого купола листвы. Наконец, леса сменились перелесками, а еще через пару переходов взорам открылась одна сплошная степь.

– Бродяга здесь, – сообщил императору один из разведчиков.

Он указал рукой вдаль. Посреди степи стояла косматая лошадка каданга, опустив голову в высокую траву, сам он сидел на ее крупе, поджав под себя одну ногу.

– Я так понимаю, ждать, пока он сам подойдет, бессмысленно, – произнес Рисстаний.

– Пора уже избавиться от этого наглого парня, – процедил сопровождавший его князь Кадоний.

– Пока что он нам полезен, – не согласился Аррелий.

– Разбивайте лагерь, – приказал император. – Пусть люди отдохнут хотя бы до завтрашнего утра.

– Привести бродягу? – осведомился Кадоний.

– Мне он не нужен, – отмахнулся Рисстаний. – Мой шатер поставьте вон там, – указал он сопровождавшему его Атрию.

Несмотря на свое увечье, молодой княжич отправился с войском в поход. Сблизившись с Рисстанием еще в столице, Атрий возглавил его личную охрану.

Слегка поотстав от императора, Аррелий кивком указал Кадонию на каданга и процедил:

– Присмативай за этим парнем.

Отряды арамейцев и гипитов растеклись во все стороны, вскоре в степи запестрели шатры и палатки, к небу потянулись дымки походных костров. Рангуманские лучники расположились под открытым небом обособлено от всех прочих воинов. Уже заходя в разбитый для него шатер, Рисстаний бросил взгляд в сторону рангуменов и вдруг остановился. Оглянувшись на Аррелия, он произнес:

– Мне сказали, ты угрожал их князю сжечь лесной город.

Аммат так же устремил пытливый взгляд на старого друга.

– Я убедил лесного князя, что лучше быть союзником Арамеи, – спокойно ответил князь.

Рисстаний нахмурился. Опустив полог шатра, в который собирался войти, он сурово сказал:

– Я не одобряю таких методов, ты это знаешь.

– Знаю, – все так же спокойно кивнул князь. – Но иногда требуются решительные действия, а не слащавые разговоры.

Император перевел взгляд на верховного жреца:

– А ты что скажешь?

– Что сделано, то сделано, – ответил Аммат. – Теперь только от тебя зависит, пожелеют ли рангумены о своем союзе с нами.

Рисстаний немного помедлил, затем снова откинул полог и, наконец, вошел в шатер.

Не только его покоробили методы князя Аррелия заводить союзников. Встретившись с Тангендергом, Коринта первым делом обняла его кобылу, затем поделилась своими впечатлениями от переговоров князя и рангуменов, свидетелем которых стала несколько дней назад.

– Ты уже дружишь с князьями? – с обычным равнодушием поинтересовался каданг, слушая ее сетования.

– Я случайно там оказалась, – ответила девушка. – Гишера взяли переводчиком, я пошла с ним.

– Гишеру тоже на месте не сидится? Ну, кто бы сомневался.

– Ты вообще слушаешь, о чем я тебе рассказываю?! – возмутилась Коринта.

– Ваш князь Аррелий силой заставил рангуменов присоединиться к арамейской армии, – невозмутимо произнес Тангендерг, сократив пространный эмоциональный рассказ девушки до одной фразы. – Что не так?

– По-твоему, это нормально?! Это же… ну-у… нечестно.

Тангендерг внимательно посмотрел на девушку. Та даже поежилась под его пристальным взглядом и буркнула:

– Чего?

– Ты ведь бродяжка, – произнес каданг. – Ты повидала многое, но при этом удивительно наивна. Чего ты ожидала от арамейских князей? Разве князь Литарий холит и лелеет крестьян Велихарии? Люди нужны им, пока могут приносить доход. А рангумены… Они слишком слабы, чтобы можно было вести с ними переговоры, проще заставить. Арамейцы силой подчинили себе народы побережья, изгнав прежних хозяев – ногарцев. Они не станут церемониться ни с кем. Ваш император пока еще мягок, но это скоро пройдет, князь Аррелий и верховный жрец сделают из него настоящего правителя. Свою власть они взяли мечами, и никому не отдадут. И против Тени они повели арамейскую армию лишь потому, что не хотят уступить ей свою власть.

– При чем здесь жрец и князь? – удивилась девушка. – Армию ведет император.

– Это он так думает, – кивнул Тангендерг. – На самом деле и страной, и войсками управляют эти двое, приспешники Хорруга. В свое время они сделали императором самого Хорруга, теперь управляют его сыном. Они сделают из мальчишки такого правителя, который им нужен, и не уступят своего влияния на него ни Тени, ни другим князьям.

Коринта бросила опасливый взгляд по сторонам:

– Не надо так громко.

– Значит, сама понимаешь, что я прав, иначе не боялась бы, – невозмутимо ответил Тангендерг.

– Почему ты всюду видишь одну только грязь? – недовольно проворчала девушка.

Каданг пожал плечами:

– Наверное, потому, что мир слишком грязен. Попробуй найти в нем хоть что-нибудь светлое и чистое.

Коринта задумалась, поскребла в затылке и хмыкнула. Тангендерг кивнул:

– Вот потому я и вижу грязь. И война эта так же грязна, как и все остальное. Вашим воинам внушают, что они идут сражаться за свободу всего мира, на самом же деле, они сами себя загоняют в рабство к собственным правителям.

Девушка вздохнула и опустилась на циновку, поджав под себя ноги. Видимо, Тангендерг уже не первый день поджидал арамейскую армию, и успел немного обосноваться в степи. Хотя с непритязательностью каданга весь его походный лагерь ограничивался лишь циновкой и костром, угли от которого чернели рядом.

Глядя на каданга снизу, Коринта спросила:

– Думаешь, мир всегда будет таким? Таким… грязным?

Тангендерг вновь пожал плечами:

– Спроси у вашего верховного жреца. У него наверняка есть в запасе какая-нибудь заумная речь.

Коринта прищурилась:

– Ты не доверяешь дромидам?

– Они ничем не отличаются от любых других жрецов, так же опутывают словами слабых разумом лишь для того, чтобы иметь власть, и золото.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Дромидион не отличается от Тени? – насупилась Коринта.

– А что ты знаешь о Тени? – вопросом отозвался Тангендерг.

Коринта неопределенно пожала плечами.

– Только то, что слышала в людских пересудах со слов дромидов? – продолжал каданг. – Отличие только в методах, цель одна. Дромидион действует мягче, склоняет на свою сторону пряниками, а Тень безжалостно крушит все старое, чтобы построить свое. Любой культ борется за поклонение ему как можно большего числа последователей.

– Ты слишком ожесточен и ни во что не веришь, – заметила Коринта.

– Зато ты слишком доверчива, – ответил Тангендерг. – Людям всегда хочется, чтобы кто-то другой решал их проблемы, но ни богам, ни жрецам, ни правителям нет никакого дела до своих народов. Надейся только на себя, иначе не выживешь.

– А если надеяться на тебя? – спросила девушка, лукаво прищурившись.

Тангендерг покачал головой и повторил:

– Только на себя.

– Эй, вы! – послышался зов.

От арамейских костров к ним приближался Гишер. Одной рукой он поддерживал полы своего потерявшего всякий вид изодранного одеяния, в другой держал дымящийся котелок.

– Бродяга, ты б хоть шалашик какой-нибудь соорудил, времени у тебя полно было, – проворчал бывший жрец. – Держи, – он поставил котелок перед Коринтой. – Пока вы тут прохлаждаетесь, я уже подружился с нужными людьми.

* * *

Привычным движением Торроний набросил седло на круп гиппариона. Двое рубийских мальчишек, младшие сыновья хозяина дома, стоя неподалеку, смотрели, как чужеземец затягивает подпругу на брюхе необычного для них зверя.

Из дома вышла жена хозяина и протянула арамейцу котомку с провизией, которую собрала для него в дорогу. Торроний слегка склонил голову в знак благодарности. Общаться с рубийцами ему приходилось в основном жестами. Даже в пограничных селениях мало кто владел наречием кочевых племен подгорных степей, здесь же, в глубине рубийских земель у самых лесов, практически никто не разговаривал на чужих языках.

Проведя несколько дней в одном из центральных рубийских племен, Торроний не достиг никаких успехов, склонить вождей к военному союзу ему так и не удалось. Приходилось возвращаться в подгорные степи ни с чем. Вожди соседних племен покинули селение еще накануне. Некоторые из них вместе с местными мужчинами отправились с утра на охоту – как объяснил Торронию Багар, с некоторых пор в окрестностях появился снежный медведь-людоед, нападающий на женщин и детей на окраинах селений. Следопыты обнаружили логово зверя, все мужчины отправились на облаву. Поэтому никто не провожал чужеземца, лишь жена хозяина дома, где он остановился, и ее дети.

– Мир вам, люди, – попрощался Торроний по-арамейски и забрался в седло.

Гиппарион встревожено всхрапнул. С окраины селения, примыкавшей к лесу, послышались испуганные детские крики, затем раздался звериный рык.

– Что-то случилось? – насторожился арамеец.

Жена хозяина что-то крикнула в ответ. Торроний развернул гиппариона и ударил пятками в бока.

Бревенчатые стены одного из крайних домов в конце улицы содрогались, с покрытой лапником кровли осыпались мелкие ветки и хвойные иголки. Чуть поодаль прыгали две девчушки в длиннополых рубахах, явно пытаясь привлечь чье-то внимание. За углом дома Торроний увидел огромного снежного медведя. С яростным ревом громадный хищник пытался втиснуться в узкий лаз, кроша бревна в щепки когтями и зубами. Одновременно с Торронием к дому подбежала женщина, видимо, хозяйка дома, и ткнула зверю в бок длинным шестом. Яростно взревев, медведь развернулся к женщине и ударом лапы легко переломил шест, словно соломинку.

Торроний спрыгнул с седла и обнажил меч. Гиппарион взвился на дыбы и забил копытами, затем отскочил на почтительное расстояние от огромного мохнатого хищника.

Медведь повернулся к новому противнику. Увернувшись от когтей, Торроний всадил клинок в грудь зверя. Следующий удар наотмашь пришелся в грудь арамейца и отбросил его к стене дома. Поднявшись на задние лапы, медведь всей массой надвинулся на Торрония. Тот ударил подошвой сапога по рукояти торчащего из груди зверя меча, всаживая клинок еще глубже. Огромная туша навалилась на арамейца. Перехватив обеими руками челюсти медведя, Торроний не позволил сомкнуться его пасти на своем горле. Когти хищника скользнули по плечу, порвав плащ. Придавив собою арамейца, медведь затих, слюна из распахнутой пасти закапала на шею.

Как ни могуч был Торроний, спихнуть с себя тушу убитого зверя оказалось не под силу даже ему. Но лежать придавленным к земле пришлось недолго, вскоре стало легче. Несколько сильных рук вытащили арамейца из-под медведя.

– Ты все еще здесь, чужеземец?! – услышал Торроний знакомый насмешливый голос Багара.

Вокруг стояли рубийские мужчины – жители селения, во главе со своим вождем Садаром. Здесь же были и Багар с Агамаром, оба с утра отправились на охоту вместе со всеми.

– Не на него ли вы охотились? – тяжело прохрипел Торроний, указав на убитого им медведя.

– На него, – подтвердил Багар. – Он давно уже нападает на окраинные дома. Хитрый зверь. Обошел все засады и пришел сюда. Ты отлично справился, чужеземец.

Женщина, что недавно отгоняла шестом медведя, вышла из дома с годовалым ребенком на руках, поднесла его одному из рубийцев и что-то сказала, указывая на Торрония. Мужчина подошел к арамейцу, прижал ладонь к его груди и произнес несколько слов. Торроний перевел вопросительный взгляд на Багара.

– Благодарит тебя, чужеземец, – пояснил вождь. – Ты спас его младшего сына.

Женщина снова что-то сказала, указывая на прореху в плаще арамейца.

– Сними свой плащ, – перевел Багар. – Она отстирает кровь и зашьет.

– Не нужно, – отказался Торроний. – Я должен ехать.

Теперь что-то произнес Садар. Судя по тону, вождь племени не одобрил решение Торрония покинуть его селение.

– Не получится, – подтвердил догадку арамейца Багар. – Сегодня будет пир, – он указал на тушу медведя. – Ты его убил, ты должен его поделить, таков обычай. Без тебя пира не будет.

Женщина настойчиво повторила свою просьбу, даже потянула полу плаща.

– Ладно, задержусь, – нехотя согласился Торроний, стягивая плащ с плеч.

Рваная отметина от когтей медведя на его плече никого из рубийцев не обеспокоила, видимо, для этих суровых людей такое ранение считалось совсем пустяковым. Впрочем, Торроний и сам не чувствовал себя серьезно раненным.

Сидевший на корточках подле морды убитого медведя Агамар потер ладонью свое изуродованное лицо, перевел взгляд на Торрония, что-то сказал, ткнув пальцем в его сторону, затем гордо стукнул кулаком себе в грудь.

– Он говорит, что ты сильный мужчина, настоящий воин, – перевел Багар. – Но он убил такого же медведя голыми руками.

– Скажи ему, мне совсем не хочется, чтобы моя физиономия выглядела так же, как его, – ответил Торроний.

Агамар расхохотался, услышав ответ арамейца, рассмеялись и остальные рубийцы.

– Забери свой меч, – потребовал Багар. – Женщины должны снять шкуру. У нас не принято касаться чужого оружия.

Под одобрительные возгласы рубийцев Торроний выдернул свой меч из груди убитого медведя. Багар хлопнул Торрония по плечу:

– Идем, чужеземец, умоешься у колодца. За общим столом следует выглядеть прилично.

Пока Торроний приводил себя в порядок, женщины племени сняли шкуру с медведя, а мужчины нанизали тушу целиком на вертел и установили над очагом в большом общем доме. К концу дня все племя собралось за длинными столами в большом зале. По мере готовности с туши срезали ломти мяса и передавали друг другу. Первый кусок срезал сам Торроний, что условно и обозначало «поделить тушу». Сердце медведя отдали младшим сыновьям рубийских семей, чтобы, как сказал Багар, росли сильными и выносливыми. Шкуру преподнесли Торронию.

– Это твой трофей, чужеземец, – пояснил Багар.

Рубийские мужчины поднимали деревянные чаши и что-то говорили, указывая на Торрония, Багар объяснил арамейцу, что они пьют за здоровье храброго чужеземного воина. Между делом Торроний спросил:

– Что означает этот знак?

Он указал на символ, выжженный на груди Багара. Как он успел заметить, грудь каждого вождя рубийских племен была отмечена восьмиконечной звездой. Видел он такой знак и у некоторых мальчишек.

– Это символ власти рубийских вождей, – ответил Багар. – Каждый мальчик, родившийся в семье вождя, проходит такой обряд через год после рождения. Если ребенок выживает, он признается достойным вождем и хранит на себе печать всю жизнь.

– И многие выживают? – поинтересовался Торроний.

– Немногие, – спокойно ответил Багар. – Из трех моих сыновей выжил только один. Он будет достойным вождем, когда придет его время.

– У вас слишком суровые обычаи, – заметил Торроний.

– Может быть, – согласился Багар. – Но только самым сильным дано продолжать наш род, будь то мужчины или женщины. Слабым нет места среди рубийцев. Сегодня ты показал себя сильным человеком, мужчиной, воином, и заслужил уважение нашего народа. Расскажи нам еще раз о Тени, чужеземец.

* * *

Костяной коготь, не сравнимый по величине даже с наконечником копья баллисты, пропахал глубокую борозду в песке. Огромный паук приподнялся на задних лапах, встав на дыбы перед фигурой человека, закутанного в грязно-коричневый плащ. Ведущий Тень вскинул ладонь. Рядом с чудовищем он выглядел как муравей рядом с медведем, однако громадное существо повиновалось малейшему мановению его руки.

Поблизости возникла еще одна фигура в таком же плаще, выйдя из дымки сгустившейся тени.

– Наши войска выходят в подгорные степи, – сообщил появившийся жрец.

– Что говорят местные кочевники? – спросил старец.

– Ничего. Наши посланники не получили никакого ответа от вождей племен. Но все они со своими воинами собираются вместе. Похоже, они не настроены принять Тень, и не захотят пропустить нас к Маграхиру добровольно. Кроме того, вожди хингарских кланов проявляют недовольство.

– Они сомневаются в могуществе Тени?

– Они жаждут добычи.

Ведущий Тень опустил руку, паук упал на все восемь конечностей. Старец провел перед собой раскрытой ладонью и очертания паука растаяли в воздухе.

– Жадность хингарцев непомерна, – произнес ведущий Тень. – Совсем недавно они разграбили все поселения равнин. Лучше нам избавиться от всех ненадежных союзников. Скоро мы так и сделаем.

– С малыми силами не покорить Маграхир, – заметил жрец.

– Это так, – кивнул старец. – Боюсь, что и большие силы не дадут нам преимущества. Поэтому мы не пойдем к Маграхиру. Но маловерные надолго запомнят, что такое Тень.

* * *

Выйдя на крыльцо своей резиденции, князь Литарий глянул вниз и хмыкнул. Опираясь на перила, правитель Хорума тяжело спустился вниз, ступеньки заскрипели под его поступью. После ранения в битве за Хорум прошло уже изрядно времени, однако князь заметно прихрамывал, видимо, уже сказывался возраст.

Ожидая у крыльца, Далман нерешительно теребил пальцами складку на залатанной потертой рубахе. Еще раз смерив крестьянина взглядом, князь хмуро поинтересовался:

– Зачем пришел?

– Люди голодают, – ответил крестьянин.

Князь кивнул:

– Знаю. Если пришел за помощью, то напрасно. Вся Велихария разорена.

– То-то и оно, – Далман тяжело вздохнул. – Еле сводим концы с концами, а налоги повышаются. Людям бы передышку хоть ненадолго.

Князь отозвался таким же вздохом:

– Ты был со мной на поле боя, мы рубились плечом к плечу, я обязан тебе жизнью и сейчас мне стыдно смотреть в твои глаза. Но увы, я ничего не могу сделать. Мое положение немногим лучше твоего. Налоги собираются в казну Арамеи, на содержание наемной армии.

Далман помрачнел и кивнул:

– Да, слышал. Наша царица призвала на службу головорезов, которые недавно штурмовали твой город под знаменем Хишимера. Неужто у Арамеи не осталось своих воинов?

– Царица действует от имени императора, и не нам с тобой осуждать ее действия, – нахмурился князь. – Тебе лучше попридержать язык. Дойдут до чужих ушей твои речи, и даже я не смогу уберечь тебя от плахи. Подумай о своих детях. Уходи.

Князь развернулся, поднялся по ступеням обратно и скрылся за дверью. Далман потеребил подбородок и пробормотал:

– Ну, пинками не прогнали, и на том спасибо.

Он уже почти вышел за ворота княжеского двора, когда позади послышался возглас:

– Далман, стой!

Крестьянин оглянулся. С крыльца спустилась Иррея и торопливой поступью догнала Далмана. Просторный хитон не мог скрыть изменения в фигуре молодой женщины. Опустив взгляд на ее округлившийся живот, Далман улыбнулся:

– Тебя можно поздравить, госпожа.

Иррея заглянула в его глаза и с тревогой спросила:

– Совсем тяжело?

Мужчина развел руками:

– Такая уж наша крестьянская доля. Трудись от зари до темна, отдавай все князьям, а сам крутись, как хочешь.

– Не держи зла на моего отца. Он и хотел бы помочь своим людям, но это не в его силах. Княжеская казна пуста, все пришлось отдать, налоги платят не только крестьяне.

– Эх, госпожа, – с тяжким вздохом отозвался крестьянин. – О том ли мы думали, когда бились за Хорум? За это ли сражались? Могли ли представить, что после победы над врагом станет еще тяжелее? Будто и не мы победили в той войне.

– Я знаю, вам тяжело. Но пойми и ты, Арамее нужна армия, чтобы защищать нас. Вот, возьми.

Иррея стянула с пальца серебряное кольцо и протянула Далману. Крестьянин покачал головой:

– Я не могу принять такой дар.

– Возьми, – настойчиво повторила Иррея. – Ты много сделал для меня и моего отца, ты сражался с нами рядом за эту землю, это самое малое, чем я могу отблагодарить тебя. Прими это не только для себя, но и для своих детей. Продашь, хоть немного поддержишь свою семью.

Она сама вложила кольцо в широкую ладонь крестьянина. Далман грустно улыбнулся, глядя на подарок, и снова покачал головой. Надев кольцо на мизинец, он произнес:

– Не продам. Я буду хранить твой дар, как память о тебе, прекрасная госпожа.

* * *

Еще раз пробежав глазами по строкам послания, князь Аррелий свернул пергаментный свиток и бросил его в костер. Перехватив вопросительный взгляд Демилия, он произнес:

– Ответа не будет. У меня к тебе поручений нет. Что собираешься делать?

– Если позволят наш император и Аммат, останусь с войском. Грядет большая битва, наверняка после сражения еще один лекарь не будет лишним.

– Воля твоя. Отдыхай, дружище.

Отпустив посланца, князь направился к палатке верховного жреца.

– Ты здесь? – еще издали окликнул он хозяина палатки.

Аммат выглянул наружу.

– Уже созывают на совет? – спросил жрец.

Еще при свете дня арамейцы впервые увидели вдали очертания полуночных гор. До подгорных степей оставалось не более одного перехода и молодой император объявил, что желает посовещаться с князьями и гипитскими вождями перед грядущей битвой.

– Я похож на посыльного? – хмуро пошутил Аррелий. – Есть разговор.

Аммат отступил в сторону, князь вошел в его палатку и уселся на циновку, поджав ноги.

– Подгорные степи уже рядом, – произнес Аррелий. – Скажи мне, жрец, нужен ли нам бродяга?

– Чем вызван твой вопрос? – осторожно поинтересовался Аммат, опускаясь рядом.

– Ты сам знаешь, в битве он нам может пригодиться, но не более того.

– Ты тоже знаешь, он уйдет сам, когда придет время.

– Хочется быть уверенным, что больше он не вернется. Ты можешь это гарантировать?

Аммат задумчиво потер ладонью подбородок, не торопясь с ответом. Впрочем Аррелию и не требовался ответ.

– Я так и думал, – произнес он. – Поэтому я должен знать, когда надобность в бродяге отпадет.

– Твой интерес как-то связан с посланием, которое доставил Демилий? – спросил Аммат. – Что ты задумал, друг мой?

– Я укрепляю императорскую власть, укрепляю Арамею, – решительно ответил князь. – Ты сам требовал от меня этого еще в храме Орамоса перед нашим выходом на Хорум. И я готов устранить любую помеху.

– Впереди у нас кровавая битва, много бойцов поляжет. Может быть, и бродяге уготована та же участь. Стоит ли торопить события?

– Стоит контролировать события. Я обещал царице, что бродяга не потревожит ее покой, и сдержу обещание.

Аммат накрыл ладонью ладонь Аррелия:

– Друг мой, мы пролили уже слишком много крови. Можно оправдывать себя высокими целями, но эта кровь на нашей совести. Мы рискуем очернить все благие деяния Дромидиона, если начнем проливать ее напрасно. Что мы сможем противопоставить Тени, если пойдем к своей цели неправедными методами?

– Ты знаешь, жрец, я никогда не был поклонником твоего культа. Но Дромидион помог арамейцам закрепиться на побережье. Ты можешь проповедовать что угодно, но я знаю твердо, миролюбием не удержать империю. Вспомни свое Дромидийское царство. Где оно сейчас? Признай, наш император слаб, без нас он не удержит империю, мы ему нужны. А вот бродяга силен, его дух сильнее, чем даже самого Хорруга. По совести говоря, он был бы более достойным преемником Хорруга, чем его сводный брат. Но дело в том, что в этом случае мы ему не понадобимся.

– Бродяге не нужен трон Арамеи, – возразил Аммат. – Ему не нужно вообще ничего.

– Люди меняются, – не уступал Аррелий. – Если он захочет, помешать ему не сможет никто. Поэтому я разделяю опасения нашей царицы.

Аммат тяжело вздохнул:

– Мы ведем пустой спор, дружище. Каждый из нас все равно останется при своем мнении, мы оба слишком убеждены в своей правоте, чтобы менять его. Ты хочешь, чтобы я не мешал тебе? Не могу этого обещать.

– Я и не надеялся, что ты примешь мою сторону. Но не забывай, мы обязаны сохранить империю. По сравнению с этой задачей жизнь одного человека – ничто. Я буду действовать так, как сочту нужным.

Снаружи послышался шорох. Полог отодвинулся, внутрь заглянул посыльный.

– Совет начинается, – сообщил он.

Аммат и Аррелий покинули палатку. Из-за палатки на свет костра вышел Гишер. Проводив взглядом жреца и князя, он задумчиво потеребил свою бородку.

Многим в огромном стане не спалось в эту ночь. На расстоянии всего лишь одного перехода до конечной цели практически каждый уже находился в предвкушении скорой битвы. Бывалые воины давали наставления молодым, княжеские воеводы и сотники гипитов проверяли готовность своих бойцов, кто-то точил оружие, кто-то молился.

Сидя у костра, Тангендерг наощупь отрезал ножом свои волосы и бросал пряди в огонь. Запах паленой шерсти расползался во все стороны. Как всегда, каданг почувствовал приближение сзади и распознал подошедшего человека.

– Тебе когда-нибудь говорили, что твоя прическа ужасна? – услышал он грубый голос Ортданатхи. – По крайней мере, пока волосы снова не отрастут.

Каждый раз после такой процедуры неровно обрезанные ножом волосы каданга и в самом деле выглядели не лучшим образом.

– Говорили, и не раз, – невозмутимо отозвался Тангендерг, не прерывая своего занятия.

Ладонь шаманки легла поверх его ладони. Тангендерг позволил забрать ей нож. Ортданатха продолжила сноровисто и аккуратно обрезать отросшие светлые пряди.

– Что хочешь сказать? – спросил Тангендерг.

– Скоро битва, – ответила Ортданатха. – Сбереги себя для девочки. Ты нужен ей.

– Не все зависит от меня, – бесстрастно произнес каданг.

– Я бы поверила, если бы это сказал кто-нибудь другой, – не согласилась шаманка. – Но я слишком хорошо тебя знаю, сын Ранды. Твоя жизнь зависит только от тебя.

– Хочешь, чтобы я перестал быть бродягой?

– Ты всегда был честен со всеми. Будь честен и с самим собой. Девочка тоже нужна тебе. Хотел ты того или нет, она вошла в твою жизнь и заняла в ней свое место. Ты это знаешь и даже готов принять, иначе никогда не доверил бы ей свою лошадь. Человек не должен быть один, просто не приспособлен к этому.

– Я будто слышу твоего отца, – заметил Тангендерг.

– Я же его дочь, – многозначительно ответила Ортданатха. – Он никогда ничего не делал напрасно и вернул тебя к жизни не для того, чтобы остаток своих дней ты бесцельно скитался по свету.

Некоторое время Тангендерг молча смотрел на пламя костра, в котором вспыхивали пучки его волос, отрезанные шаманкой. Можно было бы подумать, что больше он не скажет ни слова, но Ортданатха и в самом деле слишком хорошо знала каданга. Наконец, он произнес:

– Я потерял свою свободу. Непривычно.

– Добро пожаловать в мир людей, – усмехнулась шаманка. – Все в какой-то степени зависят друг от друга. Даже черный жрец стал частью твоей жизни, так же как и ты стал частью его жизни. Он лишился всего, во что верил, ты стал его единственной зацепкой, частью его прежнего привычного мира.

Она протянула кадангу его нож и посоветовала:

– Когда обрастешь в следующий раз, лучше обрейся наголо, выглядеть будешь приличнее.

– Может быть, в следующий раз снова кто-нибудь окажется рядом.

– Зависит только от тебя.

– Ты ведь знаешь, я связан словом, – напомнил Тангендерг.

– Знаю, – кивнула шаманка. – Но ты сам себя связал своим словом. В любом случае, не забывай, что отныне твоя жизнь нужна не только тебе.

Послышался глухой стук копыт. Из темноты на свет костра вышла Коринта, рядом с ней послушно шагала лошадь Тангендерга. Решив, что старой кобыле не помешает трава посочнее, девушка еще с вечера увела ее пастись к ручью.

Обе остановились одновременно, Коринта сморщила нос:

– Фу-у, ну и вонища! Будто кабана палили. Сказал бы мне, я бы сама тебя подровняла.

Тангендерг и Ортданатха переглянулись. На лице каданга не отразилось никаких эмоций, шаманка же рассмеялась.

* * *

Гухауры тревожно фыркали, глядя на полдень, всадники настороженно перешептывались. С полуденной стороны на степь медленно надвигалась темная туча, в воздухе все отчетливей проявлялся силуэт паука.

– Это и есть Тень? – спросил один из степных вождей Гамал Хала.

Тот пожал плечами:

– Наверное.

– А где же войско, которое обещал чужеземец нам в помощь? – спросил другой вождь. – Где он сам?

Гамал Хал пригладил бороду и произнес:

– Арамеец ушел за Рубидан. Он обещал вернуться.

– И где же он. Что нам делать?

Гамал Халл привстал на стременах, оглядывая войско, собранное вождями подгорных степей. Несмотря на то, что большинство кочевых племен предоставили своих воинов, никто не горел желанием сражаться. Случись битва, все закончится полным разгромом в считанные мгновения.

– Будем вести переговоры, – сказал Гамал Хал. – Быть может, Тень не так враждебна, как говорил чужеземец.

– Тень уже присылала своих посланников, – напомнил еще один вождь.

– Мы ведь не сказали ни да, ни нет, – ответил Гамал Хал, хитро прищурившись. – Возможно, сумеем договориться. Если же нет, степь большая, нам есть, куда отступить. Пусть арамейцы сами сражаются.

– Лучше отступить прямо сейчас. Мы не давали арамейцам никакого обещания. А даже если бы и дали, это их война, а не наша.

– Все так, – согласился Гамал Хал, поглаживая бородку. – Однако Тень идет именно в наши степи. Что она несет племенам, неведомо.

– Против такой силы нам все равно не выстоять. Надо уходить.

Гамал Хал пожал плечами:

– Не в моей власти удержать кого-либо здесь. Каждый волен поступать по своему разумению.

Вожди смущенно потупились.

– Я сам поговорю с хозяевами Тени, – объявил Гамал Хал соплеменникам.

Он пришпорил своего гухаура. Звероящер неспешной поступью направился навстречу войску Тени.

Его очень скоро заметили. Один из жрецов Тени указал на вождя куммров своему главе:

– Должно быть, кочевники хотят вступить в переговоры.

– Время переговоров прошло, – бесстрастно отозвался ведущий Тень. – Хингарцы роптали, что давно не получают добычи. Вот их добыча. Они могут разграбить все стойбища подгорных степей.

С гиканьем и свистом хингарские всадники устремились вперед. Гамал Хал сразу понял, что переговоры не состоятся и надеяться на бескровное разрешение ситуации нечего. Поняли это и остальные кочевники. Не дожидаясь Гамал Хала, вожди племен развернули своих воинов. Нахлестывая гухауров, кочевники бросились прочь от воинственных хингарцев.

Гамал Хал стал первой жертвой вторжения Тени в подгорные степи. Хингарская стрела ударила вождя в спину, пробила насквозь и пронзила затылок гухаура. Звероящер вместе со своим седоком рухнул на землю.

– Хингарцы настроены решительно, – заметил жрец, провожая взглядом отряды.

– Скоро их пыл угаснет, – небрежно отозвался ведущий Тень.

Жрец согласно кивнул. Служители нового культа умели видеть гораздо дальше, чем простые смертные, оба знали, что ожидает воинов хингарских кланов.

– Пусть ногарские когорты и пустынники разворачиваются к закату, – распорядился ведущий Тень. – Судьба хингарцев уже предрешена, а нас ожидает своя битва.

– Мы сокрушим неприятеля, – самоуверенно заявил жрец.

– Как раз это уже не имеет значения, – ответил ведущий.

Армия Тени развернулась на закат. Жрецы окружили своего главу.

Ожидание не затянулось, спустя немного времени над горизонтом заклубилась пыль: передовые отряды арамейцев и их союзников разворачивались в боевые порядки, готовясь к битве.

– Дадим им время подготовиться, – произнес ведущий Тень. – Пусть сполна почувствуют мощь Тени.

С одобрения своего молодого императора Аррелий сам занялся расстановкой бойцов. Вперед он выставил кавалерийские и пехотные отряды арамейских князей с самими князьями во главе. Лишь легардийских конников Кадония Аррелий оставил в тылу вместе с всадниками императорского полка. Сразу за княжескими дружинами развернулись пехотные шеренги ополчения, туда же князь направил рангуманских лучников. Гипиты заняли позиции чуть позади по флангам.

Противники едва различали друг друга, но сближаться не торопились, словно ожидая первого шага от противной стороны.

Находясь поодаль от императора и его окружения, Коринта покосилась на Тангендерга, восседавшего на своей лошадке в привычной позе, и дернула его за полу безрукавки:

– Чего они ждут?

Вместо каданга отозвался находившийся тут же Гишер.

– Храбрые арамейцы не так уж храбры, – ухмыльнулся он. – Никто не хочет умирать.

– Битва состоится, – безразличным тоном произнес Тангендерг. – Дромидион привел сюда арамейскую армию, чтобы удержать власть над всем полуночным побережьем и не допустить к ней Тень. Тень уже потеряла свой шанс захватить власть над миром, но постарается удержать хотя бы малые позиции. Битва будет.

– И кто победит? – по-детски наивно поинтересовалась Коринта, словно веря, что каданг знает ответ на любой вопрос.

Тангендерг пожал плечами:

– А какая разница?

– Огромная! – убежденно воскликнула девушка. – Ну скажи ему!

Она оглянулась на Гишера, словно в поисках поддержки. Тот ухмыльнулся в ответ. Коринта в сердцах махнула рукой.

Между тем ведущий Тень вскинул руки к небу. Вторя своему главе, жрецы хором повторили его призыв к богам, освобожденным из недр Аддата. Над армией Тени распластался огромный силуэт паука, а над головой ведущего возникла призрачная хрустальная сфера одного из сердец Мира, некогда похищенного из глубины Черных джунглей.

Казалось, сама земля вздыбилась волной. Темная сила ударила в ряды арамейского войска, сбивая и пеших, и конных воинов. Поднявшийся ураганный ветер погнал на охваченное смятением арамейское войско тучи пыли.

– Сомкнуть шеренги! – крикнул Аррелий, прикрывая глаза от летящего в лицо мелкого мусора. – Держать строй! Всадники в седла!

Приказ передали дальше. Арамейцы и гипиты вновь заняли прежние позиции.

– Лучникам приготовиться! – продолжал распоряжаться Аррелий, ничуть не заботясь тем, что своими приказами совсем перехватывает инициативу у самого императора. Впрочем, Рисстаний не возражал. Полагаясь на воинский опыт князя, он предпочел доверить ему решительные действия. – Притащите сюда хишимерца! – гаркнул Аррелий. – Пусть объяснит рангуменским стрелкам, что им делать!

Двое всадников тут же помчались за Гишером.

Из тучи песка и пыли чуть ли не перед самым носом неожиданно появились сотни каттанских пустынников верхом на пебротериях с пиками наперевес. Мощным ударом каттанская кавалерия опрокинула всадников арамейцев и, не останавливаясь, помчалась дальше.

Копейщики встретили каттанских всадников стеной копий. Но перед самыми шеренгами пехоты пустынники развернули своих пебротериев, предпочтя добивать рассеявшиеся группы арамейских всадников.

Аррелий закусил губу, процедил ругательство, затем взглянул на Аммата:

– Можешь чем-нибудь ответить пауку?

– Следовало сохранить больше конных отрядов в резерве, – сухо произнес верховный жрец.

– Их у нас не так уж и много, – зло отозвался Аррелий. – А твоим богам неплохо было бы помочь нам хоть чуть-чуть. Как и твоим, – он перевел взгляд на Ортданатху.

Жрица Огня промолчала.

– Кадоний! – окликнул Аррелий легардийского князя. – Жди сигнала! Гипитам тоже стоять! Пехота, вперед!

Ощетинившись копьями, шеренги пехоты двинулись на противника. Каттанские пустынники двумя волнами растеклись в стороны, уступая место когортам тяжелой ногарской пехоты.

К Аррелию подъехал Шамрангх и что-то тихо сказал на ухо князю. Тот ухмыльнулся и кивнул:

– Действуй!

Он оглянулся, поймал взглядом Атрия:

– Отправляйся к рангуменам, возглавишь стрелков. Ты знаешь, что делать. Пусть хишимерец помогает. Если засомневаешься в нем, убей.

Шеренги противников понемногу сближались. Когда расстояние между ними сократилось до полполета стрелы, за спинами арамейских копейщиков засвистели пращи гипитов. В воздух взметнулись сотни огненных снарядов – наполненных земляным маслом[8] и запаянных воском маленьких глинянных сосудов. Разбиваясь о доспехи ногарцев, сосуды обливали воинов маслом с головы до ног, которое тут же вспыхивало от зажженных фитилей. Когорты расстроились, превратившиеся в живые факелы воины пытались сбить огонь, расталкивая и обжигая своих товарищей. Вслед за гипитскими метателями огня по опустившим щиты ногарцам ударили рангуманские лучники. Залп за залпом выбивали из строя десятки воинов.

Шеренги арамейских копейщиков расступились на две стороны, словно распахнувшиеся ворота крепости, перестраиваясь для отражения атаки с флангов. В образовавшуюся в строю брешь устремился клин легкой пехоты. Бронированная стена передовых ногарских шеренг окончательно распалась, пехотные отряды двух противоборствующих сторон вступили в ожесточенную рубку.

Устремившиеся было на выручку ногарской пехоте каттанские всадники наткнулись на лес копий на флангах. В своих легких доспехах и верхом на ничем не защищенных пебротериях пустынники не имели никаких шансов смять ряды пехоты. Рангуманские лучники и гипитские метатели обрушили смертоносный дождь на замешкавшихся каттанцев. Наблюдавший за ходом сражения Аррелий бросил в бой всадников гипитов. С обоих флангов конные гипиты обрушились на пустынников.

Рисстаний улыбнулся. Первая неудача арамейского войска на поле боя не обернулось поражением, и это воодушевляло молодого императора. Однако Аррелий хмурился. В бой вступила пока лишь часть армии Тени, к тому же в любой момент могли вернуться конные отряды хингарцев, погнавшихся за местными кочевниками, у арамейцев же в запасе осталось лишь несколько сотен всадников.

* * *

С диким свистом хингарские всадники ворвались в стойбище куммров. Проносясь меж легких походных построек кочевников, хингарцы вырывали опорные шесты шатров, рубили кривыми мечами всех направо и налево. Иные, даже не спешиваясь, верхом врывались в жилища, забирая все, что приглянется.

Разрозненные группы воинов кочевников оказывали слабое сопротивление захватчикам, большинство же, едва успев прихватить с собой свои семьи, спешили убраться подальше.

Погнавшись за мальчишкой, Захир завернул за скопление кочевых кибиток на отшибе. Неожиданно передние копыта гиппариона подломились. Захрапев, гиппарион перекатился через своего седока. Поднявшись, гиппарион пошатнулся, сделал пару шагов, волоча за собой своего седока, застрявшего в стремени, и остановился. Захир приподнял голову, оглянулся в поисках оброненного меча. Молодой хингарец не почувствовал боли, только услышал хруст – солнечный блик на мгновение ослепил глаза, отразившись от лезвия стального клинка, пронзившего грудь. Оставшихся мгновений жизни хватило лишь, чтобы поднять взгляд и увидеть восьмиконечную звезду, выжженную на груди могучего светлокожего воина.

Вырвав меч из мертвого тела, рубийский вождь вскинул клинок. Его безмолвный призыв был понят. С нескольких сторон в стойбище вошли рубийцы. Спокойно и молча суровые воины Севера рубили стальными клинками, осаживая хингарских всадников на землю вместе с гиппарионами. Хингарцы даже не сразу поняли, что столкнулись с новым противником. Осознание опасности пришло слишком поздно, более двух сотен рубийских воинов полностью окружили стойбище и зарубили всех захватчиков, по-прежнему не издав ни единого возгласа.

– Вы всегда бьетесь молча? – поинтересовался Торроний, когда стало ясно, что ни одного живого хингарца в стойбище больше не осталось.

Багар пожал плечами:

– К чему лишние вопли? Враг перед нами, его нужно уничтожить, все ясно.

Узнав чужеземца, не столь давно бывшего гостем их вождя, к Торронию потянулись уцелевшие куммры.

– Где Гамал Хал? – спросил арамеец.

– Его убила Тень, – последовал ответ. – Остальные вожди разбежались.

– Наши воины отобьют остальные стойбища, – произнес Багар. – Эта Тень не такой уж и грозный противник, как ты говорил, чужеземец.

– Мы еще в самом начале битвы, – ответил Торроний. – Не спеши праздновать победу, вождь, главный бой еще впереди.

– Рубийцы уже вышли на битву теперь нас запугивать поздно, – пренебрежительно усмехнулся Багар.

Торроний спросил одного из куммров:

– Были ли известия об арамейском войске?

– Войско твоего вождя уже вступило в битву, чужеземец.

– Похоже, нам стоит поторопиться, – заметил Багар.

Торроний кивнул и ответил:

– Но сначала стоит собрать вместе всех воинов ваших вождей. Если придем разрозненными отрядами, помощь будет невелика.

– Соберемся, – заверил его рубиец. Он окинул взглядом куммров: – Кочевники будут биться или подождут в сторонке, пока другие сохранят для них степь?

– Мы будем сражаться.

* * *

На поле битвы смешалось все. В отчаянной рубке хрипели гиппарионы и пебротерии, яростно орали воины, алая кровь, покрывая тела сражающихся противников, тут же бурела от клубов пыли. Контратака совсем ненадолго принесла успех арамейской армии, спустя немного времени лавина воинов Тени начала теснить противников.

– Наши воины уже выдохлись, – сообщил Аррелию один из арамейских бойцов, вырвавшийся из битвы с сообщением от Атрия. – А их еще столько же. Не устоим. Потери большие, некоторые князья уже полегли.

– Держаться, – процедил Аррелий.

– Может, стоит отступить, пока не потеряли все войско? – предложил Рисстаний.

Аррелий покачал головой:

– Нам не позволят просто отступить. Стоит сделать только шаг назад, нас тут же сомнут. Мы должны заставить дрогнуть их. Хочется думать, что этот сброд не столь фанатичен, как хишимерцы, и их можно заставить отступить, они ведь тоже устали. Тогда получим передышку. Союзников у нас тут нет, помощи ждать неоткуда, остается только держаться.

– На усталость противников лучше не надеяться, – произнес Аммат, глядя в сторону. – Они идут в бой не по своему желанию, а по воле Тени, и будут биться, пока не погибнут.

Аррелий взглянул на него:

– Куда ты смотришь, жрец?

– Взгляни сам.

Чуть в стороне от императора и его окружения со своей старой кобылы спустился Тангендерг.

– Позаботься о моей лошади, – сказал он Коринте.

– Ты пойдешь сражаться? – с тревогой спросила девушка.

– Пойду, – кивнул Тангендерг. – Арамейцам приходится туго, придется помочь. Если они все полягут раньше времени, мне будет сложнее добраться до главного жреца Тени.

– Ты безумен, – с тоской вздохнула Коринта.

Тангендерг пожал плечами:

– Может быть.

Возложив обнаженный клинок на плечо, он твердым шагом направился туда, где яростно сражались тысячи людей.

– Возвращайся, – попросила Коринта.

– Может быть, – все той же фразой отозвался Тангендерг, не оборачиваясь.

– Возвращайся! – крикнула Коринта ему в спину. – Я буду ждать!

Не только одна она провожала взглядом каданга, люди, окружавшие императора, также неотрывно следили за ним.

– Не забывай, кто ты есть! – напутствовал каданга верховный жрец Дромидиона. – Помни кровь своих предков!

Бросив пустой взгляд через плечо в его сторону, Тангендерг ничего не ответил.

– Считаешь, его вмешательство что-то изменит? – усомнился Аррелий.

– Его знают и арамейцы, и гипиты, – отозвался Аммат. – Его бесстрашие и неутомимость наверняка воодушевят бойцов.

– Не кажется ли тебе, почтенный Аммат, что воодушевлять бойцов должно присутствие императора, а не простого бродяги? – ревниво поинтересовался Рисстаний, покусывая губы.

Вместо жреца ответил Аррелий:

– Еще не пришло твое время бросаться в битву. Воинов воодушевляет живой император, а не мертвый. Жди своего часа. Что касается бродяги, если воины пойдут за ним, я позабочусь, чтобы ему не пришлось праздновать победу вместе со всеми. Герои хороши тем, что вовремя умирают и становятся легендой.

– Ты говоришь о нашем верном союзнике, князь, – заметил Рисстаний, недовольно нахмурившись. – Он уже выиграл для Арамеи одну войну.

– Союзник – да, – кивнул Аррелий. – А насчет верности я бы поспорил. Этот человек делает лишь то, что выгодно ему самому, ему нет дела ни до тебя, ни до всей Арамеи. Если ему понадобится, он так же легко обратит оружие против нас.

– Мне в это не верится, – усомнился император.

Аррелий усмехнулся:

– Тебе ведь уже известно, кто он такой. Не стоит приближать его к себе.

– Несмотря на все твои подозрения, князь, бродяга честен с нами, – произнес Аммат. – И не только с нами.

– Вот с этим я согласен, – поддержал его Рисстаний.

Аррелий пожал плечами:

– Можете доверять ему, можете нет, дело ваше. А мое дело, защищать Арамею и ее правителя.

Тангендерг врубился в ряды армии Тени как всегда спокойно и даже почти равнодушно, словно лесоруб, выполняющий обыденную монотонную обязанность. Как и предвидел Аммат, появление каданга среди арамейцев, сразу подняло боевой дух воинов. Его неустрашимость воодушевляла, а многим старым бойцам действительно виделось в нем воплощение самого Хорруга, легендарного царя и императора. Ни доспехи, ни сноровка воинов армии Тени, не уберегали их от смертоносных ударов стального клинка каданга.

Воспрянув духом, арамейцы и гипиты прекратили хаотично пятиться и смогли, наконец, сомкнуть ряды и собраться в боевые порядки. Шеренги последователей Тени остановились, натиск ослаб.

– Если ударить сейчас всеми оставшимися силами, наверняка сможем разгромить передовые отряды Тени, – предложил Рисстаний.

– Согласен, – процедил Аррелий, внимательно вглядываясь вдаль, где темнела масса основного войска Тени.

Он потянул повод гиппариона и подъехал к Кадонию.

– Поведешь в битву свою кавалерию, – распорядился Аррелий, кивком указав на всадников легардийского князя. – Не увлекайся, опрокинешь передовые отряды и закрепишься на позициях, уцелевшие пусть бегут.

– Понял, – кивнул Кадоний.

– Кстати, я получил известия из Хорума, – продолжал Аррелий. – Кто знает, переживем ли эту битву, так что лучше все рассказать сейчас. Твоя жена носит дитя. Только не знаю, поздравить тебя или посочувствовать.

– О чем ты? – насторожился молодой князь.

– Ты ведь знаешь, какие разговоры ходили о княжне и бродяге, будто ночевали в одной палатке во время битвы за Хорум.

Кадоний сжал зубы.

– Думаю, ты сам со всем разберешься, как подобает арамейцу и воину, – закончил Аррелий. – Жди, я подам сигнал к атаке.

Аррелий вернулся к императору и Аммату. Оба князя во время разговора не обратили никакого внимания на Коринту, топтавшуюся неподалеку вместе с кобылой Тангендерга. Девушка услышала хоть и не все слово в слово, но суть разговора вполне уловила.

– Жди здесь, – прошептала она на ухо кобыле. – А мне надо…

Ведущий Тень также внимательно наблюдал за противниками. Окружавшие его жрецы пристально следили за своим главой.

– Мы оступим к Амунхиру, – объявил им ведущий.

Жрецы не проявили никаких эмоций, однако глава культа почувствовал всеобщее недоумение.

– Эту битву мы не проиграем, но и победителями сегодня не станем, – продолжал он. – Война не закончится здесь.

– Отступать прямо сейчас? – осторожно поинтересовался один из жрецов.

– Сначала избавимся от всех лишних, – ответил ведущий Тень, многозначительно взглянув в сторону отрядов ногарской пехоты, ожидающих приказа. – И не дадим Арамее легкой победы.

Когорты ногарских легионеров стояли неподвижно, ожидая приказа. В глазах воинов, как это всегда случалось во время сражений, не отражалось абсолютно никаких чувств, взгляды были пусты и холодны. Сейчас над их душами властвовала Тень.

Между тем, противники на поле боя продолжали ожесточенно рубиться, покрывая степь мертвыми телами, вытаптывая траву и окропляя кровью изрытую сапогами и копытами землю.

Как всегда, Тангендерг спиной почувствовал чужое присутствие позади и без труда определил, кто именно приблизился к нему.

– Зачем ты здесь? – спросил он, не оборачиваясь, круговым движением разорвав острием клинка горла сразу двоих противников.

– Они хотят убить тебя! – крикнула Коринта.

– Здесь таких много, – спокойно отозвался Тангендерг.

– Князья Арамеи! – уточнила девушка. – Они задумали убить тебя! Я все слышала! И Гишер предупреждал, он тоже слышал!

– Этого следовало ожидать.

Натиск воинов Тени совсем ослабел. Налетевшая легардийская кавалерия разметала последних противников из передовых отрядов. Лишенные собственной воли воины Тени даже не пытались спастись бегством, по-прежнему слепо бросаясь в атаку и погибая под клинками арамейцев и гипитов.

– Будь осторожен, – снова предупредила Коринта каданга. – Не доверяй арамейцам.

– Я не доверяю никому, – равнодушно отозвался Тангендерг. – А тебе лучше пригнуться.

– Почему? – не поняла девушка.

Не вдаваясь в объяснения, каданг положил крепкую ладонь на шею Коринты и без труда пригнул ее к земле.

Со стороны стана жрецов Тени вновь налетел темный вихрь, сбивая с ног всех без разбора, грозная сила ломала и ногарских пехотинцев, и пустынников, и арамейцев с гипитами. Коринта испуганно пискнула и вцепилась в волчью безрукавку Тангендерга. Обняв девушку одной рукой, каданг всадил клинок глубоко в землю, чтобы удержаться на месте. Сталь согнулась в дугу и затрепетала от напряжения.

Темная всесокрушающая волна докатилась до арамейского стана. Аррелий вскинул щит, прикрывая императора от металла, поднятого вихрем с поля битвы. Копыта гиппарионов подогнулись, кони едва устояли. Несколько всадников из окружения Рисстания выпали из седел.

Тангендерг поднял голову. Ладонь по-прежнему сжимала рукоять меча, однако клинок оказался обломан у самой гарды. Не выдержав напряжения, сталь лопнула, оцарапав осколками пальцы каданга.

Как и в первый раз, сразу за разрушительной волной двинулось все оставшееся войско Тени. Пока арамейские воины поднимались из пыли, противник оказался совсем рядом.

Тангендерг бросил взгляд по сторонам. Вихрь смел абсолютно все, оставив лишь трупы павших воинов, присыпанные песком. Рядом не оказалось никакого оружия, даже обломка пики.

– Тебе лучше бежать подальше отсюда, – произнес Тангендерг.

Коринта ничего не ответила, лишь крепче вцепилась в его безрукавку.

– Впрочем, уже поздно.

По всей линии уже вновь закипела отчаянная битва. Свежие воины армии Тени без труда теснили уставших израненных бойцов арамейского императора.

Ногарские пехотинцы набросились сразу со всех сторон. Ловко уклонившись от выпада, Тангендерг перехватил руку противника, развернул его всем корпусом и всадил клинок ногарца между пластин брони другого противника. Ударом ноги отбросил прочь еще одного, перехватил копье следующего, древком сломал ему гортань и пронзил острием горло другого. Отнятая у одного из ногарцев секира рвала доспехи, сминала шлемы, ломала кости и рассекала плоть, разбрызгивая кровь и ошметки человеческого мяса. Однако даже для каданга противников оказалось слишком много.

Сидя на земле, Коринта сжалась в комок и закрыла глаза ладошками. Ногарский воин занес над ней копье, брошенная Тангендергом секира раскроила ему череп и отбросила назад.

Пожалуй, впервые Тангендерг утратил такое привычное для него спокойствие и равнодушие. Лицо каданга исказилось в зверином оскале, сжав кулаки, он издал яростный рев. Кровь ударила в виски, все в глазах окрасилось в алый цвет, а из сердца по всему телу разлилось странное, неведомое доселе чувство. Мимолетное видение явило взору грозный лик в рогатом шлеме.

Отняв ладони от глаз, Коринта открыла рот, но не смогла издать ни звука, даже дыхание остановилось от изумления. Окружившие каданга противники на мгновение замерли в растерянности. Даже дурман Тени не смог погасить страх и изумление в сознании подвластных ей бойцов. В землях к восходу от Изумрудных лесов мало кто слышал об удивительных способностях воинов кадангов, явившееся взорам зрелище казалось невероятным. Кровь двух воинских кланов оборотней служивших некогда самому богу войны Бельфеддору, вскипела в жилах Тангендерга, соединившись в грозное существо, лишь отдаленно напоминавшее человека.

Стремительные, неуловимые взглядом движения сеяли смерть. Противники не успевали даже сообразить, что именно обрывает их жизни. Кровавые брызги били фонтанами, во все стороны разлетались внутренности, выпотрошенные трупы падали на землю друг за другом.

Но не жуткий зверь, в которого неожиданно обратился каданг, заставил отступить армию Тени. В самый разгар битвы, явно не сулившей победы арамейскому войску, с полночи появились тысячи новых бойцов. Смуглые кочевники верхом на гухаурах и пешие рубийцы в звериных шкурах смяли ряды ногарской пехоты и пустынников. Воины Тени дрогнули и попятились назад.

– Вот теперь пришло и твое время, император, – процедил Аррелий, наблюдая за ходом битвы, и обнажил клинок.

Рисстаний последовал его примеру и пришпорил гиппариона. Следом за ним устремились всадники императорского полка.

Оказавшись на линии битвы, молодой император воззвал:

– Арамейцы, вперед!

За ним последовали не только арамейцы, но и гипиты. Рассеявшихся по степи воинов Тени добивали без всякой жалости.

Гишер оттянул рукав своего одеяния, критическим взором оценивая новые прорехи. Оказавшийся в самом центре всеобщей мясорубки бывший жрец каким-то чудом не получил ни единой царапины, а вот его одежда, и без того пребывавшая в далеко не лучшем состоянии, окончательно превратилась в жалкие лохмотья. Бросив взгляд по сторонам, хишимерец присвистнул и ухмыльнулся:

– Неужто ты еще живой, арамейский князек?!

Ответом послужил стон. Гишер отвалил в сторону обезглавленный труп рангуманского лучника и усадил на земле княжича Атрия, командовавшего стрелками.

– Я цел? – пробормотал молодой арамеец, с трудом разлепив залитые кровью веки.

– Ну, рук у тебя все столько же, – снова ухмыльнулся хишимерец, похлопав княжича по культе правой руки.

– Жаль, что не прикончил тебя тогда в степи прошлой осенью, – процедил Атрий сквозь зубы.

– А кто б тебя тогда сейчас починил? – не переставал ухмыляться бывший жрец. – Не дергайся, парень, посиди спокойно, у тебя плечо рассечено. Сейчас перевяжу, пока ты кровью не истек.

– Перевязывай, – обессилено согласился Атрий. – Только помалкивай, а то зубы выбью… потом как-нибудь.

– Не обещаю, – дерзко оскалился Гишер.

Тангендерг упал на колени, опершись руками о землю, с тяжелым хрипом выпустив воздух из груди. Силы будто внезапно покинули его. Алая пелена в глазах растаяла. Приподняв ладонь, каданг посмотрел на свои окровавленные пальцы, еще несколько мгновений назад увенчанные когтями.

– Ты как? – почему-то шепотом спросила Коринта, осторожно приблизившись сзади.

– Жив, – коротко отозвался Тангендерг.

– Ты никогда не говорил, что так умеешь.

– Ты не спрашивала.

Тангендерг поднялся на ноги. Сзади послышался топот копыт.

– Бродяга! – окликнул каданга подъехавший Кадоний.

Тангендерг бросил взгляд через плечо. Князь обнажил клинок.

– Хочешь вызвать меня на поединок? – поинтересовался Тангендерг.

– Хочу просто убить тебя.

Легардийский князь пришпорил гиппариона и взмахнул клинком. Коринта не успела даже испугаться, гиппарион проскакал мимо нее уже без седока, а сам Кадоний впечатался спиной в землю, лезвие собственного меча разорвало кольчужный воротник и разрубило ключицу. Осколки верхних ребер, сломанных клинком, пронзили легкое. Кадоний скрипнул зубами.

– Жить тебе осталось недолго, – произнес каданг бесстрастно, как обычно. – Назовешь причину?

– Моя честь, – процедил Кадоний.

– Твоя жена дочь правителя Хорума, так?

Кадоний ничего не ответил. Уголки губ легардийского князя окрасились кровью. Тангендерг взглянул на Коринту, та согласно кивнула, подтверждая его слова. Каданг вернулся взглядом к Кадонию.

– В ней все дело? Считаешь себя оскорбленным?

– Мне сообщили, что Иррея ждет ребенка, – прохрипел Кадоний. – Если ребенок не принадлежит отцу, нет большего бесчестья для мужчины.

– Но ты ведь не знаешь этого наверняка?

Вопрос остался без ответа.

– Ты умер напрасно, князь. Это твоя женщина, не моя. Твоей бы она и осталась. Мне нечего делить с тобой.

Из горла легардийского князя вырвалось лишь бульканье, кровь запузырилась на губах, бородка окрасилась алыми струйками.

Каданг повернулся к Коринте:

– Где моя лошадь?

– Там, – Девушка неопределенно махнула рукой.

– Тогда веди туда. Мне нужна моя кобыла.

* * *

Все смешалось в кровавом хаосе, когда битва докатилась до стана. Силуэт паука, сопровождавший армию Тени на протяжении всего похода, вдруг померк. Походная пирамида верховного жреца осела, придавив своим основанием поддерживавших ее рабов, и рассыпалась на части. Сооружение распалось без всяких видимых причин, похоже, сам ведущий Тень, обрушил пирамиду своей волей, не желая оставлять один из символов нового культа противникам. Воздушные волны разошлись кругами, опрокинув шатры и палатки сопровождавших воинов семей.

Паника охватила весь стан, бесновались животные, вопили женщины, плакали дети.

Самила упала на колени, зажмурилась и закрыла уши ладонями, словно желая отгородиться от всего происходящего. Она и в самом деле предпочла бы сейчас оказаться очень далеко отсюда. И дело было даже не в страхе смерти, казавшейся такой близкой и неотвратимой. Вся жизнь, все надежды и мечты на будущее оказались враз похоронены здесь, на обширной равнине, где сошлись в битве противоборствующие армии.

Захир, умчавшийся за богатой добычей с остальными хингарцами, так и не вернулся, зато с той стороны вдруг появились тысячи других воинов. Арамейцы и их союзники теснили последних бойцов Тени, безжалостно добивая даже раненых, всадники ворвались в стан.

На шее затянулась петля, еще плотнее прижав ладони к ушам. Открыв глаза, Самила увидела над собой арамейского всадника. Дернув веревку, арамеец заставил девушку подняться. Он что-то крикнул своим воинам, видимо, был главным среди них. К арамейцу подъехал еще один всадник, молодой, ровестник ее Захира. Судя по дорогим доспехам, этот человек занимал еще более высокое положение среди арамейцев, чем пленивший ее воин. Самила не понимала, о чем говорят эти двое, да и не особо вслушивалась. Для нее вся жизнь сейчас замерла, не осталось прошлого, не представлялось будущего, осталось лишь одно ужасающее настоящее, похоронившее все мечты, лишившее любимого мужа, свободы, вообще всего.

* * *

Три длинные широкие канавы пробороздили степь, в них нашли последнее пристанище многие сотни павших бойцов. Понадобился целый день, чтобы собрать погибших в битве арамейских и гипитских воинов. Традиции огнепоклонников требовали предать тела павших соплеменников огню, однако в подгорных степях невозможно было собрать достаточно топлива для такого множества погребальных костров, поэтому предводители войска решили похоронить своих павших воинов всех вместе, и арамейцев, и гипитов, и рангуменов. Чуть поодаль в такой же общей могиле похоронили павших противников.

Глядя на последние приготовления дромидов к погребальному обряду, Рисстаний задумчиво произнес:

– Мы потеряли почти всю армию. Многие князья погибли. Ради чего была эта битва? Что мы выиграли тысячами смертей?

– Ты отстоял свою власть, мой император, – ответил Аррелий. – Ты отстоял Арамею.

– Взгляни на них, князь, – Рисстаний кивком указал на воинов. Почти каждый получил ранение в битве, большинство были перевязаны побуревшими от крови тряпицами, иные потеряли в сражении конечности, многие опирались на копья и самодельные костыли, многие просто лежали на подстилках, не в силах передвигаться самостоятельно. – Их глаза потухшие, в них нет радости победы. Они не понимают, для чего шли сюда столько времени, для чего страдали и умирали в пути их товарищи, для чего пролили свою кровь здесь.

– Подданным не обязательно понимать действия своего правителя, – жестко сказал Аррелий. – Ты приказываешь, они исполняют. Отныне на всем побережье нет иной силы, кроме Дромидиона и власти арамейского императора. Наши потери велики, но это потери не императора, а князей и кочевников. Твоя мать в Арамее уже набирает новый императорский полк и корпус наемников, который будет подчиняться лично тебе. По возвращении в Арамею, у тебя уже будет новая армия, а князья останутся с тем, что есть. Они потеряли своих воинов в походе и не получили никакой добычи. Тех князей, что полегли в битве, ты заменишь другими, по своему усмотрению, и никто отныне не оспорит твой выбор.

– Добычи в этом походе не получил никто, – заметил молодой император. – На какие средства содержать наемников в Арамее?

– Ты правишь страной и вправе получать налоги со всех провинций. Налоги усилят тебя и ослабят князей. Никто более не усомнится в незыблемости императорской власти. Что же касается добычи… – князь многозначительно кивнул в сторону сотен женщин и детей, плененных в стане Тени.

– Мы заберем их с собой? – Молодой император нахмурился. – Мой отец не для того избавил народы побережья от ногарского рабства, чтобы мы снова его возрождали.

– Благородство – хорошая черта, но лучше, когда оно оправдано. Арамея потеряла много людей, пограничье разорено, империи понадобится много рабочих рук. В твоей воле, конечно, дать им свободу, но эти люди далеко от своих земель, они беззащитны и наверняка все погибнут либо попадут в рабство к местным племенам. Уж лучше им быть под защитой арамейского императора.

Рисстаний смерил Аррелия взглядом и заметил:

– С такой хваткой ты сам мог бы быть императором.

– Мог бы, – невозмутимо кивнул князь. – Но у нас есть ты.

Рисстаний перевел взгляд на верховного жреца, погруженного в собственные думы:

– Что скажешь ты, почтенный Аммат?

Дромид тяжело вздохнул:

– Как ни печально это признавать, Аррелий прав, этот поход укрепил твою власть, мой император, и положение всей Арамеи. Возразить ему сложно.

– Почему же печально? – не понял Рисстаний.

– Слишком много крови, слишком много жертв. Но цель достигнута. Противники ослаблены, союзникам не остается ничего иного, как присоединиться к Арамее и принять власть императора.

– То есть? – снова потребовал уточнений молодой император.

– Вождям гипитов придется стать твоими подданными. Рано или поздно Хишимерское царство снова начнет распространять свое влияние на соседние земли, гипиты уже не смогут самостоятельно удержать степь. А ты победитель Хишимера и Тени. Со временем цена победы забудется, в памяти людей останется лишь сама победа и имя победителя. Забудется даже бродяга каданг, хотя во многом своим успехом мы обязаны ему.

– Я слышал, воины говорили, что в битве он стал неистовым зверем, – заметил Рисстаний. – Насколько можно верить таким слухам?

– Тебя беспокоят его способности? – настороженно спросил жрец.

Рисстаний ничего не оветил, лишь покосился на Аррелия.

– Я позабочусь о нем, – процедил князь.

– Не стоит, – возразил Аммат. – Ему предстоит поход, из которого он уже не вернется.

Чуть помедлив, он добавил:

– Не вернусь в Арамею и я.

– Что ты хочешь этим сказать, почтенный Аммат?! – встревожился Рисстаний.

– Объяснись, жрец! – потребовал Аррелий.

– Я дал Арамее все, что мог. Теперь я хочу уйти на покой. Демилий заменит меня. Я же отправлюсь в равнины, где правил царь Локарон. Для тамошних жителей я буду полезней.

Рисстаний закусил губу.

– Отговаривать тебя бесполезно? – спросил он.

Жрец покачал головой.

– Прошу простить, мой император, я должен провести обряд погребения.

Покинув молодого императора и князя Аррелия, Аммат направился к огромной братской могиле, где упокоились тысячи павших бойцов.

* * *

Кизим натянул поводья, сопровождавшие его всадники остановились. После неудачного налета на стойбища куммров, где полегли почти все хингарские воины со своими вождями, рядом с предводителем клана остались только несколько старших сыновей. Еще издали хингарцы заметили фигуры в знакомых жреческих одеяниях на тропе, ведущей в горы, и поспешили за ними.

– Что скажешь? – мрачно спросил Кизим верховного жреца, поравнявшись с ним.

Ведущий Тень вытянул руку, указывая на горный пик:

– Местные называют эту гору Амунхир. Там будет наша обитель. Ты тоже можешь найти убежище в этих горах.

– Убежище?! – свирепо воскликнул предводитель клана. – Я не для того отправился с тобой, чтобы прятаться в горах.

– У тебя есть выбор?

Кизим скрипнул зубами:

– Ты обещал мне новые земли, новые богатства, а я потерял все в этом походе. Наши женщины, наши семьи, все имущество оказалось в руках противников.

– Я слишком хорошо знаю хингарцев, чтобы думать, что хоть кто-то из вас действительно сожалеет о своих женщинах. В местных горских племенах вы найдете себе новых женщин, построите новые замки и станете хозяевами гор. Только советую сменить гиппарионов на гухауров, на конях трудно передвигаться по горным тропам.

Ведущий Тень кивнул своим единоверцам и взмахнул полами плаща. На глазах хингарцев жрецы обернулись крылатыми уродливыми существами и взмыли ввысь.

* * *

Окончив последние приготовления, Тангендерг похлопал кобылу по холке. Животное никак не отреагировало.

– Можно мне с тобой? – с надеждой спросила Коринта.

– Нет, – отозвался каданг. – Возвращайся домой.

– У меня нет дома.

– Тогда самое время обзавестись им.

Тангендер потянулся к гриве своей лошади, Коринта схватила его за руку:

– Так и уйдешь?

Тангендерг смерил девушку взглядом и вдруг произнес:

– Ты стала красивой.

Коринта растерялась от неожиданности. Каданг коснулся ее щеки.

– Ты стала настоящей девушкой, красивой и цветущей.

С момента их первой встречи Коринта и в самом деле вытянулась, превратившись из угловатого худенького подростка в стройную девушку, волосы распустились до плеч и больше не торчали в разные стороны, подобно пучкам соломы, в движениях появилась женственная грация. Теперь ее уже невозможно было спутать с мальчишкой.

– Тебе не место рядом с бродягой, – произнес Тангендерг.

Его слова прозвучали необычно, в голосе не чувствовалось обычного равнодушия.

– Ты как-то сказал, что я не вещь, чтобы бросать меня или брать с собой, – напомнила Коринта. – И что человек волен идти, куда он хочет. Я хочу идти с тобой.

Каданг покачал головой:

– Не в этот раз.

Послышался стук копыт, знакомый голос окликнул:

– Эй, бродяга!

К Тангендергу подъехал князь Аррелий. Опустив с высоты седла тяжелый взгляд на каданга, он произнес:

– Князь Кадоний погиб. Ты знаешь об этом?

– Знаю, – спокойно ответил Тангендерг.

Аррелий чуть помедлил, не сводя глаз с каданга, затем поинтересовался:

– Это правда, что ты собрался в горы за Тенью?

– Моя война еще не закончена.

– Трудно вести бой без оружия, – заметил князь.

Он бросил кадангу меч.

– Это рубийская сталь, дар северных вождей нашему императору. Император пожелал, чтобы этот клинок служил тебе.

Князь развернул гиппариона, оглянулся через плечо:

– Не возвращайся, бродяга.

– В этом можешь не сомневаться, – бесстрастно пообещал Тангендерг ему вслед.

Едва арамейский князь ускакал прочь, с другой стороны появился Гишер.

– Ты еще тут, бродяга, – ухмыльнулся хишимерец.

– Ненадолго, – заверил его Тангендерг. Он указал на Коринту: – Присмотри за ней.

– С каких пор я стал нянькой? – ворчливо огрызнулся бывший жрец.

Он протянул Тангендергу котомку:

– Держи, бродяга. Тут кое-что пожрать. Себе я еще найду.

Тангендерг закрепил котомку на крупе своей кобылы. Бросив взгляд через плечо на Коринту, он произнес:

– У тебя глаза мокрые.

– Знаю, – прошептала девушка.

Забравшись на круп лошади, Тангендерг уселся в привычной позе.

– Я пойду на полдень, в равнины, – тихо произнесла Коринта.

Тангендерг ничего не ответил, даже не посмотрел в ее сторону. Хлопнув ладонью по крупу кобылы, он скомандовал:

– Пошла!

* * *

Два человека протащили мимо за ноги мертвое тело хингарского воина. Видимо, убитый при налете на стойбище подгорных кочевников хингарец запутался в стременах и гиппарион приволок его обратно к стану.

У Самилы потемнело в глазах. Если до сей поры еще оставалась хоть какая-то зыбкая надежда, то теперь и она рухнула, в убитом воине девушка узнала своего мужа. Отправившийся в чужие земли за славой и богатой добычей молодой хингарец нашел лишь место в общей могиле.

Самой Самиле, похоже, была уготована участь рабыни, вместе с сотнями других плененных женщин и детей она стояла на коленях в пыли с веревочной петлей на шее.

Рядом остановился всадник. Подцепив носком сапога подбородок Самилы, он задрал девушке голову. Это оказался тот самый арамеец, что пленил ее.

Внимание арамейца недолго было приковано к девушке. Повернув голову, он крикнул:

– Эй ты! Далеко собрался?

Коринта и сопровождавший ее Гишер остановились.

– Неужели благородный князь Аррелий еще нуждается в моих услугах? – ухмыльнулся хишемерец.

Аррелий нахмурился:

– Тебя следовало бы повесить. Атрий говорит, что ты помог ему. Что ж, если он не жаждет твоей казни, не буду настаивать и я. Можешь убираться.

– Может, еще и наградишь за службу? – снова ухмыльнулся Гишер.

Коринта опасливо дернула его за рукав, но хишимерца, похоже, ничуть не смущала собственная нескромность в разговоре с могущественным арамейским князем.

– Удивительно, что ты все еще жив, – хмуро заметил Аррелий. – Чего ты хочешь?

– Ну, скажем… – Гишер ненадолго задумался, скользнул взглядом по сторонам и вдруг указал на Самилу: – Ее!

Коринта снова дернула его за рукав. Гишер вырвал из ее пальцев свои грязные лохмотья и огрызнулся:

– А чего?! Женщина мне не помешает.

– Забирай, – неожиданно проявил щедрость Аррелий. – И больше ни слова, пока я не передумал.

Схватив веревку, Гишер заставил Самилу подняться и повлек ее за собой.

* * *

Старая кобыла остановилась сама, без приказа. Опустив голову, она обнюхала ближайшие камни под копытами. Тангендерг поднял взгляд на дальнюю вершину горного пика, вздымавшегося к облакам.

– Зачем тебе это? – прозвучал ровный спокойный голос.

Тангендерг никак не отреагировал, он уже заметил то, что наверняка ускользнуло бы от внимания многих на его месте. Чуть поодаль на скальном выступе примостился человек, его фигура, полностью скрытая плащом, была практически незаметна.

– Что влечет тебя к нему? – снова спросил незнакомец.

– Я дал слово, – произнес Тангендерг.

– Слово – это всего лишь слово. Пустой звук, сотрясание воздуха, смысла в нем ровно столько, сколько вкладывает тот, кто его произносит. Что даст тебе смерть ведущего Тень? Удовлетворение, спокойствие? Что?

Тангендерг отозвался не сразу, словно задумался. Наконец, он пожал плечами и ответил:

– Ничего.

– А что даст другим твоя смерть?

И снова Тангендерг не спешил с ответом. Его ничего не выражающий взгляд скользил по далеким горным вершинам, он даже ни разу не взглянул на незнакомца. Впрочем, тому и не требовался ответ.

– Кое-кого твоя гибель несомненно обрадует, – продолжал он. – Но не всех. Ты утратил свою свободу, бродяга, твоя душа уже не так пуста, как бы тебе того хотелось. Тебе нечего делать на Амунхире.

Тангендерг, наконец, перевел взгляд на странного собеседника и произнес:

– Куда мне идти и что делать, я решаю сам.

– Пытаешься бросить мне вызов? – насмешливо поинтересовался незнакомец. – Меня бы это не удивило. Ты хотя бы представляешь, кто перед тобой?

– Догадываюсь, – процедил Тангендерг.

Незнакомец поднялся на ноги. Голос его зазвучал грозно, словно раскаты грома:

– Тень падет, но не от твоего меча и не при твоей жизни. Это предрешено, и не тебе менять ход событий. Весь мир открыт тебе, живи своей жизнью, Тангендерг, сын Ранды из Талбота.

Черный плащ распахнулся, обнажив пустоту, и взметнулся в небо стаей воронов.

* * *

Приставив ладонь козырьком к глазам, Далман бросил взгляд вдаль, где построилась немногочисленная дружина князя Литария. Чуть поодаль от войска правителя Хорума встал полутысячный отряд наемников во главе с Кетанносом, бывшим ногарским капитаном.

Далман тяжело вздохнул. Еще весной этот самый Кетаннос под хишимерским знаменем пытался взять штурмом Хорум, и под его началом против арамейцев бились многие из тех, кто сейчас стоит за ним. После разгрома хишимерского войска ногарец, ставший главой наемной армии, переманил на службу Арамее многих воинов, разочаровавшихся в царе Орангере. Вся эта наемная свора ныне объявлена защитниками империи, царица увеличила налоги, дабы содержать новую армию, что тяжким бременем легло на крестьян, в том числе и на Далмана с односельчанами.

В центральных провинциях простому люду, может, пришлось и полегче, а здесь, на пограничье, где все сожжено и разграблено выжить стало трудно. Оставляя родные места, односельчане Далмана сами сожгли свои дома, а все, что не смогли забрать с собой, отдали в казну князя, надеясь на скорую победу Арамеи. Империя победила, однако жизнь легче не стала. Крестьяне вернулись на пепелище без ничего, вот уже полгода жили в землянках и постоянно оставались должны арамейским правителям.

Взгляд Далмана скользнул дальше, к колесницам гипитов. Все лето шатры кочевников простояли близ Хорума. Надо отдать им должное, гипиты с честью выполнили взятое на себя обязательство оберегать пограничье, и местное население не притесняли. Но жизнь все равно тяжела…

Вместе с Далманом собрались и односельчане, подошли также жители окрестных поселений. Все ожидали появления императора. Арамейское войско возвращалось из дальнего похода.

Жена дернула Далмана за рукав:

– Может, поговоришь с ним?

Она кивком указала в сторону дружины правителя Хорума.

Далман снова вздохнул:

– А толку-то. Разговаривали уже.

– Вы ведь сражались вместе с нашим князем, ты знаешь его дочь, – не унималась жена. – Скажи ему, что люди голодают.

– А то он не знает, – горько усмехнулся Далман. – Прошлой осенью к нему тоже ходили просители, искали защиты от хишимерцев, их прогнали пинками. Для арамейских князей мы никто. О своих людях они вспоминают, только когда им нужны воины или когда собирают налоги.

– Дети голодают, – вздохнула жена.

Далман взглянул на трех своих сыновей. Дети и в самом деле отощали до невозможности за последние полгода. Впрочем, голодали все жители пограничья, лишения никого не обошли стороной.

Народ зашевелился, люди зашептались, подталкивая друг друга. Вдали показалась колонна всадников под алым знаменем Арамейской империи.

В безветренном воздухе знамя поникло на древке, такими же поникшими выглядели и воины. Потухшие взгляды бойцов не оживляла даже радость возвращения домой и предвкушение скорой встречи с близкими. Слишком тяжелым выдался поход и слишком дорогую цену пришлось заплатить за победу. К Маграхиру с императором отправились более двадцати тысяч воинов, назад же вернулось меньше половины. Многие получили увечья в битве и навсегда остались калеками, они ковыляли в самом хвосте колонны, иных несли на носилках товарищи.

За бойцами шли несколько сотен женщин и детей, плененных в подгорных степях. Они были еще более подавлены, чем сами арамейцы и пугливо озирались по сторонам. Если воины хотябы возвращались домой, пленным была уготована участь рабов. Обратная дорога через леса оказалась ничуть не легче для всей армии, многие пленники умерли в пути, не выдержав тягот. Пал и почти весь скот, захваченный в разгромленном стане Тени, до арамейской земли добралось лишь скромное стадо, подгоняемое погонщиками в самом хвосте колонны.

Оставив свои отряды, Литарий и Кетаннос выехали навстречу императору. Рисстаний с немногочисленной свитой поравнялись с встречающими их полководцами. Повинуясь приказу князя Аррелия, колонна воинов продолжила свой путь, не останавливаясь.

– Капитан Кетаннос, – произнес молодой император, смерив ногарца взглядом. – Не ожидал, что царица сможет убедить тебя служить Арамее.

– Пять тысяч отборных воинов готовы исполнить любой твой приказ, – сухо ответил Кетаннос. – Они ожидают твоего прибытия в столице. Царица также ждет тебя.

Рисстаний кивнул и перевел взгляд на Литария.

– Хорум готов принять твое войско на постой, – сообщил князь.

– Мы задержимся ненадолго, – ответил Рисстаний. – Воинам нужен отдых. Утром отправимся дальше.

– Вижу, поход был тяжелым, – заметил князь Литарий, скользнув взглядом по усталым потемневшим лицам проходивших мимо воинов. – Я не вижу среди вас нашего верховного жреца.

– Уже многих нет среди нас, – вздохнул император. – Многие славные воины пали в битве, многие князья полегли. Твой сын сражался достойно, – Рисстаний кивком указал на молодого княжича, – Твой зять, к сожалению, погиб. Но Аммат просто покинул нас, свои полномочия он передал Демилию. Отныне он верховный жрец Дромидиона.

– Достойный выбор, – одобрил Литарий.

Он оглянулся на толпу местных жителей:

– Что-нибудь скажешь людям, повелитель?

Рисстаний взглянул на Аррелия:

– Я должен что-то им говорить?

– Правителю приходится разговаривать с народом, – ответил Аррелий.

– Простым людям сейчас приходится тяжело, – добавил Литарий. – Лучше их успокоить, пока не возникло недовольство.

– Мы найдем, чем успокоить недовольных, – сурово произнес Аррелий.

– Не горячись, князь, – осадил его Рисстаний. – Пока еще я император Арамеи, и не все твои методы я одобряю.

– Тогда скажи этим простолюдинам то, что они хотят услышать.

В сопровождении свиты император приблизился к крестьянам. Те склонили головы перед своим повелителем.

– Война закончена, – объявил крестьянам Рисстаний. – Вам более нечего опасаться. Никакой враг не придет на земли Арамеи.

– Значит, теперь налоги снизятся? – послышался в ответ женский голос. – Мне уже нечем кормить детей.

Крестьяне робкими возгласами поддержали говорившую. Князь Аррелий нахмурился.

Покосившись на жену, Далман вышел вперед.

– Прошу простить, мой повелитель, – произнес он, поклонившись. – Но в наших землях действительно стало голодно. Нынешний урожай совсем скуден, а налоги слишком высоки. Мы надеемся, что наш император поможет своим подданным выжить.

Император взглянул на Аррелия.

– Налоги необходимы, чтобы содержать армию, которая вас защищает, – громко сказал князь. – Вы должны понимать, это необходимая мера. Думаю, свобода от врагов вполне стоит лишнего мешка зерна.

– Людям скоро нечего будет есть, – помрачнел Далман. – Если все помрем с голоду, свобода нам уже будет ни к чему.

– Я распоряжусь, чтобы ваш князь решил эту проблему, – пообещал император и развернул гиппариона, желая поскорее окончить неприятный для него разговор.

Следуя за императором, Аррелий чуть придержал своего гиппариона и тихо процедил Атрию:

– Этот крестьянин слишком дерзко разговаривал с императором. Проследи, чтобы он получил по заслугам.

– Он получит то, что заслужил, – заверил князя молодой воин.

Тем же вечером княжич в главе небольшого отряда ворвался в селение. Воины выволокли Далмана из землянки и опрокинули на землю, засвистели плети, вспарывая рубаху на спине крестьянина.

– Довольно, – остановил своих воинов Атрий, когда лоскуты рубахи Далмана покраснели от крови.

Оглянувшись на опасливо жавшихся неподалеку односельчан Далмана, он громко объявил:

– Уклонение от налогов – это мятеж, а мятеж всегда будет наказан! Не забывайте об этом!

Он наступил на ладонь Далмана, прижав ее к земле, нагнулся и сорвал серебряное кольцо с его мизинца:

– Пойдет в дополнительную уплату.

Вскочив в седла, арамейские воины умчались прочь. Жена помогла Далману приподняться. Подбежавший к отцу младший сынишка участливо спросил:

– Тебе очень больно?

Крестьянин горько усмехнулся:

– Вот такая она, наша свобода, сынок.

* * *

Поправляя охапку соломы на крыше, Гишер отдернул руку и выругался. Засунув палец в рот, он принялся зубами выгрызать занозу.

– Ты скоро?! – окликнула его снизу Коринта.

– Я не крестьянин, – огрызнулся бывший жрец.

– Но ты же мужчина. Не мне ведь лезть на крышу.

– Достойная отговорка, – проворчал Гишер.

Взглянув вниз, он сердито прикрикнул:

– Ты еще похихикай!

Окрик относился к Самиле, возвращавшейся от ручья с корзиной белья. Девушка и не думала хихикать, но беззлобное ворчание хишимерца и его постоянные препирательства с Коринтой всегда вызывали у нее улыбку.

Вот уже три месяца как они втроем обосновались на заброшенном клочке земли среди равнин, где некогда правил грозный царь Локарон. Девушки восстанавливали сад и вели хозяйство, бывшему жрецу волей-неволей приходилось заниматься строительством.

С падением власти демонического правителя на равнины пришло спокойствие, жители селений, уцелевшие после столкновения Тени и царя Локарона, основали вольные общины. В одной из общин нашел себе новый дом и Аммат. Служитель Дромидиона сразу заслужил уважение местных жителей, к нему тянулись за советом и словом ободрения со всех окрестностей. Он не проповедовал учение Дромидиона, но его отношение к жизни и людям находило отклик в сердцах пахарей, еще совсем недавно живших в постоянном страхе перед своим грозным жестоким правителем. Понемногу налаживалась новая мирная жизнь, а обширные пустоши, что отделяли равнину от прочих земель, позволяли ее жителям надеяться избежать вражеского вторжения.

Вся прошлая жизнь теперь казалась Самиле далеким сном: Хингара с ее суровыми устоями, поход Тени к полночным горам, кровавые сражения, арамейский плен… Захир. Образы прошлого постепенно тускнели в памяти. Хингарка еще плохо понимала речь своих новых товарищей, но среди них она не чувствовала себя рабыней. Получивший девушку в дар от арамейского князя хишимерец не удерживал ее, но Самила и сама не думала уходить. Впрочем, ей и некуда было идти. Отныне этот клочок земли и эти два человека стали ее мирком, ее убежищем от всех невзгод.

Оглядевшись сверху по сторонам, Гишер ухмыльнулся:

– Ну надо же! Да у нас гость!

Он кивнул на дорогу. Взглянув в указанном направлении, Коринта замерла. На обочине дороги стояла знакомая старая лошадь без упряжи, на крупе которой восседал светловолосый человек в облезлой волчьей безрукавке. Некоторое время девушка просто стояла и смотрела на него, затем шагнула навстречу.

– Я не думала, что снова увижу тебя, – тихо произнесла Коринта, приблизившись.

– Мне проехать мимо? – спросил Тангендерг.

– Разве ты уже закончил все свои дела? – вопросом отозвалась девушка.

Каданг ответил не сразу. Чуть помедлив, он произнес:

– Я не поднялся на Амунхир.

– Почему?

Тангендерг пожал плечами:

– Хорруг прославился тем, что никогда не отступал от данного им слова. Я решил, что ни к чему мне быть похожим на него абсолютно во всем.

Чуть склонив голову в сторону, Коринта прищурилась:

– Ты надолго?

– Пока не прогонишь.

Коринта улыбнулась:

– Тогда слезай.

Тангендерг спустился с лошади. Коринта обняла его, прижалась щекой к груди каданга и прошептала:

– Я скучала по твоей лошади.

– Она тоже скучала по тебе, – тихо произнес Тангендерг.

Старая кобыла ничем не подтвердила слова своего хозяина, привычно склонившись мордой к самой земле.

Гишер, усевшись на верхней ступеньке лестницы, снова ухмыльнулся и спросил:

– Бродяга, ты умеешь чинить крышу? От баб никакого проку.

– Называй меня Тангендерг, – ответил каданг. – Это мое имя.

* * *

Стоя у самых перил дворцовой террасы, князь Торроний смотрел на город. Возведенное на месте разрушенного дворца ногарских императоров новое сооружение во многом уступало цитадели бывших правителей побережья. Дворцовая площадь сократилась в размерах так же, как и сам дворец, уступив значительную свою часть жилым кварталам и рынку. С высоты террасы князь видел обычную житейскую суету горожан.

Послышались легкие шаги, рядом встал Демилий.

– Они словно и не заметили никакой войны, – произнес Торроний, по-прежнему глядя на горожан.

– Аммат говорил, что в этом наша заслуга, – ответил Демилий. – Наши усилия смогли отвести угрозу от основной части арамейских земель.

– А как думаешь ты, сын? Считаешь, мы поступили правильно?

Демилий коснулся плеча князя:

– В чем твои сомнения, отец?

Торроний склонил голову:

– Аррелий убежден, что все случившееся нам на пользу. Но князья ропщут, воины, вернувшиеся из похода, обескуражены. Аммат прав, слишком много жизней потеряно. Простые люди не понимают, для чего нужен был этот поход. Когда армия сражалась за Хорум, все было просто и понятно. Но дальний поход в чужие земли, кровопролитная битва и сомнительная победа… Конечно, мы должны были остановить Тень, пока она не пришла на наши земли еще более могучей силой, но арамейским воинам непонятно, за что они сражались, они перестают доверять нашему императору.

– Аррелий вернет их доверие, – заверил отца Демилий. – И лишит князей их влияния. Он многому научился у своей жены.

Торроний усмехнулся:

– С этим не поспоришь. Но что будет с Арамеей? Во что превратится эта страна? Аммат не раз говорил, что мы унаследовали эту землю от Ногарской империи. Мне порой кажется, что мы унаследовали и ее устои, хоть и пытались построить новую жизнь. Простой народ давят огромными налогами, появилась наемная армия, на эту землю вновь возвращается рабство, а в окружении императора плетутся интриги. Не потому ли Аммат и покинул нас? Это точно не то будущее, к которому он вывел нас с Хорругом из полночных лесов.

Он поднял взгляд на жреца:

– Что думаешь ты, сын мой? Нужен ли нам был этот поход? Какие изменения теперь уготованы Арамее?

– Поздно предаваться сомнениям, отец. Дело сделано.

– И чем же мы лучше ногарцев? – задумчиво пробормотал Торроний. – Получается, мы заняли их место, сами стали поработителями.

– Жизнь меняется, – ответил Демилий. – Меняются и люди. Арамея стала слишком большой страной, арамейцы не могут оставаться теми же, кем были в своих лесах, приходится меняться.

– Да, мы меняемся, – согласился Торроний. – Но в лучшую ли сторону? Родовые устои рушатся, братские узы ослабевают, арамейцы уже не те, равнина поглотила нас. Мы влились в большой мир и потеряли самих себя. Молодые принимают все как должное, такие, как Аррелий, приспосабливаются к новой жизни, а я… Мне тяжело, я отлично понимаю, что чувствовал Аммат, когда покидал нас.

Некоторое время оба молчали, глядя на фасады городских зданий, примыкавших к дворцовой площади. Торроний первым нарушил молчание. Снова взглянув на сына, он произнес:

– Аммат как-то упоминал о пророчестве, что конец Тени положит восход полночной звезды.

– Я тоже это слышал, – кивнул Демилий.

– Там, за Рубиданом, среди людей, обитающих в полночных землях, я видел символ. Ты тоже там был и наверняка это видел. Его носят вожди рубийских племен, он выжжен у них на груди. Восьмиконечная звезда. Означает ли это?..

Демилий пожал плечами:

– Кто знает?..

* * *

Окутанная малиновым туманом лодка уткнулась носом в скалу. Последний ногарский маг ступил на камни и приблизился к фигуре, закутанной в плотный черный плащ.

– Владыка доволен? – осторожно спросил Ксальмоннатос.

– Все было так предсказуемо, – глухо прозвучало в ответ из-под капюшона. – И потому скучно.

– Я провинился перед владыкой? – еще более осторожно осведомился маг.

– В таком случае ты не стоял бы сейчас здесь и никакое облако не удержало бы твой замок. Как бы то ни было, люди еще не утратили веру в главенство Маграхира. Хотя, их вера довольно странная. Они свято веруют в мощь Маграхира, но сомневаются в его способности защитить себя самостоятельно. Сомневаются настолько, что готовы положить тысячи жизней, лишь бы не уступить его силу своим противникам.

Владыка Маграхира поднялся с каменного выступа, на котором сидел, подошел к самому краю скалы.

– Тень нашла себе новое убежище, теперь на Амунхире, – он указал на далекий горный пик. – Там она и останется до поры, до времени.

– Больше не будет никаких столкновений? – снова спросил Ксальмоннатос.

– Лишний вопрос от смертного, которому дан дар видеть будущее.

– Воля владыки изменять будущее по своему усмотрению, – позволил себе не согласиться ногарский маг.

– Это так, – кивнул владыка Маграхира. – Но мы оба знаем, что как бы ни изменялось будущее, столкновения будут всегда. Такова суть человечества, его природа. Всегда будут зависть, алчность, вражда, войны. Бельфеддор многими уже забыт как бог, но то, что он дал людям, осталось и никогда не исчезнет. Люди всегда будут стремиться поделить мир по-новому, каждый раз искренне надеясь, что очередное кровопролитие было последним и исключительно во имя справедливости. Что касается Тени, она утратила свое влияние. Смертный, освободивший тварей Аддата, растерял всю свою силу, в его распоряжении остался лишь один паук. Даже Сердце Мира не вернет ему былую мощь. Отныне Тень останется лишь пугалом для местных горцев. Но и в таком виде она не просуществует вечно.

– До восхода полночной звезды?

– Именно так.

15.08.2015. Пермь-Кунгур-Пермь.

Примечания

1

Север, Юг – имеется в виду как часть света

(обратно)

2

гиппарион – древнее животное, предок современной лошади.

(обратно)

3

полночь – север, полдень – юг, восход – восток, закат – запад.

(обратно)

4

гарда – перекрестье меча.

(обратно)

5

пебротерий – древнее животное, предок современного верблюда.

(обратно)

6

гухаур – абсолютно выдуманное животное

(обратно)

7

махайродус – саблезубый тигр

(обратно)

8

земляное масло – одно из старинных названий нефти

(обратно)

Оглавление

Часть первая Тень паука

Часть вторая Власть императора Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg